Константин Дроздов

СВАСТИКА В АНТАРКТИДЕ

Бессмертные — смертны, смертные — бессмертны; смертью друг друга они живут, жизнью друг друга они умирают.

Гераклит Эфесский

Пролог

Тонкие ноздри Великого Осириса дрогнули — запах свежей крови доставлял ему удовольствие. Сет отвел взгляд от лица своего командира и снова взглянул на выжженную солнцем площадь у основания зиккурата, на вершине которого они стояли. На идеально отшлифованных плитах ровными рядами теснились шеренги плечистых геноргов. Час назад по знаку своего создателя и божества они начали жестокий ритуал. Один за другим атлеты в набедренных повязках направлялись к подножию широкой лестницы, чтобы собственной смертью доказать свою преданность повелителю.

Как только тело очередного добровольного самоубийцы падает в кровавую лужу, стройную шеренгу покидает следующий воин. Безмолвно подойдя к распростертому телу, генорг резким движением выдергивает сталь из обмякшей плоти своего товарища. Крупные темные капли веером разлетаются вокруг. И вот который по счету верный слуга с окровавленным клинком в сильной руке поднимает глаза вверх. Туда, где заканчивается лестница и где возвышаются два золотоглазых гиганта в белых одеждах. Затем быстрым и точно рассчитанным движением воин по самую рукоять вонзает нож себе в сердце и новой жертвой падает на скользкие от крови плиты, уже неспособные впитывать такое ее обилие.

— Это самая преданная, самая жестокая армия во Вселенной, Сет, — не поворачивая головы и продолжая наблюдать за умирающими геноргами, произнес Осирис. — Они действительно любят своего создателя и готовы беспрекословно умереть ради него. С такой армией я сломлю любое сопротивление и завоюю любой мир.

— Твои соратники не менее преданы и верны тебе, Великий Командор.

— Не все, мой друг. Я уверен лишь в Исидо и в тебе. Сделав геноргов еще более сильными и неуязвимыми, мы вместе поведем наших новых воинов к звездам.

— Для меня большая честь участвовать в вашей миссии, мой командор.

— Я знаю, Сет. — Голос Осириса оставался спокойным и ровным. — Но прежде ты поможешь мне очистить «Молох» от тех, кто может дрогнуть и предать нас. Убей Ро. Я знаю, что он тебе друг. Но мне он — враг.

Взмахом руки Осирис остановил разворачивающееся на площади действие. Солдаты-генорги замерли в ожидании следующей команды. Командор посмотрел на Сета. Свет заходящего за кроны джунглей солнца придавал глазам Осириса кроваво-красный оттенок.

— Что скажешь, Сет?

Глава 1

Приглашение профессора Хорста стало для меня неожиданностью. Несмотря на то что когда-то Герман Хорст был другом моего отца, я не видел его уже лет семь-восемь и даже представления не имел о том, чем он сейчас занимается. Единственное, что мне врезалось в память с юношеских времен, так это его жаркие споры с отцом на темы археологии и искусства. После смерти отца Хорст исчез из моей жизни, и больше я о нем ничего не слышал. Но сегодня утром мой начальник — оберштурмбаннфюрер СС Хабих вызвал меня в свой кабинет и, стараясь не смотреть в глаза, протянул конверт с пометкой «Эрику фон Рейну — лично». Я попытался тут же вскрыть пакет, но Хабих поспешно остановил меня:

— Нет-нет — вскроете и прочитаете у себя в кабинете.

Обычно вальяжный и самоуверенный, он явно был чем-то озабочен, хотя и старался этого не показывать.

— Слушайте, Эрик, в последнее время вы много работаете. Возьмите-ка сегодня выходной.

Слышать это было несколько странно, учитывая то, что все происходило в точности до наоборот. И все же я поблагодарил начальство и направился в свой кабинет.

Присев за стол с ворохом штабных бумаг, я аккуратно надорвал конверт. В конверте был лишь адрес, напечатанный на машинке, и подпись от руки: «Герман Хорст». Ничего особенного. Хотя нет, особенность была — не указаны время и дата. Исходя из этого, я решил, что приглашение может подождать. Прежде будет нелишним перекусить в любимом кафе на Бергманштрассе, а затем заглянуть в пару букинистических лавчонок.

Как и планировал, к усадьбе профессора в отдаленном пригороде Берлина я подъехал на своем «Опеле» около трех часов дня. Территорию владений огораживал глухой, почти трехметровый, забор. У въездных ворот меня встретил человек хотя и в штатском платье, но с военной выправкой. Бросив короткий взгляд на мое лицо, он тем не менее долго изучал предъявленные документы. Наконец охранник кивнул и, вернув пропуск, сделал шаг назад.

Через пару сотен метров, в глубине сада, передо мной оказался шлагбаум. На этот раз мои документы проверяли уже двое в штатском, но оба как две капли похожие на первого — хмурые лица с маленькими, сверлящими глазками.

«Надо же, — с иронией подумал я, — дядя Герман, оказывается, стал какой-то „шишкой“. А может быть, уже готовится к приходу коммунистов?»

Наконец я подкатил к крыльцу небольшого двухэтажного особняка. Постройка была весьма изящной, живописно утопающей в зелени. Выйдя из машины, я оглядел обширный сад. Пожелтевшая листва начала облетать. Легкий ветер лениво раскачивал кроны, и они тихо шелестели. Воздух был сладковатым и густым. По вечернему небу неторопливо, чуть заметно, плыли плотные белые облака. У меня возникло странное ощущение остановки времени. Я вдруг почему-то подумал, что этот теплый октябрьский день 1942 года запомнится мне навсегда, что он станет особым. Внезапный порыв ветра сорвал с деревьев пеструю стаю листвы и, свернув ее в легкую спираль, небрежно погнал по дорожкам сада. Мысленно отмахнувшись от странного наваждения, я подошел к крыльцу особняка и быстро поднялся по светлым ступеням широкой лестницы. Створки высоких дверей распахнулись прежде, чем я их коснулся, и предо мною предстал улыбающийся Герман Хорст в домашнем халате.

— Эрик, дорогой мой, я тебя совсем заждался. Проходи же, проходи же скорей. — Профессор положил мне руки на плечи и, притянув к себе, обнял.

Я несколько опешил. Конечно, когда-то дядя Герман учил меня играть в карты, рассказывал свои версии происхождения египетских пирамид, а иногда и весьма забавные анекдоты, но… Он вел себя так, будто мы расстались только вчера. Впрочем, высокий и плотный, с тщательно причесанными волосами, он за прошедшие годы почти не изменился, только стал почти совсем седым. А ведь ему должно быть уже за шестьдесят.

Хорст схватил меня крепкой рукой под локоть и потащил в гостиную. Усадив мою персону в кресло у небольшого столика, он тут же откупорил уже приготовленную бутылку французского коньяка и разлил ароматную темную жидкость по бокалам.

— Отлично выглядишь, Эрик, офицерская форма на тебе сидит как влитая. Образец немецкого офицера. Ты очень похож на своего отца. В те редкие дни, когда он надевал мундир, с него можно было картины писать.

Я хотел было вежливо прервать старика, как вдруг мой взгляд упал на небрежно наброшенный на спинку дальнего кресла китель со знаками различия группенфюрера СС. Слова застряли у меня в горле. Я поставил рюмку с коньяком на стол.

— Да, Эрик, это мой мундир, но я хочу, чтобы ты по-прежнему называл меня «дядя Герман». Даже при посторонних, — перехватил мой взгляд Герман Хорст.

«Ну, уж это вряд ли, господин генерал», — подумал я смущенно.

— Ты, Эрик, для меня как сын. И хотя я тебе не родной дядя, я хочу, чтобы ты считал меня если не близким родственником, то хотя бы своим другом.

Видимо, некоторое недоумение достаточно ясно отразилось на моем лице, и Хорст поспешил продолжить:

— Да, меня не было с тобой рядом много лет, но… я был так увлечен проектом, у основ которого стоял и твой отец. Ты вправе обижаться, но… прошу простить меня. Как только я узнал, что ты на Восточном фронте, под Демянском, я сразу же устроил твой отзыв из района боевых действий и назначение в Штаб.

— Восточный фронт был не только моим профессиональным долгом, но и моим добровольным выбором, — недовольно буркнул я.

— Да-да, Эрик, я знаю, что ты никогда не был трусом, но я также знаю, я чувствую, что у тебя другое предназначение. — Герман Хорст умолк, грея бокал с коньяком в руке. Я же подумал: «Свое предназначение я два года испытывал на фронте и до сих пор не могу понять, как остался жив. Нет, не зря ты пригласил меня, дядя Герман. Ты что-то задумал».

Группенфюрер внимательно посмотрел на меня, будто раздумывая, продолжать ли. Я сидел с непроницаемым лицом и молчал.

Хорст наконец-то пригубил коньяк и медленно, как-то вдруг подсевшим голосом произнес:

— Эрик, что ты знаешь об «Аненербе»?

— Немного. Организация, созданная при личной поддержке рейхсфюрера СС Гиммлера в 1935 году. Если не ошибаюсь, в структуру СС «Аненербе», уже как научный институт, вошел в 1937 году и опять же по инициативе рейхсфюрера, который занял пост президента. Административное управление возложено на штандартенфюрера СС Вольфрама Зиверса, научное руководство — Вальтер Вюст. Насколько я знаю, основная задача «Аненербе» сводится к изучению древнегерманской истории и наследия предков, поиску и сохранению данных, подтверждающих исключительность арийской расы, то есть археологическая и архивная работа. С 1941 года общество включено в личный штаб рейхсфюрера и ныне является чем-то вроде научно-исследовательского подразделения СС. Судя по режиму секретности, занимается весьма интересными вопросами, но мне об этом ничего не известно.

— Это всего лишь вершина айсберга, мой мальчик. — Дядя Герман поднялся и, обойдя свое кресло вокруг, облокотился о его спинку. — «Аненербе» — это не просто военно-научный институт, а целая сеть институтов по всей стране, ведущая сотни проектов, касающихся медицины, истории, биологии, эзотерики, астрономии, разработки новых военных технологий и даже… — Группенфюрер внезапно замолчал и снова сел в кресло. Не спеша сделал очередной глоток коньяка и, задумчиво глядя куда-то в сторону, произнес: — Мне очень нужен помощник. Это должен быть физически развитый, имеющий хорошую военную подготовку, а главное, сообразительный, умеющий быстро, а порой и неординарно думать и действовать офицер. И еще — это должен быть человек, которому я могу доверять. Я говорю о тебе, Эрик.

— Дядя Герман, на Восточном фронте сложная ситуация. Берлин бомбят. Думаю, что мне как солдату место в действующих частях.

— Эрик, поверь мне, что та работа, которую я предлагаю, не менее важна и опасна, чем труд солдата на поле боя. Возможно, что именно тот проект, над которым я работаю, сделает Германию величайшей державой мира, даст нам в руки новое, абсолютное оружие, которое сделает войну с рейхом бесполезной. Фюрер возлагает большие надежды на «Аненербе». Гиммлер лично изучал твою кандидатуру, и приказ о твоем назначении в «Аненербе» уже подписан.

— Черт! — взвился я, забыв о приличиях. — Как вы могли так поступить со мной! Даже не спросили моего согласия!

— Если завтра утром ты не приедешь в штаб-квартиру «Аненербе» на Пюклерштрассе, приказ будет аннулирован. Ты продолжишь работу в Штабе или в любом другом месте по своему усмотрению, но все же хорошенько подумай над моим предложением.

— Расскажите о проекте, — выдержав паузу, все-таки попросил я.

— Сейчас не могу, высшая степень секретности. Только завтра, на Пюклерштрассе, но уверяю, что равнодушным это тебя не оставит. — Хорст улыбнулся.

Я вспомнил свой последний бой под Демянском. Дивизия СС «Мертвая голова» завязла в «котле». Мотострелковый батальон дивизии, в составе которой находилась и моя рота, окопался на небольшой, но важной высоте, которую командование Красной Армии решило отбить во что бы то ни стало. Красноармейцы шли нескончаемыми волнами несколько суток. Мы грамотно закрепились и косили их автоматными и пулеметными очередями, практически не целясь. Оружейные стволы не остывали. Вскоре все подножие холма было густо усеяно телами советских солдат, но командиры и комиссары гнали и гнали их под наш огонь. И они шли. И умирали под градом пуль, а раненые пытались доползти и рухнуть в немецкие окопы с прижатой к груди гранатой. И хотя наши потери были невелики, к концу второй недели обороны бои измотали нас до предела. Боеприпасы подходили к концу, а холодный март выморозил все окопы и землянки. Наконец, командование дало разрешение ночью оставить позиции. Но, как только сумерки начали сгущаться, на нас обрушился очередной штурм, который закончился рукопашной схваткой. Патроны в моих «МП-40» и «парабеллуме» кончились довольно быстро, и мне пришлось орудовать солдатским тесаком. На каждого из нас приходилось до десятка красноармейцев. С сумашедшими глазами они бросались на меня, и я резал и колол их направо и налево, превратившись в обезумевшее от страха и желания выжить существо. Один из вражеских солдат, даже получив удар клинком в самое сердце, пытался все сильнее сдавить неослабевающими пальцами мое горло, и мне приходилось пронзать его тело еще и еще. В той схватке полегла почти вся моя рота, в живых осталась всего дюжина гренадеров. От батальона уцелело не более полусотни солдат. Мне повезло — отделался осколком гранаты в бедре. После этого боя я понял, насколько опасна война с Советским Союзом, с его безумной коммунистической идеологией и одурманенными ею огромными людскими ресурсами, которые без сожаления и счета кидались в топку войны. Наша тактика и стратегия захлебывались под натиском их бесконечных штрафных рот. Это была не та война, на которую рассчитывал Гитлер. Это уже был не блицкриг. Будущее Германии, а с ним и мое лично уже не казалось ясным. Да и был ли путь войны правильным? Сомнения начали мучить меня. Может быть, работая в «Аненербе», я найду ответы на свои вопросы.

— Я согласен, господин группенфюрер.

— Замечательно, Эрик. Завтра утром я жду тебя в штаб-квартире.

На следующее утро я прибыл в штаб-квартиру «Аненербе», расположенную в Далеме, — престижном районе Берлина. Ожидавший у входа унтер-офицер проводил меня в кабинет, где за круглым столом уже расположилось несколько офицеров СС. Одним из них был Герман Хорст. Рядом с ним, закинув ногу на ногу, сидел штандартенфюрер СС Зиверс, которого я ранее неоднократно видел в Штабе СС на Принц-Альбрехтштрассе. Сидевший дальше всех худощавый оберштурмбаннфюрер лет сорока в хорошо подогнанной форме являлся деканом Мюнхенского университета, а по совместительству научным руководителем «Аненербе» Вальтером Вюстом. У зашторенного окна примостился еще один офицер — незнакомый мне оберштурмбаннфюрер СС плотного телосложения, с ежиком короткой стрижки на правильной формы черепе. Прищурившись, он рассматривал меня сквозь густой сигаретный дым.

Хорст, поднявшись из-за стола, представил меня как своего нового помощника, не забыв кратко упомянуть мой боевой путь в составе дивизии СС «Мертвая голова». Вюст, выйдя из-за стола, первым пожал мне руку:

— Рад приветствовать в наших рядах столь блестящего офицера.

— Обращайтесь ко мне по любому вопросу и в любое время, гауптштурмфюрер, — улыбнулся Зиверс и тоже подал мне руку.

Четвертым офицером, находившимся в комнате, оказался командир специального батальона СС по охране карстов и пещер Ганс Брандт.

— Вы будете числиться в моем батальоне, гаупт-штурмфюрер. В ходе вашей работы с группенфюрером вам наверняка понадобятся преданные рейху и фюреру специалисты из числа снайперов, подрывников и разведчиков. Они в вашем распоряжении, — хмуро сказал Брандт, потушив сигарету, и стиснул мне руку словно тисками.

Принесли кофе, и мы расселись за столом. Вюст, как мне показалось, нервно хрустнул пальцами. В комнате повисла тишина, каждый сделал по глотку горячего напитка. Кофе был хорош — густой и ароматный.

— Проект, в котором вы будете заняты, очень серьезен, гауптштурмфюрер, — Вюст уставился мне в глаза. — Считайте его личным проектом фюрера.

Сделав паузу, Вюст отвел взгляд в сторону и продолжил уже несколько тише и спокойнее:

— Многое из того, что вы увидите, поначалу может показаться вам невероятным и невозможным, но вы должны понять: все, что мы знаем об этом мире, — всего лишь набор версий, предположений и выводов, исходящих из предпосылок, которые не всегда оказываются верными. Только время, которое, в свою очередь, также изменчиво и непредсказуемо, может дать нам возможность понять…

Телефонный звонок прервал оберштурмбаннфюрера. Он поднял трубку, после чего долго и внимательно слушал человека на том конце провода. Положив ее спустя несколько минут обратно на телефонный аппарат, Вюст сообщил, что его срочно вызывает рейхсфюрер Гиммлер. Все стали расходиться. Я, так и не получив ответа на свои вопросы, направился вместе с Хорстом к выходу на улицу. Спускаясь по лестнице, я подумал: «Черт, о чем это они все толкуют? Надо поговорить с Хорстом — не пора ли прекратить ходить вокруг да около и разъяснить мне все как есть. Как бы мне не пришлось пожалеть о своем месте в штабе».

Группенфюрер, видя мое состояние, похлопал меня по плечу и сказал:

— Терпение, мой друг. Всему свое время. Сейчас отправляйся домой и приготовь дорожную сумку. Завтра едем в Мюнхен.

Я снова мысленно чертыхнулся.

По пути домой я решил попрощаться с Вилли. Его небольшой книжный магазинчик располагался в маленьком переулке недалеко от Принц-Альбрехтштрассе. Вилли Маттес получил тяжелое ранение осенью 1941 года под Ленинградом. Взрывом гранаты ему раздробило кисть правой руки, и на этом его военная карьера закончилась. Вилли стал торговать, и довольно успешно, книгами в магазинчике отца.

Как только Вилли увидел меня, то сразу приветственно махнул рукой:

— Эрик, наконец-то ты зашел. Ты сегодня угощаешь! Я нашел для тебя замечательное и весьма редкое издание Шекспира.

Вилли как-то очень быстро превратился в сугубо гражданского человека. В мешковатом костюме, в очках с круглыми линзами он напоминал школьного учителя. Даже походка изменилась. О боевом прошлом напоминала только рука в кожаной перчатке и шрам на шее, выглядывающий из-под воротника. А ведь в дивизии «Мертвая голова» он был одним из лучших молодых офицеров.

Мы отправились в свой любимый ресторанчик в том же самом переулке, где и заказали по кружке превосходного баварского пива.

— Я пришел попрощаться, Вилли. Получил новое назначение и завтра утром еду в командировку.

Вилли отодвинул кружку с пивом.

— Черт, Эрик, опять на фронт?

— Нет, нечто иное. Буду работать под крылышком Германа Хорста. Помнишь, я рассказывал тебе о нем — друг отца, археолог и исследователь древнеарийской культуры. Сейчас он в «Аненербе». Занимается тем же самым. Буду вместе с ним копаться в земле и шуршать бумагой в архивах.

Вилли задумчиво снова потянулся к кружке пива, но, так и не отхлебнув, поставил обратно на стол.

— «Наследие предков»?

Я кивнул, а Вилли почему-то погрустнел. Дальше разговор не клеился — я все время думал о том, что меня ждет в «Аненербе», а Маттес продолжал находиться во внезапно охватившем его состоянии мрачной задумчивости. Тем временем группа офицеров вермахта за соседним столиком затянула песню о неотвратимости победы германского оружия.

— Ты не думаешь, Эрик, что мы завязнем во всех этих войнах? — вдруг после затянувшегося молчания спросил Вилли.

— Мы уже завязли, Вилли.

Прослушав в исполнении нестройного хора еще парочку военных песен и допив пиво, мы вышли на улицу.

— И все же когда ты снова будешь в Берлине?

— Не знаю, Вилли. Главное, ты никуда не пропадай, и я тебя найду.

Расставались мы с чувством грусти и какой-то недосказанности. Может, это и к лучшему — нам придется обязательно встретиться вновь, чтобы договорить.

Глава 2

Мюнхен встретил хмурым серым небом и промозглой погодой. Накрапывал мелкий дождь. У вокзала нас с Хорстом уже ждал черный «Хорьх». Водитель в штатском поставил наши дорожные сумки в багажник, и мы разместились в просторном салоне автомобиля.

— На полигон, — бросил группенфюрер шоферу и, сняв фуражку, провел рукой по седым волосам.

— Сегодня, Эрик, ты увидишь нечто, а уж потом я расскажу тебе о нашем проекте. Иначе ты просто не поверишь, — улыбаясь, сказал Хорст, и на мгновение в его глазах мелькнул мальчишеский задор.

Я спокойно кивнул, но почувствовал, что во мне начинает просыпаться по-настоящему детское любопытство.

«Хорьх» стрелой летел по влажному шоссе. Через час мы съехали на узкую грунтовую дорогу, по которой углубились в лес. Когда я подумал, что мы вот-вот застрянем, перед нами появилась другая дорога, такая же узкая и петляющая между деревьев, но плотная и надежная, как асфальт. Какое-то специальное покрытие делало ее практически неразличимой среди увядающей травы и цветной листвы осеннего леса, но водитель хорошо знал свое дело.

— Специальное напыление для маскировки — с воздуха дорога практически не видна, — угадал мои мысли Хорст.

Миновав два поста эсэсовцев в камуфлированных куртках, придирчиво проверяющих пропуска под прикрытием тщательно замаскированных дотов, мы въехали в небольшой на первый взгляд лесной городок, который представлял собой несколько навесов для автомашин, накрытых маскировочной сеткой, и пару десятков холмиков разной величины. За тяжелыми и явно бронированными дверьми, люками и створками скрывалась, по всей видимости, крупная сеть подземных сооружений.

— Дальше пройдемся пешком. И захвати в багажнике пару биноклей.

Водитель загнал «Хорьх» под навес, где стояло еще несколько автомобилей. Запахнув форменный плащ, я последовал за группенфюрером по одной из пешеходных тропинок. Особого оживления вокруг заметно не было — видимо, вся деятельность и перемещения осуществлялись внизу, под землей.

Вскоре лес стал редеть, и мы оказались у края большого поля. Тут уже, на небольшой бетонной площадке, собралось две дюжины офицеров СС и несколько человек в штатском. В центре группы я увидел рейхсфюрера Генриха Гиммлера. Он внимательно слушал высокого темноволосого человека в сером плаще и с непокрытой головой. Завидев Хорста, Гиммлер жестом подозвал его к себе. Группенфюрер, а следом и я приблизились к рейхсфюреру.

— Здравствуйте, Герман. — Гиммлер совсем не по-военному протянул руку для рукопожатия. Выглядел он явно взволнованным, хотя всегда славился своей невозмутимостью и хладнокровием. — Как думаете, все ли пройдет успешно?

— Думаю, да, рейхсфюрер. Последняя неудача была явно связана с недостаточной психологической подготовкой экипажа. На этот раз все будет по-другому. К тому же доктор Рашер усовершенствовал высотные костюмы.

— А вы, стало быть, гауптштурмфюрер Эрик фон Рейн, — вдруг неожиданно обратился Гиммлер ко мне и также протянул руку для рукопожатия.

— Так точно, рейхсфюрер.

— Работа, которая делается в «Аненербе», очень важна для Германии. Надеюсь, вы оправдаете то доверие, которое на вас возложено.

— Для меня это большая честь, рейхсфюрер.

Высокий темноволосый человек негромко сказал Гиммлеру:

— Начинается, рейхсфюрер.

Все сразу стали смотреть в одну сторону. Гиммлер поднес к глазам бинокль. Я проследил за направлением его взгляда. На другом краю поля, у кромки соседнего леса, я заметил некое сооружение, вокруг которого копошилось несколько человек в темных комбинезонах. Я тоже поднес к глазам бинокль и смог разглядеть объект поподробнее. Это было дискообразное, по всей видимости, средство передвижения, выкрашенное в осенний камуфляж. Диск имел около тридцати метров в диаметре, а его верхнюю часть венчала кабина цилиндрической формы высотой два — два с половиной метра. Когда через несколько минут обслуживающий персонал спешно удалился, я опустил бинокль, решив обратиться с вопросом к стоящему позади Хорсту. Но не успел я обернуться, как необычный аппарат вдруг резко и абсолютно бесшумно взмыл в воздух и завис над верхушками деревьев. Я снова прильнул к биноклю. На высоте сорока — сорока пяти метров над взлетной полосой аппарат медленно вращался вокруг своей оси. На смотровой площадке воцарилась гробовая тишина. Казалось, никто даже не дышал. Даже обычные лесные звуки — шум листвы, поскрипывание стволов старых деревьев, щебетание птиц — все смолкли. Перестал моросить дождь. Через некоторое время вращение аппарата прекратилось, и вдруг он оказался над нашими головами, в мгновение ока преодолев отделявшие нас от него пятьсот метров. Это было просто невозможно. В горле у меня пересохло. Я огляделся, чтобы проверить, видят ли все остальные то же, что и я. По выражению лиц присутствующих я понял, что они испытывают те же чувства. Диск снова начал медленно вращаться. Мне показалось, что воздух стал каким-то тягучим. Дышать было трудно. Тело улавливало чуть заметную вибрацию. Медленно проплыв вдоль площадки, диск взмыл высоко в небо, за считаные секунды превратившись в маленькую точку, и вскоре вовсе исчез из вида.

Спустя несколько минут летательный аппарат появился снова в поле нашего зрения. Он медленно снижался, двигаясь по спирали и время от времени зависая на месте. Наконец необычная машина оказалась над центром поля. Немного повращавшись метрах в десяти над землей, диск плавно переместился к лесу и опустился на место своего взлета. На смотровой площадке все это время продолжала стоять звенящая тишина.

— Пойдем, — потянул меня за рукав Хорст, — пора тебе еще кое-что узнать.

— А хоть что-нибудь объяснить?

— Конечно, но не все сразу.

Знакомой петляющей тропой мы вышли к одному из небольших холмов, что я видел ранее. Охраняющий вход эсэсовец открыл тяжелую дверь, за которой оказался короткий, но довольно широкий коридор с бетонными стенами и низким потолком. В конце коридора — две плотно сомкнутые металлические створки лифта. Хорст набрал код на панели, вмонтированной в стену рядом. Створки стальной коробки разошлись в стороны, и мы вошли в просторную кабину, обшитую пластиком. Хорст нажал на одну из кнопок с номерами от одного до пяти, и мы медленно поехали вниз. На самом нижнем этаже очередной гренадер СС проверил наши пропуска, и мы двинулись на этот раз по тускло освещенному тоннелю, теряющемуся далеко вдали. По стенам вились бесконечные связки толстых кабелей. Пройдя мимо пары десятков плотно прикрытых дверей, мы наконец вошли в просторную комнату с несколькими столами, заваленными картами, схемами и папками с документами. Вдоль стен и до самого потолка — стеллажи с книгами. Через приоткрытую дверь в соседнюю комнату виднелись кинопроектор и белый экран на стене.

— Присаживайся, Эрик. — Группенфюрер пододвинул мне стул и сам уселся напротив. Затем Хорст взял со стола оставленные кем-то сигареты и медленно закурил. Раньше курящим я его никогда не видел.

— «Аненербе» возникло не на пустом месте, Эрик. Оно было создано Гиммлером на основе Всенемецкого общества по изучению метафизики, другое название — «Общество ВРИЛ», которое возникло в 20-х годах при содействии Карла Хаусхофера — профессора Мюнхенского университета, а впоследствии и генерала вермахта. Он, кстати, часто бывал у вас дома, если помнишь.

Помнить-то я его помнил, но обычно отец общался с Хаусхофером при плотно закрытых дверях кабинета. Мне было известно, что Карл Хаусхофер — герой Первой войны, но более я о нем ничего не знал. Хотя поздравительные открытки к моему дню рождения приходят от него до сих пор, даже на фронт. Из вежливости, а больше в память об отце, я также не забывал про его личный праздник и слал такие же поздравления в ответ.

— Многие считали и считают, — продолжал тем временем Хорст, — что основной деятельностью «ВРИЛ» было осуществление исследований происхождения арийской расы, изучение особых оккультных и мистических возможностей этой расы и возможности их возрождения. Предположительно двадцать тысяч лет назад, когда большая часть человечества представляла собой первобытные племена, на отдаленном северном континенте возникла высокоразвитая цивилизация светловолосых людей — арийцы. Они строили прекрасные города, возделывали плодородные поля. Все отношения между древними ариями основывались на понятиях чести и благородства. Но природная катастрофа изменила климат и разрушила города. Арийцы покинули свою колыбель и отправились искать новые земли. В итоге большая часть из них расселилась на землях, которые в дальнейшем стали территорией священной Германской империи. Часть же осела в Индии и Персии. И везде арии создавали великие цивилизации, развивая науку и культуру. Но смешение крови с представителями других рас со временем стало изнутри разрушать все созданное ариями. Задача германского народа — возродить чистую арийскую расу. Об этом, впрочем, ты уже слышал достаточно.

Однако все не так просто, как кажется на первый взгляд. Таких членов «ВРИЛ», как я и твой отец, интересовало нечто большее — что есть человек вообще, как он появился в этом мире, его путь и предназначение, конечная цель. Что есть мир, в котором мы существуем. И древние арии знали ответы. Они зашифрованы в ритуалах и регалиях рыцарей-тамплиеров, амулетах и древних свитках тибетских монахов и индийских магов. Даже развалины старинных замков и полузабытые легенды могут хранить крупицы древних знаний. Все это просто надо найти, очистить от пыли веков и расшифровать. И не только расшифровать, но и реализовать. Именно сейчас, благодаря Гитлеру и Гиммлеру, это становится возможным. Такие же невероятные летательные аппараты, какой ты только что видел, висели в небе над землей тысячи лет назад. Их изображения мы встречали и на украшениях ацтеков, и на полотнах старых художников, на амулетах восточных колдунов и на фресках религиозных храмов.

Щеки Хорста покрылись румянцем, он вскочил со стула и заходил вокруг стола, бросив на стул кожаный офицерский плащ.

— Но для создания такого аппарата нужны подробные технические инструкции, их не получишь с фресок, — возразил я.

— Мы получили доступ к невероятной технологии благодаря твоему отцу, профессионалу германской разведки и одновременно неисправимому романтику. Более тридцати лет назад он вместе с Карлом Хаусхофером отправился в Тибет. Древние манускрипты на санскрите, хранящиеся в библиотеках тибетских монахов, и легенды о таинственном подземном мире у подножия священной горы Канченджунгу не давали им покоя. Подземный город исследователи не нашли, но привезли сотни старинных свитков. Однако самой ценной находкой было нечто иное. — Хорст схватил стул и, поставив его спинкой вперед, уселся прямо передо мной. — Это была тибетская девочка-подросток по имени Зигрун. Младенцем ее нашли у порога одного из храмов. Девочка обладала необычными способностями. Она могла предсказывать погоду и события на ближайшие несколько дней, читать и передавать на расстояние мысли. По мере взросления способности ее усиливались, и она превратилась в сильнейшего медиума. К моменту приезда на Тибет Хаусхофера и твоего отца она стала помимо своей воли принимать телепатические послания так называемых «умов внешних», разумных существ, находящихся вне нашей планеты. Послания были зашифрованы, монахи смогли понять лишь часть из них, где говорилось, что их источником являются представители развитой цивилизации из далекой звездной системы. В Лхасе — столице Тибета твоему отцу и Карлу Хаусхоферу удалось настолько расположить к себе правящего страной регента, что он позволил им забрать девушку-медиума в Германию. Хотя, возможно, и страх перед открывающейся истиной, могущей представлять угрозу для вековых устоев его страны, толкнул регента на этот шаг. Тем не менее девушка оказалась здесь. Карл Хаусхофер воспитал ее как дочь, но истинным отцом Зигрун стал «ВРИЛ». Скрупулезно фиксируя послания внеземной сущности, мы одновременно пытались их расшифровать, но только с созданием «Аненербе» нам удалось собрать лучших дешифровщиков и ученых, которые смогли наиболее точно раскодировать тексты и перевести их на понятный инженерам и техникам язык. Так и появился летающий диск, способный развивать скорость свыше 4000 км/час. Не за горами то время, когда мы выйдем в околоземное пространство, а затем достигнем других планет Солнечной системы. Однако этого недостаточно, чтобы быстро добраться до ближайших обитаемых миров Вселенной. «Внешние умы» сообщили, что на нашей планете должен существовать Портал, при взаимодействии с которым космический аппарат способен почти мгновенно оказаться в другой звездной системе. — Хорст замолчал, уставившись на меня лихорадочно блестящими глазами. Черты его лица заострились, на щеках продолжал играть румянец.

У меня мелькнула мысль, что я сплю, что все это — Герман Хорст, мое назначение в «Аненербе», летающий диск, древние послания, монахи и медиумы, внеземной разум — все это бредовый сон. И мой отец… Я знал, что он был офицером германской разведки, а также заядлым рыбаком и библиофилом, но о том, что он являлся членом оккультного общества, я не догадывался. Мне всегда казалось, что он с большой долей иронии и скепсиса относился к подобным вопросам.

— Твой отец был скептик, ему всегда требовались доказательства, — хрипло произнес Хорст, будто читая мои мысли. — Поэтому он и был особенным — если доказательства существовали, он их всегда находил. О Портале, только иносказательно, ему уже рассказывали тибетские монахи. Они говорили, что в древнем городе на краю земли есть ворота в туннель, ведущий к звездам. Твой отец считал, что речь идет о затерянной Атлантиде. Монахи показали ему и Хаусхоферу древнюю карту — старый, почти рассыпающийся в руках пергамент, на который были нанесены подробные изгибы береговых линий, реки, горные цепи не существующего ныне материка и… город. Когда они увидели карту, то сразу поняли, где надо искать, но проверить и окончательно подтвердить их догадки удалось лишь сейчас.

«Черт» в эсэсовской форме опять замолчал и, прищурившись, посмотрел на меня сквозь облако сигаретного дыма.

— И… где же она, Атлантида? — облизнул я вдруг пересохшие губы.

— Она, как и предполагалось многими, в Антарктиде. Подводники Деница нашли ее почти год назад, хотя первые экспедиции по тщательному изучению материка мы начали еще в 1938 году. Под слоем льда мы обнаружили огромные, многокилометровые карстовые пустоты. В некоторых местах их своды достигают высоты более пятисот метров. Там есть озера и реки, температура воды в которых достигает + 18–19 градусов, есть и своя, необычная флора и фауна. Мы нашли новый мир, Эрик!

— Этого не может быть. Средняя температура в Антарктиде — шестьдесят градусов ниже нуля, а сам материк покрывает более чем двухкилометровый слой льда.

— И все же это реальность, Эрик. Мы уже строим там базу. Подводные лодки «Конвоя фюрера» уже перевезли туда сотни тонн оборудования, почти две тысячи специалистов и рабочих.

— А город… Вы говорили о городе.

— Это огромная, сужающаяся к вершине четырехгранная пирамида высотой чуть более ста сорока восьми метров. Длина основания — почти двести тридцать три метра. Обрати внимание на размеры и пропорции, которые практически аналогичны размерам и пропорциям самой известной пирамиды Гизы. Имеет четыре входа, но… Мы не можем войти, Эрик. — Хорст раздраженно раздавил окурок в пепельнице.

— Почему?

— В отличие от пирамиды Хеопса, сооружение атлантов выполнено из материала, неизвестного на Земле. Это монолит, который не поддается никакому воздействию. Даже направленный взрыв не берет. Египетские пирамиды лишь бледная имитация того, что мы обнаружили в Антарктиде. Нужен ключ и тот, кто сможет им воспользоваться. Об этом говорится в строках, выгравированных над входом. Надпись сделана на том же языке, на котором получала послания из космоса Зигрун. Этот язык весьма схож с языком древнего Шумера.

В горле у меня совсем пересохло, и, увидев графин с водой, я налил себе полный стакан, после чего осушил его залпом. Группенфюрер тем временем прикурил новую сигарету.

— Однако удача не оставила нас, и совершенно случайно нам удалось узнать, где хранится нечто, являющееся нужным ключом. Ты знаешь, что наши войска под командованием генерала Роммеля ведут с переменным успехом боевые действия против англичан и их союзников в Северной Африке. Небольшой отряд вермахта пару месяцев назад в результате ночного боя был отрезан от основных сил и вскоре заблудился в пустыне недалеко от ливано-египетской границы. Проплутав несколько дней почти без воды и пищи, они наткнулись на развалины какого-то старинного поселения и после долгих поисков нашли что-то вроде колодца. Воды в нем не было, но лейтенант вермахта Дитрих, командовавший отрядом, решил изучить дно колодца.

«А что ему еще оставалось делать?» — подумал я.

— Спустившись вместе с двумя солдатами вниз, он провалился в длинный туннель, ведущий глубоко под землю, и даже обнаружил что-то вроде небольшой подземной реки. Набрав воды, они поднялись наверх.

Я представил себя на месте тех солдат в пустыне и снова покосился на графин с водой. Группенфюрер глубоко затянулся и продолжил:

— Но в этот момент появились англичане, которые, видимо, шли по их следам, и завязался бой. Численное превосходство было не на нашей стороне. Большая часть германского отряда была уничтожена. Дитрих и несколько оставшихся в живых солдат решили укрыться в обнаруженных ими катакомбах. Англичане побоялись организовать преследование и просто забросали колодец гранатами, вызвав его обвал.

— И как же им удалось выбраться?

— Пойдем со мной. — Хорст открыл дверь в коридор.

«Сюрпризы еще не закончились», — подумал я.

Мы прошли еще дальше по коридору и вошли в большой полутемный кабинет, судя по сильному запаху лекарств, медицинский. Хорошо был освещен лишь центр помещения, где стоял стол с настольной лампой и стул. За столом сидел худенький человек в белом халате. При появлении нас он вскочил на ноги и вскинул руку в приветствии. Хорст и я ответили ему, после чего группенфюрер кивнул «медику», а мне предложил присесть на один из стульев у стены, в тени. Затем присел рядом и сам. Через минуту в кабинет вошел высокий светловолосый человек лет двадцати пяти в больничной пижаме. Его сопровождали два дюжих санитара.

— Присаживайтесь, господин лейтенант.

Лейтенант присел на стул у стола. Санитары остались стоять у входа.

— Как ваше самочувствие, господин лейтенант?

— Спасибо, я чувствую себя очень хорошо. Хотелось бы вернуться в часть. Когда это будет возможно, доктор?

— Очень скоро, но сейчас я хотел бы попросить вас рассказать еще раз о событиях в Африке. Попрошу начать рассказ с того места, когда вы, а также рядовые вермахта Рудель и Гауссер оказались запертыми в подземных катакомбах.

Блондин нервно сглотнул и отвел взгляд в сторону. Через минуту или две он повернул лицо к доктору, и я заметил, что его голубые глаза стали словно стеклянными, неживыми.

— Я сразу же понял, что… через колодец уже не выбраться. Пошли к реке. Откуда и куда она могла бежать, мы даже представить не могли. Над головой у нас была пустыня, возможно, на сотни километров вокруг. Направились вниз по течению, так как решили, что подземная река выведет нас к морю. — Дитрих замолчал и мотнул головой, словно прогоняя наваждение. — На второй, а может… третий день пути наш единственный фонарь погас. У Руделя началась истерика. Он говорил, что никуда больше не пойдет, сел к стене. Мы… я и Гауссер пытались его поднять, но… и еще… он стал требовать еды, — Дитрих опять замолчал.

— Продолжайте, лейтенант. Постарайтесь не волноваться.

— Завязалась драка. Мы с Гауссером скрутили Руделя и связали ремнями. Потом присели отдохнуть, силы нас почти полностью оставили. Еды с собой не было… никакой. Стали мерзнуть. — В глазах Дитриха появилось выражение ужаса, костяшки сцепленных в замок пальцев побелели. — Через некоторое время мне показалось, что я чувствую ток воздуха. Вместе с Гауссером мы нашли боковой туннель, перпендикулярный туннелю с рекой. Решили идти. Рудель наотрез отказался. Мы решили посмотреть, куда ведет тоннель, а за Руделем вернуться потом. Шли долго, очень долго. Гауссер стал уставать. Тут… — Дитрих снова как-то странно мотнул головой, он явно уже был не в себе. — Туннель изменился, он стал другим. Стены, пол, потолок стали гладкими. И еще… я стал видеть. До этого мы шли в полной темноте, а тут… какой-то тусклый, непонятно откуда идущий свет. Мы пришли в большой зал, в котором было несколько дверей.

Дитрих медленно приложил руки к вискам, будто у него заболела голова, лицо стало будто каменным. Санитары напряглись. Человек в белом халате быстро и мягко подошел к нему и молниеносным движением руки вонзил шприц в руку. Я посмотрел на Хорста. Тот наблюдал за происходящим с невозмутимым лицом. Дитриху тем временем стало лучше. Тело его расслабилось, взгляд стал более осмысленным.

— Вы вошли в зал, лейтенант. Что случилось дальше?

— В зале? Ах, да… в зале. В зале было три двери. Из того же гладкого темного материала. То, что это двери, мы догадались лишь по тонким, чуть заметным швам. Там были еще какие-то надписи… или рисунки. Я стал пытаться их как-то открыть, но безуспешно. Гауссер подложил под одну из них гранату, но дверь не поддалась… — Дитрих обхватил плечи руками, глаза снова стали стекленеть.

— Продолжайте, лейтенант, прошу вас.

— Решили отдохнуть. Через некоторое время, когда я очнулся, то увидел, что створки одной из дверей разошлись в стороны. Я растолкал Ганса, и мы вошли в следующий зал. — Лейтенант снова мотнул головой. — Когда мы вошли в следующий зал, то увидели… на пьедестале. Там… — Речь лейтенанта стала сбивчивой. — Я хотел взять это, но… открылась другая дверь, и я увидел… свет. Нет, это был снег. Много снега. Мы вошли… или вышли… и оказались на горной вершине. Вокруг возвышались такие же горные пики, покрытые льдом. Хмурое и темное небо нависало почти над самой головой. Ветер пронизывал меня насквозь. И тут я увидел человека. Он сидел на камне, прямо напротив меня, поджав ноги под себя. Он смотрел мне в глаза. Губы его были неподвижны, но я отчетливо слышал каждое его слово. — Голова Дитриха свесилась на грудь.

— Что он сказал, господин лейтенант? Что он сказал?

Дитрих поднял голову с остановившимся взглядом.

— Он сказал: «Ты не вправе прикасаться к Ключу. Только Наблюдатель вправе взять его и открыть Звездный путь. Иди обратно, и пусть придет Он».

— Кто Он?

Дитрих вдруг издал звук, будто поперхнулся. Медленно он повернул голову в сторону, где сидели Хорст и я.

— Он! — вдруг пронзительно заорал он так, что у меня зазвенело в ушах, и кинулся к нам. Я вскочил на ноги, в то время как группенфюрер оставался недвижим. Тем временем лейтенант подскочил ко мне. Но прежде чем я успел что-либо предпринять, санитары заломили ему руки.

— Гауптштурмфюрер! — продолжал кричать Дитрих в мою сторону. — Вы должны отправиться туда и взять Ключ, иначе он не вылезет у меня из головы! Он приказал: «Найди Его»! Я нашел, нашел! А Ганс остался там, на горной вершине. Он…

Врач вонзил лейтенанту шприц в руку, и тот сник.

— Что все это значит? — рявкнул я, когда лейтенанта Дитриха утащили и мы с группенфюрером остались в помещении одни. — Это же немецкий офицер! Да как вы смеете поступать с ним так! Он болен, и ему нужна медицинская помощь, а вы пытаете его!

— Если ему где и могут помочь, то только здесь! В любом другом месте его примут за психопата и запрут на долгие годы в лечебнице. Мы же знаем, что он просто пережил нервное потрясение и все, что с ним произошло, — правда. Через пару месяцев он уже будет в строю. А воздействие на его мозг извне действительно было. Только сделали это не мы. Это сделали в Северной Африке, когда он блуждал в катакомбах.

— Да это полный бред! Он длительное время провел под землей без пищи и воды. Как он вообще выбрался оттуда? А может, его просто в бою контузило, и это подземное путешествие ему привиделось.

— Разведотряд вермахта наткнулся в пустыне на аналогичный британский отряд. В ходе боя у англичан отбили немецкого военнопленного — Дитриха, который находился без сознания. Из англичан выжил только один солдат, который пояснил, что на полумертвого Дитриха они наткнулись случайно, за несколько часов до столкновения с нашими разведчиками. С мертвого британского офицера сняли карту с маршрутом движения их отряда. Там было помечено и место, где обнаружили Дитриха. Когда мне сообщили о случае с Дитрихом и специалист «Аненербе», пообщавшись с ним, пришел к выводу, что весь его рассказ — правда, разведывательный самолет Люфтваффе обследовал территорию исходя из маршрута, обозначенного на трофейной карте. И действительно, недалеко от того места, где нашли лейтенанта, авиаразведка обнаружила в песках некое подобие развалин древнего строения…

— Да в Северной Африке множество развалин и что это за специалист такой, который сразу определяет, где ложь, а где правда.

— С этим специалистом ты еще встретишься…

— Вот так же, с санитарами за спиной?! — заорал я.

— Нет, Эрик, нет. Ты неправильно меня понимаешь…

В этот момент в комнату кто-то вошел. Я обернулся к выходу — передо мной стоял рейхсфюрер. Я вытянулся по стойке «смирно». Гиммлер, поблескивая очками в тусклом свете лампы, долго и пристально смотрел на меня, а потом спокойным и ровным голосом произнес:

— У нас с группенфюрером Хорстом есть для вас, гауптштурмфюрер фон Рейн, задание особой важности на территории Северной Африки. Вы единственный, кто сможет с ним справиться. Думаю, что группенфюрер уже начал вводить вас в курс дела. Прошу учесть, что о результатах я буду докладывать лично фюреру. — И, повернувшись к Хорсту, добавил: — Сегодня, Герман, поужинать с вами я не смогу. Надо доложить фюреру об успехе испытания. Фон Рейну создайте все условия для подготовки к миссии и полноценного отдыха. Провала быть не должно.

Когда Гиммлер вышел, Хорст немного помолчал, глядя на мое мрачное лицо, и сказал:

— Ужин через час, а пока давай-ка я покажу тебе твою квартиру.

Квартира, вернее, двухкомнатный номер гостиничного типа оказался на втором этаже подземного городка. Как позднее я узнал, весь этаж, в сущности, представлял собой гостиницу для офицеров охранного батальона, которым командовал Брандт. Казарма солдат и обе столовые — офицерская и солдатская — находились на первом, самом верхнем этаже. На трех самых нижних этажах находились исследовательские лаборатории и кабинеты «Аненербе».

— Обустраивайся, Эрик. Увидимся за ужином в офицерской столовой. — Хорст, стараясь не смотреть мне в глаза, быстро ретировался.

Я нехотя распаковал свою дорожную сумку. Настроение у меня было скверное. Если бы не Гиммлер, я бы уже послал Хорста ко всем чертям. Пройдя в ванную комнату, я ополоснул лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало. Темно-русые волосы, большие серые глаза, заостренные черты лица. Через весь левый висок пролег рваный багровый шрам — след осколка советской гранаты. Сантиметр левее — и меня сейчас не было бы в живых. Тогда, в августе 1941 года, наш батальон расположился на ночлег в одной из деревень под Лугой. Ночью началась стрельба. На наших часовых напоролась довольно крупная группа красноармейцев, выходящих из окружения. Жители деревни, в основном женщины и старики, решили красноармейцев поддержать. У многих деревенских оказалось оружие, а у кого его не было, стали поджигать свои же дома, где ночевали немецкие солдаты. Однако к утру все было кончено. Красноармейцы пали все, погибло и большинство жителей деревни. Наши потери были небольшими, но получил тяжелое ранение в грудь командир батальона. Оставшихся в живых жителей мы согнали в сарай на краю деревни. Командир позвал меня в хату, где санитары его перевязывали и готовили к транспортировке в тыл.

Едва войдя в дом, я услышал за спиной, во дворе, выстрелы. Расстегивая кобуру, я выскочил обратно на крыльцо. Солдаты моей роты — Хорн и Риттер пытались расстрелять носившегося по двору деревенского мальчишку лет десяти-двенадцати. Мальчишка с прижатыми к животу руками, возможно раненый, метался среди поленниц дров, клеток с живностью и другим деревенским скарбом. Он был похож на перепуганного взъерошенного цыпленка, потерявшего мать. Я заорал: «Не стрелять! Прекратить стрельбу!» Мальчишка кинулся в мою сторону, оказавшись между мной и солдатами, бегущими вслед за ним. Он посмотрел мне в лицо. У него были ярко-голубые глаза и светлые, соломенного цвета волосы. Я сделал шаг с крыльца и хотел крикнуть ему, чтобы он не боялся — его никто не тронет, но, скользнув взглядом к его рукам, рассмотрел прижатую к животу противопехотную гранату. Риттер что-то кричал мне на ходу. Мальчишке оставалось до меня не более полудюжины метров, и я увидел, как он выдернул чеку. В руке у меня был «парабеллум», но я не мог шевельнуться. «Я же не детоубийца, так не должно быть!» — пронзила меня мысль. «Стреля-я-я-й!» — донеслось до меня будто сквозь сон. Солдатский счетчик в голове отсчитывал оставшееся расстояние до мальчишки: «пять метров… четыре… три…». Я поднял руку и выстрелил ему в голову, а еще через мгновение раздался взрыв.

Риттер и Хорн погибли на месте. Их просто изрешетило осколками. Меня же отбросило взрывной волной на ступени крыльца, а один из осколков вспахал кожу на виске. Через полчаса я пришел в себя, и оберштурмфюрер Вагнер сообщил мне, что командир батальона умер от потери крови, а сарай на краю деревни он приказал сжечь. От мальчишки же не осталось ничего. Только небольшая воронка на месте взрыва и кислый запах взрывчатки. Сейчас, глядя в зеркало, я снова задавался вопросами: «Почему тогда в живых остался именно я? Почему, чтобы остаться в живых, необходимо было сделать тот выстрел?»

Вода медленно стекала по подбородку и капала в раковину.

В баре я обнаружил неплохую коллекцию спиртного, вплоть до русской водки, однако решил остановиться на ямайском роме. Скинув китель цвета фельдграу на спинку стула, я уселся на кровать с полным стаканом янтарной жидкости. Залпом осушив стакан, я налил следующий. Выпив и его, я, не снимая сапог, завалился на неразобранную кровать.

— Фон Рейн, вставайте, ужин проспите. — Кто-то пытался меня разбудить. — Э, да вы уже набрались.

Я нехотя приоткрыл глаза. На стуле, рядом с кроватью, сидел штурмбаннфюрер Брандт и, приглаживая ежик на голове, с интересом рассматривал мою физиономию.

— Ладно, распоряжусь, чтобы ужин принесли вам сюда. Да… еще кое-что. Завтра в восемь вы должны быть в кабинете группенфюрера Хорста.

На следующее утро, позавтракав в номере остатками ужина, я направился в кабинет Хорста. Поприветствовав друг друга, мы расположились за столом. Хорст без предисловий начал с главного:

— Суть твоей миссии, Эрик, в следующем. Ты во главе тобой же собранной команды должен выдвинуться в выявленную авиационной разведкой точку в Северной Африке. — Хорст ткнул пальцем в карту на столе. — Найти подземное сооружение искусственного происхождения, в котором побывал лейтенант Дитрих, и выяснить его предназначение. Затем найти так называемый Ключ и представить его в «Аненербе».

«Если все это существует на самом деле», — подумал я, но промолчал. Хорст тем временем продолжал:

— В расположении наших войск под Тобруком тебя уже ждут проводник из числа местных жителей и специалист «Аненербе», обладающий навыками телепатического свойства.

«Надо будет взять с собой спиртного», — тоскливо подумал я и тут же припомнил, что в детстве любил бывать в цирке.

— И еще… — Хорст замялся. — Выбор пал на тебя неслучайно.

«Наверное, потому что в детстве я любил слушать сказки», — продолжал с издевкой думать я.

— Я тебе уже говорил, что наши медиумы произвели телепатическое сканирование мозга Дитриха, как только он попал к нам. Так вот, нам удалось выяснить, что в его мозг был извне внедрен образ определенного человека, который может прийти и забрать Ключ. Образ некоего «Наблюдателя». Со слов медиума профессиональный художник создал портрет этого таинственного Наблюдателя. Взгляни. — Хорст встал из-за стола и подошел к сейфу. Через минуту он достал оттуда и положил передо мной достаточно большой кусок картона с выполненным в цвете и в предельно реалистичной манере портретом очень знакомого мне молодого человека лет двадцати пяти — двадцати восьми. Этого человека я видел вчера вечером в зеркале. Не хватало только уродливого шрама на левом виске.

— Странно, но он очень похож на меня.

— Не просто похож, а ты и есть. Ты помнишь, как вчера Дитрих бросился в твою сторону? Кстати, с сегодняшнего утра ему стало намного лучше. Он вдруг забыл все, что с ним было с момента, когда англичане забросали его гранатами в колодце, и до того, когда «пустынный патруль» подобрал его в песках в пятидесяти километрах от входа в подземелье. Он выполнил миссию, кем-то возложенную на него, — доставил послание адресату, и оно каким-то образом самоустранилось из его мозга.

— Как такое возможно?

— Не знаю, Эрик. Более того, до встречи с тобой Дитрих целыми днями рисовал один и тот же набор цифр. Понять их я смог лишь когда увидел твой портрет. Разгадка кода оказалась проста — это группа крови и резус. Такие же, как у тебя. Кровь все-таки имеет значение. Ты и есть Наблюдатель. Ты найдешь Ключ и вскроешь Пирамиду атлантов.

— Какая обстановка сейчас в Африке?

— Затишье. После летних успехов наших войск генерал Роммель контролирует довольно обширную территорию севера континента от Эль-Агейлы до Эль-Аламейна. Однако в воздухе Королевским ВВС удалось достичь некоторого превосходства. Последние дни они все чаще бомбят позиции вермахта. Сильные потери несут и наши морские караваны с провиантом и боеприпасами. Времени на подготовку практически нет. По некоторым данным, в ближайшее время Монтгомери начнет наступление, и твоя команда может оказаться в гуще боевых действий. Придется подумать относительно вашей безопасной транспортировки к месту высадки.

— Когда я смогу приступить к формированию своей команды?

— Сегодня же, после обеда. К этому времени Брандт подготовит досье на офицеров и солдат роты, охраняющей полигон. В его батальоне рота оберштурмфюрера Хольца самая лучшая. Если и набирать людей, то оттуда. С Хольцем познакомишься во время обеда. Если тебе понадобится кто-то или что-то еще, скажи.

— Познакомлюсь с Хольцем, изучу досье, тогда решу.

В офицерской столовой со мной за одним столом собрались Хорст, Брандт, а чуть позже подошел запыхавшийся Хольц. Извинившись за опоздание и получив разрешение от группенфюрера присоединиться к компании, он сел напротив меня. На вид ему было лет тридцать пять — тридцать шесть, плотного, склонного к полноте сложения. Немного одутловатое лицо, с круглыми, словно пуговицы, голубыми глазами и мясистым носом. Редкие светлые волосы зачесаны назад. Присев за стол, он тут же мягким и вкрадчивым голосом доложил:

— Унтеры Грубер и Борн повздорили, чуть было не надавали друг другу тумаков. Зачинщика отправил в карцер.

— Опять Грубер? — Брандт недовольно поморщился.

— Да, чуть не сломал Борну руку. Видимо, контузия под Ржевом дает себя знать.

— А вы участвовали в боях под Ржевом? — вставил я.

— Фон Рейн, познакомьтесь, — сразу же вклинился дядя Герман, — это оберштурмфюрер Зигфрид Хольц. Хольц участвовал в боях за Францию. Хольц, гауптштурмфюрер СС Эрик фон Рейн — мой помощник. Кстати, недавно с Восточного фронта.

— О, для меня большая честь быть представленным вам. Я неоднократно просился на Восток, но недавно руководство в очередной раз отклонило мой рапорт, — начал оправдываться Хольц, поглядывая в сторону Брандта.

— Хольц, гауптштурмфюрер отберет несколько людей из вашей роты для выполнения одного ответственного задания. При необходимости окажите содействие. Оберштурмфюрер Брандт уже в курсе.

Хольц опять взглянул на Брандта. Тот кивнул.

Я сосредоточился на еде.

Всю вторую половину дня я посвятил изучению солдатских досье. Выбор, однако, оказался невелик. Большинство солдат раньше занимались охраной концлагерей. Бойцов, имеющих боевой опыт, можно было пересчитать по пальцам. В итоге я остановился на трех военнослужащих, в том числе отложил и карточку унтершарфюрера СС Грубера. С ним я решил пообщаться в первую очередь. Очень вовремя в кабинет заглянул обер Хольц с предложением помощи по подбору спецкоманды. Я сразу отправил его за солдатами.

Курт Грубер — крепко сбитый, двадцатипятилетний парень из рабочих районов Гамбурга. На вид он был несколько простоват, с бесхитростным выражением лица. Однако, судя по досье, имел боевые навыки подрывника и снайпера. Ранее служил в саперном подразделении дивизии СС «Рейх». В боях под Ржевом получил Железный крест 2-го класса. Таким крестом награждали за храбрость и героизм, проявленные в отдельно взятом боевом эпизоде.

Во время разговора бесхитростность с лица моего собеседника слетела, и я увидел перед собою сообразительного, хорошо знающего свое дело солдата.

— Кстати, Грубер, а почему вы не поладили… э… с Борном? — задал я вопрос уже к концу разговора.

Грубер, до этого четко и внятно отвечавший на все мои вопросы, замялся, но все-таки сказал:

— Врага надо уважать, даже пленного. А рассказы Хорна о его «приключениях» в бытность охранником концентрационного лагеря меня выводят из себя, — чуть слышно произнес Грубер, глядя в стенку.

«Ну, надо же, а этот малый действительно смелый человек. Если я его не возьму, рано или поздно расстреляют. Будет жаль — хороший специалист, — подумал я. — Придется взять. Если же окажется коммунистом, что, впрочем, маловероятно, расстреляю сам».

— Германский солдат должен быть беспощаден к врагам рейха, Грубер. Особенно солдат войск СС. Но я вызвал вас не затем, чтобы напоминать азбучные истины. Мне поручено собрать небольшую, но эффективную команду для выполнения особо секретного и важного задания в Северной Африке. Предлагаю вам отправиться со мной. Вылет через несколько дней. Задание весьма рискованное. Возможны боевые действия в песках и подземных сооружениях. Ответ нужен прямо сейчас.

— Согласен, — практически не раздумывая, ответил Грубер и даже чуть заметно облегченно вздохнул. То ли охрана полигона ему вконец опостылела, то ли он мысленно уже приготовился ответить за свою прямолинейность.

— Продумайте, какое снаряжение, оружие и взрывчатка нам понадобятся. Вечером представите соображения в письменном виде. Кстати, понадобится еще пара человек. Кого предложили бы вы?

— Обершутце Карл Майер и Юрген Тапперт.

— Хорошо, ступайте.

Затем поочередно я вызвал к себе Майера и Тапперта. Оба были уроженцами Ризы и даже внешне чем-то походили друг на друга — высокие, поджарые, с крупными и грубыми чертами лица. Только Майер блондин, а Тапперт рыжий, весь усеянный веснушками. Карл собирался стать железнодорожным инженером, как и его отец, а Юрген окончил курс обучения профессии столяра-краснодеревщика. Однако, когда в 1940 году им исполнилось по восемнадцать лет, они добровольно вступили в Ваффен СС — тогда в Германии редкий мальчишка не грезил о службе в элитных подразделениях. Красочные плакаты, парады по улицам городов и многочисленные киножурналы сделали свое дело. И хотя родились они в одном городе, познакомились только в учебных казармах Хеллерау-Дрезден, где, как и Грубер, прошли обучение саперному делу. Но по окончании учебы, по всей видимости, благодаря росту и отличной спортивной форме, молодых солдат направили для дальнейшего прохождения службы в один из разведывательных отрядов в составе дивизии «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер». Особым интеллектом Майер и Тапперт не блистали, но характеризовались как дисциплинированные и умелые солдаты — оба являлись отличными стрелками и специалистами рукопашного боя, в боях на Восточном фронте заслужили по Железному кресту. В «Аненербе», как и Курт Грубер, оба этих гренадера попали после госпиталя.

Вечером я доложил о своем выборе Хорсту. Он его одобрил, но тут же неприятно удивил:

— Я получил указание сверху включить в состав твоей команды оберштурмфюрера Хольца. — И, увидев мое кислое лицо, группенфюрер поспешил добавить: — Но командиром группы будешь, безусловно, ты.

— Дьявол, дядя Герман, на кой черт он мне сдался. Он будет только мешаться. Он что, имеет какие-то особые навыки? Может, читает мысли на расстоянии или у него в заднице экспериментальный вечный двигатель? — вспылил я.

— Рейхсфюрер лично позвонил и дал указание включить его в состав группы.

— А ведь вам не доверяют, господин генерал. К вашему протеже приставляют соглядатая.

Хорст нахмурился, но промолчал.

— Ладно, ясно… А как все-таки эти диски поднимаются в воздух?

Глава 3

23 октября 1942 года, в 21.40, британская артиллерия начала артподготовку, после которой пехотные дивизии 30-го корпуса 8-й британской армии под командованием генерала Монтгомери, при поддержке танков, атаковали передний край италогерманской обороны в Северной Африке. В это время я и моя разведгруппа в транспортном «Фокке-Вульфе» была уже на середине пути между островом Крит и Аджедабией — городом на севере Ливии, контролируемом нашими войсками. Там нам предстояло выгрузиться и встретиться с проводником и медиумом. Пока же под нами волновались воды Средиземного моря, хотя, судя по времени, мы вот-вот должны были достичь берега Африканского континента. Грубер, Майер и Тапперт дремали или делали вид, что дремлют. Хольц же, не переставая, ерзал на сиденье. То достанет и уберет сигареты, то начнет всматриваться в черное, как чернила, окно. СД могла бы подсунуть в нашу компанию более хладнокровного агента.

Я же вспоминал свой разговор о летающих дисках с Хорстом. Замечательная воздушная машина могла бы доставить нас из Мюнхена в центр Египта менее чем за час, но… Все опять оказывалось не так просто. Виденный мной аппарат был пятым по счету и единственным удачно прошедшим большинство проверок. Первые два аппарата просто разрушились на начальном этапе летных испытаний. Но проблемы возникали не с двигателями. Главная проблема — отсутствие прочных и пластичных материалов, необходимых для конструкции аппарата. Зачастую такие материалы и требующиеся сплавы не удавалось воссоздать при существующем уровне технологического развития. Ученым и инженерам «Аненербе» приходилось долго подбирать и испытывать земные аналоги. Третий «Врил» показывал прекрасные летные качества и даже вышел, по уверениям Хорста, в околоземное космическое пространство, но при спуске по неясным причинам сгорел в плотных слоях атмосферы. По всей видимости, произошла разгерметизация — подвели те самые материалы, из которых был собран корпус. Вторая проблема — подготовка летного состава. Управление диском было весьма сложным, требовало не только особых навыков управления, но и особого типа мышления. Аппарат, действующий на принципах антигравитации, требовал от пилота нестандартных навыков пилотажа. Эта проблема привела к многочисленным авариям четвертого «вимана», и его восстановление требовало времени. И хотя на стадии изготовления, доработки и совершенствования в ангарах секретных заводов находилось еще пять аппаратов, действующий экземпляр на сегодняшний день был один, и Гиммлер не хотел им рисковать.

Мои размышления прервал резкий неприятный звук, будто кто-то быстро провел палкой по деревянному штакетнику. Я сразу понял, что нас обстреляли и попали в цель. «Фокке-Вульф» стал резко заваливаться на крыло и уходить влево. Сухо застучали оба «MГ-15», которыми был вооружен наш самолет. Хольц подскочил как ужаленный. Я покрепче ухватился за скамейку.

— Черт! — не выдержал Майер.

По корпусу опять забарабанил свинец. Щепки от разбитой рядом со мной скамейки брызнули в разные стороны. Хольц вскочил и бросился в тюки с грузом, забыв, что рядом с контейнерами, набитыми утепленной униформой, спальными мешками и провизией, стояли ящики с боеприпасами и взрывчаткой. Самолет тем временем стал делать немыслимые виражи, видимо пытаясь оторваться от преследователей.

«Сейчас завалит ящиками дурака Хольца, — подумал я. — Да и черт с ним!»

Зато гренадеры держались молодцом. Ровно сидели на своих местах, плотно вцепившись в скамейки. И тут сердце у меня сжалось — звук «палки по забору» я услышал со стороны пилотской кабины. Самолет клюнул носом. Захлебнулись наши пулеметы. Ярким светом из иллюминатора резануло глаза — полыхнул один из двигателей по левому борту.

— Грубер, проверь бортстрелка, а я — в кабину пилотов.

Вскочив с места, я кинулся в сторону носовой части самолета и распахнул дверь в пилотскую кабину. Ветер, проникающий сквозь разбитое остекление кабины, ударил в лицо. Пилот в левом кресле был мертв, его кровь забрызгала все вокруг. Приборная доска разворочена. Молодой летчик в правом кресле повернул ко мне бледное лицо:

— Напоролись на звено «Спитфайров». Не отстанут, пока не добьют. Прыгайте, а я попытаюсь сесть.

— В темноте не сядешь, прыгай с нами.

— Хорошо, но сначала вы, а потом я. Высота 4000 метров, должны успеть.

— Что внизу?

— По показаниям приборов, еще до нападения мы достигли суши.

Хлопок справа снова встряхнул «Фокке-Вульф».

— Прыгайте же, это второй двигатель загорелся!

Я бросился в транспортный отсек.

— Командир, стрелок мертв. Пулемет разбит, — доложил Грубер.

— Прыгаем, надевайте парашюты. — Я схватил первый попавшийся и кинул его Хольцу, уже выбравшемуся из тюков и прижавшемуся к борту.

— Нет-нет, я не могу, — забормотал он. Мешок выпал из его рук.

— Тогда я забираю его себе. — Я поднял парашют и, закинув его себе за спину, стал защелкивать ремни.

— Нет, он мой, — Хольц с вытаращенными от ужаса глазами ухватил меня за пряжки ремней.

— Да вот же, у тебя в ногах лежит. — Я с силой отпихнул оберштурмфюрера обратно к борту, и он шлепнулся, споткнувшись о парашютный мешок на палубе.

— Тапперт и Майер, хватайте больше воды и провиант, боеприпасы не берите. Без них можно обойтись. Грубер — рация. Хольц, возьми ящик взрывчатки.

— Фон Рейн, вы убить меня хотите?!

— Черт! Грубер — взрывчатка, Хольц — рация.

Я открыл дверь наружу. Едкий дым наполнил отсек. Отпрянув, я взмахнул рукой. Первым прыгнул Тапперт, весь увешанный флягами с водой, за ним — Майер. Вслед за ними в темный провал шагнул Грубер с вещмешком, набитым взрывчаткой. Хольца мне пришлось сильно пнуть ногой в зад, чтобы он, наконец, вывалился из самолета. Дым разъедал глаза, дышать стало невозможно. Я стал быстро выпихивать сумки с горнострелковым обмундированием, спальными мешками и другим снаряжением. Потом бросился за парнем в кабине. Он все еще сжимал штурвал.

— Бросай, я жду тебя! Пора прыгать! Не посадишь ты его в темноте!

Не дожидаясь ответа, я стал вытаскивать упрямца из-за штурвала. В дыму мы добрались до проема в фюзеляже и наконец вывалились наружу. За нашими спинами горящий «Фокке-Вульф» начал разваливаться на охваченные пламенем куски.

Посадка была жесткой, но благополучной. Ни рук, ни ног я себе не поломал, а это главное. Посидев с полчаса на песке и придя в себя после пережитых событий, я решил поискать своих и достал фонарик. Через час с небольшим нашелся Грубер, а затем и Майер с Таппертом. Все были живы и здоровы. Через некоторое время обнаружился и пилот. Он тоже был в порядке, а вот Хольц с рацией пропал. Когда нашли один из мешков, выброшенных из самолета, решили развести костер и поставить палатку.

Во время ужина я узнал, что лейтенанта Люфтваффе, спасшегося вместе с нами, зовут Вернер Хенке. Это был высокий и темноволосый парень, с по-детски припухлыми чертами лица. Иногда в его движениях проскальзывала некоторая угловатость, что обычно бывает присуще подросткам. Родом двадцатидвухлетний летчик был из Дрездена. За штурвал военного самолета Вернер Хенке сел в июне 1941 года, но признался, что в переделки, подобные этой, еще не попадал.

После ужина я отправил гренадеров спать, а сам решил остаться на часах, а заодно вместе с Хенке определить наше местонахождение. Подавленное настроение молодого пилота после бутербродов с мясом и крепкого чая сменилось готовностью к новым свершениям. Но я знал, что еще полчаса, и его молодой организм под действием недавно пережитого стресса и плотной еды потребует сна. Справиться с этим он вряд ли сможет, а имеющиеся в наличии амфетамины надо приберечь для экстраординарных случаев. Поэтому я побыстрее достал свою командирскую сумку. После изучения звездного неба и карт мы пришли к выводу, что находимся в пустыне между Ауджилой и ливийско-египетской границей, довольно сильно отклонившись от пункта назначения. Когда спустя несколько минут лейтенант захрапел, я достал еще одну карту, составленную со слов другого лейтенанта — Дитриха. Получалось, что мы, по странному стечению обстоятельств, упали совсем недалеко от затерянных в песках развалин, которые не давали спокойно спать Гиммлеру и Хорсту.

«Жаль, что рядом медиума нет», — невесело усмехнулся я, глядя на огонь костра. Спустя час я сонно поднялся и пошел расталкивать Грубера, чтобы он сменил меня на посту.

Мне снится сон, в котором я медленно выхожу из палатки. Хотя еще раннее утро, солнце нещадно слепит глаза, и я опускаю их вниз. На мыске моего десантного ботинка примостился скорпион. Он недвижим, словно греется на солнце. Я стряхиваю его и иду прямо, поднимаясь по пологому склону песчаного холма. Достигнув вершины, я замечаю внизу, с противоположной стороны, что-то темное. Быстро спускаюсь. Рядом с разбитой рацией я вижу тело оберштурмфюрера Хольца. Он мертв. Неподалеку распластался полураскрытый парашют с перепутанными стропами. «Не останавливайся, иди дальше», — вдруг слышится чей-то еле различимый шепот. Я подчиняюсь и иду дальше. Взбираюсь на следующий холм, затем другой. Чувствую, как по спине течет пот, — жарко. Хлопаю себя по ремню и обнаруживаю, что забыл флягу с водой. Хочу повернуть назад, но странный голос приказывает продолжать путь. И снова я иду вперед. «Все, взберусь на эту вершину и поворачиваю назад», — говорю я себе. Поднявшись на очередной гребень и собравшись уже повернуть назад, вдруг замечаю впереди нечто, нарушающее гармонию плавных линий песчаных дюн. Я вскидываю к глазам бинокль. Белые выцветшие глыбы древних развалин. В центре что-то, напоминающее купол храма, вокруг — то ли остатки крепостных стен, то ли прилегающих построек. Я делаю шаг вперед, и в этот момент песок начинает проваливаться под моими ногами. Я падаю в темноту и… просыпаюсь.

Сев в своем спальном мешке, я огляделся. Рядом посапывали Грубер, Майер и Хенке. Сквозь приоткрытый полог палатки пробивался яркий свет. На часах было семь утра. Сделав несколько глотков воды из фляги, я вышел из палатки. Тапперт варил на костре кофе. Солнце, несмотря на ранний час, уже слепило глаза. Надевая полевое кепи, я невольно опустил глаза — на мысе моего ботинка застыл скорпион. Ночной сон вспомнился еще отчетливее, яснее. Я стряхнул насекомое и быстро зашагал вверх по песчаному холму. Тапперт, увидевший меня, что-то крикнул, но я лишь отмахнулся. Мне не терпелось увидеть другую сторону холма. Внизу действительно что-то темнело. Я бегом бросился вниз. Хольц лежал, неестественно подогнув ногу. На открытые глаза и кровь на лице уже налип песок, из ранца тянулся жгутом перекрученный парашют. Рядом валялась вдребезги разбитая рация. Я подошел поближе и на парашютном мешке разглядел пару рваных пулевых отверстий. Видимо, они появились еще на борту «Фокке-Вульфа», во время атаки британских истребителей. В темноте никто из нас не заметил, что парашют поврежден. А ведь именно этим парашютом мог воспользовался я, если бы Хольц тогда не запаниковал. Развернувшись, я направился обратно, в лагерь. Проверять, есть ли дальше те самые развалины, я не стал. У меня не было сомнений, что мы найдем их за ближайшими дюнами. Осталось лишь организовать поиски сброшенного мною с самолета снаряжения и боеприпасов, перетащить все это в древний город, а затем приступить к следующему этапу операции, только уже в усеченном составе и без радиосвязи.

К вечеру мы собрали практически все разбросанное в песках снаряжение, похоронили Хольца и разбили лагерь в стенах древнего храма. После ужина я отправил Майера на самый высокий из ближайших песчаных холмов для наблюдения за окрестностями, а Хенке и Тапперту поручил привести в порядок снаряжение и проверить исправность оружия. Я же вместе с Грубером решил поподробнее изучить развалины. При ближайшем осмотре я укрепился в мысли, что это остатки древнего куполообразного храма, обнесенного когда-то мощной стеной из белого камня. Причем и храм, и стена были, видимо, исполинских размеров. За тысячелетия пески почти полностью занесли их, но оставшаяся видимой верхняя часть купола, имеющая не менее двухсот метров в диаметре, пусть и провалившаяся внутрь, поражала воображение. В более поздние времена в остатках храма появлялись иные постройки, имеющие, скорее всего, только хозяйственное назначение или служившие нехитрым жилищем кочевникам, но и они впоследствии были заброшены, и пустыня разрушила их.

Место, где, по описанию Дитриха, находился колодец с туннелем, долго искать не пришлось. На его месте, в центре храма, я обнаружил полузасыпанную воронку. Споткнувшись на ее краю обо что-то твердое, я выдернул из песка немецкую каску.

— Посмотрите туда, гауптштурмфюрер.

Я посмотрел в направлении, указанном Грубером, и увидел среди каменных блоков, торчащих из земли, сожженный британский джип. Снова посмотрев на каску, я разглядел на ее ремешке слабо, но вполне разборчиво проступающую фамилию владельца — «Рудель».

— Грубер, под воронкой находится старый колодец, от которого идет длинная, под наклоном примерно в сорок пять градусов, шахта, выводящая в обширную сеть подземных пещер. Англичане, как видишь, забросали колодец гранатами. Нам надо проникнуть в эти пещеры. Сможешь вскрыть проход?

— На какой глубине вход в туннель?

— Точно не знаю, но, по словам человека, побывавшего там, метров двадцать-тридцать.

— Мне надо подумать, гауптштурмфюрер, и осмотреть место закладки при свете дня.

— Хорошо, завтра утром доложишь свои соображения, и приступим к работе.

Ночью я почувствовал, что кто-то трясет меня за плечо. Я открыл глаза и увидел прямо перед глазами встревоженное лицо Майера, подсвеченное фонариком.

— Британский «пустынный патруль» — шесть человек на двух джипах с тяжелыми пулеметами. Сейчас — за ближайшим холмом, на север от нас. Костер я потушил. Думаю, что про нас они ничего еще не знают и ведут себя спокойно.

— Черт, — выругался я. — Буди остальных.

