Человек — это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, — канат над пропастью.

 Фридрих Ницше, "Так говорил Заратустра"

Пролог

Ударный крейсер «Готтхаммар»[1] плавно летел сквозь пустоту, его огромные двигатели работали менее чем на половину мощности. Крыло эскортных кораблей уверенно следовало патрульным строем шириной в десять тысяч километров. На фоне абсолютной черноты космоса крейсер был металлически-серого цвета, его тяжелобронированные борта украшала голова рычащего волка. Он вышел из варпа всего несколько часов назад, и последние остатки отключенного поля Геллера все еще цеплялись, сверкая, за незащищенный адамантиум корпуса.

Командный мостик «Готтхаммара» располагался неподалеку от кормы гигантского корабля, окруженный башнями, бастионами и угловыми орудийными батареями. Пустотные щиты струились как дымка над метровой толщины плексигласовыми перископами реального пространства, под которыми трудилась команда мостика, удерживая корабль на курсе и следя за всеми его системами, работающими максимально безупречно.

Внутри мостик был огромен, представляя собой пещеру длиной более двухсот метров, вырезанную в недрах корабля. Потолок был по большей части прозрачным. Его образовывали похожие на линзы порталы реального пространства, установленные на железной решетке. Под ним находились платформы, опоясывающие стены помещения, каждую из них охраняли кэрлы[2], сжимающие огнестрельное оружие скъолдтар. Ниже была первая палуба, по которой бродило еще больше смертных членов экипажа. Большинство было облачено в жемчужно-серые робы фенрисских корабельных трэллов[3], хотя среди них также были кэрлы, шагающие по металлической палубе в бронежилетах и полупрозрачных масках.

Пол первой палубы был вскрыт в нескольких местах, обнажая уровни, скрывающиеся ниже. Там были собраны суетливые тактические посты, ряды вибрирующих когитаторов, и тускло освещенные ниши, наполненные получеловеческими сервиторами. Многие из них были подсоединены кабелями к своим терминалам, их позвоночники и лица скрывались под массой трубок и проводов, обнаженные участки серой кожи были единственным напоминанием о том, что когда-то они были людьми. Теперь они служили иначе, будучи лоботомированными полуживыми рабами, навеки прикованными к машинам, поддерживавшим в них жизнь только для выполнения надлежащих заданий.

Над всеми этими уровнями в самом конце мостика находился командный трон — шестиугольная платформа десяти метров в поперечнике, выступающая из сводчатых стен и опоясанная толстыми железными поручнями. В центре этой платформы находился низкий помост. Посреди помоста стоял трон — массивное кресло, вырезанное из гранита. Оно было намного больше, чем надо было смертному, чтобы уютно в нём устроиться, но это не имело значения, потому что ни один смертный никогда не осмелился бы подняться на эту платформу. Трон пустовал уже многие часы, но когда «Готтхаммар» приблизился к своей цели, ситуация изменилась. Гигантские двери позади трона зашипели, когда соединительные поршни отошли. Затем они открылись, пропуская левиафана.

Ярл Арвек Хрен Къярлскар, волчий лорд Четвертой Великой Роты Стаи, массивный в своем терминаторском доспехе, шагнул на платформу. Когда он двигался, его доспех издавал угрожающе низкий, пульсирующий гул. Керамитовая поверхность была покрыта глубоко вырезанными рунами, а на гигантских плечах покачивались костяные трофеи. Со спины свисала медвежья шкура, почерневшая с возрастом и усеянная старыми дырами от болтерных выстрелов. Его лицо было жестким, смуглым и усеянным металлическими кольцами. Широкие скулы были обрамлены черными, как ночь бакенбардами, лоснящимися как у хищника.

Вместе с ним пришли другие гиганты. Железный жрец Анъярм, облаченный в искусно выкованный доспех, его лицо было скрыто под бледной маской древнего шлема. Рунический жрец Фрей в усеянном символами доспехе, его седые косы свисали на воротник. Двери закрылись за ними, изолировав троицу на командной платформе. Под ними шумели палубы, ни на миг не прекращавшие работать.

Къярлскар сморщился, изучив обстановку, и обнажил клыки длиной с палец ребенка.

— Так, чего у нас тут? — спросил он. Его голос грохотал из огромной грудной клетки, как двигатель «Носорога», работающий на холостом ходу. Говорили, что он не повышал его даже в битве — в этом просто не было необходимости.

— Зонды запущены, — сказал Анъярм. — Скоро увидим.

Къярлскар фыркнул и уселся на троне. Для гиганта почти трехметровой высоты и двухметровой ширины, он двигался с легкостью и грацией. Его желтые глаза, спрятанные глубоко в низколобом черепе, блестели ясностью и бдительностью.

— Скитъя, мне это уже надоело, — сказал он. — Хель, это надоело даже смертным.

Он был прав. Уже весь флот Четвертой Великой Роты разочарованно гудел. Тысячи кэрлов и сотни космодесантников месяцами гонялись за тенями. Великий Волк ордена, Железный Шлем, занял их всех преследованием своей навязчивой цели на границах Ока Ужаса. Все системы в их долгом поиске были по сути одинаковы: покинутые или умиротворенные, а встречавшиеся конфликты были слишком унылы и незначительны.

Погоня за призраками была изматывающей работой. Охотники нуждались в охоте.

— Мы получили кое-что, — сказал в этот момент Анъярм, его голова слегка наклонилась, когда он проверил электропитание линз своего шлема. Пока он говорил, пикт-экраны, полукругом висящие над командной платформой, сверкнули и включились. На них появились данные зондов. Красно-коричневая планета всплыла перед взорами, увеличиваясь с каждой секундой. Зонды все приближались, и на такой огромной дистанции изображение было неустойчивым и искаженным.

— И чего это такое? — спросил Къярлскар, не показывая значительного интереса.

— Система Гангава, — ответил Анъярм, внимательно рассматривая пикты. — Одна планета, заселена, девять спутников. Последняя точка в секторе.

Изображения продолжали прибывать. По мере изучения их настроение Ярла начало постепенно меняться. Густые волосы на обнаженной шее слегка ощетинились. Жёлтые глаза уставились со звериным вниманием.

— Орбитальная защита?

— Пока ничего.

Къярлскар встал с трона, его взгляд был прикован к пиктам. Визуальный поток прояснился. Появилась поверхность планеты, темно-коричневая с грязно-оранжевыми полосами. Она выглядела как ржавый шар в космосе.

— Последний контакт?

— Перед Очищением, — сказал Анъярм. — Активность варп-шторма зарегистрирована семьдесят лет назад. По докладам эксплораторов этот мир зарегистрирован как заброшенный. Он в самом конце нашего списка, лорд.

Къярлскар не выглядел слушающим. Он напрягся.

— Фрей, — сказал Къярлскар. — Ты получил что-нибудь?

Планета продолжала увеличиваться, когда зонды заняли геостационарные позиции. Свирепые вихри облаков перемещались по поверхности. Когда рунный жрец посмотрел на передачи зондов, вены на его бритых висках начали пульсировать. Его рот сжался, словно от экранов поднимался какой-то едкий запах, вызывая отвращение.

— Кровь Русса, — выругался он.

— Что ты чувствуешь? — спросил Къярлскар.

— След. Его след.

Облака разошлись. Под ними были огни, расположенные геометрическими фигурами, огни невероятно огромного города. Формы были тщательно спланированными. Они причиняли боль глазам.

Къярлскар издал низкий рык удовольствия, смешанного с гневом. Его перчатки сжались в кулаки.

— Ты уверен? — спросил он.

Доспех рунического жреца начал светиться, сияние исходило из вырезанных на нем угловатых фигур. Впервые за многие месяцы вызывающий вирд выглядел взволнованным. Зонды-ауспики продолжали увеличивать изображение, показав в самом сердце города пирамиды.

Громадные пирамиды.

— Никаких сомнений, лорд.

Къярлскар позволил сорваться с губ свирепому, лающему смеху.

— В таком случае вызывайте говорящих со звездами, — прорычал он. — Мы сделали это.

Он посмотрел на Анъярма и Фрея, и его звериные глаза засияли.

— Попался, ублюдок. Магнус Красный на Гангаве!

Часть 1

Старые счеты

Глава 1

Держась против ветра, Грейлок пригнулся и коснулся голой рукой плотного снега . Перед ним на север простиралась выбеленная равнина, опоясанная вдали огромными пиками.

Он вдохнул, глубоко втянув неимоверно холодный воздух. Добыча что-то чувствовала, и ветер пах страхом. Он напрягся, чувствуя, как натянулись его мышцы. Его суженные зрачки слегка расширились и стали едва различимы в почти белых радужных оболочках.

Еще нет.

Внизу, в нескольких сотнях ярдов, стадо сбилось в кучу от ветра, нервничая, несмотря на свои размеры. Конунгуры, редкая порода. На Фенрисе все обучалось цепляться за выживание, и эти создания не отличались от остальных. Две пары легких, чтобы выцеживать до последней молекулы кислород из разряженного воздуха Асахейма, огромные грудные клетки из наполовину сросшихся костей, ноги как у лани — вот только каждая толщиной с талию человека, пара витых рогов, шипастый спинной гребень. Удар ноги конунгура мог оторвать голову человеку.

Грейлок оставался напряженным, наблюдая за их передвижением по равнине. Он оценил дистанцию, по-прежнему прижимаясь к снегу. В его руках не было оружия.

Я — оружие.

На нем не было брони, и металлические разъемы панциря терлись о кожу его куртки. Рот оставался закрытым, и единственный тонкий след пара поднимался из его ноздрей. Асахейм был изнурительно холодным, даже для его усиленной физиологии, и здесь существовала тысяча способов умереть.

Конунгуры остановились. Вожак стада застыл, его величественный рогатый профиль возвышался на ослепительно-белом фоне.

Сейчас.

Грейлок выскочил из укрытия. Его ноги заработали, отбрасывая назад снежную пыль. Ноздри горели, втягивая воздух в его поджарое тело.

Конунгуры тут же понеслись, удирая от бегущего хищника. Грейлок быстро приближался, его бедра уже пылали. Второе сердце колотилось, наполняя систему насыщенной адреналином кровью. В ней не было мёда — он несколько дней воздерживался от пищи, очищая организм от боевых стимуляторов.

Мое чистое состояние.

Конунгуры бешено скакали, высоко перепрыгивая через разглаженные ветром сугробы, но Грейлок был быстрее. Его белые волосы развевались над вздымающимися плечами. Он обогнал самого медленного, несясь рядом со стадом и разжигая его панику. Группа разбила строй, бросившись врассыпную от несущего ужас среди них.

Грейлок сосредоточился на быке. Зверь был два метра в холке, более четырех тонн чистых мышц, двигавшихся на поразительной скорости. Он бросился за ним, чувствуя, как его ноги жжет резкой болью от перенапряжения. Страх зверя забил его ноздри, разжигая кровавое безумие, пульсирующее в венах.

Зверь резко повернул, пытаясь оторваться от него. Грейлок прыгнул, поймав шею животного вытянутой рукой и согнув ее для обхвата. Бык взбрыкнул, пытаясь разорвать хватку, лягаясь острыми копытами и ревя серию разносящихся эхом, кашляющих призывов о помощи. Грейлок взмахнул свободным кулаком и нанес удар по черепу конунгура. Он услышал треск костей, и существо отшатнулось в сторону. Грейлок вонзил свои когти в твердую, как лёд, плоть, потянув за связки и прижав зверя к земле.

Конунгур завопил и свалился, дергая ногами. Грейлок обнажил клыки и припал к глотке животного. Он укусил, один раз, второй, разрывая плоть и встряхиваясь как собака. Он сосал горячую кровь, чувствуя, как она струится по его зубам, и наслаждение убийством нахлынуло на него. Тело под ним дернулось, лягнуло последний раз, потом затихло.

Грейлок отбросил безвольную голову быка в сторону и запрокинул свою.

— Хьолда!

Все еще возбужденный погоней, Вэр Грейлок проревел о своём триумфе в пустой воздух, выплевывая кусочки крови и шерсть. К тому времени остальное стадо было далеко, удирая по льду на возвышенность.

— Фенрис хьолда!

Его крик разнесся по равнине. Грейлок посмотрел вниз и оскалился. Эндорфины насытили его кровь, и сердца колотились в тяжелый, волнующий унисон.

Мое чистое состояние.

Туша начала испускать пар, когда кровь забила ключом из ее бока. Грейлок оторвал плечо голыми руками, чувствуя горячие, влажные куски. Он проигнорировал остекленевшие глаза быка, пустые и быстро остывающие, оторвал полосы мяса и с жадностью впился в них, восполняя энергию, потраченную во время погони. Мясо конунгура было жирным, достаточно жирным, чтобы удовлетворить потребности даже его тела хищника.

Только когда Грейлок наелся, он заметил, что снег впереди него был потревожен. Он оторвался от своего пиршества, кровь заструилась по его подбородку. Что-то приближалось.

Он недовольно зарычал и поднялся. Зверь внутри него был все еще возбужден и бдителен, все еще наполнен удовольствием от убийства. Вдалеке, темным пятном на бледном небе приближался флаер. Он летел быстро, кружа над равниной и резко снижаясь.

Грейлок вытер рот, размазав кровь по белым волосам. Каждая мышца была по-прежнему напряжена, каждый волос стоял дыбом. Он недовольно зарычал.

Лучше бы это были хорошие новости.

Флаер с тупым, коротким носом подлетел поближе, избегая сугробов. Это был штурмовой корабль «скарр» с экипажем из четырех человек, с открытыми бортами и вооруженный спаренными болтерами под крыльями. Единственная фигура стояла, не держась, в открытом пассажирском отсеке, длинные рыжие волосы разметались от турбуленции при спуске.

— Ярл! — заорал новоприбывший сквозь рев, когда флаер остановился, зависнув в метре над землей. Поворотные двигатели пробили глубокие колодцы в снегу, расплавляя и испаряя его, превращая сугробы в жижу.

— Тромм, — прорычал Грейлок, не заботясь скрыть свой гнев. Он все еще не остыл.

Волчий Гвардеец Тромм Россек был в полном боевом доспехе. Он выглядел как обычно грозным и энергичным, а его глаза светились радостью.

— Новости от Къярлскара! Железный Шлем собирает нас!

Грейлок сплюнул на снег кровью.

— Прямо сейчас?

Россек пожал плечами, по-прежнему борясь с колебанием штурмового корабля.

— Так и сказал.

Грейлок покачал головой и бросил грустный взгляд на искалеченную тушу конунгура. Удовольствие от убийства сменилось оцепенением, тупой болью разочарования. С трудом он вернулся в охотничье состояние. Он почувствовал, как волосы на руках расслабились, когда он прыгнул и втянул себя в пассажирский отсек зависшего корабля.

— Доброе убийство? — осведомился Россек, широкая улыбка расплылась на его большом, татуированном лице.

— Доставь-ка меня назад в Этт, — пробормотал Грейлок, сев на металлический пол, когда кэрлы в кабине добавили мощности в форсунки.

Доброе.

Штурмовой корабль летел на северо-восток, лавируя между вечно вздымающимися пиками. Плато Асахейм было высотой в тысячи метров, и даже внизу на охотничьих равнинах воздух был опасно разряженным для смертных без дыхательных масок. Впереди флаера молодые горы громоздились друг на друга, покрытые льдом гигантские скалистые утесы смешались в восходящем порядке, все выше, все круче. Двигатели штурмового корабля завыли, неся его ввысь.

Грейлок повис на краю открытой платформы. Он чувствовал, как кровь на его лице начала кристаллизироваться. Он был почти без одежды и скоро холод обездвижит даже его тело, но он по-прежнему стоял на краю, позволяя холодному воздуху бушевать в его смертельно-белой гриве.

— Так что его растормошило? — спросил он, наконец, легко приспосабливаясь к резким виражам корабля.

Россек пожал плечами.

— Все Ярлы в зале. Кажись, что-то серьезное.

Грейлок заворчал и покачал головой. Спад удовольствия от убийства был как прекращение приема наркотиков. Он становился угрюмым и заторможенным.

Два человека на палубе штурмового корабля были физическими противоположностями. Россек был огромным, рыжеволосым, бородатым, с крупным лицом. Его нос был плоским и сломанным, шея широка и увита мускулами. На левой щеке извивалась татуировка дракона, заканчиваясь на виске, где выступали из кости шесть металлических штифтов. В другом Ордене это могло означать шесть веков службы. Россек не был таким старым — ему просто нравились штифты в черепе.

Его лорд был высечен из другого камня. Грейлок был жилист, гибок, а его кожа плотно обтягивала кости. Лицо Волчьего Лорда было вытянутым, словно сохраненное и закаленное сухими ледяными ветрами. Отсутствие доспеха позволяло увидеть заметную подтянутость его тела. Он был охотником, убийцей в чистом виде, быстрым, бледным и смертельным. Жестокое братство Влка Фенрика, сверхчеловеческих воинов Фенриса, чувствовало себя неуютно рядом с ним. Весь Этт знал о его искусстве охоты, но они не доверяли его задумчивости — и цвету кожи. Она была белой, а глаза — цвета стали.

Как призрак, говорили они. Снег на снегу.

— И что, все уже здесь? — спросил Грейлок, по-прежнему подставляя лицо ветру. На ледяные мурашки на обнаженных руках он просто не обращал внимания.

— Трёх Великих Рот ещё нет, одна из них — Къярлскара.

Грейлок кивнул. Железный Шлем собирал свои силы на Фенрисе, и бесконечные экспедиции ради охоты на его старого врага, казалось, закончились. Жажда Великого Волка найти Магнуса передалась и всем остальным, один только Грейлок высказывался против. Были тысячи других врагов для охоты, и многие из них будут стоять и сражаться, а не сбегать в эфир, когда петля затянется.

— Ну, посмотрим, — сказал Грейлок, глядя, как вырисовываются вдали горы.

Приближались громадные обрывы. Невероятно огромный пик вырастал на горизонте. Словно ядро Фенриса вырвалось сквозь его мантию поражающей воображение вершиной, конической горной массой, воспарившей в темнеющее небо. Её склоны были отвесны, покрыты снегом на зазубренных скалистых уступах, сверкая древним, непотревоженным льдом. В каждом направлении более низкие вершины переполняли пейзаж, теснясь к расколотому горизонту в тени Великого Плеча Всеотца, волда хамаррки, Мирового Хребта.

На фоне сгущающейся темноты разреженной атмосферы на далекой вершине сияли крошечные огни. Они отмечали обитель Небесных Воинов, дом полубогов, который сам был маленькой частью этого гигантского пика. Обитатели этого места, кэрлы и космодесантники называли его Эттом.

Для остальной галактики, охваченной благоговейным страхом перед вполуха услышанными легендами о крепости Русса и никогда не видевшей его, он был просто Клыком.

Грейлок бесстрастно смотрел на приближающиеся огни. Подлетали другие самолеты, по меньшей мере, три. Железный Шлем стягивал все свои силы домой.

— Неужто он всё-таки сдался? — сказал Грейлок, наблюдая, как приближаются мигающие огни стыковочной платформы. — Неужто его терпение наконец-то иссякло?

— Вирмблейд[4]! Хватит уже заниматься сплайсингом[5]!

Одаин Штурмъярт шагнул в лабораториум, нетерпеливо оттолкнув в сторону трэлла-телотворца. Огромный рунический жрец, облаченный в инкрустированную печатями броню, ударил посохом по полу и волны избыточной энергии растеклись по камню.

Тар Арьяк Хралдир, носитель Змеиного клинка, давшего ему имя, оторвался от своей работы. Слабое освещение придавало его глазам вид озер богатого смолой янтаря. Волчий жрец был рассержен, и его усталое, неприятное лицо нахмурилось. Пара изогнутых клыков оттянула его губы, когда он громко выдохнул. Медленно, испытывая боль от сутулой позы, в которой он находился так долго, Вирмблейд выпрямился.

— Гремящий костями, — пришел язвительный ответ. — Выбрал самое неподходящее время.

Перед ним на металлическом столе были расставлены длинными рядами пробирки, содержащие прозрачную жидкость. Каждый был маркирован одной руной. Некоторые стояли в стороне, некоторые были соединены друг с другом микрофиламентом[6], другие — полосами проводящего пластволокна.

Вирмблейд сделал знак пальцем, и свет в комнате усилился. Светильники показали облицованные белым кафелем комнаты, ведущие одна в другую, как помещения в норе. Противовзрывные двери закрылись, загородив то, что находилось за ними. Прежде чем они захлопнулись, промелькнула картина модулей оборудования, гудящих вокруг блестящих центрифуг, пиктов, постоянно обновляющихся рядами рун, и цистерн размером с человека с полупрозрачной жидкостью напротив стен. Внутри этих цистерн были подвешены темные тени, неподвижные и молчаливые.

— Ишь как заговорил, железная задница, — сказал Штурмъярт и его румяные щеки вспыхнули весельем. — Он сдерет с тебя кожу и пришьёт туда, где ему не хватает. Потому я пришел спасти тебя от этой участи.

Рунический жрец был скроен, как и все Адептус Астартес — крепкий, очень мускулистый, широкий и коренастый. У него была аугметика вокруг левого глаза и серая борода, жесткая и спутанная от возраста. С нагрудника на цепях свисали кости-талисманы, расположенные в нужном порядке, чтобы повелевать стихиями. Узор рун на броне выглядел произвольным, но это было не так, и каждая резьба и насечка была сделана после многих дней гадания и метания костей. Его жизнерадостность тоже была обманчивой — Штурмъярт был Верховным руническим жрецом Ордена, и обладал мощью ужасающего масштаба.

— Он может попробовать, — пробормотал Вирмблейд, бросив последний взгляд на пробирки, прежде чем оставить их. Когда он отошел от длинного стола, ящик со стальными инструментами закрылся с мягким щелчком. — Если не вспомнит, кто вытащил его со льда и откуда у него первые шрамы.

Волчий жрец двигался бесшумно и медленно, неся свое тело с абсолютной легкостью. Он был стар, и века тяжело отпечатались на его потрепанных чертах. Черные, взлохмаченные волосы обрамляли его длинное лицо, а татуировки на коже со временем покрылись коричневой коркой. Его кожа выглядела такой же твердой, как пласталь, обветрившаяся и опаленная за более чем пятьсот лет беспрерывных боев. Однако, несмотря на возраст, его глаза были по-прежнему остры, а хватка — сильна. Его броня была такой же черной, как и кожа, висевшая на старых костях и покрытая второй кожей из рубцов, плазменных ожогов и шрамов от клинков. Каждое его движение излучало древнюю силу, проверенную и закаленную в огне войны.

Двое жрецов. Такие разные, такие одинаковые.

Штурмъярт бросил скептический взгляд на ряды пробирок.

— Есть прогресс?

— Ты никогда не поймешь важность этого. Если я не смог убедить тебя десять лет назад, я тем более не смогу сделать этого сейчас — ты стал ещё старше и глупее.

Штурмъярт расхохотался, и его смех раздался как вырвавшийся на поверхность краккен. — Старше, это да, хотя есть и другие способы стать глупее.

— Кажется, ты знаешь их все.

Двое жрецов вышли из лабораториума. Когда они повернули в длинный коридор, ведущий к транзитным шахтам и освещенный только огнем факелов на гладкой скале, трэллы-телотворцы в черных робах почтительно отошли в сторону и склонили головы.

— Я не знаю, сколько еще Железный Шлем будет терпеть это исследование, — сказал Штурмъярт. — Ты не покидал планету год.

— Он будет терпеть, пока оно не будет закончено. — Вирмблейд повернул свое суровое с глубоко посаженными глазами лицо к руническому жрецу. — И ты тоже будешь терпеть. Работа очень важна.

Штурмъярт пожал плечами.

— Не вмешивайся в вирд, брат, — сказал он. — Я предупреждал тебя раньше. Если бы на то была воля судьбы, ты бы уже всё сделал.

Вирмблейд зарычал, и волосы на его руках встали дыбом. Глубоко внутри себя он почувствовал, как его звериный дух скользнул наружу. Если Штурмъярт и заметил, то не подал виду.

— Не вздумай приказывать мне, брат, — ответил он, останавливаясь. — Ты не единственный, кто может видеть будущее.

Несколько ударов сердца ни один из них не двигался. Затем Штурмъярт отступил.

— Упертый старый сукин сын, — пробормотал он, повернувшись к коридору. Он покачал взлохмаченной головой, проходя между факелами.

— Никогда не забывай это, — сухо сказал Вирмблейд, следуя сразу за ним. — Вот поэтому мы с тобой так хорошо ладим.

Зал Аннулюса[7] находился в Вальгарде, возле самой вершины гигантской крепости, окруженный пластом чистого гранита. Это был один из первых залов, выдолбленных в скале терранскими геомантами, доставленными на Фенрис для основания VI Легиона в легендарные времена. В ту эпоху техноадепты могли разрушать целые горы и поднимать их снова, создавать континенты и успокаивать сезонные колебания коры мира смерти. Они могли сделать Фенрис раем, если бы захотели, и только по приказу примарха зловещий облик планеты не был изменен. Русс желал, чтобы его родной мир оставался великим испытательным полигоном для воинов, горнилом, в котором его народ вечно проходил испытания и закалялся.

И когда это случилось, только у одной из сотен гор Асахейма была изменена первозданная форма. Её залы были выдолблены и обработаны древними устройствами забытой ужасающей мощи. Теперь знания, принесенные теми давно умершими мастерами, исчезли, и более не будет возведено ни одной цитадели, столь же неприступной и величественной. Клык был уникальным в Империуме, продуктом гения, который медленно исчезал из галактики, поскольку человечество оступилось и забыло уроки прошлого.

В Зале вокруг Аннулюса, огромного круга на полу с символами Великих Рот, вырезанных на каменных панелях, стояли двенадцать фигур. Восемь из них были Ярлами — Волчьими Лордами, включая бледную фигуру Грейлока, к этому времени очищенного от крови охоты и облаченного в свой доспех. Три других Волчьих Лорда находились за пределами планеты, хотя Железный Шлем отправил астропатические сообщения их флотам, известив об открытии Къярлскара. Стоявшие рядом с Ярлами были Верховными жрецами: Вирмблейд, Штурмъярт и железный жрец Беренссон Гассийк Рендмар, великолепный в своем усовершенствованном литом доспехе.

Оставалось одно место. Оно было занято Хареком Эйрейком Эйрейкссоном, Наследником Русса и Великим Волком. В своем обычном терминаторском доспехе он производил впечатление огромной, грозной фигуры во главе совета. Его черные волосы и борода были длинными и густыми, концы заплетены в косы и скреплены костяными тотемами. За исключением Вирмблейда он был самым старым воином из присутствующих, возглавляя Орден три столетия и служа по крайне мере еще сто лет до этого. Кровь жертв окрасила его боевое облачение так давно, что серый цвет потемнел. Только изогнутая металлическая пластина на правом полушарии черепа отражала свет факелов — наследие кровавой дуэли, которая принесла ему железные имплантаты и дала прозвище. В полумраке Зала Харек Железный Шлем выглядел угрюмым и задумчивым как призрак Моркаи.

— Братья, — сказал он, останавливая взгляд на каждом из Волчьих Лордов по очереди. Его голос нес постоянное эхо грохочущей, подавляющей агрессии. — Объявляется охота. Ярл Арвек Хрен Къярлскар обнаружил логово Предателя и теперь, наконец, нас ждет финал.

Пока он говорил, в центре Аннулюса появился мерцающий зеленый гололит. Это была неспешно вращающаяся планета. Точки на гололите были отмечены боевыми знаками кораблей, все они были фенрисскими. Къярлскар блокировал мир.

— Гангава Прайм, — произнес Железный Шлем, наслаждаясь словами, покинувшими его потрескавшиеся губы. — Ее орбитальная защита была уничтожена, но пустотные щиты прикрывают крупные поселения. По оценке Къярлскара, в одном только главном городе десятки миллионов жителей.

Пока Железный Шлем говорил, его голос становился более живым. Грейлок видел правую руку Великого Волка, защищенную тяжелой перчаткой и сжатую в кулак во время речи. Едва различимый феромон жажды убийства витал в воздухе.

У него боевое возбуждение. Уже.

— Мы отправимся всей Стаей, — объявил Железный Шлем, обнажив толстые, со сколами клыки в вызывающей дрожь улыбке, словно бросая вызов любому несогласному. — Вообще всей. Мы нанесём решающий удар. Эта добыча требует всей ярости Стаи.

Гололит мигнул, когда тактические схемы показали зоны высадки и маршруты движения к ним. Главная цель была громадным раскинувшимся городом на высокой северной широте, сотни миль в поперечнике. Спирали городского света были расположены стесненно, и когда Грейлок посмотрел на них, позади глаз вспыхнуло раздражение. Он услышал низкое рычание по залу, когда остальные узнали знак разложения в архитектуре.

— Насколько далеко? — спросил Морскарл, Ярл Третьей, его вопрос был приглушен архаичной маской времен Ереси.

— Три недели в варпе. Флот в процессе подготовки.

— А ты уверен, что он там? — спросил железный жрец Рендмар своим странным, металлическим голосом.

— Рунический жрец Къярлскара подтвердил это. Предатель ждет нас, уверенный в своей силе.

— Он приглашает атаковать, — сказал Ярл Пятой Эгьял Вракссон, сузив глаза под сильно иссеченными бровями и пристально разглядывая тактический дисплей. — Почему?

— В зоне цели более двух миллионов солдат. Она укреплена, а внутри производят вооружение. Он создает новый Легион, братья. Мы схватим его, прежде чем он будет готов.

— Легион без флота, — мягко произнес Грейлок.

Он внезапно почувствовал, как к нему метнулись неприязненные взгляды. Энтузиазм Железного Шлема был заразителен, и они не хотели слышать возражающий совет.

— И что с того, щенок? — спросил Железный Шлем. Термин «щенок» в прошлом использовался в качестве шутки, при помощи которой старшие Ярлы подшучивали над относительной молодостью Грейлока, но в этот раз в словах Железного шлема было больше резкости.

Грейлок холодно взглянул на Великого Волка. Весь Зал был переполнен ощущением финала. Охотникам нужно закончить работу, и они напряглись как гончие на поводке.

— Ты думаешь, Предатель не предвидел это, владыка? — сказал он, говоря негромко и сохраняя почтительную осанку. — Сколько ложных знаков он уже оставлял нам?

Рекки Ойррейссон, Ярл Седьмой, косматое чудовище с тяжелой челюстью и могучими плечами, недовольно заворчал.

— Рунический жрец установил, — сказал он. — Магнус там.

— А если он там? — ответил Грейлок. — Как бы низко он ни пал, он — Примарх. Если Русс, слава ему, не смог с ним разделаться, на что надеемся мы?

В ответ на это красноглазый Борек Салвгрим из Второй шагнул вперед, потянувшись рукой к оружейному поясу. От остальных Волчьих Лордов раздался хор низких, рассерженных рычаний.

— Ярл, ты забываешься, — предостерег Железный Шлем, его могучий голос разнесся по Залу.

Мгновенье опасность сохранялась. Предположение, даже намек, что существуют пределы способности Стаи кому-нибудь отомстить, были рискованными.

Затем Салвгрим нехотя отказался от своего вызова, обменявшись мрачными взглядами с Грейлоком.

— Мы приняли решение по этому вопросу, — сказал Железный Шлем, обращаясь к Грейлоку, словно демонстрируя железную хватку ребенку. — Это кровавый долг. Финал.

Снова это слово. Как и остальные Грейлок понимал важность этого. Они были охотниками, Волками, и не было ничего более важного, чем доведение погони до убийства. Многие в Империуме считали воинов Русса дикарями, но это выдавало их незнание галактической истории: Волки делали то, что необходимо, чтобы выполнить задачу, какой бы она не была. Это была характерная черта, которую они воспитывали в себе. Неудавшееся убийство было основанием для большого позора, чего-то, что вечно горело в душе, грызло ее, пока боль не была утолена.

— Давайте обсудим что-нибудь другое, — сказал Вирмблейд, слишком старый, чтобы бояться осуждения. Его морщинистое, циничное лицо повернулось к Железному шлему. — Например, мою работу.

— Только не это, — пробормотал Вракссон, сердито взглянув на Вирмблейда. — Только на военном совете ещё не хватало очередной лекции о твоём богохульстве.

Вирмблейд холодно улыбнулся Ярлу.

— Возможно, твой характер сможет немного потерпеть, Эгьял.

— Хватит, — прошипел Железный Шлем.

Грейлок внимательно наблюдал за Великим Волком, отметив раздувшиеся ноздри и сверкнувшие глаза. Желание убийства было сильно.

Этот совет только подтвердит один итог.

— Я очень недоволен, — сказал Железный Шлем. — Алый Король, творец нашего бесчестия, в наших руках, а мы сомневаемся, прежде чем воспользоваться шансом. Стыдно, братья! Мы будем вечно ёжиться здесь, толпясь вокруг костров, пока деяния наших отцов греют нас?

По Залу прошелся новый шепот одобрения. Запах стаи изменился от мрачной воинственности к нетерпеливости. Грейлок видел, как искусно Железный шлем взывал к их гордости, и молчал. Предстоящее решение оспаривать не будут.

— Мы собрали всю нашу мощь, — продолжил Железный Шлем. — В галактике не осталось силы, способной противостоять нам, когда мы соберемся вместе. Къярлскар поймал его, и когда мы присоединимся к нему, Гангава истечет кровью.

Салвгрим, чья страсть к погоне всегда была преобладающей, издал гортанные звуки одобрения

— Вот оно, братья, — прорычал Великий Волк, подняв сжатый кулак перед собой. — Вы чувствуете это? Ощущаете это в своей крови? Это время, когда мы уничтожим последние отбросы Просперо!

В ответ на эти слова раздался неожиданный, многочисленный рев собравшихся Ярлов — оглушительный звук, отразившийся от холодного камня вокруг них.

Грейлок обменялся быстрыми взглядами с Вирмблейдом, своим единственном союзником в Зале. Как обычно, выражение лица у жреца было угрюмым.

— А кто будет управлять цитаделью, лорд? — спросил старый волчий жрец, выбрав удачное время, чтобы поддеть царящую вокруг эйфорию.

Железный Шлем посмотрел на Вирмблейда, и смесь пренебрежения и раздражения отметила его черты.

— А ты и будешь, — резко сказал он. — Ты и щенок, если уж ваши кишки слишком тонки для боя. Но не более того. Останется только одна Великая Рота — остальные я отправлю на охоту.

Затем он повернулся лицом к кругу огромных бронированных фигур вокруг Аннулюса, и на его искаженном лице появилась кровожадная улыбка.

— Тем, кто присоединится ко мне, безмерная честь. Мы сделаем это, братья! Мы сделаем то, что даже наш наводящий ужас отец не сделал.

Его улыбка переросла в широкую, ожидаемую ухмылку, обнажившую клыки из зубов и металла.

— Мы схватим Алого Короля, — прорычал он, его голос заскрежетал глубоко внутри нагрудника, — и сотрем его с лица вселенной.

Глава 2

Освещение в комнате было тусклым, чуть-чуть выше уровня, необходимого смертному, чтобы видеть. Помимо света напольных светильников, под потолком парили всего четыре праказы. Похожие на драгоценности, они лениво проплывали по воздуху — медленные крошечные огоньки в мягкой темноте. Низкий гул варп-двигателей корабля из-под пола заставлял их трепетать подобно листьям на ветру.

Амуз Темех мог бы прочесть текст перед собой и в почти полной темноте, но ему нравились красноватые отблески света. Он потянулся к уголку хрупкой страницы и осторожно перевернул ее. Его слишком большие пальцы работали осторожно, избегая разрывов, которые уже обезобразили древнюю рукопись.

Фиолетовые глаза пристально рассматривали манускрипт. Он знал, что было написано в нем. Он знал, что было написано во всех книгах, которыми все еще располагал Легион. Наверно, только Ариман изучил больше, а он исчез.

— Ты не должен был сбиться с пути, брат.

Темех сказал вслух, чувствуя форму слов, скользящих вокруг его изящных губ. Он говорил на Телапийе, ксеноязыке давно умерших авторов книги. Даже со своим сверхчеловеческим контролем мышц, он не мог воссоздать полный ряд необходимых звуков — для этого ему нужны были два языка, каждый с более цепким диапазоном, чем его собственный. Тем не менее, даже это грубое соответствие было уже чем то. С тех пор как последний телап был уничтожен, вполне возможно, что Амуз Темех был единственным говорящим на диалекте, которому был миллион лет.

Слабый звон раздался из коридора снаружи личного лексиканума Темеха. Он почувствовал вспышку раздражения и быстро подавил ее. Афаэль всего лишь делает свою работу.

— Входи.

Когда он это произнес, панель в затемненной комнате бесшумно отступила и открылась. Праказа разбухли, чтобы дать больше света и их лучи протянулись по комнате, демонстрируя ее эклектическое содержимое. Пишущая доска хаукс с Кареллиона, аквариум из полевого шпата, заселенный сверкающими цихлидами[8], ножны из призрачной кости с уничтоженного мира-корабля Сайм-Арвуэль.

Так много безделушек. На древней Терре они назвали бы его сорокой.

— Все читаешь, брат?

Херум Афаэль нагнулся и вошел в лексиканум. Он был в полном боевом доспехе, что делало его на полметра выше Темеха. Его броня была темно-синего цвета, украшенная в сочленениях бронзовыми завитками; только лысая, гладкая голова оставалась беззащитной. Лорд-маг Пирридов в эти дни проводил много времени в доспехах, и Темех не мог вспомнить, когда последний раз видел его без них.

— Времени достаточно, — ответил Темех, положив книгу на стол перед собой.

Афаэль фыркнул и встал перед ним. Он излучал нетерпение. Это было неудивительно — они всегда были нетерпеливыми, его вид. Это был дар их ордена, и за это их продолжал ценить Магнус.

— Зачем ты здесь, брат? — спросил Темех, не желая тратить попусту драгоценные дни, прежде чем начало операции сделает все, кроме мыслей о битве, невозможным.

— Что ты читаешь? — спросил в ответ Афаэль, подозрительно глядя на книгу.

— Ничего важного для текущей кампании. Свет авторов был изъят из вселенной. Думаю, Ангроном. Один из многочисленных примеров его терпимости.

Афаэль пожал плечами. — Он такой же варвар, как и Псы, но сосредоточься на важном.

— Я сосредоточен, уверяю тебя.

— Ты верно поступишь, заверив меня. Ты стал отдаленным.

— Если и так, то только в твоем воображении.

Афаэль невесело улыбнулся. — И ты должен знать все об этом.

Пиррид покачал головой. Когда кожа задела разъемы интерфейса горжета его доспеха, Темех увидел сморщивание, незначительную рефлексивность. Был ли это ранний признак, предательский симптом?

О, нет. И ты тоже.

— В любом случае планы штурма отработаны, — сказал Афаэль. — Ты должен присоединиться к командной группе, или твое отсутствие вызовет еще больше замечаний среди конклава.

Тем не менее, Темех позволил своему разуму ненадолго покинуть тело и выйти в имматериум. Со своего выгодного положения он увидел флот вокруг них, летящий через варп. Ощетинившиеся оружием ударные крейсера, готовые к грядущей орбитальной войне. Позади них, огромные транспортные корабли, переполненные тысячами тысяч смертных, носивших на нагрудниках эмблему глаза.

А в трюмах огромных линкоров находились десантники-рубрикаторы, создания Аримана. Они безмолвно ждали, оживленные ничем иным как волей тех, кто вел их. Убивая Псов, они не будут чувствовать ненависти к ним, тем, кто привел их к нынешнему состоянию вечного, безмолвного ужаса. Для них годы со времен Предательства были ничем. Даже для Темеха и других, сохранивших свои души, прошли всего лишь десятилетия с момента разграбления Просперо, что бы еще ни случилось во вселенной смертных. Для детей Магнуса раны по-прежнему были свежими и кровоточащими.

Он расслабился, и его душа вернулась в свои физические рамки.

— Флот в хорошем состоянии, — сказал он. — Поздравляю.

— Мне не нужно твое одобрение. Ты нужен мне на мостике.

Темех склонил голову.

— Тогда я приду. И мы вместе уточним орудия нашей мести.

Афаэль нахмурился утомленному тону Темеха.

— Ты не хочешь увидеть их сожженными, брат? Ты не наслаждаешься болью, которую мы причиним им?

Темех едва не ответил словами, которые прочитал несколькими минутами ранее.

В мести существует симметрия боли. Если человек не может отбросить чувства к тем, кого он хочет уничтожить, то даже побеждая, он уничтожает лишь часть самого себя.

— Причинение им боли не вернет Тизки, — сказал он, рассеяно глядя на цихлид, которые метались среди растений аквариума. — Но если мы настолько пали, что единственная оставшаяся у нас радость заключается в их уничтожении, тогда это должно быть сделано.

Его фиолетовые глаза сверкнули, глядя на товарища.

— Значит, они сгорят, брат, — сказал он безрадостно. — Он сгорят так, что даже не успеют понять.

Только самому себе, безмолвно и в глубине своего психически защищенного разума, он закончил предложение.

И мы тоже.

Фрейя Морекборн держала Кровавого Когтя за глотку, и не отпускала.

— Чтоб тебя! — выругалась она, прежде чем опустить костяшки пальцев на его широкое, глупое лицо, ломая зубы и разрывая кожу. Небесный Воин смотрел на нее затуманенным взором, опустив руки. — Прояви. Немного. Уважения.

— Дочка!

Фрейя услышала далекий голос, прервавший ее сон. Где-то глубоко в ее подсознании зашевелилось раздражение. Она получала от него удовольствие.

— Дочка!

В этот раз ее плечо сжали. Неохотно встряхнули. Последним образом из сна был избитый космодесантник, опустившийся на пол, побитый в бою, покорный и униженный, чего никогда бы не случилось наяву.

Она открыла глаза и увидела своего отца, наклонившегося к ней. В ее спальне по-прежнему было темно, светилась только колеблющаяся сальная свеча, установленная высоко в скальной стене.

— В чем дело? — пробормотала она, сбрасывая его шероховатые руки. Она могла различить знакомую линию его плеч, почувствовать его мозолистую кожу на своей.

— Вставай, — сказал он, отвернувшись в поисках большего освещения.

Фрейя поднялась с разбросанных на койке шкур. Ее песочные волосы превратились в непослушные заросли, обрамляющие лицо. В крошечной комнате стоял ледяной холод, но она не обращала на него внимание. На Фенрисе повсюду был ледяной холод.

— Что происходит?

Морек Карекборн нашел работающую светосферу и подкинул ее, придав вращение, в воздух. Тусклый серый свет залил беспорядок в комнате. Его грубоватое честное лицо полностью осветилось, и тревожные линии вокруг глаз выглядели более глубокими, чем обычно.

— Изменение плана, — сказал старый воин, проведя уставшей рукой по короткостриженной голове. — Одиннадцатая вызвана за пределы планеты. Мы возвращаемся на дежурство.

— Скитья, — выругалась Фрейя, протерев глаза и пытаясь прогнать тяжелое бремя сна. — Снова?

— Не спрашивай. Просто одевай униформу.

Фрейя с беспокойством посмотрела на отца. Морек был ривенмастером, командиром пяти сотен кэрлов Эттгарда. Его обязанности изматывали его, а он изматывал себя еще больше. На его лице были тени от длительной усталости.

Они убивают его, — подумала она. — И даже не знают об этом.

— Мы только сменились, — запротестовала она, свесив ноги с жесткой койки, и пошатываясь, пошла за серым мундиром, брошенным на пол. — Есть другие подразделения, которые могут это сделать.

Морек прислонился к стене.

— Уже нет. Остается только Двенадцатая. Привыкай — это продлится не одну неделю.

Фрейя все еще плохо соображала из-за сна, когда натягивала тунику через голову и пыталась выдернуть из волос самые запутанные клубки. Недели изнурительных оборонительных тренировок под присмотром Небесных Воинов, и приказы от улюлюкающих Кровавых Когтей, которые забыли, что значит иметь смертное тело и смертные слабости.

— Отлично, — холодно сказала она. — Чертовски отлично.

— Фрейя, дочь моя, — сказал Морек. Он подошел к ней и решительно положил руки ей на плечи. — В этот раз будь осторожна. Думай о том, что ты делаешь, о том, что говоришь. Они снисходительны к тебе из-за меня, но это не будет продолжаться вечно.

Она почти стряхнула его руки. Она ненавидела его поучения, также как и ненавидела его слепую веру в хозяев. Он поклонялся им, хотя знал, что все они когда-то были смертными. Небесные Воины едва осознавали, что существуют такие смертные, как он и она, хотя без их верной службы в Эттгарде они не смогли бы поддерживать в действии даже половину огромного лабиринта помещений Клыка.

— Не беспокойся за меня, — сказала она, отбросив свое зародившееся неповиновение. — Я могу сражаться. Это все, что их волнует.

Морек пристально посмотрел на нее. Она знала, что он чувствует. Как и многие отцы, он хотел все время защищать ее. Она была всем, что у него осталось. Часть нее хотела дать ему немного утешения, немного уверенности, что она последует по его стопам, усердно выполняя свой долг перед Руссом и бессмертными. Иногда это действительно было все, чего она хотела, но они так чертовски усложняли это.

— Ты слишком сильно демонстрируешь свои чувства, — пожаловался он, качая головой.

— И что ты хочешь, чтобы я делала? — выпалила она, сбросив его руки и наклонившись за ботинками. — Если они хотят покорных, съежившихся слуг, они получили не ту планету. Фекке, я — дочь Фенриса, и у меня горячая кровь. Смертная кровь, к тому же. Они могут утонуть в ней.

Затем она посмотрела на него, внезапно забеспокоившись, что переступила черту, но только увидела, как ее отец смотрит на нее со странным выражением лица.

— Да, ты, несомненно, дочь Фенриса, — сказал он и его карие глаза засияли. — Я горжусь тобой, Фрейя. И боюсь за тебя.

Он оттолкнулся от стены и собрался уходить.

— Быстро надень броню, и возьми с собой свое отделение. У нас есть час, чтобы принять пост от Одиннадцатой. Я не хочу паршиво выглядеть перед этим ублюдком Локкборном.

— Так что происходит?

Морек пожал плечами.

— Не имею понятия. Ни малейшего.

Высоко на вершине Вальгарда с пусковых платформ стартовали корабли, подобно воронам, покидающим насест. Десантно-штурмовые «Громовые ястребы» перемешались с немногими оставшимися в ордене «Грозовыми птицами», образуя бесконечный поток зазубренных теней на фоне пасленово-голубого неба. Среди них были более крупные по размерам эскортные корабли типа «хлаупа» — тяжеловооруженные варианты эсминцев Имперского флота «Кобра». Суда такого размера обычно не могли стыковаться в пределах планетарной атмосферы, но исключительная высота посадочных платформ Вальгарда делала возможной посадку на Фенрис. Двенадцать из них уже отбыли, и ангары быстро пустели. Прошло всего семь дней с открытия Къярлскара на Гангаве, а сбор флота уже почти завершился.

Высоко над процессией атмосферных кораблей завис космический флот. Каждый боевой корабль гудел активностью на всех палубах, это трэллы готовили плазменные двигатели для выдвижения к точкам прыжка. Некоторые корабли прибыли на сбор недавно, вызванные Железным Шлемом всего несколько дней назад с дальних патрулей. Другие оставались в готовности над Фенрисом многие месяцы, ожидая призыва к оружию Великого Волка. Зазубренные очертания ударных крейсеров скользили среди стай меньших кораблей, каждый из них был отмечен символом Великой Роты и черной волчьей головой Ордена.

В центре скопления, окруженный ровными колоннами штурмовых кораблей, ожидающих входа в похожие на пещеры пусковые отсеки, находилась гордость Орден — колоссальный «Руссвангум». Построенное по проекту, утерянному в катаклизме Ереси, огромное судно неподвижно висело в вакууме. Ударные крейсеры, тоже крупные боевые корабли, проходя под ним, полностью накрывались его тенью. Он господствовал в местном пространстве, как альфа-самцы равнин господствовали в своих стаях. Как и все подобные суда космодесантников он был спроектирован только для одного: выпуска огромной, подавляющей боевой дух и сжигающей нервы ярости на поверхность непокорного мира с высокой орбиты. Он выполнял подобную работу много раз, и его комплекты посадочных капсул и торпед почернели от интенсивного использования. Вся Влка Фенрика состояла из хищников, но «Руссвангум» был, возможно, наиболее сильным выражением их ужасающего размаха и мощи. Только легендарный «Храфнкель» обладал большей силой, но теперь был просто воспоминанием в сагах.

Из своей башни высоко на склонах Ярлхейма Железный Шлем наблюдал за последними приготовлениями к сбору. Он видел тонкие и изящные следы «Громовых ястребов», когда те пронзали атмосферу и направлялись к точкам сбора. Вокруг него тактические дисплеи показывали позиции кораблей, медленно движущихся в эскортном строю. Скоро он тоже займет свое место на флагмане.

Как их много. Сколько мощи. Все в одном месте, все направлены в одну точку.

Знакомый трепет оживил его генетически выкованные конечности. Пройдут дни, даже недели, прежде чем он сможет направить свой пыл целиком в боевую ярость, и к тому времени вся его сущность будет в крайней степени готовности. Когда он думал о побоище, которое устроит, холодное выражение рассыпалось на его грубом лице.

Они совсем забыли, на что мы способны. Напомнить им доставит мне много удовольствия.

Все враги Всеотца вызывали ненависть в сыне Фенриса, но Магнус находился в отдельной категории. Так было всегда с Тысячей Сынов. Саги по-прежнему рассказывали в пещерах Этта о предательстве колдунов, их высокомерии и, что хуже всего, их бегстве. Легион не был уничтожен на Просперо, только разбит. Этот позор нависал над Волками более тысячу лет, пятная все деяния, совершенные ими с тех пор и отмечая их неудачу как следы зверя на снегу.

Возможно, если бы предатель Магнус исчез в Оке Ужаса и никогда не возвращался, этот позор мог быть терпимым. Но он вернулся. Он вернулся спустя века, оставляя разрушение на своем неуловимом пути. Меткие удары по имперским мирам продолжались, каждый нацеленный на поиск какой-то ценной частицы знаний и тайн. Несмотря на невосполнимые потери, нанесенные им Руссом, у Тысячи Сынов все еще был потенциал устраивать рейды в защищенный космос, и осознание этого горело в Железном шлеме. Оно горело в нем десятилетия, пока все остальное перестало казаться важным.

Несмотря на все силы, которые он отдавал преследованию Магнуса, погоня всегда заканчивалась неудачей. После них всегда оставались следы, насмешливые подсказки, вызовы поймать творца разрушения и наказать его. На Правии, на Даггэггане, на Вреоле, на Хроморе. Предатель всегда оставлял позади визитные карточки, насмехаясь над Волками, которые всегда оставались ни с чем.

Мы были терпеливыми. Мы ждали. И вот ловушка захлопнулась.

Краем глаза он заметил, как вспыхнула руна над дверью.

— Входи, — сказал он, отвернувшись от вида флота.

В комнату шагнул Штурмъярт. Глаза рунического жреца сверкали яростью.

— Почему? — спросил он.

Железный Шлем широко развел руки.

— Одаин, — начал он. — Это…

— Скажи мне почему.

Великий Волк вздохнул, и закрыл дверь щелчком пальца.

— Ты знаешь о работе Вирмблейда. За ним надо следить.

Штурмъярт зарычал, растянув губы.

— Как за ребенком? Это для тебя более важно?

— Только ты можешь обуздать его. Он играет с силами, которые могут уничтожить всех нас.

— Ты позволил ему.

— Потому что он может преуспеть.

— Прикажи ему подождать. Прикажи остановиться, пока Стая не вернется с Гангавы. Я не откажусь от этой чести!

Железный Шлем покачал головой.

— Это переломное время. Щенок — его протеже, и мне нужна мудрая голова, чтобы держать Этт под контролем. Ты не пойдешь с нами.

Штурмъярт зарычал, и вспышка желтой энергии проскользнула по его груди. Железный Шлем почувствовал как в теле рунического жреца бьется огонь разочарования,.

— Не делай этого, — настаивал он, его кулак крепко сжал посох.

Брови Железного Шлема поднялись. Штурмъярт никогда не оспаривал приказ.

— Ты угрожаешь мне, Одаин? — сказал он, позволив нотке вызова войти в его слова.

Минуту Штурмъярт стоял молча, глядя на него искаженным от гнева лицом. В конце концов, он неохотно опустил взгляд, недовольно сплюнув на пол.

— Ты не понимаешь, — пробормотал он. — Колдуны. Они берут стихии и портят их. Они — мои враги.

Железный Шлем внимательно посмотрел на рунического жреца. Штурмъярт был воином в своем сердце, неуступчивым и бесстрашным резчиком нитей, но он должен знать, кто контролирует стаю.

— Нет. Они — добыча для всех нас. Фрей будет там, и другие рунические жрецы, но ты мне нужен здесь.

Штурмъярт сжал кулаки, и новые полосы изначальной энергии пробежались по перчаткам. Он подавил свой гнев, но это причинило ему боль.

— В качестве няньки Вирмблейда, — горько произнес он.

— Нет, брат, — сказал Железный Шлем. — Вирмблейд играет с могущественными силами, и держит судьбу в руках. Если он оступится, ты должен быть там. Ты должен наблюдать за этим.

Выражение лица Штурмъярта неловко сменилось с разочарования на удивление.

— Ты слышал меня, — сказал Железный Шлем. — Что бы ни думал Грейлок, ты будешь моей правой рукой здесь. Мы должны помнить Волчьих Братьев, их неудачу и причины этого. Я не позволю, чтобы на этот путь снова ступили.

Глаза Штурмъярта сверкнули неуверенностью.

— Ты думаешь, он…

— Вирмблейд такой же преданный как Фреки[9], — сказал Железный Шлем, расслабившись, когда увидел, что гнев рунического жреца отступил. — Но мы должны присматривать ради будущего.

Он подошел к Штурмъярту и положил тяжелую руку на его плечо.

— Я делаю это, потому что могу доверять тебе, брат, — прошептал он, приблизив лицо. — Из всех моих Волков, более всего я могу доверять тебе. Ищи истину в вирде, если хочешь, и ты поймешь: Укрощение — это наше будущее.

Штурмъярт посмотрел в глаза Железного Шлема. Он все еще не примирился, но он примет приказ.

— Значит, у меня есть полная поддержка? — спросил он.

Железный Шлем мрачно улыбнулся.

— У нас она всегда есть, — сказал он.

Клык был невероятно огромен — гигантская сеть туннелей, шахт и залов, которые пронизывали самые высокие уровни пика. Но даже собственно крепость казалась маленькой в сравнении со всей массой горы, только самые верхние уровни были освоены для проживания. Главным образом Волки обитали внутри горы, их логова скрывались под километрами прочной скалы. Только на самой вершине, границе уровня Вальгарда, искусственные сооружения пробивались на поверхность в большом количестве. Там были построены посадочные платформы и стыковочные причалы, сгрудившиеся вокруг тяжелых башен, которые тянулись из отвесных скал на сотни метров в высоту. Древние приводные механизмы обеспечивали энергией служебные шахты километровой глубины, по которым доставляли оборудование и боевую технику из глубин горы и передавали их транспортам, ожидающим в ангарах. Эти места всегда кипели жизнью, как свидетельство неугомонного духа Волков и их беспрерывного плавания по морю звезд.

Хаакон Гилфассон стоял на краю одного такого ангара, наблюдая за десятком трэллов и сервиторов, ползающим по окутанным паром корпусам кораблей, как паразиты по телу. Дюжины судов уже отбыли, а большинство оставшихся были предназначены для военного флота. Кораблей, оставленных Двенадцатой, было немного и по большей части самые медленные и слабо вооруженные. Для защиты планеты на орбите оставался только один ударный крейсер «Скрэмар» и менее дюжины меньших кораблей в качестве его эскорта.

Подобное решение произвело впечатление на Гилфассона как полностью разумное. Что не было для него разумным, так это конфискация «Науро». Это было личное оскорбление, и большинство его боевых братьев отчасти смогли бы это понять.

— Извините, лорд, — сказала кэрл в третий раз, твердо уставившись в инфопланшет перед собой и пытаясь избежать зрительного контакта с Гилфассоном. — Это часть реквизиции. Великий Волк…

— Позволь сказать тебе кое-что, — произнес Гилфассон своим мрачным, кошачьим выговором. Он говорил не как обычный космодесантник, и в отличие от других в нем не было ничего угрожающего. У него была смуглая кожа, а растительность на лице густая и спутанная. Он был более строен, чем большинство членов стаи, даже будучи полностью облаченым в панцирную броню скаута. Только глаза выдавали его, янтарные круги с черными точками. Ни у кого, кроме сына Русса не было таких глаз. — Я неприятный человек. У меня нет великодушия моих братьев. Я не провожу с ними много времени, как и они со мной.

Кэрл выглядела так, словно предпочла бы находиться в другом месте, но слушала почтительно.

— Так что не думай, что я не приму это близко к сердцу. Не думай, что не найду твоего ривенмастера и не отправлю тебя во внешний патруль в Асахейм на месяц. Мне нужен этот корабль. Это мой корабль. Он останется здесь.

Кэрл настойчиво взглянула на свой инфопланшет, будто какая-нибудь новая информация в нем могла ей помочь. В пятидесяти метрах позади нее виднелся сам «Науро», сидящий на площадке ангара и тихо испускавшись пар. Он не был похож на другие суда, ожидавших на пласкрите. Черного цвета, в отличие от остального флота, выкрашенного в темно-серый. Неопределенной классификации — слишком маленький для фрегата, слишком большой, чтобы считаться трансатмосферным кораблем, и всего пятьсот человек экипажа. Необычно узкий, он низко сидел на земле. Почти треть его длины занимали плазменные двигатели, пропорция, которая делала его грандиозно быстрым. Именно за это он нравился Гилфассону.

— Ты не найдешь там того, что ищешь, — терпеливо сказал Гилфассон, наблюдая как кэрл пытается выиграть время.

Она посмотрела на него с унылым выражением лица. Женщина была скроена как большинство фенрисийцев, широкостная и широкоплечая. Судя по вышитым на ее униформе черепам, она видела бои, так что немногие вещи в галактике могли бы ее потрясти. Торги с Небесным Воином очевидно смогли.

— Оставь ее, Черное Крыло, — раздался металлический голос позади кэрла.

Доспех говорившего гудел низким, скрипучим тоном. По площадке шел железный жрец Двенадцатой Гарьек Арфанг. На нем был древний шлем Mk IV, но Гилфассон чувствовал веселье, исходящее от него. Где-то там, под всеми этими слоями брони и аугметики, он улыбался.

— Держись подальше от этого, жрец, — предупредил Гилфассон. — Это мой корабль.

— Ты — скаут, — сказал прямо Арфанг. Кэрл воспользовалась выгодой от паузы для отступления. — Ни один из этих кораблей тебе не принадлежит.

— Ни один не летает на нем так, как я.

— Верно. Так что радуйся, что Ярл Ойррейссон не захотел его. Вместо этого он взял хлаупу. Он разорвет цель первым же залпом, но когда речь идет о технике у него плохой вкус.

Гилфассон подозрительно посмотрел на Арфанга.

— Так его не реквизировали?

— Уже нет.

— Тогда что произошло?

Из шлема Арфанга раздался скрипучий звук, когда железный жрец издал то, что сошло бы за смех.

— Ярл Грейлок хочет, чтобы ты был в патруле системы. Ты и остальные скауты. Я выяснил, что ему не нравится недоукомплектованный Этт.

Гилфассон широко улыбнулся.

— Обратно на службу в космосе, — сказал он, с удовлетворением рассматривая «Науро» и размышляя о долгих, свободных часах вдали от затхлого воздуха Клыка. — Ты не представляешь, как меня это обрадовало.

Грейлок стоял в Зале Стражи, омываемый столбом холодного сета, который ниспадал с потолка. Верхняя часть зала терялась во тьме. В тенях сновали туда и обратно трэллы, передавая инфопланшеты и переговариваясь шепотом. Пикты, расположенные по окружности помещения, мигали быстрыми обновлениями, отмечая движение флота к точкам прыжкам. Один за другим зеленые указатели становились красными.

— Открыть канал с флагманом, — приказал Грейлок.

Трэллы бросились выполнять приказ. Мигание иконки сказало ему, что связь установлена.

— Лорд, — обратился он, сохраняя почтительный тон, принятый на совете. — Мы получили сигналы полного сбора. Вы можете покинуть орбиту.

— Все подтверждено, — ответил потрескивающий голос Железного Шлема с мостика «Руссвангума». — Мы скоро отправимся, и Этт будет мил и тих. Точно так, как тебе нравится.

Грейлок улыбнулся.

— Действительно. Мне нужно продолжить охоту.

С другого конца раздался резкий взрыв помех. Это могло быть фырканье.

— Ты пропускаешь ее лучшую часть.

— Может и так. Да защитит тебя рука Русса, лорд.

— И всех нас.

Комм-связь оборвалась. Грейлок стоял неподвижно несколько мгновений, его худое лицо было задумчиво.

Затем пикты начали обновляться свежей информацией. Визиры позиции показывали многочисленное перемещение. Флот был в пути.

К неподвижному Волчьему Лорду подошел трэлл и поклонился.

— Обзор орбитальной сети подготовлен, лорд, — сказал он, глядя в пол. — Вы можете просмотреть, когда пожелаете.

Грейлок кивнул, кажется, едва заметив фигуру перед собой. Его белые глаза были прикованы к скалистым стенам за ней. Камень оставался таким же голым и неприкрашенным, каким его впервые обработали.

Века мало сделали, чтобы приукрасить Этт. Он был такого же размера, что и во времена Русса, все такой же холодный, полупустой и обдуваемый ледяными ветрами Фенриса. Целые участки нижних уровней перестали использоваться, и даже Вирмблейд не знал, что осталось нетронутым в самых глубоких местах.

Мы не развились. Мы остались теми же.

Трэлл замешкался на мгновенье, прежде чем поспешно выйти из света. Его заменила намного большая фигура, и по комнате разнеслась тяжелая поступь Россека.

— Тромм, — сказал Грейлок, оторвавшись от своих мыслей.

— Ярл, — ответил Волчий Гвардеец.

— Ты занял делом Когтей?

— Они дубасят друг друга в пещерах.

— Хорошо. Пусть продолжают.

— А после этого?

Грейлок внимательно посмотрел на своего подчиненного. Россек был обычно таким кипучим, таким энергичным.

— Ты не согласен с моим решением, — сказал он.

Волчий Гвардеец сохранял невозмутимое выражение лица. — Кто-то должен защищать Этт.

— Ты считаешь, что не мы.

— Раз ты настаиваешь на моем ответе, то нет.

Грейлок кивнул.

— Продолжай.

Россек смотрел ему прямо в глаза, как обычно. В них был упрек.

— У нас нет столько трофеев, как у других Рот, лорд, — сказал он. — Ходят слухи, что нам не хватает духа. Они говорят, что твоя кровь холодна.

— Кто так говорит?

— Просто слухи.

Грейлок снова кивнул. Слухи были всегда. С момента принятия в Кровавые Когти он должен был сражаться за свою честь против обвинений, что он — не настоящий волк, что Хеликс не прижилась должным образом, что он больше ледяное существо, чем истинный воин из плоти Стаи. Дни, когда подобные новости беспокоили его давно прошли.

— Они и раньше говорили это. Почему ты прислушиваешься к ним сейчас?

Россек не отвел взгляда.

— Нам нужно быть осторожными, — сказал он. — Другие Ярлы…

— Забудь о них. — Грейлок положил перчатку на руку Волчьего Гвардейца, и керамит глухо лязгнул. — У нас нет причины унывать, и существуют другие способы сражаться, кроме тех, что записаны в сагах. Галактика меняется. Мы должны измениться вместе с ней.

Грейлок почувствовал, как внутри Россека зашевелилось беспокойство. Гвардейцу не нравился такой разговор. Ни одному из Волков с их почтением к традиции не нравился. Только давнее братство двух воинов удерживало Россека от дальнейших слов, от возражения методу войны, который Грейлок навязывал Двенадцатой Роте.

— Ты веришь мне, Тромм? — спросил Грейлок, не убирая руку.

Колебание.

— Всей своей жизнью, лорд.

Его янтарные глаза не мигали. Грейлоку доставило это некоторое удовлетворение. В них были сомнения, подобно воронам, собравшимся вокруг падали, но ядро оставалось преданным. Оно всегда было таким, даже после того, как Грейлок победил его незначительным большинством голосов на выборах нового Ярла вместо старика Ойя Аркенджо. Если голосование снова проведут, он не сомневался, что Россек получит много голосов. Старый воин всегда заявлял, что не хочет почестей, но любое мнение может измениться.

— Хорошо, — сказал Грейлок, отпуская его. — Ты мне нужен, Тромм. Вы все мне нужны. Когда Железный Шлем вернется со своей безумной охоты на скрэгра, ситуация должна будет измениться. Мы не можем позволить этим теням ослеплять нас вечно, заставлять нас гоняться за призраками прошлого. Ты увидишь истину этого, если посмотришь.

Россек не ответил. Такой разговор тревожил его и Грейлок знал, что он не может слишком сильно давить.

Когда арьергард флота отправился к точкам прыжка, на пиктах, установленных по стенам зала, потускнели последние из сигналов. В этот момент Грейлок испытал всплеск удовлетворения, и часть его забот отступила.

Последняя кампания Железного Шлема шла полным ходом. Этт принадлежал ему.

Глава 3

Кир Эсвай, прозванный Кулаком Хель, громко рассмеялся, разбрызгивая капельки слюны из полураскрытого рта.

— Русс, какой же ты медленный, — высмеял он товарища и снова бросился в атаку. Он раскрутил свой топор и обрушил его на плечо противника.

Огрим Рэгр Врафссон по кличке Красная Шкура, отскочил от приближающегося оружия.

— Достаточно быстрый для тебя, — он тяжело дышал, и, отступая, пустил в ход свой топор. Он отвел его в сторону, оставляя пространство для размаха и выжидая бросок оппонента.

Треск и звуки ударов раздавались по длинному ряду железных тренировочных клеток. Эта пара Кровавых Когтей не была единственной из тех, кто спарринговался на площадках — целому пехотному контингенту Двенадцатой было предписаны интенсивные тренировки после ухода флота Железного Шлема. Грейлок был хладнокровным, но не глупым: он знал какой разочарованной будет его рота из-за неучастия в операции на Гангаве, и постарался занять ее делом.

Кулак Хель продолжил атаку, осторожно подступая. Его линия скул была по-прежнему человеческой, но лицевые мышцы выдавали гигантизм, общих для всех космодесантников. Русые волосы были коротко подстрижены, а татуированные щеки отмечала щетина. Он сохранил звериную энергию выходца из племени хманни, и держал себя с напыщенной, самоуверенной угрозой.

— Нет, — он оскалился, кружа. — Ты чертовски медленный.

Красная Шкура мог быть его близнецом, если бы не грязная копна темно-рыжих волос и взъерошенные бачки. Его клыки были заметно короче, они еще не вытянулись под длительным воздействием Хеликс. В его нижней губе торчало железное кольцо, блестевшее от светосфер над ними. Когда он дико улыбался, что случалось часто, кольцо задевало зубы, скрипя как щебень о лед.

— Хватит трепаться, — сказал он, подманивая Кулака Хель. — И начинай драться.

Кулак Хель метнулся влево, затем остановился и поднял лезвие топора, целясь в корпус Красной Шкуры. Два оружия ударились в брызгах искр, сцепившись древками. Кулак Хель давил двумя руками, направив всю свою могучую силу в выпад.

Красная Шкура держался одно мгновенье, потом отшатнулся и потерял равновесие.

— Да! — завопил Кулак Хель и атаковал.

Топоры столкнулись, затем снова, каждый удар обрушивал волны ужасающей силы на защитные парирования. Кулак Хель действительно был быстрее, и его незащищенные руки двигались размытым пятном.

— А теперь держись… — прохрипел Кулак Хель сквозь стиснутые зубы со сконцентрированным выражением лица. На висках выступили капли пота, несмотря на то, что в боевых клетках было по-зимнему холодно, а на металле блестел лед.

Красная Шкура не ответил, занятый отражением яростной атаки своего товарища по стае. Оба Кровавых Когтя были без доспехов, облаченные в кожаные туники и наголенники, перевязанные тонкими шнурами. Лезвия топоров были затуплены для тренировок, но все еще могли ломать кости и рвать плоть. Это сделали инструкторы, чтобы внушить должное уважение к клинку и отучить возлагать надежду на боевой доспех.

Красная Шкура врезался в стенку клетки, почувствовав давление железа на спину. Он перекатился, и топор Кулака Хель прочертил дугу там, где только что была его грудь.

Снаружи клетки донесся взрыв хриплого смеха.

— Скитья, — выругался Красная Шкура, заметив темные фигуры других Кровавых Когтей, стоящих за пределами освещения светосфер. Он заработал зрителей. Раздались непристойные насмешки, когда Красная Шкура увернулся от очередного удара и с трудом выбрался из зоны досягаемости.

— Медленный, медленный, медленный, — насмехался Кулак Хель. Он шел с важным видом за Красной Шкурой и тяжело дышал, по лицу струился пот. Красная Шкура испытал небольшое удовлетворение от того, что Кулаку Хель пришлось непросто.

— Ты сражался бы лучше, если не говорил так много, — пробормотал Красная Шкура, пытаясь восстановить равновесие и вернуть инициативу.

— Можешь так думать, если от этого тебе лучше, — издевался Кулак Хель, шагая за ним и легко сжимая рукоятку топора. Когда он приблизился на дистанцию удара, на его лице была победоносная улыбка.

— Да, — зарычал Красная Шкура, сжавший для прыжка. — Лучше.

Он неожиданно бросился вперед на приближающегося Кулака Хель и отпихнул его назад. Кулак Хель подошел слишком близко, слишком самонадеянно, и не смог опустить вовремя топор. Красная Шкура обхватил его медвежьей хваткой и еще больше подтолкнул, загнав в дальний конец клетки. Они ударились о стенку с громким стуком.

Топор Кулака Хель выпал из его хватки, и он сжал кулак, собираясь нанести сокрушающий удар, давший ему кличку. Красная Шкура был быстрее, и ударил его головой прямо в лицо. Раздался треск кости о кость, и в воздухе повис металлический запах свежей крови.

Голова Кулака Хель качнулась назад, и его блестящие глаза остекленели. Красная Шкура бросил свое оружие и обрушил на шатающегося Кровавого Когтя шквал ударов, отчего тот упал на колени.

Рев одобрения разнесся по железной клетке, вперемешку с гиканьем и воем. Кровавые Когти проводили оружием по прутьям, звук отразился вверх и разнесся по всему залу.

Какофония была такой громкой, что почти заглушила гонг, сигнализирующий о конце боя. Сделав вид, что не расслышал, Красная Шкура нанес еще один зубодробительный апперкот, прежде чем двери клетки открылись и вломился Бракк, чтобы прекратить бой.

— Хватит, — прорычал он, оттащив Красную Шкуру от шатающегося Кулака Хель и отшвырнув его через всю клетку. Даже без силового доспеха Волчий Гвардеец был намного сильнее, чем любой из них. — Это тренировка на клинках, а не драка.

Раздался хор разочарованного неодобрения, когда Красная Шкура встал, а Бракк поднял Кулака Хель и прислонил к стенке клетки.

Все тело Красной Шкуры болело. Из рассеченного лба вниз по лицу бежала горячая струйка крови.

Он чувствовал себя истощенным, помятым, побитым и превосходно.

Кулак Хель начал приходить в себя, его голова опустилась, а глаза все еще были расфокусированными.

— Это было глупо, — прорычал Бракк. — Я что, должен выбить глупость из тебя, Кровавый Коготь?

— Ты можешь попытаться, — протянул Кулак Хель, ошеломленно прислонившись к прутьям.

Красная Шкура оскалился, захромав к своему оппоненту. Бракк сплюнул на пол.

— Приведите себя в порядок, — сказал он. — Ярл требует доклады о вашей боевой готовности, и вы должны работать намного усерднее.

Бракк вышел из клетки, протолкнувшись через толпу зрителей, собравшихся снаружи. Красная Шкура поймал Кулака Хель, прежде чем тот снова упал на пол и грубо поставил его на ноги.

— Как я и говорил. Слишком быстрый для тебя, — сказал он.

Зрение Кулака Хель прояснилось. Кровь в его ранах потемнела от свертывания. Свалить его с ног отняло у Огрима много сил, но еще больше понадобилось, чтобы не дать ему подняться.

— В этот раз, брат, — ответил он и ухмыльнулся окровавленными зубами. — Только в этот раз.

Красная Шкура засмеялся гортанным ревом дикого удовольствия. Два бойца ударили правыми кулаками, и ободранные пальцы быстро сжались.

Вирмблейд откинулся назад на своем троне, чувствуя изматывающую усталость. Работа была изнурительной, даже для его генетически усиленной физиологии. Многие дни тестирования, очистки, снова тестирования, сплайсинга, поиска скрытых изъянов, уничтожения ложных позитивов и раскрытия секретов, витающих внутри пробирок и сосудов. Вокруг него стоял низкий шум лабораториума: трэллы усердно изучали образцы на лотках, когитаторы стрекотали, пробирки с жидкостью тихо пузырились в точно контролируемых температурах.

Девять дней. Девять дней как улетел Железный Шлем, забрав из Этта Великие Роты и оставив пустоту в коридорах и приют для слухов. За это время почти ничего не было достигнуто, и многое было отменено. Каждый шаг вперед сопровождался многими шагами назад, в сторону и вниз. Было легко отчаяться, легко потерять надежду.

За исключением того, что отчаяние было также чуждо сыну Русса, как мир и тишина.

Секрет ускользает от меня только потому, что я подошел ближе. Как добыча на льду, он чувствует охотника.

Аналогия помогла ему. Были времена, когда трудные проблемы решались благодаря представлению охоты. Желание убивать могло быть подавлено, превращено в источник чистой ментальной решимости. Это также давало ему надежду. Он столь многого не понимал, но столь многое начинало представляться очевидным. Это желание убивать имело те же истоки, что и позитивный знак.

Осмеливаюсь ли я на слишком многое? Запретно ли это? Возможно. Но, с другой стороны, мы никогда не следовали правилам. Оставь их сынам Жиллимана.

Он снова проверил данные. Образец, который он исследовал последние несколько недель был отвергнут. Не безвозвратно, но с некоторыми последствиями, а он так в него верил. Потребуется еще одна неделя работы по корректировке, чтобы распутать клубок. Не в первый раз он осознавал благоговение перед изначальными творцами, теми, кто сложил элементы вместе, кто направил человеческий поток новым и прочным курсом.

Запретно ли это? — спросил он снова себя, уже зная ответ.

Конечно да.

На горжете его доспеха мигнула руна, предупреждая его о присутствии поблизости Штурмъярта. Рунический жрец, при всей его мощи на поле битвы, был неумелым шпионом. Вирмблейд вздохнул, положив инфопланшет в тайник подлокотника трона. Он сделал жест ближайшему трэллу, и смертный в кожаной маске понимающе кивнул. Противовзрывные двери глубоко в комплексе лабораториума закрылись, спрятав содержимое находящихся за ними комнат. Пикт-экраны с засекреченными данными очистились, их заменили обычно выглядевшие ряды рун.

Вирмблейд встал с трона, устало готовясь встретить пренебрежение и подозрение своего брата.

Он много боится, и о многом догадывается, подумал Вирмблейд, проходя через соединенные, покрытые кафелем комнаты в своей неуклюжей, старческой манере. Чтоб его. Если он догадается о большем, то будет больше бояться. Только Грейлок видит потенциал, но у него странная душа.

Вирмблейд подошел к приемной лабораториума и увидел массивную фигуру рунического жреца, ждущего его. Его богатый, инкрустированный печатями доспех был странной противоположностью стерильному миру телотворцев.

Мне просто нужно больше времени.

Вирмблейд выдавил знакомую кривую улыбку на морщинистом лице и пошел приветствовать своего брата с ожидаемым несдерживаемым подшучиванием.

Немного больше времени.

Флагман флотилии Тысячи Сынов «Херумон» начал замедляться, готовясь к прорыву барьера между варпом и материумом. Остальной флот — пятьдесят четыре сине-золотых боевых корабля и транспортных судна также снизили скорость до переходной.

На мостике «Херумона» бок о бок стояли Темех и Афаэль, Корвид и Пиррид. Вокруг них расположились другие члены старшей командной свиты — Ормана, Хетт и Чамин. Все были облачены в полные боевые доспехи поверх мантий и шлемы. Большинство из них провели долгие, наполненные скукой часы на Планете Колдунов, полируя и переделывая свои доспехи. Теперь шлемы носили плюмажи и выемки из золота и бронзы, а их поножи были гравированы напыщенными манускриптами, ссылающимися на давно забытые эпиграммы.

Темех относился к ним терпимо. Кажется, из его товарищей только он видел как сильно они пали.

Мы утратили свой стиль. Мы становимся пародиями на самих себя.

Его собственный доспех был сравнительно немодифицированный Mk III, перекрашенный в сапфировый по приказу Магнуса, но в остальном такой же как до Предательства. Его борода, отпущенная на Просперо, как и светлые волосы были по-прежнему аккуратно подстрижены. Он удивлялся тому, что Амон, Собек и Хатор Маат поступили также. Те, кто присоединились к отколовшемуся кабалу Аримана, всегда были наиболее своевольными и сильными. Оставшиеся верными примарху были посредственностями, которые не осмелились присоединиться к разработке Рубрики.

Не то, чтобы это имело значение. Контрмагия в любом случае повлияла на них всех, защитив менее сотни колдунов Легиона и обратив остальных, рубрикаторов, в прах. Теперь остатки некогда наиболее искусно созданного оружия Императора были разбросаны по незначительным бандам мародеров, мстителей и расхитителей знаний. Этот великий флот, это скопление несравнимых сил, был финальным аккордом, последним эхом несчастья, которое произошло более тысячи лет назад.

— Лорд, мы готовы совершить переход.

Говоривший был бритоголовым членом экипажа с сильно подведенными глазами. На нем был китель старшего вахтенного офицера, и он должно быть много лет служил на флоте. Большая часть смертного экипажа была набрана недавно, продукты длительной программы насаждения культа на сотнях имперских миров.

Афаэль повернулся к Темеху.

— И что ты видишь, предсказатель? — спросил он, его голос искажался искусно сделанной вокс-решеткой.

Темех сдержал раздражение, когда его снова спросили, и бросил свой мысленный взор в Великий Океан. Мистические связи между варпом и реальным пространством раскрылись перед ним как ветки уравнений, которые едва заметно двигались одна против другой, находя и теряя равновесие.

Он установил местонахождение флота и проследил его до места назначения. Разница была незначительной. Если они сохранят свой прежний курс, то выйдут очень близко к Фенрису.

— Ты ведешь нас точно, — сказал Темех, вернувшись в настоящее. — Слишком точно.

Афаэль засмеялся.

— Ты хочешь дать им время подготовиться? — Пиррид покачал головой. — Вспомни как были сбиты наши орбитальные станции? За секунды. Так сжигаются миры. Для нас успокоили океан, чтобы позволить свалиться им прямо на головы.

Темех почувствовал, как Афаэль улыбается под своим шлемом, ощутил его жажду предстоящей битвы.

— В варпе нет ничего такого, чтобы потревожило нас, брат, — продолжил Афаэль. — Если бы ты сам посмотрел, то увидел что флот Псов уже во многих днях пути и не может быть отозван. Мы сделаем это быстро.

— Отлично. Просто не забрось нас в ядро планеты.

В этот раз Афаэль не засмеялся.

— Время до перехода? — спросил он, повернувшись к офицеру.

— Приближается, лорд.

— Тогда активируй экран.

Перед командной группой из бронзового пола изящно поднялось изогнутое зеркало. Глазурованная поверхность была залита краской, которая перемещалась и расползалась как масло на воде. Темех смотрел на него с неприязнью. Это был грубый образ эфира, результат наблюдения за ним через глаза духа машины.

— Начинайте, — приказал Афаэль.

По всему флоту отключили варп-двигатели. Пятьдесят четыре корабля действовали согласованно, их плазменные двигатели реального пространства зарычали, включаясь, а пустотные щиты заструились на своих местах.

Меняющееся изображение в зеркале раскололось, ее сменил космос. Перед ними ужасающе близко находился жемчужно-белый шар. Он устремился к приближающимся кораблям, с каждой секундой становясь больше. Флот Тысячи Сынов, ведомый их несравненными провидцами, вышел из варпа ближе и быстрее, чем смог бы любой корабль, ведомый смертным.

Темех ощутил, как по желудку крадется неприятное предчувствие. Итак, это был Фенрис — цель долгого и мучительного планирования Магнуса. Планета выглядела меньше, чем он ожидал, грязный шар воющих штормов и потрескавшегося льда.

Афаэль излучал дикую энергию. Впереди «Херумона» другие корабли флотилии становились видимыми через перископы реального пространства. Полосы перегретой плазмы прочертили пространство, когда ударные корабли помчались вперед, чтобы окружить цель. За ними огромные транспортники неуклюже занимали позиции. Не было ни ошибок, ни небрежных рематериализаций.

— Фенрис, — прошептал Афаэль, восхищенный открывшимся перед ним зрелищем. Ужасные силы рассыпались по космосу в тесном строю, подобные силы не видели вместе со времен Предательства.

Темех, видя то же, чувствовал только утомительный страх. Он рыдал над разрушением Тизки, но это не разожгло его чувство мести. Пыл Афаэля, напротив, был грубым и пустым.

Мы утратили свой стиль.

Пиррид был невнимателен. Он подошел к зеркалу, наблюдая, как изолированный шар заполнил экран.

— Это причинит вам боль, — пробормотал он. — О, это причинит вам так много боли.

Последний день жизни Адамана Эарфейла начался плохо. Из астропатов коммуникационного шпиля в Вальгарде немногие были родом с Фенриса, что делало его одним из всего лишь дюжины или около того иномирцев на все планету. Его подчиненные-аборигены были грубыми, вонючими и отпускали сквернословные шутки в адрес его магии. Им не нравилось применение псайкерских сил, хотя их собственные гремящие костями пропускали немало эфирной энергии на уровень мануфакторума. Даже после сорокалетней службы он по-прежнему не избавился от привычек своего родного мира, планеты-улья Анрады. Он ненавидел Фенрис. Он ненавидел вонь, он ненавидел скуку, и он ненавидел холод.

После чуть более двух часов сна сигнализация, вызывающая его на астротелепатическую платформу, доводила до бешенства. Весь хор был полностью занят последние несколько дней, передавая данные для сбора флота. Он измождено вышел из своей кельи, стирая сон со своих незрячих глаз. В коридоре он почувствовал давку тел, носящихся вперед-назад. В вокс-бусинах стоял низкий, встревоженный стрекот. Что-то взбудоражило шпиль.

Эарфейл уверенно шагал по Санктум Телепатика через толпу кэрлов и трэллов, обнаруживая их только по запаху и звукам. Коридоры из его кельи к тронам-передатчикам были известны ему также хорошо, как очертания собственного тела. Тем не менее, каждый раз при пробуждении он чувствовал тупое давление позади глаз, которое проникало в его мысли и осложняло работу.

Он занял свое место, чувствуя себя ужасно. Плохо соображающий, вялый и раздражительный.

Сервитор заскрипел, чтобы помочь ему сесть в трон-передатчик, и он вздрогнул, почувствовав холодную сталь имплантата интерфейса во входных узлах кисти. Не было ни одной чертовой причины чувствовать такую боль — если бы дикари на этом забытом мире заботились о чем-то вроде комфорта, они бы установили новое оборудование много лет назад.

