Прелестная Алиса Мирбо, предназначенная в жены мужественному рыцарю Раймону де Базену, отказывалась поверить в искренность чувств жениха, ибо имела все основания подозревать его в желании выведать старинную семейную тайну — тайну, которую она поклялась сохранить любой ценой. Однако жизни Алисы угрожает клинок таинственного убийцы, и именно Раймон становится для девушки единственным защитником — защитником, готовым снова и снова рисковать собой во имя спасения возлюбленной…

Линда Кук

Ночные костры

Пролог

Мы будем общаться тайно;

откровенность не поможет, дадим же волю смекалке!

Бернар де Вантадор, посвящается Элеаноре Аквитанской

Полночь 1 июня 1193 года Сент-Олбанс, Англия

Западня! Он сразу понял, что его заманили в ловушку.

Раймон де Базен отвернулся от догорающего камина и взял свой меч. Больше нельзя ждать. Он сыт по горло кровью и предательством, а в спертом воздухе пустого дома явственно ощущалось и то и другое.

Дом купца был пуст, но не запущен: ни пыли, ни следов нашествия воров, которые могли бы позариться на ценности, хранившиеся в этом скромном жилище. Слуги ушли, оставив одного испуганного мальчика, который и открыл дверь Раймону с наступлением ночи. Паренек подбросил дров в камин, принес кувшин с терпким вином… и исчез.

— Проклятие! — Раймон обрушил свой покрытый шрамами кулак на холодную столешницу. Глиняный кувшин закачался, дважды стукнулся в темноте о край кубка, и вновь воцарилась полная тишина.

Раймон вылил в кубок остатки вина и стянул со скамьи перед камином свой сырой плащ, от которого шел пар. Его призвание — меч, а не интриги. Ради чего он покинул палестинские поля сражений? Неужто ради мелких стычек с воришками и шпионами на темных улицах Сент-Олбанса? Вот уже два дня как он добрался до берегов Англии, но ему еще не довелось провести целую ночь на мягких английских перинах или в объятиях гладкой белой английской шлюхи.

В Дувре его встретили мрачный курьер и четверо вооруженных мужчин с резвыми лошадьми. Ему были переданы распоряжения, которые мало проясняли, зато много требовали. И вот теперь, две кошмарные ночи спустя, Раймон один приехал в Сент-Олбанс, где нашел лишь пустой дом. Куда же делся обещанный посланник от Хьюберта Уолтера, солсберийского епископа?

В висках Раймона гневно застучала кровь. Он плеснул винный осадок на угли и отвернулся от струи едкого дыма. Этот посланник епископа — нерасторопный болван! А может, он уже покойник и лежит на дороге к северу от Виндзора?

Пристегивая меч в потертых кожаных ножнах, де Базен скривился: резкое движение отдалось короткой, но острой болью глубоко в плече — там, где оставил свой след сарацинский кинжал. Сталь язычника вызвала бред и лихорадку, избавив его от кровавой работы убийцы в Акре [1], когда…

— Довольно! — Раймон пнул ногой последнее полено, подвинув его к горящим углям. Такие мысли в холодном мрачном доме, по стенам которого пляшут тени, могут довести до безумия. Ему нужно тепло. И свет. И вино. И женщина. — Проклятие! — снова прорычал он. — Пусть Уолтер поищет другого дурака. А я не собираюсь торчать здесь, дожидаясь его злокозненных хорьков!

— Злокозненных, говорите? — послышался из темноты женский голос.

У Раймона зашевелились волосы на затылке. Этот голос… его не спутаешь ни с каким другим. Он медленно обернулся, держа руку на рукоятке меча.

Голос раздался снова:

— И почему хорьков? Когда-то я была голубкой — во всяком случае, так утверждали поэты.

Он прищурился. Она где-то здесь, в темной комнате.

— Но годы заточения превратили голубя в ястреба.

— Королева Элеанора! — закричал он, не помня себя. Или ему почудился этот низкий насмешливый голос, окликающий его из прошлого?

Тишина сгустилась. Умолк даже тихий шорох мышей, копошившихся в стенах. Раймон сжал холодную железную рукоятку меча.

И снова голос:

— У меня есть для вас поручение, Раймон де Базен. Тени вдруг стали глубже, зашевелились… и оформились в образ. В низком дверном проеме стояла Элеанора Акви-танская, вдовствующая королева Англии. Ее лицо высветил угасающий янтарный свет камина.

Последние сомнения Раймона рассеялись, когда он услышал шуршание подола и увидел переливы ярко-алой ткани под ее плащом. Была ли это живая королева Элеанора или ее бесплотная тень — но она, как и прежде, носила роскошные шелка и двигалась со сдержанной грацией. Лишь в ее глазах, темных и жутких, теперь появилась скорбь.

— Ваша светлость, они не говорили мне…

— Они прислали вас сюда. Это все, что я им приказала сделать. — Она отвернулась от него и подошла к камину. — Мне надо многое вам сказать, а времени мало.

Двадцать лет назад, в смутные и трудные времена в Пуату, Элеанора не была такой отчужденной даже с самыми ничтожными из своих слуг. Годы и впрямь превратили голубку в ястреба — старого темноглазого ястреба, который стремится к своей цели, не тратя время на светские любезности…

Раймон стиснул челюсти, ожидая, что скажет вдовствующая королева. Каково бы ни было ее задание, уклоняться от него поздно. Его надежды на двухнедельный кутеж померкли при виде расстроенного и сосредоточенного лица королевы Элеаноры.

Сдержав проклятия, он придвинул тяжелую скамью ближе к камину и расстелил на ней свой плащ. Элеанора величественно взяла его протянутую руку и села лицом к догорающему огню. Длинные пальцы, украшенные перстнями, были такими же красивыми, как и раньше, только очень холодными.

— Во дворе есть дрова. Я сейчас принесу…

— Стойте. Не надо огня. Я специально пришла в столь поздний час. — Годы не изменили ее речь с сильным лангедокским выговором и резкими властными интонациями. — Во дворе меня ждет охрана. Они не знают, с кем я здесь встречаюсь, и вы не должны показываться им на глаза, де Базен. Поклянитесь, что не сделаете этого.

Секретное задание! Не честный бой во имя короны, а тайное деяние. О святой Фома, ну и влип же он! После двух лет кровопролитных сражений в армии короля Ричарда на далекой Святой земле Раймон де Базен мечтал о нескольких месяцах мирной жизни вдали от приказов и неуемных амбиций своего сиятельного повелителя из династии Плантагенетов, но не тут-то было! В отцовском замке его уже поджидали сорок наемников с холодными глазами, они и отправили его за море, в Англию.

Раймон не хотел думать о том, что могли сделать эти волки в доспехах с отцовскими землями, если бы он не поехал с ними по доброй воле. Наемные солдаты отказались ответить разгневанному старику Ренульфу де Базену, куда они везут Раймона, и не дали пожилому воину даже словом перемолвиться с сыном наедине.

— Так что, Раймон де Базен, вы клянетесь?

— Ваша светлость, — сказал он, — я даю вам слово, что ничего никому не скажу, но мое присутствие здесь не тайна. Меркадье и сорок его воинов ехали со мной до Кале.

— Они посадили вас на корабль до Дувра. Больше им ничего не известно. — Королева Элеанора замолчала и бросила на Раймона проницательный взгляд, от которого ему стало не по себе. — Я позвала вас на эту тайную встречу, — наконец проговорила она, — чтобы найти выкуп для Ричарда. Его надо освободить как можно скорее, иначе он лишится короны, а вместе с ней и надежды на выкуп.

В ее голосе слышались нотки страха и отчаяния. Раймон протяжно вдохнул, пытаясь подобрать слова для ответа:

— Ваш сын — самый великий венценосный полководец во всем христианском мире, ваша светлость. Император взял короля Ричарда в плен, но причинить ему зло не посмеет.

Скорбные глаза королевы вдруг заблестели. Она отвернулась от Раймона.

— Я позвала вас сюда не для того, чтобы говорить о своих материнских страхах. — Она помолчала, потом заговорила тем же лихорадочным шепотом: — Я хочу, чтобы ваш король был освобожден к началу жатвы.

— За такой короткий срок нельзя найти и переслать десять тысяч серебряных марок и двести знатных пленников.

— Так говорят на улицах Лондона. — Вдовствующая королева опустила руки и сжала их в кулаки. — Сто тысяч марок — вот настоящая цена, де Базен. В десять раз больше названного вначале. Император просит невозможного, а Филипп Французский призывает его проявлять твердость. Пока Ричард сидит в заточении, этому молодому хищнику достанутся целые провинции. Я должна найти выкуп раньше моих уполномоченных, которые занимаются сбором податей.

«О святой Фома! — мысленно взмолился Раймон. — Огради меня от интриг этой женщины!»

— Ваша светлость, — начал он, — мне нечего вам предложить, кроме своего меча. У меня нет поместий, и я не привез со Святой земли награбленного добра.

При последних его словах карие глаза королевы смягчились.

— Вы благополучно вывезли из Палестины вашего короля. Если бы он послушал вас, если бы не поменял планы…

— Кто же мог предвидеть?..

— Вы нашли хороший, надежный корабль, а Ричард пошел на поводу у разбойника и поплатился за это. При всех ваших грехах, де Базен, вы человек умный и заслуживаете нашего доверия. Согласны ли вы еще раз послужить вашему королю?

Раймон пытался сосредоточиться на ее словах. Он не спал со дня злополучного возвращения в родной Базен, а теперь, при разговоре с решительной матерью короля Ричарда, ему требовались все умственные силы. Сделав глубокий вдох, он поднялся со скамьи и встал перед Элеанорой.

— Скажите прямо, ваша светлость: чего вы хотите? Улыбка Элеаноры исчезла. Раймон де Базен никогда не был угодливым придворным льстецом, которого можно водить за нос. А годы, проведенные в Палестине, не смягчили его нрав.

Вдовствующая королева прищурила темные глаза и медленно окинула взглядом стоявшего перед ней высокого рыцаря. Высокий рост, унаследованный от воина-отца, твердые мускулы, приобретенные в сражениях. Восточное солнце обесцветило его густые волосы, создав блестящее серебристо-золотое обрамление для волевого норманнского лица.

Два года на Святой земле лишили Раймона де Базена отзывчивого, мягкосердечного простодушия, на смену ему пришла холодная, непоколебимая суровость.

Элеанора затаила дыхание. Она знала лучше любой другой женщины, что делает с человеком Палестина. В этом воине со стальным взглядом не осталось и следа от юношеской пылкости и идеализма. Не будет ли это глупостью — последней глупостью старухи — вверить будущее Ричарда и ее собственное в руки этого сурового незнакомца?

— Поклянитесь, что сохраните в тайне мою просьбу. Если вы мне откажете, вы не должны никогда говорить об этой ночи.

Наступило долгое молчание. Когда он заговорил, его голос был совершенно бесстрастным:

— Клянусь святым Гробом Господним, что я…

— Нет. Поклянитесь своим мечом. Его глаза угрожающе блеснули. Элеанора ждала.

Наконец на его иссушенном зноем лице появилась слабая улыбка.

— Если я узнаю вашу тайну, но откажусь выполнить задание, ваша светлость поступит безрассудно, выпустив меня живым из этого дома. Лучше просите меня поклясться на моих надеждах дожить до рассвета.

— Я хочу, чтобы вы поклялись на своем мече, Раймон де Базен. Когда вы узнаете, что именно вам предстоит сделать, вы поймете, что я не замышляю против вас ничего дурного.

Его улыбка исчезла.

— Значит, вы меня простили?

— За Пуатье? Давно простила.

Раймон де Базен, как и обещал, дождался захода луны. Перед рассветом он отодвинул засов кухонной двери и покинул безмолвный дом.

У входа в конюшню в настенном рожке горел единственный факел, оставленный слугой. Он отбрасывал длинную тень на гнедого мерина, которого Раймон купил в Лондоне, и освещал рядом с самым краем этой тени фигуру маленького слуги, связанного и с кляпом во рту.

— Что-то ты долго. Я уж думал, старуха тебя прикончила. — Хьюго Жербре, капитан Базенского гарнизона, пригнулся к стриженой гриве своей лошади. В мерцающем свете факела были видны мыло и пот, засохшие на опущенной шее чалой кобылы. Жербре раздраженно взмахнул рукой. — Что хотела от тебя королева?

Раймон хмуро посмотрел на связанного паренька, лежавшего перед дверью конюшни, и прорычал приказ.

Со скрежетом и свистом Хьюго выхватил меч и, нагнувшись к испуганному слуге, перерезал веревку, которой были стянуты тощие, как у цыпленка, ноги.

— Все, парень, — буркнул он, — дуй отсюда.

Когда быстрые шаги мальчика затихли в конце темной дорожки, Раймон вновь обернулся к дородному мужчине, который медленно задвигал в ножны меч.

— Надеюсь, к королевской охране ты проявил больше почтения?

— Этот щенок чуть не лишил меня такой возможности, Фортебрас. Он уже выбежал из конюшни — хотел их предупредить, но я вовремя его остановил. — Жербре вздохнул. — Ну так что, Фортебрас? Скажи мне, чего хочет старуха, а я передам весточку твоему отцу.

Фортебрас. Сильная Рука. Он уже забыл это имя, заработанное на учебном плацу Базена целую вечность назад — до Палестины.

— Милорд?

Раймон покачал головой:

— Скажи отцу, что со мной все в порядке и что я приеду, как только смогу. Больше ни слова.

— Этого недостаточно. Он пойдет маршем на Фале, требуя твоего благополучного возвращения.

— Останови его.

— Он оскорбился, увидев, как ты уезжаешь с головорезами Меркадье. Если через месяц ты не появишься, твой отец и Иво двинут войска на Фале.

Лошадь Жербре медленно вышла из конюшни. Раймон поймал поводья, свободно висевшие под грязной уздечкой.

— Останови его. Он только разозлит королеву и ничего не добьется, кроме…

Жербре подался вперед:

— Скажи мне, что ей от тебя надо, тогда я сумею его остановить.

— Как ты меня нашел?

— Я ехал за тобой до Кале, а там купил слухи у портового сброда. Потом заплатил одному купцу, чтобы он взял нас на борт, и старался не выпускать из виду твой корабль. В Дувре я выложил еще несколько золотых монет и узнал, куда тебя повезли. Нас было слишком мало, чтобы действовать. Мы могли лишь приглядывать за тобой…

— Сколько у тебя человек?

— Двенадцать. Эрик, Ален и десять солдат из гарнизона. Они ждут неподалеку, у ворот аббатства.

— Пошли двоих обратно, пусть остановят моего отца.

— А остальные?

— Поедут со мной.

— Что ей… Раймон поднял руку.

— Я скажу тебе, что ей надо, но остальные не должны этого знать. Идет?

— Идет. — Жербре заерзал в седле. — Ну так что, Фортебрас? Говори. Почему старая карга прислала за тобой своих стервятников и затащила тебя сюда?

Раймон вывел из конюшни своего крупного мерина и загасил последний факел в корыте с водой. Запрыгнув в мокрое от дождя седло, он повернулся спиной к тусклому рассвету.

— Потом. Я все тебе скажу, только давай отъедем подальше от этого змеиного гнезда.

— Черт возьми, Фортебрас…

— Не раньше.

Вечер 2 июня 1193 года Морстон, Корнуолл

В последнее время она не покидала долину и не отходила далеко от крепостных стен, всегда держа в поле зрения покосившуюся и прогнившую башню.

Как будто знала, что он за ней следит.

Он приходил сюда дваждыждал ее в темноте на вершине скалы. Год назад он видел, как она бродит среди овец, пригнанных с холмов на стрижку. А когда собирали урожай, она провела четыре дня в овсяном жнивье, на маленьком поле к северу от замка. Она все время держалась этих стен.

Как будто знала, что он за ней следит.

Ожидая ее, он не сидел сложа руки. Ему не составило труда найти остальных. Сначала девушка-свинарка, потом старый пастух. Они бросились к нему, когда он показал свое лицо, подхватили маленький узелок с вещами, лежавший у его ног, и проводили его сюда. Это было просто. Перед смертью каждый из них рассказал ему все, что знал про морстонскую леди.

Он прищурился на низкое солнце, уходящее в море, потом вновь обернулся к искалеченному трупу, лежавшему в зарослях утесника у подножия скалы. Ему не надо к нему прикасаться,разве что пощупать пульс на сломанной шее. Мертвый пастух, упавший со скалы, не навлечет на него подозрений.

Пастух был старым и неуклюжим. Его смерть никого не удивит. Убить егонебольшой грех.

Однако мертвая девушка-свинарка не давала ему покоя много дней, хоть ее смерть лежала не только на его совести. Сама того не сознавая, Алиса Морстонская делила с ним этот грех.

Если в нужный момент она забредет чуть поближе к скале, все будет кончено. Но женщина не отходила от гнилой лачуги, которую называла своим домом.

Трусиха! Жмется к стенам замка.

Как будто знает, что он за ней следит.

Глава 1

15 июня 1193 года

Западное побережье Корнуолла

Раймон де Базен скакал к северу от Шильштона с одиннадцатью самыми верными людьми своего отца, тремя вьючными лошадьми и недовольным трясущимся священником, которого прислал викарий из аббатства Святого Иакова, чтобы тот показал им дорогу до Морстона.

— Этот священник либо дурак, либо его подкупили разбойники, Фортебрас. Он же уводит нас от берега! — Хьюго Жербре запахнул на груди отсыревший в тумане плащ и сердито глянул на согбенную фигуру, ехавшую впереди.

Раймон хмуро посмотрел на бледное солнце.

— Он ведет нас по высокогорью. Пусть. Не трогай его.

— Стоило ли три года рисковать жизнью в Палестине, уворачиваясь от кинжалов саладиновских [2] головорезов, чтобы, вернувшись в христианский мир, плестись за этим кривоглазым попом, мотая круги по холоду… Они что, называют это летом?

— Да.

— У этого священника такая рожа, что при виде ее за десять шагов сдохнет мул. Кажется, он не горит желанием приехать на твои новые земли. И познакомиться с твоей невестой.

Раймон обернулся в седле и взглянул на короткую колонну ехавших за ним солдат.

— Среди нас есть такие, чьи рожи похлеще поповской. Когда мы приедем на место, я отошлю их обратно.

— Если ты это сделаешь, твой отец вздернет их на воротах крепости. — Жербре махнул увесистым кулаком в перчатке в сторону молчаливых всадников. — Нет, мы останемся с тобой, все до единого. А когда ты вернешь старухе ее побрякушки…

— Хьюго…

— Не волнуйся, при таком ветре они ничего не слышат. К тому же у них уже отмерзли уши от холода. Ничего себе июнь! Жуткий ветрище. Священник говорит, иногда он дует по две недели кряду. Нет, Раймон, здесь тебе не место.

— Это моя земля.

— На краю света! Забери эту женщину, если она тебе нужна, привези драгоценности в Виндзор и отправляйся обратно. Земли твоего отца…

— …достанутся Иво.

Жербре вздохнул:

— Иво нужен сильный союзник. Крестьяне надеются на тебя…

— Теперь они надеются на Иво, как и должно быть.

— Если ты не хочешь затмевать собой Иво, тогда отложи меч и будь его управляющим. Это лучше, Фортебрас, чем идти за безумцем Плантагенетом на смерть в Палестину или продавать свой меч другому сумасшедшему из Парижа. До каких пор, Фортебрас, ты будешь служить сезонным наймитом у Меркадье и ему подобных?

— А до каких пор ты, Жербре, будешь надо мной издеваться? Я не продаю свой меч и никогда не стану управляющим — ни у Иво, ни у кого-то еще. Теперь у меня есть эта земля. Больше мне ничего не надо.

— Ты что же, останешься здесь и будешь морозить себе яйца каждый раз, объезжая границы своих владений, на которых нет ничего, кроме вонючих овец? Да у самого последнего вассала Иво будет больше богатства, чем ты получишь с этой продуваемой ветром земли.

— Она моя, и я буду ее беречь.

— Тебя обделили, Фортебрас. Дешево же мать нашего короля ценит его жизнь, если награждает тебя за подвиги в Акре такими убогими поместьями! Неужели у нее не нашлось для тебя ничего получше?

Раймон стиснул в руках поводья.

— Это мое имущество, и я буду последним глупцом, если брошу его без присмотра и буду ползать в ногах у Элеаноры Аквитанской, вымаливая у нее другие поместья. Пусть эти земли и небогаты, зато на них никто не позарится, и у меня будет несколько лет спокойной жизни.

— Что-что, а спокойная жизнь тебе обеспечена, Фортебрас. В такую глухомань не заберется ни один вор.

— И к моим воротам не подойдет ни один разбойник. Священник сказал, что в Кернстоу каменная крепость, хорошо отремонтированная.

— Тот же священник сказал, что поместье помельче, которое принадлежит твоей леди, настолько бедное, что ее люди каждую весну живут на грани голода.

Раймон фыркнул:

— И ты ему поверил? Когда поп начинает плакаться и жаловаться на бедность, это значит, что он хочет выклянчить для своей церкви новую потирную чашу. Они все таковы. Думают, что мы вернулись из Палестины с седельными сумками, битком набитыми золотом.

Жербре покачал головой:

— На его месте только полный дурак мог вообразить, что богатый человек поедет в эти забытые Богом края заявлять права на поместья. Нет, Фортебрас. Я думаю, священник сказал правду.

— Если вы не запретите этому мальчишке бегать на кухню, когда ему заблагорассудится, миледи, то к будущей зиме он изотрет все ботинки и ему нечего будет надеть на свои тощие ноги.

— Не зови его, пусть бежит. Он маленький, потому и прожорливый.

Алиса Мирбо смотрела, как самый младший ее работник выскочил из загона и вприпрыжку помчался к кухне. Уот был хороший паренек, но тщедушный. От него было мало толку при стрижке овец, которые еще бродили за кривым морстонским частоколом.

— К тому же нам нечем будет кормить этого ребенка, если мы не приготовим шерсть на продажу, когда прибудет фургон из Кернстоу.

Алиса вздохнула и, отвернувшись, подняла лежавшее у ее ног овечье руно.

— Мы почти закончили, Хэвис. Отпусти его. Хэвис пожала плечами:

— Мальчишка больно хил для работы.

— Он еще вырастет.

— Да, что верно, то верно.

Алиса отвернулась от прямого взгляда Хэвис. Шесть лет назад, когда Уот был пухлым неряшливым карапузом на руках у своей молодой мамочки, поместье отправляло по многу мешков шерсти и зерна на рынок в Данхевет. Голодные времена настали, когда Уильям Морстонский продал половину собранного зерна и пару волов, чтобы заплатить старому королю Генриху «крестовый» налог[3]. А когда молодой король Ричард собирал армию, Харольд де Рансон, владелец Кернстоу, отправил всех молодых морстонских мужчин в учебный лагерь для солдат-пехотинцев. Их провожали шестьдесят крестьян, а дожидаться их возвращения остались всего сорок женщин, детей и седых стариков.

Алиса взяла охапку овечьего настрига и пошла к сараю для шерсти. Когда здесь были мужчины, дочь управляющего не работала вместе с пастухами. Она не ходила вся пыльная, пропахшая жирным руном, с исколотыми соломой руками. Но теперь Морстон крайне нуждался в рабочей силе, а Алиса была не слабее остальных оставшихся в деревне.

— Это последний, миледи? — Хэвис прошла по толстому слою руна и ткнула мешок с шерстью, висевший между потолочными балками.

— Должно быть еще три.

— Мешок полупустой. Когда мы заложим в него это руно, там еще останется место. Может быть, эти маленькие лоботрясы потеряли сегодня утром несколько овец?

— Эгберт пошел их искать.

— Ничего он не найдет, миледи. Их давно сожрали волки. У нас еще никогда не было таких больших потерь. Эти парни слишком малы и глупы…

— Они старались как могли, Хэвис. Не ругай их, пожалуйста.

Обе женщины принялись сгребать свежий настриг в кучи у бревенчатых стен. Сохранившееся в руне животное тепло клубилось легким туманом в холодном и темном сарае. Поднимаясь с пола, испарения двигались на сквозняке и скапливались под тощим холщовым мешком. Ветер, ворвавшийся в сарай через щели в неотесанных стенах, разметал теплое облачко в белую ленивую спираль.

Алиса зашагала к двери, до боли сжав кулаки.

Хэвис взглянула на клубы тумана и затолкала в угол остатки руна.

— Хорошо бы король Ричард распустил войска. Отец Грегори сказал Эгберту, что две недели назад в Шильштон вернулись первые мужчины. Вы слышали? — Она подняла голову, озадаченная молчанием госпожи. — Он что, не говорил вам об этом, миледи?

— Говорил. — Алиса прошла мимо Хэвис и, выйдя на тусклый солнечный свет, вытерла со лба внезапный холодный пот.

Хэвис заперла дверь на щеколду.

— Я молю Бога, чтобы наши мужчины вернулись домой к началу жатвы.

Алиса подставила лицо холодному морскому ветру и протяжно вздохнула. Она тоже молилась за морстонских мужчин, но слабо надеялась на их возвращение. Де Рансон отправил на войну всех юношей и большую часть взрослых мужчин. Никто из них не умел обращаться с оружием, но все с охотой отправились учиться, поддавшись на обещанное епископом небесное спасение и сказки лорда Харольда о золотых слитках, которыми вымощены улицы Иерусалима. Они уехали, а лорд Харольд де Рансон остался в Кернстоу вместе со своей маленькой армией бывалых вояк, которая охраняла крепость и дорожные заставы.

— Они должны были вернуться задолго до начала жатвы, — сказала Алиса.

И вернулись бы, будь они живы. Трое мужчин, возвратившихся в эту первую зиму из мессинского учебного лагеря в Шильштон, не привезли от них никаких вестей.

Алиса ездила вместе с отчимом в Шильштон, чтобы расспросить этих счастливчиков про морстонских мужчин, и увидела три живых скелета, сгорбившихся перед кухонным очагом, — потемневших от солнца, изнуренных болезнью, с кожей нездорового желтого цвета. О морстонских мужчинах они ничего не знали. Военный лагерь был большим и многолюдным, и шильштонцы заболели в первый же день своего приезда в Мессину.

С тех пор прошел год, а вестей все не было. Армия крестоносцев казалась такой же далекой, как тонкий месяц, сиявший над свежевспаханными полями Морстона.

Хэвис откашлялась.

— Миледи, вы поедете в Шильштон за новостями? Алиса покачала головой:

— Мы и так все скоро узнаем.

После того как ее мать и Уильям умерли от лихорадки, Алиса боялась ездить за новостями даже в Кернстоу. Чем раньше она привлечет к себе внимание, тем скорее королевский двор вспомнит про Морстон и пришлет сюда нового помещика. Алиса, всего лишь падчерица Уильяма Морстонского, не имеет никаких прав на эти земли. Ее отправят в женский монастырь, если, конечно, настоятельница захочет приютить у себя образованную, но нищую девушку из знатного рода.

Что ж, она охотно уйдет в монастырь и обретет там долгожданный покой, но сначала ей надо сделать одно, последнее дело. Освободиться от давнего обещания.

С моря налетел новый порыв ветра. На другой стороне узкого двора распахнулась дверь амбара и хлопнула о бревенчатый сруб. Хэвис обернулась к зернохранилищу.

— Вот глупые мальчишки! Оставили последнюю шерсть в амбаре для зерна! Я сейчас вынесу ее, миледи, а вы примете…

— Нет.

— Вы не хотите…

— Я сказала — нет. Оставь руно там, где лежит. Хэвис округлила глаза, услышав резкий тон госпожи.

— Я позову этих лоботрясов, пусть сами перетаскивают.

— Завтра. Закрой дверь.

Слегка пожав плечами, Хэвис опять повернулась к амбару.

— Вообще-то это мужская работа. Скорей бы приехали наши мужчины! — Она затворила неотесанную дверь и посмотрела через плечо. — Может быть, король Ричард найдет вам мужа, когда вернется, леди Алиса.

— Может быть.

Если он это сделает, ее супружеская жизнь не продлится дольше первой брачной ночи. Нет, монастырь — вот участь Алисы, и она отправится туда, когда Морстон достанется новому владельцу.

— Эмма говорит, что старая королева может послать за вами и забрать вас к себе во Францию. Она найдет вам мужа, памятуя о верной службе вашей матушки.

— Она не вспомнит обо мне.

— Не вспомнит? — Женщина шагнула ближе и, вскинув голову, удивленно взглянула на Алису. — Вы сердитесь, миледи?

Алиса выдавила улыбку.

— Нет, Хэвис, — поспешно сказала она, жалея, что проговорилась. Впредь надо следить за собой: такие мелкие оплошности могут дорого ей стоить. Она не должна показывать свой страх и гнев. Удивление Хэвис уже переросло в любопытство. — Нет, — повторила Алиса. — С чего мне сердиться на королеву Элеанору? Просто она постарела и, наверное, забыла о моем существовании.

Грубое лицо Хэвис расслабилось. Теперь на нем появилось участие.

— Нет-нет, королева Элеанора никогда не забудет вашу матушку. А помня о ней, она будет помнить и о вас.

Алиса кивнула и убрала с лица повлажневшие волосы.

— Зови ребят, Хэвис, пока маленький обжора Уот не съел их похлебку.

Как только Хэвис скрылась за выветренным углом замка, улыбка Алисы увяла. Хэвис ошибалась. Все эти годы Элеанора Аквитанская не проявляла никаких признаков того, что помнит о вдове и дочери Филиппа Мирбо. Даже когда умер старый король и королева получила свободу, она не дала о себе знать семье Алисы. Может, она забыла про шкатулку, которую оставила на хранение Изабелле Мирбо и которая лежала спрятанной под каминной плитой морстонского замка? Алиса потратила последние серебряные монеты, доставшиеся ей от покойных родителей, чтобы отправить весточку вдовствующей королеве с сообщением об их смерти. Ответа не было, а значит, не было и освобождения от клятвы, которую Изабелла Мирбо дала своей сиятельной госпоже.

Алиса заперла на тяжелый засов дверь сарая для шерсти и вознесла хвалу Господу: большинство овец пережило зиму, и ее людям не придется голодать. Вот в чем ее спасение — в упорной борьбе за благополучие морстонцев, а не в бесплодных надеждах на то, что королева Элеанора избавит ее от клятвы покойных родителей и в награду за преданность освободит морстонских крестьян от уплаты новой подати. В последние четыре года королева Элеанора была вольна ездить куда хочет и делать что хочет, однако она не прислала в Морстон ни помощи, ни весточки.

Если когда-нибудь вдовствующая королева все-таки удостоит Алису своим вниманием и найдет ей жениха, Алиса предпочтет монастырь.

Единственному ребенку Изабеллы Мирбо королева помочь уже не могла.

— В Морстоне два поля — небольших, но весьма плодородных. — Отец Грегори остановил своего мула и показал вниз, на узкую долину, спускавшуюся к морю. Над водой, у подножия высокого черного утеса, стояла покосившаяся бревенчатая башня, окруженная беспорядочно разбросанными хибарками. Грубая дамба из камней и дерна служила чем-то вроде крепостной стены. — Раньше, когда на полях работало больше мужчин, этот поселок кормил шестьдесят душ. А теперь, — он понизил голос до смущенного шепота, — леди Алиса говорит, что не может уплатить подать для выкупа короля Ричарда.

Жербре закатил глаза.

— На подать с этой земли не купишь даже вязанки дров, чтобы один раз с утра протопить тюрьму короля Ричарда. Леди Алиса правильно сделала, что отказалась платить.

Священник вдруг возмутился:

— Мы все обязаны платить подать для выкупа короля, милорды, даже самые бедные! В Шильштоне мы отдали королевским уполномоченным наш лучший серебряный потир, оставив себе только деревянный позолоченный кубок для алтаря… — Он замолчал и оглянулся на вьючных лошадей. — Последний владелец Кернстоу, Харольд де Рансон, обещал привезти золото из Иерусалима, если Господь сохранит ему жизнь. Мы сделали бы из этого золота новую потирную чашу. Но, увы, он погиб и не смог выполнить свое обещание.

Из могучей груди Жербре вырвался странный рокочущий кашель.

— Вы не дождались бы от него никакого золота. Сарацины сберегли свой город и свои сокровища. А наши вьючные лошади везут не золото, а железо, святой отец. Мечи, которыми солдаты милорда Раймона будут пронзать врагов… — Жербре свирепо глянул сверху вниз на священника, — и воров…

— Ваш господин не найдет здесь воров…

— …а еще тех, кто водит его кругами по этой забытой Богом дыре…

— Уймись, Хьюго. — Раймон де Базен обернулся к покрасневшему священнику, потом оглядел скалистый северный берег, над которым лепились деревянные домики вперемежку с участками плодородной земли. Протяжно вздохнул. — Странное место для постройки крепости.

Жербре впервые промолчал. Раймон заполнил паузу:

— Скалы слишком близко. Малейшее повреждение западного фундамента — и крепостная стена обрушится в море.

Отец Грегори покачал головой:

— В летописи данхеветского аббатства записано, что во времена царствования нашего короля Стефана, около сорока лет назад, за одну ночь выступы утесов под Морстоном обвалились. Крепость не пострадала: она оказалась немного восточнее оползня. Камни упали в море и заполнили бухточку. Теперь туда нельзя подойти кораблям.

— Значит, крепость вообще не нужна. К этим утесам не подступится даже самое маленькое суденышко. Или дальше по берегу есть место для причала?

— Нет, милорд. Это была единственная безопасная гавань. Здесь такое бурное море, что даже рыбацкий баркас не сможет причалить к Морстону. Мальчишки лазают вниз по скалам за птичьими яйцами, но никто не рискует спустить на воду лодку.

Раймон задумчиво сдвинул брови. Что и говорить, королева Элеанора выбрала удачный тайник для своих драгоценностей. Неудивительно, что Морстон, стратегически бесполезная крепость с маленькими возделываемыми полями, заросшими болотами, и без гавани, ускользнул от внимания короля Генриха, короля Ричарда, а теперь и принца Иоанна. Странно, что в этом гиблом месте еще жили люди.

Хьюго Жербре пустил свою лошадь вперед, вклинившись между Фортебрасом и священником, и, прищурив глаза от резкого морского ветра, взглянул на север.

— Ничего себе крепость! Да будь у нас армия в сто солдат, она не сумеет защитить это скопище гнилых бревен. За одно короткое зимнее утро горстка из десяти человек спалит эту покосившуюся крепость и обрушит остатки дамбы. Да, Раймон, не слишком щедрый дар получил ты от Плантагенетов.

— Гм-м…

— Позвольте с вами не согласиться. — Отец Грегори указал в сторону от берега. — Во владения вашего господина входит еще Кернстоу, это к северо-востоку от Морстона. Там богатые земли и прочная крепость, способная выдержать многомесячную осаду.

— Тогда давайте не будем здесь останавливаться, — проворчал Жербре. — Эти трущобы — не самое подходящее место для приюта усталых путников. Вы только взгляните, милорд. Башня так покосилась, что вот-вот упадет с утеса, я уж не говорю про сараи и домики. А церковь? Да в Базене у вашего отца кухонные печи крепче, чем эта лачуга, а скот укрыт лучше здешних крестьян.

Раймон покачал головой:

— Сначала мы остановимся здесь. Жербре поднял к небу хмурый взгляд.

— Посмотри на небо, Фортебрас. Черные тучи! Это дурное предзнаменование.

— Грозовые тучи не предвещают ничего страшнее грозы. Мы сначала остановимся здесь и поговорим с Алисой Мирбо. Отец Грегори ознакомит ее с волей королевы Элеаноры.

Священник в испуге обернулся:

— Милорд, будет лучше, если вы сами с ней поговорите.

Жербре засмеялся:

— Любая женщина будет только счастлива, узнав, что ее увезут из этого сорочьего гнезда в хороший каменный замок. Леди Алиса с радостью выйдет замуж за нового владельца Кернстоу и оставит эту крепость крабам и чайкам. Если, конечно, она еще не сбежала отсюда.

Жербре повернул свою лошадь и подъехал к маленькому отряду вооруженных мужчин, которые нетерпеливо ждали под холмом.

Священник опять заговорил:

— Леди Алиса в Морстоне, милорд, это точно. Она никуда не выезжает.

— Вы с ней знакомы, отец Грегори?

— Да, и неплохо. Раньше она раз в год наведывалась в Шильштон вместе со своим отчимом, а после смерти родителей живет здесь безвылазно. Но я иногда бываю в Морстоне. Алиса… энергичная женщина, трудолюбивая. Она очень добросовестно относится к своим обязанностям.

Раймон улыбнулся. Если леди Алиса не уехала из этого захолустья после смерти родителей, значит, она блюла свой долг перед королевой Элеанорой, приглядывая за сокровищами, спрятанными в семейном тайнике. Она наверняка с охотой переложит на него это бремя ответственности, а он наградит ее поездкой в Виндзор, когда придет время возвращать драгоценности вдовствующей королеве. После долгих лет унылого бдения эта леди будет на седьмом небе от счастья! Все-таки хорошо иметь жену с таким развитым чувством долга…

Раймон услышал, как внизу Жербре приказал базенским воинам подняться на поросший травой склон.

Он взялся за поводья.

— А почему вы не хотите сказать Алисе Мирбо о ее предстоящем замужестве? Я слышал, она тихая, послушная…

Отец Грегори покашлял.

— Да… иногда она бывает тихой. Послушная? Что ж, пожалуй, ее можно так назвать. Это хорошая христианская девушка, честная… прямодушная…

Честная, прямодушная. Почему же тогда священник боится сообщить ей о скором замужестве? Улыбка сошла с лица Раймона. Что, если его невеста — злобная мегера и именно это пытается сказать ему старый поп, привыкший к околичностям? Королева Элеанора дала ему в жены сварливую бестию! Может быть, это ее запоздалая месть за Пуатье?

Отец Грегори снова покашлял.

— И хорошенькая. Леди Алиса хорошенькая. А что до характера… то она добрая девушка. Не так уж плохо иметь жену с упрямым нравом, если при этом она честная и порядочная, как леди Алиса…

Вернувшийся Хьюго Жербре услышал последние слова отца Грегори.

— Ей ведь уже девятнадцать лет? Не спорьте, святой отец. Если она и впрямь такая хорошая и пригожая, то почему до сих пор не замужем? Она должна была уже четыре года назад охомутать какого-нибудь захудалого рыцаря, и даже упрямый нрав не помешал бы ей это сделать.

— Прекрати, Хьюго, — одернул его Раймон, но Жербре продолжал гнуть свое.

— Мой господин десять раз подумает, прежде чем на ней жениться, — заявил он священнику.

Тот опять ощетинился:

— Вы не так меня поняли. Леди Алиса — подходящая невеста для хорошего человека, и я не потерплю, чтобы о ней дурно отзывались в моем присутствии.

— Хватит, Хьюго. Не будем больше говорить про эту леди. Я женюсь на ней и надеюсь, что она будет… хорошей женой. — Раймон натянул поводья. — Сегодня мы переночуем в Морстоне, а завтра отправимся в Кернстоу.

Жербре закатил глаза.

— Святой отец, расскажите нам про последнего владельца Кернстоу. Что, у де Рансона не осталось родственников, которые могли бы оспорить решение королевы, подарившей эти земли лорду Раймону?

Отец Грегори смягчился, явно обрадовавшись, что разговор про Алису Мирбо закончен.

— У него есть родственники в Нормандии — это слишком далеко, чтобы оспаривать волю королевы. Де Рансон был единственным сыном. Поэтому он и не пошел в крестовый поход с королем Ричардом. Он заплатил церковную десятину и отправил на войну в Палестину многих мужчин из Кернстоу и Морстона. Позже, когда умер его отец, он получил в наследство это поместье, взял крест и отправился в Святую землю, чтобы присоединиться к королевской армии.

— У него не осталось наследника? — спросил Раймон.

— Его жена умерла после пяти лет бесплодного брака. Это случилось два года назад, милорд, почти в то же время, когда лорд Уильям Морстонский и его жена подхватили лихорадку. Молодой лорд Харольд де Рансон отправился в Палестину один: его солдаты были уже за границей, на службе у короля Ричарда. Говорят, он так до них и не добрался.

— Он умер по пути в Палестину?

— Похоже, что так. Он уехал из Кернстоу, и больше мы о нем не слыхали. Наш аббат уверяет, что в том же году видел де Рансона в Лондоне, но никто не знает, доплыл ли он до континента. Храмовники говорят, что прошлой весной он не садился ни на один корабль с продовольствием. Видно, с ним случилось несчастье в дороге. Королевский двор объявил его земли незанятыми и обязал управляющего, Рольфа Неверса, платить пошлины принцу Иоанну, что тот и делал.

Жербре остановился на последнем широком холме над Морстоном и презрительно сплюнул.

— Это и впрямь самая граница королевства Ричарда. Поздравляю, Фортебрас! Тебе пожаловали кривую деревянную башню, которая того и гляди свалится в море, и еще одно поместье, хозяин которого то ли умер, то ли нет, добираясь из этой дыры до королевского двора. А твоей женой будет обитательница этого захолустья, которая либо слишком сварлива, либо слишком уродлива, чтобы понравиться мужчине. — Он снова сплюнул.

— Замолчи, Хьюго! Я все равно женюсь на этой леди.

— Нет… не говори так, Раймон. Я позабочусь о том, чтобы ты увидел леди Алису прежде, чем вести ее к алтарю и давать клятвы супружеской верности перед лицом этого священника.

Спорить с Хьюго Жербре, когда он вставал на защиту сына Ренульфа де Базена, было бесполезно. Раймон глубоко вздохнул и показал вперед.

— Посмотри туда, на поле рядом с морем. Эти мальчишки, должно быть, морстонские крестьяне. Они увидели нас, Хьюго. Едем вниз.

Тучи над Морстоном продолжали сгущаться. Усилился ветер, и хлынул ливень. Раймон де Базен, новый владелец Морстона и Кернстоу, прибыл в свои владения под проливным дождем, проклиная ухабистую, узкую и грязную дорогу. Хьюго был прав: этот край действительно находится на самом краю света.

Алиса Мирбо выглянула из широкого дверного проема бревенчатой церкви и произнесла слово, которого никогда не слыхивала ее благонравная матушка.

Было глупо надеяться, что путники не остановятся под их кровом. Алиса видела, как они приближались: неясные силуэты мужчин, скачущих под дождем по краю болота над замком. Вот они повернули и стали спускаться по узкой тропинке вниз, к стенам Морстона. Тринадцать всадников, ведущих под уздцы пять вьючных лошадей, скучились в маленьком дворике и привязали своих крупных, упитанных скакунов к ограде перед дверью сарая для шерсти.

Три только что постриженные овцы забежали во двор и остановились, испуганно блея, перед самым большим конем — огромным черным чудовищем с гривой. Маленьких пастухов нигде не было видно.

Алиса в тревоге смотрела, как дородный мужчина с короткой седеющей бородой подъехал к замку и хватил кулаком по покоробленной деревянной двери. Подъехавший следом за ним широкоплечий всадник на вороном мерине что-то негромко скомандовал и спешился. Бородатый опустил свой кулак и пожал плечами.

Алиса открыла церковную дверь с отсыревшими и провисшими кожаными петлями и шагнула во двор. Она с наслаждением подставила лицо под холодные струи проливного дождя и потрясла головой, смывая с волос пыль овечьего загона. Но в отличие от чистой дождевой воды мелкие брызги из грязных луж возле церковного крыльца не доставили ей удовольствия.

Отец Грегори из Шильштона тоже был во дворе и казался необычно маленьким и щуплым. Он прошел сквозь толпу и встал рядом с мужчинами, стучавшими в дверь замка. Приезжие, все рослые, крепкие и хорошо вооруженные, превосходили числом морстонских крестьян, которые таращились на них из кухонного домика. Интересно, зачем сюда пожаловала эта маленькая армия? Может, это королевские сборщики податей, приехавшие требовать десятину?

В прошлом месяце, когда отец Грегори наведывался в Морстон, чтобы выслушать исповедь отца Ансельма, Алиса оставила без внимания его разговоры о королевском налоге, цель которого — собрать деньги на выкуп короля Ричарда из заточения. Что, если теперь королевство прислало своих уполномоченных, которые заставят ее платить? Это были суровые мужчины, облаченные в ладно пригнанные доспехи. Они приехали на крепких лошадях, способных везти в бой полностью экипированных воинов. Нет, не таких людей посылает клерк из казначейства вытряхивать деньги из дальних поместий.

Эти люди — воины.

Ливень перешел в моросящий дождик с сильным ветром. Отец Грегори улыбнулся и махнул рукой в сторону замка.

Ну что ж, делать нечего. Надо поприветствовать гостей, предложить им поесть-попить, а потом уговорить прокатиться по болоту в замок Кернстоу, пока они не прикончили скудные морстонские запасы хлеба и эля.

Если она промедлит, то они останутся здесь на ночь, съедят и выпьют все, что найдут на кухне.

Леди Алиса Мирбо расправила плечи и решительно зашагала к маленькому боевому отряду, стоявшему перед замком. Если они разозлятся, когда она даст им от ворот поворот… ну что ж, лучше выдержать гнев этих воинов или даже принять смерть от их тяжелых мечей, чем медленно и мучительно умирать от голода после их опустошительного нашествия.

— Эй, мальчик, где здесь конюшня? Конюшня! Для лошадей, — раздраженно выпытывал Раймон у маленького худосочного паренька, который смотрел на его Шайтана, ошалело выпучив глаза.

Как и остальные в жидкой толпе крестьян, собравшихся во дворе и бросавших голодные взгляды на вьючные мешки, мальчик казался глухонемым. Хьюго уговорил вышедшую на порог старуху, и она разрешила его солдатам занести в башню седельные сумки, но лошади все так же мокли под дождем.

Отец Грегори отошел в сторонку и заговорил с юной замарашкой-пастушкой, которая стояла по щиколотку в грязной жиже, покрывавшей пространство двора между каменной церквушкой и замком. Тонкое шерстяное платье девушки, насквозь промокшее, плотно облепляло молодое тело. Подняв тонкую запачканную руку, она отвела с лица потемневшие от дождя волосы и в явном страхе обернулась к Рай-мону.

Раймон мысленно прибавил ей лет. Пышные налитые груди, четко выделявшиеся под намокшей одеждой, говорили о том, что перед ним вполне зрелая женщина. О Господи, как же давно он не был с женщиной! Даже грязная и мокрая, эта пастушка была на редкость хороша собой. Если она согласится, он переспит с ней, чтобы утолить томление плоти перед собственной свадьбой и тем самым избавить леди Алису Мирбо от брачной ночи с женихом, который слишком долго воздерживался. Да, эта девушка-пастушка вполне годится.

Раймон улыбнулся в предвкушении.

Женщина не ответила на его улыбку.

Раймон подошел к замарашке поближе и увидел, как нахмурился отец Грегори. Он что, прочитал его мысли? Раймон отвернулся к своей лошади и крестьянскому мальчугану.

Шайтан тряхнул массивной головой и оскалил зубы. Насмерть испуганный паренек бросился в замок.

Женщина что-то сердито буркнула себе под нос и обратилась к Раймону:

— Вон в том коровнике на холме найдется место для лошадей, милорд. — Грязная пастушка показала на бревенчатую развалюху, стоявшую за крепостной стеной.

Раймон взглянул на коровник, потом на девушку. По правде говоря, она казалась не слишком сговорчивой. А жаль. С каким удовольствием он завалил бы ее на сеновал и не посмотрел бы на то, что она грязная! Ну да ладно, может, позже она подобреет к нему, и тогда…

Отец Грегори откашлялся.

— Лорд Раймон, это леди Алиса Мирбо. Я сказал ей про письмо королевы Элеаноры и про… — он на шаг отступил от женщины и слабо махнул рукой, — и про то, зачем вы сюда приехали.

Гладкий лоб женщины был в грязных потеках, а из волос торчали мокрые соломинки.

— Добро пожаловать в Морстон, Раймон де Базен, — сказала она. Ее голос, холодный, как капли моросящего дождя, звучал отнюдь не приветливо, да и в глазах не было искреннего радушия.

Нет, она явно ему не рада. Несмотря на свой затрапезный вид, разговаривает и держится с большей надменностью, чем иные гордячки при виндзорском дворе. Но это не страшно. Раймон умел растапливать ледяные дамские сердца. Он улыбнулся и понизил голос:

— Леди Алиса, я очень польщен вашим радушием. Нам надо поговорить…

— То же самое мне сказал святой отец. Уот больше не выйдет, он боится вашей лошади. Может, вы сами поставите в стойло этого зверя? Я подожду вас в комнате для охраны. — С этими словами женщина размашисто зашагала к дубовой двери, предоставив Раймону, отцу Грегори и Шайтану таращиться ей вслед.

Священник смущенно покашлял.

— Леди Алиса ошарашена. Она сказала, что еще не думала о замужестве.

— Ничего. Она скоро привыкнет к этой мысли.

— Будет лучше, если вы отложите разговор, милорд. Дайте ей время на размышление.

— Скажите ей, что я приду в комнату для охраны в течение часа.

— Я бы посоветовал вам подождать, пока…

— В течение часа, святой отец.

Раймон видел, как его будущая жена остановилась перед окоробленной и покосившейся дверью замка и отжала подол своего платья.

Так, значит, это и есть его невеста? Раймон пожал плечами и, отвернувшись, повел Шайтана в укрытие. Когда Всевышний создавал эту девушку, ему не хватило мягкости и нежности. Либо она не знала, как надо разговаривать с благородным рыцарем, либо просто не пожелала проявить любезность. Однако у нее красивое лицо и фигура, а если она помоется и приоденется, то станет еще пригожее.

Очень скоро он ей понравится. Он всегда нравился женщинам.

Комната для охраны занимала первый этаж замка и располагалась рядом с кухней. Двумя поколениями раньше морстонские воины и рыцари-холостяки обедали здесь за длинными деревянными столами, согретые двумя стенными каминами. Здесь же они хранили свое оружие, а ночью спали на соломенных тюфяках, уложенных на покрытый тростником пол.

Когда семнадцать лет назад Уильям Морстонский привез домой свою молодую жену и ее маленькую дочку, этой комнатой не пользовались уже много лет. Малочисленная армия, которую содержал Морстон, не нуждалась в таком большом помещении. А крестьяне, в том числе и кухарки, не желали покидать свои лачужки и спать в большой и скрипучей бревенчатой башне, которая того и гляди рухнет в море со своего ненадежного фундамента. Сегодня же в комнате для охраны собрался маленький отряд Раймона де Базена, греясь у каминов и уверенно опорожняя последний морстонский бочонок с элем.

Алиса поднялась по узкой лестнице на второй этаж, где находились маленькие спальни. Снизу долетали громкие голоса мужчин. Ей надо было смыть грязь с лица, переодеться в сухое… и собраться с духом перед новой встречей с этим нормандским рыцарем. Алиса открыла дверь своей комнаты.

— А, вот и вы! Горячая вода на огне. Я думаю, вам лучше надеть голубую мантилью вашей матушки. Вы не должны выходить к нему, одетая как простолюдинка. Отец Грегори сказал, что может задержаться здесь и вас обвенчать. Помолвка сегодня, а потом скоро и свадьба. Мы пропали, пропали! Ох, что же нам делать? — причитала старая няня Алисы, пытаясь поднять тяжелую дубовую крышку сундука для одежды.

Алиса помогла ей.

— Что делать? Есть много возможностей, Эмма. Мы можем бежать. Можем попросить настоятельницу монастыря Святой Урсулы, чтобы она взяла нас к себе. В конце концов, обратимся к королеве Элеаноре, если она еще в Англии. А пока я возьму отсрочку: скажу ему, чтобы он приехал через несколько недель. Нам нужно время, чтобы подумать. Эмма нашла в сундуке голубую шерстяную мантилью и захлопнула крышку.

— Этот человек привел с собой целую армию. Нам не удастся от них улизнуть.

Алиса макнула клочок старой льняной сорочки в котел с горячей водой и принялась тереть лицо.

— Значит, мы подождем, пока они уедут.

— А если они не захотят уезжать? Вдруг новый владелец этих земель останется здесь?

— Я уговорю его уехать, Эмма. Когда он увидит, как бедно мы тут живем, у него пропадет всякая охота оставаться в Морстоне и он с радостью уедет в Кернстоу. Где же гребень? Никак не найду.

— Под полотенцем… Он не из тех, кто легко отступается от своего. Отец Грегори говорит, что этот рыцарь снискал высокую честь, сражаясь в Палестине.

— Гм! И мало чего, кроме чести, раз его наградили захолустными землями Морстона и Кернстоу. Видно, он был безземельным. Он наверняка останется жить в более крупном поместье и забудет это убогое место.

— Дайте-ка сюда гребень, я сама вас причешу, а не то вы повыдергиваете все свои волосы. Может, он был и безземельным, но довольно влиятельным. Он второй сын Ренульфа де Базена, лорда Нормандии.

— Воины зовут его Фортебрасом… — Алиса сняла грязное платье и поморщилась, увидев свои исцарапанные руки. — Это прозвище годится скорее стражнику или наемнику, чем знатному господину. Наверное, он незаконнорожденный.

Алиса оглядела свои ноги и нахмурилась еще больше. Все икры в синяках и царапинах! Ну и пусть. Увидев ее такой, лорд Раймон… или Фортебрас, или как его там зовут, не станет настаивать на женитьбе. Может быть, он уже сейчас отдает приказ своим людям седлать лошадей и ехать в Кернстоу.

— О нет, он законнорожденный — младший брат бездетного наследника. А эти люди внизу — воины из гарнизона его отца в Базене.

Алиса подняла глаза.

— Я вижу, ты зря времени не теряла, Эмма. Человек только приехал, а ты уже знаешь всю его подноготную.

Пожилая женщина повесила снятое платье на крючок у камина.

— Я знаю эту семью, — сказала она.

— Но откуда?..

— К тому же, когда они приехали, я не пряталась в церкви. Отец Грегори с удовольствием выложил мне все новости. Если бы вы, миледи, не пропадали целыми днями в поле, одетая как крепостная девушка и вся обсыпанная соломой, то могли бы встретить путника как полагается — на пороге замка. И вовремя узнать все новости.

Эмма начала заплетать волосы госпожи в длинную толстую косу.

— А кто поможет стричь овец, если я буду сидеть здесь весь день? О Господи, Эмма, когда наш король отпустит морстонских мужчин с военной службы, вот тогда я и начну вести себя как положено. Не раньше.

— Тише! Эти люди вас услышат и растрезвонят, что в доме измена. Не дразните гусей, не говорите плохо о короле Ричарде.

Эмма помогла Алисе надеть платье из мягкой шерсти и накинула ей на плечи выцветшую голубую мантилью.

— Вот так. Теперь вы выглядите так, как полагается выглядеть леди Алисе Мирбо. Боже мой, как же вы похожи на свою матушку… — Голос Эммы вдруг сорвался. — Обещайте ему что угодно, миледи, только пусть он сегодня же уедет из Морстона. Нам нужно время, чтобы прийти в…

— Тсс, Эмма.

— Выйдете вы за него замуж или нет, он все равно станет здесь новым владельцем, и вы уже не сможете откопать…

— Эмма! Молчи. Ты что, хочешь, чтобы они услышали?

— Говорила же я вам, надо было раньше обо всем позаботиться! А теперь уже поздно. Пресвятая Богоматерь, что с нами будет?

— Тише, Эмма. Успокойся.

— Что вы намерены делать? Бросить и забыть? Нет, вы не можете…

— Забыть? Никогда. После всего, что мы сделали… — Алиса подошла к восточной стене и выглянула в единственное узкое оконце. Внизу ветер трепал соломенную крышу амбара. — Я вижу это каждую ночь. Мне снятся кошмары, Эмма.

— А вдруг старая королева доверилась этому рыцарю и он знает о той услуге, которую мы ей оказали? Если он сейчас потребует драгоценности, все пропало. Он обнаружит…

— Он ничего не знает! — резко оборвала ее Алиса. — Ему даровали землю. Должно быть, многие воины короля Ричарда получают такую награду. Королева вручила ему дарственную, но она не могла рассказать про драгоценности. Не волнуйся, Эмма, я позабочусь о том, чтобы Раймон де Базен на какое-то время оставил нас в покое. Мы успеем все уладить.

— Но если он знает… если он потребует драгоценности прямо сейчас…

— Замолчи! — Алиса опять отвернулась к окну. — Я что-нибудь придумаю.

Эмма обняла свою госпожу.

— Прости меня, Алиса. Все будет хорошо, моя овечка!

Господь нам поможет.

За узким окном с земли взлетела пара жаворонков и устремилась к морю сквозь густой туман. Алиса видела, как маленькие птички исчезли в сером небе. Она тоже исчезнет, если повезет. Главное, соблюдать осторожность. Она сделает все, что нужно, дождется удобной минуты и уйдет. Нормандский лорд и его возмездие никогда ее не настигнут.

Глава 2

Раймон не был знаком с покойной Изабеллой Мирбо, но испытывал к ней жалость. Глядя в узкие мрачные бойницы, он представлял себе, как должна была скучать эта леди из Пуатье по своей теплой солнечной родине.

По пути в Морстон шильштонский священник рассказал Раймону то немногое, что знал о семье леди Алисы. Леди Изабеллу Мирбо сделали вдовой солдаты короля Генриха, с маленькой дочкой на руках она отправилась за своей королевой в заточение, в Солсбери, и с тех пор уже не видела родины. Уильям Морстонский, приехавший в Солсбери за небольшим наследством дяди-купца, вернулся в свое поместье с молодой женой и падчерицей, странной сероглазой девчушкой, которая всю первую зиму в Морстоне проболела лихорадкой и едва осталась жива. В конце концов малышка поправилась и выросла здоровой, но матери ее не повезло на чужбине. Леди Изабелла не оставила своему новому мужу наследника.

А ее дочь ничего не знала о мире, который лежал за пределами этой суровой земли на берегу холодного моря.

Через ставни на восточной стене комнаты для охраны Раймон видел беспорядочное скопление хижин, сараев и церквушку, притулившуюся возле старого замка. Крепостная стена, дуга грубой каменной кладки, брала начало от естественной возвышенности — черной прибрежной скалы — и резко обрывалась, недостроенная, неподалеку от церкви, делая покосившееся здание храма легкой добычей для любых мародеров, которые сочтут Морстон достойным своего внимания. Деревянные ворота — слишком низкие, чтобы остановить осадное орудие, и так плохо установленные, что стриженая овца легко проходила между ними и церковной стеной, — провисли на железных петлях, довершая собой удручающе запущенные оборонительные сооружения крепости.

Давний морстонский оползень снес в море край утеса, прихватив западную крепостную стену, и теперь замок оказался у самой кромки прибрежной скалы. Ни один человек не смог бы пройти по узкой полоске между грубым бревенчатым сооружением и головокружительной пропастью. Западные бойницы в стене башни были бесполезны: из них можно было стрелять только по морским птицам.

Раймон переходил от одной бойницы к другой, озабоченно разглядывая каменную стену, оставшуюся с трех сторон башни. Видимо, когда-то давно морстонские управляющие пытались укрепить грубую кладку, которая отделяла замок от маленьких возделываемых полей, но она неумолимо разрушалась от ветра и соленой морской воды.

Он вернулся к западной стене и встал на холодном ветру, который врывался в комнату через бойницу. Как же плохо чувствовала себя здесь вдова из благодатной Аквитании, где крепкие замки смотрят на широкие реки и плодородные поля. И все-таки Изабелла Мирбо была верна своему второму мужу. Она жила в этой сырой деревянной башне и слушала неумолчный рокот унылого серого моря.

Изабелла, должно быть, сильно страдала, видя, как проходит детство ее дочери — вдали от тепла и просвещенного аквитанского общества. При всей своей холодной надменности Алиса выглядела и пахла как дочь пастуха. Ее речь была лишена утонченного очарования ее французских предков. Резкая прямолинейность девушки была уместнее в этой комнате для охраны, чем в дамской гостиной ее матери. Раймон задумчиво взглянул на крутую лестницу, ведущую в спальни. Он еще не был на втором этаже и не видел, что там, наверху. Есть ли вообще в этом доме дамская гостиная? Ни одна мать, какой бы прилежной и заботливой она ни была, не способна в таких условиях выучить свою дочку светским манерам. И леди Алиса служила тому подтверждением.

Раймон вновь подошел к камину, чтобы согреть руки. Он и не ожидал встретить в этом захолустье утонченную светскую даму с изящными манерами. По правде говоря, леди Алиса оказалась лучше, чем он смел надеяться. При всей своей резкости она будет ему подходящей женой. Вряд ли ей пришлись бы по вкусу хитроумные лабиринты слов, которыми бледные льстецы соблазняют знатных дам в Пуатье, Руане и Виндзоре. Придворные кокетки, ложась к нему в постель, не требовали от него затейливых стихов, восхваляющих их прелести. Они находили его любовные ласки гораздо приятнее его речей. Даст Бог, и леди Алиса тоже останется довольна.

Стемнело. По стенам замка опять забарабанил дождь, и пламя в камине начало дымить. В вечернем воздухе протянулась бледно-серая дымка, влекомая резким морским ветром, который по-прежнему свистел в западных бойницах. Раймон провел сапогом по грубо высеченным камням, уложенным перед камином. Что, если именно здесь Уильям Морстонский помог своей жене спрятать драгоценности Элеаноры? Или он положил их под камин спальни, куда заходили только его жена и служанки? А может, Изабелла принесла драгоценности в замок, ни слова не сказав своему новому мужу, и спрятала их сама? Знал ли Уильям Морстонский, что это бедное жилище хранит в себе королевские сокровища?

На стопке дров возле ноги Раймона лежал корявый обрубок корня. Он взял эту искривленную палку и ткнул ею в стык между двумя самыми маленькими камнями. Если Изабелла действовала в одиночку, насколько хорошо она спрятала шкатулку? И сказала ли дочери о том, что сделала?

Раймон тихо выругался. Королева Элеанора должна была послать за своими дурацкими цацками сразу, как только получила свободу, пока еще была жива Изабелла Мирбо. Она избавила бы семью Изабеллы от последних четырех лет горя и нищеты. Уильям Морстонский и леди Изабелла не заболели бы лихорадкой, которая унесла их жизни, если бы имели возможность уехать из этой Богом забытой дыры.

Он разломал палку о колено и бросил обломки в огонь.

Жербре и остальные воины отдыхали после трудной дороги. Они сушили свои мокрые плащи перед шипящим пламенем и счищали ржавчину со своего оружия. На узких столах, посреди топоров, копий и тряпок, стояли кубки с элем. Голоса, оживленные от тепла и выпивки, отдавались от голых стен комнаты. Хьюго Жербре затянул грудным басом строевую песню крестоносцев, непристойные слова которой заставляли многих сицилийцев, в чьих семьях имелись незамужние девушки, поспешно закрывать ставни, когда под их окнами проходила армия короля Ричарда.

Раймон видел, как на верхней площадке лестницы мелькнул и быстро исчез край бледно-голубой мантильи. Он встал и оглядел горланящих мужчин. Бесполезно затыкать им рты. Они уже так накачались морстонский элем, что напрочь забыли про приличия в этом мрачном доме. Если леди Алиса не желает сойти в комнату для охраны и присоединиться к мужской компании гостей, значит, ему придется самому подняться к ней в спальню.

Раймон быстро взбежал по ступенькам и обнаружил свою леди в маленьком пустом коридоре, ведущем в две спальни. Она стояла перед ближайшей дверью, суровая и прямая, как солдат-пехотинец, который впервые вышел на боевое задание и столкнулся лицом к лицу с неприятелем. Только когда Раймон подошел достаточно близко, чтобы до нее дотронуться, Алиса слегка отступила назад. На лице ее мелькнуло раздражение, словно она не желала выказывать свой испуг.

Сейчас она выглядела лучше. Когда в ее волосах не торчала солома, а лицо было умыто от грязи, Алиса Мирбо казалась уже не просто хорошенькой, а по-настоящему красивой. Блестящие черные волосы, похожие на темные локоны сарацинки, маленький прямой нос и волевой подбородок были весьма миловидны, но серые глаза — холодные и строгие — неприветливо встречали взгляд Раймона.

Внизу Жербре снова повысил голос, вслед за чем последовал дружный взрыв смеха. Раймон увидел, как досадливо вспыхнули бледные щеки Алисы Мирбо.

— Не сердитесь, миледи. Мужчины устали с дороги. Они совершенно безобидны. Здесь есть какое-нибудь укромное место, где мы с вами могли бы поговорить?

Ее лицо тревожно застыло.

— Я сказала, что мы будем говорить в комнате для охраны, — отрезала она.

— А я прошу вас найти укромное место. Проклятие! Она еще не стала его женой, а уже проявляет упрямство! Или это просто страх?

Он протянул руку и погладил ее локоть — медленно и осторожно, как будто усмирял норовистую лошадь.

Она посмотрела на его ладонь, лежавшую на ее рукаве, потом на дверь спальни. Раймон почувствовал, как напряглась ее рука, когда она вновь обратила к нему свой холодный взгляд.

— Не здесь, — наконец проговорила она.

Раймон улыбнулся. Эта селянка боится пускать его в свою спальню. Разве она не знает, что мужская страсть распаляется так же сильно, если не сильнее, когда подворачивается случай поиграть в любовные игры в других, не столь традиционных местах? Его улыбка стала шире. Если леди Алиса думает, что плотское желание ее мужа ограничится темнотой спальни, то это лето принесет ей много приятных открытий.

— Ладно, не здесь, — согласился он. — Тогда где? Наверху, на сторожевой вышке?

— Нет. Это небезопасно. — Она нахмурилась. — Почему вы смеетесь, милорд?

Он заставил себя сдержать ухмылку.

— Небезопасно, говорите? Леди Алиса, в этом замке нет ни одного безопасного места. Вы когда-нибудь поднимались на высокий холм к югу от Морстона, смотрели оттуда на крепостные стены? Этот замок насквозь прогнил, миледи. Я хочу разрушить его до основания, пока он сам не развалился.

В ее взгляде мелькнуло торжество, которое тут же сменилось прежним строгим выражением.

— Вы сами видите, милорд, что вашим людям — и вам самим — нельзя здесь оставаться. Такая большая толпа может сломать пол. Если вы в ближайший час сядете на лошадей, то доберетесь…

— Мы рискнем остаться здесь на ночь.

— Как вам будет угодно.

В спальне послышался легкий шорох и медленное шуршание шелка по шелку. Из темноты вышла пожилая женщина, одетая в пышный, но обветшалый наряд карминного цвета. Ее лицо над яркой мантильей было таким бледным, что Фортебрас увидел голубые жилки под тонкой морщинистой кожей на висках. Алиса слабо повела рукой.

— Познакомьтесь, милорд, это Эмма де Роше.

— Здравствуйте, милорд Раймон, — пробормотала старуха.

Она говорила с чисто анжуйским акцентом, без той легкой запинки, какую Раймон уловил в речи Алисы. Судя по ее рукам, одряхлевшим от старости, но тонким ибелым, Эмма не выполняла в этом захолустье работу горничной-простолюдинки.

Раймон приветливо кивнул старухе.

— Вы родственница госпожи? — спросил он.

— Эмма была моей няней, — объяснила Алиса, — а еще раньше — няней моей мамы.

— Вы были в Солсбери вместе с леди Изабеллой и королевой Элеанорой?

Старуха взглянула на Алису, потом опять на него:

— Да, милорд.

Раймон видел, как женщины снова быстро переглянулись.

— Вдовствующая королева даровала мне землю Уильяма Морстонского, — сказал он, — и поместье Харольда де Рансона в Кернстоу.

— Вы ее видели? Видели королеву Элеанору?

— Да.

— Она, наверное, очень стара? — спросила Эмма, и Раймону показалось, что в ее вопросе промелькнула нотка надежды.

Он кивнул:

— Конечно, королева очень стара. Но она в добром здравии и, пока король Ричард в плену, посвящает всю себя заботам о его землях.

Эмма закрыла глаза. Было ли это мысленной хвалой Богу или знаком покорности судьбе? Раймон протянул руку.

— Пойдемте, леди Алиса. Мы поговорим в церкви.

Не обращая внимания на протянутую руку, она прошагала мимо него к лестнице.

Они спустились вниз, не замеченные воинами в комнате для охраны, которые теперь собрались вокруг Хьюго и слушали, как он горланит «Прекрасную Розамунду».

Услышав песню Жербре, Алиса нахмурилась.

— Это клеветническая баллада. Королева Элеанора не причастна к отравлению Розамунды Клиффорд [4], — сказала она. — Моя покойная матушка никому не позволяла петь эту песню в ее доме.

— Хьюго никому не желает зла. Но если эта песня вас оскорбляет, я попрошу его не петь ее в вашем присутствии.

— Да. — Она отвела глаза. — Вы попросите его, когда мы вернемся. А сейчас пойдемте в церковь и поговорим там, пока не зашло солнце. — С этими словами она продолжила спускаться по лестнице.

Раймон пожал плечами и последовал за ней.

— Хьюго вовсе не питает неуважения к вдовствующей королеве. Он поет эту песню, потому что она кажется ему забавной. Поверьте мне, миледи, никто из моих людей не думает всерьез, что эта леди способна на убийство.

Алиса резко остановилась на ступеньке и обратила к Фортебрасу округлившиеся глаза.

— Простите?

Раймон медленно повторил сказанное:

— Королева Элеанора — не убийца. Ни один из моих воинов, слушая эту песню, не верит, что вдовствующая королева действительно погубила свою соперницу.

Алиса на секунду закрыла глаза, словно пытаясь отогнать страшное видение, потом отвернулась и опять пошла вниз по ступенькам.

Раймон шел за ней, озадаченно покачивая головой. Его будущая жена не только своенравна, но и раздражительна. Да еще, кажется, и глуха в придачу. С каждой минутой она все больше его настораживала. Он вздохнул. У него были годы свободы, чтобы найти себе жену с поместьем, но ни он, ни его отец ни разу не задумались об этом всерьез. А теперь поздно. Самому выбрать себе невесту — такая роскошь ему уже недоступна.

Однако эта стройная девушка, спускавшаяся по лестнице впереди него, была недурна собой. Мягкие складки голубой накидки не скрывали соблазнительного покачивания ее бедер. Можно легко простить ей и хмурый нрав, и резкие речи, если в постели она хотя бы наполовину оправдает то, что обещает ее тело.

В кухне было так же людно, как и в комнате для охраны. Молодые служанки, хихикая и постреливая глазками, выносили к столу морстонские запасы копченого мяса и топили печи для выпечки хлеба. Увидев это, Алиса Мирбо тихо выругалась.

Раймон откашлялся.

— Хьюго велел им накормить моих воинов. Они с утра ничего не ели.

Похоже, эту леди ничуть не смутило напоминание о том, что она пренебрегла своими обязанностями хозяйки в отношении голодных путников.

— Им придется спать на полу в комнате для охраны.

— Придется.

Алиса посмотрела на худенького мальчика, носившего к печам охапки дров. Раймон перехватил ее взгляд.

— В Кернстоу должны быть припасы. Я возмещу все то, что мы здесь израсходуем.

— Если вам не трудно, пришлите продуктов. Нынешняя зима была тяжелой.

Алиса сняла со стены темный плащ, вывела Раймона во двор и зашагала по дорожке из плоских камней, проложенной между замком и маленькой каменной церквушкой.

— Отец Ансельм? — позвала она, толкнув дверь. Раймон заглянул внутрь.

— Вашего священника здесь нет. Еще раньше его искал отец Грегори.

— Они, наверное, в хижине у отца Ансельма. — Она шагнула назад. — Пойдемте к ним…

— Нет. Не уходите, Алиса. — Он взял ее за руку и увлек за собой в церковь. — Давайте поговорим… если, конечно, вы не возражаете.

Раймон быстро кивнул в сторону скромного, неукрашенного алтаря и прошел вперед.

Кутаясь в плащ, Алиса смотрела, как Раймон де Базен без устали расхаживает вдоль сырых церковных стен. Он был крупным мужчиной, намного крупнее любого из морстонцев и на добрых полголовы выше ее покойного отчима. Ее поразили его необычно яркие волосы. Даже в тускло освещенной церкви они отливали серебром и золотом.

Алиса узнала этот цвет, хоть в Морстоне не было ни одной живой души с волосами смешанного оттенка двух благородных металлов. Но в маминой книжке, маленьком молитвослове, подаренном Изабелле монахами из аббатства Святой Радегунды по случаю ее бракосочетания, Алиса видела святого воителя с точно такими же волосами. На первой красочной странице праведный витязь в лазурных одеждах заносил свой меч над малиновым драконом, и его светлая шевелюра сияла так же ярко, как светящийся нимб, окружавший его благородный профиль.

Раймон остановился и кинул на девушку быстрый проницательный взгляд.

— Вы больны? Алиса отвела глаза.

— Нет.

— У вас нездоровый вид.

Его голос, низкий и хриплый, не подходил человеку с лицом святого воителя. Алиса слышала, что знойное солнце Палестины выжигает гортани тех, кто ходит по пустыням.

Он опять принялся мерить шагами ширину маленькой церквушки. Однажды Алиса видела раненого волка, он точно так же метался по клетке, а несколько мгновений спустя бросился на деревянные прутья и вырвался на свободу. Это было на летней ярмарке в Данхевете. Управляющий Кернстоу, который выставил волка для потехи своего господина, беспомощно смотрел, как дикий зверь растерзал крепостного и убежал от кричащей толпы.

Раймон остановился и посмотрел на складки голубой мантильи, закрывавшие высокую грудь Алисы. Она вспыхнула под внимательным взглядом его лазурных глаз. Он опаснее волка! Волк не вызывал в ней желания подойти ближе и дотронуться до белого золота его волос. Алиса стиснула руку в кулак под маминой мантильей. Эти мысли про ангелов и волков отвлекали ее от цели.

Он отвернулся и потер плечо.

— Вам больно? — спросила Алиса.

— Нет. Просто старая рана, немеет на холоде.

Алиса снова вспомнила раненого волка и слегка отступила назад.

— Может, вернемся в замок?

— Нет. Мы останемся здесь. Алиса, отец Грегори говорил с вами. Вы знаете, что королева Элеанора пожаловала в мое владение земли Морстона и Кернстоу.

Она молча кивнула.

— А также благословила меня на брак с вами.

— Я не собираюсь замуж.

— И тем не менее королева даровала мне вашу руку. Пока мы с вами разговариваем, отец Грегори и ваш священник готовятся к свадебной церемонии. — Раймон снова начал вышагивать от стены до стены.

Когда он направился к ней, Алиса заставила себя не отпрянуть.

— Этому не бывать, — проговорила она. Он продолжал ходить, как будто и не слышал. — Мы не поженимся.

Он остановился перед ней. В его глазах не было злости, а в голосе слышалось лишь легкое удивление:

— Но почему? Вы не можете здесь оставаться. Вы не наследница Уильяма Морстонского. После его смерти поместье отошло государству, а теперь оно мое.

— Я понимаю. Морстон стал вашим. И земля, и все остальное. Но я не намерена выходить замуж и буду просить места в монастыре Святой Урсулы в Эксетере.

Он покачал головой:

— К чему этот разговор про монастырь? Если бы вы хотели посвятить свою жизнь религии, то давно бы уже ушли в монахини. У вас нет своих земель, о которых надо заботиться. Почему, дожив до девятнадцати лет, вы не попросили родителей отправить вас в монастырь?

— Я не обязана перед вами оправдываться.

— Но именно это вы и делаете, леди Алиса. Королева Элеанора нашла вам мужа, а вы вдруг решили, что ваше призвание — монастырь. Что это, как не отговорка? Вы нашли предлог, чтобы уклониться от брака со мной, не так ли?

Он говорил низким бесстрастным тоном, как будто ее ответ ничего не менял в его планах.

Алисе вдруг отчаянно захотелось его ударить.

— Почему вы допрашиваете меня как преступницу? Королева дала вам два поместья, лорд Раймон, а у меня, как вы любезно напомнили, ничего нет. Так возьмите свои земли и будьте прокляты. Оставьте меня в покое! Я уйду в монастырь.

На миг у Раймона появилось искушение внять ее просьбе. В самом деле, пусть катится на все четыре стороны. Зачем ему сварливая жена, пусть и красавица? Но королева Элеанора включила эту женщину в дарственную на поместья Морстон и Кернстоу. Надо быть последним дураком, чтобы отказаться от какой-либо части королевского подношения. Или он возьмет земли вместе с этой леди, или потеряет и то и другое, когда принц Иоанн узнает, что его мать облагодетельствовала еще одного сторонника Ричарда. Брат короля пойдет на любые ухищрения, чтобы оспорить этот дар.

Алиса подняла дрожащую руку и отвела с лица прядь волос.

Раймон сделал глубокий вдох и смягчил тон:

— Я понимаю ваше волнение, леди Алиса. Час назад вы узнали, что выйдете замуж. За меня. Со временем вы поймете, что это не так уж страшно, миледи. Будьте честны со мной, и вам не придется жалеть об этом браке.

— Я уже жалею об этом разговоре, Фортебрас. Скажите королеве Элеаноре, что это невозможно.

— Леди, королева изложила свою волю на бумаге, подписала документ и скрепила печатью от имени короля Ричарда. Она хочет, чтобы я взял во владение эти земли и женился на вас. Именно это я и сделаю.

Серые глаза на секунду закрылись, потом посмотрели мимо него, на тени за простым алтарем.

— Хорошо, де Базен. Я согласна. Как вы сказали, у вас есть королевский документ, дающий вам это право. — Алиса судорожно вздохнула и продолжала: — Поезжайте в Кернстоу, объявите, что вы новый владелец. Наша свадьба состоится в этом месяце. Здесь или в Кернстоу, как пожелаете, — выпалила она на одном дыхании.

Раймон внимательно вглядывался в холодные серые глаза девушки. Столь быстрая капитуляция наводила на подозрения. Алиса выпроваживает его в Кернстоу. Интересно, что она сделает в его отсутствие? Убежит в монастырь, как и хотела, или…

Или у нее есть другая причина остаться одной в Морстоне? Что, если она знает про драгоценности Элеаноры и собирается с ними удрать?

А может… может, это просто девичьи страхи и она боится лечь с ним в постель?

— Вы хотите, чтобы я оставил вас здесь одну до нашей свадьбы?

— Да. Мне надо достричь овец.

Эта женщина не умеет лгать. Испуг был написан у нее на лице.

