Лора Эллиот

Танец на закате

Глава 1

У Энди Корнуэлла был отпуск. Поэтому он сидел, развалившись на удобном диване в гостиной своего бунгало, и скучал.

А за окнами бушевала гроза. Она разразилась еще на заходе солнца и заставила скучающего Энди покинуть террасу, где он сначала лениво любовался закатом, а потом наблюдал, как где-то далеко над морем собираются мрачные грозовые тучи, время от времени вспыхивающие молниями. Потом поднялся сильный ветер, поверхность волн покрылась рябью, горизонт стал исчезать из виду. Небо смешалось с морем — перламутрово-серое месиво. Гроза приближалась. Вскоре молнии почти без перерывов принялись раскраивать потемневшее небо, а редкие раскаты грома превратились в оглушительный грохот, сливающийся с воем взбудораженного моря. Наконец обрушился ливень — ожесточенный, обильный, несущий с собой живительную прохладу, стирающий из виду и море, и пляж.

И тогда Энди перебрался скучать в гостиную. Большое дело — гроза. Гроза — она и в Африке гроза. Ничего особенного, просто природе нужна разрядка. И если эта гроза на какое-то время наполнила его душу восторгом, то это, скорее всего, потому, что человеческая душа порой способна сливаться с душой природы. Особенно, если эта душа так же одинока, как его.

В гостиной было тепло и сухо. И так же пусто, как и в предыдущие шесть дней, которые Энди провел в этом уединенном бунгало на берегу моря, называя это томление в одиночестве отпуском.

А что было делать? Последовать советам друга Кайла и броситься в пучину развлечений? Нет. Энди предпочитал покой. Ему хотелось в одиночестве облегчить душу от той боли, которая сковала ее с тех пор, как он расстался со Сьюзен.

Они расстались, потому что Сьюзен ушла. Ушла, как большинство его женщин, к другому. Потому что тот другой был таким, каким Энди стать не смог. И если бы она не ушла, Энди, возможно, никогда бы не задумался: а что же все-таки между ними было?

Оказалось, ничего. Ничего, кроме скучной, однообразной связи, только внешне похожей на любовь. Они проводили вместе выходные: ходили в кино, в рестораны, сидели в кафе. Говорили о работе, о погоде, о катастрофах и судьбах мира. И все шло спокойно, гладко и правильно. Только куда?

Оказалось, никуда. Потому что Сьюзен, как выяснилось, «хотелось большего». А это «большее» выражалось в ее желании привязать его к себе, чтобы до конца жизни ходить с ним в рестораны и кино. И он растерялся, потому что не знал, хотел бы он такого «большего» для себя? Было ли это всем, чего ему хотелось от жизни? И была ли Сьюзен, с ее маленьким, ограниченным, скучным миром той женщиной, с которой ему хотелось бы связать свою жизнь навсегда?

Оказалось, нет. И поэтому Сьюзен ушла к другому мужчине, который захотел обеспечить ей удобное, скучное, монотонное существование в паре. А его оставила мучиться над вопросом: почему не только Сьюзен, но и все ее предшественницы уходили от него к другим?

Кайл долго выслушивал его нудные монологи и наконец не выдержал.

— Послушай, дружище, ну чего ты так убиваешься? Почему да почему? Ушла она, потому что ушла. Скорее всего, потому что дура и встретила такого же, как сама. Вот и все. А ты поезжай лучше куда-нибудь, развейся. Например, на Корсику. Там тепло, солнечно и полно красавиц получше твоей Сьюзен. Представляешь, итальянки, француженки… Уверяю, они тебе быстро помогут забыть Сьюзен, — расставил все по своим местам простодушный Кайл.

Энди задумался над его советом… и наконец решился. Но вовсе не из-за француженок с итальянками. Ему хотелось покоя и размышлений. А больше всего — избавиться от этой беспрерывно копошащейся боли внутри. Может, все дело не в женщинах, которые от него уходят, а в нем самом? Он хотел понять…

И доразмышлялся до того, что понял, какой он дурак. Он не любил ни Сьюзен, ни всех ее предшественниц просто потому, что они принадлежали к тому миру, к которому он сам не принадлежал. И ничего дурного в этом не было. Он просто не мог стать таким, каким они хотели его видеть, и теперь наверняка страдает лишь оттого, что набил кучу шишек, без конца наступая на грабли.

Вскоре, а точнее, уже через три дня покой и размышления превратились в скуку. И Энди стал подумывать о том, куда бы сбежать отсюда. Вопрос был сложным, потому что его по-прежнему не тянуло туда, где полно девушек и веселья. До девушек и веселья было рукой подать. Они клубились всего в нескольких километрах от этого богом забытого, затерявшегося среди скал и диких рощ бунгало, снятого у одного знакомого по бизнесу француза, который приобрел его явно не для покоя и размышлений. Хочешь оторваться, садись в машину и через пятнадцать минут окажешься в ближайшем городке, в баре или клубе, где полно загорелых, разгоряченных солнцем и алкоголем красавиц всех национальностей, кокетливо и призывно стреляющих по сторонам глазками. Выбирай! Они, как и ты, молоды, томятся от скуки и жаждут развлечений и мелких приключений.

Но Энди не хотелось развлечений и мелких приключений. Размышления в одиночестве простимулировали в его душе совсем иное желание. Ему захотелось испытать любовь. Да, именно, любовь, как бы старомодно это ни звучало. И такую, которая не давала бы его душе заснуть — заставляла бы гореть, совершать отчаянные поступки и вела не к скуке и прозябанию в привычном тепле, а к каким-то еще неизведанным высотам. Одним словом, Энди захотелось чего-то такого, чего он не испытывал ни со Сьюзен, ни с какой-либо из ее предшественниц.

Этот вдохновенный порыв избавил его от скуки на целых полдня, после чего он понял, что мечтать о любви совсем не то, что ее испытывать. И снова впал в томление.

Любовь — это судьба или дар божий, заключил он, поражаясь своей мудрости и ощущая при этом полную беспомощность.

Вечер тянулся изнурительно долго под аккомпанемент грома и чечетку дождя по крыше террасы, а Энди все пытался сражаться со скукой. Он прибегал к помощи музыки, книг, телевизора, но скука оказалась сильнее, и теперь единственное утешение приносила мысль о сне. Поскорее бы накрыла эта освобождающая от всех скук и томлений волна покоя. Энди не сразу сообразил, что заливается его дверной звонок. На трезвую голову да еще в такую погоду как-то трудно верилось, что кого-то могло занести в его уединенную обитель. Однако звонок был, и он продолжал трезвонить раздражающе настойчиво, можно даже сказать, с какой-то панической требовательностью.

— Как на пожар, — пробурчал Энди, отклеившись от дивана, и поплелся к двери.

Звонок продолжал неумолимо терзать его уши.

— Иду-иду! Сейчас! — нетерпеливо выкрикнул он.

Спрашивать «кто там?» смысла не имело. Как кто? Только сам дьявол решился бы разгуливать в этот близящийся к полуночи час, в кромешной тьме да еще под проливным дождем. И мужественно приготовившись встретиться лицом к лицу с силами самой преисподней, Энди включил наружный свет над крыльцом и отдернул штору, скрывающую стеклянную входную дверь.

Свет лампы на крыльце вырвал из темноты силуэт девушки.

Девушка? — удивился Энди, теряясь в сомнениях. Но все же идея девушки показалась ему намного приятнее идеи дьявола, и хотя он не был вполне уверен, что это окажется правдой, все же поспешил щелкнуть замком и распахнуть дверь.

На пороге, и вправду, стояла девушка. Мокрая, что было вполне понятно. И совсем голая. Что было не вполне понятно. У Энди разбежались глаза. И он некоторое время усиленно собирал их вместе, совершенно растерянный и дезориентированный в происходящем.

Наконец он утешил себя тем, что перед ним не девушка, а русалка, только что вынырнувшая из морских пучин. Стоит, ссутулившись, обхватив себя руками, но это совсем не мешает видеть, что она высокая. Лоб открытый, мокрые волосы разбросаны по спине, и только несколько длинных прядей, похожих на стебли водорослей, свисают вдоль лица, и по ним текут ручьи. Бледное лицо усеяно капельками, и одна из них повисла, поблескивая, как украшение, на кончике носа. Два широко распахнутых синих глаза смотрят то ли испуганно, то ли бесстрашно, не разберешь…

Энди несколько секунд смотрел в немигающие синие глаза, чувствуя, как его пробирает дрожь. Почему она голая? Хотя, если это русалка, то ей все должно быть нипочем, привыкла разгуливать, в чем мать родила…

Не выдержав ее взгляда, он снова почувствовал, как разбегаются его глаза, но на этот раз не дал им разбежаться окончательно. Усилием воли он притянул их к кончику носа, сфокусировался, а затем решился осторожно скользнуть взглядом по ее телу.

Его облегчение было сродни приступу эйфории, потому что на русалочьем стройном теле оказалось некое подобие платья из тончайшей ткани, прилипшей к животу и бедрам. А ниже, вместо чешуйчатого рыбьего хвоста, белела пара длинных стройных ног. Эти потрясающие ноги заканчивались босыми ступнями, которые пританцовывали то ли от озноба, то ли просто потому, что им так хотелось.

Это открытие помогло Энди окончательно справиться с ошеломлением, и, набрав полные легкие воздуха, он приготовился что-то сказать.

— Там дождь, — опередил его тоненький голосок с очаровательным французским акцентом, сорвавшийся с изящных бледных губ. Синие глаза пугливо скосились на темноту за спиной. Потом последовало ловкое движение пальцев, смахнувших каплю с милого носика, из которого вслед за этим раздалось шмыганье.

— Если вы из службы погоды, то спасибо за ценное сообщение. Хотя я и сам об этом догадывался. А уж глядя на вас, так совсем не трудно в это поверить, — с легкой издевкой ответил он и теперь уже смело оглядел девушку с головы до ног.

Повисла пауза. Энди ждал, что она промурлычет ему дальше.

— Я промокла… И мне холодно… — наконец снова послышался тоненький голосок. При этом синие глаза утратили всякую пугливость и, казалось, собирались теперь пробуравить не только Энди, но и дальнюю стену гостиной.

— И это я вижу, — сражаясь с упрямством сверлящих его глаз, ответил он и, выражая свое нетерпение, глубоко вздохнул и сложил на груди руки.

Бестолковость девицы начинала его нервировать. Стоит, мнется, пялится на него. Не может ясно сказать, что ей нужно. Или ждет, чтобы он сам догадался, как это принято у всех женщин? Уж конечно, делать ему больше нечего, кроме как стоять теперь в дверях и гадать, что может быть на уме у полуночной русалки.

— И все? Больше ты ничего не видишь? Или то, что ты видишь, доставляет тебе какое-то нездоровое удовольствие?

Синие глаза метнули в него по горящей стреле и тут же гордо прикрылись щитами слипшихся, похожих на длинные колючки ресниц.

Энди не мог больше скрывать раздражения.

— Простите, а что еще я должен видеть? Знаете, если бы я сейчас был на вашем месте… То есть, если бы мне пришлось вот так вломиться в дом к незнакомому человеку в половине двенадцатого ночи, я наверняка сделал бы это только потому, что что-то вынудило меня к этому. Какая-то очень серьезная причина, которую я поспешил бы изложить потревоженному и удивленному хозяину. Так что будьте любезны пояснить цель своего вторжения. Уж наверняка виной тому не дождь и не то, что вы промокли. У людей есть дома, где они укрываются от дождя…

Он проговорил эту длинную внушительную тираду и вдруг поймал себя на том, что она права. Если честно, ему действительно доставляет своеобразное и, скорее всего, нездоровое удовольствие созерцать полуобнаженную, трогательно беззащитную молодую женщину, мнущуюся на его пороге. Более того, ему хочется обхватить это тоненькое трепещущее тело руками и прижать к себе. Согреть… И что, пожалуй, самое нездоровое — это то, что он рад ее появлению, хотя наверняка ее вынудило к этому что-то не самое приятное. Так что на кого, интересно, он злится?

Он заметил, как по бледному личику скользнула усмешка.

— Если кто-то вламывается в дом незнакомца в полночь, то разве неясно, что у человека что-то стряслось? Что невозможно объяснить, стоя на пороге и стуча от холода зубами? — Голосок был теперь совсем не тоненьким. Он был готов сорваться то ли от обиды, то ли от гнева. — Хотя… что тут объяснять? Тебе ведь все равно наплевать. Извини, что побеспокоила…

Она резко повернулась и, втянув голову в плечи, бросилась бежать. В темноту. Под хлесткие плети дождя.

Энди остолбенел, чувствуя, как что-то больно оборвалось в его груди. Наверняка это было его сердце.

О боже, и куда же это она? И так уже до нитки промокла! Он в одну секунду успел простить ее за неловкость и проклясть себя за подозрительность. Как он мог? Это все, что он успел подумать перед тем, как броситься за ней.

— Подожди! Послушай! — прокричал он быстро ускользающему в глубину ночи силуэту.

Но она не хотела слушать. Она неслась в сторону грохочущего моря, отчаянно размахивая руками. Неслась, не оборачиваясь. Возможно, торопилась вернуться в лоно родной стихии. А этого Энди почему-то допустить не мог. Наконец он догнал ее и преградил ей путь.

— Послушай, не дури! Пойдем в дом! Не знаю, что там у тебя стряслось, но ты можешь согреться и просохнуть у меня! — попытался он перекричать грохот моря.

Она молчала, потупив голову.

— Пойдем в дом, слышишь?

Она продолжала упрямо молчать.

— Пойдем…

Он смахнул с лица воду и решился взять ее за плечи, но она резким движением стряхнула его руки.

— Тебе ведь некуда идти, — продолжал он. — Пойдем в дом. Обещаю, что не буду ни о чем расспрашивать. Я ведь знаю, что тебе некуда идти…

Она исподлобья блеснула на него глазами.

— Мог бы и раньше догадаться. Ладно, пойдем.

Они добежали до его бунгало и, ввалившись в гостиную, остановились посередине и стали, как две мокрые птицы, стряхивать с одежды воду. Энди стащил с себя промокшую насквозь футболку и бросил на пол.

— Теперь мы оба промокли. Подожди, я принесу полотенца, — сказал он.

Она в ответ кивнула и вдруг расхохоталась. Энди нахмурился. С чего бы это ей вдруг стало так весело?

— Что? Что смешного в том, что я хочу принести полотенца?

— Да нет… Ой, не могу… Ха-ха-ха! Ты похож… Ха-ха-ха! Не знаю… Ты очень смешной… — Она продолжала заливаться, тыкая в него пальцем. — Эти зверьки… Как их… Ха-ха-ха! Забыла…

Она хохотала звонко и заразительно, как умеют только дети. Энди никем, кроме мокрого петуха, вообразить себя не смог и вскоре почувствовал, что не в силах удержать улыбку, расплывающуюся по его лицу.

— Я похож на мокрого петуха? — спросил он.

Она прыснула еще сильнее, отрицательно качая головой.

— Ладно, ты пока вспоминай, а я пойду за полотенцами, — сказал он, снова направляясь в ванную.

— Нет, я без тебя не смогу! Ха-ха-ха! — Она плюхнулась на пол, покатываясь от смеха. — Если бы ты знал, какой ты сейчас смешной!

Он ей верил. Но поскольку не мог видеть себя со стороны, не мог и до конца разделить ее веселье. Не желая ждать, пока она наградит его каким-нибудь зоологическим прозвищем, он направился в ванную.

Вернувшись в гостиную с двумя огромными полотенцами, он застал свою гостью лежащей, свернувшись в клубок, на полу. Она притихла и больше не смеялась.

— Вот, возьми, вытрись и укутайся. — Он протянул ей одно из полотенец, а вторым принялся ерошить свои волосы. — А ну-ка, посмотри, может, я похож на ежика или дикобраза?

— Нет, — покачала она головой. — Не похож. И мне больше не смешно. — Она села и, склонив голову набок, стала сушить свои длинные светлые волосы. — Ты не смешной, ты добрый. Только вначале показался занудой. Но ты извини, я не знаю, с чего это меня вдруг разобрало. Просто накатил этот смех…

— Никаких проблем. Смех полезен для здоровья. Можешь еще посмеяться, если накатит. — Он набросил полотенце на плечи и уселся на пол напротив нее.

— Да нет, на самом деле ничего смешного. Это нервы. Все из-за этой ссоры… идиотской. Никогда бы не подумала, что он сможет так орать на меня. Всегда был веселый, а тут вдруг… — с тяжелым вздохом сказала она.

По этим обрывкам Энди смог ясно представить себе картину: они поссорились — он и она. И наверняка из-за пустяка. Просто поцапались, потому что каждый пытался что-то свое доказать другому. Это случается сплошь и рядом — мелочь, которую мы сами раздуваем до размеров трагедии. И она теперь скитается под дождем, чтобы помучить его. Так поступают все женщины, потому что им просто не хватает логики, чтобы что-то доказать мужчине.

— Бывает, — закивал Энди с усмешкой. — И это не так страшно, как кажется. Если он любит тебя, а ты любишь его…

Он понимал, что несет банальщину, но ничего другого ему в голову в этот момент не пришло.

— Он меня не любит, — кисло заявила она. — Иначе не позволил бы уйти в грозу. И не стал бы еще язвить вдогонку. Он меня не любит, вот и все.

— Ну… это ты спешишь с выводами. Поверь мне. У всех бывают свои заскоки. Завтра все будет выглядеть иначе. Вот увидишь. Вы оба поймете, что были неправы, и решите все начать сначала, как будто и не было этой идиотской ссоры. Потому что ваша любовь друг к другу сильнее раздоров. Ведь наверняка вы поссорились из-за чепухи?

Она не ответила. Отвела глаза в сторону и задумалась. И Энди понял, что ему сейчас лучше помолчать. Она все равно будет твердить свое. Но завтра все это пройдет. Завтра она проснется со свежей головой, поплачет и побежит к тому, которого сегодня так ненавидит. И, возможно, Энди никогда больше не увидит ее.

От этой мысли ему почему-то стало очень неуютно.

— Хочешь чаю? — спросил он, чтобы отвлечь ее от раздумий. — Тебе не помешает выпить чего-то горячего, согреться. Небось, долго пришлось мокнуть?

— Не знаю, но согреться не помешает, — на миг оживилась она, но тут же снова скисла. — А ты все же добрый, пытаешься успокоить меня. Только ты зря стараешься. Я знаю, что у меня с ним ничего не получится. Это все, конец. Я никогда к нему не вернусь, никогда!

Она выпалила последнюю фразу с такой страстной горечью, что заставила Энди с завистью подумать о том мужчине, который заставляет ее так гореть. В этом ее «никогда» было столько противоречий, столько невинной лжи, на которую способна только любящая женщина.

Никакой это не конец, милая, это только начало, подумал Энди с тоской и направился в кухню.

— А хочешь, я тебе помогу приготовить чай? — услышал он за спиной ее вкрадчивый голос.

— А ты сама этого хочешь? Или просто пытаешься быть хорошей девочкой? — спросил он, обернувшись.

— Хочу. Я люблю возиться на кухне. И я не такая уж плохая.

— Верю. Что ж, если тебе действительно хочется повозиться на кухне, — вперед! Я, признаться, не большой любитель этого занятия.

Он и не подозревал, какой опасностью ему грозит ее присутствие на тесной кухне. Она оказалась так близко, что у Энди снова на миг разбежались глаза. От нее пахло свежестью дождя, смешанной с ванилью и, кажется, миндалем. И этот запах так манил, что он с трудом удержался от желания притянуть ее к себе и вдохнуть этот дурманящий аромат поглубже. И вообще ему показалось, что от нее исходят какие-то излучения, из-за которых в его голове мелькают все эти непозволительные фантазии.

— Итак, какой чай мадемуазель предпочитает: черный, зеленый, травяной? — спросил он, пытаясь освободиться от навязчивого, ставшего единственным в этот момент желания, — держать эту русалку в руках.

Она подкатила свои синие глаза и задумалась.

— А что, если мы смешаем все три? — наконец выдала она.

Теперь задумался он: а можно ли будет это пить?

— Давай попробуем. Произведем эксперимент. А ты, похоже, любительница экспериментов? — спросил он.

— Ненавижу застой. А еще ненавижу, когда мужчина считает, что женщина должна бегать за ним, как собачка. В такие моменты мне хочется все перевернуть вверх тормашками и послать к черту, — сказала она, нахмурившись.

Энди снова усмехнулся: Что, по-видимому, эта малышка совсем недавно так и сделала, чем наверняка взбесила своего дружка.

Пока он наполнял чайник и ставил его на огонь, она заботливо вымыла грязные чашки, громоздившиеся в раковине. Потом принялась шарить глазами по полкам, выставляя на стойку один за другим пакеты чая.

— А ты живешь тут один и сам себе готовишь? — как бы невзначай спросила она.

— Да, а что?

— Да ничего. Просто любопытно.

— У меня запасов еды на две недели. Я вообще обычно сам себе готовлю. Люблю домашнюю еду, хоть и не очень люблю готовить.

— Одинокие мужчины обычно готовить не любят, — заключила она. — А ты давно здесь? Тебе не скучно одному?

Энди пожал плечами.

— Всякое бывает. Первые три дня не было, а вот в последние три стало. А тут вдруг появилась ты… — Он не знал, зачем сказал ей это.

— И что? — спросила она.

— Не знаю… Ты веселая.

— Неправда, никакая я не веселая. Сейчас, по крайней мере, мне совсем не весело. — Она вздохнула так, будто у нее на груди лежал стопудовый валун.

— Это пройдет, это только сегодня. А вообще у тебя веселый нрав.

— Откуда ты знаешь?

— По твоим губам. Их уголки смотрят вверх, готовы в любой момент превратиться в улыбку. И поверь мне, завтра в твоей жизни все наладится. Завтра вы снова будете вместе. Все простите друг другу и забудете.

Она покачала головой.

— Ты очень добрый, но ничего не понимаешь. Здесь другое. Он просто меня не любит…

Энди не мог представить себе, как можно не любить такого ангела, но спорить не стал. Они снова стояли так близко друг к другу, что ему пришлось взмолиться ко всем известным ему богам, чтобы удержаться от желания прикоснуться к ней.

Судя по цвету ее кожи, напоминающей смесь сливок с малиновым сиропом, она пробыла здесь всего пару дней. Успела только подрумяниться. И хорошо. Ей, с ее длинными русыми волосами, загар совсем не к лицу. Она из тех девушек, которые хороши без всяких премудростей.

— И ты долго еще собираешься здесь скучать? — снова спросила она.

— Не знаю. Все зависит от скуки. Если слишком заест, могу уехать даже завтра.

Чайник издал свисток.

— Вода закипела, так что теперь я займусь делом, а ты можешь отдыхать, — распорядилась она деловито.

Энди рассмеялся.

— Можно подумать, я перетрудился.

Но она бесцеремонно отодвинула его от кухонной стойки и принялась заваривать чай: бросила в заварочный чайник по щепотке чая из каждого пакетика, залила кипяток и торжественно накрыла крышкой.

— Готово. Теперь нужно подождать минут пять, пока он заварится. А ты, если делать нечего, можешь пока принести чашки в гостиную, — последовало ее очередное распоряжение.

Энди кивнул и был только рад подчиниться ее приказу. Находиться на тесной кухне рядом с полуобнаженной русалкой — испытание не из легких. Он взял со стойки только что вымытые чашки и блюдца и удалился в гостиную.

И только в гостиной в его голову неожиданно хлынули здравые мысли. Например, откуда она знает, что он англичанин? Она ведь сразу, еще с порога заговорила с ним по-английски. Да и английский у нее поразительно чистый. Французы редко так хорошо говорят на каком-то языке, кроме своего. И если бы не этот милый акцент… Кто она? Откуда?

— Чай! — раздалось громкое сообщение со стороны кухни, вслед за которым в гостиной, с чайником и банкой меда в руках появилась она. Появилась и тут же освободила Энди от потуг детектива.

Кто бы она ни была, она просто была — высокая, стройная, грациозная, гибкая, очаровательная. И этого, как он быстро сообразил, было вполне достаточно. Все остальное было не важно.

Она поставила на столик чайник и мед, потом расставила чашки на блюдца, чего он сделать не догадался, а потом вдруг опустилась на пол.

— Ты можешь сесть рядом со мной на диван, — предложил он с усмешкой. — Я не кусаюсь.

— Я успела это заметить, но все же предпочитаю сидеть на полу. Тут удобнее. Итак, расскажи, как ты тут оказался? Ты ведь англичанин, не так ли? И почему сидишь здесь и скучаешь? — неожиданно забросала она его вопросами.

Энди не ожидал, что к нему проявят столько интереса.

— Друг посоветовал провести здесь пару недель отпуска. А скуку я не планировал, она сама пришла, — ответил он.

По ее глазам он увидел, что она ему не верит.

— Нет, это не все. Ты от чего-то скрываешься. Признайся, натворил чего? Или несчастная любовь загнала в уединение?

— Несчастная любовь, которая прошла, — шутливо проговорил он тоном, которым декламируют стихи.

Она продолжала смотреть на него с недоверием.

— А ты часто влюблялся?

— Ну… раз пять. А что?

— Да ничего. Просто мне кажется, что это была не любовь.

Она была серьезна, и желание паясничать покинуло Энди.

— Я это сам знаю, — ответил он, удрученно кивая. — Потому что каждый раз, расставшись с женщиной и переболев разлуку, я понимал, что не любил ее. Не знаю, почему…

— Потому что еще не встретил ту, которую смог бы полюбить, — снова отчеканила она.

— Уж не знаю… Влюбляешься и кажется, что любишь, а потом вдруг выясняешь, что никакой любви не было. Была страсть, была привязанность, была привычка…

Она склонила набок голову и посмотрела на него. Пристально, задумчиво.

— Это было раньше. Наверно, раньше ты не мог любить, а теперь сможешь.

— Откуда ты знаешь? — усмехнулся он.

— Знаю. Вижу по твоим глазам. В тебе столько этого…

— Чего?

— Желания любить.

От всех этих откровений Энди вдруг бросило в жар. Неужели она заметила, что с ним творилось рядом с ней на кухне? Но при чем здесь любовь? Ему просто очень хотелось прикоснуться к ней. И это вполне понятно: уж очень она хорошенькая и соблазнительная. А желание любить — это что-то совсем другое. Неужели она умудрилась заглянуть в его душу? Хотя чему тут удивляться, она ведь сама влюблена.

Он встал и пошел к окну освежиться. И пока открывал его, услышал за спиной, как она судорожно перевела дыхание, может, даже всхлипнула.

И почему, черт побери, люди так хотят любви, когда им от нее так плохо?

Скроив глупую улыбку, он вернулся на диван и потянулся к чайнику.

— Наш чай остывает, мадемуазель. Пора попробовать, что у нас заварилось, — задорно проговорил он и стал разливать чай. Потом подошел к ней, опустился на колени и поставил на пол перед ней чашку с чаем и банку с медом.

Она подняла на него глаза и улыбнулась.

— Наверняка что-то абсолютно безумное, как моя голова.

Она деликатно отхлебнула из чашки, потом элегантно запустила пальцы в волосы, прощупывая, просохли они или нет, и, наконец, кокетливо приспустила с плеч полотенце, обнажая длинную шею и плечи.

И Энди опять с огромным трудом поборол желание оказаться на полу рядом с ней и сжать ее в руках. Просто обхватить и держать, чтобы она перестала грустить.

Но ему пришлось вернуться на диван. Влюбленная русалка тосковала по другому…

Чай оказался очень странным, неопределимым на вкус напитком, который все же приятно согревал. Гроза миновала. В окно врывался прохладный ветерок и слышался шелест моросящего дождя. Его гостья какое-то время молча отхлебывала из чашки и, казалось, ни о чем не думала. Он уже собирался предложить ей перебраться на диван и устроиться на ночлег, как она снова ошеломила его вопросом.

— А скажи честно, я тебе нравлюсь?

Энди растерялся. Что за глупый вопрос?

— Нравишься, — ответил он и едва удержался, чтобы не добавить «очень».

— И ты думаешь, что такую, как я, можно полюбить?

Он видел, как она отодвинула от себя чашку и выпрямилась. Ее глаза округлились, губы слегка приоткрылись. Казалось, она приготовилась проглотить все, что он сейчас скажет.

— А почему нет? Ты — красивая… тонкая… чувствительная…

— Тогда почему он этого не видит?

В ее голосе снова было много страсти и отчаяния. Энди не сразу нашел ответ на этот вопрос.

— Ну… может, потому… что не всем дано это видеть. Так же, как не всем дано любить.

Она закачала головой и опустила глаза.

— Я знала…

— Что? — невольно вырвалось у него.

— Ничего. Это личное. — Она прикрыла глаза, и на ее губах появилась едва заметная улыбка.

Что такое она знала, осталось для Энди загадкой. Еще большей загадкой осталась ее улыбка. Странная какая…

Они опять пили чай, а когда он снова поймал ее взгляд, ему показалось, что она больше не грустит.

— Слушай, а у тебя не найдется чего-нибудь пожевать? А то у меня живот сводит от голода. — Она приложила руку к животу и по-детски нахмурилась. — Последний раз ела еще утром.

— Конечно, найдется, — оживился Энди. — В кухне полно еды. Хочешь, сварю тебе спагетти?

— Нет-нет, спагетти — это долго. Мне бы просто хлеба.

— Хлеб с сыром, пойдет? Сандвичи?

Она кивнула и улыбнулась легко и светло. И от этой ее улыбки Энди снова захотелось невозможного. Но единственное, что он мог позволить себе сделать для нее, это накормить. Он вскочил с дивана и бросился на кухню. А когда через несколько минут вернулся с двумя толстыми сандвичами с сыром, застал свою гостью лежащей на полу калачиком. Подложив под голову сложенные ладони и накрывшись полотенцем, она спала.

— Мадемуазель… Ваши сандвичи… — Он поставил тарелку с сандвичами на пол.

Она не отреагировала. Он снова позвал, уже чуть громче, и только убедился, что она спит. Мадемуазель. А как еще он мог обратиться к ней? Русалка? У нее наверняка есть имя, которое он до сих пор не удосужился узнать. А теперь она спит.

Энди растерялся: оставить ее спящей на жестком полу было как-то неправильно. Нужно перенести ее на диван…

Несколько минут он просидел на полу, просто любуясь покоем ее красивого лица, изгибами ее тела. Кто бы мог подумать? В его бунгало на полу спит женщина, а он сидит и любуется ею. Посреди ночи.

Наконец он решился. Затаив дыхание, склонился над ней, осторожно просунул одну руку под спину, а вторую — под согнутые коленки. Медленно поднял и пошел к дивану. Она спала доверчиво и крепко. Уложив девушку на диван, он тут же метнулся в спальню за пледом. Укрыл ее, а потом еще несколько минут простоял над ней, не в силах сдвинуться с места.

Его сердце молчаливо изливало благодарность к загадочной гостье. Ведь это благодаря ей в нем поселилось столько неясных добрых чувств.

Наконец, пожелав ей сладких сновидений, он погасил свет и пошел в спальню.

Глава 2

Энди проснулся на следующее утро с ощущением какого-то нелогичного, граничащего с безрассудством подъема в душе. Ему хотелось самых необычных для него вещей: петь, танцевать и даже летать, если получится. А больше всего ему хотелось увидеть свою ночную гостью, русалку. Может, она все еще в его доме?

Он вскочил с постели, запрыгнул в шорты и влетел в гостиную…

Но она ушла. Об этом говорит ветер, врывающийся в незапертую дверь и треплющий штору. Она ушла. И с этим ничего не поделаешь. Она должна была уйти. Она пришла, чтобы уйти. И то, что теперь примешивается к его радости, — досада, обида, грусть и еще какое-то чувство, которое не поддается оценкам разума, — не имеет смысла. Все это пройдет, как вчерашняя ночь. И ему просто нужно смириться с фактом.

Он принялся разгуливать по гостиной, осознавая, что за прошлую ночь что-то изменилось в его жизни. Прежде всего, его больше не заедала скука. Он испытывал что-то новое. Как будто вчерашняя гроза и полуночное явление русалки что-то перекроили в его душе. Он был полон странного энтузиазма, будто готовился к какому-то большому событию в своей жизни.

