Всю ночь напролет АСТ Москва 2003 5-17-018281-3 Connie Brockway All through the night

Конни Брокуэй

Всю ночь напролет

Пролог

Лондон,12 марта 1817 года

Хозяйка дома, за которой следовал полковник Сьюард, переступила порог длинной узкой комнаты и шаркающей походкой направилась прямо к занавешенному окну, выходившему на площадь.

— Вам и неведомо, сколько раз я могла бы сдать эту комнату внаем, — произнесла она, не сводя взгляда с высокой, статной фигуры Сьюарда. — Один из людей барона заходил ко мне всего час назад, предложив сумму вдвое больше той, которую заплатили мне вы. Но я порядочная женщина.

«И к тому же далеко не глупая», — подумал про себя полковник, отдавая должное честности хозяйки изящным наклоном головы. Во всяком случае, у нее хватило ума на то, чтобы не пытаться обвести вокруг пальца такого человека, как Ищейка из Уайтхолла[1]. Отсчитав полную пригоршню монет, он вручил их собеседнице. Та проворно сгребла деньги и засунула поглубже в карман поношенной юбки, после чего откинула с окна пыльный лоскут выцветшей бархатистой ткани, служивший вместо занавески.

Бросив мельком взгляд наружу и что-то пробормотав себе под нос, хозяйка проковыляла к единственному в комнате стулу — деревянному, с прямой спинкой, который стоял у стены с выступившими от сырости пятнами плесени. Кряхтя, она приподняла его, но тут Сьюард выступил вперед и забрал у нее стул.

— Позвольте мне. Вы хотите его переставить?

Женщина изумленно уставилась на полковника. Без сомнения, до сих пор еще никто не выказывал по отношению к ней самой простой вежливости.

— Да. — Она закрыла рот, потом снова открыла и, подмигнув, пояснила: — Поближе к окну. Чтобы вы могли наблюдать за зрелищем сидя.

Едва скрывая отвращение, полковник пододвинул стул к окну, а хозяйка тем временем высунула голову наружу и окинула взглядом прилегавшую к площади улицу. Внезапно со стороны толпы, собравшейся внизу, до них донесся чей-то крик.

— Вот и он, — произнесла хозяйка с явным удовлетворением. — Ну, я ухожу.

Сьюард не слышал ее слов. Он смотрел в окно.

Толпа плотно обступила со всех сторон повозку, доставившую Джона Кашмана к оцепленному полицией пространству перед оружейной лавкой — той самой, которую, как утверждали, он намеревался ограбить, чтобы с оружием в руках восстать против короля. Мужчины, женщины и дети, в основном бедняки, толпились на площади, чтобы увидеть, как «бравый морячок» будет повешен по приговору суда за государственную измену.

Полковник знал, что лишь очень немногие из собравшихся считали молодого Кашмана и вправду заслуживающим столь сурового приговора. Остальные же видели в этом вопиющую несправедливость, а кое-кто до сих пор уповал на монаршее милосердие.

В самом деле, спрашивал себя Сьюард не без сарказма, кто еще достоин сострадания, как не Джон Кашман? Все преступление последнего состояло в том, что он пытался получить от Адмиралтейства собственное жалованье, а также причитающиеся ему наградные. В толпе можно было увидеть сотни таких же, как он, мужчин, которые отстаивали честь страны на поле брани, а по возвращении домой оказались без работы, без денег и без каких-либо надежд на будущее.

Взгляд Сьюарда оставался бесстрастным, однако рука, стягивавшая черные кожаные перчатки, чуть заметно дрожала. Он уселся на стул, держась прямо, словно ревностный католик во время мессы. Да, Кашман действительно ворвался в оружейную лавку во время недавних волнений в Спа-Филдз[2], но его привела туда вовсе не государственная измена, а просто изрядная доза выпитого спиртного и жгучее чувство безысходности.

Преступный умысел? Насколько было известно Сьюарду, Джон Кашман, находясь на военной службе, был трижды тяжело ранен в голову. Многие даже сомневались в его дееспособности. Поэтому нет ничего удивительного в том, что его участь вызывала у людей такую ярость — да что там ярость, просто приводила их в бешенство.

— Я всегда сражался за своего короля и свою страну, и вот каков мой конец! — воскликнул Кашман, сойдя с повозки и глядя без страха на возвышавшийся перед ним эшафот.

В ответ тысячи людей разразились неистовыми криками, дружно выражая ему сочувствие.

Толпа начала собираться уже с пяти часов утра, и теперь все вокруг, насколько мог видеть глаз, было битком забито зрителями — улицы, аллеи, даже окна близлежащих домов пестрели гневными лицами, словно улей пчелами. Люди цеплялись за перила балконов, свешивались с карнизов крыш.

Внешне спокойный Кашман взошел по ступенькам на эшафот, и его бесстрашие еще больше распалило толпу. Как только осужденный оказался у виселицы, к нему поспешно приблизился священник и примирительным жестом коснулся его руки. Однако Кашман резко отстранил его и воскликнул с пылающим взором:

— Я не прошу милости ни у кого, кроме Господа!

Палач подвел его к виселице. Когда он сделал движение, чтобы накинуть капюшон на голову осужденному, тот резко отпрянул назад и произнес:

— Я хочу видеть все до последней минуты.

Палач и священник вместе заняли места у дощатого помоста под ногами Кашмана.

— Я не мог получить то, что было моим по праву, и поэтому я здесь! — крикнул Кашман. — Я не совершал никакого преступления против моего короля или страны, но, напротив, всегда дрался за них!

Он все еще продолжал кричать, но его голос вдруг прервался, сменившись сдавленным хрипом. Рука Сьюарда невольно метнулась к собственному горлу. Стиснув зубы и сделав над собой усилие, он со смешанным чувством боли и гнева в душе наблюдал за тем, как человек внизу закачался в петле, как задергались в предсмертных судорогах его связанные ноги.

Толпа, наблюдавшая за казнью, внезапно умолкла. Воцарившаяся тишина все еще витала над площадью, когда осужденного сняли с виселицы и священник, в последний раз взглянув на спокойные черты мертвого лица, накрыл его голову капюшоном, после чего тело было положено в простой деревянный гроб. Тишина оставалась ничем не нарушенной и тогда, когда гроб установили на повозку и та медленно тронулась в путь.

Сьюард встал и снова принялся натягивать перчатки. Его пробирал озноб, словно под порывами пронизывающего ветра, однако даже легкое дуновение не шевелило темные голые, как кости скелета, ветви деревьев за окном. Несколькими скупыми, тщательно выверенными движениями он застегнул пуговицы на запястье и оправил пальто. На его красивом, словно высеченном из камня лице отражалась глубокая задумчивость.

И тут откуда-то снизу, со стороны застывшей в оцепенении толпы, раздался одинокий возглас, который, по мере того как к нему присоединялись все новые и новые голоса, постепенно обретал силу и мощь, пока не перерос в угрожающий рокот, подобный раскатам грома:

— Убийцы! Убийцы!

Оправив наконец свои перчатки, полковник Сьюард снова окинул взглядом толпу и увидел, что повозка уже скрылась из вида.

— В самом деле, — пробормотал он про себя с грустью, — в самом деле!

Глава 1

Лондон, декабрь 1817 года

«Никогда не воображай, что ты в безопасности. Никогда не теряй бдительности».

Из всех правил, завещанных отцом-взломщиком, равного которому Лондон не знал ни до, ни после него, вору больше всего запомнилось именно это наставление. Держа ухо востро, чтобы уловить даже малейший звук поверх слабого шелеста ночного ветерка, чуть шевелившего полог кровати, грабитель, известный всему Лондону под прозвищем Рексхоллский Призрак, с трудом приподнял с каминной полки бронзовые часы, слишком массивные. Стоявшая рядом изящная фарфоровая статуэтка выглядела соблазнительно, однако была чересчур хрупкой, чтобы выдержать путешествие по городским крышам, что являлось неотъемлемой частью ночного ремесла.