Раймон опять принялся расхаживать по церкви. Старой королеве надо было прислать сюда не его, а какого-нибудь придворного льстеца — пусть бы он терпеливо пробивался сквозь пелену недомолвок, которой окутала себя эта леди.

Алиса вновь обернулась к нему.

— Вы видели королеву Элеанору?

— Да, — Раймон кивнул, — в Виндзоре.

— Вы отвезете меня в Виндзор?

— После того как мы поженимся.

— Сразу после свадьбы?

— Через несколько недель, в конце лета. Она просила меня привезти вас к ней, леди Алиса. У вас есть кое-что, в чем она нуждается.

Она отпрянула, точно от удара.

— Что вы имеете в виду?

Раймон улыбнулся. Она знает! Его слова застали ее врасплох, и она не успела скрыть свой испуг. В этот краткий миг он понял, что леди Алиса знает про сокровища.

— Королева помнит вашу мать, леди Алиса, и хочет, чтобы вы привезли ей драгоценности, которые она дала на хранение вашей матери, пока та жила здесь.

— У моей мамы не было никаких драгоценностей, — сказала Алиса.

Раймон положил руки на плечи своей невесте и ощутил под пальцами грубую ткань. Она носит плащ крестьянки!

Жить в нищете, охраняя королевские сокровища, — как же это должно быть безрадостно!

— Полно, Алиса, не отпирайтесь, — заговорил он, — вы уже выполнили свой долг. Скажите мне, где спрятана королевская шкатулка?

Она застыла на месте, не смея даже вздохнуть, потом вскинула подбородок и посмотрела на него в упор.

— Здесь нет никаких вещей королевы, — спокойно солгала она.

Раймон уронил руки. О святой Петр, это не женщина, а кремень! Ее упорство было забавным. Он с трудом сдержал улыбку.

— А что касается свадьбы, — тихо продолжала она, — то я приеду к вам в Кернстоу через две недели, если хотите.

Раймона начало утомлять упорство этой леди.

— Нет, не хочу. Я хочу жениться на вас здесь и увезти вас с собой в Кернстоу, леди Алиса. Вы пойдете под венец, как только священники закончат свои приготовления. Такова моя воля.

В ее глазах вспыхнула холодная ярость.

— Прекрасно, — проговорила она. — Вы отбросили ваши любезные манеры и высказались напрямик. Что ж, последую вашему примеру. У вас есть письмо от королевы, в котором она приказывает вам жениться на мне. У вас есть отец Грегори, который готовится отслужить свадебную церемонию. Вы вообразили, будто здесь спрятаны какие-то сокровища, и хотите, чтобы я их нашла. У вас есть отряд из десятка громил, которые заняли Морстон и в любой момент встанут на защиту ваших интересов. Но на мне вы не женитесь, Раймон де Базен!

Он подавил желание дотронуться до нее.

— Вы говорите так, будто я хочу вас изнасиловать. Я привел сюда этих людей не для того, чтобы вас напугать. Я приехал с честным намерением — жениться на вас с благословения королевы. Леди, ваши обвинения кажутся мне странными.

— Странными? Что же странного в том, что я даю отказ незнакомцу, который всего час назад увидел эти края и уже требует, чтобы я вышла за него замуж?

— Прошу вас, леди Алиса…

— Мне даже не нужно вас выпроваживать. Вы сами скоро сбежите отсюда в Виндзор, чтобы отказаться от этой свадьбы.

Она замолчала, прерывисто дыша. Раймон нахмурился. Эта женщина городит какую-то чушь. Уж не сумасшедшая ли она? Если так, тогда понятно, почему она просидела в девках до девятнадцати лет.

Он опять положил руки ей на плечи и почувствовал, как она съежилась.

— Успокойтесь, леди Алиса. Я не желаю вам зла. — Раймон опустил ладони с ее плеч и погладил ее руки. — Никто не сбежит в Виндзор. Давайте поговорим завтра, когда вы придете в себя.

— Нет, мы поговорим сейчас. Выслушайте меня, милорд. Я не… не гожусь в жены. Вам нельзя на мне жениться.

Ах вот оно что! Его невеста знает, что ей недостает манер благородной дамы.

— Вас беспокоит, что вы не обучены светскому этикету? Не волнуйтесь, миледи. Мне это безразлично. Когда мы приедем в Виндзор, среди придворных женщин найдется много желающих научить вас, как надо одеваться, и прочим вещам.

— Вы дадите мне сказать? Я говорю не про манеры. Я говорю про… невинность. — Она быстрым движением поправила на плечах свой грубый шерстяной плащ. — Я не девственна.

Ее слова повисли в воздухе. Воцарилась долгая тишина. Раймон переводил взгляд с неподвижного лица девушки вниз, на ее красные потрескавшиеся руки, и обратно — туда, где мелкие зубы держали закушенной нижнюю губу.

— И кто же ваш любовник, леди Алиса? Старый отец Грегори? Или этот тощий мальчуган Уот? И где вы с ним встречаетесь? В сарае для шерсти? Или здесь, в церкви? Леди Алиса, ваши отговорки раз от раза делаются слабее. Сначала вы говорите, что хотите уйти в монастырь, потом заявляете, что у вас есть любовник. Я немало постранствовал по свету, леди Алиса, и еще не видел места, менее подходящего для того, чтобы дама лишилась невинности, чем это убогое, кишащее людьми поместье. И еще не встречал леди, которая была бы меньше, чем вы, похожа на беспечную ветреницу, отдавшую свою девственность тайному любовнику. Я вижу, вы готовы сказать что угодно, лишь бы сорвать нашу свадьбу! — сердито прорычал Раймон и увидел, как она вздрогнула. Тихо выругавшись, он попытался смягчить свои слова: — Ну хватит городить вздор, миледи. Пойдемте искать отца Грегори.

— Нет, милорд. Выслушайте меня. Вы не хотите меня слушать! Я не целомудренна. — Алиса Мирбо вырвалась из рук Раймона и прошагала к алтарю. — Клянусь перед святым распятием, Раймон де Базен. Я не девушка. Я… не… де-вуш-ка.

Эти слова, похожие на стук деревянной колотушки, до глубины души поразили Раймона. В висках у него возникла пульсирующая боль.

— Это правда? — прошептал он. — Вы не девственны?

— Да, не девственна. Я нечистая женщина. Понимаете? Мы не можем пожениться.

О Господи, как же он устал! Раймон провел рукой по волосам. Лжет она или говорит правду? Несмотря на свой резкий язычок, она не производила впечатления опытной женщины. Он взглянул на ее руки. Они дрожали.

Алиса встала ближе к алтарю. Подол ее мантильи слегка качнулся над кожаными туфлями, заношенными чуть не до дыр. Эта женщина не могла быть любовницей рыцаря. Может, над ней надругались?

— Кто это сделал? — взревел Раймон.

Поддавшись внезапному гневу, она перешла из обороны в наступление:

— Вы мне не исповедник!

Она прикрывает своего любовника. Человека, который бросил ее одну в этом захолустье.

— Кто он? — повторил Раймон.

Ее взгляд метнулся к подсвечнику. Уж не хочет ли она напасть на него в храме Господнем? Нет, он не возьмет в жены сумасшедшую, и плевать ему на королевский указ! Если ее совратили, он напишет в Виндзор, что отказывается от этого брака. Пусть разыщут ее любовника и заставят его жениться.

— Повторяю свой вопрос, леди Алиса. Кто он?

— Вы не имеете права меня допрашивать.

— Еще как имею, миледи! Так кто этот человек?

— Я вам не скажу. — Она с такой силой вцепилась в подсвечник, что побелели костяшки пальцев.

— Вы защищаете своего совратителя? Зачем вам выгораживать человека, который лишил вас невинности и бросил, не женившись? Это же… просто глупо.

— Вас это не касается, лорд Раймон. Владейте своими землями, а я уйду в монастырь. Сегодня ваши люди могут переночевать в комнате для охраны. Они слишком пьяны, чтобы ехать в Кернстоу. А отец Грегори пусть возвращается в Шильштон. Я… уеду на этой неделе.

— Поставьте подсвечник, Алиса.

Его рука легла на ее запястье, прежде чем она успела поднять тяжелую железяку. Алиса зажмурилась, ожидая удара. Но его не последовало. Твердая ладонь Раймона сжала ее руку — сильно, но не больно. Ощутив тепло его пальцев, она невольно содрогнулась от странного приятного волнения.

Алиса опустила подсвечник и отдернула руку.

— Мы находимся в храме Господнем. Вы что же, хотите совершить здесь насилие?

— Нет, леди, — проговорил он хриплым, низким шепотом, — я хочу на вас жениться.

Глава 3

Суровые и мрачные глаза де Базена казались черными в темноте церкви, а под ними, на крепком подбородке, бледнели полосы зловещих шрамов. Только бы он посторонился и дал ей уйти! Господи, как же она замерзла! Поскорей бы вернуться в свою спальню. Эмма, наверное, волнуется, ожидая ее у камина…

Почему он так на нее смотрит? По его бесстрастному лицу невозможно понять, что он намерен делать дальше. Алиса дрожала от страха, моля Бога, чтобы Раймон от нее отошел. Он такой огромный…

— Когда? — спросил он хриплым шепотом. — Когда вы спали с этим безымянным мужчиной?

У Алисы не хватило духу оставить его вопрос без ответа.

— Несколько лет назад, — сказала она.

— Значит, вы не беременны от него? И никогда не были?

— Нет.

Сердце Алисы гулко застучало под ребрами. Почему он спрашивает? Может, догадывается, что ее лишил невинности последний владелец Кернстоу, и боится, как бы она не стала оспаривать его земли в пользу незаконнорожденного наследника де Рансона?

— Кто бы он ни был — рыцарь, крепостной или священник…

Алиса вздрогнула при этих жестоких словах.

— Я не хочу вас слушать…

— …он живет на моей земле?

Живет ли он? Сам того не подозревая, де Базен выбрал точные слова. Алиса судорожно сглотнула.

— Нет.

— Вы с ним порвали или он заявится сюда и будет вас искать?

— По ночам, милорд. Его призрак бродит здесь по ночам и следит за мной огненными глазами.

Алиса скрестила руки под плащом. Даже здесь, перед святым алтарем, злой дух де Рансона не давал ей покоя. «Пресвятая Богородица, — взмолилась она, — очисть мои мысли от скверны…»

— Отвечайте! — потребовал де Базен. — Я хочу знать правду.

Алиса снова сглотнула, пытаясь справиться со страхом.

— Я… я с ним больше никогда не увижусь.

— Поклянитесь!

Она не на шутку разозлилась, услышав этот приказ, но страх был сильнее ярости.

— Клянусь на святом распятии, — проговорила Алиса, — что больше никогда не лягу с этим человеком.

Разве что после смерти, когда ее поглотит та же серая тьма, в которой ее ожидает де Рансон.

Алиса подняла глаза и посмотрела в лицо Раймону де Базену. В его взгляде был гнев, но не было презрения.

Она вдруг ощутила безрассудный порыв говорить дальше, рассказать этому человеку, как она стала опозоренной и почему де Рансон больше никогда не притронется к ней в этой жизни. Ей захотелось рассказать этому рыцарю с суровым лицом о своем преступлении, сбросить с души тяжкий гнет тайны — тайны, омрачающей каждое обращенное к нему слово.

Нет-нет, это было бы полным безумием. Какое бы мнение ни составил о ней Раймон де Базен — плохое ли, хорошее ли, справедливое или нет, — им все равно недолго осталось быть вместе. Не пройдет и двух недель, как она уйдет в монастырь Святой Урсулы доживать свой век в покое и уединении. А вымышленное имя защитит ее от преследований де Базена.

Появись он раньше — до того как случилось несчастье, — она дала бы ему все, о чем бы он ни попросил. Конечно, он был резок, но у него были добрые глаза и красивое волевое лицо. Раймон де Базен словно пришел из рассказов Изабеллы Мирбо о прежней жизни в Пуату, о воинах, честь которых была такой же крепкой и блистающей, как их мечи. Увы, ей никогда не бывать в том славном мире, как никогда не знать счастья с этим мужчиной. Он появился в унылой жизни Алисы, опоздав на год.

С таким мужем она была бы в безопасности. Он оградил бы ее от козней де Рансона. Как знать, быть может, она даже сумела бы его полюбить.

Но он появился слишком поздно. К утру летнего праздника она покинет Морстон навеки. И Раймон де Базен никогда не узнает почему.

— Леди Алиса, — мягко проговорил он, — вы должны сказать мне, кто этот человек.

— А если не скажу, что вы сделаете? Побьете меня?

На лице Раймона появилось раздраженное выражение.

— Так вот чего вы боитесь? — Он досадливо махнул рукой. — Ладно, храните ваши тайны до свадьбы, но вы все мне расскажете, когда станете моей женой.

— Нет.

— Поймите, леди: я выпытываю его имя не потому, что хочу вас помучить.

Если она ответит на этот вопрос, то за ним последуют другие. Принц Иоанн повесит ее, узнав, что она убила его вассала. А бедный Ханд, кузнец, который помогал ей хоронить де Рансона? Он тоже будет осужден на страшные пытки и смерть. Где бы Ханд ни скрывался, этот новый владелец поместья его отыщет и отдаст судейским чиновникам принца Иоанна. Даже Эмма, несмотря на свой возраст, не уйдет от мести Иоанна Плантагенета.

Алиса прижала кулак к губам и отвела глаза. Ни слова! Она обязана молчать.

В наступившей долгой тишине Раймон вглядывался в лицо Алисы Мирбо. На мгновение ему показалось, что она опять заговорит — объяснит, каким образом ее совратили.

Совращенная, нечистая… Нет, эти слова не подходили для ее описания. Несгибаемая гордость и смелость Алисы, ее горевшие гневом глаза были так не похожи на вкрадчивые манеры, изощренное лукавство и томную грацию женщин анжуйского и английского дворов. Эти дамы мудро берегли свою девственность до свадьбы, а уж потом, благополучно выйдя замуж за какого-нибудь знатного лорда, пускались во все тяжкие. Нет, у Алисы Мирбо было мало общего с великосветскими кокетками, охотно приглашавшими его в свои постели.

Алиса Мирбо не могла легко отдаться мужчине, который не уважал ее честь. Чтобы это понять, Раймону хватило всего часа в ее присутствии. Скорее всего эту женщину взяли силой. Почему же тогда она отказывается назвать имя негодяя?

Раймон вздохнул. Он не привык подолгу размышлять над такими вопросами. В юности он узнал тонкости любовных интриг и никогда не думал плохо о женщинах, научивших его искусству любви. Ему доводилось спать с куртизанками, сарацинскими девушками и замужними дамами при дворе Генриха Плантагенета. Он не питал особого пристрастия к девственницам, однако рассчитывал со временем жениться на одной из них.

Раймон поверил Алисе Мирбо, когда она сказала, что порвала со своим любовником. Будь эта леди лживой по натуре, она умолчала бы о своем первом мужчине, а в брачную ночь надула бы Раймона, изобразив притворные спазмы и вымазав простыню куриной кровью.

Алиса поклялась перед алтарем, что не девственна. Будет ли она честно соблюдать супружеские обеты, которые даст перед тем же алтарем? Можно ли надеяться, что она будет верной женой и подарит ему сыновей — его родных сыновей, плоть от плоти?

Надо как-то договориться с этой леди, пока она не ушла из церкви. Алиса явно что-то недоговаривает, но сегодня ему больше ничего из нее не вытянуть. Он и так уже перегнул палку. Кажется, еще немного, и она бросится в море от злости. Или от отчаяния.

Алиса Мирбо стояла, держа кулак возле рта и пряча нижнюю часть лица от его взгляда. Ее пылающие серые глаза смотрели прямо на него. Это не были глаза обманщицы. Раймон видел в них ярость и горе, но не лукавство.

Он сомневался, что его лицо могло успокоить испуганную женщину. Суровый допрос и хмурый взгляд — не лучший способ добиться взаимопонимания со своей невестой. Ни одна женщина, какой бы испорченной она ни была, не захочет лечь в постель к сердитому жениху. Раймон осторожно погладил тяжелую косу, лежавшую на ее мантилье.

— Ваши волосы блестят, как птичье крыло. Вы распустите их для меня, Алиса?

Она забросила косу за плечо, и его рука, оставшаяся на месте, тут же накрыла ее грудь. Он услышал тихий удивленный возглас девушки и почувствовал, как бьется ее сердце под его ладонью.

— Лорд Раймон, я хочу…

— Вы получите все, что хотите, клянусь.

У нее участился пульс. Итак, его прикосновение не оставило леди Алису равнодушной. Она увернулась от его руки.

— Прежде чем жениться на мне, отвезите меня к королеве Элеаноре. Я объясню ей, почему нас не стоит сводить.

«А я покажу вам, миледи, как хорошо нам будет в постели…» — подумал он и опустил руку.

— Это невозможно, Алиса. В дарственной королевы сказано, что я должен принять эти земли и жениться на вас. Если мы уедем в Виндзор, оставив их без присмотра, принц Иоанн отдаст их другому.

— Вы согласны взять в жены нечестную женщину, лишь бы сохранить за собой земли, лорд Раймон? Вы так боитесь оспорить условия драгоценного королевского указа?

Раймон не обратил внимания на ее издевательский тон.

— Да, — ответил он, — я сделаю все, чтобы земли были моими. И вы, миледи, много потеряете, если откажете мне.

Она отвела глаза.

— Вы пожалеете об этом, Раймон де Базен.

— А вы, миледи? Какое будущее вас ждет, если я от вас откажусь? Думаете, настоятельница монастыря Святой Урсулы примет опозоренную леди, у которой к тому же нет ни гроша за душой?

Подбородок ее задрожал.

— Я лучше пойду на риск быть отвергнутой настоятельницей монастыря, чем выйду замуж за человека, который готов взять в жены нечестную женщину, лишь бы не потерять свои земли.

— Миледи, у вас язычок гремучей змеи, да и характер не лучше. Вы напрасно так ощетинились. Я и не думал вас оскорблять.

— Нет, вы меня не оскорбили — пока. Но если мы поженимся и вы вступите во владение поместьями, то вам уже не надо будет сдерживать презрение к своей обесчещенной жене.

Так вот оно что! Она боится, что он накажет ее за ошибку молодости.

Раймон притронулся к руке, которой она закрывала рот.

— Когда мы поженимся, я не буду вас оскорблять, если, конечно, вы сами не будете нарываться. — Он взял ее стиснутый кулак в свои ладони и начал медленно разжимать ее пальцы. — Я не думаю, что у девушки вырастут бородавки и вторая голова, если она по неосторожности лишится невинности. У меня нет никакого желания месяцами торчать в Виндзоре, подыскивая себе новую жену. Я останусь здесь, женюсь на вас и буду управлять этими землями. Я хочу, чтобы вы родили мне детей и чтобы между нами было полное доверие. Давайте поженимся, Алиса, и забудем о прошлом.

Ее рука чуть дрогнула.

Раймон вздохнул:

— Вы не девственница, а я… Бог свидетель, я не святой. Не будем судить друг друга за наши грехи. Я буду честен с вами во всем, что касается нашего брака и этих земель, а вы будете честны со мной. И подарите мне сыновей. Договорились?

В сознании Алисы кричали и спорили давно забытые голоса. Невозможное желание — приобщиться к другому миру, в котором когда-то жила ее мать, и стать женой знатного лорда — боролось с паническим страхом.

«Будьте честны со мной», — сказал он. Но как она могла выполнить эту просьбу? Как могла рассказать ему, что всего в нескольких дюймах от королевских драгоценностей гниют останки Харольда де Рансона?

Если она будет честной, Раймон Фортебрас узнает, что его невеста — убийца.

За спиной у Раймона скрипнула и приоткрылась церковная дверь на хлипких кожаных петлях. Если это морстонский пастух, который пришел на подмогу своей госпоже, то он, как видно, утратил смелость на пороге. Отпустив руку Алисы, Раймон сомкнул пальцы на рукоятке меча, рывком распахнул дверь и увидел морстонского священника. Хилый старик потерял равновесие и схватился за дверной косяк, чтобы не упасть.

Раймон протянул руку, помогая ему удержаться на ногах. Алиса вскрикнула:

— Не трогайте его…

При виде ее бледного лица Раймон нахмурился.

— Я редко обижаю стариков, даже если они подслушивают под дверью.

— Милорд, он не мог…

Священник обратил к Раймону улыбающееся лицо.

— Успокойтесь, милорд! Меня зовут Ансельм. Отец Грегори сказал мне про королевский указ. Не волнуйтесь, мы сумеем быстро выполнить распоряжение королевы Элеаноры. Леди Алиса, мы с отцом Грегори решили, что нет нужды дожидаться официального объявления о браке. Вы и этот рыцарь можете пожениться на этой неделе.

— Отец Ансельм, я не хочу…

— Какая хорошая новость, дитя мое! Жаль, что ваша матушка, упокой Господь ее душу, не дожила до этого дня.

Алиса повысила голос:

— Отец Ансельм, мы не собираемся вступать в брак! Ансельм медленно прохромал мимо нее и указал на низкий каменный алтарь.

— Конечно, дитя мое. Вы сделаете это после того, как поженитесь. Здесь, в нашей церкви. Пусть она маленькая и скромная, и все-таки это храм Божий. Деревенские женщины охотно подготовят ее к свадебной церемонии. Главное, чтобы Господь благословил ваши клятвы. А уж об этом я позабочусь, и с большим удовольствием.

Раймон не понимал, о чем бормочет священник. Даже леди Алиса не получила вразумительного ответа на свои громкие протесты. Может быть, старик глухой?

— Спасибо, святой отец, — медленно проговорил Раймон. Старик посмотрел на него тусклыми, слезящимися глазами:

— Конечно, милорд. Я с радостью выслушаю и вашу исповедь. Завтра, после заутрени?

— Завтра… хорошо. Завтра утром. Алиса тронула его за руку.

— Отец Ансельм вас не слышит. Раймон понизил голос:

— Как же тогда он исповедует…

— …эту недостойную женщину?

— Не надо передергивать мои слова, Алиса. Почему вы все время пытаетесь меня разозлить?

Она взглянула на спину отца Ансельма и заговорила бесстрастным тоном:

— Отец Ансельм — мой исповедник, лорд Раймон. Он служит священником в Морстоне.

— И при этом глух, как тетерев, — вставил Раймон. Отец Ансельм оторвал взгляд от алтарного покрывала и улыбнулся. Потом опять повернулся к алтарю.

— Как может глухой заботиться о душах местных жителей? Вам здесь нужен священник помоложе.

Глаза Алисы вспыхнули гневом.

— Милорд, отец Ансельм — хороший человек, преданный морстонцам. Если в таком возрасте отправить его в аббатство, он пропадет. Прошу вас, не делайте этого.

Раймон удивленно взглянул на нее. Верно, она считает его каким-то бессердечным скрягой, если думает, что он хочет выслать из Морстона этого старого священника, подыскав другого, помоложе. В Базене отец Раймона содержал сразу трех священников: молодой клирик заботился о пастве, а его предшественники, два дряхлых старца, целыми днями играли в шашки, отдыхая после заутрени в тенистом саду перед замком.

Взгляд Раймона вновь сделался суровым.

— А кто же будет заботиться об этом старом священнике, — спросил он, — если вы спрячетесь от мира в монастыре? Уж лучше пусть живет в аббатстве: там по крайней мере он будет мало работать и сносно питаться…

— Он и так сносно питается…

— До тех пор, пока вы здесь.

— Что вы хотите сказать? Вы что же, угрожаете отцу Ансельму?

— Если тепло камина и приятная компания друзей в Шильштоне — это угроза, тогда да, угрожаю. А вы можете предложить что-нибудь получше?

Она сердито отмахнулась.

— Отец Ансельм должен остаться здесь. Он провел в Морстоне почти всю свою жизнь…

— И все это время о нем заботились сначала ваша матушка, а потом вы. Если вы уедете, передав поместье в мое распоряжение, Алиса, то я сам буду принимать такие решения.

Алиса охнула.

— Вы новый владелец Морстона и несете ответственность за моих людей. Вы поклялись защищать их. Если вы будете несправедливо с ними обращаться, Господь обречет вас на вечные муки!

— Это понятно. Но я не собираюсь посылать гонцов в монастырь Святой Урсулы, чтобы узнать ваше мнение, каждый раз, когда мне понадобится что-нибудь изменить.

Она негодующе округлила глаза.

— Изменить? Единственное, что здесь нужно изменить, это вернуть наших мужчин из Палестины и заставить людей, которые собирают подати для короля Ричарда, забыть о нашем существовании.

— Каким образом, — сухо спросил он, — я сумею этого добиться без помощи морстонской госпожи?

Отец Ансельм отошел от алтаря и посмотрел на них с улыбкой.

— Скажите, миледи, можно мне на один день оторвать женщин от работы? Ведь они уже почти достригли овец. Я бы хотел, чтобы они прибрались в церкви. Все-таки нам предстоит отпраздновать сразу два радостных события — вашу свадьбу и прибытие нашего нового владельца Морстона.

— Ну что, Алиса? — спросил Раймон.

Он победил! Ей некуда деваться. Она не бросит своих людей.

— Миледи?

— А вы разрешите мне управлять делами здесь, в Морстоне?

— В пределах разумного. Я буду вмешиваться только в вопросы обороны. А жить вы будете со мной в Кернстоу. Мне сказали, что это недалеко отсюда. Мы будем часто приезжать в Морстон и следить за порядком.

Он прав. Она не может бросить Морстон, пока не убедится, что отдала его в руки хорошего, доброго хозяина. Она уедет позже, когда надоест ему — и когда скроет следы своего преступления, навсегда обезопасив Ханда и Эмму.

— Хорошо, я выйду за вас замуж, — сказала Алиса и не узнала своего голоса.

— Завтра.

— Завтра или послезавтра.

— Нет, завтра.

— А отец Ансельм останется здесь? — спросила она.

— Даю вам слово. — Раймон навис над ней в ожидании.

— Тогда мы поженимся. Завтра, — проговорила она низким, срывающимся голосом, как будто внутри у нее происходила страшная борьба.

Фортебрас боялся, что, если до нее дотронется, она опрометью бросится из церкви. Он взглянул на алтарь.

— Церемонию проведет отец Грегори, а ваш отец Ансельм будет ему помогать. Я не хочу, чтобы мы произносили торжественные обеты перед лицом глухого священника, миледи. У нас будет полноценное бракосочетание.

— У леди Алисы был такой вид, как будто за ней гнался черт! — крикнул Хьюго Жербре на всю комнату для охраны. — Видно, ты недостаточно обходителен для этой деревенской… — Жербре осекся, не закончив фразу, со стуком поставил на стол свой деревянный кубок и нетвердым шагом подошел к молчащему Раймону. — Клянусь Богом, Фортебрас, — проворчал он, — у тебя вид не лучше. Кажется, тебя тоже одолевают бесы. Да что между вами произошло?

Раймон посмотрел в пылающее лицо Хьюго. Его старый друг и наставник мог бы многое сказать по поводу откровения Алисы Мирбо. Он посоветовал бы ему взять сокровища королевы Элеаноры и немедленно вернуться в Лондон — отдать драгоценности и попросить королеву, чтобы она освободила его от владения Кернстоу и от женитьбы на Алисе. Что ж, это был бы дельный совет. Но Раймон не желал его слышать.

— Она согласилась за тебя выйти?

Раймон порывисто кивнул. Алиса сдалась слишком быстро, и это по-прежнему его тревожило. Интересно, какую цель она преследовала: защитить своих людей или выиграть время, чтобы похитить драгоценности королевы?

— Да. Завтра свадьба.

Жербре удивленно приподнял седые брови.

— Помнится, сарацинским шлюхам ты давал больше времени. Тебе что же, совсем невтерпеж?

Сарацинки, о которых говорил Хьюго, уцелели после осады и боя. Две из них были девственницы и легли в постель к Раймону по принуждению. Нет, его невеста не походила на этих женщин. В своей молодой жизни она не видела войны, но была такой же боязливой, как пленница.

Раймон нахмурился. Если его жена и дальше будет смотреть на него как на злодея, замыслившего убить ее ночью в постели, если она в самом деле безумна, он попросит королеву Элеанору, чтобы та помогла ему аннулировать этот брак, как только он вступит во владения землями. Вдовствующая королева не откажет ему в этой маленькой любезности: она перед ним в долгу.

Раймон обернулся к Жербре:

— Она согласилась. Завтра я женюсь на ней и увезу ее в Кернстоу.

Пожилой воин поплотнее запахнул плащ на своей широкой груди и потянулся к кувшину с элем.

— Вот-вот, в Кернстоу хоть можно жить. Отец Грегори сказал мне, что там крепкий каменный замок и процветающее поместье. Во всяком случае, они не жалеют дров для камина в зале. — Жербре содрогнулся. — Если мы еще немного пробудем в этом продуваемом сарае, у меня заболят суставы от холода. Говорят, там есть вино…

— Хьюго, мне нужно, чтобы ты оставался здесь — до тех пор, пока я не найду королевские драгоценности.

Жербре со стуком поставил кубок на стол.

— Тогда давай найдем их сегодня, Фортебрас. Я не останусь в этой дыре еще на одну ночь. Скажи леди Алисе, что королева послала тебя за драгоценностями, и пусть она их тебе отдаст. Что может быть проще? — Лицо Жербре помрачнело. — Она что, не хочет их тебе отдавать?

— Нет. И вообще я не уверен, что она про них знает. Она ничего не сказала, когда я сообщил ей о поручении королевы.

— Ничего не сказала?

— Сказала, что ничего не знает про драгоценности. Хьюго нахмурился:

— Тогда спроси ее, где старый лорд Уильям хранил свое золото. — Он с отвращением огляделся по сторонам. — В этой лачуге наверняка есть какие-то тайники.

— Я спрошу ее — позже.

Хьюго опустил свой кубок.

— Эта женщина уже взяла тебя в оборот? Спроси ее сейчас же, Фортебрас, и спроси напрямик. Если она скажет, что не знает, где тайник, если ее родители умерли, не сказав ей об этом, мы перевернем замок вверх дном, но отыщем драгоценности.

Раймон покачал головой:

— Мы можем никогда не найти тайник, если эти люди не захотят нам открыться. Прежде чем переворачивать замок вверх дном, я должен завоевать доверие Алисы.

Жербре досадливо заворчал:

— Уверяю вас, милорд Раймон, если вы разрешите этим людям переселиться в Кернстоу, они уже к утру переберутся через болото.

— Подожди две недели, Хьюго. Я хочу, чтобы ты остался здесь на две недели. А я тем временем наведаюсь в Кернстоу и подумаю, что нам делать дальше. Не бойся, дружище, голодать здесь никто не будет. Завтра я пришлю продовольствие.

Раймон обернулся к большому столу, на который три морстонские женщины подавали холодную баранину и свежий хлеб. Он позаботится о жителях Морстона, даже если придется переселить их всех в Кернстоу и разрушить этот холодный убогий замок. Однако прежде чем приступать к действиям, он должен отправить туда свою пугливую, беспокойную жену.

— Ты будешь приглядывать за этим замком, Хьюго, до моего возвращения. Потом мы быстро возьмемся за дело. Если придется разрушить замок, это не составит большого труда. Здесь нет ни одной прочной стены, если не считать остатков старого земляного укрепления. — Он хмуро взглянул на потолочные балки. — Один хороший порыв ветра — и стены обвалятся под тяжестью дымоходов.

Жербре фыркнул:

— Те, кто строит из плохого дерева, должны жить в землянках! Пусть скажут спасибо, если мы поставим им хотя бы один добротный коровник из этого гнилья. — Он мрачно покосился на пустой кувшин из-под эля. — На таком холоде я состарюсь раньше срока. Поговори со своей леди. Она должна что-то знать. Спроси, где ее отец хранил ценности, если они у него были, и избавь меня от этих чертовых сквозняков. Неужели леди Алиса такая мегера, что ты не можешь еще до свадьбы подчинить ее?

Раймон не ответил.

Глава 4

Хыого Жербре опустил деревянный черпак в первый бочонок с морстонским свадебным элем и презрительно фыркнул.

— Вода, — пробормотал он, — вода, которой ополоснули старый котелок из-под эля! Пусть твоя супружеская жизнь, Фортебрас, будет счастливее, чем те, кому придется пить за твое здоровье эти помои. — Он хмуро взглянул на небо. — Холодное сырое утро, скудный свадебный пир… Если опять пойдет проклятый дождь, не стоит укрывать этот бочонок. Пойло и так слишком жидкое — его уже ничем не испортишь, — прорычал Жербре. — Вот попробуй!

Раймон оттолкнул черпак в сторону и махнул маленькой группе своих людей, которые привязывали вьючных лошадей за крепостными воротами. Два самых молодых воина выносили свои седельные сумки из коровника, где спали и стерегли лошадей.

— Когда найдете дамское седло, — крикнул он, — примерьте его на гнедую кобылу.

Жербре хватил кулаком по столу так, что задрожал бочонок с элем.

— Не забирай мою лошадь, Фортебрас! Возьми лучше лошадь молодого Гарета. Если ты бросишь меня в этой нищей лачуге, мне придется ездить на охоту, чтобы добывать еду. — Жербре посмотрел на холм, на котором стоял коровник. — Гарет! Где этот парень? Небось прячет от нас свою кобылу. Мы приехали сюда не затем, чтобы…

— …голодать. Хьюго, я же сказал: я пришлю сюда продовольствие, как только мы доберемся до Кернстоу. Завтра — а может, уже сегодня, если успеем, — я пришлю тебе все, что смогу. Эй ты, мальчик! Уот, кажется? Это седло твоей госпожи? Не волочи ремни по земле… — Раймон выхватил у паренька деревянное седло и хмуро оглядел выцветшую краску на некогда расписных луках, потом покрутил в руках потрескавшуюся кожаную подпругу и легко выдернул ремень из основания. Из шва вылетело облачко свалявшейся пыли. Кухарка, которая несла блюдо с холодной бараниной, попятилась, пробормотав что-то на странном наречии морстонских пастухов. Уот чихнул.

За воротами восемь людей Базена вели лошадей на водопой. Рядом с земляными укреплениями бежал ручей, бурные грязные воды которого, разлившиеся от недавних дождей, ниспадали по скалам в море. Услышав повелительный окрик Раймона, воины подняли головы, но не разобрали его слов из-за шума воды. Гарета среди них не было.

Раймон опять сунул Уоту в руки негодное седло.

— Найди Гарета. Молодой такой, с рыжей бородкой. Скажи ему, что миледи… моя жена… возьмет его седло и лошадь.

Мальчик замялся.

— Вы возьмете меня с собой?

— Нет. С нами поедет только леди Алиса.

— Я хочу с ней. Раймон сдвинул брови:

— Ты можешь приехать позже, со своей мамой.

Уот опустил голову и посмотрел на свои ноги.

— Она погибла, — сказал он, — на холме.

— Где?

— На большом холме — там же, где и Ларе.

Раймон присел на корточки и заглянул мальчику в лицо.

— Твоя мама родилась в Пуатье?

— Нет, здесь. Это леди Алиса научила меня говорить на вашем языке. Вы возьмете меня с собой?

Раймон отвернулся от покрасневших глаз мальчика.

— Не сегодня. А сейчас иди найди Гарета и скажи ему, чтобы привел свою лошадь. — Он поднялся и обернулся к Жербре: — Завтра я пришлю эту кобылу назад вместе с вьючными лошадьми.

Хьюго вздохнул:

— У меня есть план получше. Собери всех морстонцев и возьми их с собой. Оставь это убогое поместье чайкам, и пусть местные жители зарабатывают свой хлеб в Кернстоу. Снеси этот, с позволения сказать, замок, пока не обвалились потолочные балки, найди сокровища старой коро…

— Тише, — пробормотал Раймон.

Жербре замолчал и проследил за взглядом Раймона: в открытых дверях замка стояла Эмма и смотрела на них.

— Старая няня леди Алисы сегодня утром явно не в духе. Вчера вечером она рассердилась, увидев мой тюфяк перед дверью твоей невесты.

— Женщины вышли из спальни?

— Старуха открыла дверь, сказала мне пару ласковых и ушла обратно. Потом я слышал, как она разговаривает со своей госпожой, но из спальни они не выходили. Слов я не разобрал. — Хьюго тяжело вздохнул. — Секреты, черт возьми, одни сплошные секреты! Знаешь, Фортебрас, когда закончится это дело, я больше никогда в жизни не возьмусь за королевские поручения. Как говорит твой отец, доверие Плантагенетов равносильно проклятию. Эти женщины — твоя невеста и старуха — прокляты так же, как и мы все.

— Да, но мой отец говорил и другое, Хьюго: надо быть дураком, чтобы не оправдать доверие Плантагенетов. Что-то ты больно разговорчив сегодня утром. Видно, эль развязал тебе язык.

— Во всей этой трущобе не хватит эля, чтобы развязать язык даже сороке, не говоря уж о том, чтобы как следует отпраздновать твою свадьбу. Здесь можно сдохнуть от жажды, Раймон. Ты пришлешь эль из Кернстоу? Местное пойло годится разве что для свиней. Чтобы я в моем возрасте пил эту речную водицу — благодарю покорно…

— Я пришлю сюда все, что нужно. Копченое мясо, ячмень и вино… если найду его.

Лицо Жербре просветлело.

— Священник сказал, там полный винный погреб. Раймон нахмурился:

— Где же этот мальчишка? Почему он так долго?

— Ты не останешься, чтобы отведать роскошных блюд, которые женщины таскают из морстонских кладовых? Эта баранина была свежей, когда ты еще воевал в Палестине, Фортебрас.

— Замолчи, Хьюго, и слушай меня. Гарет останется с тобой в Морстоне. Алиса возьмет его кобылу, а я в тот же день отправлю ее обратно вместе с вьючными лошадьми. Миледи оставляет свою няню Эмму здесь, чтобы та собрала ее вещи, как она говорит, а скорее всего для того, чтобы приглядывать за тобой и Гаретом. Сначала вы должны потихоньку осмотреть замок, а если ничего не найдете, мы начнем открытый обыск, когда я вернусь из Кернстоу.

— Леди Алиса по-прежнему молчит о том, что здесь спрятано?

— Да. Если честно, сегодня утром она вообще мало со мной разговаривала.

— Зато вчера в церкви ты услышал от нее слишком много. Больше, чем тебе хотелось бы…

— Что ты сказал? Жербре отпрянул.

— Слушай, Фортебрас, у тебя порой бывает такой же свирепый взгляд, как у твоего отца. Можно в штаны наложить от страха.

— Что ты сказал, Хьюго?

— Не секрет, что у вас с леди Алисой не получилось мирной беседы. Вы оба вышли из церкви с такими лицами, что даже у лютого волка застыла бы кровь в жилах. Не спорь, вас видел молодой Эрик. А сегодня утром ты выглядишь ненамного лучше. — Он пожал плечами. — Может, оно и неплохо, что я остаюсь здесь. Не хочу быть рядом с тобой, когда ты будешь ухаживать за этой дамочкой с ледяными глазами. Да, я останусь здесь, и с удовольствием — если конечно, ты пришлешь мне продуктов.

Раймон отвел глаза. Он не сказал Жербре про злые откровения Алисы. Впервые в жизни он утаил что-то от доверенного воина своего отца. Чтобы сберечь честь своей язвительной и непокорной жены, придется научиться врать и изворачиваться. Это было совсем не по душе Раймону.

— Так как насчет продуктов, Фортебрас?

— Ты не будешь голодать, Хьюго, — повторил он. Жербре увидел Гарета, тот вел свою лошадь мимо пустого загона для стрижки овец, недовольно выпятив нижнюю губу, отчего его лицо делалось похожим на морду его кобылы. Раймон вздохнул:

— Парень получит свою лошадь обратно, я обещаю. Береги его.

— А ты береги себя, чтобы мне не пришлось посылать твоему отцу грустную весть о том, что его сын, уцелев на Святой земле, пал жертвой зловредной бабы.

Последняя процессия кухарок вынесла во двор и поставила на три коротких стола рядом с элем черный хлеб и баранину. Позади них шла Алиса Мирбо, одетая так же, как и накануне вечером, когда Раймон разговаривал с ней в церкви. В руках у девушки был небольшой вертел с жареными курами. Положив холодную птицу рядом с бараниной, она скользнула быстрым хмурым взглядом по короткой рубахе Фортебраса и подошла к дверям церкви. Тут же рядом с ней появился священник из Шильштона, а за ним и отец Ансельм. Служанки и крестьяне, высыпавшие из своих хижин, радостно закричали на своем простонародном наречии. Воины Базена, которые в это время поили лошадей в ручье, с топотом ворвались во двор замка, держа наготове мечи.

Леди Алиса покраснела от гнева и повысила голос, чтобы перекричать шум толпы. Раймон прорычал короткий приказ, и воины убрали в ножны мечи, а ликующие возгласы смолкли.

Хьюго Жербре опустил черпак в бочонок с элем.

— Вот тебе и свадебная процессия, Фортебрас. Пойдем-ка к твоей невесте, пока не завязалась драка!

— Ты будешь присутствовать на свадебной церемонии, Хьюго?

— Да. А когда увижусь с твоим отцом, расскажу ему все, что видел. Улыбайся, Фортебрас, а не то эти крепостные подумают, что ты трусишь.

Беспорядочная толпа расступилась, давая дорогу Раймону и Хьюго, которые пересекли двор и поднялись на низкое крыльцо церкви. Раймон взял руку леди Алисы и поднес ее к губам.

— Поговорите с ними на их языке, — попросил он. — Скажите, что сегодня после свадьбы мы уедем в Кернстоу и до наступления ночи я отправлю обратно вьючных лошадей с продовольствием. Скажите, что Хьюго Жербре останется здесь и будет управлять поместьем до моего возвращения. — Маленькая рука, лежавшая на его рукаве, слегка задрожала. — Скажите им это, Алиса.

Она кивнула и начала говорить. Услышав ее первые слова, сказанные хриплым голосом, Раймон испугался, что она сейчас разрыдается и лишит его доверия этих людей. Алиса сделала паузу, прокашлялась, потом снова подняла глаза и взглянула на собравшихся. После этого ее речь стала более размеренной и спокойной. Наконец она замолчала.

— Вы все им сказали?

— Да, я передала им ваши слова.

Ее застывшая улыбка не вязалась с угрюмым взглядом. Раймон опять положил руку Алисы на свою.

— Спасибо, миледи. — Ее пальцы остались на его рукаве — холодные, оцепенелые. — Не бойтесь меня, — прошептал он.

Она сделала вид, что не слышит.

Раймон подвел свою невесту к двум священникам.

— Ведите обряд бракосочетания на французском языке, чтобы поняли мои люди. Они будут свидетелями.

Шильштонский священник ткнул локтем в бок отца Ансельма. Тот шагнул вперед и поднял руки, чтобы успокоить волнующуюся толпу.

— Жители Морстона и воины Базена! — заговорил он. — Вчера в этом храме Господнем леди Алиса и лорд Раймон де Базен объявили, что они жених и невеста. Мы можем обойтись без официального объявления…

— Официальное объявление ни к чему, — продолжил отец Грегори из Шилыптона, шагнув вперед и оказавшись перед широко раскрытыми руками отца Ансельма, — ибо вдовствующая королева Элеанора знает лорда Раймона как холостого рыцаря из хорошей семьи. У него нет кровного родства с леди Алисой Мирбо, которое могло бы воспрепятствовать этому браку. Отец Ансельм подтверждает факт их законной помолвки. Лорд Раймон, прошу вас, произнесите свои обеты.

Раймон набрал в легкие побольше воздуху и заговорил громко, чтобы беспокойная толпа услышала его за шумом морских волн и плеском ручья:

— Я, Раймон, сын Ренульфа де Базена, беру в жены леди Алису Мирбо по законам Господа и королевства. Я разделю с ней мое имущество и земли, а мой меч будет ей защитой. — Он помолчал, оглядывая лица отцовских солдат. — Я даю леди Алисе это морстонское поместье, которое получил от короля Ричарда как ее приданое. Отныне оно будет принадлежать ей и моим будущим наследникам.

По толпе морстонских крестьян зашелестел шепот: те немногие, кто знал французский язык, переводили слова Раймона остальным.

Серые глаза его невесты красноречиво загорелись, когда она взглянула на свою руку, покоившуюся на рукаве Раймона. Не поднимая головы, она издала тихий вздох и прошептала одно слово, которого он не понял.

— Прошу вас произнести ваши обеты, леди Алиса. Она не колебалась ни секунды:

— Я, Алиса, дочь Филиппа Мирбо, беру в мужья Раймона де Базена по законам Господа и короля Ричарда.

Наступила тишина. Отец Ансельм открыл дверь церкви и шагнул в сторону, пропуская внутрь жениха и невесту. Хьюго Жербре и половина воинов встали рядом со своим господином, его супругой и несколькими морстонскими пастухами. Отец Ансельм подошел к маленькому алтарю и начал служить мессу.

Служанка Алисы Эмма сидела среди пожилых пастухов на каменной скамье, которую поставили у стены для старых и немощных. Раймон поймал на себе взгляд старухи, когда преклонил колени рядом с новобрачной, опустившись на свежевымытые церковные плиты. Бледная Алиса, неподвижно стоявшая на коленях рядом с ним, не сводила глаз со святого распятия, перед которым всего несколько часов назад поклялась, что не годится в жены Раймону де Базену.

Он взял ее руку и накрыл своей. Алиса кинула на него удивленный взгляд и снова уставилась на крест Господень, висевший над алтарем, но руки не отняла.

Алиса Мирбо уезжала из Морстона в платье и мантилье своей покойной матери, опасливо восседая на чужой лошади, в солдатском седле, в компании вооруженных до зубов незнакомцев с острыми глазами. И самым устрашающим из этих воинов был человек, за которого она вышла замуж три часа назад.

Свадебная месса была короткой, но приличной, если учесть, что невеста — сирота, а жених — чужеземный рыцарь. Утром, до венчания, Алиса и две кухарки закололи и зажарили семь кур и вынесли к скромному пиршественному столу остатки копченой баранины. Потом Алиса надела свой свадебный наряд — последнее, что оставалось в старом сундуке из Пуатье, — и подошла к дверям церкви, в которой только вчера вечером познакомилась со своим женихом. Раймон появился в тонкой черной рубахе, надетой под малиновый стеганый камзол и кожаную кольчугу, — костюме достаточно нарядном, чтобы выказать уважение к церемонии, но при этом достаточно скромном, чтобы Алиса не испытывала стыда, стоя рядом с ним в старых одеяниях своей матушки.

Не прошло и часа, как свадебный эль закончился, а скромное угощение исчезло со cтолов, расхватанное множеством жадных рук. Раймон пил за здоровье своей жены и отошел от нее только один раз, чтобы поговорить с докучливым пареньком Уотом. Онвелел Алисе дать мальчику куриную ножку, а сам отломил большую горбушку от лежавшей перед ним буханки черного хлеба, сунул ее в руки ребенку и отвел его в сторону. Говорил он с Уотом тихо, неторопливо. В первое мгновение у Алисы появилась надежда, что Раймон все-таки разрешит мальчику поехать с ними, но он не отменил своего решения, которое высказал утром отрывистыми, пренебрежительными словами. Она напрягала слух, пытаясь разобрать, что он говорит ребенку, но Раймон предусмотрительно понизил голос. Как видно, он начал поиски королевских сокровищ с допроса самого доверчивого жителя Морстона.

Вскоре супруг и повелитель вернулся, взял ее за руку и созвал воинов, которые должны были ехать вместе с ними в Кернстоу. Начались прощания, слезы и объятия. В этой суете Раймон провел Алису, держа под локоть, сквозь маленькую толпу морстонцев, посадил на гнедую кобылу, и они начали подниматься на холм, чтобы скакать на восток. Если бы она воспротивилась и попыталась отложить их отъезд, он мог просто схватить ее и увезти силой. Поэтому Алиса поехала по доброй воле, оборвав прощальные объятия Эммы.

— Не серди его, моя овечка, — прошептала старуха. — Делай все, что он потребует. Обещай не перечить ему.

Когда перед ними открылась дорога на Кернстоу, ее муж оставил маленькую колонну всадников и вьючных лошадей и проехал немного вверх по склону скалы, отделявшей горную долину Морстона от болот, после чего развернул своего вороного мерина и вернулся к Алисе.

— Это здесь вы нашли труп? — спросил он громко, чтобы перекричать сильный северный ветер.

Алиса вцепилась в высокую седельную луку, едва держась на широкой спине лошади. Еще мгновение — и она соскользнула бы вниз, но большая рука Раймона сомкнулась на ее предплечье, предотвратив падение. Она вновь просунула оба сапога из бараньей кожи в единственное стремя и взяла у Раймона поводья.

Он поднял руку и указал на скалу.

— Здесь погиб ваш пастух? Алиса кивнула:

— Там, у подножия. Должно быть, оступился на вершине. Раймон коротко махнул двигавшимся сзади мужчинам и вновь поскакал к крутому, поросшему травой склону. Маленькая кавалькада въехала на огибавшую скалу тропинку, а крупный мерин Раймона преодолел короткий подъем на каменистую вершину.

Несколько мгновений спустя Раймон опять был рядом с Алисой.

— Склон не настолько крутой, чтобы можно было разбиться насмерть, — сказал он.

Алиса мысленно согласилась. Когда со скалы сняли труп Ларса, она подумала о том же. В ту ночь возле мертвого тела устроили бдение. Она спросила вдову, говорил ли Ларе о незнакомцах или о врагах. Врагов, разумеется, у него не было. Да и откуда в Морстоне враги? Живые враги…

Раймон внимательно наблюдал за лицом жены, как будто читал ее мысли.

— На теле были следы звериных когтей или зубов? — спросил он.

Алиса сосредоточила взгляд на желтых цветах утесника под скалой, заставив себя отвлечься от мрачных видений.

— Нет. Были только переломы. Видимо, Ларе упал. Он был стариком.

Стариком с острыми голубыми глазами и крепким жилистым телом…

— Не такой уж и дряхлый он был старик, если справлялся с овечьим стадом. Его смерть взволновала ваших людей.

Они подъехали к краю морстонского ущелья и увидели расстилавшиеся впереди бледно-зеленые болота.

— В том году пропал ваш кузнец. Ваши люди до сих пор говорят об этом случае.

«Не торопись, успокой дыхание».

— Я вижу, вчера вечером вы не теряли времени даром, — наконец проговорила Алиса. — Вы владеете этими землями всего одну ночь и одно утро, а уже знаете, о чем сплетничают местные пастухи.

— Да. Это важно.

— Вы понимаете их речь?

— Нет. Отец Грегори был моим переводчиком. У них странный язык, очень похож на бретонский. Наверное, мне будет непросто его выучить.

— Вам не нужно его учить. Я буду передавать вам, о чем они говорят.

На лице Раймона появилась легкая улыбка.

— Вы должны научить меня их языку, иначе я не смогу защищать Морстон и Кернстоу. К рассказам пастухов стоит прислушиваться. — Он обернулся в седле и вновь посмотрел на скалу. — Я не оставлю без расследования ни одну смерть, которая случится в этих краях.

Прежде чем ответить, Алиса сделала долгий бесшумный вздох.

— Я тоже.

Он опять посмотрел на нее.

— Ну ладно, хватит говорить о смерти, миледи. Сегодня день нашей свадьбы, а вы так бледны. — Он погладил ее по щеке. Она вздрогнула. Румянец, возникший от этого теплого прикосновения, начал медленно распространяться вниз, заливая шею и грудь.

Он опять нахмурился и, отдернув руку, сунул ее в тяжелую латную рукавицу.

— Успокойтесь, Алиса. Не надо меня бояться.

Алиса оглянулась на воинов, которые ехали на некотором расстоянии от них и не могли слышать слов ее мужа.

С болота налетел порыв холодного ветра. Мантилья Алисы взметнулась и затрепетала под подбородком. Раймон схватил тонкую шерстяную материю и забросил обратно ей за плечо.

— Если вы будете и дальше вздрагивать от моих прикосновений, леди, наша супружеская постель будет несчастным местом.

Интересно, его крепкое тело такое же теплое, как руки? Когда сегодня ночью они останутся одни, почувствует ли она тот же внутренний жар? Алиса оторвала взгляд от его мускулистых ног и прогнала из головы навязчивые образы. Ей надо быть начеку, ложась в постель с этим мужчиной, иначе он овладеет не только ее телом, но и ее тайнами. И никто не придет ей на помощь в уединении супружеской спальни. Этот человек, которого солдаты зовут Фортебрасом, может убить ее одним небрежным взмахом руки, за силу которой он получил это имя.

Напутствия Эммы были очень разумны: «Не серди его. Делай все, что он потребует». Алиса нагнула голову.

— Я дала супружеские обеты и не обману вас… с совокуплением.

— Это будет не просто совокупление.

Кровь отлила от лица девушки. Ну вот, он уже начал ее мучить!

«Не серди его. Делай все, что он попросит».

— Это не угроза, — мягко добавил он, — это обещание, которое должно быть приятно женщине.

Она не могла унять дрожь в руках.

— Мне не нужны обещания и красивые слова. Я и без них буду честно соблюдать свой супружеский долг.

Алиса так сильно натянула поводья, что кобыла под ней дернулась и захрапела. Раймон подъехал поближе. Она подняла голову и увидела, что он внимательно смотрит на нее, а губы его по-прежнему изогнуты в легкой полуулыбке.

— Я учту ваши пожелания, миледи. Между нами все будет просто — обычное совокупление, как вы выразились. Будем совокупляться, как выдры в том пруду, — он показал на темную линию на севере, где начинался лес поместья Кернстоу, — или как олени в том лесу. Хотите обойтись без красивых слов? Тогда пойдемте, Алиса… — Его рука в перчатке накрыла ее руку, ухватив поводья в кулак. — Где ляжем — в кустах на берегу пруда или в лесу?

— Вы с ума сошли…

Тучи прорезал внезапный крик ястреба. Де Базен отпустил ее руку.

— Значит, вы согласны, леди, что слова нам все-таки понадобятся? И время… — Его улыбка стала шире, потом исчезла совсем. — У вас будет и то и другое. — Он поднялся в стременах и посмотрел вперед, на темную крепостную башню, едва различимую на горизонте. — А теперь расскажите мне все, что знаете про Кернстоу. Я слышал, там каменный замок, обнесенный земляной насыпью. А частокол есть?

Алиса принялась описывать мужу его поместье, радуясь, что он перестал мучить ее разговорами про супружескую постель. Вновь налетевший северный ветер принес густой запах зелени с болота. Ей казалось, что ее голос звучит странно громко. В какой-то момент она поняла: здесь не слышно шума моря. Впервые за целый год — все эти долгие месяцы она не решалась покинуть Морстон — рядом с ней не было мерного рокота океанской волны. Вместо ленивого прибоя Алиса слышала ветер, стук собственного сердца и шум крови в ушах.

Муж не сводил с нее голубых задумчивых глаз. На мгновение Алиса испугалась: а вдруг он тоже слышит ее бешеный пульс?

У солдат Раймона были суровые лица и веселый нрав. Пока они ехали, их шутки и смех перекрывали стройный звон железных уздечек. Кожаные кольчуги и широкие мечи этих воинов были чистыми, но явно повидавшими виды. Новые плащи из добротной, плотной ткани укрывали их плечи от моросящего дождя.

За милю до Кернстоу Фортебрас подозвал воинов ближе. Они разобрали пики из ощетинившихся вьючных мешков. Один солдат поскакал впереди Фортебраса, подняв малиновое знамя с вышитым на нем лучистым солнцем. Теперь Алиса ехала в центре маленькой группы хорошо вооруженных мужчин. Два солдата, которые вели вьючных лошадей, остались позади тесно скучившихся всадников.

Теперь они скакали быстрее, не разговаривая. Тишину нарушали лишь глухой стук железных подков по мшистым камням да шелест мечей, качавшихся в ножнах. Это были воины, хорошо подготовленные на тот случай, если кто-то посмеет оспорить права их господина на земли покойного де Рансона.

Алиса сидела, вцепившись обеими руками в высокую луку седла, и молила Бога, чтобы их прибытие в Кернстоу не встретило сопротивления. Слава Богу, де Базен и его люди не додумались явиться в Морстон во всеоружии. Иначе бы ее люди в страхе разбежались кто куда.

Северный ветер разогнал серые тучи, и холодные лучи солнца тронули острия пик и шлемы, окружавшие Алису. Впервые в жизни она пересекала болото между Морстоном и Кернстоу, не осенив себя крестным знамением, чтобы отвадить древних всадников-призраков, которые подстерегали неосторожного путника. При всей своей свирепости дикая охота не посмела бы напасть на этих воинов и на тех, кто ехал под их защитой.

Когда маленькая кавалькада добралась до Кернстоу, тучи спустились ниже и хлынул ливень. Единственный часовой над крепкими бревенчатыми воротами даже не окликнул всадников, проехавших плотной группой в узкий проем.

Алиса наконец отпустила луку седла, которую судорожно сжимала всю дорогу, и попыталась размять онемевшие пальцы. На сапогах ее лежал грязный подол мантильи, холодный и тяжелый от дождя.

— Я Раймон де Базен, — пробасил ее муж на весь двор, — ваш новый землевладелец! Эти земли мне даровала королева Элеанора именем короля Ричарда. Я хочу поговорить с управляющим.

Часовой спустился с вышки и взглянул на серый каменный замок. За его спиной, возле пустого фургона, застыли с открытыми ртами трое крестьян. Из вьючной корзины выбрался поросенок и, незамеченный, стал носиться у них под ногами.

Дождь лил сплошной серой стеной, косой от ветра. Алиса вынула ноги из стремени и взглянула вниз, на поток воды, бегущий по утоптанной земле.

— Нет, миледи, — громко предупредил воин, стоявший рядом с Алисой, перекрикивая шум ветра, — мы останемся на лошадях, пока милорд не прикажет нам спешиться.

Алиса сунула под плащ распухшие от холода руки.

— И когда же он прикажет?

Воин не ответил. Он отвернулся от нее и посмотрел на широкую спину Раймона. Тем временем страж не выдержал и бегом бросился в замок. Крестьяне тоже исчезли.

Раймон и его воины ждали в тишине, нарушаемой лишь шумом дождя и недовольным повизгиванием мокрого поросенка.

Алиса была удивлена. Почему они ждут? В замке не было никого, кто посмел бы остановить этого человека, которого солдаты звали Фортебрасом. Он наверняка видел, что охраны нет. Однако ее муж не спешил въезжать в Кернстоу, желая обставить свое прибытие с церемонной торжественностью, и его не волновало, что Алиса могла получить воспаление легких и умереть.

Наконец на пороге замка появился упитанный Рольф Неверс. Он одернул рукава своей рубахи и с проворством, удивившим Алису, выбежал из-под укрытия крыльца навстречу де Базену. Мокрое знамя, хлопавшее на ветру, заглушило первые слова Неверса. Наконец Раймон спешился и обернулся к жене.

Конные воины отъехали в сторону. Их господин снял Алису с седла, положил ее руку на свое широкое предплечье и потащил жену к ошарашенному Неверсу.

— Это моя супруга, леди Алиса Мирбо из Морстона. Неверс округлил глаза.

— Алиса? — Он увидел, как де Базен мрачно сдвинул брови, и примирительно махнул рукой. — Леди Алиса. Так вы вышли замуж?

— Да. Сегодня утром.

Рука де Базена напряглась под ее пальцами.

— Миледи нужно согреться и переодеться в теплое. Скажи моим людям, куда поставить лошадей.

Раймон потуже стянул завязки капюшона на ее горле и тихо выругался, услышав, как стучат ее зубы. Он легко поднял жену на руки, не обращая внимания на ее удивленный вздох, и прошлепал по лужам к дверям замка. Его воины вывели вперед вьючных лошадей.

Алиса посмотрела через плечо де Базена и увидела маленького поросенка, который проковылял на высоких тонких ножках мимо суетившихся всадников и вышел со двора. На свободу, подальше от кухонных ножей. Алиса предвидела, что свобода его будет короткой и окончится смертью на серых болотах.

В главном зале, перед камином с резной каменной полкой, собралась шумная толпа молоденьких служанок. Дальше, от узкого проема в толстой стене замка, начинался коридор, ведущий в бревенчатую кухню. Раймон с одобрением отметил, что тяжелая дубовая дверь — в толщину почти такая же, как и в ширину, — может быть наглухо заколочена досками во время осады. Он прошагал к камину и поставил свою жену в мокрых сапогах перед огнем. В двадцати шагах от них, перед кухонным коридором, растерянно толклись служанки.

Рольф Неверс подошел к группке женщин. На миг их глухое бормотание смолкло, потом раздались радостные возгласы. Неверс вышел из толпы.

— Милорд, — сказал он, — эти женщины отведут вашу жену в господскую… в вашу опочивальню и дадут ей сухую одежду.

Алиса содрогнулась и чихнула. Три женщины, каждая из которых была одета теплее и лучше ее, вышли вперед и повели ее наверх по узкой каменной лестнице. Раймон увидел любопытные взгляды и сдержанные улыбки на лицах оставшихся служанок и почувствовал прилив ярости. Алиса Мирбо, представительница знатного, но несчастного рода из Пуатье, прозябала в нищете из-за супружеских неурядиц Генриха Плантагенета и одевалась хуже простых горничных из Кернстоу. Только ее манеры, гордость и пылкое мужество, да еще тонкие черты волевого лица свидетельствовали о благородном происхождении. Бедный холодный дом, который Алиса покинула сегодня утром, и лохмотья, в которые превратилась когда-то богатая одежда, тоже были свидетельством. Они обличали вопиющее пренебрежение вдовствующей королевы к семье своей верной фрейлины.

Доверие Плантагенетов равносильно проклятию. Ренульф де Базен накрепко вбил эту истину в головы всех своих сыновей, и лишь один из них не сумел ускользнуть от внимания королевского змеиного гнезда.

Раймон обернулся к потному Рольфу Неверсу.

— Я видел двух часовых, — сказал он. — Где остальной гарнизон?

— Его нет, милорд. Год назад все уехали в Биддафорд служить лорду Гранавилу. Прошлой весной в наших краях было мало путников, и низкие дорожные сборы не смогли бы откупить от военной повинности стольких солдат. — Неверс помолчал и сделал неглубокий вдох. — А ваши люди, милорд, будут взимать дорожные пошлины?

Если бы на маленьких дорогах к востоку от Нормандии взимались дорожные пошлины, Раймон, наверное, так и не увидел бы земли своего отца.

— Нет, — ответил он, — эти земли богаты и без дорожных пошлин. Но мне понадобится здесь небольшой гарнизон.

— Конечно.

Рубаха Неверса была криво зашнурована под трясущимся розовым подбородком. Раймон с трудом сдержал улыбку.

— Отец Ансельм сказал мне, что ты умеешь читать, — продолжал он. — Я не знал этого и захватил священника с собой, чтобы он удостоверил мою дарственную на поместье. Оказывается, я зря это сделал: ты сам можешь прочесть документ. Сначала ознакомься с дарственной, а потом скажи мне, останешься ли на той же должности и будешь ли служить под моим началом.

Они вместе вышли во двор и достали из вьючного мешка сундучок с деньгами Раймона де Базена.

Глава 5

Алиса помнила двух служанок, которые проводили ее по витой лестнице на второй этаж, в широкий коридор, разделявший спальные комнаты.

Три года назад, летом, когда в Морстоне был фургон — достаточно прочный, чтобы проехать по болоту в Кернстоу, — и груз для фургона — два полных мешка с овечьим руном, которые надо было продать на рынке в Данхевете, Алиса и ее мать сопровождали Уильяма на первом этапе пути. Они остановились перед замком Кернстоу, сели в тени и стали пить эль старого лорда Харольда, пока Уильям договаривался с управляющим Неверсом о покупке хорошей воловьей упряжки для морстонских полей. Мод и Бида принесли эль и ждали, стоя рядом с Неверсом, одетые в новые, незалатанные платья из нежно-зеленого льняного полотна.

В тот давний день Алиса была слишком робка и не смела заговорить с горничными, а у них не было причин обращать внимание на замарашку дочку морстонской госпожи-затворницы. Теперь же они разглядывали ее с откровенным любопытством, придерживая дверь большой спальни и ожидая, когда она войдет.

— Здесь пахнет плесенью, — заявила Алиса. Высокий шерстяной балдахин, украшенный по краям вышивкой, колыхался от дверного сквозняка. Это была кровать де Рансона, и Алиса ни за что на свете не легла бы в нее спать.

Бида многозначительно посмотрела на грязный подол мантильи Алисы.

— Простыни чистые, леди Алиса. Достаточно чистые. Стоявшая рядом с ней Мод хихикнула.

Алиса резко развернулась и прошла по холодным плитам к двери второй спальни.

— Мы с милордом будем спать здесь, — сказала она. Улыбка Мод исчезла.

— Леди Алиса, это не господская спальня. Она меньше, чем…

— Она нам подойдет.

Алиса рывком распахнула дверь. Бида и Мод, явно испуганные неожиданными распоряжениями Алисы, влетели в спальню и вновь появились на пороге с высокими стопками белья в руках и яркими пятнами на щеках.

— Оставьте это в комнате, — велела Алиса. — Я выберу, что мне нужно: всего одну смену белья и платье. — Горничные красноречиво посмотрели на ее поношенные сапоги. Она проследила за их взглядом. — И туфли.

Служанки стояли в дверях, загораживая спальню от глаз новой госпожи. Если сегодня она не утвердит свою власть в Кернстоу, то никогда не добьется уважения этих женщин.

— Ну? — резко спросила Алиса. — Вы меня поняли? Положите это обратно.

Вида покашляла и пролепетала:

— Это наши вещи, миледи. Нам их подарили.

Мод шикнула на свою напарницу, и та замолчала, красная как рак.

— Вещи леди де Рансон в кладовке, — сказала она. — Мы сейчас принесем сундуки.

Алиса взглянула мимо них, на широкий тюфяк с разворошенной постелью, придвинутый к камину. Женщины забыли две тонкие сорочки, небрежно брошенные на скамью.

Алиса вспомнила наспех зашнурованную тунику Рольфа Неверса и поняла причину волнения горничных. Владелец Кернстоу отсутствовал уже два года, и Неверс разрешил служанкам спать в замке. Женщины не посмели поселиться в господской комнате, оставив ее запертой, но взяли себе вторую спальню и свили здесь любовное гнездышко для управляющего. Алиса догадалась, что они наградили самих себя одеждой покойной леди де Рансон.

— Господская спальня больше, — заспорила Мод. — Новый хозяин должен взять ее. К вечеру мы ее вымоем, леди Алиса…

— Я хочу эту, — уперлась та.

Бида бочком вернулась в спальню, чтобы забрать сорочки. Алиса показала на лежанку.

— Мне нужно чистое постельное белье и сухая одежда, как я уже сказала. — Она увидела деревянную ванну, стоявшую возле огороженного камина, и почувствовала томительное нетерпение. — И принесите воду. Я сейчас буду мыться.

Ей удался властный тон, и горничные послушно внимали ее словам. В последний раз попытавшись заинтересовать Алису господской спальней, Мод и Бида пожали плечами и пошли вниз, свалив свои вещи большой кучей у двери маленькой комнаты. «Интересно, — подумала Алиса, — где же теперь Неверс и служанки будут предаваться плотским утехам? Может, они в конце концов переберутся в господскую спальню?»

С лестницы долетели угрожающе повышенный голос Рольфа Неверса и писклявые женские причитания. Алиса подумала, что управляющий и горничные еще не скоро осмелятся возобновить свои любовные свидания в стенах этого замка. Судя по их голосам, они скорее лягут спать в поле, чем рискнут рассердить своего нового повелителя Раймона де Базена.

Три сундука с одеждой, полупустые и подозрительно непыльные, стояли открытыми у дверей спальни, их плоские дубовые крышки были прислонены к каменной стене. Будь Алиса одна, она потрогала бы каждое платье, каждую сорочку, каждый слой аккуратно сложенных мантилий и вдоволь налюбовалась бы богатыми нарядами леди де Рансон. Но под любопытным взглядом Биды Алиса быстро вытянула из угла одного сундука первое попавшееся платье и домашние туфли.

Она дождалась, когда поварята выльют в ванну ведра с водой, оставив два полных ведра для ополаскивания, и закрыла дверь в ответ на предложение Мод полить ей из чайника. Подчинение, которого она только что добилась у этих девушек-служанок, рассыплется прахом, если Мод увидит заношенную до дыр сорочку, которую Алиса носила в Морстоне.

Осторожно, стараясь не шуметь, Алиса опустила на петли деревянный дверной засов. Через мгновение из коридора донесся голос Мод. Не хочет ли леди Алиса, чтобы в кухне нагрели еще воды?

— Нет, — крикнула Алиса, — иди!

Теплая ванна была бы, конечно, лучше, чем прохладная, которая получится, если залить в воду единственный стоявший у камина чайник с кипятком, но Алиса предпочла час спокойного уединения.

Она разложила свою мокрую одежду на скамье перед огнем и, помедлив лишь секунду, бросила в пламя дырявую сорочку.

Когда Алиса сняла с двери засов, до нее вдруг дошло, что ее муж вряд ли охотно согласится провести свою первую ночь в Кернстоу на соломенном тюфяке в этой маленькой спальне. И что ей больше, чем Рольфу Неверсу и служанкам, следует опасаться его гнева.

В коридоре стояла расстроенная Мод над двумя пустыми ведрами.

— Миледи? — В голосе горничной уже не было насмешки. Бледная, она смотрела покрасневшими глазами на гладкий каменный пол. — Я ждала, чтобы вылить воду из ванны, миледи.

— Когда закончишь, принеси чистую постель в большую спальню.

— Там чистая постель, миледи. Мы… никто из нас не смел спать на кровати лорда Харольда.

— Приготовь ее. Может быть, мой муж захочет лечь там. Алиса задержалась на верхней ступеньке. Скоро, всего через несколько часов, Раймон де Базен поведет ее наверх по этой крутой лестнице, завитой плотной спиралью, и, разумеется, повернет к большой комнате. Она оглянулась на Мод.

— Когда спальня будет готова, закрой там дверь. А вторую комнату оставь открытой.

Если де Базен пожелает спать в одиночестве после того, как закончит с ней, он может уйти на большую кровать в господской спальне. Алиса не пойдет с ним туда, как бы он ни злился, ибо есть вещи пострашнее хмурого взгляда незнакомца, за которого она вышла замуж.

Раймон де Базен смотрел в огонь, который обогревал главный зал Кернстоу, и мысленно благодарил Бога, что его путешествие подошло к концу. Выехав из Акры, он не знал отдыха и не спал больше ночи в одной и той же постели. В Базене, родовом имении Раймона, наемники королевы Элеаноры дали ему меньше часа, чтобы поговорить с разгневанным отцом и испуганной матерью в людном зале, а потом приказали ехать вместе с ними на север.

Наконец-то эта долгое странствие завершилось.

Горячее, приправленное специями вино в его кубке пахло виноградниками Пуатье. Раймон умиротворенно вздохнул:

— Отличное вино, Неверс. Я вижу, ваш последний господин не довольствовался местным элем?

— Нет, лорд Раймон. Каждый год перед июльскими праздниками он отправлял фургон в Биддафордский порт и бочками закупал вино у одного торговца.

— А вы бережно его хранили.

— Да, милорд. — Неверс встретил взгляд Раймона и покраснел. — То есть последняя партия вина хранилась до возвращения лорда Харольда. Большая его часть. У меня есть книга записей…

Раймон улыбнулся. Управляющий слишком волнуется, к тому же склонен к мелкому обману. Однако лгун из него никудышный: суетливость и краска на лице выдают его с головой. Ну ничего, со временем этот человек усвоит: благоденствие ждет его лишь в том случае, если он будет правдиво отвечать на вопросы своего нового господина.

— Если вы выпили это вино, так и скажите. Я уверен, что милорд Харольд не пожалел бы для вас нескольких бочонков. Ведь вы ждали своего господина несколько лет.

— Я… мы в самом деле выпили немного — после того как собрали весь урожай. И на Рождество. А еще были свадьбы. Три. Нет, четыре…

— Успокойся, Неверс. Похоже, самое лучшее вы сберегли. Я не пробовал такого букета с тех пор, как… — Он помолчал. — Словом, уже много лет я не пил такого славного вина.

— Ваши воины сказали мне, что вы провели годы на Святой земле и только недавно вернулись в Нормандию.

— Да, а посетив отцовское поместье, сразу отправился в Англию. Это был нелегкий путь.

— Значит, вы отплывали на родину вместе с королем?

— Да, мы вместе добрались до Корфу, и там я его потерял. Неверс опять залился краской.

— Значит, вы не видели, как его взяли в плен? Раймон с трудом сохранил спокойное лицо.

— Нет, не видел. Я был с ним, когда он уезжал из порта Корфу. Возвращаться пришлось в шторм. В корпусе корабля появилась пробоина. Были и другие причины для отсрочки. Король Ричард уехал с Корфу тайно, с ним было несколько человек, которые, как и он, доверились местному экипажу и отплыли на краденом судне. Вскоре после этого их корабль потерпел крушение в Истрии.

— И там его взяли в плен?

— Нет. Он поехал сушей, пытаясь скрыться от своих врагов. Через какое-то время на земле герцога Леопольда люди герцога схватили короля Ричарда и остальных уцелевших после кораблекрушения. Теперь… теперь никто не знает, где заточен король. — Раймон залпом осушил кубок и подозвал служанку, чтобы она налила ему еще вина.

Неверс подставил служанке и свой кубок.

— А вы, милорд? Вы поехали той же дорогой, что и он?

Раймон не хотел вспоминать месяцы после Корфу. Ведомый разбойником, еще более коварным, чем тот, которому доверился король Ричард, он нашел разбитый корабль короля и выслушал путаные истории об уцелевших людях, которые отправились на северо-запад. Раймон пустился в долгий, мучительный путь, собирая лживые слухи и нелепые байки, которые возникали там, где прошел глупейшим образом переодетый отряд. В конце концов он прекратил поиски, чувствуя, что его расспросы скорее навлекут на короля беду, чем помогут его найти.

— Я искал его. И не я один. Нас было много, но мы опоздали.

Рольф Неверс указал на сундучок, который стоял на столе.

— И тогда королева-мать послала за вами?

Да, ее люди — сорок вооруженных хищников — были пострашнее дикарей, которых он видел в тех далеких краях. Раймон сделал глубокий вдох.

— Да, она хотела узнать, что я выяснил после Корфу.

— И подарить вам эти земли.

— И подарить мне земли.

Проклятый управляющий задает слишком много вопросов! Раймон отодвинул кубок с вином. Сможет ли он когда-нибудь отрешиться от всех забот, спокойно пить вино и предаваться житейским радостям, забыв жуткие кровавые сцены, что не дают ему спать по ночам? Сегодня вечером, когда Неверс, щурясь, смотрел на него, когда наверху, в спальне, притаилась пугливая леди Алиса Мирбо, а по замку сновали насмешливые любопытные служанки, Раймон не имел возможности расслабиться и напиться допьяна хорошим французским вином из запасов покойного Харольда де Рансона.

Раймон вытянул ноги и посмотрел на воинов, собравшихся за столом. Найти и вернуть с их помощью сокровища королевы Элеаноры — детская игра в сравнении с испытаниями, которые выпали на его долю в эти несколько лет. Как только выполнит свой последний долг перед матерью Плантагенета, он будет свободен. Теперь у него есть земля — наконец-то! И замок с хорошими норманнскими стенными каминами. И много времени впереди, чтобы насладиться теплым очагом и крепким вином.

Была у него и постель, была и женщина, которая ее согреет.

Раймон услышал за спиной тихий шорох и обернулся. На первой ступеньке витой лестницы стояла Алиса Мирбо — в малиновом платье и с черными блестящими волосами, заплетенными в две косы и перевитыми узкими темно-красными лентами.

Он встал и протянул руку хмурой красавице, которая была его женой. Алиса немедля спустилась вниз и, положив руку на тонкую ткань мужнина рукава, прошла вместе с ним к длинному столу.

Кухарки вознамерились произвести впечатление на своего нового господина. Они подали к столу жареных каплунов, каждый из которых был в три раза жирнее дохлых морстонских кур, оленину и вино — доброе крепкое вино из Бургундии, от которого у Алисы запылали щеки и прибавилось смелости, чтобы смотреть прямо в глаза своему мужу. Рольф Неверс тоже утратил свои нервные ужимки.

— Милорд, как же герцог Леопольд осмелился взять в плен нашего короля и потребовать за него выкуп? — поинтересовался управляющий.

— Если бы австрийцы действовали в одиночку, они бы давно уже струсили. Но короля Ричарда забрал сам император и теперь держит его в заточении где-то на своей территории. Он-то и просит выкуп.

Неверс тихо присвистнул:

— Генрих, император Священной Римской империи?

— Именно. Если выкуп не будет уплачен, король Ричард никогда не выйдет на свободу. Во всем христианском мире нет такого правителя, который рискнет оспорить действия Генриха Гогенштауфена.

— А принц Иоанн? Он тоже будет молчать? Раймон поморщился:

— Зачем принцу Иоанну эти неприятности? Они помешают ему добиться английского трона. Император не убьет Ричарда Львиное Сердце, он не посмеет причинить вред нашему королю, но будет держать его в плену столько, сколько пожелает. А если на него надавит Филипп Французский, то вечно.

— Даже императору должно быть стыдно так обращаться с крестоносцем.

Раймон покачал головой:

— Австрийцы не любили короля Ричарда. Порой в наших военных лагерях было больше стычек, чем на поле боя. Даже в тот день, когда мы взяли Акру, произошла мелкая перебранка по поводу армии короля Ричарда и австрийских знамен на стенах города [5]. Через несколько месяцев, когда убили Конрада Монферратского, австрийцы тут же обвинили в этом короля Ричарда. К тому времени, когда он приехал во владения Леопольда, слухи о его причастности к убийству гуляли по всей стране. Короля, который путешествовал инкогнито, захватили в плен.

Неверс осушил свой кубок и дал знак Биде, чтобы она налила ему еще вина.

— Христианский король в плену у другого такого же короля — это страшный грех. Хорошо хоть, что он жив. Нашему господину Харольду повезло меньше. Он пропал без вести, и мы ничего не знаем о его участи.

Раймон кивнул:

— Королева Элеанора сказала, что де Рансон исчез, так и не добравшись до Святой земли. У него что, не было спутников, которые могли бы рассказать о случившемся?

Сидевшая рядом с ним Алиса беспокойно заерзала. Видно, ее утомили разговоры про армии и выкупы: такие темы не интересны дамам. Раймон накрыл ладонью руку жены, лежавшую между ними на деревянной скамье. Она ее не отдернула.

