Литагент «РИПОЛ»15e304c3-8310-102d-9ab1-2309c0a91052 Сказки для Саши РИПОЛ классик М. 2008 978-5-386-00891-8

Розовский Марк Григорьевич

Сказки для Саши

Новые сказки нового времени

ОТ АВТОРА

У меня есть дочка. Её зовут Саша. Она – ещё маленькая, и когда ложится спать, всегда просит рассказать сказку. А мне стыдно, рассказать-то нечего, я уже большой, и все сказки, которые знал раньше, позабыл. Что делать?

И вот, стал я придумывать сказки сам. Специально для Саши. Они, сказки эти, может быть и не такие хорошие, как те, которые я раньше знал, да позабыл.

Но Сашеньке они нравились – она всегда после них быстро засыпала.

И я подумал: а может, и другим ребятам стоит их рассказать… Чтоб лучше спали.

Итак, рассказываю…

ПРО ОСЛИКА

Прошла гроза. Молния ударила в мост над рекой, и мост развалился.

Ослик расстроился. Ему надо было перенести поклажу на другой берег, а как же это сделать теперь?..

Вдруг Солнышко выглянуло из-за тучки, и над рекой по всему небу засияла радуга.

Ослик подумал:

– А что, если я перейду на другой берег по этой радуге?

Солнышко догадалось об этих мыслях Ослика, и говорит:

– Иди, иди… только помни: радуга не вечная. Через какое-то время она исчезнет, и ты можешь упасть в реку.

Но Ослик был очень упрямый. Он не послушался предупреждения Солнышка и быстро-быстро пошёл вверх по радуге.

Вот идёт он себе и думает:

– И зачем я только пошёл?.. Сейчас радуга растает, и я рухну в воду.

Солнышко догадалось об этих мыслях Ослика и говорит:

– Но ты же смелый Ослик… Ты решил рискнуть, а риск – благородное дело…

Идёт Ослик по радуге, торопится, а поклажа тяжёлая, Ослику нести её уже невмоготу.

Тут Ослик подумал:

– А что, если я часть поклажи сейчас скину вниз? Мне станет легче, я пойду быстрее, и радуга не успеет исчезнуть…

Солнышко опять догадалось об этих мыслях Ослика и снова говорит:

– Послушай, Ослик… если уж ты взвалил на себя эту ношу, значит, должен доказать всем и себе тоже, какой ты сильный… А иначе зачем было идти?..

А Ослик, тем временем, уже забрался на самую высокую точку радуги, и теперь ему предстоял не менее тяжёлый спуск.

Ослик поразмыслил:

– Что, если я вернусь?.. Спускаться-то ведь ещё страшнее, чем подыматься…

Солнышко ему в ответ:

– Вот чудак!.. Ведь если ты вернёшься с полпути, тебе придётся так же спускаться, как и сейчас.

– Вовсе не так же! – подумал Ослик. – С этой стороны спуск намного круче… Моя голова находится гораздо ниже моего хвоста.

А Солнышко подбадривает:

– Держись, сколько можешь… Терпи… Когда достигнешь берега, твоя голова снова станет выше всех остальных частей твоего тела!..

Как вдруг в это время радуга начала таять!

Ножки Ослика стали проваливаться в пустоту. Он потерял равновесие и закричал:

– Ой, я падаю… Падаю!.. Па-а…

В следующий миг Ослик покатился по радуге, словно в пропасть, и – р-раз! – очутился на другом берегу. Поклажа кувыркалась вслед за ним и больно ударила его по башке.

Ослик открыл глаза и чуть не ослеп.

Солнышко приблизилось к нему совсем близко и засмеялось:

– Ну вот… Ты – герой!.. Ты самый бравый Ослик на свете… Ты прошёл по радуге!..

Ослик от радости быстро-быстро заморгал своими длинными ресницами.

– Но ведь моего подвига никто не видел! – подумал он.

Но Солнышко догадалось и об этих мыслях Ослика. И говорит:

– Я следило за тобой на всем пути. Это я держало радугу, сколько могло.

– Спасибо, Солнце! – сказал Ослик, взгромоздил на себя поклажу и пошёл дальше.

ПРО МАЛЬЧИКА, КОТОРЫЙ ЛЮБИЛ

ПЛЕВАТЬ С БАЛКОНЧИКА

Один мальчик любил плевать с балкончика.

Мы его спрашиваем:

– Ты зачем это делаешь?

Он отвечает:

– Хочется.

Мы опять его спрашиваем:

– Ты что, дурачок?

Он говорит:

– Нет, я и сам понимаю, что делаю нехорошо, но не могу удержаться. Как выйду на балкончик, так сразу плюю. Вот и сейчас – смотрите! Какая шляпа идёт… Ну, как я могу этого не сделать?..

И с этими словами мальчик перевесился через перила и смачно плюнул на шляпу. Затем объяснил свой поступок.

– Конечно, со стороны кажется, что я поступил нехорошо, даже низко… Но разве может что-то сравниться с тем поистине огромным удовольствием, которое я получаю от каждого попадания… Попробуйте-ка и вы плюнуть!.. Уверяю вас – в случае точного попадания на голову прохожего вы испытаете форменное блаженство. Это удовольствие увеличится примерно вдвое, если прохожий будет идти по улице с непокрытой головой. Но в сто раз оно будет больше, если непокрытая голова окажется лысиной. В этом случае считайте, что вам просто повезло, и плюйте с особым старанием – это, в конце концов, и есть огромное человеческое счастье!.. Да, счастье, которое ни с чем не сравнимо, ни на что не похоже!..

Выслушав внимательно плюющего мальчика, мы, признаться, подивились его уму и развитию не по годам.

– А как количество оплёванных тобой людей влияет на твоё настроение, мальчик?

– Никак не влияет, – был ответ. – Ведь дело не в количестве, а в качестве. Если ты попадаешь в центр лысины, то есть в макушку, это одно, а если не в центр – это совсем другое. К тому же, многие из проходящих под моим балконом лиц имеют не одну, а две и даже три макушки… Это осложняет задачу. Но, с другой стороны, заставляет плевать чаще, используя всё свое мастерство. Вообще, должен сказать, что если в плевок вкладываешь душу, он у тебя получается красивый, я бы сказал, изящный… Траектория полёта должна быть выверенной до миллиметра… А если нет души, нет ни красоты, ни точности…

– И последний вопрос: кем ты будешь, мальчик, когда вырастешь?..

– Разумеется, я буду работать на телевидении. Впрочем, я ещё не принял окончательного решения…

Признаться, нас почему-то обрадовало это заявление.

ДВЕ ДЕРЕВНИ

Жили по соседству две деревни. Но жили они по-разному.

Когда одна деревня плакала, другая смеялась.

Когда одна пела, другая молчала.

Когда одна спала, другая работала.

И вот, настало вдруг время, когда одна деревня не выдержала и пошла на другую с кулаками. А другой – что делать?.. Ей впервые, можно сказать, пришлось делать то же самое. С кулаками пойти на свою соседку.

Вот идут они деревня на деревню и думают, как бы победить друг друга в этой борьбе.

Да только двух победителей в драке не бывает. Дали волю кулакам, и вот что в результате получилось. Теперь…

Когда одна деревня плакала, другая смеялась.

Когда одна деревня пела, другая молчала.

Когда одна спала, другая работала.

Вот и деритесь после этого…

ДЕДУШКА ТРАМВАЙ

Жил да был старый Трамвай. Все, кто в нём ездили, очень любили его и прозвали «Дедушка Трамвай».

У Дедушки Трамвая были внучата – весёлые трамвайчики. Когда Дедушка Трамвай выходил на линию, внучата гурьбой бежали рядом. И было забавно смотреть, как Дедушка плавно плывёт по рельсам, а весёлые трамвайчики прыгают по кочкам и галдят.

Но однажды случилось вот что. Дедушка Трамвай поехал по своему любимому маршруту, а весёлые трамвайчики то ли отстали, то ли загнули куда-то налево. А может и направо, кто знает… Дедушка Трамвай очень заволновался, стал звонить-трезвонить на весь город:

– Пропали мои внучата!.. Где вы, где, мои дорогие весёлые трамвайчики?

…Ни ответа, ни привета.

Дедушка Трамвай хотел было обратиться в милицию, но не сделал этого, потому что если он чего-то и боялся в жизни больше всего, то как раз милиции и милиционеров. Потому что он знал, да и все знают – когда милиция останавливает трамвай, это значит, что на улице случилось несчастье.

Совсем было расстроился Дедушка Трамвай – сойти с рельсов и пойти на поиски он не мог по техническим причинам, а звонить и звонить без толку – зачем, только спящих людей разбудишь?.. Но всё ж в последний раз звякнул:

– Ау, трамвайчики?! Дз-зз-зззинь!..

Не отзываются. Перестал звонить.

У Дедушки Трамвая слёзы выступили на фарах и потекли по бороде. Неужели теперь придётся в одиночку жить и помирать? Без внучат – разве это жизнь?.. И-эх!

Заскрежетал колёсами. Захотел упасть и не вставать больше на линию никогда в жизни.

А весёлые трамвайчики тем временем гуляли по ночному городу, да так загуляли, что – заблудились… Они же были совсем маленькие, почти игрушечные, некоторые даже говорить как следует не умели… Тарахтеть могут, а спросить «куда идти?» и «где наш дом?» – им не по уму, не по развитию…

Всю ночь они бродили-бродили, а потом устали и легли вповалку около какой-то помойки. Очень при этом замёрзли и грелись, бедняжки, прижавшись своими телами друг к другу.

На рассвете пришёл на помойку мусорщик – убирать хлам, видит маленьких деток, попавших в беду, и давай их спасать.

Погрузил их всех в свой грузовик, одного – самого замёрзшего – в тёплую кабину и привёз в трамвайное депо. Спас!

Здесь и встретились малыши со своим Дедушкой.

Обрадовался Дедушка Трамвай, сказал мусорщику «спасибо» вслух, а про себя подумал:

– Что бы мы, трамваи, без вас, без людей, делали!

А маленькие трамвайчики выросли и теперь самостоятельно бегают только по рельсам.

Как большие.

Как Дедушка Трамвай.

ХВОСТИКИ

Это случилось недавно, но могло случиться и давно. Впрочем, было бы лучше, если бы совсем не случилось.

Мама купала своего сыночка (не буду называть его имя) в ванне и вдруг…

– Ой, что это у тебя? – спросила она.

– Это хвостик, – ответил сын.

– И давно он у тебя вырос?

– Сегодня. Из школы принёс.

– Интересно, – сказала мама, а про себя подумала: какой кошмар!

На следующий день мама повела мальчика к врачу, тот долго рассматривал хвостик, потом растерянно пожал плечами:

– Первый случай в моей практике. Надо показать профессору.

Профессор собрал консилиум, который вынес научное заключение:

– Хвост неизвестного происхождения. Необходима срочная операция.

Сделали операцию по удалению хвостика, которая, по общему мнению, прошла удачно. Как вдруг хвостик вырос снова – и на том же самом месте. Точно такой же – маленький, розовенький, в общем-то, вполне симпатичный. Был бы он не у мальчика, а у поросёнка – никто бы и не возражал.

Обратились за консультацией к Академику. Тот даже не стал осматривать мальчика, вместо этого попросил все документы по истории болезни. Долго изучал бумаги, потом авторитетно объявил:

– Ничего нельзя сделать. Медицина тут бессильна.

Мальчик страдал. Мама страдала ещё больше.

Самое противное в этой истории было то, что никто не мог объяснить причину таинственного явления.

Вдруг выяснилось, что в этой же школе учится ещё один мальчик с хвостиком, только он это скрывал. Другой, третий…

Провели проверку – оказалось, что огромное количество детей имеют хвостики. И не только мальчики, но и девочки!..

– Эпидемия! – кричали врачи. – Неизлечимая зараза!.. Прямо не знаем, как с этим бороться.

Дальше – больше. Хвостики появились у взрослых. У некоторых взрослых это были даже не хвостики, а хвосты. А у отдельных лиц – хвостищи! У одного дяди он волочился по земле, оставляя след. Некоторые тёти научились хвостом вытирать посуду, подметать и вообще крутить им для красоты и оригинальности.

– Начало конца человечества, – так сказали философы.

– Жуть, – нашли литературное слово писатели, затем исправились – Трагедия.

И тут вдруг в одной газете появилось объявление:

Убираю хвостики

в один момент.

Звонить по телефону

00021

Всем показался странным этот телефон, и всё-таки тысячи людей стали по нему звонить. Да только не дозвонились, уже после второго нуля – гудочки, «занято» значит.

Стали выяснять, кто дал в газету объявление. Им оказался… индийский маг и волшебник Иван Семёныч Рыбкин, пенсионер. Всю жизнь он проработал мастером по ремонту водопровода, но когда вышел на пенсию у себя в ЖЭКе, увлёкся индийской йогой и медициной, организовал кружок, и вообще считается в своем дворе большим специалистом, поскольку имеет своё собственное мнение по всем вопросам.

– Иван Сёменыч, – обратились к нему люди с хвостиками. – Помоги!

– Пожалуйста, – говорит Иван Семёныч. – Только вы мне для этой цели дайте завтра городской стадион. Я вам там всё, что надо, сделаю. А дома я вас не могу принимать. Во-первых, у меня дома условий нет, живу один, бедно, со своим котом… Во-вторых, очереди, вероятно, будут. А я страсть как очереди ненавижу. Всю жисть в них простоял…

Послушали Ивана Семёныча городские власти и рискнули, дали ему на завтра городской стадион.

Собрались на нём все хвостатые. Все до одного.

Иван Сёменыч вышел на середину футбольного поля и говорит в микрофон:

– Ну-ка… пусть выйдет ко мне тот самый первый мальчик… ну, который с самым первым хвостом.

Мама подтолкнула мальчика, и тот вышел.

Иван Семёныч его спрашивает:

– Скажи, пожалуйста, мальчик… Ты в тот самый день… ну, когда это случилось… рыбок своих кормил?

Мальчик задумался и стал вспоминать:

– Нет, – говорит, – в тот день я в школу опаздывал и забыл своих рыбок покормить. Они у меня в тот день подохли, и мама вылила воду из аквариума.

– Вот поэтому у тебя и вырос хвостик.

Стадион зашумел. Ведь далеко не у всех людей, которые имели хвостики, имелись дома рыбки.

– Я вам щас всё объясню, по порядку, – говорит Иван Семёныч. – Дело в том, что этот мальчик наказан за то, что должен был сделать, но не сделал. И вы все наказаны. Пожалуйста, вспомните каждый про свой грех, и у вас тотчас пропадёт хвостик.

– А я вспомнил! Я вспомнил! – закричал тут же мальчик.

– Молодец, – похвалил его Иван Семёныч. – У тебя уже нет хвостика. Проверь.

Мальчик засмущался – всё-таки на стадионе в центре футбольного поля стоит, согласитесь, неудобно как-то здесь проверять, есть у тебя хвостик или нет.

Но стадион стал скандировать:

– Про-верь! Про-верь!

Тут мама от волнения не выдержала и выбежала на гаревую дорожку:

– Проверь, сынок! Это твой последний шанс!

Мальчик проверил.

– Действительно, – говорит, – нету хвостика!

Тут весь стадион взревел, как будто в этот момент гол забили. Многие повскакали со своих мест, стали обниматься друг с другом.

А про Ивана Семёныча на минутку даже забыли. А он воспользовался этой минуткой и исчез… На стадионе народу много – вот он и пропал, растворился в толпе.

Обратились опять к Академику, спрашивают, что он по этому поводу думает.

Академик напряг весь свой мощный ум:

– Я, – говорит, – думаю, что этот Иван Семёныч Рыбкин – просто авантюрист, обыкновенный жулик. С точки зрения большой науки – это бред, потому что такого просто не может быть. Ну, скажите на милость, ну, при чём тут индийская медицина?

Все согласились с Академиком, ибо, конечно, он был прав с точки зрения большой науки. Но кто-то всё же сказал:

– Сами вы жулик!

Но его никто не услышал. К тому же у Академика, по слухам, был самый длинный хвост в Академии. И его боялись трогать. Махнёт хвостом – не обрадуешься. Зашибёт любого!

Кстати, о хвостах. У многих людей, которые вспомнили про свои грехи и обманы, хвостики исчезли. Но многие, у которых память отшибло, гуляют с хвостами и по сей день.

И им даже никакой Иван Семёныч уже не может помочь.

ЧЕРВЯЧОК ГОША

Один червячок по имени Гоша всю жизнь ползал голышом, не хотел одеваться.

Мама купила ему трусики, маечку, штанишки, чулочки и очень красивую зелёную шапочку – Гоша на всё это посмотрел и сказал:

– Нет, это не для меня.

– Почему?

– Я всё это не сумею надеть.

Мама улыбнулась и сказала:

– А я тебе помогу. На то я и мама, чтобы помогать своим детишкам-червячкам одеваться.

– Хорошо, – сказал Гоша. – Давай попробуем.

Стали они одеваться.

Для начала попробовали натянуть на Гошу трусики. Не вышло – червячок ведь не имеет ног, поэтому трусики пришлось отложить.

Надели маечку. Но она не держится. У червячков ведь нет плеч, у них, можно сказать, только одна сплошная шея.

Стали возиться с надеванием штанишек – то в одну штанину мама просунет Гошу, то в другую. А в обе – ну никак. Пришлось отказаться и от штанишек.

А вот с чулочками вышло неплохо поначалу. Гоша на себя сумел натянуть один, но встал тут же вопрос: а куда девать второй чулочек, не выбрасывать же… К тому же первый чулочек вскоре порвался – он Гоше был явно не по размеру, мал. Ведь чулочки предназначены для ноги, а у Гоши, кроме собственного тела, не было ничего.

И вот наступила очередь зелёной шапочки. Мама сначала примерила её на себя, посмотрела на своё отражение в капельке росы, как в зеркало, и как закричит:

– Ой, какая прелесть!.. Я буду это носить!

Гоша расстроился, он хотя и не хотел одеваться, но всё же, увидев как маме идет зелёная шапочка, сказал:

– Нет, я… Я!.. Дай мне. Это моё.

Тут мама поняла, что может обидеть Гошу, и сказала:

– Ну, хорошо. Раз ты капризничаешь и жадничаешь, пусть будет так, как ты хочешь. Носи на здоровье.

Гоша примерил зелёную шапочку, но тут ему стало грустно, потому что он увидел, как мама немного загрустила. Он понял, что быть капризным и жадным червячком – нехорошо.

И ему страшно захотелось сделать маме приятное.

– Мама! – закричал Гоша, предварительно, правда, вздохнув. – Возьми… Возьми мою шапочку. Ведь тебе она так идёт!

С тех пор и до сего времени Гоша ползает голышом, как, впрочем, и все червяки на свете.

И только Гошина мама красуется в зелёной шапочке.

ПРО МЫШОНКА МЫШУ

Один мышонок по имени Мыша решил, что он котёнок, по имени Барсик.

Вот пришёл он к своим маме и папе и говорит:

– Дорогие мои родители! Спасибо вам за всё, что вы для меня сделали, но я больше не хочу с вами жить. Я от вас решил уйти в другой мир.

– В какой же мир ты хочешь от нас уйти? – спрашивают потрясённые родители.

– В мир кошек и котов. Мне с ними интереснее.

– Послушай, Мыша, – говорит мама, – ты с ума, что ли, сошёл?! Не делай глупости. Потом пожалеешь, да поздно будет.

– Нет, – отвечает Мыша, – я твёрдо решил. И своего решения менять не собираюсь.

– Мыша, сыночек! – застонал папа. – Если ты это сделаешь, тебя съедят. А мы, твои родители, останемся на этой земле одни-одинёшеньки и будем без тебя страдать и плакать.

– А мне плевать! – сказал Мыша и юркнул в щель в направлении котов и кошек.

Вот приходит он к ним, а те как раз обедать садятся, молочко пьют, кашку разогревают.

– А это кто к нам ещё пожаловал? – спрашивает кот Кузьма, глава кошачьего семейства.

– Это я… Барсик! – пискнул Мыша.

– Какой же ты Барсик?! Мы всех Барсиков на свете знаем, а тебя видим в первый да и, пожалуй, в последний раз!

Тут Мыша очень испугался. Он испугался потому, что не понял, что ему сказали. То, что в «первый» раз – это он понял, но почему ему сказали «последний» – этого Мыша никак не мог понять. Задрожал он тут со страха и признался:

– Вообще-то я мышонок, и зовут меня Мыша, но я решил забыть своё имя, своих родителей и буду жить с вами, потому что мне с вами интереснее.

Расхохотались тут Кузьма и всё его многочисленное семейство.

– Ну, живи, – говорят, – живи, Барсик, если тебе так хочется.

– Хочется! Хочется! – запищал Мыша.

– Ладно. Сегодня пообедай с нами, а завтра на охоту пойдём.

– На какую охоту? – спрашивает Мыша, теперь уже не столько Мыша, сколько Барсик.

