Крис Картер

Лёд

Пролог

Ты — зверь. Да и я, в сущности, зверь. Каждый из нас несет в себе звериную сущность, правда, лишь немногие ее осознают. И еще меньше людей способны справиться со зверем, что живет в глубине.

Каждый из нас — или почти каждый — смутно ощущает его присутствие. Но многие ли задумывались — когда и как он выйдет из сердцевины того, что мы привычно называем «я». Многие ли задумывались, что способно вызвать зверя к активной жизни, разбудить его, заставить взломать тот тонкий ледок, который мы частенько зовем «лаком цивилизации». И тем легче ломается этот лед, высвобождая наши «первородные» инстинкты и потребности — убить, овладеть, сожрать, — чем мощнее катализатор этого, с позволения сказать, «пробуждения».

И нет никого и ничего, что могло бы помешать пробуждению зверя. Воспитание и образование, друзья, родные и любимые — никто

И ничто не поможет, когда придут День и Час. Срок этот непредсказуем, человек всегда висит. На волоске, балансирует на грани. Ибо мы — Хищники, и многовековые попытки превратиться в травоядных так и не вытравили из нас зверя.

Зверь спит — пока. Но кто может сказать, Насколько чутко он спит?

Арктическая станция проекта «Ледовая кора»

Мыс Ледяной, Аляска 250 миль к северу от Полярного круга

5 ноября 1993

20:30

Снежный буран бушевал над Ледяным мысом. Взвихривая сыплющийся с неба снег, поднимая в воздух уже упавший на землю, буран зло обрушивал лавины белых хлопьев на приземистое строение станции, словно желая похоронить домик под тяжестью сугробов, сделать неотъемлемой частью вечной мерзлоты. Возможно, в своем извечно бессмысленно-свирепом буйстве буран все же пытался оградить людей от того зла, что было скрыто от глаз. Ибо место это поистине населяло Зло, более страшное, чем все стихии Земли.

Лохматый черный пес уныло бродил по темным помещениям станции, огибая разбросанные в беспорядке вещи, детали оборудования,

перевернутую мебель. Он вздрогнул, когда задребезжало оконное стекло, в которое буран бросил очередную охапку снега, а затем сунул морду в опрокинутый мусорный бак, в надежде найти хоть что-нибудь съедобное. Его не кормили уже несколько дней, и вообще в последнее время его боги-хозяева вели себя до крайности странно — или прятались, или охотились друг на друга.

На станции было непривычно тихо и темно. Не работали установки жизнеобеспечения, неподвижно замерли стрелки контрольных приборов. Лишь электронные часы чуть светились красным, показывая время — 20:29.

Пса пугали темнота и тишина. Он привык к негромкому рокоту генератора, к свету ламп, к голосам людей, к их смеху и окрикам. Несколько дней назад все это словно испарилось.

Больше всего псу не нравились запахи. Привычные — солярки и смазки, нагретого металла и горячей еды, резкая вонь химикатов и аромат теплой человеческой кожи — все они исчезли. Сейчас воздух был стылым и в нем пахло Болью и Смертью. И стоял еще один тяжелый остро-терпкий запах, от которого у пса поднималась дыбом шерсть.

Боги обезумели, мир сошел с ума и медленно осыпался, подобно осенней листве. И пес уже привык вздрагивать от каждого резкого звука, привык прятаться. Привык к холодной неподвижности тех, кто еще неделю назад кормил и ласкал его, играл с ним и заботился о нем.

Тоскливо заскулив, пес отошел от бака, так и не найдя ничего, чем можно было бы утолить голод. Он равнодушно миновал стол, с которого свешивалась рука, покрытая, коркой запекшейся крови. К этому он тоже привык. Обойдя стороной еще одно тело — лежащее на полу, — пес вдруг насторожил уши и нырнул в дальний темный угол, под верстак.

Пинком отшвырнув попавшуюся под ноги полураспотрошенную коробку, в центральный отсек, хромая, вошел голый по пояс мускулистый человек лет тридцати. Его тело и лицо были покрыты порезами и кровоподтеками. И пес снова почувствовал тот самый удушливый остро-терпкий запах, исходивший от мужчины, — запах свежей крови.

Человек огляделся по сторонам и подошел к столу. Положил автоматический пистолет, который до этого сжимал в руке, и, включив передатчик, тяжело уселся на стул. Дотянувшись до настольной лампы, щелкнул кнопкой, направил луч света себе в лицо. Сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, мужчина повернул к себе объектив видеокамеры и включил ее.

— Мы — не те, кто мы есть, — склонив голову, дрожащим голосом пробормотал он. — Мы — не те, кто мы есть, — отчетливей повторил он, подняв лицо к объективу. — Но дальше века мелькнуло понимание, и он так же медленно повторил движение своего противника. По губам полуголого скользнула улыбка.

Два выстрела разорвали тишину. Два тела тяжело упали на пол.

Не скоро вылез пес из своего убежища. Он подбежал к неподвижно лежащим телам богов-хозяев, лизнул в окровавленную щеку верховное божество, ткнулся носом в его ладонь, как делал раньше, когда будил по утрам. Тщетно — боги остались неподвижны. И в неумолчную песню воющего ветра врезался иглой тоскливый собачий вой.

Часы невозмутимо отсчитывали уже никому не нужное время. 21:27.

Штаб-квартира ФБР

Вашингтон, округ Колумбия

13ноября 1993

День

И еще одна кипа бумаги с шорохом полетела на пол. Специальный агент Фокс Молдер откинулся на спинку стула и устало потер ладонью лицо.

«Перестанут когда-нибудь люди заниматься самообманом или нет? — подумал он. — Такая кипа бумаг и все — пустышка. „Меня похищало НЛО с целью создать гибрид человека и пришельца путем соития". Надо полагать, пришелец был похож на соседа Билли».

Молдер собрал все бумаги с пола и, скомкав их, как попало засунул в мусорную корзину. Она сразу стала похожа на трубочку мороженого. От нечего делать Призрак начал кидать в этот ком скрепками.

Именно за этим занятием и застала напарника Скалли.

— Привет, — сказала она, — я вижу, ты занят высокоинтеллектуальным делом. Стоило так спешно меня вызывать? У меня, между прочим, сегодня выходной.

Молдер убрал свои длинные ноги со стола, встал и усмехнулся: негодующая Скалли — это всегда интересно и немного забавно.

— Есть одна любопытная пленка. Я думаю, за ее просмотр можно брать деньги.

Скалли ответила ему скептическим взглядом. Но Молдер уже выходил из кабинета.

— Надеюсь, это не связано с коррупцией в нашей администрации и сокрытием правды о внеземных цивилизациях? — поинтересовалась Дэйна по дороге в компьютерный зал, который Молдер почему-то выбрал для просмотра пленки.

— Кто знает, кто знает, — неопределенно произнес Фокс, входя в комнату. Включил видеомагнитофон .

Сначала на экране возникли полосы цветовой настройки, потом появилось изображение, подернутое сеткой помех.

Пятеро мужчин на фоне загроможденной аппаратурой комнаты улыбались в объектив, держа в руках стаканы. Высокий плотный мужчина с небритым лицом выдвинулся чуть вперед:

— Здравствуйте, говорит капитан Джон Рихтер.

Стоящий за его спиной парень с длинными волосами, в клетчатой рубахе, приобнял за плечи темнокожего коротышку и помахал зрителям рукой.

— Мы уже впали в отчаяние, — продолжал Рихтер, оглядывая свою команду: коренастого старика с седой бородой, длинноволосого парня, коротышку-негра и худенького азиата. — Но, проковырявшись здесь черт знает сколько времени, мы теперь с гордостью докладываем:

полчаса назад мы установили новый рекорд в бурении ледяного покрова.

Мужчины с восторженными воплями принялись хлопать друг друга по плечам и ладоням. Молдер остановил пленку.

— Это группа ученых. Проект называется «Ледовая кора». Посланы на Аляску федеральным центром по финансированию научных исследований, — объяснил он, продолжая глядеть на картинку, замершую на экране. — Примерно год назад они начали бурение в зоне вечной мерзлоты.

Молдер встал и повернулся к Скалли.

— По образцам, которые извлекают в ходе бурения, определяют, как изменялось строение земной коры.

Дэйна уселась перед телевизором и раскрыла папку.

— Их работа продвигалась успешно, — продолжал Фокс, — она близилась к завершению. Никто даже не думал, что могут возникнуть какие-то осложнения, до тех пор пока примерно неделю назад мы не получили вот это, — и он нажал на кнопку пульта дистанционного управления.

На экране появилась надпись: «Проект „Ледовая кора". Связь осуществлена пятого ноября 1993 года. 20:44 по времени арктической станции».

Экран был опять покрыт сеткой помех. Узкий пучок света выхватывал из темноты человека. Точнее — плечо и половину лица. Скалли с трудом узнала это залитое кровью лицо — Джон Рихтер.

— Мы — не те, кто мы есть, — тяжело дыша, невнятно проговорил Рихтер. Потом, подняв голову, он произнес отчетливей, с трудом шевеля разбитыми губами: — Мы — не те, кто мы есть. Но дальше этих стен оно не пойдет.

Скалли напряженно вглядывалась в изображение.

— Все кончится прямо здесь. И прямо сейчас. Потом мелькнула чья-то рука, схватила Рихтера за шею и передача прервалась. Скалли расширенными глазами продолжала глядеть на пустой экран.

— Что там произошло? — после короткого молчания спросила она.

Молдер слез с края стола и выключил видеомагнитофон.

— Из-за плохой погоды не было никакой возможности добраться до станции, — ответил он и присел рядом с коллегой. — Нас позвали либо потому, что мы гении, либо потому, что нами можно пренебречь. Потому что так легли карты.

— Может быть, у них синдром замкнутого пространства? — предположила Дэйна. Призрак сходу разрушил эту версию:

— Это лучшие ученые. Их специально тренировали для этого проекта и проверяли всеми возможными способами, включая тесты на психологическую совместимость. Завтра мы вылетаем сюда, — Молдер подошел к карте и ткнул в красную точку на оконечности Аляски. — Мы встретимся с тремя учеными, которые знакомы с проектом «Ледовая кора». А потом, — Фокс провел пальцем по жирной красной линии, соединяющей аэропорт Дулиттл с мысом Ледяной, — мы направимся на север, на мыс Ледяной. Национальная служба прогнозов погоды обещает нам три ясных дня. Мы как раз успеем туда и обратно, прежде чем разразится очередная арктическая буря. И не забудь надеть варежки.

Молдер вышел, а Скалли с тихим ужасом смотрела на карту. «Черт побери, — подумала она, — это же так далеко за Полярным кругом». Тяжело вздохнув, она покачала головой.

Аэропорт Дулиттл

Ном, Аляска

14 ноября 1993

Путешествие в Сиэтл было утомительным, но последовавший за ним перелет Сиэтл — Ном оказался сущим кошмаром. Старенький DC-10 болтало в воздухе, и Дэйну пару раз начинало подташнивать. Молдер же, как и в полете до Сиэтла, преспокойно спал — он вообще умудрялся засыпать в любом положении. Лишь при заходе на посадку он потянулся и открыл глаза.

Нелюдимый здоровяк в диспетчерской аэропорта глянул на агентов исподлобья и пробурчал:

— Едва ли кто согласится вас везти на этот треклятый мыс Ледяной. Не любят у нас это место, очень не любят.

— А почему? — спросил Молдер. Здоровяк еще больше набычился.

— Вам этого не понять, вы оттуда, — здоровяк мотнул головой на юго-восток. — Вы предполагаете и заключаете, а мы здесь все, — он ткнул большим пальцем себя пониже спины, — ориентируемся вот этим местом. Может, кому не нравится или кто считает, что все это чушь, но я привык верить предчувствиям. А сейчас мой агрегат говорит мне, что все не слава богу.

— А если пнуть? — чуть улыбнулся Молдер. Здоровяк пожал плечами.

— Пнуть можно. Даже кой-какой толк из этого выйдет — для вас. Да и то — ненадолго. Зато потом… — Он красноречиво махнул рукой. — Да ладно, не вы одни такие. Тут еще трое обещали мне все прелести жизни, если я не предоставлю им транспорт до Ледяного. Какие-то ученые, мать их, извините, мэм. Болтали, что работают на федеральное правительство. Видать, по тем же делам, что и вы.

Молдер кивнул:

— Да, они должны лететь с нами.

— Угу, — буркнул здоровяк, — только не говорите, что я вас не предупреждал. А сейчас идите и ждите у шестого ангара. Я попробую найти кого-нибудь. Но не обессудьте, если ждать придется долго.

Молдер пожал плечами, открыл дверь, пропуская Скалли вперед, и, выходя, оглянулся на здоровяка. Тот прикрыл глаза и помотал головой. Молдер вновь пожал плечами и вышел.

— Ни фига себе сервис! — возмутилась Скалли, когда они зашагали по бетонированному полю к ангарам, — Неизвестно, сколько мы проторчим в этой дыре, прежде чем сумеем добраться до станции.

Молдер хмыкнул:

— Добро пожаловать в Арктику. Кстати, варежки не забыла?

Скалли свирепо поглядела на напарника, но ничего не сказала.

В ангаре перед Молдёром и Скалли предстало странноватое и забавное зрелище — на верстаке у компрессора сидел, закрыв глаза и поджав под себя ноги, плотный крепыш лет тридцати пяти-сорока в меховой куртке и пестрой бейсболке. Он жестикулировал, подпрыгивал на месте, потом вдруг соскочил с верстака и выполнил пару пируэтов. До Скалли и Молдера донеслись звуки, источником которых были несомненно наушники коротышки:

— Итак, нападающий выходит в центр, — перекрикивал комментатор рев невидимых трибун, — осталось пятнадцать секунд, десять секунд — гол!

Коротышка воздел руки в победном жесте. — Прекрасно! «Файертс» — это боги! — воскликнул он.

Агенты переглянулись. Скалли подняла брови и склонила голову набок.

— Несомненно, это один из тех, с кем нам лететь, — шепнула она Молдеру. Тот кивнул.

А коротышка, почувствовав, что его разглядывают, вытянул из ушей маленькие «ракушки», щелкнул клавишей плеера и повернулся к агентам.

— Извините, — улыбнулся он, — моя команда только что забила гол.

— По средам нет никакого футбола, — заметила Скалли, опуская сумку на пол ангара.

— «Файертс» закончили играть в 1987 году, не правда ли? — уточнил Молдер.

— У меня все игры записаны на кассетах, я их постоянно слушаю, — серьезно пояснил коротышка, глядя в лицо Молдеру, словно ожидая подвоха или ироничной улыбки. Но не дождался. — Вы двое — из ФБР? — спросил он.

— Агент Молдер, агент Скалли, — представил себя и коллегу Молдер, пожал протянутую руку. — А вы?

— Дэнни Мэрфи, профессор геологии, университет Сан-Диего.

— Сан-Диего? — переспросил Молдер. — И что, в Сан-Диего много льда? Как вы его изучаете?

