Кен Фоллетт. Ключ к 'Ребекке' Новости Москва 1992 Ken Follett The Key to Rebecca

Кен Фоллет

Ключ к «Ребекке»

Посвящается Ричарду Мак-Гиру

Часть I

Тобрук

Глава 1

Последний из его верблюдов пал в полдень.

Это был белый самец-пятилетка, купленный им в Джалу, самый молодой и выносливый из трех и к тому же наименее норовистый – ему нравилось это животное, как вообще может нравиться верблюд человеку, другими словами, он почти не вызывал у него ненависти.

Они медленно поднялись по подветренному склону бархана, человек и верблюд, неторопливо опускающий большие, неуклюжие ступни в зыбкий песок, и остановились на вершине. Их взору открылся следующий бархан, за которым лежали еще тысячи таких же песчаных холмов, и, похоже, эта безрадостная картина привела верблюда в полное отчаяние, его ноги подкосились, он ткнулся задом в песок и застыл, как изваяние, на вершине бархана, глядя перед собой с равнодушием умирающего.

Человек дернул за уздечку. Верблюд поднял голову и вытянул вперед шею, но встать не смог. Тогда хозяин со всего маху несколько раз ударил его ногой. Отчаявшись расшевелить животное, он вытащил острый как бритва кривой бедуинский нож и ткнул им в кострец животного. Из раны обильно потекла кровь, но верблюд даже не повернул головы.

Человек понял, что произошло. Ткани в теле животного, лишенные питания, перестали вырабатывать мускульную энергию. Ему случалось видеть, как подобное происходило с верблюдами на самом краю оазиса, окруженного спасительной зеленью: они не обращали на нее никакого внимания, потому что у них уже не было сил принимать пищу.

Он знал, что есть еще пара способов, которые можно было бы испробовать. Во-первых, заливать воду в ноздри животного, пока оно не начало бы захлебываться; или разжечь костер под его задними ногами. У путника, однако, не было ни воды, ни дров для костра в достаточном количестве, а кроме того, ни тот, ни другой способ не давали реальных шансов на успех.

Так или иначе, остановка все равно была необходима. Солнце стояло высоко и палило нещадно. В Сахаре начиналось долгое лето, и полуденный зной достигал 110° по Фаренгейту в тени.[1]

Не снимая поклажи с верблюда, человек открыл одну из походных сумок и достал палатку. Повинуясь инстинкту, он еще раз осмотрелся, но не увидел ни тени, ни другого убежища от палящего солнца – спрятаться было негде. Тогда он поставил палатку около издыхающего верблюда – прямо на вершине бархана.

Усевшись по-турецки у входа в палатку, путник начал готовить чай. Разровняв небольшой участок песчаной поверхности, он сложил на нем в пирамидку несколько драгоценных хворостин и зажег костер. Когда вода в котелке закипела, он заварил чай так, как это делают кочевники: налил кипяток в кружку, положил заварку, сахар, а затем перелил его обратно в котелок, чтобы чай настоялся, проделывая это несколько раз. Получился очень густой и довольно приторный напиток – самое лучшее, что можно было придумать для восстановления сил.

Жуя сушеные финики и дожидаясь, когда солнце уйдет с зенита, он наблюдал, как жизнь покидает верблюда. Этот человек научился сохранять спокойствие. По пустыне он проделал долгий путь, длиною более чем в тысячу миль. Двумя месяцами раньше он вышел из Эль-Аджелы на Средиземноморском побережье Ливии и прошел пятьсот миль прямо на юг через оазисы Джало и Куфру по направлению к пустынному сердцу Сахары. Там он повернул на восток и, никем не замеченный, перешел египетскую границу. Затем пересек скалистое пространство Западной Пустыни и у Харги повернул к северу; и вот теперь он почти у цели своего путешествия. Этот путник не был новичком в пустыне, но испытывал страх перед ней, который испытывает любой разумный человек, даже кочевники, которые проводят в ней всю свою жизнь. Никогда, однако, он не позволял страху полностью овладеть собой, вызвать панику или истощить его нервную энергию. Случиться может все что угодно: можно сбиться с курса и пройти всего в двух милях от спасительного колодца; бурдюки с водой могут дать течь или лопнуть; здоровые на вид верблюды могут заболеть через два дня после начала похода. Единственным ответом на все это было: «Иншалла!» – «На все воля Аллаха».

Наконец солнце начало клониться к западу. Путник оглядел поклажу, раздумывая, сколько он сможет унести на себе. Среди вещей были три небольших, европейского вида, чемодана: два тяжелых и один легкий – и все три представляли для него одинаковую ценность; еще – маленькая сумка с одеждой, секстант, маршрутные карты, продукты и бурдюк с водой. Все это больше, чем он мог унести, не говоря уже о том, что придется оставить палатку, чайный набор, котелок, планшет и седло.

Связав вместе три чемодана, путник привязал сверху одежду, продукты и секстант, приделав ко всему этому лямки из полос материи. Теперь, продев руки в лямки, можно нести весь этот груз на спине, наподобие рюкзака. Бурдюк для воды из козьей кожи он повесил себе на шею. Получилось тяжело.

Три месяца назад этот путешественник смог бы нести всю поклажу целый день, а вечером еще и поиграть в теннис – он был сильным человеком; но пустыня истощила его. Желудок ослаб, кожа покрылась многочисленными болячками, и он потерял фунтов 20 – 30 в весе.[2] Без верблюда далеко не уйти!

Сжимая компас в руке, измученный странник тронулся в путь.

Он четко следовал указаниям компаса, удерживаясь от соблазна обходить барханы, поскольку вынужден был сам прокладывать себе курс, а даже незначительное отклонение могло бы роковым образом увести его на несколько сот ярдов[3] в сторону. Путник двигался медленно, делая большие шаги. Отрешившись от страхов и надежд, он сконцентрировал внимание на компасе и на песке под ногами. Ему удалось забыть о физических страданиях, и он шел бессознательно, бездумно, а следовательно, без напряжения.

На пустыню опускалась вечерняя прохлада. Бурдюк с водой становился легче с каждым глотком. Он старался не думать о том, сколько воды еще осталось: по его подсчетам, он выпивал около шести пинт[4] в день, а это означало, что на завтра воды уже не хватит. Стая птиц с гомоном пролетела у него над головой. Подняв голову и прикрыв глаза рукой от солнца, он узнал в них песчаных рябков, птиц пустыни, похожих на коричневых голубей, собирающихся в стаи утром и вечером, чтобы лететь на водопой. Они летели в том же направлении, что и он, а это означало, что он на правильном пути; они могли, правда, преодолеть пятьдесят миль в поисках воды, поэтому особой радости от их появления он не испытал.

На горизонте стали собираться облака, и пустыня начала остывать. Позади него солнце опускалось все ниже, превращаясь в огромный желтый шар. Прошло еще немного времени, и на пурпурном небосводе появилась бледная луна.

Путник начал подумывать о привале. Невозможно было идти всю ночь. Но у него не было ни палатки, ни одеяла, ни риса, ни чая. Кроме того, он был уверен, что где-то рядом находится колодец: по его расчетам – совсем близко.

Он продолжал шагать. Спокойствие постепенно покидало его. Жестокой пустыне он противопоставил все свои силы и опыт, но теперь ему стало казаться, что он проиграл. Он вспомнил верблюда, которого оставил умирать; вспомнил, как тот лежал на бархане, обессиленный, в ожидании конца. «Я-то не буду ждать смерти, – подумал человек, – когда она станет неотвратимой, я рванусь ей навстречу». Многочасовая агония и медленное сумасшествие – это не для него, это было бы недостойно. У него еще оставался нож.

Эти мысли привели путешественника в такое отчаяние, что он уже не мог бороться со страхом. Луны больше не было, но звезды ярко освещали пустыню. Перед ним возник образ матери, и она сказала ему: «А я ведь тебя предупреждала!» Затем он услышал шум поезда, колеса которого медленно стучали в такт его сердцу. До него донесся запах жареной баранины. Странник взошел на бархан и увидел отсвет костра, на котором жарилось мясо, а рядом с костром мальчишку, который обгладывал косточку. Вокруг костра стояли шатры, стреноженные верблюды щипали колючки, а за ними виднелся колодец. Он шагнул прямо в это видение. Люди, находившиеся там, вздрогнули, напуганные его появлением. Высокий мужчина встал и заговорил с ним. Путник размотал повязку, закрывавшую его лицо.

Мужчина шагнул вперед и, потрясенный, воскликнул:

«Брат мой!»

До путника дошло, что это все-таки был не сон, по его лицу пробежала слабая улыбка, и он упал без чувств.

Когда он очнулся, на мгновение ему показалось, что он опять ребенок, а вся его взрослая жизнь – это только сон.

Кто-то тряс его за плечо и на языке жителей пустыни говорил: «Проснись, Ахмед!» Вот уже много лет никто не называл его этим именем. Он почувствовал, что лежит на холодном песке, закутанный в грубошерстное одеяло, а его голова обвязана бедуинской повязкой. Ахмед открыл глаза и увидел величественный восход солнца, похожий на прямую радугу на фоне плоского, черного горизонта. Ледяной утренний ветер обжег его лицо. В эту минуту он вновь пережил смущение и тревогу, которые испытал 14-летним подростком.

В тот первый раз, проснувшись и обнаружив, что находится в пустыне, он почувствовал полную растерянность. Он подумал: «Мой отец умер», – и потом: «У меня теперь новый отец». Отрывки сур Корана перемешались в его голове с цитатами из Символа Веры, который тайком на немецком языке читала ему мать. Он вспомнил боль от обрезания и последовавшие затем одобрительные крики мужчин и ружейные выстрелы, которыми они приветствовали его посвящение в настоящие мужчины, в одного из них. Потом была долгая поездка по железной дороге, на протяжении которой его мучил вопрос, какими окажутся его двоюродные братья-кочевники и не отнесутся ли они с презрением к его белой коже и городским привычкам. Мальчик вышел быстрым шагом из здания вокзала и увидел двух арабов, сидящих у своих верблюдов на пыльном станционном дворе; они были с головы до ног закутаны в традиционные одежды, открытыми оставались только их темные, загадочные глаза, которые следили за ним через щель в бедуинской повязке. Все вместе они двинулись к колодцу. Им овладело жуткое чувство: с ним объяснялись на языке жестов. Вечером он понял, что у этих людей нет туалетов, и это открытие привело его в отчаянное смущение. В конце концов ему пришлось спросить об этом. После минутного молчания они разразились смехом. Оказалось, они думали, что он не знает их языка, и поэтому пытались изъясняться с ним знаками; кроме того, спрашивая о туалете, мальчик употребил его детское название, что лишь усилило их веселье. Ему объяснили, что нужно отойти за палаточный круг и присесть на корточки прямо на песок; после этого он уже меньше боялся их, хотя они и выглядели сурово, но были совсем не злыми.

Все эти мысли пронеслись в его голове, когда он в первый раз смотрел на восход солнца в пустыне, и вот теперь, двадцать лет спустя, при словах «проснись, Ахмед» они посетили его вновь так явственно, как будто все это произошло с ним только вчера.

Резким движением он сел, и все воспоминания этих давних дней растаяли, как утренние облака. Он шел через пустыню с заданием огромной важности. Дошел до колодца, и это не было галлюцинацией; он нашел своих братьев там, где они всегда находились в это время года. Потом он упал от истощения, и они завернули его в одеяла и положили спать у костра. Внезапно, вспомнив о своей драгоценной поклаже, он резко почувствовал панику: все ли вещи были с ним, когда он пришел? – и вдруг обнаружил их аккуратно сложенными в ногах его импровизированной постели.

Затем он увидел сидящего рядом с ним на корточках Исмаила. Так было на протяжении целого года, который они еще мальчишками вместе провели в пустыне: Исмаил всегда просыпался первым. Сейчас он спросил:

– Тревожные мысли, брат?

Ахмед кивнул:

– Идет война.

Исмаил протянул ему крошечный сосуд с водой, украшенный драгоценными камнями. Ахмед окунул в него пальцы и промыл глаза. Затем Исмаил ушел. Ахмед поднялся на ноги.

Одна из женщин молча подала ему чай. Он взял у нее пиалу, не поблагодарив, и быстро выпил содержимое. Затем поел немного вареного риса, наблюдая неторопливую жизнь бивака. Похоже, что эта ветвь семьи еще оставалась зажиточной: он увидел нескольких слуг, множество детей и более двадцати верблюдов. Те овцы, которые бродили неподалеку, были, конечно, только частью отары – остальные, наверное, паслись в нескольких милях от лагеря. Наверняка были еще верблюды – даже когда их стреноживали, в поисках корма они забредали так далеко, что исчезали из поля зрения. Мальчишки сейчас, наверное, уже отправились загонять их обратно, как в свое время они это делали с Исмаилом. У верблюдов не было кличек, но Исмаил безошибочно различал их и знал историю каждого животного. Он говорил:

«Вот самец, которого отец подарил моему брату Абделю в тот год, когда умерло много женщин. Но верблюд захромал, и тогда отец подарил Абделю другого, а этого забрал назад, он еще хромает, видишь?» Ахмед умел обращаться с верблюдами, но так и не смог выработать в себе такое же отношение к ним, какое развито у кочевников.

Ахмед покончил с завтраком и отправился осматривать свою поклажу. Чемоданы не были заперты на ключ. Он открыл маленький кожаный чемоданчик, который лежал наверху, и, пока разглядывал выключатели и приборные шкалы компактного радиопередатчика, плотно втиснутого в прямоугольник чемодана, перед ним четко, как на киноэкране, пронеслись картины недавнего прошлого: шумный деловой Берлин; обсаженная деревьями улица под названием Тирпицуфер; четырехэтажное здание из известняка; лабиринт холлов и лестниц; приемная с двумя секретаршами; кабинет, вся обстановка которого состояла из письменного стола, дивана, шкафа для бумаг, небольшой кровати, японской гравюры с изображением улыбающегося демона и фотографии Франко с автографом. На балконе, выходящем на Ландверский канал, в компании двух такс стоял седой адмирал, произнесший: «Роммель хочет, чтобы я направил агента в Каир».

В чемоданчике была еще книга, роман на английском языке. Машинально Ахмед прочитал первую строку: «Прошлой ночью мне приснилось, что я вернулась в Мандерлей». Из книги выпал сложенный листок бумаги. Ахмед аккуратно подобрал его и вложил обратно. Он закрыл книгу, положил ее на место в чемоданчик и захлопнул крышку. Рядом раздался голос Исмаила:

– Ты проделал долгий путь? Ахмед кивнул.

– Я пришел из Ливии, из Эль-Аджелы. – Исмаилу эти названия ничего не говорили. – Я шел от самого моря.

– От самого моря!

– Да.

– Один?

– Вначале у меня были верблюды.

Исмаил смотрел на него с благоговением: даже кочевники не решались совершать такие дальние переходы, и сам он никогда не видел моря.

– Зачем?

– Идет война.

– Одна банда европейцев дерется с другой за то, чтобы усесться в Каире. Разве это касается сыновей пустыни?

– Соплеменники моей матери участвуют в этой войне, – сказал Ахмед.

– Мужчина должен идти по стопам своего отца.

– А если у него два отца?

Исмаил пожал плечами. Он понимал дилеммы.

Ахмед поднял чемодан.

– Можно оставить это у тебя?

– Давай. – Исмаил взял у него поклажу. – А кто побеждает в этой войне?

– Соплеменники моей матери. Они похожи на кочевников – гордые, безжалостные и сильные. Они собираются править миром.

Исмаил улыбнулся.

– Ахмед, ты всегда верил в пустынных львов.

Ахмед вспомнил: еще в школе он узнал, что в пустыне когда-то водились львы и, возможно, несколько особей сохранились до наших дней, прячась в горах и охотясь на антилоп, африканских лисиц и диких баранов. Исмаил в это не верил. Тогда этот спор казался очень важным, и они едва не перессорились. Сейчас же Ахмед лишь усмехнулся.

– Я все еще верю в пустынных львов, – сказал он.

Двоюродные братья посмотрели друг другу в глаза. С тех пор как они виделись в последний раз, прошло пять лет. Мир изменился. Ахмед мысленно отмечал события, о которых он мог бы рассказать: решающая встреча в Бейруте в 1938 году, поездка в Берлин, участие в Стамбульском перевороте... Упоминание любого из этих событий ровным счетом ничего бы не сказало его двоюродному брату, а в это время Исмаил, вероятно, вспоминал события, из которых состояли те же самые пять лет его жизни. С тех пор как они, еще мальчиками, вместе совершили паломничество в Мекку, они любили друг друга страстно, но у них никогда не было общих тем для разговора.

Через минуту Исмаил уже удалялся, унося чемодан в свой шатер. Ахмед принес немного воды в чашке, открыл сумку, вынул мыло, кисточку, зеркальце и бритву. Затем он воткнул зеркальце в песок, поправил его и стал разматывать закрывавшую его лицо повязку.

То, что он увидел в зеркале, заставило его отшатнуться.

Его мужественный и всегда чистый лоб был покрыт язвами. Веки набухли, а в уголках глаз пролегли резкие складки. Темная борода, покрывавшая его высокие скулы, свалялась и спуталась, а кожа на большом, с горбинкой носу покраснела и полопалась. Он раскрыл покрытые волдырями губы и увидел, что его красивые, ровные зубы потемнели и покрылись пятнами.

Ахмед намылил щеки и стал бриться.

Постепенно лицо стало принимать нормальный облик. Его можно было бы назвать скорее мужественным, чем красивым, и в моменты наибольшей отрешенности выражение его лица носило оттенок циничности; теперь же оно было просто изможденным. В предвкушении этого момента он нес с собой через всю пустыню маленький пузырек с ароматическим лосьоном, но сейчас не воспользовался им, так как знал, что жжение будет невыносимым. Ахмед отдал пузырек маленькой девчушке, которая смотрела, как он бреется, и та убежала прочь в восторге от полученного подарка.

Он принес сумку в шатер Исмаила и выпроводил находившихся там женщин. Затем скинул с себя свое походное одеяние и облачился в белую, английского покроя, сорочку, полосатый галстук, серые носки и коричневый клетчатый костюм. Оказалось, что ноги у него распухли, и все попытки втиснуть их в новые, неразношенные туфли вызывали страшную боль. Нельзя было, конечно, носить европейский костюм с самодельными сандалиями из автомобильной покрышки, в которых он шел по пустыне. После тщетных попыток влезть в туфли он сделал в них разрезы своим кривым ножом и надел их, не завязывая шнурков.

Его желания простирались дальше, чем простое переодевание: ему хотелось принять горячую ванну, постричься, смазать раны прохладным успокаивающим кремом, надеть шелковую рубашку, золотой браслет и выпить холодного шампанского в компании женщины с теплым и мягким телом. Всего этого придется подождать.

Когда Ахмед вышел из шатра, кочевники посмотрели на него, как на чужестранца. Он взял шляпу и подхватил два оставшихся чемодана: тяжелый и легкий. Подошел Исмаил с бурдюком из козьей кожи. Братья обнялись.

Ахмед вынул из кармана пиджака бумажник и проверил свои документы. Из удостоверения личности следовало, что зовут его Александр Вольф, что ему 34 года, проживает он на вилле «Оливье» в Гарден-Сити, в Каире, по профессии – бизнесмен и является представителем европейской расы.

Он надел шляпу, взял чемоданы и шагнул в рассветную прохладу, чтобы пройти те оставшиеся несколько миль, которые отделяли его от города.

* * *

Великий древний караванный путь, по которому Вольф шел от оазиса к оазису через огромную безжизненную пустыню, вел к проходу через горную цепь и в конце переходил в обычное современное шоссе. Оно было похоже на линию, проведенную на карте самим Господом, потому что по одну сторону его лежали желтые, покрытые пылью пустынные холмы, а по другую – зеленели пышные хлопковые плантации, поделенные на квадраты ирригационными канавами. На крестьянах, которые, согнувшись, обрабатывали поля, были надеты галабеи – простые рубахи из полосатой бумазеи, а не громоздкие защитные одеяния кочевников. Шагая по дороге в северном направлении, вдыхая прохладный сырой ветерок, прилетавший с недалекого Нила, и отмечая про себя все чаще попадающиеся признаки городской цивилизации, Вольф снова почувствовал себя человеком. Когда же он услышал шум автомобильного двигателя, то понял, что все опасности остались позади.

Автомобиль приближался к нему со стороны города Асьюта. Он вынырнул из-за поворота, и Вольф разглядел, что это был военный джип. Когда автомобиль подъехал поближе, он увидел сидящих в нем людей в британской военной форме и понял, что опасности, оставшиеся позади, сменились новыми.

Вольф сделал над собой усилие, чтобы сохранять спокойствие. «Я имею полное право находиться здесь, – подумал он. – Родился я в Александрии. В паспорте написано, что по национальности я египтянин. В Каире у меня есть дом. Мои документы подлинные. Я состоятельный человек, европеец... и германский агент в тылу врага...»

Джип взвизгнул тормозами и остановился в облаке пыли. Один из пассажиров спрыгнул на землю. На плечах его форменной рубашки были нашиты три матерчатые звездочки: он был в звании капитана. Офицер выглядел поразительно молодо и прихрамывал при ходьбе.

– Как, черт возьми, вы здесь оказались? – спросил он.

Вольф поставил на землю чемоданы и ткнул большим пальцем в направлении, откуда пришел:

– Моя машина сломалась там, в пустыне.

Капитан кивнул, как будто ждал такого объяснения: ни ему, ни кому другому не пришло бы в голову, что европеец может дойти сюда пешком из Ливии. Он сказал:

– Хотелось бы взглянуть на ваши документы.

Вольф протянул ему бумаги. Капитан просмотрел их и взглянул на Вольфа. Тот подумал: «Наверное, произошла утечка информации из Берлина, и теперь каждый офицер в Египте ищет меня; а может быть, с тех пор как я был здесь в последний раз, была проведена замена документов и теперь мои устарели, а может...»

– По-моему, все в порядке, – сказал капитан. – И давно вы так шагаете?

Вольфу пришло в голову, что его изможденный вид может сыграть полезную роль, вызвав сочувствие у такого же, как он, европейца.

– Со вчерашнего дня, – сказал он с почти неподдельной усталостью в голосе. – Я тут слегка заблудился.

– Вы что же, всю ночь здесь блуждали? – Капитан всмотрелся в лицо Вольфа. – Господи, да это действительно так. Давайте мы вас подвезем. – Он повернулся к джипу: – Капрал, возьмите у джентльмена чемоданы.

Вольф открыл было рот, чтобы запротестовать, но потом передумал. Человек, который шел пешком всю ночь, должен только радоваться, когда ему предлагают поднести вещи. Возразить – означало бы опровергнуть собственный рассказ и привлечь внимание к чемоданам. Наблюдая, как капрал укладывает их в багажник джипа, Вольф с замирающим сердцем вспомнил, что он даже не удосужился их запереть. «Нельзя быть таким дураком», – подумал он. Вольф знал, почему так получилось. Он еще находился под влиянием пустыни, где встречи с другими людьми происходят раз в неделю, если повезет, и потом – кто из ее обитателей польстится на радиопередатчик, который работает от сети? Он был озабочен совсем другими вещами: надо было следить за движением солнца, нюхать воздух, чтобы почувствовать источник воды, измерять пройденное расстояние и следить, не появится ли на горизонте одинокое деревце, в тени которого можно было бы переждать полуденный зной. Теперь же всё это надо забыть и думать только о полиции, документах, замках и о том, как получше соврать.

Забираясь в джип, он решил впредь быть более осторожным.

Капитан сел рядом с ним и сказал водителю:

– Назад, в город.

Вольф решил придать еще большее правдоподобие своему рассказу:

– У вас есть вода?

– Конечно.

Капитан запустил руку под сиденье, вытащил похожую на большую фляжку для виски затянутую в фетр жестяную флягу и, отвинтив пробку, протянул ее Вольфу.

Вольф пил жадно, проглотив по крайней мере пинту воды.

– Спасибо, – сказал он и вернул фляжку обратно.

– Ну и жажда! Неудивительно. Да, между прочим, меня зовут капитан Ньюмен. – Англичанин протянул руку.

Вольф потряс ее и повнимательнее посмотрел на своего нового знакомого. На вид ему было немногим больше двадцати лет, лицо свежее и улыбчивое, но в его манерах чувствовалась уже взрослая усталость, которая рано приходит к фронтовикам. Вольф спросил:

– Бывали в бою?

– Приходилось. – Капитан Ньюмен потрогал себя за колено. – Получил ранение в ногу, вот и заслали меня в этот захолустный городишко. – Он ухмыльнулся: – Честно говоря, не могу сказать, что горю желанием отправиться назад в пустыню, просто хотелось бы заняться, чем-нибудь более толковым, чем наблюдать за войной, находясь от нее в нескольких сотнях миль. Все здешние боевые действия происходят в городе между христианами и мусульманами. А откуда у вас такой акцент?

Этот вопрос, заданный вне всякой связи с тем, что было сказано до этого, не застал Вольфа врасплох. «Наверное, так было задумано», – подумал он. Капитан Ньюмен был парень не промах. У Вольфа был заготовлен ответ:

– Мои родители были бурами, эмигрировавшими в Египет из Южной Африки. В детстве я говорил на двух языках: на африкаанс и на арабском. – Он замолчал, почувствовав, что переусердствовал, выпалив все сразу... – Фамилия Вольф – голландского происхождения, а Алексом меня назвали в честь города, в котором я родился.

Ньюмен слушал его с вежливым интересом:

– А что вы здесь делаете?

На этот вопрос Вольф тоже был готов ответить:

– У меня есть небольшой бизнес в нескольких городах Северного Египта, – он улыбнулся, – я люблю неожиданные визиты.

Между тем они уже въезжали в Асьют. По египетским меркам, это был большой город – с несколькими фабриками, мусульманским университетом, знаменитым монастырем и шестидесятитысячным населением. Вольф хотел было попросить, чтобы его высадили у железнодорожного вокзала, но Ньюмен предотвратил его новую ошибку:

– Вам нужна автомастерская, – сказал капитан. – Мы отвезем вас к Назифу, у него есть буксировочная машина.

– Спасибо, – сказал Вольф с усилием. Во рту у него пересохло. Соображал он еще неважно. «Надо собраться, – подумал он. – Проклятая пустыня – это из-за нее я совсем развинтился». Вольф посмотрел на часы: можно справиться с дурацкой ситуацией, которая ждет его в мастерской, и еще успеть на поезд до Каира. Он стал прикидывать, как себя вести. В автомастерскую идти придется, потому что Ньюмен будет наблюдать за ним. Потом джип уедет. Тогда Вольф поинтересуется насчет каких-нибудь запчастей, выйдет из мастерской и пойдет на вокзал.

Если повезет, Назиф и Ньюмен не будут впоследствии обсуждать, что именно делал Алекс Вольф в автомастерской.

Джип ехал по оживленным узким улочкам. Вольфу были приятны знакомые черты египетского города: яркие хлопчатобумажные одежды, женщины, несущие узлы на головах, строгие полицейские, крутые личности в черных очках, лавчонки, выходящие прямо на изрезанные колеями улицы, прилавки, потрепанные автомобили и нагруженные поклажей ослы. Водитель остановил машину напротив ряда глинобитных строений. Дорогу в этом месте наполовину перекрывали древнего вида грузовик и останки разграбленного «фиата». Напротив входа на земле сидел мальчишка и ковырял гаечным ключом в блоке цилиндров.

Ньюмен сказал:

– Теперь я должен вас покинуть, извините – служба.

Вольф пожал ему руку:

– Спасибо за помощь.

– Не хотелось бы бросать вас здесь просто так, – продолжал Ньюмен. – Вам ведь здорово досталось. – Он нахмурился, затем лицо его прояснилось. – Знаете что, я оставлю вам в помощь капрала Кокса.

– Спасибо, но в самом деле... – попытался отказаться Вольф, но Ньюмен уже не слушал его:

– Возьмите чемоданы. Кокс, и смотрите в оба. Вы должны позаботиться об этом человеке, чтобы туземцы его здесь не взяли в оборот, понятно?

– Так точно, сэр, – ответил Кокс.

Вольф внутренне застонал. Теперь еще надо будет терять время на то, чтобы избавиться от капрала. Доброта капитана Ньюмена превращалась в назойливость. Может быть, за этим стоял умысел?

Вольф и Кокс вышли, и джип укатил прочь. Вольф вошел в автомастерскую Назифа; за ним последовал Кокс с чемоданами.

Назиф оказался улыбчивым молодым человеком в заношенной рубахе. Когда они вошли, он при свете коптилки ремонтировал аккумулятор.

– Хотите взять напрокат красивую машину? У моего брата есть «бентли», – обратился Назиф к ним по-английски.

Вольф перебил его на египетском диалекте:

– Моя машина сломалась. Мне сказали, что у вас есть тягач.

– Конечно. Мы можем поехать прямо сейчас. Где ваша машина?

– На дороге в пустыне, милях в пятидесяти от города. Это «форд». Но вы поедете без нас. – Он вынул бумажник и протянул Назифу банкноту в один фунт стерлингов: – Найдете меня в Гранд-отеле у вокзала, когда вернетесь.

Назиф жадно схватил деньги.

– Очень хорошо! Я сейчас же отправляюсь.

Вольф сдержанно кивнул и повернул к выходу. Выходя из мастерской в сопровождении Кокса, он прикинул, какие последствия может иметь его короткий разговор с Назифом. Механик отправится в пустыню на своем тягаче и будет искать несуществующий автомобиль. В конце концов он вернется в Гранд-отель, чтобы признаться в безуспешности своих поисков. Там он узнает, что Вольф уехал. Конечно, ему хорошо заплачено за потерянный рабочий день, но все равно он будет рассказывать на каждом углу о ненайденном «форде» и его исчезнувшем владельце. Весьма вероятно, вся эта история рано или поздно дойдет до капитана Ньюмена. Ньюмен, возможно, не будет знать, что обо всем этом думать, но в любом случае он воспримет это как загадку, на которую неплохо бы знать ответ.

Вольф помрачнел при мысли, что его план незаметного проникновения в Египет, по всей видимости, провалился.

Как бы там ни было, ему нужно было выкручиваться. Посмотрев на часы, он прикинул, что еще успевает на поезд. От Кокса он отделается в вестибюле гостиницы, а потом еще успеет перекусить и выпить, если поторопится.

Кокс был невысокий, темноволосый человек, говоривший на одном из провинциальных британских диалектов. На вид он одного с Вольфом возраста, а поскольку не поднялся в звании выше капрала, это означало, что умом он не отличался. Следуя за Вольфом через площадь Мидан-эль-Махатта. Кокс спросил:

– Вы не первый раз в этом городе, сэр?

– Я бывал здесь раньше, – ответил Вольф.

Они вошли в Гранд-отель. Располагая двадцатью шестью номерами, это был больший из двух имевшихся в городе отелей. Вольф повернулся к Коксу:

– Благодарю вас, капрал. Я полагаю, вы можете быть свободны.

– Я не спешу, сэр, – бодро ответил Кокс. – Я помогу вам поднять вещи наверх.

– Я уверен, что здесь есть носильщики, которые...

– На вашем месте, сэр, я бы им не доверял.

Ситуация все больше походила на кошмар или на фарс, в котором люди с добрыми намерениями толкают героя на все более бессмысленные поступки из-за одного маленького обмана с его стороны. Он опять спросил себя, случайно ли все это происходит, и в его голове мелькнула абсурдная мысль о том, что они все уже знают и просто играют с ним в кошки-мышки.

Вольф отогнал от себя эту мысль и заговорил с Коксом предельно вежливо:

– Ну хорошо. Благодарю вас.

Он подошел к стойке и попросил номер. Затем взглянул на часы – у него было еще пятнадцать минут. Заполняя гостиничный бланк, он вписал несуществующий каирский адрес: не исключено, что капитан Ньюмен забудет настоящий адрес, указанный в удостоверении, а оставлять «хвост» в гостинице Вольф не хотел.

Коридорный-нубиец проводил их наверх в номер. Вольф дал ему на чай и отпустил. Кокс положил чемоданы на кровать.

Вольф вынул бумажник: вероятно. Кокс тоже рассчитывает на чаевые.

– Ну, капрал, – начал он, – вы мне здорово помогли...

– Разрешите мне распаковать ваши вещи, сэр, – сказал Кокс. – Капитан ведь предупредил меня насчет туземцев.

– Спасибо, не надо, – отрезал Вольф. – Я хочу прилечь сию же минуту.

– Ложитесь, ложитесь, – добродушно сказал Кокс. – У меня это не займет...

– Не сметь открывать это!

Кокс уже откинул крышку чемодана. Вольф сунул руку внутрь пиджака, думая про себя: «Черт бы побрал этого дурака... теперь я погорел... надо было запереть чемодан на ключ... могу я прикончить его без шума?» Коротышка капрал уставился на плотные пачки фунтов стерлингов, которыми был забит чемоданчик.

– Господи Иисусе, вот это да! – воскликнул он.

Сделав шаг в сторону капрала, Вольф успел подумать, что Кокс за всю свою жизнь не видел столько денег сразу.

Кокс начал поворачиваться, бормоча:

– И что вы собираетесь делать со всеми этими...

В руке Вольфа блеснул бедуинский нож. Их глаза встретились. Кокс, дернувшись, открыл рот, чтобы закричать, и тогда острое как бритва лезвие глубоко вошло в его горло. Крик отчаяния захлебнулся в крови, и капрал умер. А Вольф не почувствовал ничего, кроме разочарования...

Глава 2

Был месяц май, и вовсю дул хамсин – жаркий и пыльный ветер с юга. Стоя под душем, Уильям Вэндем уныло думал о том, что весь предстоящий день ему больше не будет так прохладно. Он выключил воду и быстро растерся полотенцем. Все тело его ныло. Накануне он играл в крикет – впервые за много лет. Разведотдел штаба выставил команду против медиков из полевого госпиталя: «шпионы» против «коновалов». И Вэндем, играя на линии, чертовски устал, бегая по всему полю за мячами, которые медики отбивали с подачи игроков разведотдела. Сейчас он сознавал, что был не в лучшей форме. От джина у него поубавилось сил, а из-за курения он быстро начинал задыхаться, и кроме того, голова его была занята мыслями, которые не давали как следует сосредоточиться на игре.

Он закурил сигарету, закашлялся и начал бриться. Вэндем всегда курил во время бритья: это был единственный способ как-то разнообразить эту скучную ежедневную процедуру. Пятнадцать лет назад он поклялся, что отпустит бороду после демобилизации, но так и не демобилизовался.

Уильям облачился в повседневную форму: тяжелые армейские сандалии, носки, защитного цвета рубашку и шорты цвета хаки с отворотами, которые можно было застегивать ниже колен, чтобы уберечься от москитов. Никто никогда не пользовался этими отворотами, а младшие офицеры обычно вообще отрезали их, чтобы не выглядеть смешными.

На полу, около его кровати, стояла пустая бутылка из-под джина. Вэндем посмотрел на нее, чувствуя отвращение к самому себе: первый раз в жизни он пил прямо в постели. Он взял бутылку, закрутил пробку и бросил в мусорное ведро. Затем спустился на кухню.

На кухне Гаафар готовил чай. Слуга Вэндема был пожилой лысый копт[5] с шаркающей походкой и замашками английского дворецкого. Таковым ему, конечно, не суждено было стать, но тем не менее его отличало определенное чувство собственного достоинства, он был честен – качества, которые Вэндем не часто встречал у слуг-египтян.

– Билли встал? – спросил Вэндем.

– Да, сэр, он сейчас спустится.

Вэндем кивнул. На плите в маленькой кастрюльке кипела вода. Вэндем опустил в нее яйцо и включил таймер. Он отрезал два ломтика от английской булки и намазал маслом, вынул из кипятка яйцо и очистил верхушку.

В кухню вошел Билли.

– Доброе утро, папа.

Вэндем улыбнулся своему десятилетнему сыну:

– Доброе утро. Завтрак готов.

Мальчик принялся за еду. Вэндем сидел напротив с чашкой чая и разглядывал сына. В последнее время Билли часто выглядел усталым. Раньше по утрам он всегда был свежим, как цветок. Может быть, он плохо спит? Или его организм взрослеет? А может быть, он просто допоздна читает детективы под одеялом при свете фонарика?

Все говорили, что Билли очень похож на отца, но Вэндем не видел никакого сходства. Он замечал у Билли некоторое сходство с его матерью: серые глаза, нежная кожа и слегка надменное выражение, которое появлялось на его лице, когда его ругали.

Вэндем всегда сам готовил сыну завтрак. Конечно, слуга прекрасно мог бы позаботиться о мальчике, и большую часть времени он это и делал; но Вэндему нравился этот ритуал. Часто это были единственные за весь день минуты, которые они с Билли проводили вместе. Они почти не разговаривали – Билли ел, а Вэндем курил или пил чай, – но это не имело значения; важно было то, что каждый день они начинали вместе.

...После завтрака Билли почистил зубы, а Гаафар вывел мотоцикл Вэндема. Билли вернулся в школьном кепи. Как всегда, они по-военному отсалютовали друг другу. Билли сказал:

– Так точно, сэр, пошли выигрывать войну.

И вместе вышли из дому.

* * *

Офис майора Вэндема находился в Грей Пилларс, одном из нескольких зданий, обнесенных колючей проволокой, в которых разместился генеральный штаб Ближневосточной группы войск. На его рабочем столе лежало донесение. Он сел, закурил сигарету и начал читать.

Донесение было из Асьюта, находившегося в трехстах милях к югу, и Вэндем не мог сначала понять, почему оно попало в разведотдел. В донесении говорилось, что патруль подвез европейца, который затем зарезал капрала. Труп был найден прошлой ночью спустя несколько часов после убийства. Человек, по приметам похожий на подозреваемого, купил на вокзале билет до Каира, но, к тому времени как труп был обнаружен, поезд уже прибыл в Каир, и убийца растворился в городе.

Мотив преступления оставался неясным.

Египетская и британская военная полиция уже вели расследование в Асьюте, и сегодня утром полицейские Каира, так же как и Вэндем, должны были узнать подробности. Но при чем здесь разведка?

Вэндем нахмурился и вновь задумался. В пустыне встречают европейца. Он говорит, что у него сломалась машина. Поселяется в отеле. Спустя несколько минут он выходит и садится в поезд. Машина его не найдена. Ночью в гостиничном номере обнаруживают труп капрала.

Что все это значит?

Вэндем снял трубку и позвонил в Асьют. Дежурный на армейском коммутаторе довольно долго разыскивал капитана Ньюмена и в конце концов нашел его на складе боеприпасов.

Когда их соединили, Вэндем сказал:

– Похоже, мы имеем дело с проколовшимся нелегалом.

– Мне тоже так показалось, сэр, – ответил Ньюмен. Голос у него был молодой. – Поэтому я и направил рапорт в разведотдел.

– Правильно сделали. Расскажите о вашем впечатлении об этом человеке.

– Крупный мужчина...

– У меня есть описание: рост шесть футов, вес двенадцать стоунов,[6] темные волосы, темные глаза, но это ничего мне не говорит о нем самом.

– Понятно, – сказал Ньюмен. – Честно говоря, сначала он не вызвал у меня никаких подозрений. Выглядел он неважно, что соответствовало его рассказу о сломавшемся в пустыне автомобиле, а вообще производил вполне благоприятное впечатление: белый человек, хорошо одет, хорошо говорит, правда, с акцентом, который сам он назвал голландским или даже скорее южноафриканским. Документы у него были в порядке. Я до сих пор абсолютно уверен, что они подлинные.

– Но?..

– Он сказал, что в Северном Египте у него свой бизнес и что он приехал с проверкой.

– Звучит правдоподобно.

– Да, но он не производил впечатления человека, который мог бы посвятить свою жизнь вложению денег в магазины, мелкие фабрики и хлопковые фермы. Он скорее относится к самоуверенному космополитическому типу людей: если ему надо вложить деньги, он воспользуется услугами лондонского брокера или швейцарского банка. Он не выглядел мелкой сошкой... Это все очень смутные ощущения, сэр, но вы понимаете, что я имею в виду?

«Да. Неглупый малый, – подумал Вэндем. – Что он делает в этой дыре Асьюте?»

Ньюмен продолжал:

– А затем мне пришло в голову, что он как-то вдруг возник посреди пустыни и что непонятно, откуда он взялся... и я приказал бедняге Коксу остаться с ним, будто бы для того, чтобы помочь ему, а на самом деле проследить, как бы он не удрал, пока мы не проверим его личность. Конечно, мне следовало бы арестовать этого человека, но, по правде говоря, сэр, у меня тогда было только небольшое подозрение...

– Никто вас ни в чем не обвиняет, капитан, – успокоил его Вэндем. – Вы хорошо сделали, что запомнили его имя и адрес, указанные в документах: Алекс Вольф, вилла «Оливье», Гарден-Сити. Правильно?

– Так точно, сэр.

– Хорошо. Держите меня, пожалуйста, в курсе ваших расследований.

– Есть, сэр.

Вэндем повесил трубку. Сомнения Ньюмена совпадали с его собственными предположениями относительно этого убийства. Вэндем решил поговорить со своим непосредственным начальником и, захватив с собой донесение, вышел из кабинета.

Разведотдел штаба возглавлял бригадир, должность которого называлась «начальник военной разведки» (НВР). НВР имел двух заместителей: ЗНВР(О) – по оперативной работе и ЗНВР(Р) – по разведывательным операциям. Заместители находились в звании полковников. Шеф Вэндема подполковник Богг подчинялся ЗНВР(Р). Богг отвечал за проверку личного состава и большую часть времени посвящал управлению аппаратом цензоров, находившихся в его ведении. Вэндем отвечал за утечку данных, происходящую по иным каналам, нежели простая переписка. У него самого и его подчиненных было несколько сотен агентов в Каире и Александрии; в большинстве клубов и баров был официант, состоящий у них на службе; были осведомители среди обслуживающего персонала самых влиятельных арабских политиков; на Вэндема работал и лакей короля Фарука, и самый богатый вор Каира. Вэндем интересовался теми, кто слишком много болтал, и теми, кто их слушал, а среди последних его больше всего интересовали арабские националисты. Между тем у него создавалось впечатление, что таинственный человек из Асьюта представляет собой угрозу иного рода.

Военная карьера Вэндема до настоящего времени была отмечена одним ярким успехом и одним крупным провалом. Провал произошел в Турции. Рашид Али бежал туда из Ирака. Нацисты хотели вывезти его для использования в пропагандистских целях, англичане – убрать с глаз долой, а турки, радеющие о своем нейтралитете, никого не желали обижать. Вэндем должен был проследить за тем, чтобы Али оставался в Стамбуле, но тот поменялся одеждой с германским агентом и ускользнул из страны под самым носом у Вэндема. Спустя несколько дней нацистское радио уже передавало на Ближний Восток его пропагандистские выступления. Однако Вэндему удалось восстановить свою репутацию. Из Лондона ему сообщили, что есть основания предполагать серьезную утечку информации из египетской столицы, и после трех месяцев напряженной работы Вэндем обнаружил, что американский дипломат высокого ранга, передавая сведения в Вашингтон, использовал ненадежный шифр. Шифр был изменен, утечка прекращена, а Вэндем получил звание майора.

Если бы все это происходило на «гражданке» или пусть даже в армии, но в мирное время, он бы гордился своим успехом и смирился бы со своим поражением и в свое оправдание даже мог бы сказать что-то вроде: «Раз на раз не приходится». Но на войне ошибки офицера приводят к гибели других людей. Провал с Рашидом Али повлек за собой убийство агента-женщины, и Вэндем не мог себе этого простить.

Он постучался и вошел в кабинет подполковника Богга. Реджи Богг был невысоким коренастым человеком лет пятидесяти, в мундире с иголочки и с напомаженными черными волосами. Он использовал своеобразный прием – закашливался, чтобы якобы прочистить горло, когда не знал точно, что сказать, а это бывало нередко. Богг сидел за массивным резным столом и просматривал входящие документы. Предпочитая разговоры делу, он указал Вэндему на стул и, взяв со стола ярко-красный мяч для игры в крикет, стал перебрасывать его из руки в руку.

– Вы вчера хорошо играли, – похвалил он.

– Вы тоже были в ударе. – Вэндем говорил чистую правду. Богг был единственным приличным игроком в команде разведотдела. – А как дела на фронте?

– Боюсь, новости пока плохие. – Утреннего брифинга еще не было, но Богг всегда знал все заранее. – Мы ожидали, что Роммель пойдет в наступление прямо на Газала Лайн. Могли бы догадаться, что такого не будет: этот парень ничего не делает без обмана. Он обошел нас с южного фланга, захватил штаб 7-й бронетанковой дивизии и взял в плен генерала Мессерви.

От этого удручающе знакомого рассказа Вэндем вдруг почувствовал усталость.

– Ну и бойня, – произнес он.

– К счастью, ему не удалось прорваться к побережью, и наши дивизии на Газала Лайн не попали в окружение. И все-таки...

– Все-таки, когда же мы его остановим?

– Далеко он не продвинется. – Это было идиотское уверение, но Богг просто не хотел критиковать генералитет. – Что у вас?

Вэндем подал ему полученное донесение:

– Я бы хотел сам заняться этим.

Богг прочитал донесение и поднял на Вэндема глаза. На лице подполковника не было никакой мысли.

– Я не понимаю, при чем тут вы.

– Похоже, речь идет о проколовшемся агенте.

– Ну да!

– Нет мотива убийства, и нам остается только догадываться, – объяснил Вэндем. – Есть вероятность, что этот человек не тот, за кого себя выдает, капрал об этом узнал, и поэтому его убили.

– Не тот, за кого себя выдает? Вы хотите сказать, что он шпион? – Богг рассмеялся. – Как, по-вашему, он попал в Асьют – на парашюте? Или, может быть, пешком?

«В этом-то и состоит трудность втолковать что-нибудь Боггу, – подумал Вэндем. – Ему всегда надо высмеять чужую идею в оправдание того, что сам он до этого не додумался».

– Небольшой самолет вполне мог проскользнуть. Так же как можно пешком пересечь пустыню.

Богг швырнул бумагу через свой широкий стол.

– По-моему, звучит не очень правдоподобно, – сказал он. – Не тратьте на это время.

– Хорошо, сэр. – Вэндем поднял с пола донесение, стараясь подавить в себе знакомый гнев отчаяния. Разговоры с Боггом всегда превращались в словесные состязания, и самое лучшее, что можно было сделать, – это не участвовать в них. – Я попрошу полицию держать нас в курсе расследования – направлять нам копии протоколов и все прочее, просто для картотеки.

– Валяйте. – Богг никогда не возражал против того, чтобы другие присылали ему документы для досье: это давало ему возможность совать нос в чужие дела, не неся при этом никакой ответственности.

– Послушайте, как бы нам почаще играть в крикет? Я бы хотел сколотить хорошую команду и провести еще несколько матчей.

– Отличная мысль.

– Подумайте, что можно сделать, ладно?

– Есть, сэр.

Вэндем вышел.

По пути в свой кабинет он размышлял о том, что же было не так с руководством британской армии, если оно могло присвоить звание подполковника такому пустоголовому человеку, как Реджи Богг. Отец Вэндема, служивший капралом во время первой мировой войны, любил повторять, что британские солдаты – это львы, которыми командуют ослы. Иногда Вэндему казалось, что отцовское замечание справедливо и в настоящий момент. Но Богг был не просто тупым. Иногда он принимал неверные решения, потому что у него не хватало ума для правильных, однако Вэндему казалось, что чаще он допускал ошибки, потому что играл в какую-то глупую игру, стараясь выглядеть лучше, чем был на самом деле, показать свое превосходство или что-то еще, о чем Вэндем не мог с уверенностью сказать.

Женщина в белом медицинском халате откозыряла ему, и он машинально ей ответил.

– Майор Вэндем, не так ли? – уточнила она.

Он остановился и посмотрел повнимательнее. Она присутствовала в качестве зрителя на крикетном матче, и сейчас он вспомнил, как ее зовут.

– Доктор Абутнот, – произнес Вэндем. – Доброе утро.

Это была высокая, со спокойными манерами женщина примерно его возраста. Майор вспомнил, что она работает хирургом, что было очень необычно для женщины даже во время войны, и носит звание капитана.

– Вы вчера здорово выложились, – сказала она.

Он улыбнулся:

– Я еще и сегодня не пришел в себя. Хотя и получил удовольствие.

– Я тоже. – У нее был низкий, звучный голос, и в ней явно чувствовалась уверенность. – Увидим ли мы вас в пятницу?

– Где?

– На приеме в союзе.

– А-а. – «Англо-египетский союз», клуб для скучающих европейцев, иногда предпринимал попытки оправдать свое название и организовывал приемы для египетских гостей. – Мне бы очень хотелось. В котором часу?

– В пять.

У Вэндема был профессиональный интерес: на подобных приемах египтяне могли услышать от англичан служебные сплетни, которые иногда несли в себе сведения, полезные для неприятеля.

– Я приду, – кивнул майор.

– Отлично. Увидимся там, – женщина повернулась, чтобы уйти.

– Буду ждать, – сказал Вэндем. Он смотрел ей вслед и думал о том, что у нее надето под халатом. Ее аккуратная, элегантная внешность и уверенные манеры напомнили ему жену.

Вэндем вошел к себе в кабинет. Он совершенно не собирался заниматься организацией крикетных тренировок и не думал забывать об убийстве в Асьюте. Пусть Богг отправляется ко всем чертям. Вэндем будет работать так, как считает нужным.

Он начал с того, что еще раз поговорил с капитаном Ньюменом, поручив ему проследить за тем, чтобы описание примет Алекса Вольфа было разослано по как можно большему количеству адресов.

Майор позвонил в египетскую полицию и узнал, что сегодня будут проверять каирские отели и ночлежки. Затем связался с полевой службой безопасности – подразделением, которое до войны входило в службу охраны Суэцкого канала, и попросил их в течение нескольких дней усилить проверку документов на месте.

Он поручил главному казначею британских сил специально проследить за возможным появлением фальшивых банкнот и сообщил службе радиоперехвата о возможном появлении нового местного передатчика.

Наконец, он велел сержанту, находящемуся в его подчинении, посетить все радиомагазины в Нижнем Египте – их было не так уж много – и попросить служащих сообщать о любых покупках радиодеталей и оборудования, которые можно использовать для сборки или ремонта передатчика.

Затем отправился на виллу «Оливье».

* * *

Дом получил свое название из-за небольшого сквера на противоположной стороне улицы, где сейчас цвели оливковые деревья, ронявшие белые лепестки, которые, как пыль, покрывали сухую, пожухлую траву.

Здание было обнесено высокой стеной с тяжелыми резными деревянными воротами. Используя резной орнамент в качестве ступенек, Вэндем перелез через ворота и, спрыгнув на землю, очутился в просторном внутреннем дворе. Выкрашенные в белый цвет стены были грязными и неопрятными. Окна закрыты облупившимися ставнями. Он вышел на середину двора и посмотрел на каменный фонтан. Ярко-зеленая ящерица прошмыгнула по его сухому дну.

Дом был необитаемым по меньшей мере в течение года.

Вэндем открыл ставень, разбил оконное стекло, просунул руку, открыл окно и залез внутрь.

«Он не похож на дом европейца», – подумал Вэндем, проходя по темным прохладным комнатам. На стенах не висели охотничьи гравюры, не стояли аккуратные ряды романов Агаты Кристи и Денниса Уитли в ярких обложках, не было мебельного гарнитура из трех предметов от Марпла или Хэррода. Обстановка дома состояла из больших подушек и низких столов, ковров ручной работы и висящих по стенам гобеленов.

Наверху Вэндем обнаружил запертую дверь. У него ушло три или четыре минуты на то, чтобы сломать замок. За дверью оказался кабинет.

Комната выглядела чистой и аккуратной, с довольно пышной обстановкой: широким низким диваном с бархатной обивкой, резным кофейным столиком ручной работы, тремя гармонировавшими друг с другом старинными лампами, ковром из медвежьей шкуры, красиво инкрустированным письменным столом и кожаным креслом.

На столе Вэндем увидел телефон, белое пресс-папье, ручку из слоновой кости и высохшую чернильницу. В ящике стола он обнаружил деловые отчеты компаний из Швейцарии, Германии и США. Изящный кофейный сервиз из чеканной меди пылился на маленьком столике. На полке за письменным столом стояли книги на нескольких языках: французские романы девятнадцатого века, краткий оксфордский словарь, томик арабской, насколько Вэндем понял, поэзии с эротическими иллюстрациями и Библия на немецком языке. Никаких личных документов не было.

Не было и писем или каких-либо фотографий.

Вэндем опустился в мягкое кожаное кресло за столом и оглядел комнату. Это была мужская комната, жилище интеллектуала-космополита, человека, с одной стороны, осторожного, педантичного и аккуратного, а с другой – чувствительного и чувственного.

Вэндем был заинтригован.

Европейское название дома и абсолютно арабский облик. Брошюра об инвестициях и книга арабской поэзии. Старинный кофейник и современный телефон. Множество сведений о характере человека, но ни единой подсказки, которая могла бы помочь его найти.

В комнате не оставили ни одной зацепки.

Ведь должны же быть банковские счета, счета от торговцев, свидетельства о рождении и завещание, письма от возлюбленной и фотографии родителей или детей. Но обитатель дома собрал все эти вещи и увез с собой, не оставив никакого следа своей личности, как будто бы знал, что однажды кто-нибудь придет сюда искать его.

«Алекс Вольф, кто ты?» – вслух произнес Вэндем.

Выйдя из кабинета, он прошел по дому и пересек жаркий пыльный двор. Затем перелез через ворота и спрыгнул на улицу. Через дорогу, в тени оливковых деревьев, скрестив ноги, на земле сидел араб в зеленой полосатой галабее и безразлично глядел на Вэндема, который не собирался объяснять ему, что он залез в чужой дом по официальному делу: в этом городе одной лишь формы британского офицера было достаточно для объяснения любого поступка. Он думал о Других источниках, из которых мог бы почерпнуть информацию о владельце этой виллы: муниципальные архивы; местные торговцы, которые могли доставлять сюда свои товары в то время, когда дом был обитаем; даже соседи. Он даст такое задание двум своим сотрудникам и придумает что-нибудь, чтобы оправдаться перед Боггом. Вэндем сел на мотоцикл и включил зажигание. Мотор взревел, и офицер укатил прочь.

Глава 3

Обуреваемый гневом и отчаянием, Вольф стоял перед своим домом и смотрел на уезжающего британского офицера.

Он вспоминал дом таким, каким он был в его детстве, – наполненным громкими голосами, смехом и жизнью. У массивных резных ворот всегда сидел на земле охранник, темнокожий гигант с юга, равнодушный к жаре. Каждое утро священнослужитель, старый и почти слепой, читал во дворе главу из Корана. По трем сторонам прохладной сводчатой галереи на низких диванах располагалась мужская половина семьи и курила кальяны, а мальчики-слуги разливали кофе из кофейников с длинными носиками. Еще один охранник стоял перед дверью, ведущей в гарем, где скучали и толстели женщины. Дни были длинными и теплыми, семья – богатой, и дети росли избалованными.

Британский офицер в шортах, на мотоцикле, с самонадеянным видом и шныряющими из-под форменной фуражки глазами вторгся в детство Вольфа и осквернил его. Вольф пожалел, что не разглядел лица этого человека, потому что захотел при случае его убить.

Во время своего долгого пути он все время думал об этом доме. В Берлине, Триполи и Эль-Аджеле; в трудном и изнурительном переходе через пустыню; во время своего поспешного побега из Асьюта – повсюду вилла представлялась ему безопасным раем, местом, где он в конце своего путешествия сможет отдохнуть, вымыться и вновь обрести себя. Он мечтал лежать в ванне, пить во дворе кофе и приводить в свою огромную кровать женщин.

Теперь ему придется уйти и поселиться в другом месте.

Все утро он провел перед домом, то прогуливаясь по улице, то сидя под оливковыми деревьями на случай, если капитан Ньюмен запомнил адрес и пришлет кого-нибудь обыскать дом; он предусмотрительно купил на рынке галабею, зная, что если кто и придет, то искать будет европейца, а не араба.

Предъявлять настоящие документы было ошибкой. Теперь он это понимал. Беда была в том, что он не доверял абверовским подделкам. Встречаясь и работая с другими агентами, он слышал страшные истории о грубых и очевидных ошибках в документах, изготовленных германской разведкой: неряшливых шрифтах, плохой бумаге и даже орфографических ошибках в самых простых английских словах. В разведшколе, куда его послали для обучения шифровальному делу, ходили слухи о том, что при взгляде на определенную серию номеров продовольственных карточек любому полицейскому в Англии становится ясно, что их владелец – германский шпион.

Вольф взвесил все «за» и «против» и выбрал наименее рискованный вариант, но ошибся, и теперь ему некуда было идти.

Он поднялся на ноги, взял чемоданы и зашагал прочь.

Он подумал о своей семье. Его мать и отчим умерли, но в Каире у него были три сводных брата и сводная сестра. Им будет трудно его спрятать. Их будут допрашивать, как только англичане узнают о личности владельца виллы, а это может случиться уже сегодня; и даже если они ради него и скажут неправду, слуги их наверняка выдадут. Кроме того, он не очень им доверял, так как после смерти отчима Ахмеду как старшему сыну достался дом и часть наследства, хотя он и был европейцем и приемным, а не родным сыном. Это вызвало у родственников чувство горечи, потребовалось вмешательство адвокатов, но Алекс был тверд, и его родня так никогда ему этого и не простила.

Он подумал, не поселиться ли ему в отеле «Шепард». К сожалению, полиция тоже наверняка об этом подумала: в «Шепарде» уже, вероятно, есть описание убийцы из Асьюта. Остальные крупные отели его тоже скоро получат. Оставались еще пансионы. Будут ли они предупреждены, зависит от того, насколько тщательно сработает полиция. Поскольку дело касалось англичан, полиция, возможно, посчитает своим долгом действовать педантично. И все же управляющие небольших пансионов часто бывали очень заняты, чтобы уделять слишком много внимания пронырливым полицейским.

Он вышел из Гарден-Сити и направился к южной части города. Улицы здесь стали еще более оживленными и шумными, чем были до его отъезда из Каира. Появилось бессчетное множество военных не только в британской форме, но и в австралийской, новозеландской, польской, югославской, палестинской, индийской и греческой. Стройные, цветущие египетские девушки выгодно контрастировали с краснолицыми и вялыми от жары европейками. Вольфу показалось, что среди женщин более старшего возраста стало меньше тех, кто носил традиционные черные платья и паранджу. Мужчины по-прежнему здоровались друг с другом в той же жизнерадостной манере, широко размахиваясь правой рукой перед громким хлопком рукопожатия, продолжавшегося не менее одной-двух минут, в течение которого они возбужденно говорили, держа друг друга за плечо левой рукой. Нищие и уличные разносчики благоденствовали, пользуясь наплывом наивных европейцев. Вольф в своей галабее был в безопасности, в то время как иностранцев осаждали калеки, женщины с детьми, облепленными мухами, мальчишки – чистильщики обуви и мужчины, продававшие все на свете, начиная от использованных лезвий и кончая гигантскими авторучками, в которых, по их словам, одной заправки чернил хватало на шесть месяцев.

С уличным движением дело обстояло еще хуже. Медленные, отталкивающего вида трамваи были переполнены более чем когда-либо: пассажиры с риском для себя висли на подножках, набивались в кабину к водителю и сидели, скрестив ноги, на крыше. С автобусами и такси было не лучше: видимо, запчастей не хватало, поэтому у многих машин были разбитые стекла, сдутые шины и барахлившие двигатели, отсутствовали фары или дворники на лобовом стекле. Вольф увидел два такси: старый «моррис» и еще более древний «паккард», которые больше не могли двигаться самостоятельно и их тащили ослы. Единственными приличными машинами были чудовищные американские лимузины, принадлежащие местным богатеям, и изредка попадавшиеся довоенные английские «остины». С автомобилями отчаянно соревновались запряженные лошадьми повозки, крестьянские телеги, влекомые мулами, и домашний скот: верблюды, овцы и козы, которых по египетскому закону, почти ни когда не соблюдавшемуся, не разрешалось перегонять через центр города.

А какой при этом был шум!

Трамваи беспрестанно звонили. Попадая в заторы, все автомобили сигналили. Извозчики и погонщики верблюдов, стараясь не отстать от них, кричали во весь голос. Во многих магазинах и во всех кафе из дешевых радиоприемников, включенных на полную громкость, неслась арабская музыка. Уличные торговцы то и дело приставали к прохожим, которые отгоняли их прочь. Лаяли собаки, а над головами кружили бумажные змеи. Время от времени все эти звуки перекрывались ревом аэроплана.

«Это мой город, – подумал Вольф. – Здесь они меня не поймают».

В Каире около дюжины известных пансионов, обслуживающих туристов разных национальностей: швейцарцев, австрийцев, немцев, датчан и французов. Он подумал о них, но затем отверг этот вариант как слишком очевидный. В конце концов Вольф вспомнил о дешевых меблированных комнатах, сдаваемых внаем монахинями в Булаке, портовом районе. В основном в них жили моряки, приплывшие по Нилу на паровых буксирах или фелюгах, груженных хлопком, углем, бумагой и камнем. Вольф был уверен, что его не ограбят и не убьют и что никто не подумает искать его там.

По мере того как он удалялся все дальше от района отелей, народу на улицах становилось меньше. Реку он не видел, но изредка в проемах между тесно стоящими зданиями мелькали высокие треугольные паруса фелюг.

Общежитие располагалось в большом запущенном здании – бывшей вилле какого-то паши. Над аркообразным входом было прикреплено бронзовое распятие. Монахиня в черном платье поливала перед зданием маленькую цветочную клумбу. Сквозь арку Вольфу был виден прохладный тихий холл. Сегодня он с тяжелыми чемоданами прошел несколько миль и мечтал об отдыхе.

Из общежития вышли два египетских полицейских. Вольф быстрым взглядом окинул широкие кожаные пояса, неизменные солнцезащитные очки и военные прически, и сердце его упало. Он повернулся спиной к полицейским и заговорил по-французски с монахиней:

– Доброе утро, сестра.

Она перестала поливать цветы, выпрямилась и улыбнулась ему.

– Добрый день. – Она была на удивление молода. – Вам нужна комната?

– Комната мне не нужна. Только ваше благословение.

Двое полицейских приближались, и Вольф внутренне напрягся, продумывая ответы на возможные вопросы и одновременно выбирая, в какую сторону бежать, если дело примет плохой оборот; они прошли мимо, споря о скачках.

– Да благословит вас Господь, – сказала монахиня.

Вольф поблагодарил ее и зашагал дальше. Дела обстояли хуже, чем он себе представлял. Полиция, должно быть, проверяла повсюду. Вольф стер себе все ноги, от тяжелых чемоданов у него болели руки. Он чувствовал разочарование и некоторое негодование: город был известен своей хаотичностью, но, несмотря на это, им удалось довольно четко организовать операцию по его поимке. По той же дороге он направился обратно в центр города. У него вновь возникло чувство, знакомое ему по пустыне: словно он будет идти без конца и никогда никуда не придет.

Вдалеке Вольф заметил знакомую высокую фигуру Хуссейна Фахми, старого школьного товарища. На какое-то мгновение Вольф остановился как парализованный: Хуссейн, конечно, его приютит, и, наверное, ему можно довериться, но у него были жена и трое детей, и как им объяснить, что у них будет жить дядя Ахмед, но что это тайна, и они не должны даже упоминать его имя в разговорах с друзьями. Да вообще, как Вольф объяснит все это самому Хуссейну?

Хуссейн бросил взгляд в сторону Вольфа, но тот быстро повернулся и перешел на другую сторону улицы, прячась за трамваем. Оказавшись на противоположной стороне, он, не оглядываясь, быстро зашагал по переулку. Нет, ему нельзя было искать приют у бывших школьных друзей.

Переулок вывел его на соседнюю улицу рядом с немецкой школой. Интересно, открыта ли она еще: многие немцы в Каире были интернированы. Он направился к школе, но затем увидел военный патруль, проверяющий документы прямо перед зданием. Вольф быстро развернулся и зашагал в обратную сторону.

Надо было прекращать это шатание по улицам.

Он чувствовал себя, как крыса в лабиринте: в какую бы сторону ни пошел, ему везде преграждали дорогу. Вольф заметил такси, большой старый «форд», из-под капота которого со свистом вырывался пар. Он помахал рукой и вскочил в притормозивший автомобиль. Дал шоферу какой-то адрес, и машина рывком дернулась с места на третьей скорости, очевидно, единственной, которая работала. По дороге они дважды останавливались доливать воду в кипящий радиатор, и Вольф съеживался на заднем сиденье, стараясь спрятать свое лицо.

В конце концов они приехали в коптский район Каира – старое христианское гетто.

Вольф расплатился с шофером и пошел вниз по ступенькам. Он дал несколько пиастров старой женщине, которая сидела у большого деревянного шлагбаума, и она впустила его.

Это был островок темноты и тишины посреди бурного моря Каира. Вольф брел по его узким проходам и слушал низкое пение, слабо доносившееся из древних церквей. Он прошел мимо школы, синагоги и подвала, куда, согласно легенде, Мария принесла младенца Иисуса, и в конце концов вошел в маленькую церковь.

Служба должна была вот-вот начаться. Вольф поставил свои драгоценные чемоданы рядом со скамьей. Он поклонился изображениям святых на стене, потом подошел к алтарю, преклонил колена и поцеловал руку священника. Затем вернулся к своей скамье и сел.

Хор начал петь отрывок из Священного писания на арабском языке. Вольф устроился поудобнее на своем месте. Здесь он будет в безопасности до наступления темноты. Затем он предпримет последнюю попытку.

* * *

«Ча-ча» был большим ночным клубом на открытом воздухе, расположенным в саду около реки. Свободных мест, как всегда, не было. Вольф постоял в очереди вместе с британскими офицерами и их подругами, ожидая, пока обслуга поставит импровизированные столики на козлах повсюду, где только остались свободные места. Комик со сцены говорил: «Пусть только Роммель доберется до „Шепарда“ – оттуда быстро не уходят».

Вольф наконец сел за столик и заказал бутылку шампанского. Вечер был теплый, и огни рампы еще больше накаляли воздух. Публика была в подпитии: мучила жажда, а подавали только шампанское, и все быстро пьянели. Начали вызывать звезду программы Соню Эль-Арам.

Сначала им пришлось выслушать страдающую излишним весом гречанку, которая пела «Я увижу тебя во сне» и «У меня никого нет» (что вызвало дружный смех). Затем объявили Соню. Она, однако, вышла не сразу. Минуты шли, и публика изнывала от нетерпения. Наконец, когда, казалось, вот-вот начнутся беспорядки, зазвучала барабанная дробь, софиты погасли и наступила тишина.

Когда свет прожектора упал на сцену, там неподвижно стояла Соня с простертыми к небу руками. На ней были прозрачные шаровары и расшитый блестками бюстгальтер, а тело ее покрывал слой белой пудры. Зазвучала музыка – барабаны и труба – и она начала свой танец.

* * *

Вольф потягивал шампанское и улыбался. Ей по-прежнему не было равных.

Она медленно раскачивала бедрами, притопывая ногами. Ее руки затрепетали, потом пришли в движение плечи и грудь; а затем по ее знаменитому животу прокатились волны, гипнотизируя зрителей. Музыка заиграла быстрее. Она закрыла глаза. Все части ее тела, казалось, двигались независимо друг от друга. У Вольфа, как, впрочем, у всех мужчин в зале, появилось чувство, что он с ней один на один, что ее танец предназначен только ему, что это не игра, не часть колдовского шоу, но что ее чувственные движения были инстинктивными, что она делала их, потому что не могла не делать, доведя себя до сексуального безумия своим собственным сладострастным телом. Зачарованные зрители, покрытые испариной, напряженно молчали. Соня двигалась все быстрее и быстрее, казалось, она достигла состояния полной экзальтации. После громкого аккорда музыка стихла. На мгновение установилась тишина. Соня издала короткий, резкий крик, затем упала на подогнувшиеся ноги с раздвинутыми коленями и стала отклоняться назад, пока не коснулась затылком пола. В этом положении она замерла: огни погасли. Зрители вскочили со своих мест под грохот собственных аплодисментов.

Огни вновь зажглись, сцена была пуста.

Соня никогда не бисировала свои номера.

Вольф встал с места. Он дал официанту фунт, что для большинства египтян равнялось трехмесячному заработку, и попросил провести его за кулисы. Официант проводил его до двери Сониной гримерной и удалился.

Вольф постучал в дверь.

– Кто там?

Вольф толкнул дверь.

Соня сидела на табурете в шелковом халате и снимала грим. Она увидела его отражение в зеркале и резко повернулась.

– Здравствуй, Соня, – произнес Вольф.

Она пристально посмотрела на него и после мучительной паузы ответила:

– Негодяй.

* * *

Она совсем не изменилась.

Она была красивой женщиной: блестящие черные волосы, длинные и густые; огромные, слегка навыкате карие глаза с пышными ресницами; высокие скулы, не дававшие ее лицу казаться слишком круглым; изящный, с горбинкой нос; пухлый рот с ровными белыми зубами. Тело с плавными линиями казалось бы полным, если бы не ее рост – на несколько дюймов выше среднего.

Глаза Сони гневно сверкали.

– Что ты здесь делаешь? Где ты пропадал? Что у тебя с лицом?

Вольф поставил на пол чемоданы и сел на диван. Он смотрел на нее снизу вверх. Соня стояла, уперев руки в бока, выдвинув вперед подбородок, натянув грудью зеленый шелк халата.

– Как ты красива, – сказал он.

– Убирайся отсюда.

Вольф внимательно изучал ее. Он слишком хорошо знал эту женщину, чтобы любить или не любить ее; она была частью его прошлого, как старый друг, который останется другом, несмотря на его недостатки, просто потому, что он всегда был с тобой. Вольфу хотелось знать, что произошло с Соней за годы, прошедшие после его отъезда из Каира. Вышла ли она замуж, купила ли дом, влюбилась ли, сменила ли менеджера, родила ли ребенка? В этот день, сидя в прохладной, полутемной церкви, он много думал о том, как себя с ней вести, но ничего не придумал, ибо не мог предугадать ее реакции. Она казалась сердитой и презрительной, но так ли это было на самом деле? Следует ли ему быть обаятельным и веселым, или агрессивным и грубым, или беспомощным и умоляющим?

– Мне нужна помощь, – произнес он ровным голосом.

Выражение ее лица не изменилось.

– Меня разыскивают англичане, – продолжал он. – Они следят за моим домом, а во всех отелях есть мое описание. Мне некуда идти. Я хочу поселиться у тебя.

– Пошел ты к черту, – ответила она.

– Дай мне объяснить, почему я от тебя ушел тогда.

– После двухлетнего отсутствия никакие объяснения тебе не помогут.

– Дай мне минуту, и я тебе все объясню. Ради... всего, что было.

– Я тебе ничего не должна.

Соня еще минуту свирепо смотрела на него, затем открыла дверь. Он подумал, что она собирается выгнать его. Затем она выглянула в коридор и крикнула:

– Эй, кто-нибудь, принесите мне выпить!

Вольф слегка расслабился.

Соня вернулась, притворив за собой дверь.

– Только минуту, – бросила она ему.

– Ты что, собираешься стоять надо мной, как тюремщик? Я не опасен. – Он улыбнулся.

– О нет, ты опасен, – возразила она, однако села опять на табурет и вновь занялась смыванием грима.

Он колебался. Еще одной проблемой, над которой он ломал голову, пока отсиживался в церкви, было то, как ей объяснить, почему он бросил ее, не попрощавшись, и ни разу не Дал о себе знать. Ничего не могло быть убедительнее, чем правда. Ему страшно не хотелось раскрывать свою тайну, но придется ей все рассказать – положение его было отчаянным, и она – его единственная надежда.

– Ты помнишь, я ездил в 1938 году в Бейрут? – начал Вольф.

– Нет.

– Я еще привез тебе нефритовый браслет.

Их глаза встретились в зеркале.

– У меня его больше нет.

Он знал, что это неправда.

– Я ездил на встречу с офицером германской армии по имени Хайнц. Он предложил мне работать на Германию в предстоящей войне. Я согласился.

Она отвернулась от зеркала и посмотрела на него; в ее глазах он увидел нечто вселившее в него надежду.

– Мне приказали вернуться в Каир и ждать от них вестей. Два года назад я получил от них известие. Меня вызывали в Берлин. Я поехал. Прошел там курс обучения, затем работал на Балканах и на Средиземноморье. В феврале я вернулся в Берлин для получения нового задания. Меня направили сюда...

– Что ты хочешь мне сказать? – недоверчиво спросила она. – Ты – шпион?

– Да.

– Я тебе не верю.

– Посмотри. – Он поднял с пола чемодан и открыл его. – Это радио для передачи донесений Роммелю. – Он снова закрыл его и открыл второй чемодан. – Это мои деньги.

Она уставилась на аккуратные пачки банкнот.

– Боже мой! – сказала она. – Это же целое состояние.

В дверь постучали. Вольф закрыл чемодан. Вошел официант с бутылкой шампанского в ведерке со льдом. Увидев Вольфа, он спросил:

– Принести еще один бокал?

– Нет, – нетерпеливо ответила Соня. – Идите.

Официант вышел. Вольф открыл бутылку, наполнил бокал, подал его Соне, затем сам сделал большой глоток прямо из горлышка.

– Послушай, – сказал он, – наша армия одерживает победы в пустыне. Мы можем им помочь. Им нужны сведения о британских силах: количестве человек, номерах дивизий, именах командиров, качестве вооружений и оборудования и, желательно, о планах операций. Мы находимся здесь, в Каире, и можем это все узнать. Потом, после победы немцев, мы станем героями.

– Мы?

– Ты можешь мне помочь. И первое, что необходимо сделать, это приютить меня. Ты ведь ненавидишь англичан, не так ли? Ты хочешь, чтобы их вышвырнули отсюда?

– Я бы это сделала для кого угодно, только не для тебя. – Она допила свое шампанское и налила еще.

Вольф взял бокал у нее из рук и выпил.

– Соня, если бы я только прислал тебе открытку из Берлина, англичане сразу бросили бы тебя в тюрьму. Ты же теперь все знаешь и не должна больше сердиться. – Он понизил голос. – Мы можем вернуть назад старые времена. У нас будет вкусная еда, самое лучшее шампанское, новая одежда, шикарные вечеринки и американская машина. Мы поедем в Берлин, ты будешь там звездой. Германия – это новый вид нации – мы будем господствовать над всем миром, и ты можешь стать принцессой. Мы... – он замолчал. Ничего из того, что он сказал, ее не трогало. Настало время использовать последний козырь. – Как поживает Фози?

Соня опустила глаза:

– Она ушла. Сука.

Вольф поставил бокал, затем обнял обеими руками Соню за шею. Не двигаясь, она подняла на него глаза. Взяв женщину большими пальцами за подбородок, он заставил ее подняться.

– Я найду нам другую Фози, – нежно произнес Вольф.

Он увидел, как неожиданно ее глаза увлажнились. Его руки заскользили вниз по шелковому халату, гладя ее бедра. – Я единственный, кто знает, что тебе нужно. – Он приник к ее губам, прикусил ее губу зубами и держал так, пока не почувствовал вкус крови.

Соня закрыла глаза:

– Я тебя ненавижу, – простонала она.

* * *

Стоял прохладный вечер. Вольф шел по бечевнику вдоль Нила к плавучему домику. Лицо его больше не было воспалено, внутренности тоже пришли в норму. На нем был новый белый костюм, в руках он нес две сумки со своими любимыми лакомствами.

Замалек был тихим и мирным островным пригородом. Резкий шум центрального Каира едва доносился сюда через широкое водное пространство. Медленная, мутная река мягко плескалась о плавучие домики, вытянувшиеся вдоль ее берега. Лодки самых разных форм и размеров, ярко раскрашенные и роскошно оснащенные, выглядели очень нарядными в лучах заходящего солнца.

Принадлежащий Соне домик был меньше, но богаче других. Мостки соединяли тропинку с верхней палубой, открытой ветру, но затененной от солнца тентом в бело-голубую полоску. Вольф зашел на палубу и начал спускаться по лестнице вниз. Внутри было тесно от мебели: стульев и диванов, столов и шкафчиков, набитых всякими безделушками. На носу судна находилась крошечная кухня. Темно-бордовые бархатные шторы от потолка до пола разделяли помещение на две части, отгораживая спальню. За ней, на корме, находилась ванная комната.

Соня сидела на диванной подушке и делала педикюр. «Удивительно, какой неряхой она может выглядеть», – подумал Вольф. На ней было грязное хлопчатобумажное платье, лицо ее казалось перекошенным, волосы растрепаны. Через полчаса, когда она поедет в клуб «Ча-ча», то будет похожа на дивное видение.

Вольф поставил сумки на стол и начал вынимать из них продукты: французское шампанское... английский мармелад... немецкая колбаса... перепелиные яйца... шотландский лосось...

Соня в изумлении посмотрела на него.

– Откуда такая роскошь в военное время?

Вольф улыбнулся:

– В Кулали есть маленький бакалейный магазинчик, принадлежащий одному греку, который помнит своих постоянных клиентов.

– Ему можно доверять?

– Он не знает, где я живу, а кроме того, его магазин – это единственное место в Северной Африке, где можно раздобыть икру.

Соня подошла ближе и залезла в сумку.

– Икра! – Она сняла с банки крышку и начала есть прямо руками. – Я не ела икры с тех пор, как...

– Как я уехал, – закончил Вольф. Он поставил бутылку шампанского в холодильник. – Если ты потерпишь несколько минут, ты сможешь запивать ее холодным шампанским.

– Я не могу ждать.

– Да, терпения у тебя нет, это точно.

Он достал из сумки газету на английском языке и начал ее просматривать. Это была дрянная газета, полная официальных сообщений; военные новости в ней проходили еще более суровую цензуру, чем передачи Би-би-си, которые все слушали; местные репортажи были еще хуже: запрещалось печатать речи египетских политиков, находящихся в официальной оппозиции.

– Обо мне все еще ни слова, – сказал Вольф. Он рассказал Соне о событиях в Асьюте.

– Они всегда опаздывают с новостями, – набив полон рот икры, ответила Соня.

– Дело не в этом. Если они сообщат об убийстве, им надо объяснить мотив убийства, а если они этого не сделают, люди догадаются. Англичане не хотят, чтобы стало известно, что в Египте есть германские агенты. Это плохо выглядит.

Соня пошла в спальню переодеться. Из-за занавески она спросила:

– Значит, они перестали тебя искать?

– Нет. Я встретил на рынке Абдуллу. Он говорит, что египетскую полицию это не интересует, но там есть какой-то майор Вэндем, который на них давит. – Вольф опустил газету и нахмурился. Ему хотелось знать, был ли Вэндемом тот офицер, который залез на виллу «Оливье». Он еще раз пожалел, что не разглядел как следует этого человека. Его лицо, затененное фуражкой, с противоположной стороны улицы выглядело темным пятном.

Соня спросила:

– Откуда Абдулла знает?

– Понятия не имею, – пожал плечами Вольф. – Он вор и ему много чего известно. – Алекс подошел к холодильнику и вынул бутылку. Она еще не охладилась, но его мучила жажда. Он налил два бокала. Соня вышла одетая. Как он и ожидал, она преобразилась: прическа была безупречна, лицо слегка, но умело подкрашено, на ней было легкое вишнево-красное платье и такие же туфли.

Через пару минут на трапе послышались шаги, и в люк постучали. Это пришел шофер такси. Соня выпила свой бокал и вышла. Они с Вольфом не здоровались и не прощались.

Вольф подошел к серванту, где хранил передатчик, вытащил английский роман и листок с ключом к шифру. Стал изучать ключ. Сегодня было 28 мая. Надо было прибавить 42 (год) к 28 и получить номер страницы в романе, которую следовало использовать при зашифровке донесения. Май – это пятый месяц, и, значит, каждую пятую букву на странице надо пропускать.

Вольф решил послать следующее донесение: «Прибыл на место. Приступаю к работе. Подтвердите прием». Начиная с верха семидесятой страницы книги, он просматривал строчки, разыскивая букву "п". Если не считать каждую пятую букву, буква "п" – десятая. В его шифре она будет представлена десятой буквой алфавита "и". Затем ему нужна буква "р". В книге буква "р" – третья, начиная отсчет с буквы "п". Таким образом, буква "р" в слове «прибыл» будет представлена третьей буквой алфавита – "в". Для редких букв – особые правила.

Такой вид шифра был разновидностью разового шифровального блокнота, единственно надежного как в теории, так и на практике. Чтобы расшифровать донесение, надо иметь и книгу, и ключ.

Зашифровав донесение, Вольф взглянул на часы. Передача была назначена на полночь. До начала сеанса связи – больше двух часов. Он налил себе еще один бокал шампанского и решил доесть икру. Нашел ложку и взял банку. Она была пуста...

* * *

Взлетно-посадочной дорожкой служила полоса пустыни, наспех очищенная от верблюжьих колючек и больших камней. Роммель смотрел вниз на приближающуюся землю. «Сторх», легкий самолет, которым пользовались для коротких облетов районов боевых действий, шел на посадку. Он был похож на муху своими длинными тонкими ножками передних шасси. Самолет приземлился, и Роммель спрыгнул на землю.

Сначала жара, а затем пыль ударили ему в лицо. В полете было относительно прохладно, и теперь он испытывал такое чувство, будто попал в раскаленную топку. С него моментально начал лить пот. При первом же вдохе губы и кончик языка покрылись тонким слоем пыли. На его крупный нос села муха, и Роммель смахнул ее рукой. По песку, ему навстречу, поднимая сапогами облака пыли, бежал фон Меллентин, офицер разведки Роммеля. Он выглядел возбужденным.

– Здесь Кессельринг, – доложил он.

– Auch das noch,[7] – произнес Роммель. – Только этого мне не хватало.

Кессельринг, улыбающийся фельдмаршал, олицетворял собой все, что не любил Роммель в германских вооруженных силах. Он был офицером генерального штаба, а Роммель ненавидел генеральный штаб; Кессельринг основал «Люфтваффе», так часто подводившие Роммеля в боях, которые он вел в пустыне; а хуже всего было то, что фельдмаршал был снобом. Одно из его едких высказываний дошло до Роммеля. Жалуясь на грубость Роммеля по отношению к его подчиненным, Кессельринг сказал: «Если бы он не был родом из Вюртемберга, ему можно было бы сделать замечание». Вюртемберг был провинцией, где родился Роммель, и эта саркастическая фраза Кессельринга свидетельствовала о его предубеждении, с которым Роммелю приходилось бороться на протяжении всей своей карьеры.

Он тяжело зашагал по песку к машине командования в сопровождении фон Меллентина.

– Генерал Крювель взят в плен, – сказал фон Меллентин. – Мне пришлось попросить Кессельринга принять командование. Весь день он пытался разыскать вас.

– Час от часу не легче, – раздраженно произнес Ром-мель.

Он вошел в фургон грузового автомобиля, служившего машиной командующего. Внутри была долгожданная тень. Кессельринг стоял, склонившись над картой, и отмахивался левой рукой от мух, а правой водил по какой-то линии. Он приподнял голову и улыбнулся.

– Мой дорогой Роммель, слава богу, вы вернулись, – нежным голосом произнес он.

Роммель снял фуражку.

– Я воевал, – проворчал он.

– Я так и понял. Что случилось?

Роммель показал пальцем на карту.

– Это Газала Лайн. – Здесь был ряд укреплений, соединенных минными полями, которые протянулись на пятьдесят миль от побережья в Газале в глубь пустыни. – Мы образовали клин с юга от этой линии и ударили сзади.

– Хорошая мысль. Что же не получилось?

– У нас кончились бензин и боеприпасы. – На Роммеля вдруг навалилась усталость, и он тяжело опустился на сиденье. – В очередной раз, – добавил он.

Кессельринг как главнокомандующий (на Юге) отвечал за снабжение сил Роммеля, но фельдмаршал, казалось, не заметил скрытого упрека.

Вошел ординарец, неся на подносе кружки с чаем. Ром-мель сделал глоток из своей кружки. В чае был песок.

Кессельринг проговорил официальным тоном:

– Сегодня я играл непривычную роль одного из подчиненных вам командиров.

Роммель проворчал что-то невнятное. Он чувствовал, что за этим последует какое-то саркастическое замечание. Сейчас у него не было желания участвовать в словесной дуэли с Кессельрингом; он хотел подумать о сражении.

Кессельринг продолжал:

– Это оказалось очень трудно, руки мои были связаны необходимостью подчиняться штабу, который не отдавал никаких приказов и с которым я не мог связаться.

– Я был в самом центре боевых действий, отдавая приказы на месте.

– Все же вы могли бы быть на связи.

– Именно так воюют британцы, – отрезал Роммель. – Генералы находятся на связи за много миль от линии фронта. А я одерживаю победы. Если бы у меня было нормальное снабжение, я бы уже был в Каире.

– Вы не пойдете на Каир, – резко произнес Кессельринг. – Вы пойдете на Тобрук. Там вы останетесь, пока я не возьму Мальту. Это приказ фюрера.