– Мышей ловить.

Тут наш Мыша вздрогнул.

– А можно я дома останусь? – робко попросил он.

А Кузьма:

– Не-ет, – говорит, – раз назвался Барсиком, придётся тебе – как и мы. Жить «по-котовски»…

И вот пошли они назавтра на охоту.

Долго охотились, однако Мыша никого не поймал.

– Да ты, сынок, я гляжу, совсем мышей не ловишь! – воскликнул Кузьма. – Придётся нам тебя съесть.

И цап Мышу в лапу. Тот как запищит:

– Мма-аа-ма!

И тут откуда ни возьмись – мама и папа Мышины появились.

Говорят:

– Кузьма! Не ешь, пожалуйста, нашего маленького и глупенького мышонка. Лучше вместо него кого-нибудь из нас слопай – хочешь папу, хочешь маму… а нашего Мышу, пожалуйста, отпусти.

Кузьма задумался, потом говорит:

– Знаете… не буду я сегодня никого из вас есть. Лучше останусь голодным и добрым, чем злым и нечестным. У меня самого котята. Да если бы кто-нибудь из них пришёл ко мне и сказал: я не котёнок, я мышонок, ухожу из родного дома, – я бы тоже так же, как вы переживал. В общем, я вас понимаю. И потому – идите с Богом.

Вот так прекрасно закончилась эта сказка.

По-сказочному.

Потому что Кузьма оказался добрым и порядочным домашним животным. Повезло, можно сказать, Мыше и его родителям. Ведь на месте Кузьмы мог оказаться какой-нибудь страшный хищник. И тогда…

– Простите меня, мама и папа! – заплакал Мыша. – Никогда больше не буду Барсиком. Никогда от вас не уйду. Мне с вами интереснее.

ГНОМИКИ

У одной девочки в кроватке завелись гномики. Обычно мама, укладывая дочку спать, не уходила до тех пор, пока девочка не закрывала глаза, – рассказывала ей сказку, пела колыбельные песенки.

А тут однажды она ушла пораньше, потому что в другой комнате её ждали гости. Она сказала:

– Доченька, сегодня ты должна заснуть сама… без моей помощи, хорошо?

– Хорошо, – сказала дочка.

И вот, когда мама потушила свет и девочка осталась в комнате одна, вдруг начало что-то происходить.

Сначала послышалось шуршание.

Потом заиграла тихая волшебная музыка. И они – вошли.

Девочка не испугалась. Наоборот, очень обрадовалась. Потому, что сразу поняла: это добрые ночные гномики. Целое семейство!

Они вышли строем – крохотные, весёлые, озорные… В старину про них сказали бы: «Шалуны»! А в наше время: «Мелкие хулиганы»! Они пели старинную песенку:

И действительно, они сразу пристроились к ногам девочки, которые она высунула из-под одеяла, и немедленно приступили к действиям, о которых пелось в песенке. Пришлось срочно спрятать пятки. Но гномики тут же переключились на другую работу:

И тотчас побежали по лицу девочки исполнять обещанное. Пришлось закрыть глазки. Но и тут гномики не успокоились.

Девочка сообразила, что сейчас, вот сейчас, целая орава гномиков бросится в её открытый рот, и тут же сомкнула губы.

«Какие вы хитрые! – подумала девочка. – Если за вами не смотреть, сразу станет неинтересно засыпать без мамы».

Но тут мама словно почувствовала, что дочка о ней вспомнила. Она приоткрыла тихонько дверь в полутёмную комнату и шепотком спросила:

– Доченька, ты спишь?

Девочка не спала, однако сделала вид, будто спит. Ей, конечно, не хотелось обманывать маму, но в то же время не хотелось и того, чтобы гномики исчезли.

Мама поверила, что её дочка спит, и удовлетворённо прикрыла дверь.

– Гномики, вы где? – тихонько позвала девочка.

Но ей никто не ответил.

Потому что в следующую минуту она уже заснула крепким-крепким сном. И теперь можно было что хочешь делать – даже пятки ей щекотать – до самого утра девочка не проснулась. Вот почему притаившиеся гномики спели на прощание песенку:

И скрылись.

Не беда. С той поры девочка очень подружилась с добрыми ночными гномиками. Они приходили к ней не раз, не два… и всегда выполняли обещанное.

В отличие от многих людей, гномики о чём поют, то и делают.

НАУКА

У известного профессора Хлора была жена, которую все звали Хлорка.

Профессор Хлор очень много работал в области химии, а Хлорка никогда нигде не работала – ни в какой области.

Однажды Хлор пришёл домой из своей лаборатории и сообщил жене, что сделал великое Открытие.

Хлорка обрадовалась и говорит:

– А сколько ты за него получишь?

– Я получу за него очень много неприятностей, – отвечает ей профессор.

– А денег… денег?

– Денег нисколько. Никто мне за это открытие не заплатит.

– Значит, что? – спрашивает Хлорка. – Одни неприятности?

– Да, – говорит профессор, – выходит так.

Хлорка промолчала, а сама той же ночью тайно пробралась в лабораторию своего мужа и увидела там много-много приготовленных к опыту пробирок.

Она решила про себя, что должна помешать Открытию.

Для этого содержимое одной пробирки вылила в другую пробирку, а содержимое другой пробирки смешала с содержанием третьей.

В общем, такую свою химию развела, что никакому профессору не снилось.

Наутро Хлор пришёл в свою лабораторию делать свой очередной опыт.

Только он подошёл к одной маленькой пробирочке – из неё огонь ка-аак полыхнёт да каа-аа-ак жахнет! Взрыв, одним словом!

Профессор, обожжённый, с оторванным от халата рукавом, был доставлен в больницу, где ему была сделана, к несчастью, неудачная операция: оторванный рукав пришили прямо к неоторванной руке.

Еле вылечился. А Хлорка тут как тут, у постели больного мужа. А он всё стерпел и ласково смотрит ей в глаза:

– Я же тебе говорил, Хлорка, от этого открытия – одни неприятности!

А Хлорка кивает:

– Да, – говорит, – это тебе теперь – наука!

ПРО БОЕГОЛОВКУ

Однажды мне сказали:

– Ты – мастер слова. Скажи что-нибудь смешное.

Я сказал:

– Боеголовка.

Все засмеялись, но воскликнули:

– Мы не поняли твоего юмора.

– Я сам не понимаю, почему это слово всегда вызывает у меня улыбку. Всякий раз, когда я слышу «боеголовка», мне становится смешно.

– Но ведь есть же, наверное, причина?.. Ты же знаешь эту поговорку: «Смех без причины – признак…» Как-то не хочется о тебе плохо думать!..

– Спасибо. Но слово «боеголовка» у меня почему-то всегда вызывает смех, а если много «боеголовок» – хохот.

– Ну, это ты загнул. И одна, и много «боеголовок» – это скорее грустно.

– Согласен, – сказал я. – Но ничего не могу с собой поделать. Смеюсь.

Придя домой я задумался: может, я чего-то не знаю?.. Может, действительно, «боеголовка» – это не смешно.

Тут по телевизору выступает какой-то генерал.

И говорит:

– Наши боеголовки – самые боевые головки в мире.

Я хмыкнул. Еле сдерживаю себя.

Потом говорил какой-то зарубежный политический деятель.

– Боеголовки, – говорит, – надо запретить. Но мы запретим наши боеголовки только при условии, если вы запретите свои.

Тут я начал просто давиться от смеха.

Ответное слово произносит наш какой-то из тех же:

– У нас сейчас 80 тысяч 666 боеголовок. А у вас сколько?

– Три.

– Хорошо, – говорит, – давайте их все и уничтожим.

Я не выдержал. Прыснул.

А когда они подписали договор, просто обхохотался.

Наутро стали по всему миру боеголовки взрывать. К вечеру – хотите, верьте, хотите, нет, ни одной боеголовки в мире не осталось. Тишина. Сказка!

Всё же я оказался прав: очень смешное это слово – «боеголовка».

ПРО БАБКУ

Жила-была в нашем городе бабка, а как жила – никто не знает, потому что бабок у той бабки не было совсем.

Вот однажды идёт эта наша бабка по улице, видит – зелёненький доллар на тротуаре валяется.

Подняла бабка доллар и решила пойти на рынок.

– Куплю-ка я на рынке чёрную икринку. А то давненько я чёрной икры что-то не ела.

Вот идёт бабка на рынок, а навстречу ей бандит с большой дороги. Отнял он у бабки доллар и прочь побежал.

Старушка кричит:

– Милиционер, защити меня! Догони вора! Этот вор украл у меня доллар, не смогу теперь я на рынке купить чёрную икринку, а я давненько чёрной икры не ела.

Не послушался милиционер, не побежал за бандитом. Идёт бабка дальше – прохожий стоит.

– Прохожий, скажи милиционеру, чтоб он побежал за вором, а то милиционер меня не слушается, вор украл у меня доллар, не смогу теперь я на рынке купить чёрную икринку, а я давно чёрной икры не ела.

Но прохожий не прореагировал, прошёл мимо.

Идёт бабка дальше. Видит – пожар, дом полыхает.

– Огонь, огонь, чтоб они сгорели! – кричит, – сожги прохожего, который прошёл мимо и не сказал милиционеру, чтобы он догнал бандита, который отнял у меня доллар, на который я на рынке хотела купить чёрную икринку, а я давненько чёрной икры не ела.

Не послушался огонь, продолжал дом жечь.

Бабка дальше. Видит – пожарная команда едет.

– Пожарный, пожарный, – кричит бабка, – погаси огонь, который не хочет, чтоб они все сгорели, – прохожий, милиционер и бандит, который отнял у меня доллар, на который я на рынке хотела купить чёрную икринку, а я давненько чёрной икры не ела.

Пожарные никакого внимания на бабку не обратили. Видит бабка надпись «Редакция газеты «Правденька», вбежала, а там журналисты сидят, кофе пьют, пивом запивают… – Журналисты! – кричит. – Помогите!.. Разоблачите пожарных, которые не погасили огонь, который не сжёг прохожего, который не сказал милиционеру, чтоб он догнал бандита, который отнял у меня доллар, на который я на рынке хотела купить чёрную икринку, а то я давненько чёрной икры не ела.

Журналисты рассмеялись и выгнали бабку, а сами дальше только пиво пить, потому что кофе у них уже кончился.

Идёт бабка дальше. Видит, большой дом стоит с надписью: «Комитет государственной опасности безопасности». Бабка туда, кричит у двери:

– Эй, вы!.. Ну-ка откройте и повлияйте на журналистов «Правденьки», который не захотели разоблачить пожарных, которые не погасили огонь, который не сжёг прохожего, который прошёл мимо и ничего не сказал милиционеру, который не погнался за бандитом, который отнял у меня доллар, на который я на рынке хотела купить чёрную икринку, а я давненько чёрной икры не ела.

Арестовали бабку, посадили в тюрьму, отсидела в ней бабка триста дней и ночей.

А когда вышла, смотрит – опять на дороге зелёненькая бумажка лежит. Нагнулась бабка, хотела её поднять, да передумала, пошла дальше.

Приходит домой, а там уже её знакомый бандит сидит.

– Извини, – говорит, – бабка.

– За что?

– За то, что ты отсидела триста дней и ночей в тюрьме, куда тебя посадили эти из «Комитета государственной опасности безопасности», которые не захотели повлиять на журналистов «Правденьки», которые не разоблачили пожарных, которые не погасили огонь, который не сжёг прохожего, который ничего не сказал милиционеру, который не догнал меня, когда я отнял у тебя доллар, на который ты на рынке могла бы купить чёрную икринку, а то ты давненько не ела!

С этими словами вор улыбнулся бабке и открыл банку чёрной икры, которую принёс ей в подарок.

ПРО ЕРОПКУ

В одном царстве долго-долго не было царя.

То есть когда-то давным-давно какой-то там царь был, но то ли он умер и наследника не оставил, то ли оставил наследника, который тут же и умер.

В общем, случилась в истории этакая дыра. И в этой истории, то есть в этой дыре всем пришлось жить.

Сначала жить без царя было непривычно. Потом приятно. Потом очень приятно.

Но вдруг как-то наступило время, когда один парень по имени Еропка сказал тихо:

– Без царя плохо. Нужен царь.

Все, кто его слышали, конечно, были другого мнения – противоположного. Всем им жилось, в общем-то, хорошо.

И царь никому был не нужен. Абсолютно!

Но все промолчали, и почему-то Еропка удовлетворённо крякнул.

Прошёл год, а может, два. А может, сто лет.

Люди по-прежнему прекрасно жили без царя. Но вдруг вышел на площадь какой-то новый парень по имени Тихоня и спросил громко:

– Кто помнит Еропку?

Никто не помнил, но все опять промолчали.

А Тихоня продолжил:

– Ещё Еропка считал в прошлом веке, что нам необходим царь. Ведь без царя какое мы царство?.. Так, не разбери кто!.. Давайте выберем царя.

Никто не прореагировал. Все опять промолчали, в который раз.

Прошло ещё три года. А может три века.

Люди так и жили богато и счастливо. И никто им в этом не мешал.

Вдруг по радио и одновременно по телевидению к ним обращается мужик по имени Лапоть и кричит:

– Царя!.. Царя!.. Царя!

И начинает цитировать Еропку и Тихоню.

Вдруг все как закричат:

– Царя!.. Царя!.. Царя!

И – упали на колени. Некоторые плачут, грудь терзают, поют:

И действительно, как начали умирать, как начали… Один за другим, один за другим…

И это у них называлось «Жизнь за царя». Прям по-оперному.

Дальше начались пожары, наводнения и всякие кражи пенсий. Люди стали драться на улицах, в кафе и на телевидении. Чтоб всем было видно, что они дерутся.

Затем сделалось темно, потому что свет стали выключать.

Чтоб не было видно, как они воруют.

И тут пришёл царь. Откуда ни возьмись. Это был совсем новый парень по имени Долдон Первый.

Он стал долдонить, то есть править царством. Долдонит и долдонит, а его все слушают и не слушают.

Затем царём стал Апогей Второй.

У него и при нём всё было в апогее – и цены, и налоги, и разрезы на женских платьях.

Потом на царствие взошёл Ника по прозвищу Калаш.

Этот царь любил пострелять в мирное время и побегать с автоматом в военное.

В результате количество похорон в этот период превысило количество мест на кладбищах, а в кашу подсыпали порох для поддержания армейского духа.

Наконец, всенародные праздники в честь погибших сделались столь привычными, что всем захотелось, чтобы каждый день в царстве начиналась какая-нибудь новая война.

И тут вдруг опять выступил Еропка.

Не тот Еропка. А совсем другой Еропка, пра-пра-пра-правнук того Еропки, что выступал в начале сказки.

Он тихо сказал:

– Не надо нам царя. Плохо с царём.

И тут уже никто не промолчал. Все закричали:

– Долой царя!.. Хотим ры-царя!..

И этим рыцарем, конечно, был новый парень, новый Еропка.

Этот Еропка скинул с трона последнего царя. И опять стали жить люди в царстве хорошо и счастливо.

Долго ли?

До нового Еропки.

СТРАНА БЕЗГОЛОВЫХ

Знаешь ли ты, Саша, что есть на свете Страна безголовых?

Вот, представь себе, идёт человек по улице, а головы у него нет. А навстречу ему другой, или другая, – и тоже без головы. Они даже поздороваться не могут. Потому что не видят друг друга в упор. Глаз ведь у них нет. Да и ушей тоже. И потому они и не слышат ничего. Но самое страшное ещё не в этом, а в том, что эти люди – жители Страны безголовых – прекрасно живут. Без глаз, без ушей, но главное – без мозгов. Живут все, а выживают немногие.

Вот мимо безголовых прохожих едет машина, а на месте водителя – безголовый шофёр. И едет он, конечно, не по проезжей части, а по тротуару. А безголовые прохожие прямо-таки лезут ему под машину. Он их давит и давит, а они всё равно лезут и лезут. Такие безголовые!

Или вот собрались в театре. Безголовый автор написал пьесу, безголовый режиссёр её поставил с безголовыми актёрами и пришли в зал сплошь безголовые зрители. Ничего не видят, ничего не слышат, только аплодируют. Успех огромный!.. Да, забыл: сидел там ещё безголовый критик, который написал на следующий день рецензию, озаглавив её так: «Умом Россию не понять!» Это он процитировал одного великого поэта, но все догадались, что тут намёк: мол, в Стране безголовых надеяться, в общем-то, не на что.

Ну, действительно, сами посудите, как хорошо жить, если вокруг все без мозгов. Даже в Академии наук, даже в Государственной Думе, даже на каналах телевидения…

Особенно интересно в Стране безголовых проходят футбольные матчи. На стадионе сидит сразу сто тысяч болельщиков, и все как один больные. Без того, что им и не нужно. Они не смотрят, они присутствуют. При том, что происходит на поле.

А на поле бегают 22 безголовых футболиста. То есть безголевых. Нет голов. Играть играют, но не забивают. Ведь гол забить – надо голову иметь! Не только ноги. Вот так безголовые жили и жили. И горя, можно сказать, не знали.

И вдруг оно случилось, это самое горе. Посыпались на Страну безголовых несчастья.

Стали среди безголовых попадаться сначала безрукие, потом безногие. А потом и вовсе – безногие и безрукие. Целые поголовья.

И когда таких странных существ сделалось абсолютное большинство, Страна безголовых исчезла.

Будто след её простыл.

Будто её и не было.

АХРОМЕЙ

Как один солдат всех енералов не победил

Во всём был силен Ахромей, но одну слабость всё же имел – очень уж нравилось ему парады на Красной площади принимать. Бывало, выстроит своих енералов да маршалов, а сам на белом коне из Спасских ворот выезжает. Все перед ним во фрунт застымши, глазами остекленемши. Он им:

– Гав!

А они ему троекратно:

– Гав! Гав! Гав!

и:

– Ура-аа!..

И солдат Ахромей тут начеку: одним ухом музыку слушает, а другим смысл ловит. Какой смысл, спросите?

Отвечаю. Смысл парада в демонстрации.

– А в демонстрации чего?

– Собачьей преданности.

Каждый енерал не просто гавкает – как бы клянётся. А который маршал – тот ещё и рычит. И кто громче – тот у них и главнее. У того и орденов поболе, и живот потолще.

А солдат Ахромей хоть и младше по чину, да только не им, а ему доверяют парад принимать. За его былые воинские заслуги.

И правда, когда надо было басурман чихвостить, вызвали Ахромея, говорят:

– Давай. Чихвость.

Он тогда порадовался и всех отчихвостил.

Дале, – говорят, – надо с халдеями управиться.

– Иди в поход.

Он пошёл тут же в поход и управился.

Наконец, просят пушку прочистить – дуло на чухонцев, и ихнее чухонство пресечь.

Он тотчас пресёк и направил.

И вот, видя такое его солдатское геройство, решили все как один енералы и маршалы перед Ахромеем навытяжку стоять и гавкать.

– Ты, – говорят, – Ахромей, наша опора в грядущих боях. И мы, имея тебя, за свою жизнь спокойны.

Только зря они так уверовали. Потому как попривык Ахромей к парадным почестям и, можно сказать, потерял бдительность.

Надо ему из Спасских ворот выезжать, и белый конь для него уж готов, а у него, у Ахромея, пупок развязался. Он туда-сюда, хочет завязать, а не может.

Пупок – он и есть пупок, ему что парад, что хоть бы что – никак, что ни делай, как ни старайся – а не завязывается.

Ахромей даже весь посинел, так хочет наладиться, от напряга аж хрякнул – белый конь вспугнулся и без седока на Красную площадь как зацокает…

Енералы и маршалы стоят ещё больше застымши, ещё больше остекленемши. Да только, сколько в таком положении простоишь… Пора гавкать, а кому?..

– Иго-го-го!

Они в растерянности. Тогда кто-то начал, остальные поддержали:

– И-го-го! И-го-го! И-го-го!

И конечно:

– Ура-аа! – прокатилось по рядам. Да не простое, а богатырское.

Оченно тут обиделся солдат Ахромей. Выходит, он воевал, пресекал, а между ним и лошадью разницы никакой. Даже не обиделся, а прямо осерчал.

И командует:

– Войска, к бою!

Все войска тут же за его спиной.

– За Родину! В атаку! Вперёд!

И с развязанным пупком на своих же енералов и маршалов как бросится.

Что тут началось!..

Пушки палят, шашки наголо, кто-то что-то кричит, кто-то с кем-то по телефону переговаривается… Некоторые упали. Другие стонут. Третьи врассыпную… Дым… кровь… Знамёна заместо штыков используются… Пулеметы стрекочут, танки друг друга давят, никак подавить не могут… В общем, хуже некуда, военное положение, атмосфера страха, время подвигов… Еле скрутили Ахромея, овладели, так сказать, нештатной ситуацией. Отправили его в штрафбат. Пусть там себя заново героем показывает.

