Кен Кизи

Отто кроввый

* * *

Погоди-погоди… Кк же этого мужик звли? Думешь, я все упомню после той отходной, что он зктил? А потом — если тким делом, кк я, знимешься, с пьянок просто не вылезешь… Нет, не Содом с Гоморрой. И не пдение Рим. О, погоди-к — зню! Мы ж тут про время по Христу бзрим, про эн-э, цитирую: «Кк минет тыщ лет, избрнных вознесут н Небес, Стну спустят с цепи, и говно полетит во все стороны»<Прфрз Откр. 20:7: «Когд же окончится тысяч лет, стн будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщть нроды…» >. Хо-хо-х-х… Откровения, 20:7, или вроде того. Клевя книженция. Лдно, кжись, вспомнил. Поехли дльше…

Время стояло девятьсот девяносто девятый год, одинндцть месяцев и тридцть дней, плюс-минус пру-другую високосных, в строй доброй Ермнии — в Фршляндии, где ж еще? Где пушечный фрш готовят, если не понял. Мужик Отто звли. Принц Отто, единственный сынок строго короля Отто Великого, мудк нбожный, кких мло, шесть моншек с ним сюсюклись, семь попов уму-рзуму учили, сколько чирьев его доствло — и не пересчитть. Идельный рецепт духовной пищи, н тком компосте из Писния ккя угодно пгуб вырстет, соглсен? Еще совсем спиногрызом Отто уже з всю врублся в Откровения. Просто тщился, когд ему эти семь попов н сон грядущий читли — кждый вечер новый, и тк всю неделю. К тому времени, кк у него голос ломться стл, у него уже вся Книг Откровений от зубов отсккивл. Попы в нем души не чяли. А когд первя щетин из прыщей полезл, он уже вовсю в святых припдкх зходился и нгелов поклипсис нблюдл! Видения! Звери, колесницы небесные, все дел. Попы рссудили, что их ученику королевских кровей пор брться з румпель и вести корбль госудрств сквозь оствшиеся годы столетия. И вот они отпрвляют Отто Великому весточку: мол, видения юного Отто явно покзывют, что нследничек готов принять штурвл держвы и взойти н Святейший Престол. Д только стрый Отто смотрел н все это немного инче. И он посылет свою гврдию, чтоб сопливого хнжу притщили к нему обртно в цепях. Кк же, корбль госудрств он поведет! Пп ему покжет, куд этот румпель воткнуть! Пок суд д дело, Король см решил в чсовенку зрулить, помолиться, чтоб Господь его н пусть истинный нствил, понимешь, о чем я, д? Чтоб уж нверняк не облжться. И пок он тм поклоны бил, темный рой нгелов-мстителей —числом семь, кк люди брешут, — нлетел н него из темных зкутков, д рскроил его имперторское препятствие н семь кусков. А куски уволокли с собой в рзные стороны. И ни одн из кроввых чстей тел своих соседок больше никогд в жизни не видел. Тк сынок Отто Великого стл известен кк Отто Кроввый — бич богохульников, прелюбодеев, колдунов и прочей швли. И бичевл он их всех при своем дворе тк успешно, что вскоре прелюбодеев д колдунов не больше полудюжины остлось. Вскоре нчло ему кзться, что земные зботы его подходят к концу, тут еще конец свет н Новый Год нзнчили и все ткое… Нсколько мне помнится, созвл он свою свиту в имперторскую пивную и объявляет: «Судный день грядет. Ндо бы нм взойти н вершину, д отметить конец свет тк, точно нступет он по ншей милости!» «Зшибись, -соглсилсь свит. — Стршный суд.» И вот в кнун Нового 1000 Год взял он всех своих генерлов, всех своих корешей, семерых попов и шестерых моншек, жену н сносях, поросенк, здоровенного мстиф, несколько лошдей с повозкми, телеги с вином и прочее, и нпрвились они к вершине ближйшей горы. Н смом деле, конечно, тк себе — холмик. Д только нчло темнеть. Жене его приходилось то и дело подсккивть н крупе беспрестнно пердевшей кобылы, и все лучшие чувств ее были тем немло оскорблены. Попм уже нужно было где-то помолиться, моншкм —пописть. И холмик сойдет. Зрезли они порося, н пику нсдили и нд большим костром подвесили. Потом порубли н куски и сели винище хлестть. Веселились, знчит. Плясть пустились. Клялись в вечной дружбе нгелм горним, которых все рвно рзглядеть не удвлось. А потом збрезжило утро, и свет отнюдь не кончился. Фигу. Отто немного обиделся. Жен про свои колики рзнылсь. Попы молились тк, что срки отсккивли. А конец свет все не приходит, хоть ты тресни. Отто тогд решил сврить в кипятке одного поп — смого жирного, поскольку другие попы рссудили, что проблем, видть, в нем, в этом жирном. Господу обжоры неугодны. Днем они высплись, снов костер рзложили, зжрили н углях мстиф. Только стемнело, кк снов во все тяжкие пустились. Прд н верхушке холм устроили. Вопили, что твои привидения. Рыдли, себя не помня, глвы пеплом посыпли, грязью глз змзывли. Обмочившись по колено, снов вырубились. А нутро… нутро… земля врщлсь по-прежнему. И солнышко сияло. И ткого обозленного вссл, кк король Отто Кроввый, свет еще не видывл.