— Вокруг морозильника ковыряюсь, — на полном серьезе ответил Мэрфи.

Скалли добродушно усмехнулась. «Нет, у этих двоих есть что-то общее, — подумала она. — Даже шутят с почти одинаковым выражением лица». Но толком обдумать увиденное и услышанное она не успела.

К ангару быстро приближались двое, катя перед собой тележку с сумками. Мужчина и женщина, он — за сорок, высокий, худой, лысеющий; она — около тридцати пяти, худощавая, длинные пряди сухих ломких волос падают на плечи, лицо напряженное, нервное.

— Извините, мы опоздали, — еще издали начал мужчина.

— Доктор Да Сильва, доктор Ходж? — полувопросительно произнесла Скалли.

— Да, это мы, — ответил мужчина, протягивая руку. — Извините. Здравствуйте, как поживаете?

Все обменялись дежурными приветствиями и рукопожатиями, после чего доктор Ходж всех огорошил:

— Будьте добры, документы.

— Зачем? — удивился Молдер.

— Чтобы быть уверенным, что мы все — те, за кого мы себя выдаем, — ответил доктор Ходж.

Молдер и Скалли переглянулись. «Ну и ну, — читалось в глазах Дэйны, — вот так начало». Ходж и Да Сильва первыми достали бумажники и продемонстрировали водительские права.

Мэрфи что-то буркнул и полез в карман:

— Вот я.

Ходж склонился к бумажнику геолога, внимательно вчитываясь в его документы. «Интересно, он попросит Мэрфи предъявить палец для сличения отпечатка или нет?» — подумала Скалли.

— Да, это — вы, — произнес Ходж. Скалли предъявила служебное удостоверение. То же самое сделал Призрак — поднял удостоверение на уровень глаз Ходжа, ухмыльнулся и произнес:

— А это — я.

«Вроде разобрались, — подумала Скалли, — но что будет дальше? Хорошенькое начало для сотрудничества! Грустно, джентльмены».

— Спасибо, — поблагодарил всех Ходж, — большое спасибо.

«Абсолютно не за что», — ядовито прошипела про себя Дэйна, но ничего не сказала, лишь красноречиво посмотрела на Молдера. Тот и бровью не повел.

— Ну, — подытожил Ходж, — теперь мы знаем, кто мы такие. Никто не хочет угадать — зачем мы туда летим?

Скалли обвела ученых взглядом исподлобья и ничего не сказала. Молдер с непринужденным интересом рассматривал невольных партнеров. Все молчали. Немного помявшись, заговорил Мэрфи:

— Два федеральных агента, геолог, врач, токсиколог. Вам ничего это не напоминает?

— Я полагаю, все посмотрели пленку? — спросила Скалли.

Ученые красноречиво переглянулись.

— Что-то не так? — спросил Молдер, внимательно вглядываясь в лица спутников.

— Ребята, вы же федералы, — несколько насмешливо произнесла Да Сильва, — вы должны знать больше нас.

Молдер хотел что-то ответить, но в ангар въехал маленький джип. Все повернулись в сторону водителя, выпрыгнувшего из машины и направившегося к ним.

Аэропорт Дулиттл

Ном, Аляска

14ноября 1993

Милли вчера была свежа и покладиста, но я как-то быстро убрался и в полной мере оценить этого не смог, толкового оттяга не получилось. И вообще, в последние дни все шло наперекосяк. Позавчера чуть не гробанулся Пайке — садился при ограниченной видимости почти поперек полосы и едва не влепился в заправщик. А вчера у меня в воздухе лопнул маслопровод. Слава богу, что такая птичка, как «Сессна», умеет планировать. Вот я и планировал куда-то к чертовой матери. К счастью, буран уже утих, и удалось найти площадочку поровнее. Починился на скорую руку — и до дома, хрен с ним, с грузом, героем я быть не хочу. С того-то и назюзился по вечеру.

Милли, 5 конечно, в расстроенных чувствах, но что делать — это вам не Калифорния, а Арктика, и здесь хреновы природные условия творят с техникой, что хотят. Да и с людьми, ею управляющими, тоже.

Утречком я встал с тяжелой головой, но холодный душ меня более или менее реанимировал. Дополз я на своем джипчике до аэропорта, вижу — раздрай на летном поле, народ бегает, хипеж стоит до небес. А на полосе — обломки «Провайдера», крылья в кучу, фюзеляж пополам. И дымок курится. Мать-перемать, дождались варягов. Торможу рядом со стоящим столбом посередь летного поля бедолагой Пайксом.

— Кто? — спрашиваю.

Пайке вздрогнул, глянул на меня ошалелыми глазами, сунул в зубы сигару, закурил и только потом произнес хоть что-то членораздельное.

— А, это ты, Медведь. Нам-то с тобой повезло. А вот Хендриксену с Йорком — не очень.

Медведь — это я. Все меня так зовут. Даже начальство, кажется, не помнит моего настоящего имени. Да что начальство — сам-то я помню?

— Что отчебучилось — то?

— При посадке стойка шасси подломилась, понесло юзом на брюхе, развернуло и крылом — об заправщика. А в баках горючки еще полно было. Ну и рвануло все к гребешкам.

— Мать-перемать! — сказал я. — Сколько же можно! Если эти придурки из аэродромных служб будут и дальше чесать задницу, а не работать, то мы здесь все перегробимся к распроэдакой теще.

— Слушай, Медведь, а может, сегодня отрихтуем пару-тройку этих козлов? — оживился Пайке, глаза его чуть заблестели.

— Это можно, — ответил я, — а толку-то? Ладно, отрихтуем, какой базар.

— Кстати, Медведь, тебя Чиф Питере искал.

— С каких это? У меня сегодня плановый полет в Тэйлер.

— Все ломается, Медведь.

— Это точно, — кивнул я в сторону обломков «Провайдера» и полез в машину.

Вырулив к вышке, я тормознул и выпрыгнул из джипа. Сегодня распогодилось, но все равно для начала ноября было холодновато. Если лететь сегодня куда-нибудь к чертовой матери, то пускай бог или черт — или кто там благоволит полярным пилотам? — пошлет хорошую погоду, без бурана, тумана и прочего дерьма.

Чиф Питере, мужик габаритов необъятных — что в высоту, что в ширину, — встретил меня взглядом недобрым. Впрочем, при его мохнатых бровях и взгляде исподлобья это дело нехитрое и вполне обычное.

— Ну что, орел полярный, нет желания прошвырнуться в романтическое путешествие?

«Ага, — думаю, — у тебя все путешествия романтические. Только романтика какая-то однобокая — то обледенение, то буран, то еще какая-нибудь дерьмовочка».

— Да уж, — говорю, — дождешься от вас путешествия на Гавайи или куда-нибудь на Таити с белокурыми красотками. Говорите уж сразу — какую очередную гадость вы мне припасли?

Питерс громоподобно хмыкнул, одернул свитер, туго обтягивающий его бочкообразную грудь, и пригладил ладонью смоляно-черную копну волос.

— Полетишь на мыс Ледяной, станция «Ледовая кора». Слыхал про такую?

Слыхал, ох слыхал! Но лучше бы не слышать. Парни, что возили этих крезанутых ученых на их долбанную станцию, рассказывали черт — те что. Я, конечно, не слишком доверяю всем байкам, ибо сам люблю под кружечку-другую выдать нехилую историю-другую. Но рассказывали, что бурят там что-то. И не нефть ищут, а хрен его знает что.

У меня вообще к бурению отношение паршивое. Дедуля мой, покойничек, рассказывал, что его папашка бурил в свое время в Техасе, нефть искал, еще до второй мировой. С тех пор и перебивается семейство с хлеба на чай — угрохал прадедушка все капиталы в это бурение, ни черта не нашел, да и у самого от расстройства чувств крыша съехала. А головастых что-то больше не рождалось, и капитал склепать не удалось никому. Я вот только смог кое-что сколотить, купил самолет, часть акций в мелкой авиакомпании. Да все равно — разве ж это деньги? С тех пор, как дедулины рассказики послушал, очень погано отношусь я к людям, что бурением заняты, и стараюсь от них подальше держаться. Не мое это дело.

А тут еще радиосвязь прервалась с этой станцией. Слухи вообще дурные пошли. И людоедство предполагали, и взрыв газа в найденном месторождении — хотя, кроме месторождения дерьма каких-нибудь вымерших мамонтов или еще черт знает кого, вряд ли там что найдешь, — и массовый психоз с не менее массовым самоубийством. Короче, все вспомнили, что могли придумать. Лажа это, конечно, но мне все эти бурения черт знает где и черт знает зачем тоже не нравились. Плевать, само собой, я версий не выдвигал и от разговоров на эту тему старался уклоняться, но ситуация — дерьмовая.

А тут — на тебе! Чиф Питере направляет меня в это самое богом проклятое место. И ведь придется лететь, никуда не денешься, Хендриксен гробанулся, Пайке выходной и кирной, остальные в разгоне с вечера. А мою птичку наладили, я свободен. Значит, мне и лететь. Полное дерьмо!

Но я все-таки рыпнулся:

— Чиф, а может, не стоит сегодня вообще вылетать? Прогноз дурной, да и у меня какое-то предчувствие нехорошее.

Питере тяжело на меня глянул и гулко хмыкнул. В предчувствия пилотов он верил — сам пилот, — но на попятную не пошел. Видать, сильно на него даванули.

— Повезешь фэбээровцев и каких-то высоколобых, — как будто ничего не слышал, продолжил он.

«Ничего себе, — подумал я, — еще и ФБР! Значит, фигня там капитальная, на мысе Ледяной».

— А феды — то хрен ли там будут делать? — спрашиваю.

— А это не твое дело. Тебе только нужно их привезти и увезти. Если зависнут, то улетаешь, как только они там устаканятся. Остальное — их дело.

«Ну-ну, — думаю, — вот так дела. Может, ребята, что говорили о людоедстве или массовом самоубийстве, вовсе не так уж неправы».

Только я рот хотел открыть, как Чиф рявкнул так, что стекла задребезжали:

— А ну, вали отсюда в шестой ангар! Люди тебя уже давно дожидаются!

После такого рыка ничего не оставалось делать, только поспешно ретироваться. Вот я и попылил к шестому ангару. Да тут по дороге движок джипа зачихал и начал глохнуть. Короче, день начался отменно. Видать, кончится он еще лучше.

Смотрю — на летном поле уже более или менее порядок навели, а посередь него опять Пайке стоит, и стоит уже нетвердо. Я притормозил рядом.

— Ну что? — спрашивает.

— А, — махнул я рукой, — дерьмо полное.

— Слыхал, — говорит, — феды к нам пожаловали?

О, и этот знает.

— Я же говорил, — гнусавит он и к фляжке прикладывается, — секта там, на Ледяном. Эти бурильщики мне сразу не понравились. Ученые, говорите? Ну-ну.

Плюнул я тут и пору лил дальше. Сразу они ему не понравились, как же. Да он их и в глаза не видел. Видели этих, с Ледяного, только Хендриксен с Йорком — покойнички, Питере, да еще О'Мэлли к ним как-то раз жрачку и аккумуляторы закидывал.

Подрулил я к ангару, смотрю — стоят. Трое мужиков да две девахи. Одна — рыженькая — симпотная, а вторая — белобрысая — так, мочалка сушеная. Вижу я, успели они погрызться между собой. Но это не мое дело, разводками заниматься. Мое дело — привези-увези да пошел на фиг.

— Народ, — говорю, — это вы летите на Ледяной?

— Да, — отвечает высокий молодой парень.

— Тогда, — говорю, — я тот, кто вас туда доставит. Меня зовут Медведь. Самолет на полосе, баки заправлены. Хватайте вещи — и вперед.

А тут один — такой тощий мужик с залысинами и длинным шнобелем, ну, ни дать ни взять, не человек, а селедка вяленая — корку отмачивает:

— Будьте, — говорит, — добры, ваши документы.

Я тут чуть ежика не родил.

— Документы? — говорю. — Мои единственные документы — это желание везти вас туда. Не нравятся такие документы — идите пешком.

Смотрю — молодой длинный усмехнулся. Ничего парень, может, еще споемся. Но если он федерал, то я ничего в жизни не понимаю.

Как выяснилось в полете — не понимаю. Он и рыженькая и оказались фэбээровцы. Молдер — парень — и Скалли. Аж специальные агенты. Ну да ладно. Хорошо хоть не эти двое — сушеная мочалка и вяленая селедка, а то геморроев было бы — выше крыши. А с этими двумя дело иметь, похоже, можно. Хотя… ФБР есть ФБР, и если федам вожжа под хвост попадет, то и с этими симпатягами дерьма нахлебаешься. Черт, и дернуло же меня самому вчера помогать механикам возиться с маслопроводом! Мое дело — сторона, и как можно более дальняя от начальства и федералов.

Посадка прошла более или менее гладко, хотя уже начинало пуржить и поземка полосу зализывала, Я заглушил двигатель, вылез из кабины и осмотрелся. Тишина, темнота и какая-то мерзопакостность на душе. И вой ветра. Станция словно вымерла — ни огня, ни звука, ни живой души. И спросил я себя (в который уже раз): а может, стоило мне вчера нажраться до визгу поросячьего и положения риз? Глядишь, был бы сегодня нетранспортабелен…

Было уже достаточно темно, и все зажгли фонарики. Парень-фэбээровец пошел впереди. И шел он, скажу я вам, словно в него сейчас стрелять будут. Хотя он, наверное, знал, что делал.

В тамбур ввалились всей гурьбой. И я сразу почувствовал, что помещение давно не отапливалось. Да, собственно, что почувствовал — иней на стенах блестел, что твоя рождественская елка. Этот парень — Молдер — сразу всех угомонил и сунулся в жилой отсек первым. А я у него из-за плеча выглядывал. Хотя, если честно, то не из-за плеча, а из-под руки, здоров, черт его дери. И мне сразу балагурить расхотелось. Такой натюрмортец увидел, что. Не приведи боже никому увидеть.

На полу валялись два жмурика. Один полуголый, комплекцией и ростом, пожалуй, лишь заниматься. Мое дело — привези-увези да пошел на фиг.

— Народ, — говорю, — это вы летите на Ледяной?

— Да, — отвечает высокий молодой парень.

— Тогда, — говорю, — я тот, кто вас туда доставит. Меня зовут Медведь. Самолет на полосе, баки заправлены. Хватайте вещи — и вперед.

А тут один — такой тощий мужик с залысинами и длинным шнобелем, ну, ни дать ни взять, не человек, а селедка вяленая — корку отмачивает:

— Будьте, — говорит, — добры, ваши документы.

Я тут чуть ежика не родил.

— Документы? — говорю. — Мои единственные документы — это желание везти вас туда. Не нравятся такие документы — идите пешком.

Смотрю — молодой длинный усмехнулся. Ничего парень, может, еще споемся. Но если он федерал, то я ничего в жизни не понимаю.