– Конечно. – Роммель не собирался возобновлять этот спор, пока не собирался. Тобрук был ближайшей целью. После взятия этого укрепленного порта конвои из Европы, хотя и недостаточные, могли прибывать непосредственно на линию фронта, минуя длинный переход через пустыню, на который уходило столько бензина. – Для того чтобы подойти к Тобруку, нам надо прорвать Газала Лайн.

– Каковы ваши следующие действия?

– Я собираюсь отступить и перегруппироваться.

Роммель увидел, что Кессельринг поднял брови: фельдмаршал знал, как Роммель не любит отступать.

– А как поступит неприятель? – Вопрос Кессельринга был адресован фон Меллентину, который как офицер разведки отвечал за подробную оценку позиции противника.

– Они начнут нас преследовать, но не сразу. К счастью, они всегда медлят воспользоваться своим преимуществом. Но рано или поздно они попробуют осуществить прорыв.

– Весь вопрос в том, когда и где, – вставил Роммель.

– Действительно, – согласился фон Меллентин. Казалось, он колеблется. Затем произнес: – Среди сегодняшних сводок есть одно сообщение, которое вас заинтересует. Агент вышел на связь.

– Агент? – Роммель нахмурился. – А, этот! – Теперь он вспомнил. Он летал в оазис Джало, находящийся в глубине Ливийской пустыни, чтобы в последний раз проинструктировать этого человека перед тем, как он начнет свой длинный марафонский переход. Его звали Вольф. На Роммеля произвела впечатление его храбрость, но в отношении его шансов он был настроен пессимистически. – Откуда велась передача?

– Из Каира.

– Значит, он туда добрался. Если он способен на это, то способен на все. Возможно, он сможет сообщить о наступлении.

Кессельринг вмешался в разговор:

– Мой бог, вы полагаетесь на агентов?

– Я ни на кого не полагаюсь! – разозлился Роммель. – Это на меня все полагаются.

– Хорошо. – Кессельринг, как всегда, был спокоен. – От разведки, как вы знаете, всегда не очень много пользы; а агентурные разведданные – самый худший ее вид.

– Согласен, – более сдержанно ответил Роммель. – Но у меня есть предчувствие, что этот агент не такой, как все.

– Сомневаюсь, – возразил Кессельринг.

Глава 4

Элин Фонтана смотрела в зеркало на свое лицо и думала: «Мне двадцать три года, и я, наверное, начинаю дурнеть».

Она наклонилась ближе в зеркалу и стала внимательно себя изучать, стараясь найти приметы увядания: цвет лица безупречен; круглые карие глаза чисты, как вода в горном озере; морщин нет. Это детское лицо с утонченными линиями носило выражение оскорбленной невинности. Девушка вела себя как коллекционер, разглядывающий свой самый драгоценный экспонат. Элин думала о лице, как о чем-то одушевленном. Она улыбнулась, и лицо в зеркале улыбнулось ей в ответ. Это была легкая, интимная, слегка озорная улыбка – она знала, что от такой улыбки мужчин прошибал холодный пот.

Взяв в руки записку, Элин вновь перечитала ее.

Четверг.

Дорогая Элин,

Боюсь, все кончено. Моя жена обо всем узнала. Мы помирились, но мне пришлось пообещать, что я тебя никогда больше не увижу. Разумеется, ты можешь остаться в своей квартире, но платить за нее я больше не могу. Мне очень жаль, что все так получилось, но, я думаю, мы оба знали, что это не может продолжаться вечно. Удачи тебе.

Твой Клод.

«Так просто», – подумала она, разорвав записку с ее дешевыми сантиментами. Клод – толстый бизнесмен, наполовину француз, наполовину грек, имел три ресторана в Каире и один в Александрии. Это культурный, веселый и добрый человек, но, когда дело приняло неприятный оборот, сразу перестал думать об Элин.

Он был третьим за шесть лет.

Все началось с Чарльза, биржевого брокера. Элин тогда было семнадцать лет, она не имела ни денег, ни работы. Чарльз снял для нее квартиру и приходил к ней по вечерам каждый вторник. Она вышвырнула его, после того как он попытался «угостить» ею своего брата. Потом появился Джонни, самый приятный из трех, который хотел развестись с женой и жениться на Элин, но она отказалась. Теперь вот и Клод тоже исчез с ее горизонта.

Она с самого начала знала, что у нее с ними нет будущего.

В том, что все эти союзы разрушались, виноваты и ее мужчины, и она сама. Лежавшие на поверхности причины:

случай с братом Чарльза, предложение Джонни, жена Клода – это только предлоги или, может быть, катализаторы. Главная причина всегда была одна и та же: Элин чувствовала себя несчастной.

Она обдумывала, что ей мог бы сулить новый союз. Какое-то время она поживет на свои небольшие сбережения в «Банке Баркли» в Шари Каср-эль-Ниле: ей всегда удавалось немного откладывать, пока у нее был мужчина. Потом сбережения станут подходить к концу, и ей придется идти на работу в танцевальную труппу и некоторое время высоко задирать ноги и вилять задом в каком-нибудь клубе. Затем... Элин посмотрела в зеркало, взгляд ее стал невидящим, и она попыталась представить себе своего четвертого любовника. Возможно, он будет итальянцем с горящим взором, блестящими волосами и безупречным маникюром. Может быть, они встретятся в баре отеля «Метрополитен», где собираются репортеры. Он заговорит с ней, затем предложит ей выпить. Она ему улыбнется, и мышеловка захлопнется. Они договорятся пообедать на следующий день вместе. Когда она, ослепительно красивая, войдет с ним под руку в ресторан, все взгляды обратятся на нее, а его будет переполнять чувство гордости. Их свидания продолжатся, он начнет дарить ей подарки, а затем приставать к ней, сначала раз, потом другой; на третий она уступит. В постели им будет неплохо: близость, прикосновения, ласки – она заставит его почувствовать себя королем. Он уйдет от нее на рассвете, но вечером придет снова. Они перестанут ходить в рестораны –она скажет, что это «слишком опасно», и он будет проводить все больше и больше времени у нее дома. Начнет платить за ее квартиру и по ее счетам. Тогда у Элин появится все, что она хочет: дом, деньги и привязанность. Но она по-прежнему будет чувствовать себя несчастной. Начнет скандалить, если он опоздает на полчаса; дуться – если он только упомянет свою жену; жаловаться, что он не дарит ей больше подарков. Он будет раздражаться, но не сможет от нее уйти, потому что к тому времени ему станут необходимы ее скупые поцелуи, ее прекрасное тело и ее умение в постели дать ему почувствовать себя королем. Ей будет скучно от его разговоров, она потребует от него больше страсти, чем та, на которую он способен; начнутся скандалы. В конце концов наступит кризис. Жена его начнет что-то подозревать, или заболеет ребенок, или ему понадобится уехать по делам на шесть месяцев, или у него кончатся деньги. И Элин очутится там же, где и сейчас: плывущая по течению, одинокая, с сомнительной репутацией – и на год старше.

Взгляд ее вновь обрел четкость, и она опять увидела в зеркале свое отражение. Ее лицо было всему причиной. Это из-за него она вела такую бессмысленную жизнь. Если бы она была уродливой, то мечтала бы о такой жизни и никогда бы не узнала о ее пустоте.

"Это из-за тебя я сбилась с пути, – подумала она. – Ты обмануло меня, ты сделало вид, что я другой человек. Ты не мое лицо, ты – маска. Не пытайся больше управлять моей жизнью.

Я не каирская красавица, принадлежащая к высшему обществу, я – нищая девушка из Александрии.

Я – не египтянка, я – еврейка.

Меня зовут не Элин Фонтана. Мое имя – Абигайль Аснани.

И я хочу домой".

* * *

На голове молодого человека, сидящего за письменным столом в Еврейском агентстве в Каире, надета ермолка. Щеки у него гладкие, если не считать жидкой бородки. Он спросил у нее имя и адрес. Забыв о своих намерениях, она назвалась Элин Фонтана.

Молодой человек, казалось, был в замешательстве. Элин к этому привыкла: большинство мужчин при виде ее улыбки начинали слегка волноваться. Он сказал:

– Вы не будете... Я хотел сказать, будьте добры, скажите, почему вы хотите уехать в Палестину.

– Я еврейка, – резко ответила она. Не станет же она рассказывать этому мальчику о всей своей жизни. – Все мои родные умерли, – соврала она, – я попусту растрачиваю свою жизнь.

– Какую работу вы хотели бы выполнять в Палестине?

– Любую.

– В основном там нужны сельскохозяйственные рабочие.

– Прекрасно.

Он мягко улыбнулся ей. К нему начало возвращаться самообладание.

– Я не желаю вас обидеть, но ваша наружность никак не вяжется с работой не ферме.

– Если бы я не хотела изменить свою жизнь, я бы не собиралась уехать в Палестину.

– Да, – он покрутил в руках авторучку. – Чем вы сейчас занимаетесь?

– Я пою, когда не могу работать певицей – танцую, а когда и этого нет – работаю официанткой. – Это более или менее было правдой. Время от времени она занималась всем этим, хотя единственное, что у нее получалось, была работа танцовщицы, да и тут она не блистала. – Я уже говорила вам, что попусту трачу свою жизнь. К чему все эти вопросы? Разве теперь Палестина принимает только выпускников колледжей?

– Вовсе нет, – ответил он. – Но туда трудно попасть. Англичане установили квоту, и все места заняты беженцами от нацистов.

– Почему же вы сразу мне этого не сказали? – сердито спросила она.

– По двум причинам. Во-первых, мы можем переправлять туда людей нелегально. А во-вторых... это несколько дольше объяснять. Подождите, пожалуйста, одну минуту. Мне надо кое-кому позвонить.

Она все еще сердилась на него за то, что он расспрашивал ее, зная, что мест нет.

– Я не уверена, что мне стоит ждать.

– Стоит, обещаю вам. Это очень важно. Только минуту или две.

– Хорошо.

Он ушел звонить в соседнюю комнату. Элин нетерпеливо ждала. День становился жарче, а комната плохо проветривалась. Она чувствовала, что находится в довольно глупом положении. Она пришла сюда импульсивно, не обдумав как следует идею эмиграции. Слишком многие свои решения Элин принимала именно так. Можно было догадаться, что ей станут задавать вопросы; надо было заранее продумать ответы. И одеться чуть-чуть скромнее.

Молодой человек вернулся.

– Очень жарко, – сказал он. – Не пойти ли нам выпить чего-нибудь холодненького? Здесь через дорогу есть одно местечко.

«Вот в чем дело», – подумала она. Элин решила поставить его на место. Она оценивающе взглянула на него, затем произнесла:

– Нет. Вы слишком молоды для меня.

Он страшно смутился.

– Извините, вы меня неправильно поняли. Я хочу вас там познакомить с одним человеком, только и всего.

Она не знала, верить ему или нет. Терять ей было нечего, а пить хотелось.

– Хорошо.

Он придержал для нее дверь. Они перешли улицу, лавируя между шаткими повозками и разбитыми таксомоторами, чувствуя, как на них обрушивается страшная жара. Нырнув под полосатый навес, вошли в прохладное кафе. Молодой человек заказал лимонный сок; Элин попросила джин с тоником.

Она сказала:

– Вы же можете переправлять людей нелегально.

– Иногда. – Он залпом выпил половину своего стакана. – Одной из причин, по которым мы это делаем, является преследование человека. Поэтому я и задавал вам некоторые вопросы.

– Я не подвергалась преследованиям.

– Другим основанием является вклад в общее дело.

– Вы хотите сказать, что я должна заслужить право попасть в Палестину?

– Послушайте, возможно, в один прекрасный день все евреи получат право уехать туда жить. Но до тех пор, пока существуют квоты, будет существовать отбор.

Ее подмывало спросить: «С кем мне надо переспать?» Но один раз она уже его неверно поняла в этом смысле. «Все равно, – подумала она, – он хочет меня как-то использовать».

– Что мне надо сделать? – спросила она.

Он покачал головой:

– Я не могу заключить с вами сделку. Египетским евреям только в исключительных случаях разрешается уезжать в Палестину, а к вам это не относится. Ничего не поделаешь.

– Что же вы тогда хотите мне сказать?

– Вы не можете ехать в Палестину, но вы можете бороться за общее дело.

– Что конкретно вы имеете в виду?

– Во-первых, нам надо одержать победу над нацистами.

Она засмеялась:

– Хорошо, я сделаю все от меня зависящее.

Он проигнорировал ее смех.

– Нам не очень нравятся англичане, но любой враг Германии – наш друг, поэтому в данный момент, временно, мы сотрудничаем с британской разведкой. Я думаю, вы можете им помочь.

– Бог мой! Как?

На стол упала чья-то тень, и молодой человек посмотрел вверх.

– А, – сказал он, снова взглянув на Элин. – Познакомьтесь с моим другом майором Уильямом Вэндемом.

* * *

Это был высокий, широкоплечий мужчина. «С такими широкими плечами и мощными ногами он вполне мог быть в прошлом атлетом, хотя сейчас, судя по всему, ему около сорока, и он слегка начал сдавать», – подумала Элин. Она разглядывала круглое, открытое лицо, жесткие волосы, которые, казалось, могли бы виться, если бы им дали отрасти чуть больше дозволенного. Он пожал ей руку, сел, закинув ногу на ногу, закурил сигарету и заказал джин. У него было суровое выражение лица, как будто он считал жизнь очень серьезным делом и не хотел, чтобы кто-нибудь при нем валял дурака.

Элин подумала, что он типичный холодный англичанин.

Молодой человек из Еврейского агентства спросил у майора:

– Что нового?

– Газала Лайн пока держится, но там становится очень жарко.

Голос Вэндема удивил Элин. Английские офицеры обычно говорили с аристократическим протяжным произношением, которое для простых египтян стало символизировать высокомерие. Вэндем произносил слова четко, но мягко, округляя гласные и слегка картавя. Элин чувствовала, что он говорил со следами какого-то акцента, хотя не могла понять, откуда она это знает.

Она решила спросить у него.

– Откуда вы родом, майор?

– Из Дорсета. Почему вы спрашиваете?

–Меня заинтересовал ваш акцент.

– Это в Юго-Западной Англии. Вы наблюдательны. Я думал, что говорю без акцента.

– Совсем чуть-чуть.

Он прикурил еще одну сигарету. Элин смотрела на его руки. Пальцы у него были длинные и тонкие и не очень гармонировали с другими частями тела; ногти – ухоженные, а кожа белая, за исключением темно-желтых табачных пятен на пальцах.

Молодой человек стал прощаться:

– Майор Вэндем вам все объяснит. Я надеюсь, вы будете с ним работать, думаю, это очень важно.

Вэндем пожал ему руку и поблагодарил, и молодой человек ушел.

– Расскажите мне о себе, – попросил майор девушку.

– Нет, – возразила она. – Вы расскажите мне о себе!

Он поднял бровь, слегка удивившись, и улыбнулся, неожиданно перестав казаться холодным.

– Хорошо, – после небольшой паузы ответил Вэндем. – В Каире полно офицеров и гражданских, которым известны секреты. Они знают наши сильные и слабые стороны и наши планы. Противник хочет знать эти секреты. Мы уверены, что в Каире есть германские агенты, старающиеся раздобыть нужную информацию. Моя работа заключается в том, чтобы помешать им.

– Это понятно.

– Понятно, но не легко.

Она заметила, что он воспринимал все сказанное ею всерьез. У него, вероятно, отсутствовало чувство юмора, но ей это даже нравилось: обычно мужчины смотрели на беседу с ней, как на музыкальное оформление в коктейль-баре, достаточно приятное, но в целом бессмысленное.

Он ждал.

– Теперь ваша очередь.

Ей вдруг захотелось сказать ему правду:

– Я плохая певица и посредственная танцовщица, но иногда я нахожу мужчину, чтобы он оплачивал мои счета.

Вэндем ничего не сказал, но вид у него был ошарашенный.

Элин спросила:

– Шокированы?

– Есть от чего.

Она отвернулась, догадываясь, о чем он думает. До сих пор он обращался с ней вежливо, как с порядочной женщиной его круга. Теперь он понял, что ошибся. Его реакция была абсолютно предсказуемой, но Элин тем не менее испытывала чувство горечи. Она сказала:

– Разве большинство женщин не делают то же самое когда выходят замуж: находят мужчин, которые оплачивают их счета?

– Да, – серьезно ответил он.

Элин посмотрела на него. Озорной бес вселился в нее:

– Я просто меняю их чуть быстрее, чем средняя домохозяйка.

Вэндем расхохотался и вдруг показался ей совсем другим человеком. Он откинул назад голову, руки и ноги свесились в стороны, и он весь на короткое время расслабился. Они улыбнулись друг другу. Через минуту Вэндем вновь скрестил ноги. Наступила тишина. Элин чувствовала себя школьницей, напроказившей на уроке.

Вэндем снова стал серьезным.

– Главная проблема – это сбор информации, – произнес он. – Здесь никто ничего не скажет англичанину, и вот в этом вы можете мне помочь. Вы здешняя и можете быть в курсе уличных сплетен, которые никогда до меня не доходят. И вы перескажете их мне, я надеюсь.

– Сплетни какого рода?

– Меня интересует любой человек, который хочет узнать что-либо о британской армии. – Он помолчал. Казалось, он думает, насколько много можно ей сказать. – Особенно... В настоящее время я ищу человека по имени Алекс Вольф. Он раньше жил в Каире и недавно сюда вернулся. Сейчас, вероятно, ищет, где жить, и, возможно, у него куча денег. Он наверняка собирает сведения о британских вооруженных силах.

Элин пожала плечами:

– После такой рекламы я ожидала, что мне поручат что-то гораздо более эффектное.

– Например?

– Не знаю. Потанцевать с Роммелем и залезть к нему в карман.

Вэндем снова рассмеялся. Элин подумала: «Я могла бы полюбить этот смех».

Он спросил:

– Несмотря на прозаичность задания, вы выполните его?

– Не знаю.

«Но на самом деле я знаю, – подумала она. – Я просто хочу продлить наш разговор, потому что он доставляет мне удовольствие».

Вэндем наклонился вперед.

– Мне нужны такие люди, как вы, мисс Фонтана. – Когда он произнес ее имя так вежливо, оно показалось ей глупым. – Вы наблюдательны; у вас безупречное прикрытие и вы явно умны. Пожалуйста, извините мне мою прямолинейность...

– Не извиняйтесь, мне это нравится, – сказала она. – Продолжайте.

– На большинство людей нельзя серьезно полагаться. Они делают это ради денег, в то время как у вас более веская причина.

– Минутку, – прервала его она. – Мне тоже нужны деньги. Сколько вы платите за такую работу?

– Это зависит от информации, которую я от вас получу.

– Какова минимальная плата?

– Ничего.

– Это несколько меньше, чем я думала.

– Сколько же вы хотите?

– Вы могли бы быть джентльменом и платить за мою квартиру. – Она прикусила губу: произнесенное ею прозвучало довольно нахально.

– Сколько?

– Семьдесят пять в месяц.

Вэндем поднял брови.

– Что у вас за квартира? Целый дворец?

– Цены-то растут. Вы что, об этом не слышали? Это все из-за английских офицеров, которым так нужно жилье.

– Touche. – Он нахмурился. – Вы должны быть очень полезны, чтобы оправдать семьдесят пять в месяц.

Элин пожала плечами:

– Почему бы нам не попробовать?

– Вы очень умело ведете переговоры, – улыбнулся он. – Хорошо, даю вам месяц испытательного срока.

Элин старалась не выглядеть слишком торжествующей.

– Как мне держать с вами связь?

– Пришлете мне записку. – Он вытащил из нагрудного кармана рубашки карандаш и листок бумаги и начал писать. – Я дам вам свой адрес и номера телефонов – в генштабе и домашний. Как только я получу от вас известие, приду к вам домой.

– Хорошо, – она записала свой адрес, гадая, понравится ли майору ее квартира. – А что, если вас увидят?

– Это имеет значение?

– Меня могут спросить, кто вы такой.

– Ну, правду вам лучше не говорить.

Она усмехнулась:

– Я скажу, что вы мой любовник.

Он отвел глаза в сторону.

– Хорошо.

– Лучше, если вы сыграете эту роль. – Она сделала серьезное лицо. – Вы должны приносить охапки цветов и коробки шоколадных конфет.

– Ну, я не знаю...

– Разве англичане не дарят своим любовницам цветы и шоколадные конфеты?

Он не мигая смотрел на нее. Она заметила, что у него серые глаза.

– Я не знаю, – ровным голосом ответил он. – У меня никогда не было любовницы.

Элин подумала: «Меня ставят на место» – и сказала:

– Тогда вам еще многому надо учиться.

– Я в этом уверен. Хотите еще выпить?

«А теперь меня выпроваживают, – подумала она. – Вы слишком много о себе воображаете, майор Вэндем: вы довольно самоуверенны и слишком любите командовать. Я могла бы взять вас в руки, уколоть ваше самолюбие и слегка проучить вас».

– Нет, спасибо, – ответила Элин. – Мне надо идти.

Вэндем встал:

– Буду с нетерпением ждать от вас вестей.

Она пожала ему руку и вышла, необъяснимым образом чувствуя, что он не смотрит ей вслед.

* * *

Вэндем переоделся в гражданскую одежду для приема в «Англо-египетском союзе». Он бы никогда не пошел в союз, если бы была жива жена: она называла его «плебсом». Он говорил ей, что надо говорить «плебейский», чтобы не казаться провинциалкой. Жена отвечала, что она и есть провинциалка, а ему пора перестать хвастаться своим классическим образованием.

Вэндем любил ее до сих пор.

Ее отец был довольно состоятельным человеком, который стал дипломатом, потому что ничего лучше придумать не смог. Он не очень-то обрадовался известию о том, что его дочь собирается выйти замуж за сына почтальона, и не слишком смягчился, когда узнал, что Вэндем закончил небольшую частную школу (он получал стипендию) и Лондонский университет и считался одним из самых обещающих младших офицеров своего возраста. Но дочь дипломата была непреклонна в своем решении, как и во всем, что делала, и в конце концов отцу не осталось ничего другого, как согласиться на этот брак. Странно, но в тот единственный раз, когда их отцы встретились, они хорошо поладили. К сожалению, их матери ненавидели друг друга, и семейных встреч больше не было.

Все это не имело значения для Вэндема, так же как и то, что у его жены был вспыльчивый характер, властная манера держаться и не слишком щедрая душа. Анжела обладала грациозностью, достоинством и красотой. Для него она была воплощением женственности, и он считал себя счастливцем.

Более разительный контраст с Элин Фонтана трудно было себе представить.

Он поехал в союз на своем мотоцикле БСА-350, который в Каире был незаменим. Вэндем мог ездить на нем круглый год – погода почти все время была хорошая, – лавируя между автомобилями и такси во время уличных заторов. Кроме того, это была довольно мощная машина, вызывавшая у него тайную гордость, которая возвращала его в юношеские годы, когда он страстно мечтал иметь подобный мотоцикл, но не мог позволить себе такую роскошь. Анжела не выносила мотоцикл, так же как и союз, – он тоже был «плебс», но Вэндем добился своего.

Когда он припарковал мотоцикл у союза, было уже прохладнее. Проходя мимо здания клуба, он заглянул в окно и увидел, что там азартно играют в бильярд. Он не поддался искушению и прошел на лужайку.

Взяв бокал кипрского шерри, Вэндем присоединился к толпе, кивая, улыбаясь и обмениваясь любезностями с теми, кого знал. Для непьющих мусульманских гостей был организован чай, но их пришло немного. Вэндем пригубил шерри и стал раздумывать, можно ли научить бармена делать коктейль с мартини.

Он бросил взгляд на стоящий на другом конце лужайки соседний клуб египетских офицеров и пожалел, что не может подслушать их разговоры. Кто-то назвал его по имени, он обернулся и увидел женщину-доктора. Он запнулся, вспоминая ее имя.

– Доктор Абутнот.

– Мы можем обойтись без формальностей, – сказала она. – Меня зовут Джоан.

– Уильям. Ваш муж тоже здесь?

– Я не замужем.

– Прошу прощения. – Теперь он увидел ее в новом свете. Она была одинока, он –вдовец, и их три раза за неделю видели вместе: английская колония в Каире наверняка смотрела на них, как на помолвленных. – Вы хирург? – спросил он.

Она улыбнулась:

– Сейчас я только и делаю, что зашиваю и штопаю людей, а до войны я действительно была хирургом.

– Как вам это удалось? Это не женское дело.

– Я боролась не на жизнь, а на смерть. – Она продолжала улыбаться, но Вэндем почувствовал, как она вспоминает прошлые обиды и унижения, через которые ей пришлось пройти. – Говорят, вы тоже неординарный человек.

Вэндем считал себя абсолютно обычным человеком.

– Неужели? – удивленно спросил он.

– Вы один воспитываете ребенка.

– У меня нет выбора. Если бы я и хотел отправить его обратно в Англию, то не смог бы: разрешение дают только инвалидам и генералам.

– Но вы и не пробовали.

– Нет.

– Это я и имею в виду.

– Он мой сын, – сказал Вэндем. – Я не хочу, чтобы его воспитывал кто-то другой, да и он тоже этого не хочет.

– Понимаю. Просто некоторые отцы сочли бы это не мужским делом.

Он вопросительно поднял брови и с удивлением обнаружил, что она залилась краской.

– Вероятно, вы правы, – проговорил он. – Я никогда об этом не думал.

– Я сую нос не в свое дело, извините. Не хотите еще выпить?

Вэндем посмотрел на свой бокал.

– Думаю, мне придется зайти в клуб выпить чего-нибудь настоящего.

– Желаю удачи, – она улыбнулась и ушла.

Вэндем пошел через лужайку к зданию клуба. Она привлекательная женщина, смелая и умная, и ясно дала ему понять, что хочет узнать его поближе. «Почему, черт возьми, она мне так безразлична? – размышлял Вэндем. – Все вокруг думают, что мы прекрасно подходим друг другу, и они правы!»

Он зашел внутрь и заговорил с барменом:

– Джин. Лед. Одна маслина. И несколько капель сухого вермута.

Поданный ему коктейль оказался вполне сносным, и он заказал еще парочку. Снова вспомнилась женщина по имени Элин. В Каире были тысячи таких женщин: гречанок, евреек, сириек и палестинок, не говоря уже о египтянках. У них были нежные смуглые лица и кошачьи тела со стройными ногами и пышным бюстом. Они работали танцовщицами, пока не попадались на глаза какому-нибудь богатому повесе. Большинство из них, вероятно, лелеяли надежду выйти замуж и заиметь огромный дом в Александрии, Париже или Суррее, но их ждало разочарование.

Вэндему хотелось думать, что Элин не принадлежала к их числу. Улыбка у нее была всепобеждающая. С первого взгляда было ясно, что ее идея уехать в Палестину и работать там на ферме смехотворна, но она попыталась это сделать, а когда у нее ничего не вышло, согласилась работать на Вэндема. С другой стороны, собирать уличные слухи не менее хлопотно, чем быть содержанкой. Возможно, она была ничем не лучше других танцовщиц – такие женщины Вэндема не интересовали.

Выпитые им коктейли начинали оказывать свое действие, и он опасался, что не сможет быть достаточно вежливым с появляющимися здесь женщинами, поэтому расплатился и вышел.

Он поехал в генштаб узнать последние новости. После тяжелых потерь с обеих сторон (с английской – чуть больших) день, казалось, закончился вничью. «Это страшно деморализует, – подумал Вэндем. – У нас надежная база, хорошее снабжение, оружие лучше и есть численное превосходство; мы все хорошо спланировали и хорошо сражались, но, черт возьми, ни разу не выиграли». Вэндем поехал домой.

Гаафар приготовил барашка с рисом. За ужином Вэндем еще выпил. Билли разговаривал с ним, пока он ел. Сегодняшний урок географии был посвящен выращиванию пшеницы в Канаде. Вэндему хотелось бы, чтобы в школе мальчику рассказывали о той стране, где он живет.

После того как Билли отправился спать, Вэндем остался в гостиной один, курил и думал о Джоан Абутнот, Алексе Вольфе и Эрвине Роммеле. Все они угрожали ему каждый по-своему. За окном совсем стемнело, комната стала казаться ему тесной. Вэндем наполнил портсигар и вышел на улицу.

В городе было оживленно, как днем; на улицах полно солдат, некоторые пьяны. Это всё были повидавшие виды мужчины, участники боевых действий в пустыне, мучившиеся от песка и жары, бомбежек и артобстрелов, и им часто казалось, что местные жители недостаточно благодарны им за их ратный труд. Если лавочник обсчитывал их, или владелец ресторана выставлял слишком большой счет, или бармен отказывался обслуживать пьяных, солдаты начинали вспоминать, как погибли их друзья, защищая Египет, и устраивали драки, били стекла и все крушили. Вэндем же прекрасно понимал, почему египтяне были неблагодарны. Им все равно, кто их угнетает – англичане или немцы, но тем не менее не испытывал особой жалости к лавочникам, наживавшимся на войне.

С наслаждением вдыхая прохладный ночной воздух, с сигаретой в руке, он не спеша прогуливался по улицам, заглядывая в крохотные, выходящие прямо на улицу магазинчики и отказываясь то от хлопчатобумажной рубашки, которую обещали сшить тут же, то от дамской кожаной сумки, то от потрепанного номера журнала под названием «Смачные истории». Его позабавил один уличный торговец, из левого кармана которого высовывались порнографические открытки, а из правого – распятия. Вэндем встретил компанию солдат, которые разразились хохотом при виде патруля из двух державшихся за руки египетских полицейских.

Он зашел в бар. Джин имело смысл заказывать только в английских клубах, поэтому он заказал зибиб – анисовую водку, которая мутнела при разбавлении водой. В десять часов бар закрывался по взаимному соглашению между мусульманским правительством и строгим начальником военной полиции. Когда Вэндем выходил, то уже был слегка навеселе.

Он направился к Старому городу. Пройдя надпись:

«Военнослужащим вход воспрещен», он очутился в Бирке. На узких улочках и в переулках женщины сидели на ступеньках, высовывались из окон, курили в ожидании клиентов, болтали с представителями военной полиции. Некоторые заговаривали с Вэндемом, предлагая ему свои услуги на английском, французском и итальянском языках. Он свернул в небольшой переулок, пересек пустынный двор и вошел в открытую дверь, над которой не было вывески.

Поднялся по лестнице на второй этаж и постучал в дверь. Ему открыла пожилая египтянка. Он заплатил ей пять фунтов и вошел внутрь.

В большой тускло освещенной комнате, обставленной когда-то роскошной мебелью, он сел на подушку и расстегнул воротник рубашки. Молодая женщина в широких штанах подала ему наргиле. Он несколько раз глубоко затянулся гашишем. Скоро приятное летаргическое чувство охватило его. Он откинулся назад и огляделся. В полумраке комнаты находились еще четыре человека. Два паши – богатые арабские землевладельцы – сидели на диване и негромко беседовали. Третий, на которого гашиш, казалось, оказал усыпляющее действие, был похож на офицера-англичанина. Четвертый сидел в углу и разговаривал с одной из девушек. До Вэндема доносились обрывки беседы, из которых он понял, что мужчина хочет отвести девушку домой и они договариваются о цене. Человек показался ему смутно знакомым, но Вэндем, к опьянению которого добавилось действие наркотика, никак не мог вспомнить, кто это такой.

Одна из девушек подошла к Вэндему, взяла его за руку, подвела к нише и задернула занавески. Она расстегнула бюстгальтер. У нее была маленькая смуглая грудь. Вэндем погладил ее щеку. При свете свечи лицо девушки постоянно менялось, казалось то старым, то очень молодым, то хищным, то любящим. В какой-то момент она стала похожа на Джоан Абутнот, но, когда он овладел ею, она приняла облик Элин.

Глава 5

Алекс Вольф в галабее и феске стоял в тридцати ярдах от ворот британского генштаба и продавал бумажные веера, ломавшиеся через две минуты.

Облава на него прекратилась. Вот уже целую неделю он не видел, чтобы англичане проводили проверку документов. Этот Вэндем не мог бесконечно поддерживать напряжение.

Вольф пошел к генштабу, как только почувствовал себя в относительной безопасности. То, что он дошел до Каира, уже было большим успехом; но это окажется бесполезным, если он не сможет добыть – и быстро – необходимую Роммелю информацию. Вольф вспомнил свою краткую встречу с Роммелем в Джало. Пустынный Лис совсем не оправдывал свое прозвище. Это был невысокий неутомимый человек с лицом сурового крестьянина: большой нос, рот с опущенными вниз уголками, раздвоенный подбородок, рваный шрам на левой щеке и волосы, остриженные так коротко, что из-под фуражки их совсем не было видно. Он сказал:

– Численный состав войск, названия дивизий в районе боевых действий и в резерве, их подготовленность. Число танков и состояние дел с ремонтом. Поставки боеприпасов, продовольствия и бензина. Личные характеристики и настроения командного состава. Стратегические и тактические планы. Говорят, вы хороший агент. Будет лучше для вас, если это на самом деле так.

Легко сказать.

Какую-то информацию Вольф получал, просто гуляя по городу. Он видел форму солдат, находящихся в увольнительной, подслушивал их разговоры, и из этого он мог сделать вывод о том, куда были направлены воинские части и когда они будут возвращены обратно. Иногда какой-нибудь сержант проговаривался о количестве погибших и раненых или о разрушительном действии 88-миллиметровых зениток, которые немцы устанавливали на своих танках. Он слышал, как один механик жаловался, что из доставленных накануне пятидесяти новых танков тридцать девять нуждались в ремонте. Это все были полезные сведения, которые можно направить в Берлин, где специалисты по разведке сличат их с другими обрывочными данными для получения общей картины. Но это не то, что было нужно Роммелю.

Где-то в недрах генштаба находились листки бумаги, на которых было написано что-то вроде: "После отдыха и переукомплектования дивизия "А", имеющая сто танков и полные запасы, завтра выступит из Каира и присоединится к дивизии "В" в оазисе "С" для подготовки контрнаступления западнее пункта "D". Контрнаступление назначено на субботу, на раннее утро".

Вот такая информация нужна Вольфу. Поэтому он и продавал веера перед генштабом. Англичане заняли несколько больших зданий для генштаба в пригороде Гарден-Сити, большинство из которых принадлежало пашам. (Вольф был благодарен судьбе, что вилла «Оливье» избежала этой участи.) Реквизированные дома были обнесены забором с колючей проволокой. В отличие от лиц в военной форме, которые быстро проходили через пропускной пункт, гражданских останавливали я учиняли пространный допрос, во время которого часовые по телефону проверяли предъявляемые им удостоверения.

В городе были и другие штабы, которые размещались в различных зданиях – в отеле «Семирамис», например, располагалось заведение под названием «Британский контингент в Египте». Это был Ближневосточный генеральный штаб – мозговой центр. В абверовской разведшколе Вольф много времени потратил, учась различать обмундирование, опознавательные знаки полков и лица сотен старших британских офицеров. Несколько дней подряд он здесь наблюдал за тем, как подъезжают большие штабные машины, и сквозь стекла видел сидящих в них полковников, генералов, адмиралов, командиров артдивизионов и самого главнокомандующего, сэра Клода Аучинлека. Все они выглядели несколько странно, и сначала он недоумевал почему, пока не понял, что их фотографии, которые он запечатлел в своей памяти, были черно-белыми, а сейчас он впервые видит их в цвете.

Руководство генштаба разъезжало на машинах, в отличие от своих адъютантов. Каждое утро капитаны и майоры приходили сюда пешком с небольшими портфелями в руках. К полудню, после ежедневного утреннего совещания, – так решил Вольф – некоторые из них выходили из ворот штаба с Теми же неизменными портфелями.

Каждый день Вольф следовал за каким-нибудь адъютантом.

Большинство из них работали в самом здании генштаба, а секретные документы в конце дня запирались в сейф. Эти же несколько человек также посещали утренние совещания в генштабе, но их офисы находились в других частях города, и им приходилось носить материалы к совещанию с собой. Один шел в Семирамис, два других – в казармы в Наср-эль-Ниле. Четвертый направлялся в здание без вывески в Шари Сулейман-Паша.

Вольфу нужно было взглянуть на содержимое этих портфелей.

Сегодня он совершит «холостой» заход.

Ожидая под палящим солнцем, пока выйдут адъютанты, Вольф вспомнил прошедшую ночь, и уголки его рта под свежеотпущенными усиками скривила улыбка. Он пообещал Соне найти новую Фози. Вчера вечером он отправился в Бирку и взял девушку из заведения мадам Фахми. Ей было далеко до Фози – настоящей энтузиастки, но девушка стала хорошей временной заменой. Они сначала по очереди, а затем вместе насладились ею, потом поиграли в Сонину причудливую, увлекательную игру... Это была длинная ночь.

Два адъютанта вышли из ворот генштаба и направились в казармы. Вольф последовал за ними.

Через минуту из кафе появился Абдулла и, поравнявшись с Вольфом, спросил:

– Эти двое?

– Они.

Абдулла – толстяк со стальной "фиксой – был одним из самых богатых людей в Каире, но в отличие от большинства богатых арабов не подражал европейцам. Он носил сандалии, грязное платье и феску. Его сальные волосы вились вокруг ушей, а ногти были черны от грязи. Богатство его происходило не от земли, как богатство пашей, не от торговли, как у греков. Источник его доходов – преступления.

Абдулла был вором.

Вольфу он нравился. Этот хитрый, лживый, жестокий, щедрый и всегда смеющийся человек стал для Вольфа олицетворением старых как мир пороков и добродетелей Ближнего Востока. Тридцать лет армия его детей, внуков, племянников, племянниц, двоюродных родственников грабила дома и лазила по карманам в Каире. «Щупальца» Абдуллы доставали везде: он был оптовым торговцем гашишем, пользовался влиянием среди политиков, ему принадлежала половина домов в Бирке, включая и заведение мадам Фахми. Жил он в большом разваливающемся доме в Старом городе со своими четырьмя женами.

...Они шли за двумя офицерами до современного центра города. Абдулла спросил:

– Тебе нужен один портфель или оба?

Вольф подумал. Один – случайная кража, два выглядели преднамеренной.

– Один, – ответил он.

– Который?

– Не имеет значения.

Когда Вольф обнаружил, что вилла «Оливье» больше небезопасна, то подумал, не обратиться ли за помощью к Абдулле. И решил, что не стоит. Абдулла, конечно, мог спрятать Вольфа где-нибудь, скорее всего в борделе, на более или менее длительный срок. Но, спрятав, сразу же начал бы переговоры с англичанами о его выдаче. Абдулла делил весь мир на две части: свою семью и других. Он был бесконечно предан своей семье и полностью доверял родне; всех остальных он обманывал и ждал от них того же. Весь его бизнес строился на основе взаимных подозрений. Вольф уже убедился, как хорошо работает этот принцип.

Они вышли на угол оживленной улицы. Оба офицера переходили улицу, лавируя среди машин. Вольф хотел последовать за ними, но Абдулла остановил его.

– Это будет здесь, – произнес он.

Вольф обвел взглядом здания, тротуары, перекресток и уличных торговцев, улыбнулся и кивнул.

– Идеальное место, – согласился он.

* * *

На следующий день они осуществили свой план.

Абдулла в самом деле выбрал идеальное место для крадя. В этом месте оживленный переулок пересекался с главной улицей. На углу было кафе, снаружи которого стояли столики, суживая тротуар ровно наполовину. Рядом с кафе на главной улице находилась автобусная остановка. Правило выстраиваться в очередь на автобус так и не прижилось в Каире, несмотря на шестидесятилетнее британское господство, и ожидавшие машину люди толпились на переполненном тротуаре. В переулке народу было поменьше, несмотря на стоящие здесь также столики кафе. Абдулла уже заметил этот недостаток и устранил его, велев двум уличным акробатам занять свободный участок.

Вольф сидел за угловым столиком, откуда ему были видны и главная улица, и переулок, и волновался, как бы что-нибудь не сорвалось.

А что, если офицеры сегодня не пойдут в казармы или пойдут другой дорогой?

А вдруг у них с собой не будет портфелей?

А что, если полиция прибудет слишком быстро и арестует всех присутствующих?

Может быть, офицеры схватят мальчика и станут его допрашивать.

А вдруг офицеры возьмут самого Вольфа и станут допрашивать его?

А если Абдулла решит, что ему легче заработать свои деньги, просто сообщив майору Вэндему, что сегодня в двенадцать часов дня он сможет арестовать Алекса Вольфа в кафе «Насиф»?

Вольф боялся тюрьмы. И не просто боялся, а боялся панически. От одной только мысли об этом его прошибал холодный пот, несмотря на полуденную жару. Он мог обходиться без хорошей пищи, без вина и без женщин, если у него оставались в утешение бескрайние просторы дикой пустыни; он мог бы отказаться от свободы пустыни ради жизни в большом городе со всеми городскими удовольствиями, но он не мог потерять и то и другое. Он никогда никому не рассказывал о своем страхе: это было его тайным кошмаром. Жить в крошечной, холодной камере среди отбросов общества – одних только мужчин, есть плохую пищу, никогда не видеть голубого неба, бескрайнего. Нила и открытых равнин... Его охватывала паника при одной только мысли об этом. Он старался не думать о таком. Это не должно случиться.

В одиннадцать сорок пять мимо кафе проковыляла огромная неопрятная фигура Абдуллы. У него было отсутствующее выражение лица, но маленькие черные глазки зорко смотрели вокруг, проверяя, все ли в порядке. Он перешел через дорогу и скрылся из виду.

Без пяти двенадцать Вольф различил вдалеке в толпе голов две военные фуражки.

Он сидел на краешке стула.

Офицеры подошли ближе. В руках у них были портфели.

На другой стороне улицы работал на холостом ходу двигатель припаркованного автомобиля.

К остановке подъехал автобус, и Вольф подумал: «Не может быть, чтобы это организовал Абдулла, просто везение, подарок судьбы».

Офицеры были в пяти ярдах от Вольфа.

Стоявший на другой стороне улицы автомобиль неожиданно тронулся с места. Это был большой черный «паккард» с мощным двигателем и мягкими рессорами. Беспрерывно сигналя и не обращая внимания на двигающийся по главной улице транспорт, он на большой скорости пересек ее в сторону переулка и на углу в нескольких футах от того места, где сидел Вольф, врезался в старый таксомотор «фиат».

Офицеры остановились около столика, за которым сидел Вольф, чтобы поглазеть на аварию.

Из «паккарда» выскочил молодой грек в шерстяном костюме.

Араб обозвал грека свиньей.

Грек обозвал, араба задницей больного верблюда.

Араб ударил грека по лицу, а грек дал арабу по носу.

Люди, вышедшие из автобуса, и те, кто собирались в него сесть, подошли ближе.

В переулке стоящий на голове у своего партнера акробат обернулся посмотреть на драку, потерял равновесие и упал на зрителей.

Мимо столика Вольфа стрелой промчался мальчишка. Вольф вскочил и, показывая на него пальцем, закричал во весь голос:

– Держите вора!

Мальчишка несся прочь. Вольф побежал за ним. Четверо людей, которые сидели за соседним столиком, вскочили и попытались схватить паренька, но тот пробежал между двумя офицерами, которые глазели на драку. Вольф и ринувшиеся ему на помощь люди налетели на офицеров и сбили их с ног. Несколько человек стали кричать:

– Держите вора! – хотя большинство из них не знали, кто этот вор. Некоторые из наблюдавших подумали, что это один из дерущихся шоферов. Подошедшая с автобусной остановки толпа, зрители, наблюдавшие за выступлением акробатов, и большинство посетителей кафе накинулись на обоих водителей: арабы решили, что преступником является грек, а все остальные, что виноват араб. Несколько человек с тростями (с ними ходили многие) пытались протиснуться сквозь толпу, наугад ударяя ими по головам, стараясь прекратить драку, но это оказало противоположное действие. Кто-то взял стул из кафе и запустил им в толпу. Но стул пролетел мимо и угодил в лобовое стекло «паккарда». Тем временем из кафе выскочили официанты, повара и его владелец и стали отбиваться от тех, кто хватался за стулья. Все кричали друг на друга на пяти языках. Проезжающие мимо водители останавливались, чтобы посмотреть на эту свалку, и сигналили. Сорвавшаяся с привязи собака начала в безумном возбуждении кусать людей за ноги. Из автобуса вышли все пассажиры. Дерущаяся толпа с каждой секундой становилась все больше. Водители, остановившие свои машины, чтобы поглазеть на происходящее, жалели о том, что это сделали, потому что толпа окружила их автомобили, и они не могли двинуться с места. Шоферам пришлось запереть дверцы и поднять стекла, а мужчины, женщины и дети, арабы и греки, сирийцы и евреи, австралийцы и шотландцы вскакивали на крыши машин, дрались на их капотах, падали на подножки и пачкали кровью автомобили. Кто-то выпал из окна соседнего с кафе ателье по пошиву мужской одежды, а в сувенирную лавку, примыкающую к кафе, вбежала испуганная коза и начала опрокидывать все столики с выставленными на них фарфоровыми, гончарными и стеклянными изделиями. Появилась обезьяна, которая перед этим ехала верхом на козе для увеселения прохожих. Ловко пробежав по головам людей, она исчезла в направлении Александрии. Распрягшаяся лошадь пустилась вскачь по улице между рядами машин. Из окна, расположенного над кафе, женщина опрокинула на дерущихся ведро помоев. На это уже никто не обратил внимания.

Наконец прибыла полиция.

Когда дерущиеся услышали свистки, они сразу же забыли о тех ударах, толчках и оскорблениях, которые и послужили причиной возникновения множества разрозненных схваток. Все стали поспешно удирать, не дожидаясь, пока начнутся аресты. Толпа быстро таяла. Вольф, которого сбили с ног в самом начале потасовки, поднялся и перешел на другую сторону улицы, чтобы понаблюдать за развязкой. К тому времени как были надеты наручники на шестерых человек, все было кончено, дерущихся не осталось, не считая одетой в черное платье старой женщины и одноногого нищего которые слабо пихали друг друга в сточной канаве. Владелец кафе, портной и хозяин сувенирной лавки заламывала руки, вслух проклиная полицию за то, что она прибыла так поздно, а мысленно удваивая и утраивая сумму причитающейся им страховки.

Водителю автобуса в драке сломали руку, все остальные отделались порезами и ушибами.

Был только один смертельный исход: козу сильно покусала собака, и ее пришлось пристрелить.

Когда полиция попыталась сдвинуть с места две столкнувшиеся машины, выяснилось, что во время драки уличные мальчишки поддомкратили сзади оба автомобиля и украли задние колеса.

В салоне автобуса выкрутили все до единой лампочки.

Исчез и портфель, принадлежащий британскому офицеру.

* * *

Довольный собой, Вольф быстро шел по улочкам Старого Каира. Еще неделю назад задача завладеть секретами генштаба казалась почти невыполнимой. Похоже, сегодня он ее осуществил. Это была блестящая идея – обратиться к Абдулле для организации уличной драки.

Ему не терпелось узнать, что находится в портфеле.

Дом Абдуллы не выделялся среди окружавших его трущоб. На потрескавшемся и облупившемся фасаде в неправильном порядке были расположены маленькие кривые окошки. Входом служила низкая арка без двери, ведущая в темный проход. Вольф нырнул в арку, прошел по коридору и поднялся по винтовой каменной лестнице. Наверху он отодвинул занавеску и вошел в гостиную Абдуллы.

Комната была похожа на своего хозяина: грязная и богатая. Трое маленьких ребятишек и щенок гонялись друг за другом вокруг дорогих диванов и инкрустированных столов. В нише возле окна старая женщина вышивала гобелен. Другая женщина выходила из комнаты, в то время как туда зашел Вольф. Здесь не придерживались строгого мусульманского обычая разделять жилище на женскую и мужскую половины, как это было в детстве у Вольфа дома. Посередине комнаты на расшитой подушке, скрестив ноги, сидел Абдулла и держал на коленях ребенка. Он поднял глаза на Вольфа и широко улыбнулся:

– Друг мой, ну и успех!

Вольф сел на подушку напротив него.

– Это было здорово, – сказал он. – Ты настоящий фокусник.

– Такая свалка! И автобус пришел как раз, когда надо, и обезьяна убежала...

Вольф присмотрелся к тому, чем занимался Абдулла. На полу рядом с ним лежала куча бумажников, дамских сумочек, кошельков и часов. Продолжая разговаривать, он взял в руки красивый бумажник из тисненой кожи, вынул из него пачку египетских банкнот, несколько почтовых марок и маленький золотой карандашик и засунул их куда-то под халат. Затем он отложил бумажник, взял дамскую сумочку и стал в ней копаться.

Вольф понял, откуда взялись все эти вещи.

– Ах ты, старый мошенник, – сказал он. – Твои ребята в этой толчее лазили по карманам.

Абдулла ухмыльнулся, сверкнув стальной коронкой.

– Приложить столько усилий и украсть только один портфель...

– Он у тебя?

– Конечно.

Вольф расслабился. Абдулла не пошевелился, чтобы отдать портфель. Вольф спросил:

– Почему ты его мне не отдаешь?

– Сию минуту, – ответил Абдулла, но по-прежнему не двинулся с места. Через минуту он сказал:

– Ты обещал заплатить мне еще пятьдесят фунтов при получении.

Вольф отсчитал банкноты, и они исчезли под грязным халатом. Абдулла наклонился вперед, одной рукой прижимая к груди ребенка, другую просовывая под подушку, на которой сидел, и вытащил портфель.

Вольф взял его и внимательно осмотрел. Замок был сломан. Он рассердился: должен же быть предел наглости. Он заставил себя проговорить спокойным голосом:

– Ты его уже вскрыл.

Абдулла пожал плечами и ответил:

– Maaleesh. – Это очень удобное двусмысленное арабское слово означало одновременно «виноват» и «ну и что?».

Вольф вздохнул. Он слишком долго жил в Европе и забыл, как делались дела дома.

Он открыл портфель. Внутри лежала стопка из десяти или двенадцати убористых машинописных страниц на английском языке. В то время как Вольф начал читать, кто-то поставил рядом с ним крошечную кофейную чашку. Он поднял глаза и увидел красивую молодую девушку.

– Твоя дочь? – спросил он у Абдуллы.

Абдулла рассмеялся.

– Моя жена.

Вольф еще раз взглянул на девушку. На вид ей было лет четырнадцать. Он вернулся к документам. Прочитав первую страницу, со все возрастающим недоверием пролистал остальные и опустил их на пол.

– Мой бог, – тихо простонал он и рассмеялся.

В портфеле был полный комплект меню казарменной столовой на июнь месяц.

* * *

Вэндем говорил полковнику Боггу:

– Я издал распоряжение, напоминающее офицерам, что документы генштаба запрещается носить по городу, кроме исключительных случаев.

Богг сидел за своим массивным фигурным столом и натирал носовым платком красный крикетный мяч.

– Хорошая мысль, – ответил он. – Парни не должны расслабляться.

Вэндем продолжал:

– Один из моих осведомителей, новая девушка, о которой я вам рассказывал...

– Проститутка.

– Да. – Вэндем пересилил желание ответить Боггу, что определение «проститутка» не подходит к Элин. – Она слышала, что беспорядки были организованы Абдуллой...

– Кто это?

– Это своего рода египетский Фейгин, а кроме того, он мой осведомитель, хотя продажа мне информации – самое скромное из его многочисленных занятий.

– С какой целью были, по слухам, организованы эти беспорядки?

– Кража.

– Понятно. – Видно было, что Богг ему не верит.

– Было украдено множество вещей, но нам следует рассмотреть и такую вероятность, что основной целью кражи был портфель.

– Заговор! – произнес Богг с ноткой веселого скептицизма. – Зачем Абдулле меню нашей столовой? – Он рассмеялся.

– Он ведь не знал, что находится в портфеле: Он просто мог предположить, что там секретные документы.

– Я повторяю свой вопрос, – произнес Богг с видом отца, терпеливо поучающего ребенка. – Зачем ему секретные документы?

– Может быть, он действовал по заданию.

– Чьему?

– Алекса Вольфа.

– Кого?

– Убийцы из Асьюта.

– Майор, я думал, мы уже закрыли этот вопрос.

Зазвонил телефон, и Богг снял трубку. Вэндем воспользовался предоставленной ему возможностью немного успокоиться. Он подумал, что правда о Богге заключалась в том, что тот не верил в себя, не доверял своим суждениям, и, так как ему не хватало уверенности для принятия правильных решений, он играл в превосходство, самоуверенно осаживая других, и это позволяло ему тешить себя мыслью, что все-таки он был умен. Богг, конечно, не представлял в полной мере, чем чревата кража портфеля. Он мог бы выслушать то, что собирался сказать Вэндем, и затем принять решение, но Богг этого боялся. Он не мог вести плодотворные дискуссии с подчиненными, поскольку вся его умственная энергия уходила на то, чтобы подловить собеседника на каком-то противоречии или ошибке либо выказать полное презрение к его идеям; к моменту, когда он прекращал игру в собственное превосходство, решение – плохое или хорошее – само собой появлялось на свет в ходе дискуссии.

Богг говорил:

– Конечно, сэр, я займусь этим немедленно.

Вэндему было интересно наблюдать, как Богг вел себя с руководством. Полковник повесил трубку и спросил:

– На чем мы остановились?

– Убийца из Асьюта все еще на свободе, – ответил Вэндем. – Возможно, это не случайно, что вскоре после его прибытия в Каир у офицера генштаба крадут портфель.

– В котором находится меню столовой.

«Опять все сначала», – подумал Вэндем. Вслух он сказал как только мог любезно:

– В разведке мы не верим в совпадения, не так ли?

– Не учи меня, парень. Даже если ты прав – а я уверен, что это не так, – что мы можем сделать, кроме как издать распоряжение, которое ты уже разослал?

– Я говорил с Абдуллой. Он отрицает, что знает Алекса Вольфа, а я думаю, он лжет.

– Если он вор, то почему бы не сдать его египетской полиции?

«А что это даст?» – подумал Вэндем. Вслух же он заявил:

– Они всё о нем знают. Но не могут арестовать его, так как слишком многие полицейские чины получают от него большие взятки. Конечно, мы могли бы взять его и с пристрастием допросить. Это человек без всяких принципов, он без колебаний перебежит в лагерь противника...

– В разведотделе генштаба не арестовывают людей и не допрашивают их с пристрастием, майор...

– Это может сделать полевая служба безопасности или даже военная полиция.

Богг улыбнулся.

– Если я пойду в полевую службу безопасности с этой историей об арабском Фейгине, укравшем меню столовой, меня там поднимут на смех.

– Но...

– Мы уже достаточно долго обсуждаем это, майор, слишком долго.

– Ради бога...

Богг повысил голос:

– Я не верю, что эти беспорядки были организованы, я не верю, что Абдулла намеренно украл портфель, и я не верю, что Вольф – немецкий шпион. Ясно?

– Послушайте, я только хочу...

– Вам ясно?

– Да, сэр.

– Хорошо. Вы свободны.

Вэндем вышел из кабинета.

Глава 6

Я маленький мальчик. Папа говорил, сколько мне лет, но я забыл. Я опять спрошу у него, когда он в следующий раз приедет домой. Мой папа – солдат. Место, куда он уехал, называется Судан. Судан – это очень далеко.

Я хожу в школу. Я учу Коран. Коран – это священная книга. Я также учусь читать и писать. Читать легко, а аккуратно писать трудно. Иногда я собираю хлопок или вожу животных на водопой.

Обо мне заботятся мама и бабушка. Моя бабушка – очень известный человек. Люди со всего света приходят к ней, когда болеют. Она лечит их лекарствами, приготовленными из трав.

Бабушка дает мне патоку. Я люблю ее есть с творогом. Я сижу на кухне, и она рассказывает мне разные истории. Моя любимая история – баллада о Захране, герое Деншвея. Когда она ее рассказывает, то всегда прибавляет, что Деншвей находится недалеко от нас. Наверное, она стареет и все забывает, потому что Деншвей очень далеко. Однажды я ходил туда с Абдель, и это заняло у нас все утро.

Деншвей – это там, где англичане стреляли по голубям, и от одного выстрела загорелся амбар. Все жители деревни побежали узнать, кто виноват в пожаре. Один из солдат так испугался при виде этих сильных мужчин, бегущих ему навстречу, что выстрелил в них. Между солдатами и крестьянами вспыхнула драка. Победителей в ней не было, но солдат, выстреливший в амбар, был убит. Вскоре пришли еще солдаты и арестовали всех мужчин в деревне.

Солдаты построили из дерева одну штуку, которая называется эшафот. Я не знаю, что такое эшафот, но на нем вешают людей. Я не знаю, что случается с людьми, когда их повесят. Некоторых крестьян повесили, а остальных выпороли. Я знаю, что значит выпороть. Это самая плохая вещь на свете, думаю, даже хуже, чем повесить.

Захрана повесили первым, потому что он сильнее всех дрался с солдатами. Он шел к эшафоту с высоко поднятой головой, потому что гордился тем, что убил человека, спалившего амбар.

Я хотел бы быть Захраном.

Я никогда не видел ни одного английского солдата, но я знаю, что ненавижу их.

Меня зовут Анвар Эль-Садат, и я буду героем.

* * *

Садат потрогал свои усы. Они ему нравились. Ему было только двадцать два года, и в своем капитанском мундире он был немного похож на новобранца, а усы делали его старше. Ему надо было выглядеть как можно более внушительно, потому что то, что он собирался предложить, было – как всегда – несколько нелепо. На этих небольших собраниях он старался говорить и вести себя так, как будто эта горстка горячих голов, собравшаяся в комнате, в самом деле собиралась со дня на день вышвырнуть британцев из Египта.

Он намеренно заговорил более низким голосом:

– Мы надеялись, что Роммель одержит победу над англичанами в пустыне и таким образом освободит нашу страну, – он огляделся вокруг: хороший трюк и для больших, и для маленьких собраний, каждый начинал думать, что Садат обращается лично к нему. – У нас очень плохие новости. Гитлер согласился отдать Египет итальянцам.

Садат преувеличивал: это была не новость, а только слух. Более того, большинство присутствующих знали, что это слух. Однако мелодрама была требованием дня, и они ответили на эти слова сердитым ворчанием.

Садат продолжал:

– Я предлагаю Движению свободных офицеров провести переговоры о соглашении с Германией, по которому мы организуем восстание против британцев в Каире, а немцы гарантируют независимость и суверенитет Египта после поражения британцев.

По мере того как он говорил, его вновь поразила смехотворность ситуации: он, крестьянский мальчик, произносил речь перед полудюжиной недовольных младших офицеров о переговорах с германским рейхом. И все же, кто еще мог бы представлять египетский народ? Британцы – завоеватели, парламент – марионетка, а король – иностранец.

Была еще одна причина, заставившая его сделать это предложение, но в этом Садат мог признаться только самому себе. Абдель Насер был переведен вместе со своей частью в Судан; и его отсутствие давало Садату шанс занять положение лидера повстанческого движения.

Он отбросил эту мысль как неблагородную. Ему надо было заставить других согласиться с его предложением, а затем и со способом его осуществления.

Первым заговорил Кемель.

– Но примут ли нас немцы всерьез? – спросил он.

Садат кивнул в подтверждение важности вопроса. На самом деле они заранее договорились, что Кемель задаст этот вопрос, чтобы отвлечь внимание от другого: можно ли доверять немцам в том, что они будут верны соглашению, заключенному с группой повстанцев? Садат не хотел, чтобы на собрании это обсуждалось. Маловероятно, что немцы выполнят свои обязательства; но, если египтяне восстанут против англичан и будут затем преданы немцами, они поймут, что нет ничего лучше независимости, и, возможно, обратятся с просьбой возглавить их движение к человеку, организовавшему восстание. Такие тяжелые политические схемы не годились для собраний вроде нынешнего: они слишком сложные, слишком расчетливые. Кемель – единственный человек, с которым Садат мог обсуждать вопросы тактики. Он – инспектор каирской полиции, проницательный, осторожный человек, возможно, работа в полиции сделала его циником.

Остальные принялись рассуждать, получится ли это. Садат не участвовал в дискуссии. «Пусть говорят, – думал он, – это то, что они действительно любят». Когда доходило до дела, офицеры обычно подводили его.

Пока они спорили, Садат вспоминал провал революции прошлым летом. Все началось с шейха Аль-Ажара, заявившего: «Мы не имеем ничего общего с этой войной». Затем египетский парламент с редкой самостоятельностью взял курс на линию «спасения Египта от бедствий, вызванных войной». До этого египетская армия сражалась в пустыне бок о бок с британской армией, но теперь британцы приказали египтянам сложить оружие и увести войска. Египтяне с радостью убрали их, но не захотели разоружаться. Садат увидел в этом ниспосланную Аллахом возможность для развертывания восстания. Вместе со многими младшими офицерами он отказался сдать оружие и собирался двинуться на Каир. К величайшему сожалению Садата, британцы тут же уступили и разрешили египтянам оставить у себя оружие. Садат пытался разжечь искру восстания в пламя революции, но британцы своей уступкой перехитрили его. Поход на Каир провалился: подразделение Садата прибыло на место сбора, но больше никто не пришел. Люди помыли машины, подождали немного и вернулись в лагерь".

Шесть месяцев спустя Садат вновь пережил провал. На этот раз дело касалось толстого беспутного турка – короля Египта. Британцы предъявили королю Фаруку ультиматум: он должен был или дать указание премьер-министру сформировать новое пробританское правительство, или отречься от престола. Уступая давлению, король вызвал Мустафу Эль-Нахас-пашу и приказал ему сформировать новое правительство. Садат не был роялистом, но был оппортунистом: он объявил, что это нарушение египетского суверенитета, и младшие офицеры двинулись ко дворцу, чтобы в знак протеста приветствовать короля. Садат снова пытался разжечь восстание. Он планировал окружение дворца с целью символической защиты короля. И вновь, кроме него, никто не пришел.

Садат опять испытывал горькое разочарование. Ему хотелось отказаться от всего повстанческого движения. «Пусть египтяне идут к черту, если хотят», – думал он в моменты самого черного отчаяния. Однако эти моменты проходили, так как он знал, что его дело правое и что он достаточно умен, чтобы хорошо служить ему.

– Но как мы можем связаться с немцами? – спроса один из пилотов по имени Имам.

Садат был доволен, что они уже обсуждали, как сделать это, а не просто делать ли это вообще.

У Кемеля был готов ответ на этот вопрос.

– Мы можем послать обращение самолетом.

– Да! – Имам был молод и горяч. – Один из нас мог бы во время патрульного вылета отклониться от курса и совершить посадку у немцев за линией фронта.

Пилот постарше произнес:

– Но когда он вернется, ему придется объяснить, почему отклонился от курса.

– Он мог бы вообще не возвращаться, – сказал Имам, лицо которого моментально сменило выражение возбужденного оживления на отчаяние.

Садат спокойно ответил:

– Он мог бы вернуться вместе с Роммелем.

Глаза Имама вновь загорелись, и Садат понял, что молодой пилот уже вообразил, как он вместе с Роммелем входит в Каир во главе освободительной армии. Садат решил, что именно Имаму следует поручить доставку послания.

– Давайте согласуем текст послания, – сделал демократичный жест Садат. Никто не заметил, что вопрос о том, направлять ли его вообще, вовсе не ставится на голосование. – Я считаю, следует остановиться на следующих четырех пунктах. Во-первых, мы – честные египтяне, имеющие свою организацию внутри армии. Во-вторых, как и немцы, мы боремся с англичанами. В-третьих, мы можем набрать повстанческую армию, чтобы бороться на стороне Германии. В-четвертых, мы организуем восстание против англичан в Каире, если немцы, в свою очередь, гарантируют нам независимость и суверенитет Египта после поражения англичан. – Он помолчал. Затем, насупившись, добавил: – Я полагаю, что, возможно, нам следует предложить им какое-нибудь доказательство нашей лояльности.

Наступила тишина. У Кемеля и на этот вопрос был заготовлен ответ, но было бы лучше, если бы ответил кто-то другой.

Имам оказался на высоте положения.

– Мы могли бы послать им вместе с обращением какие-нибудь полезные военные сведения.

Теперь Кемель сделал вид, что он возражает против этой идеи.

– Какую информацию мы могли бы раздобыть? Не могу себе представить...

– Фотографии британских позиций, сделанные с самолета.

– Как это сделать?

– Мы можем снять их простой камерой во время обычного патрулирования.

Кемель колебался:

– А как насчет проявления пленки?

– Необязательно, – возбужденно ответил Имам. – Мы можем просто послать пленку.

– Только одну пленку?

– Сколько захотим.

Садат произнес:

– Думаю, Имам прав.

Они снова принялись обсуждать практическую сторону идеи, а не ее опасность. Оставалось преодолеть последний барьер. Садат по горькому опыту знал, что эти повстанцы очень храбры до тех пор, пока не надо высовываться. Он сказал:

– Остается только один вопрос: кто поведет самолет?

Говоря это, он огляделся по сторонам, и в конце концов его глаза остановились на Имаме.

После минутного колебания Имам встал. В глазах Садата зажегся победный огонек.

* * *

Спустя два дня Кемель пешком одолел три мили, отделявшие центральный Каир от пригорода, где жил Садат. Будучи инспектором уголовной полиции, Кемель, когда хотел, мог пользоваться служебной машиной, но, по соображениям безопасности, редко ею пользовался, когда отправлялся на повстанческие сходки. По всей вероятности, его коллеги-полицейские "будут сочувствовать Движению свободных офицеров, однако он не торопился испытать их.

Кемель был на пятнадцать лет старше Садата, и все же его отношение к более молодому товарищу очень походило на преклонение перед героем. Кемель разделял цинизм Садата, его реалистическое понимание рычагов политической власти; но у Садата помимо этого было еще одно качество: фанатичный идеализм, дававший ему безграничную энергию и надежду.

Кемель размышлял о том, как сообщить ему о случившемся.

Обращение к Роммелю было напечатано, подписано Садатом и другими руководителями Движения свободных офицеров, за исключением отсутствующего Насера, и запечатано в большой коричневый конверт. Были сделаны аэрофотографии британских позиций. Имам полетел на своем «Гладиаторе», а Багдада следовал за ним на втором самолете. Они произвели короткую посадку в пустыне, чтобы подобрать Кемеля, который передал Имаму коричневый конверт и сел в самолет Багдада. Лицо Имама светилось юношеской восторженностью.

Для Кемеля это был первый полет в его жизни. Пустыня такая невыразительная, если смотреть на нее с земли, с воздуха была похожа на бесконечную мозаику, складывавшуюся из разнообразных форм и узоров: каменистых участков, отдельных всплесков растительности и причудливо изрезанных вулканических гор. Багдади сказал, что в полете будет холодно, но Кемель подумал, что он шутит: пустыня напоминала раскаленную печь, но, по мере того как самолет набирал высоту, температура падала, и вскоре он задрожал от холода в своей тонкой хлопчатобумажной рубашке.

Через какое-то время оба самолета повернули прямо на восток, и Багдади по радио передал на базу, что Имам изменил курс и не отвечает на радиосигналы. Как Багдади и ожидал, с базы ему приказали следовать за Имамом. Этот небольшой фарс был необходим, чтобы по возвращении Багдади не попал под подозрение.

Они летели над расположением воинской части. Сверху Кемелю были видны танки, грузовики, полевые пушки и джипы. Солдаты махали им руками – Кемель подумал, что это, должно, быть, англичане. Оба самолета набирали высоту. Прямо перед собой они увидели признаки сражения: огромные облака пыли, взрывы и вспышки выстрелов. Они свернули, чтобы обойти район сражения с юга.

Кемель подумал: «Мы пролетели над английской базой, затем над районом сражения, скоро долетим до немецкой базы».

Впереди самолет Имама пошел на снижение. Вместо того чтобы последовать его примеру, Багдади еще немного набрал высоту – у Кемеля создалось впечатление, что «Гладиатор» достиг своего потолка, – и повернул к югу. Кемель посмотрел в иллюминатор правого борта и увидел то, что минутой раньше увидели пилоты: небольшой лагерь с четко размеченной взлетной полосой.

* * *

...Приближаясь к дому Садата, Кемель вспоминал восторг, который он испытывал там, в воздухе, высоко над пустыней, когда понял, что они находятся в тылу у немцев и что договор уже почти в руках у Роммеля.

Он постучал в дверь, все еще не зная, что сказать Садату.

Это был обычный частный дом, пожалуй, даже победнее, чем дом Кемеля. Через минуту дверь открыл Садат в галабее и с трубкой в руке. Он посмотрел в лицо Кемеля и сразу понял:

– Ничего не вышло.

– Да.

Кемель вошел внутрь. Они прошли в маленькую комнату служившую Садату кабинетом. Он увидел стол, полку с книгами, на голом полу – несколько подушек. На столе поверх кипы бумаг лежал армейский пистолет.

Они сели. Кемель стал рассказывать:

– Мы нашли немецкий лагерь со взлетной полосой. Имам начал снижаться. Тогда немцы открыли по его самолету огонь. Понимаешь, это ведь был английский самолет – об этом мы не подумали.

Садат ответил:

– Но они же видели, что у него мирные намерения: он не вел огонь и не сбрасывал бомбы...

– Он просто снижался, – продолжал Кемель. – Покачал крыльями и, думаю, попытался связаться с ними по радио, а они продолжали обстрел и попали ему в хвост.

– О господи!

– Было такое впечатление, что он падает. Немцы прекратили стрельбу. Каким-то чудом он приземлился на колеса и запрыгал по полосе. Думаю, что Имам уже не справлялся с управлением. И конечно, он не мог затормозить. Самолет вынесло с твердой поверхности в песок; левое крыло ударилось о землю и сломалось; нос зарылся в песок; затем на сломанное крыло упал фюзеляж.

Садат с каменным лицом смотрел на Кемеля, трубка в его руках погасла. Мысленно Кемель представлял себе лежащий на песке разбитый самолет и несущиеся к нему немецкий пожарный грузовик, машину «скорой помощи» и бегущих за ними человек десять или пятнадцать солдат. Он никогда не забудет, как чрево самолета разверзлось от взрыва и корпус распался на красные и желтые языки пламени наподобие лепестков раскрывшегося бутона.

– Он взорвался, – с трудом проговорил Кемель.

– А Имам?

– Он не мог остаться в живых. Огонь был очень сильный.

– Мы должны попробовать еще раз, – твердо произнес Садат. – Надо найти другой способ передать наше обращение.

Кемель взглянул на него и понял, что этот резкий тон скрывал волнение. Садат попытался зажечь трубку, но рука, держащая спичку, слишком сильно дрожала. Кемель посмотрел на него внимательнее и увидел в его глазах слезы.

– Бедный мальчик, – прошептал Садат.

Глава 7

Вольф топтался на месте: он знал, где находятся секретные сведения, но не мог добраться до них.

Если организовать кражу еще одного портфеля, это уже всерьез насторожит англичан. Придумать другой способ кражи – но и это все равно приведет к усилению режима секретности со стороны британцев. Кроме того, что даст кража одного портфеля? Ему нужен был регулярный, беспрепятственный доступ к секретным документам.

Для достижения этой цели Вольф решил использовать Соню, и, вдохновленный своей идеей, он занялся сбриванием волос у Сони между ног.

Волосы у нее были черные и жесткие и отрастали очень быстро. Поскольку она регулярно сбривала их, то могла выступать в прозрачных шароварах, не надевая поверх них плотный, украшенный блестками, набедренный треугольник. Обретенная таким образом дополнительная степень физической свободы, а также упорно распространяемые слухи о том, что под шароварами у нее больше ничего не надето, помогали ей оставаться ведущей исполнительницей танца живота.

Вольф окунул кисточку в пену и стал намыливать соответствующее место.

Соня лежала на кровати, откинувшись на груду подушек, и смотрела на него с подозрением. Ей не нравилось это его последнее извращение. И вряд ли понравится.

У Вольфа на этот счет было другое мнение.

Он знал лучше, чем она сама, как устроены ее мозги и тело, и хотел использовать это превосходство.

Вольф взбивал пену мягкой кисточкой у нее между ног, говоря:

– Я придумал другой способ заглянуть в эти портфели.

– Какой?

Он не сразу ответил и, отложив в сторону помазок, взял бритву. Пробуя остроту лезвия большим пальцем, он взглянул на нее. Она не сводила с него глаз, как зачарованная. Он нагнулся, раздвинул пошире ее ноги и сделал бритвой легкое, осторожное движение вверх, к животу.

– Я собираюсь подружиться с британским офицером.

Она не ответила, внимание ее было рассеяно. Он вытер бритву о полотенце. Пальцем левой руки попробовал на ощупь выбритое место, оттянул кожу и снова принялся за бритье.

– Потом я приведу его сюда, – сказал он.

– Только не это, – произнесла она.

Он снова прикоснулся лезвием к ее коже и осторожно повел его вверх.

Дыхание ее участилось.

Он вытер бритву и провел ею раз, другой, третий.

– Я придумал, как сделать, чтобы офицер принес с собой портфель.

Он поставил палец на самое чувствительное место и стал выбривать вокруг. Соня закрыла глаза.

Потом Вольф налил из чайника горячей воды в таз, который стоял рядом, на полу. Окунул в него фланелевую салфетку и отжал ее.

– Пока офицер будет развлекаться с тобой в постели, я осмотрю содержимое портфеля.

Он прижал горячую салфетку к выбритому месту.

– О господи! – словно загнанное животное вскрикнула Соня.

Вольф сбросил с себя халат и остался обнаженным. Он взял бутылочку с маслом для кожи, налил немного себе в ладонь, встал на колени рядом с кроватью и начал втирать его Соне между ног.

– Этого не будет, – извиваясь, простонала она.

Он добавил масла, продолжая втирать его во все складки и изгибы ее лона.

– Будет.

Его многоопытные пальцы блуждали по ее телу, становясь все менее осторожными.

– Нет.

– Да.

Соня отрицательно помотала головой. Ее тело извивалось, беспомощное перед волной возбуждения, нахлынувшего на нее. Она начала содрогаться, и с губ ее слетел стон наслаждения. Тело обмякло. Но Вольф не давал ей остановиться. Он продолжал ласкать гладко выбритую кожу, а пальцы его левой руки поочередно сжимали ее коричневые соски. He в силах сопротивляться ласкам, тело женщины задвигалось вновь.

Соня открыла глаза и увидела, что он тоже находится в возбужденном состоянии.

– Ты, скотина, иди ко мне, – простонала она.

На его губах играла усмешка. Чувство власти над ней опьяняло, как наркотик. Он завис над ее телом, упираясь руками, и замер, выжидая.

– Скорее!

– Так мы договорились или нет?

– Скорее!

Их тела соприкоснулись – он опять на мгновение замер:

– Мы договорились?

– Да. Умоляю, скорее!

– А-а, – выдохнул Вольф и опустился на нее.

Когда все закончилось, она, разумеется, попыталась пойти на попятную.

– Обещания, вытянутые таким путем, ничего не значат.

Вольф вышел из ванной, закутанный в большое полотенце. Он взглянул на нее: все еще обнаженная, она лежала на кровати и ела шоколадные конфеты из коробки. Это был один из тех моментов, когда он почти любил ее.

– Обещание есть обещание, – отрезал он.

– А ты обещал найти для нас замену Фози.

Как всегда после секса, она пребывала в капризном настроении.

– Я же приводил ту девушку от мадам Фахми, – возразил Вольф.

– Это была плохая замена. Фози не просила десять фунтов за один раз и никогда не убегала домой по утрам.

– Ну хорошо, я поищу еще.

– Ты обещал не поискать, а найти!

Вольф вышел в соседнюю комнату, чтобы взять бутылку шампанского из холодильника. Он взял заодно два бокала и принес все это в спальню.

– Хочешь?

– Нет, – отказалась Соня. – Впрочем, давай.

Он протянул ей бокал. Отпив немного. Соня взяла очередную конфету.

– За здоровье неизвестного британского солдата, которого здесь ждет самый большой сюрприз в его жизни! – торжественно произнес Вольф.

– Я не лягу в постель с англичанином, – капризничала она. – От них ужасно пахнет, и кожа у них противная, как у улиток. И вообще я их ненавижу.

– Как раз потому, что ты их ненавидишь, ты и сделаешь это. Только представь: пока он забавляется с тобой и думает, какой он счастливчик, я читаю секретные документы.

Вольф начал одеваться. Он надел британскую офицер скую рубашку с капитанскими знаками отличия, сшитую специально для него в одной из маленьких швейных мастерских Старого города.

– Что это ты напялил на себя? – удивленно спросила Соня.

– Форму британского офицера. С иностранцами здесь офицеры не разговаривают, как ты знаешь.

– И что же, ты будешь выдавать себя за британца?

– За южноафриканца, я думаю.

– А если попадешься?

Он посмотрел на нее.

– Скорее всего, меня расстреляют как шпиона.

Соня опустила глаза.

– Если я найду подходящего клиента, то приведу его в «Ча-ча», – заявил Вольф. – Он просунул руку под рубашку и вытащил нож из ножен, висевших у него под мышкой. Затем приблизился к Соне и приставил острие ножа к ее обнаженному телу: – Если ты меня подведешь, я тебе губы отрежу.

Она молча посмотрела ему в лицо. В глазах у нее был страх.

Вольф повернулся и вышел из комнаты.

* * *

В «Шепарде» было людно. Впрочем, как всегда.

Вольф расплатился с водителем такси, протиснулся сквозь толпу уличных торговцев и драгоманов,[8] поднялся по ступенькам и попал в фойе. Внутри было тесно: левантийские коммерсанты шумно вели деловые беседы, европейцы толпились у почтовых и банковских стоек, сновали египтянки в дешевых платьях и британские офицеры – солдатам и младшим чинам вход в гостиницу был запрещен. Вольф прошел между двумя бронзовыми светильниками в виде женских фигур и оказался в зале ресторана. Внутри звучала невыразительная музыка в исполнении маленького оркестрика и многочисленные посетители, преимущественно европейцы, старались докричаться до официантов. Обходя диваны и столы с мраморными столешницами, Вольф проследовал в дальний конец зала, где помещался бар.

Здесь было немного поспокойнее. Женщин сюда не пускали, и посетители мужского пола целиком посвящали себя выпивке. Одинокий офицер вполне мог обосноваться здесь на весь вечер.

Вольф уселся за стойкой. Он собирался заказать шампанского, но вспомнил, как одет, и заказал виски с содовой.

В его одежде все было продумано до мелочей: начищенные до блеска коричневые ботинки офицерского фасона, носки цвета хаки, завернутые именно так, как положено, на просторных коричневых шортах имелась остро заглаженная стрелка, а его военная рубашка с капитанскими нашивками была надета навыпуск; фуражка сидела слегка набекрень.

Вольф немного волновался из-за своего акцента. На этот счет у него была заготовлена легенда, похожая на ту, которую он поведал капитану Ньюмену в Асьюте и согласно которой он воспитывался в Южной Африке, где говорил на фламандском диалекте. А что, если офицер, с которым он познакомится, окажется южноафриканского происхождения? Вольф не слишком хорошо разбирался в английских акцентах и не смог бы распознать южноафриканца, говорящего на английском языке.

Еще больше Вольфа беспокоила его полная неосведомленность о жизни в британских армейских подразделениях. Ему нужно было познакомиться с офицером генштаба, тогда он скажет, что сам состоит в БКЕ – Британском контингенте в Египте, – подразделении, которое находилось на особом положении. К несчастью, его знания об этих войсках на этом и кончались. Он довольно смутно представлял себе, чем занимается БКЕ и как он организован, и к тому же не мог назвать фамилии ни одного офицера БКЕ. Он представлял себе, как может повернуться разговор:

– Как поживает старина Баффи Дженкинс?

– Старина Баффи? Да я не так часто с ним сталкиваюсь по работе.

– Не часто сталкиваетесь? Да ведь он заправляет там у вас всеми делами! Мы вообще говорим об одном или о разных БКЕ?

И еще:

– А как дела у Саймона Фробишера?

– Да как всегда, все по-старому.

– Погодите, кто-то говорил, что его отправили домой. Да, точно, я вспомнил. Как же получилось, что вам это неизвестно?

Затем следуют обвинения в самозванстве, военная полиция, схватка и тюремная камера.

Тюремное заключение было единственным, чего Вольф по-настоящему боялся. Он отогнал от себя тревожные мысли и заказал еще порцию виски.

Полковник, с которого градом катил пот, вошел в помещение бара и встал у стойки рядом с табуретом, на котором сидел Вольф. Он позвал бармена: «Ezma». По-арабски это означало что-то вроде «эй, ты» или «послушай», но все англичане почему-то думали, что это значит «официант». Полковник взглянул на Вольфа.

Вольф вежливо кивнул и произнес:

– Сэр.

– Снять головной убор в помещении, капитан, – сердито сказал полковник. – Что это вы себе позволяете?

Вольф снял фуражку, молча проклиная себя за оплошность. Полковник заказал пиво. Вольф отвернулся.

В баре находилось пятнадцать или двадцать офицеров, но ни один из них не был знаком Вольфу. Ему нужен был один из восьми адъютантов, которые выходили из генштаба каждый день в полдень с портфелем в руке. Он запомнил их лица и узнал бы любого из них сразу. До того как прийти сюда, он уже побывал в отеле «Метрополитен» и клубе «Тэрф», но безуспешно. Он собирался посидеть здесь еще с полчаса и затем отправиться в Офицерский клуб, спортклуб Гезира и даже Англо-египетский союз. Если сегодня ничего не получится, он повторит заход завтра – рано или поздно один из этих ребят ему попадется.

А тогда уж все будет зависеть от него самого.

Его план вселял надежду на успех. Военная форма Вольфа внушала доверие. Как все военные в чужой стране, они наверняка были одиноки и изголодались по женщинам. Соня, вне всякого сомнения, была очень привлекательной женщиной – в любом случае средний британский офицер просто не сможет устоять перед чарами этой восточной соблазнительницы.

Если же адъютант, с которым он познакомится, все же сможет устоять перед таким искушением, он оставит его в покое и будет искать другого, который не устоит. Вольф, правда, надеялся, что до этого не дойдет.

В бар вошел майор, невысокого роста, очень худой, лет на десять старше Вольфа. Сеточка лопнувших кровеносных сосудов на щеках указывала на его пристрастие к выпивке. У него были выпученные голубые глаза, а песочного цвета волосы гладко прилизаны.

Каждый день в полдень он выходил из генштаба и с портфелем в руке шагал по направлению к зданию без вывески на площади Шари Сулейман-Паши.

У Вольфа екнуло сердце.

Майор подошел к стойке, снял фуражку и окликнул бармена:

– Ezma! Виски. Без льда. И побыстрее, – он повернулся к Вольфу. – Проклятый климат, – завязал разговор майор.

– Другого здесь не бывает, сэр, – ответил Вольф.

– Вы правы, черт возьми. Меня зовут Смит. Я из генштаба.

– Рад знакомству, – произнес Вольф.

Он знал, что, поскольку Смит каждый день ходил из генштаба в другое здание, он не мог быть сотрудником генштаба. Мысленно он задал себе вопрос: «Почему майор лжет?» Но оставил вопрос на потом и представился:

– Меня зовут Славенбург. Я из БКЕ.

– Вот и отлично. Выпьем еще по одной?

Завязать разговор с офицером оказалось не так сложно, как Вольф предполагал.

– Благодарю вас, сэр, – сказал он.

– Что вы заладили – «сэр» да «сэр». Бар не место для телячьих нежностей.

– Согласен. – Вот и еще одна ошибка.

– Что будете пить?

– Виски с водой, пожалуйста.

– На вашем месте я не стал бы пить эту воду. Говорят, ее берут прямо из Нила.

– У меня, наверное, уже иммунитет к ней, – улыбнулся Вольф.

– Все здесь мучаются с желудком. Вы, наверное, единственный белый человек, который избежал этого.

– Я родился в Южной Африке, а в Каире живу уже десять лет.

– В Африке? – переспросил Смит. – Вы говорите с каким-то акцентом.

– Мой отец голландец. Мать англичанка. В Южной Африке у нас есть ранчо.

Смит взглянул на него с участием.

– Вашему отцу не позавидуешь. Фрицы заняли всю Голландию.

Эта мысль не приходила Вольфу в голову.

– Он умер, когда я был еще мальчишкой, – нашелся он.

– Плохо дело. – Смит опорожнил свой стакан.

– Еще по одной? – предложил Вольф.

– Спасибо.

Вольф заказал еще. Майор угостил его сигаретой, Вольф отказался.

Смит жаловался на плохую кормежку, на дефицит выпивки в барах, на слишком высокую квартирную плату и на грубость официантов-арабов. Вольфа подмывало объяснить, что кормежка была плохой оттого, что он предпочитал английскую, а не египетскую кухню; что выпивки не хватало потому, что в Европе шла война; квартирная плата была непомерной из-за тысяч иностранцев, таких, как Смит, которые наводнили город; и что официанты были невежливы с ним потому, что он не удосужился даже выучить несколько вежливых обращений на их языке. Но вместо этого прикусил язык и сочувственно кивал головой.

В то время как Смит продолжал перечислять свои жизненные неудобства, Вольф через плечо своего собеседника увидел шестерых военных полицейских, которые входили в бар.

