Милая мятежница АСТ, Ермак Москва 2004 5-17-024925-X, 5-9577-1474-7 Constance Hall My rebellious bride

Констанс Холл

Милая мятежница

Моей матери и отцу, к которым я всегда буду испытывать чувство самой нежной любви. Моей подруге Барбаре, которая никогда не оставляет ни одного вопроса без ответа. Бобу — за его технический гений и знание металлов и за то, что он дарит счастье Сандре.

Пролог

Февраль 1194 года

Англия, замок Кенилворт

Дверь спальни скрипнула и медленно отворилась.

Стоук де Брейси, граф Блэкстоун, приоткрыл один глаз. В алом свечении догоравших в очаге поленьев он увидел черный силуэт и человека, который крадучись двигался к его кровати. Злоумышленник старался держаться подальше от струившегося из очага тусклого света и походил скорее на бесплотную тень, нежели на живое существо.

Еще во времена бесчисленных стычек с неверными в Святой Земле Стоук завел привычку ложиться спать с «Глазом дракона» — своим длинным обоюдоострым мечом, не раз и не два спасавшим ему жизнь. Не выдавая себя даже малейшим движением, Стоук стиснул рукоять меча.

Хотя ночной гость двигался осторожно, Стоук услышал тихий шелест его шагов и напряг мышцы, готовясь к отпору. Убийца подошел к резному изголовью кровати, вытащил из ножен длинный меч и взмахнул им.

Стоук перекатился вправо.

Сверкнув, как молния, меч убийцы обрушился на постель и рассек матрас и подушку слева от Стоука. Убийца мигом понял свою промашку, размахнулся и нанес новый удар. Стоук перекатился на постели влево, и вновь леденящая сталь клинка миновала его: лишь ожгла, как огнем, обнаженное плечо.

Стоук выхватил из-под одеяла «Глаз дракона» и нанес ответный удар.

К несчастью, рыцарь размахнулся слишком широко, и острое как бритва лезвие «Глаза дракона» перерубило стойку балдахина, не причинив убийце никакого вреда. Навес рухнул, вишневого цвета покрывало накрыло Стоука с головой и заслонило от него убийцу. В мгновение ока Стоук выпутался из покрывала, сжимая в руке меч, обежал вокруг кровати и вскинул клинок над головой, собираясь покончить с убийцей одним страшным ударом. В комнате, однако, уже никого не было. Стоук подбежал к двери и высунул голову в коридор — пусто. Ночной гость бесследно исчез.

Глава 1

Март 1194 года

Англия, замок Сент-Вейль

Длинные мечи скрестились. Когда металл соприкоснулся с металлом, полыхнули искры, и свежий утренний воздух наполнился задорным звоном. Сэр Уильям Мэндвил значительно превосходил своего противника ростом и шириной плеч, поэтому он играючи отразил его выпад и, отвечая ударом на удар, рубанул тяжелым боевым мечом.

Его соперник поднял щит и отразил удар. Уильям ухмыльнулся и взглянул на щит нападавшего с таким плотоядным видом, будто перед ним был кусок бифштекса, который ему предстояло проглотить. С шумом выдохнув, он вновь опустил на него тяжелый клинок. Удар оказался сокрушительным. Хрупкий воин потерял равновесие и рухнул в грязь. Щита он, однако, не выронил, и Уильям рубанул его снова. На этот раз щит отлетел в сторону, и Уильям, приставив к горлу противника острие меча, произнес:

— Сдавайся, Голубка! Иначе я прикажу приготовить из тебя жаркое для вечерней трапезы.

— Прикажи, милорд, прикажи, только смотри, как бы мои кости не встали у тебя поперек горла.

Голос хрупкого рыцаря звучал глухо из-под тяжелого, похожего на горшок боевого шлема.

Сыновья Уильяма — Эвел, Седрик и Гарольд — покатились со смеху.

Шутка поверженного бойца понравилась, поэтому к братьям присоединились пятнадцать рыцарей и оруженосцев, кольцом обступивших учебное ристалище. Впрочем, смех длился недолго. Сэр Уильям одарил собравшихся мрачным взором. Веселье прекратилось, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь звонкими трелями крапивников, сидевших в кронах деревьев, и блеянием ягнят, пасшихся на лугу, футах в пятидесяти от ристалища. Хотя сэр Уильям испытывал удовлетворение от того, что вассалы беспрекословно повинуются ему, мрачное настроение не покидало его. Он посмотрел сквозь узкие прорези в шлеме в устремленные на него золотистые глаза воина.

— За твой длинный язык мне следовало бы выпороть тебя, но утром я обещал нашему капеллану почаще проявлять милосердие, потому пока живи. — Вложив меч в ножны, сэр Уильям протянул сопернику руку и помог ему подняться.

Хрупкий воин воспользовался предложенной помощью.

— Похоже, милосердие овладевает тобой всякий раз, когда тебе удается взять надо мной верх. С чего бы это?

— Не вызывать же тебя на поединок! У тебя не хватает сил по-настоящему владеть мечом, поэтому приходится терпеть твои выходки, — криво улыбнулся сэр Уильям.

— Если бы мы сражались копьями, тебе не удалось бы так легко одолеть меня.

Воин снял шлем и улыбнулся. На спину его упали золотистые косы толщиной с запястье Уильяма.

Рыцарь положил тяжелую руку на плечо дочери, обнял ее и поцеловал.

— Вот в этом ты совершенно права, Ларк, но я не настолько глуп, чтобы позволить сбить себя с лошади на глазах собственных сыновей и вассалов.

— Ты хочешь сказать, что сжульничал при жеребьевке, когда мы выбирали оружие?

— Не то чтобы сжульничал, но, признаю, краем глаза мне удалось подсмотреть, в какую руку Эвел взял соломинку.

— Ну ты и хитрюга!

Девушка ткнула отца кулачком в грудь и улыбнулась ему, несмотря на полученные на ристалище синяки и шишки. Эту улыбку дочери Уильям любил больше всего на свете. Он заглянул в ее медовые глаза и возблагодарил Пресвятую Деву за то, что Ларк ничем не походит на другую его дочь, Элен, которая все свое время отдавала хозяйственным заботам, а сказать отцу доброе слово или хотя бы тепло ему улыбнуться обычно забывала. Нет, Ларк была не такой. Она обожала отца и со всей страстью своего горячего, отважного сердца требовала от него ответного чувства. При этом в ее натуре вместе с жаждой любви уживалось редкостное, несвойственное девушке мальчишеское упрямство. Такие противоречия в характере дочери не пугали Уильяма. В тот момент, когда Ларк агукающим младенцем впервые ухватилась крохотными ручонками за его палец, взгляд ее золотистых глаз навсегда пленил отца. Уильям считал, что Ларк отличается от других его детей, как пламя от льда.

Не в пример тем она никогда не дулась на него.

Играя с ней, Уильям подчас намеренно вел себя грубо, а иногда награждал таким чувствительным шлепком, что девчонка валилась с ног. Несмотря на это, она всегда была с ним ласкова и отвечала на не слишком нежное обхождение улыбкой или веселым смехом. Такой Ларк и росла — ни жалоб, ни нытья. В глазах Ларк сэр Уильям никогда не замечал слез, в какую бы переделку она ни попадала и какой бы силы удар ей ни приходилось переносить. Его Голубка была неизменно весела и подвижна, как ртуть, но это, как ни странно, наводило Уильяма на не слишком приятные размышления. Ларк так упряма и решительна, что это добром не кончится. Уильям опасался, что настанет день, когда коса найдет на камень и твердость дочери будет сломлена. Он только надеялся, что ей не придется переносить слишком сильной физической боли, которая, как известно, калечит не только тело, но и душу. Да, с Ларк святые явно перемудрили. Она скроена из того же материала, что и мученицы.

Глядя на дочь, сэр Уильям горделиво улыбался. Однако улыбка исчезала, как только он вспоминал, что большинство мучениц заканчивало свое земное существование весьма плачевно.

От Ларк не укрылась печаль отца, и ее веселость сменилась беспокойством.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Ничего, Голубка, ничего. — Сэр Уильям ласково коснулся щеки дочери.

— Отец, ты что, ослеп? — закричал Эвел.

Сэр Уильям заметил, что пристальный взгляд сына устремлен вдаль. Сэр Уильям оглянулся. К учебному ристалищу приближалась его супруга, леди Элизабет.

Спина у нее была прямой, как копье, а в нацеленных на супруга голубых глазах плескалось негодование.

В лучах солнца длинные черные косы Элизабет антрацитово поблескивали.

Сэр Уильям сжал плечо Ларк.

— Посмотри-ка, сюда идет твоя матушка и, судя по ее виду, готовится содрать с нас кожу. Я ведь обещал ей не пускать тебя больше на турнирную площадку. Теперь нас ничто не спасет от ее брани. Но я, не подкрепившись элем, скандала вынести не в силах, а потому сейчас же направлю стопы в сельскую таверну. Может, и ты отступишь к деревне и подождешь, пока гнев матери остынет?

— Поторопись, отец. А я останусь здесь и задержу ее. — Ларк подмигнула отцу.

— Я знал, что ты не дашь мне бесславно погибнуть, о моя бесстрашная дочь!

Сэр Уильям ущипнул Ларк за щеку и зашагал к забору. С легкостью, удивительной в столь упитанном сорокашестилетнем мужчине, рыцарь одним прыжком перемахнул через ограду. Оказавшись по ту сторону, он обернулся к сыновьям и оруженосцам.

— Кто последним добежит до деревенской таверны, будет нею неделю жрать пироги с навозом.

Парни, не имевшие никакого желания испытать на себе гнев хозяйки Сент-Вейля, издали торжествующий вопль и галопом бросились вслед за сэром Уильямом. Некоторое время они бежали по открытой местности, потом их куртки замелькали среди деревьев, а еще через минуту все пропали из виду.

Ларк с улыбкой наблюдала за беглецами. Длинноногий Эвел, который был на голову выше всех оруженосцев и рыцарей, включая самого сэра Уильяма, легко обогнал отца. Эвелу, старшему из детей Мэндвилов, уже стукнуло двадцать шесть, он был наследником родовых земель и титула. Черноволосый и голубоглазый, Эвел очень походил на мать. Младшим братьям — близнецам Гарольду и Седрику — еще не исполнилось двадцати. Белокурые, с хитрыми зелеными глазами, они больше походили на отца. Близнецы еще не вошли в полную силу, по всем статьям уступали Эвелу, но старались не отставать от брата и мчались вперед, расталкивая локтями вассалов. Все эти бегущие рыцари и оруженосцы напоминали Ларк свору гончих псов.

— Уильям! Вернись сейчас же! — воскликнула леди Элизабет и погрозила сэру Уильяму кулаком.

Она наконец добралась до ристалища и теперь вместе с Ларк стояла у ограды и наблюдала за беглецами. Когда все скрылись из виду, она скрестила на груди руки и процедила:

— Впрочем, можешь и не возвращаться. Всю равно я велю выбросить твою кровать в ров!

— Матушка, надеюсь, ты шутишь? — Ларк вытерла пот с разгоряченного лба.

— С чего бы мне шутить? И не думала. — Элизабет сжала губы.

Несмотря на агрессивный тон, видно было, что она сдерживается, опасаясь наговорить лишнего и потом пожалеть об этом.

— Если уж кто и виноват, так только я. Это я упросила отца разрешить мне поупражняться с ним в фехтовании.

Элизабет гневно уставилась на дочь:

— Ты что — смерти ищешь? Чтобы расстроить свой брак? Клянусь, я все равно устрою двойную свадьбу, даже если мне придется рядом с твоей сестрой поставить у алтаря твой труп.

— Возможно, лорд Эвенел не захочет венчаться с трупом…

— Давай, детка, веселись, высмеивай свою мать. В этом смысле ты достойное дитя своего отца. Между тем, когда лорд Эвенел узнает, что вышивать, шить и прясть ты не умеешь, а приготовленный тобой пирог нельзя взять в рот, он, наверное, решит, что ему и впрямь лучше жениться на трупе.

— Так за чем же дело стало? Давай сходим на кладбище и выкопаем для него хорошенький трупик.

— Ох, Ларк, язык не доведет тебя до добра. — Леди Элизабет погрозила дочери пальцем. — Ума не приложу, что мне с тобой делать? У тебя ни на грош ответственности.

Хозяйка замка беспомощно развела руками, и длинные рукава ее платья затрепетали на ветру.

— Матушка, это всего лишь шутка. Если ты научишься подмечать вокруг себя смешное, тогда проделки весельчаков покажутся тебе не такими уж глупыми.

— Ничего смешного в твоем разнузданном поведении я не нахожу. Ты могла бы проявить чуть больше интереса к собственной свадьбе. Пока Элен, как и подобает хорошей дочери, старательно помогает мне во всех моих начинаниях, чем занимаешься ты? Упражняешься в фехтовании, чтобы навостриться половчее протыкать мечом наших гостей — так, что ли, прикажешь тебя понимать?

— А почему я должна проявлять особый интерес к свадьбе? Как известно, дата еще не определена, да и лорд Блэкстоун еще не решил окончательно, брать ему в жены нашу Элен или нет.

— Да стоит Блэкстоуну бросить на нее один только взгляд, как он сию же минуту даст согласие венчаться, причем в тот самый день, который назначу я.

Элизабет покосилась на дочь и тяжело вздохнула: уж слишком Ларк отличалась от красавицы Элен. И не в лучшую, на взгляд Элизабет, сторону.

— Ну конечно, он даст согласие. — Улыбка на лице девушки увяла. Она вдруг ощутила непонятную тяжесть на сердце и загрустила.

— Разумеется. Потому что Элен — душка. Но давай поговорим о тебе. Ты у нас не красавица, не умеешь в отличие от Элен пользоваться маленькими женскими уловками и хитростями, и тем более не имеешь представления, как вскружить мужчине голову. Элен знает, как ублажить мужа, и будет счастлива в браке, а вот ты… — Леди Элизабет замотала головой с такой силой, что концы ее вуали взметнулись вверх. — Истинно тебе говорю: лорду Эвенелу скоро наскучат твои чудачества, и он начнет колотить тебя.

— Поверь, матушка, ни один мужчина, будь это даже мой супруг, никогда не дотронется до меня пальцем. — Ларк сложила на руки на груди и упрямо вздернула подбородок.

— Ты не столь уж неукротима, как тебе кажется, детка. Позволь, я скажу тебе одну важную вещь, и запомни ее до конца своих дней. Вступив в брак, ты становишься собственностью мужа. Думаешь, твой супруг обрадуется, обнаружив у себя в постели солдата? Ничего подобного! Мужчине нужна не воительница, а послушная жена, умеющая вести хозяйство и ублажать мужа. Такая, к примеру, как Элен.

— Какая жалость, что, когда родилась Элен, Господь не послал тебе двойню!

Ларк с трудом скрывала обиду. Сколько она себя помнила, ей всегда ставили в пример Элен. Ларк давно следовало бы привыкнуть к этому, но почему-то с каждым годом обида усиливалась.

— О, Ларк, ты не должна так со мной разговаривать!

— Ты права, матушка. — Ларк заметила негодование в голубых глазах Элизабет. — Мы же обе знаем: ты хочешь, чтобы я походила на Элен. Увы, должна разочаровать тебя: я — это я, и копией Элен мне не стать никогда.

— Очень жаль. Твоя сестра — истинная леди, и тебе следует поучиться у нее уму-разуму. В восемнадцать лет ты все еще понятия не имеешь, как должна вести себя настоящая леди. А ведь старшая сестра — ты, поэтому тебе не мешало бы служить Элен примером. Однако вместо этого… — Леди Элизабет сердито махнула рукой в сторону турнирной площадки.

— Хорошо. Я постараюсь вести себя так, как тебе хочется. Об одном прошу — не сердись на отца за то, что он позволил мне биться на мечах.

— Только не напоминай мне о твоем отце! Всякий раз, когда я о нем думаю, мне выть хочется! Да, чуть не забыла. Тебе нужно вернуться в замок. И поспеши. Дело в том, что Элен согласилась показать тебе, как варить мыло.

— Лорду Эвенелу на ужин? — не удержалась Ларк.

— Опять взялась за старое? Сейчас же прекрати! Если ты не бросишь свои шуточки, я велю продать твои доспехи и боевого коня сию же минуту — пока твой папаша наливается в деревне элем. Быть может, такая радикальная мера положит наконец предел твоему бессмысленному увлечению оружием и воинскими упражнениями?

Завершив разговор с дочерью этой весьма болезненной для нее угрозой, леди Элизабет решительно зашагала к замку.

Ларк покачала головой и пошла к замку. Из кустов, окаймлявших тропу, выскочил ручной волк Балтазар, любимец девушки, и направился к ней. Его серая, с белыми вкраплениями, шерсть после купания в пруду влажно блестела.

Ларк наклонилась и, обхватив ладонями мокрую морду зверя, потерлась о его холодный нос. Балтазар лизнул девушку в лицо.

— Ах ты трус! Впрочем, я не виню тебя за то, что ты спрятался, увидев Элизабет. И отца тоже не виню.

Ларк погладила Балтазара и посмотрела в сторону деревни. Эх, если бы она могла в эти минуты оказаться в таверне и пить эль вместе с отцом! Увы, вместо этого она вынуждена слушать скучные нотации Элизабет. Понурив голову, Ларк направилась во внутренний двор замка.

Нахмурившись, Ларк наблюдала за действиями Элен. Расположившись у садовой ограды, сестра варила мыло. Стройная девушка склонилась над огромным железным чаном. Над жирной, пузырящейся и булькающей в чане жижей клубился густой пар, скрывая черты Элен и ее роскошные, струящиеся по спине каштановые волосы. Хорошенькое личико Элен, обычно бледное и такое бесстрастное, что ей позавидовала бы и сама Пресвятая Дева, раскраснелось от жары, но это ничуть не портило его.

Всякий раз, глядя на Элен, Ларк думала о том, какая у нее самой загорелая и обветренная кожа и жесткие, непослушные полосы. Ларк следовало бы ненавидеть свою красавицу сестру, но все, кто знал Элен, любили ее.

Элен вскинула огромные карие глаза на сестру и улыбнулась:

— Ой, Ларк, как хорошо, что ты пришла! Но почему, скажи, ты такая грустная?

— Мать потребовала, чтобы я вернулась в замок и научились варить мыло.

— Вот оно что… — Элен поглядела на чан и вздохнула: — Тебе досталось от матушки. Мне очень жаль, что она на тебя напустилась.

— Ничего страшного, я уже привыкла. — Ларк заглянула в чан и поморщилась: — Что это за дрянь? На первый взгляд похоже на помои, которыми кормят свиней.

Элен мелодично засмеялась:

— Здесь козий жир, древесная зола и лаванда. Нашим гостям понадобится душистое мыло.

Ларк опустилась на скамейку и, прижав колени к груди, обхватила руками длинные худые ноги. Между тем Элен колдовала над булькавшим в чане густым месивом. Движения сестры отличались грацией и изяществом, а ее руки, помешивающие деревянной лопаткой адское варево, были такими тонкими и хрупкими, что казалось, вот-вот переломятся.

— Хочешь, я буду помешивать? — предложила Ларк. — По-моему, ты устала.

— Что ты, не надо. — Элен покачала головой и кротко улыбнулась.

— Не понимаю, почему мы должны заботиться о чистоте наших гостей. Уж если они такие грязные, пусть пойдут в лес и искупаются в ручье.

Голосок Элен зазвенел как колокольчик:

— Хорошо, что матушка сейчас не слышит тебя.

— Не важно, слышит она меня или нет. Что бы я ни сделала, что бы ни сказала, все не так.

— Надо потакать матери.

— Даже если я буду выполнять все ее распоряжения, она тут же найдет в моих действиях ошибку. Но оставим это. Я, сестренка, хотела поговорить с тобой о другом.

— О чем же? — Элен вынула из чана лопатку и посмотрела на густые коричневые капли, стекавшие с нее. — Надо бы еще помешать.

— Элен, ты слышала меня?

— Ах да, извини. — Элен смущенно взглянула на Ларк. — Так о чем ты хотела меня спросить?

— Ты согласилась на брак с графом Блэкстоуном только в угоду матери?

Элен опустила лопатку в чан.

— Это самое достойное из тех предложений руки и сердца, какие я получила. Матушка убеждена, что большинство браков заключается не по любви, а из трезвого расчета. Любовь же приходит потом.

— Слушай ты ее больше — она еще и не то скажет. Просто ей хочется заполучить графа в родственники, и она ради этого жертвует… хм… тобой. С чего ты взяла, что полюбишь мужчину, которого никогда не видела?

— Я знаю, что он красив и богат. Верю, что он добр. Что еще нужно?

Ларк подумала о лорде Блэкстоун. Исходя из того, что она о нем слышала, добрым его не назовешь. Ларк, однако, не хотелось пугать Элен, а потому рассказывать ей правду она не стала. Лорд Блэкстоун получил прозвище Черный Дракон в Святой Земле за проявленную им в сражениях доблесть. Поговаривали, что он собственноручно истребил более двухсот сарацин. Ходили также слухи, что меч графа благословил сам архангел Гавриил и это оружие легко разрубало даже хваленую германскую сталь. Ларк не сомневалась, что, увидев этого грозного воина, чувствительная Элен упадет в обморок.

— Я не хочу, чтобы мать поломала тебе жизнь, — сказала Ларк. — Может, поговорить с отцом и сказать, что ты передумала?

— О нет, я дала согласие на брак с лордом Блэкстоуном и сдержу данное матушке слово. — Элен задумчиво свела брови на переносице. — Ты такая счастливая, Ларк, ведь лорд Эвенел любит тебя…

— Ты говоришь так только по доброте. Сама знаешь, он женится на мне лишь ради моего приданого. Мать, во всяком случае, утверждает, что любить меня больше не за что.

— Неправда! В тебе множество прекрасных качеств.

— Назови хоть одно! — Ларк скрестила руки на груди и вопросительно посмотрела на сестру.

— Ну, ты такая… ты…

Замешательство сестры рассмешило Ларк. Элен тоже не удержалась от смеха, и сестры дружно расхохотались.

— Например, ты хорошо разбираешься в лечебных травах и лечишь людей настойками и отварами, — сказала Элен.

— Только по той причине, что есть еще на свете доверчивые дуралеи, которые соглашаются, чтобы я испытывала на них свои настойки и бальзамы.

— Перестань, Ларк. Я все о тебе знаю: ты заботишься о людях, потому что считаешь своим долгом помогать страждущим. И какие бы шутки ты ни отпускала насчет лорда Эвенела, я-то уверена, что ты влюбилась в него, стоило ему только тебя поцеловать.

Ларк вспомнила свой первый поцелуй. В ту весну ей исполнилось пятнадцать. После того как Ларк победила Эвенела на турнирной площадке, они о чем-то заспорили, и тогда рыцарь неожиданно обнял ее и стал целовать.

Он целовал девушку, пока у нее не закружилась голова. А еще он гладил Ларк и ласкал ей шею. У лорда Эвенела были очень ласковые руки — куда мягче и нежнее, чем у нее. Вскоре Ларк поняла, что влюбилась.

Только Элен Ларк могла открыть душу, но даже с сестрой никогда не делилась своими переживаниями.

Вот и сейчас она решила ничего не говорить Элен.

— Да, лорд Эвенел мне небезразличен, но если он спросит меня, люблю ли я его, ни за что ему в этом не признаюсь.

— Ты ужасная девушка.

— Если что и привлекает во мне лорда Эвенела, не считая моего приданого, конечно, так это то, что я не цепляюсь за него. Вспомни о моих словах, когда тебе представят лорда Блэкстоуна. Ни в коем случае не выказывай интереса к нему, что бы матушка ни советовала. Иначе ты дашь ему преимущество над собой, и он не преминет им воспользоваться.

Элен смотрела на Ларк огромными карими глазами.

— Я не забуду твой совет, — вымолвила она.

Ларк вскочила и, выхватив у сестры лопатку для размешивания варева, обняла ее.

— Ты не должна страдать из-за лорда Блэкстоуна. Если хочешь, я сама поговорю с ним и скажу, что ты вовсе не собираешься выходить за него.

Элен покачала головой:

— Нет, я должна стать его женой, если он того пожелает. — Она кротко улыбнулась и сжала руку Ларк. — Все будет хорошо. Не сомневаюсь, из лорда Блэкстоуна выйдет достойный супруг.

— Очень хочется в это верить, — пробормотала Ларк, вдруг ощутив у себя под ложечкой странную сосущую пустоту.

Вечером того же дня, прослушав очередную нотацию о достоинстве, чувстве долга и умении повиноваться, необходимых настоящей леди, Ларк убежала из замка. Надев поношенное грубошерстное платье и взлохматив и без того торчавшие во все стороны непослушные волосы, «черная овца» семейства Мэндвилов направилась в деревню.

Стояла тишина, которую нарушали лишь легкие шаги Ларк.

Вокруг, как часовые, несокрушимой стеной стояли могучие деревья, а в темном небе висела луна — такая огромная, что казалось, она касается верхушек деревьев. Над головой Ларк мерцали звезды.

Идя по деревенской улочке, девушка услышала хрюканье голодных свиней в загончиках. Ветер принес с собой острый запах свежего навоза.

Вскоре Ларк ощутила другой, не менее знакомый запах, свидетельствующий о том, что она достигла цели своего путешествия. В темноте смутно обозначилась двухэтажная постройка — деревенская таверна, когда-то покрытая желтой штукатуркой, но теперь такая обшарпанная, что вряд ли привлекла бы внимание состоятельных путников. Девушка зашла за угол и направилась к входу в отдельную комнату, которую владелец таверны держал специально для ее отца.

Из-под двери пробивался тусклый свет. Когда Ларк толкнула хорошо знакомую ей тяжелую дверь, привычно заскрипели ржавые петли, а в ноздри ударил густой запах прокисшего пива и пареной репы. В очаге, встроенном в стену напротив входа, догорали поленья, а по облупленным стенам, озаренным алыми отблесками раскаленных углей, метались неясные тени.

По комнате разносился богатырский храп. Повсюду — за массивными деревянными столами, на скамьях, да и просто на полу — в самых неожиданных и причудливых позах сидели и лежали верные вассалы сэра Уильяма. Некоторые из рыцарей, очевидно самые стойкие, и во сне продолжали сжимать в руках глиняные кружки. Судя по всему, сон овладел ими неожиданно — в самый разгар веселья. Братьев Ларк — Эвела, Гарольда и Седрика — не было, вероятно, они дарили своим вниманием дочерей хозяина таверны. Когда дело касалось женских ласк, эти парни не знали удержу.

В центре комнаты стояло несколько столов. За одним из них, откинувшись в глубоком кресле, восседал отец. Его басистый храп перекрывал раскатистые рулады рыцарей и оруженосцев. На широкой груди отца, поднимаясь и опускаясь в такт глубокому дыханию, стояла кружка с недопитым элем.

Осторожно переступая через лежащих на полу воинов, Ларк пробралась к отцу, тряхнула его за плечо и отчаянно зашептала ему на ухо:

— Проснись, отец, очень тебя прошу!

Сэр Уильям, всхрапнув, как конь, отмахнулся от дочери.

— Сгинь, нечистая сила… пропади!

— Отец, это я, Ларк. — Девушка снова потрясла его за плечо. — Просыпайся, пора.

Лорд Уильям приоткрыл один глаз.

— Это ты, мой птенчик? — пробормотал он.

— Тебе нельзя оставаться здесь на ночь. Мать поджидает лорда Блэкстоуна, и если ты сейчас же не вернешься в замок, она устроит неприятности. Поднимайся, прошу тебя.

От Уильяма разило элем, и Ларк усомнилась в том, что ей удастся дотащить его до дому. Тем не менее попытаться стоило, поскольку в том, что он отправился в таверну и напился, была и доля ее вины.

— Моя милая Элизабет не желает видеть меня дома. — Рыцарь издал короткий смешок, походивший на лошадиное фырканье. — Если моя женушка вспомнит обо мне, скажешь ей, что и слишком пьян сегодня… — Его глаза снова закрылись.

— Отец! — Ларк начала тормошить Уильяма изо всех сил, но рыцарь захрапел еще сильнее.

Девушка в отчаянии всплеснула руками — придется звать на помощь Эвела. Взяв из руки отца тяжелую глиняную кружку, она поцеловала его в лоб.

— Я сейчас вернусь. Только никуда не уходи.

Ларк улыбнулась, осознав нелепость своей просьбы, и отправилась на поиски брата.

Взявшись за ручку двери, которая вела в зал для простолюдинов, Ларк услышала незнакомые грубые голоса. Почуяв опасность, она замерла.

— Прочистите уши, парни. Гонец сказал, что будет здесь с минуты на минуту.

— Есть предложения, как прикончить этого англичанина? Судя по всему, с ним едет вся его свора.

— Напротив, говорят, его сопровождает только один рыцарь. Эй ты, Рыжий, хватит ворчать. Заткнись и слушай. Мы перехватим их на дороге у ручья. Там густые заросли и есть где спрятаться.

— Два рыцаря, да еще верхами — не простая добыча. Нас-то всего пятеро, и коней у нас нет.

— Что, Рыжий, поджилки трясутся? Сидел бы в таком случае дома.

— Я не трус.

— Тогда хватит скулить. Нам поможет внезапность. Вы с Гонни встанете напротив меня, а Тик… Эй, Элард, хватит пить! Ты должен послать стрелу ему прямо в сердце, а не в задницу. Нам платят за мертвого ублюдка, а не за раненого.

— Что верно, то верно. Золотишко нам бы не помешало. Ха-ха! Вот пустим ему кровь и уж тогда погуляем всласть.

Кто-то стукнул по столу кружкой и разразился пьяным смехом.

Ларк легонько потянула на себя дверь, и та с тихим скрипом отворилась. Девушка увидела лишь пятерых оборванных шотландцев, сидевших за столом в углу большой комнаты. В мерцающем свете свечи она разглядела их грязные кожаные жилеты и бородатые суровые лица. Судя по всему, гребень давно уже не касался их волос, падавших на плечи грязными космами.

Она прикрыла дверь, прислонилась головой к косяку и задумалась. Как быть? Спасать незнакомого рыцаря или же тащить домой отца? Тут в зале с грохотом опрокинулась скамья — видимо, шотландцы встали из-за стола. Их уход сопровождался громким хохотом, руганью и мерзкими звуками отрыжки. Шум затих, когда шотландцы убрались из таверны, с силой захлопнув входную дверь.

Не раздумывая, Ларк последовала за ними.

Глава 2

Золотой диск луны давал достаточно света, и Ларк хорошо видела ярдах в ста впереди неуклюжие приземистые фигуры шотландцев. Они шли ровным размеренным шагом жителей горного края, и ей не составило труда следовать за ними. Как и все в пограничном графстве, Ларк знала о том, что шотландцы наделены необычайной способностью чувствовать преследование, а потому держалась на почтительном расстоянии от них и на открытые места не выходила. Они направлялись на юг вдоль ручья, бежавшего параллельно дороге. За ними тенью следовала Ларк.

Тем временем шотландцы вышли к поросшей лесом долине. Здесь ручей расширялся, и через него был перекинут деревянный мостик. Внизу, под мостом, в болотистой низине, колыхался тонкий тростник, бросая зыбкие, трепещущие тени на темную, блестящую поверхность воды.

Не доходя нескольких футов до моста, шотландцы остановились. Они все еще находились на землях барона Сент-Вейля. Это леди Элизабет настояла в свое время на том, чтобы сэр Уильям построил мост, поскольку колеса ее возка слишком глубоко погружались в болото. Ларк улыбнулась, вспоминая, как возмущался отец непомерными запросами «некоторых надменных леди».

Между тем шотландцы начали что-то оживленно обсуждать — очевидно, план предстоящей засады. При этом они так энергично размахивали руками, будто перешли на язык жестов. Тот, что повыше — видимо, главарь шайки, — указал рукой в сторону моста. Злоумышленники разделились: трое из них вбежали на мост, перелезли через перила и скрылись внизу, тогда как двое оставшихся затаились в зарослях, не переходя дороги.

Послышался топот копыт — к мосту быстрым аллюром приближались всадники. Топот застал Ларк врасплох. Она как раз переходила ручей вброд и еще не удалилась от разбойников на такое расстояние, чтобы предупредить путешественников, не подвергая при этом опасности собственную жизнь. Она что было сил припустила вверх по противоположному склону, стараясь забирать вправо, чтобы оказаться подальше от бандитов.

Наверху, на гребне холма, показались два всадника.

— Эй, стойте! Вас хотят убить! — закричала Ларк, стараясь привлечь внимание путешественников.

До дороги оставалось еще около двадцати ярдов. Взгляд девушки лихорадочно метался между густыми кустами, где притаились шотландцы, и всадниками, летевшими в расставленную злоумышленниками западню. Верховые галопом пронеслись мимо Ларк, обдав ее грязью. Еще мгновение, и они уже спускались по дороге к мосту.

Она наконец добралась до дороги, перемахнула через канаву и бросилась вдогонку за всадниками, размахивая руками и вопя во все горло: «Стойте! Подождите!»

Наконец, уже у самого моста, всадники придержали коней и обернулись, но было уже слишком поздно.

Шотландцы напали на всадников, расколов тишину ночи гортанными боевыми кликами. Спустив тетиву, разбойники один за другим выскочили на дорогу. Хорошо обученные боевые кони рыцарей взвились на дыбы, и выпущенные из темноты стрелы просвистели, не причинив всадникам никакого вреда.

Опасаясь за жизнь дворян, Ларк напрочь забыла о том, что на ней нет доспехов, и бесстрашно бросилась в самую гущу схватки. Лишь хлопнув себя по бедру и не обнаружив ножен, она вспомнила, что безоружна.

Зловеще лязгнула сталь: это рыцари обнажили мечи. В следующее мгновение прозрачный ночной воздух прорезал громоподобный боевой клич, прокатившийся громким эхом по всему лесу. Размахивая над головой блестящими в лунном свете стальными клинками, всадники направили коней на нападавших. Теперь звон стали перемежался с лошадиным ржанием и отчаянными криками вступивших в смертельную схватку людей.

Невольная свидетельница стычки, Ларк замерла на месте, наблюдая за происходящим. Она не заметила пятого шотландца, стоявшего у перил моста, поодаль от сражавшихся, и увидела его лишь в тот момент, когда он вскинул заряженный арбалет и нацелил его на одного из рыцарей — по виду настоящего великана. Ларк, не раздумывая, бросилась на арбалетчика и, выставив перед собой руки, изо всех сил толкнула его в бок. Шотландец выронил арбалет, оружие перелетело через перила и с тихим всплеском исчезло в трясине под мостом.

— Будь я проклят!

Пытаясь удержаться на ногах, арбалетчик обхватил Ларк за плечи, и они оба рухнули с моста в болото.

Первой под воду ушла Ларк; шотландец свалился на девушку сверху и, подмяв ее под себя, лишил возможности двигаться. От холодной воды у Ларк перехватило дыхание, а мышцы свело судорогой. Вода заливала ей рот и нос. Она хотела было вскинуть голову, но в следующее мгновение сильные руки шотландца стиснули ее горло.

Ларк попыталась разжать его руки, но бандит держал ее крепко. Разбойник прижимал Ларк к илистому дну, и скоро она почувствовала, как тина залепила ей лицо. Сердце ее неистово колотилось, а легкие разрывались от боли. Девушка поняла: еще немного, и она задохнется.

Собрав все силы, Ларк ударила шотландца коленом в пах. К такой уловке она изредка прибегала в детстве, когда Седрик и Гарольд набрасывались на нее вдвоем и принимались безжалостно — в четыре руки — молотить кулаками.

Арбалетчик отпустил шею девушки и отпрянул в сторону. Ларк вынырнула и жадно, со стоном, втянула в себя воздух. В следующую секунду она снова увидела перед собой мокрое, перемазанное тиной лицо шотландца. Как пробка выскочив из воды, он, видимо, готовился снова напасть на нее. Девушка отшатнулась, вскинула вверх руку и с размаху ударила его кулаком в нос.

— Будь ты проклята, сука!

Шотландец хотел было снова схватить Ларк, но почему-то передумал и побрел по илистому дну к берегу. Выбравшись на сухое место, он бросил на девушку ненавидящий взгляд и пошел к лесу. Одной рукой стрелок придерживал свое мужское достоинство, а другой зажимал разбитый нос.

— Это тебе наука! Будешь знать, как топить невинных людей! — крикнула вслед убегавшему разбойнику Ларк и подула на разбитые пальцы.

Суставы кровоточили и болезненно ныли, но Ларк не сомневалась, что шотландцу досталось куда больше. Решив, что сломала стрелку нос, она горделиво улыбнулась.

Пора было выбираться на сушу. Ларк отряхнулась, как утка, к направилась к берегу, с чавкающим звуком вытаскивая ноги из толстого слоя ила. Ее грубошерстное платье, пропитанное водой и грязью, казалось тяжелым, как кольчуга. Юбка разошлась на бедре по шву, а внизу облепила ноги и мешала идти. Помогая себе руками, скользя в грязи и припадая на колено, девушка наконец выбралась на берег. Грязная жижа стекала по ее лицу. Ларк заморгала, нагнулась к воде и попыталась смыть грязь, но лишь размазала ее по лицу.

Наконец девушка увидела прямо перед собой мост. У въезда на него, на обочине, лежали тела трех шотландцев. И тут же в живот четвертого разбойника вонзился длинный меч рыцаря-гиганта.

Внезапно рыцарь вскинул руку вверх и поднял шотландца на клинке своего меча в воздух, будто демонстрируя невидимым свидетелям схватки неимоверную силу своих мускулов.

От изумления Ларк оторопела.

Шотландец был отнюдь не хрупкого сложения, однако железная рука рыцаря, казалось, могла держать поверженного врага на острие меча чуть ли не до второго пришествия. Впрочем, эта жестокая забава скоро наскучила ему, он опустил меч и резким движением стряхнул умиравшего шотландца с клинка.

Ноги разбойника подогнулись, и он, издав невнятное проклятие, замертво рухнул на землю.

— Одного надо было оставить в живых, — нарушил тишину ночи низкий голос рыцаря-гиганта. Всадник с сожалением смотрел на тела поверженных им и его спутником разбойников.

— Так уж получилось, — ответил второй рыцарь. — Тут как на войне — или мы их, или они нас.

— Ты прав.

Звякнули доспехи. Тот, что был ниже ростом, соскочил с коня.

— Я осмотрю трупы.

— Я займусь этим сам.

Ларк молча наблюдала из темноты, как громадный рыцарь, не слезая с коня, склонялся над телами врагов, пытаясь обнаружить в них признаки жизни. Девушка не сводила глаз с его могучей спины.

Видимо, рыцарь почувствовал обращенный на него взгляд. Дернув поводья, он повернул своего жеребца в сторону Ларк и устремил на нее пронизывающий взор черных, без блеска, глаз. На плечи рыцаря густой волной ниспадали длинные черные волосы, отливавшие в лунном свете синевой. Лицо его скрывала тень, но Ларк казалось, что взгляд прожигает ее насквозь.

Время тянулось бесконечно. Рыцарь — все так же молча — пристально разглядывал незнакомку. Затем, пришпорив коня, двинулся к ней. Он остановился в нескольких ярдах от Ларк, и его гигантская тень накрыла ее.

Могучая рука рыцаря покоилась на передней луке высокого седла. Не выпуская из пальцев рукояти меча, он в упор смотрел на Ларк.

Заметив кровь на клинке, девушка поежилась и решила, что с объяснением тянуть не следует.

— Жаль, что ты не услышал меня, милорд. Я кричала тебе и твоему спутнику, чтобы вы придержали коней, но вы промчались мимо. Между тем, стоило вам остановиться чуть раньше, и кровопролития можно было бы избежать…

— Если б ты не закричала, мы пронеслись бы мимо твоих дружков как ураган, и они не успели бы и рта раскрыть. — В низком рокочущем голосе рыцаря слышалась скрытая угроза.

— Я лишь хотела предупредить о том, что впереди вас ждет засада.

— Ты лжешь, чтобы спасти себя. — Рыцарь стиснул рукоять своего меча с такой силой, что костяшки пальцев у него побелели.

— Я говорю правду. И потом — неужели ты думаешь, что это я вместе с шотландцами подстроила тебе западню? — с негодованием возразила Ларк.

— Но почему я должен верить тебе?

Ларк облизнула губы, презирая себя за то, что при виде этого рыцаря испытала неведомое ей прежде смущение.

— Я не имею к этим людям никакого отношения. В таверне деревни Сент-Вейль я случайно услышала, что шотландцы замышляют тебя убить, и последовала за ними, намереваясь предупредить об опасности. Но кто ты такой? Почему они хотели убить тебя?

— Ты заодно с убийцами и должна знать это.

На лицо рыцаря упал лунный свет, и в его зрачках полыхнули зловещие искры.

— Говорю тебе, мне не знакомы эти подлые свиньи. Стала бы я спасать твою спину от стрелы, если бы была с ними заодно? Если бы я собиралась тебя убить, поверь, ты был бы уже мертв.

— Сильно сказано. Похоже, лгать ты умеешь куда искуснее, чем убивать.

— Клянусь, там, на мосту, я спасла тебе жизнь.

Рыцарь выпрямился в седле, и оно заскрипело под его весом.

— Разумеется. Причем дважды, — с иронией отозвался он. — Первый раз на дороге, второй — на мосту. Помнится, ты что-то кричала?

— Да, кричала! У одного из них был арбалет, и он целился тебе в спину. Ты был бы мертв сейчас, если бы я не помешала негодяю.

— Здесь только четыре трупа. А где же негодяй — тот, что с арбалетом?

Жесткие складки в уголках его рта разгладились, а на губах появилась глумливая улыбка.

— После того как я сломала ему нос, он удрал в лес.

— Ты сломала ему нос? — В низком, звучном голосе рыцаря снова зазвенел металл. — Если этот мерзавец и впрямь существует, то, похоже, это ты помогла ему бежать и лжешь теперь, чтобы выгородить и его, и себя. Между тем лгуны, на мой взгляд, заслуживают самого сурового наказания.

Не успела Ларк что-то сказать в свое оправдание, как рыцарь поднял свой сверкающий меч. Намерения великана не оставляли сомнений. Подхватив подол платья, девушка бросилась наутек. Конечно, Ларк было стыдно бежать с поля боя, но ведь она была безоружна! И в любом случае Ларк никогда не скрестила бы меч с рыцарем, в таком совершенстве владеющим клинком. Это было бы равносильно самоубийству.

За спиной девушки, подобно камнепаду, вновь загрохотали тяжелые подкованные копыта. Топот становился все громче… все ближе.

Комья слипшейся грязи ударяли беглянку по ногам. Ларк затылком чувствовала горячее дыхание огромного жеребца и понимала, что еще минута — и преследователь схватит ее. Не желая отдаваться на милость зловещего всадника, Ларк рванулась в сторону и прыгнула через придорожную канаву.

Увы, ногам девушки так и не суждено было коснуться ее противоположного края. Могучая рука схватила беглянку за платье, и она взмыла в воздух.

Ларк зажмурилась в ожидании разящего удара и попыталась вспомнить о том, когда исповедовалась в последний раз.

Прежде чем девушка успела промолвить «Спаси меня, Господи!», ее тело соприкоснулось с каким-то твердым и холодным предметом. Секунду помедлив, она распахнула глаза и увидела прямо у себя перед носом затянутое кольчужной сеткой мощное колено. Выяснилось, что она лежит на животе поперек седла.

— Отпусти меня! Я невиновна. — Ларк попыталась приподнять голову и взглянуть на рыцаря, но ничего, кроме ноги воина, разглядеть ей не удалось. — Повторяю, я не хотела тебя убивать. Напротив, спасала тебе жизнь, о чем, впрочем, теперь искренне сожалею.

В ответ рыцарь, очевидно, в шутку, шлепнул широкой ладонью по тощей девичьей попке.

— Если попытаешься снова убежать, прыгать через канавы тебе больше не придется, ручаюсь.

Ларк зажмурилась, чувствуя жжение в той части своего тела, к которой приложил руку великан. Кровь прилила у нее к голове, а в висках застучало.

Она уставилась на сапог, монументально утвердившийся в стремени, и почувствовала, что ее терпению пришел конец.

— Не веришь, так убей меня! Чего ты ждешь?

— Убить никогда не поздно.

Услышав нешуточную угрозу в словах рыцаря, Ларк поежилась от пробежавшей по ее телу противной холодной дрожи. Выбирать не приходилось: так или иначе, но от этого Голиафа следовало бежать, даже если это будет стоить ей жизни.

Стоук де Брейси, граф Блэкстоун, поворотил коня к мосту и вдруг почувствовал, что тощие ребра распутной девки натирают ему пах. С мокрого, грязного платья девчонки натекла вода и пропитала его тунику и штаны — он уже ощущал противную сырость между ногами. А запах! Бродяжка воняла так, будто ее выкупали в бочке с прокисшим суслом. Ее слипшиеся от грязи волосы хлестали по его новым замшевым сапогам — недешевой покупке, за которую граф выложил денежки лишь сегодня поутру.

Когда рыцарь подъехал к своему другу Роуленду, настроение у него испортилось окончательно.

Роуленд оттащил на обочину четвертый, последний, труп и выпрямился.

— Ну вот, все на месте. Как говорится, упокой, Господи, их души.

— Нет, не все, один все-таки ушел, — уточнила Ларк.

— Не себя ли ты имеешь в виду? — пророкотал Стоук.

— Ого! — Роуленд удивленно выгнул бровь и устремил на девушку взгляд холодных голубых глаз. — Как я понимаю, ты поймал еще одного злоумышленника — вернее, злоумышленницу?

— Да поймите же вы, я не с ними.

Девушка снова попыталась поднять голову — на этот раз чтобы взглянуть на Роуленда.

— Держи язык за зубами и веди себя смирно или не сможешь еще неделю сидеть на своей костлявой заднице.

— На кой черт мне задница, коли ты замыслил убить меня?

— Скоро узнаешь.

— Может, похоронить эту падаль? — предложил Роуленд.

— Ну уж нет, оставь их воронью. — Стоук вложил наконец меч в ножны.

— Слушай, на кой черт тебе эта шлюшка?

— Уверен, ей известно, кто стоит за покушением на мою жизнь. Хочу добиться от нее правды.

Роуленд подошел к своему коню и вскочил в седло.

— Девица, похоже, не из тех, кто говорит правду.

— Ошибаешься! — Надменная девица изогнулась, как змея, и подняла грязную голову. — Что ты знаешь обо мне? Я, во всяком случае, вижу тебя впервые в жизни.

Стоук шлепнул ее по попке, прервав на полуслове.

— О-о-о! Да она злючка, — расхохотался Роуленд. — Смотри, не подставь ей ненароком спину.

— Уж будь уверен, не подставлю!

Взгляд Стоука снова задержался на девичьей попке. В жилах у него вскипела кровь, а в паху возникло напряжение.

— Увидимся завтра. Прощай.

Роуленд понимающе кивнул:

— Прежде чем подвергнуть девицу пытке, я бы окунул ее в ручей. А то еще вшей наберешься.

— Да будет тебе известно, что я принимала ванну не далее как вчера вечером. Сам-то ты когда мылся последний раз?

— К списку ее добродетелей стоит прибавить еще и наглость, — ухмыльнулся Роуленд. — Не убивай ее до того, как узнаешь правду. Приятного вечера.

Роуленд пришпорил коня и помчался по дороге во весь опор. Стоук хмуро посмотрел вслед другу и почувствовал, как девица, устраиваясь поудобнее, беспокойно заерзала, невольно прижимаясь к его мужскому достоинству. Помрачнев еще больше, рыцарь послал Шехема в галоп.

Через минуту они уже спускались в низину. На опушке леса, у ручья, рыцарь высмотрел удобное для стоянки местечко и придержал коня.

— Предупреждаю еще раз — не пытайся бежать от меня, иначе горько об этом пожалеешь.

Стоук соскочил на землю и, подхватив девушку на руки, снял с лошади. При этом он с удивлением отметил, что ноша его отнюдь не так легка, как ему представлялось. Девица весила ничуть не меньше иного мужчины, а ее крепкие бедра и острые колени пристали бы скорее юноше. В фигуре этой строптивицы, весьма откровенно обозначившейся под мокрым платьем, не было и намека на то, что поэты называли «женскими прелестями».

— Отпусти меня, — процедила Ларк сквозь зубы. — Пожалуйста.

Стоук положил бродяжку на поросший травой берег ручья и внимательнее посмотрел на нее. Волосы девицы, перепачканные илом, свалялись. Ростом она была повыше, чем ему показалось вначале, и, пожалуй, достала бы ему до подбородка. «Бог ты мой, — подумал Стоук, — да эта девушка — настоящий мальчишка-переросток. Ни капли женственности».

— Да будет тебе известно, я — леди! И ты не имеешь права держать меня в плену, — Ларк отбросила с лица волосы и погрозила рыцарю кулаком.

— Охотно верю.

— Ничего смешного. Я — прирожденная леди. И ты пожалеешь, что схватил меня.

Стоук де Брейси, скрестив на груди руки, с интересом наблюдал за девушкой.

— Ну, это вряд ли, миледи, — холодно заметил он.

— Тебе не подобает вести себя со мной столь вольно!

— Уж не принимаешь ли ты меня за простака, готового поверить в твои небылицы?

— Все, что я говорю, правда.

— Если ты — леди, то я — король Ричард.

Девушка по-прежнему лежала на траве у его ног и следила за ним золотистыми глазами, в которых полыхал огонь, способный, казалось, прожечь его стальную кольчугу. Лунный свет придал ее глазам жутковатый желтый оттенок, и Стоук не мог отделаться от мысли, что на него смотрит волчица.

— Что ты на меня уставился? Думаешь, я тебя испугалась?

Стоук насупился:

— Сними свои лохмотья и вымойся в ручье.

— Не стану я раздеваться. Всех святых мучениц пытали одетыми.

— Я бы так и поступил, но на тебе столько грязи, что я боюсь испачкать руки. Так что раздеться и искупаться тебе все-таки придется.

— Раздеваться я не буду — это раз. Кто задумал тебя убить, я не знаю — это два. Или, быть может, тебе нужно, чтобы я соврала? Клянусь всеми святыми, я не имею никакого отношения к мерзким шотландцам.

Стоук сделал шаг к девушке.

— Раздевайся сейчас же, или я сам сорву с тебя эти лохмотья! Ларк заслонилась от него руками с таким отчаянием, будто перед ней стоял сам дьявол.

— Уж лучше я сама разденусь, нежели позволю тебе дотронуться до меня.

Стоук устремил взгляд на ее соблазнительные ноги.

— Ну? — Девушка вопросительно посмотрела на рыцаря, будто ожидая от него каких-то действий.

— Что «ну»?

— Отвернись.

Стоук помотал головой, чтобы избавиться от наваждения, и ухмыльнулся:

— Полагаешь, я такой дурак, что повернусь к тебе спиной? Ну уж нет, я не желаю заполучить нож между лопаток.

— Да будь даже у меня оружие, я бы не воспользовалась им. Честь не позволит мне нанести удар в спину.

— Честь? — Рыцарь смерил девушку надменным взглядом. — У убийц нет чести.

Ларк разулась и запустила в Стоука башмаками. Рыцарь увернулся, и башмаки пролетели у него над головой. Когда он выпрямился, девушка уже вступила в воду и, взметая фонтаны брызг, побежала к противоположному берегу.

— Грязная ведьма! — Стоук бросился за ней в погоню. Между тем беглянка уже выскочила на другой берег и припустила к лесу.

Оглашая воздух проклятиями, рыцарь прыгнул в воду, зарываясь сапогами в ил по щиколотку, в два счета преодолел препятствие и выбрался на противоположный берег. Далеко впереди между деревьями мелькали ноги беглянки. Для изнеженной леди девчонка двигалась слишком быстро и сноровисто. Уворачиваясь от острых сучьев и отводя руками ветки, норовившие хлестнуть его по лицу, Стоук бросился за ней.

Вскоре он нагнал девушку и последовал за ней на небольшом расстоянии. От нее исходил осязаемый запах страха. Стоук мог бы схватить беглянку сразу, однако двигался за ней, ожидая, когда страх заставит ее совершить ошибку. Долго ждать не пришлось. Девушка кинулась влево, рыцарь бросился ей наперерез, сбил с ног, и они оба кубарем покатились по земле.

Стоук уселся беглянке на спину. Извернувшись, Ларк попыталась ткнуть его кулаком, но воин молниеносным движением перехватил ее руку и сжал в запястье.

— Я предупреждал тебя: не смей убегать от меня! — сказал Стоук, переводя дыхание. — Что ж, придется научить тебя послушанию.

— Я не стану подчиняться тебе! Да скорее я послушаюсь дьявола. Тот по крайней мере знает, когда ему говорят правду.

Хотя в голосе девушки слышалась бравада, Стоук чувствовал, как она дрожит от страха.

— Я развяжу твой лживый и злой язычок еще до восхода солнца.

Стоук перевернул девушку на спину, чтобы видеть ее лицо.

— С таким, как ты, я разговаривать не стану.

Стоук де Брейси пристально всматривался в лицо строптивицы, исследуя взглядом ее гордый, упрямый подбородок, своевольные золотистые глаза, крепко сжатые губы.

Склонившись к лицу девушки, Стоук ощутил у себя на губах ее горячее неровное дыхание. От гладкой белой кожи Ларк исходил жар, и когда рыцарь касался ее руками, кончики его пальцев покалывало, и от них по всему телу распространялось пламя. Поначалу Стоук намеревался лишь подхватить Ларк под мышки и поставить на ноги, но стоило ему прикоснуться к ее телу, как он забыл о первоначальных планах. Его правая рука легла на грудь девушки, а пальцы левой вцепились в ее густые волосы. В следующее мгновение он приблизил свои губы к губам Ларк, намереваясь запечатлеть на ее устах поцелуй.

Глава 3

Когда Стоук склонился над Ларк, его длинные, до плеч, волнистые волосы коснулись ее щеки. В черных пронзительных глазах воина затеплились алые, похожие на свет крохотных раскаленных угольков огоньки. Этот странный свет, струившийся из его глаз, завораживал девушку и лишал ее сил к сопротивлению. Новое, неведомое прежде чувство побуждало Ларк помимо воли тянуться к этому человеку. Чувство, глубокое и всепоглощающее, бросило ее в объятия незнакомого рыцаря и заставило послушно приблизить свое лицо к его губам. Однако прежде чем Ларк отдалась поцелую, она успела краем глаза заметить, как за спиной припавшего к ней Стоука сверкнул какой-то предмет.

Чуть повернув голову, она увидела уже знакомого ей разбойника-шотландца — того самого, который не более часа назад пытался утопить ее. Нос разбойника сильно распух. В темных, глубоко посаженных глазах плескалась ярость, и девушка поняла, что еще минута — и он кинется на них из кустов. В лунном свете блеснул дирк — обоюдоострый шотландский кинжал.

— Берегись! У тебя за спиной шотландец.

— Еще одна сказочка для дураков.

Разбойник издал гортанный боевой клич, выскочил, ломая кусты, на поляну и взмахнул своим ужасным оружием.

— Святой Иуда!

Рыцарь отпрянул от девушки, вскочил на ноги и, прежде чем шотландец успел нанести удар, схватил его за руку.

Ларк не могла отвести взгляда от острия кинжала, едва не вонзившегося ей в грудь. Вжавшись спиной в землю, она молила Бога о том, чтобы под ней в эту минуту оказалась не земная твердь, а мягкий и податливый речной ил. Девушка понимала, что теперь ее жизнь зависит только от силы и сноровки Черного Рыцаря.

Она уже знала по опыту, что шотландец — мужчина отнюдь не хлипкий, но Черный Рыцарь все-таки взял над ним верх и оттолкнул его в сторону, хотя выбить кинжал из рук шотландца ему так и не удалось. Первая атака, таким образом, была отбита. Ларк перевела дух и откатилась в сторону, но уже в следующее мгновение шотландец снова бросился на рыцаря, нацелив кинжал ему в горло. На этот раз, однако, преимущество неожиданного нападения ничего ему не дало, и, прежде чем клинок достиг цели, огромный рыцарь отразил удар разбойника, а потом пинком в живот отбросил его в сторону.

Шотландец тут же вскочил и оскалил зубы в хищной улыбке. Казалось, смертельная схватка доставляет ему истинное наслаждение. Поигрывая в руке страшным дирком, разбойник устремил на черноволосого рыцаря оценивающий взгляд, словно примериваясь, как ловчее насадить его на лезвие. Теперь шотландец не спешил и тщательно выверял каждое свое движение, каждый свой шаг. Мельком взглянув на лежавшую на земле Ларк, он крикнул ей, словно старой знакомой:

— А с тобой, милочка, мы еще поговорим — потом…

Широко расставляя кривые ноги и размахивая дирком, разбойник вразвалочку пошел на противника. В следующее мгновение в воздухе мелькнул клинок, и рыцарь отшатнулся, уворачиваясь от острого лезвия.

Ларк решила бежать, поскольку перспектива быть растоптанной в схватке ее вовсе не устраивала. Но стоило девушке лишь приподняться на локте, как Стоук схватил ее за воротник платья, давая понять, что драка дракой, но спускать с нее глаз он не намерен.

Ну нет, решила Ларк, не на ту напал, рыцарь. Рванувшись что было сил из рук Стоука, она освободилась от рваного платья и в чем мать родила во всю прыть понеслась в чащу. Пронзительный влажный ветер овевал ее обнаженное тело. Дрожа от холода и страха, Ларк мчалась прочь, мечтая об одном — оказаться как можно дальше от схватки, от шотландца-разбойника, да и от Черного Рыцаря тоже.

Стоук де Брейси крепко выругался и отшвырнул в сторону грязную коричневую тряпку — все, что у него осталось на память о девушке. Его добыча, сверкая белыми ягодицами, уже скрылась за деревьями. Краем глаза наблюдая за беглянкой, Стоук не выпускал из поля зрения и шотландца. До сих пор рыцарь успешно отражал все атаки разбойника, но выбить у него из рук кинжал ему так и не удалось. Шотландец был не робкого десятка, мускулист и в умении владеть оружием не уступал Стоуку.

Разбойник сделал выпад, рыцарь перехватил его руку с кинжалом, с силой дернул за нее и, уперев колено ему в живот, перебросил через себя. Разбойник рухнул на землю.

Стоук оседлал его и, придавив коленом к земле его руку, заставил разжать пальцы и выпустить оружие.

От поверженного шотландца разило элем, кровью и потом. Стоук грозно посмотрел на него:

— Что это за девка?

Шотландец обнажил в улыбке гнилые зубы;

— Для англичанки она не так уж и плоха — особенно когда раздвигает ноги.

— Она что, из твоей банды? — продолжал допрос Стоук.

— Ясное дело.

— И живет в твоем клане?

— Еще чего. Она же англичанка. Ее у нас живьем бы съели.

Судя по всему, ненависть к англичанам укоренилась в шотландце так глубоко, что англичанкам он тоже не делал скидок. Стоук железной рукой сдавил разбойнику горло, а когда тот захрипел, чуть ослабил хватку.

— Где живет эта шлюшка?

— Не знаю. — Шотландец зашелся в кашле.

— Сейчас увидим, так ли это. — Не выпуская шею разбойника и словно клещами стискивая ему руки за спиной, Стоук перевернул его на бок, а потом рывком поставил на ноги.

Почувствовав себя свободнее, разбойник возобновил военные действия. Не оборачиваясь, он толкнул Стоука плечом, потом рванулся, высвободил руки и устремился в чащу. Стоук бросился за ним, нагнал в два шага и изо всей силы ударил кулаком в подбородок.

Шотландец потерял равновесие, отлетел в сторону и врезался спиной и затылком в толстое сучковатое дерево. Из его горла вырвался протяжный стон, потом он захрипел, вздрогнул и, свесив голову на грудь, замер.

Стоук с удивлением смотрел на дело своих рук.

«Что это с ним приключилось? — подумал он. — Хитрит или и впрямь потерял сознание?»

Не спуская с противника настороженного взгляда, Стоук подошел к нему и легонько потряс за плечо. Тот, не издав ни звука, словно куль повалился на землю. Стоук присел на корточки и осмотрел тело: между лопаток у разбойника торчал обломок сука.

Приглядевшись повнимательнее к шотландцу, Стоук понял, что ему и вправду сломали нос, причем недавно — кровоподтеки на его лице были еще совсем свежие. Стоук замотал головой. Нет, невозможно, чтобы хрупкая девчонка свернула нос здоровяку шотландцу. Скорее всего этот молодец недавно подрался с одним из собутыльников и ему здорово досталось. Еще одна ложь полуночной бродяжки — не более.

И все же рассказ девчонки не давал ему покоя. К примеру, она сказала, что шотландцев было пятеро, что впоследствии подтвердилось. Стоук припомнил ее крик-предостережение, когда один из них оказался у него за спиной. Выходило, что в двух случаях она сказала правду. Должно быть, девчонка не считала нужным хранить верность убийце. Ничего удивительного: у подобных женщин верность не относится к разряду добродетелей.

У подобных женщин… В самом деле, кто она такая? Рыцарь вспомнил ее плавную, правильную речь — так говорить простая бродяжка не могла. Казалось, эта девица и впрямь жила в благородном семействе. Вероятно, она служила горничной у какой-то знатной дамы, но потом ей наскучило работать, и она убежала с шотландцами. Однако выдавала себя за благородную. Мысль Стоуку понравилась — девчонка неплохо сыграла роль дворянской дочери.

Вскоре впереди, за деревьями, Ларк увидела знакомые стены замка Сент-Вейль. Родной замок в окружении родного леса — более прекрасного вида девушка не знала. В этом лесу она провела многие часы, собирая лечебные травы. Тут ей было известно все: каждое беличье дупло, каждое дерево и каждый куст, каждая звериная тропка и все кочки и пятна лишайника. И самые короткие подступы к дому.

Ларк выбежала из лесу и взобралась на холм, находившийся у стен замка, в противоположной от ворот стороне. В ярком лунном свете высокие серые стены Сент-Вейля отливали синевой. Не далее чем в пяти футах от стены в зарослях крапивы и ежевики скрывался потайной ход. Ларк с тоской посмотрела в ту сторону. Никому не удалось бы безнаказанно пролезть нагишом сквозь колючие заросли кустарника. Решив, что на сегодня приключений с нее хватит, Ларк, шлепая босыми ногами по заросшей травой тропинке, припустила вдоль крепостной стены к воротам.

Услышав громкие шаги на стене, полуночница нырнула в густую тень у одной из башен и замерла, прижавшись к холодным камням. Четко очерченный лунным светом силуэт стражника медленно проплыл меж каменных зубцов у нее над головой. Как только шаги на стене затихли, Ларк, не таясь, побежала по знакомой тропинке дальше. Не добежав нескольких шагов до подъемного моста, она услышала громкие голоса на дороге, которая шла от деревни к замку.

Ларк спряталась за каменным выступом у восточной стены. Камни были ледяными на ощупь, и от пронизывающего холода руки и ноги ее покрылись гусиной кожей.

«Черт, — подумала она, зябко поеживаясь, — кому это не спится в столь поздний час?»

По дороге к замку двигалась веселая компания. Голоса стали громче.

— О, спой мне колыбельную, моя прекрасная дева…

Ларк узнала голос сэра Уильяма, выводившего слова полюбившейся ему песни.

— Ты бы уж лучше помолчал, отец. Ни к чему давать матушке знать о том, что мы вернулись. — Судя по голосу, старший брат Эвел тоже был основательно пьян.

— Да уж, нельзя сказать, что мы оставили ее в добром расположении духа, — хмыкнул один из близнецов.

— Ты же не хочешь, отец, чтобы она подложила тебе в тарелку крысиный хвост, — добавил второй.

— О, она и не на такое способна. Эта женщина обожает мучить меня. Вы слышали, она обещала выбросить мою кровать в ров? — Сэр Уильям снова повысил голос: — Элизабет, дорогая моя женушка, скажи, неужели мне придется сегодня спать во рву?

Ларк высунулась из-за камня:

— Тише, отец, молю тебя!

— Кажется, это голос моей Голубки?

Седрик и Гарольд вели отца под руки, и сейчас, когда он всем телом подался в ту сторону, откуда слышался голос дочери, близняшки, которые и сами не слишком твердо держались на ногах, едва не рухнули под тяжелой ношей.

— Эй вы, поосторожнее! — Эвел поддержал падающего отца, и близнецам удалось сохранить равновесие.

— Не кричи, отец, и сейчас же ступай в замок. — Ларк опасалась, как бы на шум не вышла леди Элизабет, и очень надеялась, что отец послушает ее. Обычно сэр Уильям охотнее прислушивался к словам дочери, нежели к доводам ее братьев.

— Ну-ка, покажись, Голубка. Почему я вижу только одну твою голову? Нет, не одну… Черт, сколько же голов я вижу? Две? Нет, три.

Сэр Уильям зажмурился, помотал головой, после чего снова посмотрел на дочь.

— Я не могу выйти.

— Почему? — одновременно спросили Гарольд и Седрик. Ларк ощутила в сердце укол суеверного страха, который она испытывала всякий раз, когда близнецы говорили в унисон.

— Дело в том, что я… хм… не одета.

Сэр Уильям сурово взглянул на близнецов:

— Ваши штучки? Снова вздумалось подшутить над сестрой?

— Ну что ты, отец, — кротко сказал Гарольд.

— Ты же знаешь, мы были в таверне, — добавил Седрик. — А теперь ведем тебя домой, чтобы тебе не досталось от матери.

— Точно. Как это я не подумал? — Сэр Уильям качнулся на нетвердых ногах и взглянул на Ларк: — Где же твое платье, дочка?

Девушка на мгновение задумалась, как бы так соврать, чтобы ложь выглядела поубедительнее.

— После занудливого урока вышивания, которого я терпеть не могу, а мать обожает, я пошла искупаться в пруду. Балтазар же, эта пушистая бестия, схватил мое платье и убежал.

— А что это у тебя на личике, Голубка моя? — Сэр Уильям закрыл один глаз, чтобы сократить количество голов, маячивших перед его взором. — Уж не грязь ли? Не похоже, что ты купалась.

— Я упала, когда погналась за Балтазаром. Пусть он только вернется в замок — уж я задам ему перцу! — Решив сменить тему, девушка обратилась к Эвелу: — Одолжишь мне свой плащ?

— Могу предложить тебе свой — за умеренную плату, — засмеялся Гарольд, которому тут же стал вторить брат.

Ларк смерила братцев недобрым взглядом: близнецы вечно над ней подшучивали, и от их насмешек ей порой приходилось солоно.

— Если не хотите помочь мне, помогите отцу — проводите его до постели… И не позволяйте шуметь.

— Чего это ты раскомандовалась, а? — огрызнулся Седрик.

— Делайте, что вам сестра говорит, — удовлетворенно кивнув, промолвил сэр Уильям.

Близнецы просверлили Ларк одинаковыми голубыми глазами и потащили сэра Уильяма к подъемному мосту.

Ларк взглянула на Эвела.

— Держи, это то, что тебе нужно. — Старший брат швырнул ей плащ.

— Спасибо. — Девушка поймала плащ на лету и быстро запахнулась в него. — По крайней мере один рыцарственный брат у меня есть, — лукаво улыбнулась Ларк и зашагала бок о бок с Эвелом.

Заметив в волосах сестры тину, Эвел спросил:

— Ну, что с тобой приключилось на этот раз?

— Это долгая история, которую мне бы хотелось поскорее забыть. — Ларк сменила тему: — Спасибо, что довел отца до дому.

— А что было делать? Оставь мы его в таверне, мать бы нас со свету сжила.

Издали, со стороны дороги, до слуха Ларк долетел знакомый тяжелый топот копыт огромного скакуна. Девушка схватила брата за руку.

— Если я тебе дорога хоть чуточку, скажи рыцарю, который скачет сюда, что ты меня знать не знаешь. Он уедет, как только поймет, что меня здесь нет.

— Но…

Ларк припустила к подъемному мосту и исчезла в воротах замка.

Эвел же, приоткрыв от удивления рот, некоторое время смотрел сестре вслед. В глазах у него застыл немой вопрос.

В фигуре стоявшего у подъемного моста одинокого человека было что-то на удивление знакомое. Стоук де Брейси придержал коня и уже протянул руку, чтобы схватить человека за шиворот, как вдруг на лицо незнакомца упал лунный свет, и рыцарь увидел красивые, но отнюдь не женственные черты и длинные, ниспадавшие на плечи черные волосы. Стоук хмыкнул и отдернул руку.

— Тут не пробегала, часом, высокая девчонка-блондинка — скорее всего совершенно голая?

— Если бы подобная особа и впрямь пробегала здесь, у меня нашлось бы занятие поинтереснее, нежели стоять тут и болтать с тобой. — Нелюбезный тон молодого человека никак не вязался с добродушным выражением лица.

— Мне показалось, она направлялась к замку.

— Ты ошибся. А зачем тебе эта девчонка?

— Она была среди тех, кто напал на меня.

— Не видел я ее. — Ответ молодого человека последовал слишком быстро. По этому признаку и по тому, что парень, не удержавшись, бросил мимолетный взгляд на ворота замка, было ясно, что он соврал.

Стоук де Брейси пристально взглянул на парня.

— Лжешь, ты знаешь, где ее искать! Негодница, должно быть, ходит тут у вас в прислугах. Она мне нужна. Отвечай, где ты прячешь ее?

— Порукой моему слову — моя честь, — ощетинился молодой человек. — Я — Эвел Мэндвил, наследник рода Сент-Вейль. Если ты, рыцарь, не хочешь встретиться со мной в поединке, тебе придется поверить мне на слово.

В погоне за бродяжкой Стоук совсем упустил из виду, куда приехал. Поэтому он сменил тон и любезно осведомился:

— Так леди Элен — твоя сестра?

— Именно так. — Эвел от неожиданности приоткрыл рот: появившийся у ворот замка Черный Рыцарь не мог быть никем иным, как…

— Я — Стоук де Брейси, граф Блэкстоун. Меня здесь ждут.

Казалось, Эвел потерял дар речи. Снова нервно взглянув на ворота, он громко спросил:

— Так ты, стало быть, какое-то время пробудешь у нас?

— Как же иначе мне познакомиться с твоей сестрой?

Молодой человек кивнул.

— Ты прав, милорд. Моя мать ожидает тебя.

Стоук окинул будущего шурина хитрым взглядом, после чего, пришпорив коня, поскакал по подъемному мосту к воротам.

Беглянка была где-то здесь, в Сент-Вейле. Стоук не сомневался в этом. Оставалось только найти девчонку прежде, чем кончится ночь. А для этого нужно было лишь проследить за Эвелом, который наверняка приведет его прямо в ее теплую постель.

Не выпуская из поля зрения Эвела, Черный Рыцарь мельком оглядел замковый двор и спешился. В освещенном факелами внутреннем дворике метались длинные тени. Залитая лунным светом, чуть поодаль стояла небольшая часовня, крышу которой венчал острый шпиль. Рядом с часовней отливала серебром соломенная крыша конюшни. Ни одно стойло не укрылось от внимательного взгляда гостя. Девушки там не было. Стоук видел одних только лошадей, сонно отгонявших хвостами мух. Возле конюшни на фоне ночного неба чернел стог сена. Две охотничьи собаки вынюхивали что-то в свежей куче навоза. За конюшней тянулся ряд крытых соломой мастерских, где, без сомнения, можно было найти кузнеца, оружейника и плотника. Но проклятой девчонки нигде не было видно.

— А кто это к нам приехал? Гость? — спросил заплетающимся языком какой-то поклонник Бахуса.

Стоук посмотрел на дверь, ведущую в большой зал замка. Рядом с ней, покачиваясь, стояли трое мужчин. Те, что помоложе, поддерживали под руки широкоплечего рыцаря.

Эвел подошел к Черному Рыцарю.

— Это мой отец и братья. Пойдем, я представлю тебя. Прошу извинить, отец немного перебрал сегодня. Оставь коня. Я распоряжусь, чтобы о нем позаботились.

Стоук молча последовал за Эвелом и остановился перед будущим тестем. Это был мужчина средних лет, но без типичных для его возраста брюшка и залысин. Его круглую голову, плотно сидевшую на мощной шее, покрывали густые белокурые волосы с рыжеватым отливом, а виски серебрились сединой.

— Отец, позволь представить тебе графа Блэкстоуна. Лорд Блэкстоун, это мой отец, сэр Уильям Мэндвил. И мои братья — Гарольд и Седрик.

Стоук кивнул молодым людям. Каждый из них был точной копией другого, их белокурые волосы в лунном свете отливали золотом. Согласно поверью, близнецы приносили несчастье, и их обычно топили при рождении. Интересно, как эти двое избегли столь печальной участи?

— Так, так, так… Стало быть, мы сподобились увидеть знаменитого Черного Дракона. — Сэр Уильям держался неестественно прямо. — Как же, наслышаны. Твою доблесть и прочие достоинства воспевают все менестрели Англии. Но, насколько я понимаю, летать ты все-таки не умеешь, не так ли?

— Не верь всему, что болтают обо мне.

Стоук вглядывался поверх головы сэра Уильяма в сводчатое пространство коридора, надеясь обнаружить хоть какие-то признаки беглянки.

— В любом случае рад приветствовать тебя в стенах замка Сент-Вейль.

Уильям хотел по-дружески хлопнуть рыцаря по плечу, но промахнулся.

— Ты уверен, что у тебя нет крыльев? Я бы дорого дал, чтобы посмотреть, как ты летаешь. Такому старому вояке, как я, очень пригодился бы летающий зять.

Старик запрокинул голову и от души расхохотался. Мощное раскатистое эхо вторило хозяину замка, веселясь вместе с ним.

И без того хмурое лицо Стоука помрачнело еще больше.

— Пойдем, милорд. Узнав, что ты приехал, моя жена придет в восторг. — Сэр Уильям привалился к Стоуку и зашептал: — Я не скажу ей, что у тебя нет крыльев, поскольку у нее имеются на твой счет кое-какие планы. К тому же она уверена, что все графы умеют летать, так что не будем расстраивать женщину… — Оттолкнувшись от рыцаря, сэр Уильям привалился к Эвелу. — А где моя Голубка? Я хочу, чтобы она вылетела из своего гнездышка и приветствовала Летающего Дракона. Голубка, лети к нам! — взревел он.

— Я приведу ее, отец, хочешь? — предложил Эвел.

Стоук де Брейси недоуменно оглядел Эвела и сэра Уильяма. Граф был наслышан о причудах барона Мэндвила, но не знал, что тот разводит голубей. Еще больше его поразило желание барона непременно показать гостю этих голубей.

Стоук дождался момента, когда близнецы повели отца в зал, и спросил у Эвела:

— Твой отец держит голубей?

— Вовсе нет.

— Почему же тогда он хотел, чтобы я взглянул на голубку?

— Дело в том, что у нас недавно умерла свинарка. Ее прозвали Голубкой. Это была большая потеря для отца. Кажется, он все еще не может поверить, что ее больше нет.

Эвел о чем-то задумался и замолчал. Стоуку оставалось слушать пьяное бормотание Уильяма Мэндвила.

Внезапно почувствовав на себе чей-то взгляд, Стоук оглянулся и стал осматривать постройки для слуг. В густой тени мелькнул силуэт женщины. Или ему это только показалось? Стоук не был уверен, что видел женщину. Луна в этот момент спряталась за облаками, и замковый двор накрыла ночная тьма.

Рыцарь нахмурился и вновь подумал о девушке-бродяжке. Ее образ неотступно преследовал его. С чего бы это? Хорошенькой ее не назовешь, да и костлява она невероятно — как больной мул. И грудь у девчонки такая крошечная, будто ее и нет вовсе. Ясное дело, такая грудь не может волновать мужчину. Зато язычок у беглянки острый как бритва. Этого у нее не отнимешь.

Рыцарь толкнул дверь и вошел в зал. По стенам в железных канделябрах горели факелы. Одну стену украшал гобелен, изображавший изобилие цветов и плодов, другую — тканый ковер с восточным орнаментом, привезенный предком сэра Уильяма из крестового похода. Стоук держался рядом с Эвелом, поскольку мысль о том, что молодой человек приведет его к беглянке, превратилась в настоящее наваждение. Рыцарь так погрузился в размышления о дерзкой девице и о том, как ее отыскать, что поначалу не обратил ни малейшего внимания на поднявшийся в зале переполох.

— Нет, Элизабет, ради святых мучеников, только не мой кубок! — завопил сэр Уильям.

Гарольд и Седрик, разгадав намерение матери, повалились на пол.

— Берегись! — крикнул Эвел, отступая в стенную нишу.

Стоук вскинул глаза и недоуменным взглядом обвел зал, пытаясь определить, какая опасность угрожает мужской половине семейства Мэндвил. Увы, летевшего в его сторону тяжелого золотого кубка он не заметил и догадался о его существовании лишь в тот момент, когда тот поразил его в лоб. Из глаз гостя посыпались искры. Он потерял сознание.

Стоук почувствовал, как к его лицу прикоснулось что-то холодное, и открыл глаза. Прямо перед собой он увидел женщину, которая расправляла у него на лбу смоченное в воде полотенце. Компресс освежал и успокаивал. Неумолчный гул, стоявший у него в голове, стал затихать. Стоук пригляделся к женщине. Она была миловидна, с правильными чертами лица и ярко-синими глазами, окруженными паутинкой тонких морщинок. Рыцарь предположил, что женщине слегка за сорок и она страдает от какой-то душевной боли.

Стоук уже видел такое выражение глаз, свидетельствовавшее о нескончаемой внутренней борьбе, разъедавшей душу и подтачивавшей силы. Так же примерно смотрела на него покойная Сесиль, брак с которой не принес ему счастья, а обернулся трагедией, оставившей в сердце Стоука саднящую, незаживающую рану. Так какой же тайный ад носит в себе эта женщина? Что ее гложет? Уж не тот ли самый грех, который доконал Сесиль?

— Не могу выразить, милорд, как я сожалею о своей несдержанности. Злость ослепила меня, и я никого, кроме Уильяма, в ту минуту не замечала. Клянусь, рыцарь, я не хотела причинять тебе боли. Весь мой гнев обращен только на мужа.

Стоук поморщился и ощупал шишку на лбу.

— Так это ты сбила меня с ног?

— Увы, милорд, я, Элизабет, супруга лорда Мэндвила. Повторяю, я стыжусь содеянного и знаю, что моему проступку нет оправдания. Ах, если бы я только знала, что за спиной моего супруга стоишь ты, я бы никогда не швырнула в него кубком. Тем не менее прошу тебя, милорд, проявить снисхождение к бедной женщине. — Элизабет вспыхнула как маков цвет и закрыла лицо руками.

Стоук пробормотал в ответ нечто невразумительное. Теперь он точно знал, что сэр Уильям Мэндвил глуп как пробка. По мнению Стоука, всякому, кто не в силах сладить с собственной женой, следовало напялить на голову шутовской колпак с бубенцами.

— Ну, как ты? — На кресле в ногах кровати развалился Роуленд. Как только выяснилось, что Стоуку ничего не угрожает, обеспокоенное выражение его лица сменилось ироническим, а губы искривились в язвительной усмешке.

Стоук посмотрел на приятеля.

— Считай, этот удар я пережил.

— Удар, нанесенный кубком, — хмыкнул Роуленд и склонил голову в притворной скорби. В его серых глазах мелькнула ехидная искорка. — Надеюсь, слух об этом не разнесется по городам и весям. Мне было бы крайне неприятно услышать от какого-нибудь менестреля балладу о том, как Черный Дракон пал наземь, сраженный столь несерьезным метательным снарядом.

Стоук привык к остротам Роуленда, но сейчас его шутки показались ему неуместными, и он остановил приятеля взмахом руки.

— О, сэр Роуленд, мы будем молчать как рыбы, и никто ничего не узнает! — воскликнула леди Элизабет, всплеснув руками. — Репутация графа не пострадает. — Хозяйка Сент-Вейля чарующе улыбнулась и со значением посмотрела на Стоука. — Мы ожидали тебя к ужину, милорд. Но время шло, а ты все не ехал, и нам пришлось сесть за стол в обществе одного только сэра Роуленда. Элен была очень разочарована. Правда, сэр Роуленд сказал нам, что тебя задержали важные дела. Но дела, надеюсь, не лишат нас твоего общества, прежде чем ты примешь окончательное решение относительно Элен.

Стоук заметил, как алчно при этих словах полыхнули глаза леди Элизабет, и на него вдруг повеяло ощущением близкой опасности, готовящейся захлопнуться ловушки. Помолчав, он сказал:

— Ничего не могу утверждать с полной определенностью, миледи. Дела мои не терпят отлагательств, и, возможно, мне все-таки придется уехать из замка.

— О дорогой граф, боюсь, ты все еще гневаешься на нас.

— Как только он увидит леди Элен, так сразу же сменит гнев на милость, — усмехнулся Роуленд.

Подумав, что шутки Роуленда заходят слишком далеко, Стоук сурово посмотрел на приятеля, да так и застыл с открытым ртом. То, что он увидел, заставило его позабыть обо всем на свете.

На стене, за спиной у Роуленда, в беспорядке висели боевые топоры, палицы, булавы и мечи всевозможных форм и размеров. На полу валялись предметы женского туалета, а рядом с ними — к большому удивлению Стоука — детали воинского снаряжения и боевые доспехи. У противоположной стены располагался стол, на котором рядом с толстенными фолиантами стояли склянки и бутыли с разноцветными жидкостями. Подушки и обивка на стоявшем у стола стуле носили отчетливые следы глубоких ранений, нанесенных колющим и режущим холодным оружием.

— Прошу тебя, милорд, — вскричала леди Элизабет, прижимая к груди руки, — не обращай внимания на этот бедлам! Это комната моей дочери Ларк. Она совсем не похожа на Элен. Элен такая аккуратная, опрятная, а Ларк вечно все разбрасывает. Горе, а не девчонка!

— Опрятная… — как эхо повторил вслед за хозяйкой замка Стоук, задаваясь вопросом, куда же он все-таки попал — в камеру пыток, оружейную мастерскую или в спальню леди.

Рыцарь вспомнил, сколь совершенно была устроена комната Сесиль, какие яркие гобелены и затейливые вышивки висели у нее на стенах, до чего хрупки и изящны были стулья в ее спальне… Стоук избегал садиться на них — боялся, что они развалятся под его тяжестью.

Потом он попытался представить себе неизвестную ему Ларк, живущую в этой комнате. Без сомнения, эта особа обожает беспорядок и, должно быть, имеет ярко выраженную склонность к насилию. Тут память Стоука услужливо воскресила образ полуночной бродяжки — распутной девки, замыслившей убить его. Характер юной разбойницы странным образом соответствовал обстановке в комнате дочери леди Элизабет.

Голос хозяйки Сент-Вейля вернул его к реальности.

— При иных обстоятельствах, милорд, я бы не позволила сыновьям принести тебя сюда, но так уж вышло, что покои Ларк ближе к залу, нежели все остальные. — Леди Элизабет тяжело вздохнула. — Я бы сама давно навела здесь порядок, но Ларк никому не позволяет переступать порог своей комнаты. Не понимаю почему…

Элизабет брезгливо поджала губы и с недовольным видом оглядела увешанные оружием стены.

— Должно быть, она не любит, когда вмешиваются в ее дела, — пробормотал Стоук, а потом спросил: — Скажи, миледи, а как выглядит леди Ларк?

— Высокая, худенькая, с длинными белокурыми волосами. Но почему ты спрашиваешь о ней? — Леди Элизабет озадаченно посмотрела на Стоука.

— Всего лишь любопытствую. Скажи, миледи, а где сейчас твоя дочь?

— Честно говоря, милорд, не знаю. У Ларк множество разных дел, и она вечно где-то пропадает. Сколько раз я внушала ей, что юным леди нельзя надолго отлучаться из замка, да все без толку. Мой благоверный потакает дочери буквально во всем! Господь знает, где она сейчас бродит.

Стоук внимательно выслушал слова Элизабет, придав лицу самое доброжелательное выражение.

Леди Элизабет заискивающе заглянула рыцарю в глаза:

— Подожди, милорд, кажется, я что-то припоминаю… По-моему, Ларк пошла в деревенский трактир, чтобы привести домой моего муженька. Впрочем, когда мой благоверный с сыновьями вернулись в замок, ее с ними не было. — От внимания женщины не укрылось, как помрачнел Стоук, и она добавила: — Не хмурься, милорд. Элен на подобные безрассудства не способна и бродить ночью по лесу не станет. Она — полная противоположность Ларк.

— Смею надеяться на это, миледи.

— О, прошу меня простить. Я тут намолола всякой чепухи и утомила тебя своей болтовней. Я заварю тебе чаю. Думаю, у тебя по моей милости до сих пор голова раскалывается от боли. Чай облегчит боль и поможет тебе уснуть. Завтра тебе станет лучше, и ты, милорд, сможешь встретиться с моей Элен. О, я уверена, что ты согласишься на брак, как только увидишь ее. — Леди Элизабет поднялась и направилась к двери.

Стоук хотел остановить хозяйку, сказав, что пить чай не станет, но лишь повернулся на девичьем ложе и тут почувствовал, как ему в ребра уперлось что-то твердое.

Стоук сунул руку под тощий тюфяк и извлек оттуда кинжал-дагу с широким и острым лезвием.

— Еще одно сокровище из волшебной пещеры леди Ларк. — Роуленд улыбнулся и картинным жестом обвел рукой комнату, предлагая Стоуку полюбоваться на предметы воинского снаряжения, висевшие на стенах.

— Баронам Мэндвилам не следовало бы разрешать дочери играть с оружием.

Стоук ткнул пальцем в дубовую дверь, сплошь истыканную каким-то острым оружием. Судя по всему, достопочтенная леди Ларк чрезвычайно любила метать в дверь кинжал, возлежа при этом на постели.

Стоук размахнулся и швырнул кинжал Ларк в дверь. Клинок наполовину вошел в дерево и задрожал.

Роуленд пристально смотрел на кинжал.

— У меня такое ощущение, что у вас с леди Ларк много общего.

— Верно, черт побери. — Стоук спустил длинные ноги на пол и, поморщившись, сел на краю постели. В следующую минуту он свесил голову на грудь и обхватил ее руками: головокружение, следствие меткого броска леди Элизабет, не проходило.

— Слушай, а ведь эта пресловутая леди Ларк и наша бродяжка — одно и то же лицо, — заметил Роуленд. — Стало быть, девушка не соврала, что она леди.