Как выяснилось в полете — не понимаю. Он и рыженькая и оказались фэбээровцы. Молдер — парень — и Скалли. Аж специальные агенты. Ну да ладно. Хорошо хоть не эти двое — сушеная мочалка и вяленая селедка, а то геморроев было бы — выше крыши. А с этими двумя дело иметь, похоже, можно. Хотя… ФБР есть ФБР, и если федам вожжа под хвост попадет, то и с этими симпатягами дерьма нахлебаешься. Черт, и дернуло же меня самому вчера помогать механикам возиться с маслопроводом! Мое дело — сторона, и как Можно более дальняя от начальства и федералов.

Посадка прошла более или менее гладко, хотя уже начинало пуржить и поземка полосу зализывала, Я заглушил двигатель, вылез из кабины и осмотрелся. Тишина, темнота и какая-то мерзопакостность на душе. И вой ветра. Станция словно вымерла — ни огня, ни звука, ни живой души. И спросил я себя (в который уже раз): а может, стоило мне вчера нажраться до визгу поросячьего и положения риз? Глядишь, был бы сегодня нетранспортабелен…

Было уже достаточно темно, и все зажгли фонарики. Парень-фэбээровец пошел впереди. И шел он, скажу я вам, словно в него сейчас стрелять будут. Хотя он, наверное, знал, что делал.

В тамбур ввалились всей гурьбой. И я сразу почувствовал, что помещение давно не отапливалось. Да, собственно, что почувствовал — иней на стенах блестел, что твоя рождественская елка. Этот парень — Молдер — сразу всех угомонил и сунулся в жилой отсек первым. А я у него из-за плеча выглядывал. Хотя, если честно, то не из-за плеча, а из-под руки, здоров, черт его дери. И мне сразу балагурить расхотелось. Такой натюрмортец увидел, что не приведи боже никому увидеть.

На полу валялись два жмурика. Один полуголый, комплекцией и ростом, пожалуй, лишь

чуток Чифу Питерсу уступит. А второй — пожиже, в клетчатой рубахе, волосатик. И у обоих в руке — по пугачу, в каждой башке — по дыре. Собственно, от бошек мало что и осталось.

И так мне захотелось развернуться на сто восемьдесят градусов, прыгнуть в птичку и слинять отсюда куда подале…

Арктическая станция проекта «Ледовая кора»

Мыс Ледяной, Аляска

15ноября 1993

— Медведь, пойди попробуй запустить генератор, — сказал Молдер, откидывая капюшон куртки на спину.

— Все, что угодно, — проворчал пилот, — лишь бы выбраться отсюда поскорее.

Он осторожно перешагнул через труп парня в клетчатой рубахе и медленно пошел в глубь станции. Все молча глядели ему вслед, сбившись в кучку рядом с двумя трупами.

— С чего начинаем? — спросила Скалли, обводя лучом фонаря стены и потолок.

— Мешки для трупов в самолете, — откликнулся Молдер. — Но прежде чем мы до чего-нибудь дотронемся, нужно тщательно задокументировать то, что мы видим.

Он начал осматривать помещение, водя фонарем из стороны в сторону, запоминая мельчайшие детали обстановки. Ходж и Да Сильва двинулись за ним.

— Берегите глаза, сейчас мигнет, — донесся До Молдера голос Скалли, и полутьму разорвала яркая вспышка.

Фокс полу обернулся и увидел коллегу — та возилась с громоздким фотоаппаратом, фиксируя на пленку положение тел и окружающий их разгром.

Призрак подошел к массивному шкафу-термостату, уже не обращая внимания на щелчки затвора фотоаппарата и вспышки. В свете фонаря он увидел надпись на дверце: «Образцы льда с глубин от 2000 до 2300 футов». Открыл дверцу.

— Вот что они искали, — пробормотал Фокс и повернулся к Мэрфи, топтавшемуся за спиной. — Четверть миллиона лет растопили за пару дней.

— Я хотел бы взять кое-какие образцы нетронутыми, — сказал Мэрфи и потянулся к герметично запечатанным стеклянным цилиндрам, в которых поблескивал подтаявший лед. Молдер пожал плечами и отошел от термостата. А Мэрфи продолжал стоять, глядя на невзрачный цилиндр, как легендарный сэр Галахад смотрел бы на обретенный Грааль.

Пройдя мимо тела, лежащего на верстаке, Молдер догнал доктора Да Сильву. Она шла, словно в трансе, расширенными глазами глядя на бедлам вокруг — залитые кровью и перевернутые столы, приборы, стулья, осколки стекла.

Она медленно открыла дверь, петли скрипнули. В этот момент из глубины станции донесся низкий скрежещущий звук Женщина вздрогнула и отшатнулась, налётев спиной на Молдера.

— Это генератор, — успокаивающе произнес Фокс и первым шагнул в отсек. В тесном помещении вдоль стен стояли шкафы, висели какие-то инструменты и приспособления. Молдер шарил лучом фонарика по верху и не видел того, что заметила женщина. Рычание и испуганный крик: «Агент Молдер!» — прозвучали одновременно.

И в тот же миг вспыхнул свет. На спину Фокса прыгнул пес и сбил его с ног. И со злобным лаем атаковал вновь. Перепуганная Да Сильва забилась в угол и лишь наблюдала за борьбой человека и собаки. Отталкивая пса, вцепившегося в рукав куртки, Молдер сумел сесть и сорвал со стены снегоступ. До сих пор агенту удавалось отбиваться, но рассвирепевший пес не давал ему подняться с пола, повторяя атаку за атакой.

На крик Да Сильвы сбежались остальные члены группы. Быстрее всех оказался Медведь. Он оттащил пса, который уже выдрал несколько клочьев из рукава молдеровской куртки.

— Вставай, — проворчал он, перехватив пса за загривок.

Молдер поднялся, но тут зверюга извернулась и вцепилась в запястье Медведя. С приглушенным криком боли пилот упал на спину, отшвырнул пса, но тот вновь сомкнул зубы на его руке.

Фокс сорвал с верстака подвернувшийся кусок брезента, накинул на обезумевшее животное, обхватил этот живой сверток, блокировав движения пса, и оттащил от Медведя.

— Держите его! — скомандовал Ходж. Он поколдовал у аптечки, подготовил шприц, откинул угол брезента и вонзил иглу в бок животного. Пес взвизгнул от боли, потом жалобно заскулил, и Молдер почувствовал, как тело в его руках обмякает.

— Пусть отрубится на некоторое время, — проворчал Ходж.

«По мне — так хоть навсегда», — подумал Медведь, баюкая прокушенную руку. Молдер положил пса на один из столов, и животным сразу же занялись Мэрфи и Да Сильва.

— Ты как? — спросила Молдера Скалли.

— Да ничего. Он не прокусил мне кожу, — ответил Призрак. — Медведь, а ты как?

— Мне — прокусил, — ответил пилот и показал окровавленную кисть.

— Снимай куртку, — предложил Ходж. Медведь покачал головой. «В гробу я вас видел, док, с вашей хлебаной первой помощью, — подумал он. — Сам уж как-нибудь».

— Дайте мне ваши склянки и бинт, — пробурчал он вслух, — я сам все сделаю.

Ходж развел руками, капитулируя перед этой мрачной недоверчивостью, и подал Медведю пластырь, стерильные тампоны и антисептик. Пилот еще что-то буркнул и ушел из отсека.

— Бешенство? — спросила Да Сильва. Скалли, Ходж и Мэрфи окружили стол, внимательно осматривая пса.

— Никаких симптомов — ни судорог, ни повышенного слюноотделения — я не наблюдаю, — констатировал Ходж. — Может, это и бешенство, но какая-то необычная форма.

Скалли, продолжая осмотр, ерошила шерсть, внимательно исследовала кожу.

— Черные узелки, — вдруг сказала она, раздвинув шерсть на боку под правой передней лапой. — И увеличенные лимфатические узлы.

Все склонились над столом, даже Медведь заглянул опять в отсек и маячил теперь за спинами ученых.

— Бубонная чума? — полувопросительно произнесла Да Сильва.

Скалли посмотрела на нее округлившимися глазами, Молдер усмехнулся. «Ну-ну, — одновременно подумали агенты. — В Арктике».

— Я сделаю анализ крови, — сказал Ходж, — тогда будем принимать решения.

Скалли продолжала раздвигать шерсть, исследуя кожу.

— У собаки раздражение в области шеи, — произнесла она, разглядывая расчесанный до крови участок кожного покрова.

— Такое впечатление, — заметил Мэрфи, — будто животное выдирало собственные волосы.

Скалли рассматривала раздраженный участок и так, и сяк, не в силах догадаться, что заставило собаку расчесать шею. И вдруг — словно упругий валик прокатился под кожей пса, от головы к спине. Скалли отдернула руку.

— Посмотрите! — воскликнула она. — Посмотрите сюда!

— Это что за черт? — медленно произнес Мэрфи. Лицо его выражало растерянность и недоумение.

Все посмотрели друг на друга, словно кто-то мог дать ответ на вопрос Мэрфи.

Когда меня тяпнула эта хлебаная собака, я в край озверел. И так летишь, куда ворон костей не заносит, а тут еще всякая хрень шкуру прокусывает. Ясный пень, вызверился я и на докторишку с его помощью, да и вообще на весь белый свет. Поглядел я, поглядел, как они с этой животиной возятся, плюнул и пошел в сортир шкуру латать.

Рана оказалась так себе — тяпали меня и посильнее. Кровищи, правда, многовато повытекло, видать, сосуд какой прокусил этот сучий потрох. Промыл я все это дело, залил антисептиком, прилепил пластырем тампон — и все, до свадьбы заживет. Дай, думаю, умоюсь и пойду к этим клистирным трубкам, скажу, что пора отсюда когти рвать. Прогноз, он, может, и работает, а я задницей чую: быть бурану.

Только я собрался водицу включить, как меня скрутило. Что-то в правом боку под мышкой как резануло, в глазах муть, дышать нечем, ноги не держат. Повалился я, в общем, на толчок, в угол. Повалялся, отдышался. Ни хрена не понимаю — всю жизнь даже чиха не было, а тут такое. Подержался я еще немного за больное место, только уже не болело оно — как ничего и не было. Ладно, думаю, надо глянуть — что же там такое. Встал — не болит. Неуютно немного, и все. Стянул с себя рубашку и к зеркалу подошел. Поднял правую руку. И вот тут-то и понял, что все, задница, амба тебе, Медведь. А под мышкой пятна такие, черные,' как разросшиеся родинки. Ну, как у той собаки, что меня тяпнула.

Посидел я немного, отдышался. Вспомнил книжки, которые в школе читал, да и потом. Вспомнил, что многие болезни через жидкость передаются. Вот и мне передали, кажется, «из слюны в кровь» это называется. Но, мать-перемать, быстро-то как! Часа еще не прошло, как меня эта хрень на лапах тяпнула.

Только это ладно, черт с ним. В другом дело — линять надо отсюда, пока чего похуже не началось. И мысль эта в моей башке как гвоздь засела: линять, рвать когти!

Ладно, думаю, сейчас не каменный век, и мы не в какой-нибудь Африке, откачают — лишь бы здесь не зависнуть. Пойду погляжу, чего там мужи ученые наковыряли и собираются ли они отваливать. А ветер, слышу, крепчает. Как бы чего не вышло.

Но, видать, долго я проковырялся в сортире;

Выхожу в отсек и слышу, как рыженькая эта

— Скалли — говорит кому-то:

— По результатам осмотра очевидно: люди убили друг друга. Трое из них задушены, вокруг шеи четко видны странгуляционные линии. А Рихтер и Кэмпбелл покончили с собой, застрелились. Также наблюдаются повреждения тканей, вызванные лихорадкой.

Я вошел в отсек, смотрю — там и второй федерал сидит, Молдер, а рыженькая цыпа ему всю эту бодягу и разъясняет. Да, думаю, ну у ребят и работка — выяснять, кто, как и от чего копыта откинул. Только мне сейчас не до сочувствии, у меня свои интересы есть.

— У них у кого-нибудь были темные пятна, как у собаки? — спрашиваю.

— Нет, — отвечает Скалли, — черные узелки отсутствовали у всех. Я поближе подошел.

— Так, значит, темные пятна никак не связаны с тем, что эти ребята друг друга перебили? — говорю. — Да?

— Я бы не стал исключать такую возможность, — это сзади Ходж вмешался. Он только что вошел и теперь снимал с рук тонкие резиновые перчатки: — Я только что еще раз обследовал собаку. Так вот — у нее черные пятна исчезли.

— Что бы это могло значить? — спрашивает Молдер.

— Возможно, темные пятна — это симптом заболевания, но только на ранней стадии.

И все они вышли из отсека. А я стою, и до меня тихо доходит, что это действительно амба. Но линять надо. Если я и загнусь, то хоть в миру, а не на этом богом забытом мысе в двухстах пятидесяти милях севернее Полярного круга. Не-ет, ребята, шиш, кто как хочет, а я лыжи отсюда навострю. Да и свистят они, похоже, все, на понт берут. Ну, не такой человек Медведь, чтоб его так запросто в покойники записать. А они этого очень хотят. И ведь непонятно — почему. Темнят, крутят. Ла-адно, разберемся.

Пошел я пока таскать мешки с трупами в неотапливаемую кладовку — типа, больше некому этим делом заниматься, как только пилоту. Вижу, вобла Да Сильва этак брезгливо двумя пальчиками берет упакованный в полиэтиленовый пакет пугач — «беретту», кажись, — и откладывает в сторону — на ее драгоценных бумажках лежал. А Молдер давай опять разглядывать листок. Бумага грязная, в пятнах Крови. Я в нее уже заглядывал — каракули, словно ребенок писал: «Мы не те, кто мы есть». И так четыре раза. А федерал этот уже в пятый раз за листок хватается и внимательно так разглядывает. Как будто там все написано, что здесь приключилось.

Когда я вернулся, оттащив последний труп, Молдер все еще стоял и пялился в эту записку. Потом неохотно отложил, взял какую-то другую бумажку и окликнул Мэрфи:

— Дэнни!

А тот сидит — глухарь глухарем. Опять в астрал вышел, свои записи слушает. Молдер его еще пару раз окликнул, рукой перед глазами помахал. Только тогда Мэрфи в реальность вернулся, вздрогнул, обернулся и «ракушки» из ушей вытянул.

— Извини, — говорит, — розыгрыш против Майами, восемьдесят второй год. Помогает переключаться.

По-моему, все ученые — с прибабахом. Дело они, конечно, частенько полезное делают, но шарики за ролики у них точно заскакивают. Да и этот Молдер им под стать — крыша не совсем на месте. Но мне сейчас не до того. Темнят они что-то, ох темнят.

— Я что-то не могу разобраться в этой спутниковой фотографии, — это Молдер говорит. — Объясни, пожалуйста.

Мэрфи уткнулся носом в фотографию, чуть ли не пробуравил ее.