Наконец, когда его эмоциональный подъем сменился голодом, он забрел на кухню. На стойке — пустая тарелка из-под сандвичей, которые, видимо, были сметены с нее утром. Прекрасно, она позавтракала. Перемытые чашки аккуратно поставлены на полку. Как мило, она хозяйничала. Он остановился посреди кухни, надеясь уловить в воздухе более тонкий след ее присутствия в этом доме — ее запах. Но он оставался теперь только в его памяти.

Она ушла, снова зачем-то напомнил себе Энди.

Но это не значит, что он сможет обойтись без завтрака. Он поставил на газ чайник. И не значит, что можно не умываться.

Энди переступил порог ванной и услышал, как что-то громко хрустнуло под его пяткой. Затем раздался его собственный вопль:

— А-а-а! Черт! И что за дурная привычка врываться в ванную, не включив света!

Щелкнул выключатель, и на полу, там, где только что стояла его пятка, обнаружились осколки раздавленного колпачка от губной помады.

Энди почесал затылок: еще один след присутствия женщины в доме. Хотя у той, что была здесь вчера, никакой помады с собой не было. И если вспомнить ее губы, ей вообще не нужна никакая помада. Ее губам, если вспомнить их, нужны только поцелуи. Много поцелуев.

Но это не его проблема. И он вернулся к колпачку. Выходит, под его пяткой сейчас разлетелся колпачок от помады, которая стояла на подзеркальнике, вероятно, забытая одной из подружек хозяина. Ничего страшного.

Энди поднял глаза на зеркало. И впервые не смог разглядеть в нем собственного отражения. Его черты искажали танцующие по поверхности зеркала алые знаки:

«Я никогда не забуду твоей доброты!»

Имени под надписью не было. Зато там было нарисовано сердце, пробитое, как полагается, стрелой Амура, но при этом не кровоточащее, а сияющее алыми лучами.

Лучшего применения для той забытой помады Энди представить себе не мог. Он опустился на пол и тихо, как полупомешанный, рассмеялся.

К полудню он выбрался на пляж. В Библии говорится, что Бог создал мир за семь дней. Энди готов был поклясться, что Бог, при желании, способен это сделать за одну ночь. И море, и небо, и пляж сегодня были другими, как будто за ночь их заменили. Или, может, за ночь заменили глаза Энди?

Он искупался, посидел на берегу в обществе чаек, которые подходили к нему так близко, что, казалось, изловчившись, можно было поймать одну из них, а потом зашагал по кромке воды в сторону ближайших скал.

Все предыдущие семь дней его миром были одинокое бунгало, этот небольшой, зажатый с обеих сторон скалами пляж и море, которое он считал своим настолько, насколько могли видеть его глаза. Теперь же его вдруг поманили скалы, через которые хотелось перевалить, чтобы заглянуть в соседствующий мир.

Со стороны пустынной дороги, ведущей к его бунгало из ближайшего городка, кроме скалистых гор и диких зарослей, среди которых петляла эта дорога, на несколько километров ничего не было. А вот со стороны пляжа наверняка была жизнь. О чем свидетельствовало появление этой жизни в его бунгало вчера ночью. Хотя можно допустить, что жизнь, посетившая его вчера, возникла из моря.

Поддавшись энтузиазму исследователя, Энди дошел до скал и стал взбираться по ним. Они оказались крутыми и извилистыми, но все же добраться до вершины было не так уж сложно. Отсюда он увидел, что нагромождения скал, подступающих к морю, тянулись еще метров двести, а вдалеке за ними был другой пляж. Другой мир, который издалека выглядел вполне обитаемым: на нем пестрели солнцезащитные зонтики и шезлонги, в которых можно было разглядеть совсем крошечные фигурки отдыхающих — жителей другого мира. Позади, за пляжем, из густой зелени выглядывали крыши бунгало — жилища жителей другого мира.

На то, чтобы добраться до него, у Энди ушло около получаса петляний между скалами, подъемов и спусков. Оказавшись в конце концов на территории соседнего мира, он устало уселся на песок.

Ничего удивительного или нового вокруг не происходило. Рутина обычной пляжной жизни: полежал на одном боку, полежал на другом. Пора искупаться. Можно поиграть в волейбол, а надоест, снова искупаться. И полежать на спине. А потом на животе. А если тебе перевалило за шестьдесят, то не полениться и протрусить по берегу вдоль воды — туда-сюда. Ничего особенного. Но Энди ничего особенного и не ожидал. И теперь ему просто нужно было набраться сил на обратный путь.

По привычке его взгляд устремился к морю. Море синее, и этот цвет успокаивает. Оно всегда в движении и поэтому живое. Оно ничего не требует и не навязывает. Оно заставляет тебя чувствовать любовь, потому что истинная любовь ничего не требует и не навязывает. Она такая же просторная и свободная, как море…

Внезапно море исчезло. Исчезло все. Потому что чьи-то прохладные пальцы легли на его веки. Чьи? Запах ванили с миндалем быстро напомнил ему…

— Угадай, кто это? — услышал он за спиной ее голос.

Как кто? Русалка. Существо не от мира сего, которое появилось вчера, чтобы заставить его хотеть невозможного.

— Ну же, неужели не узнаешь?

Энди умышленно тянул. Пусть эти прохладные нежные пальцы побудут еще на его веках.

— Девушка, которая пришла вчера под дождем, — наконец вынужден был ответить он.

— Угадал! Только долго думал.

Прохладные пальцы соскользнули с его глаз. За спиной раздался знакомый звонкий смех. А в следующий миг она уже сидела перед ним на коленях и, склонив голову набок, смотрела на него синими веселыми глазами.

Энди снова показалось, что она совсем голая. Он опять не знал, куда девать глаза, но опять, борясь со стыдом, сумел разглядеть на ней светло-голубое и очень незаметное бикини.

— А я знала, что ты придешь! Ты ведь меня искал, правда?

До последней секунды Энди этого не знал. Или боялся себе признаться.

— Значит, это ты заманила меня сюда? Признавайся, зачем?

— Ни за чем. Просто хотела тебя увидеть. — Она тряхнула головой, откидывая упавшую на лоб прядь волос, и, весело блестя глазами, снова уставилась на него.

— Просто хотела видеть? Не верю.

— Не веришь — и не надо. Главное, что ты здесь, и я очень рада. Ты сюда добрался в первый раз, а вот мы увидели тебя еще в первый день приезда. Правда, кто-то из местных сказал, что ты «куку», и мы побаивались к тебе подходить.

Это «мы» было не самым приятным звуком для ушей Энди. Даже «куку» он пережил гораздо легче. Но все же ее признание казалось забавным: она знала о его существовании еще до прихода в его дом. Это объясняло многое, но не все.

— Как интересно! Выходит, я за неделю успел стать местной легендой. И за мной водится репутация «куку». А теперь? Теперь выяснилось, что я не «куку»? Или все же «куку»? Признайся, тебя вчера специально за этим ко мне подослали?

Она откинула назад голову и снова залилась смехом. По тому, как она весело и беззаботно хохочет, Энди мог заключить только одно: они помирились.

— Не знаю, «куку» ты или нет, но ты добрый, — сказала она, как только перестала смеяться.

А потом произошло то, чего Энди меньше всего ожидал. Она наклонилась, и он, замерший от удивления, ощутил на своей щеке прикосновение ее губ. Теплое, откровенное.

И все. Потом она улыбнулась, резко вскочила на ноги и исчезла.

Энди сидел, не в силах шелохнуться. Щека, к которой только что прикоснулись ее мягкие, теплые губы, горела. И было непонятно, куда и зачем она пропала.

Наконец он нашел в себе силы, чтобы обернуться. Но было бы намного лучше, если бы он этого не делал, потому что мог бы жить себе дальше, и не ведая, что от ревности может так скрутить.

Он увидел молодого мужчину в соломенной шляпе и ярких плавках, стоящего на некотором расстоянии. И увидел, как она подбежала к этому мужчине. И как мужчина снял с головы свою шляпу и напялил ей на голову. А она расхохоталась…

Большего Энди увидеть не смог. Он вскочил с песка и, не отряхивая его с шортов, зашагал к скалам.

— Значит, это он виноват в том, что ты сегодня такая счастливая? — Отстань, Одиль, совсем не он.

— Будешь мне рассказывать. Я же вижу…

— Ничего ты не видишь.

— Если это правда, то я рада.

— Ты такая глупая, Одиль, и шутки у тебя глупые. Мы с Пьером помирились, и поэтому я счастлива. Теперь у нас все будет хорошо.

— Как в сказке. Так хорошо, что вы поженитесь. И у Пьера появится третья жена.

— А ты завидуешь?

— Нет, я беспокоюсь за тебя, Астрид. Ты не знаешь Пьера. Мы вчера с Николя целый час бегали по пляжу под дождем, искали тебя. А Пьер сидел у телевизора и спокойно попивал мартини. А сегодня опять запудрил тебе голову. Другое дело — наш сосед.

— Что ты заладила: сосед, сосед… Ты же говорила раньше, что он «куку»?

— Но я не знала, что он окажется таким симпатичным «куку». А теперь знаю даже, что ты в него влюбилась. Только ты пока об этом не знаешь и думаешь, глупышка, что любишь Пьера.

— Ох, Одиль, и до чего же ты все хитроумно заплела. Нужен мне твой «куку». Если хочешь, бери его себе. Или ты хочешь моего Пьера? Признайся? Ты просто завидуешь или хочешь отбить его у меня?

Она перестала бегать по комнате. Остановилась и сверкнула на подругу глазами. Почему она снова хочет их с Пьером разлучить? И при чем здесь этот англичанин? Да, он хорош собой: высокий, крепкий. У него зеленые с золотистыми крапинками добрые глаза, светлые волосы… Но это ничего не значит, потому что у нее есть Пьер, которого она не променяет ни на кого. Даже на такого, как этот английский джентльмен, — благородного и симпатичного.

Она снова забегала по комнате, сбрасывая на кровать свои развешанные по стульям вещи. Потом распахнула шкаф и принялась вываливать на кровать его содержимое.

— Ах, думай, что хочешь, Астрид, но от Пьера лучше держаться подальше. Опасный он. Если честно, мне бы хотелось, чтобы ты нашла себе другого мужчину.

— Мне другой не нужен. Если он нужен тебе — вперед!

Одиль надоело бегать за ней по комнате, и она уселась на кровать, поджав под себя ноги.

— Что ж, Астрид, как ни печально это осознавать, но у тебя явно не все дома. — Она покрутила пальцем у виска. — И то, что ты собираешься сделать, подтверждает это. Очень жаль, что я ничем не могу помочь.

— А никто тебя об этом и не просит! — дерзко бросила Астрид и принялась хаотично заталкивать вещи в чемодан.

— И куда, если не секрет, он тебя увозит? Ты хоть знаешь, куда едешь? — не отставала Одиль.

— Мне все равно. Главное, что мы вместе и он меня любит.

Одиль прикрыла ладошкой рот.

— Я молчу. В любом случае, если понадобится помощь, звони, ладно?

— Ладно.

Астрид набила чемодан и, придавив его коленом, стала затягивать молнию. Чемодан был переполнен и не закрывался. Одиль заметила ее муки и тоже подналегла на чемодан. Он закрылся, и подруги наконец встретились глазами.

— Ласточка готова к полету. Оперилась, — вздохнула Одиль. — Только не порастеряй перышки.

— Не волнуйся, я сильная, — ответила Астрид.

И в следующую секунду, повиснув на плече подруги, разрыдалась.

Энди проснулся посреди ночи, боясь спугнуть чудесный сон. Нет, он не видел себя в этом сне на дне моря в окружении прелестных русалок. В его сне не было ни морского дна, ни даже той, единственной знакомой ему русалки, которая вчера обожгла его щеку поцелуем и ушла к тому, кто владел ее сердцем. И даже если Энди завидовал тому мужчине, даже если его мучила всю дорогу назад слепая ревность, этот сон напомнил ему о чем-то глубже и серьезнее, чем поцелуи самых очаровательных женщин.

Ему приснился город — экзотический, древний, своенравный. Далекий, но необыкновенно близкий его сердцу, заставивший его когда-то поверить в то, что жизнь можно прожить совсем не так, как принято в его стране, — без глупой соревновательности и враждебной конкуренции, без показухи, пафоса и ложной уверенности в завтрашнем дне, без всех тех внешних богатств, которые только разворовывают внутренние. Одним словом, Энди приснился город его юношеской мечты, куда он собирался однажды вернуться навсегда.

Но прошли годы, и он не только забыл вернуться, но и забыл о самом городе. Как и его друзья по колледжу, с которыми он когда-то путешествовал по этому чудесному городу, он быстро расстался с юностью, быстро оброс суетой и впрягся в колесо привычной жизни. Как все, забыл о своей мечте.

Но этой ночью чудесный город сам явился к нему и напомнил о том, что таилось на дне его души.

Энди лежал с открытыми глазами, смотрел в темное пространство комнаты и видел милые обшарпанные кварталы, старые закопченные храмы, снующий в разные стороны пестрый народ, приветливые улыбки красавиц со слегка раскосыми глазами… А над всей этой суетой — бледно-синее небо, откуда кричали вороны и периодически доносился рокот самолетов, оставляющих после себя клубящиеся шлейфы. Были еще горы, которые опоясывали город, а за ними были еще горы, которые подпирали своими снежными головами небо.

И все было таким ярким и живым… Все было на своих местах, и не хватало там только его, Энди.

Но что ему теперь мешает там быть?

До утра он так и не смог больше сомкнуть глаз, а как только дождался рассвета, даже не позавтракав, сел в машину и помчался в соседний городок. Он знал, что ему предстоит сейчас выслушать от Кайла…

Что?! — скажет он. Ты рехнулся или только прикидываешься? Думаешь, я один смогу потянуть твою фирму? Одумайся, Энди, спустись на Землю!

Но Энди как раз прошлой ночью на нее спустился. На свою Землю. И теперь ничто не заставит его сойти с нее.

Энди мужественно выстоял натиск благоразумия со стороны своих родственников и бедолаги Кайла, который был не только его другом, но и партнером по бизнесу, и уже спустя три дня благополучно приземлился в Катманду. И наконец вздохнул полной грудью. Воздух, который наполнил его легкие, был не самым чистым, зато это был воздух свободы, воздух загадок, открытий, познаний, чудес. Это то, что Катманду когда-то обещал его юному сердцу, и теперь Энди готов был это все принять.

Город не изменился. Он остался таким же, каким Энди видел его десять лет назад. Те же пыльные улицы, те же неуклюжие современные дома на фоне изысканных старинных храмов, те же улыбчивые непальцы… Даже таксист ему показался знакомым — тем простодушно-лукавым персонажем, которого не способно изменить время.

Наконец таксист привез его в Тхамель. Не торгуясь, Энди расплатился и оказался на улице. До боли знакомой, но теперь казавшейся чуть более чистой или чуть менее обшарпанной. А еще стало больше вывесок, и Энди засомневался, что сможет найти тот милый гест-хауз, в котором он и его приятели-студенты тогда снимали комнаты.

Он внимательно изучал вывески, когда вдруг услышал мужской голос.

— Вы что-то ищете?

Энди перевел рассеянный взгляд и увидел стоящего рядом молодого непальца.

— Да, свою молодость, — ответил он.

Парень рассмеялся.

— А мне показалось, что кроме молодости вы еще что-то ищете, — заметил он. — Буду рад, если смогу помочь.

Энди вдруг перестал блуждать глазами по вывескам и присмотрелся к непальцу. Парень был невысокого роста, с красивым интеллигентным лицом и, похоже, всего на пару лет младше его. Он совсем не был похож на одного из тех уличных прилипал, которые пытаются влезть в доверие к новичку-иностранцу, чтобы выманить у него под видом дружбы подарки или деньги. Таких Энди еще тогда научился отшивать. Этот парень был другим. У него были умные черные глаза, приятная искренняя улыбка и, что немаловажно, хороший английский язык.

— Что может искать только что прибывший в Катманду турист? — спросил его Энди.

— Жилье, — быстро ответил парень. — Чтобы было дешево, чисто, уютно и тихо.

Обрадовавшись, что его так быстро поняли, Энди оживился.

— И вы можете мне что-то посоветовать?

— Могу. Комнату рядом с моей. Она только сегодня утром освободилась. Это в частном доме в двух минутах ходьбы отсюда. Я как раз иду домой, — просто добавил парень.

Энди протянул ему руку.

— Энди.

— Прем.

И, подхватив свой чемодан, Энди, следом за своим новым приятелем, свернул в переулок. А ровно через две минуты оба уже вошли через железные ворота во двор небольшого трехэтажного дома с наружной лестницей. Прем на несколько минут оставил Энди во дворе, а сам отправился на переговоры с хозяевами. Вскоре вернулся с ключом и, подмигнув, тихо сказал:

— Я уже договорился о цене. Сто рупий в день тебя устроит?

Энди только раскрыл от удивления рот. Сто непальских рупий в день было чуть-чуть больше, чем бесплатно.

Вот она, непальская непредсказуемость. Жизнь с легкостью приходит тебе на помощь, предлагая даже больше того, что ты искал.

Комната оказалась на третьем этаже и была просторной, чистой и меблированной. Полы устелены линолеумом, два окна выходят в соседний внутренний двор.

— У меня нет слов, — наконец проговорил Энди. — Я даже представить себе не мог… Спасибо.

Прем с улыбкой похлопал его по плечу и направился к двери.

— Мелочи. Устраивайся, отдыхай, а захочешь чаю — моя комната по соседству, не стесняйся.

Энди знал, что никакие слова не смогут выразить его благодарности. Город сразу одарил его чудом, и этим чудом был новый друг.

— Астрид, это ты? Наконец-то! Говори громче, а то я плохо тебя слышу! Что? Да, у нас все в порядке. А как у тебя? Одиль приглушила звук телевизора, вскочила с дивана и, прижимая сотовый телефон к уху, принялась ходить по комнате.

— Тоже все хорошо? И ты не врешь? Ты когда собираешься вернуться? Что? Не скоро? Астрид, послушай, если тебе нужны деньги на билет, я могу тебе выслать. Да, я сейчас одна. Николя уехал на раскопки, но скоро вернется. Ох, Астрид, если бы ты знала, как я волнуюсь за тебя! Ты сумасшедшая. Возвращайся домой, слышишь? Что? Пьер не отпускает? — Одиль слушала подругу и только качала головой. Наконец умудрилась вставить: — Но ты же не можешь всю жизнь болтаться с ним по миру? Тебе нужно свою жизнь устраивать, работать… Астрид! Астрид!

Но связь оборвалась. И Одиль снова уселась на диван.

— Ну что мне с ней делать? — продолжила она разговор, на этот раз сама с собой. — И где ее теперь искать? Совсем потеряла голову, глупышка. Сколько она уже с ним катается? — Она задумчиво пересчитала пальцы. — Шесть месяцев? Невероятно! Она меня доведет до горячки.

Глава 3

Энди мчался на мотоцикле по пустынной дороге. Солнце только что скрылось за вершинами гор, а это означало, что ему придется прибавить газу, чтобы добраться до Покхары, пока не стемнело. Иначе, не зная толком дороги, он может, как это уже случалось с ним не раз, сбиться с пути и заехать в какую-нибудь беспросветную глушь. Хотя и это не велика беда. Заночевать в примитивной непальской деревушке не менее романтично, чем в Покхаре в хорошем отеле.

Энди любил свою непальскую жизнь. Она была полна приятных хлопот и еще более приятного досуга. Он любил свой ресторан в Тхамеле под названием «Городской рай», который купил в основном для того, чтобы вложить деньги и обеспечить себе бизнес-визу в Непале. Ресторан приносил ему мало дохода, но зато обеспечивал заработок десятерым непальцам — менеджеру, троим поварам, четырем официантам и двоим мальчишкам-разнорабочим. Там было приятно коротать вечера, придумывая новые блюда или просто беседуя за чашкой кофе с интеллектуалом Премом, который, как оказалось, перечитал все, что можно было перечитать, и был большим любителем пофилософствовать. А еще Энди любил уезжать куда-нибудь на несколько дней, просто блуждая по стране, почти не выбирая маршрута. Ехать, куда душе угодно, встречая неожиданности и справляясь с мелкими трудностями и при этом испытывая неописуемое чувство свободы. Избитых туристических маршрутов он избегал: слишком там все организовано и скучно.

Итак, в очередной раз он колесил по нетронутым туризмом отдаленным районам Непала, преисполненный чувства первооткрывателя. День был уже на исходе, но отдаленные вершины гор еще сияли розовым перламутром, многоярусные кукурузные поля на склонах сочно зеленели, и даже сквозь рев мотоцикла можно было расслышать предзакатные трели птиц.

Дорога была почти пустой. Изредка проносился автобус, обдавая Энди клубами пыли, или легковая машина, и еще реже — такой же отчаянный мотоциклист, как он сам. И уж совсем редко вблизи какой-нибудь деревушки можно было увидеть живую душу на дороге — крестьянина или крестьянку с вязанкой дров или сена.

И все же Энди поднажал на газ. До Покхары, по его предположениям, оставалось километров шестьдесят, то есть минут сорок езды, если он, конечно, не собьется с пути. Энди знал, что ему не следует нестись на такой скорости по горной дороге, но отказаться от удовольствия было почти невозможно. Тем более что было еще не совсем темно.

Миновав очередную деревушку, Энди все же решил для безопасности включить фару мотоцикла. Луч выстрелил на темнеющую дорогу, и Энди заметил вдалеке женскую фигурку.

Непальская крестьянка, подумал он. Но, подъехав ближе, усомнился: непальская крестьянка в джинсах и кепке? Такого за шесть с половиной месяцев в этой стране он еще не видел. Значит, заблудшая туристка.

Он просигналил, но девушка не отреагировала. Она продолжала бодро шагать по обочине дороги, размахивая свободной рукой. На другом плече у нее висела большая дорожная сумка. Энди сбавил скорость и, проезжая мимо девушки, прокричал:

— Вас подбросить?

— Нет, спасибо! Я сама доберусь! — услышал он в ответ.

Интересно, куда она доберется сама? — подумал Энди. Голос ее показался ему каким-то дерзко-отчаянным, она явно сказала не то, что на самом деле думала. А кроме того, она проговорила это с французским акцентом, от которого Энди стало вдруг тревожно.

Русалка? — спросил он себя, очень слабо веря в свою догадку и удивляясь ей. Почему русалка? А потому, что одинокая путница, оставшаяся теперь далеко позади, сильно напоминала ее. Фигура, голос… И особенно этот очаровательный французский акцент, который Энди не мог спутать с акцентом никакой другой француженки. Неужели он так хорошо помнит ее?

В конце концов, кто бы ни была эта самонадеянная странница, но оставить европейскую женщину одну на непальской дороге Энди просто не мог.

Он развернул мотоцикл и направился навстречу девушке. Она шла, потупив голову, и делала вид, что не замечает его.

— Извините, мадемуазель, боюсь показаться навязчивым, но мне все же кажется, что бродить в одиночку по непальской дороге в сумерках не совсем безопасно, — проговорил он, притормаживая рядом с ней и пытаясь заглянуть ей в лицо.

— Я вам уже сказала, что не нуждаюсь в помощи. Мне недалеко. Спасибо за заботу, — ответила она, не поднимая головы.

Русалка. Это была она. Он знал. Он был уверен, что это она, даже несмотря на то, что это почти невозможно.

Но почему она не узнает его? Или просто не хочет узнавать?

— Послушай! — Энди остановил мотоцикл, сошел с него и зашагал рядом с ней. — Послушай, я ведь помню тебя. Ты пришла однажды ночью в мое бунгало на Корсике. Ты тогда еще поссорилась со своим другом. Помнишь? А я жил на соседнем пляже, и вы называли меня «куку». Так вот, это я, — протараторил он, заглядывая ей в лицо.

Она остановилась. Большие синие глаза на несколько секунд впились в него. И вдруг радостно заморгали.

— Ты?! Ты… О боже… Это и вправду ты, Куку!

В следующий момент она уже висела у него на шее и целовала в щеку.

— Куку… Вот уж никогда бы не подумала, что мы снова встретимся. Но мы встретились, черт побери, посреди нигде, на этой пыльной непальской дороге в никуда. — Она слегка отстранилась от него, снова оглядела, как будто все еще не верила, что это он. — И как же ты меня узнал, Куку?

— Не сразу. Сначала просто увидел на дороге одинокую путницу. Очень удивился и тут же решил, что не помешает ее подбросить, а то мало ли что может случиться. Женщина, одна на дороге… Значит, путешествуешь?

Она встряхнула плечами.

— Да, вроде как путешествую.

— А почему одна и пешком?

— Так получилось. Потянуло побродяжничать…

Она явно не желала вдаваться в подробности, и Энди не настаивал на них. В самом факте, что они встретились на дороге в Непале, было уже достаточно невозможного.

— А я чертовски рад тебя видеть. И буду еще более рад, если смогу быть чем-нибудь полезен. Я и мой железный конь. — Он с галантностью мушкетера показал на свой мотоцикл.

— Невозможно устоять, — рассмеялась она. — Только знала бы я, куда мне ехать! Все равно, куда-нибудь. Куда угодно. Это так здорово, что мы встретились, Куку!

Он был абсолютно согласен с ней и поэтому даже не имел ничего против Куку. Куку — так Куку. Главное, как она это произносит. Ласково, чуть насмешливо, с этим своим певучим французским акцентом. И еще у нее при этом так светятся глаза, что ему хочется…

Любоваться ею. Да, любоваться, потому что она, что ни говори, обалденно красива. Эти пронзительно синие глаза, эти красные сочные губы, всегда готовые к улыбке… И русые волосы, которые теперь небрежно упрятаны под кепку, но местами ускользают из плена и клубятся вдоль лица. А еще она теперь вся упакована в одежду. Но эти облегающие узкие джинсы и тонкая, короткая черная курточка с золотыми сердечками по всему полю лишь пробуждают желание освободить ее от них…

— Что ж, могу довезти до Покхары, а там решишь, что делать. Идет?

Она кивнула. Он завел мотоцикл, и она ловко устроилась за его спиной, обхватила его руками, и они помчались по дороге, рассекая сумерки. Куда угодно.

— И давно ты путешествуешь по Непалу? — спросила она, щекоча его ухо.

— Уже полгода. Не только путешествую, но и живу здесь.

— Живешь в Непале? Почему?

— Хорошая страна. Здесь легко быть свободным. Делаю, что хочу, и люблю, что делаю.

— Значит, ты живешь в гармонии с собой? Это мало похоже на правду, но я тебе верю, потому что ты «куку»!

Она расхохоталась, но Энди не обиделся. Может, он и «куку», но он счастлив.

— А любовь? — продолжала она. — Ты нашел любовь, которую искал?

— Я не искал любви. Мне и без любви хорошо.

— Не ври, — снова щекоча его ухо, проговорила она.

Он почесал ухо и ничего не ответил. Зачем спорить? Он знал, что не врет. Он действительно последние шесть с половиной месяцев был эйфорически счастлив. А поэтому и о женщинах, и о любви к ним просто забыл. Нельзя сказать, чтобы он вообще перестал ими интересоваться. Он заглядывался, порой, на непальских красавиц, иногда любовался какой-нибудь хорошенькой туристкой, но при этом испытывал чисто эстетическое наслаждение. Ни сексуального желания, ни желания любить ни одна из этих женщин в нем не вызывала. И он даже не спрашивал себя, почему. Ему просто с некоторых пор казалось, что женщины существуют только для того, чтобы украшать жизнь. Просто для красоты.

И женщина, которая сидит теперь за его спиной и обвивает своими длинными тонкими руками его живот, — не исключение. Хотя когда-то ему показалось было… Не важно, что ему когда-то показалось. Теперь все по-другому.

— Нет, и все-таки это чудо, что мы встретились здесь, в Непале. Или судьба? Как ты думаешь? — продолжала кричать она ему в ухо.

— Чудо. Скорее всего, чудо.

— Надо же! Ты тоже веришь в чудеса? А мне вдруг так легко стало, как только я тебя узнала. Правда. Как тогда на Корсике. Ты тогда очень помог мне, потому что ты добрый, Куку.

— Не знаю.

— Зато я знаю.

Наконец за очередным изгибом дороги, вдалеке заблистали огни Покхары. Еще минут пятнадцать-двадцать, и они доберутся. Темнота уже окутывала дорогу, и транспорта на ней по-прежнему было мало. Окружающие холмы с деревеньками на них тоже сверкали огнями.

Энди продолжал жать на скорость, когда внезапно в нескольких метрах от его мотоцикла на дорогу выполз джип. Резко объехав его, Энди не воздержался от проклятия.

— Что за идиот! Не мог пораньше включить фары? Мы ведь могли в него врезаться! Чертов придурок!

Он почувствовал, как ее руки крепко сжали его бока, и хотя опасность миновала, она продолжала испуганно прижиматься к нему.

— Ой, я так испугалась. До сих пор трясусь… — пробормотала она ему на ухо. — Этот чертов придурок просто не умеет ездить. Вынырнуть вот так из темноты. Мы ведь могли разбиться! Но ты молодец, Куку, ты очень хороший водитель.

Они успели проехать около километра, когда за спиной вдруг снова послышался шум мотора. Потом раздалось несколько настойчивых сигналов.

— Кажется, он увязался за нами, — пробормотала она. — И чего ему надо?

— Развлекается, дурачок. Мы просто не будем реагировать, он и отстанет.

Но стоило Энди сказать это, как он увидел, что джип уже обогнал их и, продолжая сигналить, пытается перекрыть им дорогу. Потом из окна джипа появилась машущая рука.

— Ему и вправду что-то нужно. Может, техническая проблема, может, спросить что-то хочет, — сказал Энди, сбавляя скорость.

— А если ограбить? — испуганно прошептала она.

— Не думаю. В Непале не принято грабить на дорогах.

Увидев, что джип остановился, Энди остановил мотоцикл. Девушка продолжала крепко прижиматься к нему.

— Мне страшно…

— Не бойся. Было бы гораздо страшнее, если бы ты была одна. А теперь я с тобой. Ничего плохого не случится.

Но они оба онемели, когда увидели при свете фары группу вооруженных автоматами людей, вываливших из джипа.

— Они вооружены. Может, сбежим от них, пока не поздно? — снова прошептала она.

— Бесполезно. Лучше выясним, чего они хотят.

— А если они убьют нас?

— Не посмеют. У тебя денег много с собой? — Он слегка обернулся к ней.

— У меня вообще нет денег, — быстро ответила она.

— Хорошо. У меня тоже их немного.

Хотя странно, как она путешествует без денег? Но сейчас не до этого, потому что люди с автоматами уже окружают его мотоцикл. Кто они? Чего им нужно?

Наконец от группы отделился мужчина средних лет, по-видимому, главный у них, и подошел к мотоциклу.

— Сходите с мотоцикла! — скомандовал он по-английски.

— Не сойдем, пока не узнаем, кто вы такие, чтобы давать нам распоряжения, — ответил Энди спокойно.

— Сходите! — снова скомандовал мужчина и что-то проговорил на непальском своим подчиненным, после чего Энди и его спутница увидели два автоматных дула, направленных на них.

Но это не смутило Энди. Он спокойно смотрел мужчине в глаза.

— Для начала могли бы представиться, господа.

— Сходите! Ваши документы! — тупо повторил вожак.

— Сначала — ваши, потом — наши.

— Мы — маоисты! — выкрикнул он, нервно дернув головой.

— А мы — туристы, — ответил ему Энди.

— Сходите, или мы заставим вас сойти!

Автоматные дула приблизились, но Энди не пошелохнулся.

— Вы не имеете на это права, — ответил он невозмутимо.

— Имеем! Сходите!

Энди почувствовал, как его спутница еще крепче прижалась к нему и затряслась от страха.

— Не бойся, — тихо сказал он ей. — Они ничего нам не сделают.

— А я не боюсь… — услышал он в ответ ее дрожащий голос.

— Сходите с мотоцикла, не то мы вынуждены будем применить силу! — с тупой настойчивостью заявил вожак. — Живо!

— Вы что, ребята, инопланетяне? Человеческих законов не знаете? Вы не имеете права так обращаться с нами. Мы — иностранцы, гости вашей страны… и просто люди, у которых своя жизнь. А вы — непонятно кто и без всяких оснований угрожаете нам. Объясните, в чем ваша проблема. Может, мы сможем вам помочь.

После этой внушительной речи Энди в группе начался ропот. Вожак что-то говорил своим подчиненным, одни кивали головами, другие что-то выкрикивали. Некоторые тыкали пальцами в сторону спутницы Энди.