Несколько минут спустя, при свете луны, я, Майер и Тапперт разбежались по руинам храма. Грубер забрался на самую высокую точку развалин, чтобы видеть северный холм, а полусонного Хенке я отправил прикрывать тыл. Я надеялся, что британцы сначала пошлют пару-тройку человек тихо разведать древние постройки, остальные же останутся за холмом ждать результатов разведки. Мои ожидания оправдались — через минуту Грубер подал знак, что видит трех человек — один приближается по центру, двое других огибают с флангов. Теперь нам предстояло бесшумно их обезвредить. Спрятавшись в тени огромной глыбы, я вытянул из ножен кинжал и подумал, что надо было поменяться с Грубером местами. Но теперь уже поздно — придется убивать самому. Я постарался сосредоточиться на технической стороне этой необходимости. Наконец дыхание мое стало равномерным и неслышным, слух обострился до предела, а нож стал частью руки. Я вжался в стену. Врага я не услышал, я почувствовал его приближение. Он обходил меня слева. А вот и чуть слышно скрипнул песок под его ботинком. Он медленно входил в поле моего зрения. Это был здоровенный парень, ростом почти на голову выше меня, с широченными плечами. Скользнув было взглядом в мою сторону, он тут же отвернулся и настороженно попятился в тень прямо на меня. Это помог Грубер — он чем-то тихонько звякнул, сидя наверху. Медлить было нельзя, и я сделал шаг навстречу широкой спине британца. Одновременно закрыв ему рот левой рукой, правой я нанес сильный, по самую рукоятку, удар кинжалом в корпус, стремясь угодить в почку. Крутанув в ране клинок, я выдернул кинжал и тут же нанес укол в шею, в область яремной вены. Шансов у противника выжить или подать хоть какой-то сигнал товарищам не было. Майер и Тапперт тоже сработали чисто. Осталось разобраться еще с тремя британцами, беспечно оставшимися у джипов. Минут через двадцать я с одной стороны, а Майер и Тапперт с другой обогнули северный холм. Грубер со снайперской винтовкой вполз на вершину. Британцы нас не ждали, хотя один из них уже и поднимался на холм с биноклем в руках, надеясь в лучах восходящего солнца рассмотреть старый храм и отправленных в разведку товарищей. Через минуту противники были уничтожены — мы расстреляли их из автоматов.

Порадоваться легкой победе я не успел. Курт, сбежав вниз, сообщил, что к востоку от нас видел скопление людей и техники. Я взлетел на холм и прильнул к биноклю. Грубер был прав. Километрах в шести-семи от нас через пологие дюны медленно переваливала довольно крупная колонна вражеской пехоты в сопровождении нескольких бронетранспортеров. Примерно через час она будет здесь. «Ничего, — подумал я. — Через час мы будем под землей или уйдем от них на джипах». Над колонной возникла тройка британских истребителей. Сделав плавный разворот, они пошли на север.

— В любой момент могут вернуться. Тогда уйти, даже на джипах, будет сложновато, — озабоченно пробормотал Грубер, вслух озвучивая мои мысли.

— Так чего же ты стоишь! Готовь взрывчатку и открывай туннель!

Загнав джипы в развалины, мы стали спешно готовиться к следующему этапу операции. Тут все зависело от профессионализма Курта и помогавшего ему Майера. Пока они по сложной схеме Грубера закладывали взрывчатку, я и Тапперт готовили снаряжение, а Хенке с биноклем следил за окрестностями с вершины полуразрушенного купола.

Спустя полчаса с небольшим, когда у Грубера уже почти все было готово, Хенке буквально скатился с купола:

— «Спитфайр» с севера.

Через мгновение над нами с ревом пронесся британский истребитель. Я кинулся к Груберу.

— Еще пять минут, гауптштурмфюрер.

Я заскрипел зубами и, кинувшись к одному из джипов, заорал:

— Вернер, к пулемету! Попробуй срезать его.

Когда истребитель зашел на второй круг, мы были уже готовы к встрече. Британский летчик, по всей видимости, распознал в нас врага и уже издалека открыл огонь. Высокие фонтанчики песка заплясали между камней. Поймав в прицел врага, я поторопился нажать на спусковой крючок и промахнулся. Зато Хенке, открыв огонь чуть позже, попал в яблочко. Вражеский самолет, задымив, завалился на крыло и ушел за дальние дюны.

— Еще один! — заорал Хенке, и тут же пулеметная очередь прошлась по его джипу. Вернер отлетел в сторону.

— Давай же, рви! Сейчас они будут здесь! — закричал я в сторону Грубера. Через мгновение взрыв поднял на дыбы стену из песка и камней. Потом раздался еще один, и мой джип завалился набок. Я вскочил на ноги и бросился к воронке. Увлекая за собой, песок начал проваливался подо мной вниз, под землю. «Получилось!» — обрадованно подумал я, хватаясь за колесо джипа и карабкаясь обратно.

— Под нами действительно обширная полость. В образовавшийся разлом уходит песок, но он же может опять заблокировать вход. Надо торопиться, — подскочил ко мне Майер. Рядом с ним в целости и невредимости я с радостью увидел Хенке.

Подхватывая мешки со снаряжением, продовольствием и водой, мы стали съезжать вместе с песком в чрево раскаленной пустыни. Песок забивался в уши, глаза, не давал дышать, но повернуть назад было уже невозможно. После долгого и весьма жесткого падения мы оказались глубоко под поверхностью земли, в кромешной тьме. Песочная волна, бросив нас вниз, наглухо замуровала оставшийся позади вход. Британцы нас теперь не найдут, но и выбраться на поверхность тем же путем нашему отряду вряд ли удастся.

Не дожидаясь, пока кто-нибудь зажжет фонарь, я провел перекличку. Все были здесь. Еще через несколько минут, когда Грубер наконец-то отыскал фонари, мы стали приводить себя в порядок и осматриваться. Облачаясь в горнострелковое обмундирование, я обнаружил, что мы находимся в небольшой пещере, предваряющей вход в узкий, не более метра шириной, но довольно высокий, чтобы идти в полный рост, туннель. Этот туннель имел явно искусственное происхождение — стены хоть и не отличались особо искусной обработкой, но пол был слишком ровным. Изучение туннеля я решил отложить — после утреннего боя требовалось поесть и отдохнуть. Тем более оказалось, что Тапперт получил в плечо хоть и легкое, но ранение. Пока Майер перевязывал его, Курт сделал бутерброды. Перекусив, мы осмотрели мешки со снаряжением. Я остался доволен. Помимо того, что на всех хватило утепленного обмундирования, у нас также было четыре теплых спальных мешка и недельный запас воды и пищи. Боеприпасов, правда, оказалось маловато, но я надеялся, что в ближайшее время воевать нам не придется. Теперь лишь одна мысль, которую я пока старался гнать от себя, тревожила меня — как мы выйдем на поверхность. И еще — как объяснить команде, что мы все тут делаем. Долго с объяснением тянуть нельзя.

Глава 4

В восемь часов утра, что удалось определить лишь по часам, я поднял воротник своей кожаной куртки, понадежнее пристроил фонарик на груди и дал команду на выдвижение в туннель.

Впереди, метрах в пяти, шел Майер, за ним, во главе со мной, все остальные. Коридор туннеля часто изгибался и петлял. Стрелка компаса металась как сумасшедшая, не давая определить направление. Часа через два мне стало казаться, что мы идем по этому коридору целую вечность. Еще через полчаса меня стала посещать паническая мысль, что в итоге мы упремся в глухую стену, и тогда кончится не только коридор, но и жизнь. Вдруг я услышал странный звук. Приказав всем остановиться, я прислушался. Звук шел откуда-то снизу, он напоминал работу какого-то механизма — ритмичный, с металлическими нотками.

— Вернер, слышишь?

Хенке, шедший вслед за мной, так же как и я, опустился на одно колено и прислушался:

— Какой-то механизм. По-моему, под нами.

Внезапно, так же как и начался, звук прекратился. Мы долго прислушивались, но звук не повторялся. Я дал команду сделать привал. Грубер занялся обедом, а Хенке я послал вернуть Майера, продолжавшего двигаться в авангарде. Когда все собрались и мрачно приступили к трапезе, я понял, что настроение у членов экспедиции подавленное и тянуть с объяснениями нельзя.

— Довожу до вашего сведения, что, по разведданным, полученным нашим командованием, здесь находится подземное сооружение искусственного происхождения, возможно, целый город. Его принадлежность и назначение нам неизвестны. Наша задача — их установить. Также известно, что катакомбы имеют систему запутанных туннелей, растянувшихся на значительное расстояние, а также несколько входов и выходов. Сама миссия, а также ее результаты носят секретный характер и после выполнения огласке не подлежат. Вы, Хенке, после выполнения задания, прежде чем попасть в свою часть, должны будете предстать перед руководством СС. Пока же я назначаю вас своим заместителем.

После того как я закончил, мои спутники заметно оживились и уже с заметным аппетитом продолжили обед. Рыжий Тапперт, несмотря на плохо заживающую рану, опять стал рассказывать какой-то анекдот. Когда же спустя час мы снова двинулись в путь, то уже через несколько сот метров наткнулись на широкую подземную галерею, по дну которой текла, конечно, не река, но достаточно полноводный и быстрый ручей. Мы пошли вниз по течению, прижимаясь к стене. То и дело по пути попадались высокие арки, предварявшие входы в другие туннели, но я не поддавался искушению заглянуть в них. Я ждал «знака», оставленного Дитрихом у нужного входа, а «знак» должен был появиться только через два-три дня пути.

Ночью меня разбудил голос, женский голос: «Где ты, Эрик?»

Я подскочил как ужаленный. Дежуривший Грубер сразу включил фонарь и посмотрел в мою сторону. Я успокаивающе махнул ему рукой и перевернулся в своем спальнике на другой бок, раздраженно думая: «Что за черт! Только галлюцинаций мне не хватало, а ведь мы только двое суток пробрели по этой галерее». Как только я об этом подумал, то сразу же услышал что-то вроде смешка, и затем тот же голос произнес: «Главное, что ты жив и здоров, Эрик».

Не выдержав, я вылез из спального мешка и подсел к Груберу.

— Как дела, Курт?

— Все спокойно, гауптштурмфюрер. Можете спокойно спать, волноваться не о чем.

Я огорченно замолчал. Выходит, голос вертится только у меня в голове. Отправив Курта Грубера спать, я полчаса просидел, глупо таращась в кромешную тьму и вслушиваясь в плеск ручья. Однако странный голос меня больше не беспокоил. Спустя полчаса удивленный Майер сменил меня, и я, вернувшись в свой спальный мешок, мгновенно заснул. Снов не было, и в семь часов утра я проснулся свежий и бодрый.

После завтрака наш маленький отряд снова двинулся вниз по бесконечной галерее. Мы протопали почти три часа, когда я увидел, что идущий впереди Грубер вдруг остановился и, рассматривая что-то под ногами, быстро машет мне рукой. Я знаком остановил отряд и поспешил к Курту. У его ног я увидел тот самый «знак», который давно ждал — полуистлевший труп в тропической форме вермахта. Это был Рудель. Рядом вход в таинственный коридор, аккуратно прорубленный в стене.

Подобрав поблизости удобную площадку, мы разбили очередной лагерь. Тело Руделя мы аккуратно перенесли на выступ в стене с противоположной стороны ручья и плотно заложили камнями. На крышке от ящика с боеприпасами, надежно закрепленной на могиле, я написал его звание, имя, а также дату рождения и примерную дату смерти. После обеда, прошедшего в полной тишине, я сообщил Хенке дальнейший план моих действий, согласно которому мы с Грубером отправлялись исследовать коридор, а он с Майером и раненым Таппертом оставался ждать нас в лагере. Отправиться на наши поиски он должен был в случае нашего отсутствия в течение двух суток с момента убытия. Хенке хотел поначалу возразить, но, взглянув на Тапперта, передумал. У Тапперта начинался жар — рана в плече, видимо, начала гноиться.

Я и Курт Грубер проверили свое снаряжение и наличие боеприпасов, запаслись провизией и водой в расчете на пару суток. После этого, пожав остающимся руки, мы ступили в высокий и узкий коридор. Я шел первым, метрах в двух позади — Грубер.

Шли в полном молчании, говорить не хотелось. Примерно через час я обнаружил, что мой наручный швейцарский хронометр остановился. Часы Грубера тоже встали. Мой фонарик мигнул и погас — сдох аккумулятор. Я хотел повернуться к Груберу и взять его фонарь, но вдруг заметил впереди слабое, но равномерное свечение. Его источник находился за ближайшим поворотом. Осторожно миновав его изгиб, мы увидели, что узкий коридор туннеля становится в несколько раз шире, а ставшие гладкими стены и потолок излучают неяркий, но достаточный для свободного движения свет. Грубер подошел к стене и, взглянув на меня, ударил в стену прикладом автомата. Звук был глухой. Я провел по светло-серой стене рукой. На ощупь она была шершавая и прохладная. Еще раз переглянувшись, мы пошли дальше по туннелю. Теперь он стал прямым, как стрела. Внезапно я ощутил приступ страха. Это был настоящий животный страх, лишающий рассудка и подкашивающий ноги. Я прижался спиной к стене и до боли в суставах сжал автомат. Лицо рядом стоящего Грубера стало бледным до белизны. По его щеке медленно поползла струйка пота. Я попытался прийти в себя, мысленно приговаривая: «Вперед, иди вперед. Тебя все равно уже должны были пять раз убить, а ты все еще жив. Выкарабкаешься и на этот раз».

С трудом преодолевая охватывающий ужас, мы медленно, но все-таки двинулись дальше. Я шел впереди, прижимаясь к левой стене, Грубер крался позади, вдоль правой.

Сколько мы так шли, я не знаю, но вскоре коридор привел нас в большой круглый зал диаметром около сотни метров. Весь пол зала был исписан неизвестными мне знаками, отдаленно напоминающими древние египетские символы. В зале, как и рассказывал Дитрих, имелось три створчатые двери. На стенах, рядом с дверьми, аккуратно вырезанные столбцы все тех же неизвестных мне знаков. Грубер по очереди попытался раздвинуть створки то одной, то другой из них, но все безуспешно. Закинув автомат за спину, я подошел к центральной двери и, стянув с руки перчатку, приложил ладонь к створке. «Ты же должна как-то открываться. Откройся», — мысленно приказал я. Под ладонью вдруг стало тепло, и тяжелые плиты, к моему удивлению, медленно поползли в стороны. Мы вошли в следующий зал. Этот зал был небольшой, почти в два раза меньше предыдущего. Стены выполнены из черного гладкого материала, похожего на мрамор, зеркально отображающего все вокруг. Куполообразный потолок создавал впечатление мрачной торжественности. В центре зала был установлен то ли постамент, то ли саркофаг высотой около одного и длиной примерно три метра. Выполнен он был из такого же материала, что и стены вокруг, но только ослепительно-белого цвета. Но самое удивительное было не это. Над саркофагом медленно вращался предмет из тускло-желтого металла. Я медленно подошел к саркофагу и рассмотрел то, что магическим образом, ничем не поддерживаемое, парило в воздухе. Это была пластина — примерно двадцать сантиметров длиной и сантиметров четыре-пять шириной, вся испещренная мелкими знаками. На одной из граней просматривалось рельефное изображение явно мифического животного, напоминающего дракона.

— Взять это? — произнес за спиной Грубер.

— Попробуй.

Грубер протянул к пластине руку и тут же одернул, зашипев от боли. Видимо, она была под защитой какого-то силового поля. Вспомнив, как мне удалось открыть дверь, я рискнул сам схватить пластину, но при попытке прикоснуться к ней тут же почувствовал нестерпимую боль в руке. Я обошел вокруг саркофага, разглядывая его и раздумывая, что делать дальше. Тонкая вязь замысловатых рисунков покрывала всю его поверхность. Это была не убогая наскальная живопись, а тонкая изящная гравировка. Линии рисунков были четкими и ровными, плавно переходящими одна в другую. На верхней плите был изображен лежащий в полный рост трехметровый гигант с идеальными, неестественно ровными чертами лица. Глаза его были закрыты, руки крестообразно сложены на груди, длинные волосы разложены веером вокруг головы. Тонкая обтягивающая одежда повторяла каждый контур его тела. Скорее всего, это было изображение заключенного в саркофаге тела. Но больше меня заинтересовали рисунки на боковых плитах. Вот изображение трех мужчин, стоящих рядом на вершине горного плато и надменно взирающих на простирающуюся у подножия долину. Классические черты лиц, длинные волосы, развивающиеся на ветру. У каждого в руке по короткому жезлу, а за плечами что-то похожее на военные ранцы. А позади всей группы… дискообразное сооружение. Почти такой же диск я недавно видел парящим над полигоном «Аненербе». Я сделал еще шаг. На равнине неведомый художник изобразил десятки животных — ползущие гады, похожие на драконов гиганты, парящие в небе ящеры, раскачивающиеся на лианах приматы. Нет, не десятки. Неизвестный мастер тщательно прорезал в камне сотни совокупляющихся между собой, пожирающих друг друга фигурок. Дальше рисунок плавно перешел в другой. Здесь долина уже населена странными мутантами — обезьянами с головами собак, драконами с несколькими головами и сотнями других кошмарных чудовищ. И среди всех этих порождений больной фантазии на высоком троне восседал один из длинноволосых гигантов. Двое других парили в воздухе и поражали из неведомого оружия копошащихся внизу мутантов. Следующая картина изображала того же пришельца, восседающего на троне. Перед троном на коленях стоял второй и протягивал властелину голову их товарища. Обезглавленное тело рвали на куски мерзкие мутанты.

Мне стало не по себе, и, оторвавшись от изображений, я взглянул на Курта. Парень во все глаза завороженно разглядывал странные рисунки. Но вот он поднял голову и озабоченно уставился куда-то позади меня. Я быстро обернулся. Створки только что закрытой двери за моей спиной были распахнуты и манили в следующий коридор, под небольшим углом уходящий вверх. Меня приглашали пройти дальше?

Вместе с Грубером мы пошли по новому коридору. Он был более узкий и низкий, а свет от стен совсем тусклый. Минут через пять мы достигли еще одних дверей, которые, как только я приблизился, разъехались в стороны. Холодный ветер бросил в нас стаю снежинок. В глубине темного проема стояла неясная фигура человека. Стаей круживший снег мешал разглядеть его. Он сделал движение рукой, подзывая меня к себе, и, развернувшись, шагнул в темноту.

— Останься здесь, Курт.

Солдат все-таки двинулся за мной.

— Останься здесь, Курт! Страхуй меня с тыла, — уже с металлом в голосе сказал я. Грубер, что-то пробурчав себе под нос, остановился.

Шагнув за дверь, я сразу почувствовал под ботинками рыхлый снег. Пронзительно холодный ветер жестко хлестнул по лицу, выжимая слезы. Проморгавшись, я осмотрелся и был поражен открывающимся вокруг видом. Под куполом темно-синего ночного неба передо мной простиралась величественная горная страна. Непривычно большая полная Луна заливала своим мертвенно-бледным светом ряды горных пиков, покрытых снежными шапками. И я сейчас находился на одной из этих вершин, почти у самого неба. Снег вокруг тихо поблескивал острыми голубыми искорками и щекотал ноздри свежим морозным ароматом. Вздохнуть поглубже не удалось — грудь будто стянуло железным обручем. Видимо, я оказался на большой высоте и воздух слишком разрежен. Недалеко, под широким выступом скалы, я заметил человека, сидевшего с поджатыми ногами прямо на снегу и смотревшего в мою сторону. Положив палец на спусковой крючок автомата, я стал медленно приближаться к нему. Сделав несколько шагов, я увидел еще один «знак» из рассказа Дитриха — занесенную снегом фигуру человека, стоящего на коленях. Я смахнул затвердевший наст с его плеча. Под ледяной крошкой проступил погон рядового вермахта. Это был Гауссер.

Я приблизился к странному незнакомцу. Присмотрев метрах в двух от него подходящий валун, я кинул на него свой тощий солдатский ранец. Присев, я положил на колени взведенный автомат и уставился на сидящего напротив меня человека. Абсолютно лысую голову с азиатскими чертами лица поддерживала короткая мощная шея. Руки ладонями вверх спокойно лежали на коленях, а темно-оранжевый балахон непонятного покроя скрывал очертания тела. Разглядывая складки столь необычного одеяния, я невольно поежился — уж слишком легко он был одет. Я же, даже в своем утепленном горнострелковом обмундировании, чувствовал себя весьма неуютно. Тем временем странный человек, не шевелясь и не мигая своими узкими глазами без ресниц, внимательно изучал мое лицо. Взгляд незнакомца был настолько пристальным, что на миг мне показалось, будто он пытается прочитать мои мысли. Хотя, возможно, так оно и было.

Вдруг незнакомец заговорил. Вернее, в моей голове отчетливо прозвучала фраза:

«Приветствую тебя, Наблюдатель. Я ждал тебя».

— Мне нужен Ключ. Могу ли я его забрать? — осипшим голосом выдавил я. Причем в отличие от незнакомца, впечатывающего свои слова в мой мозг, не открывая рта, мне пришлось ответить традиционным способом, с трудом разжав быстро обветрившиеся губы. С усмешкой я подумал, что если попытаюсь отвечать ему мысленно, то у него, наверно, голова лопнет от той сумятицы, что сейчас творилась в моей.

Человек в балахоне немного склонил голову набок, словно приглядываясь ко мне, а потом встал с места и сделал шаг вперед. Я тоже встал и шагнул ему навстречу, стараясь при этом держать в поле зрения его руки и складки одежды. На всякий случай я снова положил палец на спусковой крючок автомата.

«Да, ты можешь забрать его, но прежде позволь мне прикоснуться к тебе. Я не причиню зла». — Странный азиат медленно поднял правую руку и приложил ее к моей груди. Закрыв глаза, он забормотал что-то на незнакомом мне языке. Вопреки ожиданию рука у него оказалась теплой, почти горячей. Это ощущалось даже сквозь мою плотную кожаную куртку и свитер под ней. Постепенно тепло разлилось по всему телу, и я ощутил небывалый прилив сил. Стало легко дышать. Монах, как мысленно я решил окрестить его, прекратил бормотать и скрестил руки на плечах. Глаза его оставались закрытыми. Я решился заговорить:

— Как мне обращаться к тебе?

«Так и зови меня — Монах».

Открыв глаза, Монах медленно и плавно, будто плывя, подошел к отвесному горному обрыву и застыл, глядя куда-то вдаль. Оранжевые складки тяжело развевались на ветру.

Я встал рядом, готовый в любую минуту отпрянуть в сторону. Монах молчал, все так же глядя на залитые лунным светом горные пики.

— Что это за место?

«Это Гималаи, Тибет».

Моему удивлению не было предела. Получалось, что за несколько суток пешего перехода по подземному лабиринту моя спецкоманда невообразимым образом переместилась из Северной Африки в Центральную Азию. Тем временем Монах продолжал:

«Я знаю, у тебя много вопросов, но поверь мне — сейчас ты еще не готов принять на них ответы. Ты все узнаешь, по мере того как будешь меняться и идти по предначертанному пути».

— Что за путь и кем он предначертан? Что значит меняться?

Монах снова пристально посмотрел на меня, словно оценивая, и я вновь услышал в глубине своего сознания его голос:

«Тысячи лет назад по земному календарю, когда солнце вставало на западе и заходило на востоке, со звезд пришли боги. В помощь себе они создали, по образу и подобию своему, сложные саморазвивающиеся и самовоспроизводящиеся организмы, предназначенные для решения сложнейших задач. В этих организмах заложены сотни скрытых возможностей и программ. Созданных таким образом помощников боги разбили на группы, каждой из которых поручили свою задачу. Одних, например, сделали жрецами, других — строителями, третьих — воинами. Но была также группа помощников, которых прозвали Наблюдателями. Они могли быть и воинами, и строителями, и жрецами, но главной и тайной их задачей стал сбор информации, ее сохранение и передача создателям. Двенадцать тысяч лет назад боги повздорили между собой, и началась страшная и разрушительная война. Их грозное оружие плавило камни и металл. Боги гибли сами, гибли их верные слуги — люди Земли. Вскоре планета перевернулась, и жизнь на ней почти исчезла. — Монах вдруг замолчал, будто прислушиваясь к чему-то. Я тоже почувствовал какую-то неясную тревогу. — Возьми Ключ и открой Звездный Портал, скрытый во льдах Антарктиды. Найди Царицу Шумера, Верховную Жрицу Малока. Таков твой путь, предначертанный Сетом».

— Я многого не понимаю. Что это за…

Знаком руки Монах прервал меня:

«Твои спутники в опасности. В этом лабиринте вы не одни. Ваши враги уже выдвигаются на исходные позиции».

— Дьявол, какие враги?

«Поспеши, Наблюдатель».

Передо мной вдруг возник образ большой группы людей, увешанных оружием. Одетые в черные комбинезоны и береты без каких-либо отличительных знаков, они легко и бесшумно двигались по обе стороны туннеля. По знаку лидера отряд замер на месте. Пальцы легли на спусковые крючки, а на лицах появились плотные маски с прорезями для глаз.

Как только видение исчезло, я бросился обратно, в подземный лабиринт.

Вместе с ничего не понимающим Грубером я ворвался в зал с саркофагом. На ходу схватив увесистую пластину, вдруг ставшую безопасной, я ринулся дальше, в главный коридор.

— В чем дело? — прокричал Курт у меня за спиной.

— Лагерь в опасности, приготовься, — бросил я, все же надеясь, что тревога оказалась ложной.

Прямой коридор кончился, и начался извилистый туннель.

«Нет, это какой-то затянувшийся сон, фантасмагория. Спустившись в пещеру в Северной Африке, я через пару суток путешествия по катакомбам очутился на другом краю планеты, в Гималаях, да еще в компании с сумасшедшим с какой-то дьявольской программой в голове. Надо было просто расстрелять магазин в эту лысую куклу и проснуться», — зло думал я на бегу.

Я уже начал задыхаться, когда услышал звук, похожий на автоматную очередь. Потом что-то глухо и неприятно ухнуло. Походило на взрыв гранаты. Курт за спиной чертыхнулся. Мы замедлили шаг и, тяжело дыша, приготовились к бою. Когда до очередного поворота оставалось метра четыре, за ним раздался очередной взрыв. В стену перед нами полетели куски породы и песка, а вместе с ними в туннель влетело что-то большое и живое. Мы отпрянули, прижавшись к стене. Вкатившееся нечто оказалось двухметровым вражеским бойцом, затянутым в черный комбинезон. Лицо было прикрыто плотной маской с узкими прорезями для глаз. Вскочив на ноги, боец открыл по нам огонь из автомата. С двух стволов мы с Грубером открыли ответную стрельбу. Воздух стал плотным от смеси пороховых газов и выбиваемой пулями каменной крошки. Только когда мы расстреляли по магазину, противник рухнул на колени, а потом медленно завалился на бок. К запаху пороха добавился резкий запах крови.

— Бронированный он, что ли? — буркнул Грубер, спешно меняя магазин.

Об стену над распростертым трупом ударилась граната.

— Граната! — заорал я.

Мы бросились на пол. Взрыв заложил уши, по спине застучали камни. Не теряя времени, я вскочил и, снова прижавшись к стене, дернул из кобуры «вальтер». Автомат был уже пуст. Как я и думал, граната стала увертюрой к очередной атаке. Еще один рослый боец в черном, гибкий и верткий, как пантера, выскочил из-за угла, стреляя на ходу одновременно из двух пистолетов.

— Бей по глазам! — заорал я, одновременно открывая огонь по «пантере».

Высекая искры, наши пули забарабанили по металлу бронированной маски. Наконец, одна из них угодила противнику в глаз. Выронив оружие, он закрыл лицо руками и сделал шаг назад. Все еще вжимаясь в стену, я начал перезаряжать опустошенный пистолет. И вдруг поверженный было противник рванул из ножен на бедре широкий тесак. За долю секунды я прицелился и выпустил в него очередную серию пуль. Теперь я был намного точнее и все их вколотил точно в прорези стальной маски.

Когда вражеский боец упал навзничь и замер без признаков жизни рядом со своим товарищем, я обернулся и поискал глазами Курта Грубера. Унтер-офицер сидел, привалившись к стене, и пытался зажать рану на правой руке. Весь рукав его куртки потемнел от крови — пуля «пантеры» все-таки достала его. Я подскочил к Курту. Фонарь был разбит, но я отлично видел бледное лицо и расширенные зрачки своего боевого товарища. Разрезав рукав, я быстро перетянул плечо Грубера ремнем, после чего сунул ему в руку санпакет:

— Дай мне пять минут, Курт, надо помочь остальным. Пять минут!

Я схватил подсумок с гранатами и, свернув за поворот, оказался у входа в основной туннель. Прямо напротив меня два вражеских коммандос, вооруженных огнеметами, поливали все вокруг струями огня. Я дернул чеку одной из гранат и метнул подсумок в их сторону. Заметив краем глаза движение, один из огнеметчиков мгновенно развернулся в мою сторону. Я отпрянул за угол, и в тот же момент гранаты взорвались. Когда я снова выглянул в туннель, у противоположной стены, среди огня и дыма, виднелся труп. Но только один.

«Черт!» — я снова отпрянул назад. Враг, спрятавшийся за выступом, внезапно возник в проеме — прямо передо мной. Чтобы убить меня, ему не хватило доли секунды. Взрыв еще одной связки гранат смел его в сторону. Я же оказался вновь засыпан камнями и песком, но все же цел и невредим. На этот раз в проеме появился Хенке в дымящейся куртке, но весьма довольный сделанной работой. Подав руку, он помог мне выбраться.

— Вы очень вовремя подоспели, гауптштурмфюрер.

Не успел я ответить, как появились Тапперт и Майер. Тапперт поддерживал Майера, который держался за обожженное лицо.

— Они идут теперь с другой стороны. Их тут десятка полтора. Что делать? — посмотрел на меня Тапперт.

— Давайте за мной. Ты, Хенке, как я погляжу, в отличной форме, поэтому собери все оставшиеся гранаты. Будешь замыкающим и прикрывающим.

— Гранат больше нет.

— У меня в ранце немного взрывчатки. Я могу обрушить свод, — появился Грубер, держась за наспех перевязанную руку.

Через пару минут, под руководством Грубера, мы с Хенке заминировали свод у выхода из туннеля, а еще через минуту взрыв намертво запечатал его рухнувшей породой. В течение этой минуты я успел обыскать пару вражеских трупов, но не нашел ничего, что проливало бы свет на происхождение этой опасной группы тренированных бойцов, неожиданно возникших у нас в тылу. Оружие у них было немецкое, а ярлыки на комбинезонах срезаны. Клейма на бронированных масках и жилетах отсутствовали. Сорвав одну из таких масок с лица мертвого чужака, я хотел сунуть ее в свой ранец, но, увидев длинную трещину от удара пули, отбросил в сторону.

Теперь, после взрыва туннеля, мы могли идти только в одном направлении — к «Залу Мертвого Тела», как я мысленно обозвал его. Обработав Майеру и Груберу раны, мы вкололи им болеутоляющее и зашагали по коридору. Хорошо, что Тапперт чувствовал себя уже довольно сносно — одной «головной болью» было меньше. Дойдя до первого, большого зала, мы рухнули как подкошенные. Усталость начинала брать свое. Даже обычно любопытный Хенке не проявлял интереса к необычности места, в котором мы находились. Я тоже почувствовал усталость, но, собрав остатки сил в кулак, наскоро сделал и раздал бутерброды, а потом осмотрел раненых. К счастью, раны Майера и Грубера оказались менее серьезны, чем я ожидал. Несмотря на сильный ожог левой стороны лица и шеи, глаза и органы дыхания Майера не пострадали. При правильной обработке рана скоро начнет затягиваться, но лицо, конечно, будет обезображено. Что касается Грубера, то вражеская пуля всего лишь прошила мышцы плеча правой руки, хотя крови было потеряно много и Курт сидел белый словно бумага. Сменив повязки товарищам, я обнаружил, что все спят. Майер и Грубер заснули прямо с бутербродами в руках. Взяв автомат Майера и присев на пол, я прислонился к гладкой стене так, чтобы видеть длинный прямой коридор, по которому мы пришли и откуда, хотя и с малой долей вероятности, мог появиться противник. Стрелки на часах стояли.

«Что дальше?» — спросил я себя, уже находясь в полудреме. Ощутив, что мозг обволакивает сон, а голова свешивается на грудь, я мысленно заорал на себя: «Встать, не время спать! Пока мы в лабиринте — мы в опасности. Встать! Надо выбираться».

Медленно, опираясь спиной о стену, я поднялся на ноги. Плеснув в лицо водой из фляги, осмотрелся. В зале было три двери. Одна из них вела к Монаху, что за остальными — неизвестно. Я вспомнил про амфетамины и сухой паек, оставленные в ранце на скале. Растормошив Хенке и оставив его в качестве часового, я направился к Монаху. Когда я снова оказался на вершине горы, то обнаружил, что почти ничего не изменилось. Также светила полная луна, а горные пики вокруг подавляли своим величием. Коленопреклоненный Гауссер также смотрел в снег, а ранец лежал на валуне. Вот только странного незнакомца нигде не было. Я спустился к валуну и закинул за плечи свой ранец. Порыв ледяного ветра заставил меня задуматься о том, какую цену придется заплатить, чтобы спуститься в долину. Рядом с обледеневшим Гауссером я замедлил шаг. Оглядевшись, я увидел в скалах неподалеку небольшую нишу. Стараясь не обращать внимания на колючий холод, я перетащил в нее тело солдата и заложил его камнями. Постояв немного над могилой, я двинулся в обратный путь.

Проходя обратно через «Зал Мертвого Тела», я все же снова подошел к саркофагу. Положив руку на плиту, я вдруг ощутил такую глубокую грусть, будто в этом саркофаге находился мой хозяин, а я был его верным псом, тоскующим по хозяйской руке. Отдернув ладонь, я заспешил к товарищам. Собачьи ощущения не пришлись мне по нраву.

В большом зале все спали, в том числе и Хенке. Коридор, за которым он должен наблюдать, был чист, и я не стал будить лейтенанта, а решил посмотреть, что за следующей дверью. Повинуясь движению моей руки, створки поползли в стороны. За ними ничего особого я не увидел. Небольшое помещение — не зал, а большая квадратная комната. На каждой стене стилизованное, легкозапоминаемое изображение какого-то животного — птица, обезьяна, паук. Существо, изображенное на стене напротив, было мне незнакомо. У всех изображений была общая особенность. Каждое из них соприкасалось с соседними во всех четырех углах. Я поднял голову — на потолке изображение человеческой фигуры с раскинутыми руками и расправленными за спиной крыльями. Я видел похожий рисунок Леонардо да Винчи в одной из многочисленных книг отцовской библиотеки. На мгновение мне даже показалось, что я нахожусь в доме отца в пригороде Берлина. Устало я сел на пол и закрыл глаза.

Я вспомнил этот дом — старый и крепкий, посреди небольшого, но густого сада. Терпкий запах пышной листвы проникал сквозь открытое окно библиотеки. Медленно провожу пальцами по корешкам переплетов фолиантов на полке и с удовольствием ощущаю их ребристое тиснение. Не глядя, на ощупь, я узнаю каждую книгу. Я помню их цвет, их шрифт, каждую пометку на полях. Я мысленно здороваюсь с ними и подхожу к отцовскому столу. Там всегда лежала какая-нибудь книга — старая, пахнущая восковыми свечами, или новая, со сладким ароматом свежей типографской краски. Я сажусь в кресло и перелистываю страницы. Нахожу закладку и аккуратно провожу по странице ладонью, разглаживая ее. Кресло подо мной тихо скрипнуло. В левой руке что-то мешается, и я кладу этот предмет на стол рядом с собой. Это девятимиллиметровый пистолет-пулемет «МП-40». Я вскакиваю из-за стола. На мне военная форма, забрызганная кровью. В окно медленно влетает полосатая оса и лениво садится на ствол автомата Майера. Видимо, все происходящее — сон. Я закрываю книгу и смотрю на обложку — Чарльз Форт, «Книга проклятых», год издания — 1919-й. В 1930 году именно Чарльз Форт — английский исследователь необычных явлений и фактов — придумал термин «телепортация», взяв за основу греческое слово «tele» — «далеко» и английское «por-tage» — «перенос». Под этим термином он подразумевал мгновенное и невидимое перемещение тела в пространстве, а возможно, и во времени. Этот термин он ввел под влиянием изучения свидетельств необъяснимых перемещений в пространстве, имевших место в известной истории человечества. На столе моего дома я нашел ее летом 1931 года. Мы тогда долго обсуждали с отцом эту книгу, прогуливаясь по саду теплым июньским вечером. Вспоминая об этом, я выглянул в окно. В дальнем конце сада я увидел высокого, немного грузноватого мужчину, медленно идущего по одной из ухоженных тропинок, заложив руки за спину. Это был отец, которого я не спутаю ни с одним человеком в мире. А рядом с ним, так же медленно, но с руками в карманах, вышагивал стройный и плечистый молодой человек с непокрытой головой. Это был я, только одиннадцать лет назад. Я отпрянул от окна, настолько реалистично выглядело все происходящее вокруг. Ошеломленный, я на несколько секунд зажмурил глаза. Но когда я снова их открыл, все оставалось на своих местах. Плюхнувшись в кресло и схватив автомат, я снова зажмурился и сосредоточился на комнате в лабиринте. Я в подробностях вспомнил изображения животных на стенах, человека на потолке. Мысленно я соединил изображения по углам. Но тут я понял, что не помню, что было изображено на полу. Я решил вспомнить тот момент, когда входил в таинственное помещение. Вот створки мягко плывут в стороны, и я делаю шаг в слабо, но равномерно освещенную теплым желтоватым светом комнату. Я вспоминаю одновременно охватившие меня страх и любопытство. Медленно я выхожу на середину комнаты, внимательно рассматривая все вокруг. И в этот момент в памяти всплывает: цвет пола черный, а в центре, на фоне серебряного диска, распласталась пауком золотая свастика, закрученная влево.

Открыв глаза, я с облегчением обнаружил, что сижу на этой самой свастике в середине той самой комнаты, вернувшись сквозь время и пространство назад в лабиринт. Вскочив на ноги, я подошел к дверям. Быстрым движением ладони по поверхности одной из створок я распахнул их и вернулся к товарищам.

Все продолжали спать, и я, окончательно растеряв тягу ко сну, решил узнать, что скрывается за следующей дверью. Открыв флягу с водой и осушив ее почти наполовину, я вошел в третье помещение. Оно представляло собой небольшой зал в виде сферы. Все тот же тусклый, но теперь голубоватый свет. На стенах никаких знаков либо рисунков. Двери за мной сомкнулись, и я двинулся к центру зала. Снова смешанное чувство страха и любопытства. Неожиданно свет погас, и я очутился в полной темноте. «Неужели ловушка?» — подумал я, замерев на месте и сжав автомат. Но еще мгновение, и я увидел, что нахожусь под звездным небом. Купол надо мной был усеян тысячами, а может быть, миллионами мерцающих звезд. Я смотрел как завороженный — до чего же было красивое зрелище.

«Эрик, — вдруг услышал я знакомый женский голос. — Я чувствую, что ты слышишь меня, ответь».

Голос звучал четко и чисто, будто говорящий находится прямо передо мной.

«Кто ты?» — мысленно спросил я, уверенный, что теперь знаю предназначение этого зала.

«Меня зовут Мария. Я знала твоего отца — он спас мне жизнь. Доверься мне, и я попробую помочь тебе».

«Ты медиум „Аненербе“?»

«Да».

«Хорст рядом?»

«Нет, я одна — посторонние мне мешают. Расскажи мне, где ты. Я чувствую, что это необычное место. Я знаю, что ты далеко, но ощущаю тебя совсем близко».

«Это действительно необычное место, Мария», — усмехнулся я и поднял голову к куполу.

«Я вижу его! Вокруг тебя все усеяно звездами!» — до этого ровный голос Марии стал взволнованным.

«Здесь, под землей, есть особый зал, купол которого усеян звездами. Я сейчас в нем. Думаю, что он усиливает возможности передачи мысли на расстоянии».

«Я вижу твоими глазами, Эрик!»

«Мария, у меня трое раненых. Запасы воды и пищи на исходе. Единственный выход из этого лабиринта — на вершине одной из гималайских гор. Если мы пойдем этим путем, дойдут не все, а я хочу, чтобы все выжили. Что скажешь на это?»

«Хорошо. Закрой глаза и постарайся ни о чем не думать, поддайся тому образу, который начнет возникать перед тобой. Ни о чем больше не спрашивай. Просто доверься мне».

А я и не собирался ни о чем спрашивать — я уже знал, о чем идет речь. Закрыв глаза и усевшись на пол, я расслабил тело. Через некоторое время я почувствовал тепло, будто припекает солнце. Темнота вокруг стала рассеиваться, и вокруг меня стали различаться пологие песчаные холмы. Еще мгновение, и я увидел перед собой неясную человеческую фигуру. Еще немного, и образ человека сформировался окончательно, превратившись в хрупкую молодую женщину, сидящую на песке, по-турецки скрестив ноги. Ландшафт пустыни вокруг меня тоже постепенно приобрел четкие очертания. Я взял в руку горсть песка и струей высыпал обратно, различая каждую песчинку. Голубые глаза Марии внимательно смотрели на меня из-под козырька выгоревшего форменного кепи. Больше вокруг не было никого, только дюны и солнце высоко в небе.

Я открыл глаза. Тот же песок, солнце и молодая женщина в форме Африканского корпуса вермахта, сидящая передо мной. Светлые волосы забраны в аккуратный длинный хвост.

— Здравствуй, Эрик. — Девушка улыбнулась одними губами, все еще внимательно рассматривая меня из-под козырька кепи. Похоже, ей самой не верилось в то, что нам удалось сделать.

— Здравствуй, Мария. — Я улыбнулся ей в ответ. — Что это за место?

— Мы в Тунисе, недалеко от лагеря наших войск. Это место довольно хорошо подходит для телепортации — очень легко сформировать его образ. Но образ не поможет, если у партнера нет к этому способностей. До этого у меня получилось такое только раз, с Зигрун. — Мария немного поколебалась и, отведя глаза в сторону, добавила: — Но об этом никто не знает.

— Надо спасти моих людей. Как их перетащить из пещер сюда?

Мария задумчиво склонила голову набок. Я встал и осмотрелся. Вокруг, насколько хватал глаз, простирались пески, и только в паре километров от нас, за дальней волной дюн я разглядел вышку с часовым. Видимо, там и находился лагерь вермахта.

— Хорст ждет тебя одного. Тебя и тот объект, который ты должен был найти.

Я усмехнулся:

— Я же немецкий офицер, Мария. Я должен вытащить их.

— Наркотики. У вас есть морфин? Попробуй накачать их морфином и по одному заводи в зал. Их воля будет подавлена, и благодаря этому и, по всей видимости, особым свойствам зала мы, возможно, сможем телепортировать их сюда.

— А если попробовать перенестись всем сразу?

— Создать одновременно один и тот же образ в голове каждого, тем более не подготовленного человека, невозможно.

— Хорошо, сделаем так, как ты сказала, но хватит ли у тебя сил?

Мария посмотрела куда-то вдаль, задумавшись:

— Тогда ты заменишь меня.

Телепортироваться обратно в зал у меня не получилось — сконцентрироваться не удавалось. То ли мешало большое количество звезд, которое я должен был в точности запомнить, а потом мысленно воспроизвести в голове, то ли усталость. Однако мне удалось переместиться в комнату с изображением свастики. При выходе из нее я столкнулся лицом к лицу с Грубером. На бледном лице его читалась тревога.

— Ты чего вскочил, Курт? Тебе надо больше спать.

— Вас долго не было. Я начал волноваться. Мне неизвестно, что за этими дверьми, а войти я не могу.

— Как видишь, пустая комната с обезьянами на стенах. Остальные спят?

— Да, кроме Хенке. Он пошел в сторону коридора. Подумал, что вы решили проверить прочность баррикады.

— Вот пусть и проверит. — Я задумчиво посмотрел на Грубера и спросил: — Насколько ты доверяешь мне, Курт?

— Лично вам — безоговорочно, гауптштурмфюрер. — Карл посмотрел мне прямо в глаза.

Вместе с ним мы подготовили шприцы с крупными дозами морфина и вкололи их Майеру и Тапперту. Первым затащили в Звездный зал рыжего Тапперта. Я с трудом усадил его в центре зала и мысленно послал сигнал Марии. Сначала я хотел остаться и посмотреть, что произойдет дальше, но передумал — побоялся, что мое присутствие помешает Марии.

Наверное, около получаса мы сидели с Грубером, привалившись к стене. Курт ни о чем не спрашивал. Он был терпелив и знал, что скоро все увидит своими глазами.

Наконец я услышал слабый, но отчетливый голос Марии:

— Он здесь.

Я заглянул в зал, который оказался пустым. Все получалось. Я чуть не подпрыгнул от радости.

Ту же самую процедуру мы проделали и с Майером. Когда пришла очередь Грубера, он сам себе вколол морфин и сел под звездным куполом.

Оставался еще Вернер Хенке, но он не заставил себя долго ждать. Появившись в зале, где еще недавно вповалку спали его товарищи, он удивленно уставился на меня.

— Ну, как там, Вернер?

— Все нормально. Порода так плотно завалила коридор, что шансов пробиться сквозь него никаких. А где все?

— Они уже в Африке, в расположении наших войск.

У Вернера поползли вверх брови, и я чуть не прыснул со смеху, до того забавное было зрелище.

— Вернер, — я на секунду замолк, правильно подбирая слова. — Ты, верно, обратил внимание, что происходящее вокруг нас несколько отличается от того, что мы могли видеть в обыденной жизни.

— Еще бы, — выдавил из себя Хенке и снова нервно завертел вокруг головой.

— Я нашел Портал, почти мгновенно перемещающий человека в пространстве, но для этого надо ввести морфин. — Я протянул ему шприц, а сам подумал: «Довольно неуклюжее получилось объяснение».

По выражению лица бедного Хенке я понял, что не ошибся. Видимо, в этот момент у него мелькнула мысль относительно моего душевного здоровья. Но шприц он все же взял и озадаченно уставился на него.

— Пойдем за мной, Вернер. — Я повел его в Звездный зал. — Сядь у стены и тихо наблюдай за мной. Что бы ни происходило — ни звука. Когда я исчезну, вколешь себе морфин, сядешь в центр зала и расслабишься.

Хенке молча подчинился, с интересом рассматривая мерцающие звезды на куполе зала.

Когда я снова оказался в песках Туниса, то мне пришлось броситься к Марии. Ее худенькое, как у подростка, тело безжизненно лежало на песке. Я сдернул с ее шеи тонкий белый шарф и, смочив его водой из фляги, аккуратно провел по лицу. Она приоткрыла глаза. Снова схватив фляжку, я дал ей сделать несколько глотков. Хорошо, что солнце уже почти коснулось линии горизонта и палило уже не так нещадно, как днем. Чуть приоткрытые глаза ее смотрели сквозь меня.

— Мария, как ты?

— Остался… еще один.

— Я сам доставлю его.

— Помолчи и дай мне еще воды.

Сделав еще глоток, она снова села на песке, поджав ноги. Длинные волосы растрепались и рассыпались по плечам. Девушка вновь начала входить в транс. Я осмотрелся вокруг. Майер и Грубер без движения лежали рядом. Тапперт сидел чуть поодаль, уронив голову на руки. Я пощупал пульс Курта. Он был ровным. Майер, не открывая глаз, перевернулся на спину. Судя по всему, с ними все было в порядке, и я стал наблюдать за Марией. Она сидела недвижно, глядя прямо перед собой. Сколько мы так просидели, я не знаю. Солнце почти скрылось за горизонтом, когда в надвигающихся сумерках я увидел, что воздух в нескольких шагах перед девушкой стал колебаться. Появилось что-то вроде марева, потом стала проступать согбенная фигура сидящего по-турецки человека. Еще мгновение, и я уже мог различить черты лица Хенке. Наконец он полностью материализовался во плоти и тут же завалился на бок. Я подбежал к нему и проверил пульс, после чего смочил запекшиеся губы водой. Мария же оставалась недвижима. Я вернулся к ней и, взяв ее почти невесомое тело на руки, двинулся через барханы по направлению к вышке.

Глава 5

Герман Хорст был несказанно рад моему возвращению, а когда я выложил на стол пластину с таинственными иероглифами, то его чуть удар не хватил. Он бережно взял Ключ дрожащими руками и минут двадцать, не отрываясь, смотрел на него округлившимися глазами. Выйдя наконец из ступора, он захотел, чтобы я тут же выложил все подробности экспедиции, но я потребовал десять часов сна и особого внимания к моим людям, которых в этот момент осматривали в лазарете. Заверив меня, что сделает необходимые распоряжения, Хорст тут же предложил мне передохнуть в его личной палатке. С удовольствием приняв душ и выпив бокал замечательного французского вина, я с чувством полного удовлетворения улегся на узкой, но застеленной свежим хрустящим бельем койке. После ночевок на холодных камнях я почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Растянуть это замечательное ощущение мне не удалось. Я почти мгновенно отключился и проспал без сновидений почти восемь часов.

Утром я проснулся бодрым и полным сил. Во время бритья я с удовольствием отметил, что, несмотря на события последних дней, мое лицо выглядит свежим и даже помолодевшим. Когда же я решил причесать волосы, то моя рука с расческой замерла — старый уродливый шрам на виске превратился в небольшую светлую полоску.

Приведя себя в порядок, я решил проведать свою команду, которую разместили в отдельной палатке, но с удивлением узнал, что еще ночью они вместе с другими ранеными были отправлены транспортным самолетом на остров Крит. Я отправился к Хорсту. Тот уж ждал меня в офицерской столовой за накрытым для завтрака столом. Рядом с ним сидела и Мария. На этот раз на ней был изящный приталенный жакет и юбка, выгодно подчеркивающая линию бедер. Волосы были аккуратно расчесаны и собраны в длинный тяжелый хвост. От вчерашней усталости не осталось и следа. Я с удовольствием присоединился к трапезе. Хорст, не дожидаясь моих расспросов, заговорил:

— Твои люди будут доставлены на нашу базу под Мюнхеном. Там им окажут более квалифицированную медицинскую помощь. Туда же я отправил и Хенке. С ним должны также побеседовать, сам понимаешь. Мы же втроем отправимся в Берлин. Я уже доложил Гиммлеру об успехе операции, и ему не терпится пожать тебе руку. — Хорст расплылся в довольной улыбке, видимо, в предвкушении не только рукопожатий, но и более весомых признаний своих заслуг. — Самолет будет готов через три часа. Кстати, я был бы очень признателен, если бы к моменту вылета ты подготовил подробный рапорт о ходе экспедиции.

— Рапорт будет готов во всех подробностях, насколько это будет возможно. — Я сделал глоток минеральной воды. — Но прошу учесть, что некоторые события, произошедшие с нами, не поддаются какому-либо логическому объяснению. То же самое касается и принципа действия некоторых технических устройств, с которыми нам пришлось столкнуться.

Мельком взглянув на Марию, я добавил:

— Например, необычного механизма, перенесшего нас из подземной ловушки на поверхность земли. Поэтому я смогу описать лишь обстоятельства их внешнего проявления.

— Ничего, главное, что Ключ теперь у нас. Мы заставим Атлантиду открыть все свои тайны.

— Кстати, у меня есть просьба, дядя Герман. — Я подумал, что теперь я могу по праву называть его так. — Не хотелось бы, чтобы участников экспедиции, в том числе и Вернера Хенке, изматывали бесконечными допросами, а потом сгноили в каком-нибудь концлагере из соображений секретности. Все они вели себя весьма достойно, и только благодаря их помощи я смог добыть и доставить Ключ. В рапорте я укажу, что все они достойны награды.

Сказав это, я дождался, когда Хорст оторвется от тарелки и повернет голову в мою сторону, после чего пристально посмотрел ему в бесцветные глаза.

— Да, конечно, мальчик мой… — Он запнулся.

— Дядя, они теперь имеют неоценимый и уникальный боевой опыт, который может нам пригодиться впоследствии. Об этом я также укажу в рапорте.

— Замечательная мысль, Эрик. Из них же можно будет создать постоянную команду специального назначения. — Лицо Хорста посветлело, и он снова принялся за бекон.

— Да, я совсем забыл. Может быть, кто-нибудь подскажет, какое сегодня число?

— Девятнадцатое ноября, Эрик. Вы отсутствовали двадцать пять суток. Англичане уже взяли Тобрук. — Хорст несколько озадаченно посмотрел на меня.

А ведь в подземелье мы оказались с недельным запасом провианта, и нам его хватило. Я скосил глаза на часы — они шли как ни в чем не бывало.

С Марией, которая за весь завтрак не проронила ни слова, я смог пообщаться только после выхода из палатки, где размещалась офицерская столовая.

— Вы сказали, что знали моего отца. Может быть, расскажете, при каких обстоятельствах вы познакомились?

Мария задумчиво посмотрела на меня.

— Мне это важно, Мария.

— В начале двадцатых годов, когда я уже перебралась из Загреба в Австрию и мои телепатические способности стали проявляться особенно ярко, я познакомилась с Карлом Хаусхофером. Он предложил вступить мне в немецкое общество «Врил», хотя мне нравится его старое название — «Ложа Света», где я смогла бы развить свои способности и найти им полезное применение, а также познакомиться с подобными мне людьми. При этом я не рисковала быть осмеянной или признанной душевнобольной. Более того, я находилась бы под защитой и покровительством общества, в рядах которого состояли весьма солидные люди — ученые, военные, крупные чиновники. Тогда для меня это было особенно важным. Друзей у меня не было. Одна, в чужой стране. Я согласилась и вот тогда-то и познакомилась с вашим отцом. Он отвечал за обеспечение безопасности особо важных членов общества. В 1933 году меня похитили агенты британской разведки. Ваш отец сумел вызволить меня, а сам погиб спустя несколько дней в результате обычной автокатастрофы.

— Да… он ехал к нам с мамой. У меня был день рождения. — Я почувствовал, как предательски дрогнул мой голос. — Вы думаете, автокатастрофа была случайной?

— В похищении участвовало пять человек. Все они в ходе операции, организованной вашим отцом, были ликвидированы.

Мы остановились у входа в ее палатку. Глаза Марии были печальны. В этот момент к нам подошел офицер СС со знаками различия гауптштурмфюрера и довольно бесцеремонно вклинился в ход нашего общения:

— Прошу меня извинить, но позвольте представиться — гауптштурмфюрер СС Баер, Вильгельм Баер. Меня направил штурмбаннфюрер Брандт для обеспечения вашей скорейшей и безопасной доставки в Берлин.

Я хотел рявкнуть ему в ответ что-то резкое, но невольно осекся — уж очень он мне напоминал кого-то. На вид — лет тридцать восемь, сложение плотное, лицо с крупными чертами лица и круглыми, неопределенного цвета, глазами. «Черт, — подумал я. — Да это же вылитый Хольц, только постарше и повыше. Брандт их на одной грядке выращивает, что ли?»

Баер, не дождавшись ответных слов, продолжил:

— Я просто хотел сообщить вам, что вылет перенесен на ночное время. У вас будет уйма времени на подготовку. Если появятся какие-либо вопросы, то я буду в палатке группенфюрера Хорста. — После этого, улыбнувшись одними уголками губ, Баер развернулся и зашагал в сторону штаба.

— Какой неприятный тип, — тихо произнесла Мария, — у меня от него сразу голова разболелась. Хотя, скорее всего, дают себя знать вчерашние эксперименты.

Она уже хотела скрыться в палатке, но остановилась. Мгновение помедлив, она обернулась и также тихо сказала:

— Я думаю, вы правильно поступили, Эрик, что решили не рассказывать обо всем. Боюсь, что если в «Аненербе» узнают об этом, они попытаются вскрыть нам черепа, чтобы посмотреть, как устроены наши мозги. Общество исследователей-романтиков превратилось в военно-научную машину СС. Главное теперь, чтобы ваши друзья-солдаты не проболтались.

Она быстро юркнула в палатку, и я остался один.

Когда вечером «Фокке-Вульф» поднялся в воздух, Марии на борту не было. Хорст объяснил мне это соображениями безопасности. Британия уже почти полностью господствовала в небе Северной Африки, и собирать на одном борту столько важных для проекта «Атлантида» людей было опасно. Теперь я сидел злой напротив Баера, в то время как Хорст запоем читал мой многостраничный рапорт.

Постепенно, под ровный гул двигателей, мои мысли вернулись к разговору с таинственным незнакомцем. Он говорил о Шумере и Малоке. Я начал вспоминать то, что читал в юношестве, и рассказы отца.

Древнегреческие географы упоминали о равнинной области между реками Тигром и Евфратом. Эту область они называли Месопотамией. Примерно в четвертом тысячелетии до нашей эры на юге Месопатамии возникли шумерские поселения, жители которых постепенно заняли всю ее территорию. В Двуречье они организовали богатые города-государства, ставшие оплотом науки и культуры. Откуда пришли шумеры, неизвестно. Они говорили на языке, родственные связи которого с другими языками так и не были установлены. В мифологии Шумера, если я правильно помнил, центральным божеством был Мардук, которого называли «владыкой богов», «судьей богов» и даже «отцом богов». Мифы рассказывали о победе Мардука над войском богини Тиамат, воплощающей мировой хаос. Мардук в сопровождении «четырех небесных ветров и семи бурь», созданных им для борьбы с одиннадцатью чудовищами Тиамат, вступил в бой. В разинутую пасть Тиамат он вогнал «злой ветер», и та не смогла закрыть ее. Мардук тут же прикончил Тиамат стрелой, расправился с ее свитой и отнял таблицы судеб, которые дали ему мировое господство. Далее Мардук начал творить мир. Он рассек тело Тиамат на две части — из нижней сделал землю, а из верхней — небо. Потом он определил владения других богов, а также пути небесных светил. По его плану боги создали человека и в благодарность построили ему «небесный Вавилон».

У древних финикийцев и семитов был суровый бог Молох, требовавший человеческих жертвоприношений. Карфагеняне почитали бога Малока.

О ком из них говорил Монах, или же все эти имена принадлежат одному и тому же существу? А может, речь о ком-то еще? При чем здесь древнеегипетский бог Сет? Кто является царицей Шумера и жрицей Малока? Почему такая мешанина и путаница?

«Нет никакой мешанины, — в итоге решил я, глядя в иллюминатор. — В основе мифов и легенд обо всех этих богах, пришедших с неба, мечущих молнии, создающих людей и воюющих между собой, лежат одни и те же реальные события, но рассказанные и пересказанные разными авторами».

Глава 6

Спустя сутки с того момента, как наша команда покинула Северную Африку, я и Хорст уже стояли навытяжку перед Гиммлером в штаб-квартире «Аненербе». Время от времени сквозь наглухо закрытые окна до нас доносились слабые отголоски взрывов — это советские бомбардировщики прорвались к центру Берлина, но Гиммлера это мало беспокоило. С блеском в глазах он поглаживал лежащую перед ним на бархатной подложке пластину, отливавшую тусклой желтизной. Нехотя оторвавшись от созерцания драгоценной находки, он подошел ко мне.

Рейхсфюрер долго изучающе смотрел на меня своими серо-голубыми глазами сквозь блестящие стекла пенсне. Лицо его было нездорово-бледным, кожа на шее дряблой и морщинистой. Гиммлер положил тонкую, почти девичью ладонь мне на плечо. В этот момент он, судя по выражению лица, чувствовал себя великим вождем древних ариев, оказывающим честь вассалу своим священным прикосновением. Меня же от его прикосновения внезапно охватило чувство сильнейшего омерзения. Казалось, на мгновение я заглянул в самые потаенные уголки души этого человека и не увидел там ничего, кроме липкого патологического страха смерти и неуемной болезненной жажды безграничной власти, которая позволила бы ему самому внушать страх и ужас любому живому существу. Рейхсфюрер будто почувствовал, что кто-то проник в его сокровенную тайну, и резко отдернул руку. Я же с трудом смог сохранить непроницаемое выражение лица. Гиммлер снова вернулся к пластине и бережно взял ее в руки.

— Вы, гауптштурмфюрер, получите Рыцарский крест. Однако проект еще не доведен до конца. — Рейхсфюрер положил пластину обратно на подложку и, заложив руки за спину, встал перед нами, широко расставив ноги. — Атлантида должна стать частью великого рейха, а возможно, и местом, откуда будет нанесен последний сокрушительный удар по его врагам. Хорст, организуйте немедленную расшифровку знаков на Ключе и его отправку в Антарктиду. Вы, гауптштурмфюрер, можете отдохнуть несколько дней, но готовьтесь — Германия сейчас особенно остро нуждается в таких солдатах, как вы. Ждите нового задания.

На следующий день, лишь стало светать, я отправился гулять по Берлину. Я прошелся по широкой и многолюдной Бель-Альянсштрассе. Затем прогулялся по тихим кварталам Темпельгофа. Несмотря на холодную и неуютную осеннюю погоду, я с удовольствием втягивал промозглый воздух любимого и все еще прекрасного города. После подземных лабиринтов Африки Берлин стал казаться мне уже не таким строгим и немного заносчивым, как раньше. Я радовался ему как старому товарищу.

К сожалению, магазин Вилли был закрыт, и я решил пойти поискать друга в наш любимый ресторанчик. Этим утром в нем почти не было посетителей, лишь небольшая компания офицеров вермахта, по всей видимости, отпускников. Они неспешно потягивали пиво за дальним столиком и вполголоса обсуждали планы на вечер. К сожалению, Вилли не было и здесь. Я решил выпить кофе и, выбрав столик у окна, сделал заказ. С удовольствием глотнув горячего ароматного напитка, я, так и не раскрыв газеты, с увлечением стал рассматривать берлинцев, мелькающих за окном. Вот прошла школьница лет двенадцати с упрямо торчащими из-под шапочки косичками и гордо поднятой головой, а за ней двое мальчишек, смешно толкаясь и перешептываясь между собой. Вот один из них оступился и чуть не упал с тротуара. Старик на другой стороне улицы в форме почтальона погрозил им пальцем и кивком указал на появившуюся из-за угла машину. Девчонка обернулась и сказала что-то, видимо, смешное. Один из мальчишек прыснул со смеху и тут же поплатился за это, получив от приятеля подзатыльник. Началась погоня и веселая возня. Я улыбнулся и снова сделал глоток кофе. В этот момент в ресторан вошел новый посетитель, а вернее, посетительница. Официант провел ее за столик недалеко от меня. Правила хорошего тона не позволяют пристально рассматривать даму, и я тут же отвел взгляд. Краем глаза я посмотрел на офицеров вермахта. Эти сорвиголовы, позабыв про приличия, смотрели во все глаза. Маленькая изящная девушка действительно была хороша. Пепельно-русые волосы, большие зеленые глаза с густыми ресницами, губы нежной припухлой формы. Она сидела прямо, темная юбка выразительно обтягивала идеальной формы бедра. Бросив на нее лишь короткий взгляд, я запомнил каждую черточку ее лица, каждый изгиб ее тела и теперь, снова уставившись в окно, видел перед собой лишь ее. Почувствовав неясный прилив жара, я повертел шеей в тугом воротнике. Раньше такого со мной еще не было. «Черт, может, это от кофе?» — подумал я и хотел посмотреть в чашку, но снова посмотрел на нее. Она же разговаривала с красным как рак официантом, делая заказ. Нет, она не была идеальной красавицей, но была настолько женственна, что я не мог оторвать от нее глаз. Каждый жест ее руки, движение ресниц притягивали меня как магнит. Глядя на нее, я подумал, что это самое прекрасное, что я увидел за неполные тридцать лет своего существования. За дальним столиком звякнула посуда. Я посмотрел в сторону компании офицеров. Молодой обер-лейтенант спешно застегивал воротник мундира, явно намереваясь познакомиться с прекрасной незнакомкой. Мой же мундир был в полном порядке, и, не мешкая, я вскочил из-за стола.

На ватных ногах я подошел к ее столику. Она подняла на меня свои большие глаза, и я тут же застыл столбом, не в силах произнести ни слова. Легкая улыбка тронула ее губы:

— Я слушаю вас, господин офицер. Вы хотели что-то сказать?

— Извините, я просто… решил опередить одного из этих бравых ребят, сидящих за моей спиной. — Не зная, что сказать, я решил говорить правду. Она молчала, но в глазах побежали веселые искорки. Приободрившись, я продолжил:

— Позвольте представиться — Эрик фон Рейн.

Она протянула мне руку:

— Магдалена Хартманн. Присаживайтесь, офицер.

Я прикоснулся губами к нежной коже ее руки. Тончайший аромат духов опьянил меня еще больше. Я присел за столик напротив девушки, не в силах оторвать от нее глаз. Другой мир перестал для меня существовать.

Официант, принесший ей чашку кофе, что-то спросил меня. Я что-то ответил, видимо невпопад, и она звонко рассмеялась. Мне стало вдруг так хорошо — вдвоем с красивой девушкой по имени Магдалена, которая смотрит только на меня, я сижу в полупустом берлинском ресторане. Тонкими пальцами она прикасается к чашке с кофе и медленно подносит ее к губам. Сделав глоток, она снова смотрит на меня. На ее щеках проступает легкий румянец. Как сквозь сон до меня доносятся ее слова:

— Господин фон Рейн, вы смущаете меня.

Я спохватываюсь и отвожу взгляд. Официант приносит мне кофе.

— Госпожа Хартманн, вы очень красивы. — Я помешиваю ложечкой в чашке, глядя в кофе. — Позвольте мне… выпить вместе с вами кофе. Уверяю вас, что если начну докучать, то избавлю вас от своего общества по первому вашему требованию.

Она снова улыбнулась:

— Кофе мы с вами уже пьем, что касается остального, то я приму это к сведению.

Через час я уже знал, что она родилась в Кельне, в семье школьных учителей. Мать умерла при родах, и они с отцом остались вдвоем. Магдалена тоже стала учителем. За несколько лет до войны умер брат отца, имевший на окраине Берлина цветочный магазин. По завещанию магазин достался ее отцу, и они переехали в Берлин.

— Странно, что мы не встретились раньше, Магдалена.

— Я два года прожила в Италии, у родственников матери. Преподавала там немецкий язык. Сейчас пришлось вернуться — отец совсем заскучал, стал часто болеть. Может, со временем уговорю его перебраться в Рим. — Она сделала очередной глоток кофе. Я тоже коснулся чашки, продолжая украдкой любоваться ею.

— Кстати, я раньше видела вас, Эрик.

— Не может быть. — Я искренне удивился.

— В книжном магазине Вилли Маттеса около месяца назад.

— Где же были мои глаза!

Она снова улыбнулась своей замечательной, немножко грустной улыбкой.

— Вы не могли видеть меня, я искала подарок отцу в дальнем конце зала.

— Вы знаете Вилли?

— Только как продавца. Мой отец часто покупает у него книги.

Чем дольше мы разговаривали, тем больше во мне росла решимость сделать все возможное и невозможное, чтобы эта девушка осталась со мной рядом навсегда. Мы проговорили до обеда, а после, когда ресторан был уже полон посетителей, я напросился проводить ее домой. Прощаясь, я несмело, боясь испугать, предложил ей встретиться следующим вечером. Она согласилась не раздумывая. Я был вне себя от счастья. Весь остаток дня и весь вечер я думал только о ней. Сотню раз, минута за минутой, я прокручивал в голове нашу встречу. Магдалена превратилась для меня в наваждение. Мое прекрасное наваждение.

Утром меня вызвали в штаб-квартиру «Аненербе». Хорст, помявшись, сказал, что специальному отделу по исследованию карстов под руководством все того же Брандта поручено предварительное изучение моего рапорта. Мне надлежит явиться для уточнения некоторых вопросов к сотруднику отдела, которому непосредственно поручена эта работа. Этим сотрудником был гауптштурмфюрер СС Вильгельм Баер. Единственной причиной, по которой у меня сразу же не испортилось настроение, было предстоящее свидание с Магдаленой.

Баер встретил меня с деланой приветливостью, но в глазах его я читал чуть ли не ненависть. «Интересно, — подумал я, — в чем дело?» Баер начал беседу, больше похожую на допрос, со смерти Хольца. Около часа он выяснял обстоятельства его гибели.

— И все-таки вы уверены, гауптштурмфюрер, что Хольц разбился из-за нераскрывшегося парашюта? Насколько внимательно вы осмотрели его тело и сам парашют? Возможно, имелись следы саботажа или диверсии.

— Господин Баер, я внимательно осмотрел и тело, и парашют. Пуля английского истребителя разорвала парашют, и он не раскрылся. Это единственная причина смерти Хольца.

— Но вы же не медик, гауптштурмфюрер. И еще. Вы уверены, что Хольцу не подсунули уже поврежденный парашют?

Я уже был готов сорваться, но решил, что не предоставлю Баеру такого удовольствия. Видимо, он этого только и ждет. Спокойным голосом я ответил:

— Конечно, господин Баер, я не патологоанатом, но я боевой офицер. Смерть я хорошо знаю, поверьте мне на слово. Что же касается парашюта, то я видел, как Хольц выпрыгивал из самолета. Парашютная сумка была в полном порядке.

У Баера заходили желваки, но он молча уткнулся в бумаги. Судя по всему его «боевой» путь проходил в тылу. Минут пять он переваривал мой выпад, а потом, оторвавшись от рапорта, начал донимать меня подробностями встречи с таинственным незнакомцем. Пришлось ткнуть его в текст рапорта, где было написано, что человек, которого я условно называю в рапорте «монахом», сказал мне лишь то, что я «избран богами» для доставки магической пластины людям, пославшим меня. Нападение вражеской, предположительно британской, диверсионной группы на членов экспедиции прервало разговор.

— Фон Рейн, я думаю, что вы должны были довести беседу до конца и подробно выяснить назначение и устройство подземного города, а также происхождение и правила обращения с Ключом. В этом заключалась ваша миссия.

«Тебя б туда, скотина!» — зло подумал я и представил труп Баера рядом с трупом Хольца. Эта картина меня приятно успокоила, и я сказал:

— Незнакомец сообщил мне, что я должен как можно скорее уничтожить вооруженных людей, представляющих опасность для всей немецкой команды, иначе мне не удастся вынести Ключ, доставка которого в «Аненербе» и являлась моей главной задачей. Вы бы уточнили этот вопрос у группенфюрера СС Германа Хорста. Именно он ставил мне задачу. Задача выполнена, потери личного состава экспедиции минимальны. Вы бы лучше занялись выяснением, каким образом враг узнал о нашей миссии и организовал засаду.

Еще через час Баер, весь зеленый от злости, сдался. Явно скрепя сердце он вежливо поблагодарил меня за беседу. Теперь пришла моя очередь криво ухмыльнуться.

Выходя из кабинета Баера, я подумал, что либо Герман Хорст не поверил в полноту моего рапорта и, не решившись высказать мне это в лицо, решил прощупать через Баера, либо служба безопасности СС-СД хочет держать самого группенфюрера, а вместе с ним и меня под плотным контролем.

Всю вторую половину дня я не находил себе места в ожидании встречи с Магдаленой. Еще за час до назначенного времени мой «Опель» стоял на противоположной от ее цветочного магазинчика стороне улицы. Ровно в пять я вошел в магазин. Идти в цветочный магазин с цветами мне показалось глупым, и я решил подарить ей роскошное издание сонетов Шекспира. За прилавком, когда я вошел, стоял невысокий пожилой господин. Внимательным и цепким взглядом он окинул меня с ног до головы. Секунду спустя глаза его неожиданно потеплели, и, улыбнувшись, он тихо, но отчетливо произнес:

— Здравствуйте, господин фон Рейн. Позвольте представиться — Отто Хартманн, отец Магдалены. Она сейчас спустится.

Мы пожали друг другу руки, и про себя я с удовольствием отметил, что если Магдалена уже рассказала обо мне отцу, то, по всей видимости, относится к нашему знакомству серьезно.

Открылась дверь на балконе второго этажа, и на лестнице, ведущей в зал, показалась Магдалена. Мы оба, я и господин Хартманн, повернулись в ее сторону. Девушка была прекрасна — тщательно уложенные волосы, мягкие женственные черты лица, высокая грудь. Она медленно спускалась вниз и смотрела на меня. В больших глазах играли знакомые смешливые искорки. Моя богиня ждала меня и теперь была рада, что я здесь, у ее ног.

Вечер пролетел как одно мгновение. Мы смотрели кино, потом допоздна обсуждали его, сидя в ресторане. Время пролетело незаметно. И вот мы вновь у порога ее дома. В воздухе кружат мелкие снежинки. Я держу ее маленькую руку в своей ладони и не в силах разжать пальцы. Смотрю на ее полные губы. Так хочется их поцеловать, но я все также боюсь испугать ее своей торопливостью. Пусть моя богиня сама сделает выбор, когда будет к нему готова. Я целую ей руку и помогаю открыть дверь. Она проходит внутрь и, обернувшись, тихо произносит:

— Приходите завтра в это же время, Эрик. Я буду ждать вас.

Немного помедлив, она отводит глаза в сторону и добавляет:

— Очень.

— Я обязательно приду, Магдалена.

Она закрыла дверь, а я с наслаждением втянул ноздрями морозный воздух с тонким ароматом ее духов. Хорст ищет путь к звездам, а я уже нашел свою звезду и имя ее — Магдалена.

Почти всю ночь пробродил я по Берлину, окрыленный ее словами. Придя под утро домой, я заснул сразу же, как только моя голова коснулась подушки. Во сне я был так же счастлив, как и наяву — рядом со мной была моя Магдалена, и я знал, что уже ничто не разлучит нас, даже смерть.

Утром ни свет ни заря приперся Вилли Маттес. С порога он чуть не бросился мне на шею:

— Эрик, как я рад тебя видеть. Жив и здоров. Мне передали, что ты заходил ко мне. Я просто гостил у друга за городом.

Есть у меня было нечего, и мы отправились в кафе. Вилли всю дорогу сыпал вопросами, но большая часть из них прошла мимо моих заспанных ушей. Наконец, отпив пару глотков кофе, я обрел полную ясность рассудка.

— Так как дела в «Аненербе»? Нашел Атлантиду?

— При чем здесь Атлантида? — насторожился я.

— Эрик, ты сам мне рассказывал про этого Хорста. Старый археолог, помешанный на древних цивилизациях.

— Ну, во-первых, не такой уж он и старый, а что касается Атлантиды, то не знаю, время ли сейчас заниматься такими вопросами, — уклончиво ответил я.

— Не говори только, что вы там чистотой крови занимаетесь. Сейчас даже в СС стали набирать всех подряд. Война — это топка, а люди дрова, и уже неважно, кого бросать в огонь, лишь бы не погас.

Слова Вилли покоробили меня. Действительно, Вторая мировая война, начатая Германией, набирала обороты, втягивая в свою орбиту все больше людей, все больше стран. И число жертв этой войны множилось с каждым часом. Я припомнил большое количество разрушенных зданий, виденных мною во время ночной прогулки по Берлину. Несколько раз военные патрули останавливали меня для проверки документов. Тут же я вспомнил слова таинственного Монаха о разрушительной войне, произошедшей на Земле двенадцать тысяч лет назад и приведшей почти к полному уничтожению всего живого. А когда конец этой войне и чем она закончится? Вдруг, словно сон наяву, перед моими глазами возникло видение. Прекрасный город лежит в долине. Высокие белые стены, шпили изящных башен золотит солнце. Но более яркая, чем само солнце, ослепительная вспышка в небе озаряет все вокруг, и города больше нет. В мгновение ока он превращается в дымящиеся руины. Видение было настолько четким и ясным, что я от неожиданности выронил из рук нож и вилку.

— Ты что, Эрик? Тебе плохо?

— Да нет, ничего. Просто спал плохо, — хмуро ответил я.

Вилли продолжал тревожно смотреть на меня.

— Да не волнуйся ты так, — ухмыльнулся я, глядя на него. — Ты стал похож на мою маму. Лучше скажи, известна ли тебе молодая особа по имени Магдалена Хартманн?

— К сожалению, представлен ей не был, но знаю, о ком ты. Она заходила как-то в мой магазинчик. Действительно, хороша. Они с отцом владеют магазином цветов, ей двадцать восемь лет. Не замужем.

— Ну надо же, уже и справки навел. Ты же женат.

Вилли вздохнул и покрутил чашку с кофе. Затем, улыбнувшись, он заговорил снова:

— Черт, а вы, я думаю, хорошо смотритесь вместе. Насколько близко ты с ней знаком?

— Пока мы друзья, но я очень надеюсь на большее и настроен серьезно.

Вилли даже тихонько присвистнул:

— Никак ты уже жениться надумал. Ну, если ты и дальше будешь только бумажки перебирать в вашей археологической конторе, то почему бы и нет. Девушка действительно чертовски хороша.

Вилли умел испортить настроение. Пока идет война, бумажки мне перебирать не придется. Да и в тылу теперь любой немец, даже конторский служащий, рисковал погибнуть под бомбами вражеской авиации. Развязав войну, Гитлер сделал заложником весь немецкий народ.

Мое плохое настроение усугубилось, когда при выходе из кафе ко мне подошел солдат и передал распоряжение группенфюрера Хорста явиться на важное совещание. Недолго же длился мой отпуск.

Совещание проходило в уже знакомом мне загородном доме Германа Хорста. Состав совещающихся был немногочисленным. Помимо Хорста, все тот же Брандт, а также двое ранее не встречавшихся мне людей в штатском. Одного из них, мрачного худощавого брюнета лет тридцати пяти, Хорст представил мне как специалиста в области археологии из Италии — Бруно Лугано. Другой, сорокалетний господин крепкого телосложения с гладко выбритым черепом, оказался тоже итальянцем по имени Марио Корелли. Его Хорст представил как исследователя древних артефактов. Когда мы все расселись, Хорст начал:

— Вчера вечером я имел разговор с Гиммлером. Послезавтра одна из подводных лодок из состава «Конвой фюрера» отправляется из Киля в Антарктиду. На ее борту отбудет экспедиция, которой поручено вскрыть Пирамиду атлантов имеющимся у нас Ключом.