— Ясное дело. Только вот леди из нее получилась какая-то сомнительная. — Стоук поморщился. — А какова, интересно знать, ее сестра?

— Ей-богу, другой такой красавицы тебе не сыскать. Она нежна, послушна и обходительна. Уверен, ты не разочаруешься, когда увидишь ее.

— Сесиль тоже была обходительна и послушна… поначалу.

— Да, но по ее поступкам нельзя судить обо всех женщинах.

— А по-моему, можно. Признаться, я уже начинаю жалеть, что согласился на эти смотрины.

— Почему же? Тебе ведь нужна женщина, которая растила бы твоего сына? А поскольку парню уже три года, с выбором жены стоит поторопиться.

— Ты твердишь мне о женитьбе вот уже целый год, но я все еще не вижу в этом особой надобности.

— Повторяю, стоит тебе только взглянуть на леди Элен, и ты женишься как миленький. Все, что мы слышали о ней при дворе, — истинная правда. Красотой и манерами леди Элен затмит любую придворную даму. В жизни не встречал такой чаровницы. — Роуленд мечтательно закатил глаза.

— Достойные качества, что и говорить, но мне нужно от нее другое: она должна знать, как управлять замком, быть хорошей матерью Варику и уметь пробуждать у меня желание.

Стоук очень надеялся, что все эти качества у леди Элен есть. Любви он от нее не требовал, да и сам любить ее не собирался. После смерти Сесиль ни любить женщин, ни доверять им Стоук не мог.

— Поверь, она годится не только в няньки и домоправительницы, — многозначительно улыбнулся Роуленд.

Стоук хмуро покосился на приятеля. Вообще-то он не сомневался, что леди Элен ни красотой, ни любезными манерами не уступит Сесиль. Одно было плохо: жизненный опыт научил Стоука настороженно относиться к безупречным манерам и внешности женщин, поскольку он считал, что ложь и предательство отлично уживаются с красотой.

— Ухаживая за Элен, — продолжал Роуленд, — помни об одном: тебе на время нужно забыть, что ее сестричка Ларк пыталась тебя убить.

— С леди Ларк я как-нибудь объяснюсь.

— И что ты намерен делать? — не выдержал Роуленд очередной паузы.

— Прежде всего найти ее.

— Слушай, а как ей удалось улизнуть от тебя?

— Не спрашивай. — Лицо Стоука потемнело.

— Кажется, это была не самая удачная для тебя ночь.

— Удача переменчива, — процедил Стоук. — Рано или поздно леди Ларк вернется домой.

Глаза Черного Рыцаря затуманились. Он вспомнил исходивший от тела и губ леди Ларк жар, ее длинные ноги, худую мальчишескую фигурку и понял, что ему не терпится снова прижать ее к себе. На сей раз Стоук не отпустил бы ее так легко.

По бесконечному, освещенному огнем факелов коридору Ларк на цыпочках пробиралась в зал. Рядом с ней бесшумно двигался верный Балтазар.

Ларк вымылась в бочке с дождевой водой, а потом отправилась в людскую и одолжила у служанок платье, платок и башмаки. Высокомерный Черный Рыцарь никак не шел у нее из головы. Рыцарь все еще был здесь, в замке, — она видела, как он последовал за отцом в зал. И ночной гость, и отец, и братья Ларк находились от нее слишком далеко — она пряталась за углом караульной и не слышала, о чем они говорили. Потом, когда отец стал громко звать ее, Ларк поспешила убраться подальше.

Девушка опять подумала о Черном Рыцаре, о его черных, похожих на агат, глазах. Его взгляд был исполнен силы, казалось, не знавшей преград. Повинуясь магнетической силе этого взгляда, Ларк потянулась губами к рыцарю, хотя делать этого ей, разумеется, не следовало. Как она могла пасть так низко? Ведь она любит Эвенела… Поняв, что находиться рядом с Черным Рыцарем опасно, девушка решила избегать встреч с ним.

Утвердившись в своем решении, Ларк вошла в зал. Длинные полосы лунного света, проникавшего сквозь прорубленные в каменных стенах узкие оконца, упирались в черные, покрытые столетней копотью балки, которые поддерживали сработанный из еловых досок потолок. На стенах висели красочные гобелены. Многие из них были вышиты руками матери и сестрицы Элен. Во всю длину зала тянулись массивные столы с толстыми дубовыми столешницами. У противоположной от входа стены зала находился каменный очаг.

За одним из столов над шахматной доской склонились Эвел и старый оруженосец отца Гован. В серебристых волосах Гована играли отблески полыхавшего в очаге пламени. Время от времени старик дергал себя за бороду и хмурил кустистые брови, решая вопрос, как спасти от шаха своего короля. Сэр Гован был самым преданным из вассалов отца, и Ларк почитала старого слугу как близкого родственника. Старик никогда не оставлял замка без присмотра и следил за его безопасностью, тогда как ее отец частенько искал удовольствий в деревенской таверне. Ларк жалела Гована. Десять лет назад старый рыцарь потерял жену и с тех пор почти не улыбался.

Мужчины услышали тихую поступь Ларк и разом вскинули головы. Сжимая вырезанную из слоновой кости фигурку короля, Гован кивком указал Эвелу на девушку.

Эвел вскочил:

— Где ты пропадала? Нам необходимо серьезно поговорить!

— Принимала ванну… — ответила Ларк и уже готова была добавить «и искала одежду», но, заметив подозрительный взгляд Гована, сменила тему. — Где близнецы? — спросила она, стараясь избежать каверзных вопросов о том, как она оказалась у ворот замка в чем мать родила.

— Матушка наивно полагает, что они видят третий сон. На самом же деле близнецы убежали в деревню и снова засели в таверне.

— Хорошо бы они вернулись до восхода солнца. В прошлый раз, когда близнецы делили ложе с Атвид и Мордрид, мне пришлось, глядя в глаза матери, врать и убеждать ее, что они еще на рассвете отправились на охоту. (Атвид и Мордрид, дочери трактирщика, были последним увлечением Гарольда и Седрика.)

— Ты лучше бы о себе побеспокоилась. Не дай Бог, леди Элизабет тебя увидит, прямо и не знаю, что тогда будет. — Гован наконец поставил своего короля и, ухмыльнувшись, добавил; — Когда выяснилось, что к ужину ты не выйдешь, хозяйка до того разозлилась, что, окажись ты рядом, содрала бы с тебя кожу.

Долго не раздумывая, Ларк метнулась к винтовой лестнице, ведущей в спальни на втором этаже. Увы, как назло в этот момент из кухни с подносом в руках вышла леди Элизабет, и Ларк, конечно же, наскочила на нее. Прежде чем девушка успела подхватить поднос, леди Элизабет от неожиданности вскинула вверх руки, поднос взлетел в воздух, кувшин грохнулся на пол, горячий дымящийся чай залил матери платье, а блюдо с закусками для гостя, будто пущенное из катапульты, полетело в Эвела и Гована. Эвел поспешил сестре на выручку.

— Ларк не виновата. Просто так уж получилось.

— Я несла ужин лорду Блэкстоуну. И Ларк все это подстроила, чтобы досадить мне. А этот зверь, — леди Элизабет ткнула пальцем в Балтазара, — сожрал моего последнего цыпленка. Что, спрашивается, будет теперь есть лорд Блэкстоун? Цыпленка я припасла специально для него. Господи, что только он о нас подумает? — Леди Элизабет схватилась за голову.

— Так лорд Блэкстоун приехал? — Ларк удивленно подняла бровь и нагнулась, чтобы собрать с пола черепки разбитого кувшина.

— Да, приехал… Не понимаю, о чем вы с отцом думаете? Уильям напился как сапожник, едва стоял на ногах и, уж конечно, не мог должным образом приветствовать графа. Ты куда-то запропастилась, ну а я… Я тоже провинилась. Такое сотворила, что и говорить-то стыдно… — Леди Элизабет тяжело вздохнула и добавила: — Боюсь, он уже сожалеет о том, что согласился приехать в Сент-Вейль. Если это так, его можно понять.

— Что же ты с ним такое сотворила? — Ларк собрала черепки и с любопытством посмотрела на леди Элизабет. — Уж чего-чего, а умения угодить знатному гостю у тебя не отнимешь.

На щеках у матери проступил пунцовый румянец. Она открыла было рот, чтобы рассказать дочери о случившемся, но вместо этого, стыдливо потупившись, начала теребить дрожащими руками залитый чаем подол.

Ларк решила на нее не давить, а потому, опустив собранные черепки в подол, миролюбиво сказала:

— Увидев Элен, он забудет обо всем на свете. Кстати, где она?

— Спит у себя в комнате, что следовало бы делать и тебе, вместо того чтобы шляться ночью по лесу. Взгляни на себя! Ты вопреки моей воле снова купалась и теперь похожа на мокрую крысу. А твои волосы… — Грозный взгляд матери уперся во взлохмаченную светлую копну. — Да их в два дня не расчесать! Господи, столько несчастий на мою бедную голову!

Внимание леди Элизабет отвлек Балтазар. Сожрав цыпленка и облизываясь, он вернулся к Ларк.

— Тьфу! Сейчас же убери вон из моего дома это блохастое дикое животное!

Услышав сердитый голос Элизабет, Балтазар опустил голову и на всякий случай спрятался за юбкой Ларк.

— Не ругай его. — Девушка заслонила Балтазара от Элизабет.

— Я еще и не то с ним сделаю! — Леди Элизабет заметила, что Балтазар, почувствовав себя за спиной у Ларк в безопасности, уже стал примериваться, как половчее стянуть булку, валявшуюся на полу рядом с подносом, и снова зашлась в крике: — Только дотронься до хлеба, зверюга, и я велю изжарить тебя на вертеле! Не посмотрю, что ты волк!

Испуганный Балтазар присел на задние лапы, а потом припал всем телом к ногам Ларк и мелко-мелко задрожал. Бесстрашный хищник, он рвал на куски диких кабанов, не раз вступал в драку с охотничьей сворой сэра Уильяма и мог загрызть даже матерого оленя. Однако когда леди Элизабет обрушивала на него потоки брани, волк превращался в жалкое, испуганное создание. И Ларк не винила его за это. Придерживая в подоле собранные черепки, девушка нагнулась и погладила Балтазара по голове.

— Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не смела приводить этого зверюгу в жилые покои! Но ты ничего не желаешь слушать. А теперь лорд Блэкстоун не только останется голодным, но еще и блох у нас наберется. И все из-за твоего непослушания.

— Надеюсь, такого не случится.

Низкие рокочущие звуки знакомого голоса пригвоздили Ларк к месту.

Подол платья выскользнул из ее внезапно ослабевших пальцев, и глиняные черепки вновь рассыпались по каменному полу. Пронизывающий взгляд черных глаз гипнотизировал девушку и жег, как огнем, ей лицо. Ларк инстинктивно потянулась к левому бедру и нащупала рукоять меча, который позаимствовала в мастерской оружейника.

Глава 4

Округлившимися от ужаса глазами Ларк всматривалась в гигантского рыцаря, одетого во все черное. Ошибки быть не могло — перед ней стоял тот самый человек, который не так давно намеревался зарубить ее мечом. Судя по всему, эта мысль не оставляла его, поскольку, следуя за ней по пятам, он настиг ее даже в родном Сент-Вейле! Необъятные плечи рыцаря загораживали дверной проем, а в его руках скрывалась сила, способная, казалось, размолоть в песок гранитную плиту. Ларк видела, как его широкие ладони сжались в кулаки. Обтянутые тонким сукном штанов бедра бугрились могучими мышцами. На поясе у него висел длинный боевой меч, в рукоять которого был вделан большой алый камень, вспыхивавший всякий раз, когда на него падал отсвет пламени очага.

Ларк смотрела не отрываясь на длинные ноги Стоука, плоский живот, выпуклые мышцы торса, рельефно обрисовывавшиеся под туникой при каждом вдохе. Испуганный взгляд ее скользнул вверх — к черным волнистым волосам, ниспадавшим на его плечи, и к квадратному подбородку, покрытому густой черной щетиной. Рыцарь сжал губы, и это не сулило Ларк ничего доброго. Сведенные на переносице густые черные брови и агатово-черные глаза, в которых, как в тлеющих углях, рдели алые точки, придавали рыцарю грозный и, пожалуй, жутковатый вид. Боже правый! Ларк в жизни не видела такого влекущего взгляда и таких жгучих глаз. Из них струился жар, способный испепелить ее несчастное тело. Бедняжку так и подмывало броситься наутек. Теперь, хорошенько рассмотрев Черного Рыцаря, она чувствовала, как ее оставляют последние крупицы мужества.

Рыцарь шагнул к девушке. Балтазар навострил уши, вскочил и обнюхал ноги гостя.

— Ларк, сейчас же убери это ужасное животное, — сказала леди Элизабет, подходя к Черному Рыцарю. — Нечего ему обнюхивать нашего благородного гостя — лорда Блэкстоуна.

От изумления Ларк приоткрыла рот. Она чувствовала на себе исполненный высокомерия и самодовольства взгляд рыцаря, но поверить в слова матери не могла. Этого просто не может быть! Это не лорд Блэкстоун. И вообще все, что сейчас с ней происходит, и все, что происходило сегодня ночью, — это лишь дурной сон, от которого она, конечно же, сию минуту пробудится.

Рыцарь холодно прищурился:

— Вот это мило!

— Вы знакомы? — Леди Элизабет скользнула недоверчивым взглядом по их лицам.

— Чтобы узнать твою дочь, достаточно было увидеть ее комнату. — Стоук де Брейси не скрывал иронии.

Ларк отвела взгляд от рыцаря и посмотрела на мать.

— Ты впустила его в мою комнату?

— Наш гость получил травму. Твоя комната ближе к залу, чем прочие, и мы отнесли его туда. Ты ведь не возражаешь, правда, доченька? — Голос леди Элизабет был сладок, как сироп.

— Возражаю. Ты ведь знаешь, что я никого не пускаю к себе.

— Но почему? Это что же — заколдованная пещера, откуда не возвращаются? — осведомился Стоук.

— Если бы моя спальня обладала подобными достоинствами, я бы с удовольствием впустила тебя к себе — в любое время дня и ночи. — Ларк была сама любезность, но глаза ее метали молнии.

— Ларк, сию же минуту извинись!

Девушка упрямо вздернула подбородок, скрестила на груди руки и смерила Блэкстоуна враждебным взглядом.

— Что за тон, детка? — возмутилась Элизабет.

Ларк холодно улыбнулась матери:

— По-моему, у меня вполне нормальный тон.

Леди Элизабет наклонилась к уху дочери и, любезно улыбаясь гостю, прошептала:

— Я поговорю с тобой позже. — Затем обратилась к графу: — Какая жалость, милорд! Я несла тебе поднос с кувшинчиком горячего чая и жареным цыпленком, но в коридоре столкнулась с Ларк…

— Так оно и было. Поднос упал на пол, и весь твой ужин, милорд, съел Балтазар. — Чувствуя себя рядом с матерью в полной безопасности, Ларк ехидно ухмыльнулась и ласково потрепала Балтазара по шее.

Ужимки Ларк не укрылись от пристального взгляда Блэкстоуна. В его черных глазах мелькнули искорки смеха, что никак не вязалось с его мрачным видом.

— Что делать. Придется съесть на ужин волка.

Балтазар прижал уши и хищно оскалился. Казалось, он понял, о чем говорил рыцарь.

— А миска овсяной каши тебя не устроит? — озвучила Ларк мысли зверя.

— Ну, нет. На моем столе всегда есть мясо. Особенно я люблю дичь. Главное, чтобы косуля была молоденькая. — Теперь рыцарь, похоже, был готов проглотить хозяйку Балтазара.

— Отец будет очень этому рад, поскольку больше всего на свете ценит охоту. Но это — завтра. Сегодня придется попоститься. — Ларк ответила рыцарю высокомерным взглядом.

— Полагаю, ты и без мяса проживешь. Такая робкая и хрупкая леди, как ты, должно быть, и ест как птичка. — Стоук откровенно потешался над худобой Ларк и над мешковато сидевшим на ней платьем.

— Правду сказать, мать считает, что у меня волчий аппетит. Не так ли, матушка?

Сраженная дерзостью дочери, леди Элизабет приоткрыла рот и захлопала глазами. Видя, что мать не произносит ни слова, Ларк добавила:

— Не все леди едят как птички, милорд. Я знаю таких, что могут за один присест съесть больше, чем три рыцаря за день. Взять хотя бы тетушку Изабель. Обыкновенно после ее визита наши кладовые пустеют, а ведь она знатная леди! Кстати, Изабель приглашена к нам на свадьбу. Думаю, милорд, ты с ней поладишь.

Леди Элизабет наконец пришла в себя и зашипела:

— Мне нужно сию же минуту поговорить с тобой!

Эвел заметил, что светская беседа зашла в тупик, и поспешил на выручку дамам.

— Не составишь ли нам компанию, милорд? Могу предложить тебе партию в шахматы.

Взгляд Блэкстоуна был прикован к Ларк. Леди Элизабет уводила добычу прямо у него из-под носа.

Леди Элизабет, вцепившись в руку дочери, тащила ее за собой вверх по лестнице. Как Ларк ни упиралась, очередную нотацию от матери выслушать ей все же пришлось.

Когда они удалились достаточно далеко, чтобы их — не дай Бог — не услышал гость, леди Элизабет, не сбавляя шага, обрушилась на Ларк:

— Что ты такое вытворяешь? Хочешь расстроить свадьбу своей родной сестры? Держишь себя перед благородным джентльменом как невоспитанная крестьянка! Ты что, забыла все, чему я тебя учила? Ты даже не принесла ему своих извинений. Что он о тебе подумает?

— Меня не волнует, что он подумает. Этот твой граф просто грязное животное. Ты ведь не отдашь ему в жены Элен, правда? Да этот зверь так ее напугает, что бедняжка до конца дней заикаться будет.

— Ты не можешь судить о нем. Ты видела его лишь несколько минут.

Леди Элизабет наконец остановилась и отпустила руку Ларк.

— Мне хватило мгновения, чтобы понять: этот человек не подходит Элен.

Размахивая пальцем перед носом у Ларк, леди Элизабет воскликнула:

— Еще как подходит! И что за кошмарную чушь ты нагородила насчет его аппетита? Говорить подобные мерзости ты себе прежде все-таки не позволяла! Ты, Ларк, меня без ножа зарезала. Как ты только могла?

— Он заслужил это.

— Ничего подобного. К тому же благовоспитанной леди полагается в некоторых случаях помалкивать. Есть такая вещь, как сдержанность, детка. И тебе предстоит еще научиться ей. В свое время я сделала большую ошибку, не отдав тебя в пансион при монастыре.

— Монашки никогда бы не согласились на это — или ты забыла?

— Снятый Боже, да как я могу об этом забыть? Ты ведь угрожала аббатисе ножом!

— Потому что эта ведьма пыталась свечкой прижечь мне язык.

— Просто ты вывела ее из себя. Да ты самого Господа Бога доведешь до белого каления.

— Ну конечно, по-твоему, во всем всегда виновата я.

— Да, ты и твой папенька. Ему доставляло огромное удовольствие наблюдать, как ты под его руководством превращалась в грубое, невоспитанное существо — точную его копию. Пока ты была маленькой, отец внушал мне, что твоя страсть к оружию и поединкам пройдет, как только ты повзрослеешь, и, не скрою, ему удавалось задурить мне голову, но к чему это привело? Теперь ты выросла, ты взрослая женщина — леди! — а ведешь себя как наемный солдат! То, как ты обошлась с лордом Блэкстоуном, заслуживает самого сурового осуждения. Ты, Ларк, опозорила наше семейство!

В голубых глазах леди Элизабет плескалось негодование.

— Хорошо, пусть я опозорила вас, но это еще не причина, чтобы выдавать Элен замуж за первого встречного!

— Сколько же ты прилагаешь усилий, чтобы разрушить счастье бедной Элен. Но я этого не допущу!

— Я хочу одного: избавить Элен от судьбы, горшей, чем смерть. Моя сестра — агнец, ведомый на заклание, и ты заставляешь ее жертвовать собой по той только причине, что хочешь сделаться родственницей богатого и знатного вельможи. Я не в силах в это поверить, но если это все-таки случится, я пойду на все, чтобы избавить Элен от страданий!

— Да Элен никогда не даст ему повода даже голос на нее повысить! Вот если бы он женился на тебе, тогда у меня были бы все основания для подобных опасений, но за судьбу Элен я спокойна. Твоя сестра выйдет замуж за лорда Блэкстоуна и будет счастлива.

Леди Элизабет наступила Ларк на ногу.

— Больше говорить об этом мы не будем. Впредь будь мила и любезна с графом и относись к нему так, как должно относиться к гостю. Уяснила?

— Не могу взять в толк, отчего ты прилагаешь столько усилий, чтобы сделать Элен несчастной до конца ее дней?

— Довольно! Этот вопрос больше не обсуждается.

Громкий шлепок прозвучал под каменными сводами: леди Элизабет отвесила дочери увесистую пощечину.

На мгновение обе женщины застыли как статуи. Ошеломленная леди Элизабет, похоже, не могла до конца осознать, что сотворила, впервые подняв руку на Ларк. Неизвестно, кого из них больше потрясло случившееся. На щеке у Ларк расплывался алый отпечаток ладони матери. В следующий миг из глаз Элизабет хлынули слезы.

Ларк замигала и потрогала горевшую огнем щеку. Между ней и матерью разом пролегла полоса отчуждения, которая с каждой секундой ширилась, все больше отдаляя их друг от друга. Преодолеть это препятствие и сблизиться вновь женщинам едва ли удастся — тем более что они никогда не были по-настоящему близки. Отныне их отношения уже не станут такими, как прежде, и обе они осознали эту горькую истину.

За спиной леди Элизабет послышалось тактичное покашливание. Ларк подняла глаза. Улыбаясь, на нее смотрел спутник лорда Блэкстоуна. Верный Балтазар вжался в стену рядом с рыцарем и оттуда, щуря глаза, с опаской поглядывал на леди Элизабет.

Судя по всему, рыцарь был немало смущен тем, что оказался невольным свидетелем семейной сцены. Он отвел взгляд в сторону и начал поглаживать Балтазара между ушами.

— Матушка, прости меня.

— Нет, это я должна просить у тебя прощения.

Овладев собой, леди Элизабет заговорила с рыцарем.

— Это моя дочь Ларк. — Хозяйка замка указала дрожащей рукой на гостя и добавила: — А это сэр Роуленд Лоранж, друг лорда Блэкстоуна. С твоего разрешения, рыцарь, я на время удалюсь: мне необходимо сменить промокшее платье. Потом провожу тебя в твои покои.

Леди Элизабет приподняла подол длинного коричневого платья и, опустив голову, пошла прочь. В глазах у нее сверкали слезы, а поступь была не так легка, как всегда. Казалось, она несет на своих плечах непомерно тяжелый груз.

Роуленд взглянул на Ларк:

— Прими мои извинения. Я не поверил, что ты — леди.

— Роуленд Лоранж, я с легким сердцем прощаю всякого, кто признает свои ошибки.

На губах у рыцаря появилась недоверчивая улыбка.

— Охотно этому верю, леди Ларк, и искренне сожалею о своей оплошности. — Недоверчивая улыбка исчезла. — Сожалею также, что явился свидетелем твоей размолвки с матушкой.

— Может, оно и к лучшему.

Ларк посмотрела вслед Элизабет, затем перевела взгляд на Роуленда. Рыцарь по-прежнему поглаживал волка по голове.

— Странно, что тебе удалось так быстро подружиться с ним. Он не подпускает к себе никого из домашних.

— Ко мне льнет всякая живность, уж и не знаю почему, — любезно улыбнулся Роуленд.

Похоже, он сменил гнев на милость и относился к Ларк уже без прежней предвзятости.

— Перед твоей улыбкой никто не устоит — ни человек, ни зверь.

Как Ларк ни настраивала себя против сэра Роуленда, противостоять его обаянию не смогла.

— Уж не заигрываешь ли ты со мной, часом, милая леди? — Улыбка Роуленда сделалась еще шире.

— Тебе показалось. Чтобы увлечь меня, нужно нечто большее, чем привлекательная внешность и обаятельная улыбка. Я просто-напросто сказала тебе то, что думаю. Так что прибереги свое обаяние для какой-нибудь другой леди. Кстати, не могу отделаться от мысли, что ты по-прежнему считаешь меня союзницей шотландцев, которые напали на лорда Блэкстоуна и на тебя. Поверь, это не так. Если бы я желала смерти твоему другу, мне не составило бы труда подкараулить его у ворот замка и выпустить в него стрелу из арбалета в тот самый миг, когда он въехал на подъемный мост. Сделай доброе дело, объясни ему, что я и не думала убивать его и в сговор с шотландцами не вступала.

— С радостью передам ему твои слова, но сомневаюсь, что это заставит его изменить свое мнение.

— Наверное, ты прав, — грустно молвила Ларк.

Роуленд подошел к девушке. Теперь в его улыбке появилось лукавство. Похоже, рыцарь догадался, какую магическую силу имеет над ней взгляд лорда Блэкстоуна. И все же он не мог знать, что она поцеловала Блэкстоуна — то есть почти поцеловала. Или все-таки знал?

Ларк ответила сэру Роуленду вымученной улыбкой и, воспользовавшись тем, что в этот момент хлопнула дверь покоев леди Элизабет, поторопилась отвести от рыцаря взгляд.

— С твоего позволения, сэр Роуленд, я удалюсь на покой. Уже слишком поздно, а я очень устала. Желаю тебе доброй ночи. Вперед, Балтазар.

Рыцарь легонько коснулся локтя девушки.

— Могу я кое-что тебе сказать?

— Конечно.

— Не спеши осуждать лорда Блэкстоуна за его отношение к тебе. В прошлом году на жизнь моего друга было совершено не меньше десятка покушений. Поэтому у него есть все основания не доверять людям, а уж тебе и подавно. Он же видел тебя рядом с убийцами.

— Вот уж не знала, что на его жизнь столько раз покушались. Теперь уж он точно никогда мне не поверит.

— Сложный это вопрос. Я знаю Дракона с детства. Его отец был сеньором моего отца. Когда после смерти моего отца старший брат унаследовал наши земли, я никак не мог решить, как распорядиться своей судьбой. Тогда Стоук взял меня на службу, хотя у него никогда не было недостатка в наемниках.

Роуленд задумчиво поскреб рыжую щетину на подбородке, с минуту помолчал, а затем заговорил снова:

— Ну а потом мы вместе воевали в Святой Земле. Я уже потерял счет сражениям с сарацинами, в которых мы участвовали, зато отлично помню, что Стоук не единожды спасал мне жизнь. Более отважного и благородного друга у меня не было за всю жизнь. Тут дело такое — если Стоук кого полюбит, то навсегда, но уж если он затаил на человека зло, пиши пропало: его врага не спасет от гибели даже сам Господь Бог.

— Я не враг ему! — воскликнула Ларк.

— Дай Бог, чтоб это было так.

— Клянусь в этом перед Господом нашим и всеми святыми угодниками.

Ларк начала было креститься, но, заметив недоверчивый взгляд Роуленда, опустила руку. Роуленд тоже подозревал ее; может, он и не был в этом смысле столь непреклонным, как Стоук, но полного доверия у него к ней не было.

Ларк пошла прочь, чувствуя на себе пронизывающий взгляд рыцаря. Из покоев сэра Уильяма раздавался храп, заглушающий даже ее шаги. Казалось, еще немного, и от этого могучего храпа обрушатся стены замка. Ларк, однако, привыкла к этим звукам, как привыкают к скрипу ржавых петель в двери родного дома, к вони подгоревшего масла на кухне и к запаху дыма, поднимающегося над родным очагом. Знакомые звуки успокаивали Ларк и отвлекали ее от тревожных дум о графе Блэкстоуне.

Ларк прошла мимо плотно закрытой двери в спальню Элен.

«Бедняжка! Необходимо отговорить ее от брака с Черным Драконом», — решила девушка.

Планы планами, но у Ларк появилось предчувствие, что Дракон не уедет из замка, пока не убедится в том, что она не причастна к покушению на его особу. В самом мрачном расположении духа девушка добрела до своей спаленки, вошла и сделала то, чего никогда прежде не делала, — заперла дверь на тяжелый засов.

Стоук оторвался от шахматной доски и глянул поверх макушки Эвела в сторону винтовой лестницы, ведущей в жилые покои замка. Как всегда ослепительно улыбаясь, по лестнице спускался Роуленд. Стоуку, правда, показалось, что на этот раз улыбка у его приятеля не совсем естественная, а потому, не сводя с него взгляда, он терпеливо ждал, пока тот подойдет к столу.

— Доброй всем ночи. — Роуленд отвесил поклон Эвелу и сэру Говану, а потом, посмотрев на Стоука, спросил: — Можно тебя на пару слов?

Стоук встал и последовал за другом в угол комнаты, чувствуя на себе напряженные взгляды Эвела и Гована.

— Полагаю, ты уже видел леди Ларк? — осведомился Роуленд.

— Да, — тихо ответил Стоук. — И кроме того, я слышал, как она препиралась на лестнице со своей чертовой маменькой. Сдается мне, молодая леди не разделяет матушкиного энтузиазма по поводу предстоящего замужества Элен.

— Верно, не разделяет, причем до такой степени, что заработала за это пощечину от леди Элизабет. Я случайно оказался на лестнице, когда они сцепились, и все видел.

— Кажется, я понимаю почему. У леди Ларк удивительная способность доставлять окружающим одни неприятности.

— Кстати, о леди Ларк. Чертовка просила передать, что могла бы убить тебя, когда ты въезжал в замок, но не сделала этого. Разбойница божится, что у нее с шотландцами нет ничего общего.

— Когда мы с ней препирались на дороге, она утверждала то же самое. — Стоук умолк, погрузившись в размышления, затем посмотрел на друга: — Ты веришь ей?

— Честно говоря, не знаю.

— Я выясню правду, и довольно скоро.

Стоук оглянулся и заметил, что за ними внимательно наблюдает Эвел.

На мгновение их взгляды встретились, и Эвел тут же отвел глаза. Роуленд заметил этот обмен взглядами.

— Та-ак, похоже, ее братцу тоже кое-что известно о засаде. Что скажешь, если я понаблюдаю за леди Ларк, а ты — за Эвелом? — Глаза Роуленда загорелись охотничьим азартом.

— Нет, леди я сам займусь. Мы с ней не закончили одно дельце.

Странное дело, ему все больше хотелось заполучить беглянку.

Приходилось скрепя сердце признать, что с той минуты, как он волей случая встретился с Ларк, она непрестанно будоражила его воображение. Стоук хмыкнул: что ж, настал его черед потревожить беглянку.

Во сне Ларк мучили кошмары. Изрыгая из пасти языки пламени, за ней по лесу гнался огромный черный дракон. От нестерпимого жара на ней стало тлеть, а потом загорелось платье. В чем мать родила она бросилась бежать сквозь колючий кустарник. Дракон не отставал. Его огромные черные крылья плескались уже над самой ее головой. Скоро колоссальная тень чудовища накрыла беглянку, а в следующую минуту дракон протянул к Ларк огромные острые когти. Казалось, еще мгновение, и чудовище вонзит их ей в спину…

Ларк разбудил стук. Вздрогнув, она расширившимися от ужаса глазами всматривалась в темноту ночи, не вполне понимая, где находится, и задаваясь вопросом, куда вдруг подевался изрыгавший пламя дракон. Не обнаружив поблизости чудовища, Ларк поняла, что она не в дремучем лесу, а у себя в комнате, и с облегчением перевела дух.

Рядом с кроватью глухо заворчал Балтазар. Шерсть у него на загривке встала дыбом, а желтые глаза устремились в сторону окна.

— В чем дело, дружок? — Прежде чем лечь спать, девушка положила рядом с собой на тюфяк свой верный меч — до того одолевал ее страх перед Черным Рыцарем. Стиснув рукоять оружия и ощутив его привычную тяжесть, она откинула покрывало и спустила ноги на пол. Годы тренировок не пропали даром — близнецы Гарольд и Седрик своими выходками приучили сестру постоянно быть начеку. Парни имели дурную привычку неслышно пробираться в комнату Ларк, чтобы отхватить овечьими ножницами клок волос у нее с головы или забросать ее, спящую, конским навозом. Что и говорить, близняшки подчас бывали просто невыносимы.

За окном снова что-то стукнуло. Казалось, снаружи кто-то бьется головой о каменную стену ее покоев. Затем последовало сдавленное проклятие. Если это Черный Дракон задумал забраться к ней в окно, то действовал он не очень умело. Девушка подхватила подол старой тонкой ночной сорочки, переступила через ворох брошенной на пол одежды и на цыпочках подошла к открытому окну.

Был март, но ночи стояли теплые, а потому Ларк оставила ставни открытыми. Сквозь их распахнутые створки в комнату проникал лунный свет, придававший предметам зыбкие, загадочные очертания. Неожиданно в оконном проеме появился темный силуэт человека. С быстротой молнии Ларк просунула меч в окно и приставила острие к горлу незваного гостя.

— Кто таков?

— С ума сошла, Ларк? Это же я.

Она сразу узнала голос Эвела.

— В дверь постучать тебе не пришло в голову? — Девушка положила меч на стол возле окна.

— Пришлось соврать, чтобы освободиться от опеки лорда Блэкстоуна и его приятеля. Я сделал вид, что отправился на конюшню. Теперь они думают, что я прикладываю припарки к ноге захромавшего жеребца. Поскольку мне не терпелось с тобой поговорить, а путь через зал был заказан, пришлось залезть на крышу, а потом спуститься к твоему окну. Ты же помнишь, как мы лазали раньше по крышам?

— Тогда мы были совсем маленькими. А сейчас тебе уже тут не пролезть. Окошко-то тесное. — Ларк высунула голову в узкое окно и оказалась нос к носу с братом. Эвел висел на руках, вцепившись в каменный карниз.

— Я ненадолго. Потолкуем малость — и назад. Говори быстро, как ты оказалась в лесу без платья?

— Пожалуйста, не спрашивай.

— Ты должна сказать мне правду. Обязательно. Я ведь могу и упасть — так что не тяни. Ну, говори, что случилось!

— Обещаешь, что не проболтаешься близнецам? Если они пронюхают об этом, то вгонят меня своими насмешками в гроб.

— Думаешь, я не способен хранить тайну? — обиделся Эвел.

— Извини, это я так спросила.

Со старшим братом у Ларк с давних пор сложились самые доверительные отношения — даже более доверительные, чем с Элен. Помолчав секунду, она поведала брату свою беду.

— Это был какой-то кошмар, Эвел. Кто-то пытался убить лорда Блэкстоуна, и он думает, что я причастна к этому. — Ларк без утайки рассказала брату обо всем, что случилось на мосту, и, грустно потупившись, закончила: — Ну вот, я сказала ему правду, а он отказывается мне верить.

— Чушь какая-то! Не думает же он, что ты в самом деле участвовала в заговоре?

— Именно так он и думает. И боюсь, мне не удастся убедить его в обратном.

Неожиданно снизу, со двора, донесся громкий окрик:

— Эвел, это ты, что ли?

Услышав знакомый голос, Ларк воспрянула духом. Этот голос сулил ей радость и обещание счастья в недалеком будущем. Под окном ее спальни вырисовывалась в лунном свете стройная фигура лорда Эвенела.

— Эвенел, друг мой! — закричала Ларк, не в силах справиться с сердечным волнением.

Эвел опустил голову и посмотрел на Эвенела. В этот момент его руки задрожали, потеряли опору, и он начал съезжать с гладкого каменного уступа. Ларк схватила брата за руку.

— Эвел, держись!

— Рад бы, да не могу!

Ларк чувствовала, как влажная рука брата постепенно выскальзывает из ее пальцев. Царапнув ногтями по гладкому камню, Эвел скрылся за краем карниза.

— Спаси, Господи!

Вопль Эвела эхом отозвался в каменном мешке замкового двора. Падая, он попытался уцепиться за воронку жестяного водостока. Из-за воронки сыпались мох и какая-то труха, а затем тонкая жесть согнулась, Эвел сорвался и, кувыркнувшись через голову, полетел вниз, на лорда Эвенела.

Ларк успела заметить, как лорд Эвенел попытался отойти в сторону, но не успел ступить и шага: размахивая в воздухе руками, как птица крыльями, Эвел всей массой обрушился прямо на молодого лорда.

— Матерь Божья, Эвел! Эвенел! — Не помня себя от ужаса, Ларк выбежала из комнаты и помчалась по коридору.

Глава 5

Ларк как безумная неслась по коридору. Из-за угла вышла леди Элизабет, и девушка на всем ходу налетела на нее. К счастью, в последний момент Ларк все же сбавила скорость и, обхватив мать за плечи, удержала ее от падения.

— Силы небесные, что случилось? — Элизабет грозно сдвинула брови и, вновь утвердившись на ногах, оттолкнула от себя руки дочери.

— Прости меня, матушка! — Ларк махнула матери рукой и припустила к лестнице. — Может случиться так, что свадьбы не будет вовсе! — крикнула она на бегу.

— Что такое? — Вопль Элизабет эхом отозвался под каменным сводом.

Ларк, оставив крики матери без внимания, перепрыгивала через две ступеньки. Леди Элизабет последовала за дочерью.

— Ларк, остановись и объяснись!

— Извини, только не сейчас!

В полукруглой арке, ведущей в зал, Ларк столкнулась с поднимавшимся наверх лордом Блэкстоуном. Стоук схватил девушку за руки.

— Говори, что еще случилось? Мы все слышали какой-то крик.

Ларк отвела глаза и торопливо пробормотала:

— Кромешный ужас — вот что случилось! Святые угодники, ведь лорд Эвенел мог погибнуть! Он вовсе не так крепок, как Эвел. Боюсь, лорд сильно покалечился, а мать, уж конечно, во всем обвинит меня. Скажет, что я замыслила это специально, чтобы помешать свадьбе.

Выпалив все это единым духом, девушка не слишком вежливо оттолкнула Черного Рыцаря и помчалась дальше.

Рядом с лордом Блэкстоуном стоял сэр Гован.

— Эвенел? Покалечился? — изумленно пробормотал старый рыцарь. — Кровь отхлынула от его лица. — Избави нас, Боже, от напасти! — Придерживая ножны длинного меча, с которым он не расставался ни на секунду, старик потрусил за Ларк.

Стоук, недовольно усмехнувшись, последовал за ними, но тут с лестницы донеслись торопливые шаги. Казалось, в этот очень поздний час в замке решительно никто не спал. Из-за поворота лестницы, воздев к потолку руки, вылетела леди Элизабет.

— Прошу простить мою дочь, милорд. Она просто вне себя. Я всю жизнь учила ее хорошим манерам и сдержанности, да, как видно, не научила.

Тут она заметила, как Ларк и сэр Гован распахнули тяжелые двери зала, чтобы выйти во двор, и, не сдержавшись, погрозила им пальцем.

— Ларк! Сейчас же остановись и скажи, что происходит! Ларк, ты слышишь, что я сказала?

Ответом ей был громкий хлопок дверных створок.

— Извините меня, милорд.

Леди Элизабет поспешила за дочерью.

Стоук, весьма заинтригованный появлением в замке неизвестного ему лорда Эвенела, направился во двор. Он полагал, что мужчина, отважившийся на брак с такой медноголовой фурией, как леди Ларк, должен либо быть последним кретином, либо обладать особым умением выбивать из женщин дурь.

Как ни странно, при мысли о том, что другой мужчина скоро будет ласкать леди Ларк, рыцарь нахмурился и ускорил шаг. Пронзительный визг леди Элизабет, далеко обогнавшей Стоука, служил ему путеводным маяком и указывал, куда направить свои стопы.

Выйдя во двор и оглядевшись, рыцарь наконец понял, из-за кого в замке поднялась сумятица. Эвел, сам едва стоявший на ногах, помогал жениху Ларк подняться с каменных плит двора. Не совладав с ревностью, Стоук вцепился в рукоять меча, но, приглядевшись к лорду Эвенелу, убрал руку с оружия.

Вновь прибывший был лишь на дюйм выше леди Ларк. Его юное, бледное как мел лицо покрывала испарина, а на безвольном подбородке красовался глубокий порез, из которого сочилась кровь. В светлых голубых глазах молодого рыцаря отражался страх. Его лицо с правильными чертами выражало доброту, но ему не хватало решительности и необходимой для воина жесткости. Всем своим обликом лорд Эвенел напоминал скорее мальчишку-переростка, нежели зрелого мужа.

Теперь Стоук понял, почему леди Ларк выбрала себе в мужья именно этого хрупкого молодого человека — она могла вертеть им как ей заблагорассудится. Стоук тут же поклялся себе, что девушка никогда не будет принадлежать этому сопливому юнцу. Все сложится по-другому: так, как захочет он, Стоук.

Из ночной тьмы неожиданно появился Роуленд и подошел к рыцарю.

— Что здесь произошло? — проговорил Стоук, вернувшись к реальности и снова устремив взгляд на лорда Эвенела, которого поддерживали под руки Эвел и сэр Гован.

— Ну, если коротко, то Эвел вовсе не пошел на конюшню, как сказал нам. Ему, должно быть, позарез нужно было переговорить со своей сестричкой. Он залез на крышу, а потом спустился к ее окну, но, как видно, не удержался на карнизе и рухнул вниз. Зрелище, доложу тебе, было презабавное. Парень при падении подмял под себя женишка нашей маленькой разбойницы, который вышел во двор, чтобы приветствовать ее. Теперь леди Ларк вертится около своего кавалера и изображает умудренного опытом лекаря.

Стоук отыскал глазами Ларк.

— Эвенел, ты жив? — Ларк с такой страстью обхватила жениха за шею, что едва вновь не сбила бедолагу с ног.

— О да, миледи, со мной все в порядке.

— Я так за тебя испугалась!

Наблюдая за этой сценой, Стоук скептически усмехнулся, но когда девушка стиснула в ладонях обрамленное каштановыми локонами лицо Эвенела и поцеловала его, издевательская ухмылка рыцаря бесследно исчезла. Между тем Эвенел обнял Ларк за талию и ответил на ее поцелуй.

До боли стиснув зубы, Стоук думал, прекратится ли когда-нибудь этот бесконечный поцелуй? Он оглянулся на леди Элизабет. Черт побери, ну почему мамаша не растащит этих юнцов? Поскольку леди Элизабет никак не отреагировала на его красноречивый взгляд, Стоук не выдержал и сам шагнул к целующейся парочке.

Словно повинуясь мысленному приказу Стоука, девушка и лорд Эвенел отпрянули друг от друга.

— Я так скучала без тебя, Эвенел, — прошептала Ларк.

Ее золотистые, медовые глаза с обожанием смотрели на суженого, а губы, чуть припухшие от поцелуя и алевшие, как распустившийся мак, едва заметно раздвинулись, обнажив в нежной улыбке безупречно ровные белые зубы.

— Я тоже с нетерпением ждал встречи с тобой. — Лорд Эвенел погладил руку невесты, поднял глаза и в этот момент с удивлением обнаружил, что вокруг него и Ларк собралась уже целая толпа. Щеки у него порозовели от смущения, и он, внезапно раскашлявшись, отстранился от Ларк.

— Почему ты не предупредил нас о своем приезде, милорд? Нехорошо. — Леди Элизабет кокетливо погрозила молодому человеку пальчиком.

— Прошу прощения, леди Элизабет. Конечно же, мне следовало уведомить тебя о своем визите письмом, но так уж вышло, что поначалу никто не мог ехать, поскольку дороги развезло от ливней, ну а потом, когда они просохли, посылать гонца уже не имело смысла. Таким образом, я оказался в Сент-Вейле неожиданно для тебя, миледи, и всех твоих домочадцев.

— Что с тобой, Эвел? Ты опять лазал по крышам? Мне казалось, я отучила тебя от этого много лет назад. — Леди Элизабет посмотрела на сына укоризненным взглядом, а затем обратилась к Эвенелу: — Надеюсь, этот увалень не поранил тебя, милорд?

— О нет. Ничего страшного со мной не случилось.

— Слава Всевышнему! Было бы ужасно, если бы ты не попал на собственную свадьбу только потому, что моему увальню, — тут леди Элизабет вновь метнула на Эвела укоризненный взгляд, — взбрело в голову лазить по крышам. В замке есть двери, Эвел. Будь любезен, пользуйся впредь дверью.

— Мать, прошу тебя! — попытался остановить ее Эвел.

— Благодари Бога, что Эвенел жив и здоров, — отозвалась леди Элизабет, подавляя в зародыше попытку сына противостоять ей. — Если бы с ним что-нибудь приключилось, не знаю, что бы я с тобой сделала. Ларк уж так сюда торопилась, что я испугалась, не расшиблись ли вы с Эвенелом в лепешку.

Леди Элизабет окинула дочь критическим взглядом, потом посмотрела, слушает ли Стоук, и обратилась уже ко всем домочадцам, включая и старика Гована.

— У нас в замке творится Бог знает что. Если так и дальше пойдет, ни один лорд не захочет почтить нас своим присутствием. К примеру, когда приехал лорд Блэкстоун, мой муженек до того довел меня своим пьянством, что я швырнула в своего благоверного кубком, но по несчастному стечению обстоятельств угодила прямо в лоб нашему знатному гостю. Не сомневаюсь, лорду Блэкстоуну хорошо известно, как я сожалею о допущенной оплошности. Но если бы только это… Лишь несколько минут назад по милости Эвела едва не покалечился благородный лорд Эвенел. Не дай Бог, пойдет слух, что мы дурно обращаемся с женихами. Кто, спрашивается, приедет тогда на свадьбу Элен и Ларк?

— Не беспокойся, мамочка. На дармовое угощение съедутся все, даже самые дальние из наших соседей! — Тут Ларк неожиданно напоролась на пронизывающий взгляд Стоука, и весь ее боевой задор бесследно испарился.

Девушка опустила руки и прижала сорочку к бедрам. Казалось, она опасалась, как бы Черный Рыцарь не набросился на нее и не сорвал с нее последние покровы. Стоука ничуть не смутил этот жест, и он, забавляясь смущением Ларк, скользил взглядом по ее фигуре. Только усилием воли рыцарь подавил желание подойти к Ларк и провести широкой ладонью по плавному изгибу ее бедер.

Совершив путешествие по телу Ларк, пристальный взгляд Стоука сошелся в поединке с медовыми глазами девушки. Во взгляде строптивицы сквозили вызов и презрение, а вспыхивавшие в золотистой глубине ее глаз искры свидетельствовали о страстности ее натуры.

«Вот дьявольщина! — подумал Стоук. — Девочка-то пылкая и, похоже, с воображением. Уж не надела ли она эту ветхую сорочку специально — чтобы поддразнить меня и всех окружающих мужчин? Вероятно, Ларк такая же притворщица и лицедейка, какой была при жизни Сесиль. Да есть ли в этой девице хоть капля искренности?» Стоук улыбнулся: ничего, настанет миг, когда рядом с Ларк не будет ни жениха, ни маменьки, и уж тогда он сорвет с нее одежду и проверит на деле, какова сила ее страсти.

— Прости, Эвенел, что я обрушился на тебя с крыши. Надеюсь, ты не держишь на меня зла? — Эвел по-братски хлопнул лорда Эвенела по плечу.

— Нет, конечно, — ответил молодой рыцарь и обратился к Стоуку: — Ты, сэр, должно быть, граф Блэкстоун?

— Именно так. Собственной персоной, — вмешался в разговор Эвел и пояснил Стоуку: — А это, милорд, лорд Эвенел, барон Листмор.

Лорд Эвенел низко поклонился Блэкстоуну:

— Я много слышал о тебе, милорд.

— Надеюсь, ничего предосудительного?

Неприязнь к молодому человеку переполняла Стоука.

— Что ты, милорд, напротив! Барды слагают баллады, прославляющие твою доблесть. Ты расскажешь нам, каково было сражаться в Святой Земле бок о бок с королем Ричардом? Как ни хотел я отправиться в поход, отец не позволил мне этого.

Стоук собирался сказать юнцу что-нибудь ехидное, но леди Элизабет перебила его:

— Прошу вас, милорды, продолжить беседу о героическом походе в зале, где лорду Эвенелу будет удобней. Эвел, голубчик, проводи гостей и вели Вире подать на стол холодной говядины.

— Пойдем в зал, милорд, нам не терпится услышать о твоих приключениях.

Кивнув Стоуку, Эвел обнял лорда Эвенела за плечи, и они пошли в жилые покои.

Прежде чем последовать за ними, Стоук посмотрел на Ларк. Ее взгляд выражал высокомерие и враждебность.

«Что ж, — решил Стоук, — пусть это будет последним деянием в моей жизни, но я сотру надменность с ее лица».

Криво усмехнувшись, рыцарь в сопровождении старого Гована неторопливо направился в зал. Он твердо знал одно: сегодня Ларк не удастся от него ускользнуть — ее мать позаботится об этом.

Стоук заметил, что не только он сам, но и Роуленд все это время тоже бросал на Ларк вожделеющие взоры, и замедлил шаг, загораживая девушку от взгляда приятеля.

— Вот это я понимаю, — сказал с ухмылкой Роуленд. — Выскочить из постели чуть ли не нагишом, чтобы броситься на выручку жениху, — клянусь, это дорогого стоит!

— Осторожно, друг мой. Когда перед тобой такая особа, как леди Ларк, следует не восхищаться ее доблестями, а опасаться хитрости и подвоха.

— Я бы не возражал, если бы она испытала свои хитрости на мне.

— Держись от нее подальше, Роуленд, очень тебя прошу.

Роуленд положил руку на плечо Стоуку.

— Ты советуешь мне держаться от нее подальше, потому что желаешь мне добра или решил приберечь ее для себя?

— Пока не знаю.

— Лучше тебе вообще перестать смотреть в ее сторону. Ты приехал сюда, чтобы взять в жены не леди Ларк, а ее сестру — вот и займись делом.

— Ты прав. Но незачем напоминать мне об этом. Я и не подумал бы жениться на такой фурии, как леди Ларк.

— Вот и славно, потому как она выходит замуж за лорда Эвенела.

Приказав себе забыть на время о Ларк, Стоук обнял сэра Роуленда за плечи и пошел вместе с ним в жилые покои.

Когда за рыцарями захлопнулась дверь, леди Элизабет схватила Ларк за руку и повернула к себе лицом.

— Как ты посмела выйти из дому в этой тряпке? Ты же голая!

— Матушка, если уж ты решила воспитывать меня, подожди хотя бы до утра!

— Не стану я ждать! Только представь, что подумают о тебе лорд Эвенел и лорд Блэкстоун? Меня не так волнует лорд Эвенел, он — твой жених, а стало быть, почти член семьи. Но вот лорд Блэкстоун! Он смотрел на тебя как на дешевую шлюху!

— Мне нет дела до того, что думает обо мне Блэкстоун! — Ларк чуть было не брякнула в пику матери, что рыцарь уже видел ее голой, но вместо этого сказала: — Уверена, он не видел ничего такого, что могло бы оскорбить его взор.

— Ты, по обыкновению, обращаешь все в шутку. А между тем я видела, как он пожирал тебя глазами. Ты притягиваешь его взгляды — это несомненно, но я не позволю тебе встать между ним и Элен.

— Ты и вправду думаешь, что я выскочила во двор в ночной сорочке, чтобы соблазнить его? — с негодованием воскликнула Ларк. — Да я скорее лягу в постель с деревенским дурачком, чем с Блэкстоуном!

— К чему этот издевательский тон? Лорд Блэкстоун вовсе не так прост, как тебе кажется. Ты распалила его и теперь жди беды! Блэкстоуну ничего не стоит зажать тебя где-нибудь в углу и удовлетворить свою похоть. Господи, ну почему ты не накинула хотя бы платок? И почему я не сожгла это рванье, в котором ты спишь? Как только мы вернемся в замок, я тотчас швырну твою сорочку в очаг.

— Ты же знаешь, что я не засну, не подложив под голову любимую подушку, набитую гусиным пухом, и не надев эту сорочку. Но ношу ее я только в спальне. Просто я так испугалась за Эвенела и Эвела, что выбежала в чем была. Так что оставь мою сорочку в покое. Вот выйду замуж — увезу ее с собой: подальше от твоих глаз.

— Ну уж нет. Я не позволю тебе позорить свое доброе имя, так что расхаживать в этом рванье в доме лорда Эвенела ты не будешь! Скромность — лучшее украшение леди, а твоя сорочка больше открывает, чем скрывает…

Ларк задрожала от негодования.

— О чем ты только говоришь?! Если тебя кто услышит, так решит, что я и вправду вышла голая. Перестань донимать меня! Я, миледи, не желаю больше тебя слушать!

Ларк надеялась выплеснуть гнев, но, чувствуя, что он не покидает ее, побежала прочь. Она опасалась наговорить матери гадостей, о чем сожалела бы потом до конца своих дней.

— Не хочешь слушать меня — не слушай! Только не забудь, что Блэкстоун — жених твоей сестры! — крикнула Элизабет.

— Как я могу об этом забыть? — выдохнула Ларк.

После ссоры с матерью девушка окончательно утвердилась в мысли, что отговорить Элен от брака с Блэкстоуном необходимо. Ну а если мать станет слишком уж досаждать Элен, что ж, в таком случае Элен может переехать в замок Эвенела. Они заживут втроем, если, конечно, Эвенел не передумает жениться на ней. А он не передумает, поскольку ему нужно ее приданое, чтобы пополнить свой тощий кошелек. Так что Эвенелу придется терпеть ее капризы. Но прежде следует избавиться от домогательств Черного Дракона, а для этого нужно убедить рыцаря в своей непричастности к покушению на его жизнь. Ларк вздохнула. Заставить Дракона поверить ей, представлялось крайне непростым делом.

Под высокими сводами гремели возбужденные голоса мужчин. Эвел, Эвенел, Гован и Роуленд стояли в центре зала и, несмотря на предрассветный час, оживленно разговаривали. Только Стоук не принимал участия в беседе. С непроницаемым выражением лица он держался в стороне от рыцарей и о чем-то напряженно размышлял.

Войдя в зал, Ларк хотела, не привлекая к себе внимания, незаметно проскользнуть наверх, к себе в спаленку, но легкие шаги на лестнице заставили ее прижаться к стене.

Придерживая подол зеленого шелкового платья, по лестнице торопливо спускалась Элен. Пышные каштановые волосы струились у нее по спине и плечам. Девушка позевывала и походила на заспанную речную нимфу. Длинная накидка, которой она прикрыла плечи, не могла скрыть совершенства ее стройной, с плавными изгибами и округлыми формами, фигуры. Элен вышла из арки, ведущей к лестнице, лебедем вплыла в зал и сразу же увидела Блэкстоуна. Вспыхнув от смущения, она подошла к гостю, плавно повела в стороны руками и, склонившись перед ним в изящном поклоне, мелодичным голосом произнесла:

— Приветствую тебя, рыцарь.

Ларк скрестила руки на груди, прислонилась спиной к стене и, устремив взгляд на Элен и ее предполагаемого жениха, обратилась в слух. Ей до смерти хотелось узнать, чем закончится первая встреча Черного Дракона и ее красавицы сестры. Стоук, однако, молчал и бесстрастно изучал лицо и фигуру леди Элен. Между тем, заметив Элен, непринужденно болтавшие рыцари замолчали и разом повернулись к девушке. Ларк озадаченно нахмурилась: ей так и не удалось понять, какое впечатление произвела Элен на лорда Блэкстоуна.

Между тем Стоук все так же невозмутимо разглядывал Элен, скользя взглядом по ее полной груди, тонкой талии и крутым бедрам. Озадаченная странным поведением жениха и его пристальным взглядом, Элен смутилась, опустила глаза, и на ее алых губах появилась робкая улыбка.

Наконец Стоук сделал шаг к Элен, приподнял ее подбородок и посмотрел в глаза.

— Рад видеть тебя, миледи. Люди говорят правду: ты и впрямь хороша как майский день.

Голос Стоука звучал спокойно и бесстрастно. Элен никак не ожидала от жениха такого равнодушия. До сих пор мужчины не обделяли ее вниманием. Окончательно смешавшись, она побледнела и устремила на Стоука испуганный взгляд огромных карих глаз. Губы ее едва заметно шевелились, но с уст не срывалось ни звука.

Ларк охватило желание отвесить сестре хорошую оплеуху, чтобы вывести ее из состояния ступора. Мысль применить к Элен меры физического воздействия посетила ее впервые в жизни. Прежде она постоянно защищала Элен от нападок близнецов, готовых насолить каждому.

Однако, устыдившись своего позорного намерения, Ларк вспыхнула от стыда.

Пылая гневом после ссоры с дочерью, в зал вошла леди Элизабет. От нового унижения Ларк спасло то, что взгляд матери был прикован к Элен и Блэкстоуну. В этот миг для леди Элизабет не существовало на свете никого, кроме дочери и ее жениха.

— Вот, милорд, ты и познакомился с моей доченькой, — проворковала Элизабет, обнимая Элен за плечи. — Разве она не прелесть?

— О да, миледи.

Стоук даже не взглянул на хозяйку замка. Возвышаясь над бедняжкой Элен, он неотрывно смотрел ей в глаза. Ларк видела, что гигантский рост и необъятные плечи Стоука внушали кроткой невысокой Элен едва ли не священный трепет.

— Я была уверена, милорд, что ты оценишь ее красоту. — Глаза Элизабет вспыхнули от гордости за дочь. — Правда, я планировала эту встречу на утро. Скажи, детка, почему ты поднялась?

Элен будто во сне посмотрела на мать и прошептала:

— Я слышала громкий крик. Что случилось?

— Это я кричал. — Эвенел шагнул к Элен.

— Ах, лорд Эвенел, наконец-то ты почтил нас своим присутствием. — Элен протянула юноше дрожащую руку, и на ее бледном испуганном лице заиграл легкий румянец.

Эвенел бережно сжал в ладонях холодные пальцы Элен.

— Неотложные дела задержали меня дольше, чем я предполагал, миледи. Все началось с того, что я поймал своего управителя на воровстве и выгнал его. Засев за счетные книги, чтобы определить размеры ущерба, я, к своему ужасу, обнаружил, что этот негодяй едва не пустил меня по миру.

— Какой ужас! Я знаю, милорд, проза жизни не для тебя. Надеюсь, ты уже подобрал себе нового управителя?

— Да, но ему еще предстоит многому научиться… Не хочу вдаваться в подробности, скажу только, что я засадил его за книги, а сам вскочил на коня и примчался в Сент-Вейль.

— Я очень, очень рада тебя видеть. — На хорошеньком личике Элен появилось подобие улыбки. Впрочем, улыбка тут же сменилась выражением беспокойства. — Надеюсь, ты не пострадал? Во дворе так кричали…

— Правду сказать, кричал не я, а Эвел.

Элен вопросительно посмотрела на брата:

— Я упал с крыши, — пробормотал Эвел.

— Господи, ты не ушибся?

— Разве что самую малость. Как-никак опыт падений с крыш у меня имеется. Да и Эвенел не позволил бы мне разбиться.

— Ты не пострадал? — Элен встревоженно посмотрела на Эвенела.

— Ну что ты! Он у нас парень хоть куда — выносливый, — хмыкнул Эвел и хлопнул Эвенела по плечу.

Ларк невольно залюбовалась Эвелом и Эвенелом. Наверное, только отца она любила сильнее. Ее восхищали непринужденные отношения, сложившиеся между молодыми людьми. С того дня, как Эвенел, совсем еще зеленым юнцом, впервые приехал в Сент-Вейль, он крепко сдружился с Эвелом. Временами Ларк даже ревновала Эвенела к брату. Как никто другой, Эвел понимал причуды приятеля и казавшиеся многим странными движения его души.

Эвенел частенько приглашал Эвела на прогулку, словно не замечая того, что Ларк тоже хочется пойти с ними. Впрочем, ревность мучила девушку лишь до того момента, пока друзья не скрывались за поворотом дороги. Ее деятельная натура не терпела пустоты, и она тотчас находила себе занятие и забывала о том, что приятели, в сущности, пренебрегли ею. Однако справедливости ради надо отметить, что Эвенел, проводя время в обществе Ларк, во всем потакал ей.

— Если у него что и болит, то до свадьбы заживет. — Старый сэр Гован подмигнул Эвенелу.

— Откуда только ты все знаешь? — смущенно зарделся Эвенел.

Судя по всему, в эту минуту он подумал о Ларк. Оглянувшись в поисках невесты и заметив, что она стоит в тени у дальней стены зала, Эвенел приветливо улыбнулся ей.

Ларк ответила ему радостной улыбкой. Больше всего на свете ей хотелось прижать своего суженого к сердцу и снова поцеловать. Прошло уже много времени с тех пор, как Эвенел в последний раз приезжал в Сент-Вейль, и Ларк очень соскучилась по нему.

Когда она устремила на жениха пылкий взор, взгляд ее скользнул по широкой спине Черного Рыцаря. Случайно или намеренно, но Стоук в этот момент сделал шаг и загородил Эвенела от взглядов невесты. Ларк топнула ногой: желание стукнуть боевой палицей по широкой спине Блэкстоуна становилось нестерпимым — тем более что Черный Рыцарь лишил ее последней возможности поддерживать контакт с женихом. Подойти же к Эвенелу в ветхой сорочке она не решалась: слишком свежи еще были у нее в памяти воспоминания о жадных взглядах Стоука и скандале с матерью, обвинившей дочь в недостатке скромности.

— Пойдем-ка, доченька, в кроватку. — Элизабет обняла Элен за плечи. — Довольно с тебя встреч и разговоров. Эвел, ты еще наговоришься с лордом Эвенелом утром. А сейчас, прошу тебя, проводи гостей в их комнаты. Гован, разбуди-ка Виру, да вели ей принести холодные закуски для лорда Эвенела.

— Будет исполнено, миледи, — поклонился старик и, тяжело ступая по каменным плитам, отправился на поиски Виры.

Леди Элизабет, казалось, напрочь забыла о существовании Ларк.

Подхватив под локоток младшую дочь, она пошла с ней к лестнице.

Ларк только и ждала того, чтобы мать отправилась провожать Элен. Правда, ей нужно еще ускользнуть и от лорда Блэкстоуна, но тот, к счастью, вел себя довольно мирно и удостоил Ларк одного-единственного косого взгляда. И неудивительно, рыцарь во все глаза смотрел вслед удалявшейся на покой Элен.

В не меньший восторг от созерцания форм Элен пришли Роуленд и Эвенел. Они так увлеклись, разглядывая ее попку, обтянутую шелковым платьем, что Эвелу пришлось хлопнуть в ладоши и громко сказать:

— Милорды, если вы не передумали идти спать, прошу следовать за мной.

Лорд Блэкстоун обернулся к Ларк. Тяжелый взгляд его черных глаз пригвоздил девушку к месту. Черный Рыцарь в который уже раз разглядывал ее тело, белевшее сквозь ночную сорочку. Когда Стоук снова взглянул на ее лицо, Ларк решила, что он сравнивает ее с Элен.

Казалось, он прочитал ее мысли. Гипнотический взгляд черных глаз Блэкстоуна словно говорил: «Ты будешь моей, Ларк, и очень скоро».

Не проронив ни слова, он последовал к лестнице за Эвелом и Роулендом.

Ларк не двинулась с места, пока шаги рыцаря-великана не затихли. Она не сомневалась, что в эту ночь не сомкнет глаз. Рыцарь бросил ей перчатку, и она должна эту перчатку поднять.

Через несколько минут, когда Ларк крадучись шла по лестнице, до нее донеслись голоса мужчин. Она навострила уши.

— Милорд, ночь холодна, не прислать ли тебе хорошенькую служаночку, чтобы она согрела тебе постель? — Молодой свежий голос, без сомнения, принадлежал Эвелу.

— В этом нет нужды. Просто покажи мне мою комнату. — Низкий звучный голос собеседника Эвела мог принадлежать только одному человеку на свете — Черному Дракону, лорду Блэкстоуну.

— В отличие от моего друга я придерживаюсь другого мнения. После жаркой Аравии мне необходима девчонка, чтобы разогнать застывшую кровь. — В голосе Роуленда звучало неподдельное веселье.

— Не сомневайся, рыцарь, я пришлю тебе такую, что небу жарко станет…

Ларк возблагодарила святых заступников, что комната, предоставленная Блэкстоуну, находится в другом крыле здания. Примерно год назад, когда леди Элизабет решила в целях экономии сыграть две свадьбы одновременно, она начала убеждать сэра Уильяма, что к жилым помещениям замка необходимо пристроить крыло с комнатами для гостей. Сначала сэр Уильям храбро отражал нападки супруги, но потом не выдержал и согласился с ее доводами. Новое крыло с главным зданием соединял длинный гулкий коридор. Хвала Всевышнему, Стоука поселили именно в комнате для гостей, и для того, чтобы добраться в темноте до спаленки Ларк, ему пришлось бы идти довольно долго.

Наконец разговоры и шаги наверху затихли. Но не успела Ларк одолеть еще несколько ступенек, как услышала голос матери — та пожелала спокойной ночи Элен. Таких теплых и нежных слов Ларк за всю жизнь не слыхала от матери. Когда дверь в покои леди Элизабет захлопнулась, Ларк одним духом взлетела наверх, прошла по коридору и в задумчивости остановилась около двери в комнату Элен. Ей не терпелось побеседовать с сестрой, но вместе с тем не хотелось беспокоить ее. К удивлению Ларк, дверь, тихо скрипнув, отворилась, и Элен пригласила сестру войти.

— Тс-с! — Элен приложила палец к губам. — Мне нужно поговорить с тобой.

Ларк проскользнула в спальню, закрыла за собой дверь и огляделась. В комнате сестры царил удивительный порядок. Безупречно чистое вышитое покрывало было аккуратно заправлено и подвернуто под матрас, взбитые подушки правильными прямоугольниками красовались в изголовье. Казалось, Элен и не ложилась на постель. Деревянный стол у стены был так натерт воском, что Ларк увидела в столешнице свое отражение.

— Лорд Блэкстоун мне очень понравился. — Элен обняла сестру. — И я не могла не сказать тебе об этом.

— Стало быть, ты полюбила его? — Ларк недоверчиво взглянула на сестру. — Помнится, увидев его, ты так перепугалась, что и слова-то вымолвить не могла.

Ларк заметила, как при этих словах в глазах сестры полыхнуло пламя. Никогда еще не видела она сестру такой возбужденной.

— Перепугалась, правда. Но только поначалу. Между прочим, матушка говорит, что он — человек грубоватый и резкий, но вовсе не злой. Просто у него манера такая — как-никак он полжизни провел в походах. Очень надеюсь, что он назовет меня своей женой. К тому же лорд Блэкстоун красив, правда?

— Ну… если тебе нравятся вырезанные из мореного дуба языческие идолы, тогда он и впрямь может показаться красивым.

— Да ну тебя, — усмехнулась Элен, но тут же снова заговорила о достоинствах своего жениха: — У него прекрасные, выразительные глаза. А ресницы? Скажи, ты заметила, какие у него длинные ресницы?

— У моего любимого жеребца Деболта тоже красивые глаза, да и ресницы подлиннее.

— Прекрати. — Элен засмеялась. — По-моему, у коня не может быть красивых ресниц и глаз.

— Будь ты рыцарем, за такие слова я вызвала бы тебя на поединок! — Ларк лукаво взглянула на сестру. — А впрочем… отчего бы мне и вправду не вызвать тебя? Не терплю, когда оскорбляют моего верного Деболта. Уж лучше я погибну, защищая его честь. Итак, жду ответа! Ты сама выберешь оружие или это сделать мне?

Элен прыснула от смеха, но затем, приблизив губы к уху сестры, прошептала:

— Тише, Ларк, тише. Нас может услышать матушка. И потом, на своих словах я не настаиваю, поскольку ничего не смыслю в лошадях. Уж если глаза лорда Блэкстоуна и сравнивать с чьими-то, так только с глазами лорда Эвенела.

Ларк схватила сестру за руку.

— Нет прекрасней глаз, чем у Эвенела! Они синие, как море, и сверкают, как сапфиры. Помнишь, как я в детстве дразнила его то сэром Васильком, то лордом Светлячком?

— Да уж, доставалось ему!

— Еще бы! — Ларк всегда гордилась своими проделками. — А вот лорд Блэкстоун такого обхождения не потерпел бы. Потому что сам никогда не шутит и не любит, когда шутят другие!

Элен обиженно посмотрела на сестру:

— Он тебе что, совсем не нравится?

Говорить о Блэкстоуне то, что Ларк думала, в ее намерения не входило.

— Скажи, Элен, неужели Блэкстоун и впрямь так уж тебе нравится?

— Да. Уверена, он станет прекрасным мужем. — Помолчав, Элен добавила: — Мне было приятно его прикосновение, когда он дотронулся до моего подбородка.

— В брачную ночь он дотронется не только до твоего подбородка. Этот грубиян, от которого воняет конюшней, всю тебя истопчет и изломает. Что тогда будешь делать?

Элен зарделась, а Ларк вдруг поняла, что перешла на язык конюхов и оруженосцев, и смущенно закашлялась.

— Извини. Ты знаешь, что я имею в виду.

— Думаю… поначалу я буду испытывать чувство неловкости. — Элен потупилась и начала нервно теребить в руках белоснежный платок с монограммой.

— Неловкости… — иронически усмехнулась Ларк. — Это, знаешь ли, мягко сказано. Он же настоящий чурбан.

Ларк вспомнила, как Черный Рыцарь повалил ее на землю и почти коснулся ее губ поцелуем. Нет, Элен никогда не перенесла бы подобного обращения.

— Не такой уж он чурбан. Один раз Блэкстоун уже был женат.

— То-то и оно! Похоже, его первая жена была такой же послушной и кроткой овечкой, как ты, и не сумела уклониться от выполнения супружеского долга. Тебе, Элен, придется ложиться с ним в постель, так что смотри, как бы тебя не постигла участь этой несчастной.

— По-моему, ты рисуешь все слишком уж мрачными красками. А ведь тебе, не забывай, тоже придется возлечь на супружеское ложе — с лордом Эвенелом. — На личико Элен набежала легкая тень.

— В отличие от тебя я умею постоять за себя. Если лорд Эвенел сделает мне больно в первый раз, второго раза ему не видать как своих ушей. Я дам ему понять, что я — не его собственность. Ну а если Эвенел проявит настойчивость, ему придется познакомиться с моим копьем.

Ларк представила себе, как будет гоняться за Эвенелом по спальне с копьем в руке, и прыснула.

— Ты не посмеешь запретить Эвенелу заходить к тебе в спальню, — сказала Элен.

— Еще как посмею!

— Когда любишь супруга, не отказываешь ему.

— Мы сейчас говорим не о любви, а о самосохранении. Я буду любить Эвенела, но по-своему. Это будет любовь изысканная, не имеющая ничего общего с любовью грубой, плотской. Но ты, — Ларк коснулась щеки Элен, — возвышенной любви не узнаешь. Лорд Блэкстоун обойдется с тобой как с последней крепостной, которая уступает его домогательствам только потому, что приписана к его землям и считается его собственностью. Он прикажет тебе — и ты не посмеешь отказать ему. У графа властный характер, и он берет все, что захочет.

— Матушка говорит, что пройдет совсем немного времени, и мне не покажется неприятной мысль оказаться с ним в одной постели.

— Она так считает? — Ларк скептически изогнула золотистую бровь и задумалась. С малых лет ее интересовало все, что связано с постелью.

— Я знаю, мы будем счастливы в браке, — прошептала Элен.

— Что ж, если ты твердо решила выйти за него и если он не будет тебя обижать, я попытаюсь привыкнуть к нему, — вздохнула Ларк и добавила: — При всем том, когда мне доведется увидеть вас вместе, я всякий раз буду благодарить святых угодников за то, что сама не вышла за Блэкстоуна.

Слова Ларк озадачили Элен, однако она поняла, что сестра не имела в виду ничего дурного.

— Уверена, ты полюбишь Блэкстоуна как брата. Это все, о чем я мечтаю и прошу. Если лорд Блэкстоун возьмет меня в жены, я бы хотела видеть у нас в гостях тебя и лорда Эвенела, так что, пожалуйста, не настраивай Блэкстоуна против себя.

— Кажется, его раздражает даже мой вид, — сухо заметила Ларк.

— О чем это ты? Уж не натворила ли ты чего-то, что могло рассердить его?

— Ты же знаешь, мужчины бегут от меня как черт от ладана. Не понимаю, почему им так не по нраву сварливые мегеры? — усмехнулась Ларк.

— Будь ты хоть чуточку приветливее, мужчины относились бы к тебе иначе, — серьезно возразила Элен. — Знаешь, как важно произвести приятное впечатление с самого начала? Матушка говорит…

— Если ты поделишься со мной очередным матушкиным наставлением, меня стошнит прямо здесь, у тебя в спальне. — Ларк схватилась за живот.

— Прости. — Элен коснулась руки сестры. — Я знаю, как тебе надоело слушать матушкины нотации.

— Если бы тебе доставалось от нее так, как мне, сомневаюсь, что ты долго продержалась бы.

Свои старые обиды Ларк обычно маскировала насмешливым тоном или шуткой.

— О, я с радостью заменила бы тебя, если бы это было возможно.

— Знаю. Именно поэтому ты — моя любимая сестра.

— Я же твоя единственная сестра, — уточнила Элен.

— И я благодарю Господа за то, что он одарил меня такой участливой и внимательной сестрой.

Сестры обнялись, расчувствовались и смахнули с глаз слезы умиления.

— Ложись спать, Элен. Если утром у тебя под глазами будут темные круги, это может не понравиться лорду Блэкстоуну. И в этом, уверена, матушка станет винить меня. Уж лучше я пойду. Постарайся не думать о Блэкстоуне до утра.

Ларк улыбнулась сестре и вышла из комнаты. Добравшись до своей спальни, Ларк быстро открыла дверь, проскользнула внутрь и, задвинув за собой засов, поморщилась: прорезавший тишину ночи металлический скрежет запора показался ей оглушительным.

Потом до ее слуха донеслось чье-то ровное размеренное дыхание. И хотя звук этот был едва слышен, в нем крылась угроза.

— Балтазар, это ты? — с замирающим сердцем прошептала девушка.

— Ты оскорбляешь меня.

Услышав низкий, бархатистый мужской голос, Ларк вздрогнула, обернулась и увидела посеребренную лунным светом огромную фигуру Блэкстоуна.

Ларк схватилась за скобу засова и открыла рот, чтобы позвать на помощь. В следующее мгновение широкая ладонь рыцаря запечатала девушке уста, а другая его рука легла ей на талию.

— К чему так спешить? — Горячее дыхание Стоука опаляло Ларк как огнем. — Мы с тобой должны кое-что обсудить, и разговор нам предстоит длинный.

Глава 6

Прежде Ларк не испытывала страха, но теперь, чувствуя у себя на шее жаркое дыхание Черного Рыцаря и железную хватку лежавшей у нее на талии могучей руки, она вдруг осознала, почему на поле брани воины подчас бросают оружие и без оглядки бегут от неприятеля.

Память услужливо воскресила в сознании девушки те роковые минуты, когда рыцарь, прижав ее своим телом к земле, готовился сорвать с ее губ поцелуй. Пронизывающий взгляд графа обладал над Ларк странной, необъяснимой властью, лишал ее воли к сопротивлению и превращал в слабое, безвольное существо. Стоук же, подмечая в Ларк проявления страха, испытывал истинное наслаждение. Так забавляется мучениями жертвы дикий зверь.

Усилием воли Ларк стряхнула с себя оцепенение и открыла рот, намереваясь твердо потребовать, чтобы рыцарь покинул спальню. Увы, заготовленная Ларк грозная речь пропала даром. Широкая ладонь рыцаря надежно запечатала ей рот, из которого вырвались лишь слабые звуки, похожие на мышиный писк.

— А вот и традиционное приветствие, — ухмыльнулся Стоук.

Ларк хотела сказать, что лучшим приветствием для Стоука был бы удар кинжала, но ладонь Черного Дракона не позволила ей выразить свое мнение по поводу отвратительного характера, грубости и дурных манер рыцаря.

Стоук прижал Ларк к себе спиной, и она чувствовала прикосновение его могучей груди. В следующее мгновение мускулистые бедра рыцаря коснулись ее ягодиц, а еще через секунду девушка ощутила его твердый мужской жезл.

«Что же его так возбудило?» — недоумевала Ларк, всю жизнь сомневавшаяся в своей привлекательности и считавшая, что пробуждать в мужчинах страсть способна только Элен. Косвенным подтверждением тому были поцелуи Эвенела, нежные, но скорее дружеские, нежели исполненные страсти. Сама Ларк легко могла отстраниться от губ Эвенела и как ни в чем не бывало вернуться к занятиям, не имевшим ничего общего с наукой любви.

Пока девушка размышляла обо всех этих увлекательных вещах, Блэкстоун истолковал молчание Ларк по-своему и, приблизив губы к ее уху, спросил:

— Неужели твое молчание означает, что ты сдалась, моя тигрица? Как это мило с твоей стороны. Мне не хотелось бы, чтобы ты своими воплями перебудила весь замок. Надеюсь, если я уберу руку, ты не будешь сквернословить?

Горячее дыхание Стоука не только ожгло, как огнем, кожу Ларк, но разбудило ее чувственность. Она затрепетала. Тем не менее приходилось отвечать на вопрос Стоука, и девушка с самым равнодушным видом кивнула.

Когда Стоук убрал ладонь с ее лица, она повернула голову и, как змея, прошипела:

— Как ты оказался здесь, Блэкстоун?

— Мы знакомы вот уже несколько часов, а потому лучше обращаться друг к другу по имени. Будь любезна, зови меня Стоук.

— У меня нет желания произносить твое имя! Кстати, куда подевался Балтазар? Если ты сотворил с ним какую-нибудь гнусность, я вспорю кинжалом тебе живот и выпущу кишки!

Рыцарь снова зажал ей рот ладонью.

— Твои угрозы лишь распаляют мою страсть, тигрица. Что же касается Балтазара, то сей добрый зверь цел и невредим. Я выманил его из комнаты, швырнув ему кусок мяса. Но хватит об этом. Скажи лучше, приятно ли тебе быть у меня в объятиях? Похоже, ты просто без ума от этого!

Стоук ласково куснул мочку ее уха и провел языком по ушной раковине.

По спине Ларк волной пробежала дрожь. Можно было, конечно, завопить во все горло, разбудить мать и Элен, но Ларк предпочитала чувствовать у себя на коже исходивший от губ Стоука жар, нежели отвечать на ехидный вопрос леди Элизабет, что поделывает у нее в комнате Черный Рыцарь. И это после того, как мать обвинила Ларк в попытке соблазнить Блэкстоуна!

Стоук коснулся губами шеи девушки. Горячий, влажный кончик его языка заскользил у нее по коже, а рука графа коснулась подбородка, шеи и дотронулась до ее груди. Другая его рука, лежавшая у Ларк на талии, взлетела вверх и легла на ее другую грудь. Млея от прикосновений сильных рук Стоука, Ларк выгнула спину, запрокинула голову и, не в силах противиться себе, потянулась к его губам.

Когда их губы встретились, Ларк с шумом втянула в себя воздух. Исходивший от губ графа жар волной накрыл ее тело. Между тем язык Стоука скользнул меж губ девушки и проник к ней в рот. Такого удивительного ощущения Ларк никогда еще не испытывала. Нежный, будто из мокрого шелка язык Стоука касался ее губ, десен, неба. Голова Ларк затуманилась, и разом исчезли все мысли, кроме одной: почему Эвенел, целуя ее, ни разу не делал ничего подобного?

Не отрываясь от губ Ларк, рыцарь подхватил ее на руки и отнес на кровать. В следующее мгновение она ощутила на себе тяжесть его тела, а у себя между ног — его напряженный мужской стержень. Это было невероятное чувство — приятное и вместе с тем мучительное. Лоб ее покрылся испариной, а сердце неистово забилось. От Стоука пахло седельной кожей, лошадиным потом и чем-то неуловимо мужским, что принадлежало только ему. Этот запах пьянил ее, как старое вино. Граф целовал Ларк, а его черные волосы касались ее щек и висков.

Ларк обхватила Стоука руками и свела пальцы у него на спине, твердой, как гранитная плита.

— Ты сведешь меня с ума, — простонал Стоук и провел широкой ладонью по ее обнаженным предплечьям. Его руки нырнули под тонкую шелковую сорочку и легли на ее грудь. Захватив указательным и большим пальцем ее сосок, он начал играть с ним, то сжимая, то снова отпуская.

Жар вновь объял ее. А между тем, когда она целовалась с Эвенелом, с ней ничего подобного не происходило.

Стоук просунул бедро между коленями Ларк и раздвинул ей ноги. Она попыталась было сжать их, но у нее ничего не получилось.

— Ради Пресвятой Девы, прекрати! — взмолилась Ларк, пытаясь оттолкнуть его руку.

— Тебе приятно, когда я дотрагиваюсь до тебя, моя тигрица?

— Приятно и страшно.

— Страшно? Но почему? Неужели тебя пугает то, что ты оказалась рядом с настоящим мужчиной?

Стоук продолжал целовать ее в губы, одновременно лаская пальцем ее лоно. Желая дать выход овладевшему ею возбуждению, Ларк начала в едином ритме с пальцем Стоука поднимать и опускать бедра.

Тишину ночи нарушил громкий вой Балтазара. Внезапно опомнившись, Ларк уперлась руками в грудь Стоука и попыталась столкнуть его с себя. Поскольку у нее ничего не получилось, она схватила его за волосы и что было силы дернула.

Стоук оторвался от ее губ.

— Святой Иуда! Что это ты творишь? — Рыцарь схватил девушку за руку с такой силой, что ей оставалось лишь разжать пальцы и выпустить его вороную гриву.

— Изволь слезть с меня! — воскликнула Ларк и замолотила кулаками по необъятным плечам.

Однако в следующую минуту он перехватил ее руки и прижал их к матрасу у нее над головой.

Волчий вой послышался снова. На этот раз такой громкий и заунывный, что разбудил бы и мертвого.

— А я-то думал, что избавился от этого рассадника блох, — сказал Стоук.

— Надеюсь, он сейчас поднимет на ноги весь замок.

Ее надежда сбылась. В коридоре громко хлопнула дверь.

— Ларк!

Услышав голос Элизабет, Ларк вздрогнула и устремила взгляд на дверь спальни.

— Твой зверюга в конце коридора. Если мне не изменяет память, я велела прогнать его из жилых покоев. Почему он все еще сидит здесь и воет?

Поскольку рыцарь не сделал попытки слезть с кровати, Ларк зашипела, как разъяренная кошка:

— Убирайся!

— Ларк! Я слышу шепот. С кем это ты там разговариваешь? Сейчас же открой! — Леди Элизабет подошла к комнате дочери и начала колотить в дверь. — Если ты сейчас же не откроешь, я позову Гована, и он выломает двери.

— Только не думай, что тебе удастся от меня улизнуть, тигрица, — прошептал Стоук. — За тобой должок — ты расскажешь мне о шотландцах, а я, поверь, знаю, как заставить человека разговориться. — Стоук скатился с Ларк и вскочил.

— Я ничего не знаю о них.

— Ларк! Открой дверь! Кто там у тебя?

— Полезай под кровать, — прошептала Ларк Стоуку.

— У меня нет привычки торчать под кроватью. — Рыцарь скрестил могучие руки на широкой груди и мрачно улыбнулся.

— Что ж, этого я тебе не забуду. Предупреждаю, я поставлю на тебя капкан, и если ты попытаешься вломиться ко мне снова, обязательно в него попадешь!

Ларк схватила с пола груду старых рубашек и штанов, когда-то принадлежавших ее братьям, накинула на себя покрывало, села у стены на пол и завалила себя тряпьем.

Леди Элизабет упорно колотила в дверь.

Стоук подошел к двери и открыл ее.

— Милорд? — изумилась леди Элизабет. — Что ты делаешь в комнате Ларк? Кстати, где она? Кажется, я слышала голоса…

— Понятия не имею. Я ходил на кухню налить себе стакан вина и заблудился в темноте. Решил, что это моя комната.

Ларк затаила дыхание: выдаст ее Стоук или нет?

— Ты не видел мою дочь? Волчище вечно трется около нее, стало быть, и она где-то неподалеку.

— Я не видел твою дочь, но желаю тебе, миледи, отыскать ее.

Ларк облегченно вздохнула.

— А теперь прошу меня извинить. Раз это не моя комната, пойду в свою. Ты не представляешь, как мне хочется спать. Доброй ночи.

От пыльных старых тряпок у Ларк защекотало в носу, и она зажала нос пальцами, чтобы не чихнуть. Между тем Стоук вышел, и скоро звук его шагов стих в коридоре.

Ларк видела, как мать расхаживает по комнате, заглядывая во все укромные уголки. Она не поленилась даже встать на колени и посмотреть под кровать. Девушка прижалась спиной к стене и замерла: мать находилась от нее в двух шагах и синий шелк пеньюара Элизабет плескался перед самым носом Ларк.

Через минуту, показавшуюся девушке вечностью, леди Элизабет поднялась с колен и перевела дух. Смахнув приставшую к сорочке паутину и чертыхнувшись, она обвела в последний раз взглядом комнату и вышла в коридор, хлопнув дверью. В следующее мгновение Ларк почувствовала, как что-то холодное и влажное коснулось ее бедра. Балтазар! Волчище умудрился проскользнуть в спальню под самым носом Элизабет, нашел по запаху хозяйку и вот теперь тыкался носом ей в ноги, требуя, чтобы его приласкали.

Ларк провела пальцами по густой шерсти у него на загривке.

— А ведь я едва не попала в беду, дружок, в большую беду. Так что я перед тобой в долгу. Это ты вытащил меня из пасти Черного Дракона. Впрочем, предстоит еще разговор с матушкой. Не возражаешь, если остаток ночи мы проведем под кроватью? По крайней мере до утра она меня не найдет. Хотя, признаться, беспокоит меня вовсе не матушка, а совсем другое.

Ларк выбралась из сооруженного ею в углу комнаты завала и перебралась под кровать, постелив на пол старый плащ.

В следующий раз Черному Рыцарю не удастся застать ее врасплох. Это ясно как день. Куда труднее разобраться в своих противоречивых чувствах.

Ларк нравились его прикосновения, от которых все еще горела ее кожа. Она прикрыла глаза, вспоминая, как он дотрагивался до ее тела и ласкал ее лоно.