— Воды, — прохрипел он, зная, что сервитору понадобиться век, чтобы отыскать и принести чашку воды, холодной и с привкусом песка.

Его головная боль усилилась, и он начал кое-как расшифровывать программу предстоящей работы. Вокруг него усилился шум, когда другие астропаты начали читать свои литании.

— Благословенный Император, Защитник Человечества, Владыка Небес, направь мои мысли в Твоей службе и очисть мой разум…

Эарфейл начал цитировать вслух, одновременно настраивая ряд циферблатов и рычагов на панели управления перед собой. Оборудование было более теплым, чем обычно, иначе его высохшая старая кожа прилипла бы к холодному металлу.

Пока он говорил в его разуме начал появляться маршрут. Он не видел полностью текст, но отсылка была такой же четкой, как и ментальный образ.

— Да выдержит мое тело и останется чистой моя душа, мой Внутренний Глаз останется ясным, а Внеший Глаз — темным, как вечный знак Твоей благосклонности….

Он продолжал произносить знакомые слова, когда железный капюшон, ощетинившийся тонкими иглами зондов, опустился над ним. Он продолжал говорить, когда зонды проникли через стальные отверстия в его бритом черепе и остановились в предназначенных местах. Он продолжал говорить, когда голоса остального хора вышли из фокуса.

Моя голова убивает меня.

Признаков воды не было. Эарфейл остановил первую передачу. Стандартное межпланетное коммюнике, что-то об эскорте конвоев в одной из защищаемых Волками систем.

— Сохрани оберег Твоей защиты… проклятье, Фрор, почему этот список такой длинный?

По каналу директора, двухсотлетнего фенрисийца, раздался треск помех.

— Фрор?

Эарфейл сдался. Старый дряхлый козел. Боль за глазами стала сильнее. Было такое ощущение, словно выжженные нервы каким-то образом восстановились.

Что, во имя Хеля, это значит?

Он отключил контакт и подумал, не позвать ли апотекария, но затем отказался от этой идеи. В любом случае они все считали его слабым, мягкотелым иномирцем с поверхностными знаниями порочной магии.

Он открыл свой разум.

Эфир ворвался в него. Из пустоты на него уставился единственный глаз, опоясанный алым кругом.

— Святой Импе… — начал он, а потом началась настоящая боль.

Что-то огромное вошло в его сознание, что-то безбрежное и древнее, что-то такой величины, что Эарфейл сразу же понял, что он покойник.

— Фрор! — закричал он, может быть вслух, может быть мысленно. Смутно он услышал другие звуки, исходящие из темноты вокруг него. Послышались тяжелые шаги, словно кто-то бежал по комнате. Затем раздались крики. Потом все исчезло посреди боли — сокрушительной, вызывающей галлюцинации боли.

На краткий миг он подумал бороться с ней. На мгновенье, ужасающее мгновенье, его вернули к процедуре связывания души на Терре. Там он подвергся воздействию столь грандиозной сущности, что это сожгло его глаза и опалило душу.

Это та же самая сила.

Нет, не та же. Не вполне та же, хотя и родственная ей. Даже когда он извивался в своих путах, пришпиленный к своему месту бегущими через него электродами, он смог различить знакомые формы в варп-сигнатуре.

Закройте соединение!

Было слишком поздно. Эарфейл почувствовал, как органы внутри него лопаются горячими, мучительными взрывами. Кровь бежала по его лицу, стекая в открытый рот, застывший в беззвучном крике. Око свирепо смотрело на него, пульсируя небрежной угрозой. Это существо даже не особенно старалось.

+Что ты такое?+ — передал он, и его сообщение было подобно выстрелу микролюменом в звезду.

Око не колыхнулось, но добавило больше агонии. В этот момент Эарфейл понял, что оно делает то же самое со всеми астропатами. Это должно было быть невозможным — по всему шпилю находились обереги против проникновения, а все псайкеры были связаны душами. Это существо разрывало их на части, словно защиты не существовало.

Он дрожал на своем троне, чувствуя, как сознание покидает его. Его нервы сгорели, дав некоторое избавление от боли.

Эта воля изолирует нас, — подумал он, погружаясь в смерть. — Она хочет нас заглушить.

Это была предпоследняя мысль Адамана Эарфейла. Последняя пришла сразу за ней.

И что бы это ни было, понял он, мучительно содрогаясь обожженным телом, оно походило на Императора. 

Глава 4

Волчий скаут Хаакон Гилфассон, которого прозвали Черным Крылом, сидел на командном троне «Науро» и внимательно изучал изображение перед собой. Посадочные площадки были уже далеко позади, и темное небо в перископах реального пространства растворилось в черном фоне с пятнами звезд. Неоново-белый изгиб Фенриса уменьшался по мере того, как корабль поднимался все выше, его двигатели боролись с могучим тяготением удаляющейся планеты. Подготовка «Науро» к длительному патрулированию системы заняла много дней, но теперь раздражающее ожидание закончилось, и Хаакон вернулся на свое место.

Внизу, в сервиторском паддоке работала дюжина соединенных проводами автоматов. На верхних платформах находились шестеро кэрлов, пристегнутые ремнями безопасности до тех пор, пока корабль не выйдет из атмосферы и гравитационные генераторы не смогут должным образом стабилизироваться.

— Штурман, доложить по готовности, — мимоходом приказал Черное Крыло, наслаждаясь чувством корабля, когда тот взобрался на низкую орбиту. Металлический пол слегка дрожал под ним. Корабль был похож на охотничьего пса — тощий, дрожащий, натянутый на поводке.

— Вы сильно разогнали его, — пришел ответ по внутренней связи из машинных отделений. Штурман корабля долго служил с Черным Крылом, и в голосе смертного не было уверенности, что его предостережение будет принято во внимание.

Черному Крылу нравилось доставлять ему неудобство. Ему нравилось доставлять неудобство каждому. Он находил удовольствие в пилотировании перехватчиком с экипажем целиком состоящем из смертных — это была абсолютная власть, осознание того, что он может гнать корабль так сильно, как захочет. Это был великолепный корабль, породистый, и полеты на нем в пределах безопасных параметров не вызывали никакой радости.

— Верь в него, штурман, — ответил он. — Ему нравится, когда его подгоняют.

С другой стороны пробормотали ругательство, прежде чем связь прервалась. Черное Крыло усмехнулся и вызвал гололит из подлокотника трона. Тактический дисплей вспыхнул перед ним вращающейся сферой, отображающей локальный космос.

— Мы пролетим через сеть, — поделился он с тактиком, в уме проложив курс, который выведет их в нескольких километрах от первой орбитальной орудийной платформы. — Я отвлеку их от своих скучных жизней.

— Я не могу связаться с ними, — ответил тактик в серой униформе, сидящий за панелью управления прямо перед Черным Крылом.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что не могу установить связь с ними.

Черное Крыло нахмурился и переключился на канал. Там шипели помехи.

— Наши коммы повреждены? — спросил он.

— У нас порядок, — ответил тактик, его пальцы пробежались по панели управления, которая больше походила на орган. — Проблема у них.

Черное Крыло взглянул на гололитический дисплей. Первая из орудийных платформ была в радиусе действия авгура, единственная руна плавала в изумрудной сфере.

— В чем проблема? — спросил он.

Тактик повернулся и пожал плечами.

— Отказ системы, — предположил он. — Или их подавили.

Черное Крыло резко засмеялся.

— Ага, похоже на…

Волчий дух внутри него внезапно зашевелился, словно пробуждаясь ото сна. Он почувствовал, как поднимаются волосы на его руках.

— Продолжай попытки, — приказал он и увеличил диапазон тактического дисплея. Когда границы расширились, символы внутри сферы превратились в крошечные точки. Внутри радиуса действия авгура оказалось больше орбитальных платформ.

— Мы можем связаться со «Скрэмаром»? — спросил он, не удовлетворенный увиденным.

— Нет ответа.

Сфера продолжала расширяться, по мере того как система датчиков охватывала все больше и больше пространства местного космоса. Затем на границе радиуса появилось много рун. Очень много. И все не с фенрисийскими символами.

— В каком состоянии наши щиты? — спросил Черное Крыло, сжав подлокотники трона чуть сильнее.

— В отличном.

— Так держать. Подключите вспомогательные плазменные модули.

Тактик повернулся и взглянул на него так, словно он сошел с ума.

— Мы все еще в зоне действия гравитации…

Черное Крыло устремил на него испепеляющий взгляд.

— Мне нужна скорость атаки. Немедленно. Затем предупреди Вальгард, чтобы они бросили все, что у них есть сюда. Потом начинай молиться.

Черное Крыло повернулся к тактическому дисплею и погрузил свои пальцы в подлокотники управления трона. Он увеличил мощность и почувствовал, как лихорадочный машинный дух протестующе завыл.

— Привыкай к этому, — зарычал он, вдавливая перчатки в металл. — Скоро станет намного хуже.

Что-то зашевелилось внутри разума Грейлока прежде, чем начали появляться оповещающие руны. Он находился глубоко в Клыке, обрабатывая лезвие своего старого топора Френгира, который он забрал из своей прежней жизни и держал при себе. Волчьим жрецам не нравилось то, что сохранялись следы смертных дней, но оружие было священной вещью, и теперь, когда он стал Ярлом, у них не хватало власти обратить свое неудовольствие в приказ.

Он затачивал смертельное лезвие оселком, работая осторожно, чтобы сохранить режущую кромку. Обух был из более мягкого железа, чем у топора космодесантника, и не годился для соответствующего боя. Тем не менее, он поддерживал его долгие годы в изначальном состоянии, ни разу не позволив металлу притупиться или разрушиться. По мере работы металлическая стружка от точильного камня устлала голый пол у его ног.

Затем засветились руны, установленные высоко на стенах кузни. Одновременно на горжете его доспеха вспыхнули красные символы, уменьшенные версии данных, которые передавал бы шлем, будь он на нем.

Грейлок положил топор.

— Ярл, — раздался голос в наушнике. — Нас атакуют. Приближаются многочисленные цели, оборонительные системы под огнем. Передающие шпили не работают, несем потери.

Изменение было мгновенным. Грейлок схватил свой шлем с подставки и вышел из комнаты в коридор.

— Всем вожакам стай в Зал Стражи, — резко сказал по комму. — Включая Вирмблейда. Численность врага?

— Приближаются около сорока крупных целей, — пришел ответ. Это был Скриейя, находившийся в Зале Волчий Гвардеец. — Возможно больше.

— Сорок? Откуда?

Последовала пауза.

— Неизвестно, Ярл.

— Убедись, что Штурмъярт там, — прорычал Грейлок, перейдя на бег, все его тело напряглось. — Молот Русса, лучше бы была причина, по которой он не заметил этого.

Грегр Кьолборн, ривенмастер орбитальной платформы Рейке Ог, бежал по пласталевому коридору к командному модулю, полуоглохший от рева клаксонов на каждом углу. Раздался сильный, сотрясающий грохот, и его мир наклонился на несколько градусов.

Он врезался в ближайшую стену и выпалил проклятье.

— Откуда, Хель подери, они взялись? — пробормотал он, поднимаясь. Двери в командный модуль были заблокированы в открытом состоянии, и он увидел беспорядок внутри прежде, чем миновал их.

— Статус! — потребовал он, тяжело дыша и занимая место на возвышении в центре.

Командный модуль орудийной платформы был кругом диаметром семь метров. Потолок занимали перископы реального пространства. В обычной ситуации они должны были показывать пустой космос. Сейчас через плексиглас был виден ад. Вся конструкция — несколько тысяч тонн пластали и адамантиума, опасно накренилась. На полу модуля кэрлы и сервиторы работали с комплексом соединенных панелей, которые пылали рунами угроз. Далеко внизу светился снежно-белым цветом изгиб северного полушария Фенриса.

— Неизбежен отказ основного щита, — доложила его хускэрл Эмма Вреборн. Ее голос был тверд и решителен, что делало ей честь, когда пылающая панель управления осыпала ее искрами. — Мощность десять процентов выше минимума. У нас несколько минут.

Кьолборн кивнул и почувствовал, как кровь продолжает течь по телу. — Оружие?

— Критическое состояние, — доложил другой кэрл.

— Отлично.

Кьолборн пытался взять под контроль ситуацию. Семь минут назад сканеры дальнего действия уловили сигналы. Две минуты спустя сигналы стали линкорами. Либо с авгуром серьезные проблемы, либо флот вышел из варпа потрясающе близко к гравитационному колодцу Фенриса. Не было ни предупреждения, ни обнаруженных варп-следов, и не было времени сделать что-нибудь, кроме как зарядить батареи и подготовиться к ответному огню. Когда залп был дан, то он оказался удручающе недостаточным.

Стена кораблей на полной скорости неслась на них, посылая энергетические разряды в соединенную сеть орбитальных платформ. Несколько орудий было уничтожено почти сразу, подавленные массированным огнем, их пустотные щиты перегрузились и рассыпались в огне высвобожденной энергии.

Контратака защитников была спорадической, из-за нехватки времени на согласование должных расчетов для ведения прицельного огня. В след за первоначальной атакой, из тени крупных кораблей вылетели вражеские истребители, выйдя на дистанцию огня и яростно атакуя уцелевшие элементы оборонительной сети. Все это было слишком быстро, слишком ошеломляюще. Теперь внешняя сеть была в огне, пылая и падая в верхнюю атмосферу, а то, что осталось, могло только замедлить главные силы приближающегося флота.

— Этт предупредили? — спросил Кьолборн, глядя на побоище вокруг. Его разум лихорадочно работал.

— О, они в курсе, — ответила Вреборн.

— Удачи им.

На мгновенье Кьолборн тоскливо подумал о спасательных капсулах, подвешенных под обращенной к планете стороной платформы. Если бы он родился где-нибудь в другом месте, а не на Фенрисе, он мог даже попытаться добраться до них.

— Направить всю энергию со щитов на переднюю батарею, — приказал он, пробежав взглядом по вращающейся световой схеме на тактических дисплеях.

— Сэр?

Раздался второй удар, когда что-то тяжелое поразило платформу снизу. Пропало освещение, оставались только кроваво-красные аварийные огни. Расчет командного модуля выглядел как потусторонние призраки во мраке.

— Вы слышали меня. Мне нужен один выстрел, прежде чем мы погибнем.

Кэрлы подчинились без дальнейших вопросов. С невольной дрожью Кьолборн наблюдал, как на перископах реального пространства исчезли пустотные щиты платформы. Исчезновение оставило за собой мерцающий след, а затем отчетливый непосредственный вид космоса.

— Захват цели Фиф-Тра, пеленг 2.-2.-3. Как будете готовы, стреляйте.

Кэрлы поспешили выполнить приказ. Краем глаза Кьолборн увидел, как другая платформа взорвалась огромным шаром раскаленной плазмы и ее сигнал, мигнув, исчез с тактического дисплея. Он проигнорировал это, сосредоточившись на цели. Среди армады приближающихся кораблей вращался от чьего-то попадания вражеский фрегат. Он начал поворачивать, чтобы ввести в действие носовой лэнс-излучатель. На его бронированном носу отразился свет от полудиска Фенриса, и ненадолго сверкнула сапфировая обшивка.

— Попался, — мрачно произнес Кьолборн, не обращая внимания на лазерный огонь, исходящий от эскадрильи истребителей с надира левого борта.

— Расчет для ведения огня завершен, — доложил второй кэрл, работая над компенсацией крена, вызванного обстрелом.

— Вышвырнете его из космоса.

Огромные флуоресцентные лучи перепрыгнули дистанцию в сотню километров, врезались во фрегат и вскрыли оболочку пустотного щита. Громадные, безмолвные взрывы прокатились по нижним галереям левого борта судна, когда смертоносная энергия разорвала плиты обшивки. Корабль перестал поворачивать и начал вращаться неуправляемой смертельной спиралью. Еще больше взрывов вырвались наружу, когда что-то внутри судна вспыхнуло и вызвало цепную реакцию.

Кьолборн с холодным удовлетворением смотрел, как гибнет цель. Еще больше вражеских истребителей нацелились на темный диск платформы, разрывая физическую защиту массированным лазерным огнем.

— Что у нас осталось? — спросил он, вздрагивая с каждым тяжелым ударом, который получала платформа.

Вреборн криво улыбнулась в темноте, ее лицо было освещено снизу красным светом.

— Ничего, — доложила она. — Это прикончило нас.

Кьолборн дико засмеялся, наблюдая, как мстительные вражеские контакты хлынули к их позиции. Другие орудийные платформы стреляли теперь более часто, но они уничтожались так же быстро, как сбивали свои цели. На каждом перископе пылал космос вперемешку с темными формами разбитых кораблей и раскаленных обломков, падающих на планету.

— Вся ценность выстрела только в том, чтобы разозлить их, — сказал он себе, наблюдая за приближением новых сигналов и напрягшись в ожидании дальнейших попаданий. Эскадрилья штурмовых кораблей теперь поворачивала к ним, лавируя между медленно двигающейся фалангой крупных судов, чтобы произвести точный залп.

Вреборн повернулась к Кьолборну, внезапно оживившись.

— Спасательные капсулы, — сказала она.

— Ты не доберешься до них вовремя, хускэрл.

Если бы света было больше, Кьолборн увидел бы ее взгляд оскорбленного презрения.

— Они могут летать.

Тогда Кьолборн понял, что она имела в виду, и пожал плечами. — Если ты сможешь запустить их, действуй.

Сапфировые с клиновидными носами десантно-штурмовые «Громовые ястребы» стремительно вышли на позицию, их орудия были готовы открыть огонь. Кьолборн смотрел, как они приближаются, жалея, что у него не было времени напиться. Хотя он и не боялся смерти, это еще не значило, что мысль о ней ему нравится.

И я даже не знаю, кто за этим стоит.

Вреборн неистово работала, наклоняя платформу вперед. Маневровые двигатели платформы из-за нехватки энергии никуда не годились, и громоздкий диск поворачивался крайне медленно. Когда он развернулся, Кьолборн услышал, как уровнем ниже отстрелили тяжелые зажимы, освободив стыковочные когти спасательной капсулы.

Он встал с трона и посмотрел, как со звезд идет за ним смерть.

— Не таким образом я хотел уйти, — сообщил он остальным в модуле. — Но вы были больше, чем заурядный экипаж. Я это имел в виду. Есть только еще двое, с которыми я предпочел бы умереть, и один из них…

Это были последние слова, сказанные на платформе Рейке Ог, прежде чем подлетевшие «Громовые ястребы» Тысячи Сынов разрядили свои основные орудия по выбранной цели. Без щитов конец был почти немедленным, и фрагменты металла, пластали и костей, которые не испарились сразу облаком атомов, влетели в верхнюю атмосферу, вспыхнули и полностью сгорели.

Хускэрл Вреборн так и не узнала то, что семь пустых спасательных капсул были выброшены за миллисекунды до взрыва: четыре упали на Фенрис, две были уничтожены ударной волной от взрыва другой платформы, в то время как одна из них вопреки всем шансам нашла свою цель. «Громовой ястреб», пролетая под разрушенной орудийной платформой на полной скорости атаки, не смог избежать удара усиленного адамантием металла, который был выброшен в последний момент. Он получил тяжелое попадание в кабину, лишился управления и ворвался в верхнюю атмосферу на смертельной скорости.

Он светился как метеорит вместе с обломками уничтоженной им платформы, прежде чем погибнуть во вспышке взрыва прометиума.

Грейлок ворвался в Зал Стражи несколько секунд спустя после Россека и Вирмблейда. Рунический жрец Штурмъярт был уже там, как и шестеро Волчьих Гвардейцев Грейлока. Одного из них — Леофра все еще облачали в доспех дюжина трэллов, и звук их работы разносился по темному пространству.

— Рассказывайте, — прорычал Ярл, занимая место внутри столба света. С этой позиции он мог видеть каждый пикт-экран в Зале.

Грейлок почувствовал, как его ум быстро работает, готовый выбирать из множества вариантов, оценивая каждый обрывок информации. Страха не было, только стремительный, механический процесс оценки. Все вокруг него стояли в ожидании.

— Флот атакован, Ярл, — доложил Хамнр Скриейя, повернувшись от экранов к нему лицом. У светлого, громадного Волчьего Гвардейца на лице был запечатлен стыд воина, и это делало его речь свирепой и резкой. — «Скрэмар» получил тяжелые повреждения, но удерживает позицию. Сеть уничтожена на восемьдесят процентов.

— Кто на это осмелился?

Скриейя на секунду позволил вспышке ненависти исказить его напряженное выражение лица.

— Архивраг, Ярл. Сыны.

Грейлок застыл на секунду.

Тысяча Сынов! Железный Шлем, что ты наделал? Ты был добычей для этой ловушки.

Он стряхнул с себя эту мысль и посмотрел на тактические гололиты. На мгновенье даже он — ветеран сотен боев в космосе, был поражен. Флот вторжения был огромен. Приблизительно пятьдесят четыре точки света обозначали крупные суда, сотни меньших сигналов кружились и атаковали. Красные огни, обозначающие оборонительные ресурсы, были окружены. Пока он смотрел, три из них погасли.

— Как они подошли так близко? — спросил он, чувствуя, как внутри него неожиданно поднимается недовольный гнев. — Почему не было предупреждения?

Далекий рокот прокатился по стенам Зала, когда оборонительные батареи Клыка открыли огонь, посылая грохочущие залпы ракет-убийц кораблей в космос.

— Мы были ослеплены, — сказал Штурмъярт. Как и у Скриейи на его лице был написан стыд. — Я ничего не видел, авгуры ничего не заметили.

— Чертов Железный Шлем! — выпалил Грейлок. Он почувствовал сильное желание наброситься, швырнуть что-нибудь тяжелое в экраны, которые докладывали о бойне над ними. — Мы можем связаться с флотом?

— Нет, — прямо ответил Скриейя. — Мы не можем связаться ни с кем. Все астропаты мертвы, все выходы из системы блокированы.

— Мы должны присоединиться к космической войне, — посоветовал Россек, отвернувшись от тактического дисплея и собираясь выйти. — В ангарах все еще есть «Громовые ястребы».

— Нет.

Грейлок сделал глубокий, резкий вздох. Тактические дисплеи давали четкую картину. Хотя война в небесах шла менее часа, она была проиграна.

— Подготовьте Стаю к обороне Этта. Мы не сможем остановить их высадку.

— Ярл… — начал Россек.

— Откройте канал со «Скрэмаром», — приказал он.

Потрескивающая связь была установлена. На заднем фоне раздавался гигантский, сотрясающий грохот. Ударный крейсер получал разрывающие сердце повреждения.

— Ярл! — раздался голос космодесантника по связи. Он булькал, словно кровь залила горло говорившего.

— Ньян, — ответил Грейлок. Его голос был мягким. — Как долго ты сможешь сдерживать их?

Раздался резкий смех. — Мы должны быть уже мертвы.

— Тогда избегай смерти еще немного. Нам нужно время.

Раскатистый грохот исказил радиосвязь, последовав за тем, что звучало как выброс огня.

— Это то, что мы собирались сделать. Наслаждайся боем, когда он придет к тебе.

Грейлок холодно улыбнулся.

— Буду. До следующей зимы, Ньян.

Затем связь прервалась, внезапно отключив доклады о далеком побоище. Все, что осталось от следов протекающей над ними битвы — безобидные светящиеся точки на тактических дисплеях.

Грейлок повернулся к своим командирам, его белые глаза пылали.

— Мы можем обсудить, как это случилось позже, — сказал он. — Сейчас готовьтесь к битве. Готовьте Когтей, готовьте Охотников. Когда они спустятся сюда, мы разорвем их глотки.

Последовал очередной рокот, когда колоссальные оборонительные батареи Клыка отправили ревущую смерть в орбитальный космос. Грейлок позволил волку внутри него выйти наружу, и уставился на собравшуюся Волчью Гвардию с выражением абсолютной звериной ненависти.

— Это наш край, братья, — зарычал он. — Мы научим их бояться его.

«Науро» полным ходом прорывался сквозь багровые расцветы взрывающихся зарядов, лавируя между остовами погибающих судов и уворачиваясь от мерцающего узора лазерного огня. Маневрирование в холодной тишине космоса обладало исключительной красотой и представляло собой демонстрацию несравненного владения кораблем.

Внутри корабля кипела бурная деятельность. Члены экипажа бросились на борьбу с пожарами, бушующими на нижних палубах, в то время как кэрлы старались сохранить пустотные щиты. Температура плазменных двигателей была опасно высокой, а нижнефюзеляжная система авгуров почти полностью вышла из строя. Еще несколько серьезных попаданий и они станут быстро перемещающейся развалиной.

— Верни в строй эти лэнс-излучатели! — заревел Черное Крыло, направив корабль круто вниз, чтобы избежать залпа плазменных зарядов.

Два подвесных лэнс-излучателя — единственное оставшееся наступательное оружие корабля, были выведены из строя после столкновения с огромным, вращающимся обломком чьего-то носового щита. «Науро» уже был крайне уязвим, и невозможность вести ответный огонь добавляла проблем.

— Мы не можем спасти оба! — закричал матрос из кабин под ним. Черное Крыло не видел, кто это был — он едва мог разглядеть что-то еще кроме пляшущих огоньков на своем гололитическом дисплее. Пилотирование кораблем в трех измерениях через вихрь плазменного и лазерного огня было кошмаром, даже для пилота, обладающего его превосходной реакцией и тренировкой.

— Тогда дай мне один! — заревел Черное Крыло, развернув нос как раз вовремя, чтобы увернуться от разбитого, пылающего корпуса фрегата Космических Волков. — Всего один. Волосатые яйца Моркаи, я не прошу о многом.

Он рванул «Науро» в редкий коридор открытого пространства и попытался оценить тактическую ситуацию. Его стартовая траектория из Вальграда направляла его прямо в развернувшуюся орбитальную битву. Неподготовленные и сильно уступающие в огневой мощи Волки были разделены. Первая линия орудийных платформ была уже уничтожена, превратившись в круг темного, дрейфующего металла. Второй и последний уровень пока держался, но получил страшный удар. Каждый удачный выстрел защитников вызывал ураган ответного огня. Стремительные ударные корабли Тысячи Сынов быстро захватывали пространство для маневра, очищая путь для более крупных линкоров, чтобы те заняли позиции и подключились к битве.

Прибытие «Скрэмара» и его эскорта ненадолго остановило бойню, но флот защитников по-прежнему многократно уступал в численности. Только горстка фрегатов Космических Волков все еще была в строю, и как только их защитный кордон будет прорван, на «Скрэмар» обрушится вся мощь атаки.

— Лэнс-излучатель правого борта действует на половину мощности, лорд! — раздался триумфальный крик снизу командного трона.

— На половину? — прорычал Черное Крыло, отворачивая от крыла вражеских истребителей и подставляя им свой менее поврежденный правый борт. Контрольное устройство, вибрирующее в конструкции корабля, сказало ему, что там все еще действуют орудийные бортовые батареи, и это было кое-что. — Наполовину? Что это значит?

— У нас есть один, может быть два выстрела. Потом мы все сгорим.

— Еще одна жертва — это все, что я прошу.

Он знал, что они погибнут. Это произойдет в следующую секунду, или минуту, но скоро. Оборона планеты превратилась в кровожадную попытку уничтожить как можно больше врагов, прежде чем все они превратятся во вращающиеся по орбите потоки обломков. Несмотря на все это, ни один из кораблей Двенадцатой не отвернул и не сбежал. Ни один.

— Упрямые ублюдки, — подумал Черное Крыло, бросив слегка заинтересованный взгляд на лес предупреждающих рун на своей консоли. — Упрямые, великолепные ублюдки.

— Лорд, у меня связь с Фенрисом, — доложил кэрл из команды платформы связи. — Вы должны послушать это.

Черное Крыло кивнул, его внимание по-прежнему было сосредоточено на ведении корабля через Хель, и моргнул, чтобы получить информацию.

— «Науро», «Слейкре», «Огмар», — донесся прерывистый, сухой голос, отфильтрованный внутренними системами корабля. Это была запись — как долго они пытались пробиться? — Астропатическая связь не работает. Повторяю: Астропатическая связь не работает. Прорывайте блокаду и отправляйтесь в систему Гангава. Встретьтесь с Великим Волком и потребуйте срочного возвращения. Повторяю: Потребуйте срочного возвращения.

Черное Крыло выругался про себя.

— Они думают, что мы бросим их, — пробормотал он, уже разыскивая возможные курсы выхода. «Науро» был посреди кружащейся массы кораблей, и очевидной тактики бегства, подходящей для них не было. Позади непосредственного кольца атакующих кораблей приближались крупные суда. Сеть была отлично сплетена.

Впереди него, близко к краю растянувшейся сферы битвы он увидел вражеский эсминец, отходивший после прямого попадания лэнс-излучателя. Это было хорошо — по крайней мере, некоторые из платформ все еще действовали.

— Захватить ту цель, — прорычал Черное Крыло, уже планируя схему атаки. — Подготовить корабль для варп-перехода, но мы не уйдем, пока я не уничтожу его.

Глубоко внутри массивных стен Клыка ревели клаксоны, разнося звук по извивающимся каменным коридорам и встряхивая костяные трофеи на стенах, словно они были все еще живы. Из глубины поднимались крики, крики смертных людей, смешавшихся с ревом их сверхчеловеческих хозяев. Эттгард — армия кэрлов, предназначенная для обороны крепости Русса, мобилизировался. Сотни тяжелых ботинок барабанили по полу, когда целые ривены собирались на своих постах по всему уровню Хоулд, рапортуя в арсеналах для получения дополнительных патронташей и защитных шлемов.

Хоулд был бьющимся сердцем Этта. Тысячи смертных воинов, ремесленников, техников и рабочих, обслуживающих гигантскую цитадель, проживали всю свою жизнь здесь. Они редко покидали Клык, кроме как на бронетранспортерах: воздух был разреженным даже для рожденных на такой высоте. Их кожа была такой же бледной, как и лед, покрывающий верхние склоны, и все они были уроженцами Фенриса, из племени, которое по-прежнему скиталось по ледовым полям под Асахеймом и предоставляло рекрутов для Небесных Воинов. Их род забрали в громадные залы Этта, когда были выдолблены первые помещения, и все они могли проследить свою родословную до тридцатого колена и дальше. Только некоторые — кэрлы — носили оружие все время, но все умели орудовать клинком и стрелять из скьолдтара — тяжелого, бронебойного огнестрельного оружия, используемого Эттгардом. Они были детьми мира смерти, и от младенца до старухи владели искусством убивать.

Выше, за громадным и темным бастионом Клыктана находился Ярлхейм, обитель Небесных Воинов. Ни один из смертных не оставался на этих уровнях, кроме как по приказу своих хозяев, здесь были расквартированы двенадцать Великих рот. Залы Волков часто были пусты и тихи, так как их всегда вызывали на войну в какой-нибудь далекий уголок их галактического протектората. Тем не менее, минимум одна Великая Рота всегда поддерживала огонь в очаге, присматривая за священным пламенем и выражая почтение оберегам, которые не пускали малефикарум в Клык. В Ярлхейме находились усыпальницы павших, тотемы, собранные руническими жрецами на далеких мирах, арсеналы, заполненные священным оружием. В святых местах изорванные знамена с последних кампаний присоединяли к остальным среди пыльных рядов черепов, доспехов и других трофеев.

Когда клаксоны заревели по владениям Двенадцатой Роты, узкие проходы залил свирепый огонь. Хозяев горы вызвали, и было такое ощущение, словно сама земля обрела чувствительность. Камень сотрясали сильные толчки, когда ожили многочисленные волчьи духи. Надевалась броня, звериные шкуры почтительно набрасывались поверх керамита, на наплечниках густой кровью животных наносились руны, на шеи вешали амулеты и обматывали их вокруг бронированных кистей.

Глубоко внутри лабиринта шахт, галерей и тоннелей раздался бой большого барабана. Он подкреплял все остальные звуки, выбивая пульсирующий ритм диссонирующей свирепости. К нему присоединились другие барабаны, противопоставляя одной ноте какофоническую, колючую дисгармонию. Колебания искажали все, заставляя весь лабиринт резонировать растущим крещендо ненависти и энергии.

Во всей галактике было всего несколько зрелищ, более устрашающих, чем Великая Рота Космических Волков, разжигающая желание убивать. Один за другим, облаченные в доспехи и благословленные подчиненными Штурмъярту руническими жрецами, появились Серые Охотники, массивные и окутанные смертоносной мощью. Они шли мягко как закаленная пехота, красные линзы их шлемов светились в маслянистой темноте. За ними вышли отделения огневой поддержки Длинных Клыков, мрачные и громадные, их лица сильно вытянулись в звериные пасти. Они сжимали свое тяжелое вооружение так, словно оно весило не больше рукояти топора.

Затем, последними из арсеналов появились Кровавые Когти, новые рекруты. Выкрикивая проклятья в адрес врага, они жаждали боя с ним. Красно-желтые полосатые бронированные гиганты толкались друг с другом, чтобы добраться до мест своего назначения. Они были наиболее человечными из всех ангелов смерти, только наполовину измененные формирующей силой запущенного Хеликс геносемени, но их глаза пылали горячее всех свирепым удовольствием от предстоящего насилия. Они жили только ради удовольствия от охоты, завоевания авторитета в бою, наслаждения запахом крови и страхом в тех, на кого их спустят.

Среди них, присоединившись к стае Сигрда Бракка, шли Кулак Хель и Красная Шкура. Поверхностные раны после их дуэли давно зажили, как и другие, полученные за многие дни постоянных тренировок. Стая в количестве двенадцати воинов, включая вожака из Волчьей Гвардии, под грохот барабанного боя в ушах двигалась по широкому, полукруглому туннелю, отпихивая в сторону кэрлов и трэллов, слишком медленных, чтобы убраться с их пути.

— Моркаи, — выпалил Бракк, его голос был отфильтрован через помятую решетку шлема. — Взять вас, мешки с дерьмом… — Он покачал головой, и костяные тотемы задребезжали по его доспеху как дреды. — Просто сдохните быстро или не путайтесь у меня под ногами.

Кулак Хель оскалился.

— Мы сдерем твою шкуру, — свирепо засмеялся он, сжимая свой силовой коготь. Как и у всей стаи, на нем был шлем — почти космическая высота Клыка была слишком изнурительной для того, чтобы бравировать обнаженной головой, как ему нравилось.

— Если придумаем, что сможем получить за нее, — добавил Красная Шкура, подняв болт-пистолет и проверив счетчик боеприпасов на бегу. Его наплечники были покрыты алой краской, а по нижней кромке шлема тянулся ряд зубов.

— А все-таки, куда ведет нас этот старик? — спросил Кулак Хель. С его шлема свисала копна соломенных конских волос, а на нагруднике были выгравированы две Руны Смерти — Имир и Ганн.

— К Вратам Восхода, — прорычал вожак стаи. — Единственной более прочной вещи на планете, чем ваши черепа.

— Это была шутка, брат? — осведомился Кулак Хель.

— Думаю оскорбление, — ответил Красная Шкура.

Бракк остановился, когда потолок туннеля над ними неожиданно воспарил в пустоту. Впереди пол перешел в выступ, нависающий над огромной, темной шахтой. Яма внизу была громадной, обвитая тенями и освещенная разбросанными красными светосферами. Из ее глубины поднимался барабанный бой, низкий и угрожающий.

— Разве у нас нет Эттгарда для охраны ворот? — спросил другой Кровавый Коготь Фиэр Сломанный Зуб. Его гортанный и агрессивный голос был пропитан волчьим духом.

— Думаешь, мы будем ждать, пока ублюдки доберутся до ворот? — спросил Бракк, повернувшись лицом к стае и спиной к шахте. — Задница Русса, парень, отрасти клыки, а потом мозги.

Затем он исчез, прыгнув вниз сквозь теплые восходящие потоки воздуха, пролетая сотни метров за секунду от Ярлхейма до Хоулда.

Кулак Хель посмотрел на Сломанного Зуба.

— Думаю, это был хороший вопрос.

Сломанный Зуб проигнорировал его и последовал за вожаком стаи за край. Сигналы шлема Кулака Хель показали, что оба падают к уровню ворот.

— Попытайся не отстать, брат, — сказал он Красной Шкуре, присоединившись к остальной стае и беспечно шагнув за край.

— Попытайся остановить меня, — ответил Красная Шкура, встал последним и развел руки для контроля падения.

Сталкиваясь как камни в лавине, стая Кровавых Когтей мчалась к своей зоне. Над и под ними барабанный бой выбивал новый, неотложный вызов. На каждом уровне, в каждом переходе, люди занимали предназначенные им позиции. Болтерные батареи вращались, двигатели «Лэндрейдеров» хрипло оживали, а по всему Этту стаи воинов в серых доспехах неслись к своим постам.

Волкам бросили вызов в их логове, и как призраки, бегущие по снегу, они помчались ответить на зов.

Глава 5

Черное Крыло потерял счет повреждениям, нанесенным его кораблю. После того как множество рун на панели управления загорелись красным светом, их стало трудно различать. Картина была паршивой. «Науро» никогда не получал таких ударов. Даже если каждый последующий снаряд, лазерный луч и торпеда каким-то чудом пройдет мимо, поврежденный корабль, вероятно, был обречен из-за уже полученного урона.

Но сообщение с Вальгарда немного изменило ситуацию. В отличие от своих более горячих братьев Черное Крыло никогда особо не стремился к героическому последнему бою. Он был темным волком, крадущимся в тени, а это порождало сильное чувство самосохранения. Вот почему Когти и Охотники не любили его, а он не любил их. Однако семя Русса было щедрым и предусматривало весь спектр убийц — в конце концов, его нож в темноте был таким же смертоносным, как болтерный снаряд при свете дня.

Выбранный им в качестве цели накренившийся эсминец появился на нижних экранах. Он тоже был в тяжелом состоянии, получив прямое попадание с орудийной платформы. Подобные сооружения выбрасывали при выстреле ужасающее количество энергии, что давало при попадании весьма ощутимый эффект. Помимо тяжелых повреждений корпуса, вражеский корабль, судя по всему, потерял управление двигателями и дрейфовал в сторону планеты. Длинный след красно-ржавой плазмы вытекал из верхней части правого борта. Черное Крыло увидел огоньки света вдоль его бортов, когда тот пытался активировать бортовые батареи, но в ближайшее время он не сможет ими воспользоваться.

— Мы можем стрелять? — спросил Черное Крыло, повернув корабль, чтобы вывести орудия правого борта на линию с приближающимся крылом штурмовых кораблей.

— Так точно, — рявкнул кэрл за пультом управления артиллерийской стрельбой, говоря более уверенно, чем минуту назад.

— Тогда захвати цель и действуй, — выкрикнул Черное Крыло, недовольно отмечая потерю энергии в генераторе поля левого борта. Там было повреждено что-то серьезное, и он ничего не мог поделать с этим.

— Двадцать секунд.

Затем Черное Крыло увидел смерть, идущую за ним. Крыло фрегатов Тысячи Сынов прервало настойчивую атаку на «Скрэмар» и его эскорт и рвануло назад, что покончить с уцелевшим из разбитого флота Волков. Корабли быстро приближались. Слишком быстро. По крайней мере, трое из них будут на дистанции ведения огня, прежде чем он сможет выйти из боя и прорваться в открытый космос. Одно дело — штурмовые корабли, совсем другое — фрегаты.

— Лорд, у нас…

— Да, спасибо, у меня есть глаза. Определите траекторию на цель и дайте мне скорость атаки.

В этот момент все кэрлы уставились на него, даже те, кто был занят тушением пожаров на своих панелях управления.

Черное Крыло холодно взглянул на них.

— Или мне разорвать ваши глотки, одну за другой? — спросил он, вытягивая болт-пистолет из кобуры.

Экипаж быстро вернулся к своим обязанностям. «Науро» с трудом отклонился от курса, когда его двигатели форсировали еще больше и боевой курс был заменен курсом перехвата. Выбранный в качестве цели эсминец рос в размерах. Он становился все ближе, все быстрее.

— Десять секунд.

— Быстрее, — произнес Черное Крыло, он сжал ручки кресла и напряженно смотрел, как приближается цель. Волк видел языки пламени вдоль ее бортов, пожирающих золотую отделку палуб. Капитан корабля пытался убраться с пути, но с поврежденными двигателями это был также бессмысленно, как и на ледовом скифе в штиль. Расстояние между судами продолжало уменьшаться.

— Пять.

Фрегаты были уже в пределах досягаемости огня, и сенсоры на панели управления Черного Крыла зарегистрировали приток энергии на носовые лэнс-излучатели.

— Скитья. Увеличить скорость!

Он на мгновенье представил неистовые переговоры между эсминцем и приближающимися фрегатами. Со стороны это выглядело как самоубийственный таран, на который пошел варварский дикарь.

К тому времени Черное Крыло видел знак отличия на вычурном носу эсминца. Он назывался «Иллюзия Уверенности».

Как уместно.

— Огонь!

«Науро» содрогнулся, когда уцелевший носовой лэнс-излучатель полыхнул, выпустив жгучий луч ослепительного света. Разрывающая корабль энергия понеслась к эсминцу. Луч попал прямо в середину корабля, разорвал слабые щиты и глубоко вонзился в его конструкцию. Шар пламени с металлическими кусками вырвался наружу, разломив истребитель надвое.

— Мы почти врезались! — завопил кэрл.

«Науро» нырнул прямо в ад. Находясь слишком близко, чтобы сбросить такую скорость, он пронесся прямо сквозь середину разваливающегося корабля.

— Столкновение! — безумно закричал другой кэрл, перенаправив скудную энергию на передние щиты.

— Держи себя в руках! — проревел Черное Крыло, направляя корабль полным ходом через расширяющуюся сферу разорванного адамантиума. Крупная палубная секция эсминца, почти такой же длины, как и «Науро», неслась им навстречу. Черное Крыло бросил корабль круто вниз и обернулся, когда вращающийся вал с распорками и креплениями пролетел мимо левого борта. Обломки были повсюду, они вращались у них на пути и ударялись об ослабленные пустотные щиты, как демонические пальцы по полю Геллера. Что-то большое и тяжелое сильно ударило в нижнюю часть корпуса, отчего корабль подскочил как вол, прежде чем влететь в следующий ураган расколотой обшивки.

— Мы проскочили! — воскликнул он, потянув «Науро» в резкое восхождение на правый борт и дав двигателям все, что у него было. Когда он вырвался из разрушительной сферы, за ним тянулись языки плазмы.

Выход с обратной стороны взорвавшегося эсминца дал ему драгоценные секунды времени. Фрегаты предположили, что он уничтожен при таране. Когда они поняли свою ошибку, плазменный след ввел в заблуждение их прицельные когитаторы еще на несколько секунд.

Несколько секунд — это все, что ему было нужно на таком быстром корабле. Он был на периферии орбитальной битвы и впереди манил открытый космос.

— Быстрее! — заревел он, пытаясь выяснить, какие повреждения были получены при проходе через обломки эсминца. Похоже, он потерял большую часть щитов, а в верхнем машинариуме была большая пробоина. — Проклятье, поторопите его или я все же разорву ваши глотки!

Машинный дух «Науро» завопил в гневе, протестуя против безумных требований и угрожая отключить систему жизнеобеспечения. Черное Крыло не обратил на него внимания, выжимая все до последнего тераджоуля энергии.

— Статус «Слейкре» и «Огмара», — рявкнул он, следя за залпом лэнс-излучателей фрегатов, который мог сделать всю его отвагу бесполезной.

— Уничтожены, лорд. — Голос кэрла, несмотря на неохотную благодарность, подразумевал И мы должны быть. — Мы остались одни.

Черное Крыло оскалился. Что-то в обмане смерти за счет других притягивало его темную сторону души.

— Сохраняйте курс и скорость, — приказал он. Следов преследования фрегатами не было. Они в любом случае были слишком медленными, чтобы догнать его. Он посмотрел на тактический гололит, рой кораблей остался далеко позади. Вопреки всему они прорвались. — Направляйтесь к точке прыжка и рассчитайте курс перехода к Гангаве.

Он повернулся к линии рун на панели управления, которые игнорировал последние десять минут. Все они по-прежнему были красными. Технически это означало, что корабль почти наверняка обречен. Если он не развалится в обычном космосе, тогда его, возможно, прикончит варп. Без щитов, оружия, теряя атмосферу и с девятью охваченными огнем палубами. Невеселая ситуация.

— Я сделаю это, — громко произнес Черное Крыло, не в состоянии стряхнуть страшную улыбку. — Кровь Русса, я сделаю это.

«Скрэмар» был древним и могучим кораблем, закаленным за долгие десятилетия Великого Очищения и с тех пор носящим шрамы сотен боев. Некоторые из его сражений прославились на весь сектор: он две недели противостоял целой эскадре Архиврага в проливе Эмнона, пока не прибыло серьезное подкрепление, переломившее ход сражения; уничтожил намного более крупный флагман эльдар-корсаров «Ор-Иладриль» и возглавлял прорыв блокады Пилоса V в авангарде сильно уступавшего по силе Имперского Флота. Его дух машины был стар и хитер, и каждый дюйм его интриг был известен железному жрецу Беорту Ригу. Корабль был быстр, обладал смертельным ударом и не сдался бы легко.

И когда он, наконец, погиб, окруженный врагами на высокой орбите Фенриса, его смерть не была быстрой. Не было ни внезапного разрушения варп-ядра, ни решающей детонации цистерн с прометиумом. Его корпус был пробит в тысяче мест миллионами разных попаданий раскаленного лазерного огня, разрушен двумя десятками торпедных попаданий, обуглился от облаков пылающей плазмы. Они продолжали атаковать — волны штурмовых кораблей, танцующих вокруг сокрушающих столбов шипящей энергии, выбрасываемой в космос приближающимися линкорами.

«Скрэмар» не прекращал вести огонь, даже в конце. С пробитым корпусом, истекая огнем и кровью, осыпаемый градом снарядов, он поворачивал на поврежденных двигателях, чтобы продолжать вести огонь по кораблям Тысячи Сынов. После того, как весь его эскорт из фрегатов распался на атомы, а остатки орбитальной сети рухнули в дыму и искрах, он остался один, единственный темно-серый островок в золотисто-сапфировом океане.

Носовые батареи «Скрэмара» прогремели в последний раз, послав поток хлесткой, шипящей ненависти в поврежденный эсминец Сынов «Посох Хомека». Вся оставшаяся у него энергия была направлена в этот залп. Он разорвал вражеское судно на части от носа до кормы, сокрушив пустотные щиты чистой, ошеломляющей мощью.

«Посох Хомека» был небольшой победой, присоединившись в забвении к «Ахеоникальному», «Исчислению» и «Фулкрэмеску». «Скрэмар» взыскал тяжелую дань своим сопротивлением, но конец быстро приближался. Скользя сквозь волну медленно вращающихся обломков, как хищник в глубоком океане, из тени появился массивный профиль «Херумона» и вышел на дистанцию огня.

«Скрэмар» отвернул. Невероятно, но избитый ударный крейсер, теряя в больших количествах кислород, увидел опасность и каким-то образом смог произвести расчеты для ведения огня. На каждой палубе оставшиеся кэрлы взвалили на себя бремя выживания, проявляя чудеса героизма, чтобы просто удерживать плазменные двигатели от детонации, а обшивку корпуса от разрывов.

Единственным выжившим среди руин командного мостика был Ньярн Аньеборн, которого прозвали Серобоким. Он все еще управлял поврежденным ударным крейсером. Ньярн подготовился к следующему залпу, зная, что в этот раз уничтоженных кораблей не будет, но решив взять последнюю дань кровью.

Безжалостно и беспрепятственно удерживал свой курс «Херумон». Не давая ни единого шанса и наведя бортовые батареи с невозмутимой точностью, флагман Тысячи Сынов беспощадно свел все варианты к одному.

Он занял позицию, открыл огонь и космос залило светом.

Когда сияние рассеялось, изувеченный «Скрэмар», охваченный ледяной агонией, уходил от удара. Последние щиты изогнулись и с шипением отключились. Линия взрывов пробежалась по его левому борту, извиваясь как клубок змей. Приблизились другие корабли, понимая, что у флагмана Волков больше нет зубов, чтобы содрать краску с их обшивки.

На командном мостике Аньеборн старался выбраться из железной паутины вокруг него, волоча свое кровоточащее тело назад к пульту управления. Все пикт-экраны отключились. Системы жизнеобеспечения вышли из строя, обрекая выживших членов экипажа на удушение или переохлаждение. Он огляделся в поисках последнего выжившего, прежде чем энергетические копья перережут его жизнь.

Ничего не было. Машинный дух был холоден и не отвечал. Аньеборн посмотрел вверх через плексиглас перископов реального пространства на космос. Последнее, что он увидел, был огромный корпус «Херумона», заполняющий его поле зрения и оставляющий за собой разрушение. Он видел в непосредственной близости многочисленные ряды пусковых установок десантных капсул, набитые шаттлами стартовые отсеки, ряды испепелителей класса «космос-земля» и бронзовые выступы торпедных аппаратов. Все это пока не действовало.

Оружие, которое принесет Хель на Фенрис.

В то время как снизу пробивали себе дорогу взрывы, сотрясая то, что осталось от корабля и, разнося обломки далеко в небытие, Аньеборн смотрел, как за ним идет его смерть. Поднявшись с колен, он встретил ее стоя. Космический Волк выпрямил плечи, обнажил клыки и взглянул с дерзким высокомерием на врага, который прятался за таким превосходством.

— По вашим деяниям знают вас, — прорычал он, когда обрушились последние громоподобные удары и, наконец, ворвался вакуум. — Вероломные. Предатели. Трусы.

Волчья Гвардия отправилась в бой. Россек, Скриейя и остальная элита Двенадцатой разошлись по своим постам, каждый во главе своей стаи. В Зале Стражи остались только трое Волков, но и они не задержатся там надолго.

— Орбитальная защита уничтожена, — мрачно сказал Грейлок, отвернувшись от свидетельства ее уничтожения. — Что посоветуете?

Вирмблейд почесал свою жесткую шею, его лицо с орлиным носом сморщилось в гримасу, когда он пробежался по вариантам. С пикт-экранов светились статистические данные авгура, отображая перемещения в космосе.

— Шаттлы сядут вне пределов досягаемости наших орудий и враги придут к нам по суше.

Штурмъярт вопросительно посмотрел на него.

— Космос под их контролем — почему не обстреливают оттуда?

Вирмблейд криво усмехнулся.

— Занимайся своими заклинаниями, жрец. Щиты над Эттом были построены, чтобы выдержать осаду вчетверо большего флота. С тех пор как мы разбили колдунов на Просперо, у них нет такой огневой мощи.

— В любом случае, — сказал тихо Грейлок, — они пришли не для того, чтобы нести смерть издалека. Они хотят захватить это место, осквернить его.

— Я ничего не чувствую, — пробормотал Штурмъярт. Он с сомнением на лице перевел взгляд с Вирмблейда на Грейлока. — Я вообще ничего не чувствую.

Волчий жрец пожал плечами. — Они — мастера вирда.

— Они ничего не знают о вирде! — выпалил рунический жрец.

— И все же они смогли ослепить тебя, и всех твоих аколитов. Что-то могущественное защищает их.

Никто из них не произнес имени вслух.

— Но есть средства защиты, — угрюмо произнес Штурмъярт. — Внутри Этта есть обереги, их сотни. Символы отвращения были вырезаны в скалах и наполнены мировым духом. Ни один колдун не сможет войти сюда, даже самый могущественный из них.

Грейлок кивнул.

— Твои братья заботились о них с исключительным вниманием. Теперь мы должны сберегать их и дальше. Сколько осталось рунических жрецов?

— Шестеро, но четверо — аколиты и их силы неиспытаны. Только я и Лауф Тучегон обладаем силой, сравнимой с колдунами Тысячи Сынов.

Грейлок снова выругал Железного Шлема, хотя и скрыл свои эмоции.

Тебя предупреждали, Великий Волк. Были знаки. Магнус водил тебя за нос, а я должен был быть сильнее.

— Значит, они должны быстро научиться. Убедись, что обереги освящены, и ривенмастеры Эттгарда знают насколько они важны. Это звено обороны должно быть самым прочным.

Штурмъярт поклонился.

— Будет сделано, — сказал он, повернувшись, чтобы уйти. Когда он вышел, его походка была менее важной, чем обычно.

— Он чувствует свою ошибку, — сказал Грейлок, как только рунический жрец вышел.

— А не должен, — прямо сказал Вирмблейд. — Ты знаешь, кто направляет это, и единственный, кто виноват в происходящем — не на Фенрисе.

— Мы выдержим. Какой-нибудь корабль прорвал блокаду?

— Последний из них, корабль Черного Крыла, был уничтожен, таранив врага. Мы — одни.

Грелок глубоко вздохнул. Он поднял перчатку и пристально взглянул на ее. Бронированный кулак был отмечен множеством повреждений, полученных, когда он вонзал его в тела врагов в бесчисленных боях. Он долго смотрел на него, словно пытаясь вызвать какую-то силу, заключенную внутри.

— Стаи помешают высадке, — сказал он, наконец. — Они не ступят на Фенрис без сопротивления. Со временем мы встретим их здесь, и тогда ты мне понадобишься, жрец. Мне будет нужно, чтобы ты поддерживал стойкость в смертных.

Вирмблейд кивнул.

— Они не подведут. Но Укрощение…

— Знаю. Не позволяй ему затуманивать твое суждение. Весь Этт нуждается в твоем огне.

Вирмблейд собирался сказать еще что-то, но передумал. Когда он поклонился, под его глазами были темные тени.

— Так и будет, Ярл. И когда они придут сюда, то узнают, как этот огонь может жечь.

Грейлок кивнул.

— Хорошо, жрец, — сказал он. — Я рассчитываю на это.

Космос над Фенрисом был завоеван. Теплое удовлетворение наполнило тело Афаэля. Он не чувствовал себя так хорошо с тех пор как… ну, за десятилетия он испытал много удивительных ощущений, некоторые из них были более свежими.

Он сидел на командном троне мостика «Херумона», его украшенный гребнем шлем был снят и лежал на коленях. Афаэль смотрел, как последние обломки судна Волков дрейфовали в сторону планеты, где будут уничтожены при входе в атмосферу. Он потерял больше кораблей, чем планировал, но ни одно транспортное судно не пострадало. Он ненадолго задумался о содержимом этих громадных судов, о том, что оно может сделать и как много его там, и почувствовал еще больше теплоты удовлетворения.

— Лорд, блокада достигнута, — раздался голос снизу.

Капитан Стражи Шпилей стоял по стойке «смирно» на золотых ступенях, ведущих к контрольному пульту управления. Афаэль весело взглянул на него. Он не чувствовал себя так хорошо много недель.

— Ты знаешь, почему зовешься Стражем Шпилей, капитан?

— Лорд?

— Отвечай.

Человек выглядел сбитым с толку.

— Так меня назвали.

Афаэль засмеялся.

— И тебе не любопытно? Мой друг Темех был бы разочарован. Слепо верить в судьбу — не наш путь, это путь тех, кого мы караем.

На мгновенье человек испугался, ремешок высокого золотого шлема мешал ему сглотнуть.

— Когда-то было место, — пояснил Афаэль, позволив отвлечься своему мысленному взору. — Там были настоящие шпили, за которыми следили тысячи людей, таких как ты. Многие тысячи.

Он оглянулся на капитана. Человек совсем не походил на просперианского воина. Он был невысок, жилист, с жесткой, бледной кожей. Все его товарищи были такими же. Их набрали на высогорных мирах и приучили к экстремальному холоду, и когда они пойдут в бой, на них будут тяжелая пластинчатая броня, маски и респираторы, а не алые нагрудники с полированным золотом. Фенрис был не тем местом, где отдавали должное элегантности на войне.

— Прости меня. Это было не так давно, по крайней мере, для меня.

Капитан терпеливо ждал. Они все ждали, эти новые смертные. Тысячи культов, на сотне миров гордого Империума, объединенные, чтобы создать Последнее Воинство, носителей мести. Их научили, что колдуны Тысячи Сынов — боги, герольды новой зари познания и просвещения среди сгущающихся теней невежества и слепой веры.

Когда-то мы были богами. Действительно были.

— Вы должны подготовиться к высадке, — произнес Афаэль, вернувшись к более прозаичным делам. — Расположите транспорты над сектором Фʹи и получите приказы от Хетта. Бомбардировочные флотилии на месте?

— Да, лорд.

— Хорошо. Они могут начинать по готовности. А что с перехватчиком? Тем, что прорвал блокаду?

Капитан нерешительно продемонстрировал свое огорчение.

— Он совершил прыжок, прежде чем мы смогли его сбить, лорд. Но он будет уничтожен до прибытия на Гангаву, если будет угодно судьбам.

Афаэль насмешливо поднял брови.

— На борту «Иллюзии Уверенности» находилось отделение рубрикатов под командованием Лорда Фуэрцы.

— Какое это имеет значение?

— Щиты судна Пса отключились, когда он пролетел сквозь обломки. Меня проинформировали, что на микросекунду была зарегистрирована деятельность переносчика.

— Ты уверен в этом?

— Нет, лорд. Записи авгура неполные. Но Лорд Фуэрца — опытный мастер технологии.

— Это так. Возвращайся и разыщи больше деталей — от этого многое может зависеть.

Капитан поклонился и отступил назад по ступеням. По всему пространству мостика члены экипажа тихо и эффективно выполняли свою работу. По мраморному полу разносилось слабое эхо шагов одетых в белое ординарцев, которые передавали инфопланшеты дежурным из Стражи Шпилей. Широкие бронзовые рамы обрамляли высокие иллюминаторы реального пространства, сделанные из прозрачных кристаллов йемина. Низкий гул двигателей «Херумона» смешивался с мириадом других мягких звуков судовой активности.

Афаэль посмотрел на схему, пробежавшись по маршруту, который будет закончен прежде, чем он присоединится к своим войскам на Фенрисе. Диск самой планеты висел в нижних перископах левого борта. Она выглядела мирной, несмотря на бойню в ее верхней атмосфере.

Затем он снова почувствовал это — настойчивый зуд. Кожа на шее пульсировала, и он схватился за голову. Пот стекал по телу, облаченному в шелковую мантию и сапфировый доспех.

Он осторожно огляделся, проверив, заметил ли кто-нибудь. Экипаж по-прежнему был невозмутим.

Пиррид осторожно поднял руку к затылку и медленно прикоснулся пальцами к мягкой плоти там, где горжет его доспеха терся о кожу.

Становилось хуже. Там были колючки, и начинались какие-то мягкие завитки.

Перья. Милосердный Магнус, перья.

Он отдернул руку и стиснул зубы. Он мог бороться с этим. Рубрика сделала их невосприимчивыми, а он был одним из воинов, Пирридом, сильный телом и минимально уязвимый к искажению Великого Океана.

Но Темех не должен этого видеть. Прежде всего, Темех. Во всяком случае, пришло время одеть шлем. Бой скоро наступит и это увеличит дистанцию между ним и смертными.

— Я ненавижу вас, — вдруг прошипел он, скривив бронзовые губы перед перископами реального пространства, где висел Фенрис, холодный и нетронутый. — Это то, чем вы заставили нас стать. Это то, что вы сделали из нас.

Он встал с трона и взял шлем, не обращая внимание на людей вокруг. Его синие глаза стали безжизненными. Настроение изменилось так быстро.

— Вы будете стремиться очистить свою порчу и не сможете, — прошептал он. — Мы помешаем вам. Мы оставим вас такими же изуродованными, как мы. Мы оставим вас такими же сломленными, как и мы. И когда придет Конец Времен, как и должно быть, вы будете слабыми и одинокими перед лицом Уничтожения.

Потом он опустил голову, удивившись всего на мгновенье, куда его ярость была направлена в действительности.

— Как и мы, — слабо прошептал он.

Зал Клыктан был связующим залом между Хоулдом и Ярлхеймом. Он был выдолблен в центре горы, точно под посадочными платформами Вальгарда. Клыктан был одним из нескольких бастионов внутри Этта и единственной дорогой из одного части в другую. Любой враг, каким-то образом проникший внутрь Клыка на уровне ворот, должен был пройти через Клыктан, чтобы попасть в верхние галереи.

Клыктан повергал в трепет более всего остального в крепости чудес. Его стены поднимались на сотни метров во тьму, мягко изгибаясь к потолку, затерянному в полумраке. Все население Хоулда, сотни тысяч душ, могло собраться в похожем на пещеру пространстве, наполнив ледяной зал теплым дыханием человечества. Они вошли с запада, поднимаясь по огромной Лестнице Огвая, вдоль которой из камня горы были вырезаны образы древних героев, освещенные мерцающим светом факелов.

В стенах зала были вытесаны образы Фенриса, каждый высотой более пятидесяти метров, украшенные замысловатыми узелками, принесшие славу каменотесам. Это были символы Великих рот прежних времен — волчьи головы, сломанные луны, когти, древки топоров и отбеленные черепа. В мерцающем свете различались монументальные изображения стихийных сил Фенриса — духа бури, носителя льда, сердца грома, которые, казалось, двигались вместе с пламенем и прыгающими тенями. Над ними были руны — священные знаки, проводящие душу мира смерти в сферу живых и защищающие от малефикарума.

Трэллы молча пришли на вызовы, зная о посвященном вирде места. Не было ни одной грубой шутки, которые обычно разносились по коридорам Хоулда, ни обычных непристойностей и гортанного смеха. Волк Стражи, Ярл Двенадцатой Великой роты вызвал всех, кто еще не был призван к оружию. Подобное не случалось на памяти живущих, и не говорилось в сагах, известных трэллам, и в слухах, передаваемых от одного другому. Смертельная тишина была окрашена тревогой.

И вот, шеренги мужчин и женщин в серой униформе маршировали между двумя десятиметровыми гранитными статуями Фреки и Гери, которые охраняли западные врата. Каждая из фигур пригнулась, готовая к прыжку. Перед ними вдаль расширялся зал, обширнее любого собора, озаряемый только кроваво-красным огнем в железных жаровнях высотой с человека. А в дальнем конце возвышалась наиболее освещенная и самая большая из всех статуй — колоссальный образ Лемана Русса. Размером с титан класса «Боевой пес», гранитный примарх смотрел вдаль с рыком, застывшим на скалистых чертах. В одной руке он держал меч Мьялнар, другую сжал в кулак. Иные примархи могли быть запечатлены в более созерцательных позах, но не Русс. Он был вырезан каменотесами при жизни: орудие войны, живой бог, гремящий, всепоглощающий очаг насилия, персонализированное желание убивать.

Морек Карекборн ждал в первом ряду толпы, менее чем в сотне шагах от статуи, чувствуя обнадеживающий вес скьолдтара в руках. Его ривен — около пятисот кэрлов, построился на галереях вдоль стен Зала в целях поддержания порядка.

Его сердце по-прежнему колотилось от поспешного хода собрания. Он видел, как уходили Волки, как они выскальзывали из Клыка серыми тенями. Он видел, как другие разогревали «Громовые ястребы» или устанавливали тяжелое вооружение по всему Этту. Они действовали с быстрой, грубой эффективностью.

Как всегда он чувствовал недостаточность своего смертного отклика. Он упал духом, когда получил приказ охранять Клыктан до конца смотра, хотя и не возразил вслух.

Не будет ни битвы, ни убийства. Я не могу служить Хозяевам внутри Этта.

Он подавил недовольство. Это было низко. У Небесных Воинов были способы истолковывать вирд, и они были скрыты от него.

Я научусь мириться с этим. Есть другие способы служить.

И все же, если битва придет, он достоин встать на ее передовой. Он заслужил это за долгие десятилетия. Он заслужил это, вне всякого сомнения.

Впереди прозвучал гигантский гонг, разнося эхо по громадному пространству. Из дальнего конца помещения раздался другой шум, и камень под его ногами задрожал.

Те немногие разговоры, что были — затихли. Вэр Грейлок, Ярл Двенадцатой, великолепный в своем массивном доспехе, шагнул на платформу у ног Русса. Смертный был бы карликом в сравнении с возвышающейся над ним фигурой примарха, но облик Волчьего Лорда не просто было подавить. За короткое время, прошедшее с первого военного совета, Грейлок надел терминаторский доспех и пару волчьих когтей, которые пульсировали окутавшими их силовымы полями. На нем не было шлема и его белые глаза светились в колеблющемся свете факелов.

Как тень Моркаи. Снег на снегу.

— Воины Фенриса! — закричал Грейлок, и его голос возвысился над затухающим эхом гонга. Был ли он усилен неким акустическим эффектом или просто создан за пределами возможностей голосовых связок смертных, но он достиг всех уголков притихшего зала.

— Я зову вас воинами, так как все рожденные на Фенрисе — воины. Мужчина или женщина, щенок или старец, вы все носите дух Русса в своей крови. Вы — убийцы, порожденные на мире, который уважает только убийство. Для вас наступило время надеть эту мантию.

Его светлые глаза пробежались по неподвижным рядам. Морек перенес свой вес, позволив вниманию поколебаться, чтобы проверить на своих ли местах его люди. Они все были полностью сосредоточены. Редко кто из Небесных Воинов обращался к смертным таким образом, и они впитывали его слова.

— Архивраг здесь. Они скоро высадятся на этом мире, в количестве, невиданном за тысячу лет. Они пришли и значит верят, что захватят это место, сожгут его, осквернят дом наших отцов. Со времен, когда Всеотец ходил по льду, враг не ступал на Фенрис с оружием, чтобы сотрясти эти залы. Я не буду скрывать эту правду от вас. Этот день вновь настал.

Трэллы не ответили, но оставались невозмутимыми и сосредоточенно слушали. Морек в ходе кампаний бывал на далеких мирах и видел манеру поведения других смертных. Были места, где подобная речь вызвала бы панику или спровоцировала гневное осуждение, плач или падения духа.

Не на Фенрисе. Они принимали вирд и терпели.

— Вы — сыны вечного льда, поэтому я не буду говорить — не бойтесь, потому что знаю, что вы не будете бояться. Вы будете защищать свой дом изо всех сил. И вы не останетесь одни. В эти самые минуты Небесные Воины охотятся на первых высадившихся предателей, чтобы сжигать их плацдармы и нести им смерть. Когда война придет к стенам Этта, там, где необходимость будет наибольшей, они будут с вами. Гроза закончится здесь, в этом мы можем быть уверены, но когда она придет, мы будем в ее сердце вместе с вами.

Морек почувствовал, как участилось его сердцебиение. Эти слова он жаждал услышать.

Они будут с нами. Небесные Воины, сражающиеся вместе с нами. Это честь, которую я жаждал.

— Вас вооружат, — продолжал Грейлок. — Сейчас оружие выносится из арсеналов. Кэрлы проинструктируют вас, как им пользоваться. Орудуйте им, как когда-то орудовали топорами. Каждый из вас будет призван на битву. Это наше время испытаний.

Я приветствую это. Я горжусь этим. Мы будем испытаны вместе.

— Осталось немного времени до того, как нагрянет буря. Помните свою ненависть. Храните свой внутренний огонь. Предатели пришли, чтобы бросить вам вызов в вашем собственном логове. Их много, но они ничего не знают о гневе Фенриса. Мы покажем его им.

Слова Грейлока постепенно становились громче. Когда он говорил, его кулаки затрещали более ярко огромной энергией, заключенной в них.

— Не разочаруйте меня, — прорычал он, и угроза его гнева пронеслась холодным ветром по залу. — Не отвергайте эту веру, проявившуюся в вашем духе и решимости. Мы вышвырнем этих захватчиков обратно в космос, сколько бы усилий не пришлось приложить ради этого. Вы будете участвовать в этом. Вы сделаете это!

Когти поднялись в унисон.

— Вы сделаете это для Всеотца!

Толпа начала давить вперед. Их кровь закипела.

— Вы сделаете это для Русса!

Раздались рычащие возгласы одобрения.

— Вы сделаете это для Фенриса!

Непокорное бормотание становилось все громче.

— Вы сделаете это, потому что вы — душа и оплот мира смерти! — громко заревел Грейлок, и его когти вспыхнули кипящей энергией. Он словно отбросил в сторону свою холодную как лед натуру, и ее сменила другая — раскаленная, пылающая свирепой мощью.

Как один толпа ударила кулаками по груди. Тяжелый, глухой звук прокатился по Залу похожий на раскат грома на далеких пиках.

— Фенрис! — закричал Грейлок, вслушиваясь в волны ярости.

— Фенрис хьолда! — загремели они оглушительной стеной звука.

Барабаны забили из скрытых мест Зала, и неистовый ритм пробежался по возбужденным массам.

— Хьолда! — кричал Морек с остальными, чувствуя как начала сильнее пульсировать кровь. Пробудилось желание убивать, этот звериный дух народа Фенриса. Страшное и поразительное чувство. Ни на одном другом человеческом мире не было ничего подобного, и дрожь грядущей охоты побежала по его венам.

Морек, выкрикивая слова вызова, пристально смотрел на одинокого Небесного Воина перед собой. Облаченный в терминаторский доспех левиафан представлял все то, что он чтил и чему поклонялся.

Бог среди людей.

— Фенрис! — разнеслось по Залу. Огни взорвались багряной, свирепой энергией, облизывая камень и железо вокруг них, как извивающиеся звери.

— Фенрис хьолда! — повторил Морек, поднимая оружие и с чувством выкрикивая слова.

Они будут сражаться вместе с нами.

Когда весь Зал погрузился в рев и вопли дикой агрессии, и крылья войны опустились на Клык, Морек Карекборн посмотрел на образ Волчьего Короля и почувствовал, как его вера вспыхнула, словно комета в пустых небесах.

Это то, что они не могут понять, осознал он, думая о предателях, пришедших разграбить Этт в своей недальновидности и безумии. Мы умрем за Небесных Воинов, потому что они показали нам, кем мы можем стать. Против этого у них нет ничего. Ничего.

Он улыбался сквозь свой крик, чувствуя хрипоту в горле и приветствуя ее как символ своей преданности.

За Всеотца. За Русса. За Фенрис. 

Часть II

Пробуждение мертецов

Глава 6

 Через двенадцать часов после уничтожения орбитальной обороны огонь пришел на Асахейм.

Боевые корабли Тысячи Сынов «Александретта» и «Фосис Т’Кар» заняли геостационарную орбиту в ста километрах над Клыком и приготовились к обстрелу. На обоих кораблях находился минимальных экипаж — около двух тысяч человек — и фактически отсутствовало вооружения для боев в космосе. Они были прикрыты от битвы дюжиной фрегатов и держались подальше от кораблей, более приспособленных для ближнего боя. Формой они походили на огромные вертикальные цилиндры, втиснутые в надстройку обычного военного корабля. Все на борту этих судов было спроектировано для обслуживания цилиндров, обеспечения их огромным количеством прометиума и обогащенных плазменных производных. Изогнутые жерла были нацелены на планету, готовые выпустить энергию, уже зарождавшуюся внутри их гладких стенок.

Афаэль называл их чистильщиками планет. Они были способны сравнивать с землей города и уничтожать континенты, и в местном космосе не осталось ничего, что могло помешать их работе.

Приказы были переданы по оперативному каналу флота и устройства начали приводиться в действие. Внутри узких коридоров, тянущихся вокруг корпуса цилиндра загадочный вой уступил место низкому рокоту. Цепь молний проскочила в вакууме между стенками цилиндра, потрескивая об адамантиевую защиту и вырываясь в космос. Генераторы ускорились, закачивая энергию в гигантские преобразователи, и направляя ее в машины разрушения.

Эскортные корабли отошли на расстояние в несколько сотен километров. Весь флот держал дистанцию, как стадо испуганной добычи, сгрудившееся за пределами досягаемости охотника.

Из наблюдательной каюты на борту «Херумона» Темех смотрел, как происходит аккумуляция титанической энергии. Накопление энергии было стремительным, и когда были достигнуты пределы вместимости, он почувствовал набухающую, неистовую боль внутри оружия.

— Лорд, ваши покои подготовлены.

Стоявший рядом адъютант Стражи Шпилей нарушил концентрацию Темеха, и тот подавил желание наброситься на смертного. На секунду он закрыл глаза, удерживая себя внутри Исчислений. От некоторых старых привычек было трудно избавиться.

— Спасибо, — ответил он. — Перед уходом я посмотрю на это.

В этот момент чистильщики планет достигли стадии открытия огня.

Громадные извивающиеся столбы золотисто-серебряной энергии обрушились на цель внизу. Скручиваясь и пылая при прохождении атмосферы, они врезались в континентальный шельф. Поток не иссякал — сплошной дождь миллиона миллионов плазменных снарядов, слившихся в два столба опустошительной, иссушающей силы и нацеленных на вершины горных хребтов внизу.

— Клянусь Алым Королем, — прошептал, забывшись, адъютант, наблюдая за высвобождением смертоносного количества энергии.

Темех улыбнулся.

— Думаешь, это представление навредит Псам? Не обманывай себя, это просто для того, чтобы занять их, пока Лорд Афаэль следит за высадкой.

Он отвернулся от окна и затемнил перископы ментальной командой.

— Есть другие способы содрать с них шкуру, — сказал он, направляясь от своей каюты к комнатам, которые с таким трудом были приготовлены для него. Конюший поспешил за ним. — Пришло время привести их в действие.

Фрейя Морекборн услышала удар раньше, чем увидела его признаки.

— Оставайтесь на местах! — рявкнула она своему отделению из шести кэрлов, не выдавая удивления в своем резком голосе.

Они находились на верхних уровнях Вальгарда, приписанные к ангарам для содействия персоналу арсенала в подготовке оставшихся «Лендрейдеров» и «Носорогов» к боевым действиям. Работа главным образом состояла в несении охраны на время проведения бесконечных ритуалов Механикус по запуску духов машин. В то время как другие отделения были отправлены на передовые боевые посты, их сводило с ума ожидание.

Затем пришел огонь. Ангар использовался «Громовыми ястребами» и выходил прямо в атмосферу Фенриса. За зияющим стартовым отсеком находились мощные щиты, как для защиты от бомбардировки, так и для поддержания пригодной для дыхания среды на такой высоте. В один момент снаружи было темно-синее небо коротких фенрисийских сумерек, в следующий оно вспыхнуло кипящим калейдоскопом цветов — результат удара потока сверхнапряженной плазмы в пустотные щиты, и сошло с ума.

Наполнявшие ангар лязг и скрежет механического оборудования и подъемных устройств неожиданно были заглушены громким шипением и свистом щитов, испытывающих перегрузки. Снова загремели предупредительные клаксоны над их головами, нарушив концентрацию техножрецов, сгрудившихся над ладаном и священными маслами.

— Что это? — спросил молодой кэрл, светловолосый рекрут по имени Лир, инстинктивно подняв ружье к поясу. Он был бесстрашен в обычном бою, но колоссальные энергии, сталкивающиеся всего в нескольких сотнях метров, несомненно, лишали его мужества.

— Стандартная схема бомбардировки, — сказала Фрейя, не имея понятия какой вид запретной технологии был запущен. — Отбой, солдат. Пока мы не получили приказ оставить помещение, мы не двигаемся.

— Совершенно верно, хускэрл, — раздался веселый, металлический голос.

Фрейя обернулась, чтобы встретиться с возвышающейся фигурой Гарьека Арфанга, железного жреца Двенадцатой. Она рефлексивно сглотнула и тут же выругала себя за слабость.

Как это они делают? Как создают эту ауру устрашения?

— Лорд, — поздоровалась она и поклонилась.

— Обстрел не может навредить нам, — продолжил жрец, говоря через вокс-решетку. Как у всех ему подобных, у него была массивная серворука, вырастающая из-за спины его необычного, готического доспеха. Вместо обычных тотемов и трофеев, он носил череп и шестеренку Адептус Механикус на груди, чередующихся с железными изображениями главных фенрисийских рун. Его темный боевой доспех был покрыт патиной от ношения и боев и выглядел так, словно не снимался долгое время. Фрейя, конечно, не видела ни одного железного жреца без их панцирей, и легко поверила бы слухам, что остатки их смертных тел безвозвратно слились с тайными технологиями внутри доспехов. Он носил тяжелый посох, как символ его жречества, увенчанный адамантиевым молотом, выкованным в виде рычащей морды.

— Они это делают, чтобы помешать нашему ответному огню.

Он прошел мимо нее и встал лицом к открытым стартовым отсекам, наблюдая за потоком пылающей плазмы, который обрушивался на барьер пустотного щита.

— Наши щиты питаются термальными реакторами, расположенными в километрах под нами, — сказал он, скорее самому себе. — Обстрел всего лишь окажет давление на наши щиты, но из-за него мы не сможем выпустить противокорабельные ракеты.

Он повернулся к Фрейе.

— Беспокоит, не так ли?

Откуда-то изнутри его доспеха раздался низкий скрежещущий звук.

Рычит? Прочищает горло? Смеется?

— Поясняет, лорд, — сказала она. — Значит, оставаясь на посту, мы в безопасности.

— Полностью, хускэрл. На данный момент.

Железный жрец посмотрел на кэрлов, одного за другим, оценивая отделение Фрейи на соответствие чему-то. У него была необычная, резкая манера говорить, а его телодвижения были странно неестественными для Небесного Воина.

Металлические головы. Еще более пустые, чем остальные.

— Я выбрал вас, — заявил Арфанг. — Мне будет нужен эскорт для моих трэллов, а все мои техножрецы заняты.

— Как прикажете, лорд, — неуверенно ответила Фрейя. Все что угодно было предпочтительнее убийству времени в ангарах, но он все же не сказал, чего хотел.

Железный жрец кивнул самому себе, очевидно удовлетворенный. Он поставил свой молотоголовый посох на пол перед собой и несколько сутулых фигур выскочили их тени ближайшего «Громового ястреба». Это были сервиторы-трэллы, полулюди-полумашины, прислуживающие в арсенале. У некоторых все еще были человеческие лица, поникшие в лоботомизированных, безжизненных выражениях пустоты. У других вместо лиц были железные пластины, а руки заменяли буры, тиски, замки, храповики и когти-молоты. К тощим телам остальных заклепками прикрепили искусственно выращенные пучки пластековых мышц, управляемых через клубок проводов и контрольные иглы. Они представляли собой пеструю коллекцию кошмаров, результат темного союза Бога-Машины и фенрисийского стиля свирепости.

— Сейчас идет подготовка. Она займет несколько дней. Когда я призову тебя, приходи без промедления.

— Простите меня, лорд. Куда?

Железный жрец повернул покрытую броней голову и взглянул на нее. Линзы его шлема светились темно-красным светом, словно внутри были тлеющие угли.

— Куда же еще, хускэрл? Ты не слышала о совете провидцев войны? Итоги битвы не обдуманы как следует. Существует смертельная опасность.

Это был ответ на вопрос, по крайней мере, для него. Он прошел мимо нее, лязгая своим посохом-молотом о пол. Затем он остановился, словно взвешивая возможность того, что его не совсем поняли.

Он повернулся, и Фрейе показалось, что она заметила некое волнение в его неживом, загадочном голосе.

— Ярл Грейлок отдал приказ, хускэрл. Мы идем будить мертвых.

Клык был высочайшим из множества огромных пиков, сгрудившихся в центре Асахейма. Вокруг Мирового Хребта поднимали свои головы в ледяной воздух другие вершины, пронзая атмосферу по мере ее истончения к пустоте космоса. Они громоздились поверх уступов друг друга, посягая на пространство соседей, сражаясь как тянущиеся к свету темные сосны экка в долинах. Все на Фенрисе сражалось, даже сама изувеченная, изломанная земля.

Самые близкие к Клыку пики вошли в легенды Влка Фенрика, запечатленные в их общем сознании с тех пор, как Всеотец привел их туда в полузабытом прошлом основания. К югу находился Асфрик, белобокий и плосковерхий Разрывающий тучи. К востоку возвышались Фриемяки и Трор, братья грома. На западе был суровый Кракгард, темный пик, где сжигали героев, а на севере — Броддья и Аммагримгуль, стражники Врат Охотника, через которые кандидаты отправлялись на испытания превращения.

Дороги между пиками были ненадежными и известными только тем, кто протаптывал тропы в качестве кандидатов. Все они были изрезаны отвесными обрывами и глубокими расселинами. Некоторые охотничьи тропы проходили по прочному камню, в то время как иные шли по ледяным мостикам, рассыпающимися при первом же давлении. Некоторые вели в верном направлении, уводя охотника от расселин в тенях вершин вниз на равнины, где обитала добыча; другие вели во тьму, в пещеры, которые пронизывали недра древнего ландшафта, наполненные только изглоданными костьми и отчаянием.

При всем великолепии и ужасе этой дикой земли, здесь были островки стабильности, места, где гигантские каменистые выходы образовывали широкие плато среди отвесных скал. Это были места, куда Волки приходили общаться с дикой душой горной страны. В Лето Огня, когда на планете тает лед и к племенам смертных приходит война, огромные костры горят в таких местах и скальды рассказывают саги. Тогда воины Русса ненадолго отбрасывают в сторону потребность в битве и вспоминают тех, кто пал в Долгой Войне, а рунические жрецы исследуют тайны вирда, пытаясь разглядеть путь Ордена в неизвестном пространстве будущего.

На таком собрании молодой Железный Шлем объявил первую из многих охот на Магнуса. В далеком прошлом на том же месте приняли решение о создании Волчьих Братьев, злосчастного ордена-преемника Космических Волков, позже расформированного и ставшего источником скрытого позора.

Для Тысячи Сынов, ничего не знавших и не беспокоящихся об этом, плато были просто зонами высадки, местом для выгрузки из шаттлов солдат и машин, готовых к предстоящему наземному наступлению. Таким образом, через сорок восемь часов после уничтожения орбитальных платформ, они пришли в спускающихся по спирали колонах, затенив небо своим количеством. Тяжелые, неуклюжие десантные корабли вылетали из трюмов транспортных судов и спускались к местам посадки, охраняемые штурмовыми кораблями и сопровождаемые огнем батарей класса «космос-планета» с боевых кораблей на орбите. Один за другим бронзовые и сапфировые суда входили в атмосферу, оставляя огненные следы при спуске.

К наступлению ночи спустились дюжины кораблей, всего капля из того числа, что последуют за ними. Волчий Гвардеец Сигрд Бракк наблюдал за мигающими огнями последнего десантного корабля, спускающегося к его позиции, в тени Кракгарда, и его губ растянулись, обнажая клыки. Как и вся его стая, он был по плечи в снегу, укрывшись под нависающим сугробом и ожидая момента, когда обозреваемое им плато будет выбрано вражескими командирами.

— Этот, парни, — прошипел он довольно, двигаясь к спускающемуся кораблю. — Первое убийство ночи.

Капитан штурмовиков Скит Хемлок сжимал потными ладонями лазерную винтовку. Несмотря на броню и защитный костюм воздух был кошмарно холодным. Это не мешало ему потеть.

Его ноги хрустели по снегу, озаряемому светом фонаря его шлема, мечущегося по бело-синей поверхности. Его отделение численностью в тридцать человек, экипированное для сокрушающего дух климата, рассыпалось веером рядом с ним.

Значит, это Фенрис, подумал он, испуганно вглядываясь в темные силуэты гор. Ближайшая из них была намного крупнее, чем все, что он видел на своей родине — Квавелоне, который считался планетой с множеством гор.

В воздухе что-то было. Не просто холод, а что-то пронзительное и дикое. Даже измененный респиратором и обогащенный кислородом из ранца, он был разреженный и едкий. Возможно, это действовали лекарства от высотной болезни, все еще наполнявшие его кровь.

И было тихо. Единственный постоянный звук исходил от воющих двигателей десантного корабля. Громадный шаттл, высотой двадцать метров и еще большей ширины сидел на покрытой расплавленным снегом скале, постепенно разгружая свой груз — артиллерию и живую силу. Уже более сотни Стражей Шпилей вышли изнутри, маршируя с фальшивой бравадой по миру, который отчетливо хотел убить их и выглядел в полной мере способным сделать это вскоре. Они были первыми, они были на линии огня, они были теми, кого направили создать плацдарм.

