Немного опасный АСТ, АСТ Москва, Транзиткнига Москва 2006 5-17-035570-Х, 5-9713-1518-8, 5-9578-3574-9 Mary Balogh Slightly Dangerous 2004

Мэри Бэлоу

Немного опасный

Глава 1

— Что-то ты подозрительно раскраснелась, Кристина, — заметила мать девушки, опустив на колени вышивание, чтобы лучше видеть дочь, — и глаза у тебя странно блестят. Надеюсь, ты не заболеваешь.

Кристина рассмеялась.

— Я была у викария, играла с его детьми, — пояснила она. — Александр хотел поиграть в крикет, но через несколько минут стало ясно, что Марианна не умеет ловить мяч, а Робин — бить по нему. Вместо крикета мы стали играть в прятки, хотя Александр сперва счел эту игру недостойной взрослого девятилетнего мужчины. Он сменил гнев на милость, только когда я спросила у него, как в таком случае должна чувствовать себя его бедная тетушка, которой уже двадцать девять. Мы отлично проводили время, но тут Чарлз высунулся из окна кабинета и задал вопрос — риторический, я полагаю, — как он может закончить проповедь, когда на улице стоит такой шум. Потом Хейзл дала нам всем по стакану лимонада и отправила детей в дом, чтобы они, бедняжки, тихонько почитали что-нибудь. А я вот вернулась домой.

— Полагаю, — заметила старшая сестра Кристины, Элеонора, оторвавшись от книги и строго посмотрев поверх очков, — что на тебе не было чепца, когда ты возилась с племянниками. Ты не просто раскраснелась, ты загорела.

— А как можно заглядывать в укромные уголки во время игры в прятки, если на тебе надет чепец, от которого голова становится в два раза больше? — резонно ответила Кристина и принялась расставлять цветы, собранные по дороге домой. Вазу с водой она захватила из кухни.

— У тебя на голове как будто птичье гнездо, — добавила Элеонора.

— Это легко поправимо. — Кристина пригладила короткие кудряшки и рассмеялась: — Ну вот, так лучше?

Все трое вернулись к своим занятиям, и в комнате воцарилась тишина. Но это умиротворение, сопровождавшееся щебетанием птиц и жужжанием насекомых за окном, было через несколько минут нарушено цоканьем лошадиных копыт по деревенской улице и стуком колес. Должно быть, карета из Скофилд-Парка, загородной резиденции барона Ринейбла, что примерно в двух милях от деревни, рассеянно подумала Кристина.

Ни одна из дам не обратила особого внимания на приближающийся экипаж. Леди Ринейбл всегда пользовалась каретой, когда направлялась в деревню с визитом, хотя для этих целей ей вполне подошла бы коляска. Она также могла бы поехать верхом на лошади или пойти пешком. Элеонора часто называла леди Ринейбл фривольной и эпатажной особой, что, в общем-то, соответствовало действительности. А еще леди Ринейбл была подругой Кристины.

Неожиданно лошади замедлили ход, и колеса экипажа возмущенно заскрипели. Дамы переглянулись.

— Мне кажется, — Элеонора взглянула в окно поверх очков, — что леди Ринейбл едет сюда. Интересно, чему мы обязаны такой честью? Ты разве ждала ее, Кристина?

— Я так и знала, что надо было сменить чепчик после обеда, — вмешалась хозяйка дома. — Кристина, будь добра, отправь миссис Скиннер наверх за чистым чепчиком.

— Тот, что на тебе, вполне подойдет, мама, — заверила ее Кристина. Быстро закончив с цветами, она прошла через комнату, чтобы чмокнуть мать в лоб. — Это всего лишь Мелани.

— Ну конечно, это всего лишь дорогая Ринейбл. В этом-то все и дело, — раздраженно проговорила почтенная леди, но не стала повторять просьбу принести ей новый чепчик.

Нетрудно было догадаться, зачем пожаловала Мелани.

— Думаю, она приехала узнать, почему ты отклонила ее приглашение, — сказала Элеонора, взглянув на сестру. — Полагаю, она не примет отказа теперь, раз уж решила пригласить тебя лично. Бедная Кристина. Если хочешь, иди в свою комнату, а я скажу ей, что ты слегла с оспой…

Кристина рассмеялась, а мать девушек в ужасе всплеснула руками.

В самом деле, Мелани никогда не принимала отказов, несмотря на то, что Кристина всегда была чем-то занята. Несколько раз в неделю она давала уроки в деревенской школе, навещала стариков, ухаживала за молодыми матерями или больными детьми, встречалась с друзьями, заходила к викарию, чтобы немного поиграть с его детьми. Она считала, что Чарлз и ее сестра Хейзл уделяют им слишком мало внимания под предлогом того, что детям не нужны взрослые для игр, если у них имеются братья и сестры. Впрочем, не важно, что она делала: Мелани всегда была уверена в том, что Кристина ждет не дождется, пока появится кто-то, кто развлечет ее.

Конечно, Кристина считала Мелани своим другом и любила проводить время с ней и с ее детьми, но всему есть предел. Мелани наверняка приехала для того, чтобы лично повторить приглашение, которое принес вчера ее слуга. Кристина в ответ написала письмо с тактичным, но твердым отказом.

Вообще-то она уже отказала месяц назад, когда приглашение пришло впервые.

Карета с шумом остановилась перед воротами сада, несомненно, давая понять каждому обитателю деревни, что баронесса снизошла до того, чтобы нанести визит миссис Томпсон и ее дочерям в коттедже «Гиацинт».

Послышались звуки открывающихся дверей, а потом кто-то, скорее всего кучер, настойчиво постучал в дверь.

Кристина вздохнула и села за стол, миссис Томпсон отложила вышивание и поправила чепчик, а Элеонора, едко усмехнувшись, уткнулась в книгу.

Через несколько мгновений леди Ринейбл впорхнула в комнату, проскользнув мимо миссис Скиннер, экономки, которая открыла дверь и собиралась уже объявить о приезде баронессы. Мелани, как обычно, выглядела весьма нелепо для деревни: она разоделась так, словно собиралась отправиться на прогулку по Гайд-парку в Лондоне. Яркие перья развевались высоко над большими твердыми полями шляпки, делая ее заметно выше ростом. В одной руке, затянутой в перчатку, Мелани сжимала лорнет. Казалось, с ее приходом комната стала наполовину меньше.

Кристина приветливо улыбнулась.

— А вот и ты, — величественно произнесла баронесса, одновременно кивая головой двум другим дамам.

— Да, вот и я, — согласилась Кристина. — Как поживаешь, Мелани? Садись, пожалуйста.

Но баронесса, взмахнув лорнетом, отклонила предложение:

— У меня нет ни одной свободной минуты. Уверена, что еще до конца дня я слягу с мигренью. Жаль, что ты принудила меня к этому визиту, Кристина. Я полагала, что достаточно будет письменного приглашения. Не могу понять, почему ты отказалась. Берти сказал, что ты просто ломаешься и надо тебя хорошенько проучить, а значит, мне не стоит ехать лично, чтобы уговаривать тебя. Берти часто говорит глупости. Я-то знаю, почему ты отказалась, и приехала, чтобы сказать тебе, как нелепо ты иногда ведешь себя. Все потому, что приедут Бэзил и Гермиона, с которыми ты почему-то поссорилась после смерти Оскара. Но это было сто лет назад, и ты имеешь такое же право прийти, как и они. В конце концов, Оскар был братом Бэзила, и, несмотря на то, что его, бедняги, не стало, ты навсегда останешься членом нашей семьи. Не упрямься, Кристина, и не надо скромничать. Помни о том, что ты вдова брата виконта.

Кристина ни на минуту не забывала об этом, хотя иногда ей и хотелось бы забыть. В течение семи лет она была замужем за Оскаром Дерриком, братом Бэзила, виконта Элрика, и кузеном леди Ринейбл. Они познакомились в Скофилд-Парке, на первом приеме, который Мелани устроила после свадьбы с бароном Ринейблом. Это была блестящая партия для Кристины, дочери джентльмена со средствами столь скромными, что ему пришлось стать школьным учителем для того, чтобы увеличить свой доход.

Теперь Мелани хотела, чтобы Кристина посетила очередной прием в ее доме.

— Очень мило с твоей стороны пригласить меня, — как можно мягче произнесла Кристина, — но, знаешь, я лучше останусь дома.

— Чепуха! — Подняв к глазам лорнет, Мелани оглядела комнату, своим жеманством рассмешив Кристину и Элеонору, которая закрыла лицо книгой, чтобы спрятать улыбку. — Ты ведь хочешь прийти. Все хотят попасть ко мне. Мама привезет с собой Одри и сэра Льюиса Уайзмана — прием будет в честь их помолвки, о которой, естественно, уже объявили. Даже Гектора уговорили прийти, а ты ведь знаешь, что он никогда не развлекается, если только кто-нибудь из нас не заставит его силой.

— А Джастин будет? — спросила Кристина. Одри была младшей сестрой Мелани, а Гектор и Джастин — ее братьями. Джастин подружился с Кристиной с того памятного приема. Иногда ей казалось даже, что он был ее единственным другом в течение последних нескольких лет.

— Ну конечно, Джастин тоже придет, — отозвалась Мелани. — Он всюду бывает и со мной проводит больше времени, чем с кем бы то ни было. Ты же всегда ладила с моей семьей. Помимо них мы ожидаем множество именитых гостей, и для каждого найдется развлечение по вкусу в любое время дня и ночи. Так что ты просто обязана прийти. Я настаиваю.

— О, Мелани, — начала Кристина, — я бы, правда…

— Ты обязательно должна пойти, Кристина, — неожиданно вмешалась миссис Томпсон, — надо же тебе хоть иногда развлечься. Ты и так все время занята проблемами других людей.

— Лучше уж скажи «да», — добавила Элеонора, глядя поверх очков, — ты же знаешь, что леди Ринейбл не уйдет, пока не уговорит тебя.

Кристина раздраженно посмотрела на сестру, но та лишь подмигнула ей в ответ. Почему никто никогда не приглашает Элеонору на подобного рода мероприятия? Впрочем, Кристина знала ответ. В свои тридцать четыре года старшая из трех сестер, дама, что называется, среднего возраста, смирилась с участью старой девы, опоры для матери, и никогда с сожалением не вспоминала о юности. Она добровольно избрала этот путь после того, как единственный в ее жизни мужчина был убит в ходе войны на полуострове много лет назад. С тех пор ни один человек не смог заставить ее изменить мнение о себе, хотя некоторые и пытались.

— Вы абсолютно правы, миссис Томпсон, — сказала Мелани, и перья на ее шляпке одобрительно закивали в направлении Элеоноры. — Случилась пренеприятнейшая вещь. Гектор, как обычно, вел себя крайне импульсивно.

Гектор Магнус, виконт Моубери, был настоящим книжным червем и вел полуотшельнический образ жизни.

Мелани постучала затянутыми в перчатку пальчиками по крышке стола.

— Бедняжка, совсем позабыл, как вести себя в обществе, — громко произнесла она. — Он имел смелость пригласить одного своего друга, заявив, что приглашение исходит от меня. И всего два дня назад Гектор сообщил об этом мне. Слишком поздно приглашать еще одну даму, чтобы сравнять количество мужчин и женщин.

Ну вот, наконец-то все встало на свои места. Приглашение Кристине было написано через день после того, как на горизонте замаячил провал приема.

— Ты непременно должна прийти, — повторила Мелани. — Дорогая Кристина, ты просто обязана это сделать. Нет ничего хуже, чем быть хозяйкой приема, на котором присутствует разное количество дам и кавалеров. Ты же не можешь, позволить, чтобы такое случилось со мной, тем более раз ты в силах помочь.

— Это было бы непростительно с ее стороны, — согласилась миссис Томпсон, — а в ближайшие две недели ей совершенно нечего делать.

— Мама! — возмутилась Кристина. Глаза Элеоноры искрились смехом поверх очков.

Кристина громко вздохнула. Она твердо решила отказаться. Девять лет назад она стала членом общества благодаря замужеству и в то время была несказанно рада такому повороту событий. Кроме того, она была по уши влюблена в Оскара.

В течение нескольких лет все у нее было хорошо — ив семейной жизни, и в общественной. А потом все вдруг пошло наперекосяк, абсолютно все. До сих пор, вспоминая об этом, Кристина чувствовала смятение и боль. А когда она вспоминала, чем все закончилось… Что ж, она надежно заперла эти воспоминания в глубинах памяти, ибо это был единственный способ сохранить рассудок и прийти в себя.

Ей не хотелось снова вспоминать о прошлом. Она в самом деле не хотела больше видеть Бэзила и Гермиону.

И все же, если человек попадал в беду, она не могла отказать; а Мелани, похоже, действительно попала в переплет. Она создала себе репутацию хозяйки, которая крайне щепетильно соблюдает правила. И кроме всего прочего, она все-таки была подругой Кристины.

— Может быть, — с надеждой в голосе проговорила Кристина, — я смогу жить здесь и время от времени приезжать в Скофилд, чтобы поучаствовать в развлечениях?

— Но тогда Берти придется каждый вечер закладывать карету, чтобы отвезти тебя домой, и каждое утро, чтобы привезти тебя, — возразила Мелани. — Это будет чересчур неудобно.

— Я могла бы ходить пешком…

Мелани приложила ладонь к груди, словно хотела унять вдруг заколотившееся сердце.

— И каждый день приходить ко мне с запыленным или перепачканным подолом, с раскрасневшимися щеками и растрепанными волосами? С таким же успехом ты можешь вообще не приходить. Нет, ты определенно должна остановиться в моем доме. Это единственный вариант. Все наши гости приезжают послезавтра. Утром я пришлю карету, чтобы ты могла приехать пораньше и как следует устроиться.

Кристина поняла, что момент для решительного отказа упущен. Похоже, ей таки придется принять участие в домашнем празднике Мелани. Но, Бог свидетель, ей совершенно нечего надеть, и у нее нет денег на то, чтобы мигом отправиться за новым гардеробом — тем более, что отправиться куда-либо мигом все равно не получится, так как ближайшее ателье находится по меньшей мере милях в пятидесяти отсюда. Мелани только что вернулась из Лондона, где она сопровождала сестру и провела сезон, финансируя ее выход в свет и представление королеве. Все ее гости — кроме Кристины, — должно быть, также прибудут из столицы и привезут с собой лондонские моды и манеры. Это будет настоящий кошмар.

— Что ж, сдаюсь! — сказала Кристина. — Я приеду.

На миг позабыв о своем достоинстве баронессы, Мелани просияла и дружески постучала по руке подруги лорнетом:

— Я знала, что ты не подведешь, но все-таки не стоило вынуждать меня тратить целый час на то, чтобы приехать сюда. У меня так много дел! Я готова удушить Гектора. Из всех джентльменов, которых следовало пригласить в Скофилд, он выбрал того единственного, который способен повергнуть в трепет любую хозяйку. Подумать только, у меня всего пара дней на то, чтобы придумать, как развлечь его.

— Неужели принца Уэльского? — с усмешкой предположила Кристина.

— Не думаю, чтобы кто-то жаждал увидеть его в числе приглашенных, — раздраженно заметила Мелани, — хотя, полагаю, заполучить его было бы весьма неплохо. Тем не менее мой нежданный гость ничем не хуже, ведь это сам герцог Бьюкасл.

Кристина удивленно вскинула брови. Она слышала о герцоге, хотя никогда не встречалась с ним лично. Поговаривали, что он необыкновенно могуществен, напыщен и холоден как лед. Теперь понятно волнение Мелани. И ей предстоит составить пару герцогу Бьюкаслу? Эта мысль не на шутку встревожила Кристину, но она быстро поняла, что это лишь еще одна причина, по которой ей следует остаться дома.

Однако отступать было уже слишком поздно.

— Боже мой, — потрясенно выдохнула миссис Томпсон.

— Да, — согласилась Мелани, сжав губы и покачивая перьями, — но тебе не о чем беспокоиться, Кристина. На празднике будет множество джентльменов, которые тебе понравятся и которые будут выстраиваться в очередь, чтобы потанцевать с тобой. Я бы смертельно ревновала, не будь я до сих пор так привязана к Берти. Правда, временами он бывает просто несносен, когда я решаю организовать какое-нибудь увеселение на мой вкус. Он ворчит, фыркает, словом, всячески дает мне понять, что не слишком любит развлекаться. Можешь поверить, тебе не придется разговаривать с его светлостью, если ты сама не захочешь. Говорят, это очень высокомерный и сдержанный человек, так что, если предоставить его самому себе, вряд ли он вообще тебя заметит.

— Обещаю, — сказала Кристина, — что не буду наступать ему на ноги и постараюсь держаться на расстоянии.

Поймав взгляд сестры, Элеонора скривила губы в усмешке.

Но вся проблема в том, подумала Кристина, что она поступит именно так, если не будет осторожна, — наступит ему на ногу или, что более вероятно, запутается в подоле собственного платья, если ей случится пройти мимо герцога, держа поднос с желе или лимонадом. Гораздо спокойнее было бы остаться дома, но теперь такой вариант отпадал.

Она уже согласилась провести две недели в Скофилде.

— Ну, раз у меня снова равное количество дам и кавалеров, — тараторила тем временем Мелани, — я готова простить Гектора. Мой домашний праздник будет самым главным событием этого лета. Осмелюсь предположить, что его станут обсуждать во всех лондонских гостиных в следующем сезоне. Мне будут завидовать все хозяйки Англии, и те, кого не пригласили в этом году, в следующем будут добиваться приглашения. Герцог Бьюкасл не бывает нигде, кроме Лондона и своих поместий. Не знаю, как Гектор сумел убедить его приехать сюда. Может быть, ему доводилось слышать о том, как мастерски я умею развлекать гостей. Может быть…

Но Кристина не слушала ее. Следующие две недели обещали быть сплошным праздником, а теперь этот праздник омрачит присутствие герцога Бьюкасла, вследствие чего она будет чувствовать себя неловко — причем совершенно зря, ибо, как справедливо заметила Мелани, он обратит на нее не больше внимания, чем на червяка у себя под башмаком. Кристина ненавидела это чувство неловкости. Ей не доводилось испытывать его до тех пор, пока после нескольких лет замужества она не превратилась в постоянный объект нездоровых сплетен. Овдовев, она поклялась, что никогда больше не поставит себя в такое положение, никогда не выйдет за пределы знакомого ей мира.

Конечно, она стала много старше. Двадцать девять — почти старуха, которой больше не требуется кокетничать с молодыми людьми. Она вполне может вести себя как умудренная опытом матрона — будет сидеть в уголке, наблюдая за развлечениями, но не участвуя в них. В конце концов, быть зрителем ничуть не хуже, чем участником.

— Можем ли мы предложить вам чашку чая с пирожными, леди Ринейбл? — осведомилась миссис Томпсон.

— Увы, у меня нет ни одной свободной минуты, — с достоинством ответила Мелани. — Послезавтра я ожидаю огромное количество гостей, и мне надо еще переделать уйму дел. Уверяю вас, быть баронессой — не значит вечно почивать на лаврах. — Царственно наклонив голову, Мелани поцеловала Кристину в щеку и выпорхнула из комнаты, шелестя юбками, покачивая перьями и размахивая лорнетом.

— Запомни на будущее, сестренка, — усмехнулась Элеонора, — что проще сразу ответить «да» на вопрос леди Ринейбл, заданный в письменной или устной форме.

Миссис Томпсон поднялась с места:

— Мы должны немедленно отправиться в твою комнату, Кристина, и посмотреть, какие из твоих платьев нуждаются в починке, отделке или чистке. Бог мой, герцог Бьюкасл, не говоря уже о виконте Моубери, его матери и виконте Элрике с женой!

Кристина первая поднялась по лестнице, словно хотела убедиться, не появилась ли в ее гардеробе каким-либо чудом дюжина красивых модных туалетов.

Вулфрик Бедвин, герцог Бьюкасл, сидел за широким столом дубового дерева в великолепно обставленной богатой библиотеке Бедвин-Хауса в Лондоне. Герцог был одет в вечерний костюм, отличавшийся отменной элегантностью, хотя сегодня за ужином он не ждал гостей и сейчас находился в комнате один. На обтянутой кожей столешнице, кроме промокательной бумаги, лежало несколько свежеочиненных перьев; посередине стояла чернильница с серебряной крышкой. Поскольку Бьюкасл неизменно занимался делами днем, вечером ему просто нечего было делать.

Он мог бы пойти куда-нибудь развлечься: время вполне позволяло и было из чего выбрать, несмотря на то, что сезон уже закончился и большинство его знакомых покинули столицу, чтобы провести лето в Брайтоне или в своих загородных имениях. Но герцог никогда не любил светские увеселения и посещал их лишь в случае крайней необходимости.

Он мог бы провести вечер в клубе «Уайте». Несмотря на то, что в это время года посетителей в клубе немного, там всегда нетрудно найти с кем поговорить. Однако герцог провел слишком много времени в клубах за последнюю неделю после окончания парламентской сессии.

В городе не было никого из членов его семьи. Лорд Эйдан Бедвин, второй сын в семье и предполагаемый наследник герцога, этой весной и вовсе не приезжал; он остался дома в Оксфордшире со своей женой, Евой, которая произвела на свет их первого ребенка, девочку. Этого счастливого события они ждали почти три года со дня свадьбы. Вулфрик ездил туда на крестины в мае, но провел в доме брата всего несколько дней. Лорд Рэнналф Бедвин, третий брат, находился в Лестершире с Джудит, сыном и дочерью. Он всерьез занялся своими обязанностями землевладельца, особенно теперь, когда умерла его бабушка и ее собственность перешла к нему. Его сестра Фрея была в Корнуолле вместе с мужем — маркизом Холлмером, который в этом году не приехал в Лондон, пропустив заседания палаты лордов. Фрея снова ждала ребенка. В начале прошлого года у них родился сын, и на этот раз они определенно хотели девочку.

Лорд Аллен Бедвин находился за городом с женой, Рейчел, и дочками-близняшками, родившимися прошлым летом. Они были обеспокоены состоянием здоровья барона Уэстона, дяди Рейчел, в доме которого жили и которого ни за что не хотели покидать. С ним опять случился сердечный приступ. Самая младшая сестра герцога, Морган, жила в Кенте. Она приехала в город на несколько недель в компании графа Росторна, своего супруга, но столичный воздух оказался вреден для их маленького сына, и они уехали обратно домой. Росторн пользовался каждым перерывом в заседании палаты лордов, чтобы съездить к семье, и по окончании сессии не замедлил вернуться в свое поместье. «Главное — дети», — сказал он Бьюкаслу перед отъездом. Если когда-нибудь в будущем жена и дети не смогут сопровождать его, он попросту останется дома, и к черту парламент. Это, видимо, означало, что Морган, как и ее сестра, снова в положении.

Очень хорошо, подумал герцог, взяв со стола перо и пропуская гладкий стержень между пальцами, что все его братья и сестры создали семьи и устроились в жизни. Свои обязанности по отношению к ним он с честью выполнил.

Но без них Бедвин-Хаус опустел. Даже когда Морган была в Лондоне, она, разумеется, не стала останавливаться здесь. В Линдсей-Холле, фамильном герцогском имении в Гемпшире, будет еще безлюднее.

Видимо, осознание этого и заставило герцога принять несвойственное ему решение несколько дней назад. Он не стал отказываться от устного приглашения леди Ринейбл, переданного ее братом, виконтом Моубери, на домашний праздник в Скофилд-Парке в Глостершире. Он никогда не посещал домашних праздников, поскольку не мог представить себе более бездарного времяпрепровождения. Конечно, Моубери обещал, что там соберется избранное общество, будет с кем поговорить и даже порыбачить. Но перспектива провести две недели в одной компании, пусть даже самой блестящей, грозила обернуться нервным срывом.

Вулфрик откинулся на спинку кресла, поставил локти на подлокотники и сплел пальцы, затем обвел комнату невидящим взглядом. Он скучал по Роуз гораздо сильнее, чем мог признаться даже себе. Роуз была его любовницей более десяти лет, но в феврале она умерла, подхватив простуду, которая поначалу казалась абсолютно безвредной, а затем обернулась сильным воспалением легких. Все, что доктор смог сделать, это по мере сил облегчать страдания несчастной. Ее смерть стала для герцога настоящим шоком. Вулфрик был с нею во время болезни и при кончине. Теперь он чувствовал себя так же плохо, как, наверное, должен чувствовать себя овдовевший человек.

Между герцогом и Роуз существовало удобное для обоих соглашение. В течение нескольких месяцев в году, когда он бывал в Лондоне, Вулфрик содержал ее в роскоши, а летом возвращался в Линдсей-Холл, в то время как она уезжала в дом своего отца, деревенского кузнеца, где пользовалась славой и всеобщим уважением в качестве богатой любовницы герцога. Когда Вулфрик бывал в городе, он почти все ночи проводил с ней. Их не связывала взаимная страсть — герцог сомневался, что вообще способен на такие эмоции, — и между ними не существовало особой дружеской привязанности, поскольку их образование и интересы весьма разнились. Но, тем не менее, они хорошо ладили друг с другом. Герцог верил, что Роуз так же, как и он, довольна их связью. Он радовался, что у нее не было от него детей, хотя, естественно, полностью обеспечивал бы их. Но ему претила сама мысль о бастардах.

Теперь, со смертью Роуз, в жизни Вулфрика образовалась пустота. Он скучал по ней. С февраля он был один, но не мог представить себе, кем заменить прежнюю любовницу, и даже не был уверен, что хочет этого. Пока, по крайней мере. Роуз умела удовлетворить его и доставить удовольствие, а он знал, как удовлетворить ее и доставить удовольствие ей. Вулфрик сомневался, что хочет заново приспосабливаться к кому-то. В тридцать пять лет он чувствовал себя древним старцем.

Герцог оперся подбородком о сцепленные пальцы.

Итак, ему тридцать пять. Он никогда не хотел этого титула, но по воле судьбы унаследовал его в возрасте семнадцати лет. Он выполнил все свои обязанности, за исключением женитьбы и производства на свет сыновей и наследников. Много лет назад Вулфрик попытался выполнить и эту свою обязанность, будучи молодым и исполненным слабой надежды на то, что личное счастье совместимо с титулом герцога. Но в тот вечер, когда собирались объявить о помолвке, его будущая невеста привела в исполнение искусно задуманный план, с тем чтобы избежать ненавистного ей брака. Она слишком боялась отца и жениха, чтобы просто рассказать правду.

Как может герцог выбрать себе герцогиню и ожидать от этого союза личного удовлетворения? Какая женщина согласится выйти за герцога ради него самого? Любовницу можно выбросить из своей жизни, а жену нет.

Таким образом, после леди Марианны Боннер герцог позволил себе единственное отступление от обязанностей — он решил оставаться холостяком и удовлетворять свои потребности с Роуз. Встретив эту девушку, герцог взял ее под свое покровительство менее чем через два месяца после несостоявшейся помолвки.

Но теперь Роуз умерла и была похоронена за его счет в саду деревенской церкви неподалеку от кузницы. Бьюкасл своим личным присутствием на похоронах потряс всех жителей на несколько миль вокруг.

Какого черта он согласился поехать в Скофилд-Парк вместе с Моубери? Неужели потому, что не хотел один возвращаться в Линдсей-Холл и точно так же не желал оставаться в Лондоне? Это был слабый довод даже в том случае, если в доме у сестры Моубери действительно соберутся интересные люди, соответствующие его уровню, с которыми можно будет поговорить. Лучше бы ему провести лето, осматривая свои многочисленные владения в Англии и Уэльсе, по пути навещая братьев и сестер. Хотя последнее с трудом можно признать хорошей идеей. У них у всех теперь своя жизнь, супруги, дети. Вулфрик искренне верил в то, что все его братья и сестры счастливы, и радовался за них.

Однако сейчас герцог Бьюкасл, одинокий в своем могуществе и великолепии посреди роскоши лондонского особняка, лишь задумчиво смотрел в пустоту, постукивая по подбородку сплетенными пальцами.

Глава 2

Карета барона Ринейбла прибыла рано утром, чтобы отвезти Кристину в Скофилд-Парк. Мелани имела усталый вид и с благодарностью приняла предложение помочь с последними приготовлениями.

Кристина лишь на минутку заглянула в отведенную ей комнату — небольшой закуток, зажатый между двумя трубами, которые загораживали вид из окна, открывая взору узенькую полоску располагавшегося внизу огорода — чтобы снять шляпку, взбить кудри и распаковать скромный багаж. Затем она стремительно поднялась в детскую поздороваться с отпрысками Ринейблов и далее все утро и большую часть дня провела, выполняя многочисленные поручения, чуть не валясь с ног от усталости. К вечеру у нее появился шанс сбежать, но он был упущен: Мелани случайно увидела ее поднимающейся по лестнице с грудой полотенец, предназначенных для одной из самых шикарных гостевых спален, и возмущенно вскрикнула при виде ее платья.

— Дорогая, ты просто обязана одеться соответствующим образом, — слабым голосом проговорила она, прижав ладонь к сердцу, — и, пожалуйста, сделай что-нибудь с волосами, Я вовсе не предполагала, что ты будешь работать как служанка. Быстро отправляйся в свою комнату, проказница, и впредь веди себя как гостья.

Примерно через полчаса Кристина спустилась по лестнице, облаченная в одно из лучших своих платьев из муслина с узором из изящных веточек. Ее кудри были до блеска расчесаны. Выглядела она если не ошеломительно, то, по крайней мере, прилично. Она намеренно отгоняла от себя мысль о том, что нервничает и что сама позволила поймать себя в ловушку. Вместо этого ей бы сейчас следовало давать очередной урок географии в деревенской школе и чувствовать себя вполне счастливой.

— А, вот и ты! — воскликнула Мелани, когда Кристина присоединилась к ней в холле. Схватив подругу за руку, она пребольно сжала ее. — Будет так весело, дорогая! Только бы ничего не забыть и только бы меня не стошнило при виде подъезжающих гостей. Почему меня всегда начинает тошнить во время приемов? Это так вульгарно.

— Не волнуйся, все, как обычно, пройдет на высшем уровне, — заверила ее Кристина, — и тебя провозгласят лучшей хозяйкой этого лета.

— Ты правда так считаешь? — Мелани положила руку на сердце, словно хотела унять его стремительный ритм. — Ты мне нравишься с короткими волосами, Кристина. Я чуть в обморок не упала, когда ты заявила, что собираешься постричься, но теперь ты снова выглядишь молоденькой и хорошенькой, как будто время для тебя повернулось вспять. Не хочу сказать, что раньше ты не была хорошенькой. Я смертельно ревную к тебе. Что ты сказал, Берти?

Но лорд Ринейбл, стоявший неподалеку, лишь прочистил горло длинным раскатистым звуком.

— Приближается карета, Мел. — Он мрачно посмотрел на жену, как будто с минуты на минуту они ждали появления судебных приставов, которые лишат их всех земельных владений. — Ты иди наверх и спрячься, Кристина. Осмелюсь предположить, что у тебя в распоряжении еще целый свободный час.

Мелани совсем не по-женски похлопала мужа по руке и шумно втянула в себя воздух. Она словно прибавила три дюйма в высоту и мгновенно превратилась в грациозную аристократичную хозяйку дома, которую никогда в жизни не беспокоили нервы и которую никогда не тошнило в критических ситуациях. Угроза срыва лишь на мгновение нависла над молодой женщиной, когда она опустила глаза и обнаружила, что держит в правой руке неполный стакан лимонада.

— Кто-нибудь, немедленно заберите это! — приказала она, оглядываясь в поисках слуги. — Бог мой, я могла пролить это на чьи-нибудь туфли!

— Я возьму, — рассмеялась Кристина и забрала стакан из рук подруги. — Знаешь, пролить на кого-нибудь лимонад больше в моем стиле, нежели в твоем. Унесу-ка я этот стакан от греха подальше.

Она поднялась по лестнице и прошла в желтую гостиную, где вскоре должны были собраться остальные дамы. По какой-то ей одной ведомой причине Мелани всегда держала дам и кавалеров отдельно на своих праздниках, пока не наступало время пригласить всех в гостиную на чаепитие, которым традиционно открывались любые мероприятия.

На галерее, опоясывавшей центральный холл, молодая женщина остановилась и взглянула вниз через перила. Карета, о приближении которой сообщил жене Берти, оказалась, видимо, ближе, чем он предполагал. Первые гости как раз входили в дом, и Кристина, не удержавшись, стала смотреть, нет ли среди них знакомых.

Оказалось, что на этот раз приехали два джентльмена. Один из них — небрежно одетый, в коричневом пиджаке, явно большом для своего обладателя, темно-синих панталонах, слегка провисших на коленках, поношенных туфлях, которые знавали лучшие времена, и галстуке, в спешке обернутом вокруг шеи без помощи камердинера, и с волосами, торчавшими в разные стороны, как будто человек только что оторвал голову от подушки, — был Гектор Магнус, виконт Моубери.

— А, Мел, неужели это ты? — проговорил он, с отсутствующим видом улыбаясь сестре, словно ожидал увидеть в ее доме кого-то другого. — Как поживаешь, Берти?

Кристина ласково улыбнулась и уже хотела окликнуть его, но ей помешал стоявший рядом с Гектором джентльмен. Большую противоположность Гектору трудно было себе представить: высок, хорошо сложен и одет с подчеркнутой элегантностью в синий пиджак высочайшего качества поверх расшитого серого жилета, панталоны более темного оттенка и начищенные до блеска сапоги с белыми отворотами. Шейный платок повязан аккуратно и с большим мастерством без единого намека на помпезность. Накрахмаленные уголки воротничка слегка приподнимали его подбородок, а темные густые волосы были изысканно пострижены и аккуратно уложены.

Великолепный костюм подчеркивал широту и мускулистость плеч и груди, в сравнении с которыми его бедра казались особенно узкими, а ноги явно не требовали от портного излишних усилий.

Но не внушительная внешность приковала Кристину к месту, в то время как ей следовало бы идти дальше. Все дело было в той крайней уверенности, с которой он держал себя, и гордом, надменном наклоне головы. Этот человек явно привык с легкостью управлять своим миром и немедленно приводить к покорности все низшие существа, к числу которых, разумеется, относились остальные смертные. Кристина вдруг отчетливо поняла, что это не кто иной, как знаменитый герцог Бьюкасл, и выглядел он именно так, как она себе представляла, — аристократ до кончиков ногтей.

Когда Мелани и Берти поздоровались с ним, а герцог поклонился в ответ и выпрямился, Кристина смогла разглядеть его лицо. Он был красив холодной строгой красотой: твердый подбородок, тонкие губы, высокие скулы и выдающийся красивой формы нос с небольшой горбинкой.

Глаза герцога Кристина не успела рассмотреть. Когда Мелани снова обратилась к Гектору, джентльмен прошел прямо под ней, и она слегка наклонилась вперед, опираясь о перила, как раз в тот момент, когда герцог поднял голову и увидел ее.

Кристина готова была отпрянуть, устыдившись того, что ее застали за подглядыванием, но глаза, в которые она попыталась заглянуть, потрясли ее настолько, что она не могла сдвинуться с места. Казалось, они пронзают ее насквозь. Молодая женщина не могла с уверенностью сказать, какого они цвета — светло-голубые, серые… Однако она находилась достаточно близко от этих глаз, чтобы ощутить на себе их влияние.

На короткое мгновение ей показалось, что герцог Бьюкасл может быть очень опасным человеком. Сердце болезненно сжалось у нее в груди, словно ее только что поймали за наблюдением через замочную скважину за скандалом, разворачивавшимся за дверью.

А потом произошло нечто сверхъестественное. Он подмигнул ей. Во всяком случае, ей так показалось.

В следующую секунду, заледенев от ужаса, молодая женщина увидела, как герцог вытирает глаз, который перед этим как будто подмигнул ей, и поняла, что, когда она наклонилась над перилами, стакан в ее руке проделал то же движение. Она пролила лимонад прямо в глаза герцогу Бьюкаслу.

— О, — воскликнула Кристина, — мне ужасно жаль!

Потом она повернулась и со всех ног бросилась прочь. Какой позор! Какая неловкость! Она пообещала не наступать ему на ноги в первый же день, но не додумалась пообещать также, что не будет лить ему в глаза лимонад.

Кристине оставалось лишь надеяться, что это не дурное предзнаменование.

Добравшись без приключений до желтого салона, Кристина поспешила собраться с духом, прежде чем к ней присоединятся остальные дамы. В течение следующих тринадцати с половиной дней ей определенно следует держаться вне поля зрения герцога Бьюкасла. Это не должно составить труда. Скорее всего, он не узнает ее, даже если увидит. Таких людей, как она, он вообще не привык замечать.

В конце концов, что беспокоиться на его счет? Нечего и думать произвести впечатление на такого человека, как он.

До Вулфрика быстро дошло, что на него пролили лимонад. И хотя лимонад может считаться подходящим освежающим напитком для тех, кто в жаркий день не хочет утолять жажду вином или чем-нибудь покрепче, вряд ли это хорошее средство для умывания.

Он не стал обсуждать происшедшее вслух. Ринейблы, как оказалось, ничего не заметили, хотя создание, пролившее на него лимонад с верхней галереи, имело дерзость бросить ему в лицо извинения и улепетнуть, как испуганный кролик.

Слава Богу, хозяева дома были слишком заняты Моубери.

Вулфрик вытер глаз платком, уповая на то, что неприятное ощущение никак не отразилось на его внешнем виде. Не самое удачное начало для двухнедельного визита. Ни один слуга не задержался бы надолго ни в одном из его имений, если бы он имел обыкновение подглядывать за гостями, проливать на них напитки, а потом убегать. Герцог понадеялся, что это исключение из правил, а не признак плохого отношения к гостям. На девушке не было даже чепчика. У него сложилось впечатление, что он видел трепетавшие кудряшки, круглое личико и большие глаза, хотя, разумеется, не смог хорошенько ее разглядеть, о чем и не думал сожалеть.

Впрочем, герцог постарался выбросить из головы мысли о девушке. Если Ринейблы не могли справиться с собственными слугами, то плохое обслуживание — это их проблема, а отнюдь не его. В конце концов, он привез с собой камердинера для удовлетворения личных потребностей. Вулфрик до сих пор надеялся, что домашний праздник в Скофилд-Парке придется ему по вкусу. Моубери, которому было около тридцати лет и который много читал и путешествовал, особенно по Греции и Египту, был интересным собеседником. Они уже несколько лет знали друг друга и сохраняли дружеские отношения. Неудивительно, что Ринейблы приняли его весьма любезно. Ему была предоставлена элегантная просторная комната с видом на газоны, деревья и цветочные клумбы перед фасадом дома.

Герцог переоделся, затем прошел в гардеробную и сел перед зеркалом, чтобы камердинер побрил его. После этого он спустился в бильярдную, где обнаружил графа Китреджа и виконта Элрика. Оба джентльмена были старше его, и герцог всегда с удовольствием находился в их компании. Моубери и его младший брат, Джастин Магнус, также были здесь. Вулфрик никогда не встречался с Магнусом, но тот показался ему приятным молодым человеком.

Может быть, ему именно это и нужно, подумал Вулфрик, вступив в беседу с гостями. Он проведет две недели в приятном обществе, а затем вернется на все лето в Линдсей-Холл. В конце концов, не становиться же отшельником из-за того, что все твои братья и сестры имеют свои семьи, а твоя любовница умерла.

В следующее мгновение дверь распахнулась, и герцог услышал два весьма неприятных звука — женское хихиканье и мужской смех. Женские и мужские голоса слились в один оживленный гул. Затем дамы продолжили свой путь, а в комнату вошла большая группа мужчин. По мнению Вулфрика, среди них не было ни одного старше двадцати пяти лет и ни одного — судя по их смеху, стилю одежды и манере поведения — с мозгами в голове. Если предчувствие его не обмануло, женщины были того же сорта. Такие, как они, наводняли лондонские бальные залы во время сезона ради охоты на мужей. Именно они являлись причиной того, что герцог никогда не принимал участия в подобных мероприятиях, если только его присутствие не было совершенно необходимо.

И с такими людьми ему предстояло провести две недели.

— Ну вот, — сказал один из них, сэр Льюис Уайзман, приятный молодой человек с открытым лицом, которого Вулфрик немного знал, — кажется, все в сборе. Парню-то вовсе и не нужен никакой прием в честь помолвки, но сестра Одри и ее мать придерживаются иного мнения, да и сама Одри тоже, я полагаю. Так вот мы и собрались. — Он покраснел и засмеялся, в то время как его юные друзья принялись похлопывать его по плечу, отпуская дурацкие непристойные шуточки.

Уайзман недавно объявил о своей помолвке с мисс Магнус, сестрой леди Ринейбл, в честь чего был устроен домашний праздник. Поскольку жених и невеста были людьми очень молодыми, то и большинство приглашенных тоже не отличались зрелостью.

Вулфрик поежился. Неужели его обманом заманили сюда на целых две недели, чтобы возиться с детьми обоих полов? Неужели Моубери нарочно дал ему неверные сведения? Или кто-то дал неверные сведения Моубери?

Конечно, он сам виноват в том, что поверил человеку, который настолько игнорировал окружающий мир, что однажды явился в «Уайте» в разных ботинках. Вполне возможно, что он забыл о недавней помолвке сестры.

Пальцы Вулфрика сжались вокруг ручки монокля, и он почти непроизвольно напустил на лицо самое холодное и внушающее страх выражение, когда молодые люди попытались вести себя с ним и с другими гостями старшего возраста с мальчишеской фамильярностью.

При этом он несколько раз моргнул. Как оказалось, глаз до сих пор слегка саднил.

Золовка Кристины, Гермиона Деррик, виконтесса Элрик, прибыла одной из первых. Высокая, стройная, белокурая, она, как всегда, выглядела красивой и элегантной, хотя сейчас ей должно было быть за сорок. Кристина, почувствовавшая себя так, словно сердце вот-вот выпрыгнет из груди, встала и улыбнулась ей. Она бы даже поцеловала золовку в щеку, но что-то в лице виконтессы остановило ее, и молодая женщина смущенно осталась стоять там, где стояла.

— Как поживаете, Гермиона? — спросила она.

— Кристина, — Гермиона поприветствовала ее сдержанным кивком, проигнорировав вопрос, — Мелани сказала мне, что ты в числе приглашенных.

— А как мальчики? — поинтересовалась Кристина. Она вдруг поняла, что племянники Оскара уже не мальчики, а молодые люди, которые сейчас, вне всякого сомнения, находятся далеко от дома, набираясь жизненного опыта.

— Ты подстриглась, — заметила Гермиона, — как экстравагантно! — И тут же она переключила внимание на остальных дам в гостиной.

«Что ж, — подумала Кристина, опускаясь на стул, — ее персону, видимо, трудно не заметить, но вот ее голос — пожалуйста». Малообещающее начало, вернее, малообещающее продолжение.

Гермиона, дочь сельского адвоката, составила еще более блестящую партию, чем Кристина, когда более двадцати лет назад вышла замуж за виконта Элрика. Она тепло приняла Кристину в семью, помогла ей освоиться в обществе и даже помогла деньгами, когда надо было представить девушку королеве. Они стали подругами, несмотря на более чем десятилетнюю разницу в возрасте. Но в последние несколько лет замужества Кристины их отношения стали портиться. Тем не менее, ужасная ссора после смерти Оскара явилась для молодой женщины полной неожиданностью и потрясла ее до глубины души. Она покинула Уиндвуд-Эбби, загородное поместье Бэзила, на следующий же день после похорон, раздавленная, уничтоженная, оставшись после покупки билета на почтовый экипаж без гроша в кармане. Кристина стремилась в коттедж «Гиацинт», чтобы зализать раны и как-нибудь собрать по кусочкам остатки своей жизни. С тех пор она ничего не слышала о своих золовке и зяте вплоть до сегодняшнего дня.

Кристина страстно надеялась, что в течение ближайших двух недель они сумеют сохранить хотя бы видимость родственных отношений. В конце концов, она никому не сделала ничего плохого.

Виконтесса Моубери, мать Мелани, маленькая пухленькая женщина с волосами стального оттенка и проницательным взглядом, обняла Кристину и сказала, что рада снова видеть ее хорошенькое личико. Одри также выразила свой восторг и покраснела от удовольствия, когда Кристина поздравила ее с помолвкой. К счастью, натянутые отношения Кристины с ближайшими родственниками мужа не повлияли на ее дружбу с его теткой и кузенами, которые в те годы сами проводили в Лондоне не так уж много времени. Леди Чизолм, супруга сэра Клайва, с которой Кристина встречалась только однажды, и миссис Кинг, которую она знала также, были с ней весьма вежливы.

Кроме них, в гостиной присутствовали еще шесть очень модно и дорого одетых юных леди, видимо, подруг Одри, которые, очевидно, хорошо знали друг друга и держались небольшой группкой, болтая, хихикая и не обращая ни на кого внимания. Кристина снова почувствовала себя старухой, а лучшее ее муслиновое платье вдруг показалось ей древней тряпкой. Один из последних туалетов, которые Оскар купил ей перед смертью; вряд ли за него было заплачено.

— В числе гостей должен находиться герцог Бьюкасл, — громко проговорила леди Сара Бакан, обращаясь к группе молодых девушек. При этом глаза ее напоминали блюдца, а щеки пылали.

Молоденькой дебютантке можно было бы простить ее наивную веру в то, что она сообщила свежую новость. Она приехала только что в компании с отцом, графом Китреджем, и братом, достопочтенным Джорджем Баканом. Все присутствующие уже были наслышаны о герцоге, поскольку Мелани преподносила эту информацию всем прибывающим гостям с целью произвести на них впечатление. Она, очевидно, полностью оправилась от смятения, вызванного неожиданным поступком Гектора.

— Я ни разу не видела его на протяжении всего сезона, — продолжала леди Сара, — хотя он все время был в Лондоне. Говорят, что он почти нигде не бывает, кроме палаты лордов и своих клубов. Но сюда он приехал, подумать только!

— Всего один герцог и целая толпа леди, — Ровена Сиддингс весело заблестела глазами, показывая ямочки на щеках, — хотя замужние дамы, разумеется, не в счет. Одри тоже не соперница, потому что обручена с сэром Льюисом Уайзманом. И все равно в этом доме собралось слишком много дам, надеющихся на внимание единственного герцога.

— Но герцог Бьюкасл стар, Ровена, — заметила Мириам Данстан-Латт, — ему уже за тридцать.

— Он все-таки герцог, — возразила леди Сара, — так что его возраст не имеет значения. Папа говорит, что недостойно выходить замуж за человека с титулом ниже графского, хотя этой весной у меня была дюжина предложений от молодых людей, которых большинство девушек сочло бы вполне приемлемыми. Вполне вероятно, что я выйду замуж за герцога.

— Это настоящий триумф — получить руку герцога Бьюкасла! — добавила Берил Чизолм. — Только почему мы должны уступать победу тебе, Сара? Может быть, мы все будем бороться за его внимание.

Раздался взрыв смеха.

— Все вы очаровательные юные леди, — ласково проговорила леди Моубери, повысив голос, так чтобы ее было слышно на другом конце комнаты, — и обязательно выйдете замуж в течение одного-двух лет, но вас, мне кажется, следует предупредить, что Бьюкасл так долго избегал брака, что даже самые решительные мамаши отказались от попыток выдать за него своих дочерей. Его кандидатуру для Одри я даже не рассматривала.

— Да кто захочет выйти за него замуж? — сказала юная леди, которая, будучи помолвленной, находилась в счастливой безопасности. — Ему достаточно просто войти в комнату, чтобы температура понизилась на несколько градусов. У подобного мужчины нет чувств и нет сердца. Эти сведения я почерпнула из самых достоверных источников. Льюис говорит, что многие молодые члены клуба «Уайте» боятся герцога и всеми силами стараются его избегать. Думаю, зря мой брат пригласил его.

Кристина тоже так считала. Если бы Гектор не пригласил Бьюкасла, ей не пришлось бы сейчас сидеть здесь, чувствуя себя одновременно неловко и до смерти тоскливо, и она не пролила бы на него лимонад. Она ощущала себя лишней в обществе пожилых леди, которые сплотились в одну группу и погрузились в беседу, так что ей волей-неволей пришлось присоединиться к компании молодых девушек, которые понизили голоса и снова начали хихикать.

— Предлагаю заключить пари, — полушепотом проговорила леди Сара. Она, должно быть, самая младшая среди девушек, подумала Кристина. Честно говоря, Сара напоминала сбежавшего из детской подростка, хотя ей должно быть не меньше семнадцати лет, если она уже дебютировала в свете. — Победительницей станет та, которая сумеет очаровать герцога Бьюкасла настолько, что по прошествии двух недель он сделает ей предложение.

— Боюсь, это невозможно, Сара, — сказала Одри, в то время как остальные девушки с трудом сдерживали смех. — Герцог не собирается жениться.

— Да и какой интерес заключать пари, — добавила Харриетт Кинг, — если никто не способен его выиграть.

— Тогда на что поспорим? — Сара, все еще красная и с блестящими глазами, явно не желала так просто отказываться от своей затеи. — Кто-нибудь из нас сумеет вовлечь его в беседу? Нет, это уж слишком просто. Кто первой потанцует с ним? Твоя сестра планирует устроить танцы, Одри? Или… ну, что еще?

— Давайте поспорим на то, что кто-нибудь сумеет завладеть его безраздельным вниманием на целый час, — предложила Одри. — Поверьте мне, этого непросто будет добиться. И тогда победительница — если она, конечно, будет — получит свой приз. Сдается мне, что провести час в обществе герцога — все равно что просидеть неделю на Северном полюсе.

Вокруг снова раздался смех. Сара обвела сверкающими глазами всех членов группы — кроме Кристины, которая в общем-то и не принадлежала к их компании, хотя слышала каждое слово.

— В таком случае час наедине с ним, — сказала она. — Победительницей станет та, кто первая добьется этого. И кто знает… Может быть, герцог влюбится в эту девушку и сделает ей предложение. Я считаю, в этом нет ничего невозможного. Кто участвует?

Леди Ровена, Мириам, Берил, ее сестра Пенелопа и Харриетт Кинг — все выразили готовность принять участие в споре под аккомпанемент визга, смеха и снисходительных улыбок со стороны пожилых леди, которые чинно интересовались тем, что так развеселило дочерей.

— Ничего, — отозвалась Харриетт Кинг, — совсем ничего, мама. Мы просто обсуждали джентльменов, которые ожидаются на празднике.

Кристина тоже улыбнулась. Неужели и она была когда-то такой же глупенькой? Она вышла замуж за Оскара после двух месяцев знакомства, в основном потому, что он был красив, как греческий бог — так о нем отзывались окружающие — и она до безумия влюбилась в него.

— А ты, Кристина? — спросила Одри, когда пожилые дамы вернулись к своим разговорам. Было принято единодушное решение, что Одри не будет делать ставку — по одной гинее от каждой участницы, причем вся сумма должна была перейти победительнице или, если таковой не окажется, поровну поделена между девушками по истечении двух недель.

Кристина удивленно ткнула себя в грудь пальцем и вскинула брови.

— Я? О нет, что ты, — рассмеялась она.

— Не понимаю, почему ты не хочешь поучаствовать. — Одри склонила голову набок и внимательно посмотрела на кузину. — В конце концов, ты вдова, а не замужняя дама, да и кузена Оскара не стало больше двух лет назад. Ты еще не очень старая. Вряд ли тебе исполнилось тридцать.

Остальные юные леди собрались в кучку, чтобы своими глазами взглянуть на женщину, которой вот-вот стукнет тридцать. Их молчание красноречивее слов свидетельствовало о том, что в ее возрасте нет ни малейшего шанса завладеть вниманием герцога, тем более на целый час.

— Не вижу смысла платить за то, чтобы в течение целого часа тебя пытались превратить в сосульку, — сказала Кристина.

— Пожалуй, ты права, — согласилась с ней Одри.

— Вы ведь дочь сельского учителя, не правда ли, миссис Деррик? — с явным презрением в голосе осведомилась Харриетт Кинг. — Осмелюсь предположить, что вы просто боитесь проиграть пари.

— В самом деле, — с улыбкой согласилась Кристина — вопрос, как она поняла, был чисто риторическим. — Но еще больше я боюсь выиграть. Что же я буду делать с герцогом?

На минуту воцарилось молчание, вслед за которым раздался смех.

— Я могла бы предложить парочку вариантов. — Мириам Данстан-Латт тут же покраснела от собственных опрометчивых слов.

— Хватит. — Одри подняла руку, призывая всех к тишине, затем проверила, не слышит ли их кто-нибудь из другой группы. — Я не могу допустить, чтобы ты не участвовала в споре только из-за того, что боишься выиграть, Кристина. Я внесу за тебя гинею, то есть поставлю на тебя. По-моему, это само по себе рискованно, ведь женщинам вообще нельзя делать ставки?

— Можно, если об этом не знают мужчины, — хихикнула Берил Чизолм.

— Ты потеряешь свою гинею, уверяю тебя, — заметила Кристина, смеясь и думая о том, как отреагировал бы герцог Бьюкасл, если бы узнал, что творится сейчас в желтой гостиной.

— Может быть, — согласилась Одри, — но я подозреваю, что не выиграет никто, и тогда мои деньги целыми вернутся ко мне. Конечно, раз речь идет не о том, чтобы заставить герцога сделать предложение, а лишь о том, чтобы вовлечь его в продолжительную беседу, я сама могла бы поучаствовать, но не стану этого делать. Семь гиней — не такое уж большое вознаграждение. Кроме того, Льюис может начать ревновать, и не буду же я оправдываться тем, что хотела выиграть пари.

Из-за дверей донесся звук колокольчика, оповещавший о том, что все гости в сборе и ожидаются в большой гостиной для чая.

— Так, значит, ты никогда не видела герцога Бьюкасла? — спросила Харриетт Кинг у леди Сары.

— Нет, — призналась та, — но если он герцог, то, должно быть, красив.

— А я вот видела его, — Харриетт взяла подругу под руку, готовясь покинуть желтую гостиную вместе с ней, — и, в принципе, не стала бы стараться очаровать его. Но не могу же я допустить, чтобы меня обставила овдовевшая дочка деревенского учителя, которой уже около тридцати!

Юные леди удалились под ручку. Одри посмотрела на Кристину и состроила гримаску.

— О, дорогая, боюсь, они вышли на тропу войны, — сказала она. — Ты ведь теперь тоже не можешь не принять вызов, правда? Ты просто обязана выиграть для меня деньги.

Ровена Сиддингс взяла Кристину под руку, и они вдвоем вышли из комнаты.

— До чего мы все смешны, — сказала Ровена. — Будем участвовать в споре, миссис Деррик, или ограничимся тем, что станем любоваться этим великим человеком издалека?

— Думаю, я буду держаться от герцога подальше и смеяться над ним издалека, если выяснится, что он в самом деле такой напыщенный и претенциозный, как о нем говорят, — отозвалась Кристина. — Я не люблю величие, которое зиждется ни на чем.

— Как смело с вашей стороны, — улыбнулась Ровена, — смеяться над герцогом Бьюкаслом.

Или над самой собой, подумала Кристина, за то, что позволила втянуть себя в эту глупую детскую затею, когда все, что от нее требовалось, это твердо сказать «нет» Мелани два дня назад или решительно отказать Одри.

Глава 3

Гостиная уже была полна джентльменов. Кажется, домашний праздник может считаться официально открытым. Если он не начался, то не может и закончиться, так ведь?

«А не рано ли я стала считать дни до возвращения домой?» — подумала Кристина.

Первым, кого она увидела, был Джастин Магнус, младший брат Мелани. Молодой человек улыбнулся и помахал ей рукой. Он был занят беседой с леди Чизолм, а эта дама любила поговорить. Кристина тоже улыбнулась и помахала ему в ответ. Небольшого роста — он был на полголовы ниже ее, — худощавый и неброский внешне, Джастин тем не менее обладал обаянием, умом и чувством юмора, которые располагали к нему людей. Он всегда одевался с отменным вкусом и изяществом — в отличие от своего бедного старшего брата Гектора. Джастин предложил Кристине стать его женой на том первом домашнем празднике много лет назад. Но после того как она отказала ему и вместо этого вышла замуж за Оскара, он стал ее другом, и с годами их дружба становилась все крепче, пока наконец на несколько лет, предшествовавших смерти Оскара, он не превратился в ее единственного друга. Во всяком случае, единственного доступного друга. Ее семья была далеко. Джастин единственный не верил ужасным слухам о Кристине, даже последнему, самому чудовищному. Он был единственным, кто заступился за нее, хотя ни Оскар, ни Бэзил, ни Гермиона не верили ему. С тех пор Джастин оставался близким ей человеком.

Потом Кристина увидела Бэзила. Среднего роста и хрупкого телосложения, с редеющими волосами и лысиной на макушке, с узким лицом и скорее правильными, нежели красивыми чертами лица, виконт Элрик всегда уступал младшему брату в том, что касалось внешности. Кроме того, он был более чем на десять лет старше Оскара, которого обожал.

Бэзил не стал делать вид, что не заметил Кристину, хотя она в глубине души допускала, что такое может произойти. Он поклонился с достоинством, а потом, последовав примеру Гермионы, отвернулся и заговорил с пожилым джентльменом, в котором Кристина узнала графа Китреджа. Тот и словечком с ней не перекинулся.

Кристина поискала самый укромный уголок в комнате. Пора было приступить к исполнению обязанностей критичного наблюдателя, роль которого она намеревалась играть в ближайшие две недели. Если ей повезет, то за это время никто не обратит на нее внимания.

К счастью, она нашла такой уголок и села на стул до того, как в гостиной появился герцог Бьюкасл, — Кристина страшилась встречи с ним после того злополучного инцидента с лимонадом. Хотя чего ей бояться? Что он набросится на нее или прикажет армии слуг оттащить ее в ближайший суд, где ей предъявят обвинение в покушении и нанесении повреждений его глазу?

Бьюкасл вошёл в гостиную вместе с Берти, и атмосфера в комнате немедленно переменилась. Юные леди заговорили громче и заулыбались шире, а молодые джентльмены засмеялись сердечнее и замахали руками энергичнее. Дамы старшего возраста подобрались.

Все это выглядело чрезвычайно смешно.

Зря они так беспокоились. Будь гостиная полна червей, вряд ли герцог обвел бы ее более надменным взглядом. Его холодное аристократичное лицо яснее слов говорило о том, что все это сборище он считает ниже своего герцогского достоинства и не собирается тратить силы на улыбку или более или менее вежливый взгляд. Мелани тут же подошла к герцогу с величием, подобающим хозяйке дома, взяла его под руку и повела по комнате для того, чтобы ничтожные смертные, не имевшие счастья познакомиться с ним раньше, получили возможность поклониться и расшаркаться перед герцогом.

К великому счастью, Мелани не обратила внимания на убежище Кристины, и таким образом ничтожнейшей из смертных в гостиной не представился шанс подняться со стула и сделать самый глубокий реверанс перед великим человеком.

Критичное наблюдение за публикой, напомнила себе Кристина, не подразумевает пролития презрения на голову человека, которого она даже не знает; однако при виде герцога Бьюкасла она инстинктивно ощетинилась. Он не нравился ей, она его презирала и была бы безмерно счастлива, если бы в течение оставшихся тринадцати с половиной дней он так и не обратил на нее внимания.

Почему этот человек вызывает в ней столь негативную реакцию? Кристина никогда раньше так не реагировала на людей, будь то знакомые или чужаки. Она любила людей. Всех людей. Ей даже нравились некоторые слабости ее друзей, от которых большинство людей приходило в смятение.

Когда со знакомствами было покончено, герцог, остановившись с полной тарелкой закусок в руке, заговорил с графом Китреджем и Гектором, который кивнул и ласково улыбнулся Кристине. Граф был воистину великим человеком. А еще весьма важным. Но по отношению к нему Кристина не испытывала чувства враждебности. Гектор был виконтом, и она безмерно любила его. Значит, это не титул герцога заставлял ее внутренне ощетиниться.

И тут все благодушие Кристины мигом улетучилось, ибо она встретилась взглядом с глазами герцога Бьюкасла, устремленными на нее через комнату. В ее сознании мгновенно возникли образы тюрьмы и тюремщиков, цепей и судей.

Первым ее порывом было исчезнуть или хотя бы опустить глаза в попытке слиться с чехлом на стуле. Но она никогда не прибегала к такому методу в обществе — за исключением, пожалуй, последних пары лет перед смертью Оскара. И почему она должна исчезнуть? С какой стати ей опускать взгляд, если он не спешит этого делать?

Однако герцог в самом деле раздражал ее, попросту выводил из себя.

Не опуская бровь, он взялся за ручку своего монокля и поднес его почти к самому глазу, как будто недоумевая, как у нее хватило наглости удерживать его взгляд.

Именно в этот момент Кристина поняла, что не отвернется даже под угрозой всех тюрем и цепей в Англии. Неужели Бьюкасл узнал ее? И что? Все ее преступление заключается в том, что она позволила своему стакану наклониться чересчур низко в тот момент, когда герцог находился как раз под ним.

Кристина решительно продолжала смотреть в глаза герцогу, а потом подкрепила свою отвагу, намеренно улыбнувшись. Она дала ему понять, что ее не запугать изогнутой бровью и приподнятым моноклем. Затем она взяла с подноса кусок торта и впилась в него зубами, слишком поздно обнаружив, что торт покрыт глазурью. Сладкая глазурь стекала у нее по губам, и она принялась слизывать ее как раз в тот момент, когда герцог Бьюкасл отделился от группы джентльменов и направился к ней.

Все как по волшебству расступились перед ним. Конечно же, ничего удивительного в этом не было. Герцог, видимо, тоже считал это в порядке вещей и ни на кого не обращал внимания.

«Бог мой, — подумала Кристина, наблюдая за приближающимся к ней Бьюкаслом, — он и в самом деле выглядит весьма внушительно».

Герцог остановился как раз в тот момент, когда носки его сапог оказались в нескольких дюймах от носков ее туфель. Чересчур близко, подумала Кристина, чувствуя, как сердце помимо ее воли взволнованно затрепетало в груди.

— Простите, боюсь, мы прежде не встречались, — проговорил герцог вежливым, слегка скучающим тоном.

— Но я знаю, кто вы, — заверила его Кристина, — вы герцог Бьюкасл.

— В таком случае у вас передо мной преимущество, — отозвался он.

— Кристина Деррик.

Вряд ли герцога заинтересует ее или Оскара фамильное древо.

— Я, кажется, нечаянно дал вам повод для веселья, мисс Деррик?

— Боюсь, что да, — ответила Кристина. — И прошу вас называть меня миссис Деррик. Я вдова.

Бьюкасл снова взялся за ручку монокля с таким выражением лица, которое способно было заморозить виноградины на лозе и уничтожить годовой урожай.

Кристина откусила еще кусочек торта и еще раз облизнула губы. Возможно, ей следует извиниться? Но почему? Она уже извинилась. Неужели его правый глаз в самом деле чуть розовее левого? Или это только кажется?

— Я могу узнать почему? — Герцог приподнял монокль.

«Что за удивительное оружие, — подумала Кристина. — Оно устанавливает дистанцию между ним и простым смертным, как обнаженный меч в руке менее значительного человека». Ей даже пришла мысль о том, чтобы самой обзавестись моноклем. Тогда она превратится в эксцентричную старуху, которая будет созерцать мир через огромное стекло, устрашая детей своим во много раз увеличенным глазом.

— Я чем-то вас рассмешил?

Слово «рассмешил» не совсем подходило к случаю, но Кристина продолжала смеяться.

— Вы были так разгневаны, — пояснила она, — ведь я не выполнила вашего приказа.

— Прошу прощения? — Брови герцога снова взметнулись вверх. — Я отдал вам приказ?

— Да, именно так. Вы обнаружили, что я смотрю на вас через комнату, и подняли сначала одну бровь, а потом и монокль. Конечно, мне не стоило обращать внимание на монокль, а лишь следовало покорно опустить глаза еще до того, как вы его подняли.

— Значит, по-вашему, поднятие брови означает приказ, а монокля — гнев? — слегка удивленно осведомился герцог.

— А как еще вы объясните тот факт, что подошли ко мне с противоположной стороны комнаты?

— Может быть, это объясняется тем, что я в отличие от вас прохаживался среди гостей?

Кристина искренне рассмеялась:

— А теперь я спровоцировала вас на открытое проявление враждебности. Лучше вам, ваша светлость, предоставить мне право играть роль зрительницы. Не ждите, что я обнаружу страх перед вами.

— Страх? — Поднеся монокль к глазу, Бьюкасл осмотрел руки молодой женщины. Ногти ее были коротко подстрижены. Они были чистыми, но он понял, что эти руки много работают.

— Да, страх, — настаивала Кристина. — Вы так привыкли управлять своим миром. Вы заставляете людей бояться вас.

— Счастлив, что вы проявляете такую осведомленность обо мне, учитывая то, как недавно мы знакомы, — отозвался герцог.

— Полагаю, мне не следовало выражаться так прямо, — призналась Кристина, — но вы сами спросили.

— Действительно, спросил. — Герцог отвесил короткий поклон и уже собирался уходить, но тут к нему подошла Мелани.

— Вижу, вы уже познакомились с Кристиной, ваша светлость, — сказала она, беря герцога под руку и благосклонно улыбаясь. — Но мне бы хотелось отвлечь вас на минутку. Леди Сара Бакан мечтает задать вам один вопрос, но стесняется сама подойти к вам.

Баронесса повела Бьюкасла по направлению к леди Саре, которая бросила на Кристину ядовитый взгляд, прежде чем опуститься в глубоком реверансе перед герцогом и очаровательно ему улыбнуться.

«Боже милостивый, — вспомнила Кристина, — это глупое пари! Неужели малышка всерьез считает, что вот-вот выиграет?»

Как выяснилось, в заблуждении пребывала не она одна. Харриетт Кинг остановилась возле стула Кристины.

— Послушайтесь дружеского совета, миссис Деррик, — ласково проговорила Харриетт. — Вы, конечно, можете заманить герцога Бьюкасла в свой уголок, призывно улыбнувшись ему и забыв скромно отвести глаза, но вам понадобится более действенный план для того, чтобы задержать его на час.

Ну и ну! Кристина негромко рассмеялась.

— Уверена, вы правы, — весело согласилась она, — придется мне придумать нечто более завораживающее.

Но вместо того чтобы вместе с ней посмеяться над шуткой, Харриетт отвернулась, сочтя свою миссию выполненной.

У Кристины возникло ощущение, что надежда провести две недели незаметно в уголке может оказаться не столь выполнимой, как она надеялась. Она уже успела привлечь к себе столько же внимания, как если бы стояла посреди комнаты, размахивая флагом. Кристина вообще не умела притворяться, и это сослужило ей плохую службу во время замужества. Увы, по природе своей она была слишком общительной.

«Эти глаза», — неожиданно подумала Кристина. Во время разговора с герцогом она обнаружила, что они имеют оттенок чистого серебра. Никогда еще ей не доводилось видеть столь необыкновенные глаза. Они казались твердыми, холодными и абсолютно непроницаемыми. Взгляд другого человека словно отскакивал от них. У Кристины сложилось впечатление, что у герцога либо вовсе нет души, либо эта душа находится под бдительным контролем и надежно скрыта от глаз посторонних.

В любом случае его глаза волновали, ибо, несмотря на то, что заглянуть через них в душу герцога не представлялось возможным, они обладали удивительной способностью видеть человека насквозь. Глядя в его глаза с близкого расстояния и чувствуя, как они проникают в самую ее суть, Кристина лишний раз убедилась в этом. Определенно, герцога опасно провоцировать. А разве она его спровоцировала? Не больше, чем назойливая муха, жужжащая у него над ухом.

Кристина вздохнула и, положив в рот последний кусочек глазированного торта, как раз облизывала пальцы, когда в ее уголок наведался Джастин. Она радостно вскочила со стула, и молодые люди тепло обнялись.

— Джастин! Кажется, мы сто лет не виделись!

— И еще один день, — согласился он, улыбаясь. — Помнится, это была Пасха. Ты мне нравишься с короткими волосами — выглядишь, как никогда, хорошенькой. Вижу, ты только что познакомилась с великим человеком. Готов побиться об заклад, что Мел провела несколько бессонных ночей после того, как узнала, что Гектор пригласил его.

— А потом она приехала в коттедж «Гиацинт» и пригласила меня, чтобы у нее на празднике было равное количество мужчин и женщин, — скривилась Кристина. — Ты ведь знаешь, как ведет себя Мелани, когда она что-нибудь замышляет. У меня не было против нее ни одного шанса.

— Бедняжка Крисси! — рассмеялся Джастин. — И счастливчик я!

Похоже, впервые за весь день Кристине удалось расслабиться.

— Кристина была замужем за моим бедным кузеном Оскаром, — пояснила леди Ринейбл Вулфрику. — Вы, может быть, знали его? Младший брат виконта Элрика — он был очаровательным молодым человеком и пользовался всеобщей любовью. Его смерть стала трагедией, особенно для Кристины, которой пришлось вернуться в дом своей матери в соседней деревушке. Когда Оскар женился на ней, она была дочерью сельского учителя. Она изумительно вела себя. К сожалению, их брак продлился недолго, и сейчас я безмерно сочувствую ей. Вот поэтому-то я ее и пригласила. Кристина — моя добрая подруга и сейчас нуждается в развлечениях.

Имя молодой женщины навело герцога на мысль о том, что она может состоять в родстве с Элриком. А когда баронесса поведала, что она вдова, Вулфрик вспомнил, что несколько лет назад Элрик потерял своего единственного брата. Но похоже, она не находится на иждивении Элрика, а живет со своей матерью и вынуждена полагаться на милосердие друзей, которые приглашают ее принять участие в такого рода увеселениях. Оскар Деррик либо был беден с самого начала, либо — что более вероятно — промотал состояние, и теперь у его вдовы, очевидно, нет средств.

Кристина была одета гораздо скромнее остальных женщин. В самом деле, когда Вулфрик впервые увидел ее, он ошибочно принял ее за служанку. Муслиновое платье Кристины выглядело вполне прилично, но, конечно, было сшито не по последней моде. Она также не могла похвастаться юностью. Скорее всего ей уже далеко за двадцать. Она обладала миловидным, довольно круглым личиком с большими глазами, которое, этого невозможно было не заметить, было покрыто загаром. И если это могло показаться кому-то терпимым, то уж мириться с россыпью веснушек у нее на носу было невозможно.

Миссис Деррик являла собой образцовый портрет сельской жительницы и совершенно не смотрелась в кругу гостей леди Ринейбл. Сделав блестящую партию, она оставалась дочерью сельского учителя, причем весьма дерзкой. Ей очень не повезло, что Деррик имел несчастье умереть в столь раннем возрасте.

Миссис Деррик, решил Вулфрик, не та женщина, знакомство с которой он хотел бы продолжить в течение ближайших двух недель. С другой стороны, то же самое относилось и ко всем остальным дамам в гостиной. Он начал понимать, какую непростительную ошибку совершил, поспешно приняв приглашение, сделанное в устной форме и через такого посредника, как лорд Моубери, известного своей рассеянностью.

Леди Сара Бакан, которую представили герцогу не более получаса назад, снова сделала ему глубокий реверанс.

— Осмелюсь спросить вас, ваша светлость, — проговорила она, раскрасневшись и глядя на него огромными карими глазами, — чем вы предпочитаете заниматься по утрам — кататься верхом или гулять? Я поспорила с Мириам Данстан-Латт, хотя мне, конечно, известно, что дамам не пристало заключать пари. — Девушка хихикнула.

Герцог много лет не заглядывал на ярмарку невест, и леди всех возрастов, а также их мамаши давно уже перестали преследовать его, поняв, что заполучить его в качестве жениха нет никакой надежды. Тем не менее, несмотря на недостаток практики, герцог мог различить ловушку, когда сталкивался с ней.

— По утрам на свежую голову я обычно занимаюсь письмами и деловыми бумагами, леди Сара, — коротко ответил он, — а на верховые и пешие прогулки отправляюсь днем. А вы что предпочитаете?

Ему вдруг стало нестерпимо скучно. Неужели эта девчонка в самом деле флиртует с ним?

Глава 4

Большинство гостей устали с дороги и воспользовались временем между чаем и ужином для того, чтобы спокойно отдохнуть в своих комнатах. Именно тогда Вулфрик вышел из дома подышать свежим воздухом и немного пройтись. Он не ориентировался в парке, но инстинктивно выбрал самую укромную тропинку, так чтобы его не было видно из особняка и чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. Наискосок перейдя усаженную деревьями лужайку, герцог свернул в аллею, окаймленную деревьями с густой листвой, и вышел на берег искусственного пруда.

Пруд был не очень большой, уединенный, живописный и спокойный. Кроме того, он был надежно укрыт от взглядов обитателей дома. День выдался отличный: легкий ветерок остужал летнюю жару. Именно этого ему и не хватало — свежего воздуха и мирного загородного пейзажа, чтобы восстановить силы после длительного путешествия и многолюдной толпы в гостиной во время чаепития. В обе стороны от него расходились прорезавшие древесные рощицы тропинки, но герцог продолжал стоять на месте, пытаясь решить, пойти ли по одной из дорожек или постоять у пруда, вдыхая летние ароматы воды и зелени.

Пожалуй, ему лучше было вернуться в Линдсей-Холл, но он этого не сделал, и сейчас нет смысла сожалеть о том, что принял неправильное решение.

Бьюкасл стоял на берегу, наслаждаясь мгновениями праздности, как вдруг услышал шелест шагов на тропинке. Он разозлился на себя за то, что не ушел раньше. Менее всего ему хотелось сейчас общаться с кем бы то ни было. Слишком поздно. По какой бы дорожке он ни пошел, ему не успеть исчезнуть из виду до того, как незваный гость выйдет на берег пруда и увидит его.