В следующее мгновение Ларк одернула себя. О ласках Стоука вспоминать не следует: она любит Эвенела, а потому нельзя допустить, чтобы Блэкстоун вновь дотронулся до нее. Прикосновения Черного Рыцаря обжигали, и, если бы не мать, последствия его визита могли бы стать необратимыми. При мысли об этом Ларк вздрогнула: еще немного, и она лишилась бы девственности! И как потом объяснила бы это Эвенелу? Или Элен? Нет, этого нельзя допустить. Хотя рыцарь обладает над ней и ее телом необъяснимой властью, она обязана разрушить его дьявольские чары. И она разрушит их.

Когда в комнате забрезжил рассвет, Ларк вылезла из-под кровати, надела короткую суконную куртку и узкие кожаные штаны. В рукаве куртки девушка спрятала кинжал в кожаных ножнах, привязав его к предплечью таким образом, чтобы рукоять упиралась ей в ладонь. Когда оружие находилось в таком положении, ничего не стоило извлечь его из ножен и пустить в ход. Ларк ласково погладила инкрустированную перламутром рукоять. Это оружие ей подарил на двенадцатилетие лорд Уильям, и Ларк очень любила его.

Еще один кинжал — поменьше — Ларк сунула в голенище сапога. Этот маленький кинжальчик она семь лет назад выиграла у Эвенела в шахматы.

Помнится, тогда Ларк побила его в трех партиях из четырех, и Эвенел с тех пор никогда не садился с ней за шахматную доску.

Улыбнувшись приятному воспоминанию, девушка затянула на талии пояс с мечом, поправила ножны и почувствовала себя во всеоружии — в прямом и переносном смысле. Теперь она была готова ко всякого рода неожиданностям, даже к схватке со Стоуком — в том случае, если бы он вновь начал досаждать ей своими домогательствами.

Чтобы не столкнуться ненароком с леди Элизабет, Ларк, прежде чем выйти из комнаты, высунула голову в коридор и осмотрелась: никого.

Пропустив вперед Балтазара, она пошла к винтовой лестнице. Чтобы не заплетать косы, Ларк перехватила волосы кожаным ремешком, и теперь они в такт шагам покачивались у нее за спиной.

Из большого зала доносились мужские голоса — внизу завтракали оруженосцы сэра Уильяма, с которыми Ларк всегда водила дружбу. Поначалу девушка решила присоединиться к ним, но потом одумалась. Внизу ее мог поджидать Стоук, а она, хотя и храбрилась, встречаться с ним отнюдь не жаждала.

На площадке у винтовой лестницы Ларк столкнулась со старой Мартой. Та поднималась наверх, поминутно останавливаясь, чтобы передохнуть. Лицо ее было изборождено глубокими морщинами, а кожа походила на выбеленный временем пергамент старинного манускрипта. Сколько ей было лет, никто не знал, но Марта говорила, что стара, как замковые стены.

— Где ты была, дитя? Хозяйка послала меня на поиски, а ведь я едва ноги переставляю. Тебе что — совсем не жалко старуху? — Марта приложила морщинистые руки к горлу, сделав вид, что ей не хватает воздуха.

Ларк любила старую Марту, как родную бабушку, и знала наперечет все уловки, к которым та прибегала, когда пыталась воспитывать ее. В частности, когда служанке хотелось заставить Ларк почувствовать себя виноватой или пожалеть ее, она непременно упоминала о своем возрасте. Ларк коснулась руки кормилицы.

— Матери не следовало тревожить тебя.

— Как это не следовало? Я же за тебя отвечаю и буду отвечать, пока не упокоятся мои косточки. Я выкормила всех детей моего господина, да и его самого тоже, но тебя люблю больше всех. Боюсь, правда, что через эту любовь и пропаду. Раньше я думала, что меня близняшки доконают, но теперь точно знаю, что в могилу меня сведешь ты. Впрочем, не буду тебя бранить. Тебе и без меня от матери по первое число достается. — Старуха ткнула скрюченным пальцем в сторону спальни Ларк. — Ну-ка, марш переодеваться. Хозяйка велела передать, чтобы ты надела самое нарядное платье, какое только у тебя есть. Как-никак у нас в гостях лорд Эвенел.

Ларк упрямо вздернула подбородок:

— С чего это мне красоваться перед Эвенелом? Он прекрасно знает, что я предпочитаю мужскую одежду. К тому же за столом рядом с Эвенелом наверняка будет восседать лорд Блэкстоун, а у меня нет желания разыгрывать из себя леди в его присутствии.

— Сейчас желания нет, а потом, глядишь, появится. В замок приехали люди из свиты лорда и привезли с собой повозку с подарками. Будешь паинькой, и тебе кое-что перепадет. Хотя, конечно, большая часть подарков достанется Элен. Она как про повозку эту услышала, сама не своя от радости стала. Начистила перышки и теперь не отходит от своего великана. Должно быть, они сейчас подарки разбирают. А какие ткани привезли! Красивей я в жизни не видала — сплошь золотое да серебряное шитье. А посуды сколько — серебряные тарелки, кубки с дорогими камнями. Да этот Блэкстоун, должно быть, богаче самого короля!

— Вот счастье нам привалило! Матушка, конечно же, не упустит случая и потребует полную опись его имущества. Кстати, он уже дал согласие взять Элен в жены?

Когда Ларк задала этот вопрос, у нее дрогнул голос.

— Нет еще, но согласится. Куда денется? Если бы у него были на этот счет сомнения, вряд ли он стал бы подарки раздаривать. Твоя матушка полагает, что граф попросит руки нашей лапушки сегодня утром.

— Партия прекрасная. Я рада за Элен.

Ларк попыталась вложить в свои слова искреннее чувство, но фраза, слетевшая с ее уст, получилась сухой и невыразительной. Возникла неловкая пауза, и девушка поспешила заполнить ее.

— Не понимаю, зачем наряжаться мне, если предложение руки и сердца будут делать Элен?

— Так я уже тебе говорила… — начала было старая Марта, но вдруг замолчала, устремила на Ларк мудрый проницательный взгляд и, лукаво улыбнувшись, спросила: — А не ревнуешь ли ты, часом, свою сестричку к Блэкстоуну? Может, по твоему разумению, он не стоит ее?

Выдержать взгляд всезнающих глаз Марты было непросто. Ларк смутилась:

— С какой стати мне так думать? Если Элен будет с ним счастлива, я порадуюсь с ней вместе.

— Похоже, ты не больно-то жалуешь его. — Старая Марта нахмурилась: — Скажи, тому есть причина?

Признаться в том, что Стоук подозревает ее в попытке покушения на свою жизнь, Ларк не могла.

— Он высокомерен, жесток и туп. Вот и все мои к нему претензии.

— Он не более высокомерен, чем всякий богатый и знатный вельможа. Что же до его ума, скажу: человек с таким проницательным взглядом не может быть тупым. Удивляюсь, как ты этого не заметила. Мне всегда казалось, что ты разбираешься в людях.

— Что ж, очень рада, что его ум, внешность и манеры пришлись тебе по вкусу.

— И вовсе ты этому не рада. Ты ведь не считаешь его ни умным, ни привлекательным — вернее, тебе удобнее так считать. Или я не права? — Марта подняла седую бровь.

— Не понимаю, Марта, почему я должна считать его привлекательным? В конце концов, я выхожу замуж за Эвенела. И ты знаешь об этом.

— Верно, знаю. Но любишь ли ты Эвенела? Или тебе только кажется, что любишь?

— Если бы не любила, не пошла бы за него.

— Может, ты принимаешь за любовь обыкновенное детское увлечение? Лорд Эвенел пригож и способен вскружить девчонке голову. Но скажи, — тут старуха приложила руку к своей плоской груди, — что говорит тебе сердце? Сердце-то не обманешь.

— Сердце говорит мне, что я люблю его.

— Э нет, девочка. Думается, ты просто любишь им помыкать, как делала, когда была поменьше, а это не одно и то же. Предположим даже, он тебя забавляет, как забавляла бы всякая красивая безделушка. Но и это не означает, что ты любишь его. В сущности, ты еще не знаешь, что значит любить мужчину душой и телом. Вот полюбишь — почувствуешь, что это за штука такая — любовь, когда свет перед глазами меркнет от желания принадлежать любимому. Есть, правда, опасность, что настоящей любви ты так и не узнаешь — если выйдешь замуж за мужчину, который тебе не подходит.

— Боже, Марта, что за ерунда! Я люблю Эвенела. И всегда любила его.

— Не хотела я тебе об этом говорить, детка, но сегодня скажу: нет у меня уверенности, что Эвенел — тот самый мужчина, который тебе нужен. Уж слишком он мягок душой, чтобы иметь дело с такой сильной и отважной женщиной, как ты. Женившись на тебе, Эвенел станет несчастным человеком, потеряет уважение к себе, но, самое главное, и ты потеряешь к нему уважение. Помнишь, как было в детстве? Стоило тебе заполучить какую-нибудь вещь, которую ты страстно хотела иметь, как интерес к ней у тебя сразу же пропадал. Так и с суженым твоим будет. Пройдет год, и тебе наскучат и его нежное обхождение, и стишки, которые он сочиняет.

— Да как ты смеешь такое говорить?

Хотя Ларк пыталась изобразить возмущение, внутренне она корчилась от страха, понимая, что Марта, возможно, не так уж и не права. «Но нет, — подумала девушка, — то, что говорит Марта, не правда. Ведь я люблю Эвенела уже давно. Несколько лет!»

— Смею, потому что я, старая дура, единственное, должно быть, живое существо, кто любит тебя настолько, чтобы сказать тебе правду.

— Не хочу я больше это обсуждать. — Ларк двинулась вниз по лестнице.

— Ты что же — в таком виде и пойдешь? Хоть бы юбку надела, что ли. Да и свадебный наряд примерить давно пора.

— Извини, Марта, но я ношу штаны и куртки вот уже много лет и не собираюсь в одночасье менять свои привычки. И уж меньше всего мне хочется ублажать своим видом лорда Блэкстоуна. Отец — вот единственный мужчина, кому я хочу нравиться, а он ничего не имеет против того, чтобы я ходила в мужском платье. Так что сначала я позавтракаю, а уж потом поднимусь к матери и примерю свадебный наряд.

С этими словами Ларк стала спускаться по ступенькам, чувствуя пристальный взгляд Марты.

И с чего старая Марта взяла, что ее любовь к Эвенелу продлится недолго? Нянька, конечно же, ошибается. Она, Ларк, любит Эвенела ничуть не меньше, чем лорда Уильяма. И потом: к чему Марта сказала, будто Ларк ревнует Элен к Блэкстоуну? Ведь это же смеха достойно!

Задумчиво нахмурившись, Ларк вошла в большой зал. Просторное помещение было заполнено. Воины и слуги частью сидели за столами, частью стояли у стены, дожидаясь, когда освободится место. Люди Блэкстоуна — а их в зале набралось не менее двух дюжин — отличались от вассалов лорда Уильяма черными накидками с вышитыми на них изображениями дракона. Служанки раскладывали по тарелкам мясо и наполняли кубки вином и элем. Гостей было много, и девушки сбивались с ног.

Одна из девушек, Вира, остановилась на минутку рядом с Ларк, чтобы перекинуться с ней словечком. Эта высокая красивая молодая особа с черными густыми волосами и белым, будто вылепленным из алебастра лицом считалась самой миловидной из всех служанок Мэндвилов, но недосыпание сказывалось на ее внешности не лучшим образом, и выглядела она старше своих девятнадцати лет. Недосыпала же она, как полагала Ларк, оттого, что с утра до вечера трудилась на кухне, а по ночам ходила в спальню к Эвелу, в которого была влюблена.

— Леди Ларк, непременно взгляни на подарки, которые привезли с собой люди лорда Блэкстоуна.

— А где Эвенел и леди Элизабет?

— Они вместе с леди Элен рассматривают дары лорда. — В этот момент один из гостей стукнул кубком по столу, и Вира нахмурилась. — Пойду-ка я наполню этому выпивохе кубок, пока он в столешнице дырку не пробил.

Вира заскользила между столами, ловко уворачиваясь от щипков и шлепков загулявших гостей. Наблюдая за служанкой, Ларк ощутила на себе чей-то взгляд и обернулась. Двое воинов Блэкстоуна, обратив внимание на костюм девушки, устремили на нее насмешливые взоры. Один из них, седовласый, носил на изуродованном шрамами лице черную повязку, закрывавшую пустую глазницу. Второй казался лет на десять моложе своего приятеля. Его белокурые волосы по последней моде были подрезаны у плеч. Одно веко у него — то ли от рождения, то ли вследствие травмы — нависало над глазом, придавая его физиономии удивительно кислое выражение.

Резаная Рожа просверлил Ларк своим единственным, сверкавшим, как антрацит, оком и растянул губы в зловещей ухмылке.

— Ты только глянь, что за диво тут объявилось. Ставлю кружку эля, что это баба в мужской одежде.

— А может, и парень — костлявый да долговязый. Ведь сисек и бедер не наблюдается. Просто волосищи, как у бабы, — заметил Длинное Веко.

Резаная Рожа медленно обошел вокруг Ларк.

— Уж не евнух ли это? — Он протянул руку, намереваясь дернуть Ларк за волосы.

Глава 7

Балтазар выскочил из арки и, оскалив страшные зубы, заворчал. Шерсть у него на загривке поднялась дыбом, а с клыков капала слюна.

Резаная Рожа замигал единственным глазом и попятился.

— Ого! У нашего евнуха, оказывается, имеется защитник!

Длинное Веко попытался отвесить волку хорошего пинка, но не тут-то было. Балтазар увернулся, взвыл и злобно щелкнул зубами.

— Оставьте животное в покое, не то, клянусь Богом, вам придется об этом горько пожалеть! — Ларк смотрела на мужчин так, будто перед ней находилась парочка тараканов.

Мужчины покатились от хохота.

Резаная Рожа обозрел одеяние Ларк, ткнул пальцем в стянутый шнурами разрез спереди ее кожаных панталон и осклабился:

— Глянь, у нее даже ширинка есть. Слушай, по-моему, стоит стащить с нее штаны и посмотреть, что она под ними прячет. Ну, — обратился он к Длинному Веку, — что ты на это скажешь? Надо же все-таки ее проучить… Или, может, его? Черта с два разберешь, что это за птица.

Ларк стиснула рукоять меча.

— Если вы еще раз заденете меня хоть словом, я разгневаюсь, и тогда вам обоим придется худо. А между тем у меня сегодня с утра и так дурное настроение. Кстати, и Балтазар сегодня ничего не ел.

— Ты как, испугался? — спросил Длинное Веко приятеля.

— А то как же? У меня даже голенища сапог трясутся от ужаса.

Мужчины, запрокинув головы, захохотали.

В следующее мгновение Ларк выхватила из ножен меч и достала спрятанный в рукаве кинжал. Не успели мужчины опомниться, как лезвие меча оказалось в непосредственной близости от горла Резаной Рожи, а острие кинжала самым недвусмысленным образом уперлось в кадык Длинного Века.

Смех оборвался. Они в недоумении уставились на девушку.

— Как мило! Наконец-то вы стали принимать меня всерьез! А я — тоже вполне серьезно — советую вам прекратить бесчинствовать и вести себя подобающим образом. Уяснили?

Мужчины молчали, будто воды в рот набрали.

— Ну, что же вы молчите? Не сомневаюсь, таким умным парням есть что сказать. — Ларк слегка надавила остриями клинков тому и другому на горло и ухмыльнулась, заметив, как мужчины испуганно заморгали. — Подумать только, всего минуту назад вы оба являли собой прямо-таки кладези остроумия, а теперь из вас даже словечко не выжмешь.

— Мы… хм… допустили ошибку, — скривив рот, пробормотал Длинное Веко.

— Точно, вы ошиблись. А на будущее прошу запомнить: если вам снова придет в голову мысль бросить мне вызов, я готова встретиться с вами на ристалище замка и попрактиковаться во владении мечом и кинжалом.

— Да нет, что ты… Нам этого не надо. — На лбу у Длинного Века проступила испарина, а его огромное адамово яблоко, в которое упирался кинжал Ларк, судорожно дернулось.

— Держите себя в руках, парни, очень вас прошу. Нельзя оскорблять хозяйку в ее же собственном доме. За это можно поплатиться головой.

— Да кто ты, черт возьми, такая? — спросил Длинное Веко.

— Дочь лорда Мэндвила! — с гордостью ответила Ларк.

Негодяи обменялись взглядами и побледнели.

Ларк наставительно сказала:

— Уверена, что с этих пор, находясь под кровом лорда Мэндвила, вы будете вести себя тише воды, ниже травы.

— Как же, миледи, как же! Разумеется, — покаянно проблеял Резаная Рожа, но наградил девушку взглядом, не слишком соответствующим миролюбивому характеру его слов.

Ларк сунула меч в ножны, отвела клинок кинжала от горла Длинного Века и отпустила пленников. Затем в полной тишине направилась в противоположный конец зала, ощущая спиной устремленные на нее взгляды. Люди лорда Блэкстоуна смотрели на нее кто с интересом, кто с изумлением, а то и с негодованием.

Ларк отметила, что отец также не обошел ее вниманием. Выглядел Уильям превосходно: неумеренные возлияния предыдущей ночи не оставили на его лице ни малейшего следа. Щеки у отца были розовые, как у восемнадцатилетнего юноши, а в его глазах, устремленных на дочь, вспыхивали яркие зеленые искорки, что являлось знаком безусловного одобрения ее поступка.

В следующую минуту Ларк переключила внимание на Черного Дракона, который сидел за господским столом рядом с лордом Уильямом. При свете дня он выглядел иначе, нежели при свете факелов. Ларк даже решила, что Стоук не лишен привлекательности, хотя красота у него грубая, как у статуи, вырезанной из твердой породы дерева. Свои черные, словно вороново крыло, волосы граф зачесывал назад и перевязывал сзади кожаным шнурком.

Спереди на черной тунике Стоука был вышит зелеными с золотом нитками огромный дракон. Красные глаза его зловеще поблескивали и вспыхивали при каждом движении графа. Плечи Стоука покрывал черный бархатный плащ на огненно-красной подкладке. Золотая застежка с изображением все того же дракона стягивала плащ на груди. Брови Стоука, сросшиеся на переносице образовывали острый треугольник, похожий на рог.

Черные пронзительные глаза графа завладели взглядом Ларк и не отпускали его, казалось, целую вечность. Потом гость сосредоточил внимание на висевшем на поясе девушки мече и кинжале, который она до сих пор держала в руке.

— Как тебе, дочка, не стыдно задирать людей графа Блэкстоуна? — смеясь, спросил Уильям, и Ларк поняла, что отец не сердится на нее.

— Никого я не задирала! Просто объяснила парочке неотесанных болванов, как надо вести себя под гостеприимным кровом Сент-Вейля. — Тут Ларк выразительно провела пальцем по острому как бритва лезвию кинжала, после чего указала клинком на Резаную Рожу и Длинное Веко.

Лорд Уильям, а вслед за ним и все его приближенные залились смехом.

Домочадцы Ларк давно уже привыкли к ее выходкам и своеобразному чувству юмора. Шутка позабавила, впрочем, и многих людей Стоука, и они уже посматривали на Ларк без прежней враждебности, а кое-кто из них даже рассмеялся. Лицо их сеньора, однако, оставалось задумчивым и мрачным, и, судя по его взгляду, ему было не до веселья.

Поднявшись, Стоук грозно посмотрел на Резаную Рожу и Длинное Веко. Смешки мигом прекратились, и в большом зале замка воцарилась гнетущая тишина.

— Я не потерплю, чтобы мои люди вели себя под чужим кровом как варвары. — Хотя Стоук говорил негромко, в его словах ощущалась скрытая угроза, а потому его услышали бы даже в том случае, если бы люди в зале орали во все горло. — Вы, двое, уносите отсюда ноги, пока я не задал вам основательную взбучку.

Резаная Рожа и Длинное Веко изумленно уставились на своего сеньора. Резаная Рожа открыл было рот, намереваясь хоть что-то сказать в свое оправдание, но сразу же понял, что оправдания не помогут, и захлопнул пасть. Повернувшись, он быстро вышел из комнаты. Длинное Веко, бросив злобный взгляд на Ларк, последовал за приятелем. Стоук с осуждением посмотрел на девушку, словно возлагая на нее вину за происшедшее. Ларк смело встретила его взгляд: уж она-то никоим образом не считала себя виновницей стычки. Засунув кинжал за голенище сапога, она с независимым видом оглядела зал, отыскивая местечко, где бы можно было присесть.

— Садись за наш стол, дерзкая девчонка, и преломи с нами хлеб, — громко сказал сэр Уильям, тем самым давая понять, что инцидент исчерпан.

Ларк взглянула на отца. Зеленые глаза сэра Уильяма лучились: без сомнения, он любил дочь и гордился ею. На сердце у девушки потеплело, как бывало всякий раз, когда отец награждал ее любящим взглядом. В отличие от Уильяма мать своим взглядом обычно не выказывала ей ничего, кроме осуждения. Но теперь, когда Ларк убедилась в расположении отца, даже взгляд Стоука не испортил ей триумфа.

Вскинув голову и не спуская глаз с отца, она направилась к господскому столу, стоявшему на возвышении. Следом за ней двинулся Балтазар.

Стоук сидел в кресле, которое обычно занимала мать, — по правую руку от сэра Уильяма. Слева от Уильяма восседал Эвел, а рядом с ним — Гарольд и Седрик.

Стоило Ларк подойти к близнецам, как те насмешливо уставились на нее. Единственным, что отличало их друг от друга, был шрам на щеке Гарольда, появившийся по вине Ларк еще в детстве, когда они сражались на деревянных мечах. Началось с того, что Гарольд неожиданно подлетел к девочке и начал тыкать в нее острием. Ларк разозлилась и сама напала на него, чего он никак не ожидал. После этого случая биться на деревянных мечах братья ей не предлагали. Когда Ларк проходила мимо них, Гарольд ухмыльнулся и захлопал в ладоши, а Седрик тихо проговорил:

— Опять ты, сестренка, сглупила. Хочешь, наверное, чтобы на нас напали солдаты Черного Дракона?

— Пусть лучше они нападут на нас в открытом бою, чем будут оскорблять нас и насмехаться над нами за нашими спинами. — Ларк сухо улыбнулась.

— Вот, садись на мое место, — предложил Эвел, но тут вскочил Роуленд и отвесил Ларк поклон.

— Садитесь в мое кресло, миледи. — Голубые глаза Роуленда сияли, и улыбался он так обезоруживающе и доброжелательно, что отказать ему было невозможно.

Посмотрев на кресло Роуленда, Ларк перевела взгляд на широкую спину сидевшего рядом Стоука, на черные блестящие волосы, спускавшиеся до самых лопаток, и сразу же вспомнила вкус его губ.

— Благодарю тебя, рыцарь, — сказала она Роуленду, и голос ее предательски дрогнул.

Помогая Ларк усесться и придвигая ее кресло к столу, Роуленд улыбался, как именинник. Устроив девушку рядом со своим другом, рыцарь присоединился к его людям, стоявшим у стены.

Между тем Стоук одарил Ларк мрачным пронизывающим взором. От этого человека исходила какая-то темная сила, и девушка отодвинулась от него.

— Кстати, где ты пропадала все это время, Голубка? — спросил сэр Уильям.

Услышав это странное прозвище, Стоук хмыкнул и вскинул вопрошающий взор на Эвела, ожидая от него разъяснений, но тот был поглощен едой.

— Насколько я знаю, — продолжал Уильям, — не в твоих правилах удирать из дома, когда у нас гости. Обнаружив, что тебя нет в спальне, твоя мать отправила на розыски всех обитателей замка. Даже меня разбудила с петухами.

— Прости, отец, но я не хотела, чтобы мать нашла меня, а потому спала под кроватью.

Слова дочери, судя по всему, ничуть не удивили Уильяма. Он пожал плечами:

— Должно быть, у тебя были для этого причины. Твоя мать хотела, чтобы ее семейство произвело хорошее впечатление на нашего гостя, и несколько перегнула палку. Кстати, — тут Уильям кивнул в сторону Стоука, — ты знакома с Черным Драконом?

— Мы встречались с леди, — отозвался Стоук.

— Да, мы уже познакомились. — Ларк смело встретила пронзительный взгляд Стоука.

— Коли так, Стоук, — добродушно сказал Уильям, — она наверняка не давала тебе покоя — все, поди, спрашивала о том, как ты воевал в Святой Земле? В отличие от своей сестры Ларк без ума от битв и сражений.

— Мне приходилось слышать о войнах в Святой Земле и раньше, — заметила Ларк и, не выдержав горящего взгляда Стоука, уставилась на блюдо с жареной свининой. Чтобы чем-то занять себя, она подцепила с блюда несколько сочных кусочков и бросила их под стол Балтазару.

Волк поймал подачку на лету и мгновенно сожрал. Запах жареной свинины пробудил в Ларк аппетит. Взяв кусок лепешки, она положила на нее крутое яйцо, свернула лепешку и впилась в нее зубами.

Уильям, сделав основательный глоток эля, с любопытством посмотрел на дочь:

— Что с тобой, дитя? Ты не заболела? Прежде рассказы о походах и сражениях не оставляли тебя равнодушной. А ведь сегодня у нас за столом сидит рыцарь, сам совершивший в Святой Земле немало подвигов! — Уильям дружески похлопал Стоука по плечу.

— Я здорова, отец, — промолвила Ларк. — Но обсуждать превратности войны мне сегодня почему-то не хочется.

Уильям уставился на дочь с таким удивлением, будто видел ее впервые в жизни. Откинувшись на спинку кресла, он нахмурился и некоторое время о чем-то напряженно размышлял. Потом обратился к Стоуку:

— Возможно, моя дочь сегодня не в настроении слушать о воинских подвигах, но зато всякий с радостью выслушает твой рассказ о том, как ты — без всякого ущерба для своего оружия — разрубаешь мечом гранит.

— Ну, это уж ты преувеличиваешь, — заметил Стоук с самодовольной улыбкой.

— Я лишь вспомнил, о чем пели барды, — ухмыльнулся сэр Уильям. — Конечно, не обошлось и без преувеличений — как известно, барды без этого не могут, но по большей части они воспевали подлинные события. Прошу, поведай нам, где ты раздобыл такой меч? Ходят толки, что сам архангел Гавриил спустился с небес и принес его тебе.

Хотя Ларк в тот момент занимали другие мысли, она невольно прислушалась к разговору.

Между тем Стоук прошептал Уильяму:

— Поскольку я стану членом твоей семьи, то, так и быть, открою тебе свою тайну: ничего сверхъестественного не случилось, просто я давно уже занимаюсь ковкой и изготовил этот меч своими руками. — Стоук любовно погладил рукоять своего оружия.

— Если уж ты такой умелец, Стоук, то можешь стать очень богатым человеком: для этого тебе нужно открыть оружейную мастерскую.

— Уильям, мир, в котором мы живем, несовершенен. Только представь себе, какой ущерб причинит Англии сверхтвердая сталь, которую я варю, если тайна ее изготовления станет достоянием Филиппа и других врагов королевства? По этой причине я не имею права разглашать секрет ее изготовления, однако могу выковать меч для тебя — своего будущего родича. И я займусь этим, как только снова окажусь у себя в кузнице. Обещаю.

— Не сомневаюсь, что ты, как мой будущий родич, сделаешь эту работу на совесть! — Уильям ударил Стоука по спине. — Ну а теперь скажи, что ты думаешь по поводу моей младшей дочери? Ты уже принял решение?

Ларк замерла.

— С женитьбой я пока не тороплюсь. Полагаю, невесту надо узнать получше.

— Да что там узнавать-то? Главное, ответить себе на вопрос: хочешь ты эту женщину или нет — вот и вся недолга! — Уильям бросил на Стоука удивленный взгляд.

— Ты узнаешь о моем решении через несколько дней.

По какой-то неведомой причине, о которой Ларк боялась даже думать, ей не хотелось, чтобы Стоук предложил Элен руку и сердце. Услышав ответ графа, она облегченно вздохнула.

Между тем Эвел завел разговор с близнецами о преимуществах зазубренных наконечников для стрел над гладкими. Поскольку спор вышел жаркий, Эвел обратился к отцу:

— А ты как думаешь, отец?

— Зазубренные, разумеется.

Стоука спор ничуть не заинтересовал. Он выпрямился в кресле и посмотрел на Ларк.

Как только плечо графа коснулось ее плеча, она вздрогнула и быстро отстранилась. Дожидаясь ответа Стоука на вопрос, когда он сделает предложение Элен, Ларк не заметила, что придвинулась к нему слишком близко. Наклонившись к ней так, что она почувствовала у себя на щеке его горячее дыхание, Стоук, коснувшись ее руки, прошептал:

— Меня удивляет твое равнодушие к рассказам о войне и походах. Не сомневаюсь, что такая женщина, как ты, в совершенстве постигшая искусство хитро плести интригу и обладающая способностью выводить взрослых мужчин из себя, должна обожать байки о боях и сражениях. — При этом Стоук оглядел ее всю — от кожаных сапог до светлых волос, разметавшихся по плечам.

— Когда рядом ты, желание слушать истории о боях и сражениях у меня пропадает. — Ларк попыталась было переключить внимание на разговор, который ее отец вел с Эвелом, но никак не могла сосредоточиться.

— Трудно поверить, что ты испытываешь ко мне сильную неприязнь — особенно после того, что случилось вчера ночью. — Взгляд и слова Стоука выражали иронию: судя по всему, он отлично понял, какое впечатление произвело на Ларк его прикосновение.

— Я просто потеряла голову. Уверяю тебя, это больше не повторится.

— Неужели? — Стоук удивленно выгнул дугой бровь, и на его красивых губах появилась ленивая чувственная улыбка.

— Держись от меня подальше, очень тебя прошу. Говорю, я ничего не знаю о шотландцах, которые напали на тебя.

— Если это правда, непонятно, почему один из них утверждал, будто ты не только была в их компании, но еще и раздвигала для него ноги.

— Это был тот, кому я сломала нос. Вот он, и решил отомстить мне.

— Неужели ты думаешь, что я и впрямь поверю, будто это ты сломала ему нос?

— Но так оно и было. Кстати, именно этот негодяй нацеливал на тебя арбалет. Считай, что я спасла тебе жизнь. А если хочешь доказательств, вели обшарить болотце, где они скрывались, и ты найдешь там и арбалет, и стрелы.

— А может, это ты их туда подложила?

— Стало быть, мне не убедить тебя в своей правоте?

— Нет. Уверен, что ты и впредь будешь пытаться убить меня.

Ларк смотрела в его черные глаза. Их взгляд так завораживал ее, что она не заметила, как Стоук, сунув руку под стол, провел ей по бедру.

От его прикосновения все тело Ларк охватил жар. Она хотела запротестовать, но гневные слова замерли у нее на устах. Движение широкой ладони графа по ее телу завораживало в не меньшей степени, чем его пронзительный взгляд. И снова Ларк вспомнила жаркий, обжигающий поцелуй Стоука и прикосновение его ладоней к ее груди. Дыхание Ларк участилось, но, осознав, что сидит за столом, она взяла себя в руки и отодвинулась от Стоука так, чтобы он не мог до нее добраться.

— Убери руку, или лишишься пальцев, — смущенно пробормотала Ларк.

— Если ты задумала ткнуть в меня своими детскими игрушками, так напугавшими моих людей, предупреждаю: я разгрызу и твой меч, и твой кинжал.

— Должно быть, зубы у тебя из той самой прославленной стали, о которой ты упоминал, — насмешливо бросила девушка.

— Ты не представляешь себе, с какой легкостью они рвут нежную плоть молоденьких девиц.

— Тебе не представится больше случая запустить в меня свои клыки, как это случилось вчера ночью.

— Странно… А мне казалось, что мои прикосновения пришлись тебе по нраву. — Он сунул руку ей между ног.

Ларк чуть не закричала. Опустив руку под стол, она схватила ладонь Стоука и попыталась оттолкнуть ее, но не тут-то было: не обращая ни малейшего внимания на ее сопротивление, граф гладил и ласкал ее тело. Ларк затрепетала. Ей захотелось обхватить шею Стоука руками и припасть к его мощной груди.

Вскинув на графа глаза, она заметила, как он взял с блюда большой кусок жареной свинины и стал есть с таким видом, будто под столом между ними ничего не происходило. Он даже повернулся к ее отцу, чтобы ответить на какой-то вопрос.

— Именно так, лорд Уильям, — проговорил Стоук. — Зазубренный наконечник позволяет стреле лететь дальше, да и в цель такая стрела попадает куда точнее.

— А что ты думаешь по этому поводу, Ларк? — поинтересовался отец.

Прошла минута, не меньше, прежде чем она хриплым голосом сказала:

— Я? Представления не имею…

Удивленно взглянув на дочь, Уильям откинулся на спинку кресла и, судя по всему, решил ей больше не докучать вопросами.

С этой минуты Ларк в разговоре не участвовала, поскольку все ее внимание переключилось на Стоука.

Он прошептал:

— Может, завершим то, что начали у тебя в спальне, в моих покоях?

— Ни за что! Я ненавижу тебя. — Горячее дыхание Стоука обжигало ей шею, отчего по всему ее телу пробегала дрожь.

— Это ты просто так говоришь, а чувствуешь совсем другое. Я же вижу, ты боишься меня.

— Я не боюсь никого на свете! — задыхаясь, прошептала девушка.

— А вот меня, Ларк, тебе следует бояться.

— Я и тебя не боюсь.

— Лжешь. Страх витает вокруг тебя. Ты боишься испытать то, что зовется настоящей страстью. Разве тот ягненочек, за которого ты должна выйти замуж, способен на это? Ведь он, поди, ни разу по-настоящему до тебя не дотронулся. Нет, правда, ты когда-нибудь содрогалась от страсти в его объятиях?

— Да, содрогалась. А ты все лжешь, и я не желаю слушать тебя!

Последнее замечание Стоука оскорбило Ларк до глубины души. Она с такой силой отбросила его руку, что не удержала равновесия и рухнула вместе с креслом на пол. Грохот привлек внимание всех присутствующих, и в большом зале замка установилась мертвая тишина.

Ларк лежала на спине, а ее мучитель насмешливо улыбался. Однако первым ей на помощь пришел именно Стоук.

— Вот тебе моя рука, держись.

— Помощь от тебя я не приму, но за предложение спасибо. — Ларк оттолкнула его руку и сама поднялась на ноги.

— Что там случилось, Голубка? — встревожился Уильям.

— Я потеряла равновесие и упала.

— Не ушиблась? Вид у тебя неважный. И потом, ты почти ничего не ешь. — Уильям посмотрел на Стоука, а потом снова перевел взгляд на дочь.

— Все в порядке, отец. Просто сегодня у меня отчего-то нет аппетита.

Пока Ларк поднимала тяжелое кресло и ставила его на место, Стоук не сводил с нее черных глаз. И тут у нее за спиной прозвучал пронзительный голос матери:

— Где ты, спрашивается, была? Мы, разыскивая тебя, подняли на ноги всех обитателей замка и переполошили всю округу!

Стоук обернулся и уставился на Элизабет. Праведный гнев исказил черты хозяйки замка. Объектом ее нападок стала Ларк, чьи золотистые глаза выражали растерянность, а именно этого Стоук никак не ожидал увидеть. Этот взгляд был первым проявлением слабости, которое он обнаружил в ней. Вообще-то, заметив в этой женщине слабость, Стоук должен был бы испытать удовольствие, однако этого не произошло.

— Я провела ночь в лесу, мама. Очень сожалею, что мое исчезновение вызвало такой переполох.

— Переполох? Да я места себе не находила от беспокойства! Неужели у тебя совсем нет чувства ответственности за свои поступки? Ты ведь не крестьянка какая-нибудь, чтобы спать на траве. Только посмотри на себя — разгуливаешь в мужской одежде, будто парень! Ты, кстати, и впрямь больше похожа на парня, чем на девушку. Приличное платье могло бы скрыть твои не слишком соблазнительные формы, но ты наперекор всему носишь штаны, выставляя напоказ тощие ноги и бедра. Остается только удивляться, что Эвенел находит тебя привлекательной… — В эту минуту Элизабет наконец осознала, что лорд Эвенел и Элен внимательно слушают ее. Элизабет покраснела и замолчала.

Всякий раз, когда Элизабет извергала на Ларк поток брани, девушка мигала, вздрагивала и съеживалась, напоминая христианскую мученицу, истязаемую кнутом. Вот и теперь она с затравленным видом переводила взгляд с матери на Эвенела. Наконец, не выдержав унижения, Ларк бросилась к двери.

— Сейчас же вернись! — топнула ногой леди Элизабет. — Ты должна примерить свадебное платье. Прикажешь носиться с ним за тобой по всему замку?

Но дверь за Ларк уже захлопнулась.

— Я приведу ее, — предложила Элен.

— Уж лучше я, — вызвался Эвенел.

— Ну уж нет. Это моя вина, мне ее и расхлебывать. — С этими словами леди Элизабет последовала за дочерью.

Не успела Элизабет выйти, как лорд Мэндвил в три шага нагнал жену и схватил ее за руку:

— Позволь ей немного отдохнуть от тебя, Элизабет. По-моему, ты сегодня уже достаточно наговорила Ларк.

— Прекрасно! Ты всегда защищаешь ее. Что ж, коль скоро она твоя любимая дочь, отправляйся за ней сам и договаривайся…

— И договорюсь, не беспокойся. Одно доброе слово стоит дюжины злых. Ты уж придержала бы язычок, когда обращаешься к Ларк.

Уильям пошел разыскивать дочь.

Стоук проникся к Уильяму Мэндвилу уважением. Похоже, барон умел приструнить жену, которая была несправедлива к дочери и постоянно придиралась к ней. За этой семейной склокой явно крылось нечто большее, чем обычная неприязнь одной женщины к другой, и Стоук задумался о причинах этой вражды. Так или иначе, приниженное положение Ларк в замке возбудило его сочувствие.

— Мне жаль, милорд, что ты стал свидетелем дерзкого поведения взбалмошной девчонки, — заметила леди Элизабет. — Увы, Ларк — «черная овца» в нашем семействе и постоянно позорит нас своими выходками.

— Мне кажется, миледи, что ты предъявляешь своей дочери слишком уж тяжкое обвинение. — Стоук в упор посмотрел на леди Элизабет. — А теперь прости. Мне необходимо заняться делами, не терпящими отлагательства.

— Но Элен так хотелось посидеть с тобой за столом, — умоляюще сказала леди Элизабет. — Ее очень разочарует твой уход.

— Я сам поговорю с ней. — Стоук устремил взгляд на Элен.

Девушка выглядела очаровательно в желтом платье, которое подчеркивало ее пышные формы. Толстые длинные косы доходили ей до поясницы. Голову украшал веночек из гвоздик, и Стоук подумал, что эта девушка — истинное воплощение красоты, женственности и грации. Но графа настораживало сходство Элен с его первой женой — Сесиль. Глядя на Элен, Стоук сразу вспоминал Сесиль, сыгравшую в его судьбе роковую роль. С этим наваждением он не мог совладать.

Лорд Эвенел подхватил леди Элизабет под локоток.

— Позволь мне проводить тебя к столу, миледи?

— Пожалуйста, милорд. — Хозяйка замка положила ладонь на руку Эвенела и улыбнулась.

Стоук посмотрел на Элен.

— К сожалению, мне не удастся преломить сейчас с тобой хлеб, но мы поговорим позже.

Девушка вскинула на Стоука огромные глаза и застенчиво улыбнулась:

— Как тебе угодно. Кстати, не придавай большого значения ссорам матери с Ларк. Леди Элизабет очень вспыльчива, но отходчива. Она знает, что ей не следует разговаривать с сестрой подобным образом, и сейчас очень переживает.

— А что, мать всегда разговаривает с ней в такой манере?

— Нет, конечно. Только когда очень злится на нее. Ларк же никогда не сдается и смело встречает ее упреки и нападки. В том же, что сестра убежала, нет ничего удивительного. За ее грубоватыми внешностью и повадками скрывается добрая, любящая душа. Ларк очень легко обидеть, хотя она делает вид, что это не так. Тебе, возможно, кажется, что она не любит тебя, но ты ошибаешься. Ларк с трудом сходится с людьми, но если кому-то удастся заслужить ее уважение и симпатию, он поймет, что более преданного и любящего сердца ему не найти во всей Англии.

— Рад бы в это поверить. — Стоук глянул в темный гулкий коридор, по которому несколько минут назад умчалась Ларк.

— Уверена, как только ты получше узнаешь сестру, ты полюбишь ее не меньше, чем я.

Стоук посмотрел на Элен. Лицо ее дышало искренностью, и, судя по всему, она говорила правду.

Впрочем, любить сестру своей будущей жены не входило в планы Стоука, и он сам уже не знал, зачем затеял этот разговор. Коснувшись лилейной щечки Элен кончиками пальцев, граф сказал:

— Мне пора, миледи. Когда я вернусь, мы отправимся с тобой на прогулку.

— Приятно будет прогуляться с тобой… И еще — спасибо за подарки. Они чудесные.

— Рад, что они тебе понравились. Да и не мог же я явиться к тебе с пустыми руками?

Стоук коснулся поцелуем руки Элен. Ему показалось, что пальцы девушки дрожат, и это почему-то неприятно удивило его.

Разве не такая же лилейная красота Сесиль когда-то покорила его? Но Бог с ней, с внешностью, куда хуже другое: за этой миловидностью, пунцовым румянцем и застенчивыми улыбками скрывался загадочный, непостижимый и полный тайн мир.

В том, что у таких нежных, прекрасных женщин есть тайны, и часто роковые, Стоук не сомневался. У Сесиль они тоже были, и она очень хорошо умела хранить их. Стоук всмотрелся в лицо Элен. Интересно, какие мрачные тайны скрываются под этой прелестной оболочкой?

К ним подошел Роуленд. Взглянув на приятеля, Стоук поспешил откланяться.

— Надеюсь, леди Элен извинит меня?

Элен грациозно присела в поклоне и пошла в зал. Стоук с минуту наблюдал, как плавно колышутся ее бедра, обтянутые дорогим шелком, после чего обратился к Роуленду:

— Следи за ее братцем, а я пойду и разыщу леди Ларк.

Стоук глазами указал Роуленду на молодого Эвела.

— Я вчера всю ночь не спускал с него глаз. Ради этого мне пришлось даже выпроводить из своей комнаты женщину: она мешала мне вести наблюдение за дверью его покоев. Скажу тебе вот что: как только он попал к себе, с тех пор не выходил ни разу. Признаться, я думал, что сегодня ты предложишь мне службу поинтереснее: следить за нашей маленькой хитрюгой, пока ты будешь любезничать со своей невестой. — Роуленд подмигнул.

— Нет, сегодня у меня на уме кое-что другое.

— Приятно слышать, что ты не забываешь и о деле.

— Долг прежде всего, Роуленд.

Стоук неторопливо вышел во двор — он не хотел, чтобы леди Элизабет подумала, будто он решил приволокнуться т Ларк.

Во дворе граф застал Уильяма Мэндвила, который, почесывая в затылке, задумчиво поглядывал в сторону ворот Сент-Вейля. Стоук проследил за его взглядом и увидел Ларк, мчащуюся верхом на большом белом жеребце по подъемному мосту. Она низко пригнулась к холке коня, и ее золотистые волосы плескались по ветру, словно знамя маленькой армии. Ручной волк следовал за ней, не отставая ни на шаг.

— Я хотел остановить ее, — сказал Уильям. — Да куда там… Ничего не поделаешь, временами девочке нужно побыть одной.

— И часто она отправляется на такие уединенные прогулки? — поинтересовался Стоук.

— Довольно часто. Когда ей становится невмоготу выдерживать придирки матери. — Уильям тяжело вздохнул.

Стоук направился в сторону конюшни.

— Ты что же, покидаешь нас? — крикнул ему вдогонку Уильям.

— У меня есть дело, не терпящее отлагательства. Но не беспокойся, я скоро вернусь.

— У тебя что, людей мало? Пошли кого-нибудь.

— Дело такое важное, что слуге его не доверишь.

Уильям проводил Стоука понимающим взглядом и, покачав головой, направился в жилые покои.

Ларк пустила Деболта галопом. За поводья она взялась, только почувствовав, что жеребец устал. Тогда перевела Деболта на рысь и ласково похлопала по шее.

Въехав на вершину крутой обрывистой скалы, Ларк посмотрела вниз, на долину, отделявшую угодья барона Сент-Вейля от земель соседнего поместья Малгор, которым владел один из вассалов ее отца, сэр Джозеф Монфор.

Ларк всегда приезжала сюда, когда хотела побыть в одиночестве, а сейчас как раз настала такая минута.

Какое право имела Элизабет унижать ее перед гостями и вассалами? Ларк уже привыкла к таким вспышкам гнева, но прежде мать выговаривала ей лишь в присутствии отца и домочадцев. Теперь же Ларк унизили в присутствии Стоука и его людей. Выдержать такое было свыше ее сил!

Ларк соскочила с коня на каменистую землю и обхватила руками колени. Покусывая травинку, она устремила взор на долину, которую в этот момент осветило солнце, пробившееся сквозь лежавший в низине густой туман.

Под его лучами гранитные вкрапления в окружавших долину скалах засверкали, как драгоценные камни, а пейзаж приобрел яркий, праздничный вид. Открылись испещренные крохотными желтыми зонтиками ноготков зелено-коричневые пятна лугов, а справа, там, где пробегал прозрачный горный поток, заалели головки ранних маков, возвещавшие своим появлением о наступлении весны. Ларк вдыхала влажный чистый воздух утра, учась у природы мудрости и спокойствию.

Услышав топот копыт, она обернулась. К ней верхом на могучем вороном жеребце направлялся Стоук, Ларк совсем не хотелось видеть сейчас этого человека и разговаривать с ним. Чтобы избежать встречи, она вскочила и потянулась к поводьям Деболта, но вороной жеребец Стоука замер, загораживая ей путь.

Сжимая в руке поводья, она сделала шаг назад:

— Зачем ты преследуешь меня? Прошу, оставь меня в покое!

— К сожалению, я не могу оставить тебя в покое. — Стоук соскочил с коня и двинулся к ней.

— Еще раз говорю: оставь меня.

Пятясь к краю обрыва, Ларк чувствовала, как ее сапоги из телячьей кожи скользят на гладких камнях.

— Остановись, Ларк! Ни шагу дальше! Ты упадешь.

— Говорю же: не смей подходить ко мне! И вообще — держись от меня подальше. Я ненавижу тебя! — Сделав еще один шаг, Ларк оказалась на краю обрыва. Каблук соскользнул с острого, покрытого мхом камня, и…

— Нет!!!

Ларк услышала отчаянный крик Стоука — и рухнула вниз.

Глава 8

Стоук схватил Ларк за ногу в тот самый момент, когда она уже скользила вниз. Она раскачивалась в воздухе, но Стоук крепко держал ее за ногу, уповая на прочность ее сапог. Опустившись для устойчивости на четвереньки, он сначала подтянул Ларк поближе, а потом, перегнувшись через край обрыва, подхватил ее за кожаный ремень на штанах и втащил на скалу.

— Пресвятая Дева! — чуть слышно пробормотала Ларк.

Стоук, лежа с ней рядом, чувствовал, как неистово колотится ее сердце. Побледнев как мел и тяжело дыша, она отчаянно цеплялась за его куртку. В эту минуту Ларк предстала перед рыцарем слабой и незащищенной, как новорожденный младенец. Заговорить он не осмеливался и лишь ласково гладил ее по голове, поскольку и без слов было ясно, что подобные минуты в жизни этой сильной и отважной женщины крайне редки и то, чему он сейчас стал свидетелем, могли бы видеть только самые близкие и дорогие Ларк люди.

Заметив, что граф рассматривает ее, Ларк откатилась от него, бросив: «Я чувствую себя хорошо». Она избегала смотреть Стоуку в глаза.

Близость, возникшая между ними, исчезла. Стоук поднялся и протянул ей руку.

— Ты можешь встать?

— Разумеется, могу. — Ларк держалась независимо, хотя ее сотрясала дрожь. Взглянув на руку Стоука, она, секунду помедлив, все же приняла предложенную ей помощь.

Стоук знал, чего стоило Ларк взять его за руку, а потому, помогая ей подняться, ободряюще улыбнулся.

Сделав шаг и обнаружив, что ноги пока еще плохо держат ее, она приникла к широкой груди своего спасителя.

— Прости, — сказала она, поднимая на него взгляд. — У меня ноги как ватные, но это скоро пройдет.

Стоук крепко обнял ее за талию:

— К чему просить прощения? Все мы люди, а стало быть, не без слабостей. Надо лишь иметь ум, чтобы это понимать, и знать пределы своих возможностей. — Стоук нагнулся и заглянул в золотистые глубины ее глаз, чувствуя, что от взгляда этих медовых глаз мужчине легко потерять голову.

— Свои возможности я хорошо знаю. — Ларк закусила губу, чтобы та не дрожала.

— Так ли это, моя тигрица? — Стоук кончиком пальца коснулся ее подбородка.

Исходивший от Ларк аромат ударил ему в голову, как старое выдержанное вино. Прежде он не замечал, какие у нее высокие скулы и аккуратный, будто точеный носик. Выгнутые гордыми дугами золотистые брови были такого же цвета, что и загорелая кожа, а потому почти сливались с ней, зато глаза светились, как два маленьких солнца. В этих глазах обычно читались непреклонность и упрямство, но сейчас они выражали смущение и неуверенность. Нижняя пухлая губка влажно поблескивала там, где Ларк коснулась ее ровными белыми зубами.

— Какая ты, оказывается, красивая, — прошептал Стоук и наклонился, чтобы поцеловать ее.

Едва он коснулся ее губ, из его горла вырвался протяжный стон. Он сжимал Ларк в объятиях, и ощущение близости с ней придавало поцелую особую остроту и сладость.

Он уже хотел было опуститься вместе с Ларк на землю, как вдруг услышал топот лошадиных копыт. Не успели Стоук и Ларк разомкнуть объятия, как возле них остановился всадник.

— Ларк! Что это ты, ради Христа, там делаешь?

Стоук наконец оторвался от губ Ларк и взглянул на Эвенела. Молодое красивое лицо лорда исказилось от ярости. Подъехавший минутой позже Эвел взирал на происходящее с полным недоумением.

Ларк высвободилась из объятий Стоука.

— Эвенел! Я сейчас все тебе объясню.

— Правда? С удовольствием выслушаю тебя.

— Это моя вина. — Стоук сделал шаг вперед.

— Замолчи! — Ларк остановила его горячим взглядом и снова обратилась к Эвенелу: — Во всем виновата я. По неосторожности я свалилась со скалы в пропасть, а лорд Блэкстоун спас меня и, как истинный рыцарь, подхватил на руки.

— После чего ты поцеловала его, — закончил за нее Эвенел, не сводя глаз со Стоука.

— Ложь. Это я поцеловал ее. — Стоук, казалось, с удовольствием сообщил эту новость Эвенелу и даже улыбнулся.

— Уходи! Ты все только портишь! — Ларк взмахнула рукой, предлагая Стоуку удалиться.

— Когда же такое было, чтобы правда все портила?

— Дева Мария! Замолчи, прошу тебя! — Ларк грозно посмотрела на Стоука.

Стоук скрестил на груди руки и иронически улыбнулся.

— Ты, милорд, должен находиться сейчас рядом с леди Элен. Так по какому праву ты позволяешь себе вольности с моей суженой? — сверкнул глазами Эвенел. — Если ты дотронешься до Ларк хоть пальцем, я вызову тебя на бой.

— Нет, ты не сделаешь этого! — Ларк помахала пальцем перед носом у Эвенела. — Он убьет тебя одним ударом. Уж если кому и биться с ним — так это мне.

— Буду с нетерпением ждать этой минуты. — Стоук ухмыльнулся.

Бросив на Стоука гневный взгляд, Ларк коснулась руки Эвенела.

— Послушай, это была всего лишь минутная слабость. В том, что случилось, виновных нет.

— Но как ты могла поцеловать его? — Теперь лорд Эвенел напоминал обиженного мальчугана. — А я-то, болван, скакал сюда во всю прыть, чтобы узнать, не случилось ли с тобой чего…

— Считай, что ничего и не было. Я по крайней мере ничего не почувствовала и уже обо всем забыла.

Стоук громко хмыкнул, чем заслужил еще один горящий ненавистью взгляд золотистых глаз. Да и суженый Ларк посматривал на него волком, изо всех сил стараясь скрыть терзавшую его ревность.

— Поверь, Эвенел, ты — единственный мужчина в моей жизни. Этот человек ничего для меня не значит, — продолжала Ларк.

Эвенел оттолкнул ее руки.

— Не желаю больше ничего знать об этом.

Дернув за поводья с такой силой, что лошадь шарахнулась и едва не сбила Ларк с ног, Эвенел развернул своего жеребца и, пришпорив его, помчался прочь.

— Подожди! Я тебе еще не все сказала! — Ларк побежала за Эвенелом, но того уже и след простыл. Поникнув и обхватив себя руками, она застыла на месте.

— Отлично сыграно, моя тигрица! Вот уж не ожидал, что ты такая мастерица обводить мужчин вокруг пальца.

Перекинув через голову своего вороного поводья, Стоук укрепил их у передней луки седла. Если бы глаза Ларк могли метать стрелы, Стоук был бы пронзен ими, как святой Себастьян.

— Ненавижу тебя! Ты все испортил!

— Не возражаешь, если я поговорю с сестрой… наедине? — спросил подъехавший Эвел у Стоука.

— Сколько угодно. Но мы с Ларк должны завершить то, что начали.

— Мы ничего с тобой не начинали! — выкрикнула девушка. — Следовательно, и завершать нечего. Кроме того, скажу еще раз: я не хотела тебя убивать и в сговор с шотландцами ради этого не вступала. Но если ты приблизишься ко мне хотя бы на расстояние длины копья, я сдеру с тебя шкуру и изжарю на медленном огне!

— И ты позволяешь себе подобным образом разговаривать с человеком, который только что спас тебя? — На губах Стоука появилась ехидная усмешка.

— Я бы не свалилась со скалы, если бы ты не преследовал меня.

— Ты что же — боишься меня?

Ларк вздернула подбородок:

— Нет, когда у меня под рукой есть оружие.

— Я обязательно прослежу за этим, когда мы встретимся в следующий раз. — Стоук вскочил на коня.

— Я не нуждаюсь ни в твоей доброте, ни в твоей снисходительности! — крикнула девушка, задыхаясь.

Стоук решил, что обязательно овладеет ею и заставит навсегда забыть о лорде Эвенеле. Так или иначе, но он покорит эту девушку. И вот тогда заставит ее сказать правду и выяснит, кто же хочет убить его.

Когда Стоук отъехал от злополучной скалы, Эвел сказал:

— Я хотел предупредить тебя, что Блэкстоун пустился следом за тобой, но — увы! — опоздал…

— Непонятно только, зачем ты прихватил с собой Эвенела? — спросила Ларк, не спуская глаз с черного силуэта удалявшегося Блэкстоуна.

— Я вовсе не брал его с собой. Он сам сюда направлялся, и я встретился с ним по дороге. Кстати, может, объяснишь, какого черта тебе взбрело в голову целоваться с Блэкстоуном?

— Замолчи, Эвел, прошу тебя! Еще не хватало, чтобы и ты на меня напустился…

— Надо же кому-нибудь вправить тебе мозги, — пожал плечами Эвел. — Эвенел тебе этого поцелуя никогда не простит.

— Не моя вина в том, что Блэкстоун поехал за мной. И не отставал, как я его ни просила об этом.

— От Роуленда я слышал, что на жизнь Блэкстоуна совершено уже десять покушений. Он имеет полное право следить за тобой — хотя бы по той причине, что застал тебя в компании шотландцев.

— Его подозрения начинают меня утомлять. — Ларк двинулась к Деболту, щипавшему неподалеку траву.

— Ларк! Ларк! Эвел!

Их имена эхом отозвались в лежавшей у подножия скалы низине. Ларк спустилась со скалы, прошла по дорожке, ведущей в долину, и на расстоянии полета стрелы увидела сэра Джозефа, махавшего ей рукой. Сэр Джозеф, мужчина средних лет, был такой тучный, что походил на чудовищных размеров шар. Он носил длинную седую бороду, заостренную к концу, а потому похожую на наконечник копья, а волосы стриг так коротко, что его квадратное лицо — и без того широкое — казалось еще шире. Сэр Джозеф сидел в повозке рядом со своей супругой леди Люсиндой. Круглое, как луна, лицо этой женщины было прикрыто от пыли и прочих превратностей погоды зеленой вуалью, сквозь которую поблескивали небольшие, очень живые глаза. Она тоже махала рукой Ларк, отчего ее большие груди, нависавшие над округлым животом, колыхались.

— Доброго вам утра, сэр Джозеф и леди Эл! — крикнула Ларк, называя леди Люсинду в соответствии с заведенным лордом Уильямом обычаем.

— Только их нам еще и не хватало… — пробурчал Эвел, подъезжая к Ларк с ее Деболтом, которого вел в поводу.

Между тем леди Люсинда, сложив ладони, крикнула:

— А мы как раз направляемся к вам в замок! Надо же помочь вашей матери приготовить свадебное угощение. Давайте поедем вместе — все веселее будет!

Ларк скривилась, но отказаться от предложения не посмела. Прежде всего потому, что не хотела обижать этих добрых людей.

— Поезжайте! — крикнула она. — Мы сию минуту нагоним вас.

— Ты что, с ума сошла? — спросил Эвел, помогая сестре взобраться в седло. — Теперь нам всю дорогу покоя не будет.

— Уж лучше слушать болтовню леди Эл, чем твое ворчанье. — Ларк взяла поводья, ударила Деболта шпорами и поскакала за повозкой.

Не прошло и четверти часа, как она уже ехала бок о бок с повозкой сэра Джозефа и леди Люсинды. Эвел подскакал чуть позже и поклонился:

— Доброго всем утра!

— До чего ж ты стал пригож, Эвел, — усмехнулась леди Люсинда, — Я, старуха, все никак не насмотрюсь на тебя.

— Как поживаете? Надеюсь, дома все хорошо? — пробасил сэр Джозеф.

— Ясное дело, у них все хорошо. Не о чем и спрашивать. Ты только посмотри на них — молодые, красивые… Поднялись с рассветом, чтобы прокатиться по округе. Я говорила тебе, Джозеф, что погода сегодня для верховой прогулки — лучше не придумаешь. Правда, любовь моя, говорила? — Леди Люсинда, широко улыбаясь, вскинула на мужа вопрошающий взгляд, но как только сэр Джозеф открыл рот, сразу же перебила его: — Кстати, он мне сказал сегодня поутру то же самое — это когда мы обсуждали вопрос, ехать или не ехать к леди Элизабет. Я-то поначалу думала, что пойдет дождь — у меня всю ночь отчаянно ныли ноги, — но теперь, к счастью, на небе ни облачка. Только представьте себе мое состояние — как говорится, и хочется, и колется. Но я, вняв словам мужа, все-таки решила ехать. И мне очень хотелось встретить кого-нибудь по дороге, чтобы скоротать время за приятной беседой. С мужьями, как известно, дамам разговаривать особенно не о чем. — Тут леди Люсинда снова улыбнулась и посмотрела на сэра Джозефа. — Они, мужья то есть, все больше о войнах да о сражениях речь ведут. Правда, любовь моя?

Сэр Джозеф снова сделал попытку открыть рот и сказать хоть что-нибудь, но леди Люсинда мгновенно переключилась на другую тему:

— Ларк, детка, ты не представляешь, какое миленькое платьице я сшила себе по случаю твоей свадьбы. А свадьба у тебя будет великолепная, поверь… Остается только назначить дату. Ой, совсем забыла! Ведь и Элен тоже замуж выходит — вместе с тобой! Скажи, граф Блэкстоун уже приехал? Уверена, он давно уже в замке, ведь Элен такая красотка, что глаз не отвести! Подумать только, какую удачную партию удалось сделать девочке. Это целиком заслуга вашей матери. Но и у тебя хороший жених — ничего не скажешь… Я всегда говорила сэру Джозефу, что лучше лорда Эвенела тебе жениха не сыскать. — Леди Люсинда вздохнула.

— Помогла ли тебе моя мазь для растирания ног, леди Эл? — спросила Ларк.

— Спаси тебя Господь, детка! Ты у нас настоящий эскулап и так хорошо разбираешься во всех лечебных травах… Кстати, сэр Джозеф тоже так думает. Мы с ним склянку с бальзамом, который ты нам прислала, друг у друга из рук вырывали, чуть до драки дело не дошло, честное благородное слово! Нам так повезло, что ты познала искусство исцеления. Да все лекаришки, что живут в округе, мизинца твоего не стоят — ты уж мне поверь!

Ларк вдруг показалось, что за ними кто-то наблюдает, и она, не прерывая разговора, осторожно повела взглядом по окрестным холмам. Так и есть! На вершине одного холма, поросшего первой весенней травой, она заметила силуэт верхового и сразу же признала в нем Стоука — воплощение мужественности, отваги и мощи. Даже на большом расстоянии он казался грозным и несокрушимым как скала. Рядом с ним был Роуленд — тоже верхом. Мужчины с головой ушли в какой-то серьезный разговор, но Ларк готова была поклясться, что Стоук смотрит на нее.

— Кого это ты там высматриваешь, дорогуша? — Леди Люсинда проследила за взглядом Ларк. — Бог мой! Кто этот гигант, облаченный в черное? Кстати, должна заметить, что он отлично сидит в седле.

— Это лорд Блэкстоун, — обронил Эвел.

— Тот самый, что приехал взять в жены нашу Элен? Великолепно! — Леди Люсинда от восторга даже захлопала в ладоши.

— Прошу меня извинить, но я должна оставить вас, — сказала Ларк. — Встретимся в замке.

— Не делай этого, Ларк. — Эвел схватил сестру за руку. — Ему это не понравится. Прошу, не ищи неприятностей на свою голову.

— Мне надоело, что он всюду таскается за мной. А кроме того, мне плевать, что ему нравится, а что — нет. — Ларк высвободила руку и пришпорила коня. Деболт с места взял в карьер.

— Что ты имел в виду, сказав: «Ему это не понравится»? — осведомилась леди Люсинда, и ее маленькие глазки загорелись от любопытства.

Эвел оставил вопрос леди Эл без ответа, поскольку все его внимание было приковано к Блэкстоуну. Черный Рыцарь пустил коня галопом с холма наперерез уходившей от него всаднице. Эвел неодобрительно покачал головой.

— Так что ты имел в виду? — снова спросила леди Люсинда. — Что и кому должно не понравиться?

— Дело в том, что лорд Блэкстоун терпеть не может Ларк.

— Терпеть не может? — Леди Люсинда прищелкнула языком от удивления. — Просто он еще не знает ее. Всякий, кто познакомится с Ларк поближе, начинает питать к ней теплые чувства. Конечно, поначалу она кажется грубоватой и резкой, но сердечко у нее золотое, причем золото это самой высокой пробы. Я всегда это говорила. И всем. Да.

— Боюсь, мысль о том, что у нее золотое сердце, занимает его сейчас меньше всего. — Эвел поморщился как от зубной боли, продолжая следить за рыцарем, мчавшимся за его сестрой.

Ларк знала угодья, окружавшие замок Сент-Вейль, так же хорошо, как шрамы на собственном теле, и решила при первой же возможности свернуть на отлично утоптанную тропинку, которая сначала шла параллельно главной дороге, но потом делала поворот к деревне, пересекала ее и напрямую выводила к замку. Она хотела укрыться в деревне и переждать, пока проедет Стоук. Ее неожиданное исчезновение должно было послужить грозному рыцарю хорошим уроком и отучить его от излишней назойливости. Глянув через плечо, она сразу же заметила Блэкстоуна — его прямую, как копье, спину и темный блестящий взгляд, прожигавший ее насквозь.

Ларк вонзила шпоры в бока Деболта и отпустила поводья, позволив жеребцу самому выбрать удобный для него темп скачки. Ветер упругой струей бил ей в лицо, когда она, пригнувшись к холке лошади, летела вперед, слившись с животным в единое целое.

К сожалению, оторваться от Блэкстоуна и претворить в жизнь задуманный план не удавалось. Черный Рыцарь не отставал, и топот копыт его вороного становился все громче. Ларк снова взбодрила коня шпорами. Дорога стала забирать вверх, и она слышала, что дыхание ее лошади с каждой минутой становится все более затрудненным. Деболт считался одним из лучших жеребцов в конюшне сэра Уильяма, но Шехем, судя по всему, был резвее.

Слева от дороги располагалась крохотная рощица. Проезжая мимо, Ларк заметила, как блеснул металл, и увидела человека, затаившегося в кроне дерева. Прижимаясь спиной к стволу, он натягивал лук и нацеливал его на Стоука.

Все, что произошло потом, длилось всего несколько мгновений, показавшихся, впрочем, Ларк вечностью. Прежде чем девушка успела крикнуть и предупредить Блэкстоуна об опасности, незнакомец спустил тетиву и выстрелил. Ларк оглянулась. Черный Рыцарь отклонился в сторону в тот самый момент, когда стрела должна была пронзить его насквозь. Мчась вперед и не сбавляя хода, Стоук выхватил из ножен тяжелый кинжал-дагу и метнул его в стрелка. Тот в этот момент доставал новую стрелу и снова натягивал лук, а потому не заметил летевшего в него кинжала. Оружие вонзилось стрелку в горло, и он, уронив лук, рухнул на землю.

Ларк хотела было придержать коня и подъехать к убийце, но горящий взгляд черных глаз Стоука гнал ее вперед — к спасительным воротам Сент-Вейля.

Топот кованых копыт Шехема раздавался уже совсем рядом — Стоук обходил девушку справа. В следующее мгновение Ларк ощутила, как вороной жеребец Стоука коснулся на скаку ее правой ноги, а еще через секунду сильная рука обхватила ее за талию, выхватила из седла, и она почувствовала, что парит в воздухе.

Глава 9

Стоук усадил Ларк на спину своей лошади у передней луки и, дернув за повод, придержал Шехема. Девушка набросилась на рыцаря с кулаками, но тот легко перехватил ее руки и сжал в запястьях.

— И не думай, что тебе удастся удрать от меня.

— Я вовсе не пыталась сбежать от тебя.

— Точно. Ты пыталась заманить меня в одну из своих ловушек.

— Да не пыталась я тебя никуда заманить! Клянусь! Утром я убежала из зала только потому, что мне хотелось побыть одной. Заметь, ты сам за мной поехал, я не приглашала тебя. Ну неужели ты думаешь, что все это подстроила я? Напротив, я старалась поскорее попасть в замок, чтобы не встречаться с тобой.

Стоуку хотелось ей верить. Он посмотрел на нее в упор. Его грудь тяжело вздымалась: несколько минут назад ему удалось избежать почти верной смерти. Или, быть может, его просто волновала близость этой женщины?

— Не смотри на меня. Когда ты так смотришь, мне кажется, что тебе снова хочется поцеловать меня. — Ларк нервно облизнула губы.

— Я сделал небольшое открытие. Смерть, когда она рядом, заставляет сильнее бурлить кровь. Особенно если ты держишь в объятиях такую искусительницу, как ты…

Стоук склонился к Ларк и поцеловал ее в плотно сжатые губы. Она снова замолотила кулаками в его широкую грудь, но не прошло и минуты, как военные действия прекратились. Ларк застонала. В ее стоне поначалу не было чувственности — она таким образом выражала негодование по поводу собственной слабости. Между тем Стоук, прихватив ртом нижнюю, пухлую губку Ларк, принялся тихонько посасывать ее, в надежде заставить девушку открыть рот. Одновременно он развязал кожаный шнурок, стягивавший волосы Ларк, и, отбросив его, начал гладить тяжелую золотистую массу.

Когда нижняя губка стала мягкой и податливой, Стоук провел языком по зубам Ларк, и она приоткрыла рот. И сразу же язык Стоука ворвался в его влажные недра. Скользнув по талии девушки, руки Стоука начали ласкать ее бедра. Тело Ларк стало податливым, как и ее рот, а руки взлетели вверх и обхватили Стоука за шею. Целуя своего мучителя, она перебирала пальцами волосы у него на затылке. Ее ответный порыв еще больше возбудил Стоука. Подхватив Ларк на руки и не прерывая поцелуя, он соскочил с коня и двинулся в сторону леса с твердым намерением утолить свою страсть.

Раздался стук копыт. Ларк мгновенно отстранилась, а Стоук едва слышно выругался.

Она смущенно смотрела на Стоука, будто не веря, что только что страстно целовала его. Стоук же уставился на дорогу, ожидая, кто появится из-за поворота. Из-за леса вылетели на полном скаку Эвел и Роуленд. За ними следовал Балтазар.

— Эй-го! — крикнул Эвел, махнув на скаку рукой.

— Черт, неужели в здешних краях нет места, где я мог бы побыть с тобой наедине? — пробормотал Стоук.

— Очень надеюсь, что нет. — Золотистые брови Ларк сомкнулись на переносице, а на щеках проступил нежный румянец.

— Настанет день, когда мы будем одни, и тебе не придется сдерживать свою страсть.

— Пока что я сдерживаю лишь свою ненависть!

— Если это называется ненавистью, какова же тогда твоя любовь?

Эвел и Роуленд остановились рядом с ними.

— Мы увидели на дороге труп, — начал Эвел, — и попросили сэра Джозефа покараулить его. Ты не ранена? — обратился Эвел к сестре.

— Я не пострадала. Убийца стрелял в лорда Блэкстоуна.

— Почему же он в таком случае держит тебя на руках?

— Ну уж вовсе не потому, что она ранена. — Стоук не сводил глаз с губ девушки.

— Ты уже вполне мог бы поставить меня на землю. — Поскольку Стоук в ответ на это обнял ее еще крепче, она умоляюще взглянула на него: — Прошу тебя.

Стоук нахмурился, однако просьбу Ларк выполнил.

— У этого парня были сообщники, как по-твоему? — спросил Роуленд.

— Это нам еще предстоит выяснить, — ответил Стоук.

— Надеюсь, ты не думаешь, что Ларк замешана в этом деле? — поспешил на выручку сестре Эвел.

— Ничего не говори ему, Эвел. Это бесполезно. Он вбил себе что-то в голову и будет стоять на этом до конца. — Ларк протянула брату руку. — Отвези меня, пожалуйста, в замок. Уверена, Деболт давно уже убежал домой.

— Конечно, отвезу, хотя мне следовало бы основательно высечь тебя и отправить домой пешком. — Эвел помог сестре сесть на круп своего жеребца. — Видишь, что ты наделала? — не унимался он. — Теперь у лорда Блэкстоуна нет никаких сомнений, что ты — его враг. Да и с какой стати ему думать иначе? А ведь я предупреждал тебя: не вздумай скакать с ним наперегонки… — Эвел пустил лошадь в галоп, поэтому конец фразы Ларк не расслышала.

Посмотрев им вслед, Стоук вскочил на Шехема.

— Не верю, что Эвел виноват. Единственная его вина состоит в том, что он во всем покрывает свою сестричку.

Роуленд тоже посмотрел на удалявшихся всадников.

— Вполне возможно, что Эвел и впрямь здесь ни при чем, однако я склоняюсь к мысли, что его сестра причастна к этой истории с покушениями. — Стоук ткнул пальцем в сторону рощицы, из которой в него стреляли.

— И как же ты теперь поступишь? Непростое это дело — ухаживать за будущей женой и одновременно следить за девчонкой…

— Сегодня ночью я вытрясу из нее правду, будь уверен!

Роуленд с сомнением покачал головой, но Стоук не обратил на него внимания. Очень скоро он узнает правду, а заодно овладеет этой дикой кошкой.

Ларк наткнулась на леди Элизабет, как только вошла в большой зал, и мать потребовала, чтобы она примерила свадебное платье. Ларк пришлось провести целый час в мучениях, выслушивая придирки матери: «Ларк, изволь стоять смирно!», «Что ты скорчилась, как старая бабка!», «Интересно, груди у тебя когда-нибудь отрастут?», «Придется убирать платье в бедрах — бедер-то у тебя вовсе нет», «Бог мой! Какие у тебя все-таки длинные руки и ноги. Можно подумать, они каждый день вырастают на дюйм».

Ларк с удовольствием ввязалась бы в новую ссору с матерью, чтобы, воспользовавшись ею как предлогом, сорвать с себя подвенечный наряд и удрать, но леди Элизабет держалась стойко и оскорблять дочь впрямую себе не позволяла. Вместо этого она избрала тактику мелких придирок, а кроме того, немилосердно исколола Ларк булавками во время примерки. В дополнение ко всему Ларк была вынуждена слушать болтовню леди Люсинды о предстоящей свадьбе.

К тому моменту, когда пытка закончилась, девушка очень жалела, что не сбежала с Эвенелом в его замок и не обвенчалась с ним тайно.

Между тем Элизабет отправила Элен на поиски Блэкстоуна, и Ларк, воспользовавшись этим, выскользнула вместе с сестрой из покоев. Оказавшись во внутреннем дворе замка, Ларк немного успокоилась и, идя рядом с сестрой, с любопытством наблюдала за дворовой девчонкой, которая гонялась за желтыми пушистыми цыплятами.

— Не хочешь сходить со мной на ристалище? — спросила Элен. — Уверена, Эвенел там.

— Нет. Если ему захочется меня увидеть, он знает, где меня найти. Кроме того, на ристалище мне, возможно, взбредет в голову поупражняться на мечах или на копьях, а мое бедное тело едва ли выдержит подобное испытание после того, как мать наградила меня таким количеством булавочных уколов. Уж лучше я отправлюсь в сад. В последнее время я почти не бывала там; а между тем сорняки заглушают лечебные травы, которые я посадила.

Хотя Ларк и улыбалась, настроение у нее было невеселое. Все-таки искушение пойти на ристалище и вступить в учебный бой с кем-нибудь из людей Блэкстоуна было слишком велико. Увы, столь же велики были шансы встретить там и самого Блэкстоуна, а Ларк, после того как вновь уступила домогательствам Стоука, да и сама целовала его, не хотелось встречаться взглядом с его черными, горящими от страсти глазами.

— Пожалуй, не пойду на ристалище, — сказала Элен. — Вдруг отвлеку Стоука от его любимого занятия и он, чего доброго, рассердится? Мама, правда, настаивала, чтобы я пошла туда. По ее мнению, он просто забыл о том, что обещал отправиться со мной на прогулку, и не мешало бы ему об этом напомнить. Но я не стану навязывать Стоуку свое общество.

— А я, напротив, уверена, что тебе надо почаще видеться с ним, — мрачно заметила Ларк. — Уж слишком много он уделяет внимания своим так называемым важным делам в ущерб тебе.

— Как ты можешь насмехаться над ним, Ларк? И это после того, что ему пришлось пережить? Вот ужас-то! Кто-то напал на него сегодня утром. Леди Люсинда только и говорит что о трупе убийцы, который они с сэром Джозефом обнаружили на дороге. Не понимаю, с какой стати кому-то нужно убивать Блэкстоуна?

— Хорошо, не буду. — Ларк снова насупилась. — По правде сказать, я представления не имею, кто и почему на него напал.

Она не рассказала Элен о других покушениях на жизнь Стоука и о том, что он считает, будто она тоже причастна к нападениям на него.

— Думаю, это был обыкновенный разбойник, который засел на дереве и высматривал жертву, — предположила Ларк, хотя сама не слишком-то верила в это.

— Но ведь разбойник мог напасть и на тебя! Леди Люсинда сказала, что ты скакала по дороге впереди всех. Должно быть, ты видела, как все произошло? — Элен вскинула на сестру вопрошающий взгляд.

— Ну, видела…

— А других разбойников поблизости не было?

Ларк покачала головой.

— Слушай, а вдруг там были и другие и они, дождавшись удобного часа, снова нападут на проезжающих?

— Если это тебя хоть чуточку успокоит, я поговорю об этом с отцом, он соберет людей, и мы прочешем лес и всю прилегающую к нему местность. Впрочем, я уверена в одном: есть в лесу разбойники или нет, гости на свадьбу все равно приедут. Они соберутся в таком количестве, что подчистят все наши запасы, зато мать получит возможность лишний раз сыграть роль знатной дамы и благодетельницы всей округи.

Элен улыбнулась, и напряженное выражение исчезло с ее лица.

— Когда ты шутишь, у меня сразу поднимается настроение. Спасибо тебе, Ларк. И до свидания. Пойду разыщу все-таки лорда Блэкстоуна.

Элен направилась к воротам замка. Каждое ее движение было пронизано грацией, а длинные темные волосы колыхались на спине в такт шагам.

Проводив сестру взглядом, Ларк двинулась в противоположную сторону. Солнце стояло уже высоко, а ветерок доносил до нее запахи свежего сена, навоза и цветущей в замковом рве воды.

Если Ларк не упражнялась на ристалище и не корпела у себя в комнате над приготовлением различных бальзамов и снадобий, то обычно скрывалась в саду от укоризненных взоров и словесных нападок леди Элизабет. Мать не любила возиться с травами и копаться в земле, опасаясь загара. Так что сад стал для Ларк своего рода убежищем, где ее душа обретала долгожданный покой.

Подойдя к грядке с ноготками, Ларк увидела Эвенела. Он сидел на каменной садовой скамье. Склонив голову, он водил гусиным пером по странице лежавшей у него на коленях книги.

Услышав шаги Ларк, Эвенел захлопнул книгу и поднял на нее глаза.

— Ларк? А я-то думал, что здесь никого нет.

— Если хочешь, я уйду.

— Напротив… — Он поднялся. — Я ждал тебя, надеясь без помех поговорить о том, что случилось утром.

— Пожалуй, поговорить об этом действительно следует, — без особой охоты согласилась Ларк и попыталась перевести разговор на другую тему: — Но почему ты не на ристалище — вместе с отцом?

— Я попросил его позволить мне удалиться.

— Чтобы здесь, под сенью ветвей, сочинять стихи? — улыбнулась Ларк.

Она с горячим сочувствием относилась к увлечению своего суженого и любила его за нежное сердце и благородство. Более того, познакомившись с Черным Драконом, Ларк еще больше оценила тонкую натуру своего избранника.

— Да… — Эвенел задумчиво опустил глаза на книгу.

— Может, прочтешь мне что-нибудь из того, что сочинил?

— Потом… как-нибудь. Сейчас мне хотелось бы обсудить с тобой утреннее происшествие. Садись, прошу тебя…

Эвенел взял девушку за руку. Ларк очень надеялась, что он поцелует ее. Ей казалось, что стоит ему припасть к ее губам, как все сразу же устроится и станет как прежде. Эвенел, однако, целовать Ларк не спешил и лишь смотрел на нее сияющими голубыми глазами. Прошла минута. Эвенел встрепенулся, смахнул с каменной скамьи пыль и, придерживая Ларк за локоть, помог ей сесть. Она отметила, что он обращается с ней нежно, будто с хрустальным сосудом.

— Я по тебе скучала. — Ларк пожала его влажную руку, такую же узкую, как у нее. При этом она подумала, что руки Эвенела по сравнению с руками Стоука малы и изнеженны.

— Извини, но, по-моему, ты уклоняешься от разговора, — сказал Эвенел.

— Неужели мы не можем хоть на время забыть про Черного Дракона? — Ларк крепко сжала его пальцы. — Между прочим, я не видела тебя целых шесть месяцев. Неужели, кроме Блэкстоуна, у нас нет темы для разговора? Забудь о нем. Скажи лучше: ты скучал по мне?

— Конечно, скучал. — Эвенел стиснул ей руку. — Ты чудесно выглядишь. Это платье очень тебе к лицу. Кроме того, мне нравится, что теперь ты распускаешь волосы по плечам, как и пристало благородной даме. У тебя чудесные волосы — настоящий золотой водопад.

Комплименты Эвенела казались Ларк напыщенными и почему-то вызывали у нее чувство неловкости. Она усмехнулась.

— Гарольд и Седрик утверждают, что мои волосы похожи на прошлогоднюю солому, и я, признаться, почти согласна с ними. Тем не менее спасибо тебе за комплимент.

Эвенел нахмурился:

— Почему ты всегда смеешься над моими словами и даже комплименты обращаешь в шутку?

— Да потому, что ты говоришь все это только по доброте душевной. Но зачем преувеличивать? Я-то отлично знаю, как выгляжу. С Элен мне никогда не сравниться.

— И у тебя, и у Элен множество самых разнообразных достоинств. Так что к чему сравнивать? — Эвенел снова опустил взгляд на свою книгу.

— Отлично сказано. Ты мудр, как царь Соломон. — Ларк приподнялась и поклонилась жениху в пояс.

Эвенел удивленно выгнул бровь:

— Ты впервые так высоко оценила мои умственные способности.

— Это все потому, что, увидев тебя, я потеряла голову. — Ларк рассмеялась.

Эвенел нахмурился, хотя обычно шутки Ларк вызывали у него улыбку.

— По-моему, мы снова отвлеклись от темы. Тем не менее поговорить о лорде Блэкстоуне нам все-таки придется.

— Не придется. Этот несчастный поцелуй всего лишь следствие минутной слабости. Я уже забыла про него. Надеюсь, ты понимаешь, что Блэкстоун ровным счетом ничего для меня не значит? Я выйду замуж только за тебя. — Ларк прикоснулась ладонью к щеке Эвенела и заглянула в его голубые глаза, испрашивая у него прощения за свою оплошность.

Эвенел покачал головой.

— Надеюсь, это правда. Думаю, он применил силу, иначе ты не позволила бы ему себя целовать.

— Никогда! — Ларк вложила в это слово слишком много чувства — и тут же поняла это. Она опустила глаза.

— Необходимо его проучить. Он не смеет лезть к тебе с поцелуями.

— Прошу тебя, давай оставим этот разговор.

— У меня появилось странное ощущение, что отныне ты принадлежишь ему, а не мне.

— Я не принадлежу ему. — Конечно, Стоуку удалось разбудить чувственное начало Ларк, но ведь это еще не любовь. Что же до плотских грехов, придется исповедаться в них отцу Кениону. — Я выбрала в мужья тебя, а не его — как ты не понимаешь? И вообще, если ты скажешь об этом человеке еще хоть слово, я уйду.

Ларк и впрямь полагала, что ей лучше уйти, пока она окончательно не запуталась во вранье.

Как только она поднялась со скамейки, Эвенел схватил ее за руку.

— Хорошо, Ларк, согласен. Забудем на время про Блэкстоуна. Тем более что нам необходимо обсудить еще одну важную вещь.

— Что именно? — Ларк снова села на скамейку рядом с Эвенелом.

— Прежде мы никогда не касались в разговоре семейной жизни, но теперь я считаю своим долгом поговорить об этом. Надеюсь, после того как мы поженимся, ты будешь подчиняться мне и уважать меня.

— Я всегда тебя уважала, что же касается подчинения… хм… тут надо подумать, — усмехнулась девушка.

— Послушай, Ларк, мне сейчас не до шуток…

— Ты принимаешь все слишком близко к сердцу.

— А как же иначе? Скоро ты станешь моей женой, и мне бы очень хотелось, чтобы мы жили в мире и согласии. Но для этого нужно, чтобы ты признала мое главенство в решении всех житейских проблем.

— Это с какой же стати?

— Я буду твоим мужем, а как сказано в Писании, жена должна подчиняться своему мужу.

— Даже в том случае, если муж тупоголовый и не в состоянии отличить правду от лжи? — спросила Ларк, подумав о Стоуке.

— Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне?! — Эвенел в сердцах хлопнул себя книгой по колену.

— Я не о тебе говорю, а так… вообще.

Эвенел настороженно посмотрел на невесту, пытаясь угадать, нет ли в ее словах подвоха, потом сокрушенно покачал головой.

— Я знал, что разговор у нас получится непростой. А все потому, что ты чертовски упряма и готова спорить по любому поводу!

— Если я такая упрямая, почему ты берешь меня в жены?

Эвенел не отличался злопамятством, поэтому заключил Ларк в объятия.

— Я беру тебя в жены, потому что люблю тебя и по той еще причине, что ты сильная, красивая и умная. Если я чем-нибудь тебя прогневил, прости. По крайней мере теперь ты знаешь, что я думаю по поводу нашей семейной жизни.

Ларк не сомневалась, что Эвенел говорит правду. Кроме того, у нее не было причин не доверять Священному Писанию, на которое он ссылался, призывая ее к послушанию.

Эвенел ласково посмотрел па Ларк и улыбнулся:

— Ну так как? Мы пришли к соглашению?

Ларк ответила ему взглядом исподлобья: слишком быстро сдавать свои позиции ей не хотелось.

— Мне нравится, когда ты упрямишься и хмуришь брови. — Эвенел притянул ее к себе и поцеловал.

Поцелуй Эвенела был нежным и страстным, а руки — ласковыми. В сущности, это был почти идеальный поцелуй, но только почти… Ему не хватало того испепеляющего жара, который охватывал Ларк и накрывал волной всякий раз, когда к ее губам прикасался Стоук. Не успела в сердце Ларк вспыхнуть ответная страсть, как Эвенел отстранился от нее. Удовлетворенно поглядывая на девушку сапфировыми глазами, осененными длинными ресницами, он сказал:

— Итак, решено. Ты примешь мои условия и станешь послушной и благонравной. Неповиновения я не потерплю — мне не нужна супруга, которая совершает поступки, повинуясь минутной блажи.

Ларк в изумлении уставилась на жениха. Ее словно осенило: прежде Эвенелу благодаря поцелуям всегда удавалось заставить ее поступать так, как он хотел. Зная, какой властью над ней обладают его губы, Эвенел пользовался этим.

— Но ты будешь советоваться со мной? Хотя бы изредка? — с надеждой спросила она.

— Ну, это совсем другое цело.

— Вовсе не другое. Похоже, ты заранее убедил себя, что мое мнение не представляет особой ценности!

— Ты прекрасно знаешь, что это не так. Я ценю твое мнение, и, похоже, куда больше, чем ты — мое. Впрочем, у меня нет желания развивать эту тему. Мы поговорим потом — когда ты немного укротишь свой нрав и как следует обдумаешь мои слова. — Эвенел поднялся со скамьи, прихватил свою книгу и не оглядываясь пошел прочь.