С той поры на Красной площади парады нормально проходят. Солдатам уже не доверяют их принимать. Несмотря ни на какие их былые заслуги и доблести. Доверяют это дело только енералам и маршалам. И правильно. У них никогда пупок не развязывается.

ПРО ЗЕРКАЛО

Утром бабушка потеряла очки, а уже к вечеру их нашёл её внучек. Бабушка несказанно обрадовалась.

– Ах, Сергуньчик, ты меня прямо спас. Спасибо тебе большое. Я же без очков ничего не вижу.

Сергуньчик в этот момент стоял у зеркала, и посмотрел на себя. Надо сказать, он сам себе понравился.

Ну, в самом деле, он же «спас» бабушку. Не верите?.. Так ведь бабушка сама так сказала. Сергуньчик даже скромно улыбнулся:

– Теперь я спаситель бабушки! – подумал он. Но при этом ещё заметил:

– А у меня хорошая улыбка. По-моему, я обаятельный.

На следующий день бабушка уронила кружку с молоком. Молоко разлилось по полу, а кружка закатилась под стол. Бабушка очень расстроилась.

Сергуньчик схватил тряпку и вытер белую лужу, затем вытащил из-под стола кружку и протянул её бабушке.

– Ах, Сергуньчик, – сказала бабушка. – Какой же ты хороший мальчик!.. Ты просто чудо, а не внучек!.. Спасибо тебе, родной!..

Сергуньчик тотчас бросился к зеркалу и стал себя снова разглядывать.

– А что?.. Я действительно хороший! Прекрасно выгляжу!.. да и внутренне я молодец во всех отношениях. Я же помог бабушке!.. А она, может быть, и не нуждалась в моей помощи, а я, ни о чём не думая, превозмогая неудобства, упал на колени… я работал, работал, делая грязную работу… и я сделал то, что должен был сделать… И бабушка высоко оценила мой подвиг… Она назвала меня «чудом». Как это верно!.. Как точно сказано!.. До чего правильное слово подобрано!.. И теперь… теперь мне надо соответствовать этому определению!.. И я буду, буду соответствовать!..

А на следующий день бабушка заболела.

– Сергуньчик, сходи, пожалуйста, в аптеку. Мне нужно срочно лекарства купить.

А внучек-то и не пошевелился.

Он стоял перед зеркалом и размышлял:

– Вот он я, в полной красе. Бабушка называет меня «Сергуньчиком», а потом велит «сходи». Что за тон?! Ну, да, сказала для видимости «пожалуйста», и я должен этому «пожалуйста» верить?! Дураков нету в аптеку ходить!.. Я тебе нанялся, что ли?.. «Мне нужно»!.. Мало ли чего тебе нужно?! Мне тоже, между прочим, в этой жизни кое-что нужно, но я же никого ни о чём не прошу!.. И потом… почему это должен делать именно я?.. Всётаки бабушка, хоть и прикидывается тяжело больной, могла бы вполне и сама побеспокоиться о своем здоровье. Барыня какая нашлась!..

– Сергуньчик, милый, что-то мне совсем нехорошо. Пойди, солнышко, в аптеку, и поскорее. Сбегай, родненький, за лекарствами!.. У меня в глазах темно и сердце бьётся…

Сергуньчик даже не шелохнулся.

Он продолжал смотреть на себя в зеркале и думал о своём.

– Почему она меня оскорбляет?.. Почему называет меня «милым»?.. Какое я ей «солнышко»?! Неужели она не понимает, что, делая мне эти сомнительные комплименты, она только ещё больше унижает меня, оскорбляет до невозможности? Что за чушь! Я не «милый» и не «солнышко». Отнюдь. Выбирай выражения, бабушка. И если ты хочешь, чтобы я оставался твоим внучком, ты должна тысячу раз подумать, прежде чем обзываться. Да, я красив, я хорош собой во всех отношениях, но даже ослу ясно, что я не такой козёл, как вы думаете. Я не позволю так собой помыкать. И, наконец, последнее: разве можно, даже в дурном сне, представить, что я… Я!.. да, да, тот самый человек, который смотрит сейчас на вас из зеркала, побежит сейчас в какуюто мерзкую аптеку за какими-то гадкими лекарствами? И для кого?! Для какой-то дряхлеющей старушки, которой уже давно пора на тот свет!.. нет!.. Я не поддамся этой бабке, которая только по недоразумению является моей бабушкой!

– Сергуньчик, внучек мой род…

Она не договорила. Тьма нахлынула на её глаза и прикрыла веки.

Навеки.

МОРДОБОЙ

В одном королевстве много лет назад правил король Мордобой 5-й. До него в той стране уже были четыре Мордобоя, и все, как вы понимаете, отличались большой жесткостью. Но Мордобой 5-й был, что называется, самым-самым. Особенно по части мордобоя.

Любил он, очень любил ко всему руку приложить. А рука в виде кулака, да ещё в перчатке.

А в перчатку Мордобой закладывал ещё и свинчатку. Так что удар получался в сорок раз сильнее, чем обычным кулаком.

Почему в сорок?.. А всё рассчитано. Во дворце Мордобоя в каждой комнате стояли специальные силомеры – такие механизмы, на которых король мог тренировать каждый свой удар и знать, точно знать его тяжесть.

Да только нашему Мордобою всё было мало.

Решил он свой удар увеличить не в сорок, а в четыреста раз. Очень уж ему этого хотелось.

Вот вызывает он к себе двух учёных с мировым именем – Эйна и Штейна – и говорит им о своей просьбе.

– Это, – говорит, – заказ государственной важности. И мне нужно, чтобы вы выполнили его в наикратчайшие сроки. Так что думайте, авось, что-нибудь этакое и придумаете.

Эйн и Штейн замялись, они не привыкли думать по госзаказу.

– Мы, – говорят, – вообще-то физики. Мы вообще-то другими проблемами занимаемся.

– Какими другими?

– Проблемами природы. Её тайнами. Космосом интересуемся. Хотим, к примеру, в следующем тысячелетии в соседнюю галактику заглянуть. А вот к вашему кулаку нас как-то пока не тянуло. Мы почему-то проходили мимо вашего кулака.

Мордобой выслушал этот ответ и говорит:

– Вы арестованы.

– Как? – изумились Эйн и Штейн.

– А вот так, – отвечает им Мордобой. – Будете в тюрьме у меня работать и сидеть. И пока не сделаете того, чего я прошу, я вас, собак, из тюрьмы на волю не выпущу!

У Эйна было двое детей, а у Штейна – скрипка.

– Сделаем, – уныло сказали арестованные Эйн и Штейн.

– Почему ж не сделать?.. В конце концов, мы физики, и можем рассчитать любую физическую силу.

– А вот это правильно, – кивнул Мордобой. – Только без жертв. Я этого не люблю. Я люблю, когда с любовью, с энтузиазмом… Чтоб любая трагедия была оптимистическая. В общем, за работу, товарищи!

И начали работать. Но как начали?.. Для начала сковали Эйна и Штейна одной цепью, чтоб не убежали друг от друга и чтоб дружили, – Мордобой-5-й очень дружбу любил, особенно мужскую. Потом специально для них вырыли подземелье – семь километров вниз, а чтоб Мордобой мог ездить туда с удобствами – проверять, как идёт работа, – провели туда для него личное метро. По прямой, без пересадок.

И только после этого дали Эйну и Штейну возможность свободно думать в подземелье.

Думали они, думали и, наконец, придумали.

– Надо, – говорят, – свинчатку в сто раз увеличить. Тогда и удар будет в тысячу раз сильней. По закону стереогеометрической прогрессии.

Увеличили свинчатку. Заложили в перчатку. Пришёл Мордобой испытание новой системы проводить. Четыре… три… два… один… пуск!

Хочет поднять кулак, да не может. Отяжелела перчатка в сто раз.

Начал снимать перчатку, а она не снимается. Мордобой тужится, а сил нет такую тяжесть носить. Стоит, будто прикованный к своему свинцу, и ругается:

– Это что вы, собаки, со мной сделали?.. Я же такую тяжесть потянуть не могу. А ну, освобождайте меня скорей!..

А Эйн и Штейн смеются.

– Нет, – говорят. – Хватит с нас всяких Мордобоев. Ты у нас пятый по счёту, и последний. Будешь теперь до конца жизни в этом подземелье сидеть и свою физическую силу испытывать.

Сказали так и наверх поднялись.

Эйн к своим детям пошёл, а Штейн на скрипке заиграл.

Да так хорошо – приятно слушать.

ПРО ШЕЛЬМУ

На высокой горе стоял высокий дом. И в том доме на самом высоком этаже жила жутко злая хитрющая тётка, которую все в округе прозвали Шельмой.

У Шельмы было три глаза. Первым она смотрела, вторым подсматривала, а третьим подмигивала.

Ещё у неё было два рта и одно ухо. Причём, ухом она ела, а ртами слушала, а точнее, подслушивала.

Нос у Шельмы вообще отсутствовал. Вместо него были просто две дырочки, из которых при выдохе шёл дым, а при вдохе раздавался свист.

Шельма считала себя очень умной, а потому каждый вечер смотрела телевизор. Всё ей не нравилось, всех подряд она ругала, но смотрела. Особенно она любила смотреть и ругать передачу «Спокойной ночи, малыши». Но ругала она так:

– Очень хорошую дрянь сегодня показывали.

Мне лично ужасно понравилось.

И было непонятно, что она говорит. Если «дрянь», то как это «дрянь» может быть «хорошей». А если «понравилось», то разве можно сказать «ужасно»? Ведь «ужасно» – от слова «ужас». Ещё она могла сказать так:

– Чудесная пакость!.. Изумительная какашка!

Вот такая Шельма. Чтобы её понять, надо было всё наоборот понимать.

Поэтому никто с ней в округе не разговаривал. Все предпочитали обходить Шельму стороной.

И так было до той поры, пока не появился в тех краях один странный бродяга по имени Сикось-Накось.

Познакомился он с Шельмой и повадился к ней в дом ходить. В первый раз она его встречает у порога и говорит:

– Ну, чего ты ко мне пришёл?.. Я же тебя не приглашала…

А Сикось-Накось смеётся:

– Потому-то и пришёл. Ох, и нравишься ты мне, Шельма!

В другой раз она достала метлу:

– Входи! – говорит и по башке бродягу метлой – хлоп!

А он не обиделся, опять смеётся:

– Вот здорово!.. От тебя, Шельмы, я другого и не ожидал!

В третий раз приходит Сикось-Накось.

– Здравствуй Шельма, я к тебе не с пустыми руками… Я тебе торт в подарок принёс.

Она хватает торт и ему в лицо – шмяк!

– Очень мне он нужен! – кричит.

А Сикось-Накось морду даже не вытер, и этой своей невытертой мордой хохочет:

– Ну, Шельма!.. Ну, ты даёшь!

Вот так он к ней ходил-ходил, да вдруг и перестал. Шельма-то привыкла к его визитам, а он не приходит. День не приходит, два…

Заволновалась Шельма. Что случилось?.. Где Сикось-Накось?.. Почему к ней в гости не идёт?

Совсем скисла Шельма, даже телевизор перестала смотреть. Молча сидит у себя дома и даже никого не ругае

На тридцатый день стук в дверь. Спрыгнула Шельма с кровати, отворяет, а там Сикось-Накось с цветами стоит.

Шельма от радости аж заикаться начала.

А Сикось-Накось ей:

– Вот, – говорит, – я пришёл. А ты, наверное, меня и не ждала.

– Почему не ждала?.. Очень даже ждала, – отвечает Шельма и впервые не ругается, и её можно понять.

– Ну, тогда ладно, – говорит Сикось-Накось, – тогда не буду больше бродягой. Буду у тебя до конца жизни жить и смотреть вместе с тобой телевизор. Хорошо?

– Хорошо-то хорошо, – отвечает она ему и впускает в дом. – Да ничего хорошего!

Всё-таки Шельма, она и есть Шельма, иначе не могла.

13 НОЖЕЙ

Когда-то давно в ящике нашего кухонного стола лежало 13 ножей. Все как на подбор – красивые, блестящие, только тупые.

И вдруг с какого-то времени стали ножи пропадать. Один за другим… Всё меньше и меньше их становилось, пока не остался всего один, самый, может быть, сверкающий и самый тупой.

И вот какую поучительную историю он мне рассказал:

– Да, нас поначалу действительно было 13. Мы были братьями и казалось, мы самые сильные, самые удалые ножи в мире… Но кто-то сказал: «13 – несчастливое число. И потому не быть вам никогда счастливыми».

И тогда мы избавились от одного нашего брата. Решили, что так будет лучше. Но лучше не стало – и решили мы играть в футбол одной командой за сборную нашей кухни, а нам говорят:

– В футбол играют 11 участников. Один нож у вас лишний.

Пришлось избавиться ещё от одного, да только теперь нам говорят:

– Футбол не ваше дело. Вы – ножи, вам надо другим заниматься.

– Чем?

– Ну, резать что-то… или кого-то… Или – в крайнем случае, стругать…

Стали устраиваться на работу. Нам говорят:

– Можем взять семерых. Больше у нас нет рабочих мест.

Осталось нас семеро. Тут двое попали в пьяную драку, чья-то кровь из-за них пролилась, забрали наших братьев, как вещественное доказательство преступления, – и вот нас уже пятеро…

Зашли вместе в ресторан – столик на четверых. Единственный свободный… Сами понимаете – так хотелось посидеть… Посидели… Вчетвером…

А вышли из ресторана уже втроём – один из нас связался с официантом, который нас обслуживал, и остался работать в кабаке.

Правда, втроём мы тоже недолго были. Сначала одного потеряли – когда ехали куда-то в каком-то поезде, потом другой исчез – говорят, сломался, когда им стали рубить сухой лёд для дымовой машины, используемой в концерте рок-звезды.

В общем, остался я на старости лет один, без никого. Решил вернуться на родную кухню, здесь и доживаю последние дни, никому не нужный, ни на что не годный.

А ведь все мы могли прожить совсем другую жизнь, – печально закончил свою историю старый тупой нож и лёг на свое пустое место в ящик.

РАЗГОВОР В УГЛУ

Однажды я читал газету, сидя в кресле, и задремал. А когда проснулся – вдруг слышу – вещи, вещи, стоящие в углу, разговаривают. Я сделал вид, будто продолжаю спать, а сам стал слушать их разговор.

– Когда я была маленькая… – сказала старая галоша.

– Никогда ты не была маленькой, – перебил её не менее старый ботинок. – Ты всегда была такой же точно, как и сейчас.

– Да я не в том смысле. По размеру, конечно, я та же, но по возрасту… я, несомненно, выглядела лучше…

– Не ври. Ты всегда была старой галошей. Я тебя знаю, я тысячу раз влезал в тебя, когда был дождь.

– Да!.. Ты меня любил… Ах, как ты меня любил, дорогой! И почему-то всегда в плохую погоду. А когда светило солнышко, я тебе была не нужна совершенно, и ты тотчас забывал о моём существовании. Тебе не стыдно?

– Я о тебе думал. И всегда желал тебе только хорошего.

– Однажды, ты помнишь, мы пошли с тобой в театр и ты… ты был так увлечён мною, что даже не снял меня… не оставил в гардеробе… Я запомнила это на всю жизнь!

– Ещё бы!.. Три часа я страдал, боялся, что нас увидят вместе. Даже на сцену из-за тебя не смотрел.

– А я получила огромное удовольствие. Я прослушала всю пьесу и пошла домой такая счастливая.

– Это я пошёл. Ты всегда делала только то, что я.

– Я всегда была к этому готова. Но ты совершенно не пользовался моим расположением.

Сколько раз ты выскакивал на улицу без меня, вляпывался в лужи, в грязь, и мокрый, несчастный, какой-то побитый возвращался домой. А ведь я могла помочь тебе, я могла взять на себя все эти удары камней, которые встречались на твоём пути. И сегодня, если бы ты вёл себя тогда по-другому, ты бы не выглядел таким старым, таким разбитым…

– Тихо ты!.. Разбудишь хозяина!.. Э, да он встаёт и идёт к нам…

Действительно, я не выдержал и подошёл к своим старым вещам.

Милые вы мои! Дорогие! Любимые! Как же долго я не надевал вас!..

Я с трудом натянул старый ботинок. Потом, кряхтя, нацепил старую галошу.

На улице было тепло и сухо, но мне так хотелось сделать им что-нибудь приятное.

САМАЯ ПЕЧАЛЬНАЯ СКАЗКА

А сейчас, Саша, я расскажу тебе самую печальную сказочку на свете. В одном итальянском лесу жил маленький Волчонок. А рядом – прекрасная собою Дочь дикого Кабана. Надо сказать, Волчонок в уединении очень страдал от переполнявших его желаний, а Дочь Кабана совсем была не похожа на своих родителей – она была красива, изящ на и стройна.

Они познакомились на лесной дискотеке и с того момента, как увидели друг друга впервые, начали тайно встречаться.

Почему тайно?..

Потому что много лет кабаны и волки враждовали между собой. Волки грызли всё живое и неживое в логовах кабанов, а кабаны беспощадно затаптывали волков. И те, и другие страшно боялись друг друга, но и ненавидели тоже страшно – они были непримиримыми врагами. И даже никак сам лесной царь – Тигр – не мог никак их примирить.

Но влюблённым всё было нипочём. В ночь после знакомства Волчонок пробрался к балкону дома, где жили кабаны и, пользуясь тем, что хозяева спали, проник в спальню их дочери, – там влюблённые впервые поцеловались и поклялись в верности друг другу. Папа Кабан мог в любой момент проснуться, и тогда… Но Волчонок смело шептал слова любви, а Дочь Кабана была безмерно счастлива их слушать…

А наутро случилось вот что. Один из семейства Кабанов – неистовый зверь по прозвищу Котяра – убил близкого друга Волчонка – существо непонятное, смесь саблезубого тигра и благородного оленя. Это существо имело умное утончённое лицо заморского кенгуру и обладало аристократическими повадками вольного степного коня. У этого непонятного существа был соловьиный язычок, с кончика которого то и дело выбрасывалось змеиное жало… Одни считали его неполучившимся поэтом, другие – ослом, потому что он и вправду много дурачился, принимая на глазах у всех вид осла.

И вот его не стало. Волчонок вскипел и тотчас загрыз убийцу своего друга.

Тогда Лесной Царь приказал Волчонку немедленно покинуть лес, чтобы его здесь никогда не видели. Ведь он хотел примирения, а примирения никак не получалось.

Глубокой ночью старый Филин тайно обвенчал влюблённых, после чего Волчонок, следуя приказу Лесного Царя, послушно убежал в соседнюю пустыню.

Но тут вдруг Папа Кабан, чтобы породниться с Лесным Царём, стал срочно сватать своей дочери пушистого полосатого Тигрёнка.

Что было делать несчастной Дочери дикого Кабана, чтобы избежать второго брака?.. Она в отчаянии бросилась к Филину, и тот дал ей снотворное лекарство, уложил её понарошку заживо в гроб, украшенный цветами, чтобы все подумали, что она умерла, а сам послал гонца-голубя к Волчонку, чтобы тот вернулся за своей любимой, и чтобы они могли теперь вместе удрать куда угодно, да поскорее, поскольку Папа Кабан уже назазывал гостей на завтрашнюю свадьбу.

Но в дороге голубь и Волчонок разминулись – Волчонок сам решил вернуться к своей юной жене.

Но что он увидел, когда пришёл к Филину, которого в тот момент не было дома?!..

Он увидел спящую в цветах прекрасную Дочь Кабана и в ужасе решил, что она умерла, а тут ещё пушистый Тигрёнок назвал себя её женихом…

Они сцепились, и их схватка была настоящей схваткой волка и тигра, только ещё очень молодых. Волк победил. Но горе его при виде мёртвой жены было столь велико, что он тут же принял смертоносный яд и умер.

Буквально в следующую секунду Дочь Кабана проснулась и, увидев своего мужа мёртвым, покончила с собой, потому что не желала жить на этом свете без своего любимого.

Тут прилетел опоздавший всего на несколько минут Филин, появился Лесной Царь, а с ним прибежали все волки и кабаны… Но никто уже не мог драться…

Все стояли в большом потрясении.

Папа Волк стоял, опустив голову.

И Папа Кабан смотрел в землю и ничего не видел.

И все молчали, чувствуя свою вину в смерти детей…

Лесной Царь выступил вперёд и сказал, что отныне волки и кабаны должны помириться и жить в мире во веки веков.

Хватит крови. Хватит убийств.

Пришла пора перестать быть волками и кабанами. Звери должны быть людьми. Каждое животное – стать человеком.

Потому что любовь сильнее вражды, сильнее ненависти.

И тут сказка кончается… Но я не сказал тебе главного. Эту сказку до меня рассказал для взрослых английский драматург Вильям Шекспир. Он-то всех зверей давно сделал людьми и присвоил всем героям человеческие имена.

Волчонка он назвал Ромео, а Дочь Кабана – Джульеттой.