Герцог повернулся, едва скрывая раздражение.

Она шла совершенно не женской походкой, на ней не было ни шляпки, ни перчаток; голова ее была повернута назад, словно она высматривала, не идет ли кто-нибудь следом. Не успел Вулфрик отойти в сторону или хотя бы предупредить молодую женщину о надвигающейся опасности, как она с ходу налетела на него. Он схватил ее за предплечья, но опоздал, и нос ему защекотали мягкие локоны миссис Деррик, которая, издав испуганный визг, откинула голову назад. Они столкнулись носами.

Все можно было предугадать заранее, подумал герцог с болезненным отвращением, к которому примешивалась боль в распухающем носу и слезящиеся глаза. Какой-то злой демон послал эту женщину на домашний праздник, чтобы помучить его — или чтобы постоянно напоминать о том, как вредно принимать поспешные решения.

Ее рука взметнулась к носу — очевидно, чтобы проверить, не сломан ли он и не течет ли кровь. На глаза ей навернулись слезы.

— Миссис Деррик, — с легким раздражением проговорил Вулфрик, хотя было уже слишком поздно давать ей понять, что к нему не следует приближаться.

— Боже мой, — Кристина опустила голову, — простите меня, я такая неуклюжая — не видела, куда иду!

— Вы могли оказаться в пруду, не стой я у вас на пути.

— И все же я там не оказалась, — справедливо заметила она. — Я внезапно почувствовала, что не одна, но посмотрела назад, а не вперед. Из всех людей здесь оказались именно вы.

— Прошу прощения. — Герцог отвесил насмешливый поклон. Он хотел вернуть ей комплимент, но сдержался. Сейчас она выглядела еще более по-деревенски, чем раньше. В этой женщине напрочь отсутствовали элегантность и утонченность, которых он ожидал от дам, собравшихся в доме барона Ринейбла на двухнедельный домашний праздник. Ветер развевал ее короткие кудряшки. На открытом солнце ее кожа смотрелась еще более загорелой, нежели в гостиной. На фоне загара зубы ее сверкали ослепительной белизной, а глаза были голубые, как небо. Она в самом деле потрясающе хороша, неохотно признал герцог, даже несмотря на покрасневший нос.

— Я имела в виду не совсем то, что вы подумали, — улыбнулась Кристина. — Но ведь сначала я вылила на вас лимонад, потом вовлекла вас в поединок взглядов исключительно из-за того, что мне не понравилось, как вы изогнули бровь, а теперь налетела на вас и сломала вам нос. Надеюсь, что за эти несколько часов я израсходовала весь двухнедельный запас неуклюжести и в оставшееся время смогу вести себя вполне изящно и наводить на окружающих смертельную скуку.

Герцог не нашелся что ответить на столь искреннюю речь.

— Я случайно выбрал эту тропинку, но был приятно удивлен, — сказал он, полуотвернувшись от Кристины. — Не ожидал увидеть здесь пруд, однако должен заметить, он весьма удачно расположен.

— О да, вы правы, — согласилась Кристина. — Я всегда особенно любила этот уголок парка.

— Уверен, вы пришли сюда, чтобы побыть одной, — говоря это, Вулфрик думал, как избавиться от ее общества, — я, наверное, мешаю…

— Совсем нет. Я пришла сюда прогуляться. Я знаю одну тропинку, которая вьется вдоль берега пруда, огибая его. Это сделано специально, чтобы доставить гуляющим всю гамму чувственных удовольствий.

Встретившись взглядом с герцогом, Кристина состроила гримаску и покраснела.

— Я иногда не думаю, что говорю.

Чувственные удовольствия. Видимо, ее смутила эта фраза. Однако, вместо того, чтобы немедленно пойти по той тропинке, о которой она говорила, Кристина на мгновение замолчала, и герцог понял, что стоит у нее на пути. Но не успел он сдвинуться с места, как она заговорила снова:

— Может быть, вы составите мне компанию?

Ему совершенно этого не хотелось. Это был худший способ занять время, оставшееся до часа, когда придет пора переодеваться к ужину.

— Или, быть может, — проговорила она со смехом в глазах, который он уже видел в гостиной, — не составите?

Это прозвучало как вызов. В этой женщине есть что-то захватывающее, подумал герцог. Она так не похожа на тех, с которыми ему приходилось иметь дело. По крайней мере она не пыталась флиртовать с ним.

— Составлю. — Вулфрик сделал шаг в сторону, пропуская ее вперед на тропинку, которая уводила под кроны деревьев. Он зашагал рядом с ней, ибо тот, кто прокладывал эту дорожку, позаботился о том, чтобы два человека могли спокойно идти по ней.

В течение некоторого времени они хранили молчание. Несмотря на то, что герцогу, как воспитанному джентльмену, полагалось первому начать вежливую беседу, он предпочитал молчать. Если ей нравится идти в тишине, то ему тем более.

— Кажется, я должна поблагодарить вас за то, что меня пригласили в Скофилд, — наконец проговорила Кристина, искоса глядя на герцога и улыбаясь.

— Неужели? — Герцог вскинул брови.

— Мелани была в панике, обнаружив, что в ее списке гостей на одного джентльмена больше. Она немедленно отправила приглашение в коттедж «Гиацинт», а когда я отказалась, лично приехала умолять меня.

Она только что подтвердила то, о чем Вулфрик уже начал догадываться.

— После того как меня пригласил виконт Моубери, — задумчиво сказал он. — Таким образом, приглашение все же исходило не от леди Ринейбл.

— На вашем месте я не стала бы обращать на это внимание. В конце концов я спасла ее от грозящей опасности, и она признала, что, хотя иметь в качестве гостя герцога Бьюкасла не столь почетно, как принца Уэльского, это гораздо предпочтительнее. Мелани утверждает — и небеспочвенно, — что ей будут завидовать все дамы в Англии.

Все это время герцог продолжал смотреть на Кристину. Видимо, злой демон действительно постарался. Эта женщина оказалась здесь именно потому, что он приехал, а он приехал потому, что поступил против обыкновения опрометчиво.

— Так вы не хотели принимать приглашение?

— Не хотела. — До этого она ужасно не по-женски размахивала руками, которые теперь сцепила за спиной.

— Были оскорблены тем, что не попали в основной список гостей?

— Как ни странно, я просто не хотела ехать, — ответила Кристина.

— Возможно, вы чувствуете себя не в своей тарелке в высшем обществе, миссис Деррик? — предположил герцог.

— Смотря какое общество стоит называть высшим, — сказала она, — но, по сути, вы правы.

— И вы были замужем за братом виконта Элрика?

— Да, — бодро проговорила Кристина, но не стала развивать эту тему.

Они вышли из рощицы и оказались у подножия зеленого холма, покрытого маргаритками и лютиками.

— Разве здесь не чудесно? — спросила Кристина, не ожидая услышать ответ. — Поднявшись на вершину, вы оказываетесь выше деревьев и можете наслаждаться видом деревни и ферм на много миль вокруг. Пейзаж напоминает мне клетчатую ткань. Кто, раз увидев такое, предпочтет жизнь в городе?

Кристина не стала ни ждать его, ни замедлять шаг, взбираясь по довольно крутому склону. Опередив герцога, она поднялась на самую вершину холма, который они вполне могли обойти снизу, затем остановилась, раскинула руки, обернулась и подставила лицо солнцу. Легкий ветерок, который здесь, на вершине, заметно усилился, подхватил ее волосы и платье, взметнув в воздух ленты, повязанные на талии. Она была похожа на лесную нимфу, и герцогу казалось, что все ее движения и жесты абсолютно естественны и искренни. То, что в другой женщине могло бы показаться кокетством, в ней выдавало неподдельный пьянящий восторг. У Вулфрика возникло странное ощущение, что он против воли вступил в незнакомый ему доселе мир.

— Действительно, кто? — сказал он. Миссис Деррик остановилась и взглянула на него:

— Вы разве тоже предпочитаете жизнь на природе?

— Да. — Герцог поднялся на холм и обвел взглядом открывшийся его взору вид на окрестности.

— Тогда почему вы так много времени проводите в городе?

— Я член палаты лордов, — пояснил он, — и обязан присутствовать на заседаниях. — Теперь его взгляд был устремлен на расстилавшуюся внизу деревню.

— Церковь у нас очень красивая, правда? — проговорила Кристина. — Шпиль был перестроен двадцать лет назад после того, как старый снесло во время бури. Я помню и эту бурю, и строительство нового шпиля. Этот шпиль на двадцать футов выше предыдущего.

— А рядом с церковью, верно, находится дом викария? — спросил Вулфрик.

— Да. Мы практически провели там все детство в играх. Мы — это мои две сестры и я. Викарий и его жена были добрыми и гостеприимными людьми, а их дочери — нашими лучшими подругами. С их сыном Чарлзом мы дружили меньше. Бедняга, один среди пятерых девочек. Мы все вместе, мальчики и девочки, ходили в деревенскую школу. К счастью, мой отец, который учил нас, не придерживался убеждения, что девочкам опасно забивать голову знаниями. Луиза и Кэтрин вышли замуж рано и теперь живут неподалеку от деревни. После смерти викария и его супруги Чарлз, который служил приходским кюре в двадцати милях отсюда, вернулся и женился на моей средней сестре Хейзл.

— А ваша старшая сестра тоже замужем? — поинтересовался герцог.

— Элеонора? — Кристина покачала головой. — Когда ей было двенадцать, она заявила, что, когда вырастет, останется с мамой и папой, чтобы быть для них опорой в старости. Однажды она все-таки влюбилась, но ее жених погиб в битве при Талавере незадолго до свадьбы, и после этого Элеонора не хотела смотреть ни на одного мужчину. После смерти отца ей осталось заботиться только о маме. Думаю, она счастлива.

Да, подумал герцог, эта женщина в самом деле принадлежит к другому миру — к миру низшего дворянства, хотя и сделала блестящую партию.

Вытянув вперед руку, миссис Деррик придвинулась к герцогу, чтобы он мог видеть, куда она показывает.

— Вон коттедж «Гиацинт», я там живу. Мне всегда казалось, что это очень живописный домик. После смерти отца нам пришлось немного поволноваться, потому что аренда была оформлена на его имя. Но Берти — барон Ринейбл — был очень добр и сдал коттедж маме и Элеоноре до конца их дней.

— При условии, что вы не переживете их обеих, — заметил Вулфрик.

Кристина опустила руку.

— В то время я уже была замужем за Оскаром, — ответила она. — Никто не мог представить себе, что его конец близок, но даже если бы это было не так, Берти позаботился бы о том, чтобы я осталась жить с его семьей.

— И все-таки вы с ними не остались?

— Нет.

Герцог взглянул на коттедж «Гиацинт». Соломенная крыша и довольно внушительный сад придавали ему вполне достойный вид. Он был похож на другие дома, побольше, и явно принадлежал когда-то джентльмену по рождению, который, правда, являлся одновременно школьным учителем.

Стоявшая рядом миссис Деррик мягко рассмеялась, и Вулфрик с удивлением посмотрел на нее.

— Я снова чем-то рассмешил вас? — осведомился он.

— Да нет, — улыбнулась Кристина, — я просто подумала, что отсюда коттедж «Гиацинт» смотрится как кукольный домик. Он, наверное, поместился бы в углу гостиной в вашем особняке.

— В Линдсей-Холле? Сомневаюсь. Мне кажется, в вашем доме имеется четыре спальни наверху и столько же комнат внизу.

— В таком случае в углу вашего бального зала, — предположила она.

— Возможно, — согласился Вулфрик, хотя сомневался и в этом. Тем не менее предположение Кристины его позабавило.

— Если мы таким темпом пойдем по тропинке вокруг озера, — заметила она, — то можем успеть съесть по пирожному с вечерним чаем.

— Что ж, тогда поторопимся, — отозвался герцог.

— Вы, наверное, не хотели заходить так далеко, — вновь заговорила Кристина. — Может быть, вы предпочитаете вернуться тем путем, по которому мы пришли, а я пойду дальше?

Вот она — возможность ретироваться. Почему он ею не воспользовался? Видимо, просто не привык, чтобы ему делали отставку.

— Не хотите ли вы сказать, миссис Деррик, — герцог поднес монокль к глазам, чтобы взглянуть на нее через стекло — исключительно потому, что этот жест должен был разозлить ее, — что вам хочется избавиться от меня?

Но вместо того чтобы разозлиться, Кристина рассмеялась:

— Просто я подумала, что вы привыкли всюду ездить верхом или в карете. Не хочу быть виноватой в том, что вы натрете себе ноги.

— Или опоздаю на ужин? — Вулфрик отпустил привязанный за ленту монокль. — Вы очень добры, но я не стану винить вас ни в одном из этих возможных несчастий. — С этими словами он указал рукой на тропинку, спускавшуюся по противоположному склону холма. С того места, где они стояли, было заметно, что тропинка некоторое время вилась вдоль берега пруда, а потом вновь исчезала среди деревьев.

По дороге Кристина задавала ему множество вопросов. Она интересовалась Линдсей-Холлом в Гэмпшире и другими его поместьями. Больше всего ее увлек рассказ герцога о его замке в Уэльсе, расположенном на полуострове недалеко от моря. Кристина расспрашивала о его братьях и сестрах, а когда узнала, что все они имеют собственные семьи, — об их супругах и детях. Вулфрик не мог вспомнить, когда в последний раз он так много говорил о себе.

Миновав рощицу, они увидели перед собой живописный горбатый мостик, перекинутый через ручей, стремительно несший свои воды к пруду меж обрывистых берегов. Солнечный свет отражался от воды, когда они остановились на середине моста, и миссис Деррик наклонилась, опершись руками о перила. В кронах деревьев пели птицы. Воистину идиллический пейзаж.

— Здесь, на этом месте, — мечтательно проговорила Кристина, — Оскар впервые поцеловал меня и предложил стать его женой. Боже, сколько воды утекло с того вечера…

Вулфрик промолчал. Он надеялся, что она не станет перебирать сентиментальные подробности их романа и вздыхать о тяжести потери. Но когда молодая женщина посмотрела на герцога, он, заметив у нее на лице краску смущения, понял, что она на мгновение забылась, и обрадовался, что она так быстро пришла в себя.

— Вы любите Линдсей-Холл и другие свои поместья? — спросила Кристина.

Герцог поежился. Только очень сентиментальная женщина могла задать такой вопрос.

— Любовь слишком сильное слово, чтобы употреблять его по отношению к камню и земле, миссис Деррик, — отозвался он. — Я слежу за тем, чтобы поместьями хорошо управляли, и исполняю свои обязанности по отношению к людям, которые арендуют у меня землю. В загородных имениях я провожу столько времени, сколько могу себе позволить.

— А своих братьев и сестер вы любите? — задала она следующий вопрос.

Вулфрик вскинул брови:

— Любовь — это слово, которое употребляют женщины, и по моему опыту оно объемлет такой широкий круг эмоций, что в конечном итоге не выражает ничего. Женщины любят своих мужей, детей, собачонок и новые безделушки. Они любят прогулки по парку, новые романы, взятые из библиотеки, младенцев, солнечный свет и розы. Я выполнил свой долг по отношению к братьям и сестрам, проследил за тем, чтобы они все удачно вступили в брак, а теперь раз в месяц пишу каждому из них. Думаю, я отдал бы за них свою жизнь, если бы от меня потребовалось принести столь благородную жертву. Это любовь? Предлагаю вам самой ответить на мой вопрос.

С минуту Кристина молча смотрела на него.

— Вы с пренебрежением говорите о женской чувствительности, — наконец проговорила она. — Да, мы действительно любим все то, что вы перечислили, и даже намного больше. Думаю, я предпочла бы умереть, не будь моя жизнь исполнена любви практически ко всем людям и предметам, которые меня окружают. Это не то чувство, которое должно вызвать презрение. Это отношение к жизни, противоположное тому, которое рассматривает жизнь как длинную череду обязанностей. И конечно, у слова «любовь» множество оттенков, как и у других понятий в живом языке. Хотя мы любим розы и любим детей, в душе все равно понимаем, что это не одно и то же. При виде красивой розы мы испытываем восторг. При виде ребенка, нашего собственного или кого-то из наших близких, мы чувствуем, как приятно сжимается сердце. И никто не заставит меня стыдиться нежности, которую я испытываю по отношению к моим сестрам и племянникам.

У герцога возникло ощущение, что его пытаются поставить на место. Но подобно большинству людей, вступающих в спор в силу обстоятельств, а не доводов рассудка, миссис Деррик исказила его слова.

Он устремил на нее один из своих самых холодных взглядов:

— Простите меня, если я запамятовал, но разве я сказал или хотя бы подразумевал то, что вы должны стыдиться, миссис Деррик?

Большинство дам тотчас смутились бы, но только не миссис Деррик.

— Да, вы именно это подразумевали. Вы хотели сказать, что женщины — существа поверхностные, им кажется, что они любят, хотя значение слова «любовь» им неизвестно, тем более что у этого слова вовсе нет значения.

— Вот оно что, — герцог почувствовал себя еще более раздраженным, — в таком случае приношу свои извинения.

Они пустились в обратный путь между деревьями, храня молчание. Наконец впереди показалось озеро, которое они обогнули, чтобы вернуться к началу своего пути. Кристина, ускорив шаг, двинулась по направлению к дому.

— Я должна торопиться, если не хочу опоздать к ужину, — пояснила она.

Герцог позволил ей взбежать — да-да, взбежать — по лестнице и исчезнуть из виду, а затем вернулся в свою комнату. Он был удивлен, обнаружив, что отсутствовал больше часа. Для него время пролетело незаметно, и это ему не понравилось. Обычно ему не доставляло удовольствия проводить время в обществе людей, которых он не отбирал тщательнейшим образом.

Кристина вздохнула с облегчением, обнаружив, что герцог Бьюкасл не счел себя обязанным провожать свою спутницу до дверей ее каморки. Герцог, конечно же, едва сумел выдержать столь утомительный час в ее компании.

Она легко взбежала по ступенькам лестницы, начисто позабыв слова Гермионы о том, что перемещаться с место на место бегом светской даме не пристало, и тут же отправилась в свою комнату. Ей не потребуется много времени, чтобы переодеться к ужину, но все равно следует поспешить.

Кристине с трудом верилось в то, что она только что сделала — пошла на поводу у двух глупых девчонок, вот что. Она вышла из дома после чая в надежде обрести несколько часов одиночества и тут же налетела на герцога Бьюкасла. Ужасная неприятность. А потом, когда она уже собиралась ретироваться, ей пришла в голову мысль выиграть пари, которое было заключено меньше часа назад, исключительно ради того, чтобы доказать себе, что она способна это сделать. Кристина с самого начала не собиралась немедленно по истечении часа бежать в дом за своим призом — ей не нужны были ни приз, ни зависть менее удачливых соперниц. Все дело в том, что ей стукнуло двадцать девять, и все без исключения юные леди смотрели на нее с жалостью, как на совершеннейшую старушку.

Она до сих пор не могла поверить в то, что герцог согласился сопровождать ее и потом, на вершине холма, когда она услышала голос совести и дала ему возможность ретироваться, он предпочел остаться с ней.

Молодая женщина была несказанно рада, что этот час подошел к концу. Никогда еще она не встречала столь холодного и надменного человека. Он говорил о Линдсей-Холле и других своих владениях, рассказывал о братьях, сестрах и племянниках с племянницами без тени эмоций. А о любви он и вовсе отозвался весьма презрительно.

Кристина резко остановилась посреди комнаты и нахмурилась. Нет, дело не в его притягательности. Оскар тоже был красив, причем от его красоты захватывало дух. Именно его внешность свела юную Кристину с ума. Девять лет назад она была обычной молодой дурочкой. С первого взгляда она влюбилась в своего будущего мужа. Ничего, кроме его красоты, не имело значения. Ее не интересовали никакие иные положительные качества, которых у него могло и не быть.

Теперь она стала старше, успела многое повидать на своем веку и превратилась в знающую зрелую женщину. И она отлично понимала, что герцог Бьюкасл определенно красив холодной суровой красотой. Но кроме этого в нем было что-то еще.

Он был сексуально привлекательным.

От одной только мысли об этом груди Кристины напряглись в ожидании, а внизу живота и между бедер возникла непонятная боль.

Как неловко. И как тревожно.

Герцог явил себя поистине опасным человеком, хотя на первый взгляд это и незаметно. В конце концов, он не пытался ничего с ней сделать там в лесу. Он даже не пытался очаровать ее, что было бы куда смешнее. За все время Бьюкасл не изобразил на лице даже подобия улыбки. И тем не менее каждая клеточка ее тела была переполнена осознанием его сексуальности все время, которое они провели вдвоем.

У нее, должно быть, ветер в голове гуляет, решила Кристина, усаживаясь перед туалетным столиком, если она чувствует сексуальное влечение к герцогу Бьюкаслу, которого с успехом можно поставить на высокий постамент в конце самой длинной аллеи в парке Линдсей-Холла, так что никому и в голову не придет сомневаться, что это мраморная статуя.

В следующее мгновение она закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Она выглядела так, словно ветер и в самом деле хорошо поработал у нее на голове. Волосы ее превратились в огромный колтун, а щеки походили на два блестящих розово-красных яблока, которые долго пролежали на ветру, нос был красный, как вишня.

Боже милостивый! Этот мужчина, кроме шуток, сделан из мрамора, если он мог смотреть на нее и даже ни разу не улыбнулся.

Смутившись, она схватилась за щетку.

Укладываясь в тот вечер в постель, Кристина была настроена куда миролюбивее по отношению к этому светскому мероприятию, чем перед его началом и до чаепития. Она с самого начала не хотела ехать, да и началось все катастрофически плохо. Однако удачная попытка завладеть вниманием герцога Бьюкасла на целый час подняла ей настроение, хотя она и не собиралась делиться своими успехами с остальными дамами.

Правда, Кристина все же рассказала об этом Джастину, когда после ужина они оказались вместе в гостиной, где находился чайный столик. Она поведала ему о глупом пари и о том, как легко его выиграла, хотя никто об этом не знает.

— Конечно, — тараторила она, — этот час нельзя назвать легким. Я теперь понимаю, почему герцог Бьюкасл пользуется репутацией холодного человека. Он ни разу не улыбнулся, Джастин, а когда я рассказала ему о том, что Мелани пригласила меня только после того, как некоторое время пребывала в панике от перспективы увидеть у себя в доме герцога, он не засмеялся, но и не опечалился…

— Не опечалился? — переспросил Джастин. — Бьюкасл? Сомневаюсь, что он знает такое слово, Крисси. Скорее всего, он полагает, что имеет божественное право на посещение любого мероприятия, которое его заинтересует.

— Вряд ли подобных мероприятий наберется много. — Кристина слегка поморщилась. — Я имею в виду таких, которые могли бы заинтересовать его. Ладно, не будем злословить. Я очень рада, что удовлетворила свое тщеславие, выиграв это дурацкое пари, и теперь могу с чистой совестью избегать компании герцога в течение ближайших тринадцати дней.

— Не повезло ему. Не то, что мне, — с улыбкой проговорил Джастин. — Хотелось бы мне посмотреть на его лицо, когда ты в него врезалась.

Была еще одна причина, по которой Кристина почувствовала себя лучше к концу вечера. Ей пришлось сделать то, чего она страшилась в течение двух лет, — встретиться лицом к лицу с Бэзилом и Гермионой, и она выдержала испытание. После этого она поняла, что ей нечего бояться и ничто больше не мешает ей быть самой собой.

Кристина приехала в Скофилд, намереваясь оставаться в тени, играть роль наблюдателя, а не участника празднеств, избегать любых встреч и происшествий, которые могли бы послужить причиной сплетен. Она приехала в дом лорда и леди Ринейбл, чтобы вести себя так, как пыталась в течение последних нескольких лет перед смертью Оскара. Правда, тогда это не сработало, да и на этот раз все пошло не так, как ей хотелось.

И все же Кристина была рада, что ее планы так быстро нарушились. Дело в том, что неудача заставила ее задаться вопросом: а почему, собственно, она должна вести себя подобным образом, если это идет вразрез с ее характером? Если бы жители деревни узнали, что Кристина Деррик собирается провести две недели на домашнем празднике, сидя в уголке и со стороны наблюдая за происходящим, они бы все попадали со стульев от смеха — если бы, конечно, поверили в такую откровенную чепуху.

Почему она должна вести себя так — неужели только потому, что ее золовка и зять тоже присутствуют на празднике? В любом случае они подумают о ней плохо. Они до сих пор ненавидят ее — это стало ясно с первой встречи. Только два года назад она от них освободилась. Оскар давно умер. Она снова может быть сама собой.

При этой мысли Кристина почувствовала себя свободной, хотя воспоминания об Оскаре, с особой остротой нахлынувшие на нее на мосту, и встреча с Бэзилом и Гермионой заставили ее ощутить неприятное стеснение в груди.

Она будет самой собой.

Остаток вечера Кристина провела, играя в шарады, хотя сначала ее не выбрали ни в одну команду, полагая, очевидно, что она принадлежит к старшему поколению. В конце концов ее все-таки приняли: в одной команде оказалось на одного человека меньше, потому что Пенелопа Чизолм отказалась участвовать, заявив, что играет очень плохо и ее все равно скоро будут умолять уйти.

Кристина, наоборот, не жаловалась на неумение играть в шарады. Честно говоря, это была одна из ее самых любимых домашних игр. Ей всегда нравилось без слов разыгрывать какую-то фразу, а потом отгадывать, что хотели сказать другие. Она окунулась в игру с необузданным весельем, раскрасневшись и не переставая смеяться, так что очень скоро стала всеобщей любимицей в своей команде.

Ее команда с легкостью выиграла. Ровена Сиддингс и Одри, заразившись энтузиазмом Кристины, сумели повысить свое мастерство в разыгрывании шарад, а Харриетт Кинг, будучи совершенно безнадежной, притворилась, что ей скучно и что вся эта игра ниже ее достоинства. Мистер Джордж Бакан и сэр Уэнделл Снейпс смотрели на Кристину с восхищением и одобрением, а граф Китредж и сэр Клайв Чизолм, стоя по бокам, громко подбадривали ее.

Герцог Бьюкасл также наблюдал за ней, сохраняя на лице выражение надменной усталости. Однако Кристина не обращала на него никакого внимания — ей было не до герцога. Может, кто и считает, что от одного его присутствия температура в комнате понижается, однако ему не удастся испортить ей настроение.

Укладываясь спать, Кристина смирилась с мыслью о том, что в течение этих двух недель будет просто развлекаться и забудет обо всех многочисленных обязанностях, которыми она привыкла заполнять свои дни.

Глава 5

В течение следующих нескольких дней Вулфрик убедился в том, что миссис Деррик действительно не умеет себя вести.

Когда в первый вечер стали играть в шарады, она разошлась так, что вся раскраснелась и громко хохотала вместо того, чтобы тихонько смеяться, как это делали остальные дамы, и выкрикивала отгадки, не боясь опередить мужчин. А когда подходила ее очередь разыгрывать слово, она абсолютно не стеснялась выставлять себя на посмешище.

Тем не менее Вулфрик, который не собирался принуждать себя наблюдать за перипетиями этой скучной игры, поймал себя на том, что не в силах отвести глаз от Кристины. Она была из тех женщин, которые хороши собой даже в спокойном состоянии, но, стоит им развеселиться, они становятся просто восхитительными. Казалось, веселье шло у нее изнутри.

— Ею нельзя не восхищаться, правда? — рассмеялся Джастин Магнус, незаметно подойдя и остановившись рядом с герцогом. — Конечно, ей недостает той утонченности, какой обычно ждут от хорошо воспитанных юных леди. Она часто смущала своим поведением моего кузена Оскара, Элрика и Гермиону. Но, если хотите знать мое мнение, Оскару повезло, что она стала его женой. Я всегда защищал ее и намерен поступать так в будущем. С ней очень приятно иметь дело, если только вы не являетесь ярым приверженцем общественных предрассудков.

Вулфрик навел монокль на молодого человека, не понимая, то ли его упрекают в приверженности общественным предрассудкам, то ли рассматривают в качестве приятеля, который должен непременно согласиться с тем, что с такими сорвиголовами гораздо приятнее иметь дело, чем с воспитанными дамами. В любом случае ему не понравился фамильярный тон Джастина Магнуса. Несмотря на то, что Джастин приходился Моубери братом, Вулфрик знал его весьма поверхностно.

— Насколько я понял, — проговорил он тоном, который неизменно использовал, когда хотел осадить зарвавшегося молодчика, — вы говорите о миссис Деррик. Я наблюдал за игрой.

Настоящая леди не имеет права так сверкать глазами, вести себя так живо и… распущенно в благородной компании. Ее короткие темные локоны развевались вокруг головы при каждом движении, так что она моментально потеряла всякое сходство с элегантной утонченной женщиной. И тот факт, что к концу игры она стала в два раза прекраснее, чем в начале, не мог этого изменить. Ей не следовало вести себя подобным образом. Если она вела себя так, будучи замужем за Оскаром, Деррик и чета Элрик имели полное право чувствовать себя оскорбленными.

Она чем-то напоминает его сестер, невольно признал Вулфрик, только в миссис Деррик нет той породистости, которая всегда спасала их от вульгарности. Не то чтобы эта женщина выглядела вульгарной, просто она не умела вести себя в обществе. В конце концов, она же не родилась в семье аристократов.

Следовало признать, что в течение следующих нескольких дней Кристина старалась помнить о манерах. Она много времени проводила в обществе Джастина Магнуса, с которым ее связывала тесная дружба. Но стоило только Вулфрику взглянуть на нее — что случалось гораздо чаще, чем хотелось бы, — ив глазах этой женщины он снова видел ум и природную веселость, как и в тот первый вечер в гостиной. Теперь ее невозможно было застать сидящей в уголке. По непонятной причине она стала очень популярной в кругу молодежи, хотя не была юной девушкой и ей не пристало возиться с малышней.

Как-то раз днем они собрались ехать на экскурсию посмотреть на развалины норманнского замка в нескольких милях от Скофилд-Парка. Когда к террасе дома подали кареты и все вышли на улицу, готовясь занять места в соответствии с выбором леди Ринейбл, гостей пересчитали, и выяснилось, что не хватает одной дамы, а это грозило тем, что составить пары будет невозможно. Отсутствовала миссис Деррик — об этом ледяным тоном заявила леди Элрик, заметив, что этого следовало ожидать с самого начала. Четверть часа ушло на то, чтобы разыскать ее; к тому времени как молодая женщина появилась на террасе, леди Ринейбл была близка к обмороку.

Потерявшаяся появилась со стороны озера: миссис Деррик опрометью мчалась по лужайке, за ней по пятам следовали двое детей — мальчик и девочка. Третьего она держала на руках.

— Прошу принять мои искренние извинения! — громко прокричала она, приблизившись к группе гостей и с трудом переводя дух. — Мы бросали в воду камешки, и я забыла о времени. Я присоединюсь к вам, как только отведу детей в детскую.

Однако леди Ринейбл решительно передала своих отпрысков, о существовании которых герцог до этого момента и не подозревал, на попечение дворецкого, а миссис Деррик, которая выглядела не очень опрятно, но все равно безумно привлекательно, заняла свое место в карете вместе с Дж-рардом Хильерсом. Через пять минут кавалькада уже была в пути, и остаток дня Кристина вела себя прилично, не считая того, что она полезла на развалины замка в компании джентльменов, в то время как остальные дамы предпочли любоваться видом снизу. Кстати, эти молодые джентльмены, которые сопровождали миссис Деррик, казались очень веселыми. Это выглядело бы неприлично, будь Кристина молодой девочкой, но она не была ею, более того, она была вдовой, поэтому Вулфрик решил, что ее поведение не заслуживает сурового порицания.

Она просто была не такой, как все, и вела себя слегка необдуманно.

На пятый день Кристина повела себя более чем необдуманно. После поездки в замок один день шел дождь, а другой стояла пасмурная погода. Наконец солнце снова вышло из-за туч. Кто-то предложил отправиться в деревню посмотреть на церковь, а потом выпить что-нибудь освежающее в трактире, и большинство гостей пустились в путь.

Вулфрик пошел с ними. Его интересовали старые церкви. И поскольку он, выражаясь фигурально, не мог оторвать молодых леди от пол своего сюртука, ему пришлось идти с двумя из них — мисс Кинг и мисс Берил Чизолм. Кажется, мир успел сойти с ума, думал он по дороге. Юные леди — да и большинство дам старшего возраста — вот уже в течение многих лет старались держаться от него на расстоянии, но эти двое вели беседу в манере, которую можно было определить исключительно как флирт. Миссис Деррик сопровождали близнецы Калверы, племянники барона Ринейбла, причем оба предложили своей спутнице руки. От этой группки доносились взрывы смеха и обрывки оживленной беседы, хотя Вулфрик находился довольно далеко и не мог разобрать слов. На Кристине была все та же шляпка — соломенная с потерявшими форму от старости полями, но герцог не мог не признать, что шляпка удивительно шла ей. Кроме того, ее походка отличалась скрытой энергией, как будто она никогда не слышала о манере ходьбы, предписанной для воспитанных леди.

Сначала все пошли в церковь, где викарий, отлично разбиравшийся в истории и архитектуре церкви, провел длительную экскурсию, без запинки отвечая на любые вопросы, которые задавал в основном Вулфрик. Затем они прошли в тихий живописный церковный дворик, посередине которого возвышались два тисовых дерева. Викарий предложил гостям взглянуть на несколько древних могильных камней, хотя некоторые юные леди выказывали нетерпение, так им хотелось поскорее отправиться в трактир. Леди Сара Бакан, подойдя к Вулфрику, заявила, что упадет в обморок от жары, если в течение нескольких минут не окажется в тени. Однако брат обозвал ее глупой гусыней и, взяв девушку под руку, заметил, что она стоит как раз под сенью огромного тиса и что день выдался не такой уж жаркий.

Либо Джордж Бакан начисто лишен чувствительности, решил Вулфрик, либо он в упор не замечает флирта и кокетства. Или, быть может, он привык считать свою сестру ребенком. Как бы то ни было, герцог был ему благодарен.

А потом, когда все столпились вокруг склепа, в котором хранились останки предков баронов Ринейбл, отдав должное торжественности окружающей природы, и викарий приступил к очередному уроку истории, раздался детский голос:

— Тетя Кристина! — перешел на визг, и маленький мальчик ворвался на церковный двор, который соединялся с частным садиком викария. Зажав в руке мячик, он бросился к миссис Деррик, которая издала радостный возглас, подхватила малыша на руки и закружила по двору, весело смеясь вместе с ним.

— Робин, — сказала она, — ты что, убежал из сада? Мама сейчас поставит тебя в угол, а папа уже нахмурился, глядя на тебя. — Потершись носом о носик ребенка, она опустила его на землю. — Но ты нашел просто замечательный способ поздороваться!

Викарий в самом деле грозно хмурился. Дама, которая, по всей видимости, была женой викария — а значит, старшей сестрой миссис Деррик, — отчаянно и совершенно бесполезно жестикулировала, высунувшись из-за угла дома, а мальчик с девочкой, оба на вид старше Робина, бежали к группе гостей, очевидно, с целью забрать своего младшего братишку.

Однако несколько дам, которые, вне всякого сомнения, устали смотреть на могилы, издали восторженные возгласы и столпились вокруг малыша со светлыми локонами и румяными щечками. Один из братьев Калверов выхватил мяч из рук ребенка и бросил своему брату-близнецу поверх его головки. Тот бросил мяч обратно. Малыш засмеялся и начал радостно вопить, пытаясь поймать пролетавший у него над головой мячик.

Все это действо продлилось не более нескольких минут. Один из близнецов вернул мяч малышу и потрепал его по голове. Дамы устали восхищаться хорошеньким ребенком, викарий сказал что-то сердитое своему младшему отпрыску, а брат с сестрой подхватили его под руки и повели домой.

Но миссис Деррик снова забылась. Оказалось, она действительно любит детей и готова при малейшем поводе опуститься на их уровень. Она немедленно вступила в игру, так что поля ее шляпки захлопали, а ленты на поясе взметнулись вверх на ветру. Весело смеясь, Кристина поймала мяч поверх головы племянника.

— Эй, Робин, — воскликнула она, отбегая немного назад и не замечая того, что собравшееся общество было шокировано внезапным зрелищем ее лодыжек, — лови!

Ребенок, конечно же, не поймал мяч — его ручки сомкнулись с громким хлопком, а мяч пролетел у него над головой. Он бросился вслед за ним, поймал мяч одной рукой и бросил его тете. Но из-за недостатка у малыша координации мячик полетел не к Кристине, а выше… выше… и больше не вернулся на землю, так как намертво застрял между веткой и стволом тисового дерева.

Малыш готов был расплакаться. Его отец позвал сына по имени голосом, в котором чувствовалось глубокое недовольство, брат призвал его взглянуть, что он натворил, сестренка обозвала его неуклюжим медведем, миссис Деррик подошла к дереву, а Энтони или Роналд Калвер — их просто невозможно было отличить — полез вверх.

Даже при таком положении вещей этот инцидент мог быть в скором времени исчерпан — в конце концов, это Калверы были виноваты в том, что он вообще имел место. Но, несмотря на то, что один из близнецов с легкостью освободил мячик и бросил его на землю, сам он не сумел спуститься столь же беспрепятственно. Каким-то образом сучковатая ветка зацепилась за его сюртук, и молодой человек застрял на дереве.

Роналд — или Энтони — Калвер готов был сию же минуту кинуться на помощь. Но пока он тратил драгоценное время на то, чтобы посмеяться над неловкостью своего брата, кто-то другой бросился на подмогу, и по всему было видно, что это не первое дерево, на которое миссис Деррик карабкается в своей жизни.

С болезненной покорностью судьбе Вулфрик наблюдал за тем, как она сунула руку прямо под сюртук Калвера и высвободила ветку. Миссис Деррик повела себя крайне вульгарно. Кроме того, взбираясь вверх по стволу дерева, она выставила напоказ большую часть ноги.

Калвер спрыгнул на землю и галантно повернулся, чтобы помочь сойти своей спасительнице, но она отрицательно помахала руками и уселась на нижнюю ветку, готовясь спрыгнуть самостоятельно.

— Когда я забираюсь на деревья, — весело воскликнула Кристина, — то всегда забываю, что потом надо будет спускаться.

Шляпка у нее сдвинулась набок, волосы растрепались, щеки разрумянились, а в глазах появился возбужденный блеск.

— Вперед! — воскликнула она и, спрыгнув вниз, оказалась на земле.

Однако часть ее юбки не последовала примеру хозяйки. Раздался громкий звук рвущейся ткани, и другая ветка оторвала кусок ткани от пояса до подола.

Вулфрик не мог похвастаться тем, что стоял ближе всех к молодой женщине, и все же он первым подбежал к ней, встал перед миссис Деррик, пытаясь закрыть ее от посторонних взглядов, и пристально глядя в ее лицо. Потом герцогу казалось, что он стоял вплотную к ней. Ему отчетливо вспоминалось тепло ее тела, запах теплого летнего солнца и женственности.

Как можно быстрее он снял с себя сюртук и прикрыл им молодую женщину, пока та всеми силами пыталась привести в порядок платье.

Герцог мрачно заглянул ей в глаза. Она рассмеялась в ответ, хотя щеки ее были ярче, чем того требовали усилия по спасению платья.

— Как унизительно, — проговорила она. — Вы, наверное, мысленно подсчитываете, сколько раз я вот так позорилась на глазах у всего общества, ваша светлость?

Вулфрику не надо было ничего подсчитывать, иначе он давно сбился бы со счета.

За спиной у него слышались шум и возня.

— Кристина, — голос викария перекрыл общий гул, — мне кажется, тебе стоит пройти в мой дом и посмотреть, что может сделать для тебя Хейзл.

— Спасибо, Чарлз, — отозвалась молодая женщина, не отрывая смеющихся глаз от Вулфрика. — Не уверена, правда, что тут можно что-то сделать. — Она придерживала разорванные концы платья обеими руками, хотя в данном случае пригодились бы десять рук.

— Позвольте мне, — сказал Вулфрик, оборачивая свой сюртук вокруг Кристины, чтобы закрыть ее от талии вниз, и стараясь при этом не касаться ее, чтобы не смущать еще больше. Герцог все же был уверен, что она испытывает должное смущение.

Однако сразу стало очевидно, что Кристина не сумеет дойти до дома викария, не выставив напоказ гораздо больше, нежели лодыжка и голень.

— Держите сюртук, — скомандовал Вулфрик.

Как только его указание было выполнено, герцог нагнулся и подхватил молодую женщину на руки. Не глядя по сторонам и не удостоив зрителей ни единым словом, он понес ее к дому викария, недоумевая, как его угораздило оказаться в столь несвойственном ему смешном положении.

Все расступались перед ним — хоть что-то привычное!

Герцог злился на весь мир и особенно на ту его часть, которую нес сейчас в руках.

Дети бежали следом, причем маленький Робин оживленно рассказывал братику и сестричке о том, что случилось, как будто они не видели этого собственными глазами. Он издал звук, очень напоминающий треск рвущейся материи.

— Боже мой, — проговорила миссис Деррик, — я, должно быть, очень тяжелая.

— Совсем наоборот, — заверил ее Вулфрик.

— Вы выглядите мрачнее тучи, — сказала она. — Полагаю, обычно за вас такого рода обязанности выполняют слуги.

— Обычно леди не прыгают с деревьев и не рвут платья в клочья в непосредственной близости от меня или моих слуг, — хмуро отозвался герцог.

Кристина замолчала.

Через минуту они уже были в доме викария. Сестре миссис Деррик хватило присутствия духа снять со стола широкую белую скатерть и обернуть вокруг Кристины, как только герцог опустил ее на землю в кухне, войдя в дом через заднюю дверь. Повариха при этом вздохнула и переключила внимание на плиту, где варилась какая-то еда.

— Вот что стало с моим муслиновым платьем номер два, Хейзл, — вздохнула миссис Деррик. — Я буду сожалеть о его потере. Это было мое любимое платье, причем купленное всего три года назад. Теперь платье номер три переместится на второе место, а номер четыре — на третье.

— Может, удастся его починить, — заметила ее сестра, больше полагаясь на оптимизм, нежели на здравый смысл. — А в это время пусть Марианна сбегает в коттедж «Гиацинт» и принесет тебе чистое платье, чтобы ты могла вернуться в Скофилд. Мои платья будут тебе слишком велики. Марианна, немедленно отправляйся и попроси бабушку или тетю Элеонору прислать нам что-нибудь. А мы с тобой, Кристина, сейчас поднимемся наверх.

Только теперь миссис Деррик вспомнила, что забыла представить герцога, и поспешила исправить свою ошибку.

— Это герцог Бьюкасл, — сказала она. — А это моя сестра, миссис Лофтер, ваша светлость. Кажется, я должна была сначала спросить у вас, желаете ли вы быть представленным, да? Но теперь уже слишком поздно.

Вулфрик поклонился, а миссис Лофтер с выражением ужаса на лице замерла в глубоком реверансе.

— Думаю, вам не терпится пойти в трактир вместе с остальными, — обратилась к Вулфрику миссис Деррик, извернувшись под скатертью и протянув ему сюртук. — Прошу вас, не стоит меня ждать.

Герцог тряхнул головой:

— Тем не менее я подожду вас на улице, а потом провожу в трактир.

Вулфрик так и не понял, что заставило его принять подобное решение, потому что миссис Деррик всю свою жизнь прожила в этой деревне и могла бы отыскать дорогу в трактир с завязанными глазами. Он прождал полчаса и за это время успел влезть в свой сюртук без помощи камердинера, а также немного побеседовать с викарием, старший сын которого носился вокруг них по саду с младшим на спине.

Когда миссис Деррик появилась в саду, Вулфрик увидел, что на ней надето бледно-голубое платье, которое ближе к швам выглядело так, словно в лучшие времена имело королевский синий цвет. Возле подола виднелась заплатка, весьма искусно сделанная, но, тем не менее, бросающаяся в глаза — видимо, и это платье стало однажды жертвой случайности. Кристина расчесала локоны и поправила шляпку; щеки ее выглядели яркими и румяными, как будто она только что сбрызнула лицо водой.

— Боже мой, — воскликнула Кристина, увидев Вулфрика, — вы действительно ждали меня все это время!

Герцог отвесил ей легкий поклон. Удивительно, подумал он, как этому жалкому созданию одновременно удается выглядеть до безумия привлекательной и полной жизни женщиной?

Кристина повернулась и заглянула на кухню.

— Я пошла! — крикнула она. — Спасибо за то, что прислали мне мыла и воды, миссис Митчелл. Вы душка.

Неужели она так разговаривает со слугами?

На улицу вышла миссис Лофтер, и сестры обнялись. Потом подбежали дети, желая получить свою порцию объятий. Старший мальчик смущенно протянул руку, и Кристина со смехом пожала ее. Обменявшись рукопожатием с викарием, она чмокнула его в щеку. Затем всей семьей хозяева обошли вокруг дома и пересекли сад, чтобы помахать ей, когда она пойдет в трактир, до которого было не более двух минут ходу.

Замечательное зрелище.

— Сама не знаю, как мне удается попадать в такие нелепые истории, — миссис Деррик оперлась на предложенную герцогом руку, — но, тем не менее, всегда случается именно так. Гермиона, которая после моего замужества пыталась превратить меня в идеальную леди, опустила руки. Оскар поверил в то, что я делаю это нарочно из желания опозорить его. Но у меня никогда и в мыслях такого не было.

Вулфрик промолчал.

— Разумеется, — продолжала Кристина, — если бы я подождала одну секунду, Энтони Калвер сам полез бы на дерево, чтобы спасти брата. Как вы считаете?

— Так же, как и вы, — коротко ответил герцог. Кристина рассмеялась:

— Что ж, ни один из гостей Мелани и Берти не забудет меня сразу же по окончании праздника.

— Вот с этим я действительно согласен, — отозвался герцог, — такое не забывается.

В следующее мгновение они оказались в трактире, и молодую женщину окружила толпа, в состав которой входили Джастин Магнус, его младшая сестра и близнецы Калверы. Все они считали ее чем-то вроде героини, комической, разумеется. От их компании то и дело доносились взрывы смеха. И сама Кристина смеялась не меньше остальных. В конце концов, решил Вулфрик, с ней неплохо иметь дело.

И все-таки, подумал он, когда это нескончаемое утро близилось к завершению, миссис Деррик совершенно не умеет себя вести. Если поверить ей на слово — а у герцога имелось недавнее свидетельство того, что она говорила правду, — случай с тисовым деревом не стал для нее неожиданностью. Так что ему лучше держаться подальше от этой женщины до конца домашнего праздника.

Тем не менее в то время как остальные юные леди казались неотличимыми одна от другой, миссис Деррик занимала его больше, чем он мог себе позволить. Ее выделяли ясные глаза и хорошенькое, искрящееся юмором личико — пусть даже ему не придавали утонченности легкий загар и россыпь веснушек. Зато ее лицо становилось ослепительно красивым, когда она смеялась или была вовлечена в напряженную деятельность. У нее были изящные лодыжки, красивые ноги и приятно округлая фигура.

Герцог Бьюкасл был не единственным, кто обратил на это внимание. Большинство джентльменов избрали Кристину своей любимицей. Трудно было объяснить, чем она так привлекает мужчин, ведь ее нельзя было назвать ни элегантной, ни утонченной, ни молоденькой.

Но в этой женщине чувствовалась некая искра — всем своим существом она излучала радость, искреннее жизнелюбие…

И еще она была сексуально привлекательной.

Кроме того, она была бедна как церковная мышь. Как-то в разговоре с Моубери Вулфрик как бы невзначай задал вопрос и узнал, что ее муж растратил все свое состояние в течение последних лет жизни, увлекшись азартными играми, и, трагически погибнув в результате несчастного случая на охоте в поместье Элрика, оставил свою вдову без гроша в кармане. Виконт позаботился о многочисленных долгах своего брата, но не о его жене. А ее платье номер два — то самое, которое уже не поддавалось починке — было куплено всего лишь три года назад; следовательно, туалетов у нее было не так уж много.

Вулфрику не нравилось, что его тянет к женщине, в которой не было того, что он обычно ценил. Еще меньше ему хотелось постоянно думать о том, как она ведет себя в постели. Он не привык смотреть на дам — или, уж если на то пошло, на любых женщин — с низменными намерениями.

Но его тянуло к миссис Деррик, и он думал о близости с ней.

В тот день, когда произошел случай с тисовым деревом, Кристина возвращалась в Скофилд под руку с Джастином.

— Тебе пришлось так долго ждать меня в трактире, Джастин, — сказала она, — но я безумно рада, что ты все-таки дождался. Это была твоя идея? Если бы ты меня не дождался, мне пришлось бы терпеть общество герцога Бьюкасла всю дорогу в Скофилд.

— А я-то думал, что ты теперь будешь смотреть на него, как на рыцаря в сверкающих доспехах. — Джастин рассмеялся.

— Никогда еще я не чувствовала себя столь унизительно, — призналась Кристина. — Если бы он остался дома и не был свидетелем этого ужасного происшествия, все было бы не так уж плохо. Он ни разу не изобразил на лице даже подобия улыбки и не выжал из себя ни одного утешительного слова. Я не против того, чтобы надо мной смеялись в подобной ситуации, возможно, я бы сама посмеялась, окажись на моем месте кто-нибудь другой. Герцог повел себя как истинный джентльмен, и я благодарна ему за скорость, с какой он действовал. Но при этом он облил меня с ног до головы презрением и заставил почувствовать дождевым червем. Жаль, что я в самом деле не смогла уменьшиться до таких размеров. Тогда я могла бы завернуться в пострадавшее платье и ускользнуть в дом викария, сохранив остатки собственного достоинства.

— Видела бы ты себя, Крисси. — Джастин еле сдерживал смех.

— Благодарю покорно, у меня хорошо развито воображение, — фыркнула Кристина и сама расхохоталась.

«Боже мой, — думала она, — Боже мой!» Сам герцог стоял перед ней и мрачно смотрел ей в глаза, закрывая ее, полуобнаженную, от любопытных взглядов гостей. Она буквально дрожала от ощущения его близости, но, к счастью, сумела скрыть свои чувства под маской смущения и бесплодными попытками привести в порядок платье. От герцога исходил мускусный аромат дорогого одеколона, и она чувствовала тепло его тела, как будто стояла рядом с пылающим камином.

Хорошо, что Джастин не догадался, что она на самом деле испытывала. Некоторые вещи надо скрывать даже от самых близких друзей. Неразумно и недостойно уважения так реагировать на близость мужчины, которого ты терпеть не можешь.

Когда они вернулись домой, Кристине захотелось подняться наверх в свою каморку. Честно говоря, она готова была сквозь землю провалиться, если бы представилась такая возможность, но молодые леди, принимавшие участие в прогулке и наблюдавшие за унизительным спектаклем, не собирались так просто отпускать ее.

— Ни за какие деньги я бы не стала выставлять себя на посмешище, — презрительно проговорила леди Сара, когда Кристина оказалась в Желтой гостиной в компании остальных дам.

— И если вы считаете, что выиграли, мисс Деррик, — надменно добавила Мириам Данстан, — то вы ошибаетесь. С того момента, как мы пришли в трактир, и до того, как там появились вы с герцогом Бьюкаслом, прошло пятьдесят минут — я специально засекла время по часам над входом. Кроме того, все это время вы находились в компании викария, его жены и детей, а не наедине с герцогом.

Снова это проклятое пари!

— Рада, что сегодня мне не придется вручать тебе приз, Кристина, — сухо добавила Одри, — а то пока еще никто не сдал ни гинеи.

— Миссис Деррик нуждается в сочувствии, — проворковала Харриетт Кинг, хотя в ее голосе не было ни капли этого самого сочувствия. — Полагаю, жене викария пришлось извлечь это платье из кучи старых тряпок.

— Зато заплатка на подоле сделана очень аккуратно, Харриетт, — медово-сладким голоском добавила леди Сара, — и ее почти незаметно.

— И все же следует признать, — вмешалась Ровена Сиддингс, — та сцена в церковном дворе была поистине умилительной. Никогда в жизни я так не веселилась. Жаль, что вы не видели, какое у вас было лицо, когда вы приземлились, миссис Деррик. — Она заливисто рассмеялась, и все остальные леди, за исключением мисс Кинг и леди Сары, присоединились к ней.

Кристина, которой нечем было заняться — не ввязываться же, в самом деле, в глупую ссору, — последовала их примеру, уже в который раз за сегодняшний день, хотя смеяться над собой ей уже порядком поднадоело.

Далее беседа переключилась на оживленное обсуждение способов выиграть пари, а потом дамы старшего возраста, не присутствовавшие на прогулке, узнали о том, что произошло в церкви, — это было бы, конечно, чудо вселенского масштаба, если бы все удалось скрыть. С леди Моубери проблем не возникло: она просто предложила Кристине сесть рядом с ней в гостиной перед ужином и рассказать свою версию происшествия, что та и сделала, значительно приукрасив правду.

Леди Чизолм и миссис Кинг избегали разговоров на эту тему и держались подальше от Кристины, как будто опасаясь, что ее поведение может быть заразно и что не успеют они оглянуться, как уже будут вовсю летать с деревьев, оставляя платья позади себя.

Гермиона уселась рядом с Кристиной, леди Моубери наконец переключила свое внимание на кого-то другого. Бэзил встал перед дамами. Это было первый раз за все время их пребывания в Скофилде, когда они открыто подошли и заговорили с Кристиной.

— Полагаю, мы ждали слишком многого, надеялись, что хотя бы в течение двух недель ты будешь вести себя прилично, — тихим скорбным голосом проговорила Гермиона.

— А ведь даже первая неделя еще не подошла к концу, — сухо добавил Бэзил.

— У тебя совсем не осталось уважения к памяти моего шурина? — дрожащим голосом осведомилась Гермиона. — А как насчет уважения к нам?

— Из всех людей ты заставила именно Бьюкасла прийти тебе на помощь, — прошипел Бэзил. — Не знаю, почему я удивился, когда услышал о происшествии.

— Что он подумает о нас? — Гермиона поднесла к губам носовой платок, сохраняя на лице выражение глубокого отчаяния.

— Осмелюсь предположить, — Кристина почувствовала, как щеки заливает краска, — что он думает о вас то же, что думал вчера и позавчера. Это я упала в его глазах. Но поскольку мне особо неоткуда было падать, вряд ли он стал думать обо мне хуже, чем раньше. Во всяком случае, хуже спать теперь я не буду.

Это, конечно, была самая большая глупость из всех, что она сказала и сделала за сегодняшний день. На самом деле Кристина не на шутку расстроилась. Инцидент, о котором они говорили, был весьма неприятен, но сам по себе он не мог лишить ее сна и аппетита. Непрекращающаяся враждебность со стороны золовки и зятя — совсем другое дело. Когда-то их связывали добрые отношения. Она им нравилась, а Гермиона даже, может быть, любила ее. И Кристина хорошо относилась к родственникам мужа. Она изо всех сил пыталась стать частью их мира, и в течение первых нескольких лет замужества ей это удавалось. Она старалась быть Оскару хорошей женой, потому что любила его. Но потом все разрушилось, и эти люди превратились в ее врагов. После смерти Оскара они отказались даже выслушать ее, точнее, выслушали, но не поверили ни единому слову.

— Я полагаю, — продолжила Гермиона, — что ты флиртовала с герцогом Бьюкаслом. Меня это не удивляет. Ты со всеми мужчинами флиртуешь.

Кристина вскочила на ноги и, не говоря ни слова, удалилась. Это обвинение старо как мир! И все-таки ей было очень больно. Почему остальные дамы могут разговаривать с джентльменами, смеяться и танцевать с ними, и все при этом восхищаются их отличными светскими манерами, а ее постоянно подозревают в попытке флирта? Она даже не знала, как нужно флиртовать, — если, конечно, не делала этого подсознательно. Но даже если бы она знала, как это делается, ей и в голову бы не пришло флиртовать, будучи замужем. Кристина вышла замуж по любви и всегда была твердо уверена, что жена должна хранить верность мужу. И хотя сейчас она снова свободна, ей вовсе не хотелось флиртовать. Зачем ей это нужно? При желании снова выйти замуж она смогла бы найти несколько подходящих кандидатур из числа своих знакомых. На самом деле Кристина даже и не задумывалась о повторном замужестве. Как мог кто-либо — даже Гермиона — всерьез предположить, что она станет флиртовать с таким человеком, как герцог Бьюкасл?

Не успела она выбежать из комнаты, чтобы не видеть никого из этих людей за ужином, Мелани взяла ее под руку и ласково улыбнулась подруге.

— Я знаю, Кристина, — проговорила хозяйка дома, — что, если поблизости найдется ребенок, которого надо развлечь, ты первой вызовешься сделать это, а если кого-нибудь понадобится спасти, ты бросишься вперед, даже если для этого потребуется влезть на дерево. Должна признать, что когда я впервые услышала об этом происшествии, то почувствовала приближение мигрени. Но едва Джастин закончил рассказ, Берти хмыкнул, а потом громко расхохотался. Даже Гектор нашел эту историю забавной и весело посмеялся, так что мне оставалось лишь последовать их примеру. Я никак не могла остановиться, честно. И не смотри на меня так, а то я снова начну. Только Бэзил и Гермиона, глупцы, не усмотрели никакого юмора в этом инциденте, хотя Джастин пытался уверить их, что ты действовала исключительно по доброте душевной и не пыталась привлечь ничьего внимания, особенно герцога Бьюкасла. Жаль, я сама этого не видела.

— Если хочешь, Мелани, я немедленно уползу к себе домой и залягу на дно до конца праздника, — предложила Кристина. — Мне в самом деле очень досадно, что так вышло.

Мелани сжала ее руку и посоветовала не быть такой идиоткой.

— Дорогая Кристина, — сказала она, — ты просто должна получить удовольствие от праздника. Я для того и пригласила тебя, чтобы в течение этих двух недель ты позабыла обо всех своих заботах. Плохо, конечно, что именно герцог Бьюкасл был вынужден прийти тебе на помощь, но не стоит беспокоиться на этот счет. Он забудет о тебе раньше, чем мы ляжем спать, и вряд ли скажет тебе хоть слово до конца своего пребывания в Скофилде.

— Надеюсь, — с облегчением сказала Кристина.

— Кстати, — продолжила Мелани, — некоторые джентльмены просто без ума от тебя, моя дорогая, и граф в том числе.

— Граф Китредж? — потрясенно переспросила Кристина.

— А кто же еще? — Мелани похлопала подругу по руке. — Его дети выросли, и он ищет себе новую жену. Осмелюсь предположить, что ты, если захочешь, снова сможешь составить блестящую партию. Только пообещай мне, что не будешь больше лазить по деревьям до конца праздника.

Опять блестящая партия. От одной только мысли об этом могут начаться кошмары.

Но кое в чем Мелани оказалась права. В течение последующих нескольких часов герцог Бьюкасл избегал какого бы то ни было общения с Кристиной. Правда, и она не прикладывала сознательных усилий, чтобы постоянно оказываться у него на пути. Мысль о том, что он или другие гости могут решить, будто она флиртует с ним, изрядно отравляла ей настроение.

Герцог же все это время выглядел неизменно надменным и холодно-презрительным. Если же она ловила его взгляд — что случалось весьма часто, — он вскидывал одну бровь или обе сразу и хватался за ручку монокля, как будто желая понять, как столь презренное существо осмелилось поднять на него глаза.

Постепенно Кристина стала ненавидеть этот монокль. Она мысленно представляла себе, что сделает с этим моноклем, если он только попадется ей в руки: резко дернет за ленту, на которой он болтался, и будет наслаждаться тем, как покраснеет шея герцога в тех местах, где лента врежется в кожу.

В тот момент Кристина сидела в углу гостиной, пытаясь заново войти в роль наблюдателя-сатирика, и герцог, уловив ее взгляд, как раз когда она перешла к самой живописной части, несколько минут взирал на нее через проклятое стекло.

Иногда Кристина все же признавалась себе, что ее неудержимо влечет к этому человеку. Ее охватывало болезненное любопытство, когда она думала, каков он в постели. Сама мысль об этом вселяла в нее страх, в глубине существа, там, где разум не имел силы — внизу живота, например, — чувствовались неопровержимые признаки неутоленного желания.

Она всеми фибрами души ненавидела герцога Бьюкасла, более того, презирала и его, и все его убеждения, а еще — немного, совсем чуть-чуть боялась его, хотя скорее согласилась бы быть растянутой два раза на дыбе, чем признаться в этом унизительном факте хоть одному смертному.

И все же она думала о том, как это — заниматься любовью с герцогом Бьюкаслом, и иногда эти фантазии заводили ее слишком далеко, так что временами ей казалось, что у нее не все в порядке с головой.

Глава 6

Вулфрику не потребовалось много времени, чтобы понять — юные леди из числа гостей что-то задумали по отношению к его персоне. Он не пользовался особым успехом у молодых девушек, хотя являлся одним из самых завидных холостяков Англии. Тем не менее, все они увивались вокруг него и каждую минуту то одна, то другая пыталась увлечь его в сторону от компании гостей.

Однако ему было отнюдь не смешно. Находясь в обществе юных леди, герцог сопротивлялся, напуская на себя еще более холодный вид, а также старался как можно больше времени проводить в кругу джентльменов и дам старшего возраста. Поскольку изменить что-либо в этом празднике было не в его силах, он счел это уроком свыше. В течение последних нескольких дней заседаний в палате лордов и весеннего сезона он позволил себе поддаться чувству одиночества и жалости к себе, и вот теперь наступили последствия. Он больше никогда не допустит такого.

Вулфрик начал привыкать к одиночеству с двенадцати лет, когда его фактически отделили от братьев с сестрами и отдали на попечение двух наставников. Отец установил неусыпный контроль над ним, поскольку хотел, чтобы его старший сын и наследник был готов принять герцогский титул. В семнадцать лет, когда его отец умер, Вулфрик превратился в герцога Бьюкасла. Одиночество его еще больше усилилось начиная с двадцати четырех лет, когда Марианна Боннер отвергла его в весьма унизительной форме, а все его братья и сестры в течение двух коротких лет обзавелись супругами и детьми. Он был один и с момента смерти Роуз в феврале.

Однако быть одному не значит быть одиноким. Одиночество не вызвало у герцога Бьюкасла жалости к себе и, уж конечно, не вызвало потребности рваться на любой подвернувшийся домашний праздник. Находиться в обществе иногда бывает нетерпимее, чем быть одному.

Вот почему Вулфрик чувствовал себя более чем когда-либо раздраженным после дневной прогулки верхом, в течение которой его дважды увлекали в сторону от кавалькады — сначала мисс Кинг, а потом мисс Данстан-Латт — и все под какими-то глупыми, нелепыми предлогами. Оба раза он рисковал безнадежно затеряться посреди извилистых тропинок английской глуши, и так бы и случилось, если бы не его обостренное чувство направления и еще более острый инстинкт самосохранения.

Неужели они пытаются женить его на себе? Сама мысль об этом показалась герцогу абсурдной. Даже если по возрасту он и не годился в отцы этим девушкам, то чувствовал себя именно так.

Вместо того чтобы вернуться в дом вместе со всеми, герцог скрылся от гостей и прошел сквозь заросли роз на длинную, поросшую травой аллею. Это было живописное уединенное местечко: каменные парапеты по колено окаймляли тропинку, поддерживая длинные ряды акаций, которые протянули свои ветви по шпалерам над головами гуляющих, образовав некое подобие готического собора на открытом воздухе.

Однако вскоре ему стало ясно, что он здесь не один. Миссис Деррик сидела на каменном парапете и читала нечто, больше всего напоминавшее письмо.

Она не видела Вулфрика. Герцог мог бы ретироваться через заросли роз и найти себе другое место для прогулки, чтобы не повторять того случая у пруда, когда эта женщина налетела на него. Но он не ушел. Она, может, и не умеет вести себя в обществе, зато не глупа и не пытается флиртовать с ним.

Не успел герцог сделать и нескольких шагов по направлению к ней, как Кристина подняла голову и увидела его.

— О-о! — воскликнула она.

На ней снова была надета соломенная шляпка с поникшими полями. Вообще-то за всю неделю Вулфрик ни разу не видел ее в другом головном уборе. На ней не было абсолютно никаких украшений, за исключением лент, которые завязывались под подбородком, и это странным образом нравилось герцогу. Сегодня миссис Деррик выбрала платье из поплина в бело-зеленую полоску с отделанным кружевами квадратным вырезом и короткими рукавами, которое она уже надевала до этого — в отличие от остальных дам, которые меняли платья по нескольку раз на дню и редко надевали один и тот же туалет дважды. Платье не отличалось ни новизной, ни модным покроем. «Интересно, — подумал Вулфрик, — это ее лучшее платье или платье номер два, которое в связи с последними событиями вышло на первый план?»

Кристина выглядела невероятно хорошенькой.

— Не хочу мешать вам, миссис Деррик, — герцог поздоровался кивком головы, держа руки сцепленными за спиной, — если, конечно, вы не согласитесь прогуляться со мной.

Кристина явно не ожидала ничего подобного. Она посмотрела на него тем взглядом, который всегда интриговал Вулфрика. Как ей удается улыбаться, когда ее лицо остается абсолютно спокойным?

— Вы только что вернулись с верховой прогулки? — осведомилась она. — Или пытаетесь бежать от общества? Но разве вам не мешает мое присутствие, как уже однажды случилось? Разница лишь в том, что на этот раз я первая пришла сюда.

По крайней мере, подумал герцог, это единственная женщина, которая не старается постоянно попадаться ему на пути, чтобы выиграть какой-то спор, заключенный между юными леди.

— Так вы прогуляетесь со мной? — повторил он свой вопрос.

На какое-то мгновение Вулфрику показалось, что она откажется, и он обрадовался. Какого дьявола! Провести время с женщиной, которую по-хорошему вообще не следовало приглашать на этот праздник…

Миссис Деррик посмотрела на письмо, свернула его, положила в боковой карман платья и поднялась на ноги.

— Да, — сказала она.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как женщина волновала его. Роуз не стало более полугода назад, и Вулфрик до сих пор удивлялся, до какой степени скучает по ней. Он привык считать их связь скорее деловым соглашением, нежели личной привязанностью.

И вот теперь Кристина Деррик, несомненно, — и по совершенно непонятной причине — волновала его. Он внезапно заметил, что стал обращать внимание на густые кроны деревьев над головой, на проблески голубого неба между листьями, на солнечные лучи, прочертившие по лужайке полосы света и тени, ощутил тепло летнего дня, легкий ветер, обвевающий ему лицо, запах травы и листьев. В аллее громко распевали птицы, хотя ни одной не было видно.

Миссис Деррик подошла и остановилась рядом с герцогом, так что поля шляпки закрыли от него ее лицо. Он вдруг вспомнил, что во время их первой прогулки вокруг пруда на ней не было шляпки.

— Как прошла верховая прогулка? — поинтересовалась она. — Полагаю, вы родились в седле.

— Не думаю, что моей матери про это что-нибудь известно, — отозвался герцог. При этом он получил возможность увидеть лицо молодой женщины, когда она подняла голову и довольно проказливо ему улыбнулась. — Но все равно спасибо за вопрос. Прогулка прошла хорошо.

Честно говоря, он никогда не понимал, как можно кататься верхом по сельской местности из чистого удовольствия, хотя его братья и сестры делали это очень часто — если, конечно, то, чем они занимались, можно было назвать катанием верхом. Чаще всего они гнали лошадей как безумные, перелетая через любые препятствия на пути.

— Теперь ваша очередь, — произнесла Кристина после короткого молчания.

— Прошу прощения? — удивился он.

— Вы могли бы слегка приукрасить свой ответ и растянуть его на несколько минут, описывая поездку, места, которые посетили, и интересную беседу, которую вели с остальными гостями. Но вы предпочли краткий ответ. Теперь ваша очередь сделать попытку завязать между нами светский разговор.

Она снова смеялась над ним. Никто никогда не смеялся над герцогом Бьюкаслом. Вулфрик был откровенно заинтригован тем, что она решилась на такое.

— Как вам понравилось письмо? — осведомился он.

Кристина громко рассмеялась легким, чистым, исполненным неподдельного веселья смехом.

— Точно в цель! — сказала она. — Это было письмо от Элеоноры, моей старшей сестры. Она написала мне, хотя находится всего в двух милях отсюда, в коттедже «Гиацинт». Элеонора часто пишет мне и делает это с неизменным юмором. Через два дня после того, как я приехала сюда, она заменяла меня на уроке географии в сельской школе и теперь интересуется, каким образом можно научить детей чему-либо, если у них полно вопросов касательно всего на свете, кроме темы урока. Разумеется, они просто хитрили. Дети очень сообразительны и знают, когда можно сыграть на неопытности преподавателя. Когда я вернусь, то как следует отругаю их, хотя они, конечно, будут смотреть на меня большими невинными глазами, так что в конце концов я просто рассмеюсь. А потом засмеются они, и бедная Элеонора так и не будет отомщена!

— Вы преподаете в школе. — Это было утверждение, а не вопрос, но Кристина все же внимательно посмотрела на герцога.

— Я просто помогаю. Надо же мне хоть чем-то заниматься. Женщинам необходимо что-то делать, иначе они поумирают от скуки.

— Не понимаю, почему вы не стали жить с Элриком и его женой после смерти вашего мужа, — сказал Вулфрик. — Вы остались бы в той общественной среде, к которой привыкли, и у вас было бы больше возможностей для занятий и развлечений, чем сейчас…

Ну да. А также, будучи родственницей Элрика, она получила бы несколько новых платьев за последние два года.

— В самом деле, — отозвалась Кристина, и на этом тема была закрыта.

Не в первый раз Кристина избегала разговора о своем браке и всего, что было с ним связано. Герцог заметил, что чета Элрик старалась держаться подальше от миссис Деррик, так же как и она от них. Возможно, они просто недолюбливали свою родственницу, поскольку не одобряли выбора Оскара и не захотели принять Кристину в свою семью. В этом не было ничего удивительного.

— Я могла бы еще рассказать вам о письме, — продолжила Кристина после небольшой паузы, — но я не хочу быть ведущей в нашей беседе. Вы летом занимаетесь тем, что переезжаете с одного домашнего праздника на другой? Насколько я знаю, так принято в обществе. Мы с Оскаром только этим и занимались.

— Это первый праздник, который я посетил за многие годы. — Вулфрик невольно поморщился. — Обычно я провожу летние месяцы в Линдсей-Холле, иногда путешествую по стране, проверяю, как управляются другие мои поместья.

— Трудно, наверное, быть таким богатым, — кротко заметила Кристина.

Герцог вскинул брови, удивившись нелепости ее слов. Хорошо воспитанные люди не говорят о деньгах. Странно не быть богатым. Хотя, возможно, для кого-то странно не жить в нищете. Это как посмотреть, решил герцог.

— Надеюсь, миссис Деррик, — отозвался он, — это не было вопросом?

— Нет. — Кристина рассмеялась низким, соблазнительным смехом. — Но это было не совсем приличное замечание, правда? Разве не очаровательное место? Парк в Скофилде заслуживает высочайшей похвалы. Однажды, еще будучи замужем, я спросила у Берти, почему он не хочет открыть парк для посещений публики, так чтобы деревенские жители могли гулять здесь, когда хозяев нет дома. Он что-то проворчал в ответ, а потом рассмеялся и посмотрел на меня так, словно я отпустила остроту. У вас в Линдсей-Холле большой парк? А в других поместьях?

— Достаточно большой, — ответил Вулфрик, — в большинстве поместьев.

— А вы разрешаете местным жителям гулять там? — поинтересовалась она.

— Разве вы пускаете посторонних в свой сад, миссис Деррик?

Кристина быстро взглянула на него.

— Это другое дело, — сказала она.

— Неужели? — Такой подход неизменно раздражал герцога. — Дом и сад составляют часть личного пространства человека, места, где он может отдохнуть, побыть один. Нет никакой особой разницы между вашим домом и моим.

— За исключением размера, — уточнила Кристина.

— Да, это верно, — неохотно согласился он. Герцог не терпел людей, от которых ему приходилось защищаться.

— Думается мне, — Кристина вздохнула, — лучше нам остаться каждому при своем мнении. Иначе мы пустим в ход кулаки, и, боюсь, я проиграю.

С этими словами она снова засмеялась, словно потешалась и над ним, и над собой. По крайней мере, она не принадлежала к числу тех отвратительных упрямиц, которые будут до хрипоты отстаивать свою точку зрения, особенно если оппонент в споре претендует на аристократическое происхождение и выказывает в речах малейший намек на несправедливое отношение к бедным. На самом деле двери любого из его домов, кроме Линдсей-Холла, всегда были открыты для путешественников, стоило им попросить разрешения у домоправительницы. Это простая дань вежливости, присущая всем крупным землевладельцам.

По мере того как они шли дальше, на лице Кристины попеременно сменялись свет и тень. Герцог снова отметил, что она прекрасно сложена и обладает телом зрелой женщины, а не худенькой девочки. Он попытался сформулировать, что именно привлекает его в Кристине Деррик. Ему были известны женщины более красивые и элегантные — в том числе среди гостей Скофилда. Безусловно, легкий загар на коже и россыпь веснушек мешали назвать Кристину настоящей красавицей, а ее волосы были коротки и часто выглядели неопрятно. В то же время Вулфрик с самого начала почувствовал в ней энергию и жизненную силу. Она вся дышала радостью и весельем. Стоило этой женщине оживиться — а это случалось довольно часто, — как она начинала словно светиться изнутри. Она на самом деле любила людей — и большинство из них отвечали ей тем же.

Вулфрик никак не ожидал, что его потянет к такой женщине. Он привык считать, что предпочитает нечто более утонченное и изящное.

— Вы решили не ездить на верховую прогулку? — спросил он.