— Текст на Ключе расшифровали? — спросил Брандт.

— К сожалению, пока нет, но рейхсфюрер считает, что медлить нельзя. Дешифровка будет при необходимости продолжена уже на нашей базе в Антарктиде. Там сейчас трудятся несколько соответствующих специалистов.

— В каком смысле «при необходимости»? — поинтересовался я, зная, что каждое слово дяди Германа имеет значение.

— Дело в том, что на одной из дверей, ведущих в Пирамиду, имеется точный оттиск пластины, найденной вами, господин фон Рейн, в подземном городе на территории Африки. Возможно, что, приложив пластину к этому оттиску, мы откроем вход без всякой расшифровки, — ответил за Хорста Корелли.

«Только возможно!» — подумал я, но промолчал. В детстве я мечтал найти легендарный город атлантов, а теперь предоставлялась возможность если не войти в него, то хотя бы увидеть. Ради этого стоило отправиться в очередное опасное путешествие, даже при невысоких шансах на успех. Но тут же защемило сердце — я вспомнил о Магдалене, и желание увидеть древний город сразу потускнело. Тем временем Хорст продолжал:

— Руководителем экспедиции назначен я. Вы, господа, — он посмотрел на итальянцев, — будете участвовать в качестве консультантов. Гауптштурмфюрер Эрик фон Рейн назначен моим помощником и заместителем. Да, к нам также должна присоединиться Мария Орич.

При этих словах оба итальянца заерзали на своих местах. У мрачного Бруно посветлело лицо. Я же продолжал с тоской думать о Магдалене.

Герман Хорст тем временем улыбнулся:

— Господа, мы стоим на пороге потрясающих открытий, которые, я уверен, перевернут все наши представления об истории Земли и человечества, а также дадут в руки Германии и ее союзников небывалые знания. Поэтому сегодня вечером я приглашаю вас на прием в честь старта нашей экспедиции.

Когда все разошлись, я подошел к Хорсту:

— Дядя Хорст, а почему бы Марии или таинственной Зигрун, как и раньше, не связаться с так называемыми «умами внешними» и не попросить расшифровать Ключ?

— Они пытались это сделать. Но на этот вопрос мы так и не получили ответ. Они не всегда отвечают нам и говорят только то, что считают нужным сказать. Причина нам неизвестна. — Хорст начал закуривать сигарету.

Я сразу понял, что профессор начинает волноваться, но решил продолжить расспросы:

— А что вообще известно об этих «умах внешних»?

Дядя покосился на меня, но, выдержав паузу, заговорил:

— Они жители одной из планет созвездия Тельца, которое сами они называют звездным скоплением Молох. Свою планету они именуют Шумер, а себя служителями Великого Малока.

Хорст снова покосился на меня. Я невольно сглотнул и тут же вспомнил, что бога Молоха часто изображали в виде мощного быка.

— Их цивилизация намного древнее нашей и стоит на более высокой ступени развития. Шумер представляет собой империю, которой управляет императрица, она же Верховный Жрец и голос Малока. Кастовое, теократическое государство с многочисленными колониями, которые они держат на коротком поводке.

Не спрашивая разрешения, я налил себе коньяку.

— И зачем же им понадобилось связываться с нами. И, вообще, не бред ли все это?

Хорст странно посмотрел на меня и сделал глубокую затяжку.

— Мы перепроверяли послания, принимаемые Зигрун, через других, независимых медиумов, в том числе и через Марию Орич. Первоначально мы ее привлекли к сотрудничеству именно в целях проверки Зигрун. Если бы все это было бредом, тот аппарат на полигоне не поднялся бы в воздух. Они хотят, чтобы мы их строили, и хотят, чтобы наша экспедиция достигла Тельца. Что же касается причины их интереса к нам, — Хорст задумчиво потушил сигарету, — то Гитлер и Гиммлер считают, что Шумер видит в нас своих партнеров, стремящихся, как и они, к мировому порядку и созданию расы чистокровных господ. Гитлер надеется получить от них возможность воздействовать на время и пространство, а также чудо-оружие. Но… я не уверен в этом. Думаю, что у них другая, какая-то тайная от нас цель. Выяснить это мне пока не удается. Тревожит меня и то, что в контакт с нами вступают одни и те же сущности. Их только две, и они иначе как слугами Малока себя не называют. Их положение в Шумере неясно.

— Если все это правда, то мы играем с огнем, господин группенфюрер.

Хорст подошел к окну и в задумчивости уставился на сад за стеклом. Я же продолжал потягивать коньяк. Вдруг Хорст тихо произнес:

— Ведь ты не все написал в рапорте, Эрик?

— Почти все, дядя Герман. Возможно, упустил лишь какие-то малозначительные детали, — не моргнув глазом, сказал я. Сам же подумал: «Нет, разменной монетой я в вашей игре не стану, а если кто-то из спецкоманды и сболтнул лишнего, то это ему привиделось под действием морфина».

Хорст молча сделал очередную затяжку.

— Да, кстати, а что там с моей командой?

— С ними все в порядке, Эрик. Их приводят в форму в лазарете на нашей базе под Мюнхеном. Что же касается Хенке, то его возвращения в свою часть я допустить не мог и поэтому организовал зачисление в летный отряд по управлению летающими дисками.

— Спасибо, дядя.

— Да, еще. Твое предложение о создании постоянной команды специального назначения для выполнения особых задач Гиммлеру понравилось. Как вернемся, начнешь формирование. — Отвернувшись от окна, Хорст вздохнул и, улыбнувшись, сменил тему: — Будешь сегодня вечером на приеме? Мария тоже приедет.

— Я не люблю всех этих приемов, дядя. Надо готовиться к экспедиции.

— Считай это частью подготовки. Поближе познакомишься с людьми, с которыми придется работать. Я рассчитываю на твое присутствие.

«Как бы не так, — подумал я. — Сегодня вечером я снова встречаюсь с Магдаленой. Она ждет меня, и ничто не помешает нашему свиданию».

Глава 7

К пяти часам вечера я подъехал к цветочному магазину Отто Хартманна, но с удивлением обнаружил, что он закрыт. На стук в двери никто не отзывался. Я посмотрел сквозь витрины и даже попытался рассмотреть что-либо в окнах второго этажа. Все безуспешно — ни полоски света, ни движения. Дверь черного хода также была заперта. Я почувствовал тревогу. Что могло произойти? Походив вдоль дома с полчаса, я решил постучать в подъезд дома напротив. Открывший дверь старик сообщил, что цветочная лавка не работает с утра. Господина Хартманна и его дочь он также не видел весь день. Беспокойство все больше охватывало меня. Сгоряча я хотел взломать дверь в магазин, но подумал, что, возможно, меня дома ждет письмо или записка с объяснениями, ведь я говорил Магдалене, где живу. Сев в машину, я помчался домой. Взбежав на третий этаж, я остановился перед дверью. Но только я коснулся дверной ручки, как на меня нахлынуло острое ощущение опасности. Чуть прикрыв глаза, я представил свою квартиру и вдруг отчетливо понял, что сейчас в ней находятся посторонние. Один из них стоял у двери. Когда я войду, он окажется за спиной. Второй прятался в гостиной, третий притаился за приоткрытой дверью в кухню. Картинка, всплывшая передо мной, была настолько ясная, что я мог различить черты лиц этих людей, покрой костюмов и «парабеллум» в руках у стоящего рядом с входной дверью незнакомца в штатском. Сидевший в гостиной человек неспешно листал газету, а расположившийся на кухне рассматривал ногти. На миг я удивился своим новым и странным способностям, но обстановка требовала действия.

«Ну, что ж, — решил я, вынимая „вальтер“ из кобуры, — надеюсь, что у вас найдутся внятные объяснения». Повернув ключ в замке, я со всей силы ударил ногой в дверь и ворвался в коридор. Прятавшийся за дверью плечистый субъект, держась за окровавленный нос, пытался нашарить в потемках выпавший из руки пистолет. Я, забыв о жалости, ударил его рукояткой «вальтера» по голове. Не издав и звука, он рухнул на пол. Прижавшись к стене, я собрался открыть огонь на поражение.

— Если хотите увидеть Магдалену, не стреляйте, господин фон Рейн, — услышал я голос из гостиной. В ее дверном проеме показался невысокий коренастый господин неопределенного возраста с рублеными чертами лица. Пустые руки он держал на виду. Из спальни никто не показывался, но я был уверен, что третий сейчас там и побелевшими пальцами сжимает взведенный пистолет.

— Зовите меня Маркус. Я просто хочу с вами поговорить относительно Магдалены. Можно я включу свет в коридоре?

Я молчал. Маркус медленно потянулся к выключателю и зажег лампу.

Посмотрев на меня и лежащего поперек коридора громилу с разбитой головой, Маркус натянуто улыбнулся:

— Вот теперь я вижу, что зашел по назначению, гауптштурмфюрер.

— Прикажи третьему выйти из кухни. Только сначала пусть выбросит в коридор оружие.

В глазах Маркуса мелькнуло удивление, но только на мгновение.

— Выходи, Аксель. Но сначала брось пистолет на пол. Господин фон Рейн — серьезный человек, шутить не будет.

Из кухни вылетел и грохнулся на пол «парабеллум», затем показался и сам громила.

— Стой спокойно, — приказал ему Маркус и, повернувшись ко мне, снова натянул на лицо мерзкую улыбку. — Не будем терять время, господин фон Рейн. Ваша девушка у нас. Если хотите получить ее назад целой и невредимой, то вам придется выполнить одну нашу просьбу. Учитывая ваши отношения с группенфюрером СС Германом Хорстом, мы хотим получить документы, касающиеся так называемой «Базы -211». Они хранятся в сейфе его дома. У Хорста сегодня вечером прием, насколько нам известно. Вы, я думаю, тоже приглашены. Нам просто необходимо на них взглянуть, после чего бумаги в целости и сохранности будут возвращены в ваши руки. Никто ничего не заметит.

— Во-первых, я ничего не слышал о «Базе-211», а во-вторых, с чего вы взяли, что я пойду на ваши условия? Я сейчас вас просто перестреляю, а лучше всего вызову команду из СД. В их руках люди умирают очень долго.

— Девушка уж очень хороша. За такую можно все отдать. Да и других причин у вас немало. Друг ваш, Вилли Маттес, может и под машину попасть и до убежища не добежать во время бомбежки.

Маркус сделал паузу, но я молчал, и он решил продолжить:

— Есть еще одна веская причина — мы с вами почти земляки. Ваша мать — русская, значит, и вы сам почти русский. Поверьте мне, наши войска рано или поздно, но войдут в Берлин. — Маркус сделал шаг в мою сторону. Он уже не улыбался, а сверлил меня маленькими злобными глазками. — Тогда всем, кто носит вот такие мундирчики, как у вас, придется заплатить по счетам. Если же мы с вами найдем общий язык, то в будущем я смогу замолвить за вас весьма весомое слово.

— Заткнись! — заорал я, не в силах больше сдерживать себя. — Ваши комиссары в восемнадцатом году расстреляли всю семью моей матери, даже ее малолетних сестер, чья вина состояла лишь в том, что они были дворянского происхождения. Если бы моя мать за восемь лет до этого не уехала в Германию, вы бы ее тоже к стенке поставили.

— И правильно бы сделали! Тогда такие, как ты, не появились бы на свет и не расстреливали детей в наших городах и селах! Что же касается дворян, то они довели народ до полного обнищания. В ресторанах французское шампанское лилось рекой, а в деревнях в лаптях ходили. Знаешь, что такое лапти?! Эта такая обувь, которую плетут из лыка — коры деревьев. Походил бы в таких в мороз!

— Это не значит, что, отобрав власть, надо всех без разбора уничтожать. Мир надо менять, но зачем убивать миллионы? Вы же до самой войны всех без разбора расстреливали, даже своих же пролетариев. Да и сейчас заградотрядами тылы подпираете.

Маркус побледнел. Громила сделал чуть заметный шаг в сторону своего пистолета.

— Стоять, — зашипел я и повел стволом «вальтера» в его сторону.

Маркус на секунду прикрыл глаза и сглотнул слюну. Через мгновение он снова улыбнулся:

— Оставим спор, господин фон Рейн. Закончим его в другой раз. Позвольте нам уйти, а затем серьезно обдумайте мое предложение. Можете, конечно, отказаться. Я не обижусь, но Магдалену возьму себе.

— Что с ее отцом?

— Отцом? — Маркус хохотнул. — Он ей такой же отец, как и я. Он агент британской разведки, гауптштурмфюрер, как, впрочем, и сама госпожа Магдалена Хартманн.

Заметив мое замешательство, Маркус хохотнул снова:

— А вы думали, что в этом мире что-то происходит случайно? Вовсе нет. Так вот, что касается документов — завтра утром зайдите в магазинчик своего друга и оставьте у него пакет для отца своей девушки. Днем Отто Хартманн заберет его, а через пару часов вернет, и вы сможете положить его на место.

Не дожидаясь моего ответа, Маркус сделал знак Акселю, чтобы тот помог поднять тело товарища. Громила, видимо, подумывал взять с пола свое оружие, но, покосившись на меня, решил от этой затеи отказаться. Подхватив безжизненное тело, они поволокли его на лестницу. Маркус обернулся:

— Можете нас не провожать, фон Рейн, Магдалена находится под опекой другой группы.

Довольно быстро они оказались внизу. Я же стоял, не в силах пошевелиться от растерянности. Любимая девушка оказалась вражеским агентом. Закрадывались подозрения и относительно роли Вилли Маттеса. Мои невеселые размышления прервал вежливый стук в дверь. За дверью оказался шофер Германа Хорста.

— Группенфюрер Хорст направил меня за вами. Он ждет вас по случаю приема.

— Да, конечно, — рассеянно ответил я, вкладывая пистолет в кобуру. Шофер покосился на разбросанное по полу оружие. Вытолкав его из квартиры, я стал спускаться следом.

Чтобы сосредоточиться и собраться с мыслями, я сел на заднее сиденье. Размышляя над словами Маркуса относительно Магдалены, я пришел к выводу, что независимо от того, говорил он правду или нет, я должен спасти девушку. Только когда она будет в полной безопасности, я смогу спокойно разобраться в ситуации. Минуту спустя я поймал себя на мысли, что даже если она окажется вражеским агентом, я не смогу ненавидеть ее. С грустью мне пришлось констатировать факт, что я безумно влюблен.

Пока я лихорадочно рассуждал, что делать дальше, машина Хорста подкатила к его дому. Войдя в знакомые двери, я был оглушен музыкой и громкими голосами. В огромной гостиной вольготно разместились и небольшой оркестр, и около полусотни гостей. Среди них я заметил Брандта, Корелли и Лугано. А вот и Хорст заспешил навстречу мне — его седую голову было видно издалека.

— Наконец-то, Эрик!

Старик выглядел обрадованным. Он сразу же сунул мне в руку бокал с шампанским. В это же время все вокруг зааплодировали, приветствуя взошедшего на небольшую сцену рядом с оркестром Вальтера Вюста. На нем был щегольской штатский костюм, идеально подогнанный по его стройной фигуре. Держа в руке бокал, он стал говорить о величии Германии и ее грядущей победе над врагами. Я же, стоя в задних рядах аплодирующих, все пытался сосредоточиться на том, как мне помочь Магдалене.

— Рада вас видеть, Эрик, — услышал я знакомый голос и обернулся.

Передо мной стояла Мария. На ней было длинное черное платье, а волосы, как обычно, забраны в длинный хвост. В руке она держала бокал с вином. Облегающее платье придавало ее фигуре еще большую хрупкость, но голубые глаза, цепкие и холодные, как лед, говорили о твердости ее характера и уверенности в себе.

— О, Мария, я тоже рад вас видеть, — попытался улыбнуться я и поцеловал ей руку.

Она присела на диван и жестом пригласила меня присесть рядом. Вюст тем временем продолжал говорить. Я присел рядом с Марией, хотя мысли мои все также были заняты поисками Магдалены. Но для начала необходимо найти повод срочно уйти.

— Вас что-то беспокоит, Эрик. — Марии явно передавалось мое настроение, а возможно, и мысли. Я уже собирался встать и сослаться на необходимость переговорить с Хорстом, когда Мария снова заговорила:

— Вы о ком-то сильно беспокоитесь. Этот человек в беде?

Я не знал, что сказать, а врать ей было бесполезно. Я молча поставил бокал на столик. Гости опять зааплодировали, на этот раз Хорсту.

— Идите за мной, — твердо сказала Мария и, быстро встав с дивана, уверенно направилась в сторону кабинета группенфюрера. Я последовал за ней. За плотными дверьми кабинета она подошла к столу Хорста и, резко развернувшись, уставилась своими ледяными глазами на меня:

— Вы думаете о девушке. Что с ней?

Я отвел взгляд в сторону и, помедлив, сказал:

— Да, вы правы. Эта девушка мне очень дорога, и она похищена. До утра я должен найти ее. Причем этот факт я хочу сохранить в тайне.

Мария опустила глаза.

— Мне надо идти, Мария.

Она снова посмотрела на меня, но глаза у нее были совсем другие. Теперь она действительно походила на хрупкую беззащитную девчонку. Но это длилось лишь мгновение. Затем ее глаза снова наполнились решимостью:

— Постой, я смогу помочь тебе. Мы сможем определить ее местонахождение прямо отсюда. Наши способности дадут нам подсказку.

Я обратился в слух.

— Ты должен сосредоточиться на ее образе, но представь ее не рядом с собой, а на расстоянии. Не пытайся восстановить образ в подробностях, пусть он будет немного размыт. Жди, когда он обретет четкость сам, а вместе с ним и обстановка вокруг. Закрой глаза и делай, как я говорю.

С закрытыми глазами я начал представлять себе Магдалену. Сколько я так простоял, не знаю, но постепенно образ моей богини действительно стал проясняться, хотя был уже не таким, каким я его запомнил. На глазах девушки была повязка, а на щеке я разглядел ссадину. Еще немного времени, и я увидел, что она привязана к стулу, который намертво прикручен к полу. Голова ее безвольно свесилась на грудь. В тусклом свете лампочки под низким потолком проступили очертания, по всей видимости, подвального помещения с крупной, со следами влаги кладкой стен. Сердце мое сжалось, а затем накатила волна ненависти к тому, кто это сделал.

— Успокойся, — услышал я словно издалека тихий голос Марии. — Постарайся отдалиться от нее, оказаться снаружи помещения.

Следуя совету Марии, я представил, что, словно бестелесный призрак, удаляюсь из подвала, проходя сквозь стены. И вот я уже вижу небольшой двухэтажный особняк с маленьким садиком за высокой стеной, улицу и другие дома вдоль нее. Улица показалась мне знакомой. Еще чуть-чуть, и я удивленно понял, что это та же улица, на которой стоит цветочный магазин Магдалены. Видение пропало. Я снова видел перед собою Марию.

— А почему нельзя перенестись в тот дом, где она находится, как тогда в Северной Африке?

— Для того чтобы это сделать, надо до этого хоть раз побывать в том месте, куда ты хочешь перенестись, запомнив его в мельчайших подробностях, или же иметь там медиума, который передаст его точный образ. Иначе скачок не состоится.

— Ну, что ж, у меня еще есть время. Возьму машину Хорста.

— Возьми мою, иначе будут лишние вопросы.

Я гнал «Опель» Марии на предельной скорости. Когда я въехал в Берлин, начался авианалет. Где-то справа «заработала» зенитная артиллерия, а впереди, подсвечивая небо, гулко и тяжело стали рваться бомбы. Когда я добрался до нужной улицы, в воздухе стоял едкий запах гари. Мимо промчались, одна за другой, несколько машин с пожарными бригадами. Оставив автомобиль в проулке, я направился к нужному дому по противоположной стороне улицы.

Старый особняк ограждала высокая каменная стена в полтора человеческих роста. Небольшие металлические ворота были заперты. Бросив быстрый взгляд через решетку, я торопливо прошел мимо. Огней в доме видно не было, как, впрочем, и в соседних домах. Режим светомаскировки в Берлине соблюдался неукоснительно. Я пересек улицу и, обогнув угол, двинулся вдоль стены вокруг дома, пока не наткнулся на узкую витую калитку. Но и она оказалась запертой. Перемахнуть через нее было бы легко, но я решил пока отказаться от этой идеи — калитка хорошо просматривалась со стороны здания. Пройдя немного дальше, я наткнулся на развалины соседнего дома, в который, по всей видимости, совсем недавно попала авиабомба, и он рухнул на изгородь соседа. Развалины еще дымились. По ним, словно по ступеням, я взлетел вверх и спрыгнул во двор особняка. Прячась за деревьями, я подобрался к черному входу и притаился у стены. Темнота отступала — пожар в соседнем доме разрастался. Если я не ошибся и Магдалена здесь, то во дворе должен быть часовой. Оставлять его в тылу никак нельзя.

Ждать долго не пришлось. В отблесках огня я увидел под одним из дальних деревьев курящего субъекта в плаще с поднятым воротником и в низко надвинутой шляпе. Незаметно подобравшись к часовому сзади, я нанес ему удар рукояткой пистолета по голове, стараясь не убить, а оглушить. Пришел он в себя довольно быстро, но его пистолет был уже у меня, а в горло упиралось острие ножа.

— Отвечай быстро и четко. Сколько в доме твоих товарищей и где госпожа Хартманн?

Бритый налысо субъект молчал, уставившись на меня ничего не понимающим взглядом. Я нажал лезвием на горло.

— Девушка в подвале… заперта. Двое наших в комнате наверху. Это все.

Возможно, он приврал насчет количества своих товарищей, но теперь я знал точно, что пришел по нужному адресу. Настало время принять трудное решение — убить человека, который смотрит мне в глаза. Но если его оставить в живых, наши с Магдаленой шансы выбраться невредимыми резко уменьшатся, независимо оттого, вернется ли он к своим или попадет в руки гестапо.

«К тому же, — подумал я, вонзая ему нож в сердце, — его в итоге всего равно расстреляют, что в НКВД, что в гестапо».

Подойдя к двери и взявшись за ручку, я замер на несколько мгновений в надежде, что открывшиеся во мне неординарные способности помогут и на этот раз мысленно увидеть ситуацию в доме. Но то ли от волнения, то ли по иной причине у меня ничего не получилось. Я медленно приоткрыл дверь. В коридоре было темно, но я, к своему удивлению, видел достаточно хорошо и мог свободно двигаться вперед. Обладая преимуществом в зрении, я почувствовал себя намного увереннее. Вот и лестница, ведущая в подвал. Я спустился к двери — заперта на ключ. Значит, все-таки придется продолжить кровавый путь. Прижимаясь к стене, я стал подниматься наверх. Старая лестница тихонько поскрипывала, но я надеялся, что меня не услышат. Осталось две ступеньки — еще пару шагов, и я окажусь на большой площадке, на которую выходят четыре двери. Где же опасность и почему так тихо? Слышны только крики пожарных на улице. Я сжал «вальтер» двумя руками и замер, обратившись в слух. Самая дальняя дверь бесшумно приоткрылась, образовав узкую щель. В такой темноте противник видеть меня не мог, если только не обладал таким же необычным зрением. Скорее всего, он будет стрелять на слух. Оставив размышления, я выстрелил в щель и бросился на пол площадки в сторону от лестницы. Затем, перевернувшись и прижавшись к стене, я открыл огонь по двери напротив, которая распахнулась настежь, и человек в дверном проеме открыл по мне огонь с двух стволов. Одна из пуль в крошку разбила стену рядом с моей головой, остальные прошли много выше. Наконец, человек в проеме, выронив пистолеты, упал навзничь. Наступила тишина. Едкий запах пороха защипал ноздри. Вскочив на ноги, я быстро сменил обойму и, не включая свет, осмотрел комнаты. Кроме двух трупов, ничего интересного обнаружить не удалось. Вытряхнув из карманов мертвецов все ключи, я побежал в подвал. Подбирая нужный из них к замку, я все-таки не выдержал и крикнул:

— Магдалена!

Когда мне наконец-то удалось вскрыть дверь, я увидел знакомый подвал с тусклой лампочкой под потолком. Магдалена все также сидела на стуле без чувств. Я подскочил к ней, сорвал повязку с глаз, рассек веревки. На плече, под разорванным платьем, был виден след от укола. Я испугался, но, нащупав пульс, несколько успокоился. Она была жива. Я уже хотел взять ее обмякшее тело на руки, как вдруг до моего сознания донесся крик Марии:

«Эрик, опасность!»

Я отпрянул в сторону, одновременно разворачиваясь и стреляя в силуэт противника в дверях. Однако тот проворно успел спрятаться за косяком. Выстрелив в лампочку, я мысленно поблагодарил Марию, которая поддерживала меня даже на расстоянии, а затем стал подбираться к двери.

«Последний?» — размышлял я.

Встав спиной к стене у выхода, я снова стал слушать. Несколько секунд было абсолютно тихо. Но вот нервы у противника сдали, и послышались быстрые шаги по лестнице вверх. Я решил догнать его и метнулся следом. Взбегая по ступеням, я разрядил всю обойму в широкую спину наверху. К моим ногам скатилось грузное тело. Это был знакомый мне подручный Маркуса — Аксель. Быстро осмотрев двор через приоткрытую дверь, я вернулся к Магдалене. Она начала приходить в себя. Увидев в темноте ее наполненные ужасом глаза, я поспешил успокоить ее:

— Магдалена! Это я, Эрик. Я пришел спасти тебя. Все хорошо. Охрану я устранил.

Она повисла у меня на шее, и плечи ее затряслись от рыданий. Я крепко прижал ее к себе:

— Все хорошо, моя милая, все хорошо. Пойдем, нам надо уходить.

Я помог ей подняться по лестнице, но потом решил, что будет быстрее, если я подхвачу ее на руки. Так и донес девушку до машины. Аккуратно усадив ее на заднее сиденье, я сел за руль и задумался, что делать дальше. Магдалена молча перебралась на сиденье рядом со мной. Прильнув всем телом, она молча уткнулась лицом в мое плечо. Я приобнял ее и на мгновение, по-мальчишески, представил себя рыцарем в сияющих доспехах, освободившим свою возлюбленную принцессу из рук чудовища. Но только лишь на мгновение. «Что дальше?» — эта мысль снова стала донимать меня.

— Мерзнешь? Подожди, я посмотрю плед в багажнике, — шепнул я девушке.

Укрывшись пледом, Магдалена перестала дрожать. Мы сидели, обнявшись, а я думал, что если бы не война, я был бы сейчас абсолютно счастлив. Молча я поглаживал тонкую руку.

— Эрик…

Я приложил палец к ее губам, уже зная, что она хочет мне сказать. Чувство долга перед ее страной, любовь ко мне и страх перед этим боролись сейчас в ней. Я прикоснулся к ее мягким и нежным губам своими. Она провела рукой по моей щеке. Я задержал ее руку и поцеловал пальцы.

— Быть ли нам вместе, Эрик? — Она печально посмотрела на меня.

Ответа у меня не было. Я смог прочитать ее мысли, но в будущее заглянуть не мог.

Глава 8

В то время как под Сталинградом шли ожесточенные бои, германская подводная лодка без опознавательных знаков под командованием корветен-лейтенанта Кригсмарине Гюнтера Прина, в 1941 году объявленного погибшим при выполнении боевого задания, рассекала воды Атлантического океана на глубине чуть более ста метров. Тихо и монотонно гудели электродвигатели фирмы «Сименс», толкавшие ее вперед со скоростью десять узлов в час. Затхлый воздух навевал липкую изнуряющую дремоту. На ее борту не было торпедного оружия. Все свободное пространство занимали коробки с едой и тяжелые опечатанные ящики. Даже один из двух гальюнов был доверху забит коробками с продовольствием. Экипаж в сорок человек и несколько пассажиров ютились в узких проходах и тесных каютах 66-метровой субмарины. Отдельные каюты на судне занимали только два человека — командир подводной лодки и группенфюрер СС Герман Хорст. Я делил каюту с итальянцами и немецким инженером-строителем по имени Фриц Брубек.

— Атлантида — это название стало известно благодаря древнегреческому философу Платону, жившему в 427–347 годах до нашей эры. Ссылаясь на своего предка по имени Солон, политика и путешественника, он повествует о древней, погибшей примерно девять с половиной тысяч лет до нашей эры, стране под названием Атлантида, которую описывает как огромный материк, сопоставимый по размерам с Африкой. Этот остров населял могущественный народ — атланты, — это Марио Корелли, сидя на своей узкой койке, просвещал Брубека.

Если первые несколько дней Корелли всех раздражал своей бесконечной болтовней, то теперь, по истечении второй недели плавания, стало ясно, что он является нашим спасением. Заняться пассажирам в тесном и мрачном корпусе подводного судна было абсолютно нечем. Даже радио мы были лишены. Книг для чтения явно не хватало. Добровольные рассказы и лекции Корелли, побывавшего практически во всех уголках земного шара в поисках необычного, стали для нас одним из немногих развлечений.

— Исходя из разных источников, в том числе мифов и легенд, принадлежащих разным народам, Атлантида одновременно находилась в Атлантическом, Индийском и Тихом океанах. По рассказам того же Платона, атланты контролировали берега сразу трех континентов. Таким образом, нет сомнений в том, что Антарктида — это и есть легендарная Атлантида.

— Постойте, но вы, ранее рассказывая об этой стране, говорили, что она отличалась мягким климатом, а также разнообразной растительностью и животным миром. А сейчас Антарктида — студеный и безжизненный материк. Как такое стало возможно? — подал голос маленький и тощий Брубек.

Корелли усмехнулся:

— По предположениям ряда исследователей, примерно двенадцать тысяч лет назад географические полюса нашей планеты располагались несколько иначе, чем ныне, и Атлантида, которая в наше время известна как Антарктида, находилась значительно севернее. Например, там, где сейчас находится Австралия. Однако произошла страшная катастрофа. В Землю врезалась то ли гигантская комета, то ли иная планета. Удар был такой силы, что часть нашей планеты откололась и превратилась в ее спутник — Луну. Так или иначе, но земная ось изменила наклон, и произошла инверсия, то есть смещение полюсов. Начались сильные землетрясения, бесконечные ливни и наводнения, стал меняться ландшафт. Цивилизация атлантов пала. А через некоторое время Атлантиду затянула мощная ледяная шапка. Оставшиеся в живых наследники великой цивилизации потянулись в глубь уцелевших и пригодных к жизни колоний и сопредельных земель.

— Луне миллионы, а может, и миллиарды лет, Марио. Это всего лишь спутник Земли, существующий, скорее всего, со дня ее сотворения, — вставил Лугано.

— Да, действительно, это всего лишь догадка, а не факт. Но в преданиях разных народов, например древних майя, встречается упоминание о том, что до потопа Луны на небе не было, — парировал Корелли. С довольным видом взглянув на внимательно слушающего Брубека, он продолжил: — Шумерская, египетская, центрально-американская и другие древнейшие цивилизации возникли почти одновременно. О предшествующих им следах эволюции ничего не известно, словно они появились ниоткуда. Только все в тех же мифах звучат воспоминания о появившихся из-за морей богах, обладающих мощными, иногда на грани невероятного, знаниями. Причем астрономии в них уделено центральное место.

— О, Марио, вы опять хотите подвести нас к мысли о пришельцах со звезд? — заулыбался Лугано.

Корелли, не обращая внимания на слова Лугано, продолжал:

— Две тысячи лет спустя случилась новая катастрофа. В Землю врезалась новая комета в виде гигантской глыбы льда. Происходит очередное смещение полюсов, резко поднимается уровень воды на планете. Это был второй всемирный потоп, о котором благодаря Библии знают все. В любом случае, без посланцев из космоса не обошлось — идет ли речь о разумных существах с другой планеты или глыбе льда.

Наконец стало сказываться действие коньяка, которым я угостил своих попутчиков за обедом. Настало время ставшей традиционной послеобеденной дремы. Вечером, после ужина, Гюнтер Прин выведет лодку в надводное положение, и так она продолжит свой путь до самого утра. Всю ночь мы по очереди будем наслаждаться морским воздухом и солеными брызгами, а с рассветом снова нырнем в глубину, и день пройдет в душной и зловонной тесноте подводной лодки.

Я повернулся лицом к переборке, и мои мысли вернулись к недавним событиям в Берлине.

Той же ночью, когда мне удалось спасти Магдалену, мы отправились к Маттесу. Когда он открыл дверь, то, увидев мое лицо, невольно попятился. Я схватил его рукой за воротник и притянул к себе:

— Вилли, как ты мог?! Как давно ты работаешь на врага?

— Эрик, ты что?!

Даже в неярком свете искусственного освещения было заметно, как он побледнел.

— Только тебе я сказал, что работаю в «Аненербе», и только ты знал, в каком ресторане я обычно бываю. Знакомство с Магдаленой было подстроено.

Вилли заговорил — быстро и вполголоса, даже не пытаясь вырваться:

— Эрик, ты не понимаешь. Я не предатель, я просто понял, что Гитлер и все мы ошибаемся. Германия идет не той дорогой. Уничтожение и агрессия — это тупик.

Я толкнул Маттеса к стене, выдернул из уже расстегнутой кобуры пистолет и прицелился ему между глаз.

— Прощай, Эрик. Потом подумай над моими словами, — белыми губами прошептал Вилли и закрыл глаза.

Я опустил оружие. Вилли, зажмурившись, все еще ждал выстрела. Появившаяся из-за моей спины Магдалена встала между нами и негромко, почти шепотом обратилась к Маттесу:

— Вилли, почти сутки назад меня похитили люди из НКВД. В обмен на мою жизнь они потребовали у фон Рейна документы, касающиеся «Аненербе». Эрику удалось выяснить, где меня прячут, и спасти, перестреляв охрану. Судьба Отто мне неизвестна.

Вилли открыл глаза и, гдядя то на девушку, то на меня, закусил губу.

— Кто-то сдал всех вас и всю вашу операцию в отношении меня агентам советской разведки. Вы должны исчезнуть, прямо сейчас. Я оставил за собой несколько трупов, поэтому скоро вас, возможно, будут искать не только агенты НКВД, но и гестапо. — Я снял фуражку и провел рукой по волосам. Я нервничал. Мои друзья оказались врагами рейха, а я не мог их ненавидеть и теперь пытался помочь.

— Я знаю, где можно укрыться. Я спрячу Магдалену, а сам попробую во всем разобраться. — Вилли потер горло, словно проверяя, не слишком ли туго затянулась петля на шее.

— Человек, работающий на НКВД, обладает достаточно подробной информацией и обо мне, и о вас. Он работает или в СС, или в вашем заведении. А может быть, это все-таки ты, Вилли?

Вилли невесело улыбнулся:

— Время покажет, Эрик.

— Я получил задание, опасное и, думаю, безумное. Даже если все пройдет гладко, я появлюсь только спустя несколько месяцев. Я не знаю, как ты будешь разбираться со всем этим, Вилли, но с Магдаленой ничего не должно случиться. Иначе в следующий раз я нажму на спусковой крючок. — Надев фуражку и стараясь не смотреть на Магдалену, я повернулся к дверям. Магдалена не выдержала и кинулась ко мне. Она прильнула к моей спине. Я развернулся и не смог удержаться, чтобы не поцеловать ее.

— Обязательно вернусь и найду тебя. — Я медленно провел рукой по ее щеке, стараясь запомнить ощущение.

Корелли что-то забормотал во сне и прервал мои воспоминания. Я повернулся на бок. Единственное, что меня утешало, — так это ощущение полного спокойствия, когда я думал о судьбе Вилли и Магдалены. Интуиция подсказывала мне, что с ними все в порядке. Оставалось лишь выполнить задание и вернуться к любимой девушке. И тут, словно червь, страх перед неизвестностью и сомнения в грядущей миссии начали точить меня. Как жаль, что в последний момент Гиммлер приказал оставить Марию Орич в Берлине, сославшись на необходимость ее присутствия в штаб-квартире СС. На антарктической базе нас ждала другой медиум — Зигрун.

На своей койке я перевернулся на спину и закрыл глаза. Лодка тем временем продолжала скользить в мрачной толще вод Атлантики. Холодная тьма обволакивала ее стальное тело. Что скрывалось там, глубоко в бездне? Я засыпал и, засыпая, стал провалиться в эту бездну все глубже и глубже. Но страха не было. Наоборот, чем ниже опускался я в бездну, тем больше сжималось сердце в предвкушении встречи с чем-то давно забытым, но близким и родным. Я приближался к месту своего рождения.

— Проснись, — прозвучал в глубине моего сознания спокойный и безликий, но знакомый голос. — Проснись.

Я открыл глаза, но ничего не изменилось. Все та же абсолютная тьма вокруг. И тут я поймал себя на мысли, что я не что иное, как часть этой тьмы без имени. Я всего лишь мысль вне пространства и времени, и не было у меня ни тела, ни имени, ни прошлого. Белая сверкающая точка возникла в темноте. Она начала быстро увеличиваться, а может быть, приближаться. Я этого не знал. Еще мгновение, и невыносимо яркий свет залил все вокруг.

Я заморгал глазами и увидел лицо — высокий лоб, прямой нос с тонкими ноздрями, огромные глаза с золотистыми зрачками, длинные светлые волосы. Оно было безупречным. Это был Сет — мой создатель и повелитель. Его широкоплечая, почти трехметровая фигура возвышалась надо мной неприступной скалой. Я же лежал, весь опутанный какими-то трубками, в сложном сооружении — подобии саркофага. Сам саркофаг находился в большом, залитом ярким светом куполообразном помещении без окон.

— Посмотри на него, Ри, — произнес Сет, обращаясь к рядом стоящему человеку в тоге, украшенной сверкающими камнями, — это мой шедевр.

— Такой же, как и все остальные люди. Великий Осирис и вы, мой Повелитель, изначально вложив в наши гены все необходимые качества, дали нам возможность размножаться самим. Почему вы решили снова создать первенца? Каждый из ныне живущих и каждый рожденный в будущем исполнят любую волю Великого Создателя Осириса и его Первого Помощника Сета — посланцев Великого Архитектора Мира Малока, — сказал человек по имени Ри и склонил голову. Рядом с Сетом он казался коротышкой.

— Потому что все вы — биологические машины, созданные Осирисом. Все ваши способности, таланты, каждая ваша мысль и даже слепое поклонение нам — все это продиктовано программами, заложенными Осирисом Хуном — мятежником, попытавшимся нарушить законы, данные Малоком. Зная, что такое мятеж, он сделал вас своими безропотными марионетками, но и этого ему мало. Он создал наблюдателей, которые шпионят даже за его покорными слугами, чтобы не допустить подобия того, что он сам устроил на Шумере. Мой же Наблюдатель и его потомки соберут бесстрастную информацию о нашем позорном походе, и, когда меня уже не станет, когда Ее ненависть и жажда мести будут утолены, один из них достигнет Шумера. — В глазах Сета исчез лед, и его взор устремился вверх, словно взывая к иному, более могущественному божеству. Он прикоснулся ладонью к левой стороне своей груди и сжал пальцы, будто пытаясь унять боль в сердце. — Он падет перед Великой Царицей Шумера, и она узнает, что все ошибки и преступления мятежника Сета были совершены им лишь ради того, чтобы она принадлежала ему, ему одному. Я хотел стать ее безраздельным хозяином. Теперь я готов стать ее рабом и слугой, но она не простит. Она не позволит вернуться и увидеть ее хотя бы на миг. Никогда не заговорит со мной! Возможно, лишь спустя тысячелетия, когда тело мое превратиться в прах, она подарит прощение!

Лицо Сета побледнело. Глаза снова стали холодными. Он зло посмотрел на Ри. Тот испуганно попятился назад, но золотоволосый гигант молниеносно схватил его за горло и легко поднял в воздух, все крепче сжимая пальцы руки. Хрустнули шейные позвонки, и бездыханное тело рухнуло к подножию моего саркофага. Золотое божество снова обратило свой взор на меня. Подойдя к саркофагу, Сет пробежался пальцами по панели управления. Саркофаг принял почти вертикальное положение, и я упал в кровавую лужу к ногам своего повелителя. Он схватил меня за плечи и поднял на высоту своего роста так, чтобы мои глаза оказались напротив его глаз.

Я увидел звезды, много звезд. Они горели повсюду, и я парил среди них. И каждое созвездие было мне знакомо, название каждой планеты я знал. И жемчужиной в этой звездной короне блистал Шумер — родина Осириса и Сета.

— Вставайте же, фон Рейн. Ужин проспите, — услышал я голос Корелли и тут же очнулся от своего то ли сна, то ли воспоминания. Я снова стал Эриком фон Рейном — гауптштурмфюрером СС. Только все вокруг изменилось. Эта подводная лодка, океан, планета вдруг стали такими хрупкими и маленькими, а жестокая война никчемной.

Корелли хотел сказать что-то еще, но, взглянув мне в глаза, запнулся. Отведя взгляд в сторону, он быстро вышел из каюты.

Ночная Атлантика была на редкость спокойна. Нос нашей «семерки», развившей в надводном положении скорость в восемнадцать узлов, без труда рассекал ее серебристые воды, и соленые брызги редко долетали до верхушки рубки. Звезды были яркими и большими. Казалось, протяни руку, и какая-нибудь из них упадет в ладонь. Вместе со мной на мостике был лишь Хорст и вахтенный офицер. Я посмотрел на группенфюрера, задумчиво смотрящего вперед. Исследователь, искатель и ученый, он думал только об одном — как сделать еще один шаг за горизонт наших познаний. Любым способом и любым путем. И ему на самом деле было все равно, какая на нем униформа. Почувствовав мой взгляд на себе, он посмотрел в мою сторону. Придвинувшись вплотную, Хорст спросил:

— Как думаешь, Эрик, что нас ждет впереди?

— Думаю, дядя Герман, путешествие будет долгим и опасным. Может быть, вы расскажете мне о Звездном Туннеле?

Хорст долго смотрел на искрящиеся под луной гребешки волн и лишь спустя довольно продолжительное время заговорил:

— Исходя из шумерских посланий, вселенная, окружающая нас, испещрена чем-то вроде туннелей, естественных или созданных искусственным путем. Эти туннели сжимают или скручивают пространство таким образом, что до самой далекой звезды, до которой даже дисколет будет добираться миллионы, а может быть, и миллиарды лет, можно добраться за считаные минуты. Ученые Шумера научились находить такие туннели и делать их пригодными для межзвездных путешествий. Вход-выход одного из таких туннелей находится в Антарктиде. К сожалению, информация, касающаяся этих туннелей, сложнее всего поддается расшифровке. У нас пока просто не хватает знаний. А иногда и понимания, например, того, что мир, в котором мы живем, имеет не три, не четыре и даже не пять измерений, а много больше. Потому что это не укладывается в известные законы мироздания, которые зачастую мы сами же и выдумали в своих душных кабинетах.

Герман Хорст замолчал и снова уставился вперед. Морской ветер обдувал его лицо, а глаза блестели в лунном свете. В душный кабинет он больше не вернется.

— Текст на пластине до сих пор не расшифровали, — через некоторое время нарушил молчание Хорст.

— А можно мне взглянуть на нее еще раз?

Тяжелая пластина оказалась у Хорста при себе. Видимо, он с нею никогда не расставался. Я ощутил знакомую тяжесть в руке и провел пальцами по рельефу текста, который вдруг стал мне знаком.

Я перевернул пластину — расправивший крылья дракон все также изрыгал пламя. Вернув пластину Хорсту, я покачал головой:

— Нет, для меня сложновато. Но я думаю, что это не помешает войти в Пирамиду.

Хорст убрал пластину, и мы еще долго любовались океаном. Я с наслаждением вдыхал свежий морской воздух и думал о царице моего сердца — Магдалене.

Глава 9

В начале февраля 1943 года, когда советские войска под Сталинградом окружили и разгромили 6-ю армию вермахта под командованием фельдмаршала Паулюса, наша подводная лодка достигла ледяной шапки Антарктиды. К моменту прибытия мы все, особенно пассажиры, уже несколько суток находились в лихорадочном предвкушении высадки, мечтая лишь об одном — поскорее покинуть опостылевшее чрево тесного судна.

Любоваться красотами ледяного панциря времени не было, и улыбчивый Гюнтер Прин, снова заставив свою лодку послушно нырнуть в мрачную толщу воды, уверенно повел ее по расщелине между скал на глубине ста тридцати метров. По словам Хорста и Прина, под водой, в глубь материка, вел вначале извилистый, а затем прямой и довольно просторный фарватер, длиной свыше сорока километров. Долгий путь среди скал заканчивался в обширном пресном озере, раскинувшемся в гигантской полости под ледяной шапкой и, в свою очередь, питаемом скрытой в подземной толще рекой, берущей свое начало где-то в самой глубине таинственного материка. Еще несколько часов ожидания, и мы наконец-то высыпали на корпус. Зрелище, открывшееся мне, было поистине фантастичным. Лодка пришвартовалась у пирса небольшого, но достаточно вместительного порта, выстроенного на берегу продолговатого озера длиной, как пояснил группенфюрер, более пяти километров и шириной не менее двух. Мощные гранитные скалы вокруг этого озера поддерживали ледяной купол, теряющийся где-то высоко над нашими головами. Вокруг порта раскинулся целый городок из двух-трехэтажных зданий и просторных ангаров. Его заливало море огней. Откуда-то издалека доносилась музыка. По аккуратным дорожкам сновали люди и небольшие, судя по всему на электрической тяге, грузовички. Вслед за Хорстом и другими членами экспедиции я сошел на берег. Сразу же обратил внимание, что скалистый берег вокруг обильно покрыт чем-то вроде бурого мха, а у среза воды суетится рой мелких мошек. Когда же я посмотрел в сторону противоположной оконечности озера, то увидел неяркий, но ровный свет. Его источник находился на вершине высокой конусообразной пирамиды, которая даже издалека впечатляла своими размерами и мрачной пугающей красотой. Я сразу же вспомнил холодный голубоватый свет подземного лабиринта в африканской пустыне.

Подъехало несколько электромобилей. Из кабины одного из них с трудом вылез грузный штандартенфюрер СС с лицом землистого цвета. Это был комендант базы Отто Венцель. Поприветствовав нас, он поторопился доложить Хорсту, что за время его отсутствия особо охраняемый объект никаких изменений не претерпел. После того как Венцель собственноручно помог нам погрузиться в оказавшийся весьма вместительным электромобиль, мы тронулись в путь по асфальтированной дороге, петляющей между домами. Во время поездки я невольно искал глазами Пирамиду. Ни я, ни, по всей видимости, мои предки здесь не были, но странная сила все время притягивала к этому величественному сооружению мой взгляд. С трудом я смог переключить внимание на встретившего нас офицера, который пояснял, как и где нам придется жить в ближайшее время.

Город, а иначе «База-211», насчитывал почти десять тысяч жителей — инженеры, ученые, технический персонал, охрана. Здесь располагались несколько десятков лабораторий и два полноценных предприятия, их обслуживающих, а также казармы для моряков-подводников из «Конвоя фюрера». Не позабыли выстроить спортивный комплекс, пару ресторанов и даже настоящий кинотеатр с большим экраном и рядами кожаных кресел. Был и концентрационный лагерь для рабочих из числа военнопленных, расположенный в соседней карстовой полости.

Длинное трехэтажное здание, где нам предстояло расположиться, стояло особняком на окраине города и находилось ближе всех к Пирамиде. На первом этаже располагалась столовая, небольшой кинозал, зал для занятий спортом и помещение охраны. Служебные кабинеты и совещательные комнаты располагались на втором этаже. Третий этаж был отдан под отдельные жилые номера гостиничного типа со всеми удобствами. На крыше находилась смотровая площадка с отличным видом на Пирамиду и прилегающую территорию.

Через час, освоившись в своих комнатах и приведя себя в порядок после долгого путешествия в тесной субмарине, Хорст, Корелли, Лугано и я спустились в столовую. У накрытого стола нас, помимо уже знакомого Венцеля, ждал еще один офицер в форме штурмбаннфюрера СС. Широкоплечий и поджарый, он рассматривал нас темными глазами, глубоко посаженными в глазницы. У меня сразу возникло неприятное ощущение, что на меня смотрят два пистолетных ствола. Это был Хуго Эверс — начальник охраны базы.

Мы расселись за столом. Беседа, тем более невеселая в связи с поражением под Сталинградом, меня не занимала. Я рассеянно слушал разговор и посматривал в окно. Из столовой, в отличие от наших комнат, был хороший вид на творение рук древних атлантов. Разговор вертелся вокруг берлинских новостей и кадровых перестановок в СС и вермахте. Время от времени обсуждалась тактика наших войск на Восточном фронте. Все вяло соглашались, что военный провал под Сталинградом — это всего лишь уловка фюрера, который готовит грандиозную операцию по разгрому советских войск. «Сколько сотен тысяч жизней может стоить такая уловка?» — подумал я.

— Даже если под Сталинградом нас полностью разбили — это не имеет значения. То, что делается здесь, позволит фюреру не только уничтожить Советы, но и поставить на колени весь мир. Это всего лишь вопрос времени, и я уверен в этом, — вдруг произнес все время молчавший Эверс и громко хрустнул куриной костью на зубах.

За столом наступила тишина, но через минуту Венцель нарушил ее, поинтересовавшись у Хорста, когда наша команда приступит к изучению объекта.

— Завтра день подготовки, а послезавтра приступим. Кстати, как дела у госпожи Зигрун?

— Госпожа Зигрун не покидает своего убежища. Мы общаемся только через ее помощника. Насколько я знаю, большую часть времени она проводит в медитации и изучении книг, доставленных по ее заказу из Берлина. Кстати, у меня от нее записка для вас. — Венцель передал Хорсту аккуратно сложенный в треугольник лист бумаги.

Хорст пробежал глазами записку и посмотрел на меня.

— К сожалению, господа, я и гауптштурмфюрер фон Рейн должны оставить вас. Продолжайте без нас.

Мы вышли из здания. Хорст покинул компанию с явным удовольствием.

— Пойдем. Зигрун хочет видеть тебя. — Хорст двинулся по петляющей среди камней и мха аккуратной тропке в сторону скал.

Через полчаса мы оказались у каменных стен, уходящих ввысь. За очередным выступом я с удивлением увидел узкий проход с редкими чадящими факелами, развешанными по стенам. Еще несколько шагов, и мы оказались перед прикрытым кожаным пологом входом в пещеру. Отодвинув полог, Хорст вошел внутрь, а вслед за ним и я. Два тусклых факела с трудом освещали небольшое помещение. Из мебели здесь была только длинная и широкая деревянная скамья, на которой, скрестив ноги, сидел лысый человек восточной внешности и весьма плотного, даже можно сказать, медвежьего сложения. Увидев Хорста, он поднялся и поклонился. После этого он отвел в сторону еще один полог, но уже рядом со своей скамьей, и я увидел вход в другую пещеру. Мы прошли вперед. Эта пещера была большой, почти правильной сферической формы. Все стены и пол устилали толстые восточные ковры с замысловатыми орнаментами. На стенах, помимо ковров в неимоверном количестве, словно в музее, были развешаны различные виды холодного оружия. Это были шпаги, сабли, мечи и кинжалы разных эпох и народов. В свете факелов они зловеще поблескивали, а тертые рукоятки так и просились в руку.

В глубине зала был установлен то ли необъятных размеров диван, то ли постамент, устланный роскошными мехами. Великолепный мех переливался мелкими искорками. На этом сооружении, поджав под себя ноги, спиной к нам сидела женщина. Рассыпанные по плечам длинные и черные как смоль волосы почти полностью скрывали ее фигуру. Женщина, по всей видимости, смотрела на водруженный на стену золотой щит. Щит, имевший размер в диаметре свыше метра, покрывал немного грубоватый резной рисунок, в котором я без труда распознал фрагмент карты звездного неба, центром которого был Альдебаран.

— Здравствуй, Зигрун, — тихо произнес Хорст.

Женщина грациозно поднялась и, развернувшись к нам лицом, сделала несколько шагов навстречу нам. На ней не было никакой одежды, кроме небольшой набедренной повязки. Блестела смуглая кожа, вызывающе торчали острые соски тяжелых грудей. Она шла медленно, не отрывая немигающего взгляда раскосых азиатских глаз от лица Хорста. Ощутив духоту, я расстегнул верхнюю пуговицу форменного кителя и посмотрел на Хорста. По выражению его лица казалось, что он вот-вот бросится к ногам прекрасной азиатки. Подойдя к группенфюреру, она коснулась длинными красивыми пальцами его груди.

— Здравствуй, Герман. Я скучала по тебе. — Голос у нее был глубокий и красивый. Хорст застыл, словно превратившись в камень. Эта молодая женщина, безусловно, имела над ним определенную власть. Наконец она повернула голову в мою сторону. Хорст очнулся и представил меня. Азиатка все так же медленно подошла ко мне и провела рукой по моей щеке. От девушки шел сладковатый и пряный аромат. Соски ее грудей почти касались моей груди, а черные глаза казались бездонными колодцами. Однако я спокойно сказал:

— Рад познакомиться с вами, госпожа Зигрун. Для меня это большая честь. Группенфюрер мне много рассказывал о вас.

— Эрик, таким я тебя и представляла, — чуть слышно сказала она, приложив свой палец к моим губам. Потом, быстро развернувшись, она направилась к своему «трону». Поджав под себя одну ногу, она уселась на него, после чего улыбнулась и хлопнула в ладоши. Через мгновение рядом с нами очутился ее бритоголовый страж по имени Зу с подносом в руке. На подносе стояли два бокала с ярко-красной непрозрачной жидкостью.

— Угощайтесь, господа, — пропела она.

Хорст взял бокал и сразу же сделал большой глоток. Взяв свой, я снова обернулся к Зигрун:

— А вы разве не поддержите нас, госпожа?

С удивлением я обнаружил, что мой вопрос запоздал. В руках у нее уже был точно такой же бокал. Она снова улыбнулась. Улыбнувшись в ответ, я сказал:

— Вы необычная женщина, госпожа Зигрун. Столь же необычная, сколь и красивая. Этот бокал за вас.

Я пригубил напиток. У него не было вкуса, был только аромат, пьянящий и завораживающий. Оторваться от этого аромата было невозможно, а жидкость будто сама текла в рот. Бокал быстро опустел, но аромат остался и продолжал кружить мне голову. Я почувствовал, что мозг мой затуманен, и поискал глазами Хорста. С удивлением я обнаружил, что он уже навзничь лежит у ног Зигрун и остекленевшим взглядом смотрит куда-то вверх. Зигрун же смотрела на меня. Я не мог произнести ни слова — язык не слушался меня. Еще мгновение — и девушка уже у стены с оружием, в двух шагах от меня. Ее рука тянется к висящей на ней абордажной сабле с тяжелым широким клинком и массивной гардой.

— Проверим тебя, Эрик. — С этими словами обнаженная красавица попыталась с размаха снести мне голову. Я успеваю уклониться, отпрянув назад. Лезвие сабли со свистом рассекает воздух. Дурман зелья сразу отступает, и я хватаю со стены старинный ятаган. В то время, пока Хорст продолжает безучастно смотреть в потолок стеклянным взглядом, Зигрун наступает на меня, нанося быстрые и мощные удары широкой саблей. С трудом уклонившись от очередной атаки, я вдруг осознаю, что начинаю предугадывать каждый ее удар, а память цепко фиксирует каждый выпад странного противника. Ятаган кажется уже хорошо знакомым оружием и удобно лежит в руке. Память крови делает свое дело. Я провожу внезапную зеркальную контратаку, и вот уже воительница прижата к стене, а мой клинок у ее горла. Левой рукой я изо всех сил сжимаю ее правое запястье, и сабля вываливается из смуглой руки. Зигрун попыталась нанести мне удар коленом в пах, но я плотнее прижимаю лезвие ятагана к ее шее. Тонкая струйка крови побежала из-под клинка, смешиваясь с капельками пота в ложбинке между высоких грудей. Стальной взгляд Зигрун мгновенно смягчился, и улыбка снова заиграла на губах:

— А ты, Эрик, действительно такой, как о тебе рассказывала Мария.

Я отшвырнул ятаган.

— Может быть, ты расскажешь о себе, Зигрун? Но хотелось бы без сюрпризов.

Она уселась на меха рядом с отрешенным Хорстом и задумчиво провела по его волосам.

— В моей судьбе нет ничего интересного для тебя, Эрик. Я и Мария всего лишь обладаем рядом способностей, происхождение которых нам неизвестно. Мысленное общение на расстоянии, предсказание будущих событий, ну и… — она покосилась на Хорста, — кое-что еще. Все это когда-то пугало нас, но «Аненербе» взяло нас под свое крыло. Здесь нас охраняют и… изучают. Благодаря твоему отцу и Хорсту наши способности намного усилились. — В глазах Зигрун на мгновение вспыхнул и погас злой огонек, а рука, гладившая Хорста по голове, на секунду сжалась в кулак. Но группенфюрер, по всей видимости, ничего не чувствовал.

— Ты жалеешь, что находишься здесь?

— Не знаю. Для «Аненербе», а особенно для Хорста, я весьма ценный экземпляр. Я здесь необходима. Я могу потребовать все, что угодно. Но только… не свободу, — Зигрун печально улыбнулась и замолчала.

Я присел с ней рядом:

— А что это за сущности со звезд, которые общаются с тобой? Как ты вышла на контакт с ними?

— Это случилось, когда я еще была ребенком. По вечерам, засыпая, я любила мысленно представлять себя парящей среди звезд. Я любовалась ими, слушала их мелодии. Ведь у каждой звезды или планеты есть своя мелодия. Однажды вместо мелодии я услышала голос, который просто спросил, кто я и откуда. Сначала я испугалась, но любопытство взяло верх. Голос принадлежал женщине родом с планеты Шумер из созвездия Молох. Мне, как ребенку, было трудно с ней общаться. Она задавала много вопросов о моем происхождении, о нашей планете. Большинство из ее вопросов мне были непонятны. Много из того, что она рассказывала о себе и своей родине, я также не понимала. Вдобавок наше общение часто внезапно прерывалось. Я стала тяготиться им, а зачастую и избегать. Когда я попала в «Аненербе», все изменилась. Связь с Теей, а потом и с ее другом — Гуном стала для меня основной работой.

— Гун?

— Да, Гун. Именно он сообщил, что на Земле есть Портал, через который мы можем отправиться в их мир. Он же передал мне подробное описание необычных летательных аппаратов дискообразной формы. Я думаю, что Гун — военный.

— Военный? Почему ты так решила?

— Если Тея интересуется сущностью людей, их историей и религией, то Гун расспрашивает о вооружении и структуре армий нашего мира, биологии и климате планеты.

«Опасные вопросы», — подумал я.

— Хорст говорил, что Шумер — империя.

— Шумер — древнее и технологически очень развитое общество. Межзвездные полеты для них обыденная вещь. Почти миллион лет по земным меркам они изучают космическое пространство, а продолжительность их жизни может достигать тысячи лет. В то же время это империя, построенная на древнейших и неоспоримых религиозных постулатах. Большое значение имеет принадлежность к определенной касте — жрецов, военных, ученых. Во главе империи — императрица и совет жрецов. Но когда речь заходит о более подробном устройстве империи, Тея и Гун отвечают очень туманно, а иногда и просто игнорируют мои вопросы.

— И что же их привлекает в нас?

— Гун утверждает, что видит в нас союзников, форпост в дальнем космосе, который необходимо укрепить и вооружить.

— Они готовятся к войне?

— Тея говорит, что в глубоком космосе формируются расы, не имеющие ничего общего с человечеством, и агрессивные по отношению к нему, и люди должны быть вместе.

— А Тея и Гун — люди?

Зигрун задумчиво посмотрела на меня:

— Если ты войдешь в Пирамиду, возможно, мы сможем узнать это наверняка.

— Хм, — невесело усмехнулся я, — а что же по этому поводу думают Гитлер и Гиммлер?

— Гун сказал, что великий рейх во главе с фюрером именно та сила, которая может превратить Землю в мощную крепость и в надежного союзника Шумера. Для Гитлера вопрос решен.

Я задумчиво заходил по гроту.

— Ты знаешь, что нас всех ждет дальше, Зигрун?

— Особенность предсказаний в том, что если их произнести, то будущее уже не будет таким, каким оно должно было быть. Зная будущее, ты вольно или невольно начинаешь вести себя по-другому, а это все меняет. Предсказание превращается в пустой звук. Гитлер этого понять не смог, поэтому он проиграет.

— Германия проиграет войну?

— Войди в Пирамиду, Эрик. — Зигрун положила руки мне на плечи и поцеловала в губы, затем быстро оттолкнув. — А сейчас оставь нас.

За моими плечами как из-под земли вырос ее телохранитель. Я надел форменное кепи и направился к выходу, но на пороге обернулся и задал Зигрун еще один вопрос:

— Так кто же все-таки построил Пирамиду?

— Это база давно пропавшей и забытой межзвездной экспедиции Шумера. Ей сотни тысяч лет. Даже имена членов той экспедиции безвозвратно утеряны.

А это было уже явной неправдой. Промолчав, я покинул пещеру.

Утром, сразу после завтрака, на удивление свежий и подтянутый группенфюрер Герман Хорст собрал членов экспедиции на совещание. Быстро распределив обязанности по подготовке снаряжения и оборудования, сам он решил еще раз лично произвести внешний осмотр Пирамиды и за компанию прихватил меня, тем более что в завтрашней операции мне принадлежала ведущая роль.

К Пирамиде вела довольно широкая и аккуратная бетонная дорога. От электромобиля мы отказались, и группенфюрер бодро двигался вперед пешком. Зигрун, видимо, оказывала особое магическое воздействие на Хорста. Он выглядел помолодевшим лет на десять.

Когда до Пирамиды оставалось не более пары сотен метров, бетонка кончилась, и началась такая же ровная, но мощеная дорога. Квадратные каменные плиты были плотно подогнаны между собой и только немного съехали по краям из-за просевшей почвы. Хорст заверил меня, что этой дороге, по его мнению, не менее ста тысяч лет. Дорога упиралась в Пирамиду и обвивала ее по периметру. Мы подошли к центральному входу. О том, что здесь есть вход, можно было догадаться только по тонким, чуть заметным глазу швам. Правее, на уровне глаз, я заметил углубление с выдавленным рисунком дракона. Эта ниша явно предназначалась для добытого мной Ключа. Над нишей виднелись строчки с пляшущими символами санскрита. Я провел ладонью по иссиня-черной стене. Поверхность была гладкой и холодной, но стоило мне задержать руку, и пальцы начинали чувствовать тонкое, чуть уловимое тепло, которое приятно разливалось по всему телу. На миг мне показалось, что я прикоснулся к стене родного дома.

— Ты тоже чувствуешь это, Эрик? — тихо заметил Хорст. — Я думаю, что мы связаны с ними плотью и кровью. И каков бы ни был финал нашего пути, мы должны пройти его до конца.

Я прислонился лбом к стене и закрыл глаза. Где-то недалеко пропыхтел паровоз, тянущий платформы с новым оборудованием в соседние, только что исследуемые карсты.

— Кто поведет нас к звездам? Гитлер? Гиммлер?

Хорст помолчал и произнес:

— Гитлер сделал Германию великой, но его время сочтено. Люди вокруг него, в том числе и Гиммлер, ведут страну к пропасти. Скоро все изменится. Германия останется великой, но изменится. Эти изменения не должны принять за слабость, поэтому мы с тобой пойдем вперед ради укрепления ее мощи и силы. Страны, народы идут за сильным.

Глава 10

В девять часов утра следующего дня все члены экспедиции во главе с Хорстом собрались у входа в Пирамиду, вокруг которой еще ночью Эверс выставил усиленное оцепление. Рядом с Хорстом возился кинооператор с помощником — готовились идти вместе с нами. Рейхсфюрер дал указание фиксировать все действия на кинопленку. Метрах в десяти позади нас, на высокой треноге, была установлена вторая кинокамера. Оператор, а рядом с ним Венцель и Эверс замерли, глядя на нас. Еще чуть дальше виднелась медицинская палатка.

Хорст подал мне пластину. Я взял ее и сделал шаг к Пирамиде. Стояла удивительная тишина. Даже со стороны обычно шумного порта не доносилось ни звука. Я невольно оглянулся назад. Все члены экспедиции затаили дыхание. Хорст махнул рукой кинооператору у палатки, и тот застрекотал камерой. Я снова повернулся лицом к Пирамиде и посмотрел вверх. Верхушка исполинского сооружения почти упиралась в свод искрящегося ледяного купола. С того момента, как несколько лет назад один из подводников Кригсмарине, возможно, ставший первым человеком, ступившим под ледяной купол Антарктиды за многие тысячи лет, дотронулся до темной поверхности Пирамиды, ее вершина уже который год светилась ровным и неистощимым голубоватым светом.

Я приложил увесистую пластину к выдавленному в стене изображению дракона так, чтобы выступающий рисунок такого же дракона на Ключе точно лег в свою нишу. Пластина тут же словно прилипла к стене. Я невольно отдернул руку. Кинокамера за спиной продолжала стрекотать, но ничего не происходило. Я оглянулся на Хорста.

— Прижми ладонь к пластине, — подсказал Корелли.

Я снял перчатку и приложил ладонь к пластине, чувствуя кожей резную вязь послания Сета.

Часть стены рядом со мной быстро и бесшумно поползла вверх, открыв вход в таинственную башню. Широкая лестница, освещенная тусклым желтым светом, уходила куда-то вверх.

Я опустил руку и подошел к подножию лестницы. Остальные члены экспедиции продолжали стоять словно вкопанные, будто не веря своим глазам. Идти первым мне не хотелось — было не по себе. Нет, это был не страх за свою жизнь. Это был страх перед новым и неизведанным — что может раз и навсегда перевернуть жизнь не только мою, но и каждого человека на планете. Мне вдруг так захотелось оказаться в своей уютной берлинской квартирке, рядом с камином и любимой книгой в руках. И все же любопытство, желание знать, что скрыто там, за горизонтом привычного мира и привычных знаний, пересилило все мои страхи, и я ступил на лестницу, не дожидаясь своих спутников.

Я делал шаг за шагом вверх по лестнице. Тусклое поначалу освещение превратилось почти в дневное, и я увидел, что стены, вдоль которых я шел, испещрены рисунками. Это были изображения неизвестных мне созвездий — звезды и планеты сплетались в причудливые узоры. Взбежав по лестнице, Хорст поравнялся со мной. Глаза его горели. Обогнав меня, он взлетел на вершину лестницы. Вслед за ним устремился и Корелли. Лугано с кинооператором держались позади меня. Вдруг Хорст и Корелли попятились назад. Корелли, согнувшись пополам, упал на колени. Хорст выставил вперед руку, словно пытаясь сдвинуть невидимую стену. Через мгновение и он, скорчившись и хватая ртом воздух, покатился по ступеням вниз. Лугано подскочил к группенфюреру и помог ему встать. Хорст все еще хватал ртом воздух, и Лугано потащил его вниз. Оператор, прижавшись к стене, продолжал снимать. Я склонился к Корелли.

— Иди. Если кто и сможет пройти, то только ты, — прохрипел Корелли. — С нами все будет в порядке. Это просто внутренняя защита Пирамиды.

Я стал снова подниматься вверх. Вот и последняя ступень. Я оказался наверху и сразу почувствовал невидимую вибрирующую волну, проходящую сквозь меня, затем еще одну. Волны исчезли, как только я сделал еще несколько шагов вперед. Осмотревшись, я обнаружил, что лестница привела меня в большой сферообразный зал. Сначала полутемный, с моим появлением он озарился ярким, но мягким светом. Вдоль всей стены зала располагалось множество высоких ниш, в которых гордо расположились гигантские статуи то ли древних героев, то ли богов. Между нишами просматривались явно автоматические двери, аналогичные тем, которые я видел в лабиринте под песками Африки. В середине же зала, на небольшом возвышении, я обнаружил самый настоящий… пульт управления. Длинная панель с сотнями разноцветных кнопок разнообразной формы и мелкими поясняющими знаками. В центре панели была огромная вмятина, собравшая вокруг себя металл в гармошку. Кнопки осыпались мутной разноцветной крошкой. В центре спинки огромного, словно трон, кресла зияла большая, величиной с мой кулак, дыра с обожженными краями черно-бурого цвета.

«А ведь здесь когда-то кипел бой», — подумал я.

Несколько статуй вокруг были также повреждены неизвестным оружием. Я провел рукой по панели. Как ни странно, но никаких следов пыли. Пробежался пальцами по кнопкам. К моему удивлению, несколько из них ожили — зажглись ровным светом. Еще через секунду над панелью, прямо в воздухе, возник небольшой экран, на котором я смог разглядеть, что творится у входа в Пирамиду. Сквозь помехи я увидел Корелли, стоящего у ее основания как ни в чем не бывало. Задумчиво рассматривая уходящую вглубь лестницу, он озадаченно потирал подбородок. Остальные сгрудились вокруг Хорста, чью ногу озабоченно осматривал военный медик.

Еще раз пробежав глазами по значкам на панели, я нашел нужную кнопку. Моя рука застыла в воздухе. Как только линия защиты будет отключена, древнее сооружение наводнят специалисты «Аненербе», и гитлеровская Германия получит доступ к новым, невиданным доселе технологиям. И все же ключевым словом было для меня слово «Германия». Я медленно опустил руку на кнопку.

Когда члены экспедиции собрались у пульта, поначалу никто из них не мог сосредоточиться, чтобы выработать план первого исследовательского маршрута по необычному сооружению. Только кинооператор непрерывно трещал своей кинокамерой, а Лугано беспрестанно щелкал фотоаппаратом.

Решив сначала разделить команду на две группы, Хорст в итоге решил, что все же двигаться дальше лучше всем вместе. Он посчитал, что если я имею доступ в Пирамиду, то смогу быть и щитом, гарантирующим их безопасность в столь невероятном путешествии.

Рядом с дверьми не было никаких поясняющих надписей. Пока Лугано все еще пытался понять значки на разбитой панели управления, я подошел к центральной, самой большой нише позади пульта и медленно провел ладонью по плите, прикрывающей вход. Хорст, внимательно наблюдавший за моими действиями, окликнул остальных, и они сгрудились за моей спиной. Плита высотой в два человеческих роста бесшумно поднялась вверх. За ней оказались створки, которые также бесшумно разошлись в стороны. Нам открылось просторное помещение кубической формы, совершенно пустое. Я сделал шаг вперед и осмотрелся. Справа — два ряда разноцветных клавиш.

— Это же лифт, — усмехнулся Корелли.

— Тогда жми, — улыбнулся я в свою очередь.

Хорст дождался, когда все оказались в лифте, и нажал кнопку с символом, напоминавшим птицу с распростертыми крыльями.

Один из древнейших на Земле механизмов, даже не скрипнув, полетел вниз. Оператор и его помощник стали белыми как полотно. Спустя несколько секунд лифт плавно затормозил, и его двери разъехались в стороны. Мы оказались на пороге тьмы, но вскоре мертвенно-бледный свет высветил перед нами подземный ангар поистине исполинских размеров. Точные его размеры терялись в тусклом освещении. Гигантские сетчатые опоры уходили куда-то ввысь. В центре же, словно фантастический храм, высилось дискообразное сооружение, отливающее серебристым металлом. Издалека понять его размеры было невозможно, и, только приблизившись, мы поняли, что диаметр этого, по всей видимости, летательного аппарата составлял не менее километра. Края диска почти упирались в стены ангара. С трепетом мы обнаружили, что вход в аппарат открыт. В него вел широкий наклонный пандус. Группенфюрер прикрикнул на кинооператоров, стоявших с открытыми ртами и забывших про камеру. Те сразу бросились снимать. Остальные в нерешительности остановились у входа на пандус. Хорст достал пачку, вытянул дрожащими руками сигарету. Лугано застыл, немигающим взглядом сверля темный зев невероятного творения. Безостановочно вертел головой Марио Корелли. Я же решил дойти до противоположной стороны ангара. Минут через пятнадцать хода вокруг стали попадаться рваные куски серебристого металла, остатки каких-то деталей и приборов. Вскоре я понял их происхождение — в борту диска зияла большая, несколько метров в диаметре, рваная дыра. Внимательно осмотрев ее, я пришел к выводу, что взрыв произошел внутри корабля.

— Посмотри туда. — Корелли, увязавшийся за мной, показал рукой в сторону.

Я посмотрел, куда указывал Марио, — в десятке метров от нас, в темной нише, угадывались очертания человекоподобных фигур. Их было около дюжины. Корелли хотел направить на них фонарь, но я его остановил:

— Подожди, не провоцируй. Давай обойдем их со стороны и посмотрим на реакцию. Будь готов к бою.

Мы стали медленно приближаться к странной группе со стороны. Я уже приметил небольшой агрегат на гусеницах, напоминающий танк, только вместо ствола из башни торчали механические руки-манипуляторы. «Если по нам откроют огонь, я успею спрятаться за ним», — думал я, осторожно ступая вперед. Однако странные фигуры на нас никак не реагировали, и несколько минут спустя, когда мы приблизились к ним, то смогли рассмотреть изваяния как следует. Это были не люди. Достаточно высокие, около двух метров, они были лишь давно застывшими механизмами. Длинные руки с длинными пальцами безвольно висели вдоль тел. Большие зеркально-черные глаза безжизненно смотрели вдаль. Носов у них не было, рот заменяла узкая щель. Тело покрывал упругий и весьма прочный материал зеленоватого цвета.

— Голем, — произнес Корелли.

— И его братья, — с усмешкой добавил я.

— А может быть, это наши дальние родственники, — не унимался Марио.

— Думаю, что это всего лишь грузчики. — Я закинул автомат за спину. — Пойдем, а то группенфюрер будет нервничать.

По пандусу мы вошли на корабль и, пройдя двойной шлюз, оказались в коридоре, кольцом опоясывающем помещения дисколета. Из-за поворота махнул рукой Лугано, и мы оказались в центральной рубке звездного корабля. Хорст стоял у одной из пяти прозрачных капсул, которые, видимо, играли роль пилотских кресел. Анатомически они были рассчитаны на людей, но гигантского, более трех метров, роста. Вокруг капсул лишь голые стены — ни иллюминаторов, ни карт, ни приборов управления. Да и сама рубка по форме напоминала большую капсулу.

— По всей видимости, работа командирской рубки активируется особым образом, из капсулы пилота, — неуверенно предположил Лугано.

Хорст подошел к ближайшей из них и быстро забрался внутрь, почти полностью утонув в необычном сооружении. Яркий свет, струившийся из стен, сразу потускнел, а в воздухе рядами стали возникать проецируемые невесть откуда экраны, по которым побежали бесконечные ряды цифр. На некоторых экранах мы разглядели ангар, в котором находился корабль. Вот мелькнули и знакомые зеленоватые фигуры. Выстроились в линию экранчики, транслирующие обстановку во внутренних помещениях корабля. Через секунду появились столбцы значков, пульсирующих ярким красным светом, а рядом на экране возникло изображение пробоины в корпусе дисколета. Хорст выскочил из капсулы — он явно не ожидал такого эффекта. Сразу же все исчезло, и мы снова находились в абсолютно «мертвом» помещении.

— Не знал, группенфюрер, что вы прошли такую широкую летную подготовку, — попытался пошутить я.

Глаза Хорста возбужденно горели, но тем не менее он решил, что впечатлений за одну вылазку уже предостаточно, и приказал возвращаться на базу.

Обратно мы возвращались в полной тишине. В тот же день фото— и кинопленки были направлены в Берлин, а на следующий Пирамиду и скрытый под ней город наводнили специалисты «Аненербе». Ученые, инженеры, техники, солдаты, заключенные из концлагеря — Хорст привлек всех, за одну ночь разработав план исследования и изучения древнего артефакта.

Глава 11

Более пятисот тысяч лет назад в Солнечную систему прибыл исследовательский космический корабль дальней разведки, принадлежащий звездной империи Шумер со столицей на одноименной планете, вращающейся вокруг звезды Альдес созвездия Молох и отстоящей от Земли более чем на семьдесят световых лет. На Земле Альдес называют Альдебараном, а созвездие Молоха носит имя Тельца. Хотя, в отличие от Тельца, в состав Молоха входит лишь сам Альдес и не более сотни ближайших к нему звезд.