Папу Волка и Папу Кабана соответственно Монтекки и Капулетти – это такие старинные итальянские фамилии. Непонятное существо у Шекспира носит имя Меркуцио, а настоящее имя Котяры – Тибальт. У пушистого Тигрёнка очень красивое имя – Парис.

Филин и Голубь под пером Шекспира превратились в Брата Лоренцо и Брата Джузеппе, а Лесной Царь сделался Герцогом Эскалом, который в конце представления в театре всякий раз говорит замечательные слова:

Когда, Саша, ты вырастешь, обязательно сходи в театр и посмотри эту великую сказку о великой любви.

ПРО ХРЮШКУ

Одна Хрюшка очень любила фотографироваться.

Вот приходит она к Фотографу. И говорит:

– Ну-ка, щёлкни меня.

– Как?

– Так, – говорит Хрюшка и показывает, как.

Сфотографировал её Фотограф и говорит:

– Платите рубчик.

Заплатила Хрюшка рубчик и на следующий день приходит за снимком. Берёт, смотрит, он ей нравится, после чего говорит:

– Ну-ка, щёлкни меня ещё разок.

– Как?

– А вот так.

И показывает, как «вот так».

Сфотографировал её Фотограф и говорит:

– Платите два рубчика.

Заплатила Хрюшка два рубчика и назавтра снова приходит за снимком. Нравится он ей ещё пуще прежнего.

– Ну-ка, – говорит, – давай ещё разок щёлкни меня!

– Как?

– А вот этак!

И показывает, как «вот этак».

– Платите три рубчика!

Заплатила. А что делать, если нравится ей в разных позах фотографироваться.

Приходит назавтра опять за новым своим снимком. Любуется собой. Хочет, чтоб её ещё и ещё щёлкнули. А платить-то нечем! Денег-то в сумочке у Хрюшки совсем не осталось. Можно сказать, профотографировалась наша Хрюшка.

– Ну-ка, щёлкни меня ещё раз! – говорит.

– Пожалуйста, – говорит Фотограф. – Я вас фотографировал трижды: так, вот так и этак. Как теперь прикажете снимать?

– Сама не знаю. Как хочешь, так и снимай.

– Ну, хорошо, – говорит Фотограф. – Только это вам дороже обойдется.

– Сколько? – дрожащим голосом спрашивает Хрюшка, а сама знает, что в сумочке ничего, кроме французской косметики. Да и та уже на исходе.

– Платите пятачок! – говорит Фотограф.

– Ха! – обрадовалась Хрюшка. – На!

И отдала ему свой единственный и неповторимый «пятачок» – только бы сняться ещё разок.

Пусть без пятачка, но зато ещё её Фотограф щёлкнул!

Приходит на следующий день. И – о ужас!.. Какая страшная фотография!

– Не возьму, – говорит Хрюшка, – этот гадкий снимок. Я тут, – говорит, – сама на себя не похожа!

Долго Хрюшка после этого случая не фотографировалась.

Пока не вырос у неё новый пятачок.

Но теперь она фотографировалась только так и никак иначе.

ШЛИ ДВОЕ ПО ШОССЕ

Двое шли по шоссе. Один был Целеустремлённый, другой – Увлекающийся.

Они шли по дороге в город.

– Скорее! Не отставай! Мы не должны опаздывать! – кричал Целеустремлённый.

– Ой! Смотри, цветочек!.. Какой красивый! Что за лепесточки!.. И запах! Запах-то какой! Настоящие духи!.. Понюхай! – остановился Увлекающийся.

– Не хочу ничего нюхать! Идём!.. Нас ждут дела!.. Великие дела! Много разных дел! – с этими словами Целеустремлённый вырвал цветочек из рук Увлекающегося и растоптал его. – Ты задерживаешь движение. Не отвлекайся!..

И они снова зашагали по шоссе.

– Ой, смотри, бабочка! Какая изумительная!.. Что за крылышки!.. Что за чудо-узоры на них!.. – опять остановился Увлекающийся. – Какая потрясающая гармония! Какая расцветка!

– Где? – Целеустремлённый схватил бабочку, оборвал ей крылья и выбросил…

Увлекающийся остолбенел. А Целеустремлённый зашипел:

– Ты с ума сошёл!.. Почему ты всё время останавливаешься!.. Мы же спешим в город. Там нас ждут почести. Деньги, слава и женщины! Много красивых женщин! Мы должны успеть!.. Везде и всюду мы должны успеть.

Останавливаться нельзя. Ни при каких обстоятельствах нам никогда нельзя останавливаться! Вперёд и только вперёд! Мы же опаздываем!

Они продолжили путь.

– Ой, смотри, какая птичка! Какая маленькая!.. А как она чудесно поёт! Заслушаться можно! Просто восхитительно! – И Увлекающийся зачарованно слушал волшебные трели.

– Птичка? Где? Ах вот она! – Целеустремлённый вынул огромную рогатку, зарядил её увесистым камешком и выстрелил. Птичка упала с ветки.

Целеустремлённый ногой отшвырнул её бездыханное тело на обочину.

– Скорее!.. – заорал он. – Скорее, говорю… Мы же опаздываем!.. Не отставай! Не отставай! Не отставай!

Но Увлекающийся отстал. А Целеустремлённый пришёл в город в точно назначенное время, в точно назначенное место.

Где его и переехал трамвай.

ТИРАН И ЕГО КОШКИ

В стране Тирании, в главном городе Тиране жил один тиран и звали его Тиран Тираныч.

Этот Тиран Тираныч всех тиранил, но была у него одна исключительная человеческая слабость: очень он любил гладить кошечек.

У него при Дворце даже был создан специальный кошачий питомник, где выращивали кошек для его тиранического глажения. На все случаи жизни, для любого момента.

Например, был отряд, а в нём три разряда: утренние кошки, дневные и вечерние – для глажения соответственно по утрам, дням и вечерам. К этому отряду примыкала особая группа – кошки ночного глажения, их и кормили лучше, и ласкали больше… Сюда входили только чёрные гладкошёрстные кошки с серебряным отсветом при луне и огромными глазами, зажигавшимися в темноте, как фонари.

Ещё были кошки для битв. Этот отряд использовался только в боевых походных условиях. Причём и тут была своя субординация. Кошки, которых Тиран Тираныч гладил до сражения, и кошки, которых он гладил после. Если сражение выигрывалось, Тиран Тираныч на радостях мог перегладить до тысячи кошек. А если… в общем, в случае неудачи мог с горя и задушить парочку кошечек. Или даже больше.

Так, после битвы при Труфальдино Тиран Тиранычу пришлось бежать вместе с оставшейся в живых свитой и кошками, поскольку все до одного солдата погибли в бою. Тиран Тираныч был так расстроен, что по дороге лично раздавил 13 своих любимиц. Бедные животные, их жизнь, как и жизнь всех жителей Тирании, целиком зависела от сапога Тирана.

А в сражении при Эскудеро Тиран Тираныч одержал безоговорочную победу – теперь у противника погибли все, а у него остался в живых один солдат.

Возвращение в столицу с поля битвы было отмечено Великим праздником: в торжественной встрече победителей участвовало около миллиона кошек. Все они мяукали здравицы в честь Тирана Тираныча. Под открытым небом на стадионе был устроен феерический кошачий концерт с участием людей. Вой стоял такой, что чёрное небо над стадионом треснуло от напряжения, а Луна временно перескочила на другую сторону Земли, где был день, и вынужденно светила своим еле заметным отражённым светом.

На центральной площади перед Дворцом Тиран Тираныч поставил бочку с валерьянкой, и каждая кошка могла выпить на радостях сколько хотела.

В общем, повеселились.

А однажды Тиран Тираныч решил жениться. Свадьбу сыграли хорошую, пышную.

И, конечно, Тиран Тираныч после свадьбы, как раз наутро, вышел на двор, чтобы погладить одну свою самую любимую кошечку.

А её почему-то нет. Тиран Тираныч даже забеспокоился:

– Где она?.. Куда запропастилась?

Тут из спальни вылезает его молодая жена и говорит:

– Всё, милый. Больше, – говорит, – никаких кошечек.

– Как так?

– А вот так. Теперь я твоя любимая кошечка. А всех твоих… бывших… я к чертям разогнала.

Тиран Тираныч аж руками всплеснул:

– Да как ты посмела!?. Да как ты могла!?.

– И могла, и посмела. Теперь только меня одну и будешь гладить.

Тиран Тираныч не дослушал, бегом в питомник. А там пусто. И все дверцы вольеров открыты – одним словом, тю-тю! сбежали кошки. Кто куда. В разные стороны.

Заплакал Тиран Тираныч. Да только ничего не поделаешь. Поздно!..

А молодая жена хохочет-заливается:

– Вот так с вами, тиранами, и надо поступать.

И правда, с той поры Тирана Тираныча будто подменили. Ни войн, ни сражений.

Ни побед, ни поражений. А зачем? Нет кошек – нет и стимула, и желания бороться.

Тихий, скромный человек. Прожил остаток жизни со своей новой кошечкой и умер спокойно, нормально, и даже без пушечных выстрелов на похоронах.

Скоро люди позабыли Тирана Тираныча. Будто и не было его на свете.

И на его могилу даже кошка не пришла…

ВРЕМЕНА ГОДА

Решила Весна прийти пораньше.

И пришла. Зима ей говорит:

– Не люблю выскочек.

Весна отвечает:

– Ты чего злишься?! Не злись!..

Зима:

– Я с тобой и разговаривать не желаю.

– И не разговаривай. Уходи без разговоров.

В общем, поссорились. Испортили, можно сказать, отношения. Только Весна наступила, сразу Лето пришло.

– Здравствуй, Лето! – говорит Весна. – Что-то ты не вовремя…

– Когда хочу, тогда и прихожу, – говорит Лето. – Я тебя не спрашиваю…

– А я тебе и не отвечаю. Мне от тебя, прости, ни жарко, ни холодно.

Это значило, что не успело Лето наступить, как уже Осень явилась… Лето кричит:

– Бррр… Мёрзну…

Осень улыбается:

– Так тебе и надо… Ты меня даже не поприветствовало…

Только Осень эти слова произнесла, снег повалил, мороз грянул… Зима на дворе!.. И сразу:

– Ой, слякоть-то какая… Разве ж это Зима?.. Всё тает!..

– Ф-фу… Жарища… Дышать нечем!..

– И дождь, слава богу!.. Наконец-то опять холодрыга!..

В общем, всё перепуталось в природе. Смотрят люди на календарь: там август, а по улице Дед Мороз с ёлкой шагает…

А всё потому, что решила однажды Весна прийти раньше. И пришла.

ПРО АНТОШКУ

Любил Антошка книжки читать. Как какую прочтёт, сразу умнее становится. Сверху это вроде не видно – ростом выше не стал, голова размерами та же, а всё ж на чуток Антошка другой – в глазах покой, в ногах устойчивость, а в животе как будто свечка горит и сердце греет.

Узнала про это Антошкино нутро какая-то Гнида и давай гнидить. То тут, то сям. Везде. Всё хочет в нутро Антошкино пролезть, а никак у неё это не получается.

А тут Антошка достал где-то очень старинную книгу и начал её тихое чтение.

Гнида – в книгу – шасть! – и ну давай по буквам ползать, их порядок мешать. Сама потом схоронилась под корешок и оттеда высматривает: каковы, мол, результаты моей гнидности. Очень она умела подлючки кидать. Две подлючки кинет – и молчок, на какое-то время выключилась. Потом ещё две-три подлючки, ещё и ещё… У неё, у Гниды, этих подлючек бессчётное число, она ими прямо вся из себя наполнена. Потому и Гнида.

Вот Антошка читает свою книгу и впервые в жизни понять ничего не может.

Попалось, к примеру, ему на глаза слово «доска», а он читает – «тоска». И становится ему тоскливо.

Смотрит Антошка на слово, скажем, «весна», а читает «десна». И сразу зуб у Антошки начинает ныть.

И тогда уж не до чтения.

Но Антошка – упорный книгочей. Продолжает допытываться, а смысла не находит. Схватил другие книги с полки, Гнида и туда забралась, и там бедокурит.

– Дорогая рама! – это значит к маме кто-то обращается.

– Миру – тир! – понятно, что бред, хоть и не такой бессмысленный.

Далее вместо: «кожа – рожа», «мыло – рыло», «чуб – дуб», «путь – жуть», «баба – жаба».

Особенно неприятно было заметить, как и без того противное слово «дезинфекция» превратилось в не менее гадкое «дезинфикция».

Почувствовал Антошка, что кто-то хочет его сбить с толку, догадался, в общем, что кто-то в его книги залез. Стал следить за своей библиотекой.

Смотрит как-то: старинная его книга, самая драгоценная, стала в порче желтеть, будто заболела… Края страничек подвернулись и стали отсыхать. А некоторые углы будто мышью обгрызены. Какие-то чёрные комочки по страницам распространились – неизвестного происхождения, но пахнут довольно мерзко. Ещё Антошка удивился: вдруг эта и так толстая книжка стала пухнуть. Вздулась, бедная, переплёт горбом, золотая тесёмочка дыбом, – это Гнида воздухом объелась, вот книгу и стало пучить.

Тут Антошка книгу над чистым столом тряхнул пару раз – Гнида вывалилась, он её хвать и – к ногтю.

– Вот ты какая! – воскликнул.

– Какая?

– Гнида!.. Будешь мне ещё подлючки кидать!?

– Конечно, буду!.. Я без этого не могу.

– Ах, так? – и придавил Гниду.

Потом разобрал свою библиотеку. Каждую обложку от пыли протёр, каждую раненую страничку подлечил, подклеил, загнувшиеся края отгладил…

И начал все книги заново читать. По второму разу.

«Дорогая мама»!

«Миру – мир»…

Если «доска», то «доска». Если «весна» – то уж «весна».

И все другие слова опять в порядке.

Вернулся смысл, а с ним у Антошки в глазах – ещё больший покой, в ногах – твёрже устойчивость, а в животе свечка ещё ярче горит и теплее сердце греет.

ЛЕТАЮЩИЕ ТОПОРЫ

А наши топоры

Лежали до поры.

Н. А. Некрасов

Несколько наших топоров решили полетать – себя показать, на мир посмотреть. А как полетишь – крыльев-то у топоров нету. А всё ж полетели – топоры, они такие, им достаточно их желания.

Вот летят они над миром.

Смотрят – внизу Индия, а по Индии слон топает. Топоры на него сверху все разом – хрясь!.. Слон упал, бедный, сначала на одно колено, потом на другое, ничего понять не может, а тут ещё кровь хлещет – кто это его? Зачем? Почему?

А топоры вскинулись к небу и дальше полетели.

А внизу уже Сибирь, тайга…

Тут топорам раздолье. Спикировали вниз, повырубали тайгу, даже подустали немножко, почувствовали свою тупость.

Отдохнули – и дальше в полёт.

Пролетая над Москвой, подивились её красоте, мимоходом срубили все кресты со всех церквей – это так, из баловства, просто так ведь над Москвой скучно кружиться, да и воронья много – конкуренция…

А куда от Москвы дальше лететь – топоры не знают, в небе сто дорог, и все в разные стороны…

Потянуло в Европу. А Европа-то закрыта. Стена высоченная, выше облаков…

Топоры посовещались между собой, решили прорубить окно в Европу…

Стали рубить, а стена некрепкая, мягкая – из ваты, попробуй вату топором – ничего не получится… Наконец прорубили… Окно – не окно, а вроде дырки маленькое отверстие…

Туда и устремились.

Летят над Польшей. Смотрят, чего бы срубить. А там уже нет ничего, всё порублено. Опоздали, как всегда, с Польшей, далее Германия…

А там свои топоры всегда готовые к взлёту стоят. Лучше Германию не трогать.

Бельгия, Голландия, Люксембург – это страны маленькие. Рубанёшь и не заметишь. Разве ж это удовольствие?

Франция. Тут, конечно, очень заманчиво топорам поиграть. Здесь для них много всего. Многое, так сказать, вдохновляет. Так сказать, зовёт к топору.

Ну, во-первых, женщины. Краси-ии-ивые!.. Из-за каждой можно рубиться. Во-вторых, вина, коньяк… Тут вообще – чуть перебрал – сразу вырубился. А если топор вырубился – он уже не топор.

Решили махнуть в Англию. А там всё то же, что во Франции, только по-английски.

Отрубили от Италии сапожок. Подарили Швеции. Пусть носит!

Отрезали кусок мяса. Оказалось, это от Потамии. Пусть оказалось!

Махнули через океан в Америку. Вот где всё как в России, только лучше.

Тут топорам воля – Америка – страна свободы, гуляй – не хочу. Разгулялись. По небоскрёбам прошлись, по дорогам проехались.

В результате оставили после себя горы трупов, заодно в Голливуде снялись в кино – так что эти трупы можно на экране посмотреть, только деньги заплати… Вообще в Америке всё на деньги.

В России если кому топором по башке дашь – это можно и бесплатно, а в Америке только за деньги, хотя в принципе – то же самое.

Двинулись из Америки на Кубу – там своя рубка. Познакомились с мачете, подружились – хоть и чужие, а родные. С Кубы – в Чили. Там спокойно сейчас, топорам делать нечего. Потом в Бразилию. Там всё танцуют. И в футбол играют. Теперь рубятся.

Оттуда до Антарктиды – рукой подать. Но там с айсбергами много возни. Лёд рубить тяжелей, чем людей. Потому в Антарктиду так и не развернулись.

В Африке… В Австралии – кенгуру: кен – влево, гуру – вправо. Зебру порубили: чёрная полосочка отдельно, белая отдельно.

Везде наши топоры – свои люди. Всюду их принимали как почётных гостей.

Потому что боялись. Всё же топоры – опасные существа.

Особенно когда по миру летают косяками.

ПОЭТ И ДВЕРИ

В одном городе жил один Поэт, который не мог войти ни в одну дверь.

Но не потому, что был толстый, а потому, что двери его не пускали. Всех пускали, а его нет.

Вот, например, идёт он со своими стихами в редакцию. Хочет войти, да не может – дверь его по лбу – хлоп!.. Сразу шишка, Поэт домой возвращается, не солоно хлебавши.

А дома тоже беда.

Дверь оказывается заперта, и ключ потерян – Поэты они такие люди, вечно всё теряют по дороге.

Пришлось Поэту лезть по водосточной трубе к себе на третий этаж и через форточку проникать в собственную же квартиру.

Однажды приходит весь избитый. Пытался проникнуть в Министерство Литературы, а там крутящиеся двери. Изметелили Поэта так, что всю жизнь будет помнить, как в Министерство ходить.

А на днях Поэта пригласили для беседы в один очень солидный дом.

Там было много гостей из высшего общества. Все приезжали на шикарных автомобилях, а самые богатые – в старинных ландо – это такие кареты, которых уже нет, их музеи просят…

А Поэт пришёл пешком. Так даже до двери не дошёл. Ему Швейцар:

– Ты куда?

Поэт показывает пропуск-приглашение. А Швейцар:

– Не-ет… ты мне ещё паспорт предъяви.

– Зачем?

– Чтоб я знал, что это приглашение именно тебе.

– Да мне оно, мне!..

– Не, – говорит Швейцар, – я должен удостовериться, что ты – это ты.

– А давайте я вам стих прочитаю какой-нибудь, и тогда вы поймёте, что я – это я, и никто другой.

– Ну давай, – согласился Швейцар.

Поэт подбоченился и произнёс:

– Это не стихи, это глупость! – говорит Швейцар. – Пшёл вон!

Так и не пустили Поэта в высшее общество.

Но он не расстроился. На следующий день уехал из города жить в деревню.

В свою избу он проникает кое-как через окно.

А в остальном жить стало намного лучше.

В чистом поле да в лесу никаких дверей – а значит, и швейцаров! – в помине нет, да и стихи там лучше пишутся.

КТО-ТО КОГО-ТО КОМУ-ТО

Когда-то кто-то на кого-то покатил бочку. Бочка была гнилая, трухлявая, но гремела громко.

– Кому-то это выгодно. Только кому? – спросил некто и сам же ответил: – Уж кто-кто, а мы-то понимаем, кто за этим стоит.

Кого-то от этих слов передёрнуло, а кому-то эти слова пришлись не в бровь, а в глаз.

Все думали, что сейчас или очень скоро кто-то будет разоблачён, но, к всеобщему удивлению, это никого не удивило. И вообще как-то всем было не до того. Однако никто не остался равнодушным.

– Кому-то это нужно. Но никто сейчас об этом не должен знать, – сказал тот, кого так и не разоблачили. – Надеюсь, вы понимаете, кого я имею в виду.

Тотчас какие-то люди приняли это на свой счёт и покатили бочку на тех, кто был заинтересован в том, о чём не принято говорить.

– Мы находимся в эпицентре и потому не останемся в стороне, – сказали те, кто привёл всех к трагическому концу.

Впрочем, никем ничего не было официально заявлено, хотя все обо всём знали, потому что всё было неофициально разглашено.

С этой поры те, кто стоял в стороне, покатили бочку на других, кто их и знать не знал.