Смит заметил, как Вольф изменился в лице, и спросил:

– Что это с вами? Увидели привидение?

Среди вошедших полицейских были: представитель сухопутных войск, патрульный офицер ВМС в белых гетрах, австралиец, новозеландец, южноафриканец и офицер полка гуркхских стрелков. У Вольфа возникла безумная мысль вскочить и убежать. Какие вопросы они могут ему задать? И каковы будут его ответы?

Смит обернулся, увидел входящий патруль и сказал:

– Обычная ночная проверка: ищут пьяных офицеров и немецких шпионов. Но это бар для офицерского состава, здесь они нас не тронут. А что вы так волнуетесь? Вы что, тут без разрешения?

– Нет, нет, – поспешно сказал Вольф. – Просто вон тот, из ВМС, похож на парня, которого я когда-то знал и который погиб под Галфайей.

Он не сводил глаз с патрульных. На них были стальные шлемы, и у каждого на боку в кобуре висел пистолет. Что, если они будут проверять документы?

Смит уже забыл о них. Он говорил:

– А слуги! Чертовы бестии. Я уверен, что мой слуга разбавляет мой джин водой. Но я его поймаю на этом. Я налил специальный раствор в бутылку из-под джина – знаете, это такая дрянь, которая мутнеет от воды. Пусть он только попробует его разбавить. Ему придется купить непочатую бутылку джина и сделать вид, что ничего не было. Ха-ха! Это научит его кой-чему.

Начальник патруля подошел к тому самому полковнику, который сделал Вольфу замечание о головном уборе.

– Все в порядке, сэр? – спросил полицейский.

– Нарушений нет, – ответил полковник.

– Да что с вами? – изумленно спросил Смит у Вольфа. – Вы что, надели чужую форму?

– Конечно, нет. – Капля пота сбежала со лба прямо в глаз Вольфу, и он смахнул ее слишком торопливым жестом.

– Вы не обижайтесь, – извиняющимся тоном заговорил Смит. – Вы же знаете, что в «Шепард» нельзя ходить младшим чинам, и известно, что субалтерн-офицеры пришивают себе лишние нашивки, чтобы их сюда пустили.

Вольф наконец взял себя в руки.

– Послушайте, сэр, если вы хотите проверить...

– Нет, нет, – поспешно ответил Смит.

– Просто сходство меня поразило.

– Конечно, я понимаю. Давайте еще выпьем. Ezma!

Патрульный, который заговорил с полковником, долгим, внимательным взглядом оглядел помещение. Согласно его нарукавной повязке, он находился в должности замначальника военной полиции. Его взгляд остановился на Вольфе. Вольф спросил себя, помнит ли этот человек описание примет убийцы из Асьюта. Наверняка не помнит. Во всяком случае, эти приметы не ассоциируются у него с внешностью британского офицера. Кроме того, для маскировки Вольф отрастил усы. Он заставил себя посмотреть полицейскому в глаза и затем с беспечным видом отвел взгляд. Он взял свой стакан со стойки, уверенный, что полицейский все еще смотрит на него.

Загрохотали армейские ботинки – патруль покидал помещение бара.

Усилием воли Вольф сдержал в себе дрожь облегчения. Он нарочито уверенно поднял свой стакан и произнес:

– Ваше здоровье.

Они выпили. Смит спросил:

– Вы знаете все в Каире. Чем здесь можно заняться, кроме выпивки в «Шепарде»?

Вольф сделал вид, что вопрос его озадачил.

– Вы видели танец живота?

Смит фыркнул с отвращением:

– Видел один раз. Какая-то жирная телка крутила задом.

– А-а, тогда вам стоит посмотреть, как это выглядит на самом деле.

– Неужели?

– Настоящий танец живота – это самая возбуждающая картина из всех, которые вам приходилось наблюдать.

В глазах Смита зажегся странный огонек.

– Ну да!

Вольф мысленно сказал: «Майор Смит, вы тот человек, который мне нужен».

Вслух же он произнес:

– Самая лучшая танцовщица здесь – Соня. Вы должны увидеть, как она это делает.

Смит кивнул.

– Неплохо бы взглянуть.

– Между прочим, я сам подумывал о том, не пойти ли в «Ча-ча». Пойдете со мной?

– Давайте сначала пропустим еще по одной, – предложил Смит.

Наблюдая, как Смит управляется с выпивкой, Вольф думал о том, что майор, по крайней мере на первый взгляд, является человеком в высшей степени падким на всяческие соблазны. Его мучает скука, он слабоволен и к тому же еще и алкоголик. Если у него нет никаких заскоков в сексуальном плане, то Соне не составит труда соблазнить его. «Черт возьми, – подумал он, – пусть только попробует пойти на попятную! Тогда я выясню, что полезного находится в его портфеле – ведь не меню же он там носит? Затем нужно будет найти способ вытягивать из него секретные сведения. Слишком много „нужно“ и слишком мало времени в запасе».

В любом случае он должен был делать шаг за шагом, и первый из этих шагов заключался в том, чтобы найти возможность управлять Смитом.

Мужчины покончили с выпивкой и отправились в «Чача». Такси найти не удалось, и они поехали в «гхари» – открытой конной коляске. Кучер немилосердно стегал кнутом старую лошаденку.

– Парень здорово лупцует свою скотину, – заметил Смит.

– Да уж, – ответил Вольф, думая про себя: «Видел бы ты, что мы делали с верблюдами».

Клуб был переполнен, и публика изнывала от жары. Вольфу пришлось заплатить официанту, чтобы их пустили.

Сонин номер начался почти сразу после того, как они вошли. Смит не сводил глаз с Сони, а Вольф – со Смита. Через минуту у майора «потекли слюни».

– Ну как, здорово? – спросил Вольф.

– Потрясающе, – ответил Смит, не поворачивая головы.

– Между прочим, я немного знаком с ней лично, – сказал Вольф. – Хотите, я приглашу ее посидеть с нами?

На эти слова Смит обернулся.

– Ну да?! – воскликнул он. – Правда, что ли?

* * *

Оркестр заиграл быстрее. Соня обвела взглядом переполненный зрительный зал. Сотни мужчин жадно пожирали глазами ее великолепное тело. Она закрыла глаза.

Движения получались автоматически: ее словно несло на волне чувственности. Соня мысленно видела море хищных мужских лиц, не сводивших с нее глаз. Она почувствовала, как ее грудь заколыхалась, складки живота стали перекатываться и дрогнули бедра – у нее было такое чувство, что кто-то чужой – эти изголодавшиеся мужчины в зале – двигал ее телом. Она двигалась все быстрее и быстрее. В ее танце уже не было никакой искусственности. Соня танцевала для себя самой. Она даже не пыталась подстраиваться под музыку – наоборот, музыка подстраивалась под нее. Возбуждение накатывалось волнами. Она танцевала на самых верхушках этих волн, пока не достигла такой степени экстаза, когда стало казаться, что только подпрыгни – и полетишь. На самом пределе этого состояния она замерла, разведя в стороны руки. После громкого финала музыка стихла. Соня с отчаянным выдохом откинулась назад на широко раздвинутых коленях и коснулась затылком пола. Огни на сцене погасли.

Представление всегда заканчивалось так.

Под гром аплодисментов она поднялась на ноги и скрылась за кулисами, миновав затемненное пространство сцены. Она быстро прошла в свою гримерную, опустив голову и не глядя по сторонам. Ей не нужны были чужие слова и улыбки. Окружающие не понимали ее. Никто не догадывался, что это значило для нее, какие чувства охватывали ее во время каждого такого исполнения.

Она сняла туфли, прозрачные шаровары и украшенный блестками бюстгальтер и облачилась в шелковый халат. Затем села перед зеркалом и принялась смывать грим. Она всегда делала это, потому что кожа и тело были предметом ее постоянной заботы. «Лицо и шея опять пополнели, – отметила она про себя. – Не надо есть столько шоколада». Ее возраст уже давно миновал ту отметку, за которой женщины начинают полнеть. А публика не должна догадываться о том, сколько ей лет. Она уже почти достигла возраста, в котором умер ее отец. Отец...

Это был крупный самонадеянный человек, жизненные достижения которого никак не поспевали за его амбициями. Соня и ее родители спали на одной узкой кровати в комнате, которую они снимали в каирских трущобах. С тех пор она никогда не чувствовала себя так надежно и тепло. Она вспоминала, как сворачивалась клубочком, прижимаясь к широкой отцовской спине. Она и сейчас помнила, как от него пахло. Потом, когда она уже спала, появлялся другой запах, который необъяснимым образом будил ее спящее воображение. Отец и мать начинали двигаться в темноте, лежа на боку, рядом друг с другом, и Соня повторяла их движения. Мать не раз замечала это. Отец лупил ее. Потом, в очередной раз, они постелили ей на полу. Она все равно слышала их возню, но уже не могла участвовать в их наслаждении – это было так жестоко по отношению к ней. Она считала, что в этом виновата ее мать. Лежа на полу, замерзшая и отвергнутая, она пыталась двигаться с ними на расстоянии, но не испытывала при этом никакого удовольствия. С тех пор удовольствия вообще не было, пока не появился Алекс Вольф.

Она никогда не рассказывала Вольфу о тех своих ощущениях на узкой кровати в трущобах, но каким-то неведомым образом он знал об этом. Он вообще умел распознавать глубоко скрытые, потаенные чувства других людей. Вместе с той девушкой, Фози, они воссоздали эту сцену из Сониного детства, и давно утраченные ощущения вернулись к ней вновь.

Она понимала, что он сделал это не из жалости. Он прибегал к таким методам, когда хотел использовать людей в своих целях. Вот и теперь он хочет, чтобы она шпионила за англичанами. Она, конечно, согласна сделать все, что угодно, чтобы навредить англичанам, но только не ложиться с ними в постель...

В дверь ее гримерной постучали. Она откликнулась:

– Войдите!

Это был официант, который принес ей записку. Кивком она выпроводила его и развернула листок. В записке говорилось: «Столик № 41. Алекс».

Она скомкала записку и бросила ее на пол. Итак, он нашел «клиента». Быстро это у него получилось. Здорово он умел использовать человеческие слабости.

Она понимала его, потому что сама была такой. Так же как и он, она использовала других людей, правда, менее искусно, чем Вольф. Она использовала даже его самого. У него были отличные манеры, вкус, высокопоставленные друзья и деньги – придет день, когда он возьмет ее с собой в Берлин. Одно дело быть «звездой» в Египте, и совсем другое – в Европе. Ей хотелось выступать перед аристократического вида старыми генералами и красавчиками из штурмовых бригад; ей хотелось соблазнять обладающих властью мужчин и красивых белокожих девушек; она хотела стать королевой кабаре в каком-нибудь приличном городе. А Вольф будет играть роль ее покровителя. Да, без сомнения, она тоже хочет использовать его.

«Чудно, – подумала она, – что два человека так близки и так мало любят друг друга».

А губы он ей отрежет, это уж точно.

Соня передернулась, отогнала от себя эти мысли и начала одеваться. Она облачилась в белое узкое платье с широкими рукавами и низким вырезом, обнажавшее ее грудь и обтягивающее бедра. Надела белые открытые туфли на высоком каблуке. Застегнула по тяжелому золотому браслету на каждой руке и повесила на шею кулон в форме слезы на золотой цепочке, который уютно улегся в ложбинке между ее грудями. Англичанину это должно понравиться, думала Соня, ведь у них вообще очень мещанский вкус.

Она придирчиво осмотрела себя в зеркало и прошла в клуб.

Когда она двигалась между столиками, посетители замолкали, а потом начинали обсуждать ее у нее за спиной. У Сони было такое чувство, будто она приглашает их к групповому изнасилованию. На сцене все ощущалось по-другому: от зрителей ее отделяла невидимая стена. Здесь же, в зале, каждый мог дотронуться до нее и все мечтали именно об этом. Никто, впрочем, не смел это сделать, но чувство, что это может произойти, возбуждало ее.

Она добралась до столика № 41, и мужчины поднялись ей навстречу.

Вольф сказал:

– Соня, дорогая, ты, как всегда, прекрасна.

Она кивком приняла комплимент.

– Позволь представить тебе майора Смита.

Соня и майор пожали друг другу руки. Это был худой мужчина, полностью лишенный подбородка, со светлыми усиками и противными костлявыми руками. Он смотрел на нее, как смотрят на какой-нибудь экстравагантный десерт, который официант только что поставил на стол.

– Совершенно покорен вами, – признался Смит.

Они сели за стол. Вольф наполнил бокалы шампанским. Смит произнес:

– Мадемуазель, вы танцевали прекрасно, просто прекрасно. Очень... артистично.

– Благодарю вас.

Он перегнулся через стол и похлопал ее по руке.

– Вы совершенно очаровательны.

«А ты совершенный болван», – сказала Соня про себя. Она перехватила предупреждающий взгляд Вольфа – он чувствовал, что было у нее на уме.

– Вы слишком добры, майор, – ответила она.

Как ей показалось, Вольф нервничал. Это оттого, что он все еще не был уверен в ней. По правде говоря, она сама еще не все для себя решила.

Вольф обратился к Смиту:

– Я был знаком с покойным отцом Сони.

Это была ложь, но Соня знала, почему он солгал. Он хотел напомнить ей кое о чем.

Ее отец приворовывал. Когда была работа, он работал, а когда работы не было, он воровал. Однажды он попытался вырвать сумочку у одной европейской дамы в Шари-эль-Кубри. Люди, сопровождавшие даму, хотели схватить Сониного отца, и в образовавшейся свалке женщина упала и повредила себе запястье. Это была очень важная дама, и Сониного отца крепко избили. Во время избиения он и умер.

Конечно, его не хотели убивать. У него, наверное, было слабое сердце. Но англичанам, верящим в правосудие, на это наплевать. Он совершил преступление, понес справедливое наказание, которое привело его к смерти, – что ж, одним туземцем меньше. Соня, которой тогда было двенадцать лет, тяжело переживала его смерть. С тех пор она ненавидела англичан всем своим существом.

Она считала, что у Гитлера была правильная идея, но неправильная цель. Мир был заражен расовой неполноценностью не евреев, а англичан. Евреи в Египте были как везде: одни бедные, другие богатые, одни хорошие, другие плохие. Зато англичане, все как один, были самонадеянными, жадными и порочными. Она с горькой усмешкой думала о том, как высокомерно Британия пыталась защитить Польшу от германского ига, в то время как сама продолжала угнетать Египет.

Как бы то ни было, немцы сражались против англичан, и этого было достаточно, чтобы Соня приняла сторону немцев.

Она желала, чтобы Гитлер победил, унизил, уничтожил англичан.

Она сделает все, что в ее силах, чтобы содействовать этому.

Она согласна даже ради этого соблазнить англичанина. Соня подалась вперед.

– Майор Смит, – томно произнесла она, – вы очень привлекательный мужчина.

Услышав это, Вольф заметно повеселел. А Смит выпучил глаза и воскликнул:

– Боже праведный! Вы на самом деле так считаете?

– Да, я так считаю, майор.

– Послушайте, зовите меня просто Сэнди.

Вольф поднялся из-за стола:

– Боюсь, мне придется покинуть вас. Соня, могу я проводить тебя домой?

– Предоставьте это мне, капитан, – вмешался Смит.

– Слушаюсь, сэр.

– То есть, конечно, если Соня...

Соня сделала несколько взмахов ресницами.

–Разумеется, Сэнди.

– Мне не хотелось бы портить компанию, но мне завтра рано вставать, – объяснил Вольф.

– Хорошо, хорошо, – закивал Смит. – Если вам надо, можете идти.

После того как Вольф ушел, официант принес ужин. Это была европейская еда: бифштекс с жареным картофелем, и Соня ела, пока Смит занимал ее разговорами. Он рассказал ей об успехах, которых добился, будучи членом школьной крикетной команды. После этого он, кажется, больше ничего особенного не достиг. Этот англичанин наводил на нее невероятную тоску.

Соня пробуждала в своей памяти картины избиения своего отца.

Смит предавался возлияниям в течение всего ужина. Когда они уходили, его уже слегка качало. Она держала майора под руку, скорее для поддержания его равновесия. В ночной прохладе они проследовали к плавучему домику. Смит задрал голову и с трудом произнес:

– Эти звезды... так красивы.

Голос его звучал ненатурально.

Они остановились у домика.

– Смотрится симпатично, – проговорил Смит.

– Да, ничего, – ответила Соня. – Хотите посмотреть его изнутри?

– Не откажусь.

Она провела его через мостик, по палубе и вниз по ступенькам.

Смит оглядел помещение широко раскрытыми глазами.

– Да у вас тут просто роскошно, доложу я вам.

– Хотите выпить?

– Очень.

– Шампанского или что-нибудь покрепче?

– Немного виски, если можно.

– Прошу вас, садитесь.

Она вручила ему бокал и села рядом с ним. Смит потрогал ее за плечо, поцеловал в щеку и грубо схватил за грудь. Его прикосновение заставило ее содрогнуться. Он принял это за проявление взаимности с ее стороны и еще сильнее сжал пальцы.

Соня привлекла его к себе и опрокинулась на спину. Англичанин был очень неуклюж: ей казалось, что он проткнет ее своими локтями и коленками. Его рука полезла к ней под юбку.

– О Сэнди, – простонала она, – ты такой сильный.

Через его плечо она вдруг увидела лицо Вольфа. Стоя на палубе, он смотрел внутрь через иллюминатор и беззвучно смеялся.

Глава 8

Уильям Вэндем уже начал отчаиваться когда-либо найти Алекса Вольфа. Прошло почти три недели после убийства в Асьюте, а расстояние между ними не сокращалось. Время шло, и следы стирались. Вэндем почти хотел, чтобы украли еще один портфель: тогда бы он по крайней мере знал, что замышляет Вольф.

Он не мог избавиться от мыслей об этом человеке. Вэндем просыпался часа в три ночи, когда хмель из него уже выходил, и не мог заснуть до рассвета. Его мучило нечто связанное с «почерком» Вольфа: окольный путь, которым он проник в Египет, внезапность убийства капрала Кокса, легкость, с которой Вольф растворился в городе. Вэндем думал обо всем этом снова и снова, удивляясь, почему это дело так захватило его.

Он практически не продвинулся вперед, но все же собрал кое-какую информацию, и эта информация питала его навязчивую идею – не так, как пища питает человека, утоляя чувство голода, а как горючее питает огонь, заставляя его разгораться сильнее.

Вилла «Оливье» принадлежала некоему Ахмеду Рахма. Семья Рахма была очень состоятельной. Ахмед получил дом в наследство от своего отца Гамаля Рахма, адвоката. Один из лейтенантов Вэндема раскопал запись о женитьбе Гамаля Рахма на немке Эве Вольф, вдове Ганса Вольфа, тоже немца, и документы об уыновлении, согласно которым сын Ганса и Эвы – Алекс – становился законным сыном Гамаля Рахма...

Итак, Ахмед Рахма был немцем, и это объясняло, каким образом он впоследствии получил подлинные египетские документы на имя Алекса Вольфа.

Была также запись о завещании, согласно которому Ахмед, он же Алекс, получил часть состояния Гамаля и дом.

Беседы со всеми остальными членами семейства Рахма ничего не дали. Ахмед исчез два года назад, и с тех пор от него не было никаких вестей. У офицера, проводившего беседы, сложилось впечатление, что по приемному сыну в семье не слишком скучают.

Вэндем был уверен, что после своего исчезновения Ахмед находился в Германии.

Есть еще одна ветвь семьи Рахма, но они кочевники, и никто не знает, где их искать. «Без сомнения, – думал Вэндем, – они каким-то образом помогли Вольфу при его возвращении в Египет».

Теперь Вэндему это было ясно. Вольф не мог попасть в страну через Александрию. Служба безопасности в порту работала четко: его бы проверяли, и рано или поздно проверка выявила бы его немецкое происхождение, после чего он был бы интернирован. Выбрав южный путь, он надеялся проникнуть в страну незамеченным и восстановить свой статус коренного египтянина. Англичанам просто повезло, что в Асьюте Вольф прокололся.

Вэндему казалось, что это была их первая и последняя удача.

Он сидел в кабинете, курил сигарету за сигаретой и думал о Вольфе.

Этот человек не был рядовым собирателем сплетен и слухов. В отличие от других агентов он не довольствовался передачей донесений, основанных на количестве встреченных на улице солдат и нехватке запчастей. Кража портфеля доказывала, что он охотился за документами первостепенной важности и был способен изобрести хитроумные пути их получения. Если он будет на свободе достаточно долго, рано или поздно он преуспеет в этом.

Вэндем мерил шагами комнату: от вешалки к столу, вокруг стола, бросая взгляд в окно, и от стола снова к вешалке.

У шпиона тоже есть свои трудности. Ему надо объяснять свое присутствие любознательным соседям, где-то прятать передатчик, ходить по городу и находить осведомителей. У него могут кончиться деньги, передатчик может выйти из строя, осведомители могут выдать его или кто-нибудь может случайно узнать его тайну. Так или иначе, агент должен как-то обнаружить себя.

Чем он умнее, тем позже это произойдет.

Вэндем был уверен, что вор Абдулла связан с Вольфом. После отказа Богга арестовать Абдуллу Вэндем предложил последнему большое вознаграждение за сведения о местонахождении Вольфа. Абдулла продолжал утверждать, что не знает никакого Вольфа, но в глазах у него зажегся жадный огонек.

Абдулла мог не знать, где искать Вольфа, – Вольф был слишком осторожен, чтобы довериться человеку, известному своим коварством, – но, возможно, Абдулла мог это узнать. Вэндем дал ясно понять ему, что денежное вознаграждение не отменяется. Хотя, в случае если Абдулла и будет располагать необходимой информацией, он просто свяжется с Вольфом, расскажет о предложении Вэндема и потребует «повысить ставку».

В раздумье майор расхаживал по комнате.

Во всем, что произошло, присутствовал какой-то особый почерк. Сначала скрытое проникновение в страну, затем убийство с помощью ножа, затем исчезновение... Что-то еще было во всем этом. Что-то такое, о чем Вэндем знал, о чем он читал в донесениях или слышал на летучке. Вольф был человеком, который мог быть известен Вэндему в прошлом, но он никак не мог вспомнить, при каких обстоятельствах это могло случиться. Почерк.

Зазвонил телефон.

Он взял трубку:

– Майор Вэндем.

– Алло, это майор Колдер из казначейского отдела.

Вэндем напрягся.

– Слушаю.

– Вы направили нам записку пару недель назад о возможном появлении фальшивых банкнот. Так вот, мы обнаружили такие банкноты.

«Наконец-то!» Это был след.

– Молодцы! – обрадовался Вэндем.

– И довольно много, – продолжал голос в трубке.

Вэндем сказал:

– Я должен посмотреть на них как можно скорее.

– Мы уже направили их вам с курьером. Он скоро будет у вас.

– А вы установили, кто ими расплачивался?

– Тут, вообще-то говоря, у нас несколько серий, но некоторые имена мы вам сообщим.

– Великолепно. Я перезвоню вам после того, как принесут банкноты. Вы сказали, ваша фамилия Колдер?

– Да. – Колдер продиктовал ему номер своего телефона. – Жду вашего звонка.

Вэндем положил трубку на рычаг. Фальшивые английские фунты – все сходилось: может, эта находка станет настоящим сдвигом в деле. Фунты стерлингов уже не являлись законным платежным средством в Египте. Официально Египет являлся суверенным государством. Фунты стерлингов, однако, можно было обменивать на египетские деньги в обменном пункте Британского главного казначейства. А вообще, люди, которые вели бизнес с иностранцами, принимали английские фунты в качестве оплаты наличными.

Вэндем открыл дверь и крикнул через холл:

– Джейкс!

– Сэр?! – раздался ответный крик Джейкса.

– Принесите мне папку, где у нас дела о фальшивых деньгах!

– Слушаюсь, сэр!

Вэндем прошел в соседнюю комнату и сказал секретарю:

– Я жду пакет из казначейства. Принесите мне его, как только его доставят сюда.

– Есть, сэр!

Вэндем вернулся к себе в кабинет. Через минуту появился Джейкс с папкой в руках. Старший по званию в команде Вэндема, Джейкс был работящим, надежным, исполнительным молодым человеком. Он был еще выше ростом, чем Вэндем, худой и черноволосый, а лицо его выражало что-то вроде скорби. У них с Вэндемом сложились упрощенно-официальные отношения: Джейкс никогда не забывал козырять и говорить «сэр», в то же время они общались на работе, как равные, при этом Джейкс мастерски ругался. Он имел хорошие связи, и ему светила гораздо лучшая армейская карьера, чем Вэндему.

Майор включил настольную лампу и сказал:

– Ну-ка покажите мне образец фальшивых денег, которые печатают фрицы.

Джейкс полистал папку, вытащил из нее пачку глянцевых фотографий и разложил их на столе. Каждый снимок изображал банкноту с двух сторон, намного больше, чем в натуральную величину.

Джейкс рассортировал фотографии.

– Банкноты в один, десять и двадцать фунтов.

Черными стрелками на снимках были указаны приметы, по которым можно было распознать фальшивки. Снимки были сделаны с денег, которые изъяли у немецких агентов, арестованных в Англии.

– Надо же быть такими дураками, – воскликнул Джейкс, – чтобы снабжать своих агентов фальшивыми деньгами.

Не отрывая глаз от фотографий, Вэндем ответил:

– Шпионаж – дорогое удовольствие, а ведь большая часть таких денег просто тратится впустую. Зачем же им покупать английскую валюту в Швейцарии, когда они могут изготовить ее сами? Агенту же выдают фальшивые документы – ну и деньги тоже могут быть фальшивыми. Кроме того, попадая в обращение, они наносят хоть какой-то вред британской экономике. Способствуют инфляции – как деньги, выпускаемые правительством для покрытия долгов.

– Все равно, раз мы ловим их людей, пора бы уже и понять...

– Да, но когда мы их ловим, то стараемся, чтобы немцы об этом не узнали.

– Как бы там ни было, сэр, я думаю, наши агенты не пользуются фальшивыми рейхсмарками.

– Я бы не стал так ставить вопрос. К разведке у нас отношение гораздо серьезнее, чем у них. Хорошо, если бы такое же отношение было у нас к тактике танковых боев.

Раздался стук в дверь, и в кабинет вошел секретарь Вэндема, двадцатилетний капрал в очках.

– Пакет из казначейства, сэр.

– Отлично! – обрадовался Вэндем.

– Распишитесь в получении, сэр.

Вэндем расписался и вскрыл пакет. В нем было несколько сотен банкнот достоинством в сто фунтов.

– Вот это да! – ахнул Джейкс.

– Они говорили мне, что обнаружили целую кучу, – сказал Вэндем. – Принесите лупу, капрал.

– Слушаюсь, сэр.

Вэндем положил банкноту из пакета рядом с фотографией и сразу, без увеличительного стекла, обнаружил место подделки.

– Взгляните, Джейкс.

Джейкс убедился, что фальшивки совпадают со снимком.

– Все точно, сэр, – подтвердил он.

– Деньги изготовлены в Германии, – произнес Вэндем. – Вот теперь мы взяли след.

Подполковник Реджи Богг знал, что майор Вэндем был парень не промах, с эдакой хитрецой, которая присуща представителям рабочего класса, но ровней себе его не считал. В тот вечер Богг играл на бильярде в спортклубе Гезира с бригадиром Поуви, начальником военной разведки. Бригадир был неглупым человеком и недолюбливал Богга, но Богг был уверен, что может им манипулировать.

Они сыграли по шиллингу за очко, и бригадиру выпало начинать.

Во время игры Богг сказал:

– Надеюсь, вы не против разговоров о работе, сэр.

– Вовсе нет, – ответил бригадир.

– Я к тому, что за весь день у меня не бывает возможности выбраться со своего рабочего места.

– О чем это вы? – Бригадир водил кусочком мела по острию кия.

Богг выбил красный шар и сделал «подставку» для розового.

– Я могу сказать с большой степенью уверенности, что в Каире сейчас работает довольно серьезный агент.

Он произвел удар по розовому шару и промахнулся.

Бригадир наклонился для удара.

– Что дальше?

Богг посмотрел на его широкую спину. Нужна была определенная тонкость в изложении информации. Конечно, за четкость в работе вверенного ему подразделения отвечал начальник, потому что, как правило, успешная работа зависела от умелого руководства ею; тем не менее нужно было деликатно намекнуть на распределение лавров. Он начал так:

– Помните капрала, которого зарезали в Асьюте несколько недель назад?

– Смутно.

– У меня еще тогда появились подозрения, и с тех пор я держу это дело на контроле. На прошлой неделе во время уличной свалки у адъютанта генштаба украли портфель. Вроде бы ничего особенного, но когда сопоставляешь эти два случая...

Бригадир выбил белый шар.

– Черт! – расстроился он. – Ваш удар.

– Я поручил казначею отслеживать появление фальшивых английских банкнот. И неожиданно они ему попадаются! Мои ребята проверили их. Оказалось, что они изготовлены в Германии.

– А-а!

Богг выбил красный, голубой и еще один красный шар, но по розовому снова промахнулся.

– Похоже, я вас здорово обставил, – ухмыльнулся бригадир, глядя на бильярдный стол прищуренными глазами. – А можно найти хозяина этих денег?

– Такая возможность есть. Мы сейчас как раз над ней работаем.

– Передайте мне упор, пожалуйста.

– Вот, возьмите.

Бригадир положил упор на сукно стола и сделал «подставку».

Богг продолжал:

– Мы поручили казначею продолжать принимать фальшивки, чтобы выйти на след.

Это предложение исходило от Вэндема, но тогда Богг отверг его. Вэндем начал спорить, как обычно, – и Богг вынужден был поставить его на место. Никто не знал, конечно, чем история может закончиться, и, если все обернется неудачей, Богг мог бы сказать, что он советовался с начальством.

Бригадир выпрямился и на мгновение задумался.

– Все зависит от того, сколько фальшивых денег удалось обнаружить, так ведь?

– На сегодняшний день несколько сот фунтов.

– Это много.

– По-моему, не стоит больше принимать фальшивки, сэр.

– Вот так я вас! – Бригадир забил в лузу последний из красных шаров и начал вести игру по шарам других цветов.

Богг записал счет. Бригадир выигрывал, но Богг уже добился желаемого.

– Кто у вас занимается этим делом? – спросил бригадир.

– Ну, в основном я занимаюсь этим сам.

– Это ясно, а кто из ваших помощников задействован?

– Вообще-то Вэндем.

– А-а, Вэндем. Неплохой парень.

Боггу не понравился такой поворот в разговоре. Бригадир, похоже, не понимал, что значит идти на поводу у таких ребят, как Вэндем, – дай им палец, они всю руку откусят. И в армии такие, как Вэндем, продвигаются по служебной лестнице. Только в кошмарном сне Богг мог представить себя выполняющим приказы сына почтальона, говорящего с дорсетским акцентом.

– К сожалению, Вэндем немного мягок с туземцами, – заметил он, – но я согласен, что он довольно настырный в работе парень.

– Да. – Бригадир выбивал шары один за другим. – Он посещал ту же школу, что и я. На двадцать лет позже, разумеется.

Богг улыбнулся.

– Он ведь учился на стипендию, не так ли, сэр?

– Так же, как и я.

Он забил в лузу черный шар.

– Похоже, вы выиграли, сэр, – сказал Богг.

* * *

Менеджер клуба «Ча-ча» заявил, что больше половины его клиентов оплачивают свои счета в английской валюте и он, конечно, не помнит, кто платил какими банкнотами, а если бы даже помнил, то не мог бы назвать имена, за исключением нескольких постоянных посетителей.

Главный кассир отеля «Шепард» сказал примерно то же самое.

Похожий ответ был получен от двух водителей такси, от хозяина солдатского бара и управляющей публичным домом мадам Фахми.

Вэндем ожидал, что и следующий человек в его списке, владелец магазина, некий Микис Аристопулос, скажет ему нечто подобное.

Аристопулос давно занимался обменом английской валюты, среди которой преобладали фальшивые банкноты, и Вэндем думал, что его магазин – солидное предприятие. Оказалось, что это не так. У Аристопулоса была небольшая бакалейная лавка. Внутри пахло специями и кофе, а на полках было мало товаров. Сам Аристопулос был низкорослым греком лет двадцати пяти, с ослепительной белозубой улыбкой. Поверх хлопчатобумажных штанов и белой рубахи на нем был надет полосатый фартук.

– Доброе утро, сэр, – приветствовал он Вэндема. – Чем могу служить?

– Что-то товаров у вас маловато, – заметил Вэндем.

Аристопулос улыбнулся.

– Если вам нужно что-нибудь особенное, я могу поискать в подсобке. Вы в первый раз у нас, сэр?

Стало быть, система была такая: деликатесы для постоянных клиентов припрятывались в подсобке. Это означало, что своих клиентов он знает хорошо. Кроме того, партия валюты, которую он обменял, возможно, представляла собой крупный заказ, который он не мог не помнить.

Вэндем объявил:

– Я здесь не в качестве покупателя. Два дня назад вы принесли в Британское казначейство сто сорок семь английских фунтов и обменяли их на египетскую валюту.

Аристопулос встревоженно насупился.

– Да...

– Сто двадцать семь из них оказались фальшивыми.

Аристопулос улыбнулся и развел руками.

– Мне жаль казначея. Но я беру деньги у англичан и отдаю их англичанам. При чем тут я?

– Вас можно упрятать за решетку за распространение фальшивых купюр.

Улыбка сбежала с лица Аристопулоса.

– Не надо, прошу вас. Это несправедливо. Я же не знал.

– Все эти деньги принес вам один и тот же человек?

– Я не знаю...

– Соображайте! – резко сказал Вэндем. – Кто заплатил вам сразу сто двадцать семь фунтов?

– Сейчас, сейчас... Вспомнил! – Лицо Аристопулоса приняло вдруг обиженное выражение. – Очень уважаемый посетитель. Он заплатил сто двадцать шесть фунтов и десять шиллингов.

– Его имя? – Вэндем затаил дыхание.

– Мистер Вольф.

– Так.

– Это неожиданность для меня. Мистер Вольф много лет является моим клиентом, и никогда никаких проблем с оплатой, никогда.

– Послушайте, – сказал Вэндем. – Вы доставили заказ по назначению?

– Нет.

– Черт возьми!

– Мы предложили обеспечить доставку, но в этот раз мистер Вольф...

– Вы обычно доставляли заказы ему домой?

– Да, но в этот раз...

– Адрес!

– Сейчас, сейчас. Вилла «Оливье», Гарден-Сити.

В отчаянии Вэндем грохнул кулаком по прилавку. Аристопулос испуганно глядел на него.

– Вы давно уже туда не доставляли заказы?

– С тех пор, как мистер Вольф вернулся. Сэр, я очень переживаю, что эти дрянные деньги прошли через мои честные руки. Может быть, что-нибудь можно сделать?..

– Может быть, – задумчиво ответил Вэндем.

– Выпейте со мной кофе.

Вэндем кивнул. Аристопулос провел его в заднюю комнату. Внутри полки ломились от бутылок и консервов, в основном заграничного производства. Вэндем заметил банки с русской икрой, американской ветчиной и английским джемом. Аристопулос налил густой, крепкий кофе в крошечные чашечки. Он уже опять улыбался.

– Друзья всегда могут уладить между собой маленькие неприятности, – суетился Аристопулос.

Они выпили кофе. Аристопулос сказал:

– В знак моего к вам расположения хочу предложить вам что-нибудь из моих запасов. У меня есть французское вино...

– Нет, нет.

– У меня есть запас виски. Во всем Каире может кончиться виски, но не у меня.

– Я не пользуюсь таким способом улаживания неприятностей! – отрезал Вэндем.

– А-а. – Аристопулос подумал, что Вэндем вымогает взятку.

– Мне нужен этот Вольф, – продолжал Вэндем. – И должен узнать, где он сейчас живет. Вы сказали, что он постоянный клиент? Что он у вас покупает?

– Много шампанского. Также икру. Много кофе. Заграничную выпивку. Маринованные орехи, чесночную колбасу, абрикосы...

– Так, так.

Вэндем жадно впитывал эту новую информацию. Что это за шпион такой, который тратит свой денежный запас на покупку заморских деликатесов? Ответ: несерьезный. Но Вольф – это серьезно. Опять почерк, стиль жизни.

– Интересно, как скоро он опять обратится к вам? – проговорил Вэндем.

– Как только у него закончится шампанское.

– Хорошо. Когда он появится, я должен буду узнать, где он живет.

– Но, сэр, а если он опять откажется от доставки на дом?

– Об этом я как раз и хочу сказать. Я пришлю сюда моего помощника.

Аристопулосу эта идея не понравилась.

– Я готов помочь вам, сэр, но у меня здесь частный бизнес...

– Выбирайте, – ответил Вэндем. – Или соглашаетесь мне помогать, или отправляетесь за решетку.

– Но ведь если у меня в магазине будет торчать британский офицер...

– Это будет не британский офицер. «Уж офицер-то отпугнет Вольфа», – подумал Вэндем. – У меня, кажется, есть идеальный человек для этой цели!

В тот же вечер Вэндем отправился на квартиру к Элин, неся в руках огромный букет цветов и чувствуя себя при этом по-дурацки.

Ее квартира находилась в изящном старом доме неподалеку от площади Оперного театра. Привратник-нубиец направил Вэндема на третий этаж. Вэндем поднялся по изогнутой мраморной лестнице в центре здания и постучал в дверь с номером 3"А".

Она не ждала его, и Вэндему вдруг пришло в голову, что в ее квартире может оказаться мужчина.

Он нетерпеливо стоял в ожидании, пока Элин откроет, думая, какой она выглядит у себя дома. Вэндем в первый раз пришел к ней. Может быть, она ушла? Наверняка ей есть чем занять вечер...

Дверь открылась.

На ней было желтое хлопчатобумажное платье с пышной юбкой, простое и сильно просвечивающее. Желтый цвет удачно гармонировал с ее светло-коричневым загаром. Элин не узнала его сначала, а затем озорно улыбнулась в своей обычной манере.

– Привет, – сказала она.

– Добрый вечер.

Девушка шагнула вперед и чмокнула его в щеку.

– Входи.

Вэндем вошел внутрь, и она закрыла дверь.

– Я не ожидал поцелуев, – проворчал он.

– Это элемент церемонии. Дай-ка я освобожу тебя от твоего маскарада.

Он отдал ей цветы, чувствуя, что она его дразнит.

– Проходи, а я пока поставлю цветы.

Вэндем прошел в гостиную и огляделся. Убранство комнаты свидетельствовало о чувственности хозяйки. Обои были розовые с золотом, а меблировка состояла из глубоких мягких кресел и столика из светлого дуба. Комната была угловая, с окнами на две стороны, и сейчас, когда еще светило вечернее солнце, она была залита ровным золотистым светом. Пол устилал коричневый палас из натурального меха, похожего на медвежий. Вэндем наклонился и потрогал его – действительно натуральный. Перед ним вдруг возникло как наяву видение: обнаженная Элин лежит на полу и извивается всем телом. Он заморгал и отвел глаза. На кресле рядом с ним лежала книга, которую она, по всей видимости, читала, когда он постучал. Он взял книгу и сел в кресло, еще хранящее тепло ее тела. Книга называлась «Стамбульский экспресс». Шпионские страсти, понятно. На стене напротив висела картина, в довольно странной манере изображавшая бал: дамы в роскошных вечерних туалетах, а все мужчины были нарисованы обнаженными. Вэндем прошел через всю комнату и сел на кушетку под картиной, чтобы не смотреть на нее. Она его смущала.

Элин вошла в гостиную, неся в руках вазу с цветами, и их запах сразу наполнил комнату.

– Хочешь что-нибудь выпить?

– Ты умеешь делать коктейль с мартини?

– Умею. Кури, если хочешь.

– Спасибо.

«Она умеет быть гостеприимной, – подумал Вэндем. – Наверное, жизнь, которую она вела, научила ее быть такой».

Он достал из кармана сигареты.

– Я боялся, что тебя нет дома.

– Сегодня я как раз дома.

В голосе ее прозвучала странная нота, и Вэндем не мог понять, что за этим стояло. Элин трясла в руке шейкер для коктейлей. Он собирался провести эту встречу с ней в деловой манере, но было уже ясно, что ничего из этого не получится, потому что она была здесь главной. Вэндем почувствовал себя тайным любовником.

– Тебе нравится такое чтиво? – Он показал на книгу.

– Последнее время я читаю детективы.

– Почему?

– Чтобы понять поведение шпиона.

– Я никогда бы не подумал, что ты... – Он увидел, что Элин улыбается, и понял, что она опять дразнит его. – Никогда не знаешь, когда ты говоришь серьезно.

– Очень редко.

Она вручила ему бокал, села на дальний конец кушетки и посмотрела на него поверх своего бокала.

– За шпионаж.

Он отпил свой мартини. Прекрасный коктейль. И она прекрасна. Лучи заходящего солнца золотили ее кожу. И от этого ее руки и ноги казались особенно гладкими и нежными. Он подумал, что в постели Элин, наверное, такая же, как в обычном общении – спокойная, насмешливая и готовая к игре. Черт бы ее побрал совсем. Это из-за нее он в прошлый раз ударился в один из своих редких загулов, который закончился посещением борделя.

– О чем ты думаешь? – спросила Элин.

– О шпионаже.

Она рассмеялась: по-видимому, знала, что он врет.

– Любишь ты это дело! – сказала она.

Вэндем подумал: «Как это у нее получается? Вечно она сбивает его с толку дразнящей улыбкой, своими догадками, невинным лицом, загорелыми ногами, наконец».

– Ловить шпионов – очень благородная работа, но я ее не люблю.

– А что с ними делают после того, как ты их поймаешь?

– Обычно вешают.

– Тьфу.

Ну наконец и ему удалось вывести ее из равновесия. Элин содрогнулась. Он проговорил:

– В военное время те, кто проигрывают, обычно проигрывают жизнь.

– Ты потому и не любишь свою работу, что их вешают?

– Нет. Я не люблю ее потому, что не всегда могу их поймать.

– И ты гордишься тем, что ты такой безжалостный?

– Я не безжалостный. Мы вынуждены убивать больше их, чтобы они не могли убивать нас.

Про себя же подумал: «Вот еще и оправдываться приходится».

Элин встала, чтобы наполнить его бокал, и Вэндем наблюдал, как она идет через комнату. «Двигается грациозно, как кошка, – отметил он, – нет, как котенок». Он наблюдал, как она нагнулась, чтобы взять шейкер, и ему стало вдруг интересно, что у нее там надето, под желтым платьем. Он смотрел на ее руки, пока Элин наливала коктейль: они были красивые и сильные. Себе она бокал не наполнила.

«Интересно, откуда она родом?» – подумал майор.

– Твои родители живы?

– Нет, – отрезала Элин.

– Извини, – Вэндем почувствовал, что она говорит неправду.

– Зачем ты спрашиваешь?

– Глупое любопытство. Прости, пожалуйста.

Она наклонилась и слегка дотронулась до его руки, легонько коснувшись его кожи своими пальцами, – ласка, мимолетная, как ветерок.

– Ты слишком часто извиняешься.

Элин отвернулась, как бы колеблясь, а затем, поддавшись какому-то импульсу, начала рассказывать ему о своем прошлом.

Она родилась в очень бедной семье и была старшей из пятерых детей. Ее родители были образованными и любящими. Отец обучал ее английскому, а мама приучила к аккуратности в одежде; отец Элин, по профессии портной, был ультраортодоксом и жил обособленно от еврейской общины в Александрии из-за богословских разногласий по поводу ритуальных жертвоприношений. Когда дочери исполнилось пятнадцать, он начал слепнуть и не мог больше работать портным, но не просил и не принимал помощи от «вероотступников» из александрийской еврейской общины. Элин поступила на работу служанкой «с проживанием» в английскую семью и посылала заработанные деньги родителям. С этого момента ее история совпадала с тем, что, как знал Вэндем, почти неизбежно случалось на протяжении последних ста лет со служанками в семьях британского правящего класса: девушка влюбилась в сына хозяина дома и он ее соблазнил. Элин, однако, повезло: их связь была раскрыта прежде, чем она успела забеременеть. Ее возлюбленного отправили учиться в университет, а Элин рассчитали. В ужасе она думала о том, что ей придется вернуться домой и сказать отцу, что ее выгнали за любовную связь, да еще с иноверцем. Девушка жила на сбережения, продолжая посылать домой неизменную сумму денег, пока они не кончились. Затем один распутный предприниматель, с которым она познакомилась, еще будучи служанкой, снял ей квартиру, и таким образом она вступила на путь продажной женщины. Вскоре отцу рассказали, какой образ жизни она ведет, и он заставил семью справить по ней «шибу».

– Что такое «шиба»? – спросил Вэндем.

– Траур.

С той поры она не получала от них никаких известий, если не считать письма от подруги, в котором та сообщала о смерти ее матери.

– Ты ненавидишь своего отца? – спросил Вэндем.

Элин пожала плечами.

– Я думаю, что все неплохо устроилось.

Жестом она показала на свои апартаменты.

– И ты счастлива?

Элин взглянула на него, но, так ничего и не сказав, отвернулась. У Вэндема было чувство, что Элин сожалеет о том, что разоткровенничалась с ним. Потом она перевела разговор на другую тему.

– Что, собственно, привело тебя сюда, майор?

Вэндем собрался с мыслями. Он с таким интересом наблюдал за ней – ее руками и выражением глаз, пока она рассказывала ему о своем прошлом, что на какое-то время забыл о цели своего прихода.

– Я все еще разыскиваю Алекса Вольфа, – начал он. – Я не нашел его самого, но нашел магазин, где он покупает продукты.

– Как это тебе удалось?

Вэндем решил не рассказывать ей об этом. Будет лучше, если никто, кроме сотрудников британской разведки, не будет знать, что немецкие агенты проваливаются из-за фальшивых денег.

– Это длинная история, – сказал он. – Главное, чтобы в магазине дежурил мой человек на случай, если Вольф вернется.

– То есть я?

– Тебя я и имел в виду.

– Значит, когда он войдет, я ударю его по башке мешком с сахаром и буду охранять его бездыханное тело в ожидании твоего прихода.

– С тебя станется, – рассмеялся Вэндем. – Могу представить, как ты прыгаешь на него через прилавок.

Он понял, что слишком расслабился, и решил собраться, чтобы не свалять дурака.

– А если серьезно, что я должна сделать? – спросила Элин.

– Если серьезно, ты должна узнать, где Вольф живет.

– Каким образом?

– Я еще сам не знаю, – пожал плечами Вэндем. – Я подумал, что, может быть, ты познакомишься с ним. Ты очень привлекательная женщина – я думаю, тебе это будет несложно.

– Что значит «познакомишься»?

– Это уже твое дело. Главное – заполучить его адрес.

– Понятно.

Как-то вдруг у нее поменялось настроение и в голосе появилась горечь. Эта перемена удивила Вэндема: он не успевал реагировать на нюансы ее поведения. Неужели такую женщину, как эта, могло обидеть подобное предложение?

– Почему ты просто не прикажешь одному из своих подчиненных выследить его? – поинтересовалась Элин.

– Возможно, мне и придется это сделать, если тебе не удастся завоевать его доверие. Загвоздка в том, что Вольф может почувствовать слежку и улизнуть – тогда он наверняка больше не появится в магазине, а мы потеряем тактическое преимущество. Но если, скажем, тебе удастся напроситься к нему домой на ужин, тогда мы получим необходимую информацию и при этом не засветимся сами. Конечно, этот вариант может не сработать, оба способа сопряжены с риском. Но я предпочитаю более тонкий подход.

– Это мне понятно.

«Конечно, понятно, – подумал Вэндем. – Чего же тут не понять? Какого дьявола она кочевряжится? Странная женщина: то очаровывает, то раздражает до крайности». Впервые за весь разговор ему пришло в голову, что Элин может отказаться выполнить его просьбу.

Майор нервно спросил:

– Ну как, ты будешь помогать мне?

Элин встала и снова наполнила его бокал; в этот раз она налила и себе тоже. Она была очень напряжена, но Вэндем понимал, что она не станет объяснять ему причины своего напряжения. Он всегда очень раздражался, когда видел женщин в таком состоянии. Вот будет морока, если она ответит ему отказом.

Помолчав, Элин сказала:

– Я думаю, что это ничуть не хуже того, чем я занималась всю свою жизнь.

– Ну слава богу, – облегченно вздохнул Вэндем.

Женщина мрачно взглянула на него.

– Ты начнешь действовать завтра. – Он вручил ей листок с адресом магазина. Элин взяла его, не глядя. – Владельца магазина зовут Микис Аристопулос, – добавил майор.

– Сколько времени все это займет, как ты думаешь? – спросила она.

– Не знаю. – Он встал. – Я буду связываться с тобой раз в несколько дней, чтобы убедиться, что ты в порядке, а ты сразу свяжешься со мной, как только Вольф там появится, договорились?

– Ладно.

Вэндем вспомнил еще об одном.

– Между прочим, хозяин магазина думает, что мы ищем Вольфа как фальшивомонетчика. Не надо разговаривать с ним на темы шпионажа.

– Хорошо, не буду.

Похоже, настроение у нее испортилось надолго. Они уже не испытывали удовольствия от общения друг с другом.

Вэндем повернулся к выходу.

– Ну ладно, читай свой детектив.

Элин встала.

– Я провожу тебя.

Они подошли к двери. Когда Вэндем шагнул в коридор, он увидел идущего по направлению к ним жильца из соседней квартиры Подсознательно Вэндем ждал этого момента весь вечер, и теперь он сделал то, что перед этим запретил себе делать. Он взял Элин за руку, наклонился и поцеловал ее в губы.

Она сразу же ответила на его поцелуй. Он отпрянул. Сосед проследовал мимо них. Вэндем взглянул на Элин. Сосед повернул ключ в замке, вошел в свою квартиру и закрыл за собой дверь. Вэндем разжал пальцы, сжимавшие руку Элин.

– А ты хороший актер, – сказала она.

– Да, – ответил Вэндем. – Пока.

Он повернулся и быстро зашагал по коридору, услышав, как за его спиной захлопнулась дверь. Он должен бы быть доволен проведенной работой, но вместо этого он испытывал легкий стыд.

Прислонившись спиной к закрытой двери, Элин проклинала Вэндема.

Майор вошел в ее жизнь, покорив своей английской вежливостью, и предложил новую работу – помочь победе в войне, а теперь вот поручает такое, что ей опять придется заниматься ее старым ремеслом.

Тогда она поверила, что Вэндем способен изменить ее жизнь. Не будет ни богатых бизнесменов, ни темных делишек, никаких танцев и обслуживания столиков в ресторанах. У нее будет стоящая работа – работа, в которую она верит. И вот теперь, оказывается, это все та же старая песня.

Семь лет она жила тем, что продавала свое тело, и вот наступал момент, когда можно было покончить с этим.

Элин прошла в гостиную, чтобы чего-нибудь выпить. Ее бокал стоял на столике, отпитый наполовину. Она пригубила его. Напиток был теплый и горький.

Поначалу Вэндем ей не понравился: майор показался ей манерным и скучным. Потом Элин изменила свое мнение о нем, почувствовав, что под его невыразительной наружностью скрывается другой человек. Она вспомнила: когда Вэндем первый раз засмеялся, этот смех заинтриговал ее. Вот и сегодня, когда она сказала, что огреет Вольфа мешком с сахаром, Вэндем засмеялся точно так же. В нем таились прямо-таки настоящие залежи юмора, который, прорываясь наружу, целиком завладевал этим человеком. Элин подозревала, что майор страстно любил жизнь и в то же время жестко – даже, пожалуй, слишком жестко – подавлял в себе это чувство. У нее возникло желание «влезть в его шкуру», поставить себя на его место. Поэтому-то Элин и дразнила его, вынуждая засмеяться снова.

И поэтому она его поцеловала.

Со смешанным чувством любопытства и радости Элин хотела видеть его у себя дома, хотела, чтобы Уильям сидел у нее на диване, курил и разговаривал. Даже подумывала о том, чтобы затащить этого сильного и неискушенного мужчину к себе в постель и приобщить его к таким штучкам, которых он и не видывал. Почему майор ей нравился? Потому, наверное, что относился к ней как к личности, а не как к «телке». Элин знала, что Вэндем никогда не похлопает ее по заду, приговаривая: «Ни о чем не беспокойся, малышка...»

И вот он все испортил. Дался ему этот Вольф. Соблазнить еще одного мужчину – от нее не убудет. Вэндем примерно так ей и сказал. И тем самым дал понять, что считает ее потаскухой. Это и взбесило ее. Элин хотела уважения, но когда он предложил ей «познакомиться» с Вольфом, поняла, что ничего похожего на уважение не будет. И вообще все выглядело самым дурацким образом: связь между ней и английским офицером была обречена закончиться так, как заканчивались все связи Элин: ее использование в определенных целях, с одной стороны, зависимость – с другой, и никакого уважения. Вэндем всегда будет считать ее шлюхой. Она было решила, что он не такой, как другие, но ошиблась.

Вдруг она подумала: «А почему это все, собственно, меня так волнует?»

* * *

Среди ночи Вэндем сидел в темноте у окна своей спальни, курил одну сигарету за другой и смотрел на залитую лунным светом поверхность Нила, как вдруг в его голове словно наяву возникло одно воспоминание из далекого детства.

...Ему одиннадцать лет, он невинен, как все дети. Он стоит на террасе дома из серого камня, где прожил всю свою жизнь. В доме есть ванная комната; воду для нее нагревают с помощью угольного бойлера, установленного в кухне. От родителей мальчик знает, что им повезло, что у них есть такие удобства и что не следует хвастаться этим. Приходя в новую школу – красивое здание в Баурнемауте, он делает вид, что считает вполне естественным, когда в доме есть ванная, где из крана течет горячая вода. В ванной комнате есть еще и унитаз. Он как раз зашел туда «по-маленькому». В ванне мать купает его семилетнюю сестру; они не возражают против того, что он воспользуется унитазом в их присутствии: чтобы попасть в туалет в саду, нужно долго идти по холоду. На этот раз он забыл, что там купается еще и его кузина. Ей восемь лет. Вот он входит. Его сестра сидит в ванне, а кузина уже встала, чтобы выйти из нее. Мать держит наготове полотенце. Он зачарованно смотрит на свою кузину.

На ней, разумеется, нет никакой одежды. В первый раз он видит голую девочку, если не считать его сестры. Кузина такая пухленькая, и кожа у нее слегка порозовела от горячей воды. Кажется, что это самое прекрасное зрелище, которое он когда-либо видел. Мальчик застыл в дверях ванной и смотрит на кузину, с нескрываемым интересом и восхищением.

Пощечина обрушивается на него неожиданно. Большая материнская ладонь вдруг громко хлопает его по щеке. Рука у нее вообще тяжелая, а в этот раз она не поскупилась. Щека здорово болит, но шок, который он испытал, хуже всякой боли. Хуже всего, что теплое чувство, которое вдруг охватило его, разбито вдребезги, как оконное стекло.

– Убирайся! – кричит мать, и он выскакивает из ванной, побитый и униженный...

Вэндем вспомнил эту сцену, пока сидел в одиночестве, глядя в египетскую ночь, и задал себе тот же вопрос, что и тогда, давно: «Почему она это сделала?»

Ранним утром Алекс Вольф стоял босиком на холодном, выложенном плиткой полу мечети. Горстка поклонников утренней зари терялась среди огромного колонного зала. Было тихо, мирно, падал бледный серый свет. Через одну из узких прорезей в стене проник луч солнца, и в этот момент муэдзин закричал:

– Allahu akbar! Allahu akbar! Allahu akbar! Allahu akbar![9]

Вольф повернулся лицом к Мекке.

На нем был длинный халат и чалма, в руках – простые арабские сандалии. Он никогда не мог понять, зачем это делает. Он был правоверным только теоретически. В детстве он подвергся обряду обрезания, как того требовал ислам, и юношей совершил паломничество в Мекку; несмотря на это, однако, он употреблял алкоголь и ел свинину, никогда не платил мусульманского налога «закят», не соблюдал пост Рамадан и не совершал ни одной молитвы за день, не говоря уже о пяти молитвах, обязательных для каждого мусульманина. Тем не менее довольно часто он чувствовал потребность погрузиться, хотя бы на несколько минут, в знакомый механический ритуал религии своего отчима. В такие дни, как сегодняшний, он вставал еще затемно, надевал мусульманское одеяние и брел по холодным, безлюдным улицам в сторону мечети, в которую когда-то ходил его отец, совершал омовение во внутреннем дворе и входил внутрь храма как раз к началу утренней молитвы.

Вольф дотронулся обеими руками до ушей, сложил ладони перед собой – левую внутри правой. Затем поклонился и встал на колени. В нужные моменты касаясь лбом пола, он стал читать нараспев:

– Именем Создателя нашего, всеправедного и сострадающего. Да вознесется молитва наша к Господу, вседержителю небесному и земному, преблагому и сострадающему, царствующему в день Страшного суда; Тебе мы служим и Тебе возносим молитву о помощи; к благому деянию наставь нас, удостоенных благоволения Твоего, нас, избежавших гнева Твоего, нас, с пути спасения не свернувших.

Он оглянулся через правое, а затем через левое плечо, чтобы приветствовать двух ангелов, записывающих его добрые и недостойные деяния.

Когда он оглянулся через левое плечо, то увидел Абдуллу.

Не прерывая молитвы, вор одарил его своей широкой улыбкой, блеснув стальной коронкой.

Вольф встал с колен и вышел из храма. Снаружи он остановился, чтобы надеть сандалии. Абдулла догнал его. Последовало рукопожатие.

– Ты благочестивый мусульманин, так же как и я, – сказал Абдулла. – Я знал, что рано или поздно ты придешь молиться туда, где молился твой отец.

– Ты что, искал меня?

– Не один я тебя ищу.

Вместе они удалялись от мечети. Абдулла сказал:

– Зная, что ты настоящий правоверный, я не смог выдать тебя британцам даже за большие деньги; а майору Вэндему я сказал, что не знаю человека по имени Алекс Вольф или Ахмед Рахма.

Вольф резко остановился. Значит, они все еще ищут его. А он было уже успокоился – слишком рано. Он подхватил Абдуллу под локоть и повел его в расположенную неподалеку арабскую харчевню. Они сели за столик.

– Он знает мое арабское имя? – спросил Вольф.

– Он знает о тебе все, кроме того, как тебя найти.

Вольфа охватило одновременно и сильнейшее беспокойство, и любопытство.

– Что из себя представляет этот майор? – спросил он.

Абдулла пожал плечами.

– Англичанин. Умом не отличается. Манерами тоже. Защитного цвета шорты и морда красная, как помидор.

– А точнее?

Абдулла понимающе кивнул.

– Он спокоен и решителен. На твоем месте я бы его остерегался.

Вольфу вдруг стало страшно.

– А что он уже предпринял? – спросил он.

– Он выяснил все о твоей семье, поговорил со всеми твоими братьями. Они сказали ему, что ничего о тебе не знают.

Хозяин харчевни принес им по миске бобового пюре и плоскому, как блин, лавашу. Вольф отломил кусок лаваша и обмакнул его в пюре. На еду стали садиться мухи. Собеседники не обращали на них внимания.

Абдулла заговорил с набитым ртом:

– Вэндем предлагает награду в 100 фунтов тому, кто сообщит ему твой адрес. Ха! Как будто мы способны продать соплеменника!

– Но ведь моего адреса вы не знаете, – во рту у Вольфа пересохло.

– Узнать, где ты живешь, – сущий пустяк, – пожал плечами Абдулла.

– Я знаю, – согласился Вольф. – В знак нашей дружбы я скажу тебе. Я живу в отеле «Шепард».

Абдулла принял обиженный вид.

– Друг мой, я знаю, что это неправда. Первое место, куда англичане...

– Ты не понял, – улыбнулся Вольф. – Я живу там не в качестве постояльца. Я работаю на кухне, чищу кастрюльки, а в конце рабочего дня сплю на полу с дюжиной еще таких же, как я.

– Хитро придумано! – Абдулла ухмыльнулся: ему понравилась сама идея, и он был в восторге от обладания этой новой информацией. – Ты прячешься под самым их носом!

– Я уверен, что ты не проболтаешься, – сказал Вольф. – А в знак признательности за твою дружбу, я думаю, ты не откажешься принять от меня в подарок сто фунтов.

– Да что ты, не нужно...

– Я настаиваю.

Абдулла вздохнул и ответил с неохотой:

– Хорошо.

– Деньги принесут тебе домой.

Абдулла вытер свою опустевшую миску кусочком хлеба.

– Я должен идти, – проговорил он. – С твоего разрешения я заплачу за завтрак.

– Спасибо.

– Ой! Оказывается, я не при деньгах. Тысяча извинений.

– Пустяки, – заверил его Вольф. – Allahu akbar! На все воля Аллаха.

Абдулла ответил традиционным:

– Allah yisallimak – хранит тебя Бог, – и удалился. Вольф крикнул, чтобы ему принесли кофе, и стал думать об Абдулле. Этот уголовник, конечно, продаст его за сумму гораздо меньшую, чем сто фунтов. До сих пор он не сделал этого только потому, что не знал, где Вольф живет. И он активно пытался выяснить это – за этим и пришел в мечеть. Теперь он будет проверять, правда ли Вольф работает на кухне в «Шепарде». Это может оказаться для него нелегким делом: никто ведь не признается, что кто-то там ночует прямо на полу – Вольф и сам не был уверен, что это именно так, – но все равно Абдулла рано или поздно все выяснит! Вся эта выдумка, равно как и обещанная взятка, должна была оттянуть время. Когда же Абдулла обнаружит, что Вольф на самом-то деле живет у Сони в плавучем домике, он скорее всего пойдет не к Вэндему, а будет вымогать деньги у Вольфа.

На сегодняшний день ситуация была под контролем.

Вольф бросил несколько монет на стол и вышел на улицу.

Город пробуждался ото сна. Движение уже было интенсивным, тротуары наполнялись лоточниками и попрошайками, и в воздухе витали самые разнообразные запахи. Вольф направлялся к центральному почтамту, откуда можно было позвонить. Он набрал номер генштаба и попросил майора Смита.

– У нас их семнадцать, – сказал телефонист на коммутаторе. – Как зовут вашего?

– Сэнди.

– Значит, это майор Александр Смит. Его сейчас нет. Передать ему что-нибудь?

Вольф знал, что майору и не положено в столь ранний час находиться в генштабе.

– Передайте: сегодня в полдень в Замалеке. Подпись: С. Вы записали?

– Да, но хотелось бы узнать ваше полное...

Вольф повесил трубку. Он вышел из здания почтамта и зашагал в Замалек.

С того дня, когда Соня соблазнила Смита, майор прислал ей дюжину роз, коробку шоколадных конфет, любовное письмо и две записки с посыльным с просьбой о свидании. Вольф запретил ей отвечать ему. Смит был доведен до состояния, когда он почти потерял надежду увидеться с ней вновь. Вольф же был абсолютно уверен, что Соня – первая красивая женщина, с которой Смиту удалось переспать. Так что еще пара дней ожидания и майор согласится на что угодно, только бы увидеться с ней еще раз.

По дороге домой Вольф купил газету, но в ней ничего, кроме обычной чепухи, не сообщалось. Когда он пришел в плавучий домик. Соня еще спала. Он швырнул в нее свернутой в трубку газетой, пытаясь разбудить. Она что-то промычала и перевернулась на другой бок.

Вольф оставил ее в покое и прошел в гостиную. В дальнем конце, на носу судна, располагалась крошечная неотгороженная кухня. Там был большой шкаф с дверцами, где хранились всякие щетки, швабры и тому подобные вещи. Вольф открыл его. Пожалуй, он мог бы разместиться здесь, подогнув колени и наклонив голову. Защелку на дверцах можно открыть только снаружи. Он порылся в кухонных ящиках и нашел нож с гибким лезвием. Таким ножом, если просунуть его в щель между дверцами, можно запирать и отпирать защелку, находясь внутри. Он забрался в шкаф, закрыл дверцы и попробовал. Все получилось.

Щель, однако, оказалась такой узкой, что ему ничего не было видно.

Он нашел гвоздь и, постучав по нему утюгом, пробил отверстие в тонкой филенке на уровне глаз и расширил его с помощью вилки. Затем он забрался внутрь шкафа, закрыл дверцы и приложил глаз к отверстию.

Ему было видно, как отодвинулась штора и в гостиную вошла Соня. Она с большим удивлением обнаружила, что Вольфа там нет. Пожав плечами. Соня подняла ночную рубашку и почесала живот. Вольф чуть было не засмеялся. Соня прошла в кухню, взяла чайник и сунула его под кран.

Вольф просунул нож в щель и открыл защелку. Затем вылез из шкафа и сказал:

– Доброе утро.

Соня взвизгнула.

Вольф покатился со смеху.

Она запустила в него чайником. Он увернулся и сказал:

– Отличное местечко, что ты скажешь?

– Ты напугал меня, мерзавец! – воскликнула Соня.

Он подобрал чайник и протянул ей.

– Приготовь кофе.

Положив нож внутрь шкафа, Вольф закрыл дверцы и сел за стол.

– Зачем тебе понадобилось прятаться в шкаф? – спросила Соня.

– Чтобы понаблюдать за тобой и майором Смитом. Будет очень смешно – он выглядит, как влюбленная черепаха.

– Когда он придет?

– Сегодня в полдень.

– Нет, нет! Почему так рано?

– Послушай, если у него в портфеле есть что-нибудь стоящее, ему, конечно, не позволят таскать это целый день по городу. Стало быть, он должен отнести портфель к себе в контору и запереть его в сейфе. Мы не должны этого допустить – если он придет сюда без портфеля, вся затея не будет иметь никакого смысла. Нам нужно, чтобы он примчался сюда прямо из генштаба. На случай, если он опоздает и придет без портфеля, мы здесь запремся и притворимся, что тебя нет дома, тогда в следующий раз он поторопится.

– Вот как! Ты все продумал.

Вольф засмеялся.

– Давай готовься. Я хочу, чтобы ты выглядела сногсшибательно.

– Я всегда так выгляжу.

Соня вышла в спальню.

Вольф прокричал ей вслед:

– Вымой голову!

Ответа не последовало.

Он посмотрел на часы. Времени оставалось все меньше. Он стал ходить по домику, пряча следы собственного присутствия, убирая свои ботинки, бритву, зубную щетку и феску. Соня в халате вышла на палубу, чтобы просушить волосы. Вольф приготовил и отнес ей чашку кофе. Затем достал бутылку шампанского, сунул ее в ведро со льдом и поставил рядом с кроватью вместе с двумя фужерами. Он хотел было переменить простыни, но потом решил, что это нужно сделать не до, а после визита майора. Соня спустилась к нему с палубы. Она опрыскала духами грудь и внутренние стороны бедер. Вольф окинул комнату оценивающим взглядом. Все было готово. Он сел на диван у иллюминатора и стал смотреть на берег.

Было уже несколько минут первого, когда появился майор Смит. Он торопился, по всей видимости, боясь опоздать. На нем были форменная рубашка, шорты цвета хаки, носки и сандалии. Офицерская фуражка отсутствовала. Лицо его блестело от пота.

В руке Смит держал портфель.

Вольф довольно ухмыльнулся.

– Вон он идет. Ты готова?

– Нет.

Соня хотела пощекотать ему нервы. Конечно, она успеет. Вольф забрался в шкаф, закрыл дверцы и приник к отверстию.

Он слышал, как Смит протопал по мосткам, а затем по палубе.

– Алло! – позвал майор.

Соня молчала.

Через отверстие Вольфу было видно, как Смит сошел вниз по ступенькам и стал озираться.

– Есть кто-нибудь дома?

Смит уставился на штору, отделявшую спальню от гостиной. В голосе его угадывалось разочарование.

– Соня?!

Шторы раздвинулись. Держа края штор широко разведенными руками, перед ним предстала Соня. Она соорудила себе высокую, сложную прическу, которую обычно делала перед выступлением в ночном клубе. Одетая в прозрачные шаровары, выше пояса она была обнажена, если не считать «ошейника» из бижутерии. Соски своих полных загорелых грудей Соня намазала губной помадой.

«А она молодчина!» – подумал Вольф.

От такого великолепия майор Смит вытаращил глаза. Он смог только произнести:

– Вот это да! О господи. Вот это да!

Вольф в шкафу давился от смеха.

Смит выпустил из рук портфель и подбежал к Соне. Когда он обхватил ее руками, она шагнула назад и задвинула шторы.

Вольф выбрался из шкафа.

Портфель лежал на полу, рядом со шторой. Вольф встал на колени, подоткнув свою галабею, и перевернул портфель замками к себе. Они были заперты.

Вольф прошептал:

– Lieber Gott![10]

Он пошарил глазами. Нужна была булавка, скрепка, иголка или что-нибудь в этом роде, чтобы открыть замки. На цыпочках он прошел в кухню и осторожно вытащил ящик. Шампур – слишком толстый, иголка от проволочной щетки – слишком тонкая, нож для овощей – слишком широкий... На небольшом подносе около раковины он нашел одну из Сониных заколок для волос.

Вольф прокрался обратно к портфелю и всунул заколку в отверстие замка. Повертев ее, он встретил сопротивление и поднажал.

Заколка сломалась.

Вольф прошептал проклятие.

Он посмотрел на циферблат своих часов. В прошлый раз любовный натиск Смита продолжался около пяти минут. «Надо было сказать Соне, чтобы она его задержала подольше», – подумал Вольф.

Взяв нож с гибким лезвием, которым до этого открывал шкаф, он осторожно подсунул его под один из замков портфеля. Но стоило немного надавить, и нож начал гнуться.

Вольф, конечно, мог бы сломать замки всего за несколько секунд, но не хотел делать этого, поскольку тогда майору станет ясно, что портфель открывали. Он не испытывал страха перед Смитом, просто нельзя, чтобы майор понял настоящую причину его любовного приключения: если в портфеле находятся ценные документы, Вольф рассчитывал иметь к ним регулярный доступ.

Но если он не сможет открыть замки, тогда Смит вообще ему не нужен.

А что случится, если он сломает замки? Смит закончит свои дела с Соней, наденет штаны, возьмет портфель и увидит, что его кто-то открывал. Он обвинит в этом Соню. Чтобы явка на плавучем домике не провалилась, Вольфу придется его убить. Каковы будут последствия? Еще одно убийство британского офицера, на этот раз в Каире. Ну и охота же на него начнется! А будут ли они связывать убийство с Вольфом? Интересно, Смит кому-нибудь рассказывал о Соне? А может, кто-нибудь видел их вместе в клубе «Ча-ча»? Смогут ли британцы «вычислить» явку на плавучем домике?

Все это представлялось очень рискованным, но самое плохое было то, что Вольф может остаться без источника информации и ему придется все начинать с нуля.

Тем временем его соплеменники ведут кровопролитные сражения там, в пустыне, и им нужна информация.

Вольф молча стоял посередине гостиной и напряженно думал. У него вроде промелькнула в голове спасительная мысль, но тут же улетучилась. По другую сторону шторы что-то бормотал и стонал Смит. Интересно, он уже снял штаны или нет?

Штаны – вот о чем он подумал!

Ключи от портфеля могли быть в кармане этих штанов.

Вольф заглянул в спальню через щель между половинками шторы. Смит и Соня лежали на кровати. Она с закрытыми глазами – на спине. Он – рядом, подперев голову рукой и гладя ее тело. Время от времени она выгибалась дугой, имитируя наслаждение. Затем Смит наполовину взобрался на нее, приложив свое лицо к ее груди.

Но все еще не снял свои армейские шорты.

Вольф просунул голову в щель и стал делать знаки, стараясь привлечь внимание Сони. Мысленно он твердил:

«Посмотри же на меня, женщина!» Смит поочередно целовал ее груди. Соня открыла глаза и, глядя поверх блестящей от бриллиантина головы Смита, увидела отчаянные жесты Вольфа.

Беззвучно, одними губами, он прокричал:

– Сними с него штаны!

Она нахмурилась, силясь понять движения его губ. Вольф шагнул внутрь спальни и жестами изобразил процесс снимания штанов.

Соня поняла, и лицо ее прояснилось.

Вольф шагнул обратно за штору и стал смотреть в щелку.

Ему было видно, как Соня начала расстегивать пуговицы на шортах Смита. Смит замычал. Соня закатила глаза от отвращения. Вольф подумал: «Хватит ли у нее ума бросить штаны в мою сторону?»

Смиту, видимо, надоела эта возня, он сел на кровати и снял шорты сам. Сбросив их на пол, лег обратно.

Край кровати находился примерно в пяти футах от того места, где стоял Вольф.

Он лег на пол, раздвинул рукой половинки шторы и пополз, как индеец, продвигаясь дюйм за дюймом и слушая, как Смит шепчет:

– Боже, какая ты красивая!

Вольф был уже у цели. Одной рукой он начал ощупывать шорты в поисках кармана. Найдя его, сунул туда руку.

Карман был пуст.

Парочка на кровати зашевелилась. Смит что-то проворчал. Затем раздался голос Сони:

– Нет, нет, лежи спокойно.

«Молодец, девчонка!» – подумал Вольф.

Он перевернул шорты и нашел второй карман.

В нем тоже ничего не было.

«Должны быть еще карманы», – лихорадочно размышлял Вольф. Он уже отбросил предосторожности, ощупывая ткань в поисках твердого предмета. Безрезультатно. Поднял шорты...

Под ними, на полу, лежала связка ключей.

Вольф издал сдавленный вздох облегчения.

Ключи, должно быть, выпали из кармана, когда Смит бросил шорты на пол.

Вольф схватил ключи и шорты и начал отползать назад за штору.

В этот момент он услышал шаги на палубе.

Смит произнес пискляво:

– Черт побери, что это там?

– Тихо! – успокоила Соня. – Это всего-навсего почтальон. А вот так тебе нравится?

– О да!

Вольф наконец пробрался за штору и взглянул вверх. В это время почтальон как раз клал письмо на верхнюю ступеньку трапа около входного люка. К ужасу Вольфа, почтальон его заметил и крикнул:

– Sabah el-kheir – доброе утро!

Вольф приложил палец к губам, затем приставил ладонь к щеке, имитируя спящего, и показал пальцем в сторону спальни.

– Прошу прощения! – прошептал почтальон.

Вольф движением руки приказал ему уйти.

Из спальни не доносилось ни звука.

Интересно, встревожили ли Смита слова почтальона? Наверное, нет, решил Вольф: можно было допустить, что почтальон сказал «доброе утро» просто потому, что люк был открыт и он подумал, что кто-то есть дома.

Любовные утехи за шторой возобновились, и Вольф вздохнул свободнее.

Он перебрал ключи, выбрал самый маленький и попробовал открыть замки портфеля.

Ключ подошел.

Вольф открыл портфель. Внутри лежала твердая картонная папка с бумагами. Он взмолился: «Больше никаких меню, пожалуйста». Открыв папку, Вольф прочитал начало первого документа:

ОПЕРАЦИЯ АБЕРДИН

1. На рассвете 5 июня силы союзников начнут крупномасштабное контрнаступление.

2. Контрнаступление будет осуществляться по двум основным направлениям...

Вольф оторвал взгляд от текста.

– Мой бог, – прошептал он. – Вот оно!

Он прислушался. Возня в спальне усилилась. Было слышно, как скрипят пружины кровати, и ему даже почудилось, что все судно слегка раскачивается. Времени оставалось в обрез.

Документ оказался очень подробным. Вольф не знал точно, как работает вся цепочка британского командования, но полагал, что операции во всех деталях планируются генералом Ритчи в штабе, расположенном в пустыне, а затем направляются в генштаб в Каире для утверждения Аучинлеком. Планы наиболее ответственных сражений обсуждаются на утренних совещаниях в генштабе, которые Смит и посещает, правда, неизвестно, в каком качестве. Вольф опять спросил себя, что за контора находится в здании без вывески на Шари Сулейман-паша, куда Смит возвращается каждый день после двенадцати, но спохватился. Надо было еще кое-что переписать.

Он начал искать карандаш и бумагу, ругая себя за то, что не приготовил все заранее. Нашел блокнот и красный карандаш в одном из ящиков, сел рядом с портфелем и углубился в чтение.

Костяк союзных сил был блокирован в районе, который они называли «Каулдрон». Контрнаступление 5 июня имеет целью осуществить прорыв блокады. Операция начинается в 5.20 утра с артподготовки силами четырех артполков на направлении Асла Ридж, на восточном фланге армии Роммеля. Задача артиллерии состояла в том, чтобы смять ряды противника для последующего удара силами 10-й индийской бригады. После прорыва линии Асла Ридж итальянским корпусом танки 22-й бронетанковой бригады войдут в образовавшуюся брешь и возьмут Сиди Муфтах, в то время как 9-я индийская бригада пойдет следом и закрепит успех.

Одновременно танковая бригада 32-й армии при поддержке пехоты атакует северный фланг армии Роммеля на направлении Сидра Ридж.

Дочитав документ до конца, Вольф понял, что, пока он был погружен в чтение, майор Смит достиг вершины в своем любовном восхождении. Послышался скрип кровати и шлепанье босых ног.

Вольф напрягся.

– Налей шампанского, дорогой, – томным голосом попросила Соня.

– Подожди минутку.

– Я не хочу ждать.

– Я глупо себя чувствую без штанов.

«Ну вот, теперь ему понадобились штаны», – напрягся Вольф.

– Ты мне больше нравишься неодетый, – не унималась Соня. – Выпей со мной, а потом будешь одеваться.

– Слушаюсь и повинуюсь.

Вольф с облегчением вздохнул. Хоть она и кочевряжилась по поводу всей этой затеи, но делает все как надо!

Убедившись, что опасность миновала, он быстро просмотрел остальные бумаги: Смит просто находка, и было бы идиотизмом убить курицу, которая только что снесла золотое яйцо. Вольф отметил, что в наступлении будут задействованы четыреста танков – триста тридцать на восточном и только семьдесят на северном направлении; что генералам Мессерви и Бриггсу поручено создать объединенный штаб и что Аучинлек просит – в довольно брюзгливом тоне, как показалось Вольфу, – организовать тщательную разведку и тесное взаимодействие между пехотой и танками.

Пока Вольф строчил, за шторой с громким хлопком открыли шампанское. «Я бы тоже не отказался, – подумал он. – Интересно, как долго будет Смит пить свой фужер шампанского?»

Вольф решил не рисковать.

Он сложил бумаги обратно в папку и засунул ее в портфель. Затем закрыл ключом замки, положил связку ключей в карман шорт, встал и стал смотреть через щель в шторах.

Очень довольный собой, Смит сидел на кровати, одетый в армейское исподнее, с фужером в одной руке и сигаретой в другой. Сигареты он, должно быть, носил в кармане рубашки.

В данную минуту Вольф находился в поле зрения Смита. Подумав об этом, он отпрянул от щели и стал ждать, стоя за шторой. Вскоре послышался голос Сони:

– Налей мне еще, пожалуйста.

Вольф опять стал смотреть в щель. Смит взял у нее фужер и потянулся за бутылкой. Теперь он находился спиной к Вольфу. Тот просунул шорты через шторы и бросил их на пол. Соня увидела его, и брови ее поднялись, предупреждая об опасности. Вольф отдернул руку. Смит вручил Соне ее фужер.

Вольф прошел в кухню, забрался в шкаф и скрючился там на полу. Интересно, сколько ему тут придется сидеть в ожидании, когда уйдет Смит? Впрочем, все равно. Он праздновал победу: наконец найдена золотая жила!

Он просидел в шкафу около получаса, прежде чем Смит, уже одетый, появился в гостиной. К этому моменту у Вольфа затекло все тело. Соня вышла следом за Смитом, спрашивая:

– Ты уже уходишь?

– К сожалению, мне пора, – ответил он. – Вообще-то я на работе. – Он помолчал. – Честно говоря, мне не положено носить с собой этот портфель. Было чертовски трудно выбраться сюда в полдень. Видишь ли, из генштаба я должен идти прямо к себе в контору. Сегодня я нарушил правило – очень боялся не застать тебя дома. В конторе я сказал, что буду обедать в генштабе, а в генштабе сказал, что буду обедать в конторе. В следующий раз я сначала забегу к себе в контору, брошу портфель и примчусь к тебе сюда, если это тебя устраивает, куколка.

«Ну, Соня, скажи что-нибудь!» – мысленно заклинал Вольф.

Соня ответила:

– Но, Сэнди, каждый день после обеда сюда приходит служанка и делает уборку – мы не сможем побыть одни.

Смит нахмурился:

– Черт возьми, придется в таком случае встречаться по вечерам.

– Но по вечерам я работаю, а после представления должна оставаться в клубе и развлекать посетителей. Кроме того, я не могу подсаживаться к тебе за столик каждый вечер – пойдут сплетни.

В шкафу было очень жарко и душно. С Вольфа ручьями лился пот.

Смит сказал:

– А ты не можешь сказать служанке, чтобы она не приходила?

– Но, дорогой, я не могу сама делать уборку, я просто не умею.

Вольф увидел, как она улыбнулась, взяла руку Смита и приложила ее себе между ног.

– Ну, Сэнди, скажи, что ты будешь приходить к двенадцати.

Смит сдался.

– Конечно, буду, лапочка, – засюсюкал он. Они поцеловались, и Смит наконец ушел. Вольф подождал, пока стихнут его шаги на палубе и на трапе, и выбрался из своего убежища.

Соня злорадно смотрела, как он расправляет свои затекшие члены.

– Что, устал, бедняга? – спросила она с притворным сочувствием.

– Я не зря мучился, – сказал Вольф. – Ты была прекрасна.

– Ты получил, что хотел?

– Да, и даже больше, чем я думал.

Пока Соня принимала ванну, Вольф нарезал хлеб и колбасу к завтраку. После еды он достал английский роман, ключ к шифру и набросал донесение Роммелю. Соня уехала на бега с толпой своих египетских друзей: Вольф дал ей пятьдесят фунтов для игры на тотализаторе.

Вечером она отправилась в клуб «Ча-ча», а Вольф сидел дома, пил виски и читал арабских поэтов. Около полуночи он приготовил передатчик.

Ровно в 24.00 Вольф отстучал свой позывной – Сфинкс. Через несколько секунд рота радиопрослушивания «Хорх» – подразделение войск связи Роммеля – направила ответный сигнал. Вольф отстучал строку буквы "V", чтобы дать им возможность получше настроиться, и попросил их указать мощность передаваемого им сигнала. В середине фразы он допустил ошибку и пришлось отстучать строку буквы "Е" (начальную букву слова «error» – ошибка) и начать передачу сначала. Они сообщили ему о максимальной мощности сигнала и передали «GA», что означало «Go Ahead» – приступайте к передаче. Он отстучал «КА», чтобы отметить начало донесения, и затем шифром начал передавать: «Операция Абердин...»

В конце передачи он отбил «AR» – конец донесения и "К" – передача закончена. Они ответили строкой буквы "R", что означало: «Ваше донесение получено и понято».

Вольф спрятал передатчик, книгу и ключ к шифру и налил себе еще виски.

В целом он сработал превосходно!

Глава 9

Донесение, переданное агентом, было в числе двадцати или тридцати донесений, поданных на рабочий стол фон Меллентина, начальника разведотдела в штабе Роммеля, к семи утра 4 июня. Было несколько донесений от постов прослушивания: пехота переговаривалась с танкистами открытым текстом; полевой штаб выдал указания ненадежным шифром, который к утру был уже расшифрован; а кроме того, были перехвачены и другие радиопереговоры противника, которые, несмотря на то что расшифровать их не удалось, все же, благодаря своему местоположению и частотам, свидетельствовали об определенных намерениях противника. Помимо данных радиоразведки, в донесениях содержались также сведения, полученные в полевых условиях: информация о захваченном оружии, сведения об обмундировании убитых, отчеты о допросах пленных и просто данные обычного наблюдения за противником. Там были результаты воздушной разведки, отчет специалиста по боевым действиям об оперативной обстановке, а также оценка (такая же бесполезная, как и упомянутые отчеты) берлинским командованием намерений и сил союзников.

Как и все офицеры армейской разведки, фон Меллентин С презрением относился к шпионским донесениям. Основанные на дипломатических сплетнях, газетных репортажах и просто догадках, они в половине случаев оказывались неверными, что делало их в конечном итоге совершенно бесполезными.

Донесение, которое лежало перед ним, – и он должен был это признать – было неординарным.

Обычно секретные агенты сообщали что-нибудь вроде: «9-й индийской бригаде сообщено, что она будет участвовать в крупной операции в ближайшем будущем», или «союзники планируют осуществить прорыв из района Каулдрон в начале июня», или «ходят упорные слухи о том, что Аучинлек будет заменен на посту главнокомандующего». Донесение, которое он сейчас держал в руках, не содержало подобных неопределенностей.

Сообщение агента под кодовым именем Сфинкс начиналось словами: «Операция Абердин». Затем указывалась дата наступления, номера участвующих в нем бригад и их конкретные задачи, районы нанесения ударов, а также тактический замысел руководства операцией.

Фон Меллентин не был убежден, что все, о чем сообщалось в донесении, было правдой, однако отнесся к нему с интересом.