— Так, — говорит, — вот это — область Ледяного мыса. Приблизительная глубина вечной мерзлоты здесь три тысячи метров.

— Я еще нашел здесь вот эти цифры, — говорит Молдер, переворачивая листок. — Если я их правильно понимаю, команда обнаружила, что толщина слоя вечной мерзлоты здесь в два раза больше.

— Ну что ж, — откликнулся Мэрфи, откидываясь на спинку стула, — очень хорошо. Цифры говорят, что здесь вогнутая топология. Похоже, они бурили внутри метеоритного кратера.

Надоело мне эту бодягу слушать, пошел я в другой конец центрального отсека. А там — не лучше.

— Вы ошибаетесь, — доказывает рыженькой селедка-Ходж, — это невозможно.

— Я провела анализы двух образцов, — чуть ли не вопит Скалли.

На ее голос даже народ начал стягиваться:

Молдер с Мэрфи бросили свою топографию, мочалка сушеная тоже перестала в каком-то дерьме ковыряться.

— Что ты нашла? — Молдер спрашивает.

— Кажется, в крови Рихтера присутствуют следы аммиака.

— Это невозможно, — тянет свое Ходж, — аммиак бы распался при температуре человеческого тела.

Ну ни хрена ж себе штучки пошли, думаю. Аммиак в крови! Чего только не придумают.

— Я проверила всё системы фильтрации воздуха, — заявляет Да Сильва, — и не нашла никаких ядов.

— Я нашел, — грустно так говорит Мэрфи. И кепочку свою вечную снял, башку чешет.

Ну, думаю, вот тут-то и все. Или наоборот, самое интересное начнется. Но свалить нужно, а эти придурки все кота за хвост тянут, ждут неизвестно чего. Угробиться хотят, и меня угробить.

— Я нашел яд, — повторяет Мэрфи. — Во льду. И, кроме того, там еще очень много интересного.

Все потянулись за ним, к его столу. Я тоже пошел, встал на входе, прислонившись к какому-то приборному шкафу — ноги не держат, хреново что-то стало. А Мэрфи давай лекцию читать:

— Судя по образцам, в тогдашней атмосфере была невероятно высокая концентрация аммиака, — и в цифры какие-то тычет.

— В земной атмосфере не могло быть такого даже четверть миллиона лет назад. Если только в атмосферу не внедрился инородный объект, — возразил Молдер.

Мэрфи кивнул на микроскоп, приглашая взглянуть.

— Скажи мне, что это не инородный объект, — пробурчал он.

Молдер заглянул в окуляры, аж подпрыгнул и позвал свою подружку-фэбээрошницу. Та тоже глянула и разволновалась. Даже я подошел поближе — интересно, что они там увидели?

— Точно такие же твари находятся в крови у Рихтера, — сказала Скалли и побежала к своему столу. — Одноклеточный организм, возможно — зародышевая стадия более крупного животного.

Все давай пялиться в микроскопы — кто на столе у Мэрфи, кто в другой, что у Скалли. Даже меня любопытство взяло, заглянул. А там болтается какой-то глист — не глист, инфузория-тапочка. Как рисуют рыбьи скелеты — вот такая же хрень, только без хвоста.

А эти чудики давай ликовать и радоваться.

— Это настоящий прорыв,—говорит Ходж, — вам не кажется?

— Доказательство перед нами, — подхватывает Скалли.

— Может, этот организм из льда как-то перебрался в людей? — грустно спрашивает Мэрфи. Как холодной водичкой всех окатил.

— Перестаньте, — говорит Да Сильва, — ничто не способно пережить отрицательных температур в течение четверти миллиона лет.

Успокаивает, стерва, думаю, а уверенности в голосенке нет. Ох, черт, не верю я им, ни на грош не верю!

— Если, конечно, низкие температуры не свойственны его естественной среде обитания, — тихо добавляет Молдер.

А ведь он прав, думаю. Все, хорош, ребята, я отсюда подрываюсь. Кто хочет, пусть летит со мной, а кто поперек дороги встанет — извините, порву в клочья.

— Вы, — говорю, — конечно, можете обсуждать своих тараканов. Но, Скалли, вы говорите, вскрытие показало, что люди убили друг друга, так? Я лично предлагаю убраться отсюда поскорее.

— Я согласен, — вдруг поддержал меня Ходж. — Нужно доставить все эти трупы в надлежащее учреждение, где проведут квалифицированное вскрытие. На тот случай, если мы что-то недосмотрели, агент Скалли.

— Если тела заражены, — говорит Молдер, — мы не можем взять их с собой. Мы и сами можем вернуться, только пройдя карантин.

Ну, думаю, задница! Решил меня припрячь? Да я здесь ни секунды не останусь, попробуй меня удержать, крыса кабинетная!

— Мы не имеем права рисковать, — продолжает Молдер, — привезти человечеству новую чуму.

— Ладно, — говорю, — ну, скажем так, пусть они открыли что-то, чего мы не знаем. Но я лично ждать не собираюсь, пока мы все тут передохнем.

Повернулся и пошел оттуда. И трясет меня, как всегда, когда очень хочется дать кому-нибудь в морду, но нельзя.

— Думаю, — говорит у меня за спиной Ходж, — что сейчас мы вполне можем вернуться.

Я аж остановился у двери и рот открыл. Кто бы мог подумать, что эта селедка вяленая человеком окажется.

— Нам ничто не угрожает, — продолжал -Ходж, — мы не заразились. Мы предприняли все меры предосторожности.

— Собака укусила Медведя, — заявляет Да Сильва.

Все, думаю, сучка, сейчас я тебе точно башку сверну. 'И к ней. Ну, Молдер ее заслонил, и Ходж еще вклинился.

— Собака, — ору, — укусила и Молдера!

— Есть только один способ выяснить, — говорит Скалли. — Пока нас не обследует врач-паразитолог, мы должны выяснить сами — не инфицирован ли кто-нибудь из нас.

Все замолчали и давай переглядываться. Долго молчали. Потом Ходж и говорит — неохотно так:

— Хорошо. Для диагностики надо, чтобы каждый из нас предоставил анализы крови и стула.

Ну ни хрена себе семечки! Срать в баночку да иглами колоться — увольте!

— Анализ стула? — спрашиваю. Кивают. Дурдом какой-то!

— Подобные процедуры всегда у меня проходят трудно, — говорит Мэрфи.

Молдер лицо ладонями потер и решил все к шутке свести:

— Ладно, — говорит. — У кого-нибудь есть спортивная газета?

Нет, мать вашу так, шутки кончились! С этими хлебанными анализами они пусть тут возятся до второго пришествия, а я линяю. Придумали, козлы, забаву! Взял я эту банку, взвесил ее на ладони и со словами:

— Я лично никаких анализов сдавать не собираюсь, — звезданул о ближайшую стену.

Да Сильва аж взвизгнула. А я от этого еще больше взбеленился. Иду к двери и ору:

— Я собираю свои манатки, сажусь в самолет и улетаю!

Молдер тут же кинулся меня останавливать.

— Ты не можешь лететь, — говорит, — тебя укусила собака.

Тут я развернулся, шагнул к нему вплотную. Где-то в глубине мысль бегает: он федерал, потом хлопот не оберешься. Но так хочется ему в умную морду засветить. Тычу ему чуть ли не в нос пальцем и ору:

— Меня наняли, чтобы я вас сюда привез и вернул обратно. Никто не говорил, что меня может укусить собака! Не было этого в контракте! Контракт разорван!

Не знаю, что уж он у меня на лице такого увидел, но посерьезнел враз. Смотрит на меня как-то странно. Да хрен с ним. Развернулся я и вышел из центрального отсека, дверью хлопнул.

— Ему нельзя позволить улететь без анализа, — сказала Скалли.

Молдер медленно повернулся. Все смотрели на него.

— Кто его остановит? — спросила Да Сильва.

— Нам придется это сделать, — медленно произнес Молдер, оглядывая людей, столпившихся вокруг стола.

Кроме Скалли, все смотрели отчужденно. «Вы — феды, вам и останавливать», — было написано на их лицах.

Скалли видела в их взглядах то же, что и Молдер. В принципе ученые были правы. Силу и власть на этой станции представляли агенты ФБР.

Молдер заговорил снова:

— Нельзя рисковать заразить все население Земли.

— Если он сядет в самолет, — напористо заявила Да Сильва, — я отправлюсь вместе с ним.

— Нет времени на споры! — поддержала напарника Скалли.

— Голосуем, — настойчиво произнес Молдер. — Кто считает, что нужно запереть Медведя, пока он не пройдет обследование? — и первым поднял руку.

Тотчас же подняла вверх два пальца, словно на уроке в школе, Скалли. Оглянулась. Ходж тер подбородок, Да Сильва отчужденно молчала и не двигалась. Медленно, но уверенно поднял руку Мэрфи. Скалли снова повернулась к напарнику и, прищурившись, кивнула.

— Хорошо, — Молдер расстегнул кобуру. Он вынул пистолет, но даже не стал снимать его с предохранителя.

Когда я вернулся в отсек, то первое, что увидел, были лица. Лица Ходжа, Мэрфи и Да Сильвы — напряженные, ждущие. Сразу понял, что сговорились, суки, против меня что-то задумали. И только потом' я увидел ствол в руке Молдера. Фед держал его низко, на меня не направлял, но держал на виду, а не в кобуре. Дескать, ты рыпнись, я уж тебя положу.

Да, дела-а, мать твою. И что, они думают, что я испугаюсь пушки и останусь здесь? Да для этого всей огневой мощи армии США не хватит. При всем моем уважении к звездам и полосам.

— Медведь, — говорит Молдер, убедительно так говорит, мать его, — мы хотим просто сделать анализы. Если мы не найдем следов паразита, мы все улетим.

Легко быть убедительным, когда у тебя в руке тридцать восьмой. Или у него сороковка? Черт его знает, что там сейчас фэбээровцам дают.

И все смотрят на меня. Черт, чего они так смотрят? Готовы небось кинуться на меня, если я чуть слово скажу поперек. Ладно, еще не вечер…

— Хорошо, — говорю, — давайте сюда вашу банку.

Бросил сумку, подошел к столу. Рыженькая агентесса банку протягивает. А Молдер ствол в кобуру сует. Расслабился. Значит, все правильно я прикинул — успокоились. Ну, я банкой этому сукиному сыну — по башке. Вякнул он и грохнулся на пол. А я — дай бог ноги к выходу. Нет, паскуды, вам меня так просто не уморить!

Я уж почти до дверей из отсека добежал. Да эта рыженькая — ловкая, тварь — в броске, что твой футболист, за ноги меня схватила. Я — мордой об пол, а она мне на спину верхом уселась и давай руку крутить. И Молдер подбежал помогать. Видать, черепушка крепкая или банка хреновая попалась. Больно, паскуды! Еще и за волосы башку мне назад оттянули,

чтоб не рыпнулся. Ничего, вы меня только на секунду отпустите, я вас зубами порву!

— Мэрфи, — орет Молдер, — веревку давай! Поднял меня за шкирку, проволок по отсеку — и мордой на стол, как их, легавых, учат при задержании орудовать. Скалли мне вторую руку выкрутила — чтобы вязать, значит.

И тут меня снова скукожило. Словно раскаленным прутом шею проткнуло. Дернулся я раз, другой. А потом все стало таким мутным, а я — легким-легким…

Когда Медведь дернулся первый раз, Скалли лишь крепче вцепилась в его руку, блокируя попытку вырваться. Но Медведь не вырывался. Конвульсивные толчки сотрясали его тело, из горла вырывались сдавленные невнятные звуки.

— Боже мой, — пробормотала Да Сильва, и Скалли на мгновение обернулась. Да Сильва смотрела расширенными глазами куда-то на плечи Медведя. Проследив направление ее взгляда, Скалли охнула. По шее Медведя вдоль позвоночника перекатывался под кожей тугой валик. Как и у собаки, которая его укусила. Медведь дергался и стонал.

— Мою сумку! — бросил Ходж Да Сильве и отстранил Скалли.

— Что ты собираешься делать? — спросил Молдер, продолжая удерживать выкрученную руку Медведя.

— Дайте скальпель, — распорядился Ходж.

— Но мы не знаем, что это за штука, — возразил Молдер.

— Она его сейчас убьет, — ответил Ходж, прижимая голову Медведя к столу. — Скалли, помоги мне.

Врач склонился над Медведем, в его руке блеснул скальпель.

— Лежи спокойно, — пробормотал он. Но больной не слышал. С придушенными воплями он бился в руках, обступивших его людей. Ходж рассек кожу, и Медведь отчаянно закричал.

— Пинцет, — скомандовал врач. Он запустил кончики пинцета в разрез, и больной дернулся.

— Медведь, полежи еще секунду спокойно, — сказал Ходж, — и все будет в порядке.

Молдер скривился: Ходж сжал пинцет, потянул — и из раны показался длинный, растягивающийся, словно резиновый, червь. Медведь глухо выл до тех пор, пока червя не удалось наконец вытянуть. Федерал тотчас же притащил банку, куда и бросили извивающуюся семисантиметровую дрянь.

Пилот пару раз всхлипнул и затих, обмяк. Молдер, сунув банку в руки Мэрфи, побежал в дальний угол Центрального отсека. Сел на стул, включил рацию.

— Говорит станция «Ледовая кора», группа, расследующая гибель экспедиции, — произнес он в микрофон. — Аэродром Дулиттл, отвечайте.

— Вас слушаем, — отозвался под треск помех женский голос.

— Говорит агент Молдер. У нас экстренная ситуация. Биологическая опасность. Требуем самолет с отсеком для карантина. Аэропорт Дулиттл, отвечайте.

— Вас слышим. У нас здесь серьезные погодные изменения, буря. Самолет не сможет вылететь еще день. Может быть, военная база в Коцебу предоставит вам самолет. Советую немедленно эвакуироваться. Арктический шторм движется в вашем направлении.

«Замечательно!» — подумал Призрак, проведя ладонью по лицу.

— Вы же говорили, что нам ничего не грозит в течение трех дней, погода будет хорошей, — устало сказал он.

— Сэр, вы забыли, где вы находитесь? — иронично ответила невидимая женщина. — Добро пожаловать на макушку мира.

Молдер вскочил и подошел к тем, кто возился с пилотом.

— Медведь в состоянии сейчас вести самолет? — громко спросил он. — Если мы не вылетим немедленно, то рискуем остаться не на день, а на месяц, если не больше.

Ходж как-то странно посмотрел на агента и отвернулся. Вытирая руки, Скалли тихо ответила напарнику:

— Медведь мертв, — и посмотрела так, словно Молдер был виноват в смерти пилота.

«Замечательно, — повторил про себя Призрак. — Просто замечательно». Он подошел к телу Медведя» долго глядел на прикрытый марлевой салфеткой разрез на шее, на безвольно обмякшее тело, забрызганный кровью стол. Длинно выдохнул. Но сказать было нечего.

Я с отвращением глядел на банку, в которой извивался червь.