Кристина улыбнулась:

— Скажите спасибо, что я этого не сделала. Я умею ездить верхом — в том смысле, что могу вскарабкаться на лошадь и удержаться в седле. Во всяком случае, я еще ни разу не падала. Но не важно, на какой лошади я сижу, пусть даже это самая спокойная кобыла в конюшне, я моментально утрачиваю способность контролировать животное, так что подо мной оказывается беспокойная, перебирающая ногами тварь, которая готова ехать в любом направлении, кроме того, которое хочу избрать я или в котором едет остальная группа всадников.

Вулфрик промолчал. Все настоящие леди отменно держатся в седле. Большинство из них также умеют красиво ездить. Он не мог не признать, что миссис Деррик поступила правильно, оставшись сегодня днем дома.

— Однажды я каталась по Гайд-парку вместе с Оскаром, Бэзилом и Гермионой, — продолжала Кристина. — Мы ехали по узенькой тропинке, когда впереди показалась целая кавалькада всадников. Оскар и остальные предусмотрительно отъехали в сторону, чтобы дать возможность всадникам проехать, но моя лошадь предпочла повернуться, загородив всю тропинку, и приросла к месту. Она стояла неподвижно, как самая настоящая статуя. Мои спутники принялись извиняться, а я только и делала, что хохотала. Вся эта история невероятно развеселила меня. После Бэзил пояснил мне, что в числе всадников было несколько правительственных деятелей и русский посол. Они все повели себя очень дружелюбно, а русский посол даже послал мне цветы на следующий день, но с тех пор Оскар никогда не брал меня на конные прогулки.

Глядя на ее шляпку, Вулфрик мысленно представил себе, насколько смущены были спутники миссис Деррик. Неужели она действительно просто сидела и смеялась? Но странное дело, стоило герцогу представить себе эту женщину беспомощно восседающей верхом на неподвижной, как статуя, лошади, смеющейся так, что это вызвало восхищение русского посла, как ему самому захотелось засмеяться. Он должен был почувствовать презрение, лишний раз удостоверившись в том, что миссис Деррик не умеет себя вести. Вместо этого Вулфрик готов был запрокинуть голову и громко расхохотаться.

Разумеется, он этого не сделал и, напротив, нахмурившись, продолжил путь в молчании.

Через некоторое время герцог осознал, что они приближаются к концу аллеи. Последние несколько минут между ними не было произнесено ни слова. Это не послужило причиной дискомфорта — для него, по крайней мере, — но все же в воздухе возникло некое напряжение, своего рода обостренная чувствительность, которая не могла не быть взаимной.

Неужели ее влечет к нему так же, как его к ней? Во всяком случае, она не пыталась очаровать его. Она не флиртовала. Ее нельзя было назвать кокеткой. Но вдруг все же… Вулфрик был убежден, что женщины не считают его привлекательным. Возможно, им нравились его титул и богатство, но не он сам. Возможно, Кристину просто смущала тишина.

— Пойдем дальше? — герцог, указывая рукой на показавшуюся в конце аллеи лестницу наверх. — Или вы предпочитаете вернуться в дом? Мне кажется, мы рискуем опоздать на чай.

— На домашних праздниках гости слишком много едят и пьют, — вздохнула Кристина. — Там наверху есть потрясающий лабиринт…

Герцог не видел ничего потрясающего в лабиринте как таковом, но ему не хотелось возвращаться домой. Не лучше ли еще некоторое время провести в ауре света, смеха и жизнелюбия, которую излучала эта женщина?

Остановившись на верхней ступеньке лестницы, Вулфрик увидел расстилавшуюся внизу широкую, обсаженную деревьями лужайку. Невдалеке от них располагался лабиринт, о котором говорила Кристина, — аккуратно подстриженные кустарники высотой в семь футов образовывали стены.

— Давайте побежим наперегонки к центру, — сверкая глазами, предложила Кристина, когда они приблизились к лабиринту. Она развернулась к герцогу всем телом и мелкими шажками стала пятиться к началу пути.

Вулфрик остановился и вскинул брови:

— Как мне кажется, вам известен маршрут, миссис Деррик.

— Однажды я в самом деле нашла дорогу, — призналась она. — Но с тех пор прошло много лет. Прежде чем последовать за мной, вы должны медленно сосчитать до десяти, а я, в свою очередь, сосчитаю до десяти, когда добегу до центра лабиринта. Если я начну считать дальше, это будет означать, что я выиграла.

Она не дала ему возможности отказаться и, протиснувшись в узкий проход в зеленой стене лабиринта, свернула направо, затем исчезла из виду.

Несколько мгновений герцог недоуменно смотрел на живую изгородь. Он что, действительно должен искать дорогу в лабиринте? Хотя разве у него есть выбор? Если только предоставить миссис Деррик возможность стоять посреди лабиринта и медленно считать до трех тысяч и далее…

Раз… два… три…

Надо было отказаться.

Четыре… пять… шесть… семь…

Он никогда не играет в такие игры.

Восемь… девять…

Он вообще не играл в игры.

Десять.

Вулфрик с мрачным видом двинулся к лабиринту. Кустарник везде был достаточно высокий и густой, так что невозможно было разглядеть ни центр, ни параллельные тропинки. Здесь можно часами ходить по кругу, подумал герцог. Когда он завернул за угол, ему показалось, что он увидел мелькнувшую в кустах полосатую юбку, но вместо этого перед глазами у него пронеслась белая бабочка и перелетела через стену слева от него. Свернув во второй раз, Вулфрик в самом деле увидел Кристину, но она, рассмеявшись, тут же исчезла из виду, так что, когда он добежал до того места, где она перешла на другую линию, невозможно было определить, куда она пошла.

Вулфрик не мог не заметить, что вокруг царит атмосфера уединенности, как будто весь мир остался где-то позади, и не существует больше ничего, кроме деревьев, травы, бабочек, голубого неба — и женщины, которую он преследовал.

Он сделал несколько неправильных поворотов, но, в конце концов, разгадал структуру лабиринта. Каждый раз, когда тропинка раздваивалась, надо было сворачивать либо направо, либо налево. После этого герцогу не понадобилось много времени, чтобы дойти до центра, хотя он не нагнал Кристину по дороге.

— Пятнадцать, — громко произнесла она, когда он вышел на середину лабиринта примерно через десять минут после того, как вошел в него.

Посреди полянки возвышалась статуя какой-то греческой богини, рядом с которой располагалась ажурная скамейка из кованого железа. Кристина стояла, прислонившись к статуе, являя собой живой портрет нимфы. Она раскраснелась, глаза ее блестели, а на лице появилось победное выражение.

Вулфрик не спеша подошел к ней.

— Можем присесть и отдохнуть, если хотите, — сказала она. — Правда, вид здесь не слишком красивый.

— В самом деле, — согласился герцог, оглядевшись. — А какой будет приз? Вы не упомянули приз, когда называли условия игры.

— О, — воскликнула Кристина, — мне достаточно ощущения того, что я победила.

Они стояли на расстоянии фута друг от друга, и им нечего было сказать и некуда смотреть, кроме как друг на друга. Ощущение уединенности усилилось. Где-то неподалеку прожужжала пчела.

Щеки Кристины зарделись, она закусила нижнюю губу.

Герцог взял ее руку и зажал между ладонями. Рука Кристины была теплой и гладкой на ощупь.

— В таком случае я просто признаю свое поражение, — проговорил он и поднес ее руку к губам.

По непонятной причине сердце так сильно билось у него в груди, что герцог почувствовал легкое головокружение. Ее ладонь дрожала в его руке. Он прижимал ее к губам намного дольше, чем следовало.

Но разве ему необходимо держать ее руку хотя бы одну секунду?

Разумно ли это?

Подняв голову, Вулфрик обнаружил, что Кристина смотрит на него расширившимися глазами, слегка приоткрыв губы. И снова он услышал запах солнца и женственности.

Он наклонился и, коснувшись губами ее губ, мгновенно ощутил всплеск близости и желания.

Ее губы были мягкими, теплыми и зовущими. Вулфрик пробовал ее на вкус, касался языком, ласкал мягкую плоть за губами, вдыхал ее тепло, наполнял все свои чувства ароматом ее существа. Продолжая сжимать в ладонях руку молодой женщины, он почувствовал, что ледяной покров, под которым он столько лет надежно прятал свои эмоции, начал таять и тепло заструилось у него по венам.

Герцог не понял, то ли она высвободила ладонь, то ли он сам отпустил ее руку, но руки Кристины обвились вдруг вокруг его шеи, одна его рука легла ей на талию, вторая — на плечи, и они слились в тесном объятии. При этом она прижалась к нему всем своим мягким, теплым, чувственным телом.

Дразнящими движениями Вулфрик заставил Кристину приоткрыть губы и проскользнул языком внутрь. Она коснулась его своим языком и втянула глубже в себя.

Это было длительное жаркое объятие. Но вот оно оборвалось, и герцог, подняв голову, сделал шаг назад.

Ее глаза, огромные и синие, как летнее небо, смотрели на него, такие открытые и глубокие, что он боялся утонуть в них. Ее губы порозовели и увлажнились от поцелуя. Если он когда-либо считал, что это не самая потрясающе красивая женщина из всех, что встречались ему, значит, он был слеп на оба глаза.

— Прошу прощения. — Вулфрик по привычке сцепил руки за спиной. — Тысячу раз прошу прощения, мэм.

Кристина продолжала молча смотреть на него.

— Не знаю, за что вас прощать, — мягко отозвалась она. — Я же не сказала нет, правда? Хотя, как мне кажется, следовало бы. И уж точно я не должна была заставлять вас идти со мной в лабиринт. Я редко думаю, прежде чем что-либо сказать или сделать. Может быть, пойдем в дом и посмотрим, не осталось ли для нас немного чая? — Похоже, она сумела взять себя в руки и широко, пожалуй, даже слишком широко, улыбнулась ему.

— Как давно умер мистер Деррик? — осведомился герцог.

— Оскар? — Улыбка Кристины померкла. — Два года назад.

— Вам, должно быть, было одиноко все эти годы и не хочется возвращаться в деревню, где вы родились, чтобы жить с матерью и сестрой — старой девой…

— У каждого из нас своя судьба. — Кристина спрятала руки за спиной и прислонилась к статуе. — Моя жизнь вполне меня устраивает.

— Но вы могли бы жить лучше, — сказал Вулфрик. — Я мог бы дать вам лучшую жизнь.

Ему показалось, что эти слова произнес не он. Во всяком случае, он точно не собирался ничего такого говорить. Тем не менее, он не мог не произнести этих слов.

Герцогу с трудом удалось снова обрести контроль над собой.

Их взгляды встретились. Повисло долгое молчание, во время которого Вулфрик прислушивался к жужжанию пчелы в кустарнике и раздумывал, та ли эта самая пчела, которая пролетала здесь несколько минут назад.

— И каким же образом? — Кристина наконец обрела дар речи.

— Вы могли бы стать моей любовницей, — пробормотал герцог. — Я обеспечу вам собственные дом и выезд в Лондоне, вы не будете испытывать недостатка в одежде, драгоценностях и деньгах. Я буду обращаться с вами достойно во всех отношениях.

В течение нескольких секунд молодая женщина продолжала молча смотреть на него.

— И за это, — наконец проговорила она, — я буду в вашем распоряжении в любое удобное для вас время? Должна буду спать с вами каждый раз, когда вам этого захочется?

— Вы займете весьма выгодное положение, — торопливо добавил герцог на случай, если миссис Деррик решила, будто он предлагает ей стать обыкновенной куртизанкой. — Вы будете пользоваться всеобщим уважением и сможете вести такую роскошную светскую жизнь, какую захотите.

— В том случае, если не потребуется сопровождать вас на то или иное общественное мероприятие.

— Разумеется. — Вулфрик вскинул брови.

— Что ж, это по меньшей мере уже было бы немалым облегчением, — заключила миссис Деррик.

Вулфрик не отрывал от нее глаз. Он не ошибся в природе их поцелуя точно так же, как не ошиблась и она. В нем не было ничего невинно-романтического. Она была далеко не девочкой. В том, как Кристина обнимала его, чувствовалось неприкрытое желание. Однако она должна понимать, что такой мужчина, как он, не будет кокетничать ни с одной женщиной, какое бы общественное положение она ни занимала.

Неужели она обиделась?

Ее жизнь в роли любовницы герцога будет гораздо лучше, чем существование в качестве помощницы сельского учителя, которая под гнетом вдовства и бедности вынуждена делить дом с матерью. В материальном отношении она многое приобретет. Кроме того, она выиграет и в сексуальном плане. Двухлетнее воздержание скорее всего столь же неприятно для женщины, сколь и для мужчины.

Но, когда Кристина перевела на него взгляд, он не смог разгадать выражения ее лица.

Не думает же она в самом деле, что он собирался предложить ей руку и сердце?

— Собственный дом, — Кристина наклонила голову, — карета, драгоценности, туалеты, деньги, развлечения. И самое главное — вы в моей постели. Ваше предложение чрезвычайно лестно, но я вынуждена отклонить его. Я никогда не мечтала о карьере шлюхи.

— Между обычной шлюхой и любовницей герцога существует огромная разница. — Вулфрик почувствовал себя оскорбленным.

— Неужели? — удивилась Кристина. — По-моему, разница только та, что шлюха отдается мужчине в подворотне за пенни, а любовница возлежит на шелковых простынях за небольшое состояние. Обе они продают свое тело за деньги. Я свое тело не продам, ваша светлость, но все равно спасибо за щедрое предложение. Я польщена.

Последние слова были полны сарказма. Герцог понял, что миссис Деррик очень зла на него, хотя внешне это не выражалось ни в чем, кроме ее тона и легкой дрожи в голосе. Он был потрясен.

— Прошу прощения, — он коротко поклонился и протянул руку в сторону небольшого прохода во внутренней стене лабиринта, — могу я проводить вас до дома?

— Я бы предпочла, чтобы вы остались на месте и сосчитали до десяти после того, как я уйду, — холодно произнесла Кристина. — Боюсь, ваше общество утратило для меня свое очарование.

Обойдя вокруг статуи, герцог прислонился к ней спиной и стоял так до тех пор, пока Кристина не ушла. После этого он опустился на скамью.

Кажется, он неправильно оценил ее поведение. Она готова была сжимать его в страстном объятии, но не готова вступить с ним в более длительные отношения — во всяком случае, стать его любовницей. А что еще он мог ей предложить?

Вулфрик искренне сожалел о неудаче. Кристина взволновала его кровь, и он почувствовал себя так, словно затяжная холодная зима вот-вот отступит под дыханием весны. Но герцог никак не ожидал, что миссис Деррик откажет ему. Ее явно влекло к нему — такое не скроешь, и он сделал ей весьма выгодное предложение, учитывая ее социальное и финансовое положение. Конечно, она была замужем за сыном виконта — пусть даже за младшим сыном — и поэтому хотела для себя лучшей участи, нежели стать любовницей герцога. Что ж, он сделал все, что мог. Она, видимо, разочарована, но, впрочем, это не его проблема.

И без того скучный домашний праздник теперь показался герцогу откровенной пыткой. Ему все это попросту не нужно. В самом деле не нужно.

Разумеется, он один во всем виноват. Его сознание приняло легкое влечение и радость от страстного поцелуя за нечто более серьезное. Миссис Деррик, напротив, сохранила присутствие духа. Хорошо, что она отказала ему. К тому же не в его характере было предлагать что-то, не удосужившись предварительно обдумать все возможные последствия. В конце концов, она была родственницей Элрика, хотя ни сам виконт, ни его жена не проявляли к ней особого интереса.

Кроме того, он никогда не одобрял ее манеры поведения, не так ли?

Вулфрик сидел неподвижно, уставившись на зеленую изгородь и изо всех сил пытался спрятать свои эмоции под надежным ледяным покровом.

Глава 7

Кристина несколько раз сбивалась с пути, прежде чем ей удалось выбраться из лабиринта. Она быстро пересекла лужайку и спустилась по лестнице, затем бегом преодолела аллею, которая показалась ей в два раза длиннее, чем обычно. Пару раз она бросала взгляд через плечо, но герцог не следовал за ней. А чего она ожидала? Что он постарается заставить ее согласиться на его предложение, заворожив своим моноклем?

У нее закололо в боку, и она замедлила шаг.

«Вы могли бы стать моей любовницей».

Самое ужасное то, что, когда герцог сказал про лучшую жизнь, она подумала про брак и сердце ее подпрыгнуло от радости. Ну разве можно быть такой идиоткой?

Неужели герцог Бьюкасл всерьез захочет жениться на такой женщине, как она? Более того, разве может она сама стать женой такого человека, как герцог Бьюкасл?

Ответом на оба вопроса было категорическое «нет».

Хорошо — очень хорошо — что он не предложил ей брак.

Очутившись в густых зарослях, Кристина с ужасом обнаружила, что там кто-то есть. К счастью, это оказался Джастин. Он тут же поднялся с места, улыбаясь, подошел к ней.

— Ты застал меня врасплох. — Кристина приложила руку к груди.

— Правда? — Джастин склонил голову набок и внимательно всмотрелся в лицо Кристины. — Тебя что-то беспокоит, Крисси? Сядь и расскажи мне все.

Кристина взяла его за руку.

— Не здесь, — взволнованно проговорила она, — давай отойдем за дом.

Пока они шли, Джастин ласково похлопывал ее по руке.

— Ты сказала, что хочешь прочитать письмо от сестры, а я, дав тебе достаточно времени насладиться им, пришел сюда. Но я опоздал — Бьюкасл меня опередил. Надеюсь, он тебя не обидел?

— Нет, конечно, нет, — быстро проговорила Кристина и постаралась улыбнуться.

— Это же я, Крисси, — напомнил ей Джастин. — Меня не обманешь. Когда ты вошла в розовые заросли, то выглядела очень взволнованной. Ты и сейчас взволнованна.

Кристина сделала глубокий вдох и шумно выпустила воздух. Джастин уже много лет был ее другом, оставаясь верным ей в самые тяжелые времена. Она безоговорочно доверяла ему.

— Когда мы вошли в лабиринт, — созналась она, — герцог поцеловал меня. Вот и все.

— Возможно, мне стоит вызвать его на дуэль, — осведомился Джастин, — и поучить хорошим манерам?

— Нет, конечно, нет! — Кристина нервно рассмеялась и поцеловала его в ответ. — Все это ничего не значит.

— Я и не знал, что Бьюкасл такой волокита, — заметил Джастин, когда они вышли на лужайку за конюшнями и прошли мимо огорода, располагавшегося позади хозяйского дома. — Если хочешь, я поговорю с ним. Он явно расстроил тебя. Ты ведь не надеешься стать герцогиней, правда?

— О, Джастин, — снова рассмеялась Кристина, — он сделал мне куда более низкое предложение — попросил меня стать его любовницей.

Это в самом деле было низко. Низко и унизительно для нее. Кристина не собиралась ни с кем делиться своим унижением, но слова сами сорвались с губ.

Джастин остановился и отпустил руку Кристины. Он выглядел на редкость угрюмым.

— Бог мой, неужели это правда? — Его голос дрожал от гнева. — Да, пожалуй, я верю в это. Бьюкасл никогда не снизойдет до того, чтобы жениться на ком-нибудь ниже по положению, чем принцесса. Но сделать тебе столь оскорбительное предложение! Это невероятно. Держись от него подальше, Крисси! Он очень неприятный тип. Я не знаю ни одного человека, которому бы он нравился или кто бы мог терпеть его. Я сейчас…

— Джастин! — Кристина снова взяла его под руку и повлекла за собой. — Как мило с твоей стороны, что ты принял мои слова так близко к сердцу. Но, видишь ли, я не то чтобы очень зла — просто слегка шокирована. Естественно, я не хочу становиться герцогиней. Да и какая разумная женщина на моем месте захотела бы этого? Я вообще не хочу выходить замуж. И уж конечно, я больше не позволю себя обижать. Так что не переживай за меня.

Джастин вздохнул:

— Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Я бы сам женился на тебе, но готов оставаться просто твоим другом. И не жди, что я буду безучастно стоять в стороне, пока другие мужчины оскорбляют тебя.

Кристина смутилась и сжала его руку:

— Со мной правда все в порядке. Но прежде чем войти в дом, я хочу немного подышать воздухом и успокоиться, если не возражаешь.

— Никто не сможет обвинить меня в том, что я не понимаю намеков, — с улыбкой заявил Джастин. — Увидимся позже.

Именно эту черту его характера Кристина всегда любила. Он был ее ближайшим другом, но, если ей хотелось побыть одной, никогда не навязывал ни своего общества, ни внимания. Правда, их дружба была несколько односторонней. Джастин редко поверял ей свои проблемы и почти никогда не говорил о себе. На однажды все изменится. Придет день, когда ему понадобится ее дружба, и тогда она с радостью окажет Джастину любую помощь.

Поднимаясь по лестнице и подходя к двери своей комнаты, Кристина чувствовала себя измученной и морально опустошенной. Однако ей не суждено было хоть немного побыть одной.

— Миссис Деррик! — раздался голос у нее за спиной. Кристина обернулась и увидела Харриетт Кинг, которая стояла в дверях своей комнаты. Из-за ее плеча выглядывала златокудрая головка леди Сары Бакан. — Зайдите ко мне, пожалуйста.

Ее слова больше походили на категорический приказ, нежели на просьбу, но их вполне можно было проигнорировать. Вот только какой смысл? На любом домашнем празднике гостю суждено страдать от внимания окружающих. Если она сейчас не узнает, что им нужно, то все равно придется сделать это потом.

Кристина улыбнулась и вошла в комнату мисс Кинг. Просторные апартаменты выходили окнами на фасад здания.

В комнате Харриетт собрались все молодые леди — Сара, Ровена Сиддингс, Одри, Мириам Данстан-Латт, Пенелопа Чизолм и, разумеется, сама Харриетт.

— Итак, вас можно поздравить, — проговорила Харриетт голосом, в котором чувствовались железные нотки.

— Могу выдать вам пять гиней в качестве приза, — продолжила Одри. — Остальные деньги еще не уплачены. Примите мои поздравления, Кристина. Я поставила на вас, но, должна признаться, не ожидала, что вы выиграете, и вообще не думала, что кто-нибудь станет победителем.

— Я рада, что кто-то все же выиграл пари, — с чувством проговорила Ровена. — Теперь я могу расслабиться и спокойно насладиться второй неделей праздника. Как бы я ни любила выигрывать конкурсы, мысль о том, что придется целый час провести в компании герцога Бьюкасла, не давала мне спать по ночам. Поздравляю, миссис Деррик.

— Мы видели вас, — пояснила Берил, — мы с Пенелопой. Мы как раз заходили в розовые заросли, когда герцог выходил на аллею акаций. Мы стали обсуждать, кто из нас пойдет за ним — а точнее, кто не пойдет, — и вдруг увидели, что он остановился и заговорил с вами. Потом вы пошли с ним вдоль по аллее, а мы решили минутку поболтать с мистером Магнусом, который тоже пришел в розовые заросли. Но вы никак не возвращались — вас не было почти полтора часа. Отлично сработано. Мы отчаянно хотели победить, правда, Пен, но, как и Ровена, не знали, что сделать, чтобы выиграть.

— Ни за какие деньги я бы не осталась в компании джентльмена на целых полтора часа, — сказала Сара, что было весьма странно, учитывая условия пари. — Так недолго и репутацию потерять.

— Если, конечно, есть что терять, — многозначительно добавила Харриетт.

Тут они все заговорили разом, за что Кристина была им весьма благодарна — это дало ей возможность прийти в себя после столь жестокого потрясения. Интересно, есть в доме хоть кто-нибудь, кто не видел, как она гуляла с герцогом? И почему она ни разу не вспомнила о дурацком пари, пока была в его обществе?

— Ты должна оставить деньги себе, Одри, — сказала Кристина. — Ты поставила на меня и первая внесла плату, так что приз твой. Это было глупое состязание, правда ведь? Но сегодня у меня появился шанс, когда герцог Бьюкасл застал меня в аллее за чтением письма, и я воспользовалась ситуацией. Я целый час не закрывала рта, а он смотрел так, словно вот-вот испустит дух от скуки. Уверена, со мной случилось бы то же самое, доведись мне пройти через такое еще раз. Так что, дамы, я признаю себя победителем.

Кристина рассмеялась и с улыбкой обвела глазами собравшихся. Большинство дам, как оказалось, даже рады были расстаться со своими гинеями. Лишь две из них выглядели разозленными и разочарованными, но ведь леди Сара и Харриетт Кинг всего лишь испорченные юные леди, не заслуживающие ее симпатии. В конце концов, она не пыталась выиграть пари. По иронии судьбы их с герцогом увидели сегодня, тогда как в прошлый раз, когда она нарочно вынудила Бьюкасла пойти с ней на прогулку, а потом вместе вернуться в дом, им на пути не попалась ни одна живая душа.

— Харриетт и Сара, — заявила Одри, — вы должны мне по гинее каждая.

Вскоре Кристина удалилась и, наконец, нашла убежище в своей спальне. Глупо было считать, что никогда в жизни она не чувствовала себя так плохо, хотя в тот момент ей казалось, что это именно так.

«Вы могли бы стать моей любовницей».

Кристина крепко зажмурилась и помотала головой. Он поцеловал ее. Потом она поцеловала его. На несколько секунд — или минут, или часов — она ощутила взрыв страсти, подобного которому ей еще никогда не приходилось испытывать.

А потом он предложил ей стать его любовницей.

Как унизительно!

— Кристина в самом деле не кокетка, — убежденно произнес Джастин Магнус, обращаясь к Вулфрику.

После приключения в лабиринте прошло два дня. Герцог и миссис Деррик намеренно избегали друг друга в течение этого времени, хотя тот неприятный случай, похоже, не испортил Кристине настроения. Совсем наоборот. Она заслужила искреннюю привязанность большинства молодых леди и восхищение джентльменов. Китредж также был очарован ею. Несмотря на то, что Кристина никогда не пыталась верховодить на празднике, она неизменно оказывалась душой любого мероприятия. Если от какой-нибудь группы гостей доносились обрывки оживленной беседы и слышался самый громкий смех, значит, там находилась миссис Деррик.

Разумеется, кое-кто мог счесть ее кокеткой, но Вулфрик понимал, что это далеко не так. Кристина обладала врожденной привлекательностью. И еще она искренне любила людей.

— Согласен, — проговорил герцог как можно более холодно. Вся компания направлялась к холму у пруда на импровизированный пикник, как определила леди Ринейбл. Вулфрик, правда, считал, что в этом пикнике не будет ничего импровизированного.

— Кристину нельзя назвать традиционно красивой, утонченной или элегантной, — продолжал Джастин, — но она действительно привлекает внимание. Каждый мужчина, встречающийся ей на жизненном пути, чувствует это и подпадает под ее чары. Самое интересное, что большинство женщин точно так же привязываются к ней. Теперь вы сами видите, что это не просто кокетство. Все дело в ее потрясающем характере. Мой кузен Оскар влюбился в Крисси с первого взгляда и настоял на том, чтобы жениться именно на ней, хотя он мог выбрать любую девушку. Он был красив, как греческий бог.

— Да-да, ему очень повезло, — рассеянно заметил герцог.

Они вышли на лужайку перед прудом, где миссис Деррик налетела на него в первый день в Скофилде, и затем свернули по направлению к холму. Вулфрик замедлил шаг в надежде, что молодой человек уйдет вперед, но Магнус и не думал оставлять его. Разумеется, он ведь приходился миссис Деррик другом. Неужели его подослали специально? Или, может, он сам вызвался поговорить с ним? Вулфрик был несказанно раздражен тем, что ему приходится выслушивать упреки от какого-то юнца.

— Китредж очарован ею, — продолжал Магнус, — а также братья Калверы, Хильерс и Снейспс. Но это вовсе не значит, что Кристина намеренно пыталась привлечь их внимание.

— Осмелюсь спросить, — прервал молодого человека Вулфрик, — какое отношение имеют ваши слова ко мне?

— Вам она тоже нравится, — решительно заявил Магнус. — И вы, может быть, думаете, что она флиртовала с вами? Или, возможно, вам кажется, что Кристина флиртует со всеми подряд и пытается заманить вас в ловушку? В любом случае вы не правы. Все дело в ее дружелюбном характере. Она так ведет себя со всеми. Если бы Оскар это понимал, он был бы куда счастливее. Но он хотел, чтобы его жена улыбками и своим вниманием одаривала только его одного.

Вулфрик подумал, что молодому человеку не следовало брать на себя роль защитника миссис Деррик. Он непроизвольно заставлял окружающих думать, что эта женщина не способна испытывать глубокую привязанность ни к кому, даже к собственному мужу, и привыкла со всеми без разбору любезничать. В таком случае она действительно кокетка.

— Простите, — произнес Вулфрик, поглаживая пальцем ручку монокля, — но я не испытываю интереса к вопросу счастья или несчастья умершего человека.

Когда они подошли к холму, сразу стало ясно, что пикник был тщательно спланирован заранее. На склоне, который спускался к пруду, были расстелены одеяла и расставлены стулья для пожилых гостей. Горы провизии и вина лежали возле каждого одеяла и неподалеку от каждого стула. Двое слуг стояли между деревьями у подножия холма.

Вулфрик завел беседу с бароном Ринейблом и вдруг увидел миссис Деррик, стоящую на вершине холма с развевающимися на ветру лентами шляпки. Она показывала Китреджу местные достопримечательности — точно так же, как ему в первый его день здесь.

Интересно, зачем она пожаловалась Магнусу? Герцога раздражало сознание своей вины перед Кристиной. До тех пор пока он не поцеловал ее — причем по собственной инициативе, — она не сделала и не сказала ничего такого, что могло бы свидетельствовать о ее готовности принять его ухаживания. Вне всяких сомнений, ему следовало извиниться.

Обычно Вулфрик никогда не действовал импульсивно и потому не допускал неловкостей. Он редко бывал не прав, а значит, был неуязвим для нападок со стороны других.

Такого больше не повторится. Кристина Деррик определенно раздражала его — но ее вины тут не было.

Большую часть ночи, последовавшей за неприятной сценой в лабиринте, Кристина провела без сна и почти решилась на следующее утро уехать домой. Однако постепенно на смену разочарованию пришли гордость и упрямство. Почему она должна бежать только из-за того, что герцог Бьюкасл предложил ей стать его любовницей? Разве что ни с какой другой леди из присутствующих он не осмелился бы вести себя так. Ну и пусть! Это не имеет никакого значения.

И все же сейчас она больше, чем когда-либо, ненавидела и презирала герцога. Как же ей выносить его присутствие в одном доме с ней? В конце концов Кристина решила, что останется хотя бы потому, что это будет смущать его.

Она с воодушевлением окунулась в домашний праздник, с удовлетворением отмечая, что ей удалось завоевать дружбу почти всех гостей. Теперь она сможет одновременно наслаждаться праздником и не попадаться на глаза герцогу Бьюкаслу; тем более что он тоже наверняка постарается держаться от нее подальше.

Все складывалось как нельзя более удачно.

Кристина хорошо провела время на пикнике, показывая графу Китреджу окрестности с вершины холма. Они немного задержались, потому чтограф задал ей несколько вопросов, а потом она спустилась к пруду, поскольку молодые джентльмены попросили ее продемонстрировать умение бросать камешки в воду. Несколько дам также присоединились к их компании, и они все вместе замечательно повеселились. Хотя Кристина все же намочила подол платья, потому что очень часто хорошие камешки для броска лежали на дне пруда недалеко от берега и ей приходилось самой доставать их, она догадалась заранее снять туфли и чулки, так что особого вреда ее одежде причинено не было.

Иногда ей удавалось убедить себя в том, что прошлое осталось позади и что ее молодость и природная живость характера могут безболезненно проявлять себя. И не стоит оглядываться на какие-то тени.

Однако тени сами преследовали ее, даже на самом ярком свету — или, быть может, особенно на ярком свету. Последующие события лишний раз подтвердили это.

Кристина одной из последних покинула пикник, потому что ей надо было найти укромный уголок, чтобы надеть чулки и туфли. Когда она увидела Гермиону и Бэзила на склоне холма, то сначала подумала, что они ждут ее, и, почувствовав прилив радости, внутренне приготовилась поблагодарить их. Давно пора бы установить с ними приятельские отношения.

Но в следующий момент Кристина заметила рядом с ними герцога Бьюкасла и замедлила шаг.

— Должна признаться, ваша светлость, — заговорила Гермиона в тот момент, когда Кристина приблизилась, — мы с Элриком собирались поговорить с вами еще позавчера, но важно, чтобы она сама присутствовала при нашем разговоре. Мы должны извиниться перед вами за ее поведение.

Кристина, стоя в нескольких футах, удивленно посмотрела на золовку.

— Было чрезвычайно глупо со стороны юных леди спорить, кто сможет вовлечь вас в беседу и удержать ваше внимание на целый час, — проговорила Гермиона дрожащим от еле сдерживаемого гнева голосом, — но девушки есть девушки, и они, вполне понятно, хотели произвести впечатление на человека вашего положения и образования. А вот со стороны Кристины участие в подобном споре и выигрыш выглядят вопиющей неделикатностью.

Кристина зажмурилась. Проклятое пари! Но как о нем узнала Гермиона? Безусловно, от леди Сары и Харриетт Кинг.

Тут и Бэзил наконец прочистил горло.

— Мы с леди Элрик не одобряем такое вульгарное поведение, уверяю вас, — промямлил он.

— Представляете, как нашей семье не повезло! Мой шурин влюбился в дочь школьного учителя и даже женился на ней, — продолжала шипеть Гермиона. — На протяжении всего пребывания в Скофилде она только и делает, что флиртует со всеми джентльменами подряд и позорит нас такими вот выходками. — Гермиона указала рукой на мокрый подол платья Кристины. — Ну а уж то, что она посмела вовлечь вас в свои игры и флиртовать с вами, совершенно непростительно!

Кристина ушам своим не верила, выслушивая этот поток обвинений. Она чувствовала себя так, словно вернулась в прошлое. Эти люди говорили с таким гневом, с такой горечью — и так несправедливо! Она была слишком разбита, чтобы попытаться возразить или даже просто сдвинуться с места.

Герцог Бьюкасл поднес к глазам монокль.

Если он наведет его на подол ее платья или на другую часть тела, подумала Кристина, она вырвет монокль у него из рук и сломает об его нос — или сломает сам герцогский нос.

Но Бьюкасл предусмотрительно перевел взгляд на Гермиону.

— Не беспокойтесь, прошу, — проговорил он ровным голосом, в котором сквозил полярный холод, — и вас тоже, Элрик. Дочери джентльменов с академическим складом ума часто бывают более интересны в разговоре, нежели юные леди из общества. Неужели я целый час провел в компании миссис Деррик после того, как пригласил ее прогуляться со мной по аллее? Признаюсь, мне показалось, что прошла всего одна минута. И разве я флиртовал с ней, когда рассказывал об утренней верховой прогулке и просил ее рассказать мне о письме от сестры, которое она читала в тот момент, когда я подошел к ней? Если так, я готов принести свои извинения и в будущем вести себя более осмотрительно.

Герцог опустил монокль, и стеклышко повисло на черной шелковой ленточке.

«Он очень, очень опасен», — подумала Кристина, и тишина, которой были встречены слова герцога, красноречиво свидетельствовала о том, что не она одна придерживалась такого мнения. Он дал им хороший урок. Не будь Кристина так расстроена, она могла бы насладиться этим зрелищем.

Теперь она, наверное, просто прошла бы мимо, если бы герцог Бьюкасл не обратился к ней:

— Позвольте мне проводить вас до дома, но сначала скажите, должен ли я извиниться перед вами?

Кристина молчала. Ей показалось, что более холодного тона она еще не слышала.

Герцог предложил ей руку, и поскольку Кристина не смогла придумать причину, чтобы отказаться, то приняла ее. Она обратила внимание на то, что его глаза превратились в две серые льдинки.

В общем-то это было его нормальное состояние, и когда-то он даже казался ей привлекательным. Она бы с удовольствием убежала в противоположном направлении, затерялась среди деревьев, чтобы в одиночестве зализать свои раны, которые, как ей прежде казалось, давно зажили.

Гермиона и Бэзил не сделали попытки присоединиться к ним.

— Так должен я перед вами извиниться, миссис Деррик? — осведомился герцог, когда они отошли на достаточное расстояние.

— За ваше предложение? — уточнила она. — Вы уже извинились.

— Возможно, — согласился герцог. — Разумеется, мое предложение могло шокировать вас. Лабиринт был отличным отвлекающим маневром, чтобы заманить меня на прогулку на целый час. Надеюсь, вам понравился приз и он стоил приложенных вами усилий — а быть может, даже и оскорбления, которое было вам нанесено.

Кристина сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух. Придется ее душевным ранам немного подождать.

— Честно говоря, — заметила она, — я вообще не получила никакого приза. Одна девушка вложила за меня деньги, то есть как бы сделала на меня ставку, так что я передала свой приз ей. И все же я сполна насладилась моментом своего триумфа. Вообще-то мне удалось выиграть в самый первый день, заманив вас на прогулку вокруг пруда, но было бы неинтересно заканчивать игру так скоро. Поэтому я решила через несколько дней повторить свой подвиг. — Она снова вздохнула.

— Однако, — заметил герцог, — это ведь я предложил вам прогуляться в тот день, когда мы оказались в лабиринте.

— Ну разумеется, — Кристина взглянула на герцога расширившимися от изумления глазами, — даме не полагается приглашать кавалера, тем более два раза в неделю. Но меня это не смутило. Существует множество способов заставить джентльмена сделать предложение леди — например, сидеть на парапете с письмом месячной давности в руках, сохранять на лице выражение задумчивости и притворяться, что читаешь письмо.

Герцог мудро предпочел не отвечать. Кристина почувствовала огромное удовлетворение от сознания того, что он наверняка злится и, может быть, Даже чувствует себя немного униженным.

Они вошли под сень деревьев. Кристина легко могла высвободить свою руку и сделала бы это, если бы вовремя не сообразила, что именно этого и ждет от нее герцог Бьюкасл.

— Сначала условием пари было заставить вас сделать предложение руки и сердца, — сказала Кристина. — Но потом мы решили, что неинтересно спорить на то, что сделать не представляется возможным, и изменили условия на беседу наедине в течение часа. Я могла бы выиграть как первое, так и второе пари, за исключением того, что вместо брака вы предложили мне карт-бланш. Вы понимаете, как это было для меня унизительно, хотя, осмелюсь заметить, все дело в том, что я являюсь дочерью сельского учителя и мое происхождение недостойно титула герцогини. Тем не менее ничего страшного не произошло, так как мне не пришлось рассказывать сообщницам подробности нашей встречи.

Вулфрик продолжал молчать, но на Кристину ситуация действовала возбуждающе. Она не привыкла ссориться и воевать с другими людьми, но мысль о том, что между ней и герцогом Бьюкаслом вот-вот разразится скандал, безумно нравилась ей. Однако, если предчувствие ее не обманывало, спровоцировать его на неконтролируемое проявление эмоций будет не легче, чем заставить жениться. А все потому, что в этом человеке вообще нет никаких эмоций, нет страсти. Она вдруг вспомнила, как он обнимал ее в лабиринте два дня назад. Разумеется, тогда это была не страсть, а похоть.

Кристина поежилась.

— Я рада, что выиграла пари, причем дважды, — продолжила она. — Мне больше не придется искать вашего общества.

— Полагаю, теперь моя очередь сказать, что я рад это слышать? — холодно произнес герцог.

— Неужели? — притворно удивилась Кристина. — Я имею в виду, вы правда рады?

— Мне все равно, — отрезал он.

— Разве вы никогда ни с кем не ссоритесь?

— В этом нет необходимости.

— Ну конечно, — Кристина всплеснула руками, — стоит вам только поднять бровь, как все тут же покорно склоняют головы.

— За исключением отдельных случаев, — поморщился, — когда некоторые предпочитают игнорировать мою бровь и мой монокль.

Кристина натянуто рассмеялась. Честно говоря, ей не было особенно смешно. Она испытала чудовищное унижение — сначала в лабиринте, а еще сегодня на холме, и не могла дождаться, когда окажется в своей каморке и сможет свернуться калачиком на кровати.

— Похоже, ваши золовка и зять недолюбливают вас, миссис Деррик, — отрывисто проговорил герцог Бьюкасл.

Что ж, они только что наглядно продемонстрировали свое отношение к ней. Какой смысл обижаться на констатацию факта?

— Они, видимо, боятся, что я женю вас на себе, как Оскара девять лет назад, — пояснила Кристина, когда они вышли на лужайку перед прудом, где она налетела на герцога в самый первый день их пребывания в Скофилде, — и что вы потом будете винить их в том, что они вас не предупредили.

— Не предупредили, что вы дочь сельского учителя? — уточнил Вулфрик. — Или что вы весьма хитрая особа?

— Да к тому же еще и вульгарная, — добавила Кристина. — Не забывайте об этом. Это один из главных моих недостатков, знаете ли. Я постоянно делаю что-то такое, что привлекает ко мне внимание и позорит моих родственников. Как бы я ни старалась, мне никогда не стать леди хотя бы такой, как Гермиона. По здравом размышлении вы будете благодарны мне за то, что я отказалась стать вашей любовницей.

— Неужели? И все из-за того, что вы не идеальная леди?

Над их головами шумели кроны деревьев, обрамлявших аллею, которая вела на лужайку перед домом.

— Не только. Еще я кокетка, — добавила она.

— Правда?

— И могу убить вас, как убила Оскара, — докончила Кристина.

Повисло короткое молчание, во время которого Кристине стало ясно, что все защитные барьеры, о которых она даже не подозревала, рухнули и что чувство юмора покинуло ее. Если в ближайшее время она не окажется дома, то окончательно поругается с герцогом. Она мысленно представляла себе, как колотит его в грудь кулаками, как давит ему ноги каблуками, как ломает его монокль, не переставая вопить, словно безумная ночная сова. Отчего-то теперь эти картины не казались ей особо смешными.

И еще. Если она не будет соблюдать осторожность, то рискует расплакаться. А разве слезами горю поможешь?

— Похоже, — Вулфрик вздохнул, — Элрик и его супруга имеют основания не любить вас.

А чего она ожидала? Что он спросит, правда ли все это? Что он заставит ее рассказать то, чего никто никогда не просил, и снимет с нее вину? А потом будет униженно просить прощения за те слова, что сказал ей в лабиринте, посадит ее верхом на своего породистого жеребца — каждый уважающий себя рыцарь неизменно восседал на таком — и попросит стать его герцогиней?

Хуже судьбы просто не придумаешь. Не придумаешь, что ни говори. Потому что он не рыцарь в сверкающих доспехах, а холодный, неприятный, высокомерный аристократ.

— Разумеется, — наконец отозвалась Кристина, — разумеется. Какая разница, что меня не было поблизости, когда он умер, правда? Это лишний раз доказывает мое вероломство. Я ведь все равно его убила. И сейчас я не в самом лучшем расположении духа, как вы, быть может, заметили, ваша светлость. Я собираюсь броситься бежать, как только закончу говорить, чтобы ворваться в дом потной и раскрасневшейся. Я не ожидаю, что вы галантно помчитесь за мной следом.

Но она так и не успела привести свои слова в действие — правая рука герцога мертвой хваткой вцепилась в ее предплечье, и в следующее мгновение ее вздымающаяся грудь оказалась в дюйме от его груди. Серые глаза Бьюкасла ослепляли ее холодным светом.

На один короткий миг Кристине показалось, что он собирается поцеловать ее.

Герцог, видимо, думал о том же. Его взгляд опустился на ее губы, а ноздри раздулись в предвкушении поцелуя.

Если бы молния сейчас ударила в землю между ними, в воздухе не чувствовалось бы такого напряжения.

Но он не поцеловал ее, за что Кристина была безмерно благодарна герцогу немного позже, обретя способность рассуждать здраво. Она, скорее всего, поцеловала бы его в ответ, прижалась бы к нему, попросила унести подальше в лес и заняться с ней любовью. А самое страшное, подумала Кристина, то, что она с радостью сделала бы это — пошла бы с герцогом и занялась бы с ним любовью. Возможно, она даже умоляла бы его повторить предложение, сделанное два дня назад в лабиринте.

Но он не поцеловал ее.

— Все больше и больше, — вместо этого проговорил Вулфрик, кажется, скорее себе, чем ей, — я сожалею, что приехал в этот дом. И прежде чем вы скажете последнее слово, миссис Деррик, я осмелюсь предположить, что вы тоже сожалеете — о моем приезде и о том, что сами приехали сюда.

Он отпустил Кристину, и она, подобрав мокрый подол платья, бросилась бежать, чувствуя себя как никогда несчастной. Ей правда не стоило приезжать на этот праздник — надо же, открытие десятилетия! Она ведь знала, что приедут Гермиона с Бэзилом, а теперь еще и выставила себя на посмешище перед герцогом Бьюкаслом, который, Боже милостивый, может и впрямь подумать, будто она убила Оскара!

И все же, если бы сейчас он ее поцеловал, она бы тоже поцеловала его в ответ, хотя страстно ненавидела этого мужчину. Осознание этого тревожило ее — она, уж конечно, предпочла бы относиться к нему равнодушно.

Лучше остаться на улице, подумала Кристина, подбегая к дому, вспотевшая, задыхающаяся и растрепанная. Надо поговорить с Бэзилом и Гермионой, как только они вернутся. Давно пора. После смерти Оскара ей было слишком тяжело, и она не могла достойно защитить себя от их обвинений. Правда, в данный момент она чувствовала себя не менее плохо, чем тогда, и поэтому, поддавшись страху, поспешила к себе в комнату, радуясь, что не встретила никого по пути.

Закрыв дверь, Кристина бросилась поперек узкой кровати, сжимая в руках покрывало, чтобы сдержать слезы, иначе она рисковала появиться за ужином с опухшими красными глазами и заложенным носом. Она сама виновата во всех своих проблемах. Ей следовало отклонить приглашение Мелани. Если бы она твердо сказала «нет», даже баронесса Ринейбл не смогла бы ничего изменить.

Прошло довольно много времени, прежде чем Кристина успокоилась. Сев на кровати, она посмотрела на себя в зеркало. Если постоянно улыбаться, то никто ничего не заметит. Чтобы проверить свои предположения, она улыбнулась отражению в зеркале. На нее смотрела трагическая героиня со скривившимися губами. Кристина приоткрыла губы, и глаза ее заблестели.

«Ну вот, — подумала она, — я как новенькая, я под защитой». Странно, что защитные барьеры до сих пор сохранились у нее, что она по-прежнему нуждалась в них. В течение последних двух лет она обрела свободу и снова почувствовала себя счастливой. Ну, почти счастливой.

Кристина твердо решила, что переживет этот домашний праздник в Скофилд-Хаусе, а потом вернется домой и сможет спрятать свое сердце в рутине повседневной жизни. В конце концов, удалось же ей пережить смерть Оскара.

Вулфрик снова чувствовал себя расстроенным. И снова по той же причине. Боже праведный, он почти поцеловал ее. Трудно представить себе более неподходящее завершение для скучного дня.

Он сделал в корне неправильный расчет, когда увидел, как Кристина убегает, — она до сих пор злилась на него.

Конечно, он и сам был не на шутку раздражен и отнюдь не верил в то, что две их длительные прогулки с ее стороны были не более чем игрой. Миссис Деррик принимала участие в глупом пари и, несомненно, пыталась как можно дольше удержать его рядом во время второй встречи. Ведь это она предложила пойти в лабиринт. И он последовал за ней как марионетка, потом поцеловал ее, поддавшись порыву, а после… сделал свое предложение.

Когда Кристина убежала из лабиринта, ее, скорее всего, утешала мысль о том, что она имеет право провозгласить себя победительницей и забрать приз.

Однако его собственное уязвленное самолюбие отходило на второй план перед лицом увиденной им боли, которую причинило Кристине жестокое поведение Элрика и его супруги сегодня днем на холме. Он давно знал эту чету, но никогда не думал, что люди могут быть такими неприятными, бесчестными и неоправданно подозрительными. Видимо, он ошибался.

Безусловно, родственники Кристины вытряхнули перед ним грязное белье своей семьи самым что ни на есть неподобающим образом. Они подчеркнули низкое происхождение миссис Деррик, ее вульгарность, ее кокетство — опять это слово. Оно возникало в сознании герцога с раздражающей регулярностью, стоило ему подумать о Кристине.

Ему совершенно неинтересно, какие чувства испытывают супруги Элрик. Ему совсем не обязательно быть в курсе их дел.

И все же между ними что-то произошло — что-то связанное со смертью Оскара Деррика. Вулфрик ни на минуту не верил в то, что Кристина Деррик убила собственного мужа, но что-то ведь повлекло за собой столь длительную вражду. И сегодня герцог Бьюкасл невольно оказался втянут в грязную семейную распрю, что было совсем уж неприятно.

Но в то же время он узнал нечто интересное о миссис Деррик. Оказывается, она состояла не только из смеха и солнечного света. В этой женщине была заключена также и темнота, тщательно скрываемая, но сегодня чуть было не вырвавшаяся наружу, когда они вместе возвращались с пикника. Она изо всех сил пыталась спровоцировать ссору, и он почти поддался ей, чего она никак не ожидала.

Вулфрик не хотел и не собирался мириться с тем, что она уязвима. Его тянуло к ней, он поцеловал ее, предложил стать его любовницей, она отказалась, и вопрос был закрыт. Кроме того, что герцога притягивала личность Кристины — этого он не мог не признать, — его не интересовало больше ничего, тем более темные стороны ее жизни.

И все же он с раздражением ловил себя на том, что в течение второй недели в Скофилде то и дело ищет ее взглядом. Эта женщина была лучиком света, несмотря на темноту, которую он увидел в ней, и до сих пор этот свет против воли ослеплял герцога.

Глава 8

Как-то раз утром, несколько дней спустя, Вулфрик отправился на рыбалку в компании барона Ринейбла и еще нескольких джентльменов. Иногда он закрывался в библиотеке барона с небольшой компанией, чтобы поговорить о политике, международных событиях и книгах. Также он несколько раз играл в бильярд с джентльменами, которые являлись поклонниками этой игры, а по вечерам играл в карты, поскольку люди среднего возраста предпочитали это развлечение всем остальным. Герцог старался как можно реже принимать участие в веселых забавах, чтобы не показаться невоспитанным. Он все время искал уединения, но его поиски редко приводили к успеху. Вулфрик считал дни, даже часы до того момента, когда можно будет уехать домой.

На конец домашнего праздника, в качестве кульминационного мероприятия, намечалось одно событие, пропустить которое не представлялось никакой возможности. Это был большой бал — настолько большой, насколько это вообще мыслимо в деревне, — своего рода официальный прием в честь помолвки мисс Магнус и Льюиса Уайзмана. Были приглашены несколько соседей, поскольку двадцать четыре гостя и двое хозяев не могли как следует заполнить бальный зал.

— Большинство приглашенных вряд ли имеют претензию на благородство, — обратилась леди Ринейбл к Вулфрику за пару дней до бала. — Тем не менее им нравится бывать у нас, и я чувствую свой долг снисходить до них один-два раза в год. Надеюсь, вы не сочтете их общество слишком оскорбительным.

— Полагаю, — ответил герцог, одновременно вскидывая брови и поднося к глазам монокль, — что вашему вкусу в выборе гостей, как и во всем остальном, можно полностью доверять.

Зачем извиняться за то, что исправить нет возможности? И какой смысл извиняться лишь перед ним одним? Зачем вообще извиняться? Одной из фамильных черт Бедвинов, за которую герцог был безмерно благодарен судьбе, было то, что они не имели привычки постоянно извиняться друг перед другом.

Вулфрик никогда не считал балы приятным времяпрепровождением, хотя нередко ему приходилось их посещать. Поскольку он не мог просто запереться в спальне с книгой, оделся с привычной тщательностью и позволил своему камердинеру дольше, чем обычно, потрудиться над завязыванием шейного платка.

В назначенный час герцог спустился в бальный зал. Первый танец он танцевал с леди Элрик, второй — с леди Ринейбл, а потом надеялся незаметно ускользнуть в салон для игры в карты.

Молодые леди, как он успел заметить, прежде всего направлялись к Моубери, стоявшему в уголке со смущенным, если не сказать совершенно несчастным, видом. Они разоделись сегодня вечером с кричащей роскошью: их драгоценности переливались в пламени свечей, перья покачивались в красиво уложенных волосах. Скорее всего, это было сделано специально, чтобы выделиться на фоне куда беднее одетых соседей, которые только-только начали прибывать.

— Я напомнил Мелани, что родился с двумя левыми ногами, — пожаловался ему Моубери, — но она настояла, чтобы я показался на балу и станцевал хоть с кем-нибудь. Я попросил помочь мне Кристину, миссис Деррик. Она была замужем за моим кузеном, и я всегда считал ее очень хорошим человеком, хотя Гермиона и Элрик почему-то недолюбливают ее. До чего же обременительны эти балы, дорогой Бьюкасл!

Она, то есть миссис Деррик, стояла на другом конце комнаты и разговаривала с тремя дамами и джентльменом. Вулфрик узнал викария с супругой и сделал вывод о том, что другие две дамы приходились ей матерью и старшей сестрой. Миссис Деррик явно унаследовала всю семейную красоту, подумал он. Жена викария была весьма незаметной, а старшая сестра — откровенной дурнушкой.

На миссис Деррик было надето вечернее платье кремового цвета с единственной оборкой по подолу и такими же оборками на коротких пышных рукавах. Вырез на платье был глубокий, но достаточно скромный. Короткие локоны молодой женщины были расчесаны до блеска и подхвачены розовой лентой в тон нашивке на высокой талии платья. Ленты были ее единственным украшением, не считая веера, зажатого в затянутой перчаткой руке. На ней не было ни драгоценностей, ни тюрбана, ни перьев, да и сам туалет трудно было назвать писком сезона. По сравнению с ней остальные гости выглядели до смешного напыщенными.

— Значит, миссис Деррик согласилась протанцевать с вами первый танец? — уточнил герцог.

— Ну да. — Моубери сморщился. — Я обещал постараться не истоптать ей все туфли. Но даже если я наступлю ей на ногу, она только посмеется и скажет, что эти туфли давно пора было немного помять, или что-нибудь в этом роде. Она очень добрая.

Китредж, чья внушительная фигура положительно рвалась из узкого фрака, подошел к молодой женщине, чтобы познакомиться с ее родственниками. На мгновение его полная, увешанная перстнями рука коснулась спины Кристины. Пальцы Вулфрика сжались вокруг ручки украшенного драгоценными камнями вечернего монокля. Рука графа вернулась на место в тот момент, когда миссис Деррик слегка изменила позу, чтобы улыбнуться ему. Она кивнула, и Китредж отошел. Второй танец уже обещан, решил Вулфрик.

Он отпустил монокль, и тот повис на шелковой ленточке.

Кристина всегда любила танцевать. А вот балы она не очень любила — особенно в последние годы замужества. Оскар стал запрещать ей танцевать с другими джентльменами, хотя она пыталась разъяснить ему, что весь смысл бала состоит в том, чтобы потанцевать с как можно большим числом разных партнеров. Не мог же он один танцевать с ней весь вечер! Да и правила этикета не допускали такого. Кроме того, он любил проводить время за карточным столом или в компании своих друзей, так что Кристина встала перед выбором: то ли ей по собственной воле подпирать стену, то ли намеренно досаждать мужу.

Честно говоря, брак для нее оказался нешуточным испытанием, к чему она никак не была готова. Несмотря на свою потрясающую внешность, Оскар был очень неуверен в себе — и в жене. Он становился все более собственником. Кристина нежно любила мужа, но не могла не злиться на него за отсутствие доверия к ней. К концу их брака она начала бояться, что разлюбит его, так как его обвинения стали особенно болезненными и даже оскорбительными.

Однако эти тяжелые несчастливые дни остались позади, и сегодня она вольна была танцевать хоть все танцы подряд, если, конечно, получит приглашения. На протяжении первого танца она, не переставая смеяться, помогала Гектору справиться со сложными па деревенской пляски и неоднократно спасала его, когда он готов был свернуть в одном направлении, тогда как все остальные джентльмены грациозно скользили в другом. Когда музыка стихла, Гектор от души поблагодарил ее и забылся настолько, что поцеловал ей руку.

Следующий танец она танцевала с вспотевшим графом Китреджом, поддерживая легкую беседу и стараясь отвести разговор от личных тем, с которыми граф постоянно приставал к ней всю последнюю неделю. Когда он предложил ей пройти в сад подышать прохладным вечерним воздухом, она заверила его, что сердце ее будет разбито, если она пропустит хотя бы одно мгновение такого прекрасного бала.

Потом Кристина танцевала с мистером Роналдом Калвером — она научилась различать братьев-близнецов — и с мистером Кобли, одним из арендаторов Берти, за последние полтора года трижды просившим ее выйти за него замуж. Они много смеялись и разговаривали.

Она с удовлетворением отметила, что Хейзл приглашали на каждый танец и что даже Элеонора, которая терпеть не могла танцы, все же пару раз приняла приглашения.

Каждый раз, видя Одри и сэра Льюиса Уайзмана вместе, Кристина не могла сдержать улыбки. Несмотря на то, что они не выставляли своих чувств напоказ, эта пара идеально подходила друг другу. Они были счастливы вместе, а счастье — такая редкая роскошь. Кристина искренне надеялась, что их счастье пребудет с ними вечно. Она всегда любила Одри, которая была еще совсем ребенком, когда Кристина вышла замуж за Оскара.

Завтра, подумала Кристина, она поедет домой. Как это здорово — вернуться домой, хотя во многих отношениях домашний праздник в Скофилде прошел весело и большинство гостей очень понравились ей. Однако трое из них не отличились любезностью, и в этом-то и заключалось главное отличие праздника. С того дня, когда гости ездили на пикник, между Кристиной и супругами Элрик чувствовалось растущее напряжение. Они все время избегали друг друга, хотя Кристина мечтала припереть их к стенке и выведать все, что мучило ее. Правда, на домашнем празднике трудно было улучить подходящий момент, или, быть может, она плохо старалась. Вдобавок герцог Бьюкасл предложил ей сделаться его любовницей, а потом стал свидетелем ее унижения в присутствии Гермионы и Бэзила, проявления ее дурного расположения духа, злобы и несдержанности.

Вот почему Кристина не могла дождаться того момента, когда пора будет ехать домой.

Никогда, никогда, никогда в жизни она больше не позволит вовлечь себя в какое-нибудь светское мероприятие, на котором присутствует высшее общество в целом и ее зять с золовкой в частности. Герцога в свой список она не включила, справедливо полагая, что никогда в жизни больше его не увидит, за что и не уставала благодарить Провидение.

Тем не менее, находясь в бальном зале, Кристина каждую минуту ощущала присутствие герцога Бьюкасла, который выглядел сурово и безупречно в черном вечернем фраке, шелковых бриджах до колен с серебряным поясом, ослепительно белых чулках, льне и кружевах. Глядя на него, можно было подумать, что этот человек глубоко презирает каждого смертного, с которым ему приходится общаться на последнем вечере этого домашнего праздника, не доставившего ему ни малейшего удовольствия. Видимо, он был в ужасе оттого, что находится в одном бальном зале с людьми, которые, хотя и имели претензию на благородное происхождение, не могли сравниться с его высоким общественным положением. Например, с такими, как ее мать и Элеонора.

Герцог станцевал с Гермионой, потом с Мелани, а затем прошел через распахнутые двери салона для игры в карты. Но Кристина, против своей воли наблюдая за ним во время танца с Роналдом Калвером, была потрясена, увидев, как он сделал шаг назад в бальную комнату, секунду помедлил, сохраняя на лице скучающее и надменное выражение, а потом сделал еще несколько шагов в зал и склонился над рукой Мейвис Пэйдж, худенькой бледной дочери покойного капитана, которая весь вечер просидела рядом с матерью. Никто никогда не танцевал с Мейвис — бедняжку угораздило родиться с непривлекательной внешностью, к чему примешивалось полное отсутствие характера.

Кристина испытывала смешанные чувства. Она была искренне рада за Мейвис, чьей матери будет чем хвастать в течение ближайших двух лет, а быть может, всю оставшуюся жизнь. С другой стороны, ей было неприятно и тревожно наблюдать за столь несвойственным поведением герцога. Кристина не желала видеть в нем ни одного положительного качества, а он, оказывается, обратил внимание на несчастную девушку и пришел ей на помощь.

Мистер Фонтейн, другой арендатор Берти, пригласил Мейвис на следующий танец. Раскрасневшись, она теперь казалась почти хорошенькой.

После третьего танца герцог Бьюкасл наконец удалился в салон для игры в карты, и Кристина почувствовала себя достаточно свободно, чтобы расслабиться и получать удовольствие от бала. Послезавтра она забудет об этом человеке. Она никогда больше не увидит его холодного, надменного лица. Ничто не будет постоянно напоминать ей о том, что он сделал ей бесчестное предложение и что на один короткий, позорный миг она была разочарована из-за того, что он не предложил ей стать его женой.

Однако что за глупость — мысль о браке с ним…

Герцог отсутствовал недолго. После четвертого танца Кристина пробиралась по залу к своей семье, когда ее на пару слов остановили мистер Джордж Бакан и мистер Энтони Калвер. Она надеялась, что кто-нибудь из двоих пригласит ее на танец. Следующий танец — вальс. Кристина выучила его па еще во время своего пребывания в Лондоне, хотя ни разу не танцевала вальс ни с кем, кроме Оскара.

В следующее мгновение она почувствовала прикосновение чьих-то пальцев к своей руке, обернулась и наткнулась на серебристые глаза герцога Бьюкасла.

— Миссис Деррик, — мягко произнес он, — если вы еще никому не обещали следующий танец, то подарите его мне.

Кристина была захвачена врасплох. И все же она понимала, что может просто сказать «нет». Но в таком случае она не сможет станцевать этот танец ни с каким другим джентльменом, а сегодня на балу вальса больше не будет.

«Черт, черт, черт, — думала Кристина, — три тысячи чертей!»

И все-таки ее сердце колотилось о ребра, колени, казалось, вот-вот предадут ее, она почти задыхалась, как будто только что пробежала несколько миль. Она забыла обо всем на свете, кроме того, что герцог, вне всякого сомнения, потрясающий мужчина.

Сегодня последний вечер домашнего праздника. Это их последняя встреча.

И это вальс.

— Вы, быть может, не танцуете вальс? — осведомился Бьюкасл.

Кристина почувствовала себя как рыба, выброшенная из воды.

— Почему же, танцую, — ответила она, раскрывая веер и обмахивая горящие щеки, — хотя, признаться, в последний раз делала это довольно давно.

Он предложил ей руку, Кристина рывком закрыла веер, положила руку на его рукав и позволила ему провести себя на середину зала. Неожиданно она вспомнила, что он пригласил на танец Мейвис, и с любопытством посмотрела на герцога, который, не отрываясь, смотрел ей прямо в глаза.

Его глаза похожи на волчьи, подумала Кристина. Кто-то говорил ей несколько дней назад, что его зовут Вулфрик. Потрясающее совпадение!

— Я думала, что сегодня вечером вы постараетесь всячески меня избегать, — сказала она.

— Отчего же? — Его брови взметнулись вверх, а голос приобрел высокомерные нотки.

Ответа на этот вопрос у Кристины не было, да и быть не могло. Она замолчала, ожидая, когда зазвучит музыка. О чем она только что подумала? Так это он потрясающий мужчина? Потрясающий? Она что, совсем с ума сошла? Кристина снова подняла глаза на герцога. У него слишком большой нос. Нет, не так. Именно этот выдающийся нос с небольшой горбинкой придавал его лицу орлиное выражение и делал его более привлекательным, чем если бы он имел нос классической, правильной формы.

До чего глупо выглядят носы, когда начинаешь всерьез о них задумываться!

— Я снова рассмешил вас? — осведомился Бьюкасл.

— Нет, не совсем, — рассмеялась Кристина, — я смеюсь над собственными мыслями. Я думала, до чего глупо выглядят иногда носы.

— Согласен, — отозвался герцог, и в глазах его сверкнул странный огонек.

А потом зазвучала музыка. Герцог взял ее руку в свою, а другую руку положил ей на талию. Кристина опустила свободную руку ему на плечо и чуть было снова не стала задыхаться. Он держал ее на достаточном расстоянии, но теперь она неожиданно поняла, почему многим людям вальс кажется не вполне пристойным танцем. Она никогда не чувствовала себя так близко к Оскару, когда вальсировала с ним. Она не припоминала, чтобы хоть раз ощущала тепло его тела или слышала аромат его одеколона. Ее сердце бешено заколотилось в груди, хотя они еще даже не сдвинулись с места.

В следующую минуту они начали танцевать.

И тут же Кристина поняла, что никогда раньше не танцевала вальс. Герцог вел ее длинными уверенными шагами и кружил свою партнершу так, что пламя всех свечей в зале слилось для нее в одну сверкающую линию. До сегодняшнего вечера она не понимала, что такое вальс. Вернее, не до конца понимала. Это было настоящее чувственное блаженство. Свет, ароматы духов, цвета нарядов, тепло его тела, мускусный запах мужского одеколона, музыка…

Гладкий, немного скользкий пол, рука у нее на талии, рука, поддерживающая ее ладонь, наслаждение легкостью и движением собственного тела — истинное блаженство.

Подняв голову, Кристина улыбнулась герцогу и на мгновение почувствовала себя абсолютно, безрассудно счастливой. В пламени свечей, горевших в огромных канделябрах у них над головами, ей показалось, что его глаза блеснули теплом.

К сожалению, очарование продлилось недолго. Как только они миновали в танце стеклянные двери, навстречу им показался Гектор, неуклюже двигавшийся в противоположном направлении с Мелани. Герцог Бьюкасл резко притянул Кристину к груди, пытаясь, как она осознала позже, насколько это возможно, спасти ее от столкновения, но было слишком поздно. Гектор тяжело наступил ей на левую ногу, отдавив сразу все пять пальцев.

Кристина подпрыгнула на здоровой ноге, чувствуя на талии твердую руку герцога, и резко втянула в себя воздух. Из глаз у нее посыпались искры. Мелани в ужасе вскрикнула, а Гектор принялся многословно и униженно извиняться.

— Я же говорил, что не умею танцевать вальс, — жаловался он. — Мелани знает, что я в принципе не танцую, но все-таки заставила меня вальсировать с ней. Мне очень жаль, Кристина. Я сделал тебе очень больно?

— Что за глупый вопрос, Гектор! — резко проговорила Мелани. — Ну конечно, ты сделал ей больно, слон неуклюжий.

— Думаю, через несколько секунд я окончательно справлюсь с желанием закричать, — пробормотала Кристина. — А пока буду считать дальше: сорок семь… сорок восемь… Не волнуйся, Гектор, мне в любом случае надо было слегка разгладить пальцы ног.

— Бедная моя Кристина, — забеспокоилась Мелани, — давай я отведу тебя в комнату и вызову горничную…

Но Кристина только отмахнулась. Стиснув зубы, она старалась не выдать своих истинных чувств. Ну почему такое вечно происходит именно с ней, даже если она занимается совсем невинными делами?

Гектор устремился вперед — на сей раз в правильном направлении, — сжимая в охапке Мелани, и тут Кристина осознала, что до сих пор стоит, тесно прижавшись к герцогу Бьюкаслу. Однако боль все не утихала.

Она снова втянула в себя воздух.

И вдруг герцог наклонился, подхватил ее на руки и вынес прямиком через стеклянные двери. Несмотря на глубокое потрясение, Кристина отметила, как ловко это было проделано. Вряд ли кто из гостей заметил столкновение и то, что за ним последовало, включая ее побег в сад на руках у герцога Бьюкасла.

— Боже мой, — негромко проговорила она, — кажется, это уже входит у меня в привычку.

Интересно, какая нормальная женщина оказывается на руках у постороннего мужчины два раза за две недели?

Герцог сделал еще несколько шагов и, наконец, опустил свою ношу на деревянную скамью, опоясавшую огромный ствол старого дуба.

— Только на этот раз, миссис Деррик, — сказал он, — вина была целиком и полностью моя. Я должен был раньше заметить его. Он в самом деле поранил вам ногу? Вы можете согнуть пальцы?

— Дайте мне немного времени, чтобы успокоиться, — сказала Кристина, — и досчитать до ста, а потом я попробую пошевелить пальцами. Полагаю, каждый раз, когда у малыша Гектора намечался урок танцев, он надежно прятался где-нибудь с книгой греческого философа в руках. Его нельзя подпускать ближе чем на две мили к бальному залу. Бедняга, он выглядел таким несчастным, правда? Девяносто два… девяносто три… О, что вы делаете?

Герцог Бьюкасл опустился на одно колено и принялся развязывать ленту вокруг ее лодыжки, чтобы снять туфлю. При этом он являл собой весьма живописное зрелище, как будто собирался сделать ей предложение руки и сердца.

«Странно, как человек может испытывать веселье и всепоглощающую боль одновременно», — подумала Кристина и закусила нижнюю губу.

Вулфрик не был врачом, но все же сомневался, что у миссис Деррик перелом. Нога у нее даже не опухла, хотя она едва могла пошевелить пальцами и, судя по прерывистому дыханию, ей до сих пор было очень больно. Поставив ее затянутую в чулок ногу себе на ладонь, другой рукой он взял ее за пятку и медленно поднял вверх, одновременно сгибая пальцы, потом снова опустил ее ступню.

Одной рукой Кристина вцепилась ему в плечо. Герцог заметил, что глаза ее закрылись, а голова наклонилась вперед. Сначала она поморщилась, но, когда он повторил движение, постепенно расслабилась.

— Думаю, я выживу, — проговорила Кристина через несколько минут. — Может быть, мне даже когда-нибудь еще удастся потанцевать. — Она весело рассмеялась низким, соблазнительным смехом.

Ножка у нее была маленькая, изящная и теплая. Вулфрик опустил ее на розовую туфлю, и Кристина принялась сама сгибать и разгибать пальцы.

После нескольких повторений она убрала руку с его плеча.

— Чего я никак не могу понять, — сказала миссис Деррик, когда герцог поднялся на ноги, сложил руки за спиной и посмотрел на нее, — так это зачем Гектор вообще сюда приехал. Он нелюдимый книжный червь, который не умеет держать себя в обществе — с дамами, во всяком случае.

— Возможно, он полагал, что это будет собрание интеллектуалов, — отозвался Бьюкасл.

— Ох, бедняжка, — Кристина сунула ногу обратно в туфлю, — думаю, Мелани решила, что такого рода мероприятие благотворно скажется на нем. Точно так же сегодня она сочла, что ему необходимо потанцевать. Она, видимо, с самого начала ввела его в заблуждение, хотя не сказала ни слова лжи. Гектор, наверное, не заметил или забыл, что его сестра недавно объявила о своей помолвке и что Мелани обязана была устроить в ее честь один из своих знаменитых праздников.

Вулфрик ничего не ответил. В саду горело несколько фонарей для удобства гостей, которым хотелось глотнуть свежего воздуха после душного бального зала. Один из фонарей озарял стоявшую перед ним женщину, свет поблескивал в ее волосах.

А потом она посмотрела на него с недоуменным выражением лица — и глаза ее смеялись.

— О мой Бог, — сказала Кристина, — вас ведь пригласил именно Гектор. Вы, наверное, тоже думали, что здесь соберутся одни интеллектуалы, правда? Мелани сказала, что вы не бываете нигде, кроме Лондона и своих поместий. Вы, должно быть, пришли в ужас, когда обнаружили свою ошибку. Бедный герцог…

— Надеюсь, миссис Деррик, — Вулфрик сжал в ладони ручку монокля, — в вашем последнем вопросе не было ничего вызывающего?

Он не привык, чтобы над ним смеялись, и не помнил, когда его в последний раз жалели.

— Вы обладаете некоторыми несомненными достоинствами в глазах общества — вы хорошо вальсируете, — Кристина, сложила руки на коленях и наклонила голову, — просто великолепно, если быть до конца честной.

— Нет ничего невозможного в том, чтобы слыть книжным червем, как вы изволили выразиться, миссис Деррик, и при этом преуспевать в светских науках. Я не прятался от своего учителя танцев. Научиться правильно, хорошо танцевать — необходимая часть образования джентльмена.

Вулфрика трудно было назвать книжным червем. Хотя он считал себя человеком начитанным, ему особенно некогда было подолгу сидеть над книгами. У него имелись более насущные проблемы, которые занимали все его время. Даже будучи ребенком, он не слишком любил читать.

— Я всегда предпочитала вальс другим танцам, — проговорила Кристина, мечтательно вздохнув, — хотя мне редко удавалось потанцевать, когда я жила в Лондоне…

— Танец еще не закончился, — напомнил ей герцог, — мы можем продолжить, если вы в состоянии.

— Моя нога почти как новая, — сказала миссис Деррик, пошевелив пальцами в розовой шелковой туфельке. — Я должна благодарить Бога, что Гектор весит всего одну тонну, а не две.

— Тогда давайте продолжим вальс. — Бьюкасл протянул ей руку.

Вложив свою руку в его ладонь, Кристина поднялась на ноги.

— Вы, должно быть, жалеете, что пригласили меня, со мной постоянно что-то случается, хотя я нисколько к этому не стремлюсь.

— Я ни о чем не жалею, — возразил герцог. Однако он сделал ошибку, не отправившись тут же по направлению к бальную залу. Фонарь медленно покачивался на ветру, обливая миссис Деррик по очереди то светом, то тенью.

Неожиданно ему показалось, будто воздух между ними и все вокруг еле слышно зазвенело.

— Давайте потанцуем здесь, — предложил Вулфрик.

— Прямо здесь? — Ее брови удивленно взметнулись вверх, но потом она мягко рассмеялась: — Под звездами в свете фонарей? Как же это… восхитительно!