Столбик термометра в его палатке поднялся за стоградусную отметку[11] – наступило время для утренних совещаний. Он лично по телефону полевой связи и по радио связался с дивизионными командирами, с офицером «Люфтваффе», отвечающим за воздушную разведку, офицером связи роты «Хорх» и несколькими, по его мнению, лучшими командирами бригадных разведок. Он обратил внимание всех этих офицеров на 9-ю и 10-ю индийские бригады, 22-ю бронетанковую и 32-ю армейскую танковую бригады противника как на потенциальную тактическую опасность. Кроме того, поручил им вести наблюдение за боевыми приготовлениями противника в районах предполагаемого контрудара, указанных в донесении. Им также поручалось усилить наблюдение за разведывательной деятельностью противника: если сообщение агента верно, будет вестись интенсивная воздушная разведка предполагаемых районов прорыва, а именно районов Асла Ридж, Сидра Ридж и Сиди Муфтах. Возможно, по этим районам будут нанесены массированные бомбовые удары, хотя, конечно, командование противника вряд ли прибегнет к этой мере, чтобы не выдать своих замыслов. И наоборот, бомбардировки могут быть ослаблены – такую тактическую хитрость также надо иметь в виду.

Эти совещания позволили командирам разведподразделений внести уточнения в отчеты за последние сутки. Когда документы были готовы, фон Меллентин подготовил свой отчет Роммелю и отнес его на передвижной командный пункт. Там он обсудил все с начальником штаба, который затем представил его Роммелю.

Утреннее совещание было коротким, поскольку Роммель еще накануне вечером принял основные решения и отдал распоряжения на весь следующий день. Кроме того. Ром-мель не любил заниматься стратегией по утрам: его томила жажда деятельности. Он мотался по пустыне в расположения фронтовых частей на своей служебной машине или на личном самолете, отдавая приказы, шутя с солдатами и участвуя в стычках с противником. Несмотря на то что Ром-мель постоянно находился под огнем противника, он с 1914 года ни разу не был ранен. Сегодня фон Меллентин сопровождал его, пользуясь этой возможностью для того, чтобы составить свою собственную картину оперативной обстановки и побеседовать с командирами разведподразделений, от которых он получал сведения: некоторые из этих офицеров проявляли излишнюю осторожность, отметая все непроверенные данные, в то время как другие преувеличивали трудности с целью получения дополнительного снабжения и подкреплений для своих частей.

Ранним вечером, когда столбик термометра наконец медленно пополз вниз, шли еще совещания и поступали дополнительные донесения. Фон Меллентин просеивал массу сведений в поисках информации, связанной с предсказанным Сфинксом контрнаступлением.

Из итальянской дивизии «Арьете», которая занимала район Асла Ридж, поступали сообщения об усилившейся активности авиации противника. Фон Меллентин спросил, означает ли это бомбардировки или разведку, и ему ответили, что разведку: бомбардировки были, но уже прекратились.

Из разведотдела «Люфтваффе» сообщали о передвижении в нейтральной полосе, которое, возможно, означало рейд передового отряда с целью разметки места сбора войсковых частей.

Были еще перехвачены радиопереговоры, которые велись специальным шифром и в которых индийская бригада (номер не удалось разобрать) запрашивала срочное разъяснение утренних (приказов?) и, в частности, точное время артподготовки в районе, название которого также разобрать не удалось. Фон Меллентин знал, что в британской военной тактике артподготовка проводилась непосредственно перед наступлением.

Итак, картина начинала вырисовываться.

Фон Меллентин сверился с оперативной сводкой и обнаружил, что 32-я армейская танковая бригада недавно была замечена в районе Райджел Ридж – единственном районе, откуда, по логике вещей, можно атаковать Сидра Ридж.

Задача офицера армейской разведки была необычайно трудна: предсказать передвижение частей противника на основе недостаточной информации. Поэтому приходилось искать косвенные признаки таких передвижений, полагаться на собственную интуицию и делать ставки, как в игре.

Фон Меллентин решил поставить на Сфинкса.

В 18.30 он взял свой отчет и направился в передвижной командный пункт. Там находились Роммель, начальник штаба Байерлайн и Кессельринг. Они склонились над большим походным столом, изучая оперативные карты. Рядом на стуле сидел лейтенант, приготовившийся делать записи.

Роммель был без фуражки, и его крупная, лысеющая голова казалась слишком большой для маленькой фигуры. Он выглядел усталым и похудевшим. Фон Меллентину было известно, что Роммель страдал от желудочных приступов и часто не мог принимать пищу в течение нескольких дней. Его обычно пухлое лицо осунулось, а уши оттопыривались еще больше обычного, однако узкие темные глаза светились энтузиазмом и предвкушением победы.

Фон Меллентин щелкнул каблуками и, как положено по уставу, доложил, а затем с помощью карты пояснил свои умозаключения. Когда он закончил, Кессельринг сказал:

– Так вы говорите, что все это основано на донесении агента?

– Не совсем так, фельдмаршал, – твердо ответил фон Меллентин, – имеются также косвенные подтверждения.

– Косвенные подтверждения можно найти для чего угодно, – съязвил Кессельринг.

Краем глаза фон Меллентин увидел, что Роммель начинает закипать.

Кессельринг сказал:

– Не можем же мы на самом деле планировать операции на основании сведений, полученных от какого-то занюханного агента в Каире.

Роммель вмешался:

– Я склонен верить тому, о чем сообщается в донесении.

Фон Меллентин молча наблюдал за ними. И Кессельринг, и Роммель были на удивление равны в смысле руководящих полномочий – на удивление, потому что в армейской иерархии обычно каждый сверчок знает свой шесток. Кессельринг был командующим Южной группой войск и находился выше Роммеля по должности, но Роммель, по какой-то причуде Гитлера, не подчинялся Кессельрингу. У них обоих были покровители в Берлине: Кессельринг, человек «Люфтваффе», был любимцем Геринга, а Роммель так хорошо зарекомендовал себя, что сам Геббельс поддерживал его. Кессельринг был популярен среди итальянцев, в то время как Роммель всегда оскорблял их. По большому счету, у Кессельринга больше власти, поскольку, будучи фельдмаршалом, он имел прямой доступ к Гитлеру, а Ром-мель мог общаться с фюрером только через Йодля; однако этим козырным тузом Кессельринг не мог пользоваться слишком часто.

Итак, они спорили, и, хотя последнее слово здесь, в пустыне, было за Роммелем, фон Меллентин знал, что там, в Европе, Кессельринг плел интриги с целью избавиться от Роммеля.

Роммель обратился к карте.

– Таким образом, нужно быть готовыми к наступлению по двум направлениям. Сначала посмотрим на более слабое, северное направление. Сидра Ридж удерживается 21-й танковой дивизией, оснащенной противотанковыми пушками. Вот здесь, на пути передовых британских отрядов, расположено минное поле. Танки заманят англичан на минное поле и уничтожат их противотанковым огнем. Если агент прав и англичане пошлют только семьдесят танков в эту атаку, 21-я должна быстро расправиться с ними и к вечеру того же дня приступить к выполнению новой задачи. – Он прочертил по карте своим толстым указательным пальцем. – Теперь рассмотрим второе направление на нашем восточном фланге, по которому пойдут главные силы противника. Этот фланг удерживается итальянцами. Наступление возглавит индийская бригада. Зная индийцев и зная итальянцев, позволю предположить, что наступление будет иметь успех. Поэтому я приказываю предпринять активные контрмеры.

Первое: итальянцы будут атаковать с запада. Второе: танковая дивизия, отразив первое направление атаки в районе Сидра Ридж, развернется и атакует с севера. Третье: сегодня ночью саперы расчистят проход в минном поле у Бир-эль-Хармат для того, чтобы 15-я танковая дивизия могла развернуться на юг, пройти через проход и атаковать англичан с тыла.

Фон Меллентин одобрительно кивнул. Это был план, типичный для операций, руководимых Роммелем: быстрая передислокация частей для достижения максимального эффекта, тактика окружения и внезапное появление крупных сил там, где их меньше всего ждут, то есть в тылу противника. Если все пойдет как надо, наступающие силы союзников будут окружены, отрезаны и уничтожены.

Если все пойдет как надо.

Если агент прав.

Кессельринг сказал Роммелю:

– Я думаю, вы совершаете крупную ошибку.

– Думать так – ваше право, – спокойно ответил Ром-мель.

Фон Меллентин, однако, чувствовал себя неспокойно. Если дело окончится провалом, тогда в Берлине скоро узнают, что Роммель слишком доверился плохим разведданным, а за предоставление таких разведданных достанется фон Меллентину. Гнев Роммеля по отношению к подчиненным, которые подводили его, был ужасен.

Роммель взглянул в сторону лейтенанта, который записывал происходящее.

– Таковы мои приказания на завтра.

И он вызывающе посмотрел на Кессельринга.

Фон Меллентин засунул руки в карманы и скрестил пальцы.

Он помнил тот момент, когда они с Роммелем наблюдали за восходом солнца в Тобруке.

Они стояли рядом на крутом склоне к северо-востоку от Эль-Эдема в ожидании начала сражения. Роммель был в прекрасной форме: глаза его сверкали, он был оживлен и уверен в себе. Когда он осматривал местность, рассчитывая в уме все ходы предстоящего сражения, казалось, можно было услышать, как тикают его мозги.

Фон Меллентин заявил:

– Агент был прав.

Роммель улыбнулся:

– Я как раз думал об этом.

Контрнаступление союзников началось 5 июня в назначенный час. Оборона Роммеля сработала так хорошо, что контрнаступление превратилось в контрконтрнаступление. Три из четырех союзных бригад, участвовавших в операции, были уничтожены, а четыре артполка захвачены в плен. Роммель развивал свое превосходство, не останавливаясь ни перед чем. 14 июня линия Газала была прорвана, и сегодня, 20 июня, его войска начинали осаду важного прибрежного гарнизона Тобрук.

Фон Меллентин поежился. Удивительно, как холодно может быть в пустыне в пять утра.

Он посмотрел на небо.

В двадцать минут шестого началось наступление.

Раздался нарастающий звук, похожий на раскаты грома, от которого заложило уши. Первый отряд бомбардировщиков пролетел у них над головами, пошел на снижение в направлении британских позиций и сбросил свои бомбы. Поднялось огромное облако из пыли и дыма, и от звуков взрывов, смешавшихся со звуком артобстрела, буквально лопались барабанные перепонки. Новый отряд бомбардировщиков пролетел в сторону англичан, и еще сотни были готовы к вылету.

Фон Меллентин восхищенно сказал:

– Фантастика. Кессельринг свое дело знает.

– Кессельринг здесь ни при чем, – пролаял Роммель. – Сегодня мы командуем авиацией.

«Все равно авиация сегодня на высоте», – подумал фон Меллентин, но промолчал.

Тобрук был крепостью, состоявшей из концентрических укреплений. Сам гарнизон находился внутри города, а город в свою очередь представлял из себя сердцевину большего по площади укрепленного района англичан, окруженного колючей проволокой и дотами по всему тридцатипятимильному периметру. Чтобы захватить гарнизон, немцам надо было пройти через заграждения, прорвать городские укрепления.

Облако оранжевого дыма поднялось из середины поля битвы. Фон Меллентин сказал:

– Это инженерные войска сигналят, чтобы артиллерия увеличила дальность обстрела.

Роммель кивнул.

– Это хорошо. Значит, мы продвигаемся.

Неожиданно фон Меллентин почувствовал прилив оптимизма. В Тобруке было чем поживиться: там были и бензин, и динамит, и палатки, и грузовики (на сегодняшний день больше половины транспортных средств Роммеля были трофейными британскими машинами), и продовольствие. Фон Меллентин улыбнулся и спросил:

– Как насчет свежей рыбы на ужин?

Роммель сразу понял ход его мыслей.

– Печенку, – сказал он, – жареную картошку и свежий хлеб.

– Настоящую кровать с пуховой подушкой.

– В доме с каменными стенами, где нет жары и насекомых.

Прибыл вестовой с сообщением. Фон Меллентин прочитал записку. Он постарался скрыть нахлынувшее на него волнение:

– Они прорвали проволочное заграждение у шестьдесят девятого укрепления. Группа Менни атакует при взаимодействии с пехотой африканского корпуса.

– Вот оно! – воскликнул Роммель. – Мы прорвались. Поехали туда.

* * *

Было 10.30 утра, когда подполковник Реджи Богг заглянул в кабинет Вэндема и сказал:

– Тобрук в осаде.

Работа с этого момента потеряла всякий смысл. Вэндем продолжал механически читать донесения от информаторов; подумал немного о ленивом лейтенанте, которого пора было представлять к очередному званию, но который явно этого не заслуживал; подумал он и о новых подходах к делу Алекса Вольфа – но все это уже казалось безнадежно тривиальным. Поступавшие в течение дня новости становились все мрачнее. Немцы прорвали проволочные заграждения, перебрались через противотанковый ров, прошли через внутреннее минное поле и дошли до стратегического пересечения дорог под названием Кингз Кросс.

В семь вечера Вэндем пошел домой поужинать с Билли. Он не имел права рассказывать сыну о Тобруке – это еще держалось в секрете. Пока они ели бараньи отбивные. Билли рассказал ему про своего учителя английского языка, который из-за больных легких был непригоден к военной службе, но беспрерывно говорил о том, как он хотел отправиться в пустыню и задать там перцу фрицам.

– Вообще-то говоря, я ему не верю, – заявил Билли. – А ты?

– Я думаю, он действительно этого хочет, – сказал Вэндем. – Просто чувствует себя виноватым.

Билли был в том возрасте, когда все услышанное им требовало доказательств.

– Виноватым? Он не может чувствовать себя виноватым, потому что он тут ни при чем.

– Речь идет о неосознанной вине.

– Какая разница?

«Ну вот, приехали», – подумал Вэндем. Он помолчал немного и пояснил:

– Когда ты сделал что-то плохое или неправильное и знаешь об этом, тебе становится не по себе от того, что ты это сделал, ты понимаешь, почему тебе не по себе. Вот это понимание есть осознанная вина. Мистер Симкиссон ничего плохого не совершил, но ему все равно не по себе, и он не понимает, почему это так. Это неосознанная вина. Когда он болтает о том, как ему хочется воевать, ему становится лучше.

– О, – вздохнул Билли.

Вэндем так и не узнал, понял, ли Билли его объяснение или нет.

Отправляясь спать. Билли взял с собой новую книжку. Он сказал, что это детектив. Она называлась «Смерть на Ниле».

Вэндем отправился обратно в генштаб. Плохие новости продолжали поступать, 21-я танковая дивизия немцев вошла в город Тобрук и с берега обстреляла несколько британских кораблей, которые с опозданием пытались выйти из бухты в открытое море. Некоторые из них затонули. Вэндем подумал о людях, которые сделали такой корабль, о тоннах дорогостоящей стали, которые пошли на его изготовление, о подготовке моряков, времени и усилиях, которые понадобились, чтобы сколотить крепкую команду: моряки погибли, корабль затонул, и весь этот труд был затрачен впустую.

Он провел ночь в офицерской столовой в ожидании сообщений из района боевых действий. Все это время он непрерывно пил и курил, и теперь у него болела голова. Периодически ему приносили боевые сводки. В течение ночи Ритчи, командующий 8-й армией, принял решение сдать позиции и отступить к Мерса Матрух. Говорили, что, когда главнокомандующий Аучинлек узнал об этом, он вышел из кабинета с лицом, мрачным как туча.

Ближе к рассвету Вэндем вспомнил о своих родителях. Некоторые портовые города на южном побережье Англии пострадали от бомбежек не меньше, чем Лондон, однако его родители жили все-таки на небольшом удалении от берега, в одной из деревушек графства Дорсет. Вэндем посмотрел на часы: в Англии сейчас около четырех утра, и старик, наверное, уже защипил себе концы брюк зажимами, взобрался на велосипед и в темноте отправился на работу. В свои шестьдесят лет он обладал резвостью сельского мальчишки. Набожная мать Вэндема запрещала ему курить, пить спиртное и вообще делать подобные «предосудительные вещи». Такой режим, по всей видимости, пошел на пользу ее супругу, в то время как она сама постоянно недомогала.

В конце концов выпивка, усталость и скука взяли над Вэндемом верх, и он задремал. Ему снилось, что он находится в Тобрукском гарнизоне вместе с Билли, Элин и своей матерью. Вот он бегает по дому, закрывая все окна. Снаружи немцы, которые почему-то выглядят как пожарные, приставляют к стене дома длинные лестницы и взбираются наверх. Вдруг мать Вэндема, которая пересчитывала фальшивые банкноты, поднимает голову, открывает окно и, указывая на Элин, пронзительно кричит: «Красная женщина!» Роммель в пожарной каске влезает в окно и направляет брандспойт на Билли. Струя воды такая сильная, что мальчик переваливается через парапет и падает в море. Вэндем знает, что он виноват во всем, но не может понять, что именно он сделал не так. Он горько зарыдал. И проснулся.

С облегчением понял, что на самом деле не плакал. Сон оставил в нем всеподавляющее чувство отчаяния. Он закурил сигарету. Вкус дыма был отвратительный.

Взошло солнце. Вэндем ходил по столовой и гасил свет, просто чтобы чем-то заняться. Вошел повар с кофейником. Пока Вэндем пил кофе, дежурный капитан принес очередную сводку. Он встал посреди столовой, дожидаясь тишины.

– Генерал Клоппер сдал Тобрукский гарнизон Роммелю сегодня на рассвете.

Вэндем вышел из столовой и побрел по улицам города в сторону Нила, где был его дом.

Он чувствовал себя беспомощным и бессильным, понимая, что, пока он сидит здесь и ловит шпионов, там, в пустыне, его страна проигрывает войну. Ему вдруг пришло в голову, что, возможно, Алекс Вольф имеет какое-то отношение к последним победам Роммеля, но отогнал эту догадку как маловероятную. Вэндем был настолько удручен, что подумал: «А может быть еще хуже?» – и решил, что, конечно, может.

Придя домой, он завалился спать.

Часть II

Мерса Матрух

Глава 1

Грек был «рукоблудом».

Элин не любила таких мужчин. Ей не претила откровенная похоть – скорее, даже нравилась. Но было противно, когда ее пытались лапать украдкой, с виноватым видом и без всякого повода с ее стороны.

После двух часов пребывания в магазине она невзлюбила Микиса Аристопулоса. Прошло две недели, и она уже была готова задушить его.

Сам магазин ей нравился. Привлекал запах специй и ряды ярких коробок и банок, которыми уставлены полки в подсобке. Работа была нетрудной и довольно однообразной, но время летело быстро. Обычный восьмичасовой рабочий день был ей в новинку. Покупатели удивлялись тому, как быстро она могла в уме подсчитать стоимость покупки. Время от времени Элин сама покупала какой-нибудь необычный заморский деликатес: баночку печеночного паштета, плитку «Хершли», бутылку «Бовриля» или банку печеных бобов – и лакомилась им у себя дома.

Однако хозяин здорово досаждал ей. При любой возможности он старался дотронуться до ее руки, плеча или бедра; каждый раз, когда Аристопулос проходил мимо нее за прилавком или в подсобке, он старался коснуться ее груди или ягодиц. Сначала Элин думала, что все это происходит случайно, – его наружность просто не соответствовала такому типу поведения: возраст чуть больше двадцати, довольно хорош собой, с широкой белозубой улыбкой. Она не протестовала против его действий, и он, вероятно, решил, что ей это нравится. Надо будет поставить его на место.

Ей не нужны были его ласки. Ее чувства и так были в совершенном беспорядке. Элин одновременно нравился и был противен Уильям Вэндем, который поначалу разговаривал с ней как с равной, а потом как с потаскухой; ей было поручено соблазнить Алекса Вольфа, которого она в глаза не видела, а теперь еще этот Микис Аристопулос со своими приставаниями – в отношении него она не чувствовала ничего, кроме презрения.

«Они все используют меня, – подумала она, – из этого состоит вся моя жизнь».

Интересно, что собой представляет этот Вольф. Легко Вэндему было поручить ей подружиться с ним, как будто в ее руках была волшебная кнопка, нажав которую она становилась совершенно неотразимой. На самом деле многое зависит от самого мужчины. Некоторым мужчинам она нравилась с первого взгляда. С другими все было значительно сложнее. Иногда совсем ничего не получалось. С одной стороны, она надеялась, что и с Вольфом у нее ничего не получится. С другой – она помнила, что он немецкий шпион, и что Роммель с каждым днем продвигается все ближе, и что, если нацисты войдут в Каир...

Аристопулос вышел из подсобки с коробкой макарон в руке. Элин взглянула на часы – рабочий день почти закончился. Аристопулос поставил коробку на прилавок и открыл ее. По дороге назад, протискиваясь мимо Элин, он просунул руки ей под мышки и облапал. Она отпрянула. Было слышно, как кто-то входит в магазин.

«Сейчас я проучу этого грека», – подумала она и крикнула ему вдогонку по-арабски:

– Если ты еще раз до меня дотронешься, я отрежу тебе твой!...

Вошедший посетитель разразился смехом. Элин обернулась и посмотрела на него. Он был европейцем, но, видимо, хорошо понимал по-арабски. Она сказала:

– Добрый день.

Он посмотрел в сторону подсобки и крикнул:

– Аристопулос, молодой козел, ты чем это тут занимаешься?

Из-за двери показалась голова Аристопулоса.

– Добрый день, сэр. Это моя племянница Элин.

Лицо его выражало смущение и что-то еще, что Элин не смогла разобрать. Он нырнул обратно за дверь.

– Племянница! – удивился посетитель, глядя на Элин. – Кто бы мог подумать!

Это был рослый мужчина лет тридцати, темноволосый, загорелый и темноглазый. Его большой, с горбинкой нос мог принадлежать и чистокровному арабу, и европейцу аристократических кровей. Губы у него были тонкие и во время улыбки обнажали мелкие ровные зубы. «Как у кошки», – подумала Элин.

Она сразу распознавала богатых людей, и сейчас один из них стоял перед нею: шелковая сорочка, золотые часы, элегантные хлопчатобумажные брюки с поясом из крокодиловой кожи, башмаки ручной работы и легкий запах дорогого одеколона.

Элин спросила:

– Чем могу служить?

Он посмотрел на нее так, как будто у него было несколько ответов на ее вопрос, и затем сказал:

– Начнем, пожалуй, с английского джема.

– Одну минуту.

Джем хранился в подсобке. Она заскочила туда, чтобы взять баночку.

– Это он! – проговорил Аристопулос свистящим шепотом.

– О чем это ты? – сердито спросила Элин.

Она все еще злилась на него.

– Ну тот, с фальшивыми деньгами, мистер Вольф. Это он!

– О господи!

На мгновение она забыла, за чем пришла. Аристопулос так запаниковал, что у нее самой чуть не помрачился рассудок.

– Что мне ему сказать? Что я должна "делать?

– Я не знаю. Отнеси ему джем... Я не знаю...

– Да, джем, хорошо.

Она схватила банку джема «Купер Оксфорд» с полки и вернулась в торговый зал. Там она заставила себя ослепительно улыбнуться и поставила банку на прилавок.

– Что еще?

– Два фунта кофе, мелкого помола.

Пока Элин взвешивала кофе и пропускала его через мельницу, он не отрываясь смотрел на нее. Вдруг ей стало страшно. Его глаза неотступно следовали за ней. «Мне нужно разговориться с ним. Не могу же я все время повторять: „Что еще?“ Мне надо завязать с ним знакомство», – подумала она и спросила:

– Что еще?

– Пол-ящика шампанского.

Картонный ящик с шестью бутылками был довольно тяжел. Она волоком вытащила его из подсобки.

– Я надеюсь, вы нам поручите доставить все это?

Элин старалась говорить спокойно. Она слегка запыхалась и надеялась, что это скроет ее нервозность.

Посетитель как будто просверлил ее насквозь своими темными глазами.

– Доставить? – переспросил он. – Спасибо, не нужно.

Девушка взглянула на тяжелую коробку.

– Я надеюсь, вы живете поблизости.

– Недалеко.

– Вы, должно быть, очень сильный!

– Не слабый.

– У нас есть очень надежный посыльный...

– Я сам! – отрезал он.

Она кивнула:

– Как хотите.

Элин не особенно надеялась, что он согласится, но все же была разочарована его отказом.

– Что-нибудь еще?

– Пожалуй, нет.

Она начала подсчитывать сумму. Вольф сказал:

– Похоже, у Аристопулоса хорошо идут дела, раз он нанял помощницу.

– Пять фунтов, двенадцать шиллингов и шесть пенсов... вы бы так не говорили, если бы знали, сколько он мне платит... пять фунтов, тринадцать шиллингов и шесть пенсов, шесть фунтов...

– Вам что, не нравится ваша работа?

Она посмотрела ему в глаза.

– Я готова на все, чтобы выбраться отсюда.

– Что вы имеете в виду? – быстро спросил он.

Она пожала плечами и продолжала подсчитывать.

– Тринадцать фунтов, десять шиллингов и четыре пенса.

– А откуда вы знаете, что я буду платить английскими фунтами?

Да, он был не промах. Элин испугалась, что выдала себя. Она почувствовала, что краснеет. Но все же нашлась:

– Вы ведь британский офицер, не так ли?

Он громко рассмеялся вместо ответа, вынул пачку купюр и отсчитал четырнадцать. Элин дала ему сдачу египетскими монетами.

«Что бы еще предпринять? – думала она. – Что бы такое сказать?»

Она начала складывать его покупки в коричневый бумажный пакет.

– У вас что, намечается вечеринка? Я люблю вечеринки.

– А почему вы спрашиваете?

– Шампанское...

– Ну да. Вообще-то говоря, вся наша жизнь – это одна большая вечеринка.

Она подумала:

«Ну вот, у меня ничего не получилось. Сейчас он уйдет и придет через несколько недель, а может быть, не придет никогда. Я видела его, разговаривала с ним, а теперь он исчезнет и растворится в городе».

Элин почувствовала глубокое отчаяние.

Он поднял ящик с шампанским на левое плечо, взял в правую руку бумажную сумку и сказал:

– До свидания.

– До свидания.

В дверях он обернулся.

– В среду в 7.30 вечера в ресторане «Оазис».

– Хорошо! – воскликнула она радостно.

Но он уже исчез.

* * *

Почти все утро ушло у них на то, чтобы добраться до горы Иисуса. Джейкс сидел на переднем сиденье, рядом с водителем. Вэндем торжествовал. Австралийская рота ночью захватила высоту и обнаружила там почти не тронутую немецкую станцию радиопрослушивания. Это была первая хорошая новость за много месяцев.

Джейкс повернулся на своем сиденье и, перекрикивая шум мотора, сообщил:

– Австралийцы, видимо, подкрались чуть ли не босиком, чтобы застать неприятеля врасплох. Большинство итальянцев были захвачены в плен в пижамах.

Вэндем уже слышал нечто подобное.

– Немцы не спали, – сказал он. – Бой был достаточно тяжелый.

Англичане ехали по главной дороге, которая вела в Александрию, затем по прибрежной дороге на Эль-Аламейн, а потом свернули на боковую колею, вдоль которой для ориентира были расставлены пустые бочки из-под горючего. Почти все транспортные средства отступали, двигаясь во встречном направлении. Никто не знал, что происходит. Они остановились у полевого пункта снабжения, чтобы заправиться, где Богг был вынужден воспользоваться своим превосходством в звании, чтобы заставить дежурного офицера отпустить им горючее.

Водитель спросил у офицера, как проехать к высоте.

– По бутылкам, – бодро ответил тот.

Все дороги в этом районе обозначали пустыми бочками, в которых были прорезаны отверстия в форме бутылок, сапог, месяцев или звезд. Ночью внутри бочек зажигался огонь, для того чтобы сделать эти символы светящимися.

Богг спросил офицера:

– А что там происходит? Похоже, все двигаются назад, на восток.

– А мне вообще никто ничего не говорит, – сказал офицер.

Они выпили по кружке чая и съели по бутерброду с мясными консервами, которые им дали со стоящего неподалеку общевойскового грузовика. Вскоре доехали до места недавнего сражения, усеянного подбитыми и обгорелыми танками. Похоронная команда собирала трупы. Бочки кончились, но шофер все-таки нашел продолжение дороги на другой стороне каменистой равнины.

Высоту нашли в полдень. Недалеко от нее шел бой: с запада доносились выстрелы и были видны клубы дыма. Вэндем вдруг осознал, что ему никогда раньше не приходилось бывать так близко к району боевых действий. Самые острые впечатления, которые он вынес, были грязь, паника и путаница. Офицеры подъехали к грузовику, в котором располагался командный пункт, и им показали дорогу к захваченным немецким фургонам с радиоаппаратурой.

Там уже работали люди из армейской разведки.

В маленькой палатке по одному допрашивали пленных, а остальные дожидались своей очереди на палящем солнце. Специалисты из артиллерийско-вещевой службы осматривали захваченное оружие и транспортные средства, списывая серийные номера изготовителей. Служба «Игрек» тоже была на месте – в ее задачу входило определение радиочастот и шифров. Маленькая группа под руководством Богга должна была узнать, насколько подробно немцы оповещались о предстоящих действиях союзников.

Каждому из них выделили для осмотра по фургону. Как большинство офицеров разведки, Вэндем изучал немецкий весьма поверхностно. Он знал несколько сотен слов, в основном военные термины, и, хотя не смог бы отличить любовное письмо от списка белья из прачечной, он понимал написанные на немецком военные приказы и сводки.

Предстояло изучить гору материалов: захваченный пункт оказался ценной добычей для разведки. Большая часть трофеев будет упакована в ящики и отправлена в Каир для более подробного изучения большим количеством специалистов. Сегодня нужно было сделать лишь предварительный осмотр.

В фургоне, который достался Вэндему, все было перевернуто. Когда немцы поняли, что бой проигран, они начали уничтожать документы. Коробки с бумагами опрокинули на пол и подожгли, но сгореть полностью они не успели. На одной из картонных папок он увидел следы крови: кто-то погиб, защищая свои секреты.

Вэндем принялся за работу. В первую очередь уничтожению подлежат наиболее важные документы, поэтому он начал с полуобгоревшей кучи. Он обнаружил данные о перехвате радиопередач союзников – многие из них были расшифрованы. Большинство сообщений носило обычный рабочий характер, но, по мере того как Вэндем исследовал все новые и новые документы, он убеждался в том, что служба радиоперехвата германской разведки собирает массу полезной информации. Она работала лучше, чем Вэндем себе представлял, а служба безопасности радиосвязи союзников выполняла свои обязанности из рук вон плохо.

Под полуобгоревшей кучей бумаг Вэндем нашел книгу, роман на английском языке. Он открыл ее и, наморщив лоб, прочитал первую строчку: «Прошлой ночью мне снилось, что я вернулась в Мандерлей». Книга называлась «Ребекка», автор Дафна дю Морье. Название было смутно знакомо. Вэндем подумал, что его жена наверняка читала ее. Это что-то о молодой женщине, которая жила в загородном доме в Англии.

Вэндем почесал в затылке. Мягко говоря, странная литература для вояк африканского корпуса.

И почему на английском языке?

Возможно, книга принадлежала пленному британскому военнослужащему, но Вэндем подумал, что это маловероятно: насколько он знал, солдаты в основном читали порнографию, крутые детективы и Библию. Он не мог себе представить воина из группы «Деэерт Рэтс», который бы взахлеб читал роман о хозяйке Мандерлей.

Скорее всего, книга находилась там не просто так. С какой целью? Вэндем допускал только одну возможность: книга служила основой для шифра.

Такой шифр был вариантом одноразового шифровального блокнота. Он состоял из случайных букв и цифр, напечатанных по пять знаков в строке. Изготавливались только два экземпляра блокнота: один для отправителя и другой для получателя сообщения. Каждая страница блокнота использовалась только один раз, а затем отрывалась и уничтожалась. Таким образом, сообщение, переданное этим шифром, не мог расшифровать никто, кроме получателя. Вместо блокнота можно взять любую книгу, причем использованные для зашифровки страницы не обязательно уничтожать.

Книга, однако, имеет большое преимущество перед блокнотом: она выглядит вполне безобидно. На поле боя это не слишком существенно, однако в тылу врага – очень важно.

Это как раз и объясняет, почему выбрана книга на английском языке. Немцы, передавая зашифрованные сообщения друг другу, выбрали бы немецкую книгу, если бы вообще ей воспользовались, а шпиону на британской территории требовался шифр именно на английском.

Вэндем рассмотрел книгу. Цена была написана карандашом на последней пустой странице, а затем стерта резинкой. Это означало, что книгу купили в букинистическом магазине. Вэндем стал разглядывать страницу на свет, пытаясь определить линии, которые карандаш продавил на бумаге. Он разобрал цифру пятьдесят и какие-то буквы. «Эйс», или «эрс», или «эск». Ну, конечно, «эск» – эскудо. Книгу купили в Португалии. Португалия была нейтральной территорией, где действовали и германское и британское посольства, и представляла собой настоящее шпионское гнездо.

По возвращении в Каир он сразу же направит запрос в отделение британской разведки в Лиссабоне. Они проверят книжные магазины, торгующие в Португалии английскими книгами – вряд ли их очень много, – и попытаются установить, где и как она была куплена.

Неизвестный покупатель приобрел по меньшей мере два экземпляра книги – продавец мог запомнить такую покупку. Самый важный вопрос сейчас – где второй экземпляр? Вэндем был почти уверен, что в Каире, и, похоже, даже знал у кого.

Он решил, что нужно показать свою находку подполковнику Боггу, и, взяв книгу, выбрался из грузовика.

Богг, бледный как смерть и злой, на грани истерики, уже разыскивал его. Он шагал по пыльному песку, держа в руке лист бумаги.

«Что за черт?» – подумал Вэндем.

– Чем вы занимаетесь целый день, а? – заорал Богг.

Вэндем молчал. Богг вручил ему лист бумаги.

Это было зашифрованное радиосообщение, между строк которого был написан расшифрованный текст. На нем проставлено время: полночь, третье июня. Отправитель был обозначен кодовым именем Сфинкс. Сначала шла информация о мощности сигнала, а затем само сообщение, озаглавленное «Операция Абердин».

Вэндем стоял как громом пораженный. «Операция Абердин» осуществлялась пятого июня, а немцы получили сообщение о ней третьего.

– Силы небесные! Это катастрофа!

– Черт возьми, еще бы не катастрофа! – завизжал Богг. – Роммель получает подробные сообщения о наших операциях черт знает за сколько времени до их начала!

Вэндем дочитал радиограмму до конца. Подробная информация – тут уж ничего не скажешь. В сообщении указывались номера войсковых частей, время отдельных этапов операции и общий стратегический замысел.

– А мы удивляемся, почему Роммель выигрывает, – пробормотал Вэндем.

– Оставьте свои дурацкие шутки! – завопил Богг.

К Вэндему подошел Джейкс в сопровождении полковника из австралийской бригады, которая брала высоту, и сказал:

– Прошу прощения, сэр.

Вэндем оборвал его:

– Не сейчас, Джейкс.

– Останьтесь, Джейкс, – скомандовал Богг. – Это и вас касается.

Вэндем передал лист Джейксу. У него было такое чувство, как будто его кто-то ударил. Сообщение настолько достоверное, что могло исходить только из генштаба.

– Будь я проклят, – негромко сказал Джейкс.

– Они получают эти сведения от английского офицера, я надеюсь, вы это понимаете? – раздраженно спросил Богг.

– Да, – ответил Вэндем.

– Что значит «да»? Режим секретности – это ваша работа, вы за это отвечаете, черт возьми!

– Я понимаю, сэр.

– А вы понимаете, что об утечке информации такого масштаба придется докладывать главнокомандующему?

Австралийский полковник, который не представлял себе размеры произошедшей катастрофы, чувствовал себя неловко, оказавшись свидетелем того, как офицера отчитывают на людях, словно мальчишку. Он вмешался:

– Оставьте обвинения на потом, Богг. Я лично сомневаюсь, что кто-то конкретно в этом виноват. Сейчас ваша задача – определить размеры нанесенного ущерба и составить предварительный отчет для вашего начальства.

Богг, конечно, еще долго бы отчитывал своих подчиненных, но тут с ним говорил старший по званию. С видимым усилием он подавил свой гнев и сквозь зубы проговорил:

– Хорошо, займитесь этим, Вэндем.

Он зашагал прочь, а полковник ушел в противоположном направлении.

Вэндем присел на подножку грузовика. Дрожащей рукой он поднес спичку к сигарете. То, что произошло, оказалось еще ужаснее, чем он предполагал. Алекс Вольф не только пробрался в Каир и избежал сетей, которые расставил для него Вэндем, но и получил доступ к секретным данным на самом высоком уровне.

Вэндем подумал: "Кто этот человек? Всего за несколько дней он выбрал объект, развернул свою деятельность, а затем подкупил, подверг шантажу или соблазнил объект на предательство.

Кто является этим объектом? Кто снабжает Вольфа информацией? В сущности, секретными сведениями владеют сотни людей: генералы, их адъютанты, секретари, которые печатают различные документы, шифровальщики радиодонесений, офицеры-связники, которые передают сообщения на словах, штабные работники разведотдела, все межведомственные сотрудники..."

Вэндему почему-то казалось, что среди сотен этих людей Вольф нашел человека, готового предать свою страну за деньги, по политическому убеждению или в результате шантажа. Конечно, можно допустить и такую мысль, что Вольф вообще не связан с этим делом, но Вэндем считал такую версию слишком большой натяжкой – ведь предатель должен иметь канал связи с неприятелем, а у Вольфа был такой канал, – и потом, вряд ли в Каире был еще кто-то кроме Вольфа, кто обладал бы такой же возможностью.

Джейкс по-прежнему стоял рядом с Вэндемом и выглядел совершенно ошарашенным. Вэндем задумчиво произнес:

– Информация ведь не просто поступает к Роммелю – он пользуется ею. Если помните, сражение пятого июня...

– Я помню, – ответил Джейкс. – Это была настоящая резня.

«И я виноват в этом, – подумал Вэндем. – Богг прав: моя работа заключается в том, чтобы не происходило утечки секретных сведений; когда такая утечка происходит, отвечать должен я».

Один человек не может выиграть войну, а проиграть может. Вэндем не хотел оказаться таким человеком.

Он встал.

– Ладно, Джейкс. Вы слышали, что сказал Богг. Пора приниматься за дело.

Джейкс щелкнул пальцами.

– Я забыл вам сказать то, что собирался. Вас просят к полевому телефону. Звонят из генштаба. Там какая-то египтянка в вашей конторе дожидается вас и не хочет уходить. Она говорит, у нее срочное сообщение для вас.

«Элин! Может быть, она уже вошла в контакт с Вольфом? Наверняка это так – зачем еще она стала бы так срочно разыскивать меня?»

Вэндем помчался на КП. Джейкс бежал за ним, не отставая.

Майор, заведующий пунктом связи, передал ему трубку.

– Покороче, Вэндем, нам нужен телефон.

Это было уже слишком – Вэндем достаточно натерпелся за сегодняшний день. Он выхватил трубку, поднес ее к физиономии майора и заорал:

– Я буду говорить, сколько сочту нужным!

Он повернулся спиной к майору и сказал в трубку:

– Слушаю.

– Уильям?

– Элин...

Он хотел было сказать, что рад слышать ее голос, но вместо этого спросил:

– Что случилось?

– Он приходил в магазин.

– Ты видела его? Адрес узнала?

– Нет, но он назначил мне свидание.

– Молодчина! – Вэндем был в восторге: теперь он поймает этого подонка! – Где и когда?

– Завтра вечером в 7.30 в ресторане «Оазис».

Вэндем взял клочок бумаги и карандаш.

– Ресторан «Оазис», 7.30, – повторил он. – Я приду.

– Хорошо.

– Элин...

– Да?

– Я очень благодарен тебе. Спасибо-.

– До завтра.

– До свидания.

Вэндем опустил трубку на рычаг. Рядом он увидел Богга и майора-связника.

– Вы что, черт возьми, пользуетесь полевой связью, чтобы назначать свидания подружкам?! – заорал Богг.

Вэндем одарил его счастливой улыбкой.

– Это была не подружка. Это информатор, – объяснил он. – Она установила контакт со шпионом. Завтра я буду его арестовывать!

Глава 2

Вольф смотрел, как Соня с аппетитом ест. Печенка была непрожаренная – розовая и мягкая, – она такую любила. Он думал о том, как они с Соней похожи. В работе оба отличались компетентностью, профессионализмом и высокой степенью успеха. В них жили отголоски потрясений, пережитых в детстве: в случае с ней – смерть отца, в случае с ним – брак его овдовевшей матери с мужчиной из арабской семьи. Ни Соня, ни Вольф никогда не были близки к заключению брачных уз – они слишком обожали себя, чтобы полюбить другого человека. Объединяла их не любовь и даже не привязанность друг к другу, а совместная похоть. Самым главным в жизни каждого из них было удовлетворение своих аппетитов. Они знали, что, посещая ресторан, Вольф подвергал себя риску, хоть и незначительному, но оба считали, что риск этот оправдан, так как хорошая еда составляла важную часть их жизни.

Соня покончила с печенкой, и официант принес на десерт мороженое. Она всегда была очень голодна после представления в «Ча-ча». Да и неудивительно: ведь танцовщица затрачивает столько энергии. Когда Соня перестанет выступать перед публикой, она растолстеет. Вольф представлял себе, какой она станет лет через двадцать: три подбородка, огромная грудь, седые и ломкие волосы, плоскостопие и одышка на лестнице.

– Чему ты улыбаешься? – спросила Соня.

– Я представил тебя старой теткой в бесформенном черном платье и вуали.

– Все не так. Я стану очень богатой, буду жить во дворце, в окружении обнаженных мужчин и женщин, готовых выполнить любой мой каприз. А что произойдет с тобой?

Вольф улыбнулся.

– Я думаю, что меня назначат послом Гитлера в Каире и я буду ходить в мечеть в эсэсовской форме.

– Тебе придется снимать там сапоги.

– Хочешь, я буду навещать тебя в твоем дворце?

– Да, но только в форме.

– А сапоги я должен буду снимать?

– Нет. Все, кроме сапог.

Вольф засмеялся. Соня редко бывала в таком хорошем настроении. Он подозвал официанта, заказал кофе, бренди и попросил счет.

– Есть хорошая новость для тебя. Мне кажется, я нашел замену для Фози, – сообщил он Соне.

Она вдруг замерла и внимательно посмотрела на него.

– Кто она? – спросила Соня ровным голосом.

– Я вчера ходил к знакомому бакалейщику. Аристопулос взял на работу в магазин свою племянницу.

– Продавщица?!

– Она настоящая красотка. У нее прелестное, невинное лицо и слегка развратная улыбка.

– Сколько ей лет?

– Трудно сказать. Около двадцати, я думаю. А тело у нее – как у девочки.

Соня облизнула губы.

– И ты думаешь, что она?..

– Думаю, что да. Ей смертельно надоело там, у Аристопулоса. Она прямо бросилась на меня.

– Когда ты с ней встретишься?

– Сегодня вечером я с ней ужинаю.

– Ты приведешь ее домой?

– Может быть. Ее надо подготовить. Она настолько хороша, что не хотелось бы ее спугнуть.

– Ты хочешь сказать, что попробуешь ее первым?

– Если понадобится.

– Ты думаешь, она еще девственница?

– Не исключено.

– Если она...

– Тогда я приберегу ее для тебя. Ты так хорошо поработала с майором Смитом, что заслуживаешь вознаграждения.

Вольф откинулся на стуле, изучая Соню. В предвкушении растления красоты и невинности ее лицо превратилось в маску сексуальной жадности. Вольф потягивал бренди и чувствовал, как внутри у него разливается тепло. Он ощущал себя на подъеме: вкусно ест и пьет, с задачей своей справлялся превосходно, и вот теперь ему предстояло приятное сексуальное развлечение.

Официант принес счет, и он расплатился английскими фунтами.

* * *

Это был маленький, но процветающий ресторанчик. Управлял им Ибрагим, а его брат заведовал кухней. Они научились этому делу во французской гостинице в Тунисе, на своей родине; после смерти отца братья продали своих овец и приехали в Каир в поисках счастья. Замысел Ибрагима был прост: они знали только французско-арабскую кухню и не пытались предложить ничего другого. Можно было, наверное, привлечь больше посетителей, если выставить на витрине меню, в котором значилось бы спагетти, ростбиф или йоркширский пудинг, но братья не хотели рисковать.

Расчет оказался верным. Они процветали и денег имели больше, чем их отец заработал за всю свою жизнь. Но достаток не помешал Ибрагиму сохранить осторожность.

Два дня назад он встречался за чашкой кофе со своим приятелем, работавшим кассиром в отеле «Метрополитен». Тот рассказал ему о том, как британский главный казначей отказался поменять четыре английские банкноты, которыми кто-то расплатился в баре гостиницы. Банкноты были поддельными, так сказали англичане. Но самым несправедливым было то, что они их конфисковали.

Ибрагим знал, что с ним такое не пройдет. Около половины его клиентов были британцами, и многие из них расплачивались фунтами стерлингов. А с тех пор как ему стало известно об этой истории, он тщательно рассматривал каждую банкноту, прежде чем опустить ее в кассу. Его приятель из «Метрополитена» объяснил, как распознавать фальшивки.

Как это похоже на англичан. Вместо того чтобы помочь каирским бизнесменам избежать обмана, они просто промолчали и конфисковали фальшивые купюры. Каирские деловые люди уже привыкли к такому обращению и поэтому держались друг за друга. Да и система информации у них была налажена хорошо.

Когда фальшивыми деньгами с Ибрагимом расплатился высокий европеец, обедавший с известной танцовщицей, он сначала не знал, что делать. Купюры были новенькие, хрустящие и все имели один и тот же дефект. Ибрагим несколько раз проверил их, сравнивая с настоящей банкнотой из кассы, – сомнения не было. Может быть, надо объяснить все спокойно посетителю? Тот, наверное, обидится или притворится, что обиделся, и, скорее всего, уйдет, не заплатив по счету, который был достаточно велик – заказывались самые дорогие блюда плюс импортное вино. Такой суммой Ибрагим не хотел рисковать.

Он решил, что позвонит в полицию. Они не дадут клиенту сбежать, не заплатив, и, может быть, уговорят его заплатить чеком или по крайней мере оставить долговую расписку.

Но в какую полицию? В египетской ему, вероятнее всего, скажут, что это не их дело, потом будут ехать целый час, а кончится тем, что они станут вымогать взятку. Скорее всего, посетитель был англичанином – иначе почему он расплачивался фунтами стерлингов, – наверное, офицер, и потом ведь фальшивыми оказались именно английские деньги. Ибрагим решил, что позвонит в военную полицию.

Подойдя к столику с бутылкой бренди в руках, он улыбнулся:

– Месье, мадам, я надеюсь, вам понравился обед.

– Обед был отличным, – похвалил мужчина. Он разговаривал, как британский офицер.

Ибрагим повернулся к женщине.

– Это большая честь для нас принимать у себя лучшую в мире танцовщицу.

Она по-королевски кивнула. Ибрагим продолжал:

– Я надеюсь, вы не откажетесь выпить по рюмке бренди за счет нашей фирмы.

– С удовольствием, – ответил мужчина.

Ибрагим налил им бренди и с поклоном удалился. «Это немного задержит их», – подумал он. Выйдя через заднюю дверь, Ибрагим пошел к соседу, у которого был телефон.

* * *

«Если бы у меня был ресторан, – подумал Вольф, – я бы тоже поступал так с посетителями». Две рюмки бренди стоили владельцу сущий пустяк по сравнению со стоимостью заказанного Вольфом обеда, но они очень здорово помогали посетителю чувствовать себя желанным гостем. Вольф частенько подумывал о том, что это несбыточные мечты, поскольку за всем этим стоял огромный труд.

Соне тоже понравился жест хозяина ресторана. Она прямо-таки сияла под воздействием услышанной лести и выпитого вина. «Сегодня во сне она будет храпеть, как свинья», – подумал Вольф.

Хозяин ресторана исчез на несколько минут, затем появился вновь. Боковым зрением Вольф увидел, как он шепчет что-то на ухо официанту. Очевидно, речь идет о Соне.

Вольф почувствовал укол ревности. В Каире были места, где его знали и приветствовали, как короля, из-за его манер и щедрых чаевых; но он считал благоразумным не посещать мест, где его могли бы узнать, до тех пор пока англичане не перестанут за ним охотиться. Сейчас же он подумывал о том, что, может быть, стоило слегка ослабить бдительность.

Соня зевнула. Ей пора было спать. Вольф подозвал официанта и сказал:

– Пожалуйста, принесите мадам ее накидку.

Официант пошел выполнять приказ, по пути пробормотав что-то владельцу ресторана.

Где-то в глубине сознания Вольфа зазвучал сигнал тревоги.

Ожидая, пока принесут накидку, Вольф крутил в руках ложку. Соня съела еще один марципан. Хозяин прошествовал через весь ресторан, вышел через парадную дверь и вошел обратно. Он приблизился к их столику и сказал:

– Могу я вызвать для вас такси?

Вольф вопросительно посмотрел на Соню.

– Я не возражаю, – согласилась она.

– Я бы хотел подышать воздухом. Давай пройдемся немного, а потом поймаем такси, – предложил Вольф.

– Хорошо.

Он посмотрел на хозяина.

– Такси не нужно.

– Слушаю, сэр.

Официант принес Соне накидку. Хозяин не сводил глаз с входной двери. Сигнал тревоги в мозгу Вольфа зазвучал громче. Он спросил хозяина:

– Что-нибудь случилось?

Хозяин выглядел чрезвычайно обеспокоенным.

– Я хотел поговорить с вами, сэр, на очень деликатную тему.

Вольф почувствовал приступ раздражения.

– В чем дело? Нам пора идти домой.

Было слышно, как снаружи у ресторана с шумом остановился автомобиль.

Вольф схватил хозяина за лацканы.

– Что здесь происходит?

– Деньги, которыми вы расплатились, сэр, никуда не годятся.

– Вы что, не принимаете фунты стерлингов? Тогда почему вы не...

– Дело не в этом, сэр. Деньги фальшивые.

Дверь ресторана распахнулась, и внутрь вошли трое военных полицейских.

Вольф уставился на них, открыв рот. Все произошло слишком быстро... Военная полиция. Фальшивые деньги. Вдруг ему стало страшно. Его могут посадить. Эти придурки в Берлине дали ему фальшивые деньги. Какая глупость! Ему захотелось взять Канариса за глотку и сдавить...

Он потряс головой. На злость уже не оставалось времени. Нужно сохранять спокойствие и попробовать выпутаться из этой истории.

Полицейские – двое англичан и один австралиец – протопали через ресторан и подошли к столику. На них были тяжелые ботинки и стальные каски, и у каждого на боку в кобуре висел небольшой пистолет.

Один из англичан спросил:

– Это человек, о котором шла речь?

– Одну минутку, – сказал Вольф, и сам удивился тому, насколько спокойно и уверенно прозвучал его голос. – Владелец ресторана только что сказал мне, что мои деньги оказались фальшивыми. Я этому не верю, но готов замять это дело и договориться с ним о возмещении ущерба.

Он с упреком посмотрел на хозяина.

– Совсем не обязательно было вызывать полицию.

Старший по званию полицейский сказал:

– Расплачиваться фальшивыми деньгами само по себе нарушение закона.

– Когда это делается сознательно! – Вольф становился все увереннее, слыша свой собственный спокойный голос. – Я предлагаю вот что. У меня с собой чековая книжка и немного египетской валюты. Я выпишу чек на сумму счета, а египетскими деньгами оплачу чаевые. Завтра я отнесу так называемые фальшивые деньги главному британскому казначею для проверки, и, если деньги действительно окажутся фальшивыми, у меня их конфискуют. – Он улыбнулся и обвел глазами собравшихся. – Я думаю, такой вариант всех удовлетворит.

Владелец ресторана возразил:

– Я бы предпочел, сэр, чтобы вся сумма была оплачена наличными.

Вольфу захотелось дать ему в морду.

– Я думаю, что у меня с собой достаточно египетских денег, – вмешалась Соня.

«Слава богу», – подумал Вольф. Соня стала рыться в своей сумочке.

– Все равно, сэр, я вынужден просить вас пройти со мной, – заявил старший полицейский.

У Вольфа опять екнуло сердце.

– Но почему?

– Нам нужно задать вам несколько вопросов.

– Хорошо. Почему бы вам не зайти ко мне завтра утром? Я живу...

– Вы пойдете со мной. Я выполняю приказ.

– Чей приказ?

– Заместителя начальника военной полиции.

– Ну хорошо, – сказал Вольф. Он поднялся со стула, почувствовав, как страх наполняет силой его руки. – Но вам и заместителю начальника полиции придется пожалеть об этом завтра утром. – Вольф поднял столик и швырнул его в полицейского.

Он рассчитал это движение за пару секунд. Это был небольшой круглый столик из тяжелого дерева. Краем крышки он ударил полицейского по переносице и упал сверху на него. Столик и поверженный полицейский были слева от Вольфа. Справа стоял хозяин ресторана. Напротив все еще сидела на стуле Соня, а сбоку и немного позади нее находились два других полицейских.

Вольф схватил хозяина и толкнул его в сторону одного из полицейских. Затем он прыгнул на третьего – австралийца и ударил его в лицо. Он надеялся на то, что ему удастся проскочить между ними и убежать. Но замысел не удался. В военную полицию набирали рослых и крепких парней, которые умели драться и усмирять пьяных солдат. Австралиец пошатнулся от удара, но не упал. Вольф лягнул его ногой в колено и еще раз ударил в лицо – в это время другой полицейский наконец отпихнул мешавшего ему хозяина ресторана и сбил Вольфа с ног.

Грудью и щекой Вольф ударился о кафельный пол. Лицо у него онемело и перед глазами «поплыло». Затем он получил еще удар – на этот раз ногой по ребрам; от боли его тело дернулось, и он откатился в сторону. Полицейский прыгнул на него сверху и стал наносить удары по голове. Вольф попытался сбросить его, но кто-то сел ему на ноги. В этот момент за спиной полицейского, который сидел у него на груди, Вольф увидел лицо Сони, перекошенное от ярости. У него мелькнула мысль о том, что она, видимо, вспомнила, как британские солдаты избивали ее отца. Вдруг Соня высоко подняла стул. Полицейский, оседлавший Вольфа, заметил это, обернулся и поднял руки, чтобы защититься от удара. Она обрушила на него стул со всей силой, на которую была способна. Ребром сиденья стул ударил полицейского в угол рта, он вскрикнул от боли и ярости – из рассеченной губы у него полилась кровь.

Австралиец отпустил ноги Вольфа и схватил Соню за руки. Вольф изогнулся, сбросил с себя раненого англичанина и вскочил на ноги. Затем сунул руку за пазуху и молниеносным движением выхватил нож.

Австралиец отбросил Соню в сторону, сделал шаг вперед, но, увидев нож, остановился. На мгновение они замерли, глядя друг другу в глаза. Вольф увидел, как противник бросил взгляд по сторонам и убедился, что его товарищи все еще лежат на полу. Рука австралийца потянулась к кобуре.

Вольф повернулся и помчался к выходу. Один глаз у него распух, и он плохо видел. Дверь была закрыта. Он хотел схватить дверную ручку, но рука его прошла мимо. Вольф чуть не закричал от отчаяния. Нащупав наконец ручку, он распахнул дверь. Сзади него грохнул выстрел.

* * *

Вэндем мчался по улицам на своем мотоцикле с бешеной скоростью. Он сорвал затемняющую крышку с фары – все равно никто в Каире всерьез не воспринимал приказ о светомаскировке – и гнал мотоцикл, держа палец на кнопке звукового сигнала. Улицы были еще достаточно оживленными: двигались такси, тележки, армейские грузовики, груженные поклажей ослы и верблюды. На тротуарах было полно народу, магазины были ярко освещены электрическими огнями, керосиновыми лампами и свечами. Вэндем гнал, не обращая внимания на яростные сигналы владельцев автомашин, поднятые кулаки извозчиков и надрывные свистки египетского полицейского.

А началось все с того, что заместитель начальника военной полиции позвонил ему домой.

– Слушайте, Вэндем, по-моему, от вас исходила эта история о фальшивых деньгах? Только что нам позвонили из ресторана, в котором европеец попытался расплатиться...

– Где это?

Полицейский дал ему адрес, и Вэндем стрелой вылетел из дома. Когда он заворачивал за угол, мотоцикл занесло на пыльной дорожке. Ему вдруг пришло в голову, что раз в обращении находится такое количество фальшивых денег, то вполне вероятно, что некоторые из этих банкнот могли оказаться у любого другого европейца, и человек в ресторане, возможно, просто невинная жертва. Он надеялся, что это не так. Ему очень хотелось задержать Алекса Вольфа. Вольф перехитрил и унизил его, и теперь, когда выяснилось, что он имеет доступ к секретным сведениям и прямую связь с Роммелем, он мог способствовать поражению Египта – но это было еще не все. Вольф представлял для него и другой интерес. Он хотел увидеть и даже потрогать этого человека. Действительно ли он настолько умен или ему просто везет? Что им движет – мужество или бесшабашность? Как он выглядит? Красивое лицо с располагающей к себе улыбкой или маленькие глазки и циничная усмешка? Вэндем хотел это знать. Но больше всего он желал взять Вольфа за глотку, оттащить его в камеру, посадить там на цепь, запереть дверь и выбросить ключи.

Он резко вывернул руль, объезжая крышку колодца, и помчался по безлюдной улице. Согласно адресу ресторан находился недалеко от центра, ближе к Старому городу. Вэндем знал эту улицу, но ресторана не помнил. Сделав еще два поворота, он чуть не сшиб старика, едущего верхом на осле, следом за которым семенила его жена. Теперь он находился на той самой улице, которую искал.

Она была узкая и темная, по бокам ее обрамляли высокие здания. На нижних этажах светились несколько витрин и подъездов жилых домов. Вэндем притормозил около двух мальчишек, игравших в канаве, и сказал им название ресторана. Они показали куда-то вдоль улицы.

Вэндем поехал дальше, притормаживая каждый раз, когда видел освещенное окно. Он проехал уже половину улицы, когда вдруг до его ушей донесся треск пистолетного выстрела и звон разбиваемого стекла. Он вытянул шею в направлении шума. Свет из окна упал на осколки стекла, и в распахнувшуюся дверь на улицу выбежал высокий мужчина.

Вольф?!

Человек побежал в противоположном от Вэндема направлении.

Вэндем почувствовал, как его захлестнула волна ярости. Он крутанул ручку газа, и его мотоцикл сорвался с места вдогонку за убегавшим. Когда он поравнялся с дверью ресторана, оттуда выскочил военный полицейский и три раза выстрелил по беглецу. Тот, однако, продолжал убегать с прежней скоростью.

Вэндем «поймал» его светом фары. Человек бежал мощно и ровно, совершая ритмичные движения руками и ногами. Когда свет упал на него, он оглянулся, не замедляя движения, и Вэндему удалось разглядеть нос с горбинкой, тяжелый подбородок и усы над открытым от тяжелого дыхания ртом.

Вэндем мог бы подстрелить его, но офицерам генштаба не разрешалось носить личное оружие.

Он быстро нагонял его. В тот момент, когда они почти поравнялись, Вольф неожиданно свернул за угол. Вэндем резко нажал на тормоз, заднее колесо мотоцикла занесло, и он вывернул руль в сторону заноса, чтобы удержать равновесие. На мгновение майор остановился, затем поднял мотоцикл на дыбы и рванулся в погоню.

Впереди мелькнула спина Вольфа, нырнувшего в переулок. Не снижая скорости, Вэндем повернул за ним. Впереди никого не было! Белый конус света впереди освещал пустоту. У Вэндема было такое чувство, как будто он падает в яму. Он невольно вскрикнул от страха. Заднее колесо ударилось обо что-то. Переднее – провалилось, а затем тоже ударилось обо что-то твердое. В свете фары он увидел ступеньки. Мотоцикл подбросило. Вэндем отчаянно пытался удержать руль. Мотоцикл прыжками понесся вниз по лестнице, и при каждом ударе о ступеньку Вэндем думал, что вот-вот он потеряет управление и разобьется. Он увидел, как внизу лестницы Вольф прыгает через ступеньки.

Вэндем добрался до конца лестницы и понял, что ему невероятно повезло. Он увидел, как Вольф заворачивает за угол, и крутанул газ. Они очутились в настоящем лабиринте улочек и переулков. В одном из таких переулков Вольф побежал по ступенькам вверх.

«Господи, только не это», – взмолился Вэндем.

Выбора, однако, у него не было. Он прибавил газу и поехал прямо на ступеньки. За мгновение перед ударом о первую ступеньку он рванул руль на себя. Переднее колесо приподнялось. Мотоцикл въехал на лестницу, загарцевал, как конь, и чуть было не скинул своего седока. Вэндем вцепился в руль мертвой хваткой. Неуклюже вихляя, мотоцикл пополз вверх. Вот и верхняя площадка. Получилось!

Перед собой он увидел длинный проход между сплошными каменными стенами. Вольф бежал впереди по проходу. Вэндем решил догнать его прежде, чем тот выбежит наружу. Он рванулся вперед.

Вольф оглянулся через плечо, пробежал некоторое расстояние, затем оглянулся еще раз. Вэндем почувствовал, что беглец устал: движения его уже не были столь ритмичными и руки беспорядочно молотили воздух. Увидев мельком лицо Вольфа, Вэндем понял, что сил у него осталось мало.

Вольф сделал рывок, но это уже не помогло. Вэндем поравнялся с ним, обогнал, затем резко затормозил и вывернул руль набок. Заднее колесо пошло юзом, а переднее ударилось о стену. Вэндем прыгнул, чувствуя, что мотоцикл заваливается набок, и приземлился на ноги прямо перед Вольфом. Покореженная фара освещала проход. Вольфу не имело смысла убегать, так как Вэндем был полон сил и мог легко его догнать. Не замедляя хода, Вольф перепрыгнул через мотоцикл, пройдя через луч света от фары, как нож через пламя свечи, и всей своей тяжестью обрушился на Вэндема. От неожиданности прыжка Вэндем покачнулся и упал. Вольф, спотыкаясь, побежал вперед. Вэндем вытянул руку наугад в темноте, схватил Вольфа за щиколотку и рванул на себя. Вольф грохнулся на землю.

Искореженная фара давала мало света. Мотор заглох, и в тишине Вэндем слышал дыхание Вольфа, тяжелое и прерывистое. Он также чувствовал его запах – запах алкоголя, пота и страха. Но лица его он разглядеть не мог.

В течение какой-то доли секунды они лежали на земле: один – обессиленный, другой – на мгновение ошеломленный. Затем оба вскочили на ноги. Вэндем прыгнул на Вольфа, и они схватились.

Вольф обладал недюжинной силой. Вэндем безуспешно попытался обхватить его. Неожиданно для Вольфа он вдруг отпустил его и нанес удар кулаком. Кулак попал во что-то мягкое, и Вольф застонал от боли. Вэндем ударил еще раз, метя в лицо, но Вольф увернулся, и кулак прошел мимо. Вдруг что-то тускло блеснуло в руке Вольфа.

«Нож!» – мелькнула догадка у Вэндема.

Инстинктивно он отпрянул назад. Острая боль пронзила его щеку. Он почувствовал, как фонтан горячей крови заливает ему лицо. Боль стала совершенно невыносимой. Вэндем прижал рану ладонью, и его пальцы уперлись во что-то твердое. Он понял, что это были его собственные зубы – нож рассек щеку насквозь. Затем Вэндем почувствовал, что падает, и услышал, как убегает Вольф, а потом все вокруг погрузилось в сплошную черноту.

Глава 3

Вольф вытащил из кармана платок и вытер окровавленный нож. Осмотрев его в тусклом освещении улицы, вытер еще раз. Он шел, продолжая машинально вытирать тонкое лезвие, но вдруг остановился и спросил себя: «Что я делаю? Оно уже чистое». Вольф выбросил носовой платок и вложил нож в ножны, спрятанные под мышкой. Переулок вывел его на улицу. Осмотревшись, Вольф сориентировался и направился в сторону Старого города.

Снова представилась тюремная камера. Шесть футов в длину и четыре в ширину. Половину камеры занимает койка. Под ней параша. Стены из гладкого серого камня. Под потолком на проводе висит тусклая электрическая лампочка. Напротив двери – маленькое квадратное окно, немного выше уровня глаз, через которое виден кусочек голубого неба. Вольф вообразил себе, как он просыпается утром в этой камере, вспоминает, что пробыл в ней уже год и что осталось еще девять лет. Вот он воспользовался парашей, вымыл руки в жестяном тазу, стоящем в углу. Мыла нет. В маленькое дверное окошечко ему просовывают тарелку холодной каши. Он берет ложку и подносит ее ко рту, но не может проглотить пищу, потому что его душат рыдания.

Вольф потряс головой, стараясь отогнать от себя этот кошмар. «На этот раз пронесло», – подумал он и вдруг почувствовал на себе взгляды прохожих. Заметив в витрине магазина зеркало, подошел к нему. Выглядел он ужасно: волосы спутались, лицо разбитое и распухшее, один рукав сорочки оторван, а воротник – в крови. Он все еще не отдышался после бега и борьбы. «Я внушаю страх», – понял Вольф, и свернул за угол, чтобы пройти окольным путем, минуя главные улицы.

Эти тупицы в Берлине дали ему фальшивые деньги! Теперь он понимает, почему немцы были так щедры с ним – они их сами печатали! Это была непростительная глупость. Вольф вдруг подумал: "А может, это вовсе не глупость? Абвером управляли военные, а не нацистская партия; шеф абвера адмирал Канарис был не самым ярым приверженцем Гитлера.

Когда я вернусь в Берлин, там будет такая чистка!.. Как же обнаружилось это в Каире? Он тратил деньги быстро. Фальшивки пошли в обращение. Банки выявили поддельные банкноты – нет, не банки – главное казначейство. В любом случае, кто-то отказался принимать эти деньги – и по Каиру пошел слух. Владелец ресторана заметил, что у меня фальшивые купюры, и вызвал военных". Вольф горько усмехнулся, вспомнив, как он был польщен, когда хозяин ресторана угостил его бренди, – хитрая уловка, чтобы задержать его до прибытия военной полиции.

Вольф вспомнил о человеке на мотоцикле. Этот ублюдок наверняка не вооружен, иначе он бы не ездил на своем драндулете по переулкам и по ступенькам, а воспользовался пистолетом. Каски на нем тоже не было – значит, он не из военной полиции. Может быть, из разведки? А вдруг это майор Вэндем собственной персоной?

Вольф надеялся, что это так.

«Я его порезал, – подумал он. – Вероятно, довольно сильно. Интересно, куда я попал? В лицо?»

Вольф вспомнил, что полицейские взяли Соню. Она скажет им, что едва знакома с ним. Сочинит что-нибудь вроде того, что она подцепила его в «Ча-ча». Долго они ее не продержат: она знаменитость, звезда, эдакая египетская героиня, – посадив ее за решетку, они наживут себе массу неприятностей. Поэтому ее скоро выпустят. Правда, ей придется дать им свой адрес, а это означает, что Вольфу нельзя пока возвращаться в плавучий домик. Но он смертельно устал, ободран, ему надо привести себя в порядок и несколько часов отдохнуть. «Это уже бывало со мной, когда я, измотанный и преследуемый, бродил по этому городу, не зная, куда приткнуться, – вспомнил Вольф. – На этот раз придется, видимо, идти на поклон к Абдулле». Он шагал в сторону Старого города, думая о том, что, кроме Абдуллы, у него сейчас никого не осталось. Подойдя к дому старого вора, Вольф нырнул под арку, прошел через короткий неосвещенный проход и поднялся по спиральной каменной лестнице в жилище Абдуллы.

Хозяин сидел на полу рядом с незнакомым человеком. Воздух в комнате был насыщен пряным запахом гашиша. Абдулла взглянул на Вольфа, сонно улыбнулся и заговорил по-арабски:

– Это мой друг Ахмед, которого еще зовут Алекс. Добро пожаловать, Ахмед-Алекс.

Вольф сел на пол рядом с ними и приветствовал их на арабском.

– Мой брат Ясеф хочет попросить тебя разгадать для него одну загадку, которая занимает наши мысли уже несколько часов, – продолжал Абдулла.

Он протянул трубку Вольфу, и тот сделал глубокую затяжку.

– Ахмед-Алекс, друг моего брата, разреши приветствовать тебя, – заговорил Ясеф. – Скажи мне, почему британцы зовут нас «вогами»?

Ясеф и Абдулла покатились со смеху. Вольф понял, что они здорово накурились. Он сделал еще одну затяжку и передал трубку Ясефу. Крепкая травка. Абдулла всегда употреблял наркотики самого высшего качества.

– Так получилось, что я знаю ответ, – сказал Вольф. – Египтянам, которые строили Суэцкий канал, выдавали специальные рубахи, по которым их пускали на территорию британского владения. На спинах этих рубах было написано: W.O.G.S., что означало «Working On Government Service» – «Работающие на государственной службе». Ясеф и Абдулла опять засмеялись.

– Мой друг Ахмед-Алекс умен, почти как араб, – торжественно произнес Абдулла, – потому что он почти араб. Он единственный европеец, который сумел обхитрить меня, Абдуллу.

– Я думаю, ты преувеличиваешь, – возразил Вольф, принимая их напыщенный тон разговора. – Я никогда бы не стал даже пытаться обмануть моего друга Абдуллу – это было бы все равно что пытаться обмануть самого дьявола!

Ясеф улыбнулся и кивнул: он явно оценил комплимент своему брату.

Абдулла продолжал:

– Послушай, брат мой, что я тебе расскажу. – Он нахмурился, собирая мысли в своем затуманенном наркотиком мозгу. – Ахмед-Алекс попросил меня украсть для него одну вещь. Я, стало быть, брал на себя весь риск, а он получал добычу. Разумеется, он не мог так просто обмануть меня. Я украл эту вещь – это был портфель – и, конечно, намеревался присвоить его содержимое, поскольку вору принадлежит предмет совершенной им кражи согласно законам, установленным Всевышним. Поэтому я должен был перехитрить его, а не он меня, не так ли?

– В самом деле это так, – сказал Ясеф, – хотя я не могу припомнить, где в Священном писании говорится о том, что вору принадлежит предмет совершенной им кражи. Однако...

– Возможно, и не говорится, – сказал Абдулла. – О чем это я?

Вольф, который еще сохранял ясность ума, напомнил:

– Ты говорил, что, открыв портфель в мое отсутствие, должен был перехитрить меня.

– Именно так! Но в портфеле не оказалось ничего ценного – получилось, таким образом, что Ахмед-Алекс перехитрил меня. Тогда я вынудил его заплатить мне за мою услугу – таким образом у меня оказалось сто фунтов, а у него – никудышный портфель.

Ясеф нахмурился.

– Значит, все-таки ты перехитрил его?

– Нет, – печально покачал головой Абдулла. – Он заплатил мне фальшивыми банкнотами.

Ясеф уставился на Абдуллу. Затем они оба покатились со смеху. Они хлопали друг друга по спине, топали ногами и катались по подушкам, пока от смеха слезы не выступили у них на глазах.

Вольф выдавал из себя улыбку. Произошла история, которая может повеселить арабских бизнесменов: в ней – целая цепочка двойных обманов. Абдулла будет теперь сто лет ее рассказывать. Вольф вздрогнул – значит, Абдулла тоже знает о фальшивых деньгах. Сколько еще людей об этом знают? Он чувствовал, что кольцо вокруг него сужается с каждым днем.

Тут Абдулла впервые заметил состояние Вольфа и сразу же забеспокоился:

– Что с тобой? Тебя ограбили?

Он взял маленький серебряный колокольчик и позвонил. Почти мгновенно из соседней комнаты появилась сонная женщина.

– Принеси горячей воды, – велел ей Абдулла. – Обмой раны моего друга. Дай ему европейскую сорочку, расческу и приготовь кофе. Быстро!

В европейском доме Вольф запротестовал бы, если бы женщину подняли после полуночи для того, чтобы ухаживать за ним, но здесь такой протест был бы воспринят с обидой. Женщины существовали для обслуживания мужчин, и поэтому приказы Абдуллы не удивляли и не раздражали их.

Вольф пояснял:

– Британцы пытались арестовать меня, и я был вынужден драться с ними, прежде чем смог убежать. К сожалению, они теперь знают, где я жил все это время, и это – моя проблема.

– А, – Абдулла сделал затяжку и передал трубку по кругу.

Вольф почувствовал действие гашиша: он впал в расслабленное, заторможенное и слегка сонное состояние. Время, казалось, замедлило свой ход. Две жены Абдуллы хлопотали вокруг него, умывая его лицо и расчесывая волосы. Их хлопоты были ему приятны.

Абдулла задремал, но потом открыл глаза и произнес:

– Ты останешься здесь. Мой дом – твой дом. Я спрячу тебя от англичан.

– Ты настоящий друг, – ответил Вольф.

«Все это очень странно, – размышлял он. – Я намеревался предложить Абдулле деньги, чтобы он дал мне пристанище. Теперь выясняется, что Абдулла знает о фальшивых деньгах – что же я могу предложить ему? Абдулла дал понять, что будет прятать меня бесплатно. Настоящий друг?! Странно! В мире Абдуллы нет друзей: есть его семья, для которой он готов на все, и есть остальные, для которых он и пальцем не шевельнет. Как же я заслужил такую честь?»

Вольф опять почувствовал сигнал тревоги. Он заставил себя думать: после гашиша это было нелегко. «Давай разбираться по пунктам, – сказал он сам себе. – Абдулла приглашает меня остаться у него. Почему? Потому что я в беде, я его друг, и я перехитрил его. Но эта история еще не закончилась. Абдулла хочет продолжения – в свою пользу. Каким образом? Выдав Вольфа англичанам. Вот в чем дело. Когда Вольф заснет, Абдулла пошлет сообщение майору Вэндему. И Вольфа возьмут. Англичане заплатят Абдулле за услугу, и он потом будет рассказывать эту историю в выгодном для себя свете. Проклятье».

Одна из жен Абдуллы принесла белую сорочку европейского покроя. Вольф поднялся на ноги и стащил с себя свою порванную и окровавленную рубаху. Женщина отвернулась, увидев его обнаженный торс.

– Сейчас она ему не нужна, – сказал Абдулла, – сорочка ему понадобится утром.

Вольф выхватил рубашку из рук женщины и надел на себя.

– Ты, наверное, считаешь недостойным для себя провести ночь в доме араба, мой друг Ахмед? – обиженно спросил Абдулла.

– У англичан есть пословица: тот, кто ест из одного котла с чертом, должен запастись длинной ложкой, – ответил Вольф.

Абдулла ухмыльнулся, обнажив стальную фиксу. Он понял, что Вольф разгадал его план.

– Почти араб, – уважительно произнес он.

– До свидания, друзья мои, – сказал Вольф.

– До следующего раза, – ответил Абдулла.

Вольф вышел на холодный ночной воздух, спрашивая себя, куда ему теперь идти.

* * *

В больнице медсестра «заморозила» Вэндему пол-лица с помощью местной анестезии, а затем доктор Абутнот своими холодными длинными пальцами зашила ему щеку и наложила защитную повязку.

– Я, наверное, похож на человека с карикатуры, страдающего зубной болью, – пошутил он.

Доктор не улыбнулась. Видимо, у нее вообще отсутствовало чувство юмора. Она сказала:

– Когда начнет отходить заморозка, вы перестанете зубоскалить. Боль будет сильной. Я дам вам обезболивающее.

– Спасибо, не надо, – отказался Вэндем.

– Не хорохорьтесь, майор, – возмутилась доктор. – Вы еще об этом пожалеете.

Он взглянул на нее: белый халат, практичные туфли без каблуков; как могло случиться, что он вообще относился к ней как к женщине? У Абутнот довольно приятное лицо, но это теряется на фоне ее холодности, начальственности и какой-то «антисептичности». Она не похожа на... на Элин!

– От обезболивающего я засну, – ответил Вэндем.

– Вот и прекрасно. Мы сможем быть уверены, что по крайней мере во сне вы не будете трогать ваши швы.

– Я бы с удовольствием поспал, но у меня есть важное дело, которое не ждет.

– Никаких дел. Вам нельзя ходить. И разговаривать нужно как можно меньше. Вы ослабли от потери крови; такая рана, как у вас, может иметь не только физические, но и психологические последствия – через несколько часов наступит реакция: вы почувствуете головокружение, тошноту, усталость и путаницу в мыслях.

– Мне будет еще хуже, если немцы возьмут Каир, – отрезал Вэндем и встал.

Доктор Абутнот сердито смотрела на него. Вэндем подумал, что она могла бы командовать людьми, но сейчас не знала, что делать с прямым неповиновением со стороны Вэндема.

– Глупый мальчишка, – сдалась она.

– Без сомнения. А есть мне можно?

– Нет. Принимайте глюкозу, растворенную в теплой воде.

«Лучше в теплом джине», – подумал он и протянул ей руку.

Ее рука была холодная и сухая.

Джейкс ждал его у больницы в автомобиле.

– Я знал, что они не сумеют долго вас продержать, сэр, – обрадовался он. – Отвезти вас домой?

– Нет. – Вэндем посмотрел на часы, но они стояли. – Который час?

– Пять минут третьего.

– Я полагаю, Вольф обедал не один?

– Вы правы, сэр. Его спутница находится под арестом в генштабе.

– Отвезите меня туда.

– Вы уверены, сэр, что?..

– Уверен.

Автомобиль тронулся с места.

– А начальство вы оповестили? – спросил Вэндем.

– О том, что произошло сегодня вечером? Нет, сэр.

– Отлично. Подождут до завтра.

Вэндем промолчал о том, что они оба знали: их отделу, уже и так находящемуся в опале за то, что они позволили Вольфу получить доступ к секретным сведениям, очень сильно достанется, когда начальство узнает, что тот выскользнул у них из рук.

Вэндем переспросил:

– Так вы говорите, он обедал с женщиной?

– Да еще с какой, сэр. Ее зовут Соня.

– Это та знаменитая танцовщица?

– Она самая.

Воцарилось молчание. «Хватает же наглости у этого Вольфа, – подумал Вэндем, – появляться на людях в компании самой известной в Египте танцовщицы в промежутках между кражами британских военных секретов. Теперь наглости у него поубавится. Но получилось все очень неудачно: теперь Вольф уже наверняка знает, что англичане за ним охотятся, и поэтому будет вдвойне осторожен. Нужно было брать его наверняка».

Они подъехали к генштабу и вышли из машины.

– А что с ней делали с момента ареста? – спросил Вэндем.

– Сделали вид, что про нее забыли. Голая камера, ни еды, ни питья и никаких допросов.

– Хорошо.

Все равно жаль, что ей дали время собраться с мыслями. Из опыта работы с военнопленными он знал, что наибольший эффект достигается во время допросов, проводимых сразу же после ареста, когда противник еще боится быть расстрелянным. А когда арестованного начинают переводить с места на место, давать ему еду и питье, он уже чувствует себя именно пленным, а не солдатом; вспоминает о том, что, как у всякого пленного, у него есть права и обязанности; на этом этапе он уже понимает, что нужно держать язык за зубами. Было бы лучше всего, конечно, если бы Вэндем допросил Соню сразу же после инцидента в ресторане. Но поскольку это оказалось невозможным, единственным разумным решением было изолировать ее и не общаться с ней до его прибытия.

По длинному коридору Вэндем прошел с Джейксом к комнате допросов, заглянул в дверной глазок. Это была квадратная камера без окон, залитая ярким электрическим светом. Внутри находился стол, на нем пепельница, два стула с прямыми спинками, в углу за перегородкой без двери – унитаз.

На одном из стульев лицом к двери сидела Соня. «Джейкс был прав, – подумал Вэндем, – еще какая женщина». Слово «хорошенькая» к ней, конечно, не подходило. Своим зрелым, роскошным телом и правильными чертами лица она напоминала амазонку. Молодые египтянки обычно стройны и грациозны, как газели, а Соня похожа на... Вэндем наморщил лоб, на тигрицу. Она была в длинном ярко-желтом платье, слишком вызывающем, на вкус Вэндема, но вполне подходящем для клуба «Ча-ча». Минуты две он не отрывался от глазка, наблюдая за ней. Соня сидела совершенно спокойно: не дергалась, не бросала нервных взглядов по сторонам, не курила и не кусала ногти. «А она крепкий орешек!» – подумал Вэндем. Затем выражение ее красивого лица изменилось. Она встала и начала расхаживать взад-вперед по камере, и Вэндем подумал: «Не такой уж крепкий».

Он распахнул дверь и вошел.

Не говоря ни слова, сел за стол. Она продолжала стоять – невыгодное положение для женщины. «Один – ноль», – подумал он. В камеру вошел Джейкс и закрыл за собой дверь. Вэндем взглянул на Соню:

– Садитесь.

Она, не двигаясь, пристально смотрела на него, и ее лицо медленно расплылось в улыбке. Показала пальцем на бинты.

– Это его работа? – спросила Соня.

«Очко в ее пользу».

– Садитесь.

– Благодарю. – Она села.

– "Его" – это кого?

– Алекса Вольфа, человека, которого вы пытались избить несколько часов назад.

– Кто такой Алекс Вольф?

– Богатый покровитель клуба «Ча-ча».

– И как долго вы знакомь! с ним?

Она посмотрела на часы.

– Пять часов.

– Каковы ваши взаимоотношения? Она пожала плечами.

– У меня было с ним свидание.

– Как вы познакомились?

– Обычным способом. После представления официант принес мне записку, в которой мистер Вольф приглашал посидеть с ним за столиком.

– Какой официант?

– Я не помню.

– Продолжайте.

– Мистер Вольф угостил меня шампанским и пригласил пообедать с ним. Я приняла приглашение, мы поехали в ресторан, остальное вы знаете.

– Садиться за столики посетителей вашего заведения является для вас обычным делом?

– Да, так у нас принято.

– И вы обычно обедаете с ними потом?

– Иногда.

– Почему вы приняли его приглашение?

– Мистер Вольф показался мне неординарным мужчиной. – Она посмотрела на бинты Вэндема и ухмыльнулась. – Первое впечатление о нем меня не обмануло.

– Ваше полное имя?

– Соня Эль-Арам.

– Адрес?

– Джихан, Замалек. Это плавучий домик.

– Возраст?

– Фу, как неприлично.

– Возраст?

– Я отказываюсь отвечать.

– Вы вступаете на опасный путь.

– Нет, это вы вступаете на опасный путь.

Вэндем неожиданно увидел ее настоящие чувства и понял, что все это время она сдерживала ярость. Она ткнула в него пальцем.

– По крайней мере десяток человек видели, как ваши мордовороты в полицейской форме арестовали меня в ресторане. Завтра к полудню пол-Каира узнает о том, что англичане посадили Соню в тюрьму. Если завтра вечером я не появлюсь в «Ча-ча», начнется бунт. Мои поклонники сожгут этот город. Вам придется вызвать войска из пустыни, чтобы справиться с беспорядками. А если я выйду сегодня отсюда хотя бы с одним синяком или царапиной и завтра покажу это публике, начнется то же самое. Так что, мистер, это не я, а вы на опасном пути.

Вэндем невозмутимо смотрел на нее в течение всей этой тирады и делал вид, как будто она не говорила ничего необычного. Он был вынужден принять равнодушный вид, понимая, что она права.

– Итак, еще раз, – сказал он спокойно. – Вы утверждаете, что познакомились с Вольфом в клубе «Ча-ча»?

– Нет, – сказала она. – Еще раз не получится. Я согласна отвечать на вопросы, но допрашивать себя не позволю. – Она встала, развернула свой стул и села спиной к Вэндему.

Вэндем уставился ей в затылок. Победа была полностью на ее стороне. Он ненавидел себя за то, что допустил это, но к его ярости примешивалось тайное восхищение ею. Он резко встал и вышел в коридор. Джейкс последовал за ним.

– Что будем делать? – спросил он.

– Придется ее отпустить.

Джейкс отправился давать распоряжения. Дожидаясь его возвращения, Вэндем думал о Соне. Его интересовало, из каких источников она черпала силы для того, чтобы противостоять ему. Независимо от того, лгала она или говорила правду, она должна была выглядеть напуганной, сбитой с толку и готовой к сотрудничеству. Конечно, ее известность в какой-то мере служила ей защитой; в то же время, строя свою защиту на собственной популярности, она все равно должна была проявить неуверенность и отчаяние, поскольку сидение в одиночной камере ни для кого не проходит бесследно – особенно для знаменитостей, – ведь внезапная изоляция от столь привычного, сверкающего мира только усиливает их доселе тайные сомнения в том, что этот сверкающий мир является чем-то реальным.

Так что же придавало ей силы? Он мысленно прокрутил допрос с самого начала. Соня сорвалась, когда он спросил ее о возрасте. Совершенно ясно, что талант позволил ей продержаться дольше той возрастной отметки, на которой посредственные танцовщицы сходят со сцены; возможно, она испытывает страх перед быстротекущим временем. Здесь ответ искать напрасно. Во всех остальных эпизодах допроса она вела себя спокойно и равнодушно, если не считать улыбки по поводу его бинтов. А в конце она все-таки не выдержала и взорвалась; но и тогда она управляла своей яростью, а не наоборот. Он мысленно увидел ее лицо в тот момент, когда она накинулась на него. Какое выражение было на этом лице? Не просто ярость. И не страх.