— Похож на обычных ленточных червей, — сказал я, отходя от термостата. — Точно такие же присоски, да и строение сходное.

— Значит, это известный организм, Ходж? Вы с ним справитесь? — спросил Молдер.

— Что? — переспросил я. — Нет, сходство — чисто внешнее.

— Вы выяснили, как он передается? — вновь задал вопрос Молдер.

Этот мальчишка сидел за столом, корча из себя начальника. Он думал, что все так просто. Я с трудом удерживался чтобы не нахамить ему.

— Обмен жидкостями, — спокойно ответил я, склонившись к самому лицу этого агентишки — прикосновение, воздушно-капельный путь. Или все вместе — я не знаю точно.

— Я только что провела повторный осмотр. В каждом трупе есть такой же червь. Мертвый, — сказала Скалли.

«Неудивительно», — подумал я.

Молдер подскочил с места.

— Похоже, живой экземпляр был только в Медведе, — добавила Скалли.

— Они где были, — спросил Молдер, — в спинном мозге?

— Нет, — ответила Скалли, заливая образец в банке нашатырным спиртом. — Под кожей. Но вдоль позвоночника тянется канал к головному мозгу. Мне кажется, к гипоталамусу. Железа внутренней секреции в самой середине мозга.

— Гипоталамус? — переспросил Молдер. — А что он делает?

— Это железа, которая выделяет гормоны, — ответил я, меряя шагами отсек. — Вот, может быть, в чем связь?

— А зачем паразиту залезать в эту самую железу? — пожала плечами Скалли, ставя банку с паразитом, в термостат.

— Гипоталамус выделяет гормон, отвечающий за агрессивное, буйное поведение, — нехотя пробормотал я, до боли расчесывая подбородок.

Мне с самого начала не нравилось все это предприятие. Ученые есть ученые. Вмешательство солдафонов в дела федерального центра по финансированию научных исследований — из ряда вон выходящее явление. Хотя… Если бы не они — то Медведь улетел бы. Скорее всего, бросив здесь большую часть группы. И принес бы в большой мир страшную болезнь. Или не болезнь, а паразитическую форму жизни. Иной жизни, чуждой человеку. И паразит мог бы использовать нашу цивилизацию в качестве временного хозяина, поглотить ее, уничтожить.

Но это неприемлемо. И Молдер был прав, остановив Медведя. Только… Разве федералы с самого начала не знали, в чем причина гибели экспедиции Рихтера? Разве они не знали об опасности, таящейся на «Ледовой коре»? Я не верил в это ни секунды. Именно эта их дерь-мовая секретность и погубила ни в чем не повинного пилота.

Боже мой, я не в первый раз сталкиваюсь с их «правительственными секретами». Испытания ядерного и химического оружия на людях, засекречивание болезней и поражений радиацией — сколько же можно?!

Сейчас я еле сдерживал ярость. Погиб посторонний человек, а они ведут себя, как будто ничего не случилось! А может, все это не просто так? Может быть, Медведь не был просто невинной жертвой таинственной болезни, неизвестного науке паразита? Может быть, все это было запланировано ФБР, АНБ, ЦРУ или еще кем-то?

— Все инфицированные проявляли признаки агрессивности, — продолжал я, стараясь не дать волю распиравшим меня эмоциям. — Может быть, червь стимулирует повышенное выделение гормона? В результате человек становится буйным, неуправляемым.

— А зачем паразиту убивать собственного хозяина? — резко спросила Скалли.

Я вяло усмехнулся. Мне не нравились эти квазинаивные вопросы. Что-то не верилось, что феды не знают ответов.

— Он и не убивает, — терпеливо ответил я. — До тех пор, пока его не пытаются извлечь из хозяина. А вот как только его пытаются оторвать от кормушки, он выделяет яд, убивающий носителя.

Ко мне подошел Молдер.

Мне доводилось видеть людей, которых настигало прозрение в самый неподходящий момент. Именно это выражение было на лице спецагента. Я всегда был далек от мысли, что в ФБР держат одних дебилов, способных только «гнать и не пущать». Но я не думал, что там работают незаурядные актеры. Озадаченность на лице Молдера можно было вполне принять за натуральную.

Я не верил ни единому его слову. Но очень хотел верить. Ибо человек, настолько увлеченный проблемой, вызывает доверие. А Молдер был погружен в решение проблемы по самые глаза и уши. Как человек, тонущий в пруду.

— Может быть, из-за червя люди и перебили друг друга, — сказал он. — Вероятно, это и случилось с первой командой. И может случиться с нами.

Это было либо чертовски смелым предположением, либо… Либо он все знал с самого начала. Но моя уверенность никак не состыковывалась с тем, что и как делали федералы. Ни Молдер, ни Скалли не принимали мер предосторожности больших, чем мы — я, Нэнси, Дэнни. Нас троих могли использовать втемную. Но специальные агенты ФБР — неужели они были просто идейными смертниками?

— Это всего лишь гипотеза, — устало ответил я.

— Гипотеза, которая ничем не подтверждена, — поддержал Мэрфи. — Кроме пяти трупов.

— Если червь заставляет людей вести себя агрессивно, — пробормотала Скалли, потирая шею, — то почему Рихтер и Кэмпбелл застрелились?

— Может быть, они сделали это, чтобы спасти нас, — ответил Молдер.

И мне стало немного не по себе.

Молдер вышел из отсека, а ученые молча смотрели ему в спину. Он был чертовски прав. Настолько прав, что они — даже когда все это

сидение на станции кончилось — так и не поняли толком, насколько он был прав. Так и не поверили, что он знал ничуть не больше и все, что он делал, диктовали ему только анализ происходящего и интуиция.

«Боже мой, как мне надоело это проклятое копание в этих дурацких мешках», — с внезапной усталостью подумала Скалли, застегивая мешок с телом Кэмпбелла. Закутанная в меховую куртку, она сидела на корточках в одном из холодных отсеков станции, куда перенесли все шесть трупов.

Дверь за спиной Скалли со скрипом открылась. Дэйна, вздрогнув, резко обернулась. В отсек вошел Молдер и прикрыл дверь за собой. Неодобрительно поглядев на напарника, Скалли устало произнесла:

— Я перепроверяю на всякий случай. Вдруг я что-нибудь упустила?

— Может, поспишь? — подойдя ближе, предложил Фокс.

— Посплю? — невесело усмехнулась Дэйна. — Да я так устала, что не усну.

«Да и боюсь я расслабиться, — сказала она себе. — Не хватает, чтобы меня кто-нибудь во сне прикончил, как младенца».

— Мы все как на иголках, — продолжал Молдер, — нервничаем. Я думаю, с утра придется начать все заново.

Скалли выпрямилась и встала напротив.

— Я не желаю терять ни секунды, — решительно сказала она. — Я хочу выяснить, как убить эту тварь.

Она уже собиралась выйти из отсека, но слова Молдера заставили ее остановиться и резко оглянуться.

— А стоит ли убивать ее? — негромко спросил Призрак, запрокинув голову и глядя в потолок. — Я не знаю.

Скалли смотрела на него с непониманием, пожалуй, даже со страхом.

— Знаешь, — продолжал Молдер, повернувшись к ней и глядя в лицо, — эта область льда расположена над метеоритным кратером. Червь способен жить в среде, перенасыщенной аммиаком, он легко переносит отрицательные температуры. Теоретики альтернативных форм жизни верят, что организмы, чей метаболизм основан на аммиаке, приспособлены к существованию на планетах, покрытых льдом. Может быть, здесь разбился корабль, может быть — метеорит, который прилетел— с одной из таких планет…

Глаза Молдера блестели знакомым Скалли блеском — тем самым, который возникал, когда Фокс размышлял или говорил о внеземной жизни, об НЛО и всем прочем, что Скалли называла про себя не иначе как чепухой.

— Молдер, — перебила она, указывая на мешки с трупами, — когда летчик заразился,

симптомы проявились в течение нескольких десятков минут. За пяток часов весь мир подвергнется угрозе этой чумы. Ты представь, что будет, если этот паразит попадет в какой-нибудь крупный город, например — Нью-Йорк? — от усталости и нервного напряжения она уже не замечала, что почти кричит. — Пару дней — и всем конец.

— Вот именно! — вспылил Молдер. — А что мы про него знаем? Может быть, этот организм лежит себе в спячке еще в каком-нибудь кратере…

— Если мы не убьем его сейчас, — зло перебила Скалли, — то мы рискуем последовать за Рихтером и Кэмпбеллом и приставить пистолеты к виску.

— А если мы его убьем, — так же зло ответил Молдер, — мы не будем знать, как его остановить в будущем.

— Молдер, то, что ты предлагаешь, — это бе-зу-ми-е, — по слогам выговорила Скалли. — У нас нет ничего, даже толкового оборудования для исследований! Наша задача — остановить эту чуму здесь и сейчас! И выбраться живыми с этой треклятой станции!

Она развернулась и вышла из отсека. Молдер шагнул за ней.

— А ты уверена, что твои слова насчет Нью-Йорка не исполнятся через полгода, через пять лет? — спросил он. — Мы ничего не узнаем,

если поступим как испуганные дети — выбросить бяку и больше ее не трогать.

— Может быть, — ответила Скалли. — Очень может быть, что ты и прав. Но сейчас мы совершенно бессильны. Мы ничего не сможем сделать!

— Можем, — очень спокойно ответил Молдер. — Мы можем разобраться хотя бы в том, что нам по силам.

Мэрфи как неприкаянный бродил по отсеку и действовал мне на нервы. Всякий раз, когда он проходил у меня за спиной, я невольно поворачивался и следил за ним. Наконец геолог тяжко вздохнул, сел за стол и сунул в уши «ракушки» своего плеера, с которым никогда не расставался. Я снова повернулся к Нэнси. А двое федералов орали друг на друга в холодном отсеке.

— Скажи мне, что здесь жарко, — попросила Нэнси.

Я исподлобья поглядел на нее.

— Система кондиционирования не работает, — неохотно включился я в старую игру. — За бортом — минус сорок, ветер, а здесь страшная жара и духота.

Я даже почувствовал, как по спине вдоль позвоночника потекла противная струйка пота. Только я не знал, отчего я вспотел. Уж точно — не от жары. Нервы у всех были натянуты. И какое-то внутреннее атавистическое чувство говорило мне, что это нервное напряжение должно вскоре разрядиться взрывом.

— Ты не слышишь, — спросила Нэнси, — о чем они там спорят?

Я, кряхтя, уселся за стол. Век бы мне не слышать этих споров.

— Наверное, обсуждают свои правительственные секреты.

— Ты думаешь, — живо обернулась Нэнси, — они все знали еще до того, как мы сюда попали? Santa simplicitas! Я тяжело глянул на женщину. Выглядела Нэнси не ахти — лицо заострилось, вокруг глаз проступили темные круги. Нервы у нее всегда были ни к черту, а за последние несколько часов она измоталась вконец.

— Да, я в этом просто уверен.

Вопли зазвучали громче, уже в коридоре, соединяющем центральный отсек с холодным. Нэнси оглянулась на голоса. Точнее, слышался только один голос — Скалли. Мы переглянулись. Похоже, нам в голову пришла одна и та же мысль.

— Зараженная кровь Медведя попала на Скалли, — сказал я, встав. Нэнси пожала плечами.

— Кровь попала и на тебя, — уклончиво отозвалась она.

Я швырнул на стол планшет с результатами исследований крови трупов, который до этого вертел в руках, просто чтобы их чем-нибудь занять, чтобы не была заметна мелкая предательская дрожь пальцев. Вышел в коридор. Нэнси потянулась следом. За ней — Мэрфи.

— Откуда ты знаешь, — услышали мы голос Молдера, — что он не заразный?

— Может быть, и заразный, — кричала Скалли. — Нужно взять эти зараженные тела, вытащить на лед и сжечь!

— Вы что-нибудь от нас скрываете, агент Скалли? — спросил я, выходя из отсека в коридор. — Вы в порядке?

Она взглянула на меня недоуменно, а потом одарила взглядом оскорбленной невинности.

— Да, — ответила она с некоторой задержкой, — все в порядке.

— Вы что-то разнервничались, — продолжал я.

Она машинально кивнула, потом подняла на меня взгляд, начиная понимать, что я имею в виду.

— Вы куда это клоните?! — напустилась она на меня.

«А куда я еще могу клонить? — подумал я. — Мы здесь, как в каком-нибудь детективе—в одной комнате и все под подозрением».

Молдер вклинился между мной и своей буйной напарницей.

— Ладно, — сказал он, — давайте успокоимся. День у нас был длинный и трудный, мы

все испуганы, мы все устали. Давайте не будем бросаться друг на друга. Ну, — усмехнулся он невесело, — по крайней мере, если нет на то веской причины. Может, мы все пойдем и поспим, а?

Миротворец из него, по-моему, никакой. Скалли со злостью смотрела на меня, я ей отвечал полной взаимностью. Выглядела она лишь чуть получше Нэнси, а вымоталась заметно сильнее. Я оглядел присутствующих. Кроме Мэрфи, стоявшего с невозмутимым видом, все так и дышали подозрительностью.

— Вы издеваетесь, наверное? — спросил я Молдера. Почему-то мне в этот момент даже не пришло в голову, что он может говорить всерьез. — Думаете, кто-нибудь из нас сможет сейчас заснуть? Ребята, будем смотреть правде в глаза. Мы должны осмотреть друг друга. Если у кого-то есть пятна, этот человек должен быть немедленно изолирован. Я думаю, вы все согласны со мной?

Воцарилась длинная пауза.

— Кто будет осматривать? — задала вопрос Нэнси. — Ты? — она смотрела на меня с некоторой надеждой.

— Нет, — решительно одернула ее Скалли, — мы все разденемся друг перед другом. Никаких секретов.

Я поднял брови. «Ну-ну, — мелькнула мысль, — хотелось бы в это верить».

«Друг перед другом», конечно, модифицировалось в «мальчики — направо, девочки — налево». Женщины отошли за шкаф установки кондиционирования. Мы начали стаскивать с себя свитера и рубашки.

— Пока никто не вынес преждевременного суждения, — сказал Молдер, расстегивая ремень джинсов, — я хочу напомнить — все мы в Арктике.

Из-за шкафа донесся успокаивающий голос Скалли: «Все, у тебя чисто», — и прерывистый вздох облегчения Нэнси Да Сильвы. Как, интересно, женщины успели раздеться раньше нас? Ведь если вспомнить, сколько они обычно одеваются… Видимо, кто для чего создан Всевышним. Мне в голову полезли какие-то игривые мысли, но я отогнал их и сосредоточился.

Мы по очереди внимательно осмотрели друг друга. Все было чисто. Забрезжила слабенькая надежда, что никто из нас не заразился, но… Но все равно, одеваясь, мы поглядывали на товарищей по несчастью с подозрением. Никто, никто никому не верил. Потому что надежда была слишком эфемерной.

Спать расходились в напряженном молчании.

— Спокойной ночи, — буркнул Ходж на прощание.