В глубине сознания вора чуть слышно прозвучало еще одно из памятных ему наставлений старика отца: «Пять минут туда, пять минут обратно». Сегодня дело, похоже, отняло у него слишком много времени.

Длинные, чуткие пальцы слегка касались позолоченных рам картин на стене в поисках какого-нибудь тайника, однако так ничего и не нашли. С досадой пробормотав что-то себе под нос, Призрак углубился дальше в апартаменты маркизы Коттон. Ее знаменитая коллекция драгоценностей должна была находиться где-то совсем рядом.

Оказавшись у противоположной стены, Призрак склонился над покрытым тонкой резьбой туалетным столиком. Музыкальная шкатулка — обычная безделушка, хотя и прелестная… Табакерка, инкрустированная перламутром… Нет! Ни одна из этих вещиц не стоила обещанных пяти тысяч фунтов. Чтобы покрыть такую сумму, нужна по меньшей мере редкая жемчужина.

Теперь вор решил действовать проворнее. Он ощупывал поверхность различных предметов мебели и зеркал, открывал один за другим ящики бюро и… Ага! Он увидел совершенно неприметный и поэтому выделявшийся среди окружавшей его роскоши умывальник на толстой мраморной тумбе.

Из-под черной шелковой маски, скрывавшей лицо Призрака, блеснула белозубая улыбка. До чего же все оказалось просто! Первейшая из заповедей покойного отца гласила: «Хочешь что-нибудь спрятать — положи на видное место».

Опустившись на одно колено рядом с тумбой, вор приступил к обыску. Почти сразу же он обнаружил едва заметный металлический выступ и плавно нажал на него. Под мраморной поверхностью открылся ящик. Улыбка на лице Призрака сделалась шире. Теперь остается только поскорее сунуть руку в тайник и… Пусто!

— Боюсь, удача тебе изменила, парень, — раздался вдруг чей-то спокойный голос.

Призрак тут же выпрямился и принялся лихорадочно вертеть головой в поисках обладателя голоса.

Он сидел в полутьме посередине комнаты, внешне абсолютно спокойный. Его серовато-коричневый сюртук сливался с тусклой позолотой мебели вокруг.

«Хочешь что-нибудь спрятать — положи на видное место».

Ни малейшее, даже совсем слабое колебание воздуха не выдавало его присутствия. Полковник Джон Генри Сьюард. Ищейка из Уайтхолла. Знаменитый Джек Сьюард.

Напрягшись, грабитель уже собрался было обратиться в бегство, но тут полковник внезапно вскочил. Его высокая, худая фигура преградила вору путь к окну. Призрак действовал молниеносно, однако до полковника ему было далеко. Недаром лондонский преступный мир считал Сьюарда самым опасным своим противником. Тем не менее у вора не оставалось выбора, и если…

— Не стоит, сынок. — Сьюард дал этот совет на удивление мягким тоном, а его голос отдавал хрипотцой, словно после ранения в горло.

— А чего вы от меня хотите? — огрызнулся в ответ Призрак. — Стоять тут смирно и ждать, пока вы затянете петлю у меня на шее? Вот уж ни за какие коврижки! — Вид у него был самоуверенным до наглости, и только легкая дрожь в голосе выдавала испуг.

— Тебе бы следовало подумать об этом прежде, чем браться за свое ремесло, парень. Уж лучше сдавайся. — В тоне Сьюарда совсем некстати прозвучала жалостливая нотка.

Жалостливая? Джек Сьюард никогда и ни к кому не испытывал подобных чувств. Просто в тот момент было легко принять желаемое за действительное, однако подобные мысли следовало сейчас же выбросить из головы. От Сьюарда нечего ждать пощады. Поэтому лучше всего держаться начеку, используя любую возможность для отступления.

— Отсюда не убежишь, — заметил Джек, словно читая мысли своей жертвы. — Мои люди ждут в передней, а я… — Он пожал плечами, как бы извиняясь, и развел руки в стороны. — Я, как ты сам видишь, здесь.

— Да уж, — пробормотал в ответ Призрак.

Внезапно Сьюард приподнял свою гладко причесанную голову. Даже в темноте можно было заметить, что он напряженно к чему-то прислушивается.

Проклятие! У Призрака оставался на руках только один козырь — внезапность, но тут он явно опоздал. Судя по всему, Сьюард уже давно утратил способность чему-либо удивляться. И все же иного выхода не было. Если с него снимут маску.. У пойманного вора, как известно, один конец — на виселице в Тайберне.

— Что ж, ваша взяла, — ответил Призрак, обращаясь к Сьюарду, и с напускной отвагой выступил вперед: — Вы поймали меня с потрохами. Одного не могу понять — почему вы не зовете ваших людей на подмогу?

— Превосходно. Ты очень хитер, парень, — отозвался Сьюард одобрительно. — Но спешить нам ни к чему. Подними-ка руки повыше, чтобы они не касались тела. Коли ты так ловок с отмычкой, то и с холодным оружием наверняка обращаешься не хуже.

— Верно, приятель. Но у меня нет при себе ножа. Пускать людям кровь — занятие не для джентльмена, а я, что бы вы обо мне ни думали, в своем роде тоже джентльмен.

Вор сделал еще шаг к Сьюарду.

С этого расстояния в полумраке можно было получше разглядеть худое, угловатое лицо полковника — лоб, пересеченный шрамом, большой подвижный рот, говоривший об уме его обладателя, и спокойные проницательные глаза.

— И что за сделку вы хотите мне предложить? Уж не рассчитываете ли вы на часть добычи? Так, на какую-нибудь мелочь в обмен на то, что вы закроете глаза на ограбление?

— Нет, — ответил Сьюард. — Мне нужно кое-что из того, что было тобой похищено прежде.

— А!

«О чем это он?» — в отчаянии размышлял про себя Призрак, прикидывая расстояние до окна и одновременно подбираясь все ближе и ближе к Сьюарду. По-видимому, речь шла о чем-то крайне важном, раз Ищейку из Уайтхолла специально подослали, чтобы вернуть пропажу. Но среди похищенных вором вещей не было ни одной сколько-нибудь значительной ценности, ни одной фамильной реликвии — словом, ничего такого, из-за чего впоследствии стоило бы поднимать шум. Нет, нет, ничто, ровным счетом ничто не могло служить оправданием для вмешательства в это дело одного из лучших тайных агентов военного министерства.

— Я же предупредил тебя, чтобы ты не двигался, — произнес между тем Сьюард. Его мягкий тон не мог скрыть прозвучавшую в голосе смертельную угрозу.

Трепет пробежал по телу Призрака. От всей этой сцены он испытывал какое-то странное удовлетворение, и это подтолкнуло его к внезапному рискованному решению. В последнее время дерзость все чаще и чаще оказывалась его неотразимым оружием, а тяга к подобного рода выходкам становилась непреодолимой. Как, например, сейчас.

— Верно. — Теперь вор находился от Сьюарда почти на расстоянии вытянутой руки. Другого такого случая застать противника врасплох больше не представится. — Но я уже вам сказал, что у меня нет при себе ножа. И ведь мы оба не хотим, чтобы парни там, внизу, пронюхали о нашей с вами сделке, не так ли? Если вы мне не верите, обыщите меня с ног до головы. Ну же, удовлетворите ваше любопытство, пока мы не приступили к торгу!