И все же сопротивления не было. Не было движения. Сюрвейеры ничего не обнаружили.

Тишина.

— Быть наготове, — передал Хемлок, сосредоточившись на пейзаже перед собой.

Плато было шириной свыше восьми сотен метров. С трех сторон оно ныряло в пропасть, с четвертой в расколотые, головокружительные террасы круто поднималась скала. Проходимо, но сложно.

Он сглотнул, стараясь не позволять зрению помутнеть из-за мириадов точек света на плоской посадочной площадке. После высадки собрали стационарные прожекторные установки, а все солдаты включили нашлемные фонари на дальний свет. Это скорее сбивало с толку, чем помогало, так как ночь была рассеяна сотнями огоньков и модулями ослепляющей яркости.

Посреди открытого пространства сидел десантный корабль, из его выхлопных отверстий валил дым и пар, темный силуэт был опоясан мигающими огнями. Хемлок знал, что пилоты очень хотят снова взлететь. Несмотря на патрулирование штурмовыми кораблями зон высадки, транспортники были уязвимы на земле, как хищные птицы в гнездах.

Пока он смотрел, высадилась еще одна рота солдат, некоторые из них тащили за собой более тяжелое вооружение. Была выгружена громоздкая лазпушка, окруженная дюжиной канониров, готовых к развертыванию на границе зоны. В свое время будут установлены передвижные генераторы пустотных щитов и соответствующая зенитная артиллерия. Когда это произойдет, плацдарм станет в некоторой степени защищенным. Пока же они были уязвимы и все об этом знали.

— Поиск завершен, — пришел вокс с дальней стороны зоны высадки.

— Есть что-нибудь? — спросил Хемлок, говоря более настойчиво, чем собирался.

Черт подери! Сохраняй спокойствие перед людьми.

— Ничего, сэр.

— Тогда удерживайте позицию. Пока мы не запустим стационарные сюрвейеры, все, что у нас есть — это ваши глаза.

Вокс-связь отключилась. Хемлок снова проверил ее, но ответа не было. Это было чертовски хреново.

— Будьте наготове, — снова произнес он. Он начинает выглядеть смешно со своей военной банальностью. Свист ветра на высоких пиках, отсутствие реакции защитников, пронизывающий холод. Это лишило бы духа намного более подготовленного человека, чем Скит Хемлок.

— Верьте в Хозяев, — пробормотал он.

На дальней стороне плато моргнула и потухла прожекторная установка.

Хемлок напрягся.

— Держитесь, — сказал он, проверив дисплей шлема, чтобы увидеть, кто отвечает за тот сектор периметра.

Еще один исчез.

Дерьмо.

— Они идут! — закричал он, не обращая внимания, каким визгливым стал его голос. — Найти цели!

Он поднял лазган к плечу, поводил им из стороны в сторону, вглядываясь в темноту. Капитан смутно осознал, что его люди делают то же самое. Его измеритель дистанции был чист. Не было ни стрекота, ни обратной связи.

Они также напуганы, как и я.

Затем слева от него вспыхнули обжигающие глаза полосы лазерного огня, за которыми последовал хлесткий шум их залпа. Он был отвратительно нацелен и дан в спешке. На одно мгновенье, краем глаза Хемлок увидел что-то огромное и неясное, бегущее по снегу.

Он развернулся лицом к нему, выстрелив из лазгана в ничто. Когда другие лучи пронзили темноту, раздались гневные вопли, некоторые из выстрелов поразили борта десантного корабля.

Хемлок испуганно припал к земле, чувствуя, как колотится сердце в груди.

Это фарс. Они доберутся до нас, прыгая по теням.

Потом изнутри, из неизвестных самому Хемлоку глубин, пришла воля к сопротивлению. Надо организовать оборону, устроить какое-то сооружение. У Волков есть репутация, но они — только люди, как и уверяли Хозяева.

— Ко мне! — заревел он, вскочив на ноги, новая нотка решимости пронзила его голос. — Построиться, и взять те…

Перед его глазами появилось лицо, словно из ночных кошмаров. Он увидел два пылающих красных пятна, усеянный зубами темно-серый шлем, два гигантских, вымазанных в крови наплечника.

— Тише, — раздалось утробное рычание, невозможно низкое, больше подходящее леопарду, чем человеку.

За миг до того, как перчатка Огрима Красной Шкуры врезалась в голосовые связки Хемлока и разорвала их, к начинающему штурмовому капитану пришло понимание, но было уже поздно.

Они не люди.

Кулак Хель мчался по зоне высадки, лавируя между мерцающими лазерными лучами более искусно, чем можно было ожидать от его бронированного тела.

В арсенале этих смертных было мало способов ранить его, но он сохранял абсолютную скрытность сближения и держал болтер безмолвным. Это было делом гордости — чистое убийство с минимумом шума. Ночное видение его шлема четко отображало местность. Этому способствовала беспорядочная стрельба врага, которые не пользовались подобной технологией.

По нему метнулся луч прожектора, на мгновенье вырвав его из темноты. Руны шлема показали шесть мишеней вокруг него, и он скорректировал свой стремительный бег к цели, чтобы напасть на них.

Шестеро смертных, в двадцати метрах, все одеты в бледно-серую камуфляжную броню, в масках и шлемах, с опущенными лазганами.

— Корм для скота, — выругался Кулак Хель про себя, уже плавно устремившись к ним, уже наслаждаясь брызгами их крови о его броню, уже поднимая силовой кулак в выверенном взмахе.

Прежде чем он оказался среди них, один шальной луч вылетел из толпы. Он безвредно отразился от гравированных символами наручей. Его кулак врезался в лицо одного из солдат, отшвырнув его далеко в темноту. Продолжая движение, рука ударила в грудь стоящего позади солдата.

Кулак Хель аккуратно развернулся на левой ноге и ударил рукояткой болт-пистолета в визор отступающего смертного. Просвистел воздух и человек упал на колени, схватившись за сломанную челюсть.

Остальные бросились врассыпную.

— Отбросы, — заревел Кулак Хель, схватив ближайшего и ломая ему спину резким движением силового кулака.

Его шлем показывал позиции боевых братьев, прорубающих себе путь к десантному кораблю. Повсюду потрескивал и щелкал в неприцельном урагане страха лазерный огонь. Все больше смертных солдат занимало позиции на плато, пытаясь организовать оборону, которая дала бы надежду остановить Волков. Это принесет им мало пользы. Кулак Хель увидел приближающиеся сигналы десантно-штурмовых кораблей, и распознал заряжание лазпушек, но ни то, ни другое ненамного увеличит их шансы.

Ничтожные. Это бесило его.

— Вы пришли сюда, — зарычал он, обезглавив смертного презрительным апперкотом. — Вы осквернили это место. — Выпотрошил другого силовым кулаком. Энергетическое поле даже не было активировано. — Вы осмелились на это. — Срывал дыхательные маски, разрывал нагрудники, отрывал конечности. — Вы оскорбляете меня своей слабостью. — Крушил черепа, ослеплял, вырывал позвоночники, купался в крови захватчиков. — Это меня очень разгневало.

Стремительный призрак пронесся слева от него. Кулак Хель вытряхнул жизнь из человека, которого держал, отшвырнул его и присоединился к своему боевому брату по охоте. Волчий дух внутри него, аватар желания убивать, выпрямился и вытянул когти.

— Все еще не стреляешь? — поинтересовался по связи Красная Шкура. Он запустил цепной меч и прочертил им наполненную кровавыми брызгами дугу сквозь паникующих смертных на своем пути.

— Нет надобности, — раздраженно ответил Кулак Хель, устремившись плечом вперед в завесу лазерного огня и врезавшись в испуганных стрелков. — Они просто не заслуживают этого.

Красная Шкура засмеялся, сильно ударив рукоятью пистолета в грудь следующей мишени. Человек отлетел назад, живот разорвало, кровь пролилась на стоптанный снег.

— Не спорю, брат.

Когда они достигли открытого отсека десантного корабля, слякоть под их ногами стала красно-розовой. Сломанный Зуб был все еще где-то позади, задержанный уничтожением наполовину подготовленных батарей лазпушек. Еще дальше Бракк сеял тихую смерть во впечатляющем масштабе. Он поддерживал радиотишину с начала атаки его стаи на зону высадки, позволив Когтям уничтожить главную цель, в то время как сам наводил опустошение среди пехоты.

Захваченные посреди выгрузки пилоты попытались взлететь. Вражеские солдаты протискивались назад, в ложную безопасность отсека, введенные в состояние слепого ужаса бронированными призраками, мчащимися среди них.

— Меня тошнит от них, — продолжил Кулак Хель, запрыгнув в огромный грузовой отсек и нырнув в перепуганную кучку людей.

Красная Шкура прыгнул за ним, задержавшись только для того, чтобы стряхнуть кровь с цепного меча, прежде чем снова запустить его.

— Волки среди вас! — заревел он на готике, дико расхохотавшись и испытывая удовольствие от совершения убийства.

Зажатый в ограниченном пространстве враг чувствовал себя пшеницей под взмахами косы, путаясь друг у друга под ногами и застыв в стадном ужасе. Некоторые тщетно пытались избежать бойни и прыгали мимо неиствовавших Кровавых Когтей обратно на лед, но ни один не ушел от вращающихся клинков Красной Шкуры. Остальные продолжали отступать в глубину трюма, откладывая смерть всего на несколько минут и посылая безрезультатные залпы лазерного огня.

Раздался рокочущий взрыв, и глухая, скрежещущая вибрация пробежалась по стальной палубе грузового отсека. Десантный корабль сумел взлететь.

— Кабина, — прорычал Кулак Хель.

Красная Шкура был впереди него, он пробежал через грузовой отсек и взбежал по первой лестнице. Громоздкие наплечники его доспеха задели узкие стены, оставив огромные полосы на прессованном металле.

Кулак Хель моргнул на руне дисплея шлема, и энергетическое поле его силового кулака включилось, послав синий электрический разряд по отсеку корабля. Он обрушил пылающую перчатку на вибрирующий пол и вырвал из него лист. Неистовым рывком он отшвырнул его, сбив с ног первый ряд съежившихся солдат, и обнажил внутренние части конструкции судна. Кровавый Коготь присел и выдернул пучок кабелей, разорвав контакты и тряхнув кабелями, как кишками, вырванными из раненного зверя.

Мигнув, свет в грузовом отсеке погас, погрузив его в абсолютную темноту. Пронзительные крики ужаса разнеслись из толпы солдат, внезапно бросившихся назад в водоворот теней и мечущихся лучей нашлемных фонарей.

— Бегите пока можете, человечишки, — прорычал Кровавый Коготь, убрав пистолет и двинувшись в темноту, его силовой кулак потрескивал разрядами разрушительной силы. — Хель идет за вами.

Красная Шкура поднялся на следующий уровень, каждый шаг его ботинок оставлял вмятины на решетчатых металлических ступенях. На верхней платформе ждала вооруженная охрана, и когда он появился, лазерный огонь ударил в его правый наплечник.

— Храбро, — прорычал он, выпрямившись и вонзив покрытый запекшейся кровью цепной меч в ближайшего солдата. — Но неразумно.

Он бросился на стражников, нанося удары мечом. Движения выглядели неконтролируемыми, но это было не так — несравненная физическая форма давала его убийственным ударам неожиданную эффективность.

Охранники не отступили перед стремительной атакой и поэтому погибли. Когда Красная Шкура убил последнего, его шлем показал Кулака Хель, двигающегося уровнем ниже. По меняющемуся углу тангажа[10] было очевидно, что десантный корабль находится в воздухе и набирает высоту.

В конце платформы была запертая дверь. Красная Шкура бросился к ней, выпустив три снаряда на бегу, все попали в стык. Реактивные снаряды взорвались, когда он врезался в металл, расколов дверь и отбросив две половинки внутрь.

Внутри было четыре человека, они попарно сидели за панелями управления. В дальнем углу тянулись окна кабины, через которые были видны вспышки перестрелки внизу, в то время как десантный корабль старался набрать скорость с открытыми люками грузового отсека.

Красная Шкура хрипло рассмеялся, и ужасающий звук разнесся по тесному пространству кабины. Трое членов экипажа подскочили и неуклюже попытались убраться с его пути. Им некуда было бежать. Цепной меч Красной Шкуры яростно зажужжал. Два тяжелых взмаха и все трое развалились на части, разбрасывая внутренности по металлическим креслам. Красная Шкура схватил за затылок оставшегося пилота и выдрал его из ремней безопасности. Позвоночник человека сломался от рывка, и тело обмякло в перчатке Красной Шкуры.

Презрительно зарычав, Кровавый Коготь отшвырнул тело в сторону. Штурвал без направляющей руки закачался, и десантный корабль начал сильно крениться.

— Хель, — передал он. — Время уходить.

Он сорвал крак-гранату с пояса, но затем заметил входящие руны опасности, мигающие на его линзах. Красная Шкура задрал голову, как раз вовремя, чтобы увидеть звено из четырех штурмовых кораблей Тысячи Сынов в нескольких сотнях метров. Они нацелились на плато и быстро приближались.

Интересно.

Он вернул гранату на место и схватил штурвал. Это выглядело так, словно гигантский кулак сомкнулся на детской игрушке, но десантный корабль немедленно выпрямился от его прикосновения. Вместо того чтобы позволить ему врезаться в землю, Красная Шкура вытянул его из пике и добавил мощности в двигатели. С протестующим воем измученные атмосферные двигатели заработали на полную мощность.

Пилоты штурмовых кораблей, ищущие цели на земле, заметили опасность слишком поздно. Огромный и медлительный десантный корабль поднялся, чтобы столкнуться с ними в лоб.

Красная Шкура оскалился и выбил ближайшее окно цепным мечом. Он отпустил управление, присел, а затем прыгнул головой вперед через окно. Кровавый Коготь вырвал металлическую раму и, кувыркаясь, полетел в ночь в тот момент, когда пикирующие штурмовые корабли изменили курс, чтобы уклониться от громадного куска стали и прометиума, оказавшегося у них на пути.

И только тогда он увидел, как высоко поднял корабль. Плато было более чем в двухстах метрах, все еще освещенное спорадическим лазерным огнем.

— Скитья, — выругался он. — Это будет…

Он падал как камень, едва заметив взрыв над собой, когда два штурмовых корабля столкнулись с неисправным десантным судном, и небо осветил огромный шар вспыхнувшего топлива и боеприпасов.

— … больно.

Кровавый Коготь ударился о скалу, откатился и заскользил по льду. Оба колена вспыхнули болью, несмотря на защиту силового доспеха, и он почувствовал резкий, горячий треск, пробежавшийся по сдавленному позвоночнику.

Он секунду лежал неподвижно, ошеломленный тяжелым падением. Затем зрение прояснилось. Сморщившись, Красная Шкура поднялся на ноги, не обращая внимания на предупреждающие руны, указывающие на повреждение мышц и перелом большой берцовой кости.

Красная Шкура смутно понял, что должен обратить внимание на что-то еще.

— Беги, тупой ублюдок! — передал по воксу Кулак Хель откуда-то поблизости.

И тут он понял, в чем дело. Он бросился в мучительный спринт по камням, когда огненный шар в небесах устремился к нему. Неуправляемое и разбитое в столкновении со штурмовым кораблем десантное судно снова повернуло к земле, истекая огнем как комета. Двигатели больше не могли удерживать его в воздухе.

Он бежал. Он бежал как бешенный скейскре, работая своими израненными конечностями, чувствуя, как пульсирует в его разбитом теле эндорфин.

Клянусь Руссом, какой же ты медленный.

Когда металлический корпус ударился в скалу позади него, раздался сотрясающего землю рокот. Выжившие внутри были раздавлены, а осколки раскаленного металла разлетелись по всю полю боя. Разрушенный корабль продолжал кувыркаться, как поверженный зверь на равнинах, ревя в предсмертной агонии и воспламеняя новые взрывы внутри корпуса, прежде чем, наконец, со скрежетом застыть.

Только тогда Красная Шкура остановился и повернулся, глядя на устроенное им разрушение и ощущая, как тяжело работает его второе сердце. Когда его сломанные кости начали срастаться, заработали болеутоляющие, но сильнейшим импульсом внутри него был внутренний волк, неистовый и яростный. Он почувствовал, как его охватывает напор желания убивать, пьянящая смесь адреналина и генетической ярости.

— Фенрис! — заревел он, выписав цепным мечом огромную петлю вокруг головы, упиваясь своим триумфом. — Хьолда!

Затем сбоку кто-то появился. Кулак Хель сильно хлопнул его по спине, резко рассмеявшись по каналу связи.

— Задница Моркаи, ты такой же тупой, как унгур, — сказал он, также дав волю волчьей ярости внутри себя. Даже сквозь доспех, Красная Шкура уловил феромоны убийства, наполнившие воздух. — И такой же крепкий.

Затем подошел Бракк, и остальная стая, вырисовываясь на фоне пылающего корпуса. Лазерный огонь прекратился. Ни один Страж Шпилей не выжил, чтобы увидеть падение грузового корабля, а уцелевшие штурмовые корабли все еще разворачивались для следующего захода.

— В следующий раз просто используй гранаты, — раздраженно прорычал Волчий Гвардеец. — Следующая цель к северу, они создали плацдарм. Вперед.

Стая немедленно перешла на бег. Они бежали по расколотым камням, как одно целое, словно скользящая по теням серая жидкость. Силовые кулаки были отключены, а цепные клинки затихли. Когти снова стали малозаметными, как призраки, что было ужасающим отражением их боевой ярости.

К моменту возвращения штурмовых кораблей, летящих низко над зоной высадки, все, что осталось на ней — это затухающие пожары, искореженный металл, и уже замерзшие трупы тех, кто был достаточно неосторожен, принеся войну на мир Волков.

 Глава 7

Аурис Фуэрца из культа Павонидов прислонился к переборке, согнув свои наполненные болью конечности. Он видел смотрящую на него смерть, последние объятия изменения плоти, и это было ужасающе. Даже сейчас, окончательно избавившись от ужасов варп-безумия, он чувствовал, как работают его сердца, стучась о сломанную грудную клетку, как звери, пытающиеся вырваться на свободу. Как долго он был без сознания? Минуты? Часы? Дни? В варпе всегда сложно сказать.

Переход через злобные течения эфира всегда был требователен к физической форме, но совершение прыжка с таким вниманием и при таких условиях был болезненным и опасным. Когда он увидел, как судно Псов несется к его поврежденному кораблю, у него было только несколько секунд для принятия решения. К счастью подготовка к эвакуации уже была совершена из-за сильного пожара, охватившего «Иллюзию Уверенности». Даже в этом случае вычисление новых варп-векторов посреди свирепой космической битвы было далеко не простым делом.

Фуэрца мог испытать определенную толику гордости за то, что не отправил себя прямо в конструкцию корабля-адресата. Тот факт, что он дышит воздухом, а не металлом поразил его, как еще одно доказательство того, что у вселенной есть план, в который включен и он.

Впрочем, едва ли. Кожа на ладонях была содрана и они теперь блестели в темноте, как блестящие мясные бока. Его дыхание перешло в резкую, шумную отдышку, и под своей маской он почувствовал раны на лице.

В варп-пузыре с ним было четверо рубрикаторов, но только один уцелел. Двое должно быть погибли при прыжке, разорванные на части капризными течениями Океана. Третий материализовался внутри толстой адамантиевой балки, и черные металлические прутья быстро пронзили бездушное создание. Вспышки остатков варпа пробежались по сломанному нагруднику, все еще пытаясь воссоединить тело воина Тысячи Сынов.

Безнадежно. Десантники-рубрикаторы были одними из самых крепких живых созданий в галактике, невосприимчивые к боли и отчаянию, способные действовать даже после тяжелых увечий, но смешавшись с корпусом лоялистского перехватчика, десантник-предатель лишился целостности брони-оболочки. Пока Фуэрца смотрел, слишком слабый, чтобы вмешаться, бледный свет в расколотом шлеме рубрикатора погас. Дух воина, такой, каким он был, исчез.

Фуэрца ощутил глубокую печаль, эхо психической боли внутри своей физической агонии.

Так мало. Теперь на одного меньше.

Он медленно — в сдавленном позвоночнике стреляли спазмы мучительной боли, повернулся к выжившему. Тот стоял бесстрастно и не шевелился. Рубрикатор не проявлял ни малейшего интереса к судьбе товарищей. Не в первый раз Фуэрца удивился, насколько истонченными были жизни рубрикаторов. Видели ли они руны, пробегающие по дисплеям шлема, как он? Отражалась ли на них речь, как на смертных людях?

Сказать было невозможно. Ариман, будь проклято его черное имя, сделал их такими же холодными и бесчувственными, как высеченные образы Неюмас Терциус.

Несмотря на это, он производил впечатление. Огромной и подавляющий в своем сапфирово-бронзовом боевом доспехе, рубрикатор все еще хранил украшенный болтер, с которым шел в битву на Просперо живым, дышащим космодесантником. Его нагрудник демонстрировал изящные образы змей и драконов, созвездий и астрологических символов, неизвестных знаков и древних глифов силы, каждый представлял образец великолепного мастерства.

Образы изменились. Фуэрца не знал, каким образом и даже не заметил когда, но они редко оставались постоянными надолго. Единственной неизменной вещью было Око, символ, который они носили все время.

— Итак, брат, — прохрипел Фуэрца и внимательно посмотрел на него, чувствуя, как кровь бежит по подбородку и раненой груди. — Что будем делать?

Они рематериализовались в темном коридоре, который тянулся в полумрак в обоих направлениях. Фуэрца прислонился к стене, рубрикатор стоял. Стену образовывали незащищенные механизмы и трубопроводы, голые и отвратительные. Полом была металлическая решетка, потолком — мешанина силовых кабелей, охладительных труб и квадратных модулей жизнеобеспечения. Было темно и почти морозно.

Фуэрца предположил, что они были на нижних уровнях, поскольку рядом ощущался грохот машин. Шум варп-двигателей звучал достаточно ровно, но даже в своем критическом состоянии Фуэрца был достаточно чувствительным, что определить ущерб, нанесенный духу машины корабля. Высоко над ними раздавались слабые крики и тяжелый, резонирующий грохот. Экипаж старался изо всех сил, чтобы не дать судну развалиться.

— Мы в варпе, — задумчиво произнес Фуэрца, облизав сухие, потрескавшиеся губы. — Насколько мы знаем, это единственный корабль, прорвавший блокаду Афаэля.

Он посмотрел на шлем рубрикатора, наблюдая, как полированный керамит его гребня уловил слабый луч освещения и превратил его в красивый образ.

— Судно Волков, — продолжил он, пытаясь создать ментальный план вывода корабля из строя. — На борту их может быть много.

Он улыбнулся, сдержав кровавый кашель, и положил доверительно руку на наплечник рубрикатора.

— Не имеет значения, мой брат, — сказал он. — Я могу излечиться от этих ран. Ты будешь моим защитником в грядущие дни. К тому времени как этот корабль покинет объятия Океана, мы будем единственными живыми душами на нем.

Три дня продолжалась высадка в горах Асахейма. Три дня охотничьи стаи разрушали и сжигали, проводя атаку за атакой. Три дня они добивались побед, не позволяя занять постоянные плацдармы, очищая скалы от грязи захватчиков. Многие десантные корабли были уничтожены группами Длинных Клыков до посадки, еще больше выведены из строя мобильными стаями после нее.

Несмотря на все эти усилия, захватчики преуспели в захвате плацдармов. Время шло, и Волки столкнулись с еще большим количеством врагов. Они не могли быть везде одновременно, и битвы становились все более свирепыми и длительными. Тысяча Сынов создали прочные позиции в девяти точках горных гряд вокруг Клыка, высаживая все больше людей и материалов. После установления блокады начнется штурм.

Когда над Клыком наступил рассвет четвертого дня, крепость была опоясана огнем. Маслянистые черные столбы, порожденные озерами прометия, который горел даже на льду, образовали огромный многокилометровой ширины круг в цепи гор. Осадный лагерь приближался, созданный жертвой тысяч солдат, каждая их жизнь покупала пространство для приземления еще одного десантного корабля, разгрузки еще одной лазпушки, спуска по погрузочной рампе еще одного танка,

«Громовой ястреб» Грейлока «Вранек» приземлился в Вальгарде, нырнув под завесу взрывающейся плазмы туда, где пустотные щиты все еще сопротивлялись непрерывной орбитальной бомбардировке. Он остановился на скалистом полу ангара, двери пассажирского отсека открылись, и сам Волчий Лорд сошел в Этт в сопровождении своей свиты из терминаторов. Его встретил Вирмблейд.

Доспехи Грейлока были с одного бока опалены и измазаны полосами засохшей крови. От его правого наплечника был оторван кусок, обезобразив руну Триск. Волчьи когти все еще шипели остаточной энергией, а корка засохшей крови на кистях говорила о том, что оружие интенсивно использовалось.

— Хорошая охота? — спросил Вирмблейд, глядя с одобрением на следы битвы.

Грейлок с шипением воздуха снял шлем и взял его под руку. Его белые глаза горели холодным огнем.

— Их слишком много, — пробормотал он, пройдя мимо Вирмблейда, вынудив волчьего жреца повернуться, чтобы не отстать от него. — Мы окрасили лед в красный цвет, но они продолжают высаживаться.

Вирмблейд кивнул.

— Первая волна десантных кораблей должна была отвлечь нас. Они посадят тяжелые транспортники позже. Отделения десантников-предателей теперь двигаются вместе со смертными.

Грейлок сплюнул комок кровавой слюны и покачал головой.

— Кости Русса, Тар, — прошипел он. — Я не хочу ничего, кроме продолжения битвы. Я мог бы остаться на льду, пока мои клыки разрывают их холодные, мертвые кости.

— Он посмотрел в глаза волчьего жреца, на его худом лице была жестокость.

— Я не хочу ничего другого. Ты понимаешь?

Вирмблейд внимательно посмотрел на него, его старые глаза искали симптомы. Он долго всматривался, уделяя особое внимание белым радужным оболочкам.

— Праведный гнев, брат, — сказал он, наконец, крепко похлопав его по плечу. — Так и должно быть.

Грейлок фыркнул, плохо скрыв свое облегчение, и стряхнул руку волчьего жреца.

— Рассказывай.

— Мы окружены, — сказал Вирмблейд. — Он говорил прямо, основываясь на фактах. — Сеть закрылась. Если ты оставишь стаи снаружи, они будут перебиты. Сейчас в рядах врага есть колдуны, а у нас нет рунических жрецов противостоять им.

— Их непросто отозвать.

— Тогда они погибнут. Я могу показать тебе данные ауспиков.

Грейлок молчал, мрачно взвешивая варианты.

— Мы — охотники, Тар, — сказал он, наконец. Резкость покинула его голос, когда отступило желание убивать. — Это мы преследуем. А они загнали нас в угол. Такой бой не подходит Клыкам.

Вирмблейд улыбнулся, его рот изогнулся, как ножевая рана на старом, морщинистом лице. — Тогда мы научимся новому способу. Разве не об этом ты всегда твердишь?

— У меня было видение. Укрощение…

— Они научатся. Ты должен вести их.

Грейлок холодно посмотрел на Вирмблейда. Его мысли были отпечатаны на его волчьем лице, и он не старался скрыть их.

Они не доверяют мне. Я — Белый Волк, бесстрастный призрак. Они чувствуют, что я хочу сделать, как желаю изменить нас всех.

— Отзови стаи, — прорычал он, устало повертев головой и размяв мышцы, которые не один день были в боевом напряжении. — Мы встретим штурм здесь. Если ни остается ничего иного, тогда им выпустит кровь проход через Врата.

Открытое небо было испещрено грязными следами летящих снарядов. Враг ухитрился создать огневые позиции в нескольких километрах к востоку от позиции Россека, и теперь оттуда начали выдвигаться передовые группы.

— Ройк! — проревел он в рацию. — Где эта проклятая тяжелая поддержка?

В наушнике раздалось шипение помех. Или связь ближнего действия была подавлена, или отделение Длинных Клыков Торгрима Ройка выведено из игры. В любом случае ситуация усложнялась.

Отделение Россека в течение ночи атаковало шесть зон высадки, полностью уничтожив их. За четыре дня десять его Серых Охотников все-таки должны были понести потери, несмотря на уничтожение огромного числа вражеских солдат. Постепенно открылась истина. Первую волну высадившихся составляли новобранцы — слабо обученные и плохо экипированные рекруты, отправленные поглотить ярость Волков, в то время как настоящие солдаты высадились позже. Горы теперь кишели вражескими отрядами. Сотнями отрядов.

Как тот, к которому они сейчас приближались.

— Фрар, Меченный, — прошипел он по оперативному каналу. — В обход.

Двое Серых Охотников тут же отреагировав, отделились влево и помчались по склону долины. Стая Россека продвинулась далеко вниз по длинной, узкой расселине в горах, используя неприступные скалы с обеих сторон для маскировки своего продвижения. Расколотые валуны, некоторые размером с «Носорога», давали отличное прикрытие. В дальнем конце долины, всего в нескольких сотнях метрах от них продвигался противник.

Два танка катились к позиции Россека, прикрывая марширующую за ними фалангу солдат. Огонь был сильным и точным, раскалывая валуны перед ними и наполняя воздух их осколками. Машины были нестандартной модели. По внешнему виду шасси «Лемана Русса» с автопушками и тяжелыми болтерами. Они походили на собственные «Экстерминаторы» Ордена. Истребители пехоты.

— Эрикссон, Вре, — прошипел Россек.

Двое других Серых Охотников отделились вправо, низко пригибаясь и лавируя между выступами скал, оставив семерых членов стаи в укрытии на дне долины.

Огромный камень раскололся в нескольких метрах справа от Россека, уничтоженный дальнобойным минометом. Огонь тяжелых болтеров танков тянулся по дну долины, подкрадываясь все ближе к позициям Волков.

Россек проверил локатор своего шлема, наблюдая, как его солдаты занимают наивыгоднейшие позиции.

— Сейчас, — проревел он.

Серые Охотники на флангах выскочили из укрытий и помчались к вражеским позициям, несясь по пересеченной местности, как удирающий конунгур. Они двигались невероятно быстро, уверенно передвигаясь по вероломному ландшафту. Их болтеры обрушили огонь в борта раскачивающихся танков и на передние ряды пехоты за ними.

Россек увидел, как установленные на танках тяжелые болтеры повернули, чтобы встретить фланговую угрозу, осознав за несколько секунд необходимость перенести огонь с фронтальной стороны. Россек крепко сжал кулак.

— Хьолда! — заревел он, выпрыгнув из укрытия.

Его Охотники выскочили вместе с ним, вызывающе рыча, с развевающимися шкурами на доспехах. Время уловок прошло, и теперь все решала скорость.

Болтерные снаряды пролетели мимо наплечника Россека, когда он петлял к своей цели. Его звериные чувства позволяли ему постоянно опережать реакцию смертных. Он открыл огонь с пояса короткими, резкими очередями из спаренного штурм-болтера в правой руке. Приблизившись к первому ряду, Волчий Гвардеец активировал цепной кулак.

Машины были мощными, но медленными, им мешала пересеченная местность. Волки прыгали и ныряли, пока неслись к врагу. Несмотря на свои огромные силовые доспехи, они двигались плавно, быстро и пригнувшись.

Россек добрался до первого танка и при помощи сервомеханизмов брони запрыгнул на его крышу корпуса. Башня развернулась к нему, но он вдавил свой цепной кулак в металл, разрезая его и высекая искры.

Двое Охотников набросились на другой, а остальное отделение пронеслось мимо и атаковало пехоту поддержки. Тяжелый лай болтерного огня быстро заглушил треск ответных лазерных лучей.

Одним движением Россек пристегнул болтер, схватил крак-гранату и швырнул ее в вырванное им отверстие в броне башни, прежде чем спрыгнуть с крыши сквозь град ответного огня. Тяжелые болтеры танка повернули за ним, только для того, чтобы быть разорванными приглушенным грохотом взорвавшейся гранаты. Танк тряхнуло, его бронированные плиты от взрывов вспучились.

Потом взорвался второй танк, перевернувшись при детонации топливных баков. Из пары расколотых корпусов клубился черный дым.

Смертные сломались, побежав той дорогой, по которой они так уверенно шли всего несколько минут назад, некоторые в поспешном отступлении бросали оружие. Россек презрительно заревел, схватил штурм-болтер и собрался пожинать месть.

Только тогда его дистанционный сканнер уловил новые сигналы, исходящие от наступающей пехоты. Далеко на дне долины, двигаясь медленно, но неумолимо, поднималась линия сапфирово-бронзовых фигур. Россек припал к земле за укрытием, сверяя количество. Восемнадцать. Два раза по девять.

— Радиосигнал из Этта, от Ярла, — запыхавшись, доложил Фрар, тяжело лязгнув о скалу рядом с ним. Его голос был насыщен желанием убивать. — Приказывает отступить.

Россек не вставал, увеличив обзор шлема и наблюдая, как линия десантников-предателей наступает сквозь бегущие остатки их смертных союзников. Они не скрывали свое присутствие, не делая попыток остаться в укрытии. Они приближались молча, дерзко, словно уже завоевали мир, по которому шли.

— Предатели, — выругался он, чувствуя, как усилилось его желание убивать. Смертные были просто мясом для его болтгана; эти были настоящим противником.

— Ярл? — спросил Фрар. — Ты ответишь?

Россек нашел вопрос раздражающим. Он только увидел воинов, достойных его клинков, которые не будут бежать как скот, лишившийся своего убежища. Он невольно издал низкий, гортанный рык, его палец потянулся к спусковому крючку болтера.

— Нет, брат, — прорычал он, отмечая позицию стаи, когда она снова собралась вокруг него, определяя дистанцию до приближающихся предателей, оценивая прикрытие местности и подверженность воздействию артиллерии. — Я не отвечу. Я не буду отвечать, если только голос самого Всеотца не отдаст мне приказ.

Он повернулся к Серому Охотнику, чувствуя готовность воина к совершению убийства. Вся стая сражалась много часов, и в его носу стоял насыщенный запах смерти.

— Отключите связь, — бросил он. — Мы разберемся с ними. По моему сигналу принесите гнев Русса тем, кто осмелился посягнуть на его владения.

Охотники напряглись, быстро схватили болтеры и цепные мечи и приготовились выполнить приказ.

— Гнев Русса, Ярл, — подтвердил получение Фрар, и в его словах была жестокая, гортанная радость.

Рамсез Хетт перешагнул через грязь, края его светлой мантии уже промокли. Золотой доспех защищал его от переохлаждения, но суровый холод проник даже сквозь его герметичный силовой доспех.

Зона высадки Хекʹэль Махди выросла с нескольких сот квадратных метров до более километра, миниатюрный город, раскинувшийся на ледяной возвышенности. У нее были зенитные батареи, генераторы пустотных щитов, сборные штурмовые стены и поспешно выкопанные по периметру траншеи. Высадились более двух тысяч Стражей Шпилей и продолжали выгружаться каждый час. Среди них шагали отделения десантников-рубрикаторов, каждое в сопровождении мага, и сотни смертных солдат. Просперинские танки и самоходная артиллерия катились по серым участкам залежалого снега, их двигатели надрывались и выпускали клубы черного дыма. Хекʹэль Махди сам по себе вмещала грозную армию, но она была всего одной из девяти защищенных зон высадки. Масштаб амбиций Афаэля никогда не был более очевидным.

Мы больше никогда не сможем повторить это. Все зависит от этого удара.

Маг-лорд Рапторов добрался до места своего назначения. Командующий Стражи Шпилей в тяжелой броне, защитной маске и тактическом боевом шлеме, в чем было отказано первым высадившимся, подошел и отдал честь.

— Он прибыл вовремя, командующий? — спросил Хетт, его голос был, как обычно, скрипучим. Он не вышел полностью невредимым из Рубрики, и его голосовые связки растянулись за пределы человеческой переносимости. Если Страж Шпилей замечал это, то не подавал виду.

— Идеально, лорд, — ответил он, глядя на небеса.

Они стояли на краю широкой посадочной платформы, очищенной мельта-зарядами и выровненной пласкритом. Рубрикаторы стояли на страже по периметру, такие же неподвижные, как и камни вокруг них.

Хетт проследил за глазами командующего, увидев корабль Афаэля, спускающийся к их позиции. Это была «Грозовая птица», одна из многих, которыми оперировал Легион, позолоченная и украшенная образами мифических животных. Кабина затерялась в буйстве вычурных бронзовых символов, геометрических и мистических. Над всем этим было Око, отделанное мозаикой из граната, рубина и беррилия.

Глядя, как корабль садится на платформу, Хетт размышлял над правдивостью слов Темех об утрате Легионом вкуса. Судно было кричащим. Огромным. Вульгарным.

Когда мы теряем свою рассудительность, свою способность понимать, мы теряем все.

Пассажирская рампа опустилась, мягко прикоснувшись к луже под ней. Лорд Афаэль спустился вниз, окруженный шестью возвышающимися терминаторами. Его бронзовый шлем с удлиненной вокс-решеткой выглядел самодовольно. Каждое движение командующего было элегантным, удовлетворенным, контролируемым.

— Поздравления, брат, — сказал Афаэль, подходя к Хетту. — Ты дал нам необходимую позицию.

Хетт поклонился.

— Мы потеряли много людей, лорд. Больше чем я принимал в расчет. Псы выскользнули из ловушек.

Афаэль пожал плечами.

— Это их мир. Мы должны были так же страстно защищать свой.

— Тем не менее, — сказал Хетт, развернувшись и следуя с Афаэлем. — Смертные не могу бросить вызов космодесантникам. В некоторых местах произошла резня.

Хетт заметил вспышку недовольства у Афаэля. При всей поверхностной невозмутимости командира, под ней что-то было, нечто хрупкое. Если бы Хетт был Атенейцем, он мог бы сказать, что это.

Не страх, но, возможно, что-то похожее.

— Вот почему рубрикаторы идут на войну, — ответил Афаэль. — Благодаря хитрости нашего Лорда, в логове Псов осталась не более сотни их. Мы привели шестьсот наших безмолвных братьев. У нас есть два миллиона смертных солдат против нескольких тысяч. Какое количество сделало бы тебя более довольным, брат?

Хетт почувствовал настойчивость в словах командира.

Боится ли он неудачи? В этом дело? Нет. Беспокойство более тонкое. Это что-то еще, что-то внутри него.

— Я не допускал…

— Допускал, — устало сказал Афаэль. — Так как это твое право. Ты — командир, как и я.

Он остановился и осмотрел пространство зоны высадки, которое кишело многочисленными рядами пехоты и грохотом танковых групп. Авиакрыло штурмовых кораблей пролетело низко над ними, некоторые несли следы недавнего боя. Это было впечатляющее зрелище, демонстрация силы, против которой во всей галактике немногие смогли бы выстоять.

— Если бы это был не Фенрис, я бы сказал, что у нас уже есть все, что необходимо, — произнес Афаэль. — Однако самоуспокоенность в этом месте убьет нас всех.

Он оглянулся на «Грозовую птицу», верхние люки грузового отсека которой были опущены. Что-то спускалось по рампе. Что-то огромное.

— Так что ты убедишься, Рамсез, что необходимые меры предосторожности предприняты. Мы пойдем в эту битву со всем оружием, которым все еще обладает Легион.

Огромная конструкция с грохотом вышла из полумрака грузового отсека. Она была вдвое выше рубрикаторов, подвижная гора из изогнутого металла. Ее голова располагалась прямо в центре громадной бочкообразной груди, окруженная бронзовым орнаментом. Громадные руки держали пушку и гигантский горный бур. Она двигалась тяжелыми, неторопливыми шагами, идеально балансируя на изгибе грузовой рампы. Позолоченное чудовище выделяло острый аромат насыщенных масел и охладителей, но ничего другого. У него не было души. Даже рубрикаторы имели больше присутствия в варпе.

Хетт уставился на него с шокированным удивлением.

— "Катафракты", — прошептал он, видя, как второй последовал за первым из открытого трюма. — Я думал они все были…

— Уничтожены? Не все. Эти — последние.

Хетт смотрел, как гигантские боевые роботы, продукт древней кибернетической техномагии, добрались до периметра посадочной зоны и остановились. Они выглядели грозно и непоколебимо. За ними последовали другие, целое отделение несущих смерть машин.

— Конечно, были проведены модификации, — пояснил Афаэль, указав на руки-буравы. — Если мы должны откопать Псов, мы это сделаем.

— Думаешь дойдет до этого?

— Меня это не волнует, — сказал Афаэль, сила ненависти в его голосе была неподдельной. На мгновенье тембр стал больше похож на Хетта. — Если они встретят нас на льду, мы придем за ними. Если они спрячутся в своих туннелях, мы придем за ними. Если они зароются в скалах, мы придем за ними. Мы откопаем их, втянем в бой, и будем ранить, пока их кровь не окрасит это место так сильно, что оно никогда не восстановится. 

 Глава 8

— За Русса!

Россек забрызгал визор шлема слюной и ударил цепным кулаком, прочертив лезвиями оружия по нагруднику десантника-предателя, когда тот повернулся. Краем глаза он увидел, как его братья бросились в бой, их болтеры замолчали, когда они ввели в дело оружие ближнего боя. Остатки армии смертных теперь были неуместны. Все, что имело значение — предатели. Восемнадцать десантников-рубрикаторов против стаи из одиннадцати Космических Волков с пылающим огнем в сжатых кулаках.

Равные шансы.

Рубрикатор, противостоящий Россеку, двигался так же быстро, как и он. Хотя сапфировые монстры шли в битву неторопливыми, невозмутимыми рядами, с началом боя они ускорились. Их реакция соответствовала астартес, быстрая и уверенная, сбалансированная генетическим мастерством и этой грозной, энергичной физической формой .

Керамит ударялся о керамит, темно-серый цвет против сапфирового и бронзового. Вопящая, ревущая стая Волков вступила в бой. Их костяные тотемы дико раскачивались, а завернутые в шкуры руки наносили могучие удары с перемалывающей, точно направленной силой.

Предатели отвечали безмолвно, мрачно противопоставляя каждому выпаду контрвыпад. Они также быстро разворачивались, с равным искусством обменивались апперкотами, парировали атакующие клинки и отвечали ударами силовых мечей с кристаллическими клинками.

Россек возвышался над всеми остальными, великолепный в своем обожженном лазерным огнем терминаторском доспехе. Он прорубился сквозь охрану предателя, разбросав ее одной лишь инерцией движения, выписывая своим жужжащим цепным кулаком огромные разрушительные дуги.

Десантник-рубрикатор покачнулся, стоически сражаясь с надвигающейся бурей, отбрасываемый назад шаг за шагом. В то время как острые клинки отрубали куски от его украшенной брони, он не издавал даже шепота.

— Смерть Предателю! — заревел Россек, чувствуя новые впрыскивания адреналина, накачивающего его тело. У волка внутри от боевого безумия шла пена изо рта, он выл и пускал слюни. Абсолютное молчание врага разжигала ярость Россека, поднимая атаку на новые высоты свирепости.

Затем рубрикатор споткнулся о неровность местности. Россек воспользовался небольшим пространством между ними, чтобы выпустить град болтерных снарядов. Когда он приблизился для завершающего удара, снаряды попали в цель, раскалывая прекрасный доспех и отрывая декоративные гребни на шлеме и наплечниках предателя.

— Гнев Фенриса! — закричал Россек, присоединившись к многочисленному вою и боевым кличам своих братьев.

Это была жизнь. Это было совершенство — принести битву врагу, сражаться на открытом льду, для чего и создал его Всеотец. Среди гнева, слепой ярости, было также знакомое удовольствие от желания убивать.

Удовольствие.

Россек засмеялся под тяжелым терминаторским шлемом, едва замечая руны-символы на линзах дисплея, показывающие позиции стаи, отметки убийств и жизненные сигналы. Окруженные десантники-рубрикаторы зашатались под напором Волчьей Гвардии, не в состоянии ответить на неукротимую ярость атаки. Их убогая жизнь подходила к концу.

Затем все остановилось.

Россек увидел как Меченный прыгает по скалам справа от него, бросившись на двоих рубрикаторов, за его спиной развевались черные шкуры. Серый Охотник замедлился и остановился, замерев в невозможном, наполовину законченном прыжке.

Остальная стая поддалась: она сначала замедлилась, словно шла через сырую нефть, а потом остановилась.

Ошеломленный Россек развернулся, прежде чем почувствовал, как тяжесть давит на его конечности.

— Сражайтесь с этим, братья! — закричал он, почувствовав запах малефикарума, нечестивое зловоние колдовства, когда оно погрузилось в него. Руны на его доспехе вспыхнули красным светом, сопротивляясь наступающим волнам порчи. Его зрение дрогнуло, затуманившись по краям, словно по дну долины с неестественной неожиданностью прокатилась мгла. — Сражайтесь!

Десантники-рубрикаторы не испытывали пагубного воздействия. Они продолжали наступать с безжалостной эффективностью, бесстрастно вонзая клинки в неподвижных Волков, рассекая горжеты и обнажая под ними бледную плоть, равнодушные к приглушенным крикам боли умирающих Охотников.

Россек все еще мог двигаться, хотя медленно. Каждое движение было вязким, раздавленным смертельным весом тяжести.

Слишком медленно, чтобы спасти их.

— Хнн-ургх! — прорычал он, заставляя свое тело продолжать сражаться одной силой воли. Пот бежал по его татуированным бровям, вниз к сжатым скулам. Просто удерживать кулаки поднятыми требовало гигантских усилий; использование их еще больших.

Трое десантников-рубрикаторов приблизились к нему. Среди них был тот, с которым он сражался, не выглядевший ни мстительным, ни потрясенным, несмотря на свой изуродованный доспех. Подняв меч в атакующую позицию, он спокойно подошел, чтобы убить.

Россек мучительно смотрел, как затухают руны стаи на дисплее шлема, одна за другой. Воинов, которых он вел в битву, безжалостно убивали, не в разгаре честного боя, но как скот.

Он, рассвирепев, сжал цепной кулак и стиснул зубы. У него было такое чувство, словно его сердца лопнут, а мышцы оторвутся от костей, но каким-то образом он заставил свое оружие подняться.

Потом он впервые увидел колдуна. В нескольких метрах от него из укрытия появился маг Тысячи Сынов, его очертания размылись и мерцали. Россек чувствовал его запах, острую сладость порчи в носу. Под этой мантией был воин из плоти и крови, чье сердце билось, а разум испытывал злобу.

Колдун держал золотой посох, и на его увенчанном знаком навершии ожила перламутровая молния.

+Когда будешь умирать, воин-пес, знай вот что+ раздался в его разуме тонкий, искаженный ненавистью голос. Колдун навел наконечник посоха на него. +Мы сделаем это с каждым из вас+

Затем мир Россека наполнился болью и светом. Огромная сила сбила его с ног, оторвала от скал и швырнула далеко в воздух. Он почувствовал, как его тело отлетело от взрыва, испытав шок даже под защитой доспеха. Удар о землю был тяжелым, тупым и травмирующим. Он почувствовал резкий вкус собственной крови во рту и острый запах взрыва крак-гранаты.

Он мучительно поднял голову, стараясь остаться в сознании. Его зрение расплылось и дрожало.

Взрыв крак-гранаты?

— Ярл, не двигайся.

Это был голос Ройка по связи. Зрение Россека начало проясняться, как раз вовремя, чтобы увидеть новый залп тяжелого оружия по отделению Тысячи Сынов. Неподвижные десантники-предатели были разбросаны по сторонам, как и остальные солдаты. Огромные, клубящиеся шары пламени вспыхнули из расколотых валунов, когда крак-ракеты и тяжелые болтерные снаряды посыпались на рубрикаторов. Он увидел разорванных в этом аду предателей, их броня разлеталась на куски, когда огненный град рвался на керамите. Выжившие отступали с дисциплинированным молчанием, чтобы избежать потока приближающегося огня.

Несколько мгновений спустя несколько рук опустились на доспех Россека, вытягивая его с места боя.

— Моя… стая… — прохрипел Россек, его зрение расплывалось.

Движение прекратилось. Перед ним замаячил знакомый шлем. Цвета кости и в форме страшного медвежьего черепа, он больше походил на шлем волчьего жреца, чем Длинного Клыка.

— Всего один жизненный сигнал, — сообщил Торгрим Ройк. В голосе старого воина было обвинение. — Мы подобрали вас обоих, и мы уходим.

Где-то рядом Россек различил глухой рокот двигателя «Лендрейдера». Болтерный огонь стал интенсивнее, и поток залпов Длинных Клыков прочертил воздух.

Россек стряхнул с себя руки и, пошатываясь, встал. Его тошнило. Он чувствовал себя испорченным.

— Геносемя, — невнятно произнес он, думая о своих падших братьях. Мир вокруг него по-прежнему раскачивался в потоке следов от снарядов и эха взрывов.

Ройк приказал своим людям отойти к открытому люку ожидающего «Лендрейдера». Ветераны отступали без паники, стреляя на ходу. Они несли с собой тело Аунира Фрара, неподвижное и истекающее темной кровью.

— Останемся здесь — погибнем, — хладнокровно сказал Ройк. — Посмотри.

Россек повернулся и чуть не упал. В нескольких сотнях метрах, за пределами зоны поражения, где среди камней лежала его вырезанная стая, он увидел выживших рубрикаторов, которые начали перегруппировываться. За ними, дальше по узкой долине, спешили присоединиться еще больше солдат, смертных и предателей. Далее на большой дистанции находились танковые группы, машины которых были намного крупнее тех, что он уничтожил. Под их массивными гусеницами раскалывались валуны.

Авангард поддерживали главные силы; теперь наступление Тысячи Сынов шло полным ходом. Он слишком долго тянул. Помимо всего этого в его ноздрях все еще стояла вонь малефикарума, острая и пресыщенная. Они не смогут сражаться против этого колдовства.

Оцепенев, он позволил наполовину вести, наполовину тянуть себя в ожидавший транспорт. Густой дым вырвался из выхлопных отверстий, когда запустили двигатель. Болтеры «Лендрейдера» уже безостановочно стреляли, прикрывая отступление.

Россек едва ощутил, как рухнул с лязгом на пол пассажирского отсека, как почувствовал скрипучий толчок от запуска двигателей, когда машина покатилась назад по усыпанному валунами дну долины. Мучительная пелена порчи пронеслась по его разуму, растворяя мысли и смешивая инстинкты.

«Лендрейдер» увеличил скорость и благополучно вырвался из урагана огня. Россек поднялся на колени, его изломанное тело с трудом боролось с поврежденными сервомеханизмами доспеха. Только тогда начала возвращаться ясность, некое понимание того, что сейчас произошло.

Я убил их.

И тогда волк с янтарными глазами внутри него завыл, не от жажды битвы или славы, но от ужасного горя.

Матросу Рери Урфангборну нравился космос. Даже когда корабль находился в странном варп-путешествии со всей его тошнотой. Стать членом экипажа корабля Адептус Астартес было шагом вперед из обычной жизни смертного человека Империума. Он знал это, потому что видел другие миры и воочию наблюдал ужасы и чудеса галактики. Он видел города-улья из металла и пласкрита, которые поднимали свои вершины сквозь кислотные атмосферы, гигантские агрокомбинаты, заваленные пылью и бесконечной работой, миры-кузницы, покрытые мануфакторумами размером с континент, насыщенные маслянистым дымом и пронизанные загрязнением и болезнями.

Так что, при всех его испытаниях, пожизненно находиться в машинариуме «Науро» было не так плохо. Здесь было темно и холодно, но на Фенрисе тоже. Большую часть времени плохо пахло, но через несколько лет ты перестаешь замечать это. Кэрлы были грубиянами и не думали дважды, чтобы ударить прикладом ружья за небрежную работу, но за исключением этого были достаточно гуманными — после прорыва орбитальной блокады действующий штурман корабля даже приказал выдать полумёд — тяжелый алкогольный суррогат священного боевого стимулятора Небесных Воинов. Это было хорошо. Это подняло всем настроение, несмотря на последовавшие за этим несчастные случаи.

С тех пор объем работы стал изматывающим. Трудно было сказать, сколько времени прошло — внутренние хроносы были ненадежны в варпе, и только навигатор обладал хоть каким-то представлением о прошедшем времени с момента выхода к точке прыжка и запуска варп-двигателей. Наверняка дни, по крайней мере, тело Рери говорило об этом. Работа занимала почти все время — он спал не более пары часов в каждом цикле, прежде чем его поднимали на новое задание. Что-то заставляло капитана гнать корабль, выжимая больше скорости, несмотря на полученные над Фенрисом повреждения.

Как матрос нижних палуб Рери не имел истинного представления обо всем процессе ремонта, но кое-что знал о двигателях, а они по-прежнему были в плохом состоянии. Повсюду были утечки, и три из четырех главных топливных магистралей, ведущие из цистерн к двигателям были разорваны без возможности восстановления. Семь палуб было полностью задраено, создавая трудности при перемещении между разными уровнями и отнимая много времени. Однако выражения лиц командиров вернулись из состояния крайней тревоги до просто мрачного. Моркаи по-прежнему шел по пятам, но, возможно, не так близко, как раньше.

Это были хорошие новости для Рери Урфангборна. Он любил жизнь, особенно с тех пор, как Анийя из команды интенданта, наконец, отбросила свою робость и, кажется, искренне желала провести немного времени за переборками вместе с ним. Он не обманывал себя тем, что ею движут чувства. Его сутулая фигура и серая кожа — результат работы, которой он занимался всю жизнь, совершенно не выделяли его, как образец мужественности, но близкая смерть удивительным образом ослабила сопротивление женщины.

Он мастерски крался по служебным тоннелям, наученный годами беготни по недрам «Науро». Освещение было ниже нормы. Целые секции погрузились в темноту, когда работающие машины неожиданно увеличили потребление электроэнергии, поэтому он пристегнул два фонаря по обе стороны ржавого шлема. Рери слышал на ходу свое тяжелое, предвкушающее дыхание. Он шел долго и его ладони стали засаленными от желания и машинного масла.

Он повернул за угол, вдвое согнувшись в тесном пространстве, заботливо избегая выступающие пучки оголенных проводов. Металл вокруг него постоянно вибрировал под воздействием пульсации титанических двигателей над головой.

Как только он добрался до места назначения — склада, скрытого глубоко в лабиринте служебных туннелей, тусклые лампы потухли.

Рери ухмыльнулся, включив фонари. Бледные и дрожащие лучи неплохо освещали путь. Он спрыгнул из служебного тоннеля в выбранную комнату, отшвырнув в сторону при приземлении ящик изношенных подшипников. Матрос оглянулся, лучи его фонарей пробежались по разбросанной куче ящиков на металлическом полу.

Анийя уже была здесь, сгорбившись перед кучей деталей старой машины. Она ждала его в темноте, опустив голову. Рери увидел, как вспыхнули ее рыжие волосы в свете фонарей, и почувствовал пробежавшее по телу возбуждение.

— Значит, ты пришла, — сказал он жадно, подбежав к ней.

Женщина не ответила, и Рери на мгновенье замешкался. Может она больна? Или задумалась? Он присел перед ней, осторожно протянув свою тощую руку к челке. Он колебался, его пальцы дрожали. Она сидела неуклюже.

— Анийя?

Он убрал ее волосы, обнажив бледное лицо. На месте ее глаз были черные дыры, от которых тянулись кровавые линии, похожие на следы от слез.

Рери закричал, отпрыгнув и сильно ударившись спиной о стену.

Только это была не стена. Это был металлический гигант, монстр в позолоченном силовом доспехе и высоком шлеме с гребнем. Чудовище наклонилось и схватило его за плечо, сжимая плоть, пока не хлынула кровь.

Рери продолжал кричать, пока не появился еще один. На втором монстре была длинная ниспадающая мантия на таком же украшенном доспехе, но он хромал и сутулился, словно был тяжело ранен. Его шлем походил на голову кобры, увенчанную золотым капюшоном. Воин в мантии сделал мимоходом жест и Рери осознал, что не может больше кричать. Его открытый рот совсем не издавал звука, даже если крик продолжался в его голове. Он боролся, скорее инстинктивно, чем как-то еще. Он начал узнавать людей — какие-то искаженные космодесантники. Это сказало ему все, что нужно о его шансах выжить.

Над ним возвышался десантник в мантии. Лучи фонаря Рери пронеслись по золотому капюшону кобры, засверкав от усыпавших металл драгоценных камней. Словно в каком-то полузабытом кошмаре его рот не издавал ни звука. Лицевые мышцы постепенно расслабились, пока не лицо не приняло выражение спокойной скуки.

Воин в мантии сказал что-то молчаливому, но Рери не смог понять языка. Потом золотой шлем повернулся к Рери.

— Я рад, что ты пришел, — сказала маска кобры, на этот раз говоря на фенрисийском со странным произношением. Голос оказался на удивление мягким. Даже любезным. — Твоя подруга не пережила этот процесс. Думаю, ты сделан из более твердого теста.

Его перчатки поднялись. В одной был изогнутый скальпель. В другой два шара, сияющих нечестивым, бледно-зеленым светом. Помимо колдовского блеска они выглядели целиком как глаза.

Рери продолжал кричать. Он продолжал кричать, когда фонари погасли, продолжал кричать, когда мастер Фуэрца приступил к работе, и продолжал кричать, пока лорд-маг Тысячи Сынов не закончил. И хотя его лицо оставалось вялым и бесстрастным, заключенное под поверхностью невозмутимости магией более могущественной, чем он смог бы когда-либо осознать, часть Рери Урфангборна никогда не переставала кричать.

Кулак Хель прыгнул высоко в воздух. Угасающий свет отразился от его доспеха, крупные пласты снега осыпались с тела.

— Волки среди вас! — заревел он, нарушив долгую, настойчивую тишину.

В пяти метрах ниже него колонна марширующих смертных повернулась, уставившись с комичными выражением ужаса. С их стороны было глупо идти так близко к краю, так заманчиво углубиться в глубокие сугробы и удобно расположиться для ожидавшей их засады.

В двух метрах слева от Кулака Хель из снега выскочил с криком дикого восторга Красная Шкура. Вместе с ним появилась остальная стая, ведомая вопящей фигурой Сигрда Бракка, возвышающимся кошмаром в броне и клинком посреди сгущающихся сумерек. Волки прыгнули разом, как оползень, врезавшись в застигнутый врасплох отряд.

По ним ударил лазерный огонь, когда смертные бросились бежать из тени уступа по пересеченной, предательской земле. Многие спотыкались, ломали лодыжки и кисти, падая среди острых, как нож камней. Их было больше сотни, все хорошо вооруженные, хорошо защищенные. Для смертных.

Кулак Хель тяжело приземлился, ломая хребет убегающему солдату силовым кулаком, который теперь потрескивал пузырящимся разрушительным полем. Он развернулся, аккуратно сбил с ног следующую пару, сорвал с них маски и оставил задыхаться разреженным воздухом. Другой рукой он выпустил из пистолета поток убийственного болтерного огня, прочертив кровавый коридор в тесно сбившихся толпе солдат, а затем прыгнул к ним.

— Ярость Русса! — закричал Кулак Хель, наслаждаясь убийством и выбирая цели среди толпы поворачивающих, бегущих фигур.

К этому времени Красная Шкура и остальная стая также оказались среди солдат. Они рубили и кромсали, выпускали короткие, точные очереди из болтеров. Мрак сумерек освещали дульные вспышки и энергетические поля, затмевая лазерные лучи, когда враг изо всех сил старался сделать больше, чем просто умереть под атакой.

— Идите к моим клинкам, предательское отребье! — проревел Красная Шкура, перепрыгивая через камни с уверенностью истинного волка. — Почувствуйте мой…

Шальной лазерный луч ударил его прямо в грудь, сбив его с ног и опрокинув на спину.

Кровавые Когти с хохотом пронеслись мимо него, безжалостно убивая смертных с небрежной и страшной энергией.

— Почувствовать что, брат? — передразнил Кулак Хель, выпотрошив солдата из болт-пистолета, после чего схватил силовым кулаком другого и раздавил его.

Сломанный Зуб смеялся даже когда рубил мечом целую группу запуганных, ползающих солдат, мономолекулярные лезвия разрезали броню, словно ткань.

Красная Шкура тяжело поднялся, излучая смущение и ярость. С черного ожога на его нагруднике поднимался дым.

— Кто, фекке, это был? — проревел он, снова шагнув на дистанцию ведения огня, его рокочущий голос поднялся над криками и задыхающимися всхлипами убегающих солдат. Он косил болтерным огнем, срезая солдат дюжинами. — Попробуй еще раз. Попробуй еще раз.

Кулак Хель оскалился, ударив кулаков в лицо солдата, и развернулся, чтобы подстрелить еще нескольких из пистолета.

— Хотелось, чтобы кто-то попробовал, — сказал он по оперативному каналу. — Убивать больше некого.

Это было правдой. Бракк прорубил дорогу сквозь врагов, убивая с точностью и мастерством, которые превосходили даже искусство Кровавых Когтей. Как обычно, Волчий Гвардеец оставался зловеще молчаливым во время бойни, позволив молодым выпустить из себя свирепость, в то время как сам занимался беглецами. К тому времени как он подошел к Кулаку Хель, местность была усеяна быстро остывающими телами.

— Хватит, — рявкнул Бракк, как только волна убийств пошла на убыль. Он вставил новый магазин в болтер. — Это конец. Мы возвращаемся в Этт.

Красная Шкура был все еще зол.

— Почему? — выпалил он, позволив цепному мечу продолжать жужжать. — Мы могли бы сражаться всю ночь.

Бракк фыркнул. В отличие от других вожаков стай он предпочитал оставаться в стандартном силовом доспехе, нежели более громоздком терминаторском, но каким-то образом по-прежнему возвышался над воинами вокруг него.

— Мы не останемся здесь для того, чтобы ты снова упал на свою задницу, — прорычал он. — Я получил приказ из Этта — мы возвращаемся.

Кулак Хель встал рядом с Красной Шкурой. Его тело было все еще наполнено эндорфинами. Счет убийств был высоким, несмотря на их низкое качество. Работы все еще хватало, и быть отозванным обратно в логово было оскорбительно.

— Мы должны остаться, — сказал он почти неосознанно.

Стая молчала. Бракк медленно повернулся к ней лицом.

— Действительно? И какая часть тактического гения заставила тебя сказать это?

Кулака Хель больно задел сарказм. Он почувствовал, как в голове пронесся резкий ответ, как рвутся наружу зревшие месяцами чувства.

Наш Волчий Лорд слишком осторожен. У него холодная кровь. Он не дает нам прославиться и превращает нас в щенков Ордена. Им должен был быть Россек. Он бросил бы нас на врага, дал бы необходимое нам убийство.

Но слова не были произнесены. Бракк был старым Волчьим Гвардейцем, твердым как адамантий и закаленным на наковальне бесчисленных кампаний. Он был высшим хищником, неоспоримым главой стаи. Кровавые Когти были вольны высмеивать эту силу, когда ими двигали юный пыл, но они никогда не бросят ей вызов.

Поэтому Кулак Хель смиренно поклонился, чувствуя, как от этого пылают его щеки.

— Теперь среди предателей есть колдуны, — пояснил Бракк, обращаясь ко всей стае. — Так далеко от оберегов Штурмъярта, мы уязвимы. Так что мы отступаем туда, где сможем лучше сражаться с ними. Ярл знает, что делает.

Стая убрала оружие, готовясь к возвращению в Этт. Один за другим, держась рядом, они отправились в путь в сгущавшихся сумерках.

Когда Кулак Хель собрался последовать за ними, к нему подошел Бракк. Он взял Кровавого Когтя за руку. Не мягко.

— Я знаю, что ты чувствуешь, — сказал он по закрытому каналу. — Твой пыл делает тебе честь, Кир Эсвай. Будет еще много убийств, и слава, которую ты жаждешь.

Хватка усилилась.

— Но еще раз подвергни сомнению приказ, — прорычал он, — и я разорву твою наглую глотку.

Амуз Темех осмотрел комнату. Он находился в центре «Херумона», защищенный от космоса километрами конструкции корабля. Комната имела форму идеального круга диаметром девять метров, ее стены были отполированы до зеркального блеска. Даже глаза Темеха, приученные к несовершенству во всех его формах, не могли разглядеть изъяны на поверхности — результат десятилетий работы его неофитов, прежде чем им сказали об операции на Фенрисе. Пол был таким же гладким и отражающим. Потолок, высотой около двадцати метров, богато украсили. Отделанные золотом и аметистом зодиакальные фигуры и пять Платоновых Тел[11] были расположены вокруг центральной эмблемы Ока.

Око. Когда оно стало нашей эмблемой? Кто-нибудь из нас думал о том, что оно говорит, что значит?

Темех посмотрел вверх психическим зрением, пристально разглядывая узор. Образы, хотя и были прекрасно исполнены, были не просто украшением — их расположили строго в определенных точках в центре комнаты, точках, обусловленных гармонией, которую они пробудили внутри эфира и резонансах, которые создали.

Иногда практики и другие неофиты предполагали, что имматериум и материум не имели точной взаимосвязи, и то, что происходило в одном, было только неполным отражением в другом. Это было не так, несмотря на то, насколько неясными эти взаимосвязи могли показаться непосвященным. Причинные связи были более постоянными и более определенными, чем любые безоговорочно существующие в физической реальности, хотя для того, чтобы понять, как бесконечные элементы разделенных вселенных сочетаются друг с другом, потребовалась бы целая жизнь исследований. Даже мастера-колдуны нуждались в знаках, чтобы понять смысл этих глубоких значений. Образы были частью этого, как и имена. Вот почему стены комнаты были исписаны словами силы, которые вычертили идеальными линиями машины, давно забытые и запрещенные в смертном Империуме.

Сами по себе имена имели мало значения. Но если их разместить в надлежащем порядке и относиться с должным почтением, значение могло быть ужасающим. Тут речь шла о взаимоотношениях, связях, причинах и следствиях.

В центре комнаты находился алтарь, отлитый из бронзы и украшенный дополнительными эзотерическими устройствами. Темех стоял рядом с ним последние двенадцать часов, неподвижно, со сжатыми руками, опущенной головой, в позе молчаливой медитации. Он был в высоких Исчислениях, настолько близко к отделению души от тела, насколько отважился, помня об опасностях, даже когда наслаждался возможностями.

Над алтарем нечто обретало форму. Хотя его фиолетовые глаза были закрыты, Темех видел, как форма растет. В настоящий момент фактически ничего нельзя было заметить. Мерцание тут, вспышка там. Время от времени будет дрожать воздух, колеблясь, словно в горячем мареве.

Задача была трудной, несмотря на долгую подготовку, усердные исследования, сделанные жертвоприношения. Как только достигались определенные состояния, как только определенная степень физического состояния отступала, вернуть ее было сложно. За долгие эры вселенная научилась сопротивляться проявлению в своих владениях чистой психической сущности. У материума была своя собственная душа — об этом тоже мало, кто знал — обобщенная способность замедлять вторжение с другой стороны пелены. Если бы ее не было, демонические силы давно бы свирепствовали в смертной галактике.

Для того чтобы выполнить волю его господина, эта сила должна быть нейтрализована, осторожно взломана. Ариман когда-то назвал это спеть колыбельную вселенной. Подходящее описание.

Вспомнив старого друга, Темех почувствовал, как его сердце замедлилось, пульс упал до одного слабого удара в час. Воспоминание помогло ему. Методика действовала.

Над алтарем на короткий момент вспыхнул окаймленный красным цветом зрачок, такой же темный, как глубины космоса. Затем он исчез, просто эхо среди полураспознанных форм, плавающих над бронзой и золотом.

Они ищут вас на Гангаве, мой лорд, подумал Темех, позволив части своего разума позабавиться иронией этого. Как-будто вы все еще ограничены физической геометрией. Они не знают каким могущественным и каким слабым вы сделали себя.

Тогда в теплом воздухе пробежала рябь, отголосок подобия раздражения, незначительная модуляция некоего огромного, властного существа, все еще способного быть оскорбленным и задетым за раненную гордыню.

Темех обуздал свои мысли. Необходима была концентрация. Она будет необходима много дней. Каждый материальный атом в комнате будем сопротивляться ему, каждый нарушаемый закон физики будет изгибаться и бороться. Материя чувствовала чудовищный произвол, который он хотел совершить, и из-за этого неистовствовала все еще могучей яростью.

Успокойся, — приказал Темех, безмолвно приводя в действие свою неуловимую силу в комнате. — Мой голос — закон в этом месте. Моя воля — главная. Я здесь по велению моего господина. Я здесь, чтобы уложить тебя спать.

 Глава 9

Над Асахеймом вставал рассвет, отбрасывая тусклые золотистые лучи на горы и покрывая многие километры нетронутого снега слабым сиянием. Свет пробежал по склонам Клыка, отразившись от уступов Фриемяки.

Он показал картину опустошения. Возведение осадного лагеря Тысячи Сынов было завершено — стальное кольцо вокруг изолированного пика. Плазменный дождь с флота на орбите продолжал непрерывно падать, ударяясь в пустотные щиты крепости и стекая через разряженный воздух. Все входы и выходы Клыка были теперь перекрыты, заблокированные огромной массой пехоты и механизированных частей. Тяжелая артиллерия была расположена на скалах фронтом к Клыку, и каждый ствол был направлен на одинокий профиль бастиона Волков. Ряды людей по-прежнему двигались, занимая передовые позиции, прикрываемые фланговыми колоннами танков и низко летящими эскадрильями штурмовых кораблей. Тяжелые орудия уже были развернуты, и нескончаемый поток снарядов выл в морозном небе, чтобы обрушиться на далекий камень и лед цитадели Русса.

С наблюдательной платформы высоко над Вратами Восхода Грейлок, Штурмъярт и Вирмблейд наблюдали за развертыванием врага. Снизу доносился звук сверления и стука, вместе со светом от сварочных аппаратов и лазерных горелок. Гигантские батареи над и рядом с Вратами были усилены дополнительными противопехотными комплектами, извлеченными из арсеналов. Сами Врата, достаточно широкие, чтобы через них прошла сотня людей в ряд, были освящены руническими жрецами и покрыты новыми знаками отвращения. Колоссальное строение из адамантия, гранита и керамита ощетинилось примыкающими башнями тяжелых болтеров, ракетными установками и стационарными плазменными пушками. Собранная здесь огневая мощь была огромной, подобный арсенал больше подходил группе линейных крейсеров, чем наземной цитадели. За закрытыми дверьми Врат стояли защитники, облаченные в силовые доспехи или заключенные в отсеки «Лендрейдеров», ожидая момента, чтобы выйти из укрытия. По всей конструкции протянулись щиты, слегка сверкая, когда косые солнечные лучи пробивались сквозь тучи горящего машинного масла.

Грейлок приблизил изображение вражеского войска, оценивая численность, дистанцию, огневую мощь, которую они могли задействовать.

Мы должны заставить их заплатить за проход через врата.

Он чувствовал себя спокойным, готовым, уравновешенным. Рейды против зон высадки дали его воинам трофеи и задержали нападение главных сил. Были потери, но несравнимые с теми, что понес враг.

— Как они собрали такую армию? — спросил Штурмъярт, выглядевший пораженным. — Саги говорят, что мы разбили их.

— Большинство из них мертвы, — сухо заметил Вирмблейд. — Радуйся этому.

— Они планировали это столетия, рунический жрец, — сказал Грейлок. — Железный Шлем должен был предвидеть это. Мы должны были предвидеть это.

Ноздри Штурмъярта раздулись под шлемом. Он работал с невероятной энергией последние три дня, чтобы напичкать Клык оберегами, и все еще страдал от своей неспособности прочитать руны.

Поняв его состояние, Грейлок повернулся к нему. — Я не критикую тебя, брат. Их способность искажать вирд — это их позор.

— Они не искажают вирд, — настойчиво повторил Штурмъярт.

Вирмблейд резко рассмеялся.

— Знаешь что, брат? Мне на самом деле наплевать, откуда берется их колдовство. Они горят в огне Хель также как и смертные, и только это имеет значение.

Штурмъярт одарил волчьего жреца долгим взглядом, словно не был уверен, высмеивает тот его или хвалит.

— Они будут гореть, — пробормотал он, повернув свой покрытый рунами шлем к далекому врагу. — О да, они будут гореть.

Позади них раздался стук кулака о нагрудник, и Хамнр Скриейя присоединился к ним на наблюдательной платформе. Как и вся Волчья Гвардия, он носил следы недавних боев на своем доспехе — его силовой кулак обуглился от ожога силового поля, а шкуры на терминаторском доспехе были не более чем кусками спутанного меха.

— Скриейя, — поздоровался Грейлок. — Возвращение завершено?

— Да, Ярл.

— Итог крови?

— Мы нанесли им большой урон, Ярл. Потери минимальны, но … существенны. Погибла одна стая.

Грейлок поднял брови. Приказ о возвращении был дан до того, как прибытие колдунов сделало поле боя смертельным для его истребительных команд.

— Стая? Чья?

Скриейя колебался мгновенье.

— Тромма Россека, Ярл.

У Грейлок было такое чувство, словно Скриейя ударил его в живот.

Россек. Из всей моей элиты, Россек…

— Он выздоровеет, но его стая погибла.

Грейлок сдержал порыв противоречивой эмоции в ответ на новости. Даже в доспехе состояние его феромонов было очевидным для остальных.

Истинный сын Русса, упорный воин, неодолимый. Мой брат, вот почему ты никогда не сможешь быть Ярлом.

— Он должен быть наказан, — сказал холодно Вирмблейд. — Его стая должна была сражаться вместе с нами.

— Не сейчас, — прорычал Грейлок. — Нам пригодятся его клинки.

На мгновенье показалось, что Вирмблейд собирался возразить, но затем он поклонился.

— Как пожелаешь, Ярл.

Стояла морозная тишина. Вдали продолжалось сосредоточение вражеских сил. С каждым прошедшим мгновением ведущие к вратам долины заполнялись авангардом предателей. Они атакуют прежде, чем солнце достигнет зенита.

Грейлок оглядел будущее поле битвы. Под шлемом его бледное лицо застыло в мрачной маске горечи.

— Я хочу только, чтобы эта битва началась, — прорычал он, и волосы на его теле встали дыбом. — Кровь Русса, пусть они придут ко мне, и я покажу им, что такое агония.

Арфангу потребовалось больше времени, чем ожидалось, чтобы сделать вызов. На какое-то время Фрейя начала надеяться, что он нашел еще кого-то для охраны его драгоценных сервиторов, и честно сосредоточилась на других обязанностях хускэрла. У нее их было много, включая стрелковую подготовку со своим отделением, в котором многие не отвечали стандартам, на которые она надеялась.

Но железный жрец не забыл, и в тот момент, когда армия Тысячи Сынов начала сжимать блокаду вокруг Этта, с трудом устанавливая передовые позиции на окружающих пиках, он вернулся за ней.

— Время пришло, — сказал он, и этим ограничился. Итак, она покинула Вальгард со своим отделением, не задавая больше вопросов, готовая следовать за Арфангом куда бы то ни было. Очень скоро все станет ясно. Они направились вниз. Далеко вниз.

Смертные подобные Фрейе при всей их отваге уроженцев Фенриса, не были способны без посторонней помощи прыгать вниз по вертикальным шахтам, которые связывали уровни Клыка. Даже если бы она смогла это сделать, сервиторы наверняка нет — прыжки были возможны только для Небесных Воинов. Таким образом, путешествие вниз на многие сотни уровней из Вальгарда на вершине Клыка к низшим уровням Хоулда заняло много времени. Пестрая компания проехала на более чем дюжине турболифтов, прошла пешком несколько длинных винтовых лестниц, вырубленных в камне и промаршировала через бесчисленные, грубо вырезанные помещения, освещенные тлеющими углями старых костров. С каждым пройденным уровнем убранства в скалах становились все менее изощренными, светосферы все больше удалялись друг от друга, голоса становились все более тихими.

Они быстро прошли через Клыктан, кишащий трэллами. Фрейя знала, что на ее отца возложена ответственность по его обороне, но когда она с Арфангом пришла туда, среди снующих толп его не было видно. Отделения кэрлов были заняты установкой орудийных башен в дальнем конце, а по полу тянулись кабели толщиной с пояс. Одно это немного остудило ее горячую кровь. Клыктан был священным залом, и если Ярл предполагал вести войну здесь, тогда приближающийся штурм действительно будет более серьезным, чем все, что обрушивалось на Фенрис ранее.

Фрейя удивилась бы, если Небесные Воины чувствовали даже малейшую степень беспокойства. Для этого они должны были быть людьми.

Но, конечно же, они ими не были. Они представляли не столько другой класс, сколько другой вид.

Вид. Звучит так, словно я классифицирую зверей.

После Клыктана они продолжали идти, забираясь все в более глубокие уровни Этта. Хоулд, огромный и кишащий туннелями улей, в котором родилась и провела свое детство Фрейя, не походил на то шумное, гудящее место, которое она знала. С выражением напряженного ожидания сновали по своим делам трэллы, все с оружием, большинство под руководством опытных кэрлов. В стратегических точках сети туннелей сооружались баррикады, а на пересечениях — орудийные платформы. Руны-обереги, Глаза Отвращения, защищавшие каждый крупный перекресток, заново благословлялись руническими жрецами и их вирд-трэллами в кожаных масках. Складировались боеприпасы, за которыми бдительно присматривали хускэрлы по мере пребывания все большего количества ящиков из огромных арсеналов.

Время от времени мимо них проходил Небесный Воин по какому-то неотложному делу, в почерневшем и измазанном кровью доспехе. Они ни разу не поздоровались с ней, но все уважительно кивали Арфангу, прежде чем исчезнуть в тенях. Фрейя чувствовала повышенное напряжение в их телодвижениях — они уже сражались много дней и были предельно готовы к предстоящей битве, их золотистые глаза сверкали, и это делало их более немногословными и непостижимыми, чем обычно.

У подножья Хоулда, углубившись на километры в скалу, находилась Печать Борека — крупнейший из бесчисленных залов Клыка. Даже более крупная, чем Клыктан, гигантская пещера была мрачным и погруженным в тени местом. Так же как Клыктан защищал подходы из Хоулда в Ярлхейм, Печать Борека прикрывала проход на нижние уровни — Хранилище Молота и полуизученное Подклычье. Она была колоссальной, размером с корпус линкора, но почти полностью лишенная убранства и шкур, костей и резьбы, которые украшали большую часть залов Этта. Голые каменные стены были незаконченными и неровными, напоминая о первоначальной природе древнего происхождения Волков. Несколько костров горели в огромных круглых ямах, но их огонь был слабым и лишь слегка смягчал постоянный холод.

Пока она шла по огромной пещере в сопровождении прихрамывающих сервиторов, Фрейя разглядывала огромные колонны, поддерживающие далекий свод. Каждая представляла собой ствол из голого камня шириной с шасси «Носорога», который блестел красными пятнами от огней внизу.

Она никогда не спускалась так далеко прежде. И знала, что никто не спускался. Это было ниже уровня Врат, предел патрульных обходов кэрлов, и дальше никто, кроме железных жрецов не ступал.

— Испуганна, хускэрл? — спросил Арфанг, его посох стучал по камню во время ходьбы.

Испуганна на Фенрисе означало только универсальное, абстрактное оскорбление. — Осторожна, лорд, — ответила Фрейя так резко, насколько осмелилась.

Арфанг позволил вырваться скрипучему смеху.

— Как и положено. Не хотел бы иметь с собой щенков. Ничего бы не вышло.

Фрейя внимательно посмотрела на железного жреца. В темноте его доспех был черным, как обугленный металл, отмеченный красными полосами от костров.

— Простите меня, лорд, — осмелилась она. — Это необычно. Кэрлы не спускаются в Хранилище Молота.

— Не спускаются, — согласился Арфанг.

Они продолжали идти. Железный жрец, казалось, не чувствовал необходимости дать другое объяснение.

— Итак, если я могу спросить…

— Ты хочешь знать, почему я вызвал тебя, какая возможная польза может быть от смертного здесь.

— Не могу представить, что вам нужна моя помощь.

Арфанг остановился и повернулся к ней. Позади них вереница сервиторов с лязгом остановились.

— Думаешь в кузнях нет опасности?

— Мы внутри Этта, лорд.

— Мы на Фенрисе, хускэрл. Мы не уничтожим опасность на этом мире, даже если бы могли. Мы держим ее близко к себе, учимся жить с ней, использовать ее, чтобы оставаться сильными. В Подклычье много опасностей. Некоторые неизвестны даже Великому Волку.

— Но мы не идем в…

— Это время опасности, и есть пути из темных мест в Хранилище Молота. Если бы я мог выбирать, то бы пришел сюда со стаей Охотников. Но они все нужны для обрезания нитей, так что должны действовать смертные.

Он наклонился вперед и его глаза сверкнули, как старые звезды.

— Пробуждение мертвых — трудная задача, — прорычал он низким и грохочущим голосом. — Это займет мое внимание на долгие часы. Пока я буду занят, трэллам понадобится защита. Ты сможешь сделать это, хускэрл? Или ты боишься более глубокой тьмы?

Фрейя сердито посмотрела на него, ужаленная предполагаемой слабостью. Она почувствовала вспышку возмущения в своей груди, всегда присутствующее желание наброситься на высокомерие закованных в броню полубогов, которые диктовали каждый аспект ее жизни. У них всего лишь отсутствовал страх, потому что он был уничтожен в них Хеликс, но как же быстро они начинали презирать смертные эмоции, саму суть человечества, защита которого была им поручена.

— Я ничего не боюсь, лорд, — сказала она, скрывая раздражение в голосе.

Личина железного жреца скрывала его выражение лица, но легкое движение головы сказало Фрейе, что под этой потрепанной пластиной он улыбался ей.

— Увидим, хускэрл, — сказал он, продолжив движение. — Увидим.

Морек шел по Клыктану, петляя между прибывающими колоннами раненых и вернувшихся. Большинство приземлились на «Громовых ястребах» в Вальгарде, но некоторые прибыли через наземные врата. Громадный зал был наполнен шумом и движением — это кэрлы спешили установить дополнительные орудийные платформы, мимо них проходили колонны воинов, направляясь к другим точкам развертывания.

Среди всего этого появились Небесные Воины. Они шли напыщенно, неся след победы в своих золотистых глазах, шагая среди смертных, как полубоги. Другие стаи понесли потери и сгорали от стыда и очевидного желания вернуться в бой. Все пострадавшие были тяжело ранены, пылая зловещей, темной решимостью расплатиться по счетам. Морек слишком хорошо понимал необходимость избегать близкого контакта с ними. Когда зверь внутри них бодрствовал, у них иногда были проблемы с определением врага.

— Ривенмастер! — раздался гортанный, громкий голос.

Морек быстро повернулся и его сердце упало.

К нему прихрамывая, шел Волчий Гвардеец. Огромная фигура в терминаторском доспехе выросла из освещенной огнями темноты. Доспех был потрескавшимся и отмечен боевыми повреждениями, таким же израненным выглядел и сам воин. Он снял свой шлем, обнажив сильно татуированное лицо, обрамленное красновато-коричневой гривой. На висках блестели штифты, а глаза выдавали дикую, уничтожающую скорбь.

Рядом с ним, на подвесной платформе парило тело Серого Охотника, привязанное к передвижным носилкам и абсолютно неподвижное. Его доспех был разрезан на части, и длинные кровавые следы текли по броне. Вдоль каркаса подвеска мерцали огоньки, отображая форму знаков. Морек не был апотекарием, но смог распознать Руну Смерти также как и любой другой фенрисиец.

— Служу, лорд, — сказал он, поклонившись.