Ларк вдруг поняла, что совсем не знает Эвенела. Еще меньше она представляла себе совместную жизнь с ним. Прежде она пребывала в приятном заблуждении, что их брак станет союзом равных партнеров, которые, решая важные вопросы, будут непременно советоваться и относиться друг к другу с должным уважением. Ларк считала, что она ни в чем не уступает Эвенелу, а в умении владеть оружием даже превосходит его. По этой причине притязания жениха на первенство несказанно удивили ее.

Что ж, придется преподать ему урок и показать, что его поцелуи вовсе не так сильно кружат ей голову, как он, вероятно, предполагает. Все это в прошлом; теперь же в жизнь Ларк пошел Стоук, и она узнала, что такое настоящая страсть.

Ларк бросилась на колени рядом с грядкой с ноготками и вознесла покаянную молитву Святой Деве. Как только она посмела испытывать греховные чувства к человеку, который должен в скором времени стать мужем ее сестры?

Помолившись, она принялась за дело: рыхлила грядки и выдергивала сорняки, надеясь изгнать из памяти образ Стоука и обратиться мыслями к Эвенелу. Увы, даже чернозем, который Ларк вскапывала и перетирала в пальцах, заставлял ее снова и снова вспоминать темные глаза лорда Блэкстоуна.

Глаза Стоука, неотступно преследовавшие Ларк, исчезли лишь после того, как она засеяла несколько новых грядок. Не успела она перевести дух, как услышала голоса. Ларк метнулась в глубь сада. В следующее мгновение сердце у нее упало, а руки похолодели. В сад входили Элен и Стоук.

Глава 10

Увидев Стоука и Элен, Ларк укрылась за деревьями. Она очень надеялась, что ни сестра, ни лорд Блэкстоун не заметили ее.

— Ума не приложу, куда запропастилась Ларк, — промолвила Элен. — Она говорила, что будет в саду. Я очень хотела, чтобы сестра присоединилась к нам. Если бы ты, милорд, сказал ей несколько добрых слов, это ее очень ободрило бы.

— Думаю, твоя сестра сейчас занята устройством какой-нибудь каверзы, — сказал Стоук. — Она ведь любит мучить людей.

Услышав эти слова, Ларк криво улыбнулась.

— О милорд, что ты говоришь! У сестры нет таких дурных наклонностей. Напротив, она помогает людям. Ты только посмотри на этот сад и на эти грядки. Ларк сажает здесь лечебные растения, а потом делает из них микстуры и бальзамы и лечит всех. К примеру, не так давно она ходила в деревню к одному мальчугану, который сломал руку, и ухаживала за ним.

— Что-то не очень хорошо представляю себе твою сестру в роли целителя.

— И зря! Ларк — удивительный лекарь. Я ходила вместе с ней в деревню и видела, как она накладывала лубок на сломанную руку. Правда, мне тут же стало плохо, но сестра ничего… не ругала меня. Просто сказала, чтобы я вышла на воздух.

— Как это мило с ее стороны.

Ларк выглянула из-за дерева, чтобы взглянуть, что поделывают сестра и ее суженый. Блэкстоун стоял рядом с Элен и смотрел ей в глаза. При этом его лицо хранило задумчивое, отстраненное выражение. Ларк подумала, что Блэкстоун все-таки очень привлекательный мужчина. Его черные волосы, зачесанные назад, при свете солнца отливали синевой, линия подбородка была четко очерчена, а темные глаза походили на полированный агат. На лбу у Стоука блестела испарина — свидетельство бранных трудов на ристалище. Как и прежде, на нем красовалась черная туника с вышитым на груди драконом.

Над ухом у Ларк зажужжала невесть откуда взявшаяся пчела, и девушка отмахнулась от нее. Когда пчела улетела, Ларк снова высунулась из-за дерева и взглянула на сестру и ее жениха.

— С твоего позволения, милорд, хочу задать тебе вопрос. — Элен застенчиво потупилась.

— Спрашивай, миледи, не смущайся.

— Я… я просто хотела узнать, что случилось с твоей первой женой?

— Мне бы не хотелось говорить о ней. — В темных глазах Стоука мелькнула боль.

— Прости… — Элен опустила глаза.

— Могу только сказать, что у меня от нее остался сын, — сообщил Стоук.

— Помнится, кто-то мне говорил об этом. Правда, я забыла, сколько ему лет, — улыбнулась Элен. По-видимому, то, что Стоук заговорил с ней о сыне, порадовало ее.

— Ему уже три года.

— А у тебя есть еще дети?

— Нет. — Посмотрев на Элен, Стоук неожиданно спросил: — Скажи, тебе не кажется, что твоя сестра ведет себя странно?

— Не понимаю, о чем ты. Я никаких изменений в ее поведении не заметила.

— А ты не знаешь, случаем, разговаривала ли она в последнее время с кем-нибудь из незнакомых тебе мужчин?

— Я — нет, но это ничего не значит. Ларк любит гулять по ночам, а стало быть, имеет возможность встречаться и разговаривать с кем ей только заблагорассудится.

— Понятно. — Стоук задумчиво потер подбородок. — Интересно, что она еще любит?

— К чему все эти вопросы? Ларк совершила какой-нибудь дурной поступок?

— Да нет. Просто она такое распущенное создание… Хотелось бы узнать о ее привычках.

— Ларк очень отличается от всех леди в округе, но это вовсе не значит, что она плохой человек.

— Отличается? Не сказал бы. Она не стесняется тех проявлений женского естества, которые другие дамы предпочитают скрывать.

Элен с недоумением взглянула на Стоука. Заметив ее смущение, граф добавил:

— Впрочем, тебе незачем волноваться по поводу того, нравится мне твоя сестра или нет.

Наблюдая за женихом сестры, Ларк едва не скрипела зубами от ярости.

Стоук не прижимал Элен к груди, не ласкал ее и не терзал ей рот поцелуями, что он обычно проделывал, оказываясь наедине с Ларк. Держась на почтительном расстоянии от Элен, Стоук лишь всматривался в ее большие карие глаза. При этом выражение его лица было весьма доброжелательным, чего Ларк прежде в нем не замечала.

Вот, значит, как обстоят дела, негодовала девушка. Элен он дарит уважение и нежные взгляды, ей же — ничего, кроме грубой страсти. Она для Стоука всего лишь шлюха, которая, по его мнению, пыталась к тому же убить его.

Ларк нагнулась и подхватила с грядки комок чернозема, намереваясь запустить им в голову Стоука. В этот момент коварная пчела вернулась и уселась ей на нос. Раздраженная Ларк забыла об осторожности и, вместо того чтобы смахнуть насекомое, прихлопнула его ладошкой. Пчела, погибая, вонзила ей в нос жало, и девушка громко охнула, выдав таким образом свое присутствие.

Стоук, тотчас заметив Ларк, насмешливо улыбнулся — казалось, он с самого начала знал о том, что все это время она скрывалась в саду.

Ларк, увидев эту улыбку, вздернула подбородок.

— Ларк! — Элен, увидев сестру, покраснела как мак.

Ларк вышла из-за деревьев и посмотрела на Стоука.

— Как ты смеешь строить глазки моей сестре? — воскликнула она, размахивая перед носом у Блэкстоуна комком чернозема. Потом взглянула на Элен. — Матери не следовало позволять тебе прогуливаться с этим человеком в уединенном месте. Мне стыдно за нее, да и за тебя тоже!

— Но мы просто разговаривал! Кроме того, я привела лорда Блэкстоуна в сад, потому что хотела найти тебя. — В глазах Элен засверкали слезы.

— Я не знала, что ты станешь меня разыскивать в обществе этого человека.

— Извини. Я… я не думала, что в прогулке с лордом Блэкстоуном есть что-то предосудительное… — Элен смешалась, всхлипнула и поспешила прочь.

Ларк с запоздалым раскаянием посмотрела вслед сестре. В самом деле, почему она вдруг сорвала зло на Элен?

— Похоже, ты добилась, чего хотела.

Ларк смерила Стоука холодным взглядом:

— Только не пытайся взваливать вину на меня. Ты не имел права приводить Элен в сад.

— Почему же? Нам с ней нужно получше узнать друг друга. Или ты считаешь, что я не должен оставаться с ней наедине?

— Ты слишком опасен. Тебя нельзя оставлять наедине ни с одной женщиной.

— Ты и вправду так думаешь или в тебе говорит ревность? — Стоук с довольным видом посмотрел на девушку.

— Помилуй, с какой стати мне ревновать тебя? Да будь ты даже единственным мужчиной на земле, я бы с радостью уступила тебя Элен. Но только не думай, что тебе удастся играть ею, как ты пытался играть мной. И еще — если ты снова приблизишься ко мне, клянусь, я убью тебя.

— Не угрожай мне, я этого не терплю.

Посмотрев на Стоука в упор, Ларк размахнулась и швырнула в него комком чернозема. Стоук увернулся. Девушка метнулась в сторону, скользнула меж стволов деревьев и помчалась по дорожке к дому. Ларк не сомневалась, что Стоук бросится за ней, и бежала до тех пор, пока не оказалась в жилых покоях замка. Оглянувшись, она, однако, обнаружила, что погони нет и в помине.

Итак, она снова виделась со Стоуком и разговаривала с ним. Ларк не сомневалась, что он и впредь будет домогаться ее, но не знала, как защитить себя от его объятий и поцелуев. Оставалось одно: любой ценой избегать новой встречи. Она направилась к Элен — просить прощения.

В двери покоев Ларк постучали. Она вздрогнула, поставила поднос с едой на стол и крикнула:

— Кто там?

— Твой сеньор, детка.

Ларк соскочила с кровати, отодвинула железный засов и распахнула дверь.

— Привет, Голубка, — бросил лорд Уильям, входя в покои дочери. На лбу у него пролегла глубокая морщина, и вид был озабоченный, хотя он и улыбался.

— Такая честь… Чем обязана? — Девушка догадывалась, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Отец никогда не заходил к ней в комнату просто так.

Оглядев покои Ларк, Уильям перевел взгляд на дочь.

— Знаешь, Голубка, когда мать сказала мне, что ты отказалась спуститься в зал и разделить трапезу со мной и Эвенелом, я забеспокоился. Уж мне ли не знать, что не в твоем характере прятаться в спальне, да и не хворала ты никогда… ни единого дня за всю жизнь. Вот я и решил подняться к тебе и выяснить, что случилось.

— У меня разболелась голова. Вот и все.

Ларк выглянула в коридор, чтобы выяснить, нет ли поблизости Стоука — ее «головной боли», но никого там не обнаружила. Захлопнув дверь и задвинув засовы, она прошла к столу и вскинула на отца глаза, ожидая продолжения.

Многие из тех, кто в разное время гостили в Сент-Вейле, поначалу принимали лорда Уильяма Мэндвила за человека ограниченного и недалекого, но Ларк отлично знала, что за его грубоватой внешностью скрывается на редкость проницательный ум. Когда отец смотрел на нее в упор — вот так, как сейчас, — она ощущала неприятный холодок, догадываясь, что он раскопал какой-то ее секрет.

— Почему ты запираешься? — спросил Уильям, заметив, с каким старанием дочь задвигает на двери засовы.

— Не хочу, чтобы ко мне среди ночи вломились подвыпившие люди Блэкстоуна.

— Скажи, ты опасаешься людей Черного Дракона или его самого?

— С какой стати мне опасаться его?

— Я, может, и стар, но зрение у меня еще острое. Когда Блэкстоун вслед за тобой выехал утром из замка, я видел, что он чем-то очень озабочен. Все то же озабоченное выражение оставалось у него на лице, когда вернулся. Он был до того рассеян, что сегодня на ристалище его едва не выбил из седла наш «квентин» — деревянный болван, которого используют для тренировки при бое на копьях. — Уильям запрокинул голову и расхохотался. Заметив, однако, что дочь не смеется, он серьезно сказал: — Между прочим, сидя за столом, Блэкстоун поглядывал на лестницу, которая ведет в спальни, а на Элен почти не смотрел. Думаю, ты, Ларк, занимаешь его куда больше, нежели твоя сестра. — Уильям дотронулся до руки дочери. — Для меня в этом нет ничего удивительного. Воину не сыскать подруги лучше тебя.

— По мне, так лучше умереть, чем стать его подругой. Меня тошнит при одной только мысли о том, что он будет мужем Элен.

— Откуда такая неприязнь? — Уильям нежно сжал руку дочери. — Не в твоих правилах, дочка, дурно отзываться о благородном рыцаре. Он, конечно, мужчина мрачный, ничего не скажу, но воин великий. И щедрый, кстати, — обещал подарить мне меч. Так что, полагаю, Блэкстоун вовсе не так плох, как ты думаешь. Ну а теперь поведай — что между вами было? Только имей в виду, я желаю знать правду.

Ларк прежде не лгала отцу, да и впредь не собиралась. Она решила рассказать ему самую суть, умолчав о той власти, которую возымел над ней Стоук.

— Надеюсь, отец, теперь ты уяснил себе, почему он подозревает меня — особенно после того, что случилось сегодня утром?

— Да уж, уяснил. — Уильям поморщился, и его глаза выразили неподдельную озабоченность.

— Только не говори матери, очень тебя прошу. Она, как обычно, станет во всем обвинять меня.

— Могла бы об этом и не просить. О таких вещах в присутствии Элизабет лучше помалкивать. Ты сама знаешь, ничего такого, что могло бы ее взволновать, я давно уже ей не говорю. В замке у меня только два доверенных лица — ты да Гован.

— Мне хотелось бы, отец, чтобы ты и Говану об этом не говорил. Чем меньше людей знает об этой интриге, тем лучше.

— Шила в мешке не утаишь. Рано или поздно люди обо всем проведают. К тому же у твоей матушки глаза как у ястреба, да и Элен ненаблюдательной не назовешь.

— Чтобы сохранить все в тайне, я постараюсь держаться подальше от Блэкстоуна, — сказала Ларк.

— И сколько же времени ты предполагаешь скрываться от него? — В глазах Уильяма вспыхнули зеленые искорки, а взгляд стал колючим и жестким.

— До тех пор, пока он не уедет отсюда, — криво улыбнулась Ларк.

— А не лучше ли тебе все-таки встретиться с ним? Помнится, я всегда учил тебя смотреть в глаза опасности, а не прятаться от нее. — В голосе Уильяма прозвучало разочарование. — По-моему, если ты не будешь скрытничать, то и у него не будет причин подозревать тебя.

— Мое присутствие будет лишь провоцировать его. Блэкстоун подозревает меня, и ничто не заставит его изменить мнение обо мне. К тому же я не хотела бы отвлекать Блэкстоуна от Элен, которая, кажется, к нему неравнодушна — хотя и не знаю почему. Так что прошу тебя в это дело не вмешиваться и ни к чему меня не принуждать!

— Что ж, буду разыгрывать из себя дурака и делать вид, что ничего не знаю. Но только до тех пор, пока Блэкстоун не решит, делать ему предложение Элен или нет, и не соберется восвояси. Если тебе к тому времени не удастся убедить Блэкстоуна в твоей невиновности, я сам поговорю с ним. Постараюсь доказать ему, что ты не имеешь никакого отношения к покушениям на его жизнь, а все случившееся — лишь цепочка совпадений, к сожалению, не слишком приятных. Я не потерплю, чтобы мою дочь обвиняли в том, чего она не совершала!

— Прошу тебя, не торопись с объяснениями. Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня между тобой и Стоуком пробежала черная кошка. Позволь мне самой все уладить, поскольку вся эта кутерьма поднялась из-за меня. Если Блэкстоун узнает, кто покушался на его жизнь, все подозрения с меня будут сняты. Остается только убедить его, чтобы он искал истинного виновника.

Уильям задумчиво поскреб подбородок:

— Хотелось бы и мне надеяться, что все разрешится благополучно.

— А я вот не сомневаюсь в благополучном исходе, — Ларк пожала руку отца. — Так что обещай ни во что не вмешиваться и положись на меня.

— Как это на тебя похоже — брать все на себя… Хорошо, согласен. Даю тебе слово не касаться этого дела. Но если Блэкстоун будет вести себя недостойно, мне придется-таки вправить ему мозги.

— По рукам!

— Но прошу тебя, Ларк, будь осторожна. Мне почему-то кажется, что причиной твоего сегодняшнего бегства из замка был именно Блэкстоун. Или я ошибаюсь?

Ларк почувствовала, что щеки у нее запылали. При всем желании она не могла рассказать отцу о том, как возбуждают ее прикосновения Блэкстоуна. Поэтому Ларк ограничилась весьма туманным заявлением:

— Он наговорил мне всякого и сильно меня… разозлил.

Отец окинул ее скептическим взглядом.

— Хочу надеяться, что дело и впрямь ограничилось словами. Но оставим это. Скажи лучше, ты по-прежнему отказываешься спуститься в зал?

— Уж лучше я останусь здесь. После укуса пчелы вид у меня отвратительный. — В эту минуту внимание Ларк привлек Балтазар: стянув с подноса мясной пирог, он уселся под столом и начал с урчанием пожирать добычу.

Уильям тоже глянул на волка и сказал:

— По мне, выглядишь ты нормально, а этого маленького бугорка у тебя на носу почти не видно. Думаю, однако, дело тут вовсе не в укусе, а в уязвленной женской гордости. Что ж, я и это в состоянии понять, хотя ты из-за какого-то крохотного прыщика — или, может, по какой другой причине? — сегодня предпочла общество своего любимца — моему.

— К чему ты все это говоришь, отец? Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. — Ларк поцеловала Уильяма в щеку. Он улыбнулся и потрепал дочь за подбородок.

— Ладно уж, оставайся. Но мне придется вернуться в зал. Мать на этом настаивала — надо же ей кого-нибудь есть поедом.

Уже собираясь уходить, Уильям добавил:

— Хорошо, что ты поговорила с Элен. А то я уже устал — вечно у нее глаза на мокром месте. Кстати, по какому поводу слезы на этот раз?

— Это я обидела ее. Разозлилась, наговорила гадостей. Потом пожалела.

— Ничего, главное, ты успокоила ее. Правда, реветь она перестала только перед самым ужином, и теперь Черному Дракону предстоит созерцать заплаканную физиономию Элен, а это, уверен, ему не понравится. — Уильям подмигнул дочери, отодвинул засовы и вышел.

Уже спустилась ночь, и когда Ларк вышла во двор, у нее над головой раскинулся черный небесный шатер, усыпанный мириадами сверкающих звезд.

Послышались чьи-то голоса, и девушка отступила в густую тень у стены. Мимо нее, направляясь к входу в жилые покои замка, прошла группа оживленно переговаривавшихся рыцарей. Через пару минут хлопнула входная дверь, звуки стихли, и снова наступила тишина.

Ларк крадучись направилась к скотному двору. Навоз, сваленный у двери коровника, издавал такую одуряющую вонь, что она зажала нос и невольно ускорила шаг — до конюшни оставалась еще добрая сотня ярдов. Рядом находился крытый загон, предназначенный для лошадей вассалов и гостей сэра Уильяма.

Ларк отворила массивную створку ворот, вошла в конюшню и двинулась по проходу, минуя стойла, в которых негромко всхрапывали и переступали ногами лошади Эвела и близнецов. Она задержалась у загончика, где стоял Тенсендур — серый жеребец ее отца, доставленный в Англию морем аж из самой Гаскони. Конь узнал ее и, просунув сквозь прутья ограды длинную породистую морду, тихонько заржал. Ларк погладила его по загривку и прошла дальше, туда, где находилось стойло Деболта — ее любимого белого жеребца, одного из самых удачных отпрысков Тенсендура. Стоило только взглянуть на его могучую грудь, стройные сильные ноги и широкий круп, как сразу становилось ясно, что сын статью, силой и ростом не уступает своему папаше.

Когда девушка приблизилась, Деболт вытянул шею и начал обнюхивать карман у нее на куртке.

— Лакомство ищешь? А хозяйка, стало быть, не нужна? Ах ты чревоугодник! — Ларк вынула из кармана яблоко и протянула его коню.

Деболт деликатно взял зубами яблоко у нее с ладони и громко захрустел. Пока жеребец хрумкал сочным плодом, Ларк нежно гладила его по гладкой белой шее.

— Ну, что мы будем делать сегодня ночью? Может, покатаемся?

— Отчего же не покататься в хорошей компании? Милое дело.

Услышав низкий, глубокий мужской голос, нарушивший тишину ночи, девушка вздрогнула и устремила взгляд в сторону входа.

Глава 11

Ларк увидела в дверях конюшни силуэт человека. В тусклом свете луны его лицо походило на темную маску, а плечи казались необъятными — куда шире, чем на самом деле. Если бы Ларк не знала, кто стоит перед ней, она поклялась бы, что это Голиаф.

— Ну и куда ты, скажи на милость, собралась?

— Если тебе так уж важно это знать, скажу: хочу убраться отсюда куда угодно, только бы оказаться подальше от тебя.

— Тебе никогда не удастся удрать от меня, пока я сам этого не захочу.

Ларк одарила Стоука презрительным взглядом, а Балтазар, понюхав воздух, двинулся к непрошеному гостю, и тот сосредоточил внимание на волке.

— Как ты узнал, что я в конюшне?

— После того как твой отец заявил, что ты не хочешь присоединиться к нам, я незаметно покинул зал и направился в твою комнату. Знал, что у тебя не хватит терпения слишком долго сидеть взаперти, — и, как видишь, оказался прав.

Показав Балтазару кусок мяса, Стоук швырнул его за дверь.

— Убирайся отсюда и поищи свою поживу во дворе, волчище!

Зверь самым бессовестным образом потерся о бедро Блэкстоуна, позволил погладить себя, после чего выбежал из конюшни и скрылся в ночи.

Неожиданно двери конюшни захлопнулись, и они оказались в кромешной темноте.

— Итак, на чем мы остановились? — прозвучал низкий голос.

— Ни на чем. Я сию же минуту уезжаю. — Ларк много бы дала, чтобы выскользнуть за дверь, но, во-первых, знала, что она заперта, а во-вторых, не представляла, как к ней пробраться в темноте. Зато она кожей ощущала на себе взгляд Стоука.

— Теперь, когда ты целиком в моей власти, я не отпущу тебя.

Ларк сделала шаг назад:

— Тебе никогда не говорили, что у тебя есть что-то общее с ночным кошмаром?

Она отступила еще на шаг, и тут солома, покрывавшая пол конюшни, предательски захрустела. Девушка вздрогнула и инстинктивным движением положила ладонь на рукоять кинжала.

— Ничего не имею против того, чтобы являться к тебе по ночам, — отозвался Стоук.

— Зато я имею.

До ее ушей донесся едва слышный шорох сена.

— Уходи, — бросила она, сжимая рукоять кинжала. Сердце у нее неистово колотилось.

— Уйду, когда мы завершим начатое.

— Ничего мы с тобой не начинали…

— Быстро же ты забыла, как трепетала в моих объятиях после того, как я спас тебе жизнь. Я мог бы взять тебя тогда прямо на скале, прежде чем нам помешали Роуленд и твой брат. Или вчера ночью. Забыла уже, какое удовольствие тебе доставляли мои прикосновения? Я-то все помню…

Не успела Ларк возразить, как Стоук продолжил:

— Не смей этого отрицать, иначе снова осквернишь свои уста ложью. Позволь мне доказать, что я прав. Дай мне дотронуться до тебя.

— Нет. Я обручена с Эвенелом. — Ларк сжала кулаки и отступила в чернильную темноту конюшни. — Стой там, где стоишь, иначе, клянусь, тебе не удастся выйти отсюда живым.

— И ты, и я — мы оба знаем, что это только пустые слова. Угрозы в твоих устах звучат как приглашение к любви. — Он сделал еще шаг к ней.

Стоук ступал тихо, как дикий зверь, но Ларк чутко ловила каждое его движение. Сделав еще шаг назад, она наткнулась спиной на дверцу стойла. Дверная скоба впилась ей в тело, и девушка поморщилась.

— Еще раз говорю тебе — стой там, где стоишь, — звенящим от напряжения шепотом произнесла она, выставив перед собой кинжал и начиная круговой обходный маневр вдоль стены.

— И не подумаю. Я желал тебя с того самого дня, когда мы впервые встретились. Мне не терпелось сорвать с тебя одежду и почувствовать, каково твое тело на ощупь. Мне хотелось узнать вкус твоих губ, коснуться твоих грудей, погладить влажную плоть у тебя между ногами…

— Прекрати…

Помимо воли Ларк, слова Стоука вызвали во всем ее теле горячечный озноб.

— Предупреждаю тебя в последний раз: не смей приближаться ко мне!

Стоук громко рассмеялся. Напуганные Деболт и Тенсендур заржали и беспокойно забили копытами в своих стойлах. Воспользовавшись моментом, Ларк отступила в пустующее стойло.

В то же мгновение Стоук бросился вперед и обрушился на нее всей своей тяжестью. Пальцы ее, сжимавшие рукоять кинжала, дрогнули, и оружие едва не выскользнуло из рук. Возблагодарив Бога и всех святых, что этого не произошло, она стиснула рукоять кинжала и попятилась. Она отступала до тех пор, пока не споткнулась и не упала навзничь на груду сваленной в углу стойла прелой соломы.

— Когда же ты наконец поймешь, что мне угрожать бесполезно?

Стоук нежно коснулся подбородка Ларк, а потом провел пальцем по ее пухлой нижней губке. От этих прикосновений у нее перехватило дыхание.

— Я уже все поняла. Теперь позволь мне подняться.

Тело Стоука продолжало давить на нее, однако это была приятная тяжесть.

— Нет, прежде я хочу доказать тебе, что лгать и упрямиться нехорошо. — Его горячее дыхание обжигало ей щеку. — Впрочем, мне нравится твое упрямство. Оно заставляет бурлить мою кровь так, как она никогда еще не бурлила из-за женщины.

— В таком случае мне хотелось бы оказаться тишайшей женщиной на свете, — пробормотала Ларк, чувствуя, как ее снова захлестывает жаркая волна желания.

— В тебе много всего намешано, но тихоней тебе не стать, как бы ты ни старалась. — Стоук коснулся ее рта губами.

Власть его губ была так велика, что девушка содрогнулась. Казалось, еще немного, и она перестанет сопротивляться.

«Я не принадлежу ему», — твердила она про себя те же самые слова, которые говорила Эвенелу, когда тот расспрашивал о ее отношениях со Стоуком.

В панике растерявшаяся Ларк выпростала из-под соломы руку с кинжалом, размахнулась и вонзила клинок в спину Стоуку.

Он вздрогнул, застонал, пробормотал: «Чтоб тебя черти взяли!» — и вдруг обрушился на Ларк всей массой своего тела, придавив ее, словно глыбой, к соломенной подстилке.

Остановившимся взглядом она взирала на дело рук своих, не в силах поверить в то, что совершила. Тело Стоука давило на Ларк все сильнее, ей стало трудно дышать, и она, собрав все свои силы, спихнула его с себя. Оказавшись на свободе, Ларк некоторое время лежала рядом со Стоуком, с шумом втягивая в себя воздух.

Тут Ларк подумала, что он, возможно, еще жив. Она, зажмурившись, дотронулась до него. Когда ее пальцы коснулись холодной стали кинжала, она инстинктивно отдернула руку. Правда, потом, проведя рукой по груди Стоука, Ларк была вознаграждена за смелость: она почувствовала, как его грудь вздымается и опадает.

— Господи, он жив! Благодарение Пресвятой Деве, — пробормотала девушка, нащупывая торчавшую из спины Стоука рукоятку кинжала. Закрыв глаза, она потянула кинжал на себя. Клинок вышел из тела с чавкающим звуком, а по пальцам и ладони Ларк потекла кровь. Она тут же отшвырнула кинжал.

Зажимая ладонью рану Стоука, свободной рукой она оторвала подол своей рубахи, вытащила хранившийся у нее в сапоге маленький кинжальчик и разрезала материю на полосы. Изготовив таким образом подобие бинтов, она быстро и умело забинтовала рану, пропустив концы бинтов у Стоука под мышкой и стянув их в тугой узел у него на плече. Закончив работу, она перевела дух, присела рядом с раненым и прислушалась.

Тот сделал вдох, больше похожий на стон, а потом вдруг затих.

— Нет, ты не умрешь, — пробормотала Ларк, — ты просто не имеешь права умирать… Эй, ты слышишь меня? — Склонившись над Стоуком, она коснулась жилки у него на шее.

Биения не было.

— Не смей умирать! Ты слышишь меня, ну-ка, сейчас же начинай дышать!

Ларк шлепнула Стоука по затылку, затем сделала это еще раз — уже сильнее.

— Говорю же тебе, не смей умирать! Останься со мной! Уверена, тебе не хотелось бы покинуть этот мир, не овладев мною! Что ж, возможно, теперь я этого и заслуживаю… Я не стану теперь тебя винить, если ты даже и сделаешь это! Ты не умрешь! — повторяла она, отвесив раненому оплеуху. — Не умрешь, слышишь?

Потом Ларк снова дотронулась до жилки у него на шее. И снова ничего — даже самого легкого биения.

— Ты не имеешь права умирать! Ведь Элен любит тебя, и все считают, что вы скоро поженитесь. Прошу тебя, не оставляй меня с таким грехом на совести до конца жизни! Ты не имеешь права подвергать меня такой пытке!

Туг она замолотила кулаками ему по груди.

— Эй, ты слышишь меня? Открой глаза! Сейчас же!

Стоук не шевелился.

Ларк рухнула на солому, и из ее глаз потекли горячие злые слезы.

Ее затошнило. Она встала на колени, согнулась в три погибели и извергла из себя то немногое, что успела съесть в этот вечер. Потом начала раскачиваться из стороны в сторону, стеная и содрогаясь всем телом. Господь свидетель, Ларк не хотела убивать его, она просто испугалась… Не Стоука, а той власти, которую, как ей казалось, он над ней возымел. Пресвятая Дева! Ведь Стоук спас ей жизнь! А она даже не сказала ему спасибо.

И теперь уже не скажет… Никогда…

— Ларк, где ты там?

Услышав шепот Эвела, девушка замерла, но потом, когда заскрипела дверь конюшни, отозвалась:

— Я здесь.

— Открой дверь!

— Ты один?

— Один, но скоро сюда придут.

Слова Эвела вывели ее из ступора и заставили действовать. Кое-как поднявшись с колен, Ларк на непослушных, будто деревянных ногах направилась к воротцам конюшни и дрожащими руками отодвинула запоры, задвинутые Стоуком.

Эвел вошел, как только она отперла одну створку.

Встретившись с ней взглядом, он скривился:

— Я заметил, как Блэкстоун вышел из зала и поднялся в твои покои, но тебя там уже не было. В моем распоряжении всего несколько минут. За мной вечно таскается Роуленд. Я попросил Виру задержать его, а сам удрал.

Ларк бросилась к брату и повисла у него на шее.

— Ты должен помочь мне, Эвел!

Тот высвободился из ее объятий и удивленно посмотрел на нее.

— Царица небесная! Что с тобой случилось, Ларк? Ты меня чуть не задушила…

— Я убила его.

— Убила? Кого?

— Черного Дракона.

Эвел прищурился:

— Никого ты не убила. Прибереги свои шуточки для близняшек. У нас нет времени зубоскалить.

— Это не шутка. — Ларк вцепилась в куртку брата. — Выслушай же меня наконец! Я и вправду убила его.

Эвел округлившимися от изумления глазами уставился на сестру. Между тем Ларк схватила его за руку и повлекла за собой в глубь конюшни.

— Пойдем, я покажу тебе.

— Господь Вседержитель! Куда ты меня тащишь? Не желаю я этого видеть!

Пока Ларк тянула брата к телу Стоука, Деболт и Тенсендур снова пришли в волнение и забили копытами в стенку стойла. От этого звука Ларк вздрогнула, что не укрылось от взгляда Эвела.

— Да перестань же, Ларк, это всего лишь лошади.

— Легко тебе говорить… А я вот никак не могу отделаться от ощущения, что на меня вот-вот набросится призрак Блэкстоуна.

— Только не надо преувеличивать…

— Я не преувеличиваю… — тут Ларк на мгновение потеряла дар речи, поскольку наткнулась на обутые в высокие сапоги ноги Стоука, торчавшие из дверей пустого стойла. Она дернула брата за рукав и прошептала: — Вот он, видишь? Мертвее не бывает.

Эвел нагнулся и в тусклом свете луны увидел тело на куче соломы.

— Бог ты мой!.. — Он разинул рот и замолчал, а Ларк начала объяснять ему, что произошло.

— Я не хотела убивать его. Просто, когда он навалился на меня, я испугалась… А потом вспомнила, что у меня в руке кинжал, ну и… — тут голос ее дрогнул, и она замолчала — и так все было ясно.

— Тебе придется рассказать отцу о том, что ты натворила.

— Да не могу я… Что он подумает обо мне, узнав, что я ударила Черного Дракона кинжалом между лопаток? Трусости он мне никогда не простит.

— Но ведь тело-то найдут, стало быть, отец все равно узнает об убийстве. А уж он-то не успокоится, пока не выяснит, кто это сделал. К тому же, когда до короля Ричарда дойдет слух, что Блэкстоуна убили, он обязательно пришлет сюда кого-нибудь расследовать это дело. Если тебя выведут на чистую воду, то, весьма возможно, повесят. Блэкстоун-то, говорят, один из ближайших друзей Ричарда.

— Ничего не будет, если отец не узнает, что это сделала я.

— Все равно он докопается до правды, и тогда об этом узнают все.

— Конечно, узнают, если ты будешь об этом орать — вот как сейчас, — прошипела Ларк.

— Но как спрятать концы в воду? Что-то я ничего не могу придумать.

— Для этого мне понадобится твоя помощь.

Эвел отстранился от сестры:

— Ты что же, хочешь втянуть в это дело меня?

— На кого же мне еще, кроме тебя, надеяться?

— Даже не проси. — Эвел отступил на шаг.

— Прошу тебя, Эвел, помоги мне! Или ты уже забыл, как я спасла тебя от дикого вепря? Он, между прочим, распорол бы тебе клыками живот. А когда ты пролез в спальню леди Джейн? Кто, вспомни, увел тогда стражу от дверей опочивальни? Кроме того, это я помогла тебе соблазнить леди Кэтрин, согласившись сыграть роль твоей якобы помешанной сестры, нуждающейся в женском участии…

— Хорошо, хорошо… — Эвел помахал перед носом у Ларк рукой, чтобы остановить поток воспоминаний. — Думаю, ты успокоишься только в том случае, когда нас обоих повесят за содеянное.

— Благодарю тебя, Эвел!

Ларк бросилась к брату, чтобы обнять его, но тот отстранился:

— Твои сестринские ласки не заставят меня одобрить то, что ты совершила. Сразу скажу: твои действия не вызывают у меня ничего, кроме ужаса и омерзения. Повторяю, нас обоих могут повесить! Я соглашаюсь тебе помочь лишь потому, что в прошлом ты не раз выручала меня из беды. Но уж после этого прошу меня просьбами такого рода не обременять. Я и пальцем не пошевелю, чтобы тебя выручить…

— Ладно, ладно, больше я ни о чем тебя не попрошу. Помоги мне только покончить с этим делом. — Девушка нагнулась и ухватилась за сапоги Стоука. — Иди сюда, хватай его под мышки, мне нужно взгромоздить его на спину Деболта. Мы должны избавиться от Стоука прежде, чем его хватятся.

— А куда ты собираешься увезти тело?

— Там посмотрим.

Эвел вывел жеребца из стойла, после чего помог Ларк уложить тяжеленное тело Блэкстоуна на спину лошади. Девушка крепко примотала кожаными ремнями тело графа к коню и накинула сверху попону. После этого они с Эвелом вывели лошадь из конюшни. Эвел вел Деболта под уздцы, а Ларк наблюдала за внутренним двориком замка. Когда дозорный на башне отвернулся, они пересекли внутренний двор и никем не замеченные вышли из ворот. Потом перебежали через дорогу и устремились к лесу. Ни брат, ни сестра не обмолвились даже словом, и тишину нарушали лишь звуки их шагов и тяжелый топот копыт Деболта. Когда они вступили в лес, Ларк ощутила запах влажной земли и прелой листвы и пару раз отмахнулась от комаров. Девушка всегда любила запахи леса, но знала, что с нынешнего дня они станут для нее ненавистными, поскольку вечно будут напоминать ей о содеянном.

Наконец Ларк не выдержала и прошептала:

— По-моему, хватит уже лезть в чащу. Ты как думаешь, а? — Взглянув на тело, она добавила: — Прежде чем его здесь найдут, вороны успеют склевать его до костей.

— А мне вот кажется, что даже если бы мы переправили труп на корабле в Ирландию и утопили у берега, все равно это было бы слишком близко. Но поскольку корабля у нас нет, придется ограничиться лесной чащей.

Эвел подошел к лошади и начал распутывать кожаные ремни.

— Мне очень жаль, что пришлось втянуть в это дело тебя, — сказала Ларк, помогая брату стащить тело с лошади и уложить его на траву. — Но ты не волнуйся. Даже если труп найдут до того, как вороны исклюют его до неузнаваемости, всегда можно сказать, будто Блэкстоуна убили какие-то негодяи и отволокли его тело в лес, чтобы скрыть следы преступления.

— Возможно, Роуленд решит, будто мы вместе с этими вымышленными негодяями и прирезали Блэкстоуна. — Эвел нервно дернул плечом и добавил: — Хватит строить домыслы, Ларк, очень тебя прошу.

Эвел подхватил с земли пригоршню опавших листьев и бросил их на тело графа. Потом нагнулся, сгреб целую охапку пожухлой листвы и засыпал тело. Ларк помогала брату, но всякий раз, когда ее пальцы касались мертвого опавшего листа, ей казалось, что она прикасается к коже убитого. Заставить себя взглянуть на лицо Стоука она так и не смогла. Только когда с работой было покончено и граф скрылся под холмом из пожухлых прошлогодних листьев, Ларк бросила взгляд на место его упокоения и закусила губу.

— Пойдем, уже пора. — Эвел взял ее за руку.

— Может, стоит прочитать над ним отходную молитву?

— Я бы посоветовал тебе молиться о спасении собственной души — да и моей тоже.

Вскочив на коня, Эвел помог сестре сесть сзади. Ларк закрыла глаза и начала возносить молитвы Богу и всем святым, умоляя их спасти брата в случае, если дело раскроется. Потом она прижалась влажной от слез щекой к спине Эвела.

На следующий день в большом зале замка витала атмосфера тревоги.

Ларк исподтишка наблюдала за тем, как ее мать нервно ходит перед огромным камином. К леди Элизабет временами присоединялась Элен, и тогда женщины мерили шагами пространство перед камином вместе. Иногда Элен начинала тихо плакать, и ее приглушенные рыдания ранили сердце Ларк, как острые стрелы. Она не могла изгнать из памяти тот роковой удар кинжалом, который нанесла в спину Стоуку, — и это было хуже всего. Она с радостью ткнула бы кинжалом себя, если бы это помогло ей вернуть Стоука к жизни.

Когда тихий плач Элен сменился стонами, леди Элизабет обратилась к дочери:

— Прошу тебя, Элен, перестань плакать! Ты проливаешь слезы вот уже несколько часов. Это невыносимо! Предупреждаю, будешь реветь — сляжешь в постель с лихорадкой. Тебе что, этого хочется?

— А вдруг с ним что-то случилось?

— Ничего с ним не случилось.

— Но он исчез! А я слышала, как его люди говорили, что на его жизнь было совершено уже несколько покушений. Что, если на него напали убийцы? — Элен снова залилась слезами.

Леди Элизабет переключила внимание на Ларк.

— С тех пор как исчез лорд Стоук, ты стала слишком молчаливой. Скажи, ты слышала что-нибудь о покушениях на жизнь лорда Стоука?

— Да так, говорили кое-что… — пожала плечами девушка.

— Что именно?

— Я слышала, что его пытались убить раз десять, не меньше.

— Жаль, что ты не сказала нам об этом раньше, — заметила леди Элизабет.

— Извини, мама.

— Поздно теперь извиняться. Впрочем, я не виню тебя. Вернее, виновата не только ты. Лорд Стоук сам должен был поставить нас в известность об этом. Ведь были и другие претенденты на руку Элен. Лорд Ловингтон, к примеру. Теперь же, после того как Элен отвергла его предложение, он, вероятно, и не взглянет на нее. Но что же теперь делать? Вдруг с Блэкстоуном действительно что-то случилось, а я уже пообещала всем нашим соседям пригласить их на свадьбу…

— Боже мой, — бормотала между тем Элен, захлебываясь от слез, — бедный Стоук! Чует мое сердце, что больше я не увижу его…

Элизабет коснулась плеча дочери.

— Не предавайся отчаянию, дитя. Все так или иначе устроится. Возможно, Стоук жив, ну а если нет — что ж, ты у нас прехорошенькая и найдешь себе нового жениха. Впрочем, сейчас я подумываю о том, что хорошо было бы выдать замуж хотя бы Ларк. Мы основательно потратились, готовясь к свадьбе, и эти деньги не должны пропасть зря.

— Ты, надеюсь, шутишь? — Ларк устремила на мать изумленный взгляд.

— Нет, разумеется. С какой стати?

— Не можешь же ты всерьез говорить о моем браке с Эвенелом, в то время как жених Элен лежит, возможно, где-нибудь в придорожной канаве и умирает?

— Не вижу в этом ничего предосудительного.

Элен поднялась с кресла и выбежала из зала, оглашая воздух рыданиями.

— Посмотри только, что ты наделала!

— Это не я, а ты. Разве можно говорить о смерти жениха в присутствии невесты? Это бессердечно!

Двери большого замкового зала распахнулись, и послышались громкие возбужденные голоса. В зал вошли лорд Уильям, Эвел, близнецы и Эвенел.

Уильям опустился в кресло и в изнеможении откинулся на высокую спинку. Ларк еще не видела отца таким встревоженным и утомленным. Он выглядел куда старше своих лет и уже не казался таким несокрушимым и могучим, как прежде.

Элизабет сразу же кинулась к нему:

— Ты нашел его, мой дорогой?

— Нет, — взглянув на супругу усталыми покрасневшими глазами, сказал Уильям. — Хотя мы искали его чуть ли не всю ночь. Черт! Я и не знал, что леса бывают такими дремучими. Попадались места с такими густыми зарослями, что и человеку не пройти, а лошади и подавно. Я отозвал людей, когда понял, что нам его не найти.

— А где люди лорда Стоука?

— Все еще там, ищут. Отказались возвращаться. Кстати, всем нам было бы хорошо сейчас поесть и выпить эля.

Все, кто пришел с Уильямом, уселись за стол.

— Пойду позову слуг. — Элизабет вышла из зала.

Уильям оперся локтями о стол и опустил массивный подбородок на ладони. Гован наклонился к нему и о чем-то шепотом заговорил. Ларк услышала шаги и вскинула глаза. К ней направлялся Эвел. Его голубые глаза возбужденно поблескивали. Усевшись рядом с ней в кресло, он прошептал:

— Слушай, я сейчас такое тебе скажу, что у тебя глаза на лоб вылезут от удивления.

— В чем дело?

Эвел огляделся.

— Труп исчез.

— Не может быть… — Двойняшки обернулись и посмотрели на сестру, и Ларк поняла, что произнесла эти слова слишком громко. Тогда она тоже заговорила шепотом: — Ты, наверное, ошибся.

— Ничего подобного. Я как раз проходил мимо того места, где мы оставили его. Говорю тебе: труп исчез!

— Может, его зверь какой утащил?

— Тогда это был очень большой зверь. Стоук-то тяжеленек. Нет, это не зверь.

— Тогда кто же?

— Откуда мне знать? Чувствую только: что-то здесь не так.

Во второй половине дня Ларк стояла у края замкового рва, наблюдая за тем, как трое слуг забрасывают невод в зацветшую грязную воду. В ров сбрасывали и сливали все отходы и нечистоты, включая экскременты из нужников, поэтому стоять рядом со рвом и наблюдать за его чисткой было не самым приятным на свете делом.

Ларк, однако, считала, что эти тяготы, а также все последующие, какие задумали бы возложить на нее близнецы, ниспосланы ей во искупление ужасного преступления.

Время от времени она начинала расхаживать по краю рва. Ветер шелестел в кронах дубов, перебирая последние листья. Этот звук возбуждал в Ларк тягостные воспоминания о том, как они с Эвелом забросали тело Стоука пожухлой листвой. Но было еще хуже, когда ветер стихал и наступала мертвая тишина, сводившая Ларк с ума.

В периоды затишья она беспокойным взором обозревала дорогу, ведущую от замка в раскинувшийся за ней лес. В любой момент из леса могли выехать Уильям и его люди, ведя в поводу лошадь с бездыханным телом Стоука.

Тут Ларк снова вспомнила слова Эвела о том, что труп Стоука исчез.

«Куда же подевалось тело? — спрашивала себя девушка. — Что, черт возьми, с ним приключилось?»

Внезапно один из слуг, находившихся поблизости от Ларк, что-то крикнул. Она посмотрела на него. Слуга указывал в сторону леса. Второй вскинул вверх руки и побледнел. Ларк проследила за взглядом первого, и у нее перехватило дыхание. Она беспомощно поднесла руки к горлу и, испытывая неимоверное облегчение, увидела, как из леса на дорогу выходит Стоук.

Глава 12

Стоук отодвинул в сторону ветку и выбрался на открытое место. При каждом шаге изображенный у него на тунике дракон, казалось, взмахивал крыльями. Глаза Стоука зловеще поблескивали на бледном лице, что придавало ему сходство с мертвецом. Бинты, которые наложила ему на рану Ларк, наискось пересекали левое плечо, а прилипшие к одежде пожухлые прошлогодние листья напоминали бурые пятна засохшей крови.

Облегчение, которое испытала Ларк в первую минуту, сменилось острым желанием бежать. Однако ужасный взгляд графа приковал ее, и она стояла, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Стоук при ходьбе слегка пошатывался, но упорно шел в ее сторону. Гримаса боли, исказившая его черты, придавала ему особенно зловещий вид.

Ларк вдруг захотелось броситься к нему, поддержать, как-то помочь, но красные злые уголья, тлевшие в глубине его глаз, мигом избавили ее от этого желания.

Он приближался.

Она — шаг за шагом — отступала.

— Проваливайте! — гаркнул Стоук, обращаясь к слугам, стоявшим рядом.

Девушка облизнула пересохшие губы. Перед ее мысленным взором неожиданно предстали страшные сцены повешения и четвертования. Впрочем, глядя на лицо Стоука, нетрудно было прийти к мысли, что он придумал для нее куда более изощренную расправу. Сглотнув, Ларк сделала еще шаг назад, поскользнулась — и полетела в ров.

Сразу же наглотавшись зловонной жижи, она отчаянно заколотила по грязной воде руками и ногами, но вдруг обнаружила, что вода доходит ей всего до колен. Отплевываясь, она поднялась на ноги и, обмирая, вскинула вверх глаза.

Стоя на краю рва, Стоук наблюдал за ней с видом палача, раздумывающего, как ему лучше казнить свою жертву.

— Похоже, ты не слишком рада видеть меня?

Зловонная жижа, которой наглоталась Ларк, отчаянно просилась наружу, и девушку начало рвать. Ее рвало до страшной сосущей пустоты под ложечкой, до боли в ребрах и черных мушек в глазах. Когда все закончилось, она перевела дух, разогнулась и воскликнула:

— Пресвятая Дева Мария знает правду! Я не хотела причинять тебе зла. Ты не должен был приближаться ко мне. Я же говорила — держись от меня подальше!

— Да что ты? А вот твое тело и губы говорили об обратном… Но я недооценил тебя. Твою двуличность, хочу я сказать. Но подобной ошибки я больше не сделаю.

До слуха девушки донесся собачий лай, который, с каждым мгновением усиливаясь, приближался к замку. Стоук посмотрел в сторону леса. Прошло несколько минут, и она услышала громовой голос лорда Уильяма:

— Да будет благословенно небо! Вот он стоит живой у замкового рва!

У ног Стоука скоро собралась целая свора собак. Обступив его кольцом, они непрестанно лаяли и виляли хвостами.

Уильям, Роуленд, братья Ларк, Эвенел и Гован подъехали ко рву и остановились, сдерживая лошадей. Эвел, обнаружив — к огромному своему удивлению, — что Блэкстоун жив, невероятно обрадовался и расплылся в улыбке, как именинник. Роуленд и Гован, указывая на окровавленные бинты, стягивавшие плечо Стоука, о чем-то оживленно переговаривались и кивали головами. Эвенел держался в отдалении и хмурился. Казалось, вся эта сцена вызывала у него недоумение, которое только усилилось, когда он увидел стоявшую по колено в воде Ларк.

— Бог ты мой, какая вонь! — Гарольд перегнулся в седле и взглянул на Ларк сверху вниз.

— Да уж, — иронически обронил Седрик. — Более того, кажется, сегодня вода во рву воняет больше, чем обычно.

— Ты чего туда забралась, сестричка? — поинтересовался Гарольд. — Искупаться захотелось?

— Хватит зубоскалить, — строго сказал Уильям и посмотрел на дочь: — В самом деле, что ты там делаешь, Ларк?

Девушка беспомощно пожала плечами:

— Поскользнулась и сорвалась в воду. Случайно.

— Держи… — Отвязав от сбруи кожаный повод, Уильям бросил его дочери, после чего переключил внимание на Блэкстоуна: — Где ты все это время пропадал, милорд? Ведь мы, разыскивая тебя, прочесали всю округу…

— Кто-то ударил меня кинжалом и оставил в лесу умирать. Придя в себя, я блуждал в полной темноте среди зарослей и пытался отыскать дорогу. Потом снова потерял сознание. Пришел в себя только недавно и побрел к замку.

— Непонятно, почему тебя не нашли собаки, — удивился Эвенел.

— А ты знаешь, кто тебя ударил? — Роуленд обращался к Блэкстоуну, но смотрел на Ларк.

— Лица этой ядовитой твари я не рассмотрел.

Ответ Стоука поразил Ларк.

Стоук смотрел ей в глаза, казалось, целую вечность. Девушка поняла, что, прежде чем отомстить, Стоук решил основательно помучить ее.

Не выдержав этого взгляда, Ларк опустила глаза и отступила к Тенсендуру. Ей хотелось, чтобы между ней и Стоуком появилась хоть какая-нибудь преграда, а этот огромный боевой конь обеспечивал отличное прикрытие от его пронизывающего взгляда.

Заметив эту молчаливую дуэль, Уильям наклонился к Блэкстоуну и негромко спросил:

— Надеюсь, твоя месть поразит истинного виновника, а безвинный не пострадает?

— О, можешь не сомневаться. Я накажу только того, кто виноват.

Эти слова были предназначены для ушей Ларк и отозвались в ее душе острой болью. Между тем Тенсендур, почуяв вонь, исходившую от Ларк, фыркнул, забеспокоился и стал пятиться, невольно лишая девушку защиты.

Уильям похлопал коня по шее, сказал: «Стой спокойно, не балуй!» — после чего обратился к дочери:

— Видишь, даже лошадь волнуется, так от тебя смердит. Сходи к озеру и выкупайся.

— Хорошо, отец. — Девушка направилась к озеру.

— И еще, Ларк! — крикнул ей вдогонку отец.

— Слушаю?

— Сожги это платье! Очень тебя прошу.

Пока Ларк шла к озеру, Стоук не сводил с нее глаз, и она, почувствовав на себе его взгляд, невольно ускорила шаг.

«Когда же он начнет мне мстить?» — думала она.

Ожидание мести было хуже самой мести, и Ларк не сомневалась, что Стоук отлично об этом знает. «Он не будет спешить, он будет наслаждаться. Как говорится, месть — это блюдо, которое надо есть холодным».

Девушка горько улыбнулась и пошла дальше, чувствуя, как тошнота вновь подкатывает к горлу.

Уильям наблюдал за тем, как его дочь неверным шагом направляется к озеру, как кающаяся грешница. С девчонкой определенно творилось что-то неладное, и Уильям забеспокоился. Повернувшись к Блэкстоуну, он заметил, что тот смотрит вслед Ларк хищными глазами ястреба, выслеживающего добычу.

В этот момент Стоук слегка покачнулся, и Роуленд, соскочив с лошади, поддержал его.

— Сможешь дойти до замка? — озабоченно спросил он.

— Смогу. А потом уеду домой.

Уильям обменялся взглядами с Гованом и нахмурился:

— Ты что же, и вправду намерен покинуть нас?

— Ты правильно понял. Свадьбу придется отложить, пока я не разыщу негодяя, который ткнул меня кинжалом. — Стоук снова хищно взглянул на Ларк и добавил: — Разумеется, я оплачу все убытки, которые понесло ваше семейство, потратившись на приготовления к свадьбе. И прошу извинить за причиненное беспокойство.

— Беспокойства-то особого не было, но ты верно заметил: моя супруга основательно опустошила наш денежный сундук, поскольку хотела, чтобы к свадьбе было куплено все самое лучшее, — пробормотал Уильям.

— Не сомневайся — я наполню его снова.

— Есть такая примета — когда хочешь сыграть две свадьбы за раз, ничего у тебя не получится, — вздохнул Уильям и посмотрел на Эвела.

Тот сделал вид, будто не расслышал слов отца. Уильям снова обратился к Блэкстоуну:

— Я на тебя не в обиде. Ясное дело, ты не можешь жениться, зная, что твоя жизнь в опасности.

— Мне тоже не совсем понятно, какого черта ты решил венчаться, если знал, что кто-то хочет убить тебя, — заметил Эвенел.

— Черт, мне нужна была жена, но теперь я вижу, что и в самом деле поступил легкомысленно. Прежде чем жениться, мне следовало разделаться со своими врагами.

— Элен будет в отчаянии! — воскликнул Эвенел. — Не уверен, что после этого тебе удастся вновь завоевать ее расположение. Даже при всем твоем богатстве!

Блэкстоун мрачно посмотрел на Эвенела:

— Я поговорю с ней и все объясню.

— Ничего это тебе не даст. Она рыдала не переставая, когда ты исчез. Теперь же, если ты расскажешь Элен о покушении на твою жизнь, уж и не знаю, как она примет это известие. Думаю, ничего хорошего это не сулит — ни тебе, ни ей.

Уильям заметил, как огромные руки Блэкстоуна сжались в кулаки, и двинул вперед Тенсендура, чтобы встать между ним и Эвенелом и предотвратить возможную ссору.

— Думаю, Элен все поймет как надо, — сказал Уильям. — Она умеет прощать. Теперь же я прошу вас прекратить этот разговор. — Он выразительно посмотрел на Эвенела, призывая того придержать язык.

Эвенел ответил Уильяму горящим взглядом, хотел было что-то сказать, но передумал, дернул за повод своего коня и поскакал к подъемному мосту.

— Подожди! — Эвел пришпорил коня и последовал за женихом Ларк.

— Эвенел еще очень молод, — проговорил Уильям с видом человека, которому вдруг пришла в голову блажь поразмышлять вслух.

— Точно, — отозвался Блэкстоун. — Но мне в общении с юнцами недостает терпения. — Он обратился к Роуленду: — Ну пошли, что ли?

Блэкстоун тяжело оперся о плечо друга, и они побрели к подъемному мосту. Уильям посмотрел ему вслед и впервые заметил огромное кровавое пятно, расплывавшееся на повязке у него на спине.

Гован подхватил поводья боевого жеребца Роуленда и, поравнявшись с Уильямом, пробормотал:

— Что-то не нравится мне все это… Чего-то в этой похлебке не хватает.

— Правды не хватает, вот чего, — отрезал Уильям. — Ты бинты на нем видел? Какой, скажи, дурак сначала воткнет человеку в спину кинжал, а потом перевяжет его? Не сам же Блэкстоун себя перевязал. Рана такая, что он до нее не дотянулся бы.

— Может, его какой-нибудь виллан из деревни перевязал?

— Он ни слова не сказал о том, что кого-то встретил. И еще, что-то непонятное происходит между Ларк и графом. Ты, часом, не заметил?

— Надо быть болваном, чтобы не заметить этого. — Гован устремил взгляд на Ларк, которая к тому времени уже подошла к опушке леса. — Слушай, а тебе не приходило в голову, что это она ударила его кинжалом?

— Не знаю, так ли это, но будь уверен, я ее об этом спрошу — и в самое ближайшее время. Но если это Ларк ударила его, — продолжал Уильям, — для этого, должно быть, имелась веская причина. Надеюсь услышать от нее и об этом тоже.

— А что ты будешь делать, когда леди Элизабет узнает о том, что граф раздумал жениться?

В этот момент со стороны внутреннего двора замка послышался пронзительный вопль.

Уильям посмотрел на своего старого друга.

— По-моему, она уже узнала об этом. Придется в полном порядке, не нарушая строя, отступить к деревне. Теперь у нее истерика, а у меня нет ни малейшего желания присутствовать при этом. Препоручаю Элизабет твоим заботам, старина. Я же вернусь в замок на закате.

Уильям пришпорил Тенсендура и поскакал по дороге к деревне. Пять гончих мгновенно снялись с места и помчались за ним.

Гован проследил взглядом за удалявшимся в клубах пыли всадником. Тем временем со стороны замка донесся еще один вопль — громче прежнего. Гован тяжело вздохнул, понурился и повернул коня к замку.

Прошло несколько часов, прежде чем Ларк почувствовала, что окончательно пришла в себя и может вернуться домой. И не просто вернуться, но и предстать перед Черным Драконом. Она вошла в большой зал, но там никого не оказалось. Шаги девушки эхом отдавались под сводами, когда она обходила дубовые столы, скамьи и кресла. Все это время ее взгляд настороженно шарил по сторонам — встречи со Стоуком Ларк все-таки боялась и хотела по возможности отдалить ее.

Послышались шаги, и Ларк обернулась.

— Ах, Марта! Как тихо ты вошла! — воскликнула девушка. — Что ты ходишь здесь, вынюхиваешь?

Марта остановилась с подносом в руках и задрожала от негодования.

— Ничего я не вынюхиваю. Просто хочу отнести еду твоей матери и леди Элен. С тех пор как граф уехал, они обе не встают с постели.

— Граф уехал? — изумилась девушка.

— Да, леди Ларк, уехал. Сказал, что не женится до тех пор, пока не найдет того, кто пытался его убить. Я-то не виню графа, но вот хозяйка приняла все слишком близко к сердцу. Сначала вопила как сумасшедшая, а потом легла в постель и не желает подниматься. Только стонет так, будто у нее зубы болят. Я, правду сказать, в таком состоянии леди Элизабет еще не видела. К тому же она все время спрашивает, где хозяин и леди Ларк — ты то есть.

— Думаю, она все-таки хочет выдать меня замуж. Несмотря ни на что.

— Похоже на то! — Марта задумчиво поджала губы. — По крайней мере разговаривала она только с лордом Эвенелом.

— Что ж, если матери так уж этого хочется, я выйду за Эвенела. Господь свидетель, я слишком редко ублажала ее. Может, и отец успокоится, выдав меня замуж.

— А по-моему, леди Ларк, выходить замуж, чтобы ублажать не себя, а других, просто глупо.

— Я тоже своего не упущу.

В голосе Ларк не хватало уверенности, и Марта, почувствовав это, пристально на нее посмотрела. Она явно что-то хотела сказать по поводу ее брака с Эвенелом, но, по-видимому, передумала и произнесла совсем другое:

— А сходи-ка ты, девушка, да поговори со своей сестрицей. Она все еще рыдает. Уж боюсь, как бы с ней не приключилось какой-нибудь хвори.

— Хорошо, поговорю.

Ларк никак не могла взять в толк, отчего Элен так сильно привязалась к Стоуку. Он, как считала Ларк, совершенно не подходил сестре. Огонь и вода — вот что такое они были. К тому же она не сомневалась, что Стоук, женившись, стал бы немилосердно тиранить хрупкую и нежную Элен, у которой, конечно же, не хватило бы сил противостоять ему.

Оглядев пустынный зал, она спросила:

— А куда подевались все остальные?

— Близнецы направились в деревню, чтобы посидеть с хозяином за кружкой эля.

Теперь Ларк наконец поняла, почему братья так торопились и даже не затеяли с ней привычной ссоры. Близнецы, как и Уильям, очень любили эль, а еще им нравились пухленькие дочки хозяина постоялого двора, с которыми они надеялись скоротать время. И все это не стоило бы им ни гроша. Как всегда бывало в подобных случаях, за все удовольствия платил отец.

Тяжелая поступь входившего в зал человека возвестила женщинам о том, что вернулся Уильям. Ларк взглянула на отца. Глаза у него стеклянно блестели, а лицо налилось кровью. Впрочем, походка у него была твердая, а нос не отливал синевой. Значит, отец был не слишком пьян.

При виде дочери его зеленые глаза вспыхнули. Он нахмурился:

— Надо поговорить, Ларк.

То, что отец назвал ее по имени, не обещало ничего хорошего. Ларк сразу поняла, что разговор предстоит серьезный.

— Присядь, Ларк. — Уильям взял дочь за руку и подвинул ногой ей стул. — Мне нужно перемолвиться с тобой словечком.

— Сразу говорю, это я виновата. — Ларк почувствовала, как тяжкое бремя греха, давившее ей на грудь на протяжении многих часов, стало легче.

— Ты признаешь свою вину, а ведь даже не знаешь, о чем я собираюсь вести речь. — Уильям с любопытством посмотрел на дочь.

— Знаю и могу повторить: это сделала я.

— С каких это пор ты научилась читать мысли? — Уильям вопросительно выгнул бровь и наклонился ближе, чтобы увидеть глаза дочери.

— Не нужно быть прорицательницей, чтобы понять: ты имеешь в виду лорда Блэкстоуна и то, что с ним случилось. В третий раз тебе говорю: это сделала я.

— А я-то надеялся, что ты будешь все отрицать. — Уильям откинулся на спинку стула и провел рукой по золотистым, начинавшим седеть у висков волосам. — Впрочем, о чем это я? Уж кому-кому, а мне следовало знать, что отцу ты лгать не станешь.

— Ты прав, отец. Не стану. Просто не смогу.

— Вот почему я всегда испытывал к тебе особые чувства. — Уильям коснулся подбородка Ларк, и глаза его увлажнились.

— Прости меня, отец. Я не хотела наносить ему удар в спину.

Тот опустил руку.

— Да я, собственно, и не ставлю тебе это в вину.

— Не ставишь? Как так?

— Да вот так. Не ставлю. — Глаза Уильяма потемнели. — Ведь он тебя домогался… Скажешь, нет?

Ларк кивнула, и щеки у нее запылали.

— Его прикосновения не вызвали у тебя отвращения, не так ли? Тебе вдруг захотелось отдаться ему, ты запаниковала, осознав это, и ударила его кинжалом.

— Откуда ты все это знаешь? — изумилась Ларк.

— Видишь ли, знание человеческой природы — как мужской, так и женской — мне не чуждо. Так уж вышло, что я вижу тебя, Голубка, насквозь. Странно, как ты до сих пор этого не поняла. — Уильям улыбнулся.

— Точно, должна была понять. Но согласись, мысль о том, что кто-то, пусть даже родной отец, знает тебя лучше, чем ты сама, смутит кого угодно.

— Правду сказать, я лучше знаю те твои качества, которыми ты схожа со мной. И хорошие, и дурные.

— У тебя нет дурных качеств, отец.

— Глупости, дурные качества есть у каждого человека, просто ты любишь меня и поэтому закрываешь глаза на мои недостатки, — ухмыльнулся Уильям. — Так же, как и ты, я упрям — особенно когда речь заходит, так сказать, о делах сердечных.

— Я не вполне понимаю тебя.

— Когда-нибудь поймешь. — Уильям устремил взгляд на полыхавшие в камине поленья и замолчал.

Видя, что отец не склонен развивать эту тему, Ларк взяла инициативу в свои руки.

— Если ты имеешь в виду маму, то я никогда не понимала, почему ты женился на ней.

— Я взял Элизабет в жены из-за денег и земель, которые давали за ней в приданое. У меня не было за душой ни гроша. Ведь я был младшим сыном барона, а отец ничего мне не оставил, поскольку, кроме меня, у него было еще пятеро сыновей. Большая часть семейного достояния перешла к твоему дяде Эдгару. — Уильям пожал плечами — дескать, ничего не поделаешь, так судил Господь. — Кстати, мне и в голову не пришло интриговать против братьев в надежде выпросить что-нибудь у отца. А потому я всегда считал, что, женившись на Элизабет, поступил мудро.

Ларк, выслушав признание отца, сидела тихо как мышка. То, что он рассказал, предстояло основательно обдумать.

— Что же до матери… — продолжал Уильям. — Я знал, что у нее несносный характер, но, Бог мой, она была красива, а кроме того, я чувствовал в ней страсть под стать моей. Будь она холодной как рыба, я никогда бы на ней не женился — даже при всем ее богатстве. У меня были знакомые леди, так что выбрать жену не составило бы труда.

— Стало быть, ты женился без любви, — озвучила Ларк мысли, не дававшие ей покоя с тех пор, как она заметила странные отношения между родителями.

— Не преуменьшай значения желания и страсти. В браке это очень важно.

— Но страсть и любовь — разные вещи.

— Да, это так. Но страсть — неразрывная составляющая любви. Поэтому не думай, что я не люблю твою мать. Временами она бывает невыносима, но если бы Элизабет — не дай, конечно, Бог — завтра умерла, я бы скорбел об этой потере до конца своих дней. Мне приходилось совершать поступки, о которых я потом долго сожалел, но женитьба на твоей матери к их числу не относится.

Ларк верила, что отец говорит правду. Он регулярно навещал жену в опочивальне. Даже в тех случаях, когда Уильям отправлялся на постоялый двор, чтобы избежать очередной склоки с Элизабет и пображничать, доступным женщинам не удавалось соблазнить его. Когда они очень уж ему досаждали, предлагая свои услуги, он награждал их шлепком по заднице.

Пока Ларк молчала, обдумывая сказанное, Уильям вдруг проговорил:

— Никогда не мог взять в толк, что ты нашла в Эвенеле. Признаться, это вовсе не тот мужчина, какого я пожелал бы тебе в мужья.

— Кого же ты хотел видеть моим мужем, отец?

— Ну… скажем, того же Блэкстоуна или кого-нибудь, похожего на него.

— Прошу тебя, не говори мне о Блэкстоуне. Кто угодно, но только не он.

Слова Уильяма до такой степени разбередили чувства Ларк, что она на мгновение даже прикрыла глаза.

— Но я люблю Эвенела. — Голос Ларк предательски дрогнул.

— Сильно сказано. Вот только не знаю, достаточно ли ты любишь его, чтобы посвятить ему всю жизнь. — Уильям обнял дочь за плечи. Она открыла было рот, чтобы возразить, но отец поднял руку, призывая ее к молчанию. — Хватит болтать, лучше поразмысли хорошенько над тем, о чем мы с тобой говорили. Если не передумаешь, через неделю пойдешь под венец с Эвенелом. Но если изменишь свое мнение, я, так и быть, приму на себя гнев матери и свадьбу расстрою. Уж лучше несколько дней слушать ее вопли, нежели жить потом с ощущением, что позволил своей дочери принять неверное решение и тем самым обрек ее на мучения.

Ларк, благодарно улыбнувшись отцу, прижалась к нему и поцеловала в щеку.

— Я подумаю, отец, обещаю тебе.

С этими словами она поднялась и вышла. Следующая неделя должна была стать в ее жизни решающей.

Прошло шесть дней и ночей. Седьмая ночь была особенно мучительной. Стоило Ларк смежить веки, как ей начинал сниться страшный сон.

Будто Эвенел стоял в саду, а у него над головой сияла луна. Ларк шла по тропинке ему навстречу, а он простирал руки, намереваясь заключить ее в объятия. Ларк тоже протягивала к нему руки, но что-то мешало ей прикоснуться к Эвенелу. Она изо всех сил старалась приблизиться к нему, он уже находился от нее на расстоянии нескольких дюймов… Бесполезно… Некая темная сила стояла между ними и не давала им соединиться…

Неожиданно чья-то шершавая ладонь зажала ей рот, и Ларк в ужасе пробудилась. Реальность оказалась еще страшнее сна. Прежде чем девушка успела открыть глаза, кто-то засунул ей в рот кляп и, грубо встряхнув, перевернул на живот. В лопатки Ларк впилось чье-то колено, не давая подняться и оторвать лицо от подушки. Потом ей завели руки за спину и стянули их кожаными ремнями.

Сделав отчаянное усилие, она ухитрилась повернуть голову, но увидеть насильника ей так и не удалось. В следующее мгновение на Ларк накинули мешок, который отгородил ее от мира и сковал тело. Потом чьи-то сильные руки подхватили ее за талию, подняли в воздух и перекинули через твердое, как скала, плечо.

Казалось, явилась темная сила из ночного кошмара, чтобы завладеть Ларк.

Глава 13

Следующие два часа Ларк провела как в аду. Тяжелый топот конских копыт эхом отдавался у нее в ушах, каждый шаг лошади отзывался болью в пояснице, а твердое, словно вырезанное из дерева, колено Стоука немилосердно впивалось ей в бок всякий раз, как лошадь делала скачок. Влажный холодный воздух леденил обнаженные ноги, но от ощущения близости Стоука в те мгновения, когда их тела соприкасались во время очередного прыжка животного, девушка горела как в огне, ее бросало то в холод, то в жар.

Сквозь вытертую мешковину местами пробивался лунный свет.

«Неужели он так и будет скакать всю ночь без остановки и эта пытка никогда не прекратится?» — подумала она.

Стоук, будто прочитав ее мысли, замедлил бег своего скакуна, и Ларк возблагодарила Бога и всех святых за такое послабление. Прошло еще немного времени, и всадник остановил коня и соскочил на землю. В следующее мгновение он обхватил Ларк за талию, и она оказалась у него на руках. Резкое изменение положения тела в пространстве вызвало у нее головокружение, и Ларк, чтобы избавиться от этого неприятного ощущения, прижалась к груди Стоука.

От этой невольной ласки похититель замер, а Ларк снова бросило в жар.

После мгновенной заминки Стоук двинулся вперед и, сделав не более дюжины шагов, опустил свою добычу на землю. Зашелестели опавшие листья, сквозь мешковину и тонкую сорочку стала пробиваться ночная весенняя сырость. Потом Ларк услышала удаляющиеся шаги Стоука и содрогнулась — теперь уже от леденящего ужаса.

«Вот, значит, какова его месть», — подумала она. Он решил оставить ее в лесу на растерзание хищникам. С мешком на голове, связанную, с кляпом во рту. Это наказание почти равно по жестокости ее поступку. Но только почти. Стоук знал, что она жива, тогда как Ларк, оставив его в лесу, не сомневалась, что он мертв.

Мысль о том, что волки разорвут ее на куски, ввергла Ларк в отчаяние, и она с силой закусила кляп, мешавший ей выразить несогласие с этим чудовищным поступком.

— Ну как? В тебе еще не остыл боевой пыл?

Услышав голос Стоука, она замерла. Но завладевший ею страх постепенно отступал. Стоук подошел к Ларк, стащил с нее мешок и вытащил изо рта кляп, оставивший после себя гадкий привкус воска и гнилой шерсти.

Отплевываясь, девушка оглядела дубы и вязы, окружавшие ее стеной. Над головой черным, усыпанным звездами бархатом распростерлось ночное небо. Первые весенние листочки еще только проклевывались и в свете луны напоминали зеленые перышки, рассыпанные чьей-то рукой по грубой шершавой коре могучих деревьев. По положению в небе Венеры девушка поняла, что они со Стоуком ехали в юго-восточном направлении. Луна находилась строго над ними, а это свидетельствовало о том, что скоро наступит полночь.

Ларк пошевелила за спиной руками, чтобы хоть чуть-чуть облегчить боль в стянутых ремнем запястьях, и вскинула глаза на Стоука, который высился перед ней, словно высеченный из темного гранита памятник. Молчание затягивалось, и она, не выдержав зловещей тишины, спросила:

— Мне зачтется, что я не хотела тебя убивать?

— Уж лучше бы ты помолчала. — Стоук сделал шаг назад.

Несмотря на предупреждение, Ларк снова задала вопрос:

— Неужели ты станешь мстить мне за то, что я пыталась защитить свою честь? Ты не должен был приближаться ко мне. Я же предупреждала тебя, чтобы ты держался подальше от меня.

— Женщина не станет страстно целовать мужчину, если и вправду хочет, чтобы он держался подальше от нее.

Ларк не могла достойно ответить Стоуку, а потому сменила тему.

— И как же ты намерен поступить со мной?

— Я возьму тебя в плен.

— Не посмеешь!

— Как видишь, посмел. Дело-то уже сделано.

— Мой отец накажет тебя за такую дерзость. Они с Эвенелом обязательно разыщут меня. Ты поплатишься за то, что похитил меня и разрушил все наши планы. Завтра я должна была выйти замуж за Эвенела.

— Твоему жениху и отцу я посоветовал бы сидеть тихо и не высовываться. Прежде чем они доберутся до тебя, им придется иметь дело со мной.

— Прошу тебя, только не затевай войну с моим отцом…

— Я пойду на все, чтобы ты осталась при мне.

Ларк упала духом. Взывать к милосердию этого человека — все равно что молить о прощении скалу.

Между тем Стоук направился к своему жеребцу. Покрывавший его плечи плащ взметнулся, и Ларк увидела ножны длинного меча, висевшего у него на поясе. Лунный свет полыхнул в алом камне, украшавшем рукоять, и она подумала, что камень похож на глаз дремлющего дракона.

Боль в запястьях становилась нестерпимой, и Ларк обратилась к своему мучителю:

— Ты бы меня развязал, а? Если уж мне не суждено сохранить свободу, то хотелось бы сохранить хотя бы руки.

— Знаю я, какие дела ты творишь этими руками. Когда мне захочется, чтобы меня снова ткнули в спину кинжалом, я развяжу тебя.

Отвечая Ларк, Стоук даже не повернулся к ней. Все его внимание было поглощено поисками какого-то предмета в седельной сумке. Выудив оттуда наконец флягу, он вернулся к девушке. Усевшись на землю напротив нее, Стоук вытащил из фляги пробку и сделал большой глоток. Опустив флягу, он посмотрел на Ларк, будто размышляя, как быть с ней дальше.

Он отложил флягу, сунул руку за голенище высокого сапога и вытащил нож.

Не отрывая глаз от сверкающего клинка, Ларк спокойно осведомилась:

— Ты убьешь меня?

Не сказав ни слова, Стоук наклонился к ней и протянул руку с ножом. Его темные глаза в упор смотрели на нее.

Что ж, если ей пришло время умереть, она умрет с честью. Призвав на помощь всю свою отвагу, Ларк встретила пронзительный взгляд Стоука.

К удивлению Ларк, клинок Стоука не пронзил ей грудь, а скользнул за спину. При этом он еще ближе придвинулся к девушке, и его плечо коснулось ее руки. Она вздрогнула.

— Сиди спокойно, — сказал он, отыскивая на ощупь ремни, стягивавшие ей руки. — Учти, убивать тебя я не собираюсь. Я же сказал, что забираю тебя в плен и буду держать при себе. — Стоук криво ухмыльнулся.

Когда он перерезал ремни, Ларк отпрянула от него и начала растирать затекшие запястья.

— Спасибо, — пробормотала она.

— Главное, держи руки так, чтобы я все время видел их. — Стоук сел с ней рядом, и Ларк почувствовала бедром исходившее от него тепло.

— Мне нужно облегчиться, — сказала девушка, глянув на кинжал, который он до сих пор сжимал в руке.

— Пожалуйста, но предупреждаю — мне придется сопровождать тебя.

Стоук молниеносным движением сунул клинок в сапог, поднялся с места и, подхватив Ларк под мышки, поставил на ноги. На лице у него появилось странное выражение, которое она не знала, как истолковать. Толи он хотел ударить ее, то ли поцеловать? Впрочем, это так и осталось для нее тайной, потому что Стоук не сделал ни того, ни другого.

— Пойдешь впереди. — Он махнул рукой в сторону зарослей. — Я предпочитаю не поворачиваться к тебе спиной.

Она бросила на него смущенный взгляд и двинулась вперед. Когда они миновали несколько деревьев, Ларк остановилась.

— Намерен понаблюдать?

— Если не согласна, терпи. — Его губы изогнулись в усмешке.

— В таком случае я предпочитаю терпеть. Надеюсь, у меня лопнет мочевой пузырь и я умру, зато ты не сможешь сделать меня своей пленницей и останешься с носом. — Расправив плечи, она повернулась и сделала шаг к поляне, где они устроили привал.

Стоук ухватил Ларк за руку и повернул к себе лицом.

— Ладно, так и быть. Спрячься за дерево, но только не пытайся удрать! Клянусь, наказание за попытку к бегству будет жестоким.

В темных глазах Стоука полыхнула угроза. Ларк порадовалась, что похититель избавил ее от унизительной слежки, и укрылась за стволом огромного тиса. Оглянувшись и убедившись, что Стоук не подсматривает за ней, она задрала подол сорочки и присела. Когда дело было сделано, Ларк поднялась, обошла ствол и сразу наткнулась на Стоука. Он стоял опершись о ствол дерева.

— Ты удивила меня. Я-то не сомневался, что ты попытаешься сбежать.

— Не так уж я глупа, как ты думаешь. Тебе ничего не стоило бы меня поймать. Бежать надо только в том случае, когда уверен в успехе.

— Думаешь, тебе такой случай представится?

— Знаешь, все люди ошибаются. Даже такие великие воители, как ты. Когда-нибудь ты совершишь ошибку, и я воспользуюсь этим.

Пальцы Стоука впились ей в руку.

— Не хвастай понапрасну, все равно у тебя ничего не получится! — В его голосе зазвучал металл.

— Это не хвастовство. Я говорю правду. Неужели ты полагаешь, что я не попытаюсь сбежать от тебя?

— Откуда, интересно знать, у тебя вдруг появилась уверенность, что тебе это удастся?

— Она не появилась. Она была у меня с самого начала. Я же не какой-нибудь Жак Простак.

— Вот уж точно. Ты куда хуже и опаснее, чем я предполагал. — Стоук отпустил ее руку, ткнул пальцем в лошадь и добавил: — Впрочем, хватит болтать. Пора ехать. Шехем уже отдохнул.

— Куда ты везешь меня? — Ларк двинулась к коню впереди Стоука, как ей было ведено.

— Узнаешь, когда приедем. — Стоук накинул ей на плечи свой плащ. — Закутайся как следует. Мне не хотелось бы, чтобы ты подхватила по дороге простуду и умерла от лихорадки.

Ларк закуталась в тяжелый теплый бархат. Можно было бы, конечно, швырнуть ему плащ в лицо и попытаться убежать, но она не сделала этого. Во-первых, Стоук следил за каждым ее движением, ну а во-вторых, Ларк просто-напросто замерзла.

Неожиданно из зарослей появился Балтазар и тенью метнулся к хозяйке. Она наклонилась и потрепала его по шее. Волк подпрыгнул и положил лапы ей на грудь.

— И зачем только ты за мной побежал? — пробормотала девушка, когда он стал лизать ей лицо. Она провела рукой по его густой шерсти.

Стоук остановился и посмотрел на свою пленницу. Она повернулась к нему и спросила:

— Надеюсь, ты позволишь мне оставить Балтазара при себе, пока я буду находиться у тебя в плену?

— Мне следовало бы лишить тебя всяких удовольствий, но, поскольку я сам уже привязался к этому зверю, так и быть, тебе дозволяется оставить его.

Стоук погладил волка по голове. Тот в знак благодарности лизнул ему руку.

При этом намеренно или случайно рука Стоука коснулась левой груди Ларк, отчего у нее бешено заколотилось сердце, а соски напряглись.

Она оттолкнула Балтазара и сделала шаг в сторону, чтобы избежать магического воздействия ласк Стоука.

— Похоже, Балтазар любит тебя даже больше, чем меня. — Ларк направилась к жеребцу Стоука, а волк и ее похититель последовали за ней.

«Довольно игр, — думала Ларк, ступая по усыпанной пожухлыми листьями земле. — Мне необходимо изыскать способ, чтобы отделаться от этого человека и вернуться к Эвенелу».

Она любила Эвенела. Хотела стать его женой. А эта непонятная страсть к человеку, захватившему ее в плен, просто наваждение. Рано или поздно все это пройдет.

Через два часа скачки Стоук заметил, что голова Ларк безвольно склонилась на грудь, а сама она потихоньку съезжает набок. Он обнял девушку за плечи и прижал к себе. Она сделала несколько неосознанных движений, поуютнее устраиваясь на его широкой груди, и пробормотала во сне что-то невнятное.

Положив голову ему на плечо, Ларк случайно коснулась губами шеи Стоука, и ее прикосновение опалило его как огнем. Золотистые волосы щекотали его подбородок, и это ощущение было сродни самой нежной ласке. Казалось, кто-то кончиками пальцев гладит Стоука по горлу. Но это было еще не все. Ягодицы девушки терлись о его пах, вызывая мучительное напряжение.

Стоук вполголоса выругался и помотал головой. Казалось бы, это он захватил девушку в плен, но мучительно-сладостные ощущения все больше напоминали пытку, отзываясь в его теле дрожью неудовлетворенной страсти.

Стоук поднял глаза к небу. Луна зашла за тучу, и дорогу стало плохо видно. Подул ветер и принес с собой запах влажной овечьей шерсти. По всем приметам должен был начаться дождь. Через минуту черное небо прорезал зигзаг молнии, осветив на мгновение унылые голые поля, тянувшиеся вдоль дороги. Слева, на некотором удалении от дороги, виднелись стены аббатства Святого Михаила.

Стоук дернул повод и погнал коня через поля. На лицо упала первая тяжелая капля дождя. Молнии непрерывно бороздили небо. Грозно и низко грохотал гром.

Поскольку Стоук съехал с дороги, Шехем перешел на тряскую рысь, и Ларк, подпрыгивая на спине жеребца, колотила макушкой своего похитителя в подбородок. Потом она проснулась и, должно быть, поняла, что во сне прижималась к Стоуку, поскольку отстранилась от него и выпрямилась.

— Прости, кажется, я задремала. — Девушка потерла виски. — Где мы?

— Сейчас держим путь в укрытие.

Небеса разверзлись, и полил проливной дождь, сопровождавшийся порывами сильного ветра. Ларк поплотнее закуталась в плащ и снова прислонилась к Стоуку. На этот раз ее теплое прикосновение показалось ему приятным, оно не распаляло его чувственности, а просто согревало.

Из стены дождя выступили ворота аббатства, и Стоук, наклонившись в седле, что было силы заколотил в деревянную створку. Прошла минута, другая, потом овальное оконце в створке распахнулось, и оттуда высунулось лицо, состоявшее, казалось, сплошь из треугольников и острых углов.

Некоторое время монах разглядывал незваных гостей, после чего спросил:

— Кто это там у ворот?

— Граф Блэкстоун. Нам нужно укрыться от дождя.

Ворота отворились, и Стоук, дернув Шехема за повод, въехал во двор.

Высокий монах, отворивший им ворота, подхватил лошадь Стоука под уздцы.

— Я отведу твоего коня в стойло, милорд. Ты же можешь войти. Брат Дункан проводит тебя и твою спутницу в комнату для проезжающих.

Стоук спешился, подхватил Ларк на руки и побежал к двери.

— Между прочим, ноги у меня не сломаны, и я могу ходить, — сказала девушка, опустив лицо, чтобы защититься от дождевых струй.

— Не сомневаюсь, просто мне не хочется, чтобы ты пачкала в комнате пол.

Стоук открыл дверь и вошел в монастырский покой. Следом за ним туда же проскользнул Балтазар. Стоук закрыл дверь ногой, и старые железные петли пронзительно заскрипели.

Стоук огляделся. В покое было сумрачно и так тихо, что шаги эхом отзывались под потолком. В стенной нише стояла мраморная статуя Девы Марии со сложенными на груди руками и молитвенно склоненной головой.

Увидев справа небольшой колокол на вмурованном в стену кронштейне, Стоук дернул за веревку. Колокол, хоть и не большой, зазвонил неожиданно громко, и его звон длился, казалось, целую вечность.

— Может, все-таки поставишь меня на пол? — Ларк смахнула с лица дождевые капли.

Стоук поставил девушку, стараясь при этом не смотреть на ее голые ноги, по которым струйками стекала вода.

По коридору кто-то шел, громко шаркая по каменным плитам кожаными подошвами сандалий.

Ларк и Стоук подняли глаза и увидели еще одного монаха. Тот остановился перед ними, сложив руки на толстом животе.

Пламя нескольких горевших в покое свечей отражалось в его тонзуре. Как и первый монах, он довольно долго разглядывал гостей, уделив особое внимание голым ногам Ларк, у которых уже образовалась маленькая лужица, и такому же мокрому, как и его хозяйка, Балтазару.

— Собак водить сюда нельзя. Здесь некому убирать за животными, — нахмурившись, сказал он.

— Балтазар обиделся бы, если бы понял, о чем ты, святой отец, толкуешь, — возразила Ларк. — Он очень чистоплотен и никогда не гадит в помещении.

— Знать ничего не знаю, — отрезал монах. — Собаке здесь не место.

Ларк открыла было рот, чтобы запротестовать, но Стоук жестом призвал ее к молчанию. Он заметил, как алчно сверкнули глаза монаха, когда тот увидел висевший у него на поясе кожаный кошель. В повадке святого отца было что-то крысиное, и Стоук брезгливо поморщился. Тем не менее он сунул руку в кошель и извлек оттуда монету.

— Прими, святой отец, марку на нужды церкви.

Монах взглянул на серебряную монету и пробормотал:

— Возможно, при сложившихся обстоятельствах правилами можно поступиться. Скажи, милорд, тебе нужно две комнаты?

— Довольно и одной. Эта молодая дама — моя жена.

— Поверь, святой отец, это ложь…

Стоук ладонью закрыл девушке рот.

— Она недавно замужем и еще не свыклась со своим новым положением. Другими словами, жена у меня строптивая.

Монах с подозрением посмотрел на приезжих, всем своим видом давая понять, что они не внушают ему доверия и следовало бы, согласно правилам аббатства, вовсе отказать им в приюте.

Одной рукой Стоук продолжал зажимать рот Ларк, а другой снова наведался в свой кошель.

— А вот еще одно приношение на нужды церкви. — Он вложил в загребущую руку монаха вторую серебряную марку.

Монах зажал деньги в кулаке и расплылся в улыбке:

— Идите за мной.

— Если будешь держать язык за зубами, жена, я уберу руку, — прошептал Стоук на ухо Ларк, толчком посылая ее вперед.