Глаза Сьюарда сузились и превратились в щелочки, его искалеченная рука внезапно метнулась вперед, ухватив вора за талию. В его скрюченных пальцах чувствовалась недюжинная сила. Призрак инстинктивно отпрянул, пытаясь вырваться из безжалостных тисков, но очень скоро ему стало ясно, что из любой схватки между ними Сьюард неизбежно выйдет победителем.

— Да, пожалуй, я так и сделаю, — пробормотал Сьюард, прижимая к своей могучей груди маленькую фигурку в шерстяном плаще и крепко удерживая противника за оба запястья. Он быстро и ловко провел свободной рукой по плечам, бокам, бедрам и ляжкам вора. Затем отступил на шаг и слегка коснулся ладонью груди Призрака.

И тут Сьюард вдруг остановился как вкопанный. Его потухшие было глаза ярко вспыхнули, и он снова притянул к себе за пояс хрупкое тело. Его другая рука молниеносным опытным движением ощупала промежность вора.

— Мой Бог! — воскликнул Сьюард и отдернул руку с таким видом, словно обжегся, но все еще продолжая удерживать Призрака за пояс. — Ты — женщина?

Итак, она добилась своего. Ей удалось вывести сыщика из равновесия, и теперь во что бы то ни стало нужно было воспользоваться этим обстоятельством. Она глубоко вздохнула, собираясь с силами.

— Ваша женщина, капитан. Если, конечно, вы того пожелаете.

Хрипловатый голос воровки звучал с сильным характерным выговором уроженки Ист-Энда[3]. Она говорила медленно, как бы бросая ему вызов, и вместе с тем ей стоило немалого труда унять дрожь в голосе.

Подойдя поближе, она тесно прильнула к Джеку всем телом, так что ее колени оказались между его широко расставленными ногами. Тело мужчины оставалось твердым, как алмаз.

— Мы с вами еще можем договориться, капитан. Вы не прогадаете, ручаюсь вам.

— Договориться… — слабым эхом отозвался Сьюард, поводя головой взад и вперед, чтобы лучше рассмотреть ее лицо.

Щеки полковника были впалыми, морщины вокруг рта и в уголках глаз свидетельствовали о немалом жизненном опыте. Его глаза напоминали по цвету какой-то драгоценный металл, потускневший от времени.

«Ах да, — подумала про себя воровка, опьяненная сознанием близкой опасности, обомлев от собственной дерзости, — потемневшее серебро».

Сьюард между тем медленно протянул руку, чтобы сорвать с нее маску.

Она ощущала тепло его дыхания, видела угрозу в его взгляде и настороженную позу, и ей стало ясно, что через секунду ее неизбежно разоблачат. Словно в ответ на эту мысль ее сердце бешено заколотилось.

Зажмурившись, воровка отвела руку полковника в сторону и обняла его за шею, приникнув к широкой груди.

— Я как раз из тех женщин, что способны ублажить такого мужчину, как вы.

— Ублажить… — Сьюард произнес это слово так, словно оно было заимствовано из какого-то чуждого для него языка, однако не отстранился. Его бдительность ослабла, а любопытство уступило место более низменным побуждениям.

Ей казалось, будто она обнимает заостренное лезвие клинка — твердое, тщательно отточенное и смертоносное. Дрожащими пальцами незнакомка откинула чистые, гладкие, как шелк, волосы с затылка Сьюарда и притянула его к себе за шею. Поначалу он сопротивлялся. Тогда, изогнувшись, она поднялась на цыпочки и, отыскав его губы, прильнула к ним широко открытым ртом…

Губы мужчины были теплыми, твердыми. В течение первых трех мгновений, отмеренных ударами ее сердца, он не отвечал. Но затем нечто таившееся в глубине его души — то, что он так долго скрывал от самого себя, что уже успел забыть о его существовании, — вдруг неожиданно вырвалось на свободу. Его страстный порыв потряс ее до глубины души — яркий, обжигающий. Повинуясь инстинкту, Сьюард привлек женщину к себе за пояс, который он по-прежнему сжимал в кулаке.

Постепенно жесткая линия его рта смягчилась. Он провел свободной рукой по спине воровки, после чего положил ладонь ей на затылок и склонился над нею так низко, что она была вынуждена откинуться назад и вцепиться в его плечи, чтобы не упасть.

Это было уже слишком — вопреки ее желанию, вопреки всем доводам рассудка тело ей не повиновалось. Вероломные губы сделали его беспомощным.

Он был просто мужчиной — таким же, как и все мужчины на свете, которым предложили то, чего они обычно домогаются. И вместе с тем…

И вместе с тем, Бог свидетель, за этим стояло нечто неизмеримо большее.

Жест, которым он притянул ее к себе за шею, ожидая от нее ответа на поцелуй, выдавал обуревавшее его жгучее нетерпение. Его желание было в чем-то сродни голоду, а за видимым удовольствием — о Господи, что это было за удовольствие! — скрывалось отчаяние.

Хуже всего было то, что и женщина испытывала то же нетерпение и отвечала на его страсть. Его губы блуждали по ее лицу, дыхание смешалось с ее дыханием, и она упивалась его близостью. Голова у нее кружилась от волнения: рука Сьюарда, вцепившаяся в ее пояс, удерживала ее в плену; слабый запах жидкого мыла заглушали влажные испарения, которые проникали в комнату через открытое окно вместе с клочьями тумана; от его губ исходил нестерпимый жар.

Ей хотелось всецело отдаться соблазну, исходившему из темных глубин его существа. Полная неги и томления, она была не в силах противиться страстному желанию, нараставшему с каждым мгновением. У нее подкашивались колени, и она приникла к груди Сьюарда, теперь уже полностью покорившись его воле, готовая уступить этому человеку, вверить ему не только свое тело, но и жизнь…

Он оторвался от ее губ, хотя его искалеченная рука по-прежнему поддерживала ее голову.

— Проклятие! Значит ли это, что я должен овладеть тобой прямо тут, на столе, и затем, вволю насладившись, отпустить на все четыре стороны? Так вот о какой сделке ты говорила?

Она вряд ли была в состоянии рассуждать здраво.

— Да.

— Я бы предпочел сделать это в постели. И без маски. Или ты думаешь, что леди Коттон будет возражать? — В его голосе прозвучала горькая насмешка.

— Нет уж, простите, капитан. Здесь и сейчас! Это условие сделки.

Ей удалось наконец вывернуться из его цепких рук, и Сьюард разжал пальцы на ее поясе. Поднявшись на цыпочки, воровка снова приблизилась к нему и слегка провела губами по краям его резко очерченного подбородка. Кожа у него оказалась теплой, щетина больно уколола ее рот.

— Дело, пожалуй, того стоит. — О дьявольщина, он едва может дышать. — Пожалуй.

Его рот был приоткрыт, грудь плавно вздымалась и опускалась. Он не отводил от нее глаз, и их взгляд удерживал ее в залитой лунным светом комнате, не давая двинуться с места. В выражении его лица было что-то суровое, гневное и вместе с тем умоляющее.

— Что ж, будь по-твоему. — Сьюард произнес последние слова страстным шепотом, словно обещая ей самое немыслимое блаженство. В его объятиях она лишится остатков воли. Может быть, тогда она сумеет наконец забыть о…

Женщина в маске подалась вперед, стремясь поскорее очутиться в плену его рук, из которого, она знала, ей уже никогда не вырваться, но вдруг остановилась. Нет. Недаром Сьюарда прозвали Ищейкой из Уайтхолла. Он ее использует, натешится всласть, а затем исполнит свой долг. Человек без души и без сердца.