Как романтично, чуть было не сказала она. Герцог внутренне поморщился. Он никогда не был романтиком.

Стоило Вулфрику опустить руку на талию Кристине, зажать ее ладонь в своей руке и закружить ее в вальсе, как он понял, что его предложение не отличалось практичностью. Трава не могла заменить гладкую поверхность пола в бальном зале, а эта лужайка вообще оказалась не очень ровной. Кроме того, танцуя наедине с ней, герцог вел себя несоответственно своему положению. Несмотря на то, что они были недалеко от дома, двери бального зала были открыты и в саду горели фонари, приглашая гостей прогуляться на свежем воздухе.

Ему не следовало оставаться наедине с этой женщиной, уводить ее от матери и остальных членов семейства.

Вулфрик внезапно почувствовал, насколько абсурдны его размышления. Она ведь была вдовой, да и по возрасту ближе к тридцати, чем к двадцати. В том, что они делали, не было ничего непристойного. И все же он не мог отделаться от ощущения, что находиться в ее обществе, танцевать наедине с ней более чем опасно.

Они кружились под звуки музыки, льющейся из бального зала, и через несколько минут герцог вдруг почувствовал, что трава — идеальный пол для танцев, а звездное небо — самый лучший плафон над головой. Ночные запахи казались ему в тысячу раз притягательнее смешанных ароматов духов в зале. Руки его держали самую лучшую партнершу, какую он только встречал. Она не стремилась выполнять четкие правильные движения.

Она подчинялась его действиям, таяла в его руках и делила волшебство момента вместе с ним.

Герцог притянул Кристину ближе к себе, чтобы легче было вести ее в танце по неровной поверхности лужайки, потом прижал ее ладонь к сердцу и накрыл своей рукой. А затем, неизвестно каким образом, ее лицо затерялось в складках его шейного платка, а волосы защекотали ему подбородок. Ее тело, такое мягкое, теплое и женственное, прижималось к его телу, ее бедра касались его бедер, двигаясь с ними в полной гармонии.

«Вальс, — подумал герцог, — в высшей степени эротический танец».

Он почувствовал, как в нем зарождается желание.

Он так давно…

Музыка не затихала, но их танец почему-то прервался. В течение нескольких бесконечных мгновений они стояли неподвижно, а потом Кристина подняла голову и посмотрела на герцога.

Теперь ее лицо было освещено не светом фонарей, а лунным сиянием. Она была божественно прекрасна. Вулфрик взял в ладони ее лицо, запустил пальцы в мягкие локоны. Большими пальцами он обвел линию ее бровей, скул, подбородка, затем легонько провел пальцем по ее губам, слегка оттянул нижнюю и смочил подушечку пальца, проведя им по мягкой внутренней стороне губы. Кристина коснулась кончиком языка его пальца, словно приглашая его проникнуть внутрь, а потом втянула его еще глубже. Она была горячей, мягкой, влажной.

Вулфрик убрал палец и на короткий миг заменил его губами. Откинув голову немного назад, он заглянул в озаренные лунным светом глаза Кристины:

— Я хочу вас…

Говоря это, он чувствовал, что она одним словом может разрушить наваждение, и какая-то часть его хотела, чтобы так и случилось.

— Да, — еле слышно прошептала она. Кристина смотрела на него мечтательными глазами, сквозь полуприкрытые ресницы.

— Пойдемте со мной к пруду.

— Да.

Мелодия вальса продолжала звучать вдали. Звуки голосов и смех, долетавшие из бального зала, не смолкали. Фонари продолжали покачиваться под легкими дуновениями ветра. Луна была почти полной. Она проливала на землю свет, смешивавшийся с сиянием миллионов звезд.

Герцог Бьюкасл взял Кристину Деррик за руку и повел ее к полосе деревьев на покрытом травой берегу пруда.

Глава 9

Кристина старалась ни о чем не думать. Эта ночь, полная чудес, была последней в Скофилде. Завтра ее жизнь войдет в привычное и, надо заметить, весьма скучное русло. Она не одобряла ни самого герцога Бьюкасла, ни его мировоззрение. Он оскорбил ее, сочтя, что деньги, драгоценности и собственная карета более привлекательны для нее, нежели благородная бедность и жизнь, к которой она привыкла. Он являлся воплощением всего того, что ей не нравилось в мужчинах.

Но так говорил разум, а Кристина намеренно не прислушивалась к его укоризненному голосу.

Между ними существует взаимное притяжение, отрицать которое невозможно. Оно столь же неприятно герцогу, думала Кристина, сколько и ей. Тем не менее это нечто не давало обоим покоя, и им оставалась сегодняшняя ночь, чтобы разобраться во всем, прежде чем их пути разойдутся.

Естественно, Кристина не питала иллюзий относительно того, что повлечет за собой эта ночь. Они отправились к пруду не для того, чтобы полюбоваться лунным светом, и не для того, чтобы сорвать несколько поцелуев.

«Я хочу вас».

«Да».

Герцог держал ее за руку. Кристина чуть не плакала от интимности этого жеста. Его рука была сильной и твердой, в его прикосновении не было и намека на нежность и романтику. Правда, Кристина вряд ли одобрила бы и то, и другое. Между ними не существовало нежности, а уж тем более романтики. Были только интимность и обещание чего-то большего, когда они доберутся до пруда.

Кристина не могла понять, как согласилась на такое. Не в ее характере вступать в случайные беспорядочные связи. Перед свадьбой с Оскаром они лишь несколько раз целовались, а во время замужества, несмотря на подозрения мужа, она ни разу не подумала искать приключений на стороне. В течение двух лет вдовства она жила очень уединенно, не испытывая желания пережить любовное приключение, хотя вокруг было несколько джентльменов, готовых как просто встречаться с ней, так и строить серьезные отношения.

Тем не менее сейчас Кристина шла между деревьями по направлению к пруду с герцогом Бьюкаслом в разгар бала Мелани, потому что он сказал, что хочет ее, а она одним словом подтвердила, что испытывает то же чувство.

Это не поддавалось объяснению.

Но Кристина даже не пыталась понять. Она старалась ни о чем не думать.

Герцог молчал. Кристина тоже не спешила поддержать беседу. На самом деле ей эта мысль даже не приходила в голову. Они шли в молчании, музыка и звуки голосов из бального зала постепенно стихали позади них, и только уханье ночной совы и слабый шелест листьев над головами нарушали тишину. Теплая ночь после жаркого дня. Полная луна сияла на небе, и даже под сенью деревьев было достаточно светло.

На берегу пруда не было деревьев, и лунный свет проложил по воде блестящую дорожку.

Идеальная ночь для любовного свидания. К сожалению, Кристина и герцог Бьюкасл оказались здесь не для этого. Не выпуская ее руки, герцог повернул направо к поросшему травой бережку, полностью скрытому от взглядов гуляющих.

Здесь он остановился, но не сразу выпустил ее руку, а, обойдя спереди, накрыл ее губы своими.

Больше их ничто не останавливало. Из бального зала их не могли ни увидеть, ни услышать. И между ними не существовало притворства. Он сказал, что хочет ее, она сказала то же самое, и вот они здесь.

Их руки разомкнулись. Кристина обняла герцога за шею. Его руки обвились вокруг ее талии.

Их губы приоткрылись. Его язык проник в ее рот и сплелся с ее языком. Первобытное желание, пронзившее ее насквозь от груди до живота и внутренней поверхности бедер, было столь мощным, что ей потребовалась поддержка его рук и прижатого к ней тела, чтобы не упасть.

Его руки, сжавшие ее в объятиях, не оставили в ней сомнений относительно силы его желания.

Затем он опустил руки и, не прекращая целовать ее в течение нескольких секунд, высвободился из очень дорогого черного вечернего сюртука. Подняв голову, он повернулся, чтобы расстелить его на земле.

— Иди сюда, — позвал Вулфрик, — ложись.

Услышав его речь, Кристина осознала, что это были первые слова герцога с тех пор, как он предложил ей пройти к пруду, а утонченный акцент и легкая надменность его голоса лишний раз напомнили ей о том, с кем она сейчас. Однако осознание этого лишь распалило ее желание.

Кристина опустилась на землю, так что ее голова и плечи оказались на сюртуке герцога, а он лег на нее сверху и скользнул руками ей под юбку, а потом вверх по ногам, чтобы поднять верхнюю юбку и убрать нижние. Затем он расстегнул пуговицы на брюках. Одной рукой он придерживал Кристину за голову, второй — за подбородок, а сам в это время продолжал целовать ее.

В его действиях не было нежности, но Кристина упивалась неприкрытой животностью происходящего. Она ждала, что через несколько мгновений он войдет в нее и после этого все моментально закончится, поэтому сознательно наслаждалась каждой секундой. Она так изголодалась. Ей казалось, что прошло не два года, а целая вечность.

Она всегда голодала.

Всегда.

Оторвавшись от губ, герцог проложил дорожку горячих поцелуев по ее подбородку, шее и груди. Просунув большой палец в низкий вырез платья, он коснулся ее груди, потом обхватил сосок губами, обводя его языком. Тем временем его рука ласкала внутреннюю поверхность ее бедер, потом скользнула между ними, попав в потаенные места ее тела, которые он принялся изучать и ласкать до тех пор, пока голова Кристины не откинулась назад. Ее пальцы запутались у него в волосах, и она подумала, что можно сойти с ума от боли, рожденной наслаждением.

Когда он оказался между ее бедер, широко разведя их в стороны и просунув руки под нее, Кристина была уверена, что стала слишком чувствительной, чтобы близость доставила ей что-то, кроме боли. В самом деле, ощутив, как что-то напряженное и твердое входит в нее, она чуть было не взмолилась, чтобы он остановился.

— Пожалуйста, — прошептала она низким гортанным голосом, который сама не узнавала, — пожалуйста.

«Что-то» вошло в нее, но она оказалась влажной и скользкой, и, несмотря на то, что оно было большим и твердым, единственная боль, которую она ощутила, была боль наслаждения, готового в любую минуту взорваться внутри.

Боль и наслаждение, которых ей не доводилось испытывать раньше, о которых она даже и не мечтала.

Наслаждение взорвалось в ней, как только он начал двигаться внутри ее длинными, глубокими уверенными толчками. Кристина содрогнулась в экстазе и несколько минут лежала под ним, открытая и расслабленная, прислушиваясь к влажному ритму их совокупления, ощущая тяжелые, невероятно приятные удары его тела. Однако по прошествии нескольких секунд ее наслаждение перестало быть пассивным, а затем оно превратилось в боль, и желание, и новое освобождение, на пару мгновений предупредившее освобождение мужчины, который замер в ней и вонзился еще глубже, прежде чем она почувствовала в глубине своего существа его горячую струю.

На несколько секунд герцог расслабился и опустился на Кристину всем телом, потом скатился с нее, сел и поднялся с земли. Повернувшись к ней спиной, он привел в порядок одежду, а затем отошел к самой кромке воды в нескольких ярдах от того места, где лежала Кристина, и остановился, устремив взгляд вдаль. Высокий красивый мужчина в вечерних бриджах и расшитом жилете с белой сорочкой, щедро отделанной кружевом на манжетах и воротничке.

Герцог Бьюкасл.

Кристина села и привела себя в порядок, насколько это было возможно без щетки для волос и зеркальца. Подтянув колени, она обхватила их руками и вдруг почувствовала, что ноги у нее слегка дрожат. Ее груди стали нежнее. Хотя внутри у нее слегка саднило, она чувствовала себя просто чудесно.

А еще эта ночь стала для нее откровением.

Она любила Оскара, по крайней мере в течение нескольких лет, и, уж конечно, никогда до конца не переставала любить его и никогда не считала супружеское ложе чем-то неприятным. В конце концов, такое происходило между всеми мужьями и женами. А если иногда она и чувствовала щемящее разочарование, то утешала себя разумной мыслью о том, что реальность редко соответствует мечтам.

Теперь же Кристина узнала, что реальность может соответствовать мечтам и даже намного превосходить их. Это только что произошло, и произошло именно с ней.

В то же время она понимала, что между ними не было нежности, не было намека на любовь или романтику, а значит, у них не было будущего.

И все же ей это понравилось.

А разве одни только мужчины могут получать чисто физическое удовольствие от этого процесса? Разве на долю женщин должно выпадать одно лишь эмоциональное наслаждение? Кристина не испытывала никаких иллюзий и, естественно, не думала, что влюбилась в герцога. Что за нелепость?

И как потрясающе!

Но все же Кристина была расстроена. Она отлично понимала, что ей не удастся так легко избавиться от всего этого. Когда ночь закончится, она вновь останется наедине с действительностью и своими мыслями.

Герцог обернулся и посмотрел на нее; при этом его лицо оставалось в тени. В течение нескольких минут он хранил молчание.

— Миссис Деррик, — наконец проговорил он, причем голос его звучал столь же холодно и надменно, как обычно, — думаю, вы согласитесь, что теперь должны пересмотреть…

— Нет! — решительно перебила его Кристина. Не дай Бог, он еще раз произнесет эти слова вслух. — Нет, я не соглашусь и не стану ничего пересматривать. То, что сейчас произошло, стало не началом чего-то, а концом. По какой-то причине, о которой, быть может, не догадывается ни один из нас, между нами случилось то, что случилось. Мы поддались порыву и получили удовлетворение. Завтра мы пойдем разными дорогами, не вспоминая друг о друге.

Говоря эти слова, Кристина понимала, что лжет.

— Разве это возможно? — вяло проговорил герцог.

— Я не стану вашей любовницей, — отчеканила Кристина. — Я сделала это для себя, для своего собственного удовольствия. Это было приятно, я удовлетворила свое любопытство, и все. Конец. — Она крепче сжала колени.

Герцог слегка повернул голову, так что она увидела его лицо в профиль — гордое, аристократичное, строгое и прекрасное. Неожиданно у нее перед глазами встала картина: герцог смотрит на нее в тот памятный первый день в Скофилде, когда она стояла, перегнувшись через перила лестницы, и чувствовала, как от него исходит ощущение опасности.

Она не ошиблась.

— А вам не приходило в голову, — осведомился герцог, — что вы могли забеременеть от меня?

Кристине оставалось только порадоваться, что она сидит. При его словах у нее ослабели колени. Этот человек определенно не привык говорить обиняками.

— В течение семи лет замужества я была бесплодна. — Теперь она говорила так же прямо, как и он. — Думаю, еще на одну ночь моей бесплодности хватит.

Вновь настала тишина, которую Кристина рада была бы нарушить, если бы сумела подобрать слова. Несмотря на то, что способность мыслить вернулась к ней, ее размышления были не такого характера, чтобы ими можно было поделиться с герцогом. Честно говоря, она только сейчас начала осознавать, как обманулась. Обуревавшие ее этой ночью чувства не имели ничего общего с романтикой и любовью. Она знала, что следующие несколько недель будут испорчены. Для женщины невозможно отдать свое тело и свою добродетель случайному мужчине, а потом с легкостью забыть обо всем, посчитав, что это было сделано исключительно из жажды удовольствия.

Сейчас уже слишком поздно говорить себе, что, когда герцог произнес «Я хочу вас», следовало попросить у него минут десять на размышления.

— Следовательно, я не могу сказать ничего, что заставило бы вас изменить мнение? — спросил герцог.

— Ничего, — заверила его Кристина.

Это, по крайней мере, было правдой. Она не представляла себе худшей участи, нежели стать любовницей кого бы то ни было, подчиниться власти и высокомерию, стать девочкой на побегушках, наемным работником, не представляющим для хозяина ничего, кроме тела, которое может стать источником удовольствий, если у него будет настроение. И при этом презирать его, ненавидеть его, чувствовать отвращение к его холодности, к нехватке у него чувства юмора и человечности. А заодно презирать себя.

Бьюкасл подошел к ней, и Кристина поспешно поднялась с земли, не желая касаться его руки и принимать помощь. Оказалось, герцог пришел за сюртуком. Наклонившись, он поднял его с земли, стряхнул прилипшую траву и надел на себя. Кристина подумала, что он выглядел столь же безупречно, как в тот момент, когда она впервые увидела его в бальном зале.

Когда герцог повернулся к ней, Кристина сцепила руки за спиной. Он понял намек и направился обратно на тропинку, не предложив ей руки. Странно, как двое людей могут быть так близки, а в следующую секунду боятся даже прикоснуться друг к другу.

Завтра она вернется в коттедж «Гиацинт».

Завтра он уедет.

Она никогда больше не увидит его.

Когда до стеклянных дверей оставалось несколько футов, герцог остановился.

— Лучше, чтобы нас не видели вместе, — сказал он. — Я ненадолго задержусь.

Не успела Кристина сделать шаг вперед, как герцог снова заговорил:

— Если возникнет необходимость, пишите мне в Линдсей-Холл в Гэмпшире, мисс Деррик.

Его слова прозвучали почти как приказ. Герцог не пояснил, что имел в виду. Этого и не требовалось.

Кристина вздрогнула, неожиданно почувствовав, как по спине пробежал озноб, когда герцог направился к старому дубу, опоясанному скамейкой, на которую он посадил ее, вынеся в сад после того, как Гектор наступил ей на ногу. Как же давно это было!

Кристина поспешила в бальный зал, чувствуя себя как никогда подавленной.

Прежде чем отправиться в салон для игры в карты, Вулфрик некоторое время оставался в саду.

Никогда еще с ним не случалось того, что могло бы сравниться с минутами, проведенными с Кристиной Деррик. Он никогда не увлекался женщинами. Роуз была его единственной любовницей, и, прежде чем в первый раз лечь с ней в постель, они во всех деталях обсудили заключенное между ними соглашение.

Вулфрик всегда обладал здоровым сексуальным аппетитом и регулярно удовлетворял свои физические потребности, когда бывал в городе, но он не считал себя страстным мужчиной.

Сегодня ночью он испытал страсть.

Герцог попытался представить себе, что было бы, если бы она позволила ему закончить фразу, которую он начал произносить после нескольких минут размышлений на берегу пруда. Она решила, что он намеревался сделать ей то же предложение, что и неделю назад в лабиринте, и ошиблась. Честно говоря, он был даже рад такому повороту событий. Ее вмешательство помешало герцогу высказать мысль, которая молниеносно пришла ему на ум. Это решение было продиктовано понятиями о чести, но голос чести заглушил резкий отказ миссис Деррик.

Впрочем, ему не нужна была герцогиня. Точнее, он не хотел брать в жены женщину, неравную ему по общественному положению, женщину, которую в спокойном состоянии можно назвать хорошенькой и которая временами превращалась в ослепительную красавицу, но не имела понятия об элегантности и утонченности, действовала, повинуясь порыву чувств, не сообразуясь с правилами приличия, привлекала к себе всеобщее внимание каждый раз, когда что-то вызывало ее энтузиазм, и смеялась, если что-то шло не так. Положение герцогини накладывало серьезные обязательства. Если он когда-нибудь женится, то только на женщине, специально воспитанной для того, чтобы занять столь высокое положение.

А в миссис Деррик не было ничего — абсолютно ничего — из того, что требовалось от будущей герцогини!

Эйдан женился на женщине, ниже его по положению. Ева, несмотря на то, что была воспитана как настоящая леди, приходилась дочерью простому угольщику из Уэльса. Рэнналф женился на девушке из простых. Джудит была дочерью скромного деревенского священника и внучкой лондонской актрисы. Вулфрик не одобрял выбор своих братьев, хотя благословил оба брака. Аллен единственный из всех братьев сделал выгодную партию — его избранницей стала племянница барона.

Неужели он, герцог Бьюкасл, глава семьи, последует дурному примеру младших братьев? Разве сможет он принести в жертву все, чем живет, ради легкой страсти, которой нет объяснения?

Если бы миссис Деррик позволила ему закончить фразу, он сделал бы ей предложение руки и сердца, и тогда — катастрофа. Если бы он закончил свою мысль, то, разумеется, не получил бы отказа. Чувствовать себя оскорбленной предложением стать его любовницей — одно дело, но какая женщина в здравом уме откажется стать герцогиней, женой одного из самых богатых людей в Британии?

Это определенно была бы катастрофа.

Тем не менее, Вулфрик чувствовал себя так, словно только что упустил предоставленный судьбой шанс вырваться из рутины, из круга семейных и общественных обязанностей, чтобы за его пределами отыскать неизведанную доселе радость.

Радость?

Он подумал о том, как счастливы Эйдан с Евой, Рэнналф с Джудит — точно так же, как Аллен с племянницей барона, Фрея со своим маркизом и Морган с графом.

Однако ни один из них не являлся герцогом Бьюкаслом, который может ожидать от жизни чего угодно, кроме свободы и личного счастья.

Направляя свои шаги в сторону искрящегося весельем особняка барона Ринейбла, Вулфрик думал о том, что жизнь покажется ему серой, если в ней не будет места Кристине Деррик.

Но ведь жизнь вообще сера. В действительности за пределами круга семейных и общественных обязанностей не было ничего, во всяком случае, для такого человека, как он. В возрасте двенадцати лет ему ясно дали понять, что он не такой, как все, что он стоит в стороне от остальных и до конца своих дней будет оторван от людей в силу своего высокого положения и накладываемых им обязанностей. В течение недолгого времени — быть может, всего нескольких месяцев — он пытался бороться с судьбой, прежде чем смириться окончательно.

В результате он хорошо усвоил урок. Ребенок, во плоти которого он жил и мечтал в течение двенадцати лет, исчез, и теперь он должен смириться с тем, что Кристина Деррик — не для него.

Музыка в бальном зале, расположенном под комнатой Кристины, на время затихла в тот момент, когда она принялась собирать свои скромные пожитки.

На ее кровати сидел Джастин. Разумеется, правила приличия запрещали ему находиться здесь, но ей было все равно. Кристина испытала облегчение, когда открыла дверь и обнаружила, что к ней постучался именно Джастин, а не Мелани, не Элеонора или кто-нибудь еще.

— Я подумала, что лучше будет вернуться домой с мамой и Элеонорой сегодня, чтобы избавить Берти от необходимости выделять мне завтра утром карету.

— И поэтому в разгар бала решила заняться сбором вещей вместо того, чтобы прислать сюда горничную, — сказал Джастин. — Бедная Крисси, я видел, как Гектор налетел на тебя, когда ты танцевала, и как потом Бьюкасл вынес тебя в сад. Через час я увидел, как ты проскользнула обратно в зал и по стенке прокралась к выходу. Ты уверена, что ничего не случилось? Надеюсь, герцог не повторил своего оскорбительного предложения?

Кристина вздохнула, укладывая пару туфель на дно сумки. Джастин обладал удивительной способностью появляться на сцене каждый раз, когда у нее в жизни приключались неприятности, словно чувствуя, что ее что-то тревожит, что ей необходим друг, которому можно излить свой гнев, разочарование или любое другое горькое чувство. Он неизменно находил способ утешить ее, дать добрый совет или просто вызвать у нее улыбку. Кристина всегда считала, что ей повезло, раз у нее был такой друг. Но сегодня ей не хотелось делиться своими чувствами даже с ним.

— Нет, конечно, нет, — сказала она. — На самом деле он вел себя очень галантно и оставался со мной рядом до тех пор, пока я не смогла наступать на ногу. А потом мы немного потанцевали и прогулялись, пока не затихла музыка. Затем он, я полагаю, отправился играть в карты, а я немного постояла в саду. На улице было так тихо и прохладно, что мне не хотелось возвращаться. Потом мне пришла в голову мысль собрать вещи, чтобы уехать сегодня вечером и не ждать до завтра.

Джастин с улыбкой посмотрел на нее, и Кристина поняла, что он впервые в жизни почувствовал ее ложь. Но, будучи ее близким другом, он не стал требовать от нее больше сведений, чем она готова была дать.

— Рад, что не расстроил тебя, — сказал он.

— Нет, не расстроил, — заверила друга Кристина, кладя в сумку щетку для волос. — Но я с удовольствием вернусь домой. Осмелюсь предположить, что Гермиона с Бэзилом также будут рады моему отъезду. Знаешь, что сделали эти две мерзавки, леди Сара Бакан и Харриетт Кинг? Они рассказали моим родственникам все об этом глупом пари.

— О, Крисси, — перебил ее Джастин, — боюсь, это я виноват. Одри поведала мне о пари после того, как ты стала победительницей, а я, подумав, что эта новость молниеносно распространится в кругу гостей, решил сам все рассказать Гермионе. Я хотел убедить ее, что тебя втянули в спор против воли, что ты не ставила деньги, что это Бьюкасл пригласил тебя прогуляться с ним по аллее, а не наоборот — я же видел это, помнишь? — и что ты никоим образом не флиртовала с ним. Я надеялся, что она все поймет, и, похоже, ошибся. Быть может, не расскажи я ей о пари, она бы никогда ничего не узнала.

Кристина в смятении взглянула на друга. Оказывается, это Джастин виноват в ужасной сцене на пикнике? Она по опыту знала, что он часто самовольно вмешивался, если с ней случались несчастья, чтобы защитить, выгородить ее, заступиться за нее, и всегда ценила стремление Джастина быть ее защитником, хотя его усилия редко достигали цели. Вот и в данном случае его, к сожалению, не за что благодарить. Его вмешательство причинило только вред.

— Прости меня, — проговорил Джастин с таким расстроенным видом, что сердце Кристины растаяло.

— Ладно, — сказала она, — не ты, так кто-нибудь другой. И потом, какое это имеет значение? После сегодняшнего вечера вряд ли я их когда-нибудь увижу.

Никогда больше она не примет от Мелани приглашения на торжество, где будет присутствовать чета Элрик.

И все-таки Кристина чувствовала боль в сердце. Бэзил приходился Оскару братом, и в течение нескольких лет Кристине казалось, что он стал братом и ей. А Гермиона когда-то была ей как сестра.

— Я еще раз поговорю с ними, — пообещал Джастин.

— Спасибо, не стоит. — Кристина закончила укладывать сумку и направилась к двери. — Ты столько раз заступался за меня, Джастин, что они перестали тебе верить. Лучше оставить все как есть. Кажется, ужин подошел к концу. Полагаю, мне надо еще раз спуститься, хотя до конца бала осталось, скорее всего, не больше пары танцев. Думаю, никто из соседей не задержится допоздна, а что касается гостей, то им завтра рано уезжать.

— В таком случае пойдем потанцуем вдвоем, — предложил Джастин, вставая, чтобы открыть перед Кристиной дверь, — и, пожалуйста, улыбайся так, как только ты умеешь улыбаться, несмотря на то что Бьюкасл, будь он проклят, чем-то расстроил тебя.

— Совсем нет, — возразила Кристина, — я просто немного устала, вот и все. Но не настолько, чтобы не согласиться потанцевать с тобой.

Трудно было представить себе состояние большей подавленности, чем то, в котором она пребывала сейчас. Кристина совершенно упала духом, но все-таки продолжала улыбаться.

Сообщив матери и Элеоноре о том, что поедет домой с ними, Кристина немного потанцевала с Джастином и мистером Джерардом Хильерсом. Она намеренно улыбалась и старалась казаться веселой. К ее великому облегчению, герцога Бьюкасла в бальном зале не было.

В конце вечера она поблагодарила Мелани с Берти и сказала, что уезжает вместе с матерью. После этого она надеялась ускользнуть незамеченной, но Мелани громко объявила о том, что миссис Деррик уезжает, превратив ее отъезд в громкое публичное событие, чего Кристина надеялась избежать.

Она обняла Одри, пожала руку сэру Льюису Уайзману и пожелала им веселой свадьбы, которая должна была состояться будущей весной, поцеловала леди Моубери в щеку, пообещала писать ей, потом попрощалась с целой толпой молодых людей, которые говорили все разом и весело смеялись.

Даже Гермиона и Бэзил сочли своим долгом попрощаться с родственницей. Гермиона поцеловала воздух возле щеки Кристины, а Бэзил коротко кивнул ей. По непонятной причине на глаза Кристине навернулись слезы, и она несказанно удивила Гермиону — да и себя тоже, — крепко обняв золовку.

— Прости меня, — прошептала она, — прости меня, Гермиона. Мне так жаль.

Кристина не помнила, что говорила, но когда она повернулась и направилась к ожидавшей ее карете, Гермиона подошла к мужу, а тот обнял ее за плечи.

Герцога Бьюкасла не было среди собравшихся на террасе. Откинувшись на спинку обитого плюшем сиденья, Кристина почувствовала огромное облегчение, хотя грудь сдавливали непролитые слезы. Она была очень, очень рада, что герцог не вышел попрощаться.

— Мы так хорошо провели время, — сказала миссис Томпсон, усаживаясь напротив Кристины вместе с Элеонорой. — Приятно было наблюдать, каким успехом ты пользовалась, дочка.

— Что ж, так и должно быть, — заметила Элеонора. — В конце концов, она Деррик по мужу, родственница леди Ринейбл, виконта Элрика и виконта Моубери. Наша Кристина — важная дама. — Элеонора подмигнула младшей сестре.

— Как мило вел себя граф Китредж. Он даже пригласил тебя на танец, Кристина. И герцог Бьюкасл последовал его примеру, хотя я думала, что это весьма неприятный человек. Он так и не захотел с нами познакомиться.

— Герцог слишком холоден и высокомерен, — согласилась Элеонора. — Я просто в восторге оттого, что вечер наконец завершился. Никогда не видела ничего привлекательного в том, чтобы топтаться по полу в компании множества людей, выбиваться из сил и упражняться в красноречии, когда можно с большим успехом провести время дома за хорошей книгой.

— И я рада, что эти две недели подошли к концу, — сказала Кристина. — Я скучала по детям и школе, по нашим племянникам, по деревенским жителям и по нашему саду.

— И все-таки, — возразила миссис Томпсон, — мне всегда кажется, что тебе скучно жить с нами, после того как ты побыла светской дамой.

— Мне с вами никогда не скучно, — Кристина улыбнулась и спрятала руки за спину, — да и никакой светской дамой я не была.

Закрыв глаза, она неожиданно вновь оказалась на берегу пруда. Герцог Бьюкасл наклонил голову, чтобы поцеловать ее, а потом их страсть выплеснулась наружу. Кристина постаралась убедить себя в том, что это было чисто физическое, абсолютно бессмысленное удовольствие, о котором следовало забыть немедленно.

Что ж, ведь это правда.

Кристина открыла глаза, чтобы отогнать от себя воспоминания.

«Весьма неприятный человек. К тому же слишком холоден и высокомерен».

Почему эти слова причинили ей боль? Она разделяла мнение матери и сестры. Но от этих слов в самом деле было больно. Кристина до сих пор чувствовала стеснение в груди. Она с ума сходила от горя, причину которого не понимала.

Он был в ней. Они были так близки, как только возможно между людьми. Но лишь на физическом уровне. Между ними не существовало никакой связи, да и не могло существовать. В герцоге Бьюкасле не было ничего достойного любви и поклонения, и в ней самой также не было ничего такого, что могло бы завоевать его восхищение. Они были близки, не чувствуя близости.

На сердце Кристины легла свинцовая тяжесть. Она никогда больше не увидит его. Никогда.

Ужасно долгий срок!

Глава 10

Вулфрик отправился домой — в Линдсей-Холл в графстве Гэмпшир. Целую неделю он наслаждался спокойной атмосферой огромного пустого пространства. Он был дома. Впервые в жизни он почувствовал, что любит это место. Если бы можно было еще в детстве поменяться местами с Эйданом, отказаться от положения наследника титула в пользу младшего брата, он, не задумываясь, так бы и поступил.

Однако если тебе суждено было родиться старшим сыном герцога, то твоя судьба была раз и навсегда предопределена. Такому ребенку никогда не предоставлялось право выбора.

Точно так же не приходится выбирать судьбу детям трубочистов.

Вулфрик никогда не был склонен жалеть себя. Да и к чему заниматься такими вещами? Тысячи людей вокруг отдали бы правую руку за малую толику тех привилегий, богатств и власти, которые ему достались даром.

Герцог бродил по комнатам, наслаждаясь осознанием того, что за дверью не окажется никого, с кем надо поддерживать разговор. Он совершал верховые и пешие прогулки по огромному парку, окружавшему особняк, и благодарил судьбу за то, что никто не предлагает ему устроить пикник.

Странно, но он избегал того уголка поместья, куда частенько наведывался, когда хотел расслабиться вдали от всего мира. Он был слишком беспокоен, чтобы расслабляться.

Вулфрик много времени проводил с управляющим, которого не видел с тех пор, как приезжал домой на Пасху во время каникул в палате лордов. Он объезжал вместе с ним свое необъятное хозяйство, проверяя, все ли делается согласно его распоряжениям. В своей библиотеке герцог давал аудиенции арендаторам, рабочим и другим просителям. Это была одна из его обязанностей, которую он неукоснительно выполнял дважды в неделю, когда бывал дома. Он также просматривал домовые книги и прочие деловые бумаги, прочитывал все отчеты, которые приходили от управляющих поместьями, и надиктовывал ответы секретарю.

Как обычно раз в месяц Вулфрик писал письма братьям и сестрам.

Некоторые из соседей наносили ему визиты вежливости, на большинство из которых он отвечал. Виконт Равенсберг с супругой и детьми только что вернулись из путешествия по северу страны, во время которого они побывали в Лестершире. Неделю они провели в Грандмезон-Парке, у Рэнналфа с Джудит, и привезли Вулфрику свежие новости.

Герцогу вдруг стало казаться, что до конца лета придется ждать мучительно долго, и он начал планировать поездки в другие имения.

Часто он подолгу просиживал в библиотеке с открытой книгой в руках и устремленным в пустоту взглядом.

Существовало множество женщин, которых герцог знал, и еще больше таких, с которыми он не был знаком, — все они запрыгали бы от радости, предложи он им положение своей любовницы. Вулфрик не считал себя циничным, но твердо знал, что является могущественным, влиятельным и баснословно богатым человеком. Он не сомневался, что большинству женщин известно, как хорошо он обращался с Роуз. Стоит ему взять одну из таких женщин в любовницы, и его жизнь снова войдет в привычное русло.

Хотя тоска по Роуз превратилась в ноющую боль у него в груди, Вулфрик намеренно не позволял себе думать о той единственной женщине, которой он попытался заменить ее.

Кристина отказала ему, точно так же, как Марианна Боннэр много лет назад, когда он предложил ей брак. Отказала, решив, что он во второй раз хочет сделать прежнее предложение, — несмотря на то, что за минуту до этого отдалась ему.

«Это даже полезно, когда тебе изредка говорят „нет“», — подумал Вулфрик. Тем не менее в душе он был расстроен, даже скорее раздавлен.

Герцог старался не думать о Кристине Деррик, но по временам — причем довольно часто, если быть до конца откровенным — все же ловил себя на том, что яркие смеющиеся голубые глаза, спутанные темные кудряшки, загорелая кожа и покрытый россыпью веснушек нос мелькали в его сознании, обнаруживая нежеланные картины в памяти и свинцовую тяжесть на сердце.

Скоро он отправится по своим поместьям. Все, что ему нужно, — это постоянно чем-то заниматься.

Скоро его жизнь наладится.

Когда ей случалось оглядываться назад, на те две недели, которые она провела в Скофилде, Кристине казалось, что с тех пор прошла не неделя, а целая вечность. Ее жизнь вошла в привычное относительно спокойное русло, и она снова чувствовала себя счастливой.

Ну не то чтобы совсем счастливой, но, по крайней мере, она была всем довольна. Несмотря на то, что в течение нескольких лет она была счастлива с Оскаром, счастлива находиться в его мире, этот самый мир впоследствии унизил ее и заставил чувствовать себя отверженной. Новая встреча с Гермионой и Бэзилом не доставила ей особого удовольствия. Оказавшись снова в высшем обществе, она вспомнила, что это такое, когда тебя не одобряют, презирают, смеются над тобой. Не то чтобы с ней часто случалось такое во время замужества, да и во время пребывания в Скофилде, но дело в том, что этого вообще никогда не было в ее повседневной жизни в коттедже «Гиацинт», связанной с общением с деревенскими жителями. Только здесь она могла расслабиться, стать самой собой, и окружающие относились к ней с теплотой. В округе у нее не было врагов, зато были друзья.

И все же годы замужества и время, проведенное в высшем свете — а теперь еще и две недели в Скофилд-Парке, — привели к тому, что Кристина чувствовала себя беспокойной и менее удовлетворенной жизнью в деревне, чем раньше. Она чувствовала себя как человек, застрявший между двух миров и не знающий, к какому примкнуть. Неприятное ощущение.

В конце концов Кристина выбрала жизнь в деревне. Ей нравилось такое существование. Здесь всегда было чем заняться. Ей нравилось преподавать в сельской школе, хотя она давала всего три урока в неделю. Как-то раз школьный учитель пожаловался, что терпеть не может преподавать географию — ее любимый предмет с детства. Вопрос тут же был решен.

Будучи еще совсем ребенком, Кристина вместе с матерью и супругой прежнего викария навещала стариков и больных. Со временем это превратилось в привычку, которая, впрочем, доставляла ей удовольствие. Она искренне любила пожилых людей, и у нее всегда было готово множество историй, улыбок и ласковых слов, чтобы подбодрить их, а еще два уха, чтобы выслушать их жалобы, и две руки, чтобы помочь.

Кроме того, ей приходилось принимать у себя гостей и разъезжать с визитами, бывать на чаепитиях и ужинах, присутствовать на ежегодных собраниях в деревенском трактире. У нее были друзья среди женщин, с которыми она делилась своими переживаниями, и среди мужчин, которые готовы были стать ее кавалерами, стоило ей только захотеть.

Но Кристина хотела совсем не этого, хотя, может, ей и стоило пересмотреть свое решение. Единственное, о чем она всегда мечтала, — это собственный дом, муж и дети, которым она могла бы дарить свою любовь. Один раз она уже потеряла мужа — причем еще до его смерти, если быть честной с самой собой, — а другого так и не обрела. В конце концов ее мечты изменились, а быть может, попросту умерли.

У нее были племянники и племянница в доме викария, а еще дети Мелани в Скофилд-Парке, хотя Кристина довольно редко навещала их, если Мелани с Берти были дома. Она любила детей, просто обожала. Главным разочарованием ее брака было то, что она так и не смогла забеременеть.

Мелани очень скоро пригласила Кристину к себе, чтобы обсудить успех домашнего праздника. Она утверждала, что все без исключения джентльмены были влюблены в Кристину и что граф Китредж крайне расстроился, обнаружив, что она уехала из Скофилда, не дождавшись утра. Мелани считала, что, стоило подруге захотеть, она до конца лета смогла бы стать графиней.

— Но я же знаю, — со вздохом проговорила Мелани, — что после смерти бедного Оскара ты не можешь смотреть ни на одного мужчину. Он был душкой, правда? И такой красивый, такой красивый. Но однажды, дорогая, воспоминания отпустят тебя, и ты сможешь полюбить другого. Я в какой-то момент подумала, что это будет герцог Бьюкасл. Ты выиграла то детское пари и танцевала с ним вальс на балу. Но каким бы роскошным мужчиной он ни был и как бы я ни хотела заполучить его на свой праздник, я бы не хотела видеть его в числе моих друзей. Ведь говорят, что стоит ему войти в комнату, как температура в ней понижается. И все-таки мне кажется, что тебе удалось немного смягчить его, не так ли?

Кристина рассмеялась, как будто приняла слова Мелани за удачную шутку, и подруга последовала ее примеру.

— А может, и нет, — сказала она. — Сомневаюсь, что в нем есть хоть капля тепла или нормальных человеческих чувств. Интересно, принц Уэльский тоже дрожит под его стальным взглядом?

Встреча с герцогом Бьюкаслом была единственным событием в жизни, а точнее, в прошлой жизни Кристины, о котором она не хотела даже думать. Эти воспоминания грозили причинить боль, а страдать ей не хотелось.

После возвращения из Скофилда у Кристины было множество дел, и она чувствовала, как к ней возвращается природная живость характера. Она была почти счастлива. Или если не счастлива, то довольна жизнью, во всяком случае, в те моменты, когда тщательно следила за ходом своих мыслей.

После очередного урока географии Кристина раскраснелась и даже вспотела. Поскольку день выдался необычайно теплый, она вывела детей на улицу. Они, как обычно, вообразили себя летящими на ковре-самолете в далекую страну, а для этого потребовалось совершить энергичную пробежку по саду с раскинутыми в стороны руками, чтобы удержать равновесие на ковре. Кристине пришлось последовать примеру учеников — не могла же она оставаться, когда все отправились в путешествие.

Они пролетели над огромным свирепым Атлантическим океаном, увидев по пути два корабля и айсберг, потом миновали пролив святого Лаврентия и оказались в Канаде, а точнее, в Монреале. Там они приземлились, скатали ковер-самолет и двинулись в глубь континента вместе с французскими путешественниками, которые на своих больших каноэ собирались раздобыть меха у местного населения. После небольшой тренировки они научились отлично грести и отважно устремились навстречу горным потокам, волоком протаскивая лодки мимо самых опасных порогов. При этом одни несли над головами воображаемое каноэ, а остальные сгибались под тяжестью воображаемого груза. Они распевали бодрую французскую песенку, чтобы поднять себе настроение и скрасить тяготы пути.

К тому времени как они остановились на привал в крупном торговом пункте Форт-Уильям на берегу озера Верхнего, откуда планировали отправиться в путь на следующем уроке, дети устали и попадали на ковер-самолет, который они привезли с собой в каноэ, а потом поковыляли с повисшими по бокам натруженными руками по направлению к школе, оглашая воздух стонами, смешками и жалобами на то, что пора идти на математику.

Кристина с улыбкой проследила за тем, чтобы все ребята благополучно добрались до школы, а затем собралась идти домой переодеться и освежиться лимонадом миссис Скиннер, который та только что приготовила. Она повернулась и замерла.

Невдалеке стоял, облокотясь на забор, джентльмен. Прикрыв глаза ладонью, Кристина попыталась разглядеть, не пришел ли к ней кто-то из знакомых.

— Миссис Томпсон сказала, что я смогу найти вас здесь, — вежливо сообщил герцог Бьюкасл. — Мне надо поговорить с вами.

Боже милостивый, как глупо! В первый момент Кристина подумала о своих раскрасневшихся щеках, влажных спутанных волосах под старой соломенной шляпкой, запыленном платье и неряшливых башмаках. Герцог, должно быть, видел часть ее глупого урока — глупого, но очень эффективно помогающего детям неосознанно запоминать материал. Наконец все ее мысли превратились в один большой вопрос, который, казалось, повис в воздухе между ними.

Она чувствовала себя так, словно ее укачало во время полета на волшебном ковре.

— Что вы здесь делаете?

Задать такой вопрос герцогу было верхом грубости, но разве можно думать о манерах в такой момент?

— Я приехал поговорить с вами, — проговорил Бьюкасл с надменной холодностью человека, который был твердо уверен, что имеет полное право говорить с кем пожелает.

— Отлично, — отозвалась Кристина, отметив про себя, что обратное путешествие через Атлантику выбило ее из колеи, — ну так говорите.

— Быть может, — герцог отделился от забора, — нам стоит прогуляться вместе до коттеджа «Гиацинт»?

Он что, уже был там? Ну конечно, он же только что сам об этом сказал. Он говорил с ее матерью. Просто подошел по тропинке к двери коттеджа и постучался, — ведь поблизости не было видно слуги, который шел бы в тени хозяина, готовый в любую минуту выполнить за него столь низменное дело.

Кристина вышла из школьного сада и нагнала герцога. Но не успел он предложить ей руку, как она крепко сцепила ладони за спиной.

— Я думала, вы уехали десять дней назад вместе со всеми…

Она знала, что он уехал, так как с тех пор успела побывать в гостях у Мелани.

— Вы правильно думали, — надменно проговорил Бьюкасл. — Я ездил в Линдсей-Холл. А теперь я вернулся.

— Зачем? — наивно спросила Кристина, как будто никогда не слышала о правилах поведения в обществе.

— Чтобы поговорить с вами.

— О чем? — До Кристины постепенно начало доходить, что герцог Бьюкасл находился в деревне и, более того, шел сейчас по дороге рядом с ней.

— Были какие-нибудь последствия? — спросил он.

Кристина почувствовала, как краска заливает ее лицо. Разумеется, он не оставил сомнений относительно смысла своих слов.

— Нет, конечно, нет, — пробормотала она. — Я уже говорила, что не могу иметь детей. Так вы поэтому вернулись? Вы всегда проявляете такую предупредительность по отношению к женщинам, с которыми вы… — Она так и не смогла подобрать подходящее слово.

— Я мог бы послать своего секретаря, если бы хотел узнать только это, — отчеканил герцог. — Возле вашего дома я заметил уединенный садик. Может быть, побеседуем там?

Он снова собирается просить ее стать его любовницей, потрясенно подумала Кристина. Да как он смеет? Он приехал сюда, чтобы вновь нарушить ее покой! Как она ни старалась не думать о герцоге, по ночам он являлся ей во сне, и даже днем она нет-нет да и вспоминала, не в силах противиться собственному разуму. Но она не хотела всего этого. Герцогский титул не давал ему права унижать ее.

Им не удалось остаться незамеченными. Половина деревенских жителей стояли перед дверями своих домов, негромко переговариваясь между собой, и каждый считал своим долгом махнуть рукой или поздороваться с Кристиной, при этом с ног до головы осматривая герцога. Даже если кто-то из них не знал его имени, то им недолго оставалось быть в неведении. Это будет событием дня, да что там — событием недели: герцог Бьюкасл прошел по улице вместе с Кристиной Деррик, прежде чем свернуть в сад за коттеджем «Гиацинт». Эта весть мгновенно достигнет ушей Мелани, и та явится завтра ни свет ни заря, как только проснется, чтобы вырвать у подруги объяснения.

Она непременно решит, что герцог Бьюкасл питает к Кристине нежные чувства.

А на самом деле он попросту хочет сделать ее своей любовницей.

Пока они шли по улице, герцог не проронил ни слова. Кристина также хранила молчание. Она всерьез полагала, что, если этот человек настолько уверен в себе, что и на этот раз не примет отказа, ей придется дать ему пощечину. Она никогда не била мужчин по лицу, считая это не самым лучшим проявлением женского гнева, поскольку пострадавший мужчина — если он, конечно, был джентльменом — не мог ответить ей тем же. И все-таки у нее рука чесалась оставить красный след на герцогской щеке.

Элеонора стояла в проеме окна гостиной, поверх очков наблюдая за сестрой и ее спутником, но она исчезла в ту же секунду, как Кристина посмотрела на нее. Миссис Скиннер самовольно открыла входную дверь, но тут же закрыла ее, испугавшись взгляда молодой хозяйки. Оставалось только гадать, какое оживление царило сейчас внутри дома.

Кристина провела гостя через низкие ворота, пересекла по диагонали большой сад, который утопал в цветах, поднялась по каменным ступенькам, миновала увитую плющом арку, за которой находился задний дворик квадратной формы, укрытый высокими деревьями от дома и от улицы, расцвеченный и напоенный ароматами цветов. Молодая женщина прошла за деревянную скамейку и опустила руку на ее спинку. Потом она подняла глаза на герцога Бьюкасла. Одетый в угольно-серый сюртук, панталоны более светлого оттенка и высокие сапоги с белыми отворотами, он выглядел необыкновенно мужественно.

Не многие мужчины ступали в этот дворик.

— Миссис Деррик, — торжественно произнес герцог, сняв шляпу и держа ее в руках, так что солнечный луч запутался в его темных волосах. Его голос звучал надменно и прерывисто. — Не окажете ли вы мне честь стать моей женой?

Кристина раскрыла рот от удивления. Впоследствии прокручивая в памяти события того дня, она четко осознала, что не просто воззрилась на него в недоумении, а именно раскрыла рот.

— Что?! — с трудом выдавила она.

— Я постоянно думаю о вас, — словно не замечая вопроса, продолжил герцог. — Я спросил себя, почему предложил вам стать моей любовницей, а не женой, и не нашел удовлетворительного ответа. Нет такого закона, который бы предписывал мне взять в жены девственницу или даму, которая раньше не была замужем. Нет такого закона, который требовал бы, чтобы я женился только на ровне себе. А если вы считаете, что бездетный брак свидетельствует о вашем бесплодии, то мне это ничуть не мешает. У меня есть три младших брата, и один из них уже успел обзавестись наследником. Я хочу сделать вас своей женой. Умоляю вас принять мое предложение.

С минуту Кристина молча смотрела на герцога, не в силах вымолвить ни слова. Обеими руками она вцепилась в спинку скамьи. В самые ответственные моменты ей в голову неизменно лезли нелепейшие мысли, и этот раз не стал исключением.

«Я стану герцогиней Бьюкасл, — подумала она. — Я смогу носить горностаевые плащи и тиару». Так, во всяком случае, в ее понимании выглядела герцогиня. Кристина никогда всерьез не размышляла о преимуществах, которые дает столь высокий титул, ибо не ожидала, что ей когда-нибудь предложат принять его.

Но в следующее мгновение до нее начал доходить смысл некоторых его слов, и это вернуло ей утраченное хладнокровие.

«Девственница… ровня себе… ваш бездетный брак… бесплодие… я хочу сделать вас своей женой…»

Она с силой вцепилась в скамейку, чувствуя, как закипающий в ней гнев готов вот-вот вырваться наружу.

— Это большая честь для меня, ваша светлость, — отчеканила Кристина, раздувая ноздри, — но я отказываюсь от этой чести.

Герцог был удивлен, не на шутку озадачен. Его брови взметнулись вверх. Кристина ждала, что сейчас у него в руке появится этот проклятый монокль — и вот тогда она уже не сдержалась бы, — но, как выяснилось, сегодня герцог забыл взять его с собой.

— Я полагал, что оскорбил вас, предложив нечто менее значимое, чем брак.

— Да, это верно, — согласилась Кристина.

— А потом вы решили, что я собирался повторить свое предложение.

Брови Кристины сошлись у переносицы. Разве она была не права? Разве тогда он хотел просить ее руки? В это трудно было поверить. Никакой мужчина не станет делать предложение женщине, от которой только что с легкостью получил то, чего хотел. Но тогда почему сейчас герцог стоит перед ней и просит стать его женой?

— Вы обидели меня, — проговорила она.

В его взгляде отразилось холодное презрение.

— Разве моего извинения недостаточно для того, чтобы залечить вашу раненую гордость? — осведомился он. — Вы упорно отвергаете мое предложение о замужестве из-за того, что сердитесь? Я в самом деле готов извиниться перед вами. Я не хотел вас обидеть.

— Верю, — сказала Кристина, обходя скамейку и усаживаясь на нее, прежде чем ей откажут ноги и она мешком свалится на землю, в очередной раз заставив герцога помогать ей, — верю, что не хотели. Это ведь большая честь — занять положение любовницы герцога Бьюкасла.

Его взгляд пронзил ее насквозь.

— Я же попросил прощения, — раздраженно процедил он.

— Я могла бы сделать огромное одолжение другой женщине, — продолжала Кристина, — став вашей женой и оставив место любовницы вакантным.

Она не просто забыла о манерах — она вела себя вульгарно, но остановиться уже не могла.

«Девственница… ровня мне… ваш бездетный брак… бесплодие… я хочу сделать вас своей женой…»

Его взгляд, если такое вообще было возможно, потяжелел.

— Я считаю необходимым сохранять верность семье, миссис Деррик. Если я когда-нибудь женюсь, то моя супруга будет единственной женщиной в моей жизни до конца дней.

Кристина обрадовалась, что сидит, потому что ее ноги вдруг превратились в вату.

— Возможно, — проговорила она, — только этой женщиной буду не я.

У нее не было ничего, кроме старых, поблекших платьев в заплатках, она едва сводила концы с концами, почти целиком зависела от матери, влачила весьма скучное существование; она даже перестала мечтать, потому что мечтать стало не о чем, — и вот теперь она сидит на скамейке в саду и отказывается от предложения стать герцогиней. Она, похоже, окончательно сошла с ума.

Герцог развернулся, как будто собираясь уходить, но вдруг остановился и через плечо взглянул на Кристину:

— Я считал, что вы ко мне неравнодушны. Вопреки общераспространенному мнению люди не теряют в глазах друг друга физической привлекательности после одного совокупления. Ваши надежды на благополучную жизнь здесь выглядят весьма бледно. Положение герцогини Бьюкасл даст вам несравненно больше. Вы отказываетесь из желания наказать меня, миссис Деррик? А вы не боитесь, что тем самым приговорите и себя тоже? Я могу дать вам все, о чем вы только мечтали…

Осознание того, что она готова была поддаться искушению — будь она проклята, именно искушению, — вновь раздуло пламя гнева в душе Кристины.

— Неужели? — резко осведомилась она. — Вы станете мужем с мягким характером, добрым сердцем и чувством юмора? Человеком, который любит людей и детей, любит дурачиться и совершать безрассудные поступки? Который не состоит целиком изо льда? Человеком с сердцем? Человеком, который может одновременно быть партнером, другом и любовником? Вот о чем я всю жизнь мечтала, ваша светлость. Вы можете дать это мне? Хоть что-нибудь из этого?

Он так долго смотрел на нее своими невозможными стальными глазами, что Кристине пришлось призвать на помощь все свои силы, чтобы не закричать.

— Значит, вам нужен человек с сердцем, — мягко проговорил герцог. — Да, вы правы, миссис Деррик: у меня, по всей видимости, его нет. И, как следствие, я не обладаю ни одним из качеств, которые вы мечтали увидеть в своем супруге. Прошу прощения за то, что отнял у вас время и снова обидел вас.

На этот раз он действительно ушел — прошел под аркой, спустился по лестнице, вышел из ворот сада, которые плотно закрыл за собой, и направился по дороге к трактиру, где, очевидно, оставил свою карету. Вряд ли он долго задержится в столь недостойном его месте.

Кристина смотрела вслед герцогу до тех пор, пока он окончательно не исчез из виду. Потом она перевела взгляд на свои ладони, сжатые так сильно, что побелели костяшки пальцев.

— Проклятие, — выругалась она вслух, — проклятие, проклятие, проклятие!

А потом она разразилась громкими рыданиями, которые невозможно было сдержать, несмотря на то, что их могли услышать из гостиной или с улицы.

Кристина плакала, пока нос у нее не покраснел, а в горле и груди не появилась характерная тяжесть. Лицо у нее теперь, скорее всего, стало красным, опухшим и уродливым. Она плакала до тех пор, пока не выплакала все слезы.

Как она ненавидела его!

Человек с сердцем.

«Да, вы правы, миссис Деррик: у меня, по всей видимости, его нет».

Когда герцог произносил эти слова, он как-то по-особенному смотрел на нее.

Что он хотел сказать этим взглядом?

Он разбил ей сердце, вот в чем дело. Он разбил ей сердце.

И она ненавидела его, ненавидела его, ненавидела его!

Глава 11

Вулфрик ничуть не удивился, получив приглашение на бракосочетание мисс Одри Уайзман с сэром Льюисом Уайзманом, назначенное на конец февраля. Торжество должно было пройти в Лондоне в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер, причем в это время года большинство представителей высшего света вряд ли успеет прибыть в столицу. Сезон начнется только после Пасхи. Понятно, почему леди Моубери с сыном стремились заполучить в качестве гостей всех мало-мальски уважаемых людей. Кроме того, Вулфрик был другом виконта Моубери, и его скорее всего пригласили бы в любом случае.

За исключением десяти дней, проведенных под Рождество в гостях у Эйдана с Евой, герцог с последних дней осени постоянно находился в столице, хотя у него не было никакой причины возвращаться до начала заседаний в палате лордов. Несколько месяцев он провел в поездках по стране, посетил некоторые из своих имений, где присутствовал на многочисленных приемах в свою честь, организованных титулованными соседями. При других обстоятельствах он был бы рад вернуться в Линдсей-Холл и оставался бы дома до начала новой парламентской сессии.

Но стоило ему попасть в родовое гнездо, как его снова охватывало двойственное ощущение любви к дому и невыносимого беспокойства. Особняк казался таким пугающе пустым — странная мысль, когда именно одиночества так не хватало герцогу вдали от дома. Даже Морган, младшая из его сестер, уехала из Линдсей-Холла вместе со своей гувернанткой больше двух лет назад. Она вышла замуж и родила двоих детей, причем ее младший сын родился совсем недавно, в феврале. Когда Вулфрик унаследовал титул, она была двухлетней малышкой. Он воспринимал ее скорее как дочь, нежели сестру, хотя не понимал этого до ее отъезда из дома, а вернее, до дня ее свадьбы.

Герцог вернулся в столицу, где по крайней мере были его клубы и другие тщательно подобранные мероприятия, способные развлечь его.

Кроме того, ему необходимо было обзавестись новой любовницей. Не то чтобы он так уж стремился к этому, но у него имелись физические потребности, которые требовали удовлетворения, а для того, чтобы пользоваться услугами случайных шлюх, он был чересчур разборчив. Его сексуальные предпочтения всегда тяготели к постоянству и моногамии.

Однако к концу февраля у герцога по-прежнему не было любовницы, хотя однажды он пригласил на ужин одну известную актрису, после того как искренне восхитился ее игрой в театре и неожиданно появился за кулисами по окончании спектакля. Он всерьез намеревался обсудить с ней условия соглашения, и она ясно дала понять, что с удовольствием примет его предложения и готова скрепить договор проведенной вместе ночью еще до того, как будут оговорены последние детали. Вместо этого герцог побеседовал с ней о театральном искусстве, а потом проводил до дома, щедро заплатив за потраченное время. Хотя красивая, образованная и весьма обходительная леди Фальконбридж по-прежнему была полностью в его распоряжении и они несколько раз даже появлялись на людях вдвоем, герцог так ни разу и не затронул интересующей их обоих темы. Отчего-то он медлил, чего с ним прежде никогда не случалось.

Вулфрик не удивился, когда получил приглашение на свадьбу, но все не мог решиться ответить на него. Моубери состояли в родстве с Элриками и Ринейблами, которые непременно будут в числе гостей. Он знал этих людей уже много лет и никогда не питал к ним особой неприязни, поэтому встреча с ними не могла быть для него тягостной. Однако не так давно — хотя на самом деле с того времени прошло уже больше полугода — он провел в их обществе две недели в Скофилд-Парке. Разумеется, жених и невеста были в числе приглашенных, так же как мать и братья невесты.

Вулфрик предпочел бы не вспоминать о досадном недоразумении, которое приключилось с ним на том домашнем празднике, когда он позволил себе отойти от привычной манеры поведения. Он решил обо всем забыть и считал, что ему это удалось. А почему бы и нет? Связь с миссис Деррик была чистым безумием, и герцог был счастлив, что его частная жизнь никоим образом не пострадала. И все-таки он не желал, чтобы ему напоминали об этом.

Однако герцог привык быть вежливым и в любой ситуации вести себя так, как диктуют правила приличия. Он написал короткий утвердительный ответ и приказал секретарю отослать его леди Моубери.

Несмотря на то, что Кристина очень любила Мелани, Гектора, Джастина и Одри, а также леди Моубери, она ни за что не приняла бы приглашения на свадьбу в феврале, если бы не произошло нечто экстраординарное. Да и как вообще могла она отправиться на торжество? Бракосочетание должно было состояться в Лондоне. Она, конечно, понимала, что проблема заключается не в расстоянии. Мелани с Берти, разумеется, поедут в столицу в своей карете и с радостью согласятся взять ее с собой. Они скорее всего даже предложат ей остановиться у них, хотя к приглашению леди Моубери приложила записку, в которой сообщала, что она будет рада видеть родственницу у себя.

Но как она может ехать, если ей совершенно нечего надеть, да к тому же в числе приглашенных будут Бэзил с Гермионой? За много месяцев, прошедших с летнего праздника в Скофилде, Кристина так и не избавилась от тяжести на сердце, вызванной их откровенно недоброжелательным отношением. Их ненависть не убавилась за два года, они точно так же не хотели считать ее своей. Никогда больше она не попалась бы им на пути по собственной воле.

Однако спустя час после того, как она написала вежливый отказ леди Моубери и положила конверт возле часов на каминной полке в гостиной, чтобы с первым же почтальоном отослать его, случилось нечто в самом деле экстраординарное. В коттедж «Гиацинт» доставили письмо от Бэзила, к которому прилагался чек на внушительную сумму. Честно говоря, Кристине она показалась целым состоянием, поскольку ее личный доход ограничивался теми деньгами, которые она получала в школе, а назвать их карманными значило преуменьшить их значение.

В коротком, весьма резком письме, приложенном к чеку, Бэзил сообщал родственнице, что эти деньги должны быть потрачены на новую одежду и иные личные нужды. Кристина, несомненно, захочет присутствовать на свадьбе их кузины, а кроме того, она приходится ему снохой и, значит, находится под его ответственностью. Гермиона довела до его сведения, что летний гардероб Кристины давно нуждается в обновлении.

В письме не содержалось ни заверений в любви и прощении, ни извинений, ни приветов семье, ни приписки от Гермионы, ни новостей об их жизни и о жизни их сыновей, ни вопросов относительно ее существования — только краткое изложение того, чего от нее ждут.

Первым порывом Кристины было вернуть чек вместе с еще более резким и бесстрастным письмом, чем то, которое прислал Бэзил. Но в тот момент, когда она читала письмо, положив на колени банковский чек, в комнату вошла Элеонора. Сестра искала шелк для вышивания такого цвета, какого не оказалось в ее коробке для рукоделия.

— Ты выглядишь так, словно увидела привидение, — заметила Элеонора, покончив со своим делом.

— Посмотри-ка на это. — Кристина протянула сестре письмо и чек.

Прочитав записку и бросив взгляд на чек, Элеонора недоуменно подняла брови.

— Прошлым летом в Скофилде они оба вели себя так, словно с большим удовольствием избавили бы мир от моего присутствия, если бы только нашли законный способ сделать это.

— Я полагаю, ты намереваешься вернуть деньги, — заметила Элеонора, — поддавшись уговорам уязвленного самолюбия. На балу в последний вечер праздника они были очень вежливы со мной и с мамой. Помню, они сидели вместе с нами за ужином и были очень милы.

Кристина этого не знала.

— Но я не могу принять от них деньги…

— Почему? — осведомилась Элеонора. — Ты вдова единственного брата виконта Элрика, и тебе в самом деле нужны новые платья. Ты и так проявила достаточное упрямство, не позволив маме заплатить за новые туалеты.

Элеонора сказала правду. Оскар оставил ее без пенни, но Кристине казалось неприличным зависеть от матери, чьего дохода от поместья отца с трудом хватало на удовлетворение их со старшей дочерью нужд.

— Здесь достаточно денег, чтобы с относительной роскошью одеть нас троих на следующее лето, — заметила она, — но я не могу принять их — ведь эти люди ни капли не любят меня.

— Деньги предназначаются тебе, — повторила сестра, тыча пальцем в письмо. — Виконт Элрик выразился предельно ясно. Если они тебя не любят, зачем было присылать их? Мне кажется, это нечто вроде предложения мира.

— Они до сих пор винят меня в смерти Оскара. — Кристина вздохнула. — Бэзил обожал его, а поскольку Гермиона обожает Бэзила, она и его брата также полюбила.

— Но как они могут винить тебя? — раздраженно воскликнула Элеонора. — Я никогда не могла понять этого. Он был на охоте, а ты нет. Ты что, должна была помешать ему ехать?

Кристина пожала плечами. Она так и не смогла рассказать правду о смерти Оскара, и невозможность довериться даже любимым сестре с матерью тяжелым грузом лежала у нее на душе.

— Так ты думаешь, это действительно шаг к перемирию? — нахмурилась она.

— А зачем еще им было посылать тебе деньги? — настаивала Элеонора.

В самом деле, зачем? Быть может, они сожалели о некоторых словах, сказанных в ее адрес во время двухнедельного пребывания в Скофилде, и теперь готовы протянуть ей нечто вроде оливковой ветви? Если она вернет деньги, то обидит их и тем самым навсегда сохранит вражду, разгоревшуюся не по ее воле. В глубине души Кристина чувствовала, что они это заслужили, но она никогда не умела ненавидеть и таить на кого-то злобу. Она больше не хотела ненавидеть своих родственников и уж точно не хотела снова причинять им боль. А может, Бэзил вдруг понял, что она последняя ниточка, связывающая ее с покойным братом?

Кристина проглотила комок в горле.

Возможно, Гермиона испугалась, что она появится на свадьбе в обносках и опозорит всех. Может быть, это единственная причина, по которой она получила чек? Но зачем всегда думать о людях плохо? Что станет с ее жизнью, если она будет смотреть на все пессимистично? Лучше уж думать о хорошем и ошибаться, чем думать о плохом и тоже ошибаться.

Кристина вздохнула.

— Если я оставлю деньги, — сказала она, — то должна буду поехать на свадьбу Одри, если Мелани с Берти согласятся взять меня с собой.

— Если, если! — Элеонора прищелкнула языком и подняла глаза к потолку. — Ты прекрасно знаешь, что через денек-другой леди Ринейбл лично приедет уговаривать тебя принять приглашение. Если ты окончательно решила не ехать, если ты даже успела написать и отправить отказ, кончится тем, что ты все равно поедешь.

— Неужели у меня настолько нет силы воли? — Кристина нахмурилась.

— Просто она самая упрямая женщина из всех, кого я имела несчастье знать, — сказала Элеонора, — кроме того, что она самая фривольная и претенциозная. — Она усмехнулась. — Тем не менее не могу ничего с собой поделать — мне нравится эта женщина, особенно из-за того, что она выбрала себе в подруги не меня, а тебя. У тебя есть шелк для вышивания? Если нет, придется мне идти в магазин, а на улице до сих пор моросит дождь.

В итоге Кристина решила оставить деньги и потратить их на себя, хотя решение она приняла исключительно после того, как ее мать и Элеонора твердо отказались принять от нее хотя бы пенни. Она также намеревалась поехать на свадьбу, ибо чек был ей послан главным образом для того, чтобы обзавестись туалетом, приличествующим столь торжественному событию. Она сказала себе, что обязательно привезет из Лондона подарки маме, Элеоноре, Хейзл и племянникам.

Боже, какая это удивительная роскошь — иметь возможность покупать подарки!

Кристина порвала письмо с отказом, предназначенное леди Моубери, и вместо этого написала, что принимает приглашение. Еще примерно час она потратила на составление подходящего ответа Бэзилу.

Меньше чем через два часа после того, как она закончила, стук копыт и громыхание колес экипажа по деревенской улице возвестили о прибытии Мелани, которая была готова к бою. Однако никакого боя не понадобилось. Кристина сообщила, что уже приняла приглашение и по окончании дождя собиралась идти в Скофилд просить подругу взять ее с собой в Лондон.

— Ты бы в самом деле прошла весь путь до нашего дома, — воскликнула Мелани, прижав руки к груди и позволив лорнету беспомощно повиснуть в воздухе, — только затем, чтобы попросить нас с Берти предоставить тебе место в карете? Да я бы приказала своему самому сильному дворецкому вынести тебя из дома и насильно посадить в экипаж в день нашего отъезда в столицу, если бы ты вздумала противиться. Ты действительно собиралась идти по грязи, чтобы просить нас об этом?

Кристина рассмеялась, а Элеонора уткнулась в книгу.

Похоже, она в самом деле поедет в Лондон на свадьбу к Одри, которая состоится в церкви Святого Георгия. Кристина не знала, что надо чувствовать в такой момент — возбуждение или смятение, но предпочла первое. Весна еще не наступила, а конец зимы никогда не пользовался славой самого модного времени года. Вряд ли в столице намечаются какие-то светские мероприятия, кроме бракосочетания, тем более что леди Моубери в письме назвала его свадьбой в домашнем кругу.

Кроме того, она сможет приобрести новые платья, сшитые столичными мастерами по последней моде. Она не была бы женщиной, если бы это не привлекало ее.

Странно, подумал Вулфрик, опустившись на церковную скамью и устремив взгляд на сэра Льюиса Уайзмана, который стоял у алтаря в ожидании невесты с таким выражением лица, как будто камердинер слишком туго завязал ему шейный платок, странно, что он ожидал увидеть на бракосочетании всю семью мисс Магнус и даже сомневался, стоит ли ему приходить сюда, потому что не хотел вспоминать две недели, проведенные в Скофилде. Но ему даже в голову не пришло, что Кристина Деррик, которая приходилась им родственницей, тоже может быть приглашена.

Тем не менее она была в церкви.

Герцог с трудом узнал ее, проходя мимо скамьи, которую она занимала вместе с Элриками. Кристина была одета аккуратно и со вкусом в платье цвета голубиного крыла с бледно-голубым отливом. В тот момент, когда герцог поравнялся с ее скамьей, она взглянула на него, и на короткий миг, прежде чем она поспешно опустила голову, а он так же резко отвернулся, их глаза встретились.

Если бы Вулфрик знал, что она будет на свадьбе, он, скорее всего, не пришел бы.

Он в самом деле не имел желания встречаться с Кристиной Деррик в этом мире. У него не сохранилось по отношению к ней никаких добрых чувств. Ему неловко было вспоминать о том, как он проделал весь путь от Гэмпшира до Глостершира, чтобы сделать предложение вдове, дочери школьного учителя, которая то не знала, как себя вести, то находила свои неуклюжие выходки смешными. Трудно было представить себе женщину, менее подходившую на роль герцогини.

И тем не менее она отказала ему!

Только потом до герцога дошло, что оба они этим утром вели себя в несвойственной им манере. Он никогда не отводил глаз, если ловил на себе взгляд другого человека. А в Скофилде эта женщина намеренно провоцировала его на поединок взглядов, не желая, чтобы он считал, будто она безвольно повиновалась его невысказанному надменному приказу опустить глаза в присутствии его августейшей особы.

Привычное раздражение охватило герцога, и шести месяцев, в течение которых он пытался забыть ее, как не бывало.

Вулфрик решил, что дождется конца церемонии, а потом извинится перед Моубери и уйдет со свадебного завтрака. Он будет сидеть на скамье, пока все не выйдут из церкви, а затем незаметно ускользнет.

Быть может, он вел себя как трус — во всяком случае, такое поведение было несвойственно герцогу Бьюкаслу, — но в то же время своим поступком он окажет любезность миссис Деррик. Она, несомненно, была столь же неприятно поражена, увидев его в церкви, как и он, обнаружив ее среди гостей. Уж она-то никак не ждала, что он окажется в числе приглашенных.

«Вы станете мне мужем с мягким характером, добрым сердцем и чувством юмора?»

Он слышал ее голос так, будто она произносила эти слова во всеуслышание посреди церкви Святого Георгия. В ее голосе чувствовались презрение и страсть.

Вулфрик Бьюкасл не обладал мягкостью характера, в нем не было ни капли сострадания, доброты или юмора. Именно в отсутствии этих качеств обвинила его миссис Деррик. Частично из-за этого она отказалась стать его женой.

Ни мягкости характера.

Ни доброты.

Ни чувства юмора.

Почему слова этой женщины неизгладимо запечатлелись в его памяти? У него перед глазами постоянно была произносившая их после замечательного урока географии деревенским школьникам Кристина Деррик в запыленном, грязном платье, в соломенной шляпке с обвисшими полями, которая практически не скрывала ее влажных спутанных волос, с раскрасневшимся и вспотевшим лицом и с блестящими глазами.

Что заставило его сделать ей предложение? Даже после происшедшего между ними на берегу пруда предоставить ей карт-бланш было более чем щедрым предложением, и миссис Деррик не смела ожидать от него большего. Ее реакция на фразу, которую он не успел закончить, свидетельствовала о том, что на большее она и не надеялась. Тогда почему он предложил ей брак? И почему в течение недель и даже месяцев после ее неожиданного отказа он чувствовал себя выбитым из колеи? Неужели всему виной раненая гордость?

К счастью, он полностью оправился от потрясения и был благодарен миссис Деррик за ее отказ. Человек, который любит людей и детей, любит дурачиться и совершать безрассудные поступки? Ну конечно, он не являлся таким человеком. Сама мысль о том, чтобы дурачиться и совершать безрассудные поступки, была ему чужда. Однако на земле существовали люди и даже дети, которых он любил.

Человек, который не состоит целиком изо льда? Человек с сердцем?

Герцог устыдился собственных воспоминаний. С этими словами он так и не сумел примириться. Именно они причинили ему больше всего боли в те дни, когда он еще находился под впечатлением от всего случившегося тогда.

Мисс Магнус опоздала в церковь всего на пару минут, так что Вулфрик получил возможность сосредоточить все свое внимание на церковной службе. Он не осуждал выражения глуповатой гордости на лице Моубери, когда тот передавал свою сестру будущему мужу. Со свадьбы Морган прошло уже два с половиной года, а со свадьбы Фреи — все три. В обоих случаях он был потрясен охватившим его чувством утраты, особенно когда выдавал замуж Морган, любимую всеми малышку семейства Бедвин, которую обожали все без исключения… И даже он.

Герцог почти физически ощущал, что Кристина Деррик сидит через несколько рядов позади него, как будто она держала в руке длинное перо и водила им по его спине. Кончик пера вот-вот коснется его шеи, и тогда он непроизвольно вздрогнет.

Вулфрик впился взглядом в жениха, невесту и священника, напряженно вслушиваясь в каждое слово и ничего не слыша.

К сожалению, он слишком долго тянул время после того, как церемония завершилась. Когда он вышел из церкви, сэр Льюис и новоиспеченная леди Уайзман уже уехали в свадебной карете, а Моубери с матерью поспешили следом за ними в сопровождении остальных членов семьи, включая миссис Деррик. Ее исчезновение дало ему повод ощутить огромное облегчение. Вот только как теперь не явиться на свадебный завтрак, думал Вулфрик, если он даже не успел переговорить ни с Моубери, ни с его матерью? С его стороны это было бы невежливо, чего герцог Бьюкасл никак не мог допустить.

Ему на плечо легла чья-то рука.

— Бьюкасл, — сказал граф Китредж, — я, если не возражаете, поеду с вами и предоставлю свою карету молодежи.