Неверс отрезал от каплуна мясистую ножку и положил себе в тарелку.

— Нет, милорд. Де Рансон уехал позже остальных на полгода. Он надеялся, что жена родит ему ребенка, но Господь этого не пожелал. Поэтому лорд де Рансон стал крестоносцем и пошел вслед за армией Ричарда.

— Жена? А я и не знал, что де Рансон был женат. Где же она сейчас?

— Скончалась, милорд. Бедняжка! Это случилось за месяц до того, как лорд Харольд ушел на войну.

Раймон почувствовал, как рука Алисы напряглась под его ладонью, и начал поглаживать ее пальцы.

— Упокой Господь ее душу, — проговорил он тихо. — Так, значит, ваш последний господин путешествовал один, в трауре?

— Да. Я думаю, однажды на охоте он услышал Божий глас и уехал в конце дня, под самый Иванов день. Перед отъездом он сказал мне, что хочет облегчить душу на Святой земле, и дал мне распоряжения — те, что я показывал вам сегодня, милорд. Он велел мне беречь Кернстоу и твердо пообещал, что вернется, пусть и через много лет. Трижды поклялся мне в этом и наказал хорошо смотреть за его землями, исправно платить королевские подати и посылать людей на военную службу, если в этих краях будет армейский призыв. В свое отсутствие он поручил нас принцу Иоанну, как будто…

— Продолжайте.

— Как будто знал, что исчезнет… на время.

— Или навсегда, — вставил Раймон. — Наверное, он предвидел свою судьбу. Так бывает с некоторыми мужчинами, когда они отправляются на войну. — Он вспомнил предыдущие слова Неверса. — Де Рансон был сторонником принца Иоанна?

— Да. Через год, не дождавшись его возвращения, мы отправили письмо Иоанну Плантагенету и вдовствующей королеве. Они ответили, что де Рансон не приезжал в Виндзор. Пропал человек — как в воду канул.

— А он собирался сначала заехать в Виндзор?

— Он не говорил нам об этом, просто уехал на запад. Мы думали, он хочет оставить свои распоряжения еще и в Морстоне. Но он этого не сделал.

— Это правда, Алиса? Она отдернула руку.

— Что, милорд?

Раймон улыбнулся. Его жена не следила за их с Неверсом беседой. Ее мысли, без сомнения, были заняты брачной ночью, которая ожидала их в темной спальне. Будет лучше для нее, если перед этим они посидят вместе часок-другой и пообщаются. Раймон налил жене вина и подвинул к ней кубок.

— Миледи, мы говорили о де Рансоне. Он не заезжал к вам в Морстон, чтобы сообщить о своем крестовом походе?

Алиса потянулась к кубку.

— Нет. Он нам ничего не говорил. — Она опустила глаза. — Мы в Морстоне узнали об этом через много дней после его отъезда.

Раймон обернулся к Рольфу Неверсу:

— Когда он уехал?

— Два года назад, вечером в Иванов день, — ответил Неверс. — Помню, я спросил у милорда, не останется ли он до утра, чтобы провести праздничную ночь у костра, как он обычно делал. Но он сказал, что его душа переполнена скорбью по покойной жене. В ту ночь он, видимо, проезжал мимо вашего костра, леди Алиса, ведь он отправился на запад по морстонской дороге.

— Да, он должен был видеть костер, — кивнула Алиса.

— Больше мы о нем не слышали, — сказал Неверс, — ни здесь, ни в Морстоне, ни в Шильштоне.

— Грустная история, — заключил Раймон.

Видимо, его жена была с ним согласна: ее лицо вдруг сделалось таким же бледным, каким оно было вчера в церкви, когда она сказала ему…

О своем любовнике. Любовнике, который уже не вернется.

Раймон вновь посмотрел на Неверса и спросил, хорошие ли дороги между Кернстоу и рынками Оукхэмптона. Управляющий пустился подробно описывать рынок и два фургона, которые нуждались в ремонте.

Раймон рассеянно слушал монотонный голос Неверса и размышлял над внезапной бледностью Алисы. Он уже не сомневался, что любовником его жены был де Рансон — мужчина, горевавший по своей умершей жене и не желавший вступать в новый брак до окончания траура. Он обесчестил эту женщину и бросил ее, уехав в крестовый поход.

Раймон только что прослушал печальный рассказ о вдовом рыцаре, который отправился на поиски забвения. Если его подозрения верны, то последний владелец Кернстоу облегчил свое горе с беззащитной сиротой Алисой Мирбо и оставил ее опозоренной.

За этот грех скорбящий крестоносец заслуживал гореть в аду.

Алиса боялась этих вопросов с тех самых пор, как управляющий Кернстоу впервые приехал в Морстон узнать про своего пропавшего господина. Лорд де Рансон отправился на запад по болоту. Почему он не остановился ночевать в Морстоне? Может, он повернул на север, в Шильштон? Тогда почему не остановился в аббатстве Святого Иакова? Или он дал обет не искать крова и спать у дороги?

Эмма взяла на себя разговор с Неверсом. «Нет, — отвечала она. — Лорда Харольда здесь не было. А вы, случаем, не видали нашего блудного кузнеца? В кухне прохудился сток, а этот парень как уехал на юг, за своей невестой, так и не вернулся. Может, у кузнеца из Кернстоу найдется свободный денек, чтобы заглянуть к нам?»

Рольф Неверс покинул Морстон не на шутку озадаченный, но, кажется, он не усомнился в кратких отрицаниях Алисы и уверениях Эммы о том, что они всю ночь следили за дорогой, ожидая возвращения кузнеца Ханда и его молодой жены.

Однако обмануть Раймона де Базена было не так просто.

Алиса тихо извинилась перед мужем, встала из-за стола и, отмахнувшись от удивленной Биды, одна поднялась по лестнице.

У дверей спальни Алиса услышала, как зашумели мужнины воины, осыпая шутками своего господина. Посреди всеобщего гвалта прогремел добродушный голос Раймона, который запретил им поднять его на плечи и внести в супружескую опочивальню. Один солдат крикнул что-то про реку, лорд Раймон в ответ засмеялся. Раздались радостные возгласы.

Любопытная Бида поднялась вслед за своей госпожой на второй этаж, несмотря на ее попытки отделаться от назойливой горничной. Войдя в спальню, Алиса отослала девушку вниз и захлопнула дверь.

В комнате было тепло и светло от хорошо растопленного небольшого камина. В Кернстоу не экономили дров. Судя по всему, огонь горел в пустой комнате с начала праздничного ужина.

Просторная лежанка была застелена хорошим бельем. На скамье лежал халат из светло-зеленой шерсти — видно, пожертвованный Бидой и Мод в знак своего раскаяния. Горничные убрали залитые элем тростниковые подстилки, и широкие половые доски перед камином остались голыми.

Из закрытых бойниц, выходивших на реку, донеслись мужские голоса. Алиса отворила самый маленький ставень и увидела факелы, которые освещали извилистую тропинку, спускавшуюся от земляной насыпи к берегу.

Темная фигура положила горящий факел на траву и шагнула к кромке воды. Шипящее пламя осветило черные и малиновые одежды де Базена, потом тускло замерцало, когда он стянул через голову рубаху и бросил ее на траву рядом с факелом.

В красноватом свете его тело отливало бронзой. Бронзой и золотом — там, где крепкое туловище соединялось с мускулистыми бедрами. Раймон отвернулся, и огонь заиграл причудливыми тенями на его руках, взмахнув которыми он бросился в черную реку.

Воины и жители Кернстоу стояли над берегом маленькой шумной толпой и смеялись над двумя молодыми парнями, которые поскользнулись на мокром склоне, поросшем высокой травой, и скатились в реку вслед за Раймоном.

Де Базен удалялся все дальше от берега. Хохочущая ватага устремилась под горку, крича ему, чтобы он вернулся и выполнил свой супружеский долг.

Наконец он выбрался на берег, весь в сверкающих каплях воды, схватил свою малиновую рубаху и начал вытираться. Лежавший на земле факел вновь разгорелся, ярко осветив его ладную фигуру и внушительных размеров мужские органы, которые теперь были объектом непристойных выкриков веселой толпы.

Раймон накинул плащ на широкие плечи и вскинул голову. Горящие голубые глаза под золотистыми бровями отыскали силуэт Алисы в освещенной бойнице замка. Она отпрянула за створку ставня.

Что-то проворчав, Раймон перевел внимание своих людей на двух пьяных юношей, которые барахтались в воде, пытаясь выбраться на берег.

Алиса закрыла ставни, защищая спальню от холодного ночного ветра.

Он пришел к ней гораздо позже, полностью одетый, с перекинутым через руку плащом. Под камзолом у него была черная туника, которую Алиса раньше не видела. Волосы были всклокоченными и еще мокрыми от речной воды. Ее муж стоял в дверях и улыбался.

— Горничные подготовили эту спальню, — сказала она. Он оглянулся через плечо на темную дверь господской комнаты и вновь обратил к ней свои голубые глаза. О Господи, почему он молчит?

— Милорд, я решила взять эту спальню. Здесь будет теплее по утрам.

Он оттолкнулся от серой каменной притолоки.

— Вы боитесь привидений, Алиса?

Привидений? Откуда он знает… Нет-нет, он не может этого знать!

— О чем вы говорите, милорд? Здесь нет никаких привидений.

— Тогда почему же вы отказались от господской комнаты, в которой спал де Рансон? Вам кажется, что там еще бродит его дух?

— Да, — ответила она и не покривила душой.

— Тогда мы останемся здесь. Сегодня ночью нам не нужны привидения.

Он подошел так близко, что мог до нее дотронуться. У Алисы напряглись колени, еще немного — и подогнутся. Она собрала все силы, борясь с отчаянным желанием убежать.

Он взглянул на ее босые ноги.

— Вы замерзнете. Ложитесь в постель.

Она уже не чуяла под собой ног. Ее неподвижное тело словно парило в воздухе, в нескольких дюймах от пола. Если она сделает шаг, то упадет.

— Мне не холодно, — пролепетала Алиса.

На губах Раймона опять появилась легкая улыбка. Он обернулся к постели, и каминное пламя заиграло золотистыми бликами на завитках мокрых волос, обрамлявших его лицо.

— Если эта кровать вам не по вкусу, мы можем устроиться вместе с привидениями в спальне де Рансона.

— Нет-нет… эта кровать нам подойдет. Вернее, она подойдет мне. А вы новый владелец и вправе требовать лучшее…

Он засмеялся.

— Меня эта кровать вполне устраивает. Она ничуть не хуже тех, на которых я спал в последние годы. — Он опять посмотрел на ее ноги. — Пожалуй, сейчас самое время для свадебного подарка.

Она и не заметила вьючный мешок, лежавший в темном углу, а на нем — огромный меч мужа. Раймон положил оружие у порога спальни и закрыл дверь на засов.

Услышав этот звук, Алиса вздрогнула. Раймон небрежно махнул рукой.

— Береженого Бог бережет, Алиса. Эти люди мне незнакомы, — он опять обернулся к вьючному мешку, — да и вам тоже, как я понял.

— Почему же? Я их знаю.

— Ведь вы не доверяете Рольфу Неверсу, так? — Он принялся развязывать мешок, и его лицо скрылось в тени.

Алиса подошла к огню и положила руку на каминную полку. Ее ноги онемели на холодном полу, как будто она часами стояла в неподвижности.

— С чего вы взяли?

— Вы и остальные морстонцы голодали — или почти голодали, — а Неверс об этом и знать не знал. Десяток моих воинов два раза поели в вашем доме, и у вас кончились все запасы продуктов. До первого урожая еще два месяца, а то и больше, а амбар…

— Что амбар?

— Ваш амбар в Морстоне, — терпеливо продолжал Раймон, — он же совсем пуст. Вчера, миледи, когда я приехал в Морстон, вы были одеты в рванину и сами таскали в сарай руно. У вас не хватает людей, чтобы стричь овец. Однако вы не обратились к Неверсу за помощью.

Он вытащил из мешка большой сверток и двинулся к ней.

— Ваша семья получила земли от владельца Кернстоу, а Неверс, насколько я могу судить, был его управляющим. Это богатое поместье, Алиса, и оно помогло бы избежать голода в Морстоне. Продуктов, которые я отправил сегодня в ваши владения, в кладовых Кернстоу не хватятся. Однако же вы не вылезали из холодного замка, рискуя собственным благополучием и благополучием своих людей. Почему не попросили помощи у Неверса?

— У нас было достаточно продуктов. С такими запасами мы могли прожить еще несколько недель. Я обратилась бы к нему, когда подошло бы время.

Он покачал головой:

— Неверс вас обидел? Вы боялись сюда приезжать?

За этим вопросом стоял другой. Потемневшие глаза мужа смотрели на нее в упор, требуя ответа. Пресвятая Богоматерь Дева Мария, Раймон де Базен думает, что ее совратил Неверс!

— Нет! Он не давал мне повода к недоверию. Я…

— Миледи, — прервал Раймон, — вы должны сказать мне, кто вас оскорбил. Я должен это знать. — Он положил бесформенный сверток к ее ногам и выпрямился, нависнув над ней пугающей громадой. — Я не хочу подозревать каждого мужчину, который оказывает мне неповиновение, в том, что он спал с вами и теперь перечит мне, потому что считает меня не вправе быть вашим мужем. Не хочу пристально вглядываться в ваши глаза всякий раз, когда вы избегаете разговора с мужчиной, и думать, что ваш собеседник когда-то причинил вам зло, леди. Будет проще для нас обоих, если вы сейчас скажете мне, кто же все-таки вас обесчестил.

— Я не хочу говорить о нем.

— Бога ради, Алиса…

— Вы сказали, что не будете меня упрекать.

— Это не упрек. Это вопрос.

— Я вам не скажу.

Раймон пробормотал что-то непонятное для Алисы, опустился на колени перед лежавшим на полу узлом и медленно, аккуратно стал разматывать тонкие бечевки, которыми он был перевязан. Алиса облегченно выдохнула.

Он не сердится? Странно: она отказалась ему отвечать, а он не рассердился!

Раймон начал вытягивать из узла сверток тяжелой материи.

— Успокойтесь. Я больше не буду вас спрашивать. — Он поднял на нее глаза и покачал головой. — Не бойтесь меня. И не надо съеживаться каждый раз, когда мы не согласны друг с другом. Это ни к чему. — Он вновь взялся за дело. — Я не собираюсь разговаривать с вами с помощью кулаков. И у меня нет привычки насиловать всех женщин, которые попадаются мне на пути.

— Но я ваша жена.

Он раздраженно махнул рукой.

— Даже жену. Не вижу смысла обращаться с вами хуже, чем с пленницей. Я вернулся с войны, Алиса, и устал от боев. В своей спальне я хочу мира. А теперь отойдите.

Размотав всю материю, он повернул ее другой стороной, и Алиса увидела, что подарок не сокрыт в складках этой ткани, подарок — сама ткань, отрез шелковистого бархата длиной с большой обеденный стол, невероятно роскошный, игравший всеми цветами радуги.

Раймон бросил это великолепие на пол перед камином. Алиса упала на колени и принялась гладить руками мягкий пестрый ворс.

— Садитесь на нее.

— Ни за что! Эта ткань такая красивая!

— По ней надо ходить ногами или сидеть на ней, как вам больше нравится.

Он взял Алису за руку и притянул к себе. Чудесная ткань ласкала ее колени, как тончайшее овечье руно.

— Это сарацинская ткань, Алиса. Турки и сарацины ткут ее для своих домов и шатров.

Она не могла отвести глаз от затейливого многоцветного рисунка.

— Это ваш военный трофей?

— Нет. Монбэзон, двоюродный брат моей матери, подарил мне этот ковер в Виндзоре перед моим отъездом сюда. Он видел, как я уезжал из Палестины. Когда я садился на корабль в Акре, при мне была лишь одна ценность — моя жизнь. Но я был так сильно изранен, что чуть не распростился даже с этим богатством в первую неделю плавания.

— Вы были ранены?

Он скинул камзол, потом быстрым и плавным движением стянул через голову черную рубаху. Бронзовое тело, которое она видела на берегу, было оттенено густыми золотистыми волосками, блестевшими в янтарном свете каминного пламени. Волоски покрывали широкую грудь, казались темнее в резких ложбинках — там, где мускулы подходили к ребрам, и на впалом животе — и светлее по краям крепкого торса. И те и другие участки были прочерчены широкими белыми полосами шрамов. На плече виднелась только недавно зажившая, красная неровная отметина.

Алиса охнула и машинально дотронулась до крепкого мускула над его воспаленной кожей. Он накрыл ее руку своей и опустил ее ниже, к центру груди. В омутах его глаз плясали золотые языки пламени.

— Я твой муж, Алиса. Не заставляй меня ждать.

— Милорд…

— Раймон. В этой спальне я Раймон.

— Я не откажу… я не хочу тебе отказывать. Я исполню свой супружеский обет.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал в середину ладони. Алиса втянула ртом воздух и напряглась всем телом. Он нежно целовал мозоли у основания ее пальцев. Она не смела отдернуть руку.

Наконец он ее отпустил. Алиса сидела, чуть раздвинув колени, на мягкой сарацинской ткани. Увидев напротив своей груди золотистый торс Раймона, она невольно вскрикнула.

Он провел кончиком пальца от ее подбородка к вырезу халата и подождал.

Алиса опустила руки на бархатную ткань.

— Я сейчас разденусь для тебя, — проговорила она срывающимся шепотом.

Его взгляд скользнул к ее трясущимся коленям, потом опять поднялся к глазам.

— Если ты этого хочешь, Алиса. Сегодня ночью мы будем делать только то, что тебе приятно.

— Не говори загадками. Скажи, чего хочешь ты.

Он погладил ее скрещенные пальцы и медленно отвел полу ее одежды, обнажив одну грудь.

— Ты знаешь, как это делается, Алиса. У тебя уже был любовник. Покажи мне, чего ты хочешь. Я такой же мужчина, как все. И умею быть терпеливым.

Сказав это, он задел пальцами мягкую грудь Алисы, потом припал к ее губам в страстном поцелуе и, накрыв нежную плоть всей ладонью, начал массировать ее мелкими, дразняще медленными круговыми движениями.

Издав хриплую благоговейную клятву, он опустил губы на пульсирующую жилку ее шеи и заскользил ими ниже — туда, где его широкая теплая ладонь приподнимала тяжелую грудь, подставляя ее для поцелуя.

Колени Алисы глубже вдавились в бархат и еще больше раздвинулись. Удерживая ее за плечи крепкой мускулистой рукой, он принялся сосать ее грудь. Нагнув свою золотистую голову, он притянул ее ближе, заставив выгнуться навстречу сладкому притяжению его губ.

Алиса попала в плен его большого тела, которое обхватывало и поддерживало ее со всех сторон. Ей не надо было заботиться о сохранении равновесия, а если бы она захотела пошевелиться, то не смогла бы этого сделать. Она была… беспомощна.

Рядом в камине полыхал и постреливал огонь. Где-то вдали громко хлопнула тяжелая дверь. Послышались хриплые пьяные голоса.

В то же мгновение Раймон переместил губы в ложбинку на ее горле и замер, горячо дыша ей в шею, пока она пыталась унять дрожь. Он откинулся назад, прикрыл тканью ее грудь, потом встал, подошел к бойнице, из которой она следила за его купанием, и плотнее закрыл ставень.

— Почему? — спросила Алиса и в изнеможении опустилась на бархат. — Почему? Ты меня не хочешь?

— Хочу, Алиса, но сегодня ночью я тебя не возьму.

Кровь в ее ушах стала стучать тише. К ней вернулась способность думать. Муж — этот потрясающий златовласый мужчина — выпустил ее из своих властных и сладких объятий.

Его грудь вздымалась и опускалась в такт частому глубокому дыханию. В темных омутах голубых глаз еще плясали золотые искорки. В этом огненном взгляде не было безразличия.

— Понимаю, — сказала она, — ты боишься, что сегодня ночью я могу от тебя забеременеть и ты не будешь знать наверняка, твой ли это ребенок.

— Мне следует этого бояться?

— Нет, — ответила Алиса, — я уже говорила тебе, что не беременна. Я… я согрешила давно. И я…

— Будешь соблюдать супружеский обет. Я знаю. Но не сегодня. Я не сплю с женщинами, которые меня боятся.

— Но я хочу этого. Он покачал головой:

— Нет. Я чувствую в тебе страх. — Раймон поднял руки, чтобы развязать шнуровку на тунике, и медленно разжал пальцы, точно удивляясь при виде собственных крепко сжатых кулаков. Он разделся, и Алиса увидела его мужскую плоть, набухшую от желания. Сдернув покрывало с широкого тюфяка, он встал коленями на постель. — Иди сюда.

Может, он передумал и все-таки решил ею овладеть? Пресвятая Дева Мария! Она не смела подойти близко к этому мощному символу желания. Поднявшись на ноги, Алиса начала сворачивать роскошную сарацинскую ткань.

— Что ты делаешь?

— Я постелю эту ткань на сундук в зале. А по праздникам я… то есть мы будем вывешивать ее на стену.

— Оставь ее здесь. Она должна лежать на полу. — Он растянулся на дальнем краю кровати и накрылся ниже пояса льняной простыней. — Каждую ночь мы будем сидеть на ней перед огнем. Если хочешь.

— Да… пожалуй. Он вздохнул:

— Это мой подарок тебе. Делай с нимчто хочешь. Береги его для праздников, если тебе так больше нравится.

— Нет, спасибо. Я оставлю его здесь.

— Тогда иди в постель.

Алиса подошла, опустила колено на лежанку и взялась за край покрывала.

— Ваша одежда, миледи. Вы забыли снять ее.

Она взглянула на перекрученную простыню, которой он был накрыт, и увидела, что его возбуждение возросло.

— Ты сказал…

— Но ты же не можешь спать одетой. Это вредно для здоровья.

В его голосе слышалась насмешка, но глаза были задумчивы. Он смотрел на нее с таким же выражением, какое она видела в свете факелов на речном берегу. Алиса знала: если он сейчас повернется и овладеет ею, она не будет возражать. В свете камина его густая копна волос, могучая, изрытая шрамами грудь и руки отливали золотом. Это был нежный, сильный мужчина.

Это был ее муж.

Губы Раймона сложились в знакомую полуулыбку. Он вздохнул и повернулся к ней своей широкой спиной.

Алиса поспешно сбросила с себя все и, юркнув в постель, натянула простыню до подбородка. Она лежала, не дыша и не шевелясь.

— Засыпай, — прошептал он. — Я не трону тебя… сегодня. Молчание было невыносимо.

— Спасибо, — проговорила она тихо, осторожно. Он опять вздохнул:

— Это не любезность, жена. Мужчина, который заставляет женщину против воли раздвигать ноги и принимать в себя его… жезл, рискует встретить рассвет с кинжалом под ребрами.

Спустя мгновение он обернулся и вгляделся в ее лицо при свете каминного пламени.

— Я пошутил, Алиса! Это была просто шутка. О Господи, ну когда ты перестанешь дрожать и зажиматься? А теперь спи… или я… спи, черт возьми!

Глава 6

Раймон не спал, его жена тоже. Дважды она пошевелилась, но очень медленно и осторожно. Раймон, чувства которого обострились на войне, понял, что она хотела сделать это украдкой. Ее неглубокое и тихое, явно сдерживаемое дыхание волновало его еще больше.

Теперь она лежала застывшая и прямая, как труп, крепко зажмурив глаза и стиснув простыню на груди, как будто боялась, что он ее вырвет. С каждым ее вздохом простыня медленно, едва уловимо двигалась по его напряженному, изнывающему от желания телу.

Наконец, когда пламя погасло и в камине остались одни угольки, Раймон вспомнил про реку и решил охладиться в ночной воде. Приподнявшись на локте, он взглянул на жену. Ее дыхание смолкло совсем. Она была как туго натянутая тетива, готовая лопнуть от малейшего прикосновения или тишайшего слова.

Он опять лег и стал ждать, когда же она начнет дышать.

О святой Магнус, почему он не овладел ею несколько часов назад и не положил конец ее страхам? Да, он должен был сделать это. Дважды. Первый раз, чтобы она перестала его бояться, и второй раз, уже медленнее, — чтобы потеряла сознание от удовольствия. Тогда бы она крепко спала и не беспокоилась о том, что простыня нечаянно сползет с ее прелестной груди.

От нее пахло цветами. И неудивительно. Ее губы и соски были похожи на маленькие, только что распустившиеся бутоны роз. Раймон вспомнил, как сжималось его сердце, когда он пробовал на вкус один из этих сладких бутончиков. Ее тело, белоснежное на фоне темного великолепия волос, вспыхивало от его ласок, тоже приобретая мягкий оттенок розовых лепестков.

Сегодня вечером, сжимая эту женщину в объятиях, он страстно мечтал уложить ее на мягкую мусульманскую ткань и накрыть своим телом. Но она испуганно дрожала, и горячее желание покинуло его разум, оставшись только в голодной плоти. Ее сопротивление лишь подлило масла в огонь.

Ему понадобилась вся его сила воли, чтобы оставить ее нетронутой. Завтра он предпримет еще одну попытку. Если она по-прежнему будет его бояться, он найдет другую женщину, чтобы снять напряжение и дать жене время к нему привыкнуть. Не жительницу Кернстоу: лечь в постель с другой сразу же после свадьбы значило бросить тень позора на свою молодую жену. Нет, он поедет на юг, в рыночный городок Оукхэмптон, и найдет себе женщину там.

Но сначала он должен решить вопрос с сокровищами королевы Элеаноры — найти их и привезти в Виндзор. Там, при дворе, есть дамы, с которыми он встречался перед отъездом на Святую землю. Они искушены в тонкостях плотской любви и томятся по тем радостям, которые пугают его неопытную жену.

Но ни у одной из них, насколько он помнит, нет такого белоснежного тела, украшенного цветущими розами.

Когда Раймон очнулся от неглубокого сна, солнце уже давно встало. Утренние лучи, струившиеся сквозь узкие бойницы восточной стены, согревали лежанку на дубовом каркасе. Алиса была права: в этой спальне не такой холодный рассвет даже в зимние месяцы, когда солнце движется к югу.

Раймон встал и подобрал с холодного пола штаны и рубаху. Он быстро оделся, пока Алиса не проснулась и не увидела в утреннем свете, как он возбужден. Вчера вечером, когда комнату озаряло лишь пламя камина, она вся дрожала и боялась на него взглянуть. А может, ее испугал веселый гвалт, доносившийся снизу? Она была непохожа на других женщин, которые когда-то делили с ним ложе. Тем дамам не требовались темнота ночи и тишина спальни, чтобы дать волю своему желанию. Освещенный альков над залом, в котором бражничала шумная толпа, или залитая солнцем лужайка в пределах слышимости охотничьей компании — сговорчивые вдовы и лукавые молодые жены отдавались ему где угодно, улучив удобный момент. Не было такого места, которое они сочли бы слишком опасным или неподходящим для забав подобного рода. Смелость и усердие, с которыми они добивались его тела, порой превосходила его собственное здоровое желание.

Алиса отличалась от этих женщин, хоть Раймон и не понимал причину ее робости. Ведь она была не девственна и, видимо, питала пылкую страсть к своему таинственному любовнику — скорее всего де Рансону, — если отдалась ему без брака.

Может, она до сих пор горюет по этому мужчине? Прошло уже два года с тех пор, как де Рансон пропал. За это время Алиса должна была понять, что при всей своей сладкоречивости де Рансон оказался обыкновенным подлецом, который бросил свою любовницу, оставив ее без мужской защиты. Сознание этого не могло не ослабить ее скорбь.

Или леди Алиса холодна по природе? Раймон вспомнил, как она реагировала на его ласки, и у него перехватило дыхание. Она чуть не достигла высшей точки наслаждения, когда он целовал ее грудь, а потом почему-то начала вырываться.

Он улыбнулся. Нет, эта женщина не холодна, просто ее первый любовник был неуклюжим — вот в чем все дело. Улыбка Раймона стала шире. Пусть он не первый ее мужчина, зато он первым доставит ей удовольствие. Он вновь взглянул на свою спящую жену. «Скоро, миледи, вы получите настоящий свадебный подарок. Это будет нечто новое для вас, но такое же древнее, как сарацинская песня».

Алиса заворочалась.

— Проклятие! — процедил Раймон сквозь зубы.

Ему надо поскорее уйти из спальни, пока он не набросился на жену и не изверг семя в ее сонное тело.

Его сапоги стояли у двери, грязные и еще сырые после вчерашнего дождя. Он полез в свой вьючный мешок и достал новую пару, виндзорский подарок Монбэзона. Раздался глухой стук — это упала на пол шкатулка королевы Элеаноры. Льняная ткань, в которую она была завернута, опутала сапоги. Раймон тихо выругался. Даже здесь, в собственной спальне, в присутствии спящей жены, он испытывал на себе влияние этой властной старухи. Она точно ходила за ним по пятам, требуя, чтобы он нашел ее сокровища, прежде чем обхаживать свою молодую жену.

Он придвинул маленький сундучок к стене — туда, где валялись вещи из его седельной сумки. Королева Элеанора сказала, что это утренний подарок для Алисы. Подарок вдовствующей владычицы заключался в маленькой шкатулке из кедра, оправленного в серебро, — копии той самой шкатулки, в которой Изабелла Мирбо привезла в Морстон драгоценности своей госпожи.

— Покажите шкатулку своей жене, — наказала королева Раймону, — но не сразу, а на второй день после свадьбы. Если дочь Изабеллы видела другую такую же, то она узнает эту и поймет, что мужу можно доверять. Она скажет вам, где спрятана другая шкатулка, если, конечно, знает об этом.

Раймон предложил более прямой путь выполнения сиятельной воли Элеаноры. Нет, ответила королева, письмо исключается. Это слишком опасно.

Элеанора сунула шкатулку Раймону в руки, заранее пресекая вопросы, которые с тех пор роились в его голове.

Раймон опять выругался и набросил на шкатулку пустой вьючный мешок. Сегодня он отдаст эту проклятую штуку жене, после того как она проснется. Трудно сказать, какие чувства вызовет в ней столь сомнительный дар — страх, ярость или что-то другое, — главное, чтобы она отошла к вечеру.

А пока пусть спит. Если сегодня ночью ему удастся расположить ее к близости, надо, чтобы перед этим она как следует отдохнула.

Алиса слышала, как ее муж отбросил ногой в сторону свои сапоги и стал рыться в седельных сумках. Потом раздался глухой стук. Раймон дважды выругался, отодвинул свои пожитки ногой к стене и бросил сверху мешок, потом взял меч, открыл дверной засов и вышел. Алиса уловила тихий скрежет, как будто он хотел опять открыть дверь, но передумал. Воцарилась тишина. Лишь в открытые бойницы долетало журчание ручья, петлявшего под стенами замка.

Выждав минуту и окончательно убедившись, что Раймон ушел, она накинула тунику и подошла к стопке своей одежды — вернее, одежды покойной леди де Рансон. Сегодня утром придется еще раз надеть малиновое платье, а к вечеру, как она надеялась, высохнет ее собственное.

Роскошная ткань легко скользнула через голову и упала мягкими складками к икрам. Это платье, самое красивое из тех, что остались в полупустом сундуке Констанции де Рансон, было слишком новым и нарядным для повседневной носки. Ее старое платье больше годилось для работы в замке. Надо будет сказать Мод или Биде, чтобы они постирали его и высушили перед камином.

Алиса в последний раз нежно погладила красную шерсть и начала складывать халат. Она будет носить его до тех пор, пока не сошьет свой: надо же как-то скрывать наготу от взоров де Базена, пока они проводят вместе время в этой спальне. Жить в одной комнате — и спать в одной постели — с таким сильным и красивым мужчиной оказалось неожиданно трудной задачей.

Вчера ночью он проявил великодушие — оставил ее в покое, если это можно назвать покоем. Она лежала в темноте, почти касаясь длинного, мускулистого тела Раймона, слышала глубокое медленное дыхание этого мужчины и вспоминала, как его сильные губы и проворный язык ласкали ее грудь.

Он почувствовал ее страх, ощутил его кожей и отпустил ее. В тот момент облегчение смешалось в ней со страхом иного рода. У Алисы возникло подозрение: а вдруг он умеет читать мысли? Если он так быстро уловил ее страх (а ведь она готова была ему отдаться, но в последний момент испугалась его огромного тела), значит, ему не составит труда раскрыть ее тайны.

Что, если королева Элеанора подослала ей в мужья колдуна?

Алиса положила одежду на скамью и удивленно взглянула на мужнины грязные сапоги и скомканные штаны, запутавшиеся в веревках от седельной сумки. Вряд ли колдун был бы так небрежен со своей одеждой…

Раймон поднялся по узкому извилистому проходу к зубчатой стене над спальными покоями замка. Кернстоу был хорошей крепостью с большим обзором во все стороны. Вдоль восточной стены текла река, уносившая свои воды на юг, в далекий рыночный городок Оукхэмптон. На севере лежали поля, а за ними простирался лес — по словам Неверса, богатый дичью и с тремя родниками, один из которых был со святой водой. А к западу за полями виднелись болота — те самые, по которым они вчера ехали. По светло-серому пространству в беспорядке, точно по прихоти некого великана, были разбросаны темно-зеленые лужи и большие мшистые валуны. Невысокие пирамиды из камней указывали кружной путь меж трясин и вели к Морстону. На том месте, где должна была стоять морстонская крепость, Раймон видел лишь густую темную дымку, которая закрывала землю и холодное море.

Алиса никогда бы больше не стала ночевать в этом холодном убогом поместье, если бы он мог уговорить ее…

Внезапно он почувствовал опасность, выхватил меч из ножен и ринулся вниз по винтовой башенной лестнице в то самое мгновение, когда до его слуха долетел истошный вопль жены.

Дверь спальни была закрыта, в коридоре — ни души. Большая комната — та, от которой Алиса отказалась, — была темной и пустой. Из их спальни долетел короткий гортанный звук, а вслед за ним — резкий треск ломающегося дерева. Он поднял меч и ногой распахнул дверь.

Она была одна — стояла в углу, а у ног ее валялись обломки светлого дерева и клочки шелковой материи. По тонким серебряным полоскам, еще дрожавшим на разбитом основании, Фортебрас узнал шкатулку королевы Элеаноры. Королевские подарки для Алисы — шелковая вуаль и широкая золотая лента — лежали порванные и скомканные среди кедровых щепок.

Она взглянула на Раймона. В ее блестевших от слез глазах горела ненависть.

— Как вы посмели это сделать? Как вы могли?! Затылок Раймона опахнули холодные крылья страха. Его жена не просто расстроена. Это не просто угрызения совести. Это…

Она смотрела на его меч широко раскрытыми глазами.

— При всей моей вине я не заслужила такой жестокой пытки. Воспользуйтесь своим оружием — положите конец этой игре!

Это безумие. Да-да, безумие…

В эту минуту Раймона не волновала судьба сокровищ королевы Элеаноры, даже если бы его жена бросила их в море. Главное, что дьявольский «утренний подарок» королевы поверг Алису в смертельный ужас.

Он опустил меч и положил его на кровать.

— Про какую пытку вы говорите? — Он медленно пошел к ней, голос его был тихим и вкрадчивым. — Это… это свадебный подарок, который прислала вам королева.

Она отступила назад.

— Свадебный подарок? Нет, это не так, я знаю! И вы тоже знаете.

За его спиной послышались голоса, топот сапог и звон стали. По лестнице поднималась целая толпа. Неверс первым подбежал к Раймону.

— Милорд, — начал он, тяжело дыша, — я слышал…

— Оставьте нас! — прорычал Раймон.

— Что?..

Воины убрали свои мечи в ножны. Молодой Эрик шагнул назад, оттаскивая Неверса за руку.

— Уйдем. Милорд сказал… Женщины-служанки протиснулись мимо управляющего, пытаясь заглянуть в спальню.

Не спуская глаз с Алисы, Раймон захлопнул дверь перед носом у Неверса и любопытных горничных, отгородившись от их вопросов.

Он обошел испорченную вуаль.

— Вы сами нашли этот подарок, а королева хотела, чтобы я его вам вручил. И сказал, что эта шкатулка очень похожа на ту, которую ваша матушка привезла из Солсбери по поручению королевы.

Алиса сделала быстрый вздох и задрожала. Раймон взял ее за руку и потянул к скамье.

— Сядьте, — сказал он, — и послушайте.

— Значит, это не та…

— Нет, это не та шкатулка, которую взяла на хранение ваша матушка. Откуда у меня могла быть та? Это ее копия.

Она сцепила пальцы до белизны, стиснув их в один кулак.

— И вы должны были показать ее мне и посмотреть…

— Не узнаете ли вы ее. По-моему,нам надо согласиться, что вы ее узнали.

Она закатила глаза.

— Черт бы вас побрал, Раймон де Базен! Черт бы вас побрал…

Он опустился перед ней на колени, не смея коснуться ее хрупких рук.

— Послушайте, Алиса. Скажите мне правду. Ваша мать сохранила шкатулку? Или ей пришлось продать драгоценности?

Алиса покачала головой.

— Они у вас?

— Нет, милорд! — Ее ответ был криком боли. Раймон заставил себя говорить спокойно:

— Если сокровища пропали, Алиса, я так и передам королеве. Я скажу ей, что вы ничего про них не знали, что мы искали их и не нашли. Это было много лет назад, Алиса. Ваши родители уже умерли. Вас нельзя осуждать.

— Она рассердится.

— Пусть. Когда в последний раз она посылала весточку вашим родителям?

На лице Алисы отразилось искреннее недоумение.

— Весточку? Она никогда не посылала сюда весточки. Это было бы слишком опасно.

Ее слова лишь усилили его замешательство.

— Кто сказал, что это опасно?

— Моя мать.

— Вот уже несколько лет короля Генриха нет на свете. Какая опасность могла грозить королеве Элеаноре, если бы после смерти мужа она прислала своих людей за драгоценностями? Значит, королева не писала вашим родителям, освободившись из заточения в Солсбери?

— Нет, но…

— Что «но»?

— Они ездили к ней, когда умер король — когда она освободилась. Они были в Виндзоре.

О Господи! Неужели Элеанора забрала свои драгоценности и забыла про них? Может, престарелая королева, которая повелевала жизнями подданных короля Ричарда, впала в беспамятство и весь этот клубок лжи и интриг — всего лишь результат ее старческого слабоумия? Раймон понизил голос до шепота:

— И отдали ей шкатулку?

Он видел, как она замялась, точно борясь с искушением согласиться.

— Нет, — наконец проговорила Алиса. — Они ее не застали. Вы должны это знать: она уехала во Францию вместе с королем Ричардом смотреть армию, которую собрал ее сын. Мои родители вернулись в Морстон.

— А шкатулка?

Она покачала головой.

— Алиса!

— Не знаю. С тех пор я ее не видела. Хотите, поклянусь?

Судя по ее отчаянному виду, она готова была поклясться, что драгоценности лежат на дне океана, лишь бы положить конец его вопросам. А потом отправиться туда следом за ними, как только представится возможность.

— Нет, — сказал Раймон, — я вам верю.

Он видел, что женщина больше не выдержит, и не собирался опять толкать ее на грань безумия, выполняя волю королевы Элеаноры.

— Что вы будете делать?

— Обыщу Морстон. Если я найду сокровища, королева Элеанора выкупит на них короля Ричарда.

— А если не найдете?

— Ну что ж — тогда ничего не поделаешь.

— Она отберет ваши земли?

Раймон поморщился. Да, именно этого он и боялся. Его жена попала в самую точку. Он встал, увлекая ее за собой.

— Нет, Алиса. Она не отберет у меня земли — во всяком случае, сейчас. Ведь ей придется публично объяснить причину такого поступка. Она оставит мне земли на время… а может, навсегда. Королева Элеанора — женщина, Алиса. Она может забыть о своем недовольстве. А если и не забудет… все равно ей осталось гневаться не так уж много лет.

— Моя мать ее любила, Раймон. Она говорила, что королева никогда не забудет ее преданности.

И та же самая королева бросила верную ей женщину умирать нищей и голодной в лачуге на краю света. Раймон взял жену за руку.

— Алиса, выбросьте из головы эти проклятые драгоценности. Я постараюсь их найти и улажу вопрос с королевой. Это не ваша забота. Не надо волноваться.

Она опустила глаза.

— Вы не знаете… — Алиса оттолкнула его от себя. Он не выпустил ее руки.

— Чего я не знаю, Алиса? Она судорожно вздохнула:

— Вы не знаете… какое бремя на себя взвалили, связавшись со мной.

— Вы моя жена, — Раймон начал гладить малиновый льняной рукав, — и если это бремя, то очень приятное.

«А что касается вас, миледи, то единственным бременем, которое вам придется носить, начиная с этого дня, будут мои сыновья», — мысленно добавил он.

Она покраснела, точно услышала его мысли, но взгляд ее остался тревожным. Раймон потянул ее за собой и открыл дверь. Рольф Неверс и горничные так и стояли в коридоре, с испуганными глазами и бледными щеками. Раймон прошел вперед, увлекая за собой Алису, и встал перед управляющим.

— Милорд, все в… Раймон перебил его:

— Неверс, здесь есть женское седло для моей жены?

— Седло? Седло?

— Отвечай.

— Э… да, милорд. — Неверс облизнул губы. — У леди Констанции, упокой Господь ее душу, было хорошее седло. — Он заглянул Раймону за плечо. — Милорд, что-нибудь случи…

Раймон заслонил свою жену от взгляда управляющего.

— А серая кобыла, которую я видел? Она как, послушная? Неверс шагнул назад.

— В том месяце я сам ездил на ней в Оукхэмптон.

— Тогда приготовь лошадь. — Раймон хмуро оглядел три взволнованных лица в коридоре. — Иди. Все. Подавай еду на стол и седлай кобылу.

Он обернулся к Алисе:

— Сегодня мы с вами объедем границы Кернстоу. Неверс направился к лестнице, толкая перед собой Биду и Мод. Алиса оглянулась через плечо на разбитую шкатулку, которая осталась лежать на полу спальни.

— Я не могу с вами поехать. Здесь много дел…

— Оставьте все дела, — сказал он. — Мы запрем дверь и спустимся вниз завтракать. Я буду сидеть в замке до тех пор, пока вы не согласитесь.

— Тогда я еду, — сказала она.

Повеление ее мужа было как нельзя кстати. Скоро ей придется вернуться в Морстон. Если сегодня она научится управлять кобылой Неверса и увидит, где лежит седло, то потом ей будет проще уехать незамеченной и в одиночку перебраться через болота.

В последние годы Алиса редко ездила верхом, поскольку седло ее матери не налезало на широкие спины двух лошадей, которые остались в Морстоне. Это были спокойные животные, привыкшие к плугу и фургону. Два года назад, летом, когда сильные дожди погубили урожай, Алиса отвезла лошадей в Оукхэмптон и сменяла их на зерно.

Вчера, едва держась на огромной кобыле базенского воина и пытаясь при этом сохранить приличную, скромную посадку в мужском седле, Алиса поняла, что утратила те немногие навыки верховой езды, которыми когда-то владела. А ведь через три дня ей понадобится эта наука и твердая рука, чтобы вовремя добраться до Морстона и извлечь на свет Божий королевскую шкатулку.

Ее муж сильно преуменьшил, когда сказал, что королева Элеанора не будет гневаться, узнав о пропаже драгоценностей. Он просто не хотел ее огорчать. Но Алиса знала, что это грозит большими неприятностями для них обоих. Если королева решит, что Раймон ее обманул, он может распроститься с жизнью.

Но другого выхода Алиса не видела. Она должна была отринуть свой страх и извлечь шкатулку из жуткого тайника.

Изабелла Мирбо трижды доставала шкатулку королевы из тайника и каждый раз разрешала своей дочке заглянуть внутрь. Она описывала каждую вещь и рассказывала о ее происхождении. Сокровищ немного, говорила Изабелла, но все они незаменимы и могут стать опасны, попав в руки врагов королевы. Маленькая Алиса спрашивала, каким образом враги могут причинить вред королеве с помощью этих маленьких штучек, но ее настырные детские вопросы оставались без ответа.

С годами Изабелла сказала больше. Они не могли послать королеве письмо, потому что это было опасно — даже после того, как сиятельная госпожа освободилась из крепости Солсбери: а если ее враги перехватят письмо, нагрянут в Морстон и найдут шкатулку? Уехать из поместья мать Алисы тоже не могла, ведь это означало бросить драгоценности без присмотра — такие незаменимые, такие важные драгоценности, что и не передать словами. Кроме того, Изабелла и ее семья не должны были привлекать внимание к себе и к Морстону, даже если в поместье не хватало зерна после скудного урожая. Тихая, уединенная жизнь — вот единственный способ уберечься самим и уберечь королевские сокровища.

Когда умер король Генрих, Элеанора прислала письмо владельцу Кернстоу, в котором именем своего сына, нового короля, освобождала Морстон от королевской подати в благодарность за верность Изабеллы Мирбо, с которой та служила своей королеве в первые годы ее заточения.

Изабелла и Уильям Морстонский встретили новость де Рансона с радостью, но шли дни, и радость сменилась испуганным недоумением. Королева ни разу не обратилась к Изабелле с просьбой вернуть шкатулку. Может, они сами должны привезти ей драгоценности, ведь она уже на свободе?

Наконец Уильям и Изабелла взяли свой секрет — маленький сундучок, который хранили под каминной полкой в спальне, — и отправились в Виндзор, чтобы отдать его королеве. Разумеется, они не посмели написать ей перед тем, как пуститься в путь, — это было рискованно.

Они прибыли ко двору слишком поздно и не застали королеву: она отправилась во Францию, не ведая об их приезде. Уильям и Изабелла, усталые и разочарованные, привезли свою ношу обратно в Морстон.

В ту зиму в рыночных городках бушевала лихорадка. Когда Уильям привез свою жену домой, на лице его уже выступил роковой пот. Ослабевший и беспомощный, он смотрел, как Изабелла и Алиса сами уложили шкатулку в тайник перед камином, а потом с трудом задвинули на место тяжелую каменную плиту. Несколько недель спустя слегла Изабелла и отправилась в могилу вслед за своим мужем. Алиса осталась одна. Она не знала, как найти королеву, да и не смела прервать долгое молчание Морстона.

Могла ли она предположить в то последнее лето своей невинности, что уже слишком поздно принимать меры предосторожности?

Глава 7

Де Базен вел жену вниз по лестнице в зал, держа в руке кожаный ремень. Каменные ступеньки были почти одинаковой высоты, однако любому, кто попадал в этот дом впервые, приходилось сбавлять шаг из-за их неровности. Раймон с одобрением заметил, что пятая ступенька над залом выше остальных — первая ловушка для неприятеля, которому удастся проникнуть в крепость.

Он обернулся к леди Алисе и протянул ей руку. Она взглянула на меч, который он держал в другой руке.

— Вы что же, будете каждое утро выходить к столу при оружии?

— До тех пор, пока не узнаю, что на уме у жителей Кернстоу.

Она чуть заметно кивнула и взяла его за руку.

— А что вы им скажете? Про мое… ну, про то, что случилось?

— Ничего.

В другом конце зала молодая кухарка поставила на стол блюдо с хлебом и устремилась обратно в кухню. Воины сидели за столом и тихо переговаривались, ожидая своего хозяина-молодожена.

— И вы тоже будете молчать, миледи. Если вы начнете отвечать на вопросы, то скажете больше, чем следует. Пусть служанки думают что хотят. Ведь им кажется, что это я заставил вас так кричать. — Он улыбнулся. — Этим шлюшкам давно пора проявить к вам должное уважение.

На лице Алисы промелькнула и тут же пропала легкая улыбка.

— Они будут уважать меня за то, что мой муж — зверь? — Голос жены был твердым, но ее рука дрожала на его ладони.

Раймон сжал ее пальцы.

— Нет, за это они не должны вас уважать. Но когда они увидят, что вы сидите за столом рядом со зверем и бесстрашно делите с ним хлеб, они больше не будут украдкой переглядываться между собой.

Алиса опять улыбнулась.

У Раймона захватило дух. Улыбка делала ее лицо таким красивым, что в его жилах вскипала кровь. Жаль, что нельзя прямо сейчас увести жену обратно в спальню и подарить ей несколько минут восторга! Даже если он повернется спиной к своим воинам и уйдет наверх вместе с леди Алисой, вид щепок от проклятой шкатулки и подарка старой королевы охладит его желание.

Он опять обернулся к столу.

— Пойдемте. Сядьте ко мне поближе и забудьте про королеву Элеанору и ее подарок. Мои люди смотрят на вас. Вы же не хотите, чтобы они думали, будто я с самого утра расстроил свою жену?

Рольф Неверс вышел к столу позже всех и сел рядом с воинами.

— Лошадь готова, милорд. Седло вымыто и лежит у дверей конюшни.

— Далеко отсюда до Данхевета?

— По южной дороге — полдня езды, милорд. Вы и леди Алиса хотите…

— Нет, мы с леди Алисой будем объезжать границы Кернстоу. А в Данхевет поедет Эрик. — Молодой рыцарь хотел что-то сказать, но Раймон слегка махнул рукой, предупреждая его вопросы. — Ты отправишься в Данхевет сегодня утром, Эрик. Я дам тебе поручение.

— К судейским? — Неверс осушил свой кубок с элем. — Вы хотите связаться с судейскими, милорд?

Раймон посмотрел на управляющего.

— У меня поручение личного характера. А что, в Данхевете сейчас заседает выездная сессия суда?

— Нет, милорд.

Неверс опять побледнел. Неужели он боялся, что Раймон привлечет его к суду за те маленькие вольности, которые он позволял себе в отсутствие хозяина?

Сидевший напротив Ален начал рассказывать, что узнал вчера вечером про Данхевет: говорят, там есть симпатичные шлюшки, сестры-близнецы, их дом рядом с рынком. Эрик виновато взглянул на Виду и стал слушать Алена.

Жена Раймона уронила нож на стол.

— Милорд, — проговорила она, — вы посылаете своего человека в Данхевет за шлюхами?

Раймон улыбнулся. Судя по сдержанному негодованию в ее тихом голосе, Алиса явно не одобряла его возможного интереса к жрицам любви. Он перегнулся через стол.

— Эрик, Ален! Ваш разговор про шлюх оскорбляет мою жену. Ты, Эрик, поедешь в Данхевет с моим поручением. Один ты доскачешь быстро и успеешь к вечеру вернуться обратно, если не будешь заходить к шлюхам. А ты, Ален, останешься здесь, поучишься держать язык за зубами.

Раймон поднял маленький столовый нож жены и положил его ей на тарелку. Когда Эрик узнает, что ему предстоит иметь дело с торговцами тканями, с его лица сойдет эта глупая ухмылка. Если парень сумеет подобрать ткани, достойные леди Алисы, только тогда Раймон откроет своейзаинтригованной жене цель его поездки.

Данхевет. Укрепленный городок, в котором держат осужденных преступников, проводят выездные сессии суда и вершат королевское правосудие над виновными. Базарная площадь расположена вблизи стен замка, и торговый день на ней иногда заканчивается повешением вора. Или убийцы.

Не может быть, что поручение де Базена как-то связано с выездной сессией суда! Он отвел молодого Эрика в дальний угол зала и о чем-то тихо с ним посовещался. Один раз он прервался и, слегка сдвинув брови, взглянул на Алису. Нет-нет, с какой стати он будет подозревать ее в…

Если она подумает это слово, то оно проявится на ее лице и подозрения Раймона усилятся.

Алиса встала из-за стола и пошла на кухню. За последние два года она поняла, что праздность — ее враг. Когда она переставала двигаться, молча садилась и задумывалась освоем, морстонцы начинали беспокоиться: им казалось, что у их госпожи случилось какое-то страшное несчастье. Поэтому она постоянно находила себе дела, чтобы люди не задавали ей лишних вопросов, не сплетничали и не давали повода для подозрений королевским уполномоченным в Данхевете.

В кухне кипела работа. Здесь было людно и шумно. Алиса стояла в дверях и смотрела на длинные столы, на которых было больше хлеба и сыра, чем в Морстоне съедали за целый летний месяц. От главного помещения к кладовым тянулся коридор. В нем висело копченое мясо, которого морстонцам хватило бы на всю зиму.

Мод первая увидела госпожу и подошла. На лице девушки не было прежней насмешки. Она проследила за взглядом Алисы.

— Вы хотите пересчитать окорока, миледи?

— Э… да, — ответила Алиса. Если она сразу же не вступит в роль хозяйки, то утратит свое превосходство. — Покажи мне кладовые, в которых вы храните копченое мясо.

Мод оглянулась через плечо.

— Все мясо здесь, миледи. Остальное лорд Раймон отправил вчера в Морстои. Двенадцать окороков, три мешка пшеничной муки, — она озабоченно загибала пальцы, — три бочонка с элем, две корзины с яблоками, вино для двоих воинов лорда Раймона, оставшихся в Морстоне…

Алиса утратила дар речи.

— Не волнуйтесь, миледи, мы внакладе не будем. Прошлой осенью у нас уродилось больше поросят, чем мы ожидали, да и зерна мы собрали больше… — Мод посмотрела за плечо Алисы и скромно сложила ручки у груди. — Милорд, — пролепетала она.

Де Базен тронул жену за руку.

— Пойдемте, Алиса, — сказал он, — нам надо ехать.

Раймон приладил седло покойной Констанции де Рансон на кобылу Неверса и подсадил Алису на изящное сиденье из инкрустированного дерева. Солнце припекало в окружении высоких крепостных стен. Алиса взяла в руки поводья и стала ждать, когда ее муж выведет из конюшни своего высокого вороного скакуна.

— Его зовут Шайтан. — Де Базен разгладил малиновую попону на широкой лоснящейся спине и взялся за высокую луку седла.

— Уот сказал мне, что вы назвали его в честь сарацинского дьявола.

— Я назвал его так, чтобы напугать моих врагов, — объяснил де Базен. — И еще для того, чтобы маленькие мальчики держались подальше от его копыт.

И от его огромной головы, понадеялась Алиса. Она прижала руки к бокам, моля Бога, чтобы этот зверь не повернул к ней морду.

— Вы привезли его из Палестины? Де Базен горько усмехнулся:

— Когда я отплывал из Акры, у меня не было лошади. Мне едва хватило серебра, чтобы оплатить дорогу домой. Нет, Шайтан — нормандский конь, из имения моего отца. Жербре и остальные воины привели его мне перед нашим отъездом в Англию.

116

Он запрыгнул на спину Шайтану и натянул свои латные рукавицы.

— Вы без перчаток, — бросил он, — замерзнете. Алиса улыбнулась:

— Здесь тепло. Даже в Морстоне, где с моря дует холодный ветер, я их не носила.

Серая кобыла прошла следом за вороным мерином де Базена в ворота крепости. Сидевший на сторожевой вышке молодой рыцарь Ален помахал своей госпоже.

Де Базен поехал между полями к узкой дороге, которая вела на юг.

— После Палестины у меня разжижилась кровь, я часто мерзну, — сказал он. — Это холодный край, а ваш Морстон хуже всего.

Алиса вспомнила подсвеченное факелами золотое тело де Базена в холодной ночной реке и, не подумав, выпалила:

— Вчера вечером… Он засмеялся:

— Бочонок вина и предстоящая ночь с красивой женщиной согревают кровь, как ничто другое.

Они добрались до края полей. С запада тянулись серые болота, с севера — темный лес. На всем обширном пространстве вокруг Алисы не было ни души. Только ее муж, который рассуждал о вине, желании и крови. Дорога была далеко внизу, под массивными копытами лошади. Алиса вцепилась в седельную луку и уставилась на свои руки, не смея поднять глаза и взглянуть на открытую местность.

— Алиса!

Она крепко зажмурилась, пытаясь справиться с головокружением.

— Алиса. — Он подвел вороного мерина ближе и тронул ее за рукав. — Может, поедем в деревню?

Она осторожно подняла голову. Ее муж и его большой черный конь были стеной, которая отгораживала ее от пугающего пространства.

— Да, — кивнула Алиса, — в деревню.

Она взялась за поводья. Де Базен не спешил отъезжать от жены.

— Это не засада, Алиса.

— Что, милорд?

— Я привез вас сюда не для того, чтобы овладеть вами против вашей воли, — Он указал на пустошь, поросшую вереском. — Вчера на болоте я пошутил.

— Знаю, милорд.

Он накрыл рукой ее стиснутые пальцы.

— Тогда не надо душить кобылу. Это нежное животное и очень пугливое.

Он поскакал рядом с ней по краю ячменного поля. Она постепенно припоминала навыки верховой езды, которые усвоила, катаясь на маминой лошади. Это было давно, в те богатые времена, когда в Морстоне были две скаковые лошади и вдоволь зерна, чтобы их кормить.

Деревня располагалась к югу от крепости, между рекой и зерновыми полями.

— Поля, которые мы проехали, принадлежат вам, милорд. Жители Кернстоу должны работать здесь один день в неделю. Урожай полностью ваш. — Алиса указала на юг, на ряды длинных, узких делянок, тянувшихся от реки к дороге на Данхевет. — А там поля местных крестьян.

— Сколько здесь живет семей? Алиса покачала головой:

— Я не знаю. Спросите у Рольфа. Раймон удивленно взглянул на нее:

— Морстон всего в четырех милях отсюда. Почему же вы почти ничего не знаете про Кернстоу?

— Я не могла сюда ездить. Каждый день, проведенный вдали от собственных полей, стоил бы мне и моим людям части продуктовых запасов на зиму.

Ее муж коротко и сердито выругался под нос. Они молча подъехали к краю деревни и начали пробираться между домами-мазанками и овчарнями.

Раймон плохо знал английский язык и совсем не владел тем странным кельтским наречием, на котором говорили местные жители. Алиса разговаривала с крестьянами вместо него и переводила ему их ответы со звучным акцентом своей матери-француженки из Пуатье. На полях господина, как сказали крестьяне, уродилось богатое зерно, а за его скотом они ухаживали, как за собственным, и аккуратно клеймили его клеймом покойного де Рансона. Хозяйские овцы паслись к западу от узких делянок, на летнем выгоне возле болота.

Раймон, кивая, выслушал отчет крестьян и даже сумел сказать им на прощание несколько слов в добавление к речи Алисы.

— Сколько времени вы и отец Грегори разговаривали с морстонскими пастухами? — спросила она, когда они поехали на север — туда, где заканчивались обрабатываемые земли Кернстоу.

— Час или два. Я велел отцу Грегори привести их в вашу комнату для охраны и дал им эля.

— Я не знала об этом.

— Конечно. Вы сидели, надувшись, в своей спальне и секретничали с Эммой. — Он не обратил внимания на ее тихий раздраженный возглас. — Мне кажется, будет лучше для вас, если она переедет сюда.

— Да. У меня здесь никого нет.

— Кроме мужа, Алиса.

— Я хотела сказать, никого из старых знакомых. Он засмеялся:

— Вы зря оставили свою старую служанку в Морстоне. Я пошлю за ней.

— Нет! Пожалуйста, не делайте этого. Как я уже сказала сегодня утром, она останется в Морстоне еще на две недели.

Он бросил на нее быстрый удивленный взгляд:

— Она что, не хочет сюда переезжать? Ей больше нравится Морстон?

— Она проследит за работами. Надо вымыть настриженную шерсть и уложить ее в тюки.

Раймон вскинул бровь.

— Ваша Эмма не производит впечатления женщины, которая умеет управляться с овечьим руном, — сказал он. — У нее вид благородной дамы, непривычной к тяжелому труду.

— Она справится, — возразила Алиса.

— Тогда, может быть, она поможет мне в поисках королевской шкатулки, когда я вернусь в Морстон?

— Э… Да, возможно, она что-то слышала о ней. — Алиса сдержанно улыбнулась. — Когда мы вернемся?

— Я поеду туда завтра или послезавтра. Со вчерашнего дня Хьюго Жербре занимается поисками. Сегодня вернутся вьючные лошади, тогда и узнаем новости.

— А если он не найдет драгоценности, то мы уедем завтра?

— Я вернусь в Морстон один. Вы останетесь здесь. Кобыла отпрянула от вороного мерина де Базена. Алиса подхватила поводья.

— Я хотела бы поехать с вами.

Раймон погладил лошадь по шее и успокоил ее тихим, ласковым словом.

— А я хочу, чтобы вы остались здесь, Алиса. Вы, наверное, сыты по горло королевой Элеанорой и ее дурацкими побрякушками. Во время поисков мы можем перевернуть крепость вверх дном. Я избавлю вас от этого неприятного зрелища.

Алиса продолжала улыбаться, надеясь, что он не видит, как пульсируют жилки на ее висках. Невероятным усилием воли она заставила себя скрыть страх и говорить спокойным, даже любезным тоном:

— Вы будете ломать стены и поднимать полы?

— Если понадобится — да. Но я не стану этого делать до тех пор, пока мы не осмотрим все возможные тайники. Не волнуйтесь, Алиса. Я все отремонтирую — если будет нужно. — Он сделал глубокий вздох и продолжал: — Пожалуй, сейчас самое время подумать о будущем Морстона, Алиса. Мне кажется, будет лучше, если мы привезем ваших людей в Кернстоу, когда они соберут урожай. Судя по тому, что я видел, здесь им хватит хорошей земли, которая до сих пор не возделывалась. Они будут работать здесь. Это легче, чем пытаться сохранить плодородными два маленьких морстонских поля.

— Вы хотите забросить Морстон?

— Нет, церковь останется, и крепость тоже — после ремонта. Но в Морстоне мало земли для выращивания зерна. Там могут остаться пастухи. Они возьмут себе лучшее поле.

— Милорд, вы обещали отдать мне Морстон после свадьбы, а теперь предлагаете выселить оттуда всех, кроме нескольких человек…

— На богатые земли рядом с крепким замком, где они смогут укрыться в случае войны. Решать вам, Алиса, но я прошу вас: передайте морстонцам мои слова. Может быть, они покажутся им более заманчивыми, чем вам.

— Но когда вернутся мужчины, в Морстоне будет гораздо больше людей. Вы не сможете всех здесь расселить.

— Какие мужчины? — Раймон нахмурился. — Ваши люди ушли в леса?

Алиса вспыхнула:

— Конечно, нет! Морстонцы трудолюбивы и чтут закон. Сорок мужчин уехали в Палестину, милорд. Скоро они вернутся. Где они будут добывать себе хлеб? До войны короля Ричарда они держали овец — большие стада и расчищали третье поле рядом с…

— В Палестину? Вы отправили пастухов в Палестину?

— Если вы будете кричать, милорд, те люди на поле подумают…

— Мне плевать на то, что они подумают! Вы хотите сказать, леди, что морстонские пастухи ушли в крестовый поход?

— Да.

— Их послал муж вашей матери?

— Нет. Мы… у нас не было другого выхода. Их отправил де Рансон. Они поехали с охотой, милорд. Епископ сказал им…

Он грубо хохотнул:

— Я знаю, что сказал им епископ. Что они умрут смертью мучеников и на том свете им простятся все их грехи. А если они останутся живы, то вернутся домой с золотом.

Алиса кивнула:

— Они все изъявили желание ехать. Де Рансон отобрал самых сильных.

— И послал их вместе с армией приглядывать за скотом? Довольно странный рассказ.

— Вы дадите мне договорить? Они уходили не пастухами, милорд. Сержант де Рансона подготовил из них солдат-пехотинцев. Кто-то стал лучником, а кто-то овладел пикой.

— И сколько же времени этот сержант натаскивал ваших воинственных пастухов?

— Две недели. — Алиса увидела гнев на лице мужа. — Через две недели им надо было отправляться, — добавила она. — Сержант поехал с ними.

— А де Рансон остался здесь, со своим гарнизоном, чтобы смотреть за порядком?

— Нет, солдаты уехали уже после де Рансона. Так сказали мне горничные вчера вечером. Вспомните, — тревожно попросила она, — может, вы все же что-нибудь слышали на Святой земле о морстонских пехотинцах?

— Нет. — Он стиснул кулак на седельной луке. — Будем надеяться, Алиса, что они застряли где-то по дороге и не добрались до Палестины. В этом случае они еще могли остаться живыми.

— Или они покинули Святую землю в числе последних и сейчас возвращаются домой…

— Нет! — отрезал Раймон. — Только самые опытные пехотинцы уцелели в первых боях. В Акре и по дороге в Яффу… — Он взглянул в ее испуганное лицо и замолчал. — Ваш лорд де Рансон, — наконец проговорил Раймон, — должен гнить в аду за то, что отправил их на войну. Он заслуживает смерти…

К горлу Алисы подступила тошнота.

— То, что вы говорите… вы не можете знать… — начала было она, но тут же прикрыла рот рукой.

— Надо быть полным остолопом, чтобы отправить пастухов на войну после двухнедельной подготовки. Ваш Харольд де Рансон был дурак. Глупый, жадный дурак, который послал крестьян вместо солдат, чтобы они выполнили его долг перед королем Ричардом. Или не выполнили. — Он отвел руку от ее лица. — Вам неприятно слышать, Алиса, что я так отзываюсь о лорде де Рансоне?

— Вы сказали, они должны были погибнуть… все?! Неужели у них не было никакого шанса?

— Алиса, рыцарь с детства постигает военную науку…

— Да, но солдаты…

— Солдаты тоже должны пройти хорошую подготовку. Война — непростое ремесло, даже для сильных мужчин. — Он помолчал, потом смягчил тон: — Как я уже сказал, Алиса, морстонские мужчины могли не добраться до Палестины. Войска стояли на Сицилии месяцами, перед тем как отплыть на Святую землю. Там большой флот, но корабли в основном маленькие. Вполне вероятно, что ваши пастухи не попали ни на одно судно и остались на берегу.

— А вы сами верите в то, что говорите, Фортебрас? Раймон вздохнул:

— Я надеюсь, что это так.

Они молча поехали по опушке густого леса рядом с ячменным полем. Раймон повернул свою лошадь в заросли.

— Давайте перекусим в тени и больше не будем говорить о таких тяжелых вещах.

Он привязал коня к молодому кусту боярышника и помог Алисе слезть на землю, потом закинул на плечо кожаную седельную сумку и повел жену под густые ветви кривого дуба. Они уселись на толстые корни, змеившиеся по замшелой земле.

Раймон протянул Алисе горбушку хлеба и отрезал кусок сыра.

— Здесь хватит места для ваших морстонцев. Даже для отца Ансельма найдется уголок, если морстонский ветер вдруг покажется ему слишком суровым. Неверс сказал мне, что церковь рядом с крепостью простаивает с тех пор, как умер последний священник, а деревенский клирик знает только латынь и местное наречие. — Он передал Алисе бурдюк с вином. — Вы поговорите с морстонцами после того, как закончится жатва?

— Ладно, поговорю.

Вино было крепким и таким же теплым, как солнце над полями. Алиса сбросила с плеч мантилью и откинулась спиной к стволу дуба. Яркие летние лучи подсвечивали золотым огнем волосы сидевшего рядом Раймона де Базена.

Вдали перекликались два крестьянина, которые ловили забежавшего на поле черного лохматого барана. Наконец они выгнали его из молодых побегов ячменя и вернулись, чтобы поправить потоптанные ряды.

Сквозь собственный смех Алиса услышала голос мужа и замолчала, чтобы отдышаться.

— Почему она выбрала именно вашу семью, Алиса? Смех умолк.

— Что, милорд?

— Кому из ваших родителей королева поручила стеречь свои сокровища — Уильяму Морстонскому или вашей матери?

— Матери. Она вместе с королевой была в заточении в Солсбери. Элеанора ей доверяла.

— А до того? Она была при дворе Элеаноры в Пуатье?

— Да, одно время. Ее мама, моя бабушка, провела при королевском дворе последние годы своей жизни.

— Ваша бабушка была фрейлиной королевы?

— С юных лет. Она ездила на север вместе с молодой королевой Элеанорой, когда та выходила замуж за короля Луи. Прислуживала ей даже в Палестине…

— Она была в Палестине вместе с Элеанорой? В Антиохии?

Алиса улыбнулась:

— Да, даже в Антиохии. Состарившись, она только об этом и говорила. Моей матери приходилось одергивать бабушку, когда та заводила речь про скандал в Антиохии. Королева не любила вспоминать ту ночь, когда первый муж выгнал ее из антиохийского дворца и отправил домой. — Алиса засмеялась. — Моя мать как-то сказала, что королева Элеанора возложила на нее бремя забот о сокровищах, чтобы отомстить моей болтливой бабушке.

Раймон пожал плечами:

— Эти истории ни для кого не секрет. Мои дяди были в Антиохии на службе у короля Людовика и привезли те же байки о сарацинских любовниках и о том, как король силой выдворил собственную жену обратно в христианский мир. Когда я был маленьким, они говорили мне, что король Генрих совершил самый смелый поступок в своей жизни, женившись на брошенной жене Людовика. Элеанора с молодости славилась плохим нравом.

— Она доверяет вам из-за ваших родственников, Раймон? Он открыл глаза и улыбнулся, глядя в небо.

— Нет, мои дяди были людьми короля Людовика, и королева их не любила. Если бы я думал, что она послала меня сюда из-за моих родственников, то побоялся бы на вас жениться, Алиса. — Раймон взял бурдюк с вином и подсел поближе к жене.

Они ели хлеб с сыром и говорили о полях, пастухах и урожае. Раймон не притрагивался к Алисе, хоть они сидели довольно близко друг от друга. Только когда они пошли обратно — туда, где на солнечной опушке паслись их лошади, он положил руку жене на талию, чтобы подсадить ее в седло.

Он не знал, и Алиса никогда бы ему не сказала, что они устроили привал всего в нескольких ярдах от маленького родника, где два года назад Харольд де Рансон толкнул ее на землю и изнасиловал.

Сначала Алиса не узнала это место, но когда тени начали удлиняться, а зеленая чаща потемнела, она поняла, где они находятся.

В тот же миг она села повыше и принялась укладывать в седельную сумку остатки хлеба и сыра. Раймон удивленно приподнял свою золотистую бровь и протянул ей бурдюк.

— Куда ты торопишься, милая жена? — спросил он. — В нашем распоряжении целый день.

Взглянув Раймону в глаза, она почему-то успокоилась, отвернулась от пугающих зарослей и, взяв из рук мужа кожаную фляжку, хлебнула темного густого вина.

Призрак Харольда де Рансона уже не держал ее мертвой хваткой. Даже если тень мертвеца бродит где-то здесь, в Кернстоу, она ей уже не страшна. Во всяком случае, сейчас, пока с ней рядом Раймон де Базен.

Глава 8

Они поехали назад краем леса, держась в тени древних дубов и ведя своих лошадей по извилистым тропкам, петлявшим меж деревьев. Вдали — там, где кончались поля, — высилась крепость Кернстоу. Ее камни сияли в ярких солнечных лучах, как грубое, потемневшее от времени серебро. Раймон нахмурился:

— Это богатое поместье. Богаче, чем я ожидал. Де Рансон здесь процветал.

— Вы его знали?

— Нет, но я слышал о нем. Много лет назад, в Нормандии, лорд де Рансон-старший присоединился к своим двоюродным братьям и восстал против короля Генриха, за что был выслан сюда. Ему было запрещено возвращаться во Францию под страхом смертной казни. Странно, что ему дали такую большую крепость. — Раймон обернулся к Алисе. — Он собирал большие дорожные пошлины с тех, кто ездил по дороге к югу отсюда?

— С морстонцев он ничего не брал. Но, говорят, иных путников заставляли платить серебром.

— А покойный де Рансон-младший?

— Не знаю.

— Он понимал толк в вине. Интересно, чем он за него платил?

— Не знаю.

Алиса опустила глаза на свои руки, впившиеся в седельную луку. Пресвятая Мария Магдалина, пусть он прекратит эти расспросы!

Серая кобыла заржала и отпрянула от зеленой тени боярышника.

— Взгляните на свои руки, — сказал Раймон. — Вы натянули поводья так, заставляете лошадь пятиться. — Он взялся за уздечку и, нагнувшись в своем седле, успокоил кобылу тихим словом. — Вот. Держите повод свободнее, чтобы лошадь могла двигать головой. Так будет безопаснее для вас обеих.

— Я знаю, — огрызнулась Алиса, — и больше не забуду об этом.

Он отпустил уздечку.

— Вы должны ездить верхом каждый день до тех пор, пока не научитесь, — сказал он, — но вам нельзя ездить одной.

— Я и не собираюсь ездить одна.

Раймон замолчал. Алиса увидела на его губах знакомую легкую улыбку — наполовину учтивую, наполовину насмешливую.

— Там впереди река, — сказал он. — Давайте отведем лошадей на водопой. — Он прищурился от яркого солнца. — Вода должна быть теплой.

— Я не умею плавать, — ответила Алиса.

— Но любите смотреть, как это делают другие.

Она соскочила с седла, прежде чем он до нее дотронулся.

— Вчера вечером меня привлек к ставням шум на берегу. Вы и ваши воины так орали, что и глухой проснулся бы. Вот я и выглянула посмотреть, кто там тонет.

Он засмеялся и повел лошадей вниз по берегу реки.

— Я вовсе не хотел будить глухого. Главное, что проснулась моя жена — этого мне было вполне достаточно.

Вчера она отвернулась бы, чтобы скрыть улыбку, сегодня же весело захохотала:

— И конечно же, вы попытаетесь проделать это снова, милорд, с еще большим шумом. И… с еще более яркими факелами.

На мгновение Раймон застыл. Когда он повернулся и увидел ее пылающее лицо, улыбка его стала шире. Удивление перешло в осторожную радость. В его взгляде появилось обещание.

И это обещание было приятно Алисе. Ей хотелось, чтобы он к ней прикоснулся. О Господи, она хотела этого высокого златовласого мужчину, который был ее мужем!

До праздничного вечера оставалось три дня — и три ночи. Наверное, это все, что у них было.

Через три дня жители Кернстоу разожгут праздничный костер. Значит, три ночи Алиса может спать в объятиях этого мужчины и притворяться счастливой, безмятежной молодой женой, которая не собирается бросить своего мужа — возможно, навсегда, — когда взовьется к небу высокий летний костер.

Он подошел к Алисе, нежно погладил ее по щеке и прошептал на ухо:

— Хорошо сказано, миледи. Но сегодня вечером нам будет светить только огонь камина в спальне. А что до шума — то это, пожалуй, я смогу устроить.

Алиса вспыхнула еще жарче, глядя в глаза мужа.

— Сегодня, — продолжал он, — мы начнем в темноте. Но когда-нибудь, миледи, когда вы будете знать мое тело так же хорошо, как свое собственное, я принесу вам столько факелов, сколько вы пожелаете, и тогда вы увидите, какими долгими и страстными могут быть наши любовные игры.

Щеки Алисы обожгло жаром тысячи огней, а по телу разлилось мучительное томление. Если этот мужчина захочет устроить их первое занятие любовью здесь, на речном берегу, при ярком свете дня, она охотно, как распутница, ляжет с ним в высокую нежно-зеленую траву. Она уже ощущала ногами мягкие, шелковистые стебли.

Раймон взглянул наверх, на каменную кладку крепостной стены, по которой ходили несколько мужчин.

— И зачем только я велел этим людям сегодня ремонтировать укрепления? — с сожалением проговорил он и уронил руки. — Боюсь, Алиса, что, дотронувшись до тебя, я овладею тобой прямо здесь, не сходя с места. А эти люди замажут свои бороды известковым раствором в каменную кладку, пока будут на нас пялиться. — Он протяжно вздохнул. — И все же…

— Милорд, — перебила его Алиса, — лошади уже спустились к водопою.

Ее муж виновато улыбнулся и тоже пошел к реке.

К Кернстоу подъезжали пять вьючных лошадей с пустыми мешками и два конных воина. Один всадник двигался какими-то странными зигзагами, держа перед собой живой рыжеволосый тюк, который извивался на седельных луках.

Алиса прикрыла рукой глаза от лучей низкого солнца.

— Вы видите? Это Уот. Наверное, он уговорил их взять его с собой. Да, конечно, Уот! Другого похожего мальчика не найти. Раймон, можно он останется здесь? Я уверена, что он будет в чем-то полезен.

Раймон вывел лошадей на вершину травянистого берега и встал рядом с женой.

— Полезен? Вы так считаете?

— Пожалуйста, милорд… Раймон пожал плечами:

— Я тоже подумал, что он будет нам полезен, поэтому и послал за ним сегодня утром, когда вы отказались перевезти сюда вашу служанку Эмму. Надеюсь, я вам угодил? Или скажете, что Уоту тоже нужно остаться в Морстоне и закончить стрижку овец вместе с вашей труженицей Эммой? Уот будет ловить овечек, а Эмма — замораживать их своим странным взглядом, чтобы стояли смирно.

Алиса представила себе Эмму в загоне для овец и расхохоталась, да так, что из зажмуренных глаз покатились слезы. Она невольно тронула улыбающиеся губы Раймона и тут же притихла, ощутив кончиками пальцев их гладкую горячую кожу.

Раймон улыбнулся шире, поймал дрожащую руку жены и опять приложил ее к своим губам.

Поле огласилось далеким воплем радости, долетевшим со стороны вьючного каравана. Раймон отпустил ее руку.

— Ну, вот и он. Сейчас убедится в том, что вас не сожрали болотные чудовища, и, в свою очередь, заверит вас, что Хьюго еще не съел последнюю морстонскую овцу. Вы довольны?

— О да, милорд. Уот! Уот…

— Он не слышит вас отсюда.

А Алиса не слышала слов мужа. Кое-как взобравшись на кобылу Неверса, она пустила ее в сторону приближающейся компании.

Стоя у основания земляных укреплений, Раймон смотрел, как его жена скачет на ленивой лошади по дороге к болотам. Ее темные косы выпали из тяжелого пучка и теперь подпрыгивали на стройных плечах. Он не слышал, что она сказала, подъехав к последнему всаднику и мальчику, но ее счастливый вид и долетавшие издалека звуки оправдали его ожидания.

Алиса посадила ребенка перед собой в седло и повернула обратно — туда, где их ждал Раймон. Ей удалось ехать ровно, несмотря на то что мальчик всю дорогу пытался пристроить свой узелок с вещами между ушами лошади.

— Вот, получите вашего нового помощника, лорд Фортебрас, — объявила Алиса.

— Для помощника он чересчур вертлявый. Шайтан примет его за червяка, который выполз из яблока, ипроглотит в один миг.

— Ваш конь меня не съест. Так сказала леди Алиса.