Вдруг он понял: ненависть.

Она ненавидела его. Но ведь он был для нее никем – обычным британским офицером. Отсюда можно было заключить, что она ненавидела всех британцев. И эта ненависть давала ей силы.

Вдруг Вэндем почувствовал, что устал. Он тяжело плюхнулся на стоявшую в коридоре скамью. А откуда он должен черпать силы? В Сониной ненависти было что-то патологическое. У него же не было такого источника. Спокойно и рассудительно он представил себе, что на самом деле поставлено на карту. Он представил нацистов, входящих в Каир, сотрудников гестапо, рыщущих по улицам, египетских евреев, которых сгоняют в концлагеря, фашистскую пропаганду по радио...

Такие люди, как Соня, воспринимали присутствие британцев в Египте точно так же. Конечно, это неудачное сравнение, но если попытаться посмотреть на ситуацию глазами Сони, то можно найти немало общего: нацисты считали евреев недочеловеками – британцы же говорили, что черномазые – как дети; в Египте, как и в Германии, не было свободы печати; у британцев, как и у немцев, существовал политический сыск. Перед войной Вэндему приходилось слышать, как в офицерской столовой велись одобрительные разговоры о политике, проводимой Гитлером: его не любили не за то, что он – фашист, а за то, что он был капралом в армии и маляром на гражданке. Негодяи есть везде, иногда они приходят к власти, и тогда с ними приходится сражаться.

Такая философия была рациональна, но на подвиги она все равно не вдохновляла.

Анестезия на раненом лице Вэндема начинала «отходить». Он чувствовал, как щеку пересекает четкая линия острой боли, словно от ожога. Кроме того, у него разболелась голова. Он надеялся, что Джейкс долго будет отсутствовать, устраивая освобождение Сони, а он в это время посидит на скамейке и отдохнет.

Он вспомнил о Билли. Ему не хотелось, чтобы сынишка завтракал в одиночестве. «Может быть, я не буду спать до утра, – подумал он, – отведу его в школу, потом пойду домой и посплю». Что будет с Билли, если придут нацисты? Они заставят его презирать арабов. Теперешние учителя Билли не являются большими поклонниками африканской культуры, но все же у Вэндема есть возможность объяснить своему сыну, что люди, отличающиеся от него по признакам расы, не обязательно глупее его. Что будет в нацистской школе, когда Билли поднимет руку и скажет: «Простите, сэр, но мой папа говорит, что дурак-англичанин ничем не отличается от дурака-араба»?

Затем мысли Вэндема обратились к Элин. «Несмотря на то, что она содержанка, Элин может выбирать своих мужчин, и, если ей не нравится то, чего они хотят от нее в постели, она может вышвырнуть их вон. В борделе или в концлагере у нее уже не будет такого выбора...» От этих мыслей его передернуло.

"Да, мы не очень привлекательны, особенно в роли колонизаторов, но нацисты все равно хуже, знают об этом египтяне или нет. И с ними нужно сражаться. В Англии порядочность медленно набирает силу – в Германии она делает большой шаг назад. Подумай о людях, которых любишь, и все станет ясно.

Вот откуда нужно брать силы. Сейчас важно не заснуть. Пора вставать", – приказал себе Вэндем и поднялся на ноги. Вернулся Джейкс.

– Она англофобка, – неожиданно произнес Вэндем.

– Простите, сэр?

– Соня. Она ненавидит британцев. Я не верю в то, что она случайно подцепила Вольфа. Пойдем.

Вместе они вышли из здания. Снаружи было еще темно. Джейкс сказал:

– Сэр, вы очень устали...

– Да, я очень устал. Но с головой у меня все в порядке, Джейкс. Отвезите меня в центральный полицейский участок.

– Слушаюсь, сэр.

В машине Вэндем передал свой портсигар и зажигалку Джейксу, который, удерживая руль одной рукой, прикурил для него сигарету. Из-за глубокой раны на лице Вэндем не смог сделать этого сам. Он держал губами сигарету и вдыхал дым. «Сейчас бы еще и мартини», – подумал он.

Джейкс остановил машину около полицейского управления.

– Нам нужен начальник уголовного розыска или как там он у них называется, – сказал Вэндем.

– Я не думаю, что он на месте в такой час...

– Я тоже. Узнайте, где он живет. Мы его разбудим.

Джейкс вошел в здание.

Вэндем сидел в машине и смотрел на улицу через лобовое стекло. Светало. Звезды побледнели и исчезли, и небо из черного превратилось в серое. Людей было мало. Он увидел человека, ведущего под уздцы двух ослов, груженных овощами, – видимо, на рынок. Муэдзины еще не возвестили начало первой утренней молитвы.

Вернулся Джейкс.

– Гезира, – сказал он, включая скорость и отпуская педаль сцепления.

Вэндем переключил свои мысли на Джейкса. Кто-то говорил Вэндему, что у Джейкса потрясающее чувство юмора. Вэндем всегда считал его приятным и веселым человеком, но особого чувства юмора в нем не замечал. «Неужели я такой тиран, – подумал Вэндем, – что мои подчиненные боятся пошутить в моем присутствии? Никто не хочет рассмешить меня, – подумал он. – Кроме Элин».

– Вы никогда не рассказываете мне анекдотов, Джейкс.

– Сэр?

– Говорят, у вас потрясающее чувство юмора, но вы никогда не рассказываете мне ничего смешного.

– Это правда, сэр.

– Вы можете быть искренним со мной на минуту и объяснить причину?

Немного подумав, Джейкс ответил:

– Вы не располагаете к фамильярности, сэр. Вэндем кивнул. Они же не знают, как иногда ему хочется откинуть голову назад и захохотать?

– Очень тактично сформулировано, Джейкс. Вопрос снимается.

«Дело Вольфа – вот что мучает меня по-настоящему. Неужели я дожил до того, что не справлюсь со своей работой, – и вообще способен ли я на что-нибудь или нет? А между тем щека чертовски болит».

Они проехали по мосту на остров. Небо из темно-серого стало жемчужным. Вдруг Джейкс произнес:

– Я очень извиняюсь, сэр, но я должен сказать вам, что лучше вас начальника у меня не было.

– О, – Вэндем был поражен. – Боже праведный! Спасибо, Джейкс. Спасибо.

– Не за что. Мы приехали.

Он остановил машину напротив маленького, симпатичного одноэтажного дома с ухоженным садиком. Вэндем подумал, что начальник угрозыска, наверно, берет неплохие взятки, но не слишком большие. Это хороший знак – видимо, мы имеем дело с осторожным человеком.

Они прошли по тропинке и постучали в дверь. Через пару минут в окне показалась голова, и им ответили по-арабски.

– Военная разведка! Откройте, черт бы вас побрал! – приказал Джейкс.

Через минуту дверь открыл невысокий красивый араб, который на ходу застегивал брюки. Он спросил по-английски:

– Что происходит?

– Чрезвычайное дело, – внушительно произнес Вэндем. – Можно войти?

– Разумеется. – Полицейский пропустил их перед собой. Они очутились в маленькой гостиной. – Что случилось?

Он казался испуганным, и Вэндем подумал: «Испугаешься тут! Когда стучат в дверь посреди ночи».

– Паниковать нечего, мы просто хотим, чтобы вы установили наблюдение за одним человеком, и немедленно, – заявил он.

– Конечно. Садитесь, пожалуйста. – Полицейский взял блокнот и карандаш. – Как зовут объект?

– Соня Эль-Арам.

– Танцовщица?

– Да. Я хочу, чтобы вы установили круглосуточное наблюдение за ее домом. Это плавучий домик в Замалеке, называется Джихан.

Полицейский записывал названия в блокнот. Вэндем пожалел, что приходится подключать египетскую полицию. Однако выбора у него не было: в африканской стране нельзя использовать для слежки европейцев, которых заметно издалека.

– а о каком преступлении идет речь? – спросил полицейский.

«Так я тебе и сказал», – подумал Вэндем. Вслух он произнес:

– У нас есть основания полагать, что она является соучастницей в распространении фальшивых фунтов стерлингов в Каире.

– Стало быть, вам нужно знать, кто приходит и уходит, что они приносят и уносят и какие встречи происходят на плавучем домике?

– Да. Есть один человек, который нас особенно интересует. Его зовут Алекс Вольф – подозреваемый в убийстве, совершенном в Асьюте. Вы должны были получить его описание.

– Да, конечно. Отчеты надо представлять ежедневно?

– Да. Но если Вольф появится, сообщить нужно немедленно. Вы можете позвонить капитану Джейксу или мне в генштаб в дневное время. Дайте ему номера наших домашних телефонов, Джейкс.

– Я знаю эти плавучие домики. Там по берегу всегда по вечерам гуляют парочки.

– Точно, – подтвердил Джейкс.

Вэндем удивленно поднял бровь.

Полицейский продолжал:

– Хорошее место – можно посадить туда наблюдателя под видом попрошайки. На нищих никто не обращает внимания. Ночью... там есть кусты. Их тоже посещают парочки.

– Это так, Джейкс? – спросил Вэндем.

– Не могу знать, сэр.

Джейкс улыбнулся, понимая, что над ним подтрунивают. Он протянул полицейскому листок бумаги с телефонными номерами.

В комнату вошел мальчуган пяти-шести лет в пижаме. Он тер кулачками заспанные глаза. Взглянув на незнакомых людей сонными глазами, малыш подошел к хозяину дома.

– Мой сын, – гордо произнес полицейский.

– Нам пора, – сказал Вэндем. – Может, подвезти вас до города?

– Нет, спасибо. У меня есть машина, а потом мне надо привести себя в порядок и одеться.

– Хорошо, но не задерживайтесь.

Вэндем встал. Вдруг в глазах у него потемнело, ему показалось, что веки у него закрываются, хотя глаза были открыты. Он почувствовал, что теряет равновесие. Джейкс подхватил его под руки.

– С вами все в порядке, сэр?

Туман перед глазами Вэндема рассеялся.

– Теперь все в порядке, – сказал он.

– А рана у вас серьезная, – сочувственно произнес полицейский.

Они направились к двери.

– Джентльмены, можете быть уверены, что я возьму это задание под личный контроль. Без вашего ведома на этот плавучий домик и мышь не проскочит, – заверил полицейский.

Держа своего сынишку левой рукой, правую он протянул для прощания.

– До свидания, – сказал Вэндем, пожимая ему руку. – Между прочим, меня зовут майор Вэндем.

Полицейский слегка поклонился.

– Старший офицер полиции Кемель к вашим услугам, сэр.

Глава 4

Соня размышляла о случившемся. В глубине души она надеялась застать Вольфа в плавучем домике, но когда вернулась туда перед рассветом, его там не оказалось. Она не знала, что ей теперь делать. Сначала, когда ее арестовали, Соня испытывала ярость по отношению к Вольфу за то, что он убежал и оставил ее на милость британских головорезов. Понимая, что ее могут обвинить в пособничестве шпионской деятельности Вольфа, Соня с ужасом думала о том, что с ней могут сделать. Вольф не должен был бросать ее – тогда она была уверена в этом. Однако, подумав, решила, что он поступил правильно. Оставив ее в одиночестве, Вольф, таким образом, отводил от нее подозрения. Конечно, ей досталось, но все же она легко отделалась. Сидя в одиночке генштаба, Соня перевела свой гнев с Вольфа на англичан.

Она не дрогнула перед ними, и они отступили.

Соня предполагала, что человек, который ее допрашивал, – майор Вэндем. А когда ее выпускали на свободу, дежурный случайно назвал его имя. Услышав, что ее догадка подтвердилась. Соня пришла в восторг. Она снова улыбнулась, вспомнив уродливую повязку на лице Вэндема. Это Вольф его так порезал своим ножом. Жаль, что не убил. Но все равно – какая ночь, какая славная ночь!

Интересно, где Вольф сейчас? Наверное, спрятался где-нибудь в городе. Когда станет спокойнее, он даст о себе знать. Хотелось бы, конечно, чтобы Вольф был сейчас здесь – они вместе бы отпраздновали победу.

Соня облачилась в ночную сорочку. Пора было ложиться спать, но ей не хотелось. Может, выпить чего-нибудь?

Она достала бутылку шотландского виски, налила немного в стакан и разбавила водой. Едва Соня пригубила напиток, как услышала наверху шаги. «Ахмед?..» – осторожно позвала она, но в тот же момент поняла, что это не его шаги: они были слишком быстрые и легкие. Со стаканом в руке Соня подошла к лестнице. Люк приподнялся, и в проеме показалось лицо араба.

– Соня?

– Да.

– Я думаю, вы ждали не меня.

Человек спустился по лестнице. Соня молча смотрела на него. Это был невысокий симпатичный мужчина с быстрыми и точными движениями. Одет он был по-европейски: темные брюки, начищенные черные ботинки и белая рубашка с короткими рукавами.

– Я – старший следователь Кемель. Очень польщен знакомством с вами.

Он протянул ей руку.

Соня повернулась, прошла через комнату и уселась на диван. Она думала, что с полицией на сегодня покончено. Теперь вот египтяне решили, что настала их очередь. Утешая себя мыслью о том, что все, вероятно, кончится взяткой. Соня спокойно потягивала виски, не отрывая глаз от Кемеля. Помолчав, она спросила:

– Что вам нужно?

Кемель сел без приглашения.

– Меня интересует ваш друг Алекс Вольф.

– Он мне не друг.

Кемель пропустил эти слова мимо ушей.

– Англичане рассказали мне о двух эпизодах, связанных с мистером Вольфом. Первое – он зарезал военнослужащего в Асьюте и второе – он пытался расплатиться фальшивыми деньгами в каирском ресторане. Все это очень интересно. Как он очутился в Асьюте? Зачем убил военного? И откуда у него фальшивые деньги?

– Я ничего не знаю об этом человеке! – отрезала Соня, надеясь, что Вольф не заявится домой в эту самую минуту.

– Зато я знаю, – сказал Кемель. – У меня есть сведения, которыми не располагают или могут не располагать англичане. Я знаю, кто такой Алекс Вольф. Его отчим был адвокатом здесь, в Каире. Я также знаю, что Вольф – националист. Я знаю, что он был вашим любовником. И я знаю, что вы – тоже националистка.

Соня похолодела. Застыв со стаканом в руке, она молча слушала все эти разоблачения.

Кемель продолжал:

– Где он взял фальшивые деньги? Не в Египте. Я не думаю, что в Египте найдутся такие умельцы, – а если они и есть, то, наверное, они печатали бы египетскую валюту. Следовательно, деньги напечатаны в Европе. Вольф, известный также под именем Ахмед Рахма, тихо исчез пару лет назад. Куда он делся? Уехал в Европу? А вернулся через Асьют. Почему? Хотел пробраться в страну незамеченным? Возможно, он сошелся с бандой английских фальшивомонетчиков и возвращался назад со своей долей, но я не думаю, что это так, потому что он не бедный и не был связан с преступным миром. Вот вопрос без ответа.

«Он все знает, – подумала Соня. – Господи, он все знает».

– И вот англичане просят меня установить наблюдение за этим плавучим домиком и сообщать обо всех, кто приходит и уходит. Они надеются, что Вольф придет сюда, и тогда у них будут ответы на все вопросы. Если, конечно, я не разгадаю эту загадку первым.

«Наблюдение за домиком! Ему нельзя сюда приходить. Но почему Кемель мне все это рассказывает?»

– Ключ к разгадке, я полагаю, лежит в происхождении Вольфа: он ведь одновременно и немец, и египтянин. – Кемель встал и, подойдя к Соне, сел рядом с ней, глядя ей в глаза. – Я думаю, что он работает и на Германию, и на Египет, а фальшивые деньги у него от немцев. Следовательно, Вольф – шпион.

«Но ты не знаешь, где его искать. Поэтому ты здесь», – подумала она.

Кемель не сводил с нее глаз. Она отвернулась, боясь, что он прочтет ее мысли.

– Если он – шпион, я могу его поймать. Или спасти.

Соня рывком повернулась к нему:

– Что вы имеете в виду?

– Мне надо встретиться с ним. И чтобы об этом никто не узнал.

– Зачем?

Кемель хитро улыбнулся.

– Соня, вы не единственная, кто хочет освобождения Египта. Нас много. Мы хотим прогнать англичан, и нам все равно, от кого они потерпят поражение. Мы решили сотрудничать с немцами и сейчас ищем контакты с ними. Нам необходимы переговоры с Роммелем.

– И вы думаете, Ахмед может вам помочь?

– Если он их агент, у него должны быть каналы связи с немцами.

В голове у Сони все перемешалось. Из обвинителя Кемель превратился в подпольщика – если, конечно, это не ловушка. Она не знала, можно ли ему доверять. У нее не было времени об этом подумать.

Кемель спросил с легким нажимом:

– Вы можете организовать нам встречу?

– Нет, – решительно ответила она.

– Не забывайте, что ваш дом под наблюдением, – предупредил он. – Отчеты, прежде чем попасть к майору Вэндему, будут поступать ко мне. Если есть хоть малейшая возможность организовать через вас эту встречу, взамен я могу пообещать, что поступающие сведения, прежде чем попасть в военную разведку, будут тщательно редактироваться, чтобы в них не содержалось ничего... компрометирующего.

Соня уже забыла о наблюдении. Когда Вольф вернется – а он вернется рано или поздно, – наблюдатели сообщат об этом Вэндему, если не вмешается Кемель. Это все меняло. У нее не было выбора.

– Я организую вам встречу, – сдалась она.

– Хорошо. – Он встал. – Позвоните в полицейское управление и передайте, что меня хочет видеть Сирхан. Когда я получу такое сообщение, мы условимся с вами о времени и месте встречи.

– Договорились.

Он направился к лестнице, затем вернулся.

– Между прочим, – он вынул из брючного кармана бумажник, достал из него небольшую карточку и протянул Соне. Это была ее фотография. – Поставьте автограф для моей жены. Она вас обожает. – Он вручил ей авторучку. – Ее зовут Эстер.

Соня написала: «На память Эстер с наилучшими пожеланиями. Соня».

Она отдала ему фотографию, подумав про себя: «Абсурд какой-то».

– Спасибо. Эстер будет в восторге.

– Я позвоню вам, как только смогу, – заверила Соня.

– Спасибо.

Он протянул ей руку. На этот раз она пожала ее. Кемель поднялся по лестнице и закрыл за собой люк.

Соня расслабилась. Все-таки она правильно себя вела, хотя еще не убеждена в искренности Кемеля.

На нее навалилась усталость, и, допив свой напиток, она прошла за занавеску в спальню. Соня подошла к кровати и откинула покрывало. Вдруг кто-то легонько постучал. Вздрогнув, она резко повернулась и посмотрела в иллюминатор на противоположной стене, выходившей на реку. За стеклом виднелась чья-то голова.

Испугавшись, Соня завизжала.

Лицо моментально исчезло.

Она вдруг поняла, что это был Вольф.

Соня быстро выскочила на палубу. Перегнувшись через борт, она увидела его в воде. Цепляясь за отверстия иллюминаторов, Вольф начал взбираться наверх. Соня протянула ему руку и помогла выбраться на палубу. На мгновение он замер, стоя на четвереньках и оглядывая пространство реки, как потревоженная водяная крыса, затем просеменил к люку. Она последовала за ним.

Вольф стоял на ковре абсолютно голый, мокрый и дрожащий от холода.

– Что случилось? – взволнованно спросила она.

– Налей мне ванну горячей воды.

Пройдя через спальню в ванную комнату, она открыла краны и бросила в воду несколько ароматических кристаллов. Вольф забрался в ванну, не дожидаясь, пока она наполнится водой.

– Что произошло? – повторила Соня.

Он перестал дрожать.

– Я не хотел рисковать, открыто проходя на палубу по трапу, поэтому снял одежду на том берегу и переплыл реку. В окно я увидел мужчину, разговаривающего с тобой, – наверное, очередной полицейский.

– Да.

– Мне пришлось сидеть в воде, пока он не ушел.

Она рассмеялась.

– Бедняжка.

– Не смешно. Господи, как я замерз. Эти гады в абвере снабдили меня фальшивыми деньгами. Попаду в Германию – передушу их всех.

– Почему они это сделали?

– Я не знаю, что это было – некомпетентность или предательство. Выключи воду.

Он стал смывать речной ил со своих ног.

– Тебе придется пользоваться собственными деньгами, – сказала она.

– Я не могу подобраться к ним. Я уверен, что банк проинструктировали позвонить в полицию, как только я там появлюсь. Можно, конечно, расплачиваться чеками, но все равно это наведет их на след. Я мог бы продать акции и ценные бумаги или даже виллу, но опять-таки деньги надо будет получать через банк...

«И поэтому ты будешь тратить мои деньги, – подумала Соня. – Впрочем, ты и спрашивать не будешь».

Она решила подумать на эту тему на досуге.

– Этот следователь установил наблюдение за домом по указанию Вэндема.

Вольф усмехнулся.

– Значит, это был Вэндем.

– Ты порезал его?

– Да, но было темно, я ничего не увидел.

– У него все лицо забинтовано.

Вольф громко рассмеялся.

– Хотелось бы взглянуть на него.

Затем он посерьезнел и спросил:

– Он тебя допрашивал?

– Да.

– И что ты ему сказала?

– Что я почти незнакома с тобой.

– Молодец. – Он посмотрел на нее оценивающе, и она поняла, что он доволен ею и немного удивлен ее самообладанием.

– И он тебе поверил?

– Думаю, что нет, раз он приказал установить слежку.

Вольф нахмурился.

– Ерунда получается. Не могу же я каждый раз пробираться вплавь по реке, когда мне нужно попасть домой.

– Не волнуйся. Я все устроила.

– Устроила?

«Ну не совсем так, – подумала Соня, – но зато это звучит».

– Следователь на нашей стороне, – объяснила она.

– Националист?

– Да. Ему нужен твой передатчик.

– А откуда он знает про передатчик? – В голосе Вольфа послышалась угроза.

– Он не знает, – сказала Соня спокойно. – Из того, что сказали ему англичане, он заключил, что ты – шпион; он полагает, что у шпиона должна быть связь с немцами. Националисты хотят направить послание Роммелю.

Вольф покачал головой.

– Лучше в это не лезть.

Она не хотела, чтобы после всего, о чем она договорилась, он пошел на попятную.

– Тебе придется в это влезть, – сказала она резко.

– Может быть, – устало ответил он.

У нее появилось странное чувство власти над ним – как будто она принимала командование. Это было сладкое чувство.

Вольф сказал:

– Они сели мне на хвост. Я больше не хочу таких сюрпризов, как вчера вечером. Я не хочу здесь больше оставаться, но я не знаю, куда мне деваться. Абдулла знает про фальшивые деньги и готов сдать меня англичанам. Черт.

– Если ты возьмешь следователя на крючок, то будешь здесь в безопасности.

– Выбора у меня нет.

Она присела на край ванны, глядя на его обнаженное тело. Он выглядел... если не побежденным, то загнанным в угол. Лицо было уставшим, а в голосе проскальзывали панические нотки. Она подумала, что, наверное, Вольф в первый раз засомневался, что сможет продержаться до прихода Роммеля. И, тоже впервые, он зависел от нее. Ему нужны были ее деньги и пристанище в ее доме. Вчера вечером судьба Вольфа зависела от ее молчания на допросе, а сегодня – он был уверен в этом – его спасла сделка, которую она заключила со следователем-националистом. Она приобретала власть над ним. Это тешило ее самолюбие. Она даже почувствовала легкое сексуальное возбуждение.

– Я не знаю, стоит ли мне встречаться с той девушкой, Элин, сегодня вечером, – с сомнением произнес Вольф.

– Почему бы и нет? Она же не связана с англичанами. Ты же подцепил ее в магазине!

– Может быть. Мне просто кажется, что сейчас лучше не высовываться. Не знаю.

– Нет уж, – сказала Соня. – Я хочу ее.

Он взглянул на нее прищуренными глазами. Она пыталась угадать, о чем он думает: о ее желании или об обретенной ею силе характера.

– Ну хорошо, – согласился он наконец. – Надо будет только принять меры предосторожности.

Итак, он сдался. Ее желание взяло верх над ним. От возбуждения у нее по телу побежали мурашки.

– Я никак не согреюсь, – пожаловался Вольф. – Налей еще горячей воды.

– Нет.

Не снимая сорочки. Соня шагнула в ванну. Она села на него верхом, лицом к нему, упершись коленями в борта узкой ванны. Затем задрала подол мокрой сорочки до пояса и потребовала:

– Ешь меня.

Он не протестовал.

* * *

Проспав весь день, Вэндем почувствовал, что готов продолжать борьбу. Он съездил в больницу, где доктор Абутнот заявила ему, что только дураки переносят такие травмы на ногах, но, по всей видимости, он – везучий дурак, поскольку рана его начала заживать. Она сменила ему повязку на меньшую по размеру.

Сидя в ресторане «Оазис» в компании Джейкса и потягивая холодный мартини, Вэндем блаженствовал. Сейчас было четверть восьмого, через несколько минут он будет брать Алекса Вольфа.

Вэндем и Джейкс сидели в глубине ресторана, выбрав место, с которого они могли видеть все, что происходит в зале. Ближайший к выходу столик занимали два рослых сержанта, которые ели жареных цыплят, оплаченных бухгалтерией разведуправления. На улице в легковом автомобиле находились два военных полицейских в гражданской одежде с револьверами в карманах пиджаков. Капканы расставлены: не хватает только приманки. Элин должна появиться с минуты на минуту.

Утром во время завтрака Билли с ужасом разглядывал бинты Вэндема. Отец взял с него клятву не проболтаться и рассказал ему правду. «Я дрался с немецким шпионом. У него был нож. Ему удалось скрыться, но я рассчитываю поймать его сегодня вечером». Конечно, он выдал ему служебную тайну, но ведь мальчик должен знать, как был ранен его отец. Услышав рассказ Вэндема, Билли перестал бояться и пришел в возбуждение. Что касается Гаафара, то, увидев раненого хозяина, он пришел в такой благоговейный ужас, что начал разговаривать шепотом, как будто в доме был покойник.

Встретившись на следующий день с Джейксом, Вэндем обнаружил, что от вчерашней импульсивной попытки сближения не осталось и следа. Между ними восстановились прежние официальные отношения: Джейкс выполнял приказы, называл его «сэр» и не высказывал собственного мнения, когда его об этом не просили. «Ну ладно, – подумал Вэндем. – Мы прекрасно работаем с ним в паре – и не надо ничего менять».

Он посмотрел на свои часы: семь тридцать, закурил очередную сигарету. В любой момент в дверь может войти Алекс Вольф. Вэндем был уверен, что узнает его: высокий европеец, нос с горбинкой, каштановые волосы и карие глаза, сильный, тренированный мужчина. Как только появится Элин и сядет рядом с Вольфом, Вэндем и Джейкс начнут действовать. Если Вольф попытается уйти, два сержанта заблокируют дверь, в случае неудачи снаружи по нему откроют огонь двое военных полицейских.

Семь тридцать пять. Вэндему страстно хотелось начать допрос Вольфа. Это будет настоящая битва характеров. Но Вэндем выйдет из нее победителем, потому что на его стороне все преимущества. Он «прощупает» Вольфа, найдет слабые места и затем применит такое давление, под которым допрашиваемый неминуемо «расколется».

Семь тридцать девять. Вольф опаздывает. Конечно, он может вообще не прийти. Не дай бог, конечно. При воспоминании о том, как высокомерно он пообещал Боггу: «Я рассчитываю арестовать его завтра вечером», Вэндема передернуло. Его отдел находился в очень скверном положении, и только быстрый арест Вольфа мог восстановить испорченную репутацию. Предположим, что после вчерашнего прокола Вольф решил пока не высовываться, хотя, думал Вэндем, это не в его стиле. Он надеялся, что это не так.

В семь сорок распахнулась дверь и в ресторан вошла Элин. Вэндем услышал, как Джейкс слегка присвистнул. Выглядела она на самом деле потрясающе. На ней было шелковое платье цвета взбитых сливок, которое эффектно подчеркивало ее стройную фигуру и великолепно гармонировало с ее гладкой загорелой кожей. Вэндему вдруг захотелось дотронуться до нее.

Элин обвела глазами зал ресторана в поисках Вольфа. Встретившись взглядом с Вэндемом, она равнодушно отвела глаза. Затем заговорила с подошедшим метрдотелем. Он усадил ее за столик, накрытый для двоих, недалеко от входа.

Вэндем поймал взгляд одного из сержантов и слегка кивнул в сторону Элин. Сержант кивнул в ответ и посмотрел на часы.

Где же Вольф?

Вэндем закурил сигарету, нервно ерзая на стуле. Он предполагал, что, будучи джентльменом, Вольф придет раньше, чем Элин. По такому сценарию арест должен был произойти в тот момент, когда Элин сядет с ним рядом за столик. «Но что-то сорвалось, – подумал Вэндем, – черт бы все побрал».

Официант принес Элин коктейль. На часах было уже семь сорок пять. Она взглянула в сторону Вэндема и чуть заметно пожала плечами.

Дверь ресторана открылась. Вэндем замер, не донеся сигареты до рта, но через мгновение разочарованно расслабился – в ресторан вошел мальчишка. Он вручил официанту сложенный листок бумаги и вышел.

Вэндем решил заказать еще один коктейль.

Он увидел, как официант подошел к столику Элин и передал ей записку.

Вэндем нахмурился. Что это могло быть? Извинения от Вольфа за то, что он не придет? На лице Элин отразилось легкое недоумение. Она переглянулась с Вэндемом и опять пожала плечами.

Вэндем хотел было подойти к ней и спросить, в чем дело, но Вольф мог войти в тот самый момент, когда они будут разговаривать. Тогда он повернется и рванет на улицу, где на его пути будут только двое полицейских – вместо шести.

– Ждите, – процедил сквозь зубы Вэндем, обращаясь к Джейксу.

Элин взяла свою сумочку с соседнего стула, еще раз взглянула на Вэндема и встала. Он подумал, что она, наверное, направляется в дамскую комнату, но Элин подошла к двери и открыла ее.

Вэндем и Джейкс поднялись из-за своего столика и заспешили к выходу.

Проходя мимо сержантов, Вэндем приказал:

– За мной.

Они вышли на улицу. Вэндем осмотрелся. У стены сидел слепой нищий, с треснутой тарелкой в руке, в которой лежало несколько пиастров. Трое солдат, обнявшись, брели по тротуару, распевая похабную песню. Напротив входа в ресторан встретились несколько египтян, которые в эту минуту обменивались церемонными рукопожатиями. Подошел уличный торговец, предлагая дешевые лезвия. И тут Вэндем увидел Элин, садящуюся в такси.

Он рванулся в ее сторону.

Дверца захлопнулась, и такси отъехало.

На другой стороне улицы взревела полицейская машина, рванулась с места и врезалась в автобус. Вэндем догнал такси и вскочил на подножку. Водитель неожиданно крутанул руль. Вэндем не удержался и грохнулся на землю.

Он быстро вскочил на ноги. Лицо пронзила острая боль – открылась его рана, и он чувствовал горячее, липкое тепло под повязкой. Джейкс и двое сержантов окружили Вэндема. На другой стороне улицы военные полицейские переругивались с водителем автобуса.

Такси исчезло.

Глава 5

Элин была в ужасе. Все получилось совсем не так, как планировалось. Вольфа должны были арестовать в ресторане, а сейчас он рядом с ней в такси, и его улыбка пугает ее. Она сидела без движения и без единой мысли в голове.

– Кто это был? – спросил Вольф, все еще улыбаясь.

Элин ничего не могла сообразить. Она взглянула на Вольфа, отвернулась и спросила:

– Кто?

– Человек, который бежал за нами. Он еще прыгнул на подножку. Я не разглядел его, но, по-моему, это европеец. Кто он такой?

Элин старалась побороть поднимавшийся в ней страх. «Его зовут Уильям Вэндем, и он должен был арестовать вас». Ей нужно было срочно что-то придумать. Что может заставить мужчину выйти за ней из ресторана и попытаться сесть с ней в такси?

– Он... Я не знаю его. Он был в ресторане. – Вдруг ее осенило. – Он приставал ко мне. Я была одна. Кстати, по вашей вине.

– Извините меня, пожалуйста, – быстро проговорил он.

Элин почувствовала прилив уверенности после того, как он с такой готовностью проглотил ее версию случившегося.

– А почему мы в такси? – возмутилась она. – Что вообще происходит? Мы что, не будем ужинать? – Тут она с отвращением услышала просительную нотку в своем голосе.

– У меня появилась отличная идея. – Он опять улыбнулся, и Элин внутренне содрогнулась от его улыбки. – Мы едем на пикник. В багажнике находится корзинка с провизией.

Она не знала, верить ему или нет. Зачем он устроил этот трюк с запиской в ресторане: «Выходите на улицу. А.В.», если он не подозревал о ловушке? Что он сейчас сделает? Завезет ее в пустыню и зарежет? Ей захотелось выпрыгнуть из автомобиля на полном ходу. Она закрыла глаза и заставила себя успокоиться. Если он почувствовал ловушку, зачем он вообще пришел? Нет, все гораздо сложнее. Он вроде бы поверил ей насчет человека на подножке, но кто знает, что кроется за его улыбкой?

– Куда мы едем? – спросила Элин.

– На берегу реки в нескольких милях от города есть одно местечко, где можно понаблюдать солнечный закат. Сегодня прекрасный вечер.

– Я не хочу туда.

– Что такое?

– Я вас почти не знаю.

– Давайте без глупостей. Шофер будет с нами все это время, и, кроме того, я – джентльмен.

– Мне нужно выйти из машины.

– Прошу вас, не надо. – Он слегка коснулся ее руки. – Там в корзинке копченый лосось, цыпленок и бутылка шампанского. Мне так надоели рестораны.

Элин задумалась. Она может уйти – и тогда она будет в безопасности, но больше она его не увидит. Сейчас ей хотелось именно этого: больше никогда не встречаться с этим человеком. Она подумала: «Но ведь я – единственная надежда для Вэндема... Какое мне дело до этого Вэндема! Я и без него буду счастлива, вернувшись к своей мирной жизни – прежней жизни».

До Вэндема ей было дело – она поняла это; по крайней мере, ей не хотелось его подводить. Она должна остаться с Вольфом, вести с ним свою игру, вынудить его к следующему свиданию и попытаться выяснить, где он живет.

– Поедем к вам домой, – вырвалось у нее.

Он удивленно поднял брови.

– Ну вас и заносит!

Она поняла, что совершила ошибку.

– Я совсем запуталась. Вы сбили меня с толку. Почему вы сначала не спросили меня?

– Мне эта мысль пришла в голову всего час назад. Я не думал, что вас это напугает.

До Элин дошло, что, сама того не желая, она сыграла свою роль легкомысленной девчонки. Она решила не переигрывать.

– Ладно, – сдалась она и попыталась расслабиться.

Вольф пристально смотрел на нее.

– Вы не такая уж уязвимая, как может показаться, не так ли?

– Я не знаю.

– Я помню, что вы сказали Аристопулосу в тот день, когда я увидел вас в магазине.

Элин вспомнила: она пригрозила, что отрежет Микису гениталии, если он дотронется до нее еще раз. Ей надо было бы покраснеть, но она не умела делать это специально.

– Он очень разозлил меня, – сердито сказала она.

– Да уж, – ухмыльнулся Вольф. – Но имейте в виду, что я – не Аристопулос.

Она слабо улыбнулась в ответ.

– О'кей.

Они выехали за городскую черту, и Вольф стал давать указания шоферу. «Интересно, где он раздобыл такое такси», – подумала Элин. По египетским меркам это была шикарная машина – американский лимузин с большими мягкими сиденьями, очень просторный внутри и довольно новый.

Они проехали мимо нескольких деревень и свернули на проселочную дорогу. Автомобиль взобрался по извилистой колее вверх по склону холма и очутился на крошечном плато на вершине обрыва. Прямо под ними текла река, а вдали за рекой Элин увидела аккуратные, похожие на лоскутное одеяло поля, простиравшиеся до самой линии горизонта, где они переходили в светло-желтую полоску пустыни.

– Красиво, правда? – спросил Вольф.

Возразить было нечего. Стайка стрижей, взлетевшая с противоположного берега, заставила ее поднять глаза к небу, и она увидела, что вечерние облака уже порозовели по краям. От берега шла молодая девушка с огромным кувшином воды на голове. Вверх по реке плыла одинокая фелюга, движимая легким бризом.

Шофер вышел из машины, отошел ярдов на пятьдесят в сторону, сел к ним спиной, закурил и развернул газету.

Вольф достал корзинку с провизией из багажника и поставил ее на пол машины между собой и Элин. Пока он распаковывал еду, Элин спросила:

– А как вы узнали о существовании этого места?

– Моя мать приводила меня сюда, когда я был маленьким. – Он вручил ей бокал с вином. – После смерти отца мать вышла замуж за египтянина. Время от времени она уставала от мусульманского быта и в такие дни привозила меня сюда и рассказывала мне... о Европе и так далее.

– Вам это нравилось?

Он колебался с ответом.

– У моей матери была способность портить удовольствие другим. Она говаривала так: «Ты эгоист, такой же, как твой отец». В том возрасте я предпочитал арабское окружение. Мои сводные братья были, в сущности, предоставлены сами себе. Мы воровали апельсины из чужих садов, бросались камнями в лошадей, протыкали велосипедные шины... Только моя мать возражала против такого поведения и предупреждала, что мы дождемся наказания. «В один прекрасный день тебя поймают, Алекс», – говорила она.

«Она была права, – подумала Элин. – Тебя поймают, Алекс».

Страхи ее прошли. Правда, мысль о том, что у Вольфа, наверное, с собой тот самый нож, которым он зарезал капрала в Асьюте, заставляла ее нервничать. Но в целом ситуация была вполне нормальной: красивый мужчина устраивает пикник на берегу реки с молодой девушкой. Она даже на какое-то время забыла о своем задании.

– А где вы живете? – спохватилась Элин.

– Мой дом... забрали англичане. Я живу у друзей.

Он вручил ей кусок копченой лососины на фарфоровой тарелке, а затем кухонным ножом разрезал пополам лимон. Элин смотрела на его ловкие руки. Ему ведь что-то нужно от нее, раз он так старается угодить ей.

* * *

Вэндем чувствовал себя прескверно. Лицо жутко болело, грандиозная операция с арестом шпиона провалилась. Вольф так легко ускользнул от него. В профессиональном смысле он начисто проиграл Алексу Вольфу и, кроме того, «подставил» Элин.

Вэндем сидел у себя дома со свежей повязкой на щеке и пил джин, чтобы заглушить боль. Он был уверен, что Вольф на самом деле не подозревал о засаде, – иначе бы он вообще не появился. Нет, он всего-навсего принял меры предосторожности – и они оказались чертовски эффективными.

У людей Вэндема было подробное описание такси: шикарная машина, почти новая, а кроме того, Джейкс запомнил номер. Все муниципальные и военные полицейские в городе были оповещены о ней и получили приказ немедленно ее задержать и арестовать всех ее пассажиров. Рано или поздно они найдутся – Вэндем, правда, был уверен, что поздно. Но все равно он ждал у телефона.

Что сейчас делает Элин? Может быть, сидит в ресторане при свечах, пьет вино и смеется шуткам Вольфа? Вэндем представил ее в кремовом платье, с бокалом в руке, с ее особой улыбкой, которая, кажется, обещает собеседнику все, что тот пожелает. Он посмотрел на часы: может быть, они уже поужинали. Что они будут делать потом? Обычно в таких случаях едут смотреть на пирамиды при лунном свете: черное ночное небо, звезды, бесконечная плоская пустыня и четкие треугольники фараоновых усыпальниц. Вокруг никого, кроме, может быть, еще одной парочки влюбленных. Они, может быть, взберутся на несколько ярусов – сначала Вольф прыжком заберется наверх, а затем поможет Элин подняться к нему; очень скоро, однако, она выбьется из сил, прическа ее растреплется и платье слегка помнется, она скажет, что ее туфли не годятся для альпинизма; поэтому они присядут на огромные каменные блоки, еще не остывшие после жаркого дня, вдохнут ласковый ночной воздух и будут смотреть на звезды. Идя назад, к такси, Элин задрожит от холода в своем вечернем платье без рукавов, и Вольф, возможно, обнимет ее за плечи, чтобы согреть. Поцелует ли он ее в такси? А может, сразу предложит поехать к нему или к ней? Вэндем не знал, что лучше. Если они поедут к нему, то утром Элин позвонит, и Вэндем сможет арестовать Вольфа прямо у него дома и изъять передатчик, шифр и, возможно, узнать каналы его связи с немцами. С профессиональной точки зрения так было бы лучше, но это значит, что Элин придется провести ночь с Вольфом, а эта мысль почему-то очень злит Вэндема. По другому сценарию – если они поедут к ней домой, где их ждет засада, состоящая из Джейкса, десяти охранников и трех машин, –Вольф будет схвачен прежде, чем он успеет...

Вэндем вскочил и зашагал по комнате. На глаза ему попался роман «Ребекка», который, как он предполагал, Вольф использует для шифровки своих донесений. Вэндем взял книгу и прочитал первую строчку: «Прошлой ночью мне снилось, что я вернулась в Мандерлей». Он положил книгу обратно, затем снова взял ее и стал читать дальше. История беззащитной, угнетаемой девушки отвлекла его от собственных волнений. Когда ему стало ясно, что девушка выйдет замуж за привлекательного вдовца, который был старше ее, и что на их брак упадет призрачная тень его первой жены, он захлопнул книгу и положил ее на место. Насколько он сам старше Элин? И как долго над ним будет витать призрак Анжелы? Она, как и Ребекка, была воплощением холодного совершенства, а Элин, как героиня романа, была молода, импульсивна, и ее тоже нужно было спасти от той жизни, которую она вела. Эти мысли вызвали у него раздражение – не собирается же он на самом деле жениться на Элин! Вэндем закурил сигарету. Почему время идет так медленно? Почему молчит телефон? Как он мог два дня подряд упускать Вольфа, когда тот был почти у него в руках? Где Элин?

Где же все-таки Элин?

Один раз в своей жизни он уже подверг женщину риску. Это произошло после того ужасного провала, когда Рашид Али ускользнул из Турции под самым носом у Вэндема. Для установления контакта с немецким агентом, который поменялся одеждой с Али и помог ему бежать, Вэндем направил женщину. Он хотел узнать все об этом агенте, чтобы хоть как-то поправить дело. На следующий день женщину нашли мертвой в гостиничном номере. От этого воспоминания у него похолодело внутри.

Не имело смысла сидеть дома. Спать он не мог, а больше заняться ему было нечем. Надо идти туда, где находятся Джейкс и остальные, несмотря на указания, полученные от доктора Абутнот. Вэндем надел китель и фуражку, вышел из дома и выкатил из гаража свой мотоцикл.

Элин и Вольф стояли рядом у края обрыва, глядя на мерцающие вдалеке огни Каира и на отблески крестьянских костров в темных деревнях. Элин представила себе крестьянина, трудолюбивого, бедного и суеверного: вот он стелит соломенную циновку на земляной пол, укрывается грубым одеялом и находит утешение в объятиях своей жены. В жизни Элин бедность осталась позади – хотелось бы думать, что навсегда, но иногда ей казалось, что вместе с бедностью там, в прошлом, осталось еще что-то, без чего она не могла обойтись. В Александрии, где она жила ребенком, люди окунали свои ладони в синюю краску и отпечатывали их на красных глинобитных стенах – изображения рук должны были отпугнуть злых духов. Элин не верила в силу этих отпечатков, но, несмотря на бедность, на ночные вопли избиваемых ростовщиком двух жен, засилье насекомых и крыс, на детскую смертность, тогда она верила в существование чего-то неведомого, что отводило этих людей от беды. Элин и потом в это верила, когда приводила мужчин к себе домой, ложилась с ними в постель, принимала от них подарки, ласки и деньги, но она больше не хотела этим заниматься. Слишком много времени и сил потрачено в поисках любви там, где ее не могло быть. Она не хотела повторять все это с Алексом Вольфом. Несколько раз Элин спрашивала себя: «Почему бы не попробовать еще разок?» Ведь то же самое предложил ей и Вэндем. Но каждый раз, когда она раздумывала о том, вступить ли ей в связь с Алексом Вольфом, ее начинала преследовать мысль, от которой она не могла отделаться на протяжении последних нескольких недель: желание соблазнить Уильяма Вэндема. Она хорошо представляла, как это произойдет: он будет смотреть на нее с невинным удивлением и дотронется до ее тела с широко раскрытыми от восторга глазами. Думая об этом, она на мгновение почувствовала себя беспомощной от нахлынувшего желания. Элин точно знала, как поведет себя в постели Вольф. Со знанием дела, умело, эгоистично и без эмоций.

Не говоря ни слова, она повернулась и пошла назад к машине. Настал момент, когда Вольф должен показать свои намерения по отношению к ней. Они закончили ужин: шампанское выпито, термос с кофе пуст, цыпленок и виноград съедены. Теперь он рассчитывает на вознаграждение. Она наблюдала за ним, сидя в машине. Вольф еще постоял немного у края обрыва, а затем направился в ее сторону, по дороге окликнув водителя. У него была этакая уверенная грациозность, которая присуща рослым мужчинам. Он привлекательный мужчина, гораздо импозантнее, чем любой из прежних любовников Элин, но она боялась его – не потому, что знала, кто он такой, а оттого, что интуитивно понимала его внутреннюю суть: она догадывалась, что его обаяние создано им искусственно и что его щедрость происходит от того, что он хочет использовать ее. «Хватит, ею уже достаточно попользовались!»

Вольф сел на сиденье рядом с ней.

– Вам понравился пикник?

Она сделала над собой усилие, чтобы казаться веселой.

– Все было замечательно. Спасибо.

Машина тронулась с места. Он либо пригласит ее к себе, либо поедет к ней и зайдет «выпить рюмку». Нужно найти способ ему отказать. Эта мысль вдруг показалась ей нелепой; она ведет себя, как напуганная девственница. Для кого она себя бережет – для чужого дяди?

Она слишком долго молчит. Ей нужно быть разговорчивой и остроумной. Надо с ним заговорить.

– Какие новости с фронта? – спросила она и сразу почувствовала, что выбрала не самую удачную тему для разговора.

– Немцы пока побеждают, – сказал он. – Как и следовало ожидать.

– Почему «следовало ожидать»?

Он снисходительно улыбнулся.

– Мир делится на хозяев и рабов, Элин. – Он говорил с ней, как со школьницей. – Англичане слишком долго были хозяевами. Они стали чересчур мягкотелыми, поэтому пришла очередь других людей.

– А египтяне – они хозяева или рабы?

Элин знала, что лучше промолчать, но его самодовольство взбесило ее, и она вступила на тонкий лед.

– Бедуины – те хозяева, – сказал он. – А средний египтянин уже родится рабом.

«Он ведь на самом деле так думает», – подумала она и содрогнулась.

Они въехали в пригород. Время перевалило за полночь, и кругом было тихо, хотя в городе сейчас, наверное, полным ходом идет ночная жизнь. Вольф спросил:

– Где вы живете?

Элин назвала адрес. «Итак, мы едем ко мне», – подумала она.

– Мы должны это повторить, – уверенно произнес Вольф.

– С удовольствием.

Они въехали в район Шариа Аббас, и он приказал шоферу остановиться. «Ну и что дальше?» – подумала Элин. Вольф повернулся к ней и сказал:

– Благодарю за чудесный вечер. Надеюсь, скоро увижу вас снова. – И вышел из машины.

Она смотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами. Он наклонился к окну со стороны водителя, вручил ему деньги и назвал адрес Элин. Водитель кивнул. Вольф постучал ладонью по крыше автомобиля, и водитель нажал на газ.

Через заднее стекло Элин увидела, как Вольф помахал ей на прощание рукой. Перед тем как машина завернула за угол, она заметила, что Вольф зашагал по направлению к реке.

«Ну и как это все понимать? – спросила она себя. – Никаких приставаний, никакого приглашения домой, даже без прощального поцелуя. Какую игру он ведет?»

Она раздумывала обо всем этом, пока таксист вез ее домой. Наверное, Вольф применял такие методы с целью заинтриговать женщину. Как бы там ни было, она благодарна ему. Возможно, он просто эксцентричная натура. Она откинулась на сиденье и расслабилась. Ей не пришлось выбирать: отбиваться от его ухаживаний или ложиться с ним в постель. И слава богу.

Таксист остановил машину напротив ее дома. Вдруг непонятно откуда на них с ревом вылетели три автомобиля. Один затормозил прямо перед такси, другой сзади и третий сбоку. Из темноты возникли мужские фигуры. Все четыре двери такси рывком распахнулись, и внутрь глянули дула четырех револьверов. Элин взвизгнула.

Затем в салон такси просунулась голова, и Элин узнала Вэндема.

– Сбежал? – спросил Вэндем.

Элин начала понимать, что происходит.

– Я думала, меня собираются застрелить, – сказала она.

– Где он вышел?

– В Шариа Аббас.

– Как давно?

– Пять или десять минут назад. Можно мне выйти из машины?

Он подал ей руку, и она шагнула на мостовую.

– Мы не хотели тебя напугать, – объяснил Вэндем.

– Это называется запирать дверь конюшни после того, как украли лошадь.

– Именно так.

Он выглядел совершенно подавленным. Элин вдруг ощутила прилив теплого чувства по отношению к нему. Дотронувшись до его руки, она сказала:

– Ты не представляешь, как я рада тебя видеть.

Он бросил на нее странный взгляд, не зная, верить ей или нет.

– Почему бы тебе не отпустить твоих людей и не поговорить у меня дома? – предложила Элин.

Он помолчал, колеблясь.

– Хорошо.

Повернувшись к одному из офицеров, он сказал:

– Джейкс, допросите шофера такси. Людей отпустите. Примерно через час встретимся в генштабе.

– Хорошо, сэр.

Элин повела Вэндема за собой внутрь дома. Как приятно очутиться у себя в квартире, плюхнуться на диван и сбросить туфли. Все было позади – Вольф исчез, а Вэндем был рядом с ней. Она предложила:

– Налей себе чего-нибудь.

Вэндем сел напротив нее и достал сигарету.

– Мы рассчитывали, что Вольф попадет в засаду, но он оказался слишком подозрительным или, по крайней мере, осторожным, и мы упустили его. Что было потом?

Элин откинула голову на спинку дивана, закрыла глаза и в нескольких словах рассказала ему о пикнике. Она не стала говорить о своих сомнениях насчет того, чтобы лечь с Вольфом в постель, а также умолчала о том, что Вольф почти не дотрагивался до нее в течение всего вечера. Ей хотелось забыть обо всем.

– Налей мне чего-нибудь выпить, – попросила Элин.

Вэндем направился к буфету. Она чувствовала, что он взбешен. Посмотрев на его повязку, она вспомнила, что уже видела ее в ресторане, и озабоченно спросила:

– Что у тебя с лицом?

– Мы почти поймали Вольфа вчера вечером.

– Да что ты!

Итак, две неудачи за одни сутки – неудивительно, что у него такой подавленный вид. Ей до боли захотелось утешить его, обнять, положить его голову себе на колени и погладить по волосам. Элин решила – импульсивно, как принимала все свои решения, – пустить его сегодня к себе в постель.

Он протянул ей бокал. Себе все-таки тоже налил. Когда он наклонился, чтобы передать ей бокал, Элин дотронулась кончиками пальцев до его подбородка и повернула его голову, чтобы разглядеть щеку. На мгновение Вэндем замер, давая ей посмотреть, затем отодвинулся в сторону.

Никогда до этого она не видела его таким напряженным. Он пересек комнату и присел на краешек стула лицом к ней. Казалось, что ярость готова выплеснуться из него наружу, но, посмотрев ему в глаза, она увидела, что это была не ярость, а боль.

– Что ты скажешь о Вольфе? – угрюмо спросил Вэндем.

Она не совсем поняла, что он имеет в виду.

– Обаятельный. Умный. Опасный.

– А внешне?

– Холеные руки, шелковая сорочка, усы, которые ему не идут. А что ты вообще хочешь узнать о нем?

Вэндем раздраженно махнул головой.

– Все. И ничего.

Он снова закурил.

Они явно не понимали друг друга. Ей захотелось, чтобы он сел рядом с ней и сказал ей, какая она красивая и храбрая и как у нее все хорошо получилось; в то же время она понимала, что спрашивать об этом бесполезно. И все же она не выдержала:

– Я хорошо все сделала?

– Не знаю. А что ты сделала?

– Ты сам знаешь.

– Да. Я очень признателен тебе.

Вэндем улыбнулся, но она знала, что улыбка эта не искренняя. Что с ним происходит? В его злости было что-то знакомое – она сразу поймет, что это такое, как только они преодолеют отчужденность. Он злой не потому, что его постигла неудача. Дело было в его отношении к ней, в тоне, которым он с ней разговаривал, в том, как он сидел и как смотрел на нее. На его лице было выражение... близкое к отвращению.

– Вольф сказал, что увидится с тобой опять? – спросил Вэндем.

– Да.

– Надеюсь, что так и будет.

Он уперся подбородком в ладони. Лицо его было напряжено.

– С божьей помощью.

– Он еще прибавил: «Мы должны это повторить»... или что-то в этом роде, – вспомнила Элин.

– Понятно. «Мы должны это повторить?»

– Ну да, что-то вроде этого.

– А что он конкретно имел в виду, как ты думаешь?

Она пожала плечами.

– Еще один пикник, еще одно свидание – черт возьми, Вэндем, какая муха тебя укусила?

– Мне просто интересно, – сказал он. На его лице играла кривая усмешка, которой она раньше никогда не видела. – Я хочу знать, что вы там вдвоем делали, кроме того, что ели и пили, на просторном заднем сиденье такси, там на берегу реки; ну ты понимаешь, мужчина и женщина вдвоем, в темноте...

– Заткнись.

Она закрыла глаза. Теперь она все поняла. Не открывая глаз, Элин резко произнесла:

– Я иду спать. Можешь убираться отсюда.

Через несколько секунд она услышала, как хлопнула входная дверь.

Она подошла к окну и посмотрела вниз, на улицу. Вэндем вышел из подъезда, сел на свой мотоцикл, ударил ногой по стартеру, мотор взревел, и на бешеной скорости он скрылся из виду. Элин очень устала, и ей было немного грустно оттого, что придется провести эту ночь в одиночестве, но несчастной себя не чувствовала, ведь она поняла причину его озлобления, и это давало ей надежду. Когда он исчез из виду, Элин слегка улыбнулась и произнесла вполголоса:

– Уильям Вэндем, я знаю, что ты меня ревнуешь.

Глава 6

К тому времени, когда майор Смит в третий раз навестил плавучий домик в свой обеденный перерыв, Вольф и Соня уже отработали технологию его приема. В назначенное время Вольф прятался в шкафу, а Соня встречала майора в гостиной, держа наготове бокал с выпивкой. Она приглашала его сесть и, целуя, заставляла снять шорты. Убедившись, что портфель остался в гостиной. Соня вела его в спальню.

Вольфу было совершенно ясно, что майору никогда раньше не приходилось испытывать ничего подобного, – Смит будет рабом Сони до тех пор, пока она сама не прогонит его. Вольф был благодарен судьбе: все могло повернуться иначе, имей они дело с более волевым мужчиной.

Как только Вольф слышал скрип кровати, он вылезал из своего убежища, вынимал ключ из кармана шорт и открывал портфель. Блокнот и карандаш он держал наготове.

Второй визит Смита разочаровал Вольфа – он уже начал думать, что Смит не всегда носит с собой важные документы. Сегодня, однако, Вольф наткнулся на чрезвычайную информацию.

Генерал сэр Клод Аучинлек, которому подчинялись ближневосточные войска, принял командование 8-й армией от генерала Нила Ритчи. Это сообщение представляло ценность для Роммеля, так как свидетельствовало о панике в рядах союзников. Для Вольфа это означало, что теперь планы операций будут разрабатываться в каирском, а не в полевом штабе, что повышало вероятность того, что к Смиту попадут копии боевых планов.

Союзники отступили и сформировали новую линию обороны у Мерса Матрух, таким образом, самым важным документом в портфеле Смита была сводка о новой диспозиции.

Новая оборонительная линия начиналась у прибрежной деревни Матрух и простиралась на юг, в пустыню, до укрепленного района Сиди Хамза. В Матрухе стоял 10-й корпус; за его позициями на пятнадцать миль в глубь пустыни простиралось противотанковое минное поле, за ним шло десятимильное противопехотное минное поле, а дальше с южной стороны укрепленного района были позиции 13-го корпуса.

Прислушиваясь к звукам, доносившимся из спальни, Вольф изучал план обороны. Картина была более или менее ясной: оборонительная линия союзников сильна по краям и слаба в центре.

Они, видимо, рассчитывают, что Роммель, скорее всего, пойдет вокруг южной оборонительной линии, то есть предпримет свой классический обходной маневр, тем более что пятисот тонн горючего, захваченного им в Тобруке, для этого хватит. Если наступление начнется по такому пути, оно будет остановлено 13-м корпусом, состоящим из мощной 1-й бронетанковой дивизии и 2-й новозеландской дивизии – последняя, как заботливо указывалось в сводке, специально перебрасывалась из Сирии.

Теперь, когда Роммель получит донесение от Вольфа, он сможет нанести удар в слабозащищенный центр линии обороны и направить основные силы в прорыв, как это бывает с мощным потоком воды, прорывающим плотину в самом слабом месте.

Вольф улыбнулся своим мыслям. Он чувствовал, что играет важную роль в борьбе за германское превосходство в Северной Африке, и эта мысль возвышала его в собственных глазах.

За шторой в спальне хлопнула пробка.

«Смит на удивление быстро удовлетворяет свои сексуальные потребности», – подумал Вольф, остается всего несколько минут, чтобы привести все в порядок, прежде чем майор придет за своими шортами.

Он собрал бумаги, запер портфель и положил ключ на место. Теперь он уже не забирался обратно в шкаф – хватит с него одного раза. Сняв башмаки и засунув их в карманы брюк, он прокрался на цыпочках вверх по ступенькам на палубу и затем по мостику на берег. Там он обулся и отправился обедать.

* * *

Пожимая руку Вэндему, Кемель вежливо осведомился:

– Я надеюсь, ваша рана заживает, майор?

– Садитесь, – предложил Вэндем. – Мне больше надоела повязка, чем сама рана. Что у вас?

Кемель сел, положил ногу на ногу и расправил складки своих черных хлопчатобумажных брюк.

– Я подумал, что будет лучше, если я сам принесу вам отчет о наблюдении. Боюсь, правда, в нем нет ничего интересного для вас.

Вэндем взял у него конверт, достал отчет, уместившийся на одной странице, и стал читать:

«Соня вернулась домой одна – предположительно из клуба „Ча-ча“ – вчера в одиннадцать вечера. На следующее утро она появилась около десяти – ее видели на палубе в домашнем халате. Около часа дня приходил почтальон. Соня ушла в четыре и вернулась в шесть с фирменным пакетом одного из самых дорогих магазинов одежды в Каире. В это время произошла смена наблюдателей».

Накануне посыльный принес Вэндему аналогичный отчет от Кемеля за первые двенадцать часов наблюдения. Получалось, таким образом, что в течение двух дней Соня вела себя самым обычным образом, и ни Вольф, и никто другой не навещали ее в плавучем домике.

Вэндем был здорово разочарован.

– Люди, которым поручено вести наблюдение, абсолютно надежны и докладывают непосредственно мне, – заверил Кемель.

Вэндем хмыкнул, затем заставил себя вежливо сказать:

– Да, конечно. Спасибо за то, что пришли.

Кемель поднялся.

– Не стоит, – ответил он. – До свидания.

После его ухода Вэндем остался сидеть в задумчивости. Он перечитал отчет Кемеля, как будто там мог быть какой-то подтекст. Если Соня была связана с Вольфом – а Вэндем не сомневался, что так и было, – значит, эта связь не была слишком близкой.

Если она и встречается с кем-нибудь, значит, эти встречи происходят не в плавучем домике.

Вэндем подошел к двери и позвал:

– Джейкс!

– Сэр?!

Вошел Джейкс. Вэндем сказал:

– С сегодняшнего дня вы будете каждый вечер проводить в клубе «Ча-ча». Ведите наблюдение за Соней и за всеми, с кем она садится за столик после представления. Кроме того, подкупите официанта, чтобы тот докладывал вам обо всех, кто посещает ее в гримерной.

– Слушаюсь, сэр.

Вэндем кивком отпустил его и добавил с улыбкой:

– Вам разрешается повеселиться, Джейкс.

А вот улыбаться не стоило: от растягивания мышц лица боль усилилась. Хорошо хоть можно было прекратить питаться глюкозой, растворенной в теплой воде, – Гаафар готовил ему картофельное пюре и подливку, которые можно было есть ложкой и глотать не жуя. Это блюдо, да еще джин составляли всю его пищу. Доктор Абутнот также сказала, что он слишком много пьет и курит, и он пообещал ограничить себя – после войны. Про себя же подумал:

«Когда поймаю Вольфа».

Если Соня не выведет его на Вольфа, то это может сделать Элин. Вэндему стало стыдно за свою выходку дома у Элин. Он ужасно разозлился из-за своей неудачи, а мысль о том, что могло произойти между Элин и Вольфом, разъярила его окончательно. Элин – хорошая девушка, она рисковала жизнью, чтобы помочь ему, – и уж он никак не должен был грубить ей.

Вольф сказал, что еще раз встретится с Элин. Вэндем надеялся, что это случится скоро. Но мысль о том, что они встретятся наедине, бесила его. С другой стороны, теперь, когда наблюдение за плавучим домиком не дало результатов, Элин была его единственной надеждой. Он сидел за своим рабочим столом, со страхом и надеждой ожидая телефонного звонка.

* * *

Во второй половине дня Элин отправилась за покупками. Проведя целый день дома, не зная, чем заняться, и не понимая, радоваться ей или горевать, она почувствовала приступ клаустрофобии и, надев яркое полосатое платье, вышла на залитую солнцем улицу.

Ей нравилось ходить на фруктово-овощной базар. Это было очень оживленное место, особенно к концу дня, когда торговцы старались избавиться от непроданного товара. Она остановилась, чтобы купить помидоров. Продавец выхватил один треснутый помидор с чашки весов и театральным жестом отбросил его в сторону, а затем наполнил бумажный пакет ровными целыми плодами. Элин засмеялась: она знала, что, как только она уйдет, выброшенный помидор снова займет свое место на прилавке и вся пантомима повторится со следующим покупателем. Элин слегка поторговалась, но продавец почувствовал, что она делает это для проформы, и в конце концов она заплатила почти ту же цену, которую он назначил.

Еще она купила яиц, намереваясь сделать на ужин омлет. Было приятно нести корзинку с провизией, да еще с запасом на несколько дней. Она хорошо помнила времена в своей жизни, когда об ужине речь вообще не шла.

Выйдя с рынка, она отправилась разглядывать витрины с женскими платьями. Большую часть своего гардероба Элин покупала, поддаваясь минутному порыву, не раздумывая, – у нее был свой определенный вкус в одежде, поэтому она не всегда могла найти нужную ей вещь в магазине. Элин мечтала когда-нибудь завести свою собственную портниху.

«Интересно, – подумала она, – а Уильям Вэндем может позволить это для своей жены?»

Мысли о Вэндеме приводили ее в радостное состояние, но потом она начинала думать о Вольфе и мрачнела.

Она знала, что может избежать встречи с ним, если захочет, просто отказав Вольфу в свидании или не ответив на его записку. Она не обязана выполнять роль приманки в ловушке, устраиваемой для убийцы. Элин не могла отделаться от этой мысли, подобно тому, как не может человек, у которого шатается зуб, не трогать его.

Неожиданно платья перестали ее интересовать, и она отправилась домой. Ей захотелось приготовить омлет на двоих, но, видимо, придется ужинать в одиночестве. «И за это спасибо. Невозможно забыть, как болит живот по утрам, когда, заснув без ужина, ты просыпаешься и знаешь, что завтрака тоже не будет». Когда Элин было десять лет, ее занимал один вопрос: сколько времени человеку нужно мучиться от голода, прежде чем он умрет? Она была уверена, что детство Вэндема не было омрачено такими вопросами.

Входя в подъезд своего дома, Элин услышала знакомый голос:

– Абигайль!

Девушка застыла на месте. Это был голос призрака. Она боялась повернуть голову.

– Абигайль!

Она заставила себя обернуться. Из тени вышла человеческая фигура: старый, плохо одетый еврей со свалявшейся бородой. У него были голые ноги со вздувшимися венами, обутые в сандалии из автомобильной покрышки.

– Отец! – прошептала Элин.

Он удивленно смотрел, не смея прикоснуться к ней.

– Такая красивая и не бедная! – наконец вымолвил он.

Импульсивно она шагнула ему навстречу, поцеловала его в щеку и сделала шаг назад. Элин не знала, что говорить.

– Твой дедушка, мой отец, скончался, – печально произнес он.

Она взяла его за руку и повела вверх по лестнице. Все происходило как во сне.

Когда они вошли в квартиру, она сказала:

– Ты должен поесть, – и провела его на кухню.

Поставив сковородку на огонь, Элин начала взбивать яйца для омлета.

– Как ты меня нашел? – спросила она.

– Я знал, где ты живешь. Твоя подруга Эсми пишет своему отцу, а я иногда встречаюсь с ним.

Эсми была знакомой, а не подругой, Элин встречала ее раз в два-три месяца, но она никогда не упоминала о том, что пишет домой письма.

– Я не хотела, чтобы ты стал звать меня обратно домой, – стала оправдываться Элин.

– А что я мог сказать тебе? Приезжай, твой долг – голодать вместе с семьей? Нет. Но я знал, где ты живешь.

Она порезала помидоры в омлет.

– Ты бы заявил, что лучше голодать, чем вести аморальный образ жизни.

– Да, я сказал бы это. Я был бы не прав?

Она обернулась и посмотрела на него. Глаукома, которая поразила его левый глаз много лет назад, теперь распространилась на правый. По ее подсчетам, ему было пятьдесят пять, но он выглядел на семьдесят.

– Ты был бы не прав, – сказала она. – Жить все-таки лучше.

– Может быть, так оно и есть.

У нее, наверное, было удивленное лицо, поэтому он пояснил:

– Я теперь уже не так тверд в своем мнении об этих вещах, как раньше. Я старею.

Элин разрезала омлет на две половинки и положила их на тарелки. Затем она поставила хлеб на стол. Отец вымыл руки и прочел над хлебом молитву.

– Благословен будь. Господь, Царь Вселенной...

Элин удивилась тому, что слова молитвы не привели ее в ярость. В черные дни одиночества она проклинала своего отца и его религию за то, что они сделали с ней. Она старалась воспитывать в себе равнодушие или что-то вроде спокойного презрения, но ей это не до конца удалось. Сейчас, наблюдая, как он молится, она подумала: «Как я поступаю, когда человек, которого я ненавижу, приходит ко мне? Я целую его в щеку, приглашаю в дом и ставлю перед ним ужин».

Они начали есть. Отец, видимо, был очень голоден и жадно набросился на еду. «Интересно, зачем он пришел? – подумала Элин. – Чтобы сообщить о смерти деда? Не только».

Она стала расспрашивать его о своих сестрах. После смерти матери ее четыре сестры покинули отца. Две из них уехали в Америку, одна вышла замуж за сына злейшего врага отца, а четвертая, Наоми, выбрала самый надежный путь: она умерла. До Элин вдруг дошло, что ее отец находится на грани отчаяния.

Он спросил у нее, чем она занимается. Она решила рассказать ему правду.

– Англичане пытаются поймать одного человека, немца. Они думают, что он шпион. Мне поручено познакомиться с ним... Я как приманка, понимаешь? Но... я думаю, что не буду больше в этом участвовать.

Он перестал жевать.

– Ты боишься?

Она кивнула.

– Он очень опасен. Он убил военного ножом. Вчера вечером... я пошла на встречу с ним в ресторан, где англичане должны были его арестовать, но все получилось не так, и я была вынуждена провести с ним целый вечер. Я так боялась, а когда все кончилось, англичанин, который... – Она умолкла и набрала воздуху. – В общем, я, наверное, больше не буду в этом участвовать.

Ее отец продолжал жевать.

– Тебе нравится этот англичанин?

– Он не еврей, – сказала она вызывающе.

– Я больше не судья тебе, – сказал он.

«Это уж слишком, – подумала Элин. – Неужели в старике не осталось ничего от прежних времен?»

Они закончили трапезу, и Элин встала, чтобы налить ему чаю. Он сказал:

– Немцы наступают. Это большая беда для евреев. Я больше здесь не останусь.

Она нахмурилась:

– Куда ты поедешь?

– В Иерусалим.

– Как ты туда доберешься? Поезда набиты битком, существует квота для евреев.

– Я пойду пешком.

Она уставилась на него, не веря тому, что он говорит, и понимая, что он не стал бы шутить на такую тему.

– Пешком?

– Не я первый, – улыбнулся отец.

Элин поняла, что он говорит серьезно, и это разозлило ее.

– Насколько я помню, Моисею это не удалось.

– Может быть, меня кто-нибудь подвезет.

– Это безумие!

– Я всегда был немного ненормальным.

– Да! – закричала она. Неожиданно ее гнев испарился. – Да, ты всегда был слегка ненормальным, и отговаривать тебя бесполезно, я должна это понимать.

– Я буду молиться, чтобы Бог сохранил тебя. Здесь у тебя есть надежда: ты молода и красива, и, может быть, они не узнают, что ты – еврейка. Но я, бесполезный старикашка, бормочущий еврейские молитвы... меня они отправят в лагерь, где я наверняка умру. А жить все-таки лучше. Ты сама это сказала.

Элин попробовала уговорить его остаться у нее хотя бы переночевать, но он не согласился. Она подарила ему свитер, шарф, отдала все свои наличные деньги. Элин просила его подождать денек, пока она снимет побольше денег со своего счета в банке и купит ему новое пальто, – но он слишком спешил. Она заплакала, вытерла слезы, а потом расплакалась опять. Когда отец ушел, она выглянула из окна и увидела, как он медленно бредет по улице, старик, направляющийся из Египта в пустыню, по стопам сынов Израиля. Все-таки кое-что в нем сохранилось: его ортодоксальность смягчилась, но характер еще был железный. Он растворился в уличной толпе, и Элин отошла от окна. Думая о его мужестве, она поняла, что не имеет права подвести Вэндема.

* * *

– Она непростая девушка, – рассказывал Вольф. – Я не до конца ее раскусил. – Он сидел на кровати, глядя, как Соня причесывается. – Немного сумасбродная. Когда я сказал ей, что мы едем на пикник, она вдруг испугалась, заявила, что почти не знает меня; можно было подумать, что ей нужна компаньонка.

– С тобой нужна, – подтвердила Соня.

– Но в то же время она вполне земная девушка. И за словом в карман не лезет.

– Ты приведи ее ко мне. Я сумею ее «вычислить».

– Понимаешь, какая штука, – нахмурился Вольф. Он размышлял вслух. – Кто-то пытался вскочить в наше такси.

– Нищий?

– Да нет, это был европеец.

– Европейский нищий, – Соня перестала расчесывать волосы и посмотрела на Вольфа в зеркало. – В этом городе полно ненормальных, ты что, не знаешь об этом? Послушай, если ты сомневаешься, представь себе, как она извивается вон там, на кровати, между тобой и мной.

Вольф усмехнулся. Это была бы аппетитная картина, но он мог перед ней устоять: собственно, это была Сонина фантазия, а не его. Инстинктивно он чувствовал, что сейчас должен сидеть тихо и ни с кем не встречаться. Но Соня будет настаивать на своем, а она ему была еще нужна.

– А когда мне звонить Кемелю? – вдруг спросила Соня. – Теперь он уж наверняка знает, что ты по-прежнему живешь здесь.

Вольф вздохнул. Еще одна встреча, еще одна опасность и еще один человек, в чьей защите он нуждается.

– Позвони ему вечером из клуба. Я не горю желанием встретиться с ним, но нам не нужно его дразнить.

– О'кей. – Она была готова, и на берегу ее ожидало такси. – Назначь свидание Элин.

Она вышла.

«Я уже не имею над ней прежней власти, – подумал Вольф. – Стены, которые ты строишь вокруг себя, превращаются в твою тюрьму». Может он позволить себе игнорировать ее желания? В случае очевидной или непосредственной опасности – да. Но ведь сейчас все его страхи сводились к достаточно беспричинной нервозности, к подсознательному желанию пригнуть голову. Соня взбалмошная натура, она может и предать его. Так что приходится выбирать меньшую опасность.

Он встал с кровати, нашел ручку, бумагу и стал писать записку Элин.

Глава 7

Элин получила записку на следующий день после того, как ее отец отправился в Иерусалим. В дверь позвонил мальчишка и вручил ей конверт. Она дала ему монетку и прочла короткое послание: «Моя дорогая Элин, давайте встретимся в ресторане „Оазис“ в восемь часов в четверг. С нетерпением жду встречи с вами. Обожающий вас Алекс Вольф». Стиль письма отличался педантичностью, которая показалась ей немецкой – возможно, однако, это было просто игрой ее воображения. Четверг – это послезавтра. Она не знала, радоваться или бояться. Ее первым порывом было позвонить Вэндему, но затем она заколебалась.

Личность Вэндема разжигала в ней любопытство. Она так мало знала о нем. С кем он живет? Чем занимается в свободное от ловли шпионов время? Слушает музыку, собирает марки, охотится на уток? А может быть, он интересуется поэзией, или архитектурой, или старинными коврами? Какого цвета у него пижама?

Она желала загладить ссору с ним, и ей захотелось увидеть собственными глазами, как он живет. Теперь появился предлог связаться с ним, но вместо того чтобы позвонить ему, она пойдет к нему домой.

Элин решила переодеться, но сначала ей захотелось принять ванну, а заодно и вымыть голову. Сидя в ванне, она раздумывала, какое бы платье надеть. Стала вспоминать свои встречи с Вэндемом и наряды, которые были на ней во время этих встреч. Он никогда не видел ее бледно-розовое платье с рукавами «фонарик» и на пуговицах спереди – очень хорошенькое!

Она слегка надушилась и надела подаренное ей Джонни шелковое белье – в нем она чувствовала себя очень женственной. Ее короткие волосы быстро высохли, и она уселась перед зеркалом причесываться. Темные густые локоны блестели после мытья. «Я потрясающе выгляжу», – подумала она и соблазнительно улыбнулась собственному отражению.

Элин вышла из дома, прихватив с собой записку Вольфа. Вэндему будет очень интересно посмотреть на почерк.

Ему вообще были интересны все мелкие подробности, касающиеся Вольфа. Это от того, что они так и не встречались лицом к лицу, если не считать их стычки в темноте. Почерк у Вольфа очень аккуратный и легко читаемый, буквы выписаны почти каллиграфически – Вэндем, наверное, сделает какие-то свои выводы из этого.

Она направилась в сторону Гарден-Сити. Было семь часов, и, поскольку Вэндем работал допоздна, она могла не торопиться. Солнце пригревало еще довольно сильно, и Элин с удовольствием ощущала его тепло кожей своих рук и ног. Компания солдат проводила ее посвистыванием – она ответила им улыбкой, и они шли за ней несколько кварталов, пока их внимание не привлек бар.

Ей было весело и совсем не страшно. Хорошо, что она додумалась пойти к нему домой – намного лучше, чем сидеть одной у себя в квартире. Она слишком долго была одна. Для ее мужчин она существовала, только когда у них было время навестить ее, а поскольку она относилась к ним точно так же, то, оставаясь в одиночестве, она не знала, чем заняться. Теперь с этим покончено. Направляясь к Вэндему домой без приглашения, Элин чувствовала, что она – это она, а не персонаж, выдуманный ею в ее мечтах. От этих мыслей у нее чуть не закружилась голова.

Она легко нашла его дом. Это была крошечная вилла, построенная во французском колониальном стиле, фасад которой состоял из колонн и высоких окон и в вечерних лучах солнца поражал своей ослепительной белизной. Она проследовала по короткой дорожке, позвонила в дверь и стала ждать в тени крыльца.

Дверь открыл пожилой лысый египтянин.

– Добрый вечер, мадам, – сказал он, выговаривая слова, как английский дворецкий.

– Мне нужно видеть майора Вэндема. Меня зовут Элин Фонтана, – представилась она.

– Майор еще не вернулся домой, мадам, – заколебался слуга.

– Я могла бы подождать, – ответила Элин.

– Конечно, мадам.

Он сделал шаг в сторону, пропуская ее в дом.

Шагнув за порог, Элин с любопытством осмотрелась. Она находилась в прохладной прихожей с кафельным полом и высоким потолком. Прежде чем она успела все рассмотреть, слуга пригласил:

– Пожалуйста, проходите сюда, мадам.

Он провел ее в гостиную.

– Меня зовут Гаафар. Позовите меня, если вам что-нибудь понадобится.

– Спасибо, Гаафар.

Слуга вышел. Элин пришла в восторг оттого, что она находится в доме у Вэндема и что ей предоставлена возможность побыть в одиночестве и как следует все рассмотреть. В гостиной был большой мраморный камин и много предметов английской мебели; ей подумалось, что обстановку выбирал не Вэндем, а кто-то другой. Все отличалось чистотой и аккуратностью, но дух был нежилой. Что это говорит о его характере? В общем, ничего.

Дверь отворилась, и в гостиную вошел мальчик лет десяти. Он был очень хорош собой: каштановые волосы и гладкая, еще детская кожа. Элин увидела знакомые черты.

– Привет, меня зовут Билли Вэндем, – представился он.

Элин потрясение уставилась на него. Сын – у Вэндема есть сын! Теперь ей стало понятно, почему лицо мальчика показалось ей знакомым – он похож на своего отца. Как ей не пришло в голову: мужчину, такого, как Вэндем – обаятельного, доброго, красивого и умного, – обязательно берут в оборот еще до того, как ему исполнится сорок лет. Ну и дура: вообразила, что она первая женщина, которой он понравился. Элин залилась краской от стыда за свою глупость.

– Здравствуй, – спохватилась она. – Меня зовут Элин Фонтана. – Они с Билли пожали друг другу руки.

– Никогда не знаешь, когда папа придет домой, – сердито сказал Билли. – Надеюсь, вам не придется долго ждать.

Элин еще не до конца пришла в себя.

– Не беспокойся, я не тороплюсь...

– Хотите выпить или еще чего-нибудь?

Он был очень вежлив, так же как его отец, причем официальность его слов обезоруживала собеседника.

– Нет, спасибо, – поблагодарила Элин.

– Мне пора ужинать. Извините, но я должен оставить вас здесь одну.

– Ничего, ничего.

– Если что-нибудь понадобится, позовите Гаафара.

– Спасибо.

Мальчик ушел, и Элин села в растерянности. Она была озадачена, как будто в своем собственном доме нашла дверь, ведущую в комнату, о существовании которой она раньше не знала. На каминной полке Элин заметила фотографию и подошла к ней, чтобы посмотреть поближе. Она увидела красивую женщину лет двадцати с небольшим, аристократического вида, с едва заметной надменной улыбкой. Элин понравилось платье, которое было на женщине: шелковистое, ниспадающее свободными складками с ее элегантной фигуры. Прическа и макияж у нее вне всякой критики. Глаза женщины показались Элин настораживающе знакомыми: такими же глазами смотрел на нее Билли. Так это была мать Билли – жена Вэндема! У него, конечно, могла быть только такая жена – классическая английская красавица с высокомерным взглядом.

Элин поняла, какая она дура. Такие женщины становятся в очередь, чтобы выйти замуж за Вэндема! А он, конечно, всех их отвергнет и женится на египетской куртизанке! Она заново прокрутила в уме все, что различало их: он был британским подданным, а она – египтянкой; он был респектабельным мужчиной, а она – женщиной с сомнительной репутацией; он был христианином, а она – иудейкой; у него было воспитание, а она вышла из александрийских трущоб; ему было под сорок, а ей – двадцать три. Список можно было продолжить.

За рамку фотографического портрета была засунута сложенная страница, вырванная из журнала и пожелтевшая от времени. На ней была та же самая фотография. Элин разобрала, что страница вырвана из журнала под названием «The Tattler». Она слышала об этом журнале: его обычно читали жены каирских полковников, поскольку он сообщал сплетни и подробности лондонской жизни: о вечеринках, балах, благотворительных обедах, открытии картинных галерей и жизни королевской семьи. Портрет миссис Вэндем занимал почти всю страницу, а внизу под фотографией было написано, что Анжела, дочь сэра Питера и леди Бересфорд, была помолвлена с лейтенантом Уильямом Вэндемом, сыном мистера и миссис Джон Вэндем из Гейтли, графство Дорсет. Элин сложила вырезку и засунула ее обратно за рамку.

Семейная картина была совершенно ясной. Привлекательный британский офицер, надменная красавица жена, умный и обаятельный сын, красивый дом, деньги и семейное счастье.

Она начала бродить по комнате, боясь увидеть еще что-нибудь неожиданное. Обстановку, конечно, выбирала миссис Вэндем – вот откуда этот холодный, безжизненный стиль. Рисунок штор был подобран в тон сдержанному цвету обивки мебели и элегантных полосатых обоев. «Интересно, как выглядит их спальня? – подумала Элин. – Наверняка в таком же выдержанном вкусе. Основным цветом, наверное, является зелено-голубой, который называется „цветом нильской воды“, который ничего общего не имеет с грязной и мутной нильской водой. А кровати у них две или одна? Об этом я никогда не узнаю».

У стены стояло небольшое пианино. Интересно, кто на нем играет? Наверное, иногда по вечерам миссис Вэндем садится за него и наполняет комнату звуками Шопена, а Вэндем сидит вон в том кресле и смотрит на нее влюбленными глазами. А может быть, Вэндем аккомпанирует сам себе, когда поет романсы своим сильным тенором? Вероятно, у Билли есть учитель музыки, который заставляет его играть гаммы после школы? Она просмотрела ноты, лежавшие перед пианино на вертящемся табурете. Вот и Шопен – альбом вальсов.

Наверху, на крышке пианино, лежала книга. Элин взяла ее и прочла первую строчку: «Прошлой ночью мне приснилось, что я вернулась в Мандерлей». Она с интересом прочитала еще несколько строк. Неужели Вэндем читает эту книгу? Надо будет попросить ее у него – хорошо будет иметь вещь, принадлежащую ему. С другой стороны, он не похож на человека, увлекающегося чтением романов. А у его жены брать книгу она бы не хотела.

Вошел Билли. Элин быстро положила книгу на место, почему-то почувствовав себя виноватой, как будто она подглядывала. Билли заметил ее движение.

– Книга – дрянь, – сказал он. – Это про какую-то глупую девчонку, которая боялась экономки своего мужа. Там вообще ничего не происходит.

Элин и Билли сели напротив друг друга. Совершенно очевидно, что Билли пришел развлекать ее. Он был Вэндем-отец в миниатюре за исключением своих ясных серых глаз. Она спросила:

– Значит, ты ее читал?

– "Ребекку"? Да. Мне не понравилось. Но я всегда дочитываю книги до конца.

– А что ты любишь читать?

– Детективы. Я прочел все книги Агаты Кристи и Дороти Сэйерз. Но американские мне нравятся больше – например, Ван Дайн и Раймонд Чандлер.

– Неужели? – Элин улыбнулась. – Я сама люблю детективы. Все время их читаю.

– Ну да?! А кто ваш любимый сыщик?

Элин задумалась.

– Мегрэ.

– Я о таком не слышал. А как фамилия писателя?

– Жорж Сименон. Он пишет на французском, и некоторые его романы уже переведены на английский. Действие почти всегда происходит в Париже. Они очень... сложные.

– А вы можете дать мне почитать? Так трудно найти новые книги. Я перечитал уже все, что есть дома и в школьной библиотеке. Я, конечно, меняюсь книгами со своими товарищами, но они любят, знаете, истории о приключениях школьников во время каникул.

– Хорошо, – сказала Элин. – Давай меняться. А что ты мне дашь? Я не читала американских детективов.

– Я дам вам Чандлера. Американские детективы гораздо ближе к жизни, знаете ли. Мне ужасно надоели истории об английских загородных домах и их обитателях, которые не способны и муху убить.

– Странно, – подумала Элин, – мальчик, для которого английский загородный дом является частью его повседневной жизни, вдруг заявляет, что романы об американских сыщиках «ближе к жизни».

Она помолчала, затем спросила:

– А твоя мама читает детективы?

Билли ответил кратко:

– Моя мама умерла в прошлом году на Крите.

– О! – Элин прикрыла рот ладонью и почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица. Так, значит, Вэндем – вдовец!

Минуту спустя ей стало стыдно за эту радостную мысль, и она сразу прониклась жалостью к мальчику.

– Билли, это ужасно. Мне очень жаль.

В их разговор о книжных убийствах неожиданно вмешалась настоящая смерть, и ей стало не по себе.

– Что поделаешь, – промолвил Билли. – Это ведь война.