Наконец вожак снова повернулся к Энди. Похоже, он был единственным, кто понимал и говорил по-английски.

— Видите ли, сэр, — заговорил он внезапно смягчившимся тоном. — Мы всего лишь исполняем чужой приказ. Нас вообще интересует эта леди. Мы знаем ее имя. — Он полез в карман своей куртки и извлек из него листок бумаги. Прищурившись, стал пялиться в него. Один из его подчиненных догадался щелкнуть зажигалкой и поднести огонь к бумажке. Энди напряженно ждал. — Ее зовут… Ас-три-д Мер-сье… — наконец прочитал он.

Энди повернул голову к своей спутнице.

— Это твое имя?

Он видел, как блестят ее округлившиеся от страха глаза. Она мотала головой, но было не ясно, это «да» или «нет».

— Я не знаю… Я тут ни при чем… Я ничего не сделала…

— Пожалуйста, леди, сойдите с мотоцикла и покажите нам свои документы, — на этот раз вежливо попросил вожак.

— Я ничего не понимаю. Кто эти люди? Что происходит? Откуда им известно мое имя? Клянусь, я ничего не сделала, — продолжала причитать она, вцепившись в плечо Энди.

Он накрыл ладонью ее руку.

— Не бойся, я с тобой. Сейчас разберемся. — Он сошел с мотоцикла, поставил его на подножку.

Она стояла перед ним, кусала губы и продолжала неопределенно качать головой. Энди растерялся: кому верить? Он почти не знает, кто эта девушка, и совсем не знает, кто эти люди.

— У тебя документы есть? — спросил он мягко, глядя ей в глаза. — Не бойся, я не оставлю тебя, что бы ни случилось. Обещаю. Даже если ты чего-то натворила…

— Да ничего я не натворила! Ничего! — выкрикнула она возмущенно. — Не знаю, чего они прицепились! Откуда им известно мое имя? Ничего не понимаю…

Энди взял ее за обе руки.

— Успокойся, прошу тебя. Все будет хорошо. Просто покажи им свой паспорт. Может, тогда они отцепятся, — тихо сказал он.

— Хочешь видеть мой паспорт? Пожалуйста!

Она отстегнула от багажника свою сумку, открыла и принялась рыться в ней. Наконец откопала паспорт и сунула Энди в руки.

— Вот он! Держи! И виза там есть, двухмесячная, еще действительная. Только не придирайся к фотографии. Это я на ней, только на два года моложе. Что еще тебе показать?

Энди погладил ее по плечу.

— Успокойся, пожалуйста.

Он собирался открыть ее паспорт, но в это время вожак из-за спины ловким движением выхватил его.

— Сэр… — возмутился Энди. — Это неприлично…

Но вожак не ответил. Отошел в сторону, открыл паспорт и прищурился. Снова щелкнула зажигалка. Он бросил косой взгляд на хозяйку паспорта. И вдруг, резко захлопнув его, сунул в карман своей куртки.

— Мэм, мне приказано доставить вас в отель «Шангри-ла». Там вас будут ждать люди, которые все вам объяснят. Садитесь в джип, пожалуйста, — сказал он мягким тоном и даже слегка улыбнулся.

— Черт побери! Какой отель? Какие люди? За что? Я никуда не поеду! Верните мне мой паспорт! Немедленно!

Она рванулась к вожаку, но Энди осторожно остановил ее.

— Послушай… — Он хотел назвать ее по имени, но не смог его вспомнить. — Послушай, что бы там ни было, я с тобой…

— Ты не веришь мне, Куку? Я ничего не сделала! Ничего!

— Я верю тебе. — Энди снова заглянул ей в глаза. — Но все равно нам необходимо выяснить, что это за шутка. И если удастся найти шутника, обещаю тебе, я сделаю все, чтобы испортить ему веселье. По возможности, надолго.

— Я никуда с этими людьми не поеду, — упрямо заявила она, сложив на груди руки. — И пусть они вернут мне мой паспорт.

Энди повернулся к вожаку.

— Верните мадемуазель ее паспорт.

— Только когда мы приедем в отель, — ответил тот.

— Почему? — поинтересовался Энди.

— Потому что мне так велено, — был ответ.

Энди снова повернулся к ней, вздохнул и развел руками.

— Нам ничего не остается делать.

— Я никуда с ними не поеду, — твердила она.

Черт знает что, раздраженно думал Энди. Он не знает, ни кто эти люди, ни кто эта девушка. О них только можно сказать, что они не похожи на маоистов. Маоисты никогда не позволяют себе такого произвола с иностранцами. Они могут, и всегда довольно вежливо, выпросить у туристов деньги под видом пошлины и даже выдать квитанцию о ее уплате. Но они никогда не применяют открытого насилия. Так что эти ребята явно не маоисты. Кто же они тогда? И кто его спутница? Преступница она или нет, но она явно кому-то досадила. И, похоже, что-то скрывает. Если она ни в чем не замешана, то почему боится? Твердит, что не виновата, как будто сама себя пытается в этом убедить, как провинившийся ребенок, не желающий признать свою вину. А еще она сказала, что у нее нет денег. Как же она умудряется путешествовать?

У Энди раскраивалась голова от этих вопросов, но нужно было что-то делать.

— Послушай, — снова обратился он к ней. — Мне кажется, самым разумным будет поехать с ними и во всем разобраться. Скорее всего, вышла какая-то ошибка. Возможно, кто-то использовал твое имя… — тихо проговорил он, склонившись к ней.

— Он. Это он, — наконец мрачно сказала она, не поднимая головы.

Он. У Энди в груди заскребло. Он. Тот же или другой? Сколько их было у нее за это время? Но это не его дело. Ясно только то, что этот «он» ничего хорошего в ее жизнь не принес. И теперь что-то произошло. Темное, неприятное.

— Поехали! Садитесь в джип! — снова послышалась команда вожака.

Энди обернулся и снова наткнулся на два направленных на них дула. Его лицо исказила усталая усмешка.

— Послушайте, ребята! — выкрикнул он. — Ну не будьте вы такими кретинами, уберите пушки! Вы ведь знаете, что поступаете противозаконно, и вам за это придется отвечать. Пугают, видите ли. Если мы решим не ехать с вами, мы не поедем, и имеем на это полное право. И вы можете нас за это пристрелить. Как вам такой сюжет?

Тут он почувствовал, как его спутница схватила его за локоть.

— Поехали! — отчаянно бросила она. — Поехали! Я хочу знать, что это за чертовщина! Поехали с ними, Куку!

Он повернулся к ней и неожиданно для самого себя вдруг обхватил ее руками и прижал к себе.

— Все будет хорошо, — прошептал он, склонившись к ее лицу. — Все будет хорошо.

— Я верю тебе, Куку, — спокойно ответила она. — Спасибо.

Ее глаза блестели, и Энди испытывал что-то такое, чего не мог ни понять, ни объяснить. Он просто держал ее в руках и ужасно не хотел выпускать.

— Все будет хорошо, — повторил он, вдыхая аромат ее волос.

Ее дыхание стало ровным. Она, похоже, смирилась с чем-то и теперь просто отдыхала в его объятиях, не торопясь их покидать. И он был счастлив, не зная, почему. Счастлив и благодарен ей за то, что она была. И пока они так стояли, для них не существовало ни этих кретинов с автоматами, ни их тупого вожака, ни всех этих таинственных неприятностей, обрушившихся на них.

Наконец они отстранились друг от друга и, взявшись за руки, молча пошли к джипу.

— Оставьте ключи от своего мотоцикла, сэр! Мы пригоним его к отелю «Шангри-ла»! — послышался им вдогонку голос вожака.

— Будьте так любезны! — крикнул ему Энди и, не оборачиваясь, бросил через плечо ключи.

У джипа их ждали двое вооруженных людей. Энди помог ей забраться в салон, усадил в угол и сел рядом. Снаружи слышалась возня и приказы вожака. Наконец бригада с автоматами набилась в фургон, облепила их, и джип тронулся.

Ехали они минут двадцать-тридцать. Наконец джип остановился.

— Приехали! — выкрикнул из кабины вожак.

Следом за своим конвоем Энди и его спутница вышли из джипа и оказались на лужайке перед трехэтажным, стильным коттеджем, над входом в который светилась надпись «Шангри-ла».

— Что ж, нас привезли, куда обещали, — сжимая ее руку, сказал Энди. — Все идет по плану.

В сопровождении вооруженных молодчиков и их вожака они медленно пошли по тропинке к отелю. Она нервничала. Ее ладошка была влажной, пальцы дрожали.

— Я не пойду туда. Там он, — пробубнила она сердито.

Энди остановился и повернулся к ней.

— Слушай, объясни мне быстро, в чем дело…

Она подкатила глаза и задумалась.

— А ты можешь притвориться, что я твоя подружка? Что мы вместе? Ну… как будто влюблены друг в друга? Это для него. Если он станет спрашивать, кто ты? — протараторила она шепотом.

Энди с усмешкой кивнул. Притвориться влюбленным в нее совсем не сложно.

— Не проблема. И это все?

— И по ходу просто поддакивай мне. Я буду подавать тебе знаки, незаметно. И еще все время говори, что ты ничего не знаешь. Сможешь?

— Ну это уж совсем легко, потому что я действительно ничего не знаю. Если только меня не станут пытать.

Все это было похоже на какой-то детский заговор. И только то, что она не отреагировала на его иронию, заставляло его относиться к происходящему серьезно. К тому же ее голос был испуганным и тревожным и нагнетал неприятные предчувствия. Но он верил ей. Почему-то с этой минуты он стал ей верить. Может, просто потому, что ему этого очень хотелось?

— А кто такой этот «он», которого ты так боишься? — наконец решился спросить он.

— Очень плохой человек. Мерзавец, обманщик, вор, преступник. Вот кто! — сердито выпалила она.

— И все?

— Нет. Он еще подлая свинья, сволочь, негодяй, предатель…

У Русалки, похоже, закончились ругательства, но Энди так толком и не понял, что у нее могло быть общего с этим человеком. И выяснять это было поздно. Они уже пришли, и мальчишка-швейцар распахнул для них дверь. Энди вошел первым.

— Не волнуйся. Все будет хорошо, — успел еще раз заверить он, ожидая, пока она войдет.

В фойе было пусто. Только за стойкой администратора стоял пожилой мужчина в синем костюме и приторно улыбался.

— Добрый вечер! — задорно выкрикнул он. — Намасте! Вы — мисс Астрид Мерсье?

Она кивнула.

— Добро пожаловать в наш отель!

Мужчина покинул стойку, вышел им навстречу и протянул ей руку. Она удивленно заморгала, покосилась на Энди, потом оглянулась на своих конвоиров. Они неуклюже мялись у входа. Однако администратор времени не терял: успел ловко поймать ее руку, пожать и принялся проделывать то же с рукой Энди.

— А где он? Где Пьер? — сердито спросила она и снова принялась озираться по сторонам.

— Должен с минуты на минуту приехать. Но для вас, мисс Мерсье, забронирован лучший номер. Можете отдохнуть…

Она снова посмотрела на Энди, который только пожал плечами.

— Пусть они для начала вернут мой паспорт! — Она указала пальцем за спину. — А еще мою сумку! И его мотоцикл! — Она кивнула в сторону Энди.

Вожак тут же бросился к администратору и, лепеча что-то на непальском, вручил ему ее паспорт. Потом быстро что-то приказал одному из своих подчиненных, который исчез и через минуту вернулся с ее сумкой. В следующую минуту Энди вернули ключи от его мотоцикла.

— Ваш мотоцикл, сэр, припаркован у отеля. Можете проверить, — сказал ему вожак.

— Я вам верю, — усмехнулся Энди, сунув ключи в карман. — Итак, что дальше?

— А ничего. Пойдем в номер и будем его ждать, — сказала она спокойно.

Администратор вернулся за стойку и стал царапать что-то в своей книжке.

— Возьмите свой паспорт, пожалуйста, мисс Мерсье. Ваш паспорт, сэр? — обратился он к Энди.

Энди достал из кармана рубахи паспорт.

— Вы будете жить в одном номере с мисс Мерсье или хотите отдельный? — спросил его администратор.

— В одном, — ответила за него она.

Энди оставалось только кивнуть.

Наконец, покончив с записью, администратор поднял голову и выкрикнул что-то на непальском языке. И уже через секунду вожак с его «армией» очистили фойе.

Глава 4

— Что ж, значит, тебя зовут Астрид Мерсье. Очень приятно. А я — Энди Корнуэлл. Наконец познакомились.

Энди протянул ей руку и, подав ему свою, она вдруг расхохоталась.

— А мне и в голову не приходило узнать твое имя.

— Потому что мне очень идет кличка Куку? Ты это хочешь сказать? — Он плюхнулся на покрытый бархатным покрывалом диван и потянул ее за собой.

— Нет, — сквозь смех ответила она. — То есть да… А что в этом плохого? Знаешь, есть такая птица, кукушка? Она кричит: «Ку-ку! Ку-ку!».

— И что ты этим хочешь сказать? Что мне тоже не помешает этому научиться?

Она снова покатилась со смеху.

— Не думаю. Ты и без этого бываешь очень смешным. И мне нравится называть тебя Куку.

— Ладно, пусть Куку. Отныне для тебя и только для тебя я буду Куку. А теперь рассказывай, что случилось. Кто такой Пьер, и благодаря чему ты заслужила столько почестей: вооруженный конвой, этот роскошный номер?

Она перестала смеяться и тут же нахмурилась. Сорвала кепку и тряхнула головой: длинные русые пряди упали ей на плечи.

— Это тот парень, с которым я была на Корсике. — Она вздохнула и покачала головой. — Я не думала, что он окажется таким мерзавцем. Но я сама виновата. Я просто дура, верила ему… любила. Мы после Корсики полетели на Таиланд, потом путешествовали по Индии и наконец приехали сюда. Все было ужасно романтично. Но у него везде были какие-то дела. Я не знала, чем он занимается. И только здесь узнала. И еще у него везде были другие бабы. А я, дурочка, ничего не понимала, верила, что он меня любит, что я у него одна… Вот я и ушла от него. Соврала, что ухожу к другому. Что встретила подходящего парня, не такого, как он…

Старая песенка всех женщин: сначала они влюбляются в кого попало, а потом находят в нем кучу изъянов и начинают люто ненавидеть и проклинать.

— И чем же он занимается? Что ты узнала? — спросил он.

— Я не могу тебе этого рассказать. Если он узнает, он меня убьет. И тебя тоже. Он ужасный, он сделает это, теперь я не сомневаюсь. Он способен на все, потому что он — преступник, вор и мерзавец. Мне так неприятно, Куку, что ты вляпался в эту историю… — Она опустила голову и стала тереть ладонью лоб. Потом снова подняла на него глаза. Они прояснились и заблестели надеждой. — Послушай, Куку, а может, попробуем сбежать отсюда? Пока он не приехал?

— А почему бы нам не позвонить в полицию? Можем попросить администратора, он позвонит…

Она отчаянно замотала головой.

— Ты что, Куку? Какая полиция? Полицию вызывать нельзя. Это опасно, потому что они могут быть заодно. Наши верзилы с автоматами… Кто они, как ты думаешь? Может, они и есть полиция?

Энди прикусил губу и посмотрел ей в глаза, пытаясь прочесть в них правду.

— Может, ты и права. Только скажи, почему он так хочет тебя видеть? Чего он хочет от тебя?

— Боится, что я разболтаю о его темных делишках. Может, решил убрать меня. А что? Я теперь слишком много знаю.

Энди попытался переварить все это. Стоит ли верить всему, что она наговорила сейчас? Насколько все это правда? Можно было только поверить, что этот Пьер действительно важная птица, раз он умудрился снарядить за ней вооруженную погоню. Но насколько она сама невинна? Она явно своему Пьеру изрядно насолила.

Что же делать?

Он встал с дивана и подошел к окну. Раздвинул шторы. За окном виднелся залитый светом фонарей миниатюрный парк с голубым бассейном в центре. Энди захотелось искупаться. А еще он почувствовал голод: острое жжение в животе. И вообще ему хотелось сейчас не решать какие-то темные, запутанные проблемы, а жить нормальной, свободной, красивой жизнью.

Что же делать? Попытаться сбежать. Вот что.

— Что ж, нам тогда остается только сбежать отсюда. — Он повернулся к ней. — А для этого мне не помешает разведать обстановку. Я сейчас спущусь вниз, заберу свой забытый на багажнике рюкзак. А попутно разведаю, что там происходит и насколько возможен наш побег отсюда.

— Ты забыл свой рюкзак? Как кстати, Куку! — обрадовалась она. — Только, пожалуйста, сделай это побыстрее, пока он не приехал. Пожалуйста. Будет лучше, если мы сбежим.

Он вышел из номера, спустился в фойе. Администратор, завидев его, вскочил с кресла.

— Вам что-то нужно, сэр? Может, хотите заказать ужин?

— Чуть позже, спасибо. Я забыл на мотоцикле свой рюкзак. — Энди насколько мог шире растянул губы и зашагал к выходу. У двери обернулся. — От мистера Пьера есть какие-то новости?

— Пока нет. Я звонил ему, чтобы сообщить, что мисс Мерсье прибыла, но его телефон был отключен. Попробую еще.

— Будьте так добры, соединитесь с ним как можно быстрее. У нас с ним дел по горло, — зачем-то соврал Энди.

— Да-да, конечно… — Администратор стал хлопать себя по ляжке, видимо, пытаясь нащупать в кармане сотовый телефон. — Он просил меня звонить ему только с сотового…

Энди вышел и огляделся. Его мотоцикл стоял под деревом на ярко освещенной парковочной площадке, а возле него прямо на плитах сидело двое из команды вожака. Энди узнал их по курткам и брюкам из маскировочной ткани, заправленным, как у солдат, в ботинки. Автоматов у них не было. Увидев его, они вскочили, и один из них стал звонить по сотовому. Понятно, их караулят.

Шагая к мотоциклу, Энди пытался разглядеть, где скрываются остальные. Еще двоих он увидел под кустом на лужайке. И не успел он подойти к мотоциклу, как за спиной послышался голос вожака:

— Вам не разрешается никуда уезжать, сэр. Вы должны дождаться мистера Пьера.

— И где же, черт побери, ваш мистер Пьер? Мне просто не терпится встретиться с ним! — ответил Энди. — Так что расслабьтесь, я сбегать не собираюсь. Просто хочу забрать свой рюкзак. Там важные бумаги.

Под пристальным наблюдением троих он отцепил от багажника свой тощий рюкзак, в котором, кроме смены нижнего белья, зубной щетки с пастой, бритвенных принадлежностей, полотенца и запасной футболки, ничего не было. И чтобы протянуть время, решил проверить еще ящик с инструментами. К счастью, там оказался какой-то старый, засаленный, свернутый трубочкой журнал.

— Вот они, слава богу. А я думал, что потерял их. — Он воткнул журнал за пояс. — Вы и представить себе не можете, насколько это важные бумаги, — многозначительно добавил он, глядя на тупо моргающего вожака. — Так когда наконец мистер Пьер прибудет сюда?

— Должен был уже давно прибыть. Наверно, задержался в дороге, — как-то неуверенно ответил вожак.

— Ненавижу ждать. Но придется…

По дороге в номер Энди оставил в ближайшей мусорной корзине «важные бумаги», а когда вошел, застал Астрид беспокойно мечущейся по комнате.

— Ну что? Что там?

Он бросил на пол рюкзак.

— Нас стерегут. Бригада не дремлет. Предупредили, что мне не позволено уезжать. А твой Пьер задерживается в пути.

— Он не мой, — обиженно скривилась она.

— Теперь не твой, а ведь был когда-то…

— Никогда не был! И что это ты, Куку, вдруг решил поиздеваться надо мной? Мне и без того тошно! — выкрикнула она сердито.

— А мне, ты думаешь, не тошно? Сидеть в этом отеле и ждать неизвестно чего? Лучше расскажи правду, чем ты так ему не угодила? Что такое выкинула, что взбесила его?

— Ничего я не выкинула! Он сам меня довел! Обещал жениться на мне, вешал лапшу на уши, что только меня любит! А я еще на Таиланде видела у него в машине двух шлюх, когда он однажды утром вернулся якобы с очень важного делового собрания! А теперь, когда мы ходили вокруг Аннапурны и ночевали в каком-то гест-хаузе, он стал там подкатывать к одной американке — такой же, по виду, наркоманке, как он сам! — выпалила она горячо.

— Так он наркоман? И как же ты могла с ним связаться?

— А я не знала. Он это скрывал, и я думала, что он просто такой веселый. Всегда улыбается, шутит, придумывает разные истории. Все время счастлив. Куча денег, легко, беззаботно живет…

— Значит, тебя подкупили его веселость и деньги?

— Да нет, не только. Еще хороший секс. И про любовь он красиво заливал, стихи читал и всякое такое… Актером был когда-то. — Ее голос сделался тихим и, казалось, вот-вот надломится. — Ты любишь французскую поэзию, Куку?

— Да, — пробурчал Энди. — Особенно Бодлера, «Цветы зла».

Повисло молчание. А когда Энди наконец поборол какое-то очень неприятное чувство, разъедающее его нутро, и снова посмотрел на нее, то увидел, что она плачет. Молча глотая слезы.

— Ну прости меня, Астрид. Прости, что залез тебе в душу, — сказал он. — Просто вся эта история…

— Я знаю, ты мне не веришь. И мне очень жаль, что ты влип вместе со мной. Ты — такой хороший и добрый…

Энди подошел к ней и положил руки ей на плечи.

— Я все понимаю. И я помогу тебе выбраться отсюда, обещаю.

Она подняла на него заплаканные глаза.

— Обними меня, Куку, — попросила она тихо. — Я успокаиваюсь, когда ты меня обнимаешь. Ты такой надежный…

Он и сам хотел это сделать, потому что чувствовал, что ей сейчас очень нужны его руки, его тепло. Его широкая ладонь распласталась по ее хрупкой спине. Второй рукой он прижал ее голову к своей груди и стал гладить по волосам. По ее русым русалочьим волосам.

— Все будет хорошо…

— Все будет хорошо, — повторила она.

От внезапно нахлынувшей нежности Энди забыл, как дышать. Русалка, вспомнил он. Русалка, которая когда-то увидела в его глазах то, что ни одна другая женщина не смогла увидеть. И теперь он обнимает ее. Кто бы мог подумать?

— У тебя сердце очень сильно бьется, Куку. Ты боишься за меня? — спросила она тихо.

Он через силу вздохнул, чувствуя, как его сердце наполняется безрассудной смелостью.

— Нет, не боюсь, потому что никому не позволю тебя обидеть. Никому, понимаешь?

Она кивнула и снова припала ухом к его груди.

— А еще у тебя урчит в животе. Ты проголодался?

Он усмехнулся.

— Еще бы! Я просто зверски голоден.

— Тогда, может, закажем что-нибудь поесть? Надеюсь, у них тут есть ресторан?

— Да. Администратор предлагал мне.

— Что ж, давай закажем еду и будем надеяться, что нам не помешают ее съесть. — Она осторожно высвободилась из его объятий.

— И правда, чего мы, в конце концов, должны сидеть голодными и ждать, пока здесь появится этот Пьер? Пойдем в ресторан и поужинаем. — Энди взял ее за руку и повел к двери.

Они спустились в фойе и застали администратора сидящим в кресле и клюющим носом. На звуки их шагов он перестал клевать носом и поднял тяжелые веки.

— Чем могу быть полезен? — спросил он, профессионально бодрясь.

— Мы хотели бы поесть. Вы говорили, что здесь есть ресторан, — сказал ему Энди.

— Да, конечно, к вашим услугам. У нас чудесная кухня: индийская, непальская, китайская, континентальная, — сладко пропел тот и вдруг протрубил: — Пракаш!

На зов из дальнего угла фойе появился мальчишка-швейцар, тот самый, который провожал их в номер и нес ее сумку. Теперь его должность была занята молодчиками Пьера и поэтому он тоже, видимо, где-то в креслах клевал носом.

— Пракаш, проводи мистера и мисс в ресторан, — наказал ему администратор и снова обмяк.

— Кстати, есть какие-нибудь новости от мистера Пьера? — снова потревожил его Энди.

— Я звонил ему еще три раза, но безуспешно. Телефон молчит. Скорее всего, плохая связь. Возможно, что-то с машиной не в порядке. Застряли в пути. Уж давно должны были доехать — мистер Пьер и его друг. Но вы не волнуйтесь, за ваш номер уплачено авансом за два дня. Я держу еще один номер для друга мистера Пьера. Надеюсь, они скоро появятся, — выложил он.

Астрид и Энди переглянулись. Администратор порадовал их своей словоохотливостью.

— Ты знаешь, кто этот друг Пьера? — тихо спросил Энди, когда они шли по коридору за мальчиком-швейцаром.

— Не-а, не знаю. Возможно, бизнес-партнер. Они тут наверняка решили обделать какие-нибудь делишки, — ответила она. — Ой, я не могу больше слышать его имя. Давай хоть на время попытаемся забыть о нем, Куку. Пожалуйста.

— Ладно. Давай попробуем.

В конце коридора была стеклянная дверь, которую мальчик Пракаш услужливо распахнул перед ними.

— Ресторан! — объявил он радостно и поспешил удалиться.

Они вошли и тут же были встречены проворным официантом.

— Добрый вечер! Прошу! Выбирайте столик!

Выбор у них был огромный, потому что в ресторане было пусто. Но, несмотря на это, зал был ярко освещен. Ресторан оказался расположенным на застекленной террасе, откуда вела дверь в парк с бассейном.

— Похоже, кроме нас в этом отеле никого нет, — сказала она.

— Если это так, то нам будет сложнее улизнуть отсюда. Давай сядем вон за тот столик в углу. Там уютно, — предложил он.

— Нет, лучше поближе к выходу в парк. Мне хочется посмотреть, что там. — Не дожидаясь его согласия, она направилась к столику, стоящему у двери в парк.

Энди не удержался от насмешки.

— Ты в разведке не работала? У тебя отличные шпионские навыки.

— Это у меня от природы.

Они сели за столик, раскрыли меню.

— Ох, а тут и вправду богатая кухня, — обрадовалась она, пробегая глазами по глянцевым страницам.

— Будем надеяться, что она такая же богатая в реальности, как на бумаге. Ты ведь знаешь, как это у них в Непале бывает. Сейчас начнем заказывать, и окажется: «Ой, извините, сэр, а у нас нет сыра, нет шпината, нет салата…».

— Не будь пессимистом. — Астрид помахала официанту. — Я буду овощной суп, спагетти карбонара, зеленый салат, минеральную воду и жареную картошку по-французски. Десерт закажу позже. Спасибо, — протараторила она и посмотрела на Энди. — Ты готов?

Официант быстро записал ее заказ и подошел к нему.

— А мне принесите, пожалуйста, суп-минестроне, лазанью со шпинатом и сыром, овощное рагу, бутылку минеральной воды… И еще, пожалуй, бутылочку французского столового вина.

— Ты что, собираешься пить? — удивились она.

— А почему нет? Мне нужно расслабиться. Сегодня был трудный день, особенно его последняя часть. И, возможно, нас ждет еще более трудное его завершение.

Официант удалился, и Астрид, поставив локти на стол, уставилась на Энди.

— Уже девять часов, а его все нет, — шепотом заговорщицы начала она. — Может, он сегодня не приедет? Наверняка все еще сидит в том вшивом гест-хаузе в районе Аннапурны и соблазняет ту противную крикливую американку. Или уже соблазнил, и теперь им хорошо. Секс, гашиш, кокаин… Так что он мог и застрять. С ним такое бывает.

— А кто-то собирался забыть о нем, — упрекнул ее Энди.

— А я не просто так болтаю. Я по делу, — обиделась она. — У меня, между прочим, есть план: после ужина пойдем прогуляться в парк и посмотрим, где он заканчивается. Может, через ограду удастся ускользнуть.

— Гениальный план, — съязвил он и задумался.

Что-то вся эта интрига сильно попахивает самой обычной ревностью. Вот будет смешно, если это действительно окажется так. А может, и не так смешно, если у Пьера при виде него тоже взыграет ревность. И, конечно, Энди не мог поручиться за себя, потому что это чувство последние часа два регулярно въедалось в его душу, как голодный вампир. Так что в конце его размышлений поводов для смеха оставалось совсем мало.

— А ты был не прав, у них тут все есть, действительно богатая кухня, — сказала она.

— И что теперь? Мне предстоит понести за это наказание? Придумывай побыстрее. Считаю до трех: раз… два…

В это время появился официант и поставил на их столик две бутылки минеральной воды и вино.

— Тебе придется поделиться со мной вином, — быстро нашлась она. — Мне тоже нужно расслабиться.

— Идет.

Он дождался, пока официант раскупорит бутылку и наполнит их бокалы. Взял один бокал и протянул ей другой.

— За что выпьем, мадемуазель?

— За то, чтобы все было хорошо! — провозгласила она.

— А конкретнее можно?

— Ну… — Она вздохнула и подкатила глаза. — Ладно… Я, например, хочу выпить за тебя. А точнее за то, чтобы ты встретил девушку, которую полюбишь на всю жизнь. Я хочу, чтобы ты был по-настоящему счастлив, Куку. Желаю тебе такого счастья, о котором ты даже и не мечтаешь, но которого заслуживаешь. Учти, это очень искренне, от всего сердца. Сам напросился.

Ее синие глаза заискрились весельем и напомнили ему море на Корсике — просторное, живое, свободное, купающееся в лучах солнца. И то, что она сейчас пожелала, было пожеланием русалки, которая в глубине своего сердца хорошо знает суть любой земной стихии, включая любовь.

— Значит, за любовь?

— За любовь!

Они звонко чокнулись.

Энди думал, что она по-женски пригубит вино и отставит бокал до следующего тоста. Но она осушила его до дна и смачно облизнулась.

— А ты почему не выпил? — возмутилась она, увидев, что он застыл с бокалом в руке. — А ну пей! За любовь ведь пьем! И до дна!

Ему пришлось не отставать от нее. Поставив пустой бокал на стол, он заметил над ее губами усики от вина.

— У тебя усы. Подожди… — Он схватил салфетку и приблизил руку к ее губам.

— Ерунда.

Она собралась обтереть губы тыльной стороной ладони, но он поймал ее руку.

— Ты как ребенок, Астрид. Подожди, я промокну их салфеткой. Руки-то мы с тобой не мыли.

Она со вздохом согласилась и, выставив вперед подбородок, стала ждать. Ему пришлось одной рукой взять ее за подбородок. Другой он бережно промокнул капли вина с ее губ.

— Все? — спросила она нетерпеливо. — Спасибо, Куку. Ты такой заботливый.

— Это от природы, — усмехнулся он. — А теперь… марш мыть руки!

Вернувшись из туалета, они обнаружили, что их столик завален едой. Она дымилась, распространяя ароматы и подстегивая аппетит. И им обоим надолго расхотелось беседовать.

Очистив тарелки и допив вино, они вышли в парк. От вина, плотного ужина и усталости их головы стали беззаботными.

— Сейчас бы нырнуть в бассейн… — протянула она мечтательно.

— Да-а-а… А потом бы принять теплый душ и заснуть…

— И увидеть во сне море…

— И белый парусник на горизонте. Ты любишь море, Астрид?

— Очень. Я выросла на Корсике. А когда мне было тринадцать, мои родители переехали в Париж. Папе предложили работу в Сорбонне, он у меня ученый. Но я не могу долго жить без моря. Время от времени вырываюсь к нему.

— А знаешь, я ведь, когда впервые увидел тебя, назвал тебя русалкой. В тебе есть что-то от моря, — неожиданно признался он.

— Русалкой? Тогда почему не называешь меня так сейчас? Мне нравится. Русалка. Очень романтично. А то знаешь, как меня обычно называют?

— Нет.

— Селедкой.

Энди рассмеялся.

— В этом тоже есть что-то от моря.

— И знаешь, что я делаю, когда кто-то называет меня так?

— Нет, конечно.

— Я кусаюсь. Вот так. — Она схватила его за руку и приготовилась впиться в нее зубами.

Энди рефлекторно одернул руку и расхохотался.

— А зачем ты кусаешься? — спросил он.

— А затем, что я не селедка. Потому что селедки не кусаются, а я могу, если надо. Вот зачем.

Энди подавил смех, сел на край бассейна и усадил ее рядом.