— Да? Ну, значит, так и есть.

— А я умею говорить на вашем языке, лорд Фортебрас, — не хуже любого франкского мальчика из Кернстоу. Мы с леди Алисой, — сказал малыш, с важным видом приподняв подбородок, — каждый день практиковались во французском.

— Верно, — отозвался Раймон, — здесь нет ни одного франкского ребенка, который говорил бы лучше, чем ты.

— Значит, я буду вашим помощником, — обрадовано заключил Уот.

Раймон послал за Уотом, чтобы избавить жену от одиночества. Прошлым вечером он видел подавленное лицо Алисы, когда кухарки и воины смеялись и перешучивались в главном зале. Как оказалось, она не знала почти никого из жителей Кернстоу, даже мастеровых, которые в случае надобности должны были ездить на работы в маленькое поместье.

— Я не знаю их имен, — сказала Алиса, когда Раймон спросил ее о возрасте ремесленников, перечисленных в списке Рольфа Неверса. — И не имею понятия, кто из них колесный мастер.

— Но ведь у вас в Морстоне нет своего колесного мастера. Разве вы никогда не приглашали здешних рабочих, чтобы они помогали вам чинить фургоны?

— Нет, — повторила она, явно раздраженная его вопросами — Если нужно было отремонтировать колесо, один из наших крестьян отвозил егов Кернстоу и привозилобратно уже починенным.

— Вы возили колеса через болото, вместо того чтобы пригласить к себе мастеров?

— Именно так.

— А после того как пропал ваш кузнец, вы водили свой скот через болото, чтобы заменить подкову?

— Когда возникала такая необходимость. У нас только два вола, и мы редко нуждались в услугах кузнеца. Или вы забыли, милорд, — резко спросила она, — что женились на нищенке?

— Нет, не забыл, — ответил Раймон, — но я не знал, что женился на отшельнице.

После этого он созвал своих воинов и, пока не слышала жена, послал гонца в Морстон — отвезти продуктовый обоз и на обратном пути захватить Уота — маленького мальчика, который порывался отправиться по болоту вслед за своей госпожой.

Раймон надеялся, что этот постреленок, преданный Алисе и любопытный, как все семилетние мальчишки, станет первым звеном между жителями Кернстоу и их новой госпожой. И оказался прав.

За день Уот обошел все кладовые и жилые дома Кернстоу, приставая ко всем с вопросами по поводу увиденного внутри, и устроил такой переполох, что рассерженная госпожа устремилась на его поиски. В результате к вечеру Алиса уже без стеснения общалась со всеми местными жителями.

Правда, она не на шутку встревожилась, когда с широкой южной дороги вернулся Эрик. Молодой рыцарь галопом въехал в крепостные ворота Кернстоу и объявил, что быстро сделал все дела в Данхевете.

— Милорд, — резко спросила Алиса, заметно ощетинившись, — вы собираетесь держать в тайне ваши данхеветские дела?

— Это важные дела, — ответил Раймон, — они касаются моей жены.

Она сердито поджала губы и замолчала. Раймон взял у Эрика седельную сумку и протянул своей онемевшей от удивления жене три рулона ткани.

Алиса испытала явное облегчение — чересчур сильное облегчение, — как будто подаренная ткань избавила ее от жуткого страха или серьезной тревоги. «Хорошо, что я сразу же позаботился о ее одежде, — радостно подумал Раймон. — Я и не знал, как это для нее важно».

Алиса поблагодарила мужа и принялась разглядывать материю, обронив при этом тихое сердитое замечание — что-то насчет рынков и судейских чиновников. Он спросил ее, что она имела в виду, но Алиса резко отвернулась и позвала Биду. Вскоре женщины уже кроили платье из мягкой изумрудно-зеленой шерсти.

Поднявшись по винтовой лестнице в комнату Алисы, Бида и три другие горничные раскроили и начали шить первое платье. Через час Раймон застал всех четырех женщин в своей спальне. Они сидели под бойницами в окружении обрезков шерсти и шили в угасающем свете дня. Маленький Уот растянулся на сарацинской ткани и бесцельно водил опаленным лоскутом по уголькам камина.

Раймон спросил, нет ли в замке другого места для шитья, но женщины встретили его вопрос легким удивлением и сдержанными усмешками.

Удалившись из собственной спальни, Раймон задумался, куда бы отправить на ночь маленького Уота — подальше от верхнего этажа замка. Алиса чересчур баловала мальчугана, позволяя ему проводить время в спальных покоях, которые в вечерние часы были предназначены для него… и его жены.

Наконец стемнело — после целой вечности ожиданий.

— А где спал Уот, пока жил в Морстоне? — осторожно поинтересовался Раймон, усаживаясь рядом с Алисой за стол и придвигая себе тарелку с холодным мясом.

— В замке, возле кухонного очага. За ним приглядывали кухарка Флита и ее дочь Энид.

— Значит, мы отведем его на кухню и попросим разрешения у жены повара оставить его там на ночь. — Раймон протяжно вздохнул и осторожно добавил: — Первое время там ему будет привычнее.

Алиса посмотрела на мужа, как бы говоря, что поняла его намерения.

— Хорошо, я поговорю с кухарками. И еще… спасибо, милорд, за то, что привезли сюда Уота. У него нет родных, и я боялась, что после моего отъезда Флита с ним не справится.

— Посмотрим, понравится ли ему здесь. Если нет, то через два дня я увезу его в Морстон.

— Вы возвращаетесь?

— Да. Нельзя откладывать поиски.

Услышав эти слова, его жена не выказала никакого расстройства, словно и не было утреннего гнева и ужаса при виде королевского подарка. Она спокойно кивнула, потом тихо охнула, как будто что-то вспомнила.

— Вы не останетесь здесь до летнего праздника? Он состоится через три дня. Владелец поместья должен развести большой костер, попробовать эль и начать танцы. Пока разгорается костер, местные жители пьют за здоровье своего господина. Если вы будете с ними в эту ночь, они воспримут это как добрый знак.

Раймон пожал плечами. Алиса смотрела на него со странным беспокойством и ждала ответа.

Вчера вечером Рольф Неверс говорил что-то… И тут он вспомнил.

— Скажите, — спросил он, — ведь Харольд де Рансон уехал из этих мест накануне Иванова дня? Именно тогда он отправился в крестовый поход?

Лицо его жены побледнело. Ее руки лежали на коленях, скрытые под столом.

— Да, так говорят, — ответила Алиса. — Я слышала, что лорд Харольд уехал под самый праздник и больше не возвращался. — Губы ее сложились в слабую улыбку. — А теперь здесь появились вы, в то же самое время года. Вы должны открыть праздник, чтобы местные жители поверили в свою удачу.

Праздник. Пир и веселье. В эту ночь девушки становятся сговорчивыми и не видят оскорбления в мужском желании.

— В праздничную ночь, — проговорил Раймон, — мужчине проще добиться благосклонности от своей дамы, положив конец ожиданиям. — Он поднял свой кубок и взболтнул темно-красное вино, глядя, как играют в нем отблески пламени камина. Через мгновение он снова поднял глаза. — Объявите всем, что я уеду завтра и вернусь к праздничному вечеру.

Она зажмурилась, губы ее напряглись и побелели, но лишь на мгновение. Потом лицо ее вновь приобрело цвет — оттенок слоновой кости перешел в легкий розоватый. Она прошептала так тихо, что мог слышать лишь он один:

— Останьтесь со мной, Раймон, и наш праздник начнется раньше.

Его так и подмывало схватить ее в объятия, отнести в спальню и попросить выполнить свое тихое обещание, подкрепленное зовущим взглядом.

Если сегодня ночью она наконец на самом деле станет его женой, показав ту страсть, которая таилась в ее глазах, то вряд ли он вернется в Морстон через три дня. Им нужно гораздо больше времени, чтобы охладить свой пыл перед расставанием.

Раймон поставил кубок на стол и осторожно отодвинул его в сторону. Остаться с Алисой и ждать праздничной ночи, чтобы выпить первый эль, бросить первый факел в костер, — значит отложить поиски в Морстоне. А это, в свою очередь, означает, что королева Элеанора на три дня дольше будет ждать свои сокровища (или сочувственного сообщения Раймона о том, что они потеряны). А Ричард, король Англии и Нормандии, будет на три дня дольше томиться в плену у императора.

— Только три дня, милорд. — Раймон услышал в голосе молодой жены спокойную решимость и счел это почти чудом. Выходит, пока они объезжали границы Кернстоу и спускались к реке, леди Алиса каким-то непостижимым образом возжелала его ласки. Интересно… Что же он такое сказал или сделал, чем расположил ее сердце? — И три ночи, — добавила она.

Лицо его жены вновь обрело цвет юной розы. Она не сводила с него глаз.

— Вы хотите, чтобы я остался, Алиса? — спросил он.

— Да, — сказала она, не раздумывая ни секунды.

В наступившей тишине Раймон вдруг задумался. А может, вовсе не страсть толкнула его жену на такие смелые речи? Может, она хочет удержать его, чтобы отложить обыск Морстона, потому что, обнаружив там сокровища, он сможет уличить ее в хитрости? Но ведь Алиса не просит взять ее с собой и не пытается одна вернуться в свой бывший дом. Нет, пожалуй, ее предложение так же невинно и чисто, как эти широко посаженные глаза. И он не выдержит ожидания.

— Тогда я останусь, миледи, — прошептал он, — до праздничного утра.

Алиса опустила глаза и посмотрела на свои руки.

— Спасибо, милорд.

Кровь стучала у Раймона в висках, а под плотной тканью штанов пульсировала возбужденная плоть. Никогда еще он не испытывал такого острого желания, никогда еще ему не хотелось ласкать женщину в присутствии других. Он попытался не думать о спальне. Когда он видел эту комнату в последний раз, она была наполнена говорливыми женщинами и завалена лоскутами — такое зрелище у кого угодно отбило бы желание. На Алисе было красное платье, а обрезки тканей, устилавшие лежанку, были зелеными.

— Ткань, Алиса.

— Что?

— Ваши служанки… они закончили шить?

— Еще нет, но скоро закончат. Мод обещала сшить зеленое платье к утру. — Алиса взглянула наверх и поняла, о чем спрашивает ее муж. — Она дошьет его здесь, в главном зале, милорд. Вон у того камина.

Раймон увидел сложенную зеленую ткань на скамье рядом с кухонным коридором. Значит, служанки больше не придут в его спальню.

— Хорошо, — сказал он.

— Другие ткани тоже очень красивые, Раймон. Ваш человек — тот, что привез их из Данхевета…

— Эрик.

— Да, Эрик. Он выбрал хороший материал, даже слишком хороший для этих мест. Если я буду носить здесь платья из такой тонкой дорогой ткани, то уже через несколько дней они придут в негодность.

— Попросите служанок, чтобы они сшили из них наряды для королевского двора.

— Но мне не нужны…

— Нет, нужны. Когда я поеду к королеве Элеаноре, вы отправитесь вместе со мной. — Он покачал головой. — И не спорьте, Алиса. Мы привезем ей драгоценности или… — понизил он голос, — или плохие новости, но в любом случае вы будете со мной.

— Нам придется плохо, если мы не найдем ее шкатулку.

— Из-за нее вы провели всю жизнь в этом промозглом захолустье, и королева должна поблагодарить вас за это, Алиса. Хотя бы за это.

— Толстяк повар…

— Его зовут Барден, Уот.

— Барден сказал, что оставит мне на утро пряник. Он лежит на столе?

Зайдя в кухню, они увидели, что Уот устроился на толстой пуховой перине перед камином. Алиса ласково говорила с мальчиком, поплотнее укутывая его плечи в одеяло.

— Да, Уот, он там. Только смотри не ешь его до утра, а то живот разболится.

— Ладно, подожду.

Она встала. Раймон взял жену за руку и повел ее в дальний конец кухни, где у порога были сложены дрова, а из открытой двери тянуло вечерней прохладой.

Они пересекли двор. Над воротами, на небольшой высокой площадке, стоял воин де Базена. Засов был снят, ворота слегка приоткрыты. Раймон коротко махнул часовому, взял из железного рожка пылающий факел и вывел Алису в темноту. Они медленно прошли между полем и грубым частоколом, потом повернули на север и зашагали вдоль реки, вверх по течению.

Щеки Алисы ласкал теплый ветерок. Холодные морские ветры, которые заставляли морстонцев каждый вечер жаться к домашним очагам, не залетали так далеко на сушу. В Кернстоу только глубокая быстрая река могла охладить зной летней ночи. Раймон взял ее под руку, и они пошли по берегу.

— Может, вернемся?

— Позже, — ответил он.

— Я слышала, вы велели часовому запереть ворота на ночь, — сказала Алис.

— Это его обязанность. Он откроет их, когда мы вернемся.

— Он будет нас ждать?

— Да. Не волнуйтесь, Алиса, ваша скромность не пострадает. Он не увидит нас на реке.

Алиса споткнулась и почувствовала, как пальцы Раймона крепче сомкнулись на ее руке.

— Кажется, мне в туфлю попал камешек, — сказала она.

Раймон положил факел на мягкую землю, усадил девушку на траву и, нащупав тонкую кожаную туфлю, бережно снял ее с ноги.

— Все, миледи. Я вытряхнул камешек. — Он встал и взял факел. — Чуть подальше, — сказал он, перехватив ее смущенный взгляд, — есть место, где можно лечь.

— Вы туда ходили купаться вчера ночью? — Вспомнив факелы на траве и золотистое тело мужа, на котором играли янтарные блики пламени, Алиса отпрянула назад. — Нас увидят из замка.

Он поднял факел повыше и потянул ее за собой по высокому травянистому берегу.

— Мы пойдем туда, где нас никто не увидит.

Раймон положил факел и повел ее в темноту. Алиса увидела старую иву, склонившуюся над мелководьем. Он раздвинул руками густую листву, и они прошмыгнули в заросли. У них за спиной сомкнулась зеленая стена. Далекий факел казался маленькой горящей точкой среди стройных чернеющих ветвей ивы.

Она и не заметила, что он взял на кухне плащ. С подчеркнутой тщательностью расстелив его на мягкой земле под ивой, Раймон медленно расстегнул ремень и положил свой широкий меч рядом с плащом.

— А если кто-то придет…

— Никто не придет, Алиса. Дальше по течению реки и к северу стоят часовые — люди, которым я доверяю. Мы одни и можем оставаться здесь сколько пожелаем.

— Они догадаются о том, что мы делаем.

— В том, что мы делаем, нет ничего стыдного. — Он привлек ее к себе и начал развязывать шнуровку на лифе ее платья. — Ты обещала устроить мне сегодня вечером праздник, жена. Мы ляжем здесь, под деревом, если ты не против.

Тишину нарушали лишь плеск реки да любовные серенады ночных птиц. Ажурные ветки раскачивались от тихого ветерка и погружались в мелкую воду, позолоченную светом далекого факела.

— Я не против, — прошептала Алиса.

Ленточки на малиновом платье распустились под широкой ладонью Раймона, осталось только дернуть.

— Мы в темноте, и никто нас не услышит.

Алиса почувствовала, как заскользили по телу шелковые тесемки, и кожу вдруг обдал ночной ветерок. Раймон коснулся губами ее губ.

— Мы сблизимся здесь или нет — как ты хочешь. Но сначала, — выдохнул он, — я узнаю твое тело, а ты узнаешь мое. — Он осторожно опустил ее платье вниз, обнажив груди и нежный изгиб талии.

— Я тебя не вижу, — прошептала она.

Он тихо засмеялся. Алиса охнула, почувствовав его теплое дыхание на своем соске. Он прервал поцелуй, и с ее губ сорвался тихий возглас.

— Нашу первую ночь мы проведем в темноте. Я думаю, вчера ты испугалась, потому что увидела мои шрамы.

— Нет… — Боже правый, он опять нагнул голову и начал ласкать губами ее грудь, как делал прошлой ночью! — Меня испугали не шрамы.

Раймон чуть подался назад, и она увидела в полутьме, что он стягивает с себя одежду.

Потом он опять приблизился, прижал ее к своему стройному крепкому телу и ловко повернул таким образом, что большой, теплый и пульсирующий символ его желания уперся ей в живот. Раймон спустил платье по округлым бедрам жены.

— Не шрамы? Тогда что же тебя испугало? — пробормотал он ей в губы и поцеловал их долгим, глубоким поцелуем, двигая телом и согревая ее своей горячей плотью.

Алиса задрожала, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног и медленно кружит под темным навесом листвы. Раймон обхватил ее руками:

— Я не причиню тебе боли.

Алиса бессильно провисла в его объятиях, то ли от нехватки воздуха, то ли от желания — она не знала.

— Ты мне не веришь? — прошептал он.

— Верю.

Его губы двинулись к ее уху.

— Тогда чего же ты боишься? — опять спросил Раймон.

— Я… думаю, ты и сам это знаешь.

Она почувствовала щекой, как его губы сложились в улыбку.

— Я никогда не причиняю боли женщинам, Алиса. Ни оружием, ни кулаками, ни… любой другой частью тела.

Раймон сжал ее в объятиях и опустил спиной на мягкий плащ, потом осторожно лег сверху, стараясь не давить на нее всей тяжестью.

Его горячий и толстый жезл ткнулся ей между ног, пульсируя от желания. Одно легкое движение, один короткий толчок его сильного тела — и он будет в ней.

Алиса лежала с закрытыми глазами, не шевелясь. Он сказал, что не причинит ей боли. Он никогда не причинял боли женщинам. Ни руками, ни…

— Прошу тебя, сделай кое-что — это доставит мне удовольствие.

Алиса открыла глаза. В темноте она не видела его лица, но ощущала тепло его губ на своих губах.

— Я хочу, чтобы ты дышала, жена.

— Я дышу.

— Пожалуйста, дыши посильнее — мне будет приятно.

Тихо выругавшись на чужом для Алисы языке, он повернулся на бок, увлекая ее за собой. Лицом она утыкалась в его теплую грудь, их ноги были все так же переплетены, а его мужской орган опалял огнем мягкое устье у нее между ног.

— Вы думаете, что я могу получить удовольствие от близости с женщиной, когда она в полуобмороке от страха? — Он взял ее руку и положил на свой твердый длинный жезл. — Скажу сразу, миледи: если вы начнете плакать или сдерживать дыхание до потери сознания, то это оружие, которого вы так боитесь, не войдет в вас.

Под ее ладонью его плоть стала еще тверже. Алиса отдернула руку.

— Если бы это было так, милорд, мужчины не насиловали бы женщин. Не лгите мне.

Он опять взял ее руку и начал поглаживать чувствительные участки между пальцами.

— Насилуя женщину, мужчина испытывает такое же удовольствие, как при почесывании комариных укусов. Но когда соединяются по обоюдному согласию — дело другое. Это все равно что набрести в пустыне на колодец с родниковой водой. Или найти лошадь в бою, когда тебя выбили из седла, или… — Он замолчал.

— И вы ложитесь с женщинами, чтобы получить удовольствие, которое похоже на то, какое бывает, когда вы находите пропавшую лошадь?

— Да. Не так, как вы сказали, но… о Господи, я же говорил вам: я не силен в словах. Черт побери, я…

Он запустил руку в густые волосы Алисы и приблизил ее лицо к своим губам. С нежностью, которая не вязалась с его грубым ругательством, Раймон заставил ее раскрыть рот и проник туда языком. Его рука изощренно пытала ее груди: эти медленные, легкие движения не могли принести ей желанного облегчения. Тихо вскрикнув, Алиса опять откинулась на мягкие складки плаща, увлекая мужа за собой.

Его осторожные ласки разжигали сладостный огонь в Алисе. Он осыпал ее лицо легчайшими поцелуями, пробуя губами каждую ложбинку, и медленно двигал телом, упорно вжимая в горячее лоно свои крепкие чресла.

Алиса застонала, охваченная странным томлением. Как во сне, она раздвинула ноги под теплыми напряженными бедрами мужа и выгнулась навстречу ему, когда его рука наконец сомкнулась на ее пылающей женской плоти. Он заговорил хриплым голосом. Это был вопрос.

— Да, — выдохнула она, — да, прошу тебя! Да…

Он вошел в нее одним быстрым движением и тяжело лег на ее чресла. Пройдясь губами по лбу Алисы, он заметил, что лицо ее покрыто холодным потом.

— Не двигайся, — прошептал он, — подожди.

Ее губы раскрылись, но не произнесли ни слова. Она заерзала под ним. Раймон содрогнулся, но не вышел из ее тела.

— Если ты не можешь… если тебе больно… — проговорил он, — я уйду.

— Куда уйдешь? — выдавила она.

— Купаться в реку.

Он почувствовал, как она задрожала, и начал приподниматься.

— Нет! — воскликнула она. — Нет, пожалуйста, не уходи…

Он задвигался в ней, и слова уступили место тихим хриплым крикам. Алиса старалась поймать ритм его толчков, горячивших ее плоть. Он погружался в нее снова и снова, и это было восхитительно.

Пробормотав что-то нечленораздельное, он подхватил ее большими широкими ладонями, перекатился на спину и уложил на свое тяжелое тело, а в следующее мгновение выплеснул горячее семя в ее глубины, вобрав тихий крик ее удовольствия своими жадными губами.

Он понес ее к реке сквозь низкие ветки ивы и, держа в объятиях, опустил в темную бурную воду, которая смыла пот и следы страсти с их разгоряченных тел. Спустя несколько минут он пошел обратно к берегу, освещенному угасающим светом факела. Алиса прижала лицо к его мокрой волосатой груди и засмеялась.

— Если будете смеяться, мадам, я могу подумать, что вы смеетесь надо мной. — Она расхохоталась еще громче, и Раймон вернулся в воду. — Я сейчас брошу вас в реку, и выбирайтесь сами! — сказал он со смехом и слегка разжал руки, словно собираясь выпустить Алису. — Леди, вы теряете своего телохранителя.

— Перестань!.. — наконец проговорила она задыхаясь. — Я хочу спросить…

Он держал ее на вытянутых руках.

— Быстрее, пока я тебя не бросил.

— Ты смог бы остановиться, Раймон? Остановиться и пойти в реку, если бы я тебя попросила?

Он поставил ее на мелководье и провел руками по нежному изгибу бедер под тонкой талией.

— Я попытался бы, Алиса. Попытался бы. — Его руки скользнули ниже и начали поглаживать белые ягодицы. — Но теперь, после нашей близости, даже холодные воды реки не спасли бы меня от желания. — Его руки двинулись вверх и принялись ласкать ее мокрые щеки. — Не гони меня, Алиса. У меня уже нет сил от тебя уйти.

Глава 9

На вторую ночь Раймон снова привел Алису к раскидистой иве на берегу реки, далеко к северу от замка. Увидев впереди их зеленое убежище, освещенное луной, он нагнулся положить пылающий факел на мягкий илистый берег и в этот момент услышал какие-то звуки — с севера, из-за дерева, доносился тихий, осторожный шорох.

На севере — там, где река выходила из темного леса, вдали от последних крестьянских домиков, прилепившихся рядом с полями, — стояли часовые, верные люди Базена. Они бы не посмели подойти к своему господину, не предупредив его о приближении. И не оставили бы посты без важной причины.

Раймон повернулся и взял с земли горящий факел.

Алиса тихо засмеялась.

— Оставьте его, милорд. Если он упадет в реку, нам придется искать обратную дорогу при свете луны. — Она робко тронула его за руку. — Видите, луна уже всходит — почти полная.

Он посмотрел на север, в темноту, наполненную лунными тенями. Его жена не слышала этого звука, нарушавшего обычную перекличку ночных существ. Только закаленный войной рыцарь, проведший долгие бессонные часы в ночном стане врага, мог почуять приближение человека, старавшегося двигаться бесшумно.

У Раймона промелькнула мысль позвать часовых и поднять тревогу. Но инстинкт подсказывал ему, что в темноте был только один человек, а одного гораздо легче поймать тайком. Вполне возможно, что этим ночным нарушителем тишины окажется местный крестьянин, который решил поставить силок на мелкую дичь.

Высоко подняв факел, Раймон скользнул свободной рукой по платью жены, обтягивавшему мягкую округлость ягодиц. На другом боку у него висел меч. Если на них нападут, он бросит факел в лицо злоумышленнику и прикончит его мечом. Он обернулся к жене:

— Пойдем, Алиса. Я хочу сегодня пораньше снять часовых. Она нахмурилась и посмотрела мимо него на подсвеченный луной берег.

— Что-то случилось?

Он привлек ее к себе и зашагал обратно, к мощным стенам крепости.

— Если честно, жена, то я вдруг решил предложить тебе новое интимное развлечение. На мягком матрасе мы получим больше удовольствия, чем на жесткой земле. Ну так что, вы не против, миледи?

Они подошли к воротам замка. Раймон ударил рукояткой меча в тяжелую дубовую створку и поднял факел, подавая сигнал часовому.

В глазах его жены плясали теплые искорки. Легкая тень в изгибе между бровями выражала не страх, а любопытство. После двух дней испуга и робости она наконец-то почувствовала себя в безопасности, и Раймон не хотел нарушать с таким трудом завоеванный мир. Только если часовые обнаружат на реке следы неприятеля, он расскажет жене, почему увел ее с берега — и тем самым замутил воспоминания Алисы об их первой ночи под сенью старой ивы.

— Лорд Фортебрас?

Стражник на воротах и его товарищи догадывались, почему Раймон де Базен выставил вечером дополнительные посты вдоль реки и на западе. Увидев, что владелец Кернстоу и его жена так рано вернулись с прогулки, парень заметно удивился.

Раймон пропустил Алису вперед, украдкой погладив ее по бедру и шепнув на ушко слова обещания. Когда его жена вошла в замок, де Базен обратился к часовому:

— Труби в рог и поставь факелы в сигнальное положение. А когда вернутся часовые, скажи им, чтобы осмотрели берег реки. Там был человек — к северу от крепости.

— Милорд, после вас никто не выходил. Я сделал, как вы велели…

— Я тебе верю. Может, это крестьянин, который хотел поймать в силок водоплавающую птицу. В любом случае приведи его во двор замка и задержи до утра. Если он вооружен, позови меня сразу же, как только его приведут.

Он выступил из темноты и спустился к иве над рекой. Горевший поодаль факел двинулся обратно к Кернстоу, в надежное укрытие крепостных стен.

Он опоздал. Эта дрянь Мирбо опять в безопасности — ее охранял целый гарнизон. Сегодня она преспокойно ляжет спать со своим мужем, которому нет дела до того, что он женился на шлюхе — нечистой самке, сношавшейся с другим.

Благородный мужчина убил бы свою жену, узнав, что она нечиста. Этот же оставил ее живой. Но все равно убьет ее, когда она надоест ему в постели. И это должно случиться до начала сбора урожая.

Надо вернуться и выяснить у крестьян, как относится их новый властелин к своей жене-проститутке, скоро ли она надоест рыцарю с суровым лицом. Если он оставит ее в живых, но ослабит охрану, можно будет как-нибудь подловить ее одну.

Она недолго проживет после его возвращения.

Вчера, приехав в Данхевет, он узнал о ее замужестве и с трудом скрыл свою ярость. Ему захотелось ударить этого парня, торговца тканями, но дело было неподалеку от рыночной площади. Пошли бы разговоры.

Он отправился на север, боясь, что высокий рыцарь и шлюха Мирбо уедут туда, где ему будет их не достать. Но эта черноголовая дрянь и ее одержимый похотью муж, похоже, не торопились покидать Кернстоу. Значит, потаскуха ничего не сказала мужу, иначе бы он вскочил на своего вороного дьявола и галопом ускакал в Виндзор, подальше от жены-убийцы.

Конечно, женщина будет молчать. И если в одно прекрасное утро этот похотливый рыцарь обнаружит свою жену задушенной на реке, то никогда — ни хитростью, ни мечомне раскроет, кто же ее убил. К тому времени на свете не будет ни одной живой души, которая знала бы истинную причину ее смерти.

Внезапный звук сигнального рога и яркий огонь, засветившийся на сторожевой вышке, всполошили стоявших вдали часовых. Они начали шумно переговариваться, выражая свое недоумение.

Он ускорил шаг и скрылся в густой дубовой роще.

Когда Алиса вошла в замок, воины еще сидели за большим столом. Уот был с ними. Он пристроился к двум самым молодым, которые играли в шашки. Поглощенный игрой, мальчик не заметил, как Алиса прошла мимо стола. Она поговорила с горничными и направилась к лестнице. За ее спиной молодые игроки передвигали шашки и отвечали на бесконечные вопросы Уота.

Дважды прозвучал сигнальный рог. Два молодых воина отодвинули в сторону игральную доску и пошли к двери замка. Уот покрутил в руках шашки, зевнул и забрался Алисе на колени.

Через минуту появился Раймон:

— Сейчас поварята принесут воду в нашу спальню.

— В такой час? Что они подумают?

— Наверное, то, что мы хотим помыться. — Раймон рассеянно погладил ее подбородок. — Чем бы нам заняться, жена, пока ванна не готова?

— Милорд, я не думаю… Он расхохотался:

— Я тоже. Успокойся, Алиса, я не буду поражать слуг. Пока они носят воду, посидим за столом.

Два молодых рыцаря неторопливо вернулись к прерванной игре. Один из них, Эрик, который ездил в Данхевет за тканями для Алисы, с улыбкой посмотрел на поварят, тащивших в замок ведра с водой.

— Могли ли они знать, милорд, что, вступив во владение этими землями, вы осушите все колодцы своим частым купанием?

— Если наступит засуха, Эрик, я уеду отсюда и оставлю тебя за хозяина. С тобой колодцы будут в полной безопасности.

Второй рыцарь, сидевший за шашками, сказал:

— Поезжай в Палестину, Эрик, тогда поймешь, какое это счастье — иметь вдоволь воды для мытья. Твой господин по горло сыт пылью и зноем Святой земли.

Алиса села рядом с Уотом и погладила его ярко-рыжие вихры.

— Это правда, — спросила она мужа, — что в Палестине нет деревьев и дождей?

— Там есть деревья, но очень маленькие, на жаре они пахнут пряностями. И дожди тоже бывают, но не такие, как здесь. Когда идет дождь, он на время затопляет землю. А потом опять месяцами сушь.

— Но ведь это морское побережье, разве там не так, как здесь?

— Там другое море, Алиса. Теплое, как королевская ванна, голубое, как летнее небо, и чистое. Можно увидеть якорь на две морские сажени под кораблем.

Алиса удивленно округлила глаза.

— На две морские сажени?

— А то и глубже, если море спокойное. Это правда, Алиса.

— А сарацинские дьяволы, как они выглядят?

— Почти так же, как и франкские рыцари, — у них суровые лица. Только другие доспехи и мечи.

— Отец Ансельм говорил, что у них вместо зубов острые клыки, а в бою их глаза горят красным огнем, — сказал Уот.

— Они обычные люди, Уот. У них такие же глаза, как у нас, и в бою… — Ройлан встал и подошел к камину, — в бою они краснеют не больше наших. А вот кровь… — Он пнул ногой край полена, подбросив его в огонь. — Кровь у них красная, — проговорил он тихо. — Такая же, как у нас.

Уот встревожился:

— Леди Алиса, почему господин сердится?

— Успокойся, Уот. Он не сердится. Раймон обернулся к ним.

— Я не сержусь, малыш.

Поварята спустились по лестнице с пустыми ведрами в руках и остановились, глядя на лорда Раймона. Алиса сняла Уота с колен.

— Ну, иди спать. — Она встала со скамьи и подошла к мужу. — Милорд, ванна готова. Пойдемте в спальню?

Он молча кивнул.

Раймон закрыл на засов дверь спальни и тихо выругался. Его жена опять сделалась пугливой. Неужели она будет входить в их спальню с видом святой великомученицы каждый раз, когда он сдвинет брови? Если так, значит, ему лучше не заикаться про Святую землю. Про адскую, страшную землю.

— Уот не хотел вас разозлить, милорд.

— Он меня не разозлил.

Черт возьми, опять она дрожит!

— Значит, это я вас рассердила?

Он должен ей все рассказать, чтобы больше никогда не возвращаться к этой теме.

Сарацинский ковер был аккуратно сложен в углу, а на его месте у камина стояла деревянная ванна, наполовину наполненная водой. На низком огне грелся железный котелок.

— Иди мойся, Алиса, а я тебе все расскажу.

Она еще стеснялась его и пыталась держаться в тени, чтобы он не видел ее наготы. Он улыбнулся:

— Давай быстрее, а то я овладею тобой прямо сейчас.

Он сбросил свою рубаху и начал медленно ее складывать. Алиса шагнула в дубовую ванну. Когда ее соблазнительное тело опустилось в воду, раздался легкий всплеск, и это был самый возбуждающий звук, какой Раймон когда-либо слышал.

Она сидела, подтянув стройные колени к подбородку. Рядом с ней плавал маленький полотняный мешочек с сушеными травами.

Он взял мешочек и вдохнул его резкий аромат.

— Ты не сердишься? — наконец проговорила она.

— Нет. — Он положил мешочек ей на колени и отошел к скамье. — Мне неприятны воспоминания о Палестине, Алиса. Я провел в тех краях три долгих года и не раз проливал кровь. Теперь мне хочется забыть все это.

Она погрузила мешочек с травами в воду.

— Молодой рыцарь Эрик сказал Уоту, что вы завоевали в Палестине большую славу, а король Ричард объявил, что вам нет равных по храбрости и преданности.

Алиса подняла ароматный мешочек к ложбинке между грудями, и Раймон закрыл глаза, не выдержав этого соблазнительного зрелища.

— Эрику всегда мерещатся великаны там, где другие видят обычных людей.

— Он сказал, что в прошлом году вы спасли жизнь королю Ричарду.

Он протяжно вздохнул.

— Фортебрас? — окликнула его Алиса.

— Прошу тебя, жена, называй меня Раймоном. Или мужем. Или милордом, если все остальное тебя не устраивает. Фортебрас — мое боевое имя. Я устал откликаться на него.

Она молча кивнула, ожидая, что он скажет дальше.

Он показал на свое плечо — туда, где сморщилась кожа вокруг шрама.

— Это след от кинжала. Кинжала, который предназначался королю Ричарду в Акре.

— В бою?

— Нет, это случилось после того, как мы взяли город. Алиса охнула:

— Кто же посмел это сделать?

— Злодей выскочил из темноты, когда мы с королем Ричардом и часовым гуляли вечером вдоль зубчатых стен крепости. Ему удалось скрыться. Люди Ричарда искали его, но так и не нашли. Сказали, что это мог быть любой житель Акры. Один из тысячи…

Перед камином стояла бутылка с бренди и два кубка. Раймон поднес ей первый кубок, но Алиса покачала головой, отказываясь. Он пожал плечами и вернулся к скамье.

— Я был сильно ранен — до самой кости, и несколько дней пролежал в лихорадке. Потом мне рассказывали…

— Что вам рассказывали?

— Король Ричард сильно разгневался из-за того, что злодей остался не найден, и решил усмирить Акру. Но пленники… — Он открыл глаза и посмотрел в испуганное лицо жены. — Там было много сотен пленных воинов, их жены и дети. Ричард не выпускал их из крепости, а Саладин не спешил платить выкуп. После того злодейского покушения рассерженный король пожелал покинуть Акру. И он сделал это, не дождавшись выкупа.

— А как же пленники?

«Скажи ей. Скажи сейчас, чтобы она никогда больше не спрашивала». Он поднес к глазам сжатые кулаки.

— Их перерезали. Обезглавили. Всех до единого — и мужчин, и женщин, и детей. На это ушло три дня. Когда я лежал в лихорадке, то слышал… шум… но думал, что мне все это чудится. Только когда наша армия выходила из Акры и меня вынесли на носилках из крепости, я увидел мертвых пленников. Их было так много! — Он на секунду зажмурился. — Их тела устилали землю.

Алиса застыла не дыша.

— Король Ричард приказал их убить?

— Он имел на это право. Выкуп не был выплачен в срок, а войска приготовились идти в Яффу. — Он горько усмехнулся. — Теперь королева Элеанора боится, что Ричарда убьют, если к началу сбора урожая она не заплатит за него выкуп императору. Может быть, она боится из-за Акры? И вспоминает ли король Ричард про запоздавший выкуп Саладина, сидя в своем заточении? — Он отпил большой глоток бренди. — Скорее всего нет, они вообще об этом не думают. Король Ричард не привык терзаться угрызениями совести, иначе ему тоже не спалось бы по ночам, как всем нам, побывавшим в этом аду.

— Вы не должны себя корить, Раймон. Вас там не было…

— Меня там не было, — повторил он, — я не проливал их кровь. Но по дороге в Яффу я начал думать, что в этом есть и моя вина. Я спас жизнь королю Ричарду, но не сумел убить человека, который на него напал. Король Ричард не нашел его и обратил свой гнев на всех жителей Акры. А я был болен и не смог отговорить его от этой чудовищной мести.

— Вы не виноваты…

— Среди нас были люди, которые могли образумить короля, когда тот впадал в убийственную ярость. К тому времени они все погибли, кроме меня. Лучше бы я умер до Акры!

— Как вы можете так говорить? Вы должны благодарить Бога за то, что остались живы, приехали в Акру и спасли жизнь королю. Жалеть об этом… — Она замолчала.

— Крамольно, — закончил Раймон. — Я скажу один раз, Алиса, и больше никогда не буду к этому возвращаться: если бы я предвидел будущее, то не стал бы останавливать кинжал злодея.

— Король Ричард — величайший из всех христианских правителей…

— Ричард Плантагенет — величайший из всех христианских воинов. Он герой. Но как король… как правитель он никуда не годится. Он обирает до нитки своих вассалов и предает их интересы, развязывая войну в угоду Риму. — Раймон взял свою рубаху и начал заново ее складывать. — Даже молодой Иоанн, хоть он и подлец, был бы лучшим герцогом Нормандии. И королем этой нищей страны.

— Вы хотите, чтобы принц Иоанн занял место своего брата?

— Я сказал, жена, что больше не буду возвращаться к этой теме. Неужели ты так мало дорожишь моей жизнью — и своей тоже, — что готова повторить при всех мои слова, переиначив их в явную крамолу? Клянусь Богом, женщина, я свалял дурака, поделившись с тобой своими мыслями.

Алиса отпрянула назад, и от ее белых плеч покатилась легкая волна.

— Мне нет нужды повторять ваши слова при всех, — сказала она. — Любому, кто желает узнать ваши мысли, достаточно сесть в главном зале и послушать, как вы кричите.

Его жена говорила смелые речи, но в ее расширившихся глазах стоял страх, а грудь была неподвижна…

Он опустился на колени и взял у нее мокрый мешочек с травой.

— Опять не дышишь! Неужели тебе не дурно?

— Я дышу.

— Тогда делай это так, чтобы я видел. — Он понизил голос: — Я устал от войны, кровопролитий и Плантагенетов. Теперь я буду жить спокойно и подниму свой меч, только чтобы защитить мои земли. Больше никакого предательства, никаких кинжалов в ночи и убийств.

Вода остыла. Алиса задрожала и подсела повыше, взявшись за дубовые стойки ванны. Раймон коснулся ее щеки.

— Алиса, ты не должна меня бояться. Я вспомнил Акру и произнес эти глупые слова, которые могут лишить нас всего, что у нас есть. Ты должна помочь мне забыть все эти ужасы, жена. — Он погладил ее тонкую шею и опустил руку вниз — туда, где холодная вода омывала белую грудь. Он чувствовал, как она напряжена и неподвижна.

Он накрыл ее холодные губы своими, и лицо ее вновь порозовело, а грудь затрепетала в его ладони.

— Мы больше не будем говорить про Палестину, — сказал он. — Это неподходящая тема для безгрешных.

Она что-то прошептала в его щеку.

— Что? — переспросил он.

— Я не безгрешна.

Он опять поднял руку и тронул ее губы.

— Ты безгрешна, Алиса. Ты не губила человеческие жизни. Она покачала головой. На пальцы Раймона упали теплые капли. Его жена плакала.

— Черт возьми! — Он смахнул слезы с ее лица. — Ты плачешь по девственной крови, которую пролила до нашей свадьбы? Клянусь, Алиса, я никогда не буду осуждать тебя за это. После того, что я видел и что я тебе рассказал, твой грех — ничто. Его нельзя ставить в один ряд с предательством и убийством. Ты невинна, жена, — в моих глазах. И в глазах Господа.

Алиса обмоталась льняным полотенцем, взяла кубок с бренди и села на скамью рядом с теплым камином. Тем временем ее муж вылил в остывшую ванну чайник горячей воды и снял штаны.

Раймон погрузил свое большое тело в парную воду. Алиса наблюдала за ним, прихлебывая бренди и с радостью чувствуя, как внутри у нее начинает зарождаться желание. Оно прогонит ее мысли о прошлом. И страх перед будущим.

Она чуть было не проболталась. Но он сказал, что сочувствует принцу Иоанну, и это ее остановило. Как он отреагирует, узнав, что она убила человека, преданного Иоанну Плантагенету? И сколько ему понадобится времени, чтобы догадаться об истинной причине ее сегодняшних слез?

Не важно. Эта ночь последняя. Завтра Иванов день.

А что потом? Будут ли они еще когда-нибудь вместе? Разрешит ли он ей вернуться после…

— Выпей еще, Алиса. Выпей свой кубок до дна. Я не хочу видеть в нашей спальне вытянутые лица, женушка.

Она вновь подняла кубок, но пить не стала. Ей нужна трезвая голова. Она и так уже чуть не выдала этому человеку свою самую страшную тайну.

— Ты что, разучилась улыбаться, Алиса? Мы простились с прошлым — почти простились. Через несколько дней я вернусь в Морстон и буду искать шкатулку старой королевы. А потом, независимо от того, найду я ее или нет, в течение двух недель мы отправимся в Виндзор.

— Нет, я…

— Да. Вопрос решен, Алиса. Мы поедем в Виндзор вместе, и ты встретишься с вдовствующей королевой. Твоя мать служила ей верой и правдой, и королева должна отблагодарить тебя за это. — Он взглянул на нее сквозь прикрытые веки. — Ты слишком робкая, жена. Я даю тебе возможность повидаться с сиятельной госпожой твоей матери, а ты недовольно хмуришься. Виндзор тебе понравится, вот увидишь. Все женщины мечтают побывать при дворе королевы Элеаноры.

— А я не хочу.

— Но почему? Твоя мать много лет жила при дворе, а твоя няня с лицом мула одевается так, как будто до сих пор прислуживает старой королеве. Эта женщина… как ее зовут?

— Эмма.

— Я привезу ее из Морстона. Она поедет с нами в Виндзор и расскажет все, что тебе следует знать. Судя по ее виду, она не забыла жизнь при дворе Элеаноры. Она избавит тебя от страхов.

Встав из воды, Раймон подошел к пылающему камину, протянул к огню свои сильные руки и стряхнул с них капли воды.

— Женщины уже начали шить тебе платья из тех тканей, которые ты сочла слишком хорошими для Кернстоу? Когда я вернусь из Морстона, ты должна быть готова к отъезду.

Раймон повернулся к ней лицом — высокий темный силуэт, подсвеченный сзади ярким пламенем и окутанный янтарным ореолом испарявшейся воды. Он пошел к ней, и Алиса невольно стиснула на груди льняное полотенце. Отблески каминного огня играли на его теле — это была уже не курившаяся тень, а крупный мужчина, мускулистый, с нежно-золотой кожей. И мужской плотью, уже восставшей от желания.

Он опустился на колени и взял у нее кубок и скомканное полотенце, которое она сжимала в другой руке, прикрывая свою наготу.

— Розы, — проговорил он, — от тебя пахнет розами.

— Ароматическими травами.

Он опустил полотенце к ее ногам и приподнял ладонями мягкие тяжелые груди.

— Не спорьте со своим мужем, миледи. От вас пахнет розами. — Он приник нежным поцелуем к ее губам. — И на вкус вы тоже как роза. — Его губы двинулись ниже, к пылающей плоти, которую он обнимал ладонями. — Розы, миледи. Они расцветают от моих поцелуев.

Она запустила руки в его волосы и прижала его голову к своим изнывающим грудям.

— Вы сказали… Он помедлил.

— Что, Алиса?

— Вы сказали, что не умеете говорить дамам приятные слова.

Он тихо засмеялся, обдав ее своим жарким дыханием.

— Я вовсе не поэтизирую, жена. Я говорю то, что вижу. То, что чувствуют мои губы.

Он дразнил ее грудь нежными поцелуями, и его мокрые густые волосы, темно-янтарные от воды, двигались из стороны в сторону под ее пальцами. Она не сразу поняла, что хриплое дыхание, звучавшее в ее ушах, — это ее собственное и что она прижимает его голову к своей груди онемевшими от дрожи руками.

Он сомкнул ладони на ее ягодицах, укрытых мятым полотенцем. Она тут же ухватилась за край полотенца, чтобы удержать его на месте.

— Нет, — прошептал он, подняв к ее лицу свои голубые глаза и взглядом требуя того, чего еще не выразил словами. — Позвольте мне сделать это. — Он поднес ее руки к своим губам, быстро поцеловал их и положил себе на плечи. — Там есть еще одна роза, миледи.

Он ласково раздвинул руками ноги Алисы и опустил голову, согревая дыханием ее дрожащую плоть.

— Откройся мне, Алиса, — прошептал он, — распусти для меня свои лепестки.

И она сделала это при первом его горячем прикосновении. В устье между ее дрожащих ног распустился сладкий цветок удовольствия.

Он сжимал ее в своих объятиях до тех пор, пока она не содрогнулась в финальном экстазе, потом положил ее на себя и медленно наполнил своей горячей мужской плотью, а она устало опустила лицо на его грудь.

Он начал двигаться в ней, заставляя испытывать повторное наслаждение. Она раскачивалась на нем, чувствуя новый прилив блаженства и вбирая его все глубже в себя.

— Не торопитесь, миледи. Помедленнее, а то вам будет больно. — Он удержал ее в неподвижности. — У нас впереди еще много ночей. Не будем спешить, Алиса.

Вспотев от напряжения, он ждал, когда ее лоно расслабится вокруг его твердого символа желания. На этот раз он не узнает о ее слезах. Алиса лежала, уткнувшись лицом в его мокрую золотую шевелюру, и плакала от горя, думая о том, что ей предстояло сделать завтра утром.

И скорбела по уходящей ночи, которая будет их последней ночью любви.

— У тебя скоро месячные? — спросил он.

Алиса вытянула мокрое полотенце, которое лежало у нее между ног, густо покраснела и бросила его в холодную ванну, после чего накинула тунику.

— Почему ты спрашиваешь? — раздраженно отозвалась она. — Я что, должна говорить тебе, когда ожидаю месячные, и отчитываться каждый раз, когда они начнутся?

Раймон приподнялся на локте и оглядел мятое льняное покрывало и одежду, разбросанную по всему полу от лежанки до ванны.

— Да, так было бы проще, — сказал он. — У тебя скоро начнутся?

— Нет! — отрезала Алиса.

Голос ее срывался, а уголки глаз порозовели, как будто она плакала.

И она действительно плакала, Раймон был в этом уверен. В разгар страсти — пока он пытался, призвав на помощь остатки своего самообладания, замедлить движения жены, чтобы их близость не причинила ей боли, — она рыдала у него на груди.

Они достигли высшего удовольствия в той же позе, в какой и начали: Алиса сидела на широко раздвинутых ногах Раймона, а он опирался спиной на тяжелую деревянную скамью, прижимая к своей груди стройное тело Алисы. Не вынимая из нее своего пульсирующего жезла, Раймон отнес жену на кровать и бережно уложил ее рядом с собой. Она заснула, переплетясь с ним ногами, а он еще долго разглядывал ее спящее лицо и смахивал со щек соленые слезинки.

В последние две ночи Алиса смотрела на него с невинным удивлением, говорившим о том, что она впервые открывает для себя радости страсти. Радости, которых не знала с первым любовником. Раймон готов был поспорить на все свои земли, что это так. Он считал себя достаточно искушенным в вопросах любовной игры и не сомневался: в минуты их близости его жена не вспоминала о своем первом любовнике. Почему же тогда она плакала? Алиса утверждала, что их долгое соитие не причинило ей боли, и он ей верил: его убеждали в этом и ее слова, и его собственный опыт.

Значит, все дело в месячных.

Четыре года назад, еще до Палестины, брат Иво рассказывал ему про странные перепады женского настроения. После пяти месяцев супружеской жизни Иво вдруг стал допоздна засиживаться в главном зале — иногда по три-четыре ночи кряду. Он пил много бренди и уходил в спальню только тогда, когда укладывались спать все его собутыльники. Однажды ночью он сказал Раймону, что узнал про женщин одну любопытную вещь, которую ни один из двух братьев не смог узнать за все годы их веселых холостяцких похождений с деревенскими девушками. Уговорив младшего брата поставить свою новую рубаху против его золотой монеты, Иво поспорил с Раймоном, утверждая, что в женском поведении есть нечто такое, о чем не ведает Раймон Фортебрас, а потом рассказал о слезливых приступах гнева, которые случались у его молодой жены, если разозлить ее перед началом месячных.

— Ты что, не слышал ее криков? — спросил Иво. — Один день она рвет и мечет, другой рыдает. Успокаивать бесполезно — мои слова только еще больше ее заводят. Но когда месячные проходят, — добавил он, — она опять становится милой и ласковой женщиной, на которой я женился.

— Ты проспорил, — заявил Раймон. — Это личные причуды твоей жены, ко всем женщинам они не относятся.

Иво вздохнул:

— Наш отец сказал мне, что я заметил бы то же самое в поведении любой деревенской девушки, если бы жил с ней под одной крышей. По его словам, когда наши любовницы не в духе, они не разрешают нам к ним приходить, поэтому мы ни о чем не подозреваем. А с женой каждую ночь ложишься в одну постель и волей-неволей узнаешь такие вещи.

Раймон хмуро смотрел в свой кубок, пытаясь припомнить, когда в последний раз вдовая Херлисса отказала ему в близости.

— Ты серьезно? Отец сказал, что это правда?

— Клянусь, Раймон.

Раймон пожал плечами и стянул через голову рубаху.

— Ты выиграл, — сказал он, протягивая ее брату. — Но надеюсь, мне никогда не придется на собственном опыте убедиться в твоей правоте.

Алиса проснулась. Муж смотрел ей в лицо с кривой улыбкой и бормотал что-то насчет спора.

— Кто такой Иво? — спросила она. Улыбка его стала шире.

— Мой брат, — ответил он, — мой мудрый брат Иво. Они лежали на боку, лицом друг к другу. Его мужской орган становился все больше, а пульсация перерастала в слабое движение, отдававшееся в их телах.

С каждым медленным толчком Раймона Алиса подходила все ближе к экстазу. Наконец она напряглась и выкрикнула слова мольбы в его сильное предплечье.

— Не сейчас, — прошептал он. — Так приятно, Алиса. Не торопись, и мы сможем делать это до рассвета.

— Сейчас! — крикнула она и оттолкнула руку, которая держала ее в неподвижности.

— Ты можешь потерпеть? Еще немного… — Он осекся. Алиса не желала ждать.

Он охнул и подмял ее под себя, углубившись в нее одним мощным толчком, который бросил их в пучину неистового блаженства.

Глава 10

Алиса проснулась до рассвета в надежных объятиях мужа. Ей снились болото и сильный ветер, который удерживал ее в стенах замка. Этот ветер был таким яростным, что ей ничего не оставалось, как распроститься с мыслями о побеге в Морстон и остаться рядом с мужем в уютной спальне.

Открыв глаза, в первый сладостный момент пробуждения Алиса еще грезила наяву и верила, что ей не придется ехать к морю, возвращаясь на то место, где она убила де Рансона. Но шум за бойницами оказался вовсе не ветром, а плеском бурной реки, и Алиса поняла, что сон кончился.

Фортебрас — или Раймон, как она должна была называть его в этой комнате, — пошевелился и вытянул рядом с ней свое длинное тело. Даже во сне он бережно обнимал ее сильными руками, затвердевшими от боевого топорика и меча.

Она запомнит его таким: спящим со слабой блаженной улыбкой на губах после ночи, когда он доставил ей удовольствие. Алиса нежно коснулась его золотистой груди, поросшей темными курчавыми волосками.

Его рука сомкнулась на ее пальцах.

— Моя жена — распутница. Беспечная распутница. — Он поднес ее руку к губам и поцеловал. — Спи, Алиса. Если ты сейчас меня разбудишь, то мы не сможем сегодня таскать ноги.

Спустя мгновение он повернулся на бок и посмотрел на жену.

— Что случилось, Алиса?

— Ничего. Все хорошо.

— Да? У тебя какой-то странный голос. — Он сел и взглянул на нее, сдвинув брови. — Тебе больно? Мне надо было остановиться в последний раз…

Она приложила пальцы к его губам:

— Нет, Раймон. У меня все в порядке. Просто мне приснился сон, и я проснулась.

Он опять опустился на постель.

— И что же тебе приснилось?

— Ветер. Сегодня будет гроза?

Он повернулся к бойницам и прислушался.

— Все спокойно, как и должно быть в Иванов день, Алиса. Никакой грозы не будет.

Она почувствовала щекой, как замедлилось и углубилось его дыхание.

Ни грозы, ни ветра. А жаль! Значит, ничто не удержит ее сегодняшнего предательства.

До самого рассвета она лежала тихо с открытыми глазами и думала о болоте.

В этот день в Кернстоу не было никаких дел, кроме сбора древесины для костра. В поместье хватало рабочих рук, и местных овец постригли еще на прошлой неделе, до приезда Раймона. В праздничный день пастухи вновь отогнали свои полегчавшие стада на луга к югу от замка и вместе с крестьянами-земледельцами занялись подготовкой костра. Они таскали сломанные оси, подгнивший строительный брус и дрова со двора крепости и складывали все это в крепкий фургон, чтобы отвезти потом к западному краю поместья — туда, где кончались поля и начинались темные болота.

В этом году костер должен был быть больше, чем обычно, — в честь нового владельца. Крестьяне взяли второй фургон и собрали хворост в лесу, а потом свалили его у границы обрабатываемого склона и поросшей вереском пустоши. Коническая куча дров росла на глазах. Потом кухарки привезли на повозке большую деревянную ванну — больше, чем та, в которой купался их господин, — и поставили поодаль от незажженного костра. Ванна предназначалась для свежесваренного эля.

В конце дня, когда пирамида из дерева превысила человеческий рост, начался пир. Владелец поместья с женой и простые крестьяне сели за длинные столы, установленные на краю ячменного поля перед плотной кучей древесины. Раймон и его воины охотно принимали участие в подготовке костра. Сняв рубахи с потных тел, они подперли самыми тяжелыми палками высокую горку из соломы и дров.

С наступлением ночи крестьяне начали тайно заключать между собой пари, споря, через какое время их новый властелин не выдержит и уведет свою жену в постель. Ибо лорд Фортебрас и Алиса не пойдут ни в поля, на которых зрели бледно-зеленые колосья, ни в темный лес, как сделали бы обычные муж и жена, как сделали бы многие незамужние девушки и их любовники.

Их новый повелитель являл собой красивое зрелище, когда он поднял над головой большую горящую головню и бросил ее на вершину дровяной пирамиды, зажигая праздничный костер. Зазвучали барабаны и свистульки, жители Кернстоу встали вокруг огня.

Огонь разгорался все ярче. Воины господина влились в круг танцующих. Спустя какое-то время наблюдавший за происходящим лорд Фортебрас крикнул, чтобы привезли еще эля.

Леди Алиса сказала Уоту, что он слишком мал, чтобы танцевать ночью у костра, но пообещала дать ему ответственное задание.

Вскоре после того как начались танцы, она нашла мальчика и отвела его на край светового круга. Из темноты выехал фургон с элем и остановился возле столов. Дождавшись, когда стихнет грохот колес, Алиса сказала:

— Лорд Фортебрас вон там, возле костра. Ты его видишь, Уот? Иди к нему и дай этот кубок, пусть выпьет. Скажи, что я ушла в замок и буду ждать его там. Запомнил?

— Но вы же не в замке, вы здесь.

— Я сейчас уйду в замок, Уот. Иди и скажи ему.

— А почему вы сами ему не скажете, леди Алиса?

— Это игра, Уот. Праздничная шутка. Лорд Фортебрас отведет тебя в замок, и ты ляжешь спать в кухне. Ты выполнишь мое поручение, Уот? Могу я на тебя положиться?

— Конечно. Это нетрудно.

— Тогда повтори, что тебе надо сделать. Уот вздохнул и повторил ее указания:

— Я отнесу этот эль моему господину и скажу ему, что вы ушли в замок и ждете его там, а потом пойду вместе с ним в замок и лягу спать в кухне.

Уот протянул руку к кубку с элем.

— Осторожнее, Уот. Смотри не разлей.

— Знаю.

— И не пей из кубка. Это не для тебя.

— Знаю.

— Ну иди, Уот…

— Леди Алиса, из-за вас я пролил эль лорда Раймона. Алиса выпустила Уота из своих торопливых объятий и быстро вытерла глаза.

— Иди, Уот. И будь умницей.

Ей очень не хотелось вовлекать маленького Уота в свой план, но другого выхода не было. Если бы она обратилась к человеку постарше, он удивился бы и спросил, почему она не дождалась мужа.

Раймон удивится, узнав о ее уходе, и придет в ярость, не найдя ее в замке. Он будет расспрашивать Уота, но не сделает ему ничего плохого. Это добрый человек, и ребенка он не обидит.

У нее засосало под ложечкой от страха. Да, конечно, Раймон не обидит ребенка и не накажет кучера, у которого она уведет лошадь и повозку, когда выгрузят эль. Эти люди не виноваты. Он направит свой гнев на нее одну.

Алиса обернулась к фургону. Три мужские фигуры, пошатываясь, снимали с повозки открытый пузатый бочонок. Им помогало множество рук, и эль выплескивался через край на освещенную костром землю.

Она дождалась, когда они выровняют свою ношу и отойдут от фургона. Раймон был у костра — высокий черный силуэт, озаренный сзади пламенем. Алиса в последний раз взглянула на человека, который дал ей свое имя и доказал за три ночи, что его воинская суровость и грубые речи — всего лишь оболочка, за которой прячется невероятно нежная душа.

Глаза ее обожгло слезами, и она отвернулась от костра. Когда она в следующий раз встретится с Раймоном де Базе-ном, на его лице не будет ничего, кроме презрения. Самым страшным и горьким в сегодняшней ночи будет то, что она потеряет доверие мужа.

Раймон начал высматривать свою жену в кругу танцующих. Она отошла к фургону, чтобы принести кружку с элем, пока утомленные жаждой бражники не начали опорожнять ванну. Но взглянув в ту сторону, он ее не увидел.

И тут к нему подбежал маленький Уот из Морстона. Паренек сунул ему в руку кубок с элем и передал тайное сообщение своей госпожи. Раймон догадался, что за этими простыми словами кроется приятное обещание, и понадеялся, что мальчик не понял намека Алисы.

Он хлебнул эля и выплеснул остатки в темноту.

— Вам не понравилось, милорд?

— Я уже достаточно выпил этой ночью.

— Первый бочонок был лучше. Раймон засмеялся:

— Ты что же, попробовал из каждого? А что сказала по этому поводу леди Алиса?

— Она заявила, что последний кубок не для меня.

— Это верно, — согласился Раймон с усмешкой.

Напоследок Уот повторил самую важную часть сообщения: о том, что лорд Фортебрас должен привести его в замок и благополучно доставить в кухню. Они отошли от костра и зашагали по узкой тропке между ячменным полем и лугом к пустой башне.

Уот не пожелал ускорять шаг, явно наслаждаясь обществом своего господина. Он стал выпытывать, когда же наконец милорд сделает его своим помощником. Раймон рассеянно пообещал, что Уот приступит к своим обязанностям, как только они отправятся в Виндзор на встречу со старой королевой. Уоту не терпелось поскорее увидеть легендарную королеву Элеанору. Мальчик утверждал, что на ней будет шелковое платье, расшитое двумя сотнями драгоценных каменьев, и она будет такой же древней, как камни на вершине морстонского утеса.

Раймон поддакивал мальчику и шел не торопясь, давая ему наболтаться. На полпути к замку он увидел, что в верхних комнатах нет ни огонька. Спальни были пусты, как и следовало ожидать в эту праздничную ночь, когда все веселились у костра.

Был виден лишь факел часового.

Раймон пошел быстрее. Их спальня располагалась в дальнем конце замка, окна ее выходили на восток, на реку. Ничего, сейчас он подойдет поближе и увидит свет камина.

Уот стал говорить медленнее и перескакивал с предмета на предмет. Шаги его тоже сделались неровными. Раймон поднял мальчика на плечи и устремился вперед.

В спальне никого не оказалось, камин был холодным. Раймон лег на широкий тюфяк и стал ждать. Может, Алиса решила поиграть с ним? За три ночи их близости у нее иногда возникало желание пошалить. Что ж, он будет рад, если она позволит ему еще более причудливые любовные игры, а еще лучше — придумает их сама.

Его тело приятно напряглось при этой мысли. Сколько же она будет медлить, его молодая жена — такая робкая и такая смелая? Он лежал неподвижно, ожидая, когда она удивит его в летней темноте.

Но она все не шла, и в замке было по-прежнему тихо, как и полагалось в праздничную ночь Иванова дня. Ну где же она? Почему так долго?

Может, она принимает ванну, готовясь к ночилюбви? Кухарок нет, иникто не поможет ей натаскать воды. Что, если она пошла на реку?

Река! Раймон вскочил и натянул сапоги, проклиная себя за то, что потерял столько времени. Он вспомнил странный шорох, который слышал накануне вечером возле прибрежной ивы. Черт возьми! Надо было сразу сказать жене, почему он увел ее назад, в эту спальню, так и не дойдя до места их любовного свидания.

Фортебрас не стал звать своих воинов от далекого костра. С обнаженным мечом в одной руке и факелом в другой он промчался мимо часового, не ответив на его встревоженные вопросы, и побежал к реке, выкликая ее имя.

Она не отвечала.

Он осмотрел берег, но не нашел ни жены, ни платья, брошенного на траву. Подняв факел над головой, он ступил в черную реку и с замиранием сердца побрел по мелководью, надеясь, что не найдет того, чего больше всего боялся.

«Я не умею плавать», — сказала она. И действительно, она боялась заходить в воду без него — он вносил ее туда на руках.

Подошли воины, которых позвал испуганный часовой, итоже включились в поиски, тихо и мрачно переговариваясь между собой. Хмель быстро выветрился из их голов, когда они увидели, что леди Алиса пропала.

Раймон оставил двоих из них на реке, а остальных увел с собой к замку. Ворвавшись в кухню, они увидели, что Уот спит на своей лежанке, засыпанной крошками пряника.

При виде девятерых вооруженных мужчин с суровыми лицами, которые забрызгали грязью и речной водой свежевымытый пол кухни, мальчик заплакал.

— Я взял только два, милорд! Только два пряника. Леди Алиса сказала, что это для меня…

Раймон обернулся к остальным.

— Обыщите замок, — приказал он, — кладовые и подвалы.

Когда они ушли, Раймон опустился на колени перед испуганным ребенком.

— Я не могу найти леди Алису, — осторожно начал он. — Ты должен мне помочь. Ты пересказал мне все ее слова?

Уот коротко кивнул.

— Тогда повтори их еще раз. Что велела мне передать леди Алиса?

— Что она будет ждать вас в замке. Это была игра, милорд. Когда шутишь, можно обманывать.

— Леди Алиса сказала, что обманывает? Паренек часто закивал:

— Она пошутила. Когда я к вам подошел, она стояла за лошадью.

— За какой лошадью?

— За той, что с повозкой. Она сказала сыну повара, который привез эль, чтобы он шел танцевать вместе со всеми, что она устала и хочет вернуться обратно в повозке.

— Она взяла повозку?

— Нет, милорд. Она за ней просто спряталась. Это была игра — она сказала, что играет в прятки. — Мальчик поднял голову и заплакал. — Она пошутила, милорд! Это же не обман. Я не хотел вас обманывать.

Фортебрас протяжно вздохнул и до боли закусил нижнюю губу.

— Ты никого не обманул, Уот. Ты сделал так, как велела тебе твоя госпожа. Это была шутка.

— Вы не сердитесь?

— Нет. Спи, Уот. Ты не сделал ничего плохого. Это все леди Алиса, она… пошутила со мной. Это игра. Мы просто играли.

Вернулся Эрик.

— Милорд, в замке ее нет, — сообщил он, тяжело дыша. — Мне вернуться на реку?

Фортебрас встал и отвернулся от мальчика.

— Нет, — сказал он. — Позови остальных. Мы поедем на запад и будем искать ее там.

— Я сейчас им скажу.

— И предупреди, чтобы взяли с собой оружие. Эрик задержался на пороге.

— Они все при мечах, милорд.

— Скажи, чтобы вооружились как следует. Молодой рыцарь с удивлением обернулся:

— Вашу жену похитили, милорд? Фортебрас с трудом удержался от крика.

— Передай им мои слова.

Он вернулся в темный зал, чтобы взять свой боевой топорик.

С вьючными лошадьми дорога через болота занимала три часа. Одна крупная пахотная лошадь должна пройти этот путь в два раза быстрее.

Алиса дождалась, когда ее муж и Уот отойдут от костра. Она видела, как Раймон направился к замку, сдерживая шаг, чтобы приноровиться к своему маленькому спутнику.

После этого она взяла лошадь за поводья и повела ее на запад, подальше от света костра и от Кернстоу. У нее было такое ощущение, как будто она спускается по крутому и темному склону утеса — навстречу пугающей неизвестности. С каждым робким шагом разрушая доверие своего мужа.

Она побоялась вернуться в конюшню и взять там серую кобылу Неверса. В эту ночь Фортебрас выставил во дворе замка четырех часовых. Они увидели бы, как она выводит лошадь за ворота.

Пройдя немного вперед, она взяла лошадь за поводья и села в двуколку. Кобыла попыталась развернуться, потом встала и уперлась — ни с места. Алиса вылезла из повозки и повела лошадь по извилистой тропинке от пирамиды к пирамиде, отыскивая в темноте белые камни, тускло сиявшие в свете восходящей луны.

Алиса понимала, что надо отпустить упрямую лошадь: без этой робкой животины она быстрее доберется до места. Но оставалась надежда, что, как только они отойдут подальше от конюшни, кобыла сделается послушной и все-таки отвезет ее на запад. К тому же с лошадью было не так страшно.

Алиса всегда боялась болота. Здесь витали призраки мертвецов, которые убивали всех, кто их увидит. Они взмывали над залитыми лунным светом камнями и летали на своих красноглазых конях на высоте человеческого роста от земли, выискивая добычу.

Пастухи называли этих всадников дикой охотой и не отходили от своих домов и полевых костров, когда слышали о приближении болотного духа. Если не смотреть на них, говорили пастухи, то можно остаться в живых.

Болотные призраки начали сниться Алисе после той ночи, когда она совершила убийство. Де Рансон был с ними, он искал ее своими большими мертвыми глазами. Кричал ей, что она тоже проклята и обречена целую вечность летать над этими холодными пустынными землями вместе с охотниками, лошадьми и гончими псами.

Когда ей приснилось это в первый раз, она проснулась в ужасе. Собрав все свое мужество, она подошла к узкой бойнице и взглянула на новый амбар для зерна, где под земляным полом лежал де Рансон. Что она ожидала увидеть? Широко распахнутую дверь, а внутри — голубые призрачные огни? Эмма услышала, что ее госпожа встала, и велела ей снова лечь. Если хоть одна живая душа в Морстоне узнает о том, что Алиса боится амбара, — им несдобровать, напомнила старая няня.

Было непросто посмотреть в лицо морстонцам наутро после праздника — после совершенного преступления. Было непросто казаться спокойной, когда отец Ансельм сказал, что кузнец Ханд отправился в Святую землю вслед за де Рансоном. Эмма приняла слова глухого священника за старческие бредни, а морстонские кухарки, у которых раскалывалась голова после вчерашнего эля, и подавно не обратили на них внимания. Сам же отец Ансельм, как это бывает со стариками, почувствовал недоверие своих слушателей и перестал говорить о том, что видел в предрассветный час, после захода луны.

Алиса и ее старая няня соблюдали осторожность. Они понимали: малейший намек на то, что де Рансон побывал в Морстоне в праздничную ночь, возбудит любопытство, вслед за которым последует неминуемое разоблачение. Кузнец Ханд — третий человек, знавший правду о той ночи, — пропал без вести.

Расстроенная Алиса попыталась разыскать кузнеца, но Эмма пресекла ее поиски. Ханд их не выдаст. Не потому ли он и убежал, что боялся быть осужденным в сокрытии преступления? Ведь он помогал прятать труп своего господина. Где бы Ханд ни нашел убежище, он никогда не расскажет о том, что видел в ту ночь.

Алиса придумала план. То, что случилось в пустынном морстонском поместье праздничной летней ночью, могло повториться через год, в следующий день солнцестояния. Морстонцы вновь покинут крепость и свои дома и соберутся на утесе у костра. А тем временем их госпожа и ее служанка вернутся в Морстон темными полями и, никем не замеченные, сделают свою страшную работу.

Но в следующем году, когда наступила праздничная ночь, разыгралась непогода. Полил сильный дождь, и у костра остались лишь молодые и глупые. Остальные же вернулись в замок и пили праздничный эль, столпившись в комнате для охраны, после чего продолжили веселье, разойдясь по кладовым и сараям. К горлу Алисы подступила тошнота, когда она увидела, как две смеющиеся тени зашли в амбар, чтобы предаться любовным утехам на неосвященной могиле де Рансона, о существовании которой они даже не подозревали.

И Алиса стала ждать следующего летнего праздника, моля Бога, чтобы теперь погода была ясной.

Она не знала, что до этого времени случится столько непредвиденного. Что королева, молчавшая столько лет, вдруг потребует свои сокровища. Что она вспомнит про дочь своей покинутой фрейлины и пришлет мужа для Алисы. И что муж окажется благородным рыцарем, который больше всего на свете ненавидит убийство.

Алиса слишком сильно натянула поводья, стиснув их в кулаках и впившись ногтями в кожу ладоней. Она заставила себя разжать пальцы и ослабить вожжи.

В этот момент лошадь шарахнулась от высокой пирамиды, которая отмечала середину пути между Кернстоу и Морстоном. Алиса вскрикнула и попыталась удержать кожаные поводья, но кобыла вырвала их из ее потных рук и свалила повозку в грязную жижу рядом с каменистой дорогой.

Де Базен ничего не сказал своим людям, кроме того, что ищет жену. Он скрыл от них сообщение Уота и не стал напоминать про таинственного незнакомца, который бродил вчера ночью по берегу реки. Он не мог заставить себя выговорить ту единственную разумную причину, которая могла объяснить исчезновение леди Алисы из Кернстоу: эта женщина сбежала со своим первым любовником — любовником, страсть к которому довела ее до полного безрассудства и который в конце концов похитил Алису у Раймона. А иначе зачем ей было тайком уходить из дома?

Она сбежала с любовником после того, как три долгие ночи терпела в постели своего мужа — сначала просто уступая его натиску, потом искусно разыгрывая ответное желание.

Раймон сомкнул пальцы на рукоятке меча и обернулся — за ним двигалась цепочка всадников. Жаль, что с ним его люди. Ему хотелось одному найти Алису и ее таинственного похитителя.

Если любовник Алисы — рыцарь с отрядом собственных воинов, которые прикрывают ее побег, то для встречи с ними Раймону понадобятся его люди. Если же он приехал за Алисой один, то Раймон отправит своих воинов обратно в Кернстоу, пусть догуливают праздник. Может, им повезет и они найдут себе шлюх, которые будут без обмана ублажать их в постели. Его рыцари никогда не узнают, что все они — даже те, кто платит своим любовницам, — счастливее лорда Фортебраса, которого провели, как мальчишку.

Он хотел разобраться с Алисой и ее любовником наедине.

Мужчину он убьет сразу, чтобы утолить жажду крови. А потом…

Один Бог знает, что он сделает потом.

Лошадь не хотела разворачиваться к груде камней, а повозка была слишком тяжелой, и Алиса не могла вытянуть ее из болота. Она подошла к кобыле, чтобы выпрячь ее из оглоблей. Вдруг густой утесник, росший поодаль от дороги, тихо зашумел и пригнулся к блестящей черной трясине. Алиса замерла и прислушалась, сердце ее бешено стучало в груди.

Это ветер.

Как в недавнем сне, поднявшийся северный ветер свистел вокруг пирамиды из камней, брызгал в лицо Алисе каплями мелкого дождя. Но в отличие от того, что было во сне, позади нее лежали слишком большие пространства болот. Она слишком далеко отъехала от Кернстоу и уже не могла вернуться туда как ни в чем не бывало. Половина пути пройдена. К тому же в Морстоне ее ждало дело, с которым старая Эмма не справится в одиночку. Это была их последняя возможность устранить нависшую над ними опасность.

Она ругалась и тянула за поводья до тех пор, пока лошадь не двинулась вперед по узкой дороге. У пирамиды Алиса придержала поводья и, вскарабкавшись по камням, забралась на широкую спину кобылы.

Впереди виднелся морстонский костер. Он был меньше, чем в Кернстоу, но Алиса уже различала ритмичное мерцание пламени, трепещущего на ветру.

Снова послышался тонкий свист ветра, лошадь развернулась к дороге и пошла на запад. Алиса схватилась за ее гриву и зацепилась ногами за ремни упряжи, мысленно благодаря Бога, что с ней рядом животное, что она не одна на страшном темном болоте.

Ветер прекратился так же внезапно, как и налетел. Алиса открыла глаза и увидела впереди следующую пирамиду. Морстонские огни теперь казались ближе. Алиса похлопала лошадь по крупу, побуждая идти вперед.

Налетел новый порыв ветра. Он с пронзительным свистом обогнул зубчатую пирамиду. Лошадь под Алисой испуганно метнулась в сторону и вскинула голову. Алиса отпустила повод и вцепилась в гриву обеими руками. Ноги соскользнули с ремней упряжи.

Сначала Раймон увидел лошадь. Она неслась прямо на них с запада и чуть не налетела на горящие факелы. Ее толстая шея была в пене, по вздувшимся бокам хлопали сломанные оглобли, а недоуздок перекрутился между ушами, запутавшись в густой гриве.

Эрик поймал кобылу и расправил недоуздок на ее широкой голове.

— Она, наверное, из Кернстоу, милорд. Она бежала туда. Видимо, это та самая лошадь, которая была с повозкой.

— Ты поведешь ее за собой.

— Милорд, вы думаете…

— Захвати лошадь.

С этими словами Раймон развернул Шайтана и опять вывел его на болотную дорогу. Страх сжимал его внутренности в тугой комок боли. Где-то впереди произошло насилие — об этом свидетельствовал перекрученный недоуздок. Может, она лежит на обочине, под сломанной повозкой?

Если с ней что-то случилось, он убьет ее любовника медленно — сначала отрубит руки, потом ноги, потом голову.

Глава 11

Было бы глупостью идти пешком через морстонское болото ночью. Если она поддастся панике и побежит к далекому костру, это может стоить ей жизни. Она собьется с дороги или оступится и угодит в одну из темных мелких луж, под которыми скрываются трясины и из которых ей ни за что не выбраться в одиночку.

Взошедшая луна тускло освещала дальние пирамиды, отмечавшие кружной путь среди опасных болотных топей. Через каких-то два часа луна начнет снижаться и дорога погрузится во тьму. Болота опять станут смертельной ловушкой для ночных путников.

Даже если она рискнет ускорить шаг, ей далеко не убежать — ноги изранены. Меньше часа назад ветер пронзительно завыл в щелях самой большой пирамиды — белой каменной груды, которая очень напоминала стоящего человека. Лошадь испугалась и ускакала. Мгновение спустя Алиса поднялась с земли и увидела, что кобылы нет. Разбитые колени и ладони немилосердно саднили.

Ей понадобилась вся ее решимость, чтобы пройти мимо высокой пирамиды. Тонкий пронзительный свист непрестанно менял тон в зависимости от того, усиливался или стихал северный ветер. Когда она проходила, звук упал до тихого жуткого шипения.

Страх окончательно лишил Алису смелости. Если бы она не упала с лошади, то сейчас позволила бы испуганному животному отвезти ее обратно в Кернстоу, оставив последнюю надежду вовремя добраться до Морстона и скрыть следы своего преступления. Но лошадь убежала, и она оказалась совсем одна на этой дикой земле, ближе к Морстону, чем к Кернстоу.

Алиса шла на запад и не оглядывалась назад.

Они нашли повозку у дороги. Она наполовину погрузилась в черную воду, рябившую от ветра. Де Базен заставил Шайтана войти в грязь и, спрыгнув с седла, поднял завалившуюся на бок повозку. Темные волнистые волосы, которые плавали на поверхности воды между колесными спицами, оказались пучком травы. Раймон сжал их в кулаке и крикнул Эрику, чтобы тот дал ему свою пику. Яростно ругаясь, он тыкал древком пики в болотную жижу, как совсем недавно делал своим мечом в кернстоуской реке. Это было всего час назад, но ему казалось, что прошла целая вечность.

Воины позвали его на дорогу, оторвав от отчаянных поисков, и осветили факелом оглоблю повозки, на которой не было кожаного повода. Отвязанные вожжи свисали с упряжки пугливой кобылы с бельмом на глазу.

Солдаты предположили, что леди Алиса сама распрягла лошадь и попыталась вернуться в Кернстоу. Она должна быть где-то поблизости. Наверное, госпожа сбилась с дороги, и они проехали мимо нее в темноте.

Раймон выбрался из лужи и молча сел на Шайтана. Он не отрицал, что его жена взяла повозку, и не отвечал на немые вопросы, написанные на лицах воинов, которые озадаченно смотрели на него в свете факелов. Скоро, оченьскоро они узнают правду.

— Едем на запад, — скомандовал он.

— Милорд, она, наверное…

— Мы едем на запад, — повторил Раймон, — а тому, кто еще раз откроет рот, я отрежу язык.

Морстонский костер теперь казался больше. Спустившийся туман окрасился цветом пламени, и по горизонту расползлось рассеянное малиновое свечение.

Еще немного, и она будет дома. В слабом свете морстонского костра посверкивала полукруглая придорожная лужица. Это был первый из болотных прудов, расположенных меньше чем в миле от замка.

Она не ожидала так скоро услышать отдаленный шум моря. Его ритм был слишком частым и неровным. Наверное, это ветер поднял такой странный, беспорядочный прибой.