— Рад услужить, — заверил его Вулфрик.

Герцог твердо решил, что высидит за свадебным завтраком, затем поздравит молодоженов, выразит благодарность леди Моубери и при первой же возможности ускользнет. В течение следующих нескольких дней он будет покидать Бедвин-Хаус исключительно для того, чтобы сходить в палату лордов или в клуб «Уайтс». Его кольнула мысль о том, что с его стороны это самая настоящая трусость, но герцог поспешно убедил себя в том, что просто собирается вести привычный образ жизни. В любом случае в это время года в столице не так уж много развлечений.

Несмотря на то, что большинство гостей Магнус-Хауса на Беркли-сквер еще не успели занять места за столом в бальном зале, который по случаю торжества переоборудовали в столовую, и прохаживались по холлу, приветствуя друг друга и обмениваясь впечатлениями, но Вулфрик не желал присоединяться ни к одной группе приглашенных. Он предпочитал оставаться в стороне от такого рода светского общения и с удовольствием нашел бы свое место, сел за стол и с холодным спокойствием наблюдал за происходящим, если бы ему не выпало несчастья прибыть в компании Китреджа.

— Ага, — воскликнул граф, вцепившись в рукав герцога, — вот человек, с которым я не прочь перекинуться парой фраз. Вы знакомы с ней, Бьюкасл, пойдемте.

Слишком поздно Вулфрик сообразил, что его ведут по направлению к Кристине Деррик, которая стояла в компании Элриков, Ринейблов и Джастина Магнуса.

Кристина сняла шляпку. Похоже, она недавно побывала у парикмахера, и теперь ее короткие волосы мягкими блестящими локонами обрамляли круглое очаровательное личико. Платье цвета голубиного крыла с отделкой из голубых кружев и бантов необыкновенно шло ей. Большинство дам безвозвратно потеряли бы свое лицо, облачившись в наряд такого приглушенного оттенка, но жизненная энергия Кристины Деррик, освещавшая молодую женщину изнутри, доминировала над темным цветом платья. Она смеялась над какими-то словами Магнуса, оживленная и невообразимо привлекательная.

А потом она заметила приближающихся джентльменов — и ее оживление мгновенно угасло, хотя на губах сохранилась улыбка.

— Миссис Деррик, — обратился к ней Китредж, предварительно с веселой сердечностью поздоровавшись с остальными. Он взял ее руку, склонился, так что затрещал его корсет, и запечатлел на ладони Кристины поцелуй. — Вы еще прекраснее, чем раньше, если такое вообще возможно. Правда, Бьюкасл?

Вулфрик проигнорировал вопрос графа. Он лишь поклонился Кристине и ее окружению.

— Мое почтение, — натянуто поздоровался он.

— Ваша светлость. — Кристина посмотрела ему прямо в глаза, хотя Вулфрик ждал, что она уставится на его подбородок или галстук. Что за нелепые мысли роятся у него в голове — она, вне всякого сомнения, оправилась от неожиданной встречи в церкви и ни за что не покажет своего смущения.

— Надеюсь, ваша матушка здорова? — осведомился герцог.

— Да, спасибо, — не отводя глаз, проговорила Кристина.

— А ваши сестры?

— Все хорошо, благодарю вас.

— Вот как, — пальцы Вулфрика непроизвольно нащупали ручку монокля, — рад слышать.

На этот раз ее глаза сползли на зажатый в его ладони монокль и тут же вновь встретили его взгляд. Однако выражение этих глаз изменилось: теперь они смеялись, хотя на лице у молодой женщины не было улыбки. Он и забыл эту ее удивительную способность улыбаться одними глазами.

— Моубери совершенно восхитительно переоборудовали бальный зал под столовую, — заметил Китредж. — Вы, быть может, согласитесь прогуляться со мной по дому, миссис Деррик, чтобы вместе полюбоваться цветочным убранством?

Кристина перевела взгляд на Китреджа и на этот раз действительно улыбнулась, причем совершенно обворожительно.

— С удовольствием. — Опершись на предложенную ей руку, она проследовала за графом.

За завтраком она сидела в кругу семьи. Вулфрик оказался на некотором расстоянии от нее и вынужден был развлекать беседой леди Хеммингс, сидевшую слева от него, и миссис Чесни, которая расположилась справа.

Как только закончился завтрак, герцог поздравил молодоженов, поблагодарил хозяев и пешком отправился домой, отослав карету, которая вместе со многими другими экипажами дожидалась на площади.

Вулфрик был раздражен. Он редко позволял себе поддаваться этому чувству, а если такое случалось, первым делом принимал меры, чтобы устранить причину раздражения.

Но как справиться с раздражением против женщины, которая упрямо отказывается покидать твои мысли и чувства, даже когда ты твердо уверен, что давно избавился от воспоминаний о ней? Как заставить себя не думать о чаровнице, которая улыбается слишком ослепительно и беседует с чрезвычайным оживлением даже со своими соседями по столу? Как справиться с женщиной, которая каждый раз, стоит тебе посмотреть на нее, смело встречает твой взгляд и выигрывает немой поединок, вскидывая брови, а потом одними глазами смеясь над побежденным?

Он до сих пор увлечен Кристиной Деррик, неожиданно осознал Вулфрик, выходя с площади. Двое кучеров, болтавшие на углу, испугались его пронзительного взгляда и бросились к своим экипажам.

Увлечен, будь он проклят! Он просто не мог совладать со своим влечением к ней. Он, черт возьми, влюблен. Он презирал эту женщину, не одобрял ее поведения и в то же время был по уши влюблен в нее, как зеленый юнец.

«И что мне с этим делать?» — мрачно подумал герцог. Ему было куда как не до смеха.

Более того, он был неприятно поражен своим открытием:

Глава 12

Кристина прибыла в Лондон за неделю до свадьбы Одри и остановилась в доме Мелани. Она замечательно провела эту неделю. За семь дней она успела несколько раз пройтись по магазинам на Оксфорд-стрит и на еще более шикарной Бонд-стрит. Дело в том, что она, во-первых, нуждалась в новых туалетах и впервые в жизни у нее были на это деньги, а во-вторых, покупки составляли главную страсть Мелани. Очень скоро Кристина обзавелась новым гардеробом на весну и лето, причем все вещи, подобранные по стилю и цвету, были практичными и не слишком дорогими, поскольку ей нужно было еще оставить деньги на подарки родным. Кроме того, она по натуре не отличалась экстравагантностью.

Они с Мелани с удовольствием навестили леди Моубери, пообщались с Гектором и с Одри, которая с нетерпением ожидала свадьбы. Еще Кристина съездила на прогулку по парку в компании Джастина. За два дня до торжества она даже съездила с Мелани и Берти на ужин к Бэзилу с Гермионой, чего, правда, ей совершенно не хотелось делать. Как ни странно, чета Элрик вела себя если не радушно, то, по крайней мере, вежливо, а после ужина Бэзил, отведя ее в сторону, сказал, что отныне будет выплачивать ей ежеквартальное содержание, поскольку она являлась вдовой Оскара, а значит, находилась теперь на его попечении. Когда Кристина попыталась поспорить с ним, он настоял на своем, сказав, что они уже обсуждали этот вопрос с Гермионой и пришли к выводу, что этого хотел бы Оскар. И Кристина не стала больше возражать.

Гермиона на прощание поцеловала воздух возле щеки Кристины и позволила сжать себя в объятиях.

Перемирие заключено, решила Кристина. После того, что произошло полгода назад, она и не надеялась на такую удачу. Двое сыновей Элриков, которые приходились Оскару, а значит, и ей племянниками, с радостью приветствовали свою тетю, и Кристина вспомнила, что всегда пользовалась у них огромной любовью.

В конце концов она пришла к выводу, что правильно сделала, согласившись приехать в столицу на бракосочетание Одри. Она не поколебалась в своем мнении, даже когда вошла в церковь Святого Георгия на Ганновер-сквер и обнаружила, что семейным торжеством тут и не пахнет. Какая, впрочем, разница, если она одета в лучший из своих новых туалетов, а с ней вместе сидят Гермиона с Бэзилом и их мальчики?

Кристина пребывала в этом убеждении до тех пор, пока не подняла голову посмотреть, какого гостя удостоили чести сидеть перед виконтом и виконтессой Элрик, кузенами невесты, и обнаружила, что это не кто иной, как герцог Бьюкасл.

Сказать, что в тот момент она была сильно смущена, — значит не сказать ничего. Честно говоря, она поддалась панике и готова была вскочить с места и броситься вон из церкви по проходу между скамьями, тем самым выставив себя на посмешище. Вместо этого Кристина резко опустила голову в тот же миг, когда их взгляды встретились, и пропустила мимо ушей всю церемонию бракосочетания Одри и Льюиса, хотя действо разворачивалось прямо у нее перед глазами.

Она не замечала ничего вокруг, кроме гордого, сурового, широкоплечего, одетого в красивый черный костюм герцога Бьюкасла. На нее вновь нахлынули воспоминания об ужасных двух неделях в Скофилде, особенно о последнем вечере на берегу пруда и о приезде герцога через десять дней в коттедж «Гиацинт». Ей ни разу не пришла в голову мысль о том, что он может быть приглашен на свадьбу к Одри. Кристина считала, что это будет семейное торжество. Знай она о том, что герцог окажется в числе гостей, она ни за что на свете не приехала бы.

По окончании церковной церемонии Кристина отправилась вместе со всеми на свадебный завтрак, но с таким же успехом она могла сидеть в пустом сарае вместо богато убранного бального зала и есть солому вместо роскошных блюд. Она отдавала себе отчет в том, что слишком широко улыбается графу Китреджу и чересчур оживленно разговаривает с ним. После завтрака ей удалось немного прийти в себя, и она уже не выглядела беспомощно, когда встречалась с герцогом взглядом. Но несмотря ни на что, это был один из самых неприятных дней в ее жизни.

Кристина почувствовала громадное облегчение, когда герцог ушел почти сразу по окончании застолья. Весь день она была на грани слез, хотя внешне оставалась веселой, смеялась и болтала с гостями. Только приехав домой поздно вечером и запершись у себя в спальне, она дала волю чувствам.

Кристина была уверена, что совершенно забыла герцога Бьюкасла за те полгода, что прошли с момента их последней встречи, поэтому реакция на этого человека потрясла ее до глубины души. Как она могла думать, что можно заняться с ним любовью ночью на берегу пруда, а потом с легкостью выбросить из головы воспоминания об этом? Если бы между ними ничего не было, возможно, она так остро не отреагировала бы на встречу с герцогом. И что было бы, не прибудь он к ней через десять дней после этого события с предложением руки и сердца?

Кристина с самого начала недоумевала, почему ее влечет к человеку, начисто лишенному привлекательности. Да, он был красив, но не привлекателен — по крайней мере не для нее. Хотя какое это имеет значение? Через день-другой она вернется домой и снова попытается все забыть. Если ее чувства по отношению к герцогу глубже, чем она предполагала, то это целиком и полностью ее вина. Никто не заставлял ее гулять вместе с ним по живописным аллеям. И это была ее идея — пойти в лабиринт. К тому же никто не принуждал ее идти с ним на берег пруда.

Мелани все же заставила Кристину изменить решение относительно возвращения домой.

— Дело в том, — сказала она за завтраком наутро после свадьбы, — что в этом году в Лондон приехало намного больше людей, чем обычно в такое время года, и каждое утро почтальоны приносят множество приглашений на мероприятия, которые грешно было бы пропустить. Кроме того, я считаю своим гражданским долгом присутствовать на как можно большем количестве приемов. Просто неприлично проделать такой путь и тут же снова уезжать, не повеселившись как следует. К тому же мне стыдно так скоро вырывать Берти из его клубов.

Берти, который также присутствовал за столом, впился зубами в сочный бифштекс и издал какой-то нечленораздельный звук. Он в совершенстве овладел искусством воспроизводить этот звук каждый раз, когда Мелани что-то предлагала, тем самым избавив себя от необходимости прислушиваться к ее словам.

— У тебя столько новых нарядов, — продолжала Мелани, — в которых ты выглядишь вдвое моложе своего возраста. Ты просто обязана покрасоваться в каждом из них. Мама с Джастином расстроятся, если мы так рано уедем, да и Гектор, бедняжка, тоже, если обнаружит, что мы уехали. Но самое главное, дорогая, заключается в том, что граф Китредж от тебя без ума и вот-вот признается тебе в своих чувствах. Хотя мне известно, что тебе не нужен муж на тридцать лет старше тебя, который, мягко говоря, полноват даже в своем корсете, думаю, всем будет крайне интересно понаблюдать за тем, как он будет ухаживать за тобой. Уверена, это никоим образом не повредит твоей репутации в глазах общества.

Несколько раз Кристина пыталась что-то сказать, но, как обычно, когда Мелани начинала говорить, в ее оживленный монолог невозможно было вставить ни слова, тем более если это было слово «нет».

— Давай задержимся в столице еще на недельку, — продолжала уговаривать Кристину баронесса Ринейбл, ставя на стол чашку кофе и накрывая рукой ладонь подруги. — Мы чудесно проведем время, будем веселиться с утра до ночи. Я смогу наслаждаться твоим обществом целую неделю или даже две, если учесть, что мы приехали как раз неделю назад. Уверена, все будет просто великолепно. Ну так что? Скажи, что согласна остаться, скажи «да», пожалуйста.

Кристина с ужасом осознала, что сейчас совсем неподходящее время, чтобы демонстрировать твердость характера. Как она могла сказать «нет»? Она приехала сюда в карете Ринейблов, жила в их доме, ела их хлеб. Ей пришла в голову мысль, что можно было бы поехать одной в почтовом экипаже, но Кристина знала — решись она высказать такое предположение, Мелани может упасть в обморок и, безусловно, будет смертельно обижена. Даже Берти соберется с силами и скажет несколько слов.

Но еще целая неделя в городе? Еще неделя светской жизни? Просто ужасающая перспектива. С другой стороны, это всего лишь неделя, каких-то семь дней. Тем более что еще в Скофилде поговаривали, будто герцог Бьюкасл не слишком любит посещать светские мероприятия. Говорила же леди Сара Бакан, что ни разу не видела его за всю весну, хотя это был ее первый сезон и она наверняка присутствовала везде, где собиралось много народу. В самом деле, за семь лет замужества Кристина ни одного раза не встречалась с этим человеком в свете.

— Если ты хочешь остаться, Мелани, — проговорила она, — то я, конечно, должна согласиться.

Мелани похлопала подругу по руке и снова принялась за кофе.

— Это не ответ, — заявила она, — ты ничего не должна. Если ты предпочитаешь немедленно отправиться домой, то мы вырвем Берти из его клубов и поедем. Но мы пропустим суаре у леди Джосселин, а она моя близкая подруга и будет удручена, если мы не дождемся этого мероприятия. А еще мы пропустим…

— Мелани, — Кристина наклонилась над столом и посмотрела в глаза подруге, — я с удовольствием воспользуюсь твоим гостеприимством и проведу в Лондоне еще неделю.

— Я знала, что ты согласишься. — Мелани просияла и радостно хлопнула в ладоши. — Берти, любовь моя, ты сможешь ходить в клубы и в «Таттерсоллз». А еще сможешь поиграть в карты у леди Джосселин, где ставки всегда достаточно высоки для такого опытного игрока, как ты.

Берти, который уже наполовину расправился с бифштексом, снова издал нечленораздельный рык.

Ну вот, мрачно думала Кристина, теперь ей придется не только сидеть в Лондоне, но и посещать все светские мероприятия, на которые захочет пойти Мелани. Очень скоро выяснилось, что таких мероприятий великое множество, несмотря на то, что сезон еще не начался. В планах у баронессы Ринейбл было несколько чаепитий, частный концерт и ужин, ну и, разумеется, суаре у леди Джосселин.

В тот вечер на Кристине был один из ее новых туалетов — кружевное платье глубокого синего цвета на бархатном чехле, которое особенно нравилось ей, поскольку выглядело красиво и элегантно, но без всякой претенциозности. Она чувствовала, что это платье подходит и к ее возрасту, и к цвету волос и глаз. По настоянию Мелани она одолжила у подруги жемчужное ожерелье, и это было единственное ее украшение, за исключением белых вечерних перчаток и веера с ручкой из слоновой кости, который Бэзил с Гермионой как-то раз подарили ей на день рождения.

Ослепительно улыбаясь, Кристина вошла в гостиную дома леди Джосселин. В длинной анфиладе комнат двери были широко распахнуты для удобства передвижения гостей. И первый, кого она увидела, был, разумеется, герцог Бьюкасл, строгий, элегантный и высокомерный, стоявший на другом конце комнаты и погруженный в беседу с красивой темноволосой женщиной, которая сидела на диване, потягивая вино. Это была леди Фальконбридж, вдова маркиза, которую Кристина уже встречала раньше.

Если бы можно было немедленно уйти и вернуться в Ринейбл-Хаус, а лучше прямиком в коттедж «Гиацинт», Кристина так бы и поступила. Но Мелани взяла ее под руку, так что ей ничего не оставалось, как только двигаться вперед.

«Проклятие, проклятие, проклятие», — думала Кристина, совершенно не к месту отмечая про себя элегантную прическу леди Фальконбридж: высоко уложенные локоны, украшенные великолепными перьями. Она в который раз почувствовала себя деревенской простушкой.

В гостиной была по меньшей мере дюжина знакомых Мелани и столько же в следующей комнате, но баронесса просияла при виде только одного человека. Вскинув одновременно подбородок и лорнет, она решительно направилась к нему через всю комнату, таща за собой Кристину с таким видом, что Элеонора умерла бы от хохота, доведись ей увидеть такое. Берти уже исчез из виду, очевидно, отправившись в салон для игры в карты.

— Бьюкасл! — воскликнула баронесса, легонько ударяя герцога по руке лорнетом. — Вас не часто можно встретить на подобного рода мероприятиях!

Герцог обернулся, вскинул брови, и его взгляд встретился со взглядом Кристины еще раньше, чем он посмотрел на Мелани. Затем он заметно наклонил голову в знак приветствия:

— Леди Ринейбл, миссис Деррик.

Кристина забыла, какими холодными могут быть эти серые глаза, как этот серебристый взгляд умеет пронзать насквозь.

— Ваша светлость, — пробормотала она.

От внимания Кристины не укрылось, что он не удостоил Мелани объяснением, почему оказался в гостях у леди Джосселин. Да и зачем ему это?

Герцог погладил кончиками пальцев ручку монокля, а леди Фальконбридж нетерпеливо постучала ножкой по полу.

— Мы задержались в Лондоне еще на неделю, — сообщила Мелани, — потому что не хотели пропускать столь блестящие светские мероприятия, которых в этом году устраивается очень много. Кроме того, суаре у Лилиан всегда стоят того, чтобы на них присутствовать.

Его светлость снова кивнул.

— Мелани, — вмешалась Кристина, — в соседней комнате я заметила Джастина. Может, пойдем?

Глаза герцога на секунду задержались на ней, его монокль уже поднялся до уровня груди. Кристина молча ждала, пока он поднесет монокль к глазам.

— В таком случае не смею вас задерживать, — сказал Бьюкасл, отворачиваясь к леди Фальконбридж.

В следующей комнате располагался музыкальный салон, и за фортепиано сидела леди Сара Бакан. Кристина радостно улыбнулась Джастину, который подошел и взял ее за руку, в то время как Мелани приблизилась к кружку дам, которые, посторонившись, чтобы впустить ее, снова сомкнули ряды.

— Я видел, как вы с Мел отдавали честь Бьюкаслу, — с улыбкой проговорил Джастин.

— Я никогда бы не приехала сюда, — заверила его Кристина, — если бы знала, что он тоже собирается присутствовать.

Джастин усмехнулся:

— Для дамы, которая в прошлом году утверждала, что герцог вежливый и галантный джентльмен, ты что-то уж слишком остро реагируешь. Однако в этом году тебе нечего бояться его. Он вовсю преследует леди Фальконбридж, а поскольку она точно так же вовсю преследует его, то все ждут, что через несколько дней они сумеют прийти к обоюдному согласию. Уверен, что в некоторых клубных книгах уже записаны ставки на то, какого числа они объявят о своей помолвке.

— Дорогой Джастин, — сказала Кристина, ослепительно улыбаясь, — всегда готов рассказать о том, чего мне знать не положено.

И чего она вовсе не хотела знать.

— Ничего, ты ведь неболтлива, Крисси. — Джастин рассмеялся и подвел спутницу поближе к фортепиано.

Однако Кристине не удалось долго наслаждаться покоем. Вскоре к ним присоединился граф Китредж и объявил Кристине, что она никогда не видела знаменитого полотна Рембрандта, которое висело в салоне, располагавшемся за комнатой для коктейлей. Затем он предложил ей руку, чтобы проводить ее.

Салон был слабо освещен, так как, по-видимому, в нем не предполагалось присутствие гостей этим вечером. Честно простояв перед картиной в течение целых пяти минут, Кристина хотела уже возвратиться, но граф решительно взял ее за руку и подвел к скамье в дальнем конце салона. Кристина села, а граф встал перед ней, заложив руки за спину. Она подозревала, что корсет мешает ему последовать ее примеру, и втайне была благодарна этому обстоятельству.

— Миссис Деррик, — начал Китредж, прочистив горло, — вы, должно быть, еще прошлым летом заметили глубину моего восхищения вами…

— Это большая честь для меня, милорд, — вздрогнув от неожиданности, пролепетала Кристина, — давайте…

— А в этом году, — продолжал граф, — я чувствую себя обязанным открыто признаться в том, насколько неумолимо меня влечет к вам.

Неужели она в самом деле кокетка, подумала Кристина. Оскар так считал, да и Бэзил с Гермионой в конце концов пришли к такому же выводу. Но если она и правда была кокеткой, то не по своей воле. Она никогда ничего не говорила и не делала, чтобы возбудить в графе неумолимое, как он выразился, или хотя бы малейшее влечение к себе, никогда не пыталась никого привлечь, за исключением Оскара десять лет назад.

— Милорд, я бесконечно польщена, но…

Граф Китредж сжал в ладонях ее руку, так что одно из его колец больно впилось в мизинец Кристины.

— Умоляю вас, не мучьте меня больше. В обществе станут говорить, что я слишком стар для вас, но мои дети выросли, и я волен следовать велениям моего сердца. Так вот, мое сердце принадлежит вам. Я льщу себе надеждой, что и вы…

— О! — Кристина попыталась высвободить руку, но потерпела неудачу, ибо граф держал ее на удивление крепко.

— Что вы прежде всего увидите во мне человека, — продолжал он. — Я кладу всего себя, свой титул и свое состояние к вашим ногам.

— Милорд, — снова попыталась остановить графа Кристина, — сюда могут прийти. Пожалуйста, отпустите…

— Скажите мне, — он не обратил на ее сопротивление ни малейшего внимания, — что сделаете меня счастливейшим…

— Но, милорд, — резко проговорила Кристина, ее смущение вдруг улетучилось, — мне кажется, ваше навязчивое желание высказаться неуместно и даже оскорбительно для меня. Я…

— Умоляю, — не умолкал граф, — позволить мне сделать вас счастливейшей из…

— Как интересно, — раздался поблизости высокомерный ленивый голос. — Это полотно более выигрышно смотрится при дневном освещении или в пламени свечей? Картины Рембрандта выполнены в темных тонах и требуют тщательного выбора места для демонстрации. Как вы полагаете, Китредж?

Оказывается, герцог Бьюкасл разговаривал не с самим собой.

Кристина вырвала руку из ладоней графа и расправила юбку на коленях. Если бы в тот момент она могла умереть от унижения, то посчитала бы, что ей повезло.

— Сам я никогда особо не разбирался в творчестве этого художника, — неохотно отозвался граф, расстроено и отчасти покаянно взглянув на Кристину, прежде чем повернуться к герцогу, — другое дело — Тернер или Гейнсборо.

— Да, я с вами согласен, — приставив к глазу монокль, герцог рассматривал полотно с расстояния в два фута, — тем не менее мне бы хотелось полюбоваться этим произведением при правильном освещении.

Затем он опустил монокль и повернулся к Кристине.

— Здесь так тихо, — проговорил он, — потому что все остальные гости находятся в других комнатах. Позвольте мне проводить вас в салон для коктейлей.

— Но я как раз собирался… — начал было граф Китредж.

— Да-да, — Кристина резко вскочила со скамьи, — спасибо, ваша светлость.

Бьюкасл коротко поклонился и предложил ей руку. Взявшись за рукав герцога, Кристина обернулась и улыбнулась графу.

— Благодарю вас за то, что показали мне Рембрандта, милорд, — прощебетала она. — Картина в самом деле впечатляет.

Китреджу оставалось только кивнуть и позволить ей удалиться.

«Кажется, я только что побывала между молотом и наковальней, — подумала Кристина. — Только вот какой мужчина какую роль играет?» Теперь, когда ее рука лежала на рукаве герцога Бьюкасла, она чувствовала себя так, словно поймала молнию.

— Мне показалось, что вы нуждались в помощи, миссис Деррик, — ровным голосом произнес герцог. — Простите, если я оказался не прав.

— Осмелюсь предположить, что через некоторое время я спасла бы себя сама, — отозвалась Кристина, — но не могу не признать, что впервые в жизни была безумно рада видеть вас.

— Что ж, я польщен.

Кристина рассмеялась:

— Зато не было никого, кто мог бы спасти меня от вас.

— Надеюсь, вы имеете в виду происшествие в лабиринте или в саду вашего дома, — проговорил Бьюкасл, искоса глядя на свою спутницу.

К своему стыду, Кристина почувствовала, что краснеет при воспоминании о третьем, и последнем, происшествии, которое она могла иметь в виду.

— Ну да, оба эти происшествия…

— И оба раза вы с поразительным мастерством сумели втолковать мне, что мои поползновения нежелательны, — заметил герцог. — Вы позволите мне принести вам что-нибудь поесть?

Они только что вошли в салон для коктейлей, где на длинных столах было расставлено угощение и лакеи ждали, когда гостям потребуется их помощь. Посреди комнаты стояло несколько столов, но большинство людей уносили тарелки с собой в гостиную или музыкальный салон.

— Благодарю, я не голодна.

— В таком случае, может быть, принести вам какой-нибудь напиток? — осведомился герцог.

Было бы невоспитанно отказаться во второй раз.

— Будьте добры, бокал вина…

Герцог отправился выполнять ее просьбу и, вернувшись с двумя бокалами в руках, указал на свободный столик в углу салона.

— Давайте присядем, — предложил он, — или вы опять хотите сбежать? Если так, то можете просто уйти и присоединиться к своим родственникам, я не стану удерживать вас насильно.

Кристина села.

— Если бы я знала, что вы приглашены на свадьбу, — проговорила она, глядя Вулфрику прямо в глаза и при этом испытывая сильнейшее желание уткнуться носом в бокал, — то ни за что не приехала бы в Лондон.

— Вот как? — удивился герцог. — В таком случае мир слишком тесен для нас двоих, миссис Деррик.

— Иногда мне действительно так кажется, — согласилась Кристина. — Не думаю, что вы питаете ко мне добрые чувства. Не каждый день случается, что простая нищенка отвергает сразу два разных, но одинаково лестных предложения герцога.

— Вы полагаете, что я все это время думал о вас?

Ужасное напряжение внезапно покинуло Кристину. Она наклонилась вперед и громко рассмеялась.

— Мне безумно нравится провоцировать вас на резкости, — сказала она. — Или, быть может, я неправильно выразилась и тем самым оскорбила вас? Более подходящее слово в данном случае — «отповедь». Это был великолепный ход с вашей стороны, я поставлена на место.

Герцог быстро взглянул на нее.

— А мне, миссис Деррик, — мягко проговорил он, — нравится, когда вы смеетесь. Пусть даже одними глазами.

Кристина чуть не утратила дар речи. Она откинулась на спинку стула, чувствуя себя так, словно в нее ударила молния, и не знала, что сказать. Герцог тоже не стремился заполнить возникшую паузу.

— Вы полагаете, что я кокетка? — наконец проговорила она.

— Кокетка. — Герцог с какой-то нарочитостью опустил на стол бокал и откинулся на стуле, устремив на Кристину внимательный взгляд серых глаз. — Это слово почти всегда используют по отношению к вам, миссис Деррик, чаще всего отрицая в вас это качество. Я вообще не хочу произносить его.

— Вот уж спасибо, — выдавила из себя Кристина, и за столом вновь повисла тишина. Герцог не отрываясь смотрел на свою собеседницу, которая не решилась бы поднять бокал, даже если бы у нее не тряслись руки и она не ощущала себя глубоко несчастной.

— Вам нет надобности кокетничать, — заговорил наконец герцог. — Вы невероятно привлекательны и не нуждаетесь ни в каких уловках.

— Я? — Прижав руку к груди, Кристина потрясенно уставилась на герцога. — Вы хорошенько рассмотрели меня, ваша светлость? Во мне нет ни капли той красоты и элегантности, которые отличают присутствующих здесь сегодня дам. Несмотря на свое новое платье, я ощущаю себя — да, впрочем, и являюсь — всего лишь бедной родственницей.

— Но я не называл вас ни красивой, ни элегантной, — насмешливо заметил герцог. — Я сказал «привлекательная». Невероятно привлекательная, если быть точным. Вы не увидите этого в зеркале, ибо это лучше всего проявляется в тот момент, когда вы оживлены. Именно из-за этого любой, кто хоть раз увидит вас, не сможет не смотреть снова и снова.

Из уст другого мужчины эти слова прозвучали бы как горячее признание, однако герцог Бьюкасл произнес их будничным тоном, как если бы они обсуждали, скажем, полотно Рембрандта в соседней комнате. Кристина вдруг остро ощутила, насколько близка она была однажды с этим человеком. Тем не менее невозможно было поверить в то, что он только что сказал. Герцог Бьюкасл не мог произнести таких слов.

В этот момент кто-то подошел к их столику, избавив Кристину от необходимости отвечать. Она подняла голову и увидела широко улыбающегося Энтони Калвера.

— Бьюкасл? Миссис Деррик? Вы все еще в городе? Я думал, что вы вернетесь в Глостершир сразу после свадьбы Уайзмана. Мы с Роналдом только вчера говорили о вас и вспоминали, какая вы славная женщина и как вы были душой летнего праздника в Скофилде. Давайте пойдем к брату — он в музыкальном салоне. Там вы сможете поздороваться с остальными джентльменами, они будут рады видеть вас.

Кристина протянула молодому человеку руку и ослепительно улыбнулась.

В руках герцога Бьюкасла тут же возник монокль.

— Прошу прощения, Бьюкасл, — с улыбкой обратился к нему Энтони Калвер, — надеюсь, вы отпустите ее?

— Я не собираюсь единолично распоряжаться временем миссис Деррик, — невозмутимо ответил герцог.

— Его светлость был так любезен, что принес мне бокал вина, — сказала Кристина, вставая, — но я уже все выпила. Я с удовольствием поздороваюсь с вашим братом и с вашими друзьями.

Прежде чем отойти, опираясь на руку молодого джентльмена, Кристина обернулась и улыбнулась герцогу:

— Благодарю, ваша светлость.

На самом деле она чувствовала себя полностью выбитой из колеи.

Он назвал ее невероятно привлекательной.

Она отказалась стать его любовницей.

Она отказалась стать его женой.

И он тем не менее считал ее невероятно привлекательной. Кристина ненавидела себя за то, что была польщена его словами. Как можно радоваться этому после всего, что он наговорил ей, когда в прошлом году делал предложение? Он считал ее во всех отношениях ниже себя и свято верил в то, что оказывает ей неземную честь.

После сегодняшнего вечера они, скорее всего, никогда больше не увидятся.

Как она сможет снова забыть его? В прошлом году ей пришлось очень трудно. Если быть до конца честной с самой собой — чего Кристина никогда не делала, думая о герцоге, — то ей так и не удалось забыть его, хотя в герцоге, за исключением внешности, не было ничего достойного любви и восхищения.

Правда, не только внешность герцога занимала ее мысли в течение последних шести месяцев. Она была ужасно влюблена в него.

Вот именно, ужасно.

А лучше сказать, просто неприлично.

Глава 13

Вулфрик только что вернулся из Пикфорд-Хауса, где его сестра Морган, младшая из двух, остановилась вместе с Росторном на время пребывания в Лондоне. Они привезли с собой из Кента детей в надежде, что для старшего мальчика столичный воздух окажется благоприятнее, чем в прошлый раз, а малыш вообще не заметит разницы.

Жак, которого вызвали из детской специально, чтобы поздороваться с дядей, с торжественным видом наблюдал со стороны, как Морган передает герцогу на руки спящего Жюля. Потом ребенок подошел поближе, чтобы получше рассмотреть кисточки у дяди на сапогах, и осмелел настолько, что похлопал его по колену.

— Жаль, что ты не можешь видеть себя со стороны, Вулф, — смеясь, проговорила Морган.

Вулфрик сидел неподвижно, боясь уронить младенца и испугать старшего мальчика. Он остро ощущал, что это его племянники, дети его обожаемой Морган, которой материнство придало оттенок зрелости, выгодно подчеркнувший ее живую юную красоту — ей еще не исполнилось и двадцати одного года.

— Жаль, что тебя не видит наш бомонд, — сухо добавил Джервис. — Правда, я полагаю, они не поверили бы собственным глазам.

Вулфрик приехал, чтобы пригласить сестру с семьей на Пасху в Линдсей-Холл. Фрея и Джошуа, которые также недавно прибыли в Лондон, уже согласились, а Эйдану, Рэнналфу и Аллену были отосланы приглашения. Последний раз они собирались все вместе на свадьбе Аллена и Рейчел два с половиной года назад. Пора им снова объединиться. Несмотря на то, что с тех пор Вулфрик не раз встречался с каждым из них по отдельности, ему хотелось собрать всех в родном доме. Конечно, за последние годы с появлением множества детей семейство Бедвинов значительно разрослось, но Линдсей-Холл был достаточно просторным, чтобы вместить их всех.

Морган и Джервис приняли приглашение, и герцог уехал домой, радуясь, что хотя бы кто-то из его семьи проведет Пасху вместе с ним. Он также решил пригласить своих тетю с дядей, маркиза и маркизу Рочестер, но не сегодня. На сегодняшний день у него были другие планы.

Он ехал по Серпантину в Гайд-парке. Там прогуливалось множество людей, как пеших, так и конных. Такое оживление было необычно в это время года. Причиной являлось то, что солнце ярко светило и в воздухе чувствовалось непривычное тепло.

Герцог ехал в дом Ринейблов, хотя не был уверен, что дамы смогут принять его. На суаре леди Ринейбл сказала, что они задержатся в столице еще на неделю. Прошло уже пять дней, и он принял решение.

Это решение частично касалось леди Фальконбридж, из-за которой он и приехал в гости к леди Джосселин. Вулфрик был твердо намерен раз и навсегда выбросить из головы одну недостойную сельскую учительницу, которая, как он предполагал, уже вернулась к себе, и приложить все усилия, чтобы как можно быстрее привести к логичному завершению свою связь со светской дамой, которая не ждет от него ничего, кроме чувственных удовольствий.

Он слишком долго воздерживался — больше года; правда, за одним памятным исключением.

Но как только он увидел леди Фальконбридж в гостиной леди Джосселин и она тут же отправила его за вином, а потом вовлекла в разговор, он понял, что не сможет выбрать любовницу, руководствуясь доводами разума. Эта леди воплощала собой все, что он хотел видеть в своей любовнице, за исключением одного.

Она, черт возьми, не была Кристиной Деррик!

В следующую секунду, когда Вулфрик осознал всю нелогичность собственных рассуждений, он услышал голос баронессы Ринейбл, почувствовал, как она хлопает его по руке лорнетом, обернулся и увидел перед собой ту самую женщину, которая в очередной раз внесла в его жизнь беспорядок после той проклятой свадьбы.

Он по-прежнему был настроен против миссис Деррик, несмотря на то, что отправился следом за ней, спас ее из когтей Китреджа, а потом говорил с ней в весьма вольной манере.

И вот теперь, три дня спустя, он специально ехал на встречу с этой женщиной — если, конечно, она окажется дома. В противном случае ему придется заехать в другой раз, если за это время он не одумается.

Два маленьких мальчика пускали деревянные кораблики по Серпантину под бдительным оком няни. При встрече со знакомыми Вулфрик кивал джентльменам и касался шляпы сложенным хлыстом при виде дам. Миссис Бивис, присвоившая себе вымышленный титул — она была одной из известнейших столичных куртизанок, а о мистере Бивисе никто никогда не слышал, — прогуливалась у воды в компании своего шпица и походила на яркую райскую птичку. Заметив приближающегося к ней лорда Пауэлла, о котором говорили, что он страстно влюблен в нее, молодая женщина начала прихорашиваться.

Вулфрик лениво наблюдал за тем, как миссис Бивис сняла перчатку, вытянула руку над водой, призывно улыбнулась подошедшему барону и уронила перчатку, открыто приглашая поднять ее.

Перчатка плавно легла на поверхность воды в шести дюймах от берега.

Повинуясь голосу любви, лорд Пауэлл бросился вперед и смог бы вытащить перчатку с помощью серебряного набалдашника трости, если бы в этот момент не вмешалась посторонняя сила, испортившая все дело.

Эта посторонняя сила подбежала к миссис Бивис сзади, прокричала ей, что она что-то уронила, и в ту же секунду наклонилась, чтобы спасти перчатку. Дождя не было уже давно. Непонятно, каким образом трава могла оказаться скользкой, если, конечно, в эти безветренные дни речке не вздумалось вдруг разлиться, затопив берега. Как бы то ни было, правая нога спасительницы перчатки миссис Бивис соскользнула, женщина сделала неловкое движение в попытке перенести вес на левую ногу и сохранить равновесие, потерпела неудачу, растопырила руки и, вскрикнув достаточно громко для того, чтобы обратить на себя внимание всех гуляющих, рухнула в воду, издав при этом громкий всплеск.

Остановив лошадь, Вулфрик с болезненным отвращением наблюдал за тем, как леди Ринейбл и леди Моубери в ужасе закричали, а Пауэлл, который, по всей видимости, был вне себя от гнева, все же решил повести себя галантно и вытащил миссис Деррик из Серпантина.

Миссис Бивис двинулась дальше, сделав вид, что не обратила внимания не только на отвратительную сцену, разыгравшуюся у нее за спиной, но и на то, что у нее осталась всего лишь одна перчатка.

Миссис Деррик в это время стояла на берегу, стуча зубами. Розовые и сиреневые перья на ее новой шляпке безжизненно поникли, а розовое прогулочное платье облегало тело на манер тончайшей туники греческой богини. Она промокла до нитки, а Пауэлл, вытащив носовой платок, неуклюже пытался вытереть ей лицо.

Леди Ринейбл и леди Моубери бестолково суетились вокруг. Многочисленные зеваки глупо пялились на участников этой сцены и обменивались нелепыми замечаниями.

— Кто-то д-должен в-вернуть эту перчатку д-даме, — с трудом выговорила миссис Деррик, поднимая в руке злосчастный кусок ткани.

В первую секунду Вулфрик испытал желание как можно быстрее уехать, но вместо этого он просто вздохнул, спешился и, предоставив лошадь самой себе, направился к пострадавшей, по пути снимая с себя темно-серый сюртук.

— Лорд Пауэлл, без сомнения, будет рад помочь, — заметил он, выхватил перчатку из рук миссис Деррик и, зажав ее между большим и указательным пальцами, помахал ею перед носом у барона, который был несказанно счастлив избавиться от несостоявшейся утопленницы и устремиться в погоню за возлюбленной, неумолимо исчезавшей из его жизни.

— Ну разумеется, Бьюкасл, разумеется. — Барон схватил перчатку и мгновенно исчез.

— Позвольте, — резко проговорил герцог, накидывая на плечи Кристины сюртук и застегивая его спереди. Его взгляд не обещал ей ничего хорошего, что было неудивительно. Он не знал ни одной женщины, которая обладала бы столь постоянной способностью попадать в нелепые ситуации. Даже Фрея не могла бы с ней сравниться. Ну почему он каждый раз оказывался поблизости, когда происходило нечто подобное? Этого герцог понять не мог.

И даже если бы он дожил до ста лет, то так и не смог бы понять, почему влюбился именно в эту женщину, тем более что в его выборе разум не участвовал никоим образом.

— К-как ун-низительно! — Кристину сотрясала мелкая дрожь под сюртуком герцога, и она затравленно глядела на него из-под полей безнадежно испорченной шляпки, перья которой опустились ей на плечи. — П-похоже, вам на роду н-написано появляться каждый раз, чтобы видеть мое унижение.

— Полагаю, мадам, вы должны быть благодарны мне за это, — процедил Вулфрик. — Вряд ли барон Ринейбл сумел бы укутать вас в носовой платок.

Он повернулся к леди Ринейбл, которая все еще никак не могла прийти в себя.

— Я посажу миссис Деррик перед собой на лошадь, если не возражаете, и незамедлительно отвезу ее домой.

Не дожидаясь выражения благодарности со стороны баронессы Ринейбл и ответа миссис Деррик, герцог с мрачным видом вернулся к лошади, которая тихонько пощипывала траву, безразличная ко всему, что происходило вокруг и так волновало собравшихся людей.

Вскочив в седло, он проехал несколько футов до берега, нагнулся и протянул руку Кристине.

— Поставьте ногу мне на ботинок, — скомандовал он.

Разумеется, это легче было сказать, чем сделать. Обеими руками Кристина придерживала сюртук — просунуть руки в рукава она не догадалась, — и при этом подол платья волочился за ней по траве. Однако с помощью леди Ринейбл, поддержавшей пальто, и леди Моубери, которая весьма неэлегантно подтолкнула ее сзади, миссис Деррик наконец взгромоздилась в седло, закутанная в сюртук герцога, призванный скрыть ее от любопытных взглядов и одновременно согреть.

— Мне кажется, вам стоит снять шляпку, — посоветовал Вулфрик, вовремя заметив, что вода с перьев вот-вот прольется ему за шиворот.

— О да, вы правы. — Кристина вытащила руку из-под сюртука и развязала мокрые ленты. Сняв шляпку, она оглядела промокшие поля, а герцог в это время окинул взглядом растрепанные кудри своей спутницы. — Бог мой, мне кажется, шляпка безнадежно испорчена.

— В самую точку. — Забрав у нее из рук пострадавшую шляпку, герцог передал ее в руки бедно одетой девушке, которая стояла рядом. — Держи, девочка, избавься от этой вещицы.

Вулфрик дал девушке гинею за услуги, но, судя по выражению ее лица, шляпка была ей дороже. Она несколько раз присела и осыпала герцога благодарностями, хотя он не понял ни слова из ее речи, произнесенной на ужасном, практически не поддающемся восприятию наречии.

В этот момент миссис Деррик расхохоталась. Сначала затряслись ее плечи, так что Вулфрик грешным делом вообразил, будто ее знобит после падения в воду, но в следующий миг раздался взрыв смеха, и в ее глазах заплясали веселые искорки. Не успел он тронуться с места, как собравшиеся дружно расхохотались ей в ответ, и миссис Деррик высвободила руку, чтобы помахать им на прощание.

Проклятие! Несмотря на обернутый вокруг плеч серый сюртук, несмотря на взлохмаченные мокрые волосы, эта женщина выглядела невообразимо прекрасной!

Наконец им удалось сдвинуться с места. При этом Вулфрик в буквальном смысле оказался пловцом в незнакомых водах. В отличие от миссис Деррик он не привык попадать в компрометирующие его ситуации, герои которых в течение многих дней после этого не сходили с уст великосветских сплетников, особенно если в скандал были вовлечены такие личности, как миссис Бивис, и особенно такие, как герцог Бьюкасл.

Но как он мог оставить миссис Деррик дрожать на берегу речки, когда никто другой не пытался оказать ей хоть сколько-нибудь достойную помощь? Не приди он на выручку, ей было бы не до смеха — хотя с этим еще можно поспорить.

— А знаете, — все еще смеясь, проговорила миссис Деррик, — Оскар тоже был склонен считать меня досадным неудобством.

— Я ничуть не удивлен, — холодно ответил герцог.

Странно, очень странно, но почему-то раздражение внутри его постепенно стало уступать месту совсем иному чувству. Он поймал себя на том, что хочет рассмеяться так же, как она, как те люди на берегу, хочет запрокинуть голову и зайтись хохотом. Даже случай с тисовым деревом прошлым летом не мог сравниться с тем, что произошло здесь в Лондоне. Никогда в жизни он не видел ничего смешнее.

И все-таки Вулфрик сдержался. Во-первых, всю дорогу до дома леди Ринейбл он ловил на себе любопытные взгляды и не хотел давать лишний повод для сплетен, демонстрируя всем и каждому небывалое зрелище веселого герцога Бьюкасла. Во-вторых, несмотря на внешнюю веселость, миссис Деррик наверняка было холодно и неуютно, и вежливость не позволяла ему смеяться над ее несчастьем.

— Полагаю, при падении я не отличалась изяществом? — не унималась Кристина.

— Не уверен, — нехотя отозвался он, — что существует способ изящно свалиться в воду.

Кристина вздохнула:

— А я вот думаю, что привлекла к себе всеобщее внимание. В тот момент, когда упала, разумеется. В том, что я потом выставила себя на посмешище, тоже сомневаться не приходится.

— Еще вы закричали, — подытожил герцог.

— Ладно, я хотя бы спасла перчатку той бедняжки. Она даже не заметила, что уронила ее.

Для женщины, которая несколько лет была замужем и приближалась к тридцатилетию, если уже не справила его, мисс Деррик казалась опасно наивной. Вулфрик мог бы оставить ее в неведении, но его снова начало раздражать ее поведение. Как она могла так неуклюже упасть в воду? Перчатка упала всего в нескольких дюймах от берега.

— Дама уронила перчатку нарочно, — безнадежно вздохнув, пояснил герцог. — Ее должен был достать лорд Пауэлл, причем без столь печальных последствий.

Кристина обернулась и удивленно посмотрела на него:

— Но зачем она это сделала?

— У нее… не слишком приличная репутация, и она строит из себя недотрогу, а Пауэлл всеми силами пытается добиться ее расположения.

Кристина продолжала с изумлением взирать на герцога, пока он выезжал из иарка на улицу. Этот искренний взгляд трудно было выносить, особенно когда лицо молодой женщины находилось всего в нескольких дюймах от него. Он почти забыл, какими голубыми были ее глаза и как они могли неожиданно заискриться смехом.

— Получается, я лишила его возможности проявить галантность и привлечь внимание дамы сердца, — огорчилась Кристина. — Бедняга!

Герцог чуть было не расхохотался, но в этот момент наперерез им выбежал дворник в поисках брошенной кем-то монетки, так что ему пришлось сосредоточить все внимание на дороге.

Кристина продолжала смотреть на него, даже когда опасный участок остался позади. Ее глаза все еще смеялись.

— Я поставила вас в ужасно неловкое положение, — заметила она. — Теперь вы понимаете, как вам повезло, когда прошлым летом я отвергла ваше поспешное предложение?

— В самом деле повезло, — коротко отозвался он.

Наконец миссис Деррик отвернулась и устремила взгляд вперед.

— Ну что ж, я рада, — заговорила она после недолгого молчания. — И хотя мне жутко стыдно, что вы присутствовали при столь нелепой сцене сегодня днем, я также благодарна вам за то, что вы оказались там. Я так промокла, что с трудом могла бы добраться до дома.

И, кроме того, на нее глазели бы все прохожие. Ее промокшее платье выглядело как вторая кожа. Боже милостивый, оно к тому же было розового цвета!

Они все ближе подъезжали к особняку Ринейблов.

— Благодарю вас за помощь, — сказала Кристина, — и постараюсь больше не ставить вас в такое положение. Послезавтра мы возвращаемся в Глостершир, так что прощайте.

Герцог удержал Кристину в седле, спешился сам, а потом помог ей спуститься с лошади. На миг ему показалось, что у него в руках мокрая куча тряпок, завернутая в его сюртук. Она хотела было снять сюртук и вернуть законному владельцу, прежде чем подняться по ступенькам крыльца, но герцог ей не позволил.

— Я войду в дом вместе с вами, — не допускающим возражений тоном сказал он. — Вы подниметесь к себе в комнату в сюртуке, а затем отправите мне его с горничной.

— Вы очень добры…

— Я очень практичен, так будет точнее. — Герцог поднялся по лестнице вперед Кристины и ударил в дверь латунным молоточком.

— Прощайте, — проговорила Кристина, когда они оказались в холле под каменными взглядами дворецкого и лакея, — вы можете радоваться, что раз и навсегда избавились от меня.

Впервые в жизни она смотрела не прямо ему в глаза, а куда-то на подбородок, и в ее глазах не было привычного блеска.

— Неужели? — Герцог насмешливо поклонился, и Кристина неровной походкой направилась к лестнице, одной рукой прижимая к себе сюртук, а другой придерживая его фалды.

Неужели?

Неужели после сегодняшнего унижения ее отъезд станет для него счастливым избавлением? Поистине ужасная женщина. Неудивительно, что покойный супруг считал ее досадной помехой. Нет также ничего странного в том, что Элрики враждебно относились к ней и даже пытались настроить его против нее. Миссис Деррик обладала странным чувством юмора — вместо того чтобы умереть от стыда, она помахала толпе зевак рукой. Она как магнит притягивала к себе всяческие неприятности. А еще она была дочерью сельского учителя.

В самом деле, какое счастье, что послезавтра она уезжает домой и он больше никогда не увидит ее. Как хорошо, что сегодня, когда он собирался нанести ей визит, ее не было дома и они встретились с ней именно в тот унизительный момент.

Да, он счастлив раз и навсегда избавиться от нее. Он должен был первым попрощаться с ней. Теперь осталось только выбросить ее из своих мыслей и… из своего сердца.

Через несколько минут горничная принесла ему мокрый сюртук. Герцог вышел из дома, сел на лошадь и уехал — уехал из ее жизни.

Он радовался, что несчастье миновало его.

Кристина была на грани отчаяния.

Утром ей нанесли визит Гермиона и Бэзил. Они сказали, что приехали удостовериться, что она не заболела после вчерашнего происшествия, о котором они, естественно, уже были наслышаны. Еще бы! О таком не услышал бы только глухой! Разумеется, на самом деле они приехали с единственной целью — убедиться, что завтра она действительно уезжает.

И она не собиралась их разочаровывать.

Мелани сперва очень страдала оттого, что они так рано покидают Лондон, но потом вспомнила, что через неделю будет день рождения у Филиппа, ее старшего ребенка и единственного сына, и решила, что недели ей едва хватит на то, чтобы доехать до дома и подготовить праздник.

Наконец-то они уезжают! Кристина никогда в жизни не была так счастлива — и одновременно так удручена.

Не успели Элрики откланяться, как прибыл граф Китредж, также желавший удостовериться, что миссис Деррик не пострадала после вчерашнего случая в Гайд-парке. Затем с напыщенным видом, покачивая головой и подмигивая леди Ринейбл, он попросил баронессу оставить их с Кристиной наедине. Мелани, предательница, весело улыбнувшись подруге, немедленно вышла из комнаты.

Кристина мужественно отвергла его предложение руки и сердца, которое он сделал четыре раза в четырех разных формах за четверть часа, отказываясь поверить, что она говорит серьезно. Он пообещал приехать в Глостершир после того, как парламент будет распущен на лето, возобновить знакомство с мистером и миссис Томпсон и выразил надежду найти миссис Деррик в более благоприятном расположении духа.

Все это было весьма неприятно, хотя, рассказывая об этом хохочущей Мелани, Кристина сама не удержалась от смеха.

— Ты просто очень привлекательна, дорогая, — сказала Мелани, вытирая глаза отделанным кружевом носовым платочком. — Был бы Китредж лет на тридцать помоложе и покрасивее, поумнее и посообразительнее! К сожалению, он не такой, да и вряд ли был когда-нибудь. Ты знаешь, вы с Бьюкаслом выглядели вчера весьма романтично, уезжая вместе на лошади. Правда, ты была закутана в его сюртук, волосы у тебя обвисли, а герцог был мрачнее тучи. Не думаю, что его обрадовала необходимость прийти тебе на помощь.

— Да уж, — вздохнула Кристина. В следующий момент обе женщины громко расхохотались, хотя Кристина по-прежнему чувствовала себя глубоко несчастной.

Слава Богу, завтра они возвращаются домой. Вот только от этой мысли ей становилось еще хуже.

В середине дня, когда Кристина находилась у себя в комнате и упаковывала вещи, хотя Мелани несколько раз пыталась дать ей в помощь горничную, в дверь постучал лакей и передал просьбу баронессы спуститься вниз. Войдя в гостиную, Кристина увидела, что Мелани с довольной улыбкой восседает по одну сторону от камина, а герцог Бьюкасл поднимается со стула с другой стороны.

Настроение Кристины, которое все это время находилось на нулевой отметке, взметнулось вверх.

— Миссис Деррик, — поклонился Бьюкасл.

— Ваша светлость!

Мелани молча продолжала ухмыляться.

— Я надеюсь, вы не слишком пострадали после вчерашнего приключения? — осведомился герцог.

— Очень мило с вашей стороны не называть вещи своими именами. Уверяю вас, пострадала только моя гордость.

На самом деле Кристина чуть в обморок не упала, когда сняла перед зеркалом герцогский сюртук.

Бьюкасл, разумеется, приехал не только для того, чтобы справиться о ее самочувствии. Вчера они распрощались. Во всяком случае, она с ним распрощалась. Герцог не сказал ничего в ответ на ее «прощайте». Внезапно Кристине стало грустно от того, что он не сказал даже такой малости, как «прощайте», когда они расставались навсегда.

— Не хотели бы вы немного прогуляться со мной по парку, миссис Деррик? — неожиданно предложил герцог.

— Прогуляться? — Боковым зрением Кристина заметила, что улыбка Мелани стала какой-то искусственной.

— Да-да, прогуляться, — повторил Бьюкасл. — Я провожу вас обратно, так что вы успеете к чаю.

Мелани нетерпеливо постукивала лорнетом по деревянному подлокотнику кресла.

— Замечательная мысль, Бьюкасл, — сказала она. — Кристина сегодня так и не побывала на свежем воздухе — мы все утро принимали посетителей.

Однако герцог, вскинув брови, продолжал смотреть только на Кристину. Если она откажется, то после его ухода Мелани не даст ей покоя. А если согласится, то Мелани набросится на нее сразу по возвращении. Кристина не хотела больше видеть герцога. В самом деле не хотела.

— Спасибо, — вдруг услышала она собственный голос, — я только захвачу шляпку и накидку.

Через несколько минут они шли по улице под руку по направлению к парку. Кристина уже забыла, каким он был высоким, как на нее действовала его близость, какую мощную ауру распространял вокруг себя этот мужчина. Но она не забыла, как они были близки. Внезапно ей стало нечем дышать. Ей нечего сказать ему, кроме того, что уже было сказани вчера, да и у него вряд ли имелось что сказать ей.

Зачем, зачем он пригласил ее на эту прогулку? Хорошо хоть на улице было много людей и вещей, на которых можно сосредоточить внимание.

Однако очень скоро она осталась наедине с герцогом Бьюкаслом в пустом и тихом Гайд-парке. В том месте, куда они пришли, не было ни души. Возможно, всему виной оказалась прохладная ветреная погода.

Кристина обернулась:

— Ваша светлость.

— Миссис Деррик.

С каким-то глупым тщеславием Кристина вдруг напомнила себе, что на ней сегодня новое голубое платье с накидкой того же цвета и серая шляпка, которую она надевала на свадьбу. Эта шляпка особенно нравилась ей: поля с внутренней стороны были отделаны голубым шелком в складку, и ленты по цвету подходили к ее наряду. Сейчас она уж точно не походила на пугало, как во время праздника в Скофилде или как вчера после неудачного купания.

С полмили они прошли, сохраняя молчание. Это было смешно и одновременно невыносимо. Она могла бы в этот момент находиться дома и складывать чемоданы, а он мог бы отправиться туда, где привык проводить время. Они оба могли бы заниматься своими делами.

— Иногда, — начала Кристина, — люди любят помериться друг с другом взглядами, и проигрывает тот, кто первым отведет глаза. Мы с вами пару раз пытались сразиться подобным образом, хотя, как мне кажется, для вас это не было игрой. Вы просто ожидаете, что любой смертный, встретив ваш взгляд, немедленно опустит глаза. Это тоже игра, ваша светлость? Хотите сыграть в молчанку? Проигрывает тот, кто заговаривает первым.

— В таком случае, миссис Деррик, вам придется признать, что я выиграл.

— Что ж, признаю. — Кристина рассмеялась. — А все-таки, зачем вам понадобилось приглашать меня на прогулку? После вчерашнего и после нашей встречи летом я считала, что со мной вы захотите провести время в последнюю очередь.

— Значит, вы ошибались.

Еще примерно сто ярдов они прошли в тишине.

— В эту игру мне никогда не выиграть, — наконец не выдержала Кристина, — я слишком любопытна. Так зачем вы пригласили меня? Уж точно не для того, чтобы поболтать.

Два джентльмена, ехавшие им навстречу, свернули с тропинки, обменялись приветствиями с герцогом и, коснувшись краев шляп, бегло взглянули на Кристину.

— На Пасху в Линдсей-Холл приезжают мои братья с сестрами и со своими семьями, — отрывисто проговорил герцог.

Кристина украдкой бросила на него удивленный взгляд.

— Вы, должно быть, очень рады этому, — мягко проговорила она, хотя не могла представить себе герцога в окружении братьев, сестер и племянников с племянницами. Интересно, какие они? Кажется, она ни с кем из них не встречалась. Возможно, они похожи на своего старшего брата.

От этой мысли ей почему-то вдруг стало смешно.

— Я также подумываю о том, чтобы пригласить ваших золовку с зятем и чету Ринейбл, — продолжал герцог.

На этот раз Кристина не просто посмотрела на него: она во все глаза недоуменно уставилась на герцога. Ей было известно, что они с Гектором дружат, но она не подозревала, что с остальными у него столь же теплые отношения.

— Хочу просить вас, чтобы вы помогли мне решиться.

— Помогла? — Вот уж чего Кристина никак не ожидала.

— Я приглашу их лишь в том случае, — отчеканил герцог, — если вы тоже приедете.

— Приеду? Я?

Она резко остановилась и недоверчиво посмотрела на герцога. В этот момент на дороге опять показались всадники, так что им пришлось дожидаться, пока они не проедут мимо. Потом герцог продолжил:

— Я не могу пригласить вас одну. Это было бы в высшей степени неприлично, даже учитывая то, что в Линдсей-Холле соберется вся моя семья. Я также не могу пригласить вас с матерью, сестрами и зятем. Мы же не помолвлены. Так что мне приходится приглашать вас в качестве дальней родственницы людей, с которыми я хочу провести Пасху.

Кристина почувствовала, как в ней начинает закипать гнев.

— Значит, вы планируете меня соблазнить? — холодно осведомилась она, намеренно опустив слово «снова». То, что произошло между ними летней ночью, не было попыткой соблазна с его стороны.

— В собственном доме? — язвительно поинтересовался герцог. — В присутствии моей семьи и семьи вашего покойного мужа? Вы считаете, что знаете меня, миссис Деррик. Однако если вы задаете такой вопрос, то глубоко заблуждаетесь на мой счет.

— И по той же причине, я полагаю, вы не осмелитесь снова предложить мне стать вашей любовницей?

— Разумеется, — подтвердил он. — Мне вообще не стоило предлагать вам это. У меня нет желания видеть вас своей любовницей.

— Что же тогда? Зачем вы приглашаете меня? Не можете же вы до сих пор хотеть… хотеть жениться на мне.

— Интересно, миссис Деррик, вы искренне считаете, что вам известны мысли, намерения и желания всех ваших знакомых? В таком случае это весьма неприятная черта характера.

Уязвленная его словами, Кристина поджала губы. Отвернувшись, она медленно пошла вперед. Ветер дул ей в лицо, но она подняла голову, с радостью встречая холодные порывы.

— Мне хотелось бы услышать от вас подтверждение того, что, если я приглашу в Линдсей-Холл семью вашего покойного мужа, миссис Деррик, вы также примете приглашение, — упрямо произнес Бьюкасл, догнав ее.

— Но зачем, зачем? Вы хотите показать мне, чего я лишилась, отвергнув ваше предложение?

— Вовсе нет, — возразил герцог. — Кроме того, вздумай я продемонстрировать вам свое богатство, вы тут же посмеялись бы надо мной.

— Теперь уже вам кажется, что вы меня знаете.

— Когда вы отвергли мое предложение руки и сердца, — Бьюкасл чуть помедлил, — вы сообщили мне полный список качеств, мешающих мне стать вашим мужем.

— Неужели? — Кристина с трудом могла вспомнить, что именно наговорила ему в тот день. Она помнила только, как ей хотелось броситься за ним следом, когда он ушел, и как она горько плакала, оставшись одна.

— Я помню ваши слова наизусть, — сказал герцог. — Мужчина, который надеется жениться на вас, должен обладать мягким характером, добротой и чувством юмора. Он должен любить людей, особенно детей, а также быть безрассудным и безудержным. Это должен быть человек с сердцем, партнер, друг, любовник. Вы спросили, есть ли у меня хоть одно из этих качеств, подразумевая отрицательный ответ.

Кристина не припоминала ничего такого, но, видимо, он был прав. Именно такими словами она, скорее всего, ответила бы на его предложение. И он помнил, помнил все до единого слова.

Кристина облизала губы.

— Я не хотела быть жестокой, — пояснила она. — Видимо, меня задело то, в какой форме вы сделали предложение. Но сейчас я не собираюсь повторять свою ошибку. Однажды я вышла замуж, потому что была молода, безумно влюблена и наивно полагала, что первое упоение счастьем продлится всю жизнь. Я не собираюсь снова вступать в брак. Но если все же это случится, то моим избранником станет только тот мужчина, который будет сочетать в себе все те качества, которые вы только что перечислили. А такое, как вы прекрасно понимаете, абсолютно невозможно. Ни один мужчина не способен воплотить в себе мою мечту, так что мне суждено до конца жизни оставаться одинокой и свободной. Сожалею, если обидела вас. Правда, вы не похожи на человека, которого может обидеть такое ничтожество, как я, но если я все-таки задела вас, то прошу меня извинить.

— Позвольте доказать вам, что во мне есть хотя бы некоторые из тех качеств, которые вы хотели бы видеть в мужчине…

— Что?

Кристина остановилась и резко обернулась. На этот раз поблизости никого не было видно. Краем сознания она поняла, что они каким-то образом сбились с дороги и оказались на уединенной тропинке.

— Я не считаю, что лишен всякой человечности, как вы утверждаете…

— Но я ничего такого не говорила…

— Вы сказали, что мужчина должен обладать человеческим теплом.

Кристина уставилась на герцога, и ей на память пришли слова, которые она тут же постаралась выбросить из головы. Она вспомнила взгляд герцога Бьюкасла в тот момент, когда он повернулся и вышел из сада коттеджа «Гиацинт», вспомнила слова, которые он произнес тогда: «Вам нужен человек с сердцем. Да, вы, видимо, правы, миссис Деррик, возможно, у меня его нет. А раз так, то во мне нет ничего, что вы хотели бы видеть в муже, не так ли?» В тот момент она чувствовала себя так, словно ей разбили сердце.

— Я тогда была не права, — ее голос чуть задрожал, — прошу простить меня. Но вы же сами знаете, что не можете соответствовать моим мечтам. Я говорю это не для того, чтобы оскорбить вас. Вы — это вы, и я уверена, что в своем мире вам нет равных. Вы внушаете людям уважение, покорность и даже страх. Думаю, для человека вашего положения это самое важное качество. Просто своего спутника жизни я вижу иным.

— Я не только герцог, но и мужчина, миссис Деррик…

Лучше бы он этого не говорил. Кристине вдруг показалось, что ее ударили кулаком в живот, так что у нее разом ослабели колени и стало нечем дышать.

— Знаю, — прошептала она и, прочистив горло, повторила: — Я знаю.

— Однажды вы не были равнодушны к этому мужчине, — добавил герцог.

— Да, это правда.

Герцог дотронулся рукой, затянутой в перчатку, до щеки Кристины. Она закрыла глаза и нахмурилась. Еще секунда, и она закричит или бросится ему в объятия, умоляя взять ее в жены, чтобы потом жить с ним долго и счастливо.

— Подарите мне шанс, — прошептал Бьюкасл, — приезжайте в Линдсей-Холл.

— Это ничего не даст, — открыв глаза, произнесла Кристина. — Ничто не может измениться — ни вы сами, ни мои чувства к вам. И я тоже не изменюсь.

— Дайте мне шанс, — повторил он.

Она никогда не слышала его смеха. Она никогда не видела его улыбки. Как она могла стать женой вечно угрюмого человека — такого гордого, высокомерного и холодного? Об этом думал сейчас Вулфрик Бедвин, герцог Бьюкасл, умоляя Кристину Деррик дать ему шанс доказать обратное.

— Вы просто купите меня. — Кристина сердито моргнула, почувствовав, как к глазам подступают слезы. — Вы высосете из меня всю энергию и радость жизни, навсегда лишите меня огня жизнелюбия.

— Дайте мне шанс, и я раздую этот огонь!

Ей вдруг показалось, что он вот-вот встанет перед ней на колени.

Кристина резко отвернулась.

— Отведите меня домой, — попросила она, — отведите меня к Мелани. Не надо было мне соглашаться на прогулку, не надо было приезжать в Лондон, не надо было ехать на праздник в Скофилд.

— То же самое я неоднократно повторял себе, — эхом отозвался герцог, — но мы оба сделали то, что сделали. Между нами возникло нечто, и мы, как ни старались, не смогли ничего решить в тот последний вечер в Скофилде. Приезжайте в Линдсей-Холл. Обещайте, что приедете и не оставите меня наедине со всеми этими людьми, которых я приглашаю исключительно ради вас.

— Вы приглашаете меня для того, — воскликнула Кристина, оборачиваясь, — чтобы я своим поведением доказала вам, насколько мы не подходим друг другу, насколько несчастны мы были бы, если бы связали свои жизни.

Неужели вчерашний день не доказал ему справедливость ее слов?

— Да, если иное невозможно, — признался он. — Если вы сумеете убедить меня в этом, то, быть может, сделаете мне огромное одолжение. Вы поможете мне выбросить вас из сердца.

— Ни для кого из нас эта Пасха не будет счастливой.

— Приезжайте в любом случае.

Кристина шумно вздохнула и подумала об Элеоноре. Если ей когда и требовалось проявить железную волю, то этот случай был наиболее подходящим.

— Ладно, я приеду, — сказала она.

На секунду в его серебристых глазах сверкнуло нечто более всего походившее на триумф.

— А теперь, если нетрудно, отведите меня к Мелани…

На этот раз он не стал противиться ее просьбе.

Всю дорогу до дома они хранили молчание. Герцог не спешил зайти с ней в дом, а она не стала приглашать его. Стоя на крыльце, он взял ее затянутую в перчатку ладонь, склонился и, прежде чем прикоснуться к ней губами, посмотрел Кристине прямо в глаза.

— Не забудьте о своем обещании, — негромко проговорил он.

— Да уж, — она убрала руку, — не забуду.

Глава 14

Проходя по комнатам Линдсей-Холла, Вулфрик не мог больше наслаждаться их пустотой и тишиной. Особняк был полон членами семейства Бедвин, их супругами, детьми и слугами. Бедвины никогда не отличались спокойным нравом, но теперь, когда в их стане прибыло, они после недолгой разлуки вели себя подобно запертым в одном монастыре монахиням и инокам.

Фрея и Джошуа, маркиза и маркиз Холлмер первыми прибыли из Лондона с двухлетним сыном Дэниелом и трехмесячной дочерью Эмили. Фрея совсем оправилась после родов. Ее любимым занятием оказалась борьба с хохочущим сыном на ковре, причем не обязательно в детской. В свободное от борьбы время Дэниел, вместо того чтобы тихонечко сидеть с няней, носился по дому на плечах отца.

Аллен и Рейчел, лорд и леди Аллен Бедвин, а также Морган и Джервис, графиня и граф Росторн, приехали в один день. Первые привезли с собой полуторагодовалых девочек-близняшек, Лору и Беатрис. С ними вместе прибыл барон Уэстон, дядюшка Рейчел, который оправился от сердечного недуга, свалившего его прошлым летом. Морган и Джервис приехали с сыновьями — Жаком, которому почти исполнилось два года, и Жюлем, которому было только два месяца от роду. Рейчел, похоже, снова ждала ребенка, хотя ее положение пока оставалось незаметным.

Рэнналф и Джудит, лорд и леди Рэнналф Бедвин, приехали на следующий день с сыном Уильямом, которому скоро должно было исполниться три года, и годовалой дочкой Мирандой. Не прошло и нескольких часов с момента их прибытия в Линдсей-Холл, как Уильям потребовал у отца покатать его по дому на плечах, как дядя Аллен Дэниела. Веселость, с которой Рэнналф подчинился этому поистине королевскому приказу, красноречиво свидетельствовала о том, как именно он управляет своим домом. Жак не отстал от двоюродных братьев, хотя свое пожелание выразил в более вежливой форме, подергав отца за отворот сапога, а когда его заметили, поднял над головой ручки.

Таким образом, несущиеся галопом лошади в человеческом обличье и их голосящие наездники стали привычной картиной в залах Линдсей-Холла. Иногда на месте всадника оказывалась одна из близняшек. Правда, Вулфрик с трудом различал их.

Эйдан и Ева, лорд и леди Эйдан Бедвин, приехали в компании с миссис Притчард, тетушкой Евы, и своими тремя детьми — десятилетним Дейви, восьмилетней Бекки и почти годовалой Ханной. На самом деле Дейви и Бекки были приемными детьми, но ни Эйдан, ни Ева не позволяли говорить о них подобным образом. Дейви называл их «тетя» и «дядя», а Бекки — «мама» и «папа». Однако Эйдан и Ева считали этих детей такими же своими, как Ханна.

Дейви стал новым любимцем мальчиков, а они, не долго думая, бросили отцов ради старшего двоюродного брата, который катался по перилам лестниц, если поблизости не было взрослых. Бекки обожали все, хотя в основном вокруг нее вертелись девочки, как цыплята вокруг наседки.

Для Вулфрика все это было немного необычно, если не сказать утомительно. Разговор между его братьями, сестрами и их супругами становился все громче и оживленнее с прибытием новых гостей. Герцог удалялся в библиотеку, свою неприкосновенную собственность, как он это часто делал, когда все жили вместе в Линдсей-Холле. Однажды он даже в одиночестве прогулялся по парку.

Последними из членов его семьи приехали тетя с дядей, маркиз и маркиза Рочестер. Тетушка была урожденной Бедвин со всеми вытекающими отсюда последствиями. Она привезла с собой его племянницу, которая до двадцати трех лет жила где-то на севере страны. Потом ее привезли в Лондон, представили родственникам, и маркиза Рочестер решила взять девушку под свое крыло, чтобы в ближайшем сезоне представить ее королеве и высшему свету.

Тетушка Рочестер также не делала секрета из того, что планирует соединить судьбы мисс Эми Хатчинсон и своего старшего племянника.

— Мы найдем мужа для Эми еще до окончания сезона, — заявила она за ужином в день своего прибытия, когда за столом собралась вся семья, — или даже до его начала. В двадцать три года девушка уже должна быть замужем.

— Мне было двадцать пять, тетя, — напомнила ей Фрея.

Тетушка Рочестер взяла со стола украшенный драгоценными камнями лорнет и махнула им в сторону племянницы.

— Ты слишком долго ждала, — сказала маркиза, переводя взгляд на Джошуа. — Если бы этот мальчик не появился у тебя на пути, чтобы приручить тебя и выбить из твоей головы дурь, ты осталась бы старой девой. Для девушки это незавидная участь, даже если ее брат — герцог.

Джошуа повел бровями в сторону жены, а та окинула его высокомерным взглядом, словно это он только что обвинил ее в необузданности и упрямстве.

Не прошло и пяти минут, как маркиза снова вмешалась в общую беседу.

— Тебе, Бьюкасл, тоже пришло время жениться, — безапелляционно заявила она. — Тридцать пять — это прекрасный и опасный возраст для мужчины. Это прекрасный возраст для женитьбы и опасный для промедления. Не хочешь же ты, чтобы тебя свалила подагра еще до того, как твой сын и наследник окажется в детской.

Пять пар глаз Бедвинов, не говоря уже о тех, кто не являлся таковым, с неприкрытым весельем уставились на Вулфрика.

— Она права, Вулф, — заметил Аллен, — тебе уже тридцать пять. Теперь каждая минута промедления может стать роковой.

— Попомни мои слова, Вулф, — добавил Рэнналф, — из папочек, страдающих подагрой, получаются плохие лошадки, и сыновья не ценят их.

— Спасибо, тетя. — Вулфрик прекрасно понимал, что ее намек на их отношения с мисс Хатчинсон ни для кого не остался не замеченным. — Пока я не ощущаю никаких симптомов подагры. А если я когда-нибудь найду женщину, достойную стать моей герцогиней, то непременно извещу родственников о своих намерениях.

Бедвины дружно подмигнули ему, и к ним присоединились Джошуа с Джервисом. Ева ласково улыбнулась. Рейчел последовала ее примеру. Неожиданно Джудит подала голос.

— Ты запланировал на праздник что-нибудь особенное, Вулфрик? — поинтересовалась она, очевидно стараясь отвести разговор от темы, которая раздражала герцога и повергала в ужас мисс Хатчинсон, хорошенькую и элегантную, но стеснительную молодую леди, которая явно до смерти боялась шумного общества. — Можно, мы сами что-нибудь устроим? Разумеется, в день Пасхи будет церковная служба, но нельзя ли нам придумать что-то на потом? Какой-нибудь концерт, или любительское театральное представление, или пикник, если погода позволит? А может быть, бал?