Он опять стал похож на своего отца. На какое-то время, пока он болтал о книжках, его захватил мальчишеский энтузиазм, но сейчас маска была снова надета – уменьшенный вариант той маски, которую носил его отец, – вежливость, сдержанность, поведение заботливого хозяина. «Это ведь война». Он явно повторял чужие слова, которые взял себе на вооружение. Интересно, его пристрастие к «настоящим» убийствам, противопоставляемым им «событиям в загородном доме», появилось после смерти матери? Вот он сидит, ерзает и оглядывается по сторонам – наверное, сейчас предложит ей сигареты, виски или чай. Трудно найти слова для взрослого человека, которого постигло такое горе, а в случае с Билли Элин чувствовала себя совершенно беспомощной. Она решила переменить тему разговора.

Результатом этого явилась неуклюжая фраза:

– Я полагаю, что, поскольку твой отец работает в генштабе, ты получаешь больше известий об этой войне, чем все мы.

– Наверное, это так, но обычно я не совсем понимаю, о чем идет речь. Когда он приходит домой в плохом настроении, это значит, что мы проиграли очередное сражение. – Он начал было кусать ногти, но затем засунул руки в карманы. – Я хотел бы быть старше.

– Ты хочешь на войну?

Он бросил на нее гневный взгляд, как будто думал, что она дразнит его.

– Я не из тех ребят, которые думают, что война – это как в ковбойских фильмах.

– Я уверена, что ты так не думаешь, – пробормотала она.

– Просто я боюсь, что немцы победят. «Эх, Билли, – подумала Элин. – Будь ты лет на десять постарше, я бы влюбилась в тебя».

– Ну не так уж все страшно, – успокоила она. – Они же не чудовища.

Билли недоуменно взглянул на нее: «Зачем она сюсюкает с ним?»

– Они сделают с нами то, что на протяжении пятидесяти лет мы делали с египтянами, – сказал мальчик.

Это еще одна отцовская цитата, она была уверена в этом.

– Только тогда окажется, что все было напрасно, – добавил он.

Билли опять стал кусать ногти, в этот раз уже без стеснения.

«Что напрасно? – спросила себя Элин. – Смерть его матери? Его собственные попытки казаться храбрым? Двухлетняя война в пустыне, свидетелем которой он был? Европейская цивилизация?»

– Но ведь еще ничего не случилось, – возразила она тихо.

Билли посмотрел на часы, стоявшие на каминной полке.

– Мне в девять надо ложиться спать.

Как-то вдруг он опять превратился в ребенка.

– Тогда иди.

– Да.

Он встал.

– Можно я приду к тебе через несколько минут сказать «спокойной ночи»?

– Если хотите.

Он вышел.

«Интересно, что за жизнь они ведут в этом доме? – подумала Элин. – Мужчина, мальчик и слуга живут здесь вместе, и у каждого свои заботы. Существуют ли здесь смех, доброта и любовь? Есть ли у них время на то, чтобы играть, петь песни и устраивать пикники?» По сравнению с ее собственным детством Билли жил просто в тепличных условиях, но вдруг это слишком «взрослый» дом для такого ребенка? Его рассудительность нравилась ей, но при этом он выглядел как ребенок, лишенный детских развлечений. Она почувствовала прилив нежности к нему, ребенку, который растет без матери в чужой стране, осаждаемой врагом.

Элин вышла из гостиной и поднялась по лестнице на второй этаж. Там находились три или четыре спальни, а в конце коридора узкая лесенка вела на третий этаж, где, наверное, спал Гаафар. Одна из дверей была открыта, и она вошла внутрь.

То, что она увидела, было мало похоже на детскую спальню. Что должно быть у мальчишек, Элин не знала точно – у нее самой были четыре сестры, но она все-таки ожидала увидеть модели самолетов, складные головоломки, игрушечную железную дорогу, спортивное снаряжение и, возможно, заброшенного плюшевого мишку. Она бы не удивилась, если бы обнаружила брошенную на пол одежду, конструктор на постели и пару грязных футбольных бутс на полированной поверхности письменного стола. Но то, что она увидела, вполне могло быть комнатой взрослого человека: одежда аккуратно сложена на стуле, на комоде сверху ничего не лежит, учебники ровной стопкой возвышаются на письменном столе, а единственная игрушка, лежавшая на виду, – картонная модель танка. Билли в застегнутой до подбородка пижаме лежал в кровати с книгой в руках.

– Мне нравится твоя комната, – соврала Элин.

– Хорошая комната, – сказал Билли.

– Что ты читаешь?

– "Тайну греческой гробницы".

Она присела на краешек кровати.

– Долго не читай.

– Я должен выключить свет в девять тридцать.

Неожиданно для себя она наклонилась и поцеловала его в щеку.

В этот момент дверь открылась и в комнату вошел Вэндем.

* * *

Его потрясла знакомая картина: мальчик с книгой в кровати, свет, падающий от ночника, и женщина, наклонившаяся, чтобы поцеловать мальчика перед сном. Вэндем замер, глядя на эту сцену, ему показалось, что он видит сон, но не может заставить себя проснуться.

Элин встала и произнесла:

– Привет, Уильям.

– Привет, Элин.

– Спокойной ночи. Билли.

– Спокойной ночи, мисс Фонтана.

Она прошла мимо Вэндема и вышла из комнаты. Вэндем присел на кровать на то место, где она только что сидела, и спросил:

– Развлекал нашу гостью?

– Да.

– Похвально.

– Она мне понравилась – любит детективы. Мы будем меняться книгами.

– Здорово. Уроки сделал?

– Да. Французский вокабуляр.

– Хочешь, проверим вместе?

– Не надо, пап. Гаафар уже проверял. А она симпатичная, скажешь нет?

– Да. Она кое-что делает для меня. Но это секрет...

– Рот на замке.

Вэндем улыбнулся.

– Так и надо.

Билли понизил голос:

– Она что, секретный агент?

Вэндем приложил палец к губам.

–У стен есть уши.

Билли посмотрел на него с подозрением.

– Ну говори, чего там!

Вэндем молча покачал головой.

– Подумаешь! – обиделся Билли.

Вэндем встал.

– В девять тридцать гаси свет.

– Слушаюсь. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Билли.

Вэндем вышел в коридор. Закрывая за собой дверь, он вдруг подумал, что поцелуй Элин значит для мальчика гораздо больше, чем «мужской» разговор с отцом.

Спустившись по лестнице, он застал Элин за приготовлением мартини. Он подумал: надо бы дать понять Элин, что ему не нравится, как она здесь хозяйничает, но он слишком устал и не хотел обострять отношения. Вэндем с удовольствием погрузился в мягкое кресло и принял от Элин бокал.

– Тяжелый был день? – спросила Элин.

Отдел Вэндема работал над системой безопасности радиопередач, которую начали внедрять после захвата немецкого пункта радиоперехвата на Горе Иисуса, но Вэндем не собирался рассказывать Элин об этом. К тому же он чувствовал, что она разыгрывает роль хозяйки дома, а она не имеет права это делать. Он спросил:

– Что привело тебя сюда?

– У меня будет свидание с Вольфом.

– Великолепно! – Вэндем сразу позабыл обо всех остальных заботах. – Когда?

– В четверг.

Она вручила ему записку.

Он впился глазами в написанные строчки. Это был, по существу, приказ явиться на свидание, написанный четким, красивым почерком.

– Как это попало к тебе?

– Мальчишка-посыльный принес ко мне домой.

– Ты спросила у него, где и от кого он получил эту записку? Ну и так далее.

Сердце у нее упало.

– Это мне не пришло в голову.

– Неважно.

Вольф наверняка принял меры предосторожности – вряд ли мальчишка мог сообщить что-нибудь ценное.

– Ну и что мы будем делать? – спросила Элин.

– То же, что и в прошлый раз, только лучше.

Вэндем старался придать своему голосу нарочитую уверенность. Ведь все так просто. Мужчина назначает девушке свидание, и надо только пойти на место встречи и арестовать его, как только он появится. Вольф непредсказуем. Фокус с такси у него, правда, больше не выйдет: Вэндем расставит вокруг ресторана двадцать или тридцать человек, несколько автомашин и перекроет дороги. Но он может пойти на любую другую хитрость. Какую – вот в чем вопрос, на который у Вэндема пока не было ответа.

Как бы угадывая его мысли, Элин сказала:

– Мне не хотелось бы провести с ним еще один вечер.

– Почему?

– Я его боюсь.

Вэндем вдруг почувствовал себя виноватым, вспомнив Стамбул, но подавил в себе это чувство.

– Но ведь в прошлый раз он не причинил тебе никакого вреда.

– Он не пытался соблазнить меня, и поэтому мне не пришлось говорить «нет». Но в этот раз он попытается, и словом «нет» тут не отделаешься.

– Из прошлого раза мы извлекли кое-какие уроки, – сказал Вэндем с наигранной уверенностью. – В этот раз ошибки не будет.

В глубине души его удивил прямой отказ Элин переспать с Вольфом. Ему казалось, что для нее это рядовое событие. Видимо, он в ней ошибся. Увидев Элин в этом новом свете, он приободрился и решил, что будет с ней честным.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы в этот раз не было ошибки.

Вошел Гаафар.

– Кушать подано, сэр.

Вэндем улыбнулся: Гаафар продемонстрировал свой коронный номер под названием «английский дворецкий» специально для гостьи.

– Ты ужинала? – спросил Вэндем.

– Нет.

– Что на ужин, Гаафар?

– Для вас, сэр, бульон, яичница и йогурт. Кроме того, я взял на себя смелость приготовить отбивную для мисс Фонтана.

– Ты что, всегда так ешь? – удивилась Элин.

– Нет, это из-за моей щеки. Я не могу жевать:

Он встал. Когда они входили в столовую, Элин спросила:

– Еще болит?

– Только когда я смеюсь. Мышцы на этой стороне не растягиваются. Я уже привык улыбаться с одной стороны.

Они сели за стол, и Гаафар подал ужин.

– Мне очень нравится твой сын, – сказала Элин.

– Мне тоже, – ответил Вэндем.

– Он очень взрослый для своих лет.

– Ты думаешь, это плохо?

Она пожала плечами.

– Кто знает?

– Он пережил пару эпизодов, которые по плечу только взрослым.

– Да. – Элин замолчала. – Когда умерла твоя жена?

– Двадцать восьмого мая 1941 года, вечером.

– Билли сказал мне, что это произошло на Крите.

– Да. Она работала криптоаналитиком в ВВС. Находилась в командировке на Крите, как раз когда немцы напали на остров. Двадцать восьмого мая англичане поняли, что остров им не удержать, и решили оставить его. Очевидно, она погибла мгновенно от случайного попадания снаряда. Тогда речь шла в первую очередь об эвакуации живых, а не убитых, поэтому... Могилы не осталось. Не осталось ничего.

Элин тихо спросила:

– Ты все еще любишь ее?

– Я думаю, что всегда буду любить ее. Так, наверное, происходит, когда любишь кого-нибудь по-настоящему. Если любимый человек уходит или умирает, это не имеет никакого значения. Если бы я женился во второй раз, я бы все равно продолжал любить Анжелу.

– Вы были счастливы?

–Мы... – Он заколебался, желая уйти от ответа, но потом понял, что молчание само по себе будет ответом. – Наш брак не был идиллией. Из нас двоих я был по-настоящему влюблен... Анжела хорошо относилась ко мне. Знаешь, англичане здесь, в Каире, все время подыскивают мне замену Анжелы.

– Ты полагаешь, что женишься опять?

Вэндем пожал плечами, не зная ответа на этот вопрос. Элин, видимо, поняла это и молча приступила к десерту.

После ужина Гаафар подал им кофе в гостиную. В это время Вэндем обычно прикладывался к бутылке, но сегодня ему не хотелось пить. Он отправил Гаафара спать, и они стали пить кофе. Вэндем закурил сигарету.

Ему захотелось музыки. Когда-то он обожал музыку, но потом она как-то ушла из его жизни. Сейчас же, когда теплый ночной воздух проникал в комнату через открытые окна, завивая кольцами дым от его сигареты, ему захотелось послушать чистые, восторженные звуки, сладкозвучные аккорды и едва заметные ритмы. Он подошел к пианино и полистал ноты. Элин молча наблюдала за ним. Он заиграл «К Элизе». Первые ноты прозвучали с характерной для Бетховена обескураживающей простотой, затем, после робкого перехода, зазвучали мощные перекаты. Вэндем вдруг заиграл с такой легкостью, что, казалось, он не бросал занятий музыкой. Его пальцы сами собой бегали по клавишам – ему всегда это казалось чудом.

Закончив играть, он сел рядом с Элин и поцеловал ее в щеку. Ее лицо было мокрым от слез.

– Уильям, я очень тебя люблю!

* * *

Они разговаривают шепотом.

– Мне нравятся твои уши, – заявила Элин.

– Никто раньше не облизывал мои уши.

Она захихикала.

– Тебе нравится?

– Да, да. – Вэндем вздохнул. – Можно мне?..

– Расстегни пуговицы – вот здесь – вот так – а-а.

– Я выключу свет.

– Нет, я хочу смотреть на тебя.

– Светит луна. – Щелкает выключатель. – Вот, видишь? Все видно.

– Иди сюда быстрее.

– Я уже здесь.

– Поцелуй меня еще, Уильям.

Непродолжительное молчание. Он спрашивает:

– Вот это можно снять?

– Дай, я тебе помогу – вот так.

– О, какие они красивые.

– Я рада, что тебе нравится. Нажми сильнее, теперь поцелуй – о боже!

Чуть позже:

– А теперь дай мне свою грудь. Чертовы пуговицы – я порвала рубашку.

– Черт с ней.

– Я знала, как это будет. Посмотри.

– Что такое?

– Смотри, как мы выглядим при луне – ты такой белый, а я почти черная.

– Вижу.

– Потрогай меня. Я хочу чувствовать твои прикосновения везде.

– Да.

– Везде – особенно там – о, ты знаешь, да, вот здесь!

– Ты такая мягкая внутри.

– Это сон!

– Нет, это наяву.

– Я не хочу просыпаться.

– Такая нежная...

– А ты такой твердый. Можно, я поцелую тебя там?

– Да, прошу тебя... А-а – господи, как мне хорошо, господи...

– Уильям?

– Да?

– Уже можно, Уильям?

– О да.

– ...Сними их.

–Шелковые.

– Да. Быстрее.

– Да.

– Я так давно хотела этого...

У нее вырывается глухой стон, а он издает звук, похожий на рыдание; потом слышно только их прерывистое дыхание, наконец он начинает громко кричать, а она заглушает его крики поцелуями, а затем, сама войдя в такое же состояние, зарывается лицом в подушку и пронзительно кричит, а он, не привыкший к этому, думает, будто что-то не так, и торопливо шепчет: «Сейчас, сейчас, ничего, ничего», но вот ее тело обмякло, и она лежит некоторое время, не двигаясь, с закрытыми глазами, пот льет с нее градом; затем ее дыхание становится ровнее, она открывает глаза и говорит:

– Теперь я знаю, как это должно быть по-настоящему!

Он смеется и, встретив ее вопросительный взгляд, объясняет:

– Я думал о том же самом.

Тогда они оба смеются. Он говорит:

– Я много чего делал после... ну, в общем, после этого, но не могу припомнить, чтобы я смеялся.

– Я так рада, – говорит она. – Уильям, я так рада!

Глава 8

Роммель чувствовал запах моря. Жара, пыль и мухи в Тобруке досаждали не меньше, чем в пустыне, но достигавшие города дуновения соленого, влажного ветра делали жизнь вполне сносной.

В передвижной командный пункт вошел фон Меллентин с отчетом разведуправления.

– Добрый вечер, фельдмаршал.

Роммель улыбнулся. Он был произведен в фельдмаршалы после победы в Тобруке и еще не привык к своему новому званию.

– Есть новости?

– Донесение от агента в Каире. Он сообщает, что линия Мерса Матрух имеет слабые места в центре.

Роммель взял у него отчет и стал просматривать его. Сообщение о том, что союзники предполагают, будто он поведет свои силы в обход южного фланга линии обороны, вызвало у него улыбку: похоже, они начинают понимать его тактику.

Он сказал:

– Значит, вот здесь минное поле становится более разреженным... Но вот в этом месте оборону держат две колонны. Что такое колонна?

– Это новый термин. Один пленный показал на допросе, что колонна – это бригадная группа, побывавшая в двух танковых сражениях.

– Слабое соединение?

– Да.

Роммель постучал пальцем по отчету.

– Если этот отчет соответствует действительности, мы сможем прорвать линию Мерса Матрух, как только доберемся до нее.

– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы проверить правильность донесения агента в ближайшие день-два, – сказал фон Меллентин. – В прошлый раз он нас не подвел.

Дверца командного фургона открылась, и вошел Кессельринг.

Роммель удивленно воскликнул:

– Фельдмаршал! Я полагал, что вы на Сицилии!

– Я был там, – ответил Кессельринг. Он потопал ногами, отряхивая пыль со своих башмаков ручной работы. – Я только что прилетел оттуда, чтобы повидать вас. Черт возьми, Роммель, пора с этим кончать! Вы же получили ясный приказ: продвинуться до Тобрука, но не дальше.

Роммель уселся в походный шезлонг. Он не думал, что Кессельринг все-таки вмешается в это дело.

– Обстоятельства изменились, – резко ответил он.

– Но приказ, который вы получили первоначально, был одобрен Верховным командованием итальянской группы войск, – возмутился Кессельринг. – А вы что сделали? Вы отклонили «совет» и пригласили Бастико пообедать с вами в Каире!

Ничто так не могло взбесить Роммеля, как приказы, исходившие от итальянцев.

– Итальянцы ничего не сделали в этой войне! – воскликнул он.

– Это к делу не относится. Сейчас от вас требуется поддержка в воздухе и на море при наступлении на Мальту. После захвата Мальты вы со своими силами двинетесь на Египет.

– Вы так ничему и не научились, – заявил Роммель. Он делал над собой усилие, чтобы не повышать голос. – Пока мы окапываемся, противник тоже будет окапываться. Если бы я играл в эти игры с передышками, мои войска не дошли бы сюда. Когда меня атакуют, я уворачиваюсь; когда противник обороняется, я иду в обход, а когда он отступает, я догоняю его. Сейчас противник бежит – самое время для захвата Египта.

Кессельринг сохранял спокойствие.

– У меня есть копия вашей шифрограммы Муссолини. – Он вынул из кармана листок бумаги и прочитал: «Состояние и моральный дух наших войск, материальные ресурсы, пополненные за счет захваченных нами складов, а также сегодняшнее ослабленное состояние сил противника позволяют нам преследовать его в глубь египетской территории».

Он сложил листок и обратился к фон Меллентину:

– Сколько у нас германских танков и личного состава?

Роммель поборол желание приказать фон Меллентину не отвечать: он знал, что это их слабое место.

– Шестьдесят танков, фельдмаршал, и две тысячи пятьсот человек.

– А у итальянцев?

– Шесть тысяч человек и четырнадцать танков.

Кессельринг повернулся к Роммелю:

– И вы намереваетесь захватить Египет, имея семьдесят четыре танка?! Фон Меллентин, у вас есть оценка сил противника?

– Силы союзников превосходят нас примерно в три раза, однако...

– Об этом и речь.

Фон Меллентин продолжал:

– Однако у нас очень хорошо обстоит дело с провиантом, обмундированием, грузовиками и бронемашинами, а также топливом; кроме того, боевой дух личного состава очень высок.

– Фон Меллентин, сходите в машину связи и посмотрите, что у них нового, – вмешался Роммель.

Фон Меллентин нахмурился, но Роммель больше не стал ничего объяснять, и од вышел.

Роммель произнес:

– Войска союзников осуществляют перегруппировку у Мерса Матрух. Они ожидают, что мы пойдем в обход южного фланга линии их обороны. Но вместо этого мы ударим в середину, в их самое слабое место...

– Что дает вам основания это утверждать? – перебил Кессельринг.

– Полученные нами разведданные.

– На чем они основаны?

– В основном на сообщении нашего агента.

– Боже мой! – Кессельринг впервые повысил голос. – У вас нет танков, но есть шпион!

– В прошлый раз он не подвел.

В этот момент вернулся фон Меллентин.

Кессельринг решительно заявил:

– Это не меняет дела. Я здесь для того, чтобы подтвердить приказ фюрера: вы не должны продвигаться дальше.

Роммель улыбнулся:

– Я направил своего человека к фюреру.

– Вы?..

– Я нахожусь в звании фельдмаршала и имею прямой доступ к Гитлеру.

– Разумеется.

– Я полагаю, что фон Меллентин принес ответ фюрера.

– Так точно, – подтвердил фон Меллентин.

Он развернул лист бумаги и прочитал вслух:

– "Богиня Победы улыбается только раз в жизни. Вперед, на Каир! Адольф Гитлер".

В наступившем молчании Кессельринг вышел из машины.

Глава 9

Придя в контору, Вэндем узнал, что накануне вечером войска Роммеля продвинулись на шестьдесят миль от Александрии.

Похоже, Роммеля вообще нельзя остановить. Линия Мерса Матрух была сломана посередине, как спичка. На юге 13-й корпус в панике отступил, а на севере капитулировал форт Мерса Матрух. Союзники опять отброшены назад. Новая линия обороны занимает тридцатимильный промежуток между морем и непроходимой впадиной Каттара, и в случае ее прорыва Египет будет беззащитен перед наступлением сил Роммеля.

Очень плохие новости, но они не смогли испортить приподнятое настроение, в котором находился Вэндем. Прошло уже больше суток с того момента, как он проснулся на своем диване на рассвете, держа Элин в своих объятиях. С тех пор его переполнял какой-то прямо-таки юношеский восторг. Он помнил до мельчайших подробностей их ночь: ее маленькие, коричневые соски, вкус ее кожи, острые ногти, впивавшиеся в его бедра. В конторе он вел себя не совсем обычно, он сам это понимал. Прочитав письмо, отпечатанное машинисткой, он вручил его обратно со словами: «Здесь семь ошибок, лучше перепечатать все заново» – и при этом ослепительно улыбнулся. Она чуть со стула не свалилась. Он думал об Элин и спрашивал себя: «Почему бы и нет? Черт возьми, почему бы и нет?» – но ответа не находил.

Утром к нему зашел офицер из Отдела спецсвязи (ОС). Все хоть немного соображающие сотрудники генштаба знали, что ОС располагает своими, сверхсекретными источниками разведданных. Мнения о том, насколько хороши эти разведданные, существовали самые разные, а объективно оценить их было довольно трудно, поскольку источники информации тщательно скрывались. Браун, который носил погоны капитана, но явно был человеком не военным, облокотился на край стола и спросил, не вынимая трубки изо рта:

– Вас эвакуируют, Вэндем?

Эти парни жили в своем замкнутом мирке, и не имело смысла объяснять им, что капитан должен говорить «сэр», когда обращается к майору.

– Что? Эвакуируют? Зачем? – удивился Вэндем.

– Нас перебрасывают в Иерусалим. Как, впрочем, и всех остальных, кто слишком много знает. Чтоб врагу не достались, знаете ли.

– Значит, начальство занервничало. Что ж, логично. Роммель может делать по шестьдесят миль в сутки.

– На вокзале будет большая свалка: пол-Каира старается драпануть отсюда, а другая половина чистит перышки перед «освобождением». Ха!

– Ну вы же не всем рассказываете о своем отъезде?

– Нет, конечно. Я зашел сказать вам кое-что. Как известно, у Роммеля есть агент здесь, в Каире.

– Откуда вы знаете? – спросил Вэндем.

– Кое-что нам сообщают из Лондона, старина. В общем, этот парень идентифицирован как – я цитирую – «главное действующее лицо дела Али Рашида». Вам это о чем-нибудь говорит?

Вэндем был совершенно ошарашен.

– Еще как говорит! – воскликнул он.

– Ну вот. – Браун встал из-за стола.

– Погодите минутку, – взволнованно сказал Вэндем. – Это все?

– Боюсь, что да.

– Так это что – перехваченные данные противника или сообщение агента?

– Достаточно сказать, что мы узнали об этом из надежного источника.

– Вы всегда так говорите.

– Да. Ну, в общем, я пошел. Удачи!

– Спасибо, – пробормотал Вэндем задумчиво.

Капитан вышел, оставив позади себя облако табачного дыма.

Главное действующее лицо дела Али Рашида.Невероятно, но Вольф – это тот самый человек, который обставил Вэндема в Стамбуле. На самом деле все сходится: Вэндем вспомнил странное чувство, овладевшее им по поводу «почерка» Вольфа, который с самого начала показался ему знакомым. Девушка-агент, которую Вэндем послал на встречу с таинственным незнакомцем, была найдена с перерезанным горлом.

А теперь Вэндем посылает Элин на встречу с этим человеком.

В кабинет зашел капрал и вручил майору письменный приказ.

Вэндем стал читать приказ, не веря своим глазам. Всем отделам предписывалось изъять из оперативных архивов все документы, представляющие интерес для противника, и уничтожить их. В разведотделе под эту категорию подпадал практически любой документ. "Нам придется спалить все к чертовой матери, – подумал Вэндем. – А что мы будем делать потом? Ясно одно: начальство полагает, что отдел не скоро заработает снова. Конечно, все это было только мерой предосторожности, при этом довольно крутой мерой – они не стали бы отдавать приказ об уничтожении результатов многолетней работы, если бы не стоял вопрос о скорой сдаче Египта немцам.

«Все летит к черту, – думал он, – все разваливается». Происходящее не укладывалось у него в голове; Вэндем отдал три года жизни обороне Египта. За это время в пустыне погибли тысячи солдат и офицеров. И после всего этого – поражение. Бросить все и бежать? Думать об этом было невыносимо.

Он позвал Джейкса и дал ему прочесть приказ. Прочитав, Джейкс кивнул, как будто ожидал чего-то подобного.

– Ничего себе, а?! – поразился Вэндем.

– В пустыне тоже происходят подобные штуки, сэр, – ответил Джейкс. – Мы устраиваем огромные склады, которые стоят бог знает каких денег, а при отступлении взрываем их, чтобы не достались противнику.

Вэндем кивнул.

– Ладно, давайте не будем откладывать это дело. Постарайтесь не переусердствовать в том смысле, что начальство всегда делает из мухи слона.

– Да, сэр. Костер можно разжечь на заднем дворе?

– Давайте. Найдите железную бочку и наделайте дырок в днище. Проследите, чтобы все сгорело как следует.

– А что делать с вашими папками?

– Я сейчас просмотрю их.

– Есть, сэр.

Джейкс вышел.

Вэндем выдвинул ящик, где лежали папки с документами, и начал перебирать бумаги. Бесчисленное количество раз за эти три года он говорил себе: «Это можно не держать в памяти, а посмотреть в деле, когда понадобится». Там были имена и адреса, справки о разных людях, подробности шифров, системы передачи приказов, записи по конкретным делам и небольшая папка с отрывочными сведениями по делу Вольфа. В кабинет вошел Джейкс с большой картонной коробкой из-под чая «Липтон», и Вэндем начал бросать в нее бумаги, думая про себя: «Вот что значит проигрывать!».

Коробка была наполнена до половины, когда в дверь заглянул капрал и сказал:

– К вам майор Смит, сэр.

– Пусть войдет.

Вэндем не знал никакого майора Смита.

Майор оказался невысоким, худым человеком лет сорока, с выпученными голубыми глазами и самодовольным выражением лица. Он пожал руку Вэндему и представился:

– Сэнди Смит, секретная разведывательная служба.

– Чем могу служить секретной разведывательной службе? – спросил Вэндем.

– Я выполняю обязанности связного между СРС и генштабом, – пояснил Смит. – Вы делали запрос по поводу книги под названием «Ребекка».

– Да.

– Ответ пришел на наш адрес.

Смит театральным жестом подал ему лист бумаги. Вэндем прочитал справку. Резидент СРС в Португалии выполнил просьбу, касающуюся книги «Ребекка», направив одного из своих людей по всем магазинам, торгующим английскими книгами в стране. В курортном местечке Эсториль он обнаружил книжную лавку, хозяин которой припомнил, что продал все имевшиеся у него экземпляры «Ребекки» – всего шесть штук – одной покупательнице. Расследование показало, что этой покупательницей была супруга германского военного атташе в Лиссабоне.

– Это подтверждает кое-какие подозрения. Спасибо вам за то, что вы потрудились зайти к нам, – поблагодарил Вэндем.

– Не за что, – ответил Смит. – Я здесь бываю каждое утро. Рад был помочь.

Он ушел.

Продолжая сортировать документы, Вэндем раздумывал над полученным сообщением. Существует только одно разумное объяснение тому, что книга попала из Эсториля в Сахару: она использовалась как основа для шифра, и если в Каире действует только один германский шпион, то, значит, именно Алекс Вольф пользуется этим шифром.

Информация эта рано или поздно пригодится. Очень жаль, конечно, что вместе с книгой и шифрограммой к ним не попал также ключ к шифру. Это навело его на мысль о важности уничтожения секретных документов, и он решил проявить более беспощадный подход к своим бумагам.

Под конец ему попались папки с документами о зарплате и должностях его подчиненных, и он решил сжечь их тоже, поскольку они могли помочь противнику определить степень важности допрашиваемых лиц. Коробка была уже полна. Он поднял ее на плечо и вышел во двор.

Джейкс развел огонь в ржавой железной бочке для воды, установив ее на кирпичах. Капрал бросал бумаги в огонь. Вэндем сбросил на землю коробку и некоторое время смотрел на бушующее пламя. Эта сцена напомнила ему «Ночь Гая Фокса в Англии».[12] Обугленные бумажные лохмотья взлетали над бочкой в потоке горячего воздуха. Вэндем повернулся и зашагал прочь.

Ему хотелось подумать, и он решил прогуляться пешком. Вэндем прошел через здание генштаба и вышел в город. Щека у него болела. Наверное, это к лучшему – значит, рана заживает. Он отращивал бороду, чтобы скрыть безобразный шрам, когда придет время снимать повязку. Каждое утро Вэндем радовался тому, что ему не нужно бриться.

Затем его мысли обратились к Элин, он вспоминал, как она выгибала спину и как капельки пота блестели на ее обнаженной груди. Вэндем был шокирован тем, что произошло после того, как он поцеловал ее, и одновременно испытывал чувство восторга. В эту ночь все для него было впервые: впервые он занимался любовью с женщиной не на кровати; впервые женщина с ним испытала такой сильный оргазм; впервые половой акт был актом равных партнеров, а не навязыванием женщине мужских желаний, более или менее согласной удовлетворить их. То, что он и Элинтак неожиданно влюбились друг в друга, было настоящей катастрофой. Его родители, друзья и все его армейское окружение придут в ужас от его намерения жениться на «туземке». Мать будет объяснять ему, почему евреи были не правы, отвергнув Иисуса. Вэндем решил не мучить себя пока этими мыслями. Вполне возможно, что через несколько дней ни его самого, ни Элин не будет в живых. «Надо радоваться солнцу, пока оно светит, – подумал он, – а дальше – как получится!»

Его мысли опять вернулись к той девушке, которой Вольф перерезал горло в Стамбуле. Вэндема ужасала мысль о том, что в четверг что-нибудь может случиться и Элин окажется снова наедине с Вольфом.

Вэндем огляделся и почувствовал, что очутился в праздничной атмосфере. Проходя мимо дамской парикмахерской, он увидел, что она переполнена клиентками и на тротуаре стоит очередь на вход. В магазинах одежды дела тоже шли неплохо. Из бакалейной лавки вышла женщина с полной корзиной консервированных продуктов, а у входа в лавку стояла длинная очередь. На витрине следующего магазина была вывешена наспех написанная табличка: «Извините, косметика кончилась». Вэндем понял, что египтяне готовятся к освобождению.

Его не покидало чувство неотвратимой беды. Казалось, даже небо было темнее обычного. Он поднял глаза: небо действительно потемнело. Над городом нависла серая мгла, в которой плыли какие-то точки. Вэндем понял, что это дым, а черные точки – это пепел от сгоревшей бумаги. По всему Каиру англичане жгли документы, и поднимавшаяся вверх сажа затмевала солнце.

Вэндем вдруг обозлился на самого себя и на союзные армии за то, что они вот так послушно готовятся к поражению. Куда пропал дух Битвы за Англию?[13] Куда делась эта знаменитая смесь упрямства, боевого искусства и храбрости, которая в тот момент характеризовала британскую нацию? «А сам-то ты что собираешься делать?» – этот вопрос Вэндем адресовал себе.

Он повернул назад и зашагал в сторону Гарден-Сити – туда, где в реквизированных виллах был расквартирован генштаб. Мысленно он представил себе карту линии Эль-Аламейн – последний рубеж обороны союзников. Эту линию обороны Роммель не мог обогнуть, поскольку ее южный фланг упирался в непроходимую Каттарскую впадину. Единственное, что оставалось Роммелю, это идти на прорыв.

В каком месте он попробует его осуществить? Если он поведет свои войска на северном фланге, тогда перед ним будет выбор: сделать рывок на Александрию или же совершить обходной маневр и атаковать силы союзников с тыла. Если же он пойдет на южном фланге, он должен будет либо сразу прорываться на Каир, либо, как и в первом случае, совершить обходной маневр и уничтожить остатки союзных войск.

Вэндем знал, что непосредственно за линией Эль-Аламейн располагается хорошо укрепленный рубеж Алам Хальфа. Совершенно ясно, что наиболее удачным развитием событий для союзников был бы вариант, при котором после прорыва линии Роммель атакует Алам Хальфа и потеряет там часть своих сил.

Был еще один фактор. Подходы к южной оконечности Алам Хальфа преграждали предательские участки зыбучих песков. Маловероятно, что Роммель знает о них, поскольку он никогда не заходил так далеко на восток, в то время как англичане располагали подробными картами этого участка пустыни.

«Итак, – решил Уильям Вэндем, – моя задача – помешать Алексу Вольфу сообщить Роммелю о том, что линия Алам Хальфа хорошо укреплена и не может быть атакована с юга».

Это был заведомо почти невыполнимый план.

Так получилось, что ноги сами привели Вэндема к дому Вольфа – вилле «Оливье». Он сел в крошечном парке напротив под оливковыми деревьями и уставился на здание через дорогу, как будто надеялся получить ответ о местонахождении Вольфа.

«Хорошо бы Вольф ошибся, – подумал он, – и сообщил Роммелю о возможности наступления на южном направлении».

И вдруг Вэндем понял, что попал в точку.

"Предположим, я поймал Вольфа и захватил его передатчик. Пойдем дальше и допустим, что мне удалось заполучить ключ к его шифру.

В этом случае я смогу сам передать донесение Роммелю о возможности атаковать Алам Хальфа с юга".

Мысль эта стала быстро обрастать деталями, и Вэндем почувствовал душевный подъем. На сегодняшний день Ром-мель доверяет – и совершенно справедливо – информации, передаваемой ему Вольфом. Предположим, он получает донесение от Вольфа, в котором говорится, что линия обороны Эль-Аламейн ослаблена на южном фланге, что южные подходы к Алам Хальфа затруднены и что сам рубеж Алам Хальфа плохо укреплен.

Искушение будет слишком велико, чтобы Роммель мог устоять.

Он осуществит прорыв линии обороны на южном фланге и затем повернет на север в предвкушении захвата Алам Хальфа малой кровью. Тут он и завязнет в песках. Пока он будет оттуда выбираться, наша артиллерия нанесет сокрушительный удар по его силам. Когда он все-таки доберется до Алам Хальфа, то окажется перед мощным укрепленным районом. В этот момент мы перебросим туда свежие силы с передовой и раздавим противника, как орех.

Если ловушка сработает, можно будет не только спасти Египет, но и уничтожить африканский корпус.

«Надо довести эту идею до начальства», – подумал Вэндем.

Это будет нелегко. Сейчас его положение неважное – в сущности, профессиональная репутация Вэндема сильно пошатнулась из-за неудачи по делу Вольфа. Но, несмотря на это, начальство должно оценить его идею.

Он встал со скамейки и зашагал в контору. Будущее уже представало перед ним в совершенно другом свете. Солдатские сапоги, возможно, не будут грохотать по кафельным полам мечетей. И сокровища Египетского музея не будут отправлены в Берлин. И Билли не придется вступать в гитлерюгенд. А Элин не отправят в Дахау.

«Мы все будем спасены, – подумал он. – Если я поймаю Вольфа».

Часть III

Алам Хальфа

Глава 1

«Когда-нибудь я все-таки врежу Боггу по морде», – подумал Вэндем.

Сегодня подполковник Богг был в наихудшем расположении духа, которое характеризовалось нерешительностью, саркастичностью и обидчивостью. Он нервно покашливал – прием, к которому он прибегал, когда боялся решать, – а сегодня он кашлял не переставая. Кроме того, он все время суетился: поправлял и без того аккуратные стопки документов, закидывал ногу на ногу и полировал свой проклятый крикетный мяч.

Вэндем сидел и молча наблюдал, как мучается Богг.

– Послушайте, Вэндем, предоставьте Аучинлеку заниматься стратегией. Ваша работа – это безопасность личного состава, и вы с ней плохо справляетесь.

– Так же как и Аучинлек со своей, – ответил Вэндем.

Богг притворился, что не слышит. Он взял докладную записку Вэндема, в которой был изложен план, созревший у него в голове. Вэндем в официальном порядке представил его Боггу, одновременно направив копию бригадиру.

– Ну, во-первых, тут полно недоработок, – заявил Богг.

Вэндем хранил молчание.

– Полно недоработок, – повторил Богг и кашлянул. – Во-вторых, ваш план предполагает, что старикашка Ром-мель все-таки прорвет линию обороны, не так ли?

– После того как это произойдет, план можно подработать, – ответил Вэндем.

– Да. Теперь вам понятно? Это как раз то, что я имею в виду. Если вы представите план, в котором многое нуждается в уточнении, да еще с учетом того, что ваща репутация довольно сильно подмочена в настоящий момент, вас просто на смех поднимут. – Он кашлянул. – Вы хотите, чтобы Роммель атаковал линию обороны в самом слабом месте, чтобы улучшить его шансы на прорыв. Так?

– Да. Некоторые участки линии обороны укреплены хуже, чем другие, а поскольку у Роммеля есть воздушная разведка, остается вероятность, что он в конце концов об этом узнает.

– И вы хотите превратить вероятность в неизбежность.

– Только с целью потом заманить противника в ловушку.

– А мне казалось, что мы хотим заставить Роммеля атаковать наиболее хорошо укрепленные участки, с тем чтобы он вообще не смог осуществить прорыв.

– Если нам и удастся отразить наступление, он просто перегруппирует свои силы и атакует нас снова. Но если мы заманим его в ловушку, то сможем разделаться с ним окончательно.

– Нет, нет. Рискованно. Очень рискованно! Это же последний оборонительный рубеж, парень, – с улыбкой добавил Богг. – Между ним и Каиром остается только узенький канал. Вы не отдаете себе отчет...

– Я отдаю себе отчет, сэр. Разрешите, я сформулирую свои предложения следующим образом. Первое: если Ром-мель осуществит прорыв, его нужно заманить в сторону Алам Хальфы ложной перспективой легкой победы. Второе: надо сделать так, чтобы он атаковал Алам Хальфу с юга, потому что там – район зыбучих песков. Третье: либо мы ждем и смотрим, на каком участке Роммель пойдет в наступление, и Тогда есть риск, что это будет северное направление, либо мы должны побудить его идти с юга – в этом случае мы рискуем тем, что он с ходу прорвет линию обороны.

– Ну вот, – сказал Богг, – теперь ваш план сформулирован более или менее четко. Мы сделаем вот что: вы оставите его у меня на время. Когда будет свободная минута, я изучу его в мельчайших подробностях и подумаю над тем, как привести его в божеский вид. Тогда, возможно, мы представим его начальству.

«Понятно, – подумал Вэндем, – ты хочешь представить его как свое детище. Ну и черт с тобой! Если хочешь играть в свои игры – на здоровье! Главное сейчас – это успехи в войне, а не то, кого за это похвалят».

– Очень хорошо, сэр, – ответил Вэндем. – Я бы только хотел подчеркнуть временной фактор... Если план годится, его нужно внедрять в сжатые сроки.

– Я полагаю, майор, что мне самому лучше судить о сроках, как вы думаете?

– Да, сэр.

– И вообще, все зависит от того, поймаете ли вы этого агента, черт его возьми. А в этом деле вы не очень преуспели, не так ли?

– Да, сэр.

– Сегодня вечером я сам возглавлю операцию по его захвату, чтобы опять не получилась какая-нибудь ерунда. Днем жду от вас предложений – мы вместе их обсудим и...

В дверь постучали, и в комнату вошел бригадир. Вэндем и Богг встали.

– Доброе утро, сэр, – почтительно произнес Богг.

– Вольно, джентльмены, – махнул рукой бригадир. – Я вас ищу, Вэндем.

– Мы тут разрабатываем один план, – начал Богг.

– Да, я видел докладную записку.

– А-а, Вэндем направил вам копию, – разочарованно протянул Богг.

Вэндем не смотрел на подполковника, но знал, что тот вне себя от ярости.

– Да, это так, – сказал бригадир, поворачиваясь к Вэндему. – Вам положено ловить шпионов, майор, а не давать стратегические советы генералам. Возможно, если бы вы тратили меньше времени на советы, как выиграть войну, вы бы лучше справлялись со своими служебными обязанностями!

У Вэндема внутри все оборвалось.

Богг подхватил:

– Вот и я говорю...

Бригадир перебил его:

– Однако, поскольку вы уже это сделали и поскольку это отличный план, я хочу, чтобы мы вместе с вами «продали» его Аучинлеку. Вы можете его отпустить, Богг, не так ли?

– Конечно, сэр, – ответил Богг, скрипнув зубами.

– Ну вот, Вэндем. Совещание начнется с минуты на минуту. Пойдемте.

Вэндем последовал за бригадиром и мягко закрыл за собой дверь перед носом у Богга.

* * *

В тот день, когда Вольф должен был вновь встретиться с Элин, майор Смит в очередной раз посетил плавучий домик в свой обеденный перерыв.

В портфеле у него находилась чрезвычайно ценная информация.

Вольф и Соня проделали ставшую уже привычной процедуру, при этом Вольф чувствовал себя актером во французском фарсе, который каждый вечер прячется на сцене в тот же самый шкаф. В соответствии со сценарием Соня и Смит посидели немного на диване, а затем проследовали в спальню. Когда Вольф выбрался из шкафа, шторы были задернуты, а на полу около портфеля Смита валялись его башмаки и шорты, из кармана которых высовывалось кольцо от ключей.

Вольф открыл замки портфеля и начал читать документы.

Смит опять пришел прямо после совещания в генштабе, на котором Аучинлек со своими подчиненными обсуждал дальнейшую стратегию союзников и решал, что делать.

Через несколько минут Вольф понял, что документы, которые он держит в руках, это конспективно изложенный план последнего рубежа обороны союзников на линии Эль-Аламейн.

Линия состоит из артиллерии, расположенной на высотах, танков на равнинном участке и минных полей по всей ее протяженности. Высота Алам Хальфа, расположенная в пяти милях за центром линии обороны, надежно укреплена. Вольф отметил, что южный фланг линии обороны укреплен слабее других участков, если сравнивать размещенное там количество войск и плотность заминированных участков.

В портфеле у Смита также находился документ, излагающий расположение позиций противника. Союзная разведка полагает, что Роммель, скорее всего, будет осуществлять прорыв на южном фланге, хотя при этом отмечалось, что нельзя исключать и наступление на северном фланге.

Внизу, предположительно рукой Смита, карандашом была сделана приписка, которая показалась Вольфу гораздо важнее, чем все предыдущие документы, вместе взятые: «Майор Вэндем предлагает следующий план по введению противника в заблуждение. Необходимо побудить Роммеля осуществить прорыв на южном фланге, выманить его на Алам Хальфу, в район зыбучих песков, и затем зажать в клещи. План одобрен Ауком».

«Аук – это, конечно, Аучинлек. Ну и находка!» У Вольфа в руках находился не только подробный план линии обороны союзников – ему теперь было известно, что они ожидают от Роммеля и какой маневр намечается, чтобы его обмануть.

И этот план придуман Вэндемом!

Все это останется в истории как шпионская операция века! Лично Вольф обеспечит победу Роммеля в Северной Африке.

«За это они должны сделать меня королем Египта», – подумал Вольф и улыбнулся.

Он поднял глаза и увидел уставившегося на него Смита, который стоял между раздвинутыми шторами.

– Кто вы такой, черт подери?! – проревел Смит.

Вольф сообразил, проклиная себя, что совсем забыл о том, что происходило в спальне. Что-то заставило их там отклониться от сценария, и предупредительный выстрел пробкой от шампанского не прозвучал. А он тут полностью отключился от внешнего мира, изучая бесконечные списки дивизий и бригад, количество солдат и танков, топлива и припасов, расположение высот, впадин и зыбучих песков, и перестал обращать внимание на посторонние звуки. Вольф вдруг почувствовал страх, что ему могут помешать в момент полного триумфа.

– Это же мой портфель, черт возьми! – завопил Смит.

И сделал шаг вперед.

Вольф рванулся к нему, схватил его за ногу и резко повернул ее в сторону. Майор свалился на пол как подкошенный.

Соня взвизгнула.

Вольф и Смит одновременно вскочили на ноги.

Смит был невысоким, худым человеком, лет на десять старше Вольфа, и к тому же в плохой физической форме. С выражением испуга на лице он отступил назад. Наткнувшись на полку, он скосил глаза, увидел стеклянную вазу для фруктов, схватил ее и запустил в Вольфа.

Ваза пролетела мимо, упала в раковину и с громким звоном разлетелась на куски.

«Шум, – подумал Вольф, – если будет шум, те парни на берегу придут сюда посмотреть, в чем дело». Он сделал движение в сторону Смита.

Смит, стоя спиной к стене, завопил:

– На помощь!

Вольф ударил его в самый кончик подбородка, и Смит обмяк, сполз по стене вниз и свалился на пол без сознания.

Соня смотрела на него широко открытыми глазами.

Вольф потер ушибленную руку.

– Впервые мне это удалось.

– Что?

– Вырубить человека одним ударом в подбородок. Я думал, что это доступно одним только боксерам.

– Неужели это сейчас важно? Что мы будем с ним делать?

– Не знаю.

Вольф прикинул возможные варианты. Убивать Смита было опасно: смерть офицера и пропажа его портфеля вызовет невообразимый переполох в городе. Кроме того, куда-то надо будет девать труп. И Смит перестанет быть источником секретной информации.

В этот момент майор застонал и пошевелился.

"А что, если позволить ему уйти? – подумал Вольф. – В конце концов, если Смит расскажет о том, что произошло с ним в плавучем домике, он тем самым подпишет собственный приговор, не говоря уже о том, что с его карьерой будет покончено. А он не выглядит как человек, способный пожертвовать собой ради высшей цели.

Позволить ему уйти? Нет, слишком рискованно. Отпустить его и знать, что в городе находится британский офицер, владеющий всеми секретами Вольфа?.. Невозможно".

Смит открыл глаза.

– Вы... – простонал он. – Вы – Славенбург... – Он взглянул на Соню и перевел глаза на Вольфа. – Это вы познакомили нас... в «Ча-ча»... все заранее спланировали...

– Заткнись, – спокойно сказал Вольф.

«Убить его или отпустить? Какие еще есть варианты? Только один: продержать его здесь до прихода Роммеля».

– Шпионы проклятые, – воскликнул Смит, побледнев как полотно.

Соня издевательски произнесла:

– А ты что, думал, я без ума от твоих мужских способностей?

– Вот, вот, – запричитал Смит. – Как я мог довериться какой-то туземной сучке?

Соня шагнула вперед и ударила его по лицу босой ногой.

– Прекрати! – прикрикнул. Вольф. – Надо подумать о том, что с ним делать дальше. У нас есть какая-нибудь веревка?

Соня задумалась.

– На палубе, в ящике.

Вольф достал из кухонного шкафчика стальной брусок, которым он затачивал столовые ножи:

– Вот возьми, – приказал он Соне. – Если шевельнется, бей его по голове.

«Вряд ли Смит попытается шевельнуться», – подумал он.

Он уже почти ступил на лесенку, ведущую на палубу, когда на трапе послышались шаги.

– Почтальон! – воскликнула Соня. Вольф опустился на колени рядом со Смитом и вытащил свой нож.

– Открой рот.

Смит начал что-то говорить, но Вольф успел сунуть лезвие ему между зубами.

– Если шевельнешься или скажешь хоть слово, я отрежу тебе язык, – пригрозил Вольф.

Смит сидел неподвижно, в глазах его застыл ужас. Тут Вольф заметил, что Соня совершенно голая.

– Надень что-нибудь, быстро!

Она сдернула с кровати простыню, обернула ее вокруг себя и подошла к лесенке. Люк уже открывали. Вольф знал, что их со Смитом будет видно в проеме люка. Беря письмо из просунувшейся в люк руки почтальона, Соня слегка ослабила свое импровизированное одеяние.

– Доброе утро, – сказал почтальон.

Он не сводил глаз с ее полуобнаженной груди. Соня поднялась на несколько ступенек так, что он вынужден был шагнуть назад, и еще приспустила простыню.

– Спасибо, – сказала она жеманно и захлопнула люк.

У Вольфа вырвался вздох облегчения.

Было слышно, как шаги почтальона удаляются по трапу.

– Дай-ка мне эту простыню, – потребовал Вольф.

Соня сдернула с себя простыню и опять осталась обнаженной.

Вольф вынул нож изо рта Смита и отрезал от простыни небольшой кусок.

Скомкав материю в виде кляпа, он засунул его Смиту в рот. Смит не сопротивлялся. Вольф убрал нож в ножны под мышкой и встал. Смит закрыл глаза. Он выглядел обессиленным и побежденным.

Соня подобрала стальной брусок и встала рядом со Смитом, пока Вольф взбирался по лесенке вверх на палубу. Ящик, о котором говорила Соня, оказался шкафчиком, сооруженным под возвышением носовой части плавучего домика, В нем Вольф обнаружил бухту тонкого каната, который, по всей видимости, использовался для удерживания судна у причала, когда оно еще не было превращено в жилой домик. Вольф вынул бухту из ящика; канат был очень прочный и идеально подходил для того, чтобы связать человека.

Снизу донесся голос Сони, перешедший в крик. На лесенке раздался звук торопливых шагов.

Вольф выронил канат и быстро обернулся.

Смит в одних трусах выскочил на него из люка.

Он больше не выглядел побежденным, а Сонин брусок, видимо, прошел мимо цели.

Вольф рванулся вперед, стараясь отсечь Смита от трапа, ведущего на берег.

Увидев это, Смит повернулся, подбежал к противоположному борту и прыгнул в воду.

Вольф выругался. Быстро оглядевшись по сторонам, он не обнаружил никаких свидетелей происходящего – это был час полуденного отдыха, сиесты. На бечевнике никого не было, кроме «нищего» (с ним Кемель сам разберется потом). Вдали виднелась удаляющаяся фигура человека. На реке, в четверти мили от плавучего домика, покачивались две фелюги, а за ними медленно ползла и пыхтела паровая баржа.

Вольф подбежал к борту и увидел, что Смит всплыл на поверхность, жадно глотая воздух. Он протирал глаза, пытаясь сориентироваться. Судя по тому, как он барахтался в воде, плавал он неважно. Неумело взмахивая руками, он поплыл прочь от судна.

Вольф сделал несколько шагов назад и, разбежавшись, прыгнул в воду ногами вперед прямо на голову Смита.

На несколько секунд все перемешалось. Вольф ушел под воду, сцепившись со Смитом и пытаясь вынырнуть на поверхность и одновременно затолкнуть Смита поглубже. Не имея больше сил сдерживать дыхание, он оттолкнул от себя Смита и вынырнул на поверхность.

Глотнув воздуха, Вольф протер глаза. Перед ним из воды появилась голова Смита, который кашлял и неуклюже барахтался. Вольф схватил его голову обеими руками, рванул на себя и вниз. Смит извивался как рыба. Вольф обхватил его за шею и потащил вниз; от усилия он сам оказался под водой, но через минуту вынырнул. Находящийся под ним Смит продолжал брыкаться.

«Сколько требуется времени, чтобы человек утонул?» – подумал Вольф.

Смит отчаянно дернулся и освободился от хватки Вольфа. Голова его показалась над водой, и он набрал полные легкие воздуха. Вольф попытался нанести ему удар кулаком. Удар попал в цель, но получился несильным. Смит кашлял и давился попавшей ему внутрь водой. Вольф сам наглотался воды. Он опять ринулся на Смита. На этот раз он обхватил его сзади, сдавил ему горло согнутой рукой, пытаясь второй рукой затолкнуть его голову обратно под воду.

«Только бы никто не увидел», – молился он.

Смит ушел под воду лицом вниз; Вольф упирался ему в спину коленями и держал его за голову мертвой хваткой. Майор продолжал сопротивляться, дергаясь, брыкаясь и извиваясь в попытке освободиться. Усилив хватку, Вольф не давал ему вынырнуть.

«Когда же ты утонешь, ублюдок?!»

Он почувствовал, как челюсти Смита разомкнулись, и понял, что тот наконец глотает воду. Конвульсии майора стали еще более отчаянными. Вольф почувствовал, что не сможет его долго удерживать, так как сам оказался под водой. Он крепко зажмурил глаза и задержал дыхание. Ему показалось, что сопротивление Смита ослабевает. Вольф подумал, что легкие у майора уже, наверное, полны воды. Через несколько секунд Вольф уже не мог сдерживать дыхание.

Движения Смита стали совсем вялыми. Ослабив хватку, Вольф вынырнул и глотнул воздуха. В течение целой минуты он просто восстанавливал дыхание. Смит тянул его вниз, как гиря. Работая ногами, Вольф поплыл к плавучему домику, таща за собой Смита. Голова майора показалась из воды, но признаков жизни он не подавал.

Вольф подплыл к борту судна. Стоя на палубе в купальном халате. Соня свесилась к нему через борт.

– Никто не видел? – спросил Вольф.

– Думаю, что нет. Он мертв?

– Да.

«А теперь что с ним делать?» – размышлял Вольф.

Он прислонил тело Смита к борту судна.

«Если отпустить его, – подумал он, – труп просто уплывет по течению. Вскоре его обнаружат, и начнутся повальные обыски. Но ведь не могу же я тащить его через весь Каир, чтобы где-нибудь спрятать!»

Неожиданно Смит дернулся и изо рта у него потекла вода.

– Господи Иисусе, он жив! – воскликнул Вольф.

Он снова затолкал его под воду. «Нет, не годится – это займет слишком много времени». Вольф отпустил Смита, вытащил нож и нанес удар. Точный удар сделать было трудно, поскольку Смит находился под водой и слабо шевелился. Вольф бешено наносил удары наугад. Вода мешала ему бить сильно. Смит заколотил руками и ногами. Вокруг него образовалась розовая пена. Наконец Вольфу удалось схватить его за волосы и удержать на мгновение его голову для того, чтобы перерезать ему горло. Теперь он не оживет.

Вольф отпустил безжизненное тело Смита и сунул нож в ножны. Вода вокруг него стала красно-бурого цвета.

«Я плаваю в крови», – подумал он, и ему вдруг стало противно.

Труп относило в сторону, и Вольф подтянул его к себе. Слишком поздно он сообразил, что обнаруженный без признаков насилия труп майора мог бы быть принят за следствие несчастного случая, а труп с перерезанным горлом – это уже, несомненно, свидетельство убийства. Теперь надо спрятать труп.

Он позвал:

– Соня!

– Меня тошнит.

– Оставь, эти глупости. Нам нужно отправить труп на дно.

– О господи, в воде всюду кровь.

– Послушай меня! – Он хотел заорать на нее, но был вынужден сдержаться. – Дай... ту веревку. Давай же!

Она исчезла на минуту, затем вернулась с веревкой в руках.

«Она ничего не соображает, – подумал Вольф. – Нужно говорить ей, что она должна делать».

– Теперь возьми портфель Смита и положи туда что-нибудь тяжелое.

– Тяжелое? Но что?

– Господи, боже мой, ну что у нас есть тяжелого. Ну... книги... нет, книги тяжелые, но не настолько. Я знаю – бутылки. Бутылки с шампанским. Набей портфель бутылками с шампанским.

– Зачем?

– Не рассуждай, а делай, что я говорю!

Она ушла. Через иллюминатор он увидел, как она спустилась по лесенке и вошла в гостиную – медленно, как лунатик.

«Торопись, толстая шлюха, торопись!»

Она обвела комнату невидящим взглядом. Все еще заторможено она подняла с пола портфель. Держа его в руках, прошла в кухню и открыла холодильник, задумавшись, как будто решала, что приготовить на обед.

«Давай же!»

Соня взяла из холодильника бутылку шампанского и замерла с бутылкой в одной руке и портфелем в другой, как будто не помнила, что ей делать дальше. Наконец взор ее прояснился и она положила бутылку горизонтально в портфель. Затем вынула вторую бутылку.

«Клади их валетом, идиотка, так больше войдет!» – мысленно вскричал Вольф.

Соня положила вторую бутылку в портфель, подумала и переложила ее другим концом.

«Соображает», – успокоился Вольф.

Ей удалось засунуть в портфель четыре бутылки. Захлопнув холодильник, она огляделась в поисках других тяжелых предметов. На глаза ей попались брусок для заточки ножей и стеклянное пресс-папье. Она засунула их в портфель и закрыла замки. Затем Соня вышла на палубу.

– Что теперь? – спросила она.

– Привяжи веревку к ручке портфеля.

Она почти оправилась; от шока. Пальцы ее двигались уже быстрее.

– Привяжи покрепче, – приказал Вольф.

– О'кей.

– Никого нет вокруг?

Она посмотрела по сторонам.

– Нет.

– Давай быстрее.

Соня затянула узел.

– Бросай мне веревку, – скомандовал Вольф.

Она бросила ему свободный конец веревки. Он уже выбивался из сил, пытаясь удержаться на плаву и удерживая рядом с собой мертвое тело. Ему пришлось на мгновение выпустить труп, чтобы схватить веревку обеими руками; при этом он энергично работал ногами, чтобы не оказаться под водой. Он просунул веревку под мышками трупа, обернул ее дважды вокруг мертвого тела и завязал узел. Несколько раз во время этой процедуры он чуть не ушел под воду, а один раз его чуть не вырвало, когда он глотнул окрашенной кровью воды.

Наконец все было готово.

– Проверь узел на портфеле, – приказал он Соне.

– Узел крепкий.

– Бросай портфель в воду – и как можно дальше.

Она сбросила тяжелый портфель через борт. Упав со всплеском ярдах в двух от борта (он был слишком тяжел для нее), портфель сразу пошел ко дну. Веревка начала медленно натягиваться, а затем груз утащил за собой труп. Вольф взглянул на ровную поверхность воды. Узлы держали. Он попробовал достать ногами труп под собой, но под ним была только вода. Труп ушел на большую глубину.

Вольф пробормотал.

– Lieber Gott, наконец-то.

Он взобрался на палубу. Взглянув на воду, увидел медленно тающее розовое пятно.

В этот момент женский голос произнес:

– Доброе утро!

Вольф и Соня повернулись лицом к бечевнику. Они увидели женщину средних лет с корзинкой в руках.

– Доброе утро, – ответила Соня и прошептала Вольфу: – Соседка!

– Я слышала всплеск, что-нибудь случилось? – спросила женщина.

– М-м... нет. Моя собачка упала в воду, и мистеру Робинсону пришлось ее спасать, – нашлась Соня.

– Вот это мужчина! А я не знала, что у вас есть собака.

– Это щенок. Мне его подарили.

– Какая порода?

Вольф чуть не закричал: убирайся отсюда, глупая баба!

– Пудель, – ответила Соня.

– Вот бы на него посмотреть.

– Может быть, завтра – я заперла его в наказание за шалость.

– Бедняжка!

Вольф не выдержал:

– Пойду переоденусь в сухую одежду.

– До завтра, – торопливо попрощалась Соня с женщиной.

– Приятно было познакомиться с вами, мистер Робинсон, – сказала соседка.

Вольф и Соня спустились вниз в гостиную. Соня плюхнулась на диван и закрыла глаза. Вольф начал стаскивать с себя мокрую одежду.

– Ничего хуже со мной не случалось, – обессиленно проговорила Соня.

– Ничего, переживешь, – ответил Вольф.

– По крайней мере, это был англичанин.

– Вот именно. Ты должна прыгать от радости.

– Когда меня перестанет тошнить.

Вольф проследовал в ванную и пустил воду. Когда он вернулся в гостиную. Соня спросила:

– Дело-то хоть стоящее?

– Да. – Вольф показал пальцем на военные документы, которые все еще лежали на полу с того момента, как Смит застал его врасплох. – В этих бумагах важнейшая информация. Такого он еще не приносил. С ее помощью Роммель может выиграть войну.

– Когда ты ее отправишь?

– Сегодня в полночь.

– Сегодня ты обещал привести сюда Элин.

Он уставился на нее.

– Как ты можешь думать об этом после того, как мы только что убили человека и утопили его труп?

Она посмотрела на него нахально:

– Я не знаю, просто все это настраивает меня на сексуальный лад.

– Господи, помилуй!

– Ты приведешь ее сюда сегодня вечером. Долги надо платить.

Вольф заколебался.

– Мне придется отправлять донесение, когда она будет здесь.

– Я найду, чем ее занять, пока ты будешь возиться со своим передатчиком.

– Ну я не знаю.

– Черт побери, Алекс, ты обещал мне!

– Ну хорошо.

– Спасибо.

Вольф ушел в ванную. «Невероятная женщина, – подумал он. – Она умеет возводить порок в добродетель». Он забрался в горячую ванну.

Из спальни донесся голос Сони:

– Но теперь Смит уже не сможет приносить никаких секретов.

– После предстоящего сражения они вряд ли понадобятся, – ответил Вольф. – Он нам больше не нужен.

Алекс взял мыло и начал смывать с себя следы крови.

Глава 2

Вэндем постучал в квартиру Элин за час до ее свидания с Алексом Вольфом.

Она была в черном вечернем платье, черных шелковых чулках и того же цвета туфлях на высоких каблуках. На шее у нее блестела тонкая золотая цепочка. Лицо было умело подкрашено.

Он улыбнулся ей, такой знакомой и в то же время такой ослепительно красивой.

– Привет.

– Входи. – Она провела его в гостиную. – Садись.

Он хотел было поцеловать ее, но она не предоставила ему такой возможности. Вэндем растерянно опустился на тахту.

– Я хотел обсудить с тобой детали сегодняшнего вечера.

– Хорошо. – Она села на стул напротив него. – Хочешь выпить?

– Да.

– Угощайся.

Он уставился на нее.

– Что-то случилось?

– Ничего. Налей себе, затем проинструктируй меня.

Вэндем нахмурился.

– Что все это значит?

– Ничего. Нам надо работать, так давай начнем.

Он встал, подошел к ней и опустился на колени перед ее стулом.

– Элин, что с тобой?

Она сердито смотрела на него, в глазах ее стояли слезы.

– Где ты был последние два дня? – громко спросила Элин.

Он посмотрел в сторону, вспоминая.

– Я был на работе.

– А где, ты думаешь, была я?

– Здесь, наверное.

– Совершенно верно!

Он никак не мог понять, что все это значит. У него промелькнула мысль, что он влюбился в женщину, которую едва знает.

– Я работал, а ты была здесь, и поэтому ты на меня злишься? – удивился он.

– Да! – прокричала Элин.

– Успокойся. Я не понимаю, почему ты сердишься, и хочу, чтобы ты мне объяснила.

– Нет!

– Тогда я не знаю, что сказать.

Вэндем сел на пол спиной к ней и закурил. Он в самом деле не понимал, что ее так расстроило, но в его поведении был оттенок готовности: он был готов заискивать, извиняться за все, чего он не совершал, и попытаться загладить свою вину, но ему хотелось ясности.

Некоторое время они сидели молча, не глядя друг на друга.

Элин шмыгнула носом – и Вэндем, хоть и не смотрел на нее, почувствовал, что за этим могут последовать рыдания.

Она произнесла с упреком:

– Ты бы хоть записку мне прислал или какие-нибудь дурацкие цветы!

– Записку? С какой стати? Ты же знала, что мы встречаемся сегодня вечером.

– О, боже мой!

– Цветы? Зачем тебе цветы? Наша игра уже закончена.

– Ах, так?

– Что ты хочешь услышать от меня?

– Послушай. Позавчера мы с тобой занимались любовью, ты что, не помнишь?

– Не глупи.

– Ты проводил меня домой, поцеловал, и мы расстались. А потом – ничего.

Он сделал глубокую затяжку.

– Нет, это ты послушай, если не помнишь: некий Эрвин Роммель в компании нацистских головорезов стоит у нас за дверью. А я один из тех, кто пытается не дать ему войти.

– Написать записку – дело пяти минут.

– Зачем она нужна?

– Действительно, зачем? Я шлюха, разве не так? Я отдаюсь мужчинам направо и налево. Прошел час – и я уже забыла – ты ведь так обо мне думаешь? Мне кажется, что именно так! Черт тебя дери, Уильям Вэндем, какую дешевку ты из меня делаешь?

Он по-прежнему ничего не понимал, но теперь в ее голосе слышалось страдание. Вэндем повернулся к ней лицом.

– Ты – самое чудесное мое приключение за многие годы, может быть, за всю мою жизнь. Пожалуйста, прости меня за то, что я такой дурак.

Он взял ее за руку.

Элин смотрела в сторону окна, кусая губы и стараясь не расплакаться.

– Дурак ты и есть, – прошептала она, гладя его по волосам. – Уж это точно. – На глазах у нее были слезы.

– Мне еще так много предстоит узнать о тебе, – задумчиво произнес он.

– А мне – о тебе.

Вэндем опустил глаза и начал рассуждать вслух:

– Всех обижает мое хладнокровие – так было всегда. Те, кто со мной работает, не обижаются, наоборот – им это нравится. Они знают, что когда они начинают паниковать, когда чувствуют, что не справляются, то могут прийти ко мне и рассказать о своих проблемах. И если я не знаю, как их решить, я скажу им, как надо поступить, чтобы выйти из ситуации с наименьшими потерями; а поскольку я буду говорить об этом спокойным голосом, поскольку я знаю, что выход все равно найдется, и поскольку я не впадаю в панику, они уходят от меня ободренными и делают то, что они должны делать. Весь секрет в том, что я выясняю, в чем заключается проблема, и не боюсь приступить к ее решению – оказывается, это все, что им нужно. В то же время такое отношение часто приводит в бешенство других людей – начальство, друзей, Анжелу, тебя... Я не могу понять почему.

–Потому что ты тоже иногда должен поддаваться панике, глупый, – мягко сказала Элин. – Бывает, что надо показать, как ты испуган или страстно добиваешься чего-то. Это – по-человечески, и это означает, что тебе не все равно. А когда ты спокоен, все думают, что тебя ничего не волнует.

Вэндем возразил:

– Люди должны это понимать. Те, кто меня любит, начальство и друзья. Если они чего-нибудь стоят.

Он сказал то, что думал, но на уровне подсознания он понимал, что в его знаменитом хладнокровии был элемент жестокости и равнодушия.

– А если они этого не понимают?.. – Она перестала плакать.

– Я должен измениться? Ну уж нет.

Он хотел быть искренним с ней. Не мог наврать ей, чтобы поднять настроение: «Да, ты права, я постараюсь вести себя иначе». Но разговор-то не об этом. Если он не сможет быть с ней самим собой, то все напрасно, он будет просто манипулировать ею, как это делали все ее мужчины и как делал бы сам с людьми, которых не любил. Поэтому он сказал ей правду.

– Видишь ли, для меня это способ выиграть. Так сказать, выиграть игру под названием «жизнь». – Он горько усмехнулся. – Да, я отстранен. Я смотрю на мир со стороны. Мне не все равно, но я не совершаю бессмысленных поступков, символических жестов и не бешусь по пустякам. Мы или любим друг друга, или нет. В последнем случае не помогут все цветы мира. Работа, которой я занят сейчас, означает – будем мы живы или умрем. Я думал о тебе весь день, но каждый раз мои мысли обращались к более важным и срочным вещам. Я работаю с большой отдачей, я намечаю приоритеты, и я не беспокоюсь о тебе, если уверен, что с тобой все в порядке. Как ты думаешь, ты смогла бы к этому привыкнуть?

Элин грустно улыбнулась.

– Я попробую.

Глядя на нее, он подумал: «Насколько тебя хватит? Нужна ли ты мне навсегда? А что, если нет?»

Вэндем отогнал от себя эти мысли. Сейчас есть вещи поважнее.

– Мне хочется сказать тебе: «Забудь о сегодняшнем задании, не ходи туда, мы обойдемся без тебя». Но я не могу этого сказать. Ты нам нужна, и все это крайне важно.

– Я понимаю.

– Можно все-таки я тебя поцелую?

– Да, конечно.

Стоя на коленях рядом с ее креслом, Вэндем взял ее лицо в свою большую ладонь и поцеловал ее в губы. Ее рот был мягким, податливым и слегка влажным. Прикосновение к ней и вкус ее губ доставляли ему несказанное удовольствие. Впервые в жизни он почувствовал, что может целоваться вот так весь вечер, без устали.

В конце концов их губы разомкнулись и Элин шутливо произнесла:

– Слушай, похоже, ты не врешь.

– Можешь не сомневаться.

Она засмеялась.

– Когда ты это сказал, я узнала в тебе майора Вэндема, такого, каким он был до того, как мы познакомились поближе.

– А твое «слушай», да еще таким соблазнительным голосом выдает в тебе ту самую Элин.

– Я жду ваших инструкций, майор.

– Мне надо пересесть куда-нибудь, чтобы не было соблазна тебя поцеловать.

– Сядь вон там, нога на ногу. И все-таки чем ты занимался сегодня?

Вэндем подошел к шкафчику с выпивкой и вытащил бутылку джина.

– Исчез один майор из разведуправления с портфелем, набитым секретной информацией.

– Работа Вольфа?

– Возможно. Выяснилось, что этот майор куда-то ходил в обеденный перерыв, раза два в неделю. И никто не знает куда. Я подозреваю, что он встречался с Вольфом.

– Тогда почему он пропал?

Вэндем пожал плечами.

– Что-то случилось.

– А что было в его портфеле сегодня?

Вэндем прикинул, как много можно ей сказать.

– Описание наших оборонительных позиций, да такое подробное, что это может повлиять на исход предстоящего сражения.

Вместе со Смитом пропал также план, подготовленный Вэндемом, но он не стал говорить об этом Элин: он доверял ей, но профессиональный инстинкт предостерег его.

– Поэтому самое лучшее для нас – это поймать Вольфа именно сегодня.

– А если уже поздно?

– Нет. Недавно мы перехватили позывные Вольфа. Он передавал их ровно в полночь. У шпионов обычно есть установленное время для передачи донесений – каждый день в один и тот же час, В другие часы их передачи просто никто не слушает – так что, даже если они будут пытаться выходить на связь, хозяева их не услышат. Поэтому я думаю, что Вольф займется этим сегодня в полночь – если я его не поймаю до этого времени.

Он поколебался, насчет секретности, но затем решил, что Элин лучше знать важность того, что ей поручено.

– И еще. Он пользуется шифром, основанным на романе, который называется «Ребекка». У меня есть такая книга. Если мне удастся заполучить ключ к этому шифру...

– Ключ? Что это?

– Просто клочок бумаги, на котором написано, как пользоваться книгой для шифровки донесений.

– Продолжай.

– Если у меня будет ключ к шифру «Ребекки», я смогу сесть за передатчик вместо Вольфа и передать Роммелю ложное донесение. Это может изменить все – можно будет спасти Египет. Но у меня должен быть ключ.

– Так. Как насчет сегодняшнего вечера?

– Все остается в силе. Кроме того, мы с Джейксом будем находиться в ресторане. И при оружии.

– У тебя есть пистолет?

– С собой нет. Джейкс принесет его мне в ресторан. Кроме того, там будут еще находиться двое наших людей и еще шестеро – в гражданской одежде – на тротуаре, снаружи. Подготовлены автомобили, которые по свистку перекроют все выезды с улицы. Неважно, что предпримет Вольф сегодня, – если он собирается встретиться с тобой, он будет схвачен.

В этот момент в дверь квартиры постучали.

– Что это? – спросил Вэндем.

– В дверь стучат.

– Я слышу. Ты кого-нибудь ждешь?

– Нет, конечно, нет. Мне вообще пора уходить.

Вэндем нахмурился. В голове у него зазвучал сигнал тревоги.

– Мне это не нравится. Не отвечай.

– Хорошо, – сказала Элин, но затем передумала. – Я должна открыть. Это может быть мой отец. Или кто-нибудь от него.

– О'кей, спроси, кто там.

Элин вышла из гостиной. Вэндем сидел неподвижно, прислушиваясь. В дверь опять постучали, и она открыла её.

Вэндем услышал, как она воскликнула:

– Алекс!

– Боже мой, – прошептал Вэндем.

Он услышал голос Вольфа:

– Ты уже готова? Это замечательно!

Голос звучал глубоко и уверенно, но в его протяжном английском произношении едва заметно присутствовал какой-то непонятный акцент.

– Конечно, я... – растерялась Элин.

– Я знаю. Можно войти?

Вэндем перескочил через спинку дивана и распростерся на полу.

– Конечно... – повторила Элин.

Голос Вольфа зазвучал ближе:

– Дорогая, ты сегодня восхитительно выглядишь!

«Обходительный, сволочь», – подумал Вэндем.

Раздался щелчок закрываемой входной двери.

– Сюда? – спросил Вольф.

– М-м... да...

Вэндему было слышно, как они вошли в комнату. Вольф сказал:

– Какая чудесная квартирка! Микис Аристопулос, наверное, хорошо тебе платит.

– Я не работаю на него постоянно. Он мой дальний родственник. Я помогаю ему – по-родственному.

– Дядя. Он, должно, быть, твой дядя.

– Ну да, двоюродный дедушка, троюродный брат – из этой серии. Меня он зовет племянницей – для краткости.

– Понятно. А вот это – тебе.

– О, цветы. Спасибо.

«Какой скот!» – мысленно возмутился Вэндем.

– Можно присесть? – спросил Вольф.

– Разумеется.

Вэндем почувствовал, как диван прогнулся под тяжестью Вольфа. «Здоровый детина!» Вэндем вспомнил, как они схватились тогда, в переулке. Он вспомнил и нож, и рука его непроизвольно потянулась к щеке. «Ну что мне делать?» – мучительно думал он.

Попробовать неожиданно навалиться на Вольфа? Вот он, шпион, практически в его руках. Они примерно в одной весовой категории, и силы их приблизительно равны – только у противника нож! В тот вечер, когда Вольф ужинал с Соней, у него с собой был нож – наверное, он с ним вообще не расстается.

Нож может решить исход схватки не в пользу Вэндема, как в тот раз, в переулке. Вэндем опять потрогал раненую щеку.

«Почему я не взял с собой пистолет? – проклинал себя он. – Если в схватке победа будет за Вольфом, тогда... Присутствие Вэндема в квартире Элин ясно укажет ему на то, что она заманивала его в ловушку. Что он с ней сделает? В Стамбуле в похожей ситуации он перерезал женщине горло». Вэндем заморгал, чтобы отогнать страшные картины, возникшие в его воображении.

Вольф заметил:

– Я смотрю, ты тут решила выпить перед моим приходом. Можно мне к тебе присоединиться?

– Конечно, – ответила Элин. – Что будешь пить?

– Что здесь налито? – Вольф понюхал. – Джин! Это мне подходит. Налей мне тоже.

«Это мой стакан, – подумал Вэндем. – Слава богу, Элин не захотела со мной выпить – два стакана выдали бы нас с головой». Он услышал, как в стакан со звоном бросили лед.

– Твое здоровье, – сказал Вольф.

– Спасибо.

– Тебе не нравится?

– Дед растаял.

Вэндем знал, почему Элин не понравилось: в его стакане был чистый джин. «Она вроде неплохо владеет собой, – подумал он. – Интересно, что в такой ситуации она ждет от него, Вэндема? Наверное, она уже поняла, где он спрятался. Теперь будет бороться с собой, чтобы не смотреть в этом направлении. Бедняжка Элин!»

Вэндем надеялся, что она займет выжидательную позицию и будет полагаться на него.

«Интересно, Вольф все еще собирается в ресторан „Оазис“? Надо полагать, да. Если бы я знал точно, – размышлял Вэндем, – тогда все это можно было бы оставить на Джейкса».

– Ты, по-моему, нервничаешь, Элин. Мой приход сюда спутал твои планы? Если хочешь, оставь меня здесь с бутылкой джина, а сама иди приводи себя в порядок, хотя, по-моему, ты в полном порядке, – предложил Вольф.

– Нет, нет... Просто мы договорились встретиться в ресторане...

– И тут прихожу я и опять путаю все карты. По правде сказать, мне надоели все эти рестораны. Хотя, конечно, это самое подходящее место для встречи с кем-либо; я договариваюсь о встрече, а потом, когда подходит назначенный час, я просто не могу заставить себя туда идти – и тут я начинаю придумывать что-то еще.

«Они не идут в „Оазис“, – ужаснулся Вэндем. – Черт!»

– Что ты предлагаешь взамен? – спросила Элин.

– Это сюрприз.

«Заставь его сказать!» – взмолился про себя Вэндем.

– Хорошо, – сказала Элин.

Вэндем беззвучно застонал. "Если бы Вольф сказал, куда они идут, я бы связался с Джейксом и переместил засаду на новый объект. Элин растерялась. Это понятно –она боится".

– Ну что, пошли? – предложил Вольф.

– Пошли.

Диван скрипнул. «Вот сейчас бы его и брать! – подумал Вэндем. – Слишком рискованно!»

Он услышал, как они вышли из комнаты и Вольф сказал Элин в прихожей:

– Проходи, я за тобой.

Затем захлопнулась входная дверь.

Вэндем поднялся на ноги. Сейчас он последует за ними и постарается при первой же возможности связаться с генштабом и вызвать Джейкса. У Элин в квартире не было телефона – телефон вообще – нечастое явление в Каире. Но даже если бы он был, времени на звонки уже не оставалось. Вэндем подошел к входной двери и прислушался. Все было тихо. Он чуть приоткрыл дверь – в коридоре никого нет. Вэндем вышел, захлопнул дверь и помчался вниз по лестнице.

Выйдя из подъезда, он увидел их на другой стороне улицы. Вольф придерживал дверцу автомобиля, в который садилась Элин. Это было не такси: он, должно быть, нанял, позаимствовал или украл эту машину. Вольф захлопнул дверцу и обошел автомобиль, чтобы сесть на водительское место. Элин выглянула из окна и встретилась глазами с Вэндемом. Он отвел взгляд, боясь подать ей знак, чтобы не увидел Вольф.

Вэндем подошел к своему мотоциклу, сел на него и завел мотор.

Автомобиль с Вольфом и Элин тронулся с места, и Вэндем поехал следом.

Движение в городе было еще достаточно интенсивным. Вэндем ехал на пять-шесть машин позади, не спуская глаз с машины Вольфа. Уже наступали сумерки, но большинство автомобилей двигались с незажженными фарами.

«Интересно, куда они едут, – думал Вэндем. – Где-то ведь они остановятся. Не могут же они раскатывать по городу до утра. Хорошо бы там, где дни остановятся, был поблизости телефон...»

Автомобиль выехал за городскую черту и направился в сторону Гизы. Стало темно, и Вольф включил фары. Вэндем не стал включать фару на своем мотоцикле, чтобы Вольф не заметил преследования.

Это была «веселенькая» гонка. Ездить на мотоцикле по городу, даже при свете дня, было занятием не для слабонервных: дороги испещрены колдобинами, водопроводными люками и скользкими масляными пятнами, поэтому Вэндему приходилось смотреть под колеса и одновременно следить за движением. Проселочная дорога была еще хуже – теперь ему приходилось ехать без света и следить за машиной Вольфа. Несколько раз он чудом не слетел со своего мотоцикла.

К тому же стало холодно. Не зная о предстоящей гонке, Вэндем так и остался в форменной рубашке с короткими рукавами, и встречный ветер пронизывал его до костей. Куда же, в конце концов, направляется Вольф?

Вдали показались силуэты пирамид.

«Уж там точно телефона нет!», – упал духом Вэндем.

Автомобиль Вольфа сбавил скорость. Они едут на пикник к пирамидам. Вэндем выключил зажигание, остановился и откатил мотоцикл на обочину. Пустынная местность казалась ровной только издали, поэтому Вэндем быстро нашел каменистое возвышение, за которым положил набок свой мотоцикл. Затем он бросился ничком на песок и стал наблюдать из укрытия.

Однако из машины никто не вышел.

Автомобиль стоял неподвижно с выключенным двигателем. В салоне было темно. Что они там делают? Вэндема охватил приступ ревности. «Не будь дураком, – сказал он себе, – они просто едят, вот и все. Элин же рассказывала ему о прошлом пикнике: копченая лососина, цыпленок, шампанское. Нельзя целоваться с девушкой, когда рот у тебя набит рыбой. Все равно, конечно, он мог касаться ее пальцев, передавая ей бокал с вином...»

«Заткнись», – приказал он себе.

Вэндем решил рискнуть и выкурить сигарету. Скорчившись за своим укрытием, он закурил, держа сигарету в кулаке – на армейский манер, чтобы не заметил противник, – и возобновил наблюдение.

Он успел выкурить еще пять сигарет, прежде чем дверцы машины распахнулись.

Облачность рассеялась, и вышла луна, заливая все вокруг серебристо-голубым светом. Из сверкающего песка поднимались загадочные силуэты пирамид. Из машины вышли две темные фигуры и направились к ближайшей гробнице. Вэндем заметил, что Элин шагает, сложив на груди руки – от холода или от того, что ей не хочется брать Вольфа под руку. Тот слегка обнял ее за плечи, но она не воспротивилась этому.

Они остановились у подножия пирамиды и стали разговаривать. Вольф показал рукой вверх, но Элин отрицательно покачала головой. «Она не хочет карабкаться туда», – догадался Вэндем. Они обошли подножие пирамиды и исчезли из поля зрения на довольно продолжительное время. Что они там делают? Вэндем едва справился с желанием пойти и посмотреть.

Теперь у него был свободный доступ к машине. Что, если испортить зажигание, рвануть в город и вернуться обратно со всей командой? Скорее всего, Вольфа они уже не найдут: ночью в пустыне искать бесполезно, а к утру он будет уже далеко.

Сидеть вот так и ждать становилось почти невыносимо, но Вэндем понимал, что лучше сейчас ничего не предпринимать.

Наконец Вольф и Элин появились из-за пирамиды. Они подошли к машине и остановились. Вольф взял Элин за плечи, что-то сказал и подался вперед для поцелуя.

Вэндем вскочил.

Элин подставила щеку, затем увернулась от объятий Вольфа и скользнула на сиденье.

Вэндем опять рухнул на песок.

Тишину пустыни нарушил рев двигателя. Вэндем увидел, как автомобиль Вольфа сделал широкий круг и выехал на дорогу. Вспыхнули фары, и Вэндем инстинктивно нырнул за укрытие, хотя знал, что его не видно. Автомобиль проехал рядом с ним, в сторону Каира.

Вэндем вскочил, выкатил мотоцикл на дорогу и ударил по стартеру. Мотоцикл не заводился. Вэндем выругался: от мысли, что в карбюратор попал песок, ему стало не по себе. Он попробовал еще – на этот раз двигатель завелся. Вскочив на сиденье, он помчался за автомобилем.

Лунный свет помогал Вэндему вовремя объезжать ямы и колдобины на дороге, но освещал и его самого. Он держался на порядочном расстоянии от машины Вольфа, зная, что, кроме Каира, дорога никуда не ведет. Интересно, что на уме у Вольфа? Он что, собирается везти Элин к ней домой? Если да, то куда он направится потом? Он может привести Вэндема к своему логову.

«Если бы у меня был пистолет!» – отчаянно думал Вэндем.

А может, Вольф повезет Элин к себе домой? Ведь где-то же он живет – в каком-то здании в Каире есть кровать, на которой он спит. Вэндем был уверен, что Вольф собирается соблазнить Элин. Несмотря на то что до сих пор Вольф вел себя ровно и по-джентльменски по отношению к ней, Вэндем понимал, что этот человек из тех, кто делает свои дела быстро. Перспектива быть соблазненной, возможно, еще не самое худшее, что ожидает Элин.

«Дорого бы я дал сейчас за возможность позвонить!» – взмолился Вэндем.

Они достигли пригорода, и Вэндему пришлось держаться поближе к машине Вольфа, но, к счастью, движение было достаточно интенсивным. Он подумал, что, может быть, стоит притормозить рядом с первым попавшимся полицейским или армейским офицером и передать сообщение. Но Вольф ехал быстро, и потом, что он мог сообщить? Он даже не знает, куда едет Вольф.

Когда они проехали к мосту в направлении Замалека, Вэндем начал подозревать, что у него скоро будет ответ на этот вопрос. Ведь здесь, в плавучем домике, живет танцовщица Соня. Невозможно представить, что Вольф всё-таки живет у нее: домик уже несколько дней находится под наблюдением. Возможно, однако, что он не рискует привести Элин в свое настоящее убежище и просто хочет воспользоваться домиком как временным пристанищем.