— Доставь этого воина Лорду Вирмблейду, — прорычал Волчий Гвардеец. — Немедленно.

Морек поколебался, всего на мгновенье. Ему было приказано наблюдать за подготовкой обороны Клыктана. Здесь были бесчисленные трэллы, которые могли сопроводить раненного Небесного Воина к волчьим жрецам.

Он мог возразить. Это было бы бессмысленно. Волчий Гвардеец перед ним был ранен и очевидно старался сдержать котел мрачной, разочарованной ярости.

— Сделаю, лорд, — сказал он, стараясь не думать о многих делах, которые останутся незаконченными в его отсутствие.

Волчий Гвардеец заворчал, и толкнул подвесок к нему. Он слегка подпрыгнул от прикосновения. Морек увидел обширные повреждения на истерзанном теле, глубокие раны от мечей и свернувшуюся кровь. Похоже на то, что Охотник был в состоянии, которое его родичи называли Красный Сон, глубоком регенеративном процессе, запущенном слишком близкими объятиями Моркаи.

— Иди быстро, смертный, — прорычал Волчий Гвардеец, повернувшись, чтобы вернуть туда, откуда пришел, затем остановился. — Как тебя зовут?

Морек посмотрел ему в глаза. Долгий опыт научил его всегда смотреть им в глаза.

— Морек Карекборн, лорд.

— Охраняй его хорошо, Морек Карекборн. Когда все закончится, я найду тебя. Его зовут Аунир Фрар, Серый Охотник из моей стаи. Теперь его и твой вирды едины. Помни об этом.

Морек сохранил зрительный контакт, хотя это было трудно. Янтарные радужные оболочки Волчьего Гвардейца выглядели странным образом расфокусированными, словно сильный удар повредил что-то внутри него. В чем не было сомнений, так это в настойчивости в его словах.

— Я понимаю, — ответил Морек, уже планируя маршрут подъема к обители телотворцев, месту, к которому час назад просто приблизиться, означало для него смерть. — Его вирд — мой. Моя жизнь за его.

На восьмой день с момента прибытия Тысячи Сынов на орбиту Фенриса начался штурм ворот Клыка.

Хотя оба наземных портала — Кровавый Огонь и Восхода — находились высоко на отвесных склонах горы, они стояли на границе громадных хребтов между пиками, что позволяло подойти к ним с окружающих высот. Хребты тянулись к вратам цитадели, как огромные каменные дамбы, позволяя подойти к ним с близлежащих плато. В полузабытом прошлом тысячелетии Всеотец и Леман Русс ходили по тем же самым камням, вместе планируя строительство Этта, видя каким образом истерзанным ландшафт Асахейма может стать домом для величайшей крепости за пределами Терры. Русс сделал так, чтобы двое Врат возвышались над полностью открытыми подходами, превращая любое массированное наступление на них в бойню.

Когда Грейлок наблюдал, как огромные силы под командованием Тысячи Сынов начинают двигаться вперед, он молча поблагодарил за это предвидение. Собранная захватчиками армия, показавшаяся в резком свете полуденного солнца, превосходила все, что он видел под знаменем Предателя. Великое Очищение разгромило Легионы Предателей, а собственные войска Магнуса поредели во время ада на Просперо. В прошедшие века они, несомненно, были заняты делом.

Окружающая армия разделилась на две части, по одной на каждые Врата. В авангарде на тяжелых траках катились многочисленные колонны тяжелой артиллерии. Среди них были большие мортиры, машины, несущие осадные орудия, и гигантские плазменные пушки, высоко установленные на своих грохочущих шасси. За ними двигались еще более тяжелые машины, раскачиваясь, как пьяницы при выходе на дистанцию стрельбы. Присутствовали мобильные пусковые установки с целыми кассетами блестящих ракет, установленных на угол обстрела, и громадные сверхтяжелые штурмовые танки с осадными орудиями, выступающими из раздутых башен.

Вместе с ними приближались бронетранспортеры: «Химеры» смертных солдат и «Носороги» с «Лендрейдерами» десантников-предателей. Первых были сотни, вторых — горстка. Даже в этом случае, первая волна врага обладала большей живой силой, чем имелось у Грейлока во всей крепости, и он знал, что многие тысячи оставались в резерве.

Над наступающими рядами пронеслись соединения штурмовых кораблей, летящих низко и в сомкнутом строю. Выше на завывающих двигателях парили более крупные атмосферные корабли, набитые до отказа оружием и готовые атаковать поле боя.

Где-то среди разливающейся волны людей и машин были колдуны, падшие космодесантники, которые всем и командовали. Они были ключом, горсткой чародеев, держащей порочную силу варпа в своих бронированных руках.

Это была устрашающая сила, последние остатки одного из Легионов Смерти самого Императора, армия, способная поставить мир на колени.

Но Фенрис не был обычным миром, и его обитателей нельзя было запугать.

— Огонь, — приказал Грейлок.

По команде Волчьего Лорда склоны Клыка извергли смерть.

Плазменные заряды и мощный лазерный огонь ударили по льду. Они потрескивали огромными, ужасными энергиями, устремившись к своим целям. С сотен позиций на склонах громыхали тяжелые болтеры, посылая масс-реактивные снаряды на громадные расстояния. Автопушки извергали потоки бронебойных снарядов во вражеские колонны. Ракеты с визгом вылетали из стартовых шахт высоко в ясное морозное небо, чтобы потом стремительно упасть на захватчиков.

Приближающиеся танки ответили сразу же, как вышли на дистанцию огня, и ураган огня вернулся, врезавшись в склоны горы, залив их адом воспламеняющегося прометия и детонирующих снарядов. Ад вспыхнул одновременно с плазменным дождем с орбиты. Неизменная колонна, сотрясавшая гору многие дни, усилилась, и всю верхушка Клыка омыла колыхающаяся завеса пламени.

Грейлок остался на открытой платформе, неподвижно и невозмутимо наблюдая, как щиты перед ним поглощают прибывающую кару. Вражеская ракета вырвалась из моря уничтожения, взорвавшись в нескольких метрах перед ним, послав пульсирующие ударные волны по пустотному барьеру. Он оставался неподвижным, сосредоточившись на развернувшимся обстреле внизу, следя за любым признаком слабости и нарушением баланса.

Наступление Тысячи Сынов не было ни опрометчивым, ни уязвимым. Даже когда Волки излили свою ярость на приближающуюся армию, огонь столкнулся со сверкающим разрядом щитов. Что-то, какое-то колдовство, защищало танки от вреда. Барьер не был идеальным — бронетанковые колонны уже дымили и раскололись — но достаточен, чтобы предотвратить полное истребление авангарда. По его следам ближе подбирались бронетранспортеры.

Посреди града мерцающих плазменных уколов и взрывов расстояние между Вратами и Тысячей Сынов уменьшалось. Каждый залп с Клыка уничтожал ряд тяжелого оружия на земле, но место каждой разбитой машины занимала другая, перекатываясь по сожженному, деформированному металлу. Дороги постепенно покрывались ковром ползущего металла, который выбрасывал ответный огонь по установленным над ними батареям и завоевывал метры с каждым мучительным, усеянным обломками шагом.

Потом началась воздушная атака. Армады бомбардировщиков и тяжелых штурмовых кораблей устремились на высокие склоны Клыка, атакуя орудийные установки, лавируя между трассерами зенитного огня. На каждом заходе оборонительные орудия сбивали самолеты, которые в дыму устремлялись вниз, врезались в собственные войска и несли опустошение. Но с каждым заходом уничтожалась очередная оборонительная батарея, или очередной пустотный щит оказывался в критическом состоянии, или очередной поток снарядов отвлекался от наземного наступления.

Воздух начал наполняться клубами вращающегося, чернильно-черного дыма. Перспектива изменилась с холодной, ясной безупречности в образ пылающего, обуглившегося опустошения. Растущие стены дыма затмили солнечный свет, окружив гору пеленой полумрака.

Грейлок невозмутимо проверил дисплей шлема, отметив позиции своей Волчьей Гвардии, дислокацию рунических жрецов, размещение ключевых объектов, состояние обороны, которую он спланировал и внедрил.

И вот настал час испытания. Да защитит нас Рука Русса.

Затем Волчий Лорд отвернулся от платформы, его когти вспыхнули хлесткой энергией, мерцая парой разрушительных полей. Он стал спускаться на уровень Врат, готовый встретить волну ярости, когда та обрушится.

Повсюду раздавались удары молотов. Они проносились по залам, отражаясь в камнях, вибрируя в глубоких шахтах, повторяясь в тайных склепах. Даже сквозь акустические компенсаторы, встроенные в ее шлем, Фрейя находила беспрестанный шум дезориентирующим.

— Теперь я понимаю, почему это место так называется, — мрачно сказала она.

Железный Жрец кивнул.

— Оно восхитительно, — ответил он, и в его отфильтрованным воксом голосе не было ни следа сарказма.

Они стояли на краю пропасти, глубоко в Хранилище Молота. Перед ними парил над бездной единственный каменный мост, шестиметровой ширины и без перил. Он исчезал во мраке и далекой дымке. В сотнях метрах под ними, в огромной пещере, перекрытой мостом, раскрылся образ Хель. Гигантские печи, каждая высотой с титана «Владыка войны» и вдвое шире, выбрасывали языки кроваво-красного пламени. Желоба из почерневшего камня несли потоки огня из одной преисподней в другую, проходя через железные шестерни и снующие вверх-вниз поршни. Силуэты сервиторов-трэллов, чьи усеянные кабелями спины извивались от толчков, ползали между колоссальными машинами, проверяя мерцающие пикты с данными и ухаживая за модулями когитаторов с медным покрытием. Огромное пространство гудело низким грохотом работы. На лентах конвейера между горнами Фрейя смогла разглядеть начальные формы обшивки транспортных средств, артиллерийские стволы, даже детали нательной брони.

И кроме того были молоты. Ими орудовали вереницы безликих сервиторов с усиленной мускулатурой и железными ребрами, прикованные к своим адамантиевым наковальням сегментированными нерво-проводами, бесконечно работая, бесконечно стуча. Их было множество, более машин, чем людей, вылепленных в безмозглых големов равнодушным искусством телотворцев. Они были идеальными рабочими: неустанными, безропотными, сверхсильными, удовлетворенными работой у тигельных печей, пока смерть от истощения не давала им окончательное освобождение.

Ничтожная жизнь.

— Мы тратим время, — сказал Арфанг, побуждая свою личную свиту сервиторов следовать по мосту. Железный жрец шагнул за ними, заставив Фрейю и кэрлов поторопиться.

— Кто надзирает за ними? — спросила Фрейя, не в состоянии отвести взгляда от трудящихся внизу среди огня и жары легионов.

— Им не нужен надзор, — холодно ответил Арфанг. — Они знают только один способ служить. Не презирай его, хускэрл, — без них наши воины пойдут на войну с пустыми руками.

— Я не презираю их, лорд. Я просто не представляла что … их так много.

— И это беспокоит тебя?

Беспокоит. Это беспокоит ее больше, чем она когда-либо признается ему. Ее беспокоит, что всю жизнь легионы полумертвых, полумеханических рабов путаются у нее под ногами. Ее беспокоит, что она не знала, откуда они взялись, почему она закончит жизнь хускэрлом, а они — пищей для кузни. Ее беспокоит то, что она так мало знало о подобных вещах, и то, что пути Этта были такими деспотичными и затуманенными традициями, и только Небесные Воины имели доступ к ним.

— Я просто любопытна, — сказала она.

— Опасный инстинкт. Будь осторожна, иначе он захватит тебя.

Потребовалось почти десять минут долгого пути, чтобы пересечь по мосту залы кузни. Арфанг шел быстрым шагом, который сервиторы с трудом поддерживали. Даже Фрейя почувствовала, как ноют ее натренированные мышцы к тому времени, как дальний конец показался рядом.

Мост заканчивался на грубо обтесанной скале. В нее была врезана обитая железом дверь, украшенная знаком двухголового волка Моркаи, стража мертвых. Изображение было старым, намного старшим, чем что-либо в Хоулде, а края были отполированы горячими ветрами. Дверь была открыта и не охранялась. Только зеленый свет мерцал у основания тяжелого каркаса.

Разрушительное поле.

Арфанг щелкнул пальцем, и свет стал красным. Он шагнул вперед. Туннель впереди был непроглядным, его не освещали ни факелы, ни светосферы.

Фрейя настроила свой визор на режим ночного видения, и в зернистом, бледно-зеленом цвете появились стены. Переступая порог, она невольно вздрогнула, хотя и была хорошо приспособлена к холоду и темноте. Казалось, холод стал каким-то образом более сильным и проникающим. По мере движения звук молотов стих, замененный мертвой, холодной тишиной.

Они спустились. Глубоко. Фрейя видела отверстия в стенах туннеля; боковые коридоры, из которых веяло морозными порывами ветра. Вскоре дорога впереди разделилась на несколько ответвлений, и начала петлять в глубинах горы. Все время туннель оставался достаточно широким и высоким, чтобы по нему мог с легкостью пройти «Носорог».

Она начала терять ощущение времени и пространства. Абсолютная темень и холод, проникший в ее кости, давали странное ощущение путаницы в этом забытом месте. Было очень легко представить, что за пределами этой вечной, изначальной темноты остальной галактики просто не существует.

Когда раздался первый звук, она вцепилась в свой скьолдтар, ее сердце заколотилось. Это был таинственный, низкий, урчащий рык, который пробежался по ее позвоночнику, как ртуть по термометру. Она увидела, как напряглись ее кэрлы, водя стволами оружия по сторонам.

— Что это было? — прошипела она.

Железный жрец продолжил спокойно идти.

— Я сказал тебе, хускэрл, — ответил он. Его рокочущий голос отражался от стен. — В темноте есть опасность. Держи оружие наготове, и не позволь навредить моим трэллам.

Фрейя сдержала ругательство. Железный жрец раздражал ее сильнее обычного.

— Не стоит волноваться, лорд, — сказала она, ее челюсть сжалась. — Мы здесь, чтобы служить.

— Рад, что ты так считаешь.

Фрейя бросила быстрый взгляд через плечо. Вдали, в конце извивающегося туннеля, она увидела две светящиеся точки. Она моргнула и они исчезли. Дрожь усилилась.

Что здесь произошло?

И они снова шли, все ниже и ниже, дальше в глубокую тьму, островок душевного тепла в бесконечном океане абсолютной, вечной пустоты.

Морек шел по уровням Ярлхейма, опустив голову. Большинство встреченных им людей направлялись в противоположную сторону, спеша туда, где битва была наиболее яростной. Те немногие, которым было по пути, были в основном канониры, направляющиеся на свою смену к зенитным батареям.

От вибрации, вызванной исходящей стрельбой, затрясло шахту лифта при спуске Морека.

Как это возможно? Мы на сотни метров внутри горы. Что это за оружие?

Подвесок парил позади него в стальной клетке, неся распростертое тело Серого Охотника. Хотя это казалось непочтительным, Морек не смог воспротивиться желанию взглянуть на раненного Небесного Воина.

Лицо Аунира Фрара было открытым с тех пор, как Длинные Клыки сняли с него шлем в «Лендрейдере». Оно было гордым, строгим, с острыми чертами. В открытом рту блеснули созревшие клыки, а нижняя часть лица вытянулась в волчий профиль ветерана. Возможно, он нацелился на повышение в Волчью Гвардию. Красный Сон по-прежнему держал его в своей хватке, его дыхание было слабым, почти незаметным. Части его доспеха были разрезаны, обнажая более дюжины глубоких колотых ран, включая ужасный, разорвавший артерию разрез на шее. Будь Фрар смертным, его жизнь не удалось бы спасти.

Лифт с грохотом остановился. Морек открыл двери и вышел, потянув за собой подвесок. Перед ним были залы телотворцев. На каменных перемычках дверей были вырезаны знаки отвращения. Едкий, антисептический запах обжег его ноздри. Впереди тускло-красное освещение Этта сменилось резкими белыми светильниками. Стены были покрыты кафелем, а на металлических столах лежали хирургические инструменты. В отличие от остального логова Волков, которое изобиловало тотемами и отбеленными звериными черепами, жилье волчьих жрецов было чистым, холодным и неукрашенным.

Морек вошел, сощурившись от яркого света и держа подвесок рядом. Издалека раздавался шум, но признаков чьего-либо присутствия не было. Он двинулся дальше, миновал ряды металлических столов, прошел комнаты, заполненные оборудованием, о предназначении которого едва мог догадаться. Рядом с хирургическими машинами и физической аугметикой находились длинные модули тихо гудящих древних когитаторов в бронзовых контейнерах.

Звуки становились громче. Он приближался к их источнику. Повернув за угол, он вошел в большую комнату, с куполообразным потолком и даже более ярко освещенную, чем остальные. В ней стояли огромные, тяжелые столы, некоторые из которых были заняты. На них лежали двое Небесных Воинов, оба в сознании, обоих оперировали команды трэллов в кожаных масках. Смертные работали быстро и умело — разрезали плоть, пришивали мышцы, оперируя раны зондами-иглами и болеутоляющими. Все они носили железные визоры с зелеными линзами, каждая из которых мигала огоньками света.

— Смертный, — раздался низкий голос, и Морек повернулся на него. Волчий жрец, по виду один из помощников Вирмблейда, вышел к нему в иссиня-черном доспехе, его обнаженные руки были в крови. — Расскажи о своем деле.

Морек поклонился. — Мне поручили доставить этого воина, Аунира Фрара, под опеку Лорда Вирмблейда.

Волчий жрец фыркнул.

— Ты думал он будет здесь? Когда Этт атакован? — Он покачал головой. — Мы заберем его. Возвращайся на свой пост, ривенмастер.

Пока жрец говорил, трэллы столпились вокруг подвески, потянув ее в сторону одного из металлических столов. В распростертое тело были вставлены стальные нити, а над ранами установлены сканирующие устройства. Волчий жрец повернулся к своему новому подопечному и начал руководить операцией.

Морек поклонился. Он повернулся и вышел, возвращаясь через пустые залы владений телотворцев так быстро, как мог. Что-то в этом месте лишало его присутствия духа. Ароматы были чужими, очень непохожие на запахи шкур и золы, среди которых он родился.

Слишком много света.

Он прошел через другую комнату, затем повернул налево, пройдя через открытые двери. Он сделал еще несколько шагов, прежде чем понял, что идет не туда. Комната, в которую он вошел, была меньше остальных, В ее центре находились три громадных резервуара, каждый был заполнен полупрозрачной жидкостью. Емкости были цилиндрическими, шириной не более одного метра, но высотой до самого потолка. Собранное у их оснований оборудование ритмично тикало и дребезжало.

Он знал, что должен отвернуться, но содержимое резервуаров удержало его. В них плавали тела, темные очертания людей, подвешенные в жидкости. Огромные грудные клетки, мускулистые руки, толстые шеи. Профиль принадлежал космодесантнику, такой же крупный и могучий. Они не двигались, просто висели, слегка покачиваясь. Морек смутно различил спирали шлангов прицепленных респираторов, закрывающих их опущенные лица.

Он отвернулся, зная, что зашел слишком далеко и подавляя любопытство.

Любопытный разум открывает дверь к проклятью.

В этот момент он увидел слева металлический стол, в стороне от лучей светильников. Его глаза уставились на то, что было на нем.

Медленно, почти бессознательно, Морек почувствовал, как его ноги несут его к столу. Он прошел мимо резервуаров, забыв об их содержимом. Он не мог отвести взгляд, не мог повернуть назад.

На металлическом столе лежало тело, или возможно труп. Его гигантские легкие не дышали, по крайней мере, он не смог этого разглядеть. Он был такой же, как и остальные: обнаженный, распростертый на спине, руки вытянуты вдоль тела.

Морек сразу же испытал чувство неправильности. Мгновенье он не мог понять, что именно было не так в теле, он видел много их прежде, но потом он пригляделся.

Предплечья были гладкими, почти безволосыми. Ногти на руках не длиннее его собственных. Челюсть — квадратная, но без признаков волчьей вытянутости. Во рту не было места для клыков, только для зубов смертных.

Морек подошел поближе, его дыхание немного участилось. Глаза трупа были открытыми, пустыми и невидящими.

Они были серыми, как у него, со зрачками, как у смертных. На массивном лице не было ни излишней растительности, ни тяжелых надбровных дуг. Однако мускулатура присутствовала, она была твердой и крупной, но бесформенной.

Это существо было чем угодно, но не Космическим Волком. Оно было подделкой, подобием, насмешкой.

Морек почувствовал тошноту в горле. Для него Небесные Воины были священны, как и мировая душа, как духи льда, как жизнь дочери. Это же была мерзость, какое-то ужасное вмешательство в неизменный порядок вещей.

Он сделал шаг назад. Позади него, в операционной он услышал трэллов, которые старались спасти жизнь Аунира Фрара.

Это запрещено. Я не должен быть здесь.

Его тошнота сменилась страхом. Он видел взгляд в глазах трэллов в кожаных масках, и знал о репутации телотворцев. Они не прощали нарушения владений.

Морек повернулся и поспешил тем же путем, которым пришел, отводя глаза от плавающих фигур в цистернах, игнорируя стоявшие за ними вдоль стен модули странного оборудования, едва видя ряды крошечных пробирок, расставленных в заботливом порядке под управляемым светом.

Где-то позади него раздались тяжелые шаги, и его сердце подскочило. Он продолжил идти, держа голову низко, надеясь, что тот, кому они принадлежали, направляется в другое место. Соединенные комнаты сбивали с толку, мешая найти верный путь, а звук исходил отовсюду.

Шаги стихли. Морек снова был в приемных покоях с пустыми металлическими столами. Перед ним был выход и коридор, ведущий к шахте лифта.

Его сердце сильно стучало.

Любопытный разум открывает дверь к проклятью.

Он посмотрел на свои руки. Они были шероховатыми, мозолистыми, огрубелыми за время службы Небесным Воинам. Они тряслись. На мгновенье он остановился, не думая о том, что трэллы увидят его.

Чем было то существо?

Он все еще стоял несколько ударов сердца, неуверенный в том, чему был свидетелем. Волчьи жрецы были стражниками Этта, хранителями традиций Влка Фенрика. Если они санкционировали это, значит, имели на то разрешение.

Оно было мерзостью.

Он оглянулся через плечо. Перед ним тянулись выложенные кафелем комнаты, каждая из которых вела в следующую, каждая пахла антисептиками и кровью. Он почувствовал, как снова подступает тошнота.

В Зале Клыктана он кричал до хрипоты в знак преданности Небесным Воинам, олицетворению божественной свирепости Фенриса. Как он не старался, он не мог вернуть этот душевный настрой.

Пошатываясь, не помня, ради чего пришел в это место, он вернулся к шахте лифта. С его открытого, преданного лица исчезла уверенность.

На ее месте, впервые за всю жизнь Морека, было сомнение.

 Глава 10

Черное Крыло резко сел на металлический конференц-стол, игнорируя дюжину людей, сидящих вокруг него, и провел руками по спутанным волосам. Он не обращал внимания на мерцающий свет ламп, на дюжину кэрлов, стоящих на вытяжку у стен в грязной униформе, и на раздававший снизу скрежет поврежденных двигателей.

Он чувствовал себя стесненным, грязным, запертым. Каждый день с момента бегства с Фенриса был изнурительной чередой аварий и ремонта, все ради того, чтобы не дать «Науро» развалиться.

Это была унизительная работа, годная возможно для смертных, но не для него. Он был рожден для более достойных дел, для мастерского убийства в тенях, для торжества в боях космической войны. Необходимость прислушиваться к совету засаленных рабочих машинариума и обреченным заявлениям тактиков корабля донимала его в высшей степени.

Не то, чтобы ситуация была гнетущей. Он достаточно знал о механике космического корабля, чтобы понять, когда он будет на грани. Откровенно говоря, это уже должно было случиться — корабль был все еще в двенадцати днях пути от Гангавы, и этот график был возможен только потому, что он продолжал подгонять варп-двигатели вопреки протестам штурмана корабля. Несколько дней назад он допустил ошибку, спросив инжинария «Науро» — смертного, прошедшего всестороннее обучение у техноадептов Адептус Механикус, что делает дух машины все это время.

— Вопит, сэр, — ответил тот своим грубым, деловым голосом. — Вопит, как унгор с перерезанным горлом.

К счастью Черное Крыло не был нечувствителен к подобным вещам.

В то же время он был нечувствителен ко многому. Он никогда не был близок со своими боевыми братьями, никогда не заводил дружбу, которая скрепляла отделения. Он презирал старших офицеров, его раздражала дисциплина, которую они устанавливали. Даже в Ордене Космических Волков, известном по всему Империуму за вольное отношение к Кодексу Астартес, дисциплина была суровой.

Черное Крыло всегда был другим, подверженный мрачному настроению и приступам безумной, опасной самонадеянности. Корпус Скаутов был идеален для него, позволяя ему совершенствовать искусство одиночного убийства вдали от шумного братства Этта. В такой изоляции он нашел удовлетворение.

Однако сейчас он начал сомневаться, действительно таким уж хорошим был этот выбор. Никто из смертных «Науро» не мог сделать выбор командира или принять трудное решение, от которого зависели их жизни. Возможно, было бы лучше окажись здесь брат-воин для совета, кто-то, способный ненадолго разделить эту ношу.

Но вряд ли бы кто-нибудь из его боевых братьев охотно пошел бы с ним на операцию. Черное Крыло создал почти идеальную зону уединения вокруг себя, отвращая даже тех, кто не имел причин не любить скаутов.

Быть посему. Он выбрал этот путь, и до сих пор он неплохо подходил ему. Не все сыны Русса могли быть орущими берсеркерами.

— Лорд?

Голос принадлежал штурману корабля, седовласому человеку по имени Георит. Черное Крыло посмотрел на него. Даже без доспеха космодесантник доминировал в комнате. Когда его желтые глаза, утопленные в темные впадины, уставились на смертного, Георит сглотнул.

— Вы просили доложить о пожарах.

— Да, просил, штурман. Расскажи мне последние хорошие новости.

— У меня нет ни одной. Три уровня по-прежнему отрезаны, даже для трэллов-сервиторов. Пожар распространяется к отсекам управления. Когда запасы иссякнут, наша способность сдерживать его уменьшится.

— И я знаю, что ты посоветуешь.

Георит глубоко вздохнул.

— Мое мнение не изменилось, лорд.

— Ты хочешь, чтобы мы вышли из варпа, открыли палубы вакууму, промыли их и произвели ремонт.

— Да.

— И сколько времени займет подобная операция, при оптимальном выполнении?

— Неделю, лорд. Возможно меньше.

Черное Крыло одарил его холодной, надменной улыбкой. В ней не было ничего смешного, просто сознательное пренебрежение.

— Слишком долго.

— Лорд, если трубопроводы прометия…

Черное Крыло вздохнул и откинулся назад в кресло.

— Если их прорвет? Тогда мы умрем, штурман. Даже я, безграмотный воинствующий дикарь с нулевым инженерным обучением, знаю это.

Он устремил пронзительный взгляд на человека.

— Но подумай вот над чем, — сказал он. — Без помощи сил Великого Волка Этт падет. Корабли лорда Железного Шлема все еще должны быть в варпе. Если мы продолжим идти прежним курсом, без пауз и снижения скорости, мы прибудем к Гангаве намного дней позже них. Потом, даже если я смогу быстро передать донесение Лорда Грейлока и убедить Железного Шлема вернуться на Фенрис, это займет еще двадцать дней. Это значит, что Лорд Грейлок, который пользуется твердым уважением во всем этом Ордене, должен будет удерживать цитадель с одной истощенной Великой Ротой по крайней мере сорок дней. Ты видел силы на орбите, штурман. Ты видел, что они сделали с нашей обороной там. А теперь скажи мне откровенно, ты действительно думаешь, что этой армии можно противостоять на земле сорок дней.

Лицо штурмана посерело.

— Если Русс пожелает этого… — начал он почтительно, но его голос утратил уверенность и он умолк.

— Именно. Итак, ты, возможно, теперь понимаешь мое упорство в стремлении достичь Гангавы как можно скорее. Мы уже ускользнули из лап Моркаи в этом путешествии, и мы должны будем ускользать еще немного. Считай тебе повезло, что тобой командует скаут. Вот, что мы делаем. Ускользаем.

Штурман не ответил, но рухнул в свое кресло с пустым выражением лица. Черное Крыло видел, что его ум работает, уже пытаясь сообразить, как не допустить бушующие пожары до чего-нибудь взрывоопасного. Он не выглядел уверенным.

Черное Крыло обратил свой взгляд на остальных членов командного состава, все они пока молчали.

— Что-нибудь еще нам нужно обсудить? — сухо спросил он.

Тактик ничего не сказал. Из человека были выжаты все соки, и его глаза покраснели от усталости. Инжинарий уже дал свою оценку ремонтным работам и был нужен в трюме, а оружейник погиб, убитый взорвавшейся переборкой через несколько часов после ухода с Фенриса.

Навигатор Нейман был единственным, кто по-прежнему выглядел спокойным. Он также был единственным нефенрисийцем в экипаже, Велизарианцем с Терры, и таким же хитрым и холодным, как его сослуживцы — коренастыми и решительными. Он редко оставлял свою работу по проводке корабля через опасности имматериума. В присутствии немутантов его третий глаз был прикрыт шелковым платком поверх куска стали.

Он молчал. И пристально смотрел мимо стола, в сторону кэрлов, стоявших навытяжку вдоль стен совещательной комнаты. Его обычные глаза не двигались.

Черное Крыло раздражало это. Он вызвал человека на это собрание не для того, чтобы тот мечтал.

— Навигатор, не хотите поучаствовать? — спросил он.

Нейман не отреагировал.

— Кто этот человек? — спросил он, его взгляд сосредоточился на очень грязном кэрле. Черное Крыло бросил вопросительный взгляд на человека. Он был ниже остальных, немного более сутулый, с засаленными волосами и синяками вокруг глаз. Он был намного грязнее остальных, но бесконечные вопросы по выживанию сказывались на каждом. И все-таки, он был странным — непохожим на солдата.

Совсем.

— Это очень важно? — раздраженно спросил Георит. — Нам нужно решить другие вопросы.

Человек на вопрос не ответил. Он продолжал безучастно пялиться, выражение его лица было абсолютно пустым. Казалось, кэрлы рядом с ним вдруг заметили его присутствие. Один из них посмотрел на своего дежурного сержанта так, словно человек был невидим до этого момента.

Черное Крыло почувствовал, как на спине поднялись волосы. Его настроение мгновенно изменилось со скуки на полную боевую готовность. Почему он не заметил этого человека раньше? Что почувствовал навигатор?

— Взять его, — приказал он, поднимаясь с кресла.

Кэрлы схватили человека за плечи. Словно щелкнули переключателем, и человек с пустым лицом озверел. Он ударил тыльной стороной руки кэрла слева от себя, впечатав его в стену, затем схватил за шею другого и ударил его головой. По-прежнему не издавая ни звука, человек развернулся и направился к выходу, отшвырнув в сторону следующего кэрла, бросившегося ему на перехват.

Он двигался с ошеломительной скоростью. Но это все-таки была скорость смертного. Черное Крыло был быстрее. Он перепрыгнул через стол и врезался в человека, когда тот бросился к двери. Они вместе заскользили по металлической палубе. Черное Крыло схватил человека за волосы и впечатал его лицо в стену, оглушив его. Он быстро вскочил на ноги, таща человека за собой.

— Будь осторожен, лорд! — предупредил Нейман. — Я чувству…

Раненый человек повернул окровавленное лицо к Черному Крылу. Его глаза вдруг вспыхнули бледно-зеленым, тошнотворным светом.

Черное Крыло почувствовал наращивание малефикарума. Одним движением он швырнул человека, отправив его кувырком в дальний, пустой конец совещательной комнаты. Прежде чем человек приземлился, Черное Крыло выхватил болт-пистолет из кобуры и сделал один выстрел. Пуля прошла через голову человека и взорвалась, разбрызгав кости и блестящее серое вещество по стенам.

Безголовое тело ударилось о металл с влажным стуком. На мгновенье оно дернулось, затем затихло.

— Зубы Русса! — выругался Георит, без надобности наставив свое оружие на труп. — Что за Хель…

— Он знал, как оставаться невидимым, — сказал Нейман, с тревогой посмотрев на Черное Крыло. — Это колдовство — он был на виду для всех нас.

Черное Крыло остановился, чтобы поднять с пола какую-то вещь. Шар размером с глазное яблоко, который катилось по полу. Он мерцал зеленым колдовским огнем.

Он поднялся, уставившись на окровавленный шар на ладони. Тот был горячим, почти причиняя боль. Когда скаут посмотрел на него, позади его глаз вспыхнула тупая боль.

Черное Крыло раздавил его, сжав когтистые пальцы.

— Похоже, у нас новая проблема, — сказал он мрачно, медленно повернувшись к испуганному совету корабля. — На корабле есть что-то еще. Нечто, несомненно, желающее нам навредить. И чтобы это ни было, оно знает насколько мы слабы.

Железный жрец исчез. В его отсутствие темнота казалась даже более холодной, более отчужденной. Представление о дневном свете уже трудно было восстановить, как и течение времени. Фрейя утратила ощущение обоих. Возможно, штурм начался, или же Небесные Воины все еще удерживают врага в горах. Если битва придет в Этт, достигнут ли ее звуки такой глубины?

Она провела взглядом по залу. Он был большим, хотя трудно было сказать насколько — даже ее визор в режиме ночного видения не различал многого в дальних углах. Одна из стен, возле которой теснилось ее отделение, интенсивно эксплуатировалась. В центре нее находились огромные двери, также украшенные двуликим Моркаи. Пространство вокруг дверей было заставлено загадочными механизмами — спиралями охладительных труб, величественными группами энерготрансформаторов, железными решетками, скрывающими непонятную работу внутри. Невероятно, но, учитывая жестокий холод и расстояние до команд технического обслуживания, низкий гул машин звучал благотворно.

Трэллы-сервиторы определенно знали, что делать с этим. После того, как их хозяин прошел через ворота, они приступили к работе, подсоединив себя к входящим клапанам и начав непонятные серии протоколов. Чтобы они не делали, это издавало шум и повторялось. Вдоль стены с механизмами время от времени мигали огоньки, болезненно вспыхивая в остальном абсолютной темноте. Неподсоединеннные к устройствам сервиторы начали выполнять серию ритуалов перед главными машинными модулями: смазывать движущиеся детали едкими маслами, читать длинные списки благословений безжизненными, металлическими голосами, склонившись перед пассивным железом и сталью, словно это был алтарь давно спящих богов.

Они работали методично, неустанно, бездушно. Между ними и железным жрецом внутри не было связи. Арфанг был один, вероятно в месте, где только Небесным Воинам было позволено находиться. Не было указаний, как долго продлится его работа, хорошо ли она протекает или даже что он планирует.

Фрейя боролась с растущим бременем скуки. Гнетущая темнота сочеталась с унылыми интонациями сервиторов, из-за чего трудно было оставаться бдительной.

— Не расслабляться, — предупредила он по вокс-связи, обращаясь к себе в той же мере, что и к солдатам.

Четверо из шести кэрлов отделения стояли рядом с ней, лицом наружу от стены с механизмами, дула их винтовок были наведены в темноту. Еще двое отдыхали, беспокойно присев между своими товарищами и нервирующими ритуалами получеловеческих сервиторов.

Она снова услышала шум. Тут же все мысли о скуке были выброшены из головы, и она почувствовала, как вспотели руки под перчатками.

Остальные кэрлы тоже услышали его, и она увидела, как они напряглись. Двое отдыхавших вскочили на ноги, неуклюже схватив свое оружие в темноте.

Это был низкое, рокочущее рычание, гортанное и влажное, отдающееся в камне пола.

— Держать строй, — прошипела она по связи, пытаясь увидеть что-нибудь определенное в зернистом изображении, которое давал визор.

Позади нее сервиторы продолжали свою работу. Кэрлы провели ружьями в направлении дальнего конца зала, водя ими медленно и неуверенно. Она чувствовала их напряжение в коротких, нервных движениях.

Вдруг из ниоткуда раздался характерный скрежещущий лай скьолдтаров, их дульные вспышки ослепляли своей интенсивностью. Не отдавая отчета, Фрейя рефлексивно чуть не нажала свой спусковой крючок.

— Прекратить огонь! — закричала она, вглядываясь в тени. Ее измеритель дистанции был пуст, за исключением группы дружественных сигналов вокруг нее.

Эхо стрельбы долго не стихало. Виноватый, возможно это был Лир, она не могла сказать, встряхнул головой. К этому времени сердце Фрейи билось в нормальном ритме. Поблизости что-то было, что она не могла увидеть, что звучало, ощущалось чрезвычайно ужасающе.

— Держать строй, — снова приказала она, чувствуя, как скручивает желудок.

Возьми себя в руки, женщина. Ты — дочь Русса, дитя бури.

— Мы мало что видим через визоры, — сказала она. — Я пройду дальше.

Ни один из ее солдат не ответил. Они остались там, где стояли, оцепив полукругом не обращающих ни на что внимание сервиторов.

Фрейя глубоко вздохнула и начала продвигаться. Она шла медленно, чувствуя свое учащенное тяжелое дыхание. Впереди себя она не видела ничего, кроме помех.

Затем он снова раздался, на этот раз ближе, мурлыкающий и резонирующий. Он исходил не из туннелей позади нее. Он был в зале, вместе с ними, наблюдая. Где-то.

Фрейя прошла десять метров, прежде чем остановилась. Он быстро оглянулась через плечо, проверив наличие своего отделения. Они были все еще там, окружив стену с машинами и охраняя двери.

Она повернулась.

Менее чем в метре на нее смотрела пара желтых глаз, с черными точками, ясные и огромные.

Фрейя застыла.

Скитья.

Огонь осаждающих был страшным, испаряя лед и снег и раскалывая камень, разрывая древние обнаженные породы гранита и растворяя их в облака щебня. Сверхтяжелые орудия были подведены на дистанцию огня, и Клык задрожал под мощным обстрелом. Его склоны окутали дым и пар, когда снег исчезал со скал, а орудийные установки уничтожались одна за другой. Вся гора была покрыта бушующими языками пламени, сверкающими так, словно магма из ядра планеты вытекла в вечную мерзлоту вершины Асахейма.

Защитники ждали за стенами, позволяя укреплениям крепости как можно дольше делать их работу. Стационарные орудийные установки гремели смертельной мощью, уничтожая наступающую бронетехнику и оставляя обломки, блокирующие продвижение. Отряды кэрлов без устали трудились, чтобы поддерживать технику в действии.

Это не будет продолжать вечно. Тысяча Сынов наступали, завоевывая каждый метр земли кровью и огнем. Только когда врата будут разбиты, Волки снова выйдут на поле битвы, приветствуя захватчиков объятиями Моркаи.

До тех пор задействованы были другие силы.

Одаин Штурмъярт был зол. Его обычное хвастовство исчезло, потрясенное неспособностью предсказать атаку Тысячи Сынов, поколебленное его неудачей увидеть обман, когда тот раскрылся. Он больше не смеялся от дикого веселья предстоящей битвы, но сердито смотрел пылающими глазами из-под загадочного психического капюшона. Усугубляло положение то, что он не смог присмотреть за Вирмблейдом, как ему было приказано. Он знал, что работа над Укрощением по-прежнему идет за закрытыми дверьми. Он провалился во всем, что имело значение, и оказанное Великим Волком доверие осталось неоплаченным.

До сих пор.

Штурмъярт работал с фанатизмом, как только был раскрыт провал, доведя себя почти до пределов даже его закаленного в боях тела. Обереги по всему Этту были усилены. Он работал, пока его руки не стали кровоточить, втирая в каменные фигуры свою собственную кровь, наполняя их силой мировой души. Теперь, с прибытием врага, время для подобных приготовлений прошло.

Он стоял, облаченный в свой рунический доспех, высоко в наблюдательном зале Клыка, наблюдая, как огонь отражается от пустотных щитов перед ним. Ни одна ракета не смогла бы пройти через разрушительную завесу, но существовало и другое оружие.

Штурмъярт ударил посохом по полу, и железное древко задрожало от удара. Душа бури начала ускоряться вокруг него. Он чувствовал воздушный поток, как он становился холоднее и интенсивнее. Его гнев питал надвигающееся смятение. Он может использовать свой гнев, обратить его в нечто ужасное, обладающее страшной силой.

Ветра носились вокруг остроконечной вершины горы, завывали в кипящем плазмой воздухе и хлестали раскаленные скалы. Ясно-синее и пустое небо начало покрываться облаками. Низкий рокот разносился меж окружающих пиков.

Почувствуйте это. Почувствуйте приход души мира. Это сила, подобно которой ни один колдун никогда не будет обладать.

Штурмъярт прищурился, крепко сжав посох. Его второе сердце перешло на равномерный ритм. Вызывание было болезненным. Он наслаждался болью. Как обжигающие оковы оно выжигало еще более сильную боль внутри.

Рождалось все больше туч, срываясь с гребней гор на севере, их края мерцали молниями. В их тени пришел град, стремительная стена разрушения, обрушившаяся на землю внизу.

Поднимите глаза к небесам, Предатели.

Он видел колдунов среди вражеских войск, как звезды, их психические сущности выделялись даже сквозь шум и неразбериху. Они были сильными, погрязшими в отвратительных энергиях. Он чувствовал их высокомерие, их самоуверенность. Некоторые были физически извращенными, подавшимися ужасным изменениям плоти, которые разрушали весь их род. Один из них, самая яркая из всех звезда, был далеко внизу на пути разрушения.

Вас много, а нас мало. Но это наш мир, и мы владеем его силой.

Буря расширилась, прошлась по вершинам и направилась к Клыку завывающим штормом. Небо потемнело, от чего взрывы вокруг горы были похожи на угли в костре. Град колотил, потрескивая и стуча по камню.

Вы думаете, что пришли сражаться со смертными, такими как вы.

Ветер увеличил скорость и силу, вырастая в крещендо вращающегося, ужасающегося разрушения. Снежный буран приблизился, питаемый пульсирующей энергией бури. Танки переворачивались. Фланговые колонны пехоты были сметены к обрывам на краю дорог и сброшены вниз.

Вы думаете, мы поддадимся колдовству, как сделали вы.

Штурмъярт почувствовал кровь во рту, стекающую по его лоснящейся бороде. Он проигнорировал ее. Резкая боль утонула в урагане психической силы, наполнившей его тело. Он был ничем иным, как каналом, сосудом, через который прошла дикая ярость вихря. Необузданный вой ветра превратился в бушующий рев. Огни вокруг Клыка превратились в ослепительные вспышки энергии, разрываемые свирепыми ветрами.

Вы ошибаетесь.

Колдуны ответили, защищая те машины, которые могли, посылая собственные мерцающие молнии и полупрозрачные кинетические щиты в бой против опасности с небес. Они были могучими, и их были дюжины. Но они боролись со стихиями, и штурм поколебался. Штурмовые корабли падали на землю, как кометы, разрываемые на части раскаленным небом. Крики умирающих и устрашенных разнеслись по пульсирующим течениям бури.

Штурмъярт наслаждался криками. Они питали его силу. Они питали силу планеты. Захватчики принесли малефикарум с собой, и результатом стала праведная кара.

И даже, истекая кровью и забившись в укрытия, колдуны познавали урок; тот самый урок, который познавал каждый рунический жрец с тех пор, как Всеотец впервые принес путь вирда на холодный мир смерти.

Штурмъярт знал это. Он знал это столетиями, и получал наслаждение от объяснения этого тем, кто осмелился бросить ему вызов.

Мы не защищаем Фенрис. Фенрис защищает нас. Планета и народ одно целое. Мы делим душу, душу ненависти, и теперь она пришла к вам, темная ненависть на крыльях бури.

Выучите это как следует, так как эта истина скоро убьет вас.

Тень в темноте отступила, и ужасные глаза исчезли. Фрейя попятилась назад, неуклюже держа винтовку, и дала залп. Пули скьолдтара при должном обращении давали больше повреждений, чем автоганы Имперской Гвардии, и вой нечеловеческой боли разнесся по залу.

— Хускэрл! — раздался крик слева от нее.

Там полыхнули новые дульные вспышки, когда ее люди побежали вперед, стреляя с пояса туда, где недавно был… зверь.

— Назад! — завопила она, прекратив стрелять и пытаясь разобраться в сигналах на дисплее ее визора. На сканере дистанции ничего не было. Ничего.

Ее солдаты отступали вместе с ней, не прекращая стрелять. Движимые страхом выстрелы были неприцельными.

Русс, где наша храбрость?

— Соберись! — закричала она, ударив ближайшего солдата. — Стреляй прицельно.

Он продолжал стрелять, его палец вжался в спусковой крючок. Под маской Фрейя увидела пару глаз, расширенных от ужаса.

— Оно идет! — закричал он. — Оно возвращается!

Затем Фрейя увидела это — огромную, стремительно скачущую фигуру, внезапно появившуюся из темноты подобно страшному сну. Ружья продолжали стрелять, осветив ее сутулое, могучее тело ослепительно белыми трассерами. У нее было время только для впечатлений — желтые глаза, невероятно могучие плечи, кроваво-красные челюсти — а потом она тоже открыла огонь, отступая пока не почувствовала металлические конечности сервиторов за спиной.

Появилось еще больше ужасных фигур, выпрыгивающих из темноты, крадущихся, прихрамывающих. Они все были разными, все страшными, как наваждения телотворцев, разорванные и заново собранные в беспорядке собачьего ужаса.

— Держать позицию! — закричала она, опустошив магазин и дрожащей рукой вставив новый. — Сдерживайте их!

Она увидела, как одно из чудовищ отпрянуло, когда многочисленные очереди ударили в него, заставив от боли припасть к земле. Оно завопило смесью ярости и боли, затем снова прыгнуло к ним.

Кровь Русса — оно все еще не умерло.

Затем другой зверь выскочил на свет, прыгнув через поток огня и не обращая внимания на попадания, словно они были небольшим дождем. Это был гигантское животное из мышц и толстой, жесткой шерсти. Длинная, оскалившаяся морда смотрела со злобой, из полной клыков пасти свисал блестящий язык. Тварь встала на огромные задние лапы в странной пародии на человека.

Фрейя развернулась с перезаряженным оружием и открыла огонь.

Ружье закашляло и его заело.

Выругавшись, она пошарила в темноте, чтобы наладить его, услышав крики своих людей, когда ужас добрался до них. Он поднял одного солдата и швырнул его через зал. Раздался влажный хруст, когда тот врезался в стену и сполз вниз. С быстротой мысли другие твари прыгнули к нему, пуская слюни и хрипя.

Фрейя низко наклонилась, когда вставляла обойму, рискнув бросить быстрый взгляд на сервиторов. Они работали так, словно вокруг них ничего не происходило, полируя и обслуживая машины, кланяясь и читая литании. Двери в зал оставались закрытыми.

Будь он проклят.

Затем она вскочила на ноги и открыла огонь. Она услышала, как еще одного ее человека утащили во тьму, и ее страх растворился перед лицом бессильного гнева.

— Чтоб тебя! — закричала она, надавливая на спусковой крючок. Она обращала свое ругательство наполовину тварям Подклычья, наполовину железному жрецу, который привел их вниз на смерть.

Умереть напрасно. Я могла бы сражаться рядом со своим отцом.

Одно из чудовищ, гигантский зверь, выглядевший как некая извращенная помесь волка и гризли, возвышался перед ней и яростно и вызывающе ревел, выплевывая слюну. Ее окатила вонь звериного дыхания, заставив поперхнуться даже через противогаз.

Она выстрелила в упор, выпустив все, что у нее было в потоке глухо звучащих пуль. Зверь отшатнулся, вздрагивая от каждого попадания, но не отступил. Когда скьолдтар опустел, он подошел к ней с открытой пастью, расширенные глаза были наполнены чужой ненавистью.

Фрейя отпрянула, скорее инстинктивно, потянувшись за ножом, пристегнутым к ботинку.

Смотри ему в глаза.

Она заставила себя держать голову поднятой. Когда ужасающая тварь прыгнула к ней, нож в руках задрожал.

Смотри ему в глаза.

Но удар так и не последовал. И только тогда она поняла, что все-таки зажмурила глаза. Она открыла их.

Тварь висела в воздухе, схваченная за шею, и извивалась в захвате под ее челюстями. Стрельба стихла, снова погрузив зал в абсолютную темноту.

Затем медленно в полумрак просочился красный свет. Откуда-то вернулось освещение. Раздавались визг и рычание. Твари были по-прежнему здесь, просто они не нападали.

Фрейя смотрела на зверя перед собой, от изгиба его грудной клетки к натянутым мышцам шеи. Громадный, когтистый, металлический кулак крепко держал его. Невероятно, но появилось что-то более могучее. Она поняла, что двери открылись. То, что находилось в зале, то, что Арфанг пришел пробудить, переступило порог.

— Ты потревожил мой сон ради этого, железный жрец?

Голос был резонирующим, глубоким басом, и он раздавался над ее плечом. Он многократно отразился от скалы вокруг нее, пробежавшись вниз по ее позвоночнику и заставив ее волосы встать дыбом. Голос был намного ниже, чем у Ярла Грейлока, ниже, чем у Железного Шлема. В нем было древнее достоинство, властная самоуверенность, глубокая меланхолия, сдобренные вечной горечью. Даже через катушки инертного механизма это был самый могучий, самый волнующий голос, который когда-либо слышала Фрейя.

— Ты долго пробуждался, лорд, — пришел ответ Арфанга. Он был нехарактерно извиняющимся.

Ведомая любопытством, которое всегда было ее бедой, Фрейя медленно повернула голову, чтобы посмотреть на то, что прошло через двери.

— Действительно долго, — раздался голос Бьорна, именуемого скальдами при чтении саг Разящей Рукой, последнего из Ордена, ходившего по льду с Руссом, могущественнейшего из всех Волков, живой связи со Временем Чудес.

Мертвеца разбудили.

Бьорн отбросил волка в сторону, словно он был щенком, и клубок меха и клыков отлетел с визгом в тени. Со скрипом сервомеханизмов и шипением пневматики огромная масса металла и вооружения сделала один тяжелый шаг в зал. Фрейя почувствовала, как отвисла ее челюсть и захлопнула ее.

— Но теперь, когда я вернулся, я вспомнил, чем стало мое предназначение.

Почтенный дредноут прошагал мимо Фрейи, по-видимому, не подозревая о ее присутствии. Звери отступили перед его массивными очертаниями, покорно опустив головы. Даже Арфанг выглядел немногим более щенком рядом с легендарной фигурой.

— Я здесь, чтобы убивать. Покажи меня врагу. 

Часть 3

 Затянутая петля

Глава 11

Афаэль посмотрел вверх. Над ним ярость шторма молотила по кинетическому щиту. Полупрозрачный барьер изогнулся, как ткань под ударами. Мощь жрецов Псов была впечатляющей, но ведь это был их мир, и кто знает, какие сырые энергии существуют здесь, готовые для использования дикарями в наполовину осмысленных ритуалах. Вихрь мог принести определенный вред флангам его армии, но он всего лишь замедлит наступление на Врата.

Новая волна пылающего града обрушилась на щит, еще больше нагружая защитную магию. Афаэль взглянул на пеленгаторы позиции на дисплее шлема. Его маги были равномерно расположены по войску, давая энергию оберегам. Хетт, самый сильный из Рапторов, был неподалеку, работая с невозмутимым знанием дела, поддерживая купола охраняющей магии, которые обезопасили командные отряды войск, когда те медленно продвигались на дистанцию ведения огня.

Афаэль обратил свое внимание на тактическую ситуацию. Он стоял глубоко в рядах своего Легиона, окруженный терминаторской свитой. С обеих сторон от него находились «Лендрейдеры», каждый из них был полностью укомплектован рубрикаторами и катился вперед со скоростью пешехода. За ними двигались БТРы «Химера», сотрясающиеся от попаданий, когда снаряды Псов пробивали более слабые части барьера и взрывались среди них. Впереди по-прежнему приближались к горе мобильные орудия. Позади них неподвижными рядами расположились более мощные орудия, разведя станины для увеличения горизонтальных секторов обстрела и задрав свои гигантские стволы до углов стрельбы. Они вздрагивали от каждого взрыва, посылая клубы черного дыма в уже потемневший воздух.

Обзор перед ним заполнила вершина Клыка. После очередного дня массированного обстрела высокий пик был полностью охвачен огнем, разрываемый свирепыми ветрами на закручивающиеся языки плазмы. Ответный огонь оставался сильным дольше, чем он рассчитывал, посылая смерть в прореженные колонны из сотен орудийных позиций вокруг возвышающихся Врат, но по мере уничтожения установок поток уменьшался.

Орудия замолкали одно за другим. Наносимые ими потери были допустимыми, Корвиды рассчитали их много месяцев назад и внесли в боевые отчеты. Танки будут гореть, смертные будут умирать, но наступление не остановится. В течение нескольких часов разрушители ворот доберутся до своей цели и грубые глыбы порталов из камня и льда будут пробиты.

Затем начнется настоящая работа.

+ Как успехи, брат?+ передал Афаэль, зная, что вопрос рассердит Темеха, находящегося в сотнях километрах над ним на «Херумоне».

Последовала долгая пауза, прежде чем пришел ответ.

+Ты должен отложить разговор. Я не могу оставаться на связи с тобой, не в этом состоянии.+

+Мои извинения. Но ты должен знать, штурм ворот близок.+

+Зачем? Это не имеет значение, пока не сняты обереги.+

Афаэль обнаружил, что тон Темеха задел его. Корвид был в безопасности, окруженный комфортом огромного убежища «Херумона». Здесь на льду ситуация была намного менее комфортной.

+Они будут скоро сняты. Мне нужно знать, что твоя работа продвигается с такой же скоростью, что и моя.+

+Я извещу, когда буду готов. До этого не связывайся со мной снова.+

Связь между магами прервалась. Разрыв был почти болезненным, из-за чего глаза Афаэля стали слезиться.

Почему он такой враждебный?

Он почувствовал укол гнева, трепет разочарования в ответ на высокомерное поведение Корвида. Из-за этого в шее снова вспыхнул зуд, пробежавшийся по коже.

Он напрягся и остановился на пути к воротам. Его терминаторы без звука сделали то же самое.

Инфекция распространялась.

Он знает.

Недовольство сменилось холодными тисками беспокойства. Со времен рубрики Аримана угроза мутации стала самым большим позором, последним табу. В Легионе, пожертвовавшем всем, чтобы избежать когтей Изменяющего Пути, любой признак того, что магия не оказалась абсолютно успешной, был чем-то близким к ереси.

— Увеличить скорость, — рявкнул он по оперативному каналу.

С обеих сторон «Лендрейдеры» добавили мощности и увеличили скорость. Все больше артиллерийских орудий достигали огневых позиций и зарывались в твердый как сталь камень.

Ну почему сейчас? Почему, когда час моей победы приближается, вернулось это… изменение плоти?

Он посмотрел на Врата, пробежавшись взглядом по горящему камню. На нем были вырезаны знаки, защитные символы, предназначенные для изгнания изменяющей силы колдовства. Он должен был уничтожить их, чтобы подготовить почву для прихода великой силы.

По какой причине я осужден на это?

Когда Афаэль посмотрел на могучие руны, вырезанные на возвышающихся скалах, его настроение еще больше омрачилось. Мистические образы просто напомнили ему то, что он уже знал — от судьбы не уйдешь. Если и существовало спасение для него, оно находилось не в крепости Псов Императора.

Да будет так. Я приму это, и обращу эту порчу в силу.

Он продолжил движение, едва замечая сопровождающих терминаторов. Пиррид чувствовал, как ускоряется мутация внутри него, бурлит под его кожей подобно рою пойманных насекомых. Еще некоторое время доспех будет скрывать следы.

Над ним новые плазменные взрывы пробежались по кинетическим щитам. Град снарядов вскрыл бронетранспортер, а штормовой ветер перевернул его раскаленный остов. Каждое мгновение умирали люди, сотни людей, все они были топливом для огня, который пылал уже века. Их судьбы значили для него очень мало, и даже меньше с тех пор как его собственные шансы уменьшились.

— Лорд, разрушители ворот выходят на позиции перед обеими целями, — раздался по радиосвязи голос Стража Шпилей. — Они ждут ваших приказов.

Афаэль почувствовал, как скривились губы, хотя движение не было намеренным. Зараза добралась до его лица.

— Передай им открыть огонь по готовности, — ответил он, стараясь изо всех сил сохранить обычный голос по каналу. Пот стекал по дергающейся коже. — Доставь нас туда быстро, капитан. Эти бесполезные игры не по мне, и я жажду пролить кровь.

Черное Крыло шагал по коридору с двумя дюжинами облаченных в броню кэрлов. На нем был его панцирь, а в руке болт-пистолет. Его люди шли осторожно, с оружием наизготовку, широко раскрыв глаза за защитными масками. Даже после долгих часов поиска он все еще был бдителен. После того как задача по ремонту двигателя переросла в миссию по убийству, его усталость улетучилась.

Нейман изучил тело члена экипажа в совещательном зале и сказал остальным то, что они уже знали. Человек был шпионом, измененным, чтобы слиться с окружением, молча передавая информацию из необычных глазных яблок кому или чему бы то ни было, контролирующему его. С того момента Черное Крыло обыскал весь корабль, двигаясь по палубам с беспощадной эффективностью. Во время поиска были найдены другие шпионы, все с такими же трансплантированными глазными яблоками. Теперь они все были мертвы, их тела были брошены в топки машинариума.

Черное Крыло внимательно огляделся. Они были внизу корабля, проходя по местам, где освещение было слабым, и куда немногие члены экипажа имел причины приходить. Идеальное место для укрытия.

Волчий скаут знал насколько уязвимым он был. Какой бы интеллект не контролировал тех марионеток — он был мастером колдовства. У Черного Крыла не было оружия для борьбы с такими силами, а его матросы были еще менее способны защитить себя. Даже если удастся найти место, где скрывается незваный гость, он не мог надеяться убить его.

Перспектива не пугала его, но определенно раздражала. Как минимум он надеялся выживать достаточно долго, чтобы запечатлеть свой маневр над Фенрисом в сагах. Мысль о том, что все это могло быть напрасно, раздражала.

И, конечно, вопрос выживания Клыка. Это тоже было важно.

— Где мы, Хель подери? — спросил он по воксу, глядя с отвращением на грязные, темные туннели впереди.

— Под кормовыми топливными цистернами, лорд, — раздался голос хускэрла Рэкборна. Его голос звучал напряженно. Не испуганно, но явно напряженно. Черное Крыло порой забывал, что смертным необходимо спать по нескольку часов в каждом цикле. Если в скором времени они не найдут то, что хотят, он должен будет на некоторое время объявить отбой.

Такие слабые. Такие утомительно слабые.

Он взглянул на дисплей шлема. Скауты редко носили в бою шлемы, чего Черное Крыло никогда не понимал. Рисковать потерей головы от случайного лазерного луча было скорее глупостью, чем бравадой. Его шлем с прозрачным забралом был оснащен тактическим дисплеем, который показывал жизненные показатели в радиусе тридцати метров и сообщал о статусе его отряда. Не такой комплексный, как шлем доспеха Mk VII, который носили Охотники, но не намного хуже.

Все руны на визоре показывали в реальном времени все более непочтительные требования Неймана вернуться. Последние шесть часов он был нужен навигатору на мостике, чтобы одобрить курсовые векторы, прежде чем тот удалится в свою наблюдательную комнату.

Черное Крыло усмехнулся. Он не собирался прекращать поиски по такой обыденной причине. Хотя необходимость в раскрытии лазутчика не была столь неотложной, он получал удовольствие, заставляя трехглазого мутанта ждать.

— Нашли что-нибудь здесь? — передал он своему отделению, напрасно надеясь, что их снаряжение обнаружило сигнал, который не смогло обнаружить его.

— Никак нет.

Черное Крыло позволил своим фотореактивным линзам сделать визуальную работу за него. Он, как и его родичи, обладал удивительной чувствительностью на движение даже в почти полной темноте. Его ноздри могли отличать самый тонкий запах, оставшийся среди духоты машинного масла и обычной трюмной грязи. Его осязание могло заметить движение по палубе в сотне метрах, а слух уловить кашель кэрла на командном мостике.

— Пошли, — прорычал он, двигаясь вперед. Туннель впереди сужался, изгибаясь вокруг поврежденной переборки, опутанной электропроводкой. Вдали периодически мигали лампы, ненадолго освещая очертания решетчатых металлических перегородок.

Черное Крыло обошел переборку. Шаги солдат были незаметны для смертных, но по-прежнему оповещали об их присутствии тех, кто умел слушать. Отряд продвинулся вперед на двадцать метров, прежде чем достиг Т-образного перекрестка. Тянувшийся перед ним коридор был в плохом состоянии. Пучки кабелей свисали с потолка, как бурьян, шипя и потрескивая. Пол прочертили трещины, а междупалубное пространство были минимальным. Даже кэрлы наклонялись, а Черное Крыло неловко согнулся. Единственным освещением оставались светильники на уровне пола. По-видимому, они светили на четверть мощности.

— Налево или направо? — задумался Черное Крыло, водя пистолетом из стороны в сторону. В этот момент он почувствовал покалывание в ладонях. Необъяснимое чувство ожидания овладело им, и он прищурился.

В нескольких метрах слева был открытый служебный люк, его решетка медленно покачивалась на единственной уцелевшей петле.

Иногда сверхъестественные чувства, рожденные Канис Хеликс, превосходили любую технологию. Черное Крыло взглянул на отверстие и почувствовал, как сами по себе напряглись его мышцы.

— По моему знаку, — передал он, готовясь идти вперед. — Будьте….

Это было последнее, что он сказал, прежде чем стена взорвалась. Огромная бронированная фигура в сапфировом боевом шлеме выскочила через кружащиеся обломки металла, навела болтер и открыла огонь.

Черное Крыло бросился лицом на пол, почувствовав, как снаряды просвистели над спиной и разорвались среди его людей. Коридор позади него вдруг наполнился криками, прерываемыми спорадическим ответным огнем.

Не обращая внимания на пули, Черное Крыло перевернулся на спину, пытаясь прицелиться и одновременно уклониться от града болтерных снарядов. В этот момент он увидел вторую фигуру, вырисовывающуюся из полумрака. Она прихрамывала и хрипела, как лопнувший пузырь, гребень ее шлема был сделан в виде капюшона кобры.

— О, паршиво, — зарычал он, проклиная свою глупость и отступая назад. — Совсем паршиво.

Рокот взрывов пробежался по земле, встряхнув основания гор и туннели, бегущие на километры вниз. Разрушители врат, огромные машины уничтожения, построились в боевой порядок для ведения огня. На громадном бронированном шасси был установлен единственный орудийный ствол, длиной в двести метров, темный, как тени Подклычья и покрытый полосами копоти. Их отбуксировали на позицию под прикрытием обстрела артиллерии меньшего калибра и теперь бросили в бой.

По сути, каждая машина была частицей техноколдовства, сплавом запретных устройств и запрещенной механики с дюжин утерянных миров. Странные энергии, похожие на ртуть, вращались по поверхности стволов, мерцая призрачным, наполовину видимым колдовским светом. Изнутри жерл раздался низкий вой, смутный звук, который разносился эхом, как пьяные всхлипы огромной, не поддающейся описанию толпы. Дульные срезы орудий были опоясаны эзотерическими бронзовыми фигурами, так любимыми их создателями. Все они были разными и их изобразили с определенным смыслом, давно забытым в смертной галактике.

У них были имена, у этих чудовищ. Когда их собирали на протяжении веков в демонических литейных цехах глубоко в Оке Ужаса, Тысяча Сынов настояли на этом. Итак, это были «Пахет», «Таламемнон», «Маахекс» и поврежденный сильным огнем оборонительных батарей «Гнозис». Последний сильно дымил, при попаданиях он содрогался и испускал клубящиеся столбы черной копоти.

Они открыли огонь. Взрывы были ужасными, они сбивали с ног солдат поблизости, нарушали данные ауспиков, перегружали акустические системы, распыляли сам воздух, когда гигантские желто-неоновые лучи энергии понеслись к своим целям. Взрывы от ударов в цель были подобны приливным волнам — громадные, грохочущие стены колеблющегося пламени, которые омывали уже истерзанные склоны Клыка.

Снова и снова разрушители врат выплескивали свою мощь, заглушая все остальные звуки: непрерывный поток плазмы с орбиты, крики умирающих и раненых на подступах к Вратам.

Они не были утонченным оружием. Им были необходимо огромное количество вспомогательных войск для защиты, они поглощали целые резервуары прометия за секунды, и приводились в действие сотнями прикованных смертных, многие из которых были подсоединены проводами к нелепому сплаву человека и оружия.

Их единственной целью было пробить порталы Клыка, уничтожить оборону крепости Русса и превратить ее в разрушенные пустоши, подобные Просперо. Души тысяч смертных, погибших при их создании, заключили в конструкции, чтобы связать внутри адские силы. Легион исчерпал себя, создавая их, вложил в них все средства, которые у него все еще были, хорошо зная, что однажды они пригодятся.

Эти устройства были заявлением.

Мы уничтожим себя, истощим, искалечим нашу будущую боеспособность и оставим себя беспомощными, только для того, чтобы мы смогли уничтожить Врата, защищающие вашу цитадель.

Они снова выстрелили, извергая лучи разрушения, похожие на частицы сверхновой, изливая ненависть, которая кипела более тысячи лет и фокусируя ее на Вратах.

И эти громадные арки, вырезанные из холодной скалы не менее мощными древними машинами, от удара начали светиться красным светом и дрожать в раскаленном мареве. Пустотные щиты укреплялись отчаянными кэрлами, питаемые дополнительной энергией из неистощимых источников под Клыком, пока невидимые барьеры не загудели. Камень трескался и крошился, поколебленный потоком огня и энергии.

Над перемычкой Врат Восхода была вырезана руна Гморл. Она означала Вызов.

Когда она, наконец, была разбита, гигантский вздох потряс камни. В воздухе раздался щелчок, и от цитадели разошлась ударная волна. Столбы из гранита и адамантия рухнули, нарушив симметрию опор. Под Вратами открылись трещины, пробежавшись по земле, как ручейки темной лавы.

Оставшиеся пустотные щиты задрожали, и те, что были на нижнем уровне пали. Град огня немедленно прошел сквозь бреши, ударив в гору за ними. Разрушители ворот перенастроились и нацелились на самые слабые точки. Их громадные стволы выпустили потоки разрушения, и Врата Восхода исчезли за стеной плазмы.

Когда облака пламени рассеялись, огромные ворота оказались открытыми, сильно раскачиваясь на петлях размером с «Громовой ястреб», удерживаемые только продолжающимися вокруг них взрывами.

Минуту никто не двигался. Словно ужаснувшись содеянному ими, вся армия Тысячи Сынов застыла, уставившись на отверстие в стене горы. По полю битвы пронесся рев ветра, его гневный тон сменился воем муки.

Затем паралич прошел. Люди бросились вперед, защищенные с флангов танками и бронетранспортерами. Артиллерия возобновила свой уничтожающий обстрел. Орда воинов авангарда, многие тысячи, ряд за рядом, хлынули к Вратам, внезапно охваченные надеждой на победу.

Все они начали понимать: то, что они сделали, не делал никто до них. От этого знания даже страх перед Волками немного уменьшился.

Каждый воин от самого скромного орудийного сервитора до самого могучего колдуна осознал истину, которая никогда не будет стерта с анналов галактической истории.

Они пришли к Цитадели Русса, самой могучей крепости людей за пределами Терры, и они сокрушили ее.

Черное Крыло нырнул и побежал, лавируя между болтерными снарядами, пробивающими отверстия в стенах туннеля. Разорвало электрокабели, из-за чего на пол посыпался дождь искр. Его людей убивали или же они бежали по коридору перед ним. Это была бойня.

Черное Крыло повернул за угол и присел у стены, развернувшись лицом к преследователям. Тело одного из кэрлов пролетело перед ним, кувыркаясь, после чего появился рубрикатор.

Черное Крыло открыл огонь, выпустив в упор дюжину снарядов, прежде чем вскочить на ноги и помчаться дальше по коридору. За спиной он услышал треск разрывов болтерных снарядов, и рискнул оглянуться.

Десантник-предатель покачнулся, его доспех был во вмятинах и дымился, но он уже пришел в себя. Его болтер рявкнул, и Черное Крыло бросился под прикрытие разрушенной переборки. Шесть снарядов ударились в конструкцию и взорвались, уничтожив ее и вынудив Черное Крыло отступить дальше. Его осыпал дождь разорванного металла.

+ Всего один+ раздался голос в его разуме. Его передача была нерешительной, словно говоривший испытывал ужасную боль. +Я до последней минуты полностью не верил этому.+

У Черного Крыла не было возможности ответить, и он сконцентрировался на том, чтобы оставаться в живых еще на несколько минут. Прыгая и ныряя, полагаясь на свою генетически усиленную ловкость, он убегал от рубрикатора, отстреливаясь вслепую.

Коридор перешел в большое помещение, которое он проверил всего несколькими минутами ранее. Его люди соорудили здесь баррикаду, перевернув столы и ящики. Они открыли огонь, когда Черное Крыло ворвался в комнату, едва сумев не попасть в него, так как целились в левиафана сразу за его спиной.

Черное Крыло прыгнул за один из перевернутых столов. Он вытащил силовой меч — короткий острый клинок и включил разрушительное поле. Спустя мгновение рубрикатор вошел вслед за ним в комнату.

Он не обратил внимания на огонь скьолдтаров, словно это был поток гальки. Десантник-предатель двигался невероятно быстро для его огромных размеров. Он раскидал баррикаду и всадил болтерные снаряды в беззащитных солдат, после чего развернулся, чтобы раскрошить более хрупкие элементы укрытия.

+ К тому же простой скаут. Похоже мне повезло.+

Черное Крыло оттолкнул свое укрытие в сторону и выпустил очередь болтерных снарядов прямо в рубрикатора. Тот уклонился от некоторых из них, качнувшись в сторону с удивительным проворством. Остальные поразили цель, разорвавшись на доспехе и разнесся украшения на шлеме и наплечниках.

Затем Черное Крыло бросился вперед, взмахнув клинком и целясь в кабели на шее. У доспеха предателя MkIV было немного уязвимых мест, и это было одно из них. Его клинок метнулся к цели.

И не достиг ее. Предатель уклонился от выпада и ударил кулаком. Черное Крыло резко отклонил голову, но перчатка достигла цели, врезавшись в челюсть и швырнув его в воздух.

+Немного борьбы, не находишь?+

Черное Крыло развернулся в полете и упал лицом вниз. Его визор разбился от удара, превратив зрение в безумную мешанину угловатых кусочков линз.

Вот почему они не носят шлемы.

Потихоньку скаут начал отползать. Он слышал спорадическую стрельбу, когда несколько оставшихся кэрлов предприняли отчаянную атаку на взбесившегося рубрикатора.

Кровь текла из виска. Позолоченное чудовище было занято добиванием кэрлов, ломая конечности небрежными ударами, прежде чем разрывать людей на части одиночными выстрелами.

А позади, в конце коридор прихрамывал колдун.

+Мы захватим корабль, когда ты будешь мертв, Пес,+ прохрипела фигура в маске кобры. +Прямо посреди вашего флота+

Черное Крыло выбросил это из головы, сжав эфес меча и оценив дистанцию. Последний из его кэрлов был убит с презрительной легкостью, и десантник-рубрикатор повернулся к нему.

+Потом я взорву варп-двигатель. Что ты думаешь об этом?+

Черное Крыло вскочил на ноги. Двигаясь со всей взрывной энергией, на которую был способен, он выстрелил из пистолета прямо в десантника-предателя, одновременно метнув свой силовой меч в колдуна. Клинок сверкал в полете, его режущая кромка вращалась точно к цели.

Это был самый безупречный маневр, совершенный когда-либо Черным Крылом, ошеломляющая двойная атака, выполненная на неудержимой скорости. Прицел был идеальным. Его болтерные снаряды попали в цель, ударившись в бронированную оболочку рубрикатора и сорвав с него пластины.

Кувыркающийся клинок также достиг своей цели, сверкая раскалывающей керамит энергией. Даже посреди происходящего, готовый прыгнуть к колдуну, чтобы закончить работу, Черное Крыло почувствовал вспышку гордости. Немногие из его боевых братьев смогли бы сделать то, что он сделал. Это было великолепно.

Затем клинок ударился в кинетический щит колдуна и разлетелся на осколки. Рубрикатор пошатнулся, его правая рука была оторвана, вместо нее в плече зияла дыра. Затем он выпрямился, и снова начал наступать.

В этот момент Черное Крыло понял, что он — покойник. Он больше ничего не мог сделать, чтобы остановить их.

Все-таки я оставлю вам шрамы, ублюдки.

— Фенрис! — заревел он, бросившись к колдуну и опустошив обойму в сутулую фигуру. Он почувствовал, как масс-реактивные снаряды отражаются от ладони противника.

Взрыв неоконтролируемого, извивающегося, многоцветного света вылетел из колдуна, за которым последовал оглушительный грохот чего-то разорвавшегося. Распустилась вонь имматериума, и Черное Крыло снова опрокинуло на спину. Он с грохотом приземлился среди разрушенных переборок и тел. Что-то тяжелое ударило его в голову, еще больше расколов его поврежденный визор. Мир вокруг него закружился, лишенный своей оси нечестивым высвобождением варп-энергии.

Минуту он лежал неподвижно, ошеломленный случившимся. Раздался новый грохот, новые взрывы огромной варп-энергии. Они стихли.

Затем медленно он кое-что понял.

Я не мертв.

Он мучительно поднял голову, чувствуя сдавливание в шее. Рубрикатор стоял неподвижно в трех метрах от него, застыв в полузаконченном шаге вперед. Колдун лежал на полу, его мантия пылала зловещим огнем, а доспех был вскрыт. Плоть внутри выглядела… жутко.

— Не смотри пока, — раздался знакомый голос.

Проигнорировав совет, Черное Крыло повернул шею, чтобы посмотреть, откуда он исходит.

Там был Нейман, завязывающий свой варп-глаз. Навигатор дрожал, его лицо было бледным.

— Я пришел, чтобы забрать тебя, — произнес он с яростью. — И благодаря чертовому Императору я сделал это, тупой ублюдок.

Грейлок бросился к бреши со своей свитой за спиной, пара когтей мерцала во тьме разрушительными полями.

— За Русса! — проревел он, и звук отразился от стен похожих на пещеры входных залов Клыка.

Перед ним находились расколотые Врата, все еще пылающие от взрывов, разрушивших их. Позади рухнувших столбов, частично скрытый пеленой дыма и стучащего града наступал противник. Первые ряды захватчиков уже вышли на открытое пространство, ободренные опустошительной мощью разрушителей ворот. Дисплея шлема Грейлока замигал сигналами, когда дух машины его доспеха быстро разобрался в тысячах жизненных показателях и распределил их в руны цели.

Вызывающе ревя, он вырвался на простор, не обращая внимания на полосы приближающегося лазерного огня и снова наслаждаясь холодным, пронизывающим воздухом Фенриса. Несмотря на загрязнение машинным маслом и резким запахом использованных боеприпасов, он все же был лучше, чем сидение за стенами.

Хищники. Вот кто мы такие.

Его отделение атаковала вместе с ним, их массивные терминаторские доспехи прокладывали дорогу сквозь груды дымящегося металла и расколотой каменной кладки. Залпы бронебойных снарядов пронеслись над их головы, посланные Длинными Клыками, все еще прячущимися в тенях горы. Облаченные в панцирную броню кэрлы последовали за ними, разряжая свои ружья контролируемыми очередями. Они старались держать шаг с Волками в авангарде, но Грейлок знал, что они просто жаждут вступить в бой. Многие были сбиты с ног дождем лазерного огня, залившего истерзанную бурей землю, но большинство продвигались, спеша защитить территорию, прежде чем она будет захвачена наступающей ордой.

Ободренный свирепой бурей Штурмъярта, кружащейся над ним, Грейлок обрушился на первые ряды захватчиков. Они были смертными, облаченными, как и его кэрлы в защитные костюмы, со взятыми на плечо лазганами. Он уже убил сотни таких воинов с момента, когда их десантные корабли впервые осквернили его родину. Прежде чем они смогли дать массированный залп по нему, он оказался среди них, глубоко врезавшись в их ряды.

— Убейте их! — проревел он, чувствуя, как желание убивать искажает своей энергией его голос. — Убейте их всех!

Он едва слышал стук и треск удара, когда его свита ворвалась в битву бок о бок с ним, каждый выкрикивал свою собственную боевую клятву, каждый прорезал проход в авангарде Тысячи Сынов. Тела разбрасывались по воздуху, конечности отсекались, броня разрубалась.

Затем серый «Лэндрейдер» прогрохотал через разрушенные Врата, катясь по пересеченной местности, поливая огнем из тяжелых болтеров и посылая лучи из лазпушки в огромную волну людей и техники. Еще больше Волков присоединились к ним, Серые Охотники и Кровавые Когти, их броня была украшена ужасными тотемами смерти и мести. Перед лицом их внезапной атаки, наступление Тысячи Сынов на ворота застопорилось.

Грейлок оставался на острие удара. Жаждущий еще больше убийств волк внутри него пускал слюни, испытывая острое удовольствие от вида людей, падающих под его когтями. Убивая, он продолжал выкрикивать клятвы ненависти и проклятья, каждый слог усиливался его доспехом в крещендо дикой эйфории.

Вызывающий и гневный рев издавался не просто так. Он были частью плана устрашения, звуковой стеной, которая более слабого человека сводила с ума от страха. Каждый удар был безукоризненно выверен, каждый выпад меча тщательно рассчитан, каждый болтерный выстрел нацелен с высокой точностью. Эти Волки охотились способом, которому их обучил Ярл — быстро, смертельно, эффективно. Во главе них Белый Волк прорубал путь сквозь стены живой плоти, энергия изливалась из его когтей, пропитавшихся кровью жертв, и потрескивала холодной яростью.

Мы должны заставить их заплатить за проход через Врата.

Грейлок отшвырнул воина в сторону, разорвав его надвое, прежде чем броситься к борту бронетранспортера, пытавшегося развернуться в мешанине грязи и гравия. Ярл был в постоянном движении, кружился и скашивал, как целая стая хищников, соединенных в одну ужасную смесь. Он чувствовал, как могущественные обереги Штурмъярта защищают его, служа барьером против мерцающих заклинаний колдунов. Грейлок понимал ценность подобной защиты: на это короткое время он мог свободно и беспрепятственно убивать, умыться в крови тех, кто пришел в его владения, чтобы нести смерть.

Он хорошо использует это время.

Под тенью ворот, две армии перемалывали друг друга, одна огромная и неповоротливая, другая — стремительная и беспощадная. Когда Клык запылал, обстреливаемый безжалостными залпами с дальней дистанции, по его склонам разнесся звук рукопашного боя. И когда люди умирали, а машины горели, когда штурмовые корабли возобновили атаки на бреющем полете, посреди бойни наземного штурма, каждый воин осознал холодную реальность ситуации.

Петля была наброшена и начала затягиваться. 

 Глава 12

Фрейя чувствовала себя так, словно брела в наркотическом трансе. Ее тело болело от короткой перестрелки, и она все еще чувствовала кровь, струящуюся по ее ребрам. Спуститься сюда было безумием. Трое ее людей были мертвы, только ради того, чтобы защитить кучу мертвых гибридов, в то время как их господин делал то, что должен был в этом склепе. Даже ужасающий вид Бьорна, которого она считала не более чем мифом, только частично смягчил чувство пустоты.

Разящая Рука был всего одним из дредноутов, пробужденных Арфангом. Другие появились позже, следуя величественной процессией. На пробуждение остальных древних воинов ушли часы. Тем временем, рычащая стая зверей отступила обратно в тени. Трудно было сказать, сколько их было — возможно дюжина, возможно намного больше.

Фрейя не знала чего больше опасаться: ужасов Подклычья или зловещих, могильных устройств ходячей смерти. Когда дредноуты проходили через двери в склеп, они сжимали гигантские кулаки и прокручивали огромные стволы автопушек. Даже по стандартам дикого Ордена они выглядели ужасающе. При движении они издавали шипение, испускали пар и выбрасывали клубы дыма из выхлопных труб, установленных за пределами слоев толстой брони. Все были отмечены старыми рунами и увешаны древними шкурами, черными от старости и твердыми как камень. Когда каждый из них входил в зал, воздух чуть больше дрожал от рычащей вибрации их двигателей.

С момента появления Бьорн не сказал ни слова и стоял в одиночестве. Время от времени он поднимал огромный молниевый коготь и вращал лезвия, словно напоминая себе что-то из далекого прошлого. Никто из смертных не отважился подойти к нему, в отличие от зверей. Они подползали, опустив головы и пуская слюни. Они были смиренны перед ним, как щенки, демонстрирующие почтение альфа хищнику.

Когда звери вползали на скудный свет, струящийся из открытых дверей склепа, Фрейя начала больше различать их очертания. Они были пестрым набором звериных форм, сгорбленные и грубые. При движении среди меха и сухожилий блестел металл. На блестящей морде одного волкоподобного не было заметно глаз, у другого были стальные когти, а у третьего — почти человеческая улыбка на напичканных зубами челюстях. Все они были гигантами, такими же большими как фенрисийские волки, обитающие на возвышенностях, хотя и не обладали их дикой грацией.

— Не смотри на них. Они воспринимают это как вызов.

Голос прогрохотал над ее плечом, почти такой же низкий и механический как у Бьорна. Фрейя повернулась, увидев профиль другого дредноута в темноте. Насколько она могла рассмотреть, он выглядел почти так же, как и другие: громадный, угловатый, гудящий натянутой угрозой. Возможно, он был менее потрепанным в боях, немного чище выглядел, но только слегка. Она различила руну Йнер, Гордость, на его массивной бронированной ноге.

— Благодарю, лорд, — сказала она кротко, скрывая горечь в голосе. Лучше бы ей сказали об этом до того, как попросить охранять это место. Любовь Волков к избыточной опасности сводила с ума. Почему, во имя Хель, такие ужасы допускались внутри Этта?

Дредноут тяжело ступал рядом с ней. На мгновенье он остановился, непостижимый за слоем керамита. Он вонял маслами и выхлопными газами.

— Ты — смертная. Почему здесь нет Небесных Воинов?

Хороший вопрос.

— Они заняты, лорд. Этт осажден.

Дредноут не сразу ответил. Его речь была медленной и запинающейся.

— Осажден, — повторил он, словно это было трудно понять.

Дредноут погрузился в раздумье. На его бортах мигал ряд огней. Возможно, это были какие-то замедлившиеся от возраста системы, которые, наконец, включились. Каждое его движение было тяжелым, колеблющимся и неуклюжим.

И утром я думала, что мне плохо.

Затем зверь Подклычья подкрался к ним на животе. Фрейя застыла, подняв оружие.

— Опусти его.

Фрейя держала ствол наведенным на груду из шерсти и зубов. Во тьме сияли бледно-янтарные глаза. Она почувствовала, как сжалась ее челюсть.

— Я сказал, опусти ружье.

Она медленно опустила оружие. Зверь не обращал на нее внимания, но проявил такое же самоуничижение перед дредноутом, как и другие перед Бьорном.

— Что это за существа? — спросила она, уставившись на странное зрелище.

— Ты любопытна.

Фрейя вздрогнула внутри.

— Мне об этом говорили, лорд. Это слабость и я постараюсь исправить ее.

— Ты действительно должна.

Зверь бросил единственный, неразборчивый взгляд на Фрейю, затем отполз обратно во мрак. В этот момент она увидела полосы тусклого металла вокруг его передних лап. Это были стальные сухожилия, которые плавно двигались при движении.