— На какой из этих вопросов ты хочешь получить ответ в первую очередь, любовь моя? — спросил жену Рэнналф.

— По поводу любительского театрального представления, — рассмеялась она. — Давайте устроим театр.

— Если мы устроим театр, — Фрея искоса поглядела на сноху, — то мне нечем будет заняться. Джудит нас всех переиграет, так что театр окажется в самом деле любительским.

— В таком случае надо придумать такое представление, где Джудит могла бы сыграть, а мы с тобой спеть дуэтом, милая, — заявил Джошуа. — Никто из нас не собирается оставлять тебя в стороне.

— Не вижу никакого смысла что-то придумывать, — вмешалась Морган. — Нам и так никогда не бывает скучно вместе, не так ли? Я привезла с собой рисовальные принадлежности и хочу поскорее оказаться с мольбертом в саду. Мне никогда не удавалось изобразить здешний парк как следует — мисс Купер вечно торчала у меня за спиной, указывая, как надо рисовать. Она, видимо, боялась, что Вулф разозлится на нее за невнимание ко мне и посадит ее на цепь в подвале. Уверена, что до последнего дня она верила в то, что в Линдсей-Холле есть страшное подземелье.

— А что, разве нет? — невинно осведомился Аллен. — Ты хочешь сказать, что мы с Рэнналфом лгали, когда рассказывали ей о потайной лестнице, ведущей в подвалы? Бог мой!

— Детям, я думаю, понравится играть в здешнем замечательном парке, — с сильным валлийским акцентом проговорила миссис Притчард. — Их так много, что скучно им быть не может.

— И все-таки, Вулфрик, можно мы организуем что-нибудь особенное? — спросила Джудит.

— Я ожидаю еще гостей, — несколько невпопад отозвался герцог.

Все взгляды в ту же секунду устремились на него. Герцог Бьюкасл никогда не отказывался устраивать развлечения, как того требовал этикет, но он редко приглашал посторонних в Линдсей-Холл.

— Я пригласил Моубери заехать ко мне вместе с его матерью, виконтессой, по дороге из Лондона, — пояснил Вулфрик. — Также приедут его братья и сестры — Джастин Магнус, леди Ринейбл с бароном и детьми, леди Уайзмен с сэром Льюисом. Еще должен быть виконт Элрик, двоюродный брат Моубери, с супругой и овдовевшей снохой, миссис Деррик.

— Моубери? — переспросил Эйдан. — Он такой же рассеянный книжный червь, как прежде, Вулф? Ты говоришь, приедут все его родственники? Я и не знал, что ты так близко знаком с ними.

— Они что, все приедут сюда? — удивился Рэнналф. — С какой стати, Вулф?

Герцог положил на стол десертную ложку и взял в руки монокль.

— А я и не знал, что должен отчитываться перед братьями и сестрами по поводу гостей, которых приглашаю к себе.

— Полегче, полегче, — недовольно произнесла Фрея, — мы с Морган ничего не сказали. А это, случайно, не та миссис Деррик, которую ты выудил из Серпантина и отвез домой на собственной лошади?

— О нет! — весело рассмеялся Аллен. — Неужели Вулф это сделал? Кто бы мог подумать! Ну-ка, Фрея, расскажи поподробнее.

Как и ожидал Вулфрик, за то, что он случайно упомянул имя Кристины Деррик в списке ожидаемых гостей, ему пришлось по настоянию Фреи, к которой присоединились также Джошуа и Джервис, дать более или менее точный отчет о происшествии в Гайд-парке.

— Держу пари, тебе было не до смеха, Вулф, — заметил Рэнналф, когда все отсмеялись. — И чувство долга вынудило тебя пригласить эту даму вместе со всей семьей. Не повезло тебе, братишка! Но ты, главное, не бойся — мы все встанем на твою защиту.

— Вокруг тебя все время будет стена шумных Бедвинов, — с улыбкой продолжил Аллен, — так что эта фурия не сможет до тебя добраться. У тебя будет возможность спокойно залечить пораненную гордость.

Вулфрик поднес к глазу монокль.

— Все мои гости, — он, — удостоены одинакового уважения. Но, отвечая на твой вопрос, Джудит, я хочу объявить, что в Линдсей-Холле действительно предполагается бал. Мой секретарь уже разослал приглашения и готов позаботиться об остальных деталях. Что касается других мероприятий, мы придумаем что-нибудь по ходу дела.

Герцог опустил монокль, взялся за ложку и сосредоточил внимание на десерте.

Что, черт возьми, с ним случилось?

Он умолял ее дать ему шанс. Шанс для чего? Доказать, что он такой, каковым не являлся? И еще — он никогда никого не умолял. Ему просто не нужно было до этого опускаться.

Она сказала, что ничто не может измениться, и, разумеется, была права. Как мог он изменить собственный характер? И вообще, разве ему когда-либо хотелось меняться? Эта женщина была абсолютно права. Ничто не могло соединить их.

«Вы купите меня, — сказала она, — вы высосете из меня всю энергию и радость жизни, лишите мое жизнелюбие огня».

Он не знал, что такое радость жизни. Он также ничего не знал о жизнелюбии — во всяком случае, о том жизнелюбии, которое рождало в Кристине внутренний свет — то, что невозможно описать словами.

Разве у него есть что предложить ей? А если посмотреть с другой стороны, есть ли в ней качества, необходимые для герцогини? Не для его женщины, не для его жены, а для герцогини?

Вулфрик положил ложку, отметив про себя, что все уже покончили с ужином, и, приподняв брови, взглянул на тетушку. Она мгновенно поняла его намек и поднялась из-за стола, чтобы увести за собой дам.

Несмотря на то, что апрель уже почти вступил в свои права, погода стояла прохладная и ветреная. Серые тучи низко нависали над землей, время от времени изливаясь дождем на тусклый мир внизу. Но к счастью, небеса старались не в полную силу, и дороги оставались проходимыми.

Кристина все сильнее мечтала о затяжном дожде, который задержал бы их где-нибудь в сельской глуши до самого праздника. Правда, мечтать о чем-либо было уже слишком поздно. Они, вероятно, уже приближаются к Линдсей-Холлу. Не успела она подумать об этом, как карета замедлила ход и, миновав внушительные ворота, свернула на обсаженную вязами подъездную аллею.

— Бог мой! — воскликнула Мелани и, разом очнувшись от полудремы, вытащила руки из муфты и поправила шляпку. — Мы что, уже приехали? Берти, просыпайся! Я досыта наслушалась твоего храпа. Не понимаю, как некоторые могут спать в карете! После всей этой тряски я чувствую себя полностью разбитой. А ты, дорогая?

— Почему, поездка была весьма комфортной, — отозвалась Кристина.

Приблизив лицо к окошку, она разглядела вдали очертания огромного особняка. Стиль его нельзя было назвать ни елизаветинским, ни георгианским, ни паладианским, хотя в отделке дома чувствовались элементы всех трех. Линдсей-Холл был великолепен. Он внушал ужас.

Кристина никогда раньше не замечала, что ее укачивает в дороге, но в тот момент ее желудок явно взбунтовался. Слава Богу, их путешествие подошло к концу! Правда, при этой мысли ее окончательно замутило.

Карета повернулась, и Кристина увидела, что они едут по обширному саду округлой формы, пестреющему тюльпанами и поздними нарциссами, с огромным каменным фонтаном в центре, выбрасывавшим струи воды примерно на тридцать футов вверх. Она решила, что это сделано нарочно для большей торжественности.

Как только карета описала полукруг, ее пассажиры оказались на террасе перед высокими входными дверями. Не успели они остановиться, и тут же двери распахнулись, закрыв обзор.

Мелани не переставала болтать, но Кристина не слышала ее. Ну почему нельзя было повернуть время вспять и сказать «нет» вместо «да» на аллее в Гайд-парке. Как все было бы просто! Она могла бы сейчас спокойно сидеть дома с семьей, с радостью ожидая наступления Пасхи.

Однако она не сказала «нет», поэтому и находилась сейчас на этом самом месте.

Кровь стучала у нее в висках, когда слуга в прекрасной ливрее распахнул дверцу кареты и опустил ступеньки. Пути назад не было.

Кристина презирала себя за трусость. Просто ненавидела. Она говорила герцогу, что эта затея ни к чему не приведет, что ничего не изменится, что перемены в принципе невозможны. Она предупреждала, что, настаивая на ее приезде, он обрекает их обоих на неприятное времяпрепровождение, и это еще мягко сказано.

Тем не менее, герцог настоял на ее приезде, и вот она здесь.

Тогда почему она так нервничает? Разве у нее есть повод для волнения? С какой стати ей думать о неприятностях и тем самым навлекать их на себя? Почему бы просто не наслаждаться жизнью? Можно ведь снова забиться в уголок и оттуда со смехом наблюдать за человеческими слабостями. Ей не удалось осуществить свое намерение в Скофилде, но здесь, возможно, события сложатся по-иному.

На террасе дворецкий, которого Кристина вполне могла бы принять за самого герцога, не знай она Бьюкасла в лицо, отвесил ей исполненный достоинства поклон и предложил проследовать за ним в дом.

Мелани и Берти тотчас же проследовали за ним, но Кристина не сдвинулась с места.

Следом за каретой барона подъехал экипаж, в котором находились отпрыски Ринейблов с няней, и Кристина сразу же почувствовала, что с ними не все в порядке. Шестилетнюю Памелу, похоже, снова тошнило, а поскольку это началось с первых же минут путешествия, то все внимание няни было сосредоточено на ней одной. Не успела открыться дверь экипажа, как оттуда донесся разгневанный голос, который вот-вот готов был перейти на крик. Восьмилетний Филипп смеялся каким-то глумливым, похожим на крик гиены смехом, к которому всегда прибегают маленькие мальчики, желая продемонстрировать свою непочтительность по отношению к старшим, а трехлетняя Полин не переставала ныть и жаловаться на брата. Нетрудно было понять, что Филипп просто дразнил ее — старшие братья любят развлекаться таким образом. Кристине также было очевидно, что няня не справится с ситуацией без посторонней помощи.

Кристина приблизилась к карете.

— Филипп, — широко улыбаясь, обратилась она к мальчику, — знаешь, что здесь сейчас было? Видишь вон того дворецкого? — Она указала рукой в сторону удаляющегося старика. — Он спросил у меня, что это за элегантный молодой джентльмен прибыл во второй карете. Он принял тебя за взрослого, представляешь?

Филиппу, похоже, это понравилось. Он вышел из экипажа с видом утомленного дорогой городского денди, а Кристина, в свою очередь, подхватила на руки Полин.

— Приехали, малышка, — сказала она, одарив быстрой улыбкой няню, которая держала на коленях позеленевшую Памелу и глядела на Кристину с выражением усталой благодарности. — Тебе предстоит исследовать новую детскую. Правда, здорово? Уверена, там будут и другие дети, твои новые друзья и подружки.

Мелани и Берти, с неудовольствием отметила Кристина, ушли в дом следом за дворецким. Но в этот момент с другой стороны показалась дама средних лет, которая, по всей видимости, должна была провести детей с няней в дом через другую дверь. Филипп царственно наклонил голову и сообщил ей, что старшую из двух его сестер укачало, а младшая устала, так что няне потребуется помощь.

— Вы просто образцово-показательный джентльмен, — сказала женщина, одобрительно улыбаясь, — и так заботитесь о своих сестрах!

Кристине показалось, будто над головой у мальчика воссиял нимб.

— Я возьму ее. — Женщина протянула руки к Полин, а няня Ринейблов медленно спустилась по ступенькам кареты, ведя за собой Памелу.

Полин, однако, отказалась идти на руки к незнакомой женщине. Она обхватила ручонками шею Кристины, сдвинув набок ее шляпку, спрятала личико у нее на груди и явно собиралась с силами, чтобы разразиться бурей слез.

— Малышка устала и стесняется, — сказала Кристина. — Я сама отнесу ее в детскую.

С этими словами она повернулась и направилась ко входным дверям, подозревая, что их уже закрыли. Она ошиблась. Однако стоило ей оказаться внутри особняка, как она остро осознала, насколько неряшливо и не к месту выглядит. Кристина беглым взглядом окинула убранство холла, но этого было достаточно, чтобы оценить великолепие огромного зала, украшенного в средневековом стиле. Напротив дверей располагался необъятных размеров камин, а перед ним стоял окруженный стульями дубовый стол, занимавший почти все пространство холла. Потолок был отделан дубовыми панелями. Выбеленные стены украшали знамена, оружие и воинские доспехи. С одной стороны находился изысканно вырезанный из дерева экран с галереей для менестрелей наверху, с другой располагалась широкая лестница, которая вела на верхние этажи.

Быть может, Кристине удалось бы получше разглядеть обстановку, если бы не длинная вереница людей, протянувшаяся от дубового стола до входной двери. Она с ужасом осознала, что все ждут ее, поскольку Мелани с Берти уже двигались по направлению к лестнице.

Через пару секунд глаза Кристины привыкли к полумраку холла, и она увидела, что в конце линии стоит сам герцог Бьюкасл. Он как раз сделал шаг вперед, чтобы поприветствовать новую гостью, сохраняя при этом непроницаемое выражение лица — хотя другого выражения на нем никогда и не бывало.

— Прошу меня простить, — проговорила Кристина громким, слегка задыхающимся голосом. — Памелу укачало, а Филипп издевался над Полин… Я оставила Памелу на попечение няни, упросила Филиппа хотя бы на пять минут превратиться в джентльмена и постаралась успокоить Полин. Но бедняжка так устала и переволновалась, что не захотела расставаться со мной, поэтому… — она внезапно сбилась, — поэтому я здесь.

Полин теснее прижалась к Кристине, повернула головку, чтобы взглянуть на герцога, и окончательно сбила шляпку с головы своей спасительницы.

— Добро пожаловать в Линдсей-Холл, миссис Деррик, — без тени раздражения произнес герцог Бьюкасл, и на мгновение ей показалось, что светлые серебристые глаза загорелись любопытством. — Позвольте представить вам мою семью.

С этими словами он повернулся к даме, стоявшей в самом начале линии. В надменной пожилой леди Кристина сразу узнала одну из самых известных светских львиц, которой, правда, так и не была никогда представлена лично.

— Маркиза Рочестер, моя тетушка, — проговорил герцог, — а это маркиз.

Кристина сделала лучший реверанс, на который была способна с трехлетним ребенком на руках. Маркиза окинула Кристину взглядом с ног до головы, дав ей понять, что ее личность не представляет никакого интереса. Маркиз, который был вполовину меньше супруги, поклонился и пробормотал что-то нечленораздельное.

— Лорд и леди Эйдан Бедвин, — продолжал герцог, указывая на мрачного темноволосого джентльмена военной выправки, который был очень похож на брата, разве только пошире в плечах, и на хорошенькую молодую женщину с каштановыми волосами, которая одарила Кристину улыбкой, в то время как ее супруг вежливо поклонился.

— Миссис Деррик, — сказала леди Бедвин, — малышка вот-вот уснет.

— Лорд и леди Рэнналф Бедвин, — раздался голос герцога.

Лорд Рэнналф Бедвин совсем не походил на своих братьев, за исключением разве что некоторых фамильных черт, особенно формы носа. Он производил впечатление великана с густыми волнистыми светлыми волосами, отпущенными почти до плеч. При взгляде на него Кристина подумала о шотландских воинах. Его жена отличалась волнующей женственной красотой, ее огненного цвета локоны невольно притягивали внимание.

— Миссис Деррик, — проговорил лорд Рэнналф, блестя глазами, — леди Ринейбл думала, что вы сбежали.

— О нет, — рассмеялась Кристина, — просто няня не пережила бы сегодняшний день, не приди я ей на помощь. Два дня в одной карете с тремя детьми — испытание не для слабонервных.

— Маркиз и маркиза Холлмер, — объявил герцог Бьюкасл.

Сразу стало ясно, что к семейству Бедвин принадлежит именно маркиза. Это была небольшого роста молодая женщина, очень напоминавшая своего брата, лорда Рэнналфа. Ее также отличали фамильный нос и фамильная надменность.

— Миссис Деррик, — поздоровалась она, церемонно склонив голову, а ее муж, высокий светловолосый бог, поклонился и с улыбкой поинтересовался, как прошла поездка.

— Спасибо, милорд, хорошо, — ответила Кристина.

— Лорд и леди Аллен Бедвин.

Кристина сразу поняла, что лорд Аллен считался самым красивым из братьев. Стройный и темноволосый, с правильными чертами лица, которые не портил даже фамильный нос, и прищуренными то ли в насмешку, то ли из чистого наслаждения жизнью глазами. Это были глаза повесы. Элегантно поклонившись, он справился о самочувствии Кристины. Леди Аллен также была очень хороша — настоящая принцесса Златовласка.

— Мой дядюшка, кажется, знал вашего покойного мужа, миссис Деррик, — сказала она. — Позже, когда вы отнесете бедную малышку в детскую и устроитесь сами, я представлю его вам.

— Граф и графиня Росторн. — Герцог указал на последнюю пару в линии.

— Счастлив познакомиться с вами, мадам, — проговорил граф с едва заметным французским акцентом, вежливо кланяясь Кристине.

— Миссис Деррик, — произнесла графиня, — как мило с вашей стороны позаботиться об этой малышке, которая в самом деле выглядит очень усталой. — Она ласково провела по щечке Полин кончиками пальцев и улыбнулась, когда девочка взглянула на нее.

Если лорда Аллен можно было по праву назвать самым красивым из братьев, то юная графиня Росторн унаследовала красоту по женской линии. Темноволосая и по-девичьи стройная, она была великолепна.

Герцог Бьюкасл подал незаметный знак — быть может, изогнул бровь — ив зале появилась служанка, молча остановившись в нескольких футах от гостьи.

— Вас проводят в детскую, а потом в вашу комнату, — объявил герцог, — а через полчаса за вами придет кто-нибудь из слуг, чтобы проводить в гостиную на чай.

— Благодарю. — Кристина повернулась к нему.

— Когда Вулф говорит полчаса, — усмехнулся лорд Аллен, — он подразумевает тридцать минут.

Герцог выглядел неприступно и невозмутимо. Неужели этот человек несколько дней назад настаивал на ее приезде? Неужели это он пригласил всю семью Оскара только для того, чтобы она тоже приехала? Сейчас его глаза не выражали ничего, кроме холодной учтивости.

Боже, как она ненавидела себя! Честно говоря, Кристина не могла дождаться этой встречи. Неужели она стремилась обречь себя на мучения? Увидев его особняк и этот великолепный холл, познакомившись с его в высшей степени аристократическим семейством, увидев его в привычном окружении, Кристина остро осознала, что, если бы даже они с герцогом идеально подходили друг другу — чего не наблюдалось ни в малейшей степени, — они никогда не смогли бы жить вместе.

Тем более мысль о том, что она могла бы стать герцогиней Бьюкасл, звучала просто нелепо.

Кристина молча направилась к лестнице следом за служанкой. Неожиданно она почувствовала себя очень несчастной. Она представляла, как приедет в Линдсей-Холл в новом платье, исполненная достоинства и изящества утонченной леди, поприветствует герцога Бьюкасла вместе с Мелани и Берти, затем отстраненно улыбнется ему, держа ситуацию под контролем…

А вместо этого…

А вместо этого она успела вспотеть и раскраснеться, бегая между каретой Берти и входными дверями особняка. Шляпка сбилась, с левой стороны поля были на несколько дюймов ниже, чем с правой. Кроме того, поднимаясь по лестнице, Кристина обнаружила, что плащ ее задрался, а вместе с ним и платье, так что при ходьбе показывалась большая часть лодыжки, к счастью, закрытая новыми полуботинками.

Потом, войдя в дом, она в первую же секунду заговорила его хозяина…

В самом деле, заговорила. Причем это было так громко, что все собравшиеся могли слышать каждое слово. А потом она познакомилась со всеми его братьями, сестрами, их супругами и с невозможно высокомерной маркизой Рочестер, стоя перед ними в сбившейся шляпке, задравшемся плаще, с алыми щеками и с чужим ребенком на руках.

При этом воспоминании слезы навернулись на глаза Кристине. Ей удалось сделать все для того, чтобы раз и навсегда доказать герцогу Бьюкаслу, насколько она ему не подходит.

От этой мысли ей еще сильнее захотелось плакать.

Глава 15

Во время чаепития Вулфрик изо всех сил старался не обращать внимания на Кристину Деррик. Он позаботился даже о том, чтобы за ужином молодая женщина оказалась на противоположном конце длинного стола между Алленом и Джошуа, тогда как справа от него расположилась леди Моубери, а слева — леди Элрик, потому что не хотел, чтобы кто-нибудь из членов его семьи догадался, что эта женщина — почетная гостья.

Кристина, по своему обыкновению, была одета в простое вечернее платье бледно-зеленого оттенка с завышенной талией, короткими рукавами, скромным вырезом, украшенное по подолу лентой оборок. На ней не было драгоценностей, и волосы она уложила в строгую прическу. Этот неброский наряд очень шел ей, но даже влюбленный герцог понимал, насколько она уступает его сестрам, снохам и всем остальным присутствующим дамам. Тем не менее с того конца стола то и дело доносились взрывы смеха, особенно после того, как в разговор вступили Аллен с Джошуа. Вулфрик мог только догадываться о содержании их остроумной беседы, потому что не слышал ни слова.

Когда после ужина джентльмены присоединились к дамам в гостиной, миссис Деррик находилась в компании Евы, Рейчел и миссис Притчард. На секунду глаза Кристины и герцога встретились, и Вулфрик не удивился, увидев в них искорки смеха. Казалось, она хотела сказать ему, что ее попытка остаться незамеченной и со стороны понаблюдать за происходящим снова не удалась.

Вулфрик не удержал ее взгляда, обратив свое внимание на других гостей, и не успел он оглянуться, как непостижимым образом оказался вовлечен в наискучнейшее занятие — перелистывание нот для мисс Хатчинсон, которая играла на фортепиано искусно, но как-то нервно. Когда она закончила и выслушала положенные комплименты, герцог отошел и принял чашку чая из рук Джудит, которая взяла на себя роль хозяйки. Затем тетушка вызвала его на разговор, в котором также принимала участие мисс Хатчинсон, причем маркиза через пару минут притворилась, что ее зовет супруг, и удалилась, покачивая перьями в волосах.

Вулфрик заметил, что маркиз играл в карты с Уэстоном, леди Моубери и миссис Притчард и вряд ли вообще помнил о жене.

Мисс Хатчинсон, которая с самого начала демонстрировала признаки беспокойства, теперь, когда внимание герцога сосредоточилось исключительно на ней, была на грани обморока. К ним с улыбкой приблизилась Морган, но не успела мисс Хатчинсон обратить на нее взгляд тонущего, которому бросили спасительную веревку, как подоспела тетушка Рочестер и под каким-то нелепым предлогом увела Морган.

Это становилось невыносимо. Прошло уже более десяти лет с тех пор, как тетушка в последний раз играла роль сводни.

— Мисс Хатчинсон, — проговорил герцог, — похоже, молодые люди собрались у фортепиано. Не желаете ли присоединиться к ним?

— Да, ваша светлость, с удовольствием, — поспешно отозвалась девушка.

Вулфрик подумал, что его тетка, должно быть, выжила из ума, раз решила, что между ним и этой девочкой возможен союз; но если маркиза решила что-нибудь, ее трудно переубедить. Так что, если он не хотел через пять минут снова оказаться наедине с мисс Хатчинсон, ему следовало самому позаботиться о своем спасении и подыскать что-нибудь получше.

Герцог прошел в тот уголок гостиной, где сидела миссис Деррик, которую на минуту оставили одну. Остановившись и посмотрев на нее сверху вниз, он в который раз поразился тому, что она в самом деле приехала к нему в Линдсей-Холл. В течение нескольких неприятных минут, когда барон и баронесса Ринейбл вошли в дом одни, он думал, что она изменила решение и не поехала. А потом, когда Кристина наконец показалась в холле, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, в сбившейся на сторону шляпке и задравшемся плаще, прижимая к груди малышку, и сразу же начала говорить, Вулфрик в который раз подумал, что эта женщина не умеет себя вести. Но в то же время его посетила любопытная мысль, что если в такой серый день на небе случайно появилось солнце, то это Кристина Деррик принесла его с собой в дом.

Он не ожидал, что когда-нибудь влюбится, и уж, конечно, предположить не мог, что его выбор падет на столь недостойную особу. Поэтому он оказался совершенно не готов к той буре эмоций, которая разразилась сейчас в его душе.

— Здравствуйте, миссис Деррик.

— Здравствуйте, ваша светлость.

— Надеюсь, вам здесь нравится? Я имею в виду комнату и обслуживание.

— У меня великолепная комната с волшебным видом из окна. Ваша экономка была со мной исключительно добра. Она настояла на том, чтобы приставить ко мне личную горничную, хотя я пыталась убедить ее, что не нуждаюсь в такого рода услугах.

Герцог наклонил голову. Экономка выполняла его приказ. Он специально выбрал эту спальню для Кристины Деррик отчасти потому, что ей должны были прийтись по вкусу обои из китайского шелка, ширмы, изящная кровать, покрытая зеленым с золотом покрывалом и гардины такого же оттенка, а отчасти потому, что из окна открывался прекрасный вид на фонтан, окруженный весенними цветами, и длинную подъездную аллею. Ему всегда казалось, что это самый красивый вид на парк. Точно такой же пейзаж открывался и из его окна, хотя эти две комнаты разделяли три двери. А еще он заранее знал, что Кристина, единственная из всех женщин, откажется от услуг горничной. Она привыкла обслуживать себя сама.

Герцог опустился на стул рядом с Кристиной и расправил полы сюртука.

— Надеюсь, поездка прошла без затруднений, — проговорил он.

— Да, спасибо.

— Ваша матушка и ваша сестра находятся в добром здравии?

— О да!..

— А как поживает та ваша сестра, которая замужем за викарием? Как там ваши племянники?

— У них все хорошо. — На губах Кристины появилась легкая улыбка. — У Чарлза, викария, тоже все отлично.

Кажется, он начал получать удовольствие от того, что она умела смеяться над ним.

— Рад это слышать. — Его пальцы сомкнулись вокруг ручки монокля, но когда Кристина проследила взглядом за его рукой, герцог мгновенно осознал, что делает.

Он не считал себя общительным человеком и старался по возможности избегать светских мероприятий и пустых разговоров. В то же время Вулфрик был джентльменом и без труда мог занять человека беседой, если того требовали правила приличия. Сегодня вечером как раз был такой случай. Он принимал гостей у себя в доме, и все они — даже его братья и сестры — были приглашены только из-за этой женщины, чтобы герцог мог видеть ее и ухаживать за ней.

Он не в силах был подобрать нужные слова.

— Я очень удивилась, — проговорила Кристина, — обнаружив в детской столько малышей. Некоторые из них совсем еще крошки.

— В последние годы мои братья и сестры отличились плодовитостью. — Герцог чуть улыбнулся. — Не волнуйтесь, им не удастся перевернуть дом вверх дном и вас не будут каждый раз вызывать на подмогу. Их место в детской, и няни о них позаботятся.

Вулфрик решил, что теперь, когда в доме появились новые гости, следует ограничить свободу детей.

— Конечно, мне нечего бояться, — мягко проговорила Кристина. — Дети все время будут находиться в своей комнате. Как хорошо устроились богатые люди: у них есть детские и няни, которые помогают им забыть, что у них вообще есть дети. Главное — род продолжен.

— Вы, значит, предпочитаете, чтобы малыши вертелись у гостей под ногами? — притворно удивился герцог. — Вам нравится, когда они влезают в разговор и требуют внимания взрослых?

— Все обычно происходит как раз наоборот. Это взрослые влезают в разговоры детей и пользуются их вниманием. И все же взрослые и дети могут сосуществовать вместе ко всеобщему удовольствию.

— Так, значит, взрослые должны залезать на волшебные ковры-самолеты вместе с детьми, махать руками и перелетать через океаны, не замочив ног?

— Боже мой, — Кристина покраснела, — похоже, вы видели часть того урока… С вашей стороны было нечестно прислониться к забору как раз в том месте, где солнце оказалось у вас за спиной, так что вас невозможно было заметить. Так вы не одобряете мою манеру вести урок? Вы сочли меня распущенной? Разве лучше заставлять детей сидеть на траве стройными рядами, пока учитель пытается доказать им свое физическое и умственное превосходство? Разве лучше скучным голосом втолковывать им о торговле пушниной в Северной Америке, рассказывать о сплавах на каноэ по многочисленным рекам, которые осуществляли путешественники, о животных и растениях, которые они встречали у себя на пути? Или надо было просто продиктовать ребятам список продуктов, которые путешественники взяли с собой, и товаров, которые предполагалось обменять на меха? И тогда на следующий день разве я могла бы винить детей в том, что они не запомнили ни слова из того, что я говорила?

Многие люди говорят одними губами. Миссис Деррик говорила губами, глазами, лицом, руками, всем телом — и всем, что было внутри ее. Она говорила так же, как жила, — ярко, страстно. Герцог наблюдал за ней с невольным восхищением.

— На самом деле, миссис Деррик, я был просто очарован, — признался он.

Он, безусловно, пытался выбить почву у нее из-под ног, и Кристина приготовилась к спору.

— Несмотря на это, вы по-прежнему убеждены, что дети должны сидеть у себя в комнате?

— Интересно, как бы они отреагировали, если бы нам вздумалось занять их законное место? Мне кажется, они бы решили, что место взрослых — в гостиной.

Кристина рассмеялась.

— Должна признаться, такая мысль не приходила мне в голову. Знаете, Хейзл всегда шикает на детей, Чарлз постоянно переписывает воскресную проповедь, вечно исправляет их грамматические ошибки, критикует их поведение и занятия. Думаю, они были бы счастливы, если бы имели детскую в полном своем распоряжении.

— Не кажется ли вам, миссис Деррик, что я не такое чудовище, каким вы меня считали?

— По-моему, нам следует найти компромисс, — продолжала Кристина. — Взрослым предоставить возможность развлекаться без детей, а детям позволять резвиться отдельно от взрослых. Хотя как же мы сможем учиться у детей, если никогда не будем проводить с ними время? Как они смогут учиться у нас?

— Неужели мы можем чему-то научиться у детей? — удивился герцог.

— Ну конечно. — Кристина слегка подалась вперед. — Мы можем заново взглянуть на мир их глазами. Дети учат нас радоваться жизни, наслаждаться каждым мгновением, совершать глупости и смеяться. И еще любить.

— Все, о чем вы только что говорили, миссис Деррик, мне, разумеется, недоступно…

Кристина выпрямилась на стуле и с сомнением посмотрела на него.

— Вот уж не знаю, — сказала она.

— А по-моему, вы уверены, что знаете. — Герцог приподнял монокль. — Во всяком случае, однажды вы сказали мне именно это.

— Мне не надо было этого говорить, а вам не надо было провоцировать меня.

— Следовательно, когда я предложил вам стать моей женой, я спровоцировал вас? — мягко осведомился герцог.

— В своих вечерних молитвах вы должны горячо благодарить Бога за то, что я не сказала «да», ваша светлость.

— Вот как? — Вулфрик в который раз подивился тому, какой насыщенный голубой цвет имеют ее глаза. Они похожи на море в летний день, и в них легко утонуть!

— Оглянитесь вокруг, ваша светлость, — Кристина повела рукой, — посмотрите на всех этих женщин.

Герцог нехотя подчинился. Он даже поднес к глазу монокль и тут же отметил про себя, что Фрея сегодня выглядит восхитительно в свободном платье золотистого оттенка с такими же перьями в волосах и с бриллиантами, украшавшими ее шею, уши, запястья и пальцы. Но даже в этом наряде она не слишком выделялась среди гостей. Все собравшиеся в гостиной дамы были одинаково элегантно и роскошно одеты.

— И что теперь? — Герцог опустил монокль и повернулся к Кристине.

— А теперь посмотрите на меня.

Вулфрик увидел то же, что успел рассмотреть за ужином. На миссис Деррик было новое платье, гораздо более выигрышное, чем те, которые она надевала на празднике в Скофилде. Однако оно выглядело очень просто, тем более что на Кристине совсем не было драгоценностей. Щеки слегка порозовели, большие глаза обрамляли густые темные ресницы. Веснушки куда-то исчезли. Мягкие губы слегка приоткрылись.

— Уже посмотрел, — мягко проговорил он.

— Неужели вы не видите разницы?

— Прекрасно вижу. Ни одна из этих женщин не похожа на вас.

— О, — она покраснела еще больше, — сегодня вечером вы на редкость галантны, ваша светлость.

— Прошу прощения, — удивился Вулфрик, — у вас что, заготовлен сценарий, в котором я должен произносить определенные фразы?

— Я ведь не из вашего круга, — отозвалась Кристина. — Однажды я стала членом этого круга, правда, исключительно на правах жены младшего брата. У нас никогда не было много денег, особенно в последние годы, и Оскар после смерти оставил долги. Эти новые платья, которые я выбирала с оглядкой на цену, достались мне благодаря тому, что Бэзил прислал мне чек, узнав, что я приглашена на свадьбу к Одри. Я спокойно живу в маленькой деревушке, я преподаю в школе. Мой отец был джентльменом по происхождению и уровню образования, но не по роду деятельности. Мой дед был баронетом, а вот отец моей матери — простым врачом. Вы должны благодарить судьбу за то, что я отказала вам. И я тоже должна сказать судьбе спасибо. Лучше умереть, чем выйти замуж за герцога.

Вулфрик был потрясен ее прямотой.

— Сильно сказано, миссис Деррик, — невольно вырвалось у него. — Вы считаете, что лучше умереть, чем выйти замуж за человека, который тронул ваше сердце, будь то герцог или трубочист?

— Но мое сердце не затронуто, — быстро возразила она.

— Некоторые люди умеют отвечать на вопросы, не выдавая при этом никакой информации.

— Я не верю в счастливый брак, будь претендентом герцог или трубочист. Поэтому-то я тщательно слежу за тем, чтобы не влюбиться ни в того, ни в другого, ваша светлость. Конечно, выбор будет нелегкий: умереть или выйти замуж за любимого мужчину, герцога или трубочиста. Как вы думаете, если я выберу первого, то смогу считать себя героиней трагедии в шекспировском стиле? К сожалению, если я выберу смерть, то никогда об этом не узнаю: умру и поплыву вниз по течению реки с разметавшимися вокруг головы волосами — хотя, возможно, я постригусь заблаговременно.

У герцога упало сердце.

Эта женщина не собиралась выходить за него замуж и, как это уже однажды было во время их прогулки в Гайд-парке, предупреждала, что ни под каким видом не изменит решения. Она бросила ему вызов: с одной стороны, он не мог призвать на помощь титул и богатство, а с другой — не знал, что значит просто ухаживать за любимой женщиной. Но даже если бы и знал, она все равно не поддалась бы его чарам, ибо Вулфрик Бедвин являлся герцогом и очень состоятельным человеком. И все-таки если на одной чаше весов лежит практицизм, а на другой — исполнение мечты, зачем выбирать первое? Почему не второе? Почему бы хоть раз не попробовать жить опасно?

И неужели это в самом деле он, Вулфрик Бедуин, подумывает о том, чтобы восстать против образа жизни, который вел в течение двадцати лет? Неужели он сам пригласил Кристину Деррик в Линдсей-Холл?

Вулфрик боялся, что испытывал к этой женщине чувство более глубокое, нежели влюбленность. А еще он очень боялся, как бы она не стала для него необходимой. Он никогда не искал счастья: ему это не казалось важным. И, честно говоря, он никогда особенно не верил в это самое счастье. Или все-таки верил? За последние три года все его братья и сестры обрели свое счастье и прекрасно уживались с ним. На его глазах произошло превращение необузданных, временами холодных, а иногда даже бессердечных Бедвинов в столь же необузданных, но заметно оттаявших, так сказать, прирученных Бедвинов.

Не отдавая себе в этом отчета, герцог чувствовал себя выброшенным за борт. И очень одиноким.

Пауза затянулась, и Кристина, очевидно, не собиралась нарушать ее.

— Надеюсь, миссис Деррик, — наконец проговорил герцог, — что если вам когда-нибудь суждено стать героиней некой истории, то это будет романтическая сказка, а не трагедия. Быть может, где-то далеко живет школьный учитель, который сумеет внушить вам любовь и восхищение. От всей души желаю, чтобы вы были с ним счастливы. А я, в свою очередь, сделаю все, чтобы вам и вашим родственникам понравилось у меня в доме.

Искорки смеха в глазах Кристины погасли. Она снова подалась вперед:

— Мне кажется, что вы пытаетесь спрятать свое истинное лицо под непроницаемой маской. Я чем-то вас обидела?

— Прошу прощения? — Герцог поднес к глазу монокль.

— Ваши глаза снова стали похожи на льдинки. — Кристина пристально смотрела на него. — Глаза всегда предают скрытого под маской человека, потому что они всегда открыты. Но в вашем случае именно глаза прячут от посторонних ваш внутренний мир. В них невозможно разглядеть ни единого проблеска вашей души.

Если его глаза в самом деле сделаны изо льда, то они, должно быть, сковали холодом все его существо. Герцог смотрел на Кристину единственным знакомым ему способом — аристократически надменно. Разве он имеет право смотреть на нее по-другому? Разве можно так рисковать…

— Быть может, миссис Деррик, мне стоит вывернуть перед вами сердце наизнанку, чтобы вам вообще не пришлось более смотреть мне в глаза. Ах да, это невозможно: у меня же нет сердца.

— Мне кажется, мы опять ссоримся, ваша светлость, — заметила Кристина, — только вы при этом становитесь еще более холодным и высокомерным, чем обычно, в отличие от простых смертных, которые в гневе распаляются. Какая жалость!

— Значит, вам хотелось бы увидеть меня в гневе? — вскинул брови Вулфрик.

— Да, очень, — признала Кристина.

— Даже если этот гнев будет направлен на вас?

Кристина задумчиво посмотрела на него, склонив голову набок и улыбаясь одними глазами.

— Пожалуй, — проговорила она, — я сумею противостоять вам. Думаю, с вами будет опасно иметь дело, но, по крайней мере, передо мной будет живой человек, если, конечно, под маской герцога Бьюкасла сохранился еще живой человек.

— По-моему, вы забываетесь. — Вулфрик почувствовал, как внутри его поднимается волна гнева.

— Неужели? — Ее глаза расширились. — Я обидела вас? Я прогневила вас? Надеюсь, на оба вопроса вы ответите утвердительно. Напомню, что я приехала сюда по вашему приглашению, милорд. Я не хотела приезжать и ясно дала вам это понять. Вы просили меня дать вам шанс доказать, что в вас есть нечто большее, чем все привыкли видеть. Пока я ничего такого не увидела. А когда я прямо говорю вам, что вы носите маску, прячетесь за сталью глаз и надменным выражением лица, вы грубо обрываете меня, заставляя чувствовать себя неловко, «…у меня же нет сердца», — говорите вы. Знаете, а вы правы. Наверное, никакой маски нет, и я с самого начала была права насчет вас.

Герцог наклонился ближе к ней:

— Бог мой, а мы ведь и впрямь ссоримся. И, хотя вы еле заметно улыбаетесь и говорите мягким голосом, а я, как обычно, морожу людей взглядом, мы рискуем привлечь к себе внимание, если продолжим в том же духе. Мы продолжим, но не здесь и не сейчас. Если вы позволите, я пойду к остальным гостям. Могу я проводить вас к леди Уайзман, например, или к леди Элрик?

— Нет, спасибо, — буркнула Кристина, — мне и здесь хорошо.

Герцог поднялся со стула, поклонился своей собеседнице и отошел к одному из карточных столов. Он пристально смотрел на руки леди Ринейбл, но абсолютно ничего не видел. Похоже, он окончательно испортил все дело. Вулфрик намеревался провести минут десять наедине с Кристиной, сделать так, чтобы она почувствовала себя комфортно в его доме и в его компании, а вместо этого… Вместо этого они поссорились. Неужели все произошло на самом деле? Герцог никогда ни с кем не ссорился, и никто не пытался поругаться с ним, точнее, не осмеливался. Неужели тот факт, что Кристина Деррик решилась на такой шаг, отчасти и составляет секрет ее притягательности?

И неужели он по-прежнему находит эту женщину притягательной?

Она оскорбила его. Она не имела ни малейшего понятия о вежливости. Она говорила о масках и льдинках вместо глаз. Кристина Деррик намекнула, что у него отсутствует не только сердце, но и душа…

Внезапно герцог шумно втянул в себя воздух — у него вдруг странно закололо в глазах.

Леди Ринейбл оглянулась и рассмеялась, заменив карту, которую собиралась бросить на стол, другой.

— Вы абсолютно правы, Бьюкасл, — сказала она, — сейчас лучше пойти именно так.

В это время к Кристине подошел Джастин Магнус. Они смеялись, разговаривали, и Кристина выглядела довольной и счастливой.

Вулфрик крепко сжал зубы, чтобы ненароком не заскрипеть ими и не продемонстрировать всем и каждому свою ревность.

Это было бы унизительно до последней степени.

Глава 16

После того как гости разошлись по своим комнатам, братья и сестры Бедвин собрались в гостиной. Здесь были все за исключением герцога, который закрылся в библиотеке, своем самом надежном убежище.

— Жаль, что Вулф не захотел посидеть с нами, — сказала Морган.

— Удивительно — он весь вечер провел с гостями, пока все не разошлись. Я ожидала, что он почти сразу удалится под благовидным предлогом, — прощебетала Фрея.

— А куда ему было деваться, раз он пригласил полный дом гостей, — справедливо подметил Рэнналф, усаживаясь на пол возле Джудит и опуская голову ей на колени. — Кто-нибудь знает, почему он выбрал именно Элриков и Ринейблов? Я не имею ничего против них, но, по-моему, Вулф не привык общаться с такими людьми.

— А с какими, интересно, людьми он привык общаться? — вмешался Аллен.

— Думаю, сейчас он благодарит судьбу за то, что пригласил не только членов семьи, — сказал Эйдан, опускаясь на канапе рядом с Евой и обнимая ее за плечи. — Тетушка Рочестер преисполнена матримониальных планов относительно Вулфа. Не знаю, кому сочувствовать больше — брату или Эми Хатчинсон.

— Он съест ее на завтрак наутро после свадьбы, — презрительно бросила Фрея. — Джош, помоги мне вытащить из волос эти дурацкие перья. Они безнадежно запутались.

— Ты забыла волшебное слово «пожалуйста», — укорил ее Рэнналф.

— Нечего так на меня смотреть, милая, — с улыбкой проговорил Джошуа, присаживаясь на подлокотник кресла и отводя руки жены от прически, прежде чем заняться ее волосами, — это не я обвинил тебя в недостатке воспитания.

— Может быть, нам стоит помочь этим двоим, — вмешалась Ева, — не давать им попадаться друг у друга на пути.

— Тетушка Рочестер будет защищаться изо всех сил, — хмыкнул Аллен, — она настроена серьезно.

— Могу я высказать одно соображение, — подал голос Джервис, поворачиваясь спиной к огню. — Вулфрик не уступает своей тетушке по силе характера. Вам не кажется, что наша помощь в данном случае ему не нужна?

Все тут же согласились с его словами.

— Все, что нам надо сделать, — задумчиво проговорила Морган, — это подыскать кого-нибудь другого для Эми или для Вулфа.

— Кандидатура Моубери отпадает, — сказал Эйдан. — Такого рассеянного человека на свете больше нет. Не думаю, что он вообще заметил Эми. А его брат по меньшей мере на голову ниже ее. Кроме того, он является младшим сыном в семье и вряд ли удовлетворит требованиям тетушки Рочестер.

— Это не помешает ему выступить в роли ухажера, — рассудительно заметила Джудит.

— Он худой и лысый, — отчеканила Фрея, — и вряд ли являет собой воплощение принца из грез Эми.

— Тогда нам придется подыскать кого-то для Вулфа, — предложила Морган.

— Шери, — мягко возразил Джервис, — это все равно что попытаться повернуть реку вспять.

— И единственной кандидатурой на эту роль является миссис Деррик, — не обращая на него внимания, заявила Фрея.

На несколько секунд в комнате повисла тишина. Потом Джошуа рассмеялся, подавая жене золотистые перья из волос:

— Я отдал бы целое состояние за возможность наблюдать, как Вулфрик вытаскивает эту женщину из вод Серпантина, а потом везет ее домой на своем коне. Держу пари, ему тогда было не до смеха.

— Сегодня она тоже весьма оригинально вошла в дом, — добавил Эйдан. — Я думал, у тетушки Рочестер глаза выпрыгнут из орбит.

— А я боялась, что Вулфрик заморозит бедняжку взглядом, — хихикнула Морган, — но она не обратила на него внимания. Пусть выглядела эта дама не лучшим образом, но здесь она бросилась на помощь ребенку, вместо того чтобы сделать нам реверанс, а потом очень мило с нами поздоровалась.

— Ее смелость заслуживает восхищения, — подтвердила Фрея. — Джошуа все время повторяет, что мы составляем отличную команду. На войне мы уничтожили бы противника без пушек и кровопролития.

— На самом деле миссис Деррик — замечательный человек, — заметил Аллен. — У нее отменное чувство юмора и веселый нрав.

— Тем не менее трудно представить женщину, которая менее подходит Вулфрику. — Фрея принялась перебирать свободные от перьев волосы и морщилась всякий раз, как ее пальцы нащупывали спутанные локоны. — Вулф не станет иметь с ней дело, даже если альтернативой будет Эми Хатчинсон.

В гостиной раздался дружный смех.

— Сегодня вечером он беседовал с ней, — напомнил сестре Рэнналф, — и главной причиной этому было то, что он спасался от Эми, или скорее от тетушки.

— Больше он такого не допустит, — уверенно сказала Фрея. — Нет, надо найти кого-то другого.

— Но больше никого нет, сестренка, — напомнила Морган, — если только граф Редфилд не пригласил кого-нибудь в Элвесли на праздники. Быть может, там будет двоюродная сестра Лорена…

— Леди Мьюр? — уточнил Рэнналф. — Мне она когда-то нравилась, — он запрокинул голову и улыбнулся жене, — но потом я встретил Джудит и позабыл о ее существовании.

Супруга в ответ потрепала его по волосам.

— Я бы не была так уверена, что миссис Деррик не подходит Вулфу, — неожиданно вмешалась Рейчел. — Она вдова и гораздо ближе ему по возрасту, чем Эми. Мне кажется, она хорошенькая, хотя и не красавица в общепринятом смысле. Вы все заметили, какая она живая, добрая, отзывчивая. В ней есть некая искра жизнелюбия, которой не хватает Вулфрику.

— Вулфрику? — Рэнналф удивленно взглянул на нее.

— Вулфрик умеет любить очень сильно, — продолжала Рейчел, — ему просто нужен человек, который научил бы его проявлять свои чувства открыто.

Рэнналф рассмеялся, а Джошуа ограничился ухмылкой.

Аллен сел рядом с Рейчел и взял ее за руку.

— У Рейчел возникло такое ощущение насчет Вулфрика с самой первой встречи, — сказал он.

— Я единственная наблюдала выражение его лица в тот момент, когда он увидел Аллена после того, как в течение нескольких месяцев считал его погибшим, — пояснила Рейчел. — Вы все заметили только, как он бросился на террасу и обнял Аллена на свадебном завтраке у Морган, но я видела его лицо. И если кто-то осмелится утверждать, что Вулфрик — холодный человек, который не способен на глубокие чувства, то будет иметь дело со мной.

— А в гневе Рейчел страшна. — Аллен поднес к губам руку жены и поцеловал ее.

— О, браво, Рейчел! — воскликнула Фрея. — Я всегда восхищалась людьми, которые не боятся противостоять Бедвинам!

— Рейчел, ты абсолютно права, — вмешалась Морган. — Я никогда никому не говорила этого раньше, кроме Джервиса. Мне это казалось чем-то вроде измены семье, и я очень боялась. После отпевания Аллена я пошла в библиотеку, просто чтобы побыть в одной комнате с Вулфом. Слава Богу, он меня не заметил. Он стоял перед камином и плакал.

Все потрясенно молчали, так что возникла неловкая пауза.

— Не думаю, Шери, что Бьюкасл погладил бы тебя по головке, узнай он, какие истории ты о нем рассказываешь, — хмыкнул Джервис.

— Ну разумеется, Вулфрик умеет любить, — подтвердила Ева. — Он приложил все усилия, чтобы сблизить нас с Эйданом, хотя мы в тот момент уже были женаты. И, мне кажется, он сделал не меньше для Фреи с Джошуа и для Рэнналфа с Джудит. Можно, конечно, считать, что он действовал исключительно во имя интересов и чести семьи, но я убеждена в том, что он искренне переживает за нас. И чем еще, кроме любви, можно объяснить, что он приехал в Оксфордшир, чтобы не дать моему кузену отобрать у меня Дейви и Бекки. Но ты в самом деле думаешь, что миссис Деррик сумеет сломить защитные барьеры Вулфрика, Рейчел?

Фрея фыркнула.

— Ну конечно, — неожиданно проговорила она. — Не понимаю, как мы все раньше этого не заметили. Разве он не присутствовал на летнем празднике у баронессы Ринейбл? Скорее всего, миссис Деррик также была в числе гостей. И почему именно Вулфрик бросился вытаскивать ее из воды, когда на берегу Серпантина собралось множество людей, способных сделать это? Не в его характере открыто подавать повод для пересудов и сплетен. Почему он пригласил на Пасху всю ее семью, когда единственный человек, с которым он поддерживает приятельские отношения, это лорд Моубери? И с чего это он пригласил нас? Обычно это мы приглашаем его.

— Ты хочешь сказать… — начал Аллен.

— И зачем он выстроил нас всех в холле сегодня днем, — продолжала Фрея, — когда карета лорда Ринейбла еще только показалась на подъездной дорожке? Мы все были заинтригованы.

— Бог мой, ты действительно хочешь это сказать! — воскликнул Аллен. — Должен заметить, что у женщин поразительно развито воображение. Они кидаются из пункта А в пункт D, начисто игнорируя пункты В и С. Ты думаешь, Вулфрик уже испытывает к миссис Деррик нежные чувства?

— Вполне возможно. — Рейчел твердо взглянула в глаза мужа.

— Ну что ж, — коротко проговорил Аллен, — думаю, все вы согласитесь, что необходимо заставить тетушку Рочестер отказаться от мысли о том, что Эми Хатчинсон и Вулфрик могут составить счастье друг друга. И если для достижения этой цели необходимо присутствие в жизни моего брата миссис Деррик, то я не имею ничего против. А если получится так, что он по уши влюбится в эту женщину — чего лично я не могу представить даже в самых смелых фантазиях, — то я с радостью куплю Еве новое платье на свадьбу.

— Учитывая то, что Бедвины всегда поступают прямо противоположно тому, как им советуют поступить, осмелюсь предположить, что нам следует оставить все как есть. Трудно представить себе нечто более нелепое, нежели толпа исполненных намерений Бедвинов, которые пытаются спасти Вулфрика — герцога Бьюкасла — Боже милостивый! — от одного нежелательного брака, одновременно подталкивая его к другому, еще более нежелательному.

— Полностью с тобой согласен. — Джервис рассмеялся.

— Ты хочешь сказать, что мы выглядим смешно, Джошуа? — надменно проговорила Фрея. — А тебе, Джервис, очень весело, как я посмотрю?

Эйдан поднялся со стула:

— Нам всем пора ложиться. Опаснее попытки женить кого-нибудь из Бедвинов может быть только попытка покритиковать кого-то из Бедвинов. Того и гляди, в ход пойдут кулаки, а в комнате две или даже три леди.

— Две или… — Сверкая глазами, Фрея вскочила со стула.

Но Эйдан поднял руку, призывая всех к тишине. Иногда он вел себя так же, как старший брат, и выглядел столь же великолепно, чему в большой степени способствовали годы службы в кавалерийском полку.

— Фрея, ты прекрасно знаешь, что всегда первая пускаешь в ход кулаки, — сказал он. — Всем спать, а завтра посмотрим, как поступить. Я полагаю, что Вулфрик избавится от посягательств тетушки Рочестер и отделается от миссис Деррик, не утруждаясь больше, чем это необходимо для того, чтобы удивленно изогнуть бровь. Наша помощь ему также не понадобится. — С этими словами он предложил Еве руку.

— Некоторым обязательно надо сказать последнее слово, — покачала головой Ева.

Рэнналф и Аллен посмотрели друг на друга, а потом перевели взгляд на сестру, одинаково поджав губы.

Джошуа улыбнулся и положил руку на талию жене.

Пока семейство Бедвинов обсуждало свои дела в гостиной, Кристина занималась тем, что пыталась развлечь Гермиону, сидя в собственной комнате. Золовка поймала ее на лестнице, когда гости поднимались наверх, и затем зашла к ней без приглашения.

Устало взглянув на леди Элрик, Кристина подала ей стул, а сама уселась на край кровати.

— Бог мой, — воскликнула Гермиона, обводя взглядом спальню, — что за чудесная комната! Скорее всего, это одна из самых больших и богато убранных спален в доме.

Кристина об этом не подумала. Она решила, что все спальни на втором этаже похожи на ту, которую предоставили ей. Но Гермиона не стала развивать эту тему. Она села на стул и мрачно уставилась на хозяйку комнаты.

— Кристина, — начала она, — мы с Бэзилом долго обсуждали это неожиданное приглашение со стороны герцога. Мы знакомы с его светлостью не так давно, но всем известно, что не в его правилах устраивать приемы в Ликдсей-Холле. Почему он пригласил именно нас? Это правда, что он дружит с Гектором, но Ринейблов он знает так же близко, как и нас, хотя следует вспомнить, что Гектор привозил его летом в Скофилд. Таким образом, мы пришли к выводу, что причиной, по которой нас пригласили в Линдсей-Холл, — это ты.

— Я? — выдохнула Кристина.

— Каким бы странным это ни казалось, — продолжила Гермиона. — Я считаю — и Бэзил со мной согласен, — что герцог увлечен тобой.

Кристина закусила губу.

— Ясно также, что у маркизы Рочестер относительно племянника другие планы, а она пользуется большим влиянием. Ты прекрасно знаешь, что его семья никогда не одобрит ваш союз, да и сам герцог такого не допустит. Если даже он испытывает в отношении тебя теплые чувства, он сможет предложить тебе только стать его любовницей.

— И вы, конечно, хотите меня предупредить, чтобы я не заходила в своих мечтах слишком далеко? — осведомилась Кристина.

Брови Гермионы сошлись на переносице.

— Я прошу тебя не выставлять на посмешище ни себя, ни нас, — процедила она. — Ты никогда не станешь герцогиней Бьюкасл — сама мысль об этом нелепа. Но если ты прибегнешь к привычным уловкам, то твое честолюбие очень скоро станет заметно маркизе и всем братьям и сестрам герцога, и твой вульгарный поступок бросит тень на всех нас.

— Что за привычные уловки? — Кристина похолодела.

— Притворяться, что падаешь с дерева, когда герцог оказывается рядом, — голос Гермионы звучал еще более напряженно, — делать вид, что поскользнулась и упала в Серпантин как раз в тот момент, когда он проезжает мимо, — разве это не уловки? Случайно оказаться в тенистой аллее, когда он заходит туда прогуляться. Притворяться, будто испытываешь страшную боль от того, что Гектор наступил тебе на ногу, и потом целый час не возвращаться в бальный зал, привлекая к себе внимание всех остальных джентльменов на празднике, — что все это, как не уловки? Граф Китредж сделал тебе в Лондоне предложение, но я слышала, что ты ему отказала. Действительно, зачем принимать титул графини, если надеешься стать герцогиней?

— Мне кажется, тебе пора уходить, Гермиона, — не сдержалась Кристина.

Леди Элрик поднялась со своего места и молча прошла к двери. Неожиданно Кристина осознала, что так было всегда — во всяком случае, в течение последних лет жизни Оскара, после его смерти, летом на празднике и вот сейчас снова. Они каждый раз уходили от откровенного разговора.

— Подожди! — окликнула она золовку. Виконтесса взглянула на нее через плечо. Кристина поднялась с кровати и подошла к окну. Она раздвинула шторы, но за окном, разумеется, невозможно было ничего разглядеть — только капли дождя на стекле и темноту за ними.

— Когда-то тебя забавляли мои частые неудачи, — проговорила она. — Ты всегда говорила, что общество тоже веселится по поводу моей неловкости. Ты утверждала, что смех полезен для души и для общества в равной степени. Ты считала, что у меня особый дар привлекать к себе людей — меня любили дамы, меня любили джентльмены и даже восхищались мной, поскольку я была замужем и не представляла для них опасности. Оскар любил меня, я любила его, и мы были счастливой семьей. Ты говорила, что я стала тебе сестрой, о которой ты всегда мечтала. И ты тоже заменила мне сестер, которые были далеко. Что изменилось? Я никогда не могла понять тебя. Моя жизнь похожа на кошмарный сон, от которого я никак не могу проснуться. Неожиданно все мои нелепые поступки стали казаться вам унизительными. И так же внезапно каждый джентльмен, с которым я разговаривала, танцевала или обменивалась улыбками, превратился в мишень для моих кокетливых поползновений. И не просто кокетливых поползновений: за мной вдруг потянулся целый шлейф из тайных любовников. Почему так случилось?

На секунду в комнате воцарилось молчание. Гермиона продолжала глядеть на нее через плечо.

— Это ты мне скажи, Кристина, — наконец проговорила она. — Я полагаю, ты устала от Оскара, поняла, что можешь поймать в свои сети более крупную рыбу. У тебя не осталось чувств ни к нему, ни к нам.

Кристина с трудом сдержала слезы.

— Я всегда любила Оскара, — проговорила она, — даже в последние годы, когда с ним стало невозможно иметь дело, когда он начал безудержно играть и пустил по ветру все состояние, — даже тогда я любила его. Я была его женой, и мне в голову не приходило изменить ему.

— Ну что ж, хотелось бы верить тебе. Но мы обе знаем, что это ложь. В противном случае Оскар был бы до сих пор жив.

— Как ты можешь считать, что я виновата в его смерти! — воскликнула Кристина. — Я же с самого начала умоляла вас поговорить с Джастином. Почему вы не послушали меня? Он мог бы подтвердить мою невиновность.

— Ну разумеется, мы поговорили с Джастином, — устало подтвердила Гермиона, — и он, конечно, яростно отстаивал твою невиновность. Более того, он все время возмущался по поводу того, что мы могли счесть тебя причастной к смерти Оскара. Но ведь он всегда защищал тебя. Что бы ни случалось, Джастин всегда был тут как тут, готовый постоять за тебя горой. Он всегда был влюблен в тебя, Кристина. Он скорее пошел бы на смерть, чем позволил бы кому-то плохо о тебе подумать.

— Все ясно, — поникла Кристина, — значит, это я во всем виновата. Слова Джастина окончательно убедили вас. Бедняга! Его благие намерения в отношении меня всегда оборачивались не тем, на что он рассчитывал. Верьте чему хотите, но я могу избавить вас от одной заботы. Я приехала сюда не потому, что питаю надежду стать герцогиней Бьюкасл. Я уже однажды отказалась от этого титула и сделаю это снова, если последует вторичное предложение. Я, быть может, лучше вас с Бэзилом понимаю, какой катастрофой обернется этот брак для нас обоих и с нетерпением жду того дня, когда можно будет вернуться домой и зажить той жизнью, которая делала меня счастливой на протяжении последних трех лет.

— Послушай, Кристина, — неожиданно глаза Гермионы тоже наполнились слезами, — я в самом деле хочу думать о тебе хорошо. Мы с Бэзилом оба этого хотим. Ты ведь вдова Оскара.

Кристина кивнула: ей нечего было сказать. Похоже, между ними снова установилось перемирие.

Гермиона вышла из комнаты, не произнеся больше ни слова и предоставив Кристине заниматься незавидным занятием — пытаться уснуть в незнакомой постели, в чужом доме, в то время как воспоминания о разговоре с Гермионой и ссоре с герцогом теснились у нее в голове.

Глава 17

На следующий день была великая пятница, и все отправились в церковь на утреннюю службу. Несколько пожилых гостей поехали в каретах, но большинство предпочли прогуляться пешком, так как погода неожиданно переменилась к лучшему.

Кристина шла под руку с Джастином. От ее внимания не укрылось, что герцогом завладела мисс Хатчинсон, хотя лорд и леди Эйдан старались держаться поближе к ним. Маркиза Рочестер, разумеется, всеми силами пыталась устроить этот брак. Она искренне симпатизировала мисс Хатчинсон, этой хорошенькой милой девушке, которая, тем не менее, никак не дотягивала до герцогини.

Джастин как будто прочел мысли своей спутницы.

— Бедняжка, — проговорил он, кивнув в сторону герцога и юной леди, — надеюсь, она понимает, что за титул герцогини ей придется дорого заплатить. Думаю, тетушка объяснит ей, что к чему, еще до свадьбы, если, конечно, до этого вообще дойдет.

Кристина промолчала: после вчерашнего вечера ей ни с кем не хотелось обсуждать дела герцога, даже с ближайшим другом. Джастин, однако, не унимался:

— Леди Фальконбридж сумеет понять герцога. Не думает же она в самом деле, что Бьюкасл женится на ней. Как и подобает любовнице, у которой обычно не бывает выбора, она расстанется со своим выгодным положением.

— Джастин! — резко одернула его Кристина. — Ты всегда говоришь о таких вещах с дамами?

Молодой человек смутился.

— Прости, — пробормотал он, — но ты же знала об истории с леди Фальконбридж, а уж со своей любовницей герцог прожил столько лет, что о ней известно всему свету. Как глупо с моей стороны — ты ведь настоящая леди. К тому же ты, Крисси, поступила весьма благоразумно, — он похлопал ее по руке, — ты отказала ему. Держу пари, Бьюкаслу это не понравилось.

— Давай сменим тему, — решительно проговорила Кристина. — Гектор сказал, что в ближайшее время собирается поехать в очередную экспедицию и хочет взять тебя с собой. Это правда?

Джастин скривился:

— Я поеду только в том случае, если он выберет какую-нибудь цивилизованную страну — Италию, например.

Кристина слушала вполуха. Ей в самом деле не хотелось ничего знать о женщинах герцога Бьюкасла. Что за привычка у Джастина обращаться с ней как с приятелем, а не как с дамой? Ее ни в коей мере не касается личная жизнь герцога, пусть он даже заведет у себя целый гарем. И в то же время она не могла забыть его слов о том, что если он когда-нибудь женится, то супруга станет единственной женщиной в его постели до конца жизни. Почему-то она ему верила. Хотя ей-то что за дело? Она не собиралась становиться его супругой. Она не собиралась отступаться от своего решения, даже если Бьюкасл пригласил ее сюда с единственной целью — добиться расположения непокорной.

Неужели он, правда, собрал гостей только ради этого? В это просто невозможно было поверить.

Все утро Кристина упорно избегала герцога, за завтраком и ленчем специально выбирая себе место как можно дальше от него. Но, несмотря на ее усилия, после обеда Кристина неожиданно оказалась в его обществе. Лорд и леди Эйдан объявили всем, что собираются взять детей на прогулку по парку, лорд и леди Рэнналф решили присоединиться к ним вместе со своими малышами. Не прошло и минуты, как на прогулку решили отправиться все гости. Они разошлись по комнатам, чтобы захватить детей и кое-какие вещи, договорившись встретиться внизу в холле.

Кристина несказанно обрадовалась возможности провести время на свежем воздухе: какая удача, что Бедвины разделяли ее любовь к играм на природе!

Присоединившись в холле к Одри и сэру Лестеру, Кристина весело улыбалась детишкам, которые носились вокруг, еле сдерживая рвущуюся наружу энергию. Она обняла Полин и Памелу, которые на секунду подбежали к ней, прежде чем вернуться в круг маленьких подружек. Джастин, который беседовал с Берти, дал ей понять, что сейчас подойдет.

Маркиза Рочестер, решившая остаться дома, все же спустилась вниз, чтобы проводить гостей.

— Я как раз рассказывала Эми о восхитительной тропинке, которая ведет через рощицу к озеру, Вулфрик, — проговорила она голосом, привыкшим повелевать. — Ты, разумеется, покажешь юной леди это место.

Герцог натянуто поклонился тетушке и бедной мисс Хатчинсон, которая заметно поникла от перспективы провести день в такой компании.

— Боюсь, маркиза, эту маленькую экскурсию придется отложить, — вмешалась графиня Росторн, решительно взяв мисс Хатчинсон под руку и виновато улыбнувшись маркизе и герцогу. — Я обещала Эми обсудить с ней предстоящее представление королеве и собираюсь поделиться с ней своим собственным опытом, дать несколько советов.

Муж графини Росторн, обладатель красивого французского акцента, держал на плечах своего сынишку Жака. Кристина успела зайти в детскую до похода в церковь и познакомилась со всеми детьми, включая самых маленьких.

— Ох, бедный Вулфрик остался без партнерши! — воскликнула леди Аллен. — Быть может, миссис Деррик сжалится над тобой.

Джастин, который прокладывал себе сквозь толпу дорогу к Кристине, резко остановился, а герцог Бьюкасл не менее резко обернулся.

— Мадам! — произнес он, предлагая ей руку. — Не откажитесь составить мне компанию. Боюсь, у вас нет выбора.

«И у вас тоже», — подумала Кристина, бросив сердитый взгляд на Джастина и опершись на руку его светлости. Они вместе вышли из дома, причем Кристина намеренно не смотрела в сторону Бэзила и Гермионы.

— Мне почему-то кажется, — заметил герцог, — что женщины моей семьи объединились в лигу против тетушки. Интересно только, в чьих интересах они действуют: моих или мисс Хатчинсон?

— Мисс Хатчинсон, разумеется, — отозвалась Кристина, — она безумно вас боится.

Бьюкасл искоса посмотрел на свою спутницу, но та даже не повернула головы.

— Я согласился принять участие в этой прогулке исключительно ради вас, — продолжил он. — Тем не менее я не собираюсь возиться с детьми и не хочу, чтобы от их крика у меня лопнули барабанные перепонки. Пусть они вместе с родителями отправляются к деревцам и лужайкам, а мы с вами поведем тех, кто разделяет мое мнение, к роще.

— Как я понимаю, вы никому не позволяете нарушать ваш покой, — предположила Кристина.

— Да, если могу контролировать это, — подтвердил герцог, — а в большинстве случаев я могу. Впрочем, сейчас мне очень хочется показать вам парк. Конечно, летом он особенно красив, но весной в нем чувствуется какое-то свежее очарование. Кроме того, погода сегодня на редкость хорошая.

— Мне и зимние пейзажи нравятся, — призналась Кристина, — на них лежит печать смерти, но в то же время есть некое предчувствие возрождения. Именно зимой лучше всего осознаешь великую загадку жизни. А потом приходит весна. О, до чего же я люблю весну! Не могу поверить, что ваш парк может быть прекраснее, чем сейчас!

Они свернули с длинной тропинки, направляясь к подножию холма, у которого, должно быть, и начиналась пресловутая рощица. По дороге им попалось несколько цветущих вишневых деревьев. Дети и их родители шумной кавалькадой продолжали двигаться по лужайке.

— Вы прирожденный оптимист, миссис Деррик, — мягко заметил герцог, — вы видите надежду даже в смерти.

— Вся жизнь была бы сплошной трагедией, если бы мы не осознавали, что она в конечном итоге вечна, — тут же отозвалась Кристина.

Они стали подниматься по склону холма, сопровождаемые шелестом молодой зеленой листвы, и вскоре достигли тропинки, которая вилась между кустами рододендрона. На открытых участках землю покрывал ковер из диких нарциссов. По временам в просвете между деревьями виднелись дом, парк и окрестные постройки. К востоку от особняка лежало большое, окруженное деревьями озеро, посередине которого возвышался небольшой островок.

Несколько гостей также зашли в рощицу, но, поскольку Кристина с герцогом двигались очень быстро, они постепенно отстали.

После того, что ей пришлось пережить ночью, Кристина чувствовала небывалый прилив сил. Она искренне верила в то, о чем только что говорила Бьюкаслу: Пасха всегда начиналась со скорби об умерших, но после недолгого периода грусти наступала радость возрождения.

Тропинка обрывалась на самой вершине холма, где для развлечения гостей Линдсей-Холла была построена живописная полуразрушенная башенка.

— Мы можем взобраться наверх? — спросила Кристина.

— Разумеется. С вершины башни открывается потрясающий вид на окрестности, — сообщил герцог, — только вот лестница очень узкая, крутая и темная. Быть может, лучше стоит продолжить путь к озеру?

Кристина искоса взглянула на него.

— Ах да, — спохватился Бьюкасл, — вас, конечно же, такое предложение не устраивает. Я совсем забыл, что вам нравится лазать по развалинам старинных замков.

Кристина рассмеялась.

Она осторожно поднялась по винтовой лестнице, держась внешней стены, у которой ступеньки были пошире, и придерживая край юбки, чтобы не споткнуться.

Зрелище, представшее ее глазам, стоило затраченных усилий. Стоя на вершине башни, Кристина могла по достоинству оценить, насколько огромен парк Линдсей-Холла и на какие расстояния простираются сельскохозяйственные угодья вокруг него. Сам особняк выглядел весьма величественно и внушительно.

В этот момент Кристина подумала о том, что, скажи она «да», все это и еще многие другие владения, о которых рассказывал герцог, могли бы принадлежать ей. А еще ей мог бы принадлежать их хозяин. Быть может, ее мечта до сих пор осуществима. Вдруг герцог на самом деле пытается ухаживать за ней?

Но неужели он не понимает, насколько это безнадежно?

Взглянув на герцога, Кристина увидела, что он стоит на самой верхней ступеньке, щурясь на солнце, и взгляд его прикован не к пейзажу, а к ней.

— Просто потрясающе, — проговорила она, еще раз обведя взглядом расстилавшуюся перед ней картину.

— В самом деле, — согласился герцог, по-прежнему глядя на нее.

«И он тоже выглядит потрясающе», — подумала Кристина. Сегодня герцог Бьюкасл был одет в безупречного покроя коричневый пиджак, белую рубашку, бриджи из мягкой телячьей кожи и сверкающие сапоги с отворотами. Красивое суровое лицо как нельзя лучше соответствовало облику утонченного аристократа. Любой художник счел бы за честь написать с него портрет.

Они стояли в нескольких сантиметрах друг от друга. Герцог, прищурившись, смотрел на нее, она, в свою очередь, испуганно глядела на него, не зная, что сказать.

Прошло буквально несколько мгновений, и герцог сделал шаг вперед, показывая рукой на что-то за спиной Кристины.

Она обернулась.

— Видите, там за деревьями к северу от озера виднеется домик? — спросил герцог.

Кристина почти сразу обнаружила невысокое округлое строение из камня под соломенной крышей.

— Что это? — поинтересовалась она. — Голубятня?

— Да, — ответил Бьюкасл. — Мне хотелось бы показать ее вам, но придется преодолеть достаточно большое расстояние…

— И вы боитесь, что мне такое не под силу? — смеясь, осведомилась Кристина.

— Так вы пойдете? — Герцог взглянул на нее, и их взгляды на миг встретились.

— Да, — кивнула она, чувствуя, что согласилась на нечто более существенное, чем могло показаться на первый взгляд.

Пока они спускались, к башне приблизилась другая группа гостей. В их числе были миссис Притчард и лорд Уэстон, леди Моубери и Джастин, Гермиона и Бэзил. Одри и сэр Льюис немного поотстали.

— Я провожу миссис Деррик к дому, — сообщил им герцог, — но, прошу вас, ни о чем не беспокойтесь. Если вы пойдете в этом направлении, то тропинка в конце концов выведет вас к особняку. Кроме того, по дороге вы найдете несколько беседок для отдыха.

Некоторое время они шли, сохраняя молчание, потом резко свернули направо и начали спускаться к озеру по зеленому склону холма, поросшему деревьями. Герцог снова предложил Кристине руку, поскольку это был достаточно долгий спуск, на котором легко можно было поскользнуться. Но Кристина решила, что такой спуск можно преодолеть единственным способом: она подобрала юбки и пустилась вниз бегом.

Склон оказался длиннее и круче, чем она предполагала. К тому времени, когда она достигла берега озера, ей казалось, что она летит по воздуху. Шляпка сбилась назад, непокорные кудряшки хлестали ее по лицу… Но как прекрасно она при этом чувствовала себя!

От ее внимания не укрылось, что с другой стороны к озеру приближались семейные пары с детьми, которые стали свидетелями ее неподобающего поведения. Смеясь, она обернулась и увидела, как герцог Бьюкасл с невозмутимым видом, как будто он прогуливался по Бонд-стрит, спускается по холму.

— Как было бы замечательно просто скатиться по такому склону вниз! — крикнула она.

— Если вы не можете противостоять искушению, миссис Деррик, — ответил герцог, останавливаясь рядом с ней, — то поднимитесь обратно наверх и скатитесь. А я с удовольствием посмотрю.

В следующую секунду его брови удивленно поползли вверх, и он повернулся, услышав восторженные крики детей, которые высыпали на берег озера в сопровождении родителей.

— И мы тоже поднимемся на холм? — поинтересовался юный Уильям Бедвин у лорда Рэнналфа. — Я очень хочу подняться, папа.

— Наверх, — скомандовал своему отцу маленький Жак Эшфорд.

Дэнил Мор не стал даже спрашивать. Он бросился вверх по склону, пробежал немного, а потом развернулся и кинулся вниз, быстро перебирая маленькими ножками. На берегу озера он благополучно приземлился в объятия леди Фреи. Малыш тут же высвободился и снова побежал наверх.