Вольф припарковался на одной из улочек и вышел из машины. Вэндем прислонил мотоцикл к стене дома и торопливо закрепил колесо цепью против угона: мотоцикл может ему еще понадобиться.

Вольф и Элин направились к бечевнику, Вэндем последовал за ними. Спрятавшись за кустами, он видел, как они прошли короткое расстояние по тропинке. О чем сейчас думает Элин? Она, наверное, надеялась, что ее спасут до этого момента. Чувствует ли она, что Вэндем здесь, рядом, наблюдает за ней? Или Элин уже потеряла всякую надежду?

Они остановились напротив одного из плавучих домиков – Вэндем постарался запомнить, у какого именно, – и Вольф помог Элин подняться на палубу. «Интересно, Вольфу не приходило в голову, что домик может находиться под наблюдением? – размышлял Вэндем. – По всей видимости, нет». Вольф поднялся на палубу вслед за Элин, а затем открыл люк. Потом они оба спустились вниз.

«Что теперь?» – подумал Вэндем. Для того чтобы искать подкрепление, лучше случая не представится. Вольф, очевидно, собирается провести некоторое время в плавучем домике. А если нет? Что если, пока Вэндем побежит звонить, что-нибудь произойдет? Например, Элин настоит на том, чтобы ее отвезли домой, или Вольф изменит свои планы. Или они могут отправиться в ночной клуб. И эта сволочь уйдет!

Должен же где-то здесь неподалеку быть полицейский!"

– Эй! – закричал он шепотом, как это делают актеры на сцене. – Есть здесь кто-нибудь? Полиция! Я – майор Вэндем. Эй, где...

Из-за дерева показалась темная фигура. Голос с арабским акцентом ответил:

– Да?

– Привет. Я – майор Вэндем. Вы – полицейский наблюдатель?

– Да, сэр.

– Тогда послушайте. Человек, которого мы ищем, сейчас находится в плавучем домике. У вас есть пистолет?

– Нет, сэр.

– Проклятье.

Вэндем прикинул, могут ли они вдвоем совершить рейд в плавучий домик, и решил, что нет, не могут: араб вряд ли готов к отчаянной схватке, а в тесном пространстве Вольф может здорово распорядиться своим ножом.

– Так. Идите к ближайшему телефону, позвоните в генштаб и передайте капитану Джейксу или полковнику Боггу сообщение первостепенной важности: прибыть сюда с вооруженной группой для захвата плавучего домика. Понятно?

– Капитан Джейкс или полковник Богг, генштаб, срочно прибыть с группой захвата. Да, сэр.

– Тогда поторапливайтесь!

Араб рысцой убежал в темноту.

Вэндем нашел укрытие, из которого он мог незаметно наблюдать за домиком и за тропинкой. Через несколько минут на ней появилась фигура женщины, которая показалась Вэндему знакомой. Когда женщина прошла на плавучий домик, Вэндем понял, что это была Соня.

Он подумал с облегчением, что Вольф не сможет приставать к Элин в присутствии другой женщины.

Он устроился поудобнее и стал ждать.

Глава 3

Араб был обеспокоен. «Идите к ближайшему телефону», – сказал англичанин. Телефоны находились в некоторых домах, стоящих неподалеку. Но в домах с телефонами сейчас жили европейцы, которые не обрадуются, если египтянин – пусть даже полицейский – начнет барабанить к ним в дверь в одиннадцать часов вечера и требовать телефон. Почти наверняка ответом будет отказ, сопровождаемый ругательствами и проклятиями: а это очень унизительно. На нем нет полицейской униформы, даже обычного комплекта гражданской одежды – белой рубашки и черных брюк – он в одежде феллаха. Ему даже не поверят, что он полицейский.

В Замалеке нет общественных телефонов. Таким образом, у него остается только один выход: позвонить из полицейского участка. Туда он и направился, продолжая бежать трусцой.

Его также беспокоил предстоящий звонок в генштаб. Для египетских официальных лиц в Каире существовало неписаное правило: по своей инициативе никогда не вступать в контакт с британскими представителями. Это всегда было чревато неприятностями. Оператор на коммутаторе генштаба либо вообще откажется соединить его, либо оставит сообщение до утра, а потом скажет, что никакого сообщения не было, либо велит ему позвонить попозже. А если что-нибудь случится, отвечать придется на всю катушку. И вообще, откуда ему знать, что тот человек на берегу был настоящий британский офицер? Он понятия не имеет о существовании какого-то там майора Вэндема: любой человек может надеть форму майора. А если это розыгрыш? Некоторым молодым британским офицерам нравилось разыгрывать услужливых местных жителей.

Для таких ситуаций у араба был стандартный прием под названием «передай дальше». В любом случае, согласно инструкции, он должен докладывать о всех происшествиях только своему непосредственному начальству. «Пойду в участок, – решил он, – и оттуда позвоню старшему полицейскому офицеру Кемелю. А Кемель пусть сам разбирается».

* * *

Элин сошла с последней ступеньки лесенки и испуганно огляделась. Она ожидала, что внутреннее убранство будет скромным и по-морскому аскетичным. То, что она увидела, поразило ее своей роскошью и даже чрезмерностью: толстые ковры, низкие диваны, парочка элегантных столиков, дорогие бархатные шторы, свисавшие от самого потолка и, видимо, отгораживавшие гостиную от спальни. Напротив штор, там, где помещение сужалось к корме, находилась крошечная, но современно оборудованная кухня.

– Это что – твой дом? – спросила она Вольфа.

– Он принадлежит моим знакомым, – ответил он. – Садись, пожалуйста.

Элин почувствовала, что попала в ловушку. «Где, черт возьми, Уильям Вэндем?» Несколько раз за этот вечер ей казалось, что их машину преследует мотоцикл, но она боялась обернуться, чтобы не привлечь внимание Вольфа. Каждую секунду ей чудилось, что вот сейчас машину окружат солдаты, арестуют Вольфа, а ее освободят, но, по мере того как из секунд складывались часы, она уже переставала верить в то, что Уильям Вэндем вообще существует на свете.

Тем временем Вольф вынул из холодильника бутылку шампанского, нашел два бокала, снял серебряную фольгу с горлышка бутылки, проволочную сетку, с громким хлопаньем открыл шампанское и наполнил бокалы. «Ну где же, черт возьми, Уильям?!»

Она ужасно боялась Вольфа. У нее было много связей с мужчинами, иногда случайных, но она всегда доверяла им, всегда знала, что они отнесутся к ней с добротой или, по крайней мере, с вниманием. Элин боялась за себя в физическом смысле: если она позволит Вольфу поиграть с ее телом, кто знает, какие игры у него на уме? У нее такая нежная кожа, она такая мягкая внутри, такая уязвимая, когда лежит на спине, широко раздвинув ноги... «С тем, кто любит тебя, кто будет относиться к твоему телу так же, как ты сама, это в радость, но Вольф... он просто хочет попользоваться моим телом». Она содрогнулась.

– Тебе холодно? – спросил Вольф, протягивая ей бокал.

– Нет, это не дрожь.

Он поднял свой бокал.

– За твое здоровье.

У нее во рту все пересохло. Она слегка пригубила вино, затем сделала большой глоток. Ей стало немного лучше.

Он присел на кушетку рядом с ней и посмотрел на нее сбоку.

– Какой чудесный вечер. Мне так нравится твое общество. Ты просто очаровала меня.

«Ну вот, началось», – подумала Элин.

Он положил ладонь ей на колено.

Она замерла.

– Ты загадочная, – произнес он. – Желанная, немного отстраненная, очень красивая, иногда наивная, а иногда такая искушенная... Ты мне скажешь что-нибудь?

– Наверное, скажу, – ответила она, не глядя на него.

Кончиком пальца он обвел профиль ее лица: лоб, нос, губы, подбородок.

– А почему ты согласилась пойти со мной?

«Что он хочет этим сказать? Возможно ли, что он догадывается о моей настоящей роли? Или это просто очередной ход в его игре?»

Она посмотрела на него и ответила:

– Ты очень привлекательный мужчина.

– Я рад, что ты так думаешь.

Он опять положил ладонь ей на колено и подался вперед для поцелуя. Как и раньше, она подставила щеку. Он скользнул губами по ее коже и прошептал:

– Почему ты боишься меня?

На палубе вдруг раздались легкие быстрые шаги, и через мгновение открылся люк.

«Уильям!» – подумала Элин.

На лесенке показалась женская нога, обутая в туфлю на высоком каблуке. Затем ее обладательница закрыла за собой люк и спустилась вниз. Увидев ее лицо, Элин узнала в ней Соню, исполнительницу танца живота.

«Что, черт возьми, все это значит?» – недоумевала она.

* * *

– Хорошо, сержант, – сказал Кемель в телефонную трубку. – Вы правильно поступили, позвонив мне. Я сам всем этим займусь. А вы можете быть свободны от дежурства.

– Спасибо, сэр, – обрадовался сержант. – До свидания.

– До свидания.

Кемель опустил трубку на рычаг. Произошла катастрофа. Англичане выследили Алекса Вольфа в плавучем домике, и вот сейчас Вэндем пытается организовать его захват. Последствия этого опасны вдвойне: во-первых. Движение свободных офицеров потеряет появившуюся было возможность использовать германский радиопередатчик и, соответственно, возможность начать переговоры с рейхом до завоевания Египта войсками Роммеля; во-вторых, как только англичане обнаружат шпионское гнездо в плавучем домике, они быстро поймут, что он, Кемель, лгал им об истинном положении дел и покрывал вражеских агентов. Кемель пожалел, что не надавил на Соню как следует. Надо было заставить ее организовать встречу с Вольфом через несколько часов, а не дней после их разговора. Теперь поздно об этом сожалеть. Надо что-то предпринимать.

Он вернулся в спальню и торопливо оделся.

– Что там такое? – спросила его жена из кровати.

– Работа.

– Опять работа!

Она повернулась на другой бок.

Он взял свой пистолет из ящика стола и засунул его в карман пиджака, затем поцеловал жену и незаметно вышел из дому. Сев в машину и включив зажигание, Кемель минуту посидел неподвижно, раздумывая. Надо бы спросить совета у Садата, но на это нужно время. У Вэндема может не хватить терпения сидеть в кустах, и он что-нибудь предпримет. Сначала надо нейтрализовать Вэндема – и сделать это быстро, а затем он поедет к Садату.

Кемель завел машину и поехал в сторону Замалека. Ему нужно время, чтобы все как следует обдумать, но этого-то как раз у него и нет. Наверное, придется убить Вэндема. Ему никогда еще не приходилось убивать человека, и он не знал, способен ли на это вообще. Уже много лет он вообще никого ни разу не ударил. А как потом он заметёт следы? Может пройти немало времени, прежде чем немцы войдут в Каир, – а сейчас есть вероятность, что их наступление вообще будет отражено. Тогда начнется расследование происшествия на бечевнике, и рано или поздно Кемелю будет предъявлено обвинение. После чего его, вероятнее всего, расстреляют.

«Мужайся», – сказал он вслух, вспоминая, как самолет Имама взорвался после того, как он совершил аварийную посадку в пустыне.

Припарковав автомобиль неподалеку от бечевника, Кемель достал из багажника моток веревки. Засунув ее в карман пиджака, он двинулся вперед, держа пистолет за дуло, чтобы использовать его как дубинку. «Когда я последний раз пользовался им? Шесть лет назад, – припомнил он, – если не считать упражнений в тире».

Кемель вышел на берег реки. Его глазам открылось серебристое течение Нила, черные силуэты плавучих домиков, смутная полоска бечевника и темные очертания прибрежных зарослей. Там, в этих зарослях, где-то прячется Вэндем. Кемель шагнул вперед, стараясь не шуметь.

* * *

При свете сигареты Вэндем посмотрел на свои наручные часы. Было 11.30. Совершенно ясно, что что-то произошло. Либо арабский полицейский переврал его сообщение, либо в генштабе не знали, где находится Джейкс, либо Богг опять выкинул какой-нибудь номер. Вэндем не имел права давать Вольфу шанс сесть сегодня за передатчик. Ничего не оставалось, как пробраться в плавучий домик и самому поставить все на карту.

Он загасил сигарету и тут услышал, как кто-то движется рядом, в зарослях.

– Кто там? – спросил он свистящим шепотом. – Джейкс?

Из кустов появилась темная фигура, произнесшая:

– Это я.

Вэндем не узнал голоса, а лицо говорящего было скрыто темнотой.

– Кто это?

Человек подошел ближе и поднял руку.

Вэндем повторил:

– Кто... – и тут понял, что рука была занесена для удара. Он дернулся в сторону, что-то тяжелое скользнуло по его голове и обрушилось ему на плечо. Майор вскрикнул от боли, и его правая рука беспомощно повисла. Вэндем рванулся вперед, неуклюже пытаясь схватить нападавшего левой рукой. Человек шагнул назад и нанес новый удар, который пришелся ему прямо по макушке. На мгновение Вэндем почувствовал острую боль, а затем потерял сознание.

Кемель засунул пистолет в карман и присел на корточки рядом с распростертым телом майора. Сначала он приложил руку к его груди и с облегчением вздохнул, почувствовав сердцебиение. Затем, двигаясь проворно, он снял с него обувь и носки и, скатав последние в комок, засунул их Вэндему в рот вместо кляпа. Теперь он не сможет позвать на помощь. Затем он перевернул Вэндема на живот и связал ему руки за спиной. Другим концом веревки он связал ему щиколотки и привязал веревку к дереву.

Через несколько минут майор очнется, но не сможет сдвинуться с места. Закричать он тоже не сможет. Так он и будет лежать здесь, пока кто-нибудь не споткнется об него. Как скоро это произойдет? Обычно в этих зарослях бывает много народу – молодые люди и солдаты со своими подругами, но сегодня их, конечно, уже всех распугали. Возможно, что какая-нибудь припозднившаяся парочка обнаружит Вэндема или услышит его стоны...

Кемель решил подойти взглянуть на плавучий домик. Легкой походкой он направился по бечевнику в сторону «Джихана». Там внутри горел свет, но иллюминаторы были зашторены. Его подмывало войти туда, но сначала надо было посоветоваться с Садатом.

Он повернулся и зашагал к своей машине.

* * *

Соня сказала:

– Алекс рассказывал мне о вас, Элин.

Она улыбнулась.

Элин улыбнулась ей в ответ. «Так это и есть знакомая Вольфа, которой принадлежит плавучий домик? И Вольф живет у нее? Он что, не ожидал, что она вернется так рано? Почему ни он, ни она не выглядят рассерженными или озадаченными?» Для поддержания разговора Элин спросила:

– Вы только что вернулись из клуба «Ча-ча»?

– Да.

– Ну и как все там было?

– Как всегда – изматывающе, возбуждающе и успешно.

Соня за словом в карман не лезет, это ясно.

Вольф протянул Соне бокал с шампанским. Она взяла его, не глядя на Вольфа, села рядом с Элин и спросила:

– Я слышала, вы работаете в магазине у Микиса?

– Да нет же, – ответила Элин, думая про себя: «Неужели тебе на самом деле это интересно?» – Я помогала ему в течение нескольких дней, вот и все. Мы с ним родственники.

– Так вы – гречанка?

– Да.

Этот пустой разговор придавал Элин уверенности. Ее страхи отступили. Неизвестно, что будет дальше, но ясно одно: Вольф не посмеет с помощью угроз овладеть ею в присутствии одной из самых знаменитых женщин в Египте. Приход Сони означал передышку, по крайней мере на время. Уильям планировал арестовать Вольфа, прежде чем наступит полночь...

Полночь!

Она чуть не забыла. В полночь Вольф засядет за передатчик и сообщит противнику данные о линии обороны. Но где находится передатчик? Если он в другом месте, Вольф должен будет скоро уйти. Если же он здесь, как он будет передавать свое сообщение в присутствии Элин и Сони? Что у него на уме?

Сидя между ними, Элин почувствовала надвигающуюся опасность.

– Ну и счастливчик же я – сижу рядом с двумя самыми красивыми женщинами в Каире! – заговорил Вольф.

Элин смотрела прямо перед собой, не зная, что предпринять.

– Правда, она красива. Соня? – спросил Вольф.

– О да. – Соня провела рукой по лицу Элин, затем взяла ее за подбородок и повернула к себе. – Как ты считаешь, Элин, а я – красивая?

– Конечно, – нахмурилась Элин.

Все это было очень странно. Такое впечатление, что...

– Я так рада слышать это, – сказала Соня и положила ладонь на ее колено.

Тут Элин поняла.

Все встало на свои места: терпение Вольфа, его напускная обходительность, плавучий домик, якобы неожиданное появление Сони... Элин почувствовала, что она в опасности. Эта парочка хочет использовать ее, и выбора у нее нет – придется лежать и бессловесно соглашаться на все, что они захотят с ней сделать. А в руке у Вольфа будет нож...

"Перестань сейчас же, – приказала она себе. – Нечего бояться. Я могу вынести приставания двух престарелых извращенцев. Ставка слишком высока. Забудь о своем драгоценном геле, малышка, подумай лучше о передатчике и о том, как не дать Вольфу воспользоваться им.

Эту игру один на двое можно выиграть".

Она бросила взгляд на часы. Без четверти двенадцать. Слишком поздно, ясно, что Уильям не успеет. Теперь только она, Элин, может остановить Вольфа.

И ей показалось, что она знает, как это сделать.

Вольф и Соня обменялись взглядами, как бы подавая друг другу сигнал. Положив руки Элин на бедра, они слились в поцелуе прямо у нее перед глазами.

Это был долгий, сладострастный поцелуй. Она подумала: «А что они от меня хотят?»

Они оторвались друг от друга, и Вольф точно так же поцеловал Элин. Она не сопротивлялась. Затем почувствовала руку Сони у себя на подбородке. Соня повернула ее лицом к себе и поцеловала в губы.

Элин закрыла глаза, повторяя про себя: «Мне не сделают больно, не сделают больно».

У нее было странное ощущение: ее целовала женщина, да еще так нежно!

«Нужно брать дело в свои руки», – подумала Элин.

Соня расстегнула на груди блузку. У нее были большие смуглые груди. Вольф нагнулся к ней и схватил губами сосок. Элин почувствовала, как Соня пригибает ее голову к себе на грудь – видимо, хочет, чтобы она сделала то же, что и Вольф. Элин выполнила ее желание. Соня стонала от удовольствия.

Все это делалось для Сони и – это ясно – было придумано ею: это она стонала и изнывала сейчас от похоти, а не Вольф. Элин боялась, что Вольф может в любую минуту встать и уйти к своему передатчику. Механически лаская Соню, она мысленно искала способы заставить Вольфа потерять над собой контроль.

Между тем вся эта сцена казалась ей таким глупым фарсом, что все, что приходило ей в голову, имело какой-то комический оттенок.

"Мне надо заставить Вольфа забыть на время о передатчике.

Что они замыслили? Что им в действительности нужно?"

Она отстранилась от Сони и поцеловала Вольфа. Он с готовностью ответил ей. Она нащупала его ладонь и прижала ее себе между ног. Его дыхание участилось, и Элин подумала: «По крайней мере, это его заинтересовало».

Соня попыталась оторвать их друг от друга.

Вольф взглянул на Соню и дал ей увесистую оплеуху.

У Элин перехватило дыхание от удивления. «Вот в чем дело! Они играют в свою игру».

Вольф снова повернулся к Элин.

Соня опять стала растаскивать их.

На этот раз она получила оплеуху от Элин.

Соня гортанно застонала.

Элин подумала: «Ну вот. Я разгадала их игру. Теперь я знаю, что делать».

Она заметила, что Вольф посмотрел на часы.

Внезапно Элин встала. Они уставились на нее в недоумении. Медленно она стащила через голову платье и, отбросив его в сторону, осталась в черном белье и чулках. Затем она медленно провела руками по своему телу – между бедер и по груди. Вольф смотрел на нее теперь по-другому: широко раскрытыми от желания глазами. Он весь напрягся и облизывал губы. Элин подняла левую ногу, приставила высокий каблук к Сониной груди и с силой оттолкнула ее. Затем она обхватила Вольфа за голову и притянула ее к своему животу.

Соня начала целовать ногу Элин.

Вольф издал звук, похожий одновременно и на стон, и на вздох, и погрузил лицо между бедер Элин.

Элин посмотрела на часы.

Была полночь.

Глава 4

Элин, нагая, лежала неподвижно на кровати, уставившись в потолок. Справа от нее лицом вниз, раскинув руки и ноги в стороны, спала, похрапывая. Соня. Ее правая рука безвольно покоилась на бедре Элин. Слева от Элин на боку, лицом к ней, лежал Вольф, сонно поглаживая ее тело.

Элин думала: «Ничего мне не сделалось. Не умерла же я».

Игра заключалась в том, что Элин и Вольф то позволяли Соне участвовать в своих любовных утехах, то держали ее на расстоянии. Чем сильнее Элин и Вольф отталкивали и оскорбляли ее, тем сильнее разгоралось в ней желание; дело кончилось тем, что Вольф оттолкнул Элин и совершил половой акт с Соней. Было ясно, что этот сценарий хорошо знаком Вольфу и Соне: они уже разыгрывали его.

Все это доставило Элин очень мало удовольствия, но она не испытывала отвращения и не чувствовала себя униженной, понимая, что ее предали и что она сама предала себя. Это было все равно что заложить в ломбард драгоценность, подаренную возлюбленным, или отрезать свои длинные волосы, чтобы их продать. Она сама оскорбила себя. Хуже всего то, что происшедшее стало логическим завершением той жизни, которую она вела: восемь лет назад, уйдя из дома, Элин вступила на скользкий путь, ведущий к проституции, и вот к чему она пришла.

Поглаживание прекратилось, и Элин посмотрела на Вольфа. Глаза его были закрыты, он засыпал.

«Что же произошло с Вэндемом?» – мучительно думала она.

Что-то ведь случилось. Может быть, Вэндем упустил машину Вольфа в Каире или попал в аварию. Так или иначе, Вэндема больше не было рядом. Она должна действовать самостоятельно.

Ей удалось заставить Вольфа забыть о передаче в полночь донесения Роммелю. Но что ему помешает выйти на связь в следующую ночь? Элин необходимо попасть в генштаб и сообщить Джейксу, где найти Вольфа. Ей нужно прямо сейчас сбежать отсюда, найти Джейкса, чтобы тот поднял на ноги группу захвата.

Это займет слишком много времени. Вольф может проснуться, обнаружить, что ее нет, и снова исчезнуть.

Где же его передатчик, здесь, в плавучем домике, или в другом месте? Это сейчас – главный вопрос.

Она вспомнила, что сказал ей накануне Вэндем – неужели это было всего несколько часов назад? – «Если бы я смог раздобыть ключ к его коду, я бы заменил Вольфа в радиоигре... тогда бы мы с ним поменялись ролями...»

Элин подумала: «Может быть, мне удастся найти ключ?»

Он говорил, что это должен быть лист бумаги, на котором указано, как пользоваться книгой для шифровки донесений.

Элин поняла, что сейчас у нее есть возможность найти передатчик и ключ к коду.

Необходимо обыскать плавучий домик.

Она продолжала лежать неподвижно. Ей снова стало страшно. Если Вольф увидит, как она... Она вспомнила его теорию человеческой природы: мир делится на хозяев и рабов. Жизнь раба ничего не стоит.

"Нет, – подумала она. – Я уйду отсюда утром как ни в чем не бывало, а затем скажу англичанам, где находится Вольф, они устроят облаву и...

А что, если Вольф к тому времени исчезнет? Вдруг радиопередатчик находится в другом месте? Тогда все усилия будут напрасны".

Дыхание Вольфа стало медленным и ровным: он спал глубоким сном. Элин осторожно подняла отяжелевшую Сонину руку и переложила ее со своего бедра на простыню. Соня не шевельнулась.

Теперь никто из них не касался Элин. Это было огромным облегчением.

Она медленно села.

Сквозь сон Вольф и Соня почувствовали колебание кровати. Соня проворчала что-то, подняла голову, повернула ее на другую сторону и снова захрапела. Вольф перекатился на спину, не открывая глаз.

Осторожно, вздрагивая при каждом шорохе, Элин повернулась и встала на четвереньки лицом к изголовью кровати. Она стала осторожно сползать назад, глядя на лица спящих: правое колено, левая рука, левое колено, правая рука. Ей казалось, что от края кровати ее отделяет расстояние в несколько миль. Тишина звучала у нее в ушах как гром. Плавучий домик стал раскачиваться из стороны в сторону на волнах от прошедшей мимо баржи, и Элин, воспользовавшись этим, быстро сползла с кровати. Она замерла, наблюдая за Вольфом и Соней, пока не прекратилась качка – они продолжали спать.

С чего начать поиски? Элин решила действовать методично, начав с передней части лодки и продвигаясь к корме. На носу лодки располагалась ванная комната. Она вдруг сообразила, что ей все равно надо туда, на цыпочках прошла через спальню и вошла в крошечную ванную.

Сидя на унитазе, Элин огляделась. Где может быть спрятан радиопередатчик? Она не знала, какого он размера: с чемодан? С портфель? С сумочку? Ее взор заскользил по раковине, небольшой ванне и стенному шкафчику. Она встала и открыла шкафчик. В нем ничего не было, кроме бритвенного прибора, таблеток и небольшого перевязочного пакета.

В ванной комнате радиопередатчика не было. У нее еще не хватало храбрости искать в спальне, пока там спят Вольф и Соня. Она пересекла спальню, прошла за штору в гостиную и быстро окинула ее взглядом. Времени у нее было мало, и Элин заставила себя успокоиться и быть внимательной. Она решила начать с правого борта. Здесь стояла кушетка. Она тихонько постучала по ее основанию: ей показалось, что внутри пустота. Передатчик может быть там, внутри. Она попыталась приподнять кушетку, но ей это не удалось. Нагнувшись, Элин увидела, что кушетка привинчена к полу. Винты держали крепко: здесь передатчика быть не может. Рядом стоял высокий шкаф. Она осторожно отрыла дверцу. Раздался слабый скрип, и Элин застыла на месте. Из спальни послышалось ворчание. Она ждала, что сейчас из-за занавески появится Вольф и застигнет ее на месте преступления. Однако все было тихо.

Она осмотрела содержимое шкафа: швабра, несколько щеток, порошки и электрический фонарь. Никаких следов передатчика. Она закрыла дверцу, та вновь скрипнула.

Элин прошла на кухню. Ей пришлось открыть шесть небольших шкафчиков. В них были посуда, полотенца, консервы, кастрюли, стаканы, запасы кофе, риса и чая. Под раковиной стояло мусорное ведро. Элин заглянула в холодильник и увидела бутылку шампанского. Было еще несколько выдвижных ящиков. Может быть, передатчик маленький и помещается в одном из них? Она выдвинула первый. От дребезжания столовых приборов нервы ее напряглись до предела. Передатчика там не было. Второй ящик содержал большую коллекцию бутылочек со специями и ароматическими добавками, начиная от ванилина и кончая порошком карри – видно, кто-то любит готовить. В третьем лежали кухонные ножи.

Рядом с кухней стоял секретер с убирающейся крышкой, под которой оказался небольшой чемоданчик. Элин подняла его: тяжелый! Открыв крышку, увидела передатчик.

Сердце ее забилось сильнее.

Это был обычный невзрачный чемоданчик с двумя замками, кожаной ручкой и укрепленными углами. Он точно соответствовал размерам передатчика, как будто был специально изготовлен для него. В небольшом углублении в крышке лежала книга. Обложка с нее была сорвана, чтобы она там поместилась. Элин взяла в руки книгу и, открыв ее, прочла: «Прошлой ночью мне приснилось, что я вернулась в Мандерлей». Это была «Ребекка».

Она пролистала книгу. В середине между страницами что-то лежало. Элин потрясла ее, и на пол выпал листок бумаги. Подняв его, Элин увидела перечень чисел, дат и еще какие-то немецкие слова. Несомненно, это был ключ к коду.

Она держала в руке то, что так нужно было Вэндему, чтобы переломить ход войны.

Неожиданно Элин почувствовала огромную ответственность.

«Без этого листка, – подумала она, – Вольф не сможет отправлять донесения Роммелю, а если он будет передавать информацию открытым текстом, немцы могут усомниться в ее подлинности. Без шифра донесения Вольфа бесполезны. А Вэндему этот код поможет выиграть войну».

Сейчас ей надо было бежать отсюда, прихватив с собой ключ к коду.

Тут Элин вспомнила, что она совершенно голая.

Стряхнув с себя оцепенение, она прошла через плавучий домик, положила книгу и листок с шифром, взяла платье и натянула его через голову.

Кровать заскрипела.

Из-за шторы раздался звук, безошибочно свидетельствующий о том, что с кровати встает кто-то тяжелый – должно быть, Вольф. Элин замерла. Она услышала, как Вольф подошел к шторе, затем его шаги удалились. Он открывал дверь ванной комнаты.

Времени надеть трусики у нее не было. Она схватила сумочку, туфли и книгу, в которой находился шифр. Услышав, что Вольф вышел из ванной, Элин рванулась к лестнице и побежала по ней вверх, морщась от того, что в босые ступни впивались острые края узких деревянных ступенек. Она глянула вниз и увидела Вольфа, появившегося из-за шторы и изумленно уставившегося на нее. Затем взгляд его упал на лежащий на полу открытый чемодан. Элин отвернулась от него и посмотрела на люк. Он был заперт изнутри на два засова. Открыв их, она боковым зрением увидела, что Вольф бросился к лестнице. Она распахнула люк и выбралась наружу. Вольф быстро взбирался вверх. Элин наклонилась и приподняла тяжелую деревянную крышку люка. Когда Вольф правой рукой ухватился за край отверстия, она изо всей силы опустила крышку на его пальцы. Вольф взревел от боли. Элин побежала по палубе и вниз по трапу, который заменяла толстая доска, перекинутая с палубы на берег реки. Ступив на берег, она наклонилась, приподняла конец доски и сбросила ее в воду.

Из люка показался Вольф с искаженным от боли и ярости лицом.

Элин охватил ужас при виде того, как он несется по палубе. Она подумала: «Он ведь голый, не может же он в таком виде бежать за мной!» Вольф с разбегу перепрыгнул через борт суденышка.

Он приземлился на самый край берега, руками пытаясь удержать равновесие. Неожиданно почувствовав прилив храбрости, Элин подбежала к нему и, пользуясь тем, что он с трудом удерживает равновесие, столкнула его в воду.

Затем повернулась и побежала по бечевнику.

Добежав до конца дорожки, выходящей на улицу, Элин остановилась и оглянулась назад. Сердце ее громко стучало, она тяжело дышала. При виде вылезающего из реки на илистый берег обнаженного Вольфа ее охватило ликование. Уже начинало светать: он не мог долго гнаться за ней в таком виде. Она повернулась в сторону улицы, бросилась бежать и уткнулась в человека, неожиданно вставшего у нее на пути.

Сильные руки крепко обхватили ее. Она изо всех сил вырывалась, ей удалось высвободиться, но затем ее вновь схватили. «Все напрасно, – в отчаянии подумала Элин, – все напрасно!»

Ее повернули и повели обратно к плавучему домику. Увидев идущего навстречу Вольфа, она снова начала вырываться. Незнакомец обхватил рукой ее горло, а когда она открыла рот, чтобы позвать на помощь, он засунул ей глубоко в рот пальцы, от чего ее чуть не вырвало.

Подойдя к ним, Вольф спросил:

– Кто вы такой?

– Моя фамилия Кемель. А вы, должно быть, Вольф?

– Слава богу, что вы оказались здесь.

– Вольф, вам грозит опасность, – предупредил Кемель.

– Нам лучше пройти внутрь. Ах да, она сбросила этот чертов трап. – Вольф поглядел в воду. – Мокрее я уже не стану, – произнес он.

Соскользнув с берега в воду, Вольф схватил доску, швырнул ее на берег и выбрался сам. Затем установил трап на место.

– Проходите, – сказал он.

Под конвоем Кемеля Элин прошла по трапу, затем по палубе и спустилась вниз по лесенке.

– Посадите ее сюда, – велел Вольф, указывая на кушетку.

Мягким движением Кемель подтолкнул Элин к кушетке и заставил сесть.

Вольф прошел за штору, через минуту вернулся, держа в руках большое полотенце, и стал растираться. Казалось, его совсем не смущает собственная нагота.

Элин с удивлением заметила, что Кемель очень невысокого роста. Когда он схватил ее там, на берегу, она подумала, что он такой же здоровый детина, как Вольф. Это был красивый темнокожий араб. Он смущался и старался не смотреть в сторону Вольфа.

Вольф обмотал вокруг пояса полотенце и сел. Затем он принялся разглядывать свою руку.

– Она чуть не сломала мне пальцы, – воскликнул он, глядя на Элин со смешанным чувством гнева и изумления.

– А где Соня? – спросил Кемель.

– Спит, – ответил Вольф, кивнув головой в сторону шторы. – Она спит так крепко, что ее даже землетрясением не разбудишь, особенно после бурной ночи.

Элин заметила, что такой тон разговора смущает и даже раздражает Кемеля.

– Вам грозит опасность, – повторил он.

– Знаю, – ответил Вольф. – Полагаю, она работает на Вэндема.

– Об этом мне ничего не известно. Среди ночи мне позвонил мой человек, ведущий наблюдение за бечевником. Там появился Вэндем и послал его за помощью.

Вольф был потрясен.

– Мы были на грани провала! – воскликнул он потрясенно. – Где сейчас Вэндем?

– Все там же. Я его оглушил и связал.

Сердце у Элин упало. Вэндем лежал в кустах, избитый и лишенный возможности действовать, и кроме него никто не знает, где ее искать. Все их усилия оказались напрасными.

Вольф кивнул.

– Вэндем пришел сюда по ее следу. Значит, они оба знают, где я живу. Если я останусь здесь, мне придется убить их обоих.

Элин содрогнулась: он с такой легкостью говорил об убийстве. «Хозяева и рабы», – припомнила она.

– Это не годится, – сказал Кемель. – Если вы убьете Вэндема, то в конце концов в его смерти обвинят меня. Вы можете уехать отсюда, но мне-то придется жить в этом городе. – Он выждал, глядя прищуренными глазами на Вольфа. – И даже если вы решите убить меня, остается еще тот человек, который вызвал меня сюда ночью.

– Тогда... – Вольф нахмурился и сердито произнес: – У меня нет выбора. Придется уходить. Черт!

Кемель кивнул.

– Если вы исчезнете, я думаю, что смогу вас прикрыть. Но мне от вас кое-что нужно. Вспомните, из-за чего мы вам помогаем.

– Вы хотите связаться с Роммелем.

– Да.

– Завтра ночью, тьфу ты, я хотел сказать, сегодня ночью – я почти не спал – я выхожу на связь. Скажите мне, что вы хотите ему передать, и я...

– Это нам не подходит, – перебил его Кемель. – Мы хотим сделать это сами. Нам нужен ваш передатчик.

Вольф нахмурился. Элин поняла, что Кемель был из числа националистов, сотрудничающих или стремящихся к сотрудничеству с немцами.

– Мы могли бы отправить за вас ваше донесение, – предложил Кемель.

– Это не обязательно, – возразил Вольф. Казалось, он принял решение. – У меня есть второй передатчик.

– Значит, договорились.

– Вот передатчик, – Вольф показал на открытый чемодан, все еще лежащий на полу там, где его оставила Элин. – Я уже настроил его на нужную частоту. Вам остается только передать ваше сообщение ровно в полночь.

Кемель подошел к передатчику и принялся его рассматривать. Элин недоумевала, почему Вольф ничего не сказал о коде «Ребекка». В конце концов она решила, что Вольфу все равно, удастся Кемелю связаться Роммелем или нет, а давать ему код было рискованно: он может передать его еще кому-нибудь. А Вольф не хотел рисковать.

– Где живет Вэндем? – вдруг спросил Вольф.

Кемель назвал адрес.

«Зачем ему это нужно?» – подумала Элин.

– Я полагаю, он женат? – продолжал расспрашивать Вольф.

– Нет.

– Холостяк. Черт!

– Не холостяк, – возразил Кемель, все еще разглядывая радиопередатчик. – Вдовец. Его жена погибла на Крите в прошлом году.

– Дети есть?

– Да, – сказал Кемель. – Мальчишка по имени Билли, насколько мне известно. А что?

Вольф пожал плечами.

– Мне просто интересно все знать о человеке, который чуть не поймал меня.

Элин была уверена, что он лжет.

Кемель закрыл чемодан. Похоже, что он удовлетворен. Вольф попросил его:

– Присмотрите за ней минутку, хорошо?

– Конечно.

Вольф сделал шаг, затем оглянулся. Заметив, что Элин все еще держит в руках «Ребекку», наклонился и забрал у нее книгу. Затем прошел за занавеску.

Элин подумала: «Если я скажу Кемелю о коде, тогда он уговорит Вольфа отдать ему код, и, может быть, потом Вэндему удастся получить его от Кемеля. Но что будет со мной?»

– Что... – попытался спросить у нее Кемель, но договорить ему не дал Вольф, который вошел с одеждой в руках и начал одеваться.

Кемель спросил у него:

– У вас есть позывной?

– "Сфинкс", – коротко ответил Вольф.

– А код?

– Кода нет.

– А что было в той книге?

Вольф сердито посмотрел на него:

– Код, – резко сказал он. – Но вам я его не дам.

– Он нам нужен.

– Я не могу его дать, – отрезал Вольф. – Придется вам попытать счастья и передавать информацию открытым текстом.

Кемель кивнул.

Неожиданно в руках Вольфа блеснул нож.

– Не спорьте со мной, – предупредил он. – Мне известно, что у вас в кармане пистолет. Помните, если вы выстрелите, вам придется этот выстрел объяснять англичанам. Сейчас вам лучше уйти.

Не говоря ни слова, Кемель повернулся, взобрался по лесенке и вылез через люк. До Элин донесся звук его шагов по палубе. Вольф подошел к иллюминатору и стал смотреть, как Кемель идет по бечевнику.

Затем он убрал нож в ножны и застегнул рубашку. Надев ботинки, Вольф туго зашнуровал их. Потом принес из соседней комнаты книгу, вынул из нее листок бумаги с ключом к коду, скомкал его, положил в большую стеклянную пепельницу, достал из кухонного ящика спички и поджег листок.

«Наверное, у него есть другой экземпляр кода вместе со вторым передатчиком», – подумала Элин.

Вольф смотрел на огонь, желая убедиться, что листок сгорел дотла. Он поглядел на книгу, как бы раздумывая, не сжечь ли ее тоже, затем открыл иллюминатор и выбросил ее в реку.

Достав из шкафа небольшой чемоданчик, Вольф стал укладывать вещи.

– Куда ты собираешься? – спросила Элин.

– Узнаешь, ты пойдешь со мной.

– О нет!

Что он с ней сделает? Вольф застал ее на месте преступления, может быть, он придумал для нее какое-нибудь изощренное наказание? Она очень устала и сильно напугана. Ничего у нее не получилось. Сначала она боялась, что ей придется заниматься с ним любовью, а сейчас ожидала гораздо худшее. Она подумала, не попытаться ли ей снова убежать от него – в прошлый раз это почти удалось, но у нее больше не было сил.

Вольф продолжал собираться. Элин увидела валяющиеся на полу предметы своего туалета и вспомнила, что она не совсем одета. Там лежали ее трусики, чулки и бюстгальтер. Решив надеть их, она встала и стала снимать через голову платье. Затем наклонилась, чтобы поднять с полу свое белье. Когда она выпрямилась, Вольф обнял ее. Он грубо поцеловал ее в губы, ничуть не смущаясь, что она не отвечает ему. Он просунул руку ей между ног и ввел палец во влагалище. Потом вынул его и резким движением засунул ей в задний проход. Элин напряглась. Он вонзил палец глубже, и она задохнулась от боли.

Вольф посмотрел ей в глаза.

– Знаешь, я думаю, что взял бы тебя с собой, даже если бы ты мне не нужна была!

Элин обессиленно закрыла глаза. Вольф отпустил ее и вновь принялся упаковывать чемодан.

Она оделась.

Вольф собрался, огляделся вокруг в последний раз и приказал:

– Пошли!

Элин прошла за ним на палубу, недоумевая, как он собирается поступить с Соней.

Как будто прочитав ее мысли, Вольф сказал:

– Очень не хочется тревожить Сонин сладкий сон. – Он усмехнулся. – Пошли.

Они шли по бечевнику. «Почему он не взял с собой Соню?» – думала Элин. Она не могла этого понять, но знала, что это жестоко. В конце концов она пришла к выводу, что Вольф совершенно беспринципный человек, и эта мысль заставила ее содрогнуться: она ведь была полностью в его власти.

«Интересно, смогла бы я убить его?»

В левой руке он держал чемодан, а правой схватил ее за предплечье. Они свернули на дорожку, вышли на улицу и подошли к его машине. Вольф отпер дверцу со стороны водителя и заставил ее перелезть через рычаг передач на место пассажира. Затем он сел сам и включил зажигание.

Каким-то чудом машину за ночь не разобрали на части: обычно с оставленных без присмотра автомобилей снимали все, что только можно снять, включая колеса. «Ему ужасно везет», – подумала Элин.

Они тронулись с места. «Интересно, куда мы едем, – размышляла Элин. – Во всяком случае, мы едем туда, где находится второй передатчик, другой экземпляр „Ребекки“ и еще один ключ к коду. Когда мы туда доберемся, я еще, раз попытаюсь», – решила она. Все теперь зависело от нее. Вольфа в плавучем домике уже не было, и теперь Вэндем ничего не сможет сделать, даже когда его освободят. Элин самой придется попытаться помешать Вольфу передать донесение Роммелю и, если получится, выкрасть ключ к коду. Идея была смехотворной, почти, неосуществимой. Единственное, чего ей хотелось, это убежать от этого развратного, ужасного человека, оказаться дома, забыть о шпионах, кодах и войне и снова почувствовать себя в безопасности.

Тут она вспомнила о своем отце, идущем пешком в Иерусалим, и поняла, что должна еще раз попытаться.

Вольф остановил машину. Элин увидела, куда они приехали.

– Это же дом Вэндема! – воскликнула она.

– Да.

Она посмотрела на Вольфа, стараясь разгадать выражение его лица.

– Но ведь Вэндема там нет, – неуверенно произнесла она.

– Нет, – холодно улыбнулся Вольф. – Зато там есть Билли.

Глава 5

Анвар Эль-Садат очень обрадовался передатчику.

– Это «Геликрафтер-Скайчелленджер», – сказал он Кемелю. – Американский. Он очень мощный.

Кемель объяснил ему, что выходить на связь надо в полночь на определенной частоте, а также назвал ему позывной:

«Сфинкс». Он рассказал, что Вольф отказался сообщить ему код и что им придется попытать счастья и выходить в эфир открытым текстом.

Они спрятали передатчик в духовке на кухне в пристройке.

Из дома Садата Кемель поехал обратно в Замалек. По дороге он обдумывал легенду о своей роли в событиях сегодняшней ночи.

Она должна совпадать с рассказом сержанта, которого Вэндем послал за помощью, значит, ему придется признать, что на телефонный звонок отвечал он. Может быть, сказать, что, прежде чем поднять по тревоге англичан, он решил сам сходить к плавучему домику и выяснить, не является ли «майор Вэндем» самозванцем. Что дальше? Он осмотрел бечевник и кусты в поисках Вэндема, и вот тут-то его тоже оглушили. Загвоздка была в том, что он не мог находиться без сознания столько часов. Значит, придется сказать, что его связали. Да, он заявит, что его связали и что ему удалось освободиться. Затем он и Вэндем осмотрят плавучий домик и обнаружат, что он пуст.

Годится.

Кемель припарковал машину и осторожно пошел вдоль бечевника. Разглядывая кустарник, пытался сообразить, где он оставил Вэндема. Он зашел в заросли в тридцати или сорока ярдах от того места, лег и стал кататься по земле, чтобы испачкать одежду, затем натер лицо грязным песком и провел грязной пятерней по волосам; растер запястья, чтобы они казались воспаленными, и отправился на поиски Вэндема.

Он нашел его там же, где оставил. Вэндем был крепко связан, и кляп был на месте. Вэндем смотрел на Кемеля широко раскрытыми глазами.

– Мой бог, они и вас схватили! – воскликнул Кемель.

Он наклонился, вынул кляп и принялся развязывать Вэндема.

– Мне позвонил сержант, – объяснял он. – Я приехал сюда, чтобы разыскать вас, и единственное, что я помню, это то, что я очнулся с головной болью, связанный и с кляпом во рту. Это было несколько часов назад. Мне только что у далось освободиться.

Вэндем не произнес ни слова.

Кемель отбросил в сторону веревку. Вэндем поднялся на одеревеневшие ноги.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Кемель.

– Все в порядке.

– Давайте пройдем в плавучий домик и посмотрим, что там, – сказал Кемель и повернулся.

* * *

Как только Кемель повернулся к нему спиной, Вэндем сделал шаг вперед и изо всей силы ударил его ребром ладони по шее. Такой удар мог убить Кемеля, но Вэндема это мало беспокоило. Когда он лежал связанный с кляпом во рту, то не мог видеть бечевника, но он слышал слова: «Я – Кемель. Вы, должно быть, Вольф». Поэтому он уже знал о предательстве Кемеля. Очевидно, этого Кемель не мог предположить. С тех пор как Вэндем услышал эти слова, внутри у него все кипело, и весь его не имеющий выхода гнев вылился в этот удар.

Кемель, оглушенный, лежал на земле. Вэндем перевернул его, обыскал и забрал пистолет. Он взял веревку, которой до этого был связан сам, и крепко связал руки ему за спиной. Затем стал хлестать Кемеля по щекам, пока тот не очнулся.

– Вставай, – приказал Вэндем.

Кемель смотрел вокруг удивленными и испуганными глазами.

– Что вы делаете?

Вэндем пнул его ногой.

– Даю тебе пинка, – ответил он. – Вставай.

Кемель с трудом поднялся.

– Повернись.

Кемель повернулся. Левой рукой Вэндем ухватил Кемеля за воротник, держа в правой пистолет.

– Пошел!

Они подошли к плавучему домику. Вэндем подтолкнул Кемеля вперед, вверх по трапу и затем по палубе.

– Открой люк.

Кемель просунул носок ботинка под ручку люка и поднял его вверх.

– Спускайся вниз.

Неуклюже, со связанными руками, Кемель спустился по лесенке. Вэндем наклонился и заглянул внутрь. Там никого не было. Он быстро спустился вниз. Отпихнув Кемеля в сторону и держа пистолет наготове, Вэндем раздвинул шторы.

Он увидел спящую в постели Соню.

– Иди туда, – приказал он Кемелю.

Кемель вошел внутрь и остановился у изголовья кровати.

– Разбуди ее. Кемель дотронулся ногой до Сони. Не открывая глаз, она перевернулась на другой бок подальше от него. До Вэндема смутно дошло, что она голая. Он наклонился и пальцами зажал ей ноздри. Соня открыла глаза и сразу же села, сердито глядя по сторонам. Она узнала Кемеля, затем увидела Вэндема с пистолетом.

– Что здесь происходит? – возмущенно воскликнула Соня.

Затем она и Вэндем хором спросили:

– Где Вольф?

Вэндем был абсолютно уверен, что она не притворяется. Уже было ясно, что Кемель предупредил Вольфа и что Вольф скрылся, не разбудив Соню. Очевидно, он взял с собой Элин, хотя Вэндем представления не имел, зачем ему это было нужно.

Вэндем приставил пистолет чуть ниже Сониной левой груди и обратился к Кемелю:

– Я собираюсь задать тебе вопрос. Если ты мне соврешь, она умрет. Ясно?

Кемель напряженно кивнул. Вэндем спросил:

– Вчера в полночь Вольф передал радиограмму?

– Нет! – закричала Соня. – Нет, нет!

– А что же здесь происходило? – удивился Вэндем, с ужасом ожидая ответа.

– Мы легли в постель.

– Кто «мы»?

– Вольф, Элин и я.

– Вместе?

– Да.

Так вот оно что! А Вэндем-то считал, что Элин в безопасности, поскольку здесь была еще одна женщина! Теперь понятен неослабевающий интерес Вольфа к Элин: она была им нужна для их любовных игр. Вэндема тошнило от отвращения не из-за того, что они сделали, а из-за того, что по его вине Элин стала участницей всего этого.

Сейчас, однако, не время мучить себя этими мыслями. Важно узнать, правду ли сказала ему Соня, что Вольф вчера не выходил на связь с Роммелем. Вэндем не мог придумать способа это проверить. Оставалось только надеяться на то, что она не солгала.

– Одевайтесь, – приказал он Соне.

Она встала с кровати и лихорадочно надела платье. Держа их обоих под прицелом, Вэндем прошел на нос лодки и заглянул за небольшую дверцу. За ней он увидел крошечную ванную с двумя небольшими иллюминаторами.

– Идите сюда, оба.

Кемель и Соня вошли в ванную. Вэндем запер за ними дверь и принялся обыскивать домик. Он открыл все шкафы и ящики, выбрасывая на пол их содержимое. Скинул все с кровати. Острым ножом, взятым на кухне, он распорол матрац и обивку дивана, просмотрел все бумаги в секретере. Увидев большую стеклянную пепельницу, полную пепла. Вэндем поковырял его, но бумага сгорела дотла. Он вытряхнул все из холодильника. Затем прошел на палубу и осмотрел все шкафчики. Обследовал все снаружи корпуса лодки в поисках веревки, свисающей в воду.

Через полчаса Вэндем был уверен, что на лодке не было ни передатчика, ни «Ребекки», ни ключа к коду.

Он выпустил своих пленников из ванной. Обнаружив в одном из шкафчиков на палубе моток веревки, связал Сонины руки, затем вместе связал Соню и Кемеля, провел их с лодки по бечевнику и вывел на улицу. Они подошли к мосту, там он остановил такси. Усадив Соню и Кемеля на заднее сиденье и держа их под прицелом, уселся на переднее сиденье рядом с перепуганным шофером-арабом.

– В генштаб, – приказал он шоферу.

Пленников надо будет допросить по всей форме, но на самом деле ему нужны были ответы только на два вопроса:

Где Вольф?

И где Элин?

* * *

В машине Вольф схватил Элин за запястье. Она попыталась высвободиться, но он держал ее мертвой хваткой. Он достал нож и слегка провел острием по тыльной стороне ее руки. Нож был очень острый. Элин в ужасе уставилась на свою руку. Сначала появилась узенькая полоска, похожая на след от карандаша. Затем из пореза выступила кровь, и она почувствовала резкую боль. У нее перехватило дыхание.

– Ты должна ни на шаг не отходить от меня и не говорить ни слова! – приказал Вольф.

Элин вдруг почувствовала, что ненавидит его. Она посмотрела ему в глаза.

– А не то ты меня зарежешь? – спросила она со всем презрением, на какое была способна.

– Нет, – ответил он. – Тогда я зарежу Билли.

Он выпустил ее руку и вышел из машины. Элин сидела неподвижно, чувствуя себя совершенно беспомощной. Что она могла сделать против этого сильного, безжалостного мужчины? Достав из сумочки носовой платок, она обмотала им кровоточащую руку.

Быстрым шагом Вольф обошел автомобиль и открыл дверцу с ее стороны. Схватив Элин за руку, он вытащил ее из машины. Затем, не выпуская ее руки, пересек улицу, отделявшую их от дома Вэндема.

Они прошли по короткой дорожке, и Вольф позвонил в дверь. Элин вспомнила, как она в прошлый раз стояла здесь и ждала, пока откроют дверь. Ей казалось, что с тех пор прошла целая вечность, а на самом деле это было несколько дней назад. С тех пор она узнала, что Вэндем был женат и что его жена умерла; она занималась с Вэндемом любовью; и он не прислал ей цветы, а она закатила ему сцену; они нашли Вольфа и...

Дверь открылась. Элин узнала Гаафара. Слуга тоже вспомнил ее и поздоровался:

– Доброе утро, мисс Фонтана.

– Здравствуйте, Гаафар.

Вольф сказал:

– Доброе утро, Гаафар. Я – капитан Александер. Майор попросил меня зайти. Нам можно войти?

– Конечно, сэр.

Гаафар отошел в сторону. Вольф, все еще крепко держа Элин за руку, вошел в дом. Гаафар закрыл дверь. Элин вспомнила этот выложенный плиткой холл.

– Надеюсь, с майором все в порядке? – спросил Гаафар.

– Да, все отлично, – ответил Вольф. – Но сегодня утром он не сможет прийти домой, поэтому он попросил меня зайти и сказать вам, что с ним все в порядке, и отвезти Билли в школу.

Элин была ошеломлена. Это было ужасно: Вольф собирается похитить Билли. Она должна была сразу догадаться об этом, как только Вольф упомянул имя мальчика, но это было неслыханно, она не должна этого допустить! Что она может сделать? Ей хотелось крикнуть: «Нет, Гаафар, он лжет, возьми Билли и беги, беги!» Но у Вольфа был нож, а Гаафар был стар, и Вольф, конечно, не даст Билли уйти.

Казалось, Гаафар колеблется. Вольф занервничал:

– Давайте, Гаафар, поторапливайтесь. У нас мало времени.

– Слушаюсь, сэр, – ответил Гаафар, привыкший, как всякий слуга-египтянин, повиноваться повелительному тону европейца. – Билли еще завтракает. Подождите, пожалуйста, здесь минутку.

Он открыл дверь в гостиную.

Вольф провел Элин в комнату и наконец отпустил ее руку. Элин смотрела на обивку, обои, мраморный камин и фотографии. Эти вещи казались ей жутковато знакомыми, как будто она видела их недавно в кошмарном сне. «Анжела знала бы, что делать, – подумала Элин. – Она сказала бы: „Не будьте смешны!“ – а затем повелительным жестом указала Вольфу на дверь». Элин тряхнула головой, чтобы избавиться от этой фантазии: Анжела была бы так же беспомощна, как и она сама.

Вольф сел за стол. Он выдвинул ящик, вынул блокнот и карандаш и принялся что-то писать.

«Интересно, что может сделать Гаафар? – думала Элин. – Может быть, он позвонит в генштаб, чтобы отец Билли все подтвердил?» Элин знала, что египтяне с большой неохотой звонили в генштаб: Гаафару будет очень трудно пробиться через дежурных на коммутаторе и секретарей. Она огляделась вокруг и увидела, что телефон был здесь, в комнате, и значит, даже если Гаафар попытается позвонить, Вольф не допустит этого.

– Зачем ты привел меня сюда? – воскликнула она.

От страха и отчаяния ее голос стал пронзительным.

Вольф поднял на нее глаза.

– Чтобы мальчишка вел себя тихо. Нам далеко ехать.

– Оставь мальчика здесь, – умоляюще попросила она. – Он ведь совсем ребенок.

– Ребенок Вэндема, – с улыбкой произнес Вольф.

– Тебе он не нужен.

– Вэндем может догадаться, куда я направляюсь, – сказал Вольф. – Мне надо быть уверенным, что он не отправится вслед за мной.

– Ты что, на самом деле полагаешь, что он будет сидеть сложа руки, зная, что его сын у тебя?

Казалось, Вольф обдумывает этот вопрос.

– Надеюсь, – наконец ответил он. – В любом случае, чем я рискую? Если я не возьму с собой мальчика, он наверняка станет меня преследовать.

Элин боролась со слезами.

– У тебя совсем нет жалости?

– Жалость – это нездоровое чувство, – ответил Вольф со странным блеском в глазах. – Главное – это скептицизм в отношении к морали. Конец морального толкования мира, больше не имеющего поддержки...

Это было похоже на какую-то цитату.

– Я знаю, ты делаешь это из мести, – заявила она. – Ты думаешь о том, что он будет переживать, и эта мысль доставляет тебе удовольствие. Ты жестокий, испорченный, отвратительный человек!

– Возможно, ты права.

– Ты ненормальный.

– Прекрати! – Вольф слегка покраснел. Казалось, он с трудом заставил себя успокоиться. – Заткнись и не мешай мне писать.

Элин усилием воли заставила себя сосредоточиться. «Они собираются в длительное путешествие. Вольф боится, что Вэндем последует за ними. Он сказал Кемелю, что у него есть второй передатчик. Возможно, Вэндем догадается, куда они едут. Конечной целью путешествия, несомненно, будут запасной передатчик, другой экземпляр „Ребекки“ и еще один ключ к коду. Каким-то образом ей надо помочь Вэндему последовать за ними, чтобы он мог освободить ее с Билли и получить ключ. Если Вэндем способен догадаться, куда мы направляемся, – думала Элин, – значит, я тоже способна на это. Где Вольф мог спрятать запасной передатчик? Где-то далеко. Возможно, он спрятал его еще до того, как попал в Каир. Может быть, в пустыне или где-то между Каиром и Асьютом. Может быть...»

В комнату вошел Билли.

– Привет, – поздоровался он с Элин. – Ты принесла мне ту книгу?

Элин не поняла, что он имеет, в виду.

– Книгу?

Она уставилась на него, думая, что, несмотря на всю кажущуюся взрослость, в нем еще очень много детского. Он был одет во фланелевые шорты и белую рубашку со школьным галстуком. На гладкой коже его обнаженных рук не было ни волоска. В руках Билли держал школьный ранец.

– Ты забыла, – сказал он обиженно. – Ты мне обещала дать почитать детектив Сименона.

– Я действительно забыла. Извини меня.

– В следующий раз принесешь?

– Конечно.

Все это время Вольф изучал Билли с видом скряги, рассматривающего сундук с сокровищами. Затем он встал.

– Привет, Билли, – сказал он с улыбкой. – Я – капитан Александер.

Билли протянул ему руку.

– Здравствуйте, сэр.

– Твой отец попросил меня передать тебе, что он очень занят.

– Но он всегда приходит домой завтракать, – удивился Билли.

– Сегодня не получится. У него очень много дел из-за старика Роммеля, понимаешь?

– Он попал еще в одну переделку?

Вольф колебался.

– Честно говоря, да, но с ним все в порядке, если не считать шишки на голове.

Элин показалось, что Билли скорее горд, чем обеспокоен.

В комнату вошел Гаафар и обратился к Вольфу:

– Вы уверены, сэр, что майор попросил вас отвезти мальчика в школу?

«Он что-то подозревает», – подумала Элин.

– Конечно, – ответил Вольф. – Что-нибудь не так?

– Нет, но я отвечаю за Билли, а вас мы совсем не знаем...

– Но вы знаете мисс Фонтану, – ответил Вольф. – Она была рядом, когда майор Вэндем разговаривал со мной, не так ли, Элин?

Вольф посмотрел на нее и дотронулся до левой подмышки, где в ножнах был спрятан нож.

– Да, – с несчастным видом ответила Элин.

Вольф продолжал:

– Но вы совершенно правы, что проявляете осторожность, Гаафар. Может быть, вы позвоните в генштаб и сами переговорите с майором? – Он показал на телефон.

Элин мысленно заклинала:

«Нет, Гаафар, не делай этого: он убьет тебя прежде, чем ты наберешь номер!»

Гаафар поколебался, затем сказал:

– Я уверен, что это ни к чему, сэр. Как вы справедливо заметили, мы знаем мисс Фонтану.

Элин подумала: «Это все из-за меня!»

Гаафар вышел.

Вольф быстро сказал Элин по-арабски:

– Пусть мальчик минуту посидит тихо. – Он продолжал писать.

Элин посмотрела на ранец Билли, и в голове у нее забрезжила идея.

– Покажи мне свои учебники, – попросила она.

Билли взглянул на нее как на помешанную.

– Ну давай же, – настаивала она.

Билли открыл ранец, и из него выпал атлас. Она потянулась за ним.

– Что вы проходите по географии?

– Норвежские фиорды.

Элин увидела, что Вольф закончил писать и положил листок бумаги в конверт. Заклеив конверт, он засунул его в карман.

– Давай найдем Норвегию, – предложила Элин, листая атлас.

Вольф снял телефонную трубку и набрал номер. Он поглядел на Элин, затем отвернулся и стал смотреть в окно.

Элин нашла карту Египта.

Билли сказал:

– Но это...

Элин быстро приложила палец к губам. Он Замолчал и с недоумением посмотрел на нее.

Элин про себя взмолилась: «Пожалуйста, малыш, помолчи и предоставь это дело мне».

Вслух она сказала:

– Скандинавия, да, а Норвегия находится в Скандинавии, посмотри.

Она развязала носовой платок, которым была перевязана ее рука. Билли уставился на порез. Ногтем Элин подковырнула ранку, и из нее закапала кровь. Билли побелел как полотно. Было видно, что он хочет что-то сказать. Элин приложила палец к губам и умоляюще покачала головой.

Она была уверена, что Вольф направляется в Асьют. Это было вполне вероятно, ведь Вольф сказал, что боится, как бы Вэндем не угадал цель его поездки. В этот момент она услышала, как Вольф говорит по телефону:

– Алло? Когда отправляется поезд на Асьют?

«Я была права!» – подумала Элин. Она обмакнула свой палец в кровь, капающую из ранки. Затем на карте Египта тремя штрихами нарисовала стрелку, конец которой указывал на Асьют, находившийся в трехстах милях к югу от Каира. Она закрыла атлас, носовым платком размазала кровь по обложке и спрятала атлас за спиной. Вольф продолжал выяснять по телефону:

– Так, а когда он туда прибывает?

– Интересно, а почему в Норвегии есть фиорды, а в Египте нет? – спросила Элин.

Билли остолбенел и, не отрываясь, смотрел на ее руку. Надо было вывести его из оцепенения, пока он ее не выдал. Она сказала:

– Послушай, а ты читал роман Агаты Кристи под названием «Загадка окровавленного атласа»?

– Нет, такого романа не...

– Сыщик очень ловко все распутывает с помощью одной только этой улики.

Он, нахмурясь, смотрел на нее, но уже не так ошеломленно, и было видно, что он пытается что-то понять.

Вольф положил телефонную трубку и встал.

– Пошли, – сказал он. – Ты ведь не хочешь опоздать в школу. Билли.

Он подошел к двери и открыл ее.

Билли взял ранец и вышел. Элин встала, с ужасом думая о том, что Вольф может заметить атлас.

– Давай быстрее, – нетерпеливо проговорил он.

Она вышла за дверь, он последовал за ней. Билли уже стоял на крыльце. В холле на столике лежала стопка писем. Элин увидела, как Вольф положил сверху конверт.

Они вышли через парадную дверь.

Вольф спросил Элин:

– Ты умеешь водить машину?

– Да, – ответила она, ругая себя за то, что так медленно соображает: надо было сказать «нет».

– Вы двое садитесь вперед, – приказал Вольф и сел на заднее сиденье.

Трогаясь с места, Элин увидела, как Вольф наклонился вперед. Он спросил:

– Ты это видишь?

Она поглядела вниз. Он показывал Билли нож.

– Да, – нетвердым голосом ответил Билли.

– Если не будешь сидеть тихо, я отрежу тебе голову! – резко сказал Вольф.

Билли заплакал.

Глава 6

– Смирно! – прорычал Джейкс хорошо поставленным голосом.

Кемель встал по стойке «смирно».

В комнате для допросов было пусто, не считая стола. Вэндем вошел следом за Джейксом. В одной руке он нес стул, а в другой чашку с чаем. Он сел.

– Где Алекс Вольф? – спросил Вэндем.

– Я не знаю, – ответил Кемель, слегка расслабляясь.

– Смирно! – рявкнул Джейкс. – Стой смирно, парень!

Кемель снова встал по стойке «смирно».

Вэндем потягивал чай. Это было частью представления, имевшего целью показать, что он совершенно никуда не торопится и что вообще это его не очень волнует, в то время как положение арестованного очень серьезно. На самом деле все было совершенно наоборот.

Вэндем спросил:

– Прошлой ночью вам звонил офицер, ведущий наблюдение за плавучим домиком «Джихан»?

Джейкс закричал:

– Отвечать майору!

– Да, – ответил Кемель.

– Что он вам сказал?

– Он сказал, что на бечевнике к нему подошел майор Вэндем и послал за помощью.

– Сэр! – потребовал Джейкс. – Послал за помощью, сэр!

– Послал за помощью, сэр.

– А вы что сделали? – продолжал допрос Вэндем.

– Я сам отправился на бечевник, чтобы все выяснить, сэр.

– А потом?

– Меня оглушили, и я потерял сознание. Очнувшись, я обнаружил, что связан по рукам и ногам. Мне потребовалось несколько часов на то, чтобы освободиться. Затем я освободил майора Вэндема, а он напал на меня.

Джейкс подошел вплотную к Кемелю.

– Ты чертов лживый туземец! – Кемель отшатнулся. – На место! – заорал Джейкс. – Лживый маленький туземец, вот ты кто!

Кемель молчал.

– Послушайте, Кемель, – сказал Вэндем, – скорее всего, вас расстреляют за соучастие в шпионаже. Если вы расскажете нам все, что знаете, может быть, вам удастся отделаться тюремным заключением. Будьте благоразумны. Значит, вы пришли на бечевник и нокаутировали меня, не так ли?

– Нет, сэр.

Вэндем вздохнул. Кемель придумал себе легенду и твердо ее придерживается. Даже если он знает или догадывается, куда делся Вольф, он ничего не скажет, пока изображает из себя невиновного.

– А какова роль вашей жены в этом деле? – неожиданно спросил Вэндем.

Кемель ничего не ответил, но в его глазах появился страх.

– Если вы не будете отвечать на мои вопросы, мне придется допросить ее, – продолжал Вэндем.

Кемель плотно сжал губы.

– Ну хорошо, Джейкс, – Вэндем встал. – Арестуйте его жену по подозрению в шпионаже.

– Вот оно, хваленое английское правосудие! – возмутился Кемель.

Вэндем посмотрел на него.

– Где Вольф?

– Я не знаю.

Вэндем вышел. Он подождал за дверью Джейкса. Когда капитан появился, Вэндем сказал:

– Он ведь полицейский, и ему известны наши методы. Он расколется, но не сегодня.

А Вэндему надо было найти Вольфа сегодня. Джейкс спросил:

– Вы хотите, чтобы я арестовал его жену?

– Пока нет. Может быть, позже.

«Где же Элин?»

Они подошли к другой камере.

– "А здесь все готово? – спросил Вэндем.

– Да.

– О'кей.

Он открыл дверь и вошел в камеру. В ней было не так пусто, как в предыдущей. Соня в грубом тюремном платье серого цвета сидела на жестком стуле. Рядом стояла женщина-офицер, наружность которой испугала бы и Вэндема, будь он арестованным: низенькая, плечистая, с суровым мужеподобным лицом и коротко остриженными седыми волосами. В одном углу камеры была койка, а в другом – раковина и кран с холодной водой.

Увидев Вэндема, женщина скомандовала Соне:

– Встать!

Вэндем и Джейкс сели.

– Садитесь, Соня, – сказал Вэндем.

Женщина подтолкнула ее к стулу.

Вэндем с минуту разглядывал Соню. Он уже однажды допрашивал ее, и она оказалась сильнее его. На этот раз все будет по-другому: на чашу весов поставлена безопасность Элин, и Вэндем больше не колебался.

Он спросил:

– Где Алекс Вольф?

– Я не знаю.

– Где Элин Фонтана?

– Не знаю.

– Вольф – немецкий шпион, и вы ему помогали.

– Это просто смешно!

– Вы попали в неприятную историю.

Она ничего не ответила. Вэндем не спускал глаз с ее лица. Она выглядела надменной, уверенной в себе, и в глазах ее не было страха. Вэндему хотелось знать, что же точно произошло сегодня утром в плавучем домике. Вольф, без сомнения, сбежал, не предупредив Соню. Неужели она не чувствовала, что ее предали?

– Вольф вас предал, – заявил Вэндем. – Кемель, полицейский, предупредил Вольфа об опасности, а Вольф вас даже не разбудил и сбежал с другой женщиной. И вы после всего этого собираетесь его защищать?

Она не проронила ни слова.

– Вольф прятал передатчик на вашем судне. В полночь он выходил на связь с Роммелем. Вы это знали, значит, были соучастницей шпионажа. За это полагается расстрел.

– Весь Каир взбунтуется! Вы не посмеете!

– Вы так полагаете? А какое нам дело до бунта в Каире? Немцы стоят у порога – пусть они и разбираются с бунтом.

– Посмейте только дотронуться до меня.

– Куда подевался Вольф?

– Не знаю.

– Вы не догадываетесь?

– Нет.

– Вы нам совсем не помогаете. Соня, и тем самым осложняете свое положение.

– Вы не можете тронуть меня.

– Наверное, мне надо доказать вам, что могу, – Вэндем кивнул надсмотрщице.

Она и Джейкс привязали Соню к стулу. Она попыталась сопротивляться, но потом поглядела на Вэндема, и впервые в ее глазах появилось что-то похожее на страх.

– Что вы делаете, скоты? – воскликнула она.

Женщина достала из своей сумки большие ножницы, взяла прядь Сониных длинных густых волос и отрезала ее.

– Вы этого не сделаете! – завизжала Соня.

Быстрыми движениями женщина начала стричь Сонины волосы, бросая их ей на колени. Соня кричала, обзывая Вэндема, Джейкса и всех англичан такими словами, каких Вэндему никогда не приходилось слышать из женских уст.

Затем женщина вытащила ножницы меньшего размера и остригла Сонины волосы совсем коротко.

Ее крики перешли в рыдания. Когда они затихли, Вэндем сказал:

– Видите, нас больше не волнуют ни законность, ни справедливость, ни египетское общественное мнение. Мы приперты к стенке. Может быть, нас всех скоро перебьют. Мы в отчаянном положении.

Женщина взяла в руки мыло и кисточку для бритья, намылила Сонину голову и начала ее брить.

– Вольф получал сведения от сотрудника генштаба. От кого именно? – резко спросил Вэндем.

– Ты – дьявол, – рявкнула Соня.

Достав из сумки зеркало, женщина поднесла его к лицу Сони. Сначала та отказывалась посмотреть в него, но потом сдалась. При виде своей наголо обритой головы она задохнулась.

– Нет! – завопила она. – Это не я!

Соня снова зарыдала.

Вся ее ненависть испарилась, она была совершенно сломлена. Вэндем мягко спросил:

– От кого Вольф получал информацию?

– От майора Смита, – ответила Соня.

Вэндем вздохнул с облегчением. Слава богу, лед тронулся.

– Его имя? – спросил он.

– Сэнди Смит.

Вэндем бросил взгляд на Джейкса. Так звали исчезнувшего майора из «М-16». Именно этого они и боялись.

– Как он получал информацию?

– Сэнди приходил ко мне в плавучий домик во время обеденного перерыва. Пока мы были в постели, Алекс рылся в его портфеле.

«Так просто, – подумал Вэндем. – Бог мой, как я устал!» Смит был связным между секретной разведывательной службой – известной также как «М-16» – и генштабом и, следовательно, имел доступ к стратегическим планам, поскольку «М-16» должна быть в курсе армейских планов, чтобы ориентировать своих агентов на поиск нужной информации. После утренних совещаний в генштабе Смит с портфелем, набитым секретной информацией, прямиком шел в плавучий домик. Вэндему уже было известно, что в генштабе Смит говорил, что обедает у себя, а своему начальству сообщал, что обедает в генштабе, и таким образом никто не знал, что на самом деле он проводит время с танцовщицей. Вэндем сначала предполагал, что Вольф подкупил или шантажировал кого-то: ему и в голову не приходило, что кто-то, сам того не зная, поставляет Вольфу информацию.

Вэндем спросил:

– Где Смит сейчас?

– Он застал Алекса за чтением документов. Вольф убил его.

– Где тело?

– В реке, рядом с плавучим домиком.

Вэндем сделал знак Джейксу, и тот вышел.

– Расскажите мне о Кемеле, – потребовал Вэндем.

Ее сопротивление было совершенно сломлено, слова лились потоком, она стремилась рассказать все, чтобы заслужить хорошее обращение.

– Он пришел и сказал мне, что вы приказали ему установить наблюдение за плавучим домиком и что он будет представлять ложные отчеты о наблюдении, если я организую встречу Алекса с Садатом.

– Алекса с кем?

– Анваром Эль-Садатом. Он служит капитаном в армии.

– Почему он хотел встретиться с Вольфом?

– Чтобы «Свободные офицеры» могли послать сообщение Роммелю.

Вэндем подумал, что в этом деле были моменты, которые ему и в голову не приходили.

– Где живет Садат?

– В Кубри аль-Куббах.

– Точный адрес?

– Я не знаю.

Вэндем приказал женщине-офицеру:

– Пойдите и выясните точный адрес капитана Анвара Эль-Садата.

– Слушаюсь, сэр.

Лицо женщины расплылось в улыбке, которая оказалась на удивление приятной. Она вышла.

Вэндем продолжал:

– Вольф прятал передатчик на вашем судне.

– Да.

– Для зашифровки донесений он пользовался кодом?

– Да, у него был английский роман, который он для этого использовал.

– "Ребекка"?

– Да.

– И у него был ключ к коду?

– Ключ?

– Листок бумаги, на котором было написано, какие страницы книги следует использовать.

Соня медленно кивнула:

– Да, по-моему, был.

– Передатчик, книга и ключ исчезли. Вы знаете, где они?

– Нет, – ответила она испуганно. – Я, честное слово, не знаю, я говорю правду.

– Хорошо, я вам верю. Вы знаете, куда Вольф мог бежать?

– У него есть дом... Вилла «Оливье».

– Хорошая идея. Еще есть какие-нибудь предположения?

– Абдулла. Он мог пойти к Абдулле.

– Так. Еще?

– У него есть кузены в пустыне.

– А как их найти?

– Этого никто не знает. Они – кочевники.

– А Вольф может знать об их передвижениях?

– Думаю, что да.

Вэндем еще с минуту внимательно смотрел на нее. Она не была актрисой и не могла притворяться. Соня совершенно раздавлена и сама хотела выдать своих друзей и свои секреты. Она говорила правду.

– Увидимся позже, –сказал Вэндем и вышел.

Женщина-офицер вручила ему листок бумаги с адресом Садата и вернулась в камеру. Вэндем поспешил в комнату для служебного состава. Там его уже ждал Джейкс.

– Моряки дают нам водолазов, – доложил он. – Они будут здесь через несколько минут.

– Отлично. – Вэндем закурил. – Поезжайте к Абдулле и все там обыщите. Я поеду арестовывать Садата. Пошлите еще несколько человек на виллу «Оливье», просто так, на всякий случай: не думаю, что они что-нибудь там найдут. Вы всех проинструктировали?

Джейкс кивнул.

– Они знают, что мы ищем радиопередатчик, экземпляр «Ребекки» и кодовые инструкции.

Вэндем обвел глазами комнату и тут только заметил, что в ней находятся несколько египтян-полицейских.

– Почему здесь эти чертовы арабы?

– Протокол, сэр, – официально ответил Джейкс. – Это идея полковника Богга.

Вэндем сдержал готовую сорваться с языка грубость.

– После того как закончите с Абдуллой, приезжайте ко мне в плавучий домик.

– Есть, сэр.

Вэндем погасил окурок.

– Пошли.

Они вышли на улицу, залитую утренним солнечным светом. Около дюжины джипов с работающими на холостом ходу моторами выстроились друг за другом в линейку. Джейкс отдал приказы сержантам из групп захвата, затем кивнул Вэндему. Все погрузились в джипы, и машины тронулись с места.

Садат жил в пригороде в трех милях от Каира в направлении к Гелиополису в обыкновенном частном доме с небольшим садом. К дому с ревом подъехали четыре джипа, из которых мгновенно выскочили солдаты, окружили дом и сад. Вэндем постучал в парадную дверь. Громко залаяла собака. Вэндем постучал еще раз. Дверь отворилась.

– Капитан Анвар Эль-Садат?

– Да.

Садат оказался стройным, серьезным молодым человеком среднего роста. Его вьющиеся коричневые волосы уже начали редеть. Он был в капитанской форме и феске, как будто собирался уходить.

– Вы арестованы, – заявил Вэндем и быстро прошел мимо него в дом.

В дверях показался еще один молодой человек.

– Кто это? – спросил Вэндем.

– Мой брат Талат, – ответил Садат.

Вэндем посмотрел на Садата. Араб был спокоен и держался с достоинством, но в нем чувствовалось какое-то скрытое напряжение. "Он боится, – подумал Вэндем, – но боится не меня и не тюрьмы, а чего-то другого.

О чем сегодня утром договорился Кемель с Вольфом? Заговорщикам нужен Вольф, чтобы помочь им связаться с Роммелем. Может быть, они где-то прячут Вольфа?" Вэндем спросил:

– Где ваша комната, капитан?

Садат показал, и Вэндем вошел внутрь. Это была простая спальня с матрацем на полу и свисающей с крючка галабеей. Вэндем обратился к двум английским солдатам и египтянину-полицейскому:

– Приступайте.

Они начали обыскивать комнату.

– Что все это значит? – спокойным голосом осведомился Садат.

– Вы знакомы с человеком по имени Алекс Вольф? – спросил Вэндем.

– Нет.

– Он также называет себя Ахмед Рахма, но он – европеец.

– Никогда о нем не слышал.

Было очевидно, что Садат был твердым орешком и вовсе не собирался раскалываться и все признавать при виде нескольких дюжих солдат, переворачивающих вверх дном все в его доме. Вэндем указал на комнату через холл:

– Чья это комната?

– Это мой кабинет.

Вэндем подошел к двери.

Садат произнес:

– Там сейчас женщины, вы должны разрешить мне предупредить их.

– Им известно, что мы здесь. Откройте дверь.

Вэндем пропустил Садата вперед. Женщин в комнате не было, но задняя дверь оказалась открытой, как будто кто-то только что вышел через нее. Не страшно: в саду полно солдат, убежать никому не удастся. На столе валялись несколько листов бумаги, исписанных по-арабски, поверх которых лежал армейский пистолет. Вэндем подошел к книжной полке и просмотрел книги. «Ребекки» среди них не было.

Откуда-то из другой части дома крикнули: «Майор Вэндем!»

Вэндем прошел на голос в пристройку. На кухне рядом с плитой стоял сержант военной полиции. У его ног бесновалась собака. Дверца духовки была открыта, и сержант достал из нее чемоданчик с передатчиком.

Вэндем посмотрел на Садата, который вслед за ним пришел на кухню. Лицо араба было искажено горечью и разочарованием. Так вот какую сделку они заключили: они предупредили Вольфа, и за это он отдал им передатчик. Значит ли это, что у Вольфа есть еще один? Или он договорился, что придет сюда, в дом Садата, чтобы передать радиограмму?

Вэндем сказал сержанту:

– Отличная работа. Отвезите капитана Садата в генштаб.

– Я протестую, – заявил Садат. – По закону офицер египетской армии может быть задержан только в офицерской столовой и должен быть препровожден офицером из той же части.

– Это верно, – сказал присутствующий при разговоре египтянин-полицейский.

Вэндем еще раз проклял Богга за то, что тот впутал в это дело египтян.

– По закону шпионы подлежат расстрелу, – ответил он Садату и, повернувшись к сержанту, приказал: – Найдите моего шофера. Заканчивайте обыск. Затем предъявите арестованному обвинение в шпионаже.

Он снова посмотрел на Садата. Горечь и разочарование на его лице уступили место задумчивости. «Он вычисляет, какие выгоды может извлечь из этой истории, – подумал Вэндем, – готовится к роли мученика. Садат очень хорошо приспосабливается к обстоятельствам: ему бы надо быть политиком».

Вэндем вышел из дома и сел в джип. Через несколько секунд подбежал шофер и запрыгнул на соседнее сиденье. Вэндем приказал:

– В Замалек.

– Есть, сэр.

Шофер завел мотор, и джип тронулся с места.

Когда Вэндем приехал к плавучему домику, водолазы уже закончили работу и стояли на бечевнике, снимая свое снаряжение. Двое солдат вытаскивали из Нила что-то очень страшное. Водолазы только обвязали веревками тело, которое они обнаружили на дне, и посчитали свою миссию на этом законченной.

К Вэндему подошел Джейкс.

– Взгляните сюда, сэр.

Он протянул ему размокшую книгу. Переплет с нее был сорван. Вэндем внимательно посмотрел на нее: это была «Ребекка».

Передатчик был отдан Садату, а шифровальная книга брошена в воду. Вэндем припомнил виденную на судне пепельницу, полную пепла: может быть, Вольф сжег ключ к коду?

Почему он избавился от передатчика, книги и ключа, когда ему предстояло посылать Роммелю жизненно важную радиограмму? Вывод мог быть только один: у него есть запасные передатчик, книга и ключ, которые он держал в другом месте.

Солдаты вытащили на берег тело и сделали шаг назад, как будто не хотели больше иметь с ним дела. Вэндем подошел к трупу. Горло перерезано, голова почти отделена от тела. К поясу канатом привязан портфель. Вэндем наклонился и осторожно открыл его. Он был набит бутылками с шампанским.

Джейкс вымолвил:

– О господи!

– Довольно жутко, не так ли? – спросил Вэндем. – Перерезать человеку горло, а потом утопить тело в реке, используя вместо груза шампанское.

– Ну и нервы у этого подонка!

– Да, и ножом он орудует умело.

Вэндем дотронулся до щеки. Повязку уже сняли, и сейчас рану скрывала щетина, которую он вот уже несколько дней не сбривал. «Только не Элин, только не ножом, ради Бога!»

– Полагаю, вы его не нашли?

– Я ничего не нашел. Я арестовал Абдуллу, просто так, на всякий случай, но в доме ничего не было. И на обратном пути я заехал на виллу «Оливье» – та же история.

– В доме капитана Садата то же самое.

На Вэндема вдруг навалилась страшная усталость. Вольф обставил его по всем статьям. «Может быть, просто у меня ума не хватает, – подумал он, – чтобы поймать этого хитрого и изворотливого агента!»

– Возможно, игра уже проиграна, – устало произнес Вэндем.

Он растер лицо. Вот уже двадцать четыре часа он был на ногах. «Что он делает здесь, над ужасным трупом майора Сэнди Смита? Этот уже ничего не сообщит».

– Пойду домой и посплю часок, – решил Вэндем.

Джейкс удивленно взглянул на него. Вэндем добавил:

– Может, в голове прояснится. Днем еще раз допросим арестованных.

– Хорошо, сэр.

Вэндем пошел назад к машине. Проезжая по мосту от Замалека к городу, он припомнил, что Соня упомянула, что братья Вольфа – кочевники. Он взглянул на лодки, плывущие по широкой медленной реке. Течение относило их вниз, в то время как ветер гнал их в обратную сторону. Это было совпадение, очень символическое для Египта. Лодочники все еще использовали одиночный треугольный парус – конструкцию, придуманную... Когда? Возможно, тысячу лет назад. Сколько вещей делалось в этой стране так же, как и тысячи лет назад. Вэндем закрыл глаза и представил себе Вольфа в плывущей вверх по реке фелюге, одной рукой управляющего треугольным парусом, а другой отстукивающего радиограммы Роммелю. Автомобиль неожиданно остановился, и Вэндем открыл глаза, пытаясь понять: видел он все наяву или задремал. С чего это Вольфу плыть вверх по реке? Чтобы найти братьев-кочевников. Но кто знает, где они сейчас? Если в своих передвижениях они следовали какому-либо ежегодному маршруту, Вольф мог бы найти их.

Джип затормозил у дома Вэндема, и он вышел из автомобиля.

– Подождите меня, – велел он водителю. – Вам лучше зайти. – Он провел шофера в дом и показал ему, где находится кухня. – Мой слуга Гаафар накормит вас, если вы не будете обращаться с ним как с туземцем.

– Большое спасибо, сэр, – сказал шофер.

На столике в холле лежала небольшая стопка писем. Верхний конверт без марки, адресованный Вэндему, был надписан почерком, показавшимся ему смутно знакомым. В левом верхнем углу стояла пометка «срочно». Вэндем взял его в руки.

У него было еще много дел. Вольф, возможно, уже движется на юг. Надо выставить посты у всех больших городов. На каждой железнодорожной станции должен быть человек, ориентированный на поиски Вольфа. А ведь есть еще река... Вдруг Вольф действительно отправился на лодке, как ему пригрезилось; каким-то образом надо проследить за рекой. Вэндем с трудом концентрировал свои мысли. «Мы могли бы установить посты на реке по тому же принципу, что и на дорогах, – подумал он. – Почему бы нет? Все эти меры ничего не дадут, если Вольф просто залег где-то в Каире. А что, если он прячется на кладбищах? Многие мусульмане хоронили умерших в крошечных склепах, и в городе были целые акры таких пустых склепов. Чтобы их все обыскать, Вэндему потребуется тысяча человек. Возможно, все равно придется это сделать, – подумал он. – Но Вольф мог отправиться и на север, в сторону Александрии; или на восток или запад, в глубь пустыни...»