Алиса перестала вслушиваться. Может, она перепутала направление? Она обернулась и удивленно попятилась. Костер в Кернстоу, который должен был быть всего лишь слабой точкой света у нее за спиной, оказался слишком большим. И слишком высоким…

Он двигался! Волнообразно, делясь на языки пламени, которые многократно пересекались друг с другом и росли.

А мерный шум издавало вовсе не море.

Сзади ехали всадники — они неслись во весь опор, их факелы виднелись сквозь низкий туман. Алиса побежала.

Топот копыт становился все громче. Нестройные голоса и хриплые выкрики перекрывали вой холодного ветра.

Алиса бросилась с дороги к высоким кустам у пруда. «Закрой глаза, — говорили пастухи, — и охотники пронесутся над тобой. Их дыхание — холодный огонь, от которого стынет кровь, а глаза превращаются в лед. Если ты на них посмотришь, то больше уже ничего не увидишь в этой жизни».

Топот утих. Ветер тоже. Теперь была слышна лишь поступь одной лошади — обычной земной лошади, которая медленно, тяжело и неумолимо перебирала копытами по замшелой земле.

Алиса подняла глаза и открыла рот, задохнувшись в немом крике. Ее перехитрили! Земной перестук копыт был уловкой, которая заставила ее взглянуть на дьявольских всадников.

Вернее, на одного всадника — он был один. Факел у него в руке отбрасывал желтое пламя, но глаза лошади и ее адского седока сверкали красным огнем. Как и обнаженный меч на боку у призрака.

Он увидел свою жену впереди на дороге. Она была одна. Быстрой тенью она метнулась с тропинки и скрылась в зарослях.

Это ловушка! Любовник Алисы спрятался первым, а ее оставил на дороге, чтобы она заманила своего мужа в засаду. Там, наверное, притаились и другие мужчины, ожидая, когда он подъедет поближе.

Губы Раймона брезгливо скривились. Только самый последний трус станет рисковать жизнью своей дамы! Охваченный гневом, Раймон Фортебрас уже не думал о том, сколько вооруженных воинов ждут его в темноте. Он убьет их всех. И сделает это один.

А если там только его жена со своим любовником, то лучше, чтобы у этой измены не было свидетелей. Он остановился и стал вглядываться в темноту, но залитые лунным светом кусты даже ни разу не шелохнулись. Если где-то и есть вооруженный отряд, то он не здесь, а дальше.

Раймон обернулся и крикнул своим людям:

— Поезжайте назад!

Разумеется, воины его не послушали. Они поскакали к нему, подняв свои мечи и выкрикивая вопросы.

— Милорд, вы ее нашли?

— Поезжайте назад — немедленно, черт возьми!

— Вы нашли ее, милорд?

— Назад! — взревел он. — Иначе, клянусь сатаной, я сам порублю вас всех на куски.

Они остановились в некотором отдалении. Раймон услышал голос молодого Эрика, который сказал остальным, что видел убегавшую с дороги женщину. Солдаты загалдели, обсуждая странную выходку Алисы. Мол, она играет с огнем, навлекая на себя гнев господина.

Они начали разворачивать своих лошадей на восток.

С мечом в руке Раймон ждал, когда его воины покинут берег пруда. Они ехали медленно, переговариваясь между собой. Никто не смеялся. Даже если эта женщина устроила праздничный розыгрыш, то она зашла слишком далеко. Подумать только — так заморочить голову лорду Фортебрасу! Нет, это добром не кончится.

Голоса удалялись. Когда они смолкли совсем, Раймон медленно подъехал к кромке воды.

Алиса сидела, съежившись, в придорожных кустах. В лунном свете он увидел ее бледное лицо. Если у него и были какие-то сомнения в ее виновности, то эти глаза, полные ужаса, отняли у него последнюю надежду.

Его жена подняла голову, и из горла ее вырвался какой-то дикий, нечеловеческий хрип. Раймон остановил испуганного Шайтана и опустил факел, чтобы осветить ей лицо.

Она отвернулась и ринулась сквозь заросли, раздвигая руками ветки кустов. Сильный ветер запутал ее волосы в ветках. С воплями и рыданиями она продиралась через утесник, а лиственные прутики, зацепившиеся за длинные локоны, тащили ее назад.

— Стоять! — рявкнул Раймон.

Она замерла в кустах, тяжело дыша, и как смогла повернула голову, но глаза ее смотрели мимо него. Взгляд был рассеянным.

Раймон спрыгнул с седла и пошел к ней. Когда он поднял свой меч, чтобы срезать запутавшиеся в волосах ветки, она не поморщилась и не вздрогнула. Казалось, она вообще не понимает, что происходит.

— Где он? — сурово спросил Раймон. Наконец она взглянула на него.

— Где он? — повторил он уже мягче.

— В амбаре.

— В Морстоне? Она закрыла глаза.

— Он ждет тебя там?

Алиса зарыдала. Раймон положил факел на землю, убрал в ножны меч и начал кинжалом срезать ветки, которые остановили ее. Она судорожно дернулась и замерла в испуге.

Увидев кинжал, она приложила пальцы к горлу, как будто боялась, что муж ее сейчас зарежет. Раймон заметил это движение и со стыдом вспомнил убийственный гнев, который владел им во время поисков. Гнев прошел, но цель осталась. Он должен это сделать — чтобы спасти свою честь. У Алисы чести не было.

Он взял жену за руку и вытянул ее из кустов.

— Я убью его, — сказал Фортебрас, — сегодня же. Она удивленно взглянула на него.

— Но он уже мертв.

— Он будет мертв.

— Он мертв…

Казалось, она сама верила в свои слова. В знойной Палестине, после жестоких боев, он видел мужчин-воинов в таком же состоянии. Разум его жены витал где-то далеко, осталась одна ходячая оболочка, которая почти ничего не соображала. Он заговорил нарочито медленным, ровным тоном:

— Алиса, я отвезу тебя в Шильштон, к священнику. К отцу Грегори. Ты останешься там до тех пор, пока не выяснится, беременна ты или нет.

Она вновь зарыдала.

— Если ты не беременна, тебя отправят…

Она что-то крикнула хриплым голосом, но он не разобрал слов..

— Если ты не беременна, я отправлю тебя в…

— Нет! Делайте что хотите, но пусть все кончится там, в аббатстве.

Неужели она думает, что после этой ночи между ними может быть что-то еще?

— Миледи, все уже кончено.

— Прошу вас, милорд, сделайте это в аббатстве! Только не суд. Только не виселица…

У Раймона зашевелились волосы на затылке. Да она безумна! Его нечестная жена лишилась рассудка.

— Пожалуйста! Воспользуйтесь вашим мечом. Пожалуйста… только не виселица.

Он почувствовал новый всплеск черной ярости.

— Вы вымаливаете благородную смерть для своего любовника? Успокойтесь, мадам. Я не буду тратить время и ждать, когда этого негодяя вздернут на виселице. Он умрет от моего меча. У вас на глазах, мадам.

Она закрыла лицо исцарапанными руками и медленно покачала головой.

— Нет, — прошептала она, — не говорите больше ни слова! — Ее голос поднялся до хриплого крика. — Я ничего не понимаю! Он мертв. Он мертв. Он…

Она сумасшедшая.

Или почему-то думает, что ее любовник умер.

А может, он и впрямь мертв, и не страх за жизнь любовника, а какая-то давняя трагедия стала причиной помешательства Алисы и выгнала ее на эти опасные болота?

У Раймона остался еще один вопрос. Он должен был его задать.

— Кто мертв, Алиса?

— Де Рансон, — проговорила она, медленно опуская руки.

— Он пропал без вести, Алиса. Она покачала головой:

— Он там, в амбаре. Раймон видел, что она дрожит.

— Де Рансон погиб. И никто не знает, где его могила.

— Он там. Я положила его туда. И я хотела… — Она подняла глаза и посмотрела на него без всякого выражения. — Он в амбаре. Я найду его там. Я должна это сделать сегодня ночью, пока во дворе никого нет.

К горлу Раймона подкатил комок.

Безумие принимает самые разные формы, но никогда, даже на полях сражений в Палестине, он не встречал людей, настолько одержимых своими умершими возлюбленными. Она готова разрыть его могилу и…

Неужели эта испуганная женщина — его жена? Неужели она безумна? На какую же колею свернул ее больной рассудок? Он сглотнул горький ком в горле и задал последний жуткий вопрос.

— Алиса, — прошептал он, — расскажи мне, что ты должна сделать сегодня ночью?

И она ему все рассказала.

Раймон срезал ветки с кустарника у пруда и обложил ими шипящий факел. Пока он ходил за водой, Алиса молча сидела у дымного костерка. Он протянул ей воду в своем перевернутом шлеме, а когда она напилась, смочил низ ее широкого рукава и протер ей лицо.

— Откуда де Рансон узнал, что ты прячешь в Морстоне королевские сокровища?

— Он этого не знал. Ему было известно лишь то, что моя мать и Уильям поднимали каминную плиту и…

— По порядку, Алиса. Давай все по порядку. Она помолчала.

— Услышав, что королева вышла из заточения, Уильям и мама в тот же день подняли каминную плиту и достали шкатулку. На другое утро они поехали к королеве Элеаноре, но не застали ее в Виндзоре: она отправилась искать невесту для Ричарда, а потом к нему на Сицилию. Мои родители привезли драгоценности королевы обратно и снова убрали их в тайник. Мы сделали это незаметно, но все равно пошли разговоры.

— И де Рансон догадался о шкатулке?

— Не сразу. Через несколько месяцев в Кернстоу пришло письмо от королевы.

— В Морстон, ты хочешь сказать?

— Нет, в Кернстоу. Она вспомнила про нас и прислала письмо из Аквитании, в котором освобождала Морстон от уплаты второго «крестового» налога. Де Рансон мог не платить морстонскую долю подати. Тут он понял, что моя мама оказала королеве Элеаноре какую-то услугу, и вспомнил слухи про каминную плиту.

— Он потребовал у Уильяма объяснений?

— К тому времени Уильям умер от лихорадки. А вслед за ним умерла и мама.

— И де Рансон пришел к тебе?

— Я сказала ему, что ничего не знаю, что Уильям и мама не сдвигали каминную плиту, но де Рансон мне не поверил. Он разозлился…

Раймон ждал, что она скажет дальше. Но Алиса молчала.

— Де Рансон — это тот самый человек, Алиса? Он тебя изнасиловал?

— Да, это тот самый. Но он меня не насиловал.

— Он был твоим любовником?

— Он был… моим женихом. Мы должны были пожениться. У него было право мной овладеть. У него было право…

Раймон придвинулся ближе и сжал ее руку.

— Как он умер?

Она напряглась, как будто собралась убежать, потом сделала долгий вдох и взглянула ему в глаза.

— Я убила его. И закопала. Это случилось ночью в праздник Иванова дня, когда во дворе никого не было.

— В амбаре? -Да.

Это было похоже на правду.

— Ты сделала это, Алиса? — Раймон почувствовал, как она отпрянула. — Ты сделала это одна?

— Нет, не одна. Когда он… когда он умер, его труп упал в сухой колодец, в котором я прятала шкатулку. Мне помогали… — Она зажала рот рукой, словно борясь с подступавшей тошнотой. — Они принесли камни, чтобы забросать колодец.

— Кто тебе помогал?

Она расстроено опустила плечи.

— Эмма и Ханд. Но они… не сделали ничего плохого. Прошу вас, поверьте! Они только помогли мне.

— Алиса, зачем ты это сделала? Потому что он над тобой надругался?

— У него было право, — повторила она, как будто в забытьи. — Это случилось позже. Он приехал в Морстон, чтобы разыскать сокровища королевы.

— Он знал о них?

— Нет. Он знал, что там что-то есть, но не знал, чтоименно.

— Как он узнал, Алиса? Ты кому-нибудь рассказала? Она покачала головой:

— Нет. Но он как-то узнал.

— И ты решила перепрятать шкатулку? Она закрыла глаза.

— Он хотел привести людей и прежде всего поднять каминные плиты, а если там ничего не окажется, подкопать разрушенную стену. Эмма слышала это от служанок. В праздничную ночь, когда крепость опустела, мы позвали Ханда от костра в новый амбар, построенный над сухим колодцем.

Он вспомнил странное нагромождение сараев и кладовых во дворе к югу от замка.

— Рядом с кладовыми?

— Да. Старая свинья подрыла землю и провалилась в колодец. Мы должны были получше спрятать сокровища и решили поставить амбар. — Алиса вздрогнула. — Он был наполовину полон.

— Амбар?

— Нет, колодец. Он был наполовину засыпан камнями, когда я… когда это случилось.

Раймон тронул ее за руку.

— Вы опустили шкатулку в старый колодец? — спросил он.

— Да и начали засыпать ее сверху землей, но тут появился он.

Раймон медленно погладил ее по руке, точно хотел разбудить от страшного сна.

— Он попытался ее откопать?

— Нет. Я сказала, что мы еще ничего не опустили в колодец, но собираемся спрятать там золото моего отчима.

— И он тебе не поверил?

— Нет. Де Рансон знал, как бедно мы жили. У нас не было ценностей. Он приставил свой меч к горлу Эммы и велел нам показать то, что мы хотим закопать.

В висках Раймона застучало от гнева.

— Этого типа следовало убить. На тебе нет никакого греха.

Алиса покачала головой.

— Он был вооружен и угрожал Эмме. Как ты это сделала?

— Лопатой.

— Не так просто убить человека лопатой. Ее передернуло.

— Это было непросто…

— У де Рансона был меч. Тебе повезло, Алиса, что он не убил тебя.

— Он держал меч у горла Эммы и сказал Ханду, чтобы тот меня остановил.

— Значит, этот человек был не только негодяй, но еще и глупец! Он дважды заслуживал смерти. С чего он взял, что Ханд станет его защищать?

— Он был нашим господином. Мы с Хандом находились у него в подчинении. А я убила его, Раймон…

Он взял ее руку и крепко сжал.

— И зарыла в колодце? Она кивнула:

— Это было после полуночи, а на рассвете в крепость должны были вернуться люди. У нас не было времени.

— Чтобы его похоронить?

— Чтобы взять шкатулку. Когда он упал, колодец был наполовину засыпан камнями. Я… я отвела Эмму в замок, а Ханд его закопал. Шкатулка осталась под ним. С тех пор я не решалась достать ее оттуда. До сегодняшнего дня.

— А сегодня решилась — после того как я пригрозил разнести Морстон в щепки, чтобы ее найти.

Они сидели в молчании. Алиса судорожно вздохнула:

— Вы дождетесь, Раймон? Вы дождетесь, пока я уйду, прежде чем разрывать колодец?

Он удивленно посмотрел на нее.

— Когда ты уйдешь? О чем ты?

Его жена опять разразилась слезами.

— Ну хватит, — сказал он. — Будешь плакать потом, если тебе хочется. А сейчас нам некогда. Ведь тебя ждет Эмма?

Она зарыдала громче. Раймон схватил ее руки и оторвал их от лица.

— Алиса, — прошептал он, — неужели ты проделала весь этот путь только ради того, чтобы сесть под кустом и всю ночь проплакать? — Он встал с земли и потянул ее за собой. — Если не перестанешь плакать, женушка, тебя услышит весь Морстон, и тогда нам не удастся проехать мимо костра незамеченными.

— Незамеченными?

— По-моему, нам не стоит посвящать в подробности всех этих событий твоих людей.

— Я убила его, милорд, и оставила лежать в неосвященной земле. Принц Иоанн накажет меня, когда узнает про это…

— Он ничего не узнает, Алиса. Ты не совершила никакого преступления. Ты должна была убить де Рансона — точно так же, как на поле брани мужчина-воин должен убивать врагов своего господина. И давай не будем больше говорить про преступление и наказание.

— Если вы утаите мой поступок и нас разоблачат, вы тоже пострадаете.

— Нас не разоблачат.

— А если мы не успеем вырыть шкатулку и в Морстон начнут возвращаться люди?

— Тогда мы выставим их за ворота и будем держать там до тех пор, пока не закончим.

— Но они догадаются… пойдут разговоры.

— Они будут молчать.

И пусть только попробуют пикнуть! Если понадобится, он убьет их всех до единого, чтобы обеспечить молчание. Его жена достаточно настрадалась под гнетом доверия королевы Элеаноры.

Глава 12

Раймон Фортебрас оставил костер гореть возле мелкого пруда и подсадил жену на спину Шайтану. Боевой конь начал взбрыкивать, когда они подъехали к концу болота, и шарахнулся от дороги в том месте, где она поворачивала на восток — к скалистому утесу, возвышавшемуся над Морстоном и морем. Раймон крепче прижал Алису к груди, зная, как она боится его коня.

Он опустил голову и заглянул в бледное лицо жены. Оно было неподвижно и спокойно в лунном свете. Она даже не пыталась выровняться в седле, когда Шайтан вскидывал свою мощную шею и закусывал удила. Раймон понял причину ее спокойствия: этой ночью Алиса пережила в своем воображении такие страхи, что ее уже не пугала возможность угодить под копыта земного чудовища.

Праздничный костер горел на вершине утеса, освещая языками пламени неровную каменную площадку. Уже перевалило за полночь. Раймон знал: молодые скоро начнут расходиться парами, чтобы начать более древний танец, чем тот, который они отплясывали вокруг огня.

— Куда они пойдут от костра? — прошептал Раймон. — Вернутся в замок?

— Нет. На болото, — ответила Алиса, — но недалеко. Они боятся увидеть мертвецов, которые там бродят.

Через несколько мгновений Раймон слез с коня и увел Шайтана с дороги, попадавшей в световой круг от костра. Он шел медленно, выбирая твердую почву между мелкими лужами и зарослями дикого кустарника. Шайтан повернул свою крупную голову и захрапел, почуяв близость тех немногих бражников, которые уже спустились с утеса. Раймон похлопал его по морде чуть выше ноздрей, и вышколенный боевой конь, присмирев, молча провез Алису мимо дальних шорохов и смеха в малиновых всполохах огня.

Когда они обошли утес широким полукругом и услышали впереди рокот моря, Раймон вновь запрыгнул в седло и обнял Алису. Она оглянулась и посмотрела ему через плечо наверх, на танцующих.

Гонимый морским ветром густой туман обволакивал основание утеса, и казалось, что камни мерцают, медленно поворачиваясь перед огнем, который подсвечивал сзади их неровные глыбы. Тени танцующих двигались все быстрее по мере того, как ускорялся ритм барабанов и свистулек.

Через толстый шерстяной плащ, которым укутал жену, Раймон чувствовал ее частое, прерывистое дыхание. Она тоже заметила иллюзию движения морстонских камней в отблесках пламени.

Раймон снова прижал жену к груди. Это был странный, дикий край, и местные жители вопреки его ожиданиям оказались чужды его нормандской душе. Интересно, сколько древних, первобытных преданий узнала Алиса за те годы, что здесь прожила? И сумела ли мать внушить ей, рожденной под ярким солнцем Пуату, историю своей родины, оградив от веры в морстонские рассказы о летучих мертвецах?

Или морстонцы дали Алисе своих призраков в довесок к преданности? Она разговаривала с местными фермерами и пастухами так же свободно, как на родном французском языке. Легкие заминки и хриплые гортанные модуляции присутствовали в ее речи, даже когда она общалась с Раймоном на его наречии. Она сроднилась с этой землей. Страшные легенды про духов умерших, которые преследуют живых, были для Алисы так же реальны, как для Раймона — слышанные в детстве рассказы про смелых воинов и их ратные подвиги.

Алиса верила, что в этих краях витает тень Харольда де Рансона, что она следит за ней в ночи. Раймон мысленно поклялся увезти жену подальше от этих болот — в тот мир, в котором когда-то жила ее мать и из которого королева Элеанора изгнала Изабеллу Мирбо и ее невинную маленькую дочку.

Раймон направил коня напрямик через ячменное поле, к редким огонькам, тускло светившимся на морстонском мысу. Шайтан топтал своими широкими копытами зеленые всходы, казавшиеся бледными в лунном свете. Алиса была права: никто из гуляющих не вернулся в крепость. Только в покосившихся воротах, которые в эту праздничную ночь были настежь распахнуты, виднелась человеческая фигура.

Когда они подъехали ближе, боковой факел осветил Гарета, который сидел, ссутулясь и привалившись спиной к кривому столбу. Молодой рыцарь проснулся, издал приглушенный возглас и наполовину обнажил свой меч.

— Полегче! — крикнул ему Раймон.

— Кто там?

— Фортебрас.

Гарет быстро встал и поднял свой плащ с сырой земли. На голове у него не было шлема, а волосы растрепались со сна.

— Где Хьюго? — строго спросил Раймон.

Гарет вложил меч в ножны и вытянул шею, разглядывая неподвижный силуэт Алисы, закутанной в темный плащ.

— Гуляет. — Молодой рыцарь весело осклабился. Раймон показал на высокую пивную кружку, стоявшую в воротах.

— Вылей этот эль, или я выпущу тебе мозги за пьяное дежурство. Найди Хьюго и приведи его сюда.

Гарет, шатаясь, попятился назад и опрокинул кружку раньше, чем схватил ее рукой.

— Милорд, я не думаю…

— Не думай. Приведи Хьюго.

Гарет увидел лицо Алисы из-под складок плаща Фортебраса:

— Ваша жена больна? Что случилось? Раймон соскочил с коня.

— Найди Хьюго и приведи его сюда, иначе тебе не придется больше задавать вопросы и отвечать на них до самого Судного дня, Гарет. Приведи мне Хьюго — быстро! — Он поднял руки, чтобы снять Алису с седла. — Миледи, я сейчас отведу вас к Эмме.

Он говорил с ней так ласково, как будто они были в постели.

Гарет вернулся к воротам.

— Милорд, Хьюго сейчас у Эммы. То есть они вместе. В замке.

Раймон опустил Алису на землю и прижал к своей груди. Она уткнулась в тонкую бархатную рубаху — свадебный наряд, который он опять надел в эту праздничную ночь. Ткань отсырела в тумане и прокоптилась на костре, оставшемся догорать на болоте. Алиса вдохнула едкий запах древесины и довольно вздохнула. Муж крепче обнял ее за плечи.

— Тогда стой здесь! — прорычал он. — Мы сами его найдем. — Раймон кивнул в сторону тусклого огонька, светившегося за зданием церкви. — Кто еще остался в поместье?

— Священник, отец Ансельм.

Раймон тихо выругался, и Алиса услышала, как зарокотала его грудная клетка у нее под ухом.

— Ничего не поделаешь, — наконец сказал он. — Иди к дому священника и задержи его там.

— Зачем? Старик спит, милорд.

Следующее ругательство Раймона было четким и сердитым.

— Тогда тебе не составит труда удержать его в доме. Если он проснется, удержи его с помощью… впрочем, мне все равно, как ты это сделаешь.

Алиса вдруг ощутила необыкновенную легкость во всем теле и воспарила над подсвеченным луной лицом мужа и собственным дрожащим телом. Она хотела сказать молодому рыцарю, что факел под окном у отца Ансельма — это верный способ его разбудить. Она хотела…

Но ей уже не надо было ни о чем беспокоиться. Теперь ее заботы стали заботами Раймона, и он уладит их так, как сочтет нужным. Она переложила тяжкий груз своей тайны на его широкие плечи и сделалась свободной, почти невесомой…

С высоты своего полета Алиса взглянула вниз и увидела, как муж поднял ее хрупкое застывшее тело, завернутое в его темный плащ. До нее донесся его слабый далекий крик — он звал Эмму.

Очнувшись, она опять услышала крик. Вокруг нее вопили сотни глоток, гулко вибрируя в стенах морстонской спальни. Потом голоса стали громче и сократились в числе до трех.

Тепло, которое она чувствовала рядом с собой, двигалось и перемещалось. Потом появился свет.

И голос Эммы:

— Боже, какая она бледная, бедняжка… А волосы…

— Тише, женщина! Несите одеяла и горячую воду. Быстро!

Эмма замолчала. Послышался новый голос — грубый и раскатистый:

— Оставь ее, Раймон. Если мы должны успеть до рассвета, то нам надо немедленно приступать к делу.

Раймон прорычал какое-то ругательство, но Алиса не поняла слов. Как-нибудь она спросит у него…

— …и скажи, что я найду и зарублю любого, кто войдет во двор крепости до того, как я разрешу. Уведи этого молодого болвана, Гарета, из дома священника. Скажи ему, пусть закроет ворота и не пускает пьяную братию во двор до тех пор, пока я не отдам такое распоряжение. И чтобы священник не высовывал носа из своей хижины! Иначе я повешу их обоих на воротах…

— Милорд, она очнулась.

Алиса услышала еще одно, короткое и хриплое проклятие. Рядом всхлипывала Эмма.

Алиса открыла глаза. Раймон стоял у двери, его небесно-голубые глаза сияли на темном от грязи и копоти лице. Он повторил то, что уже говорил на болоте, у маленького костра:

— К рассвету не останется никаких следов, которые могли бы связать вас с этим подлецом. Нас никто не увидит. И никто ничего не будет знать, кроме Хьюго.

Хьюго Жербре прочистил горло.

— И Эммы, — добавил он. Раймон нахмурился:

— И пропавшего кузнеца. Если он когда-нибудь заговорит, я разыщу его и отрежу ему язык.

Эмма тихо охнула. Раймон прищурился.

— Эмма, вы пойдете со мной и покажете, где… где это место. А ты, Хьюго, до возвращения Эммы останься с миледи. Ее нельзя оставлять одну.

И тут Алиса поняла: Раймон знал, как легко ей было бы вновь воспарить к холодной луне и уже больше никогда не вернуться на землю.

Алиса села и закутала плечи в теплое одеяло.

— Вы жалеете о том, что ваш господин приехал в эти края… и женился на мне?

Хьюго Жербре повернул свою седую голову от узкой бойницы и удивленно взглянул на нее.

— Вы жена моего молодого господина. И я никогда не говорил про вас ничего дурного.

— И все-таки вы не одобряете этот брак, — устало продолжала Алис.

Он что-то буркнул себе под нос.

— Что будет с Раймоном, если… если выплывет правда о смерти де Рансона? Его обвинят в сокрытии преступления?

— О нет, его не обвинят, а просто пошлют на очередное безнадежное задание в какую-нибудь глухомань. И он не посмеет отказать.

— Кто пошлет? Королевские советники?

— Король и его проклятая семейка. Его мать, старая королева, играет людьми, как пешками, а тех, кто выпадает из игры, тут же забывает. У нее есть целая когорта глупых молодых рыцарей, которыми она помыкает. И еще братец короля, принц Иоанн. Мерзкий молодой хорек — слишком опасный, чтобы его поддерживать, и слишком близкий к трону, чтобы с ним спорить. Когда уладится это дело, миледи, — пробасил Хьюго, — уезжайте вместе с Фортебрасом в Нормандию, на его родину в Базен. Может быть, ему повезет и о вас обоих на время забудут. Это самое большее, на что можно надеяться, когда Плантагенеты выбирают вас себе в помощники.

Он резко вдохнул и опять отвернулся к бойнице.

— Прошу прощения, леди Алиса, но вашей матушке не удалось ускользнуть от рокового внимания королевской особы.

— Да, — прошептала она.

— Впрочем, когда она получила эти земли, у нее не было выбора. К тому же ей надо было думать о вас.

— Вы ее знали? Вы знали мою маму?

Жербре покачал седой головой:

— Нет, но я видел ее однажды в Барфлере, когда старая королева и ее фрейлины отплывали на корабле в Англию после того, как король Генрих отправил ее жить в Солсбери.

— Вы были там?

— Да, я следил за отходом флотилии. Рядом с королевой Элеанорой была молодая женщина с младенцем на руках, очень похожая на вас. Я думаю, это и была ваша матушка — леди Изабелла. Дул сильный ветер, надвигался шторм, и они не хотели ехать. Но король настаивал. Возможно, он надеялся, что корабль пойдет ко дну, положив конец коварным интригам королевы.

— А с кораблем потонул бы и ребенок, и у вашего господина не было бы теперь такой обузы, верно?

— Я этого не говорил, — отмахнулся Хьюго. Алиса опустилась на тюфяк.

— Я лгала не потому, что желала ему зла. Я надеялась, что одна откопаю шкатулку и он никогда не узнает о том, что я совершила.

— Когда-нибудь кто-нибудь нашел бы этот труп, леди Алиса. Здесь, на земле моего господина Раймона.

— Я бы призналась в своем преступлении, чтобы спасти его от королевского суда.

Жербре фыркнул:

— Если вы хотите спасти его, миледи, уезжайте вместе с ним в Базен. Отвезите драгоценности старой королеве в Виндзор, а оттуда отправляйтесь на побережье. Если возникнут какие-то осложнения по поводу де Рансона или этих поместий, вашему мужу понадобится поддержка братьев-рыцарей. Помните об этом, миледи.

— Хорошо, я буду помнить.

Открыв глаза, она увидела у кровати Эмму. Женщина держала в руке кубок с дымящимся бренди.

— Это крепкое вино лорд Раймон прислал нам в фургоне в первый же день своего приезда в Кернстоу, — сказала она. — Выпей его и поговори со мной.

— Он все знает. Он знает, как де Рансон мне угрожал и что мы сделали — ты, я и Ханд, — прошептала Алиса.

— Ты ему во всем призналась, и теперь мы у него в руках. Он захочет…

— Он сказал, что мы не пострадаем…

— Это ты не пострадаешь, Алиса. А меня он считает виновной. Я вижу это по его глазам. Он сердится, Алиса. Что он намерен делать?

— Да, очень сердится, но он сказал…

— Что случилось между вами на болоте, Алиса? У тебя все волосы были в листьях, как будто он волочил тебя по земле, мою бедную овечку.

— Он не сделал мне ничего плохого. Я убежала от него в кусты.

— Он побил тебя, когда нашел? Знаешь, Хьюго рассказал мне, что при дворе есть женщины, которым нравится подобное обращение со стороны мужчин. Одна из них как-то переспала с лордом Фортебрасом. Вообще у него было много любовниц.

— Он не сделал мне ничего плохого.

Алиса заметила мерцающий свет в узкой бойнице на противоположной стене.

— Где Раймон?

— А как ты думаешь, где он может быть? Он не велел тебе смотреть. Ты должна лежать в постели и ждать. Иначе он отрубит мне го…

Медлительная Эмма не смогла ее остановить. Алиса соскочила с кровати, оттолкнула слабые руки старухи и подбежала к тому самому месту, на котором простаивала столько ночей, глядя на амбар. Каждый раз, заступая на свой пост у бойницы, она надеялась, что ничего не увидит: ни теней, ни холодно-голубого могильного света, сочившегося из-под закрытой двери.

Но сейчас там были тени — две согбенные тени с лопатами. Они слаженно и быстро копали землю в ярком желтом свете факелов, и шум их работы перекрывал мерный рокот моря.

— Отойди, Алиса. Он увидит тебя, когда выйдет изамбара.

— Ну и пусть видит.

Алиса хотела позвать его, увести из этого страшного сарая, чтобы он никогда не увидел гниющие останки де Рансона — отвратительное доказательство ее преступления.

Этот человек был выходцем из другого мира. Он приехал сюда — в заброшенный холодный край, полный страшных призраков, — и, несмотря на свое суровое воинское обличье, принес тепло и радость в их супружескую постель. Даже всамых сладких девичьих грезах она не мечтала о такой нежности.

Теперь ее муж был там, в грубом сарае, над тайной могилой. Скоро он раскопает полуистлевшее лицо мертвеца, которое преследовало Алису в страшных снах, и это будет конец их идиллии. Отныне Раймон де Базен должен стать частью прошлого — прошлого, которое она надеялась скрыть от других и забыть.

Одна из теней отбросила лопату и опустилась коленями на землю.

Алиса подбежала к ночному горшку и склонилась над ним, дрожащими руками отведя волосы с потного лица. Но внезапный приступ тошноты прошел, уступив место ноющей боли в сердце.

Когда Раймон Фортебрас вышел из амбара, луна уже спустилась с небосклона. Эмма заняла место Алисы у бойницы и кратко, сдавленным голосом описывала все, что видела. Алиса сидела с прямой спиной на кровати, отвернув лицо к камину, и ждала.

Раймон вернется в эту комнату, неся в руках драгоценности королевы, а вскоре после этого уедет в Виндзор. Ему уже не понадобится ее помощь, чтобы выполнить волю королевы.

Ее муж сказал, что не отдаст ее на суд короля. И она ему верила. Он оставит ее здесь, в Кернстоу или в монастыре Святой Урсулы, а сам уедет на восток. Раймон Фортебрас, сын знатного лорда из Базена, не приведет к виндзорскому двору жену-обманщицу, жену-убийцу, одержимую ночными кошмарами.

У них было всего четыре дня супружества. Один прошел в страхе, три остальных — в страсти. И вот настала ночь ужасного разоблачения. Увидев гниющий труп человека, которого Алиса убила, Раймон уже не сможет смотреть на нее такими же глазами, как раньше.

Алиса привалилась спиной к стене и закрыла глаза. Пришел конец ее ожиданию. Она завершила то, что не успела сделать при жизни ее мать.

Она обещала Хьюго, что Раймон уедет домой, в Базенскую крепость его отца — туда, где он будет в безопасности. Что ж, ей не составит труда уговорить его это сделать.

Раймон пришел к ней через час. Его шаги были такими медленными, что Алиса не сразу их узнала. Судя по походке, он не спешил вернуться к своей жене. И это понятно. Ведь он видел, видел…

Он открыл дверь и шагнул в освещенную каминным огнем спальню. На нем была тонкая льняная рубаха, которую она видела впервые. Судя по чистым рукавам и непотной ткани, он надел ее после того, как…

Алиса быстро зажмурилась, гоня прочь страшное видение, потом опять посмотрела на мужа. Судя по его чистому бритому лицу и темным от воды волосам, он мылся в тот час, что она его ждала. Интересно, где — в том ручье, что течет под крепостными стенами?

На его руках не было и следа грязи. Боль в груди Алисы начала стихать. Только сейчас она поняла, как сильно боялась, что он придет к ней с частицами могилы де Рансона на руках.

Под мышкой он держал шкатулку, завернутую в чистую тряпку. Алиса узнала этот лоскут — обрывок шерстяной мантильи Уильяма Морстонского, которую в прошлом году отдали кухаркам.

Раймон смотрел на нее как-то странно. В его глазах не было отвращения, которого она больше всего боялась. В них была нежность. И жалость.

Он перевел взгляд с жены на старую служанку, стоявшую в тени у двери.

— Оставьте нас, Эмма, — попросил он.

Эмма открыла рот, чтобы возразить, потом резко сомкнула челюсти. Взглянув на Алису, она слегка покачала головой и вышла из комнаты. Раймон закрыл за ней дверь.

— Алиса, — мягко сказал он, — я хотел бы, чтобы вы взглянули на драгоценности.

Она уставилась на тряпку, которой была обернута шкатулка, и судорожно сглотнула.

— Вы нашли их, — проговорила она.

— Я нашел шкатулку. — Он начал разворачивать лоскут. — Теперь она чистая. Но вам не обязательно до нее дотрагиваться. Я хочу, чтобы вы взглянули на ее содержимое.

Узкие серебряные ободки потемнели, а когда-то душистое кедровое дерево потеряло свой цвет от долгого пребывания под землей. Серебряный замочек сломался, остался лишь яркий обломок белого металла.

Раймон поставил шкатулку на пол к ногам жены и открыл крышку.

Алиса узнала три золотых браслета и брошь королевы в виде дракона с рубиновыми глазами. Узнала она и длинную толстую серебряную цепь, которая стала такой же черной, как гнутые ободки шкатулки. В центр каждого звена было вставлено по маленькой жемчужинке. Под пыльными предметами, лежавшими сверху, покоились десять золотых монет и два маленьких серебряных колечка.

— Здесь все так, как вы помните?

— Да. Вот только пыль… — Она осеклась, запретив себе думать о возможном источнике этой пыли. — Раньше предметы были чище. Но, кажется, ничего не повредилось.

Он внимательно смотрел на жену, как будто ждал, что она скажет что-то еще. Алиса вновь заговорила:

— Я не вижу никаких повреждений, Раймон. Королева Элеанора будет довольна, когда мы… когда вы привезете ее сокровища в Виндзор.

Он присел на корточки и поднял к ее лицу открытый взгляд своих голубых глаз.

— Здесь нет никаких сокровищ, Алиса. И вы, конечно, это знаете.

— Что вы хотите сказать?

— Вы знаете, что это не сокровища. Она подняла глаза:

— Я вас не понимаю. Вот же они, перед вами! Я попрошу Эмму, чтобы она почистила все предметы перед тем, как вы повезете их королеве.

Раймон глубоко вздохнул.

— Алиса, здесь нет ничего такого, что могло бы вызвать интерес королевы Элеаноры. Она сказала мне, что в шкатулке, которую ваша матушка забрала из Солсбери, было достаточно золота и драгоценностей, чтобы выкупить короля Ричарда. — Он отпустил крышку. — Этого же вряд ли хватит на выкуп обычного рыцаря в доспехах, Алиса.

Он ошибается. Тут сокровища, и какие! Здесь лежит столько богатства, сколько не снилось Алисе и ее покойным родителям.

— Здесь… здесь все, что было. Я видела эти вещи раньше, когда была маленькой, и помню каждый предмет. Когда мне было четыре года, мама разрешала мне трогать их — перед тем как мы спрятали шкатулку в этой спальне, под плитой нового камина. Браслеты, кольца…

И тут она поняла, о чем он спрашивает.

— Вы думаете, я взяла что-то из шкатулки? Что я обокрала королеву?

Он смотрел на нее не мигая.

— Я этого не говорю. Я говорю, что это не сокровища — на взгляд королевы Элеаноры. Сейчас даже правительница самой бедной страны каждый день надевает не меньше украшений. Да у моей матери в Истертайде больше драгоценностей. В шкатулке не могло быть так мало вещей, Алиса. Я ни за что не поверю, что ваша мать потратила последние годы своей жизни, пряча эти мелочи.

— Но она действительно…

— Алиса, королева Элеанора, посылая меня сюда, сказала, что с помощью этой шкатулки можно ускорить освобождение короля Ричарда. Но то, что я здесь вижу, не имеет большой цены.

Алиса встала и подошла к узкой бойнице.

— Это все, что было. В четыре года я видела, как мама кладет шкатулку в тайник. Все осталось на своих местах, когда я забрала шкатулку… и положила в сухой колодец. Вы мне не верите…

Под бойницей Хьюго Жербре, голый по пояс и грязный, вышел из амбара и, отбросив в сторону факел, запер дверь.

— Я вам верю, — сказал Раймон у нее за спиной. Алиса видела, как Хьюго прошагал к воротам и поднял массивный засов. Он и Раймон быстро сделали всю работу. Когда морстонцы начнут возвращаться с праздничного ночного костра, они не увидят ничего необычного. Им никогда не узнать, почему их господин на время закрывал от них ворота.

— Вы оставили его там? Раймон не ответил.

Алиса обернулась и наткнулась на тот же странный взгляд. Несколько минут назад она думала, что это жалость. Теперь же…

Он встал, подошел к супруге и положил руки ей на плечи — так осторожно, словно боялся, что недостаточно чисто отмылся после грязной ночной работы.

— Это неосвященная могила, — проговорила она, — ему там не будет покоя.

Он сделал глубокий вдох и крепче сжал плечи Алисы, как будто хотел удержать ее на ногах.

— Знаешь, его там нет.

— Вы забрали… вы перенесли его тело?

— Там нет никакого тела. И костей тоже. Ничего.

— Как же так? Он должен быть…

— Нет, Алиса. Де Рансона там не оказалось.

Раймон строго следил за тем, чтобы Алиса не оставалась одна. Сначала он позвал Эмму, велел ей найти платье и халат для своей госпожи. Эмма стянула с Алисы зеленое тряпье, оставив на ней лишь рваную свадебную сорочку, и промыла царапины на руках и ногах хозяйки.

Алиса надела голубое платье Эммы и закуталась в свою выцветшую розовую мантилью. Де Базен подбросил последнюю стопку дров в очаг и придвинул скамью к огню. Когда его жена села у теплого камина, Раймон поманил Эмму к узкой бойнице, сквозь которую сочился тусклый рассвет, и открыл шкатулку.

После тихих переговоров Эмма, бледная и возмущенная, вернулась к своей госпоже.

— Алиса, скажи ему, что я ничего не брала… Раймон резко взмахнул рукой, заставив ее молчать.

— Я не обвиняю вас в воровстве, женщина. Прекратите рыдать и ответьте на мой вопрос. Когда вы уезжали из Солсбери с матерью Алисы, леди Изабеллой, вы видели, что она увозила в шкатулке?

У Эммы задрожал подбородок. Алиса медленно расправила плечи.

— Скажи ему, Эмма. Он должен знать. Старуха кивнула:

— Да, видела.

— Там было что-то еще? Вы… мать Алисы или ее отчим — кто-нибудь брал вещи из этой шкатулки, чтобы спрятать их в другом месте?

Эмма покачала головой.

Раймон поставил шкатулку ей на колени.

— Просмотрите эти вещи и скажите, не пропало ли отсюда что-нибудь… пусть даже какая-то мелочь.

— Пожалуйста, Эмма, расскажи нам все, что помнишь, — попросила Алиса.

— Я ничего не брала. Неужели я стала бы обманывать королеву Элеанору и твою милую матушку, упокой Господь ее душу…

Алиса положила руку на плечо старой няне.

— Лорд Раймон не говорит, что ты что-то украла, — сказала она, взглядом призывая мужа молчать. — Он хочет узнать, что это за вещи.

— Ну, — начала старуха, — монеты все на месте. Их десять, как и было. И браслеты, подарок одного поклонника. По ее словам, это был великан норманн, прямо медведь. Она в то время еще не была замужем.

— Вы говорите о королеве Элеаноре?

— Да, — ответила Эмма и, наклонив шкатулку, смахнула с нее пыль. — Видите, как потемнело серебро? Вот это кольцо с голубым камнем она никогда не носила. А эта цепочка с жемчужинками — подарок ее дяди, князя Антиохийского. Она будет недовольна, увидев такое черное серебро и грязные кольца…

— Но вы не замечаете пропажи?

— Нет, милорд. Насколько я помню, все на месте. Лорд Раймон, вы правда не нашли… ничего, кроме этой шкатулки?

Де Базен забрал у нее шкатулку.

— Хьюго ждет вас на кухне.

— Там нет трупа, милорд? Как же так? Он был…

— Замолчите, Эмма. Хьюго вам все расскажет. — В его глазах не было гнева, а в голосе — обвиняющих интонаций. — Эмма, вам больше незачем здесь оставаться. Завтра Хьюго отвезет вас в Кернстоу.

— Но я не могу вот так просто…

— Будьте готовы! — отрезал он и обернулся к Алисе. — Миледи, уже рассвело. Нам пора возвращаться.

Она посмотрела в пол из неструганых досок.

— Милорд, я могу остаться здесь. Меня это вполне устраивает.

— А меня нет. Мы уедем прямо сейчас, Алиса, и пресечем всевозможные слухи.

Он протянул жене руку, властно глядя на нее голубыми глазами.

— Ваши воины… и жители Кернстоу… они знают, что я сбежала.

— Они будут знать то, что я им скажу, — заявил Раймон, — Идем же, Алиса. Нам лучше выехать пораньше.

Эмма протиснулась между ними и схватила Алису за руки, издав тихий негодующий возглас.

— Пусть она останется, милорд, и дождется, когда у нее заживут царапины на лице и руках. Если она вернется сейчас, люди подумают…

— Молчите! — перебил он. — Люди будут думать то, что я посчитаю нужным. А я скажу им, что леди Алиса удрала от меня в Морстон с мыслью позабавиться. Я поехал ее искать и… — Раймон посмотрел на шкатулку, которую держал в руках, — и обнаружил, что это всего лишь шутка. Праздничная шутка на Иванов день.

Глава 13

Они отправились в путь, когда совсем рассвело и морстонцы начали возвращаться с утеса. Между рядами ячменя и овса тянулась нестройная вереница подвыпивших женщин и мужчин, шедших от догорающего костра к морю.

Раймон пустил Шайтана по узкой полосе между полями и остановился возле трех стариков, которые оживленно спорили тонкими голосами и энергично размахивали руками.

— Что они говорят, Алиса?

Крестьяне услышали его и поспешно расступились, почтительно кланяясь. Алиса скинула с головы капюшон плаща Фортебраса, и быстрый разговор возобновился. Самый старший из троих окликнул ее и показал на землю.

Алиса улыбнулась:

— Они говорят, что прошлой ночью по ячменному полю проскакала банда воров или разбойников и потоптала два ряда всходов. По их словам, следы ведут к морстонской крепости. Старики боятся, что кухня разграблена, а Эмма лежит в своей постели с перерезанным горлом.

Раймон засмеялся:

— У ваших фермеров души придворных льстецов, Алиса. Скажите им, что по ячменному полю проехала не банда грабителей. Это был, как они уже догадались, их новый властелин. Скажите, что Эмма пребывает в добром здравии, а на кухне полный порядок — вы видели это собственными глазами, когда уезжали из замка.

Было приятно слышать ее смех. Она перевела старикам слова Раймона и помахала им на прощание. Шайтан двинулся вперед. Но вскоре Раймон опять натянул поводья, чтобы не наехать на кучку женщин, которые шли к ним по тропинке. Ему не надо было спрашивать, о чем они говорят: он и так все понял.

— Скажите им, что мы приехали сюда ночью, чтобы потанцевать у морстонского костра, но так устали, что решили не ходить на утес.

Не успела Алиса перевести женщинам слова де Базена, как к ней подошли пастушка Хэвис и две кухарки. Они щупали ее шерстяное платье, приговаривая что-то насмешливо-жалостливым тоном. Остальные женщины засмеялись.

Раймон буркнул по-французски «до свидания» и поехал дальше.

— Они думают, что я заездил вас прошлой ночью и у вас просто не хватило сил на праздничные пляски?

Она оглянулась через плечо.

— Откуда вы знаете?

— Некоторые мысли, — отозвался он, — звучат одинаково на всех языках.

С каменистой вершины утеса в морской туман поднимались последние тонкие струйки дыма. Подножие самой крупной гранитной глыбы озарялось темно-малиновым светом. Ночной огонь догорал, и свежий пепел ложился туда, где давно умершие отцы-основатели Морстона разводили свои костры.

Раймон повернул Шайтана к дороге, огибавшей высокий утес, и оглянулся в седле. Морстонцы стояли на холмистом зеленом поле и молча смотрели ему вслед. И тут он понял, что Алиса права. Маленький поселок, ненадежно стоящий над морем, должен жить. Эти люди с обветренными лицами, которых он видел сегодня утром, не захотят покинуть свою холодную, суровую землю.

Алиса сидела на колене у Раймона, пока тот осторожно правил Шайтаном на извилистой, отмеченной пирамидами тропе. Они проехали мимо сломанных кустов и разбросанных углей — здесь Раймон нашел ее ночью. Через милю показалась перевернутая повозка, наполовину погруженная в темно-зеленую лужу. Земля вокруг повозки была превращена в грязное месиво копытами лошадей: всадники искали человека под тяжелыми разбитыми колесами. Раймон отвернулся, чтобы не видеть этого тягостного зрелища, напоминающего о его ночных переживаниях.

Солнце уже взошло, ночной туман над серой землей рассеивался. Невдалеке впереди дымились остатки костра, разведенного жителями Кернстоу, были видны стоявшие кругом импровизированные столы, а за ними темные зубчатые стены крепости. Скоро появится частокол, и часовой на вышке заметит их приближение.

Пойдут неминуемые расспросы…

Словно прочитав мысли Алисы, Раймон натянул широкие кожаные поводья и остановил Шайтана у последней пирамиды. Впереди, на расстоянии полета стрелы, кончалось болото и начинались возделываемые поля — новое поместье Фортебраса.

— Пойдут расспросы, — предупредил он.

— Я говорила вам правду, Раймон, — сказала Алиса. — Именно так все и было. Я ударила его — дважды. И он умер, истекая кровью…

— Не надо, Алиса. Забудьте про ту ночь. Сегодня утром вам нужна ясная голова. — Он крепче обнял ее одной рукой. — Мы обсудим… этот вопрос, когда придет время. А сейчас нам придется иметь дело с другими вопросами. Когда мы приедем в крепость, мои воины будут спрашивать, что случилось прошлой ночью. Старайтесь поменьше говорить. А лучше вообще молчите.

Раймон бросил вожжи на шею Шайтана и убрал со лба Алисы темные спутанные пряди волос.

— Я скажу им то, во что они должны поверить: вам захотелось погулять на празднике в Морстоне, а я отказался везти вас ночью через болото. Вы заупрямились, взяли повозку и подговорили Уота. Мальчик сказал мне, чтобы я вас искал.

Раймон нахмурился.

— У вас исцарапано лицо. Скажите им, что упали с лошади. Полагаю, это правда.

— Это правда. А если они не поверят? Если они спросят, не вы ли побили меня, рассердившись на мое упрямство?

— Не важно. Можете сказать крестьянам все, что захотите. Мои люди не станут задавать таких вопросов. Они знают, что я не бью женщин.

Шайтан под ними дернулся, повернувшись мордой к северному ветру.

Раймон положил руку на обернутую шерстяным лоскутом шкатулку, которую Алиса держала в руках.

— Про это молчите. Когда мы въедем в Кернстоу, спрячьте шкатулку под плащом, пронесите ее в нашу спальню и положите в сундук для белья.

— Раймон, я вас не обманула. Я ничего не брала из этой шкатулки. И де Рансон был там, в колодце. Он был мертв, когда я уходила…

— Я верю вам, Алиса. Выбросьте это из головы. Сегодня утром вам надо думать только об одном: как объяснить в Кернстоу странные события прошлой ночи. Если будете думать о… покойнике, то любой, кто вас увидит, поймет, что вы что-то недоговариваете.

— Но если он жив, Раймон… если он вернется…

— Он приставил свой меч к горлу женщины, Алиса. За это я убью его, как только найду. Он не приблизится к вам — ни живой, ни мертвый. Я не оставлю вас без защиты. Но сейчас забудьте о нем. — Он посмотрел на темную громаду крепости, которая виднелась на горизонте. — И пожалуйста, изобразите смиренную жену, которая только что получила нагоняй от своего мужа. На нас смотрит часовой.

К ночи они незаметно спрятали шкатулку, воспользовавшись всеобщим волнением по поводу возвращения лорда Раймона и его глупой жены. Служанки ни о чем не спрашивали, но потом Алиса слышала, как они судачили на кухне, гадая, где она могла поцарапать лицо. Они сошлись во мнении, что госпожа упала в терновый куст, ибо кулаки лорда Раймона не оставили бы таких отметин. А что до того, каким образом леди Алиса угодила в колючие заросли, тут у служанок нашлось много возмущенных слов. Если это муж швырнул ее в кусты, когда нашел, то и поделом ей. Вы только подумайте: всего четыре дня замужем, а уже выкидывает такие номера! Вместо того чтобы лежать в постели и ублажать своего благоверного, как и полагается добропорядочной жене, она затеяла ночные гонки к морю. Бедный лорд Раймон! При всем своем своенравии он легко мог найти себе другую, более покладистую жену…

Алиса застала Уота на кухне. У Мод разболелась голова, и она ушла к себе на чердак над северной кладовой, оставив мальчика доваривать похлебку. Уот стоял на табуретке и помешивал в котле, весь сияя от собственной значимости. Увидев госпожу, он радостно заулыбался:

— Я знал, что лорд Фортебрас вас найдет. Это правда, что он бросил вас в кусты за то, что вы его обманули?

— Уот!

— Ну… не обманули, а пошутили. Это правда, что он поднял вас и вы, как пташка, перелетели ему через плечо?

— Глупости, Уот. Я исцарапала лицо, упав с лошади.

— Эрик сказал, что у вас была повозка.

— Я потеряла повозку и поехала верхом. Уот слез с табуретки.

— Леди Алиса, когда вам опять захочется поиграть в прятки, возьмите меня с собой. Я умею управлять лошадьми, а вы нет. Ханд говорил, что вы пугаете их, слишком сильно натягивая поводья.

— И кто же этот Ханд, который знает единственный недостаток леди Алисы? — спросил Раймон.

С тех пор как они вернулись в Кернстоу, он не отходил от Алисы ни на шаг, несмотря на всеобщее мнение, что капризная жена ловко одурачила его прошлой ночью. Он сам разжигал эти слухи, позволяя своим воинам говорить, что их господин потерял голову от леди Алисы.

Уот задрал голову и с улыбкой посмотрел на Раймона.

— Ханд — кузнец.

— Кузнеца зовут Уолтер.

— Нет, Уолтер — местный мастер. А Ханд был нашим кузнецом в Морстоне.

— Это тот, который пропал? — спросил Фортебрас ровным тоном, не меняясь в лице.

— Он давно уехал и не попрощался со мной.

— Очень спешил?

— Да, так говорит отец Ансельм. А еще он сказал, что Ханд отправился в крестовый поход вместе с лордом де Рансоном.

Алиса тронула Раймона за руку.

— Ханд хотел научиться делать доспехи, — сказала она. — Когда он… — прищуренные голубые глаза ее мужа предупреждающе вспыхнули, — когда он уехал, отец Ансельм решил, что он составил компанию де Рансону.

Лицо Раймона осталось бесстрастным.

— Наверное, так оно и есть. — Он обернулся к Уоту и потрепал его взлохмаченные вихры. — Боюсь, твой приятель Ханд прав. Леди Алиса очень плохо ездит верхом. Ты предложил дельную вещь, парень. Когда в следующей раз моей жене вздумается покататься, езжай вместе с ней. Ты будешь кучером и доставишь ее обратно ко мне в целости и сохранности.

Уот посмотрел на своего господина преданными глазами.

— Хорошо, милорд.

— И чтобы больше никаких шуток! Мы должны беречь леди Алису.

— Я знаю, милорд.

— И запомни, Уот, ты слишком мал…

— Знаю, милорд. Я слишком мал, чтобы обманывать своего господина, даже в шутку. Я запомню это, — пообещал Уот.

Раймон не хотел оставлять Алису одну и настоял, чтобы она осталась с ним в главном зале, когда Рольф Неверс принес сундучок и пергаментный свиток, на котором в последние три года записывал доходы от продажи шерсти и налоги, уплаченные в королевскую казну.

Она не поверила своим ушам, когда Раймон запросил крупную сумму золота из сейфа на их поездку в Виндзор.

— Ты хорошо содержал эти земли, Рольф Неверс. Немногие управляющие в нашем королевстве сберегли бы столько ценностей в отсутствие своего господина.

Тонкий нос Неверса слегка покраснел.

— Спасибо, милорд. Я всего лишь выполнял свой долг. Раймон кивнул:

— Я не забуду твою честность, Неверс. Алиса указала на столбики монет.

— Нам не нужно так много денег, милорд. Когда мои родители уезжали в Виндзор, они взяли с собой только несколько золотых.

Раймон сверкнул на нее глазами поверх головы Неверса.

— Нам предстоят расходы при дворе, — сказал он. — Я уже говорил, что вам понадобятся красивые платья. Мы останемся в Виндзоре на несколько недель, и за это время вы купите себе новые наряды.

— На несколько недель? Но это невозможно! Мы должны вернуться сюда к началу жатвы. Если уедем на этой неделе, у нас будет только…

— Мы уедем не на этой неделе, а в августе, после начала жатвы. Неверс управится и без нас. Я не сомневаюсь, что он соберет большой урожай, как в два последних года.

Его настойчивый взгляд призывал жену к молчанию. Рольф Неверс оторвался от свитка.

— Если милорд желает взять в Виндзор большую сумму, это его право. Не волнуйтесь, миледи, у нас будет еще много золота — после того как мы продадим шерсть. Когда вы думаете перевезти сюда ваше морстонское руно? Если хотите, я отправлю его в Данхевет вместе со своим — так же как в прошлом году…

Разговор перешел на обеспечение Морстона продовольствием и продажу овечьей шерсти. Алиса поигрывала ближайшим столбиком золотых монет, отложенных для Раймона. Поместье было богатым — богаче, чем она представляла.

И его новый хозяин забирал с собой в Виндзор сумму, на которую можно было бы нанять небольшое войско. Он ни словом не обмолвился про налог на выкуп короля, который обязан был платить наряду со всеми остальными землевладельцами.

Алиса вспомнила предостерегающие взгляды мужа и промолчала. Молчала она и тогда, когда Раймон попросил у Рольфа Неверса пергамент, перо и чернила.

Она сомневалась, что эта тяжелая стопка золота, лежавшая рядом с сундучком, попадет в руки королевы Элеаноры, собиравшей выкуп за сына.

Раймон сложил оставленные для Виндзора монеты в мягкий кожаный мешочек и убрал его в сундучок Неверса, потом отнес пергамент и чернила в спальню. Вернувшись, он проводил Алису к столу с холодными закусками, за которым ужинали его воины.

Он разрядил неловкий момент, приветливо улыбнувшись и поблагодарив своих солдат за терпение, проявленное ими вчера ночью.

— Как мог бы сказать мне любой из вас, — продолжил он, — и как многие из вас пытались мне сказать, моя жена просто подшутила надо мной. Мне пришлось оторваться от последнего бочонка с элем и проветрить на болотах хмельную голову. Я давно не играл в такие игры и поехал за ней в дурном расположении духа. — Говоря это, он поочередно заглядывал в глаза каждому. — Надеюсь, что, вернувшись в Кернстоу, вы еще успели повеселиться на празднике?

Седовласый мужчина ткнул локтем в бок сидевшего рядом Эрика. Тот крепче обхватил свой кубок с элем.

— Кое-кто из нас собирался как следует… — пожилой воин взглянул на Алису и вежливо покашлял, — погулять, когда вы позвали нас от костра. Когда мы вернулись в Кернстоу, молодой Эрик застал свою… уж простите, миледи… словом, его краля ждала его у ворот крепости, сидя под сторожевой вышкой.

Хитроватое лицо Эрика покрылось румянцем, а стол затрясся от дружных ударов кулаков его приятелей.

— Остальным же, — признался солдат, — повезло меньше. Будь я помоложе, милорд, попросил бы повторить праздник сегодня вечером — с костром и элем, и чтобы у всех нас было… еще раз прошу прощения, леди Алиса… хорошее окончание ночи.

Раймон в шутку застонал:

— Вы разорите меня на дровах и эле. Будь я помоложе, наверное, согласился бы. Но после вчерашних праздничных излияний, ночной прогулки по болоту и раннего утреннего подъема мне бы только добрести до спальни. Давай отложим костер на другой день, Ги.

Он встал из-за стола и протянул руку Алисе:

— Пойдемте, миледи, я отведу вас наверх.

Когда они поднимались по лестнице, вдогонку им звучал добродушный смех, адресованный одному лишь Раймону. Его нарочито неуклюжий юмор успокоил воинов и отвлек их внимание от исцарапанного лица и потемневших глаз его жены.

В отличие от Алисы они не заметили, что его взгляд остался таким же рассеянным и холодным, как раньше, а ослепительная голубизна глаз, поразившая ее, когда Раймон только приехал в Морстон, потемнела и стала матовой — как старинные серебряные кольца в шкатулке королевы Элеаноры.

Войдя в спальню, Алиса увидела перед камином маленький столик, а на нем — приготовленные пергамент и чернильницу Неверса.

Раймон закрыл дверь на засов и придвинул столик ближе к огню.

— Это из пустой спальни, — объяснил он.

Алиса дотронулась до гладкой деревянной столешницы. Все в Кернстоу когда-то принадлежало Харольду де Рансону. Почему она должна испытывать отвращение только к тем вещам, которые стоят в его спальне?

В свете пламени казалось, что резкие спиральные изображения змей на ножках столика и впрямь извиваются. Алиса отвернулась от камина.

Раймон разложил пергамент.

— Я унесу стол, когда все будет написано.

— Сегодня?

— Если хотите.

— Зачем вы заперли дверь? Ведь вам нужен писарь. Неверс вполне справится с этой задачей.

Раймон покачал головой:

— Я второй сын в семье, Алиса, и меня обучили грамоте — до того как епископы короля Генриха поняли, что я не гожусь в священники.

Алиса улыбнулась. Она представила себе маленького Раймона де Базена, который нарушал все, даже самые простые, предписания церкви.

— И как же вы их в этом убедили? Он улыбнулся в ответ:

— Когда мне было семь лет, отец взял меня в Авранш. Король Генрих созвал на совет папских послов, и мой отец был среди нормандских лордов, которые следили за безопасностью.

— А там было опасно? Раймон улыбнулся шире:

— Да, но угрозу представляли не какие-то злодеи и убийцы, а я сам. Я увидел, как один папский посланник ущипнул служанку моей матери, и поставил ему под скамейку свечу.

— Зажженную?

— Ну разумеется! Какой прок от незажженной свечи?

— Вы были ужасным ребенком, милорд. Но уже в столь нежном возрасте вы защищали женщин, — добавила она.

— И надо сказать, что в нежном возрасте у меня было столь же нежное мягкое место. Оно сильно болело после того, как меня наказали. Я ожидал, что женщина, за которую я отомстил, проявит ко мне хоть каплю снисхождения.

Но, увы, именно она и потребовала, чтобы меня вывели из комнаты и выпороли. — Он засмеялся. — В тот день мне пришлось несладко. Зато я, сам того не ведая, избежал клерикального будущего с помощью похотливого папского посла и аппетитной попки служанки. Сам король Генрих заявил, что священнослужителя из меня не получится.

Он положил руку ей на живот и погладил мягкую шерстяную ткань платья.

— Когда у нас родятся сыновья, я сомневаюсь, что кто-то из них проявит склонность к религии. Вы согласны растить воинов, Алиса?

Ее смех оборвался.

— Я молю Бога, милорд, чтобы мы с вами не разлучились раньше, чем у нас родятся сыновья.

— Кто же нас разлучит?

— Раймон…

Он сжал жену в крепких объятиях, жадно ища губами ее губы.

— Никто не посмеет сказать против вас даже слова. И никто — ни живой, ни мертвый — не отнимет вас у меня. Поверьте мне, Алиса!

Горящие голубые глаза Раймона Фортебраса не оставляли сомнения в том, что он готов защищать ее ценой собственной жизни.

— Я вам верю, — ответила Алиса.

«Всемогущий Господь! — мысленно взмолилась она. — Огради этого человека от наших врагов! И живых, и мертвых!»

Раймон коснулся кружевного выреза ее платья.

— Пергамент упал на пол, — медленно прошептала Алиса. Он положил ее руки на свою черную рубаху.

— Так давайте отправим туда же нашу одежду, — прошептал он. — Я вдруг понял, что до восхода луны не смогу написать ни строчки.

Раймон смотрел на лежавший перед ним чистый лист пергамента.

— Вопрос о наших землях и сокровищах королевы с каждым днем становится все более запутанным.

— Он никогда не был простым, — пробормотала Алиса, которая сидела напротив полуголого мужа, закутавшись в свой теплый домашний халат.

Он взял перо и обмакнул в чернильницу.

— Да, это верно. И усложнился, когда вы утаили от меня правду.

Алиса твердо встретила его взгляд.

— Я собиралась вернуться к вам с сокровищами королевы. И остаться с вами, если бы вы этого захотели.

Он написал всего одну строчку.

— Но вы не доверились мне, не рассказали всю правду.

— Я должна была думать не только о себе, Раймон. Ведь нас было трое. Я знаю… мы все знаем, что бывает с убийцами и с теми, кто им пособничает. Их приговаривают к повешению. Ночью приходят ведьмы и откусывают им руки. А что остается, висит до тех пор, пока не сгниет.

Раймон долго смотрел на нее непроницаемым взглядом.

— Я не хочу, чтобы вы говорили про виселицу, — наконец сказал он.

Алиса первая отвела глаза.

— Это вас пугает?

— Это пугает вас. Я вижу, вам надо выпить, Алиса.

— Мне сейчас не до шуток.

Он нашел бутылку с бренди возле камина и щедро плеснул ей в серебряный кубок.

— Насчет бренди я никогда не шучу, Алиса. Выпейте.

— Нет, спасибо, — отказалась она. Уж если речь зашла об убийстве и виселице, ей нужна ясная голова.

— Выпейте, я вас прошу.

Алиса поднесла кубок к губам, но пить не стала.

— Вы думали, что я силой привезу вас в Данхевет и отдам под суд, обвинив в убийстве? Вас, Эмму и кузнеца?

— Вы же терпеть не можете кровопролитие. Вы сами мне это сказали, Раймон, неужели забыли? В морстонской церкви, когда я призналась вам, что я не девушка, вы ответили, что это маленький грех, не сравнимый с убийством. Что с вас хватило зверств Палестины. Его губы слегка искривились.

— Вы приехали сюда, — продолжала она, — чтобы зажить мирной жизнью. Подальше от кровавых бранных полей. Если бы дело касалось только моей судьбы, я бы, может, и рискнула рассказать вам всю правду и навлечь на себя ваше отвращение. Но мне надо было думать об Эмме. Она ни в чем не виновата, Раймон. Она только помогала мне скрыть следы. Это убийство целиком на моей совести. Я взяла лопату…

— Ради Бога, Алиса! Сядьте и помолчите.

Ее сердце опять гулко застучало под ребрами. Раймон протянул руку и выровнял кубок, который она держала дрожащими пальцами.

— Вы полагаете, я — или кто-то еще — счел бы грехом то, что вы совершили в ту ночь? Подумайте, Алиса. Вооруженный рыцарь угрожал двум женщинам и безоружному слуге. Если бы вы поехали в Шильштон и рассказали отцу Грегори…

— То он написал бы принцу Иоанну, — продолжила за мужа Алиса. — Де Рансон поддерживал принца Иоанна. Он дал это понять перед тем, как…

— Что именно сказал де Рансон?

— Он сказал — принц Иоанн не удивится, узнав о том, что мы прятали золото королевы. Иоанн догадывается, что его мать укрывает от него богатства.

Раймон вздохнул:

— Разумеется, вдовствующая королева не дает ему золота. Если бы у Иоанна хватило денег на наемную армию, то его брат, вернувшись из плена, уже не нашел бы своего королевства. Это ни для кого не секрет, Алиса. Многие английские землевладельцы считают разумным подпитывать Иоанна деньгами: если король Ричард не вернется, то они будут в милости у нового короля. У принца Иоанна сотни таких благодетелей. И де Рансон был одним из них.

— Поставьте себя на мое место. Если бы речь шла о вашей жизни и жизнях двух ваших людей… вы рискнули бы кому-нибудь довериться? Со временем слух мог дойти до Данхевета и людей принца Иоанна… Раймон подался вперед.

— Нет, я бы не стал рисковать. Но я бы ни за что не подумал, что муж может отдать свою жену и ее людей под суд, обвинив их в убийстве.

— Вы ненавидите кровопролитие и измену, Раймон, а я совершила и то и другое. — Она поднесла кубок к губам и сделала большой глоток. Бренди обожгло горло. В глазах тоже защипало.

Поморгав, Алиса увидела, что он улыбается.

— Мы с вами, миледи, воспитаем отличных сыновей.

— И когда вы дадите им в руки первые деревянные мечи, вы расскажете им, какая кровожадная у них мать.

— Может быть. — Он взял кубок у нее из рук и поставил его рядом с пергаментным свитком. — Мы должны выработать план. Больше не будем говорить о сыновьях, мадам, — до тех пор, пока не придумаем, что нам делать дальше.

Его глаза уже не были темными. Они сияли в свете камина — точно так же, как в их первую брачную ночь: лазурно-голубые, мерцающие золотистыми искорками.

Алис застыла.

— Золото… — проговорила она, — что вы собираетесь делать с теми монетами, которые отложили на поездку в Виндзор?

— Вы не хотите купить себе новые платья, чтобы предстать в них перед королевой?

— Но денег слишком много, Раймон. Как вы ими распорядитесь? Это огромная сумма. Я видела лицо Неверса.

Раймон опять принялся писать на пергаменте.

— Пусть Неверс думает, что мы будем тратить эти деньги на дворцовые туалеты. — Он поднял голову и улыбнулся. — Именно так мы и поступим с частью золота.

— А куда пойдет остальное? Он пожал плечами:

— Нам могут понадобиться деньги, чтобы уехать из Англии.

— Из-за де Рансона?

— Возможно. Но он нам теперь не угрожает, Алиса. Если он жив, то ему придется скрываться еще несколько лет. Учитывая историю его семьи, де Рансон не посмеет выйти из своего укрытия. Если король Ричард узнает, что он хотел украсть имущество королевы Элеаноры и перерезать горло ее фрейлине из Пуатье…

— Какая история? Его отец в числе многих нормандцев восстал против короля Генриха. Он был не одинок, да и случилось это очень давно…

Раймон покачал головой:

— Вы не знаете продолжения? Старый лорд Джеффри де Рансон восстал против Ричарда в Нормандии. Его сводный брат, ваш первый помещик Харольд де Рансон, получил эти земли с условием, что его сын никогда не вернется ни в Нормандию, ни в поместье его старшего брата в Тайлекурте. Если наследник де Рансона-старшего разозлит короля Ричарда, его не спасет даже принц Иоанн. Неужели ваши родители не знали, что в последние годы де Рансонам приходилось жить с большой оглядкой?

Признаки в самом деле были, но Алиса их не распознала. Однажды Неверс отправился к принцу Иоанну с ежегодной данью из Кернстоу, но на реке было половодье, и ему пришлось вернуться. Тогда старый лорд де Рансон побагровел от гнева и долго распекал своего управляющего. А когда набирали войска для отправки в Палестину, де Рансон-младший проявил чрезмерное рвение и послал королю Ричарду больше пехотинцев, чем тот просил. Зато своих хорошо обученных солдат оставил дома — стеречь Кернстоу.

— Нет, — сказала Алиса, — мои родители ничего об этом не знали. Но моя мать вообще мало что знала про войну и восстания, если не считать того сражения, в котором погиб мой отец. А ее второй муж…

— Ваш отчим Уильям?

— Да. Он никогда не был при дворе и еще меньше матери знал о распрях великих лордов.

— Будь он в курсе всех дел, он мог бы оспорить действия Харольда де Рансона, когда тот послал в Палестину необученных морстонских фермеров вместо собственной армии.

Раймон склонился над недописанным письмом. Алиса села и обхватила голову руками.

— Если де Рансон так боится короля, то сейчас он, должно быть, прячется и выжидает, вернется ли Ричард из плена.

— Или лежит мертвый в земле. Алиса содрогнулась.

— Его труп пропал.

— Ваш кузнец мог унести труп и спрятать в другом месте — там, где его никто не найдет.

— С какой стати? Раймон нахмурился:

— Возможно, он испугался, что вы обвините его в убийстве, и решил на всякий случай замести следы. Вырыв сухой колодец, судебные исполнители не нашли бы там никакого трупа и отпустили бы Ханда на свободу.

— Я никогда бы не… Ханд знал, что я никогда бы не обвинила его…

Раймон посмотрел на нее, прищурив глаза.

— Вы не доверяете собственному мужу, Алиса, и при этом ждете безоговорочного доверия от своего крепостного. Видимо, он боялся, что вы когда-нибудь расскажете о смерти де Рансона и свалите всю вину на него.

Алиса полагала, что Ханд в панике удрал из Морстона, преисполненный ужаса от увиденного в ту ночь. Но ей никогда и в голову не приходило, что кузнец мог испугаться совсем другого: что она обвинит его в смерти де Рансона.

— Боже милосердный… — прошептала она.

— А если де Рансон не умер в ту ночь и зашевелился после того, как вы с Эммой ушли, оставив Ханда в амбаре, хватило бы вашему кузнецу смелости прикончить де Рансона?

— Убить его? Нет. Ханд — добрый парень. Он не способен на убийство.

Раймон прикрывал свою челюсть широкой ладонью, но Алиса все же увидела улыбку под его пальцами.

— Значит, Ханд не так жесток, как моя кровожадная жена.

— Это не смешно, Раймон.

Он стер улыбку с лица, но глаза его засияли еще ярче.

— Когда-нибудь, Алиса, когда минует опасность, мы с вами вспомним ту ночь, и вы тоже улыбнетесь. Я вам обещаю.

Когда минует опасность…

— Вы думаете, де Рансон жив?

Из глаз Раймона исчезли веселые огоньки. Он пожал плечами:

— Если этот змей жив, то он наверняка ждет, когда падет король Ричард и на его трон взойдет Иоанн. Тогда де Рансон вернется сюда и заявит права на эти земли. Мы должны быть к этому готовы. — Он провел рукой по волосам жены и заглянул ей в глаза.

— Значит, пока жив король Ричард, нам ничто не грозит? Раймон вздохнул:

— Еще как грозит, Алиса. Иоанн и его сторонники — желторотые птенцы в сравнении со старой свирепой львицей.

— Королевой Элеанорой?

— Когда она увидит, как мало золота и драгоценностей мы привезли, она придет в ярость.

— Эмма говорит, в шкатулке больше ничего не было, когда моя мать привезла ее из Солсбери.

Раймон кивнул:

— Знаю. Я верю Эмме и вам. Но вдовствующая королева стара, у нее могут быть нелады с памятью. Она ждет, что я привезу ей великие богатства из ее морстонского тайника. По ее словам, их должно хватить на то, чтобы вызволить Ричарда из плена. — Он указал на пергаментный свиток: — Я пишу письмо отцу, Алиса. Прошу его предоставить нам убежище, если королева Элеанора обвинит нас в измене.

— В измене?

— Да, ибо препятствовать сбору выкупа за короля Ричарда — это измена.

— Нас могут обвинить…

— Наше будущее, Алиса, в руках старухи, которая волнуется за своего пленного сына и, возможно, страдает расстройством памяти.

— А если мы скажем, что не нашли шкатулку?

— Тогда она поручит это кому-нибудь другому. Морстон разрушат до основания и переберут все щепочки. Нам ничего не остается, как только взять то немногое, что мы нашли, и отвезти королеве в Виндзор. Но мы не уедем до первого августа — до тех пор, пока за границу не поступят первые деньги для выкупа. К тому времени мои братья будут готовы нам помочь.

— А как же Кернстоу? Ваши земли?

— Я могу их потерять. Но есть и другие земли, Алиса, которые нуждаются в сильном рыцаре. Место для нас найдется.

— Однако не в Англии?

— Смотря как закончится для нас это дело. Если плохо, то в Англию мы уже не вернемся — никогда.

Глава 14

Через два дня после праздника Ален из Пилата и его младший двоюродный брат Эрик поспешно попрощались со служанкой Бидой и отправились в Нормандию. В сумке под новой рубахой Эрика лежали письма Раймона де Базена к отцу, лорду Ренульфу, и старшему сыну Ренульфа и наследнику Базенского поместья Иво.

Что касалось ответа отца, то здесь у Раймона не было сомнений. Он также не сомневался, что брат Иво поможет ему, если он вдруг лишится непрошеного доверия королевы. Единственное, что его волновало, — это как рассчитать время. Он должен появиться в Виндзоре не слишком поздно, чтобы королева ни в чем его не заподозрила, но и не слишком рано, чтобы его родственники успели воспользоваться своим влиянием при дворе и обеспечить защиту его жене.

В те недели, что ждал возвращения Эрика, Раймон дважды порывался уехать из Кернстоу вместе с Алисой и оставшимися восемью солдатами. Если скакать без отдыха, то за три дня можно добраться до дальнего побережья и отплыть в Нормандию. Но каждый раз Раймон отказывался от этой мысли. Если до Элеаноры дойдет хоть один слушок, если кто-то из ее придворных шепнет, что видел лорда Раймона де Базена едущим к южным портам, королева может заподозрить измену.

Нет, безопаснее было дождаться, когда ему обеспечат прикрытие, а потом взять проклятые побрякушки, отвезти их беспечной хозяйке и молить Бога, чтобы за долгие годы память королевы Элеаноры не преумножила драгоценности в количестве и размере.

Он не будет утомлять королеву рассказами о предательстве Харольда де Рансона. Этот вопрос не для королевских судей. Раймон уладит его сам, какими бы опасными ни были последствия. Когда он зарубит своим мечом бывшего владельца Кернстоу, многие подумают, что он сделал это, дабы сохранить свои земли. Если повезет, ему удастся бежать вместе с Алисой, а если нет — что ж, возможно, ему придется заплатить за жизнь де Рансона собственной жизнью.

Ожидая вестей из Нормандии, Раймон молил Бога, чтобы де Рансон был уже мертв.

На третий день после праздника Раймон уехал из Кернстоу до рассвета и вернулся после полудня вместе с Хьюго Жербре и молодым солдатом Гаретом. За ними в тяжелой морстонской повозке на мешке с шерстью сидела Эмма де Роше. Рядом с ней виднелись четыре сундука с одеждой.

Жербре спрыгнул с лошади и с явным облегчением оглядел крепость Кернстоу.

— Ну вот, это подходящее жилье для благородного рыцаря. — Он обернулся и увидел Алису, выходившую из кладовой. — Прошу прощения, леди Алиса, но моим старым костям не пришлась по вкусу холодная морстонская развалюха, продуваемая всеми ветрами. Пусть там живет кто-нибудь помоложе.

— Смотри осторожнее, — предупредил Раймон, стоявший у него за спиной. — У моей жены крутой нрав. Если она рассердится, то ты прямо сейчас отправишься обратно, на побережье, даже не отведав тех блюд, которые будут сегодня на вечернем пиру.

— На пиру? О Господи, как же я соскучился по вкусной еде! Эти морстонские ведьмы… еще раз простите, миледи… не умеют готовить, даже если дать им хорошие продукты. Да вот, извольте видеть: не далее как на прошлой неделе я принес им из леса, что к северу от полей, жирного молодого оленя. И они его испортили! Порезали мясо и приготовили, как баранину: отварили вместе с крупой и своими проклятыми горькими кореньями. Получилась просто мясная похлебка! Спрашивается, что им стоило поджарить оленину да приготовить хороший соус… — Он замолчал и прищурился на низкое утреннее солнце. — Ба, а это кто ж такой? Неужто тот самый тощий постреленок, которого я на днях проводил из Морстона?

Уот захихикал и смахнул крошки со своей новой рубахи.

— Вам здесь понравится, сэр Хьюго. Кухня очень большая, там работают три женщины и два поваренка. Каждый день что-то новенькое. А сами они такие чистые! Мод — приятная девушка, она всегда дает хлеб, когда ни попросишь, а…

Раймон прервал болтовню Уота:

— Ну вот ты и приехал, Хьюго. Ты управишься здесь, пока мы будем в Виндзоре? Держи часовых на постах, следи за порядком на полях, а в оставшееся время наверстывай то, чего недополучил в Морстоне.