Вцепившись в рукава сюртука Сьюарда, она резким движением сбросила с себя его руки и ударила коленом в пах. Вскрикнув, он согнулся почти пополам и рухнул на колени, пытаясь до нее дотянуться, однако женщина тут же отпрянула в сторону и бросилась к окну. Еще до того, как до нее донеслось его ругательство, воровка уже вскочила на подоконник, намереваясь перепрыгнуть на крышу ближайшего дома, находившегося по другую сторону узкой аллеи. Однако, неверно оценив на взгляд расстояние, она опустилась на поросший скользким мхом карниз, оступилась и едва не упала. В отчаянии она искала, за что бы уцепиться, и ей пришлось вонзить ногти в прогнившие, покрытые трещинами доски карниза, чтобы не упасть на землю.

Из последних сил беглянка ухватилась за большую водосточную трубу, скрытую под карнизом, чуть было не вывихнув при этом руки, на которые пришлась вся тяжесть ее тела. Она повисла на высоте примерно пятнадцати футов над землей. Если она рухнет вниз, то, возможно, не разобьется насмерть, но непременно что-нибудь себе сломает и будет схвачена. И тогда ее ждет неминуемая гибель.

— Держись!

Краешком глаза она заметила Сьюарда, наполовину высунувшегося из окна по другую сторону аллеи с протянутой рукой. Он был слишком далеко, чтобы ей помочь или, напротив, воспрепятствовать ее бегству. Выражение его лица было строгим, непроницаемым, только глаза казались живыми, и в них читалось обещание, которому она не могла подобрать определения.

Ужас придал ей силы. С приглушенным бормотанием воровка перекинула ногу через край карниза и с трудом вскарабкалась на крышу. Выпрямившись, она некоторое время стояла, тяжело переводя дыхание, и смотрела на Сьюарда через разделявшую их пропасть шириной в восемь футов.

Некоторое время он тоже молча смотрел на нее, после чего медленно поднес два пальца к смуглому, пересеченному шрамом лбу, как бы в насмешку отдавая ей честь. Даже на расстоянии она могла заметить в его глазах выражение крайней досады на самого себя, словно он в очередной раз получил урок, который ему уже давно следовало бы усвоить, и был весьма признателен ей за это.

— До следующего раза!

Хотя она едва могла расслышать его слова, у нее не оставалось сомнений в том, что для него они были равнозначны клятве.

«До следующего раза»? Почему? Почему ее поимку поручили Ищейке из Уайтхолла? Слишком крутая мера, если речь идет всего лишь о сохранности каких-то побрякушек, принадлежавших богатой аристократке, какими бы дорогими они ни были.

Она уставилась на Сьюарда, недавний испуг сменился торжеством. Ее чуть было не подвело собственное тело — и не только потому, что оно с такой готовностью откликнулось на его единственный жаркий поцелуй, но еще и потому, что пылкая страсть, которую ей сулил этот поцелуй, была способна раз и навсегда вытравить из ее души горькие воспоминания. И тем не менее победа осталась за нею.

По другую сторону разделявшей их узкой пропасти Сьюард учтиво склонил голову, как бы признавая свое поражение. Она не могла оставить его последний жест без ответа.

С торжествующей ухмылкой воровка выступила вперед и отвесила своему врагу глубокий поясной поклон, пародируя движения офицера и джентльмена. Затем она отступила за дымоход. Отсюда ей уже нетрудно будет удрать. Тайные пути, пролегавшие высоко над землей, находились вне пределов досягаемости для полицейских и сыщиков с Боу-стрит[4], а также для Джека Сьюарда.

К утру Призрак должен исчезнуть. Его место займет Энн Уайлдер, состоятельная дама из высшего общества, еще недавно всеми признанная первая красавица, а ныне убитая горем вдова, на которой лежала обязанность сопровождать на светские рауты юную дебютантку… Никто ее ни в чем не заподозрит.

Тем не менее, хотя Энн и знала, что она в безопасности, внутренний голос подсказывал ей совсем иное. И, помилуй Бог, ей нравилось это ощущение.

Глава 2

Сэр Роберт Ноулз перебирал бумаги на своем бюро, а Генри Джеймисон и двое других мужчин, находившихся в комнате, терпеливо ждали, пока он соизволит обратить на них внимание. Джеймисону пришло в голову, что хозяин кабинета умышленно тянет время. Впрочем, кому он надеялся таким образом досадить?

Со стороны Ноулз казался ничем не примечательным и довольно благодушным на вид человеком, однако его розовая, как у младенца, кожа и помятое одутловатое круглое лицо совершенно не соответствовали его подлинному нраву. Джеймисон знал, что сам он полная противоположность Ноулзу: худощавый, властный и надменный. В те редкие минуты, когда Джеймисон мог позволить себе подобную самооценку, его невольно забавляло то, что за двумя совершенно разными обликами скрывались столь схожие во многих отношениях характеры.

Вот уже тридцать лет Ноулз и Джеймисон боролись друг с другом за первенство в тайном комитете министерства внутренних дел, где оба занимали одинаково неопределенные и одинаково высокие посты. Несмотря на то что должности не сулили им никаких выгод в виде титулов или званий, они давали возможность собирать важнейшие сведения и с их помощью расстраивать одни заговоры, содействовать успеху других, а также, анализируя полученную информацию и доводя ее до сведения нужных людей, оказывать тайное влияние на деятельность кабинета министров.

На данный момент преимущество в этой борьбе принадлежало Ноулзу, однако такое положение вещей едва ли могло длиться вечно. Этого просто не должно было случиться хотя бы потому, что Генри Джеймисон самой судьбой был предназначен властвовать. Не обладать подобием власти, а властвовать по-настоящему. Но в последнее время позиции Джеймисона на политической арене заметно ослабли, и одного его личного влияния уже не хватало для того, чтобы проводить в жизнь угодные ему решения. Вот почему он был вынужден искать опору на стороне, чтобы упрочить свое могущество и оградить собственные интересы. И вот почему ему был так нужен Джон Генри Сьюард — один из лучших сыщиков, когда-либо состоявших на службе у правительства.

— Вам удалось установить личность вора? — спросил Ноулз, не поднимая глаз.

— Нет, сэр, — ответил Сьюард. — Пока нет.

Джеймисон поднес веснушчатые пальцы к губам, краешком ока подметив, что бюро Ноулза, которому последний намеренно постарался придать устрашающий вид, не оказало никакого воздействия на полковника Сьюарда. Тот стоял перед ним, вытянувшись в струнку.

— А почему, черт возьми? — вставил молодой лорд Веддер.

Типичный светский хлыщ, разряженный в пух и прах, словно попугай, волею случая ввязавшийся в игру куда более серьезную, чем он сам мог вообразить. Лорд Веддер был приглашен на эту встречу в качестве представителя принца-регента[5] и оставался здесь с молчаливого согласия Джеймисона. Тот уже давно подметил, что попугаи порой тоже оказываются не совсем бесполезными.

— Потому что я был занят другими делами, — ответил Джек, невозмутимо глядя на Ноулза. — Сначала один тип по имени Брандет, затем ситуация в Манчестере, требовавшая моего внимания, и, наконец, эта печальная история с Кашманом. — На какой-то миг тон Джека стал холодным от бессильного гнева.

Ноулз оторвал Сьюарда от его обычных заданий, связанных с пресечением все новых и новых заговоров со стороны набиравшей силу оппозиции, специально для того, чтобы найти и задержать пресловутого Рексхоллского Призрака. Но если Джеймисону не нравилось то, что Ноулз забрал в свое распоряжение Сьюарда, которого Джеймисон считал своим личным агентом, то самому Сьюарду это было неприятно вдвойне. Последние слова полковника были явным напоминанием — если в таковом вообще имелась необходимость — о том, что он не находил в своем нынешнем поручении ничего из ряда вон выходящего.