Она кивнула.

Стоук убрал ладонь, зато, словно клещами, стиснул ей локоть.

Между тем монах остановился и отворил дверь в покои.

— Здесь топится очаг и есть полотенца, так что вы сможете обогреться и обсушиться. Об одном прошу — ведите себя потише. — Монах со значением посмотрел на девушку: — Наш монашеский орден свято блюдет покой обители. Если вы будете кричать или вести себя недостойно, аббат выставит вас вон.

Глаза Ларк полыхнули огнем.

Поняв, что за этим последует взрыв негодования, Стоук снова зажал девушке рот.

— Мы будем вести себя тихо как мышки, — сказал он, вводя Ларк в комнату и закрывая за собой дверь.

Ларк взглянула на Стоука.

— Как муж ты не слишком-то любезен.

— Я обращаюсь с тобой лучше, чем ты того заслуживаешь, жена, — возразил он с глумливой усмешкой.

— Уж и не знаю, зачем ты настоял на том, чтобы нас поселили в одной комнате. Ты мог бы привязать меня к кровати в моих собственных покоях.

— Монахи не допустили бы этого. Видишь ли, проявление насилия здешними правилами не дозволяется. А ты, воспользовавшись этим, попыталась бы улизнуть.

Ларк наморщила носик:

— У меня есть к тебе еще одна претензия. Ты дал монаху слишком много денег. С него хватило бы и четверти того, что ты ему отвалил.

— Ты ворчишь, как старая скупая жена.

Ларк иронически улыбнулась:

— Когда я вижу тебя, во мне просыпается все самое лучшее.

— Может, снова засунуть тебе в рот кляп? Как видно, держать язык за зубами ты не в состоянии. — Стоук прищурился.

— В этом нет необходимости, поскольку я до утра не скажу ни слова.

— Никогда не подумал бы, что ты сможешь продержаться так долго. — Не сводя с Ларк пронзительного взгляда, Стоук взял со стола полотенце и стал вытирать голову. — Ну, что стоишь? — обратился он к своей пленнице. — Возьми полотенце и обсушись.

Ларк послушно взяла полотенце из стопки лежавшего на столе белья и уселась на стоявший у очага деревянный стул. Балтазар улегся у ее ног. Плащ распахнулся на груди у девушки, позволяя Стоуку созерцать ее груди сквозь мокрую ткань сорочки. Они были вовсе не так малы, как ему поначалу казалось.

Заметив, что он наблюдает за ней, Ларк запахнула плащ, распустила волосы и начала сушить их полотенцем. Затем наклонилась к полыхавшим в очаге поленьям.

Стоук замер. Ее золотистые волосы находились в каком-нибудь дюйме от желтых языков пламени. Казалось, еще немного, и они вспыхнут. Бросившись к Ларк, Стоук дернул ее за руку, отчего она откинулась назад и ударилась спиной о деревянную спинку стула.

Зрелище полыхавшего в очаге огня завораживало. В голове у Стоука промелькнуло видение.

Огонь, кругом огонь! Под самый потолок, выше потолка. Толпа бежала, пытаясь пробиться сквозь стену пламени и оглашая воздух криками ужаса и боли. Вот уже пламя опалило кожу Стоука. А потом он услышал собственный, исполненный страдания вопль…

— Что случилось?

Стоук почувствовал прикосновение пальцев Ларк к своей руке, и это вернуло его к действительности. Сердце Стоука неистово колотилось, ладони вспотели, мышцы напряглись, а на шее канатами проступили вены. В следующее мгновение он осознал, что все еще держит Ларк за руку. Выпустив ее, Стоук сделал шаг назад.

— Ты чуть не спалила себе волосы, — пробормотал он хриплым, изменившимся до неузнаваемости голосом.

— Нет, в твоем порыве было нечто большее — не только желание спасти мои волосы… — Ларк впилась в него взглядом. — Я увидела в твоих глазах страх. Ты боишься огня — вот в чем дело! Это правда?

— Я же говорил, что молчать долго ты не сможешь…

— Это не ответ. А между тем я задала тебе вопрос. — В голосе Ларк не чувствовалось ни малейшего сожаления по поводу того, что она нарушила обет молчания.

Стоук решил, что скрывать истину не имеет смысла.

— Вот видишь, ты нашла щелочку в моей броме. Интересно, воспользуешься ли ты этим, чтобы причинить мне зло?

То, что он увидел в ее глазах, поразило его. Взгляд Ларк выражал понимание и человеческое тепло, а уж этого Стоук никак не ожидал в ней найти.

— Успокойся, этого не будет, — сказала она. — Я знаю, что такое страхи, постоянно терзающие душу.

— И много их у тебя?

— Да так. Есть немного. — Девушка многозначительно посмотрела на него. — Знаешь, когда страхов нет вовсе — это как-то даже не по-человечески.

Стоуку не хотелось замечать проявлений ее доброты. Ларк — женщина, а значит, существо, недостойное доверия. Он нагнулся, подобрал с пола полотенце и стал вытирать волосы.

Некоторое время они предавались этому занятию в полном молчании, однако то и дело обменивались взглядами.

Стоук, например, впервые обратил внимание на то, какие длинные и красивые у Ларк пальцы. Заметил он и небольшие шрамы у нее на руках, а еще увидел, что ногти у девушки хотя и чистые, но подстрижены коротко, как и у него. Помнится, Уильям рассказывал, как ловко Ларк управляется с оружием, и даже уверял Стоука, что в учебных схватках она не раз одерживала верх над его людьми. Тогда Стоуку казалось, что это обычное хвастовство любящего отца. Но после того как эта девица весьма профессионально ткнула его кинжалом в спину, всякие сомнения в справедливости слов Уильяма у Стоука отпали. Об умении владеть оружием свидетельствовали и шрамы у нее на руках. Стоук еще больше утвердился в мысли, что поворачиваться к ней спиной опасно. Более того, теперь эта женщина знала его секрет, который прежде он тщательно хранил.

Стоук мрачно взглянул на Ларк:

— Сними с себя эти мокрые тряпки.

Девушка замерла.

— Ни за что.

— Тебе придется это сделать.

— Не понимаю, с какой стати мне раздеваться.

— Может, тебе и нравится спать на влажном белье, но мне это противно. Кроме того, я не собираюсь спорить с тобой. Если не разденешься сама, я сорву с тебя одежду.

С этими словами Стоук шагнул к ней.

Глава 14

Ларк вскинула руку:

— Хорошо, я сделаю, как ты хочешь. Но может быть, ты не станешь унижать меня, наблюдая за тем, как я раздеваюсь?

— Нечего разыгрывать из себя недотрогу. Можно подумать, что тебе внове раздеваться перед мужчиной. Уверен, перед своими любовниками ты проделывала это десятки раз.

— У меня не было любовников. — Ларк сорвала с себя плащ Стоука и швырнула его на пол. — Сколько раз мне говорить тебе об этом!

— Об этом не стоит говорить вообще. — Стоук нарочно не отводил от нее взгляда. — Прибереги свои россказни для кого-нибудь другого. Кроме того, я уже видел тебя обнаженной. Даже если ты ляжешь на кровать и раздвинешь ноги, не беспокойся: между ними я пристраиваться не стану.

— Этого я тебе никогда не предложу. — Подхватив влажный подол своей сорочки, Ларк поднялась и стащила ее с себя.

Балтазар потянулся к сорочке мордой и тщательно обнюхал ее.

На щеках у Ларк заиграл яркий румянец. Она скрестила на груди руки и устремила на своего похитителя полный негодования взор, который, казалось, говорил: «Ты за это еще поплатишься!»

Терпение Стоука истощилось. Он протянул руки, чтобы схватить девушку, но совершил при этом ошибку — взглянул на ее обнаженное тело. Взглянул — и замер. Он увидел золотые, потемневшие от дождя волосы, которые мокрыми прядями змеились по ее телу и достигали бедер, почти смыкаясь с золотистым треугольником внизу живота.

— Ну что? Ты собираешься как-то использовать свои конечности? — кивком Ларк указала Стоуку на его руки, которые застыли в нескольких дюймах от ее плеч.

— Конечно. Но то, что я сделаю, вряд ли порадует тебя.

Стоук заставил себя опустить руки и отвести взгляд. Он должен преодолеть влечение к этой женщине. Любой ценой.

Стоук расстегнул пояс, на котором висел длинный меч. Краем глаза он заметил, что Ларк при этом даже не шевельнулась.

— Сейчас же лезь в постель! — приказал он.

Он думал, что Ларк возразит, однако она, шлепая босыми ногами по каменному полу, направилась к кровати.

Стоук не мог оторвать от нее глаз. То, как девушка покачивала при ходьбе небольшими округлыми бедрами, сводило его с ума. Наконец Ларк отогнула край коричневого грубошерстного одеяла и скользнула в постель.

— Сегодня я сплю на правой стороне. — Стоук стянул с себя намокшую тунику. — Так что подвинься.

— Ты что же, спишь то слева, то справа? — удивилась девушка.

— Я же не знаю, когда заявится очередной убийца. Жизнь научила меня не обзаводиться привычками такого рода.

— Понятно. — Ларк уступила правую сторону Стоуку.

Он сел на стул и стащил сапоги, кожей чувствуя устремленный на него взгляд.

— Где ты получил эти раны? — с сочувствием спросила девушка, разглядывая старые шрамы у него на ногах.

— Когда мне было десять, в замке Кенилворт случился пожар. В огне погибли моя мать, отец, брат, а также наши слуги. Мне повезло: я избежал смерти, но, как видишь, огонь все-таки пометил меня.

Стоук опустил глаза и посмотрел на шрамы, покрывавшие его ноги от щиколоток до колен.

— Прости, я не знала…

— Да чего уж там. Давно это было… — Он поднялся и вытащил «Глаз дракона» из ножен. В свете очага полированная сталь меча сверкала, как ртуть. Стоук взглянул на девушку. Она смотрела на него широко открытыми глазами.

— Скажи, ты… собираешься пустить это в ход?

К удивлению Стоука, Ларк смотрела вовсе не на меч, а на его напряженный мужской орган. Стоук хмыкнул:

— Полагаю, ты имеешь в виду «Глаз дракона»?

Девушка вспыхнула и перевела взгляд на блестящий клинок.

— Разумеется, меч, что ж еще?

— Не бойся, тебя я рубить не стану. — Стоук наслаждался смущением Ларк. — Просто с тех пор, как мне довелось побывать в Святой Земле, я всегда сплю с «Глазом дракона». И как выяснилось, поступаю мудро. Если бы не это, меня бы уже сто раз убили — прямо в постели. — Тут он со значением взглянул на Ларк.

— Не, понимаю, почему ты на меня так смотришь? — Ларк недоуменно пожала плечами и, помолчав, добавила: — Впрочем, что это я? Все равно ты мне ни чуточки не веришь. — Она откатилась еще дальше влево и накрылась одеялом с головой.

Стоук отогнул одеяло с правой стороны и забрался в постель. При этом ему снова удалось увидеть белые округлые ягодицы Ларк, и он едва не взвыл от желания. Чтобы положить между ними меч, Стоук сделал над собой невероятное усилие. Холодная сталь должна была напоминать ему о клятве, которую он дал себе, и о дьявольски непостоянном и непредсказуемом характере этой женщины.

— Дай мне свои волосы, — сказал Стоук.

— Я бы с радостью, но дело в том, что мать-природа крепко-накрепко соединила их с моей головой. — Девушка удивленно взглянула на Стоука через плечо.

— Давай сюда волосы и не спорь со мной. Иначе мне придется дергать за них, а уж это тебе не понравится, ручаюсь.

Нахмурившись, Ларк приподнялась на локте и собрала волосы на затылке в хвост.

— Вот, — сказала она. — Непонятно только, что ты будешь с ними делать.

— Это так… на всякий случай. — Стоук намотал ее волосы на руку. — Не хочу, чтобы ты сбежала, когда я буду спать.

— Мне неудобно. Я и голову-то повернуть не могу.

— Думаешь, я буду заботиться о твоих удобствах, миледи?

Некоторое время он возился на постели, стараясь улечься так, чтобы острые соломинки не кололи.

— Не дергай меня за волосы, прошу тебя. — Ларк повернулась и с возмущением посмотрела на него.

— Подвинься ближе.

— То, что я нахожусь с тобой в одной комнате, уже непозволительная близость, — бросила Ларк, стараясь не касаться его. И все же ее нога коснулась ноги Стоука.

— Ты что, не можешь лежать спокойно?

Его так и подмывало притянуть Ларк к себе и сжать в объятиях.

— Это все твой меч. У него рукоять колется.

— Меч останется там, где лежит. Повторяю, потакать твоим прихотям я не намерен.

— Господь свидетель, я и не ожидала от тебя иного! — Ларк легла на спину и стала смотреть в потолок, всем своим видом выказывая презрение к своему мучителю. Потом, однако, молчание сделалось для нее нестерпимым, и она спросила: — Скажи хотя бы, что вделано в рукоять твоего меча? Большинство рыцарей, я знаю, хранят там святые реликвии. В первый раз вижу, чтобы кинжал украшали камнем. Это не рубин? Я было подумала, что так оно и есть, но тогда это самый большой рубин, какой мне только случалось видеть. Должно быть, он стоит целое состояние.

— Как ты любишь все переводить в звонкую монету. Мошенник меняла — вот ты кто.

— Возможно, я испорченная и все такое, но не скупа — это точно. Да и в мошенничестве меня до сих пор никто не обвинял.

— И очень жаль. Это было бы лучшим из твоих качеств. — Стараясь не заглядывать в золотистые глубины ее глаз, Стоук устремил взгляд в потолок и добавил: — Впрочем, на этот вопрос я отвечу, кем бы ты ни была. Это не рубин, не обольщайся. И цена этому камню — марка, не больше. Я купил его у мелкого торговца в Акре. Он сказал, что это окаменевший глаз дракона. Уверял также, что эта штука принесет мне удачу.

— Ну и как? Принесла? — Ларк зевнула. Она была измучена, и ее клонило в сон.

Стоуку надоело созерцать стены, потолок и матерчатый верх балдахина над кроватью, поэтому он снова взглянул на девушку — как раз в тот момент, когда она смежила веки, скрыв глаза за частоколом ресниц.

Продолжая исследовать ее лицо, он сказал:

— Приносила, да. До тех пор, пока я не встретил тебя.

Боль в спине напомнила Стоуку о ране, и он криво усмехнулся.

— Это говорит о том, что и талисманы не всесильны. Скажи, где и когда этот красный камень принес тебе удачу. Я хочу понять, есть ли талисманы, помогающие обрести счастье в любви.

— Никто и ничто не поможет тебе обрести счастье в любви.

— Не может быть, чтобы ты не был счастлив со своей первой женой. Насколько я могу судить, ты любил ее…

— Было дело… Когда-то. Очень давно.

— А почему ты разлюбил ее?

— Она меня предала.

— Как это?

— Она… — Тут Стоук неожиданно осознал, что собирается открыть Ларк еще одну тщательно хранимую им тайну, и стиснул зубы. Им овладело странное чувство. Он понял, что не прочь облегчить душу, но почему он исповедуется именно этой женщине?

— Не представляю, что это значит, когда тебя предает тот, кого ты любишь, — пробормотала Ларк сонным голосом. — Я вот, к примеру, знаю, что отец и Эвенел никогда не предадут меня. Если бы такое случилось, я бы, наверное, умерла.

Стоуку прежде никогда не приходило в голову, что эта женщина способна на сильные чувства. Он вдруг ощутил острый укол ревности, что уж совершенно не поддавалось объяснению. Как бы то ни было, Стоук спросил:

— Скажи, а ты очень любишь лорда Эвенела?

— Ага. Я всегда любила его.

И снова им овладела ревность. Стоук постарался избавиться от очередного наваждения, успокоился и прислушался к ее глубокому, ровному дыханию. Потом не выдержал и опять посмотрел на Ларк. Она спала, подложив под щеку ладошки. Длинные стрельчатые ресницы окаймляли чуть удлиненные веки. Ее нежное лицо имело овальную форму, а алые, как рубины, губы приоткрылись во сне, будто призывая к поцелую. Рядом со Стоуком лежала прелестная молодая женщина — Ева, Далила, Таис и Афродита в одном лице. Боль в паху Стоука становилась нестерпимой. Но рыцарь держался насмерть.

То, что обрушилось на Стоука, походило на болезнь или наваждение, другими словами, на несчастье. И Стоук подозревал, что все его несчастья начались в тот момент, когда он повстречался с этой мегерой, имевшей, впрочем, соблазнительное обличье античной богини.

Через час Ларк проснулась. Огонь в очаге погас, оставив после себя россыпь тлевших углей. С минуту полежав, она медленно повернулась, решив выяснить, что поделывает ее похититель. Стоук лежал на боку лицом к ней. Веки его были плотно закрыты, он дышал ровно и размеренно. Лоб Стоука пересекала морщина — казалось, даже во сне он о чем-то напряженно думал.

Ларк переключила внимание на его руку, которая держала в плену ее волосы. Стоук спрятал ее под подушку, и Ларк дюйм за дюймом приподнимала край подушки, настороженно поглядывая на своего похитителя. Тот не шевелился.

Тогда Ларк стала разжимать пальцы Стоука, медленно, методично и осторожно.

Выручив волосы из плена, она взглянула на мощную длань Стоука и поняла, что ему не составило бы труда одним движением раздавить ей горло. При этой мысли она поежилась, однако перекатилась к краю постели и тихо спустила ноги на пол.

«Крэк» — заскрипели веревки под тюфяком.

Не успела она оглянуться и выяснить, не проснулся ли Стоук, как его сильная рука сжала ей предплечье.

— Далеко ли собралась?

Ларк содрогнулась.

В следующее мгновение Стоук с силой дернул ее за руку, и она упала ему на грудь.

— Я сплю очень чутко, — прошептал он, и его горячее дыхание долетело до ее губ и опалило их, словно ветер Сахары.

— Буду иметь это в виду, — выдохнула она в ответ, с каждым мгновением все больше проникаясь мыслью, что лишь этот человек в состоянии погасить бушевавшее в ней пламя.

— Мне нужно держаться подальше от тебя, — пробормотал Стоук и вдруг замер, впившись руками ей в плечи.

Его охватила дрожь — казалось, он вел сражение не на жизнь, а на смерть с каким-то серьезным недугом.

Ларк подумала было, что он хочет оттолкнуть ее от себя, но Стоук лишь посмотрел на нее в упор.

— Бог мой! — хрипло воскликнул он. — Что ты со мной сотворила!

— То же, что и ты со мной. — Губы Ларк были теперь совсем близко от его рта.

— Не пытайся равняться со мной, тигрица! У нас нет ничего общего…

Сражение, которое вел с собой Стоук, неожиданно завершилось. Он снова сжал девушку в объятиях и прижал к себе. А потом его губы встретились с ее губами.

Глаза Ларк затуманились. Девушку с головой накрыла новая волна лихорадочного жара.

Казалось, кто-то распахнул у нее внутри ворота, в которые хлынула расплавленная лава.

Ларк окончательно сдала позиции и отдалась на волю этого не испытанного ею прежде ощущения. Стоук стал теперь для нее всем. Девушка наконец поняла, что имел в виду ее отец, говоря о всеобъемлющей и всепоглощающей страсти. С Эвенелом у Ларк никогда ничего подобного не было. В том, что происходило с ней сейчас, крылось нечто величественное, невероятное и грандиозное.

Поцелуй становился все более жарким, жестоким. Ларк с неистовой силой прижимала губы к жадным устам Стоука. Пальцы Стоука погрузились в волосы Ларк.

Вдруг он отпрянул от нее:

— А не держишь ли ты, часом, за спиной ножичек? Может, стоит тебя обыскать?

— На этот раз у меня нет при себе оружия. — Ларк провела ладонью по щетине у него на лице. Стоук снова притянул ее к себе и поцеловал. Он погладил ее по шее, а потом по спине. От его прикосновений кожа Ларк покрылась мурашками.

Стоук обхватил ее ягодицы и прижал живот девушки к своему напряженному мужскому органу.

Ларк застонала. Чтобы лучше чувствовать его, она раздвинула ноги. Волосы, рассыпавшиеся у нее по плечам, покрыли грудь Стоука. Стоук подхватил ее под мышки, приподнял и усадил на себя верхом.

Припав к груди Ларк, он губами втянул ее сосок. Она изогнулась как лук и запустила пальцы в длинные черные волосы Стоука.

Стоук проник рукой ей в промежность и коснулся заветной точки, отчего по всему телу Ларк волной распространился жар. Она запрокинула голову и вскрикнула.

— Назови меня по имени, Ларк, — попросил Стоук, опалив ее горячим дыханием. — Я хочу быть уверен, что ты понимаешь, с кем находишься в постели.

— Тебя зовут Черный Дракон, — простонала она.

— Нет, меня зовут Стоук! Ну-ка скажи: Стоук…

— Стоук… — выдохнула Ларк.

Она не могла говорить, поскольку все ее внимание сосредоточилось на сладкой пытке, которой подвергал ее Стоук.

— Скажи, Ларк, хочешь ли ты меня?

Его пальцы, продолжая ласкать девушку, скользнули внутрь ее тела.

— Да, да, хочу… Пожалуйста… — простонала она.

Ее бедра стали двигаться, повинуясь ритму руки Стоука. Потом перед глазами у Ларк вспыхнул огненный шар, и она открыла рот, чтобы разразиться громким, пронзительным криком. Стоук накрыл ее рот поцелуем и прошептал:

— Скажи, как меня зовут?

— Стоук.

Он сжал руками ее бедра, приподнял и ввел в нее свой пылающий жезл. Ларк пронзила острая боль. Она закусила губу. Как только боль немного утихла, девушка замолотила кулаками в грудь Стоука.

— Ты сделал мне больно! И не случайно, а намеренно! Сейчас же отпусти меня, грубый, жестокий чурбан!

Стоук перехватил ее руки и с изумлением уставился на нее.

— Черт возьми, так ты девственница?

Лицо его выразило такое же изумление, как в тот момент, когда она ударила его кинжалом в спину. Впрочем, имелось одно существенное отличие. Тогда в глазах Стоука полыхала еще и ярость, теперь же в его взгляде ясно читалось сожаление.

— Смотри-ка, как ты удивился!

— Трудно поверить, что ты девица, глядя на твое поведение.

— А как, спрашивается, должна вести себя девица? Ты что — тонкий знаток в этой области? — с негодованием осведомилась Ларк.

— Во всяком случае, девица не должна бегать по полям и лесам в драном платье, вмешиваться в разговоры старших и смотреть на мужчину в упор. И уж тем более не должна завлекать мужчину в свои сети, а потом втыкать ему в спину кинжал.

— Похоже, я не подхожу тебе. Ни в чем. Зато с моей матерью ты бы наверняка поладил. Ей я тоже угодить не могу. Иногда я думаю, что и впрямь сильно отличаюсь от других женщин. Но это, по большому счету, неверно. Суть в том, что окружающие просто ошибочно толкуют мои поступки.

— Каюсь, считая тебя доступной, я и вправду заблуждался.

— Ты не только совершил ошибку, ты не поверил мне. — Ларк не хотела давать воли чувствам, но в ее словах звучала обида. — А ведь я говорила тебе, что у меня не было любовников. Теперь мы квиты. Я вонзила в тебя кинжал, ты в меня — свою мужскую снасть. Кстати, весьма массивную. А теперь изволь отпустить меня.

— Но дело-то не закончено. Я давно хотел овладеть тобой и теперь уже не в силах остановиться. Знай я, что ты девственница, я бы так не спешил и не сделал бы тебе больно.

Ларк открыла было рот, чтобы возразить Стоуку, но он снова начал ее целовать. Все еще оставаясь у Ларк внутри, Стоук чувствовал, как пульсирует от боли ее влажная плоть, охватывавшая по всей длине его напряженный жезл. Поцелуй сделал свое дело, девушку снова затопила страсть, и она забыла о боли. И тогда Стоук снова возобновил движения. На этот раз, правда, он двигался медленно и осторожно.

Прошло совсем немного времени, и Ларк вдруг поняла, что прикосновения Стоука доставляют ей удовольствие.

Лежавший у двери Балтазар вдруг вскочил, вскинул вверх голову и взвыл.

— Похоже, мне так и не удастся завершить начатое, — едва слышно пробормотал Стоук и замер. Полыхавший в его глазах огонь желания сменился настороженным блеском. Пристально посмотрев на Ларк, он прошептал: — Сделай так, чтобы Балтазар замолчал, — только не поднимай шума!

— Замолчи, Балтазар. Подойди ко мне.

Волк подошел к кровати.

— Балтазар, мама идет! — прошептала Ларк.

Этот сигнал ее любимец хорошо знал. Как это уже не раз бывало, услышав ненавистное слово «мама», Балтазар заполз под кровать и затаился.

— Помни, что бы ни случилось — ни звука.

Стоук высвободился из объятий Ларк и стиснул рукоять меча.

Девушке, лишившейся благодатного тепла, стало холодно. Кроме того, она ощущала странную сосущую пустоту внутри.

Внезапно дверь в их покой с тихим скрипом отворилась.

В комнату вошел какой-то человек. Исходивший от очага слабый свет позволял заметить, что он невысок ростом и полноват. Отблески затухавшего пламени отражались в его выбритой на макушке голове, и Ларк сразу вспомнила пузатого монаха, который вымогал у Стоука деньги. В следующее мгновение она с ужасом увидела, как в руке незваного гостя блеснул кинжал. Стиснув зубы, чтобы не закричать, она смотрела, как монах крался к их кровати. Приблизившись к ложу, он посмотрел на спящих, чтобы не ошибиться в выборе жертвы. Убедившись, что справа лежит Стоук, монах поднял кинжал и нацелил его ему в грудь.

Стоук сделал молниеносный выпад.

Меч «Глаз дракона» проткнул одеяло, под которым Стоук прятал свое оружие, и вонзился монаху в грудь.

Монах вскрикнул и рухнул на пол.

Стоук вытащил меч из тела убийцы и прошептал Ларк:

— Одевайся. Нам нужно уносить ноги.

Послышалось громкое шарканье. По коридору кто-то шел, освещая себе путь факелом. Свет проникал в комнату сквозь открытую убийцей дверь. В следующее мгновение в дверном проеме показался силуэт высокого худого монаха, впустившего путников в аббатство. Войдя в комнату, монах устремил пронзительный взор на Стоука, все еще державшего в руке меч.

Потом его взгляд переместился на лежавшего на полу человека.

— Да ниспошлет Господь тебе прощение, милорд. Ты убил брата Мартина! — в ужасе воскликнул монах-привратник.

— Я убил его потому, что он хотел прирезать меня, сонного, прямо в постели. — Стоук бросил взгляд на труп. — У него в руках кинжал. Сам посмотри.

Монах склонился над мертвецом, осветив его факелом.

— Точно, кинжал. И как только я не заметил? — Тощий монах сокрушенно покачал головой и прищелкнул языком. — Аббату все это не понравится, ох не понравится. — Взглянув на Стоука, он добавил: — Видишь ли, этот человек совсем недавно вступил в наш орден.

— Знаешь ли ты, как он объявился в аббатстве и кто его сюда прислал? — спросил Стоук.

— Нет. Знаю только, что он приехал сюда за несколько минут до вашего появления.

— Вот как? В таком случае я хотел бы переговорить с аббатом. — Стоук поднялся.

— К чему так спешить, милорд? Впереди еще много времени…

На тонких губах монаха появилась кривая ухмылка. Выхватив из рукава рясы кинжал, привратник метнул его в Стоука.

Глава 15

Стоук заметил зловещий блеск металла. Молниеносным движением, сравнимым, пожалуй, только с броском кобры, он схватил с постели подушку и выставил ее перед собой. Клинок застрял в перьях. Тощий монах выбежал из покоя. Стоук, сжав в руке меч, бросился за привратником.

Ларк проводила Стоука взглядом, поражаясь тому, как быстро и легко двигается этот великан. Когда звук босых ног Стоука затих, она выбралась из постели, завернулась в одеяло и, переступив через лежавший на полу труп, подошла к двери и выглянула в коридор. Там было темно и пусто. Стояла такая тишина, что казалось, в аббатстве, кроме нее, не было ни единой живой души. В дальнем конце коридора горела свеча, и Ларк двинулась на свет, настороженно поглядывая по сторонам. Вдруг ей на плечо опустилась рука. Ларк вздрогнула и, сжав кулаки, обернулась.

— Собралась куда-то? — мрачно осведомился Стоук.

Ларк опустила руки.

— Я просто вышла узнать, куда ты подевался и не нужна ли тебе помощь.

— Готов поклясться, ты хотела сбежать.

— Признаться, эта мысль приходила мне в голову. Оказывается, рядом с тобой опасно находиться.

— Не так уж. Бывали случаи похуже. Однажды на меня напали сразу пятеро. — Стоук со значением на нее посмотрел:

Ларк, наверное, помнила, как на него навалились шотландцы.

Схватив девушку за руку, Стоук потянул ее за собой в комнату.

— Ты догнал тощего монаха?

— Этот ублюдок как в воздухе растаял. Аббатство-то большое.

Стоук переступил через труп и подошел к кровати. Ларк украдкой наблюдала за ним. На спине Стоука между лопатками распластался огромный расписной дракон. Его черные с зеленым перепончатые крылья лежали на плечах, а длинный шипастый хвост змеился по позвоночнику и у талии сворачивал к ребрам на правом боку. Крылья и хвост дракона шевелились, а его красные глаза мигали всякий раз, когда Стоук делал шаг или поднимал руку.

— Может, хватит меня разглядывать? Или хочешь, чтобы мы снова легли в постель и завершили начатое? — Стоук говорил, стоя спиной к Ларк.

«У него что — глаза на затылке, что ли?» — подумала она. Между тем Стоук отыскивал среди груды сваленной на стул одежды свои узкие штаны. Она вновь заметила шрамы от ожогов у него на ногах.

— Будешь меня рассматривать, я не выдержу и затащу-таки тебя в кровать.

В этот момент Ларк разглядывала дракона у него на спине. Когда Стоук натягивал штаны, дракон, как живой, заплескал крыльями, и ей показалось, что еще немного — и он улетит.

— Если бы ты не хотел, чтобы на тебя смотрели, не стал бы делать у себя на спине такую татуировку.

Стоук натянул на себя тунику, и дракон, скрываясь под ней, одарил Ларк прощальным взмахом крыла.

Стоук засунул меч в ножны. Потом подхватил пузатого монаха за ноги и потащил к двери.

Ларк не сводила глаз с блестящего клинка, который мертвый монах сжимал в окоченевших пальцах. Стоук проследил за ее взглядом, наклонился и, разогнув мертвые пальцы монаха, вынул из них кинжал.

— А эту штуковину я оставлю при себе. — Засунув кинжал себе за пояс, он добавил: — О побеге на время придется забыть. Я запру дверь.

Стоук вытащил труп в коридор и захлопнул за собой дверь. В следующую минуту о дверную створку ударило что-то тяжелое.

«Проверяет, должно быть, хорошо ли он запер дверь», — подумала девушка и, подойдя к кровати, сказала:

— Вылезай, Балтазар, теперь можно. Мама уже ушла.

Волк вылез из-под кровати, увидел лужу крови на полу, подошел, понюхал и фыркнул.

— Иди сюда. — Ларк похлопала себя по груди, и волк, подскочив, положил лапы ей на плечи и лизнул в лицо. — Не забыл еще меня? — Девушка провела рукой по его густому загривку. — Это хорошо. Ты должен помнить, что твоя хозяйка — я, а не Черный Дракон. Впрочем, я не права. На самом деле он относится к тебе терпимо. — Помолчав, Ларк не слишком весело добавила: — Видно, нам с тобой придется отправляться к нему в плен. А то Стоук так раскричится… еще хуже, чем мама.

При слове «мама» Балтазар соскочил на пол и нырнул под кровать. При иных обстоятельствах Ларк бы, наверное, рассмеялась. Но теперь ей было не до смеха — два покушения, свидетелем которых она была, не слишком располагали к веселью.

Ларк уже не хотелось жить в мире, где не было бы Стоука, более того, бежать от него ей тоже не хотелось. С тех пор как она познакомилась с ним, это было уже третье покушение на его особу. Не составляло труда предположить, что убийцы будут охотиться за ним и впредь. Пока кто-нибудь из них не достигнет своей цели и не убьет его. Другими словами, Стоука следовало защищать, а заодно попытаться выяснить, кто стоит за всеми этими покушениями. Может, если она поможет Стоуку разгадать этот ребус, он перестанет подозрительно поглядывать на нее?

Выйдя из комнаты, Стоук придвинул к двери статую святого. Схватив факел, он пошел по коридору, настороженно всматриваясь в темные ниши и пробитые в стенах арки переходов.

Свернув за угол, Стоук остановился у двери. Его внимание привлекли доносившиеся из комнаты странные приглушенные звуки.

Он заметил, что дверь заперта не изнутри, а снаружи. Вынув из ножен меч, он осторожно отодвинул задвижку, толкнул ногой дверь и вошел в келью, выставив клинок перед собой.

То, что он увидел в келье, несказанно удивило его. На полу лежало около дюжины связанных по рукам и ногам монахов. Они испуганно таращились на него, и у каждого торчал во рту кляп. Заметив человека с длинной седой бородой, Стоук решил, что это, возможно, и есть аббат, и направился к нему.

— Не бойся, — сказал Стоук, увидев, как расширились от ужаса глаза старика. — Я не причиню тебе зла.

Разрезав стягивавшие монаха путы, Стоук вынул у него изо рта кляп и помог подняться.

— Да благословит тебя Бог, милорд. — Помянув Создателя, монах прикрыл глаза. — Мы уж было подумали, что ты тоже с ними.

— Ты, святой отец, имеешь в виду тех двух негодяев, которые пробрались в монастырь, чтобы убить меня?

— Да, сын мой.

— Но как им удалось проникнуть в обитель?

Стоук присел на корточки, чтобы перерезать путы другого монаха, после чего вручил ему кинжал, принадлежавший первому убийце, и приказал освободить остальных пленников.

— Они приехали в аббатство за несколько минут до того, как здесь появился ты. Прикинувшись монахами нашего ордена, они вошли в ворота аббатства, напали на братьев и связали их. Кстати, сын мой, ты не пострадал? — Монах положил дрожащую руку на мощное предплечье Стоука.

— Бог миловал…

— Чем же нам воздать тебе за твою доброту, милорд? — закричали монахи, освободившиеся с помощью своего собрата.

— У вас есть такая возможность, святые отцы. Если узнаете что-нибудь о тех двух людях, что напали на меня, пошлите гонца с известием в замок Кенилворт.

— Так ты, стало быть, Черный Дракон? — спросил седобородый старик.

— Да, святые отцы, перед вами граф Блэкстоун собственной персоной.

— Я — аббат Хэдриэн, здешний настоятель, — представился седобородый и, указав на монахов, добавил: — Не сомневайтесь, милорд. Наша братия приложит все усилия, чтобы исполнить вашу просьбу.

Выстроившиеся за спиной настоятеля монахи кивнули.

— Спасибо, святые отцы, — сказал Стоук. — Ваша помощь мне была бы очень кстати, поскольку один из убийц удрал, а у меня нет времени его выслеживать.

Мысль о том, что в Кенилворте в его отсутствие могло случиться несчастье, не давала ему покоя.

— Вы с женой должны остаться у нас хотя бы на несколько дней.

— К сожалению, мне пора уезжать. Уже совсем рассвело, а до моего замка день пути.

— Пойдем, милорд, я провожу тебя. — Аббат, опираясь на посох, вышел в коридор. Стоук последовал за ним.

Аббат остановился и коснулся руки Стоука.

— Возможно, мой вопрос покажется тебе бестактным, милорд, но не принимай мои слова близко к сердцу… Скажи, почему все-таки эти люди хотели убить тебя?

— А вот этого, аббат Хэдриэн, я как раз и не знаю. На протяжении последних шести месяцев на мою жизнь было совершено уже несколько покушений. Чтобы остаться в живых, я должен найти человека, который за всем этим стоит.

— У тебя есть враги?

— Только один. — Стоук подумал о Ларк и нахмурился. — Теперь, впрочем, я в этом уже не уверен.

— А враг этот, часом, не женщина? — Аббат устремил на Стоука проницательный взгляд.

— Женщина.

— Ты прав, милорд. О женщине никогда нельзя сказать наверняка — друг она тебе или враг. Женщина — худший враг мужчины уже потому, что знает о его слабостях.

— Этой женщине я не поддамся, — уверенно заявил Стоук. — Ни за что!

Аббат усмехнулся:

— То же самое, наверное, говорили себе Адам и Самсон. — Старик покачал головой. — Увы, милорд, мужчины падки на женщин, а плоть слаба. По этой причине, милорд, тебе надо молиться Богу и просить Его не вводить тебя во искушение. Мы же со своей стороны сделаем все, чтобы помочь тебе.

— Благодарю, святой отец. И прошу — не надо меня провожать. Я сам найду дорогу.

Двинувшись по коридору к их с Ларк покою, Стоук кожей чувствовал проницательный взгляд аббата, устремленный ему в спину. Старик прав, утверждая, что плоть слаба. Стоук оказался бессилен перед чарами Ларк, когда увидел ее горящие страстью глаза.

То, что Ларк девственница, повергло его в изумление. Стоук сразу же вспомнил ее разговор с братом в лесу, после того как она ударила его кинжалом в спину. Хотя Стоук был тогда в полубессознательном состоянии, он все-таки кое-что запомнил. Помнится, Ларк старалась тогда убедить брата, что вовсе не хотела убивать его.

Стоук вспомнил шотландца и подумал, что тот лгал, называя ее шлюхой. Интересно, в чем еще он тогда солгал? Теперь Стоук не сомневался, что Ларк сказала ему о шотландцах правду. С другой стороны, полностью ей довериться он не мог. Ларк была женщиной, а Сесиль научила его не доверять женщинам. Но и отпускать ее на свободу ему тоже не хотелось. Слишком хорошо Стоук помнил, как она стонала от страсти в его объятиях.

Нет уж, Ларк — его пленница и останется в плену.

Когда наступил вечер, кованые копыта Шехема застучали по деревянному подъемному мосту замка Кенилворт.

Стоук всю дорогу гнал как сумасшедший, останавливаясь только для того, чтобы дать лошади передохнуть. В недолгие минуты отдыха они с Ларк ели хлеб с сыром, которым их снабдили в дорогу монахи.

Казалось, Стоук почему-то очень спешил домой. Ларк же была угнетена, поскольку замку Стоука предстояло стать для нее тюрьмой.

За весь день они не обменялись и парой слов. Зато Стоук подолгу и загадочно смотрел на нее.

Молчание не тяготило Ларк. Она не хотела разговаривать со Стоуком. Мысль о том, что он везет ее в тюрьму, избавила ее от желания вести беседы…

Когда они подъехали к Кенилворту, Ларк увидела могучие башни, стены и бастионы из серого камня. Над бастионами и зубцами главной башни плескались черные штандарты Стоука, украшенные его гербом с изображением дракона. Когда дул ветер, драконы шевелили крыльями и подмигивали красным глазом.

Стоук обманул ее. Замок Кенилворт оказался самым большим из тех, какие видела Ларк. Когда они въехали под арку ворот передового укрепления, глазам Ларк открылась площадка для воинских игр с высоким «квентином» — столбом с деревянным болваном, на котором воины отрабатывали технику конного боя на копьях.

Не останавливаясь, они проехали по грязной дороге к другому мосту. Ларк брезгливо поморщилась — здесь, у рва, опоясывавшего второй ряд стен, пахло человеческими экскрементами. На берегу резвились двое мальчуганов, охотившихся на лягушек. Увидев Стоука, они застыли как вкопанные. Наконец один из них узнал Стоука и помахал ему рукой.

— С приездом, хозяин!

Стоук кивнул им и двинул коня шагом по второму подъемному мосту.

— Рады твоему возвращению, милорд! — крикнул какой-то человек, стоявший у парапета. Потом обратился к стражнику: — Эй, бездельник, хозяин приехал! Отворяй ворота!

Заскрипели массивные железные петли, и тяжелые, окованные металлом створки распахнулись.

Блеснувшие при свете луны металлические полосы на воротах походили на зубы древнего чудовища. Ларк, впрочем, ощущала себя не путешественницей, а незваной гостьей, так как четыре вооруженных стражника, сбежавшиеся к воротной башне, поглядывали на нее не слишком любезно.

Когда они со Стоуком оказались во внутреннем дворе замка, ворота у них за спиной со скрипом затворились, а стальная решетка, служившая дополнительной защитой от вторжения, с грохотом и лязгом опустилась.

Лязг стальных зубьев решетки о каменные плиты, которыми был вымощен двор, отозвался в ушах Ларк траурной музыкой. В эту минуту ей показалось, что она и впрямь попала в логово дракона и выбраться из него ей уже не суждено.

Девушка невольно припала к груди Стоука, но, прикоснувшись к нему, тотчас покраснела от смущения. Она выпрямилась и отстранилась от него. Вообще-то Ларк весь день избегала прикосновений Стоука, но он был такой большой…

Пока Шехем рысил к конюшне, Ларк оглядывалась по сторонам. В замке было на удивление безлюдно и пустынно. Вдоль стен полыхали факелы, вырывая из тьмы очертания квадратного внутреннего двора, точно такого же, как в Сент-Вейле, только гораздо больше. По сторонам двора, у самых стен, ютились многочисленные постройки. Но в отличие от Сент-Вейля, где ее отец распорядился выпустить на волю всех охотничьих соколов и ястребов, объяснив это тем, что благородной птице жить в неволе не подобает, в Кенилворте все было по-другому. Ларк с замиранием сердца вглядывалась в развешанные вдоль стен маленькие домики-клетки, откуда доносились тихий клекот и шуршание перьев птиц.

Потом ее внимание привлекло каменное здание, достигавшее пятидесяти футов в длину и двадцати в ширину. На крыше строения красовалась высокая труба, а дверь была заперта на большой висячий замок.

Ларк решила, что это мастерская, где из булатной стали был выкован знаменитый меч Стоука — «Глаз дракона».

Замковая часовня Кенилворта оказалась куда больше и выше часовни в Сент-Вейле. Она была отделана белым мрамором, казавшимся в свете луны голубым, а ее высокие стрельчатые окна украшали цветные витражи. По бокам часовни, в каменных нишах, стояли фигуры святых. Часовня производила величественное впечатление, и Ларк подумала, что убежать оттуда так же трудно, как и из замка.

К Стоуку подошел грум лет шестнадцати и взял его лошадь под уздцы.

— Тод? — спросил Стоук. Это было первое слово, которое он произнес за весь вечер.

— Он самый, милорд. — Тод поклонился.

Стоук подхватил Ларк за талию, чтобы помочь ей соскочить с коня. Она оттолкнула его.

— Оставь, прошу тебя. Я и сама в силах слезть с лошади.

— Не упрямься.

Он помог ей спуститься на землю. При этом Ларк снова прикоснулась к нему, отчего у нее затвердели соски, а ноги сделались ватными. Ей захотелось обвить шею Стоука и поцеловать его в губы, но делать этого она, конечно, не стала.

Отступив на шаг, Ларк сказала:

— С твоего позволения, я буду ходить сама.

— Что ж, походи, разомнись немного. — Стоук нахмурился. — Тебе и вправду нужно привыкнуть к этому месту, ведь ты теперь принадлежишь мне.

Слова «ты теперь принадлежишь мне» эхом отозвались в мозгу Ларк.

Едва переставляя ноги, она последовала за Стоуком. Когда они вошли сквозь массивные дубовые двери в длинный коридор, украшенный висящими на стенах головами кабанов и оленей, Ларк услышала странный скребущий звук и обернулась — за ней, высунув язык и цокая когтями по каменным плитам пола, устало брел Балтазар.

Запахи дыма, жареной оленины и немытого человеческого тела самым причудливым образом смешивались в затхлой атмосфере коридора, напоминая запахи постоялого двора.

Ларк вдруг подумала, что матери стоило больших трудов поддерживать уют и чистоту в Сент-Вейле. Элизабет можно было обвинить во многих грехах, но только не в отсутствии аккуратности и чистоплотности.

Из зала доносился гул множества голосов, но в отличие от Сент-Вейля он не прерывался взрывами смеха, а напоминал низкое гудение рассерженных шмелей. Ларк решила, что обстановка в зале мрачная, а вечерние посиделки за столом проходят в Кенилворте невесело — не так, как у нее дома. Вздохнув, девушка впервые в жизни пожалела, что рядом с ней нет Элизабет.

Ларк вслед за Стоуком вошла в зал, который, по слухам, был точной копией залов в замках знатных нормандских баронов. Потолок из досок орехового дерева был высотой примерно в сто футов. Его поддерживали балки неимоверной толщины, почерневшие от копоти.

Зал окружала деревянная галерея, тянувшаяся вдоль стен на высоте двадцати футов. На стенах висели знамена и штандарты, украшенные гербом Стоука — все тем же крылатым черным драконом с красными глазами, а также вышитыми коврами с изображением сражающихся драконов. В одной из стен зала была прорублена полукруглая арка для огромного очага, возле которого суетилась низенькая плотная женщина. Она вращала за ручку большой вертел с нанизанными на него частями туши дикого оленя. Жир капал на раскаленные угли, отчего из жерла очага доносилось шипение, а вырывавшийся оттуда дым поднимался к потолку.

Два виночерпия ходили вдоль столов, щедро оделяя людей Стоука выпивкой. Пищу на огромных подносах разносили служанки, они же и распределяли ее. В центре, на возвышении, стоял огромный дубовый стол с испещренной царапинами поверхностью.

За столом сидело двое мужчин. Один из них, с золотистыми волосами и мелкими чертами лица, был невысок. Огромные печальные глаза придавали ему сходство с бурундуком. На вид ему было лет двадцать пять — тридцать.

Он брал пищу с того же блюда, что и сидевший рядом с ним могучий рыцарь в зеленой, шитой золотом тунике, с такими же черными волосами и квадратным подбородком, как у Стоука. Однако в отличие от Стоука он смотрел на мир не черными, а голубыми глазами. Кроме того, он выглядел старше Стоука лет на десять. Устремив взгляд перед собой, рыцарь задумчиво жевал мясо.

Когда Стоук вошел в зал, его приближенные разом замолчали. В огромном зале стало так тихо, что Ларк услышала стук собственного сердца.

В следующий момент на девушку устремились пятьдесят хищных и изучающих глаз. Балтазар встал рядом с хозяйкой. Ларк погладила волка дрожащей рукой, не зная, как себя вести. Она догадалась, что все собравшиеся осведомлены о том, что именно она ударила Стоука кинжалом в спину, и впервые в жизни не могла стоять с высоко поднятой головой: уж слишком не равны были силы. Даже если бы она попыталась объяснить людям Стоука, что вовсе не хотела его убивать, ей все равно никто бы не поверил.

— Пойдем, ты же не можешь стоять здесь вечно. — Стоук подхватил девушку под локоток и повел к дубовому столу, предназначавшемуся для хозяина и самых знатных гостей.

Пока они шли, рыцарь в зеленой тунике сначала исследовал лицо Ларк немигающим взглядом голубых глаз, а потом переключил внимание на ее тело.

Стоук давно уже заметил этого человека и, когда подошел с девушкой ближе, сказал:

— Чему обязан честью видеть тебя за своим столом, Луи? Если не ошибаюсь, мы с тобой не встречались по меньшей мере лет пять.

Красивое лицо Луи скривилось, как от приступа зубной боли, он оторвался от созерцания прелестей Ларк и вскинул глаза на Стоука. Некоторое время рыцари рассматривали друг друга в упор. Их взгляды, сталкиваясь, казалось, высекали искры. Первым нарушил молчание Луи.

— Брось, кузен, неужели, чтобы приехать к тебе в гости, мне нужно изыскивать какую-то причину? Но в данном случае причина была, и весьма серьезная. Ты ведь, кажется, собирался вступить в брак? Меня, признаться, задело, что в честь такого события ты не пригласил меня к себе. Потом, правда, сэр Роуленд сообщил мне, в какую передрягу ты попал. — Едва заметная ироничная улыбка тронула губы Луи. — Мне очень жаль, Стоук, что твои планы рухнули. Право, очень жаль.

— Все-таки тебе следовало известить меня о своем визите.

— Ты так стремился приветствовать меня сам? — Луи снова ухмыльнулся. — Впрочем, хотя тебя и не было, я недурно здесь устроился. За мной присматривала Эбба. — Луи многозначительно посмотрел на молодую красивую зеленоглазую служанку с каштановыми косами, спускавшимися до талии, среднего роста, с округлыми формами и пышной грудью.

Встретившись глазами с Луи, молодая женщина вспыхнула и украдкой взглянула на Стоука. Ларк проследила за ее взглядом. У Стоука на шее вздулись вены, а лицо стало наливаться кровью. Ларк поняла, что Стоук в бешенстве, и с сочувствием посмотрела на Эббу. Она подумала, что эта женщина прежде делила со Стоуком ложе.

Между тем Эбба, не выдержав горящего взгляда Стоука, в слезах выбежала из зала.

— По-прежнему пугаешь слабый пол своими глазами, кузен? — осведомился Луи, казалось, донельзя довольный собой и всем происходящим. Пристально посмотрев на Ларк, он добавил: — А это, стало быть, та самая бесстыжая леди, о которой я столько слышал? Ты должен представить меня даме, Стоук. Обязательно.

— Леди Ларк, познакомься с лордом Тревелином, моим кузеном, — проговорил сквозь зубы Стоук.

Ларк посмотрела на лорда Тревелина.

— Я бы с удовольствием сказала, что рада познакомиться с тобой, милорд, если бы приехала сюда по своей воле. Но поскольку я пленница, а не гостья, то… — Ларк пожала плечами, как бы давая понять Тревелину, что разговаривать им, в общем, не о чем.

— Отлично понимаю. — Луи вежливо улыбался, продолжая внимательно исследовать ее тело. — Значит, это ты ударила Черного Дракона кинжалом в спину? Что и говорить, нешуточный поступок, особенно для женщины.

— Я не хотела.

Ларк оглянулась на Стоука, пытаясь по выражению его лица определить, как он относится к столь пристальному вниманию кузена к ее особе. Стоук смотрел на нее тем же тяжелым взглядом, которым прежде одарил Эббу, и она, не выдержав этого, повернулась к Луи.

Тот подмигнул ей:

— Невероятно! Ты ударила человека кинжалом в спину, а теперь заявляешь, что не хотела этого. Интересно… Или, быть может, во всем виноват мой кузен? Если так, ты просто обязана рассказать мне, в чем он перед тобой провинился!

Ларк открыла было рот, но Стоук перебил ее:

— Ничего она тебе не скажет.

— Да брось, кузен! Пусть поговорит. По-моему, она женщина прехитрая и наверняка умеет сочинять занимательные истории. — Хотя Луи улыбался, в его голубых глазах появился нехороший блеск, предупреждающий о том, что его терпение не безгранично и он готов накинуться на всякого, кто будет ему перечить.

— Хитрость, по моему разумению, милорд, не достоинство, а порок, — заявила Ларк.

— Если бы у людей не было пороков, жизнь стала бы пресной и скучной. Взять, к примеру, моего кузена… — Луи указал на Стоука. — Наверняка у него их целая куча. Ты же не просто так пырнула его кинжалом, верно?

— Что-то мне не верится, что у него много пороков. До сих пор по крайней мере я не обнаружила у него недостатков. За исключением небольших пробелов в воспитании. — Она оглянулась на Стоука и заметила, что он недоуменно смотрит на нее.

Луи удивленно выгнул бровь:

— Рад, что ты так высоко ценишь моего кузена. Кстати, я тоже всегда считал, что он — человек чести. — Луи посмотрел на Стоука и улыбнулся. Потом, решив сменить тему, переключил внимание на Балтазара. — Волк в качестве комнатной собачки леди? Любопытный выбор. — Луи протянул руку, намереваясь погладить Балтазара.

Волк присел, оскалил зубы и зарычал.

Луи отдернул руку.

— Теперь я понимаю, почему ты держишь его при себе.

— Да, он охраняет меня. Но это не единственное его достоинство. Балтазар, кроме того, отлично разбирается в людях.

По залу волной прокатился приглушенный смех.

Глаза Луи угрожающе блеснули; Ларк поняла, что совершила ошибку, ответив лорду Тревелину в привычной для себя дерзкой манере. Дерзить этому человеку было крайне опасно.

Но Луи сдержался и, как прежде, заговорил спокойно и вежливо, хотя в его голосе чувствовалась скрытая враждебность.

— Думаю, в твоих словах есть рациональное зерно. Надо будет и мне завести ручного волка. — Он взял с блюда кусок пирога с мясом, швырнул его Балтазару и устремил на Ларк пронзительный взгляд, который, казалось, говорил: «Подожди немного, девушка, я и из тебя сделаю домашнее животное».

Ларк не сомневалась, что Луи постарается воплотить эту невысказанную угрозу в жизнь. Она повернулась и посмотрела на маленького молодого человека, сидевшего рядом с Тревелином. Тот насмешливо прислушивался к разговору. На мгновение их взгляды встретились, и огромные глаза золотоволосого выразили досаду, после чего он с отсутствующим видом взял стоявшую перед ним щербатую чашу.

В зал неожиданно вошел Роуленд. Его сопровождал священник в коричневой сутане. Когда на святого отца падал свет, золотой нагрудный крест, надетый поверх сутаны, сверкал, как звездная россыпь. Для священника он выглядел слишком молодо — Ларк дала бы ему не больше двадцати пяти — и в отличие от других носил на боку длинный меч.

Девушка почувствовала, что Роуленд украдкой смотрит на нее, и бросила на него взгляд. Его голубые глаза выражали осуждение, но он быстро отвел взгляд в сторону.

«Еще один враждебно настроенный ко мне человек», — подумала Ларк и вздохнула. Что и говорить, врагов у нее здесь было многовато. Если бы она стала составлять их список, одного листа пергамента наверняка не хватило бы.

Священник и Роуленд подошли к Стоуку. Видно было, что они хотели что-то сообщить ему, но ни один не отваживался заговорить первым. Наконец Роуленд сказал:

— Варик заболел. Как раз перед тем, как ты приехал.

Стоук нахмурился.

— Что с ним? — спросил он, устремив взгляд на священника.

— Мы не знаем, — мрачно произнес священник. — Сейчас за ним ухаживает лекарь. Он уже пустил ему кровь. Уверяет, что мастер Варик скоро поправится… — Он замолчал, потому что Стоук, не дослушав его, подхватил Ларк под локоть и быстрым шагом направился к лестнице, которая вела в жилые покои замка.

Роуленд посмотрел на Балтазара и сказал:

— Знаешь, Амори, мне всегда казалось, что священники дают перед Богом клятву говорить людям правду. Амори печально опустил голову:

— Да, я часто совершаю поступки, не подобающие священнику. Готов признать также, что ложь и впрямь греховна и к ней чаще всего прибегают трусы. Тем не менее я не мог сказать своему другу, что его единственный сын и наследник при смерти.

Глава 16

Стоук мчался по лестнице, перепрыгивая через две ступени, и тянул за собой Ларк. За ними бежал Балтазар.

— Если у тебя заболел сын, я помогу ему!

— Ты уже помогла мне — дальше некуда, — бросил, не оборачиваясь, Стоук.

— Верь мне, прошу тебя! Позволь хотя бы взглянуть на него!

Стоук обернулся, сжал ее плечи и основательно тряхнул.

— К сыну я тебя не подпущу. И больше не говори мне об этом.

— Куда ты ведешь меня?

— В свои покои.

— Но почему в покои? У тебя что — нет другого места для пленницы? Подземелья или башни?

— Не бойся, Ларк. Я не прикоснусь к тебе до тех пор, пока ты меня сама не попросишь об этом. Не в моем обычае насиловать женщин. — Стоук оглянулся. — Если бы ты не давала воли языку, беседуя с Луи, я бы — так и быть — исполнил твою просьбу и посадил тебя в башню или подземелье. Но ты разозлила его. А с этим человеком шутки плохи. Другими словами, он чрезвычайно опасен. И воспользуется малейшей возможностью, чтобы отомстить тебе. Но если Луи попытается причинить тебе вред, мне придется убить его, а королю Ричарду не понравится, если я лишу жизни главнейшего заимодавца, который дает деньги на все его войны.

— Неужели ты убил бы из-за меня такого могущественного человека? — изумилась Ларк.

— Убил бы. Я ревностно охраняю то, что принадлежит мне, а ты — моя. И я тебя никому не отдам.

Они подошли к покоям Стоука. Он отворил дверь и втолкнул девушку внутрь. За ней проскользнул Балтазар.

В тот момент, когда Стоук хотел закрыть дверь, Ларк уцепилась за дверной косяк.

— Умоляю тебя — позволь мне взглянуть на твоего сына! Кровопускания ему только повредят, поверь.

— Я же сказал: ни слова об этом.

Стоук вдруг заколебался и посмотрел на Ларк в упор. Минута, казалось, тянулась бесконечно. Наконец Стоук принял решение. Отцепив пальцы Ларк от косяка, он захлопнул дверь.

— Я могу помочь ему! Прошу тебя, дай мне такую возможность! — закричала Ларк из-за двери.

Стоук ничего не желал слушать. Накинув на задвижку стальной запор, он быстро двинулся по коридору к комнате Варика.

Далия, нянька мальчика, полная женщина с суровым лицом, которое, казалось, никогда не озаряла улыбка, стояла перед дверью скрестив на груди руки. Когда-то Далия была служанкой леди Сесиль, а потом, когда родился Варик, стала его нянькой. Такое повышение по службе вполне устраивало ее, но, когда Варик заболел, выяснилось, что эта должность имеет и отрицательные стороны.

Увидев Стоука, Далия воскликнула:

— Милорд! Как я рада, что ты вернулся! Варик только о тебе и спрашивает.

Стоук подошел к женщине:

— Как это все случилось?

— Представления не имею. — Далия развела большими натруженными руками. — Он прекрасно себя чувствовал. Час назад я принесла ему ужин, предварительно попробовав пищу, как всегда это делаю. Если бы что-нибудь было не так с едой, я бы тоже заболела. Сначала у него появилась сыпь, а потом началась лихорадка. Лекарь говорит, что у него оспа.

Когда Стоук вошел в спальню мальчика, у него перехватило дыхание.

Варик лежал на постели бледный, как пергамент. Длинные черные волосы обрамляли его осунувшееся личико, а глаза были красными и припухшими. Щеки и руки покрывала красная сыпь. У постели стоял лекарь. Подставив под руку Варика миску, он следил за тем, чтобы кровь, стекавшая по руке, не капала на пол. Стоук знал, что кровопускание — лучшее средство против лихорадки, но при виде струившейся по ручонке сына крови нервы у него не выдержали. Сделав шаг, Стоук вырвал из рук эскулапа миску, оттолкнул его и прошипел:

— Ты что это, черт побери, делаешь, а?

Лекарь с длинной, как огурец, головой и большим широким носом выпучил на Стоука выцветшие глаза.

— Как что? Пускаю ребенку кровь. Это при лихорадке первое дело. А еще я дал ему отвар из трав, чтобы он заснул. Ничего другого я сделать не в силах.

— Забинтуй мальчику руку и убирайся! И запомни — если ему не станет лучше, я велю повесить тебя на воротах!

— Слушаю, милорд, — кивнул лекарь.

Наложив трясущимися руками мальчику повязку, он испуганно взглянул на Стоука и торопливо вышел.

В спальню вплыла Далия и, склонившись над кроватью, посмотрела на Варика.

— Как он?

— Спит.

Стоук вперил в няньку полыхнувший гневом взор:

— Не смей больше подпускать к Варику этого болвана!

— Говорят, это очень известный лекарь. Многих людей от смерти спас.

— Возможно, но мне не нравятся его методы.

Стоук посмотрел на миску с кровью. Крови было так много, что он даже удивился. Стоук присел на постель рядом с Вариком.

Стоук отвел волосы со лба сына, положил ладонь на его горячий, влажный лоб.

— Оставь нас. Далия. Я сам посижу с ним. А ты позови ко мне Амори.

Далия удалилась. Стоук оперся подбородком о кулак, взглянул на спящего сына — и тут на него нахлынули воспоминания…

…Он вошел в покои Сесиль. В комнате было темно. Только на маленьком столике горела одинокая свеча, бросавшая тусклый отблеск на стену над кроватью роженицы. В жарко натопленном покое пахло дымом, воском и кровью, а с постели на него взирали изумрудно-зеленые глаза жены, лежавшей на спине под влажными от пота простынями.

— Вот уж не думала, что ты приедешь. — По щеке Сесиль скатилась одинокая слеза. — Благодарю. Не понимаю только, как Ричард отпустил тебя?

— Я сказал ему, что в Англии в его отсутствие должен находиться верный человек, который бы присматривал за его братцем-интриганом. Он подумал — и согласился.

— Ты видел нашего сына? Он такой красивый… — Сесиль слабо улыбнулась, но улыбка скоро исчезла. По ее щеке снова скатилась слеза, а потом в комнате воцарилось молчание. Наконец она сказала: — Ребенок — это единственное, чем я могла тебя одарить, чтобы искупить свою вину. Простишь ли ты меня когда-нибудь?

Ее глаза молили о снисхождении, и у Стоука невольно вырвалось:

— Я прощаю тебя.

— Благодарю тебя, Стоук. Я знаю, что причинила тебе боль, но ты, несмотря на это, должен жениться снова. У нашего мальчика должна быть мать.

Стоук судорожно сглотнул и устремил взгляд на своего новорожденного сына, которого стоявшая поодаль нянька заворачивала в одеяльце. Младенец кричал, и крик его эхом разносился по просторному покою.

«Здоровенький мальчик, — подумал Стоук, — полон сил и жизни. А вот о его матери этого не скажешь. Жизнь-то из нее утекает…»

В этой мысли было много горечи, но мало новизны: Стоук отлично знал, что рождение и смерть зачастую идут рука об руку.

Он повернулся к Сесиль и всмотрелся в ее запавшие, со стеклянным блеском глаза.

— Прошу тебя, дай мне слово, что ты найдешь мать для нашего мальчика… — немеющими губами прошептала Сесиль.

В глазах ее была такая бездна отчаяния, что это тронуло Стоука до слез.

— Даю тебе слово.

— Благодарю. — Сесиль легонько сжала ему пальцы. Ее прикосновение было едва ощутимым — как слабое дуновение ветерка. — Заботься о нашем сыне, люби его…

От горя Стоук не мог говорить, поэтому лишь коснулся волос Сесиль и отвел у нее со лба несколько влажных от пота прядок. Потом нагнулся и поцеловал ее сухие, горячие губы. Затем, уверенный, что она начала отходить, он выпрямился и в последний раз заглянул ей в лицо.

Губы Сесиль изогнулись в подобии улыбки, больше походившей на гримасу отчаяния, а глаза уставились в никуда…

Варик открыл глаза, и Стоук вернулся к реальности.

— Оте… с плисол, — пробормотал мальчик, стараясь как можно четче произнести слово «отец». Слабая улыбка озарила его личико.

Выражение лица сына напомнило Стоуку леди Сесиль. Крепко обняв мальчика, он сказал:

— Да, сынок, я вернулся. Как ты себя чувствуешь?

— Зивотик болит… — Мальчик поморщился и прижал ладошки к животу.

— Все еще болит?

— Да, болит, отес… си-ль-но… — Варик перекатился на бок и, прижав колени к животу, застыл.

— Ничего, скоро тебе станет лучше. Теперь я с тобой. — Стоук взял сына на руки и прижал к груди. Уверенности, которая прозвучала в его голосе, сам он, к своему ужасу, не ощущал.

От нечего делать Ларк стала разглядывать драконов. Они были всюду. Их резные изображения украшали огромную деревянную кровать под балдахином. На массивном изголовье, украшенном богатой резьбой, деревянные рыцари поражали драконов мечами. Драконы, распластав крылья, отвечали на бессердечное обращение струями пламени, вырывавшимися у них из пасти.

На больших тканых коврах, развешанных по стенам, шитые шелком и серебром драконы, распластав в воздухе перепончатые крылья, парили над полями. Те же драконы, но в виде резных дубовых ножек поддерживали огромный стол, стоявший у окна. Изображения этих мифических животных были и на громадном, черного дерева, шкафу, и на черном ковре с широкой алой каймой, покрывавшем пол.

— Если мы не уберемся отсюда, они сожрут нас, — сказала Ларк и потрепала Балтазара по голове.

В коридоре послышался какой-то шум. Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошел священник с подносом в руках.

Он добродушно улыбался, и Ларк подумала, что это первая обращенная к ней улыбка, которую она увидела с тех пор, как оказалась в Кенилворте.

— Стоук просил меня принести тебе ужин и проследить, чтобы ты все съела. Меня зовут отец Амори, но ты, если хочешь, можешь называть меня просто Амори.

— Странный ты какой-то. Священник, а носишь меч… и за пленницей присматриваешь.

— Боюсь, священник из меня получился непутевый. Я, видишь ли, не только служитель церкви, но еще и воин. До сих пор не понимаю, что мне больше нравится! Когда воевал, хотел стать священником. Теперь наконец стал им, но иногда думаю, что обнажить меч за правое дело не такой уж великий грех. Вот почему я служу Черному Дракону. Он всегда защищает правое дело. — С этими словами Амори поставил поднос на стол.

— Но священник не может служить двум господам.

— Вот и епископ сказал мне то же самое. Подозреваю, что скоро он отлучит меня от церкви.

— Если такое и случится, ты сможешь вступить в Орден тамплиеров. — Ларк улыбнулась. Ей нравился Амори — у него были добрые глаза.

— Точно, могу. Но что-то не очень хочется. У тамплиеров слишком суровая дисциплина. Нет уж. Если меня отлучат, я буду, как и прежде, служить Черному Дракону.

— А ты давно у него служишь?

— С тех пор, как мы познакомились с ним в Святой Земле.

— А как твои близкие? Что думают о твоем отлучении?

Амори положил ладонь на рукоять меча.

— Я не разговаривал с отцом вот уже семь лет. Он даже не знает, что я принял сан.

— Подумать только — целых семь лет! Я очень люблю своего отца и семи лет разлуки не выдержала бы.

Амори нахмурился:

— Мы расстались с отцом при весьма печальных обстоятельствах. Он хотел женить меня на одной леди, но я отказался. Тогда он сказал, что лишит меня наследства. Я удалился из замка, дав себе слово не возвращаться туда.

— Мне очень жаль, что так вышло.

— Все это в прошлом. Хотя с отцом мы так и не примирились, жизнь продолжается.

— Я понимаю тебя. Я, к примеру, как ни старалась, так и не смогла поладить со своей матерью и с недавних пор оставила эти попытки.

— Я встречался с твоей матерью, когда мы составляли брачный договор Стоука. По мне, она очаровательная женщина. Не представляю, чтобы с ней нельзя было поладить.

Ларк усмехнулась:

— Весь свой яд она приберегает для мужа и дочери. Кстати, припоминаю, что она как-то упоминала о тебе. Говорила, что священник из тебя получился… странный. Впрочем, тут же добавила, что ты очень добрый. Но когда мать упомянула о твоем мече, я тотчас пожалела, что меня в то время не было в замке и я не могла взглянуть на такого воинственного святого отца.

— Со стороны я, должно быть, и впрямь выгляжу странно.

— Даже больше, чем ты думаешь. Когда отец Кенион, наш замковый капеллан, услышал рассказ матери, то так разволновался, что слег в постель, и у нас в Сент-Вейле целых две недели не было службы.

— Что же вы не пригласили нового капеллана?

— Не потребовалось. Когда я намекнула отцу Кениону, что велю послать за тобой, он волшебным образом исцелился.

Амори рассмеялся, потом вздохнул.

— Я был бы не прочь отслужить мессу, но не могу. Стоук приставил меня охранять Варика, и мне бы не хотелось оставлять мальчика без своей опеки. Боюсь, однако, недосмотрел я за ним.

— Если мальчик заболел, то в чем твоя вина? Кстати, как он?

— По-прежнему. Стоук не отходит от него. В сущности, он и живет-то только ради сына. С тех пор как умерла Сесиль, Варик — единственное, что у него осталось.

— Между прочим, я изучала искусство врачевания. Поговори со Стоуком — пусть он разрешит мне ухаживать за сыном.

Амори смерил девушку проницательным взглядом.

— Ты вовсе не кажешься мне такой дурной, как он тебя расписывал, но…

— Неужели ты думаешь, что я способна причинить вред ребенку? И потом — я не хотела заколоть Стоука кинжалом. Я была сильно напугана в тот момент и ничего не соображала.

— Что ж, если ты думаешь, что поможешь Варику, я поговорю со Стоуком.

— Во всяком случае, я очень постараюсь ему помочь.

Судя по всему, ответ Ларк пришелся Амори по душе. Он кивнул и, указав на поднос с едой, сказал:

— Ты поешь, а я схожу узнаю, что можно сделать.

Когда отец Амори вышел, Ларк посмотрела на то, что он ей принес. При виде жареной оленины, политой соусом, у нее потекли слюнки. Оленина была украшена капустными листьями и веточками петрушки, а кроме того, на подносе красовалась головка сыра и три ломтя хлеба. Рядом стояла кружка с горячим, сдобренным специями вином, над которой поднимался пар.

Ларк села за стол и принялась за оленину. Хотя мясо было нежным и легко отделялось от костей, девушка вдруг почувствовала, что ей не полезет кусок в горло, пока она не приступит к врачеванию сына Стоука. Если, конечно, тот преодолеет сомнения на ее счет и позволит ей войти в его спальню.

— Нет, к постели Варика я ее не подпущу. — Стоук посмотрел на Амори. — Это Ларк тебя прислала?

Амори и Стоук стояли у двери в комнату мальчика. Священник видел, как Далия суетится у постели Варика, обтирая пот со лба ребенка. За то недолгое время, что Амори не видел Варика, мальчик еще больше побледнел, а залегавшие у него под глазами темные круги стали еще темнее. Лицо его исказилось от боли.

— Ты только взгляни на него, — вполголоса проговорил Амори. — Что-то я не вижу улучшений. Наоборот, с каждой минутой ему становится все хуже. Ничего не случится, если девушка осмотрит ребенка и станет ухаживать за ним.

— Как я могу доверить ей жизнь Варика?

— Твои чувства к Сесиль не должны брать верх над тобой. В глазах Ларк я прочитал искреннее стремление помочь твоему ребенку и прошу тебя впустить ее к мальчику.

— Не знаю, что и делать. — Стоук в растерянности провел рукой по своим густым черным волосам.

— Тебе нечего терять. В жизни бывают случаи, когда нужно довериться женщине. А сердце подсказывает мне, что Ларк вовсе не так дурна и испорчена, как ты, вероятно, думаешь. Уверен, она приложит все силы, чтобы помочь ребенку.

— Речь идет о жизни Варика. Если бы это касалось меня, я бы не колебался. Но подвергать опасности жизнь сына я не стану.

— Как ты не понимаешь, что если Ларк не поможет парню, то он умрет? — Амори окинул Стоука суровым взглядом и вышел в коридор.

Ругаясь на чем свет стоит, Стоук смотрел вслед священнику. Из бокового перехода вынырнул Роуленд и о чем-то заговорил с ним. Амори, погруженный в свои мысли, не ответил ему и пошел дальше.

Роуленд подошел к Стоуку:

— Никогда еще не видел Амори в таком состоянии.

— Это он со мной поругался.

— Ничего, отойдет. Он не способен долго на кого-нибудь сердиться. Кстати, я пришел узнать, как дела у Варика, а заодно поставить тебя в известность, что мы с Амори, зная, какую неприязнь ты питаешь к лорду Тревелину и принимая во внимание его бешеный характер, решили не спускать с него глаз. Хочу вот тебя спросить: следует ли нам и впредь следить за ним?

— Обязательно. Я должен знать о каждом его шаге.

Варик раскашлялся, и Стоук кинулся к сыну. Роуленд обеспокоенно посмотрел на мальчика.

— По-моему, ему хуже, Стоук.

— Знаю. Амори хочет, чтобы моим сыном занялась Ларк.

— А что? Неплохая мысль. Эвел говорил мне, что она весьма преуспела в искусстве врачевания.

— Леди Элен говорила мне то же самое. — Стоук пристально посмотрел на своего друга: — Скажи, ты доверил бы Ларк своего сына?

Роуленд задумчиво поскреб подбородок.

— Даже если бы у меня и был сын, ответить на этот вопрос однозначно я не могу.

— Это почему же?

— Если бы я сказал тебе «да», а потом с мальчиком по вине Ларк что-нибудь случилось, я бы не простил себе этого до самой смерти. Решение должен принять ты.

Варик снова закашлялся. Далия хотела напоить его, но он не смог сделать и глотка. Когда же нянька поставила чашку на стол, Стоук заметил, что ее край обагрился кровью. Увидев кровь своего ребенка, Стоук оттолкнул Роуленда и побежал по коридору в свои покои.

Ларк поела, после чего принялась считать драконов и успела насчитать ровно сто двадцать штук, когда двери распахнулись и в покои ворвался Стоук. На лице его были написаны боль и отчаяние. Кроме того, его явно терзали сомнения.

— Мне нужна твоя помощь!

— Неужели ему так плохо?

— Да, ему трудно дышать, а сейчас он начал харкать кровью. Я дам тебе все, что ты только пожелаешь, главное — помоги Варику.

— Мне от тебя ничего не нужно, — сказала Ларк и, заметив, как удивленно блеснули глаза Стоука, добавила: — Думаешь, я буду торговаться с тобой, когда речь идет о здоровье ребенка? Что бы ты обо мне ни думал, на подобную подлость я не способна. Так же как и ты, я молюсь, чтобы твой сын поправился.

Окинув ее скептическим взглядом, Стоук, не проронив ни слова, вышел в коридор.

Ларк последовала за ним.

Стоук прошел мимо Роуленда и Амори, которые стояли возле двери в спальню Варика, время от времени заглядывая туда.

Ларк растерянно остановилась перед дверью, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Роуленд по-прежнему держался настороженно, но Амори поглядывал на нее дружелюбно, и его взгляд придал девушке силы. Она глубоко вздохнула, прочитала про себя короткую молитву во здравие Варика и вслед за Стоуком вошла в комнату.

Остановившись рядом с Далией, сидевшей на краю постели больного, она сказала:

— Мне нужно осмотреть ребенка.

Ларк склонилась над ребенком и коснулась ладонью его горячего лба. Исследовав сыпь у него на лице, она оттянула вверх веко и осмотрела зрачок, который увеличился так, что радужной оболочки почти не было видно.

— Я знаю, что с Вариком. Мне приходилось видеть детей с подобными симптомами. Он случайно съел одно дикорастущее растение. — Ларк взглянула на няньку. — Не играл ли мальчик в лесу за пределами замка?

— Нет. Я все время наблюдала за ним. Он находился в замке и заболел буквально за несколько минут до приезда хозяина.

— Черт, что же это за дикорастущее растение он, по-твоему, съел? — Стоук подошел к Ларк.

— Паслен.

— Он ядовит?

— Да, к тому же он растет в лесу повсеместно. Если Варик съел несколько ягод или листьев паслена, но при этом, как заявляет эта женщина, в лесу не был, стало быть, ему кто-то этот паслен дал.

Лицо Стоука потемнело от гнева, и он устремил горящий злобой взгляд на няньку.

Та попятилась.

— Клянусь, милорд, это не я! Вы же знаете, я не способна причинить вред мастеру Варику.

Стоук открыл рот, чтобы что-то сказать, но Ларк перебила его:

— Ничуть не сомневаюсь, что это не твоя вина. Уж если бы ты замыслила отравить мальчика, ты дала бы ему яд перед сном, и он бы тихо скончался ночью — что называется, без свидетелей.

Слова Ларк несколько успокоили и ободрили несчастную няньку.

— Спасибо, миледи.

— Потом будешь благодарить меня. Теперь же мне нужна твоя помощь.

Ларк подложила мальчику под спину подушки. Варику сразу же стало легче дышать.

— Возьми немного черной смородины и приготовь из ягод сироп. Кроме того, мне нужен репейник, настой шалфея… — Ларк замолчала. Она не была суеверной, но решила, что в данном случае отгоняющие злую силу амулеты не помешают, и добавила: — Принеси мне также кусочек яшмы, веточку омелы и листья бузины. Знаешь, где все это найти?

— Знаю. У хозяйки, пока она была жива, был маленький садик, где она выращивала лечебные травы. Сейчас, должно быть, он зарос сорняками, но то, что нужно, я разыщу. Что же касается яшмы, она есть у меня в комнате.

— Поторапливайся. — Ларк проследила за тем, как нянька выбежала из комнаты.

— Мы не опоздали? — дрогнувшим голосом спросил Стоук.

— Трудно сказать. Впрочем, я сделаю все, что в моих силах.

Ларк отдала бы все на свете, чтобы изгнать отчаяние из черных глаз Стоука. Если бы Господь и все святые помогли ей, она бы сумела поставить мальчика на ноги. Но, как девушка знала из своего опыта врачевания, бывали случаи, когда и помощь святых не могла уберечь больного от смерти.

Прошло два дня. На Кенилворт пала ночная мгла, и огромный замок затих, как затихает на ночь улей. В мертвой тишине Ларк отчетливо слышала, как колотится ее сердце. Она сняла мокрую тряпочку со лба Варика. Тряпка нагрелась до такой степени, что казалось, будто ее прикладывали к кипящему чайнику. Обмакнув тряпку в миску с холодной водой, Ларк тщательно отжала ее и посмотрела на больного.

Варик лежал неподвижно, да и красок в его лице было ничуть не больше, чем у мертвеца, — если не считать, конечно, на щеках алых пятен, которые слегка поблекли, но не исчезли.

Ларк отшатнулась: она не слышала больше его хриплого, затрудненного дыхания. Она нахмурилась и приложила ухо к его груди.

— Что, отошел?

Услышав исполненный печали голос, Ларк обернулась и взглянула на Стоука. Он не покидал комнату с тех пор, как там появилась Ларк, и все так же сидел в кресле рядом с постелью. Страх за жизнь сына сильно сказался на нем. Глаза у него запали, и под ними пролегли черные тени. Все это время он не брился, и его щеки поросли жесткой трехдневной щетиной.

— Сердце у него бьется.

Действительно, сердце билось, но так слабо, что его едва можно было услышать.

— Может, пора пригласить отца Амори?

— Рано. Надо ждать и надеяться.

— Надеяться? Да ты только посмотри на него! — Стоук не удержался и еще раз взглянул на сына. — Какая тут, к черту, надежда? — От горя у него перехватило горло.

— Пока есть хоть крупица надежды, не все еще потеряно, — упрямо сказала девушка. — Не хорони сына раньше времени.

— Тогда скажи — ты знаешь случаи, когда кто-нибудь из детей, съевших паслен, выжил?

— Не знаю.

Стоук промолчал. Он смотрел на Варика. Казалось, он прощался с ним. Прошла минута, другая… Свесив голову на грудь, он пробормотал:

— Мне не следовало оставлять его…

Ларк подошла к нему и опустилась рядом с ним на колени.

— В этом твоей вины нет. Ты же не мог постоянно находиться с сыном.

Она протянула руку, чтобы дотронуться до него, но в этот момент он вскинул голову. Теперь в глазах Стоука сверкала ненависть, такая всепоглощающая, что Ларк невольно отдернула руку.

— Я поймаю отравителя и подвергну его таким пыткам, что главный палач города Лондона покажется ему добряком!

Дверь в спальню Варика распахнулась.

В дверном проеме стоял Амори с большим деревянным крестом в руках.

Волосы у него были всклокочены, а глаза блестели, как у умалишенного.

— Я услышал голоса и подумал, что Варик… — Священник не закончил фразы и посмотрел на неподвижного мальчика.

— Он все еще жив. — Ларк скользнула взглядом по лицу Стоука, а затем обратилась к священнику: — Амори, прошу тебя, постарайся убедить своего сеньора, но ему необходимо немного отдохнуть.

Священник открыл было рот, но, посмотрев на Стоука, промолчал.

Стоук поднялся и мрачно взглянул на Ларк.

— Запомни: ты моя последняя надежда?

С этими словами он на негнущихся, будто деревянных ногах вышел из комнаты.

Когда его тяжелые шаги затихли в коридоре, Варик, к удивлению Ларк, снова закашлялся, и она поспешила к его постели. Отец Амори, однако, опередил девушку и, склонившись над изголовьем ребенка, начал негромко читать «Отче наш».

Глава 17

На следующее утро Стоук остановился у спальни Варика и приложил ухо к двери. Всю ночь он трудился у себя в мастерской — ковал меч для Уильяма Мэндвила, но работа не отвлекла его от черных мыслей о тяжелой, возможно, смертельной болезни сына.

Стоук прислушался к тому, что происходило за дверью.

Но из комнаты мальчика не доносилось ни звука.

Амори так и не пришел к нему ночью. Но почему? Неужели Варик умер и священник побоялся сообщить ему об этом? Перед мысленным взором Стоука предстало холодное, безжизненное тело сына.

Тяжело вздохнув, он перекрестился, открыл дверь, вошел в покои Варика — и замер. Впервые за три дня морщины у него на лице разгладились, а с души свалился тяжкий груз.

Варик лежал на постели рядом с Ларк, положив голову ей на колени.

Глаза у него были открыты. В одной руке он сжимал прядку золотистых волос девушки, а большой палец другой засунул себе в рот и с удовольствием посасывал его.

Ларк полулежала на перине, опираясь спиной о высокое резное изголовье кровати. Ее золотистые волосы разметались по плечам. Глаза у нее были закрыты, а губы чуть приоткрылись во сне. Ларк и Варик выглядели так трогательно, что Стоук улыбнулся.

Заметив отца, Варик вынул изо рта палец и прошептал:

— Оте-ес, Ваику луссе.

— Очень рад, что тебе лучше. — Стоук подошел ближе.

— Это все мама… — Варик ткнул пальчиком в живот Ларк.

— Она не твоя мать.

Варик смутился:

— Не мама?

— Нет, не мама. Маму для тебя я еще не нашел.

— Тогда кто она? — Варик провел пальчиком по золотистой пряди волос Ларк. — Мозет, ангел?

— Нет, не ангел. Просто она знает, как облегчить страдания ближнего.

— Моя мама, — лукаво улыбнулся мальчик, обнял Ларк и приник головой к ее животу.

Стоуку не хотелось затягивать этот неприятный для него разговор, и он решил переменить тему.

— Ухаживая за тобой, Ларк совсем выбилась из сил. Ты не против, если мы позволим ей немного отдохнуть? А потом она вернется и снова будет с тобой.

Варик нахмурился: слова Стоука восторга у него явно не вызвали. Однако, с минуту поразмыслив, он сказал:

— Холосо.

Стоук взглянул на Амори, который до его прихода дремал в кресле в углу комнаты. Рядом с ним спал Балтазар. Впрочем, когда Стоук вошел, Амори и Балтазар разом пробудились.

— Присмотрите за парнем. Я скоро приду.

— Ладно, — кивнул Амори.

Стоук поцеловал Варика в лоб, отметив, что жар у него спал.

— Отдыхай пока. Я скоро вернусь.

Варик кивнул и переключил внимание на Балтазара.

— У нас новая собаська? — спросил он Амори.

— Да. Хочешь ее погладить? — Амори вместе с Балтазаром подошел к кровати мальчика.

Стоук, убедившись, что мальчик заинтересовался волком, подхватил на руки спящую Ларк.

— Стоук? — удивленно прошептала девушка, проснувшись. Стоило ему услышать, что она называет его по имени, и коснуться ее тела, как его захлестнула волна желания. Лицо Ларк находилось в каком-нибудь дюйме от его губ, и он чувствовал ее горячее дыхание у себя на щеке.

— Я отнесу тебя в постель, — сказал Стоук тяжело дыша.

— Я не устала.

— Ты провела у кровати моего сына три дня и три ночи. Тебе необходимо немного поспать.

Стоук вышел из комнаты сына и направился по коридору к себе. Губы Ларк нежно, словно крылья бабочки, касались его шеи, а жар ее тела передавался ему даже сквозь одежду.

— Не беспокойся за Варика, — пробормотала Ларк в полусне. — Худшее уже позади.

— Теперь я в долгу перед тобой. — Распахнув дверь в свои покои, Стоук вошел и опустил Ларк на постель.

— Да нет, мы квиты. Ты спас мне жизнь — там, на скале, — помнишь? А я тебя даже не поблагодарила. — Она смотрела на него медовыми глазами, в золотистой глубине которых проступила необычайная нежность.

— Сказать «спасибо» никогда не поздно.

Стоук скользил жадным взглядом по ее телу, прикрытому только тонкой сорочкой.

Желание Стоука предоставить девушке возможность отдохнуть растаяло, как снег под вешним солнцем. Он протянул к Ларк руки и приник к ней. В следующее мгновение его губы прильнули к ее губам. Она не сопротивлялась, а сама обхватила Стоука за шею, прижала к себе и ответила на его поцелуй.

Он будто прикипел к Ларк губами — целовал ее лицо: подбородок, губы, щеки, лоб.

Внезапно Стоук почувствовал, как руки девушки скользнули ему под тунику и стали ласкать его обнаженную грудь. Он замер. Но сладкая пытка на этом не кончилась — Ларк продолжала исследовать его тело. Она коснулась его живота, потом ее руки перебрались к нему на спину, а затем, поднырнув под пояс тесных штанов, обхватили ягодицы Стоука.

Из его горла вырвался глухой протяжный стон. Он ощущал жар ее тела, знал, что она желает его. Это сводило Стоука с ума. В следующую минуту он осознал, что если не овладеет ею тут же, его семя изольется впустую.

Должно быть, она догадалась, какие чувства обуревают Стоука, и начала развязывать шнурки на его штанах. Положив девушку на край постели, он высоко задрал на ней сорочку. Созерцание ее белого тела, длинных стройных ног и золотистого треугольника внизу живота вызвало у него дрожь.

Раздвинув Ларк бедра, Стоук вошел в нее.

Она выгнула спину и прижалась к нему.

— Посмотри на меня, Ларк, — хрипло сказал он, чувствуя, как ее влажное лоно облегает его плоть. Ему хотелось, чтобы эта пытка длилась вечно.

Стоук видел, как в глубине ее глаз то вспыхивают, то затухают яркие искорки страсти. В эту минуту между ними не существовало ничего, что разделяло бы их, — было только огромное, всепоглощающее желание обладать друг другом.