— Желаю, чтоб клопы не кусались, — пошутил Молдер, но никто даже не улыбнулся.

На пороге «своей» комнаты Молдер обернулся к Скалли, открывавшей дверь в комнату напротив. Скалли тоже повернулась к нему. Ничего не сказав, Молдер шагнул в темный проем.

— Спокойной ночи, Молдер, — тихо сказала Дэйна.

Фокс высунулся из-за косяка.

— Спокойной ночи, — с улыбкой ответил он.

— Слава богу, все по крайней мере здоровы, — устало пробормотала Скалли. Улыбка напарника исчезла.

— Не забывай, — жестко сказал он, — пятна у собаки пропали.

Постояв еще секунду, Призрак скрылся за дверью. «Нечего сказать, — подумала Скалли, — вот тебе и пожелание „спи спокойно“. Она ощупью нашла выключатель, включила свет и только после этого переступила через порог. Бросив на кровать фонарик и сумку, тщательно заперла дверь и подошла к небольшому столику. На нем в беспорядке лежали журналы, стояли фотографии в рамках и бронзовая статуэтка Будды. Скалли взяла одну из карточек.

Со снимка глядел улыбающийся Кэмпбелл, обнимающий за плечи двух женщин — видимо, мать и сестру. У девушки было несомненное сходство с пожилой женщиной и некоторое— — с самим Кэмпбеллом. Скалли некоторое время вглядывалась в изображение. Потом лицо Дэйны застыло, она побледнела. В ушах эхом отдались слова Молдера, сказанные пару минут назад. Она положила фотографию лицевой стороной вниз и, быстро перебирая руками, точно так же повалила остальные. Бронзовый Будда опрокинулся, прокатился по столику и упал на пол.

Скалли подтащила столик к двери, подперла ее и уселась на пол рядом, прислонившись спиной к стене. Над головой висел цветной плакат:

пальмы, а под ними — шоколадно-загорелые мисс чего-то там и экс-мисс того же самого, выпячивающие груди, едва прикрытые миниатюрными купальниками звездно-полосатой расцветки.

Скалли трясло. Проверив магазин пистолета, она дослала патрон в патронник. Уперев локти в поднятые к лицу колени, она прижала затыльник затвора ко лбу. Металл приятно холодил разгоряченное лицо, придавал спокойствия и уверенности. «Да уж, ничего себе — „спокойной ночи", — подумала она. — Разве что так ночь и пройдет спокойно».

Мэрфи тоже не спал. Сидя на кровати, он слушал игру Суперкубка восемьдесят третьего года. Лицо его было напряжено, брови нахмурены. Он не слишком часто сиживал в кабинетах — большей частью приходилось мотаться по экспедициям. Бывал он и на Аляске, и в Норвегии, высаживался с гидрографического судна для сбора образцов в Антарктиде. Всякое бывало. Но такого — ни разу.

Жизнь пяти людей висела сейчас на волоске, умереть мог любой из них, и решала судьбу каждого нелепая случайность: попала в организм зараженная жидкость или нет. Мэрфи ощущал себя беспомощным, словно слепой котенок. Эта беспомощность… Нет, не злила, а вызывала чувство, напоминающее отчаяние.

А Ходж лихорадочно размышлял: кто? В себе он был уверен. Тонким карандашом он выписал на листке блокнота имена и оценил возможность заражения:

«Молдер — укушен собакой;

Скалли — контакт с зараженной кровью;

Мэрфи — контакт с зараженной жидкостью». Размышления врача были и сложны и просты одновременно. Он строил предположения, выискивал критерии, высчитывал вероятность инфицирования — и это было сложно. А простыми были мотивы — изолировать, оградить себя от заражения и смерти. Именно так, и никак иначе. Сейчас, в полутьме, под завывания метели за стеной, он не ощущал себя врачом и ученым — всего лишь потерпевшим кораблекрушение, судорожно цепляющимся за любой шанс, старающимся выжить любой ценой.

Нэнси Да Сильва просто плакала. Ей было страшно, безысходность ситуации угнетала, подавляя волю к сопротивлению. Она завидовала Ходжу, его усилиям, направленным на то, чтобы выжить, она завидовала Мэрфи с его футболом. Она завидовала даже Молдеру и Скалли с их спорами и стремлением оградить человечество от нависшей угрозы. Они что-то делали или пытались делать. Они могли не думать о смерти во всей ее неприглядной наготе и откровенности.

А Нэнси Да Сильва не могла. Ее воля была почти парализована непонятными и ужасными событиями. Пять жутких трупов, смерть Медведя, тотальная подозрительность. Все это было настолько непонятно и дико, что все душевные силы Нэнси превратились в кисель.

И только Молдер в эту ночь действительно собирался спать. Усевшись на кровати, он отстегнул кобуру с пистолетом и положил ее на тумбочку у изголовья. В какой-то момент у него мелькнула мысль — а не стоит ли сунуть оружие под подушку. Но он отогнал эту мысль как паническую. Все были издерганы, и хотя бы кто-то один должен был сохранять самообладание, не совершать опрометчивых излишних движений.

Молдер хотел было даже раздеться, но так далеко его попытки самоуспокоения еще не зашли. Он ограничился лишь тем, что снял свитер и рубаху. Подняв подушку повыше, Молдер прилег на кровать. Потянувшись до хруста в суставах, он прикрыл глаза. События прошедшего дня продолжали будоражить сознание, но Фокс давным-давно научился отключаться от действительности, какой бы она ни была.

Течение мыслей и образов постепенно стало плавным и неторопливым. Сознание затянула легкая дымка естественной усталости. Молдер "выключил лампу на тумбочке. Он уже погружался в дрему. И почти бессознательно сунул пистолет под подушку.

Молдер бежал по длинному узкому коридору, стены которого были обшиты листами пластика. Впереди маячила спина, обтянутая белой больничной курткой.

Виктор Алан Стэнфорд был серийным убийцей. Дважды его арестовывали, и оба раза экспертиза признавала его невменяемым. Дважды его помещали в клинику для душевнобольных |преступников, и каждый раз он бежал оттуда.

Обе его поимки были осуществлены при участии специального агента ФБР Фокса Молдера. И Молдер стал для Стэнфорда единственным человеком на земле, которого он боялся. Ненавидел и боялся до внутренней дрожи. Молдер | олицетворял для Виктора Стэнфорда то запредельное зло, которое у буддистов именуется Марой. То зло, которое не вмешивается активно в жизнь человека, но, благодаря своему хитроумию, так изменяет окружающую обстановку, что человек вынужден совершать именно те поступки, которых ждет .от него Мара.

Виктор Алан Стэнфорд знал о Маре все — он был образованный человек, доктор востоковедения университета Лос-Анджелеса. Но эти знания почему-то не могли помочь ему в борьбе с агентом Молдером.

Газеты называли Стэнфорда «человеком с тысячью лиц». И действительно, его лицо, в спокойном состоянии невыразительное и какое-то серое, под влиянием эмоций изменялось до неузнаваемости. Пластичность лицевых мышц казалась — да, в сущности, и была — сверхъестественной. Две из восемнадцати жертв Виктора Алана Стэнфорда — сплошь высоких красивых девушек лет восемнадцати-двадцати, с каштановыми волосами — остались живы, но опознать «человека с тысячью лиц» не смогли.

И вот сейчас Молдер снова преследовал Стэнфорда.

— Стой! — крикнул он и выстрелил вверх.

Стэнфорд остановился и обернулся. Его лицо скользило и менялось. И вот уже на Фокса смотрел подполковник Будахас. В руке убийцы блестела какая-то железяка — то ли стальной лом, то ли монтировка.

Стэнфорд сделал шаг вперед, и Молдер вскинул «смит-энд-вессон». Но вместо пистолета в руках оказался сотовый телефон, из которого доносился печальный голос Скалли, повторявший одну и ту же фразу:

— Все это безнадежно, Молдер, абсолютно безнадежно…

Мыс Ледяной, Аляска

250 миль к северу от Полярного круга

15ноября 1993

01:30

…Молдер рывком сел в постели и только после этого открыл глаза. Какой-то звук, донесшийся из-за двери, заставил его проснуться. Фокс прислушался, но, кроме воя ветра и шороха снега, бьющего в стены арктической станции, ничего не услышал.

Он опустил ноги с кровати и включил лампу. Из коридора раздался скрип. Молдер поспешно натянул ботинки и рубашку и шагнул к двери. Остановился, вернулся к тумбочке и взял пистолет. Кобуру бросил на кровать. Держа большой палец на предохранителе, подошел к двери и прислушался.

Освещая себе путь фонариком, он прошел по коридору. Огляделся. Полная тишина. Все

заперто, кроме двери в комнату Мэрфи. Осторожно подойдя к ней, Призрак заглянул внутрь. Там никого не было. А на смятой постели лежал неразлучный спутник Дэнни — плеер. Молдер секунду постоял, оглядывая комнату. Ситуация не нравилась ему все, сильнее и сильнее.

Медленно, светя себе под ноги, он перешел в центральный отсек. Резкий звук заставил вскинуть пистолет. Но нападения не последовало. Молдер пошарил лучом фонарика. Сквозь прутья решетки скалил клыки рычащий, пес, виновник смерти Медведя.

Призрак качнул головой и опустил оружие. Его внимание привлек звук, донесшийся из центральной части отсека, перегороженного шкафами с аппаратурой — получился этакий лабиринт закутков. Подойдя к столу, стоящему в середине отсека, Молдер механически просмотрел пару из множества исписанных листов, хаотично разбросанных по столу. И тот же звук, ставший отчетливей, вновь заставил его насторожиться.

Молдер обвел лучом помещение, и взгляд его остановился на одном из шкафов — том самом термостате, в котором Мэрфи нашел образцы сверхглубоких пород. Какая-то темная жидкость сочилась из-под двери шкафа и мерно капала на пол. Именно этот звук и услышал Молдер, когда вошел в отсек.

Призрак медленно приблизился к шкафу, опустился на корточки. «Определенно кровь», — подумал он и потянул ручку дверцы. Дверь неожиданно резко распахнулась, и на Молдера обрушилось тяжелое тело. Он, потеряв равновесие, вскрикнул от неожиданности. Приготовился защищаться. Но это было уже ни к чему.

Поперек горла профессора Дэниэла Дж. Мэрфи тянулся узкий разрез. Кровь, обильно залившая грудь, уже едва сочилась из раны. Фокс инстинктивно отстранился, начал выпрямляться, и в этот момент вспыхнул верхний свет.

— Молдер, что ты делаешь? — с тревогой и недоумением спросила, входя в отсек, Скалли.

— Мэрфи мертв, — коротко ответил он. И Скалли поразилась. Она видела Молдера

во многих ситуациях и состояниях. Но никогда

она не видела его злым.

Когда мы вошли в центральный отсек — даже не знаю, почему мы все — я, Нэнси и Скалли — одновременно вышли из своих комнат и столкнулись в узком коридоре жилого отсека — мы увидели Молдера, стоящего на коленях у тела Дэнни. Горло Мэрфи было перерезано от уха до уха. И Молдер над ним — с беспомощным выражением лица.

Я, хоть и видел пистолет в руке Молдера, но задал этот идиотский вопрос:

— Это ты убил его?

— Я его так нашел, — ответил Молдер, поднимаясь с пола. — Услышал, как хлопают двери, вышел посмотреть, в чем дело.

Он, тяжело дыша, посмотрел на меня. Потом — на Да Сильву.

— Это был кто-то из вас, — произнес он после секундного молчания.

— Он лжет, — взвизгнула Нэнси. Не отрывая взгляда от напарника, Скалли успокаивающе подняла палец:

— Вы же сами говорили, что ни у кого нет симптомов.

Молдер развел руками.

— Это было шесть часов назад, — сказал я. — И за это время могло произойти все, что угодно.

Молдер тигром ринулся на меня.

— Убийца — кто-то из вас! — выкрикнул он. Скалли вклинилась между нами — так рефери на ринге разгоняет вошедших в раж боксеров.

— Заткнитесь! — рявкнула она. — Заткнитесь же, наконец!

Черт, как это все паскудно. Молдер, кажется, все-таки болен. Самый, пожалуй, неудачный для всех нас вариант. Федерал вооружен и сильнее всех.

— Молдер, — опустив голову и тяжело дыша, сказала Скалли, — положи пистолет и уходи. Пусть Ходж сделает тебе анализ крови.

Мысль здравая, но у меня отсутствовала уверенность, что агент подчинится. И точно. — Я не дам ему уколоть меня иглой, — зло произнес Молдер. — Я могу заразиться. — Его нужно запереть немедленно, — веско сказал я.

Агент поглядел на меня почти с ненавистью.

— Молдер, позволь нам осмотреть твою шею, — попросила Скалли, подходя ближе.

Фед отступил и поднял пистолет. Нэнси сжалась, а у меня внутри все похолодело. «Вот оно, — подумал я. — И это, кажется, абзац».

— Я не повернусь спиной ни к одному из вас! — прошипел Молдер. И сорвался на крик:

— Ни к кому!!!

— Насколько я понимаю, вы считаете, что мы все заражены? — стеклянно звенящим голосом спросила Нэнси. — Ходж прав, Молдера надо запереть.

Я осторожно нащупал металлический прут от штатива и хотел уже замахнуться. Я бы наверняка зацепил этого мальчишку по руке или голове, но Молдер, мать его, заметил мое движение и перевел ствол на меня.

Скалли немедленно выхватила свой пистолет и направила на напарника. В тот миг мне было не до того, а потом я несколько удивился — я думал, они будут заодно.

— Молдер! — воскликнула она.

— Скалли! — крикнул он одновременно. — Убери пистолет!

— Молдер, пойми… — начала она, но крик напарника прервал ее:

— Опусти ствол!!!

Они стояли, целясь друг в друга, и я молился, чтобы первым, случись стрельба, нажал на спусковой крючок тот, кто не заражен.

— Нет, — Скалли упрямо сжала губы, — ты — первый!

Я отчетливо видел, как окаменела правая кисть Молдера, как побелел от напряжения указательный палец Скалли, лежащий на спусковом крючке. Вот-вот должен был прогреметь выстрел. Но тут в глазах Молдера что-то изменилось.

— Скалли, — судорожно выдохнул он. — Бога ради, это же я!

Руки Скалли дрогнули. Как и голос, когда она выговаривала следующую фразу (от которой мне захотелось съежиться):

— Молдер, может быть, ты уже не тот, кто есть.

«Где-то я это уже слышал», — мелькнула мысль в моей голове. И по лицам остальных догадался, что они подумали то же самое.

Скалли плотнее сжала, рукоять пистолета. «А ведь она может его убить», — вдруг понял я. До сих пор происходящее почему-то казалось мне игрой. По крайней мере то, что делала Скалли. Я не верил, что она выстрелит в напарника. А теперь — поверил. Молдер медленно опустил руку, протянул в сторону, чтобы положить пистолет на стол. Замер. Я насторожился, увидел, как вновь напряглась Скалли. Но Молдер, помедлив несколько томительных секунд, протянул оружие напарнице.