Некий Брандет собрал целую небольшую армию на границе графства Дерби, однако Сьюард его опередил. События в Манчестере приняли куда более угрожающий оборот, так как в планы заговорщиков входило нападение на банки и тюрьмы. Сьюарду удалось внедриться в узкий круг их главарей и таким образом расстроить их замыслы прежде, чем они успели их осуществить. Кроме того, именно Джек Сьюард особенно яростно отметал постыдные обвинения, выдвинутые против Кашмана с подачи Джеймисона и Ноулза, — вплоть до того, что наотрез отказался участвовать в процессе.

Обо всем этом лорд Веддер даже не подозревал. Джеймисон невольно спрашивал себя, стал бы этот франт относиться к Сьюарду с таким пренебрежением, знай он, что, будь на то воля Сьюарда, тот мог бы уже трижды подстроить смерть лорда Веддера, причем без особых усилий и без каких-либо неприятных последствий для себя. Сам Веддер между тем поправил свои нелепые перчатки и, надменно поводя носом, разразился длинной нудной тирадой касательно долга Джека перед его будущим королем.

Джеймисон внимательно следил за реакцией своего агента на разглагольствования Веддера. Как он и предполагал, Сьюард оставался бесстрастным. Вот уже почти четверть века Джеймисон наблюдал за Джеком. На его глазах худощавый, жилистый подросток превратился в крепкого статного мужчину, настоящую гору мускулов, а прежняя вспыльчивость сменилась железным самообладанием.

Безупречные манеры и абсолютная безжалостность к окружающим — это сочетание поневоле приводило в замешательство. Сьюард мог в любой ситуации сохранять военную выправку, привитую ему его строгим воспитателем, однако в ответ на колкости лорда Веддера на его лице читался лишь вежливый интерес.

До чего же любопытное создание, этот полковник Сьюард! Даже Джеймисону, который уже давно привык манипулировать людьми по своему усмотрению, еще никогда не приходилось сталкиваться с подобной загадкой. Он не мог понять, почему Сьюард — один из самых опытных агентов, которых ему когда-либо удавалось подчинить своей воле, — позволял другим себя использовать, и это внушало ему беспокойство. Как быть, если личные интересы Сьюарда не совпадут с интересами тайного комитета министерства внутренних дел? Или, что еще хуже, с его, Джеймисона, собственными интересами?

— Это так не похоже на вас, Сьюард, — пробормотал Джеймисон, прервав затянувшуюся речь Веддера.

Полковник обвел всех присутствующих спокойным взглядом. Он знал, что все это время Джеймисон не спускал с него глаз.

— Неужели, сэр?

Изумительное хладнокровие. Необычайное чувство такта. Джек как-то раз обмолвился в разговоре с Джеймисоном, что этикет — единственное, что имеет для него значение. Идеологии возникают и уходят в небытие, религии появляются и исчезают, политические партии приходят к власти и снова ее теряют. И только вежливость остается одной из немногих вещей, всегда сохраняющих ценность в глазах любого цивилизованного человека.

Сьюард осмелился даже предположить, будто обстоятельство, что среди его подчиненных лишь единицы пали на поле брани, объяснялось тем, что для него это было самым простым способом устраивать свои дела, наименее оскорбляющим людскую чувствительность, иначе говоря, идеальным с точки зрения хороших манер. Такой человек кому угодно мог внушать страх.

— Прежде вы не были столь неловки, — отрезал Джеймисон. — Как вы собираетесь поймать грабителя, если вам до сих пор так и не удалось взять его с поличным — даже после того, как он угодил в подстроенную вами ловушку?

Веддер слегка похлопывал перчатками по ладони, выказывая тем самым свою досаду.

— Должно быть, он хочет получить побольше людей в свое распоряжение!

Будь он неладен, этот Сьюард! Несмотря на все усилия Джеймисона изгладить из его речи последние остатки шотландского говора, он по-прежнему цеплялся за него с завидным упорством.

— Нет, сэр. Дело не в этом.

— А в чем же тогда? — осведомился лорд Веддер.

— Я хотел бы получить доступ в круг приближенных принца-регента.

— Что? — У лорда Веддера вытянулось лицо.

— Черт побери, ваша дерзость достойна восхищения! — отозвался Джеймисон с усмешкой.

— Вот уже в течение полугода, сэр, я занят преследованием этого вора. И если я получил возможность его задержать, то только благодаря тому, что верно предугадал выбор жертвы. Мои выводы были достаточно просты. У маркизы Коттон, как всем известно, есть привычка брать с собой драгоценности, отправляясь на светские рауты. — С каждым словом голос Сьюарда становился все более хриплым. Это было напоминанием о тех двух минутах, которые он провел в петле, вздернутый на виселицу французскими «патриотами» — сторонниками Наполеона. С тех пор в его речи появился неприятный скрежещущий оттенок, и сегодня этот недостаток особенно резал слух. — Но, как вы сами только что заметили, мне не удалось довести дело до конца.

Джеймисон обратил внимание на то, что костяшки пальцев под тонкой кожей на изувеченной руке Сьюарда стали мраморно-белыми. Интересно… Стало быть, то обстоятельство, что он так и не сумел задержать вора, его беспокоило. Это уже было не просто интересно, но полезно для дела. Любое чувство, любой душевный порыв можно довести до совершенства, а потом использовать вместо кнута, чтобы подгонять. Тем более что в распоряжении Джеймисона имелось не так уж много средств, чтобы воздействовать на такого человека, как Сьюард.

— Если я хочу поймать Призрака, то должен в точности знать, кого он изберет своей следующей жертвой, — продолжал Джек. — По всей вероятности, как и в предыдущих случаях, это будет кто-нибудь из окружения его королевского высочества. Мне гораздо проще напасть на его след, выяснив, кто из друзей принца привлекает к себе наибольшее внимание и таким образом оказывается уязвимым для грабителя.

— Но это же неслыханно! — проворчал лорд Веддер.

— А что вы имеете в виду под доступом в круг приближенных принца-регента? — осведомился Ноулз, впервые вмешавшись в разговор.

— До сих пор целью преступника были лица из высшего общества, прибывшие в Лондон на открытие парламентской сессии, а не ближайшие друзья принца, составляющие его свиту, — ответил Сьюард.

— Иначе говоря, вам придется присутствовать только на самых значительных приемах и увеселительных мероприятиях? — спросил Ноулз.

— Да, сэр.

— Я полагаю, что…

— Я не могу одобрить такое бесцеремонное вторжение в круг друзей его высочества! — воскликнул лорд Веддер. — Этот человек — незаконнорожденный!

Ноулз бросил на него неприязненный взгляд.

— Если друзья принца-регента и впредь будут подвергаться ограблениям после того, как они побывали на одном из его званых вечеров, то очень скоро его высочеству придется обедать одному.

— Вы превышаете свои полномочия, сэр! — возмущенно заявил лорд Веддер.

Ноулз пригладил свои редкие седеющие волосы.

— Принц-регент совершенно недвусмысленно выразил пожелание, чтобы его приближенные впредь были ограждены от посягательств со стороны этого преступника. Уж не хотите ли вы, чтобы я поставил его в известность о том, что вы с умыслом чините препятствия следствию только потому, что обстоятельства рождения полковника Сьюарда пришлись вам не по вкусу?

Едва сдерживая ярость, лорд Веддер схватил со стола свою трость и бросился вон из комнаты.

У Ноулза вырвался слабый вздох.

— Жаль, что нам приходится терпеть его присутствие, но другого выхода нет. Так нам проще будет скрыть истинную причину, по которой мы стремимся найти этого вора. — Он указал полковнику на кресло. — Не хотите ли присесть, Джек?

— Нет, благодарю вас, сэр.

— Ну, а теперь ответьте, верно ли, что вы не только не сумели задержать преступника, но и до сих пор не напали на след того письма?

— Так точно, сэр, — ответил Сьюард.