Этот гигантский звездолет носил гордое имя «Стяг Шумера» и имел на своем борту экипаж из двух тысяч человек. Особый интерес у разведчиков Шумера вызвала Земля. Правда, тогда такого названия у планеты не было. Пришельцы удостоили ее лишь цифровым обозначением в карте маршрута своего следования. Разбив лагерь, они приступили к изучению планеты. Их интересовало все — климат, биология, полезные ископаемые. Результаты исследований были признаны положительными — планета обладает значительными ресурсами и подходящим для жизни климатом. К недостаткам были отнесены более высокая, по сравнению с Шумером, сила тяжести и наличие большого количества агрессивных биологических видов, населявших планету. Теперь предстояло выполнить несколько задач — создание межпланетного Портала для быстрого перемещения в родную звездную систему и обратно, а также устранение неблагоприятной биологической среды. Из второй задачи проистекала и третья — создание разумного существа, полностью адаптированного к местным условиям и готового к выполнению любого приказа. И специальной командой генетиков были созданы умные, способные к самообучению и самопроизводству слуги. Их называли «геноргами» — генетическими организмами. У каждой группы создаваемых геноргов была своя профессиональная направленность — строители, инженеры, воины, рабочие. Особая группа — жрецы, которые являлись посредниками между созданным народом и «богами»-шумерянами. Поклонение «богам», склонность к определенному роду деятельности — все это закладывалось в землянина на генетическом уровне вместе с десятками других специальных программ. Для каждой климатической зоны был предусмотрен свой тип геноргов, которые условно делились на черный, красный, белый и желтый.

Генорги стали преобразовывать планету — уничтожать опасные для своих хозяев биологические виды, создавать города и прокладывать коммуникации, добывать полезные ископаемые. Земля становилась полноценной колонией Шумерской империи.

Однако спустя несколько сот лет после удачного начала преобразований на Земле на самом Шумере вспыхнул кровавый мятеж. Он был поднят геноргами-шумерянами. Малочисленным шумерянам-богам с трудом удалось подавить восстание своих созданий, вышедших из-под контроля. После этого началось их тотальное уничтожение, в том числе и в колониях. Дальние колонии было решено и вовсе свернуть. Пришельцы из далекого созвездия Молоха покинули Землю. Выполнили ли они приказ по уничтожению геноргов-землян? Судя по всему, приказ по их уничтожению был проигнорирован или выполнен не до конца. Возможно, в связи с какой-то целью землянам сохранили жизнь намеренно.

Шли века. Предоставленные сами себе генорги продолжали осваивать планету, но уже лишенные какой-либо технической и научной поддержки своих звездных родителей. Создавались и гибли в огне междоусобных войн города. Продолжавшая свое формирование планета сметала наводнениями и землетрясениями государства, империи и целые цивилизации. Но даже когда на планете оставались лишь разрозненные горстки полудиких геноргов, их вожди продолжали рассказывать о небесных богах, которые их некогда породили и снова ушли в небо, чтобы рано или поздно вернуться назад.

Тринадцать тысяч земных лет назад на орбите Земли появилась эскадра шумерских звездолетов под предводительством мятежного командора по имени Осирис Хун. Он был одним из военачальников Шумера, который посчитал, что правящая императрица нарушила ряд древних законов. Но самое тягчайшее обвинение, выдвинутое им, было обвинение императрицы в убийстве некоего Великого Малока с целью полной и безраздельной узурпации власти в своих руках. Началась война между самими шумерянами. Часть армии и флота поддержали Осириса Хуна, но в ходе кровавых боев с сохранившими верность императрице войсками и особой религиозной гвардией, называемой «Святым отрядом», были полностью разбиты. Сам Хун и несколько тысяч его приверженцев бежали. Осирису были известны маршрут и результаты одной из давно забытых межзвездных экспедиций. Более того, он знал, что сотни тысяч лет назад на планете — колонии с цифровым кодом вместо названия — осталась целая армия геноргов, ждущая возвращения своих «небесных богов». Знал он и о том, что на планете существует межзвездный Портал. Он воспользовался им и не ошибся. Земляне встретили Осириса и его мятежных соратников как богов. На месте бывшей межзвездной базы он воздвиг свою столицу, которую назвал Атлантидой, в честь небольшой планеты на границе Шумерской империи, где когда-то родился. Через некоторое время Осирис объявил себя императором, попутно уничтожив пару сотен тех из своих соратников, кому это не понравилось. Вскоре наступило время, когда он мог доверять только трем самым надежным офицерам, которых звали Ро, Исидо и Сет, да слепо поклоняющимся ему землянам-геноргам. И при этом Великий Осирис продолжал лелеять мысль рано или поздно вернуться на родной Шумер и бросить его к своим ногам. Для этого он готовил новую армию, проводя в генетических лабораториях все свое свободное время. Сначала он попытался взращивать отвратительных и злобных чудовищ — мутантов, способных все сметать на своем пути, но вскоре пришел к выводу, что самых эффективных воинов он может создать из своих искусственных генетических родственников — геноргов. Сохранив их внешний вид, на первый взгляд довольно уступающий в мощи шумерянам-атлантам, он наделил свои творения огромными внутренними возможностями — им стали подвластны телекинез, телепатия, телепортация, а их маленькие тела стали таить в себе поразительные физические данные, делающие их грозными и трудноуязвимыми воинами. Таким образом, Осирис, с помощью Ро, Исидо и Сета, создал мыслящие боевые машины, способные порождать себе подобных и передавать все ценные качества по наследству. Но Осирис не был бы Осирисом, если бы не перестраховался. Земляне обрели мощь и силу, которые могли обратить против своих создателей. Поэтому он закодировал в людях их сверхвозможности. Генорг должен был превратиться в оружие только тогда, когда так решит Великий Осирис.

Почти тысячу лет Осирис правил Землей и готовился к вторжению на Шумер, но «Святой отряд» — стражи Великого Малока нашли логово мятежника, чье преступление не имело сроков давности. Стражи обманули автоматические орбитальные спутники Осириса и внезапно вторглись на Землю. Началась война. Термоядерные взрывы превращали города в пыль, а в воздухе и на орбите Земли боевые летательные аппараты вспарывали обшивки друг друга лазерными пушками. Империя атлантов несла потери, но таяли и ряды нападавших. Вскоре стало ясно, что Осирис Хун и его новая армия одерживают верх. Практически все стражи были уничтожены. Однако они предусмотрели и такой поворот событий. Им удалось изменить траекторию огромного астероида и направить его к Земле. Возникшие последствия были ужасающими. Удар был такой силы, что резко изменился угол наклона земной оси. Волна землетрясений следовала за волной, пылевые бури затмили небо. Наводнения смывали остатки городов. Большинство живых существ на планете погибло. Пострадала и Атлантида. Материк из субтропиков, где первоначально находился, переместился ближе к полюсу. Началось его оледенение. Оставшиеся в живых атланты-шумеряне стали переселяться в более пригодные для жизни места. Портал заблокировали и законсервировали. Осирис Хун обосновался на территории нынешней Северной Африки. Немногочисленные бывшие соратники, оставшиеся в живых и возлагающие вину за происшедшее на Осириса, организовали из остатков цивилизации атлантов независимые государства, разбросанные по всей планете. С Осирисом остались только Сет и Исидо.

Такой начала представать перед нами история возникновения человечества после двух месяцев изучения Атлантиды. И хотя не все еще записи были изучены и расшифрованы, Хорст уже подготовил обширный рапорт на имя Гиммлера, который он вызвал меня обсудить.

Мы расположились в его небольшом кабинете с видом на Пирамиду, вокруг которой теперь почти круглосуточно сновали электромобили и люди. Группенфюрер задумчиво рассматривал ее и творившуюся вокруг суету, попыхивая трубкой, которую ему недавно подарил Венцель.

— Возникнут вопросы, группенфюрер, — нарушил я молчание, все еще листая многостраничный рапорт. — Портал еще не найден, принципы работы обнаруженных технических устройств и большинства механизмов до сих пор неясны. Ряд помещений вскрыть и обследовать не удалось.

— Это теперь всего лишь вопрос времени, Эрик. Нам просто не хватает специалистов, причем не солдафонов, а настоящих ученых. Я уже направил список с фамилиями людей, которых желательно привлечь к работе. Пусть Гиммлер пошевелится, и дело пойдет быстрее. Когда же вместе с рапортом я представлю ящики фото— и киноматериалов, они просто потеряют дар речи.

Я отложил рапорт и подошел к окну. Пирамида напомнила мне персонажа Джонатана Свифта — Гулливера, которого со всех сторон облепили лилипуты. Я развернулся к Хорсту:

— Мы открыли ящик Пандоры, группенфюрер. Особенно меня беспокоят возможности программирования и кодирования людей, возможность влиять на их генетику.

Хорст отложил трубку:

— Мы нашли то, что рано или поздно должно было быть найдено. Этот результат закономерен и неизбежен. Германия по праву будет величайшей державой мира. Мы излечим людей от всех болезней, подарим им невероятное долголетие. Более того, мы поведем человечество к звездам. Что же касается Гитлера и таких людей, как Гиммлер, то… — Хорст встал из-за стола и вплотную подошел ко мне: — Давай-ка выйдем наружу.

Хорст был прав. Не приходилось сомневаться, что база нашпигована агентами службы безопасности рейхсфюрера СС.

— Я уважаю фюрера — он поднял Германию с колен, но он допустил ряд ошибок. Самая главная — это чрезмерная жестокость. Поэтому скоро все изменится, — продолжил Хорст, уже спускаясь по пешеходной дорожке к озеру.

— Вся история человечества, да и созвездия Молоха — это история кровавых войн и мятежей. Новое оружие, да и, как это ни грустно звучит, новые знания и открытия только подстегивают войны.

Хорст задумчиво посмотрел на черную гладь озерной воды:

— Значит, это тупик, Эрик, потому что новое остановить невозможно. Но вдруг нам все же удастся найти правильный путь. Мы все сделаем по-другому. Ведь звезд так много. Их хватит на всех.

«О чем же он говорит? Об очередной группе заговорщиков? Все тот же путь — путь мятежа», — с грустью подумал я.

Хорст подошел к самому срезу воды и присел на валун.

— У тебя усталый вид, Эрик.

— Усталости нет. Просто меня несколько гнетет осознание того, что человек всего лишь генетическая машина, созданная для услужения пришельцам со звезд.

— На самом деле ничего не изменилось. Можно и вовсе заявить, что действиями пришельцев руководил Господь и мы, по сути, как и прежде, являемся его творением и у каждого, естественно, свое предназначение. — Хорст выпустил кольцо дыма и стал наблюдать за его полетом.

Я присел рядом с Хорстом и посмотрел в сторону порта. Новая подводная лодка швартовалась к причалу.

— Кстати, Эрик, — снова заговорил группенфюрер и тут же хлопнул меня по плечу, — на этой лодке прибыл обещанный тебе Гиммлером Рыцарский крест, а также приказ о присвоении тебе звания «СС штурмбаннфюрер». С тебя причитается, Эрик.

Я невесело улыбнулся.

— Ладно, — захохотал Хорст. — А может, это тебе придется по вкусу?

Группенфюрер снова показал в сторону уже пришвартовавшегося корабля. На его корпус высыпало три десятка девушек в полувоенной форме с чемоданчиками в руках.

— Все чистокровные арийки от восемнадцати до двадцати трех лет. Красивые, незамужние и круглые сироты. Венцель и Эверс все-таки дожали Берлин. Они уже полгода просили подобрать «особую команду специалистов».

Хорст снова засмеялся. А я не мог оторвать глаз от хрупкой фигурки, стоящей чуть в стороне от остальных девушек. Эту девушку я бы узнал из миллиона, потому что это была Магдалена. Хорст сказал что-то еще, но я его уже не слышал. Я шел в сторону порта, с трудом сдерживая себя, чтобы не перейти на бег.

На пирсе вновь прибывших встречала довольно большая группа офицеров во главе с Венцелем и, конечно, Эверсом. Чуть поодаль собралось несколько десятков свободных от работы солдат. На базе весьма остро ощущалась нехватка женского пола, и прибытие девушек стало событием. Когда я появился на пирсе, офицеры уже похватали девичьи чемоданчики и, рассыпаясь в комплиментах, сопровождали их к электромобилям. Магдалена шла одной из последних. Рядом с ней с чемоданчиком в руках уже шел Эверс. Я встал у выхода с пирса, перед солдатами, которые сразу попритихли, но продолжали глупо ухмыляться. Девушки и сопровождающие поравнялись с нами. Магдалена шла с холодным и неприступным выражением лица, глядя прямо перед собой и не обращая внимания на Эверса, который с важным видом что-то говорил ей.

И вот она рядом со мной. Я уже чувствую аромат ее духов. Магдалена повернула голову в мою сторону. Ее зеленые глаза были словно подернуты льдом, и вдруг, увидев меня, она замедлила шаг и стала все той же милой Магдаленой. Слетела холодная отчужденность. Она остановилась и сжала рукой в тонкой перчатке воротник плаща, будто пытаясь сдержать возглас. Я подошел к ней. Эверс с чемоданчиком в руке удивленно уставился на нас.

— Мы с вами знакомы, офицер? — с нарочитой холодностью спросила она.

— Мое имя — Эрик фон Рейн. Простите меня, но вы так красивы, что я не мог не подойти к вам. Могу ли я узнать ваше имя? Обязуюсь не быть навязчивым.

— Мое имя — Магдалена Рейт.

Эверс пытался испепелить меня взглядом, но я не обращал внимания. Я медленно взял ее руку и поцеловал.

— Где вы будете работать, если не секрет?

— Нас еще не распределили, — вполголоса произнесла девушка.

— Мне как раз не хватает секретаря, — из-за моей спины послышался голос Хорста.

— Но… — попытался вставить Эверс.

— Я владею навыками машинописи и хорошо знакома с делопроизводством, знаю четыре языка, — поспешила вставить Магдалена.

Подошел улыбающийся Венцель:

— Новых сотрудников буду распределять только я.

— Нам как раз нужен новый сотрудник, — улыбнулся в ответ я.

— Группенфюрер Хорст будет в первую очередь ознакомлен со всеми личными делами вновь прибывших.

— Мой помощник — штурмбаннфюрер фон Рейн никогда не ошибается в выборе людей, и свой выбор он уже сделал. — Хорст галантно поцеловал руку Магдалены, а я взял чемодан из рук пунцового, словно рак, Хуго Эверса.

Хорст поехал вместе с Венцелем в штаб базы, а это означало, что остаток дня, да и ночь тоже, он решил посвятить карточной игре. Мне же он поручил проводить Магдалену до нашего корпуса и помочь ей устроиться в одной из пустующих комнат. Я повел ее длинной и малоиспользуемой пешеходной дорожкой. Так же как и я когда-то, она с удивлением смотрела по сторонам.

— Невероятно, правда? — спросил ее я.

— Да, этого я никак не ожидала. Неужели мы сейчас находимся под ледяным щитом Антарктиды?

— Да, это так. Все это благодаря теплым течениям.

Она замолчала. Аромат ее духов продолжал пьянить меня.

— Надеюсь, с личным делом все в порядке?

— В порядке, — потупив глаза, тихо сказала Магдалена. — С Вилли тоже все хорошо. Все также торгует книгами.

— Берлин часто бомбят?

— Почти каждую ночь, — еще тише сказала она.

— Ты здесь, конечно же, не просто так, Магдалена?

Она остановилась и нахмурила брови:

— Если ты хочешь выдать меня, Эрик, то лучше сделать это прямо сейчас.

— Я не собираюсь тебя никому сдавать, но и работать на британскую разведку не собираюсь. Посмотри на это. — Я махнул в сторону Пирамиды. — Когда ты узнаешь, что мы там нашли, то поймешь, что уже нет смысла в том, кто на кого работает.

Мы поднялись на третий этаж нашего корпуса, и я открыл дверь в комнату рядом с моей.

— Располагайся. До ужина еще далеко, но как только ты будешь готова, мы сможем сходить в ресторан. Я, если ты не против, зайду через час.

Развернувшись, я вышел из комнаты. Оказавшись у себя в номере, я целый час проходил из угла в угол, не находя себе места. Магдалена просто сводила меня с ума. И все же я отдавал себе отчет в том, что если агенты британской разведки уже здесь, то ситуация становилась еще более непростой. Чем больше мы углублялись в изучение тайн Пирамиды, тем больше во мне росла уверенность, что человечество просто не готово к принятию древних артефактов. Более того, они грозили стать причиной новой, более разрушительной войны. Запылать может вся планета.

Наконец в условленное время я постучал в ее дверь.

— Войдите.

От звука ее голоса у меня, помимо воли, перехватило дыхание. Помедлив, чтобы придать лицу равнодушный вид, я вошел.

Магдалена стояла у окна и смотрела мне прямо в глаза. На ней было легкое, облегающее ее точеную фигурку платье. Она молчала и ждала. Она ждала, когда я подойду к ней. Я почти физически ощутил учащенное биение ее сердца. От Магдалены шла незримая волна нежности и влечения. Подойдя к ней вплотную, я накрыл ее ладонь, лежащую на подоконнике, своей. Ее рука была горячей. Я провел вверх по обнаженной руке, коснулся шеи девушки. Полные губы ее чуть разомкнулись. Я прикоснулся пальцами к ее щеке. Магдалена подалась вперед, и я припал к ее губам.

Несколько часов спустя, когда она, утомленная, спала рядом со мной, я все еще продолжал любоваться ею. Длинные ресницы закрытых глаз время от времени подрагивали, волосы красиво разметались по подушке. Проведя пальцами по ее обнаженному бедру, я ощутил приятное тепло нежного тела и вспомнил детство. Во дворе нашего дома рос огромный розовый куст, и одним из первых моих ярких воспоминаний были огромные алые розы. Осторожно, чтобы случайно не поранить, я трогал их нежнейшие лепестки, силясь понять, как может существовать столь прекрасное и хрупкое создание. И чем дольше я касался их кончиками пальцев, вдыхал их тягучий аромат и любовался плавными изгибами бутонов, тем больше щемило сердце от этого полностью поглощающего меня чувства высокой и необъяснимой красоты.

С трудом оторвавшись от созерцания тела Магдалены, я перевернулся на другой бок и посмотрел на будильник. До подъема оставалось не более часа. Магдалена шевельнулась и прижалась упругой грудью к моей спине. Ее рука скользнула к моему животу, потом спустилась ниже.

«Хорошо, что впереди еще целый час», — подумал я, ощутив приятный прилив жара в груди, и перевернулся на спину.

Глава 12

В девять часов утра Хорст собрал очередное еженедельное совещание — последнее перед его убытием в Аргентину. Там, на секретной базе германского подводного флота, он должен был предстать перед Гиммлером, а возможно, и самим фюрером, с подробным рапортом по проекту «Атлантида». Сейчас же он внимательно, несмотря на бессонную ночь за карточным столом с Венцелем, выслушивал доклады руководителей групп, исследующих древний город. Пока таких групп, сформированных исходя из тематики проводимых исследований, было десять. Одна из них занималась исследованием города как такового — в ее задачи входило составление подробной городской карты и выяснение механизмов его функционирования. Вторая под руководством тридцатисемилетнего итальянского физика Этторе Майораны, хрупкого молодого человека с большими грустными глазами, занималась изучением космического корабля, в том числе и силовой установки. Итальянец быстро разобрался, что ее сердцем является ядерный реактор на основе холодного синтеза. Мы же при создании летающих дисков типа «Врил» использовали систему турбореактивных двигателей и электрогенераторов. Отдельная группа из лучших немецких ученых исследовала вооружение корабля. Точнее, пыталась его воссоздать, так как вооружение, как, впрочем, и часть оборудования двигательного отсека, было демонтировано или взорвано. Корелли и Лугано входили в группу по изучению возможности проникновения в заблокированные помещения города, которых было немало — почти половина от всех, что на данный момент удалось обнаружить в лабиринтах города. За месяц работы им не удалось достигнуть положительных результатов, а вот троих исследователей они потеряли. При попытке войти в один из подземных бункеров сработала неведомая нам система защиты и превратила двух коллег Корелли в труху. Третий просто пропал без вести, отбившись от основной группы при возвращении из города. Поэтому Марио и Бруно сидели с мрачными лицами. Бруно постоянно что-то нервно рисовал в блокноте.

Особняком держался специалист, прибывший в Антарктиду всего лишь несколько дней назад, — Цимлянский Аполлон Аркадьевич, покинувший Советскую Россию в 1929 году. До недавнего времени задействованный в проекте барона Вернера фон Брауна по созданию беспилотных ракет дальнего действия, он был направлен к нам для оказания помощи в исследовании инопланетного корабля. Предполагалось, что в скором времени он сменит талантливого, но считающегося недостаточно опытным Майорану, который, в свою очередь, перейдет в ранг его помощника. Сейчас, закинув ногу на ногу, Цимлянский внимательно слушал доклады специалистов, время от времени делая пометки в блокноте. На вид ему было не более сорока пяти, светлые волосы были тщательно расчесаны и уложены, лишь одна прядь непокорно упала на широкий лоб. На подбородке клинышком торчала щегольская бородка. Костюм аккуратно выглажен, ботинки начищены. Почти одновременно с прибытием Цимлянского Хорст получил шифрограмму рейхсфюрера, где Гиммлер настоятельно рекомендовал максимально задействовать опытного русского инженера-конструктора и создать ему наилучшие условия для работы. Удивленный такой рекомендацией от Гиммлера, я завалил Хорста вопросами относительно личности инженера. По словам Хорста, Цимлянский еще в начале 20-х годов разработал проект ракеты с реактивным двигателем на жидком топливе, способной достичь Луны, а также сделал ряд открытий, касающихся радиоактивных веществ. Однако в СССР его новаторские решения и изобретения воспринимались лишь как попытка извратить официально одобренные научные теории и разработки. «Красные профессора», еще недавно бывшие крестьянами и рабочими, но теперь определявшие все основные направления научной мысли в Советском Союзе, всячески препятствовали молодому ученому, к тому же имевшему дворянские корни. Из командировки в неспокойную Германию, находившуюся в то время в состоянии экономического и политического кризиса, куда он был направлен для изучения работы предприятий Круппа, Аполлон Цимлянский решил не возвращаться. В концерне, тесно связанном с национал-социалистической рабочей партией Германии, перебежчику создали все необходимые условия для работы. А с появлением «Аненербе» Цимлянский был сразу же взят под крыло СС и вскоре стал одним из основных создателей летающего диска «Врил», сумев правильно понять технический язык инопланетных конструкторов, а главное, воплотить их идею на практике.

— Гиммлер рекомендует его как высококлассного специалиста по ракетным двигателям и нестандартному подходу к разрешению технических вопросов, — завершил тогда свой рассказ о Цимлянском Хорст.

Я перевел свой взгляд на Магдалену. Она сидела рядом с Хорстом и довольно профессионально стенографировала. Тугой узел стягивал на затылке волосы, лицо было сосредоточенно, и лишь небольшие тени под глазами говорили о бессонной ночи. Перед началом совещания Хорст представил всем присутствующим Магдалену Рейт как своего секретаря. На нее теперь возлагался почти весь документооборот по проекту. Место для шпиона — лучше не придумаешь.

«Каким образом она будет передавать собранную информацию в Лондон? Спросить ее об этом напрямую?» — думал я, листая личное дело Магдалены Рейт, которое сунул мне в руки Хорст перед совещанием.

— Действие орудий, установленных на корабле, основано на генерировании гамма-лучей, имеющих возможность точно поражать цель на огромном, до нескольких сот километров, расстоянии. Цель мгновенно нагревается до сверхвысоких температур, вызывающих ее расплавление или даже испарение. К сожалению, из-за того, что все вооружение сильно и, по всей видимости, намеренно повреждено, мы можем пока составить только общее представление о его действии. Необходимо еще время. Большая надежда на информацию, содержащуюся в электронных автоматах, обслуживающих боевые механизмы, но расшифровка идет медленно. Слишком много технической терминологии абсолютно нам непонятной. Не хватает специалистов, — докладывал руководитель группы по изучению вооружения.

Я закрыл досье Магдалены. Типичная история молодой немецкой девушки — учеба, молодежная фашистская организация, работа в СС-хельферии. Везде отличные характеристики. Одна особенность — это чужая история, что подтвердила бы даже поверхностная проверка. На базу человек с наспех подготовленной «легендой» мог попасть только в одном случае — если проверяющий сам является агентом британской разведки. Я снова открыл дело — набор и проверку девушек, в том числе и Магдалены Рейт, осуществлял штурмбаннфюрер СС Вильгельм Баер.

«Кто бы мог подумать», — невольно усмехнулся я.

Под конец совещания Хорст объявил, что во время его двухнедельного отсутствия контролировать ход проекта буду я, после чего группенфюрер быстро покинул помещение. Он шел к Зигрун. Его, как, впрочем, и меня, беспокоило, что с момента вскрытия Пирамиды «умы внешние» ни разу не вышли на связь с нашим медиумом. К ней в последнее время он предпочитал ходить один, и у меня появилось несколько свободных часов. Я хотел было подойти к Магдалене, но меня остановил Корелли. Вид у него был несколько потерянный. Стараясь не смотреть мне в глаза, он сбивчиво попросил переговорить с ним наедине. Мы вышли из корпуса.

— Эрик, я не знаю, как быть. Дело в том, что люди из моей группы боятся идти в город. — Корелли нервно провел рукой по лысине и замолчал.

— Да говори же, Марио.

— Ты слышал, что Хорст поручил нам сегодня организовать поиски пропавшего инженера Рихтера из нашей группы?

— Хочешь, я пойду вместе с вами, — попытался приободрить я исследователя. Вид его начинал меня тревожить. Крупная капля пота застыла на виске итальянца.

— Понимаешь, Лугано убил Рихтера! — Голос Марио стал совсем сдавленным. Я взял Корелли за локоть и отвел подальше от корпуса.

— Говори дальше.

— Последние дней десять мы провели в дальних коридорах города. Все пытались понять, как можно проникнуть во все эти заблокированные помещения. Там масса незнакомых символов на стенах, панели управления, но ничего не работает. Да ты и сам все это помнишь. Искусственный мозг центра управления в Пирамиде доступа в эти помещения не дает. Мы уже себе все головы поломали. А тут еще это. — Корелли снова замолчал.

— Ну, говори же!

— У нас начались галлюцинации. У всех членов группы. Как только мы спускаемся в лабиринты. По ночам снятся кошмары. При этом всем снится одно и то же — как мы пожираем друг друга. Я, конечно, понимаю, что это действие какого-то отпугивающего оружия, воздействующего на психику человека, но… Короче, Лугано принял Рихтера за какого-то монстра, который хочет напасть на него, и… пристрелил. Потом прибежал ко мне с круглыми глазами, зеленый весь. Я сам его чуть не расстрелял. А потом все же уговорил спрятать тело. Но рано или поздно его найдут. Что делать? Просто ума не приложу. Ты же понимаешь, что это трагическая ошибка. Но поверят ли в правду?

Я закусил губу. Лугано был хорошим парнем, но это убийство могло поставить на нем крест. Если об этом официально доложить, то ему конец.

— Где он?

— У себя в комнате. Второй день сидит и трясется, ничего не ест.

Вот и причина его отсутствия в столовой. Группенфюреру Корелли сказал, что Лугано нездоровится.

— Кто об этом еще знает?

— Пока никто. Но дело в том, что и остальные члены группы не в лучшем состоянии. Подобное тому, что случилось с Лугано, уже происходило несколько дней назад. У нас тогда было что-то вроде массовой галлюцинации. Была перестрелка, но бог миловал, и никто не пострадал. Не стал я докладывать.

— Это была ошибка, Корелли.

Итальянец прикрыл лицо руками. Я же лихорадочно соображал, что делать.

— Так, слушай мой приказ, Корелли. Больше никаких походов в подземный город. С Хорстом я переговорю. Все оружие у людей собери. Ближайшие двое суток объяви выходными. Лугано возьми под свой личный контроль и пусть держит язык за зубами.

Корелли с готовностью кивнул, лицо просветлело.

— И еще… Почему ты решил рассказать все именно мне?

— Потому что ты другой, Эрик. Не такой, как все, — я чувствую это. — Теперь Корелли смотрел мне прямо в глаза.

— Ладно, рассказывай, где спрятал труп.

Через полчаса я уже шагал по извилистым коридорам подземного лабиринта. Стены все так же светились тусклым ровным светом. Это был самый нижний, седьмой этаж. Практически ни одно помещение на этом этаже вскрыть не удалось. Тяжелые створки из неизвестного материала надежно хранили свои секреты. Через пару километров, у входа в зал-перекресток, я наткнулся на россыпи пистолетных гильз. Видимо, здесь произошла одна из перестрелок, о которых рассказывал Корелли. Я прислушался к своим ощущениям, но ничего необычного не почувствовал и двинулся дальше. Наконец я остановился у зияющего темнотой проема. Это довольно обширное помещение было вскрыто задолго до нас. Возможно, за многие тысячи лет до нашего появления в этих подземных лабиринтах.

В этом помещении находилась аппаратура неизвестного нам назначения, которая была полностью разбита или оплавлена в результате сильного теплового излучения — искореженные до неузнаваемости корпуса с торчащими в разные стороны трубками; пол, залитый застывшей тысячи лет назад жидкостью.

Здесь, среди изувеченных остовов металла и пластика, я и нашел труп Рихтера. Во лбу, точно между глаз, ясно было видно входное отверстие от пули. Стоя над телом, я скорее почувствовал, чем услышал какое-то движение в освещенном коридоре за моей спиной. Выключив фонарик, я замер.

«Черт, теперь только не хватало, чтобы меня застали над трупом инженера», — с досадой подумал я, притаившись среди обломков.

В освещенном проеме возник силуэт, позади него мелькнул и пропал второй. Незнакомец включил фонарь — луч медленно пополз по обломкам. Послышался тихий окрик, и силуэт исчез из проема. Мне показалось подозрительным столь бесшумное и быстрое перемещение незнакомцев, и я так же бесшумно заторопился к выходу. Осторожно выглянул в коридор — в сотне метров от меня стояли трое в форме рядовых эсэсовцев. Что-то в них было не так. Приглядевшись повнимательнее, я обратил внимание на небритые лица, небрежно застегнутые кители. Солдаты походили на дезертиров, но случаев дезертирства на базе не отмечалось. Один из них вдруг резко повернулся в мою сторону. Я отпрянул и тут же вспомнил это лицо. Это был Маркус. Тут же застрочил автомат, и по стене, совсем рядом, застучали пули.

«Как же ему удалось проникнуть сюда?» — думал я, выхватывая из кобуры «вальтер». И тут же мне вспомнилось, что пару недель назад Венцель рассказал мне о побеге группы заключенных из числа работавших на урановом руднике в полусотне километров от базы, в другой пещере, куда сквозь ледяную стену был прорублен трехкилометровый туннель. При побеге были убиты три охранника. Заключенных выследили и окружили в каком-то каменном мешке. В ходе боя беглецов якобы завалило массивом породы, и преследователи доложили, что с ними покончено. Теперь стало ясно, что люди Эверса ошиблись, и сейчас эти «мертвецы» поливали меня свинцом. У меня же, кроме пистолета и надежды, что они меня испугаются и дадут деру, ничего не было. Когда огонь автомата стих, я подождал несколько минут и вышел из укрытия. Топот беглецов затихал где-то вдали. Все-таки Маркус нашел способ выяснить, что такое «База-211». Но попасть сюда легче, чем выбраться. Я вложил пистолет обратно в кобуру. Как это было ни странно, но Маркус появился как нельзя кстати. Я выволок тело Рихтера в коридор. Теперь будет ясно, кто застрелил бедного инженера. Лугано повезло.

За обеденным столом я изложил Хорсту свою версию событий и предложил усилить группу Корелли военными во главе со мной. Хорст тут же согласился и обрадовал приятной новостью. Вечером на базу должны были прибыть мои старые знакомые — Грубер, Майер, Тапперт и Хенке, а также еще один офицер и десять солдат — специалистов различных военных специальностей. Все они были сформированы в специальную команду «Зет», которую поручалось возглавить мне. Я же, ранее формально являвшийся офицером подразделения штурмбаннфюрера СС Брандта, теперь официально переходил в непосредственное подчинение группенфюреру Хорсту.

Помимо нас с Хорстом за столом были Корелли, Лугано и Магдалена. Веселый Корелли сразу же предложил отметить хорошие новости в ресторане. Хорст тут же вспомнил и про Рыцарский крест, и про мое новое звание. Мрачный Лугано натянуто улыбнулся, а Магдалена вежливо поздравила.

Глава 13

Ночь, и Магдалена со мной. Она прижалась ко мне всем телом, а я глажу ее по волосам.

— Я знаю, что тебе помог попасть на базу Баер. Но как ты намереваешься передавать собранную информацию?

Магдалена тихо вздыхает и молчит.

— Один из беглецов — Маркус. По лагерному досье он и другие двое проходят как бывшие бойцы французского Сопротивления.

Я почувствовал, как девушка замерла.

— Облава продлится до утра, но думаю, что его не поймают. И это к лучшему — слишком много знает. Днем я им сам займусь.

— Я просто очень хотела найти тебя, Эрик. Я убедила своих, что ты поможешь мне. У меня нет связного. Я здесь одна.

— А Баер давно с вами? Что он знает о тебе и обо мне?

— Скорее всего, недавно. Что касается меня, то я его видела всего один раз. Ему просто сказали: «Должен пройти вот этот человек». Про нашу с тобой связь Баер, конечно, ничего не знает. — Она теснее прижалась ко мне.

— Удалось выяснить, кто вывел на тебя Маркуса?

— На окраине Берлина нашли тело Отто. Маттес считает, что это он сдал операцию Маркусу. После неудачи советские агенты его ликвидировали.

«Так ли все просто?» — подумалось мне, но через минуту мои мысли направились в другое русло. Волосы Магдалены источали тонкий аромат. Я снова вспомнил пышный розовый куст на окраине сада вокруг родительского дома. Этот куст рос достаточно далеко от аккуратно проложенных дорожек светлого кирпича, и мальчишкой я любил уединяться в этих цветочных зарослях с любимыми романами Луи Буссенара и Вальтера Скотта о приключениях смелых авантюристов и подвигах благородных рыцарей, а став чуть старше — с томом романтической поэзии Генриха Гейне. Я даже собственноручно сколотил и врыл рядом с цветами небольшую скамейку, пропыхтев над этим занятием целый день. Скамеечка вышла неказистая, но отец, увидев плод моих трудов, не поскупился на похвалу. Для меня эта скамейка стала машиной времени. Просиживая дни напролет над книгами, я благодаря их авторам переносился в самые разные эпохи и уголки земли. Я превращался в исследователей, охотников, магов, рыцарей и отважно преодолевал препятствия, спасая прекрасных дам из плена ненавистных врагов. И сладкий аромат роз сопровождал меня в путешествиях сквозь время и пространство. Когда же наступали сумерки и буквы становились неразличимы, я откладывал книгу и поднимал глаза к небу, всматриваясь в появляющиеся на небе звезды. Сумерки обращались в ночь, и мерцающий свет далеких миров становился ярче и ближе, а аромат роз гуще. Как хотелось мне узнать, что скрывается от нас там, в глубине космоса. Какие они — эти неведомые человеку миры?

— Может быть, ты расскажешь о себе, Магдалена? О настоящей себе, о своих родителях, — прошептал я.

Помолчав, а потом печально вздохнув, Магдалена негромко заговорила:

— Ничего необычного, штурмбаннфюрер фон Рейн. Моя мать — итальянка, преподавала литературу в одной из римских школ. Отец — уроженец Лондона, помощник британского военного атташе. Он был без ума от Рима и все свое свободное время проводил в прогулках по городу. Так они и встретились. После работы моя мать шла по набережной Тибра домой, а отец любовался видом на собор Святого Петра. Заметив красивую девушку, он не решился к ней подойти и несколько дней ходил по пятам. Мама заметила это, но старалась не обращать внимания.

Однажды, придя в парк Боргезе, где она любила посидеть в выходной день с книгой, мама обратила внимание на знакомого молодого человека в строгом костюме, расположившегося на соседней скамейке. Он делал вид, что читает газету, но то и дело поглядывал в ее сторону. Тогда она решилась сама подойти к нему и потребовать объясниться.

— И что было дальше? — спросил я вдруг умолкшую девушку.

— Молодой человек представился и, встав на колено, предложил моей маме выйти за него замуж. Мама отказала, но позволила проводить себя до дома. Через три месяца отец повторил свое предложение, и оно было принято. Через год родилась я. А еще через несколько лет мы переехали в Лондон.

— Они живы?

— Во время первой бомбежки Лондона Люфт-ваффе отец был контужен, получил сильные ранения ног. Одну пришлось ампутировать. Теперь они живут за городом. Мама настояла.

Я замер, невольно чувствуя вину. Хотел что-то сказать, но понял, что слова ничего исправить не смогут.

— Я поняла, что должна что-то сделать, чтобы война как можно скорее закончилась. Благодаря знанию итальянского и немецкого языков, а также положению отца попала в разведку.

— Я — твое первое задание? — предательски дрогнувшим голосом спросил я.

— Нет, второе, — спокойно ответила Магдалена.

— И кто же был первым, если не секрет? — выдавил я.

— Я должна была его ликвидировать, и теперь он мертв. Давай оставим эту тему. — Магдалена отвернулась от меня.

— Надеюсь, меня ты не ликвидируешь. — Я нежно провел рукой по ее плечу. Она не отстранилась, и я вздохнул с некоторым облегчением.

Глава 14

Ночная облава на беглых заключенных, как я и думал, не принесла успеха. Начальник охраны базы организовал усиленное патрулирование и готовился к следующей ночи, когда предполагалось в очередной раз прочесать территорию урановых рудников. Хуго Эверс склонялся к мысли, что беглецы, скорее всего, вернулись на хорошо знакомую местность и затаились в одной из многочисленных штолен или пещер естественного происхождения. Я же после завтрака, как только Хорст отбыл в Аргентину, собрал свою команду в помещении столовой. Вместе с подчиненными офицерами — оберштурмфюрером СС Вернером Хенке и оберштурмфюрером СС Рихардом Фогелем — мы разложили карты и разбили территорию базы и подземного города на ряд секторов. Затем я обозначил им маршруты движения и дал описание Маркуса и его людей. Я был уверен, что искать их надо именно в городе атлантов. Маркус был не загнанной дичью, он был разведчик и диверсант. У него есть конкретные задачи, поэтому он будет там, где скрыты главные тайны базы и поблизости есть единственный путь отхода — пирс с подводными лодками. Разбившись на три группы, мы приступили к операции. Моя группа была самая малочисленная — я и Курт Грубер. Вместе с ним я решил обследовать дальние лабиринты города атлантов, где и видел в последний раз Маркуса.

Пока шли, Курт рассказывал про житье на базе «Аненербе» под Мюнхеном. По прибытии с острова Крит всю команду поселили в отдельном корпусе, после чего начали почти ежедневно изводить допросами и выяснениями подробностей африканской операции. Наконец, месяца полтора назад к группе присоединили несколько ребят из Африканского корпуса Роммеля. После этого Бранд торжественно объявил, что все они теперь члены нового и особого подразделения — команды специального назначения «Зет», после чего представил офицеров — уже знакомого Вернера Хенке, а также Рихарда Фогеля, также прибывшего из Африки и имевшего несколько боевых наград. Хенке до этого тренировался управлять летающим диском и ни в какую не хотел менять форму Люфтваффе на СС, но Брандт намекнул ему, что руководить «Зет» будет фон Рейн, и Хенке сразу согласился.

Рассказывая все это, Курт часто улыбался — настроение у него было замечательное. Я тоже был рад, что рядом появились надежные и проверенные товарищи. Однако по мере приближения к Пирамиде Грубер говорил все меньше, а когда мы вошли в гигантское сооружение, и вовсе замолчал, с интересом разглядывая все вокруг. Я, в свою очередь, давал ему свои краткие пояснения относительно происходящего вокруг.

Вскоре мы оказались на самом нижнем этаже и, углубившись в самые дальние коридоры подземного города, достигли помещения, где недавно я «обнаружил» труп Рихтера. Меня заинтересовал один вопрос, и я потащил Грубера в глубь этого помещения. Сейчас он поймет, зачем я попросил его прихватить с собой полный ранец взрывчатки.

— Смотри, Курт, несколько трубок и труб от разрушенных механизмов входят в стену соседнего помещения, которое мы не можем вскрыть. Что, если впихнуть взрывчатку в эти отверстия?

Курт провел рукой по стене.

— Странные ощущения. Вроде бы металл, но не холодный и приятный на ощупь. Как толстая шершавая кожа. Может быть, изнутри состав у материала более слабый, да и стена испещрена многочисленными отверстиями для труб. Стоит попробовать.

Грубер снял ранец. Он провозился с полчаса, а затем мы спрятались в коридоре. Взрыв. Стена, к которой мы прислонялись, даже не дрогнула, но когда мы вернулись в помещение, нас ждал приятный сюрприз — взрывчатка все-таки проделала дыру в мощной стене. Я посветил фонариком — отверстие было узкое и рваное, около полуметра глубиной — протиснуться можно было, только скинув амуницию. Я колебался. Неизвестность того, что находилось в темноте за стеной, меня пугала. Грубер заметил это и начал освобождаться от подсумков с запасными магазинами и гранатами.

— Постой. — Я положил ему руку на плечо.

«У меня теперь столько способностей, а я смалодушничал. Так не пойдет», — подумал я и подошел к стене. Прислонившись к ней лбом, я закрыл глаза и стал прислушиваться к своим ощущениям. Если там есть опасность, я должен это почувствовать. Грубер за спиной замер. Сколько я так простоял, не знаю — может быть, минуту, а может, и полчаса. Не почувствовав ровным счетом ничего, я обернулся к Груберу.

— Ну что ж, гауптштурмфюрер, вот и свиделись. — Маркус улыбнулся во весь рот. Зубы сверкнули белизной на испачканном копотью лице. Ствол вражеского автомата был направлен мне в грудь. Я хотел что-то сказать, но ощутил вдруг такую волну ужаса и страха, что не смог пошевелить языком. Руки и ноги мои будто налились свинцом. В темноте вокруг меня блестели еще две пары глаз.

«Нет-нет — это еще не смерть. Надо что-то сделать, — застучало в мозгу. — Где же Грубер?»

Я краем глаза заметил нож за поясом Маркуса: «Сейчас я ударю по стволу и…»

Вдруг сквозь пелену паники и страха я удивился, что Маркус светит фонарем не мне в глаза, а в отверстие в стене. Я в тени, как, впрочем, и он сам. Тем не менее каждая черточка его лица была мне хорошо видна.

— Грубер, — тихо позвал я.

— Слушаю, — вдруг ответил Маркус. Я зажмурил глаза и встряхнул головой. Когда я открыл их, снова передо мной как ни в чем не бывало стоял Курт Грубер и удивленно таращил на меня глаза.

«Черт, это то, о чем рассказывал Корелли, — галлюцинации. Серьезное оружие — еще немного, и я отправил бы своего солдата к праотцам».

Кратко поведав Груберу о том, что мне пришлось только что пережить, я приказал ему быть внимательным к своим ощущениям. После этого, скинув куртку и ремень с кобурой, я наконец заставил себя нырнуть в лаз.

Сотни гигантских колонн от пола до потолка были наполнены прозрачной вязкой жидкостью, в которой вечным сном спали самые разнообразные и непостижимые существа, некоторые из которых просто не поддаются описанию. Мы медленно шли вдоль строя этих колонн, которые при нашем приближении начинали подсвечиваться изнутри, а в воздухе рядом возникали экраны со столбцами цифр, иероглифов и графиков. Самые различные виды животного мира, возможно, разных планет и их сочетания представляли собой адскую кунсткамеру, которая вызывала одновременно и отвращение, и любопытство. Центром коллекции был человек, и результаты экспериментов с ним — человекообразные мутанты, с видом которых не сравнилось бы ни одно чудовище из самого тяжелого ночного кошмара. Грубер застыл у последнего «экспоната». Это была женщина. Идеальные черты лица и формы обнаженного тела. Она парила, словно ангел, в своей прозрачной келье. Казалось, она спала. Но сон этот был долгим — тысячи лет. Карл протянул руку и дотронулся до стекла.

— Вряд ли когда-нибудь она проснется, Курт. — Я положил руку Груберу на плечо и потянул его дальше.

Дальше я увидел то, что и ожидал увидеть, — ряды капсул, подобных той, что я часто видел в своих то ли снах, то ли воспоминаниях о создании своего Первого предка.

— Может быть, у нас галлюцинации, штурмбаннфюрер? — тихо спросил Грубер.

— Думаю, что нет, Курт.

— Что же все это значит?

— То, что все мы и так давно знали — человек порожден иным, более высшим разумом.

Грубер хотел еще что-то сказать, но я потянул его за колонну и приложил палец к губам. В лабораторном зале мы были не одни. Кто-то еще двигался между колонн. Пришлось переместиться к стене — колонна выдавала своим светом. Оказавшись в тени, мы увидели тех, кто следовал за нами. Это был Маркус и два его спутника. Они шли медленно, удивленно озираясь вокруг. Дождавшись, когда они минуют нас, я и Грубер вышли из тени, оказавшись у них за спинами.

— Стоять! Руки вверх! Бросить оружие!

Маркус и его товарищи замерли.

— Бросайте оружие, Маркус, или я открываю огонь.

Маркус бросил автомат. За ним последовали и спутники.

— А-а, старый знакомый, — подозрительно спокойно протянул он и чуть повернул голову в сторону своего довольно пожилого, лет пятидесяти, спутника, стоящего справа.

Я внезапно почувствовал, что не могу пошевелиться. Палец на спусковом крючке «МП-40» словно налился свинцом. Ствол автомата стал сам собой клониться вниз. Краем глаза я увидел, как Грубер рухнул на пол. Один из людей, стоящих перед нами с поднятыми руками, обладал возможностью мощного психофизического воздействия. Я мысленно представил мощный бронированный купол, укрывающий меня от потока чужой энергии. В тот же момент диверсанты бросились врассыпную. Я веером пустил очередь из автомата. Один из них нелепо завертелся и упал замертво у подножия ближайшей колонны. Маркус скорчился рядом, но все еще продолжал шевелиться. Третий, теперь особо интересующий меня, скрылся в темноте. Я взглянул на Курта. Он сидел на полу и мотал головой. Я схватил его за руку и помог встать на ноги. Удостоверившись, что с ним все в порядке, я кивнул ему на Маркуса, а сам бросился искать необычного беглеца. Но разыскать его мне не удалось — он растворился в лабиринтах подземного города. Примерно через час я вернулся к Курту. Маркус, несмотря на первую помощь, оказанную Грубером, был уже мертв.

— Он что-нибудь сказал перед смертью, Курт?

— Кроме ругательств, я ничего не разобрал, — поморщился, словно от зубной боли, Грубер.

Я хлопнул его по плечу:

— Ладно, давай соберем гильзы и вытащим их в коридор. Про это помещение говорить пока никому не будем.

Глава 15

Через две недели вернулся Хорст. На незамедлительно собранном совещании он поведал о результатах встречи с Гиммлером. Руководством рейха принято решение в течение ближайших месяцев направить в Антарктиду еще около двух тысяч специалистов с семьями. База отныне получает статус города и будет именоваться «Новый Берлин». Новый Берлин станет второй — тайной — столицей Германии. Сюда будут переведены основные секретные производства рейха, в том числе и предприятия по созданию новых видов оружия и техники. Разобраны и готовятся к отправке в Новый Берлин три действующих летающих диска. Город должен все это принять, разместить и обеспечить бесперебойную работу. Помогать в строительстве и расширении мегаполиса будут еще три тысячи рабочих из числа военнопленных, которые находятся уже в пути. Все соединение флота под названием «Конвой фюрера», а это более сорока подводных лодок, отныне будет выполнять только задачи, непосредственно связанные с Новым Берлином. Золотой запас и реликвии рейха также будут переправлены сюда. Хорст также сообщил еще одну новость — двенадцатого мая 1943 года, то есть несколько дней назад, командующий Африканским корпусом германской армии генерал-полковник фон Арним капитулировал перед британскими войсками в Тунисе. Тяжелое положение складывалось и на Восточном фронте. Атлантида превращалась в последнюю надежду Третьего рейха. Овладеть обнаруженными здесь технологиями, отыскать межпланетный Портал и установить связь с внеземными союзниками предстояло в кратчайшие сроки. Общее руководство территорией Германии в Антарктиде, получившей название «Новая Швабия», Гитлер возложил на рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, что, впрочем, было уже давно свершившимся фактом.

Тем же вечером группенфюрер предложил мне вместе с ним отправиться к Зигрун.

Медиум в небрежно накинутой собольей шубе медленно потягивала вино из бокала на высокой ножке. Мы поприветствовали ее. Не поворачивая в нашу сторону головы, дива чуть заметно кивнула. Хорст сразу присел на шкуры рядом с ней. Я пристроился в небольшом кресле у входа.

— Гиммлер говорил о качественном скачке, иначе нам не выиграть войну. Ресурсы, особенно людские, Советского Союза просто неисчерпаемы. Полмира на стороне Сталина, — заговорил Хорст. Я и Зигрун молчали. Группенфюрер продолжил: — Уже существует проект переброски высшего руководства рейха и их семей сюда, в Новый Берлин. Гитлер, я думаю, об этом проекте не знает. Он, в отличие от соратников, все еще уверен в победе и готовит летнее наступление на Восточном фронте.

— Полмира на стороне Сталина? — вступил в разговор я. — Сталин не остановится на своих границах. Со своей коммунистической заразой он расползется по всей Европе. Неужели никто этого не понимает?

— Они считают, что Сталин — меньшее зло по сравнению с Гитлером. Гиммлер со своими концлагерями и борьбой с евреями напугал всех до смерти.

Хорст налил себе вина, а я покосился на Зигрун, все так же сидевшую с отвлеченным видом. Неужели ей настолько можно доверять?

— У Сталина тоже есть лагеря и борьба с собственным народом. Только об этом никто не знает, а теперь и знать не хочет. Тем более Сталин предпочитает в первую очередь расстреливать своих же коммунистов. Это всех устраивает. Поверь мне, лет через тридцать-сорок коммунисты просто сами уничтожат себя. И дело, быть может, не в их идее, а в тех людях, которые как пена оказываются у русских всегда наверху. Как это ни странно звучит, но мне жаль Россию. Германия поднимется. Она возродится хоть на Луне, а Россия будет веками катиться в тупик. От сталинщины просто так не избавиться. Она исподтишка, исподволь будет топить страну. Не обижайся, Эрик. — Хорст положил мне руку на плечо, вспомнив о моем происхождении.

— Если у нас сейчас появится новое оружие, то боюсь, что весь мир покатится, но не в тупик, а в пропасть, — буркнул я.

— А оно появится, Эрик. Только воспользоваться им мы не дадим, — наклонился к самому моему уху Хорст, а потом выпрямился и одним глотком осушил бокал вина.

«Видимо, он встречался не только с Гиммлером. Не хватало только вместе с ним встать к стенке как мятежнику», — завертелось у меня в голове.

— Я разговаривала с Теей. Они ждут нас и готовы помочь восстановить найденный нами корабль, кроме вооружения. Военные технологии они даже обсуждать не хотят до прибытия нашей делегации на Шумер, — вдруг заговорила Зигрун. — Они считают, что мы нашли межзвездный исследовательский корабль Того, Чье Имя Под Запретом, а это значит, что Портал где-то рядом. Есть определенные признаки…

— А я знаю, где Портал, — перебил ее Хорст и хохотнул. — Подземный ангар, в котором находится корабль, и есть Портал. Вот почему он там намертво замурован. Для межзвездного скачка ему даже с места двигаться не надо, тем более подниматься в воздух. Не зря у инженеров, работающих там, все время чехарда со временем.

«Все-таки догадался. Черт», — с досадой подумал я.

— На базе появился посторонний телепат. — Зигрун встала и подошла ко мне. — Он все время рядом. Он пытается проникнуть в мои мысли. Он пытался понять, о чем я общаюсь с Теей и Гуном. Видимо, у него не получилось, и он стал просто мешать. Вот почему они молчали.

— Что же сейчас? — насторожился Хорст.

— Он затаился. Он перевоплощается.

— Что это значит? Поясни, — теперь заволновался и я.

Зигрун обхватила плечи руками:

— Он способен так воздействовать на окружающих, что его всегда примут за своего. Он может стоять перед вами, и вы будете видеть не его реальное лицо, а лицо хорошо знакомого человека. Он может полностью перевоплотиться — лицо, голос, походка, привычки. Остается только одно — уничтожить оригинал.

— Но как тебе удалось понять это, Зигрун?

— Я тоже кое-что умею, Эрик. Он это понял, и теперь я… боюсь.

— Так, значит, теоретически он может быть сейчас одним из нас? — Захмелевший было Хорст сразу протрезвел.

— Да.

Хорст ошарашенно уставился на меня.

— Группенфюрер, только давайте я не буду сейчас придумывать, что вам сказать, чтобы вы смогли удостовериться в идентичности моей личности, — усмехнулся я. — Лучше я доложу, что во время вашего отсутствия я выследил тех беглецов из лагеря, убивших Рихтера. Двоих я уложил, а третьему удалось скрыться. Я думаю, что это он. Во время боя я чувствовал психофизическое воздействие с его стороны. Благодаря этому воздействию он и сумел скрыться. Унтер-офицер Грубер просто отрубился. И очень странно, что при моей фотографической памяти я абсолютно не помню, как этот беглец выглядит.

Хорст снова уселся на шкуры. Вид у него был растерянный. Перспектива иметь под боком шпиона, читающего мысли, его явно расстроила.

— Как его найти?

Зигрун улыбнулась, присела на корточки рядом с моим креслом и, глядя мне в глаза, сказала:

— У нас есть Наблюдатель. Он его выследит и уничтожит.

— Конечно, если ты поможешь, — спокойно ответил я, хотя такая задача меня не радовала.

— Все, что тебе будет угодно, Эрик, — глядя снизу вверх, продолжала улыбаться Зигрун.

— Продолжай общаться с «умами внешними», Зигрун. А еще — больше думай о нем, и он появится. Я же буду поблизости и прихлопну врага.

— Думаю, что этот человек будет держаться подальше от Зигрун, тебя и других людей, имеющих возможность выявить его. Он постарается стать незаметным, ляжет на дно. Скорее всего, перед ним стоит задача собрать и вывезти максимально большое количество информации. Возможно, что он и вовсе уже находится на борту подводной лодки, следующей в Германию, — высказала предположение Магдалена.

Магдалене я рассказывал все или почти все. Каждую ночь мы проводили вместе, и я уже не мыслил себя без нее и лелеял надежду, что и она испытывает ко мне те же чувства. Сейчас я стоял у окна и смотрел на город. Она подошла сзади и прислонилась к моей спине. Эта девушка обладала поразительной способностью влиять на меня. Стоило ей лишь посмотреть в мою сторону, коснуться меня, и я начинал чувствовать себя счастливейшим человеком на свете, любая проблема становилась пустяковой. Вот и сейчас, ощутив ее тело, я невольно улыбнулся — скверное настроение вмиг улетучилось. Я развернулся к ней и, подхватив на руки, нежно уложил на постель. От ее кожи исходил тончайший цветочный аромат. Губы ее приоткрылись в ожидании поцелуя. На верхней губе застыла маленькая капелька слюны, словно роса на бутоне розы. Я понял, что сегодня мы снова опоздаем на вечерний сеанс кино. Фильм назывался «Девушка моей мечты», но настоящая девушка моей мечты была уже рядом, и оторваться от своей мечты я уже не мог.

Глава 16

Как и предполагала Магдалена, вражеский агент, по лагерному досье он проходил как Жером Трентиньян, словно растворился в воздухе, и через месяц о нем, кроме начальника охраны города Эверса, уже никто не вспоминал. Город тем временем разрастался на глазах, обрастая зданиями и ангарами. На улицах уже стали появляться шумные стайки ребятишек. Для самых маленьких даже построили детский сад и начали возводить школу. Подводные лодки с грузами прибывали почти каждый день. К концу сентября на идеально ровной бетонной площадке, залитой рядом с озером, уже был собран один из летающих дисков, прибывших из Германии под названием «Ханебу-3». Близились его испытания. В Новом Берлине инженеры «Аненербе» усовершенствовали его с учетом новых технологий, полученных при изучении «Молоха», — такое название носил межзвездный корабль Осириса. «Ханебу-3» совмещал в себе возможности и подводной лодки, и воздушного корабля. Теоретически он был приспособлен и для выхода в открытый космос. Предполагалось, что седьмого октября, то есть через десять дней, «Ханебу-3» зависнет над нашим подземным озером, потом нырнет в воду и в подводном положении пройдет подо льдами, после чего вынырнет и поднимется в воздух над Антарктидой. Следующим этапом предполагалось установить на аппарат вооружение и осуществить перелет на базу «Аненербе» под Мюнхен. Хенке теперь дневал и ночевал в «Ханебу» вместе с инженерами, осуществляющими его доводку, и, возможно, сожалел, что стал членом моего отряда и не сможет вместе с пилотами-испытателями поучаствовать в полетах.

Из Берлина постоянно торопили Хорста с разработкой окончательного варианта боевого диска, особенно не скрывая раздражения по поводу неудачных попыток воссоздать вооружение «Молоха» и упрямства общавшихся через Зигрун представителей Шумера, отказывающихся оказать в этом содействие. Сражение на Курской дуге было проиграно, и теперь наши войска шаг за шагом сдавали позиции под натиском Красной Армии. Фюреру необходимо было чудо-оружие, способное переломить ход войны. Хорст мрачнел с каждым днем. Настроение ему не прибавило сообщение, что в Новый Берлин направляется группа офицеров СС для «оценки проделанной работы по проекту „Атлантида“ и оказания практической помощи». Это означало лишь одно — рейхсфюрер начал подозревать руководство города-базы, в том числе и Хорста, в возможном саботаже. Хотя, может быть, это был просто результат паники, царившей в руководстве рейха после поражения в Африке и череды военных провалов на Восточном фронте.

Обсудить создавшуюся ситуацию Хорст решил снова в пещере Зигрун. Видимо, только там он чувствовал себя спокойно. Я пришел несколько раньше назначенного часа, размышляя о том, что все-таки придется рассказать группенфюреру о лаборатории. Изучая вместе со своим отрядом лабиринты подземелья, я наткнулся на поисковую группу эсэсовцев Эверса, которая все еще занималась поисками Трентиньяна. Они нашли лабораторию и, взбудораженные увиденным, спешили к своему начальнику с докладом.

Когда я вошел в пещеру, то увидел на шкурах рядом с Зигрун Магдалену. Зигрун, одетая, по обыкновению, лишь в набедренную повязку, заливалась от смеха. Магдалена в приталенном пиджаке и обтягивающей бедра юбке сидела, изящно поджав ноги, и рассказывала явно что-то веселое. У обеих в руках было по бокалу вина.

— О, Эрик! Привет, — певуче произнесла Магдалена.

— Здравствуй, Эрик! Почему ты раньше прятал от меня такого интересного человека? — обернулась ко мне Зигрун.

Я даже не нашелся что ответить и молча принял бокал из рук как всегда бесшумно появившегося Зу.

— Я просто рассказывала Зигрун об одном смешном ухажере, который когда-то приударял за мной.

Зигрун подошла ко мне и смешливо погрозила пальцем:

— А у тебя отличный вкус, Эрик. Однако знай, что мы с Магдаленой отныне подруги. Если ты обидишь ее, то будешь иметь дело лично со мной.

Магдалена делала вид, что отпивает из бокала, но по ее взгляду я понял, что ей совсем не нравится, как почти голая красотка демонстрирует передо мной свою обнаженную грудь. Теперь настала моя очередь рассмеяться. Если бы Магдалена могла понять, что для меня именно она самая красивая женщина в мире и ей незачем ревновать.

Наконец появился мрачный Герман Хорст. Я сразу же, без предисловий, рассказал ему об обнаружении лаборатории.

— Неужели мы в буквальном смысле слова нашли колыбель, из которой возник человек?! — Глаза группенфюрера загорелись.

— Возможно, — кивнул я.

— Я обязательно должен это увидеть.

— Несомненно. Но опять же — это потенциальное оружие. Причем последствия его применения непредсказуемы.

Пришедший в хорошее расположение духа Хорст снова нахмурился и после долгой паузы пробурчал:

— Что ты думаешь по поводу предстоящей инспекции?

— Берлин далеко, и у нас будут возможности и время для маневра.

— Они прибудут к испытанию «Ханебу».

— Вот пусть и полюбуются на наши достижения. Хенке уверен, что аппарат покажет себя превосходно.

— Сегодня пришло указание рейхсфюрера — «Молох» и Портал должны быть готовы к звездному скачку не позже первого ноября. Это значит одно — если в ноябре Портал не заработает, кто-то будет наказан.

Я посмотрел на притихших девушек. В их глазах я заметил тревогу — волноваться им было за кого.

— Известен состав комиссии, ее руководитель?

— Руководитель — некто оберштурмбаннфюрер СС Гюнтер Ханцель, о котором мне ничего не известно. В составе комиссии будет и один наш общий знакомый — Вильгельм Баер, теперь уже штурмбаннфюрер СС, — поморщился группенфюрер.

«Какой интересный поворот событий», — мысленно усмехнулся я.

Магдалена сосредоточенно тянула вино. На ее лице не дрогнул ни один мускул.

— Берлин далеко, — повторил я, — а события могут развернуться самым неожиданным образом. Может быть, для начала вам стоит поручить охрану «Молоха» и «Ханебу-3», как объектов особой важности, моей спецкоманде. Эверс ненадежен. Он допустил бегство французов, гибель своих солдат и инженера Рихтера. Я думаю, вам удастся убедить Венцеля встать в этом вопросе на нашу сторону.

Хорст с интересом посмотрел на меня:

— Отличная идея.

Теперь я повернулся к Зигрун:

— Должны же быть какие-то подсказки с Шумера относительно того, как задействовать Портал.

— Они сказали, что механизм может быть любой. Это можно сделать даже мысленно при определенной настройке аппаратуры, обслуживающей Портал.

Я потер подбородок. К этой аппаратуре относились гигантские черные десятиметровые обелиски, установленные по углам подземного ангара. К этим обелискам мы старались не подходить. При прикосновении к их почти зеркальной поверхности человек запросто мог потерять сознание на несколько часов. Также в ангаре была обнаружена комната с полностью разрушенной панелью, по всей видимости, управления этим сложным техническим сооружением. Все, что находилось в комнате, не подлежало никакому восстановлению. Кто бы ни был этим разрушителем, он постарался на славу.

— Тебе надо узнать, как это сделать, — снова заговорил Хорст.

Зигрун нахмурилась. Хорст подсел к ней и обнял за плечи:

— Попробуй, Зи.

— Хорошо, я попробую, — мрачно пробурчала Зигрун, — а теперь попрошу оставить меня. Я устала и хочу спать.

Домой мы шли с Магдаленой вдвоем. Хорст, несмотря на поздний час, отправился к Венцелю для согласования вопроса о смене охраны объектов.

— Что думаешь по поводу Баера? — Я посмотрел в ее сторону.

— В мои планы он не входил.

— А что вообще входит в твои планы?

— Только ты, — тихо сказала Магдалена, при этом даже не посмотрев в мою сторону.

— Неужели?

Она остановилась и посмотрела мне в глаза:

— Эрик, ты очень важен для меня. Я хочу всегда быть вместе с тобой. — Она поколебалась и продолжила: — Но я не могу допустить, чтобы все эти открытия попали в руки таких людей, как Гитлер и Гиммлер. Я надеюсь, что ты и Хорст не допустите этого.

— Дело не только в Гитлере и Гиммлере. Я думаю, что человечество вообще не готово понять и принять это.

— Тогда давай все уничтожим и сбежим. Спрячемся так, что никто и никогда нас не найдет.

— Слишком далеко мы зашли. Уничтожить все это без следа не получится. Тем более Хорст будет против этого. Он, как, впрочем, и я, хочет узнать и понять все до конца. Давай сделаем так — пусть события развиваются, пока мы можем контролировать их. Как только наши опасения начнут сбываться, мы с тобой объединимся и сделаем то, что считаем нужным.

— Эрик, но зачем открывать Портал?

— Мы не откроем, а чуть приоткроем его. Мы должны узнать, Магдалена, что скрывается среди звезд. Быть может, Земле грозит опасность, и только так мы сможем отвести ее. А возможно, обойдя все препятствия, удастся найти рай, где все будут счастливы, в том числе и мы с тобой. — Я притянул ее к себе.

— Ты или глупец, или неисправимый романтик, — грустно улыбнулась она.

Глава 17

Ночью в дверь нашей комнаты тихо постучали. Магдалена села в кровати и, натянув одеяло до подбородка, с тревогой посмотрела на меня. Накинув халат, я подошел к двери и приоткрыл ее. На пороге стояла Зигрун в своей собольей шубе.

— Разрешишь? — еле разборчиво спросила она.

— Конечно, проходи.

Я провел ее в комнату и предложил стул. Зигрун кивнула Магдалене и присела. Медиум явно была встревожена, лицо ее осунулось. Я сел напротив нее.

— Я разговаривала с Теей и теперь знаю, как заставить работать Портал, — произнесла Зигрун и замолчала, сжав пальцы в замок так, что костяшки побелели.

— Успокойся, я слушаю тебя, — попытался приободрить ее я.

— Просто я… боюсь. Это очень опасно, — выдавила она из себя.

— Рассказывай.

— Звездный туннель — это что-то вроде кротовой норы, соединяющий самые удаленные точки пространства кратчайшим путем. На каждом входе-выходе туннеля во избежание его «схлопывания» должна находиться энергетическая сфера, которая образуется с помощью так называемых «черных обелисков», подпитывающихся энергетическим полем планеты. Их работа контролируется сложным искусственным мозгом. На Шумере такой мозг не собирают, а выращивают. Он должен работать безошибочно, как машина, и быть готовым к нестандартным ситуациям, как человек. «Мыслитель», как его называют на Шумере, должен уметь общаться с таким же «Мыслителем» на другом конце туннеля, координируя каждое свое действие по образованию сферы и отправке объекта, то есть корабля. Туннель нельзя держать постоянно открытым или эксплуатировать слишком часто. Его неосторожное использование может привести к катастрофе, вплоть до изменения климата планеты. «Мыслитель» нашего Портала, судя по всему, давно мертв. Заменить его может только другой «мозг». Тея считает, что я смогла бы заменить «Мыслителя», но если не получится — смерть! — Зигрун произнесла все это на одном дыхании. Увидев ее пересохшие губы, я быстро налил и подал ей стакан воды. Она залпом осушила его.

— Что ты сама думаешь об этом?

— Умирать не хочется, — печально и как-то по-детски произнесла Зигрун.

— Никто не хочет твоей смерти. Насколько сложно быть таким «Мыслителем»?

— Не знаю, но без меня к Альдебарану через туннель никто не пройдет, — невесело усмехнулась Зигрун. — Тее приходилось сопровождать один звездный скачок в качестве «Мыслителя», но только как исключение. На Шумере запрещено использовать людей в качестве «Мыслителей». Эта большая нагрузка на мозг, который должен работать на пределе.

— Ты знаешь. — Я встал и налил гостье немного вина. — Не стоит с этим торопиться. Надо все обсудить с Хорстом и Этторе. Может быть, наш талантливый итальянец найдет другое решение вопроса. Он щелкает трудные задачи, как орешки. Может быть, для этой цели подойдет главный искусственный мозг «Молоха». Майорана говорил, что его возможности ошеломляют.

— Нет. Искусственный мозг корабля должен будет играть свою роль во время скачка, которая заключается в автоматическом проведении корабля по звездному туннелю. — Зигрун встала из-за стола. — Позволь Эрику проводить меня, Магдалена.

Магдалена молча кивнула.

Всю дорогу до своих «чертогов» Зигрун молчала, и только у самого входа она остановилась и сказала:

— Когда я буду открывать Портал, то хочу, чтобы ты был рядом. Если что-то пойдет не так — только ты сможешь выручить меня. Я знаю.

— Конечно, Зигрун, — я поцеловал ей руку, — можешь рассчитывать на меня.

Когда я вернулся, Магдалена уже крепко спала. Я быстро разделся и прилег рядом, стараясь ее не разбудить. Натянув на грудь одеяло, расслабился. Сегодня я не ждал глубокого и крепкого сна. Я предчувствовал, что как только меня окутает пелена дремоты, снова оживут образы далекого прошлого, бережно сохраненные в тайниках моих генов. Я одновременно боялся и в то же время с болезненным нетерпением ждал каждого такого воспоминания. Вот и сейчас, как только мой мозг затуманил сон, я перенесся на тысячелетия в прошлое.

Ночь. Я сижу на песке, прислонившись спиной к скале. Теплый ветер приятно касается лица. Свет звезд тоже кажется теплым и близким. С одной из них когда-то прибыли на Землю великие боги, и среди них — мой хозяин Сет. Теперь с орбиты Марса за Землей наблюдали внимательные глаза тех, от кого наши боги когда-то бежали. Мне стало не по себе от осознания того, с кем мне предстоит встретиться в ближайшие часы.

Краем глаза я заметил движение над скалами слева от себя. Чуть повернув голову, я рассмотрел небольшой летательный аппарат, бесшумно, словно крадучись, спускающийся на свободное от обломков скал пространство. Это был автоматический корабль-разведчик. Еще минута, и он замер, твердо став на поверхность плотного песка. В темноте его было не отличить от крупного скального образования. Я достал из кармана миниатюрный приемник, которым меня снабдил Сет, и долго всматривался в дисплей. Датчики на вершинах скал, которые я аккуратно расставил несколько часов назад, докладывали о безопасности пространства вокруг в радиусе сотни километров. Я нажал кнопку на приборчике и отбросил его в сторону. Тихий хлопок — и механизм превратился в горсть пепла. То же самое должно было произойти и с датчиками. Я двинулся к кораблю. Он не был предназначен для перевозки пассажиров, но имел небольшой герметичный отсек для перевозки груза. Втиснувшись в него, я должен был отправиться на орбиту Марса, где висел боевой крейсер «Святой отряд Малока» под командованием Второго Лорда-Инквизитора.

С трудом разместившись в грузовом отсеке, я приготовился к полету. Люк автоматически закрылся, и я оказался заперт в темном стальном «гробу». «А что, если произойдет что-то не по плану, и я умру здесь от тесноты и недостатка воздуха, как крыса в банке?» — мелькнула мысль.

«Успокойся, все будет хорошо. Этот разведчик — надежная машина. Через два часа ты будешь в пункте назначения. А сейчас делай так, как я тебя учил», — уловил я мысленное послание Сета. Присутствие хозяина, пусть даже и незримое, восстановило мою уверенность в успехе, и через несколько минут я впал в состояние транса. Пульс мой становился все реже и реже. И вот уже я спал, делая всего лишь один вдох в полчаса, а тело стало равнодушно к перегрузкам перелета.

Ровно через два часа маленький разведчик пристыковался к гигантскому кораблю, явившемуся из глубины космоса. Как только люк грузового отсека отъехал в сторону, я очнулся. Чтобы полностью прийти в себя, мне понадобилось не более минуты. Покинув свой душный челнок, я огляделся.

Я находился в огромном, тускло освещенном зале, в котором тесными рядами стояли два десятка серебристых дисколетов-штурмовиков, вокруг которых суетились техники-автоматы. Разглядеть зал и диски поподробнее я не успел. Из тени позади меня появилось несколько гигантов в золотых масках, которые тут же обступили меня тесным кольцом. Их было четверо. Каждый почти трехметрового роста. Помимо золотых масок, сквозь прорези которых сверкали злые глаза, на каждом из воинов было что-то вроде доспехов из черного металла с золотой эмблемой на груди с изображением драконоподобного существа. В руках у них были мощные пистолеты-пулеметы «молох» с боезапасом на жидкой взрывчатке. Подобное оружие демонстрировал мне Сет. Рассмотрев меня, старший из воинов махнул рукой и, развернувшись, тяжелой поступью двинулся к выходу из зала. Я и взявшие меня в клещи остальные «святоши» двинулись вслед за ним. Старший на ходу вложил оружие в кобуру на бедре, остальные последовали его примеру. Моя внешность не позволяла им воспринимать меня как угрозу. Создавая новый вид геноргов, Осирис поступил весьма хитро.

Через час похода по извилистым, но просторным коридорам огромного шумерского крейсера, мы наконец прибыли в большой зал с высоким куполом. Двое из стражей остались у входа, а двое других подвели меня к высокому креслу, больше похожему на трон, на котором восседал широкоплечий великан в такой же золотой маске, как и у других, но со сложным тисненым рисунком. У подножия трона я встал на одно колено и склонил голову в ожидании разрешения говорить. Недалеко от трона, в тени, я заметил фигуру в капюшоне, полностью закрывавшем лицо, и длинном, до самого пола, черном плаще.

— Это он? — удивленно и зло прогремел великан.

— Да, Второй Лорд-Инквизитор. Это посланник того, чье имя раньше было «Сет», — тихо произнес старший сопровождающий.

— Встань и подойди, — грозно обратился великан ко мне.

Я встал и сделал шаг к Лорду-Инквизитору. Тот протянул руку и, собрав одежду у меня на груди в кулак, поднял меня так, чтобы мои глаза оказались на уровне прорезей в маске. Ноги мои беспомощно болтались в воздухе. Инквизитор долго, очень долго вглядывался в мое лицо. В его глазах не было ни любопытства, ни ненависти. Они просто напоминали два холодных куска льда, отливая стальной синевой в неярком свете зала. «Лорд-Инквизитор — машина?» — мелькнул у меня вопрос.

— Мерзкий мятежник продолжает экспериментировать с геноргами, — сказал с отвращением Лорд-Инквизитор в сторону темной фигуры. Наличие интонации не подтвердило мою теорию насчет машины. Фигура же в тени даже не шелохнулась. Лорд поставил меня на пол и сделал чуть заметный знак стражам. Те обошли меня каждый со своей стороны и встали рядом с Лордом, положив руки на рукоятки «молохов». По всей видимости, что-то насторожило во мне проницательного инквизитора.

— Говори. — Лорд-Инквизитор уже бесцветным голосом снова обратился ко мне.

Я раскрыл ладонь левой руки и пальцем правой провел по ней крест-накрест, после чего протянул руку вперед. Пальцы стражей чуть заметно дрогнули, готовые схватиться за оружие. Тем временем над моей ладонью возникло голографическое изображение Земли. Голубой шар медленно начал вращаться между мной и Вторым Лордом-Инквизитором.

— Красные точки — это города с наместниками Осириса из числа приближенных к нему офицеров, — начал я. Коснувшись выбранной наугад точки, я вызвал схему города, а затем объемную схему пирамидального дворца с уходящими под землю этажами. — Замок одного из наместников. Обычно свита и охрана из числа шумерян живут в том же замке.

Лорд-Инквизитор молчал.

— Это военные базы, где базируются летающие диски и установлена зенитная лазерная артиллерия, — указал я на зеленые точки. Прикоснувшись к зеленой точке, я вызвал цепь голографических схем внутреннего устройства базы, в том числе мест базирования авиации и установки тяжелого вооружения. Сет изрядно потрудился, чтобы собрать всю эту информацию.

— Не указаны сторожевые спутники на орбите, — глухо заметил Лорд-Инквизитор.

Я склонил голову:

— Мой хозяин был уверен, что вы сможете без труда выявить и обмануть их. И как мы знаем, он не ошибся.

— Где нора того, кого раньше именовали «Осирис»? — громыхнул великан.

— Он здесь, Великий Лорд-Инквизитор. — Я указал на Атлантиду.

— Что хочет тот, кого раньше именовали «Сет»? — рассматривая схему чертогов Осириса, спросил Лорд-Инквизитор.

— Он хочет вернуться на Шумер.

— Это возможно, но как мятежника его ждет суд и смерть.

Я склонил голову еще ниже:

— Неужели помощь в уничтожении зачинщика мятежа не принесет ему снисхождения?

— Это будет решать Императрица Шумера, — с металлом в голосе произнес Лорд-Инквизитор. Именно такого ответа ждал Сет. Выдержав несколько секунд, я сказал то, что приказал сказать он:

— Тот, кого раньше звали Сет, согласен, но просит обратить праведный гнев только против мятежников Шумера и пощадить геноргов Земли. Они не несут угрозы Великой Шумерской империи.

— А вот это решать не грязному предателю Сету! — вскочил с трона Лорд-Инквизитор. — В каземат генорга! Но прежде вытряхните из него чип с картой! Города стереть с лица земли ракетами, а в Атлантиду высадить десант и доставить ко мне Осириса живым!

«Нет, это не могло входить в план Великого Сета!» — мелькнуло у меня в голове, и я выскользнул из рук пытавшихся схватить меня стражей. У каждого «святоши» к щиколотке правой ноги пристегнут длинный узкий нож, а для такого коротышки, как земной генорг, это весьма хорошая возможность быстро раздобыть оружие. Мне понадобилось мгновение, чтобы вонзить вражеский кинжал в ногу ближайшему противнику и, воспользовавшись секундой замешательства, оказаться за его спиной уже с тяжелым «молохом» в руке. На пару секунд раненый страж стал моим живым щитом. Затем я бросился в сторону фигуры в капюшоне. Еще стоя перед троном Лорда-Инквизитора, я разглядел узкий темный проход позади него. Я несся прямо на фигуру, выставив вперед руку с пистолетом. К счастью, фигура предпочла метнуться в сторону. Я мысленно облегченно вздохнул — Сет приказал мне убивать «святых стражей» только в случае крайней необходимости.