Другие не остались в стороне и перешли на сторону противников.

Тогда кто-то послал кого-то куда-то, но не сказал куда.

Кто-то в кого-то плюнул. Но попал не в того, в кого целился.

При этом те, кого послали, естественно, покатили бочку на тех, кто на них плюнул, а те, кто плюнул, поняли, что послали вовсе не их, а тех, кого они имели в виду.

– Во всём этом надо разобраться, – сказал кто-то. – Только некому.

Его поддержали те, кого до этого и знать не знали.

– Почему нас никто не понимает? – возмутились они. – Или вы не знаете, кто мы?..

Решили узнать. В ту же ночь за кем-то пришли и кого-то взяли. Только не того.

Кто-то ещё на что-то надеялся. Но кому-то это даже надоело.

Началась драка, потом две драки, потом три…

Но не с теми и этими, а с кем-то ещё, кто пожелал остаться неизвестным. Он сказал:

– На нас это никак не отразится, хотя мы считаем, что это кое-кому дорого обойдётся.

Тотчас какие-то самолёты стали бомбить какие-то сёла и города, и кто-то погиб.

При этом по радио звучала какая-то музыка ни к селу ни к городу. Но кто-то пел, кто-то танцевал. Кому-то дали орден, а кого-то похоронили. Кто-то кому-то улыбнулся, а кто-то куда-то бежал, неизвестно почему и зачем.

– Почему неизвестно? – сказал кто-то кому-то. – Потому что кто-то когда-то на кого-то, и кому-то это было выгодно.

И в самом деле, бочка была гнилая, трухлявая, но гремела громко.

ТУЧКИ

Жили на небе тучки. Десять тучек, сто, тысяча… Но все они жили, можно сказать, по отдельности. Одна тучка там, другая сям, а третья – вообще неизвестно где.

Меж тучек изредка летали птички, а ещё реже – самолётики. Иногда они прямо врезались в какую-нибудь тучку во время полёта и, честно говоря, тучкам это не слишком нравилось. Не то, что им было больно, а как-то неприятно, не по себе. Небо любило оставаться спокойным.

И только когда налетал Ветер, тучки приходили в движение, на небе начиналась какая-то бурная, непредсказуемая жизнь.

Ветер возникал чаще всего неожиданно, без предупреждения.

Он говорил:

– Я художник. Я работаю интуитивно.

Последнее слово означало, что он никогда не знал, что хочет, и очень высоко ценил то, что сам не понимал.

Всё у Ветра получалось как бы само собой, но особенно он радовался, когда у него ничего не получалось.

Тут он говорил:

– А я, собственно, того и хотел. Чтобы вам стало ясно, чего я хочу.

Но яснее не становилось. Тогда Ветер смеялся:

– Ну, и ладно. Буду гулять непонятый.

А гулять он любил. Целыми неделями мог шастать по небу из конца в конец. Иногда пел. Иногда свистел. И никогда не затихал.

В эти дни небо хмурилось, даже, бывало, плакало дождём.

Это тучки испуганно собирались вместе где-нибудь у неба на краю и пережидали, пока Ветер не угомонится или не улетит в неизвестном направлении…

Но вот однажды под утро Ветер прилетел будто пьяный, будто сумасшедший. Начал бушевать: то ему не так, это ему не этак… Согнал несколько туч вместе и кричит:

– Вы не тучи теперь. А… коровы!

И действительно: посмотрели тучи друг на друга и видят, что приобрели очертания огромнейших коров. И это всё благодаря Ветру. А он:

– Вы моё стадо. Я – ваш пастух.

«Ну, хорошо, пастух, так пастух», – подумали тучки. Они и знать не знали, что это такое.

Ветер говорит:

– А теперь… дайте мне молочка!

И давай одну тучку «доить». То есть ка-ак схватит её за то самое место, что у коровы под животом. Тучка ка-ак замычит:

– Муу-у…

И рогами Ветра ка-ак наподдаст!

Ветер с неба-то и свалился. Куда?

А на Землю, куда же ещё!

А по Земле в это время проходило стадо настоящих коров. Ветер подумал было: вот сейчас возьму, да как налечу на какую-нибудь. А она окажется тучкой.

Нет, решил, не буду этого делать. А то ещё боднет, куда я тогда?.. С Земли уже не свалишься. Это только с Неба можно свалиться.

Так Ветер перестал работать интуитивно.

Это его тучки небесные проучили.

А может, коровы.

Надо у него самого спросить, да разве Ветер хоть когда-нибудь правду скажет?..

Эх, Ветер, Ветер, а ещё считает себя Художником!

ШКОЛА МУДРЕЦОВ

В Школе Начинающих Мудрецов шли приёмные экзамены в первый класс.

– Объясните, пожалуйста, смысл поговорки «Не в свои сани не садись!»

По очереди отвечали 10 претендентов, и все одинаково:

– Ну-у… Вот улица. Зима… На улице стоят сани. Они – чужие. Потому в них садиться и нельзя…

И вдруг одиннадцатый малыш отвечает:

– «Не в свои сани не садись» – это значит «Не своим делом не занимайся».

Его-то и приняли в Школу.

За образное мышление.

А других направили в Школу Начинающих Дебилов.

За отсутствие всякого мышления.

ПРО КРОЛИКОВ НА РОЛИКАХ

И встали кролики на ролики.

И начались их великие-превеликие катания по асфальту древнего города.

И стали шарахаться от них непохожие на них прохожие – волки, медведи, олени. А те, на которых они налетели, ругались непотребно, и некоторые попали в больницу с переломами после столкновения.

Но кролики на роликах продолжали своё быстрое и ловкое катание.

Некоторые из них научились ездить задним ходом, то есть, не видя того, на кого они могли налететь.

Количество наездов увеличилось. Особенно на неповоротливых бегемотов и мирно гуляющих тигров. Но когда какой-то кролик на роликах сбил тихо шедшего по тротуару слона (дело кончилось для слона реанимацией!), животные окончательно озверели.

Они потребовали от городских властей прекратить кроличий беспредел.

Но кролики на роликах продолжали размножаться.

Их становилось день ото дня всё больше и больше. Напрасно городские власти выделили им специальные площадки, где эти нежные от природы красноглазые существа могли скользить по асфальту сколько им заблагорассудится. Кролики так и шастали по улицам, переулкам и площадям.

Более того, им будто бы нравились места, где возникало, как нарочно, большое скопление зверей и именно там они юлили на больших скоростях перед носом добропорядочных животных, которые сгорали от ненависти и к роликам, и к кроликам, и, особенно, к кроликам на роликах.

И тут вдруг один маленький Бегемотик весь затрясся и сказал своим родителям – большому Бегемоту и отнюдь не крохотной Бегемотихе:

– Хочу.

– Чего? – спросили наивные тугодумные родители.

– На ролики, – сказал Бегемотик.

Его тотчас поддержал в другом конце города какой-то Чижик.

– И я, – сказал он.

– Что? – спросили его Чиж и Чижиха.

– Буду кататься.

– На чём?

– На роликах.

Он мог ничего и не объяснять. Умные родители Чижика и сами давно поняли, чего желает, о чём мечтает их маленький сынок.

– Послушай, – сказали ему, – твоё призвание летать. Зачем тебе лишний раз соприкасаться с этой землёй?

– Я буду летать, – уверенно ответил Чижик. – Но на роликах!.. И, пожалуйста, не мешайте мне!..

Но самый большой скандал возник в семье пресмыкающихся. Там на ролики взгромоздилась старая-престарая Кобра. И сразу стала похожа на длинный извивающийся поезд, который наводил на всех страх при первом появлении в центре города. Глаза её светились, как две фары огромного локомотива и всем казалось, что она на каждого смотрит, как удав на кролика. Ужас! Ужас! Ужас!

Но кролики на роликах никого и ничего не боялись. Они двигались по-прежнему с такой быстротой, что тяжёлая Кобра, лежащая плашмя на колёсах, совершенно была для них неопасна.

Получилось, что змеи стали уступать кроликам. И всё из-за роликов.

Скоро все животные и птицы города встали на ролики и началось что-то невообразимое.

Метро отменили. Автобусы и троллейбусы даже не выходили из своих парков. Зачем? И такси, которого вечно не хватало, тоже стало совершенно ненужным видом транспорта.

Ролики победили. Весь город стал шнырять на них по всем направлениям.

Столкновения прекратились. Скорость возросла.

Конечно, Саша, признайся, тебе хотелось бы жить в этом городе. И кататься, кататься, кататься!

Но для этого ты должна сначала стать кроликом. А ролики, обещаю, я тебе куплю и подарю.

ДВА ПАЛАЧА

В одной никому неизвестной стране жили два палача. Один вешал, другой рубил головы.

Работали они через день в одну смену без выходных, ибо в той никому неизвестной стране казнить надо было безостановочно. Это, можно сказать, были будни. А само слово «воскресение» из недели было вычеркнуто как несоответствующее действительности.

И всё бы шло хорошо в этой стране – день за днём, казнь за казнью, кабы палачи были одинаковые, похожие друг на друга. Ан нет!

Один был палач, как палач, вполне нормальный профессиональный убийца. А другой был добрый и совестливый. Ну, в общем, не такой, как все палачи.

Вот этот второй палач как придёт домой после смены, сразу начинает мучиться и терзаться:

– Ох, и зачем я это сегодня сделал?..

Жена спрашивает:

– Что, дорогой?

А дорогой отвечает:

– По шее… топором… человеку…

Жена говорит:

– Да ведь он же преступник небось?..

– Да, – говорит палач, – конечно, преступник… Но прежде всего он ведь ещё и человек…

И плачет. И рыдает. Настоящими, представьте, слезами. Потому что этому палачу ничто человеческое не чуждо.

В другой раз жена ему говорит:

– Кончай плакать и рыдать. Если ты такой добрый, уходи со своей работы, меняй профессию и живи спокойно…

– Нет, – говорит палач. – Не могу. Я свою работу люблю. Мне моя профессия нравится. Только…

– Только что? – спрашивает жена и смеётся.

– Только, – говорит палач, – крови много. А я крови совсем не переношу. И ещё меня тошнить начинает, когда я вижу, как обезглавленное тело дёргается.

– А как оно дёргается?..

– А так. Сначала резко, потом меньше, потом уж и совсем затихает и уже не вздрагивает… Ты себе не представляешь, дорогая, до чего это гадкая картина. Я прямо волнуюсь. Переживаю страшно. Смотреть противно, честное слово… – Почему не представляю?.. Очень даже хорошо представляю, – говорит жена. – Я всё же кто?.. Жена палача!.. Знала, за кого выходила.

Палач вздыхает:

– Да, но ведь я только исполняю свой долг. Я честный. А ведь на моём месте служит ещё мой напарник, которому абсолютно всё равно, который равнодушен в своей жестокости, а я больше всего ненавижу это страшное равнодушие. Ты знаешь, как он намыливает верёвку?

– Как?

– Совершенно равнодушно. Он и вешает людей, не глядя кого. Не интересуясь их личностями, их индивидуальностями… Совершенно не зная их биографий. Ужасно!..

Жена говорит:

– А может быть, вам поменяться?.. Ты в его смену, а он – в твою… Ты пойдешь вешать, а он – рубить… В конце концов в любом деле надо уметь находить прелесть в разнообразии…

– Нет, – отвечает палач. – Его работа не по мне. Требует силы воли. А у меня её нет. Я рубанул – и всё. А тут надо и петлю делать, и табуретку ногой вышибать. Да и многие жертвы обделываются в процессе – запах плохой. Я не выношу плохих запахов.

– Да!.. Ты нежный!.. Ты тонкий! Ты мой дорогой!..

Так они разговаривали бесконечно долго, пока вдруг… ох, это вдруг – вечно означает что-то неожиданное!.. Вдруг вышел приказ: первого палача перевести на отрубание, а второго на повешение.

Приходит с работы наш палач (это раньше он был вторым, а теперь, значит, он стал первым), и жена его спрашивает:

– Ну, как?..

– Чево?

– Как тебе сегодня работалось?

– Да ничего, – говорит, – особенного.

Жена удивилась его равнодушию.

– Ну, ты… хоть повесил его?

– Кого?

– Да человека… человека сегодняшнего.

– Преступника?.. Конечно, повесил. Почему бы мне его не повесить.

– И веревку намылил?

– Намылил.

– И табуретку выбил?

– А как же. Всё сделал, как положено.

– И что?

– И ничего.

Жена успокоилась и говорит:

– Ну, и слава богу.

Прошло с того дня много лет. Вдруг стук в дверь, вбегает напарник, хватает жену палача и тащит её казнить. А первый палач абсолютно равнодушен. Он знал, что в этой никому неизвестной стране они со сменщиком уже переказнили всех, кого только можно было. И вот, стало быть, очередь до его жены дошла. Жена кричит:

– Заступись, идол!.. Он же мне сейчас голову отрубит.

А тот с твердокаменным лицом ей отвечает:

– Ну и пусть. Скажи спасибо, дорогая, что сегодня не моя смена, а то бы я тебя собственноручно повесил… В общем, отрубил напарник голову жене первого, бывшего второго палача и, конечно, страдает на своём месте:

– Ох, чёрт дери, до чего же я дошёл… До чего опустился, что жену своего ближайшего коллеги уничтожил… Столько крови!.. Что же теперь будет?

– А ничего особенного, – говорит ему его сменщик. – Теперь моя смена. И я буду тебя вешать…

– То есть как?! – испугался палач. Очень он был нервный в последнее время. Все ныл и переживал.

– А так. Остались только мы с тобой в этой проклятой никому неизвестной стране. Всех остальных уже переказнили. И тебя повесить – мой профессиональный долг.

Сказано – сделано. На следующий день повесил палач палача.

И вот один-одинёшенек идёт с работы и думает:

– Как хорошо, что я когда-то с рубки голов на повешение перешёл. Всё-таки повезло мне в этой жизни. Ох, повезло!..

ХМЫРИ

Решили хмыри друг друга обсудить. Собрались на своё общее собрание и начали выступать. Один хмырь говорит:

– Знаю я одного хмыря. Так вот: он на хмыря не похож. Что будем делать, товарищи?

– Предлагаю этого хмыря проверить, насколько он действительно наш. Если окажется таким же хмырём, как мы, – хорошо. А если не окажется…

– То что?

– Тогда примем меры. Найдем управу на любого хмыря.

Сказано – сделано. Стали делать проверку. Все хмыри явились чистенькие, бритенькие, в белых рубашечках и галстучках. И все на одно лицо, не отличишь, какой хмырь – действительно хмырь, а какой только хмырём притворяется.

Начали задавать вопросы друг другу:

– Вот вы… пожалуйста… расскажите о себе.

– Я хмырь такого-то года рождения, – начал рассказывать один хмырь. – Мои родители – настоящие хмыри, каких уже мало осталось… Но я как был хмырём, так хмырём и буду!.. Так хмырём и помру!.. Если, конечно, вы мне доверяете. – И начал показывать свои ордена, медали и нагрудные знаки.

– Доверяем. Тебе доверяем! – закричали хмыри из комиссии по проверке. – Эй, ты, хмырь! – кричат далее. – А ну-ка ты… давай-ка… разденься…

– А зачем? – спрашивает хмырь, которому бы надо отвечать, а не спрашивать.

– Посмотрим, что там у тебя есть, а чего, может, нет.

– У меня все, что надо, есть, – отвечает, наконец, тот, у которого спрашивают.

И показывает другим хмырям то, что надо.

Те смотрят. Можно сказать, любуются. Вдруг Председатель Проверочной Комиссии шепчет:

– Вот он, вот…

И глазами своими вращает.

– И что?

– А то… не видите разве?.. У этого хмыря всё совсем по-другому…

– Как же по-другому, когда у меня так же, как у всех.

– Нн-нет, – говорит Председатель. – Не так же… У тебя, у хмыря у этакого, конструкция совершенно другая. Принесите типовые чертежи!

Принесли типовые чертежи конструкции. Начали сверять с оригиналом. Смотрят: ну, действительно, есть кое-какие расхождения.

Так что не всякий хмырь – это тот самый хмырь, который имеет право называться хмырём. Иной хмырь звания хмыря даже недостоин.

Вот с такими хмырями и живём. Как живём? Обыкновенно как. Как хмыри.

ДЕВОЧКА И МОРЕ

Одна маленькая девочка никогда не видела настоящего моря, а то море, которое она видела по телевизору, всё-таки было ненастоящее. А девочке очень хотелось купаться.

И вот родители привезли её к морю.

Девочка выбежала на берег и вдруг воочию увидела, как волны – одна за другой – надвигаются на берег и откатывают, надвигаются и откатывают… Туда-сюда, туда-сюда…

Это не понравилось девочке, потому что показалось ей бессмысленным.

Вот почему девочка долго и пристально смотрела на поведение этих волн и потом спросила:

– Море, ты – дурак?

Никто никогда не говорил морю таких удивительных слов.

Море, конечно, обиделось на девочку, но сделало вид, будто не слышит. Море промолчало.

Наутро девочка пошла вместе с родителями купаться.

Только подошли к берегу, поднялись волны высотой в пятиэтажный дом. Не до купанья.

На следующий день опять пошли, чтобы искупаться. А море всё не успокоилось, продолжает бушевать.

Семь дней подряд повторялась эта история – никак девочка не могла войти в воду. Волны не теряли своей высоты, зловеще падали у берега, будто хотели кого-то проглотить. Нет, нельзя купаться в таком море, категорически запрещено в таких случаях купаться… На восьмой день девочка перелезла забор дома, а котором она жила, и тайно побежала к морю. Она решила искупаться у самого-самого берега, но её первой же волной накрыло и потащило в глубину.

Девочка даже и плавать-то не умела, ничего сделать всё равно не смогла бы. Вода будто взбесилась и могучей силой своей стала крутить задыхающуюся девочку и нести, нести неведомо куда.

Ничего девочка уже не соображала, сознание почти покинуло её и вдруг, будто сквозь сон, она услышала страшный рёв. Это ревел голос моря:

– Девочка, ты – дурак?

После чего она уже ничего не могла услышать. Будто какой-то великан бросил её куда-то вверх.

Прошло неизвестно сколько времени.

Девочка очнулась на берегу – в том самом месте, где начинала своё неосторожное купание.

Блестело солнышко, море тихо улыбалось. Крохотные волны, тихо шелестя, надвигались и откатывали, надвигались и откатывали… Туда-сюда, туда-сюда…

Девочка посмотрела на море, но на этот раз промолчала…

ПРО ВЕЛИКАНА

Однажды в центре Москвы обнаружился великан, который пожирал маленьких детишек.

За завтраком он съедал пять-десять крошек и закусывал их нянями.

За обедом он кушал два-три детских сада без воспитательниц или ограничивался одним детским садом, но с воспитательницами.

Ужинать он уже не ужинал, потому как обыкновенно был сыт к вечеру. Вечером он хотел отдохнуть, ему нравилось попить водичку, скажем, из Чистых прудов. Его тянуло в театр «Современник», поскольку он находился рядом, но великан остерегался туда заходить, поскольку искусство действовало на него усыпляюще уже на седьмой минуте спектакля.

Великана в детстве звали Павликом и, говорят, он был примерным пионером. Он показывал всем пример, как надо относиться к родителям.

Потом, когда великан достиг зрелого возраста, его назвали Лаврентием – в честь одного лысого дяди в пенсне, известного своим образцовым отношением к женщине.

А сейчас, когда великан состарился, его все стали называть Андропкой, потому что на старые имена он уже не откликался, а новое имя всем понравилось.

Бывало, ему по старой памяти крикнут:

– Павлик!

Он молчит. Ему тогда:

– Лаврентий! Лаврентий!

Он опять, как будто не к нему. Даже обижается. А стоило откуда-нибудь сверху крикнуть:

– Эй, Андропка, ты где?.. Мы без тебя пропадём!

Он тут как тут:

– Вызывали?.. Готов выполнить любое ваше задание.

И выполнял. На том рос, рос и постепенно разросся до такой степени, что стал великаном.

Поначалу это было как-то незаметно. Андропка поселился в каком-то Большом доме и редко оттуда выходил.

А если и выходил, то надевал огромный брезентовый плащ, которым накрывался с головой – так, что все думали, что по улице движется военная громадина, и не задавали лишних вопросов.

И вдруг эта жуткая новость: Андропка жрёт невинных детишек. Для этого даже к «Детскому миру» присоседился.

Надо было что-то срочно делать, чтобы наказать великана, представляющего серьёзную опасность для общества.

А тут он ещё раздухарился: вышел на улицу, схватил Садовое кольцо и повесил его себе на пояс.

По Москве стало теперь трудно ездить.

А то ещё взял с площади памятник Пушкину и положил его себе в карман. Ему кричат:

– Положи на место, болван.

А он:

– Цыц! А то съем.