Он вошел в гостиную в поисках ножа для разрезания писем. Как-то надо сузить район поисков. В распоряжении Вэндема не было тысячи человек – они все воевали там, в пустыне. Ему предстояло принять оптимальное решение. Он вспомнил, где все это началось: в Асьюте. Возможно, надо связаться с капитаном Ньюменом из Асьюта. Похоже, Вольф пришел туда из пустыни, может, и уходить он будет той же дорогой. Возможно, недалеко от этого места кочевали его кузены. Вэндем нерешительно взглянул на телефон. Куда же подевался этот проклятый нож? Он подошел к двери и позвал Гаафара. Затем вернулся в комнату и заметил лежащий на стуле атлас Билли. Он был чем-то испачкан. Мальчик, наверное, уронил его в грязь или что-то в этом роде. Он взял его в руки. Атлас был липким. Вэндем понял, что на нем кровь. Он почувствовал, что проваливается в какой-то кошмарный сон. Что происходит? Нет ножа для открывания писем, кровь на атласе, кочевники в Асьюте...

Вошел Гаафар. Вэндем спросил:

– Что это такое?

Гаафар взглянул на атлас.

– Извините, сэр, я не знаю. Они рассматривали его, пока капитан Александер был здесь...

– Кто «они»? Кто такой капитан Александер?

– Офицер, которого вы прислали отвезти Билли в школу, сэр. Он назвался...

– Стоп. – От ужаса у Вэндема мгновенно прояснилось в голове. – Сегодня утром сюда пришел человек в форме капитана британской армии и увел Билли?

– Да, сэр, он отвез его в школу. Капитан сказал, что это вы послали его...

– Гаафар, я никого не посылал.

Темнокожее лицо слуги посерело.

Вэндем спросил:

– Вы не удостоверили его личность?

– Нет, сэр, с ним была мисс Фонтана, поэтому мне это не показалось странным.

– О боже!

Вэндем посмотрел на конверт, который был у него в руках. Теперь он знал, почему почерк показался ему знакомым: этим почерком была написана записка, которую Вольф прислал Элин. Он разорвал конверт. Внутри было послание, написанное той же рукой:

Уважаемый майор Вэндем,

Билли со мной. Элин присмотрит за ним. Пока я в безопасности, с ним ничего не случится. Советую вам оставаться на месте и ничего не предпринимать. Мы не воюем с детьми, и у меня нет желания причинить вред мальчику. В то же время жизнь одного ребенка ничего не значит по сравнению с будущим двух моих родин: Египта и Германии, поэтому вы можете быть уверены, что, если возникнет такая необходимость, я убью Билли.

С уважением Алекс Вольф.

Это было письмо умалишенного: вежливое обращение, правильный английский, знаки препинания, попытка оправдать похищение невинного ребенка... Теперь Вэндему стало ясно, что Вольф был психически нездоровым.

И с ним находился Билли.

Вэндем передал записку Гаафару, трясущимися руками надевавшему очки. Покидая плавучий домик, Вольф взял с собой Элин. Заставить ее помогать ему труда не составило: достаточно было пригрозить убийством Билли. А в действительности в чем цель этого похищения? И куда они направляются? И откуда здесь кровь?

Гаафар плакал навзрыд. Вэндем спросил:

– Кто был ранен? У кого шла кровь?

– Никакого насилия не было, – сказал Гаафар. – По-моему, мисс Фонтана порезала руку.

И она запачкала кровью атлас Билли и оставила его на стуле. Это был какой-то знак, своего рода послание. Вэндем взял в руки книгу и раскрыл ее. Он сразу же увидел карту Египта с грубо нарисованной на ней красной стрелкой. Ее конец указывал на Асьют.

Вэндем снял телефонную трубку и набрал номер генштаба. Услышав голос дежурного, он повесил трубку. Он подумал: «Если я доложу о том, что случилось, что за этим последует? Богг прикажет взводу пехотинцев арестовать Вольфа в Асьюте. Завяжется перестрелка. Что предпримет Вольф, когда поймет, что проиграл, зная, что ему грозит расстрел за шпионаж, не говоря уже о похищении и убийстве?»

«Этот сумасшедший, – подумал Вэндем, – убьет моего сына».

Страх парализовал его. Конечно, именно этого и добивался Вольф, именно поэтому он взял с собой Билли, чтобы парализовать Вэндема. Именно на это и рассчитано любое похищение.

Если Вэндем подключит к этому делу армию, будет перестрелка. Вольф может убить Билли просто в припадке ярости. Оставался только один выход: Вэндему надо преследовать их в одиночку.

– Принесите мне две фляги с водой, – приказал он Гаафару.

Слуга вышел. Вэндем прошел в холл и надел свои мотоциклетные очки, затем нашел шарф и обмотал им нижнюю часть лица. Гаафар принес из кухни фляги с водой. Вэндем вышел из дома и подошел к мотоциклу. Он поставил фляги в седельную сумку, уселся на мотоцикл и завел двигатель. Бензобак был полон. Гаафар стоял рядом, все еще плача. Вэндем взял старика за плечо.

– Я привезу их домой, – пообещал он.

Вэндем сдвинул мотоцикл с подножки, выехал на улицу и взял курс на юг.

Глава 7

"Бог мой, что творится на вокзале! Такое впечатление, что весь Каир собирается эвакуироваться. Нет билетов первого класса на поезда, идущие в Палестину, нет даже стоячих мест. Жены и дети британских служащих снуют по платформам, как крысы. К счастью, поезда южного направления не так переполнены. В кассе, разумеется, билетов нет – обычная история; впрочем, достаточно дать несколько пиастров сверху – и билет (или три билета) у вас в кармане. Я боялся потерять Элин и мальчика на платформе среди сотен босых крестьян в их грязных галабеях, нагруженных коробками и клетками с курами, завтракающих прямо здесь в ожидании поезда; вот толстая мать семейства раздает вареные яйца, хлеб из растительной муки и рисовые лепешки своему мужу, сыновьям, дочерям, кузенам и кузинам и прочим родственникам; хорошо, что я догадался сразу взять мальчишку за руку – пока он со мной, Элин никуда не денется! Все идет удачно – я вообще удачлив – удачливее, чем Вэндем: ты у меня попрыгаешь, майор Вэндем! Твой сын в моей власти! Кто это ведет козу на веревке? Додуматься надо – взять с собой в поезд козу! Никогда еще не ездил в третьем классе с крестьянами и козами. Представляю, что это за работка – убирать в вагонах третьего класса на конечной станции! Интересно, кто этим занимается – какой-нибудь нищий феллах, человек другой породы, другой расы, рожденный рабом, – слава богу, у нас места в первом классе – я всю жизнь езжу первым классом. Ненавижу грязь – боже, какая грязь на этом вокзале! По платформе шныряют продавцы сигарет, газет – вон идет торговец с огромной корзиной лепешек на голове. Мне нравится, когда женщины носят корзины на голове – они сразу становятся такими изящными и горделивыми – хочется обладать ими – прямо вот так, стоя. Мне нравятся женщины которые теряют голову и кричат от наслаждения. Глядя на Элин, сидящую там, рядом с мальчишкой, такую испуганную и красивую, мне хочется поскорее обладать ею снова; забыть о Соне; мне хочется Элин прямо сейчас, здесь, в поезде, на глазах у всех этих людей; хочется унизить ее, а сынок Вэндема пусть видит – ха!

Смотрю в окно на эти глинобитные домики, которые не падают только потому, что прилеплены друг к другу, на этих коров и овец, бредущих по узким пыльным улицам, и думаю: что они едят, эти городские овцы с толстыми курдюками? Где они пасутся? Меня всегда интересовал этот вопрос. Вот темные, маленькие домики вдоль железнодорожного полотна – в них нет ни водопровода, ни канализации. У дверей, на пыльной земле, скрестив ноги, сидят женщины и чистят овощи. Вокруг полно кошек. Грациозные животные. В Европе кошки другие – толстые и неповоротливые; говорят, что котята – это к счастью. Англичане любят собак. Отвратительные существа собаки – грязные, плебейские, слюнявые, раболепные, постоянно что-то нюхающие. Можно быть либо хозяином, либо рабом. Во мне есть кошачье начало: я хожу с поднятой головой, я избегаю простолюдинов, я сосредоточен на своих, скрытых от посторонних, делах; я использую людей так же, как кошка использует своего владельца, – не выражая благодарности и не принимая привязанности, беря то, что дают, не как подарок, а как то, что принадлежит мне по праву. Я – хозяин, немецкий нацист, египетский бедуин, рожденный править другими людьми. Сколько часов ехать до Асьюта? Восемь? Десять? Чем меньше, тем лучше. Найду Исмаила. Он должен быть у колодца или где-то рядом. Возьму передатчик и сегодня же в полночь выйду в эфир. Полная картина британской линии обороны. За такое медали дают. Немцы, которые войдут в Каир, – они наградят меня. Уж мы наведем порядок в городе! Ну и сочетание – немцы и египтяне – порядок днем и чувственность ночью; тевтонская технология и бедуинская дикость, Бетховен и гашиш. Я должен пройти через все, добраться до Асьюта и войти в контакт с Роммелем; тогда ему останется сделать последний шаг – атаковать Каир и уничтожить англичан. Вот это будет победа! Теперь все зависит от меня. Бог мой, какой триумф, какой триумф!"

* * *

«Меня не стошнит, не стошнит, не стошнит. Я слышу, как колеса выбивают эти слова, стуча на стыках. Я уже достаточно взрослый – меня укачивало в поездах, когда мне было восемь лет. Папа возил меня в Александрию, покупал мне конфеты, апельсины и лимонад. Тогда я просто переел – не надо сейчас вспоминать об этом, чтобы не начало тошнить. Папа сказал тогда, что это он виноват, но меня укачивало и на голодный желудок. Вот сегодня Элин купила шоколадку, но я сказал – нет, спасибо; я уже большой и могу заставить себя отказаться от шоколада; дети вообще-то никогда от него не отказываются. Ого, вон и пирамиды – одна, две, и еще одна, поменьше. Это, должно быть, Гиза. Куда мы едем? Он же должен был отвезти меня в школу. Потом показал мне свой нож. С кривым лезвием. Сказал, что голову мне отрежет. Где же мой папа? Я должен был сейчас быть в школе, у нас сегодня с утра география, контрольная по норвежским фиордам. Я вчера все выучил – жаль, что пропустил контрольную. Теперь они уже закончили, и мистер Джонстон собирает тетради. „Это, по-твоему, карта, Хиггинс? По-моему, это рисунок твоего собственного уха!“ Класс смеется. „Смит не знает, как писать „Moskensstraumen“. Напишешь это слово пятьдесят раз подряд“. Тут каждый в классе радуется, что его фамилия не Смит. Старикашка Джонстон открывает учебник: „Так, переходим к изучению арктической тундры“. Жаль, что я сейчас не в школе. Хоть бы Элин догадалась обнять меня! Не хочу, чтобы этот человек смотрел на меня так самодовольно. Он, наверное, ненормальный. Где же папа? Если я не буду думать об этом ноже, получится так, как будто его и не было. Но не получается не думать – все равно думаешь! Как это удается другим людям? Случайно. Случайные мысли. Все мысли – случайные. Ну вот, я перестал думать о ноже на какое-то мгновение. Если увижу полицейского, побегу к нему и закричу: „Спасите, спасите!“ Он не успеет меня остановить. Я быстро бегаю. Может, увижу офицера или генерала. Я закричу: „Доброе утро, генерал!“ Он уставится на меня удивленно и скажет: „Здравствуйте, здравствуйте, молодой человек“. – „Извините, сэр, я – сын майора Вэндема, а этот человек увозит меня без ведома моего отца. Извините за беспокойство, но мне нужна помощь!“ „Что? – грозно спросит генерал. – Послушайте, сэр, вы не имеете права обращаться так с сыном британского офицера! Так нельзя! Убирайтесь немедленно, слышите? Кем, черт возьми, вы себя считаете? И не надо наставлять на меня этот перочинный ножик! У меня есть пистолет! Ты смелый парень. Билли!“ Я – смелый парень. Каждый день в пустыне гибнут солдаты. Там, дома, на головы людей падают бомбы. Немецкие подлодки топят корабли в Атлантическом океане – моряки тонут в ледяной воде. Летчиков из Королевских ВВС сбивают над территорией Франции. Везде надо быть смелым. Выше голову! Черт бы побрал эту войну! Все так и говорят: „Черт бы побрал эту войну!“ А потом они забираются в кабины, спешат в бомбоубежища, идут в атаку на очередную высоту, выпускают торпеды по немецким подлодкам, пишут домой письма. Я думал раньше, что война – это здорово. Теперь-то я знаю. Это совсем не здорово. От этого тошнит».

«Билли такой бледный! Он пытается подавить в себе страх. Зря он это делает. Лучше было бы ему вести себя по-детски: плакать, кричать и устроить скандал; Вольф бы с этим не справился; но Билли не будет так себя вести – его учили быть сдержанным, не показывать слезы, держать себя в руках. Он ведь знает, как повел бы себя в такой ситуации его отец, а мальчик всегда копирует отца! А за окном – Египет. Вон канал вдоль железнодорожного полотна. Пальмовая рощица. Человек, согнувшись, работает в поле, подоткнув галабею над короткими белыми кальсонами; вон пасется ишак, выглядит он гораздо здоровее своих несчастных собратьев, которых в городе впрягают в тележки. На берегу канала три женщины стирают белье – трут его о камни, чтобы отбелить; человек, несущийся во весь опор на лошади, должно быть, местный эфенди: только у зажиточных крестьян есть собственные лошади. Вдалеке буйная растительность резко сменяется грядой пыльных желто-коричневых холмов. Населенная территория Египта не более тридцати миль в ширину, все остальное – пустыня. Что же предпринять? Каждый раз, когда я вижу Вольфа, у меня появляется холод в груди. Как он смотрит на Билли! Как странно блестят у него глаза! Он не спокоен: то смотрит в окно, то оглядывается на пассажиров в вагоне, то взглянет на Билли, то на меня, потом опять на Билли. И все время у него этот торжествующий блеск в глазах. Я должна успокоить Билли. Я плохо знаю мальчишек, у меня ведь было четыре сестры. Из меня получится плохая мачеха. Мне нравится обнимать его, как маленького, но, наверное, от этого ему становится еще хуже. Нужно с ним во что-нибудь поиграть! Дурацкая мысль. А может, не такая уж и дурацкая. Вон его школьная сумка. Вот учебник. Он смотрит на меня с любопытством. Остается придумать игру. Крестики и нолики? Так, чертим клеточки. Мой крестик в середине. Ну вот, он тоже взял карандаш – наверное, хочет поиграть, чтобы успокоить меня. Его нолик в углу. Вольф выхватывает тетрадку, смотрит на написанное, затем пожимает плечами и отдает назад. Так, я ставлю крестик. Билли – нолик. Будет ничья. Надо дать ему выиграть в следующий раз. К сожалению, я могу играть в эту игру, не думая о ходах. У Вольфа в Асьюте есть запасной передатчик. Наверно, я должна не отходить от него и попытаться не дать ему воспользоваться им. Шансы невелики, но они есть. Надо помочь Билли бежать, затем связаться с Вэндемом и сообщить, где я нахожусь. Надеюсь, Вэндем заметил атлас. Может быть, слуга обнаружил его и позвонил в генштаб. А может, он пролежит весь день на стуле и никто его так и не заметит! Надо сделать так, чтобы Билли был подальше от этого ножа. Так, Билли ставит крестик посередине. Я ставлю нолик, а затем быстро пишу: „Мы должны бежать. Будь готов!“ Билли ставит очередной крестик и пишет: „О'кей“. Мой нолик. Билли ставит крестик. „Когда?“ Мой нолик. „На следующей станции“. Билли ставит третий крестик на одной линии, зачеркивает их подряд и торжествующе улыбается. Он выиграл. Поезд замедляет ход».

* * *

Вэндем знал, что поезд он еще не догнал. Он остановился на вокзале в Гизе, недалеко от пирамид, чтобы спросить, как давно прошел поезд, затем на трех следующих станциях он делал то же самое. Сейчас, после часовой гонки, ему уже не надо было останавливаться и спрашивать: теперь дорога пролегала параллельно железнодорожному полотну, только на другом берегу канала. Когда он догонит поезд, то сразу его увидит.

Во время каждой остановки Вэндем выпивал глоток воды из фляги. Фуражка, мотоциклетные очки и шарф, обмотанный вокруг подбородка, немного защищали его от пыли, однако солнце палило нещадно, и его постоянно мучила жажда. Наконец он сообразил, что у него поднялась температура. Наверное, он простудился накануне, пролежав несколько часов на холодной земле у реки. Горло было воспалено, и болели мышцы спины.

Нужно смотреть под колеса. Вэндем ехал по единственной дороге, пролегавшей через весь Египет от Каира до Асуана; большая часть ее была заасфальтирована, кроме того, армейские строители недавно производили тут ремонт. Тем не менее здесь полно рытвин и люков. К счастью, дорога была прямой как стрела. Вдали он видел бредущий скот, караваны верблюдов и отары овец. Он гнал свой мотоцикл с большой скоростью, притормаживая только в деревнях и небольших городишках – там, где в любой момент на дороге мог оказаться пешеход: «Не дай бог, спасая собственного сына, задавить чужого ребенка!»

За все это время Вэндем обогнал только два автомобиля: роскошный «роллс-ройс» и потрепанный «форд». В «роллс-ройсе», за рулем которого сидел шофер в униформе, на заднем сиденье расположилась пожилая английская супружеская пара, а в «форде» Вэндем насчитал по крайней мере дюжину пассажиров-арабов. К этому моменту он был уже почти уверен, что Вольф едет поездом.

Вдруг до его слуха донесся отдаленный гудок. По левой стороне, примерно в миле перед собой, он увидел облачко белого дыма, без всякого сомнения, выпущенного паровозом. Билли! Элин! Он прибавил газу.

Как это ни странно, вид паровозного дыма пробудил в нем воспоминания об Англии, о мягких очертаниях ее холмов, бескрайних зеленых полях, квадратных церквушках, проглядывающих через дубовые рощицы, и железной дороге в долине, по которой пыхтя ползет поезд. На минуту он почувствовал, что находится там, в этой английской долине, и вдыхает сырой утренний воздух; затем видение исчезло, и перед его взором опять предстало голубовато-стальное африканское небо, рисовые поля, пальмы и бурые скалы в отдалении.

Поезд подъезжал к небольшому городку. Вэндем уже не помнил названий населенных пунктов – здешние места он знал неважно; кроме того, он уже не мог точно определить, какое расстояние проехал. Это был совсем маленький городишко, состоявший из трех-четырех кирпичных зданий и рынка.

Поезд прибудет туда раньше него. Он уже все рассчитал и знал, что будет делать. Сейчас все упиралось во время – он не мог ворваться на станцию и прыгнуть на подножку поезда, нужна была предварительная подготовка. Он въехал в городок и тут же остановился. Улица была перегорожена небольшим стадом овец. Неподалеку на пороге дома старый араб смотрел на Вэндема, покуривая кальян: европеец на мотоцикле – здесь не частый гость. Ишак, привязанный к дереву, заревел при виде мотоцикла. Буйвол, который пил воду из ведра, даже не поднял головы. На обочине сидели двое мальчишек в лохмотьях, держа руки на воображаемых рукоятках и имитируя звук мотоцикла: «Б-р-р-р! Б-р-р-р!» Вэндем видел станцию, но не мог разглядеть платформу, поскольку ее загораживало длинное, низкое здание вокзала. Ему был виден выход и все выходящие с платформы пассажиры. Надо дождаться отправления поезда – на тот случай, если Вольф сойдет. Если же этого не произойдет, он поедет на следующую станцию, имея время в запасе до прибытия поезда. Он остановил мотоцикл и выключил зажигание.

* * *

Поезд медленно миновал железнодорожный переезд. Элин увидела терпеливые лица людей, стоящих за шлагбаумом в ожидании, пока пройдет поезд: толстого мужчину верхом на ишаке, маленького мальчика, держащего под уздцы верблюда, коляску, запряженную лошадьми, молчаливую кучку старух. Вдруг верблюд улегся, и мальчик стал хлестать его по морде веткой. Затем вся сцена исчезла из поля зрения. У Элин упало сердце. «На этот раз не получится, – подумала она. – У меня не было времени придумать план бегства. До следующей станции – надо подождать до следующей станции». Но ведь она обещала Билли, что они попытаются бежать именно здесь. Если она ничего не предпримет, он перестанет доверять ей. Нет, нужно что-то делать прямо сейчас.

Она попыталась придумать план. «Что сейчас самое главное? Отдалить Билли от Вольфа! Остальное – не так уж важно. Надо дать Билли возможность бежать и не допустить, чтобы Вольф бросился за ним в погоню!» Вдруг в памяти всплыла сценка из ее детства: на грязной улочке в Александрии большой рослый мальчишка наносит ей удары, а мальчик поменьше вступается за нее и кричит, сдерживая нападающего: «Беги! Беги!» А она стоит, не двигаясь с места, зачарованная происходящим. Она так и не вспомнила, чем все это тогда кончилось.

Элин огляделась вокруг. «Думай быстрее!» Это был общий вагон, без перегородок, с пятнадцатью или двадцатью рядами сидений. Они с Билли сидели рядом по ходу поезда. Вольф – напротив. Место рядом с ним было свободно. За его спиной находилась дверь для выхода на платформу. Пассажиры – в основном европейцы и одетые по-европейски богатые египтяне. В вагоне было очень жарко, пассажиры устали и нервничали. Несколько человек спали. В дальнем конце вагона проводник подавал чай группе египетских офицеров.

В окно Элин увидела небольшую мечеть, административное здание во французском стиле и затем саму станцию. Около бетонной платформы росло несколько чахлых деревьев. Под одним из них, скрестив ноги, сидел старик и курил сигарету. Шестеро молоденьких солдат-арабов теснились на небольшой скамейке. По платформе брела беременная женщина с младенцем на руках. Поезд остановился.

«Не сейчас, – лихорадочно думала Элин. – Не сейчас! Подходящий момент наступит перед тем, как поезд тронется вновь: у Вольфа будет меньше времени на то, чтобы поймать их». Она сидела неподвижно, но внутри у нее все дрожало. На станции висели часы с римскими цифрами на циферблате. Стрелки показывали без пяти минут пять. К их окну со стороны платформы подошел разносчик фруктовых соков, но Вольф движением руки отогнал его.

Священник в коптской рясе вошел в вагон и уселся на свободное место рядом с Вольфом, вежливо осведомившись по-французски: «Vous permettez, m'sieur?»[14] С обворожительной улыбкой Вольф ответил: «Je vous en prie».[15]

Элин прошептала Билли:

– Когда прозвучит свисток, беги к двери и прыгай с поезда.

Сердце у нее забилось: пути назад уже не было. Билли ничего не ответил, а Вольф спросил:

– Что ты говоришь?

Элин отвернулась. Прозвучал свисток. Билли, колеблясь, посмотрел на Элин. Вольф нахмурился.

В этот момент Элин набросилась на Вольфа, пытаясь попасть ему ногтями в лицо. Ее вдруг охватила ярость и ненависть к этому человеку за те унижения, страдания и боль, которые ей пришлось испытать из-за него. Он инстинктивно загородился руками, но не смог ее остановить. Она удивилась, откуда у нее взялось столько сил. Ее ногти впились ему в лицо, оставляя кровавые полосы.

Священник удивленно вскрикнул.

Элин увидела, что за спиной у Вольфа Билли пытается открыть дверь. Она обрушилась всей тяжестью на Вольфа, барабаня кулаками по его голове. Затем слегка отпрянула и попыталась выцарапать ему глаза.

Тут наконец он пришел в себя и зарычал от ярости. Он вскочил с места, отбросив Элин назад. Она попыталась задержать его, и ей удалось обеими руками ухватить его спереди за рубашку. Тогда он ударил ее кулаком – снизу в челюсть. Она и не подозревала, какую боль может причинить такой удар. На мгновение у нее потемнело в глазах. Она выпустила рубашку Вольфа и рухнула назад на сиденье. Когда в глазах у нее прояснилось, Вольф был уже у двери. Она вскочила на ноги.

Билли наконец открыл дверь и спрыгнул на платформу. Вольф последовал за ним. Элин побежала к двери.

Билли что было духу несся по платформе. За ним гнался Вольф. Несколько египтян, стоявших на платформе, проводили их недоуменными взглядами, но не тронулись с места. Выбравшись на платформу, Элин побежала за Вольфом. Поезд вдруг дрогнул, начиная движение. Вольф прибавил ходу. Элин закричала:

– Беги, Билли, беги!

Билли оглянулся. Он почти добежал до выхода с платформы. В проходе стоял контролер в плаще и, открыв рот, смотрел на происходящее. Элин подумала: «Они не выпустят его – у него нет билета». Но поезд уже тронулся, и Вольфу надо было успеть сесть на него. Вольф оглянулся на поезд, но не сбавил скорости. Элин поняла, что Билли ему не догнать. «Ура! – подумала она. – Получилось!» В этот момент Билли поскользнулся и со всего размаху ударился о бетон. Через мгновение Вольф уже поднимал его. Элин поравнялась с ними и прыгнула Вольфу на спину, заставив его потерять равновесие и выпустить Билли. Поезд медленно набирал скорость. Вольф схватил Элин за руку, оторвал ее от себя и, тряхнув широкими плечами, сбросил на землю.

Какое-то мгновение она лежала, оглушенная. Вольф взвалил Билли на плечо – мальчик кричал и барабанил кулаками по его спине. Вольф поравнялся с движущимся поездом и прыгнул в открытую дверь. Элин хотелось остаться там, где она лежит, чтобы никогда больше не видеть Вольфа, но она не имела права бросать Билли. С трудом она поднялась на ноги.

Спотыкаясь, она побежала вдоль платформы за отходящим поездом. Кто-то подал ей руку. Она ухватилась за нее и прыгнула на подножку.

«Все пропало! Все нужно начинать сначала!» Она чувствовала себя раздавленной.

Элин шла за Вольфом через вагоны, не глядя в лица пассажиров. Вольф шлепнул Билли по попке и усадил его на сиденье. Билли тихо плакал.

Вольф повернулся к Элин.

– Ты – глупая, сумасшедшая девчонка, – сказал он громко, чтобы слышали другие пассажиры. Он схватил ее за руку и свободной рукой начал хлестать ее по щекам. Было очень больно, но у Элин не было сил сопротивляться. Наконец священник встал со своего места, тронул Вольфа за плечо и что-то сказал ему.

Вольф отпустил ее руку и сел. Она оглянулась. Весь вагон смотрел на нее. Никто не придет к ней на помощь: она ведь египтянка, женщина, а женщин, как верблюдов, нужно лупить время от времени. Когда она встречалась глазами с другими пассажирами, они отворачивались и возвращались к своим газетам, книгам или начинали смотреть в окно. Никто не попытался заговорить с ней.

Элин беспомощно опустилась на сиденье. «Почти, им почти удалось бежать!»

Она обняла мальчика за плечи, притянула его к себе и стала гладить по волосам. Вскоре он уснул.

Глава 8

Вэндему было слышно, как пыхтел паровоз, набирая скорость и увозя за собой состав. Он взял флягу, чтобы напиться, но она была пуста. Он поставил ее обратно в седельную сумку и докурил сигарету. С поезда сошли только несколько крестьян. Вэндем завел мотоцикл и тронулся с места.

Очень скоро он выехал из городка на прямую, узкую дорогу вдоль канала и обогнал поезд, оставив его далеко позади. Был полдень – жара адская. «Если вытянуть руку, – подумал Вэндем, – горячий воздух потянется за ней, как вязкая, липкая жидкость». Дорога впереди тонула в знойной бесконечности. «Вот если бы заехать прямо в канал и окунуться в прохладную воду!»

Пока он ехал по этой дороге, он принял решение. Из Каира Вэндем выезжал с одной только мыслью: спасти Билли. Потом, однако, наступил момент, когда он понял, что у него есть еще и служебные обязанности. Война-то еще не кончилась!

Вэндем уверен, что прошлой ночью Вольфу было не до передатчика. Сегодня утром он отдал его арабам, бросил книгу в реку и сжег листок с ключом к коду. Похоже, у него есть запасной передатчик и шифровальные материалы – и спрятаны они в Асьюте. Если Вэндем решил осуществить свой план по введению противника в заблуждение, значит, он должен заполучить передатчик и шифр. Для этого нужно дать Вольфу возможность добраться до его тайника в Асьюте.

Это было непростое решение, но Вэндем принял его на удивление спокойно. Конечно, необходимо освободить Билли и Элин, но после того, как у Вольфа на руках будет запасной передатчик. Это очень жестоко, невыносимо жестоко по отношению к мальчику, но самое плохое – похищение – уже произошло, и изменить ничего нельзя. А жить под нацистским игом, зная, что отец находится в концлагере, – это не жестоко?

Приняв решение и отбросив сантименты, Вэндем должен был убедиться, что Вольф действительно едет поездом. Обдумывая способ проверить это, он заодно придумал, как облегчить участь Билли и Элин.

Добравшись до следующей станции, он рассчитал, что опережает поезд, по крайней мере, на пятнадцать минут. Это был такой же городишко, как и предыдущий: те же домашние животные, те же пыльные улицы, медлительные жители и несколько кирпичных зданий. На центральной площади напротив станционных строений располагался полицейский участок, втиснутый между большой мечетью и маленькой христианской церковью. Вэндем остановился у входа в участок и требовательно посигналил.

Двое арабов-полицейских вышли из здания: седой мужчина в белой униформе с пистолетом за поясом и юноша лет восемнадцати-двадцати без оружия. Пожилой полицейский на ходу застегивал рубашку. Вэндем соскочил с мотоцикла и заорал:

– Смирно!

Полицейские замерли по стойке «смирно» и приложили руки к козырькам. Вэндем отсалютовал им в ответ и пожал руку старшему по званию.

– Я преследую опасного преступника, и мне нужна ваша помощь, – сказал он внушительным голосом.

У полицейского загорелись глаза.

– Входите в помещение, – пригласил он.

Вэндем вошел в участок. Он понимал, что нельзя выпускать из рук инициативу. По правде говоря, он чувствовал себя здесь не совсем в своей тарелке, и, в случае если полицейские отказались бы сотрудничать с ним, вряд ли мог бы заставить их помогать ему.

Сквозь открытую дверь он увидел стол с телефоном. Вэндем направился в эту комнату, полицейские последовали за ним.

Вэндем обратился к пожилому полицейскому:

– Соедините меня с британским штабом в Каире. – Он продиктовал ему номер, и полицейский снял трубку. Вэндем повернулся к юноше:

– Видели мой мотоцикл?

– Да, да, – он энергично закивал.

– Умеете с ним обращаться?

У парня загорелись глаза от этих слов.

– Умею, даже очень хорошо.

– Пойдите и попробуйте.

Молодой человек, колеблясь, взглянул на своего начальника, который что-то кричал в телефон.

– Идите, – приказал Вэндем.

Юноша вышел.

Пожилой полицейский протянул телефонную трубку Вэндему:

– На проводе генштаб.

Вэндем сказал в трубку:

– Соедините меня с капитаном Джейксом, срочно.

Через пару минут в трубке зазвучал голос Джейкса:

– Алло, слушаю.

– Это Вэндем. Я на юге, иду по следу.

– Здесь у нас небольшая паника – начальству доложили о вчерашнем происшествии – у бригадира что-то вроде родовых схваток, а Богг бегает как наскипидаренный. В какой части света вы находитесь, сэр?

– Неважно. Здесь я долго не задержусь, и вообще какое-то время я должен действовать в одиночку. С целью обеспечить максимальную поддержку со стороны местных правоохранительных органов – (Вэндем специально выбрал вычурный стиль разговора, чтобы полицейские не поняли, что он имеет в виду) – я прошу вас проделать ваш коронный номер. Готовы?

– Так точно, сэр!

Вэндем передал трубку пожилому полицейскому и сделал шаг назад. Он примерно догадывался, что сейчас говорит Джейкс. Полицейский непроизвольно выпрямился и расправил плечи, в то время как Джейкс начальственным тоном инструктировал его о том, что он должен беспрекословно подчиняться Вэндему.

– Есть, сэр! – произнес полицейский несколько раз в течение этого монолога.

В заключение он пообещал:

– Будьте уверены, сэр, что мы приложим все усилия, чтобы... – он запнулся. Видимо, Джейкс уже повесил трубку. Полицейский бросил взгляд на Вэндема и сказал в умолкший телефон:

– До свидания.

Вэндем подошел к окну и выглянул наружу. Молодой полицейский разъезжал на мотоцикле по площади, не переставая сигналить и давая слишком много газу. За его действиями наблюдала небольшая толпа зевак, а за мотоциклом бегала кучка ребятишек. Юноша улыбался во весь рот.

«Справится», – подумал Вэндем.

– Послушайте, – обратился он к пожилому полицейскому. – Я собираюсь сесть на асьютский поезд, когда он остановится здесь на станции на несколько минут. Я сойду на следующей остановке. Мне нужно, чтобы ваш помощник пригнал туда мой мотоцикл и дождался меня там.

– Слушаюсь, сэр, – отчеканил полицейский. – Значит, поезд все-таки делает здесь остановку?

– А что, обычно он проходит мимо?

– Обычно асьютский поезд здесь не останавливается.

– В таком случае идите на станцию и прикажите остановить его!

– Слушаюсь, сэр.

Полицейский выбежал из помещения.

Вэндем увидел, как он бежит через площадь. Поезда пока не было слышно. Он успеет еще раз позвонить. Вэндем снял трубку, подождал, пока ему ответит коммутатор, и попросил соединить его с армейской базой в Асьюте. Произойдет чудо, если телефонная связь сработает второй раз подряд. Чудо произошло, и его соединили. Вэндем попросил оператора в Асьюте пригласить к телефону капитана Ньюмена. Его долго искали, наконец в трубке зазвучал его голос.

– Это Вэндем. Я думаю, что напал на след того парня с ножом.

– Черт, вот здорово, сэр! – вскричал Ньюмен. – Что я могу для вас сделать?

– Послушайте внимательно. Нужно сделать все очень аккуратно. По разным причинам, которые я объясню вам позже, я действую в одиночку, поэтому выслать против Вольфа взвод солдат будет еще хуже, чем вообще сидеть сложа руки.

– Понял. Что я должен сделать?

– Через пару часов я буду в Асьюте. Мне нужен таксомотор, просторная галабея и маленький мальчишка. Вы встретите меня?

– Конечно, никаких проблем. Вы приедете по шоссе?

– Встретимся на границе городка, договорились?

– Отлично!

На другом конце провода раздалось добродушное хмыканье.

– Мне надо идти.

– Буду ждать вас.

Вэндем опустил трубку на рычаг. Затем он положил пятифунтовую банкноту рядом с аппаратом: небольшой «бакшиш» не повредит. Он вышел на площадь. С северной стороны показался паровозный дым. К Вэндему подрулил молодой полицейский на мотоцикле.

– Я сяду на этот поезд, – сказал ему Вэндем, – а вы поедете на мотоцикле на следующую станцию и подождете меня там. Понятно?

– Понятно, понятно.

Парень был в восторге.

Вэндем вынул банкноту достоинством в один фунт и разорвал ее на две половинки. Полицейский смотрел на него широко раскрытыми глазами. Вэндем вручил ему одну половинку.

– Получите вторую половину, когда встретимся.

– О'кей.

Поезд был уже почти на станции. Вэндем побежал через площадь. Ему навстречу шел пожилой полицейский.

– Начальник станции остановит поезд.

Вэндем пожал ему руку.

– Спасибо. Как вас зовут?

– Сержант Несбах.

– Я доложу о вас в Каире. Прощайте!

Вэндем бежал вдоль платформы, держась подальше от поезда, чтобы забраться в него со стороны локомотива, не замеченным пассажирами.

Поезд подъехал к перрону, окутанный клубами дыма. Начальник станции подошел к Вэндему. Когда поезд остановился, он переговорил с машинистом и его помощником. Вэндем расплатился с ними и сел в первый вагон.

Это был вагон третьего класса. Вольф, само собой, едет первым классом. Вэндем пошел по вагонам вдоль поезда, лавируя между сидящими на полу пассажирами, коробками, клетками и домашними животными. На полу сидели в основном женщины и дети: деревянные сиденья были сплошь заняты мужчинами, которые пили пиво и курили. В вагонах стояла невыносимая жара и вонь. Некоторые женщины готовили пищу на импровизированных печках: вот это уже было опасно! Вэндем чуть не наступил на младенца, ползающего по грязному полу. Ему пришло в голову, что, если бы это случилось, его бы линчевали.

Он прошел три таких вагона и очутился у двери в вагон первого класса. Здесь на маленькой деревянной табуретке сидел охранник И пил чай из стакана. При виде Вэндема охранник встал.

– Чаю, сэр?

– Спасибо, не надо.

Вэндему приходилось кричать, чтобы перекрыть голосом стук колес.

– Я должен проверить документы у всех пассажиров первого класса.

– Все документы в порядке, – прокричал охранник, стараясь быть полезным.

– Сколько в этом поезде вагонов первого класса?

– Все документы...

Вэндем нагнулся и заорал охраннику прямо в ухо:

– Сколько вагонов первого класса?

Охранник показал два пальца.

Вэндем кивнул и взглянул на дверь. Вдруг он почувствовал, что у него могут не выдержать нервы. У Вольфа так и не было возможности как следует разглядеть его – они тогда дрались в темноте, там, в переулке, но все-таки абсолютной уверенности в этом у Вэндема не было. Шрам на щеке мог выдать его – отросшая борода почти полностью скрывала рану, но все же не надо поворачиваться к Вольфу левой стороной. Билли – вот главная загвоздка. Вэндему необходимо предупредить своего сына, чтобы тот вел себя спокойно и притворился, что не узнает его. Придется ориентироваться на ходу.

Он глубоко вздохнул и открыл дверь. Войдя в вагон, Вэндем осторожно оглядел первые несколько рядов сидений и увидел только чужие лица. Он повернулся спиной к пассажирам, закрывая за собой дверь, и затем снова обернулся. Быстрым взглядом скользнув по рядам сидений, он понял, что Билли здесь нет.

Вэндем обратился к сидящим близко от него пассажирам:

– Ваши документы, джентльмены.

– В чем дело, майор? – спросил один из них, полковник египетской армии.

– Обычная проверка, сэр, – ответил Вэндем.

Он стал медленно продвигаться по проходу, продолжая проверять документы. Дойдя до середины вагона, он был уже почти уверен, что Вольфа, Элин и Билли среди пассажиров нет. Но необходимо до конца довести пантомиму с проверкой документов, прежде чем переходить в другой вагон. Может быть, он ошибся в своих предположениях и их вообще не было в этом поезде; может, они едут вовсе не в Асьют, а та наводка с атласом – всего лишь трюк...

Он дошел до конца вагона и вышел в тамбур между вагонами. Если Вольф здесь, то сейчас я его увижу. Если Билли здесь – если Билли здесь...

Он открыл дверь и сразу же увидел Билли. Его пронзила боль, как будто где-то внутри у него открылась рана. Мальчик спал на сиденье, едва доставая ногами до пола и наклонившись всем телом набок; волосы упали ему на лоб. Рот у него был открыт, и челюсти слегка двигались: Вэндему и раньше приходилось видеть, как он скрипит зубами во сне.

Женщина, которая обнимала его за плечи и на чьей груди покоилась его голова, была Элин. Вэндему показалось, что он уже видел эту картину: она напомнила ему тот вечер, когда он застал Элин целующей Билли в щеку перед сном...

Элин подняла голову и встретилась глазами с Вэндемом. От неожиданности глаза ее округлились, а рот открылся для возгласа удивления. Вэндем быстро приложил палец к губам, и Элин, моментально среагировав, опустила глаза; однако Вольф, успевший перехватить ее взгляд, начал поворачиваться, чтобы выяснить, что она увидела.

Они сидели слева от Вэндема, а шрам от ножа Вольфа был именно на его левой щеке. Вэндем повернулся спиной к вагону и обратился к пассажирам, сидящим через проход от Вольфа:

– Ваши документы, пожалуйста.

Не предполагая, что застанет Билли спящим, Вэндем был готов подать мальчику знак – так, как он это проделал с Элин, и надеялся, что мальчик среагирует так же быстро, как и она. Но все получилось по-другому. Если Билли проснется и увидит своего отца, стоящего в проходе, он, пожалуй, выдаст его прежде, чем успеет что-либо сообразить.

Вэндем повернулся к Вольфу и сказал:

– Попрошу документы.

В первый раз у него была возможность рассмотреть лицо своего врага. Красивый, подонок. Крупные черты лица: широкий лоб, нос с горбинкой, ровные белые зубы, тяжелая челюсть. Только в уголках глаз и рта был намек на слабость, эгоизм и порочность. Вольф протянул ему свои документы и со скучающим видом стал смотреть в окно. Согласно документам он был Алексом Вольфом, проживающим на вилле «Оливье» в Гарден-Сити. Да, нервы у него крепкие.

Вэндем спросил:

– Куда вы направляетесь, сэр?

– В Асьют.

– По делу?

– Навестить родственников.

Голос у него был глубокий и звучный, и Вэндем не заметил бы акцента, если бы специально не прислушивался.

– Эти люди с вами? – спросил Вэндем.

– Это мой сын и его няня, – ответил Вольф.

Вэндем взглянул на документы Элин. Ему хотелось взять этого Вольфа за горло и трясти, пока у него кости не застучат друг о друга. «Это мой сын и его няня». Ах ты, подонок!

Он вернул документы Элин.

– Не надо будить ребенка, – твердо сказал Вэндем. Он взглянул на священника, сидящего рядом с Вольфом, и тот протянул ему бумажник.

– Что-нибудь случилось, майор? – спросил Вольф.

Вэндем взглянул на него и заметил свежую длинную царапину у него на подбородке: должно быть, работа Элин.

– Соображения безопасности, сэр, – ответил Вэндем.

Священник сказал:

– Я тоже еду в Асьют.

– Понятно, – сказал Вэндем. – В монастырь?

– Именно туда. Значит, вы слышали о монастыре?

– Место, где останавливалось Святое семейство после пребывания в пустыне.

– Точно. Вы бывали там?

– Нет. Возможно, в этот раз.

– Надеюсь, вам это удастся, – сказал священник.

Вэндем вернул ему документы.

– Благодарю вас.

Он стал проверять документы у пассажиров в следующем ряду. Оглянувшись, встретился глазами с Вольфом, который смотрел на него отсутствующим взглядом. Вэндем забеспокоился – не допустил ли он какой-либо оплошности? Он оглянулся еще раз – Вольф смотрел в окно.

"Интересно, что творится в голове у Элин? Она пытается сообразить, что именно я задумал, – размышлял Вэндем. – Возможно, она догадается о моих намерениях. Достаточно непросто для нее – сидеть, не говоря ни слова, и следить за моими передвижениями. Но, по крайней мере, она теперь знает, что не брошена на произвол судьбы.

Интересно, о чем думает Вольф? Возможно, он испытывает нетерпение или злорадство, или его гложет страх, или... Нет, это все не то, – понял Вэндем, – ему просто скучно".

Он дошел до конца вагона и закончил проверку документов. Вэндем собирался вернуться назад по проходу, как вдруг по сердцу резанул детский крик:

– Это мой папа!

Он поднял глаза. Билли, спотыкаясь и шатаясь, натыкаясь на сиденья, бежал к нему с протянутыми вперед руками.

«О Боже!»

Вэндем увидел, как в конце вагона Вольф и Элин встали со своих мест и смотрят на них: Вольф с напряжением, а Элин со страхом. Вэндем открыл дверь в тамбур у себя за спиной, притворяясь, что не замечает Билли, и попятился назад. Через мгновение Билли был рядом с ним.

Вэндем захлопнул дверь и обнял сына.

– Все в порядке, – успокоил его Вэндем. – Все в порядке.

«Сейчас сюда придет Вольф».

– Они увезли меня, – бессвязно говорил Билли. – Я пропустил географию, и мне было страшно!

– Теперь все в порядке.

Вэндем чувствовал, что не может оставить сына, ему придется убить Вольфа и забыть про свой план относительно радиоигры... Нет, этого нельзя допустить... Он пытался подавить в себе отцовские чувства.

– Послушай, – мягко, обратился он к сыну. – Я здесь, рядом с тобой, но мне надо арестовать этого человека. Нельзя, чтобы он узнал, кто я на самом деле. Это тот самый немецкий шпион, за которым я охочусь, понимаешь?

– Да, да...

– Послушай, можешь притвориться, что ошибся? Что я не твой отец? Можешь вернуться на место?

Билли смотрел на него, открыв рот. Он молчал, но весь его облик кричал: нет, нет, нет!

Вэндем убеждал:

– Билли, мы сейчас – действующие лица настоящей детективной истории, ты и я. Ты пойдешь на место и скажешь, что ошибся, но помни: я рядом. Вместе мы его поймаем. О'кей? Ответь мне.

Билли продолжал молчать.

Открылась дверь, и в тамбур вошел Вольф.

– Что все это значит? – возмущенно спросил он.

Вэндем сделал беспечное лицо и выдавил улыбку.

– Мальчик, наверное, только что проснулся и, не разобравшись, принял меня за вас. Мы с вами примерно одного роста... Вы ведь его отец, не так ли?

Вольф обратился к Билли:

– Что за глупости! Возвращайся на место немедленно.

Билли стоял не двигаясь.

Вэндем положил ему руку на плечо.

– Идите, молодой человек. И выигрывайте войну.

Услышав знакомую присказку. Билли улыбнулся.

– Извините, сэр, – сказал он. – Мне просто приснился страшный сон.

Вэндему казалось, что сейчас у него разорвется сердце.

Билли повернулся и вошел в вагон. За ним последовали Вольф и Вэндем. Когда они шли по проходу, поезд замедлил ход. «Мы подъезжаем к следующей станции, – понял Вэндем, – там меня ждет парень с мотоциклом». Билли опустился на сиденье. Элин непонимающе смотрела на Вэндема. Мальчик тронул ее за руку и сказал:

– Все в порядке. Я обознался. Наверное, еще как следует не проснулся.

Она перевела взгляд с Билли на Вэндема, и в глазах у нее зажегся странный огонек: она была готова разрыдаться.

Вэндем не мог заставить себя уйти. Ему хотелось сесть, поговорить с ними, сделать все что угодно, только бы продлить эти мгновения. За окнами поезда появился очередной пыльный городишко. Вэндем не выдержал и остановился в дверях вагона.

– Счастливого путешествия, – произнес он, глядя на Билли.

– Спасибо, сэр.

Поезд подошел к станции. Выйдя из вагона, Вэндем прошел некоторое расстояние по платформе и, остановившись под навесом, стал ждать. Никто больше не сошел на этой станции, в вагон третьего класса сели несколько пассажиров. Раздался свисток, и поезд начал движение. Вэндем не сводил глаз с окна, у которого, как он теперь знал, сидит Билли. Окно медленно проплыло мимо него, и он увидел лицо сына. Билли почти незаметно махнул ему рукой, и Вэндем помахал в ответ.

Он почувствовал, что дрожит с головы до ног.

Поезд все уменьшался в размерах, и к тому времени, когда Вэндем ушел со станции, он почти исчез из виду. На площади его ждал молодой полицейский, сидя на мотоцикле и посвящая небольшую толпу восхищенных зевак в технические тайны своего железного коня. Вэндем отдал ему вторую половинку банкноты. Молодой человек в ответ приложил руку к козырьку.

Вэндем сел на мотоцикл и включил зажигание. Он не спросил, каким образом юноша собирается возвращаться обратно: это его сейчас не волновало. Вэндем выехал из городка по южной дороге. Солнце уже ушло из зенита, но жара была ужасная.

Вскоре Вэндем обогнал поезд. По его расчетам он должен приехать в Асьют за тридцать-сорок минут до прибытия туда поезда. Там его будет встречать капитан Ньюмен. Вэндем в общих чертах представлял, что он будет делать дальше, а о деталях можно подумать на ходу.

Он прибавил Тазу и оставил позади поезд, в котором находились Билли и Элин – два самых близких ему человека. Он убеждал себя, что принял единственно правильное решение, но внутренний голос продолжал твердить: «Ты поступил жестоко, жестоко, жестоко!»

Глава 9

Поезд подошел к станции и остановился. Элин увидела вывеску, на которой по-английски и по-арабски было написано: «Асьют». «Какой ужас, – подумала она, – мы уже приехали».

Для нее огромным облегчением было увидеть в поезде доброе, обеспокоенное лицо Вэндема. На мгновение ее охватила эйфория: наконец-то все позади! Она наблюдала его пантомиму с проверкой документов, каждую минуту ожидая, что он вытащит пистолет, предъявит документы или нападет на Вольфа. Постепенно она поняла, что так просто это не произойдет. Ее поразила жестокость, с которой Вэндем отдал своего сына обратно в лапы Вольфа; а Билли проявил необыкновенную храбрость. Сердце у нее упало, когда она увидела стоящего на платформе Вэндема, машущего рукой вслед поезду. Что за игру он ведет?

Вне всякого сомнения, голова его занята шифром и всем, что-с ним связано. У него, наверное, заготовлен план, согласно которому он надеется освободить ее и Билли и заодно заполучить код к шифру. К счастью. Билли не занимали мысли такого рода: он был уверен, что его отец контролирует ситуацию, и не допускал возможности провала. Билли привстал, с интересом рассматривая пейзаж за окном, и даже спросил у Вольфа, откуда у него такой нож. Элин позавидовала его уверенности в Уильяме Вэндеме.

Вольф тоже был в хорошем настроении. Инцидент с Билли напугал его, и он стал было присматриваться к Вэндему с настороженностью, но, когда Вэндем сошел с поезда, он успокоился. После этого настроение его менялось от скуки до нервного возбуждения, и сейчас, когда поезд прибыл в Асьют, нервозность в его поведении преобладала. «За последние сутки в Вольфе произошла какая-то перемена», – подумала Элин. Когда она познакомилась с ним, он произвел на нее впечатление уравновешенного и обходительного человека. На его лице редко появлялось другое выражение, кроме легкого высокомерия, и черты его лица редко искажались эмоциями. Теперь же все изменилось. Он суетился, беспокойно оглядывался, каждую минуту уголок его рта подергивался, как будто он усмехался или гримасничал. Уравновешенность, которая, как казалось раньше, глубоко сидела в нем, оказалась напускной. Наверное, это потому, что его противоборство с Вэндемом превратилось в своего рода порочный круг. То, что начиналось как игра со смертью, превратилось в борьбу за выживание. Примечательно было то, что Вольф, такой безжалостный по натуре, все больше впадал в отчаяние, в то время как Вэндем становился все спокойнее и расчетливее.

Элин подумала: «Эта его расчетливость становится уже опасной!»

Вольф встал и снял свой чемодан с багажной полки. Элин и Билли вышли вместе с ним на платформу. Город был больше по размеру и оживленнее, чем предыдущие населенные пункты, и на станции толпилось много народу. Пока они выходили из поезда, их толкали садящиеся в поезд пассажиры. Вольф, пользуясь своим высоким ростом, поверх голов высмотрел выход и начал прокладывать себе путь через толпу. Вдруг к нему подскочил замызганный босой мальчишка в полосатой пижаме и, подхватив чемодан Вольфа, закричал: «Пожалуйте в такси, у меня есть такси!» Вольф и мальчишка с одинаковым упорством тянули к себе чемодан. Наконец Вольф добродушно усмехнулся и позволил мальчишке потащить чемодан к выходу.

Они предъявили билеты и вышли на площадь. День уже был на исходе, но здесь, на юге, солнце припекало еще довольно сильно. Площадь обрамляли высокие здания, одно из которых называлось «Гранд-отель». Неподалеку от станции стояла вереница запряженных лошадьми кебов. Элин огляделась, втайне надеясь увидеть взвод солдат, готовых арестовать Вольфа. Вся окружающая обстановка, однако, не обнаруживала никаких признаков подготовки со стороны Вэндема. Вольф сказал мальчишке-арабу:

– Таксомотор, мне нужен таксомотор.

Поблизости стоял старый «моррис», притулившийся в хвосте вереницы конных экипажей. Мальчик повел их к автомобилю.

– Садись спереди, – приказал Вольф Элин.

Он дал мальчишке монетку и вместе с Билли забрался на заднее сиденье машины. На водителе были черные очки и арабский головной убор, предохраняющий от солнца.

– Поезжайте на юг, к монастырю, – сказал Вольф водителю по-арабски.

– О'кей, – ответил тот.

У Элин екнуло сердце. Она узнала этот голос. Он принадлежал Вэндему.

Вэндем вырулил со станционной площади. «Пока все нормально – кроме арабского». Ему не приходило в голову, что Вольф будет разговаривать с таксистом по-арабски. Вэндем знал арабский весьма поверхностно – он мог объяснять куда ехать и, соответственно, мог понимать арабские фразы на эту тему. А отвечать можно односложно, либо мычать что-нибудь нечленораздельное, или даже употреблять английские слова – ведь арабы, хоть немного говорящие по-английски, с большой охотой говорят на этом языке, даже когда европейцы обращаются к ним по-арабски. «Все будет нормально, – думал Вэндем, – если только Вольф не начнет обсуждать со мной погоду или виды на урожай».

Капитан Ньюмен предоставил Вэндему все, что он просил, а кроме того, проявил достаточно такта, чтобы не задавать лишних вопросов. Он даже одолжил Вэндему свой револьвер, шестизарядный «энфилд» 38-го калибра, который в настоящий момент находился в кармане Вэндема, под надетой сверху галабеей. В ожидании поезда Вэндем изучил карту из планшета Ньюмена, где был показан Асьют и его окрестности, так что примерно представлял, как найти дорогу, ведущую на юг от города. Он вел машину через базарную площадь, сигналя почти не переставая – на египетский манер – проезжая в опасной близости от огромных деревянных колес телег и задевая овец радиатором. По обеим сторонам проезжей части лепились друг к другу лавки, харчевни и мастерские. Немощеная дорога была покрыта слоем пыли, мусора и навоза. Взглянув в зеркальце, Вэндем обнаружил, что на заднем бампере автомобиля пристроились несколько ребятишек.

Вольф что-то сказал ему, но на этот раз Вэндем не понял и притворился, что не слышит. Вольф повторил свои слова, и Вэндему послышалось слово «бензин», произнесенное по-арабски. Вольф показывал пальцем на автомобильную мастерскую, мимо которой они проезжали. Вэндем постучал пальцем по шкале расхода топлива на приборном щитке, где стрелка показывала полный бак.

– Kifaya, – сказал он. – Хватит.

Вольф откинулся на сиденье, по-видимому, удовлетворенный ответом.

Притворяясь, что поправляет зеркало, Вэндем украдкой бросил взгляд на Билли – интересно, он узнал своего отца или нет? Билли с выражением восхищения на лице уставился ему в затылок. Вэндем взмолился про себя: «Ради бога, не испорть мне игру!»

Город остался позади, и они выехали на прямую дорогу, уходившую на юг, в пустыню. По левой стороне тянулись поля с ирригационными канавами и посадки деревьев, по правой – стеной стояли гранитные утесы, припорошенные желтовато-коричневой песчаной пылью. Внутри автомобиля была особая, не видимая глазу атмосфера. Вэндем кожей ощущал нервозность Элин, эйфорию Билли и нетерпение Вольфа. Да и сам он чувствовал себя неспокойно. Интересно, Вольф что-нибудь улавливает? Ведь достаточно только повнимательнее посмотреть на водителя, и ему сразу станет ясно, что за рулем находится тот самый человек, который проверял у него документы в поезде. Вэндем уповал на то, что Вольф слишком занят мыслями о своем передатчике.

– Ruh alyaminak, – произнес Вольф.

Вэндем знал, что это означает «поворачивай направо». Впереди он увидел поворот, который, казалось, ведет прямо к скалам. Он притормозил и, повернув, увидел, что дорога идет к проходу между холмов.

Вэндем был удивлен. Согласно карте Ньюмена, дальше по южной трассе находились несколько деревень, а также знаменитый монастырь, а за этими холмами ничего не было – только Западная пустыня. Если Вольф закопал свой передатчик в песке, ему никогда его не найти. Значит, он знает, что делает. «Надеюсь, что это так, – подумал Вэндем, – потому что если планы Вольфа сорвутся, то и у меня ничего не получится».

Дорога пошла вверх, и старенький автомобиль перестал справляться с подъемом. Вэндем несколько раз переключал скорость, пока наконец не одолел подъем на второй передаче. Вокруг была пустыня без каких-либо признаков жизни. Жаль, что они не на джипе. Интересно, им еще долго так ехать? Хорошо бы вернуться назад в Асьют до того, как стемнеет. Боясь обнаружить свое незнание арабского, он не стал задавать Вольфу вопросов.

Дорога превратилась в обычную колею. Вэндем гнал машину по пустыне на предельной скорости в ожидании приказаний от Вольфа. Впереди солнце опустилось до линии горизонта. Через час попалось небольшое стадо овец, пасущихся на маленьком участке, заросшем верблюжьей колючкой, и охраняемых мужчиной и мальчиком. Вольф выпрямился на сиденье и стал оглядываться вокруг.

Вскоре они доехали до пересечения дороги с пересохшим руслом реки. Вэндем поехал вдоль берега.

– Ruh ashshimalak, – приказал Вольф.

Вэндем довернул налево. Грунт был твердый. С удивлением Вэндем увидел людей, палатки и домашних животных. Здесь, в высохшем русле, было спрятано целое поселение. Проехав еще милю, они увидели и объяснение: колодец.

Оголовок колодца был обозначен низкой круглой стеной из глиняных блоков. Четыре грубо обтесанных бревна стояли пирамидой над отверстием колодца, а на них был укреплен примитивный подъемный механизм. Четверо или пятеро мужчин непрерывно поднимали воду, опорожняя ведра в четыре канавы, веером расходящиеся от колодца. Вдоль канав толпились женщины и верблюды.

Вэндем подъехал прямо к колодцу.

– Andak, – сказал Вольф.

Вэндем нажал на тормоз. Обитатели пустыни не отличались любопытством, хотя автомобили они, конечно, видели не часто. Нелегкая жизнь научила их не обращать ни на что внимания, подумал Вэндем. Вольф заговорил по-арабски с одним из мужчин. Они обменялись несколькими фразами. Мужчина указал рукой куда-то вперед. Вольф приказал Вэндему:

– Dughri.

Наконец они доехали до большого лагеря, где Вольф приказал остановить машину. Они увидели стоящие рядом шатры, овец в ограде, нескольких стреноженных верблюдов и несколько очагов для приготовления пищи. Неожиданным и быстрым движением Вольф подался вперед, выключил зажигание и вытащил ключ. Затем, не говоря ни слова, он вышел из машины.

* * *

Исмаил сидел у костра и заваривал чай. Он поднял глаза и сказал: «Мир тебе» таким обычным тоном, как будто Вольф только что вышел из соседней палатки.

– Тебе желаю здоровья и благословения Господа, – проговорил формальное приветствие Вольф.

– Как твое здоровье?

– Благословит тебя Господь. Я здоров, слава богу.

Вольф сел на корточки. Исмаил протянул ему пиалу.

– Возьми.

– Да умножит Бог твое состояние, – сказал Вольф.

– И твое тоже.

Вольф стал пить чай – горячий, сладкий и очень крепкий. Он вспомнил, как с помощью чая восстанавливал свои силы во время перехода через пустыню... всего два месяца назад.

После того как Вольф выпил чай, Исмаил поднял руки к голове и произнес:

– Да благословит Господь твою пищу и питье.

– Воистину!

Покончив с формальностями, Исмаил спросил:

– Что с твоими друзьями?

Он кивнул в сторону автомобиля, нелепо стоявшего среди шатров и верблюдов.

– Они не друзья, – ответил Вольф.

Исмаил кивнул. Он не был любопытен. «Несмотря на вежливые расспросы о здоровье, – подумал Вольф, – кочевников совершенно не интересует жизнь горожан: для них она слишком далека и непонятна».

– Мой ящик все еще у тебя? – спросил Вольф.

– Да.

«Исмаил сказал „да“, но это еще не значит, что ящик у него, – подумал Вольф. – У арабов свой ритм жизни». Вместо того чтобы пойти и принести ящик, Исмаил продолжал сидеть. Он был не способен торопиться. «Быстро» для него означало «в течение нескольких дней», а «немедленно» означало «завтра».

– Я должен сегодня же вернуться в город, – сказал Вольф.

– Ты заночуешь в моем шатре.

– Увы, не могу.

– Тогда разделишь с нами трапезу.

– Еще раз – увы. Солнце уже низко, а мне нужно попасть в город до наступления ночи.

Исмаил печально покачал головой. На лице его было такое выражение, как у доктора, осматривающего безнадежного больного.

– Ты приехал за своим ящиком.

– Да. Пожалуйста, принеси его, брат мой.

Исмаил обратился к мужчине, стоявшему позади, который в свою очередь подозвал юношу, а уж тот послал за ящиком мальчишку. Исмаил угостил Вольфа сигаретой, которую тот из вежливости принял. Они прикурили от тлеющей головни. «Интересно узнать происхождение этих сигарет», – подумал Вольф. Мальчишка принес ящик и подал его Исмаилу. Исмаил указал на Вольфа.

Вольф открыл крышку. Увидев внутри передатчик, книгу и ключ к коду, он испытал чувство огромного облегчения. Во время долгого и скучного путешествия на поезде его эйфория испарилась, но сейчас она вновь охватила его. Он пьянел от чувства собственной значимости и близости победы. К нему опять вернулась уверенность в том, что именно он сыграет в этой победе решающую роль. Он захлопнул крышку. Руки у него дрожали.

Исмаил наблюдал за ним сквозь прищуренные веки.

– Этот ящик имеет важное значение для тебя.

– Он имеет важное значение для всего мира.

Исмаил произнес:

– Солнце встает и заходит. Временами идет дождь. Мы живем, а затем умираем.

Он пожал плечами.

«Ему не дано это понять, – подумал Вольф, – но другие поймут». Он встал.

– Благодарю тебя, брат мой.

– Храни тебя Бог.

Вольф повернулся и зашагал к такси.

* * *

Элин увидела, как Вольф идет к ним с чемоданчиком в руке.

– Он возвращается, – предупредила она. – Что теперь?

– Он захочет вернуться в Асьют, – сказал Вэндем, не глядя на нее. – Эти передатчики не работают от батареек, их надо включать в сеть. Он поедет туда, где есть электричество, а это значит – в Асьют.

– Можно мне сесть рядом с тобой? – спросил Билли.

– Нет, – ответил Вэндем. – Сиди тихо. Уже недолго осталось.

– Я его боюсь.

– Я тоже.

Элин содрогнулась.

– В Асьют, – приказал Вольф, садясь в машину.

Вэндем протянул ладонь, и Вольф отдал ему ключ от зажигания. Вэндем завел мотор и развернул автомобиль.

Они поехали вдоль ложбины, мимо колодца, а затем повернули на дорогу. Элин думала о чемоданчике, который Вольф держал у себя на коленях. В нем были передатчик, книга и ключ к шифру «Ребекка». Абсурд какой-то: из-за этого чемоданчика она рисковала жизнью, а Вэндем рисковал жизнью своего сына. Она чувствовала себя ужасно усталой. Солнце позади них опустилось совсем низко, и все мельчайшие предметы: камни, кустарники, кустики травы – отбрасывали длинные тени. Над холмами, видневшимися впереди, собирались вечерние облака.

– Поезжай быстрее, – потребовал Вольф по-арабски. – Уже темнеет.

Вэндем каким-то образом понял и прибавил газу. Автомобиль трясло и раскачивало на плохой дороге. Через несколько минут такой езды Билли пожаловался:

– Меня тошнит.

Элин обернулась и посмотрела на него. Он побледнел, напрягся и сидел выпрямившись.

– Сбавьте скорость, – сказала она Вэндему и повторила то же самое по-арабски, как будто только что вспомнила, что он плохо знает английский.

Вэндем слегка притормозил, но Вольф приказал:

– Поезжай быстрее. А ты не обращай внимания на мальчишку, – прикрикнул он на Элин.

Вэндем прибавил скорость.

Элин снова взглянула на Билли. Он был белый как полотно и, казалось, был готов расплакаться.

– Ублюдок, – воскликнула она, обернувшись к Вольфу.

– Остановите машину, – попросил Билли.

Вольф промолчал, а Вэндем притворился, что не понимает.

Автомобиль наехал на кочку, подпрыгнул на несколько дюймов и плюхнулся обратно.

Билли пронзительно закричал:

– Папа, останови машину!

Вэндем ударил по тормозам.

Элин швырнуло вперед, но она успела оглянуться на Вольфа.

Долю секунды он пребывал в шоке, переводя глаза с Вэндема на Билли. Непонимание на его лице сменилось удивлением и страхом. Элин поняла, что инцидент в поезде, мальчик-араб на станции и головной убор, скрывающий лицо водителя, замкнулись сейчас в его сознании в одну цепочку, и в ту же минуту он все понял.

Автомобиль, визжа тормозами, стал останавливаться, и сила инерции бросила пассажиров вперед. Вольф восстановил равновесие, быстрым движением обхватил Билли левой рукой и придвинул его к себе. Элин увидела, что правой он залез к себе под рубашку и выхватил нож.

Автомобиль остановился.

Вэндем обернулся, и в тот же самый момент Элин увидела, что его рука скользнула в прорезь галабеи – и замерла там при виде ножа.

Вольф держал лезвие в дюйме от горла Билли, который сидел с широко раскрытыми от страха глазами. Вэндем ошарашенно смотрел на них. В уголках рта Вольфа скользнула улыбка – улыбка сумасшедшего.

– Проклятье прорычал Вольф. – Я чуть было не попался.

Они молча уставились на него.

– Снимите эту дурацкую штуку с головы, – приказал Вольф Вэндему.

Вэндем снял свой головной убор.

– Дайте-ка я угадаю, – с улыбкой произнес Вольф. – Майор Вэндем? – Он, казалось, получал удовольствие от этой сцены. – Хорошо, что я взял с собой вашего сына для своей безопасности.

– Все кончено, Вольф, – заявил Вэндем. – Половина британской армии у вас на хвосте. Я могу обещать вам жизнь или позволить им убить вас.

– Не думаю, что вы говорите правду, – спокойно сказал Вольф. – Вы бы не стали просить армию выступить на поиски вашего сына, боясь, что эти головорезы подстрелят не того, кого надо. Я думаю, что ваше начальство даже не знает, где вы находитесь.

Элин была уверена, что все обстоит именно так, как говорит Вольф, и ее охватило отчаяние. Она не знала, что сейчас будет делать Вольф, но что Вэндем проиграл – это она знала точно. Она взглянула на Вэндема и увидела, что он смотрит на нее глазами побежденного.

Вольф обратился к ней:

– Под этим балахоном на майоре Вэндеме надеты армейские брюки. В одном из карманов этих брюк или на поясе ты обнаружишь пистолет. Возьми его и дай мне.

Элин просунула руку в прорезь галабеи и вытащила револьвер из кармана его брюк. «Откуда Вольф знает? – удивилась она. – Догадался!»

Она взглянула на Вольфа. Для того чтобы взять у нее револьвер, ему надо было выпустить Билли – хотя бы на мгновение, а Вэндем мог воспользоваться этим мгновением.

Вольф, однако, уже все продумал.

– Разломи его пополам – ствол открывается, если нажать. Только смотри не нажми на курок.

Элин начала возиться с револьвером.

Вольф подсказал:

– Там, рядом с барабаном, есть такой замок...

Она нашла замок и разломила револьвер.

– Вынь патроны и выброси их из машины.

Элин выполнила его приказание.

– Положи револьвер на пол.

Она сделала и это.

Вольф, кажется, успокоился. Теперь, как и раньше, единственным оружием на поле боя был его нож. Он обратился к Вэндему:

– Выходите из машины.

Вэндем не двигался.

– Выходите, – повторил Вольф.

Внезапным, но точным движением он дотронулся лезвием ножа до ушной раковины Билли. Появилась капля крови.

Вэндем вышел из машины.

– Садись за руль, – приказал Вольф, обращаясь к Элин.

Она перелезла на водительское место. Выходя, Вэндем не закрыл дверцу машины.

– Закрой дверцу, – велел ей Вольф.

Элин захлопнула дверцу. Вэндем, обессилев, стоял рядом с автомобилем.

– Поехали, – приказал Вольф.

Элин поставила рычаг на нейтральную передачу и повернула ключ зажигания. Мотор зачихал и заглох. «Надеюсь, что навсегда», – подумала она. Она повернула ключ еще раз, но стартер не проворачивался.

Вольф сказал:

– Когда поворачиваешь ключ, нажимай на педаль газа.

Она сделала так, как он сказал, и мотор завелся.

– Поехали, – скомандовал Вольф.

Машина тронулась с места.

– Быстрее!

Элин переключила скорость.

Взглянув в зеркало, она увидела, что Вольф убрал нож в ножны и отпустил Билли. Ярдах в пятидесяти позади на дороге застыл Вэндем – черный силуэт на фоне закатного неба. Он стоял совершенно неподвижно.

– У него же нет воды! – воскликнула Элин.

– Это точно, – ответил Вольф.

И вдруг Билли точно взбесился.

– Вы не можете его так оставить! – закричал он пронзительно.

Она обернулась, забыв о дороге. Билли набросился на Вольфа, как дикая кошка, царапаясь, молотя кулаками и брыкаясь; он продолжал выкрикивать какие-то бессвязные слова; лицо его исказилось гневом, и все тело дергалось, как в припадке. Вольф, который расслабился, думая, что опасность миновала, был застигнут врасплох. На тесном сиденье он не мог как следует замахнуться, чтобы ударить мальчика, поэтому он поднял руки, защищая лицо, и стал отталкивать Билли от себя.

Пока Элин оборачивалась, машину занесло, и теперь переднее левое колесо съехало с дороги в песчаный кювет. Она попыталась вырулить обратно, но машина уже не слушалась руля. Она ударила по тормозам, и от этого машина пошла юзом. Впереди была глубокая канава. Машина на большой скорости ударилась о препятствие с такой силой, что Элин высоко подбросило на сиденье. Опустившись на него снова, она случайно наступила ногой на педаль газа. Машина рванулась вперед, и ее снова занесло, только уже в другую сторону. Боковым зрением Элин видела, что Вольф и Билли продолжают возню на заднем сиденье. Автомобиль съехал с дороги и ткнулся в мягкий песок. Она заметила, что песок стремительно приближается к ее лицу, и поняла, что машина переворачивается. Стараясь удержаться, Элин ухватилась одной рукой за рулевое колесо, а другой – за рычаг передач. Машина, однако, не перевернулась кверху днищем, а упала набок, как монета, воткнувшаяся ребром в песок. Элин выпустила рычаг передач и сползла в сторону дверцы, еще раз ударившись головой. Наступила тишина.

Она встала на четвереньки, держа в руке обломок рычага передач, и посмотрела на заднее сиденье. Вольф лежал сверху на Билли. Вдруг он зашевелился.

А она надеялась, что он мертв.

Билли, кажется, был без сознания.

Элин, прижатая к боковому стеклу, никак не могла сориентироваться.

Вольф уперся ногами в левую заднюю дверцу, всем своим весом навалился на пол машины и стал ее раскачивать. Наконец автомобиль наклонился и с грохотом встал на все четыре колеса. У Элин все плыло перед глазами. Вольф открыл дверь и выбрался наружу. Стоя на песке в скрюченной позе, он выхватил нож. В этот момент Элин увидела приближающегося Вэндема.

Держась за сиденье, она смотрела на происходящее. Двигаться Элин не могла из-за сильного головокружения. Она заметила, что Вэндем пригнулся, готовясь к прыжку и прикрываясь руками от возможного удара. Лицо у него было красное, и он тяжело дышал: все это время Вэндем бежал за машиной. Противники стали двигаться по кругу. Вольф слегка прихрамывал. На горизонте зависло солнце, как огромный оранжевый шар.

Вэндем дернулся вперед, но затем остановился в нерешительности. Вольф нанес удар ножом, но непонятное движение Вэндема сбило его с толку, и удар прошел мимо. Вэндем ударил кулаком, и Вольф отшатнулся. Элин увидела, что из носа у Вольфа течет кровь.

Затем они снова пошли по кругу, как боксеры на ринге. Вэндем опять рванулся вперед. На этот раз Вольф сумел уклониться от удара. Вэндем нанес удар ногой, но Вольф был уже вне досягаемости. Блеснул нож, и Элин увидела порез на брюках Вэндема. Вольф ударил еще раз, но Вэндем успел отскочить. На его штанине расплывалось темное пятно.

Элин взглянула на Билли. Мальчик лежал на полу с закрытыми глазами. Положив его на сиденье, Элин не смогла определить, жив он или мертв. Она дотронулась до его лица. Он не шевелился.

– Билли, – простонала она, – о, Билли!

Выглянув из машины, она увидела Вэндема, опустившегося на одно колено. Его левая рука безжизненно повисла, а плечо было темным от крови. Защищаясь от следующего удара, он выставил перед собой правую руку. К нему приближался Вольф.

Элин выпрыгнула из автомобиля. В руках она все еще сжимала металлический обломок рычага передач. Вольф уже занес руку с ножом для удара. Глядя в спину Вольфа, она помчалась на него, спотыкаясь. Вольф нанес удар. Вэндем, дернувшись в сторону, уклонился, и лезвие прошло мимо. Элин взмахнула металлическим штырем и изо всех сил ударила им Вольфа по затылку. Какое-то мгновение он стоял совершенно неподвижно.

– О боже, – взмолилась Элин.

Затем она ударила его еще раз и еще.

Он рухнул на песок.

Элин нанесла еще один удар.

Потом она выронила свое оружие и опустилась на колени рядом с Вэндемом.

– Неплохая работа, – похвалил он слабым голосом.

– Ты можешь встать?

Он оперся на ее плечо и поднялся на ноги.

– Рана не такая страшная, как кажется, – успокоил ее он.

– Дай я посмотрю.

– Потом. Сначала помоги мне вот с этим.

Здоровой рукой он взял Вольфа, лежащего без сознания, за щиколотку и потащил его к машине. Элин помогала ему, ухватив Вольфа за руку. Подтащив его безжизненное тело к машине, Вэндем взял его руку и положил ее на порожек, ладонью вниз. Затем он поднял ногу и опустил ее вниз на локоть Вольфа. Раздался хруст. Элин побелела.

– Это для того, чтобы у нас не возникли проблемы, когда он очухается.

Вэндем просунул голову в салон и положил ладонь Билли на грудь.

– Жив, – обрадовался он. – Слава богу.

Билли открыл глаза.

– Все в порядке, – сказал ему Вэндем.

Глаза Билли опять закрылись.

Вэндем сел за руль.

– Где рычаг передач?

– Отломился. Это им я била его по голове.

Вэндем включил зажигание. Машина дернулась.

– Она еще на скорости.

Он нажал сцепление и снова повернул ключ. Мотор заработал. Вэндем медленно отпустил сцепление, и машина тронулась с места. Затем он заглушил мотор.

– Мы на колесах, – сообщил он. – Нам здорово повезло!

– Что будем делать с Вольфом?

– Засунем его в багажник.

Вэндем еще раз посмотрел на Билли. Он уже пришел в сознание, и глаза его были открыты.

– Как дела, сынок? – спросил Вэндем.

– Извини, – сказал Билли, – меня тошнило, и я не мог ничего поделать.

Вэндем взглянул на Элин.

– Тебе придется сесть за руль, – попросил он.

Глаза его были полны слез.

Глава 10

Внезапно раздался рев близко летящих самолетов. Ром-мель взглянул вверх и увидел британские бомбардировщики, вылетающие из-за ближайшей гряды холмов. В армии их называли «партийными митингами», потому что их боевые порядки в точности повторяли построения военно-воздушных парадов в Нюрнберге в предвоенные годы.

– В укрытие! – закричал Роммель и нырнул в ближайший окоп.

Шум был такой сильный, что слух уже отказывался воспринимать, его. Роммель лежал в укрытии, закрыв глаза. У него болел живот. Ему прислали врача из Германии, но он знал, что единственное лекарство, которое может помочь ему сейчас, – это победа. Он сильно похудел: мундир висел на нем, как на вешалке, и воротнички форменных рубашек стали велики. Он начал быстро лысеть, и волосы его во многих местах посеребрила седина.

Сегодня было 1 сентября, и все вышло чертовски нескладно. То самое слабое место в оборонительной линии союзников оказывалось все более похожим на засаду. Там, где минные поля должны были быть редкими, обнаруживались плотно заминированные участки; вместо твердого грунта – зыбучие пески; а линия Алам Хальфа Ридж оказывала мощное сопротивление, вместо того чтобы стать быстрой добычей германских сил. Вся стратегия Роммеля, разведка и данные агента – все это ни к черту не годилось.

Бомбардировщики пролетели у него над головой. Ром-мель выбрался из укрытия. Его адъютанты и другие офицеры тоже вышли из укрытия и собрались вокруг него. Он посмотрел в бинокль на то, что творилось в пустыне. Множество боевых машин стояли в песках и горели как факелы. «Если неприятель пойдет в атаку, – подумал Роммель, – мы сможем вступить с ним в бой». Но союзники окопались и не думали высовываться, продолжая прямой наводкой уничтожать его танки.

Все летело к черту! Передовые части его сил не дошли всего пятнадцать миль до Александрии и были остановлены. «Пятнадцать миль. Еще пятнадцать миль, и Египет был бы моим», – подумал Роммель. Он обвел взглядом собравшихся вокруг него офицеров. Как всегда, выражение их лиц повторяло его собственное. На них было написано: «Поражение».

* * *

Он знал, что видит это в кошмарном сне, но не мог заставить себя проснуться.

Камера размером шесть на четыре фута – половину ее занимала койка. Под койкой стояла параша. Стены – из гладкого серого камня. С потолка на голом проводе свисала маленькая электрическая лампочка. В одном конце камеры была дверь, в другом – маленькое квадратное оконце чуть выше уровня глаз – в него видно ярко-голубое небо.

Он подумал: «Я скоро проснусь, и все будет нормально. Я открою глаза, и рядом со мной на шелковой простыне будет лежать красивая женщина. Я буду трогать ее груди, – при этих мыслях его охватило желание, – она проснется и поцелует меня, и мы будем пить шампанское...» Эта картина, однако, не удержалась в его спящем мозгу и снова сменилась видением тюремной камеры. Где-то рядом тяжело бухал барабан, и, повинуясь его ритму, снаружи маршировали солдаты. Этот барабанный бой леденил ему душу – бум-бум, бум-бум; барабан и солдаты, и тесные серые стены камеры, и этот далекий, дразнящий квадратик голубого неба – им овладел такой страх, что он заставил себя проснуться и открыть глаза.

Непонимающим взглядом он обвел пространство вокруг себя. Это был не сон – он уже не сомневался в этом, – он проснулся, но вокруг была та же самая тюремная камера: шесть на четыре фута, и половину ее занимала койка, на которой он лежал. Он встал и заглянул под койку. Там стояла параша.

Вольф выпрямился, а затем спокойно и методично стал биться головой о стену.

Иерусалим, 24 сентября 1942 г.

Моя дорогая Элин!

Сегодня я ходил к Западной Стене, которую еще называют Стеной Плача. Я стоял перед ней вместе с другими единоверцами и молился. Я написал квитлах и опустил его в щель в стене. Да примет Господь мою просьбу!

Иерусалим – одно из самых красивых мест в мире. Конечно, я живу кое-как, сплю на матраце на полу в маленькой комнатке на шестерых. Иногда мне удается подработать – я подметаю пол в мастерской, куда один из моих товарищей по комнате носит доски для плотников. Я очень беден, как всегда, но зато я в Иерусалиме, а это лучше, чем быть богатым и жить в Египте.

Через пустыню я перебрался в британском военном грузовике. Меня спросили, что бы я делал, если бы меня не подвезли, и я сказал, что собирался идти пешком. Думаю, что они посчитали меня сумасшедшим. Однако это – самое разумное из того, что я сделал в жизни.

Должен сообщить тебе, что я умираю. Болезнь моя неизлечима, и доктора не помогут, даже если бы у меня были деньги, чтобы их нанять. Осталось мне жить несколько недель, может быть, пару месяцев. Не горюй. Я никогда не был так счастлив в своей жизни, как сейчас.

Хочу сказать тебе, что я испросил в своей записке Господу. Я просил Бога ниспослать счастья моей дочери Элин. Я верю, что он исполнит мою просьбу.

Прощай.

Твой отец.

Копченый окорок был нарезан тонкими, как бумага, ломтиками, которые потом свернули в тонкие трубочки. Булочки домашней выпечки, свежие, как само утро; баночку картофельного салата с настоящим майонезом и хрустящими кружочками лука; бутылку вина, бутылку содовой, пакет с апельсинами и пачку его любимых сигарет – все это Элин начала упаковывать в корзинку для пикника.

Не успела она закрыть крышку, как в дверь постучали. Она пошла открывать, на ходу снимая фартук.

В комнату вошел Вэндем, закрыл за собой дверь и поцеловал Элин. Он обнял ее и крепко прижал к себе, и, хотя ей было немножко больно, она не говорила ему об этом – они ведь чуть не потеряли друг друга, но теперь, когда они снова вместе, чувство взаимной благодарности переполняло их.

Они прошли на кухню. Вэндем приподнял корзинку и воскликнул:

– Господи, что здесь такое – бриллианты королевской фамилии?

– Какие новости? – спросила Элин.

Он знал, что она спрашивает о событиях на фронте.

– Немецко-фашистские силы отступают по всему фронту – я цитирую.

«Последние дни он совсем не нервничает, – радостно подумала она. – Он даже разговаривает по-другому. В волосах появились проблески седины, но он много смеется».

– Я думаю, что ты из тех мужчин, которые становятся красивее с возрастом, – сказала Элин.

– Посмотрим, что ты скажешь, когда у меня выпадут зубы!

Они вышли на улицу. Небо было таким темным, что у Элин вырвался возглас удивления.

– Конец света, – произнес Вэндем.

– Я такого никогда не видела!

Сев на мотоцикл, они отправились к Билли в школу. Еще больше потемнело. Когда они проезжали мимо отеля «Шепард», упали первые капли дождя. Элин увидела, как египтянин на тротуаре покрывает свою феску носовым платком. Капли были необычного размера – каждая оставляла большое мокрое пятно на ее платье. Вэндем сделал разворот и остановился у входа в гостиницу. Не успели они соскочить с мотоцикла, как небеса разверзлись.

Они стояли под козырьком у входной двери и смотрели на грозу. Количество низвергавшейся с неба воды казалось невероятным. Прошли минуты, и придорожные канавы превратились в настоящие реки. Мостовая была сплошь залита потоками воды. На противоположной стороне улицы владельцы лавок шлепали по воде, закрывая наружные ставни. Автомобильное движение остановилось.

– В этом городе нет системы дренажа, – сказал Вэндем. – Вся вода потечет прямо в Нил. Смотри.

Улица превратилась в сплошной поток.

– А мотоцикл? – спросила Элин.

– Черт, да его просто смоет, – воскликнул Вэндем. – Надо прикатить его сюда.

На мгновение заколебавшись, он выбежал на тротуар, схватил за рукоятки мотоцикл и покатил его по воде к ступенькам гостиницы. Когда он вернулся обратно, одежда на нем была мокрой насквозь, а волосы прилипли к голове, как будто его окатили из ведра. Увидев его, Элин рассмеялась.

Дождь долго не кончался. Элин спросила:

– А как быть с Билли?

– Школьников не отпустят, пока дождь не кончится.

Они зашли в гостиницу чего-нибудь выпить. Вэндем заказал шерри: он поклялся не притрагиваться к джину и уверял Элин, что это ему удается.

Наконец гроза прошла, и они вышли наружу, однако им пришлось ждать, пока сойдет вода. Вышло солнце, и на мостовой осталось не более дюйма воды. Водители начали заводить свои машины. Мотоцикл не успел сильно промокнуть и сразу завелся.

От жаркого солнца над мокрыми мостовыми появился пар. Билли ждал их около школы.

– Ну и гроза! – воскликнул он возбуждение и сел на мотоцикл между Вэндемом и Элин.

Они выехали в пустыню. Держась, чтобы не упасть, и полуприкрыв глаза от ветра, Элин не заметила произошедшего чуда, пока Вэндем не остановил мотоцикл. Они спрыгнули на землю и замерли, потеряв дар речи.

Пустыня была покрыта сплошным ковром из цветов.

– Ясное дело – дождь, – растерянно произнес Вэндем. – Однако...

Откуда-то взялись мириады крылатых насекомых. Бабочки и пчелы бодро перелетали с цветка на цветок, собирая нежданный урожай.

– Семена, наверное, давно лежали в песке в ожидании такого дня, – предположил Билли.

– Точно, – согласился Вэндем. – Семена лежали тут годами в ожидании такого чуда.

Цветки были совсем крошечные, но очень яркие. Билли сделал несколько шагов и нагнулся, чтобы рассмотреть их поближе. Вэндем обнял Элин и поцеловал ее, сначала в щеку, а затем они слились в долгом, нежном поцелуе.

Наконец она вырвалась смеясь.

– Ты вгонишь Билли в краску.

– Ему придется к этому привыкать, – ответил Вэндем.

Элин перестала смеяться.

– Правда?! – прошептала она. – Правда?

Вэндем улыбнулся и снова поцеловал ее.