Похоже, этому холму суждено было превратиться в площадку для игр. Герцог Бьюкасл некоторое время наблюдал за племянниками и племянницами с непроницаемым выражением лица, потом повернулся к Кристине и предложил ей руку. Однако его опередили Памела и Полин, которые обступили молодую женщину с двух сторон и, разом заговорив, а вернее, закричав, стали упрашивать ее посмотреть, как они будут взбираться на холм, хотя Мелани с Берти находились тут же неподалеку.

Кристина рассмеялась и послушно стала наблюдать за тем, как девочки понеслись к холму, взобрались наверх, а потом сбежали вниз на берег. Беатрис Бедвин упала первой. Малышка заплакала, но к ней тут же подскочил папа, посадил ее на плечи и стремглав помчался вверх по склону. Миранда Бедвин, которой не было еще и трех лет, упросила лорда Рэнналфа точно так же прокатить ее вверх и вниз по холму. Он подчинился и, когда они уже возвращались обратно, подбросил ее, отчего девчушка восторженно захохотала и стала просить еще.

Ханна Бедвин ходила кругами вокруг лорда Эйдана, хлопала в ладоши и смеялась, а потом, потеряв равновесие, неуклюже приземлилась на маленькую попку.

Шум стоял оглушительный.

— Филипп и Дейви хотят взобраться на самый верх, — во все горло прокричала Памела, подбегая к Кристине и хватая ее за руку, — и мы с Бекки тоже хотим. Пойдемте с нами, Кристина.

В этот момент Бекки взяла ее за другую руку, и Кристине даже в голову не пришло отказаться, хотя она только что спустилась с этого самого холма.

Вместе с двумя девочками она начала подниматься наверх, но на полпути остановилась, чтобы посмотреть, как мимо них с оглушительными воплями восторга проносятся старшие мальчишки.

— Знаете, — сказала Кристина, когда они оказались на вершине, — гораздо веселее будет не сбежать с этого холма, а скатиться по нему.

— Скатиться? — удивилась Бекки. — Как это?

— Нужно лечь на землю, соединив ноги и закинув руки за голову, а потом перевернуться — и вы покатитесь вниз. Никогда не видела более подходящего склона.

— Покажи нам, — попросила Памела.

— Хорошо, — согласилась Кристина, — я покажу, как это делается, но сама скатываться не буду, потому что взрослым леди так делать не пристало.

Девочки дружно расхохотались, и Кристина не смогла сдержать улыбки. Потом она растянулась на траве, демонстрируя, какое надо принять положение, чтобы легко скатиться с холма.

— Это очень просто, — говорила она, — если трудно будет сдвинуться с места, я легонько подтолкну вас, а потом уже…

Ее голос сорвался на крик. Послышался заливистый детский смех, и две пары маленьких ручек столкнули ее с холма. Кристина стремительно покатилась вниз. В первый момент она хотела остановиться, но по опыту знала, что так недолго и покалечиться. Даже если бы ей это удалось, страшно подумать, как бы нелепо она смотрелась, распластанная на траве.

В следующую секунду вопрос об остановке отпал сам собой. С бешеной скоростью Кристина катилась к берегу озера и громко кричала.

К тому времени как она достигла конца спуска, все мысли у нее в голове смешались, а крик превратился в хохот. Сильные руки поймали ее, и суровые серые глаза впились в нее грозным взглядом.

Обретя способность мыслить связно, Кристина осознала, чьи именно это глаза и руки, и увидела, что смеются все, кроме герцога Бьюкасла.

В этот момент снова раздались крики, и из деревьев выкатились две девочки. Правила игры тут же переменились: теперь все дети хотели непременно скатиться по склону, а Филипп с Дейви уже бежали наверх.

— Ну вот, миссис Деррик, вы и осуществили свое желание, — негромко произнес герцог Бьюкасл.

— Здорово придумано! — воскликнул лорд Рэнналф, который выглядел сейчас необыкновенно красивым.

— Я жутко завидую вам, — вмешалась в разговор леди Фрея. — Сто лет ничего подобного не делала, но сегодня меня ничто не остановит. Дейви, подожди-ка!

Кристина быстро поднялась, поправила шляпку и одернула юбку, попутно проверив, не собрала ли она с холма всю траву.

— Вулф, — окликнул брата лорд Аллен, — теперь, когда миссис Деррик показала детям, как надо развлекаться, и бросила вызов нашей Фри, почему бы тебе не показать ей озеро?

— С удовольствием, Аллен, спасибо, — коротко ответил герцог, — если миссис Деррик захочется.

— Разумеется, захочется, — рассмеялась Кристина и храбро приняла предложенную герцогом руку. — Сегодня я уже достаточно повеселила народ. — Она заметила, как граф Росторн подмигнул ей.

Герцог повел ее через рощу, и скоро шум и крики остались позади.

— Я просто показывала девочкам, как нужно лечь, чтобы скатиться с холма, — заговорила Кристина, чтобы нарушить воцарившееся молчание. — Они столкнули меня.

Бьюкасл ничего не ответил.

— Увы, я снова выставила себя на посмешище самым неподобающим образом. Ваши братья и сестры наверняка сочли меня недостойным созданием…

Герцог по-прежнему молчал.

— И вы, должно быть, разделяете их мнение.

В следующее мгновение он незаметно проделал что-то с ее рукой. Что бы это ни было, но Кристина оказалась прижатой к стволу дерева, а над ней нависло мрачное лицо герцога. Он выглядел весьма опасным. Его рука опиралась о ствол рядом с ее головой.

— А вам не все равно, миссис Деррик? — осведомился он. — Разве вам важно мое мнение?

Кристине было вполне ясно, что он думает по поводу ее поведения. Он разгневан. Он считает ее вульгарной и неженственной. Только что она с блеском продемонстрировала эти качества всей его семье. А ведь герцог оказал ей честь, пригласив в Линдсей-Холл. Своим поступком она бросила тень и на него тоже.

Внезапно ей на память пришли слова Гермионы, сказанные прошлым вечером.

— Нет, — сказала она, хотя в глубине души чувствовала, что ей далеко не все равно. Ей в самом деле было важно его мнение.

— Я так и думал. — Его лицо снова приняло холодное выражение.

— Вы просто не любите детей, так ведь? — Кристина тряхнула кудряшками. — И точно так же вам претит все, что связано с детством, переизбытком чувств и наслаждением жизнью? Холодное непоколебимое достоинство — это все, ради чего вы живете. Естественно, мне безразлично мнение такого человека.

— В любом случае я его выскажу, — проговорил герцог, и в глазах его зажегся огонек, свидетельствовавший о сдерживаемом гневе. — Я считаю, миссис Деррик, что вы родились на свет, чтобы нести радость в жизнь других людей. Кроме того, я убежден, что вам не следует думать, будто вы хорошо знаете меня.

— О! — Кристина откинула голову назад и прижалась к стволу дерева. — Ненавижу, когда вы так поступаете. Стоит мне только понадеяться, что назревает хорошая ссора, как вы вставляете мне палки в колеса. Что, во имя неба, вы хотели этим сказать?

— Только то, что вы совершенно меня не знаете, — ответил он.

— Я другое имела в виду, — возразила Кристина. — Неужели я действительно рождена для того, чтобы приносить радость другим людям?

Герцог слегка наклонил голову, но глаза его по-прежнему напоминали две серые льдинки — удивительный контраст!

— Вы часто поступаете импульсивно, не по-женски, неловко и порой даже вульгарно, — назидательно проговорил он. — Вы слишком много болтаете, слишком много смеетесь, и ваше поведение начисто лишено утонченности. Но несмотря ни на что, вы привлекаете к себе всех окружающих людей, подобно тому, как пламя влечет мотыльков. Вы считаете, что люди не уважают вас, презирают и порицают, хотя это совсем не так. Вы говорили мне, что так и не сумели стать частью светского общества. Я в это не верю. Если бы вы старались изо всех сил — у вас обязательно получилось бы. Не знаю, кто уверил вас в обратном, но, кто бы ни был этот человек, он глубоко заблуждался. Быть может, его слепило исходящее от вас сияние, или он не готов был поделиться им с другими. Скорее всего, он принял это сияние за кокетство. Вот что я думаю о вас, миссис Деррик. Я всего лишь пытался осознать чудо того, что Линдсей-Холл снова наполнился детьми — наследниками моих братьев и сестер, а потом вдруг вы скатились с холма прямо в мои объятия. Теперь вы не посмеете утверждать, будто я не люблю детей, переизбыток чувств или наслаждение жизнью.

Кристина была потрясена. Она даже ощущала определенный подъем чувств — ей удалось разозлить герцога! Он явно был вне себя от гнева. Никогда еще за все время их знакомства она не слышала, чтобы он так много говорил.

— А вы больше не посмеете указывать мне, что говорить и чего не говорить, — заявила она. — Вы можете обладать неограниченной властью над вашим миром, но я не являюсь его частью. Надо мной у вас нет никакой власти. После всего, что вы обо мне наговорили, мы оба должны радоваться этому факту. Я бы позорила вас каждый день всю оставшуюся жизнь, как это было в Гайд-парке…

— В отличие от вашего покойного супруга, или его брата, или кого другого, кто убедил вас в том, что вы пустая кокетка, — отчеканил герцог, — я знаю, что меня не ослепит ваш свет, миссис Деррик. Моя личность не утратит своей значимости, а ваша не пострадает от моей власти. Вы как-то сказали, что я высосу из вас всю радость жизни, но вы недооцениваете себя, если всерьез так считаете. Радости жизни вас может лишить только слабый человек, а я себя таковым не считаю.

— Что за глупости вы говорите! — воскликнула Кристина, когда Бьюкасл наконец отстранился от нее и убрал руку с дерева. — Для вас во всем мире не существует никого, кроме слуг, которые исполняют ваши многочисленные приказы и со страхом ловят каждое ваше слово. А вы отдаете приказы простым поднятием брови. Естественно, вам пришлось бы контролировать и меня, имей я глупость отдаться в ваши руки. Вы просто не умеете обращаться с людьми по-другому.

— А вы, миссис Деррик, — герцог сделал несколько шагов и вновь обернулся к Кристине, — не знаете, как еще побороть свое влечение ко мне, и пытаетесь убедить себя в том, что изучили меня вдоль и поперек. Значит, вы пришли к выводу, что я все-таки не ношу маску? Или, быть может, вы были правы вчера вечером, когда сказали, что я до кончиков ногтей герцог Бьюкасл?

Кристина чуть не задохнулась.

— У меня нет никакого влечения к вам!

— Неужели? — Герцог надменно изогнул бровь и поднес к глазу монокль. — Значит ли это, что вы вступаете в сексуальные отношения с каждым партнером по танцам, который приглашает вас в уединенное местечко?

Кристину охватил страшный гнев, который целиком и полностью был направлен на одного человека.

— Ну, это уже слишком! — прошипела она, приближаясь к герцогу.

Она выхватила монокль из его руки, одним движением сорвала с шеи черную ленту и отшвырнула стекло в сторону.

Две пары глаз следили за тем, как монокль взмыл высоко вверх, описал дугу, на секунду завис между деревьями и начал путь вниз, который так и не был завершен. Лента зацепилась за ветку, и монокль повис на дереве высоко над землей.

Кристине показалось, что по меньшей мере миля отделяет ее от раскачивающегося на ленте, подобно маятнику, монокля.

Воцарившееся молчание, казалось, не кончится никогда.

Наконец она заговорила первой:

— На этот раз я за ним не полезу.

— Рад это слышать, — отозвался герцог тем ледяным тоном, к которому Кристина уже привыкла. — Мне претит мысль о том, что придется в очередной раз нести вас всю дорогу до дома в рваном платье.

Кристина резко повернулась и метнула на герцога гневный взгляд.

— Я не испытываю к вам никакого влечения, — отчеканила она, — и я не отличаюсь неаккуратностью.

— Я этого и не говорил, — заверил ее герцог.

— Осмелюсь предположить, — сказала Кристина, задрав голову и обозрев монокль, который теперь легонько покачивался на ветру, — что по возвращении домой вы поднимете бровь, и армия садовников бросится сюда спасать ваш монокль. Жаль только, что вам при этом не удастся ничего приставить к глазу. Хотя, скорее всего, у вас таких моноклей целая куча.

— Восемь, — коротко отозвался герцог, — у меня их восемь — или будет восемь, когда этот вот вновь вернется в мое владение.

С этими словами он пошел прочь.

На какое-то мгновение Кристине показалось, что герцог обиделся и решил бросить ее одну, но в следующую секунду она поняла, что Бьюкасл направляется к старому дубу, чтобы спасти свой монокль. Он взобрался на дерево с той же легкостью и элегантностью, с какой незадолго до этого спустился с крутого склона, заросшего деревьями.

К тому времени как герцог оказался на достаточном расстоянии от земли, чтобы дотянуться до монокля, Кристина была вне себя от беспокойства. К сожалению, монокль оказался довольно далеко от ствола, так что герцогу пришлось оседлать ветку и начать медленно продвигаться вперед к цели.

— Ради Бога, осторожнее! — прокричала Кристина.

— Я всегда осторожен, — услышала она спокойный ответ. Сняв монокль с ветки, герцог бросил его Кристине и удобно уселся на ветке, глядя на нее сверху вниз. — Всегда, за исключением, пожалуй, случая с вами. Соблюдая осторожность, я бы, пожалуй, остался сидеть здесь до тех пор, пока вы не окажетесь на безопасном от меня расстоянии в Глостершире, а лучше бежал бы от вас как от чумы еще в Скофилд-Парке. И вообще, в этом году мне следовало запереться в Бедвин-Хаусе сразу после свадьбы миссис Магнус, пока я не убедился бы, что вы преодолели уже миль пятьдесят на пути к дому. После неудавшейся попытки вступить в брак, когда мне было двадцать четыре года, я отказался от надежды когда-нибудь жениться. С тех пор я не искал себе невесту. А если бы даже искал, то уж, конечно, выбрал бы не вас. Я бы подошел к этому вопросу с предельной щепетильностью. Честно говоря, вы являетесь полной противоположностью женщины моей мечты.

— Естественно. Кто же захочет жениться, имея двух любовниц! — проворчала Кристина.

Герцог, смотревший на нее с ветки, выглядел сейчас угрюмо и до безумия привлекательно.

— Двух? — переспросил он. — Одну для будней, а другую для выходных? Или одну в деревне, а другую в городе? Или одну днем, а другую ночью? Ваш осведомитель располагает неверной информацией, миссис Деррик. Моя постоянная любовница умерла более года назад, и я не знаю никакой другой. Уверен, вы извините меня за то, что я упомянул в вашем присутствии эту женщину, учитывая то, что вы первая заговорили об этом.

Более года назад. Так вот оно что! Оказывается, прошлым летом в Скофилде он пытался заменить ею умершую любовницу!

— Знаете, вы одновременно раздражаете меня и притягиваете к себе, — продолжил герцог. — Я никак не могу этого объяснить.

— Я вовсе не хочу притягивать вас к себе, — закричала Кристина, — и я даже не хочу раздражать вас. Я вообще не желаю иметь с вами ничего общего! А теперь сами подумайте, как сильно вы возненавидели бы меня, если бы вам пришлось прожить со мной остаток жизни.

Герцог смерил ее холодным взглядом.

— Значит ли это, что с вами такое уже случалось? — вкрадчиво осведомился он.

— Вас не касается, что со мной случалось и чего не случалось, — буркнула Кристина, — вас вообще не касаются мои дела. Вы собираетесь сидеть там весь день или до тех пор, пока я не уеду в Глостершир? Глупо ссориться, когда вы можете упасть в любой момент, а у меня может затечь шея.

На этот раз герцог без лишних слов спустился вниз. Кристина молча наблюдала за ним. Она с неохотой отметила про себя потрясающую силу и ловкость. Кроме того, в его присутствии ей всегда было неспокойно. Сегодня она поняла, что этот человек состоит не только изо льда. Она видела его в гневе и отчаянии. Он сказал, что она раздражает его — и одновременно притягивает к себе.

«Ну почему, почему противоположности имеют свойство притягиваться?» — подумала Кристина. А уж они с герцогом являли полную противоположность друг другу. В то же время противоположности обычно не преодолевают барьер простого физического влечения. Они не могут существовать в гармонии. Она больше никогда, ни за что на свете не пожертвует своей свободой, повинуясь простому влечению, даже если оно так сильно похоже на любовь.

Герцог отряхнул сюртук и бриджи, а Кристина повесила монокль себе на шею. Сегодня ему не удастся навести его на нее снова.

— На голубятню уже поздно идти, — сказал Бьюкасл. — Отложим это до другого раза. Лучше я провожу вас домой по берегу озера, как и советовал Аллен.

Его взгляд переместился на монокль, но он ничего не сказал и даже не потребовал вернуть его.

— Ладно, — отозвалась Кристина, сцепив руки за спиной, — я согласна.

«Я считаю, миссис Деррик, что вы родились на свет, чтобы нести радость в жизнь других людей». Удастся ли ей когда-нибудь забыть эти слова? Такие странные слова.

Ей почему-то захотелось плакать.

Это герцог виноват во всем. Ужасный, ужасный человек.

Глава 18

Они шли по берегу озера, направляясь к дому. Ветер гулял по воде, и, несмотря на солнечную погоду, чувствовалось, что сейчас еще только ранняя весна.

Вулфрик был потрясен тем, что потерял контроль над собой. Такого с ним никогда не случалось. Правда, ему никогда не случалось влюбляться — до настоящего момента. Он сказал Кристине правду — она одновременно раздражала его и притягивала. Даже теперь он испытывал соблазн отпустить эту женщину, отступить, снова принять на себя холодный вид — от которого, по ее словам, он никогда не отступал — и забыть обо всем этом безумии.

Разве можно представить себе, чтобы герцогиня Бьюкасл скатывалась с холмов на глазах у Бедвинов и их детей, кричала от переизбытка чувств, заливисто хохотала и выглядела бы при этом такой необыкновенно прекрасной, что герцогу захотелось подхватить ее на руки и покрыть ее лицо поцелуями?

Интересно, как бы отреагировали его братья и сестры, а также барон и баронесса Ринейбл, если бы он пошел на такое?

Всю дорогу они хранили молчание. Наконец герцог нарушил тишину, хотя ему не слишком хотелось начинать разговор. Он не знал, удастся ли ему вызвать Кристину на откровенность своим вопросом, и не был уверен, что хочет узнать ответ, даже если она готова его дать.

Но как можно любить женщину, которую совсем не знаешь?

— Расскажите мне о вашем замужестве, — попросил он.

Кристина отвернулась к озеру. Опустив глаза, герцог увидел свой монокль у нее на шее и подумал, что она не хочет отвечать.

— У него были светлые волосы, он был красивый, милый и обаятельный, — начала Кристина. — Я влюбилась в него с первого взгляда, и он — до сих пор поверить не могу — тоже полюбил меня. Мы поженились через два месяца после знакомства, и некоторое время мне казалось, что мы будем жить долго и счастливо. Я любила его семью, а они любили меня, даже Бэзил с Гермионой. Я обожала его племянников. Мне тяжело было освоиться в светском обществе, но, как вы правильно подметили, эти люди приняли меня и даже старались всячески подбодрить. Я была представлена королеве и получила приглашение в «Олмак», а поэтому я чувствовала себя самой счастливой женщиной в мире.

Ей тогда было не больше двадцати лет — милая юная девочка, мечтающая о любви, прекрасном принце и счастливой супружеской жизни. Герцог ощутил прилив нежности к этой девочке. Интересно, если бы они встретились тогда, сумел бы он ее полюбить?

— Что же произошло? — спросил он. Кристина пожала плечами и вся сжалась, как будто ей стало холодно.

— Оскар удивил меня, когда я узнала его получше, — отозвалась она. — Несмотря на его красоту, обаяние, положение в обществе и богатство, он был очень не уверен в себе. В эмоциональном плане он сильно зависел от меня. Он обожал меня и не хотел ни на минуту отпускать от себя. Я не возражала. Ну конечно, я не возражала. Для меня он был всем. Но потом он начал открыто выражать опасения по поводу того, что может потерять меня, стал обвинять меня в том, что я кокетничаю с другими джентльменами. Дошло до того, что стоило мне с кем-то поговорить, потанцевать или просто улыбнуться другому мужчине, он потом целыми днями не разговаривал со мной. А если мне случалось пойти куда-нибудь без него — несмотря на то, что со мной всегда была либо горничная, либо другая дама, — он подозревал, что я тайно встречаюсь с другим мужчиной. Он даже обвинил меня в… Впрочем, это не имеет значения.

Вулфрик понял, что Оскар Деррик был слабым человеком и, как следствие, страшным собственником. Он измерял собственную значимость количеством внимания, которое уделяла ему жена. А когда внимания было (или казалось) недостаточно, он становился раздражительным и даже жестоким.

— Он обвинил вас в измене? — закончил за нее герцог.

Кристина тяжело вздохнула.

— В конце концов Гермиона с Бэзилом поверили ему, — хрипло сказала она. — Ужасно, наверное, когда тебя обвиняют в преступлении, и вдвойне ужасно, если ты невиновен. Хотя нет, ужасно — это не то слово… это просто невыносимо. В последние годы замужества я утратила желание жить. И Оскар тоже. Он сильно запил и стал играть в карты, проигрывая огромные суммы. Мы никогда не были богаты, но у него имелось приличное содержание. К моменту своей смерти Оскар влез в такие долги, которые он никогда не смог бы выплатить. Если бы не Джастин, боюсь, я сошла бы с ума. Мне казалось, что Джастин — единственный, кто остался моим другом. Он всегда верил мне, всегда готов был прийти на помощь. Но как бы он ни старался, он не имел особого влияния на своих двоюродных брата и сестру.

Кристина остановилась и принялась рассматривать водяных птиц, копошившихся на поверхности озера недалеко от островка.

«Ей еще повезло, что Оскар Деррик умер молодым», — подумал герцог.

— Ваш муж погиб в результате несчастного случая на охоте? — негромко спросил Вулфрик.

— Да, — быстро ответила она.

— Вы как-то говорили мне, что вас обвинили в его убийстве, хотя в момент его смерти вас не было рядом.

— Он погиб на охоте, — четко проговорила Кристина. Ветер пытался сорвать с нее шляпку и развевал накидку у нее за спиной.

Герцог подумал, что сегодня ему может открыться многое, чего он до сих пор не знал об этой женщине. Он собирался отвести ее на голубятню, но слишком много времени было потеряно на холме и в роще.

Кристина Деррик только что поведала ему о том, чем вряд ли делилась со всеми подряд. И все-таки герцог чувствовал, что она скрывает нечто касающееся смерти ее мужа. Он был разочарован, так как вдруг понял, что хочет стать другом Кристины Деррик и хочет, чтобы она стала его другом.

Что за глупости! Он никогда не искал дружбы с другими людьми.

Герцог медленно шел вперед, пока не свернул на небольшую тропинку, которая вела по пологому склону холма к дому через рощицу.

— Его убили на дуэли, — неожиданно резко раздался голос Кристины.

Герцог остановился, но не произнес ни слова.

— Мы были в Уиндвуд-Эбби, — продолжила она, и, обернувшись, Вулфрик заметил, что ее руки сжались в кулаки. Кристина посмотрела ему в глаза. — Гермиона с Бэзилом уехали на несколько дней, а Оскар отправился поиграть в карты. Пока его не было, к нему заехал сосед, молодой, неженатый джентльмен. Они с Оскаром дружили с детства. Я встретила его на улице, но он отказался заходить в дом, поскольку Оскара там не было. Я проводила его по подъездной аллее до ворот, и там мы встретили Джастина — он часто приезжал к нам погостить на несколько дней и тоже был знаком с мистером Будби. Джастин спешился, и мы втроем некоторое время беседовали. Потом Джастин снова сел на лошадь, а я как раз махала рукой вслед мистеру Будби, когда приехал Оскар. Никогда не забуду, как мистер Будби, смеясь, прокричал ему: «А вот и ты, Деррик. Ты совсем забросил жену, а я ее развлекал в течение последнего часа. Сначала нас застукал твой кузен, а теперь и ты».

— Да уж, — проговорил Вулфрик, — не слишком удачная шутка по адресу мужа. А уж для ревнивого и подавно.

— Оскар не поверил ни единому моему слову и не стал слушать Джастина, который утверждал, что все время был с нами. В тот же вечер он отправился к мистеру Будби, прихватив с собой бедного Джастина, и вызвал его на дуэль, а на другое утро они стрелялись. Это было ужасно, отвратительно. — Кристина содрогнулась. — После мистер Будби сказал, что целился Оскару в ногу. К сожалению, он задел артерию, и Оскар скончался от потери крови, потому что они не догадались пригласить врача. Гермиона с Бэзилом приехали как раз в тот момент, когда его вносили в дом. Они… — Кристина взмахнула рукой и отвернулась. — Простите меня, я не могу…

Она пыталась удержать слезы и отогнать от себя грустные воспоминания, но не могла.

— Они тоже вам не поверили? — спросил Вулфрик спустя некоторое время.

Кристина покачала головой:

— Он был таким красивым… таким умиротворенным. Я…

Она не договорила.

Внутренний голос подсказывал Вулфрику, что надо подойти и обнять ее. В то же время инстинкт предупреждал, что ей надо побыть одной. Будь Оскар Деррик жив, подумал герцог, его следовало бы поучить уму-разуму.

— Вы кому-нибудь рассказывали об этом? — осторожно спросил он.

Она снова покачала головой.

— Мы решили в один голос утверждать, что это был несчастный случай. Мистер Будби таким образом избежал суда, а мы — дурной славы.

— Вы ни в чем не виноваты.

— Да, разумеется. — Кристина взглянула на своего спутника через плечо. — Поверить не могу, что призналась во всем именно вам. Если бы вы только знали, как мне нужно было выговориться.

Вулфрик, пожалуй, понимал Оскара Деррика. Это был слабый ревнивый дурак, состояние которого усугублялось пристрастием к выпивке и огромными карточными долгами. Труднее было понять роль Элриков во всей этой истории. Они казались ему разумными людьми. Хотя, конечно, Деррик приходился родным братом виконту. Трудно смотреть на вещи объективно, если они касаются близких родственников. Кровь, как говорится, не водица.

— Спасибо, — наконец проговорил герцог, по непонятной причине испытывая благодарность зато, что Кристина все ему рассказала, — спасибо за то, что поделились со мной. Вы можете мне доверять.

— Да, — сказала она, — я знаю.

Сцепив руки за спиной, Кристина шла за герцогом. Его монокль болтался у нее на шее. Оставшийся путь до дома они проделали в молчании.

Никогда не привязываться к людям.

Никогда не стремиться разделить с другим человеком его чувства.

Всегда оставаться в стороне.

Иметь дело только с фактами.

Всегда искать разумный выход из любой ситуации, никогда не поддаваться эмоциям.

Именно такие правила вбили ему в голову двое учителей, которых отец нанял для него, когда ему исполнилось двенадцать лет. И, в конце концов, он свыкся с этими правилами настолько, что стал считать их своими собственными. Он всю жизнь бессознательно следовал им. Отстраненность и рассудительность стали его второй натурой.

И вот только что он нарушил эти правила. Он разделил чувства другого человека. Бог свидетель, он очень сильно привязался к Кристине Деррик.

— Говорю же я вам, она закинула его монокль на дерево. — Аллен растянулся на кровати Эйдана и Евы, прикрыл глаза тыльной стороной ладони и расхохотался. — Только она на такое способна. Вулф, разумеется, не мог его туда забросить, и монокль сам не мог залезть на дерево. Они определенно поссорились.

— О, — воскликнула Морган, присаживаясь на край кровати и прижимая руки к груди, — она мне нравится. Она такая же, как мы, правда?

Все собрались в комнате Эйдана, потому что вернувшийся после верховой прогулки с Беатрис Аллен заявил, что должен сообщить нечто очень важное.

— У меня в голове не укладывается, что у кого-то достало смелости не то чтобы прикоснуться к моноклю Вулфрика, а вырвать у него из рук и зашвырнуть на дерево, — рассмеялся Джервис. — Небывалое дело!

— И он заставил миссис Деррик лезть за ним? — не поверил Джошуа. — Впрочем, леди Ринейбл поведала мне о том, что в прошлом году миссис Деррик залезла на дерево на церковном дворе и, спускаясь вниз, оставила на нем половину своего платья. При этом присутствовали почти все гости Скофилд-Парка. Именно Вулфрик тогда пришел ей на помощь.

— Мне она нравится все больше и больше, — заявила Фрея. — Когда я увидела, как она катится вниз с холма, я поняла, что Вулфрику нужна именно такая женщина. Аллен, так она полезла на дерево за моноклем или нет? Хватит смеяться, отвечай немедленно.

— Нет, не полезла, — отозвался Аллен. — Вулфрик сам полез, а потом сел на ветку и оттуда продолжил ругаться с ней.

Мысль о том, что их старший брат полез на дерево за моноклем, а потом остался сидеть там, продолжая прения, потрясла даже бывалых Бедвинов. В течение нескольких минут никто не мог говорить от смеха.

— Я не подслушивал, — заверил всех Аллен, когда они отсмеялись, — и никак не мог подъехать близко; да и Би вряд ли стала бы мне помогать. Я слышал только, как Вулфрик сказал, что она является полной противоположностью женщины его мечты, а миссис Деррик ответила, что никакой мужчина не захочет жениться, имея двух любовниц.

На секунду в комнате настала тишина, а потом грянул новый взрыв смеха.

— Дорогой наш Вулфрик, — Рейчел вытерла глаза носовым платком, — он, должно быть, влюбился, раз позволил себе вести себя так невежливо.

У мужчин эти слова вызвали новый приступ веселья, а женщины согласились с Рейчел.

— Я просто обязана заполучить ее в качестве невестки, — заявила Фрея, — и теперь мне ничто не помешает.

— Бедняга Вулфрик, — заметил Джошуа, — у него нет шансов, милая.

— Бедная тетушка Рочестер! — ухмыльнулся Рэнналф. — Она так полна решимости выдать за Вулфа племянницу мужа, что не видит очевидного. А для урожденного Бедвина это серьезно.

— Не пора ли спуститься в гостиную на чай? — поинтересовалась Ева. — А то нас сочтут невежливыми, и к тому же бедняжке Эми придется сидеть на диване напротив Вулфа.

— Надо проследить за тем, чтобы Вулф с миссис Деррик почаще оставались наедине, — сказала Джудит.

— Мне кажется, они сами за этим проследят, Джуд. — Аллен сел на кровати.

— А вот и нет. Они не оказались бы вместе сегодня днем, если бы Морган вовремя не сообразила сказать Эми, что собирается обсудить с ней представление королеве. А не окажись они вместе, им не представилось бы возможности поругаться.

— Что, согласно женской логике, большая удача, — подытожил Рэнналф, ласково улыбаясь жене.

— Знай я, что когда-нибудь буду участвовать в заговоре с целью женить Вулфа, — мрачно проговорил Эйдан, открывая дверь и пропуская всех вперед, — я бы застрелился на поле сражения и обвинил во всем французов.

Но, разумеется, именно Бедвины уговорили Кристину отправиться с ними на конную прогулку следующим утром, несмотря на ее протесты. Учитывая то, что большинство других гостей также выразили желание прокатиться верхом, они рассчитывали, что долг хозяина вынудит Вулфрика присоединиться к ним.

«Не надо было соглашаться», — подумала Кристина, поставив ногу на сцепленные ладони лорда Эйдана и запрыгивая в седло.

Все без исключения Бедвины ездили верхом так же легко, как ходили. Кристина знала, что Мелани, Берти и Джастин тоже отличные наездники, чего нельзя было сказать о ней.

Во-первых, у нее не было амазонки, и она надела темно-зеленое дорожное платье и шляпку. Во-вторых, ей пришлось прилюдно унизиться до того, чтобы попросить самую спокойную лошадь в конюшне — подойдет хромая и полуслепая кобылка, сказала она лорду Эйдану. В-третьих, оказавшись в дамском седле, Кристина вся подобралась, думая только о том, как бы не свалиться. Она вцепилась в поводья, которые, как ей было известно, не обеспечивали абсолютно никакой безопасности, словно хотела с их помощью удержаться над землей. Ну и, разумеется, лошадь, которая не была ни хромой, ни слепой, но, по словам лорда Эйдана, являла собой образец спокойствия, с самого начала стала вести себя чересчур беспокойно.

Кристина все это понимала, но поделать ничего не могла. Не важно, что она уже три года не сидела в седле — позорное путешествие от Серпантина до городского особняка Берти не в счет.

Тем не менее Бедвины, похоже, были довольны. Они постоянно подбадривали ее, хвалили и смеялись, когда смеялась она.

Путники выехали с конного двора все вместе, так что поначалу Кристине даже показалось, что она в безопасности.

А потом они покинули ее.

Одна группа увлекла за собой мисс Хатчинсон, хотя маркиза Рочестер прочила ее в спутницы герцогу, вторая похитила Мелани с Берти, Одри с сэром Льюисом и Джастина.

Кристине ничего не оставалось, кроме как присоединиться к герцогу Бьюкаслу.

В его обществе она испытала еще большее смущение. Ей до сих пор не верилось, что теперь он знает всю правду об их с Оскаром браке и о смерти ее мужа. Она никогда не рассказывала об этом даже Элеоноре, которая была ей ближе всех на свете. Правда, какое-то время она ощущала странное спокойствие, утром на смену спокойствию пришли смущение и небольшой озноб. Герцог ни единым словом не утешил ее. Ну разумеется. Скорее всего, он испытал отвращение, хотя и поблагодарил ее за откровенность. Вчера весь вечер он держался от нее в стороне и сегодня за завтраком не обмолвился с ней ни единым словом.

— Если мы хотим догнать остальных и добраться до Элвесли засветло, — заметил герцог, — то вам следует убедить вашу лошадь двигаться, а не пританцовывать на месте, миссис Деррик.

Кристина рассмеялась, хотя в душе ей было грустно.

— Нам с ней надо познакомиться, — сказала она, — подождите немного.

— Трикси, — произнес Вулфрик, — познакомься с миссис Деррик. Миссис Деррик, могу я представить вам Трикси?

— Рада, что даю вам шанс проявить свое остроумие. — Кристина сильнее потянула за повод, и лошадь послушно описала полный круг.

— Расслабьтесь, — посоветовал ей герцог, — расслабьтесь физически. Она чувствует ваше напряжение и нервничает. И ослабьте хватку. Она не привыкла быть лидером. Если вы предоставите ей свободу действий, она пойдет следом за Благородным.

Легко сказать — расслабьтесь. Однако когда Кристина все же попыталась, это сработало, и Трикси послушно потянулась следом за великолепным вороным жеребцом герцога.

— Теперь мне остается лишь надеяться, что у нас на пути не возникнет неожиданно какая-нибудь изгородь. — Кристина вздохнула. — Не сомневаюсь, что Благородный стремглав перемахнет через нее, а поскольку Трикси все любит повторять за другими, ей также придется действовать. Боюсь, как бы мне не остаться лежать на земле по эту сторону.

— Обещаю вернуться за вами, — успокоил ее герцог.

Кристина рассмеялась, в то время как герцог продолжал смотреть на нее с непроницаемым выражением лица.

— Расскажите мне об Элвесли-Холле и людях, которые там живут, — попросила Кристина. Так называлось место, куда они держали путь. — Это имение графа Редфилда?

— Да.

«Вот и весь ответ», — подумала Кристина и решила больше не задавать вопросов. Если ему нравится ехать молча, то ей и подавно.

Однако герцог Бьюкасл неожиданно принялся рассказывать ей о трех сыновьях графа, старший из которых умер несколько лет назад, а младший служил в одном из валлийских поместий. Он получил тяжкие увечья во время войны на Пиренейском полуострове и определенно хотел доказать всему свету, что еще может быть полезен. Кит Батлер, виконт Равенсберг, средний сын, стал теперь наследником графа Редфилда и жил в Элвесли с женой и детьми.

— Ваши семьи дружили? — спросила Кристина.

— В основном да, — ответил герцог. — Сыновья Редфилда, мои братья и Фрея любили играть вместе. Морган тоже присоединилась к их забавам, когда подросла.

— А вы нет?

Вулфрик пожал плечами:

— Я слишком быстро перерос их всех.

Эти слова были произнесены холодным, даже презрительным тоном. Неужели этот человек не знал радостей жизни, даже когда был ребенком? Как она могла думать, что влюблена в него? Как она могла вчера довериться ему? Как могла поругаться с ним? Она почти забыла об этой ссоре. Тогда в нем совсем не чувствовалось холода. Боже, до чего же он сложный человек!

— Вы сказали, что ваши семьи в основном дружили, — продолжила Кристина, — Значит ли это, что были периоды раздора?

И тут герцог вдруг поведал ей удивительную историю о том, как они с графом Редфилдом задумали устроить брак старшего сына графа и леди Фреи, и о том, как этот план развивался вполне гладко, пока Кит не вернулся с войны и они с Фреей не полюбили друг друга. Тем не менее, Фрея отказала ему и объявила о своей помолвке с его братом, а Кит вернулся на Пиренейский полуостров, перед этим проведя жестокий кулачный бой с лордом Рэнналфом на лужайке перед Линдсей-Холлом однажды ночью. Три года спустя, когда старший сын графа умер, они решили поженить Кита и Фрею, полагая, что обоим это будет приятно. Но когда Кит в то лето вернулся домой, как предполагалось, для помолвки, он привез с собой нынешнюю леди Равенсберг, которую и объявил своей нареченной.

— О, — выдохнула Кристина, — леди Фрея, наверное, была очень огорчена?

— Еще как! Она просто разозлилась, — герцог усмехнулся, — если она и была расстроена, то не показала этого. Правда, мы все не одобрили поведение Кита и дали виконту и виконтессе Равенсберг это понять оригинальным способом. К счастью, теперь все позади. Фрея даже помирилась с виконтессой после того, как встретила Джошуа.

Это была очень запутанная история, которую Бьюкасл ни за что не рассказал бы ей год назад. Кристина вспомнила, как он тогда говорил ровным, лишенным эмоций голосом о своей семье и своих владениях. Она вдруг поняла, что герцог пытается раскрыться перед ней точно так же, как она вчера раскрылась ему. Он пытался наладить с ней дружеские отношения. В каком-то смысле он даже ухаживал за ней.

Почти всю дорогу до Элвесли герцог говорил, а Кристина не прерывала его. Он рассказывал ей даже о том, о чем она не спрашивала, например, об истории любви своих братьев и сестер и об ужасных летних месяцах 1815 года, когда они считали, что лорд Аллен погиб в битве при Ватерлоо. Туда он отправился с пакетом для герцога Веллингтона от британского посла, в чьем штабе тогда служил.

— А потом, — подытожил свой рассказ Вулфрик, — когда мы все вернулись в Линдсей-Холл из церкви после свадьбы Морган, он стоял на террасе в ожидании нас.

У Кристины комок встал в горле.

— Думаю, это был незабываемый момент, — прошептала она.

— Да, — коротко ответил герцог. — Пуля попала ему в ногу, он упал с лошади и ударился головой так сильно, что я удивляюсь, как он вообще выжил. Алли на несколько месяцев потерял память. Это Рейчел нашла его и выходила.

Кристина не отрываясь смотрела на Бьюкасла, в то время как Трикси покорно шагала за его жеребцом. В этот момент она почувствовала, что узнала о нем нечто такое, чего совсем не хотела знать. Несмотря на резкий тон и выражение лица, этот обычно суровый человек сейчас рассказал ей кое-что, с чем у него были связаны самые интимные переживания…

Кристина сердито моргнула и устремила взгляд вперед. Что, если вдруг он заметит у нее на глазах слезы?

Вскоре они приехали в Элвесли, еще один шикарный особняк по соседству с Линдсей-Холлом. Герцог помог Кристине спешиться, передал лошадей на попечение груму и проводил ее в дом, где уже собралась вся компания.

Очутившись посреди привычной всеобщей суеты, Кристина почувствовала облегчение. Герцог Бьюкасл задел в ней какую-то внутреннюю струну, и это беспокоило ее. Ей хотелось вернуть прежнюю беззаботную жизнь. Более того, она хотела вернуться к прежнему существованию без сожалений, без единого сомнения по поводу того, что она сделала выбор, повинуясь не только рассудку, но и сердцу.

Для человека, который не испытывал желания общаться с представителями высшего света в Скофилд-Парке в прошлом году и особенно в Лондоне после бракосочетания Одри, печально размышляла Кристина в течение следующего часа, она в самом деле выпустила из рук контроль над своей жизнью.

После того как ее представили графу и графине Редфилд, а также виконту и виконтессе Равенсберг — на них она смотрела с особым интересом, — ей предстояло познакомиться с многочисленными гостями, каждый из которых обладал громким титулом: граф и графиня Килборн, герцог и герцогиня Потфри, леди Мьюир, граф и графиня Саттон, маркиз Аттингсбро и виконт Уитлиф. Все это были родственники виконтессы Равенсберг.

Кристине пришлось нелегко. К счастью, в доме собралось столько гостей, почему-то стремившихся говорить одновременно, что ей удалось отыскать оконную нишу в гостиной, где она могла оставаться относительно незамеченной и снова играть роль стороннего наблюдателя за жизнью высшего света.

Герцог Бьюкасл был занят беседой с графом Редфилдом, герцогом Потфри и Берти, Странно, как ему удавалось выглядеть намного аристократичнее остальных гостей… и намного красивее? Впрочем, что за глупая мысль! Кристина уже давно признала, что самым красивым среди братьев Бедвин является Аллен, а у виконта Уитлифа потрясающие фиалковые глаза — их чары он сейчас проверял на Эми Хатчинсон. Маркиз Аттингсбро, высокий, темноволосый, очаровательный молодой человек мог бы свести с ума любую девушку. Что уж говорить о графе Килборне и виконте Равенсберге…

— Скучаешь, Крисси? — весело осведомился Джастин, присаживаясь рядом с ней. — Прости, что бросил тебя на растерзание Бьюкаслу, но, похоже, у меня не было выбора. На обратном пути обязательно исправлюсь.

Кристина улыбнулась. Вчера Джастин пообещал ей, что постарается все время быть рядом, чтобы защитить от нежелательных ухаживаний герцога, и она не стала ему возражать.

Кристина положила монокль герцога рядом с собой на подушку прошлой ночью, чтобы не забыть утром вернуть его владельцу, и сейчас ощущала его тяжесть в кармане платья.

— Спасибо, Джастин! Не волнуйся, все прошло хорошо, — проговорила она. — Я узнала много интересного о семье герцога. Они замечательные люди, правда?

— Замечательные? — Джастин усмехнулся. — Если тебе нравятся высокомерные и заносчивые снобы, то тогда они, конечно, довольно приятные типы. Но разве тебе нравится постоянно быть мишенью для их шуток? Я слышал, как они разговаривали вчера после прогулки и когда все собрались в одной комнате. Будь уверена, они не одобрили твоего поведения. Но ты не беспокойся, — Джастин похлопал Кристину по руке, — мне твое поведение нравится, хотя я и не видел, как ты скатилась с холма. А еще мне нравишься ты. Как только кончится сезон, я на все лето приеду в Скофилд, и мы с тобой хорошо проведем время вместе. Будем ходить на долгие прогулки и посмеемся над высшим светом.

Ну почему она не могла влюбиться в такого вот милого надежного Джастина девять с половиной лет назад? Кристина, конечно же, не верила, что Джастин серьезно влюблен в нее, несмотря на то что он предлагал ей руку и сердце…

— Миссис Деррик!

Кристина подняла глаза и увидела перед собой леди Саттон, молодую леди, явно мнившую себя важной дамой.

— Это не вы подняли такой шум в Лондоне, когда несколько недель назад свалились в Серпантин?

— Бог мой… — Кристина почувствовала, что заливается краской. Все присутствующие разом замолкли и обернулись, хотя еще минуту назад в гостиной стоял гул голосов. — Боюсь, вы правы…

Маркиз Холлмер рассмеялся.

— Эта храбрая дама остановилась, чтобы поднять перчатку, которую одна… м-м-м… леди уронила в воду, — громко сказал он, — и упала сама. Лорд Пауэлл помог ей выбраться из воды, а герцог Бьюкасл сыграл роль благородного рыцаря, набросив на нее свой плащ и доставив домой на своей лошади.

— Вы, конечно, понимаете, что через час новость разлетелась по всему Лондону. — Леди Росторн неожиданно приобрела такой же надменный вид, как и ее брат. — Все очень смеялись и были очарованы леди, которая пожертвовала собственной безопасностью ради такого случая.

— Мы были крайне разочарованы, — добавила леди Холлмер, которая тоже напустила на себя грозный вид, — тем, что миссис Деррик так поспешно покинула столицу. У нее не было бы отбоя от приглашений на всевозможные вечеринки. К счастью, нам удалось встретить ее здесь в числе гостей Вулфрика.

— А вчера, — вмешался лорд Аллен, сверкнув потрясающей улыбкой, — мы все имели удовольствие видеть, как миссис Деррик, скатившись с поросшего деревьями холма, продемонстрировала нам нетривиальный подход к жизни. Дети, разумеется, тут же последовали ее примеру.

— И Фрея тоже, — серьезно добавил лорд Рэнналф.

— Бог мой, — пробормотала леди Саттон.

— Наши дети обожают ее, — вставил лорд Эйдан, — сегодня перед завтраком они никак не хотели выпускать ее из детской.

— Я их прекрасно понимаю. — Хорошенькая виконтесса Равенсберг тепло улыбнулась Кристине. — Дети чувствуют, кто достоин любви. Вероятно, вам часто приходилось иметь дело с малышами, миссис Деррик? У вас есть свои дети?

Неожиданно Кристина осознала, что все эти люди сейчас пытаются защитить ее от укола леди Саттон. Герцог Бьюкасл не произнес ни слова, зато он устремил на графиню ледяной взгляд и поднес к глазу монокль, один из семи оставшихся.

В течение часа Кристине пришлось распрощаться с ролью наблюдателя. Все наперебой спешили поговорить с ней, и, в конце концов, она оказалась в компании маркиза Аттингсбро — весьма обаятельного джентльмена, который проводил ее на улицу, когда пришло время уезжать, и помог взобраться на Трикси. Кобыла смотрела на Кристину со спокойной злостью, пока та стояла на земле, и повела себя с потрясающей покорностью, как только она оказалась в седле и взялась за поводья.

— Миссис Деррик, — произнес маркиз, прежде чем отойти в сторону, — могу я надеяться, что вы оставите для меня танец на предстоящем балу в Линдсей-Холле? Быть может, первый?

— Непременно. — Кристина улыбнулась. Джастин, как она вскоре заметила, подъехал к герцогу Бьюкаслу и завел с ним разговор. Он явно приводил в исполнение свое намерение как можно дольше держать их на расстоянии. Иногда Джастин может быть очень надоедливым — отчего-то подумала Кристина.

Зато ей не пришлось переживать из-за Трикси, хотя рядом не было спокойного величественного Благородного. Лорд Эйдан ехал рядом с ней, и, зная, что он был полковником, Кристина почувствовала себя настолько в безопасности, насколько позволяло дамское седло, покачивавшее ее, как ей казалось, в миле над землей.

Глава 19

Несмотря на то, что Джастин Магнус приходился братом виконту Моубери, которого Вулфрик глубоко уважал и который сегодня все утро просидел в библиотеке Линдсей-Холла, герцог никогда не испытывал симпатии к этому молодому человеку. Иногда он с большой неохотой допускал мысль о том, что всему виной ревность к мужчине, который являлся близким другом миссис Деррик.

Герцог полночи пролежал без сна, размышляя над этой проблемой. Наутро он встал очень рано и совершил небольшую прогулку, чтобы еще раз осмыслить ситуацию. А поскольку к моменту его возвращения никто из гостей еще не проснулся, он заперся в библиотеке и снова погрузился в раздумья.

Возвращаться в Линдсей-Холл Вулфрик предпочел в компании Магнуса, хотя тот считал, что все произошло наоборот.

— Что-то Аттингсбро затягивает с прощанием, — холодно произнес герцог. — У него было достаточно времени в гостиной, чтобы обсудить все вопросы.

Бьюкасл надеялся, что его слова прозвучат достаточно ясно — в противном случае ему предстоял длинный скучный путь домой.

В то же время братья и сестры постоянно пытались оставить его наедине с миссис Деррик, и делали это уж никак не из сострадания к Эми Хатчинсон, поскольку тетушки Рочестер, могущей навязать герцогу компанию юной леди, на этот раз поблизости не было. Просто его драгоценные родственнички вздумали выступить в роли сводни, черт бы их побрал.

— Аттингсбро уже в течение многих лет пользуется в Лондоне славой опасного сердцееда, — с чувством проговорил Магнус, когда они наконец тронулись в путь.

Вулфрик впервые слышал об этом. В последние годы Аттингсбро считался весьма завидным женихом и вряд ли вел монашеский образ жизни. Но такой ли уж он опасный сердцеед?

Ответом Магнусу послужил нечленораздельный звук, похожий на рык. Герцог ждал, какой будет следующая реплика.

— В любом случае было бы несправедливо обвинить Крисси в том, что она флиртует с ним, — сказал Магнус. — Несмотря на то, что она была замужем и вращалась в высшем свете, это не пара для такого человека, как Аттингсбро, не правда ли? Неудивительно, что он обратил внимание именно на нее: леди Мьюир приходится ему двоюродной сестрой, а Эми Хатчинсон занял Уитлиф. Кроме них троих, одиноких дам среди гостей не было. К тому же Крисси намного очаровательнее, чем сама о себе думает.

— В самом деле, — со скучающим видом проговорил Вулфрик.

— Похоже, вам не нравится, что она уделяет ему так много внимания, — продолжал Магнус. — Заранее прошу меня простить, но ни для кого не секрет, что вы сами испытываете к ней симпатию. Я не осуждаю вас за то, что вы раздражены, но она моя ближайшая подруга, и я готов защитить ее. Не стоит винить ее за то, что такие мужчины, как Китредж и Аттингсбро, тоже интересуются ею. Кристина всегда так действовала на мужчин. Она не может контролировать это. Оскар превратил ее жизнь в кошмар, постоянно обвиняя в том, что она кокетничала с другими мужчинами и даже позволяла себе нечто большее, чем флирт. Гермиона и Бэзил вторили ему. Ну и, конечно, вся эта суматоха со смертью Оскара. Крисси сочли виновной в этой трагедии. Но она не виновата. Я хочу убедиться в том, что вы верите мне.

— У меня такое впечатление, — холодно отозвался Вулфрик, — что вы слишком много говорите об этом. Я по опыту знаю — дыма без огня не бывает.

Магнус вздохнул, затем повторил еще раз:

— Разумеется, Кристи ни в чем не виновата. Я буду защищать ее до последнего вздоха. Знай я ее всего несколько дней, все равно ни минуты не сомневался бы в ней. Для этого и существуют друзья.

Вулфрик, выбравший наиболее безопасную дорогу в Элвесли, потому что миссис Деррик неуверенно держалась в седле, не имел намерения возвращаться тем же путем. Они неторопливо ехали через поле и должны были повернуть в сторону, чтобы проехать через открытые ворота, но герцог не стал отклоняться от курса. Он направил лошадь вперед к самой высокой и густой части живой изгороди. Благородный перелетел через нее на расстоянии одного фута. Вулфрик довольно долго ждал, пока Магнус присоединится к нему.

— Бог мой, — рассмеялся молодой человек, — давненько я не видывал ничего подобного.

— У меня складывается впечатление, — стальным голосом проговорил Вулфрик, не отрывая холодных глаз от Джастина, — что вы сами влюблены в миссис Деррик. Уверен, вы скажете что угодно в ее защиту. Допускаю даже, что вы примете ее вину на себя, если потребуется.

Некоторое время Джастин Магнус хранил молчание.

— Доверие в любви так же важно, как и в дружбе, — наконец проговорил он. — Я доверяю Крисси, всегда доверял и буду доверять впредь. Если вы любите ее, Бьюкасл, или хотя бы испытываете к ней симпатию, то вам тоже придется доверять ей, даже если она не всегда будет честна. Вы человек светский. Оскар таким никогда не был да и силой характера не отличался. Он хотел, чтобы жена принадлежала ему одному. Не думаю, что Кристина когда-нибудь обманывала его, но иногда складывалось именно такое впечатление. Взять, например, в тот день, накануне гибели Оскара, когда она более часа провела наедине с мужчиной в Уиндвуд-Эбби. Я тогда пытался оправдать ее. И все же она была не совсем честна, пусть и из лучших побуждений. Но я, однако, заговорился. Вам вряд ли интересны такие подробности.

— В самом деле, — вяло отозвался Вулфрик.

— Я пообещал себе, что буду держать вас на расстоянии от Кристины, — честно признался Магнус с грустной улыбкой на лице. — Вот почему сейчас еду с вами. Полагаю, ей нравится перспектива стать герцогиней, так же как когда-то — возможность выйти за графа. В любом случае это было бы неслыханной удачей для дочери сельского учителя, не так ли? Но в то же время она боится вас, боится, что вы будете с ней еще строже, чем Оскар. Она нуждается в свободе…

— Чтобы кокетничать? — подсказал Вулфрик.

— Мне не нравится это слово, — раздраженно проговорил Магнус. — Крисси никогда ни с кем не кокетничает. Ей нужна свобода, чтобы быть самой собой.

— Или свобода водить… гм-м… дружбу с другими джентльменами. — Вулфрик усмехнулся.

— Да, если хотите, — согласился Магнус, — но только эта дружба невинная.

— Не сомневаюсь.

Никогда еще обратный путь из Элвесли не казался герцогу таким длинным. Наконец вдалеке показался Линдсей-Холл.

— По правде сказать, мне наскучил этот разговор, Магнус. Вопреки всему, что вы тут наговорили, я испытываю весьма ограниченный интерес к миссис Деррик. Разумеется, я не поверил и десятой части того, что вы о ней порассказали. Ваша преданность достойна восхищения, но эта женщина самая настоящая шлюха. — Излив желчь, герцог с облегчением направил лошадь на обсаженную вязами подъездную аллею.

— Ваша светлость! — Магнус был потрясен до глубины души. — Вы, кажется, забыли, что говорите о моей невестке и подруге.

— Которую вы готовы защищать до последнего вздоха, — добавил Вулфрик. — Я отлично помню об этом. Влюбленный мужчина поверит любому слову обожаемой женщины или скорее закроет глаза на то, чего не хочет видеть. Если вы проделали обратный путь в моей компании не только из желания защитить миссис Деррик от моего пагубного влияния, но и чтобы оправдать ее в моих глазах, то вы потерпели жестокую неудачу. Это мое последнее слово.

— Но…

Вулфрик пришпорил лошадь, направляя ее к конюшням.

Никогда не поддавайся гневу. Он может обернуться против тебя. Это совершенно бесполезное чувство.

Если нужно что-то сказать, говори. Если нужно что-то сделать, делай.

Никогда не поддавайся гневу. Во имя всего святого, никогда не показывай своего гнева.

Гнев свидетельствует о слабости.

Герцог Бьюкасл хорошо усвоил эти давние уроки. Но сегодня он подвергся серьезному испытанию. Сегодня он ощутил желание убить человека.

И еще он был очень, очень зол.

Маркиз и маркиза Холлмер собирались спеть дуэтом. Маркиза, правда, сначала отказывалась, но, когда братья начали ее упрашивать, изменила решение.

— Бог мой, — рассмеялся Рэнналф, — надеюсь, ты не пытался научить ее петь, Джошуа?

— Я слышал, Ральф, — вмешался лорд Аллеи, — что во влажном климате Корнуолла пилы быстро ржавеют.

Берти с Гектором от души посмеялись, маркиза Рочестер поднесла к глазам лорнет, миссис Притчард с улыбкой погрозила лорду Аллену пальцем.

Леди Фрея поднялась со стула, преисполненная сурового достоинства.

— Джош, — проговорила она, — мы споем. А если кому-нибудь вздумается гадко пошутить, я расквашу ему нос.

— В этом тебе нет равных, милая, — с комическим смирением проговорил Джошуа. — В пении, я имею в виду.

Весь вечер в доме царило веселье. Мисс Хатчинсон сыграла на фортепиано, леди Рэнналф с невероятным мастерством исполнила партию Дездемоны, Гектор устроил небольшое представление магии и ловкости рук, а теперь вот эти двое собирались петь.

Кристина всеми силами старалась веселиться. У нее не имелось причины не разделять общего настроения. Сегодня был очень хороший, богатый событиями день. После утренней прогулки, поездки в гости и ленча, во время которого она вела разговор с бароном Уэстоном, она снова вышла на улицу в компании молодых Бедвинов. Они порезвились на лужайке перед домом, поиграв в мяч со старшими детьми и некоторыми из взрослых, пока малыши играли в «розовый круг»[1]. Граф Росторн качал ребенка на руках, а леди Аллен занималась с детьми Холлмеров. Затем Кристина отправилась на прогулку с Джастином.

Джастин похвалил ее за то, что она избегает общества Бьюкасла. И сочувственно похлопал по руке. Он также поведал ей о том, как герцог был раздражен, когда маркиз Аттингсбро проводил ее, помог сесть на лошадь, а потом долго прощался.

— С его стороны это в высшей степени несправедливо, — заметил Джастин, — поскольку Уитлиф вел себя по отношению к мисс Хатчинсон точно так же. Но ты ему нравишься, Крисси, и он хочет безраздельно владеть твоим вниманием. Я прямо сказал ему, что у тебя непокорный дух, что тебе нужна свобода. И мне все равно, понравилось ему это или нет.

По сведениям Кристины, герцог весь день не выходил из дома. И хотя он присутствовал за ужином, сохраняя холодное выражение лица и не принимая участия в общем разговоре — он не появился в гостиной вместе с остальными джентльменами.

Но ей не было до этого никакого дела. Естественно, не было. Она повела себя вчера очень глупо, сначала поругавшись с герцогом, а потом рассказав ему про Оскара. Его сегодняшние откровения о семье и соседях также не имели никакого значения. Он просто пытался поддержать разговор.

Вдруг, когда маркиз с маркизой усаживались за фортепиано, Кристина почувствовала легкое прикосновение чьей-то руки. Подняв голову, она увидела склонившегося к ее уху дворецкого.

— Его светлость просит вас оказать ему любезность и пройти в библиотеку, — почтительным полушепотом проговорил он.

Кристина удивленно взглянула на него. В следующее мгновение она заметила, что Гермиона с Бэзилом встали и направились к двери. Значит, их тоже пригласили? Как только заиграла музыка, она поднялась и вышла из комнаты.

Обменявшись недоуменными взглядами, все трое спустились вниз по лестнице. В последние дни они не ссорились, однако старались держаться подальше друг от друга.

— Что случилось? — спросила Гермиона.

— Думаю, Бьюкасл хочет проявить себя хорошим хозяином, но не испытывает желания сидеть в переполненной гостиной, — проскрипел Бэзил.

Кристина молчала.

Тот же дворецкий, который приходил за ними в гостиную, спустился впереди них по лестнице и распахнул двери библиотеки.

— Лорд и леди Элрик, миссис Деррик, ваша светлость, — церемонно объявил он.

Их встретило огромное помещение, наполненное ароматами кожи, дерева и свечей. Кристине показалось, что здесь хранятся тысячи книг, расположенные на возвышавшихся до самого потолка стеллажах. Возле окна стоял массивный стол, а перед камином, в котором потрескивал огонь, полукругом были расставлены стулья.

Герцог Бьюкасл стоял возле камина и выглядел холодно, даже неприступно в черном вечернем костюме и белоснежной рубашке.

Он был не один. В тот момент, когда гости вошли в комнату, с одного из кожаных стульев возле камина поднялся Джастин.

Герцог поклонился, поприветствовал вновь пришедших и предложил им сесть. При этом он не сдвинулся с места и не переменил ледяного выражения лица. Впрочем, он вообще редко это делал.

Кристина исподлобья посмотрела на герцога. Да как он посмел проявить недовольство, когда сегодня утром она разговаривала с маркизом Аттингсбро и позволила ему подсадить себя в седло? Как он осмелился! На секунду их взгляды встретились, но она не дрогнула. На сей раз герцог отвел глаза.

Бог с ним, пусть этот ужасный человек делает что хочет. Неужели он возомнил, что она перешла в его собственность после того, как согласилась приехать в Линдсей-Холл и они провели несколько минут наедине?

— Мы замечательно отдыхали в гостиной, — сказала Гермиона. — Леди Рэнналф — прекрасная актриса. На несколько минут я искренне поверила в то, что передо мной стоит бедная Дездемона, которую вот-вот убьет Отелло. А как Гектор показывал свои волшебные фокусы! Я каждый раз слежу за его движениями особенно внимательно в надежде, что на этот раз уж точно пойму, как он это проделывает, но у меня ничего не получается. Как можно превратить одну веревочку в две, а потом снова в одну, если при этом у тебя закатаны рукава и ты не подносишь руки к карманам?

— Гектор с самого детства отличался талантом фокусника, — рассмеялся Джастин. — Он доводил нас с Мелани и Одри до исступления, но так и не раскрыл своих секретов.

— Все это иллюзия, — холодно проговорил герцог Бьюкасл, — и фокусы, и актерская игра. Она рассчитана на то, что зритель примет обман за чистую монету. От исполнителя при этом требуется только навык и практика.

— И все равно это не поддается моему пониманию, — настаивал Джастин. — Мне жаль, что я пропустил выступление леди Рэнналф. Быть может, она согласится как-нибудь повторить его.

— Некоторые люди, например, — заявил герцог, словно не замечая слов молодого человека, — обладают уникальной способностью говорить одно, имея в виду другое.

— Иногда ирония доставляет изысканное удовольствие, — подхватил Бэзил. — Вы правы, Бьюкасл. Некоторые люди в совершенстве овладели этим искусством, например, наши великие писатели. Взять хотя бы Александра Поупа — я всегда смеюсь, когда перечитываю его книги.

— А другие, — продолжал герцог, словно виконт Элрик ничего не сказал, — обладают даром говорить правду так, что окружающие принимают ее за ложь.

На сей раз Гермиона, Бэзил и Джастин не сговариваясь посмотрели на хозяина дома. Кристина тоже не сводила с него глаз. Что за высокомерный, самовлюбленный человек, думала она. Она не могла понять, почему ей вдруг показалось, что за маской аристократа скрывается кто-то другой. Быть может, все дело в иллюзии, о которой он ей говорил?

И вообще, зачем он пригласил ее сюда?

— У меня создалось впечатление, что миссис Деррик большинство людей считают кокеткой, — неожиданно сказал Бьюкасл.

— Дьявол! — Джастин стремительно вскочил со стула.

Рука Гермионы взметнулась к нитке жемчуга на шее.

— Мне кажется, Бьюкасл, вы должны извиниться перед моей невесткой, — натянуто произнес Бэзил.

Кристина буквально приросла к месту. Герцог обхватил длинными пальцами ручку монокля.

— У вас еще будет возможность высказать свое мнение, — со скучающим видом отозвался он. — Сядьте, Магнус.

— Не сяду, пока вы не извинитесь перед Крисси, — упрямо заявил Джастин.

Герцогский монокль медленно поднялся к серому глазу.

— Я разве говорил, что сам считаю ее кокеткой? — надменно осведомился Бьюкасл.

Джастин сел, но по его лицу было заметно, что он еле сдерживает гнев. Кристина ласково улыбнулась ему и, снова переведя взгляд на герцога, застыла в ожидании.

— Вы называли ее именно так, — продолжил Бьюкасл, едва заметно кивнув Гермионе. — Это было прошлым летом в Скофилде. Однако, должен признаться, то был единственный раз, когда я слышал подобный эпитет. Зато мне бессчетное количество раз повторяли, что она не кокетка.

На несколько секунд его серебристые глаза задержались на Кристине, и та смело ответила на его взгляд. Ей отчаянно хотелось вскочить со стула и влепить наглецу пощечину, но она боялась, что ноги подведут ее. Кроме того, она почти не могла дышать.

— Вы утверждали, — снова обратился герцог к Гермионе, — что миссис Деррик флиртовала с каждым джентльменом на домашнем празднике в Скофилде, равно как и со мной, когда увлекла меня на прогулку в аллее, чтобы выиграть заключенное с другими молодыми дамами пари. Убедительно прошу вас вспомнить, что навело вас на подобные мысли. Вы самостоятельно пришли к такому выводу? Или кто-то столь страстно пытался доказать вам, что миссис Деррик не кокетка, что у вас возникли подозрения, приведшие в результате к такому умозаключению?

— Вот видите? — воскликнул Джастин, не дав Гермионе сказать ни слова. — Я вам утром говорил, что так происходит каждый раз, Бьюкасл! Вы, разумеется, намекаете на меня? Лучше бы я никогда не пытался защитить Крисси! Мне кажется, я все время приношу ей больше вреда, чем пользы. Всегда! Но теперь с меня довольно! Никогда больше я этого не сделаю. — Он взглянул на Кристину, еле сдерживая слезы. — Прости меня, Крисси…

Кристина потрясенно смотрела на друга.

— Мы все знаем, что Джастин очень тепло относится к Кристине, — мягко проговорила Гермиона. — Быть может, он даже влюблен в нее. И мы всегда понимали, что он не видит ее недостатков. Он стал бы защищать ее, даже если бы застал на месте преступления. Это одно из его лучших душевных качеств, но, к сожалению, ему невозможно верить. Прости меня, Джастин. Я знаю, ты всегда хотел сделать как лучше.

— После всего, что я услышал о замужестве миссис Деррик, и, исходя из того, какое мнение у меня сложилось о ней после года знакомства, я решил, что помимо слова «кокетство» с ее именем ассоциируется еще одно, — продолжал герцог. — И это слово «Джастин».

— Что вы хотите этим сказать? — Молодой человек снова вскочил с места. — Вы, мерзкий…

Герцог Бьюкасл невозмутимо поднес к глазу монокль.

— Я прошу вас сесть, Магнус, — проговорил он, и Джастин, как ни удивительно, подчинился. — Я также убедительно прошу вас, Элрик, — обратился герцог к Бэзилу, — вспомнить все те моменты, когда миссис Деррик навлекала на себя подозрения мужа, а также ваши и вашей супруги. Когда вам казалось, что она флиртует или ведет себя неприлично свободно с другими джентльменами. Задайтесь вопросом, всегда ли у вас, вашей супруги или вашего брата были неопровержимые доказательства ее неверности. Или, быть может, на нее поступали жалобы от других лиц? Настоятельно рекомендую вам припомнить, слышали ли вы когда-нибудь сплетни о миссис Деррик?

Несмотря на близость камина, Кристина дрожала, словно от холода. Она больше не смотрела на герцога — ее внимание было приковано к Джастину.

— Сомневаюсь, что наши семейные дела имеют какое-либо отношение к вам, Бьюкасл, — отозвался Бэзил.

Кристина услышала, как Гермиона сглотнула.

— Нам об этом каждый раз говорил Джастин, — наконец выдавила она. — Он приносил новости из джентльменских клубов, передавал нам сплетни, которые никто не осмелился бы произнести в присутствии Бэзила или Оскара. Он всегда был при этом огорчен и рассержен. Он защищал Кристину и утверждал, что во всех этих россказнях нет ни слова правды. Он всегда…

Она вдруг прижала ладонь к губам.

— Джастин, — проговорила Кристина, — что ты сделал?

В самом деле, как все оказалось просто. Предельно просто. И абсолютно незаметно.

— Сегодня утром, — снова заговорил герцог, — когда мы с Магнусом возвращались из Элвесли, он заявил, что миссис Деррик нельзя винить за то, что она принимает знаки внимания маркиза Аттингсбро, и нельзя считать ее кокеткой, учитывая то, что этот джентльмен пользуется репутацией волокиты. Мне также сообщили, что миссис Деррик не отдает себе отчета в том, какой эффект производит на таких мужчин, как Аттингсбро, Китредж, да и на меня в придачу. Она такая по натуре, хотя, конечно, не лишена честолюбия и стремится получить как можно более высокий титул. Еще мистер Магнус заявил, что, знай он о сотнях неблаговидных поступков своей родственницы, а не о каких-то единичных случаях, он и тогда не перестал бы защищать ее, потому что друзья существуют именно для этого. Несмотря на то, что накануне гибели мужа миссис Деррик больше часа провела наедине с другим мужчиной, поведал мне мистер Магнус, он готов оправдать ее, потому что доверяет ей.

— Джастин, — тихо проговорила Кристина, не отрывая глаз от лица молодого человека, — так это ты намеренно разрушил мой брак? Ты свел Оскара с ума, а потом и в могилу!

— Не верь ему, Крисси! — воскликнул Джастин, дико вращая глазами. — Я твой друг. Я единственный, кто понимает тебя. Я люблю тебя!

Гермиона прижала пальцы к вискам. Ее глаза были закрыты.

— Все это похоже на ночной кошмар, — прошептала она. — Это не может быть правдой. Просто не может. И все-таки это правда. Ты всегда был так убедителен, Джастин. Нам всегда было тебя жаль, и, тем не менее, мы никогда не верили ни одному твоему слову.

— Вы! — Джастин простер карающий перст в сторону герцога. — Вы, Бьюкасл, сегодня утром назвали Крисси шлюхой.

— А потом я поехал в конюшню, — герцог Бьюкасл в который раз приставил к глазу монокль, — чтобы вы могли насладиться своим триумфом в одиночестве.

— А потом, Джастин, ты пришел ко мне и сказал, что из его светлости выйдет отвратительный ревнивый супруг, потому что он был раздражен поведением маркиза Аттингсбро, который проводил меня и помог сесть на лошадь, — выпалила Кристина. — Ох, Джастин! Бедный, бедный Оскар!

Кристина закрыла лицо руками и тут вдруг почувствовала, как чья-то холодная ладонь легла ей на шею. Это была рука Гермионы.

— Никто не любит тебя так, как я, Крисси, — продолжил вопить Джастин, — но ты, конечно, всегда была падка на внешность. Сначала Оскар, теперь Бьюкасл и еще множество красивых джентльменов между ними. Посмотри на меня — или нет, лучше не смотри! На меня никогда не смотрят женщины, а меньше всего ты. Ты никогда не воспринимала меня серьезно. Я просто не могу видеть, как ты общаешься с мужчинами, которые не умеют ценить тебя по достоинству. Крисси, я люблю тебя!

Кристина убрала руки от лица как раз в тот момент, когда герцог на секунду склонился и тут же снова выпрямился без малейшего усилия. При этом он крепко сжимал в кулаке шейный платок Джастина, а сам Джастин почти болтался над землей.

— За одно я вам благодарен, Магнус, — проговорил Бьюкасл таким холодным тоном, что Кристина невольно вздрогнула. — Я никогда до конца не понимал, что такое любовь, но теперь точно знаю, чем она не является. Когда любишь, не станешь делать так, чтобы любимый человек страдал.

Кристина снова спрятала лицо в ладонях. Горячие слезы сочились у нее сквозь пальцы и капали на колени.

— Мне бы хотелось трясти вас как крысу, пока я не вытрясу из вас всю душу, — продолжал герцог, — но вы мой гость, точно так же, как остальные члены вашей семьи, включая вашу матушку. Ваши родственники могут поступать с вами по своему усмотрению, но вы должны выдумать подходящий предлог для того, чтобы покинуть мой дом завтра же утром. И если в вас есть хоть капля здравого смысла, то в ближайшие десять — двадцать лет вы постараетесь держаться от меня как можно дальше.

Кристина услышала, как Бэзил поднялся с места.

— Прежде чем ты уедешь, Джастин, — сказал он, — прежде чем ты навсегда покинешь Линдсей-Холл и Англию, я бы хотел поговорить с тобой наедине. Немедленно.

— Но, Бэзил… — начала было Гермиона.

— А ты, Гермиона, останешься здесь, — твердо проговорил он. — И Кристина тоже. Джастин, на выход.

Джастин остановился перед Кристиной. Он был бледен, в потухших глазах застыли слезы.

— Крисси? — тихо позвал он.

В следующее мгновение произошла удивительная, прямо-таки шокирующая вещь. Нога герцога Бьюкасла взмыла вверх и угодила молодому человеку пониже спины, так что тот, подпрыгнув, пулей вылетел из комнаты следом за Бэзилом.

В библиотеке на минуту повисла тишина. Потом герцог поклонился дамам.

— Я оставлю вас одних, — негромко проговорил он. — Теперь вам никто не помешает.

Прежде чем покинуть комнату, герцог Бьюкасл остановился перед Кристиной, как за минуту до этого сделал Джастин, и вложил ей в руку большой льняной носовой платок.

В течение нескольких минут Кристина и Гермиона сидели рядом и молчали.

— Дорогая моя девочка, — наконец проговорила Гермиона, — могу я надеяться, что ты когда-нибудь простишь нас?

— Меня обманули точно так же, как и вас, — отозвалась Кристина. — Он был моим другом. В течение последних лет жизни Оскара он был единственным человеком, которому я доверяла.

Тут обе женщины бросились друг другу в объятия и зарыдали. Они оплакивали потерянные годы, потерянную дружбу, оплакивали смерть слабого замученного человека, оплакивали собственную доверчивость, по вине которой их вовлекли в этот дьявольский по своей простоте и сокрушительный по силе действия план.

Когда слез больше не осталось, Кристина высморкалась в переданный Бьюкаслом платок.

— Надеюсь, Бэзил не пострадает, — сказала она. — Глупо было с его стороны вызывать Джастина на разговор.

— Бэзил мужчина, — с чувством проговорила Гермиона, — как еще может джентльмен отреагировать на такое? Надеюсь, он превратит Джастина в лепешку.

Глава 20

Воскресенье, на которое в этом году выпала Пасха, прошло относительно спокойно. С утра все отправились в церковь, день посвятили тихим семейным развлечениям, а вечером гости собрались в гостиной, чтобы послушать музыку, побеседовать и почитать.