Уот набрал в легкие воздуха и опять затараторил:

— Вчера вечером была свинина и остатки прошлогодних сушеных яблок. А теперь, когда готовы платья для леди Алисы, будет еще лучше. Мод и Биде не придется шить днем, и они смогут весь день проводить на кухне. Они и сейчас там, готовят вам праздничный ужин…

Раймон отвернулся от мальчика и взял Алису за руку.

— Хьюго согласился присмотреть за Кернстоу в наше отсутствие. Гарет возьмет на себя Морстон, он вернется туда завтра. А мы с вами отправимся в Виндзор, когда придет время.

На ласковом утреннем солнышке, под добрыми взглядами Уота, Хьюго и Уильяма, ощущая в своей руке теплую руку мужа, Алиса никак не могла испытывать страха.

На ладони Раймона лежал кинжал с тонким клинком и маленькой резной рукояткой — как раз для женщины.

— Возьмите. — Он убрал кинжал в жесткие кожаные ножны и вложил его в руки Алисы.

— Такими пользуются придворные дамы? Мне кажется, он слишком длинный для столового ножа.

— Да. Носят их в рукаве или на поясе под дорожным плащом. Это не столовый нож, Алиса.

У Раймона был мрачный и озабоченный взгляд с тех пор, как он привез Хьюго из Морстона. После первых радостных мгновений встречи даже Жербре впал в необычную задумчивость.

— Я чувствую, что-то случилось, — сказала Алиса. — Скажите мне, в чем дело?

— Нам надо соблюдать осторожность. Она улыбнулась:

— Если мы с вами о чем-то договорились с самого первого дня нашей свадьбы, Раймон, так это о том, что нам надо соблюдать осторожность.

Он продолжал хмуриться.

— Скажите мне, что случилось! — повторила она. — Обещаю, что не убегу с воплями в терновые заросли. Это уже пройденный этап. Надеюсь.

Его губы сложились в подобие улыбки.

— На болото вы в любом случае не убежите, Алиса. Одну я вас никуда не отпущу. — Он отстранил ее от себя на расстояние вытянутой руки. — Сегодня утром в Морстоне отец Ансельм был со мной весьма разговорчив. Я попытался объяснить ему, что этой осенью свободные морстонцы и невольники получат возможность выбора: либо остаться на прежнем месте, либо переехать в Кернстоу. Он понял меня и начал перечислять тех, кто, по его мнению, захочет уехать, и тех, кто уже уехал. Среди последних был Ханд, кузнец. Отец Ансельм сообщил мне, что Ханд покинул Морстон два года назад, летом. Вместе с де Рансоном. Алиса села.

— Это невозможно.

— Но так утверждает ваш священник.

— Отец Ансельм знал, что Ханд мечтал научиться делать рыцарские доспехи. Когда он пропал после… после той ночи… святой отец стал распространять слух о том, что де Рансон предложил Ханду поехать в Палестину с армией короля Ричарда. Нам с Эммой легенда отца Ансельма была только на руку, потому что она объясняла таинственное исчезновение кузнеца, взволновавшее морстонцев.

— Он сказал мне, Алиса, что своими глазами видел, как Ханд уезжал из Морстона два года назад, в праздничную летнюю ночь.

— Он никогда мне этого не говорил.

— Сегодня утром он спросил, не видел ли я в палестинской армии короля Ричарда оружейного мастера или кузнеца, по приметам похожего на Ханда. Я стал задавать вопросы. Слов он не слышал, но видел мои жесты. Священник рассказал мне, что в ту ночь, два года назад, его разбудил факельный свет под окном.

Алиса резко втянула в себя воздух.

— Это единственный способ его разбудить, ведь шума он не воспринимает. А когда под окном горит факел, он чувствует свет и выглядывает, думая, что настало утро.

— Ну так вот, в ту ночь он проснулся еще до рассвета и увидел Ханда. Кузнец проехал на коне мимо его дома, с факелом в руке. Он вел в поводу вьючную лошадь с упряжью де Рансона, тяжело нагруженную для путешествия.

— Лошади! Мы с Эммой искали их на другое утро, но так и не нашли. Решили, что они побрели обратно в Кернстоу, и боялись, что начнутся расспросы. Но Неверс никогда про них не вспоминал.

— Если в ту ночь де Рансон замышлял тайно на вас напасть, то он должен был оставить своих лошадей — скаковую и вьючную — за воротами Морстона. — Раймон положил руку Алисе на плечо. — Я думаю, он остался жив, Алиса, и взял себе в помощники кузнеца. Он пообещал ему… тогда он мог пообещать все, что угодно, и сказал, где найти лошадей, чтобы вывезти его из крепости.

— Но на следующее утро могила была закопана, а сверху на разровненной земле лежали пустые мешки. Ханд все сделал так, как мы ему велели.

— Если де Рансон выжил в ту ночь и был не так сильно ранен, чтобы потерять сознание, у него наверняка хватило ума понять, что его попытка забрать сокровища будет рассматриваться как измена. Ему казалось, что на дне колодца лежит половина того золота, которое потеряла в Пуатье армия короля Генриха. Он попросил Ханда закопать ложную могилу, а сам затаился и стал ждать, какие слухи пойдут из Морстона, вероятно, не слишком огорчаясь оттого, что ему так и не пришлось посетить Святую землю. — Губы Раймона скривились в холодной усмешке. — В этом вопросе негодяй проявил завидную смекалку.

— Да, но куда же он подевался? Вы думаете, что все эти месяцы его укрывал принц Иоанн?

— Даже принц не предоставил бы убежище человеку, который угрожал дочери верной фрейлины королевы Элеаноры.

— Тогда где он может быть, если он до сих пор жив? Слабая улыбка исчезла с лица Раймона. Он покрутил в пальцах подол новой сорочки Алисы.

— Вы не устали от всех этих вопросов, жена? Не предпочли бы узнать, что сарацинские дамы носят под своими шелковыми платьями?

Алиса остановила ищущую руку мужа.

— Я предпочла бы услышать ответ на свой вопрос, Раймон. Он вздохнул:

— Возможно, этот мерзавец потом умер от полученных ран. А скорее всего он лежит в земле далеко отсюда, а Ханд просто побоялся к вам вернуться. — Голос Раймона стал очень серьезным. — Если мы не перестанем про него говорить, жена, то над нами будет висеть его тень. У меня есть одно хорошее правило, Алиса: я не допускаю в свою спальню призраков побежденных врагов. И прошу вас последовать моему примеру.

— В таком случае прошу прощения.

Раймон обнял жену, заключив ее в теплое убежище своих рук.

— Вам не надо было приезжать сюда, — тихо проговорила она.

— И жениться на вас? — спросил он с укором.

— Да, и жениться на мне. Если это дело не закончится добром, вы потеряете свое честное имя и будете жить в изгнании.

— Там, где летом тепло и человеку не надо нанимать торговое судно, чтобы раздобыть вино к своему столу? Я уже говорил вам, миледи, что это для меня совсем не трудно, если вы будете рядом.

Алиса улыбнулась и, заморгав, сдержала слезы.

— Я буду с вами, мой дорогой муж.

— Тогда вам следует знать, моя дорогая жена, что именно сарацинские дамы носят под своими шелковыми платьями.

Она взяла его руку и снова положила себе на бедро.

— Расскажите, Раймон.

Он собрал в горсть тонкую льняную ткань ее сорочки.

— Лучше покажу.

Когда он к ней прикоснулся, она забыла все свои тревоги и до конца этой летней ночи больше не думала о будущем.

Даже в июльскую жару в спальнях Кернстоу было прохладно: серые, покрытые мхом стены не давали комнатам перегреваться. Эмма, которая с радостью покинула холодный морстонский замок, жила в большой комнате вместе с Бидой и Мод. Днем все три женщины сидели на солнышке под западными бойницами и шили дворцовые наряды для леди Алисы, а ночью спали на тюфяках вдоль стен. Никто из них не хотел ложиться на кровать покойного лорда де Рансона. Правда, служанки не догадывались, что у старой Эммы, острой на язычок и придирчивой, есть особые причины избегать этого широкого ложа. Они думали, что лорд Раймон и леди Алиса переберутся сюда спать зимой, когда выпадет снег.

Тем временем Раймон де Базен и его жена проводили все ночи в своей опочивальне. Когда наступали мягкие летние сумерки и три женщины устраивались на своих лежанках в западной спальне, они еще долго слышали, как господин и госпожа переговариваются за толстой дубовой дверью. Теперь эта дверь оставалась закрыта с заката и до рассвета.

После глупой выходки Алисы на Иванов день муж не водил ее на реку и не искал с факелом уютного местечка, где бы они могли скоротать теплые часы ранней летней ночи. Как-то вечером Мод улизнула из крепости, чтобы встретиться во дворе с каретником. Парочка решила выйти за ворота, но часовые (после Иванова дня они дежурили по трое) заметили их и набросились в темноте. Испуганного Аларика повалили на землю и отпустили, только когда принесли факелы и увидели, кто это.

Лорд Раймон поднялся с постели и строго допросил обоих, несмотря на смущенные уверения Мод, что они хотели только на минутку выйти из крепости и взглянуть на реку. Он кратко отчитал провинившихся и повторил свои последние распоряжения: никто не должен входить в стены крепости от заката до рассвета. Если Мод и ее краснолицему каретнику еще раз захочется полюбоваться ночной рекой, сказал он, они должны выйти за ворота еще до темноты и гулять до тех пор, пока не взойдет солнце. Ибо крепостные ворота ночью закрыты для всех.

Молодой Уот, наслушавшись жалоб на кухне, пришел к лорду Фортебрасу и с детской непосредственностью пересказал ему все претензии молодых служанок, которым теперь нельзя выйти со своими любовниками в поле. Лорд Раймон засмеялся, леди Алиса тоже улыбнулась, но приказ остался в силе.

Крепостные ворота закрывали на ночь и охраняли до рассвета.

Поздно вечером первого августа, в праздник урожая, Раймона и его жену разбудил громкий стук часового. Солдат крикнул через дверь, что вернулись люди лорда Фортебраса. Они стоят за крепостной оградой и ждут, когда господин разрешит отпереть ворота.

Раймон натянул штаны и рубаху, схватил меч и снял засов с двери.

Алиса села на постели.

— Зачем вам меч? Разве это не Ален и Эрик вернулись из Нормандии?

— Вполне возможно.

Она надела халат и сунула руки в просторные мягкие рукава.

— У вас есть сомнения?

— Оставайтесь здесь. Я приду и расскажу вам все новости.

— Вы встревожены. — В лунном свете Алиса отыскала свои туфли и подошла к двери. Раймон коснулся ее щеки.

— Не встревожен, а насторожен. Мне надо убедиться, что они одни.

— А если нет?

— Они должны быть одни. А если нет, значит, они привезли мне подкрепление из отцовского гарнизона. Или…

— Или что?

— Или их заметили королевские воины. А может, люди Иоанна. А может, и те и другие.

— Они бы сказали об этом прямо сейчас, до того как вы откроете ворота.

Раймон слабо улыбнулся:

— Плантагенеты, как никто другой, умеют подчинять себе людей.

Алиса нахмурилась:

— Разумеется. Ведь это они заставили вас на мне жениться.

Увидев ее недовольство, Раймон засмеялся и с удовольствием похлопал ее по ягодицам.

— Они заставили меня приехать сюда, жена, но они не заставляли меня желать вас сверх разумного. Это я делаю добровольно, Алиса.

В дверь опять забарабанили. Вслед за своим широкоплечим мужем Алиса спустилась по узкой винтовой лестнице, пересекла безлюдный зал и остановилась во дворе. Тем временем Раймон поднялся на смотровую вышку и окликнул стоявших внизу.

Через минуту ворота распахнулись и во двор въехали рысью две замызганные лошади, на спинах которых сидели рыцари в темных одеждах. Животные прямиком направились к корытам с водой, стоявшим перед конюшней. Эрик и Ален, не узнаваемые под слоем дорожной пыли и грязи, прошагали на затекших ногах в сопровождении своего высокого и статного господина в главный зал крепости, чтобы тоже утолить жажду.

Когда Алиса вернулась из кухни с кувшином эля, оба воина сняли капюшоны и достали из-под рубах мешочки с письмами.

— Спасибо, леди Алиса, — сказал Эрик и приник жадными губами к кубку, который она ему налила.

Напившись, он с улыбкой поднял голову и вытер лицо рукавом.

— Вас видели? — спросил Раймон, понизив голос.

— Только в Дувре. Мы плыли в одной лодке с гонцом королевы. Он задавал вопросы.

Раймон выругался.

— Что вы ему сказали?

— Что вы желаете известить отца и брата о своей счастливой женитьбе и о своих новых землях, а заодно испросить их благословения на этот брак.

— Он вам поверил? Не спросил, почему вы так торопитесь?

— Нет, милорд.

Тишину нарушило очередное ругательство.

— Королевскую почту развозят не простаки. Этот человек наверняка что-нибудь заподозрил.

Ален отмахнулся:

— Я сомневаюсь в этом, милорд. Посыльный всю дорогу трещал как сорока. Он вез письмо Хьюберту Уолтеру, который сейчас в Кане, с требованием прибыть к королеве.

Раймон приподнял бровь.

— Если этот посыльный не научится держать язык за зубами, он не продержится долго на службе у королевы Элеаноры. Что еще он сказал?

— Что ему велено дождаться и вернуться вместе с епископом.

— Еще один «счастливчик», отмеченный вниманием королевы Элеаноры.

— Простите, милорд?

Алиса засмеялась, и Ален обратил внимание на нее:

— Ваш господин рассказывал мне, что епископ Уолтер вернулся из Палестины чуть живым после бурных споров с саладинскими советниками по поводу условий мира и мечтал лишь об одном — несколько лет пожить тихой, спокойной жизнью.

Раймон неторопливо кивнул:

— У миледи хорошая память. Бедный Уолтер, его мечты о спокойной жизни до сих пор не осуществились!

Эрик потянулся к кувшину с элем.

— И таких несчастных много, по словам того же гонца. Гонец спрашивал нас, отправились ли вы и леди Алиса в Виндзор. Он слышал, что королева ждет вас до начала жатвы.

Раймон накрыл ладонью руку Алисы, лежавшую на столе.

— Ну конечно. Она, видимо, сомневается, что я подобающим образом обращаюсь с дочкой ее фрейлины, и хочет сама поговорить с миледи. Ну что, жена, вы поедете со мной в Виндзор, чтобы доложить королеве о моем хорошем поведении?

Алиса почувствовала, как муж слегка сжал ее руку, напомнив ей о том, что молодые воины, хоть и устали с дороги, смотрят на Раймона с нескрываемым любопытством. Она быстро сглотнула и улыбнулась:

— Посмотрим, милорд. Перед встречей с королевой мы посетим вещевые рынки, и мой доклад будет зависеть от того, насколько роскошный головной убор вы мне купите.

Прочитав письма из Нормандии, Раймон с облегчением улыбнулся:

— Мой брат Иво и большой отряд солдат из Базена будет в Кентербери через неделю. Если они приедут в Виндзор, это может возбудить подозрения королевы Элеаноры, а паломничество к могиле Фомы Беккета [6] после благополучного возвращения из Палестины ни у кого не вызовет задних мыслей.

Алиса улыбнулась в ответ:

— Моя мать рассказывала, что королева Элеанора не одобряет тех рыцарей, которые молятся у гроба Фомы Бекета.

— Да, верно, но она не может позволить себе обнародовать свое мнение о нем. Иначе станет совсем одинока. — Он взял второе письмо. — Отец пишет, что мой двоюродный брат Монбэзон — тот, что доставил мне в Дувр письмо с требованием явиться к королеве Элеаноре, — будет в Виндзоре. Ему поручено позаботиться о нас. Если возникнут осложнения, он сообщит моему брату Иво.

Все было продумано. Если возникнут осложнения, родственники Раймона объединенными усилиями благополучно вывезут их из Англии. Но как только их отсутствие обнаружится, королева Элеанора обрушит свой гнев на головы всех тех, кто им помогал.

Раймон бросил письма на скамью.

— В чем дело, Алиса? К чему эти слезы? Теперь мы можем бежать.

Она покачала головой. Он обнял жену.

— Вам ничего не грозит, Алиса, клянусь!

Ее слезы попали на его рубаху. Она отпрянула назад и начала смахивать капли с мужниной одежды.

— Я знаю, вы обеспечите мне безопасность. Но какой ценой! Ваши родные… брат, отец и Монбэзон — что будет с ними, если они предоставят мне убежище?

Он улыбнулся и утер слезы с ее щек.

— Они предоставят убежище нам обоим, причем с радостью. Уже не впервые люди из Базена терпят недовольство Плантагенетов. Разумеется, мы всегда казались им недостаточно изящными, когда дело требовало откровенных речей и быстрых действий. Поверьте, жена, в данном случае у вас меньше всего причин для слез.

— Я вам не верю. Женившись на мне, вы навлекли на себя беду, Раймон. И ваши родные могут за это поплатиться.

— Не переживайте за моих родных, — возразил он, — с ними ничего не случится. Они уже давно переехали на юг Нормандии, и за все эти годы армия рассерженного короля ни разу не подходила к стенам нашего замка.

— Ни один король еще не был так сердит, как рассердится королева Элеанора, если она решит, что я украла драгоценности, предназначенные для выкупа короля Ричарда.

— Армии не торопятся осаждать отцовскую крепость, поскольку знают, что она хорошо защищена. Поверьте мне, жена, если у нас возникнут неприятности, моя семья переживет гнев вдовствующей королевы.

Глава 15

За недели, проведенные в Кернстоу, старая Эммаде Роше утратила легкую дрожь в конечностях, которая одолевала ее в Морстоне. После ночей на мягкой перине, вдали от шума морстонских волн щеки ее порозовели, а в глазах появился ясный блеск. Шелковые лохмотья, которые она носила в Морстоне, сменились новыми платьями, сшитыми из лучших тканей с данхеветских рынков. В ее речи появились новые властные интонации.

Впрочем, последнее обстоятельство не радовало Раймона. Он откинулся в своем кресле и хотел было закинуть ноги в сапогах на свежевымытые доски высокого стола, но вовремя одумался. Служанки давно унесли остатки завтрака, и кухонный коридор опустел. Со двора доносились голоса солдат: они готовили лошадей и оружие к ежедневной тренировке.

Он закрыл глаза.

— Миледи, моя жена не предупреждала вас, чтобы вы говорили тихо или молчали про морстонскую службу королеве? Вы столько лет хранили тайну ее величества, чтобы теперь раскричать о ней на весь замок?

— Я буду кричать еще громче, если вы увезете бедную девочку в Виндзор без меня.

— Эта бедная девочка — моя жена, и ей скоро будет двадцать лет. Алиса согласилась оставить вас здесь.

— А кто будет разговаривать с королевой Элеанорой? Моя бедная Алиса, которая никогда не была при дворе? Или вы, милорд? Ваши грубые речи…

— Если вы так печетесь о вежливости, мадам, тогда последите за собственной речью.

— …ввергнут вас обоих в немилость, прежде чем ваши лошади дойдут до королевской конюшни. А я поговорю с королевой Элеанорой как положено и напомню ей, что шкатулка была полупустой, когда много лет назад она отдала ее нам на хранение…

Раймон вздохнул:

— Мадам, я передам королеве ваши слова, но сами вы останетесь здесь с Жербре.

— А если королева рассердится на вас?..

— У меня есть средства для защиты Алисы. — Раймон понизил голос: — Вы тоже будете в безопасности. Хьюго знает, что делать. Вы поедете вместе с ним на юг под видом жены купца и уплывете в Нормандию, а там отправитесь в дом моего отца. Алиса будет вас ждать.

— А кто будет успокаивать мою леди Алису, если вам придется увезти ее в Нормандию, протащив по чужим дорогам и по морю? Что вы будете делать, если ее одолеют страхи?..

— Она боится моря?

— Не только моря. Всего.

— Всего? Говорите яснее, мадам.

Эмма издала тихий торжествующий возглас и положила руку на стол.

— Так вы не знаете? Ну конечно, откуда? Вы ничего не знаете про Алису…

Раймон с глухим стуком хватил кулаком по деревянной столешнице.

— Говорите немедленно! Какие страхи?

Она откинулась назад и аккуратно сложила руки на коленях.

— Алиса боится дорог и открытых пространств с того дня, как мы увезли ее из Солсбери вместе с ее матушкой и Уильямом. Девочка так сильно кричала, что мы боялись, как бы она не сорвала голос.

— Чего же она боялась?

— Всего, что лежало за пределами солсберийской крепости. Алиса не выходила оттуда с младенчества. Нам пришлось отдирать ее маленькие пальчики от ворот. На полпути в Шафтсбери она закрыла глаза руками и больше не проронила ни слова — до тех пор, пока мы не приехали в Эксетер.

— Тогда Алиса была совсем ребенком, а теперь она взрослая женщина. Она одна отправилась ночью через болото…

— Вы привезли ее в Морстон чуть живую от страха. Бедняжка! Как она перенесет поездку в Нормандию в компании грубых солдат?

— Алиса знает, что со мной она в безопасности.

— Вы ее погубите.

Женщина замолчала и укуталась в свою мантилью, как будто ей было холодно. Она сидела, прищурив глаза, и бесшумно двигала морщинистыми губами.

Раймон смягчил тон:

— Где вы хотите жить после того, как закончится наша поездка и минует опасность?

— Вы о чем?

— Вы можете остаться здесь или поехать за нами в поместье моего отца, если нам придется бежать. А может, вы желаете вернуться в Пуатье?

— Ни за что!

— Ваши родные… родные Алисы…

— Все умерли. Их убил старый король Генрих, когда подавлял восстание молодых принцев.

— Родственников Алисы изгнали из Мирбо, но их ведь можно найти.

— Вы найдете их всех в Мирбо, милорд. В семейном склепе. Последний из них умер, когда армия короля вошла в Пуатье. — Эмма возмущенно выпятила губы. — Если будете там, милорд, сводите Алису взглянуть на их могилы. Покойники — это все, что у нее осталось в этом мире.

— У нее есть я! — прорычал Раймон. — И этого ей будет достаточно, клянусь Богом!

— Миледи сказала мне, что вам нужны земля и мир. Вы лишитесь и того и другого, если рассердите королеву.

Из кухни донеслись шаги горничных, которые возвращались к своей работе. В коридоре появилась Бида со стопкой дров. Раймон встал.

— Я могу потерять землю, и мир может кончиться, — сказал он Эмме, — но свою жену я в обиду не дам.

Вскоре Эрик и Ален отправились в Данхевет и вернулись на север берегом реки, ведя в поводу трех новых скакунов — гнедого мерина и двух вороных кобыл. Раймон предложил Рольфу Неверсу выбрать себе лошадь из этих трех, потому что серую кобылу, на которой ездил управляющий, он взял для леди Алис.

Неверс охотно отдал свою лошадь.

— Конечно, милорд, ведь она не моя. Я никогда не ездил на ней, пока была жива леди Констанция… А потом… после смерти госпожи было просто неразумно оставить кобылу на выгуле. Это ценная верховая лошадь, и я ездил на ней, чтобы она не отвыкла от седла…

Раймон сердито махнул рукой, пресекая виноватые объяснения управляющего.

— Неверс, я не ругаю тебя за то, что ты пользовался этой лошадью. Клянусь Богом, мне надоели твои вечные оправдания! Если ты пользовался чем-то в отсутствие владельца, в этом нет ничего дурного. Ты исправно вел хозяйство, сберег золото, и не важно, что при этом ты выпил несколько бочонков вина, ездил на господской лошади и по взаимному согласию развлекался со служанками. Разве я не говорил, что доволен твоей работой? Неверс опустил глаза.

— Говорили, милорд. Раймон собрался уходить.

— Тогда выбери себе одну из трех новых лошадей и езди на ней. А многословные оправдания побереги для более важных случаев. — Он опять взглянул на управляющего. Может, с кобылой что-то не так? Если Алиса поедет на ней в Виндзор, не должно быть никаких сомнений в ее надежности. — Скажи, эта лошадь…

— Да-да, милорд? — испуганно встрепенулся Неверс.

— Леди Констанция на ней ездила? -Да.

— С виду она послушная. Леди Констанция не жаловалась на нее?

— Нет.

Что-то в голосе Неверса насторожило Раймона.

— Как умерла эта женщина?

— Во сне, милорд. Однажды утром она не проснулась, вот и все.

Она умерла под боком у де Рансона, в его постели… В той самой комнате, в которой Алиса отказалась спать. Сделав над собой усилие, Раймон понизил голос:

— Она была больна?

Неверс посмотрел на свои сапоги.

— Нет, милорд. У нее было два выкидыша, но за несколько лет до смерти. Милорд Харольд… лорд де Рансон предположил, что накануне она слишком быстро ездила верхом, растряслась в седле и от этого умерла. У леди Констанции было слабое здоровье…

— Она одна каталась на лошади?

— Нет, с лордом Харольдом. Но на ней не было никаких видимых повреждений, милорд. Я сомневался… мы все сомневались, что лошадь стала причиной ее смерти. В тот вечер леди Констанция поужинала и легла спать, а наутро лорд Харольд нашел ее мертвой.

— Продолжайте.

Неверс судорожно вздохнул:

— Наверное, она заболела лихорадкой и скоропостижно скончалась.

— Лихорадкой?

— За неделю до нее умер Уильям Морстонский, а через несколько дней спустя — леди Изабелла. Наш священник уехал на их похороны. А всего через полмесяца ему пришлось отпевать нашу бедную госпожу.

— А где он сейчас? Я не видел здесь никакого священника.

Лицо Неверса сделалось еще более жалким.

— Он был старым, у него болели кости. Лорд Харольд отправил его в шильштонское аббатство, где он и молится за упокой души леди Констанции.

Раймон отпустил Неверса и вывел Шайтана из стойла. Сегодня он один прокатится по окрестностям и обдумает рассказ управляющего. А вдруг де Рансон отравил свою жену, чтобы вступить в брак с только что осиротевшей Алисой и таким образом получить доступ к сокровищам, о которых знал понаслышке? Если этот негодяй до сих пор жив, он может в любой момент вернуться в поместье, чтобы замести следы своих подлых преступлений с помощью новых убийств.

Раймон набросил седло на спину Шайтану и затянул подпругу. Нет, он не поддастся гневу — до тех пор, пока не встретится лицом к лицу с де Рансоном и не занесет над ним свой карающий меч.

Раймон прогнал из головы все, кроме мысли о возможном возвращении Харольда. Но воображение упорно рисовало ему безликого женоубийцу, который скачет через болото в Морстон, чтобы обручиться с Алисой и взять ее силой, не дождавшись свадебной церемонии. Наконец Раймон заставил себя думать о другом — о полупустой шкатулке, о морстонском амбаре и о доме, в котором спал отец Ансельм.

Он выехал за ворота и повернул Шайтана к западу — туда, где за болотами виднелся невысокий утес Морстона. Утес…

Раймон резко натянул поводья, остановив коня. Рассказы пастухов, слышанные им в первый вечер в морстонской комнате для охраны, теперь приобрели зловещий оттенок. На этой пологой скале, на которую без труда взберется даже ребенок, погибли двое. Прошлым летом там нашли мертвую мать Уота, молодую свинарку, а недавно, всего за несколько дней до приезда Раймона, с того же утеса упал и разбился насмерть старый пастух Ларс. Если на вершине притаится человек, то ему будет видно все, что происходит в тесно застроенном дворе морстонской крепости и на полях.

Шайтан тряхнул головой и сошел с дороги. Раймон поднял поводья и поехал на юг, мимо местных полей, на которых крестьяне жали рано поспевший овес. Те двое, что погибли на утесе, наверное, испугались волка, вышедшего из дальнего леса.

Если он не обуздает свои мысли, то начнет видеть руку де Рансона в каждом злодействе, случившемся на территории герцогства Корнуолл. Ему достаточно знать, как де Рансон обошелся с Алисой за неделю до своего исчезновения. Уже за одно это негодяй заслуживает смерти.

— Раймон, перед жатвой в поместье полно дел, а вы опять увозите меня от работы! — Алиса слезла с чердака кладовой и отряхнула пыльное платье. — Как я могу все бросить и поехать с вами кататься?

— Очень просто. Выйдите из кладовой, подойдите к своей лошади, сядьте в седло и…

— Мне не до шуток, милорд! — Алиса сдвинула брови и уставилась на мужа испепеляющим взором. — Вы не знаете, что такое голод. Господь даровал вам эти земли, и грех оставлять Божий дар без внимания.

Не устояв перед искушением, Раймон взял в руку Божий дар, который скрывался под лифом жениного платья, и отнесся к нему бережно, с надлежащим вниманием.

Негодующий крик Алисы сменился тихими блаженными стонами. Она схватила его руку и опустила ее на свою талию.

— Вы хотите овладеть мной прямо сейчас? — прошептала она. — Или дождетесь, когда парни подгонят фургоны к дверям кладовой, и устроите им представление?

Раймон улыбнулся:

— Едем, жена. Если вы пустите свою кобылу быстрым шагом, то мы доберемся до речной тропы раньше, чем я вас изнасилую.

Она оглянулась на пустые корыта и корзины для зерна, в беспорядке сваленные на чердаке.

— Раймон, урожай — это важно… Он вздохнул:

— А то, чему я должен вас научить, еще важнее.

— Я не шучу.

— Я тоже. — Он отступил к двери и потянул ее за собой. — Есть вещи… помимо любовных игр, Алиса… которые вам надо знать, прежде чем мы отправимся в Виндзор. Вы должны научиться легко, не задумываясь, управлять лошадью и скакать по открытой дороге, не цепляясь за седельную луку с такой силой, будто хотите оторвать ее от седла. Вы должны научиться быстро пользоваться кинжалом, чтобы мужчина не смог вырвать его из ваших рук и направить против вас. — Раймон затаил дыхание. — Не смотрите на меня так, Алиса. Это очень важно.

— Вы, наверное, считаете меня абсолютно бесполезным существом? — прошептала она. — Обузой во всем, кроме постели?

— И вы еще рассуждаете про обузу? Клянусь Богом, Алиса, все эти годы вы несли на себе такую обузу, какая и не снилась иной женщине. Пора вам расстаться со своим бременем. — Раймон обернулся и встретился с ее взглядом. — Успокойтесь, никто не будет голодать — ни здесь, ни в Морстоне. В прошлом году в Кернстоу собрали богатый урожай, и в этом соберут не меньше, независимо от нашего с вами присутствия. То бремя, которое вы несете с самого рождения и которое я поклялся взять на себя, — это приехать в Виндзор после праздника урожая и отдать королеве Элеаноре проклятую шкатулку. Но я не могу отправляться в путь до тех пор, пока вы не научитесь уверенно держаться в седле, иначе мне придется каждую милю тревожиться за вашу жизнь и не отъезжать от вас ни на шаг. Она вздохнула:

— Я понимаю…

Он погладил ее пальцами по щеке.

— Я не хочу вас потерять, Алиса.

Она дважды моргнула и пошла к двери.

— Тогда мне придется научиться скакать на лошади, не теряя поводьев.

Каждый день, закончив боевую подготовку со своими солдатами, Раймон де Базен покидал Кернстоу вместе с молодой женой и учил ее верховой езде. Они выбирали разные маршруты. В полдень, когда летняя жара была в самом разгаре, они переходили вброд реку ниже по течению от Кернстоу, скакали на восток и поворачивали обратно, когда солнце на небе уже спускалось. У них был отработанный распорядок: Алиса ехала впереди, направляя свою лошадь по выбранному пути. Раймон ехал за ней, стараясь не отстать, и разговаривал лишь тогда, когда Алиса спрашивала дорогу. Назад они скакали бок о бок, их лошади сами находили дорогу домой.

Как-то Раймон начал учить Алису драться кулаками.

— Бесполезно, — сказала она. — Как бы я ни старалась, вы все равно окажетесь быстрее меня. Когда мне удается вас ударить, я отбиваю себе руку, а вам хоть бы что: вы ни разу даже не пошатнулись. — Она потерла пальцы и медленно улыбнулась, глядя на мужа. — Мне гораздо больше понравились наши вчерашние игры на лужайке.

— Вчера на лужайке вы показали большое мастерство, миледи. Когда вы научитесь защищаться так же хорошо, как играть в любовные игры, вот тогда мы с вами снова отправимся на лужайку.

Алиса вздохнула:

— Значит, у нас больше не будет дневных удовольствий, Раймон. Мне никогда не хватит сил одолеть мужчину.

— Но вы будете знать, как его покалечить. — Раймон вытянул свой кинжал из сапога. — Сожмите это в руке и нападайте, как я вас учил. Сделайте это быстро, раньте его — в лицо, если сможете, — и бегите. Когда мы поедем в Виндзор, вы возьмете с собой нож, который я вам дал, и будете им пользоваться.

Алиса взглянула на блестящий клинок, лежавший на ладони мужа.

— Я не могу. Раймон улыбнулся:

— Придется научиться — на случай, если у вас под рукой не будет лопаты.

Алиса отвернулась.

Он продолжал улыбаться:

— Ну же, Алиса! Возьмите кинжал и потренируйтесь вон на том дубке. Может быть, у нас останется время и на лужайку. — Раймон протянул ей сверкающий клинок, и она хотела взять его, но Раймон быстрым бесшумным движением отдернул руку.

Она всплеснула руками:

— Я что, должна научиться не только нападать с ножом, но и отнимать его?

Он сунул кинжал ей в руку.

— Возьмите и спрячьте в сапоге, как я вас учил. Алис вздохнула:

— Я уже усвоила это вчера. Мне нужно…

Но Раймон не слушал. Он смотрел ей за плечо, на прибрежную тропу. Алиса обернулась и увидела трех всадников, медленно едущих к северу. Их белоснежные плащи с кроваво-красными крестами зловеще выделялись на фоне яркой зелени и золота созревших полей.

— Кто это?

— Дурные гости.

— Раймон, кто эти люди?

Он посмотрел на жену, и лицо его смягчилось.

— Не бойтесь, Алиса, это не дикая охота. Это храмовники.

Алиса спрятала нож в сапог.

— Я никогда не видела храмовников… и не ожидала увидеть их здесь.

— Я тоже. — Раймон поднял мантилью Алисы, лежавшую в густой траве.

— Они, должно быть, видели нас, когда проезжали мимо. Не будем томить их ожиданием.

— Может, они не остановятся в Кернстоу, а поедут дальше, в Биддафорд.

— Нет. — Раймон увел лошадей от реки и подсадил Алису в седло. — Они остановятся в Кернстоу. И мы должны встретить их так, как будто нам нечего скрывать.

— Это люди принца Иоанна? Раймон покачал головой:

— Они не подчиняются ни одному лорду этой страны. У них есть поместья во всех уголках христианского мира, но они служат только тем правителям, которым хотят. И ни с кем не делятся своими тайнами.

Он сел на Шайтана и подъехал к жене.

— Если и есть христианский король, которого они поддерживают, то это Ричард Плантагенет. Возможно, его мать тоже пользуется их услугами. — Раймон слабо улыбнулся. — Она подарила им богатые земли и разрешила пользоваться портом. Поэтому она может им доверять — до тех пор, пока они не получат более щедрый дар от кого-нибудь из ее врагов.

— А что, если они знают…

— Нет. Не думайте, будто им известны все тайны королевы Элеаноры. — Раймон понизил голос: — Если бы вдовствующая королева сочла возможным посвятить храмовников в это дело, то она прислала бы сюда не меня, а их. Нет, они не знают про драгоценности, но, вполне вероятно, действуют по ее указке. — Он натянул поводья, остановив Шайтана, и тронул Алису за руку. — Держитесь рядом со мной, — сказал он, — и ничего не бойтесь. Они не тронут меня, потому что я воевал вместе с ними в Акре. И не только там.

Он пришпорил коня и дал знак Алисе ехать за ним. Трое всадников услышали его громкое приветствие и повернули лошадей.

— По крайней мере, — буркнул Раймон, — этим мужчинам наши кокетливые служанки Вида и Мод не будут строить глазки.

Рыцари-храмовники сняли свои бело-красные плащи и остались в черных рубахах, сливавшихся с темнотой зала, но их все равно нельзя было спутать ни с кем другим. У них были длинные, выгоревшие на солнце бороды и смуглые лица — такие же суровые, как их воинская слава. Коротко стриженные волосы топорщились во все стороны от шлемов, которые мужчины сняли у ворот. Они ели мало мяса и пили мало вина.

Хьюго Жербре был единственным солдатом Базена, который свободно общался с храмовниками. Те отвечали на его прямые вопросы и усталые шутки с серьезной и холодной учтивостью. По мнению Алисы, они не сказали ничего, кроме приветствий и краткой благодарности за еду. По мнению же Раймона, они изъявили желание обсудить после ужина вопрос уплаты налога на выкуп короля Ричарда.

Алиса тронула Раймона за руку.

— Прошу вас, милорд, не вышучивайте их. Они могут обидеться.

Он накрыл ее руку своей.

— Идите в нашу спальню и ждите меня там. Мы, я и Неверс, поговорим с ними о налоге. На их взгляд, женщина не должна интересоваться подобными вопросами, и если вы останетесь, это может вызвать подозрения.

— Раймон, будьте осторожны…

— Идите же.

Рыцари-храмовники встали, когда Алиса вышла из-за стола. Раймон дал знак Биде подойти и убрать посуду. Поднимаясь по лестнице, Алиса слышала за спиной тихие голоса и шаги служанки, торопившейся спрятаться в кухне.

— Я заплатил налог на выкуп в Данхевете, милорд. — Неверс переводил испуганный взгляд с де Базена на мрачные лица сидевших напротив мужчин. — Это было в июне, милорд. За неделю до вашего приезда в Кернстоу. Я отдал четвертую часть золота и сумму, равную четверти стоимости скота. И еще одну сумму, равную стоимости несобранного зерна, насколько я сумел его оценить. — Голос управляющего сделался писклявым. — Королевские уполномоченные в Данхевете остались довольны, они тепло напутствовали меня…

Если этот человек не закроет рот, то его боязливость погубит их всех!

— Отлично, Неверс, — вмешался Раймон. — Ты все сделал, как надо.

Старший храмовник, Мольон, обратил свои светлые глаза на Раймона.

— Перейду к тому делу, которое нас сюда привело, — начал он. — Партон, Лессир и я живем возле Болавентора, на болоте к югу отсюда. До нас дошли слухи, де Базен, о сокровищах, найденных в вашем морстонском поместье.

— Сокровища в Морстоне? — Раймон изобразил веселое удивление. — Да вы хоть видели это поместье? — Он поднял свой кубок с вином и взмахнул рукой. — Не смешите меня, дружище! Если вы найдете сокровища в этой дыре, то я соглашусь с сарацинами, которые называют ваш орден колдовским. Вы когда-нибудь были в Морстоне?

Неужели молодой Гарет проболтался о той ночи, когда его господин заперся ото всех и что-то копал в амбаре при свете факелов?

Мольон замялся.

— Нет, но мы собираемся заехать туда на обратном пути из Биддафорда. — Он подался вперед. — Я знаю вашу репутацию, де Базен, и мне достаточно вашего слова. Так, значит, вы не нашли сокровища в Морстоне?

Побрякушки, бирюльки, старушечьи иллюзии — в той шкатулке лежало все, что угодно, только не сокровища.

— Нет, — ответил Раймон, — там не было никаких сокровищ. — Он глотнул еще вина и протянул кувшин Мольону. — Я раскопал старый колодец, — добавил он, — до самых камней. И нашел только свиные кости. Воды там но было. И золота тоже. — Он пожал плечами. — Можете поискать сами. Если что-нибудь найдете, я отдам вам половину. И разумеется, четверть — на королевский налог. Тот, кто наболтал вам про сокровища, случайно, не сказал, где они спрятаны?

Мольон помолчал.

— Мне рассказал про них один паломник, — наконец проговорил он, — простой человек. Он что-то услышал в Данхевете и знал только название поместья, больше ничего.

Раймон улыбнулся:

— А я услышал эту байку от морстонской девочки-пастушки. Она сказала, что сокровища зарыты в колодце. — Он пожал плечами. — Наверное, в древности это был священный колодец. Здесь такие легенды не редкость.

Мольон откинулся назад.

— Мы поищем сокровища, когда вернемся из Биддафорда.

— Вы едете туда за налогом на выкуп короля? Тамплиер покачал головой:

— Налоги собрали уполномоченные принца Иоанна. Мы везем лорду Гранавилу привет от королевы и просьбу посетить ее в Виндзоре.

— Понятно. Мольон улыбнулся:

— А вы с женой скоро поедете в Виндзор? Раймон улыбнулся в ответ:

— Да, конечно. Мать моей жены была фрейлиной вдовствующей королевы в Пуатье. Я обещал привезти леди Алису в Виндзор после праздника урожая.

Мольон отодвинул пустой кубок.

— Когда наш гонец вернется к королеве Элеаноре, он скажет ей, что вы и ваша жена не забыли свое обещание.

Раймон наполнил кубок и опять поставил его перед Мольоном.

— Нет, мы ничего не забыли, — подтвердил он.

— Их послала королева, — сообщил Раймон. Алиса встала со скамьи.

— Так, может, отдадим им…

— Нет. Даже не заикайтесь об этом.

Она снова села.

— Вряд ли они будут подслушивать под дверью.

— Никогда не сомневайтесь в их хитрости. Если есть способ слушать через каменные стены, то они его знают. — Раймон покачал головой, отказываясь от вина, которое налила ему жена. — Нет, мне хватит. Я много выпил в зале, чтобы показать Мольону и остальным, что не боюсь захмелеть и выболтать какие-то свои секреты. — Он снял рубаху и протянул руки к огню в камине.

Алиса закрыла лицо ладонями.

Раймон отнял ее руки и погладил по щекам.

— Я сказал им, что услышал молву про сокровища и разрыл колодец. И предложил им поискать самим. Только едва ли они станут утруждаться.

— Почему храмовники спросили про сокровища? Откуда они знают?

— Им рассказал какой-то паломник в Дартмуре, — прошептал Раймон.

И почувствовал, как она дрожит.

— Когда… когда это было?

— Я не спросил. Если бы проявил интерес к этому паломнику, они бы сами начали задавать мне вопросы.

Алиса закрыла глаза.

— Они нас подозревают? Раймон поцеловал ее в веки.

— Они привезли сообщение от королевы Элеаноры. — Он нагнул голову и ласково коснулся губами ее губ. — Она напоминает нам, чтобы мы приехали к ней после праздника урожая.

Алиса открыла глаза и отпрянула.

— Она вам не доверяет? Зачем она их прислала? Хватило бы и одного гонца…

Раймон вздохнул:

— Один гонец не отвечает представлению Элеаноры о королевском посланце. Когда ей понадобилось со мной встретиться, она прислала за мной в Базен капитана наемной армии и сорок бывших головорезов, которые и доставили мне высочайшее приглашение.

Он встал и начал снимать штаны.

— Но есть одна загвоздка.

— Какая, скажите? — встревожилась Алиса, тоже поднимаясь со скамьи.

— Как я уже сказал, я выпил много кубков вина, чтобы показать Мольону, что мне нечего скрывать.

Раймон взял ее за руку и потянул к лежанке.

— И у вас развязался язык? Раймон снял с кровати покрывало.

— Нет. Я говорил с величайшей осторожностью. Моей осмотрительности позавидовал бы любой придворный льстец. Вообще я думаю, что служба при дворе мне вполне по силам, так что, если захочу, можно будет…

Алиса опустилась на постель.

— Но в чем же загвоздка, Раймон? Что случилось? Он растянулся на льняных простынях и зевнул.

— Я чересчур много выпил и теперь не смогу взять вас силой, жена.

Она упала на спину рядом с ним.

— И это… все?

Он накрутил на палец прядь ее волос.

— Вы сидели здесь, ждали меня и дрожали от страха. Боялись вопросов храмовников и того, что я расскажу вам, когда приду. После такого напряжения вам необходима разрядка, чтобы уснуть. — Он улыбнулся. — Я разомлел от вина, Алиса, и не смогу возбудить нас так, как положено. Сегодня вечером вам придется взять эту работу на себя.

Алиса посмотрела на мужа и улыбнулась в ответ на его улыбку:

— Ну что ж, вы исправно трудились много ночей и заслужили мою благодарность.

— Да. Благодарите меня. Всю ночь напролет.

Алиса нависла над ним, чувствуя под собой его растущий символ желания.

— Но если мы проспим до полудня, кто же будет общаться с вашими мрачными храмовниками?

Он запустил пальцы в ее густые волосы.

— Никто, даже воинствующий монах, не допустит мысли о том, что я могу встать раньше полудня после ночи с такой красавицей, как вы.

Она закрыла ему рот ладонью:

— Если эти люди умеют слышать через стены, милорд, то вам нужно научиться молчать. Иначе я не стану ублажать вас.

Он слегка прикусил пальцы Алисы и положил ее на себя.

— Тогда не отрывай своих губ от моих, жена. Держи их там, и я буду молчать. Всю ночь.

— Только там, милорд?

Он издал тихий гортанный стон.

— Я женился на распутнице.

Она медленно скользнула вниз и проложила многообещающую дорожку из поцелуев по его возбужденной мужской плоти.

— Запомни, муж: молчание. Ни единого звука…

— Распутница, — прошептал он, — распутница, распутница…

Глава 16

Раймон де Базен проснулся, разбуженный чьими-то шагами и звоном кольчуги о камень. Алиса заворочалась и уткнулась лицом в его плечо. Наверное, уже рассвело. Они проспали допоздна, как и предполагала Алиса…

Раймон открыл глаза, но ничего не увидел. Значит, кто-то споткнулся на лестнице и упал, не разглядев в темноте необычную ступеньку, ловушку для злоумышленников…

Он взял меч и подошел к двери спальни. Тихий шорох в коридоре стих, и кто-то сильно стукнул кулаком в дубовую панель.

— Раймон…

— Лежи, Алиса, — прошептал он.

Дверь затряслась от второго удара, потом послышался скрежет железа по дереву. Раймон быстро снял засов и отступил назад, крепко сжав меч обеими руками.

Незваный гость ввалился в спальню спутанным клубком из рук, ног, оружия и кольчуги. Раймон поднял меч.

— Одно движение, и я…

— Фортебрас… Лорд Фортебрас… — пролепетал Эрик неузнаваемым от страха голосом.

Раймон с облегчением вздохнул, но меча не опустил.

— Говори, что случилось, болван! Ты один?

— Вам надо выйти к воротам, лорд Фортебрас.

Если бы этот молодой простофиля назвал его не Фортебрасом, а как-то еще, то мог уже распроститься с жизнью. Раймон недовольно застонал:

— Эрик, если ты еще раз…

— Прошу вас, лорд Фортебрас. Они стоят у ворот и требуют, чтобы мы открыли. Пожалуйста, идите быстрей, пока…

Раймон натянул через голову рубаху и стал искать в темноте сапоги.

— Кто они?

— Храмовники. Мольон и двое других. Раймон взял меч.

— Что? Ведь они спали в зале. Как они выбрались из крепости…

— Они во дворе и хотят уехать. Они попросили Алена их выпустить. Мы сказали, что вы не разрешаете открывать ворота ночью. Они уже на лошадях и готовы ехать, Фортебрас. Они угрожают…

Раймон выпихнул Эрика в коридор.

— Заприте за мной дверь, Алиса, и никому не открывайте до моего прихода.

Огонь в камине погас. Ей не удалось раздуть ни единого уголька. Алиса сидела на сарацинской ткани, прислонясь спиной к скамье, и смотрела в сторону запертой двери, отделявшей ее от коридора.

Она дважды пересекала темную спальню и трогала засов, желая убедиться, что он на месте, потом возвращалась к камину. Из-за закрытых ставен, с высокого речного берега, доносились топот лошадей и отдаленные голоса, но голоса Раймона среди них не было.

Она надела платье и сунула ноги в сапоги, в которых обычно ездила верхом. Кинжал Раймона был на месте — на ее правой икре, скрытый в складке бараньей кожи.

Алиса не знала, сколько времени она прождала. Луны за ставнями не было видно, и нельзя было понять, в какой момент ночи они с Раймоном поднялись, разбуженные часовым. О милосердный Господь, пожалуйста, сделай так, чтобы Раймон вернулся!

Рыцари-храмовники уезжают из крепости посреди ночи. Странно. Почему они не дождались?..

Под дверью спальни появилась тусклая полоска красноватого света. Алиса достала из сапога кинжал и вжалась спиной в основание скамьи. Не было слышно ни шороха, ни шагов. Только оранжевое зарево, обрамлявшее дверь, становилось все ярче. Кто-то тихо подходил к двери со стороны коридора, держа в руке факел. Алиса сомкнула пальцы на рукоятке ножа.

— Алиса!

Это был голос ее мужа.

Она подбежала к двери и толкнула засов, который со звоном упал на пол. Золотистый свет факела Раймона залил спальню.

Силуэт на пороге не двигался.

— Я пришел, чтобы встретиться лицом к лицу со злодейкой, которую сам же и выучил на свою голову?

Алиса оглянулась назад, потом снова посмотрела на Раймона.

— Я без кольчуги, жена, а вы целитесь своим кинжалом мне прямо в пах. Вы чем-то недовольны?

Она отшвырнула нож и бросилась в его объятия.

— Я думала…

— Знаю. — Он прижал ее к груди. — Ничего страшного не произошло. Просто Мольон и его люди решили отправиться в путь до рассвета. А Эрик с Аленом, выполняя мой приказ, не открывали им ворота без моего разрешения.

— Но почему Мольон уехал так рано? Должно быть, он заподозрил…

Раймон увлек ее в глубь спальни и закрыл дверь.

— Мольон и его люди ничего не заподозрили, Алиса. Храмовники любят пускать пыль в глаза, демонстрируя свою поразительную дисциплину. Они встали задолго до рассвета, как в Палестине, и отправились по ночному холоду.

— Но зачем это нужно делать здесь? Раймон поставил на место засов.

— Чтобы показать, как мало они ценят теплую перину и прочие удобства. Это форма бахвальства, Алиса, и ничего больше. С помощью таких приемов они держат в страхе весь христианский мир. — Он поставил меч перед дверью и бросил факел на каминную полку. — Мерзавцы!

— Из-за них Эрик чуть не лишился жизни.

— Он барабанил в дверь, не назвав себя. — Раймон устало опустился на лежанку. — Я мог его убить. — Он вздохнул. — Мы как овцы, которых приготовили на убой, Алиса. Сидим здесь, как в загоне, и ждем самого худшего. В следующий раз, когда этот молодой болван Эрик опять застанет меня врасплох, я могу заколоть его раньше, чем успею подумать.

— Вы ни в чем не виноваты, Раймон. Он покачал головой:

— А вы, моя дорогая жена, могли от испуга оскопить меня тем самым кинжалом, который я вам дал. — Раймон тронул ее за руку. — Пора нам уезжать отсюда, Алиса. Лучше раньше отправиться в Виндзор и делать долгие остановки в пути, чем сидеть здесь и ждать беды, шарахаясь от каждого заезжего путника.

— Вы хотите ехать сейчас? Так скоро?

— На этой неделе. Желательно дня через три, если успеем собраться. Я не хочу присутствовать здесь, когда Мольон и его люди вернутся из Биддафорда и начнут обыскивать Морстон.

— Они удивятся, почему вы так рано уехали.

— Тогда пусть спросят меня об этом, приехав в Виндзор. К тому времени Мольон нам будет уже не страшен: мы отдадим свои судьбы в руки королевы Элеаноры.

Они выехали из Кернстоу на рассвете в конце августа, с шестью вооруженными солдатами и двумя вьючными лошадьми — такими же крупными и быстрыми, как скаковые. Уота они взяли с собой. Мальчик сидел в седле вместе с леди Алисой до тех пор, пока они не выбрались на широкую дорогу за Данхеветом. По пути им встретилась группа торговцев шерстью, ехавших на восток, а около полудня мимо проскакали три всадника. После дневного привала Раймон уложил Уота на широкие корзины первой вьючной лошади, где тот и заснул.

Раймон смотрел на дорогу и жалел, что не может взять их всех — Алису, Хьюго, Эмму, своих рыцарей, оставшихся в Кернстоу, и маленький отряд, ехавший сейчас с ним, — и отправиться прямиком на юг. Там, в приморской деревне Секома, их ждала хорошо оснащенная продовольствием рыбацкая лодка, которую Эрик и Ален тайно купили на базенское золото по указанию Ренульфа де Базена — на случай, если Раймону понадобится срочно покинуть Англию.

В сотый раз за день Раймон напоминал себе о том, что в Корнуолле за ним следят люди королевы Элеаноры. Если три храмовника, которые гостили в Кернстоу, догадались, что Раймон с женой собираются тайно бежать из страны, их схватят по высочайшему предписанию и доставят в Виндзор в цепях. Нет, не стоит прежде времени гневить королеву Элеанору. Сначала надо попробовать поладить с ней честно. Это куда безопаснее.

Когда наступила ночь, они легли спать за воротами Данхевета, в старом бревенчатом доме, на соломенных тюфяках, которые им предложили хозяин и его молчаливая жена. Алиса и Уот спали в самом дальнем от двери углу, Раймон и его воины — неподалеку от них. В центре комнаты, в длинной яме, горел огонь. Дым от углей поднимался к широкому отверстию в балочном потолке. Когда в полночь пошел дождь, брызги стали залетать в дымоход и тушить пламя. Подсвеченные луной колонны пара с шипением уходили кверху.

Два солдата бодрствовали в самые темные часы ночи и легли лишь тогда, когда их сменили Эрик и Ален.

Алиса спала урывками, часто просыпаясь и щупая обернутую тряпкой шкатулку, которая лежала в ее шерстяной подушке. Раймон отдал драгоценности на хранение жене. Она должна была каждое утро прятать подушку с тайной начинкой в свою седельную сумку, а по вечерам класть ее себе под голову, где бы они ни останавливались на ночлег — на постоялом дворе аббатства или в городской гостинице.

Утром перед отъездом она заспорила, уверяя Раймона, что надежнее будет спрятать шкатулку в его седельной сумке. Он подсадил жену на лошадь и завязал ее сумку.

— Держите ее у себя, Алиса. Если мы повстречаемся с разбойниками или с уполномоченными принца Иоанна… — он улыбнулся шире, — или и с теми и с другими в одном лице, то мои воины прежде всего будут защищать вашу жизнь. Таков мой приказ.

Уот выбежал из крепости, неотразимый в своей новой красной рубахе.

— Вы уезжаете без меня? Раймон поманил его пальцем.

— Иди сюда, парень, и проверь подпругу у этой кобылы. Если ты поедешь с нами, тебе придется каждое утро проверять седло госпожи перед тем, как она сядет на лошадь. Да смотри не объедайся в дороге, а то растолстеешь, и бедные лошади не довезут нас до Виндзора, обессилев от тяжести.

Маленький Уот небрежно затянул подпругу и помчался обратно на кухню — искать Виду. Раймон оседлал Шайтана и подъехал к Алисе.

— И помните, — тихо проговорил он, — если на дороге мы столкнемся с врагами и вам надо будет бросить лошадь, забудьте про эту проклятую шкатулку и спасайтесь сами. — Он нахмурился, увидев, как Уот, пошатываясь, тащит по двору корзину свежеиспеченных пряников, которую дала ему Вида. — И спасайте этого маленького постреленка.

— Спасибо, что разрешили ему поехать с нами, — сказала Алиса.

— С вами будет одно знакомое лицо.

— И еще одно, очень любимое, — добавила она. Раймон расплылся в улыбке и продолжал улыбаться, даже когда Уот высыпал пряники во вьючный короб, в котором лежал лучший плащ его господина.

Уот заворочался во сне. Алиса натянула шерстяное одеяло ему на плечи и подняла голову, ища глазами мужа. Раймон лежал, растянувшись на соломенном тюфяке рядом с Уотом, загораживая Алису и мальчика от остальных спящих. В лунном свете, струившемся в дымоход, было видно, что он лежит лицом к приставной лестнице, которой пользовались хозяин и его жена для того, чтобы подняться сюда, на чердак. Рядом с ним поблескивал верный меч.

Проснувшись на рассвете, маленькая группа почувствовала запах овсяной каши и хлеба. Быстро позавтракав, путники переправились на конях через реку ниже замка. К тому времени, когда солнце окончательно взошло, они уже ехали на восток, к большому болоту, уходившему за горизонт. Это была не знакомая Алисе серая пустошь, землю которой можно издали спутать с облаками, а просторная холмистая равнина с каменистыми утесами и булыжными пирамидами — древними дорожными указателями. Проезжая по этой земле, поросшей низким кустарником, Алиса разглядывала камни и утесы, попадавшиеся ей на пути, и старалась не думать о безграничности окружающего простора.

В полдень они остановились отдохнуть и поели сыра, уже зачерствевшего во вьючных корзинах. Страх, с которым Алиса глядела на далекий горизонт, постепенно сменялся любопытством.

Раймон сидел рядом с ней и смотрел на маленького Уота, который носился взад-вперед по широкой и ровной каменистой дороге.

— Следующие два дня наше путешествие будет легким, — сказал он. — Такая хорошая дорога проложена через все болото к самому поселку храмовников.

— Это они ее построили? Он покачал головой:

— Рыцари говорят, что эта дорога существовала еще до того, как они здесь появились, — ровная и сухая на много миль. Такие дороги я видел в Дувре, они связывают побережье с Лондоном. Мой двоюродный брат Монбэзон полагает, что их построили рабы древнеримских воинов.

Алиса засмеялась:

— Отец Ансельм говорил мне, что Рим был богатой империей. Зачем римлянам было приезжать сюда и строить дороги?

Раймон пожал плечами:

— В Палестине тоже есть такие дороги. И города-крепости, в которых жили римляне во времена Христа. Я думаю, Монбэзон прав.

— Палестина — это так далеко!

Раймон лег на поросшую мхом землю и посмотрел в небо.

— Вероятно, когда-нибудь вам захочется увидеть дальние страны. Побывав в Виндзоре и в Лондоне, вы пожелаете посетить новые незнакомые места. — Он покрутил в пальцах подол ее мантильи. — Может быть, в один прекрасный день вы отправитесь за море, в Нормандию.

Алиса погладила его по руке.

— Я знаю, что нам придется отплыть в Нормандию, если королева Элеанора на нас рассердится. Я готова к этому, Раймон.

— А если королева отнесется к нам благосклонно и мы сможем свободно выбирать себе маршрут, вы поедете со мной в Базен, в дом моего отца?

Алиса повернула его лицо, чтобы он посмотрел ей в глаза.

— С вами я поеду хоть на край земли, — пообещала она. — Вы только предложите.

В ту ночь они спали прямо на болоте, в палатке из грубой шерсти, которая закрывала лунный свет, но не заглушала лисьего тявканья и далекого волчьего воя. Алиса лежала рядом с Раймоном, положив голову ему на плечо. Обсудив с женой разные мелкие темы (гнедая вьючная лошадь потеряла подкову, в следующем поселке им надо будет купить круг сыра), он повернулся на бок и начал ласково стягивать платье с ее плеч. Но тут через двойной полог палатки донесся тонкий голосок Уота.

— Он боится ночных звуков, — прошептала Алиса.

— С ним Эрик и остальные, они не дадут его в обиду.

— Он в первый раз ночует под открытым небом. Раймон поцеловал ее в плечо.

— Ничего, привыкнет.

— Он никому не даст заснуть — не только часовым, но и остальным воинам.

Раймон перевернулся на спину.

— Вы не успокоитесь до тех пор, пока мы не возьмем его к себе, — пробормотал он.

Она погладила его по щеке.

— Если мы слышим мальчика, значит, он и ваши солдаты слышат нас, верно?

— А как вы думаете, зачем я взял с собой эту палатку?

— Все мужчины получают удовольствие так же шумно, как вы?

Он прижал ее ладонь к губам, потом опустил себе на грудь.

— Я буду тихо, жена. Очень тихо.

— Как в ту ночь, когда в Кернстоу гостили храмовники? Он пожал плечами:

— Конечно. Алис вздохнула:

— Как вы думаете, почему Мольон и компания уехали от нас, не дождавшись утра? Мне кажется, они не смогли заснуть, всю ночь слушая ваши громкие стоны.

Раймон сел и нежно поцеловал ее в плечо.

— Я прекрасно помню ту ночь. — Он засмеялся. — Я вел себя очень тихо, стараясь соблюдать ваши правила игры.

— Милорд, вы вели себя так же тихо, как бык, застрявший в дверях сарая.

Нежные пальцы прошлись по ее губам.

— Моя жена — жестокая женщина. Позади них послышался шорох.

Раймон обернулся и поднял полог палатки.

— Тебе нельзя здесь спать, — сказал он.

— Эрик прогнал меня от костра. Говорит, что я слишком уж ворочаюсь.

— Тогда перейди на другую сторону.

— Волки едят маленьких мальчиков.

— Они едят только тех мальчиков, которые крутятся под ногами у своих господ, мешая им отдыхать.

Раймон услышал за спиной шуршание простыни, накрывшей мягкое изящное тело. И приглушенный смех.

Он вздохнул и втянул в палатку походную постель Уота.

— Но чтобы ни звука! Стоит тебе только пикнуть, и я тут же выставлю тебя из палатки, будешь и дальше донимать часовых.

— Я буду тихо, лорд Раймон. — Уот захихикал в подушку. — Очень тихо.

Раймон закрыл полог и опять опустился на постель. Лежавшая рядом Алиса сотрясалась в беззвучном смехе. Он закинул руку за голову.

— Скоро, миледи, мы с вами будем ночевать в отдельной спальне.

Она повернулась на бок и уютно пристроила голову у него на плече.

— Где же мы ее найдем? Вы сказали, что большинство землевладельцев спят в зале вместе со слугами, и лишь немногие…

— Поверьте мне, жена: если на всем пути отсюда до Виндзора есть хотя бы одна отдельная спальня, она будет нашей.

Уот, свернувшийся калачиком у них в ногах, икнул и погрузился в сладкий сон.

К полудню они выехали на самую высокую часть болота — туда, где над продуваемой ветрами равниной вздымался грубый гранитный утес. К югу от скал, в мелкой чашеобразной низине с плодородной землей, храмовники выстроили свой поселок. Посреди домов стояла единственная крепость — такая же серая, как утес, но с искусно сложенными гладкими стенами, где крючьям штурмовых лестниц было не за что зацепиться.

Вокруг замка аккуратными рядами располагались жилые дома храмовников — длинные и низкие строения из неотесанного камня, поросшие мхом и лишайником.

Раймон показал на низкую гряду холмов над крепостью.

— Мы поставим палатку вон там, — сказал он, — в черте их сторожевых постов.

Алиса подняла голову к каменистым вершинам и вновь посмотрела на опрятные дома храмовников.

— Разве у них нет помещения для путников, где мы могли бы остановиться? — И озорно улыбнулась. — Или отдельной спальни для нас?

— Здесь нет. В таком маленьком поселке храмовники не содержат помещений для дам и их рыцарей. Чтобы провести вас туда, мне пришлось бы обрядить вас в мужскую одежду и рискнуть прослыть любителем юношей.

Алиса засмеялась:

— Тогда поберегите свою репутацию и проведите еще одну ночь в тишине, Раймон. — Улыбка сошла с ее лица. — По правде сказать, я бы не хотела провести ночь под их крышей, милорд. Это поселок Мольона?

Раймон кивнул:

— Должно быть. Мы разобьем лагерь на холме и спустимся вниз, чтобы поговорить с их наставником и поужинать. В палатку вернемся дотемна.

— А что мне делать со шкатулкой?

— Мы поставим человека сторожить вашу лошадь. Здесь можно не бояться, что ее украдут. Эти рыцари жадные, скрытные и даже богохульные, если молва не врет. Но они не воры.

Из уважения к Раймону храмовники терпели Алису за своим столом, но не скрывали желания поскорее от нее отделаться. Она ела молча, слушая краткий обмен вопросами и уклончивыми ответами между пожилым черноглазым настоятелем и Раймоном. Из их разговора она поняла немного, но, кажется, оба не доверяли друг другу, когда речь шла о злоключениях короля Ричарда на пути из Палестины домой.

Храмовники угощали их хлебом грубого помола и горохом. Раймон быстро поел и увел Алису на холм еще до захода солнца. Уот и воины, сидевшие далеко от настоятеля и поэтому не удостоившиеся расспросов его сержантов, задержались подольше.

Они поднялись по склону, ведя лошадей в поводу. Позади них, в узких бойницах круглой церкви, горели свечи: это монахи-храмовники начали свой вечерний сход.

— Почему они здесь живут? Раймон отмахнулся.

— Из-за паломников. Где бы ни селились, они утверждают, что делают это, дабы помогать паломникам.

Алиса оглядела маленький круг полей в долине.

— Их здесь так мало, что, наверное, едва хватает людей ухаживать за посевами. Я сомневаюсь, что у них остается время на то, чтобы защищать паломников на дороге.

— Если паломники вообще забредают в это захолустье. — Раймон показал на дальний край долины и на скалистый утес, высившийся над маленьким поселком. — Там, наверху, еще много людей. Часовые и прочие.

— Я никого не вижу.

— А вы приглядитесь. Они сняли свои белые плащи и остались в черном. — Он намотал на руку поводья Шайтана и стал подниматься по круче. — Только не смотрите слишком долго. Эти люди — дьявольски ловкие шпионы, они умеют собирать слухи и проникать в дела тех, за кем следят, но сами не любят привлекать к себе внимание.

Они привязали своих лошадей к столбу, вбитому рядом с палаткой, и сели ждать остальных, глядя на черные тени, которые двигались на дальних склонах.

Глава 17

Они проехали мимо него по дороге.

На три мили западнее аббатства, при полном свете дня, эта продажная девка Мирбо и ее бугай муж миновали его и даже не удостоили взглядом. Кажется, все их внимание занимала крыша аббатства, высившаяся вдали. Они наверняка предвкушали ночь со всеми удобствами в гостевой комнате настоятеля, мягкую перину и хорошее бренди.

Он слишком поздно их заметил и не успел съехать с дороги. Такой маневр мог вызвать подозрение у этого тупоголового рыцаря и в конце концов привести к разоблачению. Поэтому он остался на дороге и опустил голову, когда его бурый мул проезжал мимо их добротных скакунов и вьючных лошадей.

Они отправились в путь раньше, чем он ожидал. Это был весьма неприятный сюрприз.

Когда они поравнялись, сердце его чуть не выскочило из груди.

Дорога была узкой. Он задел коленом кольчугу на ноге воина-великана и резко повернул своего мула (что поделать, пришлось пойти на риск), пробормотав извинение.

Но они его не услышали. И даже не оглянулись, чтобы увидеть, как он снова вышел на дорогу. Впрочем, если бы они это сделали, то не узнали бы его и не заметили в нем ничего опасного.

Они продолжали свой путьрыцарь, его жена и вооруженные солдаты. Только неряшливый мальчишка, восседавший на первой вьючной лошади, оглянулся назад.

Мужчина на муле продолжал путь на запад, не поднимая головы и сдерживая дыхание. Но лишь только топот кавалькады затих вдали, он пинками развернул своего мула и поехал следом за ними.

Медленно. На приличном расстоянии, за завесой пыли.

Ему не надо было держать их в поле зрения. Он знал, куда они едут.

Кровать в гостевой комнате аббатства стояла на резных дубовых ножках в форме ястребиных лап с когтями. Мягкую пуховую перину и льняную простыню закрывали три шерстяных одеяла, расшитые по краям пестрым узором — еще более затейливым, чем на маленьком квадратном полотне для алтаря, которое привезла в Морстон Изабелла Мирбо. Господская кровать, что стояла без применения в главной спальне Кернстоу, была не так роскошна, как эта.

Алиса погладила тонкотканое покрывало и откинула его, чтобы разгладить легкую складку на одеяле.

— Аббат-настоятель, должно быть, очень богат, если предоставляет своим гостям такую постель, — сказала она.

Раймон пожал плечами:

— Аббат-настоятель потому и богат, что у него есть такая комната для гостей. Он обязан давать кров всем путникам: многие из них готовы щедро платить, чтобы спать отдельно от паломников. И платят очень много, чтобы получить именно эти покои.

Алиса отдернула руку от покрывала.

— Тогда давайте попросим другую. Нам не нужна такая шикарная спальня.

Раймон поймал ее руку и поднес к губам.

— Мы никуда отсюда не уйдем, моя дорогая жена. Очень скоро мы насладимся ею и оправдаем затраченные на нее деньги.

Алиса провела пальцами по твердой линии его подбородка.

— Раймон, нам сгодится любая простая спальня. Если мы будем там одни, этого хватит для счастья. Нам незачем…

Он коснулся губами ее пальцев и слегка прикусил их.

— В аббатстве полно путников, и не все они честные торговцы. Это самая безопасная комната.

Алиса улыбнулась:

— Тогда мы должны насладиться ею сполна.

— Это я вам обещаю.

Раймон поцеловал нежный изгиб ее запястья.

Смех перешел в тихий стон удовольствия. Алиса затаила дыхание, почувствовав, как теплые руки мужа движутся к шнуровке на ее платье.

— Вы отошлете Эрика?

Раймон покачал головой:

— Он будет дежурить под дверью до ночи, а потом его сменит Ален. Даже здесь мы должны быть начеку.

— Тогда вам надо спать с мечом на спинке кровати и полуоткрытыми глазами.

— Я сплю с полуоткрытыми глазами с тех пор, как мы поженились.

Она скользнула руками под его рубаху и погладила золотистую кожу его груди.

— Потому что боитесь своей кровожадной жены?

— Конечно, — довольно проворчал он, — и всю ночь любуюсь ее прекрасным телом в свете камина.

Из-за запертой двери долетели голоса. Выругавшись, Раймон начал развязывать шнуровку на платье.

— Кто-то пришел нам мешать. — Тесемки путались у него в пальцах. — Когда закончится это путешествие, мы с вами больше никуда не поедем, жена.

Она оттолкнула его руку и быстрым движением затянула шнуровку.

— Вы забыли, милорд, что после Виндзора хотели свозить меня в Нормандию? А еще в Пуатье и в Рим?

Он пригладил ее юбку.

— Я был не прав. Мы найдем хорошую гостиницу, снимем комнату и будем жить там до следующей весны.

— А Эрик и Уот будут ждать нас в зале?

— Я порекомендую их королеве Элеаноре для очередных тайных заданий.

Стоявший за дверью Эрик что-то быстро сказал. Послышались тяжелые удары, скрежет и плеск воды, потом голоса стихли, перейдя в тихое бормотание.

— Ванна! — спохватилась Алиса. — Я послала Уота в кухню попросить воду для мытья.

— Лорд Раймон, — позвал Эрик из коридора, — слуги принесли ванну и пошли за ведрами с водой.

— Скажи им, пусть придут после ужина.

— Раймон, я вся в пыли, — заметила Алиса. Он вздохнул, разыгрывая недовольство.

— Успокойтесь, жена. Клянусь святым Магнусом, я не лягу в постель с пыльной женщиной. Видит Бог: мы заплатили настоятелю за эту спальню столько денег, что имеем право на дюжину горячих ванн. — Раймон нахмурился. — Я уберу шкатулку подальше от глаз. Не хватало еще, чтобы поварята стащили драгоценности старой королевы.

— Тише, вас услышат под окном.

— В аббатстве повсюду рыщут воры, которые зарятся на добро гостей. Мы с вами, хоть и взяли лучшую спальню, отнюдь не являемся самыми богатыми путешественниками. — Он задвинул шкатулку под кровать. — Чем ближе мы подъезжаем к Виндзору и Лондону, тем смешнее становятся наши усилия по охране этого проклятого ящика с побрякушками. Когда мы выйдем в обеденный зал, оглядитесь по сторонам, Алиса. Вы наверняка увидите среди присутствующих за ужином купчих, которые могли бы посмеяться над жалким содержимым королевской шкатулки.

— Но некоторые считают эти вещи очень ценными, — возразила Алиса. — Когда я была маленькой, мне казалось, что в шкатулке хранятся все сокровища востока.

— Только Востока? Алиса улыбнулась:

— Эмма говорила, что только у папы римского есть драгоценности богаче этих.

Он улыбнулся в ответ:

— Если у его святейшества меньше сокровищ, чем в этой кучке побрякушек, то следующий безрадостный поход в Палестину будет совсем коротким. Будем надеяться, Алиса, что папа не так богат, как думает Эмма.

— В ваших словах есть что-то нечестивое.

Раймон посмотрел на дверь и вновь перевел взгляд на Алису.

— Только не передавайте их настоятелю аббатства… хотя бы до тех пор, пока мы не помоемся. — Он неторопливо, задумчиво поцеловал ее. — А лучше до тех пор, пока не кончится эта ночь.

Алиса вытянула руки над головой и вновь улыбнулась:

— Не волнуйтесь, милорд. Настоятель никогда не узнает, что рыцарь, которому он предоставил свою лучшую спальню, поклялся оградить своих сыновей от походов на Святую землю.

Он положил руки на ее плоский живот и улыбнулся:

— Если вы будете говорить о сыновьях, Алиса, нам придется…

В дверь опять постучали. Раймон поднял засов и отступил в сторону, давая дорогу слугам аббата-настоятеля. Они втащили в комнату большую ванну и направились к двери за водой, благочестиво отводя глаза от Алисы, которая стояла в ожидании у кровати. Последний из них, флегматичный коренастый парень в монашеском капюшоне, нахлобученном на самые глаза, задержался над ванной, выливая воду из ведра тонюсенькой струйкой.

Раймон заметил, как он украдкой посматривает на Алису из-под края капюшона, и шагнул вперед, чтобы загородить жену от его взглядов. «Даже монахи не лишены любовного влечения, — подумал он. — Да и какой мужчина оторвет глаза от такой грациозной красавицы, стоящей в обрамлении лучей заката, который сияет над полями аббатства и струится в резную каменную бойницу?»

Бедняга монах продолжал медленно лить воду в ванну.

Отрывистым, но вежливым жестом Раймон выпроводил его из спальни и сочувственно покачал головой. Этот несчастный явно тяготился вынужденным воздержанием.

Раймон Фортебрас возблагодарил Господа за тот давний день в Авранше, когда кресло с тростниковым сиденьем, высокая свеча и разгневанный папский посол убедили Ренульфа де Базена, что его второй сын не создан для жизни священника.

Главный зал гласил о богатстве аббатства. Его стены были ярко украшены, а камины выложены камнем тонкой резьбы. Гости настоятеля — роскошно одетые, как и предвидел Раймон, — сидели за длинными столами, ломившимися от еды. Алиса еще никогда в жизни не видела такого изобилия. Раймон и Алиса ужинали в окружении базенских солдат за покрытым скатертью столом и отрывисто переговаривались с торговцем тканями, три дочери которого сидели в дальнем конце.

Алиса увидела, как Ален потянулся через стол, предлагая девушкам вино.

— Эрик сбежал бы со своего поста часового, если бы видел, как его двоюродный брат проводит время, — шепнула она мужу.

Раймон засмеялся:

— А Ален сбежал бы из-за стола, если бы прочитал мысли этого купца. Мужчину беспокоит интерес Алена к его дочерям. Видите, как он разглядывает рубаху Алена? Словно прикидывает ее стоимость. Он хочет узнать, есть ли у Алена собственные земли, но не решается спросить — боится спугнуть добычу. Он понимает, что позволить Алену ухаживать за его дочерьми — все равно что запустить молодого лиса в голубятню. Но у юноши хорошая репутация. Может, есть смысл рискнуть? — Раймон склонил голову набок. — Посмотрите на старика. Он весь в мучительных раздумьях. Не так-то легко решиться поставить на кон приданое дочери против наследства незнакомого рыцаря… К тому же есть вероятность, что Ален поимеет всех троих девушек и не женится ни на одной из них. — Раймон улыбнулся. — Этому человеку повезло, что мы остановились здесь только на одну ночь.

Девушки были яркими и пестрыми, как весенние цветы, в шелковых вуалях с кромкой в тон платьям. Алисе так и хотелось пощупать блестящую ткань.

— Они такие благородные — и леди, и их отец.

— Я думаю, он богат, но не настолько благороден, чтобы дать этим девушкам в приданое землю. Он предложит их женихам золото, уповая на то, что его дочери после свадьбы получат землю и благородное имя. — Раймон весело оглядел стол. — Надеюсь, юный Ален будет осторожен и не станет болтать про себя своим новым подружкам, иначе папаша захочет похитить его и насильно женить на старшей дочери.

Алиса проследила за его взглядом.

— На блондинке? Она очень красивая.

— Да, красивая. И носит на пальцах половину отцовского состояния. — Раймон пожал плечами. — И все же Ален мог бы найти себе невесту получше.

Великолепие вечера померкло в глазах Алисы. Она взглянула на свои руки, помягчевшие с тех пор, как Раймон увез ее от суровой морстонскои жизни, но еще темные от солнца и покрытые непроходящими мозолями. Рядом с купеческой дочкой Алиса казалась неуклюжей простолюдинкой с заскорузлыми пальцами. Однако Раймон де Базен смотрел свысока на эту богатую девушку и считал, что она не пара молодому Алену.

Интересно, какую бы женщину выбрал он для себя, если бы королева Элеанора не принудила его жениться на безземельной провинциалке?

Алиса спрятала руки под стол, положив их на колени. Раймон ни разу — ни словом, ни делом — не показал ей своего разочарования от того, что у нее нет приданого и положения в обществе. За это она будет ему хорошей женой и не опозорит его перед лицом богатых и знатных мужчин… и женщин, с которыми им предстоит встретиться в Виндзоре.

Монах в коричневой сутане с капюшоном, закрывавшем пол-лица, начал убирать со стола хлеб, смахивая его в мешок, висевший у него на боку. Другой монах уносил многочисленные тарелки с большими бараньими и мелкими гусиными костями, дочиста объеденными голодными путешественниками.

Раймон налил вина в оба кубка.

— Выпейте, Алиса. Нам нужно согреться. В коридорах этого аббатства так же холодно, как в Морстоне в полдень. — Он опять взглянул на жену. — Вы устали?

Алиса протянула к кубку руку, уродство которой осознала только минуту назад. В Виндзоре будет много женщин с белыми мягкими руками. Руками, к которым Раймон привык.

Если они сейчас ускользнут от разряженной купеческой семьи и уйдут в спальню, это не приведет ни к чему хорошему.