— Они — оружие, смертная. Мы все оружие. Даже ты, по-своему, оружие. Этого для тебя достаточно.

— Да, лорд, — произнесла Фрейя, поклонившись. Она почувствовала, как из-за отговорки раздраженно вспыхнули ее щеки.

Мои люди погибли ради ваших проклятых тайн!

— Меня зовут Альдр. При жизни я был Кровавым Когтем, хотя Долгий Сон… изменил это.

Это признание раздалось как удивление. Фрейя не знала, что сказать в ответ. Ее не учили вести светскую беседу с дредноутом. Русс, да с обычным космодесантником разговаривать было очень сложно.

— Это мое первое пробуждение. Процесс труден. Расскажи мне о мире живых. Это поможет.

— Что вы хотите знать, лорд?

Последовала пауза. Арфанг по-прежнему был занят в склепах. Фрейя не имела понятия, сколько Почтенных Павших хранилось там, а также, сколько еще он планировал разбудить. Процесс мог быть почти завершен или длиться еще долгие часы.

— Все, — сказал Альдр, в его тяжелом голосе была нотка рвения. Или возможно это было отчаяние. Желание было почти детским.

— Расскажи мне все.

— Фенрис хьяммар колдт!

Одаин Штурмъярт выкрикивал проклятья во всю силу своих могучих легких. Он стоял перед разрушенными Вратами Кровавого Огня и сжимал обеими руками посох, выпуская ярость вихря. Поле битвы потемнело, когда фенрисийское солнце, этот старый кровавый шар, давший Вратам их имя, медленно погрузился за зазубренный горизонт. Небо было уже темно-красного цвета, испещренное столбами дыма и мерцающей иллюминацией прометиевых пожаров. Град продолжал стучать и хлестать беспощадными порывами, направляемыми руническим жрецом.

— Хьолда! — проревел он, обнажив клыки и чувствуя, как ужасающая сила отвечает на его призыв. Молния, ослепительно-белая и пылающая нереальной энергией, устремилась вниз вслед за градом, разрывая целые колонны людей и машин.

Впереди него пехота Волков атаковала передние ряды захватчиков, отшвырнув их от бреши. Серые Охотники прорубали путь сквозь целые полки просперинских смертных солдат, прикрываемые дистанционным огнем Длинных Клыков и отделениями тяжелого вооружения кэрлов. Кровавые Когти бросились в битву вместе с ними, завывая в безумии чистого желания убивать, на флангах их прикрывали рычащие колонны «Лендрейдеров» и целые ривены кэрлов. Защищаемые и оберегаемые несравненным контролем бури Штурмъярта, Волки имели простор для убийства и пользовались этим со всем пылом. Магия колдунов Тысячи Сынов потерпела неудачу, пытаясь ответить натиску рунического жреца с того момента как пали врата и они объединились для защиты своих солдат от изначальной ярости.

Тем не менее, положение фенрисийцев было шатким. Волки сражались так, словно были полубогами, убивая целые роты смертных, но в одном только вражеском авангарде насчитывалось много тысяч солдат. Время от времени массированный залп лазерных лучей убивал на месте Охотника или танковый снаряд находил свою цель с раскалывающей броню силой. Каждый раз, когда погибал Небесный Воин, приступ разочарованного гнева наполнял грудь Штурмъярта, и бурлящее величие бури поднималось на более высокий уровень смертности.

Они отступали. Они будут отступать ночью, и будут отступать, сражаясь на рассвете. Десантники-предатели выдвинулись в первые ряды и присоединились к битве. Они были зеркальной противоположностью Влка Фенрика, равными в смертоносности, но совершенно отличными в методах. Там, где Волки сражались с неудержимым, ярким мастерством, упиваясь своим неукротимым искусством, Тысяча Сынов шли в бой молча, двигаясь как странно ожившие, облаченные в бронзу призраки. Их было слишком много, в дюжины раз больше защитников, и каждый час в бой вступали все новые войска.

Столкнувшись с таким перевесом, воины Двенадцатой сражались с рвением, которое наполняло сердца Штурмъярта дикой гордостью. Пощады не давали и не просили. Волки бросались в бой с абсолютным пренебрежением ко всему, кроме боли, которую они могли нанести врагу, которого они ненавидели так сильно, что нельзя было описать это словами. Когда солнце, наконец, опустилось за горизонт, Штурмъярт увидел, как одинокий Серый Охотник кинулся на целое отделение рубрикаторов, его силовой топор сверкал в темноте, пока не исчез в гуще сапфировых доспехов. Этот поступок стоил ему жизни, но дал целой роте кэрлов время отступить на возвышенность и занять новые огневые позиции.

Потеря воинов по этой причине было горькой, как вкус желчи. Общее отступление наступит в свое время, и тогда поле битвы будет отдана врагу.

Они все знали реальное положение дел. Они будут биться за каждый метр камня, за каждую скалу, за каждый кусок почерневшего льда, пока по ним не потечет ручьями кровь врагов. Это был путь Фенриса, таким он был на заре Империума, таким он будет всегда.

Штурмъярт бросил быстрый взгляд через плечо на зияющие обломки ворот. Гордые своды обрушились в груду камней, среди которых лежали похожие на мегалиты гигантские блоки-перемычки. В свете пожаров он видел отделения кэрлов, спешащих в бой, многие несли новые ящики с боеприпасами. В некоторых из ящиков были обоймы для болтеров. Носильщики продадут свои жизни, чтобы доставить боеприпасы Волкам на передовую.

Штурмъярт видел в их смертных глазах взгляд свирепой решимости.

Нет страха. Кровь Русса, у них нет страха.

Дальше в тылу, в залах возле провисшей арки Врат Кровавого Огня, неистово работали другие кэрлы. Штурмъярт знал, что они делают и это сжимало ему сердце.

Оно стоило того. Жертвы стоили того. Это было пламя, в котором ковалась вера.

Он вернул свое внимание к битве. Так далеко насколько он мог видеть, огромная дорога была забита врагами. Все его поле зрения было заполнено рядами пехоты и массивными порядками бронетехники.

Неумолимо и неизбежно враг оттеснял их к воротам.

— Вы еще не здесь, вероломные ублюдки, — прорычал Штурмъярт, описав посохом круг и вытянув еще больше энергии из бури. В воздухе полыхнула молния, разорвав колонну грохочущих бронетранспортеров и швырнув корпуса машин высоко в наполненный градом ветер.

Впервые со времени орбитальной войны, Штурмъярт начал снова чувствовать себя. Слишком долго он находился в трясине вины и нуждался в искуплении. Провал в предсказании нападения сильно ударил по нему, погрузив его кипучий волчий дух в незнакомую область сомнений.

Хватит. Моя душа живет ради этого.

Применение силы было очищением. Когда он направлял стихии на праведное убийство, его кровь стала горячей, как мёд. Он ощутил аватара Хеликс, серобокого зверя, который крался по коридорам его разума, вытягивая когти с диким удовольствием.

Он посмотрел вверх. Из темнеющего неба пикировал строй вражеских штурмовых кораблей, их двигатели пылали, а оружие было готово открыть огонь. Им не удалось уничтожить его при помощи магии, и теперь в ходе пошло более традиционное оружие.

— Ну же давай! — зарычал Штурмъярт, вызывая ад, который сбросит эскадрилью с небес. Его посох изверг огонь вирда, обладающий мощью такой неукротимой дикости, что он оскалился только почувствовав ее.

Когда штурмовые корабли вышли на дистанцию огня, Верховный Рунический жрец Ордена Космических Волков Одаин Штурмъярт смеялся во всю свою старую, закаленную в битвах мощь.

К тому времени, как Арфанг закончил свои ритуалы, вышли двенадцать дредноутов. С грохочущими двигателями они притаились во тьме. Вокруг них суетились сервиторы, настраивая и смазывая открытые металлические детали. Громадные машины терпеливо ждали, как гигантские равнинные звери, терпящие заботу чистильщиков паразитов.

— Большего сделать я не могу, лорд, — сообщил Арфанг, склонившись перед самим могучим среди них всех. — Врата сейчас разбиты и их штурмуют. Ярл Грейлок снова вызывает меня наверх.

Бьорн неуклюже повернул свой корпус к железному жрецу.

— Грейлок? Ваш Великий Волк?

— Ярл Двенадцатой. В Этте осталась только одна рота. Орден вызвали на Гангаву, где был обнаружен Магнус Красный.

При упоминании этого имени изнутри Бьорна раздался низкий рык, грохочущий механический звук.

— Пока мы поднимаемся, введи меня в курс дела. Твои известия разгневали меня, железный жрец. Нужно было проконсультироваться со мной до того, как это произошло.

Голос почтенного дредноута утратил свою медлительность. Постепенно, с трудом, древний разум поднимался до уровня полной осознанности. В его произношении, даже отфильтрованном слоями вокс-генераторов, присутствовала неосведомленность. Каждый слог Бьорн произносил как-то архаично, словно олицетворяя минувшую эпоху.

Фрейя поняла, что восхищается этой речью. Кожу девушки покалывало от предвкушения. Речь дредноута была настолько же раздражительной и суровой, насколько тверды гранитные основания горы. Но было что-то еще. В голосе Альдра была та же особенность.

Они искалечены скорбью. Тьмой, холодом. Они проникли в их души.

Арфанг поклонился Бьорну и снова поднял свой посох. Раздался слабый щелчок: что-то в механизмах его доспеха передало сигнал сервиторам. Они выстроились в линию. Все эти получеловеческие кошмары уцелели.

В отличие от солдат Фрейи. Трое из них останутся лежать в темноте, по крайней мере, пока не закончится битва наверху, некремированные и без проведенных обрядов.

В этот момент Арфанг бросил взгляд на Фрейю.

— Мы возвращаемся, хускэрл, — сказал он. Его голос, как обычно, был металлическим и резким, но в нем была нескрываемая изможденность. Что бы он ни делал в склепе, это довело его до предела. — Ты прошла через глубокую тьму. Мои сервиторы целы.

Фрейя испытала всплеск горечи на это прямое заявление. Она была окружена извращенными чудовищами и призраками из прошлого, и все они были абсолютно безразличны ко всему, кроме своих загадочных дел. Ища подходящие слова, она едва не ответила слишком резко, что, конечно же, стало бы большой ошибкой.

К счастью для нее следующие слова Арфанг остановили ее на полуслове. Он устремил на нее прямой взгляд, хотя мысли за этим иссеченным шлемом, как обычно, невозможно было прочесть.

— Благодарю, — коротко проскрежетал жрец.

Затем отвернулся и зашагал в сторону туннелей. Следом за ним процессия дредноутов затряслась на своих сервомеханизмах и приготовилась к маршу. С лязгом механизмов, долгое время остававшихся неподвижными, гигантские бронированные корпуса выстроились в линию. Звери Подклычья, по-прежнему устрашенные их присутствием, оставались в тенях, наблюдая за разворачивающимся неуклюжим процессом.

Один из людей Фрейи подошел к ней.

— Что теперь, хускэрл? — прошептал он по оперативному каналу.

Мгновенье Фрейя не представляла, что ответить. Затем она стряхнула удивление от короткого признания Арфангом в уважении и резко взяла скъолдтар на плечо.

— Будь рядом, кэрл, — сказала она. — Держись подальше от зверей, но не мешай им, если они последуют за нами.

Фрейя сморщилась, вспомнив, на что они были способны. Вся эта ситуация была слишком безумной для описания словами, но не оставалось ничего другого, кроме как справиться с ней. Прежде всего, ее отделению необходимо руководство.

— Они пойдут вместе с нами, — сказала она, наблюдая, как угловатая форма Альдра встает в ряд с остальными дредноутами. — На войну.

Кровавые Когти снова бросились в атаку, перепрыгивая через валуны и несясь по пересеченной местности. Бракк был впереди, низко наклонившись и лавируя между лазерными лучами. Несмотря на приближение рассвета, было все еще темно, и склоны, ведущие к Вратам Восхода, освещались только плазменным огнем, проносившимся по уступам Клыка.

— Устал, брат? — осведомился Кулак Хель, выходя на дистанцию огня и отшвырнув просперинского солдата на три метра в толпу его испуганных товарищей.

— От тебя, да, — ответил Красная Шкура, повернувшись, чтобы расстрелять группу смертных, после чего активировал цепной меч. — В остальном отлично.

Кулак Хель засмеялся, бросившись через колеблющиеся ряды и нанося удары направо-налево потрескивающим силовым кулаком.

— Ты бы скучал по мне, — сказал он, схватив отступающего солдата и швырнув его на землю, ломая спину, — если бы меня здесь не было.

— Как по снаряду в заднице, брат, — проворчал Красная Шкура, разрубив тело одной жертвы, после чего развернулся и снес голову другой.

Хотя этого никто бы не признал, они измотались. Битва свирепствовала много часов. Это была страшная мясорубка, в которой Волки неуклонно отступали, оттесняемые к своим разрушенным воротам с жестокой неотвратимостью. Несмотря на то, что Когти бросались в атаку за атакой, разрывая врага с каждым броском, позицию нельзя было удержать. Слишком много орудий поддерживали наступление свои огнем, слишком много солдат были готовы заполнить бреши.

И слишком много рубрикаторов. В тот момент, когда стая Бракка пробивалась через сопротивление смертных, из темноты им навстречу вышли сапфировые гиганты, их силовое оружие сверкало в полумраке.

— Предательские отбросы! — заревел Кулак Хель, когда увидел ненавистный профиль доспехов. Он придав своему голосу сарказм, предназначенный только для павших братьев.

Красная Шкура тут же оказался рядом с братом, и двое воинов вместе врезались в идущего впереди рубрикатора, отбросив его назад и выбив из равновесия. Когда другие Кровавые Когти с яростным ревом бросились в бой, в воздухе пронеслась волна грохота и резкого треска.

А затем среди них появился Бракк, орудуя своим силовым мечом огромными, сокрушительными взмахами. Как обычно, Волчий Гвардеец сохранял радиотишину, но его присутствие было ощутимым. Он сошелся с рубрикатором и их клинки столкнулись с тяжелым, громким лязгом. Пара кусков металла танцевали, оба размылись от скорости, рубя и парируя с удивительным контролем и силой.

Кулак Хель и Красная Шкура продолжили атаковать, заставив рубрикатора отступить еще на один шаг. Красная Шкура нанес низкий колющий удар цепным мечом, в то время как Кулак Хель сделал высокий выпад разрушительным полем. Если бы их противник был смертным, он бы немедленно погиб. А так, предатель опустил свой меч, чтобы отбить жужжащий цепной клинок, после чего мастерски отклонился от тяжелого удара Кулака Хель. Выпрямившись, рубрикатор выпустил очередь из болтера в Красную Шкуру, отбросив его назад и из самой схватки.

Вдруг Кулак Хель остался один. На долю секунды он увидел лицо своего врага, освещенное грозой. Лицевая пластина была древней. Из ее линз сочился бледно-зеленый колдовской огонь.

Воин внутри сражался столетия, бесстрастно и мастерски. Было что-то ужасающее в этом безмолвном лице — необратимое разложение того, что когда-то было апофеозом человечества.

На миг Кулак Хель застыл, пораженный видением того, чем Адептус Астартес мог стать. Его собственное отражение были видно в этих страшных линзах.

— Малефикарум! — раздался голос поблизости, настойчивый и отчаянный.

Новая фигура врезалась в рубрикатора, отбросив его. Кулак Хель тряхнул головой, придя в себя и сгорая от стыда.

Он бы убил меня.

Кровавый Коготь снова бросился в бой. Его спас Бракк. Окруженный Волчий Гвардеец схватился с тремя рубрикаторами одновременно, включая того, кто заморозил Кулака Хель. Старый воин сражался как берсеркер древности, размахивая грозным клинком Даусвьер, его обуглившиеся шкуры трепетали. Он ударил кулаком, раздробив маску-змею одного предателя, одновременно глубоко вонзив меч в доспех другого.

— Кровь Русса! — завопил Кулак Хель и поспешил на помощь, чувствуя, как снова ожила энергия в его силовом кулаке.

Он добрался вовремя, чтобы увидеть, как Бракка разрубают на части. Его шлем разлетелся на части от болтерного огня в упор, а третий рубрикатор глубоко вонзил свой клинок ниже нагрудника. Бесшумно приблизились другие предатели, кромсая и разрезая подобно мясникам, такие же невозмутимые в победе, как и в поражении.

— Моркаи!

Кулак Хель ворвался в их ряды, охваченный ужасом и горем. Волк внутри него завопил, распахнув челюсти и вращая глазами. Зрение залило кровью, Он забыл свою тренировку, забыл технику, забыл все, кроме безумия. Он только чувствовал, как движутся его конечности, атакуя с жуткой, сверхъестественной скоростью. Он видел, как разлетаются под его ударами рубрикаторы, разрубаемые в набитые прахом оболочки его сокрушительными ударами.

Где-то глубоко внутри, губы обнажили желтые зубы.

— Кир!

Это могло длиться секунды, а могло и минуты. Бой захватил его, превратив в маниакальную машину смерти. Он убивал, и убивал, и убивал.

— Кир!

Звуки битвы исчезли в единственном реве безумия, континууме звериного бешенства. Он был Волком. Волк был им. Барьер пал.

— Кир!

Перед ним замаячил новый соперник, огромный, как гора, его глаза горели красным светом. Кулак Хель сжался в пружину, готовый разорвать зубами глотку чудовищу, окунуться в горячую кровь, выпить ее и погасить пылающую боль…

Громадная перчатка сомкнулась на его руке с болтером, прочно удерживая ее. Секунду Кулак Хель давил вперед, поглощенный желанием убивать, растворившись в неистовстве кровопролития.

— Кир. Брат. Вернись.

Голос был тверд и непреклонен.

Зрение Кулака Хель прояснилось. Его удерживал громадный Волчий Гвардеец в темно-сером терминаторском доспехе. Тромм Россек. Линзы его шлема были кроваво-красными, цепной кулак — готовый прикончить его. Вокруг них лежали уничтоженные оболочки рубрикаторов. Их доспехи были разбросаны так, словно по отряду прошелся ураган.

Кровь Кулака Хель все еще пульсировала. Ужас был все еще неукротим. Волк все еще звал его, все еще манил в объятия сладкого безумия.

— Он погиб, Кровавый Коготь. Мы отступаем. Под моим присмотром больше никто не погибнет зря.

Голос был полон скорби. Он не допускал неповиновения.

Сколько времени прошло в этом безумном гневе? Кулак Хель взглянул на дисплей шлема. Его отделение понесло серьезные потери. Даже сейчас к их позиции приближались многочисленные вражеские сигналы, притягиваемые бойней.

— Если ты останешься, Волк овладеет тобой.

Кулак Хель знал, что это правда. Он никогда не был так близок к этому. Прежде Красная Шкура и он смеялись над вульфенами, отпуская грубые шутки о безумных ревунах, когда поблизости не было жрецов.

Теперь он увидел это. Теперь он увидел, чем мог стать.

Кулак Хель отключил разрушительное поле вокруг кулака, и энергия исчезла. У его ног лежало изрубленное тело Бракка. Он стоял над ним, погрузившись в маниакальное желание убивать. Теперь безумие прошло, и он почувствовал себя опустошенным.

Испорченным.

Он наклонился и вынул Даусвьер из оцепеневшей хватки Волчьего Гвардейца. На нем не было крови, он использовался только против пустых оболочек десантников-предателей. По крайней мере, он будет возвращен.

Россек одобрительно кивнул, затем потопал прочь, к воротам. Все Волки вокруг них отступали. Дороги были потеряны.

Покачиваясь от терзавших его душу шока и страдания, Кулак Хель повернулся следом за Волчьим Гвардейцем. В этот момент к нему подошел Красная Шкура. Нагрудник Кровавого Когтя был треснут и пробит болтерными снарядами. Его дыхание было булькающим и хриплым, как будто во рту все еще была кровь.

Он неуклюже положил руку на плечо Кулака Хель.

— Брат, — произнес он.

В прошлом, после боя двое Кровавых Когтей всегда относились несерьезно к увиденному. Это был их путь, их уважение к жизненной энергии, пульсирующей в их генетически улучшенных венах.

Не в этот раз. Когда Красная Шкура заговорил, единственной эмоцией был страх — ужасающий, настороженный страх.

Отступление было хорошо спланированным и не вызвало паники. Кэрлы отошли первыми, отступив к ненадежному укрытию разрушенных ворот, тревожимые постоянным огнем в спину. Волки последовали за ними, лицом к врагу, стреляя с пояса и готовые наказать любую слишком энергичную попытку преследовать их. Четверо волчьих жрецов Вирмблейда, включая самого старого пса, извлекли все геносемя, которое смогли, до последнего затягивая с отступлением. Отделения Длинных Клыков усилили прикрывающий обстрел, но он был крайне недостаточным. Большинство установок на скалах вокруг ворот были потеряны, уничтоженные потоком снарядов и лазерных лучей вражеской артиллерии.

Несмотря на то, что авангард Тысячи Сынов сильно пострадал от свирепой вылазки, абсолютный напор числом означал, что он сохранит сплоченность. Когда подходы к громадным воротам были, наконец, захвачены, бронетранспортеры выдвинулись в передние ряды, выгружая все больше рот смертных солдат в зоне битвы. Вместе с ними шагали рубрикаторы, их были уже сотни, направляемые невидимыми за их спинами колдунами. С уходом Штурмъярта и Тучегона поле сражения было вновь свободно для тех, и сверкающие кинетические щиты изогнулись над наступающими рядами. Буря, которая нанесла столько ущерба, начала стихать.

Грейлок наблюдал, как его последние воины вошли во Врата Восхода и исчезли внутри Клыка. Он стоял на груде каменной кладки под прикрытием бреши. Его когти по-прежнему гудели энергией. Оба сердца тяжело стучали, а дыхание было неровным. Он стойко сражался, возможно, более любого своего воина. Как всегда присутствовало искушение податься удовольствию схватки, забыть стратегические потребности битвы и немедленно погрузиться в волнение охоты.

Я — ярл. Сейчас я должен быть выше этого.

Он знал о своей репутации среди Кровавых Когтей, и возможно слишком старался исправить образ хладнокровности. В таком случае это тоже недостойно.

Так или иначе, он, наконец, отдал приказ. Дороги были очищены от его солдат, и теперь враг наступал к открытым дверям Клыка. Ближайшие из них были всего в нескольких сотнях ярдов. Плата за их наступление вверх по склонам была взята, но только судьба могла сказать достаточной ли она была.

— В каком положении Кровавый Огонь? — спокойно спросил Грейлок, наблюдая, как передние ряды противника несутся к нему.

— Очищен, ярл, — пришел ответ Скриейи с противоположного конца горы.

— Хорошо. Командуй.

С последним жестом пренебрежения он отступил со своей позиции и зашел в огромную утробу ворот.

Оказавшись внутри, он побежал под своды входных залов. В мерцающей темноте промелькнули громадные статуи — древние воины с суровыми лицами, тянущиеся вдоль прохода внутрь горы. Над ними глубоко в скале были вырезаны руны устрашения и истребления. Никогда живой враг не видел эти фигуры и не ступал в священные порталы. Однако через несколько минут сотни врагов пронесутся мимо вырезанных изображений, стремясь закончить то, что они начали на дорогах.

Ни один защитник не окажет им сопротивление здесь. Залы были пусты. Баррикады не воздвигли, окопы не выкопали, орудийные позиции не установили. Когда Грейлок быстро прошел внутрь горы, по неровному полу отдавались эхом только его тяжелые шаги.

Через километр туннель закончился и Грейлок ворвался в высокий сводчатый зал, освещенный ревущим пламенем печей. Здесь единственный путь внутрь Клыка разветвлялся на несколько коридоров и шахт лифтов. В центре с гигантской цепи свисала великая печать Русса.

Здесь ждали защитники. Присутствовали Россек, Тучегон, Ройк и Вирмблейд. Все стояли вызывающе, ожидая прибытия своего лорда. Здесь также были выжившие Волки, они перезаряжали оружие и чинили на скорую руку доспехи. За ними находились смертные солдаты, снующие вперед-назад и прикладывающие все усилия, чтобы оправдать ожидания неумолимых хускэрлов. Среди них носильщики несли раненых с передовой вглубь цитадели. На огневых позициях вращались орудийные установки, их короткие стволы были нацелены на арку, через которую только что прошел Грейлок.

Ничто из этого не привлекло внимание Грейлока, когда он вошел в помещение. Одна фигура возвышалась в огромном пространстве, рядом с которой даже терминаторы выглядели бледными, похожими на детей тенями. В центре зала, прямо под печатью Русса находилась легенда.

Когда Грейлок посмотрел на Бьорна, то почувствовал, как снова воскресла надежда в его сердце.

Не думая о чести или звании он опустился на колени.

— Ты ответил на призыв, лорд, — сказал он, и в его усталом голосе послышалась радость.

Дредноут опустил коготь и неуклюже сделал знак встать.

— Ты — ярл Грейлок?

— Да, — ответил Волчий Лорд, поднимаясь.

— И ты планировал занять позицию здесь?

Пока Бьорн говорил, первые звуки погони начали раздаваться из коридора позади Грейлока, искаженные эхом. Вдали раздавались тысячи шагов, крещендо агрессивных боевых криков, издаваемых солдатами, желающими продолжить бойню, в которой им было отказано отступившими Волками.

— Нет.

Бьорн ничего не сказал, но немного наклонил корпус в почти человеческом вопросительном жесте. Грейлок улыбнулся и кивнул Вирмблейду.

— Давай, Тар, — сказал он.

Волчий жрец поднял детонатор и нажал контрольную руну.

Немедленно прогрохотали взрывы. Огромные облака пламени изверглись по всему километровой длины туннелю, раскалывая скалистую оболочку вокруг них и обваливая ее. Резкий звук взрыва быстро сменился безбрежным, повторяющимся ревом падающих тяжелых секций потолка, погребая вошедших захватчиков.

Ударная волна из каменных обломков ворвалась в зал печати, неся на своих крыльях последние крики умирающих. Снаружи Клыка от разрушенных Врат Кровавого Огня и Восхода поднялись огромные столбы черной пыли. Отколовшиеся скалы вокруг порталов покатились вниз по склонам, сея опустошение в ротах солдат, приготовившихся последовать за своими товарищами внутрь.

Склоны горы тряхнуло. Изнутри раздалось несколько последних звуков гула. Затем тучи пыли отнесло в ночь, разорвав на клочки затухающим штормовым ветром.

Клык был запечатан.

Бьорн и Грейлок обменялись взглядами.

— Хорошо сработано, — сказал Бьорн.

 Глава 13

Гангава Прайм. Мрачный мир, вдали от свой гигантской красной звезды. Когда солнечный терминатор пробежался по ржаво-красной планете, ночная сторона погрузилась в глубокую темноту. По всей затемненной полусфере загорелись пятнышки искусственного света, но они концентрировались в яркое скопление в районе высокой северной широты. Спирали желтоватого цвета обозначали город. Громадный раскинувшийся город.

Железный Шлем наблюдал с мостика «Руссвангума» за миганием огней далеко внизу. Жители этого мира знали о прибытии Волков. У них были детекторы, датчики и активированные пустотные щиты. Весь флот Ордена, за исключением нескольких кораблей, оставленных для защиты Фенриса, находился сейчас на высокой орбите. Собранная здесь огневая мощь была огромной, такой же, как и во времена Великого Очищения. У Гангавы не было орбитальной защиты, но она в любом случае была бесполезна. Узкие ударные крейсеры и остроносые истребители безнаказанно крались через пустоту, готовые высвободить Хель на мир под ними.

Великий Волк испытывал смешанные эмоции, глядя на город, который собирался уничтожить. Он плохо спал в течение двадцати одного дня в варпе. Магнус постоянно приходил к нему во снах, подгоняя его, насмехаясь над его неспособностью поймать его на протяжении десятилетий. Железный Шлем не видел лица примарха, также как и многие годы предыдущих появлений.

Но он слышал голос. Незабываемый голос. Гордый, могучий, изящный, но с легким прикосновением раздражения, которое он полностью не контролировал. При всех качествах примарха, теперь он производил впечатление истощенного и недовольного.

Мой генетический отец сломал твой хребет, чудовище.

Магнус ухмыльнулся этой дерзости, но в ней был остаток боли. Настоящей, смертельной боли.

Размышляя перед перископами реального пространства в своих личных покоях, Железный Шлем чувствовал, как чешутся руки в перчатках. Путешествие было слишком долгим. Теперь остались считанные часы до того, как десантные капсулы начнут падать, ускоряясь, градом темных точек из космоса, нацелившись за границы щитов города.

Железный Шлем видел в своем воображении входящие маршруты. Они в любой момент были доступны на дисплее шлема, но он знал, что ему не надо пользоваться им. Когда битва начнется, он сможет представить все ее аспекты. Если он закроет глаза, тактическая схема по-прежнему будет при нем — модель гололитических линий и рун дислокации, наложенные на улицы огромного города.

Многие в галактике полагали, что Космические Волки были просто дикими варварами, зверьми, которые безрассудно несутся в битву, выкрикивая непонятные проклятья. Только потом, когда они обнаруживают, что их линии снабжения перерезаны, их связь заглушена, а союзники подняли восстание в тылу, они понимают ошибочность такой трактовки. Планирование было всем, координация передвижений стай, окружение жертвы, аккуратность убийства.

Волки были дикими, но не дикарями. Гангава будет уничтожена быстро и без снисхождения. Примарх или нет, Магнус пожалеет о своем решении устроиться на расстоянии удара с Фенриса.

Из настенного устройства раздался звонок.

— Входите, — сказал Железный Шлем, не поворачиваясь.

Он услышал тяжелые шаги Кьярлскара вместе с чуть более легкими рунического жреца Фрейя. Двое бронированных гигантов подошли и встали рядом с Великим Волком.

— Все готово? — спросил Железный Шлем, его взгляд все еще был сосредоточен на планете внизу.

— Как ты приказал, — сказал Кьярлскар. — Девять Великих Рот приведены в боевую готовность в составе первой волны, резерв готов действовать при необходимости.

— А известия с Фенриса?

— Регулярные астропатические сообщения обновлены, — сказал Фрей. — Новостей нет. Думаю, они скучают.

Железный Шлем резко рассмеялся.

— Очень жаль. Мы привезем для них трофеи.

Кьярлскар сделал шаг к перископам. Его силы находились на орбите над городом двадцать восемь дней. Железный Шлем знал, что Волчий Лорд отчаянно хотел провести штурм за это время, но он следовал его приказам поддерживать блокаду. Пока весь флот не был собран, ни один болтер не выстрелил.

— Ты все еще чувствуешь его, Фрей? — спросил Кьярлскар.

Рунический жрец кивнул.

— Он внизу. Также как и предыдущие недели.

Кьярлскар нахмурился.

— Почему так пассивен? Этого я никак не пойму.

— То же было на Просперо, — невозмутимо ответил Железный Шлем. — Он верит в магию, защищающую его, что нас укротят несколько заклинаний. Для него немыслимо, что кто-то, даже Стая, может угрожать ему в созданной им цитадели.

— А мы можем?

Железный Шлем повернулся лицом к Ярлу Четвертой.

— Ты кажешься сомневающимся, Арвек. Мне это не нравится, не в канун битвы.

Тон Железного Шлема не устрашил Кьярлскара. Он был слишком стар, слишком искушен битвами, чтобы сильно переживать об авторитете или репутации.

— Не обвиняй меня в страхе, лорд или даже нежелании — я буду сражаться рядом с тобой за дверьми Хеля, и ты знаешь об этом. Я всего лишь озвучиваю вопрос, который мы все оставили незаданным. — Он ответил своему господину невозмутимым взглядом. — Убивали смертные когда-нибудь примарха в битве? Можно ли вообще это сделать?

Железный Шлем не пошевелился на его ответ.

— Не знаю, мой друг, — ответил он. — Хотя перед тем как это закончится, так или иначе, ответ на вопрос будет получен.

На холодных просторах Асахейма зародился новый день. Клык представлял собой обуглившееся, униженное зрелище. Плазменный обстрел с орбиты прекратился, работа была сделана. Дождь наступательной артиллерии также прекратился, так как на склонах горы не осталось оборонительных батарей, способных навредить им.

Дым поднимался угрюмыми столбами с почерневших скалистых стен. С окончанием вызванной вирдом бури ясный утренний солнечный свет озарил весь масштаб разрушений.

Тысяча Сынов теперь контролировали обе дороги. Их войска свободно двигались по обширному каменному пространству. Разбитые роты восстанавливали свою численность. Снабжение доставлялось на фронт, а раненые и убитые забирались с него. По склонам ползло все больше танков, теперь им не мешали защитники. Гора возвышалась в одиночестве, окруженная пеленой осаждающих, обитатели спрятались в ее глубинах. Если бы не посадочные платформы, все еще видимые на самой вершине, ее можно было принять за любой другой пик Асахейма, безжизненный и одинокий.

Когда солнце поднялось в небо, Афаэль пришел на наблюдательную платформу в километре от выжженной цитадели. Холод добрался до него. Благодаря телосложению он должен быть невосприимчивым к таким климатическим крайностям, особенно когда был заперт в своем доспехе, но он по-прежнему дрожал.

Он знал причину этого. Изменение плоти стало ускоряться. Афаэль сомневался, сможет ли он теперь снять шлем, даже если захочет. Мышцы пальцев внутри перчаток болезненно сжало. Он менялся. Первая реакция — неверие — сменилась вселяющей страх покорностью.

В трансформации должна быть какая-то цель. Она всегда есть. Просто он не знал в чем она заключалась.

Платформа была окружена рубрикаторами. Несколько из них погибли при штурме Врат, в то время как смертных было уничтожено сотни. Свирепость Волков была ожидаема, и Афаэль использовал огромные силы под своим командованием, чтобы ослабить их несравненное военное искусство. Отдельный Космический Волк был, возможно, самым лучшим мастером ближнего боя в галактике, но даже он мог убить только ограниченное количество врагов, прежде чем погибал сам.

Хетт ждал его на платформе. Его мантия была разорвана и обуглилась, после того как его отделение рубрикаторов попало в переделку. Афаэль слышал о том, что несколько Волков впали в ярость берсерка и вырезали дюжины солдат, прежде чем с ними покончили. Это было на пользу. У него были лишние солдаты, а ошибки Псов указывали на психическое напряжение, которое довлело над ними.

— Хорошая ночная работа, а, Рамсез?

Раптор кивнул в знак приветствия.

— Для тебя, наверное. Я потерял своих рубрикаторов. Какой-то безумный щенок спятил из-за смерти своего наставника.

— Тогда ты должен взять ответственность еще за нескольких, мой друг.

Афаэль бросил взгляд на дымящуюся гору. Когда-то невинные скалы теперь были грязно-коричневого цвета. На дорогах по-прежнему полыхали пожары, вызванные подожженным прометием. Ошеломляющее зрелище уже превратилось в очаг опустошения.

Мы уже достигли так многого, Псы. Смотрите, как мы продолжаем осквернять ваш мир.

— Это поражает меня, — задумчиво произнес Хетт, глядя туда же, — как быстро Псы способны убивать. Я никогда не видел подобного боя. Любая другая армия в галактике спряталась бы за этими стенами, ожидая, когда мы придем к ним. Они же встречают нас в открытую, сражаясь как демоны. Что движет ими? Что делает их такими, какие они есть?

Афаэль пожал плечами.

— Неужели я заметил восхищение, брат? — спросил он. — Если да, то оно неуместно. Они были созданы делать грязную работу, на которую не были способны другие Легионы. Они истребители, контроль за вредителями Империума. Они не могут измениться, и они не могут стать лучше. Также как и мы, они ограничены образом своего примарха.

При упоминании Русса Хетт сделал предостерегающий жест. Афаэль резко рассмеялся.

— Не бойся — тебе хорошо известно, что он не сможет прийти к ним на помощь.

Оба мага замолчали. Далеко внизу сильно бронированные машины ползли сквозь ряды. Они были древнего и неизвестного проекта, хотя историк Имперской армии смог бы узнать еле заметную эмблему Легио Кибернетика на их бортах.

— Так что теперь? — спросил Хетт.

— Как я говорил раньше, брат, — ответил Афаэль, наблюдая за машинами с рассеянным интересом. Перья на шее раздражали его. — Воспользуемся "катафрактами". Псы предпочли уйти под землю.

Затем Афаэль сделал глубокий, уставший от войны вздох, чувствуя резкость воздуха даже через фильтры.

— А мы, мой друг, решили вытащить их оттуда.

Черное Крыло вернулся на командный трон «Науро». Нейман снова вел корабль из уединенных покоев, а оставшиеся кэрлы находились на своих постах. Курс был все тем же и на той же полной скорости, несмотря на то, что двигатели истекали топливом и охлаждающей жидкостью.

С момента стычки с колдуном Тысячи Сынов и его немым телохранителем прошел стандартный терранский день. Это был бессмысленный отрезок времени, не соответствующий ни фенрисийскому дневному циклу, ни естественному ритму космического корабля, однако члены экипажа цеплялись за него, возможно считая, что в нем отражалось что-то из их неотъемлемой человечности.

Какой бы не была причина, двадцать четыре часа было далеко недостаточно, чтобы восстановить спокойствия на «Науро». По репутации командира Черного Крыла был нанесен удар. Все кэрлы, которых он взял с собой на охоту, погибли, и весь экипаж знал, что только неожиданное применение смертоносного варп-глаза навигатора спасло его шкуру. Возможно, в обычных условиях это несильно навредило бы репутации Черного Крыла, но все были изнурены и измучены бесконечными требованиями к ним. В результате началось перешептывание, достаточно тихое для сплетников, чтобы чувствовать себя в безопасности, но достаточно громкое для звериного слуха Черного Крыла, чтобы уловить сказанное.

Сплетни и жалобы не беспокоили его. Случившееся говорило о том, что его полностью переиграли тяжело раненный колдун и один воин в силовом доспехе. Бой должен был пройти лучше. Он был в своей стихии, выслеживая в тенях, как и подобает волчьему скауту. Он должен был обнаружить незваных гостей раньше, устроить на них засаду и поймать их так, как его самого поймали.

Тот факт, что он так дерзко был вовлечен в перестрелку, был хуже, чем небрежностью. Это был конфуз.

По крайней мере, хвала Всеотцу, она не закончилась для него плохо. Рубрикатор был наполовину уничтожен гибельным взором навигатора. Когда в свою очередь был убит колдун, последний оживляющий его дух был устранен и неуклюжий воин-дрон застыл. Машины уничтожили их останки, превратив искореженный металл и разорванную плоть в еще одну порцию топлива для алчных печей.

С того времени Черное Крыло провел много времени, размышляя о двух безбилетных пассажирах. Тело колдуна, хоть и изуродованное неумелой переброской, было в основном таким же, как и его: усиленная физиология, широкий, коренастый скелет с чрезмерно развитой мускулатурой и улучшенными органами. Во многих отношениях тело колдуна было ближе к идеалу Адепутс Астартес, чем собственное Черного Крыла, стройное и с происходящими из Хеликс особенностями.

Но десантник-рубрикатор… был странным. Под разрушенным доспехом ничего не было. Ни плоти, ни костей, только небольшое количество серого праха. Конечно же, Черное Крыло слышал рассказы. Волчьи жрецы зачитывали саги о бескровных остатках Легиона Магнуса, проклятых черным колдовством предателя Аримана вечно идти на войну с уничтоженными душами, так что он не должен был удивляться. Он должен счесть это обычным, просто еще одним поворотом извилистой трагической истории галактики.

Но он не мог перестать думать об этом. По какой-то причине сама идея о том, что космодесантник мог изменить себя так радикально, только для того, чтобы избежать неумолимого изъяна в своей конституции, была отталкивающей для него. Есть вещи, с которыми просто приходится иметь дело. Для сынов Русса это был Вульфен, темный призрак Волка, который охотился на всех них.

Возможно, Тысяча Сынов страдали от такого же изъяна. Если это так, тогда они не встретили его, как подобает людям, но превратили себя в чудовища. Чем дольше Черное Крыло размышлял над этим, тем больше это ужасало его.

Вот в чем разница. Мы все искажены, старые Легионы, но Волки не сбились с пути. Мы противостоим этому, каждый день. Мы держим опасность близко к себе, используем ее, чтобы стать сильнее. Чтобы мы не делали, мы должны помнить об этом.

— Лорд.

Черное Крыло стряхнул с себя самоанализ. Перед ним на командной платформе стоял Георит. Как и все смертные корабля, он выглядел ужасно. Его униформа помялась, а под глазами были черные круги.

— Говори, — протянул Черное Крыло, чувствуя себя опустошенным. Он не спал много дней.

— Дополнительный поиск закончен. На палубах больше аномалий не обнаружено.

— Хорошо. А двигатели?

Георит глубоко вздохнул.

— Я перевел команды на тройную смену. Мы сдерживаем самые сильные пожары, но не знаю, насколько нас хватит.

— Нам нужно шесть дней.

— Знаю. Если бы у нас было больше людей… — он замолчал. — Но у нас их нет.

Была ли эта колкость в его адрес? Попросил бы Георит отправить тех мертвых кэрлов обслуживать двигатели? Черное Крыло почувствовал, как поднялись волосы от раздражения.

— Верно, штурман, — сказал он. — У нас не хватает людей. У нас не хватает противопожарных средств, у нас не хватает деталей для поврежденного плазменного двигателя, а наш генератор Геллера разваливается. Все это я знаю, так что нет необходимости повторять. Мне нужно, чтобы ты говорил мне о том, чего я не знаю. Тебе есть что сказать?

Штурман позволил себе редкую вспышку агрессивности на лице. В его измотанном состоянии он был готов высказать почти все.

— Вы знаете мое мнение, лорд, — сказал он холодно.

Значит, он по-прежнему рекомендует заполнить палубы вакуумом. Тот факт, что он предложил это дважды сам по себе был доказательством слабеющего авторитета Черного Крыла.

Вдруг Черное Крыло понял, что трэллы под командной платформой внимательно слушают. Георит говорит за всех них. Они это спланировали.

По его телу пробежался холодок. Последствия этого были серьезными.

— Я знаю твое мнение, — ответил он. Он говорил открыто, зная, что его слышно по всему мостику, и позволил низкому, раздраженному рыку прорезать его слова. Он устремил свои глаза с суженными зрачками на Георита и обнажил клыки. — Наверно мое прежнее указание по этому вопросу не было достаточно понятным. У этого корабля одна цель: доставить сообщение Волчьему Лорду Хареку Железному Шлему на Гангаву и вернуть его силы на Фенрис. Меня не волнует, сделаем мы это со всеми демонами Хель, ползающими по трубам, или нам придется бросить трэллов в топки, чтобы поддерживать текущую скорость. Хель, меня даже не волнует, сделаю ли я это сам. Но мы доберемся туда, и мы доберемся вовремя.

Черное Крыло наклонился вперед на своем троне, поднял коготь и навел его прямо на Георита. Угрожающий взгляд на лице скаута заставил штурман заметно побледнеть.

— И знай. Я — хозяин этого судна. Оно существует по моей воле. Его вирд в моих руках, как и все ваши. Если я замечу хоть одну попытку нарушить мою волю, повернуть корабль против предписанной ему цели, то не промедлю причинить тебе полный спектр боли. Мы будем поддерживать скорость. Мы будем придерживаться плана ремонта. Мы не выйдем из варпа. Это понятно?

Штурман торопливо кивнул, его лицо побелело от страха. Предпринятые им осторожные меры для передачи некоторого недовольства экипажа привели к совершенно противоположным результатам.

Черное Крыло неприятно улыбнулся.

— Хорошо, — сказал он, позволив своему голосу снизиться до уровня, слышимого только для них двоих. Угрожающий рык все еще отражался в его голосе, эхо дикости, которую он мог по желанию пустить в ход. — Один на один мы можем говорить более откровенно. Возможно, ты передашь мнение остальному экипажу. Первый смертный, который вздумает бунтовать на этом корабле, познакомится с моими когтями. Я сдеру кожу с его тела и использую ее, чтобы заткнуть бреши в нашем корпусе. Это не сильно поможет целостности корабля, но поднимет мне настроение.

Он откинулся назад на твердую сталь трона.

— Теперь иди, — прорычал он, — и найди способ сохранить нам жизни на следующие шесть дней.

Над алтарем обрела форму фигура. Она не была полностью реальной; Темех видел дальний конец призванного помещения через просвечивающуюся кожу. Более того, это не было именно то, что он ожидал. Это не был образ пылающего глаза, который сулили его сны, и не гигантский профиль примарха в высоком шлеме, облаченного в красное с золотом.

Это был ребенок. Красноволосый мальчик в белой сорочке, выглядевший болезненно недоразвитым.

— Повелитель, — произнес Темех, изящно спускаясь по Исчислениям.

Его работа не была завершена, и понадобится еще много дней испытания, но самая трудная часть была позади. В отсутствие помех со стороны Афаэля был достигнут значительный прогресс.

— Мой сын, — ответил ребенок.

— Вы выглядите не так, как я ожидал.

— Каким ты ожидал меня увидеть?

Темех нашел успокоение в привычной диалектической речи. Очень давно он научился не слишком доверять внешнему виду. Тем не менее, манера говорить человека была трудной для подражания.

— Скорее, таким как в Башне. Не уверен, что Волки сочтут этот вид… угрожающим.

Мальчик рассмеялся, и кожа вокруг его закрытых глаз сморщилась.

— И что, по-твоему, делает мой образ на Планете Колдунов особенно правдивым. Ты — Корвид, Амуз. Ты знаешь то, что мы видим, зависит, по большей части, от того, что мы хотим увидеть.

— Возможно. В таком случае я хотел увидеть некое отражение вашей истинной силы.

— Присмотрись получше.

Темех сконцентрировался. Возможно, это был какой-то тест. Если так, то он не понимал его. Ребенок выглядел также непритязательно как молоко, хотя спокойный единственный глаз и взрослое выражение лица вводило в замешательство.

— Думаю, вы — только фрагмент, лорд, — сказал он, наконец. — Вероятность. Несмотря на мою работу, вы делаете только первые шаги по переходу.

— Очень хорошо, — сказал ребенок. — Большая часть меня остается на Гангаве. Так должно быть или иллюзия сломается.

Темех нахмурился.

— Я не понимаю это, лорд. Я пытался, но основы ускользают от меня.

Ребенок не выглядел встревоженным этим.

— Ариман был таким же. При всей его одаренности он выбрал ошибочное решение. В остающейся статичности нет помощи, в попытке сражаться с силой Океана при помощи заклинаний. Что он принес нам? Пустые оболочки, подчиненные магам. Есть высшая истина в нашей трансформации, которую мы должны научиться использовать.

— Быть везде и нигде.

— Рад, что ты помнишь.

— Я помню термины, которые вы используете. Я по-прежнему не понимаю их.

Ребенок пожал плечами.

— Нет времени для твоего обучения. И Хетта, и Чамина, и других. Как только покончим с этим эпизодом, у нас будет время начать сначала.

Затем Темех замолчал, пораженный непрошенной мыслью.

— Вы не упомянули Афаэля.

— Почему я должен был его упомянуть?

— Он величайший из нас, наиболее сильный из тех, кто отверг Аримана.

— И он станет еще более сильным, больше, чем сможет вообразить, но я достиг этого уровня появления не для обсуждения его судьбы.

— Нет. Я так не считал.

— Я пришел поддержать тебя. Я многое вложил в тебя, Амуз Темех. Собранные нами флот и армия довольно скоро уменьшатся — это их единственное назначение, и после этого наши цели будут разными.

Ребенок улыбнулся. Жест был простым, но он выражал всю гамму едва уловимой эмоции. Гордость, возможно, и встречное обвинение, но в основном сожаление.

— Не подведи меня, Амуз, — мягко произнес Магнус. — Печально, когда сын подводит отца.

— Не подведу, лорд, — убедительно ответил Темех, зная о чем говорил примарх. — По крайней мере, этот урок был хорошо усвоен.

Над Гангавой наконец, пробил час, и по всему флоту были переданы радиосигналы. Равномерно, без суеты и фанфар щиты над пусковыми выходами отключились. Волны десантных капсул из пусковых туннелей с шумом ворвались в атмосферу, пылая, как кометы. За ними последовали эскадрильи десантно-штурмовых «Громовых ястребов» в строю клина, спускаясь по спирали на фантастической скорости. Их угловатые носы круто опустились, когда они нырнули сквозь постоянно уплотнявшийся воздух. За ними следовали более тяжелые десантные суда, быстро спускаясь и маневрируя при помощи реактивных двигателей. Все они были окрашены в серый цвет Космических Волков, неся черно-желтые полосы и герб рычащей морды на своих бортах.

За защищенным периметром города находились дюжины зон развертывания. Под командованием Железного Шлема находилась огромная сила, и он соответственно распределил свои войска. Главных целей было три. Крупные, генерирующие энергию постройки были обнаружены в северо-западной четверти городской территории, и для их уничтожения выделялось две Великие Роты. Еще две Роты были развернуты для удара по проекторам пустотного щита города, расположенным на юго-западе и окруженным сильными оборонительными сооружениями.

Но главным призом был центр гигантского города. Целый район на многие десятки километров был построен по образу Тизки с пирамидами, высоко поднимающимися в наполненный пылью воздух. Тем не менее, это были не те блестящие серебряные здания, что сверкали под бледными небесами Просперо. На Гангаве промышленные отходы оседали на их стенах, превратив поверхность в такой же грязно-красный цвет, как и на остальной части планеты. Из космоса они выглядели почти естественными, как необычные геометрические горы, возвышающиеся над хаотической путаницей жилых кварталов и заводов вокруг них.

В тех пирамидах был Магнус. Фрей снова подтвердил это. Все рунические жрецы Ордена чувствовали это, ощущали ужасное присутствие, скрывающееся в самой крупной конструкции, оскверняющее вирд, как пленка нефти на воде. Железный Шлем возглавил атаку на главную цель, взяв пять полных Великих Рот и большую часть рунических жрецов Ордена в авангарде колоссальной огневой мощи. Их высадка произошла прямо к востоку от границы пустотного щита, на расстоянии стокилометрового броска до сильно укрепленного центра города.

Флотские тактики подсчитали, что в огромных укреплениях засели сотни тысяч солдат, возможно миллионы, если все гражданские были вооружены. Авгуры засекли передвижение по улицам конвоев мобильной артиллерии, забивших узкие проходы и блокирующих проезд на основных магистралях. Собранные Магнусом силы были хорошо вооружены и готовы к бою, несмотря на отсутствие орбитального прикрытия.

Перехваченные переговоры давали определенное представление об оборонительной стратегии. Приказы были зашифрованы, но многие коды были взломаны во время блокады Кьярлскара, и для командиров нападающих мало что оставалось неизвестным. Из перехватов было ясно, что гангавцам хорошо известно об ожидающей их ярости. Их единственный ответ лежал в численности. Огромной численности. Они не могли надеяться бросить вызов Волкам в бою, и вместо этого планировали изнурить захватчиков силой абсолютной инерции, втянув их в смолевые ямы, где тысячи вкопанных минометов и лазганов устроят, как они надеялись, многочисленные зоны поражения.

Гангавцы также говорили приглушенными тонами ужаса и страха о том, что было в пирамидах. Снова и снова вокс-разговоры упоминали о Погибели Волков. На потрепанном лице Железного Шлема появилась кривая усмешка, когда он впервые услышал об этом.

— Погибель Волков? Он ударился в театральность на старости лет.

Сказанное им вызвало смех у ярлов, окруживших его на командном мостике «Руссвангума», но теперь время для смеха прошло. Каждый воин в первой волне изучал свою цель с холодным, четким вниманием к деталям. Обряды ненависти были исполнены с тщательным вниманием, перед тем как надеть боевые шлемы налакированы гривы непослушных волос, болтеры — тщательно проверены и почтительно уложены. Не было ни улыбок, ни хриплого подшучивания Кровавых Когтей, ни легкомысленных шуток Длинных Клыков. Все они знали чего стоит их добыча.

А затем начали падать десантные капсулы, прорываясь сквозь атмосферную турбулентность и спорадический зенитный огонь со сверкающих окраин внизу.

Собственная десантная капсула Железного Шлема, нареченная «Хекьярр», была одной из первых приземлившихся в восточной посадочной зоне. Она выбросила огромный столб красный грязи при посадке, адамантиевый корпус был все еще раскаленный от атмосферного спуска. С шипением отстрелились пироболты, и внешние сегменты корпуса ударились о поверхность кратера. Сверху опустились болтеры и вступили в дело в тот самый момент, когда ограничители безопасности поднялись и с треском зашли в свои гнезда.

Когда металлические обручи, удерживающие Железного Шлема, отошли, Великий Волк с грохотом спустился по рампе на землю Гангавы. Ночное небо было цвета старой крови, испещренное темными следами от стремительно спускающихся машин его Ордена. Со всех сторон их окружали здания, огромные черные шпили из железа, которые тянулись вверх, соединенные мостами и массой транзитных труб. Прожекторные огни кружились, отважно пытаясь дать цели канонирам защитников, и где-то далеко завывали клаксоны. К его позиции уже начал приближаться неравномерный гул огня тяжелого оружия, отражаясь от отвесных стен зданий.

Железный Шлем глубоко вдохнул, наслаждаясь звуками и запахами войны, проникшими в его шлем. Желание убивать уже пульсировало по его телу, до предела насыщая его и поддерживая накатывающее неистовство.

— Наконец мы пришли к этому, братья, — прорычал он, подняв ледяной клинок и включив энергетическое поле. — Приступим к убийству. 

Глава 14

В Клыктане кипела работа. Священное место было наполнено хриплыми криками трэллов, спешащих выполнить приказы своих хозяев. Все больше ящиков с бронебойными снарядами выгружалось с грохочущих машин и аккуратно складывалось позади башен с тяжелыми болтерами и орудиями. Возведение баррикады у западного края гигантского зала было близко к завершению.

Морек мрачно смотрел на это. Он слышал доклады о противнике, и имел приблизительное представление о его силе. Такие баррикады и артиллерийские позиции только замедлят его. В прошлом он верил, что Небесные Воины выстоят против чего бы то ни было, но они уже дважды истекали кровью. В свете этого он больше не был уверен в том, что знал.

Морек встряхнул головой, пытаясь избавиться от депрессивных эмоций, которые вцепились в него с момента путешествия к телотворцам. Он находился посреди импровизированного полевого госпиталя. В восточном конце зала под пристальным взглядом огромной статуи Русса, были расставлены ряды металлических коек.

Как пробирки на столе Вирмблейда.

Койки были предназначены для смертных; космодесантников забирали в специализированные операционные высоко в Ярлхейме. Когда Морек шел по проходам между рядами, то видел искаженные выражения агонии на лицах раненых. Трэллы-телотворцы работали быстро и квалифицированно, накладывая швы и прижигая. Их методы были эффективны, но мало способствовали облегчению боли. Морек видел ледяной твердости фенрисийцев, закаленных испытаниями и лишениями, которые рыдали в агонии, когда их разрезали стальными лезвиями.

У одного человека отрезали ногу ниже бедра. Если он выживет, то со временем получит основную аугметическую конечность, но он больше не будет участвовать в битве. Морек смотрел на гримасу человека, когда ножи взялись за дело. Пациент оцепенел от обезболивающих, но был все еще в сознании, чтобы понимать происходящее. Он сильно сжал челюсть, мышцы натянулись. Когда телотворцы делали свою работу, он сжал края кровати, костяшки пальцев побелели и дрожали.

Морек отвернулся. Повсюду слышались стоны и низкие, душераздирающие стенания. Сотни людей были приготовлены к оперированию. Еще сотни лежали в проходах, их тела уже остыли. Впервые с начала битвы Морек обрадовался тому, что железный жрец забрал Фрейю в Подклычье, а не бросил в первые ряды сражения.

С момента ее возвращения с нижних уровней они поговорили только раз. После этого их обоих вызвали по служебным обязанностям, так что встреча была короткой.

Морек вспомнил их объятия. Он крепко прижал ее, снова почувствовав, что ее коренастое тело в безопасности. Ему не хотелось отпускать ее.

Нуждается ли она во мне сейчас? Или это я нуждаюсь в ней?

— Ты в порядке, отец? — спросила она, с беспокойством глядя ему в глаза.

— Как всегда, дочка, — ответил он.

— Что-то случилось?

Морек засмеялся.

— Война случилась.

После этого они обменялись несколькими словами, всего горсткой, прежде чем ее позвал дредноут, который следовал за ней.

— Теперь я приписана к нему, отец.

Это звучало почти гордо. Прежде она никогда не гордилась работой на Небесного Воина.

— Что ему нужно от смертных?

Фрейя покачала головой.

— Не знаю. Но ему это необходимо. Они странные. Некоторые вещи они помнят, как скальды. Другие забывают. Я помогаю с последними.

Морек посмотрел на ее честное, грубоватое лицо. На ее глаза, как и в детстве, падали светлые волосы. Он подавил желание поправить их. Ее мама всегда говорила ему не делать так. Непроизвольно ему на ум пришли слова.

— Теперь ты все, что у меня есть! Моя единственная связь с той, кто была так прекрасна и свирепа. Будь осторожна, моя дочь, следи за тем, что говоришь, что делаешь. Береги себя. Пусть сгорит Этт и все его залы, только бы ты была в безопасности!

Но он не сказал этого. Он поцеловал ее в лоб.

— По возможности оставайся на вокс-связи.

— Буду, отец. Защити тебя Рука Русса.

— Да защитит она всех нас.

А потом она ушла, торопясь за дредноутом, которого они называли Альдр Раздвоенный Клинок.

Морек вздохнул и посмотрел вверх на статую, возвышающуюся над ним, пытаясь прогнать воспоминания. Огромный образ Русса стоял там, как и прежде, со сцепленными ногами и лицом, искаженным в рыке. Его черты принадлежали истинному Волку — широкая челюсть, резко выраженные клыки, суженные зрачки.

Прошло десять дней с тех пор, как Ярл Грейлок стоял под этим могучим изваянием и воодушевлял Этт на непокорную ярость. Над всем этим стоял Леман Русс, его дух следил за ними.

Знаете ли вы? Знаете ли вы, лорд, что происходит здесь с вашими сыновьями? Проникает ли ваш взгляд в залы жрецов? И потворствуете ли вы этому?

Камень не дал ответа. В этих неподвижных чертах не было ничего, кроме жажды убийства.

Затем из дальнего конца госпиталя раздался шум. Огромный воин в угольно-черном доспехе возвращался с фронта. Его броня была обожженной и во вмятинах, шкуры сорваны. Он пронесся мимо рядов коек, а толпа трэллов старалась держать шаг с ним.

Вирмблейд вернулся. Его голова была обнажена, а в глубоких впадинах сияли золотистые глаза. Он шагал к шахтам лифтов, возвращаясь в свое логово в Валгарде, туда, где была сделана его работа.

Глаза Морека последовали за ним. Он не посмел пошевелиться. Он не знал на кого смотрел — на защитника всего, что было ему дорого или же на губителя этого.

Вдруг Вирмблейд остановился, словно что-то почувствовал. Его угрюмое лицо с крупным, крючковатым носом резко повернулось.

Глаза, эти глаза хищника, впились в Морека. Минуту два человека смотрели друг на друга.

Морек почувствовал, как колотится его сердце. Он не мог отвернуться.

— Он знает! Как он может знать?

Затем Вирмблейд издал рык и продолжил свой путь. Его свита помчалась за ним.

У Морека закружилась голова, и он прислонился к кровати. Он виновато огляделся. Санитары в лазарете продолжали работать, как ни в чем не бывало. Никто не обратил внимание. А почему они должны были среагировать? Он был обычным кэрлом, смертным, расходным материалом.

Он сделал глубокий, судорожный вдох. Морек оттолкнулся от металлического каркаса и продолжил обход. Многое предстояло сделать, и ему надо было держать в узде целый ривен кэрлов. Пытаясь не обращать внимания на крики и стоны, он ускорил шаг.

Ему надо было чем-то заняться.

В этот момент он понял, что хочет, чтобы захватчики быстрее прорвали оборону и пришли. По крайней мере, они были врагами, с которыми он умел сражаться.

Через двадцать четыре дня после созыва Железным Шлемом военного совета, который санкционировал операцию на Гангаве, Зал Аннулюса был снова открыт. Он был, как обычно, зловещ и затенен, хотя в этот раз факелы горели чуть ниже в своих жаровнях. И настроение собравшихся командиров было скорее угрюмым, чем ожидающим.

Вокруг огромного каменного круга стояло всего семь фигур, облаченных в доспехи, но с обнаженными головами. Здесь находились Грейлок, Штурмъярт, Арфанг и Вирмблейд. Из Волчьей Гвардии присутствовали Скриейя и Россек. Воин с огненными волосами все еще выглядел полудиким, а его грива была спутана и взъерошена.

Во главе круга на почетной позиции стоял Бьорн. Когда он вошел на посвященное место около часа назад, то долго оставался неподвижным, молча глядя на установленные в полу каменные пластины. Никто не осмелился потревожить его, пока он предавался воспоминаниям из прошлого, и никто не занял своего места, пока он не пришел в себя.

Когда совет начался, Грейлок внимательно посмотрел на массивный корпус дредноута. Керамитовый саркофаг был украшен с исключительной заботой. На толстых передних панелях были отчеканены золоченые образы волков и рычащих звериных голов. На длинную лицевую пластину прикрепили железный череп со скрещенными костьми. Повсюду были выгравированы руны, каждую разместили в надлежащем месте давно умершие рунические жрецы и связали сложными ритуалами защиты.

Бьорн был величественен, намного более, чем любой живущий Космический Волк, и намного более большинства умерших.

Знаешь ли ты, как много заботы уделяли твоему живому саркофагу? Волнует ли тебя это?

И тогда Бьорн пошевелился, словно мысли Грейлока каким-то образом передались ему.

— Итак, мы планируем наше выживание. Ярл, твоя оценка.

— Все доступные входы в Этт разрушены, — сообщил Грейлок. — Взрывы были произведены сочетанием мельта и осколочных зарядов. Некоторые из них остались целыми, чтобы взорваться позже. С помощью Всеотца это замедлит землекопов.

— Сколько времени у нас есть? — спросил Скриейя.

Грейлок покачал головой.

— Зависит от того, какими игрушками они обладают. Неделю. Возможно меньше.

Низкий, скрежещущий звук раздался изнутри Бьорна.

— Запертые, — зарычал он. — Неблагородный способ вести войну.

Грейлок немного разозлился. Он сделал выбор, который должен был, столкнувшись с вторгнувшейся армией, превосходящей его оборонительные силы более чем в двадцать раз.

— Ты прав, лорд, — сказал Грейлок. — Это неблагородно. Но знамения против нас. У нас есть восемьдесят семь братьев моей роты, все еще способных сражаться, не считая двенадцати Почтенных Павших. У нас есть несколько тысяч кэрлов — достаточно, чтобы укомплектовать укрепления, но не более. Нам нужно время, чтобы восстановить насколько возможно наши силы. Когда враг снова войдет в Этт, мы будем должны сражаться до конца, сколько бы времени это не заняло.

Бьорн снова заворчал. Даже его малейшие движения производили грохочущий звук изнутри загадочного тела-машины.

— Какой силой обладает враг?

— Много десантников-предателей. Возможно шестьсот, хотя мы уничтожили несколько отделений во время первых высадок и наступления. Смертные солдаты, по существу, нескончаемые. Бронетанковые дивизии, намного превосходящие все, что мы можем выставить, хотя они не помогут врагу в туннелях.

— И нет связи за пределами Фенриса?

— Нет, лорд, — сказал Штурмъярт. — Наши астропаты были убиты удаленным способом. Связь в местном космосе подавлена, и попытки пробиться через барьер над нами провалились.

— Что могло это сделать?

Штурмъярт выглядел недовольным.

— Колдуны обладают многими темными возможностями, лорд, — сказал он неубедительно. — Что бы то ни было причиной случившегося, у нас нет возможности совладать с ним. Все, кроме полноценного боевого флота, будет уничтожено блокадными силами. Мы — одни.

— А Великий Волк?

— Его мысли сосредоточены на Магнусе, лорд, — сказал Вирмблейд. — Если он решит связаться с нами, то враг сможет создать у него впечатление, что тут все в порядке. Они спланировали выманить его, и ничего не упустили, чтобы держать вдали.

В ответ на это Бьорн погрузился в размышления. В Зале стало тихо, если бы не далекие, приглушенные металлические звуки снизу. В Ярлхейме не стихали приготовления к вторжению.

Все глаза были устремлены на дредноута. Благоговение перед ним было абсолютным, и никто не осмелится заговорить раньше него.

— Они направятся к реакторам, — наконец, сказал Бьорн. — Большая часть войск должна быть расположена у Печати Борека.

— А что с Хоулдом? — спросил Вирмблейд.

— Его нельзя защитить. Слишком много туннелей. Ярлхейм должен удерживаться со стороны Клыктана.

— Это означает разделение наших сил, — сказал Грейлок.

— Именно. Но мы не можем оставить ни один из этих объектов. Если реакторы захватят, тогда Этт будет уничтожен. Если Клыктан падет, тогда ни одну другую часть верхней цитадели нельзя будет защитить. Это два ключевых пункта, два места, где маленькая армия может сражаться против намного более сильной.

— Есть другие соображения, лорд, — сказал Штурмъярт. — В этом месте есть обереги. Самые большие были у ворот, но они погибли. До тех пор пока меньшие руны будут защищены, сила колдунов внутри горы будет ограничена. Если священные места осквернят, тогда их сила вырастет.

— Тебе не нужно говорить мне об их силе, — сказал Бьорн, и в его рокочущем голосе внезапно появилась нотка пыла. Его коготь сжался, словно от воспоминаний о какой-то древней боли. — Обереги будут защищены там, где мы сможем. Но жертвы необходимы. Если мы попытаемся спасти все, мы потеряем все.

— Будет так, как ты приказал, — сказал Грейлок, склонив голову. — Мы превратим бастионы в смертоносные места. Но там, где они пробьются сквозь завалы, им будет оказано сопротивление. Я бы не хотел, чтобы первые шаги внутри Этта дались им бескровно.

Бьорн громоздко кивнул в знак одобрения.

— Значит, мы договорились. Я встану у Печати Борека с моими Павшими братьями. Битва придет туда в первую очередь. Прошло много времени с тех пор, как я испытывал желание убивать, кроме как во снах.

Дредноут наклонил свой массивный профиль, чтобы взглянуть на центральное изображение Аннулюса — вставшего на задние лапы посреди звездного поля волка.

— Я был на Просперо, братья, — сказал он. — Я был там, когда мы выжгли их ересь из галактики. Я видел, как Леман Русс опустошил их заветные места. Я видел предателей, рыдающих испорченными глазами, когда мы обратили их пирамиды из стекла в бесплодную пустошь.

Совет внимательно слушал. Обрывочные рассказы Бьорна о далеких днях схватывались всякий раз, когда он решался предложить им их.

— Это не случится здесь. Они стали слабыми от осознания своего предательства. Мы стали сильными от осознания нашей верности. Там где Тизка пала, Этт выстоит.

Голос дредноута становился решительнее. По мере того, как протекали дни, он вспоминал себя, снова становясь тем богом войны, о котором рассказывали тихими голосами скальды. Посреди всеобщего отчаяния он был искрой надежды.

— Хотя это может стоить жизни все нам, — прорычал Бьорн, вокс-генераторы внутри него произнесли слова механически резко. — Этт выстоит.

После окончания Совета Россек смотрел, как Бьорн тяжелой поступью вышел из Аннулюса с Грейлоком и остальными старшими командирами. Он помедлил, оставаясь в тенях, стараясь избежать контакта. Во время дискуссии он молчал. Более того, Волчий Гвардеец едва обменялся парой слов с Грейлоком со времени отступления от посадочных зон. Несколько раз он пытался обратиться к старому другу, но ярл избегал всего, кроме обмена рутинными фразами.

Наверно это было к лучшему. Россек даже не знал, что скажет, если бы представился шанс.

Что ему жаль? Извинения были не для Волчьего Гвардейца.

Что он каждую ночь в кошмарах видел лица воинов, которых убил? Это была правда, но она ничего не изменит.

Раскаяние нелегко приходило к сыну Русса. Когда кровь врагов струилась по клыкам Россека, он на несколько благословенных мгновений стряхивал покров оцепенения и вспоминал свое дикое наследие. Он жаждал, чтобы штурм Врат длился очень, очень долго. Пока он сражался, чувство вины было менее острым.

Но оно всегда возвращалось.

— Волчий Гвардеец Россек.

Голос был сухим и сардоническим. Россек понял, кто это был, даже не оборачиваясь. Должно быть Вирмблейд оставался сзади, ожидая пока остальные выйдут.

— Лорд Хралдир, — поздоровался Россек. Его голос звучал сердито даже для него.

Вирмблейд вышел из темноты апсиды Ордена на свет факела. Его черный доспех был идеален для сливания в тенях плохо освещенных мест. Костяные символы его боевого доспеха отмечали сколы и ожоги от плазменного огня, а когда-то наброшенные им на керамит потрепанные шкуры были разорваны. Его золотистые глаза на высохшем старом лице, как обычно светились, подобно янтарю на выделанной коже.

— Возьми себя в руки, Тромм, — сказал волчий жрец, его рот исказила кривая, невеселая улыбка.

Россек возвышался над Вирмблейдом в своем терминаторском доспехе, но каким-то образом из них двоих именно он казался меньшим. Так было всегда. Волчьи жрецы обладали властной хваткой над всем Орденом, единственные, кто переступали обычную структуру командования.

— Мне не хватает боя, — ответил Россек. Частично это было правдой.

— Как и всем нам, — сказал Вирмблейд. — В Этте нет Кровавого Когтя, который бы так не думал. Что делает твое настроение особенным, Волчий Гвардеец?

Россек прищурился. Старик подстрекает его? Пытается спровоцировать какой-то вспыльчивый ответ?

— Я не требую особых привилегий. Просто хочу сделать то, чему я был обучен.

Вирмблейд кивнул.

— Так было всегда с тобой. Я помню, как привел тебя со льда. Тогда ты был чудовищем, человеком-медведем. Мы с самого начала отметили тебя для величия.

Россек устало слушал. Он был не в настроении для подготовленной проповеди. Каждое упоминание о его потенциале, о его судьбе в Ордене стало противно слушать. Он многие годы жаждал поста Волчьего Лорда, однако не слишком старался, и всегда возмущался повышению по должности Грейлока за его счет, но теперь доказательство его несоответствия были болезненно продемонстрированы.

— Ну, может быть, ты ошибался, — сказал он.

Вирмблейд бросил на него презрительный взгляд.

— Я слышу жалость к себе? Это для смертных. Какую бы ты вину не носил в себе, избавься от нее. Ты не можешь вернуть своих братьев, но ты можешь вспомнить, как надо сражаться.

Россек начал отвечать, поэтому пропустил апперкот.

Резко, как щелчок челюсти, Вирмблейд выбросил левый кулак, попав точно в цель и отправив Волчьего Гвардейца на пол. Мгновенье спустя волчий жрец пригвоздил его, схватив Россека за обнаженную шею и обнажив изогнутые клыки.

— Я хотел наказать тебя за то, что ты сделал, — прошипел Вирмблейд в нескольких сантиметрах от лица Россека. — Грейлок помешал этому. Он сказал, что твои клинки потребуются. Кровь Русса, тебе бы лучше доказать, что он был прав.

Инстинктивно Россек приготовился отшвырнуть жреца. Он мог это сделать. Его доспех был более чем вдвое мощнее брони Вирмблейда, и волчий жрец был стар.

Но все же он не смог сделать это. Священная власть жречества была слишком сильной. Лицо Вирмблейда было первым, которое он увидел, войдя в Этт в качестве устрашенного кандидата. И вероятно оно будет последним, что он увидит, перед тем как отправиться в Залы Моркаи.

— Так чего ты хочешь, лорд? — прорычал Россек, ощущая свою кровь во рту. — Чтобы я сражался с тобой? Тебе не понравится результат?

Вирмблейд покачал с отвращением своей взлохмаченной головой и отпустил его. Он поднялся на ноги, позволив Россеку удариться о стену.

— Я хотел разжечь в тебе дух, юноша, — пробормотал он. — Напомнить тебе об огне, который пылает в твой крови с тех пор, как ты впервые пришел сюда. Может быть, я опоздал. Может быть, ты позволил неудаче потушить его.

Россек поднялся на ноги, чувствуя, как завыли нагруженные сервомеханизмы его потрепанного в бою доспеха.

— Эта меланхолия делает тебя бесполезным для нас, — сказал Вирмблейд. — Думаешь ты — первый Волчий Гвардеец, приведший отделение к поражению?

— Я смирился с этим.

— Я этого не вижу.

— Возможно, ты должен присмотреться внимательнее.

— К чему?

— К воинам, которых я спас, — зарычал Россек, чувствуя как, наконец, поднимается гнев. — К Кровавым Когтям, которых я вытащил из-под молота, когда пал Бракк. К предателям, которых я убил тогда и после. К щенку, которого схватил Волк, и которого я вернул из-за грани.

Вирмблейд поколебался и внимательно посмотрел на него.

— Ты сделал это? Без жреца?

— Да. И сейчас, после смерти Бракка, я возглавляю остатки его стаи. Им нужно руководство. — На короткий миг обеспокоенный взгляд вернулся в его глаза. — Того, кто получил урок командования.

Вирмблейд по-прежнему пристально смотрел на лицо Россека.

— Тогда командуй, — сказал он, наконец, и его голос утратил резкость осуждения. — Но избавься от этой меланхолии. Когда все закончится, я получу от Грейлока обоснованный приговор в отношении тебя.

Россек заворчал, страстно желая оттолкнуть волчьего жреца и закончить нравоучения. Его манили тренировочные клетки, где он разберется в своих проблемах.

— Последнее, — сказал Вирмблейд, положив руку на нагрудник Россек и не давая ему уйти. — Охотник, который лежит в моих палатах. Аунир Фрар. Он будет жить.

Вопреки самому себе, Россек почувствовал, как его тело наполнило облегчение в ответ на эти слова, и ему пришлось постараться, чтобы не показать этого. — Благодарю, что сказал мне.

— Но ты не приносил его к телотворцам.

Россек покачал головой. — Ривенмастер принес.

— Я так и понял. Как его зовут?

Россек тут же вспомнил имя. Смертный в Клыктане, с честным, уставшим лицом.

— Морек. Морек Карекборн. Зачем тебе это?

Вирмблейд уклонился от прямого ответа.

— Для завершенности, — сказал волчий жрец, опустив руку, чтобы позволить Россеку пройти. — Ничего важного. Теперь иди. Помни мои слова. Да пребудет с тобой Рука Русса, Тромм.

— Со всеми нами, — ответил Россек, после чего тяжелой поступью двинулся в темноту. Назад в Ярлхейм, туда, где Волки готовились к войне.

Звери крались в глубокой темноте Печати Борека, держась незаметно позади огромных колонн. Они шли бесшумно, крадясь на огромных лапах и опустив искаженные морды к земле. Только когда они хотели заявить о своем присутствии, то выходили из укрытия, неожиданно вспыхивая расширенными, ясными глазами или издавая низкий, рокочущий рык из массивных грудных клеток.

Невозможно было сказать, сколько их собралось там. Иногда казалось, что из Подклычья вышло всего несколько дюжин; в другой момент — сотни. Что-то притягивало их к жилым секциям Этта и что бы это ни было, оно продолжало воздействовать своей магией. Когда сам Бьорн появился из Хранилища Молота со свитой рычащий ужасов, никто не мог отрицать, что у них было какое-то странное требование быть там. Но это не означало, что кэрлам нравилось видеть их, и что они подавали признаки страха, когда вынуждены были идти рядом с ними.

Поэтому смертные солдаты стояли как можно дальше от освещенного конца грота. Лестницы и шахты лифтов находились в западном конце помещения, там и возвели укрепления, освещенные сильным пламенем. Как и в Клыктане поперек входов устроили артиллерийские позиции и баррикады. С каждым часом доставлялось все больше боеприпасов, снаряжения и доспехов, некоторые только что выковали в раскаленных глубинах Хранилища Молота и они все еще обжигали при прикосновении.

Фрейя приняла участие в переноске и отгрузке, хотя большую часть времени провела с Альдром. Как и большинство дредноутов, он разместился у Печати Борека и теперь угрюмо ждал боевых действий. Когда враги придут, его орудия будут на передовой и снова вступят в бой вместе с боевыми братьями.

Дредноут по мере исчезновения воспоминаний о заключении неуклонно становился все менее чуждым. Сентиментальные выражения волнения и утраты сменились более обнадеживающей решимостью. Фрейя могла сказать, что он предвкушает бой. Пробуждение от Долгого Сна только для того, чтобы столкнуться со многими днями подготовки и ожидания было нелегким для него, он бы предпочел отправиться из склепа прямиком в огненный шторм. Вместо этого он терпеливо ждал, пока сервиторы-трэллы суетились вокруг него, проводя малопонятные ритуалы и подготавливая его адамантиевый саркофаг к войне.

— И на что это похоже? — спросила его Фрейя, жуя жесткий кусок сушеного мяса во время отдыха.

— Что похоже?

— Излишняя забота над вашей броней, — сказала она. — Вы чувствуете прикосновение к ней, как к коже?

Фрейя могла почувствовать, когда раздражала его. Она не знала как, ведь мимика отсутствовала, но ощущение было достаточно определенным.

— Это любопытство. Это отсутствие уважения. Откуда оно у тебя?

Фрейя ухмыльнулась на раздражение дредноута. Она не чувствовала ауру устрашения у Альдра. Несмотря на его огромный смертоносный потенциал, намного превышающий даже ярла, его настроение было удивительно юным, и он стал интересовать ее так, как никогда не случилось бы с живым Кровавым Когтем.

— От мамы. Она пришла со льда, и передала мне его грубые манеры.

Пока Фрейя говорила, она вспомнила ее лицо. Крупное как у нее, светлые волосы с грязными кудрями, сжатый рот, который редко улыбался, грубые от беспрерывного труда и лишений черты. Но глаза, темные, блестящие глаза показывали яркий интеллект, любопытную, мятежную душу, которая до конца так и не сломалась. Даже в конце, когда изнурительные требования Небесных Воинов усугубили болезнь, погубившую ее, эти глаза оставались живыми и любознательными.

— Ты должна научиться контролировать его.

— Знаю, — сказала она устало. — Оно ведет к проклятью.

— Действительно ведет.

Фрейя послушно покачала головой и замолчала. Она никогда не понимала одержимость Волков ритуалами, традициями, сагами и секретностью. Это выглядело так, словно населенный ими мир застыл в какой-то полузабытый момент, когда все силы прогресса и просвещения вдруг исчезли, и их сменило неподвижное повторение старой, избитой рутины.

Спустя некоторое время Альдр тяжело сдвинулся на центральной колонне.

— Она ощущается, словно живая, и все же она неживая. Когда что-то касается моей брони, я чувствую это сильнее, чем смог бы в бытность живым воином. Мои зрение и слух — острее, мышцы — мощнее, потому что они из пластволокна и керамита. Все более непосредственное. И все же…

Фрейя посмотрела на лицевую плиту дредноута. Смотровая щель в броне была темной, непроницаемой камерой внутри опустошенного трупа. Хотя не было ни видимых сигналов, ни возможности увидеть выражение лица, она чувствовала его страдания так, словно он рыдал. На миг она уловила образ Кровавого Когтя, бегущего по обдуваемому ветром льду, его клинки вращались, длинные волосы развевались,

Он никогда не будет таким снова.

— Изви…

— Хватит вопросов. Есть работа.

Фрейя покорно заткнулась. Она увидела, как на машинах прибыла новая партия медикаментов и полевых пайков, которые надо было где-то сложить. Она поклонилась дредноуту и направилась к хускэрлу, ответственному за отправку груза. Фрейя украдкой оглянулась на массивную форму Альдра, стоящего неподвижно в тени.

Она недолго смотрела. Девушка чувствовала, что достаточно нарушила его уединенность. В любом случае ей не нравились эмоции, которые порождали в ней их беседы. Многие годы, уязвленная тем, что произошло с ее семьей под жестким режимом Этта, она обижалась на Небесных Воинов так же сильно, как и боялась их. И вот на Фенрис пришла война, и ее старые чувства подверглись таким испытаниям, которые она нашла удивительными.

Она научилась жить с неприязнью к ним. Возможно, она могла научиться жить с любовью к ним, как Морек, или даже с презрением, как Тысяча Сынов. Она знала, что должна отбросить эти чувства, или они подвергнут опасности ее роль в предстоящей битве. Они были чуждыми ей, нефенрисийскими, слабыми и глупыми.

Но это было бесполезно. Несмотря на все старания, Фрейя ничего не могла поделать.

Теперь я вижу их души, вижу какой жизнью они живут, какой выбор они сделали… Вот к чему я пришла.

Кровь Русса, мне жаль их.

 Глава 15

— Фенрис хьолда!

Харек Железный Шлем бежал по разрушенной улице, не обращая внимания на пули, звеневшие о его боевой доспех. Его свита шла с ним, все два десятка избранных воинов в терминаторских доспехах. Во время движения их гигантская поступь крошила дегтебетон под собой. Наплечники были измазаны кровью, некоторые во время ритуала перед битвой, иные в результате тяжелых боев за последние четыре дня. Все это время никто из них не спал; более того, они едва делали паузу во время бойни. Непреклонно и неодолимо передовая группа Волков прогрызала, прорезала, пробивала себе дорогу в сердце города.

Все это время Железный Шлем сражался с энергией своей молодости, вращая двумя руками ледяной клинок огромными, разрубающими тела взмахами. Он даже не беспокоился взять с собой стрелковое оружие, предпочитая сражаться в ближнем бою. Большая часть его охраны действовала так же: они вооружились когтями, клинками и топорами и вопили, когда пускали в ход смертоносные лезвия против хрупкой брони тех, кто осмелился выйти против них.

— Башня, — прорычал Железный Шлем, мчась по мостовой, и кивнул направо. Незамедлительно его стая скорректировала маршрут. — Входим и наверх.

Охотничья стая выскочила на огромное прямое шоссе, вдоль которого возвышались ряды жилых кварталов. Когда-то здесь были железнодорожные пути общественного транспорта, ведущие в центр, и надземные пешеходные дорожки, пересекающие сверху дорогу. Теперь, благодаря воздушной бомбардировке, вся улица была превращена в тлеющую долину искореженных металлических опор и расплавленных пласкритовых кратеров. Клубящиеся облака дыма закрывали весь обзор, источая едкий запах от разрывов снарядов тяжелых болтеров. Отвесные стены на другой стороне пылающей пропасти были слепыми, окна выбило еще до того, как текущий штурм начался по-настоящему. Теперь огромные районы города выглядели также — пустошь разбитых надежд и балюстрад, после всего трех дней интенсивной, жестокой работы Волков.

Магистраль вела прямо к центральной группе пирамид. Огромный многополосный магистральный акведук когда-то шумел гражданскими машинами и полугравитационными флаерами, теперь же только отражал треск пламени и далекий грохот танковых траков. Волки мчались по пересеченной местности, как расплавленный металл, обтекая преграды, пренебрегая укрытием и полагаясь на скорость и ловкость, чтобы избегать ведущейся по ним стрельбы.

Перед ними на правой стороне шоссе, одна тупоносая башня была все еще занята защитниками. Когда стая приблизилась к ней, тяжелые реактивные снаряды ударили в бетонированную площадку вокруг них, разрывая то, что осталось от поверхности дороги на вращающиеся осколки. Среди лающего стрекота неавтоматических пушек слышались более гулкие взрывы. Определенно, там находились орудия. Все это нацелили на стремительные волчьи фигуры, мчащиеся к башне.