— Нет, ты совсем не селедка. Ты — русалка, — сказал он и невольно провел рукой по ее волосам. — Красивая ты. А селедкой они зовут тебя, потому что завидуют. Но я с этого момента буду называть тебя русалкой. И хоть в Непале нет моря…

— Зато тут есть этот чудесный бассейн, — перебила она. — И я сейчас буду в нем купаться. Это ведь так глупо: сидеть у бассейна и не купаться в нем.

Она встала и одним движением расстегнула змейку своей легкой курточки.

— Подожди… — Энди стал озираться по сторонам. — Ты забыла, что за нами подсматривают? Наверняка балбесы с автоматами сидят где-то в глубине парка.

— А мне наплевать! Пусть смотрят, мне не жалко! — Она быстро сняла с себя курточку и принялась расстегивать джинсы. — А если тебе стыдно смотреть на меня, Куку, можешь отвернуться, потому что я собираюсь купаться голышом! — объявила она громко.

Энди смущенно пожал плечами, но все же отвести глаз от нее не смог. Она осталась в одних трусиках и кружевном лифчике и тут же принялась избавляться от них. Сначала завела руки за спину…

— Застежка… дурацкая… — пробормотала она.

Энди вдруг обнаружил, что у него трясутся руки. Только бы она не попросила его помочь…

— Ты не поможешь мне, Куку? Застежку заело…

В следующий миг она уже стояла к нему спиной и ждала.

— Не проблема, — ответил он, с трудом узнав собственный голос.

Черт! И с какой это стати он так разволновался? Подумаешь, женщина? Ну и что, что красивая? К тому же она еще не совсем голая. Хотя ему сейчас придется помочь ей раздеться. Эта мысль почему-то показалась Энди пыткой.

Он встал и не дыша прикоснулся пальцами к застежке. Так, будто это была не застежка, а часовая мина. Ему нужно было только слегка надавить на края, чтобы она расстегнулась, но почему-то у него не получилось. Может, в этом были виноваты светящиеся при свете фонарей кремовые гладкие плечи? Или запах ванили с миндалем, от которого в голове Энди все поплыло? Интересно, так пахнут все русалки или только эта?

— Ну что ты там возишься, Куку? Забыл, как расстегивать женское белье? — проворчала она нетерпеливо.

Руки Энди отчаянно дрогнули. И застежка открылась. Сама. И ничего от этого не взорвалось. Только Энди почему-то весь покрылся испариной.

— Готово! — самодовольно объявил он и тут же бессильно уселся на край бассейна.

Он видел, как на траву у бассейна упал кружевной лоскуток, вообразивший себя лифчиком, за ним последовали трусики, если можно было их так назвать. А потом за его спиной раздался всплеск воды. И только тогда Энди с облегчением вздохнул.

— Не хочешь ко мне присоединиться, Куку? — весело прокричала она из бассейна.

— Хочу!

Он вскочил и стал раздеваться. А чем он хуже нее? И пусть эти тупые милитаристы, которые прячутся по кустам, завидуют им! И пусть Пьер тоже катится ко всем чертям! Пусть появится сейчас и увидит, как они вдвоем голые плещутся в бассейне!

Но Пьер не появился ни во время их купания, ни после, когда они сидели на краю бассейна и хохотали над каждой глупостью, приходившей в голову. И они забыли о нем, и забыли о том, что они пленники, особенно после того, как, вырядившись в его рубашку, она сходила в ресторан и заказала им еще по бокалу вина. И хотела заказать еще…

— Хватит, Русалка, — остановил ее Энди. — Французское вино не создано для того, чтобы заливать им горе.

— Какое горе? — удивилась она. — У меня нет никакого горя… — Но все же посмурнела. — Горе. Тоже мне, нашел горе. Но пусть приедет. Пусть покажется, и я ему скажу. Все, что еще не успела сказать. Пусть только появится…

Она и без лишнего бокала вина была теперь смелее, чем надо.

— Но он уже не приедет сегодня, — продолжала она. — Сейчас на дорогах полно военного патруля. Он побоится засвечиваться. А ты, Куку, испортил мне настроение.

— Извини, не хотел.

— Верю. Но все равно… Я устала и не хочу больше думать об этих дурацких проблемах.

— Тогда можешь идти спать, а я пока схожу на разведку. Узнаю, чем занимается наша стража. Может, поищу лазейку в ограде или еще какой-нибудь тайный выход.

Она на минуту застыла в нерешительности.

— Нет, я с тобой. Это ведь из-за меня все так получилось. Если бы ты меня не подобрал на дороге, ты сейчас сидел бы где-нибудь в Покхаре — свободный, спокойный, делай, что хочешь…

— А мне и здесь неплохо, Русалка. Здесь, с тобой… И я не жалею, что подобрал тебя.

— Да, понимаю. Ты благородный, Куку. Ты бы никогда не оставил женщину одну на дороге. Вот и вляпался в историю из-за своего благородства.

— Может, это судьба.

Она просияла.

— Я тоже так сразу подумала. Не представляю, что бы со мной было, если бы мы не встретились.

— Но мы встретились, и я теперь с тобой. И мы выберемся из этой ловушки.

— И все будет хорошо?

— Конечно. А теперь будет лучше, если ты пойдешь спать. — Он погладил ее по плечу. — А я погуляю по парку, обследую его. При случае, пожелаю спокойной ночи нашим «церберам».

Из ресторана появился официант, собрал с травы бокалы и подал на подносе счет. Энди полез в карман джинсов за бумажником.

— Оставьте этот счет для мистера Пьера, пожалуйста, — быстро вмешалась она.

— Я могу заплатить за нас, Русалка. Не проблема. — Он вспомнил, что у нее нет денег.

Она лукаво покосилась на него и незаметно подмигнула.

— Не спеши, Куку. Ты сможешь сделать это и завтра…

И она спровадила официанта, ослепив его улыбкой.

— Итак, удачи, Куку. И будь осторожен, — сказала она и, забросив на плечо свои джинсы, направилась к отелю.

Глава 5

Энди вернулся в номер и застал ее на диване у телевизора. Она по-прежнему была в его рубашке, сидела, поджав ноги, и смотрела какой-то фильм по французскому каналу. Его появления, казалось, не заметила.

— Не спится? — спросил он, слегка обидевшись, что его игнорируют.

— Ой, Куку, тут показывают «Фантомаса». Не могу оторваться…

— Вижу. Что ж, похоже, «Фантомас» интереснее того, что хочу рассказать тебе я.

— Подожди, дай досмотреть этот эпизод…

Но Энди ждать не мог. Просто потому, что его трясло от злости. Она что, совсем отмороженная? Или просто издевается над ним? Он, видите ли, ползает по парку, прячется под кустами, по десять минут не дышит, а она тут «Фантомасом» увлеклась!

— Понимаю. Набираешься опыта? — спросил он язвительно.

— А что? Может, пригодится. Может, и нам не помешает натянуть на лица маски? Или чулки, когда будем сбегать отсюда? — видимо, желая отделаться от него, бросила она.

— Астрид! — громко окликнул ее он.

Она вздрогнула и повернула к нему голову.

— Ну чего тебе, Куку?

— Как чего? Ты забыла? Пьер… Наш побег отсюда…

Она тут же забыла о телевизоре и уставилась на него. На удивление ясными глазами.

— Когда?

— Утром. Часа в четыре, — напустив на себя важность, ответил он.

— Утром? — переспросила она и внезапно забеспокоилась. — И как ты все это себе представляешь? Что ты там выследил? Говори же, Куку!

Теперь он умышленно тянул.

— Шансов мало, но рискнуть стоит.

— Ну говори же, Куку. Я должна знать, что там происходит!

— А ничего. Все так, как мы и предполагали. Охрана не дремлет. Двое дежурят у байка, двое гуляют вдоль ограды. Кстати, ограда невысокая. Один сидит на лужайке под кустом и следит за входом. Остальные спят в джипе. Похоже, они каждые два-три часа меняют друг друга, потому что у байка теперь сидят другие. Те, что у байка, — без автоматов, те, что у ограды, — вооружены. Администратора в фойе нет и, похоже, не будет до утра. У него голова не болит, ему уже заплатили. В фойе только спит Пракаш и спит, как положено юноше его лет, мертвецки.

Она теперь с таким же вниманием выслушала его, как несколько минут назад смотрела «Фантомаса».

— И как же мы будем сбегать? — спросила она.

— Через ресторан выйдем в парк, доберемся до ограды. В одном месте возле нее растут два высоких, пышных куста. Надеюсь, с их помощью сможем перемахнуть через ограду незамеченными.

Она внезапно просияла.

— А ты молодчина, Куку! Истинный Чингачгук! Все выследил! И они тебя ни разу не заметили?! Вот болваны!

Энди важно откинулся на спинку дивана.

— Поверь, это было нелегко, — сказал он, напрашиваясь на более ощутимую похвалу. Но заработал лишь ее прочувствованное:

— Верю.

— Что ж, а теперь нам не мешало бы поспать перед операцией. Кстати, как назовем нашу операцию, Русалка? Есть предложения?

— «Фантомас». Операция «Фантомас», — ответила она, напустив на себя таинственности.

— Почему «Фантомас»?

— Ну… просто «Фантомас». Тебе не нравится?

— Нравится, — согласился он, потому что ничего другого предложить не мог. — Что ж, пора спать. Спальня твоя. А я устроюсь здесь на диване. Разбужу тебя в половине четвертого.

Она наконец согрела его улыбкой. А потом и вовсе растопила его сердце, потому что наклонилась и быстро поцеловала в щеку.

— Спокойной ночи, Куку, — прошептала она таинственно.

— Спокойной ночи, Русалка, — от неги едва шевеля губами, ответил он.

Как только она скрылась за дверью спальни, Энди стащил с себя джинсы, улегся и погасил свет. И тут же поймал себя на том, что не только продолжает улыбаться, но к тому же сна у него ни в одном глазу. И вместо того, чтобы попытаться заснуть, он пялится в темноту и вспоминает, что за сегодняшний день Русалка два раза поцеловала его: первый раз — при встрече, и второй — только что…

Но разве это повод для того, чтобы лежать теперь с идиотской улыбкой на лице? Разве это говорит о том, что он ей нравится? Совсем нет. Просто она француженка, и у них принято целоваться при встрече и на прощание даже с малознакомыми людьми. Всего лишь привычный для французов ритуал — и ничего больше.

А еще он два раза сегодня обнимал ее. И это было чертовски хорошо. Нет, это было больше, чем чертовски хорошо. Это было правильно. Почему? Он не знал. Просто держать эту девушку в руках было правильно. Вот и все. Казалось, будто в тот момент во всем мире все было на своих местах и в полном порядке…

Но с ее стороны наверняка это было не больше, чем дружеское доверие. Любая женщина на ее месте вела бы себя так же — искала бы защиты в мужчине. И он наверняка вел бы себя так же: пытался бы защитить и утешить…

И все же… Русалка не была любой женщиной и не была любой француженкой. Она была Русалкой, его Русалкой. И ее поцелуи не были для него обычными поцелуями женщины, а держать ее в руках было больше, чем просто утешать женщину. И все это вместе было больше, чем могло вместиться в его голове.

Но что толку лежать теперь, думать об этом и улыбаться? Глупее занятия он просто придумать бы не смог…

Он вздрогнул, когда услышал, как скрипнула дверь спальни. Вслед за скрипом в дверном проеме появился высокий силуэт, окутанный просачивающимся сквозь шторы светом фонарей.

— Куку… ты спишь? — послышался из темноты ее шепот.

— Нет, — ответил он и привстал. — Что, и тебе не спится?

— Не спится. — Она тихо прошла по комнате и села в кресло. — Но ты лежи… и свет не зажигай. Я вот что думаю: раз нам обоим не спится, может, попробуем осуществить операцию «Фантомас» сейчас?

Энди глянул на свои наручные часы с фосфоресцирующим циферблатом.

— Сейчас только три часа.

— Ну и что? Какая разница, три или четыре?

Он привстал и задумался.

— Нет, Русалка, в четыре лучше, потому что тогда, при успехе, нам будет легче поймать попутку и добраться до Покхары, — ответил он. — А сейчас, если они пустятся в погоню за нами… К тому же есть риск напороться на ночной военный патруль.

— Ну и что. Наврем им чего-нибудь. Скажем, что перепутали время, притворимся влюбленными… — оживленно сказала она.

Энди сначала очень понравилась ее идея притвориться влюбленными. Что-что, а это не составит ему никакого труда. И все же ситуация требовала более тщательного обдумывания.

В стране неспокойно, поэтому все дороги до половины пятого утра патрулируются, и ездить по ним не разрешается. А непальский военный патруль интеллигентностью не отличается. Но, может, она и права, может, удастся им чего-нибудь наврать и попросить о помощи. Все же они с Русалкой — гости страны, а у него даже есть разрешение на жительство и бизнес-виза. Он имеет полное право обращаться за помощью к местным властям.

— Ладно, давай попробуем, — наконец ответил он. — Одевайся, собирай вещи…

Она вскочила и исчезла в спальне. Через пару минут появилась с сумкой в руке и протянула ему его рубашку.

— Извини, что пригрелась к твоей рубашке, Куку. Она очень удобная. Спасибо.

— Если все пройдет удачно, я тебе ее подарю. На память об операции «Фантомас». — Он натянул согретую ее теплом рубашку и глянул на ее сумку. — А сумка тебе зачем? Там что, много ценностей?

— Да, — ответила она.

— Разве ты не понимаешь, что с сумкой будет труднее перелезать через ограду? Я вот, например, бросаю здесь свой мотоцикл. И ты могла бы оставить сумку за стойкой администратора и попросить его в записке сохранить ее.

— Нет, — упрямо заявила она. — Я ее оставить не могу.

— Почему, Русалка? Она ведь огромная, и будет нам мешать?

— Нет, я ее не оставлю.

Энди раздраженно вздохнул. Черт побери, он пытается помочь ей избежать крупных неприятностей, а она не может расстаться со своей сумкой, наверняка набитой каким-то женским барахлом. Она в своем уме?

— Русалка, послушай, если тебе так нужны те вещи, которые в твоей сумке, обещаю, что куплю тебе все это в лучших магазинах Катманду. Только сейчас будет лучше оставить ее здесь.

— Нет, — упрямилась она.

— Почему, Русалка? Ты что, не сможешь пережить день без своих любимых нарядов?

— Это совсем не наряды, Куку. Это деньги, — сказала она.

— Но ведь ты говорила, что у тебя нет денег? Помнишь?

— Помню. Я врала. А ты бы признался первому встречному, что у тебя с собой полмиллиона непальских рупий?

— Полмиллиона? — У Энди раскрылся рот.

— Да. Но это не мои деньги, — спокойно сказала она.

— А чьи они? Чьи эти… полмиллиона? — Энди произнес эту цифру с большим сомнением.

— Это деньги непальских крестьян.

— Каких крестьян, Русалка?

— Бедных.

Энди сел на диван и взялся за голову.

— Извини, но я ничего не понимаю.

Она подсела к нему и стала гладить по плечу.

— Ну не злись, Куку. Я потом тебе все объясню. Клянусь, расскажу тебе всю правду.

— Значит, все, что ты говорила до сих пор, было ложью?

— Нет. Просто я не все тебе рассказала.

Он резко повернулся к ней.

— Признайся, ты украла эти деньги? У Пьера?

Она опустила голову.

— Куку, сейчас не время говорить об этом. Потом…

— Нет. — Он взял ее за плечи. — Ты расскажешь мне все сейчас. Иначе — никакой операции «Фантомас».

Она обиженно тряхнула головой.

— Ты опять мне не веришь, Куку. И мы сейчас сидим здесь и теряем время.

— Потому что ты опять врешь! Говори правду! — потребовал он.

Она вздохнула.

— Ну ладно… Да, я украла эти деньги у Пьера, потому что решила ему помешать. Он собирался купить на них очередную партию наркотиков, чтобы переправить в Голландию. А я эти денежки у него сперла. Когда уходила, незаметно переложила их из его сумки в свою. Вот и все.

— Наверняка ты сделала это из-за ревности? Тебя достало то, что он подкатывал к той американке? — Энди сузил глаза.

— Что ты мелешь, Куку? Причем здесь та курица? Было бы к кому ревновать! — возмутилась она. — Я просто решила помешать его грязному бизнесу. Он ведь торгует наркотиками, эксплуатирует бедных, наживается на людских слабостях, развращает слабовольных. И его партнеры такие же негодяи: и в Непале, и на Таиланде, и в Индии… Они эксплуатируют бедных, платят им копейки, а сами наживаются… Я теперь все про них знаю…

— И поэтому ты решила наказать их и восстановить справедливость?

— А почему нет?

— Тогда почему не обратилась в полицию?

Она усмехнулась.

— Ты наивный или только притворяешься, Куку? Они ведь все заодно, все подкуплены, все на этом нагревают руки. Я им не верю.

— И что ты собираешься делать с этими деньгами, Русалка?

— Как что? — обиделась она. — Я ведь уже сказала: это деньги непальских крестьян. Я их раздаю бедным. Между прочим, уже половину раздала, а на себя не потратила ни копейки!

У Энди опять только рот раскрылся, но слов не нашлось. Теперь понятно, почему Пьер охотится за ней. История оказалась намного хуже, чем он думал.

— Ну вот, Куку, я все тебе рассказала. Итак, ты со мной или против меня? — спросила она дрогнувшим голосом.

Энди не знал. Ему нужно было подумать, чем он и занялся.

Итак, что же делать? Конечно, наказать подлого наркоторговца Пьера — дело благородное. Но можно ли ей верить? Может, она снова лжет, и в сумке не деньги, а…

— Покажи мне эти деньги, — сурово потребовал он.

Она усмехнулась.

— Ты не веришь мне, Куку? Ладно, покажу. Только не смей зариться на них. Ни ты, ни я не имеем права пользоваться этими деньгами. Они предназначены для бедных, иначе я бы никогда не смогла их стащить. Клянусь. Ты видел, как живут непальские крестьяне в отдаленных деревушках? В тех жалких закопченных лачугах, питаясь рисом, кукурузой и жиденькой чечевичной похлебкой, от которой еще больше хочется кушать? Ты видел их детей, которые с одиннадцати лет, вместо того, чтобы ходить в школу, вынуждены наниматься в богатые семьи слугами, чтобы заработать пару сотен рупий в месяц и помочь родителям растить маленьких братьев и сестер? Ты видел все это, Куку? — Она вскочила и, упершись кулачками в бока, уставилась на него.

Энди печально кивнул. Конечно, он все это видел. Он сам часто, путешествуя, часто останавливался не в гостинице, а в бедной семье, чтобы поддержать их материально. И всегда был щедр, с горечью осознавая, что ничем больше помочь им не может.

— А теперь смотри! — Она распахнула перед ним сумку, вышвырнула из нее какую-то одежду и, наконец, достала пачку купюр. — Вот они, эти деньги, которые Пьер за два-три месяца умножит в десять раз и потратит на свои прихоти! И на эти же деньги сотни бедных непальцев смогут чуть получше жить: хоть какое-то время нормально питаться, утеплить лачугу, отправить ребенка в школу, купить вещи… Много чего смогут. Я не права?

Энди глубоко вздохнул.

— Права. Только ведь они не помогут всем…

— А разве даже временная помощь не важна?

— Важна, — согласился он.

— Ну что? Что ты скажешь теперь, Куку? Я не права, что стащила эти деньги у мерзавца Пьера и раздаю бедным?

— Права, — снова согласился он. — А как ты их раздаешь?

— А очень просто: брожу по деревням, замечаю самые жалкие лачуги. Потом выбираю момент, чтобы незаметно подбросить в них пачку денег. А потом стараюсь как можно быстрее смыться, чтобы никто меня не засек. Пусть думают, что это им Бог послал. Между прочим, в каждой пачке по десять тысяч. Неплохо, правда?

Энди кивнул и уставился на нее. Вот тебе и Русалка… А может, и вправду через нее Бог посылает этим людям помощь? Может, то, что с точки зрения человеческого закона выглядит преступлением, совсем не преступление на другом уровне, там, где законы устанавливают сострадание и любовь?

Энди в очередной раз глубоко вздохнул.

— Ты добрая и благородная душа, Русалка, — сказал он, растрогавшись. — И наверно, то, что ты делаешь, правильно. И я, конечно, с тобой.

Она застегнула сумку и улыбнулась.

— Я знала, что ты меня не осудишь. Ну что, пошли?

Энди бегло глянул на часы. Поднял с полу свой рюкзак.

— Да, пора… Тогда позволь мне нести твою ношу?

— Прошу…

Он засунул в ее сумку свой рюкзак, а потом, продев руки в ручки сумки, взвалил ее как рюкзак на спину и направился к двери. У двери оба в нерешительности остановились.

— С богом… — прошептал он.

— С богом… — ответила она и вдруг прильнула к его груди. — Мне страшно, Куку.

— Не бойся, Русалка. Правда на нашей стороне.

И он снова погладил ее по голове, а потом поцеловал в лоб. И она подняла на него светящиеся благодарностью глаза.

Они вышли в тускло освещенный коридор, и Энди тихо закрыл дверь номера. Остановился, прислушался. В отеле было тихо, как в склепе. Ни звука, ни шороха. Он подал ей знак рукой, и, осторожно ступая, они направились к лестнице. Спустились в холл. Никого. И администратор, и мальчишка спали. В коридоре, ведущем в ресторан, тоже было темно и тихо. И, к счастью, дверь в ресторан оказалась незапертой.

— А что, если дверь в парк окажется закрытой? — шепотом спросила она, когда они оказались в пустом и темном ресторане.

— Не проблема. Пролезем через окно. Я специально открыл одну защелку, когда, вернувшись из разведки, пил здесь содовую.

Она кивнула и остановилась, ожидая его распоряжений.

— В любом случае, будет лучше, если мы выйдем через окно. А дальше придется идти, пригибаясь к земле, скрываясь за деревьями и кустами. Короткими перебежками. Я пойду первым и покажу тебе, как это делать.

Она снова кивнула. Он подошел к одному из окон и осторожно открыл его. Поманил ее к себе.

— Следуй за мной, Русалка. И — молчок. С этой минуты переговариваемся только жестами. Понятно?

— Понятно.

Через окно они выскользнули в парк и, пригибаясь, пересекли аллею. Потом, прячась за деревьями и кустами, быстро добрались до ограды и спрятались под роскошным кустом жасмина, растущим рядом. Ограда состояла из толстых железных прутьев и была примерно трехметровой высоты. За ней была густо поросшая травой поляна с редкими кустами, за которой виднелась роща. Сидя рядом на корточках, они смотрели друг другу в глаза.

— Осталось совсем немного, Русалка, и мы — на свободе, — убедительно прошептал он.

— Она очень высокая, эта чертова ограда. Я не смогу…

— Сможешь. Я перелезу первым, а потом через прутья подставлю тебе свое плечо, как ступеньку. Станешь на мое плечо, а потом я подхвачу тебя. Поняла?

— Поняла.

— Ну… я полез.

— Подожди, Куку… — Она потянула его за рукав рубахи. Он обернулся. — Я хочу тебе что-то сказать…

— Что? — удивился он. — Ты боишься? Не бойся, у нас получится. Я уверен.

— Нет. — Она покачала головой. — Просто я хочу тебе сказать, Куку, что ты очень хороший человек и настоящий друг, и я…

Он нежно провел пальцами по ее лицу.

— Ты тоже очень хорошая девушка, Русалка. Ты смелая и добрая. Но нам нужно сейчас выбраться отсюда, понимаешь?

Она кивнула. Потом поймала его руку, крепко сжала и быстро отпустила. И Энди почувствовал, что ради нее готов в эту минуту не только перемахнуть через ограду, но и взмахнуть на Эверест.

Подтянувшись, он в одну секунду оказался на верху ограды, ловко перелез через нее и спрыгнул на землю с другой стороны.

— Ну вот, теперь давай ты. — Он просунул между прутьями свое плечо. — Смелее…

Она задрала ногу и, вцепившись руками в прутья, встала на его плечо. Потом переставила ноги через колья и снова нащупала его плечо. А потом просто повалилась и оказалась в его крепких руках.

— Мы сделали это, Куку. Мы сбежали от них, — зашептала она радостно и обхватила руками его шею.

— Да, Русалка, мы на свободе. У нас получилось, — ответил он, взволнованно дыша.

Он снова держал ее в руках и был вынужден в очередной раз признаться себе, что это не только правильно. Он испытывал наслаждение — редкое, пронзительное, дурманящее. Особенно оттого, что они оба теперь были возбуждены от радости, и она прижималась к нему так, будто ближе и дороже для нее никого в целом мире не было.

Или ему это только кажется? А какая разница? Пусть только кажется. Это все равно не мешает ему потерять сейчас голову и хотеть невозможного. И еще хотеть сказать ей о том, что она красивая, признаться в том, что он никогда еще с таким трепетом не обнимал ни одну женщину…

В предрассветной синеве он видел, как голубые огоньки в ее глазах тают, и почувствовал, как она бессильно обмякла в его руках.

— Русалка…

— Что? — лениво спросили ее улыбающиеся губы.

— А можно… — Его губы тянулись к ее приоткрытому рту. — Можно мне…

— Что, Куку? Говори же…

Где-то неподалеку от них в кустах раздался треск, но они его не услышали. Энди теперь даже не помнил, о чем хотел попросить ее еще секунду назад. Он осознавал только, что его губы тянутся к ее губам и остановить их уже ничто не сможет.

Треск в кустах усилился, а за ним послышалась чужая, неприятная речь. Энди резко очнулся. У самых ее губ. И вдруг понял, что вокруг происходит что-то очень недоброе. Он огляделся и увидел, как из-за куста по ту сторону ограды вынырнула бритая голова. Предрассветный воздух раскроил истошный крик.

— Бежим, Русалка. Нас засекли! — бросил он.

Он успел увидеть ее испуганные круглые глаза: она не верила, не хотела верить. Но объяснять ей что-то было некогда. Ему пришлось просто схватить ее за руку, быстро подобрать с травы сумку и рвануть в сторону рощи.

Они добежали до рощи и не успели отдышаться, как позади послышался шум мотора. Джип остановился недалеко от них, и из него вывалила вооруженная команда.

Энди снова схватил ее за руку и потащил в глубь рощи.

— Остановитесь! Мы будем стрелять! — раздался сзади громкий приказ вожака.

— Сейчас… Делать нам больше нечего… — процедил сквозь зубы Энди. — Мы уйдем от них, Русалка, мы должны…

Она ничего не могла сказать, потому что едва дышала. Прогрохотал выстрел. За ним — другой. Рощу огласило недовольное карканье разбуженных ворон. А они продолжали бежать, пригибаясь, лавируя между деревьями. Уже был близок конец рощи, за которым виднелась река. Энди бросился туда, но увидел впереди мелькнувший между стволами деревьев джип.

— Проклятье! Окружают нас, мерзавцы! Но мы так просто им не сдадимся! — Он резко упал на землю и притянул ее за собой. — Давай отдохнем, Русалка, и подумаем, куда нам бежать.

— Я не могу больше… — еле выговорила она и уткнулась лбом в его плечо.

— Можешь. Мы ведь уже почти на свободе…

— Почти. Это из-за меня, все из-за меня. Опять я все испортила. Прилипла к тебе…

Он приложил ладонь к ее губам.

— Сейчас не время корить себя, Русалка. И это не ты все испортила. Это я к тебе прилип. И не жалею об этом…

Она покосилась на него и горько усмехнулась.

— Эх, Куку, и почему мы не встретились в мирное время?

Что она имела в виду под мирным временем, Энди представлял себе с трудом. Когда у нее с Пьером все было хорошо? Или когда Пьера вообще еще не было в ее жизни? Энди предпочитал вторую версию. И все же Пьер был, и мысль о нем вызывала у Энди чувство ненависти, смешанное с отвращением. А может, действительно было бы лучше встретиться с мерзавцем лицом к лицу и поговорить по-мужски? Он на миг представил себе, что было бы с его Русалкой, если бы они не встретились на дороге. Ужас. Она одна перед оравой безмозглых милитаристов… Каким подонком нужно быть, чтобы подвергнуть женщину, которая была с тобой близка, такому страху и унижению?

— Сволочь… — тихо процедил Энди сквозь сцепленные зубы.

— Что? Ты что-то сказал, Куку? — спросила она.

— Ничего, Русалка. Это личное.

Они лежали рядышком в траве и не знали, что делать. Казалось, погоня прекратилась. На какое-то время в роще воцарилась тишина, которую нарушали лишь благодушное карканье вороны или несмелая трель еще не совсем проснувшегося соловья.

— Может, попробуем все же выбраться из рощи? — тихо спросила она.

— Давай попробуем. Только теперь придется передвигаться ползком и очень осторожно. Мне кажется, они затаились и ждут, когда мы опять появимся на виду. Ну как? Ты готова?

Она кивнула.

— Ползем вон к тем камням, а дальше — к реке, — начал он. — У реки много валунов, за которыми можно спрятаться. А на другой стороне реки — дорога. Ну, с богом, Русалка…

— С богом…

Они на четвереньках стали продвигаться по траве. Метр за метром. Энди умудрялся еще волочить за собой ее сумку, набитую деньгами. Полмиллиона рупий, которые, если их сейчас не поймают, помогут сотням нищенствующих непальских семей.

Они доползли уже почти до конца рощи, оглядываясь по сторонам, прислушиваясь… Они снова были полны надежды на успех… Пока совсем недалеко от них не прорявкал голос вожака:

— Сдавайтесь! Вы окружены!

А потом, откуда ни возьмись, из-за деревьев повыпрыгивали оболтусы с автоматами. Окружили их, направили на них дула…

Энди встал на ноги первым и подал ей руку.

— Похоже, операция «Фантомас» сорвалась. Пойдем в отель, Русалка, — спокойно сказал он.

Она встала, отряхнула джинсы и подняла на него свои синие глаза. В них не было ни капельки страха. Мало того, они смеялись.

— А неплохая у нас вышла прогулочка, Куку. Как ты находишь? — сказала она, словно не замечая автоматов.

И вдруг залилась звонким смехом.

Глава 6

По дороге вожак их всячески запугивал. Но, как только они вышли на лужайку перед входом в отель, вдруг стал бормотать извиняющимся тоном, что ему совсем не хочется держать их здесь как пленников, что ему вообще неприятно так обращаться с людьми и что он глубоко сожалеет о том, что ему приходится заниматься таким грязным делом.

Энди молча слушал его, усмехался, кивал головой.

— Поймите меня правильно, сэр, — бормотал вожак. — Я дал обещание и вынужден довести дело до конца. Мне очень жаль, но уговор есть уговор. Как только мистер Пьер появится…

Астрид шла чуть впереди мужчин — бодро, что-то веселое напевая себе под нос. Как будто ничего не произошло. Казалось, ее абсолютно не волновал ни вожак с его оправданиями, ни трое конвоиров. Она казалась настолько беззаботной, что вызывала у Энди беспокойство. С ней все в порядке?

Неожиданно она остановилась и с вызовом уставилась на вожака.

— И сколько он вам заплатил?

Вожак растерянно заморгал.

— Кто?

— Как кто? Пьер, конечно. Сколько? Половина суммы — до, половина — после? Вы так с ним договорились? А что, если я заплачу больше? Заплачу, чтобы вы все отсюда убрались? Как вам такое предложение?

Вожак растерялся еще больше.

— Но… но ведь так нечестно, мисс… — наконец с неподдельной искренностью выдал он.

— О какой честности вы говорите? Разве то, что вы сейчас делаете, честно? Или законно? — продолжала атаковать она.

Вожак молчал. Его глаза растерянно бегали. Он испытывал такую мучительную неловкость, что Энди даже стало жаль его. Но только на миг, потому что ему тоже очень хотелось услышать, что он ответит.

— Поймите меня правильно, мисс, — наконец заговорил вожак подавленно. — У меня семья… пятеро детей… У жены больная мать, нужны лекарства… У меня нелегкая жизнь. Нужно как-то зарабатывать…

— И другого способа вы не нашли? — не отставала она.

— Нет, — ответил он. — Я в семнадцать лет нанялся в Королевскую армию. Прослужил двадцать лет. Ничего, кроме армии, не видел и не знаю. Ничего другого не умею делать, — виновато закончил он и опустил глаза. — Се ля ви…

Энди взглянул на нее и увидел в ее глазах сочувствие к этому человеку. Да, его можно понять. Все можно понять и оправдать в этой жизни. Ну… почти все.