Интеллигенция замолчала. Народ попрятался в своих домах. Всюду и везде стал Андропка мерещиться. Куда ни зайдёшь – везде Андропка. В магазинах – Андропка. В метро – Андропка. В троллейбусах – Андропка. В кино, в школе, в Московском Университете… Стали поговаривать, что у великана три головы: одной он ест, другой думает, а третьей по сторонам вертит… Вместо рук – щупальца. А вместо сердца – пламенный мотор.

Стали, конечно, от него детей прятать. Так он на взрослых перешёл.

За день съедал по тысяче человек.

Однажды пришёл на стадион – с того дня трибуны пустые.

Курский вокзал – всегда полный – опустошил в миг. Затем две электрички слопал, и не поперхнулся. Одну, которая до Купавны шла, другую – ту, которая до Фрязево.

Обратились в милицию:

– Не можем справиться, – говорят там. – У нас штат маленький.

Спрашивают министра обороны. Он говорит:

– Это не дело армии. У армии другие государственные задачи.

Кричат:

– ОМОН!.. Где ОМОН?.. Где хвалёная группа «Альфа»?

Отвечают:

– ОМОН брошен на охрану Кремля, а наша «Альфа» как раз сейчас выполняет задание в Африке.

– Кто же нас защитит? – спрашивают граждане.

Им в ответ по телевизору:

– Не паникуйте. На самом деле опасность невелика.

– Как невелика? Как невелика? – засуетились граждане, а некоторые даже забились в истерике.

– А так. Мы знаем, что говорим. А паникёров будем расстреливать.

И в следующем кадре расстреляли парочку. Остальные миллионы сразу заткнулись.

Тем временем Андропка куда-то исчез, но все понимали, что это дело временное. Оказалось, он поднырнул в Москву-реку у Софийской набережной, а вынырнул у Крымского моста и здесь стал плескаться, а потом кидаться грязью.

Несколько близлежащих солидных учреждений оказались запятнанными.

Андропка, поиграв, встал во весь рост и навис над Москвой. Топнул ногой. Земля загудела. Топнул ещё раз – земля тихо вздохнула под его огромной пятой.

Казалось, наступает конец мира. Вот-вот обрушатся все здания, и город погибнет в пепле и пыли.

Андропка сделал шаг, и очутился на Ваганьковском кладбище. Здесь он стал расковыривать могилы и валить памятники.

Тут со свечкой на Площадь Восстания вышел Малыш.

Он сказал:

– Господи, помоги мне победить великана.

С неба раздалось:

– Рассчитывай только на свои силы, а я всегда буду с тобой.

Тогда Малыш сказал:

– Эй, Андропка!.. Выходи на свой последний бой.

Великан рассмеялся:

– Малыш, на что ты рассчитываешь?.. Мне ничего не стоит раздавить тебя.

– А ты попробуй! – ответил Малыш.

Андропка голой своей пяткой наступил на Малыша, но Малыш подставил свечу, и Андропка обжёгся.

– Ах, вот ты какой! – вскричал он. – Сейчас я тебя схвачу…

Но Малыш снова поднял над собой свечу, и великан опять не сумел одолеть Малыша.

Ещё раз сто Андропка пытался поймать Малыша, но всякий раз свеча спасала его от щупалец великана.

Андропка разъярился. Он уже получил много ожогов, и потому весь дышал только злобой.

Наконец, устав, он завалился спать посреди Заставы Ильича, сказав, что завтра утром он проснётся и уж тогда разделается с Малышом окончательно.

Через минуту он уже храпел, и пять районов Москвы не могли из-за этого звука заснуть в ту ночь.

Между тем, по телевизору выступил какой-то бывший фотограф, и заявил:

– Я не понимаю действий этого Малыша. Он не ведает, что творит. Ведь великан олицетворяет лучшие черты нашего народа – его богатырскую мощь и храп. Андропка нам нужен, потому что он сможет нас защитить от всяких зарубежных монстров – дяди Самуила и тёти Европки.

Его поддержал бывший лётчик, а ныне налётчик:

– Малыш не патриот, – сказал он. – Он выступает против великого. А от великого до смешного – один шаг.

С этими словами бывший лётчик шагнул в пропасть. Уже летя вниз, он крикнул:

– Я буду… буду вашим президентом!..

Третий выступавший сказал:

– Сейчас время демократии. И я бы предложил великану высказаться по ряду вопросов, а мы бы, полемизируя с ним, все вместе придём, или приблизимся к истине. В этой борьбе ведь неважно, кто победит. Важно, чтобы победила демократия.

На телевидение посыпались звонки:

– Просим показать завтрашнее шоу. «Как Малыш будет убивать Андропку».

Ведущий был профессионалом, и заметил с присущей ему всегда иронией:

– А вдруг Андропка победит Малыша?

Тотчас раздались новые звонки:

– А нам всё равно. Лишь бы шоу было интересное. Назовите наоборот: «Как Андропка укокошит Малыша».

В общем, были высказаны самые разные точки зрения, и это вселяло надежду, что завтрашний день войдет в историю, как вчерашний для послезавтрашнего.

А Малыш всю ночь готовился к бою. Вернее, никак не готовился. Он только попросил:

– Дайте мне калёную иголочку да вентилятор.

Не стали с ним спорить. Принесли добрые люди и вентилятор, и иголочку, и никто даже не спросил, как он этими мирными предметами собирается победить этого всесильного злодея. Потому что верили в Малыша, в его талант и способности.

А Малыш всё оставшееся время до рассвета слушал песни Володи Высоцкого и гулял со знакомыми артистами и артистками Театра «У Никитских ворот».

Наконец, наступило утро.

– Ну, мне пора! – сказал Малыш и отправился на войну с великаном.

Приходит он на Заставу Ильича, а застава вся заставлена. Не пускают Малыша к великану.

А кто не пускает?.. Присмотрелся Малыш, – а те самые, что по телевизору выступали, чушь городили и вот теперь из этой самой чуши вокруг великана огромные заборы возвели.

Что делать? Малыш не растерялся, включил вентилятор – всех этих людей с их заборами тут же и сдуло.

Великан проснулся, потянулся, говорит:

– Ну, ты где, Малыш?.. Будешь со мной драться?

– Да я уж тебя давно дожидаюсь, – ответил Малыш, зайдя великану за спину.

Тот пока повернулся, Малыш опять ему за спину забежал.

– Чтой-то ты от меня все время бегаешь!.. – воскликнул Андропка. – Никак не могу тебе в глаза посмотреть.

И снова вокруг себя крутится.

Так продолжалось сорок раз. А поскольку у великана было три головы – считай, Саша, сорок умножить на три – сто двадцать… правильно… вращений произвёл Андропка не сходя с места.

Закружились головы у великана, перекосились перед ним Небо и Земля, и когда встал лицом перед ним Малыш, рухнул Андропка на асфальт – тут-то Малыш и вонзил ему калёную иголочку прямо в зад.

И – о чудо! Оказалось, Андропка весь из себя надувной – сверху крепкий, а внутри – пустой. Испустил дух великан, и тут новое чудо случилось… Разорвалось туловище чудовища, и оттуда посыпались все ранее им съеденные детишки и воспитательницы, взрослые и старики, электрички, следовавшие в Купавну и Фрязево, болельщики на стадионе и научные работники – все, все, все, слава богу, живые, хотя и не все, к сожалению, здоровые.

– Ура! – закричали все хором. – Свобода!.. Спасибо Малышу!..

И тут начался праздник в честь великой победы над кровожадным великаном Андропкой. Что тут началось!.. Все обнимались, пели и танцевали…

По требованию веселящейся публики Заставу Ильича переименовали в Заставу Малыша. Памятник Пушкину водрузили на свое место, и он снова стал любезен народу. А на месте Садового кольца опять возобновилось движение по Садовому кольцу.

А вечером был всенародный банкет на всех улицах Москвы, с салютом и фейерверком.

И я там был, мёд-пиво пил, по усам не текло, так как усов у меня нету, а в рот попало, благо, рот у меня не маленький, великану на зависть, простым людям на радость.

Желаю и тебе, Саша, испытать в жизни такое счастье.

ПОСЛЕДСТВИЯ

Девочка Надя, тринадцати лет, сидела на подоконнике у раскрытого окна и смотрелась в зеркало. Этаж был семнадцатый, сверху были видны людишки, автобусики и трамвайчики…

Вдруг Надя увидела на своем лице прыщик. Она отложила в сторону недоеденный ею банан и принялась давить… В самый решающий момент она вздрогнула, и банан полетел вниз на мостовую.

– Шмяк! – в ту же секунду на скользкую корку банана наступила перебегавшая улицу тётка. Она проехалась на банановой корке и распласталась у светофора.

Водитель автобуса рванул руль влево.

Из-за чего ехавшая рядом машина – фургон с надписью «Живая рыба» – врезалась в столб.

Но вода из фургона не вылилась, живая рыба вопреки ожиданиям на асфальт не вывалилась. Вместо всего этого из раскрывшихся от удара задних дверей на улицу выскочили пятеро бритых людей в полосатой одежде, а за ними милиционер и солдат.

Они начали стрелять с колена вслед разбежавшимся в разные стороны заключённым. Впоследствии трудно будет объяснить, почему в фургоне «Живая рыба» везли преступников – окажется, что в целях конспирации перевозок живого груза из тюрьмы в тюрьму.

В то же вечер в городе выросла преступность ровно на пять единиц. Причем одно из преступлений оказалось особенно злостным – был украден «дипломат» у одного из дипломатов.

В этом «дипломате» были, как на грех, списки всех агентов стран третьего мира, что, в конце концов, привело к выдворению этого дипломата, оказавшегося резидентом четырёх разведок в одной никому неизвестной стране.

Пришлось вмешаться Организации Объединённых Наций. Голосование показало, как всегда, единство всех миролюбивых сил, благодаря которому, собственно, и начался вооружённый конфликт между сторонами.

Два континента оказались втянуты в кровавую бойню.

До атомной войны, к счастью, не дошло, но тридцать три миллиона убитых и раненых – вот результат этого регионального конфликта, в котором, как нас и предупреждали, и не могло быть ни выигравших, ни проигравших.

К этому надо добавить, что национальный доход во многих странах снизился на четыре процента, что привело к существенному пересмотру экономической доктрины Европы в связи с разбалансированием глобального консенсуса между Западом и Востоком.

…Вот к каким тяжёлым последствиям для всего мирового сообщества имело одно неверное движение девочки Нади, тринадцати лет, которая однажды сидела на подоконнике и давила прыщик.

СТРАШНАЯ СКАЗКА

Ох, Саша, сейчас будет страшная сказка. Вернее, страшненькая… Дети любят страшненькое, особенно перед сном. Не бойся, я сам боюсь. Но доктора говорят, что на детей страшное действует успокоительно – дети лучше спят, им потом снятся хорошие сны… Так что, оказывается, слушать страшненькие истории перед сном полезно.

Значит, так.

Жили-были три дружочка – Ужастик, Кошмарик и Катастрофик. Один лучше другого – то, что умел первый, то второй делал ещё отвратительней, а то, что творил третий, было вообще хуже некуда.

И вот они поспорили, кто из них страшнее для людей. Объявили Конкурс на лучшее Чудовище.

Ужастик сказал:

– Я пойду в школу и там буду на всех уроках ужасы устраивать.

Кошмарик сказал:

– А я пойду в больницу – пусть там узнают, что такое настоящая боль, настоящие кошмары.

А Катастрофик вообще ничего не стал говорить. Он молча спустился с небес и сделал в Москве наводнение.

– Ой! – закричали люди. – Ой, и ещё раз ой!

В школе Ужастик явился на урок химии и облил учащегося 8-го класса Игоря Дудкина азотной кислотой. Но весь ужас был в том, что учительница химии Вера Петровна поставила за этот опыт Дудкину пятёрку.

– Это ужасно! – сказал Ужастик и прыгнул сзади на Веру Петровну, как на лошадь.

Вера Петровна крикнула:

– И-го-го!

И понеслась по коридору. Ужастик сидел на ней верхом и ужасно хохотал.

Затем Ужастик прорычал Вере Петровне:

– Тпрру!

И спрыгнул с её спины. Но тут химичка хлопнула Ужастика по попке и прошипела:

– Я тебе не лошадь.

– Ты лошадь, – сказал Ужастик и тем самым окончательно превратил учительницу в лошадь.

– Это прекрасно! – сказал подоспевший к этому моменту учащийся 8-го класса Игорь Дудкин.

Ужастик пожал ему руку, и с этого дня они стали друзьями.

А в это время Кошмарик орудовал в больнице. Первым делом он надел белый халат и под видом главврача проник в палату, где лежали тяжело больные.

– Всем встать! – скомандовал он. – У нас сегодня дискотека.

Но больные даже не пошевелились.

– Вы что?.. Не любите танцевать? – спросил Кошмарик строгим тоном.

– Мы любим танцевать, но не сейчас! – простонали больные.

– Нет, – сказал Кошмарик строгим голосом. – Всем сегодня прописаны танцы! А кто не встанет и не затанцует, тому не поздоровится!

И включил принесённый с собой магнитофон. Взревела оглушительная музыка. Некоторые больные от неожиданности повскакивали с кроватей.

– Танцуют все! – закричал Кошмарик.

Двое больных упали в обморок. Трое забились в судорогах. Кто-то из парализованных застыл в положении «вприсядку». Кто-то вытянул вперёд руки, а кто-то протянул ноги.

Тут в палату вбежал настоящий главврач в окружении медсестёр и нянечек.

– Что происходит?.. Кто устроил это безобразие?

Однако выяснить это не удалось. Кошмарик уже исчез. Улетел в открытую форточку, которая слегка болталась на окне от ветра.

С того дня в этой больнице все форточки держат закрытыми, и когда больные просят их открыть, нянечки и медсёстры отвечают:

– Нет. Не велено.

И рассказывают новым больным о том, как в их больницу залетел какой-то Кошмарик и устроил кошмарную дискотеку.

Что касается Катастрофика, то про него, Саша, я ничего хорошего тебе не сумею рассказать. Ведь он, несомненно, победитель Конкурса на лучшее Чудовище.

Ты сама про его деяния знаешь. Ведь ты каждый день смотришь телевизор и сама всё видишь, всё понимаешь.

А лучше бы не видела и не понимала. Лучше бы в нашей жизни не было ни Ужастика, ни Кошмарика, ни, тем более, этого злодея Катастрофика с его постоянными катастрофами, которые каждый день он показывает по телевизору.

Лучше было бы, если все страшные и страшненькие сказки оставались сказками.

ПРО ДУНЬКУ

Полюбил Пронька Февроньку. И родилась у них Дунька. Эта их дочка, как только вышла на свет, сразу начала шкодить.

Выплюнула соску и говорит:

– Мамка, дай закурить!

Это были её первые слова. Февронька расстроилась и решила дать ей молока.

– Не хочу молока, хочу пивка! – пропищала Дунька, а Пронька, поскольку хороший отец, помчался в супермаркет за пивом, которое Дунька потом с удовольствием выпила.

Но это ещё что!

– Она у нас пысается! – с горечью сообщил Пронька Февроньке.

– Трудный ребёнок! – сказала Февронька и заплакала.

Решили отдать Дуньку в детский сад на перевоспитание. Так она и там себя проявила. Всем детям в гардеробе поменяла калоши и в ботиночки посыпала всем соли.

– Ты зачем это сделала, Дунечка? – спросила воспитательница.

– Больше не буду! – заявила Дунька и тут же остатками посолила детские пирожные, предназначавшиеся к ужину.

– Это вам на сладкое. Вы же любите сладенькое! – ухмыльнулась она, и захлопала ресничками.

А на следующий день взяла спички и подожгла детсадик. Приехала пожарная команда, спрашивает:

– Кто тот преступник, который совершил поджог?

Воспитательница, которая вывела и вытащила всех детей из огня ещё до приезда пожарной машины, взяла всю вину на себя:

– Это я, наверное, не выключила вовремя чайник, вот и загорелась старая проводка.

Пожарные погасили огонь и хотели было, усталые, уехать, да не вышло: маленькая Дуня схватила шланг и давай всех поливать водой – и пожарных и воспитательницу. Пока пожарные поняли, что происходит, воспитательница упала в обморок, лежит, причитает:

– Это всё я …я… Всё из-за меня!.. А вы не трогайте только нашу Дунечку. У неё несчастливое детство!..

Пожарные уехали, не тронув Дунечку. И всё было бы прекрасно, за исключением пепелища на месте детского садика.

Потом Дунька пошла в школу на улице Разгуляй.

Там она, соответственно, и разгулялась. Перво-наперво принесла в школу наркотики и стала ими угощать всех направо и налево.

Направо школьников, налево учителей.

Так что даже пришлось эту школу переименовать. Стала она называться так: «Первая московская наркотическая школа «Разгуляй».

Здесь всем дали очень хорошее образование. Научили «ширяться» и «балдеть».

Всё благодаря Дуньке.

Она сама была балда балдой, да и все кто к этой школе имел отношение, стали полнейшими обалдуями.

И вот настало время Дуньке замуж выходить. А где жениха найти?

Женихи в наше время на улице не валяются.

Но надо знать Дуньку – она поискала глазами вокруг и тотчас нашла себе одного, который валялся, другого, который валялся и третьего, который валялся, но при этом он ещё и лёжа пел.

Нет, Саша, он не пил, а именно пел, ты меня не путай.

Дело в том, что сейчас многие певцы поют лёжа. Ложатся с микрофоном на сцене и поют. Что поют – неважно, важно – как. Вот такого лежачего певца Дунька выбрала себе в женихи.

Звали его Серёга по прозвищу «Серьга».

Это потому что у него всюду и везде торчали серьги. В носу серьга, в ушах по серьге, щека проколота, брови, губы и даже в одном только пупке у него было шестнадцать серёжек – Дунька несколько раз принималась считать, но как дойдёт до одиннадцати – сразу сбивается, ей второй десяток был недоступен, ей эти цифры трудно поддавались, а слово «четырнадцать» она вообще выговорить не могла – всегда получалось «чертытнассать», и никак иначе!..

Пронька с Февронькой, конечно, обрадовались за своего ребёнка и стали ждать свадьбы.

И вот она состоялась.

Накануне Дунька пошла в баньку. Вместе с Серёгой. Попарились. Помылись. Полюбовались друг другом. Полюбились, конечно, тоже.

И началась гулянка.

С Серёжкиной стороны пришла родня, братва и гости.

И с Дунькиной – свои. Близкие, неблизкие, далёкие и давно забытые.

Всего человек триста. А может, пятьсот.

Ну, надрались, конечно.

И уж потом, конечно, передрались.

И тут вдруг смотрят: где Дунька? Нет Дуньки!.. Где Серёга?.. Нет Серёги!..

Пропали жених и невеста.

Неужто насовсем сгинули?..

Нет, конечно. Задрали головы Пронька с Февронькой и видят: Дунька с Серёгой в небе на ковре-самолёте от тучки к тучке плывут и всем гостям ручками машут.

Куда летят?.. Зачем взмыли?.. С какой целью?

Непонятно. Как говорится, история умалчивает.

Может, не хотят жить старой жизнью и полетели на поиски новой?..

А может, просто захотелось по небесам прошвырнуться?.. как-никак, а получается «свадебное путешествие».

Ну, и пусть летят. Захотелось – и пусть.

Дунька кричит:

– Улёт!.. Улёт!

А Серёжка ей вторит:

– Прощайте все!.. Чтоб я вас, чертей, больше не видел!..

Его можно понять, он в нормальном состоянии, когда хочется петь и ни о чём не думать.

Только вдруг Пронька немного скис, немного осерчал.

– Ты чего? – спрашивает Февронька. – Небось жалеешь, что от нас эта проклятая Дунька улетела?

– Да нет, – отвечает Пронька. – Я жалею тот наш ковёр, который она у нас только что свистнула.

И правда, есть о чём жалеть. Ведь Пронька с Февронькой до сих пор думали, что ковёр – недвижимость, а он оказался вовсе самолёт. Вечно с этой Дунькой проблемы.

Всё-таки трудный она ребёнок, что ни говори!

ПРО ПАДЕНИЕ

Однажды, Саша, я шёл по улице, споткнулся и упал.

Тотчас ко мне подбежал какой-то дядька и стал бить меня ногами.

Тут и сказке конец. Спи теперь.

– Какая же это сказка?! – воскликнула Саша. – Вот если бы к тебе подскочил дядька и начал бы тебе помогать, чтобы ты встал, – это была бы сказка!..

– Хорошо, – говорю я. – Пусть будет по-твоему… Подбежал ко мне дядька и стал меня подымать… Вот он меня поднимает, поднимает, а сам и спрашивает:

– Сколько?

Я недоумеваю:

– Что «сколько»?

Он отвечает:

– Я спрашиваю, сколько вы мне заплатите за то, что я помог вам встать?

Я говорю:

– Да нисколько. Ничего я вам не заплачу. Просто вы сделали доброе дело, и я вам, бескорыстному, не собираюсь ничего платить.

– Я не бескорыстный, – он говорит. – Заплати´те сейчас же.