Темп стрельбы был высоким. Слишком высоким. Они в панике вдавливали спусковые крючки, страшась того, что Волки сделают, когда доберутся до них.

Вы правильно делаете, что боитесь, предатели. И мы благодарны за ваш страх, благодаря нему мы быстрее доберемся до вас.

— Пора утихомирить те орудия, — прорычал Железный Шлем и быстро побежал к основанию башни. Полагаясь исключительно на инстинкт, он прыгнул в сторону. Секундой позже его прежняя позиция исчезла во взрыве кордита и прометия. — Шестой уровень.

Волки помчались к основанию башни без промедления и на полной скорости. Первый этаж когда-то представлял величественное зрелище, покрытый стеклом и сталью и украшенный эмблемой Ока, которой было помечено все на Гангаве Прайм. Теперь это был всего лишь остов, зияющая дыра с разбитыми окнами и обуглившимися пласкритовыми колоннами.

Волки ворвались внутрь и помчались мимо куч кладки и все еще пылающих груд мусора. Железный Шлем по-прежнему шел первым, направляясь к шахтам лифтов в центре здания.

— Мы можем воспользоваться ими? — рявкнул он по оперативному каналу.

Волчий Гвардеец по имени Рангр включил дистанционный ауспик, взглянул на него и покачал головой.

— Подготовлены к взрыву.

— Тогда уничтожьте их, — приказал Железный Шлем, сделав знак брату Эсгреку, несущему тяжелый болтер в своих гигантских бронированных руках.

Громадное оружие загрохотало, обстреливая ожидающие клетки лифтов. Они взорвались градом обрушившихся балок и плит. Эсгрек уничтожил их все, отправив шесть клеток на дно шахт. К тому времени, как он закончил, прямоугольные колодцы зияли, как раны, черные и открытые.

Не ожидая, пока пламя угаснет, Железный Шлем подбежал к ближайшей шахте и прыгнул внутрь, схватившись за металлоконструкцию на противоположном конце. Стальные балки согнулись под его весом и начали отрываться от пласкритовых стен, но он уже двигался, взбираясь по этажам, как гигантское бронированное насекомое.

Остальная стая поступила также, прыгая в зияющие ямы, цепляясь за другие части стальных опор и балок, используя пять оставшихся шахт для лучшего распределения веса по поврежденному сооружению. Подобно канализационным крысам Волки стремительно поднимались по колодцам лифтов, безошибочно хватаясь за металлические опоры и двигаясь с пренебрежительной легкостью.

Когда они поднимались, сверху по ним открыли яростный огонь. Защитники, осознав, что разрушение клеток лифтов никак не замедлило приближающуюся атаку, запоздало пытались помешать стае добраться до них.

Железный Шлем небрежно рассмеялся, когда первые лазерные лучи ударили по его бронированным плечам.

— Это согревает мои руки! — рассмеялся он, подтянувшись через выступающий край и двигаясь выше.

— Приближаются многочисленные сигналы, — передал Рангр голосом, выдававшим настойчивое желание убивать. — Следующий уровень — шестой.

Пыл Волчьего Гвардейца заразил все отделение, и они полезли вверх еще быстрее, выбивая огромные отверстия в стенах шахты в своей решимости добраться первыми до места бойни.

При всем его возрасте и древней боевой закалке Великий Волк добрался туда первым, перепрыгнул через край и пробил внешние двери шахты лифта. Сломанные панели отлетели в стороны, и он бросился прямо в поток лазерного огня. Лучи трещали о доспех и выгорали без всякого вреда. Открытое пространство целого этажа, лишенное гражданских убранств и каких-либо укрытий, манило его.

— Почувствуйте ярость Волков, предатели! — завопил Железный Шлем, забрызгав слюной вокс-решетку, и прыгнул прямо на испуганных солдат за расколотыми дверьми. Грохочущее эхо его вызова разбило последние стекла в окнах этажа. Из шахт появились еще Волки и бросились в бой, плавно извлекая прикрепленное силовое оружие и активируя его.

Бой был коротким, жестоким, ужасающим. На этаже находились несколько сотен смертных солдат, многие с тяжелым вооружением. Некоторые из них были выжившими в предыдущих боях; другие — свежими солдатами из центра в блестящей броне и новыми лазганами. У них было тяжелое вооружение, включая орудия, из которых гангавцы вели огонь по приближающимся охотничьим стаям. Они разворачивали их внутрь в попытке остановить наступление ужаса, идущего убить их.

Это им не помогло. Ворвавшись в их ряды со свистящим клинком Железный Шлем снова начал смеяться. Усиленный вокс-устройствами доспеха страшный звук разнесся по всему уровню. К нему присоединился Рангр, смеясь в странной, пугающей манере. Он выкосил целые ряды колеблющихся вражеских солдат.

— Сражайтесь со мной, отбросы! — проревел Железный Шлем, разрезав человека обратным движением клинка, одновременно пробив другой рукой грудь второго. — Сражайтесь, как люди, которыми вы когда-то были!

В дальнем конце уровня, у разбитых окон, расчет автопушки пытался развернуть ее, чтобы прицелиться в неистовствовавших Волков. Железный Шлем заметил их и радостно заревел.

— Отлично, парни! — завопил он, швырнув тело гангавца со сломанной спиной в колонну и направившись к расчету орудия. — А теперь попробуйте выстрелить!

Обезумевшие солдаты почти успели сделать это. Тяжелый ствол развернулся на громоздком вертлюжном станке и приготовился к стрельбе. Патронная лента исчезла в пазу и индикатор безопасности погас. С отчаянным взглядом канонир нажал спусковой крючок, вздрогнув, когда огромная фигура Волчьего Лорда оказалась на расстоянии удара.

Быстрый, как смерть на льду, Железный Шлем обрушился на них и вырвал одной рукой ствол автопушки из ее лафета. Он взмахнул им, как дубиной, вышвырнув троих членов расчета из окна. Еще до того, как стихли их крики, он изрубил остальных ледяным клинком. Затем он свирепым пинком отправил лафет автопушки следом.

— Хьолда! — заревел он, воздев руки к небу. В одной из них был ледяной клинок, в другой — ствол автопушки.

Стоя на краю башни, Железный Шлем с высоты мог видеть весь город. Во всех направлениях пылали неконтролируемые пожары. Он видел другие башни, сотрясаемые взрывами. Небо исполосовали инверсионные следы его штурмовых кораблей. Гул канонады сотрясал землю, прерываемый безошибочным ревом приближающихся «Лендрейдеров».

Город уничтожался, квартал за кварталом, район за районом. Неважно сколько солдат было брошено в мясорубку, конец стремительно приближался.

Он взглянул на текущее состояние операции на дисплее шлема. Объекты захватывались в каждом секторе. Подобно гигантской паре клыков Волки приближались к главным целям. Генераторы пустотных щитов будут захвачены до рассвета, а следом электростанции.

Его братья превзошли самих себя. Никогда их безупречность на войне не проявлялась столь дерзко. Железный Шлем оскалился, чувствуя, как его изогнутые клыки скребут о внутреннюю поверхность шлема.

В этот момент на западе разошлась пелена тумана и дыма от горевшего топлива, открыв на горизонте огромные, сутулые очертания пирамид. Теперь они были намного больше, темные и массивные, окольцованные самыми мощными укреплениями, оставшимися в городе.

— Они тебе не помогут, — прорычал Железный Шлем, направив ледяной клинок в ту сторону, куда должен был последовать. — Сейчас тебе ничто не сможет помочь, изменник. Ты играл в опасные игры с Волками Фенриса.

Вернулась его волчья усмешка. Наслаждение убийством наполнило его тело.

— И теперь они вцепились в твои пятки.

"Катафракты" были ужасающими машинами, сплавом кибернетической технологии и исследований по вооружению из более выдающейся эпохи. Огромные, отчасти человеческие фигуры, но более широкие и тяжелые, работали безустанно, они рубили и сверлили каменную поверхность туннелей, пробивая дорогу своими чудовищными руками-бурами без пауз и жалоб. Их тяжелые, сегментные ноги были соединены для противодействия отдаче, они не обращали внимания на град обломков камней и продвигались через их груды. За ними следовали сотни просперинских инженеров, оттаскивая расколотые камни, укрепляя потолок подпирающими опорами и выравнивая зазубренные стены. Работа продвигалась, как и все остальное во флоте Тысячи Сынов — невозмутимо, эффективно, мастерски.

Но недостаточно быстро. Афаэль обнаружил, что все в большей степени не может контролировать свое разочарование темпом раскопок. Уже прошло много дней, дней, которые он не мог позволить себе потерять. Туннели были не просто заполнены свободным обвалом, но сцементированы мельта-взрывами. Порой отбросы было также трудно бурить, как и цельную скальную породу. Кора Фенриса, как и ожидалось, обладала твердостью железа. Что еще хуже, Псы установили мины и невзорвавшиеся осколочные заряды внутри расплавленного камня, и несколько бесценных "катафрактов" было потеряно, когда их руки-буры активировали остаточные ловушки.

Задержка приводила его в ярость. Афаэль знал, что Темех приближается к своей цели. Если Клык не будет взломан, а его обереги отвращения — уничтожены, тогда позиция Афаэля, как командующего армией окажется под угрозой. Все колдуны, командующие флотом вторжения, знали, что стоит на кону.

Со своей позиции внутри туннеля Афаэль наблюдал, как трио "катафрактов" пробивают себе дорогу в сердце горы. Вокруг них парили светосферы, омывая роботов тусклым оранжевым светом. Потолок туннеля едва возвышался над их массивными плечами. Расколотые камни доходили им уже до колен, и суетливые ряды смертных рабочих старались не отставать от задачи по их удалению.

Шея Афаэля снова начала чесаться. Ощущение сводило с ума, словно крошечные когтистые руки застряли под его кожей и царапались, чтобы выбраться наружу. Когда он повернул голову, о внутреннюю поверхность доспеха зашуршали перья. В течение некоторого времени что-то еще росло на его лице, надавливая на пластину шлема. Он знал, что скоро изъяны станут видны. Его правая рука уже не сжималась.

Афаэль отвернулся от скалы и пошел прочь мимо ожидающих рядов буксировочных машин, их загрузочные люки были открыты, а краны переведены в рабочее положение. Когда он шел по туннелям, люди поспешно убирались с его дороги. Они стали опасаться его непредсказуемого настроения с тех пор, как штурм остановился.

Он игнорировал их. Ближе к выходу из туннеля следы горных работ уступили место грубой дороге и постоянному освещению. Потолок и стены туннеля были вырублены достаточно широко, чтобы позволить въехать «Носорогам» и «Лендрейдерам», что было одной из причин затягивания работ по раскопкам. Легкое вооружение уже было отправлено в замкнутое пространство. Когда "катафракты" приблизятся к своей цели, их усилят тяжелым вооружением. К тому времени, как последние стены пробьют, целые роты рубрикаторов будут ждать приказа атаковать.

Афаэль достиг входа в туннель и шагнул в яркий, резкий свет фенрисийского утра. Казалось, его глаза утратили свою обычную фотореактивную скорость, и на мгновение он полуослеп от сияния. Новый снегопад покрыл большую часть разрушений, но дороги по-прежнему были забиты людьми и машинами. Повсюду стояли столбы дыма, как от работающих двигателей машин, так и от костров, разожженных солдатами, чтобы согреться.

К нему спешил просперинский капитан. Лицо человека было скрыто за защитной маской, но Афаэль уже почувствовал его страх. Новости будут плохими.

— Лорд, — произнес человек, неуклюже поклонившись.

— Давай быстрее, — выпалил Афаэль, испытывая желание хотя бы одно мгновенье почесать кожу. — Сообщение от капитана Эйррека с флагмана.

— Если Лорд Темех желает поговорить со мной, тогда он может сделать это сам.

— Нет. — Человек сглотнул. — Лорд Фуэрца. Его жизненная сигнатура покинула эфир.

Афаэль почувствовал, как заколотилось сердце.

— Он за пределами досягаемости?

— Не думаю, лорд. Мне приказано сообщить вам, что он, насколько предсказатели могут быть уверены, мертв.

И тогда Афаэль почувствовал, как дамбу его сдерживаемой ярости прорвало. Разочарование, раздражение, страх перед тем, чем он становился, все пришло на ум. Не задумавшись, он схватил воина за нагрудник, держа его в воздухе одной рукой.

— Мертв! — заревел он, не задумываясь, что его услышат. Краем глаза он заметил, как солдаты выронили оружие и уставились на него. — Мертв!

Пусть смотрят.

— Лорд! — закричал капитан, безрезультатно борясь с хваткой. — Я…

У него не было ни единого шанса договорить. Афаэль повернулся, швырнув хрупкое тело о ближайшую стену входа в туннель. Человек ударился с тошнотворным звуком и сполз в грязь. Больше он не двигался.

Афаэль повернулся к остальным людям. Поблизости их были сотни, и все смотрели на него. На мгновенье, одно ужасное мгновенье Афаэль почувствовал, как бросается и на них. Его перчатки затрещали первыми искрами колдовского огня, смертельного ремесла Пирридов.

Медленно, с трудом он взял себя в руки.

Что со мной происходит?

Он знал ответ. Каждый маг в Легионе был обучен знать ответ на это. Со временем Изменяющий Пути обязательно берет плату за дарованные способности, и даже Рубрика не была гарантией избежать этого.

Я превращаюсь в то, что ненавижу.

— Возвращайтесь к работе! — крикнул он людям.

Они бросились выполнять приказ. Ни один из них не подошел к распростертому телу капитана. Возможно, они сделают это позже, когда Афаэль уйдет, украдкой и в страхе от того, как Хозяева поступят с ними.

Афаэль посмотрел наверх. Далеко, в ледяном воздухе парила вершина Клыка. Даже почернев от многих дней бомбардировки, она по-прежнему выглядела величественной. Гора возвышалась вызывающе, такая же неподвижная и гигантская, как Обсидиановая Башня на Планете Колдунов. Впервые Афаэль заметил у них схожесть. Это была еще одна насмешка.

— Я сокрушу его, — пробормотал он, не обращая внимания, что говорит вслух. Его левая рука сжалась в кулак, и он ударил им по шлему. Боль от удара помогла уменьшить непрерывный зуд.

Поэтому он снова ударил. И снова.

Он остановился только когда почувствовал, как по шее стекают теплые струйки крови. Ощущение было удивительно успокаивающим, как при использовании грубой терапии пиявками, уменьшившей давление внутри его измученного тела.

Передышка была скоротечной. В тот момент, когда он отвернулся от горы, собираясь вернуться на командную платформу над дорогой, он почувствовал, как жжение начинает возвращаться. Оно никогда не оставит его. Оно будет изводить его, мучить и подстрекать, пока не получит то, что хочет.

— Я сокрушу его, — пробормотал он снова, цепляясь за эту мысль, и зашагал прочь от Клыка.

Когда он уходил с передовой, смертные солдаты испуганно переглянулись. Затем они медленно вернулись к своим обязанностям, готовя армию к предстоящему штурму и пытаясь не думать слишком много о поведении воина, которого их научили почитать, как бога.

Глава 16

Огромная и темная пирамида поднималась в охваченное огнем небо. Ее стороны были тусклыми и усыпанными красной пылью, которая покрывала все на Гангаве. Тяжелое оружие пробило в них громадные дыры, края которых все еще лизало пламя.

Всякое сопротивление было сметено Волками с суровым презрением. Весь город пылал, и те немногие защитники, которые не были уничтожены при штурме, теперь встретились с мучительной смертью от огня. Масштаб жестокости был ошеломляющим. Не было ни передышки, ни пощады, ни жалости. Другой Орден, например Саламандры, мог принять некоторые меры к эвакуации гражданских, или сделать паузу в штурме, чтобы оценить возможность восстановления объектов для большего пользы Империума.

Не Волки Фенриса. Перед ними была поставлена задача, и они ее полностью выполнили. Гангава была разрушена, обращена в пепел и расплавленное железо. Ничего не осталось, нечего было вспомнить. Город был полностью стерт с лица галактики, как и Просперо.

Почти.

Все еще оставались пирамиды, вызывающе непокорные, все еще свободные от ужасающего присутствия Влка Фенрика. Железный Шлем настоял на этом. Ни один боевой брат не будет штурмовать центральные бастионы, пока не было закончено разрушение города.

Я хочу, чтобы ты увидел крах твоих мечтаний, Предатель, прежде чем я приду за тобой. Я хочу услышать твой плач, такой же, как и прежде.

Это время пришло. Передовая группа собралась в огромном внутреннем дворе перед главной пирамидой. Волки стояли открыто, не обращая внимания на отсутствие укрытия, ощетинившись желанием вцепиться в глотку. Здесь находились три сотни боевых братьев: вся Великая Рота Харека Железного Шлема, другие стаи, которые прибыли на сбор до своих братьев плюс двенадцать рунических жрецов, сопровождавшие передовые штурмовые отделения. Повелители вирда стояли с командным братством Железного Шлема, их исписанные символами доспехи сверкали ярко-красным светом.

Железный Шлем повернулся к Фрею, одному из тех, кто в первую очередь привел их на Гангаву.

— Сомнений нет? — спросил он последний раз.

В качестве ответа рунический жрец вытащил из отделения на поясе мешочек с осколками костей. Куски выглядели ничтожно маленькими, когда он высыпал содержимое на ладонь перчатки. Он бросил их почтительно на землю, и они застучали о разбитый камень.

Мгновенье Фрей ничего не говорил, вглядываясь в узоры на костях. На каждом кусочке была вырезана одна руна. Триск, Гморл, Адъярр, Рагнарок, Имир. Сигилы имели персональное значение — Лед, Судьба, Кровь, Смерть — как и одно общее. Для мастера гадания на мистической силе Фенриса, они могли открыть скрытые грани настоящего или секреты прошлого, или предвестия будущего. В их присутствии любой звериный смех умолкал, все оружие опускалось. Волки чтили руны, также как делал их генетический отец.

Фрей долго молчал. Когда он заговорил, его голос был хриплым от многодневного выкрикивания приказов и вызывания бури.

— Руны говорят мне, что он здесь, — сказал Фрей. — Его след воняет, заключенный в сердце пирамиды. Но есть что-то еще.

Железный Шлем терпеливо ждал. Как и его боевые братья вокруг.

— Вижу еще кое-что. Погибель Волков.

Железный Шлем фыркнул.

— Так он называет себя. Это мы уже знаем.

Фрей покачал головой.

— Нет, лорд. Это не его имя. Это другая сила, запертая в стенах с ним. Если мы войдем, мы встретимся с ней.

— И это тревожит тебя, жрец? Ты думаешь, что какая-нибудь сила в галактике может противостоять нашей ярости? Даже примарх не может выстоять против наших объединенных клинков.

Фрей наклонился, чтобы собрать костяные осколки. Когда его пальцы потянулись за самым старым — Фенгр, Волк Внутри — кусочек раскололся надвое.

Фрей застыл на секунду, уставившись на сломанную руну. Железный Шлем почувствовал его шок. Он не коснулся кости, она просто раскололась.

Слабый гул из пирамиды, как далекий повторяющийся гром, потряс землю. Небо над ними задрожало, а огни вокруг погасли.

Затем все прошло. Железный Шлем покачал головой, стряхнув вспышку страха, который ненадолго вцепился в его душу. Нерешительность сменилась гневом.

Все еще насмехаешься надо мной. Даже сейчас, ты не можешь удержаться от дешевого трюка.

— Арвек, — передал он. — Щиты отключены?

— Да, лорд, — пришел по связи раскатистый голос Кьярлскара. — Флот получил данные для открытия огня и ждет твоих приказов.

Железный Шлем посмотрел на пирамиду перед собой. Ее громадный размер походил на приглашение. Она могла быть стерта огнем с орбиты, если бы он захотел.

Свита вокруг него ждала его ответа. Он ощущал их рвение. Их желание убивать тянуло их, как псов, натягивающих поводки. Со всего города каждую минуту прибывало все больше Волков, готовых к последнему броску, с их клыков капала кровь свежих убийств.

— Лорд… — раздался голос Фрея, странно дрожащий.

Железный Шлем сделал ему знак молчать.

— Это момент, когда вирд поворачивает, братья, — заявил он, говоря мягко, но решительно по оперативному каналу. — Это то, для чего мы пришли. Не будет бомбардировки с орбиты. Мы войдем в берлогу Предателя, и убьем его, глядя в его единственный глаз.

Он обнажил ледяной клинок и нажал кнопку активации силового оружия.

— Это наш путь. Мы держим опасность рядом. Беритесь за оружие и не отставайте.

Пожары достигли служебных уровней под командным мостиком «Науро». Теперь они неконтролируемо бушевали на восьмидесяти процентах площади корабли, и давно сделали задачу по его спасению невозможной. Георит бросил попытки бороться с огнем обычными методами и занялся сооружением противопожарных разрывов двухметровой толщины на главных пересечениях, пожертвовав огромными секциями корабля.

Теперь эти укрепления пали. Температура на жилых уровнях достигла верхних пределов живучести, даже в защитных костюмах, которые теперь носил весь оставшийся экипаж. Корабль находился на последних стадиях разрушения, его двигатели были готовы взорваться, поле Геллера трещало, пустотные щиты нельзя было активировать.

Мы хорошо постарались, чтобы дойти так далеко. Зубы Русса, еще чуть-чуть.

Черное Крыло сидел на командном троне, невозмутимо оглядывая суматоху на мостике под ним. Все выжившие, две сотни или около того, бродили по платформам, путаясь друг у друга под ногами и мешая занимать необходимым делом для поддержания немногих оставшихся функций корабля.

Им некуда было пойти. Почти триста метров коридоров были раскалены от пожаров, а воздух не годился для дыхания. Оставались только мостик и несколько вспомогательных помещений, жилые очаги посреди пылающей космической рухляди. Трудно было спрогнозировать, как долго эти очаги будут оставаться невредимыми. Безусловно, минуты. Будем надеяться часы.

— Далеко еще, навигатор? — спросил по связи Черное Крыло.

Нейман был обречен. Его наблюдательная каюта была отрезана от командного мостика коридорами медленно плавящегося металла. У него был шанс спастись, но он предпочел отказаться от него. Этот поступок дал «Науро» шанс добраться до пункта назначения, так как навигатор мог совершить трудный переход в реальное пространство только изнутри своего святилища.

— Чем чаще вы спрашиваете, лорд, — ответил он раздраженно, — тем больше времени уйдет на вычисления.

Для обреченного на мучительную смерть в огне, Нейман говорил удивительно невозмутимо. Черное Крыло заметил эту особенность в навигаторах раньше. Что-то в их мутантской генетической структуре вызывало своего рода фатализм. Возможно, они видели что-то в варпе, что делало их менее интересующимися собственной судьбой. Или, может быть, они были просто бесчувственными.

— Мы долго не протянем, Джулиан, — ответил Черное Крыло, посмотрев на данные ауспика, когда очередная переборка не выдержала. Он обратился по имени к навигатору из-за вежливости, это представлялось минимумом того, что он мог сделать. — Дай мне оценку ситуации.

— Возможно один час. Меньше, если вы мне позволите продолжить.

— Благодарю. Доложи, как только сможешь.

Черное Крыло отключил связь. Перед его глазами нарастали волнения. Один из перископов реального пространства над командным мостиком — огромный плексигласовый купол метровой толщины и такой же ширины — треснул. Линия напряжения извивалась от адамантиевого каркаса, разделяясь на небольшие трещины, которые достигли центра изгиба.

Пустотные щиты не работали. Когда физический корпус не выдержит, весь мостик будет открыт космосу.

Черное Крыло встал.

— Довольно, — объявил он по открытому корабельному каналу. — Мы сделали все, что могли. Отправляйтесь к спасательным капсулам. Немедленно.

Некоторые члены экипажа посмотрели на него, на их лицах вдруг вспыхнула надежда. Другие, в основном кэрлы, выглядели потрясенными.

— Мы еще не завершили переход, лорд, — раздался голос Георита.

Штурман находился на лестнице прямо под Черным Крылом, рухнув от усталости. Его голос был невнятным и медленным, выдавая обильное применение стимуляторов, которые держали его на ногах.

Георит был занозой в заднице, придирчивой, назойливой занозой, но он также был отличным штурманом и заслужил себе место в сагах, которые возникнут из этой печальной истории.

— Я заметил, штурман, — сказал Черное Крыло. — Наш курс задан, и только Нейман может вытащить нас из варпа. Как только поле Геллера отключится, я выпущу спасательные капсулы. И как бы я не считал всех вас лично для себя неприятными, кажется было бы расточительством позволить им улететь пустыми.

Георит сглотнул.

— А вы, лорд?

Черное Крыло поднял шлем с пола. Он был в космическом доспехе модели «скаут», последнее обмундирование, которое ему удалось спасти из корабельного арсенала, прежде чем его поглотил огонь. Модифицированный вариант его обычного панциря, он едва хранил от вакуума и поддерживал температуру на приемлемом уровне. Не в первый раз за эту операцию он пожалел о своем старом доспехе Охотника.

— Твоя забота трогательна, — сказал он, надевая шлем и чувствуя, как с шипением закрылись замки. — Позаботься обо мне еще раз, и я лично подстрелю твою капсулу.

Георит кивнул, ответив на сарказм с усталым смирением. За последние семнадцать дней он научился справляться с этим.

Семнадцать дней. На четыре меньше чем предполагалось. Кровь Русса, я люблю этот корабль. Когда он погибнет, я буду рыдать по нему.

— Очень хорошо, лорд, — сказал Георит, сжав кулак на своем нагруднике в фенрисийском стиле и собираясь выйти. — Да защитит вас рука Русса.

— Было бы славно, — согласился Черное Крыло.

Смертные уже покинули свои посты и направились к служебным коридорам, которые вели к отсекам спасательных капсул. Мостик быстро опустел. Весь экипаж знал, какой опасной была ситуация, и убраться с пути разрушающегося перископа реального пространства было просто проявлением здравого смысла.

С их уходом мостик стал выглядеть огромным. Трещины на перископах продолжали увеличиваться. Через них был виден мрак, но это была не темнота космоса. Если бы с плексигласа убрали хромофильтры, взору предстал имматериум, безумный круговорот цвета и движения. Ни один человек не пожелал бы смотреть на это, и поэтому перископы во время варп-перехода были постоянно затемненными.

Мгновенье Черное Крыло подумывал открыть их, обнажив истинную суть того, через что плыл его обреченный корабль. Это было заманчивая перспектива, которую он никогда прежде не позволял себе. Сойдет ли он с ума, просто посмотрев на него? Или он оставит его равнодушным, также как и все остальное в галактике?

Его мысли нарушил треск далеко внизу. Что-то большое и тяжелое пробивало себе дорогу. Несмотря на все свое состояние, Черное Крыло почувствовал, как по нему прошлась дрожь тревоги. Находиться на мостике корабля, который буквально разваливался на куски и выходил из варпа в космическую зону боевых действий, было безумием.

И как только он подумал об этом подобным образом, ситуация приобрела намного больше смысла.

Я — сын Русса. Наверняка не самый лучший образец, но все-таки один из его безумных потомков, и это тот случай, о котором мечтают Кровавые Когти.

Он шагнул вперед, к перилам командной платформы, как будто, став ближе к носу, он имел больше шансов пережить надвигающийся ад.

Затем сломалось что-то еще, опора или растяжка, далеко в верхней части корабля. Эхо крушения прошло сквозь пылающие коридоры, вызвав последующий приглушенный грохот глубоко внизу.

Под его ногами умирал «Науро», часть за частью, заклепка за заклепкой.

— Давай, Нейман, — прошипел Черное Крыло, его пульс колотился, когда он смотрел, как растут трещины в плексигласе над головой. — Давай…

Длинные Клыки выпустили свой разрушительный боезапас, и врата в пирамиду исчезли в столбах дымящейся окалины. Гигантские бронзовые перемычки рухнули на землю, сваленные опрокинувшимися коринфскими колоннами. Шедевральные образы зодиакальных зверей были уничтожены за несколько мгновений концентрированного огня.

Последним упало Око. Кованый металл, висевший над главными воротами, продержался дольше, пока, наконец, не сдался, осыпав обломками пылающие развалины внизу. Когда оно раскололось, показалось, что по воздуху пронесся вздох, как будто исчезло чье-то охраняющее присутствие. Гигантская пирамида задрожала, и с ее отвесных стен посыпались железные и каменные фрагменты. Огромные ворота превратились в зияющее, с неровными краями отверстие, абсолютно темное и отталкивающее.

Железный Шлем не колебался. Он первым оказался внутри, перепрыгнув через искореженные руины у основания бреши и оттолкнув металлические балки размером с корпус «Носорога». Вместе с ним прошла Волчья Гвардия, двигаясь быстро и пригнувшись через разрушение в своих терминаторских доспехах. За ними последовала остальная Великая Рота, целое войско воинов в темно-серой броне, жаждущее битвы.

— Месть Русса, — прошипел Железный Шлем по оперативному каналу.

Каждая пора его тела источала желание убивать. Он снова почувствовал, как внутри встает Волк, вытягивая в темноте конечности, возбужденный надеждой на новую кровь. В его разуме открылись желтые глаза, покрасневшие от напряжения.

Брешь во внутренний зал была пробита. Его потолок, поддерживаемый гигантскими обсидиановыми колоннами, исчез во мраке. Воздух был горячим и пыльным, наполненным красными песчинками, поднятыми взрывами. На камне были выгравированы громадные символы Тысячи Сынов, тусклые и едва видимые в тенях. Место было насыщено сладким запахом порчи, словно некое древнее зло погрузилось в камень и оставалось здесь, дремлющее и смертельное.

Волки бросились вперед, хлынув в отражающий эхо зал. Их доспехи в темноте стали черными, а линзы шлемов засветились. Все держали оружие наготове, кто-то болтеры, а кто-то клинки. Не было ни криков, ни рева, только низкое, тихое рычание. Великую Роту бросили на охоту, и каждый разум в ней с безжалостной целеустремленностью сосредоточился на текущей задаче.

Враги их не встретили. Первый зал вел в следующий, еще более обширный и такой же формы. В полумраке раздавались шаги Волков, отражаясь от темноты.

Железный Шлем не почувствовал спада своей мстительной ярости в жуткой тишине. Смертные враги были бы неуместны в таком месте — они просто отсрочили встречу, которую он так сильно жаждал, с тех пор, как начали сниться сны.

На бегу, он понял, что узнает работу по камню вокруг. Он вспомнил символы, вырисовывающиеся из темноты и исчезающие в тенях. Их формы десятилетиями являлись ему. Он бежал этим путем прежде, снова и снова.

Я должен быть здесь. Это место, это убийство были предопределены мне, заключены в вирде. Я готов к этому. Клянусь Всеотцом, я готов к этому.

Второй зал привел в третий, затем в четвертый, каждый был больше предыдущего. Полный масштаб пирамиды начал становиться ясным. В своем зловещем, скрытом величии она, как минимум, была равна стеклянным строениям, уничтоженным в Тизке. Однако здесь не было ни библиотек, ни хранилищ знаний и наук. Это была жалкая имитация, пустая копия того, что когда-то существовало, потому что оригинал невозможно было воссоздать. То, что уничтожили Волки, оставалось уничтоженным.

Стаи миновали последние врата, поднимавшиеся невероятно высоко. Во все направления тянулся гигантский центральный зал, раскинувшийся под вершиной пирамиды. Воздух был еще более густым, словно что-то громадное давило на него. Огромные жаровни, каждая размером с шагоход Имперской Гвардии «Часовой», испускали сапфировый свет, стелящийся по мраморному полу. С цепей, подвешенных под далеким потолком, тяжело свисали знамена длиной в сотни метров, исписанные тускло освещенными символами.

Это были эмблемы рот. Железный Шлем не посмотрел на них. У него не было желания вспоминать, кем когда-то были Тысяча Сынов.

В центре комнаты находилась возвышенная платформа, к которой с четырех сторон поднимались крутые ступени. Это была пирамида в миниатюре, увенчанная плоской поверхностью шириной немногим менее сотни метров.

На платформе был алтарь.

Перед алтарем стоял человек.

Железный Шлем ускорил шаг, когда увидел свою цель. Дисплей шлема ничего не улавливал, но глаза не обманывали его. Их ждала сутулая фигура, немного ниже обычного человеческого роста. Даже с такого расстояния острое зрение Железного Шлема различало черты лица человека.

Кожа была морщинистой и древней, покрытая складками, как выделанная кожа, и старческими пятнами. Он носил мантию цвета красного вина, свисавшую со стройной фигуры, и опирался на длинный деревянный посох. Его руки походили на когти, костлявые с неподстриженными ногтями. Его волосы когда-то, наверное, были длинными и густыми, но сейчас свисали с лысеющей головы седыми прядями.

Когда Волки приблизились, человек поднял голову, наблюдая за их приближением. Он увидел приближающегося Железного Шлема, и бросил на Великого Волка странный взгляд. В нем смешалось много чувств.

Презрение. Жалость. Гордость. Печаль. Ненависть к себе. Ненависть к ним.

Наверно выражение лица трудно было прочесть, потому что оно было необычным в одном важном смысле.

Железный Шлем перепрыгивал ступени, оставив свою свиту как обычно в нескольких шагах позади. Он позволил вспыхнуть дезинтегрирующему полю на ледяном клинке.

— Теперь позволим галактике увидеть твою вторую смерть! — проревел он, когда достиг последних ступеней, и замахнулся клинком, приготовившись броситься в бой.

Человек поднял сморщенный палец.

Железный Шлем застыл на полушаге. Позади него его стая также была блокирована в стазисе. Вся Великая Рота замедлилась и остановилась, скованная в своих движениях неминуемого убийства.

Железный Шлем беззвучно заревел от разочарования, напрягая свои стальные мускулы под малефикарум. Сервомеханизмы его силового доспеха завыли, борясь с неестественными путами, сковывающими их. Он почувствовал пот, сбегающий по бровям, стекающий с висков. Тиски оставались, хотя и немного уступили.

Я могу сражаться с этим.

Великий Волк сжал челюсть, чувству, как скребут о плоть его клыки. Он боролся с колдовством, которое сомкнулось на каждом сухожилии его конечностей.

— Ты силен, Харек Эйрейк Эйрейкссон, — сказал старик. У него был тонкий, сухой голос, окрашенный в странно, по-отцовски звучащее сожаление. — Это не удивляет меня. Я наблюдал за твоим ростом многие столетия.

Железный Шлем чувствовал, как тяжело работают его легкие, колотятся сердца. Если бы он мог кричать, он бы проревел свой вызов. Одна из его рук немного сдвинулась. Подавляющая его тело сила задрожала.

— Все, что ты хочешь — убить меня, — отметил старик, глядя одним слезящимся глазом на своего убийцу. — Ты можешь преуспеть. Даже сейчас я чувствую, как твой жизненный дух побеждает путы, наложенные мной на него.

Он покачал головой с неохотным уважением.

— Такие сильные! Вы — Волки всегда были самым могучим оружием моего отца. Что я мог сделать, чтобы противостоять этому? Даже на пике своей силы, что я мог поделать?

Железный Шлем почувствовал, как оттягиваются его губы в рыке. Контроль над мышцами возвращался. Он чувствовал, что его все его воины делают то же самое. Ледяной клинок медленно приблизился к своей цели.

Человек не делал попыток сбежать.

— Времени мало, — сказал он. — Так что позволь рассказать тебе, почему я привел тебя на Гангаву. Чтобы дать тебе выбор. Это путь подобных мне. Вы считаете, что мы без чести и совести, но этот вердикт скрывает многие истины. У нас есть стандарты поведения, хотя они и отличаются от лелеянных тобой. Я лично взял за правило наблюдать за ними.

Железный Шлем ощутил, что путы еще больше затрещали. Его руки сдвинулись на целый сантиметр, прежде чем сдерживающие тиски напомнили о себе. Если бы он мог улыбнуться, то это был бы волчий оскал.

Твое колдовство скоро исчезнет. Тогда мой клинок покончит с твоей болтовней.

— Когда-то я рассказал правду и не смог обратить на нее внимание. Помня об этом, теперь я предлагаю правду тебе. Я вышел за пределы, которые тебе не понять, сын Русса. Даже сейчас моя душа расколота. Только часть ее остается здесь. Этого было достаточно, чтобы привести тебя, удержать от более великой битвы, когда она начнется. Если ты убьешь меня, я смогу перейти в другое место, и мое присутствие там будет ужасным. Но если ты остановишь свою руку, твое будущее может все же измениться. Вот в чем выбор.

Старик проницательно смотрел на Железного Шлема, его единственный глаз не моргал.

— Считай это честью моего призвания. Дорога разрушений ждет тебя, и я указываю тебе способ избежать ее. Если ты сделаешь то, что не смог твой примарх, и остановишь свою руку, тогда Погибель Волков никогда не выйдет на свет.

Железный Шлем смог выдавить гортанный рык, однако от усилия его губы лопнули и на них застыли неподвижные капли крови. Его руки снова сдвинулись. Путы на его конечностях внезапно показались хрупкими, словно еще один толчок разорвет их.

Я чувствую, как ты слабеешь.

Старик оставался неподвижно на месте, хотя и вздрогнул. Его исхудавшие руки крепче сжали посох, и он с усилием оперся на него. Его контроль медленно подходил к концу.

— Вот и пришел момент. Я не могу дольше удерживать тебя, Харек Эйрейк Эйрейкссон. Ты можешь уйти, и никогда больше не увидишь меня.

Затем он снизил свой голос, и его морщинистое лицо приняло выражение ужасного предостережения.

— Но убей меня, Пес Императора, и мы очень скоро встретимся вновь.

Перископ реального пространства выгнулся наружу, разрываемый между силами, бушующими перед ним. Он был хорошо спроектирован и сделан, явив несравнимый пример имперского искусства той эры, когда человечество искренне стремилось к бесподобной власти над звездами. Черное Крыло с ужасом смотрел, как изгибается материал, пытаясь сохранить целостность. Перископ держался дольше, чем он ожидал, но по-прежнему выглядел готовым рассыпаться в любой момент.

— Нейман… — передал он, готовя себя к чему угодно.

— Успокойся, — заворчал по воксу навигатор. — Мы выходим.

Голос мутанта был хриплым и задыхающимся. На заднем фоне потрескивало пламя.

Черное Крыло почувствовал волну облегчения. Под ним огонь уже прорывался через кабины сервиторов. Получеловеческие автоматы просто продолжали работать, даже когда их кожа отслаивалась и закручивалась. Глубоко в недрах корабля Черное Крыло слышал, как громадные варп-возмущения начали стихать. Они издавали странный скрежещущий звук, словно огромные железные опоры были размещены несинхронно друг к другу и пытались обсудить некий приоритет.

— Это я и хотел услышать. Ты отлично справился.

— Ты понятия не имеешь, Космический Волк.

Черное Крыло ощетинился на этот термин. Так иномирцы называли Влка Фенрика, не зная особенностей и языка Фенриса. Как и все его родичи, он считал это имя глупым.

Но Нейман едва ли не знал об их особенностях. Он говорил со всей точностью своей профессии, а теперь он умирал. Поэтому Черное Крыло тоже ответил осторожно, почтив его, словно он был братом по стае.

— До следующей зимы, Джулиан, — сказал он.

Ответа не последовало, только треск и поток помех. Черное Крыло попытался снова, с тем же результатом. Навигатор умер.

Затем палуба мостика вспучилась, как будто корабль столкнулся с внезапным всплеском турбулентности. Черное Крыло неуклюже напрягся в своем космическом доспехе, карабкаясь назад к трону. Рядом с ним обвалилась площадка, смяв ограждение командной платформы и рухнув в кабины внизу. Остальная часть мостика застонала, когда металл скрутило и сдавило силой вернувшегося реального пространства.

Черное Крыло снова подошел к трону и неуклюже сел на отполированное сиденье. Тряска продолжалась, как и новые взрывы. На верхних палубах начали трубить клаксоны.

Никого нет, чтобы слышать вас. Никого, кроме меня.

Черное Крыло почувствовал воздействие перехода до того, как о нем доложили приборы. Все тело вывернуло, словно органы вытащили, переставили и засунули обратно. Казалось, ткань реальности затуманилась, прежде чем восстановиться. По телу пронеслась огромная волна тошноты, почти ослепив его своей силой.

Затем она прошла. «Науро» выскочил из варпа.

Черное Крыло нажал контрольную руну, и щелкающий звук спасательных капсул, стартующих из своих несущих ячеек, разнесся по пылающим коридорам. Затем он перевел хромо на перископы реального пространства. Истинный черный цвет космоса сменил ложный черный варп-защиты. Авгуры дальнего действия уловили сигналы. Сигналы кораблей. Дюжин кораблей.

А вдалеке, за кордоном линкоров, находилась планетарная сигнатура, которую он лично ввел в когитаторы семнадцать дней назад.

Гангава Прайм.

Палуба начала колыхаться, как раскалывающийся паковый лед. Треснувшие линзы реального пространства вибрировали, вызывая новые извивающиеся линии. Новые грохочущие взрывы пробежались по кораблю, встряхнув его основы. Каждая оповещающая руна на тактической панели управления горела красным и мигала.

Черное Крыло встал с трона и провел пальцем по подлокотнику.

— Я рад, что настоял на твоем возвращении, детка, — сказал он вслух, наблюдая за тем, как конструкция мостика начала скручиваться. — Арфанг был прав. У Ойррейссона плохой вкус.

Затем он напрягся, наблюдая за тем, как первый перископ лопнул наружу. Надежды добраться до спасательных капсул, как и до ангаров шаттлов, больше не было. Все, что осталось — это удача.

Или, как утверждали рунические жрецы, вирд.

Первый купол взорвался короной сверкающих пятен. Ураган атмосферной утечки вцепился в него, а вихрь обломков вылетел через дыру в космос. За ним последовал другой, вытянув еще больше неприкрепленных вещей в пустоту. Когда взорвались остальные перископы, Черное Крыло увидел сервитора, вырванного из его ремней и кувыркающегося к отверстиям. Он все еще горел, пока ледяной космос не потушил его.

Черное Крыло вцепился в трон, используя всю свою сверхъестественную силу, чтобы выбрать момент, и следя, как над ним разрушается сеть прозрачных линз.

Сейчас.

Он оттолкнулся от трона и полетел вверх.

Как только он оторвался от пола мостика, то утратил контроль, вращаясь, как и остальной груз в направлении засасывающих вакуум перископов реального пространства. Его охватило ощущение вращающегося хаоса, весь разрушенный мостик скользил перед его глазами. Затем его вытянуло в космос, и все стало очень, очень холодным.

В замкнутом пространстве шлема его дыхание стало оглушительным, прерывистым и быстрым. На мгновенье дезориентация стала почти абсолютной. Звезды, яркие как никогда, проносились по мере неуправляемого вращения.

При очередном обороте он увидел разрушенные борта «Науро», проплывшего перед ним и быстро удаляющегося. Повреждения были даже хуже, чем он предполагал. Вся машинная палуба была вскрыта, ярко пылая, несмотря на пустоту вокруг, теряя компоненты в клубящемся облаке обугленного металла. Это был призрак корабля, который он силой забрал на Фенрисе, разбитый, безнадежный остов. Спасательные капсулы по спирали удалялись от него, как падающие семена с сосен экка.

Что-то в безмолвии космоса, казалось, заставляло все происходить в сверхъестественной форме немого замедленного движения. И действительно, Черное Крыло увидел взрыв плазменных двигателей прежде, чем почувствовал это. Ярко-желтый свет расцвел из почерневшего корпуса, ворвавшись в пустоту эффектной сферой монументально впечатляющей детонации. Корабль раскололся надвое, каждая часть парила отдельно, как сломанные бедренные кости, освещенные второстепенными взрывами.

Затем последовал удар. Бесцельно вращающегося в космосе скаута швырнуло, как ледовый ялик в бурю Хель. Он почувствовал резкий удар, когда что-то твердое и металлическое поразило оболочку его космического доспеха, затем снова и снова.

Он тщетно пытался выпрямиться, или, по крайней мере, уберечь себя от дождя обломков, которые двигались через безвоздушное пространство с невероятной скоростью. В этот время ему навстречу с беспощадной неотвратимостью законов физики летел вспомогательный вал — кусок металла длиной с «Громовой ястреб».

У Черного Крыла было время для трех мыслей. Первая была о том, что после двух недель выживания это был жалкий способ умереть. Вторая о том, что удар будет очень и очень болезненным.

Затем в него на полной скорости врезался вал, заскрежетав о его доспех со всей инерцией взрыва плазменного двигателя. Он разбил визор его шлема и расколол нагрудник. Ворвался ваккум, высасывая воздух и сознание.

Когда он отлетел от удара, волоча капли крови и кислорода из ран, а зрение расплылось и стало угасать, его посетила третья мысль. В его затухающее сознание ворвался знакомый силуэт, серый и тупоносый, намного крупнее, чем «Науро» и в намного лучшем состоянии.

Благословенный Всеотец, — понял он, прежде чем кровь залила его глаза. — Это «Готтхаммар»

Узы лопнули. Старик отшатнулся, его посох выпал из руки и ударился со стуком о пол.

Со скоростью удара Железный Шлем оказался рядом. Ледяной клинок просвистел в воздухе, продолжив движением, словно не было никакой заминки. Великий Волк слегка подкорректировал траекторию, незамедлительно компенсировав движение цели.

Человек не делал попытки ни защититься, ни сбежать от клинка. Освободившись от сокрушительного груза, мышцы Железного Шлема немедленно пришли в действие, направив потрескивающую кромку к цели. Ледяной клинок ударил точно, разрезав грудь человека по диагонали от плеча до пояса.

Старик посмотрел на Железного Шлема в последний раз, каким-то образом цепляясь за обломок жизни. Его единственный глаз оставался открытым, загадочно глядя на противника.

Затем он упал, его кровь щедро разлилась по камням. Железный Шлем возвышался над ним, готовый ударить снова, помня об особенностях Предателя. Его только что освободившаяся Волчья Гвардия бросилась на платформу, страстно желая защитить своего господина от ужасной силы павшего примарха и его демонических союзников.

Но ничто не появилось. Вздох прошелся по тяжелому воздуху зала, от чего зашелестели знамена. Единственным звуком был тяжелый топот ботинок по ступенькам, и постоянное монотонное рычание стай.

Человек был мертв. Он оставался мертвым.

Железный Шлем посмотрел на тело, по-прежнему тяжело дыша от усилий в борьбе с малефикарум. Он знал, что должен почувствовать эйфорию. Он знал, что должен почувствовать что-то. Вместо этого все его тело ощущалось пустым. Внутри себя он почувствовал тонкий, печальный вой.

Фрей подошел к нему. Как и Великий Волк, рунический жрец не источал ожидаемого звериного восторга.

— Что сейчас произошло? — спросил Железный Шлем, сбитый с толку, как ребенок. Он начал чувствовать тошноту внутри. Поиск десятилетий был завершен, и ничего кроме вялого замешательства и тошноты не было.

— Примарх был здесь, — подтвердил Фрей, глядя на тело перед алтарем. — Теперь его нет.

— Значит, я убил его?

Голос Железного Шлема выдавал его отчаяние. Он знал, что не убил.

— Что-то умерло, — сказал Фрей. Как и у господина в его голосе не осталось ни капли обычной уверенности. — Но я не пони…

— Лорд!

Голос принадлежал Рангру и был полон тревоги.

Жаровни разгорались все сильнее. Сапфировое пламя вспыхнуло, образовав столбы извивающейся, флюоресцирующейся энергии. Свет был очень сильным, достигнув самых темных уголков комнаты. Знамена полностью осветились, явив эмблемы рот. Железный Шлем повернулся посмотреть на них, наконец, осознав их важность. Он ошибался. Они не были эмблемами Тысячи Сынов. Никогда ими не были.

— Стая Адгра, — пробормотал он, узнав скрещенные клыки поверх серповидной луны. — И Грамма. И Беора…

Взгляд Фрея метнулся по заново освещенным эмблемам. Позади них находились вырезанные в стенах помещения каменные рельефы. Они изображали хорошо знакомые события угловатой, стилизованной формой. На одном фризе были пирамиды в городе, точные соответствия сооружений на Гангаве. Прибытие «Готтхаммара» на орбиту — на другом. Переброска подкреплений с Фенриса, разрушение генератора пустотного щита, все события были изображены там. Даже облик Великого Волка, швыряющего лафет автопушки с пылающей башни.

Это все было предсказано.

Рангр держал свой цепной меч наготове в атакующей позиции. Как и все Волки в комнате он был в повышенной боевой готовности, волосы на загривке ощетинились, а сердца твердо стучали.

— Что означают эти эмблемы, лорд? — спросил Волчий Гвардеец. — Они — Фенрика, но я не знаю эти Великие Роты.

Железный Шлем начал отходить от платформы, тяжело шагая вниз по ступенькам. Его ледяной клинок был также активирован. Тошнота постепенно прошла, сменившись холодной хваткой ужаса.

— Они — наши кузены, — прорычал он, его голос был пропитан отвращением. — Волчьи Братья. Потерянные.

Фрей присоединился к Великому Волку, и они вдвоем быстро спустились с пирамиды. Свита последовала за ними.

— Братья были расформированы более двухсот лет назад, — сказал Фрей. — Я не понимаю…

— Ты уже говорил это, рунический жрец, — прорычал Железный Шлем, теряя терпение. Вся его ярость, все желание убивать внезапно погасли, из-за чего он испытывал почти физическую боль. — Хватит неопределенности. Это место — насмешка над нами. Мы вернемся на флот и уничтожим его с орбиты.

Когда он приблизился к дальнему концу зала, неподалеку от которого позолоченная арка отмечала выход, пламя в жаровнях неожиданно сменило цвет. С пылающего сапфира оно стало болезненно-зеленым, насыщенным и повелительным. Эмблемы Волчьих Братьев стали искаженными и абсурдными в меняющемся свете.

А потом, с резким скрежещущим звуком металла о металл, тяжелые противовзрывные двери отошли от стен зала. В каждой из них открылись огромные склепы, из которых в центральный зал изливалась изумрудная тошнота. Из зеленого тумана появились темные фигуры, извращенные и болезненные. Это были космодесантники, но страшно изменившиеся. У некоторых вместо конечностей были извивающиеся щупальца, деформированные головы других венчали рога. Их доспехи были деформированы и вырваны, пластины разорваны изнутри и сплавлены с нечестивой плотью там, где она вышла наружу. Лизы шлемов светились тошнотворным колдовским огнем, который пронзал даже клубящиеся миазмы из склепов. Они не шли четким шагом, но хромали, тащились и суетились, вытягивая свои тела на открытое пространство, ковыляя на раздвоенных копытах и царапая когтистыми ногами.

Когда они вышли на свет жаровен, их происхождение стало более очевидным. Боевые доспехи когда-то были серыми, украшенными тотемами и фетишами охоты. С искаженного керамита все еще свисали шкуры, также залатанные и переделанные, как и доспехи под ними. На нагрудниках и наголенниках по-прежнему были вырезаны изображения клыков и рун, но вытянувшиеся в новые и нечестивые формы каким-то темным и неуловимым искусством. Выйдя на свет, мутированные воины начали выть в насмешку над боевыми криками, которые они когда-то ревели так гордо. Звук был ужасающим, хором страдания и искажения, который отражался от высоких стен вокруг них и наполнил зал извращенной ненавистью.

— Погибель Волков, — прошептал Фрей, наконец, осознав. — Не его. Не наша. Их.

Рангр и остальная Волчья Гвардия находилась в замешательстве. В обычной обстановке они бы бросились в бой при первом признаке такой порчи, но в этот раз никто из них не двигался. Они все видели руны на доспехах, выцветшие шкуры и шлемы в виде звериных масок.

Они все знали, без необходимости произношения вслух, что геносемя в каждом из этих кошмарах было то же, что и Хеликс, которое дало им жизнь.

— Приказы, лорд? — спросил Фрей, вцепившись обеими руками в посох, раздираемый нерешительностью, как и все вокруг.

Железный Шлем выпрямился во весь ужасающий рост, наблюдая с мрачным ужасом за приближающимися мутантами. Они были братьями больше чем просто по имени. Они были единственными преемниками Космических Волков, и наряду с ними единственными потомками примарха Лемана Русса, оставшимися в галактике.

Они делили кровь. Они делили генопамять. Они делили все.

— Опомнись, жрец, — прорычал Железный Шлем, выбрав первую свою мишень из сотен появившихся. — Это больше не Волчьи Братья. Убейте их. Убейте их всех, и не прекращайте убивать пока их мерзость не будет очищена из вселенной навсегда.

Ярл Арвек Къярлскар отвернулся от стола в медицинском отсеке «Готтхаммара» На металле лежал волчий скаут Черное Крыло, которого он вытащил из космоса; более мертвый, чем живой, но, каким-то образом способный на оскорбительный сарказм. Корабль, на котором он прибыл, теперь был не более чем шаром вращающегося пепла, хотя утилизаторы «Готтхаммара» все еще подбирали спасательные капсулы.

— У нас есть связь? — спросил Къярлскар. Мощный голос был как всегда низким и резонирующим, хотя и с ноткой необычной срочности.

— Пока нет, лорд, — ответил Анъярм, корабельный железный жрец. — Железный Шлем в центральной пирамиде, сильно занят. Там передачи глушатся.

Глаза Къярлскара угрожающе вспыхнули.

— Как там может действовать глушение? Мы уничтожили все.

Он сжал свои гигантские кулаки, словно собирался пробить дорогу сквозь выложенные кафелем стены апотекариума. Контролировать свой гнев было трудно, он резко повернулся к Черному Крылу.

— Ты уверен, волчий скаут? — спросил он. — Мы получали сообщения с Фериса — в них ничего необычного.

Черное Крыло выдавил слабый, отрывистый смех. Из горла пошла кровь.

— Уверен? Нет, не совсем, Ярл. Возможно «Скрэмар» не был разорван на части линкором вдвое больше него. Возможно, мы не потеряли наши орбитальные батареи за несколько часов. И возможно Ярл Грейлок не приказал прибыть сюда, ценой гибели моего корабля и большей части экипажа. Я просто не могу быть уверен…

Къярлскар набросился на Черное Крыло, схватил его за разбитый космический доспех и подтянул к своему лицу.

— Больше никаких игр, — прошипел он, полностью обнажив клыки. — Ты просишь о возвращении всего Ордена. Это момент триумфа Железного Шлема.

Голова Черного Крыла болталась, когда Волчий Лорд встряхнул его. Его глаза остекленели, а сардоническая улыбка покинула его губы.

— Я почти погиб, чтобы доставить вам это сообщение, лорд, — медленно протянул он, находясь на грани сознания и говоря благодаря медикаментам. — По сути, это не имеет значения. Но тот факт, что ты медлишь, сильно злит меня. Тысяча Сынов на Фенрисе, весь их проклятых Легион. Даже если флот повернет прямо сейчас, Этт все равно падет. Так что ты еще хочешь, чтобы я сказал? Ответь.

Следующую минуту Къярлскар пристально смотрел на него, словно его глаза могли каким-то образом проникнуть в душу скаута и раскрыть правду. Затем с отвращением и от безысходности отшвырнул Черное Крыло обратно на твердый металлический стол.

— Дай мне связь, — прорычал он железному жрецу. — Добудь ее немедленно. Затем организуй лендеры, и отправь сообщение на остальные корабли подготовиться к переходу. Мы возвращаемся.

Анъярм кивнул.

— Будет сделано. Но мы получили доклады о десантниках-предателях в пирамиде — Железный Шлем не выйдет просто из этого боя.

Къярлскар сплюнул на пол.

— Вот почему они там. Кровь Русса, как легко нас убедили. — Он начал шагать по медицинскому отсеку, отталкивая в сторону попадавшихся ему на пути трэллов-телотворцев. — Я сам высажусь на планету. Клянусь Всеотцом, он выслушает меня.

Когда громадный Волчий Лорд подошел к выходу, Черное Крыло поднял свою разбитую голову в последний раз. Столкновение с валом обезобразило его сильнее, чем когда-либо. Нос и скулы были раздроблены, грудь пробита, а обе руки тяжело переломаны. Даже для космодесантника это были серьезные раны. Большое количество болеутоляющих, похоже, сказалось на нем, и его окровавленные веки наполовину закрылись.

— Ты сделаешь это, Ярл, — невнятно произнес он, теряя сознание. — И не думай, что я буду винить тебя. Я великодушен, так что сможешь поблагодарить меня как следует, когда мы вернемся.

Часть 4

Алый король

Глава 17

Свет в комнате Грейлока был тусклым. Ни у одного ярла не было пышных личных апартаментов, и все они были устроены одинаково: голые каменные стены, стойки с оружием, захваченным в прошлых боях, тотемы, подаренные волчьими жрецами, жесткая кровать, накрытая грубыми шкурами. Комната Грейлока, возможно, была более пустой, чем остальные, но не слишком. Единственная вещь, которая отмечала его территорию, был старый топор Френгир, висящий над точильным камнем в качестве амулета.

Волчий Лорд сидел на низком треногом деревянном табурете, который люди льда использовали для племенных советов. Он был сделан для размеров смертных, и даже без брони Грейлок выглядел неуклюже на нем, одни руки и ноги.

Его глаза были закрыты, бледная кожа лица расслаблена. Звуки в Этте — стуки, крики, лязг машин — были приглушенными. В углу комнаты светился огонь, не более чем тлеющие угольки. Смертному пришлось бы напрячься, чтобы увидеть во мраке, а холод стал бы для него смертельным. Доведенные до крайности условия комнаты свидетельствовали о величии Адептус Астартес, даже если суть не была таковой.

Оставшись наедине со своими мыслями, Грейлок позволил разуму блуждать по вероятностям, как парящему кольцевому ястребу в открытом небе. Он чувствовал огромную волну ненависти, наступающую на его цитадель, давящую на камни, вгрызающуюся в его корни, твердо настроенную ворваться внутрь и уничтожить жизнь в ней. Более слабый воин мог быть устрашен этим. Даже великий лидер мог испытать дрожь разочарования, обжигающее чувство несправедливости того, что при его командовании был нанесен столь беспощадный удар.

Грейлок не чувствовал ничего подобного. Его дух был уравновешен, а внутренний волк невозмутим. Для такого как он, было странно находиться в подобном состоянии накануне битвы, и об этой особенности он никогда не расскажет. Он знал, что были времена, когда его боевые братья чувствовали, что он потерял что-то важное, что он стал слишком похож на смертного, и у него не было намерения подпитывать эти слухи и дальше.

Он понимал, почему они так думали. Грейлок был таким же генетическим сыном Русса, как и они, но он обладал такой властью, которой им часто не хватало со всем их хвастовством и внешней уверенностью.

Уверенность.

Которая ни разу не поколебалась, с тех пор как были вживлены первые имплантаты, с тех пор как он научился пользоваться новым, могучим телом, данным ему Хеликс, с тех пор как по очереди стал Охотником, затем Гвардейцем, затем Лордом. На каждом этапе он знал, какой была его судьба.

В другой душе она могла вырасти в высокомерие. Однако Грейлок никогда не гордился этим и даже не испытывал удовлетворение. Это был просто путь вселенной, такой же священный, как баланс между охотником и жертвой, между причиной и следствием.

На каждом этапе я выбирал путь, который должен был. В тот момент каждый знак вирда был истинным. Руны направляют, и они никогда не лгут.

Возле двери коротко мигнул красный свет. Веки Грейлока дрогнув, открылись. Его зрачки расширились, как на охоте. Они быстро уменьшились, вернувшись в свое обычное состояние.

— Входи, — сказал он тихо.

Железные двери его комнаты открылись, и сутулая фигура вошла внутрь. Как всегда, Вирмблейд был в доспехе. Когда он двигался, броня искусственно гудела, нарушая тишину комнаты. Двери снова закрылись, запечатав их обоих внутри.

Грейлок не поднялся. Сидя он выглядел меньше. Более остальных боевых братьев он мог контролировать свою ауру устрашения. Такой воин, как Россек всегда будет внушать страх; Грейлок запугивал только тогда, когда сам решал.

— Извини, лорд, — сказал Вирмблейд, глядя на тлеющие угольки, топор и обычную мантию, одетую ярлом. — Я не мог прийти в другое время.

Грейлок небрежно махнул рукой.

— Ты можешь приходить и уходить когда пожелаешь, — сказал он. — Или волчьи жрецы отказались от этого права?

— Пока нет, — признался Вирмблейд. — И вряд ли откажутся.

Он не сел. Его бронированный вес сломал бы табурет, а других кресел не было.

— Ты долго пробыл в уединении, — сказал он, прислонившись к каменной стене.

— О многом нужно было подумать, — ответил Грейлок. — Многое спланировать.

— Ты доволен тем, что было сделано?

Грейлок фыркнул.

— Я был бы доволен, если бы имел еще три Роты и боевой флот. Но если у нас этого нет, тогда да. Я доволен. Разрушение туннелей дало нам драгоценные дни. Они скоро пробьются, и мы будем готовы. Бьорн с нами, так что они получат битву.

Вирмблейд критично посмотрел на ярла. — Мы можем победить?

Грейлок пожал плечами. — Какая польза от этой мысли, Тар? Мы сделаем то, для чего обучены. Все остальное в руках Всеотца.

— Ты знаешь, почему я спрашиваю. Есть вещи… секреты внутри Этта. Здесь есть знание, которое никогда не должно исчезнуть. Железный Шлем знает о нем, и горстка других, но больше никто. Если мы потерпим поражение, тогда…

Вирмблейд позволил фразе повиснуть в воздухе.

— Ты говоришь так, будто единственный, кто думал об этом, — сказал Грейлок. — Я тоже помню. Но что ты предлагаешь? Чтобы мы уничтожили Укрощение? Железный Шлем должен дать на это санкцию.

— Если ты мог заметить, его здесь нет.

— Значит, этого ты хочешь?

Вирмблейд выглядел огорченным.

— Ты знаешь, что нет. Моя жизнь была посвящена этому. Твоя тоже, с тех пор как ты посвящен в секрет. Но у нас должен быть план. Эта битва уже сделала сложным сохранить необходимую секретность, и ситуация будет только ухудшаться. Если время придет, я должен знать, что обладаю твоими полномочиями, чтобы действовать.

Грейлок встретился с взглядом Вирмблейда. Эти двое были такими физически разными — один холодный, бледный и энергичный, другой — потрепанный, смуглый и циничный — и, тем не менее, присутствовала схожесть, взаимопонимание.

Несколько мгновений они молчали.

— У тебя они есть, — наконец, сказал Грейлок. — Но не пользуйся ими до самого последнего момента, и только в случае, если Этт будет окончательно потерян. До того момента оберегай то, что должен. Можно пожертвовать жизнями, потерять реликвии. Но я не хочу видеть конец этой работы, пока все остальное не погибло.

Пока он говорил, его бледные руки сжались в кулаки.

— Это наше будущее, Тар, — сказал он. — Это наш шанс вырасти. Если мы утратим его сейчас, он никогда больше вернется.

Вирмблейд кивнул.

— Значит, ты чувствуешь то же, что и я, — сказал он. — Я рад, и твой приказ будет исполнен. Но у меня есть еще одна просьба: держи Штурмъярта подальше от Вальгарда. Он получил приказ вмешаться, и не поймет необходимости в дальнейшей секретности.

— Штурмъярт уже занят. Он будет рядом с Бьорном и мною у Печати Борека. Ты получишь под командование Тучегона в Клыктане. Так что не беспокойся — необходимость в разделении наших сил освобождает тебя от твоего критикана.

Старый волчий жрец улыбнулся.

— Ты стал бы грозным Великим Волком, Вэр, — сказал он, и его кривая улыбка стала задумчивой.

— Стал бы? — повторил Грейлок. — У тебя так мало веры в наши шансы?

Вирмблейд пожал плечами и опустил глаза.

— Все в руках Всеотца, — повторил он, хотя в этот раз слова звучали пусто.

Прошло два дня, и Клыктан был, наконец, подготовлен. Все собравшиеся там знали, что туннели неминуемо будут пробиты. Их разрушение дало Этту крайне необходимую передышку от штурма, и с момента потери ворот прошли полные десять дней. Теперь борьба начнется снова. Будут дальнейшие отступления, отходы с боем, призванные нанести максимальные потери за минимум территории. Но теперь оставляемое пространство имело свой предел. Этт был огромен, но даже его сеть туннелей, в конце концов, закончится.

Красная Шкура преклонил колени на каменных ступенях, ведущих в Клыктан. Он тщательно лакировал свои красно-коричневые волосы, собираясь надеть лежащий рядом шлем. Как обычно его доспех был покрыт слоями крови, а в нижнюю часть шлема был вставлен ряд зубов. Многие из них были выбиты, но оставалось достаточно, чтобы отличить его. Нагрудник был новым, заменившим расколотый болтерными снарядами десантников-рубрикаторов. Несмотря на несколько дней привыкания, он доставлял неудобство в местах соединения с черным панцирем, и входящие разъемы все еще раздражали.

Работа была сделана, он поднял голову. Вокруг братья по стае приводили себя в порядок, все четырнадцать. Боевое отделение было отражением других стай Кровавых Когтей, наскоро собранных из тех, кто пережил штурм ворот. Как обычно потери Когтей в ходе боев были высокими, свидетельствуя об их прямолинейном пути войны.

Сломанный зуб был убит при отступлении, его спину пробил луч лазпушки в тот момент, когда он вбегал под прикрытие ворот. Ужасный способ перерезать нить.

И еще погиб Бракк. Тот, кто тренировал их так долго, кто вбил в них столько боевого чутья, сколько было возможно, и кто вел их с таким выдержанным, контролируемым искусством. Волчий Гвардеец говорил немного, и почти ничего в гуще битвы, но теперь он был мертв и Этт каким-то образом казался затихшим и опустевшим местом.

Заменивший его сердитый гигант Россек изменил характер стаи больше, чем прибывшие из других отделений. В то время как Бракк был грубым и прямым, Россек выглядел так, словно балансировал на грани приступа безумия и едва выжил. Он тоже говорил очень мало, но Красная Шкура считал, что причины были иными. Бракк всегда обладал самоуверенной поступью хищника — сдержанного, подтянутого, рационального. Громадный в своем терминаторском доспехе Россек, напротив, выглядел обеспокоенным и мрачным. Что-то терзало его возбужденный, воинственный дух, который когда-то делал его фаворитом на должность вожака Двенадцатой. В его апатичной наружности исчезло многое из старого подшучивания, которое когда-то вдохновляло Когтей, сменившись мрачным чувством ожидания.

Кроме того, был Кулак Хель. Он присел в нескольких шагах от Красной Шкуры, с его шлема свисал плюмаж из конского волоса, доспехи все еще были украшены символами Имира и Ганна. Внешне он совсем не изменился. Несмотря на его стычку с Волком, он сохранил свой юношеский юмор и грубую любовь к охоте. Единственный в стае, Кулак Хель вырабатывал это чувство непредсказуемой энергии, которое делало Волков теми, кем они были.

Кулак Хель почувствовал, что на него смотрят, и его лицо с кровавыми глазами повернулось к Красной Шкуре.

— Надень свой шлем, брат, — передал он по воксу. — Использовать такое лицо против них на самом деле нечестно.

В прошлом Красная Шкура оскалился бы. Не теперь. Легкомыслие Кулака Хель было слишком неестественным, слишком осознанным. Молодого Кровавого Когтя глубоко ранила смерть Бракка и схватка с Волком; у него просто не было способов справиться с ситуацией.

Красная Шкура покрутил в руках шлем и надел его на прилизанную голову, вставив опоры на место и услышав легкие щелчки сомкнувшихся атмосферных печатей. На дисплее вспыхнули боевые руны, показывая оборонительные укрепления по всему Этту.

Главные укрепления Клыктана были сооружены на широкой, двухсотметровой длины лестнице, ведущей из туннелей Этта в главные помещения на вершине. Укрепления были расположены сериями многоярусных баррикад, тянущихся от основания лестницы к вершине, где стояли на страже Фреки и Гери. Сорок семь Волков, приписанных к лестнице Клыктана, были усилены сотнями кэрлов, защищенных крепкими адамантиевыми бункерами и стенами баррикад. Небесных Воинов возглавлял Вирмблейд; смертных — ривенмастер с честным лицом и пустыми глазами.

В центре оборонительного периметра, посередине лестницы находились самые мощные из машин смерти: шесть дредноутов. Огромные Почтенные Павшие возвышались над командующими здесь Вирмблейдом и Тучегоном. Скриейя возглавлял три стаи Серых Охотников у основания склона, где выстроились Кровавые Когти Россека, а Ройк расположился со своими Длинными Клыками на вершине лестницы, излучая как всегда спокойную твердость.

Позади вершины находились дополнительные укрепления, выдолбленные в полу и стенах самого зала, куда защитники могли отступить поэтапно в случае необходимости. На гигантских склонах Клыктана были установлены стационарные орудия, способные выпустить болтерные снаряды по врагу даже быстрее, чем Длинные Клыки.

Это было опустошительное собрание огневой мощи, за которым наблюдала далекая статуя самого Русса. Полевой госпиталь у его ног был удален много дней назад, перенесенный выше в Хоулд. Теперь в Клыктане находились только военные припасы. Все стволы и клинки были направлены в сторону огромных, безмолвных врат у основания лестницы, портала, через который придет враг.

Пространство было менее сотни метров шириной. Зона смерти.

— Следи за собой, когда они будут здесь, — Красная Шкура обратился по закрытому каналу к Кулаку Хель.

Кулак Хель засмеялся.

— Беспокоишься за меня, Огрим? — спросил он.

— Волк рядом с тобой.

— Он рядом со всеми нами, брат.

Кулак Хель вытащил болт-пистолет и проверил магазин в двенадцатый раз. Поскольку ожидание затянулось, они все искали, чем бы заняться.

— Ты не должен беспокоиться обо мне, — сказал он мимоходом. — Беспокойся о себе. Ты такой чертовски медленный.

Красная Шкура попытался придумать ответ, какое-то подходящее оскорбление. Ничего не пришло на ум.

Затем из далекой глубины раздался звук громадного, резонирующего грохота. За ним последовали еще более сильный и многократный гул, разнесшийся по туннелям. Звуки были далекими, приглушенные километрами извивающихся коридоров, но достаточно отчетливыми. И они не прекращались.

— Воины Этта! — раздался сухой старый голос Вирмблейда. Он извлек могучий силовой меч с эмблемой дракона на лезвии, и в полумраке замерцало энергетическое поле. — Вот и брошен жребий в последний раз. Туннели открыты. Закалите себя, держитесь стойко и разожгите свою ненависть!

Он сделал большой шаг вперед, высоко подняв пылающую грань своего оружия.

— За Русса! За Всеотца! За Фенрис!

Защитники ответили как один.

— За Фенрис!

Эхо многочисленного рева пронеслось по пустой оболочке подходов к Клыктану, постепенно утопая в камне.

Красная Шкура вытянул пистолет, сжав цепной меч в другой руке. В нем начало расти желание убивать. Как только первые предатели пройдут через врата, он станет рычащим, пускающим слюни образом войны, каким его воспитали.

— Да пребудет с тобой Русс, брат, — сказал он Кулаку Хель.

— И с тобой, — ответил Кулак, немного поспешно.

И тогда, впервые за все время, Красная Шкура услышал дрожь в голосе товарища. Бравада, казавшаяся столь впечатляющей, была всего лишь броней.

Кулак Хель был чем-то сильно взволнован, и не из-за врага.

Скалистая стена засветилась красным, потом оранжевым, затем резким белым светом. На другой стороне разрушенного туннеля использовали громадную энергию. Барьер продержался еще немного, выгнулся, потом взорвался.

Огромные куски полурасплавленного камня разлетелись по Залу Печати, ударившись о дальнюю стену в сотне метрах. За ними устремились лазерные лучи толщиной с руку человека. Громадные формы громыхали в отверстии, кромсая края бреши испускающими пар руками-бурами.

Раздалось больше треска, и огромный кусок расплавленного камня опрокинулся, рухнув на пол и разбросав по нему булыжники. Сквозь клубы пыли замерцало все больше лазерного огня, который метнулся к дальним стенам помещения и никого не поразил.

Стрелять было не во что. Когда Тысяча Сынов прорвались внутрь Клыка, их не встретили ни орудийные позиции, ни ряды кэрлов, готовых продать свои жизни в отчаянной борьбе. "Катафракты", по-прежнему действуя согласно простым инструкциям своих духов машин, неуклюже вышли на открытое пространство, стряхивая слои пыли и заряжая плазменные орудия.

— Не стрелять! — проревел голос из туннеля.

Из бреши выкарабкался Афаэль в сопровождении терминаторов-рубрикаторов. Вокруг него мерцали кинетические щиты, искажая его образ за меняющейся пеленой варп-энергии.

В помещение входил все новые рубрикаторы, сжимая болтеры. Среди них был Хетт, окруженный собственной свитой и также окутанный плотным экраном.

— Отправь их вперед! — посоветовал он, позволив своему колдовскому посоху вспыхнуть сверхъестественной энергией.

Афаэль покачал головой.

— Они знают, что мы идем, — сказал он, осторожно оглядывая пространство.

Он присел и подобрал кусок скалы размером с человеческую голову. Подняв его так же легко, как смертный поднимает гальку, он бросил булыжник в туннель на противоположной стороне. Когда он упал в темноте, пространство содрогнулось от мощных взрывов. Камень вмиг был разорван на куски. Откуда-то из глубины туннелей загрохотали автопушки, послав ураган снарядов в авангард Тысячи Сынов.

Афаэль щелкнул пальцем и перед ними вспыхнул кинетический щит, оградив "катафрактов" паутиной энергии. Залп автопушек взорвался о барьер пульсирующей волной огня.

— Все-таки им надо было лучше постараться, — сказал он, поднимая посох.

От одного слова кинетический барьер неожиданно бросился вперед, пронесся по комнате и превратился в стену всепоглощающего электричества. Вспыхнула молния и метнулась в тени, разрывая и раскалывая камень. Волна энергии ударила в стационарные орудия, вырывая их сериями сильных взрывов.

Взрывы постепенно стихли, и молния ударила в пустоту, оставив два десятка выжженных орудийных оболочек. По туннелям тянулся дым.

— Вот теперь мы наступаем, — холодно произнес Афаэль.

Рубрикаторы начали движение. Последние воины XV Легиона безмолвно шагали вперед, укрытые клубящимися шлейфами эфирной защиты. Их глаза мягко светились в темноте. За ними следовали "катафракты", при движении их огромные когти ломали камень под собой.

А позади авангарда в туннеле, ведущем к вратам, раздавался безбрежный, смутный звук. Это был топот тысяч ботинок, ударяющих в унисон по земле, звук тысяч единиц приводимого в боеготовность оружия, звук тысяч шепотов, возносящих молитвы Хозяевам Колдовства.

Это приближался звук гибели Фенриса.

Из Зала Печать Борека внутрь горы ответвлялись дюжины коридоров. Все они были черными, как смоль, их освещение было давно потушено. Они извивались и петляли, направляя опрометчивых в тупики или приводя их прямо к огромным шахтам, которые вели на другие уровни. Даже кэрлы не знали все мириады путей через Этт и держались старых маршрутов, прижимаясь к свету пламени и избегая глубокой темноты. Они знали, как и все, что Клык убьет тебя быстрее, чем расселина в леднике, если ты вошел в него.

Рубрикаторы шли по затененным тропам, их сверхъестественное зрение вело их в абсолютной темноте. Они двигались плавно, проводя стволами болтеров по пересечениям с невозмутимой, сосредоточенной эффективностью. Колдуны шли далеко позади них, направляя их подобно далеким пастухам в бронзовых доспехах.

Они шли осторожно, так как знали об исключительной опасности. Но они также знали, что были элитными слугами Красного Примарха, воинами, почти не имевшими себе равных. Колдуны Тысячи Сынов были незаметными, тихими и зловещими. Прежде многие смертные солдаты удивлялись, ожидая бешеные орды фанатиков только, чтобы попасть в засаду ужасающего наступления бездушных созданий.

Но защитники не были смертными.

Присев у каменных стен коридора, благодаря усиленным Хеликс чувствам, реагирующим на малейшие колебания в воздухе, Грейлок слышал приближение первого отряда в сотнях метрах от него. Он прищурился, оценивая его численность и боевой порядок, прижав пальцы к ножнам волчьих когтей, чувству, как отвечает древнее устройство на его прикосновение. Когти бездействовали, невидимые в темноте, но при необходимости вспыхнут мгновенно.

Позади него, то же сделали его солдаты. Четверо воинов — все, что осталось от первоначальной терминаторской свиты, были вооружены оружием ближнего боя, их доспехи перешли на пониженное потребление энергии и стали такими же черными, как и воздух вокруг них. С ними был Штурмъярт, опустивший голову. Хотя его шлем скрывал лицо, Грейлок чувствовал сосредоточенность рунического жреца. Штурмъярт укрывал всю стаю от назойливых психических глаз колдунов. Руны на его доспехе были утопленными и тусклыми, как линии оникса на керамите, но внутри они пылали.

Длинный коридор перед ними был пуст, свободен от мин-ловушек и окопов, которыми обеспечили верхние уровни. Грейлок следил внимательно, слыша, как приближается приглушенный топот отделений рубрикаторов и ожидая появления первых врагов.

Когда они появились, это было похоже на видение кошмара смертным. В конце туннеля появились светло-зеленые огоньки — свет из жутких линз шлемов. Их было много, марширующих в сомкнутом строю, уверенно, но осмотрительно.

Грейлок почувствовал, как первые уколы ненависти вонзились в его сердце.

Вы пришли сюда. В мой мир. Разорить мой народ.

Появилось больше зеленых огней. Отряд приблизился, совершенно не ведая об ожидающем их приветствии в дальнем конце коридора. Штурмъярт издал тихий рык, неслышимый ни для кого, кроме Волков, усердно работая, чтобы поддерживать защитный покров для них.

Я уничтожу вас. Я предам ваши порочные души проклятью. Я разорву вас и брошу прах ваших душ в грязь.

Последний из рубрикаторов вошел в туннель. Дисплей шлема Грейлока показал восемнадцать целей плюс медленно двигающийся сигнал в тылу. Это был колдун, с которым будет иметь дело Штурмъярт.

Потому что вы для меня значите одно и только одно.

Позади себя он почувствовал, как готовиться ожить силовое оружие его боевых братьев. Феромоны их желания убивать стали очевидными, насыщенными и резкими. После многих дней бездействия и тренировочных боев, слава войны снова пришла к ним. Грейлок ощутил лютую волну эйфории, вызванную наплывом эндорфинов в его кровь.

Добыча.

Момент настал

— За Русса!

Его волчьи клыки сверкнули, отбросив резкие тени назад по коридору, и он помчался к идущему первым рубрикатору, окутанный потоками неистовой бури, разожженной Штурмъяртом. Рядом неслась в битву его стража, ревя с дикой энергией, подобно истинному образу самого вихря. С ним был и Штурмъярт, руны его доспеха вспыхнули ярко-красным светом, омыв стены туннеля пылающими пятнами цвета крови.

— Хьолда! — заревел Грейлок, бросившись в бой и разрывая клыками броню первой жертвы. Он увидел, как подался под его когтями пустой доспех. Вскоре коридор был наполнен резким треском, глухим стуком и хрустом ближнего боя.

Началось. Последний штурм. Все они знали, что с этого момента бой не утихнет, пока не будет убит последний из Тысячи Сынов или Клык не будет охвачен пламенем.

Сначала, огненный шторм.

Из-за своей баррикады Морек наблюдал на переносном авгуре, как к лестнице Клыктана приближается атака Тысячи Сынов. Масштаб стрельбы был как ослепляющим, так и оглушающим, сочетая плазменное и обычное оружие. Залпы вырвались из туннелей и обрушивались на тяжелые котрфорсы у основания лестницы. Он не видел источник стрельбы, так как захватчики были все еще скрыты низким потолком и изгибами стен туннелей. Они оставались в укрытии, ведя дистанционную стрельбу по баррикадам.

Морек опустился к холодной глыбе адамантиевого бастиона, высотой три метра и толщиной четыре, к которому был приписан, в последний раз проверив скьолдтар. Вокруг него, присев за укрытием, находились люди его ривена. Все они участвовали в боях раньше, и ни у кого не было проблем с артиллерийским обстрелом. Защищающее их укрепление сооружалось много дней из осадных материалов, и было способно вынести огромное количество повреждений.

Но это была всего лишь прелюдия, и пройдет много времени, прежде чем начнется настоящая битва.

— Пригните головы, — приказал он автоматически. Это была ненужная команда — его люди обычно держали шлемы между коленями, сгорбившись у основания гигантских баррикад. Дождь из плазменных разрядов и болтерных снарядов попадал в укрытия или пролетал безвредно над их головами, ударяя в потолок огромного туннеля.

Наихудшим был звук — дезориентирующий, изнуряющий хор ударов и пламени, который разносился из закрытых коридоров и отражался в огромное пространство позади них. Это мешало думать, позволяя только слышать приказы по воксу.

Морек моргнул на руне дисплея для усиления входного аудиосигнала и компенсации внешнего оглушающего шума. Это улучшило положение, но только немного.

Со своего тактического дисплея он видел Волков, крадущихся к передовым позициям, также используя прикрытие баррикад у подножья лестницы. Небесные Воины были наилучшим образом экипированными солдатами для такого масштаба опустошения, но даже они не шли без оглядки под обстрел. Вирмблейд удерживал на коротком поводке Кровавых Когтей, ожидая цели, подходящие для их мастерства ближнего боя.

Ройк и Длинные Клыки также оставались без дела, расположившись высоко, в тылу оборонительных позиций, окруженные крепкими укрытиями. Они выдержали огненный шторм, позволив укреплениям принять удар и выжидая, когда появиться настоящий враг.

Только Тучегон был полностью занят. Рунический жрец, самый сильный из аколитов Штурмъярта, вызывал бурлящий, поглощающий ракеты ураган турбулентности над порталами, используя его, чтобы отклонять приближающиеся снаряды и взрывать их прежде, чем они достигнут цели. Он был далек от совершенства, но берег баррикады от полной силы вражеского обстрела.

Морек глубоко вздохнул, почувствовав металлический край фильтра противогаза, и позволил своему пульсу снизиться, когда первоначальный слуховой шок от обстрела прошел. Он видел бои много раз и знал, как держать себя на поле битвы. Но даже это не спасало от первоначального, выворачивающего желудок всплеска адреналина, вызванного началом стрельбы.

Тогда Морек, как он всегда делал в таких случаях, представил Фрейю. Он знал, что она находится в Печати Борека с другими оборонительными частями. Так было лучше. Если бы они были вместе, он бы отвлекался на необходимость присматривать за ней. К тому же, у него не было даже вокс-связи. Два театра военных действий были полностью разделены, отгороженные километрами крепкой скалы и глушащими связь устройствами врага.

— Рука Русса, дочка, — прошептал он, забыв, что вокс его шлема все еще действует.

— Что? — спросил ближайший к нему кэрл, подняв голову, словно ожидая приказа атаковать.

Морек грустно улыбнулся.

— Еще нет, юноша, — сказал он, чувствуя дрожь в баррикаде, когда та приняла отрывистую очередь тяжелых болтерных снарядов. — Но очень скоро.

Грейлок развернулся на носках, отшвырнув рубрикатора и смяв его сапфировый доспех о стену туннеля. Предатель сполз по стене и колдовской огонь в его глазах потух.

Грейлок повернулся к своей свите, зная, что стае нужно отходить. Теперь туннели кишели врагами, и его отделение должно отступить к Печати Борека, прежде чем будет отрезано.

— Бра… — начал он и почувствовал резкую боль в правой ноге.

С десантником-рубрикатором не было покончено. Он поднялся на колени и ударил боевым ножом в наголенник Грейлока.

Все еще не мертв! Скитья, что я должен сделать?