— Ладно, — сказала она покровительственно. — Ваша жизнь, вам за нее и отвечать. А над моим предложением подумайте. Я не шучу. Могу заплатить вам вдвое больше Пьера. Если решитесь, приходите в наш номер.

— Мне очень жаль, мисс, — снова растерянно пролепетал вожак.

— Мне тоже, — ответила она.

Они остановились у входа и обнаружили, что дверь еще заперта. Энди глянул на часы: полшестого. И администратор, и Пракаш еще спят. И Пьер наверняка еще не приехал, иначе ни администратору, ни Пракашу не спалось бы так безмятежно.

— Придется вам возвращаться тем же путем, каким вы сбежали, — с усмешкой заметил вожак. — Должен вам признаться, что если бы одному из моих ребят не приспичило в туалет, вам бы удалось оставить нас в дураках. Вы так четко работали.

— Спасибо, — поблагодарил его с иронией Энди. — Вы тоже работали отлично. Как ловко взяли нас в ловушку! Похвальное мастерство! Но мы все же не раскроем вам свою тайную лазейку. Кто знает, может, она нам еще пригодится? И на этот раз, будьте уверены, вам нас не поймать.

Вожак по-дружески похлопал его по плечу.

— Я бы с радостью сам отпустил вас, друзья мои. Не знаю, что там у вас с мистером Пьером, но вы оба так молоды, красивы… — Он обласкал их почти отцовским взглядом. — Любите друг друга…

Энди смущенно пожал плечами и глянул на Астрид. И ему показалось, что синие глаза на миг вспыхнули, а потом их заволокла пелена мечтательности.

Может ли такое быть?

Вожак быстро помог ему освободиться от раздумий.

— Ну что ж, тогда придется побеспокоить администратора, — сказал он. — Только он обязательно спросит, как вы умудрились выйти из отеля. И все шишки полетят на голову мальчишки-слуги. — Он протянул руку к звонку.

— Нет, — остановил его Энди. — Не нужно звонить. Жаль мальчишку. Мы вернемся тем же путем, что ушли из отеля. Только обещайте, что не будете за нами следить, мистер…

— Дурлав Гурунг, — поспешил представиться вожак и протянул Энди руку. — Даю вам слово офицера Непальской Королевской армии.

— Энди Корнуэлл. — Энди пожал протянутую руку. — Слово бывшего офицера, вы хотели сказать, не так ли? — уточнил он.

Вожак тоскливо закивал.

— Надеюсь, мы с этой минуты друзья, мистер Гурунг?

— Друзья, — ответил вожак, повеселев. — Только я на службе. Вы понимаете, мистер Корнуэлл… Не подведите, прошу вас.

Пробравшись в отель, они поднялись в номер. — Все это ужасно смешно. Смешно и печально, — сказала она, повалившись на диван. — Только я страшно устала и хочу спать…

— Теперь можешь спать, сколько угодно. По крайней мере, до тех пор, пока не появится твой Пьер, — сказал он и сел в кресло.

Она резко вскочила и гневно сверкнула на него глазами.

— Он не мой! Этот негодяй Пьер — не мой! Ты понял, Куку?

Энди затряс в воздухе руками.

— Понял, понял! Он — негодяй и ничей. Извини! Это так, с языка соскочило. Я не хотел тебя обидеть, Русалка. Правда…

Она вздохнула и снова повалилась на диван.

— Верю. Но ты больше не забывайся, а то…

— Отдохни, Русалка. Тебе нужно поспать, ты устала… — мягко проговорил он.

— И ты тоже… — пробормотала она сонно.

И уже через минуту мирно засопела.

Но Энди почему-то спать не хотелось. Он подошел к окну и раздвинул шторы.

За окном просыпался новый день. Розовели вдали вершины гор. Свежий воздух дышал в лицо. И сердце Энди наполнило знакомое чувство, похожее на беспричинное счастье, когда тебе просто очень хорошо, и ты не можешь понять, отчего. И, в конце концов, зачем понимать? Он прожил с этим чувством шесть с половиной месяцев. Разве нужно ему что-то больше этого? Может ли быть что-то лучше этого беспричинного счастья?

Может, ответил он на свой вопрос. Держать в руках эту девушку, которая теперь тихонько посапывает на диване. Эту авантюристку, которая по молодости и наивности наворотила кучу неразумных и опасных дел. Эту добрую Русалку, которая жалеет бедных и раздает им украденные у своего дружка деньги, и которую он, Энди, во что бы то ни стало должен уберечь от беды.

Он стоял перед окном, встречал новый день и не имел ни малейшего представления о том, что этот день ему принесет…

Энди разбудили громкие голоса в коридоре. Сначала он удивился, что заснул в кресле, а потом прислушался. Неужели мистер Пьер соизволил наконец явиться? Пора бы уже. Его «армия» уже утомилась его ждать… И… Нет, его здесь больше никто не ждет. Русалка спит без задних ног и, вероятно, видит во сне всех непальских крестьян зажиточными и процветающими. А для того, чтобы это произошло наяву, не помешает припрятать ее сумку… Энди схватил сумку и бросился в спальню. Обшарил ее глазами. Куда? Куда же их можно тут спрятать? Не в шкаф же? И не под кровать? Куда тогда?

Он вышел на балкон. На балконе стоял круглый столик с двумя плетеными креслами, там тоже не оказалось ни единого надежного места для сумки с крестьянскими деньгами.

А вот огромное старое манговое дерево, раскинувшее свои ветви вокруг балкона, показалось ему вполне подходящим. Энди нацепил сумку на спину и перелез через перила балкона. Дотянулся ногой до ветки, изгибающейся под самым балконом, попружинил на ней. Выдержит. Потом потянул к себе ветку над головой. Зацепился за нее руками и, ловко перескочив, оказался на дереве. Перебирая ветки руками, добрался до толстого ствола и стащил с себя сумку. Отлично. Здесь ее никто не увидит: дерево на редкость густое и ветвистое. Точно так же, ступая по ветке и перебирая руками ветки над головой, он снова перебрался на балкон и быстро вернулся в гостиную.

В дверь никто не постучал. И Русалка по-прежнему спала. Только теперь она лежала на спине, и ее рука свешивалась с дивана. Энди захотелось погладить эту руку. Особенно нежную впадинку над локтевым изгибом. А еще поцеловать открытую ладошку. Он простоял несколько секунд, сражаясь со своим желанием и удивляясь — откуда в его сердце столько тепла и нежности?

Это чисто эстетическое, наконец успокоил себя он и заставил подойти к двери и прислушаться.

Голоса смолкли. Странно. Если это Пьер, то почему не постучал в их номер? В любом случае, хорошо, что он успел спрятать деньги.

И все же интересно, что это были за голоса? Энди тихо открыл дверь и выглянул в коридор. В коридоре было пусто. Он выскользнул из номера, дошел по пустому коридору до лестницы. Подумал немного и решил спуститься в холл.

— А-а-а, мистер Корнуэлл! Добрый день! — завидев его, преисполнился наработанной за годы службы приветливостью администратор. — Надеюсь, вам хорошо спалось? — Он подмигнул.

Решив подыграть ему, Энди скроил лицо усталого ковбоя.

— Разве с женщиной выспишься?

— Что правда, то правда. Я вот, как домой в Покхару на несколько дней выберусь, так потом только на работе и отсыпаюсь. — Администратор стыдливо захихикал.

Энди терпеливо дождался, пока пройдет момент его сладких воспоминаний, чтобы напомнить о деле.

— Надеюсь, мистер Пьер приехал?

— К сожалению, пока нет. Я звоню ему каждые полчаса, но его телефон не отвечает. Странно, звонки идут, но никто не берет телефон. Не пойму, может, случилось что-то…

Энди сделал вид, что очень этим огорчен.

— Что ж, придется подождать. Хотя у меня дел по горло…

— Очень сожалею, мистер Корнуэлл, но ничем помочь не могу, — развел руками администратор и вдруг, приблизившись к Энди, прошептал: — А эти головорезы когда отсюда уберутся?

— Когда приедет мистер Пьер. У них с ним свои дела, — ответил равнодушно Энди.

Администратор замотал головой.

— Не нравятся мне они. Сегодня клиентов спугнули. Сюда и так редко кто приезжает, а из-за них так вообще бизнеса не будет.

— Значит, сегодня кто-то еще хотел к вам заселиться?

— Да. Одна парочка. Показывал им комнату напротив вашей. Но они передумали. Я уверен, что это из-за тех, бритоголовых.

Энди усмехнулся. Черт побери, и на что только он не готов ради этой девушки? Он за полдня научился шпионить, притворяться, быть все время начеку. И даже освоил акробатику.

— А мне у вас понравилось, — протянул он с довольной улыбкой. — Я теперь буду чаще к вам заглядывать. Постоянным клиентом стану. Уютно, спокойно, отличный сервис…

— Конечно, мистер Корнуэлл. Всегда вам будем рады, — расцвел администратор и сложил ладони, будто приготовился к молитве.

С легким сердцем Энди вернулся в номер и был встречен сердитым вопросом, который задают мужчинам все женщины мира:

— Где ты был?

— Ходил в разведку. А что?

— Как что? А мне почему не сказал?

— Потому что ты спала.

— Не мог разбудить? Я тут, видите ли, не знаю, что думать, волнуюсь за него, а он себе спокойненько ходит в разведку.

— Это ты спишь себе спокойненько и ни о чем не заботишься. А мне приходится и деньги ворованные прятать, и с администратором любезничать…

— Ты спрятал деньги? Куда?

Энди захотелось слегка поиграть у нее на нервах.

— Догадайся сама, — сказал он с ехидной усмешкой.

— Перестань делать из меня еще большую дуру, чем я есть, Куку! — обиделась она. — Я не знаю. Сдаюсь. И, кстати, что там слышно от Пьера? Ну не томи меня, Куку, выкладывай!

— Ладно, не кипятись, лучше приготовься к хорошим новостям. Сумка с денежками покоится на манговом дереве под балконом спальни. Более безопасного места, поверь, не найти, — самодовольно сказал он. — А о Пьере — ни слуху, ни духу, на звонки не отвечает, если только администратор не врет. Похоже, так увлекся американкой, что забыл и о деньгах, и о бизнесе.

Она облегченно вздохнула и наградила его одним из тех своих теплых взглядов.

— Ты — гений, Куку. Я знала, что не пропаду с тобой. Ох, если бы ты знал, какой ты хороший и добрый…

— До сих пор я только смутно догадывался об этом. И только теперь, благодаря тебе, узнал, — смущенно сказал он.

— Мне хочется тебя поцеловать за это, Куку. Можно?

Он подошел к ней и подставил щеку.

— Пожалуйста, можешь поцеловать, если тебе так хочется.

Она коснулась губами его щеки. Нежно. Он тут же подставил другую.

— Можно и в эту тоже…

Она поцеловала и в другую. И в губы тоже можно, подумал он про себя, понадеявшись, что она сама об этом догадается.

Но она не догадалась, а взяла его за руки и потянула к двери.

— Пойдем кушать, Куку. Я помираю от голода.

Они спустились в ресторан и сели за тот же столик, что и вчера.

— Кстати, как там поживают наши бритоголовые красавчики? — как бы между прочим спросила она, открывая меню.

— Караулят нас и ждут второй половины своих денег, — ответил Энди.

— А если Пьер вообще не приедет? Что они будут делать?

— Обидятся на него и разойдутся. Или попытаются найти его и забрать обещанные деньги. Их интерес во всей этой затее сводится только к деньгам, как ты поняла.

— Да-а. А все-таки их вожак — неплохой мужик. Душа еще живая. Чувствует, что неправ, но ничего не может поделать. Жаль его, всю жизнь пропахал на Королевскую армию, а теперь вынужден заниматься разбоем. Откуда у них, интересно, оружие? — Она отложила меню и поманила рукой официанта.

— Не знаю. Думаю, что у вожака остались связи с армией. Как-то нелегально покупает.

— А как ты думаешь, он клюнет на мое предложение?

— Думаю, не клюнет. Он — человек чести. Надежный наемник.

— А я все же хотела бы попробовать. Уверена, что работают они за гроши. Предложу им тысяч двадцать, например…

В это время к их столику подошел официант, и они принялись заказывать еду. И опять этой еды были горы. И как только официант отошел, они возобновили свой разговор.

— Попробуй, хотя думаю, что он отклонит предложение. Давай лучше продумаем очередной план побега. — Он положил локти на стол и придвинулся к ней. — У меня даже есть идея.

Она заинтересовалась. Ее глаза нетерпеливо заблестели и впились в него.

— Давай найдем место в отеле и спрячемся. Они подумают, что мы сбежали, и бросятся нас искать. А мы в это время спокойно выйдем через входную дверь и укатим на моем байке. Пока, друзья! — выложил он и застыл, ожидая ее реакции.

— Блестящая идея. Ты — гений, Куку. Только они ведь тоже не дураки, могут кого-то оставить охранять вход.

— Их всего-то восемь человек. Сегодня они все отправились нас ловить. У отеля никого не оставили…

— Потому что нас засекли. — Она задумалась. — Но все же попробовать стоит… — На ее лбу внезапно появилась тревожная складочка. — А если Пьер заявится сейчас? Что будем делать?

Энди как-то о Пьере совсем забыл. А теперь, когда она напомнила, почувствовал, как у него зачесались кулаки. И он вдруг понял, что выяснять что-то с Пьером ему совсем не хочется. Ему хочется просто заехать Пьеру кулаком в нос. А потом в глаз. И все.

— Пусть заявится, — только и смог сказать он и принялся нервно барабанить пальцами по столу. — Пусть заявится…

Она накрыла его пальцы ладошкой.

— Куку, ты так нервничаешь из-за меня, — сказала она тихо. — Еще никто, кроме моих родителей, так не беспокоился за мою глупую жизнь. Ты так близко принимаешь к сердцу чужую беду…

— Это не чужая беда, Русалка. Твоя беда — моя беда, таков мой принцип. Ты — женщина. А женщины, когда они молодые и особенно такие красивые, как ты, часто совершают ошибки. По неопытности и наивности.

— Дура я, одним словом. Но я исправлюсь. Обещаю. Я никогда-никогда больше не влюблюсь в подонка! Я буду мудрой теперь. Буду проверять мужчину, как когда-то учила меня моя мама. Она говорила, что мужчинам нужно устраивать испытания, проверять, насколько они порядочны, честны, благородны, заботливы и щедры. Насколько им можно доверять. Так меня учила мама. А я ей не верила… — Она вздохнула, подперла ладошкой подбородок и загрустила. Потом, что-то вспомнив, ударила себя ладошкой по лбу. — Черт! Я ведь уже два месяца не звонила родителям! Как я могла?

— Так позвони им, Русалка!

— Хорошо бы, только я не помню их телефонов. Они остались в моем мобильнике, который этот гад у меня забрал. Кстати, и Одиль тоже наверняка с ума сходит, волнуется. Одиль — моя лучшая подруга. И она меня предупреждала, чтобы я не связывалась с Пьером. — Она вдруг усмехнулась. — Эх, Одиль, знала бы ты…

— Мудрая у тебя подруга. А ты даже своего домашнего телефона не помнишь? — удивился Энди.

— Не помню. Пока я странствовала, нам поменяли номер.

— Понятно. Но его можно узнать через справочное во Французском Посольстве.

— До которого нужно еще как-то добраться.

— Доберемся, — уверенно сказал он.

Их еда уже давно стояла на столе, но они только сейчас заметили ее. И остывать ей дальше не позволили.

— Между прочим, нам не помешает кое-что съестное прихватить с собой, если нам придется скрываться, — сказала она, как только проглотила первую ложку овощного супа.

— Лепешки. Возьмем с собой только лепешки и воду. Продержимся на них, — ответил он. — Главное, найти место, где спрятаться.

— Крыша. Давай обследуем крышу.

Пообедав, они так и сделали. С их третьего и последнего этажа наверх вела лестница. Они поднялись по ней и обнаружили на крыше маленькое кафе под зонтиками, которое не работало. Остальное пространство крыши было свободным.

Вид с крыши на окрестности был просто ошеломляющим. По узкому неглубокому ущелью струилась проворная горная речка. Вокруг виднелись поля, роща, в которой они сегодня утром скрывались от погони, дорога на той стороне реки, деревня неподалеку, а вдалеке на холмах — окрестности Покхары. А еще дальше, укрываясь облаками, толпилась гряда гор — ослепительно белых, похожих на изысканные складки гигантской драпировки.

— Как здесь здорово, Куку! Посмотри, как красиво!

Ее глаза, которые были синее неба над их головами, заискрились от радости, и она принялась, как ребенок, носиться по крыше, размахивая руками.

— А все же у нас с тобой роскошная тюрьма, Куку! Я бы осталась здесь навсегда! Теперь я понимаю, почему ты живешь в Непале. Ты просто влюбился в эту красоту.

Энди уселся за один из столиков под зонтиком и молча ждал, пока у нее пройдет приступ эйфории.

Да, он согласен с ней, он влюблен в эту красоту, в эти горы и летящие вдаль просторы… Но почему-то с сегодняшнего утра все эти красоты утратили для него былое очарование. С сегодняшнего утра в его душу закралось подозрение, что ему этого мало. Что для полного счастья ему нужно… невозможное.

Сегодня или завтра они выберутся из этого плена. Она поблагодарит его за помощь. Они, возможно, обменяются адресами. И она исчезнет из его жизни.

Он молча следил, как она бегает по крыше и выкрикивает что-то… Эйфория. Такое знакомое ему чувство, которое тоже оказалось не вечным. А значит, и у нее оно пройдет.

Наконец, устав, она подбежала к нему и села напротив. И, едва отдышавшись, выдала:

— Послушай, Куку, а если мы наплюем на все эти конспирации, операции и побеги? Почему бы нам просто не повеселиться? Давай устроим себе праздник, вечеринку… А? Как ты думаешь? А там, что будет, то будет. Приедет Пьер, не приедет. Может, ему вообще не суждено сюда приехать. А мы сидим из-за него, как затравленные, в таком чудесном месте и теряем время.

Энди вальяжно раскинулся на стуле, забросил ногу на ногу.

— Праздник? Что-то вроде пира во время чумы?

— Какой чумы, Куку? Когда люди счастливы, их никакая чума не берет.

Через пятнадцать минут перед ними на столике уже стояла бутылка красного французского вина и два бокала. Они собирались веселиться. Энди, поблагодарив, отпустил официанта и сам наполнил бокалы. До краев.

Он вспомнил, как они пили вчера. Пили за любовь. За его любовь. Только почему она не пожелала такой же любви себе?

— Итак, Русалка, позволь мне теперь сказать тост. — Он поднял бокал и дождался, пока она сделает то же. — Вчера мы пили за мою любовь, помнишь?

— Помню. И увидишь, мое пожелание исполнится, — сказала она с хитрой усмешкой. — Или ты имеешь что-то против?

— Нет, конечно нет. Я просто хочу сказать, что теперь мы будем пить за твою любовь. За то, чтобы ты встретила хорошего, доброго, порядочного мужчину, которого полюбишь ты и который будет любить тебя. До конца жизни.

Она скривилась и щелкнула языком.

— У меня не получится. Я не создана для нормальной семейной жизни с нормальным мужчиной. У меня в голове ветер вместо мозгов. Я вечно влюбляюсь в каких-то придурков.

— Это потому, что ты не слушаешься маму. А мама твоя права. Мужчин действительно нужно проверять. А то они часто дурачат женщин только потому, что им нужна забава, игрушка…

— А может, это моя судьба? Быть забавой, игрушкой?

— Даже если это так, я не верю, что судьбу нельзя изменить. Тем более что еще совсем недавно ты сама обещала никогда больше в придурков не влюбляться. Помнишь?

— Помню, — недовольно пробурчала она. — И была бы рада, если бы у меня получилось. Ты думаешь, я в первый раз себе в этом клялась? Я потерянная, Куку, неисправимая… — Она поставила бокал на стол.

Черт! Неужели у нее их было так много? И все придурки? Энди не знал, злиться ему на нее или жалеть. Хотелось, конечно, выяснить: сколько их было у нее? Но он знал, что не имеет на это права. Так же, как и злиться на нее. Поэтому он только с горечью вздохнул. И все же она достойна лучшего. Достойна быть счастливой. Достойна любви.

— А ну-ка, сейчас же возьми в руку бокал, Русалка, и мы выпьем за твою любовь. Давай. Я от всей души, от чистого сердца желаю тебе найти достойного, порядочного, любящего…

Она посмотрела на него так, что у него последнее слово застряло в горле.

— Ты и вправду мне этого желаешь, Куку?

— Да, — ответил он уверенно. — Очень. Изо всех своих сил. Всей душой.

— Ладно. — Она снова подняла бокал и хитро улыбнулась. — Только тогда пусть этот мужчина будет похож на тебя.

— Что? На меня?

— Да, Куку, на тебя. Ну что, пьем? — Она так лихо звякнула своим бокалом о его, что расплескала вино.

Он еще не выпил, а у него уже все в голове поплыло. От внезапного счастья. От глупой надежды. Ему хотелось вскочить, подхватить ее на руки и закружить.

И пока он думал, она опять успела первой осушить свой бокал, и теперь с вызовом смотрела на него.

Энди приложился к бокалу. Что ж, пусть она не пожелала его, но, по крайней мере, пожелала такого, как он. В любом случае, с таким, как он, ей будет лучше. Такой, как он, будет заботиться о ней, помогать. И будет стараться не причинять ей боли… Ну разве что иногда может сказать что-то колкое, но только из ревности. А в основном, такой, как он, будет ее любить, будет целовать ее каждые пять минут, будет каждый день дарить цветы… Будет покупать ей новую одежду, чтобы потом снимать ее с прекрасного тела…

Глава 7

— А у тебя усы, — услышал он ее насмешливый голос.

— Ну и что? Мне положено ходить с усами, — ответил он. — Ты лучше свои утри.

— А у меня что, тоже усы? — Она стала водить языком по губам. — У нас нет салфеток. И руки мы не мыли. Ну как, я их слизала?

— Нет. У тебя их вообще не было. — Он тихо засмеялся.

— Дурачить меня вздумал? Ну погоди… — Она встала и принялась гулять по крыше. — Боже, как здесь красиво! Только музыки не хватает. Хочется музыки, Куку, — протянула она с досадой.

— Могу спеть и сыграть для тебя что-нибудь. На губах. Что ты любишь?

Она подкатила к небу глаза.

— Из Филиппа Гласса что-нибудь…

— Я не знаю Филиппа Гласса, но могу спеть какой-нибудь французский шансон.

— Романтическое старье, — с презрением бросила она. — Черт, я забыла свой плеер с дисками у него.

Но Энди же запел, аккомпанируя себе губами, языком, щелчками пальцев и постукиванием по столу. Запел о том, что кто-то без кого-то не может жить. При этом он старательно выговаривал все эти полные непонятной глубины французские слова.

И она невольно заслушалась. А потом стала медленно кружить по крыше, прикрыв глаза, положив руки на воображаемые плечи воображаемого партнера. И Энди ужасно захотелось втиснуться под ее руки, положить ладони ей на талию…

Но он продолжал петь. И любоваться ею. И вскоре услышал, что она пытается тихонько подпевать ему, только не знает всех слов и поэтому временами переходит на «а-а-а» или «ммм».

Наконец песня закончилась. Раскланявшись с воображаемым партнером, она громко захлопала в ладоши.

— Браво, маэстро! Браво! А теперь можно что-нибудь веселенькое? А то от ваших песен хочется спать.

— Хочешь, сама себе пой что-нибудь веселенькое, — обиделся Энди. — Мне нравятся спокойные песни. В них больше глубины.

И назло ей громко запел песню Битлз «Пусть будет так».

— Лет ит би, лет ит би, лет ит би… — старательно выпевал он.

Она села на стул напротив него. Сначала только слушала его пение и качала в такт головой. А потом вдруг тоже запела, да так, что у Энди зазвенело в ушах. Запела громко, с душой. Сильным, красивым, джазовым голосом. Не сравнить с его пением…

К середине песни Энди только насвистывал мелодию, а пела она. И песня лилась, лилась и наконец вся вылилась.

— Ты меня сразила, Русалка. Ты что, профессиональная певица? Или это тоже от природы?

Она потянулась к бутылке и снова наполнила бокалы.

— Я училась пению и музыке семь лет, только в профессионалы выбиваться поленилась. Там столько конкуренции, лицемерия, зависти, злобы… Каждый думает, что он самый крутой, а все остальные — бездари. Не нравится мне этот мир шоу-бизнеса. — Она протянула ему бокал. — За что теперь выпьем, Куку?

Он почесал затылок. У него было много всяких пожеланий, но произнести их вслух он не мог. Они все казались слишком эгоистичными.

— Давай выпьем за что-то такое, что нас объединяет. За что-то общее, — наконец предложил он, давая ей свободу выбора.

— Что ж, тогда выпьем за то, чтобы Пьер не приехал, — быстро сказала она.

— Согласен. За то, чтобы Пьер не приехал. Никогда.

— Никогда.

Они звонко чокнулись. И на этот раз опрокинули свои бокалы с поразительной синхронностью. Как будто не пили, а пели.

— И где ты так лихо научилась пить, Русалка? — спросил он.

— В детстве. На вечеринках ученых. Папа часто брал меня с собой.

— Ты что, начала пить еще в детстве?

— Да.

— И как к этому относился твой папа?

— А он не знал. Просто мы, как все дети, пытались подражать взрослым. Воровали у них со стола бутылку, запирались в ванной и пытались ее распить. Правда, не могли выпить больше двух-трех глотков. Сваливались. И родители не могли понять, почему во время их вечеринок мы засыпали прямо на полу в ванной.

— Понятно. Значит, пить ты научилась у ученых мужей. Папа у тебя ученый, как я понял. А мама?

— А мама — актриса. Играет в театре. А в молодости снялась в трех фильмах с разными нашими французскими «звездами». Красивой была. И до сих пор красивая.

— Значит, ты похожа на нее?

— Нет. Она красивее. Я пошла в папу. Вымахала вон какая…

— Очень даже славно вымахала… Ну а сама чем занимаешься?

Она махнула рукой.

— Ой, обо мне неинтересно. Потом как-нибудь. Лучше смотри, там солнце скоро будет садиться. Пойдем любоваться закатом, Куку. — Она вскочила, схватила его за руку и потащила за собой. — Пойдем скорее…

Он повиновался. Они подошли к бордюру, забрались на него. Он сел, а она осталась стоять. И вдруг сложила ладони у груди в жесте «намасте», как это делают непальцы и индийцы, приветствуя друг друга, и склонила голову.

— Что ты делаешь, Русалка? — спросил он.

— Прощаюсь с богом Сурьей. Ты разве не знаешь, что в Индии и Непале Солнцу поклоняются, как божеству? Это древний арийский культ.

— Знаю. Но ведь ты не индианка и не непалка.

— Ну и что. Я тоже люблю Солнце и считаю, что ему нужно поклоняться. Оно дарит нам жизнь.

Она простояла несколько минут молча, склонив голову, а потом вдруг начала плавно водить руками по воздуху и покачиваться из стороны в сторону, словно в танце, и перебирать ногами, передвигаясь по бордюру.

У Энди дрогнуло сердце: она что, задумала теперь для Солнца сплясать? А вдруг свалится? Бордюр совсем узкий, с полметра, а то и меньше.

— Русалка, я понимаю твои чувства к Солнцу, но будет лучше, если ты станцуешь для него на крыше. Там места больше…

Но она как будто не услышала его. Продолжала размахивать руками и теперь уже довольно бодро притопывать.

— Русалка, сойди, пожалуйста, на крышу и танцуй себе, сколько влезет, — чуть громче и настойчивее попросил он.

Она снова не отреагировала. Энди вскочил на ноги.

— Русалка, прошу тебя, сойди на крышу!

Но она продолжала свой вдохновенный танец, не соображая, что, прощаясь с Солнцем, может запросто распроститься и со своей еще совсем молодой жизнью.

Энди решил спрыгнуть на крышу и силой стащить ее за собой. Но она вдруг повернулась к нему и обвила руками его шею. А потом запрокинула голову и рассмеялась. По русалочьи звонко и беззаботно.

Он не знал, почему его руки вдруг легли ей на бедра. И почему он притянул ее к себе и стал вместе с ней плавно покачиваться.

Что ж, падать, так вместе, подумал он, мгновенно забыв об опасности. И как можно помнить об опасности, когда на тебя смотрят пронзительно синие глаза русалки, в которых отражаются последние лучи заходящего солнца? Глаза, которые гораздо опаснее всех остальных опасностей мира?

И все это можно было бы назвать обычным танцем, если бы Энди не чувствовал, что ему нестерпимо хочется ее поцеловать. Поцеловать в эти дерзкие, улыбающиеся, дразнящие губы, которые опять так близко…

Внезапно вокруг все померкло. Она остановилась и глубоко вздохнула. Улыбка сползла с ее губ.

— Солнце зашло, — тихо сказала она. — Танец окончен.

Энди не мог с этим согласиться. Не хотел соглашаться. Он невольно глянул на горы и увидел, что их верхушки еще горят, но солнца больше нет. Почему ему так не хотелось, чтобы зашло солнце? Может, ему просто не хотелось выпускать из рук свою Русалку? И почему в ее голосе слышалось огорчение?

Но пока он раздумывал, она успела выскользнуть из его рук и спрыгнуть на крышу.

— Чего ты там стоишь, Куку? Надеешься, что солнце опять выйдет? — рассмеялась она.

— Оно выйдет. Только придется немного подождать. Но оно обязательно выйдет, Русалка, — ответил он с горьким оптимизмом.

Он спрыгнул с бордюра.

— Что теперь?

В ее глазах было столько удивления, как будто он задал ей глупейший вопрос в мире.

— Как что? Теперь пригласи меня куда-нибудь. Мы ведь решили веселиться? Или ты забыл?

— Куда же я могу тебя здесь пригласить, Русалка? В ресторан? В бассейн? На прогулку по парку?

— Можно сначала в ресторан. А потом в бассейн. А после и прогуляться по парку. Я также не откажусь от еще одной бутылочки вина, — прощебетала она весело.

— Я тоже не откажусь, — сказал он потухшим голосом. — Веселиться, так веселиться.

Хотя ему почему-то было не до веселья.

Почему он ее не поцеловал? Она ведь, похоже, была совсем не против. Может, даже ждала этого? А он… Джентльмен, тоже мне. Решил, что не имеет на это никакого права. А какое тогда он имеет право хотеть этого?

Но даже если она сама хотела поцелуя, то для нее это, скорее всего, просто мимолетная прихоть. Ведь она так быстро забыла об этом. Сама ведь сказала ему, что хочет не его, а такого, как он. Значит, правильно он ее не поцеловал. Для нее все равно это несерьезно.

А для него? Для него это серьезно?

Он думал об этом все время, пока они спускались по лестнице. И только в фойе вспомнил о менее интересных вещах.

— Добрый вечер, дорогие гости! А вы, как я погляжу, неплохо проводите у нас время! — встретил их улыбчивый администратор. — Вы чудесно поете, мисс Мерсье. Мы все заслушались.

— Спасибо, — сказала она кокетливо. — При случае спою еще.

— А у вас, надеюсь, есть для нас какие-нибудь утешительные новости? — спросил его Энди.

Под утешительными новостями он, конечно, имел в виду новости от Пьера. Например, что у него сломался джип где-нибудь в таком месте, выбраться откуда можно только пешком через снежный перевал…

— К сожалению, я по-прежнему не могу дозвониться, — ответил администратор. — Уж второй день к концу подходит, а от мистера Пьера ничего. Я даже волноваться начинаю.

Что ж, это вполне могло сойти за утешительную новость. Энди приятно оживился.

— Ну вам-то волноваться нечего. Он ведь заплатил вам за три номера на два дня вперед. А от себя лично я хочу вас поблагодарить за ваши неутомимые усилия. — Энди на радостях даже пожал администратору руку. — Спасибо. Спасибо вам, мистер…

— Суман Тхакури, — представился польщенный администратор.

Русалка, стоявшая молча чуть в стороне, незаметно потянула Энди за рукав. Он обернулся и увидел, что она тоже сияет и, вероятно, от нетерпения продолжить веселье топчется на месте.

— Извините, мистер Тхакури, но мы проголодались. Особенно мисс Мерсье… — сказал Энди.

— Конечно, конечно. Желаю вам приятного ужина. И если хотите, мы можем включить вам музыку. У нас отличная музыкальная система. И большая коллекция джазовой музыки, — похвастался довольный администратор.