Ну вот. Год однтысячный, янврь себе пыхтит дльше со счетом три свренных вкрутую поп и пр моншек попухлее впридчу. Н вершине Горы Тысячелетия — король Отто Кроввый с супругой, королевой Отто. И рождение короед, и конец свет серьезно здерживются. Гром гремит. Ветер воет. Жен кнючит: «О, мой супруг, если б только во мне дело было, ни словечк недовольств не сорвлось бы с моих губ. Но кк же ребенок?» Отто и см был не сильно доволен. Вино кончилось. Свит сбежл. Попы либо сврены, либо ноги сделли. Не нд кем больше н холмике королевствовть, кроме клячи зезженной, телеги, д жены, у которой уже все брюхо сводит. Швырнул он жену в телегу, см збрлся н лошдь, и потрюхли они домой. По пересеченной местности. Телег скрипит. Кобыл пердит. Жен гундит н кждой рытвине и кочке: «Кк же ребенок, кк же ребенок…» Четвертый день янвря только знимется, солнце еще не проснулось, он уже вовсю ссыт д стонет. Отто принялся уже взвешивть все з и против врки ее в кипятке, д немного увлекся. Телег н булыжнике подскочил, и супруг из нее прямо под откос ктпультировлсь. Кобыле это, видимо, понрвилось. Свлив с себя ношу, он нлегке зсккл дльше, потряхивя н ухбх битой телегой. Когд Отто, нконец, добрлся до супруги, т уж последний вздох испускл. «Слв всем святым, — посочувствовл ей Отто. — Отмучилсь свое.» И тут увидел, кк в ее измзнных глиной юбкх что-то шевелится. Млденчик. Преждевременно выдернутый, збрызгнный кровью рождения —мльчишк! Принц! И впервые з все свое эгоистическое существовние Отто почувствовл, кк смую крохотулечку дрогнули его сердечные струны, о нличии которых он дже не подозревл. Сорвл он нижние юбки со своей усопшей возлюбленной, чтобы обтереть королевского нследник, и обнружил — не поднимясь с колен н этом поросшем трвою склоне, под чирикнье зимних птх и блеск зимнего солнц, — что н млденце вовсе не брызги беспокойного рождения. То были чирьи! Чирьи! Чирьи! «Эй, нверху, кк тебя — Всемогущий!» — зорл Отто небесм. — «Что з хреновин? Я тут по горм мудохюсь, кк полгется, Ты крпленую крту сдешь? Я тут все по првилм, Ты мне всего пцн чирьями устряпл? Что это ткое, ? Кончтся эти муки когд-нибудь или нет?» И небес осклбились ему в ответ и вроде кк ответили: «Нстройтесь н ншу волну к концу третьего кт, и все тухлые згдки рзрештся.»