Он поднял оба волчьих когтя и раскромсал распростертого рубрикатора от плеча до пояса. Разрушающее поле когтей разрезало полый боевой доспех и обнажило пустоту внутри. Раздалось резкое шипение, как при выпуске воздуха из вакуумного замка, и составные элементы распались на части. Шлем предателя тяжело свалился на пол и остановился, линзы потемнели.

Этого было достаточно.

— Сейчас, — прорычал Грейлок по оперативному каналу, разозлившись из-за полученной раны и того, что его защита не была более надежной. — Назад к Печати.

Его свита немедленно повернула, выходя из боя. Шестеро воинов, включая Штурмъярта, вырвались из свалки и помчались по извилистым коридорам, оставив позади себя десяток-другой изувеченных и уничтоженных предателей. Грейлок на ходу почувствовал вялость в конечностях. На мгновенье он подумал, что это из-за раны. Затем догадался об истинной причине.

— Рунический жрец, — приказал он, дав сигнал рукой для малефикарума.

Штурмъярт кивнул на бегу и крепко сжал кулак. Руны на его доспехе неожиданно вспыхнули багровым светом. Из глубины туннеля раздался тонкий крик боли и вялость исчезла. Волки бежали по абсолютно темным коридорам, безупречно двигаясь по неровному полу, полагаясь как на память, так и на чувства.

Они двигались быстро, с легкостью оставив позади медленно идущих десантников-рубрикаторов. Вслед ним неслись потоки болтерного огня, пока преследователи были еще в зоне досягаемости, но снаряды либо шли мимо цели, либо отскакивали от терминатоской брони, и вскоре стрельба стихла. Мышцы ноги Грейлока начали срастаться прежде, чем он прошел несколько сот метров — доказательство поразительной восстанавливающей силы его генетического наследия.

— Сигналы впереди, — передал Штурмъярт, когда они направились к пересечению туннелей, где сходились несколько дорог.

— Смертные, — презрительно бросил Грейлок. Его желание убивать не ослабло, и такие легкие убийства не утолят его. — Сделаем это быстро.

Секунду спустя несчастный штурмовой отряд просперинцев, идущий впереди медленно двигающегося авангарда рубрикаторов, наткнулся на мстительных Волков. Грейлок пронесся сквозь них как торнадо, швыряя тела о камень с силой, ломающей позвоночники, прежде чем выпотрошить их и продолжить движение. В вечной ночи подземелья мерцали лазерные лучи и раздавались крики, абсолютно бесполезные против силы и ярости Грейлока.

— Нам нужно уходить, — предупредил Штурмъярт, схватив запаниковавшего солдата и сломав ему шею одним поворотом кисти. — Приближаются больше сигналов.

Грейлок раздраженно зарычал, прыгнув в новую группу отступающих тел и укладывая их потрескивающими когтями.

— Отпустить их, — крикнул он, пронзив одновременно двух смертных, по одному каждым когтем, после чего отбросил их в брызгах крови. — Я только начал.

— У Печати будет достаточно битвы, — настоял рунический жрец, ударом наотмашь впечатав смертного в потолок туннеля и всадив единственный болтерный снаряд в живот его устрашенного товарища. — Ярл, мы должны уходить.

Затем раздался знакомый лающий треск болтерных снарядов из дальнего конца туннеля. Только космодесантники использовали такое оружие, и они были совсем близко.

— Будь они прокляты, — выругался Грейлок, глядя на то, как несколько выживших смертных бегут обратно под защиту приближающихся отрядов десантников-рубрикаторов. Его голос был прерывистым и задыхающимся, не от истощения, а из-за ужасающей, смертоносной энергии, которую только Волки Фенриса могли выпустить.

Он не двигался еще одно мгновение, не желая уступать территорию. Его стая стояла вместе с ним, их тяжелая броня гудела скрытой угрозой. Они будут стоять и сражаться, если он им прикажет.

Клянусь зубами Русса, они выйдут против самого Магнуса, если я им прикажу.

— Пошли, — прорычал он, услышав тяжелую поступь сотен ботинок по туннелю над ними. Если они останутся, то будут разбиты, также как Россек.

Стая снова помчалась вниз, следуя ближайшим маршрутом к Печати Борека. Они миновали обереги против колдовства, заново освященные руническими жрецами несколькими днями ранее. По всему Этту их были тысячи, служащие ослаблению силы магов Сынов. Пока их не уничтожат, Клык будет враждебным, истощающим их местом.

Как и должно быть, вероломные колдуны.

Стая бежала по длинному, пологому скату. Грейлок узнал ведущие к Печати туннели, когда они расширились. Они были возле последнего зала перед самим бастионом, соединяющим нескольких других путей, пронизывающих гору. Когда стены разошлись, он услышал звуки впереди.

— Цели, — прорычал он, разрываемый между раздражением от задержки и удовольствием от возможности продолжить убийство. — Много целей.

— Чьи это, Хель побери, сигналы? — спросил Штурмъярт, прежде чем стая выскочила из туннеля в зал.

Круглое пространство было громадным после узких дорог горы, его ширина достигала сотни метров. Пылали огни, но это было не благотворное пламя домашнего очага. Перед ними массы просперинских солдат готовились к штурму Печати Борека. Сам бастион был всего в нескольких сотнях метров, вниз по еще одному длинному, прямому коридору, вырезанному в скале.

На мгновенье Грейлок не разглядел причины замешательства рунического жреца.

Потом он увидел.

Среди смертных солдат, разбегающихся перед ними и отчаянно пытающихся организовать какую-нибудь оборону против внезапно оказавшихся среди них терминаторов, находились две гигантские боевые машины. Они выглядели как древнее, запрещенное техноколдовство и были более чем на голову выше даже Штурмъярта. К одной руке был подсоединен страшный бур, а к другой — плазменная пушка. Их движения были взвешенными и методичными, и почти такими же быстрыми, как и его.

Когда Грейлок ворвался в зал, от одной из машин к нему устремился плазменный разряд. Он нырнул влево, избежав наихудшего, хотя энергетический шар все же зацепил его правую руку и отбросил спиной на камни.

— Фенрис! — заревел Штурмъярт, воспламенив энергию по всей длине посоха, раскрутил его и швырнул молнию в лицо машины.

— Хьолда! — ответила остальная стая, бросаясь очертя голову на другую боевую машину. Просперинские смертные начали ставить завесу лазерного огня, но мерцающие лучи были больше досадой, чем угрозой.

Тем не менее, машины были серьезными оппонентами. Грейлок, вскочив на ноги, увидел, как одного из его воинов разорвал на части плазменный взрыв, а другого швырнул на землю удар руки-бура.

Швырнул на землю. В тактическом доспехе дредноута.

Грейлок бросился к ближайшему левиафану, проигнорировав вторую машину, которая теперь была окутана молниями Штурмъярта.

— "Катафракты", — прорычал рунический жрец по воксу, осознав, что говорили ему сигналы. — Бездушные машины.

Грейлок прыгнул к цели, в воздухе увернувшись от следующего плазменного разряда и вонзив свои когти в бронзовые наплечники "катафракта".

— Все они умирают одинаково, — проворчал он, вонзая когти в металл и используя инерцию своего падающего тела, чтобы выбить "катафракта" из равновесия.

Громадная боевая машина пошатнулась от веса Грейлока. Тогда Волчий Лорд нанес удар когтями, разорвав пластины брони и обнажив запутанные схемы внутри. Он замахнулся, приготовившись разорвать электропроводку, когда колоссальный удар руки-бура сбил его с ног.

Грейлок ударился о камень и опрокинулся на спину. "Катафракт" навис над ним и навел плазменную пушку ему в голову. Грейлок откатился, когда вспыхнул солнечный луч, раскрошив камень под ним.

Он тут же вскочил на ноги плавным движением, уже предвидя следующий удар "катафракта". Ярл повернулся, уклонившись от сокрушительного удара руки-бура, после чего снова сократил дистанцию. Его когти мерцали разрушительными полями.

— Попробуй это, — прошипел он, ударив лезвиями по открытому отверстию в броне "катафракта".

Когда когти прикоснулись, боевая машина подлетела высоко в воздух, размахивая массивными конечностями. Она рухнула среди группы смертных солдат. Вся нагрудная пластина была смята внутрь, расколота и дымилась.

Грейлок повернулся, отлично осознавая, что он не ударил так сильно.

Здесь был Бьорн.

Гигантский дредноут стоял перед ним, возвышаясь в зале, как он возвышался в любом помещении, в которое входил. Его громадная плазменная пушка все еще излучала жар от выстрела.

— Почувствуй гнев древних, мерзость.

Аура устрашения была ошеломительной. Даже Грейлок, закаленный веками сражений с самыми страшными врагами человечества, был охвачен благоговейным страхом перед лицом этой ненависти. Словно частица разрушительной мощи самого Русса вернулась в мир живых, такой же всепоглощающей и опустошительной, как и две тысячи лет назад, когда впервые обрушилась на галактику.

Разящая Рука с нами! Кровь Русса, я бы встретился с сотней смертей только, чтобы увидеть это.

К тому времени из туннелей в зал вошли еще больше рубрикаторов и открыли огонь. С ними были "катафракты", колдуны, и штурмовые отделения смертных в тяжелой броне.

Бьорн бросился в битву, такой же повелительный и безразличный к перевесу противника, как всегда. Его молниевый коготь сверкал хлесткой, извивающейся энергией, и когда разжимался, оставлял электрические искры на камне. Плазменная пушка выпустила поток разрядов в дрогнувшего врага, отбрасывая даже рубрикаторов, когда пылающие энергетические импульсы врезались в них.

— Вперед! — прогудел почтенный дредноут, его рычащий, звучный голос поднялся над растущей волной взрывов и боевых криков.

Вслед за ним пришли звери. Подобно катящейся волне, они выскочили из теней на открытое пространство. Огромные, прыгающие чудовища, защищенные металлическими пластинами, с желтыми глазами и огромными челюстями, наполненными бритвенно-острыми клыками. Они неслись вперед, сокращая дистанцию между собой и врагом.

Если раньше смертные захватчики были испуганы, то теперь они запаниковали. Тонкие крики отразились от потолка зала, когда ужасы Подклычья атаковали, врезавшись в ряды врагов, и покатились по камням со своей добычей.

В зал вошли остальные волчьи дредноуты, их автопушки вращались, поливая огнем. За ними последовали новые мчащиеся группы тварей Подклычья, а также отделения Серых Охотников, выкрикивающих боевые кличи, и хищные стаи Кровавых Когтей. В ответ рявкнули болтеры и вспыхнули силовые клинки. Мрак горы рассеялся, сменившись прыгающим, мерцающим светом дульных вспышек и плазменных разрядов.

Все это Грейлок увидел за одну развертку своего шлема. Это было то, в чем он всегда нуждался. Он вскочил на ноги, его когти были по-прежнему раскалены убийственной энергией.

— За Русса! — заревел он, и звук брошенного вызова потряс землю под его ногами.

— За Русса! — заревели Волки Клыка, бросившись в бой и упиваясь свирепой атакой.

— За Русса! — прогрохотал Бьорн. Слова, усиленные его боевыми вокс-передатчиками, заглушили все остальные звуки, сотрясая стены зала и кроша камень под его поступью.

Глава 18

Темех должен был хорошо постараться, чтобы не выдать неподобающего волнения. Он знал, как и все маги, что его эмоции полностью прозрачны для его генетического отца. Так было всегда.

— Добро пожаловать на Фенрис, лорд, — сказал он, низко поклонившись.

— Ничего подобного, — возразил новоприбывший, отмахнувшись от церемониального жеста. — Ты введен в заблуждение появлением. Как я тебе уже показал, это наименее важный аспект моего присутствия здесь.

Темех осмелился поднять голову и улыбнулся.

— Возможно, — сказал он. — Но мои сердца радуются, видя вас вернувшимся в прежнее состояние.

Обе фигуры стояли в святилище Темеха на борту «Херумона». На маге-лорде Корвидов была его обычная мантия, шлем отсутствовал, а фиолетовые глаза сияли.

Перед ним стоял примарх, один из двадцати привилегированных сынов Императора, кователей Империума, полубогов, которые создали королевства людей в безразличных просторах космоса. Он больше не носил образ ребенка или старика, но предстал в форме, которую принял в долгие годы Великого Крестового похода. Высокий, широкоплечий, с бронзовой кожей и в бронзовой броне, наброшенной золотой мантии, сотканной из мерцающих перьев. Он носил золотой шлем с алым конским волосом. Его собственные волосы были густыми и длинными, окрашенными темно-красной кошенилью. Одна рука лежала на переплетенной кожей книге, прикрепленной к его огромному телу железной цепью, хотя это был не тот фолиант, что он носил до Ереси. Другая сжимала рукоятку спрятанного в ножны меча.

Магнус Красный, Алый Король, Циклоп Просперо.

Благословенным звали его и просвещенным.

Проклятым звали и глупым.

Теперь он снова находился в реальном пространстве, полностью воплощенный, сверкающий в рассеянном свете свечей в святилище. Для предстоящей битвы он приобрел облик, который носил прежде, еще одна часть симметрии мести. На его изможденном лице блуждала усталая, слабая улыбка.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Темех, ободренный юмором своего господина.

— Во вновь обретенной физической оболочке? В сравнении с последним разом по-другому. Я никогда снова не буду полностью из плоти и крови. Но, несмотря на это, хорошо. — Примарх поднял гигантскую руку и согнул пальцы, один за другим. — Очень хорошо.

— Есть ли у вас приказы для меня, лорд?

Магнус прервал любование своей наружностью и с нежностью посмотрел на Темеха.

— Ты сделал все, о чем я просил, мой сын. Логово Волков не для тебя. Спущусь только я, хотя и поступлю вопреки своим правилам, сделав это.

— Лорд Афаэль проник на нижние уровни. Его солдаты снимают обереги, чтобы сделать возможным ваше перемещение. Они заперли Псов в изолированных бастионах внутри Клыка. Все же понадобиться несколько дней, чтобы условия позволили вам войти.

— Они все еще сражаются? Впечатляюще. Хотя, наверное, я не должен быть удивлен. В конце концов, это их искусство.

— Они безрассудные и дикие, как звери.

Магнус перестал улыбаться.

— Я больше не считаю их животными, Амуз, как когда-то. Теперь я думаю, они самые чистые из всех нас. Неподкупные. Всецело преданные. Безукоризненность в представлении моего отца.

Темех ошеломленно взглянул на своего примарха.

— Вы восхищаетесь ими.

— Восхищаюсь ими? Конечно. Они уникальные. И даже в бесконечной вселенной это качество более редкое, чем ты можешь представить.

Темех сделал паузу, прежде чем ответить, взвешивая риск, способный приговорить его.

— Если это так, лорд, тогда зачем мы ведем эту войну? Другие — Рапторы, Пирриды — ведут ее ради мести, чтобы причинить страдание тем, кто причинил его нам. Я не могу разделить это чувство. Оно кажется… недостойным нас. Мы выше этого.

Магнус подошел к магу-лорду и положил тяжелую руку на плечо Темеха.

— Да, — сказал он. — Мы намного выше этого. Позволь жажде мести мотивировать других — это заставит их сражаться лучше. Эта битва нечто намного большее, чем сведение счетов.

Его единственный глаз был неподвижен — золотой круг, отражающий весь спектр видимого света. Темех счел невозможным смотреть в него, как и отвернуться от него.

— Мы сражаемся, чтобы предотвратить возможное будущее. Это будущее в этот момент созревает в горе под нами. Если мы преуспеем, рана, которую мы нанесем Волкам Фенриса, будет соперничать с той, которую они нанесли нам. Если мы потерпим неудачу, тогда все, что мы достигли с момента прибытия на Планету Колдунов, будет напрасным.

Энергия первой атаки была выдержана, остановлена и притуплена. Орудийный огонь из туннелей под Клыктаном угас, а затем рубрикаторы атаковали нижние откосы лестницы. Волки выпрыгнули им навстречу, и узкое поле битвы немедленно наполнилось телами. Обладая преимуществом возвышенной позиции и лучше расположенной тяжелой огневой поддержкой, защитники на начальном этапе одержали вверх. Кровавые Когти сражались со всей их обычной энергией, едва сдерживаемые исполинской фигурой Россека. Их дополняли более методичные Охотники под командованием Скриейи, который много лет изучал, как оптимально использовать замкнутое пространство под горой.

Даже в этом случае потери были. Десантники-предатели без передышки наносили удары, их смертоносное искусство было не менее эффективным при всем их чудовищном безмолвии. Когда нападающих, наконец, отбросили, и они отошли, чтобы перегруппироваться после тяжелых потерь на подступах к лестнице, на камнях также лежали тела в серых доспехах, разрубленные и истекающие кровью.

И так продолжалось. Не было ни внезапных прорывов, ни решающего сдвига в балансе силы. Нападающие атаковали волнами с десантниками-предателями в авангарде, каждый раз пытаясь отбросить Волков выше по лестнице и захватить баррикады. Каждая атака продвигалась немного дальше, прежде чем невидимые колдуны отзывали своих рабов, оставляющих после себя раскаленные камни и остывающую кровь.

Шли часы, наполненные рваным ритмом атак и их отражений. Смертные солдаты сменялись на баррикадах свежими кэрлами из резерва. Магазины заменялись, доспехи чинились, оборонительные стены ремонтировались, из Клыктана доставлялись новые припасы. Тела забирались с передовой. Смертные шли одним путем, Волки — другим. Небесные Воины не умирали легко, но с каждой атакой Тысячи Сынов извлекалась очередная пара тел, каждое, как свидетельство героической борьбы против подавляющей численности атакующей армии.

В первых рядах каждого штурма и последним в отступлении к баррикадам после боя находился Тромм Россек. Он не утратил своей задумчивой, ужасающей энергии. Со смертью каждого защитника он, казалось, еще больше уходил в себя, все сильнее превращаясь в мрачного левиафана-убийцу, а не смеющегося, энергичного воина-бога, каким он был раньше. Его движения были сдержаннее, приказы резче, удары тяжелее. Потеря стаи сказалась сильнее, чем просто потушила старый огонь в душе; она сделала его мрачнее и смертоноснее.

Его новая стая, собранная из остатков других, ответила на этот новый дух. Они тоже утратили часть своей самодовольной манеры и стали меньше болтать по воксу, потакая своему грубому таланту к убийству, но они не забыли его. Кровавые Когти кружились, били руками и ногами, и прорывались в ближний бой с более традиционными противниками, не отставая от свирепого гиганта, впитывая необузданную ненависть, которая висела над ним, как зловоние смерти.

Они по-прежнему умирали. Когти всегда умирали, бросаемые в пасть Моркаи своим безрассудным, самоотверженным способом войны. Но когда они погибали, вокруг них всегда было больше разбитых доспехов, больше трупов бездушных, разорванных рубрикаторов, освобожденных от их непостижимой пустой жизни. Бракк был бы горд, видя, как посаженные им семена, наконец, дают всходы.

Атаки же все продолжались, вырастая в свирепости, когда часы, потом дни, расплывались друг в друге. У Тысячи Сынов были и солдаты, и время, и терпение. Охотники принимали на себя груз, давая Кровавым Когтям несколько часов отдыха. Затем процесс менялся. И снова, и снова, пока пропитанная кровью лестница не стала выглядеть, как врата Хель.

Оборона держалась. Каждый штурм отражался огромной ценой и страшными жертвами, но до тех пор, пока баррикады оставались целыми, а Волки стояли на ногах, Клык держался.

Бьорн снова бросился в бой, наблюдая сквозь модули оптических имплантатов, как враги падают под его лезвиями. Он едва замечал постоянный дождь снарядов, хлещущий по бронированному контуру. Его поле зрения была полно целей, мигая красными рунами на мерцающем фоне.

Он не обращал на них внимания. Он сражался так, как всегда — инстинктивно. Доставляющие когда-то удовольствие звериные рефлексы исчезли, будучи такими же далекими воспоминаниями, как и его настоящие конечности, но он по-прежнему двигался намного быстрее, чем можно было ожидать от его тяжелого, громоздкого корпуса.

У старейшего дредноута Подклычья были привилегии. Его шасси было невероятно древней модели, объединяя технологии, которые были редкими даже перед пожаром Ереси. Последующие железные жрецы столетиями вносили дальнейшие усовершенствования, каждый отчаянно старался превзойти других в славе, которую они могли добавить саркофагу Разящей Руки.

Они думают, я не знаю, что они сделали с моей гробницей.

Бьорна не интересовало пышное убранство. Он был бы рад отдать все золотые эмблемы, вырезанные на его живом гробу, каждую серебряную руну, выписанную на керамите, ради шанса снова сойтись лицом к лицу со своей добычей.

Он никогда больше не почувствует брызги крови на своей коже, мгновенье, когда клинок атакует и перерезает нить его жертвы. Его нервные реле были хороши, намного лучше, чем те, которыми был оснащен любой другой дредноут в Империуме, но они никогда не передадут ощущения абсолютно точно.

Поэтому, чтобы загладить свою вину, они украшают мою гробницу черепами и тотемами. Безделушками. Я ненавижу их.

Он опустил плазменную пушку, едва отметив, как сферы солнечной энергии пронзают темноту. Крики умирающих были всего лишь помехами на заднем фоне. Бьорн в одиночку уничтожил больше врагов, чем некоторые Ордена полным составом. С таким достижением смерть перестала иметь большое значение. Удовольствие давно исчезло. Все, что осталось — это необходимость.

И мне необходимо убивать. Клянусь Руссом, мне необходимо поделиться своей болью.

Боль была всегда, с тех пор как исчез Русс. Не было ни объяснения, ни слов утешения.

Одной ночью, одной зимней ночью неистовой бури примарх исчез.

Леман Русс ушел, не сказав почему, отправившись в космос, как делал всегда, пренебрегая опасностью, пренебрегая теми, кого оставил позади.

Бьорн крутанулся вокруг оси, раздавил своим когтем десантника-рубрикатора и швырнул его в воздух. Когда тело приземлилось, звери приступили к работе, разрывая пустой доспех когтями. Тем временем Бьорн взялся за две другие цели, пробивая дыры в керамите и разрезая стальные ребра жесткости.

Знаешь ли ты, как меня разозлило, что ты так и не сказал почему?

Он сражался иначе, когда был жив. Тогда, много жизней назад, он бросался в битву с Годсмотом, Ойе и Двумя Клинками, и их вирды были сплетены крепче, чем тяга дросселя. Нынешние волки сейчас перерезали нити с тем же самым несравненным величием, как и прежние, но это было не то же самое. Бьорн знал, что галактика постарела, а он — нет. Ему не место здесь, не с горячими щенками, которые унаследовали мантию Этта.

Думаю, ты знал. Ты знал, что я буду ненавидеть это. Ты знал, что каждое мгновенье будет пыткой для меня.

Колдун приблизился на дистанцию броска, наполовину загороженный рядами предателей-десантников. Он начал разжигать малефикарум в ладонях рук, вызывая шары пламени, готовый броситься в бой.

Бьорн отметил колдуна с презрением. Или, по крайней мере, его разум испытал презрение. Возможно, эмоция преобразовалась в некую физическую форму на его изуродованном лице, погруженном в жидкость и высохшем под безжалостным весом возраста, но подобные тонкости, конечно же, не отражались на его защитной маске.

И это, в первую очередь, заставляет меня верить, что ты скрыл от меня правду не без причины.

Он сделал один шаг, качнулся назад и разрядил пушку. Пылающий и разрываемый на куски колдун исчез под волной взрывов. Бьорн продолжал стрелять, изливая всю свою ненависть, усталость и боль на изуродованном предателе. Когда он, в конце концов, остановился, обратившись к поиску новой цели, доспехи его жертвы были не более чем перегретой лужей раскаленного углероводорода.

Этот гнев, это предательство. Оно поддерживает во мне жизнь.

Звери держались рядом, отрывая голову любому врагу, который приближался слишком близко, но позволяя Бьорну пользоваться при необходимости оружием ближнего боя. Они бросались в битву, так как были созданы для этого, соперничая со сверхъестественной ловкостью Волков. Бьорн знал, насколько они были способны к таким вещам, и почему их создали. Немногие знали об этом.

Я любил тебя как никто другой из твоих сыновей. Ты знал это.

Бьорн рассеяно заметил, что его товарищ-дредноут Хротгар попал под согласованную атаку целого отделения десантников-рубрикаторов, поддержанных неудержимым присутствием "катафракта". Рассерженный тем, что его отвлекли, он обернулся, получил данные на открытие огня и снес голову боевой машине. Прежде чем бронзовый череп рухнул на землю, он снова атаковал, погрузив свои когти-лезвия в свежую плоть.

— Благодарю, лорд, — передал Хротгар.

Бьорн не ответил. Он был занят убийством. Это было все, что он всегда делал. Был либо стазис, либо убийство. Бессознательность или ярость.

Ты знал, что я буду ненавидеть тебя. Ты, оставивший меня этой судьбе. Я бы пронзил пелену реальности с тобой, отправился с тобой навстречу судьбе, стоял рядом с тобой против ожидающего врага.

Его пушка заревела, устроив опустошение в рядах врага. Он был непобедим, титаничен, намного превосходя любого врага перед собой. Ничто из противопоставленного Тысячей Сынов даже отдаленно не беспокоило его. Также как и на Просперо, Бьорн не имел равных.

Возможно, именно возможно, это было то, что чувствовал примарх в бою.

И я знаю, что ты сделал. Ты породил эту ненависть во мне, такую же сильную, как и любовь, от которой я все еще не могу избавиться.

Если бы у него были слезные железы, он бы зарыдал. Если бы у него была челюсть, она была бы сжата в вечной гримасе ужаса. Если бы у него были голосовые связки, они бы вибрировали в вое абсолютной, сжигающей душу муки.

Ненависть — самый мощный стимул во вселенной, и тебе нужно было дать мне такую силу, чтобы Волки никогда не оставались без защитника.

Но у Бьорна не было ничего из этого. Все, что он имел — ярость избранного сына, отверженного своим отцом. И, как галактика знала из горького опыта, эта ярость хранила только обещание смерти, разрушения, и крови, проливающейся, как слезы небес.

Очередная атака была отражена. Защитники Клыктана устало прекратили стрельбу, готовясь подсчитывать павших и раненых и оттаскивать их с передовой. Хотя бой ненадолго прекратился, в их работе не было пауз. Отделения кэрлов сменялись после короткой передышки: те, что приняли главный удар наступления, отводились в тыл, а их место занимали свежие части. Так как штурм — убийственная процессия атак и контратак — продолжался, то все смертные погибали без сна, и даже у недавно выдвинутых на позиции были медленные походки изнуренных людей. Обычная самоуверенность фенрисийских кэрлов давно исчезла, сменившись одним упорным сопротивлением.

Морек к моменту отзыва был на смене тринадцать часов. Волчий Гвардеец отдал ему приказ. Его доспех был помят и обожжен, словно он перешел вброд озеро магмы.

— Ривенмастер, — рявкнул воин, его грохочущий голос искажался сломанным вокс-устройством. — Что ты до сих пор делаешь на посту?

— Выполняю мой долг, — ответил Морек, не в состоянии придумать что-нибудь другое, его голос дрожал от утомления,

Тогда Волчий Гвардеец грубо толкнул его вверх по лестнице к тыловым позициям, мимо линий баррикад и орудийных позиций к открытому залу Клыктана.

— Твой долг — соблюдать схему очередности, — прорычал он. — Удостоверься, что твоя замена будет здесь до того, как ударит следующая волна.

И Морек, наконец, побрел с передовой, едва в состоянии поднять голову от горжета доспеха и держать ружье.

Он утратил любое понимание того, как долго длится бойня. Часы перетекали в дни, которые растягивались в длинную последовательность ужасающе жестоких боев и напряженных, изматывающих периодов ожидания. Когда мог, он урывал немного сна, но его все время было мало. В какой-то момент он неожиданно проснулся во время затишья между боями, крича что-то об ужасе, спрятанном в лабораториях телотворцев. К счастью, почти сразу начиналась битва, переключив внимание измученных кэрлов на более неотложные дела. Несмотря на удачное бегство, недостаток самоконтроля пугал его.

Когда Морек проходил через тыловые укрепления, идя в тени четырех крупных орудийных башен, он смутно осознавал движение вокруг себя. Кэрлы были повсюду: они таскали ящики с боеприпасами, доспехами и продовольствием, волочились с фронта, как он, или готовились занять позиции вместо него. Некоторые по-прежнему двигались со спокойной решимостью. Другие пошатывались на ходу, в их движениях было заметно изнеможение.

Не было похоже, чтобы кто-то из них мог уклониться от своих обязанностей и поискать себе менее опасное место. Фенрисийские ривены не имели аналогов комиссаров Имперской Гвардии. В них не было необходимости. Сама идея попытаться избежать боя ради кратковременной безопасности была такой же чуждой для духа мира смерти, как и благотворительность.

Когда Морек покинул артиллерийские позиции и вошел в громадное пространство зала, он почти натолкнулся на отделение тяжелого вооружения, спешащее на фронт. Пробормотав короткое извинение, он попятился от них, только, чтобы врезаться в штабель ящиков с сушеным мясом, предназначенным для защитников. Он неуклюже растянулся на полу, его ноги отказали, когда он попытался подняться.

Минуту он оставался в таком положении, чувствуя твердый камень под спиной, позволив соблазну, всего на мгновенье, проникнуть в его кости.

Всего на минутку. Всего на две минуты. Затем снова на ноги.

Мир вокруг него кружился, теряя фокус, и он почувствовал, как закрываются уставшие веки.

Затем он почувствовал присутствие чего-то громадного. Инстинкт сказал ему, что не обращать на него внимания станет ужасной ошибкой, и он поднялся на колени.

— Прошу прощения, лорд, — пробормотал он, пытаясь не уронить больше ящиков при подъеме.

К его изумлению, гигант перед ним протянул массивную перчатку. Раздумывая взяться ли за нее, чтобы встать, Морек заметил, что керамит был не серым, но черным.

Его глаза поднялись, пробежав по иссеченному нагруднику, украшенному костьми зверей. Лицевая пластина шлема, такого же угольно-черного цвета, как и остальной доспех, была сделана в виде черепа, треснувшего от удара меча. Линзы ярко светились, пачкая нащечники, как кровавые слезы.

— Морек Карекборн? — раздался сухой, старческий голос телотворца Тара Арьяка Хралдира, прозванного Вирмблейдом. — Думаю, пришло время нам поговорить.

Морек поднял глаза на череполикого волчьего жреца. И тогда его усталость, казалось, прошла. Ее сменила холодная хватка страха.

— Как прикажете, лорд, — ответил он, но его голос был сух, как зола.

Афаэль шагал по пустым туннелям Хоулда. Бои за два ключевых пункта шли уже много дней, без явных признаков прорыва. Он рассчитывал выжигать их еще многие дни. Псы будут крепки в обороне. Они должны быть — им некуда было идти.

Это устраивало его. Целью атаки первой волны было не просто нанесение потерь, но очищение центра Клыка от защитников на достаточно долгий срок, чтобы уничтожить большую часть оберегов от колдовства. Эта работа была трудной и утомительной, особенно в его возбужденном состоянии.

Афаэль продолжал страдать от изменения плоти. Бой был только частичным облегчением. При его отсутствии он становился непредсказуемым, склонным к резким переменам настроения, неспособным к хладнокровному принятию решений. Он знал, что происходило. Как будто наблюдая за собой со стороны, он видел, как его мысленные процессы распадаются с каждым часом.

А теперь, новое присутствие начала давить на него, вытесняя контроль, которым он еще обладал. Глубоко внутри его разума шевелилось что-то сознательное. Внутри его мыслей пустила корни не его чувствительность, и она постепенно становилась сильнее. Одновременно с мятежом его тела, разум тоже стал ускользать от него.

Как только неотвратимость его гибели стала очевидной, последовала знакомая ответная реакция. Неверие. Гнев. Страдание. Он не мог бороться против этого процесса. Его тело так сильно смешалось с доспехом, что он никогда не сможет снять его. Единственное что оставалось, это выполнять свой долг так долго, сколько он сможет.

Я увижу, как горят Псы. После этого делай со мной, что захочешь. Но я не уйду в забвение, пока наше возмездие не будет завершено. Не уйду.

Он знал, что такая бравада была бессмысленна. Изменяющий Пути не был силой, которой угрожают или упрашивают. И все же, слова придали ему немного утешения. Он по-прежнему был способен на сопротивление, по крайней мере, вербально.

Афаэль остановился перед очередным оберегом. Он размещался на пересечении четырех туннелей. Перекресток представлял собой круглый зал с пустым кострищем посередине. Оберег сделали на каменном столбе возле костровой ямы. Он был нацарапан на камне в форме глаза, с зазубренными насечками. На них была человеческая кровь, а ниже вырезаны несколько рун.

Так просто. Что-то подобное мог сделать ребенок. И все же сырая энергия, сочащаяся из символов, подавляла его магию, как кулак, затыкающий рот. Рунические жрецы, при всем их примитивном представлении о варпе, были экспертами по управлению его символами. Каким-то образом, какими бы необученными и невежественными они не были, им удалось научиться фокусировать параллельные энергии эфира, используя имена, знаки и жесты. Созданные в таких количествах, обереги Клыка действовали, как мощный гаситель магической энергии, так что даже вызывание самой незначительной магии становилось трудным и опасным делом.

Это должно закончиться.

Афаэль стоял перед оберегом, устало готовясь к ритуалу, который уничтожит его. Вокруг него заняла позиции его охрана из шести рубрикаторов. Последние огоньки пламени в кострище погасли, погрузив помещение в абсолютную тьму. Афаэль рассеяно моргнул, чтобы настроить линзовые фильтры шлема.

И только тогда он заметил детей. Их было семеро, съежившихся в темноте, прижавшихся друг к другу, как крысы.

Несмотря ни на что, несмотря на его внутреннюю панику, несмотря на необходимость в быстрой очистке от оберегов, Афаэль улыбнулся.

Он повернулся свою бронзовую голову к ним. В идеальной темноте его шлем различил очертания детей в смазанном зеленом цвете ночного видения. Он видел их испуганные лица, их тонкие пальчики, цепляющиеся за скалистые стены.

Почему их оставили в Хоулде? Неужели варвары Фенриса так мало заботятся о своей молодежи, что оставляют ее врагу? Или была совершена ужасная ошибка?

В любом случае это давало Афаэлю редкий шанс проявить свои навыки ради подлинного удовольствия. Их смерть будет медленной, подходящей карой за всю боль, причиненную его Легиону Псами Фенриса.

— Не стесняйтесь кричать, малыши, — промурлыкал Афаэль, извлекая меч и выбирая первую жертву. — Времени дост…

Что-то тяжелое ударило его в шлем, брошенное с изумительной точностью и самообладанием. Затем оно взорвалось, заставив его покачнуться на пятках.

— Фекке-хофуд! — завопил один из щенков, метнувшись мимо него в темноту.

Афаэль гневно взревел, и быстро опустил меч, собираясь скосить маленького дьяволенка на бегу. Удар прервала другая граната, на этот раз брошенная ему в грудь.

Они вооружены! Их оставили здесь с оружием!

— Убейте их всех! — закричал Афаэль и развернулся, чтобы схватить одного из бегущих детей. Он выхватил с пояса болт-пистолет. К этому времени в дело вступили рубрикаторы, также безрезультатно пытаясь поймать детей, как и он.

Они были быстрыми, как крысы, и чувствовали себя в туннелях, как дома. Взорвалось еще несколько гранат, одна из которых, как ни странно, свалила рубрикатора, поразив его лицо шквалом осколков и сбив с ног.

Затем они исчезли, юркнув вниз по коридору, как щенки-призраки, прыгая и смеясь в отдающейся эхом темноте.

Афаэль выхватил пистолет и выпустил очередь в туннельный вход. Ни один снаряд в цель не попал. Сорванцы Клыка, обученные жизни в темноте и искусству выживания, были слишком быстрыми, слишком хитрыми и слишком подготовленными.

Смех затих вдалеке. Сбитый с ног рубрикатор поднялся, выглядя еще более нелепо из-за полного отсутствия замешательства. Он снова занял позицию, такой же молчаливый и серьезный, как и прежде.

Серьезного вреда не было. При всей их хитрости и скорости, у туннельных крыс не было возможностей навредить космодесантнику.

Но это было унизительно. Глубоко унизительно.

— Я ненавижу этот мир! — заревел Афаэль, развернувшись к оберегу-колонне и позволив своему гневу воспламенить посох.

Железное древко взорвалось губительным светом, рассеяв тьму и распустив во все стороны мерцающие лучи эфирной энергии. Пылающий ад затрещал по оберегу, словно притягиваемый магнетизмом. Мгновенье символ сопротивлялся, раскалившись докрасна, поглощая ужасное количество энергии, льющейся из посоха колдуна.

Затем, неминуемо он сломался. Тонкая трещина пробежалась по изваянию, расколов его и рунический текст под ним. Холодный воздух полыхнул неожиданным, обжигающим жаром, а затем снова погрузился в холодную тьму.

Тяжело дыша, Афаэль позволил энергии втянуться обратно в посох. Все рубрикаторы вокруг выглядели непроницаемыми.

Оберег был расколот, и Афаэль тут же почувствовал, как увеличилась его сила. Чувство облегчения было мимолетным. Он был унижен, зол и разочарован. Впереди его ждали километры туннелей, все они кишели ловушки для неосторожных.

Это была недостойная работа, годная для аколитов, а не командиров. Если бы его подчиненные Пирриды были достаточно умелые, чтобы заменить его, он бы охотно призвал их вместо себя для уничтожения оберегов.

Но они не годились, и в любом случае большая часть колдунов была нужна, чтобы вести в бой рубрикаторов.

Проклятый Ариман. Он превратил нас в Легион глупцов, топчущихся повсюду со своими марионетками.

— За мной, — пробормотал он, выйдя из комнаты в следующий туннель. Рубрикаторы спокойно подчинились. Афаэль почувствовал, как изменение плоти ускорилось, поощренное его вспышкой гнева.

Время уходило, убегая, как песок между пальцев, стремясь к ужасу, который, как он знал, ждал его. Осталось недолго. Совсем недолго.

Вирмблейд провел Морека прочь от лестницы, через широкий ярус Клыктана, под статуей Русса. Воздух был наполнен грохотом машин снабжения, криками хускэрлов, приказывающим своим солдат возвращаться на позиции, далеким гулом сражения где-то еще в громадном пространстве Этта. Ни один не посмотрел на волчьего жреца и его спутника дважды.

Морек был немного огорчен этим. Если он шел на смерть, для кого-то, всего одного человека, было бы любезно бросить на него сочувственный взгляд. Но они, конечно, не имели понятия, какие дела были у Вирмблейда с Мореком. И даже если бы знали, что бы это изменило? Была ли власть волчьих жрецов настолько абсолютной, что не существовало никаких санкций в отношении их поступков со своей смертной паствой?

Об этом я тоже думал, и не так давно. Когда моя вера была безоговорочной. Так должно быть.

Они миновали статую, и вышли из Клыктана в темные, холодные коридоры. Звук сражения у оборонительных баррикад стих, оставив вместо себя холод и уединение Ярлхейма. Вирмблейд шел быстро, и Морек должен был спешить, чтобы не отстать. Утомление начало возвращаться — только огромный страх мог сдерживать его.

В конце концов, Вирмблейд остановился перед дверьми в стене туннеля. Он открыл их и проводил Морека внутрь. Как только дверь закрылась, они остались одни и полностью изолированные в тесной, с высоким потолком комнате. Помещение, за исключением деревянного табурета и небольшой костровой ямы, было пустым. На висящей над пламенем и слегка покачивающейся веревке была подвешена коллекция костей. Несмотря на скромность, место выглядело и ощущалось, как жилище телотворцев. Возможно, это была комната для обрядов. Или для палачей.

— Садись, — приказал Вирмблейд, показав на табурет.

Морек подчинился, сразу же почувствовав себя еще более маленьким и незначительным. Волчий жрец продолжал стоять, гигантский и угрожающий, менее чем в двух метрах. Он не снял шлема, сделав свой голос, по возможности, суше и загадочнее, чем обычно.

Минуту Вирмблейд просто смотрел на него, ничего не говоря. Морек старался изо всех сил не выдать дрожь. В обычных обстоятельствах он, возможно бы смог, но после стольких дней непрерывных боев задача была сложной.

И он был стар. Возможно, слишком стар. Это само по себе было причиной для стыда. Немногие фенрисийцы умирали от старости, и он никогда к этому не стремился.

— Ты знаешь, почему ты здесь? — наконец, спросил Вирмблейд.

Голос не был любезным, но и не слишком резким. Он был сухим, суровым, властным.

— Думаю да, лорд, — ответил Морек.

Не было смысла увиливать. Вирмблейд кивнул, как будто удовлетворенный.

— Тогда нам нет необходимости вновь выслушивать, что привело тебя в мои покои. Я знаю, зачем ты приходил туда, и что ты видел. С тех пор, как я узнал твое имя, я наблюдал за тобой. Возможно, ты заметил. Я не считал нужным скрывать это.

Конечно, нет. Небесных Воинов никогда не беспокоило, что может думать о них смертный.

— Мне понадобилось много дней, чтобы решить, как поступить с именем, которое назвал мне Тромм Россек. Поскольку враг приближает нас к нашим пределам, я больше не могу откладывать. И все же, даже в этот момент, я все еще не принял решения. Твоя судьба стала для меня бременем, Морек Карекборн.

Морек ничего не ответил, но старался смотреть на череп-маску над собой. Он всегда говорил об этом Фрейе.

Смотри им в глаза. Ты должна всегда, всегда смотреть им в глаза.

Эти слова все еще соответствовали действительности, несмотря на то, что глаза были скрыты за длинной маской убитого зверя и заперты внутри кроваво-красных, светящихся линз.

— Итак, — сказал Вирмблейд, по-прежнему говоря леденящим, несколько прозаичным тоном. — Как ты думаешь, что ты видел?

— Я был шокирован, лорд.

Расскажи правду. Это твой единственный шанс.

— Потрясен.

Вирмблейд снова кивнул.

— Ты вырос в Этте. Все во что ты верил — здесь. Мы создали тебя по нашему образу, меньшую версию самих себя. Тебя научили не оспаривать порядок вещей, и ты не должен был.

Морек слушал, по-прежнему стараясь контролировать свое дыхание. Он чувствовал в венах свой учащенный пульс. Огонь за ним был непривычно горячим после лишений на баррикадах.

— То, что ты увидел — запрещено. При других обстоятельствах одно твое присутствие в той комнате означало бы смерть. Лорд Штурмъярт безуспешно пытался попасть туда много недель. Если бы события не привели к тому, что охрана стала слабее, чем должна, содержимое комнаты по-прежнему было бы тайной. Так что теперь я должен решить, как поступить с тобой.

Хотя это было невероятно, но у Морека было ощущение, словно страшное старое лицо за маской улыбается — кривая усмешка, обнажившая желтые зубы.

— И так как ты был честен со мной, я буду честен с тобой, Морек Карекборн, — сказал Вирмблейд. — Я решил перерезать твою нить. Опасность утечки информации о нашей работе всегда была высока, и это, ты должен понимать, никогда не должно было случиться.

Перспектива умереть от руки волчьего жреца удивительно слабо подействовала на Морека. Он уже приготовился к этому. Он был готов к этому каждую ночь с тех пор, как он побывал в залах телотворцев. Только странная нерешительность волчьего жреца оттягивала момент дольше необходимого.

— Если таков вирд, — Морек даже сумел произнести это наполовину уверенным тоном.

— Твоя вера достойна похвалы, Карекборн. Хотя я чувствую, твоя преданность уменьшилась за последние дни, что не удивительно.

Волчий жрец издал долгий, свистящий вздох.

— Не думай, что я так или иначе утратил решимость убить тебя, смертный, — сказал он. — Я убивал за эту работу прежде и, даст Всеотец, сделаю это снова. Но я не лишу тебя жизни. Твой вирд не закончится здесь, в этой комнате. По крайне мере, это я вижу четко.

Морек знал, что должен почувствовать какое-то облегчение. Но этого не произошло. Возможно из-за усталости, возможно, из-за утраты веры. Какой бы не была причина, он понял, что хочет только сна, передышки от бесконечной темноты, бесконечного холода, бесконечного сражения. Сколько он себя помнил, волчьи жрецы вдохновляли его, являясь реальной связью между человечеством и устрашающим образом вечного Всеотца. Сейчас же, когда почти трехметровый монстр возвышался так близко, что он мог видеть следы от клинков на иссеченном доспехе и слышать шум дыхания через фильтры шлема, Вирмблейд совсем не вызывал того пожизненного страха. Чары рассеялись.

Я не боюсь вас. Теперь я, наконец, понял, о чем так мне долго говорила Фрейя. Дочка, прости меня. Ты была права.

— Но ты должен быть наказан, смертный! — продолжил Вирмблейд. — Если Ересь нас чему-то научила, так это тому, что проступок всегда должен наказываться. И поэтому я дам тебе самый ужасный дар, которым обладаю.

Шлем волчьего жреца слегка наклонился, приблизив красные глаза к Мореку. Они тускло светились посреди обожженной кости, как рубины в старом камне.

— То, что ты видел, зовется Укрощением. Оно навсегда изменит лицо Ордена. Слушай и я объясню, как оно уничтожит и создаст заново все то, что тебя учили считать священным.

Глава 19

Печать Борека оглашалась звуками стрельбы, грохотом шагов боевых машин и шипением нефтяных печей. Тысяча Сынов снова наступали, их ряды двигались в унисон, поставив плотную стену болтерного огня.

Благодаря Бьорну и Грейлоку врагов сдерживали у порталов. Ни один из них пока не вошел в зал самой Печати, и многие стационарные орудийные позиции там безмолвствовали. Битва свирепствовала с тех пор, как Бьорн встретился с Грейлоком у арок входа, где окопались дредноуты и Длинные Клыки. Как и в Клыктане, баррикады из адамантия и траншеи обеспечивали укрытие для обороняющейся пехоты. Схема битвы была проста — бесконечные, повторяющиеся попытки захватчиков взять штурмом периметр и ворваться внутрь, лишив защитников преимущества, которое давал им узкий проход.

До сих пор это им не удавалось, но цена была высокой. Расположенные в зоне баррикад кэрлы страдали от болтерного огня, и за одну атаку гибли целые отделения. Небесные Воины тоже несли потери, несмотря на свои более совершенные доспехи и оружие. За исключением командной группы, которая выглядела почти неуязвимой в своих терминаторских доспехах и с силовым оружием, Охотники и Когти несли серьезные потери, увеличивающиеся в бою против рубрикаторов.

Фрейя делала свою работу во время повторяющихся атак, возглавляя отделение кэрлов. Они вели прикрывающий огонь, позволяя Волкам вступать в ближний бой. Это были самые тяжелые и яростные бои, в которых она принимала участие. Получив сигнал от Небесного Воина, она и ее солдаты выскакивали из относительной безопасности баррикад и прицеливались в просперинскую пехоту. Скъолдтары были более мощными, чем вражеские лазганы и наносили тяжелые раны, но кэрлы по-прежнему были уязвимы вне укрытия. Дюжины были убиты в предыдущих атаках, сраженные лазерными лучами или разорванные на куски рубрикаторами прежде, чем Волки смогли прийти на помощь. Собственная нить Фрейи уже не один раз была почти перерезана, спасенная только благодаря рефлексам, броне или удаче.

По мере того, как битва тянулась день ото дня, ее усталость начала расти, замедляя ее и делая прицел менее уверенным. Потери росли, так как нехватка сна и постоянная смена выматывали защитников. Просперинская пехота тоже страдала. Из-за столь длительных почти безостановочных боев каменный пол по щиколотку покрылся кровью и оружейной смазкой.

Фрейя ожидала, что Небесные Воины будут следить за передовой и позволят кэрлам заботиться о себе самим. Она думала, что им будет присуще позволить вспомогательным отрядам смертных принять главный удар обстрела, лишь бы они могли сблизиться для рукопашного боя, ради которого и жили.

Этого не случилось. С началом настоящего сражения, Волки, казалось, стали относиться к кэрлам почти как к равным. Словно сам бой уравнял их. В обычных обстоятельствах Кровавый Коготь едва заметил бы трэлла, не говоря уже о том, чтобы обратиться к нему. Но как только засвистели болтерные снаряды, различия между ними вдруг странным образом исчезли.

В ходе сражения Фрейя, заставляя свое тело сопротивляться истощению, которое наливало свинцом ее мышцы, поняла, что ее отношение к повелителям начало меняться. Она видела, как Серый Охотник безрассудно бросился на целый строй рубрикаторов, его меч жужжал, а болтер поливал градом снарядов. Он убил троих; после того, как закончились боеприпасы, бросился вперед; когда его топор выбили из рук, сражался голыми кулаками. Он продолжал мастерски и ожесточенно атаковать до самого конца, не отступая, пока пылающий клинок не вонзился прямо в щель между шлемом и нагрудником, почти отрубив ему голову.

Без страха. Совсем без страха. Он был великолепен, идеальный хищник, достойных своих предков в качестве лучшего образца воина в галактике. В прошлом Фрейю выводило из себя прямое высокомерие Небесных Воинов, но в бою она поняла, почему оно должно было быть таковым.

Они не могут сомневаться. Даже на секунду. И должны верить в то, что они — самые острые клинки Всеотца, его самое мощное оружие.

Теперь, когда я вижу их в чистом состоянии, они пугают меня.

Пример заставил Фрейю сражаться еще упорнее. Она находилась неподалеку от позиции Альдра, и дредноут был также великолепен в обороне, как и его боевые братья. Странное, почти детское замешательство, которое делало его таким уязвимым после пробуждения, испарилось. Теперь, несомненно, под влиянием бесподобного примера Бьорна Разящей Руки, Альдр устремлялся в бой со всей вызывающей уверенностью генетического наследия.

Он был поразителен — двурукий торговец смертью, и где бы он ни появлялся, захватчики отступали в замешательстве. Болтерные снаряды звенели безвредно о его тяжелую защиту, как градины, и даже у рубрикаторов не было ответа гигантским лезвиям когтя, который он обрушивал на них. Вместе с пятью другими дредноутами в оборонительном периметре, Альдр создал острова стабильности посреди грохота и напора атак, вокруг которых меньшие воины могли сплотиться и отталкиваться от них.

Может быть, Фрейя это выдумала, но дредноут, кажется, уделял особое внимание ее стае. Один раз, когда они были отрезаны от позиции и лишены укрытия, он продвинулся вправо между ней и наступающим врагом, приняв на свой корпус его огонь и ответив яростной контратакой.

Как только ее поредевшее, но по-прежнему сплоченное отделение оказалось под защитой баррикады, Фрейя посмотрела с немым восхищением на неистовствовавшую боевую машину, как окутанный огнем ее корпус неуклюже ступает навстречу опасности со всем самодовольством новичка, играющего своими каменной твердости мышцами.

Фрейя продолжала наблюдать за безрассудным героизмом на дисплее. Это взволновало ее. Впервые она почувствовала гордость. Гордость за свое наследие, за то, что такие боги войны были частью ее родины. Гордость за то, что Небесные Воины стояли рядом с ней в траншеях, сражаясь, чтобы сберечь то, что они вместе построили на Фенрисе.

Я не боюсь вас.

Фрейя заменила магазин в винтовке и приготовилась открыть прикрывающий огонь. Это была ее роль, ее преданная роль в славной обороне Этта.

Теперь, наконец, я понимаю, о чем мне так долго говорил отец.

Она оглянулась, чтобы проверить с ней ли ее отделение, затем вставила скъолдтар в прорезь на гребне бруствера. Она прижала подбородок к прицелу, удовлетворенно наблюдая, как строй наступающей просперинской пехоты входит в зону огня.

Отец, прости меня.

Отдача приклада врезалась в ее бронежилет, вдавливая его в посиневшую кожу. Дождь прикрывающего огня просвистел мимо Альдра, окружив его покровом разрывающих снарядов, которые усилили его и так опустошающий атакующий потенциал.

Ты был прав.

Когда Вирмблейд заговорил о прошлом, в его голосе изменился ритм и тембр. Он стал похож на декламирующий тон скальдов. Но все рассказчики саг Этта были смертными, и гигантское тело волчьего жреца придало своей речи такой резонанс, которым ни один из них не обладал.

— Ты знаешь о Всеотце, Повелителе Человечества, кого невежественные почитают как бога, и кого мы чтим как самого могущественного из всех нас и защитника вирда. В эти темные дни он пребывает на Терре, наблюдая за безбрежностью Империума со своего Золотого Трона и сражаясь с безмерными силами, которые стремятся погасить свет и надежду в галактике. В прошлом было не так. Он ходил среди нас, одаривая своих вассалов частицей своей силы, идя на войну с примархами и избавляя звезды от ужаса, поразившего их.

— Это Всеотец создал Лемана Русса, прародителя Влка Фенрика, и сформировал Легион, который служил ему. У каждого Легиона, созданного им, было предназначение. Некоторые были благословлены способностью строить, другие искусством управлять, иные качествами хитрости. Наш дар был другим. Мы были созданы уничтожать. Вся наша жизнь — это уничтожение. Такова была воля Всеотца. Он создал нас не строить империи, но разрушать их. Мы были обучены выполнять задания, которые не мог ни один другой Легион, сражаться с такой крайностью, что даже наши братья-воины откажутся от предательства, зная, что мы — Стая — сделаем с ними.

— Эту силу использовали не один раз. Наиболее известный случай, как ты знаешь, с врагом, который сейчас стучится в наши двери. Но при всем нашем рвении мы потерпели неудачу в вопросе защиты. Пришло предательство, грянув как гром среди ясного неба, и галактику охватило пламя предательства. Хотя наихудшее зло было остановлено, многое из великого и доброго было потеряно. Империум сейчас беззащитен, а мечты его основателей увяли, мертворожденные и нереализованные. Мы знаем это, те, кто сберегает саги о минувшем. Хотя многие другие, полагающиеся на сомнительную передачу написанного слова и записанную вокс-модель, забыли те дни, мы, живущие повествованием скальдов, помним все. Мы знаем, кем мы были. Мы знаем, кем намеревались стать.

— И вот, наступила новая эпоха. Они зовут ее эпохой Империума. Потребности человечества изменились. Вместо двадцати Легионов существуют многие сотни Орденов. Ими руководят не примархи. Вместо этого Адептус Астартес сражаются по образу своих генетических отцов, повторяя возможности, спланированные для другого будущего. Такова ситуация сейчас, мечта, создавшая действительность не Всеотцом, но одним из его сыновей. Ордена не маршируют более рядами в десять тысяч или больше. Они создали преемников, потомство, управляемое тем же самым геносеменем, так что наследие их примарха сохраняется среди звезд. Больше преемников, более великое наследие. Сыны Жиллимана — прародители сотен, как и сыны Дорна, поэтому Империум создан по их образу.

Вирмблейд замолчал. Его словах были наполнены отвращением.

— Вот, что стало важным. Не доблесть. Не опасность. Стабильность. Надежность. Верность. Без этих качеств ни один из Орденов не обходится, чтобы оказывать влияние. Преемники — вот что наши братья стремятся создать, чтобы гарантировать, что воины их склада процветали и жили, и не допустить создания иных, из другого металла.

— Считаешь ли ты, Морек Карекборн, что Влка Фенрика последует этим путем? Должны ли мы позволить себе быть разделенными на Ордена-преемники, как сделали Ультрамарины, Ангелы или Кулаки?

— Нет, — уверенно ответил Морек. — Мы — иные.

Вирмблейд покачал головой.

— Не то чтобы иные. У нас был преемник: Волчьи Братья, ведомые Беором Арьяком Гриммэссоном. Они должны были быть такими же многочисленными и могучими, как и мы. Им был дарован родной мир — Кэриол, планеты изо льда и пламени, как и Фенрис. У них была половина нашего флота, половина нашего арсенала, половина наших жрецов. Они должны были быть первыми из многих, целой линией наследственных Фенрисийских Орденов — Сынов Русса, способных создать звездную империю размером с Ультрамар. Такова была мечта: быть достаточно могущественными, чтобы полностью окружить Око Ужаса, чтобы не позволить предателям осмелиться когда-либо снова покинуть его. Так мы надеялись осуществить свою судьбу и найти новое предназначение в Эпоху Империума.

Морек смотрел на череп-маску волчьего жреца. Видения, которые его просили понять, пришли слишком быстро. В его разуме развернулся проблеск галактики, в корне отличный от того, что он знал. Хотя он покидал планету много раз и видел много чудес, эта версия реальности была самой необычной из всех.

— Что случилось с ними? С Волчьими Братьями?

— Они погибли.

— Уничтожены?

— Не все. Некоторые может еще живы, хотя их вирд неизвестен. Они были расформированы, рассеяны по всем сторонам света.

— Почему?

Вирмблейд сделал глубокий, резкий вдох.

— По той же причине, по которой у Стаи не могут быть другие преемники. Волк внутри. Мы слишком опасны, чтобы быть скопированными. Наследие, которое нас делает могучими, также делает нестабильными. Братья, размещенные слишком далеко от Фенриса, быстро опустились до состояния зверей. То же произойдет с любой попыткой вырастить новой плод из геносемени Русса.

Вирмблейд опустил голову. Но затем его глаза вспыхнули в темноте, уловив один проблеск света от огня.

— До настоящего времени.

Красная Шкура стоял на коленях и стрелял с пояса, следя за тем, как щелкает счетчик боеприпасов болт-пистолета. Его прицел был точен и ни один выстрел не пропал даром. Болтерные снаряды ударяли по приближающимся рядам рубрикаторов, убивая некоторых и взрываясь о броню других.

Затем они пришли снова, также как всегда, беспощадными волнами, продавая свои пустые души, чтобы прорвать тупик у лестницы Клыктана. Каждый раз их становилось все больше, некоторых укрывали мерцающие кинетические щиты колдунов, большинство полагались на защиту своих сапфировых доспехов.

Красная Шкура опустошил обойму. Он хладнокровно выбросил пустой магазин, схватил замену и вставил в ячейку. Когда он снова открыл огонь, враг приблизился не более чем на два шага.

Залпы тяжелого оружия Длинных Клыков пронеслись над его головой, ударяя в приближающихся десантников-предателей. Многие из них взрывались о кинетические щиты сверкающими каскадами искр и плазменных разрывов, но некоторые находили слабые точки и взрывались среди бронированных воинов, принося разрушение.

В эти разрывы прыгали Волки с жужжащими цепными мечами, выкрикивая литании ненависти и вызова. В этот раз Кулак Хель был в авангарде, силовой кулак пульсировал, а спасенный меч Даусвьер пел при каждом взмахе.

— Ближний бой, брат! — передал по воксу Красная Шкура, перейдя на спринт и бросившись за ним.

Кулак Хель резко пригнулся, уходя от удара приблизившегося рубрикатора, после чего отпрыгнул назад и задействовал свой клинок. Окутанные разрушительными полями лезвия столкнулись, выбросив взрыв скрученной энергии, прежде чем мечи отвели назад.

— Отбросы, — презрительно выпалил Кулак Хель.

В его голосе был странная интонация, скрежещущая и насыщенная кровью.

К этому времени Красная Шкура приблизился на расстояние руки, его меч вибрировал, а болт-пистолет стучал. В этом бою не было смертных. Кровавые Когти Россека делали то же, что и всегда, сражаясь с остервенением, наслаждаясь высвобожденным исполнением их желания убивать, держа Моркаи на расстоянии укуса. Предатели смело встретили их, парируя и нанося удары, ожидая удобного случая и пользуясь им с холодным мастерством, двигаясь дальше. Обе стороны с головой ушли в бой, сцепившись в битве, которая сохранит текущее положение либо сдвинет его с мертвой точки.

Предатель сумел ударить кулаком в лицо Кулака Хель, отправив его на землю. Красная Шкура выстрелил из пистолета, отбросив рубрикатора на несколько шагов в пелене взрывающихся снарядов.

— Небрежно, брат, — усмехнулся он по радиосвязи, развернувшись, чтобы встретить новую угрозу. — Теряешь хватку?

Кулак Хель не ответил. Красная Шкура вскоре вступил в рукопашный бой с другим предателем, и не мог оглянуться, чтобы проверить брата.

Кулак Хель не был так сильно ранен. Что не так?

Следующий рубрикатор вошел в контакт, всего один из дюжин, столпившихся в узком проходе.

— Предательские отбросы! — заревел Красная Шкура и нанос удар цепным мечом, целясь в брешь под правым наплечником.

Рубрикатор отступил, позволив жужжащим зубьям пройти мимо, после чего ударил своим мечом. Движения обоих воинов были завораживающе быстрыми, каждое стремилось к завершению, каждое было способно пробить адамантий. Красная Шкура наступал, в крови пульсировало желание убивать. Удары следовали один за другим, звеня о керамит и отражаясь.

Теперь у него был темп. Предатель хорошо сражался, но его вес был перенесен на отведенную назад ногу. Красная Шкура сделал ложный выпад влево, затем поднял клинки вверх и скрестил их, целясь под толстый нагрудник рубрикатора.

Он сделал бы это. Цепной меч вонзился бы глубоко, пробив броню и войдя в пустую оболочку за ней. Он убил бы очередную жертву, а дисплей шлема внес бы очередную руну рядом с дюжиной, которые там уже были.

Ему помешали, не враг, не взрыв из дальнобойного оружия, но Кулак Хель. Кровавый Коготь бросился между сражающимися воинами, врезался в рубрикатора и покатился по земле вместе с ним. В скорости этого маневра было что-то странное и тревожащее. Прежде чем Красная Шкура среагировал, Кулак Хель вскочил на ноги, вонзил Даусвьер в шею жертвы, вытащил его, схватил шлем пораженного предателя силовым кулаком и оторвал его.

Его движения были ужасающими, как ускоренные перемещения из кошмара. Кулак Хель больше не говорил, больше не шутил по связи. Когда Красная Шкура отступил, внимательно наблюдая за приближающимися целями, он услышал низкий, гортанный хрип.

— Брат… — начал Красная Шкура, почувствовав холод.

Кулак Хель не слушал. Он сражался. Сражался так, как никогда раньше, даже на дорогах. Рубрикаторы напали на него и были разорваны на части. Буквально разорваны на части. Конечности Кулака Хель превратились в серые пятна, разрывающие доспехи, словно те были из кожи, пробивая их и отбрасывая в сторону. Он ворвался в наступающие ряды врагов, как хищник, выпущенный в стадо медленно бредущих травоядных, поглощенный одной мыслью — убить столько, сколько сможет.

— Кир! — закричал Красная Шкура, видя, как его брат все больше отрывается от строя.

Ни один из Когтей не мог последовать за ним так далеко. Если бы они так поступили, то были бы перебиты рубрикаторами, оставшись без прикрытия стационарных орудий и вспомогательных отделений кэрлов. Кулак Хель шел к своей смерти.

Красная Шкура бросился к нему. Он не стал бы стоять и смотреть. Кровавый Коготь врезался в приблизившегося рубрикатора, вкладывая всю возможную силу в каждый удар и чувствуя разочарование от того, что не мог просто отшвырнуть его плечом, как Кулак Хель. Он сражался со всем умением его длительной подготовки, но этого было недостаточно.

Они были окружены. Кулак Хель проклял себя.

Тогда, и только тогда по связи пришли эти слова. Они были произнесены невнятно, словно пьяница пытался вспомнить речь. В них было немного от прежнего, почти исчезнувшего голоса Кулака Хель. Флегматичные тона, искаженные смесью рычания и слюновыделения, подходили больше зверю, чем человеку.

— Уходи, брат, — раздался рычащий, задыхающийся голос. — Я не смогу защитить тебя.

Защитить меня?

И тогда Красная Шкура понял. Кулак Хель убивал все, что приближалось к нему. Он зашел слишком далеко, и пути назад не было. Даже Россек не смог бы остановить его. Волк овладел Кулаком Хель, забрал его в свои темные объятья и уничтожил то, что осталось от его прежней человечности.

Красная Шкура, в конце концов, убил своего врага, но за ним последовало другие. Кулак Хель был теперь глубоко в боевых порядках противника, по-прежнему сражаясь как демон, по-прежнему разрезая их на части, как берсеркер из легенд.

Он не мог пойти за ним. Никто не мог пойти этим путем, пока Волк не выберет и его тоже. Кулак Хель был покойником, хотя в своей смертельной агонии он убьет больше, чем многие из его братьев за всю жизнь.

В глазах Красной Шкуры стояли слезы гнева. Они сражались вместе с самого начала, с полузабытых дней на льду, с тех пор, как волчьи жрецы впервые пришли за ними, чтобы превратить в бессмертных. Они вместе прошли испытания, вместе изучили путь Волков, вместе упивались убийством. Недолгое время, такое недолгое время, казалось, нет силы в галактике, которая сможет сравниться с необузданной мощью их объединенных клинков.

Я не мог пойти за тобой. Слишком медленный. Кровь Русса, я был слишком медленным.

Затем Красная Шкура завыл, воем гнева и утраты, всепоглощающим пронзительным потоком чистой ярости и страдания. На краткий миг он заглушил звуки и эхо стрельбы, и его ужасающий вопль разнесся по длинным туннелям Этта. Проперинские солдаты отвлеклись от боя, подумав, что ожил какой-то демон Клыка, чтобы утащить их во тьму. Даже кэрлы, посвященные в ритуалы и обычаи горы, почувствовали, как стынет их кровь.

Они знали, что значит этот крик. Пришел Волк и забрал одного из них.

Вирмблейд сделал паузу, прежде чем продолжить говорить.

— Волк, — сказал он, наконец. — Проклятье и слава нашего вида. Целые поколения смертных я работал над исцелением от него. Ни один телотворец не открыл больше, чем я в особенностях Канис Хеликс, возможно даже больше тех, кто прибыли на Фенрис с самим Всеотцом. Я понял, что проклятье можно уничтожить, одновременно сохранив славу. Эта работа — мое призвание.

— Укрощение, — прошептал Морек.

— Именно. Я очистил Хеликс, изменил его, добившись сверхъестественной силы Адептус Астартес без разрушительного воздействия зверя внутри. Плоды работы такие же могучие, как и я, такие же быстрые в охоте и искусные в обращении с клинком, но они не вырождаются и не становятся жертвой Волка. Они приобрели качества, которые делают нас величественными, и очистились от факторов, которые не позволяли нам создавать наследников.

Морек начал понимать. Тошнота, которую он почувствовал, когда наткнулся на тела в лабораториум, стремительно вернулась.

— Тела…

— Самые близкие к моему идеалу. Они недолго прожили. На данный момент никто не прожил более нескольких часов. Они умерли… непросто. И все же я доказал, что цель на расстоянии вытянутой руки. Дайте мне больше времени, всего немного больше времени, и я направлю нас на новый путь, который сулит господство над звездами, господство Сынов Русса.

Вирмблейд гордо поднял голову.

— Ты видишь это будущее, Морек Карекборн?

Морек старался найти слова для ответа. В его разуме промелькнули образы космодесантников в темно-серых доспехах, тысячи космодесантников, каждая Великая Рота была из разных Орденов. Они сражались одинаково, убивали одинаково, сметали врагов волной твердо контролируемого убийства. Фенрис стал всего одним миром в сердце раскинувшегося союза, временной силой внутри огромного кольца галактического Империума, силой такой могучей, что даже Боги Погибели задрожали, когда увидели ее потенциал.

А затем видение исчезло. Комната вернулась, такая же темная и холодная, как и все помещения под горой. Перед ним стоял волчий жрец, выжидая.

— Это ужасает меня, лорд.

Вирмблейд кивнул.

— Конечно. Ты — добрый фенрисиец. Ты не видишь альтернативы и не потворствуешь любопытству о том, что может быть. Все, что волнует тебя это то, что есть, что ты можешь держать в своих руках. Горизонт будущего очень узок для тебя. Ты можешь умереть сегодня, или завтра, или в один сезон, поэтому как ты можешь жить, беспокоясь о ходе веков?

Морек оставался бесстрастным. Вирмблейд не высмеивал его, просто констатировал факты. До недавнего времени он воспринял бы такую проповедь, как источник гордости.

— Но я не могу потакать подобным утешениям, — сказал волчий жрец. — Мы хранители огня, призванные гарантировать постоянное наличие у Империума палачей, воинов, способных ответить на безжалостность врага равной безжалостностью.

— И, когда я смотрю на руны вместе с провидцами, когда я слушаю заявления Штурмъярта и других жрецов, у меня нет уверенности в будущем. Я вижу впереди темные времена, эпоху, в которой Влка Фенрика окажется слишком малочисленной, чтобы обуздать легионы тьмы, когда нам будут не доверять правители Империума и бояться его граждане. Я вижу время, когда смертные будут произносить слова «Космический Волк» не как воплощение идеала, а как символ прошлого и тайны. Я вижу время, когда институты Империума обратятся против нас в своем невежестве, считая нас немногим более чем зверьми, которых мы рисуем на наших священных образах.

— Запомни эти слова, ривенмастер: если мы сейчас выживем, но не завершим наш апофеоз, эта осада Клыка будет не последней.

Вирмблейд отвел взгляд от Морека и посмотрел на крозиус арканум. Он висел на поясе рядом с силовым мечом, символ его должности, знак распорядителя древними традициями Ордена.

— Вот почему мы осмелились на это. Мы можем вырасти. Мы можем измениться. Мы можем избавиться от проклятья прошлого. Мы можем уйти с окраин Империума, чтобы стать силой в его центре.

Морек почувствовал, как усиливается тошнота в желудке, отравляя его и вызывая головокружение. Он видел раньше еретиков на других мирах, и всегда презирал их. Сейчас же безумие шло из уст волчьего жреца, самого хранителя святости.

— И это беспокоит тебя, Морек? — спросил Вирмблейд.

Скажи правду.

— Это вызывает у меня тошноту, — сказал Морек. — Это неправильно. Русс, славься имя его, никогда бы не позволил это.

Вирмблейд засмеялся. Из решетки шлема вырвался жесткий, скрежещущий звук.

— Так ты теперь говоришь за примарха, а? Ты — храбрый человек. Я бы никогда не отважился угадать, как бы он поступил с этим.

Морек старался сохранить твердый взгляд, но усталость и стресс брали вверх. Даже сидя, он чувствовал головокружение. На один миг он увидел, как череп на броне волчьего жреца исказился в рванном, зубастом рыке.

Он моргнул и видение исчезло

— Зачем вы рассказали мне это, лорд? — спросил Морек, зная, что не сможет выдержать новых открытий. Его мир уже был разрушен.

— Как я говорил, — ответил невозмутимо Вирмблейд. — Чтобы наказать тебя. Ты согрешил, посчитав себя достойным секретов, хранящихся в покоях телотворцев. Теперь эта самонадеянность разоблачена, и ты вкусил всего лишь маленький глоток ужасного знания, которое я ношу ежедневно. Если бы я дал тебе всю чашу, ты бы утонул в ней.

— Так вот что вы хотите для меня?

— Нет. Я хочу, чтобы ты отдохнул, поскольку это приказ. Потом я хочу, чтобы ты сражался, держал оборону против Предателя, продал свою позицию за кровь, если дойдет до этого. Ты сделаешь это, зная все, что было сделано в Вальгарде.

Волчий жрец сделал жест пальцем, и огонь позади Морека потух. Комнату наполнила абсолютная темнота, и ривенмастер почти сразу почувствовал, как начало угасать сознание.

Я рад этому. И хочу никогда не просыпаться.

— Мы просим, чтобы ты умер за нас, смертный, — сказал Вирмблейд, его удаляющийся голос был холоден, как могила. — Мы всегда будем просить, чтобы вы умирали за нас. Это для того, чтобы ты знал, за что умираешь.

 Глава 20

Темех посмотрел в глаз своему примарху. У Магнуса было странное выражение лица, частично выжидательное, частично смирившееся.

— Клык открыт для меня, — объявил он.

Темех почувствовал неожиданный всплеск пыла, быстро подавленный. — Афаэль тяжело работал.

— Да. Он хорошо постарался.

Магнус отвернулся. В мерцающем свете святилища Темех чувствовал неограниченную мощь, сочащуюся из его образа. Столько огромную, что ее трудно было сдерживать. После того как он отбросил свою смертную плоть, примарху требовалось колоссальное количество энергии, чтобы просто существовать на физическом уровне. Это было похоже на попытку втиснуть солнце в бокал.

— Я снова буду возражать, — сказал Темех, зная, что это бесполезно. — Я мог бы помочь внизу. Волки все еще сражаются, а вы могли бы использовать другого мага.

Магнус покачал головой.

— Нет, говорю тебе в третий раз, Амуз. У тебя другая судьба.

Он оглянулся на лорда-мага.

— Ты получил приказы для флота. Не отклоняйся от них, чтобы ни случилось на Фенрисе.

Пока он говорил, очертания Магнуса расползались в небытие, как дым.

— Конечно, — сказал Темех. — Но будьте осторожны — мы разворошили осиное гнездо.

Магнус засмеялся, и звук разошелся по комнате, как перезвон колоколов. Его тело быстро угасало, пропадая из виду и превращаясь в тени.

— Осторожен? Буду считать, что это шутка. Отлично. Было время, когда в галактике хватало висельного юмора.

Темех смотрел, как ускользают последние фрагменты видимой формы Магнуса. Самым последним был глаз, алый по краям и наполненный весельем.

Как только видение исчезло, Темех отвернулся.

+Лорд Афаэль+ — передал он.

+Приятно слышать тебя+ — пришел ответ, саркастический и изнуренный. +Обереги сильно ослаблены. Скажи ему, что он может…+

+Он знает. Он в пути. Отправляйся на позицию. У тебя немного времени.+

Афаэль ответил не сразу. Темех мог сказать, что его задел тон. Даже сейчас Пиррид все еще считал, что он командует операцией. Это было достойно жалости, хотя Темех не чувствовал особого сожаления.

+Я возле бастиона, который они называют Клыктан+ в конце концов, передал Афаэль. +Я могу оказаться там через несколько минут. Было бы хорошо снова увидеть нашего отца в материальной вселенной.+

Боюсь не для тебя, брат.

+Он похвалил твою работу,+ передал Темех.

У него появилось слабое ощущение горького смеха, а затем связь между ними прервалась.

Вздохнув, Темех отошел от алтаря. Воздух внутри комнаты был холодным и разреженным из-за присутствия примарха. Это походило на его собственное состояние. Он был истощен столь многодневной работой, и его пальцы дрожали от долгой, незначительной усталости.

Он указал на дверь и та плавно открылась. За ней в коридоре его ожидал силуэт, смертный в форме капитана Стражи Шпилей.

— Ты долго ждал? — спросил Темех, выходя из святилища.

— Нет, лорд, — раздался ответ.

Ты бы не сказал мне, даже если был должен.

Человек выглядел необычно нервным, и передал Темеху инфопланшет.

— Это доклады корабельных провидцев, — сказал он. — Я подумал, вы должны увидеть их как можно скорее.

Темех взглянул на руны, мгновенно осознав их важность. Корабельные провидцы обладали силами, превосходящими способности любого лоялистского навигатора видеть приближающиеся буруны космических кораблей, плывущих через варп. Но сигналы, записанные на планшете, были приняты слепым ребенком в изоляриуме. Направляющийся к ним флот приближался быстро. Опрометчиво быстро.

— Благодарю, капитан, — сказал хладнокровно Темех. — Впечатляюще. Я не думал, что перехватчик сможет добраться до Гангавы.

Он передал инфопланшет, и скованно повертел головой, чтобы снять боль в плечах.

— Очень хорошо. Подготовьте флот к уходу с орбиты.

Капитан вздрогнул.

— Вы не имеете в виду…

Взгляд Темеха заставил его замолчать.

— Я устал капитан; вы же не хотите испытывать мое терпение. Подготовьте флот к уходу с орбиты и ждите мою команду.

Он щелкнул пальцем, и дверь в пустое святилище захлопнулась.

— Эта игра подходит к концу.

Афаэль шагал к Клыктану, его горечь поддерживала его так же сильно, как и химические стимуляторы. Тон в голосе Темеха был безошибочным. В то время как Корвид укрылся в безопасности на мостике «Херумона», его еще раз засунули в опасное положение.

Его не тревожила опасность. Он наслаждался боем, как и все Пирриды. Что беспокоило его, так это безапелляционная манера его назначения, высокомерие, с которым теперь командовал Темех.

Конечно, Магнус всегда питал слабость к Корвидам — провидцам и мистикам. Более воинственные культы-дисциплины всегда сдерживались и обуздывались. Это принесло много пользы. Корвиды были непредсказуемы. Если бы Тысяча Сынов больше верили в прямое применение силы варпа, возможно, они бы победили на Просперо, а не были парализованы сомнениями и видениями.

Он прибыл в помещение, ведущее к фронту боевых действий. Перед ним отделения рубрикаторов ждали вступления в бой, вперемешку с крупными частями смертной пехоты. С ними были колдуны, некоторые из них с трудом передвигались из-за ужасных ран. Издалека, в сотнях метрах по туннелям, ведущим к лестнице, раздались звуки оглушительных взрывов. Волкам сильно доставалось, но они, несомненно, все еще удерживали подходы к Клыктану.

— Приветствую, лорд, — раздался гнусавый голос Орфео Чамина, боевого командира Павонидов.

Афаэль почувствовал, как его лицо исказилось презрительным выражением. Это было совершенно ненамеренно — его лицевые мускулы теперь полностью слились с внутренней частью шлема и жили своей жизнью. Возможно, буквально.

— Как протекает штурм? — спросил Афаэль, сделав знак «вольно» своей свите.

Афаэль знал, что сейчас его голос походил на целый хор говорящих, каждый из которых частично не синхронизировался с другим. Это нельзя было скрыть, и не было надежды на улучшение.

— Мы перемалываем их, как и предписано, — ответил Чамин, не показывая удивления неестественными интонациями.

— К этому моменту логово должно было быть очищено от них, — сказал он. — У тебя было много дней, чтобы уничтожить их. Я могу…

Он замолчал. Чамин насмешливо посмотрел на него.

— Ты в порядке, лорд?

Афаэль понял, что не может ответить. Слова сформировались в его разуме, но его рот больше не подчинялся ему. Он почувствовал разочарование многих недель, пылающее внутри него. Он неистово сжал посох двумя руками, пока еще не зная, что делать с ним. Когда его бронированные пальцы сомкнулись на древке, по его длине заискрился колдовской огонь, пылая причиняющим боль, обжигающим огнем.

Чамин отступил, излучая тревогу.

— Лорд, ты среди братьев!

Но движения Афаэля уже не принадлежали ему. Посох начал быстро вращаться, набирая скорость с каждым переворотом. Железо завертелось, мерцая в темноте из-за нимба несущегося колдовского огня.

Он хотел закричать. Он хотел объяснить.

Это — не я! Помоги мне! Милосердный Магнус, помоги…

Но затем его мысли заменили другими. Присутствие в его разуме, которое росло день ото дня, вдруг заявило о себе.

+Почему я должен помогать тебе, сын мой? Это то, для чего ты был рожден. В оставшееся для тебя время наслаждайся мгновением.+

Посох завертелся быстрее, образуя в своем центре воронку вращающейся энергии. Руки Афаэля стали размытым пятном, вращаясь как поршни двигателя, превратив посох в вихрь головокружительной скорости.

Сознание Афаэля теперь почти исчезло. То, что осталось, заметило, как Чамин отскочил назад, как бегут от него в ужасе отряды смертных. Он увидел, как скалистые стены Клыка озарились белым светом, прежде чем понять, что это он их осветил. Пиррид был охвачен жгучим, сухим огнем, погрузившим зал в яркий свет. Из его глаз, рта, щелей в доспехе вырвалась варп-энергия. Изменение плоти ускорилось, искажая его тело невозможным образом, разрывая твердую оболочку боевого доспеха и рассыпая его грохочущими обломками.

Изо всех сил, все еще оставшихся у него, Афаэль каким-то образом вытянул три слова из своего уходящего сознания.

Покарай их, лорд.

+О, непременно+ — пришел ответ.

Затем он исчез. Вспышка света и движения больше не была Херумом Афаэлем. Несколько мгновением она была совсем ничем, просто несравнимой концентрацией эфирной энергии, необузданной и зарождающейся.

Раздался громкий удар, вызвавший колебания в воздухе и осыпание пыли с потолка помещения. По полу извивались искры, испускаясь из стремительно изменяющегося кокона света и шума.

С этого момента вращение стало постепенно замедляться. Свет потух, сгорев в одну блестящую точку. Когда она медленно исчезла, внутри нее показалась фигура, выше, чем был Афаэль и намного величественнее. С окончательным исчезновением портала, новоприбывший шагнул из мерцающих вспышек освещения.

Как только он появился, все поблизости в страхе упали на колени. Чамин низко поклонился, прикоснувшись посохом к земле в знак покорности.

— Отец, — произнес он и его голос задохнулся от радости.

— Сын, — поздоровался Магнус Красный, играя мышцами и улыбаясь. — Ты слишком долго находился в этом зловонном месте.

Он повернулся к лестнице Клыктана и в его глазу вспыхнул жадный огонь.

— Думаю время показать Волкам истинное значение боли.

Одаин Штурмъярт снова проревел свой вызов, его голос ломался от напряжения. Он вызывал бурю много дней, используя ее, чтобы расколоть и деморализовать силы, осаждающие Печать Борека, и давление начало сказываться. Его губы потрескались и затвердели под доспехом, а горло пересохло.

Передышки не было. Колдуны были сильными, и стали сильнее после того как многие обереги от малефикарума в Хоулде были уничтожены. У Штурмъярта было мало поддержки, и он нес почти весь груз по защите обороняющихся солдат от колдовства. Более слабый рунический жрец сдался бы много дней назад, сокрушенный необходимостью поддерживать постоянный поток силы вирда. Только такой как он, погруженный в бездонные резервы энергии, дарованной удивительными путями Фенриса, мог удерживать свою позицию так долго. Пока он держался, затеи врага не срабатывали, позволяя воинам Этта беспрепятственно бросаться в бой. Если он падет, их колдовство вступит в игру, безвозвратно повернув волну.

И поэтому он держался, ругая молчаливых рубрикаторов, когда те появлялись в поле зрения, поддерживая удары молний по их рядам, противостоя различным возможностям вражеских заклинателей и отражая укусы их рожденных эфиром атак.

Это вызывало у него гордость. После своей неудачи предсказать прибытие врага, он мог удовлетворенно поразмышлять над тем, что сделал с тех пор. Этт уже бы пал без его неутомимых усилий. Даже если он все-таки будет сокрушен, жрец дал крепости дополнительные драгоценные дни жизни. Пасть в битве после нанесения такого ущерба врагу было почетно; только в легкой, слабой смерти была причина для позора.

Штурмъярт стоял в центре оборонительных линий, частично защищенный баррикадами. С другой стороны от него находились орудийные позиции, все еще занятые истребительными подразделениями смертных. Стаи Волков действовали впереди них, предотвращая попытки захватчиков достичь траншей. Их поддерживали громадные очертания дредноутов и удивительные, стремительные атаки зверей Подклычья. Создания ночи вселяли в смертных просперинских солдат даже больше страха, чем сами Волки. Многие из тварей были убиты во время повторяющих атак, но все стаи продолжали сражаться, бесстрашные, неутомимые и ужасающие.

Штурмъярт украдкой взглянул вправо, где бой был наиболее ожесточенный. Грейлок по-прежнему сражался, как и все предыдущие дни без паузы. Его терминаторский доспех был почти черного цвета из-за плазменных ожогов, шкуры разорваны в клочья, а керамит под ними сильно иссечен сотней ударов клинками. Но он продолжал сражаться, холодный и бесстрастный, удерживая целостность позиции силой примера. Он больше не был Белым Волком, скорее, в мир живых выпустили угольно-черную тень Моркаи.