Алиса подняла голову.

— Нет, — сказала она, — мне хотелось бы посидеть здесь еще немного.

Черноволосый мужчина в красном подошел к маленькой скамье в углу и взял в руки большую широкую скрипку. По залу прошел довольный ропот. Подвыпивший солдат, сидевший у стены напротив, выкрикнул громкое приветствие. Музыкант улыбнулся самому себе и положил скрипку на колени.

— А где же смычок? — спросила Алиса. — Я еще никогда не видела такую большую…

Раймон удивленно обернулся к жене.

— Смычка нет. Он перебирает струны пальцами. Вы что, никогда не видели…

— Но это не арфа.

— Он перебирает их сверху. Разве вы не слышали про…

— Ш-ш-ш, — прошептала Алиса. — Он сейчас будет играть.

Молодой трувер принялся настраивать свой инструмент, одну за другой пробуя струны. Раймон видел нетерпеливо-взволнованное лицо жены. В Кернстоу не было музыки, если не считать крестьянских свистулек и барабанов. Эмма, приехав болотом из Морстона, привезла с собой «сокровища» Алисы, в числе коих были маленькая виолончель без двух струн и смычок, запутавшийся в рваном конском волосе. Инструмент много лет лежал без использования и покоробился от времени. Неужели Алиса Мирбо, внучка одного из мятежных лордов Пуату, никогда не слышала французских труверов?

Когда прозвучали первые переборы, Алиса взяла Раймона за руку. Но вот молодой музыкант провел пальцами по струнам, и она ахнула от удовольствия, услышав первый звучный аккорд.

Раймон забыл о своем намерении пораньше увести жену в спальню после ужина. Тщетно стараясь унять растущее вожделение, он любовался ее взволнованным лицом — огромными глазами и пылающими щеками. Созвучия и ритмы все усиливались и усложнялись, наполняя большой зал долгими заунывными песнями древних дворов Прованса.

Они давно выпили все вино и сидели рука об руку, слушая красивый тонкий голос молодого человека, поющего баллады о рыцарской любви. Когда он затянул последнюю песню, Раймон увидел, что по лицу жены катятся слезы.

— Не плачьте, — сказал он. — Если хотите, я найду вам такого же искусного и сладкоголосого менестреля и заплачу ему, чтобы он все время был с нами и услаждал ваш слух своим пением.

Она крепче сжала его руку.

— Дело не в том, что он заканчивает играть, — прошептала она. — Я плачу из-за самой песни. — Она протяжно вздохнула. — Моя мама пела ее каждый день. Только без музыки. — Она вытерла мокрые щеки. — Ох, Раймон, теперь я знаю, что звучало у нее в ушах, когда она пела эту песню. Она вспоминала… звуки тех струн…

Молодой человек не остановил последний аккорд, и он долго звенел, затихая в притихших углах зала.

Раймон дал музыканту серебряную монету и поблагодарил за пение, потом вернулся к столу, взял Алису под руку и повел ее к темным спальням, мимо маленького зала, где слуги настоятеля выкладывали остатки хлеба и мяса перед нищими, которые стекались в аббатство во время богатого ужина для гостей. Недоеденного в большом зале было достаточно, чтобы накормить двадцать оборванцев, толпившихся вокруг маленького стола.

Беззубая женщина с большими пустыми глазами громко поздоровалась, шамкая набитым хлебом ртом. Коренастый монах что-то тихо сказал ей, заставив замолчать. Раймон кивнул старой ведьме и повел жену дальше по темному коридору.

— Милосердие аббата-настоятеля поражает воображение, но его странные слуги у кого угодно отобьют аппетит, — заметил он.

Алиса кивнула. Интересно, слышали ли эти нищие, собравшиеся в маленьком зале, пение музыканта, который играл в большой столовой? Если да, то даже самые нуждающиеся из них должны были на время забыть про свои горести, успокоенные волшебной музыкой.

В голове Алисы еще звучали фрагменты мелодий, но все тише и глуше. К завтрашнему дню эти отголоски затихнут совсем.

Алиса прошла мимо Эрика, который стоял на страже у двери, и лишь кивнула ему головой.

— Я вижу, — сказал Раймон, раздув угли в маленьком камине, — по вечерам вам нельзя долго пить вино и слушать музыку. Вы настолько прониклись впечатлениями, мадам, что даже не улыбнетесь своему мужу, который истомился по вашей улыбке.

— Вы…

— Что я? — Он подвел жену к камину и начал осыпать легкими поцелуями ее нежную шею.

— Когда мы приедем домой, вы найдете нам музыканта? — Она ахнула от удовольствия, когда его рука скользнула ей под платье и принялась ласкать мягкую упругую грудь.

— Мадам, — прошептал Раймон, — я найду сразу двух музыкантов. Один, — он снял с Алисы плащ и отложил его в сторону, — будет каждый день играть для нас в зале. А другой…

Он стянул с нее платье и, встав на колени, поцеловал изящный изгиб бедра. Алиса тихо вскрикнула.

— …а другой, любимая, будет играть под дверью нашей спальни каждую ночь до восхода луны. — Раймон снял с себя тунику, штаны. — Когда в нашем зале будет играть музыка, Алиса, вы будете любить меня так же горячо, как сейчас, или отдадите мне только половину своего сердца, потому что вторая половина будет занята песней?

Она прижалась к нему всем своим стройным телом, и из горла Раймона вырвался хриплый стон желания.

— А вы, милорд? Музыка за дверью нашей спальни будет отвлекать вас от занятий любовью?

Раймон схватил руку жены и просунул ее между ними. Пальцы Алисы сомкнулись на его твердой плоти.

— Вы думаете, — прошептал он, — что-то может оторвать меня от вас? Даже если рядом будут играть сто труверов, это ничего не изменит.

Держа в руках его символ желания, она опустилась на колени и медленно провела своими густыми пышными волосами по всей длине его мужской возбужденной плоти. Он почувствовал на своем животе ее теплое дыхание.

— Когда вы меня ласкаете, милорд, я не слышу ничего, кроме биения собственного сердца. — Она нагнула голову и поцеловала его пульсирующий жезл любви.

В горячий момент безудержной страсти он поднял Алису на ноги, крепко прижал к себе и вошел в нее стоя, не сходя с места.

— Я тоже, — хрипло проговорил он.

Он начал двигаться в ней, и она прильнула к этому сильному золотисто-бронзовому телу, забыв струнные переборы. В ушах у нее звучал только нарастающий ритм пульса, который пел свою собственную неистовую песню блаженства.

Раймон проснулся и обнаружил, что простыня рядом с ним холодная и Алисы в постели нет. Она стояла перед широко распахнутыми ставнями и держала руки перед собой, поворачивая ладони то одной, то другой стороной к лунному свету.

Он сел в кровати.

— У меня была няня-бретонка, которая считала, что свет луны вреден для женщины.

Алиса вздрогнула и уронила руки, сжав их в кулаки по бокам от белых бедер, подсвеченных серебром. Раймон улыбнулся:

— Она ошибалась. Лунный свет добавляет вам красоты. — Он протянул руку. — Идите в постель.

Она начала поднимать руку, но быстро опустила ее и юркнула к нему под одеяло. Он тронул ее запястье.

— Что случилось?

Алиса отдернула руку. Он снова схватил ее и нежнопровел пальцами по ладони.

— Просто…

Он начал перебирать ее пальцы, медленно поглаживая каждый.

— Что?

— Мои руки так же грубы, как ваши. Раймон засмеялся:

— Видно, луна лишила вас рассудка. Она снова отдернула руку.

Смех прервался.

— Почему мы лежим здесь, в этой мягкой постели, одни, без мальчишки Уота, который вечно мешал нашим удовольствиям, и теряем время попусту, сравнивая мозоли на наших руках?

— А кто заснул богатырским сном после любовной разрядки? Разве я?

Раймон отвел с ее лица спутанную прядь волос.

— Я ошибся, — вздохнул он. — Мне казалось, что я так хорошо вас удовлетворил, что вы будете крепко спать до самого утра, — он опустил руку на ее грудь, — но вместо этого вы бродите по комнате и маетесь под луной. — Раймон привлек ее к себе, чтобы согреть своим большим телом.

Она обхватила его за плечи и прижалась к нему еще крепче.

— Так давайте начнем сначала. Может, на этот раз у вас получится лучше.

— Тогда уж два раза, чтобы наверняка. — Он довольно заворчал. — Обними меня крепче, жена. Мне так приятно ощущать на спине твои руки!

Глава 18

Чтобы вернуться от аббатства к лондонской дороге, Раймону пришлось провести свой отряд по узкой тропинке через болото. Кобыла Алисы осторожно ступала рядом с Шайтаном, пробираясь по топкой равнине, граничившей с полями аббатства. Проехав заросли высокого камыша, колыхавшегося длинными волнами на легком ветерке, они наконец выбрались на твердую, хорошо утоптанную грунтовую дорогу.

Теперь здесь было гораздо оживленнее. Когда они въехали на высокий отлогий холм к востоку от аббатства, Уот оглянулся назад и схватил Алису за рукав.

— Смотрите! — сказал он. — Это злые монахи с болота — те, у которых плохая еда.

Вдали, за нестройной вереницей паломников, крестьянских фургонов и всадников, скакали четыре храмовника — по двое в ряд, их ярко-красные кресты располагались в строгой симметрии. Лошади рыцарей, поджарые гнедые с черными отметинами, были так же похожи, как плащи их седоков. За ними на коротком поводу ехали два черных вьючных мула.

— Раймон, они нас преследуют?

— Мольона и его спутников среди них нет, — отозвался Раймон, не оглядываясь. — Эти рыцари стояли лагерем на полях аббатства. Сегодня утром, когда мы уезжали, я видел, как они сворачивали палатки.

Алиса посмотрела назад. Даже издали холодные, бесстрастные лица тамплиеров вызывали в ней тревожное чувство.

— Вчера вечером их не было в столовой аббатства, — проговорила она.

Раймон язвительно усмехнулся:

— Они предпочитают свой холодный лагерь. На глазах у посторонних они ведут аскетическую жизнь и насаждают презрение к удобствам в других рыцарских орденах. Если бы вчера вечером храмовники явились в столовую аббатства Макелни, настоятель приказал бы своим слугам немедленно унести со столов вкусные блюда и лангедокское вино. — Он улыбнулся. — Вот попировали бы те бедняги в зале для нищих!

— Настоятель так их боится? Раймон пожал плечами:

— Его аббатство процветает, и он дорожит своей репутацией. А эти высокомерные храмовники — разносчики слухов. Если им что-то не понравится, они шепнут на ушко кому следует, и настоятель распрощается со своей сытой жизнью. — Раймон обернулся в седле и долго смотрел назад. — Видите того монаха на буром муле, что едет прямо перед ними? По-моему, это один из слуг настоятеля. Бедняга так дрожит, что мне отсюда видно, как трясется его кадык. Парню не терпится съехать на обочину и дать дорогу страшным рыцарям.

Алиса оглянулась. Широкоплечий монах в самом деле был сильно испуган. Он ехал, низко опустив голову, и пытался повернуть своего мула в грязные придорожные камыши. Храмовники проскакали мимо, даже не взглянув на него.

— Однако я слышал про несметные богатства, которые рыцари-храмовники хранят в своих монастырях. Приехав в Лондон, эти четверо хорошенько пообедают в компании своих приятелей — тайно, как они делают все свои дела. — Раймон посмотрел на ровную сухую дорогу, уходившую далеко вперед, дал знак своим людям и поднял поводья Шайтана. — Вы можете заставить эту кобылу ехать быстрее, Алиса? Давайте немного оторвемся от них.

Уот, который сидел нахмурившись и испуганно округлив глаза, поерзал на ее коленях и вцепился в седельную луку.

— Да, леди Алиса, поедем быстрей.

К концу дня их отряд сильно обогнал других путников, проведших ночь в аббатстве Макелни. Торговец тканями и его дочери отправились на запад, в Эксетер, оставив Алена в рассеянной задумчивости (Эрик потешался над своим примолкшим двоюродным братом, тщетно пытаясь его разговорить). Храмовники и робкий монах из аббатства ехали далеко позади фургонов местных крестьян и всадников, которые заполонили дорогу за Раймоном и Алисой.

Потянулись беспорядочные поля, пастбища, изгороди, над которыми высились замки. По обочинам лондонской дороги стояли маленькие бревенчатые лачуги, тесно лепившиеся друг к другу и обнесенные плетнями, чтобы проходящий мимо скот не вытоптал огороды. Однако среди жилых домов уже попадались большие крепкие строения, где путники побогаче могли получить ужин и ночлег на сеновале. Раймон обернулся в седле и взглянул на колонну путников, ехавших сзади.

— Мы оторвались от храмовников, Алиса. Как вы смотрите на то, чтобы провести еще одну ночь в палатке? — Он указал на отлогий склон над дорогой. — Там на лугу есть неплохой ручей, и нас не потревожит никто крупнее овцы. Если хозяин согласится, я куплю у него еду и право пользоваться этим полем.

Разбивая лагерь, воины Раймона следили за дорогой, но, пока было светло, ни один из них так и не увидел проезжающих рыцарей-храмовников. Однако в темноте, до восхода луны, на востоке зажегся костер — меньше чем в миле от них по дороге. Он ярко полыхал на соседнем отлогом холме, похожий на далекое отражение их костра.

— Это, наверное, паломники, — предположила Алиса.

Раймон, который только что поговорил с тремя часовыми, выставленными на вечерний дозор, вошел в палатку и положил свой обнаженный меч на землю рядом с походной постелью.

— Когда садилось солнце, там не было никакого лагеря, — пробормотал он, — и дорога была пустынна. Если это храмовники, то я положу конец их играм.

Раймон сел и вытянул ноги.

— Эти люди — не кровожадные убийцы, во всяком случае, здесь, в стране короля Ричарда. В Палестине я был знаком со многими из них. И хотя мне не нравится их странное тщеславие, я умею находить с ними общий язык. Драки не будет — по крайней мере завтра, — но я скажу им, чтобы они перестали нас преследовать.

— Мольон и еще двое, которые приезжали в Кернстоу, действовали по поручению королевы Элеаноры.

Раймон натянул одеяло на плечи Алисы.

— Если эта группа тоже действует по ее поручению и сможет это доказать, то я попрошу их поехать с нами и помочь в охране нашего лагеря.

Алиса засмеялась:

— Вы сказали, что они предпочитают держать свои планы в тайне, Раймон.

— На сей раз им это не удастся.

Раймон ушел до рассвета, оставив Алена охранять вход в палатку, в которой спала Алиса. Факела он не взял и в темноте спустился с холма верхом на Шайтане, а потом поскакал по пустынной дороге, озаренной тусклым светом луны, к лагерю тамплиеров.

Как он и ожидал, костер полыхал вовсю: рыцари побросали в него остатки хвороста, чтобы при свете огня убрать свои палатки. Они снимались с лагеря до первых лучей солнца.

Ему не пришлось их окликать. Они заметили его приближение и без особого интереса наблюдали, как он въехал на их территорию и привязал Шайтана к кусту на безопасном удалении от костра.

— Раймон де Базен! — послышался угрюмый голос. — Я вижу, ты оправился от ран.

Он обернулся и увидел широкоплечий силуэт, появившийся из ночной тьмы.

— Пайен?

— Он самый.

— После всех своих грехов подался в храмовники? Пайен замялся.

— Я езжу с ними, когда мне удобно.

— И носишь их плащ, как будто принял их обеты?

— Когда мне удобно.

Шайтан дернул головой и попятился от этого человека. Раймон натянул поводья, удерживая коня на месте.

— Вчера на дороге я тебя не узнал. Ты что, маскируешься под вьючный мешок? Или под самого мула?

— Ты бросил свою жену одну ночью, чтобы порассуждать о вьючных мулах?

— Моя жена в безопасности, ее хорошо охраняют. И я позабочусь о том, чтобы с ее головы не упал ни один волос.

Запомни, Пайен: я убью любого, кто будет ей угрожать. Или напугает ее.

— Ну еще бы!

— Я не шучу.

На мгновение пламя костра взметнулось кверху, и прищуренные глаза Пайена коротко блеснули.

— Если ты думаешь, что я замышляю что-то в отношении твоей жены, то ошибаешься, — сказал он.

— А остальные? Они настоящие храмовники или тоже незаконно носят их крест?

— Гнев не развяжет мне язык, де Базен, так что не пытайся меня разозлить.

— Мне нет дела до твоего гнева и до твоих тайн. Можешь идти на Лондон с целой армией шпионов, чтобы похитить стены самого Вестминстера, — мне на это плевать. Но если ты или твои спутники обидят мою жену, вы поплатитесь за это жизнью.

Две фигуры, сидевшие у костра, поднялись и обернулись в сторону гневного разговора. Где-то за пределами светового круга за ними следил четвертый.

Пайен поднял руку и махнул на запад — туда, где виднелись слабые отблески догорающего костра спутников де Базена.

— Уезжай, пока мои товарищи не услышали твоих оскорблений.

— Предупреди их, Пайен. Передай им мои слова.

Раймон повернулся спиной к костру храмовников и отвязал поводья Шайтана от утесника. Выводя коня на дорогу, он услышал сзади окрик:

— Угрожай кому-нибудь другому, де Базен, если хочешь уберечь свою жену!

У ее ног лежали спящие воины Раймона, окружавшие догорающий костер. Перед лагерем и поддеревом, где вдоль дозорной линии были привязаны лошади, сидели, сгорбившись, два часовых в тяжелых плащах.

— Миледи? — окликнул сонный голос с одной походной постели.

— Спите. Часовые на местах.

Алиса взяла полуобгоревшую палку и принялась ворошить угли. Костер на соседнем холме казался ярче.

По лугу неугомонно бродили овцы. Небо уже слегка посветлело, и было видно, как на фоне дальнего леса передвигаются фигуры в белом.

А по склону медленным шагом поднимается Шайтан.

Раймон вернулся! Алиса бросила палку и пошла мимо спящих воинов. Они встретились посреди луга.

Раймон спрыгнул с седла и набросил свой плащ жене на плечи.

— Зачем вы ушли из палатки? Здесь холодно.

— Я не могла уснуть. Что вы делали?

— Разговаривал.

Он взял поводья своего коня и обнял Алису за плечи. Они молча зашагали к дозорной линии. Перемолвившись с часовым, Раймон привязал Шайтана между других лошадей.

— Я не буду его расседлывать. Скоро рассветет. Алиса тронула его за руку.

— Расскажите мне, Раймон. Он вздохнул:

— Если они едут по делам королевы, то скрывают это. Нам они не опасны. — Губы его скривились в усмешке. — Во всяком случае, так они говорят.

— Раймон…

Он привлек жену к себе и отвел с ее лица волосы, влажные от утренней росы.

— Не сердитесь. Я сказал вам все, что узнал. — Он поцеловал ее в лоб. — Один из них — мой знакомый. В последний раз я видел его в Палестине.

— Друг?

— Нет… не друг. Но я ему верю.

— Вы попросили их ехать с нами?

— Нет. — Он повел ее к палатке. — Ложитесь спать. А я сменю часовых, пусть немного поспят. — Он ласково провел пальцами по ее лицу. — Идите же. Я встану в дозор.

Алиса отдала мужу его плащ и, перешагнув через спящего Алена, скрылась в палатке. Уот не пошевелился, когда она прошла мимо него и легла в свою холодную постель. Шкатулка с драгоценностями давила в щеку.

Алиса отодвинула подушку и опустила голову на плоский шерстяной матрас. По слова Раймона, им осталось ехать два дня. Скоро они будут в Виндзоре и наконец-то избавятся от долга, который омрачал ей жизнь. И который заставлял ее мужа уезжать одному в ночь и вести переговоры с другими пешками королевы Элеаноры.

Алиса закрыла глаза. О Господи, только бы в Виндзоре они разрешили все свои проблемы!

Она проснулась в палатке одна, когда уже давно рассвело. От заново разожженного огня доносились смех Уота и запахи пищи.

Выйдя из палатки, Алиса увидела, что рыцари ее мужа сидят вокруг большого деревянного блюда с копченым мясом, а жена арендатора поднимается на холм с корзиной горячего хлеба и белого сыра.

Лошади — все расседланные, кроме Шайтана, — лениво паслись среди блеющих овец.

Уот сунул ей в руку горсть сушеного мяса.

— Мы сегодня долго спали, — сказал мальчик, — лорд Раймон разрешил.

— А где он?

Уот показал на вершину холма.

— Осматривает дорогу.

— Зачем?

— Не знаю. Я помогал ему, а потом эта женщина принесла к костру еду, и он отправил меня завтракать.

Алиса взяла из корзины маленькую булку.

— Я отнесу ему чего-нибудь поесть. Уот опять сел в круг солдат.

— Милорд сказал, что потом спустится и позавтракает. Сегодня утром можно не торопиться.

Все предыдущие дни они вставали спозаранку и спешно трогались в путь, и сегодняшнее неожиданное послабление показалось Алисе праздником. Она прошла по холодной росе и поднялась на каменистую вершину, на которой стоял Раймон.

Увидев ее, он улыбнулся:

— Это была одинокая ночь, жена. Когда мы приедем в Виндзор, то первую неделю будем вставать с постели не раньше полудня.

Он расстелил на земле свой плащ, чтобы она села рядом с ним.

— Мы что, сегодня не едем? — спросила Алиса. Он опять взглянул на дорогу.

— Едем, но позже. Тронемся в путь перед полуднем.

— Вчера вы нас подгоняли.

— А сегодня пропустим вперед тех, кто ехал за нами следом. Иногда проще держаться у врага в хвосте, чем быть впереди него.

— У нас есть враг?

— Скоро узнаем. Если сегодня на дороге мы увидим знакомые лица — может, кто-то остановится подковать лошадь или починить фургон, — держитесь рядом со мной.

Алиса вздрогнула.

— Вы ожидаете неприятностей?

— Так близко от Лондона на дороге полно грабителей. Здесь им хватает поживы. У нас хорошая охрана и нет видимых богатств, если не считать лошадей и доспехов, которые могут привлечь внимание разбойников. И все же будет разумнее ехать с теми путниками, которые не видели нас раньше и не знают наших привычек.

— А храмовники… они уже уехали?

— Еще до рассвета. — Он прижал жену к себе и укутал ее плащом. — Ваше холодное лето идет к концу. Это утро такое же студеное, как зимняя ночь в Нормандии. Если сегодня вечером мы опять ляжем спать в полях, то Уот заползет прямо в нашу походную постель.

— У вас доброе сердце, Раймон.

— А у вас? Вы могли бы оставить этого маленького шалопая спать под открытым небом?

Она вздохнула:

— Временами у меня возникает такое желание. Он улыбнулся:

— Уот — это еще полбеды в сравнении с шумными толпами Виндзора. Но не волнуйтесь, я знаю одну гостиницу на краю королевского леса, за крепостными стенами, где любовники могут найти спокойное пристанище на ночь.

Алиса отодвинулась и заглянула мужу в глаза.

— Вы хорошо знаете эту гостиницу? Он поцеловал кончик ее носа.

— Очень хорошо. У нас будет отличная постель, отличная еда и…

Она отодвинулась еще дальше.

— А мы не столкнемся там с женщиной… или с двумя, которые вас дожидаются?

Раймон засмеялся:

— У придворных дам короткая память. Вряд ли хотя бы одна из них меня помнит.

— Значит, ваши любовницы были дурами, милорд.

Он улыбнулся шире и обернулся, чтобы обнять жену, но обнаружил, что плащ рядом с ним пуст.

Алиса шагала назад к лагерю, не оборачиваясь.

Глава 19

Три дня спустя отряд де Базена добрался до Виндзора. Они заранее съехали с лондонской дороги и стали петлять неприметными тропками вдоль полей между изгородями, запутывая след и втрое удлиняя свой путь. В конце концов они сильно отстали от самых медленных путников, с которыми вместе ехали через сомерсетские болота.

Три ночи они спали вдали от хорошей дороги и разводили маленькие костерки. Слава Богу, погода стояла сухая, но каждая ночь была холоднее предыдущей, знаменуя приближение зимы вскоре после второй жатвы. С осторожностью, усвоенной в военных стычках на границе Нормандии, солдаты де Базена оставляли костер догорать дотла и спали в холоде, зато в безопасной темноте.

Каждую ночь перед сном, уложив Уота, Раймон и Алиса недолго беседовали друг с другом. Они уже не так быстро, как раньше, приближались к Виндзору, однако вставали рано и допоздна кружили по загородным землям, а потом крепко спали после долгих часов верховой езды.

Раймон держался настороже и много раз за ночь выходил из палатки, чтобы поговорить со своими людьми, которые заступали в дозор. Алиса просыпалась каждый раз, когда он вставал с постели, и лежала без сна, прислушиваясь к шагам мужа и ожидая его возвращения. Ей хотелось, чтобы Раймон рассказал про женщин, которых знал при дворе короля Ричарда, и она многократно повторяла про себя наводящие вопросы, но когда он приходил в палатку и ложился рядом, не решалась его тревожить. Бдительность Раймона стоила ему сна, и ей не хотелось лишать его тех редких минут отдыха, которые он себе позволял.

Эти дни утомительных скачек и скудных удобств сказались на настроении Алисы. Ее раздражала пыль, осевшая на подоле ее новой мантильи и превратившая изумрудно-зеленый цвет в грязно-коричневый. По вечерам в темной палатке она с большим трудом расчесывала и заплетала свои спутанные волосы. У нее уже не возникало желания, как в первые дни поездки, снять с головы тесный плат и выпустить на плечо одну блестящую косу. Она мучительно мечтала о ванне в теплой спальне замка Кернстоу. Даже холодный ручей, протекавший вдоль земляных укреплений Морстона, был глубже и чище, чем те мелкие водоемы, в которых она пыталась помыться последние два вечера.

Когда впереди на холме замаячил огромный Виндзорский замок, отряд де Базена влился в бурный дорожный поток и уже не прятался от глаз попутчиков. Им навстречу из Виндзора медленной непрерывной вереницей ехали всадники на холеных лошадях с богато украшенной сбруей.

На дамах была многослойная одежда из мягкой, тонкой шерсти ярких цветов. Минуя всадников де Базена, они с откровенным любопытством разглядывали статную фигуру Раймона — дольше, чем дозволяли приличия, — а потом с высокомерным презрением отводили взгляд от пыльной одежды Алисы.

Позади них появились два храмовника, а во встречной толпе мелькнули еще трое, ехавшие одиночной колонной из Виндзора. У этих рыцарей не было в поводу черных вьючных мулов, и никто из них не выказал никакого интереса к отряду де Базена.

— Храмовников много, — сказал Раймон Уоту. — Только в этой стране сотни. Вряд ли это те самые рыцари, которых мы видели несколько дней назад.

Когда они подъехали ближе и стало слышно, как полощутся королевские знамена на шпилях Виндзорской крепости, дорога сузилась и стала еще оживленнее. К дальним путникам прибавились жители домов и гостиниц ближайшей деревни. Торговцы пирожками зазывали покупателей, возницы покрикивали на своих лошадей, поворачивая громоздкие фургоны в тесные улочки. Здесь было так же шумно, как в Данхевете в базарные дни.

Алиса опустила руку к седельной сумке и с беспокойством пощупала подушку, в которой лежала шкатулка. Почувствовав ее страх, Раймон подвел Шайтана к серой кобыле и отогнал лудильщика, который споткнулся и чуть не налетел на Алису.

Де Базен свернул с дороги и повел свой отряд к югу от замка, к маленькой тропе на краю темного королевского леса. Эта короткая тропка вела к монастырю. Там усталые воины отдохнут лучше, чем в Виндзоре, а он наконец-то предоставит своей жене спальню с мягкой постелью и приличной едой.

Последние три дня, должно быть, сильно утомили Алису. Она, как всегда, не роптала, но сделалась молчаливой и рассеянной. Казалось, ее раздражали толпы всадников, ехавших из Виндзора. Раймон внимательно вглядывался в каждого встречного, но не видел, чтобы кто-то приблизился к седельным сумкам жены или обидел ее как-нибудь по-другому.

Четыре низких здания монастыря располагались четким квадратом, примыкавшим к королевскому лесу. Со всех сторон монастырь был окружен садом, под яблонями которого сновали монахи в серовато-коричневых балахонах. Они носили глубокие корзины с фруктами к маленьким повозкам, стоявшим у дороги.

— Мы переночуем здесь, — сказал Раймон, — а завтра на рассвете я пошлю Эрика и Алена узнать, кто сейчас находится в Виндзоре и как дела у королевы. Если все в порядке, мы явимся ко двору в полдень.

Перед тем как въехать в монастырь, Алиса напрягла глаза и в последний раз взглянула на далекий Виндзорский замок.

— А почему мы не можем отправиться туда на рассвете? — спросила она. — Если королева здесь, мы, возможно, уже к полудню избавимся от шкатулки.

— И будем узнаны, не зная, кто нас ждет? Нет, я не поеду в замок до тех пор, пока не выясню, кто там есть.

— Вы говорите так, как будто замышляете злодейство, — заметила Алиса.

— Я буду действовать с большей осторожностью, чем если бы замышлял злодейство. По мне, так лучше встретиться лицом к лицу с сарацинскими разбойниками, чем явиться к вдовствующей королеве, когда она не в духе.

Въехав в монастырские ворота, они увидели во дворе лишь хмурого, обливающегося потом монаха, который старался держаться на безопасном расстоянии от массивной головы Шайтана.

Раймон услышал за дверью трапезной сердитые голоса. Помощники приора о чем-то яростно спорили. Единственный монах, который вышел поприветствовать его отряд, уставился на пыльные юбки Алисы. Раймон откашлялся.

— Нам нужны комнаты на два дня и сухая конюшня для лошадей.

Монах не двинулся с места.

— Вам нужно поговорить с приором, милорд. Раймон спешился и подошел к Алисе, чтобы помочь ей слезть с лошади.

— Скажите приору, что мы заплатим, сколько он попросит, — бросил он через плечо.

— Милорд, вам надо попросить комнаты у приора. Раймон убрал руки с талии жены и повернулся к монаху:

— Ну что ж, тогда приведите его сюда. Или отведите меня к нему. Мои люди проголодались, и лошадям нужен уход.

— Милорд, может быть, вам… здесь может не оказаться комнат для вас.

Раймон обвел взглядом тихий двор и вновь посмотрел на потное лицо монаха.

— Что за вздор вы несете? Нам нужны ваши гостевые спальни, мы хорошо вам заплатим. — Он взял Алису за руку. — Идемте. Мы сами найдем дорогу. Я здесь бывал…

— Да, бывали, — донесся второй голос из крытой галереи между конюшней и приорским флигелем. — Я вас помню, Раймон де Базен.

Из темноты шагнул круглый коротышка в безукоризненно белом облачении. Из-под сутаны торчали тощие, как ноги цапли, лодыжки и такие же тонкие запястья, не вязавшиеся с крупным неуклюжим туловищем.

Первый монах отошел к двери конюшни и, пригнув голову, нырнул внутрь.

Приор, дрожащая краснолицая подушка, балансирующая на ножках-лучинках, откашлялся.

— Теперь здесь приличное заведение. Приор Тьерри умер два года назад, упокой Господь его душу и прости его за то, что он дозволял плотским грехам процветать в этой святой обители. Теперь приор я, и эти стены уже не дают приют женщинам. В монастыре больше не будет разврата, де Базен.

Четыре года назад, до Палестины, тут был причетник, который вел бухгалтерские дела приора Тьерри, — тонконогое существо, тайком шнырявшее по ночам под дверями спален… Раймон протяжно вздохнул.

— Клянусь бородавкой святого Петра…

— Мы не сдаем комнаты тем, кто богохульствует в моем присутствии. А также тем, кто имел обыкновение приводить женщин в свои спальни, не освятив свои отношения браком. Я прекрасно вас помню, Раймон де Базен.

Раймон услышал, как его жена тихо охнула и пошла к своей лошади. Он закрыл глаза, гоня прочь мысли об убийстве. Дьявольщина, какое право имеет этот наглый ухмыляющийся поп разъединять мужа с женой?

Раймон положил руку на плечо Алисы и привлек ее к себе. Медленно шевеля непослушными от ярости губами, он обратился к приору:

— Попросите прощения у моей жены и больше не смейте пятнать ее и моих воинов своим мнением о… о прошлом. Мы возьмем вашу лучшую спальню. Я знаю, где она находится, святой отец. Ваше упрямство не лишит мою жену крова. Или же вы досрочно отправитесь к своему создателю.

Приор испуганно метнулся на непослушных ногах обратно в галерею. Рукой в синих прожилках ухватился за колонну и оглядел двор. Рыцари де Базена сидели, ссутулившись, в седлах, невозмутимые и лишь слегка заинтересованные разговором. С заднего ряда маленькой боевой группы — с того места, где Эрик и Ален держали в поводу вьючных лошадей, — донесся короткий смешок.

Приор поднял свой заплывший салом подбородок.

— На одну ночь, не больше, — сказал он. Раймон молчал, не сводя глаз с попа.

— Две ночи, — выдавил приор, — и учтите: я обо всем доложу королеве Элеаноре.

— Можете сказать ей все, что захотите.

— Эта деревня и этот монастырь находятся под ее защитой. — Разгорячившись, приор оторвался от колонны. — Она не позволит разным необузданным рыцарям обижать ее подданных!

Раймон отвернулся и начал расстегивать подпругу Шайтана.

— Мы все же рискнем, святой отец.

Алиса была потрясена той грубостью, с которой ее муж разговаривал со священником. Она даже забыла перенести шкатулку из своей седельной сумки в спальню, занятую Раймоном.

— Ждите меня здесь, я сейчас приду, — сказал он. — И не смотрите на меня так. Эти монахи не имеют права обвинять…

— Раймон, я не могу здесь оставаться, ведь они не принимают женщин у себя в монастыре. Давайте найдем какую-нибудь гостиницу.

— Здесь нет гостиниц.

— Раймон, я видела две на дороге… Ее муж провел рукой по волосам.

— Черт бы побрал этого жирного придурка попа! Он вышел из спальни и зашагал к конюшням.

Алиса опустилась на скамью перед холодным камином. Она была вдали от родины, в незнакомом монастыре, где на дух не выносят женщин, и в компании мужа-богохульника. Интересно, что же такое творил здесь Раймон со своими женщинами? Чем так рассердил приора? Она вспомнила слова мужа, и сердце ее мучительно сжалось. «Я знаю одну гостиницу, — сказал он, — на краю королевского леса, куда мужчина может привести свою даму…»

Из открытой двери долетел тонкий голосок Уота, который тянул вьючную лошадь во двор конюшни.

Она вздохнула. Раймон так добр! Он сделал ей самый большой подарок, разрешив мальчику поехать с ними. Он понимал, как важно, чтобы в этой долгой утомительной поездке у нее было хотя бы одно знакомое по Морстону лицо.

Наверное, Бог простит богохульные речи и былые плотские грехи человеку, который так печется о счастье своей жены.

А вот убедить приора будет труднее.

Раймон в последний раз закинул на плечо седельную сумку жены и понес шкатулку королевы Элеаноры в спальню, которую вытребовал в монастыре для себя и Алисы. Им осталось спать одну, последнюю ночь, охраняя проклятый ящичек с побрякушками. Завтра его жена впервые ляжет в постель, не отягощенная этим бременем.

И не омраченная раздражением приора. Раймон заставит негодяя попросить у нее прощения, даже если придется схватить попа за потное горло.

Если бы поблизости было другое безопасное место, как этот уединенный монастырь с дюжинами монахов, спящих в соседних зданиях, и широкими коридорами, в которых можно выставить охрану, Раймон увез бы отсюда Алису до того, как ей пришлось услышать слова, породившие у нее мысли о прошлых грехах мужа. Но местные гостиницы были скверными, с тонкими стенами, и туда часто наведывались воры и шпионы. А в стенах Виндзора водились мошенники по-страшнее.

В большом замке и в новых бревенчатых домах, построенных для королевских слуг, Раймон ночевал бы среди писцов, судейских чиновников, солдат и придворных лизоблюдов, которые наводняли дворец короля Ричарда, оставшийся под началом у вдовствующей королевы. Однако в этом путаном гнезде честолюбия водились существа более страшные, чем все те опасности, с которыми Раймон и Алиса столкнулись в своей долгой поездке.

Раймон положил седельные сумки на маленький столик у двери. Гостевые спальни монастыря были холодными и голыми, да и еда, которую предложит им приор, наверняка будет едва съедобной. Но, несмотря на дурной нрав настоятеля, здесь они найдут надежное убежище. А в сравнении с лицемерными улыбками слуг королевы Элеаноры грубые слова приора — всего лишь пустяк, от которого не будет серьезного вреда.

В маленькой спальне было теплее, чем в зале. Закатное солнце, освещавшее теплым малиновым светом сад аббатства, заглядывало в узкие ставни. Вечерний ветерок наполнял комнату яблочным ароматом и запахом свежевскопанной земли.

Алиса сидела у зажженного камина и ворошила угли. Раймон поставил на пол кожаные сумки.

— Приор просил передать вам свои извинения. Она не подняла головы.

— А он не отпустил вам грехи за ваши богохульные речи?

— Нет.

Алис уронила кочергу.

— Раймон, ваша бессмертная душа…

— Не пострадает из-за тех слов, которые я сказал приору. Видит Бог, Алиса, в этом монастыре когда-то перебывало столько женщин…

А может, и сейчас в Виндзоре есть дамы, которым хорошо знакомы и эта спальня, и тело Раймона? Алиса обернулась к мужу:

— Вы приводили своих любовниц в эту комнату? Спали с ними в этой посте…

— О чем вы говорите? Вы что же, собираетесь судить меня за старые грехи? За дела, которые я совершал задолго до нашей свадьбы? — Раймон скрестил руки на груди и привалился плечом к стене. — Хорошо. Что я должен вам сказать? Их возраст? Количество? Цвет волос? — Он встретился с ее взглядом. — Заранее предупреждаю, Алиса, что их имен я вам не назову.

Она вновь опустилась на скамью и закрыла лицо руками.

— Простите меня, милорд, простите…

Он в два шага пересек комнату и встал перед ней на колени.

— Не плачьте, Алиса! Это было два года назад, до Палестины, до того, как мы поженились…

— Вы никогда ни в чем меня не упрекали, — прошептала она, — никогда и ни в чем. Так какое я имею право…

— Не надо говорить о правах. Алиса, мы с вами… — Он встал, поднял жену и обнял ее. — Черт возьми, разве мы не договорились забыть прошлое, когда поженились? Этот тонконогий поп растравил вам душу, и теперь вы плачете. А я не могу выносить ваших слез.

Алиса протяжно вздохнула и утерла щеки рукавом.

— А я больше не могу ходить грязной. Нам принесут ванну или приор это запретил?

Раймон улыбнулся:

— Если вы позволите мне побогохульствовать еще один, последний раз, то я сейчас поговорю со слугами приора.

Они ужинали в своей спальне холодным мясом, хлебом и яблоками из монастырского сада.

У их ног, возле стола, лежала маленькая подушка, в которую была зашита шкатулка на время их путешествия.

— Как я устала спать, упираясь щекой в эту жесткую штуку! — сказала Алиса.

— А я устал каждый час просыпаться и проверять, не забрались ли в комнату воры.

Алиса взяла в руки маленькую подушку и начала вытягивать нитку из шва.

— Мне хочется в последний раз взглянуть на сокровища.

— Их не стало больше, Алиса. — Он вздохнул. — К несчастью для нас.

Она пожала плечами и вытащила шкатулку из шерстяного чрева подушки. Крышка открылась с трудом и повисла на единственной петле. Алиса щелкнула пыльным замочком из драгоценного металла.

— Пусть их мало, но надо хотя бы их почистить, прежде чем отдавать королеве Элеаноре.

— Зачем?

Алиса оставила этот вопрос без ответа.

— Я промою драгоценности и золото в оставшейся воде. Она взяла со стола деревянную чашу и высыпала из нее все яблоки.

Раймон оттолкнулся от стола.

— Лучше провести время в мягкой постели, Алиса. Она взяла тонкий золотой браслет и потрясла им в руке.

— А если в шкатулке пауки? Мы не можем принести в Виндзор такие грязные вещи и вручить их…

— Тише, — негромко произнес Раймон. — Я сейчас принесу кувшин воды.

Когда цепочка из почерневшего серебра осела на дно чаши, вода в ней сделалась темной. Фортебрас взял шкатулку и нахмурился.

— Не стоит отдавать королеве Элеаноре вместе с ее сокровищами целый совок морстонской земли.

Подойдя к окну, он наклонил шкатулку и вытряхнул всю грязь, потом хмыкнул, вернулся к Алисе и протянул ей серебряное кольцо с темным плоским камнем.

— Вот, — сказал он, — чуть не выбросил вместе с пылью. Алиса взяла кольцо и вытерла его мокрой тряпочкой.

— Да. Эмма говорила, что этот перстень королева Элеанора никогда не носила. — Она надела его на мизинец и покрутила в воде. — Если бы вы уронили его в сад, я думаю, королева простила бы вас. Уродливое кольцо, правда? — Она опять потерла его. — И камень поцарапанный.

Раймон покачал головой:

— Такое же дешевое, как и остальные побрякушки. Алиса вытерла массивный перстень и вздохнула:

— Я понимаю, почему она его берегла. Эти царапины на голубом камне не случайны. Похоже, что ребенок пытался написать на нем свое имя. Наверное, Ричард. Говорят, он был ее любимцем.

Раймон взял руку жены и поднес к свету огня.

— Или Генрих, умерший наследник. Элеанора обожала… Алиса оглянулась назад, потом вновь посмотрела на притихшего мужа.

— Раймон? Что случилось?

Он медленно взял у нее кольцо и уставился на него.

— Вы можете прочесть эту надпись? Это имя покойного принца?

— Нет, — ответил он и выругался. Потом помолчал и выругался еще раз.

— В чем дело, Раймон?

Он не сводил глаз со странных меток на перстне.

— Просто я устал. — Раймон тряхнул головой. — Уберите эти вещи, Алиса. По-моему, теперь они чистые.

Кольцо он по-прежнему держал в руке.

Алиса начала вытягивать из воды серебряную цепочку с жемчужинами.

— Что ж, нам обоим надо лечь пораньше. — Она взяла тряпочку. — Я должна как следует выспаться, ведь завтра я наконец-то увижусь с королевой.

Он вскинул голову.

— Нет.

Она игриво пнула его.

— Если я проведу всю ночь без сна, то утром буду похожа на ведьму. Попросите хорошенько, милорд, и тогда я разрешу вам часок пободрствовать в постели. Но потом я буду спать, как бы вы меня ни уговаривали. — Она засмеялась. — Надеюсь, что смогу уснуть. Все-таки в первый раз встретиться с королевой…

— Нет…

Алиса улыбнулась:

— Как это нет? Вы что, хотите сказать, что я уже с ней виделась? Пожалуй, я надену зеленую шелковую тунику и голубую мантилью. А если на дороге будет слишком пыльно, накину… — Она нахмурилась. — Раймон? Что с вами?

Он закрыл крышку шкатулки.

— Вы не пойдете к королеве… завтра, — заявил он.

— Что?

— Я пойду один, отдам ей шкатулку и посмотрю, как она отреагирует. Вы останетесь здесь, в этом монастыре…

— Но я хочу увидеть…

— Вы будете сидеть здесь и ждать моего возвращения. Я велю Эрику найти в поселке женщину, которая придет к вам сюда и поможет одеться ко двору, пока я буду в Виндзоре.

— Сегодня ночью? Но ворота будут закрыты…

— Утром. — Он схватил свою седельную сумку и рывком развязал кожаные тесемки.

— Милорд…

Он швырнул сумку на кровать и стал доставать из нее одежду.

— Потом я вернусь и отведу вас к королеве.

— Почему я должна ждать? Почему мне нельзя пойти вместе с вами?

— Так… так надо.

Он не смотрел ей в лицо.

— В чем дело, Раймон?

— Вы скоро выведете меня из себя своими вопросами, жена!

Он сунул шкатулку в свою седельную сумку и забросил ее на плечо, потом подошел к окну и стал смотреть на сад взглядом, способным испепелить деревья.

За последние недели Алиса забыла, как тяжко ноет сердце от страха. Теперь все вернулось — и страх, и тяжесть, и боль. Она смотрела на стоящего у окна мужа, и грудь ее теснили невыплаканные слезы. Со свадьбы и до того дня, когда он увез ее из дальнего западного поместья, он так хорошо с ней обращался, что она начала верить в его любовь. Но когда перед ними замаячили виндзорские стены, сулившие роскошь и удовольствия, Раймон пожелал остаться один. В дороге, пока они ехали сюда, он много раз рассуждал о том, как они тайно сбегут из Англии, если встреча с королевой пройдет плохо. Тогда он говорил, что они пойдут на эту встречу вдвоем.

Что же заставило его передумать?

Он сказал, что к ней придет женщина из поселка и поможет одеться. Те дамы, которые спят сейчас в Виндзорском замке, не нуждаются в советах купчих. Они богаты, холены и проницательны. Они посмотрят на Раймона де Базена с жалостью, если он явится ко двору со своей простушкой женой. Им достаточно будет взглянуть на ее грубые руки, чтобы понять, какую убогую трудную жизнь она вела до замужества. Эти дамы вновь позовут Фортебраса в свои постели, предложат ему свои тела и будут играть с ним в затейливые любовные игры, на которые они мастерицы…

— Я все поняла, — тихо проговорила Алиса.

Раймон даже не взглянул в ее сторону. Раньше, когда они ссорились, он никогда не отводил глаза. Теперь же, приехав ко двору Плантагенетов, он сделался молчаливым и мрачным незнакомцем.

Алиса отвернулась. Раймон де Базен не хочет видеть свою жену рядом с придворными дамами. Не хочет думать о том, как много он потерял, женившись на ней по указанию королевы Элеаноры.

Если, конечно, он считает, что эти дамы для него потеряны.

Раймон не смел взглянуть на жену. Она перестала задавать вопросы — тихие, смиренные вопросы, которые ранили его сильнее всяких жалоб. И все-таки он не мог посмотреть ей в глаза.

Он был напуган. Напуган до смерти.

Еще мальчиком он соприкасался со всевозможными опасностями и научился в такие минуты управлять лицом, скрывая мысли. Но сейчас, столкнувшись с чудовищной угрозой, которую он наконец-то осознал и от которой кровь в его жилах превратилась в соленый лед, Раймон не находил слов утешения для своей жены.

Единственное, что он мог для нее сделать, это оставить ее в неведении. Она не должна ничего знать.

Он сжал перстень в кулаке. Это почерневшее от времени кольцо с лазуритом, на который нанесена глубокая надпись, способно убить всех — его солдат, маленького Уота из Морстона… и Алису. Даже сама королева Элеанора может пострадать, если выплывет наружу истинное значение этого кольца.

Почему, всемогущий Боже, христианская королева владела такой вещью? Этот перстень и клятва, на нем написанная, были символом ассассинской секты [7] — могущественным талисманом, силы которого было достаточно, чтобы целая армия сирийцев-убийц спустилась из своего горного убежища и выполнила указания того, кто за ними послал, будь то мужчина или женщина.

И почему, владея такой вещью, христианская королева оставила ее на хранение своей фрейлине и ее мужу, простому рыцарю с бесплодных земель Корнуолла? И почему она послала за кольцом сейчас, когда ее сын томится в далекой стране, обвиненный в убийстве, беззащитный перед судом императора Священной Римской империи?

Видимо, королева Элеанора полагала, что Раймон узнает символ, вырезанный на лазурите. В Палестине христианские рыцари слышали рассказы о знаках ассассинов и их клятвах. Рассказчики чертили на песке рисунки, изображая символы мести и долга. Королева Элеанора тоже должна была знать эти истории. Она наверняка предвидела, что воин, вернувшийся из Палестины и увидевший это кольцо, задастся теми вопросами, которые мучили сейчас Раймона.

Кольцо грозило репутации королевы… а может, и ее жизни.

В молодости Элеанора Аквитанская была смела в любви и осторожна в политике. Постарев и проведя чуть ли не два десятка лет в заточении из-за политической ошибки, она довела свою осторожность до крайних пределов, превратившись в опытную и скрытную интриганку. Так почему же она решила рискнуть своей репутацией и послала Раймона за проклятым кольцом? Здесь, в Виндзоре, эта опасная реликвия из ее прошлого могла попасть на глаза ее врагам… или союзникам.

Раймон смотрел на запад поверх верхушек монастырских яблонь — туда, где тусклая дымка скрывала заходящее солнце. Какие бы планы ни строила королева в отношении этого кольца, ее тайна не будет в сохранности до тех пор, пока все знающие о кольце и о его значении не поклянутся молчать. Или не полягут в могилы, что надежнее.

Она могла избавить их от опасности, если бы послала гонца, ничего не ведавшего про эти символы. Почему королева выбрала именно его? И что будет с Алисой, если Элеанора захочет его уничтожить?

Им овладела внезапная ярость. Благодетельная ярость, придающая сил воину в жарких сражениях. Раймон надеялся, что она поможет ему пройтисквозь завтрашние испытания.

Раймон до нее не дотронулся, — хоть и не спал: она слышала его неглубокое прерывистое дыхание.

В глубине души Алиса еще побаивалась, что приор наберется смелости и попытается выгнать их из монастырской спальни с помощью своих слуг, а потому легла в постель, не снимая халата. Раймон же, казалось, этого не заметил.

Еще никогда он не проявлял к ней такого равнодушия. Даже когда у нее были месячные, он не оставлял ее без своих уютных и теплых объятий.

— Не волнуйтесь, — сказала она, не в силах больше выносить это тягостное молчание, — я не попытаюсь завтра следовать за вами.

Он обернулся к ней:

— Когда я уйду во дворец, Эрик привезет из поселка женщину, которая поможет вам с платьем. Вы оденетесь и поедете в гостиницу у ворот дворца. Эрик вас проводит. Будете ждать меня там.

— Лучше я останусь в монастыре. Здесь спокойно. Приор не будет возражать, если я…

— К черту приора! Он не имеет к этому никакого отношения. Вы будете ждать меня в гостинице. Понятно? И не спорьте со мной, Алиса. Это очень важно. Делайте, как я сказал, и никому не говорите, кто вы такая.

Алиса ожидала, что ему захочется убрать ее от глаз придворных дам, но не думала, что его слова причинят ей такую обиду.

— Вся эта таинственность ни к чему, Раймон. Я никогда не просила вас отказываться от других женщин.

Произнесенное им ругательство было для нее внове. Она не слышала такого даже в морстонских загонах для стрижки овец. Он встал с кровати, увлекая ее за собой.

— И как только вам могло прийти в голову, что я брошу вас и лягу в постель с одной из фрейлин королевы Элеаноры?

— Разумеется, их будет несколько.

— Черт побери, Алиса, сейчас не время для ревности! Откуда у вас такие мысли?

— От Эммы. По ее словам, Хьюго не рассказал ей и половины. Но слухи о ваших подвигах достигли Морстона еще до вашего приезда, милорд.

— Как?.. — Он крепче сжал ее руку. — Не отворачивайтесь от меня, Алиса. Кто рассказал Эмме?

— Мы хоть и жили на окраине, милорд, но имели связь с цивилизованным миром.

— Ответьте на мой вопрос.

— Почему я должна…

— Я жду.

Алиса сердито вздохнула:

— Пожалуйста. — Она закрыла глаза. — Все очень просто. Моя мать не отличалась решительным характером, однако, услышав, что старый король умер и Элеанора вышла из плена, она поехала в Виндзор вместе с Уильямом, чтобы отдать королеве ее драгоценности. Как я уже говорила, Элеанора в то время была во Франции вместе с королем Ричардом. Уильям и мама провели несколько дней в Виндзоре, а потом вернулись обратно.

Она выдернула руку из ослабевших пальцев Раймона.

— Они не имели никакого влияния при дворе, милорд, но нашлись люди, которые их приютили, памятуя о прошлом моей матери. Наверняка тогда они и услышали рассказы про вас и привезли их домой, Эмме. Она запомнила эти истории. А я — нет.

В темноте Алиса не видела лица Раймона.

— В тот же месяц, — продолжала она, — и Уильям, и моя мама умерли от лихорадки. Времени для разговоров особенно не было. Видимо, Эмма услышала эти рассказы, когда они только приехали.

Раймон снова взял ее за руку и усадил на кровать.

— Послушайте меня, жена. Перед отъездом в Палестину я был зеленым юнцом, которому счастливо подвернулось несколько сговорчивых дамочек при дворах Виндзора и Фале. Боевой славы у меня не было, только некоторая известность по рыцарским турнирам. Вот и все. Я был одним из сотен рыцарей, ничем не выделялся. Если бы не одно маленькое происшествие в Пуатье, когда я был ребенком, у королевы Элеаноры не было бы особых причин помнить мое имя. Но вы говорите, что Эмма слышала обо мне в Морстоне. С чего бы ваши родители привезли из Франции рассказы обо мне? И с чего бы Эмма их запомнила? Алиса покачала головой:

— Не знаю. Да и какая разница? Они никогда не упоминали при мне вашего имени. Это Эмма сказала… — Она вздохнула. — Простите, милорд. Должно быть, она что-то напутала. Это было в Морстоне на Иванов день, вечером. Вы копали в амбаре, я находилась в расстроенных чувствах, а Эмма дрожала от страха…

— Кто она такая?

— Что, милорд?

— Кем была Эмма до того, как стала прислуживать вашей матери?

— Служанкой королевы. И женой безземельного рыцаря, который погиб в Антиохии во время крестового похода короля Людовика. Эмма и моя бабушка уехали вместе с королевой Элеанорой на Святую землю, но недолго пробыли в Палестине, вернулись обратно и стали жить в Мирбо.

— Бросили королеву после того, как она поссорилась со своим первым мужем в Антиохии? Почему они не остались с Элеанорой?

Алиса вздохнула:

— Эмма никогда мне этого не говорила. Она рассказывала про Палестину моей маме, но только так, чтобы я не слышала. Одно время королева была сердита на Эмму и на мою бабушку. Простите, Раймон, но я не помню подробностей. Это важно?

Он опять лег и уложил Алису рядом с собой, быстро погладив ее щеку своими теплыми, нежными пальцами.

— Я рассказывал вам про моего дядю, который был с армией Людовика в том крестовом походе. Он закончил свои дни в Антиохии, на службе у королевы. Эмма должна была знать и ваших, и моих родственников, Алиса. Они были в Антиохии в тот год, когда разразился скандал с королевой Элеанорой.

— Да какой скандал? Старые байки про любовь королевы к сарацинскому рыцарю? Про ее желание развестись с Людовиком и остаться со своим любовником? — Она раздраженно отмахнулась. — Все это вранье! Она развелась с Людовиком только через несколько лет, а в Палестине у нее не было никакого любовника. Это всего лишь сказка, как и баллады о том, что королева отравила девицу Розамунд и… — Алиса отпрянула. — Раймон, вы думаете, что она до сих пор сердится? Может, в этих байках есть доля истины?

— Нет. — Он сел и взял ее за руку. Его манеры были мягче, чем голос. — Нет, все это глупые сплетни, заимствованные из непристойных баллад древности. Не вздумайте говорить о них в Виндзоре, тем более в присутствии королевы. Обещайте мне.

— Обещаю, Раймон.

На мгновение ей показалось, что он сейчас снова ее обнимет, но он легко толкнул ее на мягкий матрас и натянул на плечи одеяло.

— Спите.

Его прикосновение было таким кратким! Алиса схватила его руку.

— Любите меня, — попросила она.

Раймон долго молчал, потом заговорил срывающимся голосом:

— Я… — Его пальцы выскользнули из ее ладоней и прошлись по уголкам ее губ. — Мы с вами так давно не были вместе.

Ее губы сложились в улыбку под его пальцами.

— Всего три ночи после аббатства. Дрожащими руками он стянул халат с ее плеч.

— У нас украли три ночи.

Она попыталась разглядеть в темноте его лицо.

— Вы сердитесь? У нас будет еще много ночей. Раймон уткнулся лицом в нежный изгиб ее шеи.

— Дай-то Бог.

Алиса открылась для него и заторопила его ласками, дыханием и словами. Он начал двигаться в ней, обуздывая свое нетерпение и пробормотав короткий вопрос в ее раскрытые губы.

— Не останавливайся, — прошептала она в ответ, — я тоже соскучилась по тебе.

Быстро достигнув вершин блаженства, они лежали, насытившиеся, в клубке из мятых простыней, рук, ног и халата Алисы. Раймон повернулся на спину и прижал к себе жену. Она положила голову ему на грудь.

— Я вел себя как бешеный самец, — сказал он. — Обещаю, в следующий раз вы получите нечто большее.

Она высвободила простыню и накрыла их обоих.

— Вот как? Значит, в следующий раз и мне надо быть понежнее.

Она открыла глаза и нащупала рядом с собой холодную простыню. Раймон стоял у закрытых ставен и смотрел в сад. Уже второй раз за эти предрассветные часы она просыпалась и видела его там, неподвижного и задумчивого в свете холодной осенней луны.

Глава 20

В воротах Виндзорского замка Эрик узнал сержанта из нормандской крепости Фале, пожилого наемника, который пересек пролив, надеясь, что служба в Виндзорском гарнизоне будет лучше оплачиваться, чем на континенте, и не такой тяжелой. Старый Ролло рассказал, что приехал сюда пять месяцев назад и видел, как Хьюберт Уолтер — искусный дипломат-церковник, которому почти удалось уговорить старого Саладина оставить Иерусалим, — проехал в эти самые ворота. Уолтер убедил младшего брата короля, Иоанна, передать Виндзорский дворец осаждавшей его армии вдовствующей королевы.

С тех пор солдаты гарнизона зажили спокойно. Принц Иоанн больше не устраивал сюрпризов часовым, и им оставалось лишь следить за постоянными разъездами королевы и ее советников. Через несколько недель рабочие должны были закончить ремонт стен, поврежденных прошлой весной во время осады, и дворец опять станет надежной крепостью.

Ролло сказал, что королева вернулась три дня назад, усталая и в мрачном настроении, которое не оставляло ее все лето. Она ездила в Лондон, проверяла, сколько собрано денег на выкуп короля Ричарда, которые хранились в подземной часовне церкви Святого Павла.

Вчера Элеанора послала гонцов к епископу Уолтеру, они должны передать ему ее просьбу вернуться в Виндзор. В гарнизоне ходили слухи, что в этом месяце королева отберет двадцать солдат для сопровождения епископа в Майнц — к месту заточения короля Ричарда.

Эрик купил Ролло еще одну, последнюю кружку эля и вернулся с новостями в аббатство.

Причин для отсрочки как будто не было. Поздно утром Раймон де Базен поскакал к круглой Виндзорской башне, держа Шайтана подальше от подвесных люлек каменщиков, которые скреблись о стены и раскачивались на ветру. Раймон неустанно повторял про себя слова, которые должен был сказать королеве.

Часовые в восточных воротах впустили его во двор, задав всего несколько вопросов. На первый взгляд это был хороший знак. Но если вдуматься, ничего хорошего здесь не было. Значит, как он и подозревал, люди королевы Элеаноры следили за ним на протяжении всего пути из Корнуолла, держась на разумном удалении и не препятствуя его честным намерениям. Он видел на дороге храмовников, но могли быть и другие шпионы. Попытайся Раймон обмануть вдовствующую королеву, и они тут же приставили бы меч к его горлу.

Когда он вошел в приемную, королева Элеанора была не одна. Шагнув в просторный зал, он увидел двух молодых мужчин, которые стояли возле пустого трона и держали руки на мечах. Вдовствующая королева, имевшая в своем распоряжении оружие более острое и утонченное, ждала его у дальнего камина, за пределами слышимости охранников.

Она взглянула на пузатый шерстяной сверток, который Раймон держал под мышкой, нарочно заняв свою бойцовую руку, и улыбнулась. Лицо ее на мгновение помолодело.

— Я вижу, вы успешно выполнили задание, — произнесла Элеанора.

Двое охранников у трона не шевельнулись.

— Я должен вам кое-что сказать, — заявил Раймон. Она опять улыбнулась:

— Подождем, когда принесут вино.

— Нет, это не может ждать. Один охранник тихо кашлянул.

— Вы стали грубы, Раймон де Базен, после лета, проведенного в вашем новом поместье. Я вижу, вас научили там неучтивым манерам. — Она слегка взмахнула рукой, подав знак стоявшим вдали мужчинам.

— Я знаю, что я вам привез, ваше величество, — сказал он, — но Алиса, моя жена, не знает, так же как и ее старая няня Эмма. Вам не стоит опасаться, ваше величество, что эти две женщины или мои солдаты, которые не имеют понятия о шкатулке, раскроют вашу тайну.

— Конечно.

— По правде говоря, ваше величество, я единственный, кто знает… вернее, догадывается о том, что именно Изабелла Мирбо берегла для вас в Морстоне.

Светлые, как у ястреба, глаза долго смотрели не мигая. Лицо королевы Элеаноры чуть порозовело и на краткий миг утратило бремя лет.

— Смотрите, де Базен, не уподобляйтесь тем странным людям, которые населяют ваши дикие земли. Дайте им любой факт, и они в мгновение ока сделают из него древнюю тайну.

— Как я уже сказал, ваше величество, никто в моей семье и на моих землях не ведает о том, что я вам сейчас привез. Только я один могу… досадить вам по этому поводу.

— Тогда перестаньте досаждать мне своими непонятными разговорами, или я обязую вас уплатить второй налог на выкуп и конфискую ваши земли, если вы этого не сделаете. — Она вскинула подбородок и посмотрела вдоль горбинки на своем носу. — Такое случается, де Базен, с людьми куда более осторожными, чем вы.

— Я осторожен, ваше величество. И нем как рыба. Королева Элеанора улыбнулась. Казалось, ей нравились непочтительность Раймона и то, что она одерживала верх в разговоре. Но ее проницательный взгляд был серьезен.

— А где ваша жена? — спросила она. Усилием воли он заставил себя ответить твердо:

— Я не взял ее с собой.

— Вы сердите меня, Раймон де Базен. Я же говорила вам, что хочу увидеться с дочерью Изабеллы. Вы что же, оставили ее в том поместье, которое я вам даровала?

Лгать королеве было бессмысленно. Разумеется, она знала, что Алиса приехала вместе с ним. Кто-нибудь из ее шпионов наверняка успел доложить ей об этом. Раймон сделал попытку улыбнуться:

— Она приехала со мной, ваше величество. Королева посмотрела ему за спину, на дверь.

— Так, где же сейчас ваша жена?

— В монастыре.

Она опять вперила в него хищный взгляд:

— Где?

— Недалеко отсюда.

Улыбка царственной старухи стала шире.

— Ах да, у приора Юстаса. Я вспомнила: вчера вечером ко мне приходил один из его слуг, просил дать ему моих охранников, чтобы они выгнали из аббатства буйного и богохульствующего гостя. Конечно же, это были вы. — Она помолчала. — Кстати, я еще не дала ему ответа.

В углу зала послышался тихий шорох. Раймон продолжал смотреть на королеву, стараясь не думать о стражниках, которые, возможно, уже вынули из ножен клинки. Если его попытаются схватить, он сумеет убить первых двух охранников. Но прибегут другие, а потом королева Элеанора обвинит его в измене и убийстве. Он будет казнен, а у его вдовы отберут его земли.

Королева Элеанора протянула руку.

— Дайте мне шкатулку, — потребовала она.

Раймон развернул лоскут и протянул ей потемневший от времени ящичек. Она открыла крышку и заглянула внутрь.

Он оставил ассассинский перстень лежать поверх золотых монет и браслетов, на свитой кольцами серебряной цепочке с жемчугом. Королева Элеанора достала из шкатулки маленький талисман, надела его себе на палец и захлопнула крышку.

— Поставьте ее туда, — велела она, показав на низкий столик под окном.

Чтобы это сделать, Раймону надо было повернуться спиной к королеве и двум ее охранникам. Он взглянул на тонкую морщинистую кисть Элеаноры и на грубый перстень, который теперь ее украшал. Длинные пальцы королевы были расслаблены — ни малейшего признака того, что она сейчас вскинет руку и даст знак страже напасть на него с кинжалами.

Он поднял шкатулку.

— Алиса не имеет понятия об этом перстне, ваше величество. Если ее мать и знала что-то, то она умерла, оставив дочь в неведении. Клянусь честью, ваше величество… и моей надеждой на спасение.

— Женившись, вы стали серьезнее, Раймон де Базен. Задумались о душе, не так ли? Интересно, как Алиса Мирбо этого добилась? Нежностью или суровостью?

Голос старухи был низким и бесстрастным, но в ее темных глазах горел властный огонь. Раймон осторожно ответил на невысказанный вопрос королевы:

— Женатый мужчина должен думать не только о своем будущем, но и о будущем своей жены и еще нерожденных детей. Он становится серьезнее, так как понимает, что благополучие его семьи и земель напрямую зависит от того, насколько благоразумны его слова и поступки. Женатый мужчина, ваше величество, уже не может позволить себе… неосторожные речи. Я и раньше был не болтлив, а теперь стал неболтливым вдвойне.

Черные глаза Элеаноры сузились.

— Я вижу, вы преданы дочери Изабеллы. Печетесь о ее будущем и рассуждаете о благоразумии. Помнится, в прошлом году вы были не так осторожны в речах. Хьюберт Уолтер сказал, что вы уехали из Палестины в мрачном расположении духа, не сказав ни одного похвального слова в адрес своего короля.

— Я выказал ему уважение и преданность.

— И, говорят, рискнули ради него жизнью, остановив кинжал убийцы в Акре. Ваши деяния безупречны, Раймон де Базен, но вашим речам не хватало благоразумия. Во всяком случае, так было до сих пор. Вы боитесь, что ваша жена может каким-то образом пострадать?

Он понизил голос до шепота:

— Она уже пострадала, ваше величество, — ради вас. Всю жизнь она провела в мучениях, охраняя вашу шкатулку. Если бы этот… талисман нашли и узнали, ее могли бы обвинить в ереси или сжечь на костре как ведьму.

Королева не дрогнула. В ее гордом лице не было сожаления.

— Лучше пусть это случилось бы с дочерью Изабеллы Мирбо, чем с одним из моих детей. Вам неприятно это слышать, Раймон? Любая искренняя женщина скажет вам то же самое, если она будет в плену, а ее дети в опасности.

Раймон так сильно сдавил в руках шкатулку, что гнилое дерево затрещало. Он разжал пальцы.

Королева Элеанора услышала этот звук.

— Будь у вас сыновья, вы бы меня поняли. Я сделала то, что должна была сделать.

— Неужели не нашлось другого места, чтобы спрятать ваш талисман?

Брови Элеаноры, по-прежнему изящные, удивленно приподнялись.

— Это что, допрос? — И опять ее щеки тронул легкий румянец. — Я была в плену, де Базен, и за мной неусыпно следили. Я не жалею о своей осторожности. — Она слегка взмахнула длинной белой рукой. — Изабелла и ее дочь жили так далеко, что можно было почти не волноваться за их безопасность. Я и мои сыновья рисковали гораздо больше. Если бы Генрих нашел у меня этот перстень, нам бы не поздоровилось.

— И все-таки вы увезли его с собой из Палестины, когда ваш первый муж выгнал вас из антиохийской крепости вашего дяди. Зачем же вы берегли эту опасную вещь, если не собирались ею воспользоваться?

Королева побагровела, глаза ее гневно сверкнули.

— Старые сплетни продолжаются! Всего три года назад байки о моем сарацинском любовнике были еще свежи и повторялись солдатами Ричарда, отплывавшими из Сицилии в Палестину. Это жестоко, Фортебрас, — преследовать старую женщину подобными россказнями. У вдовствующей королевы моего возраста нет ничего, кроме доброго имени, чтобы сохранить преданность ее подданных. А сейчас, когда Ричард в беде, мне особенно нужна их преданность.

— Вы воспользуетесь этим кольцом, чтобы освободить Ричарда?

Она заколебалась.

— Если вам дорога жизнь Алисы Мирбо, вы не произнесете больше ни слова.

Охранники не двигались. Они стояли в дальнем конце зала и не могли слышать шепота королевы. Но если они пойдут к Раймону, чтобы заколоть его своими кинжалами, он услышит их шаги и успеет высказать свою последнюю просьбу.

— Моя жена не знает ничего, что могло бы причинить вам вред. Отправьте ее к моему отцу в Базен. Вы у нее в долгу.

Элеанора сдвинула брови.

— Вы боитесь, что она не увидит от меня благодарности? Плохо. Человек, который служит королеве-матери, не должен оскорблять ее недоверием. Поставьте шкатулку на стол, де Базен.

Он сделал и сказал все, что мог. И теперь, что бы ни случилось — уйдет ли он из этой комнаты живым, или его вынесут с кинжалами в спине, — у Алисы есть возможность спастись. Если солдаты королевы найдут его жену в соседней гостинице, вдовствующая королева вспомнит его последнюю просьбу. Алиса будет жить. Его жена должна жить…

Он повернулся спиной к Элеаноре и ее охранникам и подошел к низкому столу под бойницей. За спиной раздался тихий хлопок. А вслед за ним — низкий смех старой королевы.

Алиса смотрела вслед мужу, который скакал на север, к Виндзорскому замку. Пылкая ночь любви не заставила Раймона изменить свое решение и взять жену с собой. Не сказав больше ни слова по этому поводу, он поцеловал ее на прощание и уехал один, оставив всех своих солдат в аббатстве вместе с Алисой и Уотом.

Странно, почему?

Много недель назад в Кернстоу Алиса и Раймон готовились к этому дню. От жадности или по старческой забывчивости королева Элеанора могла вообразить, что из шкатулки пропали какие-то драгоценности, и обвинить Алису в измене и воровстве. Если Алиса не приедет ко двору, это только укрепит ее подозрения. Раймон согласился, что Алиса должна вместе с ним явиться в королевский дворец.

Они откладывали визит в Виндзор, дожидаясь, когда братья Раймона приедут в Кентербери, чтобы защитить его в случае опасности. Монбэзон уже был в Виндзоре. Все готово, сказал Раймон.

Зачем же он привез ее в такую даль? Чтобы накануне вечером вдруг передумать и отправиться к королеве одному?

Он отрицал, что при дворе была женщина — или несколько женщин, которые ждали его возвращения и перед которыми он должен был отчитаться о своей женитьбе. Но что еще мог сказать муж жене, собравшись ей изменить? Да и стоило ли надеяться на верность мужа, попавшего в общество своих бывших любовниц?

Впервые Алиса задумалась над вопросом: а не пришлось ли Раймону отказаться от помолвки, чтобы на ней жениться? Он рассказывал, что, вернувшись со Святой земли, застал в Базене королевских гонцов. А может, у него была невеста в Базене или в Виндзоре, при дворе королевы Элеаноры, и она рыдала, узнав, что Раймон де Базен женился на другой?

Подбежал Уот:

— Милорд обещал показать мне сегодня дворец! Алис вымученно улыбнулась:

— Ты увидишь его завтра, Уот. Это большая башня над городом.

— Милорд сказал, что я увижу ее и снаружи, и внутри.

— У твоего господина изменились планы.

— Эрик отвезет меня туда.

— Нет. Мы останемся здесь, а потом поедем в деревню. Лорд Раймон просил, чтобы мы держались вместе.

— Ко мне это не относится. Меня он не просил остаться. А вчера, когда мы сюда приехали, милорд сказал Эрику и другим солдатам, что с вами должно быть четверо охранников, куда бы вы ни пошли. А остальные четверо могут спокойно развлекаться в борделях.

— Уот! Что за выражения?

— Так мне сказал Эрик, леди Алиса. А еще он сказал, что если я хочу посмотреть дворец, то он отвезет меня прямо сейчас, потому что вечером он пойдет вместе с остальными к…

— Ну хватит!

— Отпустите меня, леди Алиса, пожалуйста! Я хочу увидеть дворец, ведь завтра мы уезжаем. Так сказал Эрик. Отпустите, прошу вас!

— Приведи сюда Эрика. Если ты говоришь правду, Уот, я разрешу тебе поехать вместе с ним. Но только ненадолго. Лорд Раймон просил, чтобы к полудню мы ждали его в гостинице.

В тот же час Эрик отправился в Виндзор. Уот сидел позади него.

Раймон вернулся два часа спустя, мрачный от гнева. Рядом с ним скакали Эрик и Уот, примолкший, с расширенными от страха глазами.

Алиса увидела их из окна над садом и выбежала к монастырским воротам. Облегчение, которое она заметила в глазах Раймона, положило конец ее страхам. Если бы он ездил ко двору, чтобы возобновить старые романы с королевскими фрейлинами, то не радовался бы так сильно встрече с женой.

— Вы до сих пор не в деревне? — сердито спросил он.

— Я не ожидала, что вы так быстро вернетесь. Почему Уот плачет?

— Мадам, вы должны были с самого утра отправиться в деревню. Если сюда придут люди королевы…

Он умолк и обернулся к Эрику:

— Ты поставишь мою лошадь в конюшню или тебе сейчас не до этого? Может, ты опять собрался в Виндзор?

Эрик побледнел.

— Милорд, я…

— Молчи! — рыкнул Раймон. И потянул Алису за собой в монастырское здание.

— Эрик не виноват… — начала она.

— Поговорим в другом месте.

Он распахнул ногой дверь спальни.

— До сих пор, несмотря на глупость Эрика, мы были в безопасности, — сказал он. — Но сегодня мы все приглашены в Виндзор. Вы наконец-то увидитесь с Элеанорой, Алиса, только смотрите не отходите от меня ни на шаг.

Алиса смахнула с глаз неожиданные слезы.

— А я уже начала сомневаться, что вы возьмете меня ко двору, Раймон.

— Вы ждали этого момента целых шестнадцать лет, Алиса. С чего же вдруг такое нетерпение? — Он вздохнул. — Теперь, после моей встречи с королевой, я думаю, вам уже ничего не грозит. Но когда я увидел Уота, бродившего по королевскому залу, и не застал вас в гостинице… — Он промычал что-то нечленораздельное.

— Я была здесь в полной безопасности.

— Нет. Я сказал королеве, что вы здесь. Вообще-то она знала об этом еще со вчерашнего вечера. Если бы она задумала что-то недоброе, то прислала бы за вами своих охранников. — Он закрыл дверь ногой. — Вот почему, Алиса, я хотел, чтобы вы к полудню были в гостинице.

— Раймон, я собиралась ехать в деревню… Он раздраженно вздохнул:

— Ладно, это уже не важно. Прошу вас, Алиса… обещайте мне, что будете все делать так, как я скажу. Вечером мы уедем из Виндзора. Пока королева настроена к нам дружелюбно, но она еще может перемениться.

Теперь, когда долгожданный день настал, Алиса уже не горела желанием увидеться с королевой Элеанорой. В спальне вдруг стало холодно, а свет в окне померк. Она обхватила себя за плечи.

— Она не сердилась из-за драгоценностей? Ей не показалось, что их стало меньше?

Раймон снял с себя плащ и накинул его на плечи жене.

— Не бойтесь. По-моему, Элеанора получила то, что хотела. Она в хорошем настроении. — Он улыбнулся. — Сегодня мы все должны явиться ко двору — и привести маленького Уота.

Алиса ахнула:

— Что королева знает про Уота? Раймон задумчиво приподнял брови:

— Выяснить, что королева знает о чем бы то ни было, невозможно. — Он улыбнулся и покачал головой. — Но она точно знает, что Уот — маленький шалопай, который любит бродить, где попало и совать свой нос куда не следует. Охранники королевы Элеаноры чуть не убили его, когда он зашел в приемную.

— Как же он…

— Эрик его потерял. Как видно, Уот прошел по всему Виндзорскому замку от кухни — прежде всего кухни — до парапетной стены. Он уже собирался выйти во двор, но тут заметил коридор, ведущий к большому залу. Прокравшись на цыпочках вперед, он начал набивать себе рот конфетами с большого стола. Эрик нашел мальчика и хотел его схватить, но тут юный разбойник помчался дальше и вбежал прямо в приемную королевы, чуть не напоровшись на меч охранника.

— Ох, слава Богу, что с ним ничего не случилось!

— Рано радуетесь. Когда Уот понял, что перед ним королева Элеанора, он поинтересовался, расшита ли ее нижняя сорочка восточными драгоценными каменьями.

— О Господи!

— Королева Элеанора весело посмеялась над его вопросом. Хорошо, что она была в благодушном настроении, иначе вы могли меня больше не увидеть. Я нашел бы свой приют в подземной темнице замка. Королева в гневе неумолима.

Алиса выругалась, употребив одно из излюбленных выражений Раймона. Произнесенные тихим хрипловатым голосом, грубые слова утратили свою резкость.

— Не понимаю, как вы можете улыбаться, — закончила она. — Когда мы поедем к королеве, Уот останется здесь. Нельзя допустить, чтобы он прогневил Элеанору.

— Исключено, — возразил Раймон. — Королева просила, чтобы мы его привезли. Наверное, узнала в вашем плутоватом Уоте родственную душу.

Алиса опять выругалась, не в том порядке расставив слова. Раймон с усмешкой ее поправил.

— Если вам хочется браниться по-солдатски — пожалуйста, только не делайте ошибок, любовь моя.

— Боюсь, что с этим негодником Уотом мне придется выучить еще и не такие ругательства. — Она достала из своей вьючной сумки платье и, нахмурившись, оглядела мятый шелковый подол. — Я не могу это надеть.

— Я постараюсь найти женщину, которая вам поможет.

— Здесь вы не найдете женщин. Вы же слышали, что сказал приор. В этом аббатстве нет светских слуг и служанок, только одни монахи.

— Эрик привезет из деревни торговку женской одеждой. Алиса уронила платье.

— Раймон, я не могу ехать.

— Придется. Королева вас ждет. — Он взял платье и положил его на кровать. — Какая вы странная женщина! Вчера вечером вы сердились оттого, что я не хотел брать вас к королеве Элеаноре, а сегодня отказываетесь ехать.

— А вы, милорд? Вчера вы были мрачнее тучи и говорили, что мне нельзя ехать ко двору, а сегодня рассуждаете о дамских служанках.

Он откинул ее волосы с плеч.

— Доверьтесь мне, Алиса. И помните, о чем мы договорились. Не отходите от меня ни на шаг, даже в присутствии королевы. А если я велю вам покинуть дворец без меня, не раздумывайте ни минуты. Эрик и Ален поедут с вами. Уехав из Виндзорского замка, сюда не возвращайтесь. Поезжайте по восточной дороге, отправив Эрика вперед. В Кентербери вас будет ждать мой брат Иво.