– Ни за что, – говорю я. – Вы мне пришли на помощь, и я вам говорю «спасибо».

– «Спасибо» мне мало. За «спасибо» вам пусть другие помогают!..

И бросил меня на асфальт. А у меня нога болит. Наверное, я её то ли подвернул, то ли сломал. Боль адская.

– Хорошо, – говорю я. – Я вам заплачу сто руб лей. Только вы меня ещё раз поднимите и не бросайте.

– Двести, – говорит он.

– Хорошо, двести. Только вы за двести после этого поймайте машину и отвезите меня в травмопункт.

– Пятьсот, – говорит он.

– А за четыреста не согласитесь?

И вдруг он кивает. Мол, согласен за четыреста.

– Вот это сказка! – сказала Саша и заснула.

А я ещё долго около неё сидел и думал, какие умные дети теперь пошли. Умеют отличать, где сказка, а где быль.

ПРО МУРАВЬИШКУ

Один муравьишка был очень любопытный. Его интересовало всё – почему деревья плачут смолой, почему черви вылезают на землю после дождя, почему трава зелёная и почему север всегда на севере, а юг на юге…

Ему хотелось знать: что там, за горизонтом, как паук плетёт паутину, где какие спят птицы, чья подошва отпечаталась в пыли, откуда дует ветер и что такое жизнь, если после неё всегда смерть…

Не на все эти вопросы наш любопытный муравьишка получал ответы, но очень уж ему надобно было, чтобы всё объяснить да выведать.

Вот, к примеру, увидел он однажды пустую консервную банку – и сразу у него вопрос:

– Кто в ней находился?.. Что в ней было?

Обнюхал наш муравьишка всю жестянку, облазил сверкающую на солнце крышку, чуть не поранился, преодолевая зазубринки, а – ответа нет.

Расстроился муравьишка, решил проникнуть на консервный завод и открыть тайну.

Задумано – сделано. И вот он пришёл в цех завода, но не через проходную – там его могли затоптать, а окольными путём – через заводскую трубу. Чуть не задохнулся по пути!

Но муравьишка наш упорный. Благо, завод был рядом с муравейником, всего недели три ходу…

Первым делом муравьишка осмотрелся. Он сразу догадался, что тут работает Страшный конвейер, не имеющий ни начала ни конца. На него пахнуло каким-то бешеным ароматом от тягучего потока, шедшего из блестящих трубок прямо в открытые, пока незакупоренные консервные банки, двигавшиеся в разных направлениях по витым желобам и прямым линиям.

– Масло! – смекнул наш герой, и на всякий случай отполз подальше от этой манящей к себе опасности. Ведь стоило дотронуться до этой жидкости – и ты будешь втянут в её густоту навеки. Отсюда уже не выберешься!..

Ему очень было интересно узнать, есть ли жизнь в консервах.

Для этого он собрался с силами и полез на потолок, потому что только оттуда, сверху, можно было разглядеть, чем наполняются жестяные баночки, одна за другой в бесконечной последовательности ползущие к выходу.

Подъём на потолок длился часа четыре. Сначала вверх по отвесной стене – это дело привычное и муравьишка с ним справился, хотя и порядком устал – ведь высота стен в заводском цеху значительно превосходила все знакомые ему доселе поверхности.

Но самый тяжёлый участок пути пришёлся собственно на потолок – здесь пришлось двигаться вверх ногами (лапками кверху). Этот акробатический этюд муравьишка в перевёрнутом виде проделал на «отлично». Теперь он висел над конвейером, и ему оставалось, поворотив голову, только лишь посмотреть вниз.

– Ох, ты, Боже!

То, что он увидел, превзошло все его ожидания. Жуткая ошеломляющая картина, от вида которой можно было сойти с ума.

Трупы маленьких рыбок с отрубленными головами были аккуратно уложены в каждую из банок и залиты этим вонючим мерзким маслом.

Они бок о бок штабелями покоились в ряду, движение которого очаровывало и завораживало. Блестящие мёртвые тельца светились каким-то мертвенным золотистым светом – потрясённый и ослеплённый увиденным, муравьишка на миг потерял бдительность, расслабился и отпустил лапки от вспотевшего потолка. Кувырк!..

В следующее мгновение он полетел вниз, потеряв представление где что и когда как.

Он плюхнулся в одну из банок, которая буквально через минуту закрылась, и моментально всё погрузилось в кромешную тьму. Чернота вечной ночи и жизни в несвободе рядом с обезглавленными трупами бывших живых существ делали дальнейшее существование абсолютно бесперспективным. М-да, вот тебе наказание за излишнее неуёмное желание постичь мир.

– Как любопытно умереть! – подумалось муравьишке, и с этой мыслью он умер, почувствовав облегчение.

…Примерно через год банка с надписью «Шпроты» оказалась на столе, вокруг которого сидели весёлые пьяные люди. Её вскрыли и начали есть содержимое.

– Ой, как он сюда попал? – воскликнул вдруг один из сидящих. Видимо, самый любопытный.

Что было дальше – уже не сказка.

ПРО ПОЕЗД

Жил-был Поезд.

Характер у него был странный. Больше всего в жизни он любил стоять на остановках.

Конечно, ему приходилось и ездить, иногда даже на очень большие расстояния, но это ему не нравилось.

Ему нравилось не двигаться.

Бывало, приедет на какую-нибудь станцию Петрушкино, встанет и стоит…

Час стоит, два… Уже давно пора дальше ехать, а он всё стоит и стоит…

Все пассажиры уже давно по вагонам расселись, ждут, когда поезд с места тронется.

А он не трогается, хоть тресни.

Пассажиры спрашивают:

– Ну, что?.. Тебе не надоело?.. Себя мучаешь и нас… Давай уж езжай, пожалуйста…

– А куда торопиться?! Успеем ещё! – отвечал им Поезд и продолжал стоять. Ещё час… Ещё два…

Некоторые пассажиры, которые без вещей, вылезали из вагонов и пешком шли… Не выдерживали, бедные… Стыдили его:

– Имей совесть. Езжай. Мы же билеты на тебя купили.

А Поезд своё бубнит:

– Да ладно… Могли бы на меня и не садиться…

– Экий лентяй, – говорили про него люди. – Просто беда нам с ним.

И вдруг поезд ка-ак побежит!.. Не догнать!..

Что случилось – никто не понимает. Скорость возросла до умопомрачения. Вот-вот с рельсов слетит… Один пассажир даже в испуге стоп-кран рванул. Все с полок попадали. Спрашивают:

– Ты чего?

– Я ничего, – объяснил пассажир. – А вот Поезд наш того. Свихнулся.

– По какой причине?

– А вы не видите разве?.. Он же в электричку влюбился. Места себе не может найти!..

Тут все пассажиры с мест повскакивали и тотчас начали с поезда прыгать.

И правильно. Зачем ждать, когда влюблённый поезд с электричкой поцелуется?!

ПРО ПРАБАБУШКУ

Знаешь ли ты, Саша, что твоя прабабушка много лет была в отряде космонавтов? Она мне сама рассказала эту историю, и я ей верю. Верь и ты.

Сначала, как и полагается, её в космонавты не брали. Говорили: возраст у вас не тот, и здоровье хромает. В общем, не подходите.

Но прабабушка была упорной старушкой. Она им документы представила, что ей 18 лет, и тут же сделала двойное сальто назад с места.

Комиссия ахнула. Но один генерал стал придираться:

– У вас, – говорит, – в биографии нет прыжков с парашютом.

Бабушка тотчас вспрыгнула на стол комиссии и оттуда вниз как сиганет.

Комиссия говорит:

– А где же парашют?

Бабушка не смутилась:

– Тут высота небольшая. Мой парашют не успел раскрыться.

Комиссия согласилась с этими доводами. Всё же профессионалы. Разбираются!.. Способны понять!..

Бабушка говорит:

– Дайте мне скорее центрифугу вашу. Хочу на ней повертеться.

Повели её на центрифугу. Прицепили ремни – и давай крутить.

Крутили-крутили, ей хоть бы хны. Встала, как ни в чём не бывало. Ей меряют давление.

– Давления нет, – докладывает врач.

– Как нет?.. Не может такого быть!..

– В смысле – давление нормальное. Как у космонавтов.

Комиссия переглядывается и советуется с представителями партии и правительства.

Все в недоумении. Одна бабушка в полном порядке.

– Я ещё не то могу. Я, – говорит, – могу ещё в открытый космос выйти.

– Ну, выйдите. Попробуйте выйти, – ей говорят.

Она говорит:

– Скафандр на меня наденьте, пожалуйста!..

Стали надевать на неё скафандр.

– Этот тесный. Подмышками жмёт, – говорит Бабушка. – Принесите другой.

Ей сразу два принесли. Второй и третий. На выбор.

Бабушка расстроилась:

– Нет, в этом не полечу. Расцветка не та. А в том жарко – включите кондиционер.

Ей не включили. Говорят: не предусмотрено.

Бабушка стала мерить скафандры, ей никакой не подходит. То ей то не то, то это… Одним словом, женская натура, хотя и бабушка.

Двадцатый скафандр не подошёл, поскольку изнутри потел. Значит, брак.

Двадцать первый был хорош – и размер, и расцветка, и температура – всё высший класс. Но и тут бабушка придралась:

– Каблуки не влезают. Не годится.

– А зачем вам каблуки в космосе, бабуля?

– Эх, милый, ничего-то ты не понимаешь. Как я на Сириус высажусь без каблуков?.. Я же нашу планету там буду представлять во всей красе. Сириусяне там от меня попадать должны!.. Не буду ж я перед ними в одних носках ваших шерстяных колбаситься!.. Я там выглядеть должна о-го-го!..

Приняли твою прабабушку в отряд космонавтов, в общем. А куда деться?

Наша бабушка, с какого боку на неё ни посмотреть, – всё лучшая.

Её только спросили:

– Откуда у вас такая подготовка?

Она отвечает:

– Я вообще-то из самодеятельности. Всю жизнь в невесомости, то есть в очередях. Да ещё круглые сутки за плитой, всегда готовая к взлёту. Только дайте команду – я от вас подальше с превеликим удовольствием. Три! Два! Один! Пуск! – только меня и видели!

Ответ прабабушки понравился, и скоро её запустили в секретном режиме на Сириус.

А мы всё думаем, что она в магазин пошла.

Только бы возвратилась!

ПРО ДОБРОГО СКОРПИОНЧИКА

Жила – была большая семья скорпионов.

Папа-скорпион, Мама-скорпионша и целый десяток детишек – маленьких скорпиончиков, которые были очень похожи друг на друга и ещё больше на своих родителей.

Чтобы как-то различать скорпиончиков, Папа-скорпион нарисовал каждому на спине его номерной знак – первый, второй, третий… И вдруг, после этой инвентаризации, выяснилось, что у них в семье живёт одиннадцатый скорпиончик, которого раньше никто не замечал.

Этот одиннадцатый был точно такой же, как все его братишки – с такими же усиками. Только глазки у него были какие-то не такие. Добрые!

Вскоре выяснилось, этот скорпиончик и характером своим отличается от остальных.

К примеру, Мама-скорпионша говорит:

– Дети!.. Сегодня ложитесь спать пораньше – завтра папа поведёт вас на охоту. Впервые в жизни!

Все тотчас легли и засопели во сне. Один одиннадцатый не спит.

– Мама, спрашивает, – а что это такое, «охота»?..

– Это когда вы подкрадываетесь к жертве, кусаете её и она, твоя жертва, умирает.

– Ой, – захныкал скорпиончик. – Я не хочу… Я боюсь… И я же не умею кусаться.

– Не бойся, – прошептала мама. – Завтра папа вас всех научит этому делу. Спи.

Скорпиончик заснул, но не сразу, да и во сне потом долго ворочался – видно, волновался перед охотой.

Наутро Папа-скорпион всех детей своих разбудил и стал читать им лекцию на тему «Как и кого правильно укусить. Из личного опыта скорпионовой истории».

Он был знатный охотник, мастер укусного дела, профессор высоких скорпионских технологий.

– Это делается так, – сказал Папа и показал, как это делается. Он вспрыгнул на шею проходившего мимо козлёночка и впился в его кожу, скрывшись в шерсти.

Козлёночка зашатало.

– Ой, – воскликнул одиннадцатый, – ему же больно!.. Боль-но!

– Кто это сказал? – строго спросил Папа, отвлекшись от козлёночка.

– Я!

– Правильно!.. Больно!.. Но зато какое нам наслаждение!.. – и продолжил укус.

Козлёночек заплакал.

– Я этого не вынесу! – закричал скорпиончик, в то время как все его братишки аплодировали с горящими как маленькие фары совершенно одинаковыми глазками. – Прекрати!.. Папочка, немедленно прекрати издеваться над животным!..

Папа прекратил. Он соскочил с потерявшего сознания козлёночка и подошёл к своему ребёнку.

– Ты что?.. Добрый, что ли? – с ужасом спросил Папа-скорпион.

– Не знаю… Наверное, добрый! – с неменьшим ужасом признался одиннадцатый.

– Первым хочешь быть! – воскликнул Папа.

Он имел в виду, что среди рода скорпионов никогда прежде не встречался ни один добрый скорпион. Это всех и возмутило.

Со всех сторон раздались голоса и подголоски:

– Наказать его!..

– Судить!

– Не надо его судить, давайте лучше без суда и следствия…

– Уничтожить его – и дело с концом!..

– Предатель!..

– И откуда он такой взялся?..

– Хочет быть на нас непохож!

– То же мне… какой добренький выискался!..

– А давайте посмотрим глубже: скорпион ли он вообще?.. Надо лишить его почётного звания «скорпион». И он недостоин называться насекомым. Позор!..

– Может ли вообще скорпион быть добрым?!

– Ответ ясен: не может!.. Значит, ему не место в наших рядах!..

– Значит, ему не место в нашей семье!..

Скорпиончик № 11 не выдержал всего этого, испугался. Да как закричит:

– Ма-аа-ама!..

Тотчас прилетела Мама-скорпионша, которая, конечно, хотела спасти своего дитятку, но не знала каким образом.

– Тихо!.. – заорала она. – Не трогайте моего сыночка. Он ещё маленький, многого в жизни не понимает. Пока. А вырастет – и научится кусать.

Я уверена, очень хорошо научится!.. Не хуже, чем вы!

– Правильно! – сказал Папа. – Это ведь ещё не сама охота. Это ведь ещё учения.

Вдруг в этот момент вскочил козлёночек и начал топтать всю семью скорпионов.

Всех своим копытом затоптал. Очень он был в ярости от пережитой нечеловеческой боли.

Папа-скорпион только и успел вымолвить:

– Вот козёл!..

А одиннадцатого скорпиончика козлёночек не тронул.

Они с той поры подружились.

Потому что оба были добрые. А добрые, Саша, умеют дружить.

СВЕТЛЯЧОК И СОЛНЦЕ

Жил да был Светлячок.

Он жил в темноте и всегда радовался черноте ночи.

– Как мне хорошо, когда зги не видать. И как тяжело становится на рассвете, – думал он. – А всё почему?.. А потому что Солнце, чтоб ему пусто было.

Короче, он решил, что Солнце – его главный враг. Если бы не Солнце, его жизнь была бы прекрасной. Ведь тогда бы была бы сплошная темнота. Круглые сутки. Месяцы. Годы. Века и тысячелетия.

– Пусть от этого всем будет плохо. Зато мне одному хорошо. Во тьме меня все видят, все меня приветствуют, а днём я незаметен, днём я никому не интересен, никому не нужен.

В общем, как сказал Поэт, да здравствует Тьма и да скроется Солнце.

Он, правда, совсем не так сказал, а наоборот, но Светлячку понравилось именно так, как он Поэта процитировал, а не как сказано на самом деле.

Вообще Светлячок себя очень любил – и за то, что он говорил, и за то, что он думал.

Короче, замахнулся Светлячок на Солнце.

И говорит:

– Сгинь! Пропади!

А Солнце улыбается в ответ.

– Прекрати смеяться, Солнце, а то хуже будет.

Солнце ещё пуще улыбается.

– Ах, так? – крикнул воинственный Светлячок. – Сейчас ты погаснешь!

И вдруг, надо ж такому случиться, в этот момент появилась на небе огромная туча, заслонила Солнце, и сделалось вокруг темно-темно.

– Вот тебе! – закричал Светлячок, и был готов уже праздновать победу. – Я же говорил, что ты сгинешь!

Но тут сверкнула молния, грянул гром, началась страшная гроза.

С неба стал хлестать дикий дождь.

Небо словно обозлилось на кого-то.

Светлячок хотел было спрятаться под какой-то листик, но крыши ему не хватило, потому что дождь был косой и три часа лил, как из ведра.

Гром продолжал греметь, а однажды та-ак жахнул, что у мокрого насквозь Светлячка внутри всё перевернулось, и он даже перестал светить.

Когда туча ушла, и Солнце снова водворилось на своё место, Светлячок валялся без сознания в траве и ни о чём даже думать не мог, не то что говорить.

Наконец, подсохло всё в природе, и Светлячок пришёл в себя.

Почистил крылышки, оправился. И думает:

– Не хочу жить на Солнце. Буду бороться с ним до конца.

Солнце опять только улыбнулось.

А Светлячок закричал:

– Эй, ты!.. Объявляю тебе войну!..

И собравшись с силами, полетел к Солнцу. Зачем? Чтобы его выключить. Чтобы его погасить.

Летел он целый день. Всё вверх да вверх.

А скоро наступил вечер, за ним ночь.

Светлячок опять торжествует:

– Моя взяла!.. Победа! Ура-аа!

Да только рано он праздновал. Наступило очередное утро, и Светлячок совсем сошёл с ума от злости. Это Солнце ему было просто поперёк дороги.

– Ну, погоди! Сейчас я в тебя врежусь!.. Берегись, гадина-говядина!

По мере приближения к Солнцу становилось все жарче и жарче.

И вот стало совсем нестерпимо.

Солнце перестало улыбаться, ему было жалко обезумевшего Светлячка. Оно как бы говорило ему:

– Вернись, глупенький. Ведь ты сгоришь, сумасшедший!

Но Светлячок никого не слышал. Потому что всю жизнь слушал только самого себя.

В какой-то момент он почувствовал, что тело его накалилось настолько, что он, обожжённый, вспыхнул, обуглился и разлетелся в прах. А всё почему?

Не надо было на Солнце замахиваться.

ПРО НЮШКУ И НАТКУ

Жил-был Тыр-Пыр-Восемь-Дыр.

И была у него подружка. Звали её Нюшка-Дритатушка.

А по профессии они были танцевальной парой на серебряных коньках, трижды чемпионы мира и четырежды его окрестностей.

И была меж ними любовь-морковь. Водой не разольёшь, ножиком не разрежешь, друг от дружки не отломишь.

– Не могёт такого быть! – сказала Королева красоты, а по совместительству ведьма по имени Натка-Мохнатка, когда парочка по телику выступала как одно целое под музыку Вивальди, тренер Хведька Косорылов.

У этой Натки было три тыщи поклонников, но ни с кем она не могла найти свое счастье. Только её кто-нибудь поцелует, сразу на ейной губе вскакивает прыщик, али того хуже – водяной волдырь на пол-литра весом. И потому не умела она никого любить, а целоваться любила, вот и вышло, что у нее на морде выросло три тыщи волдырей да прыщиков. Цифра приблизительная, но примерно точная.

Смотреть на эту красоту не было никакой возможности – кто глянет, тому нездоровится, неделю надо от такого ужаса отходить.

И вот эта Натка-Мохнатка начала над собой колдовать.

Первым делом посыпала голову горохом, в кофейную гущу натерла чеснока и выпила эту дрянь, потом разделась догола и завернулась в мокрую простыню, пропитанную кока-колой пополам с серной кислотой, и давай себя веником хлестать, затем в прорубь – шасть! – с целью очиститься, и так подряд семь раз, пока не дошла до состояния, которое врачи аттестовали бы как «полная офонарея с частичными перебоями и постоянным огранизмом организма».

Но врачи к Натке не приехали, поскольку Натка их не вызывала. Она умирала от зависти, а диагноз этой болезни, знай, Саша, самый печальный – человек становится неизлечим.

К концу колдовства вылезла изо рта Натки длиннючая ползучая гремучая Змея по имени Клава Пресмыкалова, полыхнула впереди себя ветвистым своим жалом и прошипела:

– Шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш………… В переводе со змеиного это означало:

– Всё!.. Будешь ты отныне не Наткой-Мохнаткой, а Нюшкой-Дритатушкой. Влезешь в её шкуру, примешь её вид, а она твой. Поменяетесь жизнями и обличьями. И полюбит тебя Тыр-Пыр, и обретёшь ты с ним своё счастье!

Обрадовалась Натка, только спросила свою змею:

– А как же я вселюсь в эту Нюшку? Каким образом?..

– А это ты уж сама решай. На то ты и ведьма!.. Покедова!