— Черт побери, на сей раз мы не имеем права на неудачу! — воскликнул Ноулз. — Все это весьма прискорбно, Джек. Если я вас правильно понял, вы находились в одной комнате с грабителем. Что же произошло? Неужели он оказался сильнее вас?

— Да. — Это признание приглушенным шепотом сорвалось с губ Сьюарда.

Джеймисон насторожился.

— Значит, вы уже начали понемногу сдавать, Джек? — осведомился Ноулз озабоченно. — Хотите, я дам вам в помощь кого-нибудь помоложе?

— Ради блага этого «кого-нибудь» лучше не стоит. — Хотя последние слова были произнесены тихим голосом, а на губах Сьюарда появилась извиняющаяся улыбка, в них явно заключалось предостережение.

«Что это — гордость?» — не без удивления спрашивал себя Джеймисон. Нет, тут явно было затронуто другое, куда более низменное чувство. Он подался вперед, сосредоточив все свое внимание на Сьюарде. Джеймисон не без оснований считал себя знатоком человеческих душ — способность, которую следовало отнести за счет того, что он никогда не позволял личным склонностям влиять на свои суждения.

— Вы ведь и в самом деле незаконнорожденный, Джек? — Удовлетворенный ответом полковника, Ноулз позволил себе немного расслабиться.

— Да, сэр. И конечно, лорд Веддер не упустит случая лишний раз напомнить мне об этом.

— Что вы обо всем этом думаете, Джеймисон? — осведомился Ноулз. Они могли недолюбливать друг друга, однако каждый с большим уважением относился к умственным способностям другого. Под их совместным руководством тайному комитету удалось провести целый ряд важных операций, а также избежать нескольких крупных провалов.

— Я думаю, — ответил Джеймисон, — нам следовало покончить с этим делом еще пару недель назад.

— Я был бы вам очень признателен, если бы мог узнать побольше об этом письме, — заметил Сьюард.

На какое-то мгновение Ноулз задумался, после чего начал:

— Вся эта история выглядит весьма обескураживающе, Джек. Не так давно я получил послание от лорда Атвуда, в котором тот подробно описал, каким образом он стал обладателем некоего важного документа. Ему понадобилось время, чтобы решить, как с ним поступить и кто в правительственных кругах обладает достаточными полномочиями, чтобы взять на себя щекотливое поручение, о котором идет речь в этом письме. По-видимому, он еще перед тем успел связаться с Джеймисоном. — Ноулз бросил взгляд на своего коллегу, который коротко кивнул в знак согласия. — Вместе с тем, сознавая всю важность попавшей к нему бумаги, Атвуд решил посвятить в эту тайну и меня.

— Да, — подтвердил Джеймисон. — Прежде чем дать знать о письме Ноулзу, он обратился ко мне. Впрочем, это было излишним. Я уже отдал распоряжение о том, чтобы документ был передан прямо нам в руки.

Ноулз бросил на него многозначительный взгляд.

— Именно. Но, увы, судьба распорядилась иначе. За день до того, как письмо должны были сюда доставить, оно было похищено вместе со шкатулкой с драгоценностями, в которой, по словам Атвуда, оно хранилось.

— А он известил о пропаже Джеймисона? — спросил Сьюард.

— Не только Джеймисона, но и всех гостей, собравшихся у него дома за обедом. В первый же вечер после того, как письмо было украдено, Атвуд объявил во всеуслышание, что он стал очередной жертвой Рексхоллского Призрака.

— Странно, что он решил предать это дело огласке.

— Вовсе нет, — возразил Джеймисон. — Должно быть, Атвуд тем самым давал понять вору, что ему известна его личность и он предоставляет ему возможность вернуть награбленные вещи. Это косвенно подтверждает нашу догадку, что грабитель занимает видное положение в свете.

— А почему вы не спросили у самого Атвуда, на кого пало его подозрение?

— Мы не успели, — ответил Джеймисон. — На следующее утро лорд Атвуд был сбит проезжавшим мимо экипажем. Несчастный случай.

— Несчастный случай? — повторил Сьюард.

— Вот именно, — ответил Ноулз, устало кивнув. Джеймисон махнул рукой, как бы разгоняя туман перед глазами, угрожавший заслонить их подлинную цель.

— Единственные вопросы, которые должны вас занимать в данный момент, сводятся к следующему. Кто мог в последнюю минуту помешать возвращению документа? Кто знал о том, что Атвуд являлся нашим курьером? Кто присутствовал в тот вечер у него на обеде? Кто держит у себя это проклятое письмо?

— Вероятно, никто, сэр, — отозвался Сьюард.

— Извольте объясниться, — произнес Ноулз.

— Если документ, о котором идет речь, так важен, как это следует из ваших слов, то к настоящему времени мы бы непременно о нем услышали. И если он до сих пор не всплыл, то лишь потому, что его исчезновение было чистой случайностью и вор намеревался взять только драгоценности.

Джеймисон счел объяснение Джека вполне правдоподобным.

— Согласен, — протянул он. — Если бы кто-нибудь нанял этого грабителя с целью похитить письмо, то его содержание уже стало бы достоянием гласности или же за него потребовали бы выкуп.

— Но мы не можем это утверждать, — заметил Ноулз. — А между тем у нас не должно оставаться и тени сомнения. Вот почему так важно, чтобы вы задержали грабителя и выяснили, кому он продал письмо. Позвольте мне высказаться предельно откровенно, Джек. — По-отечески благодушное выражение сошло с лица Ноулза, и на какое-то мгновение на нем проступил холодный и расчетливый ум. — Меня не волнует, каким образом вы это сделаете, но вы обязаны во что бы то ни стало разыскать вора и выбить у него признание.

— А потом?

— Потом, — ответил Джеймисон, — вам придется действовать по обстановке.

— Иными словами, убить вора?

Ноулз пожал плечами.

— Я, право, не знаю, как еще с ним поступить. Всем нам ровным счетом наплевать, сколько брошей, диадем и прочих побрякушек он украл. Но мне необходимо получить в свои руки это письмо, Джек.

— Хорошо, сэр. Вы его получите.

Джек Сьюард сидел у окна гостиной своей городской квартиры, не сводя взгляда с низкой, расплывчатой линии горизонта над крышами лондонских домов. Она была где-то рядом. Та, которая словно в насмешку над ним совершала одно ограбление за другим и которой было суждено найти в нем, к несчастью для него самого, единственное уязвимое место, о существовании которого он до сих пор не подозревал, — похоть.

Прежде Джек никогда не испытывал столь сильного чувственного влечения. Плотские удовольствия отнюдь не были для него в новинку, и порой он охотно им предавался. Но он всегда считал их не более чем еще одним оружием в своем арсенале — оружием, которое он пускал в ход лишь для того, чтобы управлять с его помощью людьми. Интимная сторона жизни никогда не была для него главной. Она еще ни разу не поглощала его настолько, чтобы ослабить бдительность или заставить забыть об истинной цели той или иной любовной связи — а такая цель существовала всегда. Во всяком случае, до недавнего времени.

И как мало было нужно для того, чтобы заставить его потерять голову! Миниатюрное тело, закутанное в шерстяную накидку, темные глаза, маленькие холмики грудей, таких мягких на ощупь, запах дорогого бургундского вина, исходивший от ее губ…

Знакомое ощущение вновь овладело им, воскрешая в ею теле воспоминания о ее физическом присутствии. За долгие месяцы поисков Сьюард успел проникнуться чем-то вроде уважения к своему противнику сродни тому, которое один профессионал испытывает к другому. Лишь очень немногие люди обладали необходимыми качествами, чтобы ускользнуть от его неослабного преследования.

Со временем Джек стал с нетерпением ждать, каким будет следующий ход в этой партии. Впервые в жизни он столкнулся с по-настоящему сложной задачей, которая хотя бы отчасти могла возместить ему скуку повседневного существования.