— Но вы сказали, что видели своего двоюродного брата здесь, в Виндзоре. Если у нас будут неприятности, он поможет…

— Да, но вам нельзя к нему приближаться… никто не должен видеть, как вы просите помощи у Монбэзона. Он будет следить за нами и сам выберет момент, чтобы нам помочь, если сумеет. Королева Элеанора не должна знать о том, что мы с ним встречались.

Алиса вздохнула:

— Постараюсь запомнить все ваши наставления. Итак, все время быть рядом с вами и уйти, если скажете. Монбэзона не искать. Эрика послать в Кентербери… Знаете, Раймон, мне совсем не хочется видеть двор королевы Элеаноры.

— В смутное время ее двор — не место приятных развлечений, а арена тяжелейших испытаний. Есть другие места, Алиса, где вы увидите то, о чем рассказывала вам ваша матушка. Мы поедем туда вместе. Даже в Базене…

— Нам все-таки придется бежать к вашему отцу, Раймон? Вы полагаете, у нас могут быть неприятности? Но королева уже взяла драгоценности. Разве у нее есть другие причины на нас сердиться?

Он обнял жену и прижал ее к своей груди.

— Неужели только война или гнев королевы Элеаноры способны заставить вас поехать вместе со мной в поместье моего отца?

Она улыбнулась:

— Конечно, нет.

Раймон что-то недоговаривал, она чувствовала. И видела по его глазам, что больше он ничего не скажет. Господи, только бы им не пришлось отплыть в Нормандию в качестве беженцев!

Раймон отстранил ее от себя и нежно убрал прядь волос, упавшую ей на лоб.

— Если хотите оградить нас от неприятностей, Алиса, все время держите Уота при себе. Не оставляйте его наедине с королевой Элеанорой. Проведя час с этим постреленком, она будет знать все наши тайны.

Глава 21

Во дворе Виндзорского замка сновала толпа, состоявшая из благородной публики, процветающих торговцев и хорошо одетых слуг. Здесь было так же тесно, как на грязной деревенской дороге перед дворцом. Отличные скаковые лошади, тщательно вычищенные вьючные мулы и женщины с горделиво поднятыми подбородками, которые семенили мимо непременных луж в деревянных башмаках, украшенных более тонкой резьбой, чем старый морстонский алтарь. Мужчины во дворе королевского замка были так же не похожи на Раймона, как пестрые певчие птички на черных болотных ястребов. Только солдаты и рыцари, спорившие над повозкой, груженной древками для копий, напоминали Раймона своими манерами и строгой одеждой. Среди них было мало мужчин его роста, еще меньше — с такими же, как у него, широкими плечами, и уж совсем никто не мог похвастаться таким же зорким глазом, как у де Базена.

Шайтан, а за ним и серая кобыла вошли в ворота и миновали большие деревянные склады, в которых хранились королевские запасы продуктов, оружия и конской сбруи. Дальше Раймону и Алисе пришлось объезжать поток служанок и мальчишек-конюхов, которые спешили по поручениям из большого круглого дворца в окружающий его поселок.

Возле каменной башни, у большого бревенчатого дома, построенного старым королем Генрихом для своей жены, Алиса увидела мужчин и женщин, пышные одежды которых затмевали наряды дочерей старого купца в аббатстве Мучелни.

По сигналу Раймона Эрик развернул свою лошадь и повел остальных солдат и маленького Уота в гарнизон, на поиски старого сержанта Ролло.

Раймон снял Алису с седла и поправил у нее на лбу мягкий парчовый венчик. Она нахмурилась и пригладила спускавшуюся к плечам прозрачную ткань.

— Видны стежки Биды?

— Нет, — солгал Раймон.

— Королева подумает, что я небрежно обошлась с ее подарком.

— Если она что-то заметит, я скажу, что вьючная лошадь уронила мешок с вуалью в тернистые кусты. Дайте мне руку, дальше мы пойдем одни. Если Элеанора спросит, где остальные, тогда мы за ними пошлем. А может, она и не вспомнит, что просила нас прийти всех вместе.

Они оставили лошадей под присмотром королевских конюхов и пошли в покои Элеаноры, к востоку от большого каменного замка. В конце длинного парадного коридора Алиса остановилась в немом оцепенении, ошеломленная шумной и пестрой толпой придворных, сновавших в огромном зале. Раймон ободряюще сжал ее локоть, и она пошла дальше, с трудом передвигая внезапно онемевшие ноги.

К счастью, в первые минуты на них никто не обратил внимания. Служанки тащили деревянные козлы, чтобы уложить на них доски и превратить в столы для полуденной трапезы. Женщины в богатых шелках поспешно одергивали подолы своих юбок, чтобы их не зацепили отодвигаемыми от стен скамьями. Алиса с облегчением увидела, что Раймон был прав: она зря волновалась по поводу складок на платье, на некоторых придворных дамах были такие же мятые наряды.

Раймон проследил за ее взглядом.

— Многие фрейлины, — сказал он, — особенно молодые, приехали к королеве из далеких поместий и живут безо всяких удобств. Лишь у некоторых из них есть отдельные спальни и служанки, которые могут привести в порядок их одежду.

— У них наверняка есть служанки. Они такие шикарные дамы!

Раймон улыбнулся:

— Они шикарно одеты, но зачастую все их владения ограничиваются лежанкой в теплом углу и сундуком.

Алиса улыбнулась в ответ:

— Значит, они должны с охотой выходить замуж за тех женихов, которых находит им королева.

Он пожал плечами:

— Не знаю. Видит Бог, их вполне устраивает беззаботная жизнь при дворе. Правда, толчея и шум в конце концов надоедают, и тогда они заводят семью.

— Я вижу, вы хорошо знаете образ жизни этих женщин, — заметила Алиса.

— Только понаслышке, — ответил Раймон. — Время от времени я встречался с придворными дамами, но никогда не решался заходить в их спальни.

Интересно, которые из них ублажали Раймона в постели? Алиса смахнула пылинку с рукава своего зеленого шелкового платья.

— А я думала, вы смелый мужчина. Раймон вздохнул:

— Смелый, но не настолько. Я люблю встречаться с дамой в укромном месте, чтобы никто, кроме нее, не слышал моих слов. — Он украдкой взял ее руку и провел большим пальцем по ладони. Эта ласка, намек на скорую близость, опалила огнем сокровенные участки ее тела под тонкой льняной сорочкой. — Вот почему, Алиса, я отдам нашу проклятую палатку первому встречному паломнику, который попадется мне на дороге возле Кернстоу. Это была настоящая пытка: вы лежали так близко, а я не мог до вас дотронуться, потому что рядом были уши Уота и остальных.

Он нарочно отвлекал ее внимание от расфранченных фрейлин королевы, заставляя думать о пережитой страсти. Голоса придворных зазвучали глуше, и Алисе начало казаться, что они с Раймоном одни в этом длинном зале. Ее уже не коробили любопытные взгляды женщин и полуулыбки служанок, которыми они встречали ее скромный наряд и отсутствие украшений. Все это было для Алисы таким же пустым и неважным, как пение экзотических птиц в серебряных клетках у входа в коридор.

— Идемте, — сказал Раймон. — Обратите внимание на гобелены. Когда-нибудь я куплю вам такие же, Алиса.

Проходя мимо шумной толпы и с завистливым восхищением разглядывая яркие гобелены, висевшие на стенах и колыхавшиеся от холодных осенних сквозняков, Алиса думала о своих родителях. Интересно, когда мама служила у королевы, она была так же молода, как эта черноволосая девушка в розовом? Или она пришла ко двору уже замужней женщиной? Где отец учился владеть оружием — в Пуатье или в Мирбо? Бывали они в Виндзоре до ее рождения? И стояли ли они когда-нибудь вместе в этом длинном зале, глядя на тот самый гобелен, который теперь мечтает потрогать их дочь? Ждали ли они, как сегодня Алиса и Раймон, разрешения пройти в королевские покои?

Когда за ними явился молодой стражник, Алиса уже утратила нежелание встречаться с вдовствующей королевой. Элеанора знала ответы на все те вопросы, которые только сейчас пришли Алисе на ум.

Старуха в резном кресле под окном поманила Алису к себе и указала на низкую скамью, стоявшую сбоку от нее.

— Вы меня помните?

Алиса взглянула на мужа и приободрилась его улыбкой, потом подняла глаза к Элеаноре Аквитанской и покачала головой:

— Нет, ваше величество.

Одна седая бровь чуть насмешливо изогнулась.

— Я и не ожидала, что вы вспомните меня. Вы были неугомонным ребенком, ни минуты не сидели на месте и не слушали старших. Когда мы с вашей матушкой жили в Солсбери, вы доставляли ей много хлопот… и были ее единственной отрадой. — Темные глаза пытливо уставились на Алису. — От чего она умерла?

— От лихорадки, ваше величество. Та же болезнь унесла ее второго мужа.

— Он хорошо с ней обращался?

— Да, ваше величество. Он был добр к нам обеим. Я называла его отцом.

Меж царственными бровями появилась морщинка.

— Он был удостоен большой чести, если его называла так дочь Филиппа Мирбо. — Королева Элеанора склонила голову набок и уставилась на Алису полуприкрытыми глазами хищницы на отдыхе. — Леди Изабелла воспитала в вас уважение к памяти отца?

В сердце Алисы пустило корни зернышко мятежа.

— Да, — ответила она, помолчав. — Она до конца своих дней бережно хранила память о моем отце, но относилась к Уильяму Морстонскому с уважением, которого тот заслуживал.

Глаза, прикрытые тяжелыми веками, широко раскрылись и стали еще темнее.

— Ваш отец, Филипп Мирбо, был смелым человеком, отличным воином и благородным рыцарем. В тот день, когда он погиб, пала крепость Пуатье. Но даже посреди всеобщей сумятицы были люди, которые горевали по нему больше, чем по моему разгромленному двору. — Черные глаза обратились к Раймону, затем снова к Алисе. — Изабелла рассказывала вам, как он погиб?

Алиса кивнула:

— По ее словам, он погиб в битве при Пуатье в ночь моего рождения.

Элеанора закрыла глаза.

— Это была не битва, а мелкая потасовка. На дороге у крепости Пуатье, в конце моего неудачного восстания против Генриха. Ваш муж может рассказать вам об этом. Правда, тогда ему было всего десять лет, но он все видел.

Алиса перестала дышать. Королева Элеанора опять широко раскрыла глаза и слабо улыбнулась. Рука Алисы выпала из ослабевших пальцев Раймона.

— Это было в ту ночь? — спросил он голосом, хриплым от удивления.

— Да, — ответила Элеанора, — в ту ночь, когда вы, ваш отец и рыцари столкнулись на дороге с моим отрядом. В ту ночь, когда в свете факелов вы увидели, что оставшаяся горстка рыцарей из Пуатье защищает не мужчину, а женщину. В ту ночь, когда вы, возможно, спасли мне жизнь, остановив руку вашего отца, и обрекли меня на многолетний плен. Филипп Мирбо был капитаном того отряда и первым, кого убили люди вашего отца.

В эту минуту Алиса поняла, почему Раймон не доверял королю Ричарду, его матери и всему воинственному семейству Плантагенетов. Она еще могла простить Элеаноре ее неожиданный рассказ про связь Раймона с гибелью Филиппа Мирбо: королева была стара, и ее воспоминания бесцельно блуждали от одного предмета к другому. Но Алиса не видела оправдания тому холодному любопытству, с которым Элеанора наблюдала ее испуг. И расстройство Раймона.

Алиса нашла руку мужа, сжала ее в своем кулачке, потом поднесла к губам и поцеловала шрамы на его ладони.

— Моя мама поблагодарила бы вас за то, что вы прислали мне в мужья Раймона де Базена — такого же красивого и сильного рыцаря, каким был мой отец… — Она услышала, как у стоявшего рядом Раймона что-то заклокотало в горле.

Королева переводила взгляд с одного на другую, потом вдруг устало откинулась на спинку резного кресла.

— А я бы сказала леди Изабелле, что желаю ее дочери счастливой супружеской жизни.

Элеанора тихо подозвала свою служанку и велела принести вина. Они пили темное вино из Пуатье, держа серебряные кубки твердыми руками, и говорили о древнем Аквитанском дворе. Потом разговор свернул на разные пустяки.

Бледная кисть с костлявыми пальцами, похожая на хищную птичью лапу, опустилась на руку Алисы и поднесла ее к свету.

— У моих служанок руки нежнее, чем у вас, леди Алиса. Да и у меня самой, хоть я и стара, руки будут помягче. Ваша матушка не говорила вам, чтобы вы надевали перчатки, когда отправляетесь куда-то верхом?

— Говорила…

— И что же?

— В поместье было много работы, ваше величество.

— Понятно. — Королева сузила глаза и взглянула за плечо Алисы. — Вы чем-то раздражены, Раймон Фортебрас?

— Нет, я всем доволен.

Его голос не вязался с его словами. Королева Элеанора вновь обернулась к молодой женщине, сидевшей у ее ног:

— А вы, леди Алиса, говорите, что довольны мужем, которого я вам выбрала?

— Да, ваше величество.

— Кажется, он относится к вам с большим почтением. Вы вышли замуж за воина и сделали из него придворного.

Алиса улыбнулась:

— Я бы не назвала его так, ваше величество.

— Ради вас, Алиса Мирбо, ваш муж научился хитрости судейского чиновника и осторожности канцлера. Могу ли я воспользоваться этими его вновь приобретенными качествами?

— О нет, ваше величество! — выпалила Алиса и судорожно вздохнула. — То есть я не думаю, что он может быть вам чем-то полезен. Я имею в виду при дворе, ваше величество…

Седая бровь изогнулась в веселом удивлении.

— Вы удачно вышли замуж, Алиса. Я прислала вам мужа, который так же откровенен и неуклюж на язык, как и вы сами. Из вас двоих не получится хороших придворных, даже если вы очень постараетесь. — Улыбка королевы исчезла. —

Однаковы сослужили мнедобрую службу и вправерассчитывать на некоторое вознаграждение.

— Нет, что вы, мы…

Черные глаза смотрели мимо Алисы.

— Я не допущу, чтобы ваш муж упрекал королеву в неблагодарности. Итак, чем я могу отплатить вам за вашу преданность, а вашему мужу — за то, что он вас сюда привез?

Вслед за королевой Алиса посмотрела на высокую, статную фигуру Раймона. Лицо мужа было бесстрастным, но вглазах читалось предостережение.

Она опять обернулась к коронованной госпоже своей покойной матушки:

— Мы хотим, чтобы нас оставили впокое, ваше величество. Мирная, спокойная жизнь — вот все, что нам нужно.

Уголки губ королевы Элеаноры неодобрительно опустились.

— И, разумеется, служить верой и правдой вам и королю, — добавила Алиса срывающимся от страха голосом.

Наступила зловещая пауза, потом королева хмыкнула:

— Ваша матушка не научила вас льстить, соблюдая меру? — Бледная скрюченная птичья лапа погладила Алису по щеке. — Ладно, это не важно. При всех своих достоинствах Изабелла Мирбо не обладала придворной сладкоречивостью. В моем присутствии она никогда не хитрила, заворачивая ложь в упаковку из красивых слов. За это я ее и любила, Алиса. И доверяла ей свою честь и свою жизнь.

Алиса забыла все вопросы, которые собиралась задать. С глазами, полными слез, она слушала королеву, которая сначала хвалила покойную Изабеллу Мирбо, а потом принялась рассказывать о прошлом. Начало этих историй она уже слышала в Морстоне, а теперь королева Элеанора досказала их до конца, за один короткий вечер подарив Алисе Мирбо ее наследство.

Спустя какое-то время королева Элеанора отправила Раймона в замок.

— Разыщите своих воинов и скажите им, чтобы явились ко мне после того, как поедят, де Базен. Я пошлю за вами, когда мы с вашей женой закончим обсуждать ее семейнуюисторию.

— Я могу и остаться, ваше величество.

— А я настаиваю на вашем уходе. Мне хочется поговорить с дочерью Изабеллы наедине, как женщина с женщиной.

Алиса кинула на мужа взгляд, в котором смешались извинение и удовольствие. В этой комнате, с королевской охраной у дверей, ей ничего не грозило. Она хотела, чтобы Элеанора рассказала все до конца. Королева стара. Как знать, может быть, это последняя возможность Алисы услышать воспоминания о давно покойных рыцарях из Мирбо и о том, что случилось с ними во времена мести короля Генриха.

Раймон подошел к широкой двери и оглянулся. Ему не хотелось оставлять Алису, но он не мог ослушаться королевского приказа. Если он начнет спорить, то возбудит подозрения Элеаноры и порвет те слабые узы, которые начали возникать между двумя женщинами. Нехотя Раймон вышел в коридор и вернулся вглавную башню.

Там он увидел Монбэзона, который оживленно беседовал с женщиной в малиновом платье с экзотическими, почти сарацинскими чертами лица. Монбэзон был одет вбогатый, совершенно черный бархат. У него на боку втонких кожаных ножнах висел длинный меч — легендарное оружие старого викинга, общего деда Раймона и Монбэзона. Величие его скрадывалось высокой и крепкой фигурой рыцаря. Большая рукоятка, украшенная единственным красным камнем, затмевала роскошное платье его собеседницы. Дама посмотрела всторону и встретилась глазами с Раймоном.

Монбэзон проследил за ее взглядом и заметил его. Двоюродные братья обменялись легким кивком головы и слабым пожатием плеч — на большее они не решились. Повернувшись к Раймону спиной, Монбэзон подвел свою собеседницу к воину с квадратной челюстью и завел с ним какой-то разговор.

— Раймон де Базен!

Обернувшись, Раймон увидел Хьюберта Уолтера в черной шерстяной сутане и теплом дорожном плаще. За епископом шли трое слуг с тяжелыми вьючными сумками.

— Ваша жена у королевы?

— Да. — Раймон оглянулся на коридор. — Они разговаривают о родителях Алисы.

Красное лицо Уолтера расплылось в улыбке.

— Вы правильно сделали, что оставили их одних. Я уезжаю, де Базен, и не смогу повидаться с вашей женой до моего возвращения.

На поднятой руке епископа Фортебрас заметил сарацинский перстень — серебряный, с голубым камнем. А за спиной Уолтера появились три рыцаря-храмовника, уже облачившиеся в дорожные плащи. Среди них был и четвертый — самозванец Пайен, одетый как храмовник, но не принимавший орденской присяги.

Усилием воли Раймон сохранил невозмутимое лицо.

— Вы едете на север, ваша светлость, чтобы собрать оставшийся налог на выкуп короля?

Хьюберт Уолтер продолжал улыбаться:

— Нет, конечно. Я еду на восток. Конечно.

— Ко двору Гогенштауфенов, чтобы ободрить короля Ричарда в его плену?

— И дальше. Я был в Иерусалиме, де Базен, и должен вам заметить: нет лучше места, чтобы молиться за скорое освобождение короля.

Раймон сосредоточил взгляд на лице епископа, стараясь не обращать внимания на кольцо, которое он так откровенно выставлял напоказ. И на Пайена, который завоевал уважение рыцарей короля Ричарда, вернувшись живым из логова Рашида эд-Дин Синана, имама ассассинов.

— Да храни вас Господь, ваша светлость, — сказал он.

На лице епископа застыло благочестиво-набожное выражение, но глаза его, перебегавшие с Раймона на рыцарей-храмовников, которые подошли и встали рядом с ним, намекали на огромную опасность, ждавшую Уолтера в этой поездке.

— Я служу только королю и Господу. И взываю к Всевышнему, чтобы он защитил Ричарда Плантагенета и вызволил его из плена.

Раймон почувствовал прилив жалости к этому священнику. Он знал, что такое получить задание из рук королевы Элеаноры, а потом бороться с опасностями, которых становится все больше по мере того, как раскрываются тайны. Он сомневался, что в конце этого испытания Хьюберт Уолтер получит награду.

Он посмотрел епископу в глаза.

— Желаю вам уцелеть среди неверных, ваша светлость.

— Молитесь за меня, Раймон де Базен. А я буду молиться о том, чтобы мечи неверных больше не убивали христиан.

С этими словами Хьюберт Уолтер пошел к выходу.

Три храмовника и самозванец Пайен последовали за ним, не сводя глаз с епископа и его слуг.

Раймон провел ладонью по лбу. Уолтер, самый выдающийся епископ Англии, который должен был вскоре принять сан архиепископа Кентерберийского, отправлялся на Восток с могущественным талисманом ассассинской секты, способным подчинить себе целую армию убийц-невидимок.

Зачем королева Элеанора возвращала этот перстень на Восток? Не затем ли, чтобы натравить ассассинов на похитителей Ричарда? И почему она выбрала в качестве посредника честного, благочестивого Хьюберта Уолтера?

Раймона так и подмывало вернуться в королевские покои и увести свою жену подальше от этой умной жестокой женщины, которая держала судьбы тысяч людей в своих белых морщинистых руках.

Раймон выпил кубок хорошего бургундского вина и, медленно обернувшись, посмотрел в тот угол, где недавно видел Монбэзона с дамой. Как он и ожидал, двоюродного брата там уже не было.

В королевском зале сидел певец — изборожденный шрамами солдат из Пуатье, который перебирал узловатыми пальцами струны арфы и пел хриплым старческим голосом. Слушая его, Раймон вспомнил тот летний день, почти двадцать лет назад, когда отец привез его на юг, ко двору короля Генриха, и он, еще мальчик, увидел, как взяли в плен королеву. И как убили отца его будущей жены.

Интересно, как бы повернулась его жизнь, если бы он не бросился тогда в самую гущу событий и не накрыл рваную рубаху королевы Элеаноры своим маленьким плащом? Он закричал тонким мальчишеским голоском, что стройный солдат на белой лошади — на самом деле переодетая женщина. Он спас ее от мечей отцовских воинов, но положил конец ее отчаянному бегству от армии короля Генриха.

В тумане воспоминаний Раймон не заметил, как пролетело время. Только когда рядом появился Эрик, он понял, как долго грезил наяву.

— Где Уот? — спросил Эрик.

— А Бог его знает. Наверное, в королевских покоях — шпионит за моей женой и Элеанорой. На этот раз, если королева на него рассердится, пусть выпутывается сам. Я не собираюсь спасать маленького негодника.

Эрик покачал головой:

— Если он и шпионит, то не за королевой, а за молодым кузнецом, которого встретил сегодня.

— Каким кузнецом?

— Его зовут Ханс или Хаунд… а, вспомнил, Ханд. Он работает при дворе оружейником. Пока мы с вами здесь разговариваем, Уот наверняка донимает его вопросами.

Раймон поднялся.

— Я хочу поговорить с этим человеком.

— Вы накажете его, лорд Раймон? Кажется, он убежал из Морстона. Уот сказал, что он уехал и даже не… милорд?

Раймон взглянул на дверь королевских покоев. Она была закрыта, стража стояла на местах.

— Отведи меня к этому парню! — прорычал он.

И пошел за Эриком по длинному залу и по темному бревенчатому коридору, который вывел их во двор — туда, где прятался беглый морстонский кузнец.

Алиса попрощалась с королевой Элеанорой. Она понимала, что теперь им не скоро удастся поговорить — если вообще когда-нибудь удастся. Она прошла мимо стоявших в дверях охранников и зашагала под факелами вдоль стен большого зала. Отблески огня причудливо сплетались с тенями и плясали на гобеленах, оживляя красочные картины. Казалось, что фигуры людей и зверей движутся в желтом свете пламени.

Все позади. Тяжкий гнет доверия королевы, долгий путь к этой старухе, которая знала Изабеллу Мирбо еще ребенком, и драгоценные часы общения с Элеанорой. За сегодняшний вечер она узнала о молодости своих родителей больше, чем рассказала ей скромная, стеснительная мать.

Если бы не слезы, которые потоками текли по щекам Алисы и застили ей глаза, она бы заметила черный силуэт коренастого мужчины, притаившийся в конце коридора — там, где свет последнего факела встречался с темнотой двора.

Внезапно возникла боль, она становилась все сильнее. Кто-то выкручивал ей руку. Алиса вскрикнула и начала вырываться, но безжалостные пальцы отпустили руку, сомкнулись на горле и поволокли ее через дверь в темноту.

Продолжая душить Алису, невидимый злодей заговорил. Это был вопрос, многократно повторенный гортанным шепотом. Она не разобрала слов: они слились в один низкий рык. Стальные руки резко сдавили горло, чуть не переломав шейные позвонки. Погружаясь в обморочный мрак, она успела удивиться, что еще жива и чувствует тяжелый едкий запах пота, исходивший от грубых шерстяных рукавов нападавшего.

Алиса вспомнила про кинжал, который дал ей Раймон. Высвободив руку, она опустила ее к голени, вытянула лезвие из сапога и направила его в спину злодею.

Издалека донеслись крики и быстрый топот ног. В следующее мгновение ее отпустили.

Раймон проходил по двору и тут услышал крик Алисы. Через мгновение он увидел свою жену — она лежала и в темноте корчилась на утоптанной земле, держась за горло и глядя остекленевшими от страха глазами на черные тени под крепостными стенами. Она хотела что-то сказать, но исторгла лишь гортанный хрип.

Подбежавшие сзади королевские охранники повалили Раймона на землю и едва избежали смерти, когда он поднялся с мечом в руке.

До их ушей вовремя донесся негодующий окрик королевы Элеаноры. Раймон де Базен и трое стражников опустили оружие.

Охрана бросилась в погоню за нападавшим, но тот давно успел скрыться в тени крепостных стен или в самой башне.

Королева Элеанора стояла и смотрела, как суровый лорд Раймон де Базен по прозвищу Фортебрас рыдает от облегчения, держа жену в объятиях. Потом она позвала своего стражника и велела ему найти мальчика Уота, который ушел к оружейнику вместе с молодым рыцарем де Базена.

Де Базен был непреклонен в своем решении немедленно увезти жену из Виндзора. Ни стражники, ни сама королева Элеанора, ни приехавшие с ним воины не смогли бы его отговорить.

Его жена произнесла всего несколько слов, но это стоило ей такой боли, что он попросил ее молчать. Кинжал Алисы пропал, а одежда была запачкана кровью, но она не поранилась в схватке. Раймон послал четверых своих солдат обыскать Виндзорский замок и найти мужчину в рваной одежде или со следами ножевых ранений на теле.

Раймон не стал рассказывать Алисе про беглого кузнеца, обнаруженного в виндзорском оружейном цеху. Алиса начала бы защищать негодяя и, невзирая на боли в горле, молить о снисхождении к нему. Раймон не мог этого допустить. Хрипы, сопровождавшие каждый ее вдох, отзывались убийственным страданием в его сердце. Он решил оставить жену в надежном укрытии и сегодня же вечером разыскать и убить злодея кузнеца.

Ален и Эрик остались следить за воротами Виндзорской крепости. Им было велено не пропускать ни одного мужчину, не проверив сначала, нет ли на его одежде дыр и кровавых пятен. Стоявшим на посту королевским стражникам Раймон выдал целую тираду проклятий и пригрозил, что если они будут чинить препятствия его рыцарям в их поисках, то, вернувшись, он вздернет их на воротах.

Двое оставшихся рыцарей де Базена поскакали вместе с ним и его женой в аббатство. В том месте, где дорога к югу от Виндзора пересекалась с узкой монастырской тропой, обсаженной садовыми деревьями, они остановились и стали ждать на легком летнем дождичке своего господина, который должен был передать жену на попечение приора, а потом вернуться на Виндзорский холм и расправиться с напавшим на нее злодеем.

Солдаты заняли сторожевые посты на перекрестке, поклявшись де Базену своими бессмертными душами, что до его возвращения не позволят никому, даже королевским стражникам, проехать по монастырской дороге.

В Виндзоре никому нельзя доверять, даже ближайшим советникам королевы. И это аббатство во главе с трусливым приором — единственное безопасное место, где можно оставить леди Алису на ночь.

Пообещав умыть кровью злодея, который покусился на его жену, де Базен помчался с обнаженным мечом обратно к Виндзорской крепости, чтобы навсегда избавить Алису от давней опасности.

К рассвету голова беглого морстонского кузнеца украсит ворота королевского дворца. А если королева Элеанора будет возражать, то Раймон де Базен ее проклянет.

Приор, разбуженный своим богохульствующим гостем, который сверкал глазами и угрожал расправой, взял под защиту жену Раймона де Базена. Лишь когда суровый рыцарь уложил леди Алису в личной спальне приора и, подталкивая мечом в спину, привел к ней перепуганного монаха из лазарета, у бедняги настоятеля появилась надежда дожить до утра. И только когда обезумевший воин пришпорил своего дьявольского коня и вылетел за ворота, приор перестал стучать зубами от страха.

Святой отец был не на шутку озадачен. В его спальне лежала потерявшая рассудок женщина, жена ужасного злодея. Этот зверь де Базен спихнул ее на него и не сказал, когда вернется.

Стерегите ее пуще глаза, велел он. Если понадобится, спрячьте ее в монашеской келье. Смотрите за ней лично, ни на минуту не оставляйте без присмотра.

Разгневанный рыцарь ускакал прочь, и в аббатстве опять стало тихо. Жена лорда молчала. Она поблагодарила приора натужным шепотом и впала в усталое оцепенение у камина.

Ей не подобало оставаться в целомудренной спальне аббата.

До того как он запретил женщинам бывать в монастыре, здесь были комнаты для мужчин-паломников, а поодаль — для замужних дам, приехавших со своими мужьями. И для молодых людей, которые приводили в гостиницу аббатства незамужних женщин и платили золотом за постой.

Где же приютить благородную даму, которая нуждается в присмотре в отсутствие мужа и служанки?

Пожалуй, в гостевой спальне аббатства — там, где она спала вместе с мужем прошлую ночь. Да, там жена де Базена будет в безопасности.

Это было нелегкое решение. Де Базен грозился распотрошить все население монастыря, от самого крохотного цыпленка до самого приора, если с его дамой что-нибудь случится.

Памятуя об этом, приор велел самому молодому монаху, глуповатому брату Эдварду, проводить леди Алису в ее спальню и встать на часах под дверью.

До утренней мессы ни один монах или священник не подойдет близко к этой женщине. Ее муж — опасный человек и завтра может воспылать ревностью точно так же, как сегодня горит стремлением ее защитить.

Если кто и испытает на себе гнев лорда Раймона де Базена, то это будет молодой монах Эдвард — слишком некрасивый, чтобы возбудить мысли о прелюбодеянии даже в самой похотливой женщине, и слишком недалекий, чтобы заиметь такие мысли в собственной голове.

Час спустя дурачок Эдвард разбудил леди, заснувшую у камина приора, и проводил ее темным коридором в гостевую спальню. Леди Алиса, у которой немного восстановился голос, согласилась с решением приора и охотно пошла в ту комнату, где спала прошлой ночью с убийцей де Базеном. Когда Эдвард увел жену де Базена в сторону гостевых спален, приор закрыл свою дверь на тяжелый засов, повалился в постель и стал молиться, чтобы гостиница монастыря как можно раньше очистилась от приезжих.

Он не выйдет из своей спальни до утра — до тех пор, пока страшный рыцарь и его жена не покинут аббатство.

Прежде чем заснуть, приор еще раз встал с кровати и затворил ставни на окнах.

Глава 22

Алиса лежала без сна и смотрела в узкую бойницу, из которой струился лунный свет. К ночи усилился ветер. В бледном просвете на фоне темной стены аббатства с шумом носились тени маленьких крылатых существ.

Камин не горел. Она ждала Раймона, не разводя огня, чтобы дым не выдал ее присутствия в комнате.

Робкий молодой монах, проводивший ее в эту холодную комнату, стоял на страже у двери.

— Я принесу скамью, — сказал он, — и лягу спать под вашей дверью. Я так делал в прошлом году для вдовой леди Берчамон, когда ее сын допоздна задерживался при дворе. — Он быстро оглядел коридор, который заканчивался широкими запертыми дверями. Днем эти двери были открыты и выходили на конюшенный двор. — Однажды она увидела, как Герн идет за ней по саду, и боялась оставаться одна.

Алиса содрогнулась и укутала плечи мантильей.

— Кто такой Герн? — Она уже могла говорить, но с болью. Из ее поврежденного горла вырывался лишь сиплый шепот.

— Дух, повелитель леса. Он выходит по ночам.

— Как вас зовут?

— Меня? Эдвард, миледи.

— Так вот, брат Эдвард, вы Божий человек. Неужели вы верите в подобные вещи?

— Нет! — Он схватил распятие, висевшее у него на шее, и поднес к губам. — Герн не в силах причинить зло тем, кто живет по законам Господа Иисуса Христа.

Алиса улыбнулась в темноте. Брат Эдвард так же боялся виндзорского злобного лесного духа, как она сама — морстонской дикой охоты.

Оставив широкие серые просторы Корнуолла ради холмов и темных лесов Виндзора, Алиса не терзалась мыслями о привидениях. Никогда, ни днем, ни ночью, пока была на дороге вместе со своим мужем, она не испытывала того тошнотворного, обморочного чувства, которое преследовало ее с детства, когда приходилось покидать знакомые места и отправляться в странствие. Когда с ней был Раймон, она ничего не боялась.

Воины звали его Фортебрасом. Сильная бойцовая рука, за которую Раймон де Базен получил свое прозвище, создала для Алисы надежный приют с того самого дня, когда он появился в ее жизни. Во всем огромном холодном мире не было уголка, куда бы она побоялась пойти вместе с мужем.

Алиса опять легла в постель, но не заснула. Приправленное травами и медом вино из монастырского лазарета облегчило боль в горле, а тугая полотняная повязка защищала шею от ночного ветра.

Если бы Раймон разрешил ей говорить, она все равно не смогла бы много рассказать про напавшего на нее человека. Алиса попыталась было описать увиденное в темноте, но ее натужные хрипы отражались таким страданием на лице мужа, что она замолчала после первых же слов, не желая его мучить. Когда он закончил свою тираду в спальне приора и схватил ее в объятия, наказав никуда не уходить из этого безопасного места, она опять попробовала заговорить, но осеклась, потрясенная горячими слезами на его лице.

И теперь ее муж был где-то в ночи, искал злодея, который пытался ее задушить. В том, что он его найдет, Алиса не сомневалась. Покрепче укутавшись в мантилью, она обернулась к окну.

Раймон де Базен и его солдаты прошли в конец королевского конюшенного двора и обнаружили, что молодой кузнец из Корнуолла, недавно поступивший в подмастерья к гарнизонному оружейнику, спешно ушел. Огонь в кузнечном горне еще горел, окруженный аккуратной насыпью, но повсюду были следы борьбы или торопливых сборов. По земляному полу оружейной мастерской были раскиданы молотки и щипцы, а рядом с дровами лежал развязанный кожаный мешок, из которого вывалились грубая шерстяная рубаха и три пенсовые монеты.

Эрик поднял Ролло с постели и привел его к Фортебрасу. Заспанный вояка громко жаловался и болезненно щурил глаза от яркого света факелов.

— Он ушел, — сообщил пожилой сержант. — Бьюсь об заклад, у парня большие неприятности. Не ищите его среди живых. — Ролло пожал плечами. — Если бы я был здесь поблизости, он еще мог спастись. Но когда час назад за ним пришел этот рыцарь и забрал его и мальчишку, это видели только возчики. Они так испугались…

— Какого мальчишку? Ролло вздохнул:

— Того, что донимал его сегодня в кузнице. Говорят, мальчишка и подмастерье пытались убежать. Но их схватили посреди конюшенного двора.

— Кто, королевские стражники?

— Нет. Рыцарь. Один-единственный рыцарь. Говорят, здоровенный детина. В черных доспехах, а на рукоятке меча — драгоценный камень красного цвета.

— Черноволосый, — дополнил Фортебрас утвердительным тоном.

— Наверное. Возчики не сказали. Как этому дьяволу в человеческом обличье удалось…

Фортебрас развернул коня и повел свой отряд к воротам крепости. Эрик торопливо вскочил на лошадь и поехал за ними.

— Монбэзон! — громко крикнул Фортебрас.

Окна, выходившие на дорогу, были закрыты ставнями. Каминный свет тонкими лезвиями вспарывал щели между деревянными панелями и на короткие мгновения исчезал, загороженный тенями, которые беспокойно блуждали под окнами. В Виндзоре было тихо, воздух сгустился от страха.

Монбэзон вывел своего коня из придорожных теней. За черным рыцарем ковылял, ссутулясь, широкоплечий великан. Его руки были связаны крепкой веревкой, конец которой держал в кулаке Монбэзон. Морстонский кузнец Ханд тряхнул головой, отбросив со лба густую спутанную прядь волос и прищурился от внезапного яркого света факела, который сунули ему в лицо.

Рядом с ним семенил маленький Уот, испуганный и возмущенный.

— Милорд Раймон, — начал мальчик, — этот человек не хочет отпускать Ханда. Скажите ему, что Ханд — кузнец моей госпожи. Она увезет его домой.

— Заберите ребенка!

Эрик схватил Уота сзади за рубаху и поднял к себе в седло.

— Куда его? — спросил он.

Де Базен не отрывал взгляда от выпученных глаз кузнеца.

— Обратно в королевский зал. Держи его там до тех пор, пока я не пришлю за вами.

— Что вы собираетесь делать? — пронзительно вскрикнул мальчик.

Раймон на секунду закрыл глаза, потом обернулся к Уоту, который пытался вырваться из рук молодого рыцаря.

— Я отошлю его домой, — мягко сказал Фортебрас. — Он отправится, куда ему положено.

Когда копыта лошади Эрика и детский голосок Уота смолкли вдали, Раймон спрыгнул со спины Шайтана и с кинжалом в руке двинулся к связанному кузнецу.

— Спасибо, брат, — поблагодарил он Монбэзона и через плечо приказал своим воинам: — Поезжайте обратно. Оставьте нас одних.

Свет, обрамлявший ставни в домах по обе стороны безлюдной деревенской улицы, перестал мелькать. Все застыли в неподвижности.

Де Базен вырвал веревку из руки Монбэзона.

— И ты, брат, оставь нас.

Он молча поднес кинжал к мясистому горлу беглого морстонского кузнеца и стал ждать, когда солдаты отъедут к воротам Виндзора.

Между главной улицей и дорогой, тянувшейся вдоль берега реки, был темный проулок. С неожиданной силой де Базен толкнул туда съежившегося от страха кузнеца.

Не успел он упасть, как Раймон вновь приставил нож к его горлу.

— Мне разрезать веревки перед тем, как вырезать твое черное сердце? Или оставить тебя связанным, как свинью перед резкой… как убийцу перед казнью?

Из толстого горла вырвался клокочущий всхлип.

— До того как я тебя убью, — прорычал Раймон, — ты скажешь мне, где оставил труп Харольда де Рансона. Если ты не скажешь мне этого или если я не поверю твоим словам, тебя ждет такая мучительная смерть, какой ты даже не можешь себе представить!

Монбэзон крикнул сзади из темноты:

— Он говорит, что не трогал твою жену, Фортебрас. И мальчик сказал, что был с этим человеком с того самого момента, как ты и твоя жена подъехали к виндзорским воротам.

— Он мог заставить мальчика это сказать, — отозвался Раймон и вновь посмотрел в испуганные глаза кузнеца. — Как ты заставил ребенка солгать? Говори, или я расчленю тебя заживо!

— Я… не трогал мальчика. Покарай меня Бог, если я его чем-то обидел.

Запинающийся от страха голос говорил по-французски отрывисто, с остановками, но слова были понятны. Морстонский акцент выдавал в негодяе земляка Уота.

Раймон старался не замечать этого сходства, нарочно ожесточив свое сердце.

— А моя жена? — Кинжал поднялся выше и уперся острием в дрожащий подбородок.

— Никогда, — кузнец зарыдал, — я ни за что не обидел бы леди Алису! Она сама вам это скажет. Спросите ее, милорд. Она вам скажет…

Пальцы де Базена, давившие на горло Ханда, слегка разжались.

— А труп де Рансона? Где ты его закопал? Говори или умрешь, клянусь сатаной!

— Простите, меня, милорд. Я не мог остаться. Я боялся… Раймон ударил его наотмашь.

— Мне плевать, почему ты бросил свою госпожу! Плети свои трусливые байки Господу Богу, когда встретишься с ним сегодня ночью. Скажи мне про де Рансона. И почему ты напал на леди Алису?

— Я ни за что, ни за что…

— Говори, кузнец, а не то живо отправишься на тот свет.

— Я не видел леди Алису. Уот нашел меня в кузнице и сказал, что госпожа вышла замуж и что она здесь, в Виндзоре. Я не видел ее, милорд.

— А труп де Рансона? Спрашиваю в последний раз. Говори или прощайся с жизнью!

— Он не умер, милорд.

Раймон уронил веревку и отступил на шаг. Значит, их было двое. Двое мужчин, которые преследовали Алису в Виндзоре.

Кузнец опять зарыдал и, громко стеная, бросился к ногам Раймона. Раймон с трудом удержался, чтобы не пнуть его сапогом, заставив замолчать. Этот заикающийся трус должен помочь ему найти де Рансона.

— Рассказывай!

Ханд поднял лицо, по которому ручьями катились слезы.

— Леди Алиса сильно ранила лорда Харольда, но не убила. Когда я начал закапывать колодец, он… он пошевелился, милорд. На него посыпалась земля, и он очнулся. Я не мог похоронить его заживо и увез из Морстона.

Раймон опустил кинжал и судорожно вздохнул. Сквозь красную пелену гнева он уловил правду в испуганных словах кузнеца.

— Наутро колодец был засыпан землей. Это сделал ты?

— Да, милорд.

— Зачем?

— Он так велел.

Раймон опять схватил Ханда за горло.

— Зачем ты это сделал? — вкрадчиво спросил он. — Ты был его поверенным?

Ханд покачал головой:

— Из-за золота, милорд. И из страха перед Богом. Он был моим господином, и я не мог его убить — это было бы большим грехом… Я положил де Рансона в его вьючный мешок и увез из Морстона.

— Сколько он потом прожил?

— Не знаю.

Это был отчаянный крик до смерти испуганной души. Раймон отпустил горло кузнеца.

— Скажи мне, где вы с ним расстались?

— Я перевязал ему раны и повез его на восток, как он просил. Он не велел мне останавливаться в дороге. Но у него началась лихорадка, и я привез его в аббатство, к монахам на излечение. Там он назвался чужим именем…

Страх полоснул Раймона по сердцу.

— Какое это было аббатство?

— То, что на болоте. На холме.

— Макелни?

— Да, так оно называлось.

— Он там умер?

В свете восходящей луны Раймон увидел, что кузнец плачет.

— Я испугался, милорд. Когда он выздоровел, я испугался и убежал… бросил его. Я нашел место в оружейной мастерской, милорд, и с тех пор работаю здесь. Больше я ни в чем не виноват, милорд! Прости меня Господь за то, что я убежал…

Раймон не слышал его последних слов. Он бросил веревку, которой был связан кузнец, и повернулся к нему спиной.

Аббатство Макелни! Когда они там были, один монах принес воду для ванны и задержался в их спальне, так что Раймону пришлось его выгнать. А потом какой-то коренастый монах, широкоплечий, с руками бойца, ехал за ними в Виндзор. Он никогда не поднимал головы, никогда не снимал своего коричневого капюшона, скрывавшего лицо. Это он повернул мула на обочину, давая дорогу Пайену и храмовникам…

Монах может путешествовать по всей стране, зная, что ему везде предоставят кров. Монах может запросто проехать в ворота королевской крепости и попросить приюта.

Редко кто заглядывает в лицо монаха в аббатстве.

Или в саду приора.

Брат Эдвард сказал, что притронется к двери только в том случае, если услышит в комнате шорох. Тогда он войдет в спальню и убедится, что с леди Алисой все в порядке. Дама не должна обижаться, если такое случится. А муж дамы не должен сжигать дотла монастырь, вернувшись и обнаружив, что его жена опять в гостевой комнате, а у двери ее караулит брат Эдвард.

Выслушав запинающегося монаха, Алиса согласилась с ним и попыталась уснуть. Это было нелегко. Она нисколько не удивилась, когда дверь отворилась и к ее кровати опять подошел брат Эдвард в коричневой сутане.

— Уходите, — пробормотала она, — со мной все в порядке.

Брат Эдвард засмеялся — низким, неприятным смехом. От него пахло… Алиса испуганно села в постели. Она узнала этот едкий, удушливый запах пота…

В темноте внезапно блеснул нож, — ее собственный маленький кинжал, который выхватил таинственный злодей, напавший на нее в Виндзоре. Это не брат Эдвард. О Господи, это не он!

— Ты сказала ей?

Тот же гортанный голос, который она слышала всего несколько часов назад. И тот же вопрос.

Не дожидаясь ответа, он приставил клинок к ребрам Алисы, закрыл ей рот рукой и потащил к двери. На пороге лежал окровавленный труп брата Эдварда.

Она отчаянно вырывалась, но лезвие ножа больно кололо тело. Как только они оказались в коридоре, он накрыл лицо Алисы вонючей тряпкой и вытолкнул ее в темноту. На ночной простор, где Раймону ее никогда не найти…

— Видела труп охранника у своей двери? Это ты виновата в том, что он умер, Алиса Мирбо. Его смерть на твоей совести, как и все остальные смерти. Но этого я похороню вместе с тобой.

Этот голос… Она не ожидала услышать его в земной жизни.

Он потянул полотняный бинт, которым было перевязано ее горло. В первое мгновение она решила, что он хочет ее задушить. Но бинт был снят, и в нежную кожу шеи уперлось стальное лезвие. Он убрал с ее лица вонючую тряпку, и на нее пахнуло холодным ночным воздухом.

Харольд де Рансон передвинул кинжал выше и надавил под подбородком. Алиса почувствовала острую боль.

Она застыла в неподвижности. Каждый мелкий вдох давался мучительно.

— Боишься, — прошипел он, — а я только начал тебя убивать!

В небе над ними спиралью крутились звезды. Внезапно кинжал оторвался от ее горла.

— Ну уж нет… — В том месте, где только что был нож, оказались его пальцы. Он сжал ей горло. — Ты не потеряешь сознание. Когда я тобой овладел, ты была легкой добычей, леди Алиса. Думаешь, я точно так же позволю тебе избежать предсмертных мучений?

Его пальцы широко раздвинулись и поползли к ее подбородку.

— Вот… наконец-то! Ты вспотела от страха. А я жил в страхе все эти годы. Я боялся, как бы ты не узнала о том, что я не гнию в могиле, и не рассказала старой королеве, что я посягал на ее золото. Я боялся возвращаться в собственное поместье: пока ты была жива, ты могла обвинить меня в государственной измене.

Он протяжно, судорожно вздохнул.

— Ты сказала ей, что я хотел забрать ее золото?

— Там не было никакого золота… Удар кулака заставил ее замолчать.

— Я спрошу еще раз. И если соврешь, я вырежу твой язык, а потом найду этому ножичку лучшее применение.

И он потащил ее из аббатства — тяжело, шаг за шагом, сжимая ей горло рукой.

Они очутились за конюшенным двором — там, где садовые деревья рядами уходили к лесу. Де Рансон тащил Алису за собой, приставив ей к шее кинжал. С каждым шагом лезвие впивалось все глубже. Значит, так она и умрет?

Он убрал руку с ее рта.

— Ты рассказала ему, Алиса? Рассказала про меня своему тупоголовому мужу?

Нож сильнее уперся в шею. Алиса пошевелила губами, пытаясь отрицать, но не смогла произнести ни слова.

В следующее мгновение де Рансон схватил ее за волосы. Кинжал поднялся выше и прижался острием к подбородку Алисы.

— Твой муж умрет следующим, через несколько дней после моего чудесного возвращения из сарацинского плена. А потом исчезнет кузнец. — Де Рансон захохотал. Этот знакомый смех пробудил в Алисе страшные воспоминания о прошлом. — Тебе надо было попытаться убить и кузнеца, Алиса. Ведь это он привел меня в Морстон своими байками про каминные плиты, которые переворачиваются по ночам. Теперь он от меня не уйдет. — Его голос перешел в медленное, монотонное бормотание. — Я видел тебя сегодня. Ты смотрела на свою могилу.

Он рывком повернул ее лицо к лесу. Она заметила в земле у самого края сада черную яму. Днем здесь работали три монаха. Один из них копал под самыми высокими деревьями…

Над ними в бесконечных просторах сияла тусклая, серая луна. Она умрет здесь, под небом, еще более безбрежным и неживым, чем болота, которые нагоняли на нее ужас. Она уже чувствовала, как отделяется от собственного тела — так бывало всегда, когда ее одолевал страх перед открытым пространством. Но на этот раз она не будет сопротивляться. На этот раз…

Алиса впилась ногтями в свои ладони. Нет! Она должна побороть обморочное забытье, должна встретить опасность лицом к лицу и выжить, чтобы предупредить Раймона…

Земля выровнялась и больше не дрожала у нее под ногами.

Де Рансон остановился в нескольких шагах от черной ямы.

— Ты не знаешь, Алиса, каково это — лежать в земле, истекая кровью, и ждать, когда на тебя упадут первые комья грязи. Представлять, что ты умрешь, раздавленный в темноте, и земля залепит тебе глаза и рот. Ты бросила меня в морстонском амбаре. Ты хотела, чтобы я был похоронен заживо.

Он поднял кинжал.

— Если хочешь, чтобы я над тобой сжалился и убил тебя сразу, до того как тебя начнут пожирать земляные черви, ответь на мой вопрос. Ты сказала королеве? — Его голос сделался тихим и низким. — Ты сказала королеве Элеаноре, что я хотел забрать у тебя ее золото?

Она покачала головой.

— Мой меч здесь, у твоей могилы. Какую смерть ты выбираешь, Алиса, — от тяжелого меча или от собственного кинжала?

Лезвие кинжала медленно поползло вниз и прочертило тонкую линию меж ее грудей.

Она повернула голову и укусила его за руку. Он ударил ее в висок рукояткой кинжала. Перед глазами вспыхнуло красное пламя боли.

Вспыхнуло и не погасло. Алиса открыла глаза. За садом, на монастырской тропе, было светло от множества факелов и шумно от криков.

По дороге ехали всадники.

Алиса ударила де Рансона коленом в живот и вывернулась из его рук. Всадники были далеко и не слышали её хриплого крика. Они повернули своих лошадей к воротам аббатства. На утоптанной грунтовой дороге — там, где только что промчался конный отряд, — остался дымить оброненный факел.

Де Рансон набросился на Алису, опять схватил ее за волосы и потащил к зияющей черноте под деревьями.

— Надо действовать быстро. А жаль! Я бы еще раз, напоследок, попользовался твоим телом, Алиса…

По сильным рукам злодея прошла судорога.

Перед ними возник большой темный силуэт всадника. Он ехал по саду, медленно приближаясь к могиле. Высокая луна отсвечивала на его светлых волосах и блестящей черной попоне огромного коня.

— Раймон! — крикнула Алис.

В то же мгновение де Рансон отпустил ее, схватил свой меч и направил его в грудь большому черному скакуну, который к ним приближался.

Алиса впилась ногтями в руку де Рансона и налегла на нее всем телом. Черный конь отпрянул в сторону, обдав ее шею горячим дыханием.

Стало тихо. Де Рансон попятился вдоль края могилы, увлекая за собой Алису.

— Отпусти ее. — Голос Раймона был спокойным и холодным, как лезвие меча, сверкавшего серебром в лунном свете.

Де Рансон шагнул к темной яме. Алиса чувствовала под ногами мягкую землю, которая осыпалась при малейшем движении. Видел ли Раймон яму? Или де Рансон хотел заманить его коня в ловушку? Она испуганно закричала:

— Раймон, не…

Ударом кулака де Рансон заставил ее замолчать.

— Иди к ней! — крикнул он в темноту. — Иди, если ты еще хочешь ее. Она не говорила тебе, что я ее имел? Я имел твою жену…

Фортебрас взревел и с мечом в руке поскакал на де Рансона. Вылетавшие из-под копыт Шайтана крупные комья земли шлепали по стволам деревьев. На краю могилы всадник развернулся, и его конь перескочил через яму.

Де Рансон рывком притянул Алису к себе и толкнул ее под копыта Шайтана, но в следующее мгновение злобно вскрикнул. Быстро обернувшись, Алиса вцепилась ногтями ему в лицо и отвела в сторону рукоять меча, готового просвистеть над седлом Шайтана.

Над пустым седлом.

Конь, оставшийся без седока, ускакал в лунную ночь.

Рыдая, Алиса позвала мужа, но ответа не было. Залитые лунным светом дорожки между деревьями были пусты. Из могилы тоже не доносилось ни звука.

— Он упал, — сказал де Рансон, — сегодня ночью вы умрете втроем.

— Нет, — раздался голос сзади, — умрешь один ты.

Де Рансон снова прижал Алису к груди, приставил к ее горлу тяжелый острый меч и обернулся к Раймону де Базену, прикрывшись его женой.

— Ее жизнь за мою, — объявил Харольд де Рансон.

— Отпусти ее и сражайся за жизнь, как подобает мужчине!

Де Рансон рассмеялся:

— Сражаться с тобой — с человеком, который с детства не выпускал из рук меча? Из-за твоей жены я провел в бегах последние годы. Я не дурак, Раймон де Базен. Я сохраню себе жизнь и верну свои земли.

— Чтобы их вернуть, тебе надо сначала меня убить. — Раймон медленно опустил меч. — Или отдать мне мою жену в целости и сохранности.

— Поклянись, что ты и твоя шлюха ничего не скажете королеве. Ни слова, ясно?

— Положи меч, де Рансон, и говори.

Лезвие чуть сместилось на шее Алисы. Она почувствовала, как мясистая рука де Рансона задрожала у нее на плече. Этот человек, который держал у ее горла смерть, был напряжен, как волк, готовый наброситься на добычу.

— Раймон… — прошептала она.

— Молчи, — произнес Фортебрас. В лунном свете его взгляд ответил на ее предостережение.

Из монастыря вышли воины Раймона. Они были в дальнем конце сада и не сумели бы вовремя подоспеть на помощь своему господину. Краем глаза Алиса видела, как они топчутся на перекрестке, переговариваясь приглушенными голосами. На дороге светился маленький красный огонек: это догорал факел, брошенный Раймоном.

— А когда я вернусь потребовать свои земли обратно, — сказал де Рансон, — вы не скажете ни слова, чтобы мне помешать.

Усилием воли Алиса заставила себя не обернуться к монастырю и солдатам, которые сошли с дороги в поисках своего господина. Они не успеют им помочь, но, увидев их, де Рансон может испугаться и нанести удар раньше времени.

— Я ничего не скажу, — согласился Раймон. — Положи меч.

— Поклянись, Фортебрас! -Я…

Де Рансон полоснул мечом по незащищенным глазам Раймона.

Вернее, по тому месту, где должен был стоять Раймон.

Раймон Фортебрас взмахнул мечом и отрубил руку де Рансона. Но тот не почувствовал боли. И не почувствовал, как Фортебрас выдернул свою потаскуху Мирбо из другой его руки.

В пылу яростной схватки он почувствовал лишь, как Раймон Фортебрас нанес ему последний удар, проткнув мечом монашескую сутану и пронзив сердце отчаявшегося изгоя.

Глава 23

Алиса не помнила, как вернулась в монастырскую постель, отмывшись от крови де Рансона и черной садовой земли. Весь остаток ночи Раймон провел с ней, утешая словами и объятиями.

Она много раз пыталась заговорить о де Рансоне, но Раймон пресекал эти разговоры. Он запер на засов дверь спальни, отгородившись от взволнованных голосов, которые гулко звучали в темном каменном коридоре, и велел не беспокоить их до утра.

И все-таки ей не спалось. Прошло уже много времени после того, как Раймон отпустил из спальни своих воинов и собственноручно смазал и перевязал царапины, оставленные де Рансоном на ее горле, а она никак не могла заснуть.

Ножевые ранения были неглубокими, они скоро заживут. А синяки на шее стали страшными, судя по тому, как скривился Ален, который похозяйничал в монастырском лазарете и принес ей медового вина.

Раймон развел огонь в маленьком камине, но отказался принести свечи и заявил, что не нашел в ее сумке зеркальца из полированной стали. Зато у нее были фляжка с медовой настойкой на травах для исцеления больного горла и муж, который ловил каждый ее вздох и развлекал рассказами про Нормандию, про строгую красоту крепости его отца в Базене.

На лице Раймона нельзя было разглядеть никакого страха перед гневом королевы. Однако он упорно говорил о поездке на восток и не заикался о том, чтобы вернуться на запад, в Кернстоу.

Алиса попыталась привстать.

— Эмма… — прошептала она.

Он вновь уложил жену на подушку и тронул рукой ее лоб.

— Ей ничего не грозит. Засыпай, Алиса. Она потрясла головой.

— Королева…

— Эмме ничего не грозит, — повторил Раймон. — Она и Хьюго будут в Нормандии, в Базене, задолго до нашего приезда. — Он ласково приложил палец к ее губам, заставив молчать. — Мы с Хьюго договорились, что если к концу жатвы от меня не будет вестей, то он увезет Эмму на юг, к морю, и оплатит путь до Нормандии.

Он подтянул одеяло к ее подбородку и разгладил складки на льняном пододеяльнике.

— Даже если нам не удастся мирно договориться с королевой и придется искать убежище, за Хьюго и Эмму можно не волноваться.

Алиса закрыла глаза. Раймон знал, давно знал то, чего она так страшилась: им предстояло ехать в Кентербери, к его братьям, а оттуда морем в Нормандию, под защиту его родных. Но, уехав туда, они уже не смогут вернуться в Англию, в Кернстоу, до тех пор, пока жива королева Элеанора. А может, и дольше.

Если завтра они явятся в Виндзор и повинятся перед королевой в смерти де Рансона, то принц Иоанн, узнав, что погиб его вассал, может при желании совершить тихое, но окончательное возмездие. А его мать, королева Элеанора, не будет препятствовать сыну. Заставив Раймона де Базена и его жену замолчать навеки, она обеспечит сохранность своим тайнам.

Когда она открыла глаза, луна уже зашла. Раймон по-прежнему сидел на скамье, которую придвинул к кровати. Алиса повернулась на бок.

— Пожалуйста, лягте рядом и поспите, — прошептала она. Раймон взглянул на темное окно.

— До рассвета остался всего час.

— Тогда поговорите со мной, пока не пришли нас будить.

Он подсел к ней поближе и оперся спиной о каменную стену.

— Не напрягайте голос. Мне многое надо вам сказать. Отдыхайте и слушайте, Алиса.

— Вы будете говорить про де Рансона? — спросила она.

— Про де Рансона, — подтвердил он, — и не только. Есть вещи похуже. — Он взял руку жены и начал ласково поглаживать ее ладонь. — Де Рансон был не самой большой угрозой, с которой мы столкнулись в Виндзоре. Тихо… — предупредил он, — я все сейчас расскажу. Простите меня, Алиса, за то, что держал вас в неведении. Но я не стал говорить, какое сокровище мы привезли в королевской шкатулке, потому что не хотел подвергать вас опасности со стороны Элеаноры Плантагенет. Уверяю вас, это было бы пострашнее, чем то, что случилось сегодня ночью.

— Но как…

— Кольцо. Тот уродливый серебряный перстень с надписью на камне. Я видел такие надписи в Палестине, на кинжалах, которые находили у мертвых ассассинов.

— Ассассины… это сарацинские убийцы?

— Это религиозная секта. Посланные на задание своим главарем, ассассины добиваются цели любой ценой. Если им не удается убить свою жертву, то они сами принимают смерть.

Алиса притронулась к рубахе Раймона в том месте, где скрывался шрам от кинжала.

— Это сделали ассассины? Он накрыл ее руку своей. -Да.

Она судорожно вздохнула:

— Зачем же Элеаноре… Раймон покачал головой:

— Не знаю. Перстень, который мы ей привезли, — это знак обязательства. Ассассины должны подчиниться воле того, на ком надето такое кольцо. Она может испросить у них одну услугу — скорее всего убийство. Или что-то другое. Королева Элеанора сказала, что шкатулка поможет ей освободить из плена короля Ричарда. Теперь я понимаю, что ее интересовал только этот перстень.

Алиса содрогнулась.

— Каким образом она…

— Будем надеяться, — перебил Раймон, — что нам никогда не придется узнать, как она им распорядится.

Алиса приподнялась на постели и села рядом с ним.

— Она знает, что вы распознали надпись на кольце?

— Она знала об этом заранее. Я провел в Палестине два долгих года на службе у короля Ричарда.

— Не понимаю, зачем посылать человека, который все знает?

Впервые за два дня в улыбке Раймона не было горечи.

— Вы жалеете о том, что она прислала вам в мужья бывалого рыцаря, израненного в боях на Святой земле?

Смеяться было больно. Алиса приложила пальцы к его губам.

— Ответьте мне.

Он поцеловал ее руку.

— По-видимому, она долго думала, прежде чем сделать выбор. Человек, который не видел ценности в этом кольце, мог отнестись к нему небрежно. А тот, кто знал эту надпись, мог воспользоваться перстнем сам или отдать его принцу Иоанну, который, в свою очередь, мог использовать его против короля Ричарда и его матери, обвинив их в сговоре с сарацинскими дьяволами.

Алиса закрыла глаза.

— Она вам доверяла. Доверие королевы — проклятие. Раймон продолжал улыбаться:

— Вы мыслите, как мой отец, Алиса. Еще одна причина, по которой он вас полюбит.

Она обхватила ладонями его лицо и прошептала:

— Мы должны ехать к вашему отцу. Только там вы будете в безопасности, если вдруг лишитесь доверия королевы. Со смертью де Рансона…

— Ш-ш-ш! Поменьше слов. Берегите горло.

— Раймон…

— Тихо. — Он привлек жену ближе и нагнул ее голову к своему плечу. — Говорить буду я. Де Рансон — нежелательная новая фигура в игре королевы. Если она узнает, что он умер от моей руки, у нее возникнет искушение убить меня за это, хоть она, вероятно, и знает, какое он был чудовище.

— Откуда ей знать? Он рядился в монашескую сутану и жил как простой монах…

— Если мы ничего не скажем, а потом королева выяснит, кто его убил, то больше не будет нам доверять. И тогда станет по-настоящему опасной. — Он понизил голос: — Ханд в Виндзоре, работает в оружейной мастерской.

Алиса вздрогнула.

— Ханд здесь? Он знает де Рансона в лицо. Если он увидит труп… если он увидит его завтра, мы пропали.

Раймон опять прервался на ласку.

— У вас пропадет голос, миледи, если вы не замолчите. Он привалился к стене.

— Ханд ничего не скажет о де Рансоне. Он мне обещал. — Фортебрас вздохнул. — Давайте больше не будем говорить про этого кузнеца. Я разрешил ему остаться в оружейной мастерской, хотя мог отправить его обратно в Кернстоу.

— Вы так добры, милорд. Раймон нахмурился:

— У меня не было выбора. Он останется там, где хочет остаться, а я избавлю себя от созерцания его тупого лица.

— Ханд не…

— Он тупой болван, который чудом остался жив. Я буду называть его, как мне нравится, а он должен сказать мне за это спасибо.

— Спасибо. Вы спасли ему жизнь.

— Его жизнь не стоит ни полсловечка из ваших уст, а тем более — той боли, с которой вы его произносите. — Раймон бросил беглый взгляд на ставни. — Ну, хватит об этом идиоте кузнеце. Скоро рассветет. К утру мы должны продумать план действий.

— Поедем в Нормандию, бросив ваши поместья? Раймон погладил ее по волосам и закрыл глаза.

— Вам решать, — наконец сказал он. — Я думал, что заслужил эти земли и несколько лет покоя за свою службу королю Ричарду. Но то, что вы сделали для королевы, превосходит мужество воина. За то время, что у нас осталось, вы должны выбрать, что мы будем делать. У вас есть это право.

Она подняла руку и коснулась его лица.

— Вы готовы так легко отказаться от своих земель? Он поймал ее пальцы и поднес их к губам.

— У меня есть вы. Я найду другие земли и завоюю их своим мечом.

— Вы хотели покоя, Раймон.

Он положил ее руку на кровать и накрыл Алису одеялом.

— У меня есть вы.

— Но потом, если вы пожалеете…

Он приник к ее губам в нежнейшем поцелуе.

— Засыпайте, — сказал он, — я постою на страже. Она отбросила одеяло.

— Ложись со мной, Раймон.

Он тронул бинт, которым была перевязана ее шея.

— Вам нельзя двигаться.

— Обними меня, Раймон, и держи меня в своих объятиях до рассвета.

Он погрузился в сладкий сон и спал так крепко, что проснулся только на рассвете. За ставнями показались первые лучи солнца.

Алиса спала на его плече. В первые секунды после пробуждения он испытал неприятное покалывание под ложечкой, не услышав рядом тихих болезненных хрипов, которые сопровождали ее дыхание в начале ночи. Но она пошевелилась в ответ на его испуганный шепот и улыбнулась. Когда Алиса заговорила, голос ее звучал, почти как прежде.

— Мы должны ей все рассказать, — произнесла она безо всякого вступления.

Он поцеловал ее в теплую щеку.

— Я уже сказал: вам решать. Вы ничего никому не должны. Как скажете, так и сделаем. — Он скинул с себя одеяло и шагнул на холодный дощатый пол. — Но вы примете решение не сейчас, а после того, как позавтракаете.

Алиса потянулась к его руке.

— Насколько я понимаю, у нас не такой уж большой выбор. Если мы сейчас уедем, Раймон, то королева все равно нас разыщет. Если мы ничего не скажем, а потом Элеанора узнает про… про труп в саду, она больше не будет нам доверять и снова пришлет войска к крепости вашего отца.

— Да, она может прислать туда армию Меркадье. Но вы не должны делать свой выбор из страха за мою семью. Им это не нужно. — Он обхватил ее лицо ладонями и заставил встретиться с его взглядом. — Значит, вы решили довериться королеве?

— В нашем положении это самая лучшая ставка. Если королева примет нашу сторону, то принц Иоанн не посмеет отобрать у вас земли.

Раймон нагнул голову и поцеловал ее в лоб.

— Вы правы, эта самая лучшая ставка. Если мы сейчас убежим от королевы, она до конца своих дней будет представлять для нас угрозу.

Однако ставка есть ставка: либо они выиграют и сорвут большой куш, либо проиграют — и потеряют все.

С тревожно сжавшимся сердцем Раймон открыл дверь и крикнул Алену, чтобы он принес им еду из монастырской трапезной.

Молодой рыцарь рассказал им продолжение ночной эпопеи. Труп де Рансона, оставшийся лежать в саду, обнаружили с рассветом. Шестеро монахов переложили его на дощатые носилки, чтобы потом вынести за ворота конюшенного двора и похоронить в освященной земле аббатства.

Монах Эдвард, которого солдаты Раймона нашли в коридоре истекающего кровью от многочисленных ран, лежал в лазарете и еще не приходил в сознание.

Не менее странным было исчезновение приора Юстаса. Он вышел из своей комнаты на рассвете и с тех пор не появлялся. Монахи в трапезной галдели, обсуждая все эти загадочные события.

Испуганный слуга, который был еще моложе, чем несчастный брат Эдвард, принес к их двери холодное мясо, хлеб и эль. Он стоял с позеленевшим лицом, глядя на залитые кровью каменные плиты. Раймон взял у него деревянный поднос и закрыл дверь.

Алиса укладывала свои вещи во вьючный мешок, который притащила из угла спальни. Ее дворцовый наряд, безнадежно испорченный, валялся кучкой перед камином. Алиса достала из мешка малиновое шерстяное платье — когда она впервые увидела его в Кернстоу, оно показалось ей таким элегантным!

— Мне придется надеть это.

Раймон поднял глаза от буханки хлеба, которую в это время резал.

— Оно вполне подойдет.

— Я буду вся расписная: красное платье, красные царапины на лице и синяки на шее. Пустят ли меня стражники к королеве, в таком виде?

Он нежно коснулся пальцами ее щеки.

— Пустят. Если бы они пользовались ушами, которые дал им Всевышний, они бы раньше пришли вам на помощь и убили де Рансона в Виндзоре, когда он напал на вас в первый раз. Пусть только посмеют взглянуть на вас косо, и я изрублю мечом этих гнусных хорьков.

Из коридора потянуло холодом. Дверь была открыта, а на пороге стояла осанистая и стройная фигура в богато расшитой мантилье.

— Хорьков? — переспросила королева Элеанора. — Вы опять говорите про хорьков, Раймон Фортебрас?

Раймон медленно положил нож на поднос и шагнул вперед, встав между Алисой и суровым ликом на пороге.

— Ваше величество, — сказал он, — вы желаете поговорить со мной во дворце?

Королева Элеанора шагнула к столу и, приподняв изогнутую бровь, взглянула на скамью.

— Я буду говорить с вами здесь, Раймон де Базен. С вами и с леди Алисой.

Раймон принес скамью.

Вдовствующая королева обернулась к своим охранникам, стоявшим у нее за спиной в коридоре.

— Велите принести тростниковые половики и застелить плиты в коридоре. Ребенок не должен видеть кровавые пятна. И ждите меня во дворе, с лошадьми. — Она опять обернулась к Раймону: — В конюшенном дворе лежит убитый мужчина, а ваш двоюродный брат Монбэзон хладнокровно охраняет этот коридор и следит за моими стражниками. Приор попросил у меня защиты. Он сказал, что останется в Виндзорском замке до тех пор, пока вы не уедете отсюда. Он боится, что вы его убьете.

Она знаком велела Раймону закрыть дверь.

— Что все это значит, Раймон де Базен? — спросила она. — Вам многое надо мне объяснить. А если не мне, то судейским чиновникам Ричарда.

— Скажите ей.

Королева обернулась к Алисе. На властном морщинистом лице мелькнуло сочувствие.

— Что с вашим голосом, малышка?

— Это дело рук одного негодяя, который напал на нее во дворе вашего замка… — сказал Раймон.

— Нет, Раймон… — проговорила Алиса с надрывом.

— Под самым носом у ваших охранников.

— Помолчите, де Базен, — смягчила тон королева, — а вам, Алиса, нельзя говорить. Ведь вам больно?

— Да, больно, — проворчал де Базен. Прищуренные глаза опять обратились к нему.

— Тогда говорите за свою жену, как она и просила. Только не вздумайте скрывать правду, де Базен. Если вы утаите от меня хоть что-то, я вычеркну вас из числа тех, кому можно доверять.

— Мне будет очень жаль, ваше величество. Королева Элеанора положила на стол свою изящную руку.

— Одним сожалением вы не отделаетесь, Раймон де Базен. У вас будут большие неприятности. — Длинные пальцы, лежавшие на дубовой столешнице, сжались в сердитый кулак. — А теперь рассказывайте, что произошло.

Алиса решила довериться королеве. Раймон взял жену за руку и начал говорить:

— Убитого зовут Харольд де Рансон, ваше величество. Это бывший владелец Кернстоу.

— Значит, он не погиб в Палестине? Раймон протяжно вздохнул:

— Указ о моем владении землями Корнуолла не имеет силы, поскольку он был писан в уверенности, что де Рансон мертв…

Королева отмахнулась.

— Не вам решать, имеет ли силу королевский указ. Как умер де Рансон?

— От моего меча.

— Почему?

— Он обидел мою жену. Она напала на него, когда он пытался забрать вашу шкатулку.

Повисла долгая пауза.

— Он был сторонником Иоанна, склонным к алчности, — наконец произнесла королева, — к тому же из семьи, известной своими бунтарскими нравами. — Она на миг закрыла глаза, потом улыбнулась. — Этот человек будет похоронен здесь, и никто не узнает его настоящего имени. Приор запишет, что он погиб в стычке с ворами.

Алиса вскрикнула от облегчения и отняла пальцы ото рта.

— Спасибо, ваше величество! Королева Элеанора нахмурилась.

— У вас, Алиса Мирбо, вид затравленного кролика со следами силка на горле. Это сделал де Рансон?

Из груди Раймона вырвался низкий рык.

— Да, ваше величество, — прошептала Алиса.

— И голос у вас слабый. Я думаю, вы не сможете пересказать мне те истории, которые наплел вам муж, чтобы нагнать страху перед Элеанорой Плантагенет.

Алиса встала.

— Ваше величество…

Небрежным жестом Элеанора велела ей сесть.

— Я слишком стара, чтобы слушать досужие сплетни. Но, — продолжала вдовствующая королева, — если я услышу, что вы повторяете эти досужие сплетни или выкладываете кому-то мои секреты, вы лишитесь не только своих земель.

Алиса подняла голову и посмотрела в темные глаза королевы.

— Мы вас не подведем, — пообещала она.

Чуть дрожащей рукой Элеанора потянулась через стол и тронула щеку Алисы.

— Делайте, как я говорю, ради памяти Изабеллы. — Она обернулась к Раймону: — Храните мои секреты, де Базен, и вы сохраните себе жизнь. И да благословит вас Господь.

Она скакала вместе с ними от ворот аббатства до перекрестка. Следовавшая за ними королевская охрана по ее команде отъехала назад и остановилась поодаль с солдатами Раймона и маленьким Уотом.

— Тут мы с вами простимся, — сказала королева Элеанора. — Когда Ричард выйдет из плена, вы должны явиться к его двору и принять присягу, чтобы вступить в законное владение вашими новыми землями. А до тех пор не показывайтесь здесь.

Она вытащила из рукава маленький свиток тонкого пергамента, скрепленный красной печатью, и протянула его Раймону.

— В Аквитании есть земли, которые могут пригодиться вам после моей смерти. На случай, если мои сыновья не сумеют сохранить мир в Англии или если бароны Нормандии развяжут войну против Ричарда. Теперь у вас есть средства, чтобы держаться подальше от королевского двора и от тех, кто будет испытывать терпение моего сына. Надеюсь, вы воспользуетесь этими средствами. — Она вперила в Раймона свои темные глаза. — Ну, Раймон де Базен, вы все еще считаете, что доверие Плантагенетов равносильно проклятию?

Алиса в замешательстве посмотрела на мужа. Лицо Раймона покрылось густым румянцем.

— Ваше величество, Раймон не хотел…

— Алиса Мирбо, вам повезло, что ваш муж не искал себе места при дворе. Его откровенные речи могли его погубить. — Королева Элеанора кивнула в сторону маленькой группы всадников, окружавших Уота. — Ладно, езжайте, пока этот мальчишка не повторил еще какую-нибудь вашу дерзость.

Раймон глубоко вздохнул, открыл рот и покосился на свою перепуганную жену.

— Простите мне мои слова, ваше величество.

— Я прощу вас, Раймон де Базен, когда вы научитесь следить за своим языком. Цените осторожность, дети мои, и вы будете жить спокойно.

Королева Элеанора поехала на север, к Виндзору, в сопровождении охраны.

Она не оглянулась назад, чтобы посмотреть, какую дорогу выбрали Раймон и Алиса.

Раймон сделал долгий судорожный вздох.

— Она непредсказуема, наша королева Элеанора. Нам надо побыстрее уехать отсюда, пока маятник ее благосклонности не качнулся в обратную сторону.

— Куда мы поедем? — прошептала Алиса.

Воины молча ждали в отдалении. Их лошади беспокойно топтались на резком осеннем ветру. В тишине было слышно, как щебечет Уот, сидевший на самой крупной вьючной лошади.

— В Кернстоу? — спросила Алиса. Раймон покачал головой.

— Слишком рано, — сказал он.

— В Базен, к вашим родным? Он улыбнулся:

— Хороший выбор, но легко угадываемый. — Раймон поднял пергаментный свиток, который все еще держал в руке. — Королева Элеанора не ждет, что мы послушно поедем в Аквитанию заявлять права на наше новое поместье. Она думает, что до освобождения короля Ричарда мы будем прятаться где-нибудь в глуши.

Алиса улыбнулась в ответ:

— И она не ждет, что мы прибудем в Аквитанию до зимы.

В отряде де Базена вдруг стало тихо. Веселый голосок Уота смолк. Мальчик улегся на большом вьючном мешке.

Была видна лишь его тонкая ручка, указующая вверх, в разрыв между прозрачными облаками. Высоко над ними в небе медленно кружил ястреб. Раймон развязал свою седельную сумку.

— Ближайшие месяцы мы будем в пути — до тех пор, пока не выйдет на свободу король Ричард. К тому времени королева успокоится, и мы сможем обосноваться в Кернстоу или в Аквитании — где пожелаете. — Он положил королевский подарок в сумку и хмуро взглянул на ястреба.

Утро было холодным. Раймон снял с себя плащ и накинул его на алую мантилью Алисы.

— Я поделю нашу компанию. Уот поедет с Эриком и шестерыми солдатами. — Он улыбнулся. — С ними он будет в безопасности, да и у вас быстрее восстановится голос, если вам не придется ежеминутно отвечать на вопросы мальчика.

— Он будет в безопасности, если Эрик и остальные не станут шататься по борделям. — Она улыбнулась мужу. — Если вы отдаете Уота на их попечение, вы должны прежде поговорить с ними, Раймон.

— Гм-м. — Он окинул взглядом дорогу. — Мои солдаты поедут вместе с нами в Дувр. По пути я найду тихое место, где мы проведем несколько дней и дождемся, когда вы поправитесь.

— Я могу ехать прямо сейчас, Раймон.

— Нет нужды торопиться. — Он подвел своего коня ближе и взял жену за руку. — Пару недель поживем спокойно. Мои люди последят за дорогой.

— А потом, если у нас останутся силы ехать дальше? — с улыбкой спросила Алиса.

— Потом отправимся в Дувр. — Раймон погладил ее руку. — Нам предстоит переплыть море и проехать половину владений короля Ричарда в Нормандии и Аквитании…

— Если вы будете рядом, море покажется мне болотной лужей.

Раймон засмеялся:

— Тогда уж добавьте к болотной луже одну-две речки! Алиса подняла глаза к небу. Она не чувствовала ни страха, ни головокружения и могла сколько угодно смотреть на безбрежную синь. Небосвод был всего лишь огромным шелковым балдахином над лицом ее возлюбленного.

Черный ястреб сошел с круга и улетел на восток, скрывшись в облаках.

В феврале 1194 года в Майнце император Священной Римской империи допрашивал английского короля Ричарда в связи с убийством Конрада Монферратского. Ричард предъявил письмо от Старца Горы, главы секты ассассинов, в котором тот брал на себя всю ответственность за смерть Конрада. Через несколько дней Ричард был освобожден.