И вот в промозглой тевтонской глухомни сидит нш молодой король Отто: прыщвый млденчик в одной руке, усопшя возлюблення — в другой. Короед уже вопит, жрть просит, ммочк быстро остывет. Телег крякнулсь, кобыл сбежл… не говоря уже о том, что з Конец Свет дже билетов не вернули. Ну где вы еще видли ткого злупленного н весь мир монрх? Он скрежетл зубми и рвл н себе волосы. Не помогло. Он воздевл очи горе з нствлениями. Ничего, кроме ничего. Он опускл очи долу. А тут что можно отыскть, кроме сорняков д булыжников, изгженных преждевременным нчлом нследник? И тут, из стигийских бездн отчянья — проблеск ндежды… куд тм, целя путеводня звезд! Зрелище прекрсное и кошмрное одновременно. Воздетые к морозному светилу — двойные дры его безжизненной невесты, истекющие млеком, точно лебстровые фонтны! И вот тут нш жестокосердый герой потихоньку нчл, кк говорится, слетть с ктушек. Но кто б говорил, кто б говорил? Если из влунов кровь выжимешь, то чего б и жмурик не подоить? А после — и козу, и ослицу, и, нконец (вот этот эпизод мною особенно любим), — щипвшую трвку корову с кривым рогом и прочку ее же чд. Отто рссудил, что рз он кормить двоих преднзнчен, прокормит и четверых. В окружвшей их сельской местности ткже водились курятники, грядки с кпустой и погреб с кртошкой. Стог сен для ночевки и конские попоны взймы. Кк средь бел дня, тк и темной ночью. Лохи деревенские тк, кжется, ничего и не зподозрили. Ппш с сынком рылись по помойкм, крли что ни попдя — и выжили. Сельскя жизнь шл прочке н пользу. Кож у ребенк очистилсь, у ппши уровень желчи упл. Кзлось, они грбили окрестности с полной безнкзнностью. Отто и в голово не приходило, что деревенские лохи были свидетелями кждой ткой неуклюжей покржи. Они с нследничком стли знменитыми. В этом зхолустье о них судчили в кждой хижине и лчуге. Вот вм королевскя семейк — Чокнутый Отто Кроввый, влстелин всего, н что хвтет глз, со своим Прыщвым Прынцем подмышкой, кк с трофейным порося, тырит творог и черные корки с зднего крыльц, что твой обычный жулик. Н смом деле, свернутым нбекрень мозгм бедолги Отто ни рзу дже не померещилось, что он может быть влстелином хоть чего-нибудь… пок однжды н зре скитния не привели их с чдом н один пригорок, откуд они увидели вдли шикрный змок. «Дом,» — скзл Отто пцненку. Стоял мй, цвели эдельвейсы. Отцу с сыном пондобилось четыре месяц, чтобы от горы Тысячелетия добрться до ворот змк в девяти милях от нее. Что в среднем выходило по две мили в месяц, плюс-минус пру лиг или фрлонгов, или в чем тм они тогд рсстояния меряли. Отто сильно удивился, когд в воротх их никто не остновил. А окзвшись внутри, понял. Д он ночевл в свинрникх почище! Во что бы ни уперся взгляд его — везде црило омерзительное зпустение. В переулкх кишели крысы. Прилвки торговцев сгнили. Горожне ежились под злобным присмотром стржи. Стрые оборвнцы и юные беспризорники дрлись з мусорные кучи. То есть, не город, сущя дыр. Кк все могло тк сильно измениться у него н строй доброй родине всего з несколько месяцев? Ему просто не пришло н ум, что в городишке-то не изменилось ничего, пок он по кущм шиблся. Он см изменился. Он прошгл по ступеням мимо стржи, рзинувшей рты, и вступил в свой тронный зл прямо посреди ежедневного првеж.

Бичевли солидную компнию рспростертых крестьян — «дбы очистить их мерзкие грязные души», кк извещли бичевтели, «в честь подготовки поклиптической фнтсмгории, которя покуд еще только грядет!» Стрт, вишь ты, отложили млехо, чтобы хорошенько в доме прибрться, по-святому. Сцен прям из Иероним Босх: бичевтели бичуют… оргны звывют… святоши предют нфеме что ни попдя. «Хвтит уже!» — орет Отто. — «Кк вш король прикзывю вм прекртить! эту! херню! нвсегд!» Во кк! Попы-председтели все свои королевские мнии обоссли при виде Отто и престолонследник, однко ж пытются блефовть. А ккие у тебя докзтельств, что ты и впрямь — нш король? Н короля явно не похож — весь оборвнный, зросший, будто юродивый, кроме этого король нш вознесся к слве с вершины горы. И многие, между прочим, тому свидетелями были. Кто тут иные покзния дст? — нрстет требовтельный гомон. «Кто?» «А кк же ребенок?» — вздымет вверх недовольного тким поворотом событий млденц Отто. «Кк же ребенок?» —вопрошет он еще рз. «Кк же ребенок?» И гм стихет н смом подъеме, сбитый витиевтой логикой вопрос этого безумц, — чик, точно косой подрезли. Потому что вот оно лежит — вечное зерно всего этого долгого и зпутнного предприятия. «Кк же ребенок?» — снов нстивет Отто. «Кк же ребенок?» А ребенок плчет. И подымются с пол рспростертые крестьяне. «Кк же ребенок?» — подхвтывют они этот клич. «Кк же ребенок? Кк же ребенок?» И попы со стржей и инквизиторми нчинют сообржть: «Лф кончилсь, лохи восстли — теперь все святые сми з себя!» А морль этой путной побрехушки (уж брехни-то в ней больше, чем истины)? Слве нету конц, коль злез н верхушку, стрье мы и сми вычистим. Тут проще трюк пок не ншли: хочешь — бери, не хочешь -бросй, хочешь — поверь, хочешь — все отрицй, пой тр-ля-ля, пок не стошнит… Я? А че я? Армгеддон н носу. Хи-хи-хо…