Она всплеснула руками.

— Правда? А Гиллеспи есть?

Администратор озадачился и почесал затылок.

— Не уверен. Но можете сами порыться в дисках. Приятного вам ужина под музыку!

Он позвал Пракаша, который, опередив их, ворвался в ресторан и переполошил официантов. Они засуетились, и вскоре по залу ресторана покатился хриплый голос Армстронга.

— А нас здесь любят, Русалка, — сказал Энди, отодвигая для нее стул.

— Да. И Пьер, кажется, решил не портить нам веселье. Но, даже если он сейчас появится, ему это не удастся.

Они заказали ужин и бутылку вина. Армстронга сменила Элла Фитцджеральд, а потом Майлз Дэвис. Астрид аппетитно ела и одновременно тихонько мурлыкала себе под нос. Казалось, что бы ни играло, она знает все наизусть. Даже хип-хоп, который внезапно сменил джаз, из чего Энди сделал заключение, что ресторанная коллекция джаза истощилась.

— У них много хорошей старой музыки, только вот Филиппа Гласса нет. А жаль, — пробормотала она.

— А кто такой этот Филипп Гласс?

— Прекрасный музыкант и композитор. Часто играет с Рави Шанкаром. Недавно вместе выпустили новый альбом. Музыка совершенно потрясающая. Необыкновенно образная. Слушаешь и начинаешь видеть перед глазами всякие картинки или сценки.

— Ты так любишь музыку, Русалка. Ты наверняка до сих пор занимаешься чем-то, связанным с музыкой. Я прав?

— Нет.

— Тогда чем же ты занимаешься?

— Не скажу. — Она отодвинула от себя тарелку и вытерла салфеткой губы. — Лучше налей нам еще вина, и пойдем танцевать.

— Это что, такой большой секрет? — допытывался он.

— Нет. Но мне стыдно говорить.

— Ты занимаешься чем-то неприличным?

Пока он разливал вино, ему в голову лезли самые разнообразные неприличные мысли. Он видел ее танцующей вокруг шеста в стрип-баре. Или сидящей за стеклом в заведении пип-шоу. Или… Ему было слишком больно, чтобы продолжать свои догадки.

— Итак, чем же ты занимаешься, Русалка? — все же хотел выяснить он, надеясь, что она избавит его от неприличных догадок.

— Потом скажу. Когда будет подходящая обстановка. А сейчас я хочу танцевать. Ты составишь мне компанию?

Она снова одним махом опрокинула бокал и встала. Энди тоже, не желая от нее отставать, осушил свой бокал и встал. Подал ей руку и повел в центр зала. Догадливые официанты тут же сделали музыку погромче, сдвинули несколько столов, освобождая им пространство, и с растянутыми до ушей ртами расселись на стулья: приготовились созерцать шоу.

Она начала приплясывать еще на ходу, а как только они вышли на пустое пространство, отвязалась по полной. Высоко подняв над головой руки, она то по-арабски, то по-африкански трясла бедрами, соблазняя его. Но как только он приближался, быстро ускользала. Она кружилась и нежно хлестала его по лицу своими ароматными русыми волосами. Она подкрадывалась к нему сзади, брала за бедра и начинала плавно, как на волнах, покачиваться вместе с ним. Но стоило ему повернуться, чтобы обнять ее, ловко выворачивалась и затевала новую игру. Она откровенно дразнила его. Прикасалась к нему то плечом, то бедром. Сползала к его ногам и смотрела молящими глазами истомленной страстью женщины. Иногда набрасывалась на него, обвивала руками его шею, прижималась к нему всем своим гибким, извивающимся телом. Но как только он пытался удержать ее, снова ускользала.

Энди нравились ее игры — игры русалки. Ему нравилось быть во власти этих игр. Изобретательных и коварных. Его с ума сводили ее свобода и огонь в глазах. Он невольно представлял себе, какие игры можно было бы затеять с ней в постели, и чувствовал, как во всем его теле бешено пульсирует кровь. Его бросало в жар. Его пробирала дрожь. Ему казалось, что он беспробудно пьян и способен на что-то совершенно немыслимое. Невозможное. Если только ему удастся ее поймать.

Но она продолжала ускользать. Соблазняя, дразня его. Хотя в этом больше не было никакой необходимости, потому что Энди был уже соблазнен. Он был соблазнен и теперь только отчаянно хотел ее.

Наконец она резко перестала танцевать. Остановилась перед ним, тряхнула волосами. И вдруг просто взяла его за руки.

И он оробел. И вместо того, чтобы сделать с ней то, чего ему еще секунду назад так дьявольски хотелось, стал оглядывать ее разрумянившееся лицо. Обезумевшие от танца, но ясные, как сапфиры, все еще дерзко смеющиеся глаза. Хрустальные капельки пота на лбу. Приоткрытый алый рот, которым она хватала воздух.

— Я устала, Куку… Чертовски… Не могу больше… — сказала она, подкатив глаза.

Энди ей не верил. Он ждал продолжения игр. Но напрасно.

Официанты слегка приглушили музыку и яростно зааплодировали. Кто-то даже выкрикнул, как в театре:

— Браво! Бис!

И она повернулась к публике, растянула в улыбке губы и разъехалась в комичном реверансе.

— Хватит, ребята! На сегодня концерт окончен. Приходите завтра. Всем спасибо за внимание.

И только когда она снова повернулась к нему, Энди осмелился легким движеньем пальцев смахнуть с ее лба капельки пота.

— Что? — удивилась она.

— Так, ничего. Просто ты вспотела.

Они вернулись за столик, и Энди невольно вспомнил свои недавние умозаключения по поводу женщин. Куда же, черт подери, подевалось теперь это его «чисто эстетическое»? Он ведь всего пару минут назад просто исходил страстью к этой женщине?

Но это — не простая женщина, попытался утешить себя он. Это — русалка, завлекающая его в свои опасные игры…

— Итак, что ты будешь на десерт, Куку? — спросила она.

Тебя, услышал он ответ в своей все еще разгоряченной голове. Всю. Со всеми твоими русалочьими причудами. Отчаянную, легкомысленную, свободную…

— Ну что ты так уставился на меня, Куку? Мы десерт заказывать будем? Или ты все еще не можешь отойти от танцев? — удивленно спросила она.

— Не могу. Чувствую, что мне необходимо окунуться в холодную воду.

Она рассмеялась.

— Слабак. Что ж, тогда пошли плавать.

На этот раз он разделся быстрее нее и, пока она возилась со своими застежками, нырнул в бассейн. И ожидал, что зашипит, как раскаленная головешка, соприкоснувшись с водой. Но, слава богу, не зашипел, а только почувствовал райское расслабление и свежесть.

А ведь завтра, возможно, они расстанутся. Завтра их последний день в этом отеле. Приедет Пьер или нет, а им придется разойтись своими дорогами. И кто знает, увидятся ли они снова?

Он нырнул и вдруг почувствовал, что ему не хочется выныривать. Так и остался бы под водой, с радостью утонул бы, только бы не наступило завтра.

— Куку? Ты где? Где же ты, Куку? Не смей валять дурака! Выплывай сейчас же! — услышал он ее сердитый голос.

Потом раздался шумный всплеск, и вскоре он почувствовал где-то совсем рядом ее гибкое тело. Что она будет делать? — подумал он, погружаясь на дно и медленно пуская изо рта пузыри.

Но она не дала ему утонуть. Тонкие длинные руки словно водоросли обвили его торс и потащили к поверхности воды. Ему пришлось быстро вспомнить, что он умеет плавать. Он вынырнул и жадно глотнул воздуха.

— Ты что, утонуть вздумал? Меня одну здесь оставить? — задыхаясь, спросила она. — Ну и шуточки у тебя. Вот уж точно «куку». Или ты просто хотел поиздеваться надо мной?

Он тяжело дышал и ответить не мог. Она продолжала держать его за плечи, и при свете фонарей, окружающих бассейн, он видел в ее глазах молнии. Дочь бога Нептуна или Зевса, но никак не ученого, с усмешкой подумал он.

— Улыбается… Напугал меня до смерти и улыбается, — продолжала сердиться она. — И почему мужчины такие жестокие? И глупые, как дети?

— Потому что хотят, чтобы их любили, — ответил он, едва отдышавшись, и обхватил руками ее талию.

— Любили, — фыркнула она. — Как будто другого способа добиться любви не существует. И зачем? Чтобы потом сделать из женщины свою игрушку?

— Нет, — ответил он. — Чтобы тоже ее любить.

Поддерживая друг друга, они болтались на поверхности воды, как поплавки.

— Любить? — вдруг переспросила она странным голосом. — Нет, Куку, ты влюбляться в меня не вздумай. Это невозможно.

Она резко отпустила его плечи и быстро поплыла к лесенке. А ему ничего не оставалось, как от отчаяния снова погрузиться под воду. Но тонуть он больше не собирался. Потому что уже чувствовал себя утопленником.

Когда он выбрался из бассейна, то застал ее лежащей на траве. На животе и в его рубахе, едва прикрывающей ее попку. Изо рта у нее торчала травинка. Она жевала ее, болтала в воздухе согнутыми в коленках ногами и была похожа на саму себя в ту ночь, когда она появилась на пороге его бунгало на Корсике. Открытый лоб. Мокрые волосы лежат на спине пучком сосулек. Только в глазах теперь вместо испуга была беззаботность.

— Я опять одолжила у тебя рубашку, ничего? — спросила она, с улыбкой покосившись на него.

— Ничего. — Он натянул на мокрые трусы джинсы и лег рядом с ней. — У нас еще осталась прогулка по парку. Помнишь, я пригласил тебя?

— А я уже гуляю, — ответила она, продолжая болтать ногами. — И, между прочим, даже успела устать. Может, еще по бокалу вина и спать?

— Ох, Русалка, а ты, оказывается, пьянчужка! Нет, вина мы с тобой сегодня больше пить не будем.

— А я хочу. Тебе что, жалко? Все равно все наши счета оплачивает Пьер.

— Я и сам могу их оплатить. — Он похлопал себя по заднему карману джинсов, удостоверившись в наличии бумажника. — С какой это стати их должен оплачивать Пьер?

— А с такой, что с него не убудет. И потом, это по его вине мы торчим здесь, как пленники.

— И тебе здесь плохо торчать?

— Нет. С того момента, как сорвалась наша операция «Фантомас», мне тут стало нравиться. Кстати, я даже немного соскучилась по нашей охране.

— Тогда давай сходим к ограде. Проверим, чем они заняты.

Она на удивление охотно согласилась. Похоже, ради куража.

Прячась за деревьями, они приблизились к тому кусту, который помог им сегодня перед рассветом осуществить незаметное перескакивание через ограду. Затаились. И услышали по ту сторону ограды разговор. Конечно же, на непальском.

Она тяжело вздохнула.

— Стерегут нас. И все ждут Пьера.

Энди прикрыл ладонью ее рот.

— Тише, Русалка. Я хочу послушать…

— Ты что-то понимаешь? — сквозь его ладонь прожужжала она.

— Не все, но то, что они говорят, понять не сложно, потому что они ругаются, — прошептал он ей на ухо.

— Ругаются?

— Да. Но не между собой. Они ругают Пьера.

— Ой, это уже интересно. Переведи мне, пожалуйста, Куку.

— Не могу, Русалка. Они употребляют грязные слова.

Ее глаза в темноте заискрились.

— Очень грязные? Какие?

— У меня язык не повернется такое проговорить.

— Пожалуйста, Куку, — взмолилась она в его ладошку. — Я тоже хочу услышать эти слова. Уверена, что они как раз и выражают истинную сущность Пьера.

Но вместо того, чтобы обласкать ее слух непристойными непальскими ругательствами, он взял ее за руку и вытащил из-под куста.

— Пойдем спать, Русалка. Уже поздно…

Она на удивление легко смирилась. Они вернулись в номер, и только тут Энди почувствовал, что усталость просто косит его с ног. Еще бы! Бессонная ночь, попытка к побегу. Потом обезьянья акробатика с ее сумкой. А затем полдня самых бурных развлечений.

— Я дико устал, Русалка. Хочу спать, — сказал он, плюхнувшись на диван.

— Я тоже. Что ж, спокойной ночи, Куку.

— Сладких сновидений, Русалка.

Совершенно привычно, как будто делал это всю свою жизнь, он прикрыл глаза и приготовил щеку для поцелуя. Но поцелуя не дождался. Открыл удивленные глаза и уставился на нее.

Она сидела у дивана на полу, улыбалась и, подставив щеку, ждала его поцелуя.

Энди не заставил себя ждать. Поцеловал ее. Не поцеловал, а прилип к ее щеке губами, как пчела к цветку. И не мог оторваться, пока она сама не убрала свою щеку. Сладкую, пахнущую ванилью с миндалем. А потом он увидел в проеме двери ее машущую руку…

Глава 8

Энди проснулся на следующее утро и обнаружил, что всю ночь проспал в джинсах. А еще, что его щеки заросли щетиной. И вспомнил, что бритвенные принадлежности лежат в рюкзаке, который лежит в ее сумке, которая стоит на дереве, которое растет под окном спальни, в которой спит она.

А значит, придется дожидаться, пока она не проснется.

Хотя есть два способа избежать этого сказочного путешествия за своими бритвенными принадлежностями. Он может попросить администратора, чтобы тот отправил Пракаша в ближайший магазин за бритвой и кремом. Или еще один день проходить небритым. В конце концов, они в плену.

А может, все же лучше побриться? А то он опять напомнит ей какого-нибудь зверька, вроде дикобраза. И хоть это ее наверняка развеселит, ему радости от этого будет мало, потому что она может отказаться целовать его колючую щеку. Итак, оставалось позвонить в приемную и отправить Пракаша в магазин.

Энди снял трубку телефона, набрал номер приемной и вскоре услышал в трубке задорный голос администратора.

— Доброе утро, мистер Корнуэлл! Чем могу быть полезен?

— Доброе утро, мистер Тхакури! У меня небольшая мужская проблема: нужно побриться, а я забыл прихватить с собой бритвенные принадлежности. Не могли бы вы отправить Пракаша за ними в ближайший магазин?

— Никаких проблем, мистер Корнуэлл. Через пятнадцать минут Пракаш принесет их в вашу комнату. Бритву и крем для бритья, как я понял?

— Да. Спасибо, мистер Тхакури. Буду очень благодарен.

— Не за что, мистер Корнуэлл. Кстати, от мистера Пьера по-прежнему никаких новостей. Я опять пытался дозвониться, кто-то взял телефон, но ничего не ответил. Возможно, его телефон попал в чужие руки. Был украден или утерян.

— Что ж, я все же надеюсь, что мистер Пьер в полном здравии и сегодня до полудня наконец прибудет. Это ведь был наш последний день в отеле, не так ли?

— Абсолютно верно, мистер Корнуэлл. Но я буду только рад, если вы останетесь у нас подольше.

— Спасибо за ваше гостеприимство, мистер Тхакури.

Энди положил трубку и посмотрел на часы. Было только восемь. Русалка все еще спала, и он решил до ее пробуждения и появления бритвенных принадлежностей принять душ. Он стащил с себя джинсы и трусы и направился в ванную. А когда через пятнадцать минут, намотав вокруг бедер полотенце, вернулся в гостиную, услышал стук в дверь.

На пороге стоял Пракаш и протягивал ему пакет.

— Ваша бритва и крем, сэр, — сказал он.

— Спасибо, Пракаш. Подожди минуточку…

Энди положил пакет на стол и стал прощупывать задние карманы джинсов в поисках бумажника, собираясь дать пареньку рупий сто на чай. Но бумажника не было.

— Черт! — выругался он.

Он ведь вчера вечером чувствовал его в заднем кармане. Куда он мог пропасть оттуда? Может, вывалился на диван, когда он спал?

Энди обшарил диван, перетряс покрывало. Ничего.

— Проклятье, — снова выругался он и, повернувшись к Пракашу, разочарованно развел руками. — Извини, друг, я, к сожалению, не могу найти свой бумажник. Но как только найду, обязательно отблагодарю тебя.

Пракаш кивнул и закрыл дверь, оставив Энди наедине с новой загадкой: куда мог пропасть его бумажник, в котором, кроме шести-семи тысяч рупий, была одна из его банковских карточек и паспорт?

Он обшарил всю комнату, даже заглянул под ковер. Нигде бумажника не было. Наконец, устав от поисков, он сел на диван и задумался: где он мог его посеять? Вероятнее всего, в парке у бассейна. Хотя нет, он помнит, что бумажник был в кармане, когда они с Русалкой говорили о деньгах. И он никак не мог вывалиться из его кармана, когда они сидели под кустом у ограды. Ну никак. Карманы глубокие, и джинсы сидят на нем плотно. Кроме того, он всю свою жизнь носил бумажник в заднем кармане джинсов: мог бегать, прыгать, лежать, но никогда еще не терял его.

Он сидел на диване, упираясь локтями в колени, и пытался удержать в руках свою распадающуюся на части голову, когда услышал, как скрипнула дверь спальни.

— Привет! — сказала Астрид с улыбкой, застегивая на ходу змейку своей курточки. — Ты давно проснулся?

— Привет. А ты хорошо выспалась?

— Да. Всю ночь во сне летала. — Она помахала руками, изображая птицу. Потом подошла, села рядом с ним на диван и заглянула ему в глаза. — Что с тобой, Куку? Ты весь такой чистый и свежий, но выглядишь так, будто у тебя украли миллион.

Он бросил на нее хмурый взгляд.

— Не миллион, но довольно много денег. А к ним в придачу паспорт. Тебе, случайно, не попадался на глаза мой бумажник?

— Не-а. Но если даже он пропал, ты не расстраивайся, Куку. Это всего лишь бумаги. Главное, что ты сам — живой и здоровый, — мягким голосом сказала она и погладила его по плечу.

— Легко говорить, Русалка. А я пахал ради этих денег пять лет. И если сейчас же не заявлю о потере карточки — плакали мои денежки. А потом… Ох, даже страшно подумать о той волоките, которая меня ждет, чтобы восстановить паспорт и визу. Где же я мог потерять бумажник?

— Не знаю. Но это ерунда, Куку, у нас навалом денег. Я тебе возмещу потери.

Он замотал головой.

— Из того, что предназначено бедным? Нет, Русалка, я оттуда не возьму ни копейки. Я заработаю еще. Кроме того, у меня есть еще одна банковская карточка, на которую мой друг Кайл перечисляет процент с доходов моей фирмы в Англии. Деньги — не проблема, — сказал он, расслабившись. — Да и паспорт тоже. Не велика беда. И вообще, ты права: главное, что мы живы и здоровы.

— Да-а, Куку, ты уникальный, — задумчиво протянула она. — Я не ожидала…

Она вдруг вскочила с дивана и бросилась в спальню. Что она задумала? — удивился он. А когда она вернулась из спальни, тряся его бумажником и улыбаясь во весь рот, ему захотелось одновременно расцеловать ее от радости… и от злости удушить.

— Ты стащила его у меня, гадкая девчонка?!

Она протянула ему бумажник.

— Проверь, там все на месте?

— Зачем ты стащила его у меня? А? Решила поиздеваться? Ты знаешь, что тебе полагается за такие шуточки? — Он схватил ее за руку, держащую бумажник, и притянул к себе.

Она рассмеялась.

— Знаю. В Средневековье мне бы за это отрубили руку.

— А я откушу тебе нос!

Он притянул ее к себе и угрожающе осклабился. Она выронила на пол бумажник и схватилась свободной рукой за нос.

— Не надо, Куку, пожалуйста! Я раскаиваюсь! — взмолилась она. Ее глаза откровенно смеялись. И блестели так, что могли ослепить.

— Не верю.

Он притянул ее к себе еще ближе и стал злобно стучать зубами. Она шлепнулась рядом с ним на диван.

— Пожалуйста, Куку, выслушай меня сначала. А потом можешь откусить мне нос, если тебе этого очень хочется.

— Опять будешь мне врать? Лапшу на уши вешать, да?

— Нет. Просто, моя мама… Помнишь, я говорила тебе, что она учила меня проверять мужчин? Так вот, я хотела тебя проверить.

— Проверить? И на что же ты меня проверяла, Русалка?

— На жадность к деньгам. На силу характера. А еще отомстила тебе за усы. Помнишь, на крыше? Теперь мы квиты. Согласен?

Энди расхохотался. Она его проверяла! Проверяла бы лучше своего Пьера. Хотя и Пьеру наверняка досталось от ее проверок…

А он? Что он успел о ней узнать?

Что она красивая и у нее великолепный голос. Что она сочувствует бедным и поклоняется Солнцу. Что она умеет пить не только лучше ученых, но и не хуже забулдыг. Что она, при случае, мастерица стащить из кармана бумажник. И ей совсем не составляет труда украсть у мужчины его сердце. Но при этом она почему-то предпочитает влюбляться в придурков…

— Ну что, Куку? Что ты там задумался? А хочешь узнать, когда и как я его у тебя стащила? — спросила она, подтолкнув его локтем.

— Нет. Хочу знать, прошел ли я испытание? И если прошел, то к какому разряду придурков отношусь? К безнадежным?

— Ты совсем не придурок, Куку. И ты и есть сама надежность. Ты — настоящий джентльмен, если хочешь знать. Порядочный, не жадный, уверенный в своих силах…

— Спасибо, Русалка. И при случае передавай привет своей маме. Скажи ей, что встретила наконец не придурка, а настоящего джентльмена, но тебе он абсолютно неинтересен.

— А я не говорила, что ты мне неинтересен.

— Да? А вчера в бассейне?

Она опустила глаза.

— Я просто сказала, что тебе не следует в меня влюбляться.

— И почему же?

— А потому, что это я безнадежная. А ты ведь на меня иногда так смотришь… И в твоих глазах так много… этого… огня. Я ведь знаю, чувствую… И мне просто хочется уберечь тебя от беды.

Энди не понимал, от какой беды она хочет его уберечь, потому что самой страшной бедой для него была вот эта печаль в ее синих глазах, с которой она смотрела на него. Он снова задумался. И вспомнил, что вчера она побоялась признаться ему, чем она занимается…

Он взял ее за обе руки и пожал их.

— Ты не безнадежная, Русалка. Чем бы ты ни занималась, я знаю, что у тебя доброе сердце. И у тебя еще вся жизнь впереди. Еще все можно исправить. И это не значит, что тебя невозможно полюбить.

— Спасибо, Куку.

Она вздохнула и вдруг прикрыла глаза. И Энди догадался, что она ждет его поцелуя. Его сердце заколотилось с такой силой, что он перестал слышать свои мысли. И, не теряя больше ни секунды, он взял в ладони ее лицо и горячо припал к ее приоткрытым влажным губам. Он почувствовал, как она сладко вздрогнула. А потом, как ее руки в один миг оказались у него на затылке. Зарылись ему в волосы. Стали ласкать затылок, прижимая его голову.

Ему не верилось, что он целует ее, свою Русалку. Целует эти вечно улыбающиеся губы и куда-то проваливается. Не куда-то, а в бездну блаженства, в чистые воды моря, нейтрализующие жар плоти и превращающие страсть в любовь.

Наконец он осторожно вернул ей ее губы и открыл глаза. Она продолжала стоять с закрытыми глазами. Ее губы все еще оставались приоткрытыми, и их уголки слегка изгибались кверху в мягкой полуулыбке. Потом она со вздохом распахнула глаза. Они теперь были синее и пронзительнее обычного. А еще необыкновенно веселыми и абсолютно пьяными. Они то съезжались к кончику носа, то разбегались в разные стороны.

И Энди с радостью заключил, что все было правильно. Или нет… Все было лучше, чем правильно, потому что невозможное на минуточку стало возможным.

Посылая ему в глаза поток теплых лучей, она неожиданно провела кончиком языка по губам.

— Эх, Куку, неужели ты не знаешь, что сладости вредны натощак? Одевайся, и пойдем завтракать.

Энди только сейчас обнаружил, что на нем, кроме полотенца на бедрах, ничего нет. И ничем, кроме глупого кивка, ответить ей не смог, потому что улыбка, приставшая к его лицу, мешала ему говорить. Он схватил джинсы и трусы и бросился в ванную. И по пути впопыхах наступил на что-то твердое, споткнулся, но не потрудился даже посмотреть. А как только скрылся за дверью ванной, услышал ее журчащий смех.

Конечно, он опять ее рассмешил. Ну и что? Главное не это. Главное, что он ее поцеловал. В губы. И хотел бы поцеловать еще. И вообще готов целовать каждый день, каждый час. Лишь бы только она этого хотела. А она хотела этого. Потому что ее губы были такими податливыми. И она с таким наслаждением плавно покачивала головой, дразня его, делая этот поцелуй еще слаще, заставляя его сильнее впиваться в ее губы…

Он вышел из ванной, стащил со спинки кресла свою рубаху и быстро надел. И поймал на себе ее взгляд. Она смотрела на него с какой-то нежной жалостью и улыбалась.

— Я готов к завтраку, — объявил он бодро. — Пойдем? Кстати, не забудь, у нас в запасе еще немало сладостей, — добавил он, глупо подмигнув ей.

Она продолжала смотреть на него с той же нежной жалостью и наконец сказала:

— Пойдем. Только как быть с твоим бумажником? Пусть валяется? Он что, уже тебе не нужен?

Энди глянул на пол и понял, обо что он споткнулся, когда торопился в ванную.

— Да, Русалка, ты права. Сладости натощак опасны, — смущенно сказал он, наклоняясь за бумажником.

Они вышли из номера и стали спускаться по лестнице. И по мере того, как приближались к фойе, к Энди возвращалась его память.

И что же их ждет сегодня? Преданная улыбка администратора и приятная новость о том, что Пьер вообще не приедет, потому что решил великодушно простить Русалке этот несчастный миллион рупий? Пусть непальские крестьяне обогатятся немного. И пусть эта женщина тоже будет счастлива, потому что с сегодняшнего дня у нее намечается новый роман. По крайней мере, так кажется одному размечтавшемуся «куку»…

Они застали администратора сидящим в кресле с газетой в руках. По его лицу можно было догадаться, что, как всегда, ничего хорошего в газете не пишут. Услышав их шаги, он вскочил с кресла и бросился им навстречу.

— Мистер Корнуэлл! Вы не поверите! — запричитал он. — Невероятно! Что они тут пишут! Возмутительно! Эти журналисты совсем распоясались! Такое писать о порядочном человеке! Безобразие! Вот, почитайте сами… Какая бесстыдная ложь!

Он сунул газету в руку Энди и ткнул пальцем в заметку под заголовком «Наркоделец пойман!». Энди косо глянул на Русалку и начал просматривать заметку. Она склонила голову к его плечу и тоже стала читать.

— Ну что, вы прочли? — с нетерпением спросил администратор.

Энди оторвал взгляд от заметки и не смог удержаться от улыбки. Однако, глянув на Русалку, увидел в ее глазах ужас.

— Ну что вы думаете об этом, мистер Корнуэлл? — снова спросил встревоженный администратор. — Это правда?

— Вполне возможно, — спокойно ответил Энди.

— А мне кажется, что это подлая ложь, — покачал головой администратор.

— Почему ложь? Что же тут неясного? — Энди снова склонил голову к газете и громко с удовольствием прочитал: — «…вчера вечером гражданин Франции Пьер Маршал был задержан непальской полицией при погрузке на вертолет большой партии гашиша, который он собирался переправить в Европу…».

— И вы думаете, это правда? — не унимался администратор.

— Правдивее быть не может, — ответил Энди.

— И что же это значит, мистер Корнуэлл?

— А то, что доигрался мистер Пьер. И так ему и надо.

Администратор взялся за голову. Его глаза стали похожи на бильярдные шары.

— А как же ваши с ним дела, мистер Корнуэлл? Вы, случайно, не завязаны…

— Нет-нет, что вы, мистер Тхакури. Мы с Пьером даже мало знакомы. Если честно, то я его вообще не знаю.

— Понимаю… — протянул администратор с хитрой усмешкой.

— Нет, вы не поняли. Я действительно мистера Пьера не знаю. Вся эта заварушка вышла из-за мисс Мерсье. Пьер по уши в нее влюбился, а она отказала ему. Подумайте сами, разве может такая порядочная девушка, как она, связаться с наркоторговцем? Вот он и решил встретиться с ней здесь и поговорить об этом еще раз. Но у нас с мисс Мерсье… Ну… вы сами понимаете…

— Понимаю, — кивнул администратор.

— Да, у нас все серьезно, — продолжал врать Энди. — Мы даже собираемся пожениться. И я хотел объяснить это мистеру Пьеру. Но, как видите, не успел.

— Что ж, значит, так ему и надо, — задумчиво протянул администратор. — А я, знаете, с самого начала что-то нехорошее чуял. Особенно, когда здесь появилась эта банда… Торчат здесь на лужайке, рожами своими мне клиентов распугивают. Пойду, порадую их новостью. Пракаш! Пракаш!

Пока администратор будил Пракаша, Энди посмотрел на Русалку. Она была бледна, держалась руками за щеки и качала головой. Неужели ей жалко мерзавца?

— Все хорошо, Русалка. Все так, что лучше быть не может. Как видишь, непальская полиция не вся продажная и коррумпированная. Поймали твоего Пьера…

— Он не мой! Слышишь? Не мой! — обрушилась на него она. — И не смей больше…

Энди пожалел, что снова не смог совладать со своей ревностью.

— Не буду, не буду. Прости, Русалка. Опять сорвалось. — Он обхватил рукой ее плечи, притянул к себе и заглянул ей в глаза. — Ну что ты? Чего так боишься? Все ведь хорошо. Все закончилось прекрасно. Тут и сказке конец…

— Конец одной сказки и начало новой. Потому что Пьера наверняка кто-то сдал, и он наверняка думает, что это я. Он захочет отомстить мне за это. Может приплести меня к своим грязным делам. Ты его не знаешь, Куку. У него хватит на это подлости.

У Энди опять кругом пошла голова. Может, она права? Может, еще рано ликовать? Она-то своего Пьера знает хорошо? Тьфу, черт, ну почему он никак не уяснит себе, что этот Пьер не ее?

Что-то выяснив с заспанным Пракашем, администратор снова вернулся к ним.

— Не мальчик, а золотой самородок, — сказал он, покосившись в сторону Пракаша. — Иногда думаешь, деревенщина неотесанная, а он вдруг такой мудростью блеснет, только поражаешься.

Энди удивленно поднял брови.

— Знаете, мистер Корнуэлл, он, когда пошел покупать вам бритвенные принадлежности, — продолжал, благодушно качая головой администратор, — купил не одну газету, а две, и одну, представляете, успел сунуть в руки командиру шайки. А теперь говорит, что с полчаса назад они все погрузились в джип и умотали. Нет, вы такое себе представляете? И он не сказал мне об этом… Ха-ха-ха! — рассмеялся радостно администратор. — Ха-ха-ха! И только потому, что, разбирая хлам под стойкой, заснул там!

Энди не смог не разделить радость администратора. Они свободны! Ему не терпелось выйти за дверь отеля и убедиться в этом самому. Но сперва не помешало бы отблагодарить Пракаша. Тем более что тому и так уже полагались чаевые.

Он достал бумажник, подошел к усердно полирующему поверхность стойки Пракашу и вместо одной сотни протянул две.

— Это тебе на сладости. Спасибо, друг.

— Мне на сладости? — удивился Пракаш. — Я уже большой. Это мои младшие братья и сестры еще любят сладости. А значит, это их деньги. Спасибо, сэр.

Энди в очередной раз поразила трогательная логика непальской бедноты. Но тут он обнаружил, что и Русалка, и администратор исчезли. Наверняка они вышли и любуются опустевшей лужайкой перед отелем. Они все теперь свободны!

Он присоединился к ним, и когда все, довольные и шумные, снова вернулись в фойе, повел Русалку завтракать. Они опять сидели за своим столиком и изучали меню. Как всегда, выбрав свою еду раньше него, она подняла на него глаза.

— А ты тоже мастер врать, Куку, — сказала она с улыбкой.

— Я? И когда же, интересно, ты успела это заметить?

— А в фойе, когда мы узнали о том, что Пьера поймали. Как красиво ты заливал о том, что мы собираемся пожениться!

— А что мне было делать, Русалка? Рассказать ему правду?

— Конечно нет. Я просто хочу тебя похвалить. Молодчина, Куку. Отлично врешь, когда надо.