Это могучее первобытное чувство было сильнее Стоука, сильнее всех клятв, которые он давал себе. Раз за разом он погружался во влажные глубины Ларк, а затем отступал, чтобы через мгновение проникнуть в нее вновь. Пролив семя в ее жаркое лоно, он отыскал ее губы и закрепил поцелуем то, что совершилось между ними.

В следующий момент он потянул Ларк за собой — подальше от края, на простор необъятной постели Блэкстоунов. Стоук сделал это осторожно, стараясь, чтобы его мужской жезл не выскользнул из ее влажных недр.

— Мы не должны делать этого еще раз, — пробормотала Ларк, заметив, что Стоук устроился у нее между ног и готовится продолжить начатое. — Я обязана вернуться домой и предстать перед отцом и Эвенелом.

Стоук оторвался от ее груди, вскинул голову и с удивлением и ревностью спросил:

— Поздно теперь каяться перед женишком, ты не находишь?

— Знаю, что поздно, но ведь мне так или иначе придется с ним объясниться. Как-никак, мы ведь обручены.

— Ты все еще любишь его?

— Я любила его всю свою жизнь. Если Эвенел узнает о том, что случилось, это разобьет ему сердце, и он не оправится до конца своих дней. Эвенел очень чувствителен, и душевная или сердечная боль ранит его глубже, чем любого другого человека.

Если бы Ларк, говоря это, не целовала его, ревность Стоука перехлестнула бы через край. Этого, однако, не произошло еще и потому, что, когда Ларк упоминала об Эвенеле, в ее голосе не слышалось подлинного чувства. Стоук не сомневался: она испытывает к жениху дружбу, но не любовь. Он научился разбираться в подобных тонкостях на собственном опыте. Когда Стоук ухаживал за Сесиль, в ее голосе тоже не хватало глубины истинного чувства, а он был тогда так молод и глуп, что не замечал этого.

В наступившей вдруг тишине Ларк, приблизив свои губы к его губам, прошептала:

— Одного только я не понимаю…

— Чего же, моя тигрица?

— Неужели это всегда заканчивается так быстро? — Девушка потупилась. — Мои родители, к примеру, иногда занимались этим всю ночь напролет. Или все дело в том, что я не устраиваю тебя как женщина? Конечно, я худая и бедра у меня тощие — не то что у Элен. Может, тебе следует подыскать себе даму с формами?

Стоук приложил палец к ее губам.

— Даже если бы в эту комнату вошли три такие же женщины, как Элен, они не доставили бы мне той радости, какую приносит близость с тобой.

— Это правда? — Щеки Ларк зарделись.

— Правда. Ты стоишь трех таких женщин, как Элен. Неужели ты не видишь, какое удовольствие мне доставила?

— Значит, это моя заслуга? — удивилась Ларк.

— Это и заслуга твоя, и вина. Ты распалила меня до такой степени, что я не мог больше терпеть.

— Значит, мне не следует прикасаться к тебе и я должна лежать неподвижно, как бревно? Чтобы твое семя не излилось слишком быстро?

— Думаю, тебе не придется идти на такие жертвы. С этой минуты все пойдет по-другому. — Стоук улыбнулся. — Чем чаще мы будем заниматься с тобой любовью, тем меньше будет вероятность того, что я изольюсь в твои недра, не успев доставить тебе удовольствие.

— В таком случае та тигрица, которая, если верить твоим словам, живет во мне, рада приветствовать входящего в нее дракона. — Ларк откинулась на подушки и обхватила ногами его смуглые мускулистые бедра.

Ларк почувствовала, как напряглось большое сильное тело Стоука.

Он обрушился на нее всей своей тяжестью и замер у нее на груди, тяжело переводя дух.

— Ну, в чем я провинилась на этот раз? — спросила девушка.

— Святой Иуда! — простонал Стоук. — Ты даже не представляешь себе, что со мной творишь! Я кажусь себе прыщавым юнцом, оказавшимся перед первой в своей жизни женщиной.

Прошла минута, другая, и раздражение на лице Стоука сменилось довольной улыбкой.

— Похоже, я должна воспринимать твои слова как комплимент? — поинтересовалась Ларк, когда он коснулся ее щеки поцелуем.

— Разумеется. До тех пор пока я не возлег на ложе с тобой, я отлично умел контролировать себя. Придется ублажать тебя до тех пор, пока я не восстановлю эту способность.

— Ого! У тебя уже созрел план наступления на мои позиции, — усмехнулась девушка и провела рукой по его заросшему щетиной подбородку.

Кто-то торопливо постучал в дверь и распахнул ее. Стоук успел лишь накинуть покрывало на их с Ларк обнаженные тела. Из-за широкого плеча Стоука девушка увидела холодные голубые глаза лорда Тревелина. На губах его играла насмешливая улыбка. Стоя в дверном проеме, он с хозяйским видом обозревал покои Стоука. Казалось, Тревелин не сомневался, что мир создан для того, чтобы доставлять ему разнообразные удовольствия.

— Милое зрелище! Мой дорогой кузен начинает утро с захвата укреплений своей прекрасной пленницы!

— Мне следовало бы запереть дверь, — бросил Стоук, перекатившись на край кровати и следя за тем, чтобы покрывало не сползло ненароком с тела Ларк.

— Хорошо же ты разговариваешь со своим родственником, кузен, — усмехнулся Луи. — А я-то хотел сообщить тебе, что рад выздоровлению твоего сына.

Стоук поднялся и ткнул пальцем в сторону двери:

— Убирайся отсюда, Тревелин. Когда ты в следующий раз вломишься без разрешения в мои покои, я снесу тебе голову.

Лорд Тревелин от души расхохотался, но в его глазах вспыхнул злобный блеск.

— Мне не терпится узнать, как у тебя это получится. — Бросив на Ларк плотоядный взгляд, Луи вышел из комнаты.

— Твой кузен — чрезвычайно неприятный человек. — Девушка поежилась, до сих пор чувствуя на себе похотливый взгляд Тревелина.

— Ему доставляет удовольствие провоцировать меня. — Стоук вернулся к кровати.

— Но почему? — спросила Ларк, глядя, как Стоук натягивает узкие кожаные штаны.

— Луи служил оруженосцем у моего сеньора, который посвятил его в рыцари. Он любил Луи как сына. Когда же Луи отправился в Бургундию, чтобы подтвердить там свои права на баронский титул, Вельда — дама, за которой он ухаживал, — неожиданно стала дарить свою благосклонность мне. До Луи дошли слухи об этом, и он вернулся в Англию исполненный ярости. Я сказал ему, что мне не нравится леди Вельда, но он не поверил. Затем, правда, Луи узнал характер Вельды получше — когда, отправившись ко двору, обнаружил ее в постели одного из придворных. Он тогда извинился передо мной, но в душе затаил злобу — не мог поверить, что я не коснулся Вельды даже пальцем. — Стоук зашнуровывал штаны, не глядя на Ларк.

— Послушай, а не лорд ли Тревелин задумал тебя погубить?

Стоук наконец посмотрел на нее.

— А что? Неплохая мысль. Правда, я не видел его целых пять лет, но неожиданное появление Луи у меня в замке наводит на размышления. Оно совпадает по времени с покушениями на мою жизнь.

Стоук вытащил из огромного шкафа чистую куртку и надел ее, задумчиво хмурясь.

Ларк тоже нахмурилась, вспомнив одну важную пещь.

— Пока я ухаживала за Вариком, мне пришла в голову любопытная мысль. Скажи, ты выяснил, кто заходил в спальню сына в тот вечер, когда он заболел?

— Я еще раз во всех подробностях расспросил Далию. Она клянется, что не знает, кто мог дать Варику отраву. Правда, Далия признает, что, когда мальчик заснул, она тоже задремала… В этот момент в комнату сына и впрямь мог проникнуть злоумышленник.

— Я верю этой женщине. Не сомневаюсь, что она здесь ни при чем. Уверена, однако, что кем бы ни был этот злоумышленник, он постоянно находился в замке. Иначе он не получил бы возможности прокрасться в комнату ребенка.

— Я тоже считаю, что против меня и Варика замыслил недоброе кто-то из своих — из тех, кого я хорошо знаю. Но вот только кто?

— Скажи, лорд Тревелин выиграет что-нибудь в случае твоей смерти?

— Еще как! Если мы с Вариком отправимся на тот свет, он унаследует наши земли и титул.

— Но ты говорил мне, что он чертовски богат.

— Более чем богат. Но власть и богатство развращают и заставляют человека стремиться к большему.

— Я боюсь за вас с Вариком.

— Правда? — Взгляд Стоука впился в ее лицо.

— А как же иначе? — Голос Ларк звучал тепло, даже нежно. — Если бы ты только доверился мне, я бы охотно присмотрела за тем, кто и как готовит на кухне пищу, которая предназначается для вас с Вариком. Тогда у меня появилась бы уверенность, что вас по крайней мере не отравят.

Стоук гипнотизировал ее взглядом, решая, достойна ли эта женщина его доверия и не сделает ли ему какой-нибудь пакости. Ларк не мигая выдержала его взгляд. Она знала: стоит отвести глаза, и Стоук откажет ей в просьбе.

— Договорились.

Ларк видела, какого труда стоило Стоуку произнести это слово.

Между тем в комнату уже проникли солнечные лучи. Стоук подошел к девушке и провел пальцем по ее щеке и губам.

— Я предоставлю тебе такую возможность — позаботиться о безопасности моей и моего сына. Ты, уж, не подведи нас, Ларк. — Склонившись над девушкой, он запечатлел на ее губах горячий поцелуй. В его глазах горел огонь желания. — Отдохни немного. Тебе это необходимо, ведь за последние несколько суток ты ни разу не смежила веки.

В голосе Стоука звучала страсть, и Ларк растаяла. Ей хотелось притянуть его к себе, сжать в объятиях и никуда не отпускать. Но он, к ее разочарованию, повернулся и вышел из комнаты.

Она вылезла из постели и провела рукой по тонкой ткани туники Стоука. Потом поднесла ее к носу и вдохнула запах. Куртка Стоука пахла потом, металлом и еще чем-то неуловимым, мужским, чему она не могла подобрать названия, но что сводило ее с ума. Ларк решила обязательно наведаться к Стоуку в мастерскую. Ей ужасно хотелось узнать, что он творит там с раскаленным металлом. Вдруг удастся уговорить его выковать для нее меч — ведь согласился же Стоук изготовить такое оружие для ее отца.

Бедняга Уильям! За последние несколько дней Ларк ни разу не подумала о нем — просто потому, что у нее не было ни секунды свободного времени. Теперь же, когда Варику стало лучше, а Стоук на время оставил ее, перед ее мысленным взором предстал Уильям Мэндвил — его золотистые брови, сведенные на переносице, горькие складки в уголках рта и исполненные беспокойства за ее судьбу светлые, с зеленоватым отливом глаза.

Ларк решила послать ему весточку и сообщить, что она жива и здорова. Хорошо зная своего отца, она понимала, что тот сразу смекнул, кто именно похитил ее. Мысль о том, что отца, который, несомненно, предпримет попытки к ее освобождению, могут убить, вызывала у Ларк отчаяние.

Уильям Мэндвил посмотрел на супругу.

— А вот я за Ларк ни чуточки не беспокоюсь.

Элизабет надела тонкую сорочку.

— Как это на тебя не похоже. Хранишь спокойствие, когда речь идет о судьбе твоей любимой дочери. Ты знаешь, где она? — Голубые глаза Элизабет гневно блеснули.

— Кое-какие мысли по этому поводу у меня есть.

Прикрытые тонким полотном груди Элизабет колыхались, и Уильям не мог отвести от них глаз. Хотя со дня их свадьбы прошло уже двадцать пять лет, ее тело по-прежнему возбуждало его. Глаза Элизабет скользнули по восставшему естеству Уильяма, после чего уперлись в потолок спальни.

— Ты увиливаешь от ответа на мой вопрос.

— Твое тело отвлекает меня от размышлений.

Уильям лег на жену, и она, ощутив у себя между ног твердое копье мужа, прекратила сопротивление. Неприязненное выражение исчезло с ее лица, а золотистые глаза, которыми Элизабет минуту назад взирала на Уильяма с враждебностью, засветились от вожделения.

«Черт, — подумала Элизабет, — почему все наши конфликты кончаются в постели, какие бы важные вопросы я ни задавала Уильяму?»

— Все это потому, — сказал Уильям, будто подслушав мысли своей супруги, — что мы питаем друг к другу страсть. Когда нас охватывает желание, все остальное отступает на задний план и не кажется уже столь важным.

— Змей ты все-таки. — Леди Элизабет коснулась губами кончика его носа. — Когда ты оказываешься у меня между ног, я млею — и ты знаешь об этом. Ты манипулируешь мною!

— Ты, дорогая, тоже не простая штучка, и уломать тебя подчас нелегко. По-моему, ты никак не возьмешь в толк, что в любви не бывает победителей и побежденных. Пора уж тебе понять, что мы любим друг друга, и прекратить бесконечную войну, которую мы ведем с тобой на протяжении вот уже стольких лет!

— Война войной, но ты, между прочим, до сих пор не ответил на мой вопрос. — Леди Элизабет нахмурилась. — Где все-таки наша Ларк?

— Могу сказать одно: опасность ей не грозит.

— Ты всегда хотел, чтобы я выглядела перед нашими соседями круглой идиоткой. Услал куда-то Ларк, а мне оставил расхлебывать скандал!

Уильям проник в ее влажное лоно.

— Не сомневаюсь, это все твои штучки, — промолвила Элизабет, впуская в свои недра копье Уильяма. — Но если все это затеял ты… — Тут она замолчала, охваченная страстью.

— Ты несправедлива ко мне, Элизабет, — прошептал Уильям. — Неужели ты и в самом деле считаешь, что я опустошил свой денежный сундук и кладовые только для того, чтобы позволить строптивой девчонке сбежать?

— Где же она в таком случае? — простонала Элизабет.

— Где, где… В замке Кенилворт, вот где!

— Но это же владения… — Элизабет отвлеклась на мгновение и вскинула глаза на Уильяма.

— Точно, это замок Черного Дракона!

Элизабет, казалось, напрочь забыла о том, что копье мужа покоится в ее влажных глубинах, и с изумлением уставилась на него.

— Так я и думала! Я видела, как он смотрел на нее, когда они оказывались за столом вместе. Но взгляд его не предвещал ничего хорошего — по-моему, Блэкстоун решил, что она обыкновенная шлюха! Между прочим, я намекала ей на это, но она даже не стала меня слушать. О Боже! Бедный Эвенел! Ты только представь себе, что он перечувствовал, когда в день свадьбы обнаружил, что постель его невесты пуста! Ты обязан сообщить о своих подозрениях ему и Эвелу. Они ведь все еще ищут ее…

Уильям усмехнулся:

— Боюсь, теперь им нет надобности искать Ларк.

Элизабет заворочалась, пытаясь исторгнуть копье мужа из своего лона.

— Мой Бог! Да ты настоящий безумец! Неужели ты хочешь, чтобы девочка заявилась к нам с ублюдком Блэкстоуна во чреве? Если она и вправду в Кенилворте, то ничего другого ожидать не приходится!

— Он женится на ней.

— Откуда у тебя такая уверенность?

— Я убежден в этом так же, как в том, что в твоих бездонных глазах плещется океан. — Уильям утвердился в лоне жены и ласково коснулся ее губ.

— Невероятно! Как ты можешь, Уильям, с легким сердцем рассуждать о подобных вещах? Ведь она закончит жизнь в борделе — с такими-то задатками…

— Не говори о Ларк гнусностей. — Уильям попытался было закрыть уста жены поцелуем.

В глазах Элизабет отразились противоречивые чувства: негодование и желание одновременно. Потом она окончательно пересилила себя и высвободилась из объятий мужа.

— Я понимаю, почему ты не хочешь вдаваться в подробности — ведь Ларк скорее всего обесчещена. И самое ужасное, об этом рано или поздно узнают все!

Уильям наблюдал, как жена шнурком стягивает на груди оборки ночной сорочки.

— Позора не будет. Поверь, Блэкстоун женится на ней — уж я за этим прослежу. — Помолчав немного; он добавил: — Слушай, сколько мне еще расплачиваться за одну-единственную ошибку, имевшую место восемнадцать лет назад? Какая же ты, черт возьми, злопамятная…

— Как же я могу забыть, что Ларк — твоя внебрачная дочь?

Глава 18

— Каждый раз, когда я смотрю на Ларк, мне мерещится лицо той женщины. — В глазах Элизабет отразилась неподдельная душевная боль. — У меня такое ощущение, что она продолжает жить вместе с нами. Я старалась, поверь, отделаться от этого, но ничего не могла с собой поделать. Тем более Ларк так похожа на нее. Стоит мне только взглянуть на девочку, и я начинаю переживать все с самого начала…

— Точно. И ты вымещала на бедняжке свои страдания. Вот почему я решил взять ее под свое особое покровительство. Не хотел, чтобы твоя ненависть изуродовала ей душу.

— М-да… Ты сделал из нее нечто вроде своего сына. И совершенно напрасно…

— Я хотел, чтобы у нее достало сил сражаться с твоей неприязнью.

— Уильям! Иногда мне кажется, что ты принимаешь меня за какое-то чудовище.

— Брось, миледи, я говорю правду, и ты знаешь об этом. — Уильям попытался в очередной раз восстановить свои утерянные позиции и прижал к себе супругу. — Кстати, я всегда надеялся, что ты простишь мне этот грех. Ведь Кармия для меня по большому счету ничего не значила.

— Да, ты говорил мне об этом, но простить тебе неверность было выше моих сил. Особенно после того, как ты принес в замок ее ребенка и потребовал, чтобы я воспитала его как собственное дитя. — Из глаз Элизабет скатилась горькая слеза. — Ты требовал от меня слишком многого.

— Согласен, любовь вообще требует от нас многого, даже жертв. — Уильям поцеловал влажную щеку жены, ощутив у себя на губах солоноватый привкус ее слез.

Элизабет приникла к нему, как делала всякий раз, когда разговор между ними заходил в тупик. Несмотря на всю свою строптивость, она была не самой сильной женщиной на свете и временами вела себя как ребенок. Уильям знал эти детские проявления в характере Элизабет и ценил их, более того — из-за них-то двадцать пять лет назад он и влюбился в нее.

Уильяму не давали покоя мысли о судьбе Ларк. Именно Ларк провела в их с Элизабет отношениях глубокую борозду, которая, будто гноящаяся рана, до сих пор не затягивалась. Конфликты между супругами начались с того самого дня, когда он принес младенца в замок и предложил жене воспитать его как родное дитя. Конечно, Уильям мог сдать ребенка в приют при каком-нибудь монастыре, но его не оставляла мысль, что воспитание в замке скажется на девочке самым благотворным образом — не то что суровая муштра в стенах строгого монастырского пансиона. Разумеется, ему пришлось пережить сильнейшую ссору с Элизабет. Потом Уильям думал, что сдать ребенка в монастырь было бы единственным способом избегнуть постоянных свар с супругой, но ему так и не удалось заставить себя поступить с девочкой подобным образом.

Короче говоря, с той поры он держал девчонку при себе, несмотря на постоянные скандалы, которые устраивала ему Элизабет.

Было дело — Уильям собирался рассказать Ларк о Кармии, но на протяжении восемнадцати лет так и не нашел для этого подходящего момента. Уж слишком Ларк любила его, и он боялся, что из ее глаз исчезнет тот восторженный блеск, который появлялся в них всякий раз, когда она смотрела на него.

Все, однако, волшебным образом изменилось. Уильям чувствовал, что восхищение и любовь, которые девушка прежде питала к нему, теперь изольются на ее похитителя — графа Блэкстоуна. Знай Уильям, что девушка питает к своему похитителю ненависть и презрение, он не мешкая собрал бы целую армию и двинулся к замку Кенилворт. Но суть дела заключалась в том, что Ларк была влюблена в Блэкстоуна по уши, хотя, конечно, делала вид — хотя бы из одной только гордости, — что ничего подобного с ней не происходит.

Утром Ларк разбудил громкий стук в дверь. По положению солнца, посылавшего свои лучи сквозь узкое окошко, девушка поняла, что час уже далеко не ранний. Дверь заскрипела, и в комнату вошла молодая женщина по имени Эбба, которую Ларк видела в день приезда в Кенилворт.

— И сколько же я спала?

— Ровно сутки.

— Похоже, я вымоталась куда больше, чем мне казалось.

Девушка чувствовала себя отдохнувшей, хотя предпочла бы изнывать от усталости в объятиях Стоука. Эбба настороженно оглядела покои хозяина.

— Я не стала бы будить тебя, но хозяин приказал принести тебе это…

Эбба положила на край кровати коричневое шерстяное платье, белую полотняную блузку и поставила на пол башмаки из грубой кожи.

— Благодарю.

— Только не задирай передо мной нос, ладно? — с неприязнью бросила служанка. — Какая, спрашивается, из тебя леди, если ты ткнула нашего хозяина в спину кинжалом? Это больше подобает разбойнику, а не знатной даме. Ты же теперь пленница нашего хозяина… и его шлюха. — Эбба высоко вскинула голову и залилась неприятным, режущим ухо смехом.

Нахмурившись, Ларк взглянула на нее.

— Что, я рассердила тебя? Но ведь я говорю правду, — не унималась молодуха. — Ты — шлюха хозяина и, кажется, пришлась ему по вкусу. — Несмотря на злобный голос, на зеленые глаза служанки навернулись слезы, и она смахнула их рукой. — Теперь он на меня и смотреть-то не захочет. Не знаю, правда, по какой причине — то ли потому, что ты ему под руку подвернулась, то ли потому, что я провела ночь с лордом Тревелином… Одно только тебе скажу… желаю, чтобы вы оба с лордом Тревелином сдохли!

От такого пожелания Ларк поежилась.

— Скажи, лорд Тревелин затащил тебя в постель силой?

— Да нет, он не принуждал меня. Поцеловал только… Когда он тебя поцелует, ты сразу поймешь, что я имею в виду.

При мысли о том, что лорд Тревелин прикоснется к ее губам поцелуем, Ларк содрогнулась.

— Скажи, что за человек лорд Тревелин?

— Он добрый. — Эбба с довольным видом сунула руку в карман и вытащила оттуда кошелек. Порывшись в нем, молодая женщина извлекла крупный изумруд и продемонстрировала его Ларк. Камень в солнечном свете вспыхивал яркими зелеными искорками. — Ему вовсе не обязательно было делать мне такой подарок, а он сделал. Так что теперь я богата. В любой момент, когда мне только захочется, я могу убраться из Кенилворта. Хозяин никогда не дарил мне драгоценностей — так что не думай, тебе от него тоже ничего не перепадет.

Ларк сделала над собой усилие и равнодушно осведомилась:

— А лорд Тревелин не заходил в спальню Варика в ночь, когда мальчик заболел? Ты, случаем, не видела?

— Нет, лорд Тревелин не способен причинить мальчику вред. К тому же, когда заболел Варик, лорд находился со мной. — Эбба сунула изумруд в кошелек, а кошелек опустила в карман.

— Ты знаешь, кто отравил Варика?

— Нет, не знаю… Откуда? Ну да ладно, я тут с тобой заболталась, а мне пора — дела, знаешь ли, ждут. — Эбба повернулась и направилась к двери.

Ларк наблюдала за тем, как Эбба, покачивая широкими бедрами, выходила из комнаты. Она понимала, что эта женщина, даже знай она что-то, никогда бы ей ничего не сказала, и уж тем более не стала бы говорить о лорде Тревелине, который купил ее преданность дорогим изумрудом. По этой причине Ларк решила не вычеркивать Тревелина из числа подозреваемых.

Обнаружив на столике рядом с кроватью гребень, Ларк расчесала волосы, заплела косы и направилась в детскую.

Открыв дверь в комнату мальчика, Ларк услышала приглушенный смех. Стоук, усадив сына себе на колени, играл с ним в «лошадку».

— Есе, оте-с, есе! — в восторге кричал малыш. — Я хосю плыгнуть повысе.

— Будет тебе и повыше. Только скажи прежде не «оте-с», а «отец»! — Стоук медленно и раздельно произнес это слово еще раз: — О-т-е-ц.

— О-с-еее-с!

— О-тец!

Варику не хотелось прерывать скачки, поэтому, когда отец опустил его наконец на пол, он недовольно заверещал:

— Я есе хосю, оте-с, есе!

— Все, сынок, лошадка устала. Мне пора прогуляться по замку и проследить за тем, как слуги работают. — Стоук коснулся нижней пухлой губки мальчика, которую тот выпятил, готовясь зареветь, и добавил: — Вот только этого не надо.

Тут взгляд Варика упал на стоявшую в дверях молодую женщину.

— Лалк! — вскричал он и, выбравшись из объятий отца, устремился к своей спасительнице. Ухватившись ручонками за ее платье, он зарылся в него лицом.

Ларк склонилась над ребенком и погладила его по голове.

— Вижу, малыш, тебе гораздо лучше.

— Ага, мне луссе!

Услышав шаги за спиной, Ларк обернулась и увидела молодого человека, который сидел за столом рядом с лордом Тревелином, когда впервые вошла в большой замковый зал Кенилворта.

— Прошу простить меня, мадам. — Молодой человек поклонился ей. — Я пришел перемолвиться словом со своим сеньором.

Парень был на голову ниже Ларк, и ей, чтобы видеть его лицо, приходилось сгибаться, будто в поклоне. Судя по всему, ему не нравилось, когда на него смотрели сверху вниз, поэтому он пробормотал:

— Кажется, я не вовремя, но я вас долго не задержу.

Взгляд его огромных карих глаз устремился на Стоука.

— Я, милорд, собственно, пришел узнать — не желаешь ли ты взглянуть на книги? В процессе их изучения у меня появилось несколько вопросов, которые я хотел бы с тобой обсудить.

— Хорошо, я приду. — Стоук представил юношу Ларк: — Это Томас, мой бейлиф. Кстати, Томас, познакомься, это леди Ларк.

— Очень приятно. Если ты, Стоук, позволишь, я уведу с собой Варика — ему уже давно пора завтракать. Хочешь кушать, мастер Варик?

— Хосю, — сказал Варик, выглянув на мгновение из складок юбки Ларк.

Девушке показалось, что в этот момент Томас метнул в ее сторону странный взор, но так быстро опустил голову, что она не могла бы утверждать этого со всей очевидностью. Ларк решила, что ей нет дела до странных взглядов бейлифа — как, впрочем, и до этого маленького человечка в целом — и успокоилась.

Прошел еще час, и человек по имени Рашид — темнокожий сарацин средних лет — устремил на Ларк недружелюбный взгляд и объявил, что ей не должно быть дела до того, как и что он готовит на кухне.

— Ты, полонянка, не смеешь учить меня, повара, как готовить пищу. Я занимаюсь этим у Черного Дракона уже два года и до сих пор не слышал от хозяина ни единого нарекания.

Схватив Варика за руку как раз в тот момент, когда он готовился опрокинуть стоявшее на конце стола блюдо с закусками, девушка ответила:

— Я просто хотела сообщить тебе, что моя мать всегда сдабривала отварного угря чесноком и базиликом. Это самое невинное замечание, но уж никак не попытка поучать тебя, мастер.

— Очень хорошо. Сделала замечание, а теперь проваливай! — Повар в сердцах бабахнул половником о стоявший на плите котел. — Того не делай, этого не клади. Прямо-таки не повернись у себя на кухне. Ты все уже здесь осмотрела, женщина, разве что мне в рот только не заглянула. Как, спрашивается, готовить в таких условиях? — Сарацин в раздражении запустил руки в груду луковой шелухи и подбросил ее в воздух. Невесомая шелуха взмыла вверх и, как снежинки, стала опускаться на столы, стулья, на пол… — Говорю тебе, полонянка, — проваливай!

Ларк нахмурилась.

Повар смерил ее колючим взглядом:

— Ну, что тебе еще надо? Говори и уходи! Когда я вижу тебя, у меня все из рук валится!

— Хочу дать тебе совет, — сказала Ларк.

— Совет? — Сарацин завел глаза к потолку. — Спаси меня Аллах от советов женщины! Давай скорей советуй — и убирайся!

— Если я была слишком назойлива, прости. — Ларк посмотрела на Рашида с таким невинным видом, что у него впервые за время их беседы разгладились злые складки у рта. — Я всего лишь хотела помочь тебе. Как ты знаешь, кто-то пытался отравить Варика. Боюсь, этот кто-то попытается отравить и его отца — твоего хозяина.

— У меня на кухне такого произойти не может!

Злые складки в уголках рта Рашида обозначились четче.

Схватив огромный кухонный нож, он со свистом полоснул им по воздуху.

— Если я только узнаю, кто покушается на здоровье хозяина и его ребенка, прирежу его не раздумывая.

— Верю тебе. — Ларк и впрямь верила сарацину, а потому добавила: — По этой причине советую тебе не спускать глаз с лорда Тревелина. Особенно если он заявится к тебе на кухню.

— Я не видел его здесь ни разу. Но если он и придет, я не пущу его сюда.

— Ну и славно.

— Давай поиглаем с тобой в лосадки, Лалк. — Варик дернул девушку за рукав.

Ларк посмотрела на него — точную копию Стоука — и сказала:

— Очень хорошо, малыш.

Ларк помогла Варику усесться ей на спину и крепко ухватила мальчика за ноги.

Варик, как заправский всадник, будто за поводья, потянул ее за косы.

— Впелед! Поскакали!

Девушка двинулась к двери. Заметив, как Рашид протянул руку сначала к миске с маринованным чесноком, а затем к коробу с мелко нарубленным базиликом, она улыбнулась — оказывается, ее советы не пропали даром. Уступчивость повара порадовала Ларк, но еще больше ее обрадовало солнце, которое щедро одарило своим светом их с Вариком, когда они выбрались во внутренний двор замка.

Ларк миновала оруженосца Стоука — парня лет двадцати, видимо, приставленного следить за ней. Как только Ларк прошла мимо, он вскинул на нее взгляд и медленно двинулся следом.

— Ты еще не устал? — спросила у него Ларк с холодной улыбкой.

Оруженосец напоминал ей о том, что Стоук все еще не доверяет ей и потому приставил к ней соглядатая.

Потом внимание Ларк привлекла пробегавшая через двор Далия. Остановившись рядом с ней, нянька прошептала:

— Как дела? Повар тебя еще не слопал? Он терпеть не может, когда на кухне сшивается кто-то чужой. Что тут удивительного! — Далия ткнула большим пальцем в сторону кухни. — Все эти сарацины — слуги дьявола!

— По мнению повара, — усмехнулась Ларк, — я и есть тот самый дьявол, причем весьма зловредный. Он ведь было решил, что я пытаюсь командовать у него на кухне!

Далия подмигнула ей. С тех пор как Ларк поведала служанке о своих сомнениях насчет лорда Тревелина, между ними установилось тайное соглашение, имеющее целью вывести на чистую воду врагов Варика и его отца. Теперь уже нянька не окидывала девушку враждебным взором, а иногда даже улыбалась ей.

— Хорошо еще, что сарацин только обругал тебя, но не причинил вреда. Одному парню он в сердцах отрубил палец!

— Да что ты говоришь? — изумилась Ларк.

— Точно тебе говорю. Был один такой. На кухне работал. Рашид как-то заметил, что он ворует яйца. Ну и отсек ему ножом палец. Говорят, парень едва не истек кровью.

— Судя по всему, Рашид очень трепетно относится к своим кухонным владениям и охраняет их как зеницу ока, — сказала Ларк, чувствуя, как нетерпеливо замолотил пятками по ее бокам Варик. — Лорду Тревелину не удалось бы даже близко подобраться к приготовленной для Варика пище. Тем не менее за ним все равно надо следить. Кстати, где он сейчас?

— Как где? Упражняется на фехтовальном дворе с хозяином…

Ларк нахмурилась. Она беспокоилась за Стоука, хотя знала, что он окружен своими людьми, которые в случае опасности помогут ему.

В этот момент Варик пришпорил девушку пятками.

— Поехали на фехтовайный двол!

— Правильно. Мы поедем туда и разузнаем, как дела у твоего отца.

— От-са.

— Отца.

— Отес-аа…

Ларк снялась с места и, подгоняемая пятками сына Стоука, устремилась в сторону площадки, где велись учебные бои. За ней последовала Далия.

Ларк миновала первый ряд стен, окружавших замок, и выбралась во второй дворик, откуда доносились громкие возбужденные голоса мужчин. Ее взгляд сразу устремился к ристалищу. Там собралась большая толпа, с напряженным вниманием следившая за тем, что происходило за огороженным кольями пространством.

Девушка попыталась отыскать взглядом в толпе зрителей Стоука, но не смогла. Лорда Тревелина также нигде не было видно.

— Эй, поспесай к фехтовайному дволу! — крикнул Варик, пришпорив девушку пятками.

— Я исполню твое желание, но только в том случае, если ты правильно произнесешь слово «отец». Твой сеньор обрадуется, услышав это слово. Ты в состоянии правильно его произнести, мой добрый рыцарь сэр Варик?

Круглая мордашка Варика расплылась в широкой улыбке.

— От-ец, — старательно произнес он.

— Что ж, для первого раза неплохо, — похвалила мальчика Ларк и, подмигнув Далии, сказала: — По-моему, он заслужил хорошую скачку…

С этими словами она припустила к тренировочной площадке, стараясь как можно выше подбрасывать сидевшего у нее на спине капризного всадника. Сзади топал сапогами оруженосец, приставленный к ней Стоуком. Варик радостно визжал и молотил девушку пятками до тех пор, пока она не достигла ристалища, где мужчины предавались воинским забавам.

Как только Ларк присоединилась к людям, стоявшим вокруг огороженного кольями пространства, на нее повеяло привычными запахами разгоряченных человеческих тел, кожи и лошадиного пота. Ларк охватило острое желание вернуться домой и хотя бы одним глазком увидеть, что там происходит. Правда, эти мысли оставили ее, как только она увидела выбритую макушку отца Амори и золотистые волосы стоявшего рядом со священником Роуленда. Их внимание было поглощено тем, что происходило на ристалище.

Девушка подошла к Амори и Роуленду.

— Я тоже хочу посмотреть, можно?

Увидев ее, Амори сделал шаг в ее сторону:

— Бог ты мой, леди Ларк!

Роуленд тоже повернулся к девушке.

— А кто это сидит у тебя на спине? — поинтересовался он, обнажая в улыбке белоснежные зубы.

Ларк заметила, что и Роуленд после выздоровления Варика стал относиться к ней куда лучше, чем прежде.

— Это благородный и неустрашимый рыцарь сэр Варик.

— А это, стало быть, твоя боевая лошадь? — с улыбкой спросил Роуленд у Варика, кивнув на Ларк.

— Ага! — хмыкнул малыш. — Она непохо плоскакала поседнюю милю.

Амори ухмыльнулся:

— В таком случае, Варик, перебирайся ко мне на плечи. Твой боевой конь должен немного отдохнуть. Кроме того, я выше ростом, а потому тебе будет лучше видно.

Когда Амори усадил себе на плечи Варика, Ларк спросила:

— А где же Стоук?

В ту же минуту ее взгляд упал на усыпанную песком площадку, и она наконец увидела, что Стоук сошелся в поединке с Тревелином. Мужчины боролись, стиснув друг друга в могучих объятиях. Одежды на них, кроме набедренных повязок, не было, и это давало зрителям возможность во всех подробностях разглядеть их великолепные фигуры. Тревелин обладал ничуть не менее развитой мускулатурой, чем Стоук, но Черный Дракон был много шире в плечах своего кузена.

— Оте-с! От-еее-с! — закричал Варик.

Услышав голос сына, Стоук вскинул голову. Сначала он отыскал взглядом Варика, сидевшего на плечах у Амори, а затем увидел стоявшую рядом со священником Ларк и одарил ее чувственной улыбкой.

От взгляда лорда Тревелина не укрылось, что Стоук увлекся созерцанием прелестей своей очаровательной пленницы, и он, ухмыльнувшись, сделал молниеносное движение, подставив своему противнику подножку. Ларк мигом разгадала замысел Тревелина и крикнула Стоуку:

— Берегись!

Глава 19

Стоук услышал крик девушки, но было уже поздно. Тревелин подсек его ногу, Стоук потерял равновесие и, оглашая воздух ругательствами, рухнул в пыль. В ту же минуту Тревелин прыгнул на своего противника и, навалившись всем телом, придавил к земле.

— Будь у меня кинжал, кузен, я мог бы перерезать тебе горло, — пробормотал Луи сквозь зубы, стараясь прижать к земле лопатки Стоука.

— Попытайся, если тебе представится такой случай, — прошипел Черный Дракон, сделав захват и стиснув шею Тревелина могучей рукой.

— Я бы на твоем месте больше присматривал за пленницей, а не за своими родичами. По-моему, ты слишком увлечен ею, а она, между прочим, того и гляди сбежит…

Стоук впечатал в живот Тревелина твердое, как дерево, колено и перебросил кузена через голову. Не успел Луи опомниться, как Стоук оседлал его и прижал его руки к земле.

— Сомневаюсь, что она решится на это, по крайней мере в обозримом будущем.

Луи застонал и попытался высвободиться, однако у него ничего не получилось. Люди Стоука громкими криками приветствовали победу своего сеньора. Больше всех радовалась Ларк. Услышав ее пронзительный вопль, Стоук улыбнулся.

— Что ж, состязание удалось на славу. — Отпустив Луи, он вскочил.

— Считай, что это — один из промежуточных раундов, — сказал, тяжело переводя дух, Луи. — Состязание между нами будет продолжаться вечно.

— Только в том случае, если тебе этого захочется. — Стоук устремил на кузена тяжелый взгляд, не суливший ничего доброго.

Стоук направился к Ларк, просиявшей улыбкой, яркой, как майский день. Девушка так радовалась и гордилась его победой, что у Стоука потеплело на сердце.

Пока он шел к Ларк, каждый из его людей считал своим долгом подойти к нему, хлопнуть по плечу и поздравить. Между тем взгляд Стоука был устремлен на одну только Ларк — на сверкавшие золотыми искорками глубины ее медовых глаз.

Девушка посмотрела на набедренную повязку Стоука, и сразу ее лицо залил яркий румянец. Стоук тоже взглянул туда же. Тонкая ткань натянулась, выдавая владевшее им возбуждение.

Заметив это, заулыбались Амори и Роуленд, так что Стоуку тоже пришлось улыбнуться.

— Отее-с победил! — провозгласил сидевший на плечах у священника Варик.

— Посиди-ка ты пока на плечах у Амори, Варик, — сказал Стоук, — я хочу показать Ларк наш ручей.

Он провел рукой по головке сына, потом подхватил девушку под локоть и увлек ее в сторону второго подъемного моста. Амори и Роуленд с улыбкой смотрели им вслед.

За Стоуком последовал только оруженосец, но и того хозяин отпустил повелительным взмахом руки.

— Ты свободен, Джеймис. Я хочу побыть с дамой наедине.

Парень кивнул и вернулся на ристалище.

— Зачем ты поверг меня в смущение перед всеми своими вассалами? — возмутилась девушка.

— Мужчина испытывает вожделение к женщине: подумаешь, эка невидаль!

— Если бы эта женщина была твоей супругой, а не пленницей — согласна, это можно было бы только приветствовать. Но ты приставил ко мне оруженосца, чтобы он следил за каждым моим движением. Так поступают только с пленницами.

— Это для того, чтобы избавить тебя от притязаний Луи.

— Я не верю тебе. Ты ведь до сих пор мне не доверяешь. Поэтому мне приходится подвергаться бесконечным унижениям, причем под пристальными взглядами твоих вассалов.

Ты запросто берешь меня за руку и тащишь в лес, демонстрируя своим людям свой напряженный член, который едва не выскакивает из складок твоей набедренной повязки…

Стоук расплылся в широкой улыбке:

— Я не стыжусь того, что желаю обладать тобой, Ларк. С тех пор как мы в последний раз были вместе, я жду не дождусь минуты, когда мы снова окажемся с тобой наедине.

— Правда?

— Ясное дело. У меня перед глазами постоянно стоит твое нагое тело и все то, что мы проделывали с тобой вместе. Оттого-то я и совершил несколько досадных ошибок, упражняясь на ристалище. Да ты и сама это наверняка заметила.

— Стало быть, я во всем виновата? — На губах у Ларк появилась счастливая улыбка, а на щеках образовались ямочки.

— Точно. Ты — причина всех моих неудач и страданий. — Стоук ответил ей чувственной, проникновенной улыбкой.

В эту минуту Ларк, казалось, вспомнила о чем-то очень важном и улыбка исчезла с ее лица.

— Хотя я в каком-то смысле и рада слышать от тебя, что являюсь причиной всех твоих страданий, но не могу пойти сейчас с тобой, милорд. — Она повернулась в сторону ристалища и добавила: — Взгляни, лорд Тревелин беседует с Эббой, а я, между прочим, дала тебе слово не сводить с него глаз.

Стоук посмотрел туда, куда указывала Ларк, и нахмурился: эти двое и вправду производили впечатление заговорщиков. Они беседовали в стороне ото всех, склонив друг к другу головы.

— С какой стати Эббе вслушиваться с таким вниманием в речи моего кузена? — Стоук внимательно наблюдал за парочкой, любезничавшей во внутреннем дворе. — Помнится, Луи никогда не отличался особым глубокомыслием.

— Сегодня Эбба показала мне большой изумруд, который, по ее словам, ей подарил Луи. Боюсь, это был своего рода подкуп — чтобы Эбба в случае чего подтвердила, будто Луи находился с ней, когда заболел Варик.

— Я знаю про этот изумруд.

— Бог мой! Откуда?

— Эбба и мне его показала, стараясь пробудить во мне ревность.

— Не кажется ли тебе все это подозрительным?

— Если бы она хотела прикрыть Луи, то, показав изумруд, продемонстрировала бы только собственный идиотизм. Не забывай к тому же, что за моим кузеном следят Роуленд и его люди. Так что выбрось из головы Луи и Эббу хотя бы на время. Скажи лучше — неужели тебе и вправду нравится быть источником моих бед и страданий? Ты сама мне об этом только что сказала.

Ларк преувеличенно тяжело вздохнула.

— Я имела в виду несчастья и страдания совсем другого рода. — Обхватив Стоука руками за шею, она стала покрывать его лицо нежными влажными поцелуями. — Понятно… — Стоук напрягся от ее прикосновений. — Если речь идет о бедах и страданиях моей неудовлетворенной плоти, то я со своей стороны готов целую вечность не выпускать тебя из лесу и провести здесь хоть всю жизнь.

— Это что — угроза? Или обещание вечного блаженства?

Девушка улыбнулась, заметив, что он воспринял ее шутку точно так, как ей хотелось.

— Позволь мне кое-что сказать тебе.

Стоук кивнул.

— Так вот, — начала Ларк, — мне нравится находиться у тебя в объятиях. Это так прекрасно… Прежде, до тебя, никто еще не носил меня на руках.

— Это свидетельствует лишь о том, что тебе не встречался до меня настоящий мужчина.

— Похоже, так оно и есть. — Ларк устремила на него золотистый взгляд своих медовых глаз и улыбнулась, продемонстрировав ямочки у себя на щеках.

Стоук улыбнулся ей в ответ и подумал, что скоро сотрет эту улыбку с ее губ поцелуями. По мере того как они углублялись в лес, плеск лесного ручья, к которому направлялся Стоук, становился все громче, как и гудение насекомых. Наконец они вышли на прогалину, по которой протекал ручей. Его прозрачные струи сверкали под лучами солнца, как жидкая ртуть, и яркими всполохами отражались в медовых глазах Ларк. Усадив девушку на поросший клевером берег, Стоук провел рукой по ее бедрам, которые соблазнительно обрисовывались под грубой шерстяной тканью платья.

Недавно проклюнувшиеся листочки, шелестевшие у них над головой, отбрасывали на нежное личико Ларк зыбкие трепещущие тени. Косы ее при свете солнца отливали золотом, и казалось, они сплетены из полосок парчи.

Девушка коснулась первых желтых и голубых цветочков, распустившихся на лужке у ручья.

— Если феи где-нибудь и обитают, то наверняка здесь, в этой крохотной долине. — Изумленная открывшейся перед ней красотой, девушка огляделась. — Какое великолепие! Я так рада, что ты привел меня именно сюда. — Она страстно посмотрела на Стоука, заметив такую же страсть в его взгляде.

Стоук присел рядом с ней.

— Я так и знал, что тебе здесь понравится. Тем не менее я предпочел бы, чтобы ты переключила внимание на меня.

Желая отвлечь Ларк от созерцания красот природы, а также приступить к занятию, ради которого он увлек ее на берег ручья, Стоук начал неторопливо и нежно ласкать ее.

Она задрожала, чувствуя, как от его ласк покрывается мурашками.

— Я полагаю, ты отлично знаешь, до какой степени я к тебе неравнодушна.

— Твое чувство не останется неразделенным, — ухмыльнулся Стоук, — дай только срок.

Он приник ртом к ее щиколоткам. Его язык оставлял за собой влажную дорожку на ее гладкой коже. Коснувшись языком глубокого шрама у нее на колене, Стоук провел по нему пальцем и спросил:

— Скажи, где и как ты получила этот шрам?

— Когда мне было восемь, меня столкнул с дерева Гарольд.

— Надеюсь, со временем ты отомстила ему?

— Еще бы! Ровно через три года он — не без моей помощи — свалился с того же дерева и заработал себе шрам над глазом.

Когда Стоук, исследуя языком ноги Ларк, добрался до шрама у нее на бедре, последовал новый вопрос:

— А этот шрам? Где ты получила его?

— Во время конного боя на копьях, который окончился для меня не слишком удачно.

— Я не позволю тебе выезжать на ристалище у себя в замке. Не женское это дело. — Стоук раздвинул Ларк ноги и дотронулся пальцами до золотистых волос, после чего его рука скользнула ей в лоно. И тут же он почувствовал исходивший от нее сильный мускусный запах.

— Не верю, что ты лишишь меня такого удовольствия, — прошептала Ларк, вздрагивая и изгибаясь от его прикосновений.

— Удовольствия у тебя будут, но другого рода. — Стоук раздвинул розовые складки кожи у нее между ногами и приник к ним ртом.

Она замерла и впилась ногтями в его плечи.

— Знаешь, Стоук, я предпочитаю привычные удовольствия, когда все происходит быстро…

В это мгновение он коснулся языком ее сокровенного места.

— А я вот теперь предпочитаю делать все медленно и осторожно.

Девушка задрожала, впилась пальцами в его плечи и застонала сильнее прежнего. Стоук же продолжал ласкать ее языком и пальцами до тех пор, пока она не начала громко и протяжно выкрикивать его имя: «Стоук! Стоук! Стоук!»

Потом Ларк попросила:

— Милый мой, приди ко мне, ляг на меня, как ты это делал прежде…

— Всему свое время, дорогая, — едва слышно промолвил Стоук. Его напряженный стержень настойчиво просился к ней в лоно, но он не спешил пускать его в ход. На этот раз Стоук дал себе слово не спешить и делать все очень медленно — пусть даже и ценой собственных страданий.

— Стоук… — пробормотала Ларк, переживая сладостную агонию страсти и выгибая спину так, чтобы облегчить Стоуку доступ к своей груди. — То, что ты делаешь, — это самая настоящая пытка.

— Точно. Для нас обоих.

Кончик языка Стоука отправился в путешествие от грудей Ларк к ее шее. Она застонала и, изогнувшись, стянула с себя одежду. В тот момент, когда Ларк, избавляясь от одежд, вскинула руки над головой, перед ней предстало лицо Стоука, и он запечатлел у нее на губах страстный, жаркий поцелуй. Тут-то она поняла, что в ее сражении со Стоуком верх начал одерживать он.

Ларк просунула язык Стоуку в рот. Ее длинные сильные ноги сошлись у него на спине, а жаркое, исходившее любовными соками лоно устремилось навстречу его копью.

— Возьми меня! — Ларк еще сильнее впилась пальцами в спину Стоука и притянула его к себе.

— Я возьму тебя, моя тигрица. Не сомневайся, я возьму тебя всю целиком, я завладею каждым дюймом твоего тела, — хриплым от страсти голосом пробормотал Стоук.

С этими словами он вошел в ее лоно, закрыв ей рот новым поцелуем — еще более крепким и страстным, чем предыдущий.

Руки Ларк переместились с плеч Стоука на его крепкие, мускулистые ягодицы.

— Стоук… — простонала она, — Я хочу…

— Знаю, знаю, моя тигрица, чего тебе хочется. — Он приподнял бедра Ларк и вошел в нее. — Я хочу, чтобы мы кончили вместе, Ларк…

От этих слов Ларк окатила новая волна страсти. В этот момент Стоук громко застонал. Тело Ларк содрогнулось раз, другой, а потом она задрожала. Стоук же снова устремился вперед и наконец пролил семя в готовые принять его глубины. Он обрушился на Ларк всей тяжестью своего тела и замер. Долго еще они лежали вместе, не разжимая объятий. На них падали ласковые теплые солнечные лучи, над ними вились насекомые, издававшие неумолчный гул, а со стороны прозрачного лесного ручья доносилось громкое кваканье лягушек… Должно быть, за сотни лет до того, что случилось с ними, на этом месте не раз происходили встречи влюбленных.

— Я навсегда запомню этот момент и это место, — сказала Ларк.

— А я вот подобных заявлений делать не стану, потому что собираюсь заниматься здесь с тобой любовью и впредь — и довольно часто. — Стоук прижал ее к себе.

Сквозь золотистые занавеси ресниц Ларк рассматривала лицо своего возлюбленного. Непокорные пряди, спадавшие у нее со лба, заслоняли глаза, и она нетерпеливо отбросила их.

— Учти, — начала Ларк, и в ее голосе, к большому удивлению Стоука, прозвучала непримиримость. — Это последний раз, когда я отдаюсь тебе, будучи твоей пленницей.

— Я никогда не отпущу тебя. — Стоук стиснул ее в объятиях с такой силой, что она поморщилась от боли. — Я хочу, чтобы ты зачала от меня сына. — При мысли о том, что Ларк может понести от него, Стоук улыбнулся.

— Какого черта ты говоришь мне об этом? — Высвободившись из его объятий, Ларк откатилась в сторону. — Прежде всего твоего ребенка у меня во чреве нет, а во-вторых, перестань глупо улыбаться…

— А вот этого никто не знает. Очень может быть, что ребенок уже зародился, — улыбнулся Стоук, после чего снова заключил ее в свои объятия.

— Позволь мне уехать из Кенилворта. — Ларк уперлась руками в могучую волосатую грудь Стоука и попыталась оттолкнуть его. — Ты только подумай — как после всего этого я предстану перед Элен и — помоги мне Святая Дева — перед отцом и матерью?

— А почему, собственно, тебя так волнует мнение матери? Насколько я понимаю, между вами особой любви нет. — Стоук без малейшего усилия держал девушку в объятиях.

— Тебе легко говорить, потому что ты не прожил с ней и дня. — Лицо Ларк исказила боль. — Если случится, что я и впрямь буду носить в своем чреве твоего ребенка, путь домой мне заказан! Знаешь, что мне придется тогда сделать? — Она вперила в него свой золотистый взгляд. — Убраться к черту из этого графства, а может, и из страны! У меня есть дядя Эгберт, к которому я смогу обратиться со своей бедой. Ему наплевать, законный ребенок у меня под сердцем или ублюдок. У него собственная дочь через это прошла — один лорд похитил ее и изнасиловал. Так что мой дядя понимает, что к чему…

Стоук закрыл ей рот ладонью.

— Ларк, ты торгуешься со мной, как деревенская шлюха! Неужели не понимаешь, что останешься со мной навсегда? Думаешь, я позволю какому-то дяде Эгберту воспитывать моего ребенка?

Тут, правда, в расстановке сил произошли изменения. Стоук убрал с ее губ руку.

Ларк изо всех сил старалась не разжимать губ, но крепкий и, пожалуй, даже жесткий поначалу поцелуй Стоука сменился нежным. Потом он прибег к своим обычным трюкам: стал водить по полной нижней губке Ларк языком, посасывать ее, после чего скользнул своим ищущим ртом по подбородку и начал целовать шею.

Ларк ответила ему поцелуем. Потом Стоук прижался к ней, и все завершилось еще одним бурным соитием…

На расстоянии примерно сорока ярдов от того места, где нежились Ларк и Стоук, в густых зарослях орешника скрывался человек, который внимательно следил за тем, что происходило на берегу ручья. Поняв, что мужчина и женщина предаются пылкой любви, он выбрался из своего укрытия и крадучись двинулся в сторону леса.

Глава 20

Прошло довольно много времени, прежде чем Стоук и Ларк, держась за руки, снова вошли в замковый дворик. К тому моменту там не оставалось уже ни одного человека, кроме двух прачек, развешивавших на веревке стираное белье. Во дворе стояла тишина, и даже соколы и прочие хищные птицы, сидевшие в клетках, вели себя на удивление спокойно.

Появился молчаливый, как привидение, оруженосец Джеймис. Поскольку на хозяине ничего, кроме набедренной повязки, не было, он принес ему одежду — чистую куртку и тонкие суконные панталоны.

Стоук обратился к Ларк:

— Я пойду в кузню, чтобы закончить меч, обещанный твоему отцу. А Варика оставляю на твое попечение. Лучше тебя никто за ним не присмотрит.

— Я хотела бы пойти с тобой. Мне интересно взглянуть, как ты работаешь. — Ларк улыбнулась.

— Я никому не позволяю наблюдать за тем, как вожусь с раскаленным металлом.

— Похоже, — нахмурилась Ларк, — ты не допускаешь в свои владения тех, кому не слишком доверяешь. — С этими словами она двинулась прочь от Стоука.

Он схватил ее за руку.

— Ты не права. В эту мастерскую я не впускаю никого. Это мое, и только мое, царство.

Тут во дворике послышался веселый визг Варика, понукавшего Амори, на время превратившегося в его «лошадь». Мальчик с удовольствием раскатывал по двору на плечах у священника, наклоняясь вперед всякий раз, как Амори останавливался. В тот же момент священник подхватывал его на руки, и малыш заливался счастливым смехом.

— Есе хосю! — восклицал Варик, которому нравился такой способ езды.

— Ладно, — говорил Амори, и процесс повторялся снова.

Рядом с ними бежала Далия и следила за тем, чтобы ребенок не упал и не ушибся.

— Уж лучше тебе этого не делать, отец Амори, — взволнованно говорила она. — Мало ли что!

Ларк устремила взгляд на Стоука, и в эту минуту к ней подошел отец Амори с Вариком на плечах. Варик протянул к девушке руки.

— Лалк, я хосю к тебе на луськи!

Ларк приняла мальчика в свои объятия.

— Как ты поживал все это время, сэр Варик?

— Скусял по тебе.

Ларк всмотрелась в его свежее личико. Варик обнял девушку за шею, и она ощутила, как ее сердце в этот момент пропустило удар. «Вот ужас-то, — подумала Ларк, — а ведь мне в один прекрасный день придется оставить не только ребенка, но и его папашу…» Однако она сказала мальчику:

— Я тоже очень скучала по тебе.

Лицо Стоука просветлело.

— Я собирался проведать больных вилланов, — обратился к девушке Амори. — Хочешь пойти со мной и взять с собой Варика? Здешний эскулап, как ты уже, наверное, поняла, — обыкновенный шарлатан. К тому же он заламывает ужасные цены. Твои таланты лекаря теперь уже известны всем, вот я и подумал…

— Ни слова больше! — Ларк вскинула руку. — Разумеется, я помогу больным. Если, конечно, пленнице дозволяется подобная вольность. — Ларк многозначительно посмотрела на Стоука.

Стоук нахмурился:

— Если хочешь, поезжай с Амори. Главное, чтобы ты отсутствовала не слишком долго. — Он многозначительно посмотрел на Джеймиса.

Джеймис молча кивнул.

— Ну и отлично, — сказал Амори. — Пойду распоряжусь, чтобы мне приготовили повозку. — И двинулся к конюшне.

Стоук направился в свою мастерскую. Ларк проводила его взглядом, после чего шепотом спросила Далию:

— Что делал лорд Тревелин после того, как ушел с ристалища?

— Вернулся к себе в комнату, миледи. Потребовал, чтобы ему принесли бочку с горячей водой и пригласили Эббу. — Далия усмехнулась. — Они все время смеялись. Прямо-таки помирали от смеха.

— Понятное дело, — кивнула Ларк.

— Возможно, они и сейчас еще… хм… смеются.

— В таком случае мы можем отправляться в экспедицию с отцом Амори, не опасаясь подвоха со стороны Тревелина.

— Думаю, можем, миледи. К тому же с Тревелина не спускает глаз сэр Роуленд. Я видела его в коридоре возле двери в покои лорда. Думаю, лорду не удастся выйти из покоев незамеченным.

— Если, конечно, Роуленд его не проглядит…

Ларк обернулась и увидела, как Стоук достал из сапога ключ от мастерской. Вставив ключ в замок, он посмотрел на Ларк, и их взгляды встретились. Глаза Стоука по-прежнему выражали недоверие.

Оглядевшись, Ларк сразу заметила бейлифа Томаса, который вышел из своей каморки и теперь наблюдал за Стоуком. Почувствовав, что на него смотрят, Томас мгновенно перевел взгляд на Ларк и быстро скрылся. Это показалось Ларк странным: с какой стати Томасу было удирать? Взглянув на Далию и Амори, она заметила, что они тоже с интересом наблюдают, как Стоук входит в мастерскую. Судя по всему, это место возбуждало любопытство всех обитателей Кенилворта. Следуя за отцом Амори, Ларк задавалась вопросом: какие такие тайны прячет Стоук за железной дверью своей мастерской?

Когда Ларк вышла из хижины, солнце уже давно зашло. Она вскинула глаза к темнеющему небу и покачала головой: время пролетело незаметно, и час был уже поздний. Ларк ощущала привычные запахи деревни: пахло навозом, прелым прошлогодним сеном, домашним скотом и немытыми человеческими телами.

Далия и Варик давно уже отправились в замок. Так как мальчику пора было спать, Ларк, прощаясь с нянькой, потребовала, чтобы та — вплоть до ее возвращения — держала дверь в комнату мальчика на запоре. Она не забыла, что Далия привыкла, уложив ребенка, дремать у его постели, а потому злоумышленнику не составит труда снова проникнуть в спальню мальчика.

За спиной девушки послышались шаги Джеймиса. Он тенью следовал за Ларк, пока она ходила по крестьянским хижинам, и терпеливо стоял у дверей, дожидаясь, когда она выйдет. За все это время Джеймис не произнес и слова, и его молчание стало раздражать Ларк.

— Слушай, — не выдержав, обратилась она к оруженосцу. — Уж коли ты теперь моя тень, могу я с тобой разговаривать — хотя бы изредка? Не знаю, почему ты затеял со мной игру в молчанку — то ли невзлюбил из-за чего-то, то ли есть какая-то другая причина? Мне известно, к примеру, что тебя зовут Джеймис. Не возражаешь, если я стану обращаться к тебе по имени?

Парень молчал, но топал сапогами у нее за спиной уже не столь агрессивно.

— Я вот все думаю, кто стоит за попытками покушения на жизнь твоего сеньора. Мой отец всегда говорил: «Бойся молчаливых — они наверняка что-нибудь замышляют». Был у нас замке один конюший. Тоже все молчал — прямо вот как ты. А лотом в замке стали лошади пропадать. Сначала одна, потом вторая… Отец устроил засаду на неизвестного конокрада и поймал его. И кто, ты думаешь, это был? Тот самый великий молчальник. Так-то вот! — Тут Ларк повысила голос: — Ну, отвечай скорей, кто замышляет убить Черного Дракона?!

— Н-н-е з-з-наю…

Услышав голос парня, Ларк остановилась и обернулась.

Тот стоял глядя в землю, а на щеках у него расплывалась краска смущения.

— Нечего стыдиться заикания. Не такой уж это страшный грех.

— Л-л-ю-юди… сов-еем… м-м-е-еня… з-з-задразнили, — с трудом произнес Джеймис.

— Те, кто тебя дразнит, — глупцы.

Когда Ларк и Джеймис добрались до ворот Кенилворта, у девушки возникло неприятное ощущение, что кто-то за ними наблюдает. Вскинув голову, она оглядела мрачные стены башни замка, каменными глыбами нависавшие над их головами. Хотя вокруг не было видно ни единой живой души, зародившееся у нее неприятное чувство с каждой минутой крепло.

Послышались металлические скрежещущие звуки. Стальную решетку, закрывавшую вход во внутренний двор замка, подняли, и Ларк увидела черный силуэт огромного жеребца, летевшего по подъемному мосту навстречу им с Джеймисом. Она тотчас узнала и всадника, и лошадь: это был Стоук верхом на своем Шехеме.

Ларк, отскочив в сторону, наткнулась на оруженосца, и они кубарем покатились на землю. Стоук осадил жеребца, спешился, подошел к Ларк и помог ей подняться. Джеймис поднялся сам и встал за спиной у девушки.

— Где ты была? — спросил Стоук, и Ларк почувствовала, как его пальцы впились ей в плечо. — Я выехал из замка на поиски. Амори, правда, сообщил мне, что ты возишься в деревне с больными, но я никак не предполагал, что это продлится до ночи.

Стоук смерил пронзительным взглядом Джеймиса.

— Почему ты не привел ее в замок засветло?

— Не смей ворчать на Джеймиса. — Ларк оттолкнула руку Стоука. — Он здесь ни причем. Я не могла уйти из деревни раньше. Застала в одной хижине беспомощную старуху, не способную ухаживать за собой, вот и осталась, чтобы сварить ей похлебку.

— Тебе следовало прислать ко мне человека с известием.

— Не видела в этом смысла. Думала, ты все еще работаешь у себя в мастерской. — Ларк не могла подавить ревнивую нотку в голосе, когда упомянула о мастерской, так как на Стоуке был кожаный фартук, прожженный во многих местах искрами раскаленного металла.

— Я и работал, а потом вдруг обнаружил, что тебя все нет и нет, и решил отправиться на розыски.

— Не так уж это плохо. — Ларк вскинула голову. — Теперь ты понял наконец, каково обходиться без пленницы, которую ты уже считаешь своей собственностью. Тебе следует свыкнуться с мыслью, что в один прекрасный день я сбегу от тебя.

Стоук взглянул на Джеймиса.

— Проваливай отсюда, парень.

Джеймис сочувственно посмотрел на Ларк, подхватил под уздцы Шехема и направился с ним к темному провалу поднятой вверх решетки ворот.

Когда топот копыт Шехема стих, Ларк снова взглянула на Стоука.

— Слишком уж ты с ним суров.

— Зато ты, как я понимаю, была с ним чересчур любезна, — съязвил Стоук. — Похоже, тебе удалось перетянуть парня на свою сторону.

Луна уже светила в полную силу, и Ларк заметила, как ревниво блеснули глаза Стоука.

— Вот это мило! — воскликнула девушка. — Теперь ты не просто мне не доверяешь, но начинаешь подозревать меня в том, что я способна соблазнить твоих людей, задумав удрать из замка. — Ларк ткнула Стоука пальцем в грудь. — Предупреждаю сразу — не в моих привычках соблазнять мужчин. Что же касается тебя, то это ты сбил меня с пути истинного. Я здесь ни при чем. И еще. Если я надумаю бежать, то сделаю это — сколько бы охранников ты ко мне ни приставлял. А потому предлагаю тебе подыскать своему оруженосцу более достойное занятие. Хватит ему таскаться за мной по пятам!

Чувствуя у себя на лице горячее дыхание Стоука, Ларк решила, что разозлила его больше, чем ей того хотелось.

Так оно и было на самом деле: Стоук без лишних слов схватил девушку за талию и, словно седельный мешок, перебросил через плечо.

— Ты не смеешь обращаться со мной подобным образом! Еще раз предупреждаю: я сбегу от тебя. — Ларк ни словом не обмолвилась о том, что не ушла бы от Стоука, даже если бы он отпустил ее. Она должна была остаться в замке и не спускать глаз с Луи. Это, правда, не означало, что Стоука не следовало время от времени ставить на место и напоминать ему, как следует вести себя с женщиной. Поэтому Ларк ударила его в спину кулаком и крикнула:

— Немедленно отпусти меня, слышишь! Я тебе не сноп соломы какой-нибудь!

— Уж я-то знаю, что ты не сноп, но ты не представляешь, какое мне доставляет удовольствие носить тебя на плече!

— Куда ты несешь меня?

— В постель, разумеется.

— Не смей этого делать! — Ларк в ярости замолотила кулаками по его спине.

— Это почему же?

— А потому, что я пытаюсь спорить с тобой, а ты тащишь меня в постель, где мне продолжить спор не удастся.

— Вот по этой самой причине я и несу тебя в спальню.

— Это несправедливо!

— Жизнь редко бывает справедлива к людям.

Руки Ларк свешивались у Стоука вдоль спины, и ей не составило труда изо всей силы ущипнуть возлюбленного за ягодицу. Стоук, впрочем, даже не поморщился.

— Если ты не прекратишь испытывать мое терпение, я возьму тебя здесь, во дворе, прямо на каменных плитах, — прошипел он.

— Уж лучше здесь, чем у тебя в постели!

В следующее мгновение Стоук молниеносным движением поставил девушку на каменные плиты двора и заключил ее в объятия.

— Ну-ка, посмотри мне в глаза и повтори, что ты сказала. — Темные глаза Стоука впились в ее лицо.

— Ты все слышал, — прошептала Ларк, всматриваясь в бездонные агатовые глубины его глаз.

— А теперь слушай, что скажу тебе я, и слушай внимательно, поскольку я не привык повторять одно и то же дважды. Если ты попытаешься убежать от меня, я найду тебя и привезу назад в Кенилворт. Запомни: теперь ты собственность Черного Дракона. Я пометил тебя своим клеймом, и ты всегда будешь принадлежать только мне.

С этими словами он приник к ее губам. От этого крепкого обжигающего поцелуя у Ларк закружилась голова, а ноги стали как ватные. Жар, исходивший от его уст, опалил ее тело. Ларк поняла, что любит Стоука, что бы там она ни говорила ему в минуты раздражения и душевной боли.

Стоук был по-своему прав: он и впрямь оставил у нее в душе и на теле свою отметину. Девушка чувствовала, что превращается в собственность Черного Дракона — в том, разумеется, случае, если она не предпримет никаких попыток воспротивиться этому.

Стоук вошел в сопровождении Ларк в большой замковый зал, остановился у двери и осмотрелся. Люди уже сидели за дубовыми столами и ждали его появления. До слуха Стоука донеслось привычное ровное гудение голосов. Как всегда, в зале царили баритон Роуленда и рокочущий бас Луи. Слуги сновали между столами, разнося на деревянных блюдах жареное мясо и пинты с элем. Взгляды мужчин — тоже как всегда — были прикованы к округлым прелестям Эббы, которая, призывно улыбаясь, вместе с другими служанками оделяла всех желающих огромными кусками жаркого. Заметив Стоука, Эбба стала покачивать бедрами, стараясь привлечь к себе внимание своего сеньора и даже, если повезет, разжечь его чувственность. Судя по всему, ей не давала покоя мысль, что Стоук решил не допускать ее больше в свою опочивальню.

Ларк заняла место в дальнем конце нижнего стола — там, где сидели слуги. Стоук пересек зал и схватил девушку за руку.

— Разве ты забыла, что сидишь за столом вместе со мной?

— С какой стати? Я пленница, и мое место здесь, вместе со слугами. Прошу, не ставь меня в глупое положение, заставляя сидеть рядом с тобой!

— Ларк, я…

— Оставь меня. Разве ты не видишь, что на нас смотрят? — Девушка опустила голову, и прядь золотистых волос упала ей на лоб. Стоука охватило необоримое желание смахнуть эту прядку у нее со лба, но он, совладав с искушением, вернулся на свое место. Усевшись за стол, он наблюдал, как Рашид снимает пробу с приготовленного специально для хозяина угря.

Съев кусочек, Рашид наклонился к Стоуку и тихо сказал:

— Эта женщина горда, хозяин. Не то что другие.

— Да уж. — Стоук не сводил взгляда с Ларк.

— А гордая женщина — все равно что породистая кобылка. С ней надо обращаться ласково, а главное — почаще гладить.

— Я обдумаю твой мудрый совет, Рашид.

— Всегда к твоим услугам, хозяин. Когда захочешь узнать, как правильно вести себя с женщинами, обращайся к Рашиду.

Повар подмигнул Стоуку и начал снимать пробу с других блюд.

Покончив с этим, он отвесил преувеличенно низкий поклон Ларк. Девушка кивнула ему и даже слабо улыбнулась, хотя глаза ее были печальны. Она сидела на значительном удалении от Стоука, и ее со всех сторон окружали незнакомые люди.

— Отведай отварного угря, хозяин.

Стоук взял ложку, отломил кусочек рыбы, зачерпнул немного отвара и отправил в рот.

— Вкус непривычный.

Комментарий хозяина, казалось, не слишком порадовал Рашида.

— Это новый рецепт. В следующий раз приготовлю иначе.

— Не надо. Мне очень нравится. Блюдо просто восхитительное.

Рашид и Ларк обменялись понимающими взглядами, и повар заторопился на кухню.

— Работа ждет, хозяин. Надо добавить кое-что в котел с похлебкой, — объяснил он.

В зале появилась Далия с Вариком на руках. Увидев девушку, мальчик радостно закричал на весь зал:

— Лалк! Лалк! Хосю кусать вместе с Лалк.

— Нет уж. Придется тебе кушать вместе с отцом, — сказала Далия.

Мальчик посмотрел сначала на Стоука, потом на Ларк и недовольно выпятил нижнюю губку.

— Лалк, давай кусать вместе? Я, ты и оте-ес!

— Твое место рядом с отцом, Варик. — Ларк старалась говорить твердым голосом, хотя это давалось ей с трудом.

Мальчик едва не заплакал. Нянька отнесла его туда, где расположился Стоук, и усадила на маленький стульчик рядом с отцом. Поклонившись хозяину, она заняла место возле Ларк.

Роуленд уселся справа от Стоука, а Амори, Томас и Луи — слева, рядом с Вариком.

— Нашел, стало быть, свою Персефону, — хмыкнул Роуленд, подцепляя с блюда кинжалом жареную куриную грудку.

— Нашел, да, — буркнул Стоук, после чего, понизив голос, спросил: — А что поделывал сегодня мой любимый кузен?

Взглянув на Луи, он заметил, что тот продолжает глазеть на Ларк. Увидев плотоядное выражение глаз кузена, Стоук недовольно нахмурился.

— Сидел у себя в комнате вместе с Эббой. Может, она тоже вовлечена в это дело? Думаю, ей не составило бы труда отравить пищу Варика. А то, что Эбба показывала всем изумруд, может ничего и не означать. Обычная уловка, чтобы отвлечь внимание и сбить нас со следа.

Стоук следил за тем, как Эбба, наливая Джеймису вино, терлась о его плечо грудью.

— Я обдумаю это. Но на всякий случай не спускай глаз и с нее. Эббе я доверяю ничуть не больше, чем своему кузену. Что-нибудь еще тебе удалось разнюхать?

— Ничегошеньки. Хотя мы с Амори очень старались. Трудно уследить за всеми — ведь в замке столько народу. Я тебе больше скажу: мы ведем сражение, которого нам никогда не выиграть. Пока не узнаем, кто стоит за всеми этими покушениями.

— Мы найдем этого ублюдка! — Стоук скрипнул зубами.

— Хорошо бы это случилось пораньше.

Варик уронил хлеб, Стоук нагнулся, поднял хлеб и швырнул Балтазару. Волк поймал добычу на лету. Варик, увидев Балтазара, радостно засмеялся.

Роуленд доел цыпленка, взял с блюда еще один кусок и принялся с аппетитом его жевать, время от времени вытирая рот рукой.

— А как ты поступишь с леди Ларк? — спросил он Стоука, покончив со вторым куском.

— Не знаю.

— Думаешь, она тоже причастна к покушениям на твою жизнь?

— Теперь я уже так не думаю.

— Ты ей сказал об этом?

— Не сказал и не собираюсь.

— Слушай, а не забыл ли ты, часом, что она леди, а не какая-нибудь потаскуха? Тебе, может, это и не понравится, но я все-таки напомню: удерживать долго леди Ларк помимо ее ноли тебе не удастся.

— Я буду держать ее при себе, сколько мне заблагорассудится. — Стоук так крепко сжал в руках кубок, что тонкое золото погнулось и вино выплеснулось.

— В таком случае нам следует заказать золотых дел мастеру побольше новых кубков. На всякий случай, — ухмыльнулся Роуленд.

Ларк чувствовала на себе взгляд Стоука, но старалась не смотреть в его сторону. Наклонившись к Далии, она прошептала:

— Как ты думаешь, кто из людей Стоука может оказывать услуги лорду Тревелину?

— Понятия не имею, миледи.

— А что скажешь о бейлифе Томасе?

— Это весьма лукавый молодой человек. Себе на уме. Я, признаться, не очень-то его жалую, но свою работу он выполняет исправно. Вот уже год, как он служит нашему хозяину. — Далия пожала плечами и взяла с деревянного блюда большой кусок пирога с мясом.

Ларк бросила быстрый взгляд на Амори и Роуленда.

— А отец Амори и этот рыцарь, сэр Роуленд? Как по-твоему, могут они помогать в таком деле лорду Тревелину?

— Только не отец Амори, — замотала головой нянька. — Он золото, а не человек. Что же до сэра Роуленда, скажу тебе так: они с хозяином соседи и знают друг друга уже уйму лет. — Нянька снова покачала головой. — Нет, сэр Роуленд в этом деле тоже не замешан. Точно тебе говорю.

— Я вот все думаю, не стоит ли кто-нибудь за Эббой? Она сказала мне, что, когда Варик был отравлен, она находилась у Тревелина в спальне. Отец Амори подтвердил слова этой женщины. Но из этого вовсе не следует, что Эбба чиста как младенец.

— Не говори мне об этой женщине! Это не баба, а сатана в юбке. Посмотри только, что она творит.

Далия указала на пышнотелую служанку, в этот момент заговорившую о чем-то со Стоуком. Эбба гладила хозяина по голове и кокетливо улыбалась, а ее тяжелая грудь едва не касалась щеки Стоука.

«Вот уж что мне никогда не давалось, так это кокетство, — подумала Ларк. — Зато в цель я всегда попадала хорошо».

Выбрав из лежавших перед ней на блюде краснобоких яблок самое крепкое и крупное, Ларк сжала его в руке и прищурила левый глаз.

Глава 21

Далия вовремя заметила угрозу, нависшую над Эббой, и перехватила руку девушки.

— Так нельзя, миледи.

— Что значит «нельзя»? А если я хочу? — Ларк хищным взглядом впилась в соперницу, мысленно прикидывая, как должен пролететь метательный снаряд, чтобы сокрушить хорошенькое личико сластолюбивой Эббы.

— Знаю, что хочешь, а все равно нельзя.

Поразмыслив, Ларк опустила руку.

— Пожалуй, ты права. Это был бы не слишком хороший пример для Варика.

Далия взяла у девушки яблоко и положила его на блюдо.

— У тебя, миледи, прямо-таки на лице написано, что ты неравнодушна к нашему хозяину.

— Ничего подобного.

Далия удивленно изогнула бровь. Ларк же, чтобы не смотреть на няньку, уставилась в свою тарелку.

— Что-то я тебя не пойму, миледи. Почему бы не признать, что ты любишь нашего сеньора? Господь свидетель, он нуждается в любви женщины. Моя хозяйка дурно с ним поступила и настроила его против всего женского племени. А вот ты бы могла это положение изменить. Ясно же, что он тоже неравнодушен к тебе.

— А что между ними произошло?

— Честно тебе скажу, миледи, мне все это не нравилось с самого начала. Я знала, что хозяйка поступает неправильно, а хозяин… хозяин поначалу так ее любил! Что ж, ничего удивительного, она была прехорошенькая. Все мужчины были от нее без ума.

— Да что она, черт возьми, ему сделала?

— Это давно началось. Моя хозяйка влюбилась в сына лорда Брайдена, злейшего врага ее отца. Лорд Брайден хотел оттягать у ее папаши кое-какие земельные угодья, и между ними на протяжении четырех лет шла самая настоящая война. Короче, ее отец и думать не хотел о том, чтобы выдать дочь замуж за сына лорда Брайдена, и тогда она ускользнула из замка, чтобы договориться со своим милым о побеге. Однако в ночь, на которую был назначен побег, лошадь молодого Брайдена понесла и сбросила его на землю. Парень сломал себе шею, да… Хозяйка так горевала, так убивалась, что отец поспешил устроить ее брак с хозяином. Надеялся, что замужество заставит ее забыть о прежнем возлюбленном. Я просила хозяйку рассказать будущему мужу, что она уже не девственница, но она отказалась это сделать. Она даже мне в этом не признавалась, а уж кому, как не мне, было знать, что на самом деле произошло — уж я-то изучила ее как свои пять пальцев!

— Но ведь хозяин узнал бы обо всем в первую брачную ночь, — сказала Ларк. — Глупо было врать.

— То-то, что глупо. Вот она и получила за свое вранье то, что заслужила. — Далия сокрушенно покачала головой. — Уж я-то никогда эту брачную ночь не забуду. Такой ор и крик стоял, хоть святых выноси! Хозяин, как обо всем узнал, рассвирепел и хотел отослать ее назад отцу, а хозяйка, значит, молила его этого не делать. Наш лорд, однако, проявил благородство. Другой бы на его месте просто ей глотку перерезал — и вся недолга. Но он поорал, конечно, но все-таки сжалился над ней. Оставил при себе. Правда, год до нее пальцем не дотрагивался — хотел выяснить, не носит ли она у себя в чреве ребенка, зачатого от другого мужчины.

— А она предавала его потом?

— Хочешь верь, хочешь нет, но ничего подобного больше не было. Напротив, со временем она даже полюбила его, но было уже поздно. Вернуть любовь мужа она так и не смогла. Хозяин хотел от нее одного — наследника и спал с ней, пока она не забеременела. Убедившись в этом, он перестал ходить к ней в спальню, а скоро вообще уехал воевать в Святую Землю. Это, как я понимаю, он сделал, чтобы хозяйку подольше не видеть. Я сама слышала, как хозяйка плакала ночью оттого, что он покинул ее. Но мне, честно говоря, не было особенно ее жаль, ведь она сама была во всем виновата! Хозяин же своего добился — получил наследника. Правда, хозяйка, дав жизнь Варику, скончалась вскоре после этого от родильной горячки.

— Как все это печально…

— Да уж, точно. Одно только хорошо — хозяин очень любит ребенка.

Ларк посмотрела на Стоука: в эту минуту он намазывал хлеб маслом для Варика. Девушка поняла, что Стоук и впрямь очень заботливый отец.

Далия взглянула на Ларк.

— Очень может быть, что ты сама уже понесла от хозяина.

— Не смей говорить мне такое! Этого не может, не должно быть! Я собираюсь отсюда сбежать, как только вина лорда Тревелина будет доказана и выяснится, что Стоуку и Варику ничто больше не грозит.

— Ты, может, и хочешь отсюда сбежать. Только вот у хозяина на твой счет другие планы. А хозяин, если уж что задумал, своих планов не меняет.

— Ему придется на этот раз сделать исключение. Я не буду возлюбленной человека, который смотрит на меня так, будто я его главный враг.

— А что, если он предложит тебе выйти за него замуж? Ты ведь знатная дама. К тому же это хозяин лишил тебя девственности. Он — человек чести и вполне может жениться на тебе, чтобы покрыть этот грех.

— Ни о какой женитьбе он мне не говорил, — усмехнулась Ларк. — Кстати, я и сама никогда не выйду за того, кто мне не доверяет.

Далия взглянула на Балтазара.

— Похоже, удирать тебе придется одной, миледи. Балтазар, по-моему, отлично поладил с Вариком.

Ларк перевела взгляд на волка, сидевшего у ног мальчика.

— Ты права. Балтазар и в самом деле не знает теперь, к кому больше привязан — к Стоуку, к Варику или ко мне. Но это пройдет. Просто, у волка отлично развит инстинкт охранника. Он чувствует, кому в данный момент угрожает опасность, а опасность, как ты знаешь, угрожает Стоуку и Варику. Как только заговор будет раскрыт, он снова станет охранять меня одну и, когда я ударюсь в бега, последует за мной…

В зал вбежал пузатый привратник, и все разговоры за столом стихли.

— Милорд! — крикнул он. — К воротам замка подъехал гонец с королевским штандартом. Прикажешь впустить?

— Разумеется.

Через несколько минут в большой зал вошли трое людей в кольчугах и накинутых поверх них алых мантиях с изображением золотых королевских львов. Лиц гостей почти не было видно — их закрывали глубокие шлемы с наносниками. Гонец, что стоял в центре, поклонился Стоуку.

— Милорд, у меня к тебе послание от короля Ричарда. — Он шагнул вперед и протянул хозяину замка пергаментный свиток, запечатанный круглой королевской печатью.

Стоук с поклоном принял королевское послание, после чего широким жестом обвел зал.

— Господа, прошу вас разделить с нами трапезу.

Посланцы короля кивнули и двинулись вдоль столов, отыскивая свободные места. Стоук передал грамоту короля отцу Амори, поскольку, как большинство тогдашней знати, читать не умел. Грамотность для знатного человека считалась делом необязательным, не то что умение биться на мечах или на копьях. Ларк, впрочем, овладела этим трудным искусством еще в детстве, когда скрывалась от материнского гнева в часовенке Сент-Вейля, где ее обучил чтению замковый капеллан.

Амори кашлянул, и Ларк увидела, как все сорок человек, находившиеся в зале, вытянули шеи, желая узнать, чем решил порадовать владельца Кенилворта король.

— Здесь сказано, что его величество король поручает тебе, граф Блэкстоун по прозванию Черный Дракон, защищать его цвета на турнире в Лондоне в честь вторичной коронации его величества.

— Король милостив к тебе, Стоук. А про меня, твоего старшего родича, выходит, забыл? — Луи окинул кузена враждебным взглядом.

— Выходит.

— Выбор не делает чести королю.

Стоук побагровел и вскочил с места. Казалось, еще немного, и кузены кинутся друг на друга. Правда, Ларк сомневалась, что роковой удар Стоуку лорд Тревелин нанесет своей рукой: скорее воспользуется услугами наемного убийцы или своего тайного сторонника в замке.

И еще одно не давало Ларк покоя: Стоук запретил ей заходить в свою кузню. С чего бы это? Помнится, отец как-то сказал, что Стоук — прекрасный оружейник и ему ничего бы не стоило удвоить или даже утроить свое состояние, если бы он открыл, к примеру, оружейную мастерскую. Может, Стоук знает какой-нибудь особый секрет, если изготовленный им меч легко разрубает даже знаменитую германскую сталь? Любопытство сводило Ларк с ума, но она знала, что Стоук не откроет ей тайны. В самом деле, кто она такая, чтобы рассчитывать на это?

Постепенно девушка осознала, что, находясь в бесправном положении пленницы, не в состоянии ни помочь Стоуку, ни удовлетворить свое любопытство насчет его занятий в мастерской. Поэтому имело смысл пойти на хитрость. Она едва заметно улыбнулась и опустила глаза: у нее на поясе висел мешочек со снотворным порошком, оставленным лекарем Варика. Снадобье передал Ларк отец Амори, когда она отправилась в деревню врачевать больных вилланов. Девушка взвесила мешочек на ладони — снотворного порошка там оставалось еще много.

Ларк откинулась на спинку стула и скрестила ноги. Вечерняя трапеза затягивалась, и она от нечего делать то смотрела на пламя очага, то переводила взгляд на стоявший на возвышении стол. Там, склонившись над шахматной доской, обдумывали свои ходы Стоук и один из королевских посланцев.

Ларк скользнула взглядом по большому кувшину с вином и машинально дотронулась до мешочка со снадобьем. Чтобы ускорить ход событий, она потянулась, зевнула и выразительно посмотрела на Стоука — дескать, долго ты еще будешь заниматься всякой ерундой?

Стоук ответил ей напряженным, потемневшим от вожделения взглядом.

— Похоже, ты пробудешь с гостями еще некоторое время, милорд, — заметила Ларк. — Позволь в таком случае наполнить ваши кубки.

Стоук кивнул и хмуро обратился к посланцу короля, игравшему белыми.

— И долго ты еще будешь размышлять над ходом, Макмиллан?

Рыжебородый что-то проворчал, но все же двинул вперед своего короля.

Ларк догадалась, что партия скоро закончится, так как королевский гонец сделал крайне неумный ход. Подхватив кубки дрожащими от возбуждения руками, девушка подошла к столу, где стоял кувшин с вином, и, повернувшись к рыцарям спиной, высыпала в один из кубков содержимое своего мешочка. Снова подвесив мешочек к поясу, она налила в кубки вина, основательно встряхнула кубок Стоука и снова двинулась к столу, за которым играли в шахматы.

Когда она подошла к помосту, Стоук уже сделал мат королю белых.

— Тебе чертовски везет, Стоук, — пробормотал рыжебородый рыцарь, поднимаясь с места и кланяясь в знак того, что безоговорочно признает свое поражение.

Ларк подала кубки:

— Прошу вас, доблестные рыцари, угощайтесь.

Стоук и королевский посланец пить сразу, однако, не стали и, отставив кубки, вышли из-за стола.

— Неплохая партия получилась, Макмиллан, — любезно сказал Стоук и, подхватив Ларк под руку, добавил: — Ну а теперь я с твоего разрешения отправлюсь спать.

Ларк взяла со стола кубок со снотворным и поспешила за Стоуком. Когда они подошли к лестнице, ведущей в спальные покои, девушка протянула ему кубок.

— Ты забыл выпить вино, милорд. — В этот момент рука у нее дрогнула, и немного вина расплескалось.

— Какая ты стала заботливая, Ларк. Интересно, с чего бы это?

— Ну… — она неуверенно пожала плечами, — мне просто показалось, что ты хочешь выпить.

— Так и есть. Хочу, — сказал Стоук, поднял ее руку, сжимавшую кубок, и слизнул с ладони и пальцев пролитое вино. Вытерев губы, он добавил: — Но тебя я хочу еще больше.

От его взгляда на душе у Ларк потеплело.

— Братья говорили мне, что вино возбуждает желание. А что ты скажешь по этому поводу, милорд? — На губах девушки заиграла лукавая улыбка.