Мне долго пришлось бежать по темным проходам корабля, пока впереди не забрезжил слабый свет. Сбавив скорость, я перешел на шаг. Из-за поворота появились два воина с «молохами» наперевес. Полуобернувшись на еле слышное шипение за спиной, я краем глаза увидел внезапно возникший проем там, где только что была гладкая стена. Из него показался еще один вооруженный шумерянин. Времени перестрелять «святош» имелось более чем достаточно, но, памятуя указание Сета, я на секунду заколебался. Этого колебания противнику хватило, чтобы нанести удар. Парализующий луч заставил меня рухнуть на палубу — ноги и руки перестали мне подчиняться.

Стражи приблизились к моему распростертому телу. В руке одного из них я разглядел небольшой прибор, который воин старался держать все время направленным на меня. Другой рукой он сжимал рукоятку длинного и широкого ножа. Встав рядом с моим обездвиженным телом, он принялся с интересом разглядывать меня, словно какое-то странное насекомое. Трофейный «молох» лежал у меня в ладони, но я не мог пошевелить даже пальцем. Убрав в поясной чехол парализатор, «святоша» быстрым и мощным ударом отсек мне кисть руки с зажатым в ней оружием. Брызнула кровь. Стряхнув с рукоятки обрубок, страж поднял «молох», а затем, перетянув рану жгутом, взвалил мое обмякшее тело себе на плечо.

Вскоре я оказался заперт в небольшом, полностью изолированном помещении, отделанном мягким прочным пластиком. Из мебели здесь была лишь просторная лежанка. В углу — дыра, по всей видимости, для справления естественных надобностей. Прочная бронированная дверь с вмонтированными камерами наблюдения завершала интерьер. Это была тюрьма. Через несколько минут я ощутил возвращение своих сил. Начала набирать обороты боль в искалеченной руке, сочившейся кровью. Расстегнув комбинезон, я отодрал часть подкладки и занялся перевязкой руки. Тем временем меня стала донимать мысль о вторжении «Святого отряда» и использовании им информации, переданной мной от Сета. Воображение начало рисовать образы городов, разрушаемых страшным инопланетным оружием. «Неужели я стал виновником тысяч, а может быть, миллионов смертей живых существ на Земле? Нет, я лишь выполнял приказ своего создателя и хозяина. Он непогрешим! Он все предусмотрел! Вторжение и геноцид неизбежны, а Сет пытается свести их к минимуму», — начал вести я внутренний диалог. Боль в раненой руке все нарастала, но я был ей рад как спасению — она отвлекала меня от безрадостных мыслей.

Я дернулся от резкой боли и открыл глаза. Темно. Рядом чье-то ровное дыхание. Я с облегчением понял, что вновь очутился в настоящем, но все же не удержался от того, чтобы посмотреть на свою левую руку — она была на месте. Я сел в кровати. Магдалена проснулась и, положив теплую ладонь мне на плечо, тревожно спросила:

— Что случилось, милый?

Я прикрыл ее ладонь своей и сказал:

— Все хорошо. Спи, любимая.

Глава 18

Под ледяными сводами антарктического купола стояла необычная тишина. Новый Берлин, не смолкающий ни днем, ни ночью, притих. Все, кто был свободен от запланированной работы, высыпали на берег озера, которое с недавних пор, с чьей-то легкой руки, стали называть Черным Зеркалом. В вибрирующем воздухе гигантский, сто метров в диаметре, диск «Ханебу-3» со свастикой на борту медленно поднимался со своей бетонной площадки. Вот он двинулся в сторону озера и завис, освещаемый прожекторами, над его черной и гладкой поверхностью. Поднявшись почти к самому своду, он все так же медленно, будто нехотя, двинулся в сторону Пирамиды атлантов. Задержавшись над ее пиком, он вдруг сорвался с места и в мгновение ока вернулся к озеру и нырнул вглубь, вспоров его спокойные воды. Я невольно поежился. Теперь, примерно через полчаса, диск должен был вынырнуть из воды у кромки Антарктиды, в ста пятидесяти километрах отсюда. Если бы не сложные изгибы подводного туннеля, аппарат преодолел бы это расстояние за считаные секунды. Хенке, надеюсь, был на седьмом небе от счастья. Я добился, чтобы его взяли в испытательный полет в качестве пассажира.

Хорст стоял рядом и косился на руководителя комиссии, направленной в «Новую Швабию» рейхсфюрером. Гюнтер Ханцель стоял в окружении еще четырех офицеров, прибывших вчера вечером вместе с ним. Был среди них и Баер, с весьма высокомерным и недовольным выражением лица наблюдавший за происходящим вокруг. В ожидании возвращения «Ханебу» многие решили закурить. Решил закурить и Баер. Подойдя к нему, я щелкнул зажигалкой. На секунду замешкавшись, он все же прикурил и, пустив струйку дыма, с прищуром посмотрел на меня. Несмотря на его злой взгляд, я почувствовал, что он побаивается меня.

— Что скажете, штурмбаннфюрер?

— На первый взгляд впечатляет, фон Рейн. Но Германии сейчас нужны не показательные выступления, а новое мощное оружие, готовое к применению. Насколько я понял из утреннего совещания, летающие диски — это ваше единственное практическое достижение. Секрет оружия «Молоха» не раскрыт. Надеюсь, с Порталом накладок не будет.

— Хорст же сообщил вам, что Портал будет готов к установленному сроку.

— Я буду настаивать на сокращении отведенного времени. На Восточном фронте гибнут немецкие солдаты, а вы здесь живете, как в раю — рестораны, кино и никаких бомбежек. — Баер злился на себя за свой страх и вел себя агрессивно. В этом была, конечно, моя вина. Еще с момента нашей первой встречи я испытывал к нему чувство острой неприязни, хотя и не подавал виду. Но он, видимо, ощущал это на подсознательном уровне.

— Ради Германии мы готовы на все, — дружелюбно улыбнулся я.

Когда час спустя диск стрелой вырвался из толщи воды и, сделав красивый вираж над городом, плавно приземлился на площадку, стоящие на берегу зааплодировали — испытания прошли успешно.

Вечером в офицерском ресторане города было шумно и тесно. Радовало, что Венцель, Хорст и Ханцель сидели за одним столом и что-то весело обсуждали. Цимлянского и Майораны — основных «виновников» успешных испытаний — не было. «Скорее всего, снова копошатся в „Молохе“», — подумал я, сидя за столиком вместе с Вернером Хенке, Рихардом Фогелем и Магдаленой.

— Вы не представляете, что это такое! Это полное ощущение парения и слияния с кораблем, который управляется малейшим движением пальцев. На первый взгляд это сложно, но потом кажется вполне естественным. Так же естественно летают птицы, быть может, — восторженно делился Хенке своими впечатлениями о полете.

— Прекрати «заливать», Вернер. Ты же весь полет пролежал в пассажирской капсуле, — засмеялся Фогель, наливая Хенке водку.

— Я знаю, что это такое. Под Мюнхеном я пилотировал «Врил» и «Ханебу-2», — обиделся Хенке.

— А солнце, ты видел солнце? — спросила Магдалена.

— Да, я даже чуть не ослеп от неожиданности. Совсем забыл, какое оно бывает яркое. Жаль, что наш полет над материком продолжался всего несколько минут, — печально произнес Хенке.

Слушая рассказ Хенке, я обратил внимание, что Баер — единственный член инспекционной группы, который в ресторане отсутствует. «Где же он может быть?»

Оставив Магдалену в компании Хенке и Фогеля, я вышел. Как нельзя кстати у входа появился патруль. У патрульных эсэсовцев я узнал, что одного из недавно прибывших офицеров в форме штурмбаннфюрера СС они полчаса назад видели направляющимся к Пирамиде. «Интересно, что он там забыл?» — подумал я и решил направиться вслед за Баером. По пути к Пирамиде я задумался еще над одной странностью. Отсутствие Баера в ресторане натолкнуло меня на мысль еще об одном человеке — Эверсе. Я вдруг вспомнил, что начальник охраны, любивший проводить время в компании девушек и с удовольствием посещавший ресторан или кинотеатр, в последнее время появлялся на публике очень редко. Даже сегодня, во время столь важных испытаний летающего диска, его не было. Я припомнил, как сегодня на озере Хорст на вопрос Ханцеля о начальнике охраны сказал, что тот сильно простудился. Припомнил я и недавнее бурчание в отношении Эверса со стороны Венцеля. Хуго Эверс, всегда изыскивающий возможность перекинуться в картишки, месяц назад выиграл у коменданта крупную сумму, а возможности отыграться до сих пор не предоставил, каждый раз ссылаясь на занятость. Более того, начальник охраны «Базы-211» не любил посещать территорию урановых рудников и лагеря заключенных. Теперь же он оттуда не вылезал, даже кабинет себе в администрации лагеря организовал. Хорст объяснил это тем, что это уязвленное самолюбие не дает Эверсу покоя. Он проворонил трех заключенных, и один из них все еще на свободе. Причем двух беглецов разыскал я, а не он.

Наконец я дошел до поста, выставленного у входа в Пирамиду. Из-за мешков, которыми он был обложен, вышел знакомый унтер.

— Здесь появлялся штурмбаннфюрер Баер?

— Да, он прошел в Пирамиду. Я не хотел его пропускать без специального разрешения, но позвонил Эверс и дал указание пропустить. Он и сам должен вот-вот подъехать. Баер сказал, что у них здесь назначена встреча.

«Черт, проходной двор какой-то. Устроили тут дом свиданий», — раздраженно подумал я, но, ничего не сказав, вошел в Пирамиду.

Баера я, как и предполагал, нашел в ангаре. Он препирался с двумя охранниками из моей команды, пытаясь пройти к «Молоху». Штольц и Богер были молодыми солдатами, но дело свое знали. Чувствовалась опытная рука Грубера. Баер, брызгая слюной, доказывал им, что имеет право осматривать все и вся, но пропуска, подписанного мной и Хорстом, у него не было, и солдаты стеной стояли перед ним. Завидев меня, они явно вздохнули с облегчением. Улыбаясь, я подошел к ним:

— И что же привело вас сюда в столь поздний час, штурмбаннфюрер?

Ответа его я не расслышал, потому что мой острый слух привлекли другие звуки. В спускающемся лифте второй шахты диссонансом лязгнули оружейные затворы. Я обернулся, надеясь, что мне послышалось. Створки лифта только начали ползти в стороны, а свинцовый дождь уже ударил по нашей группе. Я метнулся в сторону, за рядом стоящий тягач, краем глаза заметив, как упал Баер — он получил основную порцию свинца. Охранники, пригнувшись, открыли огонь, одновременно пытаясь найти укрытие. Штольц оказался рядом со мной, Богер откатился за штабель ящиков у противоположной стены.

«Дьявол, все-таки задело», — зло подумал я, увидев, как начал темнеть правый рукав моего мундира, и выхватил пистолет левой рукой. Рядом со Штольцом упала и завертелась юлой граната.

— Граната! Ко мне! — заорал я, метнувшись на другую сторону тягача, где тут же лицом к лицу столкнулся с высоким небритым солдатом в мешковатой форме и с «МП-40» на изготовку. Я успел нажать на спусковой крючок быстрее него, и, нелепо взмахнув руками, противник завалился на бок. Через мгновение, опрокинутый Штольцем, на полу оказался и я. Раздался взрыв. Осколки забарабанили по корпусу тягача.

— Что происходит? — выдохнул Штольц и тут же вынужден был снова открыть огонь по наседающему врагу.

— Мятеж, — прохрипел я, одновременно пытаясь оценить обстановку.

На лифте спустилось около двух десятков человек. По всей видимости, это были заключенные из концлагеря близ урановых рудников. Все они были в форме солдат СС и с оружием. Невообразимым образом им удалось ликвидировать охрану, после чего они воспользовались захваченным форменным обмундированием и вооружением.

Сейчас преимущества внезапности они уже лишились. Я и Штольц заняли оборону за тягачом. Обойти нас не получалось — Богер прикрывал нас из-за ящиков. Достать его они тоже не могли — мешали мы со Штольцем. Нападавшие же оказались на открытом пространстве перед лифтом, и им ничего не оставалось, как прятаться за трупами своих товарищей. Однако проблемы были и у нас — Богер получил ранение, причем серьезное. Было видно, что силы оставляют его и огонь становится все менее прицельным. Спустился второй лифт. Оттуда высыпало еще с десяток переодетых заключенных. Штольц метнул последнюю гранату, заставив нападавших снова вжаться в пол. Припомнив, что урановый рудник и город обслуживало около девяти тысяч заключенных, я посмотрел в сторону «Молоха». Припозднившиеся ученые и инженеры, работавшие снаружи корабля, благоразумно укрылись внутри, но входной шлюз оставался открытым. Этторе Майорана, на миг показавшись в проеме, махнул мне рукой. Если мы закроемся в корабле, нас не достать. Я сделал знак Богеру. Он понял меня и кивнул. Надеюсь, он сможет добраться. Я и Штольц одновременно открыли огонь из автоматов по противнику, пытаясь прикрыть отступающего солдата. Прихрамывая, он из последних сил бросился к пандусу.

— Штольц, кидай гранаты! — заорал я что есть сил, надеясь напугать противника.

Автомат раскалился, гильзы веером летели в сторону. Сейчас кончится последний магазин. Я обернулся — Этторе и появившийся из недр корабля Аполлон Цимлянский втаскивали Богера в корабль. Патроны тем временем в автомате закончились, и тут я заметил, что в нашу сторону, оставляя за собой кровавый след, пытается ползти Баер — он все еще был жив. «Попытаться спасти или бросить к чертовой матери?»

— Сколько у тебя?

— Один магазин, командир.

— Прикрывай! Я его хватаю, ты к пандусу, потом меняемся.

Не дожидаясь ответа, я быстро пополз к Баеру, вжимаясь в пол. Пули противника стали рвать плоть трупов вокруг меня. Схватив автомат рядом с цепляющимся за меня Баером, я открыл ответный огонь. Штольц, петляя, рванул к пандусу «Молоха». Кончился магазин, и тут же я почувствовал тупой удар в левое плечо. «Дьявол, еще пулю схватил!» — с досадой подумал я и снова вжался в пол. Баер рядом начал орать от боли. Наконец сзади застучал автомат Штольца. Его поддержал еще один — не иначе Богер нашел в себе силы снова вступить в бой. Я рванул Баера на себя, взвалил на плечо и побежал в сторону «Молоха». Ругая себя за риск ради потенциального врага, я одновременно утешал себя тем, что если автоматная очередь меня все-таки настигнет или кто-нибудь из противников метнет гранату, то тело ставшего вдруг еще более ненавистным Баера примет основной удар на себя. Сто метров до корабля я преодолел за несколько секунд. Несмотря на тяжелую ношу, в мгновение ока я взлетел вверх по двадцатиметровому пандусу. Этторе и Аполлон приняли у меня тело Баера. Он уже не орал — то ли потерял сознание, то ли был уже мертв. Под прикрытием огня уже перевязанного и довольно бодрого Богера в шлюз вбежал Штольц, прикрывавший меня из-за пандуса. Я осел по стене — тело вдруг почувствовало усталость и боль. Этторе склонился надо мной с санитарным пакетом, бормоча:

— Такого забега я еще не видел, господин фон Рейн. Такая скорость — это просто невозможно.

— Дверь… закрывай, — хотел сказать я, но получился только какой-то сдавленный хрип.

Майорана сделал мне укол, и в голове стало проясняться. С удовлетворением я заметил, что вход в корабль загерметизирован. Однако подводить итоги пришлось все-таки в медицинском отсеке корабля. Баера, который, несмотря на четыре пули в спине, все еще дышал, и Богера с двумя пулями в бедре уложили в капсулы с прозрачной жидкостью. По отчетам медицинской группы проекта «Атлантида», я знал, что эти капсулы творят чудеса с человеческим телом, в считаные часы восстанавливая после сложнейших повреждений, но воспользоваться одной из них не торопился, удовлетворившись пока классической полевой обработкой и перевязкой ран. Кровь удалось быстро остановить, и я чувствовал, что мой организм уже начал кропотливую работу по самовосстановлению. Вместе с Этторе и Штольцем я попытался связаться с «Ханебу-3», однако попытка оказалась безуспешной, хотя в центральном посту «Ханебу» всегда дежурил один из пилотов.

— Кто сейчас в смене по охране «Ханебу»? — обратился я к Штольцу.

— Бакке и Рейнхард.

«Самые молодые в моей команде». — Я потер подбородок. Но больше меня беспокоила не судьба «Ханебу». Магдалена, Зигрун, Хорст — вот чьи судьбы заботили меня в первую очередь. Я посмотрел на экраны внешнего обзора. Мятежники рассредоточились по ангару, распределившись по укрытиям. Они собирались блокировать нас и действовали по определенному плану. Несмотря на то что пункт, относящийся к захвату «Молоха», они провалили, действия восставших были достаточно организованы. Как им удалось обезвредить хорошо натасканную эсэсовскую охрану и кто ими руководит? Вместе со Штольцем мы насчитали около сорока человек. Штольц подсчитал и трупы — двадцать восемь. «Неплохо, но что дальше?» — думал я.

Когда у меня созрел план, я заявил Майоране и Штольцу:

— Я отправляюсь в город — разберусь, что случилось, и вернусь с подмогой. Вы же остаетесь здесь. За броней «Молоха» вы в безопасности. Никому, кроме меня, не открывать, даже своим. Думаю, что без предательства здесь не обошлось. Любого, кто попытатся открыть «Молох» без моего разрешения, ты, Штольц, должен пристрелить на месте.

— Постойте, но как вы намереваетесь покинуть корабль? — пролепетал озадаченный итальянец и переглянулся с подошедшим Цимлянским.

— Я знаю способ. Потом как-нибудь расскажу, а пока мне надо немного отдохнуть, — улыбнулся я.

Выходя из рубки, я вспомнил кое-что еще. Жестом я подозвал Этторе и негромко сказал ему:

— Если придет в себя Баер и попытается командовать — спеленайте его. Это приказ. И приглядывай за Цимлянским — он все же русский. Там, снаружи, они тоже есть.

Через несколько минут я уединился в одном из безлюдных отсеков. Стянув побуревший и задубевший от крови мундир, я облачился в позаимствованную у Майораны синюю робу техника. Раны уже почти не беспокоили меня, и это бодрило, вселяло в меня уверенность. Признаться, на мгновение я ощутил себя неуязвимым и даже бессмертным. Но только на мгновение. Осирис, возможно, считал себя и вовсе богом, только где он теперь? Где они все — наши милостивые и жестокие боги? Я тряхнул головой и сосредоточился на предстоящей задаче. Сев по-турецки на пол с зажатым в руке «вальтером», я закрыл глаза и склонил голову.

Когда я открыл глаза снова, то сидел уже на полу в прихожей своих апартаментов, располагавшихся в главном жилом корпусе «Аненербе». Все было на своих местах, вот только из общего коридора доносился чей-то топот и стрельба из автомата. Кто-то методично вышибал дверь в каждый номер и давал длинную очередь, время от времени меняя магазин. Вот этот кто-то остановился перед дверью в соседний номер — номер Магдалены. Удар — хруст дерева. Еще мгновение — автоматная очередь. Несколько секунд спустя незнакомец останавливается перед моей дверью. Я все так же, скрестив ноги, сижу на полу. Удар сапогом в дверь — замок летит в стену, но прежде чем он падает на пол, а жилистый человек в мундире с чужого плеча успевает нажать на спусковой крючок, я всаживаю автоматчику пулю в лоб. Враг на полу.

Вскочив на ноги и вооружившись трофейным оружием, я направился к лестнице, на шум боя. На лестнице двое в полосатых лагерных робах поливали автоматным огнем кого-то на первом этаже. Сняв обоих одной очередью, я закричал вниз:

— Я штурмбаннфюрер фон Рейн! Прекратите огонь!

— Это Грубер, штурмбаннфюрер. Спускайтесь.

Внизу я, к своему удовольствию, обнаружил не только Курта Грубера, но и еще пять человек из команды «Зет», в числе которых были Майер и Тапперт. Отправив Карла и Юргена с пулеметом на крышу здания, я выслушал краткий доклад Грубера. По его словам, когда началась стрельба, все свободные от несения службы члены специальной команды находились в корпусе — отдыхали. Несколько десятков человек в форме солдат СС попытались захватить корпус, но их атаку удалось успешно отбить. Через некоторое время Грубер вместе с остальными решил пробиться к ресторану в центре города, где, как он знал, должны были находиться я и другие офицеры подразделения. Однако, преодолев почти половину пути, солдаты вынуждены были вернуться. Весь город наводнили мятежники, и пробиться не удавалось. По возвращении им пришлось снова вступить в бой, чтобы отвоевать корпус. Вот тут-то весьма удачно появился я. Пока Грубер все это рассказывал, остальные вели бой с окружившим нас противником. На крыше не смолкал «МГ-42» Майера. К счастью, в подвале был склад вооружения, который я организовал еще месяц назад для нужд своей команды, и относительно боеприпасов можно было не беспокоиться. Выслушав доклад Курта, я решил отправиться на крышу, откуда хорошо просматривалась большая часть города.

Бой шел по всей территории базы. Основные очаги располагались вокруг комендатуры и недалеко от нее расположенного ресторана, а также возле порта. В бинокль я разглядел, что охране порта и морякам удалось хорошо организовать оборону и взломать ее противнику будет нелегко. Положение нападавших усугублялось тем, что три подводные лодки вышли на середину озера и готовились открыть по ним огонь из пушек, установленных на корпусах. Что творилось на площади у комендатуры, понять было сложно, тем более что ресторан горел, распространяя завесу черного дыма. Слышались стрельба и взрывы гранат со стороны электростанции и производственных помещений. На площадке с «Ханебу-3» стрельбы не было. Виднелся открытый входной люк, несколько человек — явно из числа переодетых заключенных — спокойно вошли внутрь. «Ханебу» попал в руки мятежников, но пилота у них, скорее всего, нет, иначе они бы уже поднялись в воздух.

Перевернувшись на спину, я задумался. Сомневаться в том, что мятежники действовали по заранее разработанному плану, уже не приходилось. Даже время нападения было выбрано неслучайно. И план этот, несмотря на ряд просчетов, все еще мог осуществиться. Кто же за всем этим стоит и где искать мозг мятежа? Я снова взглянул в бинокль — самое тяжелое положение было на площади. Где-то там была и Магдалена. Переместил взгляд в сторону пещеры Зигрун — никакого движения. Я попытался мысленно позвать Зигрун, но стрельба мешала мне сосредоточиться, и я спустился в свою комнату. Но и в комнате мои попытки не имели успеха. В этом, казалось, не было ничего удивительного, мне это и раньше не особенно удавалось, но на этот раз все складывалось по-другому. При попытке позвать Зигрун или хотя бы представить интерьер ее пещеры, я ощущал мешающую мне тяжелую гнетущую завесу. Я вспомнил о Жероме Трентиньяне. Не он ли является организатором попытки захвата антарктической базы?

Я провел еще полчаса на крыше нашего корпуса и все-таки обнаружил под скальным уступом над жилищем Зигрун снайпера. Еще через четверть часа, когда Грубер организовал отвлекающий маневр, имитирующий попытку прорыва, я и Тапперт ползли между мохнатыми валунами в сторону пещеры. Чтобы уйти в «мертвую зону», пришлось сделать большой крюк, и к скалам мы добрались только через час. Время сейчас было на вес золота, и я надеялся, что не ошибаюсь. Наткнувшись на прикрытое мхом тело Зу с перерезанным горлом, а потом разглядев замаскированную антенну рации, я укрепился в своих подозрениях. Теперь дело было за быстротой реакции. Тапперт остался снаружи, а я стал красться по узкому проходу между скал, ведущему ко входу в пещеру. Факелы не горели, и мне это было на руку. Впереди мелькнул свет и погас. Двое, выйдя из пещеры, направились в мою сторону. Идущий впереди человек чертыхнулся, споткнувшись о камень в темноте. Я спокойно достал нож, понимая, что враги будут легкой добычей. Когда они почти поравнялись со мной, оставалось лишь быстро нанести два точных удара ножом. Их тела еще не успели рухнуть к моим ногам, как я услышал истеричный крик из-за полога:

— Назад, он здесь!

«Поздно», — злорадно подумал, стреляя на голос сквозь полог. В скалах, над головой, ухнула граната — Юрген Тапперт ликвидировал снайпера. Я на мгновение задержался у порога — перед моим внутренним взором предстала картина с согнувшимся пополам человеком. Влетев в пещеру и сразу же отскочив в тень, я повел стволом автомата вокруг. На полу комнаты, как и мгновение назад перед моим мысленным взором, корчился человек в форме штурмбаннфюрера СС, а в дальнем углу застыл радист с белым как полотно лицом. Сначала мне показалось, что на полу Эверс, но, приблизившись, я узнал в нем пропавшего сообщника Маркуса, чье лицо я ранее пытался безуспешно вспомнить. Это был почти старик с изможденным землистым лицом, узким ртом и большими бесцветными глазами. Одна пуля попала ему в грудь и одна в живот. Кровь булькала у него в горле, он с трудом дышал.

— Женщина где? — гаркнул я радисту, скручивая ему руки.

— В спальне. С ней все в порядке, — пролепетал радист — совсем мальчишка.

В пещеру вбежал Тапперт. Приказав ему держать на мушке старика и радиста, я ринулся в спальню. Зигрун лежала на своей широченной кровати под парчовым балдахином. На глазах у нее была повязка, во рту кляп, а конечности туго перетянуты ремнями. Я освободил ее, и она тут же бросилась мне на шею.

— Как ты, Зи?

— Ничего, в порядке. — Глаза у нее были влажные, подбородок дрожал, но она не позволяла себе заплакать. Чтобы не смущать ее, я отвернулся. Еще несколько секунд — и она стала прежней. Сверкнув улыбкой, она сорвала со стены ятаган:

— Я готова помочь.

Я ухмыльнулся, глядя на ее обнаженное тело.

— Приоденься, Зи, а то никакого боя не получится.

Пока она раздумывала, что надеть, я вернулся в зал. Отослав Тапперта следить за обстановкой снаружи, я наклонился к старику, привалившемуся к стене. Он умирал — дыхание было прерывистым, весь мундир в крови, а голова безвольно свешивалась на грудь. Я тронул его за плечо, и он, медленно подняв голову, посмотрел мне в глаза. Взгляд его оказался осмысленным и спокойным. Он даже с интересом смотрел на меня.

— Жером Трентиньян?

— Мое настоящее имя Войцех Полак, — прохрипел он.

— Поляк? Почему же ты работаешь на Советы? — удивился я. — Маркус был советским шпионом.

— Это они думают, что я работаю на них. — Полак попытался ухмыльнуться, но его лицо свела судорога боли.

Появилась Зигрун в тропических шортах и мужской рубашке навыпуск.

— Это он, Эрик! Это тот человек, о котором я тебе рассказывала. Он почти два месяца носил на себе личину Эверса. Так ему удалось разоружить лагерную охрану и организовать мятеж.

Трудно было в это поверить, но я и сам, влетев в пещеру, на мгновение принял его за Эверса, хотя между высоким, спортивного сложения офицером СС и почти стариком заурядной внешности, умирающим сейчас передо мной, не было ничего общего.

Я склонился к нему еще ниже:

— Останови их, и я гарантирую тебе жизнь. Твоя рана смертельна, но под землей мы нашли такие аппараты, которые полностью восстановят тебя. Более того, я договорюсь, чтобы тебе позволили работать с нами. Поверь мне, вы не сумеете захватить базу.

На этот раз Полаку удалось изобразить некое подобие улыбки:

— Ничего уже не остановить. Эти люди хотят быть свободными, хотят жить, а не заживо сгнить в шахте. Они знают, что сейчас им представился единственный шанс отвоевать свободу и право на жизнь. А насчет захвата ты ошибаешься, Наблюдатель. Я позаботился, чтобы база была уничтожена. Она не достанется никому. То, что вы здесь нашли, должно быть похоронено навечно.

— Дьявол, а как же шанс отвоевать свободу и право на жизнь? — Я схватил его за воротник.

— Умереть свободным тоже не так уж и плохо, — уже чуть слышно прошептал Полак, и через мгновение взгляд его остановился. Он уже никого не видел и не слышал. Я разжал пальцы, и его обмякшее тело завалилось на бок.

— Ты слышал это? Он всех нас укокошить здесь решил! Что он придумал? — заорал я на бледного радиста, но он смотрел на меня немигающим взглядом, будто находясь в ступоре. — Ты что-нибудь знаешь? — посмотрел я на Зигрун.

— Подожди! — Она прижала пальцы к вискам и закрыла глаза. Мне показалось, что я слышу, как бежит секундная стрелка моих наручных часов.

— Он… он отправил отряд с взрывчаткой в скалы над фарватером, ведущим из озера в океан, — наконец произнесла она. — Они уже начали восхождение. Это рядом с портом.

Я прикусил губу. Бой в порту являлся не только попыткой завладеть подводными судами, но и отвлекающим маневром. Выбежав наружу, я припал к биноклю. Полгорода, в том числе и порт, заволакивал дым. Это была хорошая маскировка.

— Тапперт, садись к рации и передавай открытым текстом: «Штаб мятежников во главе с Жеромом Трентиньяном, он же Войцех Полак, уничтожен. Однако Полаком направлена группа взрывников в скалы над выходом в океан с целью обрушения купола и уничтожения фарватера. Штурмбаннфюрер СС Эрик фон Рейн». Передавай постоянно.

Тем временем звуки боя со стороны города стали меняться. Защитники порта при поддержке морской артиллерии взяли инициативу в свои руки и пошли в контратаку, тесня мятежников к центру города, где стрельба уже было поутихла. Жарко вспыхнул бой возле электростанции. Видимо, мятежники решили во что бы то ни стало обесточить город в надежде, что лишь в мертвенном свете Пирамиды группе их взрывников будет легче справиться с задачей, поставленной Полаком. Прозвучал мощный взрыв. Я посмотрел в сторону «Ханебу-3» — из него крупными клубами повалил дым. Неслышно подойдя, Зигрун встала рядом.

— Ты чувствуешь Германа, Зи?

— Он там. — Она указала на электростанцию.

— А Магдалена?

— Я думаю, она с ним.

Я разрывался между необходимостью броситься к скалам и желанием прийти на помощь Магдалене. Зигрун положила руку мне на плечо:

— Я смогу найти ее и защитить, Эрик. Предоставь это мне и не волнуйся. Полак сумел застигнуть меня врасплох, но теперь это сделать будет невозможно.

Я кивнул и десять минут спустя, воспользовавшись брошенным грузовиком, уже мчался мимо порта. По кабине и кузову время от времени барабанили пули то ли своих, то ли мятежников. Вести было нелегко — приходилось по возможности объезжать трупы, которые густо устилали собой дорожное полотно. Я остановил машину только тогда, когда дорога уперлась в нагромождение валунов и обломков скал на берегу озера. Группа моряков во главе с Гюнтером Прином высматривала что-то наверху в свете прожектора, бьющего со стороны порта. Когда я подбежал к нему, Прин с трудом узнал меня в синем комбинезоне техника, заляпанном кровью. Когда же он все-таки распознал во мне Эрика фон Рейна, то тут же показал на расщелину в скалах на высоте около двухсот метров:

— Мы слышали вашу радиопередачу. Вон они — три человека копошатся над самым фарватером.

Потом он показал на рубку подводной лодки у входа в подводный грот. Там примостился матрос со снайперской винтовкой.

— Черт, у них тоже есть снайпер! — крикнул я, заметив четвертого мятежника, спрятавшегося чуть в стороне от остальных.

Выстрел — и моряк на рубке безвольно повис, выронив оружие.

— Рассредоточьте и спрячьте людей! — снова крикнул я и, выдернув из кабины снайперскую винтовку, пристроился за ближайшим валуном. Проведя ладонью по прикладу оружия, я прошептал:

— Не подведи меня, «вальтер».

Дождавшись, когда в поисках следующей мишени снайпер снова выглянет из-за камней, я плавно нажал на спусковой крючок. Разбив ему пулей голову, я перенес огонь на взрывников, которые даже не заметили смерти своего прикрывающего. Когда же я снял одного из них и он мешком полетел в озеро, двое других стали осторожнее и притаились среди скальных выступов. «Если бы на подводной лодке был еще один снайпер», — с сожалением думал я, не отрывая взгляда от места, где прятался противник. Тем временем стрельба и взрывы в городе стали стихать. Защемило сердце при мысли о Магдалене. А взрывники не собирались сдаваться и продолжали копошиться наверху. Мелькнула спина одного из них. Выстрел — промах. Пот стал есть глаза, но я не обращал на это внимания. Я ждал. А что, если уже поздно? Если уже зажжен фитиль и счет пошел на секунды? Вдруг я увидел, как из-за края скалы, нелепо взмахнув руками, выгнулся и повис вниз головой еще один подрывник. Это на рубке подводной лодки все-таки появился новый снайпер. Однако привести в действие адскую машину мог и один человек. Моряк на рубке открыл по скалам беглый огонь. Сдали у моряка нервы или он решил заставить нервничать мятежника, но это дало нужный результат — противник начал суетиться, и я, дождавшись своего мгновения, сумел поразить его в плечо. Диверсант завертелся волчком, и моряк с рубки добил его. Последний из взрывников тоже полетел в озеро.

— Пошлите группу осмотреть место закладки взрывчатки, — бросил я Прину и, запрыгнув в кабину грузовика, помчался к площади города. Стрельбы в городе уже почти не было. По пути я встретил колонну из сотни пленных мятежников, сопровождаемую эсэсовцами во главе с Рихардом Фогелем. Весь мундир его был заляпан бурыми пятнами крови.

— Как ты? Как обстановка? — спросил я, пожимая Фогелю руку и одновременно хлопая по плечу.

— Я в порядке, — улыбнулся он. — Хотя, признаюсь, пришлось туго. Особенно когда мятежники ворвались в ресторан. Половина офицеров погибла в первые же минуты, в том числе и Венцель. Но нападавших все же удалось вытеснить, после чего мы забаррикадировались. Долго бы не продержались, но пришел на выручку помощник Венцеля — Клаус Беркель с комендантским взводом. Всех вывел в сторону комендатуры, где сумели организовать оборону и перегруппироваться. Потом вместе с ребятами, засевшими в электростанции, перешли в контратаку.

— Как Магдалена, Хорст, Хенке? — перебил я его с замиранием сердца.

— Группенфюрер схватил осколок гранаты в грудь, но держался. Магдалена и Хенке помогли добраться ему до комендатуры. Сейчас они все там. У них все в порядке. Хенке от девушки не отходит ни на шаг. Говорит, что, пока вы не появитесь, он отвечает за нее головой. Она сейчас медикам с ранеными помогает. Не волнуйтесь.

— Госпожа Зигрун?

— Эта странная девушка со странным именем тоже там.

У меня от сердца отлегло, и я устало присел на подножку электромобиля.

— Куда ты их?

— Беркель приказал всех пленных собрать на площадке у озера. Офицеров не хватает, приказал мне этим заняться. Вы не против?

— Выполняй, — махнул я рукой.

Фогель погнал мятежников к озеру, а я прислонился к кабине грузовика. Усталость снова навалилась непомерной тяжестью, заныли забытые в горячке боя раны. Я с трудом поднялся и сел на водительское место. Казалось, на мгновение закрыл глаза, но, уткнувшись головой в руль, заснул мертвым сном.

Глава 19

В результате мятежа наши потери погибшими составили двести восемьдесят человек, из них пятьдесят офицеров и тридцать восемь гражданских специалистов. Кроме Ханцеля и Баера, погибли все офицеры, направленные в Новый Берлин с инспекцией. По счастью, не пострадали ни женщины, ни дети. Раненых было тоже немало, но благодаря техномагии медицинского отсека «Молоха» их удалось быстро поставить в строй. Даже Баер уже несколько дней спустя мог ходить. Несмотря на активное самовосстановление, я также воспользовался одним из «саркофагов», как их называл Этторе Майорана. Вечером того же дня Магдалена с удивлением рассматривала на моем теле чуть заметные рубцы, оставшиеся от серьезных огнестрельных ран.

Объекты проекта «Атлантида», кроме «Ханебу-3», теперь требовавшего серьезного ремонта, не пострадали. Во время мятежа два эсэсовца, охранявших подземную лабораторию Осириса, а вместе с ними Марио Корелли и Бруно Лугано, оказавшиеся поблизости, сумели забаррикадироваться, и все попытки нападавших проникнуть внутрь запретного помещения оказались тщетными.

Сильно пострадала курируемая Венцелем лаборатория по созданию ядерного оружия. Почти все специалисты, работавшие в ней, были убиты.

Потери мятежников в живой силе были более ощутимыми. Из четырех тысяч участников восстания в живых осталось чуть более полутора тысяч. Их загнали в отдельный сектор концентрационного лагеря. Рейхсфюрер, взбешенный мятежом, приказал всех расстрелять. Хорсту пришлось несколько раз радировать в Берлин с просьбой пересмотреть приказ, ссылаясь на нехватку рабочих рук для восстановления Нового Берлина и продолжения исследовательских работ. Также он предложил провести дознание с целью выявления зачинщиков мятежа. Гиммлер, видимо, осознав, что проекты «Аненербе» затормозятся еще больше, скорректировал свой приказ. Теперь он настаивал на немедленном выявлении и расстреле только зачинщиков мятежа. Остальные должны были уничтожаться по мере прибытия новых партий узников.

В связи с крупными потерями офицерского состава в руководстве «Базы-211», а с недавних пор «Новой Швабии» были сделаны кадровые перестановки. По предложению Хорста и Беркеля, занявшего место Венцеля, рейхсфюрер временно возложил на меня обязанности начальника охраны «Новой Швабии». Оберштурмбаннфюрер СС Гюнтер Ханцель, после всех этих событий не показывающий носа из своей комнаты в жилом корпусе, круглосуточно охраняемом эсэсовцами, при первой же возможности с нескрываемым облегчением отправился с докладом о последствиях мятежа в Германию. Вильгельм Баер был оставлен на базе. На него возложили функции начальника концентрационного лагеря и поручили сформировать комиссию по расследованию мятежа.

Приняв командование над остатками батальона охраны, я разделил его на две части, поставив во главе одной из них Хенке, а другой — Фогеля. Хенке поручалось обеспечивать охрану города, порта, производств и лабораторий, а Фогелю охрана рудника и концлагеря. Одновременно я поручил Фогелю хорошенько приглядывать за Баером, напрямую заявив ему, что подозреваю в штурмбаннфюрере изменника. Охрану объектов проекта «Атлантида» я оставил за командой «Зет», доведя ее численность за счет бывшего батальона Эверса до ста человек. На офицерские должности я временно назначил унтершарфюра СС Грубера, а также Тапперта и Майера, позаботившись о присвоении последним унтер-офицерских званий.

Восстановление тем временем шло тяжело. Поставки оборудования, материалов и продовольствия из Аргентины и Германии стали нерегулярными. Военнопленные постоянно пытались саботировать работы. Только после того как Баер и Фогель к концу ноября выявили полдюжины зачинщиков, оставшихся в живых после мятежа, и прилюдно их расстреляли, дело пошло быстрее.

В ночь после этого расстрела, глядя в потолок, я размышлял над действиями Баера. Магдалена, которая, казалось, уже давно спит, вдруг заговорила:

— Баер, скорее всего, является двойным агентом — завербован и британской, и советской разведками. И здесь он, возможно, должен был встретиться не со мной, а с Маркусом, например.

Я развернулся к девушке и провел рукой по ее теплому бедру.

— Я думаю, что такие люди, как Баер, работают только на себя. Весьма самоуверенный и наглый тип, который считает, что весь мир должен вращаться вокруг него. Не знаю, на чем его зацепили коммунисты или твои коллеги, но работать он будет только на себя.

— Наши, скорее всего, предложили ему кругленькую сумму и гарантии на случай падения рейха.

Я провел рукой по ее животу.

— Но Баер человек прагматичный и поэтому, видимо, решил подстраховаться, пойдя на контакт и с советской разведкой. От Маркуса ему хватило гарантий безопасности и возможности подставить фон Рейна. Он давно то ли недолюбливает, то ли боится меня.

— И все же ты спас ему жизнь.

Я коснулся ее груди.

— У меня странное предчувствие, что он мне еще пригодится, а пока Фогель присматривает за ним.

Я хотел поцеловать ее в губы, но Магдалена отстранилась.

— Эрик, расстрелов больше не должно быть.

Я вздохнул:

— Этих шестерых мне отстоять не удалось. Хорст и Беркель слишком напуганы мятежом. Я с трудом добился увеличения нормы довольствия для заключенных. Ты же знаешь, что поставки стали нерегулярными. Надеюсь, что эта кровь была последней.

Магдалена села в постели:

— Что дальше, Эрик? Вы восстановите базу, пройдут удачные испытания летающих тарелок и нового оружия. А что дальше? Новый, еще более разрушительный виток мировой войны? Не лучше ли было дать Полаку возможность сделать свое дело?

Сев на край кровати, я с тоской подумал: «Почему я не курю?» — а вслух произнес:

— Вместо Венцеля куратором ядерного проекта назначен Хорст. Мятеж под руководством Полака отбросил разработки на месяцы, если не на годы назад. Ты как секретарь группенфюрера сама в этом убедишься. Оружие Шумера нам также пока недоступно. Что же касается экспедиции к Альдебарану, то она должна состояться, и неважно, что будет изображено на борту корабля — свастика или что-то иное. Важно, кто будет входить в состав экспедиции. Вот на это мы с тобой имеем возможность и обязаны повлиять.

Минуту спустя Магдалена молча сжала мне руку. «Она со мной», — успокоился я.

Вечером следующего дня, когда мы с Магдаленой выходили из кинотеатра, нас догнал Аполлон Цимлянский. Обычно дни и ночи проводивший возле техники, ученый вдруг выкроил время, чтобы посмотреть фильм, весьма далекий, как мне казалось, от круга его интересов.

Приподняв шляпу и вежливо поздоровавшись, он спросил:

— Как вам понравилась картина?

— О, я обожаю фильмы с участием Ольги Чеховой. Особенно мне понравились «Мулен Руж» и «Красивые орхидеи», — улыбнулась Магдалена.

— А вы знаете, госпожа Магдалена, что Ольга, перед тем как эмигрировать в Германию в 1921 году, пережила разрыв со своим мужем — Михаилом Чеховым, который является родственником Антона Павловича Чехова — великого русского писателя? — мягко заговорил Цимлянский, неспешно вышагивая рядом с нами.

— Нет, не знала. А что вы еще знаете о ней?

— Вам, конечно, известно, что фюрер тоже любит фильмы с участием Чеховой. Но надо же какое совпадение — особенно он всегда выделял именно «Мулен Руж» и «Красивые орхидеи».

— О, фюрера всегда отличал тонкий вкус, — поддерживала беседу Магдалена, глядя на Цимлянского.

— Мне приходилось общаться с Ольгой, и должен вас уверить, что она не только красивая женщина и восхитительная актриса. Это человек острого и проницательного ума. Несмотря на то что она родом из России, она считает своим домом Германию, и будущее этой страны ей небезразлично.

Мне показалось, что Цимлянский смотрит на Магдалену слишком пристально, и, почувствовав укол ревности, я несколько резковато прервал ученого:

— Куда вы клоните, Аполлон? Говорите прямо.

Цимлянский остановился. Остановились и мы.

— Я просто хотел сказать вам, Эрик, что нет оснований не доверять мне. Я давно уже считаю Германию своей родиной. С большевистской Россией меня ничто не связывает. Весь цвет нации был вырезан в Гражданскую войну. Не осталось и росточка. У власти стоят хамы и палачи. Не буду кривить душой и уверять вас в своей преданности идеям национал-социализма. Я далек от политики. Я просто верю в Германию, но не в Советскую Россию.

Сказав все это, Цимлянский чуть приподнял шляпу и быстро зашагал прочь.

Видимо, Майорана рассказал Цимлянскому о моем подозрительном к нему отношении, или же он понял все сам. Хотя, должен признать, оснований не доверять ему действительно не было. По крайней мере, сейчас.

— Интересный человек, — покосилась на меня Магдалена.

Глава 20

На следующий день пропали Корелли и Лугано. Точнее, это случилось еще ночью. Несколько дней назад они вместе с Майораной решили опробовать пришедшую в голову Корелли идею по вскрытию неизученных помещений подземного города. Электронный мозг, управляющий городом, блокировал большинство наших попыток проникновения. Однако Майорана, проводя сутки напролет в «Молохе», сумел почти полностью понять принцип работы подобного мозга, отвечающего за управление кораблем. Более того, «Тор» — «электронный командир» «Молоха» благодаря Этторе стал практически полностью управляем и готов к выполнению любой задачи. Тогда Корелли предложил физику поставить «Тору» задачу войти в контакт с машиной, контролирующей город атлантов, и ввести команду на вскрытие одной из таинственных комнат. Поначалу у них ничего не получилось. «Аид» — мозг подземного города доложил о своей готовности, но потребовал введения кодового слова. Такими словами были закодированы механизмы замков большинства помещений подземелья. Лугано удалось расшифровать символы на одной из дверей, и, когда было уже далеко за полночь, они ввели предполагаемый пароль. «Аид» пароль принял и открыл вход. Марио и Бруно должны были доложить об этом Хорсту или, по крайней мере, мне. Однако, не дождавшись утра, нетерпеливые итальянцы вошли в комнату и… исчезли. Утром Этторе, не рискуя отправляться вслед за ними, доложил Хорсту о ночном эксперименте и пропаже исследователей. Группенфюрер, я и Майорана отправились в подземелье. С нами попытались пойти Зигрун и Магдалена, но я настоял, чтобы они остались.

Через час мы добрались до отдаленного помещения на шестом уровне и остановились перед непримечательными створками с рядами шумерских символов-ребусов.

— Я перекодировал вход на себя, — сказал Майорана и провел ладонью по шероховатой поверхности дверей.

Створки разъехались в стороны, и в помещении автоматически вспыхнул яркий белый свет. Мы вошли внутрь и осмотрелись. Сферообразная комната с идеально белыми стенами была небольшой и абсолютно пустой. Лишь в центре высились два четырехметровых, до самого потолка, черных обелиска. Похожие, только более монументальные, были установлены и в ангаре с «Молохом».

— Думаю, что это Портал. Вот только куда? — задумчиво произнес группенфюрер и посмотрел на Этторе.

— В базах данных «Тора» и «Аида» по этому помещению нет ничего, кроме числового кода. Даже графическая схема отсутствует.

Я подошел к обелискам и почувствовал слабую вибрацию.

— Эрик! — Это был голос Магдалены. Все-таки она нарушила запрет и теперь стояла у входа в отсек вместе с Зигрун. В глазах любимой женщины я читал немую просьбу: «Пусть первым будет кто-нибудь другой. Только не ты». Я невольно сделал шаг назад. Хорст обратился к Зигрун:

— Ты что-нибудь чувствуешь, Зи?

Женщина подошла к обелискам вплотную и, закрыв глаза, прижала ладони к вискам.

— Это очень далеко отсюда. Похоже… похоже, это Марс.

— Не может быть, — пролепетал Майорана.

— Что с Корелли и Лугано?

— Думаю, что они живы. — Зигрун отняла руки от бледного лица.

Хорст воззрился на меня:

— Что будем делать дальше?

Я лихорадочно вспоминал, что мне известно о Марсе. Эта планета является соседом Земли по Солнечной системе. Диаметр Марса примерно вдвое меньше земного. Один оборот вокруг Солнца эта планета совершает за два года, а сутки длятся двадцать четыре с половиной часа. Атмосфера предположительно состоит из углекислого газа. Гравитация меньше земной в три раза. В 1902 году американские астрономы зафиксировали на Марсе несколько сотен вспышек, которые перемещались с места на место.

— Нужна подготовка, — пробурчал я, искоса поглядывая на Магдалену.

К вечеру экспедиция на Марс была подготовлена. В ее состав вошли я, Зигрун, Грубер и Хенке. Мы стояли перед черными обелисками, затянутые в герметичные высотные костюмы пилотов-испытателей. За плечами у нас были кислородные баллоны, на головах гермошлемы. Такие комплекты снаряжения на основе чертежей и фрагментов, найденных в «Молохе», были разработаны и собраны для пилотов летающих дисков в лабораториях «Аненербе». Бывший коллега Хенке по Люфтваффе в последний раз осмотрел нас и кивнул Хорсту. Тот подал знак Зигрун, и она встала между обелисками. Постояв несколько секунд, она коснулась рукой одного из них, и мы увидели, как ее фигура начинает медленно терять очертания. Я почувствовал усиление вибрации. Зигрун прикоснулась другой рукой к противоположному обелиску и замерла. Еще мгновение, и она исчезла без малейшего следа. Магдалена протянула руку в мою сторону, но Хорст взял ее за плечи и потянул к выходу. Я шагнул вперед и, раскинув руки в стороны, коснулся обелисков. Помещение вокруг меня завращалось с бешеной скоростью, и я закрыл глаза. Открыв их снова несколько секунд спустя, я обнаружил, что нахожусь в похожем помещении, но стены здесь были иссиня-черные, а обелиски белыми. Зигрун уже ждала меня у выхода. Шлем был у нее в руке. Снимая свой, я обрадованно подумал: «Если здесь есть воздух, значит, Корелли и Лугано действительно все еще живы».

Когда через пару минут весь состав экспедиции был в сборе, мы двинулись по узкому и высокому коридору, ведущему от Портала в неизвестность. Света здесь не было, и пришлось включить фонари. Метров через сто мы уперлись в дверь. Она была, как ни странно, не автоматическая и отпиралась простым поворотом нескольких герметизирующих рычагов-кремальер. Отперев ее, мы оказались в небольшом, даже тесноватом помещении, напоминающем центральный пост подводной лодки. При нашем появлении зажегся тускло-красноватый свет, напоминающий аварийный. Мы стали осматриваться. На стенах виднелись плотные ряды телеэкранов, разноцветные кабели тугими жгутами вились между бесчисленными приборами и панелями с кнопками и тумблерами. По периметру помещения размещались полдюжины сложных, увешанных приборами и приборчиками кресел. Все вокруг казалось мертвым и давно неиспользуемым. «Несколько архаично по сравнению с Пирамидой атлантов или „Молохом“», — подумалось мне. Я сел в самое большое кресло, которое располагалось в центре отсека, и тут же чуть не подпрыгнул от неожиданности. Откуда-то с потолка резко опустился вниз и оказался перед моими глазами прибор с окулярами и рукоятками, сильно напоминающий перископ. Все вокруг уставились на меня. Помедлив, я приник к окулярам и поначалу ничего не увидел. Но стоило только нажать большим пальцем на одну из кнопок на рукоятке, как перископ позволил мне рассмотреть простирающиеся, насколько хватало глаз, пологие дюны из красноватой пыли и тонкий рваный слой облаков над ними. Похоже, это действительно был Марс.

Хенке позвал меня. Оторвавшись от перископа, я уступил место Зигрун и подошел к Вернеру. Он показал на глубокую нишу в дальней стене, где в ряд расположились несколько костюмов, подобных нашим. Двух не хватало.

— Командир, — окликнул меня Грубер, сменивший Зигрун в кресле наблюдателя и развернувшийся на сто восемьдесят градусов.

Я вернулся к перископу и снова приник к окулярам. Над кромкой красных скал у самого горизонта, в разряженной атмосфере Марса, зависло серебристое сигарообразное тело. По экрану поползли математические выкладки, и спустя несколько секунд я знал, что общая длина этого аппарата, находящегося в десяти километрах от нас, составляла более трехсот метров, диаметр центральной части — пятьдесят. Я предложил взглянуть в перископ всем остальным. Сам же продолжил осматривать скафандры в нише. Костюмы были с мощными бронированными панцирями и шлемами. Конструкция позволяла надеть и подогнать костюм на человека практически любого роста — от полутора до двух метров. Но больше всего меня заинтересовало оружие, входящее в комплект. Это был тяжелый плоский пистолет. Я взял его в руку. Благодаря точно выверенному центру тяжести он лег в ладонь как влитой, хотя для человека был явно великоват. Тусклый зеленый огонек пробежал по рукоятке, докладывая о полной готовности. Это был лазерный пистолет с гордым названием «Слуга Шумера».

— Как думаешь, что это? — подошла ко мне Зигрун.

— Ты о «сигаре»?

— Да.

— Даже предположений нет. Ты что думаешь?

Зигрун пожала плечами.

Пройдя сквозь небольшой шлюз, мы оказались в туннеле естественного происхождения. Двери шлюза автоматически захлопнулись, погрузив нас в абсолютную темноту. Для меня она не являлась препятствием, но мои спутники дальше двигаться не могли, и я разрешил включить фонари. Их свет выхватил неровные красноватые стены, почву, усеянную небольшими валунами. Я посветил на двери шлюза снаружи и, увидев все такие же красные выщербленные стены, отметил про себя идеальность маскировки. Грубер нацарапал ножом крест, и мы двинулись по туннелю. Идти по нему было неудобно. Время от времени он так сужался, что мы с трудом протискивались по одному. Мешала и непривычно малая по сравнению с земной сила тяготения, которая нарушала координацию движений. Однако уже через полчаса мы приспособились к этому неудобству и достаточно быстро двигались вперед, ловко преодолевая возникающие по пути препятствия в виде отколовшихся от стен фрагментов. Я пытался разглядеть следы пропавших итальянцев, но пыльное дно туннеля кишело разнообразными насекомыми, спешащими по своим делам и не обращающими на нас никакого внимания. Их панцири постоянно хрустели под ногами. Раздавленные трупики мгновенно растаскивались их сородичами по многочисленным норкам в стенах. Вскоре мы оказались у развилки, и пришлось разделиться на две группы. Я отправился дальше в сопровождении Зигрун. Помня, что Хорст к ней неравнодушен, я не хотел упускать ее из вида.

Через несколько минут впереди забрезжил мутноватый свет, и вскоре мы оказались у выхода на поверхность планеты. Я дал знак Зигрун, чтобы она прижалась к стене за моей спиной, после чего осторожно выглянул наружу. Выход из пещеры находился в довольно крутом склоне высокой скалы, которая вместе со скальной грядой напротив служила защитой для небольшой долины, покрытой ровным слоем песка. Над долиной, чуть ниже нас, застыл серебристый сигарообразный летательный аппарат, который совсем недавно я наблюдал в перископ. Длинный монолитный корпус матово отливал металлом. Объект неподвижно висел в двух десятках метров над поверхностью планеты. Под ним, на красном песке, блестело серебром странное сооружение кубической формы высотой около трех метров. Я сильнее вжался в камни. Любопытная Зигрун подползла к краю пещеры и наблюдала за происходящим вместе со мной. Куб медленно стал подниматься вверх и наконец скрылся в чреве гигантской «сигары», которая, в свою очередь, поплыла вверх. Когда она поднялась над скалами, я увидел, как открылись створки по бокам ее покатого тела и выдвинулись многочисленные сопла. Скала чуть задрожала. Из сопел вырвались узкие вибрирующие языки прозрачного газа, и необычный корабль исчез, взметнув за собой стену красной пыли.

Когда красная взвесь улеглась и я решал, спускаться в долину или повернуть назад, Зигрун показала рукой вниз. Я пробежал взглядом по склону. Что-то блеснуло среди камней. Приглядевшись, я понял, что это скафандр. Осторожно спустившись, я поднял забрало ультрафиолетовой защиты. Это оказался Корелли. Он был или мертв, или без сознания. Датчик кислорода в его баллонах застыл на нуле. Легко забросив безвольное тело на плечо, я побежал вверх по склону.

Ввалившись в наблюдательный пункт, мы положили Корелли на пол и стали стягивать с него бронированный костюм. Хенке и Грубер все еще отсутствовали. Я похлопал Корелли по щекам, нащупал пульс. Марио был жив, но расшевелить его мне не удавалось. Видимых повреждений на теле не было. Уложив итальянца на узкий топчан у одной из стен, я попытался связаться с Хенке. В наушниках слышался лишь треск, но отправиться на поиски офицеров мне не пришлось. Через минуту они вошли в отсек. Сняв шлем, перевозбужденный Хенке сразу обрушил на меня поток информации и своих эмоций:

— Штурмбаннфюрер, мы нашли целое звено летающих дисков. Пять аппаратов, целых и невредимых, стоят в подземном бункере уровнем ниже. Правда, там пыли почти по колено, но все в отличном состоянии. Даже… Даже вооружение на месте! Никаких видимых повреждений! Более того, они явно делались под людей, во всяком случае, под человекоподобных.

— Успокойся, — перебил его я. — Вы Лугано нашли?

— Нет, — сник Хенке, — никаких следов.

Заметив Корелли, над которым уже склонился Грубер, Вернер вопросительно посмотрел на меня.

— Нашли на поверхности, но вроде бы еще жив. Вот только не могу понять, что с ним.

Но тратить время на выяснение причин бессознательного состояния Корелли я не стал и дал команду подготовиться к убытию на Землю. Грубер и Хенке подхватили Корелли, я взвалил на себя один из скафандров и нацепил пару «слуг». О том, что «прыжок» домой может не получиться, я старался не думать. После того как Зигрун, встав между обелисков, растворилась в воздухе, я подтолкнул вперед своих офицеров, поддерживающих тело Марио. Вслед за ними шагнул вперед и сам.

Перемещение прошло успешно, и уже через пару часов, после сытного ужина, мы собрались обсудить итоги экспедиции в кабинете Хорста. Магдалена смотрела на меня такими влюбленными глазами, будто я отсутствовал вечность, а не несколько часов.

Выслушав поочередно каждого из нас, Хорст подпер подбородок сжатыми в замок руками и задумчиво уставился в точку на стене. Воцарилась тишина.

— Меня тревожит сигарообразный летательный апарат, а также то, что марсианский Портал действует в автоматическом режиме. Может быть, целесообразно заминировать Портал, установив датчики движения? — нарушил тишину мой голос.

— Лугано? — спросил Хорст, все так же глядя в невидимую точку.

— Думаю, что если бы он был жив, он был бы здесь, — негромко ответил я.

Хорст посмотрел на Зигрун.

— Ничего, — тихо сказала она.

Хорст снова замолчал и стал набивать трубку.

— Корелли надо диагностировать через медицинский отсек «Молоха», — снова заговорил я.

— Я уже распорядился. — Хорст затянулся. — Зигрун, попробуй связаться с Теей и выяснить что-либо про «сигару».

Девушка кивнула. Хорст выпустил кольцо дыма и, помолчав еще немного, отправил всех отдыхать, попросив меня задержаться.

Когда все вышли, он отложил трубку в сторону:

— Пять летающих дисков с оружием будущего на борту, Эрик. Надо направить команду для их изучения. Возможно, впоследствии мы сможем переправить их сюда.

В сомнении я потер подбородок. Из головы у меня не шел странный корабль, виденный на Марсе.

— Кстати, ты еще не успел испытать, как они в деле? — Группенфюрер бросил взгляд на двух «слуг», лежащих на краю стола.

— Нет.

— Ты знаешь, у меня предчувствие, что они отлично работают. — Хорст снова взял трубку. — И все же, что ты думаешь насчет марсианской базы?

— Строилась она явно в расчете на людей-геноргов, которые и несли там боевое дежурство. Видимо, это был постоянный форпост. Но сейчас меня тревожит вопрос о том, что же все-таки случилось с Корелли и Лугано. Я почти уверен, что пропажа Лугано и состояние Корелли напрямую связаны со странным летающим объектом, виденным мною. Может быть, стоит повременить с направлением специалистов на Марс до выздоровления Марио?

— Ты прав, попробуем сначала привести в чувство Корелли и узнать о Марсе побольше. В Берлин пока докладывать не будем, а помещение с обелисками заминируем. — Группенфюрер взглянул на часы: — О, уже поздно. Пора отдыхать. Оружие испытаем завтра утром.

Когда, покинув кабинет Хорста, мы с Магдаленой прошли в нашу квартиру, девушка без слов бросилась мне на шею, а я начал покрывать ее шею и лицо поцелуями. Казалось, что с нашего расставания прошла целая вечность. «Как же она мне дорога!» — подумал я. И спустя несколько минут, когда мы оказались в постели, меня, кроме нее, уже больше ничто не интересовало. Все чудеса Марса вылетели из головы и смиренно уступили место любви к земной девушке.

Утром нас ждали скверные новости. Сканирование мозга Корелли показало, что в нем присутствует микроскопический инородный элемент, выполненный из синтетического биоматериала, заключенного в капсулу из металла, не встречающегося на Земле. Попытка извлечь капсулу могла привести только к летальному исходу. Осмотр Корелли медиками еще не был закончен, когда Зигрун сообщила нам, что ночью ей удалось установить телепатическую связь с Теей.

— Тип корабля, описанный мной, ей знаком. Он принадлежит высокоразвитой расе с планеты Марб, находящейся в пяти тысячах световых лет от нас. Шумер находится в состоянии войны с представителями этой расы. Она таит в себе большую опасность. Люди, побывавшие у марбов, как они себя называют, уже не являются людьми и подлежат уничтожению, — расстроенно поведала Зигрун.

— Какого рода опасность несет эта раса? — озабоченно спросил группенфюрер.

— Что ими движет, неизвестно, они не сдаются в плен и не идут на переговоры. Они тайно наблюдают за другими разумными расами, внедряют своих лазутчиков и организуют диверсии исходя из только им одним известных соображений.

Разговор, который проходил в кабинете группенфюрера, прервал телефонный звонок. Сняв трубку, Хорст узнал, что Корелли пришел в себя и его состояние удовлетворительное. Однако на вопрос о событиях, приведших к коме, итальянец ответил, что ничего не помнит.

— Переведите его в подземный изолятор медицинского корпуса. Сейчас фон Рейн пришлет охрану, — завершил телефонный разговор встревоженный новостями группенфюрер.

После того как я распорядился направить для сопровождения и охраны Корелли двух эсэсовцев из команды «Зет», Хорст задумчиво взял обе кобуры со «слугами» и произнес:

— Дойдем до полигона, испытаем. Заодно подумаем, что делать с Корелли.

Магдалена осталась разбираться с документами, а я с Хорстом и Зигрун отправился на полигон, который располагался под соседним карстовым куполом. Через час мы были на месте — трехкилометровой бетонированной площадке с парой бункеров. Вдали виднелся концентрационный лагерь, ярко залитый светом прожекторов.

Пока Хорст несколько озадаченно рассматривал одного из «слуг», я взял второго и привел его в боевое положение. Группенфюрер стал внимательно следить за моими действиями. Я же, выбрав в качестве цели один из двух экземпляров «Т-34» метрах в ста от нас, выставил максимальную мощность, прицелился и нажал на спусковой крючок. Широкий, но прозрачный и почти невидимый, луч ударил в центральную часть башни танка. Хорст посмотрел в бинокль. Я же и без бинокля разглядел дыру с оплавленными краями величиной с кулак.

— Впечатляет, — отнял бинокль от глаз Хорст.

Хорст и Зигрун сделали еще несколько пробных выстрелов.

— Такой лазерный пистолет рассчитан на двадцать-тридцать минут непрерывной работы, в зависимости от регулировки мощности. Потом требуется перезарядка или смена зарядной батареи.

— Когда ты успел все это разузнать? — внимательно посмотрел на меня Хорст.

— Успел, — спокойно ответил я. — Оружие весьма опасное. Надо быть очень осторожным при его использовании.

— Припрячем их пока, — пробурчал под нос Хорст. Рассмотрев шумерские знаки на оружии, он вложил «слуг» в чехлы.

— Эрик, Баер отблагодарил тебя за спасение? — спросила Зигрун, глядя в сторону концлагеря.

— Да, но достаточно прохладно. Впрочем, иного я от него не ожидал.

— Давно его не видела.

— Он и Фогель руководят восстановительными работами. Баер старается за всем проследить лично. Не волнуйся, Зи. Фогель за ним присматривает. — Я улыбнулся. — А я присматриваю за ними обоими. Второго мятежа не будет.

Вернувшись в город, мы направились в медицинский корпус. По пути мы решили, что, пока будем расспрашивать Корелли о произошедших с ним событиях, Зигрун попробует проникнуть в его сознание.

Когда мы вошли, Корелли, поджав ноги, сидел на койке, привинченной к полу, и смотрел в стену напротив себя. На нем была пижама бледно-голубого цвета. Увидев нас, он встал навстречу. После приветствий Хорст предложил Марио снова присесть. Сам же встал напротив него, заложив руки за спину. Зигрун села в углу комнаты на один из стульев, принесенных медиком по указанию группенфюрера. Я, скрестив руки на груди, прислонился к стене рядом с девушкой. При этом Корелли оказался сидящим к нам вполоборота. Он был спокоен и лишь выжидательно смотрел на группенфюрера.

— Как ты себя чувствуешь, Марио? — начал Хорст.

— Нормально, группенфюрер, — несвойственным ему бесцветным голосом ответил Марио.

— Ты помнишь, что с тобой произошло в подземном городе? Напомню, что вы с Лугано нашли возможность вскрыть помещение «двадцать один бис» на шестом уровне. Хотелось бы знать, что произошло дальше.

Корелли посмотрел в мою сторону, потом на Зигрун:

— Последнее, что я помню, так это то, как мы вошли в помещение. Больше ничего. Неужели случилось что-то ужасное? Мне ничего не говорят, поместили под замок.

— Вы вошли в действующий межпланетный Портал. Фон Рейн обнаружил тебя на поверхности Марса. Лугано пропал без вести.

Корелли снова бросил взгляд в мою сторону. Как ни странно, но на лице обычно импульсивного итальянца не было абсолютно никаких эмоций.

— Не помню, — все так же ровно и без эмоций ответил он.

Хорст взял свободный стул и, сев напротив Марио, тяжело вздохнул:

— Марио, в лаборатории «Молоха» сканировали твой мозг. Выяснилось, что в него имплантирован микроскопический инородный предмет искусственного происхождения. По всей видимости, это какой-то прибор неизвестного предназначения. Нам нужны объяснения, Марио.

— Не может быть. Надо провести повторное исследование. Это ошибка, — спокойно сказал Корелли и снова взглянул в мою сторону. И тут я понял, что его интересую не я. Боковым зрением он пытался следить за Зигрун, которая сидела с закрытыми глазами. Вдруг она вскочила с места и, широко раскрыв глаза, прижалась к стене. Корелли, быстро отклонившись назад, нанес Хорсту резкий удар ногой в грудь. Группенфюрер еще летел вместе со стулом к противоположной стене, а Корелли уже метнулся к Зигрун. На полпути я остановил его ударом кулака в висок. Корелли отлетел в сторону, но тут же вскочил на ноги, одновременно метнув в мою сторону стул. Я подставил руку — в сторону полетели щепки. И тут же, пропустив молниеносный удар в корпус, я оказался на полу.

Корелли подскочил к двери и, распахнув ее, уперся грудью в ствол автомата эсэсовца, охранявшего палату. Мгновение спустя охранник отлетел в сторону, а Корелли ринулся к выходу из бокса. Я попытался подняться, но сломанные ребра вонзились в легкое, и я скорчился от боли на полу. Зигрун выхватила у меня из кобуры «вальтер» и бросилась вслед за беглецом.

«Тяжелая дверь изолятора заперта снаружи вторым охранником, и Корелли не удастся выбраться. Он бросится назад, чтобы взять заложника и выйти», — подумал я и, собравшись с силами, встал на ноги. В коридоре один за другим раздались три выстрела. Я выглянул наружу. В руке Зигрун дымился пистолет. В ее сторону, оставляя кровавый след, быстро полз Корелли с перебитыми ногами. Еще выстрел, и он уткнулся лицом в пол. Я подошел к Зигрун и, все еще глядя на тело Корелли, спросил:

— Что ты почувствовала, Зи?

— Это… это было что-то вроде любви. — Зигрун протянула мне пистолет.

— Что?! — изумленно переспросил я.

— Только эту любовь я сравнила бы с любовью людоеда к человеческому мясу. — Она развернулась и быстро зашагала в палату, где, сидя на полу и держась за голову, постанывал Хорст.

Для группенфюрера итогом встречи стало сотрясение мозга, для меня же два сломанных ребра и горечь от потери соратника и единомышленника, каковым я считал Марио Корелли. Корелли — бесстрашного исследователя и веселого рассказчика — больше не было. В медицинском изоляторе к койке теперь было привязано неизвестное нам существо.

Благодаря мощной способности человеческого организма к регенерации поврежденных тканей и возможностям «Молоха» я восстановился уже через сутки. И хотя Магдалена, не веря своим глазам, все пыталась ухаживать за мной как за раненым, я уже был полностью здоров.

Хорст, еще лежа в лазарете, поручил мне последний допрос Корелли. И хотя я оттягивал этот момент, как мог, через несколько дней мне все-таки пришлось переступить порог тщательно охраняемого изолятора. Пройдя по длинному коридору, я остановился перед знакомой дверью, которую охраняли два эсэсовца из моей команды. Вслед за мной подошел невысокий худенький человечек в белом халате и с чемоданчиком в руках. Я помнил его. Он участвовал в допросе лейтенанта Дитриха на базе «Аненербе» под Мюнхеном. Вместе с человечком мы зашли в палату.

Он лежал весь в бинтах и ремнях, плотно фиксирующих его тело, и смотрел в потолок. Дыхание его было ровным и спокойным. Я присел на табурет, привинченный к полу в метре от койки. В палате было тихо. Сюда, на глубину пяти метров, не проникал ни один звук извне. Я не знал, стоит ли вообще пытаться поговорить с этим существом. Поэтому я молча сидел в звенящей тишине. Человечек с чемоданчиком застыл у двери.

«Что же привело тебя сюда?» — мысленно задал я свой вопрос.

Он шевельнулся и медленно повернул голову в мою сторону. Глаза его не выражали ничего. Несколько секунд он безмолвно смотрел на меня и вдруг сказал вслух:

— Со мной что-то не так.

Я подался вперед, уловив знакомые человеческие интонации, но тело Корелли конвульсивно дернулось, а глаза помутнели и закатились. Из носа и ушей хлынули ручейки крови. Вызванный медик констатировал смерть.

— На вскрытие, — сказал я человечку, выходя из палаты. На душе было тягостно.

Вечером того же дня сработали датчики движения у марсианского Портала. Пришельцев или пришельца разметало в куски. Останки аккуратно собрали и отправили в лаборатории «Аненербе», а обелиски обложили новой порцией взрывчатки. Хорст составил рапорт о гибели двух итальянских специалистов при попытке вскрыть одно из помещений Атлантиды, объяснив их смерть внезапно сработавшей древней ловушкой.

Ночью я долго не мог заснуть, размышляя о возможных последствиях событий последних дней. Стараясь гнать от себя тревожные мысли, я крепче прижимал к себе Магдалену.

Глава 21

К концу декабря сорок третьего года восстановительные работы в Новом Берлине почти закончились, а на бетонированной площадке у озера были собраны и готовы к новым испытаниям летательные аппараты «Врил», «Ханебу-2» и «Ханебу-3». Был готов к полету и «Молох». На испытаниях собирался присутствовать рейхсфюрер, но, по всей видимости, положение на театре военных действий было неважное и возможности появиться в Новом Берлине у Гиммлера не возникло. Вместо него прибыл оберштурмбаннфюрер Вальтер Вюст. Одновременно с ним на пирсе Нового Берлина появилась группа людей в гражданском платье во главе с неким доктором Фрицем Раухом. Матросы с помощью лебедок возились с их багажом — длинными металлическими ящиками, опутанными трубками и проводами, выгружая их из торпедного отсека. Сначала мы с Хорстом подумали, что это ожидаемая группа физиков-ядерщиков, но, как оказалось, ошиблись.

— Доктор Раух и его группа специалистов будут заниматься исследованием так называемой лаборатории Осириса и возможностей медицинского оборудования «Молоха», — пояснил Вюст уже в кабинете Хорста, где мы остались втроем, в то время как остальные прибывшие разошлись обустраиваться по комнатам.

Хорст озадаченно посмотрел на Вюста и хотел что-то возразить, но Вюст, нахмурившись, продолжил:

— Они будут подчиняться напрямую рейхсфюреру. Таково его указание. Более того, доступ в помещения, где будет работать Раух, должен осуществляться только с его разрешения.

— Черт, Вальтер! То, о чем идет речь, неразрывно связано с проектом «Атлантида», руководителем которого я являюсь. Все это должно изучаться как единое целое. Мы уже добились ощутимых успехов в… — Хорст запнулся. — Или мне не доверяют?

— Нет, Герман, нет, — попытался успокоить его Вюст. — Просто нельзя объять необъятное. Рейхсфюрер просто хочет немного разгрузить тебя. Доктор Раух — хороший специалист. Тебе не о чем беспокоиться.

— И в чем же он специалист?

— Генетика и медицина, — кратко пояснил Вюст.

Хорст заложил руки за спину и с недовольным видом уставился в окно:

— Что-то я о нем ничего не слышал.

— Он давно работает под личным руководством рейхсфюрера. Его работы не афишируются. Даже я о нем ничего не знаю.

— Именно это меня и настораживает, — зло сказал группенфюрер.

— Вы сможете сосредоточить силы на исследовании вооружения древней расы. Рейхсфюрер недоволен отсутствием реального результата в этом вопросе.

Хорст промолчал, продолжая смотреть в окно. Вюст встал рядом с ним, и несколько минут они вместе обозревали панораму Нового Берлина. Наконец, не поворачивая головы, Вюст негромко сказал:

— Полет «Молоха» к Альдебарану должен состояться независимо от результатов дальнейших испытаний «Врил» и «Ханебу». К концу марта экипаж необходимо окончательно сформировать и подготовить к полету. Положение на фронте тяжелое, и рейху нужен качественный прорыв в технологии вооружения. При этом надо учитывать, что на разработку и разворачивание производства времени может не хватить. Необходимы готовые действующие образцы. Мы в кольце врагов, обладающих огромными людскими ресурсами. Вся экономика Советского Союза сейчас работает на войну. Великобритания и США вопреки нашим ожиданиям все активнее помогают Сталину. — Вюст сделал паузу и снова продолжил, уже развернувшись лицом ко мне: — «Молох» должен привлечь на нашу сторону мощного союзника или вернуться с оружием, обеспечивающим безоговорочное подчинение любого противника. Кстати, рейхсфюрер хотел бы видеть в составе экипажа штурмбаннфюрера фон Рейна.

— Я готов, — сдерживая волнение, выпрямил спину я.

— А что же «атомный проект», Вальтер? — спросил Хорст.

— В последнее время он вызывает сомнения у руководства рейха — последствия применения ядерного оружия делают территорию врага непригодной к эксплуатации, а также возможен эффект бумеранга. Работы по нему будут продолжены в обычном порядке на территории Германии. Здесь же, в «Новой Швабии», необходимо сосредоточиться на раскрытии тайн Атлантиды и подготовке к полету. Работы на рудниках будут приостановлены, а контингент лагеря перенацелен на работы по расширению города. Что же касается остатков добытого урана, то погрузим его на один из «Ханебу» и отправим в Германию.

— Перелет «Ханебу» в Германию? — поднял бровь группенфюрер.

— Но ведь согласно вашим же докладам все три аппарата уже готовы к эксплуатации.

— Да, конечно. Но окончательная отработка навыков пилотирования таким видом летательных аппаратов диктует необходимость проведения еще целого ряда испытательных полетов на небольшие расстояния. Также требуется доводка и регулировка многих второстепенных узлов и агрегатов, — хмуро заметил Хорст.

— Рейхсфюрер уверен, что у вас в распоряжении лучшие пилоты Люфтваффе. Один лишь Мольке чего стоит. Настоящий ас. После завтрашних испытаний, а я надеюсь, что они пройдут успешно, надо выбрать конкретный аппарат и определиться с экипажем. Я убываю через неделю. Хотелось бы увидеть старт диска с грузом на борту.

Хорст начал набивать трубку.

— А вы, Вальтер, разве не планируете отправиться домой в кабине «Ханебу»? Думаю, что полет займет не более пары часов.

— Я с детства боюсь высоты, — криво усмехнулся Вюст. — Кстати, вместе с нами прибыло вооружение для дисков. Пока вы не постигли секретов оружия атлантов, каждый из аппаратов предложено оснастить двумя 30-мм пушками «МК-108».

Хорст пыхнул трубкой. По кабинету расплылся запах ароматного табака.