Ты удивил меня, лорд. Под этой бледной кожей железо.

Грейлок и Бьорн управляли битвой за Печать Борека. Тысяча Сынов были слишком многочисленными, чтобы быть отброшенными на какое-то время, но захватчики мучительно медленно продвинулись вперед с начала полномасштабного штурма. Волки устроили патовую ситуацию на баррикадах и это само по себе, учитывая количество задействованных солдат, была выдающимся достижением.

Это не могло продолжаться вечно. В конце концов, оборону прорвут, и рубрикаторы ворвутся в зал. Но до этого ни пяди не будет уступлено.

— Фенрис хьолда! — закричал Штурмъярт, пытаясь, как обычно, воодушевить Волков вокруг себя на еще большие высоты героизма. Он ударил своим руническим посохом по полу, выбив их холодного камня языки молнии. — За Русса! За…

Он остановился. Тень прошла по его сердцам, заморозив их. Сила, которая омывала его рунический доспех, мигнула и потухла. Он зашатался, вытянув руку, чтобы не упасть.

— Ты тоже это чувствуешь, жрец.

Голос Бьорна был доминирующим, даже по радиосвязи. Перед глазами Штурмъярта проносились черные звезды, у него закружилась голова.

— Он здесь.

Грейлок вышел из боя.

— Что ты чувствуешь, Одаин? — спросил он, подбежав к руническому жрецу. За ним Серые Охотники старались заткнуть брешь в оборонительной линии.

Штурмъярт энергично потряс головой, пытаясь избавиться от затяжной дезориентации.

— Он был здесь все время. Везде и нигде.

Атака колдунов внезапно увеличилась в интенсивности. С атакующих рядов хлестнула потрескивающая эфирная энергия, окутав приближающихся десантников-предателей. Впервые за многие дни сопротивление Волков начало колебаться.

— Он здесь? — заревел Грейлок, его голос стал жестким от ненависти. — Покажи мне, где он, жрец.

— Он атакует Клыктан. Прямо сейчас он уничтожает его. Слишком далеко… — прошептал Штурмъярт.

— Мы должны добраться до него, — сказал Грейлок настойчивым голосом. — Есть пути через гору, короткие маршруты наверх. Никто в Клыктане не устоит перед ним.

— Ничто на Фенрисе не устоит перед ним.

— Я могу.

Штурмъярт стремительно обернулся к приближающемуся дредноуту, все еще чувствуя слабость и тошноту.

— Ты обманываешься! — выпалил он. — Ты не можешь чувствовать его, так как я. Он — примарх, равный самому Руссу. Это — смерть, Бьорн! Это перерезание нити.

Дредноут угрожающе поднял плазменную пушку, нацелив тяжелые, тупые стволы прямо на шлем Штурмъярта.

— У тебя сердце из огня. Если бы я этого уже не видел, ты бы умер там, где стоишь за свои слова.

Грейлок не медлил.

— Защита Печати будет передана Хротгару из Почтенных Павших — он сможет удержать позицию немного дольше. Я пойду за Предателем, как и моя Волчья Гвардия. Бьорн будет с нами, как и ты, рунический жрец — твоя власть над вирдом будет необходима.

Штурмъярт выпрямился, посмотрев сначала на наведенный плазменный ствол на конце руки Бьорна, затем на почерневший и покореженный шлем своего Ярла. Тошнота, принесенная переходом Магнуса, отступила. Он почувствовал, как его решимость начинает возвращаться, идя следом за стыдом от его вспышки.

— Да будет так, — прорычал он, подняв двумя руками свой посох. — Мы встретим его вместе.

Грейлок кивнул, и сделал знак двум выжившим Волчьим Гвардейцам в терминаторских доспех следовать за ним.

— Конечно, сначала мы должны вырваться отсюда, — сказал он мрачно.

— Не переживай об этом, — прорычал Бьорн, его голос был низким и звучным, как двигатель космического корабля. Он развернулся вокруг оси, еще раз наведя оружие на врага. — Скажи Клыкам обеспечить интенсивное прикрытие. Теперь у меня есть жертва, достойная убийства, я чувствую необходимость вытянуть свои когти.

Руки Вирмблейда вяло опустились. Он стоял на вершине ступеней Клыктана, между громадными изображениями Фреки и Гери, последней линии обороны перед самим залом. Он был старым воином, закаленным в огне тысяч сражений, приученный к неожиданности или отчаянию, как любой из Влка Фенрика.

И, тем не менее, он не мог двигаться. Существо перед ним было таким подавляющим, таким превосходящим, что это наполнило его вены свинцом и сжало его сверхчеловеческие мышцы в ужасающем стазисе.

Магнус пришел. Демон-примарх стоял у подножья лестницы, притягивая раскаленные, яростные линии трассирующего огоня. Казалось, боеприпасы взрываются прежде, чем попасть в него, расцветая звездными вспышками ярко-красного и оранжевого цвета вокруг его гигантского тела. Длинные Клыки и отделения тяжелого вооружения выпустили в него все, что у них было, пролив потоки огня в голову и грудь чудовища.

Это не дало видимого эффекта. Магнус был гигантом, пятиметровым монстром, шагающим сквозь облака прометия, как человек по полям пшеницы. Он излучал свет, такой же сверкающий, как бронза, и ослепляющий среди теней горы. Ничто не могло навредить ему. Ничто не могло приблизиться, чтобы навредить ему. Он был создан для другой эпохи, эпохи, в которой боги ходили среди людей. В более холодной и слабой вселенной тридцать второго тысячелетия он был бесподобен, шагающим осколком воли Всеотца среди хрупкого мира смертной плоти и крови.

Пока Вирмблейд смотрел, охваченный тисками ужаса, машина смерти приступила к работе. Не было ни боевых криков, ни гневных воплей. Демон-примарх сохранил свой флегматичный нрав старых времен, и перерезал нити с ужасным хладнокровием. Вирмблейд видел, как его Волки набрасываются на мерцающего титана, как всегда невосприимчивые к страху, бросая свои тела на пути чудовища. От них отмахивались, швыряя тела о камень, где их спины ломались.

Магнус шагал вперед, достигнув нижнего уровня лестницы. Баррикады там удерживали многие дни, сопротивляясь каждой попытке прорвать их. Доты выплеснули огонь в примарха, окружив его завесой мерцающих, искрящихся попаданий. Он уничтожил их один за другим, и разбрасал по траншеям.

Магнус наступал. Лауф Тучегон встал на его пути, вызывающе подняв руки. Рунический жрец начал призыв, хлеща бурей вирда, сопротивляясь наступлению демона со всем умением, которым обладал. Примарх сжал кулак и Тучегон просто взорвался, исчезнув в кровавом шаре, его тотемы рассыпались среди обломков разлетевшейся рунической брони. Тогда кэрлы в беспорядке покинули траншеи, все мысли о сопротивлении были сокрушены огромной силой, шагающей к ним.

Магнус наступал. Еще больше Волков бросились ему навстречу, все еще не утратив мужества от бушевавшего вокруг разрушения. Вирмблейд увидел Россека, Волчьего Гвардейца с грозным лицом, На мгновенье примарх задержался, поколебленный неожиданной атакой такого количества клинков, каждым из которых орудовали с пылом и отвагой. Россек даже смог попасть, заставив Магнуса остановиться.

Один удар. Единственный удар цепным кулаком, последовавший за градом снарядов штурм-болтера. Это было все, что он смог, пока кулаки Магнуса не попали в него. Примарх швырнул его на пол, разорвал на части и раздавил в кровавую пленку своими подкованными ботинками. Россек погиб, уничтоженный за секунды, его гордая жизнь была прервана случайно опущенной ногой чудовища. Остальных Волков он разорвал вскоре после этого. Еще больше стационарных орудий разрядили свои боеприпасы в примарха. Все они были уничтожены, вырваны со своих установок и отброшены в сторону как пустяк.

Магнус приблизился. Шесть дредноутов Клыктана ожидали его посередине лестницы, непоколебимые и неподвижные. Они одновременно открыли огонь, выпустив ракеты и плазменные заряды в разъяренный, сокрушительный шквал разрушительной энергии. За несколько секунд они обрушили огневую мощь, достаточную для уничтожения целой роты десантников-предателей, опустошив патронные ленты к тяжелым болтерам и энергетические модули. Магнус вышел из ада невредимым, за его броней тянулись сгустки дыма и пламени. Дредноуты приблизились, активировав свои огромные силовые кулаки и молниевые когти и приготовившись к схватке.

Магнус схватил ближайшего дредноута одной рукой и оторвал его от земли. Его огромный саркофаг поднялся над бурлящим огненным разрушением, оружие ближнего боя бессильно сжималось, а тяжелый болтер всаживал снаряд за снарядом в непроницаемую кожу примарха.

Магнус размахнулся и швырнул дредноута о стену лестницы. Почтенный Павший на скорости врезался в поверхность, расколов камень и проделав огромную дыру в скале. Магнус встал над пораженной боевой машиной и снова сжал кулак. Броня дредноута треснула посередине с оглушительным раскатом грома, раскрыв кипящую амниотическую камеру внутри. Изувеченные останки плоти и мышц на миг скорчились, все еще одержимые изначальной жаждой выживания, после чего Магнус сокрушил плексиглас и вытянул их наружу. Сжав могучий кулак, он раздавил останки дредноута в смесь крови и истощенных мышц.

Затем Магнус обернулся, чтобы заняться остальными.

Вирмблейд по-прежнему не двигался. Какая-то сила заставляла его оставаться неподвижным.

— Лорд.

Его конечности застыли, тяжелые и вялые. Его меч мертвым весом вонзился в пол.

— Лорд.

Позади его глаз опустилась черная пелена отчаяния.

Ничто не может остановить это. Даже Бьорн не сможет ничего сделать с этим.

— Лорд!

Он отбросил свои видения, чье-то близкое присутствие стряхнули их. Несколько выживших Волков собрались вокруг него на вершине лестницы. Менее дюжины избежали атаки примарха. С лестницы к ним стекались кэрлы, возможно пара сотен. Под ними сражались дредноуты, умирая один за другим под ужасным воздействием Магнуса, удержав линию всего на несколько дополнительных минут, прежде чем его безжалостный марш продолжился.

Обратившийся к нему был Кровавым Когтем в залитом кровью доспехе и усеянном зубами шлеме. Как и все Волки, он прошел через тяжелые бои и его доспех был в выбоинах, ожогах и зарубках от мечей.

Вирмблейд должен был почувствовать это раньше.

Малефикарум. Он сражается за мой разум.

Огромным усилием Вирмблейд отбросил ужасные ощущения отчаяния. Его солдаты обращались к нему за руководством. Кровавый Коготь схватил его за руку, нуждаясь в лидере.

— Какие будут приказы? — настойчиво спросил он.

Вирмблейд посмотрел на лица вокруг него. Всего несколько часов назад, они все еще смели надеяться. Баррикады держались так долго. Теперь за несколько ужасных минут все было уничтожено.

Он не знал, что сказать им. Впервые с момента принятия сана жреца, он не знал, что сказать.

— Мы будем удерживать его здесь, — раздался уверенный голос.

Все глаза обратились к говорящему. Это был смертный ривенмастер с честным лицом. У него единственного из кэрлов глаза не были наполнены страхом. Там была пустота, словно мысль прожить дольше стала какой-то отвратительной для него.

— Мы — смертные будет удерживать его столько, сколько сможем, — он продолжил говорить невозмутимо, несмотря на взрывы, поднимающие снизу по лестнице. — Мы — расходный материал, но вы — нет. Вы должны идти. Найдите способ противостоять ему в Вальгарде. Если вы промедлите, то погибнете.

Вирмблейд посмотрел на смертного. Наконец последние крупицы психического паралича Магнуса покинули его. Ривенмастер взглянул на него с выражением дерзкого высокомерия на лице.

Морек Карекборн. О, как я недооценивал тебя.

— Смертный прав, — заявил Вирмблейд, восстановив свое самообладание и взмахнув мечом. — Мы отступим. Наша позиция будет в Аннулюсе.

Он сделал знак Мореку.

— Принимай командование над оставшимися отделениями тяжелого вооружения. Удерживайте его в Клыктане столь долго, сколько сможете. Остальные идут со мной. Мерзость не войдет в наши самые святые покои без сопротивления.

Затем он повернулся, его бронированные ботинки заскрипели о камень, перейдя на бег. Он направился через Клыктан к транзитным шахтам. Остальные Волки шли с ним, никто из них не оспаривал приказа, хотя Вирмблейд заметил упрямое нежелание выходить из боя. Выжившие кэрлы старались не отставать, охотно убегая от ужаса на лестнице. Когда они ушли, звук грохота со ступеней усилился, прерываемый отдельными выстрелами болтеров.

Вирмблейд только один раз оглянулся. Морек уже был занят, организуя смертных, способных встать рядом с ним. Он выстраивал последние огневые позиции и отделения тяжелого вооружения на вершине лестницы, в тени рычащих статуй волков. За ними виднелся приближающийся бронзовый левиафан.

Отважен. Крайне отважен. Как только погибнет последний дредноут, ему повезет, если он протянет больше нескольких секунд.

Волчий жрец быстро отвернулся, переключившись к происходящему, к выживанию.

Я не могу чувствовать вину за это. На кону больше, чем жизни смертных.

Но, когда Вирмблейд пробежал по пустому Клыктану в сопровождении оставшихся под его командованием, оставив позади свирепствовавшего примарха, позорно отступая наверх в надежде, слабой надежде, что положение измениться в Аннулюсе, одна ноющая мысль не покидала его.

Я не представляю, как сражаться с этим чудовищем. Совершенно не представляю.

Десантники-рубрикаторы неистовствовали. С уходом Бьорна, Грейлока и рунического жреца их силы значительно возросли. Фаланги воинов в сапфировых доспехах устремились в битву, окруженные сверхъестественной энергией и извергая холодный огонь из своих перчаток. Даже оставшиеся Волки на баррикадах не могли сравниться с такой мощью, и прибегали к отступлению с боем, отходя через линии траншей к укрытиям за ними.

Их прикрывал постоянный огонь из стационарных установок и неукротимое присутствие пяти оставшихся дредноутов. Последних возглавлял Хротгар, огромная боевая машина почти такая внушительная, как и Бьорн. Под его командованием Альдр и другие стойко держались при отступлении, поддерживая постоянный обстрел приближающейся волны, замедляя ее, хотя и не останавливая. Звери по-прежнему сражались с неубывающей свирепостью, бросаясь в горла молчаливых убийц, разрывая броню и сталь своими странными аугментированными клыками.

Фрейя видела, что этого недостаточно. Уход командного состава бастиона лишил защитников их самого могучего оружия. Он смотрела с растущим неверием, как они пробивают себе путь, открыто изумлялась, когда Бьорн прорубил дорогу сквозь перемолотые орды. Один Русс знал, добрались ли они до противоположной стороны и какое ужасное задание отозвало их от долга на баррикадах.

Что еще хуже, Тысяча Сынов, казалось, наполнились новым пылом к битве. Они быстрее вступали в бой, их реакция стала более отточенной, а удары — тяжелее. Что-то произошло, дав им новый импульс, и ход сражения решительно повернулся в их пользу.

Фрейя отступала, как было приказано, отходя через громадные порталы Печати Борека в пещеры за ними. Ее отделение держалось в тесном строю вокруг нее, все лицом к противнику, все без остановки стреляя. Вокруг них гремели тяжелые удары, многие из которых были болтерными снарядами, выпущенными наступающими рубрикаторами. Как только защитники отступили со своих долго удерживаемых позиций в порталы, орудия внутри самой Печати Борека открыли огонь, добавив новые взрывы к уже оглушительному урагану звука и света.

Позади были выдолблены траншеи и установлены дополнительные линии баррикад. Они отступят и перегруппируются, затем снова отступят. Это был весь план. Пока дредноуты держались, а Волки продолжали сражаться у них по-прежнему был шанс. У нее была вера. После стольких лет цинизма это была прекрасное чувство.

Затем она зашаталась, крича от боли.

Один из ее людей потянулся к ней, пытаясь поднять ее на ноги. Еще одна задержка будет фатальной — никто из отделения не сможет позволить себе ждать ее, если она упадет.

Мир Фрейи покачнулся. На мгновенье она подумала, что ее поразил лазерный луч, но затем поняла, что боль была внутренней. Как копье, пронзившее сердце, по ее телу пронеслась волна острой агонии.

— Поднимайся, хускэрл! — побуждал ее солдат, сильно дергая за доспехи.

Фрейя едва слышала его. Единственное, что она видела, было мимолетное видение гиганта в бронзовом доспехе, шагающего через огненные завесы, разрывающий все в пределах досягаемости своей ужасной хватки. Затем перед ним оказался человек, смертный, дерзко стоящий перед приближающимся адом. Он стоял между двумя волками, громадными и вырезанными из гранита. Хотя их морды застыли в рыке, они были неподвижны и бессильны.

Видение исчезло, и напряжение с яростью битвы в Печати Борека вернулось.

— Отец! — закричала она, осознав, что увидела.

Ее оружие загремело о землю, выпав из дрожащих рук. Солдат сделал последнюю попытку оттащить ее. Остальное отделение было уже во многих метрах позади, отступая под сильным огнем к назначенной точке сбора.

— Мы должны идти! — настойчиво закричал он.

— Он погиб! — она задыхалась, ее душило неведомое прежде горе. Слезы кололи ей глаза, горячие и жгучие. — Милость Всеотца, он погиб!

Тогда кэрл сдался, позволив ей упасть на камни, и побежал к своим товарищам. Фрейя опустилась на землю, не обращая внимания на бойню вокруг нее. Перед ней Волки сражались в последней, проигранной битве с безжалостным врагом. Линия сражения приближалась. Скоро она захлестнет ее, как волна, омывающая песок.

Ей было все равно. Она даже не обратила внимание. Ее мир раскололся под ее ногами, уничтоженный смертью человека, который дал ей все. Долгие дни изнеможения вдруг взяли свое, сокрушив оставшийся в ней дух.

Он погиб.

И когда оборону у Печати Борека, в конце концов, прорвали, а десантники-предатели, наконец, пошли на штурм великого бастиона у основания цитадели Русса, Фрейя Морекборн, свирепая дочь и воин Фенриса, упала на камни, безразличная ко всему, кроме видения смерти.

Она оставалась там, пока на нее не упала тень. Тень одного из многих могучих воинов, которые пришли в Этт с одной целью — убивать. Когда он навел свое оружие, она даже не подняла голову.

Магнус стоял в Клыктане. Его мантия была охвачена огнем, который медленно затухал, как и убывал триумф от его восхождения. По огромному пространству все еще разносилось эхо стихающей огненной бури, но орудийные вспышки давно исчезли. Пол был устлан телами и расколотыми орудийными ящиками, которые частично скрывали стелющиеся по нему рваные клубы дыма. Фреки и Гери были разбиты, их конечности лежали среди обломков баррикад, как сгоревшие приношения.

По широкому пространству каменного пола двигались в плотном строю отделения рубрикаторов, готовясь к броску наверх. Стража Шпиля была занята демонтажем оставшихся укреплений и ремонтом самых серьезных повреждений лестницы. После ее падения верхние уровни Клыка лежали открытыми.

Магнус знал, что должен сделать. Он разрушит шахты и туннели, направляясь к самой вершине и прокладывая огненный путь через содрогающуюся гору. Затем он ворвется на вершину, приняв образ повелителя разрушения, и будет смотреть, как его сыновья разрывают на части остатки цитадели. Разрушение будет полным и непоправимым, подходящим ответом на опустошение Тизки. К моменту его ухода, Клык будет пустыми, непригодными для жилья руинами.

Но пока он отложит это. Оставалось одно дело в Клыктане, то, что он предвкушал многие столетия.

Магнус подошел к гигантской статуе Русса.

Он должен был согласиться — образ обладал большой схожестью. Беспощадная энергия его генетического брата была идеально отображена. Приблизившись к статуе, Магнус вытянулся в росте. Когда он остановился перед изваянием, его голова была на той же высоте. Они стояли лицом к лицу, как на Просперо. Магнус посмотрел в невидящие глаза своего старого врага и улыбнулся.

— Ты помнишь, что сказал мне, брат?

Магнус говорил вслух, его голос был отчетлив и могуч. Пальцы судорожно вцепились в бока, жаждущие того, что должно случится.

— Ты помнишь, что сказал мне, когда мы сражались перед пирамидой Фотепа? Помнишь ли ты сказанные тобой слова? Я помню. Твое лицо было искажено. Только представьте Повелителя Волков, чья свирепость исказилась в печаль. И все же ты выполнил свой долг до конца. Ты всегда делал то, о чем тебя просили. Такой верный. Такой упорный. Воистину, ты — цепной пес Императора.

Магнус перестал улыбаться.

— Ты не испытывал удовольствия от того, что делал. Я знал это тогда и знаю сейчас. Но все меняется, мой брат. Я не такой, каким был, а ты… ну, не будем вспоминать, где ты сейчас.

Магнус вытянул руки, схватил каменные плечи статуи, вдавливая бронзовые пальцы в гранит.

— Так что не думай, что делая это, я испытываю те же чувства. Я получу удовольствие от этого. И мне будет приятно видеть твой дом разрушенным, а сынов — рассеянными. В грядущие столетия это небольшое деяние будет вызывать у меня улыбку, незначительное утешение за зло, которое ты причинил моему невинному народу во имя невежества.

Магнус потянул вверх, и гигантская статуя оторвалась от своего основания, с треском сломавшись в лодыжках. Легко обращаясь с колоссальным весом, Магнус повернул статую лицом вверх, и поднес колено к выгнутой спине.

— Я долго ждал этого, Волчий Король. И нахожу этот момент действительно таким приятным, каким я надеялся, он будет.

Одним яростным ударом Магнус сломал спину Русса о колено. Две половины статуи рухнули на камни, подняв медленную волну пыли и камней. Рокочущий звук падения отразился от высоких сводов Клыктана, угасая как рыдания. Голова откатилась, по-прежнему застывшая в гримасе неподвижного гнева, мягко остановившись среди обломков.

Магнус остановился, глядя на останки образа своего врага. Долгое время он не двигался. На его лице было дерзкое удовлетворение, выражение человека, который хочет полностью насладиться долго ожидаемым моментом.

Но за ним, была глубокая боль, боль воспоминания, которую Ариман, несомненно, распознал бы. Там всегда будет боль. Это была трагедия прошлого, содеянного, которое нельзя было вернуть.

С самоанализом нужно было заканчивать. Когда пыль осела на трещинах в стенах Клыктана, Магнус еще раз встряхнул себя. Он знал, что его сыновья с нетерпением ожидают продолжения штурма, а у него перед ними все еще был долг.

— Последний бросок, — пробормотал он, обращаясь к самому себе. — Самый тяжелый из всех ударов.

И он ушел, уменьшаясь на ходу до своего обычного роста, хотя все еще возвышаясь над самыми высокими из своих слуг. За ним шли рубрикаторы и их выжившие колдуны-проводники. Многие погибли, но все еще оставалось несколько сотен воинов, как обычно непреклонных и преданных. Они маршировали со своей обычной жуткой уверенностью, тяжело ступая вверх по склонам к транзитным шахтам. Все они шли за своим отцом, не оставив никого позади.

После их ухода смертные Стражи Шпилей пробрались через руины зала. Они были измотаны многими неделями непрерывных боев, но держались с высоко поднятой головой. Они больше не боялись. Смертные видели, как было повергнуто величие Волков, и это чудесным образом повлияло на их уверенность. Многие из них считали, что все оборонявшиеся космодесантники погибли. Это было обоснованное предположение, вызванное недавними событиями.

Поэтому несколько часов спустя никто из часовых не заметил несколько пар светящихся красных глаз у основания лестницы. Они стремительно двигались в строю преследования. Только когда волчьи когти появились из темноты и гулкий боевой клич громадной военной машины снова посеял ужас среди смертных, стало ясно, что они слишком рано расслабились.

Остались живые Волки, и они охотились.

Глава 21

У Красной Шкуры не было времени восхищаться древними чудесами Зала Аннулюс. В другой ситуации он задержался бы у большого каменного круга, погрузившись в созерцание символов, вырезанных на нем. В текущих обстоятельствах это будет излишним. Он знал, что враг идет по пятам, вычищая транзитные шахты и туннели как приливная волна. Они будут здесь скоро, готовые закончить то, что начали.

Поэтому он работал не покладая рук, укрепляя помещение с несколькими оставшимися Волками и деморализованными кэрлами. Они приволокли в зал тяжелые железные листы, свалив их в дверном проеме. Они знали, что такие слабые заграждения долго не выдержат, но, по крайней мере, давали кэрлам какое-то укрытии от огня.

Смертные были готовы пасть духом. Они сражались уже много дней, лишь с короткими перерывами на сон, чтобы не сойти с ума или умереть от истощения. Даже их фенрисийское телосложение, одно из самых крепких в Империуме, едва выдерживало. Было чудом, что смертные все еще могли держать винтовки, не говоря о том, чтобы пользоваться ими.

Кулак Хель не стал бы понимать подобные вещи. Он всегда был нетерпим к слабостям смертных.

— Почему мы по-прежнему нуждаемся в них? — ворчал он. — Просто сделайте больше космодесантников. Тысячи. Не останавливайтесь пока не останемся только мы, и забудьте о слабаках.

В этих шутках всегда был серьезный подтекст. Он действительно не видел достоинства неаугментированных людей. Теперь он погиб, уничтоженный той самой силой, которая подняла его до сверхчеловечности.

В этом все дело, брат. Мы расплачиваемся за нашу силу.

— Кровавый Коготь, — раздался сухой старый голос Вирмблейда.

Огрим резко повернулся. В ярком свете очагов стояла темная фигура волчьего жреца в наполовину уничтоженном доспехе.

— Вы будете удерживать Аннулюс некоторое время без меня.

На мгновенье Красная Шкура не мог поверить то, что слышит.

— Прости меня, лорд. Я не поним….

— Я должен позаботиться о вещи высочайшей важности. Если Русс пожелает, я вернусь раньше, чем враги доберутся до тебя. Но если нет, тогда держи оборону до моего возвращения.

Красная Шкура почувствовал рев гнева, поднимающегося внутри него. Он знал, что его силы на исходе и знал о наказании за неподчинение волчьим жрецам, но то, что Вирмблейд собирался сделать, было безумием. Не было ничего, ничего более важного, чем защита последнего и самого святого зала Этта.

— Ты не можешь, — сказал он, с трудом удерживая самообладание. — Ты нам нужен здесь, лорд.

Вирмблейд покачал головой.

— Не пытайся спорить со мной, Кровавый Коготь, — сказал он. — Я знаю, что ты чувствуешь, и буду идти как можно быстрее.

Еще одно мгновенье Красная Шкура раздумывал возразить. Хель, он даже обдумывал швырнуть волчьего жреца на пол и заставить его остаться.

Когда эта мысль пронеслась в его голове, он выдавил усталую улыбку, мрачное одобрение, вызванное полным отчаянием.

Довели ли нас до этого?

— Если ты пропустишь бой, я заявлю примарха как трофей, — сказал Красная Шкура. — Тебе придется жить с этим позором.

Вирмблейд рассмеялся в своей странной, циничной манере.

— Ты заслуживаешь это, Кровавый Коготь. Но ты не будешь сражаться с Магнусом в одиночку. Вот тебе моя клятва.

Затем он повернулся и зашагал через самодельные баррикады, продираясь через работающих кэрлов. Красная Шкура некоторое время наблюдал за его уходом, потом бросил взгляд назад на оставшихся защитников.

Двенадцать Волков: Когти, Охотники и Длинные Клыки. Несколько сотен кэрлов, засевших в узких подходах к Залу Аннулюса и занявших позиции внутри него. Немного тяжелого вооружения, но в основном личное оружие и то с ограниченным боезапасом.

Он оглядел находящиеся всего в нескольких метрах от него камни Аннулюса. Эмблема Ордена — образ Волка, Крадущегося меж Звезд располагался в центре круга. Когда-то сам Русс стоял перед этим символом в окружении своей могучей свиты, все воины которой не имели себе равных.

Так мало осталось. Так мало, чтобы защитить само сердце нашего мира.

Красная Шкура судорожно вздохнул. Он рисковал позволить событиям последних нескольких часов взять вверх над ним. Он мог представить Кулака Хель, смеющегося над этим, дразнящего его, как он всегда делал.

Не сейчас. Надо сделать работу.

— Ты! Смертный! — проревел он, шагнув к группе кэрлов, устанавливающих на место новую баррикаду. — Не туда. Я вам покажу куда.

А потом он снова был занят, поглощенный необходимостью сделать Аннулюс максимально защищенным. У них было мало времени. Пока защитники работали, далеко внизу под ними были слышны звуки приближающейся бури, затерянные в бесконечном лабиринте туннелей. Она все еще была далеко, но приближалась с каждым ударом сердца.

Магнус шагал по коридорам Этта, останавливаясь только для того, чтобы уничтожить слабые обереги против колдовства, которые все еще сохранились на верхних уровнях Ярлхейма. За ним неторопливо шли отряды десантников-рубрикаторов.

Сопротивления почти не было. Туннели и шахты были пусты, или быстро сдавались редкими отрядами смертных защитников, утративших надежду и руководство. Магнус знал, что Волки все еще сражаются на нижних уровнях, прижатые его солдатами и медленно задыхающиеся. Несколько защитников на верхних уровнях, готовые драться до конца, должно быть отступили к вершине, беспричинно надеясь удерживать последний редут еще несколько часов.

Сопротивление не удивило его, но и не вызывало большого восхищения. Он никогда не ожидал от них сдачи. Волки продолжали атаковать его, когда он поднимался по лестнице Клыктана, хотя должны были знать, что погибнут. Тот большой воин с цепным кулаком и с горечью в боевом крике, даже смог ранить его.

Магнус презрительно огляделся. Он знал, что на этих уровнях обитали Небесные Воины. Окружающая обстановка была такой же бедной и пустой, как и в остальной части окутанной тьмой горы. Хотя Клыктан и обладал суровым величием, в Клыке очень немногое производило впечатление. Он был не более чем большой скалой, наполовину изрытой, холодной и обдуваемой горными сквозняками.

Чамин — лорд-маг Павонидов шел рядом с ним, стараясь не отставать от примарха.

— Лорд, у вас есть еще приказы? — спросил он. — Я отправил отделения в боковые туннели для уничтожения оставшихся оберегов. Мы сможем нанести много ущерба там, прежде чем атакуем последних защитников.

Магнус кивнул.

— Выполняй. Сжигай, ломай и калечь все, что найдешь. Обращая особое внимание на тотемы и амулеты. Волки имеют необъяснимую слабость к ним, их разрушение ранит их души.

— Будет сделано. А потом, вершина.

— Именно, хотя там ты будешь без меня, по крайней мере, на время.

Чамин вопросительно наклонил шлем, хотя не осмелился задать вопрос.

— Мне предстоит встреча, — пояснил Магнус. — Когда ты закончишь крушить оставшиеся артефакты, ищи меня на вершине.

Магнус не старался скрыть выражение предвкушения на своем лице.

— Зал Русса близок, мой сын, тот, который он назвал Аннулюс. Тебе выпадет честь захватить его. Мы снова встретимся там, как только последняя надежда этого несчастного Ордена будет погашена.

Вирмблейд вошел в помещение телотворцев. Он шел торопливо, быстро пройдя сквозь многочисленные соединенные комнаты. Оставленные помещения по-прежнему были ярко освещены, но выглядели скорбно в своей пустоте. В туннелях, ведущих из Аннулюса в его владения, он не столкнулся с врагами, но знал, что это только вопрос времени. У него были драгоценные мгновения; мгновения, которые он сможет использовать для спасения важных элементов его исследования, прежде чем все будет уничтожено. Он плохо представлял себе, что делать с ними после этого, но он что-то придумает. Так было всегда.

Вирмблейд шагал через пустые лаборатории телотворцов, едва замечая металлические столы, где лежали тела. После такой долгой задержки в Клыктане, он чувствовал необходимость вернуться в эти стерильные помещения, еще раз окунуться в резкий свет медицинских светосфер, отражающийся от стен из белого кафеля.

Волчий жрец подошел к внутреннему святилищу, месту, где там много лет тайно проводилась программа Укрощения. Противовзрывные двери были закрыты, какими он их и оставил. Он приготовился ввести активируемую голосом разблокировку, снижая свой пульс, как он обычно делал. Волнение только помешает механизму.

И в этот момент он остановился. Он оглянулся на длинные ряды безмолвных механизмов, чистые операционные столы.

Не было тел. Серый Охотник Фрар, принесенный сюда Мореком, исчез. Все остальные исчезли. Как будто их следов никогда не было. И в этот момент он осознал истину.

Он пришел в лабораториум не первым.

Медленно повернувшись, зная о последствиях того, что делает, он открыл двери.

За ними лежали комнаты Укрощения. Там царил хаос. Родильные трубы были разбиты, их содержимое медленно растекалось по кафельному полу. Тела экспериментальных Сынов Русса лежали на полу, растоптанные и разорванные. Все пробирки были уничтожены, разбиты на блестящие осколки стекла. В дальних комнатах потрескивали когитаторы, уничтожаемые пламенем. Незаменимое оборудование, некоторое со времен Объединения Терры, было полностью уничтожено, а бесценные внутренние механизмы выпотрошены, как кишки.

Оно погибло. Все погибло.

Вирмблейд мгновенье потрясенно смотрел на крушении работы его жизни. Затем его янтарные глаза сверкнули. Большая часть его внимания переместилось на человека, стоящего в центре разрушения.

Нет, не человека. Он был ниже ростом, чем на ступенях Клыктана, но все еще выше любого космодесантника. Его золотая мантия свисала с трехметровой высоты плеч, покрывая бронзовый нагрудник. Амнионовая жидкость стекала с его пальцев. Его единственный глаз сверкал триумфом.

Вирмблейд потянул свой меч, и драконье лезвие выскользнуло из ножен с голодным шипением.

— Ты действительно намереваешься сразиться со мной, Тар Хралдир? — невозмутимо спросил Магнус.

— Всеми своими сердцами, — сказал Вирмблейд, воспламеняя разрушительное поле клинка.

Примарх кивнул.

— Конечно собираешься. Но сначала знай, старик. Будущее, которое ты себе представлял, стоило стремления предотвратить его, и поэтому то, что осталось от моего Легиона, было принесено в жертву этому. Вторжения на Фенрис не состоялось бы без твоего вмешательства, волчий жрец. В последние мгновения своей жизни, подумай над этим.

Затем Вирмблейд заревел со всей своей старой, горькой яростью, и бросился к гигантскому примарху, направив клинок к его шее. Драконий меч, с вырезанным на нем извивающимся образом змея, завыл в свою очередь, метнувшись над бронзовым нагрудником к своей цели.

Магнус мгновенно извлек свое оружие. Его движения казались небрежными, неторопливыми, но каким-то образом дали незамедлительный результат. В одно мгновенье он был невооруженным и расслабленным, в другое он снова стал огненным ангелом, каким был в Клыктане.

Мечи столкнулись, и звон металлических лезвий отразился от стен.

Вирмблейд двигался так, словно был Кровавым Когтем в лучших кондициях, вращая свой клинок умелыми, резкими движениями, громко крича с каждым ударом. Усталость от долгой битвы прошла, заставив двигаться его конечности со старой сокрушительной и удивительной скоростью.

За все столетия службы он не сражался лучше, не направлял настолько всецело свое желание убивать. Вирмблейд кружился, нырял и колол с впечатляющей энергией, ведомый гневом и утратой, которые полностью его поглотили. Жгучая, ужасная скорбь подняла на несколько мгновений его мастерство за пределы даже Волков Фенриса, в категорию легенд.

Магнус парировал с непринужденной легкостью, двигаясь плавно и орудуя клинком со всем беспощадным искусством его наследия. Он словно предоставил волчьему жрецу его последний миг совершенства, подарил последние фанфары воинственной величественности перед наступлением конца.

Вирмблейд при всей его яростной энергии и самообладании был для примарха тем же, что и смертный для космодесантника. Когда даже его закаленные временем мышцы устали от свирепой атаки, драконий клинок на мгновенье опустился, открыв брешь в защите. Мечу Магнуса понадобился один удар, всего единственный укол, направленный прямо в грудь Вирмблейда. Жуткий клинок примарха беспрепятственно прошел сквозь доспех.

Пронзенный металлом Вирмблейд задергался. Он боролся еще немного, отчаянно пытаясь вырвать из себя меч. Его собственный клинок выпал из пальцев, его энергетическое поле все еще яростно шипело.

Волчий жрец закашлял кровью, горячей и черной, и она разбрызгалась внутри шлема.

В последний раз к нему пришла его мечта. Космические Волки, многочисленные как звезды, приносят войну в темнейшие уголки галактики, преобразуя Империум по представлению Волчьего Короля и делая его таким же полным жизни и могущественным, каким был Русс.

— Это было… сделано… ради Русса, — задыхаясь, произнес он, чувствуя, как холодная хватка смерти овладевает им.

Затем он обмяк, тяжело повиснув на вражеском мече.

Магнус мрачно вытащил клинок, позволив телу Вирмблейда рухнуть на пол.

— Если это так, значит, ты подвел его, — заметил примарх, бесстрастно взирая на истерзанное тело. — Эта борьба закончена.

— Нет, пока ты жив, предатель!

Магнус резко поднял взгляд. Поразительно, к нему неслись воины. Гигант, облаченный в терминаторский доспех, его волчьи клыки сверкали грозовой молнией. Рунический жрец в окружении двух телохранителей, с потрескивающим эфирной энергией посохом. И позади них и медленнее двигалось нечто массивное и громоздкое. Что-то знакомое ему с далеких, далеких времен.

«Руссвангум» ворвался в зону орбитальной бомбардировки, его лэнс-излучатели пылали. Эскортные корабли энергично следовали за ним, открыв огонь из всего оружия, которым обладали. Прибытие боевого флота Волков было опустошающим, окутанное огнем и яростью.

Флот Тысячи Сынов не атаковал их, но начал отходить от Фенриса маневром, который, несомненно, был спланирован. «Херумон», единственный корабль в армаде, способный бросить вызов флагману Железного шлема, плавно уходил от опасности, развернувшись на 180 градусов и направляясь прямо к точкам прыжка.

Фрегаты и истребители Космических Волков направились прямо в гущу врага, отдавая бортовые залпы по корпусам неповоротливых транспортных судов. Золотые суда начали пылать, их щиты рассыпались под яростью обстрела.

Но Железный Шлем прибыл не ради орбитальной войны. Он видел темный круг разрушения вокруг Клыка даже через перископы реального пространства. Многокилометровой ширины, он пятнал древний отражающий простор Асахейма, как рана на бледной коже.

Когда он смотрел на него, его разум вернулся к рядам Волчьих Братьев, воющих в насмешке и муке, даже когда их убивали. Воздух пирамиды Гангавы был пагубным, пропитанным безумием и ужасом. Прекращение этой битвы было самым тяжелым решением, принятым им за всю жизнь. Растворившись в ярости, он едва узнал Къярлскара, когда Волчий Лорд пробился к нему. Даже тогда, даже после того как он услышал, что случилось на Фенрисе, часть него сопротивлялась призыву вернуться.

Глубина его безрассудности открылась мгновенно. Было бы менее болезненно продолжать сражаться, забыться в желании убивать, упиваясь праведным порывом стереть грязь из бытия.

Он по-прежнему видел лица тех, кого убил. Искаженные лица. Лица, которые скрывали чудовищное сознание. Где-то глубоко внутри Волчьи Братья знали, во что они превратились.

Мы держим опасность близко.

— В капсулы, — прорычал он, спускаясь с мостика в посадочные отсеки. На каждом корабле флота ярлы Великих Рот сделали то же самое. Сотни десантных капсул уже приготовились к планетарной высадке, каждая с полной нагрузкой. В ангарах запели двигатели «Громовых ястребов», ожидая команды «путь свободен», чтобы вырваться в тропосферу и на дистанцию ведения огня.

Весь Орден достиг орбиты, сметая сопротивление с такой же пренебрежительной легкостью, что и Тысяча Сынов так много дней назад. До массированной высадки оставались минуты.

Железный Шлем нетерпеливо зашел на борт своей капсулы, прислонился к адамантиевой стене и почувствовал, как удерживающая клетка опустилась на место. Двери корпуса с шипением закрылись, и клаксоны запуска начали издавать громкий звук.

— Высади меня на вершину, — прорычал он по связи.

Это будет опасно, на грани ошибки — большая часть капсул направлялась на дороги. Тем не менее, операторы отсеков знали, что лучше не спорить и координаты были введены.

— Готов к запуску, лорд, — раздался голос по связи.

— Выполняй, — приказал Железный Шлем, приготовившись к отцеплению зажимов и последующему головокружительному спуску к поверхности. Он не мог дождаться этого.

Я иду за тобой.

Люки запускного туннеля открылись, и капсулы начали падать. Суда Волков во всех направлениях неслись в битву, разрывая на части любой вражеский корабль, слишком медленный, чтобы ускользнуть от их орудий.

Он знал, о чем будет думать сейчас враг. Он знал, что по всем дорогам окопавшиеся батальоны Стражи Шпилей будут смотреть вверх, понимая, что флот бросил их на произвол судьбы. И когда они посмотрят на потемневшие небеса, одна и та же мысль войдет в каждый охваченный ужасом разум. Железный Шлем нашел в этом холодное удовлетворение.

Это планета Волков. И они пришли вернуть ее.

Штурмъярт широко развел руки, разжигая неистовую энергию бури. Вылетели шары молнии, окутав Магнуса сверкающим нимбом. Сигилы на доспехе рунического жреца вспыхнули кроваво-красным светом.

Грейлок и двое его Волчьих Гвардейцев бросились в бой, рыча со сдерживаемой яростью. Они набросились на Магнуса, как стая, загоняющая конунгура — один в горло, другой в грудь, третий — в ноги. Их доспехи мерцали от защитной эгиды Штурмъярта.

Грейлок был самым быстрым. Он нанес удар когтями в лицо примарха, Магнус отступил, потрясенный скоростью нападения. Хотя он был более чем на метр выше десантников-теминаторов, темп и свирепость атак заставили его отступить и он споткнулся.

Магнус Красный, сын бессмертного Императора, примарх Тысячи Сынов споткнулся.

— За Всеотца! — триумфально проревел Грейлок, вся его сущность была охвачена ужасающей, звериной энергией охоты. Как и у Вирмблейда до него, абсолютная ненависть, порожденная Магнусом, придала ему на время воистину поразительную силу. — За Русса!

Грейлок отвоевал у примарха еще один шаг, проревев свою ненависть с едва разумным бешенством. Магнус выставил свой меч, но свирепый взмах волчих когтей отбил его в сторону.

Волчий Гвардеец нанес удар, вонзив когти в ногу Магнуса. Штурмъярт зарычал, наслаждаясь охотой, и его вирдовский огонь заревел с еще большей интенсивностью. Другой Волчий Гвардеец вонзил коготь в грудь примарха. Волки почувствовали запах крови, и это невероятно подействовало на них.

Магнус снова пошатнулся, ударившись о стену позади себя и расколов ее. Он разрушил ее и прошел дальше. Грейлок прыгнул за ним, сопровождаемый остальными. Штурмъярт следовал по пятам, охваченный адом бушующего пламени вирда. Четверо Волков изводили, кололи и били отступающего демона-принца, их кулаки взмывали, а клинки кусали. Не было ни снижения темпа, ни передышки, просто шквал страшных ударов, каждый наносился с грубой, беспощадной энергией.

Они отбросили демона-примарха еще дальше назад, пробив следующую стену и разрушая все вокруг. Звук рева был оглушительным. Страшная какофония наполненного ненавистью вызова разрослась в тесном пространстве залов телотворцев.

— Смерть колдуну! — заревел Грейлок, полностью одержимой страстью убивать, все его тело пульсировало неистовой энергией.

Он сражался с такой степенью безупречности, что хотел кричать. Грейлок чувствовал, как сгорает в бою, нанося себе непоправимый вред самим действием с таким необузданным неистовством. Из этого состояния нельзя было выйти. Он сражался до смерти, используя каждый грамм потенциала своего смертного тела.

Я — оружие.

Он сражался с живым богом, и только его неукротимая вера, его непоколебимая уверенность, его полнейшая готовность позволяли соответствовать этому грандиозному заданию.

Мое чистое состояние.

Он снова оттолкнул Магнуса назад, не давая ни времени, ни пространства. Еще одна стена рухнула, уничтоженная увенчанной молниями яростью их неистового продвижения.

Они вырвались через развалины на широкое, открытое пространство. Это был какой-то ангар, один из сотен, которые усеивали гору возле вершины. Слева на площадке находился единственный штурмовой корабль, разрушенный и обгоревший от тяжелых боевых повреждений. За пусковым отсеком бушевала буря. Грохот мстительного ветра гудел в их ушах, свежий от холодного воздуха Асахейма, резкий и завывающий.

Душа Фенриса. Она разделяет нашу ярость.

Волки рвались вперед, окутанные пламенем вирда Штурмъярта, вызывающе вопя, нанося удар за ударом, каждый из которых закончил бы другой бой, но в этом случае только продлевая его.

Но их сила, при всем невероятном величии, была ограничена четкими рамками. Магнус был ребенком Императора, одним из двадцати несравненных, которые зажгли пламя Великого Крестового похода, и его равновесие могло быть нарушено только на короткое время. Атака была ужасающей, худшая из испытанных им за тысячу лет, но его сила была почти безгранична, а хитрость едва ли меньшей. Он выпрямился, возвышаясь над своими противниками, и вспомнил какая сила лежит в его руках.

Один из Волчьих Гвардейцев потерял бдительность на долю секунды, и этого было достаточно. Кулак Магнуса обрушился на его лицо, отшвырнув на несколько метров. Волчий Гвардеец с сильным хрустом рухнул на пол, его шлем раскололся, и он не поднялся.

Штурмъярт был следующим, пораженный опустошительным ударом колдовского огня из вытянутых рук Магнуса. Рунический жрец согнулся пополам, охваченный внезапной, мучительной болью.

— Хьолда! — закричал он, корчась в агонии, из сочленений доспеха брызгала кровь.

Магнус сжал кулак, и керамитовая оболочка взорвалась, разбросав град плоти и костей по полу ангара. Затем примарх стремительно обернулся к Грейлоку и выжившему Волчьему Гвардейцу. Хладнокровие исчезло с его лица, обрамляемого спутанными клоками темно-красные волос. Он истекал кровью, и хромал из-за глубокой раны на ноге. Прежде только один раз его физическая оболочка получала такие раны, и воспоминание о той боли привело его в бешенство.

— Ты разгневал меня, Пес, — прорычал Магнус, тыльной стороной руки отшвырнув Волчьего Гвардейца из боя и сломав его спину. Затем он навел потрескивающий кулак на Грейлока.

Он так и не выпустил колдовской огонь. Вращающийся шар плазмы ударил Магнуса прямо в торс, отшвырнув его через весь ангар. За ним последовал еще один, и еще, отбрасывая его все дальше. Размахивая руками, окутанными остатками раскаленных зарядов, Магнус врезался в остов сбитого «Громового ястреба». От удара корабль развалился на части. Золотые кулаки примарха прошли сквозь смятый адамантиевый корпус, как разозленный ребенок, угодивший в кукольный домик.

— Ты ничего не знаешь о гневе, Предатель, — прогудел Бьорн, тяжело ступая из развалин ангарной стены и выпустив очередной шквал плазменных зарядов из своей руки-пушки. — Вот — гнев. Вот — ненависть.

Разряды ударяли один за другим, каждый нацеленный с безошибочной точностью. Магнус был окутан неистовым, воющим адом разрывов, отбрасывающих его назад, внутрь обломков штурмового корабля.

Он все еще стоял. Он сопротивлялся. На миг показалось, что примарх полностью уничтожит конструкцию «Громового ястреба».

Затем воспламенились цистерны с прометием.

Колоссальный взрыв потряс весь ангар, по площадке пронеслась ударная волна. Магнуса поглотила расширяющаяся сфера раскаленного разрушения, огненный шар, который поднялся до потолка ангара и растекался по камню, как ртуть. Грейлока швырнуло на пол. По площадке пробежались глубокие и широкие трещины. Ветер завыл, растягивая по воздуху языки пламени.

Только Бьорн выдержал. Он продолжал стрелять, изливая все больше плазмы в неистовый поток разрушения.

Когда Магнус, наконец, появился из центра ада, его лицо было искажено убийством. Кожа свисала с костей, тлея и пузырясь. Его золотая мантия почернела, а бронзовый доспех выгорел. Гриву волос сменил череп в лохмотьях кожи. Его единственный глаз пылал, как металл в горне кузнеца. Под огромными открытыми ранами была виден каркас меняющегося, яркого цвета. Физический покров, наброшенный на его демоническую сущность, был сорван пламенем.

Магнус выскочил из огня прямо на Грейлока, языки пламени тянулись за ним, как крылья ангела. Бьорн развернул плазменную пушку, но слишком медленно. Раненый примарх врезался в Волчьего Лорда, когда тот пытался встать. Магнус сбил его с ног сокрушительным ударом кулака, все еще пылающего прометием. Голова Грейлока ударилась о камень, и на мгновенье он перестал сопротивляться.

Магнус вонзил обе руки, разорвав нагрудник ярла цепкими пальцами. Вспыхнула серебристо-золотая варп-энергия, растворяя керамит шипящими клубами. Магнус глубоко погрузил руки, схватив оба сердца Грейлока потрескивающими кулаками.

Волчий Лорд закричал, его конечности оцепенели от агонии. Тошнотворным рывком Магнус вырвал бьющиеся органы из все еще живой груди Грейлока и, стряхнув запекшуюся кровь, и отбросил их.

На мгновенье Волчий Лорд оставался в сознании, каким-то образом сумев удержать взгляд своего убийцы.

Под его шлемом было измученное, но непокорное белое лицо. В последний раз в его глазах отразился мимолетный образ гладкой заснеженной равнины, добычи, бегущей под суровым солнцем, ледяного ветра на обнаженных руках.

Мое чистое состояние.

Затем руки повисли, а кровавый свет в линзах потух.

— Ярл! — заревел Бьорн, его голос исказила ненависть.

По-прежнему выпуская поток плазменных снарядов, дредноут шагнул прямо на примарха, его молниевый коготь пылал яростным разрушением. Два гиганта сошлись в грохоте варп-энергии, прометия и стали против стали.

Когда Магнус и Разящая Рука схватились в ужасной, опустошительной битве, буря вокруг них завыла с еще большей злобой. Пласкритовый пол под их ногами продолжал трескаться. Разгневанный древний дредноут снова заставил растерянного примарха защищаться, нанося ударом когтями и обстреливая из плазменной пушки. С такой дистанции ужасная обратная тяга плазмы воздействовала на Бьорна почти также сильно, как и на врага, но, несмотря на это, он продолжал стрелять.

Шаг за шагом, окутанные дымом и потоками кипящей энергии, две фигуры в причудливых, раскачивающих объятиях двигались в сторону открытого ангарного отсека, обмениваясь ударами сокрушительной, убийственной силы. Позади портала уже не было щитов. За пласкритовым краем площадки на несколько метров простиралась голая скала, далее отвесно устремляясь вниз. Они достигли обрыва, осыпая друг друга ударами такой силы, что край скалы раскрошился под ними.

Магнус был ранен. Ни один смертный не ранил его прежде так серьезно. Шок от этого сказался на его движениях, которые стали удивительно нерешительными и непредсказуемыми. Вся его естественная грация покинула его, и он сражался как драчун из закусочной, молотя по тяжелой броне дредноута, даже когда Бьорн отвечал.

Они подобрались ближе к краю. Камни продолжали срываться вниз, скатываясь по стальной твердости склонам горы. Обрыв был почти вертикальным. Враги находились в тысячах метрах от дорог, сражаясь на небесах, как боги фенрисийского мифа, окруженные мечущимися зигзагами молний и смертельным воплем бури.

Далеко внизу пылал огонь, и шла бойня. Волки высаживались сотнями и неистово неслись по камням, обрезая нити по желанию. Их колонны стекались к разбитым каркасам ворот, снова вступая в собственную цитадель со смертельным огнем преследования в глазах. Небеса усыпали очертания десантных кораблей и темные следы «Громовых ястребов». Высоко над ними, окруженные мечущимися вспышками зигзагообразных молний, более тяжелые корабли медленно спускались сквозь верхнюю атмосферу.

Они оба увидели это. Продолжая биться, Бьорн издал триумфальный рык.

— Железный Шлем здесь, колдун, — поддел он, глубоко вонзив свой коготь в бронзовый доспех и вращая клинки. — Это твоя смерть.

Кажется, Магнус не мог говорить. Рваная плоть вокруг рта была сожжена оставшимся прометием и рассечена ударами дредноута. Он сжал когтистые пальцы на раскаленном стволе плазменной пушки Бьорна.

Бьорн снова выстрелил, окутав кисть Магнуса жгучей энергией. Примарх не отпускал, поглотив ужасающий жар, скрутив и смяв тупое дуло ствола в скомканное месиво. Его пушка стала бесполезной. Бьорн переключился на свои когти, снова вонзив их в изуродованное лицо примарха. Когти соединились, сорвав еще больше плоти с демонической сущности.

Каменные столбы сломались и обвалились с края скалы. Под могучей ногой Бьорна пробежалась паутина трещин. Оба титана раскачивались на самом краю пропасти, обмениваясь ударами, даже когда ледяная бездна манила их вниз. Резкий ветер Асахейма вцепился в них, подтаскивая ближе к забвению.

И тогда усталый, раненный и пылающий Магнус, казалось, вспомнил, наконец, о своей страшной силе. Он отпустил сломанную руку, и флуоресцентная энергия варпа изверглась из его вытянутых пальцев. Коготь Бьорна смялся, раздавленный бурей разноцветного безумия. Когти безумно изогнулись, затем раскололись.

Оставшись без оружия, почтенный дредноут приблизился, пытаясь схватить примарха и выбросить его за край. Магнус уклонился и ударил свободной рукой. Несмотря на утрату меча, демоническая плоть была все еще достаточно сильна, чтобы расколоть саркофаг Бьорна, проделав рваное отверстие в длинной передней пластине. Костяные символы раскололись, а руны разлетелись в стороны.

Тогда Бьорн зашатался, став окончательно беззащитным перед всей мощью гнева примарха. Магнус поднял пылающий кулак, целясь в смотровую щель. Бьорн ничего не мог поделать. Последовал могучий удар, разорвавший усиленную плиту. Он отшатнулся назад на своей центральной оси, еще больше приблизившись к краю. Магнус повернулся, встав на более устойчивом месте, наполовину вытолкнув дредноута за обрыв и удерживая его одной рукой. Земля под когтистыми ногами Бьорна провалилась, вызвав небольшую лавину из камней и осколков льда.

— Ты был на Просперо, — прошипел примарх, его голос стал ужасающим эхом того, чем он был раньше. — Я узнал твой узор души.

Бьорн попытался ответить, но его вокс-генераторы были уничтожены. Он чувствовал отказ систем по всему искусственному телу. Похоже, адское существование, которое он был вынужден так долго терпеть, наконец, приближалось к концу. Он не очень сожалел об этом.

— Ты действительно думал, что сможешь убить тебя? — проскрежетал Магнус, одновременно недоверчиво и взбешенно. Его свободная рука заново разожгла колдовской огонь. — Если мой брат не смог, на что надеялся ты?

И в этот момент Бьорн увидел фигуру, несущуюся вниз по склону. Огромный, облаченный в броню воин бежал к ним по абсолютно ледяной поверхности. Еще выше виднелся профиль десантной капсулы, врезавшейся почти в самую вершину Вальгарда.

Внутри треснувшей оболочки то, что осталось от древнего рта Бьорна улыбнулось.

Железный Шлем атаковал, вытянув руки в прыжке. Он врезался в сцепившиеся фигуры с силой «Лендрейдера», несущегося на полной скорости. Раздался громкий лязг брони о броню. Край скалы обвалился, и все трое покатились вниз по крутому склону в облаке расколотого камня и разлетающегося льда.

Голова Железного Шлема дернулась назад, когда он на скорости врезался во что-то, затем его рука пробила обнаженную породу. Он скользил и кувыркался, падая снова и снова, сокрушая скалы горы при падении. Великий Волк смутно видел Бьорна, падающего прямо через ледяное поле, прежде чем огромное тело дредноута исчезло из виду. Он слышал, как громко кричит Магнус и заметил вспышки демонической плоти неподалеку, прежде чем они оторвались друг от друга.

Он падал, падал и падал. Ничто, за исключением рыхлого снега и почерневшего от огня камня, не могло прервать стремительное падение. Железный Шлем врезался в новый уступ и расколол его, прежде чем последовать далее. Все было в движении, дезориентируя и кружась в нулевой видимости.

Затем с отвратительным треском он врезался во что-то большое. Несмотря на терминаторский доспех удар был сокрушительным. Железный Шлем потерял сознание, его тело отскочило, как щелчок хлыста, прежде чем с мучительным скрежетом остановиться.

Это был уступ, один из тысячи среди острых верхних скал Клыка, шириной в сотню метров.

Железный Шлем почти сразу же пришел в себя, и понял, насколько серьезно был ранен. Боль нахлынула на его тело, как ревущий огонь, пылая в скрученных суставах и сросшихся костях. Он почувствовал, что стальная пластина в его черепе расшаталась. Это означало, что череп треснул, догадку подтверждала обжигающая боль позади глаз.

Он гневно зарычал и рывком поднялся в полулежащее положение. Магнус тоже был здесь. Они падали вместе, осыпая друг друга ударами. Следов Бьорна не было видно, хотя за спиной примарха бежал вниз по скале длинный след, вырванный в камне, как вспаханная борозда. Снег и паковый лед все еще сыпались вперемешку с отколотыми кусками скал.

Примарх встал. Всякое сходство с его прежним обликом исчезло. Не было ни золотой мантии, ни бронзового доспеха, ни покрытых великолепными зодиакальными образами наголенников, сверкающих на солнечном свету.

То, что осталось, было существом из энергии, смутно напоминающей человека совокупностью пульсирующего варп-вещества, живого и чудовищного. Единственной постоянной точкой на поверхности движущейся варп-сущности был глаз, гранатово-красный и пылающий, как огненный круг.

Вокруг изуродованного примарха кружил ветер, холодный и неистовый, пытаясь сбросить его с края горы в бездну. Душа планеты знала, что за мерзость явилась миру и вопила, чтобы изгнать ее обратно в варп.

Магнус сделал один, наполненный болью шаг к израненному телу Железного Шлема, его глаз метнул взгляд чистой ненависти. Он покачивался на ветру.

Железный Шлем с трудом поднялся, игнорируя пылающую агонию в могучем теле. Он чувствовал, как хлюпает кровь в ботинках, стекая в сочленения брони. Боль удерживала его сознание и концентрацию. Он пересек варп со всей скоростью и яростью, на которые был способен, ради этой встречи. Дважды.

— Колдун, — бросил он, насыщенная кровью слюна брызнула на лицевую пластину.

Его ледяной клинок потерялся во время падения, но у терминаторского доспеха был и другое оружие. Правая кисть хранила спаренный штурмовой болтер, встроенный в изгиб брони, а левая рука была заключена в массивный силовой кулак. Положившись на свое мастерство во владении обоими, Железный Шлем перешел на тяжелый, раскалывающий камни бег к колеблющимся очертаниям примарха. На бегу, он открыл огонь из обоих стволов болтера. Снаряды ударяли в тело Магнуса, но не взрывались. Казалось, они полностью исчезали, хотя удары, несомненно, ранили демона-примарха. Магнус заревел от боли и гнева, собравшись с духом, чтобы встретить атаку Великого Волка голыми руками.

Железный Шлем почувствовал, как вспыхнули его ноги, когда побежал к цели. Его доспех помог ему, двигая тонны крепкой плоти, костей, керамита и адамантия в тело примарха. При столкновении он нанес своим силовым кулаком тяжелый, сокрушающий удар прямо в мерцающее лицо Магнуса.

Магнус мастерски увернулся от кулака, сохраняя свое тело эластичным, и ударил кулаком в нагрудник Великого Волка, отбросив его назад. Железный Шлем пошатнулся на скользкой поверхности. Магнус замахнулся для следующего удара, но Железный Шлем сумел опередить его. Когда силовой кулак попал в цель, ощущение было такое, словно он ударил груду камней.

Магнус отлетел, ударившись о край скалы. Когда его тело врезалось в гору, оно замерцало, как гололит при недостаточной мощности. На лице примарха отразились неверие и боль.

Он уменьшился. Ужасно уменьшился.

Железный Шлем свирепо засмеялся. Он снова атаковал, используя свое массивное тело для создания импульса. Магнус встал, чтобы встретить его, его кулаки пылали колдовским огнем. Они столкнулись с тошнотворным хрустом. Железный Шлем почувствовал, как выстрелом раскаленного огня разорвало его руку с болтером. Он также ощутил, что его силовой кулак попал в цель, от чего демон-примарх пошатнулся.

Железный Шлем рычал от грубого наслаждения боем. После столь долгой погони за призраками и насмешек привидений, он, наконец, был в своей стихии. С каждым новым ударом своих измученных рук он чувствовал себя чуть более живым. Боль была нематериальной. Единственное, что существовало для него — это борьба, испытание силы, применение его несравненной способности к контролируемому насилию.

Эта способность поддерживалась гневом, который он взращивал с момента ухода с Гангавы. Лица Волчьих Братьев толпились в его разуме, по-прежнему завывая в ужасе и боли. Среди них были и лица погибших на Фенрисе, обвинительно рычащие. Грейлок был прав. Павшие были принесены в жертву на алтаре его высокомерия, и теперь они требовали воздаяния.

Он намеревался отдать его. Силовой кулак снова вгрызся в сотканный из эфира бок Магнуса, отбросив примарха назад к скале. Лицо с единственным глазом вспыхнуло от боли, когда Магнус врезался в острую скалу. Все его тело содрогнулось, колыхаясь, как огонь на ветру. Раны были глубокими, расходясь шоковыми волнами по узорчатой плоти. Высоко над ними с яростным триумфом заревела буря, разгоняя ледяные ветра вокруг склонов горы. Железный Шлем ударил его снова, и снова, вбивая в острые скалы Клыка.

И тогда Магнус закричал, издав крик боли, неслыханный с тех пор, как Волчий Король уничтожил его первое тело. Он отразился от скал, перекрыв ветер, перекрыв гром артиллерии внизу, где Волки прорубались через смертных солдат на дорогах. В этом крике была усталость эпох, отчаяние полубога, рожденного понимать глубокие тайны вселенной и вместо этого застрявшего в примитивных боях посреди грязного снега мира варваров. Это был крик утраты, расточительства, и безграничной тщетности нескончаемой войны, которой он никогда не желал.

Железный Шлем услышал этот крик и дико оскалился. Он продолжал наносить удары по мерзости перед собой, его руки работали, как могучая машина, растворившись в урагане кровавого безумия.

— Сражайся со мной, колдун! — заревел он. — Подними руки и сражайся со мной!

На мгновенье показалось, что Магнус утратил волю. Он принимал кару, сгорбившаяся спина прислонилась к скалам. Шлейфы огня все еще цеплялись за его изодранные очертания — остатки его извилистого подъема через Ярлхейм. Глаз широко раскрылся от боли. Он выглядел потерянным, брошенным на произвол судьбы на вершине мира смерти, который поклялся уничтожить.

Но потом, как и раньше, он начал приходить в себя. Откуда-то из внутренних глубин вспыхнул новый огонь. Примархи были обучены, прежде всего, выживать, выносить все, что безмерно враждебная галактика могла бросить против них. Унаследованные ими силы были почти неисчерпаемы, источником в глубоком океане несравненного могущества Императора. Даже сейчас, после того, как он столько вынес, перенес столько боли, его внутренняя сила, питавшая его огненную сущность, оставалась нетронутой.

Его спина выпрямилась. Магнус поймал один из ударов Железного Шлема ладонью, схватив силовой кулак и удерживая его огненными пальцами. Свободной рукой он нанес удар прямо в лицо Великому Волку. Железный Шлем покачнулся и отступил назад.

Магнус поднял себя выше. Раны на его теле вспыхнули алым цветом, залечивая себя. Под его ногами затрещали эфирные молнии. Единственный глаз снова пылал — слиток расплавленного железа среди льда. Он разомкнул кулак и из ладони вырвался неоновый поток, погрузив Железного Шлема во всепоглощающее, разрушающее электрическое пламя. Великого Волка отбросило назад к краю, и он рухнул на колени, окутанный необузданной квинтэссенцией имматериума.

Поток иссяк. Железный Шлем повалился на землю, его доспех обуглился и дымил. Он не вставал.

Порядок был восстановлен. Полубог посмотрел вниз на изломанного противника, последнего из множества Волков, которые противостояли ему.

— Ты должен был остаться на Гангаве, — заскрежетал Магнус, его сломанный голос играл на нереальных голосовых связках, как пальцы арфиста Хель. До определенной степени он все еще напоминал человека и выглядел истощенным.

— Гангава больше не существует, — закашлял Железный Шлем, почувствовав избыток крови во рту, когда попытался встать. — Орбитальная бомбардировка. Одни атомы.

Его рука с болтером была деформирована и бессильно свисала. Его силовой кулак дымился от губительного прикосновения примарха, а керамитовый слой покрылся пузырями и потрескался. Все, что у него осталось — это природная сила. Они оба знали, что ее будет недостаточно. Он поднялся на ноги медленным, мучительным усилием.

Магнус приблизился. Узоры на его раненной варп-плоти стали вращаться быстрее, принимая новые и странные формы. В нем снова что-то изменилось. Его короткое пребывание в физическом пространстве подходило к концу.

— Гангава послужила своей цели, — сказал он

Затем примарх бросился на Железного Шлема, налетев на него, как мстительная птица на добычу. Он широко развел руки, вызывая новые клинки из эфирного вещества.

У Железного Шлема не осталось ничего, чтобы отразить атаку, и не было времени, чтобы уклониться от удара. Он поднялся навстречу атаке, и когда она обрушилась на него, обнажил клыки под шлемом, сжал кулаки и вызывающе заревел.

Мир растворился в боли. Великий Волк почувствовал, как раскололся его доспех, разрываемый в клочья расщепляющей силой варпа. Он смутно осознал, что его органы вырываются с горячим, влажным звуком. Он услышал хруст в груди, и полуосознанно понял, что это была его грудная клетка. Его зрение расплылось, сменившись белой стеной жгучего, извивающегося колдовского огня. Ураган энергии — полное и окончательное выражение превосходства примарха — прошел сквозь него, как зимняя буря Хель — ужасная, холодная и неумолимая.

Он не упал. Каким-то образом он удержался на краю обрыва, вцепившись в расколотый камень. Когда агония прошла, он лежал на спине, распростертый перед гневом сына Императора.

Один глаз все еще действовал, видя, как за ним идет его смерть. По крайней мере, в этом смысле они были равны.

Железный Шлем выкашлял комок чего-то слизистого и горячего. Далеко внизу он слышал смутный грохот боевых машин Ордена. Он знал, что они уже должны ворваться в Этт. Его Волки прогонят каждого захватчика из этих залов, одного за другим, ведомые беспощадной целеустремленностью, которая всегда была их отличительной особенностью. То, что они не успеют спасти его, было неважно.

— Этт выдержал, — прохрипел он влажным, скрипучим шепотом. — Твое время вышло. Я заберу эту победу.

Над ним возвышалось тело Магнуса. Узоры на его плоти по-прежнему двигались и кружились. Теперь он был прозрачным, и ветер вцепился в него. Он задержал на мгновенье смертельный удар. Примарх выглядел холодным, как труп.

— Какую победу? — спросил он. — Ты жаждал убить меня. Такой как ты никогда не сможет убить такого как я, Харек Железный Шлем — теперь я за пределами твоей мести.

Железный Шлем засмеялся, несмотря на то, что из-за этого его пробитые легкие вспыхнули новой агонией.

— Убить тебя? Нет. Я потерпел неудачу в этом. — Задыхающийся смех прекратился. — Но я ранил тебя, Предатель. Мы ранили тебя здесь. Мы перерезали нити твоих сыновей и сломали посохи твоих колдунов. Мы стерли улыбку с твоего лица и содрали кожу с твоей спины. И я жил ради того, чтобы увидеть это. Это стоило потери нескольких бутыльков на подносе телотворца. Клянусь кровью Русса, ублюдок, я жил, чтобы увидеть, как ты воешь.

Магнус замолчал и поднял кулак. Перед тем, как он нанес смертельный для Харека Железного Шлема удар, Великий Волк снова засмеялся, выкашливая кровь на вокс-пластину и извиваясь от боли по всему телу. Он лежал на склоне горы, не надеясь на излечение, но смеясь, как сам старый Русс на заре галактики.

Глава 22

Сорок дней.

С момента прибытия Тысячи Сынов на орбиту Фенриса до убийства последнего Стража Шпилей внутри Этта прошло сорок дней. Это число дали скальдам и они перенесли его в саги. Саги были рассказаны, и дредноуты забрали их в холодные склепы Подклычья, чтобы их никогда не забыли.

Вместе с этим числом были имена. Вэр Грейлок, Белый Волк. Одаин Штурмъярт и Лауф Тучегон. Тар Арьяк Хралдир, которого называли Вирмблейдом. Тромм Россек, Сигрд Бракк, Хамнр Скриейя и другие Волчьи Гвардейцы. Железный жрец Гарьек Арфанг и восемь дредноутов из Почтенных Павших.

Из Серых Охотников, Длинных Клыков и Кровавых Когтей Двенадцатой Великой Роты выжили двадцать два. Двадцать один из них находились в Печати Борека, продолжая сражаться, когда деблокирующие силы прибыли к вратам. Единственным выжившим в Вальгарде был Кровавый Коготь Огрим Рэгр Врафссон, прозванный Красной Шкурой. Когда Эгьял Вракссон из Пятой ворвался в Зал Аннулюса со своей Волчьей Гвардией, Красная Шкура стоял над центральным камнем, окруженный десантниками-рубрикатами, защищая священный образ своим телом. После этого он долго находился в Красном Сне, но выжил.

Бесчисленные кэрлы отдали свои жизни при обороне Этта. Их имена не были увековечены.

Неизвестно как, но десантники-предатели избежали мести. Правда, многих убили в туннелях. Но другие, включая большинство колдунов, исчезли с Фенриса в тот самый момент, когда их флот достиг точек прыжка в системе. Волчьи жрецы предполагали, что сам Магнус ушел таким же образом, хотя очевидцев его исчезновения не было. Когда тело Харека Эйрека Эйрекссона нашли, некоторые считали, что Великий Волк действительно убил примарха. Хотя еще долгие годы слухи упорствовали, наимудрейшие в Стае знали, что не в вирде Железного Шлема было совершить подобное, и готовились ко дню, когда Алый Король снова появится.

Ни один из смертных солдат, доставленных на Фенрис Тысячей Сынов, не был спасен их флотом. Когда вернувшиеся Волки высадились на планету, солдат вырезали тысячами. Дым от костров, на которых сжигали их трупы, затмил воздух планеты на целый месяц, так что племена за пределами льда попрятались в своих убежищах и возопили о пришествии Моркаи.

Но тьма прошла. По прошествии времени Небесные Воины снова пришли к ним, забрав лучших и храбрейших сражаться за Всеотца.

Так было всегда. Так будет всегда.

Огни Хранилища Молота никогда не погаснут. Теперь они ревут более гневно, чем когда-либо, тяжело трудясь, чтобы восполнить уничтоженное вооружение.

Альдр шагал по длинному мосту в сопровождении своих братьев. У него не было желания возвращаться во тьму. Ни у одного из них. Но долгое задание по выкуриванию врага из последних убежищ было завершено, а саги выучены. Работы для них не осталось, и поэтому Почтенные Павшие возвращались в Долгий Сон.

Они шли одни, без сопровождения живых. В свое время придет железный жрец, чтобы провести ритуалы и подготовить гробницы-колыбели. А пока братство дредноутов было предоставлено само себе, получив немного времени поразмышлять над своим временным пребыванием в мире живой плоти, прежде чем снова покинуть его. Живущие уважали это, зная, как важна точность исполнения ритуала.

Все за исключением одной. Фрейя Морекборн шла вместе с Альдром, по-видимому, не желая оставлять его, даже когда поманил портал Подклычья.

Альдр не мог сказать, что он жалеет об этом. С его стороны было безответственно поднять ее с пола Печати Борека и унести от опасности. Она потерпела неудачу в бою, а такая слабость обычно заканчивалась смертью на поле битвы. Но он был в долгу у нее за другие вещи, а долги были важны на Фенрисе.

— Что ты теперь будешь делать?

Фрейя устало улыбнулась.

— Мне было дано покаяние. В данный момент я все еще служу в кэрлах. Я предпочитаю сделать это в строю. Я не покрыла себя славой в Печати.

— Это была слабость.

— Я знаю. Я осознаю свою слабость, и буду стараться исправить ее. Думаю смогу победить свои пороки.

— Твой разум блуждает там, где не должен. Ты создана служить.

В прошлом Фрейя проигнорировала бы такие слова. Сейчас она просто склонила голову.

— Этот урок я выучу, — сказала она. — У меня есть пример моего отца.

Потом она посмотрела на Альдра.

— Морек никогда не сомневался. Перед лицом этого ужаса он никогда не сомневался. Даже в самом конце его вера в Небесных Воинов была абсолютной, и я постараюсь соответствовать ей.

Альдр ничего не сказал, и они шли некоторое время молча.

Дредноут знал, что пробудившись в следующий раз, он не узнает лиц. Это была здравая мысль. Возможно, второе пробуждение будет более легким. Возможно, оно становится менее мучительным после первого раза.

Он сомневался в этом.

Портал Подклычья приближался. Он продолжал идти, хотя каждый шаг давался тяжелее.

— Я знаю, я слишком любопытна, — вставила Фрейя, как только они дошли до точки, за которую она не могла пройти. — Я знаю — это слабость. Но скажи мне одну вещь.

Альдр остановился.

— Звери, которые сражались вместе с нами в Печати Борека. Что они такое? Ты сказал, что они — оружие, но кто их создал?

Альдр помедлил. За один ужасный момент он понял, как сильно будет тосковать по их беседам. Он будет скучать по бесконечным вопросам этой смертной, ее глупости, ее отсутствию самообладания. Это было недостойно его — чувствовать что-то к трэллу, тем не менее, он будет скучать по ней.

— Ты сказала, что будешь стараться исправиться, — ответил он. — Начни сейчас. Прекрати задавать вопросы. Это знание не для тебя.

Фрейя еще раз устало улыбнулась.

— Ты прав, — сказала она. — Я опять раздражаю тебя. Я пойду.

Тогда Альдр зашагал прочь, следуя за своими братьями в туннели. Его могучие механические ноги завыли, когда проходил через портал. Фрейя отошла, проявив, наконец, уважение святости события.

— Ты никогда не раздражала меня, — сказал он, его голос потускнел, прежде чем исчезнуть во тьме.

В мерцающем свете огня камина разносилось эхо двух голосов. Оба были невозможно низкими, резонирующими от древних доспехов. Один принадлежал ярлу Арвеку Кьярлскару, который скоро будет повышен до звания Великого Волка вместо Железного Шлема. Другой — Бьорну Разящей Руке, который был Великим Волком прежде и с тех пор стоял вне подобных титулов.

Почтенный дредноут был извлечен с горного склона на следующий день после того, как закончился последний бой. Его жизненный показатель был настолько слаб, что ни один ауспик не уловил его. Только визуальное сканирование склонов Вальгарда зафиксировало его местонахождение. При падении он вырвал половину вершины, оставив огромный след на голой скале, прежде чем застрять в глубокой расселине между двумя могучими отрогами. Его извлечение заняло два дня, а физическое восстановление намного больше. Даже сейчас его саркофаг носил следы битвы, и железным жрецам еще предстояло многое сделать, прежде чем он сможет присоединиться к своим братьям в стазисе.

— На Гангаве были Волчьи Братья?

— Да, лорд. Великая Рота или около того. Они были искажены, и полностью поддались врагу.

— Значит, вы уничтожили их.

— Лорд Железный Шлем хотел лично покончить с ними, но мы получили известия об осаде, и я убедил его прервать бой. Город был уничтожен с орбиты, а одна эскадра осталась убедиться в том, что уничтожение было полным.

Бьорн заворчал с мрачным удовлетворением.

— Это вызывает у меня отвращение. Какую цель преследовал Предатель?

— Он намеревался задержать нас на Гангаве. Он знал, что Железный Шлем не откажется от боя с порочными братьями. Он был прав. Если бы новости о битве здесь не дошли, мы бы много дней охотились на них, и Этт пал в наше отсутствие. — Голос ярла был любопытным. — Но, возможно, это не все. Там нам показали слабость наших наследников. Со всем тем, что обнаружилось здесь, я не считаю, что это была случайность.

— Ты говоришь об Укрощении.

— Я не знаю деталей. Только Железный Шлем и Вирмблейд были посвящены в них. Возможно ярл Грейлок тоже, с тех пор как сблизился с волчьим жрецом. Но мы все знали цели программы. Покои телотворцев неслучайно уничтожили до штурма Зала Аннулюса.

— Это никогда не должно было случиться. Это было предательством примарха.

Кьярлскар пожал плечами, его огромные наплечники только слегка шевельнулись.

— Возможно. В любом случае, она не может быть возобновлена. Теперь в живых нет тех, кто понимал работу Вирмблейда, а оборудование уничтожено. Мы остались одни, единственные наследники мантии Русса.

— Как и должно быть. Если бы я знал о работе, я бы сам уничтожил ее.

Кьярлскар сдержал улыбку. Он мог отлично представить, как дредноут делает это.

— Тогда ты должен быть доволен, лорд. Ты сражался с примархом и выжил, а Этт был защищен. Скоро саги будут полны твоими и ничьими иными деяниями.

Бьорн не выдал ни намека на улыбку.

— Не моими деяниями. Грейлок держался дольше всех, и это его победа.

— Так занесут, — сказал Кьярлскар. — Но не думаю, что так запомнят.

На вершине обозреваемого с Клыка темного пика Кракгарда пылал костер. Здесь со времен примархов чтили павших. Вершина горы была плоской и гладкой, выровненная во времена Всеотца и с тех пор почитаемая долгие годы. Весь Орден собрался на ней, стоя в серых рядах, с обнаженными суровым стихиям головами.

Солнце висело низко, и тени были длинными. Пламя трепетало, красное и яростное, выбрасывая искры высоко в сумерки.

Кьярлскар стоял перед пламенем, его жар давил на спину. С ним был рунический жрец Фрей и другие Лорды Волков.

— Сыновья Русса! — закричал он, и его голос разнесся далеко по обдуваемым ветром вершинам. — Как принято у нас, тела тех, кто погиб при обороне Фенриса, теперь предаются огню. Здесь лежат ярл Вэр Грейлок, рунический жрец Одаин Штурмъярт и волчий жрец Тар Арьяк Хралдир. Так мы чтим их жертву. Когда их смертные тела сгорят, это разожжет нашу бессметную ненависть к тем, кто сделал это. Помните вашу ненависть. Храните ее, и выкуйте из нее и злобы еще одно оружие в Долгой Войне.

Ряды Космических Волков сосредоточенно слушали, каждый из них был безмолвен, как камень. В первом ряду стояли двадцать три воина, немного отделенных от своих братьев. Это были выжившие в Битве за Клык, последние из роты Грейлока. Среди них был Красная Шкура, его лицо все еще было сильно иссечено. Рядом с ним стояли несколько Кровавых Когтей. Пока еще не решили, как наилучшим способом восстановить стаи, но многие считали, что Красная Шкура больше не будет служить ни в одной, вместо этого выбрав путь Одинокого Волка. Смерть его товарищей потрясла его, и этот путь был достойным ответом.

Пока Кьярлскар говорил, Огрим смотрел на пламя, наблюдая, как тела павших превращаются в пепел. На его поясе висел ледяной клинок Бракка Даусвьер, последнее оружие, взятое его братом Кулаком Хель в бой. Никто из собравшихся не знал об этом, но в мече был заключен могущественный вирд, и тысячелетия спустя клинок найдет свое место в сагах. Однако сейчас он был просто вирой, напоминанием и предупреждением.

— Великий Волк Харек Эйрек Эйрекссон лежит не здесь, — сказал Кьярлскар. — Его тело отнесено в место, где он сражался с великим врагом. Я приказал построить там склеп, он будет местом паломничества для проверки стойкости верных. Пусть он служит в качестве памятника его недрогнувшей преданности. И пусть он также служит памятником его безрассудства. Никогда более мы не позволим себе быть втянутыми в войну, не нами порожденную. Из этого мы извлечем урок и используем его для совершенствования себя в дальнейшем.

Отдельно от двадцати двух ветеранов осады, сторонясь как обычно кампании своих братьев, стоял Черное Крыло. Скаут восстановил большую часть своего самообладания во время обратного путешествия с Гангавы. С тех пор ему было поручено задание по восстановлению способности Двенадцатой вести войну в космосе, хотя мало кто ожидал, что он надолго останется на этом посту. Он уже поссорился с арсеналом Ордена из-за заявок на новые скоростные фрегаты, настаивая на проекте с форсированным двигателем, который большинство считало слишком непрактичным.

Пока Кьярлскар говорил, Хаакон смотрел на звезды, легкая скука играла на его темных чертах. Церемонии надоели ему, хотя он был удовлетворен тем, что его маневр над Фенрисом занял место в сагах. Это была определенная компенсация за потерю «Науро», единственной части его жизни на Фенрисе, к которой он чувствовал привязанность, и когда-либо будет чувствовать.

— Мы восстановимся, — сказал Кьярлскар. — Этт будет возрожден и станет даже более великим. Последнее пятно врага будет стерто со льда, а остатки его сил на других мирах будут найдены и уничтожены. Двенадцатая Великая Рота будет восстановлена, ее честь незапятнана, а стаи будут возрождены.

Великий Волк пробежался глазами по собравшимся ротам.

— Наши враги не восстановят свои силы. Мы разбили их. Никогда более они не проведут подобную операцию, так как низведены до мелких банд похитителей знаний, скитающихся по галактике за обрывками тайных безделушек. Их позор не знает границ, а их нищета не имеет равных. Они пришли сюда, ведомые своим примархом и потерпели поражение.

Затем глаза Кьярлскара вспыхнули.

— Помните это, братья! — закричал он. — Они потерпели неудачу. Это будет величайшим из всех уроков, истиной, которую мы понесем с собой, когда снова отправимся на войну в море звезд. Наша вера определяет нас. Наша верность определяет нас. Наша ненависть определяет нас. И мы выдержали это, тогда как Предатель споткнулся.

Его голос дрожал от пыла.

— Через тысячу лет люди будут говорить об этой битве. Пока стоит Империум Человека, скальды будут рассказывать о Битве за Клык, и надежда будет гореть в сердцах верных. Когда бы ни вернулось пламя войны, они будут помнить, что мы сделали здесь и находить силу, чтобы встать и принять испытание.

Кьярлскар ударил кулаком по нагруднику.

— Это наше наследие. Это наша цель. Это причина, по которой мы сражаемся.

Затем он поднял сжатый кулак в жесте вызова, гордости и приветствия.

— За Всеотца!

И на вершине Кракграда, две тысячи воинов Влка Фенрика, Космических Волков с грозной репутацией, ударили кулаками по своим доспехам и подняли их вверх к небесам. Рев их дружного ответа поднялся высоко в темнеющее небо. Этот древний и внушающий ужас боевой клич, был таким же энергичным и неудержимым, как рассвет на нетронутом снегу.

За Всеотца. За Русса. За Фенрис.

АМИНЬ