— Так — лучше, — пробормотал он, поворачиваясь и выходя из отсека.

Скалли пошла следом, сунув пистолет Молдера за ремень брюк. И я подумал, глядя агентам вслед, что еще ничего не кончилось. Все только начинается.

Молдер молча дошел до кладовой — единственного помещения на станции, запиравшегося снаружи, — и шагнул в темноту. Помедлив пару секунд, он зажег свет. Обернулся и грустно взглянул на Скалли. Она стояла по ту сторону порога и возилась с засовом.

— Здесь я буду в большей безопасности, чем ты — там, — тихо сказал он.

Скалли подняла взгляд, но Молдер только усмехнулся и отвернулся.

С тяжелым сердцем Скалли закрыла массивную дверь, задвинула засов. «Кажется, — подумала она, — я совершаю одну из крупнейших глупостей в жизни». Постояла, прислонившись к двери и держась за ручку, словно сомневаясь в принятом решении. Но потом решительно тряхнула собранными в хвостик волосами и пошла прочь.

Но, пройдя пару метров, Дэйна вновь в нерешительности остановилась и потерла подбородок. Она вспомнила, как опекал ее Молдер — ненавязчиво, порою даже незаметно. Вспомнила, что пару раз он спас ей жизнь. И теперь ей пришлось оставить напарника одного, запертого и безоружного. «Нет, — подумала Скалли, — все закончится отлично».

Природный оптимизм взял верх, но на пороге центрального отсека она еще раз оглянулась на толстую, окрашенную в красный цвет дверь кладовой.

Свой «вальтер» Дэйна по-прежнему, сама того не замечая, держала в руке, так и не убрав его в кобуру. Войдя в отсек, она увидела Нэнси Да Сильву, которая спала, положив голову на скрещенные руки.

Скалли тихонько подкралась к спящей и, слегка оттянув ворот рубашки, обнажила гладкую белую кожу шеи. Наклонившись над женщиной, Скалли всматривалась до боли в глазах, щурясь от недостатка освещения. Но ничего подозрительного не было. И тут ее схватили за руку.

Скалли вскрикнула от неожиданности и рефлекторным движением вскинула руки.

— Что ты здесь делаешь? — спросил незаметно подошедший сзади Ходж.

Да Сильва подняла голову и недоуменно посмотрела на Скалли. Через секунду недоумение во взгляде Нэнси сменилось подозрительностью и даже враждебностью.

— Ты прекрасно знаешь — что я делаю, — переведя дыхание, ответила Ходжу Дэйна. Но тот пристально смотрел на ее пистолет.

— Не могу никак избавиться от мысли, агент Скалли, — после некоторого молчания заговорил врач, — что ты единственный человек, у которого осталось оружие. Если зараженной окажешься ты, у нас нет ни единого шанса уцелеть. Ты нас всех перестреляешь.

Скалли посмотрела на пистолет и задумалась. Она почти физически чувствовала взгляды двух людей, скрестившиеся на восьмисотграммовом куске металла в ее руке, который являлся для них атрибутом власти и силы.

Решительным движением Скалли нажала на защелку и извлекла обойму. Положила «вальтер» на стол, достала из-за спины заткнутый за брючный ремень пистолет Молдера, быстро разрядила и его тоже. Без оружия она вдруг ощутила себя голой и беззащитной. «Это ж надо, — мысленно усмехнулась она, — две крупнейших в жизни глупости, и обе — за какие-то двадцать минут». Демонстративно подняв обе обоймы над головой, Скалли направилась к выходу.

— О'кэй, — пробормотал вслед Ходж.

Открыв наружную дверь, Скалли, не глядя, выбросила магазины в темноту и снежную заверть. «Одно хорошо, — подумала она, закрывая дверь. — Эти двое даже не подозревают о двух патронах, что остались досланными в патронники».

Вернувшись в отсек, Скалли сразу наткнулась на Нэнси Да Сильву.

— Там что-то было? — спросила та, потирая шею.

— Все в порядке, Нэнси, — успокоительно произнес Ходж, но нужной интонации не получилось. — Мы все в порядке. Сейчас отнюдь не время, — уже с открытой злостью продолжил он, шагнув к Скалли, — когда мы трое должны бросаться друг на друга.

— Нас четверо, — резко ответила Дэйна.

— Молдер больше не такой, как мы, — равнодушно произнес Ходж. Скалли это взбесило.

— Если Молдер заражен, мы не можем просто так его бросить! — почти закричала она. — Он нуждается в нашей помощи!

— Она права, — вдруг сказала Да Сильва. — Кто знает, что может сделать с человеком длительное воздействие паразита. Общая интоксикация, психоз, органические изменения мозга…

Скалли повернулась, собираясь вернуться в кладовую, но Ходж, догадавшийся о ее намерении, крепко ухватил ее за плечо.

— Если он заражен, — врач повысил голос, — он с нами не полетит! Я не желаю рисковать…

Скалли презрительно поглядела Ходжу в глаза.

— …своей шкурой? — закончила она фразу, брезгливо высвобождаясь из его рук. Ей было так противно, что комок тошноты подкатил к горлу. У нее на глазах сильный мужчина превратился во что-то студнеобразное, готовое пожертвовать всем и вся, лишь бы уцелеть. Любой ценой.

В кладовую Скалли не пошла — что она могла сказать Молдеру, чем могла помочь? Она уселась на стул и включила радиостанцию. Глубоко вдохнула и придвинула микрофон поближе.

— Арктическая станция «Ледовая кора» вызывает аэропорт Дулиттл, — чуть дрожащим голосом произнесла она.

Из динамиков неслись лишь треск, вой и мяуканье атмосферных помех. Подкрутив ручку настройки, Скалли повторила вызов. Но ответом было все то же мяуканье, ставшее громче и агрессивнее.

— Говорит станция «Ледовая кора». Общий вызов. Чрезвычайная ситуация. Прием.

Никакого результата. Скалли устало оперлась локтем о стол и уронила лицо в ладонь. Если связи нет, никто не узнает о случившемся, никто не прилетит на помощь, не спасет Молдера. Да и не только Молдера — нет никакой гарантии, что остальные выживут.

Над северо-восточной частью Аляски бесчинствовала арктическая буря, глуша радиопереговоры, прижимая самолеты к земле, прогоняя людей под защиту стен и тепла. Ветер пел свою неукротимую злую песнь торжества и заносил, заваливал миллиардами легких хлопьев одинокое строение арктической станции.

Когда агентесса разрядила оружие, я почувствовал себя чуть увереннее. Правда, я был бы не прочь покопаться в вещах фэбээровцев, поискать запасные обоймы, но не стоило усложнять и без того головоломную ситуацию. Если Скалли говорит, что больше патронов нет, лучше ей верить.

Честно говоря, мне даже стало немного стыдно за свои слова и поведение. Как ни крути, а Молдер не виноват, что заразился, и бросать его на произвол судьбы — бессовестно. Я изрядно перетрусил, когда увидел Мэрфи с перерезанным горлом, да и когда Молдер пистолетом во всех тыкал. Но что если человека можно каким-то образом избавить от паразита?

Пока суд да дело, я решил заняться работой. И Нэнси привлек на помощь, чтобы не поддавалась паникерским настроениям и апатии. (Вспоминая позже этот трагический эпизод своей жизни, я всегда удивлялся, насколько я был деятелен. Вот только вся моя активность была направлена на спасение Себя Любимого.)

Я сидел и возился с анализами крови — взятой как у трупов, так и у живых.

— Нэнси, — оторвался я от микроскопа, увидев уже знакомых зародышей паразита, — капни, пожалуйста, незараженной крови в зараженную, взятую у пилота.

— Чего? — встрепенулась она. Видимо, снова впала в ступор.

— Незараженную кровь — в зараженную, пожалуйста, — терпеливо повторил я.

Она встала, суетливо набрала в пипетку кровь из пробирки и капнула на предметное стекло. Естественно, она сделала все не так, как надо. Я швырнул на стол папку с результатами тестов.

— Да нет же, проклятие! — в сердцах заорал я. Нэнси вздрогнула, словно ее ударили. — Я что сказал сделать? Ты только что смешала всю зараженную кровь. Все придется начинать заново!

— Я просто ошиблась, — огрызнулась она. — Нечего кричать.

— Ты угробила десять часов моей работы!

— Ну хорошо, — заорала Нэнси в ответ, — делай тогда все сам, черт возьми! Я тебе не лаборантка!

Пока мы грызлись, я заметил странный взгляд Скалли, обращенный, правда, не на нас, а куда-то в пространство. Она вдруг протиснулась к микроскопу, заглянула в окуляры и взволнованно окликнула меня:

— Ходж!

— Чего? — неохотно отозвался я.

— Подойди-ка, взгляни, — настаивала она. Я без интереса заглянул в микроскоп и словно прилип к нему.

В темно-розовом мареве крови зародыши, извиваясь, набрасывались друг на друга. Так продолжалось секунд двадцать. Потом все до единой твари застыли неподвижно.

— Зародыши двух разных червей убивают друг друга, — сказала Скалли.

— Уже убили, — даже не скрывая волнения, пробормотал я.

Как зачарованный, я снова приник к микроскопу и. оторвался от него, только услышав скрип дверцы шкафа-термостата. Скалли взяла две банки с червями — одного извлекли из Медведя, второго из Кэмпбелла — и поставила рядом. И вдруг червь, которого до сих пор мы считали дохлым, стал извиваться и бросаться на стенку банки, словно желая ее проломить и пробиться ко второму червю. Тот вел себя точно так же. Как уж они засекли друг друга — черт его знает. Может, у них есть органы чувств, позволяющие засечь родственника через толщу стекла.

— Видимо, один червь не переносит присутствия другого, — сказала Скалли, оторвавшись от фантастического зрелища — боевого танца паразитов. — Если червь вторгается в уже занятого хозяина, паразиты пытаются убить друг друга.

В наш разговор вмешалась успокоившаяся Нэнси:

— Но ведь для размножения нужна вторая особь.

Я покачал головой:

— Не обязательно. Возможен партеногенез.

— Доказательства — под микроскопом, — гнула свое Скалли.

— Эта тварь очень не любит компанию, — пробормотал я.

— И что ты предлагаешь? — спросила Нэнси у Скалли.

— Можно попробовать справиться с ним, — ответил за Скалли я. — Ввести второго червя в уже зараженное тело.

Скалли кивнула.

— Но, — неуверенно произнесла Нэнси, — мы же не знаем, что будет с носителем, если в его организме передерутся две эти твари.

Я потер подбородок и вопросительно посмотрел на Скалли. Та невесело усмехнулась:

— У нас есть подопытное животное.

Ax, черт, как же я мог забыть про собаку. Я хлопнул себя по лбу. Конечно! Только как поместить червя в живой организм?

Я вспомнил, насколько неглубоким пришлось сделать разрез на шее Медведя. Ввести червя лучше всего через аналогичный разрез.

Далее все было просто. Мы открыли клетку, я накинул на пса толстое одеяло, чтобы он снова никого не тяпнул. Ввел хорошую дозу снотворного. Когда животное отключилось, я осторожно рассек кожу на холке у позвоночника. Нэнси подала пинцет с извивающимся червем, и Скалли аккуратно опустила паразита в разрез.

Червь сразу же скользнул в рану и исчез. Мы все тяжело и прерывисто дышали, словно после тяжелой физической работы.

Поместив пса обратно в клетку, мы снова попытались заняться своими делами, но не смогли — бедное животное притягивало нас, как магнит. Поэтому мы не стали притворяться, что заняты, и сгрудились у клетки.

Через пару минут лежащий на боку пес жалобно заскулил во сне, лапы его конвульсивно задергались. Я поглядел на стоящую рядом Скалли. Она — на меня. Мы не знали, что и подумать. Скорее всего, судороги были вызваны борьбой двух паразитов.

Пес то и дело издавал странные звуки — нечто среднее между лаем и визгом. Лапы его дергались, тело сотрясалось. Наконец он потянулся, мышцы его расслабились, и он, перевернувшись на живот, положил морду на лапы… И, по-видимому, уснул.

Конвульсии, похожие на агонию, продолжались минут десять. И мы не знали — то ли пес снова стал нормальной домашней собакой, то ли изменения психики, вызванные гиперактивной работой гипоталамуса и обильным выделением гормона агрессии, окажутся необратимыми. А главное — мы все еще не могли сказать, перестало ли животное служить переносчиком инфекции.

Я взял стетоскоп, открыл клетку и провел поверхностный осмотр животного.

— Ну, — сказал я, закончив, — похоже, все в порядке.

В эту ночь никто так и не ушел спать. Все были настолько измотаны и одновременно взбудоражены, что даже мысль о сне не приходила в голову. Немаловажную роль играла и подозрительность. Все трое толклись в центральном отсеке, время от времени заглядывая в клетку, где безмятежно спал пес.

Вскоре Скалли уже завидовала животному. Голова у нее отяжелела, веки норовили сомкнуться. Судя по всему, остальным было не легче. Ходж активно тер ладонями лицо, Да Сильва клевала носом, пару раз звучно приложилась лбом об крышку стола.

К утру Дэйна все-таки уснула. Она успела увидеть какой-то короткий красочный сон, но не запомнила его. Во сне были она, Молдер и еще кто-то очень знакомый. И смеялись.

А потом ее разбудил какой-то странный звук. Скалли резко вскинула голову, с трудом разлепила глаза. Ее тревога была напрасной — остальные тоже спали. И проснулись от одного и того же звука, который донесся из клетки. Прекрасно выспавшийся пес зевал, тихонько поскуливая. Потом поднялся и замахал хвостом. Увидев, что люди обратили на него внимание, он пару раз дружелюбно гавкнул и замахал хвостом еще активнее.

— Интересно, — сквозь зевоту проговорил Ходж, — чего он хочет?

— Наверное, есть, — пожала плечами Скалли.

— Рискнем выпустить? — немного сдавленным голосом спросил он.

Скалли снова пожала плечами. Тогда Ходж взял в руки одеяло, осторожно открыл дверцу клетки, готовый накинуть на пса одеяло при проявлении малейшей агрессии. Да Сильва забилась в угол, глаза ее испуганно блестели.

Но ничего страшного не случилось. Пес дружелюбно обнюхал людей, еще пару раз гавкнул и с аппетитом уплел миску собачьего корма, принесенного Скалли из кухни.

Через некоторое время Ходж сообщил обнадеживающее известие.

— Черви были у него под кожей. Мертвые, — сказал он, вытирая руки. — Я удалил их, как простой жировик.

К этому времени пес уже ни на шаг не отходил от Скалли, признав в ней хозяйку, и та сидела на корточках и почесывала ему загривок. Нэнси Да Сильва перестала шарахаться от животного, но посматривала на него все равно недоверчиво. Как, впрочем, и на Скалли.

— Значит, — произнесла Да Сильва, — метод эффективен.