Поздно вечером мы собрались в гроте Зигрун. Магдалена и Зи раскладывали на шкуре карты. Хорст мрачно потягивал трубку, сидя в кресле. Я расположился на каменной скамье у стены и в ожидании, пока Хорст начнет разговор, рассматривал старинную испанскую шпагу, снятую со стены. Девушка в строгой серой юбке и такого же цвета жакете вкатила в помещение столик с напитками и закусками. С недавних пор она заменяла Зигрун погибшего во время мятежа Зу. Девушке было двадцать три года. Медного цвета волосы черная лента туго стягивала в пучок, а все лицо густо покрывали веснушки, что, однако, ее совсем не портило, а даже придавало какое-то невзрослое очарование. Фигура же профессиональной пловчихи с широкими плечами делала ее чем-то похожей на Зигрун. Девушку звали Лотта Хаген, родом она была из Киля. Медиум отобрала Лотту исходя из каких-то только ей известных соображений. Магдалене она сказала, будто интуиция ей подсказала, что эта девушка будет ей верным помощником и другом. Самое интересное, что голос интуиции Зигрун услышала в ресторане, где Лотта в качестве официантки подавала ей и Хорсту выпивку. Хорст потом перерыл все личное дело Лотты, сделал запрос в Киль, но ничего предосудительного в ее прошлом не нашел. Да этого прошлого, по сути дела, еще и не было. Не было у Лотты и родителей — они умерли, когда она была совсем ребенком. Отец ее служил на офицерской должности в торговом флоте, а мать работала секретарем в портовой администрации. Однажды корабль, на котором нес службу отец Лотты, не вернулся из плавания. Мать вскоре заболела и прожила недолго. Девочка осталась сиротой, а именно сиротам отдавался приоритет при вербовке на работу в далекую Антарктиду.

Когда Лотта вышла на кухню, Зигрун сделала глоток вина и нарушила тишину:

— Вот увидите, в следующий раз она будет подавать нам вино совсем в другом виде. Я думаю, что у нас с ней найдется много общего.

Хорст неестественно кашлянул, а Магдалена поджала губы и покосилась на меня. Я продолжал сосредоточенно рассматривать шпагу.

Группенфюрер отставил бокал и подошел к занавеске, прикрывающей вход в небольшой коридор, ведущий в кухню. Убедившись, что за пологом никого нет, он развернулся и заговорил:

— Как видишь, Эрик, мои полномочия постепенно сужаются.

— Им уже никак не обойтись без вас, группенфюрер, — попытался я успокоить его.

Хорст снова сел в кресло и запыхтел трубкой. Зигрун выжидающе посмотрела на него, понимая, что он хочет сказать что-то еще.

— Вюст упомянул, что у Марии Орич возникли проблемы. Она фактически под домашним арестом.

Зигрун вскочила на ноги и закричала:

— Я знала, что этим рано или поздно кончится! Нас никогда не понимали! Они думают, что мы занимаемся математикой — как рассчитаешь, так и будет! А это не математика, это намного сложнее! Говори же, что они хотят сделать с ней!

— Не знаю, но рейхсфюрер подозревает, что некоторые спецоперации, в которых Мария участвовала по его указанию, были провалены по ее вине. Она сейчас отстранена и находится под наблюдением.

Зигрун обхватила себя руками, будто пытаясь согреться, и нервно зашагала от стены к стене.

— Ты же говорила, что часто входила с ней в телепатическую связь и с ней все в порядке, — присоединился к разговору я.

— Последний раз это было в ноябре. Мария тогда пожаловалась на сильную усталость. Ей было трудно общаться со мной, но она сказала, что все будет хорошо, — печально произнесла Зигрун, остановившись. — Они измотали ее своими непосильными требованиями, будто она может выиграть за них войну.

В пещере повисло тягостное молчание. Стало слышно, как Лотта возится с посудой на кухне.

— А ведь твою подругу могут расстрелять, — вдруг нарушила тишину Магдалена, сидящая в стороне.

Глаза бесстрашной Зигрун вдруг наполнились ужасом. Немигающим взглядом она уставилась на Хорста.

— Я отправлюсь в Берлин вместе с Мольке и помогу Марии, — спокойно сказал Хорст, видимо, уже заранее все обдумав.

— Да-да, Герман! Ты сможешь ей помочь. У тебя обширные связи. Гиммлер относится к тебе с уважением. Фюрер знает тебя. — Зигрун опять взволнованно заходила взад-вперед.

— Необходимо подготовить мотивированный рапорт с обоснованием участия в старте «Молоха» двух сильных медиумов. Можно даже указать на возможность сокращения в связи с этим времени подготовки корабля к отправке. Я смогла бы помочь в составлении такого рапорта, — снова вступила в разговор Магдалена.

«Молодец», — подумал я, любуясь своей женщиной, но вслух сказал:

— Гиммлер ей не доверяет. Он предложит другую кандидатуру.

— Рейхсфюреру надо напомнить, что у нас здесь имеется концентрационный лагерь, откуда никто и никогда не выберется на волю. Самый жестокий и бесчеловечный концлагерь, где никогда нет солнца, а вместо воздуха влажная и липкая духота. Концлагерь, где средняя продолжительность жизни два года. Угроза попасть в него любого заставит работать в полную силу и только на благо рейха. Это будет понятно Гиммлеру, — спокойно и рассудительно, словно пересказывая кулинарный рецепт, сказала Магдалена.

В гроте снова наступила тишина. Даже мне стало не по себе. Я повесил шпагу обратно на стену.

— А если уговорить Гиммлера не удастся, то мы можем выкрасть Марию. Разработку плана и его выполнение я готов взять на себя.

— Ну, это только «если»… — Хорст сделал останавливающий жест рукой.

Глава 22

Начало января. В Антарктике разгар лета. Вдоль прибрежной кромки кипит жизнь. Важно разгуливают пингвины. Крикливые снежные буревестники облепили красноватые скалы и в спорах за место не замечают хищных антарктических поморников, издалека высматривающих добычу. Снег стал рыхловатым, а море более спокойным. В эти ясные дни у атлантического побережья Антарктиды можно было наблюдать необычное зрелище — из темных и мрачных вод один за другим выныривали гигантские серебристые диски и взмывали высоко в синее небо. Они то бесшумно разлетались в стороны, то сближались и зависали в холодном антарктическом воздухе, медленно вращаясь вокруг своей оси. Мы, рассевшись на стульях, расставленных на неустойчивом корпусе подводной лодки, наслаждались невероятным представлением, не обращая внимания на цепкий восточный ветер и подставляя бледные лица солнцу. Терпкий и свежий океанский воздух пьянил сильнее, чем вино. Магдалена, улыбаясь, прижималась ко мне. Зигрун подпрыгивала и махала руками, хохоча во все горло. Хорст и Беркель с довольным видом внимательно следили за каждым воздушным пируэтом дисков. Цимлянский и Майорана угощали друг друга коньяком. В один из таких дней я вдруг почувствовал себя безмерно счастливым — я видел солнце, вдыхал пряный воздух, а рядом сидела Магдалена, и мне нечего было больше желать.

— Магдалена, — позвал я, крепче прижимая любимую. Она повернула лицо ко мне. Большие глаза блестели изумрудными кристаллами, щеки пылали румянцем.

— Что, Эрик? — мило улыбнулась она. У меня защемило сердце от сознания того, как эта девушка мне дорога.

— Я должен тебе сказать… ты знаешь. — Слова вдруг стали застревать у меня в горле.

Магдалена стянула перчатку и коснулась теплой рукой моей щеки. Глаза ее стали внимательными.

— Я люблю тебя, Магдалена, — выдохнул я. Минуту она смотрела на меня немигающим взглядом. Казалось, что сердце вот-вот выскочит у меня из груди.

— Я тоже тебя люблю, Эрик, — прошептала Магдалена. Ее взгляд вдруг стал каким-то беззащитным, глаза увлажнились, и она уткнулась лицом в мою парку. Гигантский диск, поблескивая серебристыми боками, завис над волнами в паре сотен метров от нас.

К концу недели стало ясно, что все три летающих диска, несмотря на некоторые мелкие неполадки, могут успешно функционировать. Предстоял следующий этап испытаний — полет в Германию. Выбор пал на «Ханебу-3». Его спешно оснастили авиационными пушками, загрузили герметичные контейнеры с ураном, и в середине января 1944 года он отправился в путь с экипажем из трех пилотов во главе с майором Люфтваффе Густавом Мольке. С ними следовал и один пассажир — группенфюрер СС Герман Хорст. Вальтер Вюст пытался отговорить Хорста от полета, не столько беспокоясь о безопасности группенфюрера, сколько сомневаясь в целесообразности попытки помочь Марии, однако Хорст был непреклонен.

Через два часа после старта «Ханебу-3», когда подводная лодка с Вальтером Вюстом на борту только входила в подводный туннель, ведущий в открытый океан, пришла радиограмма о благополучной посадке диска на базе под Мюнхеном.

Вечером того же дня я решил в очередной раз обойти посты. Дойдя до Пирамиды, я с удивлением обнаружил, что на одном из многочисленных валунов, недалеко от входа, примостился Вильгельм Баер. Он неспешно покуривал сигарету и посматривал на охранников у входа, которые, в свою очередь, тоже время от времени искоса поглядывали на него. У Баера не было пропуска, дающего право на вход в подземелья Атлантиды.

Завидев меня, Баер приветственно махнул рукой. Я подошел к валуну.

— Добрый вечер, фон Рейн. Может, присядете и отдохнете? — Баер в знакомой манере прищурился, глядя на меня сквозь облако сигаретного дыма.

— Здравствуйте, Вильгельм. — Я присел рядом с ним.

— Закурите? — Баер раскрыл позолоченный портсигар с имперским орлом на крышке.

— Нет, спасибо.

Баер молча убрал портсигар и снова затянулся сигаретой. Штурмбаннфюрер обычно сторонился меня, но сегодня явно намеренно оказался здесь. Видимо, ему было что сказать.

— Я выполнил пожелание Хорста относительно заключенных. Рабочий день сокращен до десяти часов. Однако не думаю, что это пойдет им на пользу, фон Рейн. С «рабами» надо вести себя жестоко. Страх перед неизбежным наказанием и работа — только это сможет удержать их от очередного мятежа, — через минуту, выпустив кольцо дыма, произнес он.

— Это не рабы, Баер, а военнопленные.

— Никто из них не покинет Антарктиду живым. Они умрут здесь, под ее ледяной шапкой, изо дня в день работая на нас. Это участь рабов. Как бы мы их с вами ни называли. Но я не об этом хотел поговорить с вами, фон Рейн. — Баер замолк, ожидая от меня реакции, но я решил промолчать. Немного выждав, Баер заговорил снова:

— Я вам обязан, фон Рейн, и поэтому хочу предупредить относительно доктора Рауха. Он прибыл сюда не только изучать древние артефакты. Он прибыл изучать и вас, фон Рейн. Дело в том, что с момента привлечения вас к работе в «Аненербе» существует особое приложение к вашему личному делу.

— Мое личное дело здесь, и я его читал, — вставил я.

— А вот особо секретное приложение до недавнего времени находилось лично у Гиммлера, а теперь, возможно, у Рауха. Это приложение содержит доклад, в котором допускается наличие у вас, фон Рейн, особых, нехарактерных для обычного человека способностей. Прямых свидетельств нет — вам умело удается скрывать их. Но косвенные данные говорят, что вы все-таки необычный человек. А доктор Раух давно занимается выведением сверхчеловека, и вы, по указанию рейхсфюрера, уже входите в круг его интересов. Через лабораторию доктора прошло не менее сотни чистокровных арийцев из гитлерюгенда. Насколько я знаю, часть из них теперь числится погибшими при исполнении особой миссии. Судьба остальных мне неизвестна.

— И кто же автор доклада?

— Профессор Герман Хорст. — Баер кашлянул, покосившись на меня. — Правда, позже он заявил, что не нашел подтверждения выдвинутым им же самим предположениям, но доклад уже живет своей, независимой от него жизнью. Уже факт того, что Лабиринт выбрал именно вас, говорил сам за себя. А ваши действия в Северной Африке, даже с учетом «плохой памяти» ваших солдат, если напрямую и не подтверждали подозрения, то только распаляли воображение. А воображение у рейхсфюрера развито очень хорошо.

К своему сожалению, я чувствовал, что Баер не врет.

— Да, конечно, вы не юнец из гитлерюгенда и сможете постоять за себя. Но вы должны знать, что за вами наблюдают самым пристальным образом, и с каждым днем кольцо вокруг вас будет все плотнее. Раух — одержимый человек, а я его считаю и вовсе психически больным. Он будет фиксировать каждый ваш шаг и при первой же возможности не откажет себе в удовольствии выяснить, как вы устроены изнутри.

— Зачем вы мне все это рассказываете, Вильгельм? Я думаю, что вы это делаете не просто так. Так в чем же причина? — как можно спокойнее спросил я.

— Вы правы. — Баер несколько нервозно затушил окурок о камень. — Я делаю это не просто так. Хочу заслужить хотя бы немного вашего доверия.

— Зачем?

— Хочу, чтобы меня включили в состав экипажа «Молоха».

Я недоверчиво посмотрел на него:

— Думаю, Баер, что для вас это не составит труда. Одно движение пальца в Берлине — и вы в составе команды «Молоха».

— Я думаю, что уже не пользуюсь прежним доверием в Берлине, и мне придется и дальше прозябать на посту начальника концлагеря. Однако, если Хорст походатайствует за меня, вопрос будет решен положительно. Очень удобно иметь при себе шпиона, который работает на тебя. Я готов стать таким шпионом.

Я рассмеялся:

— Баер, «Молох» может разлететься на атомы еще на старте вместе со всем экипажем.

— Меня это не страшит, фон Рейн, — в Германии у меня никого не осталось, и плакать по мне никто не будет. Но я хочу, чтобы мое имя осталось в истории человечества.

— Баер, вы же сами знаете, что все, кто работает в Антарктиде, уже числятся пропавшими без вести или погибшими. Имена некоторых и вовсе вымараны из всех существующих архивов, словно их и не было вовсе, — снова улыбнулся я.

— Если полет удастся, то вся история Земли перевернется вместе с ее дряхлыми и никчемными архивами. Начнется новая эра, и у истоков этой эры буду стоять и я — Вильгельм Баер. Такое событие вымарать не удастся.

Прежде чем Баер снова уставился на часовых, я заметил, как у него блеснули глаза. Пока я размышлял, насколько человек может быть тщеславным, штурмбаннфюрер заговорил снова:

— Кстати, я случайно видел, как вы с Хорстом и Зигрун испытывали на полигоне новое оружие, — впечатляет.

«Надо же, какой зоркий», — с досадой подумал я, разглядывая Баера. Он снял фуражку и протер ее дно. На висках у него слиплись от пота волосы.

Оставив без ответа просьбу Баера, я продолжил обход постов. Штольц задумчиво выхаживал с автоматом наперевес вдоль замурованного входа к марсианскому Порталу. При моем приближении он замер. Я приветственно взмахнул рукой и, подойдя к дверям, прислушался. Было тихо. Застыв у дверей, я вспомнил про останки, собранные после взрыва при попытке вторжения через Портал. Майорана, который изучал их, сообщил, что они принадлежали человеку. Мы с Хорстом сразу же подумали про Лугано, но Майорана показал нам предмет, найденный среди останков, — небольшой серебряный портсигар. Подобный я видел у Баера, но на крышке этого красовался не орел, а выложенная драгоценными камнями древнегерманская «Кан-руна» с выгравированным под ней девизом: «Я могу делать то, что я хочу делать». Лугано хорошо знал руническое письмо, но сигареты терпеть не мог. Принадлежность портсигара так и осталась для нас загадкой. Теперь каждый раз, проверяя этот пост, я ломал голову, гадая, кто пытался проникнуть к нам с Марса и кому принадлежал портсигар.

Обход постов я заканчивал, как правило, у «Молоха», а потом, поприветствовав Этторе, проходил в командный отсек звездного корабля и часами просиживал перед экраном электронной библиотеки. В ней содержались сотни тысяч звездных карт, сведения о десятках разумных инопланетных рас, о тактике ведения войны в космосе, но не было того, что интересовало меня больше всего — подробностей о самом Шумере. Цивилизация, построившая «Молох», создавшая землян, оставалась тайной за семью печатями. Многие вопросы занимали меня, но в первую очередь причины мятежа Осириса и кому на Шумере поклонялись как «Великому Малоку». Какого приема ждать в случае успеха полета к созвездию Тельца? Ответа я пока не находил.

Вот и сейчас, удобно расположившись в кресле-капсуле центрального поста, я просматривал информационные массивы «Молоха». Через несколько часов, решив немного отдохнуть, я прикрыл глаза. Снова появившиеся из глубины сознания воспоминания моего предка плавно перенесли меня в далекое прошлое, и я оказался в знакомом мне тюремном помещении крейсера «Гордость Шумера» под командованием Второго Лорда-Инквизитора Шумера.

Обрубок левой руки уже зарубцевался, и раненая рука давно перестала ныть. Я находился в камере более семи суток. Раз в сутки меня кормили — небольшой брикет прессованной пищи вываливался из ниши в двери, и я несколько часов грыз его, утоляя голод. Жажду я утолял сочившейся время от времени из отверстия в потолке водой. Мои попытки установить телепатическую связь с хозяином ни к чему не привели. Судя по всему, камера имела особые, абсолютно изолирующие свойства.

Иногда я ощущал, как подрагивают стены моей тюрьмы. На восьмые сутки заточения дверь моей темницы все же отворилась. Трое «святош» с «молохами» на изготовку вывели меня в коридор. Я сразу обратил внимание, что вид у них был не столь блестящий, как в момент нашей первой встречи. На доспехах гигантов были видны следы ударов холодным оружием и даже пулевые отверстия. Руку одного из них туго перетягивала пропитавшаяся кровью ткань. Воины словно только что вышли из боя. И тут же до моих ушей донеслись звуки сражения — свистящий шепот пуль, крики. Бой шел где-то совсем близко. Гиганты потащили меня по темным туннелям, стараясь держаться подальше от зоны боевых действий. Когда мы минули очередной поворот, я вывернулся и бросился на палубу. Брошенная из темноты позади нас граната разорвалась на уровне высоты роста моих конвоиров. Осколки почти бесшумного взрыва брызнули в разные стороны. Один из них прошил насквозь мою ногу чуть выше колена. Шумерянам повезло меньше — граната разворотила им головы, и их залитые кровью тела распростерлись на палубе без каких-либо признаков жизни. Из темноты выскочили два увешанных оружием генорга-землянина. На них были комбинезоны серого цвета, на рукавах которых я разглядел эмблемы охранного отряда Осириса. Воины-земляне с удивлением уставились на меня:

— Кто ты? Как сюда попал?

— Я строитель — возводил храм на Северном побережье. Несколько дней назад, ночью, меня похитили неизвестные, и я оказался здесь. Что происходит? Где я? — придав своему голосу немного дрожи и удивления, залепетал я.

— Злые боги напали на наши земли, и Великий Осирис вступил с ними в жестокую схватку. Мы должны помочь ему. На, держи. — Темноволосый генорг с большими голубыми глазами подал мне «молох» и ремень с запасными магазинами. Я взял оружие.

— Меня зовут Рем, а это Рам, — указал темноволосый на своего товарища с кровавым шрамом через все лицо. — Держись за нами. Наша задача — убить как можно больше врагов Осириса.

После этих слов Рем и Рам бросились вперед по коридору. Я устремился вслед за ними.

Земной воин-генорг, действующий по открытой программе, является весьма опасным противником. Легкий и сильный, обладающий мгновенной реакцией и способный заранее предугадать любое движение противника, он представляет собой серьезную боевую биомашину. А способность контролировать боль и отличные саморегенеративные качества организма делают такого солдата практически неуязвимым. Втроем в течение часа мы вырезали еще около трех десятков «святош». Отлично тренированные воины «Святого отряда» под напором «секретного оружия» Осириса сдавали отсек за отсеком своего гигантского корабля.

В момент короткой передышки перед штурмом ходового сектора крейсера пришельцев, когда мы ждали подкрепления, мне по отрывочным репликам геноргов удалось воссоздать общую картину происходящего.

После моего прибытия на «Гордость Шумера» Второй Лорд-Инквизитор начал атаку Земных городов, превращая их в пыль ракетными ударами. Однако он допустил ошибку, направив десант в Атлантиду. Осирису и его охране при поддержке геноргов удалось разбить десант и организовать оборону по всей планете, задействовав несколько выдержавших ракетный удар баз. Но главный козырь опытный в воинском деле Осирис приберег на более позднее время. Это была секретная, не известная никому, кроме него самого, база на казавшейся безжизненной Красной планете. Сотня преданных Осирису геноргов под предводительством верного офицера Исидо день и ночь дежурили вдали от родной планеты в ожидании врага, которого их бог никогда не переставал ждать. И вот когда более мощное оружие Второго Лорда-Инквизитора стало одерживать верх, отряд марсианских коммандос проник на крейсер врага и начал свой разрушительный рейд.

Сидя среди гор исковерканных трупов, вдыхая резкий запах крови, я наблюдал, как подтягиваются для решающего боя генорги Исидо. Когда собралось тридцать человек, Рам дал знак к началу штурма. В это же время вторая группа под началом самого Исидо вступила в бой на подступах к центральному сектору корабля, где укрылось командование экспедиционного корпуса Шумера. С началом атаки я поспешил незаметно скрыться, воспользовавшись тем, что кромсавшему врагов рядом со мной Рему «святая» пуля все-таки снесла голову.

Я бежал по длинным и широким коридорам «Гордости Шумера» вдоль стен цвета охры, украшенных сложной вязью резных картин, изображающих воинов «Святого отряда», поражающих своих врагов. Мне следовало как можно скорее добраться до командного сектора, который находился где-то в самом сердце корабля. Переборки между отсеками не были заблокированы — молниеносная атака геноргов практически вывела корабль из-под контроля шумерян. Их сопротивление, судя по всему, носило очаговый и хаотичный характер.

Нырнув в очередной отсек, я оказался в просторном полутемном зале, в котором еще недавно кипел ожесточенный бой. Вся палуба была усеяна рваными телами как шумерян, так и геноргов. Многочисленное техническое оборудование вдоль стен было разбито и залито кровью. Из развороченных взрывами гранат стен торчали щупальца шлангов и кабелей. В центре зала мерцал большой экран, на котором крутилась одна и та же короткая видеозапись. Большой красивый город из белого камня, раскинувшийся на живописной равнине, застилает яркая белая вспышка. Экран мутнеет, а через мгновение снова оживает, и видно, как на месте прекрасного города вырастает гигантский уродливый гриб из песка и каменной крошки — результат термоядерной атаки. Прекрасный город и тысячи людей превращаются в пыль. Запись повторялась снова и снова, а я не мог отвести от происходящего на экране глаз. Только ощутив ритмичное подрагивание палубы под ногами, я сумел оторваться от монитора и, приведя «Молох» в полную боевую готовность, спрятался за ближайшим нагромождением окровавленных тел. Вращая вокруг своей оси головой, увешанной сканерами, в отсек осторожно вошел «Секач» — трехметровый штурмовой кибер. Подобную, но более раннюю модель я видел на Земле. Такой же бронированный воин из металла и искусственной плоти охранял замок Сета. Вооружение у него было достаточно мощное — две скорострельные пушки, способные пробить практически любую броню, крупнокалиберный пулемет для поражения живой силы противника и несколько десятков единиц холодного оружия для рукопашного боя. Сейчас из его рук, ног и корпуса щетиной торчали в разные стороны широкие изогнутые лезвия, бурые от крови. Осторожно ступая, он по-тараканьи водил многочисленными усиками-канерами. Среди еще теплых тел он не сможет засечь меня, и оставалось только ждать, когда он пройдет мимо. Но вдруг кибер замер совсем рядом со мной. Замерли и антенны на шлеме — «Секач» засек цель. Размышлять, каким образом ему это удалось, времени уже не оставалось. Надо было действовать, и как можно быстрее. Именно в скорости крылось мое основное преимущество. «Секач» резко рванул в мою сторону, и я, вскочив на ноги, начал свой «боевой танец». Прыгая, приседая, перекатываясь между трупами, я расстреливал из «молоха» сочленения его рук и ног. Если бы у меня было две руки, дело бы пошло быстрее, но теперь пришлось попотеть. «Секач» безуспешно пытался достать меня своими мечами. Они со свистом рассекали душный воздух, но я был все же быстрее. Несколько секунд, и грозный великан рухнул, подломившись на разорванных в клочья коленях. Перебитые руки распластались вдоль тела. Осторожно обойдя противника со стороны и высмотрев чуть заметный выступ под правой подмышечной впадиной монстра, я всадил в нее последнюю пулю. Агонизирующая машина замерла осевшей грудой металла. Его мощный огнестрельный арсенал, по всей видимости, был уже израсходован, а может быть, и заблокирован. Вооружение такого типа, как этот кибер, не предназначалось для использования внутри космических кораблей из-за большого риска повреждения обшивки и механизмов. Назначением «Секача» был штурм вражеских укреплений на поверхности планеты. И это облегчило мне задачу. Я отбросил в сторону использованный «молох». Перезаряжать его одной рукой было не очень удобно, легче было выдернуть из кобуры одного из мертвецов у моих ног другой. Нагибаясь, я боковым зрением уловил тусклый зловещий огонек в темноте одного из коридоров, ведущих в зал. Щелчок — второй «Секач», заставший меня врасплох, приготовился применить огневую мощь.

Я бросился ничком. Трупы вокруг меня взорвались кровавыми фонтанами. Еще пара секунд, и «Секач» превратит и меня в месиво. Однако экипировка «святого воина» отличалась большим разнообразием. Сорвав с пояса одного из них цилиндр энергоброни и закрепив его на обрубке левой руки, я активировал предельную мощность защитного поля. Между мной и поливающим меня огнем пулемета «Секачом» образовался еле видимый энергетический щит. Время действия щита на предельной мощности не превышало шестидесяти секунд, под огнем крупнокалиберного пулемета — секунд двадцать-тридцать. Залп пушек защита сможет выдержать только один раз. Схватив «молох» и прикрываясь щитом, я бросился к выходу из зала. На счете «три» бронированный гигант понял, что его огонь неэффективен, и задействовал артиллерию. Удар снаряда отбросил меня к стене и дезактивировал щит, но вход в туннель был уже рядом, и я крысой ловко юркнул в него. Второй снаряд повредил обшивку корабля, и завыла сирена, но я уже находился далеко, не забыв вручную заблокировать переборочные двери позади себя.

Через полчаса я добрался до командного центра шумерского крейсера.

Здесь уже стояла тишина. В центре зала, среди груд окровавленных тел и разбитых корпусов кибермеханизмов, возвышалась одинокая фигура воина-шумерянина. Чуть покачиваясь, он опирался на длинный изогнутый меч, которым обычно пользовались «Секачи» для ближнего боя. На гордом воине не было золотой маски, часть лица заливала кровь, но я узнал его. Это был Второй Лорд-Инквизитор. Некогда тщательно уложенные, длинные, до плеч, волосы теперь слиплись в бурые колтуны. Его защитный панцирь был пробит в трех местах разрывными пулями, и по руке, держащей меч, густо сочилась кровь. Изогнутым ручейком обвивая запястье и пальцы, она стекала на лезвие клинка и мешалась с частицами чужой плоти. Лорд исподлобья посмотрел на меня. Он ничего не сказал, но я понял, что умирающий бог тоже узнал меня. Теперь он смотрел иначе, чем несколько дней назад. В его взгляде не было прежнего презрения, но не было и страха перед подступающей смертью. В его взгляде появился… интерес. Он разглядывал меня как ученый, столкнувшийся с поразительным и доселе неизвестным явлением.

— Какое великолепное создание. Жаль, что все это придется уничтожить, — еле слышно произнес Лорд-Инквизитор и пал на одно колено.

Где-то вдали послышалось несколько взрывов. Палуба начала содрогаться. Лорд выпустил меч из рук и упал лицом вверх, распластавшись на телах поверженных воинов. Его остановившийся взгляд смотрел вверх, туда, где сквозь прозрачный купол светилась мягким голубым светом Земля, покрытая оспинами ядерных взрывов. Я склонился над ним и, осторожно дотронувшись пальцами до залитого кровью лба, убедился, что Великий Второй Лорд-Инквизитор Шумера, чье имя Осирис и Сет произносили только вполголоса, умер.

Новый мощный взрыв прогремел где-то совсем уж близко. Я бросился искать спасательную шлюпку. Великий Сет, возлагая на меня миссию, приказал мне выжить и вернуться с собранной информацией назад.

Выбежав из помещения командного отсека, я попал в необычный зал с черными стенами и тоже прозрачным, со сверкающими в темноте космоса звездами куполом. В центре зала высилась статуя из белого камня. Красивая женщина с тонкими и нежными чертами лица, держа в одной руке длинный прямой меч, а в другой — небольшую птицу, распускающую крылья, гордо и решительно смотрела в звездную ввысь. Стройная фигура в ниспадающем платье была перехвачена широкой лентой, подчеркивающей высокую грудь и тонкую талию. Она была так прекрасна, что я не мог оторвать от нее глаз. И чем дольше я на нее смотрел, тем сильнее у меня возникало чувство, что эти черты мне знакомы. У подножия статуи лежало несколько мертвых тел «святых воинов». Смертельно раненные, они пришли или приползли сюда, чтобы умереть здесь, у ее ног. Отшвырнув в сторону одного из них и повинуясь непонятному влечению, я припал к постаменту. Камень был теплым. Рукой я провел по эмблеме императорской власти, выбитой на камне. На миг мне показалось, что я уже дома и в этом зале конец моего пути.

— Командир Бор… — Это заработал передатчик в руке одного из мертвых гигантов. — Ваш приказ выполнен — траектория объекта изменена. Через три часа он падет на Землю, и все живое будет уничтожено. Наша команда вернуться уже не сможет. Прощайте. Да здравствует Великий Шумер!

Передача вывела меня из оцепенения. Я вырвал из холодной руки передатчик, но он молчал. Попытка связаться с говорившим оказалась безуспешной. Еще раз взглянув на великолепное изваяние, я не без сожаления выскочил из зала и продолжил свой бег в сторону, где, по моему предположению, должен был находиться стартово-посадочный сектор. Спустя несколько минут я оказался на взлетно-посадочной площадке. Следы жаркого боя были и здесь — трупы, разбитая техника. В воздухе чувствовался сильный запах гари. Целым мне показался лишь небольшой разведывательный катер у дальней стены. Добравшись до него, я все же разглядел несколько сильных повреждений корпуса, но другого выхода не было, и я забрался в просторную двухместную кабину. На Земле Сет учил меня управлять подобным диском, поэтому активировать его двигатели и вывести из посадочного бокса наружу для меня не составило труда. Когда же я оказался в открытом космосе, то на минуту растерялся и даже потерял ориентацию в пространстве. Большие обзорные экраны внезапно наполнили кабину бессчетным количеством ярко сверкающих звезд, завораживающих взгляд. Усилием воли я перенес внимание на приборную доску и переориентировал диск, направив его к Земле. На краю экрана возник ослепительно-яркий объект. Побежали столбцы текста и цифр. Я ужаснулся — к Земле с огромной скоростью двигалась гигантская комета. До столкновения осталось два часа сорок пять минут.

Кто-то дотронулся до моего плеча. Вздрогнув, я открыл глаза. Надо мной склонился встревоженный Этторе Майорана:

— Почти три часа ночи, штурмбаннфюрер. У вас все в порядке?

— Да, что-то я сегодня припозднился, — мрачно ответил я, выбираясь из капсулы. После этого, продолжая прокручивать в голове привидевшиеся образы, я отправился домой.

Магдалена не спала. Я расстегнул воротник мундира и устало уселся в кресло напротив нашей кровати. Она, полулежа на подушках, читала книгу, положив ее на свои согнутые в коленях стройные ноги. Кроме легкого шелкового халатика на ней ничего не было. Светлые волосы собраны в узел, открывая красивую шею. Не поднимая головы, она посмотрела на меня внимательными изумрудными глазами. Любимое и такое знакомое лицо. Я замер, вдруг заметив невероятное сходство Магдалены и образа, высеченного в камне, что совсем недавно привиделся мне. Девушка, продолжая смотреть мне в глаза, медленно раздвинула ноги. По телу разлился приятный жар. Магдалена, не меняя позы и продолжая смотреть на меня, аккуратно положила книгу на прикроватный столик. Халатик начал сползать с плеча, открывая взгляду округлую грудь. Краешки губ Магдалены чуть приподнялись в легкой манящей улыбке. Я сорвал с себя мундир и приник к ее телу.

Глава 23

Сидя за столом кабинета начальника охраны Нового Берлина, который до меня занимал Эверс, я рассматривал окружающую обстановку. Здесь я бывал редко и поэтому до сих пор не удосужился что-либо поменять. Взгляд мой зацепился за одну из фотографий, висевших на стене. На ней был изображен Эверс, стоящий в парадной черной форме под виселицей, на которой болтался чей-то труп. Я поднялся и, сорвав фото, бросил его в урну.

«Что заставляет людей упиваться чужой смертью? Почему так много вокруг „эверсов“, которых вид крови и страданий доводит чуть ли не до оргазма? — размышлял я, разглядывая урну. — Быть может, дает себя знать одна из дьявольских боевых программ Осириса? Что же случится, если ее разблокировать?»

В дверь постучали.

— Входите, — бросил я.

На пороге стоял доктор Раух — худощавый субъект среднего роста, лет сорока пяти. Его редкие светлые волосы были тщательно зачесаны назад, лицо гладко выбрито. Близко посаженные бесцветные глаза и чуть вытянутая вперед нижняя часть лица придавали ему неприятное сходство с каким-то животным. Спросив разрешения, он сел напротив меня.

— Чем обязан, господин Раух? — спросил я, мучительно пытаясь понять, какое же животное он мне напоминает.

— Для начала, штурмбаннфюрер, я хочу, чтобы вы взглянули на мои бумаги, — хорошо поставленным и уверенным голосом сказал Раух, выложив передо мной несколько листков бумаги, подписанных рейхсфюрером. Я быстро пробежал по ним глазами и убедился в практически неограниченных полномочиях визитера.

— Я также хочу, чтобы мне и моим сотрудникам в кратчайшие сроки были выданы необходимые пропускные документы. Лучше всего сегодня же, потому что завтра с утра мы собираемся приступить к работе. Вот список сотрудников. — Раух достал из другого кармана и, припечатав к крышке стола, пододвинул ко мне список из десяти фамилий.

Я стал неспешно изучать список, все еще ломая голову над мучившим меня вопросом относительно животного.

— И все-таки чем вы собираетесь заниматься здесь, доктор Раух?

— Меня интересуют так называемая лаборатория Осириса и медицинская аппаратура внеземного космического корабля. Кстати, я хотел бы, чтобы допуск в интересующие меня помещения был полностью закрыт. Там могут находиться только я и мои сотрудники.

«Гиббон», — осенило меня, а вслух я сказал:

— Допуск туда и так ограничен.

— Ограничьте его полностью, — перебил меня Раух. — Даже ваше появление там нежелательно.

— Об этом не может быть и речи. Я как начальник охраны обязан иметь возможность полностью контролировать город и прилегающую территорию. Я это даже обсуждать с вами не буду. Что же касается пропусков, то ваши сотрудники их получат, но после того как я с каждым из них проведу индивидуальную беседу. Вы же не привезли с собой их личные дела?

Раух пристально уставился мне в глаза. Я же неспешно встал и, сняв со стены еще одну из мерзких фотографий Эверса, тоже швырнул ее в урну:

— У вас есть еще вопросы ко мне? Удобно ли вы разместились?

Все так же сверля меня своим взглядом, Раух выдавил:

— Все хорошо, штурмбаннфюрер. Но еще один вопрос, пожалуй, остался. Я обратился к штурмбаннфюреру Вильгельму Баеру с просьбой обеспечить меня, по мере необходимости, человеческим материалом для проведения запланированных опытов. Он сказал, что сможет выделять мне подопытных только после согласования с вами.

Я застыл, глядя в окно. «Какая мерзость, — подумал я. — Теперь я должен дать разрешение, чтобы этому садисту предоставили возможность поиздеваться над людьми». Я невольно вытер платком ладони и, стараясь сохранить хладнокровие, спросил:

— Что за опыты, доктор Раух?

— А вот это уже не ваша компетенция, штурмбаннфюрер, — так же холодно и спокойно сказал Раух.

— Мы должны исключить возможность побега, господин Раух, а для этого я должен знать, в каких условиях будут содержаться предоставленные вам люди и какого рода действия в отношении них вы будете совершать.

— Мы займем одну из лабораторий в биологической зоне, которую охраняют ваши же люди. И уверяю вас — большую часть времени подопытные будут находиться в состоянии, исключающем их малейшее движение.

Я развернулся к Рауху лицом:

— Я приму решение, когда поближе познакомлюсь с вашими людьми и пойму, что они не растеряются при возникновении нестандартной ситуации. К сожалению, как вы знаете, беглыми преступниками недавно был поднят мятеж. В ходе его подавления мы потеряли много людей и в результате превратились в параноиков. Наберитесь терпения, господин Раух.

Поджав и без того тонкие губы, Раух встал и, не попрощавшись, быстро вышел из кабинета. Я посмотрел на пепельницу на столе, раздумывая, не швырнуть ли ее Рауху вдогонку. Решив сдержаться, я сложил руки на груди и снова подошел к окну. Площадь перед комендатурой была пуста, и только Раух дерганой походкой, в застегнутом на все пуговицы сером плаще спешно направлялся в сторону биозоны. Его сопровождали двое плечистых парней в таких же серых плащах. На ученых они походили мало. Смотря им вслед, я подумал: «Баер был прав».

Сняв трубку телефона, я вызвал к себе Фогеля и Баера. Через полчаса, когда они оба расположились в моем кабинете, я сообщил им о визите Рауха.

— Лично я могу предложить господину Рауху ставить опыты на крысах, — мрачно буркнул Фогель. — Прошу меня избавить от участия в решении этого вопроса.

Баер криво усмехнулся:

— Если для вас это представляет трудность, штурмбаннфюрер, я готов взять ответственность на себя. В лабораторных корпусах «Аненербе» уже используются двадцать три заключенных. Группенфюрер Хорст никогда не отказывал ученым в человеческом материале.

Да, это была правда, и я хорошо знал, чем при этом руководствовался Хорст. Опыты над людьми значительно сокращали сроки создания и отработки новых видов медикаментов и военного снаряжения. Даже свойства и возможности скафандра, доставленного мною с Марса, сейчас испытывались на заключенных. Радиация, сверхнизкие и сверхвысокие температуры, полетные перегрузки и многое другое, с чем в дальнейшем, возможно, предстояло столкнуться немецкому экипажу «Молоха», — все испытывалось на военнопленных. Я старался не обращать на это внимания, оправдывая себя тем, что решения принимаются не мной. И вот теперь такое решение должен принять я. А ведь я тоже мог попасть в плен. Представив себя под скальпелем такого субъекта, как Раух, я почувствовал неприятный холодок у сердца. Я вспомнил, что сделали с Корелли на Марсе. И не надо обманывать себя насчет их участи. В прошлом году во время опытов «Аненербе» по проекту «Атлантида» погибло шесть человек из числа заключенных концентрационного лагеря.

— Каждый запрос на военнопленных согласовывать со мной, и я буду по каждому случаю принимать отдельное решение, — буркнул я и отпустил офицеров.

Тем же вечером, когда мы возвращались с киносеанса и присели на один из многочисленных валунов у кромки озера, я рассказал о событиях минувшего дня Магдалене. Она выбрала маленький плоский камешек у ног и запустила его вскачь по гладкой поверхности воды. Камешек ушел под воду далеко от берега, но девушка еще долго смотрела на расходящиеся круги. Наконец, не поворачиваясь ко мне, она глухо произнесла:

— Тяни время, Эрик. Но если это поставит под сомнение наше участие в экспедиции на Альдебаран, людей придется отдать. Иначе экспедиция может состояться уже без нас.

— Без нас?! Ты должна остаться! Я не могу рисковать тобой! — заволновался я.

— Эрик, если все получится, то важно, чтобы в экипаже «Молоха» было как можно больше нормальных людей, а не одержимых нацистов. Ты сам мне об этом не раз говорил. И твоя задача — обеспечить место на корабле и для себя, и для меня. — Она повернула голову в мою сторону и твердо посмотрела мне в глаза. — Иначе все жертвы могут оказаться напрасными.

Сев рядом и приблизив свое лицо к моему, она добавила:

— И еще. Одного я тебя никуда не отпущу. Тем более так далеко.

Следующие двое суток я потратил на собеседования с людьми Рауха. Так называемых ученых в его команде было, помимо него самого, всего трое. Это были хирурги Ганс Вендланд, Гельмут Брум и Дитер Зоммер. Несмотря на внешние различия, все трое имели одну особенность — бегающие глаза. Беседуя с каждым из них, я всякий раз начинал разговор с попытки выяснить, откуда они родом и чем занимались до прибытия в Новый Берлин, и всякий раз слышал или уклончивые, или откровенно лживые ответы. О характере работы с Раухом они упорно молчали.

Остальные члены группы Рауха представлялись санитарами и техническими помощниками. Дюжие парни вели себя странновато. Иногда мне казалось, что я беседую со слабоумными. Они говорили одними и теми же заученными фразами. Ответы на вопросы были одинаковые, как под копирку, и запас таких ответов был явно ограничен. Я заметил, что иногда даже простейший вопрос ставил их в тупик, и они непонимающе и беспомощно хлопали глазами, глядя на меня. Однако последний «санитар» явно отличался от всех остальных. Это был высокий голубоглазый блондин тридцати лет по имени Герхард Штайнер, под таким именем, во всяком случае, он числился в списке Рауха и в направлении рейхсфюрера. Вальяжно закинув ногу на ногу, он вежливо попросил разрешения закурить, после чего, не дожидаясь моих вопросов, заговорил:

— Я понимаю ваш интерес, господин штурмбаннфюрер, и готов его частично удовлетворить, чтобы впредь вы не мучили бедного доктора Рауха.

«Оригинальное начало», — удивленно подумал я.

— Очередной доклад по проекту вызвал особый интерес у рейхсфюрера. Особенно в части, касающейся возможностей медицинского оборудования «Молоха» и потенциальных возможностей лаборатории Осириса. Проблемы омоложения, а быть может, и вечной жизни — это то, о чем не может не задумываться ни один человек на земле. — Скуластый блондин, улыбаясь уголками губ, смотрел на меня сквозь сигаретный дым. — Наше с вами руководство, штурмбаннфюрер, также очень интересуется этой проблемой. Доктор Раух давно занимается этим вопросом. Не мешайте ему, господин фон Рейн.

— А вы действительно санитар, Герхард? — усмехнулся я.

— Для всех «да», но вам я скажу, что имею особые полномочия от рейхсфюрера. Если работе Рауха ничто не будет мешать, никто об этих полномочиях не узнает. Это, пожалуй, все, что я хотел вам сказать.

На этом мой разговор со Штайнером закончился. Улыбающийся блондин покинул мой кабинет, оставив меня в весьма скверном расположении духа. Странные ощущения остались у меня после бесед с Раухом, Штайнером и другими членами этой группы. Это было ощущение скрытой угрозы. Эти люди таили в себе зло, и я, как это ни странно, находился с ними в одном ряду. «Что делать, если те, на чьей стороне ты выступаешь, несут в себе зло? Может быть, надо понять, что зло необходимо искоренять явно или скрыто, независимо от того, в чьих рядах оно находится — чужих или своих?» — думал я. Одновременно я задавал себе и другие вопросы: «А ты уверен, что эти опыты носят зловещий характер? Быть может, все-таки Раух ученый, который принесет своими исследованиями пользу не только Гиммлеру, но и всему миру?» И с горечью я осознавал, что положительный ответ на последний вопрос вряд ли возможен.

Глава 24

Весь последующий месяц я посвятил подбору состава экспедиции на Альдебаран и организации его подготовки. Офицеры и солдаты моей спецкоманды, а также еще несколько тщательно отобранных человек, в том числе и Магдалена, теперь часами изучали оборудование «Молоха», слушали лекции специалистов и пилотов-испытателей во главе с капитаном Люфтваффе Дитером Хорном. Через некоторое время я предложил приступить к занятиям и Баеру.

Раух со своими «санитарами» тем временем не вылезал из лабораторий. Людей для опытов он пока не требовал. Разобраться в шумерском оборудовании без серьезных специалистов в различных областях науки было очень сложно, а я постарался организовать вокруг группы информационный вакуум. Как долго это могло продолжаться без последствий для меня, я не знал. И когда в середине марта в порту Нового Берлина наконец-то пришвартовалась подводная лодка с группенфюрером Германом Хорстом на борту, я сразу почувствовал некоторое облегчение.

Хорст прибыл, как мы и надеялись, не один. С ним была Мария Орич. Выглядела она неважно. Осунувшаяся и похудевшая, Мария не поднимала глаз от земли. Мы с Зигрун сразу отвели ее в сторону от Хорста и встречавших его офицеров. Орич, тут же мертвой хваткой вцепившаяся в руку своей подруги, не отпускала ее ни на миг. Усадив медиума в электромобиль, мы помчались к пещере Зигрун. Там изможденную девушку ждала приготовленная заботливой подругой сауна и ужин. Остановленный перед входом в грот строгим взглядом Зигрун, я отправился к Хорсту.

У себя в кабинете Герман Хорст был уже один. Он курил трубку и, как обычно, сосредоточенно разглядывал город за окном. У стола стоял старый дорожный саквояж.

— Присаживайся, Эрик, — грустным голосом сказал Хорст.

Я присел весь в ожидании новостей. Группенфюрер расстегнул воротник мундира и устало потер шею.

— С трудом удалось вызволить Марию. Гиммлер отдал ее под мою личную ответственность. Магдалена была права — судьба Орич была уже практически предрешена. Советы успешно наступают. Мы оставляем Украину. Конечно, кто-то должен быть во всем виноват, и они не нашли ничего лучше, как все повесить на девчонку. — Хорст пыхнул трубкой и зло усмехнулся. Я молчал в ожидании продолжения. Но группенфюрер вдруг заговорил совсем о другом:

— Как Раух?

— Копошится в лаборатории Осириса и в медицинском отсеке «Молоха».

— Успешно?

— Сомневаюсь. В его группе есть медики, несколько туповатых верзил-«санитаров» и один соглядатай, а инженеров, техников и специалистов по древней культуре, в том числе и знатоков древних языков, нет. Несколько дней назад он в очередной раз просил меня предоставить таких специалистов, но я не могу оголить другие направления работы. Предложил ему подождать. Жаловался на Этторе Майорану. Тот отказался помочь разобраться с оборудованием отсека, сославшись на то, что все имеется в составленных им для нас докладных записках. Но, видимо, доктор ни черта в этих записках понять не может. Этот Раух имеет удивительную способность заводить врагов. Даже с Баером повздорил, — усмехаясь, поведал я.

Хорст удивленно поднял брови.

— Пытался осмотреть концлагерь в отсутствие Вильгельма, — пояснил я.

— Зато у Рауха есть удивительная способность находить общий язык с рейхсфюрером. Гиммлер особо указал мне на необходимость оказания этому человеку полного содействия по всем вопросам. — Хорст медленно подошел к столу и стал вытряхивать трубку.

У меня начинало портиться настроение.

— Старт на Альдебаран откладывается на неопределенный срок. Рейхсфюрер хочет дождаться первых отчетов Рауха. Более того, Гиммлер планирует включить Рауха и нескольких его людей в состав экспедиции в качестве научной группы.

— Надеюсь, руководителем экспедиции будете все-таки вы? — спросил я внезапно осипшим голосом.

Хорст повертел в руках трубку и, помолчав с минуту, вымолвил:

— Мне приказано остаться здесь. Я должен продолжить исследование Атлантиды и помочь Беркелю превратить Новый Берлин в полноценную вторую столицу рейха. Возможно, сюда будет эвакуирована вся правящая верхушка Германии и их семьи. Дано поручение приступить к освоению других полостей подо льдами Антарктиды. Для этого в «Новую Швабию» направлено еще две тысячи заключенных.

— Но кто же возглавит экспедицию? — озадаченно уставился я на Хорста.

— Успеешь познакомиться еще до отлета. Он прибудет в середине мая. Это штурмбаннфюрер СС Отто Ран. Он уже давно работает в «Аненербе». Мне приходилось общаться с ним, и у меня создалось впечатление, что это всесторонне развитый и интеллигентный человек. Ты должен знать его как автора двух весьма любопытных книг — «Крестовый поход против Грааля» и «Двор Люцифера». В Германии он еще в 1939 году объявлен умершим. На самом же деле он длительное время был занят работой над секретным поручением Гиммлера. Мне бы хотелось, чтобы вы достигли взаимопонимания.

— Кто бы он ни был, он не знает и малой части того, что знаете об Антарктиде и Шумере вы. Ему понадобятся месяцы, чтобы войти в курс дела.

— Рейхсфюрер предоставил ему возможность ознакомиться со всеми нашими докладами по проекту. — Хорст открыл бар и плеснул в пару стаканов виски. Я заметил, что подтянутый и моложавый группенфюрер вдруг как-то ссутулился, черты лица его заострились, а морщины стали заметнее. Гиммлер отнимал у него мечту. Хорст подал мне стакан и застыл, глядя мне прямо в глаза. Я встал. Старик положил мне руку на плечо:

— Я постараюсь сделать так, чтобы полет состоялся как можно скорее, Эрик, и буду с нетерпением ждать твоего возвращения. Верю, что тебе удастся дотянуться до звезд. Я же постараюсь, чтобы ты вернулся в новую Германию. Я встречался с Альбрехтом, сыном Карла Хаусхофера. Близятся перемены. Власть в Германии скоро перейдет в другие руки. За Новую Германию.

Хорст залпом осушил свой стакан. Я выпил свой.

— А что с «Ханебу-3»?

— Он остался вместе с Мольке под Мюнхеном. Предполагается оснастить его какими-то новыми ракетами и испытать в боевых условиях.

— Ясно, — понуро сказал я, расстроенный отстранением Хорста. Группенфюрер еще раз плеснул себе в стакан спиртного.

— Подумай над составом экспедиции. Список должен быть готов к прибытию Отто Рана.

— Хорошо.

Уже собираясь уходить, я задержался в дверях и обернулся к Хорсту:

— А как же Зигрун?

Герман Хорст долго смотрел на стакан с виски. Поставив его на стол, он повернулся ко мне спиной и глухим голосом сказал:

— Даже если я захочу, она не останется.

Мы выстроились на взлетной площадке мрачной усадьбы Исидо — любимца Осириса. Аскетичный замок был возведен на вершине скалистого утеса, выступающего далеко в темное неспокойное море. В этом месте Исидо время от времени уединялся в одиночестве. О чем он думал, сутками напролет неподвижно сидя в полной темноте без пищи и воды и слушая шум волн, разбивающихся о скалы, никто, кроме его повелителя, не знал. И это незнание наводило ужас на врагов, едва ли не больший, чем жестокие подвиги Кровавого Зверя Осириса, как втайне многие его называли.

Нас было четырнадцать воинов-геноргов. Именно столько вмещается в транспортно-пассажирский отсек амфибии, которая черной округлой тушей высилась позади нас. Сет с мрачным видом стоял у широких ступеней невысокого здания с многочисленными квадратными колоннами и ждал, когда появится хозяин усадьбы.

Исидо был результатом извращенного генетического эксперимента Осириса. Еще до того, как организовать на Шумере мятеж, Хун, поклявшийся никогда не прикасаться к женщине, создал для своих сексуальных утех послушного раба — гермафродита по имени Исидо. Во время мятежа Исидо получил из рук Осириса, несмотря на недовольство соратников, лейтенантские погоны и с тех пор стал верным и безжалостным псом своего хозяина, готовым выполнить любую его прихоть. Исидо лучше всех справлялся с задачами по устранению тех офицеров из отряда шумерских мятежников, высадившихся когда-то на Земле вместе с Хуном, кто решил пойти против самопровозглашенного императора. Генорги во главе с Исидо вырезали целые города лишь по подозрению в нелояльности к Осирису их правителя.

Сегодня Исидо предстояло выполнить очередное кровавое задание. Нев Тун, бывший главный оружейник «Молоха», уже несколько месяцев как заперся в своей подводной цитадели под охраной киберов, без обьяснения причин отказываясь являться по зову Великого Осириса. Осирис поручил Сету и Исидо найти способ проникнуть в цитадель и выяснить, в чем дело. Если Тун окажется неуправляемым, Сет должен был уйти, а Исидо и четырнадцать отборных геноргов из охраны Хуна остаться, чтобы изнутри выжечь дотла глубоководную крепость вместе с ее обитателями. Среди этих четырнадцати оказался и я, заняв место одного из геноргов Осириса, «случайно» погибшего по пути из-за неосторожного обращения с оружием.

Наконец Исидо появился на ступенях своего небольшого дворца. Это был широкоплечий гигант с тонкой талией и полными бедрами. Выпуклую грудь туго обтягивала тонкая ткань черного комбинезона. Длинные иссиня-черные волосы были стянуты в хвост. Мягкие женские черты лица портили холодные бесцветные глаза и впалые щеки.

Исидо неторопливо спустился по ступеням, поддерживая «молох» на бедре, и небрежным кивком ответил на приветствие Сета. Сколько усилий требовалось Сету, чтобы маскировать свою ненависть по отношению к некогда низшему по рангу офицеру, можно было только догадываться.

— Надо поговорить с Невом Туном, Исидо.

— Что с ним говорить. Он игнорирует Солнце. — Исидо лениво взглянул на строй. — Зачем они?

— Если разговор не удастся, они тебе помогут.

— Я и сам мог бы разделаться с Туном, если бы он не спрятался за киберов.

Сет дал команду, и мы погрузились на борт амфибии. Затем гиганты заняли пилотские кресла, и аппарат поднялся в воздух. Достигнув океанского побережья, Сет направил наш аппарат в воду. У вершины подводной скалы амфибия замедлила свое погружение в толщу океана. Сет начал переговоры с глубоководной крепостью, раскинувшейся на скалистом плато под нами.

— Швартовка запрещена. Покиньте охраняемую территорию, — бубнил металлический голос.

— Прошу тебя, Нев, разреши пришвартоваться. Я знаю, ты слышишь меня. Твое затворничество пугает всех. Давай поговорим.

Между пилотской кабиной и отсеком, где расположились воины-генорги, не было перегородки, и я прекрасно слышал каждое слово.

— Швартовка запрещена… — продолжал верещать динамик.

— Нев, когда-то мы были друзьями. Возможно, что больше свидиться не придется. Со мною Исидо.

— Швартуйся, но Исидо пусть сидит в своей банке. Если он попытается войти, я всех вас разорву на куски, — прохрипел в ответ уже человеческий голос.

Сет посмотрел на Исидо. Тот сидел с безразличным выражением лица.

Спустя несколько минут наша амфибия пришвартовалась к шлюзу цитадели Нева Туна. Когда створки шлюзовой камеры распахнулись, у входа мы увидели отряд из пяти мощных киберов. Кибернетические организмы, созданные по образу боевых жуков с неведомой мне планеты, выстроились углом, растопырив конечности, увешанные крупнокалиберными пулеметами и парализаторами. Клацнули «молохами» воины вокруг меня. Я постарался оказаться в самых задних рядах.

— Пройти может только Сет, — почти неразборчиво прожужжал один из киберов. — Исидо и генорги должны покинуть город.

Сет и Исидо переглянулись. Исидо кивнул и направился назад. Сет же пошел в сторону стражей цитадели. Охранники пропустили его, и он вошел в лифт. Створки лифта захлопнулись. Исчез в люке амфибии и Исидо.

— Генорги должны тоже убраться, — снова зажужжал кибер. Не успел он договорить фразу, как отряд геноргов начал атаку. С невероятной скоростью уклоняясь от автоматических пушек киберов и прикрываясь энергощитами, генорги в мгновение ока превратили трех противников в груду бесполезного металла и искусственной плоти. Но два «жука», избежавших гибели в первые секунды боя, отступили к лифту и сумели скосить первую волну наступающих геноргов.

В самом начале схватки я, действуя по плану Сета, бросился на палубу и ожидал развития событий, плотно вжимаясь в металлический пол. Взрыв метко посланной ракеты разорвал в клочья еще одного кибера, а взрывная волна разметала слишком близко оказавшихся геноргов в стороны. На мгновение потерял ориентацию последний оставшийся кибер-охранник. Этого оказалось достаточно, чтобы раненый генорг у его ног смог беспрепятственно активировать связку гранат.

Когда стих гул взрыва, я, лежа среди мертвых тел, осмотрелся. Исидо снова появился в коридоре. Влажные губы на его лице кривились то ли в улыбке, то ли в гримасе отвращения. В сопровождении трех оставшихся в живых геноргов, уцелевших в атаке, он направился к лифту.

Когда двери лифта закрылись, поднялся и я. Вернувшись в амфибию, я отшвартовался и направил аппарат к противоположной части подводного города.

Миновав шлюз, я не встретил никакой охраны и спокойно дождался лифта. На нем я опустился на два этажа вниз и по узкому ломаному коридору, в соответствии с описанием Сета, достиг нужного помещения.

Это был длинный прямоугольный зал с рядами колонн. Свет хорошо освещал только середину зала, где за круглым столом сидели двое — Сет и Нев Тун. Седовласый Тун повернул голову в мою сторону.

— Его не стоит опасаться, Нев, — произнес Сет.

Я замер в тени с «молохом» наготове.

— Мы жестоко ошиблись, Сет, примкнув к мятежу. Мы попытались подвергнуть сомнению древние законы, и вот что из этого вышло. Осирис — это чудовище, одного за другим уничтожающее нас. Он безумен. Лучше бы «Святой отряд» довел свое дело до конца, — тихо и печально проговорил седой шумерянин.

— Сейчас ничего изменить нельзя, Нев. Все смирились и не хотят или боятся бороться с ним. А может быть, мы все слишком долго живем и просто устали.

— Я действительно устал, Сет. Я хочу, чтобы никто не беспокоил меня. Я просто хочу смотреть на море, слушать шум прибоя. Я не хочу никого видеть.

— Его это не устраивает. Он должен знать и видеть, как день за днем мы восхваляем его и почитаем как бога. Он не оставляет идею похода на Шумер.

— У него есть генорги.

— Генорги для него всего лишь орудие, Нев. В нас же он хочет видеть слепо верящих в него апостолов, готовых, безоговорочно повинуясь его приказам, вести в бой отряды новой армии.

— Это безумный замкнутый круг, — с горечью прошептал Нев Тун и опустил голову.

Палуба под ногами чуть дрогнула. Послышался звук близкого взрыва.

— Исидо прорывается. Кровавый Зверь скоро будет здесь. Даже если киборги положат его, Осирис забросает тебя бомбами. Ты должен броситься на колени перед ним или бежать. Воспользуйся нашим кораблем. Мой генорг подогнал его к третьему шлюзу. У тебя есть где скрыться?

Нев Тун долго молчал. Когда снова послышался глухой звук взрыва и палуба вздрогнула еще сильнее, он сказал:

— Бесконечно скрываться я не смогу. Осирис рано или поздно найдет меня. Ты должен что-нибудь придумать, Сет. А когда придумаешь, ты знаешь, где меня найти, — Тун быстро встал и зашагал к выходу.

Когда он ушел, Сет повернулся ко мне:

— Теперь твоя очередь, Кверт. Ты должен скрыться, пока я снова не призову тебя, мой друг. Будто тебя и не было здесь вовсе. Я же дождусь Исидо. Ступай.

Глава 25

Патагония — так называется область на юге Аргентины, представляющая собой обширное плато, с запада граничащее с древней и величественной горной цепью Анд, вечно покрытых снегами, а с севера окаймленное реками Рио-Колорадо и Рио-Негро. Большую часть Патагонии занимают безлюдные степные равнины — пампасы со скудной растительностью, часто пронизываемые сильными ветрами, и многочисленные озера — родина фламинго. «Ханебу-2», пилотируемый Хенке на предельно низкой высоте, спугнул стаю этих розовых птиц и приземлился несколько минут спустя у подножия гор. Не мешкая, мы высыпали на яркое солнце. В январе — феврале средняя температура в этих местах около пятнадцати градусов тепла, но стоит притихнуть холодному ветру, и начинает здорово припекать. Магдалена, Зигрун и Мария с удовольствием щурили глаза от яркого солнца и вдыхали свежий воздух.

Вчера вечером Хорст поделился со мной идеей. К нему поступило сообщение о необычном месте на границе Анд и Патагонии. Немецкие агенты в Аргентине зафиксировали и направили в «Аненербе» рассказ одного из местных пастухов, рассказывающего о виденном им подземном городе с храмом в виде многоступенчатой пирамиды. Информация о необычных явлениях по всему свету в соответствии с указанием Гиммлера в обязательном порядке направлялась в нашу организацию. В день иногда поступало до сотни подобных рапортов. С недавних пор архив «Аненербе» стали перебрасывать в Новый Берлин, и Хорст старался хотя бы выборочно изучать поступавшие бумаги. Наткнувшись на рапорт с пересказом истории пастуха, он не придал ему особого значения. Однако вскоре вернулся к нему, подумав, что это неплохой повод устроить интересный вояж для замкнувшейся в себе Марии Орич и желавших хоть ненадолго вырваться из-под ледяного купола Зигрун и Магдалены. Возможно, что и самому ему хотелось развеять плохое настроение, которое не покидало его последнее время. Я с удовольствием поддержал это предложение. В качестве пилотов мы решили задействовать Хенке и летчика-испытателя Альфреда Готта. Готт был ровесником Хенке и похож на него, словно брат. Оба весьма смешливые и по-детски наивные, офицеры с недавних пор стали друзьями. Вместе они дни напролет возились с «летающими тарелками» и, несмотря на внешнюю несерьезность, стали опытными пилотами необычных летательных аппаратов. Ранним утром мы всемером, переодевшись в гражданское платье, погрузились в «Ханебу», и огромный диск нырнул в Черное Зеркало. Менее чем через час мы были уже в воздушном пространстве Аргентины.

На ровной площадке между обломками скал, вросшими в землю, мы натянули тент и установили небольшой стол с легкими плетеными стульями вокруг. Девушки расставили термосы с чаем и кофе, разложили хлеб, масло и сыр. У всех было приподнятое настроение. Мы вдруг превратились в компанию друзей, отправившихся на пикник в живописном местечке. Мария тоже повеселела. Щеки ее разрумянились, а на губах все чаще играла улыбка. И только гигантский диск с покатыми боками, возвышающийся над зарослями густого кустарника, напоминал о точке нашего отправления в сумеречных катакомбах Атлантиды.

Попивая чай, я слушал веселую перепалку пилотов, решивших рассмешить девушек, и посматривал на кондора, парящего высоко над зеленой равниной. Хорст же внимательно рассматривал скалы. Допив свой кофе, он достал карту.

— Думаю, что без проводника мы здесь вряд ли что-либо найдем, — заметил я.

— К рапорту приложена довольно точная карта и подробно описан ориентир. Как это ни удивительно, но он прямо перед нами. — Хорст указал на скалы.

Я проследил за его взглядом и разглядел силуэт, отдаленно напоминающий грузную человеческую фигуру из серого камня. Это было грубое изваяние какого-то божка с круглыми глазами и сложенными на груди руками. Время и ветра не пощадили его. Если бы Хорст не подсказал, я, скорее всего, принял бы его за старый валун. Однако изображение божка в углу карты, нарисованной от руки, было довольно точным и вкупе с координатами, указанными в рапорте, не оставляло сомнения в точности нашего приземления. Мне не хотелось лезть в скалы и искать какую-то пещеру. Я бы с удовольствием выпил еще чашечку чая в кругу весьма приятной мне компании и с видом на залитую солнцем равнину Патагонии, но Хорста божок заинтересовал, и он двинулся в его сторону. А я-то надеялся просто хорошо провести время и порадовать сменой обстановки Магдалену! Но, дав указание Вернеру Хенке и Альфреду Готту быть начеку и посматривать по сторонам, я недовольно поплелся вслед за группенфюрером. Отсутствие снаряжения давало мне надежду, что это исследование скал надолго не затянется.

Хорст добрался до божка и, сверяясь с картой, отсчитал сорок шагов на юг и десять на запад. В итоге мы оказались у входа в узкую расщелину между невысоких, но достаточно неприветливых скал. Из расщелины веяло неприятным холодком, а запах вызвал у меня смутную тревогу. Хорст же, ни слова не говоря, начал протискиваться между камнями. Поправив кобуру с «вальтером» и обреченно вздохнув, я начал протискиваться вслед за ним. Через мгновение я и Хорст почти одновременно провалились куда-то вниз. Отряхнувшись, мы осмотрелись и поняли, что оказались в небольшой пещере. Я было обрадовался, что смотреть здесь нечего, но в углу пещеры Хорст высветил своим фонарем узкую лестницу из грубо обтесанных камней, уходящую в глубь земли.

— Может, не стоит? Нора каких-нибудь контрабандистов, да и снаряжения мы не захватили, — недовольно поморщился я в ожидании безрадостной перспективы спуска вниз.

— Только посмотрим, куда ведет лестница, и вернемся.

— Скорее всего, на полпути она давно завалена породой, и делать там будет нечего, — попытался протестовать я, но Хорст меня не слушал и уже ступил на лестницу.

— Дьявол, — чертыхнулся я вполголоса.

Лестница, петляя, уводила нас все ниже и ниже. Короткая кожаная куртка уже с трудом сохраняла тепло. Идея с исследованием этой пещеры нравилась мне все меньше. Я придумывал поводы повернуть назад. Вдруг лестница кончилась, и мы оказались под высокой каменной аркой. Хорст повел фонариком по сторонам, но я и без фонаря все мог разглядеть. Мы стояли в начале длинной подземной улицы, вдоль которой были выложены из камня и глинистого раствора низкие одно— и двухэтажные хижины. В конце улицы, метров через триста, возвышалось некое подобие башни, очертания которой угадывались довольно смутно.

— Городом это назвать трудно. Скорее подземная деревня, — недовольно пробурчал я, вспоминая стол с бутербродами и булочками наверху.

— Терпение, Эрик, терпение. — Хорст зашагал по утоптанной улице, время от времени заглядывая в какую-нибудь из хижин. Но кроме глиняных черепков, старых обглоданных костей и охапок гнилой травы, там ничего не было. Наконец мы дошли до сооружения высотой около двадцати метров, которое весьма отдаленно напоминало знаменитые пирамиды ацтеков. Хорст отважно шагнул в высокую узкую арку. Внутри, на круглой площадке из грубой брусчатки, помещался большой плоский камень, залитый чем-то темным.

— А ведь это храм, — продолжал осмотр Хорст.

— А это алтарь для жертвоприношений, — сказал я, с подозрением проведя рукой в перчатке по темным подтекам на камне. Растерев липкую субстанцию пальцами и втянув воздух ноздрями, я осторожно расстегнул кобуру и вытащил «вальтер».

— Герман, — тихо позвал я группенфюрера, — подойдите, пожалуйста, ко мне.

Хорст, встревоженный моим голосом, приблизился.

— Это человеческая кровь, группенфюрер, — кивнул я на длинный камень. — И еще — за нами сейчас наблюдают. Не делая резких движений, приготовьте оружие.

В гуще темноты у противоположной стены храма начала вырисовываться гигантская фигура. Это было широкоплечее двухметровое существо, с ног до головы заросшее короткой темной шерстью. В мускулистой руке в свете фонаря сверкнул длинный испанский меч. Существо стало бесшумно обходить нас с моей стороны, стараясь не попадать в луч света. Такие же существа смотрели на нас в окна. Обернувшись назад, я понял, что и у входа нас поджидает засада. Хорст застыл статуей, рука замерла на застежке кобуры.

— Герман, пистолет, — зашипел на него я.

Хорст, словно очнувшись от сна, резко рванул застежку и, схватившись за рукоятку, дернул оружие вверх. Существо с мечом бросилось на меня, целясь острием клинка в лицо. Всадив ему пулю в глаз, я толкнул Хорста на землю и, завертевшись юлой, веером расстрелял весь магазин, точно укладывая каждую пулю в цель. Быстро сменив обойму, я приготовился к новой атаке противника, но косматые монстры, оставив восемь трупов, растворились в темноте. Я помог подняться Хорсту.

— Думаю, группенфюрер, что нам стоит как можно скорее вернуться на поверхность, иначе к ближайшему обеду нас самих подадут в качестве блюд. К тому же на поверхности нас ждут очень красивые девушки, и если они нас не дождутся, то под рукой у них имеется пара молодых лейтенантов, — попытался я пошутить.

— Извини, Эрик. Это моя вина. Давай-ка выберемся отсюда поскорее, — расстроенно произнес Хорст, разглядывая свирепые морды трупов, весьма отдаленно напоминающие человеческие.

Мы выбежали из храма, но едва сделали несколько шагов по подземной улице, как фонарь у Хорста погас. Секунду спустя группенфюрер споткнулся о лохматое тело и, чертыхнувшись, полетел наземь. Этого было достаточно, чтобы свора врагов вновь бросилась на нас с разных сторон. Я снова открыл огонь. За мной последовал и Хорст, но в темноте он мог стрелять только наугад. Пара его пуль просвистела рядом с моим ухом. Когда патроны в моем «вальтере» иссякли, я, уворачиваясь от удара палицей, увидел группенфюрера, барахтающегося в руках подземного гиганта. Выдергивая из чехла на поясном ремне широкий охотничий нож, я бросился на помощь. В два шага я очутился рядом с Хорстом и его противником. Только после полудюжины колющих ударов стальным клинком чудовище ослабило хватку, и профессор сумел отскочить в сторону, беспомощно всматриваясь в темноту вокруг себя. Я подбежал к нему, попутно пропустив скользящий удар дубиной по спине. Схватив старика за рукав, я бросился к лестнице, увлекая его за собой. Увидев впереди последнюю преграду в виде очередного косматого атлета с палицей в руке, я отпустил руку Хорста и, оценив высоту пещерного свода, совершил прыжок навстречу врагу. Вложив в толчок ноги все свои силы, я оказался в воздухе над головой противника и, недолго думая, воткнул нож в его лохматую голову по самую рукоятку. Несколько секунд спустя мы уже вихрем летели вверх по лестнице, в мгновение ока оставив своих преследователей далеко внизу.

Оказавшись на поверхности, мы быстро добрались до бивуака. Там мы увидели, что в наше отсутствие и здесь не скучали. У корпуса «Ханебу» на песке сидели привязанные спина к спине четыре индейца в тертых куртках и пончо. Чуть поодаль я приметил пирамиду из винтовок с навешанными на нее патронташами и ножами в чехлах. Но сразу выяснить, что случилось, мы не смогли. Увидев на нашей одежде кровь, девушки окружили нас, с тревогой расспрашивая о произошедшем. Хенке и Готт уставились в скалы, взяв на изготовку автоматы. С трудом успокоив друзей, мы попросили по чашке кофе. Уже за столом, сделав глоток горячего напитка, Хорст снова спросил о случившемся. Все посмотрели на Хенке, который оставался за старшего.

— Появились как черти из коробки, взяли нас на прицел, — пробормотал как-то невнятно Хенке, посмотрев куда-то в сторону. — Потом мы их разоружили. Что теперь с ними делать?

— Поговорили с ними? — спросил я.

— Да они мелят что-то непонятное на испанском. Я ничего не понимаю, — продолжал бурчать себе под нос Хенке.

— Это бандиты. Целыми днями рыщут в поисках наживы. Нарвались на нас, — заговорила Зигрун.

— Странно, что вид «Ханебу» их не испугал, — удивился я.

— Для них это большой, но обычный самолет. А наша компания за столиком показалась доступной. Вот и все, — пояснила Зигрун, запахиваясь в шубку. Вечерело, и порыв холодного ветра попытался сорвать тент. Вместе с Хорстом я подошел к пленникам. Широкоскулый, загорелый почти до черноты индеец что-то лепетал, глядя на меня умоляющими глазами.

— Их надо ликвидировать, Эрик. Они слишком много видели, — сказал Хорст, поеживаясь от холода.

— Они ничего не понимают, да и не поверит им никто. Родится какая-нибудь неправдоподобная сказка. — Перспектива расстрела пленных меня не устраивала.

— Сказки нам тоже не нужны. Поручи это Хенке.

«Нет, так дело не пойдет», — подумал я и сказал:

— Возьмем их с собой и отдадим на попечение Фогелю. В Новом Берлине нехватка рабочих рук.

— Хорошая идея, — обрадовался Хорст. — Так и сделаем.

Через полчаса «Ханебу-2» медленно оторвался от земли, а потом, повисев пару секунд в воздухе, быстро набрал высоту и ринулся в сторону самого южного материка на планете.

Спустя сорок минут мы приземлились на площадке у Черного Зеркала. Курт Грубер уже ждал нас на крытом электромобиле, в который Хенке быстренько затолкал пленников. Потом погрузились Хорст, Зигрун и Мария. Я и Магдалена решили пройтись до нашего корпуса пешком. По пути мы любили сворачивать к Черному Зеркалу и будоражить его воду, бросая камешки. Вот и на этот раз мы спустились к озеру и присели на камень у воды. Любопытная Магдалена сразу завалила меня вопросами о подземельях Патагонии. Я рассказал ей все, как было, после чего решил тоже кое о чем спросить, но внимание мое привлекла легкая рябь на воде, которая всколыхнула идеально ровное зеркало озерной воды. Меня насторожило, что источник ряби находился не в той стороне, где располагался порт. Эпицентр легкого волнения, всколыхнувшего воду, находился в противоположной, затемненной стороне озера. Я напряг глаза, всматриваясь вдаль и пропуская мимо ушей очередной вопрос Магдалены. В тени, у самых скал, поддерживающих свод купола, из воды вышел человек. Мокрые куртка и брюки липли к телу. Не оборачиваясь, он скрылся среди обломков скал, в изобилии покрывавших берег озера с той стороны. Это был явно не купальщик.

— Ты что-то увидел, Эрик? — встревоженно спросила Магдалена.

— Да, к нам пожаловал гость. Иди в корпус, а мне надо проверить те скалы. Я потом тебе все объясню. — Оставив девушку, я бросился бегом вдоль озера. Через полчаса я был в скалах. Излазив их вдоль и поперек, я никого не обнаружил и даже на секунду усомнился в своем зрении, но, увидев следы ног на песке, понял, что не ошибся. За скалами начиналось открытое пространство, покрытое плотным мхом и редкими валунами. Далее высилась во всей красоте Пирамида атлантов. Я побежал к посту у входа в цитадель. Эсэсовцы, несущие охрану, ничего подозрительного не видели, но это не успокоило меня. Подняв по тревоге всю охрану Нового Берлина, я дал указание полностью прочесать территорию нашей подземной базы и организовал тотальную идентификацию населения базы. Я не мог забыть события, связанные с Марсом. Хорст это понимал и помог убедить озадаченного коменданта в необходимости проведения столь массовых мероприятий. Однако несколько суток поиска лазутчика не принесли результатов. Тогда Хорст предложил воспользоваться для разгадки тайны силами Кригсмарине.

Глава 26

Когда я, Хорст и Зигрун поднялись на борт подводной лодки, Гюнтер Прин дал команду на отшвартовку и погружение в толщу вод Черного Зеркала. На глубине ста метров Прин, рассматривающий подробную карту дна озера, выслушал доклад матроса и озадаченно сообщил нам:

— Странно. Согласно карте глубина в центре озера должна составлять сто пятьдесят метров и дно здесь достаточно ровное, но по показаниям приборов получается совсем другая картина. Дно под нами стало выпуклым, словно вздулось, и глубина до вершины образовавшегося подводного холма составляет не более ста двадцати метров от поверхности воды.

— Это может быть подводное сооружение или корабль? — обратился я к командиру подводной лодки.

— По показаниям нашей аппаратуры, этого понять невозможно. Вам надо было попробовать обследовать дно с помощью своего чудо-диска, — усмехнулся офицер.

Хорст посмотрел на Зигрун. Та отошла в самый темный угол отсека и замерла, уставившись полуприкрытыми глазами в палубу. Группенфюрер обвел взглядом всех присутствующих в центральном посту и поднес палец к губам. Не успел он повернуться снова в сторону медиума, как вдруг она, странно всхлипнув, пала на колени. Еще мгновение, и в центре отсека возникло нечто. Все отшатнулись в стороны. Из безликой и бесформенной, невесть откуда возникшей полупрозрачной субстанции на наших глазах быстро сформировалась плотная человеческая фигура. Спустя минуту, в течение которой все в отсеке находились в состоянии оцепенения, на месте безликой маски над плечами стали проступать человеческие черты. Белыми глазами альбиноса существо в человеческом обличье осмотрело отсек. Кожа его была влажной, матросская одежда мокрыми складками прилипла к телу. Гюнтер хлопнул рукой по кобуре. Незнакомец быстро повернул в сторону командира лодки голову, и Прин, сбитый с ног невидимой силой, отлетел к ближайшей переборке, после чего рухнул на пол и больше не подавал признаков жизни. Его помощник кинулся к нему, чтобы помочь, но и его постигла та же участь. Успев сделать лишь шаг, он тоже был опрокинут на палубу неведомой силой. Все в отсеке, в том числе и я, затаили дыхание. Я представления не имел, с кем или с чем мы столкнулись.