И с этими словами Змея по имени Клава Пресмыкалова снова упряталась у Натки во внутрях.

В тот же вечер подкараулила Натка Нюшку у ледового дворца, где Нюшка фигуряла на коньках в паре со своим возлюбленным, и говорит ей:

– Ты, Нюшка, самая красивая, самая распрекрасная… Дай тебе Бог успехов в спорте и счастья в личной жизни.

И с этими словами прямёхонько влезла ей в душу.

Поверила Нюшка ведьме, и та очень скоро переселилась к ней.

И стала Натка Нюшкой, а Нюшка Наткой. Чего не бывает в жизни, и в большом спорте в частности.

А тут как раз Олимпиада Ада приближалась. Тренер Хведька Косорылов говорит:

– Всё у нас есть – и звания, и признания… А вот единственной награды нет – олимпийской. Хотите в Ад поехать?

– Очень хочу, – говорит Нюшка, а на самом деле Натка.

– Так давайте больше тренироваться!..

Через месяц Тыр-Пыр пожаловался:

– Чтой-то я устал танцевать. И ты, Нюшка, для меня чтой-то тяжела стала. И скорости у тебя никакой.

А Натка ему отвечает:

– А ты мне тоже надоел хуже горькой редьки. И музыка у нас не та, и костюмы не те, и вообще коньки тупые. И сам ты тупой, я тебя ненавижу.

В общем, разладился у них танцевальный дуэт. Но тут вмешался тренер.

– Вы чего? – говорит. – Али с ума съехали?.. Поругаться прямо перед Олимпиадой!.. Я этого не допущу. А ну, быстро на коньки и на лёд шагом марш!.. Мы завтрева прямо в Ад полетим и оттуда без медалей не возвратимся!.. Ишь, парочка!.. Как дам сейчас тебе, Тыр-Пыр, по лбу, а тебе, Нюшка, под зад – сразу у меня затанцуете.

И поехали они в Ад на Олимпиаду. А там соревнования курьёзные. То есть серьёзные, я хотел сказать. Там ошибок не прощают. Особливо в танцах на льду.

Вот вышла наша парочка на середину. Замерли все, ждут музыки.

Наконец, грянула.

Наша парочка начала своё выступление блестяще.

Нюшка-Натка выглядела как никогда. Красавица ненаглядная. И без единого волдыря и прыщика. Фигуряют! И двойной аксель, и тройной ёксель, и между ними моксель продемонстриррр-ррр-рр… что такое?..

На мокселе Тыр-Пыр споткнулся – тыр-пыр по льду левым коньком, пыр-тыр правым – и в результате восемь дыр на табло. Не заметил даже, как Нюшку не удержал, уронил, она шлёпнулась и даже не перевернулась – полный раскосец в танце и спортивной карьере ледовое побоище. Называется на спортивном языке – пипец. Есть такое короткое слово, венчающее карьеру большого спортсмена.

Хведька стиснул зубья, смотрит волком и начинает в раздевалке разговор по душам:

– Что случилось, ребяты?.. Какие-то вы не такие, словно растренированные.

– Ничего сам не понимаю, – говорит Тыр-Пыр. – Я её держу, а она как будто другая. Чувствую… будто подменил её ктой-то. Будто не моя это Нюшка.

– Именно что не твоя! – говорит Натка. – Я такая же, как всегда. А вот ты – слабак, подбросить меня можешь, а поймать – нет. Разве ж это партнёр?.. Ну, на кой мне такой?

И плачет-заливается.

Тыр-Пыр тоже расстроенный стоит.

– Ладно, – говорит. – Разъехались. Если я тебя не устраиваю, ищи другого партнёра.

– И найду, – кричит Настя. – А ты пшёл вон!..

А Тыр-Пыр уже и не слышал последних слов. Вышел, дверью хлопнул, да так, что вся Олимпиада вздрогнула, Ад аж затрясся.

И в тот же момент случилось чудо.

Натка опять покрылась волдырями и прыщиками и превратилась в ту, которой раньше была. Опять стала жить по старинке ведьмой. Со змеёй внутрях.

А настоящая Нюшка вернулась к Тыр-Пыру, и снова начали они счастливо жить.

Но не в большом спорте, а просто.

И только тренер Хведька Косорылов ничего не понял, что случилось.

Он не понял, что всё в мире только на любви держится.

Когда влюблённых водой не разольёшь, ножиком не разрежешь, друг от дружки не отымешь.

ПРО ЖЕЛЕЗНОГО

МАЛЬЧИКА И

СТЕКЛЯННУЮ ДЕВОЧКУ

У одного железного мальчика была любимая подруга – стеклянная девочка.

Мальчик, когда её видел, бил себя в грудь и получался такой звук:

– Боммммм!

А девочка ему отвечала:

– Дзынннь!

И они понимали друг друга.

Но однажды парень говорит «Бом!», а «Дзынь!»

не слышит.

Он ещё раз бомкнул, а ответа никакого.

Опять… Снова и снова на каждый его сигнал – её молчание в ответ.

Он ждёт, что она дзынькнет, а стеклянная девочка не отзывается. День, неделю, месяц!.. перерыв длиной в год… Он очень страдал, хотя и был железный.

Наконец, он решительно несколько раз ударил себя в грудь, да так сильно, что его грудная клетка помялась:

– Бомммммм!.. Боммм!.. Бомммм! Бомммм!..

Не услышать этот звук было невозможно, но ответом на него была лишь тишина. Страшная тишина! Оглушительная!

Прошло много лет. Железный мальчик стал стариком и на вид не таким уж и железным. На его грудной клетке можно было заметить тысячи вмятин, да и сама грудь покрылась ржавчиной и уже не могла звенеть, как раньше. Иногда казалось, что она издает какой-то скрежет, – и вот, когда железного мальчика-старичка уже повезли на свалку металлолома, он собрался с силами и в последний раз, что было духу бомкнул, да так громко, как никогда до того у него не получалось.

И вдруг он услышал тихое-тихое:

– Дзынь…

Это стеклянная старушка, наконец, отозвалась. Но поздно.

Она рассыпалась у него прямо на глазах. И тысячи осколков украсили свалку так, что ржавый металлолом засверкал и заулыбался блестящей улыбкой.

Ах, Саша-Саша… Всё-таки любовь и счастье – это когда кто-то и бомкает, и дзынькает, но без перерывов, в которых становится оглушительно слышна страшная тишина.

ПРО ЧИЖИКА

Все соловьи, как известно, здорово свистят.

Чижик говорит:

– Я тоже так могу.

Ему говорят:

– Не свисти.

А Чижик всё равно настаивает.

И действительно, Чижик умел свистеть, но по-своему.

Его спрашивают:

– Тебе сколько лет?

– Пятнадцать, – хотя все знают, что ему не больше трёх.

– Ты где родился?

– В Африке, – хотя все знают, что Чижик из псковских.

– Да как тебя зовут?

Ему бы ответить правду – Чижик. А он:

– Аурелио Эспиноза Капуччино Баланчино граф Тверской-Задунайский.

Ему говорят:

– Послушай, Аурелио, кончай свистеть.

А он:

– Я из рода павлинов. Меня все соловьи почитают. А голос мой известен во всем мире.

– Ну и где ж ты пел, Чижик?

– В консерватории. Прошлым летом. Арию Бертрана из оперы Глинки «Руслан и Джульетта».

– Послушай, Бертран, нет такой оперы у Глинки.

– У Глинки, может, и нет, а у меня есть.

– И у тебя нет. Ты же не композитор.

– Это вы так считаете. А я забил 19 голов за сборную.

– Так ты ещё и футболист?

– Ещё и чемпион мира по подводным шахматам. И по фигурному катанию среди штангистов.

– Ну, Чижик, не свисти.

– Да вы меня не знаете. А не знаете – не говорите.

– Ну, хорошо. Что ты нам ещё скажешь из того, что никогда не было?

– Всё было, но прошло. Например, когда я был в горячих точках… И спас несколько народов…

– Ты был в горячих точках? В каких?

– Во всех. В Андалузии, в Гвадалквивире, на Чукотке…

– Какая горячая точка на Чукотке?.. Там же холодно!..

– Я участвовал во всех жарких боях и схватках. Меня трижды ранили, и пять раз я горел. В танке, под проливным дождём в пустыне Сахаре.

– И не сгорел?

– Я спасся чудом, когда мы ушли на Северный полюс.

– Ты был на Северном полюсе?!

– По четвергам я там бываю и сейчас. Есть также специальные рейсы. Через Антарктиду.

– Хватит нам лапшу на уши вешать, Чижик.

– Ничего я вам не вешаю. Я только хочу сказать, что эти соловьи совершенно не умеют свистеть.

И с этими словами Чижик взлетел. Между прочим, очень высоко.

ПРО ВЫПЬ

Наверно, Саша, ты не знаешь, что такое, вернее, кто такое – «выпь».

Не знаешь?.. Тогда я тебе скажу.

Это такая большая птица из семейства «цапли». Она этак пронзительно кричит, может даже испугать своим криком.

Поэтому выпь надо знать и не пугаться…

Но я вот узнал одну Выпь, которая о себе возомнила, что она – важная птица.

– Я, – говорит, – VIP, а вы все для меня мелкие сошки.

Никто, если честно, не мог сразу понять, о чём она толкует. Она объяснила:

– Вы все отстали. Не знаете элементарных вещей. VIP – это такая персона, которая не чета вам всем. Которая требует к себе особого уважения и преклонения. И вот отныне я для вас не просто какая-то несчастная «выпь», а VIP, то есть не такая, как все, понятно?

Ей отвечают:

– А чем ты, дура, от нас отличаешься-то?..

Вроде такая же пернатая как и мы!..

– Кто это там чирикает? – спросила Выпь и сверкнула грозным орлиным взором. – Сейчас каа-ак клюну, сразу поймёте, кто я, а кто вы!..

Все замолчали, потому что не хотелось никому с этой глупой Выпью драться – можно было порушить гнездо, где сидели маленькие цаплёнки, про которых можно было сказать, что они ещё цыплёнки. Вообще для цапель гнездо – это дом, то есть самое дорогое на свете.

Но наша Выпь так не думала. Она действительно стала жить совсем другой жизнью – не так, как все.

Во-первых, она почти совсем перестала летать. Её возили по небу на спецмашинах какие-то спецдрозды. На голове у Выпи при этом крутилась сине-красная мигалка, от которой шарахались в сторону даже облака и тучи.

Кормили эту Выпь в спецбуфетах специально откормленными червяками. В театре для Выпи сделали специальную ложу и специальный репертуар, состоящий из народных птичьих танцев и песен самых знаменитых канареек.

Дрозды сопровождали её везде и всюду.

На одном приёме, где канарейка спела какую-то свою оперную арию, Выпь поморщилась и спросила: – Вы слыхали, как поют дрозды?..

– Нет.

Дрозды спели, и все вокруг зааплодировали им, как будто они пели вживую. А это была соловьиная фонограмма.

А ещё Выпь любила «выпендриваться».

– Мне всё можно, – говорила она. – Особенно всё, что запрещено.

У неё был пропуск, на котором была написано одно, самое непостижимое, самое странное на свете слово – «ВЕЗДЕ». Что оно означает, никто в мире не мог понять. Ведь «везде» означает весь мир, всю Вселенную, весь космос, а, как и зачем быть «везде» – это же вопрос жизни и смерти, но наша Выпь об этом не задумывалась, эта ерунда её не интересовала.

Ей хотелось всего и сразу, но чего «всего» она не знала, а «сразу» понимала только как «сейчас».

Недавно она купила себе кусок неба на Рублёвке. Это такое шоссе, которое когда-то было уложено рублями вместо асфальта, но в настоящее время все эти рубли переведены в доллары.

Выпь устроила праздник на этом небе № 7. Здесь её гостями были Павлин, Индюк с Индюшкой, два Сокола, четырнадцать Куропаток, сто пятьдесят Уток и вместе с ними парочка залётных Попугаев. Хорошая компанейка. Хорошо потусовались. И всё было бы так же хорошо, если бы…

Если бы в ту же ночь, когда гости разлетелись, сюда не пожаловали чёрные вороны. Целой стаей.

Выпь попыталась было сопротивляться.

– Как вы смеете?.. я же VIP! – кричала Выпь.

Вороны усмехнулись:

– Ты обыкновенная цапля. Лучше помолчи! – и надели на неё наручники. Окольцевали, другим словом.

– За что? – закричала Выпь не своим голосом. Но её уже посадили в «воронок».

– Больно ты вознеслась. Нынче твой полёт кончился.

На том и кончилась и моя сказка.

Но мой намёк, Саша, надеюсь, ты поняла. Не будь VIPом, а будь самим собой. Даже если ты выпь из семейства цапли.

ПРО ДВУХ МУХ

Жили-были две мухи… Одна муха регулярно летала в самолёте рейсом Москва – Нью-Йорк, а другая…

Первая муха была глубоко несчастна. Она не выносила замкнутого пространства, при взлёте и посадке она глохла, а запах вкусной еды, разносимой стюардессами, ей порядком надоел. Ведь пища всегда была одна и та же, а муха жаждала разнообразия. В полёте ведь всё время хочется есть. Поэтому она постоянно голодала.

К тому же ей совершенно некуда было себя деть.

– Снега-а! – думала она, глядя на бескрайние белые просторы в окнах-иллюминаторах и от скуки мёрзла.

Ползать по холодному стеклу было невыносимо тяжело, полёты туда и обратно просто сводили с ума. Туда-сюда. Москва – Нью-Йорк. Сюда-туда. Нью-Йорк – Москва…

Все попытки выскочить из самолёта на стоянке ни к чему не приводили, – пассажиры отмахивались от неё, гоняя по душному воздуху, и спешили по проходам с такой радостью по поводу своего приземления, что наша муха просто боялась сунуться в открытое пространство – ведь только что, когда самолётные колёса коснулись земли, все дружно зааплодировали, – и муха еле спаслась, её едва не прихлопнули.

Бывало, её тянуло к туалетам, но призывные ароматы исчезали при приближении – это жутко синяя вода чмокала хлюпающим и отталкивающим звуком. Муха шарахалась от хлорки, как от чумы.

Она всегда очень нервничала в Нью-Йоркском аэропорту – здесь самолёт серьёзно прибирали, мыли, и надо было переждать где-нибудь под сиденьем – не дай Бог тебя увидят, тогда точно несдобровать.

Хотя в Москве тоже было несладко – чуть засидишься на каком-нибудь чемодане, сразу получишь другим чемоданом по башке. Эти рабочие в аэропорту кидали груз с такой богатырской силой, что ой-ёй-ёй! – тут не зевай, прибьют за милую душу.

Правда, ещё она любила покататься на тележке с напитками, дурея от их пахучих капель во время езды по узкому проходу. Высший класс – пробежать по кромке рюмки и усесться на какой-нибудь распаренной от духоты, потной шее пассажира. Пощекотав её слегка, можно было рвануть к табло «застегните привязные ремни» и погреться на нём, но только чуть-чуть, недолго, поскольку накал возрастал, и появлялась опасность нечаянного самосожжения.

А однажды наша муха залетела в кабину пилотов, и здесь её ждали новые опасности – по неосторожности она села на волосатую руку лётчика и двинулась в дебри волос на его грудь. Мгновение – и она лишилась бы жизни!.. Потому что лётчик свободной рукой ка-ак трахнет себя по груди, муха еле ноги унесла.

В кабине было уютно, прохладно, а в салоне из маленьких щёлок били ураганные струи искусственного ветра (фу, до чего противно!), и всё же ей захотелось обратно в салон, подальше от угроз со стороны лётного состава. Не тут-то было!

Дверь в салон оказалась наглухо закрыта!

Полетав под потолком, она спустилась, обессиленная, на ручку штурвала, (и, будучи тёмно-серого цвета, оказалась незамеченной.) Похоже не заметили! Во всяком случае, на неё никто не обращал внимания.

Она застыла здесь, вцепившись лапками в ребристую поверхность резины, и вдруг почувствовала какое-то незнакомое доселе притяжение своего тела к штурвалу.

Она будто срослась с ним, прилипла к нему, страх куда-то пропал, и сделалось приятно, впервые в жизни, так приятно сделалось, что она даже улыбнулась про себя, Оказывается, мухи тоже умеют улыбаться, когда чувствуют что-то новое.

Короче, ей, мухе, показалось, что она ведёт самолёт! Да что там показалось! Всё происходило наяву, но как во сне.

Штурвал качнулся чуть влево, и муха качнулась вместе с ним.

Через пару минут штурвал накренился в правую сторону, и муха всем своим существом ощутила это качание.

О-о-ох! как здорово, и совсем не страшно.

Позади неё сидел пилот, который будто дремал в своём кресле. Нет, не дремал. Он просто не двигался и смотрел на свои дурацкие приборы, светящиеся в темноте.

А муха тем временем рулила самолётом!.. Этой гигантской многотонной махиной, которая распласталась своими крыльями на огромной вышине!..

Где-то далеко внизу простирался то ли океан, то ли суша. Но мухе было не до того, чтобы разбираться, что там, под брюхом самолёта.

Внутри неё пела какая-то великая торжественная музыка, исполняемая каким-то огромным симфоническим оркестром.

Впервые в жизни она почувствовала счастье. Ей хотелось жить и летать, а летать – значит жить.

Но в следующее мгновение она была убита наповал. Второй пилот стукнул по её спине обложкой бортового журнала, и жизнь мухи кончилась, будто не начиналась вовсе.

А в это время другая муха сидела на навозной куче на станции Гунявино под городом Хрыжополем Нижнебермудской губернии.

Она была в полной безопасности и прожила долгую счастливую жизнь, умерев на месте еды своей смертью, когда подул промозглый ветер, и наступили суровые зимние холода.

ПОСЛЕДНЯЯ СКАЗКА

Я ухо приложил к земле.

Александр Блок

Я приложил к Земле ухо. И услышал, как она молчит.

Я подождал немного, а она молчит и молчит. Тогда я обратился к ней по-русски:

– Не молчи. Скажи мне что-нибудь, пожалуйста.

Вдруг я услышал гул. Он был сначала тихий-тихий, едва слышный. Затем стал нарастать. И наконец сделался оглушительным.

– Не пугай меня, Земля, – сказал я. – Ты, наверное, на кого-то сильно разгневана, не так ли?..

Гул прекратился. Значит, я угадал, что она хотела мне сказать.

– Я понимаю, – сказал я, – чем ты недовольна. Войны, кровопролития, людские страдания продолжаются. Ты существуешь миллионы лет, а человек, тебя населяющий, так и не избавился за всё это время от ненависти и вражды. Люди – разные, но сколько среди них тупых и тёмных, бессовестных и грубых. Любовь – настоящая – редкость, а счастье понимается большинством как обилие денег и наслаждений. Как дальше жить?.. Кто посоветует, что делать и к чему стремиться?

Опять молчит. И я молчу. Жду – вдруг услышу какой-нибудь голос?!

Дождался. Земля разверзлась, и из неё плеснул огонь. И в этом огне я увидел маму и папу. Они стояли как живые, хотя умерли давным-давно. Огонь исчез, и я смог к ним обратиться:

– Мои дорогие!.. вы сгорели в пламени времени. Ваши жизни были исковерканы неимоверными страданиями. Но я – ваш сын – помню о вас и знаю, что вы оттуда – ИЗ-ПОД ЗЕМЛИ! – смотрите на меня каждый день!.. Обещаю вам, мои дорогие, что я до последнего дыхания буду верен вам, памяти о вас!..

Земля снова загудела. Но сейчас она гудела торжественно и величаво. Я услышал звуки «Реквиема» – видения родителей исчезли, – но музыка продолжалась.

Когда-нибудь, Саша, я надеюсь, и ты услышишь гулы Земли и, может быть, тебе тоже явится мой голос как живой.

И музыка продолжится…

ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ!

ВСЕМ! ВСЕМ! ВСЕМ!

ВСЕМ, КТО УЖЕ КУПИЛ ЭТУ КНИЖКУ,

ИЛИ СОБИРАЕТСЯ КУПИТЬ!

ИЛИ ВОВСЕ ДАЖЕ НЕ СОБИРАЕТСЯ ЭТОГО

ДЕЛАТЬ!

Для всех вас есть новость: читатели книги «Сказки для Саши» становятся участниками конкурса! Потому что они – не просто читатели, а создатели! Дорисуй персонажам то, что не дорисовал наш рассеянный художник, раскрась картинки, и то, что получится – пришли в издательство «Рипол классик». На конкурс «Развивающая книжка».

Можно присылать отдельные иллюстрации, а можно всю книжку целиком.

ВСЕМ! ВСЕМ! ВСЕМ!

ОБЕЩАЕМ: жюри вместе с автором рассмотрит

ВСЕ присланные работы.

ГАРАНТИРУЕМ: самые удачные работы будут

награждены призами.

КЛЯНЁМСЯ: победителей ждут подарки!

Наш адрес: 109147, Россия, Москва.

Ул. Большая Андроньевская, 23.

Главному редактору.