— Да, — кивнул Ходж, — и его можно применять на людях.

И вдруг повисла томительная пауза. Все смотрели на Скалли. И она понимала — почему.

— Теперь, — прервал затянувшееся молчание Ходж, — надо избавить от червя Молдера.

Скалли молча встала и пошла по коридору туда, где сидел Молдер. Взявшись за засов, Скалли повернулась к Ходжу, шедшему за ней по пятам.

— Сначала я хочу с ним побеседовать, — сказала она. — Попробую уговорить, чтобы он согласился добровольно.

— Что? — каким-то придушенным шепотом испуганно переспросила Да Сильва.

— Я тебя туда одну не пущу, — мрачно сказал Ходж.

— Если что-нибудь случится — тогда входите, — сказала Скалли. — Я не могу с ним так обойтись без полной уверенности, что мы правы.

Резкий звук откатившейся в сторону двери и яркий свет заставили Молдера, сидевшего на полу в полной темноте, зажмуриться и вскочить. Он был готов защищаться, но увидел на пороге только Дэйну.

— Ты одна? — спросил он.

— Да.

Задвинув за собой дверь, Скалли щелкнула выключателем, и Призрак зажмурился еще раз.

— Что, — спросил Молдер, — один из них?

— Никто не был убит, пока ты здесь сидел, — произнесла Скалли.

— Ну и что?

И этот спокойный ответ поверг женщину в растерянность. Немного помявшись, но понимая, что долгой умиротворяющей подготовительной беседы не получится, она решила действовать напрямую.

— Мы нашли способ, — сказала она, — убить червя. Два паразита в одном хозяине убивают друг друга.

Молдер тяжело поглядел на коллегу:

— Если ты пересадишь в меня хотя бы одного, ты меня заразишь.

Скалли подошла ближе.

— Но если это правда, — вкрадчиво произнесла она, — то почему ты не позволил нам себя осмотреть?

Молдер наклонился так, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами Скалли.

— Да я бы с удовольствием, — прошипел он, — но ты мне приставила пистолет ко лбу. А этим двум я не верю! Я верил — тебе.

«Де-ерьмо-о! — подумала Скалли. — И надо же было так облажаться».

— Хорошо, — решительно прошептала она, — но сейчас-то их здесь нет.

Молдер еще раз тяжело поглядел Скалли в глаза, повернулся и нагнул голову. Скалли осторожно взялась за ворот рубахи, а потом, словно ныряя в холодную воду, глубоко вдохнула и резко оттянула ворот, обнажив шею и верхнюю часть спины напарника. Она долго мяла кожу, внимательно исследуя все складки, прощупывая мышцы на шее и спине…

Молдер стоял каменным изваянием. Он был готов ко всему. В том числе к самому худшему. Услышав за спиной шумный судорожный выдох, он резко обернулся. Скалли стояла, склонив голову к плечу, и совершенно по-девчоночьи улыбалась — радостно и немного глупо. Она повернулась к выходу, но Молдер резко схватил ее за плечо. Скалли ахнула, попыталась вырваться, но Молдер удержал ее.

Оттянув воротник ковбойки, он быстро осмотрел шею, плечи и верхнюю часть спины.

— Чисто, — услышала Скалли его голос и поняла, что напарник тихо усмехается. Раньше это ее раздражало, но потом она поняла, что Молдер усмехается всегда, когда чем-то очень доволен.

— Иди, — сказал Молдер, слегка хлопнув Дэйну по плечу, — обнародуй свой вердикт.

Переговоры спецагентов затягивались, и мне становилось все грустнее и грустнее. Надежд на мирное разрешение ситуации не оставалось. Или — почти не оставалось.

Нэнси положила на стерильную салфетку пинцет и со стуком поставила рядом банку с медленно изгибающимся червем. Брезгливо отерла пальцы о подол рубашки.

— Последний червь, — сказала она и с каким-то странным вниманием поглядела на меня. Подошла ближе. — Она не даст нам ввести его Молдеру.

— Ее придется тогда убедить, — ответил я. — Это надо сделать, ведь он заражен.

Дверь кладовой отъехала в сторону, и на пороге появилась Скалли. Молдер маячил у нее за спиной. По их лицам я понял, что Нэнси права: придется принимать крайние меры.

— Я только что осмотрела его, — напряженно проговорила Скалли. — Он здоров.

Я шагнул вперед. Мне одновременно хотелось поверить им — и расхохотаться в лицо. Им невозможно было верить.

Молдер вышел из кладовой.

— Она — тоже здорова, — хрипло сказал он.

— А значит — заражен кто-то из вас, — подхватила Скалли.

Я изначально был против переговоров федералов с глазу на глаз — напарники всегда договорятся. А что останется нам?

— Ладно, — согласился я, сделав вид, что пошел на попятную, — давайте пройдем в центральный отсек. Я хотел бы осмотреть Молдера сам. Потом он сможет осмотреть нас обоих. Пойдете вперед?

Я переглянулся с Нэнси точно так же, как они переглянулись между собой. Но я уступил дорогу, Нэнси тоже посторонилась. И Молдер шагнул между нами. Этого было достаточно.

Я схватил Молдера сзади за плечи и швырнул на пирамиду ящиков. Одновременно Нэнси с силой втолкнула Скалли в кладовую и задвинула дверь.

Я все еще боролся с Молдером. Даже оглушенный, он оказывал мощное сопротивление. Нэнси, заблокировав дверь, схватила шприц, в который был загодя набран раствор мощного транквилизатора. Но сделать инъекцию не удалось. Я как раз завернул агенту руку к лопаткам, но он оттолкнулся свободной рукой от стены, и мы налетели на Нэнси. Выбитый из рук, шприц упал на пол, но благодаря столкновению мне удалось повалить Молдера на пол.

Я оседлал федерала и сумел заломить ему и вторую руку. Скалли колотила в дверь чем-то металлическим. Она могла вырваться в любой момент. Следовало спешить.

— Червя давай, — крикнул я Нэнси. Она осторожно взяла пинцетом извивающегося паразита и приблизилась к нам. Молдер бился изо всех сил, стараясь освободиться, глухой сдавленный рев клокотал у него в горле. Он завертел головой, но Нэнси, опустившись на колени, схватила его за волосы, блокируя все попытки помешать мне.

Я уже коснулся скальпелем кожи Молдера, и тут… Кровь Христова! Я увидел, как по склоненной шее Нэнси вдоль позвоночника к основанию черепа прокатился тугой валик.

— Мать моя… — пробормотал я и впервые в жизни ударил женщину.

От моего тычка Нэнси отлетела в сторону и упала на спину. А я, отпустив Молдера, выпрямился и отшатнулся назад. Молдер медленно встал.

Нэнси затравленно озиралась, агент недоуменно смотрел то на меня, то на нее.

— Молдер, — крикнул я, — червь — в ней!

С визгливым криком Нэнси бросилась вперед и, как заправский футболист, отшвырнула Молдера плечом. И побежала в центральный отсек. Федерал с криком: «Скалли!» — бросился к дверям кладовой, открыл. Скалли выскочила из кладовой с ледорубом в руках.

— Да Сильва заражена! — крикнул Молдер, и агенты бросились в погоню. Я присел на корточки, подобрал пинцет и скальпель. Странно, как во всей этой суматохе и беготне никто не растоптал червя. Трясущимися от напряжения руками я с третьей попытки поймал извивающуюся тварь и с опаской пошел следом за агентами.

Из центрального отсека несся грохот и звон роняемых и разбиваемых приборов, потом прозвучал визгливый крик Нэнси. И дважды — характерный шум падения.

Когда я вошел в отсек, то увидел, что Молдер наваливается на Нэнси, а Скалли вырывает у нее из рук большой черный пистолет — тот самый, из которого застрелился Рихтер. «Боже мой, — пронеслось у меня в голове, — да мы — то бишь я — полные кретины. Заставили Скалли разрядить оружие, но абсолютно забыли о двух пистолетах, упакованных вместе с вещественными доказательствами!»

— Ходж! — закричала Скалли, увидев меня на пороге отсека, — быстрее! — Она с трудом удерживала руки Да Сильвы. — Молдер, этот червь последний, больше живых нет! — и напустилась на меня: — Чего ты ждешь!

Я осторожно опустился на колени и рассек кожу на шее Нэнси. Мне было не по себе. Странное смещение акцентов вышибло меня из колеи. Червь уже потянулся к ране, но я в нерешительности приостановил руку.

— Ну же! — крикнула Скалли.

И я разжал пинцет. Червь легко скользнул в разрез.

Женщину сотрясли конвульсии. Молдер и Скалли осторожно и даже — как мне показалось — нежно удерживали извивающееся тело.

Так продолжалось несколько минут. Сколько — не знаю. Одно дело — следить за судорогами собаки, и совершенно другое — за тем, как корчится женщина, с которой ты спал и которая была тебе очень симпатична. Звуки, вырывавшиеся из ее горла, заставляли меня болезненно морщиться и отворачиваться. Один раз ее стошнило — прямо на грудь Молдера, который, лежа на полу и обхватив ее за плечи, старался амортизировать рывки тела.

Вскоре Нэнси застонала и обмякла.

— Все хорошо, — мягко произнесла Скалли, приглаживая ее растрепанные волосы. — Все уже позади. Все закончится здесь, сейчас.

Боже мой, опять эти слова! Неужели пребывание — нет, не с паразитом внутри, а всего лишь под сенью его зловещей угрозы, делает людей похожими, заставляет мыслить одинаково! И, черт возьми, какой скотиной и кретином был я, заботясь только о самосохранении!

Сняли нас со станции через сутки. Военный борт с базы в Коцебу доставил всех в Дулиттл. Нэнси была еще очень слаба, и ее увезла санитарная машина. Видимо — в карантин. А с нас взяли подписку о неразглашении и распустили по домам. В Номе ничего не изменилось. Но я знал — мы сами уже никогда не будем прежними.

Аэропорт Дулиттл

Ном, Аляска

16ноября 1993

Молдер и Скалли стояли на летном поле и смотрели, как санитарная машина увозит Нэнси Да Сильву. Ходж, захлопнув дверцу машины, повернулся к ним. Глаза его лихорадочно блестели.

— Ее положат в карантин. Собаку — тоже, — сказал он. — И будут держать до тех пор, пока не удостоверятся, что все в порядке.

У нас никаких следов паразита не обнаружено. Самолет ждет.

Все невольно оглянулись на рулежную дорожку.

— Он готов увезти вас так далеко от льдов, как вы только захотите, — невесело усмехнулся Ходж.

— Я хочу вернуться на станцию, — мотнул головой Молдер. — На этот раз я поеду с надлежащим оборудованием.

Скалли смотрела на напарника круглыми глазами. Ходж ухмылялся.

— Там еще нужно провести исследования по генетической структуре, попытаться определить происхождение этой твари, — продолжал Молдер.

Ходж равнодушно грел руки дыханием. И молчал.

— Разве вы не знаете? — опустив руки, так же равнодушно спросил он.

— Что я должен знать? — резко произнес Молдер.

— Сорок пять минут назад, сразу после нашей эвакуации, там все сожгли. Не осталось ничего.

Молдер поднял взгляд к небу. «Дерьмо!» — подумала Скалли.

— Ну и кто сделал это? — спросила она.

— Военные, — коротко ответил Ходж. Помолчав, продолжил: — Центр контроля за эпидемиями. Кому-кому, — ехидно добавил он, — а вам бы надо было это знать. Это же ваши люди.

Снова подняв руки ко рту, Ходж равнодушно скользнул взглядом по агентам и зашагал прочь. К самолету, который «увезет так далеко от льдов, как вы только захотите».

— Эти твари все еще там, Скалли, внизу, — пробормотал Молдер. — И лежат уже двести тысяч лет.

— Пусть и лежат там, — меланхолично ответила Дэйна, глядя вслед удаляющемуся Ходжу.

Потом повернула голову, взглянула в лицо Молдера. Говорить почему-то стало нечего. Она накинула на плечо ремень сумки и направилась к полицейской машине, чьи проблесковые маячки переливались синим и красным метрах в десяти от летного поля, на подъездной дорожке.

Молдер скрестил руки на груди и сгорбился. Усталость давила на плечи, не позволяя вдохнуть полной грудью свежий воздух, подсушенный заморозками. Фокса удручали недоверие и равнодушие. Но к ним он уже привык. Как и к уничтожению материалов для расследования или исследования.

Отойдя на несколько метров, Скалли оглянулась. Молдер по-прежнему стоял на том же месте, в той же позе. Но, словно почувствовав

ее взгляд, наклонился, поднял сумку и зашагал к машине. Поравнявшись с коллегой, Молдер вдруг улыбнулся ей. И на душе у Дэйны полегчало. Чуть-чуть, но полегчало.

— Знаешь, Скалли, — вдруг сказал Фокс, когда они уже сидели в машине, — мне кажется, что червь еще не перестал убивать.

ЭПИЛОГ

Доктор Френсис И. Ходж прожил после инцидента на арктической станции «Ледовая кора» только четыре месяца. Вернувшись домой, он уволился из Центра медицинских исследований, заперся дома и прервал все контакты с окружающими. По слухам, он сильно запил.

В один из февральских вечеров соседи доктора Ходжа вызвали полицию, заявив, что слышали в соседней квартире выстрел. Прибывший наряд долго звонил в дверь, но никто не открывал. Старший наряда, связавшись с начальством, получил разрешение взломать дверь. Когда полицейские вошли в квартиру, глазам их предстало страшное зрелище. Доктор Ходж, оскалившись, сидел за рабочим столом. Левой половины черепа у него не было, в правом виске чернело отверстие. Револьвер «357-магнум», купленный в ближайшем оружейном магазине, валялся на полу у свесившейся правой руки.

Следствие, базируясь на показаниях соседей и результатах вскрытия, пришло к выводу, что имело место самоубийство. Покойный оставил весьма странную предсмертную записку: «Те ли мы, кто мы есть?»

Доктор Нэнси М. Да Сильва до сих пор пребывает в психиатрической клинике. После карантина и эпидемиологического освидетельствования женщину пришлось поместить в психиатрическую клинику. И хотя все исследования подтвердили, что органических изменений в структуре головного и спинного мозга не произошло, стойкий психоз, спровоцированный, видимо, стрессовой ситуацией на станции, пока не поддается излечению.

Специальные агенты ФБР Молдер и Скалли, получив внеочередной отпуск и проведя его в соответствии с привычками и привязанностями, вновь приступили к рутинной работе. Дело о черве-убийце было засекречено, и доступа к нему никто из вышеупомянутых агентов в дальнейшем не получал.

Над Аляской опять выла пурга. Снег уже давно занес пятно гари, оставшееся от сожженной напалмом арктической станции на мысе Ледяной. Но то Зло, которое не ведает о том, что творит, по-прежнему дремало где-то в толще вечного льда. Ожидая, когда следующий любопытный откроет сосуд и выпустит слепого свирепого джинна.