— Убирайтесь отсюда. Освободите фарватер, и никто не пострадает. — Металлический голос незнакомца больно резанул по ушам. Своими бесцветными глазами он уставился на меня.

— Кто вы? — не удержался я от вопроса.

Незнакомец некоторое время, словно раздумывая, продолжал смотреть мне в глаза. Наконец он снова заговорил:

— Мы те, кто делит с вами эту планету уже тысячу лет. Вам принадлежит суша, нам глубины океанов. Там, где мы властвуем, вам места нет. Уходите!

— Я видел, как ваш… человек поднялся несколько дней назад на поверхность и вышел на сушу. Это беспокоит меня, — рискнул продолжить я.

— Вы собираетесь открыть Портал и достичь Шумера. Мы должны знать, чем закончится ваша встреча с шумерянами. Ее итог может повлиять на историю Земли. Наш представитель отправится с вами, но даже не пытайся выяснить, кто из экипажа принадлежит нам. Это бесполезно.

— А что случилось с тем, чей образ он забрал себе?

— Он мертв. И вам придется смириться с этим. — С этими словами незнакомец рухнул на палубу и… исчез, словно и не было его вовсе. Только белый, как бумага, штурман, вжавшийся в переборку рядом со мной, продолжал смотреть немигающим взглядом на то место, где только что находился «альбинос». Я склонился над Прином и его помощником. К счастью, они были живы. Гюнтер с трудом сел и посмотрел на меня:

— Дьявол, с чем мы тут играем?! С тебя пиво, фон Рейн. Иначе в следующий раз я пошлю всех вас к чертям с вашей Атлантидой.

Я рассмеялся и помог Гюнтеру встать. Хорст протянул руку его помощнику. Когда лодка поднялась на поверхность, Прину доложили, что рельеф дна озера меняется. «Подводный холм» уходил в сторону туннеля, ведущего к открытым океанским водам.

Через час после происшествия мы собрались в пещере Зигрун. Хорст задумчиво ходил из угла в угол.

— Я даже не знаю, что предположить. Мне приходилось слышать легенды и мифы о подводном мире и народе, его населяющем, но уж слишком все это неправдоподобно. Эрик, неужели в библиотеке атлантов ничего нет по этому поводу? — остановился он передо мной.

— Нет. Если верить «альбиносу», то и не может быть. Они появились на планете сравнительно недавно. Атланты к тому времени уже стали героями мифов и легенд, — вздохнул я. — Это новая и неизвестная для нас величина. Другая цивилизация у нас под носом. Просто поразительно. Будем докладывать «наверх»?

— Нам могут не поверить, Эрик. Это невероятно. Невероятнее, чем наши сношения с Шумером. Высокоразвитая цивилизация под боком у человечества. Без прямых доказательств, которых у нас нет. Гиммлер подумает, что мы тут начинаем тихо сходить с ума.

Я отказался от алкоголя, предложенного Лоттой. Меня занимала мысль о том, кто из будущего экипажа «Молоха» уже не является человеком в привычном понимании этого слова. Почему «альбинос» уверен, что представитель его народа однозначно войдет в состав экспедиции? Исподтишка я посмотрел на всех присутствующих — Хорста, Зигрун, Марию Орич. Может быть, это уже кто-то из них? Мой взгляд остановился на Марии. С момента прибытия в Новый Берлин она избегала общения со мной, в основном общаясь с Зигрун, Хорстом и изредка с Магдаленой. Может быть, Мария? Но она держится особняком еще с момента прибытия, а таинственный пловец вышел из воды всего лишь несколько дней назад. Хорст нисколько не изменился. Поломав голову еще некоторое время, я решил, что рано или поздно разведчик подводной цивилизации выдаст себя чем-либо. Мне лишь необходимо набраться терпения и внимательно следить за происходящими вокруг событиями.

К полуночи мы разошлись. О событиях дня Хорст решил никому не докладывать и возложил на меня обязанность переговорить по этому поводу с Гюнтером Прином.

— Дьявол, Эрик! У меня у самого нет желания с кем-либо обсуждать то, что мы видели. Я вообще иногда жалею, что дал согласие участвовать в освоении Антарктиды. — Мы с Прином сидели в его номере жилого корпуса для моряков и потягивали сладковатый ямайский ром. — Все это так необычно и настолько превосходит возможности моего воображения, что иногда мне кажется, что все это затянувшийся сон.

Я молчал.

— Но если это не сон… Представляешь, мы на своих суденышках шныряем туда-сюда, воюем, а они где-то там, в глубине, живут и посмеиваются над нашими жалкими потугами стать властелинами морей и океанов. «Альбиносы», судя по всему, далеко обогнали нас по части технологических фокусов. Стоит им только захотеть… Почему же они не пытаются продемонстрировать нам свою мощь, Эрик?

— Возможно, что мы не представляем для них интереса. У них есть все, что нужно, — ответил я, а сам подумал, что теперь-то интерес появился.

— Словно мы муравьи, — с обидой в голосе буркнул Прин.

Ровно в восемь часов утра я и Вернер Хенке поднялись на борт «Ханебу-2». Этот полет на дисколете был запланирован как тренировочный, но я решил использовать его и для других целей.

«Ханебу-2» имел три уровня. Первый представлял собой довольно вместительный грузовой отсек, на втором располагались места для пассажиров. Небольшой лифт доставил нас на третий уровень, где располагалась двухместная пилотская кабина. Мы разместились в огромных креслах, автоматически подстраивающихся под форму тела и снабженных довольно непростой системой амортизирующих и фиксирующих ремней. Оказавшись на пилотских местах, мы положили руки на широкие подлокотники, представлявшие собой одновременно и панели управления. Затем легким движением пальцев привели в действие поддерживающие механизмы, которые опустили на наши головы тяжелые шлемы со встроенными обзорными телеэкранами внутри. Далее управлять диском нам предстояло в прямом смысле на ощупь. Еще раз коснувшись пальцами панели на одном из подлокотников, я активировал шлем и смог увидеть знакомую панораму Нового Берлина с высоты тридцати метров над взлетной площадкой. Именно на такой высоте располагалась пилотская кабина. Поворачивая голову из стороны в сторону, я убедился, что экран ясно и без сбоев передает окружающую картину. Продолжая касаться панелей управления, я вывел на экраны техническую информацию о состоянии корабля. Убедившись, что все в порядке, я доложил о полной готовности к полету Хенке, который занимал кресло первого пилота. Вернер начал задавать параметры взлета. Минуту спустя корабль чуть вздрогнул — заработали генераторы плазменной оболочки. Через несколько секунд активировались мощные электромагнитные двигатели. Я включил режим фильтрации изображения, и появившаяся на обзорном экране дымка исчезла. Диск медленно и плавно оторвался от поверхности бетона. Техники издалека внимательно наблюдали за взлетом. Рядом с ними я рассмотрел Хорста и Магдалену. «Волнуется», — с нежностью подумал я, разглядывая ее далекую фигурку. Тем временем диск поднимался все выше и выше. Обзорный экран шлема и почти бесшумная работа двигателей создавали иллюзию свободного полета. Хенке отвел диск к Пирамиде. Я вывел на экран картинку с обзором поверхности под диском. Верхушка изваяния оказалась совсем рядом. Запрокинув головы, солдаты у входа в сооружение тоже неотрывно смотрели на нас. Один из них замахал рукой.

— Ныряем. Доложите о готовности, — зазвучал в наушниках голос Хенке. Я переключил изображение на экране. Красочная картинка сменилась схематичным голографическим изображением. Выскочили цифры с указанием высот, расстояний, скоростей.

— Второй готов, — сказал я.

— Пошли, — бодро бросил Хенке.

Выбрав угол атаки, он бросил диск навстречу водной глади, мгновенно разогнав дисколет до трех сотен километров в час. Взрезав поверхность озера, диск по плавной дуге выровнял ход и на глубине семидесяти метров заскользил по туннелю, ведущему к открытому океану. Почти не снижая скорости, Хенке умело проходил изгиб за изгибом подводного рукава, а я внимательно следил за ландшафтом дна. Меня интересовали «альбинос» и его хозяева. Тем временем, быстро пройдя туннель, Хенке вывел летательный аппарат из водной среды и завис в сотне метров над побережьем Антарктиды.

— Дай теперь мне попробовать. Переведи управление, — сказал я, разглядывая студеные волны внизу.

— Уверены? — спросил Хенке.

— Да.

Взяв управление на себя, я сделал широкий круг над белым панцирем южного континента и с удовольствием ощутил, что машина полностью подчиняется мне. Совершив нескольких воздушных пируэтов, я направил «Ханебу» в сторону центральной части Атлантики.

От Южного полярного круга и почти до самой Гренландии в толще вод Атлантического океана раскинулся гигантский Срединно-Атлантический горный хребет длиной около шестнадцати тысяч километров. Он пролег через всю центральную часть Атлантики, зигзагом повторяя очертания береговых линий обеих Америк и Африки и разделяя океан на две приблизительно равные части. Большая часть вершин этого подводного хребта не достигает поверхности воды и находится на глубине не менее одного километра. Лишь отдельные пики выступают над поверхностью океана и образуют острова — Азорские в северной части Атлантики и Тристан-да-Кунья — в южной. У Тристан-да-Кунья я заставил «Ханебу» снова нырнуть в воду. Когда, двигаясь вдоль подводного хребта, я достиг глубины двухсот метров, Хенке заволновался:

— Конструкторы не рекомендуют опускаться ниже трехсот метров. Если откажут двигатели, поддерживающие плазменную оболочку, нас раздавит давление. В отличие от «Молоха» наша сталь намного слабее.

— По секрету они мне сказали, что запас прочности «Ханебу» позволит ему остаться невредимым и на большей глубине, — успокоил я Хенке.

Барражируя над цепью подводных гор на глубине четырехсот метров, я пытался найти на дне Атлантического океана следы подводной цивилизации. Для поисков, конечно, лучше было спуститься еще глубже, но я не хотел рисковать зря. Наконец, между линией Южного тропика и островом Святой Елены мы обнаружили звено из полдюжины быстро движущихся объектов в сотне метров под нами. Судя по скорости и величине, не уступавшим нашему аппарату, объекты явно не являлись представителями океанской фауны. Я, не меняя глубины, пристроился за ними. Они или не замечали нас, или делали вид, что не замечают. Через полчаса гонки неизвестные подводные аппараты застопорили ход и стали медленно погружаться в глубину, к самому подножию подводных гор, находившемуся на глубине более шести километров. В нерешительности я завис в горной расселине на глубине пятисот метров. Хенке напряженно молчал, и я понимал, что достаточно небольшого сбоя в работе сложных агрегатов нашего судна, и шансов спастись у нас не будет. Поэтому я продолжал наблюдение за таинственными объектами по приборам. На глубине почти четырех километров они прекратили спуск, и их графические изображения стали один за другим пропадать с наших экранов.

— Я думаю, что они швартуются на базе в толще хребта, — подал голос Хенке.

— Возможно, — сказал я и подумал, что координаты этого места на западе Ангольской котловины необходимо хорошенько запомнить.

— Командир, у входного шлюза неизвестный объект! — вдруг заорал Хенке мне в ухо. Я невольно поморщился и включил экран внешнего обозрения в районе шлюзовой камеры, расположенной на первом, грузовом уровне нашего корабля. Как я и ожидал, на экране, кроме чернильной тьмы, ничего не было. Но система акустики упрямо докладывала о достаточно объемном, хотя и значительно уступающем в размерах нашему диску объекте, неподвижно зависшем в толще воды рядом с входным люком. Я рискнул включить прожектор. В его свете я разглядел нечто, весьма смахивающее по форме на наш дисколет, но представляющее собой конструкцию из странного полупрозрачного материала. Сквозь матовые стены внутри объекта угадывалось какое-то движение, хотя свет прожектора и сам телеэкран могли просто искажать изображение.

— Что это, штурмбаннфюрер? — теперь более спокойно, но озадаченно спросил Хенке. Неопознанный объект уже практически прижался к нашему борту в районе шлюза, и только плазменная оболочка мешала ему пристыковаться окончательно.

— Сейчас выясним, — как можно уверенней сказал я и стал поднимать «Ханебу» на поверхность океана. Чужой диск не отставал. Когда осталось чуть более ста метров, я застопорил ход и, к удивлению Хенке, отключил плазменную оболочку.

— Возьми управление на себя и держи «Ханебу» на одном месте. Я же пойду к шлюзу и попробую переговорить с ними.

— Переговорите… с ними?! — каким-то беспомощным голосом переспросил Хенке. Было слышно, как он сглотнул слюну. Представив его лицо, я решил пожалеть пилота.

— Вернер, я предполагаю, что этот объект — пилотируемый аппарат, аналогичный нашему диску, и его пилот предпринимает попытку вступить с нами в контакт. Я думаю, что надо пойти ему навстречу и предоставить такую возможность. Ты же давно знаешь, что этот мир намного удивительнее, чем мы когда-то полагали. Поэтому «держи руль», Вернер, а я пойду к шлюзу. Ты понял? — медленно и четко проговорил я каждое слово, с удовольствием отметив, что и сам наполняюсь решимостью и уверенностью в себе.

— Так точно. Все понял, штурмбаннфюрер.

Я задействовал механизм, поднимающий шлем, пробежал пальцами по пряжкам многочисленных ремней. Встав с кресла, я расправил складки новенького черного комбинезона с эмблемой «Аненербе» на плече и поправил эсэсовскую пилотку. Уже по пути вниз я защелкнул на поясе ремень с кобурой «вальтера». У шлюза я остановился и нажал кнопку связи с пилотом.

— Что снаружи, Вернер?

— Он… прилепился, штурмбаннфюрер.

«Что ж, если это тот, кто я думаю, то он войдет и при закрытом шлюзе», — подумал и, заложив руки за спину, принялся ждать.

Я не ошибся. Непостижимым образом преодолев толстый металл обшивки нашего корабля, передо мной из постепенно возникшего бесформенного марева материализовался уже знакомый мне «альбинос». Возникла минутная пауза, когда мы молча смотрели друг на друга — я ждал, что скажет необычный гость, а ему, возможно, просто необходимо было время, чтобы окончательно материализоваться или активизироваться.

— Тебя предупреждали, чтобы ты не искал встречи с нами, — наконец произнес «альбинос» все тем же металлическим голосом.

— Это всего лишь тренировочный полет. Мы случайно обнаружили вас, но не скрою — мне хотелось бы узнать поближе тех, кто уже несколько веков незримо владеет этой планетой вместе с нами, — спокойно сказал я и вдруг подумал, что авантюра, в которую я ввязался, очень опасна.

«Альбинос», не мигая, долго смотрел мне в глаза.

— Дай мне руку, — на этот раз чуть слышно сказал он. Я заколебался, но все же решился и протянул ему ладонь. Он коснулся ее. Я не почувствовал ничего, кроме холода, словно притронулся к куску льда. Через миг я очутился в незнакомом и несколько тесноватом помещении, в котором округлые стены, потолок и палуба под ногами были выполнены из светлого полупрозрачного материала. Посередине помещения находились два кресла, отливающие матовой зеленью. «Альбинос» жестом предложил присесть на одно из них. Я подчинился. Кресло мягко приняло меня, повторив контуры моего тела.

— Мой помощник будет беспокоиться, — повернул я голову в сторону «альбиноса», удобно примостившегося рядом. И тут же из невидимого громкоговорителя я услышал встревоженный голос Хенке:

— Слушаю, командир. Где вы?

— Вернер, я на борту чужого корабля. Мне предстоит отлучиться на некоторое время. Жди, — сказал я как можно спокойнее, а сам снова представил себя на месте Хенке. А если посмотреть с другой стороны, то это можно было расценить как очередной этап психологической подготовки членов экипажа «Молоха» к предстоящей экспедиции на Альдебаран.

— Понял, командир. Буду ждать вашего возвращения, — достаточно твердо ответил молодой офицер.

— Отлично, конец связи, — подытожил я и посмотрел на «альбиноса». Тот не шевельнулся, но его корабль плавно отошел от нашего диска и ринулся в глубину. Не было никаких экранов или кнопок. Корабль двигался автоматически или управлялся силой мысли. Окружавшая нас оболочка необычного судна стала почти прозрачной, и казалось, что я и мой таинственный спутник свободно падаем в своих креслах в бездну Атлантики. При этом без всяких прожекторов были ясно видны изрезанные скалы подводного хребта и висящие в мутноватой воде туши глубоководных рыб. На одном из склонов мелькнули останки затонувшего судна.

— Из чего сделан ваш уникальный корабль? — не удержался я от вопроса.

— Мы их не делаем, мы их выращиваем. Это живое существо. Слайсы — так мы их зовем, — бесстрастным голосом сказал «альбинос». — Их родина не Земля. Мы привезли их с собой, с нашей родной планеты.

Несколько секунд спустя наш живой корабль плавно застопорил свой ход, и мы оказались у гигантской ниши в основании одной из гор. Тяжелые плиты быстро разъехались в стороны, и мы вплыли в ярко освещенный зев глубоководного убежища. Корабль опустился на площадку небольшого зала, являющегося, судя по всему, шлюзом. Створки ворот задвинулись, и вода вокруг нас стала спадать. Через несколько минут шлюз стал сухим. Стены нашего корабля потускнели и потеряли прозрачность. «Альбинос» встал с кресла и вышел в образовавшийся проем наружу. Я последовал вслед за ним. Снаружи я задержался и провел ладонью по корпусу необычного подводного судна. Его плотная гладкая поверхность приятно холодила руку. На миг мне показалось, что корпус чуть вздрогнул. Как только я сделал шаг назад, проем в корпусе затянулся, снова став покатым и монолитным. Тем временем «альбинос» нырнул в проход, возникший в ближайшей к нам стене помещения. Я поспешил следом и оказался в другом, уже довольно большом зале, который можно было назвать настоящим глубоководным портом. В нем свободно расположились около двух десятков дисковидных подводных аппаратов разной величины.

— Это тоже слайсы?

— Нет. Это уже нечто подобное тому изделию, которое ждет тебя у поверхности океана.

— Пусто. Не видно никакого движения.

— Это потому, что ты здесь. Не задавай лишних вопросов и следуй за мной, — скомандовал «альбинос» и двинулся к небольшому возвышению метрах в двадцати от нас. Я устремился за ним, пораженно осматриваясь вокруг — технологически сверхразвитая цивилизация уже не одно столетие существует бок о бок с человечеством, ничего об этом даже не подозревающим. Мы смотрели на звезды и даже не предполагали, что иной разум уже давно покоряет нашу планету, прячась в океанских просторах и лишь позволяя нам существовать рядом.

Как только мы встали на широкую прямоугольную платформу, она медленно поползла вверх. Свод разделился на несколько частей, которые разошлись в стороны, и мы беспрепятственно достигли другого уровня, оказавшись на краю большой круглой площадки под высокой темной сферой. Как только платформа замерла и мы сошли с нее, она мгновенно провалилась вниз, а створки сдвинулись на место.

«Альбинос», подав мне знак оставаться на месте, двинулся к центру гигантской площадки, подсвеченной бледно-зеленым светом. Как только он оказался в середине круга, вокруг него, словно из воздуха, возникло несколько фигур. Обладая человеческими силуэтами, эти существа представляли собой все же нечто иное. Я разглядел, что это были полупрозрачные субстанции в блестящей, будто мокрой оболочке. Цвет их постоянно менялся — от темно-зеленого, почти черного, до светло-изумрудного, когда казалось, что еще немного, и я смогу разглядеть их внутренности. Звука их голосов я не слышал. По всей видимости, они общались друг с другом с помощью телепатии. По куполу пробежало слабое мерцание. «Силовое поле?» — подумал я. Наконец «альбинос» махнул мне рукой, и я зашагал к центру зала.

«Это же контакт с иной, ранее неизвестной человечеству, высокоразвитой цивилизацией», — думал я, приближаясь к ожидавшей меня группе, и мне стало неуютно от возникшего чувства ответственности. Ощутив неуверенность, я замедлил шаг. «Так или иначе, но я уже здесь», — попытался успокоить я себя. На миг остановившись и сделав глубокий вдох-выдох, я уже более решительно направился вперед. Когда я наконец приблизился к таинственным хозяевам океанских глубин, «альбинос» предупреждающе поднял руку ладонью вперед. Я остановился на расстоянии двух метров от них. Несколько секунд мы молча разглядывали друг друга. Рядом с «альбиносом» находились четыре необычных существа. Все они были одного со мной роста. Их ступни, отдаленно напоминающие человеческие, но плоские и широкие — со сросшимися между собой пальцами, чуть касались пола, и существа скорее парили в воздухе, чем стояли. Ладони рук были длинные и тоже широкие, с четырьмя все время подрагивающими пальцами на каждой. Но особенно интересными были лица этих подводных жителей. В центре небольшой головы, сидящей на мощной шее, располагались два небольших круглых глаза — абсолютно черных и близко посаженных. В паре сантиметров под ними узкая щель, которая, по всей видимости, играла роль и рта и носа одновременно.

«Что ты хочешь знать, человек?» — Я не ошибся относительно телепатических способностей моих собеседников.

— Кто вы? — вслух спросил я, одновременно раздумывая, на кого из них смотреть. Одно из существ подняло и опустило руку, и я мысленно ощутил что-то вроде усмешки со стороны собеседника.

«Ну, что же, если они обладают чувством юмора, то уже есть большая вероятность, что мы сможем найти общий язык», — воодушевленно подумал я.

«Мы — даргоны. Наша родина — планета Кайс в созвездии, которое вы называете Лирой, но теперь наш дом здесь».

— А что случилось на Кайсе?

«Религиозная война превратила ее в космическую пыль. Такие войны, но на примитивном уровне были и у вас. Некоторые индивидуумы, придумав однажды божество и установив от его имени свод правил, со временем превращаются в слепых фанатиков, считающих, что все должны безоговорочно принять придуманный ими мир. Зачастую ради своей веры они готовы разрушить все вокруг, даже родную планету».

Даргон, ведущий беседу, умолк, и я снова задал вопрос:

— Что вы думаете о нас? Возможен ли альянс между даргонами и людьми?

«Что мы думаем о вас, неважно, — уловил я ответ после долгой паузы. — Но ты должен понять, что мы здесь навсегда, и учесть это, когда достигнешь Шумера. Если наличие таких соседей, как люди, нас устраивает, то шумерян мы не ждем. Однако хотим знать о них как можно больше. Помни об этом. Помни и о том, что шумеряне ничего не должны о нас знать, пока мы сами этого не захотим».

«Шумер может быть и врагом. Человек уже был игрушкой в его руках. Будь осторожен», — «услышал» я другой голос. В тот же миг силуэты моих собеседников начали быстро тускнеть. Еще мгновение, и они растворились в воздухе. Я вопросительно посмотрел на «альбиноса».

— Все, что должно быть сказано, уже сказано, — проговорил он и быстрым шагом направился к платформе. Я задумчиво пошел вслед.

Погрузившись на корабль «альбиноса», мы начали неспешный подъем наверх. В голове один за другим возникали вопросы, но, чуть поразмыслив, я понял, что все ответы мне и так уже ясны. Лишь покидая необычное судно, я обернулся и спросил:

— Откуда у тебя это лицо?

— Это лицо одного из матросов британского крейсера, который торпедировала и отправила на дно ваша подводная лодка, — невозмутимо сказал «альбинос».

Подъем закончился, и наши суда зависли в глубине рядом друг с другом. Я поднялся с кресла, и «альбинос» дал мне знак подойти к борту, соприкасающемуся со шлюзом «Ханебу». Я сделал шаг и тут же очутился в грузовом отсеке нашего дисколета.

— Рад вас видеть, командир, — услышал я в громкоговорителе обрадованный голос Хенке. Все еще находясь под впечатлением своего подводного плавания, я медленно поднялся в пилотскую кабину и молча опустился в свое кресло.

Когда я направил диск в сторону Антарктиды, в шлемофоне послышался приглушенный вздох облегчения. Улыбнувшись, я сообщил Хенке, что готов передать ему управление кораблем. Молодой пилот тут же покинул воды Атлантики и взмыл к самым облакам. Здесь он чувствовал себя намного уверенней и, прибавив скорость, быстро достиг ставшего нам уже родным заснеженного континента.

На взлетно-посадочной площадке Нового Берлина я взял с Хенке слово хранить молчание относительно событий в водах Атлантики, после чего решил пройтись по берегу Черного Зеркала. Заложив руки за спину, я медленно брел по берегу у самой воды. Сегодня, двенадцатого мая 1944 года, в глубине Атлантического океана состоялся контакт человека с представителями иного, внеземного разума. Этим человеком был я. Но не чувствовал я радостного воодушевления и желания поведать об этом кому-либо. На сердце было непривычно тяжело. Почувствовав, что шнурок на десантном ботинке расшнуровался, я опустил глаза вниз и рядом с развязавшимся шнурком разглядел небольшое насекомое, пересекающее мой путь. Длинное тельце, покрытое хитиновой оболочкой, и несколько пар ног — оно ползло в нескольких сантиметрах от моих подошв, не подозревая, что если бы не шнурок, то от него могло остаться только мокрое пятно на каменистой почве. Я присел на корточки, чтобы получше рассмотреть его. Жучок тащил в свою норку добычу — другого жучка, только меньшего размера. Дотащив его до норки, он долго и терпеливо впихивал его внутрь. Наконец ему это удалось, и многоногий охотник исчез из вида. Видимо, даргоны так же рассматривают нас уже тысячу лет и просто позволяют до поры до времени ползать по поверхности планеты. Возможно, Прин прав, и сотрудничество с людьми им так же интересно, как мне сотрудничество с жуком, которого я чуть не раздавил. А вот Шумер их весьма заинтересовал, и под нашим прикрытием они хотят провести его разведку. Что же касается людей, то если что-то пойдет не так, даргоны, без сомнения, найдут способ смести нас с лица планеты. Я зашнуровал ботинок и продолжил свой путь. Но, сделав несколько шагов, я снова остановился и подумал: «Однако с нами готовы общаться на Шумере. У людей в отличие от этого жучка есть козырь — скрытая в каждом человеке программа Осириса. Об этом не могут не знать и даргоны. Вопрос лишь в том — спасение это наше или смерть?»

Поразмыслив еще немного, я решил о своем контакте с подводной цивилизацией пока никому не сообщать.

Глава 27

Ночью зазвонил проклятый телефон. Когда я снял трубку, на противоположном конце провода послышался голос Хорста:

— Извини за беспокойство, Эрик. Необходимо, чтобы ты срочно зашел ко мне в кабинет. Дело не терпит отлагательств.

— Хорошо, сейчас буду, — сонно пробубнил я в трубку и посмотрел на часы. Стрелки показывали ровно два часа ночи. Разбуженная Магдалена заволновалась:

— Что случилось, Эрик?

— Думаю, ничего серьезного. Спи. — Я поцеловал ее и, встав с кровати, поплелся в соседнюю комнату одеваться. Через десять минут я уже прибыл в кабинет группенфюрера. На Германе Хорсте было гражданское платье, хотя ноги обуты в тяжелые солдатские ботинки.

— Срочная шифрограмма от рейхсфюрера, Эрик. — Хорст устало потер переносицу и подошел к стене с картами. — На территории Северного Перу, в горном массиве Анд, группа агентов СД с очень ценным грузом попала в засаду британской разведки. Положение критическое, счет идет на часы, а место весьма труднодоступное. Ближайший отряд поддержки СД доберется до места в лучшем случае к утру. Груз надо спасти. В руки англичан он не должен попасть ни при каких обстоятельствах. Рейхсфюрер предлагает добраться туда на одном из дисков и провести спасательную операцию.

— Где конкретно? — Я подошел к карте Южной Америки.

— Недалеко от мертвого города Чавин, на высоте 3200 метров над уровнем моря. — Хорст указал место на карте. — Мне приходилось бывать в тех местах лет десять назад, поэтому отправлюсь с вами.

— Сколько нападающих, какое оружие?

— Около десяти человек, оружие автоматическое и, возможно, ручные гранаты. Сотрудников СД было пятеро, сейчас неизвестно.

— Какой диск будем использовать?

— Я дал указание готовить «Врил». Он сможет сесть даже на небольшой горной площадке.

Я поднял трубку телефона и набрал номер дежурного по казарме команды «Зет». Через двадцать минут группа из шести солдат в полном боевом снаряжении во главе с Куртом Грубером приступила к посадке на борт «Врил». Вернер Хенке занял место в пилотской кабине. Группенфюрер Хорст намеревался участвовать в полете в качестве штурмана.

Когда солдаты погрузились и у трапа остался только я и Хорст, вдруг появился Цимлянский:

— Извините, господа, припозднился, работая над «Молохом». Вижу, у вас тут затевается серьезная операция. Я мог бы помочь. Я участвовал в создании «Врила» и знаю его, как никто другой.

Я посмотрел на Хорста. Тот, подумав несколько секунд, кивнул.

— Диск рассчитан на двух пилотов и десять пассажиров, — пробормотал я.

— Уверяю вас, штурмбаннфюрер, что если потесниться, мы поместимся все, — улыбнулся Цимлянский.

Я нырнул в чрево корабля и присоединился к своим эсэсовцам, усевшись в одно из узких кресел, расположенных вдоль круглой стены. Цимлянский и Хорст быстро вскарабкались по трапу в пилотскую кабину. Через пару секунд оттуда спустился Хенке.

— Давай сюда, Вернер, — подозвал его я. Тот примостился в мешках с амуницией и провиантом напротив меня. Минуту спустя диск мягко оторвался от бетона и стал набирать высоту.

В отличие от пилотской кабины грузопассажирский отсек «Врила» не был оборудован ни обзорными телеэкранами, ни иллюминаторами. В тусклом свете красной лампочки размещавшиеся на нижней палубе люди могли лишь вглядываться в лица друг друга или дремать, прикрыв глаза.

Цимлянский стал быстро набирать скорость. Легкий, чуть заметный толчок — это диск вошел в воду. Я закрыл глаза и стал вспоминать, что мне известно о Чавине.

Высокогорный город Чавин возник за 800 лет до нашей эры и являлся столицей древнего перуанского государства, существовавшего в Южной Америке еще за две тысячи лет до восхода культуры инков. Он располагался в холодной местности, окруженной ледниками и никогда не тающими снежными покровами Анд. Чтобы добраться в те места, требовалось иметь хорошую альпинистскую подготовку и надежного проводника. О культуре Чавин мало что известно. Чавинцы жили под знаком культа священного ягуара, строили красивые храмы, развивали сельское хозяйство и покоряли одно за другим индейские племена, заселявшие окрестные территории. В 300 году до нашей эры культура Чавин внезапно исчезла. Лишь разрушающиеся от времени города и храмы с барельефами, изображающими ягуаров и воинов с отрубленными головами врагов в руках, напоминали о некогда грозном государстве. Что могли найти люди из СД в лабиринтах древней столицы?

Уже спустя полчаса наш диск завис над Кордильерами. Хорст по переговорному устройству вызвал меня наверх. Я поднялся в пилотскую кабину, где группенфюрер и Цимлянский всматривались в темные телеэкраны. В неярком свете звезд внизу слабо проступали очертания то ли развалин, то ли скал.

— Опустись пониже, — приказал Хорст, и Цимлянский опустил дисколет до высоты в пятьдесят метров.

— Можно включить прожекторы, — предложил Цимлянский.

— Не надо, — почему-то тихо произнес Хорст. — Вы видите вспышки выстрелов?

Вспышек видно не было. Бой или закончен, или сместился в другое место.

— Вы пытались связаться с агентами СД? — посмотрел я на группенфюрера.

— Безуспешно. Однако город и окрестности надо прочесать. Вот смотрите…

— Подождите, группенфюрер. — Я позвал Хенке и Грубера. Когда они поднялись, Хорст начал водить пальцем по экрану:

— В центре — главная площадь с обелиском и алтарем, которая окружена каменными плитами. Под площадью есть подземная галерея, которую тоже надо осмотреть. Туда можно попасть через пятнадцатиметровую пирамиду, которая, как видите, возвышается над западной платформой. Вход в пирамиду с востока хоть и помпезный, но ложный — ведет в тупик. Настоящий вход в пирамиду лежит через западные ворота с цилиндрическими колоннами с изображением кондоров. Внутри пирамиды множество галерей, шахт и помещений. Надо быть осторожным — легко угодить в засаду или провалиться куда-нибудь.

Слушая Хорста, я не отрывал глаз от экранов, пытаясь уловить хоть какое-то движение, но тщетно.

Сделав широкий круг над городом, Цимлянский легко втиснул тридцатиметровый круг «Врила» на крохотную каменистую площадку на дальней окраине. Повязав на рукава белые платки, чтобы не перестрелять друг друга в темноте, тремя группами мы высыпали наружу и рассредоточились. Прихватив с собой Штольца и Богера, проверенных еще в бою за «Молох», я взял на себя осмотр центра города, в том числе и пирамиды. Хорст собирался отправиться со мной, но я убедил его остаться вместе с Цимлянским и охранять диск.

Бегом обогнув площадь, мы поднялись к пирамиде. С высоты каменной платформы я еще раз обвел взглядом оставшиеся позади развалины, удостоверившись, что там по-прежнему никого нет. Порыв морозного ветра хлестнул по щеке. Я взмахнул рукой, и мы стали пробираться к западному входу. Со стороны площади к нему вела широкая лестница из черного и белого камня, но она слишком хорошо простреливалась. Поэтому я решил потратить немного больше времени, но совершить обходной маневр. Когда же мы наконец достигли ворот с колоннами, усеянными изображениями птиц, я ощутил неясную, но довольно ощутимую тревогу и, глядя на Штольца и Богера, приникших к мшистым камням, подумал: «В темноте подземелий они ничего не увидят без фонарей, а включив их, молодые солдаты неизбежно окажутся под смертельным огнем опытного противника. В этом случае шансов у них почти никаких. Я же со своими необычными способностями сумею выбраться».

— Так, Богер, Штольц, слушайте приказ. Я пойду внутрь, а вы замаскируйтесь среди камней и возьмите на прицел выход из пирамиды и прилегающую территорию. Увидите людей без повязок — стреляйте.

Солдаты переглянулись. Штольц, запнувшись, спросил:

— А… как же вы без поддержки?

— У меня уже имеется необходимый опыт, — поправил я белую повязку на руке.

— А если мы уложим агентов СД? — прошептал Богер.

— Я думаю, что они уже мертвы, Богер. Выполняйте приказ! — зашипел я и шагнул в темноту перуанской пирамиды.

Сделав несколько осторожных шагов, я уловил слабый запах пороха, и моя уверенность, что столкновения с врагом не избежать, окрепла. Петляя по холодным галереям, я минут через десять вышел к своеобразному перекрестку, в центре которого высилась пятиметровая колонна в виде копья, на котором было изображено фантасмагорическое существо с человеческим телом и головой ягуара, оснащенной острыми клыками. У основания колонны, свесив голову набок и широко раскинув ноги, сидел мертвец. Светлые волосы поблескивали инеем. Невидящими глазами он смотрел куда-то мимо меня. На нем была куртка без каких-либо опознавательных знаков, а на коленях лежал немецкий «МП-40» без магазина. Пустой магазин был зажат в мертвой руке. На куртке ясно виднелись два пулевых отверстия в области сердца. Электрический фонарь, стоящий на каменистом полу, все еще горел. В его неясном свете мертвец казался живым, как и изображение человека-ягуара. Находясь в тени, я всем телом прижался к стене. Возможно, кто-то уже ждал, когда я выйду на свет.

Я долго вслушивался, но, кроме гула завывавшего где-то наверху ветра, никаких иных звуков уловить не удавалось. Стараясь не покидать тени, я сделал шаг вдоль стены. В одном из узких туннелей чуть слышно хрустнул песок. Я выстрелил в лампу и бросился в сторону, на пол. На том месте, где я только что был, разорвалась граната. Перебросив «МП-40» за спину, я выхватил кинжал и бросился навстречу врагу, пока он ничего не видит, а эхо взрыва все еще гудит у него в ушах. Я надеялся в темноте обезоружить его и взять в плен. Но противник предугадал мой маневр и открыл шквальный огонь из автомата. Вжавшись в каменную кладку у входа в туннель, я решил подождать. Наконец огонь прекратился, и наступила тишина. По всей видимости, противник тоже решил выждать, и я снова обратился в слух. Прошло достаточно много времени, когда я расслышал еле уловимый шорох. Враг все-таки решил выдвинуться вперед. Двигался он очень осторожно, но быстро и спустя несколько секунд оказался совсем рядом. В руках у него был тоже «МП-40». «Может быть, он все-таки из СД?» — раздумывал я. Вытянув руку в сторону, противник все же решился включить фонарь.

— Брось оружие, я — офицер СС, — сказал я по-немецки, приставив нож к его шее.

Плечистый белобрысый парень, одетый в серый утепленный комбинезон, замер.

— Фонарь тоже можешь бросить, — продолжил я и посильнее нажал на лезвие кинжала.

Человек в комбинезоне бросил автомат и фонарь на камни. Я почти физически ощущал его мысли. Единственное, о чем он сейчас думал — так это о том, как провести удачный прием и избавиться от меня. Я достал из его кобуры пистолет. Это был американский армейский «кольт». Фонарь на камнях продолжал светить. Я выстрелил в него, и снова наступила темнота.

— Где груз?

Пленный молчал. Я вздохнул и выстрелил еще раз, на этот раз ему в ногу. Даже не охнув, парень упал на колено. Сзади послышался слабый шорох. Не отнимая кинжала от горла белобрысого пленника, я обернулся и открыл огонь из «кольта» по силуэту в конце туннеля, но противник, проявляя хорошую подготовку, сумел уклониться и, прежде чем исчезнуть за поворотом, дать в мою сторону короткую автоматную очередь. Белобрысый тоже решил время не терять. Перехватив запястье моей руки с кинжалом, он попытался вырваться. Я с размаху ударил его рукояткой пистолета по голове. Скрутив ему руки, я оттащил его к колонне и прислонил к ней спиной. Что-то было не так. Через минуту я понял, что перестарался. Пленный был мертв — я не рассчитал удар пистолетом. Теперь у колонны расположилась целая коллекция мертвецов. Я быстро осмотрел карманы белобрысого, но там обнаружились лишь пачка местной валюты и паспорт на имя гражданина Аргентины. Забрав паспорт и оставив мысль о допросе, я нырнул в проход, из которого меня обстреляли. Еще полчаса пропетляв по лабиринтам Чавина, я наткнулся на туннель, усеянный трупами и стреляными гильзами. Я насчитал восемь тел в гражданской одежде. Кто из них кто, понять было невозможно. В одной из каменных ниш я обнаружил мертвого радиста с немецкой рацией в обнимку. Чего-либо похожего на разыскиваемый «груз» я нигде не видел. Собрав все документы из карманов погибших, я стал осторожно пробираться дальше.

Где-то вдалеке послышалась автоматная очередь, другая. Вскоре передо мной оказались ступени, ведущие вниз. Раздумывая, спускаться или нет, я разглядел на ступенях чуть ниже еще один труп и вздохнул: «Придется спускаться». Узкая лестница, петляющая, как и сами лабиринты, привела меня в еще один туннель, в конце которого я заметил лишь на миг мелькнувший слабый свет. Донеслись обрывки приглушенных голосов. Еще раз моргнул и погас свет фонаря, и я услышал приближающиеся шаги. Выбрав в неровной стене нишу поглубже, я в который раз вжался спиной в старые камни. Через минуту мимо меня по направлению к лестнице пробежал здоровенный малый, увешанный оружием. У ступеней он споткнулся и, в сердцах выругавшись по-английски, начал торопливый путь наверх.

Выждав некоторое время, я снова двинулся дальше, держа палец на спусковом крючке своего автомата. В воздухе витала смесь запахов свежевыкопанной земли, пороха и крови. Вскоре я добрался до поворота и осторожно заглянул за угол. За ним открывался короткий коридор, в конце которого просматривался широкий вход в обширное помещение с колеблющимся светом внутри. Вход украшали колонны с резными изображениями растений, животных и морских моллюсков. Стараясь не задевать гильз под ногами, я приблизился к вратам и заглянул в зал, неровно освещаемый факелами, закрепленными на стенах. В их свете древние воины, вырезанные на камнях, словно живые двигались в жутком танце над поверженными врагами. Посреди зала стоял небольшой металлический ящик с откинутой крышкой. Перед ящиком, лицом ко мне, на коленях стояла девушка с копной коротких рыжих волос. На ней был приталенный комбинезон со множеством карманов. В неровном свете чадящих факелов блеснула кобура на ремне. Облокотившись руками в тонких перчатках из желтой кожи на края ящика, она пристально рассматривала что-то внутри. Рядом с ней на камнях распростерлось несколько трупов. Один из них, судя по цветному пончо, был индейцем, возможно проводником. Девушка не отрывала взгляда от содержимого ящика. Я отступил обратно, во тьму коридора, раздумывая, как поступить дальше, и вдруг ощутил, что странная невидимая сила помимо моей воли начинает тянуть меня снова вперед, в зал. Кто-то пытался манипулировать моим сознанием, приказывая бросить оружие и выйти на свет. Без сомнения, это была рыжеволосая девушка, стоящая рядом с ящиком. Она явно обладала особыми способностями. «Ну что же, — подумал я, — посмотрим, кто кого». Приставив к стене автомат, я одной рукой выдернул из кобуры «вальтер», а другой — из-за пояса «кольт». Меня немного беспокоило, что в зале пересекаются несколько туннелей, и любой вошедший становится отличной мишенью для перекрестного огня, но я уже был к этому готов. Меня охватил почти охотничий азарт.

Приближаясь к центру зала, я с каждым шагом все больше ощущал, как мои руки словно наливаются свинцом. Пальцы уже почти не чувствовали спусковых крючков пистолетов. Когда до девушки, пристально смотревшей на меня исподлобья, оставалось не более трех шагов, я словно наткнулся на невидимую стену. Почти одновременно с этим со стороны туннеля справа я услышал, как из-под чьей-то подошвы покатился мелкий камешек. Свет факела выхватил из темноты фигуру бородатого атлета в забрызганном кровью комбинезоне с засученными рукавами. В руке у него был длинный тесак. На поясном ремне болталась пустая кобура. Еще мгновение спустя слева от меня возникла другая фигура, но уже с автоматом.

«Брось оружие», — снова уловил я мысленный приказ рыжей девушки.

— Конечно, — вслух сказал я и, вскинув руки, направил стволы пистолетов на коммандос, расположившихся у меня на флангах.

В глазах девчонки застыло удивление, а я с удовольствием ощутил, как напряглись противники справа и слева от меня. У них не было шансов. Улыбнувшись, я нажал на спусковой крючок «кольта». Стрелок с автоматом рухнул навзничь, получив пулю в сердце. Я отбросил пустой «кольт» и сместился в более удобную точку для обзора зала.

— Я — штурмбаннфюрер СС Эрик фон Рейн. Предлагаю вам сдаться. В противном случае я вынужден буду вас уничтожить.

Девушка переглянулась с атлетом.

«Он не будет сдаваться. Сейчас попытается метнуть в меня тесак», — понял я.

— Вы не понимаете! — вдруг заговорила девушка по-немецки. — Это очень опасный артефакт!

Она сделала движение, будто хочет закрыть ящик, и в этот момент бородач все-таки попытался бросить в меня тесак. Готовый к такому обороту событий, я всадил бородачу пулю в лоб прежде, чем смертоносное лезвие покинуло его руку. Наведя пистолет на девушку, я приблизился к ящику. Девчонка все-таки продолжала свои «фокусы» — начала болеть голова.

— Повернитесь к стене, госпожа, — несмотря на нарастающую боль в голове, спокойно сказал я и представил, как пуля входит девчонке между глаз и кровь густыми брызгами разлетается в стороны.

Рыжеволосая, вздрогнув, повернулась лицом к стене. Головная боль стала отступать. Не опуская руки с пистолетом, я заглянул в ящик. На толстом слое песка покоился человеческий череп. Выполненный неизвестным мастером из прозрачного материала, он отливал мягким и в то же время зловещим голубоватым светом. В глубине темных глазниц слабо мерцали радужные огоньки. Когда-то Хорст рассказывал мне, что в 1927 году при раскопках древнего города майя во влажных тропических джунглях Британского Гондураса английским археологом Митчелл-Ходжесом было обнаружено необычное произведение искусства — точная копия человеческого черепа из цельного фрагмента горного хрусталя. Предполагалось, что он создан несколько тысяч лет назад и обладает необычными свойствами. Согласно древней индейской легенде тот, кто соберет все хрустальные черепа, созданные древними богами, а их было создано несколько, сможет повелевать миром. И теперь перед собой я видел, по всей видимости, один из таких черепов. Не удержавшись, я провел по нему пальцами. Идеально гладкая поверхность хорошо ощущалась даже сквозь кожу перчатки. Странные далекие голоса вкрадчиво стали заполнять мой мозг, а перед глазами возникли неясные, полупрозрачные фигуры. Я поторопился отдернуть руку. Звук автоматных очередей за спиной резанул по ушам. Метнувшись в сторону, я развернулся назад. Но стрелять не понадобилось — Грубер и пара гренадеров из его группы стояли над британским автоматчиком, которого я поразил ранее. Курт расстегнул его комбинезон. Под ним виднелся бронированный панцирь.

— Этот парень хорошо подготовился, — посмотрел на меня Грубер.

— Спасибо, Курт, — поблагодарил я его и с досадой подумал: «„кольт“ не „молох“ — надо бить в голову».

— Курт, обойдите все трупы и соберите документы и оружие. Потом пришли кого-нибудь за ящиком. — Стянув девушке запястья ремнем, я взял ее под локоть и повел к лестнице, ведущей наверх. — Девчонку я отконвоирую сам.

Пока мы шли к выходу на поверхность, мысли мои продолжали вертеться вокруг необычной находки. Существовала версия, что черепа были изготовлены в Атлантиде и, собранные все вместе, позволяли посвященным в тайну заглядывать в прошлое и предугадывать будущее. Но в своих снах-воспоминаниях я не встречал ничего подобного.

Размышляя, я ослабил хватку, и девушка, воспользовавшись этим, вырвалась и бросилась к выходу из пирамиды. Одним прыжком я почти догнал ее и уже протянул руку, чтобы схватить, как автоматная очередь прошила ей грудь. Штольц был метким стрелком, а у девчонки на рукаве отсутствовала белая повязка.

— Штольц, не стрелять! — крикнул я в темноту, но было поздно. Склонившись над девушкой, я сразу понял, что она мертва.

— Наповал, — тихо произнес Богер. Штольц хмурился, поглядывая на меня.

— Все правильно. У нее не было повязки, а у тебя имелся приказ, — разогнулся я и, пролистнув ее документы, сунул их себе в карман. На выходе появился Грубер и его эсэсовцы с ящиком.

— Хенке где? — спросил я Курта.

— Пересекался с ними внизу. Преследовали одного из британцев.

— Трупов много насчитали?

— Четырнадцать. Документы, у кого были, собрали.

— Ладно, забирай Штольца и Богера, и двигайтесь к «Врилу». Я дождусь Хенке с его людьми, — хлопнул я Курта по плечу. — Учти, груз весьма ценный.

Грубер повел отряд к нашему кораблю, а я остался у входа в пирамиду. Чтобы укрыться от колючего горного ветра, я решил снова вернуться под ее своды, но тут мой взгляд упал на мертвую девушку, беззащитно лежавшую на камнях.

«Она специально бросилась вперед, предугадав притаившегося в камнях автоматчика. Сама решила умереть. Что толкнуло ее на это? Страх или ненависть?» — думал я, снова склонившись над ней. Убрал прядь волос с лица и понял, что ей не более двадцати — двадцати двух лет. Как это несправедливо — молодая красивая женщина умерла на самом взлете своей жизни. Сколько же сейчас по всему миру погибает людей — молодых и старых, красивых и не очень? Стоят ли цели, ради которых они погибают, этих жизней?

«Нельзя ее так оставлять. Надо похоронить», — подумал я и осторожно, стараясь не ступать на окровавленные камни, поднял ее и понес к ближайшей полуразрушенной стене.

Вынув тесак, я стал готовить могилу. Уложив девушку в земляную нишу, я стал аккуратно закладывать ее камнями. Я выкладывал их плотно, не оставляя щелей. Через полчаса дело было сделано, и, встав перед каменным холмиком, я склонил голову в знак уважения перед своим хрупким врагом, павшим как настоящий солдат. Только была ли она мне врагом?

Я посмотрел на часы. Скоро час, как я жду Хенке. Вернувшись к пирамиде, я, поразмыслив немного, шагнул внутрь.

Оказавшись уже достаточно далеко от входа, в самой глубине подземных галерей Чавина, я услышал странные чавкающие звуки. Двигаясь на звук, я вскоре вышел к галерее, в конце которой забрезжил свет. И хотя над Чавином властвовала ночь, я был готов поклясться, что это был дневной свет. Я заспешил вперед и быстро достиг конца галереи. Звук раздавался уже совсем близко, из-за ближайшего поворота. Я уже собирался свернуть за угол, чтобы увидеть источник этого звука, как вдруг услышал позади себя тревожный шепот:

— Штурмбаннфюрер фон Рейн.

Обернувшись, я увидел Гельмута Линца — солдата из группы Хенке. Он приложил палец к губам.

— В чем дело, Линц. Где остальные? — прошептал я.

— Посмотрите за угол. Только очень осторожно, — одними губами сказал солдат.

Я медленно выглянул за угол. В центре каменной площадки, которую освещал яркий солнечный луч, спиной ко мне сидело странное существо, покрытое серебристой чешуйчатой шкурой, отливающей металлическим блеском. По линии позвоночника шел гребень из небольших костяных пластин. Даже сидя, существо достигало в высоту почти двух метров. Тварь чавкала над останками человека, чьи ноги безвольно дергались, когда острые клыки в очередной раз впивались в его плоть. Разглядывая обувь жертвы, я с облегчением понял, что это не один из моих солдат. Существо повернуло голову, будто к чему-то прислушиваясь. Я хорошо рассмотрел тупую морду с выдвинутой вперед челюстью, оснащенной крупными острыми клыками, покрытыми бурой слизью. Круглые глаза находились в непрерывном движении, беспрестанно вращаясь и внимательно изучая пространство вокруг себя.

— Что это? — удивленно повернулся я к Линцу.

— Не знаю. Мы преследовали врага. Он занял удачную позицию, и мы не могли его взять. Оберштурмфюрер Хенке метнул гранату, и часть стены рухнула. Образовался выход наружу. Оберштурмфюрер и Рут пошли посмотреть, что за стеной, а меня оставили здесь, — глотая слова, быстро зашептал молодой солдат. — Потом из-за стены появилась эта тварь. Хорошо, что я первый ее заметил и успел спрятаться. Вот теперь она сидит и жрет мертвого британца.

— А свет? Это солнце? — не мог поверить я.

— Похоже, что да.

Я прислонился к стене, приготовив на всякий случай гранату. У подземелий Чавина оказалась еще одна тайна. По галерее пронесся низкий утробный рык. Я снова осторожно выглянул. Насытившаяся тварь улеглась отдохнуть прямо на останки своей несчастной жертвы. Вдруг еле различимый звук снаружи разлома насторожил ее. В мгновение ока существо вскочило на мощные задние лапы, упершись загривком с пластинами в свод подземелья. Заиграли мышцы мощных, почти человеческих рук и ног, дернулись крылья носа. Я затаил дыхание. Тварь подошла к разлому и, постояв еще немного, стала протискиваться наружу. С трудом, еще больше разворотив стену, мерзкое животное все-таки покинуло подземелье. Выждав немного, я стал приближаться к разлому. Запах свежей крови неприятно щекотал ноздри. Осторожно вышагивая между мшистыми камнями, я достиг цели и выглянул навстречу солнцу. По ту сторону мощной, почти метровой толщины, стены жил иной мир. Яркая изумрудная зелень заполняла все вокруг. Листья гигантских, почти с человеческий рост, растений, самых разнообразных видов и форм, деревья с кронами, теряющимися в вышине и увитые гибкими лианами, — все это образовывало над каменными развалинами, где я находился, невероятный зеленый шатер. И сквозь свод этого шатра пробивался мощный солнечный луч, словно гигантским лазером пронзая остатки древнего храма. Вслед за мной наружу выбрался и Линц. Несколько минут мы пораженно осматривались вокруг. Понимая, что это не Анды, и вспомнив Северную Африку, я решил, что мы каким-то образом переместились в иную точку планеты, в джунгли. Однако, одновременно сворачивая теплую куртку и оглядываясь по сторонам, я не смог узнать ни одного растения.

— Где же ребята? — не выдержал обеспокоенный Линц.

Я посмотрел на компас. Стрелка вращалась как бешеная. Стрелки же часов и вовсе встали.

— Будем искать, Гельмут. Я пойду первым, ты за мной. Смотри в оба и при первой же опасности бросайся на землю. За меня не бойся, — сказал я и попрыгал на месте. После этого, рассмотрев в буйной растительности просвет, я сделал солдату знак рукой и двинулся вперед. Двигаться было трудно — за ноги то и дело цеплялись гибкие стволы мелких растений, а при малейшем шорохе мы пригибались и замирали в ожидании атаки. Терпкие цветочные ароматы кружили голову.

Наконец мы достигли просвета и замерли перед новым необычным зрелищем. Джунгли внезапно закончились, и перед нами открылась необъятная равнина, покрытая редкой травой. Лишь где-то далеко, в синеющей дымке, равнину ограничивала горная гряда. Но поразительным было не это. В центре равнины возвышался величественный город, сверкавший на солнце так, словно его выстроили из чистого золота. Высокая крепостная стена с многочисленными оборонительными башнями окружала его, а шпили дворцов гордо смотрели в невероятно голубое и чистое небо. Издалека до нас донесся звук, похожий на вой сирены. Земля под ногами дрогнула, и я невольно сделал шаг назад.

— Что это, командир? — пролепетал Линц, пораженный увиденным.

Золотой город вдруг начал медленно подниматься в небо, и солнце еще ярче заиграло на верхушках сторожевых башен. Опять протяжно завыла сирена, а еще несколько мгновений спустя слабый ветер донес до нас нечто, похожее на бой барабанов.

— Смотрите, — Линц показал в сторону гор.

Я оторвал взгляд от поднявшегося достаточно высоко золотого диска города и посмотрел в сторону гор. Густая стая черных точек двигалась в сторону необычного мегаполиса. Птицы? Вдруг тени замелькали и над нами. Я задрал голову. Сотни темных силуэтов с гигантскими крыльями волнами проносились над нами в сторону центра равнины. И это были не птицы. Слишком уж их очертания напоминали человеческие. Окружив город, крылатые создания стали поливать его огнем из оружия, которое держали в руках. Однако их огненные заряды взрывались, не долетая до цели, — город окружало силовое поле. И вдруг внутри города, ближе к одной из сторожевых башен, что-то взорвалось. Столб огня поднялся достаточно высоко. Крылатые воины с новой силой возобновили огонь. На этот раз их огненные молнии смогли беспрепятственно вонзаться в стены и здания города. Взрыв следовал за взрывом, разрывая крепостные стены в огненное крошево. Однако заговорили и городские артбатареи, отплевываясь плазмой и взрезая боевые порядки атакующих лазерными лучами. Одного за другим пламя охватывало крылатых воинов, и они камнем падали вниз, рассыпая по земле куски горящей плоти. Небо превратилось в живое огненное море. Город же заволокло дымом.

— Он двигается на нас, — просипел внезапно охрипший Линц.

Город действительно начал двигаться в направлении джунглей. Поверженные крылатые создания стали падать совсем близко от нас. Уже отчетливо слышался хруст ломаемых крыльев и нечеловеческие крики умирающих. Линц бросился на колени и, сложив руки на груди, начал бормотать что-то вроде молитвы. Над волнами атакующих тем временем появилось новое действующее лицо. Гигантский дракон с распростертыми крыльями исполинских размеров заходил на город со стороны солнца, удивительно ловко уклоняясь от залпов городских орудий. Наконец, выбрав угол атаки, он сложил крылья и с невероятной скоростью устремился вниз, в самый центр парящего острова. Раздался сильнейший взрыв. Горящие обломки городских построек фонтаном брызнули в разные стороны, сминая ряды наступающих.

— Черт возьми! — вырвалось у меня. Одна из громадных секций городской стены, оставляя за собой пологий и длинный след из пламени и черного дыма, устремилась в нашу сторону.

Схватив Линца за шиворот, я потащил его в джунгли:

— Шевели задом, Линц, иначе от нас мокрое место останется.

Огненный болид вонзился в землю. Ударная волна подняла нас в воздух и вместе с пылающими осколками швырнула в глубину тропической чащи.

Весь опутанный лианами, я очнулся у подножия высокого дерева. В ушах звенело. Поднявшись на ноги, я огляделся. В сизой дымке вокруг тлели мелкие фрагменты городской стены.

— Линц! — позвал я. — Хенке!

И тут я понял, что если Линц и ответит, я его не услышу. Звон в ушах перекрывал любые другие звуки. Ощупав себя и убедившись, что контузия моя единственная серьезная проблема, я побрел в ту сторону, куда, по моему мнению, должно было зашвырнуть Линца. Но не успел я сделать и шага, как почва под ногами дрогнула так, что я еле удержался на ногах. Тело обдало жаром. И тут звон в ушах пропал, и я услышал вопль Линца. Бросившись на крик сквозь заросли гигантского папоротника, я через несколько секунд оказался на выжженной огнем поляне. Теперь мне представилась возможность подробно разглядеть одного из крылатых воинов. По виду это был человек, но исполинского роста и с огромными перепончатыми крыльями, обожженными в бою. Тлеющие искорки еще бегали по темной коже. Пятиметровый колосс в набедренной повязке, расшитой серебряной нитью, схватил Линца за ремни амуниции и поднял высоко в воздух.

— Оставь его! — заорал я и передернул затвор. Темный воин повернул лицо в мою сторону, и я хорошо разглядел высокий лоб, прямой нос с тонкими ноздрями, огромные черные глаза и длинные белые волосы, свободно ниспадающие на плечи.

«Оставь его», — уже мысленно попытался приказать я.

Гигант отшвырнул Линца в сторону, как тряпичную куклу, и вскинул в мою сторону руку, окольцованную тяжелым запястьем из белого металла. Ослепительно-белый заряд, вырвавшись из запястья, устремился в моем направлении. Я отскочил в сторону, и заряд ушел в джунгли, оставляя за собой просеку обожженных и скрюченных растений. Я дал очередь из автомата, но пули не причинили исполину особого вреда, и еще один заряд в щепы разорвал дерево совсем близко от меня. Изловчившись, я швырнул в противника гранату. К моему удивлению, вместо того чтобы уклониться, он поймал ее рукой. Хотел ли он метнуть ее обратно или решил рассмотреть, но ни то ни другое ему не удалось. Я хорошо рассчитал бросок по времени, и граната взорвалась у него в руке.

Лишившись руки по самое плечо, и с лицом, заливаемым кровью, великан рухнул на колени. Из зарослей папоротника вылетела еще одна граната и взорвалась у раненого колосса за спиной. Видимо, постарался оставшийся в живых Линц. Издав протяжный и почти звериный рык, противник начал медленно заваливаться вперед. Черная как смола кровь еще раз густо брызнула фонтаном из разорванного плеча, и темнокожий воин затих, уткнувшись лицом в выжженную траву перед собой.

Из зарослей папоротника выскочил прихрамывающий Линц:

— Голоса! Там! По-моему, я разобрал голос Рута.

Мы заспешили в направлении, указанном солдатом. Вскоре я действительно разобрал голоса, и один из них принадлежал Хенке. Через минуту мы нашли и Хенке, и Рута на окраине небольшого болота. Хенке, лежа на кочке, вытягивал из трясины завязшего по самое горло гренадера.

— Командир! — радостно крикнул Вернер, завидев меня. На черном от грязи лице мелькнула белозубая улыбка. Я бросился к нему и, ухватившись за ствол автомата, за который держался Рут, помог вытянуть солдата из болота.

— Черт, это просто невозможно до конца осознать. Вы видели Золотой Город? — заговорил, отряхиваясь, Хенке.

— Видели, — ответил я, оглядываясь вокруг. Неподалеку распласталась хищная тварь, знакомая мне по подземелью Чавина. Дымилось развороченное взрывом брюхо.

— Это вы ее? — Я снова обернулся к Хенке.

— Да, но пришлось порядком повозиться, — снова заулыбался Хенке. Расплылся в улыбке и весь черный от налипшей болотной жижи Рут.

— Мы тоже задали перца одной крылатой твари, — выпятил грудь Линц.

Наблюдая эту сцену, я не выдержал и тоже улыбнулся. Однако передохнуть нам не удалось. На другом краю болотца из изумрудной чащи один за другим стали появляться сверкающие золотом фигуры. Трехметровые воины были с головы до ног закованы в доспехи желтого металла. Лица скрывали забрала, имитирующие человеческие лица. Толстый ствол папоротника рядом с Хенке словно срезали невидимым ножом.

— Бежим! — заорал я и бросился в чащу, в сторону от болота. В том же направлении находились и развалины. Спустя несколько минут бега под шипящим ураганным огнем противника я заприметил среди листвы знакомые мшистые камни. Вот и расщелина. Я оглянулся. Хенке и Рут были уже недалеко, Линц отстал. Видимо, у него все-таки серьезно была повреждена нога.

— Давайте внутрь и ждите нас, — хлопнул я по плечу Хенке и бросился за Линцем.

Скорчившись от боли, Линц зажимал рваную рану в плече. Рывком я взвалил раненого на себя и бегом направился обратно к развалинам. До расщелины оставалось всего несколько метров, когда рядом раздался взрыв.

Глава 28

Я стоял на перекрестке двух проселочных дорог. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались зеленые пологие холмы с редкими рощицами раскидистых деревьев. Небо было темно-синее, усеянное большими и яркими звездами, которые складывались в незнакомые мне созвездия. И хотя на небе не было ни солнца, ни луны, все вокруг заливал спокойный и ровный свет. Без труда различалась каждая травинка на окружавших меня лугах. Позади я услышал какой-то звук и обернулся. На придорожном валуне сидел Гельмут Линц. Небольшим перочинным ножом он что-то вырезал из кусочка дерева для белокурого мальчика, сидевшего напротив него.

— Что это за место? — спросил я, подойдя к ним.

Мальчик посмотрел на меня, и я застыл на месте. Застыл, потому что узнал мальчишку, застреленного мною под Лугой.

— Нам пора, — сказал печально мальчик и взял из рук Линца маленькую деревянную фигурку птицы.

Слова застряли у меня в горле. Я не мог сдвинуться с места. Линц, не глядя на меня, глубоко вздохнул и встал с камня. Мальчик взял его за руку и повел по дороге мимо меня. Легкий ветер шевельнул волосы на их непокрытых головах. Я повернул голову им вслед. Вдали, у самого горизонта, дорога, по которой они удалялись, упиралась в сверкающий длинными шпилями город белого камня. Когда солдат и мальчик были уже достаточно далеко, Линц обернулся и сказал:

— У вас будет другая дорога, штурмбаннфюрер.

Солдат указал рукой куда-то позади меня. Я хотел повернуться и посмотреть, но вдруг понял, что не в силах этого сделать. По спине пробежал холодок, дыхание перехватило. И тут все пропало — луга, звездное небо и мальчик, идущий за руку с Линцем. Я проваливался в пропасть, в кромешную тьму. Не хватало воздуха. Казалось, что я умираю, но вдруг меня охватило чувство парения. Я парил в полной темноте и тишине. А может быть, падал? Я попытался пошевелиться, но понял, что почти не чувствую тела.

Усилием воли мне удалось чуть пошевелить пальцами правой руки. И тут же кто-то мягко коснулся моей ладони. Я почувствовал рядом движение и ощутил знакомый запах. Это был аромат духов Магдалены. Желание увидеть ее помогло мне поднять тяжелые веки. Я был жив и лежал в капсуле медицинского отсека «Молоха». Милое лицо склонилось надо мной. Приглушенный свет скрадывал его черты, но я помнил его наизусть. Я попытался произнести имя любимой, но язык не слушался.

— Тихо. Тебе нельзя говорить, — зашептала Магдалена и чуть коснулась моих губ пальцами. — Ты сильно ранен. Сейчас мы в медицинском отсеке «Молоха». Хорст всех выгнал отсюда, и Этторе Майорана вместе с доктором Лемке обработали тебя в капсуле регенерации.

— Линц? — сумел произнести я.

— Нет, — произнесла Магдалена. Глаза ее заблестели влагой. — Взрыв произошел в воздухе над вами, и Линц, которого ты тащил на себе, принял на себя основной удар. Он умер сразу. Из тебя извлекли двенадцать осколков. Лемке сказал, что если бы не капсула и поразительная регенеративная способность твоего организма, все было бы кончено.

Я устало закрыл глаза и снова отключился. На этот раз мне не снилось ничего. В себя я пришел оттого, что вдруг ощутил, как наливаются силой мышцы и обретает ясность голова. Открыв глаза снова, я увидел рядом со своей постелью Хорста. Ища Магдалену, я повернул голову.

— Уговорил ее пойти поспать пару часов. Почти двое суток рядом с тобой просидела, — улыбнулся Хорст. — Но я-то знаю, что такого, как ты, просто так не убьешь.

Я сел в кровати. Все тело немного побаливало, но чувствовал я себя вполне хорошо.

— Хоть сейчас на парад. А ведь живого места не было. Даже в голове два осколка засело. Кстати, такого металла на Земле нет. — Хорст взъерошил свои седые волосы. — Я подробнейшим образом допросил Хенке и Рута. И знаешь, что я думаю? Я думаю, что в подземелье Чавина вы попали в другое измерение, параллельный мир и стали свидетелями иной, альтернативной истории нашей или иной планеты.

Встав со стула, Хорст заложил руки за спину и заходил взад-вперед по отсеку.

— Впрочем, нельзя исключать, что это события глубокой древности или… далекого будущего. — Хорст с шумом втянул воздух ноздрями. — Все эти легенды об ангелах и летающих городах не могли возникнуть сами по себе. Человек так устроен, что любая его, даже самая невероятная фантазия в своей основе содержит то, что он когда-либо видел или слышал. Проходят века, информация искажается и превращается в миф, но в истоках его всегда лежат реальные события.

Я спустил ноги на пол. Шершавая поверхность палубы приятно холодила пальцы ног.

— Кстати, мы вас несколько часов искали в этих галереях, пока не наткнулись на Хенке и Рута, вытаскивающих тебя и останки Линца из-под завала. В том месте, где была расщелина, свод практически полностью обрушился. — Хорст хлопнул себя по карману в поисках трубки, но, покосившись на меня, курить передумал. — Вчера к вечеру завал разобрали. Нашли тело британского агента и даже тот самый пролом в стене. Вот только ведет этот пролом всего лишь в соседнюю галерею, которая упирается в тупик. Словно что-то открыло пространственно-временной Портал на непродолжительное время, а потом снова намертво запечатало. Как думаешь, это связано с хрустальным черепом?

— Возможно, — пробормотал я и провел рукой по многочисленным, но почти незаметным шрамам на груди и плечах.

— Я осмотрел находку. Это действительно необычный предмет. Череп выточен, выплавлен или вырезан из единого фрагмента кварца и отшлифован по неведомой нам ныне технологии. Он идеально гладкий, и на нем нет ни единой царапины или скола. Каждому ювелиру известно, что при обработке любого камня необходимо учитывать положение его осей, в противном случае камень будет крошиться, а кристалл просто расколется. При изготовлении же хрустального черепа эти правила не учитывались. Для мастера, создавшего артефакт, эти правила были неважны. Еще я обнаружил, что внутренняя часть черепа испещрена сложными каналами и призмами. Просто поразительно! Безусловно, череп — это плод труда внеземной цивилизации, а скорее всего, цивилизации атлантов. Но каково его назначение? Судя по произошедшим с тобой и группой Хенке событиям, с его помощью действительно возможно перемещаться в пространстве и времени. Хотелось бы как следует изучить череп, но рейхсфюрер почему-то срочно требует направить находку в Берлин, — Хорст продолжал вышагивать по помещению. — Контейнер уже грузят на подводную лодку. Я предлагал задействовать «Врил», но рейхсфюрер по непонятным мне причинам настоял на подводной транспортировке.

— Как Раух? — прервал я Хорста.

— Как это ни странно, но, узнав, что лабораторию надо освободить в связи с твоим ранением, сопротивляться не стал. Более того, предложил помощь. Я отказал. — Группенфюрер сел на кровать рядом со мной. — Постоянно интересуется твоим состоянием и тяжестью ранений.

— И что он знает?

— Я упомянул лишь о контузии средней тяжести. Он, конечно, не верит, ну и черт с ним. Он пару раз пытался посетить тебя, но у входа дежурят Майер и Тапперт.

— Теперь поверит. Прикажите доставить мой мундир.

— Ты уверен? Скоро должен прийти Лемке.

— Я сам к нему зайду. Я уже в норме.

Хорст выглянул из отсека и дал распоряжение доставить мундир. Вернувшись, он озабоченно посмотрел на мое хмурое лицо:

— Что не так, Эрик?

Я посмотрел на Хорста:

— Опять смерть и разрушение. Они везде. Даже попав в другое измерение, мы увидели то же, что и здесь. И что мы найдем на орбите Шумера? Не принесет ли наша экспедиция еще больших бед родной планете?

— Вот поэтому ты и должен отправиться к Альдебарану, Эрик. Ты или принесешь нам мир и процветание, или, оценив степень опасности, найдешь способ предотвратить беду.

Разговор прервал Майер, который принес мне одежду. Увидев меня в полном здравии, он заулыбался во всю физиономию:

— Я так и знал, штурмбаннфюрер, что вы обманете костлявую старуху. Так и сказал всем ребятам.

— Со мной все в порядке, — улыбнулся в ответ я и пожал гренадеру руку. — Ты оказался прав. Я снова ее обманул.

Из-за спины Майера показалась физиономия Вильгельма Баера:

— Как дела, фон Рейн?

— Только тебя здесь не хватало, Баер, — поморщился группенфюрер. — Дайте человеку привести себя в порядок.

Хорст выпроводил Майера и Баера, после чего и сам заторопился.

— Ладно, одевайся. Не забудь зайти к Лемке. А наш разговор закончим позже. Увидимся за ужином.

После его ухода я быстро оделся и направился к выходу из отсека. Хотелось увидеть Магдалену.

Я нашел ее спящей в нашем номере при свете ночной лампы. Тихонько поставив стул рядом с кроватью, я уселся на него и долго-долго смотрел на свою девушку. Затаив дыхание, я завороженно любовался мягким овалом лица с легким румянцем на щеках, чуть приоткрытыми бутонами губ и разметавшимися по подушке светлыми волосами. Длинные ресницы иногда чуть подрагивали. В размытом свете лампы Магдалена казалась мне ангелом, божеством. Я поймал себя на мысли, что прекраснее зрелища не существует. Семь чудес света ничто по сравнению с красотой любимой женщины.

Глава 29

Спустя несколько дней доктор Фриц Раух был обнаружен мертвым в постели номера, который он занимал на третьем этаже жилого корпуса «Аненербе».

Возвращаясь из госпиталя, где вскрывали тело Рауха, я столкнулся в дверях кабинета Хорста с красным от злости Штайнером. Отшатнувшись от меня, он быстро зашагал к выходу с этажа.

— Он действительно не санитар. Герхард Штайнер — штурмбаннфюрер СС, сотрудник имперской службы безопасности. Утверждает, что смерть Рауха неслучайна. Настаивает на серьезном расследовании, — сразу, как я вошел, заговорил Хорст и потянулся к кофейнику.

— Я от медиков. Их заключение — инфаркт. Кстати, на вскрытие я специально пригласил Ганса Вендланда и Гельмута Брума — хирургов из группы Рауха. Поэтому никакого смысла в расследовании обстоятельств смерти нет, — довольно улыбнулся я, принимая от группенфюрера чашку кофе.

— Осталось только убедить в этом рейхсфюрера, — озабоченно произнес Хорст. — Но надо, чтобы это сделал человек, которому он поверит. Например, Штайнер.

— Судя по его лицу, которое я видел, входя сюда, он никогда не поверит, что Раух умер естественной смертью, — сделал я глоток кофе.

— Пусть Штайнер проведет дознание, а ты окажи ему живейшее содействие, Эрик. Я же возьму ход дознания под личный контроль.

Я кивнул и отправился на поиски Штайнера. Искать его долго не понадобилось — он стоял у распахнутой настежь двери номера доктора Гельмута Брума. Офицер повернул ко мне сильно побледневшее лицо. Я подошел к нему и заглянул в номер — Гельмут Брум из команды Рауха тоже был мертв.

— Я хотел поговорить с ним по поводу смерти доктора Рауха. Дверь была не заперта. Я ее толкнул и увидел вот это, — промямлил Штайнер.

Мы прошли в номер Брума. Веревка, на которой висел хирург, была перекинута через крюк для лампы. Ноги болтались рядом с краем кровати. На Бруме был его повседневный серый костюм, как всегда гладко отутюженный. Мертвые глаза на землисто-синем лице узкими щелочками смотрели в сторону входа. Все вещи в комнате на первый взгляд были на своих местах. И лишь неразобранная постель по краю сильно замята. Обстановка в номере была скудная, а набор вещей, которыми пользовался Брум, минимален, поэтому осмотр не занял много времени. Ничего подозрительного мы не обнаружили. Через полчаса тело хирурга аккуратно сняли и понесли на осмотр и вскрытие. Штайнер отправился вслед за носилками, а я решил осмотреть комнату Рауха. Теперь его смерть не казалась мне естественной. Пройдя к номеру Рауха и аккуратно сорвав печать, я сделал шаг вперед и неслышно притворил за собой дверь. Быстро осмотрев почти пустую прихожую, я прошел в гостиную и, встав на пороге, окинул ее взглядом слева направо. Здесь обстановка тоже была довольно скудная — репродукция с видом рейхстага на стене, небольшой диван, а в центре стол с пустой пепельницей на нем и тремя симметрично расставленными вокруг стульями. Окно на улицу было наглухо закрыто. Можно было подумать, что здесь никто никогда и не жил. Я решил пройти в спальню. А вот здесь все оказалось совсем по-другому. Вся комната была небрежно завалена стопками книг по медицине, вырезками из журналов и газет. То тут, то там можно было видеть небрежно брошенный пиджак или переброшенные через спинку кровати или стула брюки. Многочисленные полки на стенах плотно заставлены книжными томами, моделями человеческих органов и опять же медицинскими журналами. Гравюры Франсиско Гойи заполняли пространство между полками. Пепельница на прикроватном столике была забита окурками. Если прихожая отражала то, какое Раух старался создать впечатление о себе в глазах других, то спальная комната представляла его совсем с другой стороны. Каждый сантиметр этой комнаты был занят каким-то предметом. Здесь Раух не позволял убирать и даже белье менял сам. «Как в таком хаосе что-то обнаружить?» — подумал я и вдруг понял, что все же кое-что обнаружил. Я повернул голову в ту сторону, куда смотрел еще секунду назад, и подошел к одной из книжных полок. Здесь, в плотном ряду толстых тетрадей в коленкоровых переплетах, было свободное место. И хотя полку по всей длине покрывал густой слой пыли, на месте просвета в ряду тетрадей пыли не было. Одна из них исчезла, причем совсем недавно. Взяв тетради с полки, я опустился в кресло, предварительно сбросив с него стопку книг. Усевшись поудобнее, я приступил к изучению рукописей.