Никто не обратил особого внимания на внезапное исчезновение Джастина. Поговаривали, что у него возникли неотложные дела в городе и он вынужден был уехать, принеся свои извинения герцогу Бьюкаслу. По словам его матери, Джастин всю свою сознательную жизнь поступал, как ему вздумается, и, видимо, для отъезда у него были серьезные причины. Точно так же все без труда поверили Бэзилу, когда он с глупой улыбкой поведал гостям о том, как поскользнулся, выходя из ванной, получил синяк под глазом и поцарапал костяшки пальцев. А если кто и усомнился в правдивости его объяснений, то виду не подал.

По возвращении в библиотеку Бэзил заверил жену и невестку в том, что Джастин выглядит намного хуже его. Потом он обнял жену и Кристину, которую не отпускал довольно долго.

— Оскар любил тебя, дочка, — проговорил он сдавленным голосом, — он любил тебя до самого последнего дня, даже когда перестал доверять тебе.

— Знаю. — Больше Кристина не смогла произнести ни слова.

— А посему, — продолжил Бэзил, — мы не имели права бросать тебя после его смерти. Я не прошу простить нас, позволь только наверстать упущенное.

Кристина снова высморкалась в герцогский платок.

— И если ты соберешься замуж за Бьюкасла, то получишь наше с Гермионой благословение.

— О да, — закивала Гермиона. — Мне кажется, он очень любит тебя, иначе не стал бы говорить сегодня с Джастином таким убийственным тоном.

На том и порешили.

Кристина вернулась в гостиную, где миссис Притчард дрожащим, но довольно приятным голосом исполняла валлийскую балладу, а Гермиона отправилась вместе с мужем наверх, чтобы приложить к его щеке лед.

Понедельник выдался холодным и ветреным; с утра небо затянули тучи. Из Элвесли прибыла целая кавалькада всадников, которым был оказан радушный прием. После того как они уехали, в столовой накрыли ленч. Лорд Эйдан заявил о своем намерении, несмотря на погоду, спустить на озеро лодки. Его предложение было встречено одобрительным гулом, и все разом бросились в детскую, чтобы собрать малышей.

— Ты должен отвезти Эми на остров, Вулфрик, — сказала маркиза Рочестер, — оттуда открывается великолепный вид.

Герцог неторопливо поднялся со своего места.

— Уверен, тетушка, что кто-нибудь другой с удовольствием сделает это за меня, — извиняющимся тоном проговорил он. — Я уже предложил миссис Деррик прогуляться со мной, и, надеюсь, она не передумала.

С этими словами герцог посмотрел на Кристину, впервые с тех пор, как два дня назад оставил ее в библиотеке, одолжив свой носовой платок. При других обстоятельствах она бы просто рассмеялась, понимая, что он сказал откровенную ложь. Но сердце ее почему-то вдруг бешено заколотилось в груди, и ей стало трудно дышать. А еще она чувствовала на себе пристальный взгляд маркизы.

— Нет-нет, ваша светлость, — отозвалась она, — я с нетерпением ждала этого.

Маркиза издала нечленораздельный рык, и Кристина поднялась из-за стола, не желая оставаться наедине с этой женщиной.

— Пойду возьму шляпку и накидку, — сказала она.

Через десять минут Кристина уже спускалась по лестнице, пропустив вперед целую ватагу Бедвинов с отпрысками. Они предложили ей отправиться на прогулку с ними, и она вынуждена была отказаться, признавшись, что уже дала обещание его светлости.

Она готова была поклясться, что ее слова были встречены единодушной усмешкой.

— Я думала, — сказала Кристина, принимая предложенную герцогом руку, — что вы собирались после ленча спокойно посидеть в библиотеке.

— Неужели? — отозвался он. — Как вы хорошо меня знаете, миссис Деррик.

Некоторое время они шли молча. На улице по-прежнему было прохладно и ветрено — казалось, на дворе последние дни зимы, а не первый весенний месяц.

Наконец ветер стих.

— Я должна поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня в субботу вечером, — нарушила молчание Кристина. — Мне и так стыдно — я ведь с самого начала ничего не замечала. Теперь, когда я знаю правду, все кажется таким очевидным.

— Очень часто самые жестокие планы на поверку оказываются предельно просты. — Герцог чуть повернул голову в ее сторону. — Откуда у вас могли возникнуть подозрения? Он предложил вам свою поддержку и сострадание в тот момент, когда вы больше всего нуждались в друге. И с чего бы вашей золовке и вашему шурину сомневаться в мистере Магнусе? Он же их родственник. Более того, они предполагали, и небезосновательно, что он влюблен в вас. Им, естественно, казалось вполне нормальным его стремление защищать вас вопреки всем доводам рассудка. Мне, как человеку постороннему, легче было заметить, что эти два слова — кокетство и Джастин — повторяются с завидной регулярностью, когда речь идет о вас. Вы, надеюсь, не сильно расстроились?

— Из-за того, что потеряла Джастина? — Кристина помотала головой. — Нет. Жаль только, что Оскар умер, так и не узнав правды, умер с мыслью, будто я предала его. Он был слабым человеком. Такой, как он, легко мог стать мишенью для обмана. Думаю, Джастин понимал это, когда составлял свой план. Но при всем том Оскар отличался безграничной добротой, особенно в первое время, и нас мог ожидать счастливый брак, несмотря на то, что он оказался не совсем таким, каким я представляла его в романтических мечтах. Да, я расстроена, но теперь хотя бы обрела душевный мир. Гермиона с Бэзилом узнали правду, и это для меня очень важно. До того как случилось несчастье, мы тепло относились друг к другу. И еще я вам очень благодарна. Вы не обязаны были все это делать для меня.

— Я имел на то веские причины, — тихо проговорил герцог.

Он не стал вдаваться в подробности, а Кристина не стала спрашивать. Продолжая молча идти вперед, они пересекли лужайку над озером, миновали обсаженную деревьями аллею, прошагали через небольшую рощицу, мимо холма, с которого Кристина скатилась несколько дней назад, прошли под кронами деревьев, где они с герцогом поругались и на одно из которых она забросила его монокль, теперь находившийся у нее.

Неожиданно Кристина поняла, что герцог ведет ее в ту самую голубятню на северном берегу озера, которую он давно хотел показать ей.

Она знала, что молчание между двумя людьми может быть даже приятным, особенно когда между этими двумя существует некая душевная гармония. А между ней и герцогом такая гармония имела место.

Кристина чувствовала, что герцог начинает ей нравиться, и, хотя эта мысль волновала ее — потому что разница между ними была по-прежнему непреодолимая, — она решила расслабиться и позволить себе хотя бы на время отдаться воле сердца. В конце концов, она добровольно приняла его предложение, а он совсем недавно оказал ей неоценимую услугу.

«Я имел на то веские причины».

Причины заботиться о ней.

Кристина украдкой взглянула на строгий аристократический профиль герцога Бьюкасла. Странно, но почему-то этот профиль, который она видела неоднократно, вдруг начал казаться ей бесконечно дорогим.

Наконец они вышли на поляну. Посередине ее стоял старый каменный домик, который герцог показывал Кристине с башни. Это было высокое круглое строение с остроконечной соломенной крышей и маленькими окошками под потолком. Каменная лестница вела вниз к осевшей деревянной двери.

— А вот и голубятня, — произнесла Кристи. — Какая красивая! Там кто-нибудь живет?

— Вы, вероятно, имеете в виду птиц? — любезно осведомился герцог. — Нет, ею перестали пользоваться по назначению, еще когда был жив мой отец. Мне всегда нравилось смотреть на нее, но только два года назад я отдал распоряжение привести ее в порядок, особенно внутри. Мне не хотелось привлекать к этой голубятне внимание, но крышу все-таки сменили. А теперь позвольте мне пригласить вас внутрь.

Бьюкасл сбежал вниз по ступенькам, вставил ключ в замок, открыл дверь и сделал шаг назад, чтобы пропустить Кристину.

Она не знала, что хотела увидеть; но то, что открылось ее взору, заставило Кристину остановиться на пороге и зачарованно обвести взглядом комнату. Несмотря на то, что в глубине царил полумрак, она прекрасно различала обстановку. Здесь было шесть окон, причем все они располагались под самой крышей и были украшены прозрачными красочными витражами.

Подняв голову, Кристина разглядела балки крыши. Стены, сложенные из гладкого камня, от пола до потолка были испещрены гнездами — напоминание о том, что здесь когда-то обитали сотни птиц. Сейчас все гнезда были пусты, а в нижних кое-где стояли свечи и книги. В одном из гнезд Кристина даже разглядела чернильницу, а в другой огниво.

В единственной круглой комнате находились низкая кровать, покрытая овечьей шкурой, простые стол и стул, большое кожаное кресло и камин, который явно был построен недавно, так же как и труба, карабкавшаяся вверх по стене напротив двери. Рядом с камином в деревянном ящике были сложены дрова; тут же стояло несколько кочерег.

Это было изысканное убежище, купавшееся в мягком переливающемся свете.

Кристина обернулась и посмотрела на герцога. Он стоял в дверях, держа в руках шляпу и не отрывая от нее взгляда. Какой ужасный момент! Кристина многое отдала бы за то, чтобы избежать его, так как именно сейчас она окончательно поняла, что безоглядно влюбилась в герцога Бьюкасла, и выхода из этой ситуации не было.

Как не было хоть малейшей возможности благоприятного исхода.

Увы, слишком поздно анализировать свои чувства или пытаться скрыть их!

Прежде чем она успела что-либо сказать, герцог прошел мимо нее в комнату. Несмотря на то, что внутри голубятни было прохладно, Кристина сняла шляпку, перчатки и положила их на стол.

В это время герцог наклонился и зажег камин, в котором уже были уложены дрова. Пламя вспыхнуло мгновенно, но Кристина по-прежнему сомневалась, что оно способно как следует прогреть такое помещение.

— Почему? — спросила она. — Почему вы выбрали именно это место, когда вам принадлежит Линдсей-Холл и много других похожих домов?

Кристина заранее знала ответ. У нее было такое ощущение, словно она пережила этот момент когда-то раньше и могла с точностью предсказать его слова. Ей вдруг стало страшно, как будто на нее грозила обрушиться гора снега.

— На большом пространстве очень легко потеряться, — проговорил герцог. — Я иногда сам забываю, что я не только герцог Бьюкасл, но еще и просто человек.

Кристина смущенно сглотнула.

— Здесь, — продолжал герцог, — я могу предаться воспоминаниям. Странно, меня не было здесь уже год, не считая прошлой недели, когда я решил, что должен показать вам это место.

Кристина вдруг почувствовала, что это и был тот шанс, о котором он просил, что ее приход в этот маленький домик на краю его огромного поместья — именно то, о чем он мечтал и к чему готовился. Здесь было чисто и аккуратно, хотя никто, кроме герцога, не бывал здесь. Он сам прибрал все в этой комнате и сложил дрова в камине.

Оглядевшись, Кристина остановила свой выбор на деревянном стуле возле стола. Упав на него, она вцепилась руками в края накидки.

— И о чем же вы вспоминаете, когда бываете здесь?

— О том, что я и Вулфрик Бедвин — один и тот же человек, — ответил он.

Гора снега наконец-таки свалилась ей на голову.

Да. О да. Он в самом деле был Вулфриком Бедвином. За те несколько дней, что она провела в Линдсей-Холле, Кристина обнаружила под маской великолепного герцога Бьюкасла простого человека. Конечно, они были похожи, этот человек и герцог. У нее ни на секунду не возникло подозрения, что Бьюкасл безумен, что в нем уживаются две совершенно разные личности.

Но хочется ли ей поближе узнать стоящего перед ней человека? Последние три года она жила относительно спокойно, а теперь еще у нее появились Бэзил и Гермиона.

И все же от его слов щемило сердце: «…я еще и Вулфрик Бедвин».

— Расскажите мне… о себе, — попросила Кристина. Она чуть было не сказала «о нем», как будто Вулфрик Бедвин не имел ничего общего с суровым и надменным герцогом, который стоял сейчас возле камина, готовый повелевать всем миром. — Нет, не так. Расскажите о своем детстве.

Если она в самом деле хотела узнать герцога — в чем ей было трудно признаться даже самой себе, — следовало начинать с самого детства. Впрочем, не так-то просто представить, что этот человек когда-то был маленьким мальчиком. А ведь он был им…

— Садитесь в кресло.

Герцог подкрепил свои слова жестом. Кристина подчинилась. Тогда он снял с кровати покрывало из овечьей шерсти и накрыл им ее колени, а сам уселся на стол, одной ногой упираясь в земляной пол, а второй свободно покачивая в воздухе. Сняв пальто, он бросил его на спинку стула. На лице у него играли голубые тени.

— Так каким вы были в детстве? — повторила свой вопрос Кристина.

— Более энергичного и беспокойного ребенка трудно даже представить. — Герцог усмехнулся. — Я собирался объехать весь мир, когда вырасту, хотел отодвинуть американскую границу далеко на запад, планировал пересечь американский материк, а потом переплыть Тихий океан и попасть в Китай, мечтал раскрыть все секреты Африки и вкусить от изысканных тайн Дальнего Востока. Я представлял себя разбойником наподобие Робин Гуда или охотником за пиратами. В более зрелом возрасте, когда мне было десять, я собирался стать капитаном на собственном корабле и дослужиться до чина адмирала или стать офицером армии, дослужиться до генеральского звания и командовать британскими вооруженными силами, одерживать блестящие победы в любых сражениях. А пока я ждал своего славного будущего, мне ничего не стоило весь дом и парк перевернуть вверх дном. Я был грозой садовников, грумов и домашних слуг, главной проблемой своего отца и головной болью матери.

Герцог встал, подошел к огню и пошевелил полено носком сапога, чтобы оно быстрее разгоралось.

— Однажды у нас с Эйданом созрел план, — не торопясь, продолжил он. — Мы придумали обменяться одеждой и манерой поведения, так чтобы отец не заметил разницы. Эйдан должен был остаться дома и унаследовать герцогский титул, а я собирался плыть за семь морей и наслаждаться приключениями, которые уготовила мне судьба.

Кристина молчала. Она была потрясена, заворожена.

Герцог смотрел на огонь, и перед его глазами проходили картины детства.

Прошло несколько минут. Наконец он обернулся, посмотрел на Кристину и вернулся на место.

— С момента моего рождения я был предназначен для роли герцога. — Его голос стал звучать глуше, или Кристине это только показалось? — Меня готовили к исполнению многочисленных обязанностей, налагаемых вместе с титулом, а Эйдану прочили военную карьеру. Мы мечтали поменяться местами, но, разумеется, это было невозможно. В конце концов, я предал его.

Кристине вдруг стало холодно, несмотря на то, что ее согревала уютная овечья шкура.

— Ему не хотелось идти в армию, — продолжал герцог, — он был тихим, миролюбивым ребенком и тенью следовал за отцом, когда тот ездил по делам поместья, а также много времени проводил с управляющим. Он умолял отца избавить его от необходимости служить и мечтал лишь о том, чтобы спокойно жить в поместье, занимаясь возделыванием земли. Не знаю, почему судьба оказалась так жестока и обрекла его на судьбу второго сына в семье.

Конечно, когда умер отец, я мог бы удовлетворить его просьбу. Мне тогда было всего семнадцать лет, а ему пятнадцать. В течение еще нескольких лет он учился в школе, а когда вернулся домой, тут же с новым энтузиазмом окунулся в дела поместья. Никто лучше его не знал Линдсей-Холла. Более того, он знал, как управлять делами. У него было то чутье, которое начисто отсутствовало у меня. Эйдан пытался давать мне советы, и, должен признаться, всегда по существу. Он хотел, чтобы я уволил отцовского управляющего, который был уже слишком стар, чтобы вести дела, и назначил его на эту должность. Он пытался дать мне понять, как можно улучшить текущее положение дел и исправить допущенные ошибки. Эйдан любил этот дом, он знал его лучше меня, а я был его братом.

Я купил ему офицерский патент и пригласил в библиотеку, чтобы сообщить о своем решении. У него не было иного выбора, кроме как повиноваться мне. Даже в столь юном возрасте я обладал правами герцога Бьюкасла и воспользовался ими, не дрогнув. С тех пор я применял их каждый раз с неизменным хладнокровием.

— И вы никогда не могли себе этого простить, — проговорила Кристина скорее утвердительно, чем вопросительно, — хотя поступили согласно своему долгу.

— Пожалуй, — согласился он. — Но мне пришлось выбирать, кто я прежде всего — герцог Бьюкасл или брат по отношению к человеку, ближе которого у меня не было. В тот момент я впервые почувствовал, что придется сделать нелегкий выбор. Я выбрал роль герцога и с тех пор неизменно отдавал ей предпочтение. Думаю, что так будет до самой моей смерти. В конце концов, я аристократ, и у меня есть обязанности по отношению к тысяче людей, пренебречь которыми я не имею права. Вот почему я не могу обещать вам, что изменюсь и стану тем человеком, которого вы представляете в мечтах. Вы находите меня холодным, жестким, отталкивающим, и вы не ошибаетесь. Но все же у меня есть и другие качества.

— Да, я знаю, — прошептала Кристина одними губами.

Вулфрик стоял перед камином, заложив руки за спину и слегка расставив ноги. Выражение его лица было холодным и надменным, что никак не соответствовало произносимым им словам — или, быть может, соответствовало как нельзя лучше. Он в который раз выбрал себе роль герцога Бьюкасла.

— Понимаете, я не могу дать вам того, чего у меня нет, — сказал он. — Я могу лишь надеяться на ваше понимание. Человек, проживший без малого тридцать шесть лет, имеет сложное душевное устройство. Несколько дней назад вы сказали, что я ношу маску. Это не так. Поверх одеяния Вулфрика Бедвина я ношу одежду герцога Бьюкасла. Оттого что на первом месте у меня долг, я не становлюсь менее человечным. Еще вы высказали предположение, что я холодный, бесчувственный аристократ до мозга костей, и снова ошиблись. Если бы я был таким, мог бы я сначала поддаться вашему очарованию, а потом мучиться оттого, что ваш образ преследует меня? Вы совсем не похожи на женщину, на которую мог бы обратить внимание герцог Бьюкасл.

Кристина не двигалась.

— Ладно, хватит наговаривать на себя, — тряхнул головой герцог. — У меня было хорошее детство, радостное и счастливое, и хорошие родители. Правда, мне иногда казалось, что отцу нет до меня дела.

— Отчего же? — спросила Кристина. Он сказал, что был очарован ею.

Ее образ преследовал его? Преследовал?

— Когда мне было лет двенадцать, у отца случился сердечный приступ, — ответил герцог. — Он выжил, но врачи предупредили, что у него очень слабое сердце, которое может остановиться в любой момент. Он был одним из самых богатых и могущественных людей в Британии, имел больше собственности, чем кто бы то ни было. Отец нес на себе огромный груз обязанностей. А его старший сын, его наследник, был диким необузданным дьяволенком.

Кристина с трудом могла поверить в то, что герцог говорил о себе.

— Хотя я и остался в Линдсей-Холле, — продолжал Вулфрик, — я был практически отрезан от своей семьи. Меня отдали на попечение двум наставникам. Я видел отца редко, а мать от случая к случаю. Потом Эйдан, Рэнналф и, наконец, Аллен уехали в школу, и я не встречался с ними даже во время каникул, когда они приезжали домой. Я был изолирован от общества. Я боролся, ругался, дулся, злился — и учился. У меня было пять лет на то, чтобы выучить все о своей будущей жизни. Конечно, тогда никто не предполагал, что мне так повезет. Это мог быть один год или того меньше.

Отец умер, когда мне исполнилось семнадцать. Лежа на смертном одре, он поцеловал мне руку и сказал, что иногда любовь причиняет боль, но, тем не менее, это любовь. Понимаете, у него не было выбора. Я был его сыном, и он любил меня. Но в то же время я его наследник — должен был принять его титул.

Кристина вдруг осознала, что герцог никогда никому не рассказывал об этом — точно так же, как она никому, кроме него, не рассказала о смерти Оскара. От этой мысли ей сделалось страшно, и на глаза навернулись слезы. Он открыл ей душу, потому что… потому что сперва был очарован ею, а потом не мог забыть ее. Он специально пригласил ее сначала в Линдсей-Холл, а потом на голубятню, в свое уединенное убежище.

А еще он умолял ее дать ему шанс.

Теперь Кристина еще раз убедилась, что безумно влюблена в этого человека. И все же…

И все же она не верила в счастливый исход, потому что больше не была той девятнадцатилетней девочкой, которая бросилась с головой в любовь. Она постаралась бы избежать такой любви, если бы дала себе труд узнать Оскара получше. И все же она любила его до последнего дня, хотя в глубине души понимала, что у него очень слабый характер. То, что происходило между ними, совсем не походило на великую страсть на всю жизнь, о которой она мечтала.

Сейчас Кристина стала мудрее и осторожнее. Теперь она понимала, что принятие предложения руки и сердца еще не обеспечивает счастливую семейную жизнь. И все же…

И все же перед ней стоял мужчина, который, несмотря ни на что, нравился ей и которым она против своей воли начинала восхищаться. Как она могла не восхищаться человеком, для которого долг и честь превыше всего, а чувство ответственности перед сотнями или даже тысячами людей, находящихся у него на попечении, важнее личного счастья? Быть может, его обучение проходило тяжело и в какой-то мере жестоко, но отец следил за тем, чтобы оно не сломило его дух. После смерти отца Вулфрик мог бы закрыть глаза на все, чему его учили. Он мог стать беспечным модником, как поступали на его месте многие молодые люди. В конце концов, у него было достаточно власти и средств, чтобы осуществить любые свои желания.

Но он оставался твердым как скала. В семнадцать лет он принял титул герцога Бьюкасла и с тех пор нес этот крест, ни разу не дрогнув.

Как могла она не восхищаться этим человеком? И, Бог свидетель, как могла она не любить его?

Кристина улыбнулась.

— Спасибо, — мягко произнесла она. — Я понимаю, что вы очень закрытый человек. Спасибо за то, что показали мне это замечательное место и рассказали о себе.

Герцог смотрел на нее, такой же суровый и безупречный, как всегда. Его глаза были непроницаемы.

— Я целый год мечтал о том, чтобы привести вас сюда, увидеть вас сидящей в этом кресле. Сегодня я не буду задавать никаких вопросов. Пока не время. Но я вам кое-что скажу. Я привел вас сюда не для того, чтобы соблазнить, но я хочу вас, и вы это знаете. Я хочу вас сейчас, здесь, на этой кровати. Я хочу, чтобы это было свободным выражением тех чувств, которые я испытываю к вам и которые вы, быть может, испытываете ко мне. Никаких привязанностей, никаких обязательств, за исключением, разумеется, определенных последствий, которых вы, насколько мне помнится, не ожидаете. Вы будете моей? Да, все-таки я задал свой главный вопрос.

Кристина утратила способность рассуждать здраво, и в то же время у нее в голове теснились сотни мыслей. Тело ее, напротив, жило собственной жизнью. Груди напряглись от охватившего ее желания, и острая боль, пронзившая все ее существо, резко скатилась вниз. Ей вдруг стало трудно дышать.

Здесь?

Сейчас?

Снова?

На нее нахлынули воспоминания о той ночи в Скофилде. И она ответила то же, что и тогда, когда герцог задал тот же вопрос:

— Да.

Он сделал несколько шагов и протянул правую руку ладонью вверх. Кристина высвободила руку из-под овечьей шкуры и вложила ее в его ладонь.

Глава 21

Вулфрик взял овечью шкуру и бросил на кровать, после чего отогнул край покрывала вместе с одеялом. Обернувшись, он увидел, что Кристина по-прежнему стоит на месте. Она лишь сняла накидку и повесила ее на спинку стула.

На Кристине было платье из бледно-желтой шерсти, хотя в красноватом свете, лившемся из маленького окошка под крышей, оно скорее казалось абрикосовым. Это был простой наряд с завышенной талией, высоким воротником и длинными рукавами, без каких-либо украшений. Достаточно было того, что оно плотно облегало стройную фигуру молодой женщины.

— Подойди поближе к огню, — проговорил герцог, приблизившись к Кристине. Он легонько подтолкнул ее, и она оказалась возле пылающего камина, сразу же ощутив исходящее от горящих поленьев тепло. Вулфрику не хотелось простого удовлетворения сексуального аппетита, как в прошлый раз. Он, естественно, не собирался признаваться в этом Кристине, но на этот раз мечтал заняться с ней любовью, поэтому не стал сразу же целовать ее. Вместо этого он взял в ладони ее лицо и провел большими пальцами вдоль линии бровей. Ее глаза были широко раскрыты и поблескивали в свете пламени. Розовые и сиреневые лучи, проникавшие из окон, придавали ее лицу неповторимое свечение. У нее были красиво очерченные мягкие губы с приподнятыми уголками. Герцог запустил пальцы в ее волосы, наслаждаясь их чистотой и мягкостью. Мелкие кудряшки, вырываясь из-под его пальцев, легко возвращались на место. Такая прическа удивительно шла ей.

Скользнув ладонями по плечам Кристины, герцог нащупал у нее на спине длинный ряд пуговок и принялся расстегивать их по одной, пока наконец ему не удалось спустить платье до талии. Оно упало к ее ногам. На ней не было корсета — у Кристины Деррик было от природы красивое тело: под платьем у нее обнаружилась лишь тонкая льняная сорочка, закрывавшая ее от груди до лодыжек.

Сделав шаг назад, герцог опустился перед ней на одно колено, снял туфли, ослабил подвязки и наконец снял с нее чулки.

Прежде чем отпустить ее ногу, он поцеловал сначала ступню, а потом нежную кожу под коленом.

Поднявшись, он вдруг подумал о том, что Кристина так до сих пор и не дотронулась до него. И все же, глядя на ее полураскрытые губы и опущенные ресницы, герцог не сомневался, что она хочет этого так же сильно, как и он.

Прижавшись губами к ее плечу, он провел языком по теплой гладкой, слегка солоноватой коже. Кристина вздрогнула, хотя в комнате было очень тепло. Опустив бретельку сорочки, Вулфрик взял в ладонь ее грудь и начал прокладывать дорожку поцелуев от ее плеча к груди. Грудь была великолепна — мягкая и тяжелая, но в то же время высокая и упругая. Обхватив губами сосок, герцог втянул в себя воздух, потом выдохнул и принялся легонько посасывать.

И тут Кристина впервые коснулась его. Ее пальцы запутались у него в волосах, голова склонилась к нему, и она издала низкий стон.

Герцог подумал о том, что, хотя они уже однажды занимались любовью, он никогда не видел ее раздетой. Теперь ему хотелось исправить это. Он хотел заниматься с ней любовью так, чтобы между ними ничего не стояло.

Жгучее желание усиливалось в нем с каждым ударом сердца. Тепло от камина становилось просто невыносимым.

Вулфрик поднял голову, и Кристина сразу же опустила руки.

— Пойдем в постель, — прошептал он.

Когда она легла, он освободил ее от остатков одежды. Полоса розового света из окна высветила верхнюю часть ее тела, прочертила красный след по ее бедру.

Вулфрик мог бы стоять часами, наслаждаясь видом ее обнаженного тела, но кровать находилась довольно далеко от камина, и тепло от огня сюда еще не проникло. Накрыв Кристину простыней и овечьей шкурой, он присел на край кровати, стянул с себя сапоги, потом встал и разделся окончательно. Оставшись обнаженным, он откинул покрывало и лег рядом с ней.

Тепло ее тела сводило его с ума. Вулфрик повернулся к Кристине, натянул повыше одеяло и снова прикоснулся к ней.

Он использовал все умение, на какое был способен, чтобы возбудить ее ладонями, пальцами, губами, языком… Все это время он сгорал от желания, с нетерпением ожидая того момента, когда овладеет ею и сможет дать волю страсти.

Кристина старалась не меньше, чтобы доставить ему удовольствие. Ее ладони скользили по его телу, сначала робко, потом все смелее по мере того, как ее кожа становилась горячее, а дыхание резче.

Наконец Вулфрик почувствовал, что момент настал: он испытывал непреодолимое желание лечь на нее, обхватить ее руками, раздвинуть ее ноги коленями, войти в нее и довести их обоих до исступления.

Но прежде всего ему хотелось заниматься с ней любовью.

Подняв голову, Вулфрик посмотрел ей в глаза.

— Кристина, — прошептал он и впервые поцеловал ее, легко прикоснувшись губами к ее губам.

Ее зрачки расширились.

— Боже, — выдохнула она.

— Кристина, — повторил он, — какая же ты красивая!

На этот раз его поцелуй был очень глубок.

Их обоих захватила страсть. Вулфрик лег на нее сверху, и она открылась ему, широко разведя ноги, подняв их вверх и обхватив его бедра. Он навис над ней и вошел в нее одним медленным радостным движением. В этот момент Кристина прижалась к нему всем телом, вбирая его еще глубже.

Высвободив руки, он перенес часть своего веса на предплечья, поднял голову и посмотрел на нее. Ее глаза смеялись.

— Вулфрик, — прошептала Кристина, — сильное имя для сильного человека. Очень сильного. — Она рассмеялась мягко и чуть-чуть насмешливо.

Прижавшись губами к нежной коже у нее за ухом, герцог застонал. Кристина снова рассмеялась, крепче сжала его ногами, одновременно обнимая его естество внутренними мышцами.

Он любил ее медленно, растягивая удовольствие, пока в камине потрескивал огонь, а красные отблески плясали на покрывале из овечьей шкуры. Он любил ее до тех пор, пока они оба не начали задыхаться и не покрылись каплями пота и пока она не начала отзываться стоном на каждое его движение, крепко прижимаясь к его телу.

А потом он довел их обоих до стремительного, мощного освобождения.

— Вулфрик, — сонным голосом запротестовала Кристина, когда он отодвинулся в сторону, осознав, что придавливает ее своим весом. Ему вдруг стало холодно, и он поспешно натянул одеяло.

Кристина заснула, и Вулфрик воспользовался случаем, чтобы как следует рассмотреть ее. Бледные пятна света лежали на одной половине ее лица, в то время как другая оставалась в тени. Ее локоны разметались по подушке.

Только что она сказала, что он сильный человек. Казалось, у него было все, о чем можно только мечтать. Но ему нужно было еще кое-что. Он не собирался задавать ей этот вопрос ни сегодня, ни завтра, ни даже в ближайшие дни.

Он боялся задать этот вопрос.

Он боялся услышать в ответ «нет». Если она скажет «нет», то он никогда больше не сможет повторить свои слова.

Ему нужна была ее любовь.

К тому времени, как они вышли из голубятни, тучи разошлись, и на небе засияло солнце. Правда, было по-прежнему ветрено и прохладно.

Они шли по направлению к дому точно так же, как возвращались в Скофилд-Парк с озера год назад: храня молчание и не касаясь друг друга. Но на этот раз все воспринималось по-другому. Сейчас им было легко молчать. У них теперь появился общий секрет. В Скофилде они были близки физически, теперь же разделили друг с другом самих себя.

Кристина до сих пор ощущала слабость в коленях. Она была безумно влюблена. В то же время она пыталась убедить себя в том, что, поскольку влюбленность и любовь — это две разные вещи, надо вести себя разумно. Особенно ее радовало, что герцог не задал роковой вопрос. Она надеялась, что он никогда не задаст его, ибо в противном случае ей придется отвечать, а она не знала, как это сделать.

Но вдруг он на самом деле никогда не спросит ее? Сумеет ли она это пережить? Однажды герцог уже задал ей этот вопрос, и она ответила «нет». Второй раз он, разумеется, унижаться не станет.

Тогда зачем он пригласил ее в Линдсей-Холл? Зачем привел на голубятню?

Он назвал ее по имени. Глупо, конечно, вспоминать об этом, как о самом драгоценном моменте из всех. И все-таки это было очень приятно — услышать свое имя — Кристина, — произнесенное его хорошо поставленным аристократическим голосом, хотя в первый раз он лишь прошептал его. А когда она назвала его Вулфриком, он прямо-таки зарычал.

Кристина посмотрела на герцога и обнаружила, что он тоже смотрит на нее. Она немедленно отвела глаза.

— Как! — воскликнул он. — Неужели сегодня я так легко выиграл поединок взглядов?

Кристина почувствовала, что краснеет.

— Здесь слишком много деревьев, — пробормотала она. — Если я не буду смотреть, куда иду, то врежусь в одно из них и опять опозорюсь.

Кристина подумала о том, что вынудила его заняться с ней любовью на голубятне во второй раз, и от этого покраснела еще сильнее. Она проснулась с удивительным ощущением тепла и уюта, повернула голову на подушке и наткнулась на его взгляд. Опершись на локоть, она наклонилась и поцеловала его в губы. А потом, когда он откинулся на спину, она потянулась следом за ним, устраиваясь на нем сверху, наслаждаясь теплом его обнаженного мускулистого тела. Когда Кристина призывно потерлась о него, Вулфрик с готовностью ответил на ее предложение.

Никогда раньше она не делала ничего подобного.

Заниматься любовью с герцогом Бьюкаслом — с Вулфриком — было самым захватывающим, самым волнующим переживанием в ее жизни.

И все-таки, напомнила она себе, нельзя принимать влюбленность и даже радость от занятий любовью за саму любовь.

Обратно герцог повел ее другой тропой. Они вышли из-под сени деревьев на дальнем берегу озера, менее цивилизованном, где деревья подступали к самой воде. И тут же они увидели целую ватагу взрослых и детей, которые наслаждались игрой в прятки среди деревьев.

Памела заметила Кристину и бросилась к ней.

— Тетя Кристина! — закричала малышка. — Мы катались на лодке, и я скользила рукой по воде, а Филипп хотел попробовать грести, но папа Бекки ему не разрешил, потому что озеро сегодня неспокойное; а потом Лору вырвало, и мы сделали остановку на острове, а потом Лора не хотела залезать обратно в лодку, но папа Бекки сказал, что если она будет все время смотреть на горизонт, то ее не стошнит. Меня тоже не тошнило, хотя Филипп сказал, что меня будет тошнить, потому что меня всегда тошнит в карете.

Кристина рассмеялась.

— У вас был просто замечательный день, — подтвердила она, в то время как Бекки взяла герцога за руку и принялась раскачивать ее.

— Дядя Вулф, — сказала она, — мы с Памелой хотим поиграть в школу, но в детской нельзя, потому что там слишком много детей. Можно взять твою библиотеку, когда мы вернемся домой?

— Только если вы пообещаете не уносить ее слишком далеко, — отозвался герцог.

Обе девочки заливисто рассмеялись.

— Глупенький! — сказала Бекки. — Мы не собираемся никуда ее уносить, мы только поиграем там.

— Ах, — серьезно проговорил Вулфрик, — в таком случае — пожалуйста.

Похоже, игра в прятки закончилась. Дети и взрослые собрались на берегу, и девочки подвели к ним герцога и Кристину.

— Мы только что говорили детям о том, что нам разрешали плавать по всему озеру, за исключением этого места, — сказал лорд Рэнналф.

— Потому что искушение спрыгнуть с ветки было слишком велико, — добавил лорд Аллен.

— Но это было бы так здорово, — воскликнул маленький Дейви, показывая куда-то рукой. — Вы только взгляните на ту ветку, дядя Эйдан. Уверен, я легко мог бы нырнуть с нее.

— Это очень опасно, Дейви, — вмешалась леди Эйдан.

— Ни за что на свете, парень! — строго проговорил лорд Эйдан.

— Так было всегда, Дейви, — попытался утешить мальчика лорд Рэнналф, — и от этого нам еще сильнее хотелось спрыгнуть.

— Да, и вы не отказывали себе в этом удовольствии, — заметил герцог Бьюкасл. — Вы все, даже Фрея, особенно Фрея. И даже Морган.

Мелани рассмеялась, и все Бедвины как по команде удивленно посмотрели на своего старшего брата.

— Ого, Вулф! — воскликнул лорд Аллен. — Ты, оказывается, все знал? А мы всегда считали себя такими хитрыми!

— Когда я впервые попробовала спрыгнуть с этой ветки, Кит вошел в воду и предложил поймать меня, — сказала леди Росторн. — Кажется, мне было восемь лет, и я готова была умереть, только бы он не посчитал меня трусихой. Я тогда была по уши влюблена в него.

Все собравшиеся дружно расхохотались, а лорд Росторн обнял жену за плечи.

— Мне уже восемь лет! — закричала Бекки. — Папа, можно я тоже попробую спрыгнуть, когда будет потеплее?

— Ну вот, смотри, что ты наделал, заведя этот разговор в присутствии детей, — возмутилась леди Эйдан.

— Это Вулфрик начал, — заметила леди Холлмер. — Откуда ты знаешь, что мы любили здесь нырять, Вулф?

— Потому что я сам в детстве так делал, — сказал он. — Мы с Эйданом любили прыгать отсюда, но никогда не брали с собой Рэнналфа из страха, что он ударится головой о камень или корень дерева, а нас отшлепают по попе.

Дети издали дружный восторженный возглас.

— Дядя Вулф сказал слово «попа», — воскликнул Уильям, и все снова зашлись хохотом.

— Вулфрик нырял в озеро с ветки? — усмехнулся маркиз Холлмер. — Да еще и вопреки наказу родителей? Не верю.

— И я тоже, — насмешливо проговорил лорд Рэнналф. — Я бы ни за что не согласился остаться в стороне.

Герцог Бьюкасл поднес к глазу монокль.

— Меня хотят назвать лжецом, я правильно понимаю? — осведомился он.

Этот вопрос вызвал новую бурю шуток и смеха. Кристина заметила, что Бекки тянет герцога куда-то за руку.

— Покажи им, дядя Вулф, — шептала она, — покажи им!

Вулфрик с сомнением взглянул на ребенка, и Кристина услышала, как он вздохнул.

— По-другому никак нельзя? — спросил он. Неожиданно, к вящему удивлению Кристины и остальных собравшихся, герцог снял шляпу, перчатки, пальто и передал их Бекки.

— Бог мой, — воскликнула леди Холлмер, — Вулф собирается нырнуть! Дай мне руку, Джош, я сейчас в обморок упаду.

— Вулфрик, вода очень холодная, — предупредила леди Эйдан.

— Даже на берегу страшно холодно, — сказала Мелани.

Берти издал какой-то нечленораздельный звук.

— О, какой отчаянный поступок! — воскликнула леди Аллен.

Сняв с себя пиджак, жилет, галстук и монокль, герцог протянул все это Кристине. Стянув через голову сорочку, он водрузил ее поверх общей кучи.

— Вулфрик, — вмешалась леди Рэнналф, — не стоит этого делать. Это опасно. Ты можешь покалечиться.

Детвора скакала вокруг, веселясь от души.

— Я должна посмотреть на это, — проговорила леди Росторн, похлопав мужа по руке.

Лорд Рэнналф и лорд Аллен стояли рядом, почти одинаково ухмыляясь.

Герцог умудрился, не садясь на землю, снять сапоги и поставить их рядышком на траву.

«Он, должно быть, уже продрог», — подумала Кристина, продолжая восхищенно наблюдать за его действиями.

Далее герцог Бьюкасл стянул с себя чулки и запихнул их в сапоги. В конце концов на нем остались лишь брюки да скрытые под ними кальсоны.

Он босиком прошел по траве и взобрался на дуб с такой легкостью, как будто делал это каждый день. Конечно, он имел случай потренироваться пару дней назад, когда осуществил похожий маневр во имя спасения монокля.

Вулфрик ступил на толстую ветку, протянувшуюся над водой, и начал двигаться по ней, цепляясь, пока это было возможно, за верхние ветки. Потом ему пришлось удерживать равновесие только при помощи рук.

Герцог подошел к самому краю ветки, проверил ее на прочность, сделал несколько приседаний и помахал руками. «Он рисуется, — подумала Кристина, — а публике это нравится».

В следующую секунду Вулфрик спрыгнул головой вперед, вытянув прямые руки перед собой. Он вошел в воду практически беззвучно.

С берега донесся коллективный вздох, который мгновенно сменили аплодисменты. Кристина прижала ладонь к губам и не отпускала ее до тех пор, пока голова герцога не появилась над водой и он не начал отфыркиваться.

— Кто-то должен был предупредить меня, что вода холодная, — весело прокричал он.

В этот момент Кристина еще сильнее почувствовала, что любит этого человека и назад пути нет.

И тут произошло нечто еще более невероятное, чем давешний прыжок герцога. К Кристине подбежала леди Холлмер и с силой прижала ее к себе.

— Если это ты его сподвигнула на такое, — сказала она, — то я буду любить тебя всю жизнь.

В следующую секунду она уже присоединилась к компании, наблюдавшей за тем, как хозяин поместья в несколько взмахов преодолел расстояние до берега, вылез из воды и отряхнулся. Вода катила с него градом, как с мокрого тюленя.

— И тем не менее прыгать в озеро с этого дерева категорически запрещено, — строго проговорил он, обращаясь к детям, хотя зубы у него явно постукивали от холода.

— Эй, Вулф, тебе не кажется, что ты немного переборщил? — спросил лорд Эйдан. — Если уж им было так интересно узнать, сказал ли ты правду, они могли бы удостовериться у меня. — Улыбнувшись своей особой улыбкой, он вдруг несказанно похорошел.

Кристина подбежала было к герцогу, но отчего-то предпочла отдать его одежду лорду Эйдану. В этот момент глаза герцога Бьюкасла, сверкающие сталью под мокрыми спутанными волосами, встретились с ее глазами.

— Я очень рад, — проговорил он, — что не стал смеяться над вами в тот день на берегу Серпантина. Теперь я понимаю, как вы себя тогда чувствовали.

Кристина все-таки засмеялась, но не вслух, а одними глазами.

Она была уверена, что он сделал это для нее, желая доказать ей, что он не только герцог Бьюкасл, но еще и Вулфрик Бедвин.

Глава 22

Поскольку большинство соседей еще не успели разъехаться после Пасхи, на балу в Линдсей-Холле собралось множество гостей. Приехали все, проживающие на много миль вокруг.

Разумеется, Вулфрик не сам все организовал. Для того чтобы позаботиться о насущных проблемах, у него был секретарь, а сестры и невестки взяли на себя составление букетов, меню для праздничного стола и выбор напитков.

Однако в самый день бала герцог проявил неожиданный интерес к процессу подготовки. Он переходил из библиотеки в бальный зал, явно не зная, чем заняться.

Его гости должны были уехать через день. Даже члены его семьи покидали Линдсей-Холл, отправляясь кто в город, кто по домам. Что ж, ему придется отпустить их. Ему придется отпустить ее. Он уже решил.

Но он хотел, чтобы этот вечер стал для всех особенным, и поэтому беспокойно бродил по дому, обходя стороной гостиную и отказываясь принимать участие в каких бы то ни было мероприятиях.

Когда вечером, одетый в привычный черный фрак и белую сорочку, герцог Бьюкасл принимал гостей вместе с тетушкой и дядюшкой, он отметил про себя, что бальный зал выглядит весьма внушительно: на стенах и над дверьми были укреплены корзины с весенними цветами, а три центральные колонны окружали горшки с папоротниками и пасхальными лилиями.

И она тоже выглядела премило. Она — это Кристина Деррик, которая, улыбаясь и всем своим видом излучая радость, поздоровалась с хозяином дома и впервые вошла в бальный зал. На ней было белое платье, отделанное по подолу нежными фестонами, с короткими пышными рукавами, расшитыми лютиками, маргаритками и веточками зелени. В этом наряде она была похожа на лучик весеннего солнца.

При виде Кристины у герцога сладко защемило сердце.

Когда после ленча они выходили из столовой, герцог попросил ее оставить ему первый вальс. Это были первые слова, с которыми герцог обратился к ней с тех пор, как прыгнул с дерева в воду.

Он почему-то стеснялся.

Или, быть может, это был страх. Он хотел верить, что между ними теперь все ясно, она чувствует то же, что и он, и, самое главное, видит для них совместное будущее. Но герцог не был уверен. И поскольку ему в жизни не часто приходилось сталкиваться с неразрешимыми ситуациями, он не знал, как поступить.

Вулфрик открыл бал с виконтессой Равенсберг, которая надела фиолетовое платье, идеально гармонировавшее с ее фиалкового цвета глазами. Потом он танцевал с хорошенькой блондинкой, леди Мьюир, сестрой графа Килборна, задаваясь вопросом, почему она так и не вышла замуж с тех пор, как несколько лет назад овдовела, во второй раз сделавшись завидной невестой. Странно, сам он почему-то никогда даже не думал о том, чтобы поухаживать за ней. Во время третьего танца его партнершей, по настоянию тетушки, была Эми Хатчинсон. Накануне маркиза Рочестер ворвалась без предупреждения к нему в библиотеку и прочитала лекцию на тему семейного долга, согласно которому он не имел права приводить в семью дочь сельского учителя, поскольку та слишком много улыбалась и не всегда умела себя вести. Он молча выслушал, не отрывая монокля от глаза, и поблагодарил за заботу, так что бедной тетушке не оставалось ничего другого, кроме как оставить его в покое и выйти из комнаты, унося за собой возмущенно покачивающиеся перья. Но похоже, она все-таки не отказалась от мысли навязать ему свою племянницу.

Четвертым по счету танцем был объявлен вальс.

Кристина Деррик уже успела потанцевать с Аттингсбро, Китом и Эйданом. Она раскраснелась, глаза ее блестели, тогда как воспитанная леди должна на балу сохранять выражение лица надменное и слегка скучающее. Право, она была великолепна. Она стояла на противоположном конце зала в компании леди Элрик и герцогини Портфри.

Их взгляды встретились.

Вулфрик не смог противостоять искушению. Его пальцы непроизвольно сжались вокруг инкрустированной драгоценными камнями ручки монокля, поднесли монокль к глазу, а потом слегка опустили вниз. Несмотря на разделявшее их расстояние, герцог увидел искорки смеха в глазах Кристины.

Затем она, порывшись в маленьком ридикюле, висевшем у нее на руке, извлекла оттуда какую-то вещицу. Герцог сумел разглядеть лишь черную ленточку. Неожиданно Кристина поднесла это «что-то» к глазам и посмотрела на герцога через его же собственный монокль.

Вулфрик Бедвин, холодный неприступный герцог Бьюкасл, был потрясен настолько, что издал неприличный смешок, а потом его губы медленно расплылись в улыбке, и все лицо постепенно озарилось радостью и любовью.

Кристина вдруг перестала улыбаться.

Направляясь к ней через танцевальный паркет, герцог отметил про себя, что ему даже в голову не пришло, что правильнее было бы незаметно обойти зал по периметру. Все, что он видел в эту минуту, были ее глаза, большие и лучистые, и ее зубки, впившиеся в нижнюю губу.

— Не правда ли, миссис Деррик, следующий танец обещан мне? — проговорил Вулфрик, подойдя к ней и отвесив поклон.

— Да, ваша светлость, — отозвалась она, — вы не ошиблись.

И только в тот момент, когда Вулфрик протянул ей руку, он почувствовал, что все взгляды устремлены на них, и услышал пронесшийся по залу шепот. Герцог повернул голову и, удивленно приподняв брови, оглядел присутствующих. Но стоило ему проделать это, как все поспешно сделали вид, что заняты разговорами.

— Я что-то пропустил? — осведомился он. Кристина подала ему руку — монокль снова перекочевал в ридикюль.

— Да, — ответила она. — Вы не видели, как улыбнулись.

Какого дьявола? Герцог сердито взглянул на нее.

— Как я понимаю, — насмешливо продолжила она, — это такая же редкость, как роза в пустыне.

«Что за глупости, — подумал Вулфрик. — Несусветная чушь!» Но вслух он так ничего и не сказал.

В течение получаса герцог вальсировал с Кристиной Деррик, и окружающий мир не существовал для него. Здесь не было Гектора, который мог бы неожиданно наскочить на танцующую пару — его заблаговременно увели в комнату для игры в карты, — не было ничего, что могло бы отвлечь от него внимание партнерши. Кристина Деррик вся сияла. Герцог чувствовал себя так, словно сжимал в объятиях саму радость. Он не отрывал от нее глаз, любуясь ее красотой, вдыхая ее аромат, не пряча своих чувств.

— Спасибо, — сказал герцог, когда танец подошел к концу и пришел черед возвращаться к действительности. — Спасибо, Кристина.

Настала пора вспомнить о долге. Он все-таки был хозяином бала. Его дом был полон гостей. Полчаса для себя остались в прошлом.

Никогда в жизни Кристина не чувствовала себя такой несчастной. Она была в отчаянии, и на этот раз душевная боль не могла сравниться по силе ни с чем из испытанного ею прежде.

Он хотел что-то доказать ей. Он специально ради этого пригласил ее в Линдсей-Холл, и его затея удалась. Но кроме этого, ему ничего не требовалось.

В прошлом году ей был дан шанс, и она отвергла его, твердо и безжалостно. Больше он не попросит ее ни о чем. Разумеется, не попросит. Он, в конце концов, герцог Бьюкасл.

И надо же такому случиться, чтобы именно сегодня пошел дождь. Не такой сильный, чтобы воспрепятствовать путешествию и задержать ее в Линдсей-Холле еще на один день, но достаточный для того, чтобы мир вокруг казался серым и скучным через запотевшее окно кареты.

Кристина в последний раз обвела взглядом красивую китайскую спальню. Ее сумку уже отнесли вниз и поместили в багажное отделение кареты.

Всего два вечера назад она считала себя самой счастливой женщиной на свете.

Герцог улыбнулся ей через бальный зал, когда она посмотрела на него в монокль, который теперь приятной тяжестью лежал у нее в ридикюле, укутанный для надежности в герцогский носовой платок. Он улыбнулся, и она готова была поклясться, что в тот момент сердце перевернулось у нее в груди. А потом они танцевали вальс, и он не отрывал от нее глаз. Кристина была уверена, что видела улыбку в его серых глазах; их стальной блеск вдруг показался ей теплым и исполненным света. Пока они танцевали, она чувствовала себя так, словно ее ноги не касаются пола.

Все сомнения исчезли, все барьеры между ними просто перестали существовать.

А потом вальс вдруг закончился, и он с тех пор почти не разговаривал с ней.

Вчера все гости Линдсей-Холла веселились до упаду, но герцог Бьюкасл заперся у себя в библиотеке, и только Берти, Бэзилу, Гектору и лорду Уэстону разрешено было лицезреть его персону.

И вот настало время уезжать. Две кареты Берти уже стояли у крыльца. Дети с няней уселись во вторую карету. Мелани и Берти сейчас, наверное, стояли внизу и недоумевали, куда это она подевалась.

Кристина сделала глубокий вдох и, выйдя из комнаты, пошла, не оборачиваясь и приклеив на лицо улыбку.

Внизу в холле собралась целая толпа народу.

— Наконец-то, Кристина! — воскликнула Мелани.

Далее последовали многочисленные рукопожатия и объятия. Они уезжали первыми, остальные гости собирались ехать в тот же день, но попозже. Гермиона не скрывала слез, и Кристина тоже чуть было не расплакалась.

— Миссис Деррик, — раздался холодный голос герцога, — позвольте мне подержать над вами зонт, чтобы вы не промокли.

Ее глаза засверкали.

— Благодарю вас.

Когда они вышли из главных дверей, Кристина слегка наклонила голову, и тут же над ней раскрылся большой черный зонт.

Она хотела ускорить шаг, но герцог крепко сжал ее руку; тогда она обернулась и одарила его улыбкой.

— Из-за дождя я перестала быть вежливой, — проговорила Кристина, — и не поблагодарила вас за гостеприимство, ваша светлость. Так вот, я замечательно провела время.

— Но вашей матери здесь нет, миссис Деррик, — заметил герцог, — как нет ваших сестер и зятя. Я хочу задать вам один вопрос, но долг требует, чтобы сначала я задал его хотя бы вашей матери. Прошлым летом я этого не сделал. Могу я с ней встретиться? И можно ли будет потом задать тот же вопрос вам? Если вам этого не хочется, я не стану беспокоить ни вас, ни вашу матушку.

Огромный зонт создавал атмосферу уединенности. Кристина слышала, как дождь барабанил по черному куполу у нее над головой. Она посмотрела в его глаза, и вся тоска вмиг испарилась, уступив место незамутненному счастью.

— О, разумеется, — прерывающимся голосом проговорила она, — разумеется, вы можете нанести визит моей матери. Этим вы окажете ей большую честь. И вы также можете встретиться со мной. Мне будет…

— Ну же, Кристина, — мягко подбодрил ее герцог.

— …приятно, — выдохнула она и стремглав влетела в карету, не дожидаясь, пока он ей поможет.

И тут глаза ее заволокли глупые непрошеные слезы; ей стоило больших усилий не дать им пролиться.

Дверца захлопнулась, и когда карета, покачнувшись, тронулась с места, Мелани потрепала подругу по руке.

— Мне так жаль, Кристина, — проговорила она, — я ждала, что во время бала будет сделано важное объявление. Все этого ждали. Но это не важно. Герцог — надменный, холодный и неприятный человек, разве не так? Мы найдем тебе кого-нибудь другого, тем более что это не составит труда. Тебе же прекрасно известно, как ты действуешь на мужчин…

На балу не было объявлено об их помолвке только потому, что там не было ни ее матери, ни Элеоноры, ни Хейзл с Чарлзом. И Вулфрик в отличие от прошлого года счел, что было бы невежливо принять такое важное решение, не посоветовавшись предварительно с ними.

Кристина вдруг подумала, что не просто влюблена. Совсем не влюблена.

Она любила!

Вулфрик сразу догадался, что Кристина Деррик не предупредила свою семью о его возможном визите. Сидя в гостиной коттеджа «Гиацинт» и ведя беседу с этими людьми, он чувствовал, как они напуганы. Во всяком случае, о миссис Томпсон и миссис Лофтер это можно было сказать с большой долей уверенности — последняя вошла в гостиную почти сразу вслед за герцогом и, увидев его, была настолько поражена, что с удовольствием ретировалась бы, будь у нее такая возможность. Мисс Томпсон смотрела на него поверх очков, которые не стала снимать, даже несмотря на то, что тут же закрыла книгу, которую читала до его прихода.

Прошло восемь дней с тех пор, как Кристина покинула Линдсей-Холл вместе с четой Ринейбл. И, разумеется, именно в тот день, когда он приехал, ее не оказалось дома, хотя с минуты на минуту ее ждали на чай, и миссис Томпсон то и дело нервно поглядывала в окно, словно могла таким образом ускорить возвращение младшей дочери.

Это даже хорошо, что ее нет, решил Вулфрик. Пора было от обмена любезностями переходить к делу.

— Мне хотелось бы обсудить с вами один вопрос, мадам, — сказал он, обращаясь к миссис Томпсон, — прежде чем я задам его вашей дочери. Присутствие остальных ваших дочерей при этом разговоре весьма желательно. Я хотел бы знать, не возражаете ли вы против того, чтобы я сделал миссис Деррик предложение стать герцогиней Бьюкасл?

Миссис Лофтер прижала ладони к щекам. Миссис Томпсон потрясенно уставилась на него. После короткой паузы она все же собралась с силами и ответила.

— А Кристина ожидает вашего приезда, ваша светлость? — осведомилась она.

— Думаю, да.

— В таком случае мы, конечно, возражать не станем. Это большая честь для нас, ваша светлость. И не потому, что Кристина получит титул герцогини Бьюкасл, а потому что она снова будет счастлива. С вашей стороны было в высшей степени вежливо узнать наше мнение, ваша светлость. Мне кажется, вы не обязаны так утруждаться, учитывая ваше общественное положение и то, что Кристина вольна сама принимать решения в силу своего возраста. Как жаль, что ее отец не дожил до этого дня!

В этот момент снаружи послышались голоса.

— Простите, что опоздала к чаю, миссис Скиннер, — оживленно проговорила Кристина Деррик. — Я читала мистеру Поттсу, и он, бедняга, как всегда, заснул, прежде чем я дошла до третьего абзаца. Но стоило мне только подняться со стула, как он проснулся и еще полчаса развлекал меня рассказами о своей жизни. Жаль, что мне не дают по шиллингу каждый раз, когда мне приходится выслушивать эти байки. Зато ему очень нравится, когда я в нужных местах громко охаю!

Смеясь при воспоминании о событиях минувшего дня, Кристина распахнула дверь и легкой походкой вошла в гостиную. В бело-зеленом полосатом платье из поплина, которое Вулфрик помнил еще с прошлого года, и в старой соломенной шляпке с обвисшими полями она выглядела не менее великолепно, чем на балах в Лондоне и Линдсей-Холле.

— О, — воскликнула Кристина, и улыбка замерла у нее на губах.

Вулфрик поднялся со стула и поклонился Кристи.

— Миссис Деррик, — поздоровался он.

— Ваша светлость. — Кристина сделала реверанс.

Миссис Томпсон тоже поднялась.

— Его светлость желает поговорить с тобой наедине, Кристина, — сказала она. — Пойдемте, Элеонора, и ты, Хейзл; мы выпьем чаю в другой комнате.

— Я бы предпочел проводить миссис Деррик в сад, — возразил Вулфрик. Именно там в прошлом году он совершил грубую ошибку, и ему казалось справедливым там же попытаться ее исправить.

Не прошло и нескольких минут, как они вышли из дома, поднялись по широким каменным ступенькам и, миновав увитую цветами арку, оказались в уединенном садике квадратной формы, который герцог часто видел в ночных кошмарах с тех пор, как был здесь в последний раз.

— Миссис Скиннер могла бы предупредить меня, что вы здесь, — сказала Кристина, — чтобы я успела привести себя в порядок.

— Во-первых, мне кажется, что вы просто не дали своей домоправительнице слова сказать, — заметил герцог, — а во-вторых, вы и так очаровательны.

— О! — воскликнула Кристина.

— Безусловно это так, но… Но я никогда не смогу стать мужчиной вашей мечты.

— Нет, сможете, — перебила его Кристина. — Более того, вы им уже стали. Не помню, какие именно качества я перечислила вам в прошлом году, но это не имеет значения. В вас есть все, что я мечтала видеть в мужчине, и даже намного больше.

Герцог сцепил руки за спиной и с облегчением вздохнул: теперь отпала необходимость произносить речь, которую он столь тщательно подготовил.

— Значит, вы выйдете за меня? — спросил он.

— Нет. — Кристина покачала головой. — Я совсем не та женщина, которая могла бы стать вашей герцогиней.

Вулфрик в недоумении взглянул на нее:

— Что за глупости вы говорите? Мне известно из достоверных источников, а именно от Фреи, что никто из моих братьев и сестер, их супругов и даже их детей никогда больше не станет говорить со мной, если я не уговорю вас занять именно это положение. А Бедвины — самые строгие судьи, уж поверьте мне.

— Есть еще маркиза Рочестер, — напомнила Кристина.

— Моя тетушка такая же, как все мы. Она любит, чтобы все ей подчинялись. У нее возникла нелепая мысль, что мы с мисс Хатчинсон можем составить счастье друг друга. Ну что же, ей придется справиться с разочарованием. Она меня обожает, я всегда был ее любимцем. Кстати сказать, никто из моих братьев и сестер никогда не ревновал ее ко мне.

Как и предполагал Вулфрик, Кристина рассмеялась. Обойдя скамейку, она опустилась на нее.

— Ваша светлость, я…

— Пожалуйста, прекратите называть меня «ваша светлость».

— Я считаю, что называть вас Вулфриком невежливо, — возразила она.

— Вам так не казалось, когда вы делили со мной постель на голубятне, — напомнил герцог.

Кристина вспыхнула, но не отвела глаз. Странно, но именно эта ее особенность привлекла его внимание в Скофилд-Парке.

— Ну хорошо, — снова заговорила она. — Так вот, Вулфрик, тридцать лет мне исполнилось ровно три дня назад.

— Ах вот оно что, — протянул герцог. — В таком случае я смогу еще несколько недель притворяться, что старше вас всего на пять лет — мне скоро исполнится тридцать шесть.

— Боже, вы ведь понимаете, о чем я, — взмолилась Кристина. — Даже если бы я не была бесплодной, мой возраст уже не позволяет рожать. Но я бесплодна. Надо было сказать «нет», когда вы просили разрешения приехать сюда, но в тот момент я не могла мыслить разумно. Я думала только о том, как чудесно провела время в Линдсей-Холле и как…

— Пожалуйста, Кристина, — прервал ее герцог, — прекрати нести чепуху. Я уже не раз говорил тебе, что у меня есть три брата, любому из которых я с радостью передам свой титул. Ты знаешь этих людей. И если у Эйдана не будет сыновей, то малыш Уилли когда-нибудь станет герцогом Бьюкаслом. Я вообще не собирался жениться. После того как в возрасте двадцати четырех лет я неудачно попытался вступить в династический брак, я твердо решил не вступать в брак, если только не встречу женщину, с которой мы составим единое целое. Но, честно говоря, я на такое и не рассчитывал — я не тот мужчина, в которого легко влюбиться…

— Но твои братья и сестры очень любят тебя, — возразила она.

— Родная моя, — Вулфрик уже не мог остановиться, — ты сама радость и воплощение любви. Если ты согласишься стать моей женой, то я не стану требовать, чтобы ты соответствовала образу идеальной герцогини, какой ее видишь ты или кто-либо другой. Тетушка Рочестер может даже не пытаться воздействовать на тебя. Если кому-то не понравится, как ты себя ведешь, то к черту этого человека. Но мне кажется, такого не случится. Ты умеешь дарить людям любовь и смех, даже тем, кто не хочет любить тебя и смеяться вместе с тобой.

Кристина посмотрела вниз, на сложенные на коленях руки, и ее лицо скрылось под широкими полями шляпки.

— Я навсегда останусь надменным, холодным аристократом, которого ты так презираешь, — Вулфрик невольно вздохнул, — я просто обязан быть им…

— Знаю. — Кристина быстро подняла голову. — Я не хочу, чтобы ты менялся. Я люблю герцога Бьюкасла таким, какой он есть. Он великолепен и опасен, особенно в те моменты, когда поднимает негодяев за шкирку и внушает им ужас несколькими словами, произнесенными мягким голосом.

В ее глазах зажглись знакомые искорки.

— Но я всегда буду и Вулфриком Бедвином, — продолжил герцог, — который недавно обнаружил, как здорово иногда бывает нырнуть в ледяную воду с запрещенного дерева.

Улыбка осветила лицо Кристины.

— Я люблю Вулфрика Бедвина, — проговорила она, и голос ее предательски дрогнул.

— Правда? — Герцог подошел к Кристине и, взяв ее за руки, поцеловал каждую ладонь. — Правда, любимая? Ты готова дать мне шанс? Мне лучше сразу предупредить тебя. В семействе Бедвинов существует такая традиция, что мы обычно не женимся рано, но уж когда женимся, то всю жизнь храним верность и преданность тому, с кем соединили свою судьбу. Если ты станешь моей женой, то я буду любить тебя до конца дней.

Кристина засмеялась:

— Думаю, я смогу это вынести, если очень постараюсь. Но учти, я буду отвечать тебе тем же.

Теперь уже и герцог не удержался и слегка улыбнулся.

— Итак. — Он сильнее сжал ее руки и опустился на колени. — Ты выйдешь за меня замуж, Кристина?

Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Да, — сказала она, — да, Вулфрик.

Герцог запрокинул голову, и их губы встретились.

В конце февраля, сидя на скамье в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер, наполовину заполненной людьми, пришедшими на бракосочетание Одри и сэра Льюиса Уайзмана, Кристина испытывала неподдельный ужас.

Сейчас, в разгар июня, обозревая из конца нефа эту церковь, которая была до отказа забита высокими гостями, Кристина была в таком страхе, что всерьез опасалась, как бы ноги не отказались служить ей. Не хватало только свалиться в проходе в тот момент, когда заиграет орган. Тогда Бэзилу пришлось бы силой тащить ее к алтарю, чтобы она не упустила свой шанс стать герцогиней.

Чарлз помогал священнику, так что споров по поводу того, кто из зятьев поведет ее к алтарю, не возникло.

— Бог мой, — прошептала Кристина, чувствуя себя крайне подавленной.

— Спокойно, — похлопал ее по руке Бэзил. — Все эти люди пришли посмотреть на тебя.

Разумеется. Но в этом-то и была вся проблема.

Вулфрик предоставил ей самой решить, где будет проходить их свадьба. Кристина была бы счастлива, если бы их обвенчал Чарлз в деревенской церкви. С таким же удовольствием она согласилась бы на часовню в Линдсей-Холле. Вулфрик тоже. Он так сказал. Но Кристина решила быть благородной до конца. Ведь он был герцогом Бьюкаслом, одним из самых богатых и могущественных людей в стране. Следовательно, необходимо было устроить церемонию с размахом и пышностью, подобающей его титулу. Поэтому Кристина остановила свой выбор на церкви Святого Георгия, где во время сезона проходили свадебные церемонии всех представителей высшего света.

Таким образом, в том, что она сейчас испытывала, Кристина была виновата сама.

В следующее мгновение Бэзил снова похлопал ее по руке, и они медленно двинулись к алтарю — и тут Кристина обнаружила, что ее ноги, слава Богу, не разучились ходить.

Она посмотрела вперед — через длинный проход между скамьями, в конце которого находился алтарь.

В кремовой рубашке и коричневом с золотом костюме герцог Бьюкасл выглядел просто ослепительно. На какой-то миг Кристине показалось, что все это происходит во сне. Этот мужчина просто не может ждать ее. Она, должно быть, случайно оказалась в чужом сне и вот-вот проснется в школе или в комнате коттеджа «Гиацинт».

Постепенно лицо, на которое она смотрела не отрываясь, обрело четкие очертания. Оно было исполнено холодной суровой красоты: волевой подбородок, тонкие губы, высокие скулы и выдающийся нос с небольшой горбинкой. Это было лицо герцога Бьюкасла, лицо человека, которого она любила всем сердцем.

Лицо Вулфрика.

По мере того как, опираясь на руку Бэзила, Кристина приближалась к алтарю, все предметы вокруг растворялись, пока не остались одни только глаза герцога — серебристые глаза, в которых горел огонь любви. Вулфрик Бедвин смотрел на свою невесту, позабыв о стоящем рядом с ним лорде Эйдане и обо всех собравшихся в церкви.

А потом он медленно улыбнулся ей, разом превратившись в самого красивого мужчину из всех, кто когда-либо ходил по этой земле.

Когда наконец Кристина оказалась рядом с ним, страх ушел. В мире не было больше никого, кроме них с Вулфриком и священника, который через несколько минут объявит их перед Богом мужем и женой. Он уже начал торжественным голосом:

— Возлюбленные дети мои…

Да, именно так всегда бывает на венчании.

Когда служба закончилась, подписи в церковной книге были поставлены и орган заиграл торжественную мелодию, Вулфрик впервые осознал, что его ждет в супружеской жизни.

Кристина вцепилась в его руку, и он посмотрел на нее с сочувствием. Герцог понимал, что только ради него она выбрала церковь Святого Георгия и пышную свадьбу.

Внезапно Кристина, откинув вуаль, улыбнулась, радостно, лучезарно. Она раздавала улыбки направо и налево, улыбалась родственникам, членам семейства Бедвинов, другим знакомым.

Герцог с облегчением перевел дух: похоже, теперь ему не о чем волноваться.

Когда они подошли к выходу, органная музыка зазвучала особенно громко. Молодая герцогиня Бьюкасл указала рукой на дальний конец церкви.

— Вулфрик, посмотри, — отчетливо проговорила она, — там дети.

Действительно, все малыши стояли со своими нянями так, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств их можно было быстро вывести на улицу.

— А вон и тетя Кристина, — громко воскликнул Уильям.

— И дядя Вулф, — подхватил Жак.

Кристина подняла руку и радостно помахала им.

Герцог ждал, пока она сможет продолжить торжественный выход. Поскольку делать ему было нечего, он тоже помахал племянникам и улыбнулся. Ему вдруг стало ясно, что теперь, начиная с тридцати шести лет, его жизнь станет сплошным приключением. Сегодня был его день рождения.

— Хочу предупредить тебя, — прошептал он, когда они дошли до дверей, — на случай, если ты не заметила, что несколько передних скамеек в церкви были пусты. Люди, которые должны были занимать их, ждут нас на улице.

От самых дверей церкви до свадебной кареты выстроилась длинная очередь из Бедвинов, их супругов и старших детей. Все держали в руках охапки роз.

Кроме них, возле церкви собралось еще множество народу. В основном это были любопытные, собиравшиеся посмотреть на великосветскую свадьбу. Кто-то выкрикнул поздравление, и толпа подхватила приветствие.

— О, Вулфрик, — воскликнула Кристина, — как же весело!

Рассмеявшись, герцог схватил ее за руку и бросился бежать вниз по ступенькам. Сверху на них лился дождь из розовых лепестков.

На середине пути Кристина остановилась, подняла с земли охапку лепестков и, радостно смеясь, бросила ее обратно Рэнналфу, Рейчел и Джервису.

Поднявшись в открытую карету, молодая герцогиня принялась оправлять свое кремовое с зеленой оторочкой платье, в то время как герцог развязал сумку с монетами и принялся швырять ее содержимое в толпу.

Один из облаченных в ливрею лакеев взобрался на облучок к кучеру, двое устроились сзади, и карета тронулась с места, издавая оглушительный шум. Впрочем, так оно и должно было быть, учитывая, что сзади для соблюдения традиции были привязаны старые башмаки, жестянки и множество разноцветных лент.

Вулфрик взглянул на свою жену, свою герцогиню и взял ее за руку.

— Наконец-то. До этой минуты я не верил, что мы будем жить вместе долго и счастливо.

— О нет, только не долго и счастливо, Вулфрик, — возразила она. — Это так обыденно. Мне нужно другое. Мне нужно счастье и жизнь, ссоры и примирения, приключения и…

— Тсс… — Герцог наклонился и поцеловал ее в губы.

— Ну да, и это тоже, — рассмеялась герцогиня Бьюкасл.

Сзади раздавался оглушительный рев толпы, в то время как двое лакеев герцога с выражением особой торжественности на лицах смотрели вперед.

Эпилог

Наступил тридцать седьмой день рождения герцога Бьюкасла. День, который он раньше никогда не отмечал с таким размахом.

День рождения совпал с первой годовщиной его свадьбы. Естественно, Вулфрик планировал отметить эту дату вместе со своей герцогиней, но собирать гостей по этому поводу не хотел.

Если бы все пошло по его плану, думал герцог в ожидании, пока камердинер завяжет ему шейный платок, они с Кристиной отправились бы на голубятню, где провели большую часть Рождества.

Тем не менее, в Линдсей-Холле собралось множество гостей. Их было гораздо больше, чем в прошлом году на Пасху, должно было еще прибавиться по окончании церковной службы, на которую отправилось большинство приглашенных.

Поводом для торжества был вовсе не его день рождения и даже не годовщина свадьбы. На этот раз герцог с герцогиней вообще не были в центре внимания. Зато эта честь выпала Джеймсу Кристиану Энтони Бедвину, маркизу Линдсею.

Правда, через час после того, как шейный платок герцога Бьюкасла был тщательно завязан и он сам облачился в полный вечерний костюм, а герцогиня Бьюкасл надела новое голубое платье под цвет глаз и новую шляпку, маркиз выразил готовность уступить им эту привилегию.

Он попросту уснул.

Проснулся он в тот момент, когда вода, которая должна была быть прохладной, но малышу показалась прямо-таки ледяной, пролилась ему на лобик. В течение трех минут он изо всех сил пытался выразить свой гнев по этому поводу.

Но воду скоро вытерли, и он оказался прижат к кому-то, чьи сильные руки красноречиво дали ему понять, что, как бы его ни любили, нечего позориться и плакать из-за всякой ерунды.

В конце концов, видимо, не желая спорить, лорд Линдсей снова заснул. Его только что крестили, и по этому поводу на нем была надета великолепная крестильная рубашка, которую носили отпрыски многих поколений герцогов Бьюкаслов.

К нему тут же бросились тети и дяди, бабушка и двоюродная бабушка, чей лорнет на мгновение запутался в кружевах его рубашки. Были у него еще и двоюродные братья и сестры, которые, к вящему удивлению и ужасу няни, требовали позволить им подержать его после того, как он вернется домой. От этой просьбы воздержались только двое — старший Дейви, считавший это ниже своего мужского достоинства, и младший Роберт, сын дяди Аллена и тети Рейчел, который спал в колыбельке в детской. Чести подержать лорда Линдсея удостоились только Бекки с Марианной, да и то им было приказано сесть поудобнее и вытянуть вперед руки.

После этого над маркизом принялись кудахтать многочисленные соседи, а потом его отнесли в детскую, и мама поцеловала его в одну румяную щечку, а папа — в другую.

Но он даже не проснулся. Укутанный в теплое одеяльце, маркиз хранил величественное безразличие. Тем не менее, лежа у себя в колыбельке, он различал два голоса, разговаривавшие где-то над ним. Эти голоса принадлежали двум людям, которых он любил бы больше всех на свете, если бы понимал хоть что-то в возрасте шести недель и двух дней.

— Наше маленькое чудо, — умиленно проговорила его мама.

— Наша маленькая забота, — отозвался его папа более твердым, но столь же любящим голосом. — В церкви он не просто злился, он был в ярости. Мне кажется, он не даст нам ни минуты покоя.

Если бы маркиз Линдсей спал не так крепко, он бы почувствовал, как чьи-то пальцы нежно погладили его по щечке.

— Надеюсь, Вулфрик, — сказала Кристина ласково. — Я так надеюсь на это. И еще я надеюсь, что у него появятся братишки и сестрички, чтобы еще больше занять наше время.

— Ну что ж, — проговорил герцог Бьюкасл твердым, уверенным голосом, — если я могу сделать что-либо для претворения в жизнь твоего желания, любовь моя, прошу тебя сообщить мне об этом.

Герцогиня Бьюкасл мягко рассмеялась.

Маркиз еще не знал, что такое братья и сестры, но, Бог даст, скоро узнает…