Но теперь…

Теперь они оба оказались втянуты в игру совсем иного рода, затрагивавшую куда более низменные чувства. До чего же забавно, черт побери, что именно этой женщине удалось пробудить так долго дремавшие в нем страсти! Он и поныне чувствовал ее близость: легкую, почти невесомую грудь под его ладонью, пряди волос, струившиеся у него между пальцев, жаркое лоно под одеждой…

Ей удалось тогда ослабить его бдительность. Но и после той короткой встречи она часто являлась ему по ночам во сне. Пожалуй, он был бы не прочь возобновить их знакомство.

Позади кто-то откашлялся, и Джек разомкнул руки, которые до сих пор держал за спиной. В досаде на самого себя за то, что он позволил темным инстинктам взять верх над здравым смыслом, Сьюард отошел от окна, обнаружив, к своему удивлению, что комната уже погружена во мрак.

— У тебя есть для меня новости, Гриффин? — обратился он к коренастому мужчине средних лет, незаметно вошедшему в комнату.

— Да, полковник.

Сьюард впервые встретил Питера Гриффина у подножия парижской виселицы много лет назад, когда Джек все еще думал — или по крайней мере хотел надеяться, — что геройская смерть сможет хотя бы отчасти искупить его грехи. Глупая, наивная мысль, которую он уже давно отбросил. Тем не менее его готовность пожертвовать собственной жизнью ради спасения Гриффина и еще четырех его соотечественников помогла ему заслужить стойкую и непоколебимую преданность со стороны Питера — преданность, которую тот доказывал ему не раз. После войны Гриффин стал одним из самых надежных агентов, служивших под началом полковника Сьюарда.

— Итак, с чем ты пришел? — спросил Джек. Гриффин вынул из кармана исписанный вдоль и поперек листок бумаги и принялся читать:

— Горничная леди Хоутон в ту ночь тайком выбралась из дома, чтобы встретиться с каким-то лакеем. Значит, это была не она. Уборщица в доме Фростов может представлять для вас интерес. Служанка леди Диббс когда-то состояла наперсницей Каро Лэм[6]. Ей вся эта история должна показаться чертовски удачной шуткой.

— Что-нибудь еще?

— Да. Вдова Уайлдера каждый вечер рано удаляется к себе, а ее подопечная, девица Норт…по слухам, она разбила тут немало сердец, полковник. Молодые люди так и вьются роем вокруг ее медовых уст.

— Понятно, — ответил Джек. — Но у кого из них в каждом отдельно взятом случае была возмож…

Внезапный стук в дверь предварил появление в комнате какого-то незнакомого Гриффину юноши. Со встревоженным выражением лица тот приблизился к Джеку и что-то пробормотал ему на ухо. Джек кивнул, после чего его осведомитель удалился.

— Любимчики, — произнес Питер с язвительной усмешкой.

— Прошу прощения?

— Я прямо поражен тем, сколько глаз и ушей работают на вас. Дети, старые скряги, проститутки, лавочники… У вас, похоже, целая сеть соглядатаев, полковник. Ни дать ни взять, любимчики дьявола.

— Ну вот, опять ты приплетаешь дьявола! — отозвался Джек. Вне всякого сомнения, воровка тоже считала его самим сатаной в человеческом обличье.

— Некоторые так говорят, полковник, и я не стану этого отрицать.

— Как видно, твои предки-пресвитериане снова дают о себе знать, Гриффин. Если так пойдет и дальше, то, памятуя твое прошлое, ты очень скоро окажешься на кафедре проповедника в какой-нибудь сельской церквушке. А ведь ты представляешь куда большую ценность как агент, чем как священник.

— Для кого?

— Для меня, разумеется. Тебе уже слишком поздно искать себе другого хозяина. — Тон его слов мог бы показаться высокомерным, если бы не проскальзывавшая в них ироничная нотка. — А теперь, будь любезен, ответь мне, был ли ты при этом достаточно осторожен? Надеюсь, никто не догадался ни о причине, ни о целях твоего дознания?

— Ни одна живая душа.

Лицо Гриффина постепенно оживилось.

— Черт побери, полковник, — продолжал он, — вы ведь не говорили вашему отцу о том, кого именно вы подозреваете?

— Нет, — ответил Сьюард. Странно, что после стольких лет напоминание о предполагаемом родстве между ним и Джеймисоном все еще было способно причинить ему боль. — Я не сказал ни слова Джеймисону.

— И Ноулзу тоже? — подхватил Гриффин, вскинув голову с видом крайнего любопытства. — Вы даже не сообщили им о том, что грабитель оказался женщиной, верно?

— Да.

— А почему, позвольте спросить?

— Да потому, — несмотря на то что Сьюард даже не пошевелился и тон его голоса оставался прежним, Гриффин отступил на шаг, — что они могут вмешаться в это дело. А эта женщина вовсе не их воровка, Гриф, — она моя. Моя!

Глава 3

Джек переступил порог дворца Карлтон-Хаус. Запах разгоряченных тел и перезрелых фруктов сразу же ударил ему в ноздри, а от обилия людей зарябило в глазах.

Он швырнул плащ на руки слуге у входа и попросил провести его прямо к хозяину дворца, принцу-регенту, сомневаясь, однако, в том, что застанет его здесь. Вот уже несколько лет принц фактически правил страной вместо своего отца, короля Георга III, ставшего жертвой душевной болезни, и эти годы не принесли удачи никому. Вынужденный терпеть поношения от членов парламента, презираемый своими подданными и глубоко удрученный безвременной кончиной своей любимой дочери Шарлотты, принц-регент появлялся на приемах все реже и реже.

Впрочем, подумал Джек, это даже к лучшему. Вряд ли его высочество сумеет объяснить, из-за какого загадочного стечения обстоятельств среди его друзей вдруг оказался простой солдат.

Убедившись со слов слуги в том, что принц действительно уже удалился к себе, он спустился по ступенькам лестницы и смешался с толпой гостей. Какое-то странное предчувствие заставило его ускорить шаг.

С самого начала Сьюард противился роли, которую отводил ему в деле о таинственном воре Ноулз, на что последний отвечал только, что у него нет сейчас задачи более важной, чем поимка грабителя. А поскольку Джек, по его собственному убеждению, давным-давно продал свою душу сатане, то он подчинился без дальнейших споров.

Но теперь, после встречи с воровкой, расследование приобрело в глазах Сьюарда сугубо личный характер. Ей удалось затронуть не только и не столько его тело, сколько воображение. Впервые в жизни Джек понял, что значит быть одержимым навязчивой идеей. Он хотел, чтобы эта женщина принадлежала ему безраздельно — сила в сочетании с гибкостью, покорность, соединенная с самым утонченным деспотизмом, страх и неукротимая отвага.

Джек глубоко вздохнул и осмотрелся.

Светские щеголи мелькали в толпе, словно черные змеи среди пышно разодетых женщин, вид которых вызывал в памяти пестрый от разнотравья луг. Мимо него в вихре танца одна за другой проносились дамы, слегка задевая подолами платьев мраморные плиты пола. Казалось, бледные ночные мотыльки с крылышками цвета шафрана или слоновой кости порхают по зале в сиянии множества люстр.

Джек не спеша всматривался в женские лица. Он провел целых две недели, проверяя и сопоставляя различные списки гостей, и обнаружил четыре имени, которые появлялись в них постоянно: Дженетт Фрост, Кора Диббс, Энн Уайлдер и София Норт. Полковник уже приказал установить слежку за домом каждой из названных дам, исходя из того, что воровка состоит у кого-то из них в услужении. Однако еще раньше на той же неделе, когда он присутствовал на таком же званом вечере, у него появились веские основания пересмотреть свои прежние выводы. Джек вдруг почувствовал, что за ним наблюдают.