Поначалу я решил, что это дневники, фиксирующие результаты медицинских изысканий, но, читая страницу за страницей одну из истрепанных тетрадей, я начал чувствовать, как тошнотворный ком подступает к горлу. Раух описывал опыты над людьми, и с каждой страницей я понимал, что это была не столько погоня за научным открытием, сколько наслаждение болью и страданием другого человека. Упиваясь своей кровавой «работой», Раух в подробностях описывал мучения своих жертв и этапы их предсмертных агоний. Как сломанная бездушная машина, он резал и кромсал людей. Но ему нужна была не только кровь. Раух болезненно желал власти над душами людей, пытаясь создать препарат, подавляющий волю человека, делающий его послушной марионеткой. Он создавал химические препараты, комбинировал наркотики, проводил операции на головном мозге. На одном из этапов к опытам присоединился доктор Брум, который явно разделял патологические наклонности Рауха. Читать стало невыносимо, и я отбросил мерзкие записки в сторону. Задумавшись, я вспомнил свой разговор с Раухом у себя в кабинете. Уже тогда я начал догадываться, что он болен. Благодаря Осирису по форме черепа, чертам лица, непроизвольным движениям тела и множеству других особенностей, вплоть до формы ушей и цвета глаз, генорга можно было прочитать как книгу. Целый ряд признаков указывал на сильные отклонения в деятельности головного мозга. Фриц Раух был сломанной машиной — сбой на генетическом уровне или что-то иное. Слуги Осириса уничтожили бы его, как бракованный экземпляр. Тело человека-генорга поддавалось лечению, но поврежденный мозг ставил на нем крест. Если бы таких, как Раух, можно было распознавать в начале их жизненного пути, сколько нормальных людей могло избежать мучительной смерти. А ведь этот извращенный вивисектор пользовался доверием второго человека в рейхе. Я снова посмотрел на тетради и ужаснулся пришедшей мне в голову мысли: «А если такие „сломанные машины“ приходят к власти? Кто они — те, кто пишет законы, диктует правила, управляет государством, ведет народ на войну? И ведь находятся такие, как Брум, и другие, которые помогают им. А ведь это уже стая, клан. А ты сам? Разве у тебя и Рауха не один хозяин?»

Я поставил тетради на место и вышел из апартаментов. Предав полоске с печатью первоначальный вид, я отправился в свой номер. «Хозяин один, а цели разные», — ответил я сам себе, поднимаясь по лестнице на третий этаж. Но это было слабое утешение.

Заварив свежего чая, я уселся на подоконнике нашей гостиной с видом на город внизу. Горячая кружка обжигала пальцы. Магдалены еще не было, и я находился в полутемной комнате один. Из головы не выходили тетради Рауха. Я тряхнул головой, пытаясь отвлечься от страшных образов, стоящих перед глазами.

Легкий двухместный самолет мягко скользил над пологими песчаными холмами. Время от времени внизу проносились небольшие изумрудные оазисы с поблескивающими на солнце озерами. Пару раз мне удалось разглядеть сквозь листву турели автоматических лазерных пушек, провожающих нас своими стволами. Великий Сет в кресле пилота был недвижим и молчалив. Все уже сказано, и поставленная мне задача ясна.

Вскоре самолет достиг невысоких, но обширных, тянущихся на десятки километров, скалистых гор. Сет перевел двигатели в вертикальное положение, и самолет завис над горной площадкой. Еще мгновение, и летательный аппарат коснулся поверхности плато. Сет посмотрел в мою сторону. Обычно жесткий и холодный взгляд его золотых глаз на этот раз был печален. Он положил свою тяжелую руку на мое плечо. Мне показалось, что Повелитель решил мне что-то сказать, но он промолчал.

Площадка с самолетом стала медленно опускаться вниз, глубоко под землю. Гигантские створки над нами сомкнулись, и наступила темнота. Лишь светились разноцветные огни приборной доски. Когда появился свет, я огляделся. Наш летательный аппарат находился в большом подземном ангаре. Совсем рядом с нами высился боевой дисколет, отливающий серебром обшивки. Как только мы покинули кабину, из темных ниш вдоль стен ангара на свет выступили три боевых кибера. Трехметровые гиганты с человекоподобными телами и уродливыми головами, утыканными антеннами, молча обступили нас углом, сканируя на наличие оружия. Детекторы киберохранников измеряли пульс, частоту дыхания, интенсивность потоотделения гостей. Подозрительный Осирис проверял даже друзей. Никто не должен был застать его врасплох. Сет все это учел. Мы излучали спокойствие и не имели оружия.

— Приветствуем тебя, командор Сет, и тебя, офицер Кверт, — прорычал металлическим голосом один из киберов. — Вы можете пройти.

Мы двинулись по широкому и высокому туннелю, уходящему в глубь земли, под скалы. Мощные колонны с резными шумерскими орнаментами поддерживали свод. Боковым зрением я время от времени замечал пронизывающие взгляды других геноргов, прячущихся в темноте за колоннами. Они были намного опаснее стальных гигантов.

Наконец мы достигли входа в приемный зал великого Осириса. У входа нас встретили два воина-генорга, вооруженных грозными «молохами». Но больше опасаться следовало не мощных пистолетов-пулеметов. Генорги уставились нам в глаза, пытаясь сканировать мозг и понять, с чем мы пришли. Но Сет был искусным программистом. Он вместе с Осирисом создавал нас, и поэтому спустя всего лишь несколько минут мы свободно вошли в зал, где на троне восседал Великий Командор. Я сразу же упал на колени. Сету дозволялось только склонить голову и приложить правую руку к груди. Осирис, седовласый гигант в свободной белой одежде, по-отечески улыбнулся своему соратнику и, встав с места, двинулся навстречу. Он шел, высоко подняв голову. Его тысячелетнее, но без единой морщины молодое лицо было идеальным ликом бога, сошедшего с пьедестала. Осирис приближался, раскидывая руки для дружеского объятия. Я закрыл глаза и мысленным взором окинул зал, полностью растворившись в ощущениях. Кроме нас троих, в зале не было никого. Верный цербер и любимец своего Командора гермафродит Исидо в этот момент подавлял мятеж в другом полушарии планеты. Осирис Хун был обречен. За мгновение до моего рывка, увидев, как исказилось от ненависти лицо его некогда преданного помощника — Второго Командора «Стяга Шумера» Сета Руна, он вдруг понял, что пришел конец. В этот момент я совершил свой молниеносный прыжок на грудь трехметрового колосса. Осирис мог успеть отразить атаку своего соплеменника Сета, но не мою. Отточенным движением руки я вырвал божественный кадык и отскочил в сторону прежде, чем Хун пал на колени.

Схватившись за горло и захлебываясь собственной кровью, Осирис безуспешно силился поднять голову, чтобы посмотреть на Сета. Рун приблизил свое лицо к лицу безнадежно цеплявшегося за жизнь некогда верховного божества планеты:

— Ты стал слишком «великим» для всех нас, Хун. Ты позабыл, что члены экипажа «Молоха» не твои вассалы. Ты заставил меня убить Ро, чтобы сполна насладиться своей властью. Но пришло время тебе расплатиться за свое «величие», а нам вспомнить, что мы офицеры Великой Шумерской империи. Хоть и поздно, но я исправлю ошибку.

Осирис замертво рухнул к ногам Сета, и лицо моего господина вновь стало спокойным. Огонь в глазах сменился прежним стальным холодом. Не поворачиваясь ко мне, он крикнул в коммуникатор на своем запястье:

— Стража! Код один-три!

В зал влетели генорги с «молохами». На мгновение они застыли, пораженные увиденным, — бог лежал в луже собственной крови и его глаза безжизненно смотрели в мою сторону.

— Код три-пять! Великий Осирис мертв! Убийца — генорг Кверт! Убейте его! — И Сет указал на меня.

Пули взорвали мое тело. Уже на полу, умирая, я услышал:

— Прекратить огонь! Всем вон!

Мой повелитель склонился надо мной. Большие золотые глаза его были печальны:

— Прости меня, сын мой.

Он провел рукой по моей залитой кровью голове, и разрывающая мое тело боль стала уходить.

— Ты не умрешь, мой друг, а просто заснешь. Я сохраню твою кровь. Из столетия в столетие, из тысячелетия в тысячелетие, даже когда уже не станет меня, ты будешь повторяться в своих потомках. Ты бессмертен, пока будет жива твоя линия крови. А теперь — спи.

Я вздрогнул от легкого прикосновения. Сидя на подоконнике, я не заметил, как заснул, и Магдалена разбудила меня. Находясь под впечатлением сна-воспоминания, я долго смотрел в одну точку. Магдалена о чем-то говорила, но я не мог сосредоточиться на ее словах. Пережитая тысячи лет назад смерть напомнила о себе холодным дыханием, и мне стало не по себе. Я потер вдруг озябшие плечи. Магдалена тем временем разливала по чашкам чай и раскладывала печенье. Сев напротив нее, я по-новому смотрел на девушку. Милое лицо, усталая улыбка. Тонкими изящными пальчиками она аккуратно берет печенье и подносит ко рту. Потом маленький глоток темного напитка.

— Не смотри на меня так, — смущенно говорит она. А я продолжаю смотреть и не могу оторваться. Это не просто красивая женщина, которую я люблю. Это, возможно, мой единственный надежный друг. Только она никогда не предаст меня и, если понадобится, умрет вместе со мной.

— Я должен тебе кое-что рассказать о себе, Магдалена, — решился я.

Девушка уселась в кресло, поджав ноги. По ее взгляду я понял, что она давно ждала этого рассказа. Немного помедлив, я начал свою историю. И начал ее с того момента, когда в октябре 1942 года получил от Германа Хорста предложение работать в «Аненербе».

Магдалена слушала меня внимательно, не перебивая. И лишь когда далеко за полночь я закончил свое повествование рассказом об обнаруженных в комнате Рауха тетрадях, она поднялась с кресла и, подойдя к окну, долго смотрела на город. Я ждал. Наконец она подошла и, приобняв меня сзади за плечи, сказала:

— Подобную тетрадь я видела у Марии Орич. Два дня назад, вечером, я зашла поболтать с Зигрун. Марии в пещере не было. Зигрун сказала, что та последнее время часто засиживается в библиотеке. Через некоторое время я заторопилась к тебе и при выходе столкнулась с Марией. Через руку у нее было перекинуто полупальто, из-под которого торчал краешек тетради, очень похожей на одну из тех, которые ты описал. Я подумала, что это книга, но теперь поняла, что это была все-таки тетрадь. На следующее утро обнаружили мертвого Рауха.

Я прикрыл ее ладони своими.

— Что же касается всего остального… — Магдалена нежно взъерошила мне волосы. — Для меня ты всегда был не таким, как все.

Поглаживая ее ладони, я вспомнил свой разговор с Хенке, состоявшийся на следующее утро после нашего полета в Патагонию. Тогда он сам подошел ко мне с просьбой переговорить.

«Давай, Вернер, говори, в чем дело», — поторопил я офицера. Я был озабочен поисками таинственного пловца, а Хенке мялся, видимо, не зная, с чего начать.

«Я по поводу тех индейцев. Тогда все странно так произошло. Мы в карты решили перекинуться, и я как-то отвлекся от окружающей обстановки. Виноват — опьянел совсем от свежего воздуха. Вот они и подкрались, а потом и на прицел нас взяли. Настроены они были решительно, судя по их лицам. Думал, пристрелят нас. Но в какой-то момент они вдруг все одновременно сникли как-то, и винтовки из рук у них стали валиться. Мы с Готтом, конечно, тут же их окончательно скрутили и разоружили, — Хенке перевел дыхание. — Может быть, это госпожа Зигрун постаралась, но вот только в тот момент ее рядом не было. Она отлучилась на корабль. Может, вы все и так знаете, но я решил все-таки доложить».

«Я в курсе, но молодец, что рассказал», — похлопал я тогда офицера по плечу, не придав его рассказу особого значения. Теперь все выглядело иначе.

На следующий день я нашел Марию Орич в городской библиотеке. В полуденный час она была здесь одна, расположившись за самым дальним столом, спиной к выходу. Я направился к ней. Светлые волосы, как всегда собранные в длинный хвост, отливали золотом.

— Здравствуй, Эрик, — тихо сказала она, не поворачивая головы, когда мне оставалось до нее еще несколько шагов. Я улыбнулся.

— Позволишь присесть рядом? — спросил я, приблизившись.

Она, не поднимая головы от газетной подшивки, кивнула. Я сел напротив. Дождавшись, когда же она поднимет на меня свои синие глаза, я снова улыбнулся и сказал:

— Давно не было возможности поговорить. Как дела?

— Все хорошо, Эрик, — ответила она, задумчиво посмотрев на меня.

— Трудно тебе там пришлось.

— Все позади. — Она снова опустила взгляд в газету.

— Трудно быть одному, но теперь ты среди друзей. Ты можешь всегда рассчитывать на мою помощь.

Мария молчала.

— Ты знаешь, как умерли Раух и Брум? — все же решился спросить я.

— А ты? — Мария перелистнула страницу.

— Думаю, что да, — сделав паузу, я продолжил: — Я прочитал некоторые из тетрадей Рауха. Для таких существ, как он, финал был закономерен. Его необходимо было уничтожить.

— Финал был незакономерен для тех людей, которых он замучил. — Мария снова взглянула на меня и перевела взгляд в окно, в которое просматривалась лишь глухая стена соседнего здания. И Орич смотрела на эту стену не отрываясь. — Почему каждому мерзавцу, прежде чем он уйдет, удается свести в могилу десятки, сотни, тысячи, а иногда и миллионы людей? — Мария снова посмотрела мне в глаза.

— Зло обладает огромной силой, и оно не сковано никакими правилами и условностями. Зло — это болезнь, своеобразный вирус, который заражает или убивает все живое рядом, и не всегда от этой болезни есть лекарство.

— Почему и нам не презреть правила и условности?

— Сложные вопросы ты задаешь, Мария, — вздохнул я. — Правила дают возможность нам остаться людьми.

— А если правила устанавливают мерзавцы?

— Есть общечеловеческие правила, которых надо придерживаться. Они могут быть не написаны на бумаге, но именно их соблюдение делает человека человеком.

— Эти общечеловеческие законы делают нас слабее.

— Чем больше людей их будет придерживаться, тем сильнее они будут становиться, и легче будет противостоять тому злу, о котором ты говоришь.

— Странно все это слышать от тебя, Эрик. Кому как не тебе знать, для чего создан человек. Это же машина для работы и войны.

— Ты права. Это, видимо, наша основная программа. Но мне претит быть тупым рабом своей программы. С недавних пор я стал понимать, что люди часто допускают фатальную ошибку — они слепо верят в то, что им говорят те, кто считает себя вправе указывать им дорогу. Вождь отождествляется с теми прекрасными целями, которые он провозглашает. Но слепое следование за лидером или постулатами идеологии либо религии превращает людей в послушное и глупое стадо, а у того, кто ведет это стадо за собой, развивается мания величия. А спустя некоторое время он начинает и вовсе считать себя великим и непогрешимым богом, решающим по своему усмотрению, кому жить, а кому умереть. Нельзя позволять думать за себя.

Мария долго молчала, глядя на меня, и наконец, опять уставившись в стену за окном, заговорила:

— У меня была подруга. Даже не так. Это была пятнадцатилетняя девочка, к которой я относилась как к младшей сестре. Звали ее Зоя, родом она была из Румынии. Когда-то ее родители эмигрировали в Германию. В тридцать девятом она осталась сиротой. Обладая паранормальными способностями, она попала в «Аненербе». В сорок первом ее направили в экспериментальную команду доктора Рауха. Несколько месяцев я пыталась что-то узнать о ее судьбе, но узнала лишь, что большинство испытуемых доктора Рауха пропадают бесследно. А однажды мне приснился очень страшный сон. Я увидела смерть Зои под скальпелем Рауха. Умирала она долго и мучительно. Проснувшись, я поняла, что это не сон. С тех пор я ждала возможности встретиться с Раухом. И этот день настал. Я получила большое удовольствие, заставляя Рауха смотреть мне в глаза и ощущать, как замедляется биение собственного сердца. Хочется крикнуть, чтобы позвать на помощь, но не хватает воздуха — легкие разрываются от его нехватки. Хочется вскочить с постели, чтобы сделать спасительную инъекцию, но мышцы намертво скованы неведомой силой. Возможно, я попрала общечеловеческие ценности, но когда я увидела ужас в обезьяньих глазах умирающего мерзавца Рауха, мне стало легче.

— Ты сделала это так же, как заставила опустить винтовки тех индейцев в Патагонии?

— Да.

— Зачем тетрадь забрала?

— Там описывается, как умирала Зоя. По странному стечению обстоятельств Раух перечитывал тетрадь перед смертью — она была у него в руках, когда я пришла. Не хочу, чтобы это снова кто-то читал.

— Брум тоже в этом участвовал?

— Да, и поплатился за это.

Теперь я сам уставился в выщербленную стену за окном.

— Ту ли сторону мы выбрали, Эрик? — тихо спросила Мария.

— Думаю, что цвета флага давно уже не имеют значения, Мария. Каждый день каждый из нас, независимо от того, под чьим флагом стоит, должен делать выбор между добром и злом. Это трудно. И мне не всегда это по силам. Легко сетовать, что не на той стороне я оказался и вынужден был подчиниться обстоятельствам или, наоборот, делать вид, что твой флаг самый правильный и, стараясь ни о чем не задумываться, слепо подчиняться приказам. Но надо думать, надо искать правильный путь. Самому. Каждый день и зачастую с риском для жизни. И иногда действительно, чтобы победило добро, необходимо сделать зло. И тут нельзя упустить из виду ту тонкую грань, которая отделяет зло во имя добра и зло во имя зла. Ты сделала выбор относительно Рауха. Я считаю, что ты поступила правильно. Но одной трудно. Не замыкайся в себе. Всем вместе нам будет легче идти вперед и искать верный путь.

— Спасибо, Эрик. — Мария положила свою руку на мою. На мгновение уголки ее губ чуть приподнялись в улыбке, а в глазах появился блеск. Я мысленно облегченно вздохнул.

Глава 30

Оберштурмбаннфюрер СС Отто Ран был высоким грузным офицером лет сорока с мрачным лицом. Поприветствовав меня, он предложил присесть и снова углубился в чтение бумаг на столе. Сверху лежал список из двухсот семидесяти девяти фамилий — будущий экипаж «Молоха». Спустя несколько минут Ран, все еще изучая список и не поднимая на меня глаз, заговорил:

— Хотел бы с вами, господин фон Рейн, обсудить некоторые вопросы. Помимо того, что группенфюрер Хорст очень хорошо о вас отзывается и рекомендует вашу кандидатуру, рейхсфюрер Гиммлер еще в Берлине упоминал о ваших заслугах перед рейхом и опыте в подобного рода операциях. Теперь вы мой помощник, отвечающий за безопасность членов экспедиции, а значит, и в определенной мере за успех всей миссии. Подразделение «Зет» в составе ста солдат и офицеров СС под вашим командованием будет обеспечивать нашу охрану как в пути, так и по прибытии в пункт назначения. Я лично с ними незнаком, поэтому поясните, насколько эти люди готовы к экстремальным ситуациям? Осознают ли они всю степень риска, ожидающего нас?

— Моими заместителями и командирами взводов являются оберштурмфюрер СС Вернер Хенке и оберштурмфюрер СС Рихард Фогель. Фогель — опытный офицер, воевавший в корпусе Роммеля и имеющий боевые награды. Хенке, конечно, молод, но отличился при проведении спецопераций в Северной Африке и в Андах. К тому же он имеет не только боевой опыт как пилот Люфтваффе, но и навыки управления летающими дисками. Руководители отделений — обершарфюрер СС Курт Грубер, унтершарфюрер СС Карл Майер и унтершарфюрер СС Юрген Тапперт — участвовали в боевых операциях на Восточном фронте и также отлично зарекомендовали себя при проведении специальных мероприятий «Аненербе». Исходя из боевого опыта, подобраны и остальные члены моего подразделения.

Ран оторвал взгляд от документов на столе и откинулся в кресле назад:

— Готовы ли они к длительному пребыванию вдали от родины? Не исключено, что придется выполнять боевые задачи, осознавая невозможность вернуться обратно.

— При отборе я учитывал результаты тестов на психологическую совместимость, а также то, что никто из них не имеет живых родственников в Германии. Беседуя с кандидатами, я пришел к выводу, что они нас не подведут при любом развитии событий, — спокойно ответил я.

Ран медленно встал и подошел к подносу с кофейником, стоящему у окна:

— Кофе?

Я кивнул, и оберштурмбаннфюрер налил мне чашку дымящегося густого напитка. Кофе был бразильский, и вокруг сразу распространился восхитительный аромат. Беседа перестала казаться мне чрезмерно официальной. Видимо, Ран этого и добивался.

Ран подал мне чашку и, вернувшись за стол, стал сосредоточенно помешивать кофе.

— Баер? — вопросительно поднял он бровь, когда я уже успел сделать пару глотков.

— Баер — специалист по выявлению внутреннего врага.

— А у нас будут внутренние враги?

— Думаю, что нет. Но если мы не возьмем Баера, которого я хорошо знаю, нам обязательно назначат другого специалиста такого рода. Как себя поведет новичок, трудно будет предсказать, — решил прямо сказать я, предчувствуя, что с Раном мне удастся поладить.

— Вы достаточно прямолинейны, — вдруг улыбнулся казавшийся поначалу чрезмерно суровым Ран и задал новый вопрос: — Идея насчет женщин тоже ваша?

— Да, действительно, это я рекомендовал Хорсту ввести в состав экипажа максимально возможное количество молодых женщин. Помимо медиумов Зигрун и Орич это десять медиков — помощницы бортового врача, девять девушек, входящих в состав персонала, обслуживающего пищеблок-камбуз, а также семь лаборанток в составе научной группы. Все они имеют высокую профессиональную подготовку и не будут обузой. В то же время, на мой взгляд, их присутствие в составе экспедиции сделает обстановку на корабле более здоровой. В случае же основания немецкой колонии они будут и вовсе незаменимы, — в свою очередь улыбнулся я.

— Думаю, идея насчет колонии понравится рейхсфюреру. — Ран отставил чашку в сторону. — Но рейхсфюрер планировал, что место руководителя медицинской группы экспедиции займет доктор Раух, а несколько людей из его команды войдут в ее состав в качестве медиков-помощников. На борту «Молоха» находится уникальное медицинское оборудование, над изучением которого работали Раух и его люди по указанию Гиммлера. Вы же предлагаете доктора Густава Лемке.

— Он вместе с Этторе Майораной активно изучал это оборудование, находясь в медицинской группе проекта «Атлантида». Ему не придется начинать с нуля. Люди же Рауха морально не готовы к полету. Возможно, на это повлияла смерть Рауха и самоубийство Брума. — Я сделал глоток кофе и искоса посмотрел на Рана, снова углубившегося в список. — К тому же большинство людей из числа группы имеют к научной и медицинской деятельности весьма сомнительное отношение.

Ран молчал, значит, имел представление о составе группы Рауха. Я отставил пустую чашку. Ран не поленился наполнить ее снова. Потом взял стул и поставил его рядом со мной. Присев на него со своей чашкой в руке, он продолжил свой вежливый допрос.

— Вы думаете, две эти смерти были случайными?

— Фактов, позволяющих считать иначе, выявить не удалось.

Ран задумался.

— Фон Рейн, а вы знаете, какая работа была поручена Рауху?

— Эликсир молодости и вечной жизни? — усмехнулся я. — Думаю, что на Шумере мы найдем его и без помощи остатков группы Рауха, а Ганс Вендланд пусть попробует разобраться в лаборатории Осириса здесь, на Земле. Я уверен, что ключ к этому вопросу кроется именно в лаборатории.

Отто Ран встал, отставив чашку:

— Этторе Майорана предлагается Хорстом в качестве руководителя научной группы экспедиции. Но Майорана, на мой взгляд, слишком молод, к тому же итальянец. Гиммлер захочет видеть на этом посту немца. Я думаю предложить Майоране возглавить инженерно-техническую группу. Научную группу возглавлю я сам. Мне не составит труда совместить пост руководителя экспедиции и руководителя научной части. Что думаете, фон Рейн?

— А вас интересует мое мнение?

— Я знаю, что к полету в качестве руководителя экспедиции готовился группенфюрер Хорст, но Гиммлер посчитал, что профессор нужнее здесь. Поэтому придется лететь мне. Задача поставлена сложнейшая, и только сообща, работая над ее выполнением как единое целое, мы сможем добиться успеха. Вот именно поэтому мне необходимо знать ваше мнение.

— Думаю, Майорана не обидится.

Ран довольно улыбнулся и снова сел за стол:

— Список состава экспедиции меня вполне удовлетворяет. Направлю его Гиммлеру с кратким положительным отзывом.

— Группа Рауха?

— Ваши доводы относительно этой группы весьма убедительны. Пусть готовится Лемке. — Ран откинулся в кресле.

«Очень самоуверенное заявление. Чем же он заслужил такое доверие шефа СС?» — подумал я и, не выдержав, спросил:

— Вы, видимо, обладаете широкими полномочиями. Судя по всему, нашли для рейхсфюрера святой Грааль?

— Нет, кое-что другое. — Ран снова помрачнел и тут же перевел разговор на другую тему: — А эти девицы-медиумы — насколько соответствует действительности информация об их необычных способностях?

— Соответствует. Без них нам не достичь Альдебарана.

— Ясно. — Ран задумчиво забарабанил по столу пальцами руки. Так он просидел минуту или две, прежде чем заговорил снова: — Кстати, фон Рейн, «Ханебу-3» под управлением Мольке, поднявшись с мюнхенской базы с боевым заданием, обратно не вернулся. Связь была потеряна почти сразу после старта.

— Миссия?

— Осталась невыполненной. Выдвинуто несколько версий, но главных две — диверсия врага и конструктивные недоработки аппарата, приведшие к его гибели. Ведется расследование. — Ран посмотрел на меня. Я молчал, размышляя о возможных причинах исчезновения «Ханебу». Но что бы ни послужило причиной, расследование этого случая могло отложить полет «Молоха».

— Мы не обсудили кандидатуру Аполлона Цимлянского, — напомнил я уже перед тем, как покинуть кабинет. — Предполагалось, что он возглавит инженерно-техническую группу.

— Учитывая его опыт и знания, я предложу ему отправиться к Альдебарану в качестве… моего консультанта и советника. Так будет лучше.

Вечером того же дня, входя в апартаменты, я обнаружил под дверью небольшой серый конверт. Развернув лист плотной бумаги, я пробежал глазами короткий машинописный текст. Анонимный автор предлагал мне безотлагательно встретиться на Темной Пустоши. Так называлась территория на самой окраине купола, далеко за Пирамидой атлантов. Огромное пространство было усеяно крупными скальными обломками и глыбами обтесанных камней, являющихся, по всей видимости, остатками древнего сооружения, которое когда-то смели льды. Автор письма обещал предоставить ценную информацию при условии встречи один на один и сохранении полной конфиденциальности. Я похлопал конвертом по ладони. Приглашение напоминало классическую ловушку. Или же человек, написавший его, действительно чего-то боится. Тогда лучшего места для тайной встречи не придумать.

— Магдалена, — позвал я, но девушки в номере не было. «Ладно, быстро узнаю, в чем дело, и к ужину вернусь», — подумал я, взглянув на часы. Но, прежде чем выйти, я все-таки сунул в карман пару запасных обойм для «вальтера».

Быстро добравшись до цитадели на электромобиле, я оставил его рядом с постом у входа и дальше отправился пешком. Обогнув Пирамиду, я направился в сторону Темной Пустоши. По пути я не переставал вертеть головой по сторонам, пытаясь разглядеть следы присутствия человека… а может быть, и не человека. Обломки скал вокруг тем временем становились все выше, отбрасывая длинные остроконечные тени, которые становились все гуще и гуще. «Здесь пехотную дивизию можно спрятать», — думал я, вышагивая между валунами.

Оказавшись в самом центре Пустоши, я огляделся — никого. Однако шестое чувство уже подсказывало мне, что я не один. Через секунду я заметил движение в тени, метрах в десяти от меня. Сверкнула сталь широкого лезвия, и тяжелый метательный нож, со свистом рассекая воздух, устремился в мою сторону. Я бросился на холодную каменистую землю. Фуражка полетела в сторону. Перекатившись в сторону и укрывшись за валуном, я попытался осторожно выглянуть, но пуля со стороны второго противника высекла искру рядом с моим лицом. Выстрел был бесшумным — противник пользовался оружием с глушителем. «Сколько же их?» — думал я, ползком меняя позицию. Вжавшись спиной в камень, я выдернул из кобуры пистолет и замер. Обратившись в слух, я попытался понять, где находятся враги, но нападавшие вели себя весьма тихо. Конечно, достаточно было выстрелить в воздух, и со стороны города сразу же примчалась бы подмога. Однако убийцы могли успеть незаметно скрыться, и я мог так и не узнать, кто организовал это нападение. Поэтому я решил выждать. Через полчаса безрезультатного ожидания у меня стало заканчиваться терпение. Встав в полный рост, я выглянул из укрытия и тут же чуть не поплатился жизнью за свою торопливость. Ствол пистолета с глушителем уперся мне в грудь. Не успевая удивиться, как противнику удалось так бесшумно подобраться ко мне, я отбил руку с оружием в сторону и нажал на спусковой крючок «вальтера», в упор расстреливая врага. Пули бросили стрелка в черном платке, натянутом до самых глаз, спиной на камни. Однако оружия из руки он не выпустил. Более того, падая, противник выхватил из-за пояса и направил в мою сторону еще один пистолет. Оказавшись на камнях, он открыл ответный огонь с двух рук. Я, не прекращая стрельбу, метнулся за валуны, одновременно лихорадочно соображая, где может находиться второй противник. И он не заставил себя долго ждать, выскочив мне навстречу из-за дальней гряды камней. На этот раз в руках у него был автомат. Видимо, теперь он решил действовать наверняка. Уворачиваясь от длинной автоматной очереди, я запетлял между скальными обломками, на ходу перезаряжая пистолет. Пули высекали вокруг искры и каменную крошку.

«Кто же это может быть? Ребята крепкие и быстрые», — думал я, располагаясь на верхушке одного из гигантских валунов с хорошим обзором на прилегающую территорию. Рядом со мной, у самого лица, примостилось маленькое существо, похожее на ящерицу. Такой же длинный хвост и внимательные глазки-бусинки на крупной плоской голове. Белая, почти прозрачная кожа. Малейшее движение — и маленький сосед скрылся среди разломов камня.

Нового нападения я не дождался, а минут через десять разглядел группу солдат во главе с Таппертом. По всей видимости, их переполошили звуки выстрелов. Выйдя из укрытия, я вместе с прибывшей подмогой осмотрел место боя, но кроме стреляных гильз и темных пятен, напоминающих кровь, на том месте, где я в упор выстрелил одному из нападавших в сердце, мы ничего не нашли. Еще час потратили на прочесывание местности вокруг, но безуспешно. «Ковбоев», как я назвал их про себя за платки на лицах, мы, к моему глубокому сожалению, не обнаружили.

Добравшись до поста у входа в Пирамиду, я спросил у старшего, кто проходил на объект в течение последнего часа, и узнал, что минут двадцать назад на электромобиле промчалась группа специалистов под руководством Штайнера — помощника доктора Рауха. Сгрузив длинный металлический ящик, они быстро потащили его внутрь. Словно ищейка, я почувствовал, что напал на след, и вместе с Таппертом отправился к «Молоху». Быстро взбежав по трапу, я взошел на корабль и ринулся к медицинскому отсеку. Тапперт с отделением солдат следовал за мной. Достигнув отсека, я приложил руку к дверям, и они послушно разъехались в стороны. Над одной из капсул склонился штурмбаннфюрер Герхард Штайнер и трое его плечистых молодцов. Штурмбаннфюрер обернулся и прошипел:

— Дьявол.

Его помощники встали полукругом, меряя мрачным взглядом то меня, то моих вооруженных спутников.

— Вы не имеете права заходить в это помещение, — продолжал шипеть Штайнер. Я направился к капсуле. Штайнер преградил мне дорогу. Ближайший громила тоже дернулся в мою сторону и тут же уперся грудью в ствол моего «вальтера». Клацнул затвором Тапперт.

— Ты пожалеешь, фон Рейн. — Штайнер все еще стоял у меня на пути. Я ткнул ему стволом пистолета в живот:

— Подвинься, Герхард. Ты на линии огня.

Подойдя к капсуле, я заглянул внутрь. Там лежал человек с пулевым отверстием под сердцем и сломанным запястьем.

— Кто это? — повернулся я к Штайнеру. — Этого человека я раньше не видел.

— Не твое дело, — огрызнулся Штайнер, пятясь от меня. Пальцы его правой руки дрогнули. Он был готов выхватить пистолет.

— Не дури, Штайнер. Сдай оружие. Пару часов назад двое неизвестных, один из которых сейчас лежит в этой капсуле, пытались убить начальника охраны Нового Берлина, то есть меня, на Темной Пустоши.

По глазам Штайнера я понял, что до него начала доходить вся сложность ситуации. И в этот момент один из его громил нанес неожиданный удар Тапперту в челюсть. Молодой эсэсовец у дверей открыл огонь из автомата. Штайнер рванул из кобуры пистолет. Его помощники тоже выхватили оружие.

Спустя несколько минут беспорядочной стрельбы все было кончено. Трое громил Штайнера были мертвы, а он сам с руками, стянутыми ремнем, понуро сидел у стены. От смерти мне удалось его спасти, только прострелив ногу. По счастью, мои эсэсовцы все были целы и невредимы, показав хорошую боевую выучку. Я подошел к капсуле. Шальная пуля угодила лежащему в ней стрелку точно в лоб.

В Берлине, судя по всему, были шокированы происшедшим. Ответ на радиограмму о покушении сотрудника СД на начальника охраны Нового Берлина и последовавших событиях пришел только спустя несколько дней. Оберштурмбаннфюреру СС Рану поручалось провести расследование с ежедневным докладом в Берлин. Двое суток спустя, после первых докладов Рана, из Берлина пришел другой приказ Гиммлера, где предписывалось в срочном порядке направить Штайнера под конвоем в Берлин, а расследование считать завершенным. Особо указывалось на необходимость обеспечить возможность доктору Гансу Вендланду продолжить работы, начатые доктором Раухом. Но и за эти неполные двое суток, даже несмотря на то что сидевший под арестом Штайнер упорно молчал, мне удалось узнать достаточно много интересного. Доктор Раух и его группа, еще до того как получили задание по изучению возможности создания с помощью инопланетных технологий «эликсира молодости», занимались разработкой препарата, позволяющего создать сверхсолдата. Благодаря опытам на людях Рауху это частично удалось. Созданный им препарат резко увеличивал силу и выносливость человека, делал его нечувствительным к боли. Особая модификация препарата позволяла также полностью подчинить себе человека, заставить его беспрекословно выполнить чужую волю. Но у разработок Рауха был один существенный недостаток — действие его «зелья» носило краткосрочный характер. Три часа невероятного психофизического подъема сменялись глубоким упадком сил и нестабильным психическим состоянием подопытного. Для полного восстановления сил требовалось несколько суток. Здесь, в Новом Берлине, Гиммлер поручил Рауху и его команде не только создать «эликсир», но и довести разработку сверхнаркотика до наиболее оптимального результата. Два подопытных из числа пленных советских солдат, которых Раух привез с собой в специальных ящиках-саркофагах, показывали наилучшие результаты. Вот этих-то зомбированных солдат и натравил на меня Штайнер.

Ран пытался добиться от членов группы Рауха объяснения действий Штайнера. Но те лишь невнятно бормотали, что Штайнера расстроила смерть Рауха и последовавшее затем известие об отмене участия группы в экспедиции на Альдебаран. Сам Штайнер упорно молчал. Попытка же допросить оставшегося в живых стрелка была изначально обречена на провал. Раух своими экспериментами превратил человека в невменяемого зомби, способного только послушно выполнять чужие команды.

Доктор Вендланд на допросе заявил, что не имел к этому никакого отношения и Штайнер воспользовался подопытными без его ведома. Вендланду вторил его помощник — Дитер Зоммер. Но если Вендланд вел себя абсолютно спокойно, то круглолицый Зоммер не знал, куда девать глаза, то и дело промокая платком обильно потеющий загривок. Присутствуя на всех этих допросах, я вспоминал предостережение Баера. Благодаря давнему опрометчивому докладу Хорста с предположением о наличии у меня необычных способностей, я действительно мог рассматриваться Гиммлером и Раухом как составная часть эксперимента по созданию сверхсолдата. Я даже начал допускать мысль, что нападение на меня было не покушением на убийство, а проверкой таких способностей, проведенной Вендландом, Зоммером и Штайнером на свой страх и риск.

Оберштурмбаннфюреру Рану все это расследование явно было в тягость, и он при первой же возможности с большим удовольствием отправил Штайнера в Берлин вместе с коробками личных вещей Рауха. Тетрадок в коробках не было. Я посчитал нужным их незаметно изъять.

На пирсе солдаты передали Штайнера под охрану морякам. Ступив на трап, ведущий на корпус подводной лодки, он обернулся в мою сторону:

— Это вы убили Рауха, фон Рейн. Я уверен в этом.

Я молчал. У меня не было желания отвечать Штайнеру. Герхард Штайнер относился к весьма распространенному типу людей, которые, единожды сделав какое-то умозаключение, зачастую поспешное и ошибочное, уже не слышат никаких доводов, его опровергающих. Непоколебимая уверенность в непогрешимости своего мнения делает их глухими к другой точке зрения. И эта тупая уверенность делает их смертельно опасными. Именно такие люди, подвергнутые интенсивной идеологической обработке, являются основным тараном государства, подмятого тираном — явным или скрытым. Такие люди, как Штайнер, готовы выполнять любую прихоть своего идола. У них нет сомнений, для них все ясно. Есть «бог», и неважно кто это — Гитлер, Сталин или кто-то иной. Этот «бог» создал для них цели, определил задачи, на все и вся навесил ярлыки. Он сказал им, что «хорошо» и что «плохо». И толпа «штайнеров» уже не задумывается над тем, что собой на самом деле представляет их идол и всегда ли он прав. Любое инакомыслие растаптывается — открыто или завуалированно.

Я повернулся к Штайнеру спиной и зашагал к выходу с территории порта. По пути к электромобилю я, взглянув в сторону Пирамиды, замедлил шаг. С каждым днем меня мучили все новые и новые вопросы. И основную роль в этом играла Атлантида. Учебники истории оказались лишь бледным и весьма отдаленным отражением истории человечества, как, впрочем, и ветхие фолианты из глубины веков. Все это, за редким исключением, создавалось и переписывалось весьма далекими от объективности авторами, а зачастую и на основе весьма скудной информации. Настоящая история человечества оказалась великой тайной за семью печатями.

Сев за руль электромобиля, я ждал своих солдат, чтобы подкинуть их до жилого корпуса. Это были Штольц и Богер. Я дал им разрешение перекурить, и они, стоя у борта, потягивали американские сигареты.

— А ты знаешь, Ганс, что сигарет на борту «Молоха» не будет? Лететь придется налегке, — тихо сказал Штольц.

— Я собираюсь бросить. Ради этого полета я готов на все. Хочу знать, что там.

— Страшновато, — вздохнул Штольц.

— По-настоящему страшно мне было на Восточном фронте. Говорили, что население встретит нас как освободителей от большевизма, а они стреляли нам в спину. Спать и ходить в сортир приходилось с автоматом в обнимку. Один из наших унтеров взлетел на воздух в сортире. Представляешь, они ухитрились сортир заминировать. Они готовы глотки нам рвать. — Богер замолчал, видимо затягиваясь. — Все, бросаю курить. Ты представь, сколько места там. Всем хватит, и не надо будет воевать.

— Черт, ты прав, Ганс. Там мы сможем избавиться от ваты в голове. Главное, чтобы шеф был с нами. Ладно, поехали, а то на тренировки опоздаем.

Глава 31

После отправки Штайнера мы ускорили подготовку к полету. Ран и активно помогавший ему Хорст, видимо, понимали, что из Берлина в любой момент может поступить окрик, перечеркивающий все наши планы. Были опасения и другого рода. В то время пока мы разбирались с группой Рауха, в Германии по личному приказу рейхсфюрера арестовали конструктора и разработчика ракетной программы «Фау» Вернера фон Брауна. Эта программа должна была, по замыслу фюрера, обрушить на столицу Англии дождь из беспилотных воздушных аппаратов, начиненных взрывчаткой. Проект практически был завершен, когда база «Фау» на острове Узедом в Балтийском море практически полностью была разрушена английской авиацией. Явно не обошлось без утечки информации, но почему был арестован сам разработчик ракетной программы, оставалось загадкой. В любом случае стало ясно, что никто из нас не был застрахован от участи фон Брауна.

Но пока Берлин молчал, и «Молох» активно готовился к полету. Грузилась провизия, медикаменты, оружие. Члены будущей экспедиции, привыкая и осваиваясь, большее время суток проводили на борту инопланетного исполина. Зигрун с каждым днем становилась молчаливее. Отлет приближался, и ей предстояло совершить немыслимое — обеспечить наш скачок в созвездие Тельца. Мария поддерживала ее как могла.

Между тем подводные лодки «Конвоя фюрера» стали доставлять не только военнопленных и провиант, но и пронумерованные контейнеры с иностранной валютой, золотом и произведениями искусств, счет которым шел на сотни тонн. Хорст, занятый организацией дальнейшего освоения территорий под ледовым панцирем Антарктиды, по указанию Гиммлера вынужден был взять на себя и ответственность за размещение ценностей. Поначалу их складировали в одном из ангаров при лабораторном комплексе «Аненербе», но вскоре началось строительство нового капитального здания с множеством этажей, в том числе и подземными. На верхних уровнях предполагалось организовать галереи, оснащенные специальной аппаратурой для поддержания соответствующего микроклимата для сохранности произведений искусств, и в первую очередь живописи, а под землей разместить боксы для драгоценностей и валюты. Группенфюрера Хорста и коменданта Беркеля весьма захватила идея создания своеобразного музея, доступного для посещения жителями Нового Берлина. Беркель даже радировал по этому поводу в Берлин и получил одобрение Гиммлера.

Магдалене, по просьбе Хорста, приходилось много времени посвящать сверке описей с поступающими грузами и их размещению. Однако ее эта работа не очень радовала. В один из поздних вечеров, когда мы остались одни, она с мрачным лицом сказала мне:

— Это же все награбленное! Здесь произведения искусств из национальных музеев и частных коллекций со всей Европы! Германия не имеет никаких прав на эти сокровища!

Я обнял ее и приложил палец к губам. С появлением столь ценных грузов в Новом Берлине спешно реорганизовали отдел СД под руководством гауптштурмфюрера СС Зигфрида Термана, который в основном предпочитал проводить время за игрой в карты и в ресторанных кутежах. Начальник Главного Управления имперской безопасности Эрнест Кальтенбруннер по указанию Гиммлера направил в Антарктиду два десятка офицеров службы безопасности СС под началом штурмбаннфюрера Хуго Курмиса, имевшего, по словам Беркеля, большой опыт разведывательной и диверсионной деятельности. Сутки спустя после своего прибытия штурмбаннфюрер Курмис сменил начальника отдела СД на его посту. Следующим утром Зигфрид Терман с чемоданчиком в руке понуро взошел на борт подводной лодки, отправлявшейся в Германию. От его жизнерадостности не осталось и следа.

Курмис явно имел указание не только следить за размещением поступавших ценностей. До нас с Хорстом быстро дошли сведения, что вновь прибывшая группа негласным порядком активно пытается наладить сбор сведений о положении дел под Куполом и о настроениях жителей «Новой Швабии». Поэтому я очень тревожился за Магдалену. Узнав о наличии парочки офицеров-техников в составе команды Курмиса, я уже не исключал возможности организации прослушивания помещений.

Магдалена обиженно вырвалась из моих объятий, но умолкла. На следующий день, во время прогулки вдоль берега Черного Зеркала, она сообщила о двух тоннах золотых коронок, прибывших из Германии и отправленных в подземелья уже почти готового хранилища.

— Нет сомнений в том, что стало с бывшими владельцами этих коронок, — сказала она, кутаясь в платок и стараясь не смотреть в мою сторону.

— Красная Армия наступает, вермахт сдает позиции. Судя по потоку ящиков и контейнеров, в исходе войны уже не уверены даже в руководстве рейха. Начинают прятать все ценное, причем подальше от территории Германии. Когда мы достигнем Альдебарана, все это потеряет смысл. — Я наподдал мысом сапога небольшой камень. Плюхнувшись в озеро, он заставил воду расходиться кругами все дальше и дальше по ровной глади озера. Магдалена долго смотрела на круги, а потом молча пошла вперед. Я направился вслед за ней и про себя подумал: «Завтра же напомню Хорсту, что Магдалена уже утверждена в составе экспедиции как медик и должна участвовать в подготовке к полету. Секретарские обязанности с нее он должен снять».

Наконец старт был назначен. Устремиться к далекому Шумеру нам предстояло ровно в двенадцать часов дня первого июня 1944 года. Уже в девять часов утра, под объективом одной-единственной кинокамеры, мы начали посадку на борт «Молоха». Не было речей и оркестров, не было зрителей. Лишь техники продолжали суетиться вокруг корабля, а Герман Хорст и Клаус Беркель в парадных мундирах пожимали руки и негромко желали удачи каждому идущему к посадочному трапу. Но их негромкие голоса вкупе с полотнищами имперских флагов, тяжело ниспадающих по всему подземному ангару, и стрекотанием кинокамеры придавали всему происходящему мрачную торжественность. Лица мужчин и женщин в черных комбинезонах с эмблемой «Аненербе» на плечах и нагрудными нашивками с имперским орлом были предельно сосредоточенны. Я смотрел каждому из них в глаза и видел, что все они готовы к полету, каждый из них уже сделал свой выбор. Вот прошли на посадку Магдалена, Мария Орич и Лотта Хаген. Последней шла Зигрун. Ей Хорст ничего не говорил. Он просто взял ее за руку, и они долго-долго смотрели друг другу в глаза. Беркель смущенно кашлянул в кулак и подошел ко мне и Отто Рану.

— Друзья, я много бы отдал, чтобы оказаться на вашем месте, но эта честь выпала вам. Я буду гордиться тем, что знаком с такими офицерами, как вы. Удачи.

Хорст простился с Зигрун и тоже подошел к нам. По выражению лица вдруг сразу постаревшего лет на десять группенфюрера я понял, что он с трудом подавляет в себе желание обернуться и посмотреть ей вслед. Герман Хорст пожал нам с Раном руки:

— Удачи. Буду ждать вашего возвращения.

На мне старик задержал свой взгляд. Он долго всматривался мне в лицо, словно пытаясь запомнить каждую черточку. Коснувшись пальцами моей нарукавной нашивки с изображением меча в петле древней руны — эмблемы «Аненербе», он негромко и грустно произнес:

— Жизнь, как пьеса в театре: важно не то, сколько она длится, а насколько хорошо сыграна.

Улыбнувшись одними губами, Герман Хорст вложил мне в ладонь золотую пластину Сета. Забирая ее, я не предполагал, что слова Сенеки, которые он вспомнил, совсем скоро обретут особый смысл.

— Спасибо за все, дядя Герман.

— Иди, Эрик. Пора.

Мы с Отто Раном поднялись по длинному пандусу и шагнули в чрево гигантского космического корабля. Закрылся внешний люк, затем внутренний. По широкому коридору мы прошли в центральный пост корабля. На месте первого пилота уже расположился Готт, капсулу второго пилота занял Цимлянский. Ран начал устраиваться в полетной капсуле командира корабля, а я, прежде чем разместиться на месте помощника командира, подошел к Зигрун, которая осматривалась в капсуле штурмана:

— Ты готова, Зи?

— Да. — Она сжала мою руку.

— Я буду рядом, как мы и договаривались. Не волнуйся.

Зигрун попыталась улыбнуться. Я прикоснулся к ее руке губами и, закрыв глаза, попытался мысленно успокоить ее. Только почувствовав, как успокоился ее пульс, а холодные как лед пальцы начали теплеть, я отправился на свое место. Терпеливо ждавший нас Ран начал долгую перекличку. На экране перед ним замелькали лица членов экипажа, занявших свои места.

По мониторам бежали цифры и технические выкладки, но я вывел на экран перед собой лицо Зигрун. Она лежала с закрытыми глазами, словно спала, но по глубокой морщинке, возникшей между тонкими бровями, я понял, что девушка предельно сосредоточенна и готова к своей миссии.

Монотонная перекличка и доклады о готовности тем временем продолжались. Я перевел взгляд на экран внешнего обзора. Техники уже покинули помещение ангара, вышел и Беркель. Лишь Хорст, несмотря на предупреждающую сирену, все еще стоял возле «Молоха». Но прошло еще несколько секунд, и он повернулся к лифту, чтобы подняться в комнату с толстым бронированным стеклом под самой крышей ангара. Оттуда уже наблюдали за стартом корабля несколько инженеров и там же примостившийся кинооператор. До лифта оставалось несколько шагов, когда его створки разошлись в стороны, и на взлетную площадку высыпало полтора десятка офицеров в эсэсовской форме, вооруженных автоматами во главе со штурмбаннфюрером СС Хуго Курмисом. Высокий Курмис с хищным лицом, обезображенным кривым шрамом, что-то зло говорил через плечо Беркелю, который с бледным лицом нехотя следовал за ним.

Ран, заметив суету на площадке, включил внешний микрофон.

— Группенфюрер Хорст, я получил радиограмму об отмене старта экспедиции и задержании до прибытия специальной группы лиц, подозреваемых в связях с разведкой противника. — Курмис протянул группенфюреру листок бумаги. Сопровождавшие его эсэсовцы выстроились полукругом.

— Дьявол! — выскочил из капсулы Ран и приник к экрану монитора, забыв, что мог приблизить его легким движением пальца.

Несколько долгих секунд Хорст вчитывался в листок радиограммы и вдруг закричал, выхватывая из кобуры пистолет:

— Беркель, это мятеж!

Курмис отпрянул назад, вскидывая автомат и сшибая с ног стоящего позади Беркеля. Загремели выстрелы. Единственная пуля, которую успел выпустить группенфюрер, угодила Хуго Курмису в ногу. Автоматная очередь вспорола Герману Хорсту грудь, и он навзничь упал на холодный пол взлетной площадки.

— Герман! — закричал Беркель и хотел броситься к телу группенфюрера, но двое эсэсовцев Курмиса схватили его и закрутили руки за спиной.

— Нет! — пронзительно закричала Зигрун и бросилась из центрального поста в коридор, ведущий к шлюзу.

— Откройте люки, Ран! — Курмис, прихрамывая, побежал к кораблю. Вслед за ним бросились и остальные. Двое эсэсовцев запихивали в лифт Беркеля.

— Это мятеж, Ран! Откройте хранилилище с оружием! — крикнул я.

— Нет, не может быть. — Ран пришел в замешательство.

— Разблокируйте шлюз по моему сигналу. Я отобью атаку мятежников и попытаюсь спасти генерала. Враг хочет помешать старту корабля. Этого нельзя допустить! — закричал я в лицо Рану, стараясь впечатать ему в мозг каждое слово.

— Баер, Рейт, фон Рейн — предатели! — неслось из динамиков.

— Это провокация, Ран! — снова заорал я и выключил монитор с физиономией Курмиса. Ран застыл словно вкопанный. Перегнувшись через борт командирской капсулы, я разблокировал арсенал, а затем вызвал пассажирский отсек:

— Хенке, нас атакуют мятежники! Хорст ранен и находится под огнем противника! Направь отделение Грубера к хранилищу с оружием, а затем — к шлюзу! Проведем контратаку!

Бросившись к выходу, я на мгновение задержался у люка и посмотрел в сторону ошарашенных Цимлянского и Готта:

— Люк! Его надо разблокировать по моему сигналу!

Спустя секунды я оказался у шлюза. В бессильной ярости Зигрун колотила кулаками в древний, но все так же неприступный металл — люки шлюза были заблокированы с центрального поста. Я схватил ее сзади и заговорил, прижав губы к самому уху:

— Успокойся, Зи! Я все сделаю, я вытащу его! Беги в медицинский отсек, готовь капсулы!

Девушка бросилась в сторону медотсека. Я включил обзорный экран. Люди Курмиса колотили прикладами во внешний люк. Курмис, стоя за их спинами и зажимая рану в бедре, продолжал что-то орать. Вдали, у самого лифта, неподвижно лежал Хорст. Над ним стоял эсэсовец из команды Курмиса с автоматом наперевес. Я вызвал центральный пост. Показалось мрачное лицо Рана:

— Сейчас я разблокирую люки, и вы сдадитесь, фон Рейн. Мы проведем следствие и во всем разберемся. Довожу до вашего сведения, что арсенал снова заблокирован.

Я хотел выплюнуть ругательство, но, увидев Грубера и с ним несколько солдат, кивнул:

— Хорошо, я согласен, но в вашем присутствии.

Ран секунду подумал и кивнул. Экран погас. Щелкнул механизм разблокировки входных люков.

— Арсенал заперт, шеф. Но есть вещи, с которыми я не расстаюсь никогда. — Верный Курт, улыбнувшись, протянул мне рукоятками вперед пару «вальтеров». — Скажите, чем еще мы сможем помочь.

Я взял по пистолету в руку и кивнул на монитор:

— Я выхожу и начинаю их «класть», прорываясь к Хорсту. Вы подбираете оружие и прикрываете мой рывок туда и обратно.

У люков «Молоха» есть особенность — они открываются быстро и почти бесшумно. Когда внешний люк внезапно отъехал в сторону, три офицера Курмиса, колотившие по нему, от неожиданности замешкались и мгновенно получили по пуле в голову. Кровавые брызги еще разлетались в стороны, а я уже был перед Курмисом. Отбросив один из пистолетов, я рывком развернул штурмбаннфюрера спиной к себе и, прикрываясь им как щитом, расстрелял автоматчика, пригнувшегося у основания пандуса и взявшего меня на прицел. По остальным со стороны шлюза открыли огонь из трофейных автоматов солдаты Грубера. Хуго Курмис вспомнил про автомат, болтавшийся на груди, но было поздно. Приставив дуло «вальтера» к его затылку, я нажал на спусковой крючок. Тело Курмиса полетело вниз, а я бросился в сторону лифта, на ходу стреляя в эсэсовца, присевшего у тела группенфюрера. Еще секунда-другая, и я склонился над окровавленным Хорстом. Голова его была повернута в сторону «Молоха», и выцветшие голубые глаза, полуприкрытые веками, застыли в последнем взгляде на колосса со свастикой на покатом борту. Выстрелы стихли, и к нам подбежал Грубер:

— Как он?

— Он мертв, Курт. — Ком в горле мешал говорить. — Две пули в сердце.

— Что дальше? Лифт опускается.

— Прикрой меня, Грубер.

Я взял на руки тело Хорста и направился к «Молоху». Сзади раздался взрыв, за ним крики и автоматные очереди. У входа меня встретили Баер, Хенке и Мария. Фогель хладнокровно расстреливал обойму своего «парабеллума», прикрывая Грубера. Баер и Хенке приняли тело Хорста. Мария, сцепив руки, прижалась к стене. Лицо ее стало белым.

Дождавшись, когда на корабль вернется Грубер со своими солдатами, я задраил люк.

— Что происходит, фон Рейн, черт возьми? — появился Отто Ран с красным лицом.

— Группенфюрер СС Герман Хорст убит мятежниками. Мы должны стартовать. — Я снова посмотрел на экран внешнего обзора. Из лифта в ангар хлынула очередная порция солдат, но уже в униформе воздушных десантников.

— Какая чушь, этого не может быть! — заорал Ран. — Готт, свяжитесь с комендатурой по рации и выясните, в чем дело!

— Если это мятеж, то вы ничего не выясните, господин оберштурмбаннфюрер. Как помощник руководителя экспедиции и начальник службы безопасности экспедиции предлагаю вам дать приказ всем занять свои места и в соответствии с приказом фюрера осуществить старт космического корабля к запланированной цели.

Ран начал колебаться. Я покосился на Марию. Несколько долгих секунд оберштурмбаннфюрер молчал.

— Я не могу ни с кем связаться, господин оберштурмбаннфюрер, — послышался в переговорном устройстве голос Готта. — Сплошные помехи. Возможно, что они искусственного происхождения.

— Хорошо, все по местам! Начинаем подготовку к старту, — хмуро приказал Ран и направился к командирской рубке. Я же направился в медицинский отсек.

Зигрун стояла у капсулы с телом Германа Хорста. Чуть в стороне сидели Майорана и доктор Лемке. Лемке, увидев меня, молча развел руками. Я встал рядом с молодой женщиной. Она не плакала, но лицо ее было словно застывшая маска, и я ощутил волну такого безмерного горя и глубокой печали, что невольно прикрыл глаза рукой и стиснул зубы, чтобы не закричать от стиснувшей сердце душевной боли. Губы Зигрун дрогнули, и до меня донесся ее чуть слышный голос:

— Господин фон Рейн. — Голос Рана по громкоговорителю заставил меня действовать.

— Зи, мы должны взлететь. Иначе все было напрасно, — сказал я, лихорадочно подбирая нужные слова.

— Ты прав, — вдруг твердо сказала Зигрун и повернулась ко мне: — И теперь ничто не помешает ему достичь звезд. — Она повернулась и твердым шагом вышла из отсека.

— Давайте по местам, — посмотрел я на Лемке и Майорану. Введя режим консервации, я задвинул крышку капсулы и вышел вслед за ними.

Заняв место в командном отсеке, я посмотрел на обзорные экраны. Корабль был окружен цепью десантников. Высокий офицер расхаживал у лифта, видимо, ожидая прибытия более высокого чина или указаний о дальнейших действиях.

Через несколько секунд десантники, рассыпанные по ангару, бросились к лифтам. Готт включил двигатели «Молоха», которые бесшумно оторвали корабль на несколько метров от поверхности. Вдоль обшивки появилось чуть заметное марево. Я закрыл глаза и сразу ощутил вибрацию, пронизывающую тело. Источником вибрации были обелиски, расставленные по ангару. Это Зигрун начала свою работу. Я снова открыл глаза и посмотрел на мониторы внешнего обзора. Все, что находилось в ангаре — флаги, мертвые тела, — все это стало подниматься в воздух и вращаться вокруг корабля, все больше набирая скорость. Лица Рана, Цимлянского и Готта застыли в изумлении от увиденного. Только лицо Зигрун было спокойным и сосредоточенным. Лишь дрожали длинные ресницы. На обзорном экране тем временем мелькнули фрагменты разбитого в щепки посадочного пандуса. Еще несколько мгновений, и вращающиеся вокруг нас предметы были просто превращены в пыль огромной скоростью вращения. Только обелиски стояли как ни в чем не бывало.

— Эрик, что ты думаешь? — Голос Рана в наушнике внутренней связи звучал испуганно.

— Системы «Молоха» в норме, «Тор» докладывает о готовности к прыжку. Это значит, что Портал открывается, и нам остается только ждать. Сейчас все зависит от Зигрун, — успокоил я оберштурмбаннфюрера, а сам занервничал, увидев бегущую из носа Зи струйку крови.

Вдруг все исчезло — меня словно лишили зрения и толкнули в пропасть. Вокруг была темнота, а тело мое с невероятной скоростью летело куда-то вниз.

Глава 32

Старые садовые качели мерно покачиваются, повинуясь слабым порывам ветра. Внезапная тишина заглушила все звуки вокруг. Так бывает перед сильной летней грозой. Темно-фиолетовые облака затягивают небо, и все вокруг вдруг затихает. Умолкают птичьи трели и стрекот кузнечиков в траве, безмолвно подрагивают листья на деревьях. Будто время остановилось. Несколько листьев, оторвавшихся от ветки, плавно кружат в душном воздухе не в силах ни взлететь, ни опуститься. Невесомая и одинокая капля дождя застенчиво касается щеки. Резко налетевший порыв ветра еще сильнее закручивает стайку листьев. Будто сквозь вату доносится шум встревоженной листвы и мерный скрип качелей. Облака становятся темнее, а их форма все причудливее. Капли дождя, пока еще редкие, но уже крупные, начинают тяжело падать на траву и на качели. Откуда-то издалека долетают нежные и мелодичные звуки то ли голоса, то ли какого-то музыкального инструмента. Какой сейчас год или век? Сколько мне лет? В какой я стране? Неважно. Слушая далекую мелодию, я подставляю лицо порывам ветра и нарастающему дождю. Я раскрываю ладони и ловлю упругие капли. Вот бы превратиться в этот дождь, фиолетовые облака и теплый ветер, раствориться в этой мелодии, стать этими мгновениями вне времени и пространства.

Сильный толчок встряхнул меня и вернул в реальный мир. Я открыл глаза. На большинстве обзорных мониторов была одна и та же картинка — пустынная, выжженная добела гигантским раскаленным диском близкой звезды поверхность чужой планеты, испещренная многочисленными трещинами. Но мой взгляд застыл на одном из крайних экранов. На нем белые гладкие обелиски горделиво подпирали иссиня-черное небо с россыпью звезд, а на этом небе отчетливо был виден силуэт неподвижно зависшего над линией горизонта длинного сигарообразного объекта, а точнее, космического корабля, знакомого мне по марсианской экспедиции.

— Черт, — услышал я голос Рана. — У меня не выходит на монитор информация о наших координатах. Фон Рейн, Цимлянский, Готт, где мы?!

— В соответствии с шумерским имперским каталогом мы над поверхностью планеты в пограничном секторе В-57, господин оберштурмбаннфюрер, — откликнулся Готт. — Планета никакого названия, кроме набора цифр, не имеет. Абсолютно безжизненное космическое тело. Атмосферы нет, за бортом четыреста градусов выше нуля. Планета находится в звездном скоплении, известном на Земле как Плеяды, близ звезды под шумерским названием Трон, у нас — Электра. Это… это почти триста семьдесят пять световых лет от нашей планеты.

— Дайте-ка взглянуть, — выбрался из капсулы Отто Ран.

— Надо же, скачок удался! — высунулся Цимлянский. — Этого не может быть!

Похоже, что Аполлон Цимлянский, всю жизнь изобретавший ракеты и с юности грезивший полетом на Луну, все-таки в глубине души сомневался в нашем успехе. Однако что-то заставляло его активно искать возможности присоединиться к нашей экспедиции. Интерес ученого — получится или не получится? Но меня сейчас интересовали и тревожили только две вещи — сигарообразный космический корабль на горизонте и молчание Зигрун. Я бросился к ее капсуле. Лицо ее было в крови, пульс еле прощупывался.

— Так! — заговорил из-за спины Ран. — Вы, господин фон Рейн, и вы, господин Цимлянский, отнесите девушку в медицинский отсек. Я вызову туда Лемке и его группу. Потом возвращайтесь. Вы мне нужны здесь.

Я схватил Зигрун на руки и бросился с ней в медотсек.

Когда я укладывал Зигрун в капсулу, она вдруг очнулась и, схватив меня за шею руками, зашептала:

— Мы в ловушке. Все пошло не так. Мария должна связаться с Теей и Гуном.

После этого молодая женщина потеряла сознание снова. Я же, оставив ее на попечение Лемке и прибывших вместе с ним в качестве ассистентов и медсестер Магдалены и Лотты, отправился обратно в командный отсек. У выхода я встретился с запыхавшимся Цимлянским.

— Вы отличный спортсмен, господин фон Рейн, — сказал он, задыхаясь.

Прибыв в командный отсек, я доложил Рану о словах Зигрун. Оберштурмбаннфюрер задумчиво потер шею. Потом он включил громкоговорящую связь и сообщил экипажу, что первый этап немецкой межзвездной экспедиции прошел успешно — мы достигли созвездия Тельца. О том, что мы промахнулись мимо Альдебарана более чем на триста световых лет, он умолчал. Ран говорил что-то еще, но я слушал, как говорится, вполуха. Меня продолжали заботить серебристая сигара на фоне звездного купола и слова Зигрун о ловушке.

Закончив с поздравлениями, Ран напомнил членам экспедиции о необходимости до его особого распоряжения оставаться на своих местах и сохранять отсеки корабля загерметизированными. После этого, сев на край полетной капсулы, он кашлянул в кулак и обратился к присутствующим:

— И все-таки я ума не приложу, почему мы оказались от Альдебарана дальше, чем в начале пути. Госпожа Орич, что скажете?

— Думаю, что кто-то с принимающей нас стороны, то есть на Шумере, намеренно направил нас сюда, — подумав, произнесла Мария. Она явно была озадачена создавшейся ситуацией не меньше, чем мы.

— Вы сможете вступить в телепатический контакт с Теей или Гуном и выяснить ситуацию?

— Постараюсь, — с готовностью кивнула Мария.

— Отлично, — щелкнул пальцами Ран и снова озабоченно уставился на экраны. — Обелиски мне знакомы, но что это за сооружение сигарообразной формы над линией горизонта?

Я молчал.

— Может, это встречающие? — усмехнулся Цимлянский.

— Думаю, мы должны проявлять осторожность, — заговорил я с дрожью в сердце, вспомнив Корелли. — Мы отклонились от намеченной цели, и теперь можно только гадать, что собой представляет этот аппарат. Надо установить за ним постоянное наблюдение и, прежде чем предпринимать какие-либо шаги, связаться с Шумером. Шумер находится в состоянии войны с некой цивилизацией Марб. Может быть, это вражеский корабль.

— Мы не воюем с цивилизацией Марб. — Было видно, как на скулах Отто Рана заходили желваки. Он посмотрел на меня, потом на Марию. — В докладах Хорста о телепатических контактах с «умами внешними» нет упоминания о Марбе.

— Это было одно из последних сообщений, принятых Зигрун. Возможно, что Хорст не успел его зафиксировать, — соврал я.

Желваки на скулах Рана заходили еще больше, но он промолчал.

В молчании, изучая лишь технические выкладки и доклады «Тора» о состоянии систем жизнеобеспечения корабля, мы провели полтора часа. Мария Орич тем временем медитировала в своей каюте, пытаясь выйти на связь с Шумером, а Зигрун, находясь в коме в результате кровоизляния в мозг, висела на волоске между жизнью и смертью в медицинском отсеке.

В четырнадцать часов по берлинскому времени весь экипаж, кроме вахтенного офицера, оставшегося в командном отсеке, и двух инженеров-техников, дежуривших в технических отсеках на первом уровне, собрался по указанию Рана в жилом отсеке корабля, в обширном помещении столовой. Это помещение с квадратными колоннами, украшенными причудливой резьбой с изображениями созвездий и планет, более походило на помпезный и дорогой ресторан. Тридцать столиков, уже с символикой Третьего рейха, были свободно расставлены между колонн. Каждый столик, рассчитанный на шесть человек, надежно прикручен к палубе.

На свой первый обед вне родной планеты, почти на другом краю Галактики, все собрались очень быстро. Необычность и нереальность происходящего, а также часы психологического напряжения сказывались. Щеки у многих горели, глаза лихорадочно блестели. Меня самого захватывала буря из самых разнообразных чувств — от восхищения удавшимся межзвездным прыжком, в успехе которого многие сомневались, до тревоги и страха перед неясным будущим.

Взойдя на небольшую сцену, увенчанную придуманной лично Генрихом Гиммлером эмблемой экспедиции — черной свастикой, объятой языками пламени и девизом «Сгореть или закалиться», Отто Ран еще раз поздравил всех с удавшимся межпланетным перелетом. Я боялся, что оберштурмбаннфюрер затянет свои поздравления надолго или пригласит на сцену еще кого-нибудь, но ошибся. Ран быстро закончил, пожелав всем в финале своей торжественной речи приятного аппетита и разрешив после обеда свободное перемещение по кораблю и обустройство в каютах, чем сорвал волну неподдельно искренних аплодисментов.

Обед удался на славу. Повар, итальянец по имени Энцо Лука, крепыш небольшого роста с роскошными черными усами, приготовил «рояль в кустах» и на десерт подал настоящий праздничный торт. Торт был вкуснейший, и Лука, разрумянившись от удовольствия, слушал восторженные возгласы в свой адрес. Уж не знаю, как Хорсту удалось уговорить такого домашнего по виду и своему характеру человека, как Лука, отправиться в этот смертельно опасный полет. Во многом благодаря живописному итальянцу напряжение последних часов начало спадать. Не хватало только шампанского и вина, но позволить себе выпивку в связи с тревожностью и неопределенностью обстановки мы не могли.

Для меня успех был омрачен рядом обстоятельств — погиб Хорст, пустовало место Зигрун за столом, а на одном из многочисленных обзорных экранов над нашими головами в небе чужой планеты хорошо был виден серебристый корабль марбов. Не явилась к обеду и Мария Орич, что говорило о возникших сложностях при установлении контакта с Шумером. Да и с Шумером ли? Теперь я в этом не был уверен. Но, казалось, лишь Магдалена, сидевшая рядом, ясно понимала мою тревогу. Воспользовавшись тем, что наши соседи за столом — Отто Ран и Аполлон Цимлянский отвлеклись на какое-то веселое замечание за другим столиком, Магдалена наклонилась ко мне и сказала:

— Эрик, все будет хорошо. Мы справимся.

Она сказала это так уверенно и твердо, словно ей все было известно заранее. Я вспомнил об агенте даргонов среди экипажа. А ведь им был один из нас. Или одна?

«Я превращаюсь в параноика», — с печалью подумал я и отправился на смену Готта, несшего вахту в центральном посту «Молоха».

Оставшись в одиночестве на капитанском мостике, я размышлял о том, что мы можем противопоставить возможному вторжению марбов. Единственным действенным оружием были лишь мои личные боевые навыки и «слуга Шумера», припрятанный в арсенале. С досадой я подумал о назревающей необходимости рассказать Отто Рану о марсианской вылазке. Вряд ли ему понравится, что Хорст и я утаили информацию о тех событиях. Хотя об этом, скорее всего, не стоило беспокоиться. Что бы ни подумал оберштурмбаннфюрер, он не будет раздувать «пожар». Он до сих пор даже не заикнулся о странных обстоятельствах, сопутствующих нашему старту. Как весьма умный человек, Ран понимает — мы выживем, только если будем едины и монолитны, как кулак. Раздоров быть не должно, даже если «Молох» набит агентами противоборствующих сторон по самую завязку. Кто бы кем ни был, сейчас мы являемся представителями одной стороны — планеты Земля.

Во второй половине дня, в ходе обхода корабля, я наконец рассказал Рану о событиях на Марсе. Осматривая образец лазерного оружия в арсенале, расположенном все на том же втором, жилом, уровне «Молоха», он долго подозрительно косился на меня и наконец произнес:

— Я думаю, что сокрытие информации о Марсе является преступной ошибкой, но что сделано, то сделано. Говорите, вы добыли два таких экземпляра?

— Один, полагаю, остался в сейфе Хорста.

— У вас есть еще какая-либо информация, которую вы хотели бы сообщить мне, господин фон Рейн?

— Нет, — не моргнув глазом, ответил я.

В полночь я снова заступил на вахту в командном отсеке. К этому времени я уже знал, что Марии не удалось установить контакта с Теей и Гуном. Единственное приятное известие — состояние Зигрун улучшилось. Она уже пришла в себя, но еще не могла двигаться и говорить. Лотта и Магдалена ни на миг не оставляли ее, сменяя друг друга у ее постели, а точнее, капсулы.

Зум отвлек меня. Взглянув на экран, я увидел Курта Грубера у входа в отсек. Тяжелая дверь отъехала в сторону.

— Разрешите?

— Заходите, Курт.

Грубер подошел и протянул мне листок бумаги. Это была та самая радиограмма из Берлина, в которой Гиммлер предписывал арестовать по подозрению в шпионаже меня, Баера и Магдалену. В углу застыли бурые капли крови. Глядя на Грубера, я сложил листок и положил его в свой нагрудный карман.

— Что скажете, Курт?

— Я в это не верю и хочу сказать, что на меня вы всегда можете положиться.

— Спасибо, Курт. — Я благодарно положил ему руку на плечо и понял, что его взгляд устремлен на что-то, происходящее у меня за спиной. Я оглянулся и увидел, что со стороны корабля марбов к «Молоху» медленно движется нечто, представляющее собой куб матового цвета. Я подбежал ближе к экрану и максимально увеличил его размеры, после чего активировал плазменное поле вокруг нашего звездолета. Теперь изображение движущегося в нашу сторону куба заняло почти половину помещения. Вместе с Грубером мы стояли, затаив дыхание, в ожидании развития событий. Когда до «Молоха» оставалась всего лишь сотня метров, куб завис на месте, совсем невысоко над поверхностью планеты. Благодаря отличной оптике казалось, что он висит и медленно вращается прямо передо мной. Время от времени по одной из его двухметровых граней пробегала змейка голубоватых искр. Зажужжал зуммер внутренней связи. Дежурный инженер-техник, видимо взволнованный активацией внешнего поля, пытался связаться с командным отсеком. Куб тем временем стал меняться. Его матовая окраска стала постепенно исчезать, становясь все более прозрачной. Внутри уже угадывались очертания тела, сидящего со скрещенными ногами. Надрывался зуммер. Я включил переговорное устройство.

— Центральный пост, фон Рейн.

— Инженер-техник Пауль Беккер. Чем вызвана активация плазменного поля? Мы взлетаем? Каковы мои дальнейшие действия?

— Включи обзорный экран, Беккер, и жди моих указаний.

— Есть.

Куб стал уже почти прозрачным, и человеческая фигура внутри, вокруг которой он вращался, приобрела уже довольно четкие очертания. Тело человека, если это был человек, обтягивал, словно вторая кожа, блестящий костюм белоснежного цвета. Голова с идеально выбритым черепом свешивалась на грудь.

— Дьявол, что это? — не выдержал Грубер.

— Лучше бы ты его не поминал, — невесело пошутил я.

Человек в кубе поднял голову. Он смотрел мне прямо в глаза, и я знал этого человека. Это был Бруно Лугано. Вернее, это было его лицо.

«Здравствуйте, господин фон Рейн. Помните Бруно Лугано?» — не размыкая губ, произнесло существо в кубе.

— Лугано я помню очень хорошо, но сомневаюсь, что сейчас разговариваю именно с ним.

«Ошибаетесь, господин фон Рейн. — Существо медленно склонило голову набок. — Просто я стал другим».

«И в чем же это выражается?» — мысленно спросил я.

«Это полная и безоговорочная Свобода. Это обретение настоящего смысла жизни и по-настоящему Великой Цели. — Существо сверлило меня взглядом. — Открой шлюз, Эрик. Ты и Магдалена должны присоединиться к нам. Остальные должны быть уничтожены. Им не место здесь. Слишком далеко они зашли».

Я с удовольствием подумал, что, по всей видимости, марбы просто так «Молох» взять не могут. Посланник мои мысли понял, и губы его скривились.

— Ваш корабль беззащитен и будет уничтожен. Людям не место в космосе. Пусть они и дальше на своей планете перегрызают друг другу глотки за лишний клочок суши и поклоняются своим нелепым и давно не существующим божкам. Исключение может быть сделано ради немногих. Если не хочешь спастись сам, дай возможность спастись Магдалене.

— Почему она?

— Отдай. — По лицу «Лугано» пробежала тень. — Отдай ее!

— Смотрите! — Возглас Грубера заставил меня перевести взгляд на другой экран, с видом на корабль марбов. Оспинки мелких разрывов покрыли его длинное тело по всей длине, а несколько мгновений спустя взрывы один за другим стали разрывать корабль марбов изнутри. Куб, в котором находился «Лугано», вдруг затуманился и принял форму шара, после чего стремительно взмыл вверх — прочь от «Молоха» и планеты, на которой мы находились.

В рубку вбежали Отто Ран и Аполлон Цимлянский:

— Что происходит?!

Тем временем на экране куски обшивки и секции корабля марбов, вращаясь, разлетались в стороны. Сквозь хаос этих останков, тараня и расталкивая их в стороны словно ледокол, в нашу сторону двигался гигантский темный диск. На его борту в свете чужого солнца сверкал и переливался герб Великой Шумерской Империи — золотая свастика на фоне серебряного диска.

Земля. Миллиарды людей различных рас и вероисповеданий. Тысячелетия строительства государств и разрушительных войн, взлета культуры и мракобесия. Казалось, воспоминания всех моих предков, разом нахлынувшие на меня, разорвут мне голову. Все, чему когда-либо они были свидетелями — от империи Великого Осириса и до сегодняшнего дня, — все это с бешеной скоростью проносилось перед моим внутренним взором. Вторжение «Святого отряда» и войны атлантов, строительство Вавилона и египетских пирамид, возведение Александрийского маяка и Колосса Родосского, восход и падение Римской империи, зарождение христианства и костры инквизиции, битва за Иерусалим и Бородинское сражение. За секунды я пережил сотни рождений и смертей. Я уже был готов умереть и сейчас, но вдруг голова стала ясной. История человечества и моих предков за прошедшие двенадцать тысяч лет выстроилась в хронологически стройную цепочку. Все встало на свои места, а мой мозг, словно хорошо отлаженная машина, рассортировал и бережно разложил информацию по заранее приготовленным кладовым памяти. И в этот момент, глядя на свастику Шумера, заполнившую собой огромный обзорный экран в центре командирской рубки «Молоха», я осознал, насколько эта история коротка. Несмотря на моря пролитой крови и неисчислимое количество смертей, земляне делали только первые шаги по пути, уготованному Вселенной. История только начиналась, но любой из ее последующих шагов мог стать последним.

История только начиналась. Я обернулся и посмотрел на своих спутников.