— Спасибо, — вяло ответил он, осознав вдруг, что, хоть он и врал администратору, но где-то в глубине души ему хотелось, чтобы это было правдой. Да, ему хотелось, чтобы эта Русалка принадлежала ему и только ему. Он хотел сделать ее своей. Навсегда. Только с каких пор ему этого хотелось? С этой минуты? После утреннего поцелуя? Или еще с тех пор, когда ему впервые захотелось невозможного?

Он не знал. Он знал только, что через час они выселятся из этого отеля. И все. И больше ничего. И от этого ему вдруг стало тяжело и до ужаса грустно. Даже аппетит пропал.

— Итак, что будем делать? — наконец решился спросить он, как только им принесли кофе. — Сейчас половина одиннадцатого. Через полтора часа нам нужно освободить номер. Или ты хочешь здесь остаться?

— И подождать, пока за мной приедет полиция? — нахмурилась она.

— А может, не приедет? Может, это только твоя паранойя?

— Нет, Куку. Нам нужно сматываться отсюда. И как можно быстрее. Он мне не даст так спокойно уйти. Уверена, что впутает меня в свои делишки. А потом, у него ведь остался мой мобильник. Если полиция найдет его…

— Стоп, Русалка, хватит этой детективной паранойи. И чего тебе бояться, если ты ни в чем не замешана?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Может, ты прав. Может, я просто уже начинаю сходить с ума от всего этого. Надо же, Пьер попался… А потом, эти деньги. Это улика. Надо поскорее от них избавиться.

Он накрыл ладонью ее руку.

— Я помогу тебе, хочешь? Мы вместе быстренько раздадим их бедноте, и концы в воду.

Она молча отпила несколько глотков кофе и снова посмотрела на него.

— Зачем это тебе надо, Куку?

— Просто мне не хочется оставлять тебя одну с твоими проблемами. Я хочу тебе помочь, вот и все.

Она усмехнулась и покачала головой.

— Нет, Куку, это не все. Я знаю, ты влюбился в меня. Хотя я тебя предупреждала…

Ох, Русалка! Ну почему ты такая сложная?

— А что мне делать, если я уже в тебя влюблен? — спросил он, чувствуя, что готов вывернуть перед ней душу. — Скажи, что мне делать? Ты ведь сама мне этого желала? Мы ведь пили с тобой за любовь? Помнишь?

Она опустила глаза в чашку и стала колотить в ней ложечкой.

— Пили, и я желала тебе любви. Но это не значит, что ты должен был влюбиться в первую попавшуюся…

— Но ты не первая попавшаяся, Русалка! Я знаю тебя уже… почти два дня!

Она усмехнулась.

— Почти два дня и полночи. Я приплюсовала еще ту ночь на Корсике. Нет, Куку. Ты не знаешь меня, и тебе только кажется, что ты в меня влюблен. Но это ничего, это пройдет. Настоящая любовь ждет тебя впереди, — наконец тихо сказала она, не поднимая головы.

Энди было обидно и непонятно. Почему она так жестока? Почему не верит ему? Он хотел доказать ей обратное. Сгрести ее в объятия и сказать, что он не просто влюблен в нее. Что он любит ее по-настоящему. Потому что не любить ее просто невозможно.

Но он побоялся. Он побоялся, что она сейчас поднимет на него свои глаза, и он снова увидит в них эту печаль. В синих глазах зеленую печаль. Которая говорит о том, что ни один мужчина в мире не способен сделать счастливой русалку. Русалку, которая знает смысл всех земных стихий. И которая, хоть и пьет за любовь, но не верит в нее.

Они молча допили кофе, так и не прикоснувшись к сандвичам. Потом он отправил ее в номер, а сам задержался в фойе, чтобы оплатить их ресторанные счета. А когда вернулся в номер, застал ее на диване перед телевизором.

— Что? «Фантомаса» повторяют? — спросил он.

— Нет, просто жду тебя и убиваю время. Нам пора, Куку, — сказала она спокойно. — Меня ждет неоконченная миссия. А тебя — твоя жизнь.

Ее слова прозвучали смертным приговором его чувствам…

Глава 9

Спустя полчаса, распрощавшись с администратором, они ехали по проселочной дороге. Освобожденные из плена. Только это освобождение ничуть не радовало Энди.

Он был угрюм и подавлен и все время думал только о том, что у ближайшей деревни ему придется остановиться. И тогда ее теплые руки соскользнут с его живота, и она сойдет с мотоцикла. И будет чертовски больно, потому что ему смертельно не хочется с ней расставаться. Но она обязательно на прощание поцелует его. И, возможно, рассмеется. Как всегда беззаботно, по-русалочьи. А потом исчезнет…

— Скажешь, где тебя высадить, Русалка? А то могу по ошибке завезти тебя к себе домой, — сказал он с усмешкой утопленника, слегка обернувшись к ней.

— Вон у того столба, — не заставила себя ждать с ответом она. — Там, похоже, автобусная остановка, а значит, недалеко и деревня.

— Есть, мэм!

Хотя ему хотелось сказать совсем не это. Ему хотелось сказать ей, что она жестокая, коварная и ужасно своенравная. И что она не имеет права вот так уходить от него, бросать его. Особенно после того, как позволила сегодня утром поцеловать себя.

— Мы останемся друзьями, Куку, — сказала она ему еще в номере, после того, как долго благодарила.

— Да, конечно, — ответил он, — друзьями, которые вряд ли еще когда-нибудь встретятся.

Иначе она не отказалась бы записать номер его телефона. А также потрудилась бы записать адрес и название его ресторана в Тхамеле. Но она только вздохнула, закачала головой и сказала, что все в этой жизни непостоянно. И он подумал, что она его просто не любит. И с этим ничего не поделаешь.

А значит, у этого проклятого столба, который неумолимо приближается, они расстанутся навсегда.

И вот уже столб рядом. И последняя надежда на то, что она передумает, утеряна. И он нажал на тормоз, остановил мотоцикл. И, чтобы не видеть ее русалочьих синих глаз, повернул голову туда, где маячили горы. Вечные, верные и прекрасные.

— Ну пока, Куку. Не злись на меня. Поверь, так будет лучше, — сказала она и нежно потрепала его по щеке. — Все будет хорошо, и каждый из нас найдет свое счастье. Может, встретимся еще…

Он в ответ только закивал. Но голову к ней повернуть не смог. Не смог, потому что не хотел, чтобы она видела его слезы.

Пусть идет себе с богом. Пусть вытаскивает бедных из бедности, пусть влюбляется в придурков. Пусть делает все, что хочет, потому что все равно не сможет делать ничего другого.

Он почувствовал на щеке ее поцелуй.

— Прощай, Русалка, — пробормотал он, потирая горящую щеку. — Если мы и встретимся где-нибудь еще, так это на дне синего моря.

Остаток того дня, когда он потерял свою Русалку, он провел в Покхаре, бродя, как потерянный, вокруг озера. В Катманду он добрался только к вечеру следующего дня. И первым делом завернул в свой ресторан поужинать. Менеджер Хари и вся команда ресторана встретили его тепло, по-семейному. Накормили его любимым ниццеанским салатом. Сварили ароматный масала-чай.

Хари пересказал ему все свежие тхамельские сплетни. А также не преминул обрадовать новостями из своего дома. Его первенец, полугодовалая малышка, на следующей неделе впервые вкусит пищу с общего стола. А это значит, что ему придется закатить в своей деревне небольшой пир. И, конечно, небольшому пиру будет предшествовать большая пуджа. Все это сводилось к тому, что в конце этой недели Хари будет три дня отсутствовать. Но Энди никогда не возражал против их браминских обычаев. Он всегда с наилучшими пожеланиями отпускал Хари домой, тем более что дом его находился в одной из тех деревень, где не всем так везло, как его менеджеру Хари.

— Поезжай, Хари. Забирай всю выручку последнего перед отъездом дня и отпразднуй это событие, как полагается. Пища — это первая необходимость в жизни человека. Пусть твоя малышка растет здоровой и красивой, — сказал Энди, похлопав Хари по плечу.

— Спасибо, босс, — с достоинством поблагодарил его Хари. — Ты ведь знаешь, как я люблю свою семью.

Энди знал. Он знал, как непальцы любят и заботятся о своих семьях. Хари было двадцать семь, он был всего на год младше него, но он был уже отцом и никого не любил так, как свою жену и малышку. Энди иногда даже завидовал ему, потому что у Хари все было на своих местах: ум и душа. Еще подростком он выбрался из деревни в Катманду, выучился на менеджера и уже шестой год работал. И работал, надо заметить, отлично. Был практичен и кристально честен. Ему можно было доверять, как самому себе. Но самое главное — он любил и его любили.

А вот у Энди все было не так. Вернее, стало не так со вчерашнего дня. И, наверное, теперь всегда будет не так.

Распрощавшись с командой «Городского рая», он поехал домой, где надеялся встретить своего друга Према. Ему нужно было излить душу, выгрузить из нее эту боль. Знакомую боль оттого, что его бросила женщина. И если раньше в таких случаях он мог оправдать женщину, то теперь не мог.

Припарковав во дворе мотоцикл, он поднялся на свой этаж и, не заходя к себе, постучал к Прему.

— Заходи, Энди! Я давно тебя жду! — услышал он из-за двери приветливый голос.

Энди не зашел, а ворвался. И, как всегда, застал Према за его любимым занятием, от которого тот оторвался, лишь когда увидел Энди на пороге. Захлопнув книгу, Прем встал из-за письменного стола и протянул ему руку.

— Привет, бродяга!

— Привет, философ!

— Усаживайся, а я сварю нам чаю.

Энди повалился в кресло.

— Спасибо, не надо чаю, Прем. Я бы охотнее выпил яду.

Прем присел на край кровати и заглянул ему в глаза.

— Боюсь, что и яду тебе не надо. По твоему виду заметно, что тебя уже отравили. Ну, выкладывай, что случилось?

Энди сделал глубокий вдох и шумно выдохнул.

— Прем, случилось невозможное. Я влюбился.

— Ха-ха-ха! — расхохотался Прем. — Это же прекрасно! Влюбился, радоваться надо!

— Не могу радоваться. Единственное, что я сделал бы с радостью, так это удавился бы.

— Она не оценила твоей любви, Энди?

— Хуже, Прем. Она ее отвергла.

Он рассказал Прему все: и про Корсику, и про то, что случилось в последние дни.

— Вот это история. Можно было бы написать хорошую книгу, — задумчиво сказал Прем, почесывая лоб. — Значит, она просто поиграла тобой и бросила?

— Да. А еще разбила мне сердце. И я не могу понять, зачем она это сделала.

— А может, она не специально? Может, у нее натура такая? Или, может, до сих пор еще любит этого контрабандиста Пьера? — высказал жестокое предположение Прем.

— Я видел, как она его любит, — пробурчал Энди. — Проклинала, на чем свет стоит.

— Но это как раз и может говорить о том, что она его любит. Ты что, женщин не знаешь?

Энди вспомнил, как однажды в отеле она обронила убийственную фразу о хорошем сексе с Пьером. Значит, ей было хорошо с этим негодяем, наркоманом и преступником Пьером? Иначе, с ее свободолюбивым характером, она не продержалась бы с ним и двух дней. И каким таким сексом этот мерзавец удерживал ее? О, глупые женщины! Им часто кажется, что хорошего секса вполне достаточно, чтобы любить мужчину.

Но Русалка глупой не казалась. Она была сложной и противоречивой… и, несмотря на это, мудрой. Хотя это и не мешало ей влюбляться в придурков и липнуть к ним ради секса. Энди никак не мог понять, чего ему не доставало, чтобы стать одним из них.

Он тяжело вздохнул.

— Похоже, не знаю. Знаю только, что я поймался, как глупый карась.

— А ты ей об этом сказал? Женщины любят слышать о том, что их любят.

— Сказал.

— А может, не так сказал?

— Сказал, как мог. Честно. Я ведь, знаешь, стихи женщине читать не умею. Не люблю этих заковыристых, туманных фраз.

— А вот женщины их любят.

Энди снова закачал головой.

— Нет, Прем, Русалка не такая. Она не такая, как все остальные женщины. Она другая. С виду веселая и легкомысленная, а внутри сложная и мудрая… Эх, может, пойдем напьемся, а, Прем?

Прем задумчиво посмотрел на него.

— Нет, Энди, напиваться не будем. От этого еще хуже становится. Мы лучше попробуем ее найти.

— Найдешь! — криво усмехнулся Энди. — Иголку в стоге сена.

— И все же, если очень захочешь, найдешь, — серьезно сказал Прем. — Думай о ней. Представляй себе, что видишь ее. Посылай ей мысленно свою любовь. И она откликнется. Она обязательно почувствует и появится.

— Всю дорогу назад я только этим и занимался. Она мерещилась мне в каждой молодой женщине. Иногда казалось, вот сейчас поверну за угол и увижу ее… Высокую, стройную, улыбчивую, с распущенными русалочьими волосами… И она подойдет ко мне, пронзит взглядом и скажет: «Прости, Куку, что не смогла сказать тебе об этом сразу. Но я ведь тоже тебя люблю. Очень люблю. И теперь мы ни за что не расстанемся».

Прем добродушно улыбнулся.

— А говоришь, что не поэт. Смотри, какую сцену расписал. Вот и продолжай в том же духе.

Энди посмотрел в чистые глаза Према.

— Это все она. До нее со мной никогда ничего подобного не случалось.

— Значит, это любовь, Энди. И ты должен в нее верить. Верь в свою любовь!

Они просидели за разговорами до полуночи. А потом, с легким сердцем, Энди пошел к себе. Его никто никогда так хорошо не понимал, как этот добрый, искренний непальский друг, который тоже приехал в Катманду из захолустья и своими силами пробил себе дорогу в жизнь: окончил университет, и теперь преподавал в колледже, а также подрабатывал треккинг-гидом, мечтая заработать достаточно денег, чтобы засесть за диссертацию.

Прошла неделя. Не прошла, а пролетела. Энди выезжать из Катманду не хотелось, и поэтому он целыми днями возился в своем ресторане, устроил там настоящий переворот. Поменял шторы на окнах — вместо старых, белых в цветах, повесил голубые, напоминающие цвет моря. Поменял абажуры на лампах, висящих над каждым столиком, — вместо соломенных повесил матерчатые в разводах, напоминающих прибрежные волны. Купил большой аквариум с рыбками и пепельницы из морских раковин.

А еще он пытался изобрести новый легкий коктейль под названием «Поцелуй русалки». Но с коктейлем дело оказалось сложнее. Как бы он ни смешивал соки, сиропы, настойки и алкоголь, ничего похожего на вкус тех теплых нежных губ не получалось. И даже ваниль с миндалем не помогали. И Энди наконец отчаялся и забросил свою затею. Разве можно повторить неповторимое? Создать искусственный аналог того, что уникально и существует в природе в единственном экземпляре…

Но зато по ночам, лежа в постели и таращась в потолок, он мог сколько угодно вспоминать этот вкус, чувствовать его на своих губах, с наслаждением глотать и моментально пьянеть.

И он понимал, почему ему так хочется превратить свой ресторан в пучину океана. Он надеялся, что однажды, почуяв родную стихию, там появится она, его Русалка.

Но прошла еще неделя, а она не появилась.

Зато появилось много других людей. Доход ресторана повысился втрое. И теперь Хари, который еще неделю назад упрекал Энди в расточительности, лишь довольно улыбался и пожимал плечами.

Приближался июнь, в конце которого ожидался сезон дождей. А это значило, что туристы из Катманду разъедутся и Тхамель опустеет. По крайней мере, так говорили местные жители.

Однажды под вечер, покончив с работой, Энди уютно уселся за дальний столик с чашкой кофе и свежим выпуском газеты «Хималайян». Неторопливо отхлебнул кофе, развернул газету и удивился. На первой странице вместо обычных политических дрязг была большая статья под названием «Богиня Лакшми благословляет бедных». Энди снова отхлебнул кофе и принялся читать статью.

В статье говорилось о чудесном явлении. О том, что сотни бедняков в разных районах страны обнаружили возле своего дома солидную сумму денег, неизвестно как появившуюся там. Большинство из них тут же устремлялось в ближайшие храмы, чтобы совершить благодарственный ритуал богине Лакшми. «Кто, как не она, способен еще позаботиться о бедных?» — стоял в конце статьи риторический вопрос.

Энди улыбнулся. Потому что он знал, кто. Он знал, что это дело рук его Русалки. Конечно, и без богини Лакшми тут не обошлось. Наверняка это сама богиня давала указания своей дочери. Вложила в ее сердце сострадание и дала силы осуществить эту смелую святую миссию.

Энди разнесло от радости. Ему было радостно не только за обогатившихся бедняков. Ему было радостно за весь этот мир, потому что в нем до сих пор еще живут доброта и сострадание.

Он сунул газету под нос Хари и попросил рассказать о прочитанном всему коллективу ресторана. А по дороге домой купил еще десять газет, чтобы раздать знакомым и, прежде всего, Прему.

Его распирало от гордости. Он гордился своей Русалкой… и от этого еще сильнее скучал по ней.

Прошла еще неделя. Энди все ждал. Пусть она хотя бы появится, думал он. Пусть он увидит ее хотя бы издалека… чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

Был один из тех дней, когда все валится из рук, ничего не клеится. Об этом узнаешь еще с утра, когда, бреясь, обязательно порежешься, а заваривая чай, ошпаришься кипятком. Потом уронишь и разобьешь любимую чашку… В такой день не хочется ни с кем общаться, нет вдохновения к работе. Единственное, чем можно заниматься в такой день, это погрузиться в какую-нибудь не слишком умную, но увлекательную книжку, а, дотянув до вечера, отправиться в самый многолюдный бар, чтобы тупо, в одиночку опьянев, вернуться домой и погрузиться наконец в спасительный сон.

Итак, он весь день провалялся в постели с книгой, а к вечеру отправился в бар на соседней улице, где можно было с успехом перечеркнуть этот бездарный день.

Бар назывался по-французски «Лезье» и располагался на крыше под навесом. Там тихо играла музыка, и повсюду были развешаны бумажные китайские фонарики и разноцветные лампочки с бегающими огоньками. За столиками сидели туристы — большими или малыми группами — в обществе своих непальских гидов или без них. Все бурно общались и всем, казалось, было весело, потому что музыку перебивал шум разговоров и смех.

Энди сел за пустой столик и заказал свой обычный легкий мятный коктейль, который был создан для того, чтобы потягивать его из трубочки до тех пор, пока в голове, кроме музыки, ничего не останется.

Энди успел добиться желаемого уже на половине бокала, когда внезапно в его пустую голову ворвался звонкий женский смех. Неповторимый, беззаботный, журчащий. Смех, который мог принадлежать единственному в этом мире существу — его Русалке.

Энди сначала подумал, что это рассмеялся мятный коктейль в его пустой голове. Решил подыграть Бобу Марли, который с упрямством проповедника пытался всем в этом баре внушить, что все будет хорошо. Но когда смех повторился, раскрутив в памяти Энди карусель воспоминаний, он не удержался и посмотрел туда, откуда этот смех доносился.

Она сидела за столиком в дальнем углу террасы. Сидела, склонив голову к голому плечу, по которому струилась прядь ее волос, и смотрела на своего собеседника — молодого, симпатичного непальца, который вдохновенно о чем-то говорил ей. Или, скорее, пел, как это делают все придурки, попавшие под чары ее синих глаз.

Энди приклеился глазами к ее лицу и почувствовал, как все его существо медленно раздувается от возмущения. От того, как она смотрит на этого мужчину, от того, как кивает ему. Но особенно от того, как она улыбается. Легкомысленно и насмешливо.

Продолжая раздуваться, Энди хотел вскочить, подойти к ней и, дохнув ей в лицо жаром дракона, грозно спросить: «Что, Русалка? Продолжаешь веселиться? Решила еще одного мужчину зачислить в отряд утопленников, погубленных тобой?».

Но пока он прокручивал эту сцену в своей голове, его возмущение лопнуло. Лопнуло от колючек боли и обиды. Почему? Почему она не сидит сейчас с ним? Почему эти русалочьи глаза смотрят не на него? И почему не ему адресована эта легкомысленная, сводящая с ума улыбка?

Энди почувствовал, как его глаза застелила влага. И лицо Русалки, и бегающие огоньки, и фонарики, и счастливые туристы вокруг превратились в абстракцию. Без смысла. Без надежды.

Он снова склонил голову к бокалу, ища в его зеленой мути заветного отупения. И когда на дне бокала остались лишь выцветшие листики мяты, помахал рукой официанту.

— Счет, пожалуйста.

Официант забрал у него пустой бокал и пошел к стойке за счетом. А Энди, обнаружив отсутствие спасительного объекта концентрации, вынул из кармана рубахи ручку и принялся рисовать на салфетке.

— Куку, это ты? — услышал он за спиной ее удивленный голос.

Она стояла, наклонившись к нему и пытаясь заглянуть в его лицо.

— Нет, это не я, — сухо ответил он, не поднимая головы.

— А кто, если не ты?

Он видел краем глаза, как она замахала рукой, подавая сигнал своему дружку, чтобы он ждал ее внизу.

— Это моя погибшая душа, которая парит среди живых и ищет свою любовь.

— А-а-а, понимаю, — протянула она, подавляя смех и пытаясь приглядеться к его творчеству. — А что это твоя душа здесь нарисовала? Можно посмотреть?

Энди, не глядя, сунул ей под нос салфетку. Она взяла ее и приблизилась к лампе. Стала внимательно рассматривать.

— Я вижу здесь три ярких солнца, две луны, несколько метеоритов… Похоже, это вид одной из тех вселенных, которые посещала твоя душа, блуждая по космосу, — сказала она задумчиво. — Только не пойму, при чем здесь рыбки и эти странные вьющиеся стебли? Разве в пространствах той вселенной водятся летающие рыбы и растения?

— Глупая. Это не другая вселенная. Это недра моря с морскими звездами и чудищами. Ты что, совсем забыла, откуда пришла? Забыла родину? — пробурчал он.

Но в его голосе не было ни обиды, ни злости. Непонятно, куда они испарились. А вместо них в душу ворвалась ослепительная радость. Как будто и вправду какое-то шальное солнце из другой вселенной случайно закатилось в эту, чтобы озарить и согреть ее.

Он не удержался и поднял на нее глаза.

— Ну вот, наконец-то, — сказала она с улыбкой. — Привет, Куку.

И, конечно, сказав это, наклонилась и поцеловала его в щеку.

— Привет, Русалка, — ответил он, привычно ошарашенный.

— Я рада, что мы снова встретились, Куку. Я ведь говорила, что мы еще встретимся, — прощебетала она, весело поблескивая глазами.

— Ты много чего говорила.

— Помню. И все, что еще не сбылось, скоро сбудется.

Он в сомнении пожал плечами.

— Пусть бы хоть половина сбылась.

— Не половина, а все сбудется. Обязательно. Вот увидишь.

Он промолчал, поражаясь ее абсурдному оптимизму. Разве хоть одно из его желаний способно сбыться без нее в его жизни? Нет. Но она этого не понимала. И теперь вдруг заметно засуетилась.

— Ой, прости, Куку, мне нужно бежать. Меня ждут, — протараторила она.

Он вздохнул.

— Знаю. Беги.

— Ну пока, Куку.

— Прощай, Русалка.

И она убежала. Вот она была, а вот ее уже нет. Убежала к другому и унесла с собой салфетку, испещренную симптомами его последней одержимости.

Энди наконец увидел на столике перед собой счет. Оплатил его и быстро вышел. И когда оказался на улице, пожалел, что не задержался в баре еще на несколько минут, потому что видеть, как она садится на мотоцикл своего нового приятеля, было хуже гестаповской пытки. А еще хуже было видеть, как они вместе укатили. В пустоту ночи. Туда, куда вслед за ними улетели и последние надежды Энди.

Спал Энди в эту ночь на редкость скверно. Потому что для того, чтобы заснуть, нужно было перестать думать. А перестать думать было невозможно, потому что он думал о ней. Поэтому он всю ночь то засыпал, думая о ней, то просыпался, думая о ней. И наконец додумался и все понял. Он понял, кем была его Русалка. Она была одной из тех девушек, которых в народе мягко называют девушками легкого поведения. Одной из тех, для кого жизнь была игрой, карнавалом соблазна, вечным флиртом. Вечно новым романом с новым мужчиной.

И что в этом плохого? Почему такой образ жизни принято осуждать? Что хорошего в жизни добропорядочной домохозяйки, которую давно разлюбил муж, потому что она растолстела, родив ему троих детей? Много ли счастья в трясине повседневной рутины, когда, кроме заботы о детях, ничего больше не радует? Есть ли какой-то смысл в том, чтобы терпеть давно остывшего к тебе, брюзжащего мужа с потухшим взглядом, глаза которого оживают, только когда смотрят на молоденькую соседку? И разве самая порядочная домохозяйка, по ночам орошая слезами подушку оттого, что ее не любит муж, не мечтает однажды проснуться соблазнительницей-русалкой? Вырваться из плена скуки и броситься в объятия незнакомца, очарованного ею?

Нет, Энди свою Русалку не осуждал, потому что ничего хорошего в жизни нормальных, правильных людей не находил. Поэтому, наверное, его и бросали все те женщины, с которыми он был близок. Они все были нормальными и правильными. Все хотели завести нормальных и правильных мужей, чтобы потом всю оставшуюся жизнь жалеть об этом. И они были правы, что бросали его. Они чувствовали в нем этот скрытый протест.

Но ведь Русалка тоже его бросила? Может, потому, что для нее он был слишком правильным?

К вечеру, продолжая размышлять, он добрел до своего ресторана. Пожал теплую руку Хари, который перебирал счета, и официантам, которые при виде него странно подтягивались, от чего он никак не мог их отучить.

— Принести вам кофе, сэр? — спросил один из них.

— Да, Санджей. Спасибо.

Посетителей в ресторане было немного. Энди сел за первый у стойки бара столик, спиной к залу, и вдруг почувствовал странную неловкость. Как будто кто-то сзади буравил его затылок глазами. Ему ужасно хотелось обернуться. Нестерпимо. Но он попытался себе внушить, что это у него легкий нервный сдвиг — последствие вчерашней встречи с Русалкой.

Санджей принес ему кофе.

— Что-нибудь еще, сэр?

— Нет, спасибо. А скажи, Санджей, там, в конце зала, не сидит случайно белокурая красивая девушка? — не удержался он.

Санджей оглядел зал.

— Сидит.

— А что еще она делает?

— Смотрит на вас, сэр.

— Спасибо, Санджей.

Энди обернулся. Она действительно сидела в конце зала у окна. Его Русалка. И как только их глаза встретились, улыбнулась и помахала ему рукой.

Значит, она все-таки запомнила название его ресторана. И нашла. Только зачем она здесь? Хотя, судя по тому, с какой оголтелой радостью забилось его сердце, это было неважно. Он встал и направился к ней.

— Не могу поверить: ты в моем ресторане, — сказал он, глядя на ее сияющее лицо.

— Сомневаешься, можешь потрогать меня. Или поцеловать. — Она искоса блеснула на него глазами и кокетливо подставила для поцелуя щеку.

Энди наклонился и коснулся губами ее щеки. Быстро, будто боялся обжечься. Совсем не так, как ему хотелось.

— Ждешь кого-то? Или просто так заглянула? — спросил он.

— Просто так.

— А почему тогда не подошла?

— Хотела проверить, почувствуешь ли ты мой взгляд. — Не сводя с него синих смешливых глаз, она, как обычно, склонила голову к плечу и оглядела его.

— Очередной тест, который я, надеюсь, прошел с успехом? — усмехнулся он.

— Да. Хотя, как всегда, долго сомневался.

— А ты думаешь, легко поверить, что я вижу тебя в своем ресторане?

— А ты что, глазам своим не веришь?

Пока она хихикала, Энди подумал, что ему иногда хотелось бы не верить своим глазам. Например, вчера.

— Ты не против, если я к тебе присоединюсь? — вместо ответа спросил он.

— Конечно, не против. Я ведь пришла к тебе, Куку. Или ты и этому не веришь?

Он и верил, и не верил. И просто ничего не понимал. Ничего, кроме своего сердца, которое теперь не билось, а неудержимо отплясывало в его груди какой-то праздничный африканский танец.

Он сел напротив нее и изо всех сил нахмурился, стараясь скрыть от нее эту необузданную пляску в груди. Жестами переговорил с официантом, объясняя, чтобы он перенес сюда его кофе.

— А ты, похоже, не очень рад меня видеть, — сказала она, хлопая ресницами.

— Я неплохо порадовался, увидев тебя вчера. Как он? Успешно проходит тесты? Или уже на каком-то завалился? — Он не знал, откуда прорвался этот язвительный упрек.

— Пока держится отлично. А что? — легко ответила она.

— Я знаю, что это не мое дело, но мне почему-то хочется узнать, как ты живешь, Русалка. Я не имею в виду личную жизнь, — извиняющимся тоном сказал он. — Меня интересует, чем ты занимаешься?

— Хочешь знать, есть ли у меня какая-нибудь приличная людская профессия?

— Нет. Меня не интересует, приличная она или неприличная. Мне просто хочется получше узнать тебя. — Он знал, что ему терять нечего. Чем бы она его не ошарашила. — Пойми, я не стану тебя осуждать, потому что ты выше всего, что ты делаешь, Русалка.

— Представляю себе, что там варится в твоей голове, Куку, — рассмеялась она. — Хотя… мне стыдно. Стыдно, потому что как раз то, что мне хочется делать больше всего, я не делаю. Я, например, уже год как забросила свое любимое дело.

— И какое же это дело, Русалка?

— Археология, — сказала она тихо и стыдливо опустила глаза.

— Археология?

У Энди глаза вылезли на лоб. И это то, что она от него скрывала? То, чего стыдилась? Ему теперь было стыдно за себя.

— Да, — продолжала она. — Меня папа в детстве таскал с собой не только на вечеринки. Я еще часто ездила с ним в экспедиции и на раскопки. Там и заразилась любовью к истории и разным древним находкам. А после университета осталась работать на кафедре и продолжала ездить в экспедиции и на раскопки. Бывало даже с учеными со всего мира. Эх, какое это было время…

— Так вот откуда ты так хорошо знаешь английский?

— Что английский! Я была хорошим молодым специалистом.

— Тогда почему же ты забросила любимое дело?

— Потому что я дура. Не знаю, что на меня нашло, но только после того, как я встретила Пьера, все в моей жизни покатилось под откос. Стала ездить с ним по разным тусовкам, пропускать работу. И меня однажды попросили уволиться. А я ведь мечтала защитить диссертацию… — Она вздохнула и постучала себя кулачком по лбу. — Потерянная.

— Не думаю. Ты еще можешь вернуться. Не стоит так отчаиваться, Русалка.

— После того, как я опозорила своего отца? Нет, я не смогу.

Глупая гордыня молодости, подумал Энди.

— Русалка, все в этой жизни совершают ошибки. В этом нет ничего страшного, потому что многие из них можно исправить.

— Можно, только я теперь не знаю, с чего начать, — грустно сказала она.

У их столика появился официант и поставил перед ней тарелку риса и овощные манчжуриан в соусе. Энди вспомнил о своем кофе.

— Кофе хочешь? — предложил он и потрогал кофейник. — Хотя, извини, он уже остыл.

Официант унес его остывший кофе, а она продолжала смотреть на него, будто ждала чего-то.

— Послушай, Русалка, я не знаю, чем могу тебе помочь, но был бы очень рад, если бы мог, — сказал он.

Ее глаза прояснились.

— Я знаю, Куку. И знала, что ты это скажешь, — улыбнулась она. — Только зачем это тебе надо?

— А зачем тебе надо было раздавать бедным непальцам деньги? У тебя что, своих проблем мало? Я, между прочим, читал в газете. Непальцы думают, что это богиня Лакшми их благословила. Ты молодчина, Русалка. Я ужасно был рад. Вот и мне было бы приятно тебе помочь. Веришь?

— Верю, — кивнула она.

— А теперь ешь. А то и твоя еда остынет.

Он не успел еще допить первую чашку кофе, как она смела со своих тарелок все, что на них было. И только очистив их, снова подняла на него глаза.

— Прости, что я с такой неприличной скоростью все подмела. Но я почти сутки не ела. Не было времени, — сказала она, смущенно улыбнувшись.

— И чем же ты была так занята, что некогда было поесть? — последовал провоцирующий вопрос.

Она махнула рукой.