— Когда ты рядом со мной, никаких возбуждающих средств мне не нужно.

— В таком случае выпью я. — Ларк сделала крошечный глоток, хотя долго не отрывалась от кубка.

— Не пей так много. Ты заснешь, не успев даже добраться до постели.

Стоук выхватил кубок у нее из рук и несколькими большими глотками осушил его.

Обняв девушку за талию, он повлек ее за собой вверх по лестнице.

Трепетный свет факелов в коридоре отражался в иссиня-черных волосах Стоука, и временами Ларк казалось, будто его голова обсыпана золотыми блестками. Девушка перевела взгляд на его лицо. В глазах Стоука не было даже намека на то, что сонный порошок начал действовать. Неужели она взяла со стола не тот кубок? Ларк нервно поежилась.

— Скажи, ты отправишься на турнир в Лондон? Уверена, тебе не следовало бы этого сейчас делать.

— Королям отказывать не принято.

— Я понимаю, это большая честь, — отозвалась девушка с гордостью за своего возлюбленного. — Но ведь на турнире при таком скоплении народа убийцам будет очень легко до тебя добраться.

— Ты что же — беспокоишься за меня?

— Конечно, беспокоюсь.

— Что ж, это даже хорошо, поскольку ты поедешь со мной. — Стоук оглядел ее коричневое грубошерстное платье. — Придется попросить Далию, чтобы она сшила для тебя несколько пристойных нарядов.

— Да о чем это ты? Разве я могу показаться при дворе?

— Ты поедешь туда же, куда и я. — Стоук наклонился и посмотрел ей в глаза. — Или, может, ты боишься?

Ларк сглотнула.

— Я еще не была при дворе.

— Неужели лорд Уильям никогда не возил тебя в Лондон?

— Моя мать всегда говорила, что я недостаточно хорошо воспитана, чтобы предстать перед королем.

Стоук ввел девушку в свои покои, и она вдруг подумала, что входить сюда стало для нее привычным делом. У Ларк появилось даже такое чувство, что они женаты, и довольно давно. Однако ничего подобного в действительности не было. По большому счету они со Стоуком были чужими, малознакомыми людьми. Вот разве что познали друг друга физически. Стоук изучил каждый дюйм ее тела, но понятия не имел, что представляет собой Ларк как человек, не подозревая о том, что она достойна любви и доверия.

Стоук закрыл дверь и притянул девушку к себе. Кто-то из слуг уже зажег в покоях лорда свечу и оставил ее гореть на массивной каминной полке. И снова черные волосы Стоука казались обсыпанными лунной пылью, а его подбородок — выточенным из дерева дорогой твердой породы. Ларк неожиданно обнаружила, что у ее возлюбленного длинные, как у женщины, ресницы.

Стоуку даже не нужно было прикасаться к Ларк. Один его взгляд зажигал костер внизу ее живота.

Пусть Господь и все святые простят ее, но она снова возляжет со Стоуком. Украдет у судьбы еще несколько мгновений счастья. Их осталось не так-то много, поскольку в скором времени Ларк собиралась сбежать из Кенилворта. Оставаться пленницей Стоука и его наложницей она не желала.

Стоук прикоснулся к губам девушки поцелуем, подхватил ее на руки и понес к постели. В следующий момент она ощутила на себе тяжесть его тела. Его руки принялись за работу: они ласкали ее, гладили, проникая в самые заветные уголки.

Ларк дрожащими от страсти руками высвободила жезл Стоука из плена кожаных штанов. Стоук раздвинул ей бедра и вошел в нее. Неожиданно он отстранился и посмотрел ей в глаза. Казалось, он искал в ее взгляде ответ на какой-то вопрос — только вот на какой? В следующее мгновение перед глазами Ларк замелькали огненные сполохи, и она забыла обо всем — даже о пронзительном вопрошающем взгляде Стоука и о том, что она подсыпала ему в вино сонное зелье.

Через четверть часа все страхи Ларк по поводу того, что она подала Стоуку не ту чашу, улетучились как дым. Стоук откатился от нее, повернулся на бок и заснул. Время от времени он всхрапывал, и Ларк решила, что он крепко спит.

Девушка приподнялась на локте и слегка потрясла за плечо Стоука. Он не проснулся, лишь пробормотал что-то во сне.

Уверенная, что Стоук будет теперь почивать сном праведника до самого утра, она высвободила волосы, которые он привычно намотал на руку, и вылезла из постели. После жарких объятий Стоука воздух показался ей холодным, и она зябко поежилась. Натянув рубаху и платье, Ларк еще раз взглянула на Стоука — не проснулся ли? Тот лежал как прежде, выводя носом громкие рулады, а на лице его утвердилось самодовольное выражение потешившего свою похоть самца.

Девушка с замирающим сердцем засунула руку в голенище высокого сапога Стоука. Ключа, однако, она там не обнаружила — только кинжал, который Стоук постоянно носил в сапоге. Ларк своими глазами видела, что Стоук доставал из сапога ключ, поэтому осмотрела сапог более тщательно, даже по каблуку постучала, надеясь найти тайничок.

Обыскав одежду Стоука, но так ничего и не обнаружив, она все-таки решила пуститься в путь. Взяв с полки над очагом свечу и огниво, девушка выскользнула в коридор.

Спустившись во внутренний дворик, Ларк осмотрелась: на стене прямо у нее над головой прогуливались два стражника. Неслышно ступая босыми ногами, она крадучись двинулась вдоль стены, стараясь держаться в ее тени и не выходить на освещенное факелами пространство двора. Что-то большое и белое метнулось ей под ноги. Девушка замерла, но тут же улыбнулась. На нее не мигая уставился сверкавшими во тьме глазами большой белый кот. Некоторое время они смотрели друг на друга — два странника в ночи, направлявшиеся каждый по своим делам. Кот проследовал в сторону клеток с птицами, Ларк остановилась у мастерской и прислушалась. Ничего, кроме шороха крыльев сидевших в клетках птиц, до ее слуха не доносилось. Пригнувшись, она метнулась к двери. В ее распоряжении было несколько минут: стражникам, ходившим дозором вдоль стен, предстояло дойти до угловой башни, а потом вернуться назад.

Ларк присела у крыльца, сунула ладонь в щель между досками и пошарила рукой в тесном пространстве под приступочкой в надежде обнаружить тайник с ключом.

Должен же он где-нибудь быть? Коли Стоук не носит ключа при себе, всего вероятнее, он прячет его поблизости от входа в мастерскую — к примеру, в этой вот щели.

Покончив со ступеньками, Ларк исследовала стыки между булыжниками, но тоже ничего не обнаружила.

Девушка совсем уже было потеряла надежду найти что-либо, но, поднимаясь с корточек, в свете факела заметила, что один камень в кладке у самой двери выдается чуть больше остальных. Она нажала на него, и камень выпал из гнезда. Под ним было крохотное овальное пространство тайника. Сунув туда руку, Ларк нащупала гладкий металлический предмет. Ключ!

В пустынном дворе эхом отозвались шаги возвращавшихся стражников. Дрожащими руками Ларк вставила ключ в замочную скважину и, отперев дверь, вошла в мастерскую.

В кузне Стоука пахло металлической окалиной и дымом. Девушка высекла огнивом сноп искр, подложила комочек трута, раздула огонь и зажгла свечу. Подняв ее над головой, она оглядела помещение. Вдоль одной из стен стоял длинный рабочий верстак. Над ним, на деревянных стеллажах, были разложены в образцовом порядке инструменты для работы по металлу. На верстаке лежали металлические бруски, мотки с проволокой, стояли горшочки с воском. В центре комнаты находилось горнило с большими мехами и стояло несколько наковален. Гончарное ремесло было Ларк знакомо, и она сразу направилась к печурке.

Дверь в кузню с грохотом распахнулась.

Девушка вздрогнула и выронила свечу. Однако за мгновение до того, как она погасла, Ларк заметила, как полыхнули яростью глаза Стоука.

— Какого черта ты здесь делаешь? — гаркнул он.

Ларк попятилась.

— Я п-просто сгорала от любопытства: все хотела узнать, чем ты здесь занимаешься.

— Ну и как — теперь узнала?

Стоук схватил Ларк за руку и потащил за собой к выходу. Он долго возился с замком: все никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Она высвободилась, сама заперла дверь и протянула ключ Стоуку.

— Ты мне подсыпала снотворного, не так ли?

— Как выяснилось, мало. Хотелось бы знать, что тебя разбудило?

В это мгновение Стоуком вновь овладели оцепенение и сонливость, и ему пришлось опереться рукой о дверь кузни.

— На меня эти порошки не действуют. Как только ты вышла из спальни, я уже знал, в чем дело, и двинулся за тобой.

Что бы ни говорил Стоук, на ногах он держался не слишком твердо, и Ларк поспешила ему на помощь, но Стоук оттолкнул ее руку.

— Как ты нашла ключ?

— Случайно. Ты изобрел отличный тайник, который почти невозможно обнаружить.

— Как выяснилось, возможно. От любопытных женщин ничего не скроешь.

Стоук, словно клещами, стиснул ее руку и двинулся к жилым покоям, временами все-таки опираясь на плечо Ларк. При этом он заплетающимся языком продолжал упрекать ее:

— Тебя надо на ночь приковывать к постели цепями. Впредь я так и буду поступать. И уж конечно, не стану больше брать вина из твоих рук.

— Я только хотела…

— Знаю, что ты хотела.

— Прошу тебя, не злись. Я просто хотела осмотреть мастерскую, где ты проводишь столько времени. Мне ведь известно, что ты боишься огня. Как же ты работаешь в кузне с горячим металлом? Чтобы холодная сталь превратилась в расплавленную лаву, нужно бог знает сколько дров и угля!

— Я постоянно борюсь со своими страхами. И работа мне в этом помогает. Как только металл начинает плавиться и становится мягким и податливым, я напрочь забываю про огонь.

— А зачем тебе печь для обжига глины? Ты же не горшечник?

— Если ты задашь мне хотя бы еще один вопрос, я так тебя отшлепаю, что ты месяц сидеть не сможешь!

Ларк поняла, что Стоук не шутит, и решила помолчать, но не удержалась:

— Я никому не скажу о том, что увидела у тебя в кузне. Даю слово.

— Конечно, не скажешь. Есть одно средство, которое заставит тебя молчать.

— Это какое же? — спросила Ларк, когда Стоук втолкнул ее в зал и захлопнул за собой дверь.

Он остановился у двери и смерил ее пристальным взглядом.

— Есть одно. На мой взгляд, самое надежное. Мы с тобой поженимся.

— Поженимся?! — Ларк произнесла это слово так громко, что оно эхом отозвалось под сводами. — Но я никогда не выйду замуж за человека, который мне не доверяет! — Она едва сдержалась, чтобы не добавить «и не любит», но поняла: затевать со Стоуком разговор о любви бессмысленно. — Уж лучше я останусь твоей пленницей.

— Скоро сюда приедет Уильям и потребует, чтобы я отпустил тебя. Я, разумеется, не сделаю этого, и тогда между нами начнется война. Так что уж лучше тебе выйти за меня — во избежание кровопролития.

Стоук прижал ее к себе с такой силой, что она чуть не задохнулась.

— Я не выйду за тебя, — повторила Ларк.

— Выйдешь. Сегодня же утром.

— Ты не заставишь меня! Я не дам согласия.

— Я найду средство, чтобы принудить тебя к согласию.

Стоук наклонился и крепко поцеловал ее в губы. У Ларк закружилась голова, и она потеряла способность здраво рассуждать. Стоук знал, что Ларк хочет его, и вовсю этим пользовался. Ей же оставалось только молить Бога и всех святых, чтобы они помогли ей преодолеть эту греховную страсть.

— Я согласна, — пробормотала Ларк так тихо, что отцу Амори пришлось подойти к ней ближе.

Стоук наблюдал за происходящим, нетерпеливо постукивая каблуком о каменный пол часовни.

Ларк устремила взгляд на алтарь. Ее преследовало гадкое ощущение, что она присутствует не на торжественном обряде венчания, а на собственных похоронах. В немалой степени этому способствовала и погода. Стихия разыгралась не на шутку, и за окнами лил проливной дождь, сопровождавшийся порывами шквального ветра. В часовне же царила гнетущая тишина, время от времени нарушаемая приглушенными раскатами грома. На венчании присутствовали лишь Роуленд, Варик и Далия. Они стояли позади Стоука. По распоряжению хозяина замка больше никого в часовню не допустили.

Ларк почувствовала, как сильные пальцы Стоука сомкнулись вокруг ее пальцев, и вздохнула. Его прикосновение никак нельзя было назвать ласковым. Скорее это был жест собственника, желающего оставить ее при себе любой ценой. И не потому, что любил, а потому, что она побывала у него в мастерской, выведала кое-какие секреты и, кроме того, ублажала его в постели. И Ларк ничего не могла с этим поделать, поскольку Стоук, чтобы удержать ее, готов был развязать войну с ее отцом.

И потом — хотя Ларк и отгоняла от себя эту мысль — могло статься, что она и впрямь забеременела, как ей на то намекала Далия. Она не смогла бы поднять глаз на отца, если бы у нее родился внебрачный ребенок.

Пока девушка предавалась этим невеселым мыслям, отец Амори закончил службу. Стоук помог Ларк подняться с колен, заключил ее в объятия и поцеловал. Ларк равнодушно ответила на его поцелуй. Перед ее мысленным взором предстали долгие, не согретые взаимным чувством годы, которые ей предстояло провести с этим человеком.

Стоук прошептал:

— Советую тебе побыстрее свыкнуться со своим новым положением. Иначе наша жизнь превратится в беспрерывную склоку.

Сверкнула молния, и прогрохотал гром. Ларк это показалось дурным предзнаменованием.

Вдруг дверь в часовню со скрипом отворилась.

Глава 22

Заметив стоявшего в дверях закутанного в плащ человека, Ларк вздрогнула. Явление незнакомца в тот момент, когда жизнь представлялась ей в самом мрачном свете, навевало ужасные мысли. Но это оказался не дьявол, а самый обыкновенный монах. Прикрыв за собой дверь, он скинул капюшон и, отряхнувшись, двинулся к алтарю. Остановившись перед Стоуком, монах поклонился:

— Прости за вторжение, милорд, но аббат Хэдриэн велел передать, чтобы ты сию же минуту ехал в аббатство. Мы обнаружили двух человек, с которыми, как нам кажется, тебе было бы небезынтересно перемолвиться словом.

— Быстро вы сработали, святые отцы, — удовлетворенно усмехнулся Стоук. — Вижу, аббат Хэдриэн не сидел сложа руки. Я выезжаю сейчас же.

Дверь снова распахнулась. На этот раз в часовню вбежал Джеймис. За его спиной темное пространство двора прорезала молния и высветила его силуэт в дверном проеме.

Захлопнув за собой дверь, парень обратился к Стоуку:

— Л-лорд Т-тревелин только что в-выехал из з-замка, милорд.

— Бери лошадь и скачи за ним, Джеймис.

Роуленд сделал шаг вперед:

— Я поеду с ним.

— Нет, ты поедешь со мной. Я прихвачу и Варика с Далией.

Далия от удивления приоткрыла рот. Варик тоже стоял с открытым ртом, правда, смотрел не на Стоука, а на монаха с тонзурой в мокрой коричневой рясе. Уж больно тот отличался от отца Амори.

— Ты берешь Варика с собой из-за меня? — спросила Ларк.

— Я беру его с собой потому, что в прошлый раз в мое отсутствие мальчика отравили. Если с ним что-нибудь опять случится, это ляжет на мои плечи — не на твои.

— Неправда! Дело в том, что ты по-прежнему мне не доверяешь. И похоже, что твоего доверия мне не заслужить никогда.

Слова Ларк задели Стоука за живое, но своего решения он не отменил.

— Думай что хочешь, но тебе придется дожидаться моего возвращения здесь.

— Не могу тебе ничего обещать.

Стоук впился в ее лицо пронзительным взглядом:

— Только не вздумай удрать!

— Я давно не видела отца. Съезжу, пожалуй, к нему, скажу, что вышла замуж. Он же об этом не знает.

— Никуда ты без меня не поедешь. Дождешься моего возвращения, и мы отправимся вместе.

Стоук вдруг притянул Ларк к себе и обнял с такой силой, что у нее хрустнули ребра. Выпустив ее из объятий, он двинулся к двери.

— Чаще оглядывайся! Смотри, что творится у тебя за спиной, — крикнула Ларк.

Стоук обернулся и наградил ее долгим прощальным взглядом. Потом, пропустив вперед монаха, вышел из часовни. За ним последовали Амори, Роуленд и Далия с Вариком на руках. Ларк заметила, что у них на удивление мрачные лица. Даже жизнерадостный отец Амори насупился и смотрел хмуро.

Девушка наблюдала, как люди Стоука один за другим скрываются за частой сеткой дождя.

«Все-таки настанет день, когда Стоук поверит мне, — сказала себе Ларк. — Не сейчас, конечно, не сразу, но настанет. Обязательно».

Услышав у себя за спиной шаги, она обернулась. Замешкавшийся у алтаря Джеймис тоже направлялся к выходу.

— Подожди меня, — сказала Ларк, — я поеду с тобой.

— Н-никак н-нельзя, м-миледи, — смущенно пробормотал оруженосец. — Ты же с-сама с-слышала, ч-что с-сказал хозяин.

— Если ты откажешь мне, Джеймис, я все равно выберусь из замка и последую за тобой. Как ты не понимаешь? Я хочу помочь тебе следить за Луи. Не сомневаюсь, это лорд Тревелин замыслил убить Стоука, и уверена, что он не откажется от своего плана.

Джеймис понял, что отговорить Ларк от задуманного не удастся, и неуверенно пожал плечами.

Через четверть часа после того, как Стоук и его люди выехали из замка, Ларк и Джеймис тоже покинули Кенилворт. За их отъездом сквозь узкое окно в стене башни наблюдала Эбба. Когда лошади Джеймиса и Ларк прогрохотали копытами по доскам подъемного моста, она удовлетворенно улыбнулась и, тихо ступая, спустилась по узкой винтовой лестнице во внутренний двор, а оттуда направилась в большой зал.

Прошло несколько часов. Стоук оставил Варика, Роуленда, Амори и Балтазара в монастырском саду, а сам уединился с аббатом Хэдриэном. Дождь уже прекратился, и на небе появилась радуга. Аббат Хэдриэн, постукивая посохом, шагал рядом со Стоуком. Когда старик наступал в лужу или в грязь, его сандалии издавали чавкающий звук. Глядя на сморщенное лицо аббата и его согбенную спину, Стоук думал, что старик, несмотря на возраст, все еще очень подвижен и легок на ногу.

— Мы задержали этих людей, милорд. Они сидят у нас в темнице, — сообщил аббат Хэдриэн.

— Вот уж чудо из чудес! Как же вам удалось схватить их?

— Длинна десница Господи». — Аббат улыбнулся. — Кому, как не тебе, милорд, знать об этом? Ты ведь разил неверных аж в Святой Земле.

— Но как вы нашли их?

— Я отправил братьев прогуляться по округе, дав им поручение задавать побольше вопросов и держать при этом ушки на макушке. В каждой деревне или городке они расспрашивали о двух мужчинах, разгуливающих в одеждах нашего ордена. След привел братию в одну из близлежащих деревень. Крестьяне вспомнили о двух лжемонахах, которые, по их словам, беседовали с жителями из этой деревни. Похоже, эти люди и наняли убийц, покушавшихся на твою жизнь, милорд. Мы нашли их в деревенской таверне. Они пили там эль и ухаживали за служанками. Кстати, милорд, деревня эта расположена неподалеку от Кенилворта.

Стоук вместе с аббатом прошел через внутренний монастырский дворик, где находился пруд с карпами, и остановился около небольшой постройки с конической крышей. Аббат ткнул пальцем в сторону маленькой железной дверцы в стене.

— Здесь они, злодеи эти. Думаю, злятся на нас за то, что мы связали их, пьяных, и привезли сюда. Так что будь осторожен.

— Я буду осторожен, святой отец, обещаю.

— Вот и славно. Ключ висит рядом с дверью, на гвоздике. — Аббат махнул Стоуку рукой, повернулся и направился к пруду.

Стоук осмотрелся. Перед ним была глухая стена монастырской тюрьмы с крохотным, прорубленным в каменной кладке оконцем и железной дверью, запертой на большой висячий замок. Сняв с гвоздя связку ключей на кольце, Стоук отпер дверь и, пригнувшись, вошел в узилище.

И сразу же ему в нос ударила вонь — пахло немытыми человеческими телами, экскрементами и плесенью. Пол в темнице был завален грязной соломой, а со стен свисали железные кандалы, прикрепленные к вмурованным в камень стальным стержням толщиной с детскую руку.

Две пары кандалов стягивали запястья лежавших на соломенной подстилке людей. Услышав шаги, они вскинули на нежданного посетителя глаза, и Стоук сразу же узнал их. Это были два парня, которые в Сент-Вейле донимали своими намеками Ларк.

— Ну-с, посмотрим, какие птички залетели в это гнездышко! — угрожающе проговорил Стоук, поигрывая тяжелой связкой ключей,

— Милорд, это не мы. Мы здесь ни при чем. — Стилз нервно дернул веком.

— Точно, сэр. Мы даже рады, что пришел ты, а не аббат. Эти монахи словно с ума посходили, — вторил приятелю Тор, обливаясь от страха холодным потом. — Посадили нас на цепь, как бешеных собак…

— Зря ты, парень, радуешься. — Стоук вытащил из сапога кинжал-дагу и провел пальцем по острому как бритва лезвию. — Ты не представляешь, что я сделаю с вами.

— Мы ничего не совершили, милорд. — Тор попытался скованной рукой смахнуть пот с носа.

Стоук ответил ему пронизывающим взглядом….

— Не верю я вам, вот что. А потому, чтобы узнать правду, мне придется прибегнуть к пытке.

Стилз, звякнув цепями, ткнул корявым пальцем в своего приятеля:

— Это он все придумал, милорд. Его затея.

— Молчи, болван! — взревел Тор.

— Не буду молчать. Мне подыхать из-за тебя не резон.

— Все равно подохнешь, ублюдок! Я сам тебе кишки выпущу.

— Или я тебе!

— Так в чем заключалась его затея? Какой у него был план? — спросил Стоук.

— Взять деньги и нанять убийц — вот в чем заключался его замысел, — сказал Стилз.

— А вам деньги кто дал, чтобы убийц нанять, а?

— Если мы тебе скажем, милорд, этот человек убьет нас.

— А если вы будете молчать, тогда вас убью я. — Стоук приставил кинжал к горлу Стилза. Тот от страха выпучил глаза и, как рыба, стал беззвучно открывать и закрывать рот.

— Хорошо, милорд, я скажу! Только кинжал убери.

— Советую говорить правду. Я сразу пойму, если ты солжешь.

— Я правду скажу, милорд!

— Тогда говори! — Стоук грозно взглянул на Тора: — А ты помолчи пока, не мешай.

— Ты пощадишь нас? Не убьешь? Не станешь пытать? — В глазах Стилза затаился ужас.

— Посмотрим. Вообще-то я не привык отпускать врагов живыми, но если вы расскажете мне все без утайки, я, возможно, сделаю для вас исключение.

— Мы все расскажем, милорд, — кивнул Стилз.

— Так-то лучше. — Стоук спрятал кинжал и приготовился слушать.

— Это все Эбба, милорд.

Стоук, прищурившись, посмотрел на Стилза.

— Очень надеюсь, что ты говоришь правду.

— Богом клянусь, милорд. Это Эбба дала нам деньги, чтобы мы наняли убийц. А еще она сказала, чтобы мы держали язык за зубами. Грозила, что если мы проболтаемся, то нас зарежут.

Стоук вдруг вспомнил, что Ларк осталась в замке вместе с Эббой и защитить ее некому.

Чертыхнувшись, он выбежал из темницы.

Прошло два дня. Ларк придержала коня и шагом подъехала к Джеймису. Преследуя лорда Тревелина, они добрались аж до самых берегов Темзы. От воды тянуло сыростью и тиной, хотя самой реки видно не было — ее закрывали от взглядов путешественников кроны деревьев. До Лондона оставалось каких-нибудь двадцать миль пути.

Внимание Ларк привлекла взметнувшаяся к небу белая постройка. Это была так называемая круглая башня — самая высокая в неприступном Виндзорском замке, обнесенном двумя рядами могучих стен. Над башней плескался на ветру алый штандарт с золотыми королевскими львами. Это означало, что его величество находится в своей резиденции. Вокруг каменных стен замка, насколько хватало глаз, пестрели шатры и палатки. Ларк подумала, что король приказал своим солдатам выйти из замка и стать лагерем за его пределами. Внутренние покои предназначались для королевских вассалов, со всех сторон стекавшихся в Виндзор по случаю праздника.

Взгляд девушки упал на придворных, верхами и в повозках въезжавших в ворота королевской резиденции. Реяли штандарты и знамена, блестели кольчуги и шлемы, развевались разноцветные вуали, украшавшие головные уборы дам. Вся знать Англии прибывала в Виндзорский замок, чтобы приветствовать короля Ричарда в честь его коронации.

Ларк пришпорила коня и, дав знак Джеймису следовать за ней, поскакала по тропинке к замку. Выехав на дорогу, она пристроилась в самый конец роскошной кавалькады.

— Н-народу-то с-сколько! — заметил Джеймис.

Ларк ощупала взглядом толпу придворных, торопившихся в Виндзор.

— Лорда Тревелина не видишь?

Джеймис всмотрелся в толпу.

— Есть, в-вижу. В-вон его ш-штандарт с двумя драконами. — Он указал на яркую россыпь флагов, знамен и штандартов в голове колонны.

Ларк тоже заметила принадлежавший лорду Тревелину алый штандарт с изображением двух скаливших пасти драконов. Кроме того, среди массы придворного люда она разглядела группу рыцарей, носивших поверх доспехов алые мантии. Это были люди Тревелина.

— Честно говоря, Джеймис, я не очень-то хочу встречаться с королем, но, как видно, придется. Иначе нам вряд ли удастся продолжить слежку за Тревелином и выяснить, с кем он водит дружбу при дворе. Давай-ка попробуем подобраться поближе к нему.

Джеймис кивнул.

— М-мне поехать вперед? Если Тревелин увидит н-нас в-вдвоем, м-может что-нибудь з-заподозрить.

— Очень хорошо, поезжай. Я буду ждать тебя здесь. Если что, дай мне знать.

Джеймис поскакал к воротам замка. Ларк осталась на месте и провожала его взглядом до тех пор, пока он не смешался с толпой придворных. Потом она перевела взгляд на прилегавшую к замку открытую местность, где вовсю шло строительство.

Подготовка к большому турниру пробудила в душе Ларк прежнюю тягу к воинским искусствам. До сих пор ей не приходилось бывать на турнирах, и при мысли о том, что она может стать свидетельницей такого великолепного зрелища, у нее сладко заныло сердце. Масштабы предстоящего празднества поразили ее воображение: даже во сне она не видела ничего подобного…

— Бог ты мой! Ты только взгляни на эти толпы! Уж лучше бы мы остались в Лондоне.

Ларк узнала бы голос Уильяма Мэндвила из тысячи. Она с детских лет любила его густой, звучный голос. Девушка уже повернула к нему лошадь, но тут заговорил другой человек, и она замерла.

— Как-никак, мы — люди знатные, — сказала леди Элизабет. — А потому вправе рассчитывать на гостеприимство Ричарда. Уж нас-то он не выгонит, будь спокоен. Но мы сами виноваты — нам следовало приехать пораньше. А все ты — ждал, когда вернется твоя разлюбезная Ларк с этим… право, не знаю, как его теперь называть…

Ларк поморщилась. Мать так гневалась на нее, что даже не закончила фразы.

— Не беспокойся, Элизабет. Элен быстро найдет себе кого-нибудь и утешится.

Заскрипела кожа, и Ларк поняла, что отец повернулся в седле.

— А ты, Элен, — обратился он к дочери, — больше со свадьбой не затягивай. Как заарканишь какого-нибудь красавчика, сразу тащи к алтарю — пока не сбежал. С другой стороны, если он столь же щедро возместит мне расходы на свадьбу, как это сделал Черный Дракон, то пусть себе сбегает на здоровье! На такого рода платежи можно жить припеваючи, даже не запуская руку в собственный кошелек.

— Мне не нужен муж, отец. Я никогда не выйду замуж.

Ларк была поражена. В голосе Элен звучала непреклонность, которой в характере этой нежной девушки прежде не было.

— Не стоит принимать скоропалительных решений, дорогая, — заметила леди Элизабет, стараясь успокоить дочь. — Обрекать себя на одиночество из-за чудовищной выходки графа Блэкстоуна просто глупо. Как только знать увидит тебя при дворе, претендентам на твою руку не будет числа. Не сомневаюсь, ты в самое ближайшее время обвенчаешься с достойным человеком.

— Я же сказала: не пойду замуж. Уж лучше приму постриг.

— Уильям, умоляю тебя, вразуми ее.

Придав лицу скорбное выражение, Уильям иронически усмехнулся:

— Конечно, для нас с Элизабет было бы большой потерей, если бы ты заперлась за монастырскими стенами, но с другой стороны… Знаешь, Элен, впервые в жизни я слышу от тебя нечто действительно оригинальное. Прежде мне казалось, что ты способна высказывать лишь чужие мысли. По этой причине не считаю нужным отговаривать тебя от задуманного и предлагаю поступать так, как ты сочтешь нужным.

— Уильям! — взвизгнула леди Элизабет. — Как ты можешь такое говорить! Ты это специально сказал — назло мне.

Ларк не видела отца, но не сомневалась, что, несмотря на окрик жены, он в этот момент расплылся в улыбке.

Между тем кавалькада придворных медленно втягивалась в ворота замка. Ларк отметила, что лорд Тревелин и его люди уже почти у цели — из замка выехал королевский посланец, чтобы проводить их внутрь. Ларк слышала, как ее отец пробормотал что-то не слишком лестное, отзываясь о королевских любимцах вообще и о лорде Тревелине в частности. Кольнув жеребца шпорами, она поехала в обход колонны, чтобы отыскать наконец невесть куда запропастившегося Джеймиса. Девушка молила Бога, чтобы ни отец, ни леди Элизабет не узнали ее.

— Ларк, дитя мое, ты ли это? — Леди Люсинда высунула голову в окошко и с удивлением посмотрела на проезжавшую мимо девушку.

Ларк начала отчаянно жестикулировать, призывая к молчанию.

— Что это ты размахалась, Ларк? Блохи, что ли, одолели? Вот ужас-то! Я-то думала, что уж в Виндзоре их точно нет. Кстати, я сию минуту сказала сэру Джозефу, что как будто слышала голос твоей матери. Ты не знаешь, где она? — Леди Люсинда оглянулась и замахала рукой. — Вот она! Я вижу ее. Ее и прелестную Элен. Бедняжка! Сколько на нее обрушилось всяких напастей. Но и ты тоже хороша — подумать только, не явилась на собственную свадьбу! К счастью, мы не дали пропасть угощению, приготовленному твоей матерью. Все подчистили, уж ты мне поверь. — Леди Люсинда заглянула в повозку и обратилась за подтверждением к сэру Джозефу: — Верно, муженек?

Люсинда, однако, не стала дожидаться ответа мужа и снова высунула голову наружу:

— Рада перемолвиться с тобой словечком, Ларк. Думала, что умру здесь со скуки. Тут и поговорить-то не с кем. Сэр Джозеф меня не слушает. Залезай-ка сюда и составь мне компанию. Кстати, дитя мое, почему на тебе доспехи?

Ларк надеялась, что кольчуга и прочее воинское снаряжение, позаимствованное ею у одного из вассалов Стоука, помогут ей сохранить инкогнито, но не тут-то было.

— Голубка! — Рев Уильяма заглушил на мгновение все звуки — даже пронзительный голос леди Люсинды.

Ларк показалось, будто ее ударили булавой по шлему. Делать, однако, было нечего. Она повернула лошадь и сразу же встретилась взглядом с отцом.

— Ларк! — вскричала Элен, выбираясь из повозки. Рядом с сестрой сидела старая Марта и, поджав губы, с неодобрением поглядывала на гарцевавшую верхом в блестящих доспехах девушку. Впрочем, насупленное лицо старухи выглядело на удивление доброжелательным по сравнению с грозным ликом Элизабет.

Элен подошла к Ларк:

— Я так беспокоилась за тебя, дорогая…

— Не стоило. — Ларк взяла сестру за руку и всмотрелась в большие карие глаза, затуманенные тревогой.

— Что с тобой случилось, Ларк? — продолжала Элен. — Тебе плохо? Почему ты такая красная? Сними вооружение. Сегодня на удивление жаркий для марта день.

— У меня все в порядке, правда.

Ларк нервно покрутилась в высоком седле. Она не сомневалась: Элен отказывалась от замужества только потому, что все еще вздыхала по Стоуку. Ну как, спрашивается, она, Ларк, могла ей сказать, что вышла за него замуж?

— Я знаю, что произошло нечто ужасное. Мне сердце подсказывает. Ты расскажешь мне правду?

Уильям кашлянул.

Ларк перевела взгляд на отца. Тот смотрел на нее умными, все понимающими глазами, в которых вспыхивали зеленые искорки.

Ларк поежилась — во-первых, ее буравил суровый взгляд Уильяма, а во-вторых, за спиной отца замаячила Элизабет, которая решительным шагом направлялась в ее сторону. Небесно-голубая вуаль матери развевалась у нее за спиной, словно знамя маленькой армии. В глазах Элизабет был арктический холод, да и выражение лица не предвещало ничего хорошего.

— Где ты пропадала все это время? — замогильным голосом осведомилась Элизабет, останавливаясь рядом с Ларк. — Когда ты исчезла, я от стыда чуть сквозь землю не провалилась. Подумай, каково мне было смотреть в глаза гостей, собравшихся чуть ли не со всей округи? А все из-за тебя — грубой, испорченной девчонки!

Ларк открыла было рот, чтобы сказать хоть что-то в свое оправдание, но Элизабет не позволила ей сделать этого.

— Кроме того, почему ты не подавала о себе весточки? Мы все просто с ума сходили от беспокойства. Отец, правда, намекал, будто знает, где ты находишься, но и он не мог дать гарантий, что тебе не нанесли какой-нибудь обиды. Нет, право, нельзя же быть такой жестокой! Я от переживаний едва не слегла…

Элизабет вдруг замолчала. Казалось, у нее вызвали изумление ее же собственные слова.

Ларк удивленно выгнула бровь. Впервые Элизабет во всеуслышание заявила, что беспокоилась о ней. Прежде она чуть не каждый день выговаривала дочери, указывала на ее недостатки, но ни разу в жизни не сказала: «Я за тебя переживаю».

Впрочем, леди Элизабет снова заговорила в привычной манере, как только заметила воинские доспехи Ларк.

— Неужели ты собираешься предстать перед королем Ричардом в подобном виде? — сварливо сказала она, сверля взглядом кольчугу и шлем девушки. — Да нас лишат за это баронской короны. Ты о чем, Ларк, думала, надевая кольчугу, прежде чем сюда ехать?

— Ясно же, что не о платьях, — пробормотала девушка, понимая, что мать так или иначе, но обязательно отыграется на ней.

— Нам необходимо раздобыть для тебя платье.

— Я могу оказать посильную помощь. — Леди Люсинда снова высунула голову из окошка повозки. — У меня при дворе много знакомых дам, у которых есть взрослые дочери. Возможно, платье можно одолжить у них, хотя сомневаюсь, что эти девушки столь же высоки ростом, как Ларк.

— Ах, леди Люсинда, как это мило с твоей стороны! Но я видела тут жену маркиза Лора. Ее дочь ростом, пожалуй, не уступит Ларк. Мы позаимствуем платье у нее. Потом подыщем подходящую ткань и закажем для Ларк парадное платье, чтобы она могла предстать перед королем. — Леди Элизабет бросила взгляд на толпу придворных в надежде отыскать среди них жену упомянутого маркиза.

— Между прочим, Ларк приехала сюда вовсе не для того, чтобы встречаться с королем, — громогласно заявил Уильям, положив руки на переднюю луку седла, и многозначительно посмотрел на Ларк.

— А зачем тогда она приехала сюда? — Элен вскинула глаза на сестру.

— Чтобы выследить одного человека… — тут Ларк запнулась, поскольку ее внимание привлек громкий топот копыт.

Когда она увидела приближавшихся верхами Эвела, близняшек и Эвенела, у нее внутри все сжалось. Этой встречи она боялась больше всего на свете.

Первым подъехал Эвенел и, остановившись рядом с Уильямом, пристально посмотрел на Ларк. Красивое лицо молодого человека выражало жесткость, какой Ларк еще не видела у него.

— Почему ты убежала из замка накануне нашей свадьбы?

И тут заговорил подоспевший Эвел:

— Мы прочесали всю округу, и не один раз — тебя искали. Где ты была?

— Одного не пойму, где Блэкстоун? — В разговор вступил Уильям. Он обшарил взглядом длинную цепочку придворных. — Не сомневаюсь, Стоук где-то поблизости.

— Блэкстоун? Он-то какое отношение имеет ко всему этому? — мрачно осведомился Эвенел, не сводя глаз с Ларк.

— Очень надеюсь, что Ларк просветит нас на этот счет, — промолвил Уильям и со значением посмотрел на дочь.

Девушка с такой силой стиснула поводья, что костяшки ее пальцев побелели. Выдержать взгляд Эвенела она была не в силах и опустила глаза.

— Дело в том, что…

К толпе разряженной в шелка и бархат знати приближалась еще одна группа всадников. Ларк умолкла, всматриваясь в скакавших во весь опор рыцарей. Их оказалось человек десять. У всех были надеты поверх кольчуг черные как сажа мантии, а над головами развевался штандарт с изображением красного дракона на черном поле. Во главе кавалькады мчался на огромном коне могучий рыцарь в черном как ночь плаще и тускло поблескивавшей вороненой кольчуге. Его вооружение предназначалось для боя, а не для парадного выхода. Наносник на шлеме мешал рассмотреть лицо воина, но Ларк сразу узнала его по пронзительному взгляду черных сверкающих глаз. Это был Стоук.

Глава 23

Когда огромный жеребец Стоука, замедлив бег, остановился по правую руку от Ларк, у нее перехватило дыхание. Элен и леди Элизабет отступили к повозке, чтобы не попасть ненароком под копыта огромного животного. Следом за Стоуком подъехала и его свита. Среди людей графа были Роуленд и отец Амори. В скором времени в сопровождении шести воинов в черном подкатила повозка, в которой сидели Далия и Варик.

— Лалк! Лалк! — закричал Варик.

Девушка помахала мальчику рукой:

— Приветствую тебя, мой добрый сэр Варик!

— Я соскучился!

— Поезжайте вперед! — распорядился Стоук. Повозка тронулась с места и покатила к воротам королевской резиденции.

Варик высунул голову в окошко и помахал Ларк на прощание. Вслед за повозкой, кивнув Ларк, к замку двинулись Роуленд и Амори.

Заметив в заднем окошке повозки ушастую голову Балтазара, Ларк улыбнулась своему старому приятелю. Стоило ей, однако, взглянуть на Стоука, как улыбка с ее лица испарилась. Внешне, впрочем, Стоук выглядел совершенно спокойным. Снедавшее его волнение выдавали лишь блеск черных глаз да желваки на скулах.

Не сказав Ларк ни слова, Стоук обратился к ее отцу, лорду Уильяму:

— Хочу поставить тебя в известность, сэр Уильям, что твоя дочь Ларк вышла за меня замуж.

При этом известии леди Элизабет всплеснула руками, а из глаз Элен потекли слезы. Ларк боялась посмотреть на сестру.

— Я не стану интересоваться причинами, побудившими тебя жениться на моей дочери, не спросив моего согласия, поскольку уже знаю о них, — промолвил Уильям.

— Так ты что же, знал обо всем с самого начала? — Взгляд, которым наградил отца Эвел, казалось, был способен прожечь металл.

Уильям кивнул:

— Да, я знал, что Стоук переспал с ней.

— Тогда какого черта мы бродили по округе, разыскивая твою дочь? — спросил Эвенел. — Почему ты не отозвал нас?

— У меня были на то свои причины, — небрежно бросил Уильям и повернулся к Эвенелу спиной.

— Если ты, Уильям, догадался, что я переспал с Ларк, ты должен был также знать, что после этого я возьму ее в жены, — заявил Стоук.

— Ты поступил благородно, как и подобает дворянину, — заметила леди Элизабет, и ее лицо просветлело.

— Как ты могла дать согласие на этот брак? — прошипел Эвенел, устремив на Ларк осуждающий взгляд.

— Моего согласия никто не спрашивал, — взволнованно ответила Ларк.

— Сейчас эти тонкости уже не имеют значения. Теперь она моя, — холодно бросил Стоук, но в глазах его полыхнул гнев.

— Как ты смеешь говорить такое в моем присутствии? — вскричал Эвенел, но Ларк, вскинув руку, заставила его замолчать.

— Словесные баталии не имеют смысла. — Ларк не понимала, какой черт вселился в мягкого, доброго Эвенела. Снедавшая его злоба грозила вылиться наружу, а это ничего хорошего ему не сулило. — Как говорится, дело сделано, и тут уже ничего не изменишь.

— Все еще можно изменить! — Эвенел явно не собирался помалкивать. — Этот человек не имел права затаскивать тебя в свою постель, а потом силком вести к алтарю.

— Я не желаю вступать с тобой в спор, Эвенел. Давай закончим на этом. Так будет лучше для всех — и для тебя в том числе, — процедил сквозь зубы Стоук, положив ладонь на рукоять своего меча.

— Нет, на этом мы не закончим! Ларк не убежала бы от меня накануне свадьбы, это ты похитил ее! Клянусь Богом и всеми святыми, я позабочусь о том, чтобы это не сошло тебе с рук. Ты умрешь, Стоук, умрешь, вот увидишь! — Эвенел замахнулся на Стоука кулаком.

Стоук молниеносным движением перехватил руку Эвенела, а затем взмахнул рукой. В следующее мгновение Эвенел вылетел из седла и распростерся в пыли у ног своей лошади. Не успела Ларк соскочить с коня и подбежать к своему бывшему жениху, как к нему устремилась Элен. Опустившись перед Эвенелом, она склонилась над ним.

— Эвенел, ты жив? Скажи хоть что-нибудь! — Элен нежно коснулась рукой его щеки.

Эвенел открыл глаза. С минуту он растерянно смотрел на Элен, а затем смущенно улыбнулся. Потом приподнялся на локте и помотал головой. Присев и потрогав ушибленную челюсть, Эвенел вздохнул и сказал:

— Кажется, жив… — Бросив взгляд на Стоука, он добавил: — Мы продолжим этот разговор на ристалище.

— Не смей вызывать его! — вскричала Элен, впиваясь пальцами в плечо Эвенела. — Прошу тебя, возьми свои слова назад. Ведь ты погибнешь!

— Стоук — негодяй! Сначала он причинил боль тебе, а потом надругался над Ларк. Я обязан бросить ему перчатку.

Элен посмотрела на Стоука, и в ее глазах заблестели слезы.

— Прошу тебя, откажись от боя с Эвенелом.

— Буду я с ним биться или нет, зависит прежде всего от него самого, миледи.

Эвел соскочил с коня и помог Эвенелу подняться.

— Элен права, ты не можешь вызвать на бой Черного Дракона.

— Могу и сделаю это. Обязательно.

Ларк никак не ожидала обнаружить в душе Эвенела такие запасы нерастраченной страсти. «Неужели он все еще любит меня?» — подумала она. Правда, долго рассуждать об этом Ларк не пришлось, поскольку Стоук подхватил ее за талию и в мгновение ока пересадил на своего Шехема. Однако прежде чем Стоук успел пришпорить коня, ему пришлось выслушать напутствие Уильяма:

— Смотри, Дракон, обращайся с девочкой хорошо. Если она будет счастлива, я, так и быть, закрою глаза на то, что брак состоялся без родительского благословения. Но если будешь обижать ее, тебе придется за это ответить.

Уильям всем своим видом давал понять Стоуку, что не шутит.

— Я счастлива, отец.

Уильям всмотрелся в дочь, желая понять, правду она говорит или лукавит. Особого счастья у нее на лице он не заметил, поморщился, словно от зубной боли, и отвел глаза в сторону.

— Не изволь беспокоиться, лорд Мэндвил. Твою дочь никто обижать не станет.

Стоук прижал Ларк к себе и направил коня к воротам королевской резиденции.

Ларк чувствовала, что Стоук злится на нее, а потому, чтобы не выслушивать упреков в свой адрес, решила первой броситься в атаку.

— Надеюсь, ты не собираешься колотить меня за то, что я уехала из Кенилворта, не дождавшись твоего возвращения?

— Нет, колотить тебя я не собираюсь. Я поколочу Джеймиса.

— Прошу тебя, не делай этого! — Ларк попыталась повернуть голову и подкрепить просьбу умоляющим взглядом. — Это я вынудила его взять меня с собой, поскольку не была уверена, что он сможет один вести наблюдение за лордом Тревелином.

— Я-то как раз хотел, чтобы ты не приближалась к Тревелину даже на расстояние полета стрелы. Потому-то и отрядил за ним Джеймиса, а тебя оставил в замке. Впрочем, мне следовало догадаться, что ты все сделаешь наоборот.

— А что тебе удалось разузнать в аббатстве?

— Я выяснил, что тому, кто хочет убить меня, помогала Эбба.

— Ты разговаривал с ней?

— Нет. Когда я вернулся в Кенилворт, ее уже там не было.

— Стоук, прошу тебя, будь осторожен. Особенно здесь, в Виндзоре. Когда кругом столько людей, убийце легче будет подобраться к тебе.

— Ты рассуждаешь, как до смерти напуганная бабенка, — заметил Стоук, после чего, взглянув ей в глаза, спросил: — Скажи лучше, ты скучала по мне?

— Нет, — соврала Ларк.

«Пусть помучается, — решила она, — как мучилась эти два дня я, ежеминутно вспоминая его объятия и жаркие поцелуи. Он никогда не узнает о моих страданиях, как не узнает и о том, что я люблю его. Да и с какой стати? — сказала она себе. — Он-то не любит меня».

Из многолетнего опыта общения с Элизабет девушка знала, что заставить полюбить нельзя. Можно только отомстить тому, кто не любит тебя. Так, самую малость, хотя бы для того, чтобы немного потешить свою гордыню…

Во внутреннем дворе Виндзорского замка было настоящее столпотворение. Лорды и рыцари спешивались, дамы вылезали из повозок, во всех направлениях сновали слуги, перетаскивая багаж своих господ в отведенные для них комнаты.

К Стоуку подбежал один из суетившихся во дворе грумов и взял Шехема под уздцы. Стоук заметил, как удивился парень, взглянув на вооруженную Ларк.

Стоук спрыгнул с коня и протянул к Ларк руки, однако она оттолкнула их:

— Мне не нужна твоя помощь.

— А я думаю, что очень нужна.

Несмотря на протесты девушки, Стоук обхватил ее за талию, снял со спины Шехема и поставил на вымощенный булыжником двор.

Она вскинула на него глаза, в которых затаились боль и обида.

«Ларк злится, — подумал Стоук, — что ее принудили, идти под венец. Кроме того, она уверила себя, что любит этого щенка Эвенела, и из упрямства не хочет признать, что ошиблась».

— Бонжур, Дракон! — прозвучал откуда-то сверху напоминавший громовой раскат зычный мужской голос.

— Сир? — воскликнул Стоук, вскинув глаза.

Король Ричард стоял у окна жилого покоя и доброжелательно поглядывал на своего вассала яркими, как васильки, голубыми глазами.

— Кого это ты нам привез?

— Жену, сир.

Стоук сорвал с головы Ларк шлем, чтобы его величеств имел возможность оценить ее роскошные золотистые волосы, ниспадавшие до бедер. Ларк так смутилась, что у нее из глаз брызнули слезы. Она сделала попытку отвернуться, но Стоук не позволил ей этого сделать. Выставив жену перед собой, он подвел ее к окнам королевских покоев.

Ричард от души расхохотался:

— На покорную супругу она мало похожа. Однако я хочу познакомиться с этой воительницей. Поднимись с ней ко мне в покои. — Ричард отошел от окна.

Ларк посмотрела на Стоука.

— Я не пойду с тобой. Мне нужно отыскать Джеймиса и расспросить его о лорде Тревелине.

— Незачем тебе лезть в это дело. Мои люди следят за каждым шагом Тревелина.

— Но…

— Ни слова больше. Мы сейчас же пойдем в покои Ричарда.

— Но я не могу предстать перед королем в кольчуге! Разве ты не слышал, что сказала моя мать? Я навлеку позор на всю семью, если явлюсь в королевские покои в доспехах.

— Король разгневается куда больше, если мы заставим ждать. Придется тебе идти в таком виде.

— Но…

— Никаких «но». Раньше надо было думать — когда ты напяливала на себя доспехи. Придется мне, представляя тебя королю, назвать тебя «моя строптивая женушка».

— Ты был бы не прочь выставить меня дурой, верно? Даже перед королем? А между тем у меня была веская причина надеть воинское снаряжение. Если бы возникла необходимость, я вступила бы с Тревелином в бой. А доспехи, как известно, куда лучше защищают от меча, нежели шелковое или бархатное платье!

— Теперь, если возникнет необходимость, ты сможешь вступить в бой с самим королем, — хмыкнул Стоук.

— Иногда ты бываешь просто несносен!

— Только иногда? Даже обидно как-то. Я-то думал, что ты меня на дух не переносишь… — Стоук схватил Ларк за руку и потащил к двери, ведущей в покои короля.

Ларк ступила на богатые ковры, застилавшие полы в королевских покоях. Высокий куполообразный потолок поддерживали толстые прочные стропила, а каменные стены были сплошь завешаны гобеленами с изображением сражений крестоносцев с сарацинами. У окна располагалась конторка из резного дуба, а рядом с ней на возвышении — огромная кровать из красного дерева под балдахином. Король стоял, облокотившись о мраморную каминную полку, и смотрел на Ларк проницательными глазами сапфирового цвета. Лицо Ричарда Плантагенета с правильными, но резкими чертами было обрамлено золотистыми локонами, а огромный рост и могучее сложение придавали ему сходство с титанами древности.

Почувствовав на себе чей-то взгляд, Ларк обернулась и увидела лорда Тревелина. Расположившись в кресле сбоку от входа, он улыбнулся и даже подмигнул ей, хотя у него на коленях сидела женщина, и, надо сказать, очень красивая. Правда, выглядела она на несколько лет старше Тревелина и была на вид одних лет с отцом Ларк. Ее белокурые волосы, заплетенные в две толстые косы, свешивались ниже пояса. Ларк решила, что перед ней куртизанка, поскольку женщина была в алом платье, а благородные дамы такую одежду не носили. Впрочем, если она и была куртизанкой, то очень дорогой: у нее на руках красовались массивные золотые браслеты, а на шее — драгоценное ожерелье.

— Итак, кого же мы имеем счастье лицезреть?

Услышав голос короля, Ларк торопливо перевела на него взгляд. От напряжения лоб у нее покрылся испариной, а в ушах эхом отозвались слова леди Элизабет: «Из-за тебя нас лишат баронской короны». Девушка так волновалась, что не могла говорить.

Между тем Ричард, так и не дождавшись ответа на свой вопрос, удивленно выгнул золотистую бровь.

— Позволь, государь, представить тебе леди Ларк, — сказал Стоук, придя на помощь жене. Потом, склонившись к ее уху, прошептал: — Тебя что, удар хватил? Приветствуй же его величество!

Ларк осознала наконец, что уже несколько минут стоит перед королем Англии и молча, как деревенская дурочка, взирает на него широко раскрытыми глазами. Следовало поклониться, но у Ларк от страха ноги будто налились свинцом, и она понимала, что при попытке присесть в придворном поклоне тяжесть вооружения потянет ее вниз и она с позором распластается перед королем на полу. Ларк опустилась на одно колено.

— Прости мне, мой король, эту вольность, — пробормотала она, — но я еще не научилась делать придворный поклон в доспехах.

— Когда научишься, я хочу быть первым, кто это увидит. — Король расплылся в улыбке, подошел к Ларк и протянул ей руку: — Позволь мне помочь женщине в доспехах подняться.

Ларк подчинилась и вложила свои холодные пальцы в огромную ладонь Ричарда. В следующее мгновение она уже стояла на ногах, а его величество король, приподняв ее подбородок, внимательно рассматривал лицо девушки.

— Ты уже бывала при дворе? Уверен, что нет, иначе я запомнил бы тебя. У тебя интересная внешность, а твои черты полны жизни и говорят о сильном характере. — Король провел пальцем по ее щеке. — Подумать только, какая линия подбородка… Должно быть, ты чертовски упряма. Подобное качество наверняка придется по вкусу некоторым сеньорам — из тех, что любят укрощать строптивых девиц. Или тебя уже укротили? — Ричард со значением посмотрел на Стоука.

Стоук, который все это время не сводил глаз с длинного пальца короля, совершавшего путешествие по лицу Ларк, шагнул вперед, схватил жену за руку и потянул к себе — подальше от загребущих рук Ричарда. Король разгадал маневр Стоука и устремил на него пронзительный взгляд, в котором мелькнула угроза.

— Ты прав, государь, — затараторила Ларк, приходя на помощь Стоуку — король слыл человеком вспыльчивым, хотя и отходчивым. — Я никогда не бывала при дворе. В тех случаях, когда ты приезжал в Англию и собирал вокруг себя придворных, я оставалась дома и вела хозяйство. Зато мой отец Уильям Мэндвил, барон Сент-Вейль, всякий раз ездил в Виндзор, чтобы засвидетельствовать тебе свое почтение. Ты наверняка знаешь его, государь. Барон — один из самых преданных твоих вассалов.

— Как же, как же, я помню твоего отца. Он хороший человек.

Ларк услышала, как женщина, сидевшая на коленях у лорда Тревелина, тихо вскрикнула. Девушка заметила, что куртизанка мертвенно побледнела. Более того, она смотрела на Ларк с таким видом, будто перед ней появилось привидение. Потом она поднялась с колен лорда Тревелина, но покачнулась и ухватилась за спинку кресла.

Ричард проследил за взглядом Ларк.

— Кстати, позволь представить тебе только что прибывшего лорда Тревелина и его хм… подругу. Ее зовут Кармия. Как ты, наверное, догадываешься, лорд Тревелин и Кармия знакомы уже довольно давно.

— Чему я несказанно рад, — ухмыльнулся Тревелин и наградил Кармию ласковым взглядом.

Кармия, однако, не обращала на него ни малейшего внимания и продолжала во все глаза смотреть на Ларк.

— Скажи, — снова обратился к девушке Ричард, — ты умеешь управляться с оружием? Кольчугу, во всяком случае, ты носишь лихо.

— Да, государь. Мечом и копьем я владею.

— А луком? — Казалось, удивлению короля не было предела.

— Увы, нет. Я так и не научилась посылать стрелу точно в цель, хотя очень хотела овладеть этим искусством.

— При всем том ты владеешь копьем?

— Да, государь.

— Может, в таком случае примешь участие в турнире?

— Нет, государь, она не станет биться на ристалище, — вмешался Стоук.

— Можно узнать почему? — спросила Ларк, устремив на него холодный взгляд.

— Никаких «почему». Нет — и все тут.

— Ах да… Я на минутку упустила из виду, что теперь я — твоя жена и ты имеешь полное право отдавать мне приказания. Прости меня, милорд, за легкомыслие, — саркастически проговорила Ларк и отвесила Стоуку поклон.

— Очень рад, что ты наконец поняла, где твое место.

Медовые глаза Ларк и черные Стоука встретились. Ричард властно потребовал внимания к собственной персоне.

— Нет так нет. Решено, Но в таком случае, леди Ларк, ты, надеюсь, составишь мне компанию, пока твой муж будет предаваться ратным трудам на ристалище? Мы с тобой всласть поболтаем о разных видах вооружения.

— С большим удовольствием, государь.

В следующее мгновение улыбка исчезла с лица Ричарда, словно ее и не было.

— Стоук, лорд Тревелин сообщил мне о многочисленных покушениях на твою жизнь.

— Не могу взять в толк, откуда у него такие введения, — сухо заметил Стоук и искоса взглянул на кузена.

Тот ответил ему широкой улыбкой:

— Ну как же? Мне твоя служанка Эбба об этом рассказала. Если помнишь, в Кенилворте мы с ней подружились и много времени проводили вместе.

— Это покушения тревожат меня. — Ричард нахмурился. — Пожалуй, мне следует поручить защищать свои цвета на ристалище лорду Тревелину.

Луи просиял, как именинник, откинулся на спинку кресла и принялся выбивать пальцами дробь по подлокотнику.

— Я никому не уступлю этой чести, сир, — решительно заявил Стоук.

— Что ж, если ты уверен, что твоей жизни ничто не угрожает, тогда выходи на ристалище, — помолчав, сказал Ричард.

Ларк заметила, что Луи при этом известии нахмурился и взглянул на Стоука весьма недружелюбно.

— Приходи сегодня вечером ко мне в трапезную. Мы посидим за кружкой вина и досконально обсудим это дело, — продолжал Ричард. — Ты очень мне дорог, Стоук, и я не хотел бы тебя потерять. К тому же мы два года не виделись.

— Да, давненько не виделись, государь. Надеюсь, Генрих Французский хорошо с тобой обращался, пока ты находился у него в плену?

— Не так уж хорошо, но куда лучше, чем обращался бы с ним я, окажись он в Англии, — усмехнулся Ричард. — Кстати, о том, что мы давно не виделись. Помнится, ровно два года назад ты обещал выковать для меня меч. Мне, знаешь ли, надоело таскать на боку изделие германских оружейников, которое по всем статьям уступает твоему «Глазу дракона».

— Я был уверен, государь, что, когда тебя взяли в плен, ты забыл и думать об этом.

— Забыть о великолепном оружии, не уступающем твоему собственному? Никогда. Я жду обещанного дара, Стоук, — и в ближайшее время.

— Ты получишь меч, сир.

— Я тоже был бы не прочь получить меч из твоей мастерской. — Луи льстиво улыбнулся.

— К сожалению, я делаю лишь несколько штук в год. Сейчас у меня в кузне остался один меч, уже обещанный моему государю, но больше у меня нет. — Не обращая внимания на гневный взор Луи, Стоук обратился к Ричарду: — Позволь мне, сир, оставить тебя на попечение моего кузена и удалиться. Мне необходимо раздобыть для моей молодой жены наряды. Возможно, ей нравится разгуливать по дворцу в доспехах, но мне это не по душе.

— Понимаю. — Ричард запрокинул голову и расхохотался.

Стоук отвесил королю поклон, взял Ларк за руку и повел ее из королевских покоев. Когда они вышли в коридор, два воина закрыли за ними массивные дверные створки и, вновь обратившись в железные статуи и скрестив копья, замерли у двери.

Ларк попыталась высвободиться:

— Отпусти меня сию же минуту!

— Нет, прежде я задам тебе хорошую трепку. Какого черта ты разыгрывала строптивую жену, да еще в присутствии короля? — Стоук дернул ее за руку, и она, не успев и глазом моргнуть, оказалась в его могучих объятиях.

Их закованные в доспехи тела ударились друг о друга.

В коридоре послышались чьи-то шаги. Ларк и Стоук оглянулись.

Из-за угла появилась Кармия. Увидев молодых людей, сжимающих друг друга в объятиях, она смутилась.

— Прошу прощения. Кажется, я помешала вам.

— Ничего подобного. — Воспользовавшись моментом, Ларк отступила от Стоука.

— Леди Ларк?

— Да, это я.

— Позволь мне перемолвиться с тобой словом. — В голосе Кармии было столько отчаяния и боли, что девушка не посмела отказать ей.

— Хорошо.

— Мои покои в другом крыле замка. Стоит только пересечь двор… Я приглашаю также и тебя, милорд. То, что я хочу сказать, имеет отношение и к тебе. Итак, прошу вас, следуйте за мной. — Кармия двинулась к выходу.

Въехав во двор королевской резиденции, Уильям соскочил с коня и поморщился: неподалеку от конюшни высилась огромная куча навоза, издававшая жуткую вонь. Уильям отошел в сторону и с интересом наблюдал за царившей во дворе суматохой. Люди сновали во всех направлениях, вполголоса поругивая слишком тесные покои и дурную организацию коронационных торжеств.

Жеребец Уильяма неожиданно взбрыкнул и попятился, испугав пробегавших мимо слуг и стоявших у конюшни лошадей. Оруженосец Уильяма повис на поводьях могучего коня, стараясь утихомирить взволнованное животное, но у него ничего не вышло. Уильям нетерпеливо топнул ногой, оттеснил оруженосца и начал сам успокаивать своего любимца, поглаживая его по шее. Когда жеребец немного привык к толпе и успокоился, оруженосец увел его в стойло, а Уильям пошел прогуляться по двору, надеясь отыскать своих, домочадцев.

Вскоре он увидел Ларк, которая в сопровождении Стоука пересекала двор. Рядом с ними шла высокая женщина с белокурыми косами, в дорогом алом платье.

Кармия! При мысли о том, что Ларк узнает правду не от него, а от этой женщины, у лорда Уильяма потемнело в глазах.

Пронзительный голос леди Элизабет мигом вернул его к реальности, и он обернулся к жене. То, что Элизабет и Кармия проживали на территории одного государства, уже само по себе было источником потенциальной опасности, но пребывание этих двух женщин в замкнутом пространстве тесного внутреннего двора Виндзора угрожало настоящим бедствием.

Элизабет оживленно беседовала с леди Люсиндой и сэром Джозефом.

«Если беседа продлится еще хоть пару минут, — подумал Уильям, — то светопреставления, возможно, удастся избежать».

Прибавив шагу, он направился к дочери и зятю, поглядывая то на жену, то на Кармию. Первой его заметила Кармия. Она замерла, а на лице у нее отразился испуг. Видимо, встреча с Уильямом не входила в ее планы — тем более что рядом с ней была Ларк.

— Уильям, — вымолвила Кармия, прижав руки к груди. Уильям помнил этот голос еще с тех времен, когда он был нежным и звонким и его мелодичное звучание сводило мужчин с ума. Правда, выглядела Кармия до сих пор чертовски привлекательно.

— Приветствую тебя, Кармия, — сказал он не слишком любезно.

— Как, ты знаешь эту женщину, отец? — Ларк вскинула на Уильяма золотистые глаза и шагнула к нему.

— Знаю, детка, — ответил Уильям и, вспомнив об Элизабет, бросил на нее взгляд.

В то же мгновение его заметила леди Люсинда. Не переставая болтать, она дернула Элизабет за рукав и указала на Уильяма.

А потом свершилось то, чего Уильям боялся больше всего на свете: Элизабет увидела Кармию!

Глава 24

Уильям видел, как улыбка на лице Элизабет сменилась звериным оскалом. Сжав кулаки, она направилась к мужу.

— Мать приближается, и, судя по всему, настроение у нее далеко не блестящее. Уж лучше нам уйти отсюда, — сказала Ларк, взглянув на Стоука.

— Стой где стоишь, Голубка. Она вовсе не на тебя злится.

— А на кого же?

— На меня.

Элизабет налетела на мужа как ураган. Устремив на него сверкающий от ярости взгляд, она закричала:

— Как ты посмел привести эту женщину сюда?

Пронзительный вопль Элизабет достиг самых отдаленных уголков замка, отразился от стен и эхом прокатился над замкнутым пространством внутреннего дворика. Люди, находившиеся во дворе, разом смолкли, и вокруг воцарилась мертвая тишина.

— Прошу тебя, Элизабет, — пробормотал Уильям, озираясь. — Люди же смотрят.

— Не смей называть меня Элизабет! Не марай моего имени своим лживым языком!

— Сейчас я все тебе объясню.

— А что тут объяснять? Я так и знала, что ты продолжаешь встречаться с этой… этим… — Элизабет ткнула пальцем в Кармию и выпалила: — С этим чудовищем! То-то у меня душа все время была не на месте! — Она ударила себя в грудь, и из глаз ее брызнули слезы.

— Ты ошибаешься, миледи, — проговорила Кармия.

Элизабет повернулась и взглянула на нее.

— Неужели ты думаешь, что я поверю тебе? Такие, как ты, не заслуживают доверия!

— Если ты думаешь, что мы с Уильямом встречались, то сильно ошибаешься. За последние несколько лет мы с ним и словом не перемолвились!

— Это ложь! А ты — лгунья! Слышишь? Лгунья! — Элизабет бросилась на Кармию.

Уильям попытался было ухватить жену за шлейф, но шелк выскользнул у него из пальцев. В следующее мгновение Элизабет налетела на Кармию, и обе женщины рухнули на каменные плиты дворика.

Элизабет билась насмерть: царапалась, кусалась и норовила ухватить соперницу за горло. За все годы, что Уильям прожил с женой, он не видел у нее таких вспышек ярости. Уильям направился к дерущимся женщинам, надеясь разнять их, но тут Кармия перевернула Элизабет на спину и, навалившись на нее всем телом, прижала к земле.

Элизабет тяжело дышала и смотрела на Кармию, проливая злые слезы.

— Ты победила, — сказала она наконец. — Слезай с меня.

— Это ты победила, миледи. Все у меня выиграла. Я завидовала тебе каждый день, каждый час своего существования на протяжении многих лет. Ты получила все, что было мне в этой жизни дорого. Я так хотела оказаться на твоем месте, хоть на часок…

— Зря, выходит, завидовала. Она-то меня никогда не любила. Как я ни старалась заслужить ее благосклонность, ничего у меня не вышло. Не ценила моих стараний! Все делала мне наперекор. Ты ее мать, тебе и следовало ее воспитывать… — Элизабет едва не задохнулась от рыданий.

Уильям посмотрел на дочь. Ларк, вцепившись дрожащими пальцами в руку Стоука, слушала исповедь Элизабет.

Наконец-то она обо всем узнала. Уильям перевел дух. Тяжкое бремя лжи, свинцовым грузом лежавшее у него на сердце в течение многих лет, уже не так давило ему грудь. Впрочем, стоило Уильяму взглянуть на дочь, как у него заныло под ложечкой. Ларк, белая как полотно, стояла неподвижно, как статуя. На ее лице жили одни только золотистые глаза, и теперь они с осуждением смотрели на него. Восторг, вспыхивавший прежде у нее во взоре всякий раз, когда она видела отца. Сменился холодом и отчужденностью.

— Прости меня, Голубка, — пробормотал Уильям. — Я много раз собирался тебе обо всем рассказать, но мне не хватало духа.

— Теперь я и так все знаю. — Ларк повернулась и быстрым шагом пошла через двор.

Люди молча расступались перед ней.

Уильям хотел броситься за дочерью, но Стоук остановил его.

— Я сам ее догоню.

Уильям видел, как могучее плечо Блэкстоуна раздвигало толпу. Хотя Ларк была по-прежнему в кольчуге, двигалась она на удивление быстро и намного обогнала Стоука. Когда он пересекал двор, она уже скрылась за бревенчатой конюшней.

«И почему я не открыл Ларк тайну ее рождения раньше? — подумал Уильям. — При других, более благоприятных обстоятельствах?»

Помоги ему, Боже! Всю свою жизнь Уильям, в сущности, только этого и боялся — лишиться обожающих, восторженных взглядов дочери. И вот что из всего этого вышло: он не сомневался, что с этого дня Ларк возненавидит его.

Размышления Уильяма были прерваны громкими стенаниями Элизабет. Она все еще лежала на сером булыжнике дворика и рыдала, закрыв лицо руками. Наклонившись, чтобы помочь жене подняться, Уильям почувствовал, что глаза у него тоже на мокром месте. Он очень надеялся, что после того, как решающее объяснение состоится, на его душу и на души его близких снизойдет благодатный покой. Однако Уильям опасался, что испытания только начинаются и худшее — впереди.

Ларк пряталась за стеной стойла. Она сидела на земле, прислонившись спиной к бревенчатому срубу, и, обнимая руками колени, смотрела прямо перед собой невидящим взором. Девушка была бледна и так несчастна, что у Стоука перехватило горло.

— Не подходи ко мне, — сказала она, даже не взглянув на него.

— Я пришел узнать, не могу ли чем-нибудь тебе помочь.

— Чем, интересно, ты мне поможешь? — отчужденно спросила она и посмотрела на мужа пустым, равнодушным взглядом. — Мне не нужны твои утешения. Прошу тебя, оставь меня в покое. Ты и так уже причинил мне достаточно зла, принудив меня к браку и лишив тем самым единственной возможности обрести счастье — выйти замуж за Эвенела.

Молча выслушав ее обвинения, Стоук пошел прочь. Повернув за угол, он неожиданно наткнулся на старую Марту, которая со словами «милорд мой добрый» схватила его за руку.

— Прошу тебя, не сердись на Ларк! Сегодня она пережили потрясение, — взмолилась старуха, заглядывая в его потемневшее от гнева лицо.

— Это было ударом для всех, — бросил Стоук и прошел мимо.

Покачав головой, Марта свернула к конюшне. Горе Ларк обычно переживала в одиночестве. Однако, стоило старухе бросить на девушку взгляд, как она поняла, что случившееся — тяжкий удар судьбы для ее питомицы.

— Уходи, Марта. — Ларк откинула голову и уперлась затылком в бревенчатую стену, все так же уставившись в одну точку.

— Никуда я не уйду. — Марта подошла к девушке и погладила ее по голове.

Как только рука старухи коснулась ее волос, Ларк не выдержала: ее губы задрожали, а из глаз потоком хлынули слезы. Марта, гладя ее, приговаривала:

— Бедняжечка ты моя…

Ларк обхватила ноги Марты и зарылась лицом в ее юбки.

— Ах, Марта, ну почему отец не поговорил со мной раньше? Ведь все эти годы Элизабет мне просто житья не давала. В детстве я пыталась, как могла, ублажить ее, но у меня ничего не получалось. А все потому, что она ненавидела меня. Если бы знать, что я не ее дочь, тогда все можно было бы понять. Да, он с самого начала должен был мне сказать все. Ведь они вечно из-за меня ссорились. Ну почему никому из них не пришло в голову сказать мне правду?

Ларк сотрясалась от рыданий. Старуха хотела успокоить ее, но поняла, что слова не помогут и надо дать возможность Ларк выплакать свое горе.

Когда наконец рыдания прекратились, Марта вытерла лицо своей воспитанницы фартуком. Она проделывала это бессчетное число раз, когда Ларк была маленькой — правда, в те годы стирала с ее личика грязь, а не слезы.

— Никогда не прощу отцу! Почему он молчал?

— Знаешь, Ларк, если тебе не хватит мужества и благородства простить отца, значит, я дурно воспитала тебя. — Марта грозно нахмурилась. — И нечего на меня глазищами зыркать! Сэр Уильям не только твой отец, но и очень добрый человек. Он не хотел причинять тебе боль!

— Но ведь причинил же!

— Он тебя любил, и как любил! Больше всех своих детей. Даже больше сыновей, а ведь ты внебрачная дочь, не забывай об этом. Да, ты права, он должен был тебе рассказать, но не смог. Люди не железные, у всех есть свои слабости. А слабости надо прощать.

— Но ведь ты знала обо всем! Почему же не рассказала мне об этом?

— Не моего ума это дело.

— А Элизабет? Уж она-то не пожалела бы меня, если бы знала обо мне что-нибудь эдакое. Прямо так в лицо и залепила бы: ты, дескать, такая-то и такая-то! Так я по крайней мере раньше думала…

— Стыдно мне тебя слушать, девочка. Да как ты смеешь говорить подобное о хозяйке!

— А что такого? Ведь она не моя мать.

— Да, не леди Элизабет родила тебя на свет, но настоящей твоей матерью была именно она, а уж никак не та шлюха в красном. И не смей говорить мне, что я не права! — Марта покачала перед носом у Ларк морщинистым пальцем.

— Не так она со мной вела себя, не как мать.

— Много ты понимаешь… Может, думаешь, не любит она тебя? Коли так, значит, ты у меня совсем уж глупая. Тебя же вечно дома не было, а она сидела у очага, платья тебе шила… Кстати, я часто заставала ее за шитьем в слезах. За тебя она, между прочим, переживала.

Ларк почувствовала, что в горле у нее встал комок.

— Чего это она?

— А ты сама как думаешь?

— Даже не знаю, что и сказать. У меня с Элизабет никогда отношения не складывались, хотя я очень старалась сблизиться с ней. Поначалу, во всяком случае. Вот я и решила, что она не любит меня.

— То-то и оно, что хозяйка любит тебя. В этом-то вся и штука. Любит, а любить не хочет, потому как знает, кто ты такая и кто твоя мать. Это ее больше всего и изводит.

— Что-то я не слишком во все это верю.

— Это уж как тебе больше нравится. Но в один прекрасный день ты поймешь, что я права. Я тебе еще одну вещь хочу сказать, тоже не слишком приятную. Ежели ты своего мужа и впредь будешь изводить, то он, помяни мое слово, сбежит от тебя. Видела я графа после того, как ты его прогнала. Зловещий у него был вид, ничего не скажешь.

— А мне все равно! Он принудил меня с ним под венец идти. И он не любит меня. Просто хочет сделать своей пленницей до конца дней.

— Думаешь, я в эту чушь поверю? Да ни за что на свете…

— Я правду говорю. Я тайком залезла к нему в мастерскую и разузнала, что там и как. А он испугался, что я буду об этом болтать, вот и женился на мне — чтобы рот мне закрыть.

— Если ты и впрямь так думаешь, стало быть, ты глупее даже своих братцев-близняшек. Но я сейчас не о том. Ты-то сама любишь его?

— Не люблю, — отрезала Ларк.

— Ты с Мартой разговариваешь, детка, а не с какой-нибудь деревенской дурочкой. Да я нутром чувствую, кого ты любишь, а кого нет. Но тут я тебе вот что скажу: если ты питаешь к нему нежные чувства, поскорее поставь его об этом в известность. Хватит свое сердечко-то оберегать. Если и дальше будешь себя вести как неразумное дитя, все обернется таким образом, что покушаться на твой душевный покой будет некому. Ясно же, что мужа твоего сильно обидела какая-то женщина. И ему, чтобы полюбить другую, тебя то есть, время требуется. А главное, он хочет убедиться, что его тоже любят — чтобы снова впросак не попасть. И на меньшее он не согласен, ты уж мне верь. Впрочем, что-то я слишком уж разболталась, а ведь это дело прежде всего тебя касается. Ты у себя в душе покопайся. Глядишь, на все вопросы ответы и найдешь, причем без всякой подсказки. А я больше ни словечка не скажу, хватит. Тебе, Ларк, давно уже пора своим умом жить… — Марта пошла прочь, оставив Ларк одну разбираться в своих душевных проблемах.

Проводив няньку взглядом, девушка снова спрятала лицо в ладони и разрыдалась. Она так ушла в свои страдания, что не заметила стоявшей неподалеку Эббы, которая, укрывшись за невысоким стожком, следила за каждым ее движением. Когда Марта удалилась, Эбба, скривив губы в зловещей ухмылке, вышла из-за стожка, обогнула конюшню и быстро направилась к жилым покоям замка.

Выплакавшись, Ларк вновь появилась во дворе. Чтобы не демонстрировать всем свой покрасневший нос и припухшие глаза, она старалась держаться в стороне от разодетых придворных и жалась к каменной стене, наблюдая за пробегавшими мимо слугами. Время от времени она оглядывала двор, надеясь увидеть Элизабет или Уильяма, но ни их, ни Марты нигде не было.

Ларк решила, что это к лучшему. Вряд ли она смогла бы сейчас взглянуть в глаза отцу или Элизабет: слишком свежа еще была нанесенная ей рана.

Мужа во дворе Ларк тоже не обнаружила. Между тем слова Марты о Стоуке произвели на нее впечатление, хотя она пока не отважилась бы открыть ему сердце и признаться в любви.

Ларк поежилась. Мысль о том, что ее сокровенные чувства и мысли станут достоянием другого человека, не слишком радовала ее.

Марте легко распространяться на эту тему. Ей-то бояться нечего. Ее сердцу ничто не угрожает.

— Ларк! Ларк!

Девушка обернулась и увидела Элен, направлявшуюся к ней. Подбежав к сестре, она воскликнула:

— Где ты была, Ларк? Как только мать мне рассказала обо всем, я отправилась разыскивать тебя. — Заметив красные, опухшие глаза сестры, Элен всплеснула руками: — Представляю, каково тебе сейчас. Если бы я только знала!

— Ничего, переживу. Я даже рада, что все открылось. Теперь я по крайней мере знаю, отчего Элизабет всю жизнь ненавидела меня. — В эту минуту Ларк подумала, что ей уже больше не придется называть Элизабет матерью.

— Мне нужно сказать тебе одну важную вещь. — Элен с покаянным видом прижала руки к груди.

— Что, еще одна кошмарная семейная тайна? Сказать по правде, мне с лихвой хватило того, о чем мне сообщили отец и Элизабет.

Ответом на язвительное замечание Ларк были слезы. Они струились у Элен по щекам и капали с подбородка.

— Ну, что там у тебя? — Ларк посмотрела в глаза сестре.

— Я ужасная, невероятная лгунья! — Элен обняла Ларк. — Ты никогда, никогда мне этого не простишь!

— Не волнуйся, прощу. — Ларк отстранилась. — Давай, выкладывай.

Элен отвела взгляд в сторону.

— Я все время лгала тебе. Чуть ли не всю жизнь.

— Бог ты мой! Что же ты скрывала от меня? Только не говори мне, что у матери был роман с менестрелем, а потому ты мне не сестра даже по отцу!

— Это было бы еще ничего. На самом деле все обстоит гораздо хуже.

Ларк вцепилась в плечи Элен.

— Ну, в чем дело? Говори!

— Это касается Эвенела. Мы не должны допустить, чтобы Блэкстоун бился с ним на ристалище.

— По той причине, что ты все еще любишь лорда Блэкстоуна? Ты за него боишься, не так ли?

Ларк ощутила укол ревности. Она не желала знать Стоука, пока он не полюбит ее и не научится ей доверять, но и уступать его Элен тоже не входило в ее планы.

— Я вовсе не Блэкстоуна имела в виду, начав этот разговор. Дело в том, что я люблю Эвенела. И всегда любила его, с того самого дня, как он объявился в Сент-Вейле.

Ларк приоткрыла рот от изумления.

— Прости меня, Ларк. Я не хотела этого. Это получилось… само собой! Ведь Эвенел всегда был такой добрый и благородный…

Ларк вдруг расхохоталась. Она все смеялась и смеялась, не в силах остановиться. Из глаз у нее текли слезы, а тело конвульсивно вздрагивало.

— Что с тобой, Ларк? Тебе плохо? Прости меня, если сможешь… И перестань смеяться. Твой смех пугает меня. Хочешь, я приведу лорда Блэкстоуна? — Элен повернулась, чтобы уйти.

Ларк схватила ее за руку.

— Подожди, — пробормотала она, давясь от смеха. — Не надо звать Блэкстоуна… Он станет надо мной насмехаться, а мне бы этого очень не хотелось… Но почему ты не рассказала мне обо всем раньше, Элен? Ведь только тебе я по-настоящему доверяла.

— Я не могла, Ларк. Боялась обидеть тебя. И Эвенел тоже боялся, потому и молчал. Но он хотел все тебе рассказать. Клянусь.

— Правда, хотел? В таком случае Эвенел очень удачно скрывал это желание. — В голосе Ларк прозвучала горечь.

— Хотел, но я упросила его не делать этого. — Элен понурила голову.

— Ну и сколько же времени продолжается ваш роман?

— Мне кажется, я любила его всю свою жизнь. Что же до Эвенела… Хм… По его словам, он осознал, что любит меня, лишь после того как предложил тебе выйти за него замуж. Во всяком случае, Эвенел признался мне в любви только год назад.

— Только год назад? — нахмурилась Ларк.

— Пойми меня. Мы с Эвенелом ничего специально не затевали. Помнится, в тот вечер он зашел в сад, чтобы пригласить меня на ужин. Я оступилась, а он подхватил меня. Мы поцеловались, и… — Элен смутилась и замолчала.

— Стало быть, ты позволила бы мне выйти замуж за Эвенела, зная наверняка, что он не любит меня? — изумилась Ларк.

— Увы, я так и поступила бы. Чтобы не причинять тебе боли. Я же знала, что ты любишь его. — На глаза Элен навернулись слезы. — Я готова была отказаться от Эвенела, лишь бы не сделать тебе больно.

— Но почему Эвенел так настаивает на поединке? Он же не любит меня. С какой стати ему рисковать жизнью? Не для того же, чтобы защитить мою честь?

— Он ненавидит лорда Блэкстоуна, и причина тому простая ревность. Эвенел думает, что я испытываю к графу нежные чувства. Более того, ему ненавистна даже мысль о том, что я была невестой Блэкстоуна. Ну и еще — Эвенел любит тебя… хм… как сестру, а потому хочет отомстить Блэкстоуну за то, что он с тобой сотворил.

— Не бойся за Эвенела. Кажется, я уже придумала, как спасти его.

Отослав Элен к Эвенелу, Ларк пошла искать покои Кармии. Остановившись возле комнаты куртизанки, Ларк постучала.

— Не желаю никого сегодня видеть, — отозвалась Кармия.

— Даже собственную дочь?

Послышались шаги, лязгнул засов, и дверь распахнулась. В дверном проеме стояла неизвестная, в сущности, Ларк женщина, которая, как недавно выяснилось, произвела ее на свет. Глаза у Кармии покраснели и чуть припухли — видно было, что она плакала. Она легонько коснулась плеча девушки.

Ларк невольно попятилась, хотя сама не знала почему. Потом поняла: эта женщина отвергла ее, поэтому ей не хотелось, чтобы та прикасалась к ней.

Кармия, казалось, угадав причину замешательства дочери, убрала руку и печально посмотрела на нее.

— Может, все-таки войдешь? — наконец спросила она.

Комната у Кармии была небольшая. В ней стояли два стула у очага, кровать и сундук в углу. Кармия указала на стул.

— Садись, прошу тебя.

— Спасибо, я постою.

— Позволь тебе все объяснить.

— Да что объяснять-то? Я уже знаю правду.

— Я хотела оставить тебя при себе. Правду говорю, хотела. — В золотистых, почти таких же, как у Ларк, глазах Кармии блеснули слезы. — Но я твердо знала: только под опекой Уильяма ты сможешь стать настоящей леди. Что я, проститутка, могла предложить тебе? Вечные скитания от замка к замку, от одного двора к другому? Нет, такой жизни я для тебя не желала.

— Я благодарна тебе за это. В противном случае я не узнала бы своего отца, и это стало бы величайшей потерей в моей жизни.

— Уильям — чудесный человек. Если бы только он любил меня… Но все, увы, ограничилось одной-единственной ночью, которую мы провели вместе. Тогда он приехал ко двору один — его жена осталась дома с маленьким ребенком. Уильям — очень интересный мужчина, и я, что греха таить, воспылала к нему страстью. В тот вечер он основательно выпил, и мне удалось заманить его к себе в постель…

Ларк подняла руку, желая оградить себя от дальнейших излияний.

— Ты чертовски привлекательна, лорд Блэкстоун отлично понимает, какая драгоценная жемчужина досталась ему. Плохо, что твои достоинства оценил не только что твой муж. Тобой заинтересовался еще один человек — лорд Тревелин.

— Лорд Тревелин? — Ларк изобразила удивление. — Что ты знаешь об этом человеке?

— Я давно знакома с лордом Тревелином. Это храбрый рыцарь и галантный кавалер. Он неотразим, особенно в тех случаях, когда хочет завоевать сердце женщины. Ко мне он особых требований не предъявляет, ну я и рада. — Кармия улыбнулась, давая понять, что отношения с лордом Тревелином у нее довольно близкие и не лишены человеческого тепла. — Но почему ты спрашиваешь меня о нем?

— Потому, что он кузен лорда Блэкстоуна.

Ларк догадывалась, что Кармия вряд ли сообщит ей что-либо порочащее Тревелина. Ее так называемая мать определенно находилась под обаянием этого человека, что было не удивительно.

— Скажи, ведь ты пришла ко мне по какому-то делу? Так что же тебе от меня надо?

— Мне нужна твоя помощь.

— Моя помощь?

— Ну да. Завтра на турнире. Я тебе щедро заплачу.

Кармия побледнела от негодования.

— Ты оскорбляешь меня! Своей дочери я могу оказать помощь безвозмездно.

— Прости, что я заговорила о деньгах.

— Прощаю. — Кармия улыбнулась.

Излагая Кармии свой план, Ларк вглядывалась в глаза этой женщины. Ее преследовала мысль, что она видит перед собой свое отражение. Правда, Кармия была значительно старше и на ее лице лежала печать прожитых лет и выпавших на ее долю испытаний. Тем не менее сходство было поразительным. Ничего странного, что Элизабет терпеть не могла свою приемную дочь: изо дня в день перед ней маячили черты Кармии, запечатлевшиеся в облике Ларк и постоянно напоминавшие Элизабет об измене мужа.

Ларк вздохнула. У нее из памяти не шли слова Марты: «Леди Элизабет была строга с тобой, потому что любила тебя. В этом-то вся и штука. Любила, но любить не хотела, поскольку знала, кто ты такая и кто твоя мать. Это ее больше всего и изводило».

— Я, пожалуй, пойду. — Девушка бросила прощальный взгляд на Кармию и вышла.

Пересекая двор, Ларк вспомнила еще одно высказывание старой служанки: «Если ты питаешь к мужу нежные чувства, поскорее поставь его об этом в известность». Ларк ускорила шаг. Она хотела разыскать Стоука и попросить у него прощения за то, что прогнала его, когда он пришел утешить ее.

— Очень мило, очень…

Ларк замерла и вскинула глаза. Перед ней, широко улыбаясь, стоял лорд Тревелин.

Глава 25

— Леди Ларк! Наконец-то мне представилась возможность встретиться с тобой без свидетелей.

Девушка попыталась было пройти мимо, но Луи заступил ей дорогу. Ларк приняла оборонительную позицию.

— Рано или поздно это должно было случиться.

— Святая правда. — Небесно-голубые глаза Тревелина заблестели от вожделения. — Ты запала мне в душу с того самого дня, как мы познакомились. Не представляешь, до чего я ценю страстность в женщинах, а в тебе страсти и огня даже с избытком. Не желаешь ли зайти ко мне в покои и испепелить меня?

— Уж лучше плюхнуться в навозную кучу, нежели разделить ложе с таким низким предателем и убийцей, как ты!

— Думаешь, это я пытался убить кузена Стоука? — Тревелин обнажил в хитрой улыбке белоснежные зубы. — По этому поводу скажу тебе вот что: не я ткнул его в спину кинжалом. И еще — не могу взять в толк, как тебе удалось его женить на себе, но хочу заметить, что благодаря этому браку ты отхватила жирный кусок.

— Не пытайся сбить меня со следа своими увертками. Я знаю, что за попытками покушений на жизнь Стоука стоял ты. Тебе его смерть была на руку, ведь ты бы унаследовал его состояние. Но помни: я сделаю все, чтобы уберечь Стоука и Варика от твоих посягательств! Ради этого я даже готова пожертвовать жизнью.

— Сколько в тебе благородства! Боюсь, однако, Стоук способен лишь посмеяться над женщиной, решившей его защищать.

— Не советую недооценивать меня, милорд. Многие мужчины, поступавшие так, впоследствии очень жалели об этом. — Ларк полоснула Луи полыхающим от ярости взглядом.

— Не сомневаюсь. В твоих глазах нет страха, а женщины, лишенные этого чувства, и впрямь опасны. Я готов противостоять любому смельчаку, но с женщиной связываться не стану.

— Это почему же?

— Да потому, что я отлично знаю, чего можно ожидать от мужчины, но не имею понятия, как в том или ином случае поступит женщина. Женщины — непостоянные и непредсказуемые существа. Особенно влюбленные женщины. Скажи, что твое желание защищать Стоука проистекает от влюбленности. То-то я повеселюсь. Ведь Стоук никогда не ответит на твое чувство — первая жена отучила его любить. Навсегда. Но если ты пойдешь со мной, то я…

Тревелин шагнул к девушке, намереваясь схватить ее за руку. Однако его поползновение пресек Стоук.

— Если ты еще раз подойдешь к моей жене, я отправлю тебя прямиком в ад.

— Я всего лишь пожелал ей счастья в семейной жизни. — Луи иронически усмехнулся. — Ведь ты, Стоук, так и не удосужился пригласить меня на свадьбу. Кстати, позволишь ли мне — по праву родственника — поцеловать твою молодую жену?

Мужчины обменялись грозными взглядами. С каждой минутой атмосфера накалялась все больше и больше, и Ларк решила вмешаться, опасаясь открытого конфликта. Повиснув на руке у Стоука, она потащила его прочь.

— Оставь его, оставь, очень тебя прошу.

Стоук бросил на кузена еще один гневный взгляд, после чего последовал за Ларк. Правда, для этого девушке пришлось приложить всю свою хитрость: уж слишком Стоуку хотелось посчитаться с Луи, прямо во дворе, не сходя с места. Когда они шли через двор, Ларк заметила Джеймиса, который старался держаться подальше от разгневанного хозяина, чтобы не попасть ему под горячую руку. Парень укрывался в тени у колодца и сочувственно смотрел на девушку.

— За тобой нужен глаз да глаз! Стоит мне только отвернуться, как тебя уже тянет на подвиги, — ворчал Стоук.

Желание Ларк просить у мужа прощения растаяло без следа. Ей не давали покоя слова Тревелина, болью отзывавшиеся в ее сердце: «Стоук никогда не ответит на твое чувство — первая жена отучила его любить. Навсегда».

Уже давно настала ночь, но Ларк все еще расчесывала волосы. Покои, которые предоставили Стоуку в Виндзоре, были тесноваты и отличались спартанской простотой. Кровать, стул у очага, четыре голых стены да еще, пожалуй, гребень Ларк — это было все, на чем она могла остановить взор. Прошло уже полчаса с тех пор, как из комнаты удалились четыре швеи, взявшиеся сшить ей несколько платьев и снять мерку для обуви. Ларк поневоле пришлось болтать с этими женщинами, поскольку больше говорить было не с кем. Стоук заказал для жены целый гардероб, и примерка могла бы стать весьма заметным и даже радостным событием в ее жизни, если бы Стоук не обошелся с ней самым гнусным образом.

Он выставил в коридоре у двери покоев четырех стражников и приказал Ларк оставаться в комнате, мотивируя это тем, что Луи наверняка что-нибудь замышляет против нее. Ларк, однако, полагала, что Стоук затеял это совсем по другой причине: чтобы лишний раз продемонстрировать свою власть над ней. Поскольку Стоук продолжал считать ее своей пленницей, она не находила в этом ничего удивительного. Он не догадывался, что Ларк не выносила, когда мужчины пытались командовать ею.

«Что ж, — подумала девушка, — придется мне откровенно сказать Стоуку, что я не часть его имущества. И потом, Стоук говорил, что хочет защитить меня от Тревелина, но кто защитит самого Стоука от происков его кузена?»

Казалось, Стоук, отправившись на пир к Ричарду, забыл обо всем на свете — и не только о жене, но и о собственной безопасности. Между тем мысль, что Луи тоже на пиру, не давала Ларк покоя большую часть ночи. Время от времени она поглядывала на полыхавшее в очаге пламя, раздумывая над тем, как вырваться на свободу. Можно, к примеру, устроить пожар в комнате, вызвать смятение охранников и, воспользовавшись суматохой, выскользнуть из покоев. Ее бегство послужило бы Стоуку хорошим уроком.

Как только Ларк собралась приступить к военным действиям, в коридоре послышались возбужденные голоса.

Голос Стоука она узнала сразу. Он пел, и его сильный глубокий баритон разносился по коридору. Когда же Стоук брал высокую ноту, голос его взмывал под своды, заполняя тесное пространство перехода. Что это была за песня и о чем в ней говорилось, так и осталось для Ларк тайной, поскольку слов песни нельзя было разобрать.

Отложив гребень, Ларк задула свечу, бросилась на постель и закуталась в одеяло. Она не хотела, чтобы Стоук подумал, будто она не смыкая глаз ждала его.

Дверь распахнулась.

— Ни черта не вижу… Где здесь кровать? — Ларк узнала голос отца.

— Там, рядом с очагом, — сказал Роуленд.

— Не хочу я спать. Зачем вы меня притащили сюда? — возмутился Стоук.

— Ш-ш-ш. Тихо! Не разбуди мою Голубку. — Ларк удивилась, что отец в присутствии Стоука и Роуленда назвал ее Голубкой. Между тем Уильям продолжал: — Она злится на меня. Правда, я оскорбил ее — к чему лукавить? И она мне этого не простит. Хотя я готов на все, только бы она сменила гнев на милость.

Слова Уильяма, как острые стрелы, впивались в сердце Ларк. Ей стало жаль отца, захотелось вскочить с кровати, подбежать к нему, броситься на шею и сказать, что она прощает его.

— Не надейся на ее милосердие. Ее сердце столь же глухо к чувствам, как кожаный сапог, — проговорил Стоук. — И кому только взбрело в голову назвать ее Голубкой? Какая она, к черту, Голубка? Дьяволица — это уж точно, но никак не голубка.

— Когда Ларк была маленькой, я как-то застал ее на голубятне. Она собирала там голубиные перья, чтобы прикрепить их к рукавам курток Гарольда и Седрика. Ларк убедила братьев, что с помощью таких крыльев они легко спланируют с крыши амбара — как голубки, — хохотнул Уильям. — Разумеется, Ларк знала, что полет не состоится — с детства была смышленой. Просто решила отомстить близняшкам — они за день до этого задали ей основательную трепку.

— И что же ты предпринял, чтобы этого не случилось? — поинтересовался Роуленд.

— А ничего. Решил, если близняшки такие болваны, что их можно уговорить сигануть с крыши, то пусть сигают и расплачиваются за собственную глупость, — сказал Уильям.

— И что же? Они и впрямь спрыгнули? — удивился Роуленд.

— А то как же! Когда я в самый ответственный момент появился на голубятне, парни — в смоле и перьях — уже лежали внизу. Над ними стояла Ларк и хохотала так, что я думал, она лопнет. После этого ее и прозвали Голубкой. — В голосе рыцаря слышались любовь и нежность.

— Меня эта история ничуть не удивляет, — мрачно заметил Стоук.

— Завтра я расскажу тебе о других ее проделках, почище этой, но теперь займись делом и исполни свой супружеский долг. Мне нужны внуки, и чем раньше они появятся на свет, тем лучше, — сказал Уильям.

— Увы. Вряд ли мне представится возможность наградить вас внуками. Она ненавидит меня за то, что я принудил ее к замужеству. — Стоук улегся рядом с Ларк.

— Время расставит все по своим местам. Только веди себя так, чтобы замужество стало для Ларк желанным, — заметил Роуленд. — А для этого есть испытанное средство: как известно, все супружеские пары улаживают свои размолвки и ссоры в постели. И ненависть в данном случае не помеха.

— Точно. Ненависть будоражит чувства и заставляет кипеть кровь. Воспользуйся этим, приятель! — кивнул Уильям.

Ларк видела, как отец хлопнул Стоука по плечу — дескать, не робей, парень. Затем Уильям и Роуленд обнялись, затянули песню и, пошатываясь, вышли из комнаты.

— Ларк! — Стоук коснулся руки жены.

Хотя от прикосновения Стоука ее словно опалило огнем, Ларк отвернулась и притворилась спящей. Нельзя же, в самом деле, показывать ему, что она жаждет его ласк. Особенно после того как он запер ее в комнате, а сам ушел пировать. Признаваться в том, что в его отсутствие она чувствовала себя одинокой и покинутой, было бы по меньшей мере унизительно.

— Зачем ты разбудил меня? Умоляю, оставь меня в покое — я хочу спать.

— Хорошо, я не стану больше приставать к тебе с нежностями. Согрела мне постель — и ладно.

Стоук отодвинулся от Ларк и повернулся к ней спиной. Через пару минут она услышала его ровное дыхание — он спал.

Вот ведь незадача — судя по всему, Стоук и впрямь решил больше не прикасаться к ней!

Ларк охватило чувство одиночества. Все, кого она любила, предали ее — Уильям, Элизабет, Элен, Эвенел… а Стоук равнодушен, даже не попытался снова прикоснуться к ней. А как бы Ларк хотелось, чтобы он сжал ее в объятиях и прошептал: «Ларк, я люблю тебя!»

И тут она вспомнила зловещие слова Луи: «Стоук не ответит на твое чувство. Никогда». Они вновь и вновь отзывались болью в ее сердце, а когда боль сделалась нестерпимой, Ларк обхватила себя руками и горько, навзрыд заплакала.

Проснувшись, Ларк первым делом провела ладонью по постели справа от себя. Никого. Стоук уже ушел, и простыни остыли.

Ларк решила, что это к лучшему, но тут же спросила себя: так ли это на самом деле?

В дверь постучали, а потом послышался голос стражника:

— Миледи, к тебе пришла леди Элен. Прикажешь впустить?

— Разумеется.

Элен держала в руках ярко-желтое платье.

— Ларк, мать попросила отнести тебе свадебное платье.

— А что, сама она не могла принести?

— Нет, она сказала, что после того, как подралась с этой женщиной, носа наружу не высунет. — Элен посмотрела на расстроенное лицо Ларк и добавила: — Ты уж извини.

— Да ладно. Ерунда все это. Просто я хотела поблагодарить ее.

— Я передам матери твои слова. — Элен посмотрела на платье. — Ну разве это не прелесть? Когда ты выйдешь на галерею, на турнире не будет женщины краше тебя.

— Я не надену этого.

— Но…

— Если хочешь, чтобы Эвенел остался в живых, не возражай. Делай так, как я тебе скажу — и все будет хорошо. Платье, кстати, отнеси Кармии.

Элен изумленно взглянула на сестру:

— Но что скажет лорд Блэкстоун, обнаружив, что тебя нет на турнире? Между прочим, сэр Роуленд сообщил мне, что на турнире ты должна сидеть рядом с самим королем!

— Не беспокойся. Я буду на турнире.

Элен растерянно посмотрела на сестру:

— Но скажи на милость, как ты поступишь?

— Прежде всего я остановлю Эвенела. А потому ты должна помочь мне обмануть стражу.

— Как же это сделать?

— Очень просто. Закроешь лицо руками, скажешь, что тебе дурно, и попросишь, чтобы тебе помогли выйти во двор. Они побегут за тобой, вот увидишь.

— Хорошо. Ради Эвенела я готова на все!

Ларк нахмурилась. «Стоит ли Эвенел всех этих стараний, если он меня обманул? — подумала она. — С другой стороны, Элен любит его, а стало быть, я должна сделать все, чтобы Эвенел не пострадал».

Ларк пыталась определить, где находятся стражники. К счастью, стражи еще не было видно, а потому она быстро прошла сквозь ворота, ведущие на ристалище. Сгоравшие от нетерпения зрители уже занимали места на галереях, окружавших поле. На крытых галереях рассаживались люди богатые и знатные. Там, где не было тентов, располагалась публика попроще — купцы и свободные земледельцы — фригольдеры. За частоколом столпились простолюдины — вилланы, крепостные и йомены. Многие из них держали на плечах детей. Над полем стоял неумолчный гул голосов, временами перекрываемый боевыми криками и нетерпеливыми возгласами, призывавшими к началу турнира.

За частоколом и толпой простолюдинов располагались шатры рыцарей — участников турнира: королевских вассалов и воинов, Последние, как правило, не имели за душой ни гроша, зато обладали редкой храбростью и презирали смерть.

Кругом, сколько хватало глаз, реяли штандарты с гербами. Шатры рыцарей окружала толпа сквайров и оруженосцев, сновавших во всех направлениях и напоминавших муравьев, выбравшихся из разворошенного муравейника. Рыцари стояли у входа в свои шатры, громко отдавая приказания слугам.

Несмотря на беспорядок и суету, Ларк сразу же увидела шатер отца и его штандарт с гербом — грифон с распростертыми крыльями на белом поле.

Пробравшись сквозь толпу, она двинулась к шатру Уильяма. Девушка вдруг заметила, что часть рыцарей, оруженосцев и сквайров собралась возле глубокой дренажной канавы. Мужчины указывали пальцами на какой-то предмет во рву и возбужденно переговаривались. К своему удивлению, Ларк увидела среди них Гарольда, Седрика, Эвела и Эвенела. Ларк подошла к Эвелу и дернула его за рукав:

— Чего это вы там высматриваете?

Слова замерли у нее на устах, когда она увидела во рву тело утопленницы. Ларк почему-то сразу обратила внимание на ее коричневое платье и бледные руки. Лицо утопленницы покрывали мокрые пряди длинных каштановых волос, а остекленевшие глаза смотрели в пустоту. Ларк тотчас опознала Эббу. На шее у нее отчетливо виднелись следы кровоподтеков.

— Пресвятая Дева! — воскликнула девушка.

— Ты что, знаешь ее? — спросил Эвел.

— Знаю. Это домоправительница из Кенилворта. Стоук говорил, что она связана с теми, кто покушался на его жизнь.

— Необходимо сообщить ему об этом.

— Хочешь, чтобы он разволновался перед турниром? Даже и не думай! Лучше отправь тело в Кенилворт для захоронения и скажи Роуленду, чтобы он прислал сюда тех, кто проведет дознание и расспросит местных. Наверняка есть люди, которые что-то видели или слышали.

— А чем займешься ты?

— Я должна поговорить с Эвенелом.

Услышав свое имя, Эвенел обернулся и посмотрел на Ларк. Близнецы тоже взглянули на сестру.

— Что ты здесь делаешь, интересно знать? — прищурился Гарольд. — Ты ведь, как поговаривают, должна сидеть на галерее рядом с самим королем?

— Не сомневаюсь, что она, по обыкновению, затеяла какую-нибудь интригу.

— Тебе не следовало бы смотреть на труп, — тихо сказал Эвенел.

— Мне приходилось видеть и кое-что похуже. Но не в этом сейчас дело. Мне надо потолковать с тобой.

— Да, мне тоже есть что тебе сказать. — Эвенел избегал смотреть в глаза Ларк.

Беседуя с Эвенелом, Ларк не спускала глаз с челяди, которая вытащила изо рва труп. Его положили на землю, а Эвел, сняв плащ, прикрыл им тело. Отдав распоряжения своим людям, Эвел обратился к Эвенелу:

— Мы встретимся с тобой на ристалище. Отец ждет нас.

Эвенел кивнул.

Ларк заметила одного из приближенных Стоука. Он проталкивался к телу Эббы, а потому не видел Ларк. Воспользовавшись удобным моментом, девушка подхватила бывшего жениха под руку и увлекла в сторону.

— Пойдем скорей, мы поговорим в шатре отца.

Когда они вошли в шатер, Эвенел сжал руки Ларк.

— Прости меня. Я влюбился в твою сестру. Я хотел сказать тебе об этом, но не нашел подходящих слов.

— Очень мило. «Я влюбился в твою сестру», — передразнила его Ларк. — А как же я? Как выяснилось, ты целый год лгал мне.

— Я не мог сказать тебе правду.

— А мне всегда казалось, что ты — удивительно благородный человек.

— Верь мне, я не хотел влюбляться в Элен. Я и в самом деле любил тебя. Правда, не так, как тебе хотелось бы. — Эвенел начал перебирать пальцами звенья кольчуги, висевшей на деревянном треугольнике. — Нет, право же, я любил тебя всегда, только… хм… по-своему.

Ларк заметила, что ее меч висит рядом с мечом отца. Уильям захватил его с собой на тот случай, если бы дочери вдруг взбрело в голову принять участие в турнире. Девушка выхватила меч из ножен.

— По-твоему, это должно утешить меня? — иронически усмехнулась Ларк.

Эвенел стоял к ней спиной. Это вполне соответствовало планам девушки. Она сжала рукоять меча, готовясь нанести удар.

— Я надеялся, что в один прекрасный день ты преодолеешь эту страсть и забудешь обо мне.

— Считай, что я уже преодолела ее. — Ларк ударила Эвенела рукоятью меча по затылку.

Молодой человек рухнул к ее ногам, и Ларк с улыбкой посмотрела на него.

— Ты еще не знаешь об этом, но я уже простила тебя. И желаю тебе счастья с Элен. — Ларк нагнулась и сняла с Эвенела оружие, зная, что если он не явится на поединок, Эвел и близнецы отправятся разыскивать его.

Тут перед ее мысленным взором предстал Стоук. Противостоять ему на ристалище было крайне опасно. Ларк вспомнила, как екнуло у нее сердце, когда он вылетел на своем огромном вороном жеребце из ворот Кенилворта и во весь опор поскакал к ней. Вид у него в ту минуту был зловещий, как у черной грозовой тучи. Зябко поежившись, Ларк надела вооружение Эвенела и вышла из шатра. В одежде рыцаря она стала неузнаваемой.

Вскочив на боевого коня Эвенела, Ларк направила его к рыцарям, которые готовились вступить в бой с вассалами короля. Сквозь узкие прорези тяжелого шлема она видела яркие значки и штандарты на их копьях. Кое-кто из рыцарей привязал к наконечникам копий цветные шарфы, рукава и чулки своих дам, и Ларк невольно подумала, какую даму почтит подобным образом Стоук.

Громкий крик раздался при появлении на ристалище высокого рыцаря. Ларк взглянула в сторону галерей и увидела, как по древку над украшенной гербами ложей медленно пополз вверх огромный королевский штандарт с изображением золотых львов на алом поле. Это означало, что турнир начнется с минуты на минуту. Вскоре Ларк увидела и самого Ричарда Львиное Сердце. Он усаживался в свое кресло.

Когда Ричард обратился к сидевшей рядом с ним Кармии и заговорил с ней, у Ларк перехватило дыхание. К счастью, лицо этой женщины скрывала вуаль, а потому никто не видел ее глаза. Желтое платье, дар леди Элизабет, в которое была облачена Кармия, ярким пятном выделялось среди нарядов других знатных дам, а светлые волосы — точь-в-точь такие же, как у Ларк, — золотистой россыпью струились у нее по плечам. Как полагала девушка, король до сих пор не заметил, что рядом с ним сидит не супруга Стоука, а ее мать. Косвенным свидетельством тому послужил сигнал к началу соревнований, который подал государь, взглянув на герольда. За спиной Кармии расположилась Марта с Вариком на коленях. Рядом с ними устроился Балтазар. Возле служанки и мальчика стояли четверо вооруженных воинов. Увидев, что мальчика охраняют рыцари, Ларк успокоилась: убийце вряд ли удалось бы подобраться к Варику во время турнира.

— Всех желающих принять участие в турнире просят занять свои места!

Главный герольд пробежал взглядом по списку участников, после чего взмахнул рукой. По его знаку на ристалище выехали первые два рыцаря. Другие застыли, как статуи, у ворот в ожидании, когда выкрикнут их имена и звания.

— Глянь, отец! Да ведь это же сам дьявол, — послышался голос какого-то ребенка, сидевшего на плечах у отца.

Ларк посмотрела в ту сторону, куда указывал малец, и увидела закованного в черные доспехи Стоука, сидевшего на вороном жеребце. Внешность рыцаря и впрямь была ужасна — казалось, на ристалище выехал сам царь тьмы. Только яркие белки глаз, просвечивавшие сквозь узкие прорези его тяжелого шлема, свидетельствовали о том, что на лошади сидит человек, а не потустороннее существо.

Стоук, взбодрив шпорами Шехема, промчался по ристалищу и придержал коня у крытой, разукрашенной гербами галереи, где сидел король.

— Твой защитник, граф Блэкстоун Кенилвортский, государь! — провозгласил герольд, разорвав своим громким голосом тишину, установившуюся над полем с появлением на галерее короля Ричарда.

В этот момент Кармия подбросила в воздух алый шарф.

Поймав его на лету, Стоук дернул поводья и заставил своего жеребца преклонить колени перед королевской ложей. Увидев этот трюк, толпа разразилась рукоплесканиями.

Ларк, однако, не разделяла восторгов толпы. Пробормотав: «Вот ведь болван!» — она внимательно наблюдала за тем, как Стоук привязывает шарф к острию своего копья.

Судя по всему, это украшение пришлось Стоуку по душе, иначе он вряд ли бы продемонстрировал толпе чудеса выездки.

То-то бы он обозлился, если бы узнал, что это не Ларк, а ее мать Кармия поднесла ему этот дар!

В это время окружавшие Ларк рыцари, тронув коней, поскакали к герольду, и она осталась одна. Тронув лошадь шпорами, девушка помчалась за ними и заняла свое место в строю.

Главный герольд проводил жеребьевку. Каждый рыцарь вытаскивал у него из кулака соломинку. Самая длинная указывала на счастливца, которому предстояло первым скрестить копья с рыцарем, защищавшим цвета короля. Опоздавшей Ларк пришлось тянуть последней.

— Что ж, поглядим, кто выедет первым… — пробормотала она.

Как и все рыцари, она вытянула перед собой затянутую в металлическую перчатку руку с зажатой в ней соломинкой. Герольд, тщательно осмотрев ее соломинку, ткнул в нее пальцем.

— У тебя, сэр, самая длинная соломинка, а потому тебе придется биться первым. Правда, ты не вышел ростом и узковат в плечах, так что шансов противостоять Черному Дракону у тебя мало: до сих пор по крайней мере Дракон никому на ристалище не уступал. Следи за тем, чтобы твоя лошадь не помочилась на тебя, когда упадешь с нее.

Рыцари, окружавшие Ларк, рассмеялись. Она же, посмотрев блестевшими от возбуждения глазами на герольда и рыцарей, сказала:

— Что ж, против влаги я ничего не имею, зато терпеть не могу навоз и сильный ветер.

Рыцари и герольд ухмыльнулись. Простолюдины, толпившиеся за ограждением из заостренных кольев, начали громко кричать, требуя начинать турнир. К Ларк подскакал Эвел со щитом и копьем наперевес.

— Держи, Эвенел. Тебе это сегодня пригодится. Однако ты полный болван, если решился на поединок со Стоуком.

Ларк молча приняла от брата копье и щит. При этом она чуть склонила голову, чтобы Эвел не увидел ее глаз в прорезях шлема.

— Еще раз скажу: то, что ты задумал, безумие! Позволь мне выехать против Блэкстоуна. Я устою, обещаю.

— Ни за что.

— Черт, Эвенел, что у тебя с голосом?

— Так, ерунда… Наверное, просто перехватило горло. — Ларк старалась не смотреть на брата.

— Эвенел? — Эвел еще раз посмотрел на Ларк, а потом схватил ее за руку. — Да ты такой же Эвенел, как я! Ты Ларк! Ну-ка посмотри на меня…

Ларк взглянула на брата сквозь узкие прорези шлема.

— Ты понимаешь, в какую переделку попала? Я не позволю тебе участвовать в турнире, а уж тем более биться с собственным мужем! — завопил Эвел.

— Ради Бога, Эвел, говори потише! Хочешь, чтобы нас услышал герольд?

— Да если это дело выплывет наружу, король велит повесить тебя!

— Я обещала Элен сделать так, чтобы Эвенел не участвовал в схватке. Ведь ты и близняшки не смогли удержать его от этого безумства.

— Но как мне было остановить его? Эвенел — мой друг, а то, что он затеял, — дело его чести.

— Не знаю, где была его честь, когда он готовился вступить в брак со мной, любя при этом Элен. Вы, мужчины, все готовы вывернуть наизнанку, даже понятия о чести, если это вам на руку. Кстати, об Элен… Неужели ты не знал, что Эвенел влюблен в нее? — Ларк привычно утвердила копье у бедра.

— Послушай, я…

— Тогда придержи язык и молчи о том, что узнал. — Пришпорив коня, девушка поскакала вперед.

Ларк подъехала к тому месту, откуда предстояло начать разбег. На противоположном конце ристалища черным монументом высился на Шехеме готовый к бою Стоук. Единственным ярким пятном на фоне его черных брони и мантии был алый шарф Кармии, развевавшийся на острие копья. Склонив голову, Ларк прочитала молитву, которую всегда читала перед началом боя.

— Дева Мария, придай моим рукам быстроту, чтобы управиться с копьем, дай мне силу и бесстрашие льва, чтобы сойтись с врагом в открытом бою, и позволь мне найти в обороне противника щель, куда я могла бы поразить его…

Прижав к себе щит и выставив вперед копье, Ларк замерла. Ее ладонь, сжимавшая древко копья, вспотела.

Король Ричард поднялся. В правой руке он держал платок, которым должен был дать сигнал к началу поединка.

— Вы готовы? — прогремел над полем его громоподобный голос, заглушая все другие звуки.

Он посмотрел на Ларк, потом на Стоука, ожидая, что они кивнут. Противники кивнули. Король взмахнул платком. Услышав, как разразились громкими криками зрители, Ларк пришпорила жеребца. Все ее внимание теперь сосредоточилось на алом шарфе, привязанном к острию копья Стоука.

Через минуту она столкнется с Черным рыцарем и его вороным жеребцом. Приподнявшись над седлом, Ларк летела вперед, уповая на удачу и свои боевые навыки, выработанные годами тренировок.

Всадники с грохотом столкнулись посреди ристалища.

Ловкость и молниеносная реакция, не раз помогавшие Ларк выходить целой и невредимой из множества переделок, не подвели и сейчас.

В тот момент, когда копье Черного Рыцаря коснулось ее щита, она резко качнулась в сторону, а потому копье графа Блэкстоуна лишь скользнуло по его гладкой поверхности и пролетело мимо, не причинив девушке ни малейшего вреда. Но и огромный Черный Рыцарь не уступал Ларк в ловкости, поэтому, целясь в него, она тоже промахнулась. Ее копье даже не коснулось его щита.

Толпа пришла в неистовство. Люди хлопали в ладоши, топали ногами. Всеобщее возбуждение достигло апогея.

Ларк натянула поводья, чтобы остановить своего разгоряченного жеребца. В ту же минуту ее взгляд выхватил из толпы человека, похожего на монаха, напавшего на Стоука в аббатстве, — того, кому удалось сбежать. На этот раз, правда, рясы на нем не было. Сидя в первом ряду на галерее для купцов и свободных земледельцев, он натягивал лук. Отточенный наконечник стрелы сверкал на солнце. Этот-то блеск и привлек внимание девушки.

Вопль толпы снова взмыл над ристалищем. Вдруг Ларк увидела, что Стоук мчится ей наперерез. Черный Дракон приближался, и взгляд Ларк невольно заметался между ним и человеком, собиравшимся его убить. Стоук не видел убийцу, а тот уже натянул тетиву.

За мгновение до того, как Стоук и Ларк предстояло столкнуться вновь, девушка, дернув за поводья, направила своего коня в сторону — к человеку, засевшему с луком на галерее. И снова в ее ушах эхом отозвался рев толпы. Убийца устремил взгляд на рыцаря, который галопом мчался к нему, выставив перед собой копье. Помедлив долю секунды, незнакомец направил лук на него. Но не успел он спустить тетиву, как Ларк вонзила копье ему в живот. Падая, он непроизвольно спустил тетиву, и стрела устремилась в Ларк.

Глава 26

Ларк подняла щит, но опоздала. Ее бедро пронзила острая боль. Наконечник, проткнув кольчугу, по счастью, задел Ларк по касательной и впился в седло.

И снова толпа разразилась громоподобным ревом. Теперь она взывала к мщению. Каждый, кто находился в ту минуту на галерее, норовил попотчевать убийцу хорошим ударом кулака.

Подскакав к Стоуку, Ларк крикнула:

— Спаси его — он ведь нужен тебе живым!

Стоук взглянул на озверевшую толпу.

— Слишком поздно. — Он впился взглядом в глаза Ларк. — Пора задать тебе хорошую трепку!

Бросив на арену копье и щит, Стоук протянул к ней затянутые в железные перчатки руки.

Ларк дернула повод, осаживая жеребца, и острие ее копья уперлось в грудь Стоука.

— Держись от меня подальше, милорд! — крикнула она так громко, что на мгновение перекрыла рев зрителей.

— Не глупи. Мы оба можем потерять головы — хотя бы по той причине, что превратили королевский турнир в балаган.

Схватив копье Ларк, Стоук отбросил его в сторону. Стащив с головы шлем, он направился к жене. Ларк до того перепугалась, увидев его гнев, что заставила своего коня пятиться до тех пор, пока тот не уперся в заграждение из кольев, окружавшее ристалище. Стоук схватил ее коня за поводья и повел за собой.

— Между прочим, я сама в состоянии править лошадью! Когда я сражалась с близняшками, у меня бывали раны и похуже!

— Молчи. Я отвезу тебя в свой шатер.

— Должна тебе кое-что сказать.

— Что же именно?

— Эббу нашли задушенной во рву, окружавшем ристалище. Кстати, неподалеку от шатра моего отца. Я попросила Эвела убедить Роуленда послать сюда понимающих людей из Кенилворта, чтобы они расспросили местных.

— Неплохо придумано, хотя уверен: мои парни едва ли узнают что-то стоящее. — Стоук прищурился: — Боюсь, Луи пытается сейчас спрятать концы в воду. В прямом смысле. Ведь утонувшая Эбба, как ни крути, была последней ниточкой, ведущей к нему.

— А что сказали тебе люди, следившие за Луи?

— Сказали, что он провел с Кармией всю ночь, Джеймис, во всяком случае, сообщил, что Тревелин ушел от нее утром, а потом находился со своими людьми. И многие из придворных видели его. Так что если смерть Эббы входила в планы Луи, то убил он ее не собственными руками, а нанял для этого профессионального убийцу. Возможно, ее смерть — дело рук того же ублюдка, который ранил тебя!

Ларк слышала, как герольд на поле выкрикивал команды, призывая всех — и участников турнира, и зрителей — к порядку. Возле своего шатра Стоук помог жене слезть с лошади.

— Тебе больно?

— Да нет, не очень. Я же говорила тебе, что эта царапина не стоит внимания.

Стоук стащил с Ларк шлем и бросил его на землю. Уложив жену на походную кровать, он осмотрел рану у нее на ноге.

— Вообще-то мне бы следовало основательно высечь тебя за неповиновение. Но, по-моему, твоя рана уже достаточное наказание.

Ларк устремила взгляд в полотняный потолок шатра.

— Я спасла твою жизнь, поэтому достойна не порки, а награды.

— Ты уже, наверное, забыла, что тебе не следовало появляться на ристалище. Думаешь, мне приятно сознавать, что ты получила рану в этой переделке? Ну ладно, хватит болтать. Позволь мне приподнять тебя и избавить от этого железа.

Ларк приподнялась, и Стоук начал снимать с нее кольчугу. Когда он стаскивал кольчужный колпак — хау-берк, она сказала:

— Возблагодари Господа и всех святых за то, что я оказалась в тот миг на ристалище. Похоже, ты до сих пор не свыкся с мыслью о том, что можешь мне довериться.

— О чем ты говоришь, Ларк? После того как ты спасла мне жизнь, я верю тебе! — Стоук расстегнул застежки на ее кольчуге и помог ей выбраться из стального панциря, затем снял с нее кольчужные штаны.

— Неправда! Мысль, что шотландцы покушались на твою жизнь не без моего участия, все еще не дает тебе покоя. И это продолжится до тех пор, пока твой враг не будет пойман и не предстанет перед твоим судом, так сказать, во плоти!

Стоук отшвырнул ее кольчугу.

— У меня нет сейчас времени спорить с тобой. Турнир еще не закончился, и я должен принять в нем участие. Я пришлю к тебе Элен. Она перебинтует твою рану и посидит с тобой.

— Хорошо, иди. Ты не желаешь знать правду и не хочешь говорить о чувствах, которые ко мне питаешь. — «И о том, что любишь меня», — добавила Ларк про себя, не осмеливаясь высказать этого открыто. — Впрочем, мне все равно, — солгала девушка. — Что бы ты обо мне ни думал, мне на это наплевать.

— Думай, когда говоришь, — жестко заметил Стоук, бросив на жену мрачный взгляд.

Стоук, выйдя из шатра, начал громко отдавать распоряжения своим людям, в частности, охранять Ларк как зеницу ока и ни под каким предлогом не выпускать наружу, пообещав в случае ее исчезновения отхлестать стражников плетьми.

Отодвинув полог, в шатер вошли Элизабет и Уильям. Элизабет откинула вуаль и посмотрела на Ларк.

— Я видела все, что произошло на ристалище. И догадалась, что на коне Эвенела гарцевала ты. Вот и пришла узнать, не могу ли я тебе чем-нибудь помочь. — Заметив в шатре стража, она кивком головы предложила ему выйти. — Ступай, подыши воздухом. Не могу же я зашивать рану дочери в твоем присутствии?

Стражник кивнул и вышел.

Элизабет поставила на складной столик миску с водой и шкатулку с целебными травами и бинтами, после чего осмотрела рану, коснувшись пальцами ее краев.

— Ничего страшного. — Она присела на кровать рядом с Ларк. — Нужно лишь наложить несколько швов.

Девушка храбро выдержала осмотр, не издав ни звука.

— Я думала, ты так и не выйдешь из своих покоев, — помолчав, сказала Ларк.

— Пришлось. Надо же мне было взглянуть на твоего отца и братьев. Они ведь тоже участвуют в турнире.

Ларк перевела взгляд на отца, который стоял радом с виноватым выражением лица. Его несчастный вид тронул Ларк до слез, и она протянула ему руку.

Он смотрел на дочь затуманившимся взглядом.

— Простишь ли ты меня когда-нибудь, Ларк?

— Мне нечего тебе прощать. — На ее глаза навернулись слезы.

Уильям нагнулся и крепко обнял дочь.

— Прости меня, Ларк. Я давно уже собирался рассказать тебе обо всем.

— Я знаю.

— И ты тоже выйди. — Элизабет подтолкнула мужа в спину. — Не мешай мне. — Она вытерла запекшуюся по краям раны кровь смоченным в теплой воде полотенцем и обратилась к Ларк: — Я горжусь твоим поступком — ты спасла жизнь лорду Блэкстоуну.

На этот раз Элизабет не упрекала Ларк, не учила ее, по своему обыкновению, жизни. Горящие глаза свидетельствовали о том, что она и впрямь гордится своей непокорной падчерицей.

Ларк не могла говорить и лишь всматривалась в лицо Элизабет. Бог свидетель, как долго она дожидалась от этой женщины, которую считала своей матерью, слов одобрения! Комок в горле мешал Ларк вздохнуть, а слезы, как ни старалась она сдерживать их, ручьями струились у нее по щекам.

Глаза Элизабет тоже увлажнились. Обняв Ларк, она воскликнула:

— Мне следовало бы давно тебе сказать, что я горжусь тобой, но я не могла!

— Знаю. Я тоже не пыталась облегчить тебе жизнь. — Ларк обняла Элизабет и прижалась к ней.

— О Ларк! — вымолвила Элизабет срывающимся от рыданий голосом. — Я пыталась быть для тебя хорошей матерью, но чем больше я старалась, тем хуже это у меня получалось. Мысль о том, что ты — дочь Кармии, сводила меня с ума, а потому, стоило мне увидеть тебя, как меня охватывал безудержный, слепой гнев, и вместо ласковых слов срывались раздраженные окрики, а подчас даже брань. Но несмотря на то что ты платила мне той же монетой, я все равно любила тебя. Клянусь!

— Теперь я понимаю это.

Ларк и Элизабет долго сидели, заключив друг друга в объятия и проливая слезы.

Уильям, отодвинув полог, заглянул в шатер, чтобы еще раз полюбоваться на двух женщин, которых он любил больше всех на свете. Лицо его расплылось в довольной улыбке. Казалось, страдания, отравлявшие ему жизнь вот уже восемнадцать лет, подходили к концу. Счастье Уильяма было бы совсем полным, если бы только Ларк и Блэкстоун поняли наконец, что любят друг друга. Но соединить этих двух людей могло только время.

Через четверть часа в шатер Блэкстоуна вошли Элен, Эвенел и Эвел.

— Ларк! Я все видела! Скажи, как ты? Сильно пострадала? — Расширившимися от ужаса глазами Элен смотрела, как Элизабет зашивает рану на бедре сестры.

Эвенел, потирая затылок, разглядывал свое вооружение, грудой сваленное в углу шатра.

— Это из-за меня тебя ранили! Кто, как не я, должен был выступить против Блэкстоуна? — В его голосе звучало раздражение.

— Во всем виновата я. Если бы я вовремя прикрылась щитом, ничего бы не случилось. — Ларк ослепительно улыбнулась, хотя в этот момент Элизабет бинтовала ее рану, что было довольно болезненно.

— Элен и Эвел рассказали мне о том, что произошло. На этот раз я сам выеду на ристалище, чтобы воздать этому ублюдку по заслугам, — сказал Эвенел. — Мне, Ларк, не нужна твоя защита.

— Если ты только ступишь на ристалище, я дам тебе такого пинка, что ты вспашешь всю площадку носом. — Уильям никогда еще не говорил с Эвенелом так грубо. — Нечего изображать святую невинность. Я-то знаю, почему Ларк выехала на ристалище. Чтобы тебя уберечь от смерти, дурень…

— Это моя вина, — заявил Эвел. — Я должен был остановить ее.

— Тебе не удалось бы остановить меня. — Ларк улыбнулась.

— Это я во всем виновата, отец. Я упросила сестру помочь мне, — призналась Элен.

Уильям хмуро посмотрел на Эвенела и Элен.

— Наконец-то я понял подоплеку этих событий и узнал, кто это затеял. Должен заметить, вам довольно долго удавалось водить всех нас за нос, но теперь все ясно. Я сам видел происходящее в искаженном свете, но, результат, как ни странно, вполне меня устраивает. А потому торжественно объявляю: я очень зол и снова заговорю с вами только тогда, когда вы назовете день вашей свадьбы.

Сквозь распахнутый полог в шатер донеслись ликующие звуки толпы.

— Интересно, что сейчас происходит на ристалище? Пойдем, Эвенел, глянем, что там творится.

Эвел вышел, а за ним последовали, взявшись за руки, Эвенел и Элен.

— Мне тоже интересно, что там происходит. — Ларк попыталась подняться, но Элизабет заставила ее опуститься на кровать.

— Не делай глупостей, Ларк, прошу тебя. — Элизабет посмотрела на Уильяма: — Надеюсь, ты все-таки не так упряма, как твой отец.

— Но ведь у меня только царапина!

— Так оно и есть. Но если ты разбередишь рану, она будет болеть. — Элизабет взяла миску с водой и собрала окровавленные тряпки. — Мы с отцом сами отправимся на ристалище, посмотрим, что там и как, а затем вернемся и все расскажем тебе. Только не вздумай сбежать — напоминаю об этом еще раз, потому что знаю тебя слишком хорошо. — Элизабет помахала пальцем перед носом девушки.

Ларк улыбнулась. Теперь Элизабет имела полное право делать ей замечания, поскольку Ларк убедилась, что та любит ее.

Элизабет вышла из шатра, а Уильям, взглянув на дочь, широко ей улыбнулся:

— Ну что, разве Элизабет не прелесть? Особенно когда она в хорошем настроении! — Подмигнув дочери, Уильям последовал за супругой.

Через час в шатер Стоука зашли близнецы. Как обычно, их глаза лукаво поблескивали.

— Сегодня, сестрица, ты пропустила поистине великолепное зрелище, — хмыкнул Гарольд, — и мне, право, очень жаль, что в самом начале турнира тебя ранили. Ведь я места себе не находил — все ждал минуты, когда ты покончишь с Блэкстоуном одним хорошим ударом копья.

— Ничего, она поправится и уж тогда задаст ему перцу! — Седрик толкнул Гарольда локтем, и они фыркнули.

— Послушайте, парни, что вам от меня надо?

— Да ничего особенного. Просто пришли передать тебе весточку и заодно сообщить, что турнир уже закончился. Увы, долго он не продлился. Каждый, кто бросил вызов Черному Дракону, выехал против него с копьем всего один раз. Дракон, что называется, испепелил их всех. Последнему, правда, удалось унести ноги без особого ущерба для себя.

— То-то, должно быть, Дракон злился, — заметила Ларк.

— Это еще что! Поглядела бы ты, каким грозным взглядом он смерил женщину, которая сидела рядом с королем и старательно делала вид, что это ты и есть, — сообщил Седрик.

— Не скрою, этой женщине даже меня удалось надуть, и я подумал что это и впрямь моя сестричка. Если бы у тебя была хоть крупица ума, Ларк, ты не стала бы затевать подобного розыгрыша в присутствии его величества.

— Спасибо на добром слове, Гарольд, но скажи все-таки: какую весточку вы мне принесли? — Ларк поняла, что Гарольд ждет от нее вопросов, чтобы начать дразнить, а потому закрыла глаза и молча откинулась на подушки, изобразив полное равнодушие.

— Ладно, чего тянуть, давай, Гарольд, говори, — поторопил брата Седрик.

— Так… надо только точно вспомнить, что он велел передать и как. Ага, вот… — Гарольд намеренно заговорил басом, пытаясь имитировать голос Стоука: — Скажите своей сестре, что сразу же после турнира мы уезжаем домой.

«Все понятно, — устало подумала Ларк. — Он решил временно не отдавать мне распоряжений сам, а потому поручил это оболтусам братьям».

Послышались звуки шагов, и Ларк подняла глаза. В шатер просунула голову Кармия и, осмотревшись, спросила:

— Мне можно войти, миледи?

— Зайди.

Кармия проскользнула внутрь, прижимая к груди желтое платье, в котором была на турнире. Она уже надела свой алый наряд с глубоким декольте. Близняшки впились взглядами в ее грудь.

— Уходите, прошу вас, — сказала Ларк братьям.

Гарольд усмехнулся:

— Не забудь, что мы сказали тебе. И мой тебе совет — поторапливайся: Стоук в гневе.

— Ты что, нашу сестричку не знаешь? Она наверняка будет тянуть до последнего момента, опоздает и получит за это хорошую взбучку. — Вступил в разговор Седрик.

— Зато вы можете удалиться прямо сейчас, не дожидаясь взбучки. — Ларк ткнула пальцем в откинутый полог шатра.

Парни вышли из шатра, на прощание еще раз взглянув на декольте Кармии.

Кармия подошла к кровати:

— Стало быть, ты провела детство с этими двумя парнями?

— Каждый день имела счастье общаться с ними, — тяжело вздохнула Ларк. — Отец дважды пытался сделать из них оруженосцев и посылал ко двору своих родственников. Но из этого ничего не вышло. Мои дядья с удручающей регулярностью отсылали братьев назад, утверждая, что больших мошенников в жизни не видели.

— Но по-моему, ты неплохо научилась ставить их на место.

Ларк улыбнулась:

— Я прошла хорошую школу. Каждый день сражалась с ними — если не на кулаках, так языком. — Неожиданно осознав, что разболталась с Кармией как со старой подругой, она замолчала.

— Я, в общем, зашла только для того, чтобы отдать тебе платье. — Кармия нахмурилась.

— А как король? Разгневался на тебя?

— Да уж… Но еще больше его разозлила твоя шутка. — Кармия улыбнулась. — Правда, Стоуку удалось вернуть королю хорошее расположение духа, поскольку победителем турнира стал именно он. Ричард сменил гнев на милость и даже пообещал заехать к вам в Кенилворт.

— Неужели? — Ларк с минуту помолчала. — Спасибо тебе. Ты рисковала впасть из-за меня в немилость.

— Мне хотелось помочь тебе хоть чем-нибудь. — Кармия подняла на Ларк вопрошающий взгляд: — Как ты думаешь… — начала она, но умолкла.

— Ты о чем-то хотела меня спросить? Прошу, спрашивай…

— Завтра утром я уеду в Нормандию, чтобы своим присутствием при здешнем дворе не ставить тебя в двусмысленное положение. Тем не менее я была бы рада получить от тебя весточку и узнать, как ты поживаешь.

Ларк в упор посмотрела на Кармию. Первым ее побуждением было сказать этой женщине «нет». Хотя бы по той причине, что та бросила ее, а потом ни разу в жизни не навестила. С другой стороны, она не могла причинить Кармии боль, поскольку чувствовала, что между ними существует нерасторжимое родство, хотя эта женщина была чужим и незнакомым для нее человеком,

Ларк коснулась руки Кармии:

— Я напишу тебе. Более того, если ты приедешь ко мне, то будешь желанной гостьей.

Увидев, как в глазах Кармии вспыхнула надежда, Ларк улыбнулась. Впрочем, стоило ей подумать о Стоуке, как ее оживление исчезло. Мысль о том, что ей предстоит ехать вместе со Стоуком в Кенилворт, каждую минуту видеть его, спать с ним и при этом постоянно сознавать, что он не любит ее, была непереносима.

Разумеется, Ларк сознавала, что привлекает Стоука физически, но из рассказов своих развратных братцев знала: со временем мужчине надоедает близость с одной женщиной, и тогда он заводит себе любовницу, а иногда и нескольких разом. Под ложечкой у девушки засосало, и появилось гнетущее чувство пустоты.

Глава 27

Ларк ехала в немилосердно раскачивавшейся повозке, придерживая за плечо Варика. От бесконечной тряски по ухабам у нее разболелась голова, а раненая нога ныла не переставая. Балтазар сидел на скамеечке рядом с Ларк, положив ей на плечо ушастую голову.

Ларк оттолкнула его:

— Сделай милость, ляг на пол, а?

Волк увидел сидевшую сзади на соломенной подстилке Элизабет и глухо заворчал.

— Иди, иди, не бойся. Здесь довольно места.

Элизабет протянула руку, предлагая Балтазару улечься на солому рядом с ней. Тот подполз к Элизабет, обнюхал ей руку и вернулся на прежнее место.

— Ничего, когда-нибудь ты сам подойдешь ко мне, чтобы я тебя приласкала, — сказала Элизабет. — А пока ляг хоть где-нибудь, не разноси блох.

Балтазар уселся у ног Ларк и положил голову ей на колени.

Девушка взглянула на леди Элизабет:

— Тебе там удобно?

— Жаловаться не приходится — зубы у меня по-прежнему на месте, а главное при такой дороге — сохранить в целости зубы, — усмехнулась Элизабет.

— Я рада, что вы с отцом решили заехать к нам в Кенилворт.

— Ты же знаешь отца. Стоило ему услышать, что лорд Блэкстоун выковал для него меч, как тут же захотел посетить замок.

Ларк бросила взгляд на Амори, который сидел на козлах и правил повозкой. Затем посмотрела на Стоука. Тот ехал верхом рядом с ее отцом. Стоук был так высок и широк в плечах, что рядом с ним лорд Уильям казался подростком. Ларк пожалела, что не может сию же минуту положить руки на плечи Стоука и поцеловать его: уж слишком она истосковалась по мужу. Но с тех пор как он отнес ее, раненную, в свой шатер, они не прикасались друг к другу. Что ж, пока Стоук изображает равнодушие, она будет отвечать ему тем же. Правда, с каждой минутой ей все труднее было притворяться.

Ларк вслушивалась в скрип колес второй повозки, которая везла припасы. Следом ехали Роуленд и еще шестнадцать рыцарей — конвой, охранявший повозки с боков и с тыла. Элен, Эвенел, Седрик и Гарольд вернулись в Сент-Вейль, так что близняшек, вечно доводивших Ларк до белого каления, поблизости не было. Как ни странно, временами она даже жалела об этом. По крайней мере привычная склока с братьями позволила бы ей отвлечься от мыслей о Стоуке.

— Тплу, плиехали! — Варик потянул Ларк за рукав ее нового платья из голубого шелка, вышитого по вороту и рукавам жемчугом.

— Ты ведь уже ходил? И не так давно? — Далия обернулась к мальчику с козел, на которых сидела вместе с Амори.

— Думаю, парнишке нужно просто размять ноги, да и нам всем тоже. — Ларк взъерошила темные кудри Варика.

— О Господи! А я вот совсем ног не чувствую, так что и разминать вроде нечего. — Элизабет начала растирать бедра. — Твой муж, Ларк, гонит как сумасшедший!

— Это все потому, что Стоук хочет побыстрее добраться до замка, миледи. — Амори натянул поводья. — Опасается, как бы по дороге на нас не напали.

— Смешно. Кто посмеет напасть на нас с такой охраной?

Роуленд нагнулся в седле и ослепительно улыбнулся Элизабет.

— Прошу прощения, но ты плохо знаешь этих мерзавцев, миледи. Они ни перед чем не остановятся.

— Он говорит дело, — подтвердил Амори. — Но мне почему-то кажется, что причина этой бешеной скачки — дурное настроение милорда, а не страх перед нападением. Что-то гнетет его, и он уже несколько дней ходит мрачный как туча. — Амори со значением посмотрел на Ларк.

— В самом деле, леди Ларк, — промолвил Роуленд, подъезжая поближе к девушке. — Почему бы тебе не одарить Стоука своей очаровательной улыбкой? Глядишь, сердце его и смягчится. — Пришпорив лошадь, рыцарь помчался к голове колонны.

Амори, остановив лошадей, крикнул Стоуку:

— Варику нужно облегчиться, милорд.

Элизабет, подавшись вперед, прошептала:

— А ведь Роуленд прав, Ларк. Ты ведешь себя так, словно Стоук для тебя — пустое место. Стыдно, девочка! Как-никак он твой муж. А ведь стоит уделить мужчине немного внимания, ласково ему улыбнуться, и он становится ручным. Возьми хотя бы своего отца, к примеру. Он всегда поступает так, как я хочу.

— Он любит тебя, в этом все дело.

Ларк посмотрела на Стоука.

В это мгновение он обернулся, и его взгляд скользнул по повозкам. Едва Стоук увидел Ларк, как его мрачное лицо просветлело: без сомнения, ему было приятно, что она смотрит на него.

— Вот видишь, — прошептала Элизабет девушке. — Даже медведя можно приручить, если давать ему время от времени отведать меда.

— Благодарю за мудрый совет, миледи. Когда мне понадобится приручить медведя, я так и поступлю. — Ларк нахмурилась и откинулась на спинку деревянной скамейки.

Стоук тронул коня и подскакал к поросшей подлеском поляне, за которой начинался глухой непроходимый лес. За молодыми деревцами скрывался холмик, покрытый высокой сочной травой. Розоватые лучи заходящего солнца все еще освещали небо, но небосклон уже начал темнеть и на горизонте стал темно-синим.

Соскочив с коня, Стоук помог выбраться из повозки Варику и леди Элизабет. Варик улыбнулся ему и ясным, чистым голосом сказал:

— Благодалю тебя, отец.

— Рад, что ты со мной, маленький сеньор. — Стоук улыбнулся и с гордостью посмотрел на малыша.

Варик взглянул на Ларк:

— Холосо у меня полусилось?

— Даже я бы не сказала слово «отец» лучше тебя.

Варик обрадовался, вцепился в руку Далии и велел нести его к Балтазару.

Ларк приподнялась со скамейки, чтобы вылезти из повозки. Как обычно, Стоук протянул к ней руки.

— Позволь мне тебе помочь, — сказал он без улыбки.

— Я сама справлюсь.

Стоук не обратил внимания на ее слова и помог жене выбраться из повозки. Когда он принял Ларк в свои объятия и она почувствовала на своей щеке его теплое дыхание, у нее невольно вырвался легкий протяжный стон. Желание избежать его прикосновения мгновенно исчезло. Напротив, ей захотелось покрепче прижаться к широкой груди мужа и, обхватив его руками за шею, крепко и страстно поцеловать в губы. Но в следующую секунду в ее ушах опять прозвучал голос Луи: «Он не ответит на твое чувство. Никогда».

— Прошу, опусти меня на землю. Я, как ты знаешь, умею ходить. — Ларк почувствовала, как при этих словах напряглось сильное тело мужа.

Сделав несколько шагов, Стоук поставил жену на траву у ствола большого раскидистого дерева.

— Ну вот. Теперь тебе нечего опасаться моих прикосновений.

С этими словами он направился к повозкам. Ларк хотела остановить его, но не успела: Стоук уже отдавал приказания своим людям.

Ларк прислонилась затылком к стволу дерева.

Сквозь пелену слез она наблюдала за тем, как Варик, ткнув пальчиком в сторону Балтазара, требовательно пропищал:

— Вниз. Отпусти меня. Я хосю иглать с Балли…

— Вот и хорошо. Поиграй пока с Балтазаром. — Далия опустила ребенка на землю и, взяв его за ручку, повела к волку, который что-то вынюхивал возле большого куста. В следующий миг из зарослей кустарника выскочил кролик и помчался в сторону леса. В погоню за кроликом устремился Балтазар, за ним — Варик, а за Вариком — Далия.

— Балли! Балли! — кричал во все горло малыш, охваченный азартом погони.

Услышав крик маленького лорда, за ним и его нянькой побежали Амори и еще два рыцаря.

Рядом с Ларк словно из-под земли возникли два стражника, приставленные к ней Стоуком для охраны.

Взглянув на их бесстрастные лица, Ларк почувствовала, что ей невмоготу находиться рядом с этими людьми. Девушке до тошноты надоели охранники Стоука, следившие за каждым ее шагом, но еще больше она ненавидела их хозяина, не способного ответить на ее любовь. Ларк обхватила себя руками.

— Мне нужно облегчиться. Немедленно. И так, чтобы на меня никто не глазел.

— Только не заходи далеко, хозяйка. — Воин смерил Ларк недоверчивым взглядом.

Девушка кивнула и двинулась к лесу, туда, где стояли могучие деревья, стеной окружавшие поляну.

Стоук наблюдал, как его люди, готовясь к ночевке, ставили шатры. Леди Элизабет следила за тем, чтобы ее шатер поставили на сухом месте, а не где-нибудь в низине. Уильям, стоя рядом с повозкой, на которой везли припасы, потягивал из фляги эль. Взглянув туда, где осталась Ларк, Стоук заметил, что она поспешно направилась к лесу. Жена была одна, и Стоук решил, что она хочет справить нужду.

Он уже собирался последовать за ней, но, подумав, решил не делать этого, чтобы не злить Ларк. Нахмурившись, Стоук следил за тем, как она удалялась. К нему подошел Роуленд.

— Похоже, в твоих отношениях с супругой ничего не изменилось.

— Ничего.

Светлые волосы Ларк виднелись уже в зарослях. Она все дальше углублялась в лес.

— Потерпи, старина. Дай ей привыкнуть к мысли, что она — твоя жена.

— Вот я и терплю. Но терпение у меня уже на исходе. — Руки Стоука сжались в кулаки.

Услышав топот лошадиных копыт, Стоук и Роуленд повернулись к лесу. Из чащи выехал Луи, держа в поводу лошадь Джеймиса. Сам Джеймис с кляпом во рту и со связанными руками был привязан к седлу.

Луи швырнул поводья Стоуку:

— Забирай своего шпиона, Стоук. Этот малыш стал в последнее время очень мне досаждать.

Джеймис заворочался в седле, сделав попытку освободиться от пут, но у него ничего не вышло. Подойдя к нему, Роуленд вытащил из голенища сапога кинжал и перерезал веревки.

— У меня была веская причина приставить к тебе шпионов.

— Неужели ты, кузен, думаешь, что я пытался убить тебя из-за какой-то бабы?

— Что баба! Ты готов зарезать меня из-за медной монеты.

Луи криво улыбнулся:

— У тебя, Стоук, есть одна неприятная черта: ты никому не доверяешь. Уж поверь, если бы я захотел расправиться с тобой, то не стал бы нападать на тебя исподтишка.

— Стало быть, ты ехал за мной только для того, чтобы передать мне Джеймиса?

— Я ехал за тобой, чтобы пригласить тебя и твою молодую жену к себе в замок. После турнира ты исчез, как сквозь землю провалился, и у меня не было возможности вручить тебе официальное приглашение.

— Скажи на милость, почему я тебе не верю? Ни на грош?

— Наверное, потому, что мне куда больше хотелось бы видеть у себя в замке не тебя, а твою жену, — хмыкнул Луи.

Стоук схватил кузена за ворот куртки, молниеносным движением стащил его с коня и со всего размаху врезал ему по носу.

Луи, не ожидавший нападения, рухнул на землю как подкошенный.

Хотя поверженный кузен лежал у его ног, чувство близкой опасности не покидало Стоука, и тут он подумал о Ларк. В самом деле, она давно должна была вернуться.

Стоук кинулся туда, где в последний раз видел жену. Его внимание привлек какой-то блестящий предмет, торчавший в стволе могучего дерева. Приглядевшись, Стоук увидел кинжал. Клинком был приколот к коре клочок пергамента.

Вытащив кинжал, Стоук тщательно осмотрел его рукоять и лезвие. Рукоять была выложена перламутром, и у Стоука заныло сердце: этот кинжал принадлежал Ларк. Дрожащими руками он снял с клинка оставленную неизвестным злоумышленником записку и тотчас увидел на ней алое пятно. Стоук понял, что это кровь, причем свежая. Сомнений не оставалось: это была кровь Ларк.

Стоук принимал участие во многих сражений и сотнях опасных переделок. Иногда он один противостоял десяткам врагов и знал, что в любую минуту его может сразить стрела, меч или кинжал сарацина. Но никогда еще Стоука не пробирал такой леденящий страх, как в эту минуту, когда он держал в руках клочок пергамента, испачканный кровью его жены.

Но нет, он не позволит злосчастной судьбе отнять у него Ларк — ни за что на свете!

Крикнув Роуленду, чтобы тот связал кузена и не спускал с него глаз, Стоук скомкал в кулаке послание и бросился в чащу леса, моля Бога об одном — чтобы Он помог ему отыскать Ларк.

Ларк грезила, и в ее грезах перед ней предстал Стоук. Его могучая фигура тонула в непроглядном мраке. Одно только выдавало его присутствие — яркий блеск глаз да исходившее от него тусклое золотистое свечение. Ларк звала его, но он не отвечал. Тогда она закричала. Однако Стоук хранил молчание и смотрел сквозь нее, будто она была стеклянная. Ларк сделала шаг ему навстречу. Он открыл рот, казалось, собираясь заговорить с ней, но вместо слов из его уст вырвался огромный сноп огня, накрывший ее, как плащом.

С этой минуты ничего, кроме окружавших ее со всех сторон языков пламени, Ларк не видела. Пламя жгло ее. Она почувствовала, как занялись и вспыхнули ее волосы, сгорели ресницы, а губы…

Прежде чем призрачное пламя охватило девушку целиком, она очнулась от собственного вопля.

Голова ее покоилась на чем-то жестком, а в затылке каждый удар сердца отзывался острой болью. Она сразу же вспомнила, как кто-то ударил ее по затылку чем-то тяжелым. Повернув голову, Ларк заметила прямо перед собой железные прутья, напоминавшие прутья клетки. Чуть приподнявшись на своем жестком ложе, она огляделась. Ларк и вправду находилась в клетке, подвешенной на железной цепи к одной из дубовых балок, которые поддерживали потолок. Клетка была маленькая и тесная — чуть просторнее тех, в каких в замке Кенилворт держали хищных птиц. Именно поэтому неизвестный злоумышленник, прежде чем втиснуть в клетку потерявшую сознание жертву, связал ее таким образом, что колени у нее были прижаты к груди, и она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Еще хуже было другое: она лежала на боку, на раненом бедре, которое немилосердно болело.

Чтобы облегчить боль, Ларк уперлась локтями в прутья клетки и заворочалась, отчего клетка начала раскачиваться под потолком. У Ларк закружилась голова, к горлу подкатил горький комок, и она, чтобы ее не стошнило, прикрыла глаза.

Когда клетка перестала колебаться, девушка открыла глаза и, упершись локтями в прутья, вновь сделала попытку сдвинуться с места. Теперь она действовала уже без прежнего напора, и клетка раскачивалась не так сильно.

Ларк была крепко связана, и ее попытки изменить положение тела оказались безуспешными. Руки и ноги у нее были перетянуты кожаными ремнями, а на большом пальце руки имелся свежий порез — длинный, но неглубокий, сделанный, по всей вероятности, кинжалом с тонким и острым лезвием. Палец ныл, но это не шло ни в какое сравнение с болью в бедре и в затылке.

Самое же главное — ей удалось рассмотреть помещение, где она находилась. Это было подобие оружейной мастерской или кузницы, которая походила бы на мастерскую Стоука, если бы не царивший в ней несусветный хаос. Инструменты, металлические пластины и слитки металла грудами лежали на верстаке и придвинутой к нему деревянной лавке. Как и у Стоука, потолок и стены мастерской почернели от копоти, а в воздухе стоял устойчивый запах дыма и металлической окалины. При всем том помещение, где в клетке под потолком раскачивалась Ларк, было значительно просторнее, чем мастерская Стоука, а звук шумевшей неподалеку воды наводил на мысль, что мастерскую устроили в заброшенной мельнице.

Сквозь дыры в старой дощатой крыше пробивались солнечные лучи, отчего закопченные потолочные балки отбрасывали на стены четко очерченные тени. Пересекаясь в нескольких направлениях, они напоминали узор гигантской паутины. По расположению теней и их размерам Ларк догадалась, что солнце уже садится.

«Интересно, — подумала она, — сколько же времени я провела без сознания?»

Со двора послышались негромкий свист и звук шагов. Чуть приподняв голову, Ларк посмотрела сквозь прутья решетки в сторону едва проступавшего в сумраке прямоугольника двери.

Дверь отворилась.

В мастерскую вошел бейлиф Томас, и его хрупкая маленькая фигурка, освещенная заходящим солнцем, черным силуэтом обрисовалась в дверном проеме. Он был облачен в коричневые шерстяные штаны и зеленую куртку, свободно висевшую на его покатых плечах. Вскинув на девушку свои огромные глаза газели, Томас недобро усмехнулся:

— Так-так! Вот ты и проснулась.

Томас плотно прикрыл за собой дверь.

— Значит, это ты… стоял за всеми этими злодеяниями?

— Я, и никто иной. — Томас ткнул себя пальцем в грудь.

Судя по всему, то, что он содеял, доставляло ему немалое удовольствие.

Подойдя ближе, он стал рассматривать скорчившуюся в клетке Ларк.

— Знаешь, я с большим интересом наблюдал за твоими потугами вывести на чистую воду лорда Тревелина. То, что Блэкстоун захватил тебя в плен, а ты настроила его против кузена, было мне весьма на руку. Казалось, вы действовали по моей указке.

— Но зачем ты подослал Эббу с отравой к Варику?

— Как зачем? Чтобы укрепить твои подозрения относительно Тревелина. Правда, поначалу у меня были на твой счет другие планы. Когда Блэкстоун приехал в Кенилворт и рассказал о том, что ты ткнула его в спину кинжалом, я возликовал. Ведь на некоторое время подозрения с домочадцев были сняты, и хозяин считал своим главным врагом тебя. Когда же ты появилась в Кенилворте, так сказать, во плоти, я подумал, что при сложившихся обстоятельствах ты можешь стать моим естественным союзником в замке.

— Как Эбба?

— Да, было дело, я так думал. До тех пор, пока ты не спасла жизнь Варику. Потом, правда, я услышал, как ты говорила Далии о своих подозрениях насчет лорда Тревелина, и понял, что действительно приобрел в твоем лице союзника, правда, невольного.

— Как, должно быть, ты при этом веселился!

— Да уж, посмеялся вволю, будь уверена. — Томас зловеще усмехнулся.

— А убивая Эббу, ты тоже смеялся?

— А как же! Эта дрянь стала тянуть из меня деньги, угрожая разоблачением.

Томас начал чистить ногти.

— Но зачем тебе нужно было убивать Стоука?

— Из-за тайны, которой он владеет.

— Какой тайны?

— Тайны металла его собственной ковки.

— Чтобы выведать эту тайну, его вовсе не стоило убивать.

— Узнав, что я разгадал секрет его стали, он прихлопнул бы меня как муху.

— Но в чем же секрет этой стали? — Ларк с любопытством посмотрела на маленького злого человечка.

— Все дело в печке, которую он построил у себя в мастерской.

— Ничего не понимаю.

Томас взглянул на нее как на деревенскую простушку:

— Что ж тут непонятного? Он плавит металл не в горне, а в специальной печке — вроде тех, в которых горшечники обжигают глину. Сталь после этого получается крепче. Не знаю, почему это происходит, но это так.

— А как тебе удалось проникнуть в его мастерскую?

— А тебе? Я нашел тайник, где он прячет ключ. Знаю, как повернуть нужный камень, чтобы открылась щель в стене. — Томас пристально посмотрел на Ларк. — Я, видишь ли, вообще много чего знаю. В частности, о тебе — я ведь постоянно наблюдал за тобой.

Ларк вспыхнула. Она вспомнила интимные сцены в Кенилворте, свидетелем которых Томас мог быть. Эта тема была ей неприятна, и она поспешила перевести разговор.

— Ты хотел украсть секрет Стоука, чтобы разбогатеть?

— Точно. И поверь, разбогател бы, но только в случае его смерти. Как я уже говорил тебе, узнай он о том, что я раскрыл его тайну, он бы убил меня. Если бы Стоук умер, ко мне приезжали бы сеньоры со всего света и платили за мечи любую назначенную мной цену. Да что там деньги… Чтобы получить такой меч, они кланялись бы мне в пояс! — В глазах Томаса сверкнула ненависть. — Богатые и знатные прежде не замечали меня. Что ж, им придется познакомиться со мной поближе — хотят они того или нет. Открыв свою оружейную мастерскую, я не буду больше работать на грубых, невежественных лордов и потакать их прихотям. Я не стану ездить по их полям, понукая нерадивых работников, потому что их земли перейдут ко мне!

Дверь в мастерскую распахнулась.

— Милорд… Там Блэкстоун! Он приближается. — В дверном проеме появился человек бандитского вида. Взгляд его остановился на Ларк. Это был взгляд душегуба, в любой момент готового лишить человека жизни.

— Он один, как я требовал от него в своем послании?

— Похоже, да.

— Вот и славно.

Ларк с ужасом наблюдала за тем, как Томас, надев толстые кожаные перчатки с раструбами и прихватив пару щипцов, направился к горну.

— Хочу, так сказать, слегка накалить обстановку. Прежде Блэкстоуну удавалось избегать тех болванов, которых я нанимал, чтобы убить его, но теперь я займусь им сам. — Томас выхватил из пылающего горна горящее полено и швырнул его на середину комнаты. Вслед за первым последовало второе. Затем третье. Взяв мехи, злодей начал раздувать огонь.

Фррр… Огонь разгорелся почти мгновенно и начал лизать желтыми языками ветхие стены старой мельницы. Он пожирал все — полы, верстаки, лавки.

— Кажется, мне пора уходить. — Томас прикрылся рукавом от нестерпимого жара и выбежал из мастерской.

От дыма у Ларк защипало глаза. Каждый глоток воздуха давался ей с великим трудом, а языки взметнувшегося вверх пламени хотя и не доставали пока до клетки, но с каждой минутой все больше нагревали металлические прутья ловушки.

Девушка закашлялась до слез, затем, изогнувшись, взглянула на дверцу клетки. На дверце висел большой висячий замок, перевитый железной цепью.

Расширившимися от ужаса глазами Ларк наблюдала за гудящим пламенем, обступившим ее со всех сторон.

— Пресвятая Дева, — шептала девушка, — только бы сюда не вошел Стоук!

Стоук придержал коня на тропинке, ведущей к мельнице, и осмотрелся. Старую мельницу не было видно из-за густого подлеска, но над кронами деревьев вился подозрительный дымок. Стоуку стало жутко. Он знал, что ему приготовлена ловушка: отец Амори прочитал ему послание неизвестного злодея:

«Приходи один на старую мельницу близ Кенилворта. Твоя жена в моей власти».

Пришпорив коня, Стоук поскакал вверх по склону, огибая заросли. Как только он выбрался на открытое место, его взгляду предстали желтые языки пламени, пробивавшиеся сквозь ветхую крышу строения. Охваченный ужасом, Стоук направил коня к протоке, пробегавшей рядом с мельницей. Соскочив с коня, он несколько раз погрузился с головой в холодную воду, после чего побежал к пылающему зданию.

Стоук изо всех сил старался не смотреть на рвавшиеся из-за двери языки пламени. Он знал: стоит ему только сосредоточить взгляд на огне, как силы оставят его. Поэтому следовало сконцентрировать внимание на Ларк. Обернув голову мокрым плащом и дернув за ручку двери, Стоук ворвался в охваченную огнем мастерскую. Испепеляющий жар обрушился на него как удар боевой палицы.

— Ларк! — крикнул он, перекрывая голосом рев бушевавшего в помещении пламени.

Господь Вседержитель, да где же она? Среди жарко полыхавших стропил, стен, перекрытий и рассыпавшихся снопами во все стороны искр ничего нельзя было разобрать.

Стоуку чудилось, будто он вновь оказался в охваченном пламенем Кенилворте, а в его ушах снова и снова отзывались эхом крики отца и матери, горевших заживо. Жар объял Стоука, пламя лизало его ноги… А он все бежал и бежал, охваченный единственным желанием — поскорее вырваться из этого кромешного ада.

Стоук уже повернулся, чтобы сломя голову убежать с мельницы, когда услышал голос Ларк:

— Стоук! Не входи сюда. Ты погибнешь. Уходи отсюда скорей!..

Ларк! Он же должен ее найти! Как он забыл об этом? Отгоняя терзавшие его душу воспоминания, Стоук бросился в глубь мастерской.

— Ларк! Ларк, отзовись! Где ты?

Сквозь стену огня и дыма он увидел висевшую под потолком маленькую тесную клетку, в которой, скорчившись, лежала на боку Ларк. Внизу, прямо под клеткой, бушевало пламя, пожиравшее доски пола.

Взгляд Стоука упал на железную цепь, на которой висела клетка. Она была прикреплена к подпиравшей потолок балке, тоже объятой пламенем. К счастью, свободный конец цепи свешивался с противоположной стороны стропила. Если бы он только мог до него дотянуться!

Решив спасти жену или умереть вместе с ней, Стоук кинулся в самое море огня. Вода, пропитавшая куртку, сапоги и штаны Стоука, зашипела.

Прыгнув, Стоук попытался поймать рукой свободный конец цепи. Раскаленная цепь жгла его, но он не выпустил ее, а, подтянувшись, полез по ней, как по канату, кашляя от дыма.

— Спасайся, Стоук! Беги отсюда, пока не поздно, не будь глупцом!

— Если ты умрешь, я умру вместе с тобой! Потому что моя жизнь — ты! — Добравшись до клетки, Стоук обнаружил замок. Цепляясь за цепь левой рукой, правой Стоук извлек из ножен «Глаз дракона».

— Осторожнее!

Ларк скорчилась как могла и пригнула к коленям голову. В следующее мгновение Стоук опустил свой меч на привязанную к замку цепь. Металл лязгнул, но не поддался: цепь была выкована из той же самой стали, что и «Глаз дракона»!

Дыма в помещении становилось все больше. Сквозь его густые клубы Стоук с трудом различал даже лицо Ларк. Жар свирепел с каждым мгновением. Только один Господь ведал, сколько времени Стоук сможет продержаться в этом аду, раскачиваясь на раскаленной цепи посреди бушующего огненного моря. Услышав хруст, он вскинул голову: потолочная балка, на которой висела клетка, прогорела, треснула и готова была вот-вот обрушиться.

В отчаянии Стоук обшаривал взглядом дверцу, отыскивая в ней слабое место. Замок! Отчего, в самом деле, не попробовать? Как следует размахнувшись, он обрушил «Глаз дракона» на стальную дужку. Послышался лязг, дужка распалась на две части, и замок полетел вниз.

Стоук сунул меч в ножны и распахнул дверцу. Он вытащил из клетки перетянутую ремнями Ларк, бледную как мел и едва не потерявшую сознание.

— Не теряй присутствия духа, Ларк! Хотя бы еще немного — ради меня.

— Постараюсь.

Под Стоуком растекалась огненная лава, в которую он должен был окунуться, чтобы выбраться с мельницы живым, не причинив вреда своей драгоценной ноше. Прижав к себе Ларк и крикнув: «Держись!» — он закрыл глаза, отпустил цепь и прыгнул в бушующее пламя.

Хотя Стоук и держал в руках Ларк, ему удалось коснуться горящего пола сразу обеими ногами. Ступни обожгло, но сапоги на толстой подошве не дали ему сгореть заживо. Огонь и дым окружили его сплошной стеной, и Стоук двигался к двери, больше полагаясь на инстинкт, чем на зрение.

Над головой у Стоука послышался громкий треск: поддерживавшее потолок горящее стропило, на котором висела клетка Ларк, не выдержало груза, обломилось и, рассыпая вокруг снопы искр, рухнуло вниз. В этот самый момент Стоук добрался до пылающей двери и выскочил наружу. В следующее мгновение крыша мельницы со страшным грохотом обвалилась, вверх взметнулся огромный столб пламени, дохнуло нестерпимым жаром, а на спину и голову Стоука обрушился град тлеющих головешек и горящих обломков дерева.

Стоук вместе с Ларк скатился по склону холма, подминая под себя кусты и траву, и остановился у самого берега протоки. Ларк при этом оказалась наверху, а Стоук — внизу. Некоторое время они лежали без движения — только широко разевали рты, втягивая в себя прохладный, напитанный влагой воздух. Стоук крепко прижимал к себе Ларк.

Прошла минута, другая… Стоук осторожно приподнял лицо Ларк и заглянул в ее золотистые глаза. По измазанным копотью и сажей щекам девушки ручейками стекали слезы, оставляя за собой светлые блестящие дорожки, а глаза на этом испачканном, почерневшем личике казались неестественно огромными и отливали голубизной. Золотые волосы Ларк из-за дыма и копоти побурели. А в общем… А в общем, Стоук считал, что она хороша как никогда, а главное — жива и здорова!

— Почему ты плачешь? — Вытирая ее слезы, Стоук лишь размазал по лицу грязь.

— Потому что я думала, ты не любишь меня, а оказывается, я ошибалась, — всхлипывая, сказала девушка.

— Неужели ты только сейчас поняла это, моя тигрица? Ты все для меня в этой жизни… все!

Стоук отвел со лба Ларк волосы и приник к ее губам поцелуем. Она обвила его шею руками и со страстью приникла к нему…

— Так, так, так… Что за милая картина!

На расстоянии десяти футов от полыхающей мельницы стоял Томас с луком в руках. Тетива была натянута, а острие стрелы было нацелено прямо Стоуку в лоб.

— Как ни крути, а я рад, что ввязался в это дело. С тех пор как меня охватило желание убить тебя, мое существование стало осмысленным и даже увлекательным. Ну-ка, поднимайся, милорд. Мне хотелось бы в последний раз посмотреть тебе в глаза, да и негоже как-то стрелять в лежащего.

— Что ж, убей меня, если хочешь. Только не трогай ее. — Хотя Ларк крепко держала его, Стоук высвободился из ее объятий и поднялся. — Вот ведь штука, оказывается, мой кузен не виноват и я, обвиняя его, ошибался.

— Точно, а он, бедняга, даже не сможет отомстить тебе за эту ошибку.

С этими словами Томас снова поднял лук, на этот раз нацелив стрелу в грудь Стоука.

Дальше события развивались с невероятной быстротой. Из леса выскочил Балтазар и прыгнул на Томаса. Сцепившись, волк и человек упали на землю. Чтобы отразить неожиданное нападение, Томас выпустил лук: схватка с разъяренным волком не шутка, а бейлиф был такой маленький и щуплый…

— Балтазар!

Вскочив, Ларк бросилась к своему любимцу.

Стоук схватил жену за руку в тот момент, когда пылавший деревянный остов мельницы накренился и, рассыпая вокруг снопы искр и головешек, рухнул на землю. К небесам взметнулся столб пламени и дыма.

Обнявшись, они слышали, как пронзительно кричал Томас, погибая среди пылающих руин. Через мгновение ничего, кроме рева огня, уже не было слышно.

— Бедный, бедный Балтазар! — Ларк припала лицом к пропахшей дымом куртке Стоука и горько заплакала.

Стоук сжимал жену в объятиях, понимая, что она впервые в жизни припала к его груди, ища помощи и успокоения. Внезапно Стоук заметил, как впереди показался какой-то темный предмет. Стоук сжал плечо жены и воскликнул:

— Ты только посмотри на это!

Ларк увидела мчащегося к ним Балтазара, и ее лицо осветила улыбка.

— Дева Мария! Он жив!

Ларк бросилась к волку и, встав на колени, начала гладить его опаленную шерсть. Больше всего у Балтазара пострадал от огня нос.

— Придется лечить тебя, дружище. — Девушка прижалась к его морде.

— Я и не подозревал, что он пошел следом за мной. — Стоук с удивлением разглядывал волка. — Думал, отправился куда-нибудь в чащу поохотиться.

— Я много раз говорила, что волки чувствуют, когда тем, кого они любят, угрожает опасность.

— Уверен, на самом деле они чувствуют и понимают не только это, но и куда больше. — Стоук с интересом наблюдал за тем, как Балтазар вылизывал Ларк лицо.

— Так ты думаешь, он понял, что мы любим друг друга?

Стоук взглянул в круглые желтые глаза волка.

— И не только это. Волки — хранители тайного знания, которое нам, людям, познать не дано.

Стоук вынул из-за голенища сапога кинжал и перерезал кожаные ремни, которые все еще стягивали запястья Ларк.

— Подумать только, я могла прожить жизнь, так и не узнав, что ты любишь меня! Простишь ли ты меня за то, что в последнее время я постоянно отвергала тебя? — Ларк коснулась подбородка мужа и провела пальчиком по густой черной щетине у него на щеках.

— Должен заметить, что видеть тебя и не иметь возможности к тебе прикоснуться было подобно пытке. Ведь я всегда хотел тебя — каждую минуту, когда ты находилась рядом.

— Я возмещу понесенный тобой урон. Обещаю. — На губах Ларк появилась шаловливая улыбка.

— Да уж, тебе придется постараться. — Стоук нагнул голову, чтобы поцеловать ее, но она высвободилась из его объятий.

— Можно тебя спросить?

— О чем именно?

— Мы можем пожениться снова?

— Странная блажь… По-моему, мы уже женаты.

— Да, женаты, но я хочу снова пройти через обряд венчания. — Ларк смотрела на него широко улыбаясь, отчего у нее на щеках появились очаровательные ямочки.

Стоук ответил жене улыбкой.

— Что ж, я согласен. Если ты отдашь мне не только руку, но и сердце.

Ларк обвила руками его шею.

— Мое сердце принадлежало тебе с той минуты, когда мы в первый раз поцеловались. Тогда, правда, это открытие так напугало меня, что я дала себе слово молчать об этом. — Она прижалась к губам мужа. — Я люблю тебя, Стоук. И всегда любила.

Эпилог

Небольшая часовня замка Сент-Вейль еле вместила всех гостей. Король Англии занимал почетное место у алтаря и доброжелательно взирал на стоявшую перед ним молодую пару. Рядом с его величеством сидел Варик и гладил ладошкой белый горностаевый мех, которым была оторочена королевская мантия.

Луи хмуро поглядывал на окружающих и время от времени ощупывал свой распухший нос. Роуленд с ухмылкой посматривал на Тревелина, потом устремил взгляд на отца Амори, чей громкий, звучный голос раздавался под сводами часовни. На поясе у Амори висел длинный меч. Священник с важным видом читал по-латыни псалмы.

Балтазар сидел у ног Стоука и Ларк, и всякий, кто увидел бы его лохматую морду, поклялся бы, что зверь, скаля зубы, улыбается.

Сквозь цветные витражи в зал лился солнечный свет, бросая разноцветные блики на стоявших у алтаря Ларк, Стоука, Эвенела и Элен. Стоук был с ног до головы в черном бархате, а вышитый золотом у него на плаще геральдический дракон хитрым глазом поглядывал на собравшихся в часовне людей.

Стоук чуть повернул голову и окинул взглядом жену: золотистые волосы, свободно рассыпавшиеся у нее по плечам, нежное личико и полные чувственные губы. Она была в небесно-голубом платье, покрой которого подчеркивал ее высокую грудь и стройные, как у юноши, бедра. Голубой цвет платья отлично сочетался с оправленной в золото бирюзой на баронской короне, венчавшей ее лоб.

Почувствовав, что Стоук смотрит на нее, Ларк повернулась к нему и одарила его нежной, чуть застенчивой улыбкой. Хотя день был прохладный, от ее взгляда и улыбки Стоука бросило в жар, и он еще крепче стиснул ладошку жены в своей могучей руке.

Эвенел сжимал руку Элен и с обожанием смотрел на свою невесту. От сверкающих взоров жениха Элен смущалась, рдела и отводила карие глаза в сторону.

Леди Люсинда склонилась к своему задремавшему мужу и ткнула его в бок. Тот приоткрыл один глаз.

— Не спи, дорогой, а то все пропустишь! — зашептала она. — Взгляни только на Ларк и лорда Блэкстоуна! Граф не отпускает ее руки с тех пор, как они вошли в часовню. Будто боится, что она исчезнет. Ничего удивительного — девочка заставила его побегать за собой. — Леди Люсинда чуть слышно рассмеялась. — С другой стороны, кто бы мог подумать, что девочка так похорошеет и изменится. Личико спокойное, ясное — прямо как у святой. Кто поверил бы, что эта воительница станет важной леди! Начало ее с Блэкстоуном романа я, к сожалению, проглядела — вот дура-то! Но роман удивительный, ничего не скажешь… Кстати, тебе не кажется, что синее платье Элен придает ей чуточку мрачный вид? Ей бы больше пошло голубое — такое же, как у Ларк. Элен всегда шли светлые тона — тут уж никаких сомнений…

Сэр Джозеф прикрыл глаза и снова погрузился в дремоту, предоставив леди Люсинде возможность стрекотать, сколько ее душе угодно.

Леди Элизабет, склонившись к мужу, сказала:

— Знаешь, Уильям, мне все не верилось, что этот день когда-нибудь наступит и мы выдадим наконец дочерей замуж.

— А вот я в этом никогда не сомневался. — Уильям смерил жену ироническим взглядом. — Девочкам просто нужно было найти себе подходящих мужей, вот и все. Это, кстати, тебе урок на будущее — никогда не вмешивайся в жизнь детей.

— По-твоему, значит, я вмешиваюсь?

— А как же? Теперь, когда девочки пристроены, ты возьмешься за наших сыновей. Будешь устраивать их судьбу.

Элизабет взглянула на Эвела и близнецов. Гарольд и Седрик не отрывали глаз от прелестей сидевших неподалеку дочерей сэра Блентона. Девицы перешептывались и с негодованием посматривали на молодых людей. Эвел же погрузился в собственные мысли и рассеянно поглядывал на витражные окна. На лице Элизабет появилось выражение выслеживающего дичь охотника.

— Вижу, что у тебя в голове созрел очередной план, — прошептал Уильям жене. — Предупреждаю еще раз: не смей вмешиваться в жизнь детей.

Ларк слышала шепот отца, поскольку скамеечка Уильяма и Элизабет стояла рядом с алтарем. Девушка хмыкнула и посмотрела на Стоука, который ответил ей страстным взглядом. Господь свидетель, до чего же ей нравился в нем этот огонь! Без сомнения, в его лице она заполучила собственного огнедышащего дракона.

От автора

Дорогие читатели!

Несколько слов о секрете Стоука. Его тайна, а вернее сказать, открытие далеко опередило свое время.

При изготовлении мечей Стоук использовал железную руду, которую нагревал в плавильной печи вместе с древесным углем. Полученный продукт представлял собой бурую массу, проходившую длительную обработку, пока не становился оружейной сталью. Процесс выжигания, к которому прибегал Стоук, позволял избавляться от ненужных примесей, а древесный уголь, то есть углерод, обеспечивал стали необходимую твердость в соответствии с формулой: больше углерода — больше твердости. То, что Стоук использовал для удаления примесей закрытую печь для обжига глины, позволяло мастеру добиться лучшего соединения металла с углеродом. После этого Стоук подвергал полученный полуфабрикат ковке, затем снова нагревал его, и весь процесс повторялся. Потом клинку придавали форму, и он закаливался в воде и в масле.

Кузнецы и оружейники, изготовлявшие мечи и кольчуги, ревниво оберегали секреты своего мастерства. Использование закрытой печи для плавки металла получило широкое распространение лишь в XVIII веке. До этого времени сталь и изделия из нее стоили чрезвычайно дорого. Производство стали в больших количествах промышленным способом было налажено лишь в XIX веке, а качество стальных изделий улучшилось лишь с появлением специальных печей в XX веке.

Надеюсь, вам было любопытно узнать о «хобби» Стоука. Я, во всяком случае, с интересом и прилежанием занималась исследовательской работой, связанной с процессом изготовления мечей в средние века, а затем с большим энтузиазмом писала об этом.

Констанс Холл