— Ой, потом. Слишком много рассказывать. Но теперь я, слава богу, свободна.

Он вздохнул. Очередная русалочья загадка.

Отодвинув пустые тарелки, она принялась махать официанту, но Энди задержал ее руку.

— Ты не против, если я угощу тебя? В конце концов, ты — моя гостья.

— Не против, — быстро согласилась она. — Спасибо.

Он был готов к тому, что, поблагодарив его, она заторопится куда-то. Хотя и объявила, что свободна. Но ее свобода — это ее свобода, и это не значит, что он имеет право посягать на нее.

— Кофе хочешь? — спросил он, наливая себе вторую чашку.

— С удовольствием.

Он наполнил пустую чашку, которую догадливый официант принес вместе с его разогретым кофе, и придвинул к ней.

— Что ж, значит, ты теперь свободна и никуда не торопишься? — спросил он странно дрогнувшим голосом.

Она отхлебнула кофе, и в ее глазах появился знакомый насмешливый блеск.

— А ты собираешься куда-нибудь пригласить меня?

Глава 10

Они неторопливо побрели по сверкающим вечерними огнями улочкам Тхамеля, дошли до площади Тахити, обошли буддийскую ступу неподалеку от нее и незаметно добрели до площади Дарбар.

Она увлеченно разглядывала старые дома, украшенные ажурной деревянной резьбой; индуистские храмы, испещренные барельефами и украшенные бронзовыми статуями крылатых чудищ с горящими глазами и угрожающе разинутыми пастями. Ее восхищали даже трущобы и пыльные узкие улочки, где приходилось протискиваться сквозь толпу народа, скопление велорикш, мотоциклов, легковых машин, телег и бог знает, чего еще.

Оказавшись на площади Дарбар, они забрались по круто взлетающим вверх ступенькам, окружающим храм, и уселись прямо у храма на голые каменные плиты.

— Мне нравится Непал, — словно в заключение, сказала она.

— И что же тебе здесь нравится? — поинтересовался Энди.

— Все. Атмосфера, вся эта дивная старина, люди… А еще здесь наверняка есть, что откопать.

— А как насчет непальских мужчин? — неожиданно спросил он и тут же почувствовал себя дураком. — Откопала интересного?

Какое он имеет право? Он знал, что вчерашняя сцена в баре все еще не дает ему покоя. Но, видимо, знать что-то, не значит не делать глупостей.

— Славные ребята, — усмехнулась она. — Всегда готовы помочь, если нужна помощь. И откапывать их совсем не надо. Не зарываются.

— А тот, вчерашний парень, тоже готов помочь? Кто он?

Он почувствовал себя еще большим дураком, но обратного пути не было. Уж если дурак, то будь им до конца, подумал он. В конце концов, он влюблен в эту девушку и ничего не может поделать со своей идиотской ревностью.

— А ты очень хочешь знать? — спросила она, бросив на него колючий взгляд.

— Очень. Просто лопаюсь от любопытства.

— Хочешь сказать, от ревности?

— Да. От нее. Хотя знаю, что это абсурд. У тебя своя жизнь…

— У всех своя жизнь, Куку, и, вместе с тем, никто из нас не живет один. Все в этом мире в большей или меньшей степени связаны друг с другом и зависимы друг от друга. Никто не живет только своей жизнью, и наши мелкие предпочтения и неприязни часто приходится отодвигать в сторону, игнорировать ради чего-то большего, — неожиданно обрушила на него она.

— Я слышал уже об этом на лекциях одного тибетского ламы, — сказал он небрежно. — В основном, согласен, но все же мы выбираем себе в друзья тех, кто нам ближе по уму и сердцу. Не так ли?

— Так. Поэтому я и здесь, с тобой.

Он не ослышался? Ему хотелось, чтобы она повторила эти слова. Хотя речь, скорее всего, идет только о дружбе…

— Спасибо. Польщен. Значит, я — всего лишь друг, а непальскому молодому человеку повезло больше? — проговорил он с горечью.

Она развернулась и со всей силы заехала ему кулаком в плечо.

— Ты почему дерешься, Русалка? Разве я не прав? — потирая плечо, возмутился он.

— Не прав, потому что мужчина, с которым ты видел меня вчера, — следователь прокуратуры. Между прочим, он ведет дело Пьера, и у нас вчера было очень много дел. Он хотел знать о Пьере, вот и пришлось целый день проболтать с ним. Посоветовал хорошего адвоката… Кстати, этот самый следователь вернул мне мой мобильник. Он, конечно, проверил мои связи и понял, что я в дела Пьера не замешана. А вечером пригласил меня в бар… — сказала она и стала смотреть куда-то вдаль.

Но Энди от этого легче не стало.

— Ты виделась с Пьером? — с трудом выдавил из себя он, чувствуя, как в горле застрял комок, а на лбу выступила испарина.

Она все еще любит этого негодяя?!

— Да, — сказала она, продолжая смотреть вдаль. — Рассказала ему, куда сплавила его денежки. Он проклинал меня, конечно. А мне его жаль. Ему грозит не меньше десяти лет. Но чтобы он успокоился, пообещала, что не расскажу полиции о том, что он меня похитил. Жаль его. Он такой несчастный. Все мозги кокаином высушил… Но я верю, что он не безнадежный. Может, еще исправится.

Энди молчал, пытаясь отыскать внутри своего сердца хоть одно хорошее чувство к мерзавцу Пьеру. И нашел. Благодарность. Да, именно благодарность. В первую очередь за то, что Пьер заточил их с Русалкой в том чудесном отеле. Это благодаря Пьеру он провел с этой девушкой два незабываемых дня. Два дня, в которые вместилась целая жизнь. Нервная, странная, счастливая, беззаботная. А главное, он держал эту девушку в руках. Танцевал с ней, пил за любовь. И один раз даже поцеловал.

А она… Она ненормальная и добрая. И он сам уже настолько глупо выглядит, что не станет выглядеть глупее, если задаст ей еще один идиотский вопрос.

— Так ты до сих пор его любишь, Русалка?

— Кого? — Она резко повернула к нему голову и с абсолютной невинностью посмотрела в глаза.

— Как кого? Пьера…

— Ты действительно «куку»? Разве можно Пьера любить? Его можно жалеть, сочувствовать ему. Желать, чтобы он понял что-то о жизни, о людях, которые его окружают. Понял, что хорошо, а что плохо. А еще его можно простить, потому что все мы, как ты сам выразился, совершаем ошибки. Но любить его? Я думала когда-то, что люблю, но это тоже оказалось ошибкой, самообманом. Просто это внутри меня… потребность любить…

Энди наконец стал понимать ее. Почему она так теперь смотрела на него. Смотрела, слегка откинув назад голову, вот-вот готовая прикрыть глаза.

И Энди поцеловал ее. Потому что она ждала этого и хотела, потому что хотел этого он, потому что это было правильно… И так сладко…

— Я люблю тебя, Русалка, — сказал он, держа в ладонях ее лицо. — Не знаю, как это случилось, но теперь это часть моей жизни. Или, скорее, большая часть моей жизни. Нет, это больше моей жизни, это все, что у меня есть. Понимаешь? И я ждал тебя, я так ждал тебя эти две недели. Так что вот он я — весь перед тобой…

Она убрала его руки с лица и отвернулась в сторону.

— Я… не знаю, Куку… — сказала она неуверенно. — Я не стою твоей любви.

Он взял ее за плечи и заставил посмотреть на себя.

— Но ведь ты тоже меня любишь, Русалка! Я знаю, чувствую это, когда целую тебя. И когда ты целуешь меня. И когда мы просто смотрим друг на друга. И почему это ты вбила себе в голову, что не стоишь моей любви? Ты ведь даже сказала, что хотела бы такого, как я, помнишь? Так вот он я. И я тебя люблю! Люблю, потому что люблю! И потому что ты стоишь этого!

Она взяла его за руку и потрясла ее слегка.

— Пойдем, а? Уже поздно.

Она не только сложная. Она невыносимая. Целоваться с ним она любит, а его нет. И почему-то твердит, что не стоит его. От отчаяния ему хотелось плакать.

— А такого, как я, ты могла бы полюбить? Скажи, Русалка? Может, мне нужно стать таким, как я? — снова горячо выпалил он.

Она ничего не ответила. Только посмотрела ему в глаза и улыбнулась. А потом встала и потянула его за руку.

— Пойдем, — сказала она спокойно. — Пойдем, а то я вижу уже на площади военный патруль…

Энди опять ничего не понимал. В сердце застряла боль, в голове все смешалось. Она любит его или нет? Но это теперь ей решать. Может, ей просто нужно время, чтобы понять это.

Они пересекли площадь и свернули в переулок. В тишине ночи только слышались их гулкие шаги по каменным плитам.

— Я провожу тебя до твоего гест-хауза, — сказал он уныло. — Ты где остановилась?

— Нигде.

— Как нигде?

— А вот так. Вещи оставила в гест-хаузе на хранение, а сама съехала из него.

— Почему?

— Потому что у меня закончились деньги.

— У тебя совсем нет денег?

— Нет. Все, что причиталось бедным, я раздала. Ну, конечно, брала оттуда на дорожные расходы, потому что мои деньги закончились еще два месяца назад в Индии.

— А где же ты собиралась ночевать? — снова спросил он.

— У тебя, — спокойно ответила она. — Где же еще? Ты ведь меня на улице не оставишь?

— Конечно, не оставлю. Правда, у меня только одна комната. Но я с радостью уступлю тебе свою кровать, а сам лягу на полу. Идет? — протараторил он, не пытаясь скрыть радости.

— Идет.

Безумная, снова подумал он. Она весь миллион раздала бедным и не догадалась приберечь хотя бы тысяч десять для себя. Безумная. Но это прекрасно. Это просто замечательно, потому что теперь она хоть какое-то время побудет его гостьей.

— А что ты будешь делать дальше? — снова спросил он.

— Позвоню Одиль, она пришлет мне денег на билет домой, — ответила она.

— Ты собираешься домой?

— Нет, не собираюсь.

Опять загадка. Она одновременно собирается домой и не собирается. Но это она, его Русалка, — такая, какой он ее любит.

Они дошли до его переулка, свернули и вскоре уже входили в ворота.

— А хозяева твои ворчать не будут? — спросила она с опаской. — Может, нужно законспирироваться?

— Нет, Русалка, конспирироваться нам больше не нужно. Мы теперь свободные люди, — рассмеялся он. — Я тебя завтра познакомлю и с хозяевами, и с Премом — моим соседом и другом.

— Сосед? Это интересно… — сказала она, поиграв глазами. — Он молодой и симпатичный, как ты?

— Ты хочешь знать, такой ли он, как я?

— Да.

— Зачем? Чтобы разбить сердце еще одному мужчине?

Она в ответ только расхохоталась.

Они поднялись на третий этаж, остановились перед дверью его комнаты, и он принялся возиться с ключом. И пока гремел ключом в замочной скважине, отворилась соседняя дверь.

— Привет! Что, ключ заело? — На пороге появился Прем и тут же попятился. — Ой, прости, Энди, не знал, что ты не один…

Энди обернулся и увидел, что Астрид уже протягивает Прему руку.

— Привет! Меня зовут Русалка. А ты — Прем?

— Да. Очень приятно, Русалка. Много слышал о тебе, — сказал Прем и принялся пожимать ее руку.

— И что же ты обо мне слышал, Прем? — спросила она, блеснув глазами.

— Уверен, что ты сама уже много раз слышала это, — ответил дипломатичный Прем. — Рад, что наконец увидел тебя. Может, зайдете оба на чай?

Энди наконец открыл дверь, включил в комнате свет и теперь тихо кипел. Кипел, ожидая ее ответа на приглашение Према.

— А что? Почему бы нам не выпить чаю с твоим соседом, Куку? — спросила она, продолжая издевательски блестеть глазами.

Энди хотел ей сказать, что мог бы и сам приготовить ей чай. Тем более что все, что могло закипеть, уже кипело. У него внутри.

— Смотри сама. Если ты не устала и хочешь пообщаться… — вместо этого пробормотал он, пожимая плечами.

Она на пару секунд задумалась. И в конце утешила:

— Спасибо, Прем, но будет лучше, если мы зайдем к тебе на чай завтра. Сейчас уже поздно, и мы оба устали.

— Как хотите, — легко согласился Прем и попытался заглянуть в глаза Энди. Но тот, насупившись, подпирал косяк своей двери и смотрел куда-то в темноту. — Что ж, тогда до завтра. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Прем, — сказала она.

— До завтра, Прем, — пробурчал он.

Прем скрылся за дверью, а он сделал жест, приглашая ее войти.

— Прошу, Русалка. Только не обращай внимания на бардак.

Она вошла и тут же повалилась на кровать.

— И это бардак? — рассмеялась она. — У тебя идеальный порядок по сравнению с тем, что обычно делается в моей комнате!

И все же он быстро подобрал с полу носки и брюки, сдул со столика у кровати пыль и закрыл книгу. Потом собрал рубашки, развешанные по стульям, и запихнул их в шкаф.

— Теперь порядок, — объявил он. — Вот тут душ и туалет… — Он указал рукой на дверь. — Вон там, в углу — кухня. Чувствуй себя как дома, Русалка.

Едва он проговорил это, она вскочила с кровати и стала снимать с себя одежду. Сначала ее легкие брюки пролетели по комнате огромной птицей и повисли на краю только что освобожденного от ноши стула. Следом за брюками полетела майка. Но не долетела и приземлилась на полу, у ножки стула. У Энди, как всегда в таких случаях, только открылся рот, но слов не нашлось.

Теперь дело оставалось только за ее нижним бельем. Она завела руки за спину и стала возиться с застежкой лифчика. И, глядя на ее мучения, Энди не выдержал.

— Я тебе помогу? — предложил он, недоумевая, что побудило ее к резкому желанию раздеться.

— Да, Куку, помоги, а то я с ума сойду, пока расстегну ее, — сказала она.

Он вмиг оказался за ее спиной и одним легким движением пальцев разделался с застежкой. А что теперь? — застыл в его глазах мучительный вопрос.

А ничего. Она стащила с себя трусики, оставила их на полу у кровати и, стоя перед ним в чем мать родила, посмотрела на него.

— Ну что ты смотришь на меня так, как будто никогда еще не видел меня голой? — удивилась она. — Сам же сказал, чувствуй себя как дома. Вот я и собираюсь принять душ. Кстати, полотенце найдется?

Энди бросился к шкафу, достал полотенце и вручил ей. И она скрылась за дверью ванной. А он еще с минуту стоял посреди комнаты. Ошарашенный. А потом вдруг сообразил, что следует сварить ей чай, и бросился на всех крыльях на кухню. Потому что, когда она выйдет из душа, ей непременно захочется чаю. Нормального, ромашкового. А не какой-нибудь гремучей смеси, которую они когда-то пили в его бунгало на Корсике.

Через полчаса она появилась из ванной, обмотанная полотенцем, с завязанными на затылке узлом мокрыми волосами. Появилась и тут же бросилась в свежую постель, приготовленную для нее. Забралась под легкое одеяло и заметила на столике чайник.

— Это чай? — спросила она.

Он кивнул.

— Для тебя.

Она скривилась.

— А посерьезнее ничего не найдется?

— Извини, Русалка, но я не знал, что у меня сегодня появится такая привередливая гостья, которая перед сном пьет исключительно серьезные напитки. Не успел подготовиться.

— Что ж, чай так чай, — вздохнула она. — Наливай чаю.

Он разлил чай, подал ей. Она отпила и улыбнулась.

— Ромашковый. Мой любимый. — Она с удовольствием отпила еще и глянула на него. — А может, и пожевать что-нибудь найдется?

— Конечно, найдется, — оживился он. — Сандвичи с сыром?

— Пойдет.

Энди помчался на кухню, вспомнив ту ночь на Корсике, когда она заснула, не дождавшись его сандвичей. Может, теперь он все же успеет накормить ее перед сном?

Но он опять не успел. Потому что, когда вернулся в комнату с горячими сандвичами, застал уже знакомую картину. Она спала. Самым бессовестным образом спала, свернувшись котенком и нежно обнимая подушку.

Разбудить ее? Нет, пусть лучше спит. Вымоталась, небось, бедняжка. Он погасил свет, включил настольную лампу и, усевшись на матрас на полу, принялся уминать и ее и свои сандвичи.

Ничего, пусть она теперь спит. Завтра утром он накормит ее королевским завтраком.

Энди проснулся с чувством необъяснимой тревоги. Открыл глаза и первым делом глянул на кровать. Так и есть. Она ушла. Об этом говорит скомканное одеяло и свалившаяся на пол подушка. И неживая тишина в доме. И еще это ужасное ноющее чувство, которое внезапно вломилось в его душу.

Он снова повалился на матрас и невидящими глазами уставился в потолок. Она ушла. Ушла, потому что не любит его. Не ушла, а сбежала. Без денег и его королевского завтрака. Не простившись. Не поцеловав его на прощание.

Почему?

Он чувствовал, как боль накапливается в его сердце, превращаясь в какое-то взрывоопасное вещество. И ждал, что, накопившись, оно само по себе взорвется и разнесет в клочья и его измученное сердце, и эту пустую комнату, и весь этот мир, который он так бережно выстраивал, надеясь, что она поселится здесь вместе с ним.

Но она ушла. Ушла, даже не подумав о том, как он будет жить без нее.

Он пролежал на матрасе все утро. Его сердце так и не взорвалось, а боль продолжала накапливаться и медленно убивать его. В полдень, уже почти неживой, он встал с матраса, сходил в туалет, а потом залез под холодный душ и простоял под ним полчаса как истукан.

И только после душа понял, что ему тоже нужно куда-то уйти. Сбежать из этой пустой комнаты, от этой ноющей боли.

А чтобы это стало возможным, нужно найти ключи от мотоцикла.

Он полез в шкаф и перерыл карманы всех рубашек. Он всегда носил ключи от мотоцикла в кармане одной из рубах. Но почему-то теперь ни в одном из них ключей не оказалось. Он плюнул на ключи и вышел на веранду.

А что, если она у Према? — закралось ему в голову страшное подозрение. Сегодня выходной, Прем не работает. Может, они сидят теперь у него, пьют чай, и она улыбается ему своей русалочьей улыбкой?

Энди бросился к двери соседа и заколотил в нее кулаком.

— Привет, Энди! — послышался из-за двери спокойный голос Према. — Дверь открыта, заходи!

Энди ворвался. И увидел удивленные глаза Према, который, как всегда, сидел за письменным столом перед раскрытым фолиантом. И кроме Према и фолианта в комнате никого не было.

— Что с тобой, Энди? — встревожился Прем, вставая из-за стола. — На тебе, приятель, лица нет. Что случилось?

— Не знаю, но я, кажется, сошел с ума. Эта Русалка… Она сбежала… — пробормотал Энди, запустив пальцы в волосы.

— Как сбежала? Когда она могла сбежать? Ведь я утром слышал, как вы куда-то укатили на твоем байке…

— Мы никуда не укатывали, Прем, — ответил озадаченный Энди. — Я спал, а когда проснулся, ее уже не было. Она сбежала.

Прем зачесал затылок.

— Интересно… Выходит, и у меня не все дома, потому что утром я слышал, как во дворе завелся твой байк.

Энди выбежал на веранду и, свесившись через перила, оглядел двор. Убедился, что его мотоцикл исчез.

— Она угнала мой мотоцикл! Прем, она сбежала от меня на моем собственном байке! — отчаянно, едва не плача, прокричал он.

Прем подошел к нему и по-дружески похлопал по плечу.

— Успокойся, Энди, она не сбежала. И байк твой не увела. Она просто одолжила его у тебя и поехала покататься. Она вернется.

И стоило Прему сказать это, как со двора послышалось громкое механическое кудахтанье. Энди снова бросился к перилам веранды.

— Ну что я тебе говорил? — послышался из комнаты веселый голос Према. — Беги встречать!

Но Энди никуда не побежал. Он прислонился спиной к краю террасы и стал молча наблюдать, как она умело загнала мотоцикл во двор, заглушила мотор и стащила с головы шлем. Потом тряхнула головой, освобождая из плена свои необузданные, как она сама, пряди.

Она вернулась. И вернула ему жизнь. И все же… Даже несмотря на то, что он снова чувствует себя живее всех живых, ей эта выходка даром не пройдет. Ей, видите ли, покататься захотелось, и ей плевать, что он за это время мог свихнуться!

Он слышал на лестнице ее приближающиеся шаги и ждал. Пусть появится! Пусть попробует пронзить его своими русалочьими глазами! Пусть сколько угодно улыбается! Пусть даже попробует повиснуть у него на шее и поцеловать! Пусть…

Но она уже стояла перед ним, смотрела на него русалочьими глазами и улыбалась.

— Ну не злись, Куку, — прошептала она, целуя его в щеку.

— Не злился бы, если бы ты предупредила.

— Но ведь ты спал.

— Могла разбудить. Или еще вечером перед сном сказать, что тебе утром куда-то нужно. Я уж не спрашиваю, куда…

— Но ведь я вчера заснула…

Конечно, он помнит. И все прекрасно понимает. Она забыла. И хотя у него еще оставалась куча вопросов к ней, они все теперь казались мелкими и глупыми. Потому что он ждал, что она наконец скажет ему о самом важном. Например, почему она здесь? С ним? Ведь она здесь не потому, что у нее нет денег и ей некуда больше идти…

— Ну не злись, Куку, — продолжала она. — Мне нужно было срочно продлить визу. Она у меня вчера закончилась…

— И это все?

— Нет.

— Что же еще?

Она отвела глаза в сторону.

— А ты лучше спроси меня, зачем я ее продлила? И вообще, зачем я здесь?

Его сердце замерло. Даже, казалось, совсем перестало биться.

— Зачем ты здесь, Русалка? — спросил он тихо, боясь собственного голоса.

— Я здесь, потому что не нашла другого такого, как ты. Потому что таких, как ты, больше нет. Потому что таким, как ты, можешь быть только ты. Ты один такой, Куку. Вот почему я здесь. И я собираюсь остаться здесь с тобой. Понимаешь? Остаться навсегда!

Навсегда! — прокатилось эхом в его ушах. Навсегда? — переспросил он себя, хотя она и отчеканила это слово так, будто это был приказ высшего небесного суда, приказ самой судьбы.

И разве этого мало? Он снова был ошарашен. Ошарашен от счастья. От того, что свершилось невозможное.

Он не мог больше ни говорить, ни слушать. И поэтому сделал то единственное, на что оказался теперь способен: он подхватил ее на руки и стал вместе с ней кружиться по террасе. И она, повиснув у него на шее, запрокинула назад голову и огласила округу своим звонким русалочьим смехом.

А потом он принес ее в комнату, и они повалились на кровать, и он целовал ее. Задыхаясь от счастья, надеясь, что теперь сможет делать это каждый день, каждый час… До конца жизни…

Если только не задохнется сейчас от восторга.

Вернувшись под вечер из «Городского рая», Энди вошел в свою комнату и понял, что до сих пор употреблял слово «бардак», имея очень слабое представление о том, что это такое на самом деле. Похоже, раньше он никогда еще настоящего бардака не видел. Потому что настоящим бардаком наверняка было то, что теперь творилось в его комнате. Ее вещи, которые она перевезла из гест-хауза, были разбросаны по всей комнате: они лежали, висели, валялись, ютились по углам. Это были джинсы, брюки, юбки, блузки, футболки, туфли, ботинки… Лифчики, трусики, носки. А кроме них повсюду, на всех плоских поверхностях, включая пол, стояли старинные статуэтки, горшки и вазочки. А кроме них были еще книги, которыми, если сложить их в одну стопку, можно было бы подпереть потолок. Если, конечно, он вдруг начнет падать.

Зато из кухни вкусно пахло. Так вкусно, что у Энди потекли слюнки, даже несмотря на то, что он недавно поел.

Он не удержался, пробрался в кухню и обшарил кастрюли. Обнаружил еще горячий суп из шпината, овощное рагу и картофельное пюре. Теперь оставалось обнаружить саму хозяйку.

Но это, насколько он знал, было гораздо сложнее, чем найти суп, и даже сложнее, чем найти теперь что-либо в его комнате. Он сел на кровать и задумался.

У Према ее быть не могло, потому что на его двери висел замок. У хозяев? Хозяева приходят с работы, когда уже темно. Значит, оставался только один огромный, широко раскинувшийся по долине город Катманду. Она наверняка где-то в нем. А поэтому и неважно где. Главное, что она совсем близко…

Он просидел на кровати минут десять, счастливо и загадочно улыбаясь, пока ему в лицо не плеснули лучи заходящего солнца.

Где же может быть его Русалка? Конечно, поклоняется Солнцу!

Энди взлетел по лестнице на крышу. И, щурясь от солнца, увидел бабочку…

Она порхала по крыше и ничего не видела, потому что уже давно была ослеплена закатом. И это была очень необычная бабочка. У нее были длинные светлые волосы, которые порхали вместе с ней. А еще она была в коротком платьице на тонких бретельках, которое едва прикрывало ее бедра.

Но откуда у бабочки могли взяться такие длинные, точеные великолепные ноги? — спросил себя Энди и, наконец, узнал в бабочке свою Русалку.

А она порхала. А иногда останавливалась, продолжая порхать одними руками, как будто купалась в янтарных лучах заходящего солнца. А еще она иногда подставляла лучам свое лицо и замирала. Как будто ждала поцелуя.

Энди поймал момент, когда она остановилась, подкрался к ней сзади и нежно обвил руками — повязал ей крылышки. Но она даже не вздрогнула. Она только доверчиво вздохнула и обмякла. Узнала его руки, его тепло.

— Я так хочу этого… Так безумно хочу этого с тобой, Энди… — прошептала она неожиданно.

Он замер. Потому что снова был ошарашен. Она впервые назвала его по имени! И произнесла его так же, как обычно произносит «Куку», — ласково, насмешливо. Но не это главное. Главное, что она хочет его. И хочет прямо здесь, на крыше. Так в чем же дело? Разве теперь что-то может быть невозможным?

— Не проблема, Русалка, — прошептал он в ответ, склонившись к ее ушку. — Я тоже очень хочу этого с тобой. Еще безумнее, чем хочешь ты. Веришь?

— Верю, — вздохнула она. — Но сначала я должна тебе в чем-то признаться…

— Признавайся побыстрее, потому что я не могу больше ждать.

Он принялся осыпать мелкими поцелуями ее длинную шею и услышал, как она снова вздохнула.

— Я боюсь… — наконец послышался ее ответ.

— Чего? Чего ты боишься, Русалка? Боишься, что это не будет так же хорошо, как… — Он осекся и больно укусил себя за язык.

Проклятье! Ну почему он до сих пор не может ей простить того, что было в прошлом? Ну почему эта его идиотская уязвленная мужская гордость вечно встрянет и обидит ее?

— Прости, Русалка. Прости, прошу тебя… — забормотал он, чувствуя, как она ускользает из его рук.

Но она повернулась к нему лицом и снова позволила его рукам пленить ее. А еще увидеть в ее дерзких глазах огонь. Много огня.

— Не проблема, — сказала она тихим, но твердым голосом. — Потому что с Пьером у меня ничего не было. Ни хорошего, ни плохого. Понимаешь?

Он не был уверен, что понял ее правильно.

— То есть… как ничего?

— А вот так. Ничего. Потому что я кое-что из того, чему меня учила мама, усвоила. А она советовала мне не отдавать себя первому попавшемуся придурку. Правда, я не сразу поняла, что Пьер придурок. Ушло много времени, пока до меня дошло. Вот… Поэтому у меня никогда еще ни с одним мужчиной этого не было. Понимаешь?

Она смотрела на него абсолютно невинными глазами, и он чувствовал себя абсолютным дураком. «Куку» в бесконечной степени. Он готов был задушить ее от счастья.

— А ну-ка посмотри еще раз мне в глаза, маленькая плутовка. Скажи, ты опять что-то задумала? Еще один сюрприз?

— Теперь уже не сюрприз, — ответила она со стыдливой улыбкой. — Только не говори потом, что я тебя не предупреждала. И не смей упрекать за неопытность…

Он больше не мог смотреть в эти дерзкие глаза, не мог больше видеть эти издевающиеся губы. Он набросился на них и проглотил вместе со всеми их насмешками, недоговорками, издевательствами и сюрпризами. Он больше не мог справиться с огнем, который вспыхнул в его крови.

Как голубки, тычась друг в друга жадными, ненасытными губами, они опустились на колени, прямо на жесткий цемент крыши. Он сдернул тонкие бретельки с ее плеч и окунулся с головой в ее кремовые полные груди.

И в этот миг прямо над их головами, в пронзенных последними лучами солнца тучах пророкотал гром. А потом из этих туч на их бездумные головы повалились тяжелые капли дождя.

Но им было абсолютно наплевать на дождь. Они купались друг в друге, глотая дождевые струи, как счастливые слезы.

Эпилог

Энди сидел в комнате на кровати и пытался переварить все, что он за последние сутки натворил.

А в это время его Русалка, сияя ярче солнца, вышагивала по террасе и прижимала к уху свой вновь обретенный мобильник.

— Одиль? Наконец-то! — радостно прокричала она в телефон.

— Это ты — «наконец-то», — послышалось в ответ ворчание подруги. — Совесть имела бы. Опять на месяц потерялась. Ты жива?

— Жива. Только осталась совсем без головы.

— Нашла, чем удивить. Не помню, чтобы она и раньше у тебя имелась. Ну как ты, Астрид? Когда заявишься домой?

— Не скоро.

— Что значит, не скоро?!

— Не скоро, значит, не скоро. А если ты очень соскучилась по мне, лучше сама приезжай сюда. Тем более что для этого есть повод: я выхожу замуж.

— Что? Замуж? Астрид, я думала, что ты из-за своей головы такая глупая, но без головы ты оказалась еще глупее. Ты выходишь замуж? За этого…

— Нет, Одиль, за того. За того, которого ты сама мне сватала. Помнишь, на Корсике?

— За «куку»? Вы встретились и собираетесь пожениться? Это правда?

— Правда, Одиль! Ну порадуйся же за меня наконец!

В телефоне повисло молчание. Потом сквозь всхлипывание снова прорезался голос Одиль — тихий и взволнованный.

— О, Астрид, это больше, чем я способна перенести. Я через неделю буду у тебя. Целую. — Из телефона раздалось чмоканье.

— Я люблю тебя, Одиль.

А я люблю тебя, Русалка, подумал, счастливо усмехнувшись, Энди. Такую, как ты есть. Невыносимую. С сюрпризами.

Он вспомнил, как всю прошлую ночь беспомощно тонул в пучине русалочьей любви. В ее ласках, в ее стонах. В ее жарких шепотах и беззаботном смехе. Сначала на крыше под дождем. А потом в этой комнате, которая под натиском ночной бури превратилась в еще более немыслимый бардак. Но этот бардак был таким милым и уютным, потому что в нем все было на своих местах. Как и в душе Энди.

И только под утро, когда буря миновала, он додумался сделать ей предложение. И впервые видел, что она была ошарашена.

— Ты хочешь меня присвоить? — спросила она, распиная его взглядом своих синих глаз, пытаясь содрать с его голого тела остатки невидимых одежд.

— А разве можно присвоить или приручить русалку? — в ответ спросил ее он.

Она промолчала. И он увидел в ее глазах море.

Наконец она вернулась с террасы в комнату. Сначала утопила мобильник в груде вещей, а потом примостилась рядом с ним, положила голову ему на колени.

— Я слышал, как ты только что призналась в любви своей подруге, Русалка. А когда же я дождусь твоего признания? — спросил он, склонившись над ней.

Но ее ответ был безмолвным, коротким и исчерпывающим. Она лениво сгребла лежащую за его спиной подушку и огрела его по голове. Он схватился за голову и расхохотался.

Вот она, любовь русалки! И нужно быть абсолютным «куку», чтобы захотеть ее в жены. Свободную. Ненормальную. Такую, которую ни один нормальный мужчина не выдержит. Мужчины восхищаются такими, как она, до безумия хотят их, завидуют им, но связываться боятся. Потому что связаться с русалкой — значит, погибнуть в пучине ее любви навсегда. А на мелочи, типа удобства и компромисса, русалка никогда не разменяется. И уж если тебя полюбит русалка, будь уверен, что даже смерть не освободит тебя от ее любви. А при жизни она будет спасать тебя до последнего. Из огня. Из беды. И уж конечно, из воды. Она не даст тебе утонуть. И заснуть тоже…