Он ощущал на себе преследующий его взгляд так же зримо, как физическое прикосновение, так же явственно, как тот памятный поцелуй. Сегодня вечером он намеревался переговорить с каждой из четырех подозреваемых. Джек улыбнулся. Если одна из них и впрямь та, кого он искал, ей наверняка придется поволноваться, видя, что за ней кто-то следует по пятам. Еще в спальне маркизы он почувствовал в воровке тягу к опасным приключениям и сразу же ее распознал. Это само по себе явилось неожиданным и весьма любопытным дополнением к тому, что ему уже было о ней известно.

Ею двигало нечто большее, чем просто жажда наживы. Это казалось единственным уязвимым местом в ее на первый взгляд безукоризненно отлаженных действиях, и он не преминет им воспользоваться.

Пробираясь через толпу гостей, Сьюард вскоре заметил знакомое лицо. Какой-то молодой щеголь с вечно скучающей физиономией — некий мистер Уэллс, если он верно запомнил его имя, — вышел из бальной залы в сопровождении Дженетт Фрост. Джек незаметно возник у них на пути.

— Мистер Уэллс, не могли бы вы оказать мне любезность и представить меня вашей очаровательной спутнице? — произнес он, сопровождая свои слова низким поклоном.

Юноша вздрогнул от удивления, но быстро взял себя в руки и тоже отвесил поклон.

— Разумеется, Сьюард, старина. С удовольствием. Мисс Фрост, позвольте рекомендовать вам полковника Джона Генри Сьюарда. Полковник — мисс Дженетт Фрост.

Темноволосая девица разглядывала полковника с игривой улыбкой на губах, слегка подпрыгивая на носках туфель, отчего мягкая юная грудь над краем ее низкого декольте забавно колыхалась.

— Я польщен, мисс Фрост, — пробормотал Джек, — совершенно…

Тут между ними возник, расталкивая локтями окружающих, какой-то краснолицый мужчина. Мисс Фрост сразу оставила свои ужимки.

— А! — произнес Джек спокойно. — Насколько я понимаю, это ваш папаша?

Мисс Фрост хихикнула. Ее отцу было не до веселья.

— Я не желаю, чтобы вы знались с моей дочерью, сэр! — заявил Рональд Фрост. — Мне все равно, будь вы хоть кузеном самого короля! Я-то знаю, кто вы такой на самом деле. Мой сын служил под вашим началом во время войны…

— Вот как?

— Да! — ответил Фрост глухим, полным ярости голосом. — Он часто писал мне, и из его писем мне известно, чем вы там занимались. Разные грязные делишки, убийства из-за угла…

— Со стороны вашего сына это было крайне неосмотрительно, — пробормотал Сьюард.

— Насмехайтесь надо мной, сколько вам угодно, но мой мальчик погиб, спасая ради вас какого-то никчемного новобранца. Вы могли отправить с этим заданием кого-либо еще. Какого-нибудь плебея без роду, без племени. Но вы послали моего сына! Чтоб вам гореть за это в аду!

— Вы полагаете, — осведомился Джек мягко, — что та часть ада, куда я обречен попасть за то, что обрек на смерть вашего сына, отличается от той, которая ждала бы меня, будь на его месте какой-нибудь плебей без роду, без племени?

— Пропадите вы пропадом с вашим дерзким языком! — прошипел Фрост. — Он был моим единственным наследником!

Джек наклонил голову.

— Скорблю о вашей потере. А теперь, если вы меня из…

— Черта с два!

Забыв обо всем, кроме собственного горя и гнева, Фрост повысил голос. Некоторые из гостей, стоявших поблизости, удивленно оборачивались в их сторону. Еще минута, и не миновать бы бурной сцены, а этого Джек допустить никак не мог и, как всегда, готов был на все, лишь бы предотвратить нежелательный для него поворот событий.

— Значит, ваш сын писал вам о своих заданиях? — Джеку казалось, что он слышит собственный голос, доносящийся как будто издалека. Отлично. Он-то думал, что уже утратил прежнюю способность отделять себя от происходящего вокруг — и все по вине проклятой воровки!

— Да! — отрезал его собеседник.

— Это уже не просто неосмотрительно, — промолвил Джек, наклонившись к нему как можно ближе, чтобы никто не мог подслушать его последующих слов, — но, пожалуй, отдает сознательной изменой.

Лицо старика побагровело еще больше, губы сжались в тонкую линию, едва он сообразил, в чем только что признался. Против его сына могут быть посмертно выдвинуты обвинения, и тогда честь всей семьи окажется запятнанной.

— Вот именно, сэр. Не забывайте о том, что у вас есть еще и дочь, — бесстрастным тоном продолжал Джек и затем, отступив назад, откланялся. Порою он бывал жесток и беспощаден. Его работа требовала от него и того и другого, однако он предпочитал не терзать понапрасну свою жертву, насколько это было в его силах. — Благодарю вас за оказанную мне честь, мисс Фрост.

Дженетт, которая осталась полностью безучастной к только что разыгравшейся на ее глазах драме, снова хихикнула в ответ. Или она была превосходной актрисой, или просто непроходимой дурочкой. Бросив последний взгляд на девушку, Джек пришел к заключению, что вряд ли кто-нибудь на ее месте сумел бы притворяться с таким искусством.

— Ваш покорный слуга, сэр. — Он кивнул мистеру Фросту, который в ответ только крепче стиснул зубы, и зашагал прочь, предварительно окинув взглядом залу в поисках очередной подозреваемой.

В просвете между танцующими он заметил Малкольма Норта. Рядом с ним в креслах сидели две дамы. На одной был какой-то дурацкий берет, а другая радовала глаз свежей, юной красотой. Сам Норт производил впечатление элегантного, немного суетливого на вид джентльмена с непринужденной улыбкой и бойким языком отъявленного спорщика. Его происхождение было безупречным, чего нельзя было сказать о его репутации: он играл по-крупному и часто проигрывал.

Пока Джек за ними наблюдал, Норт обратился к даме в берете — Энн Уайлдер — и, прошептав ей что-то на ухо, удалился.

Джек уже имел случай видеть молодую вдову несколькими днями раньше, когда та прогуливалась в парке, хотя погода в тот вечер стояла отвратительная. Несколько прядей волос выбились из-под ее капюшона под порывами ветра, и она остановилась, подняв глаза к небу. Он следил за ней из укромного уголка, испытывая необъяснимое волнение при виде тоски, отразившейся на ее лице.

Энн до сих пор оставалась скрытой от его взора. Но даже несмотря на то что ее волосы были спрятаны под неказистым беретом, а бледно-лиловое платье скрывало фигуру, сама ее поза — изящно сложенные на коленях руки, опущенные долу глаза, чуть вздернутый вверх подбородок — говорила Джеку о многом. Перед ним была женщина, которая обучилась терпению слишком поздно и, вероятно, с излишним прилежанием.

Ее соседкой была дочь Норта, миниатюрная и жизнерадостная София. Именно из-за нее Норты находились здесь и вообще появлялись в свете. София была очень молода и на редкость красива, а принц-регент любил молодость и красоту.

Пламя свечей отражалось множеством искорок на блестящих рыжих волосах девушки, и от этого ее розоватая кожа как бы светилась изнутри. Ее движения казались жеманными, явно рассчитанными на то, чтобы привлечь к себе внимание. Вдруг София обернулась и встретилась взглядом со Сьюардом. Пышная грудь красавицы, выступавшая из соблазнительно низкого декольте, слегка подрагивала, свидетельствуя об охватившем ее волнении. Высунув кончик языка, она облизала нижнюю губу.

«Что это — вызов? — недоумевал Джек. — Что ж, в таком случае было бы крайне невежливо разочаровывать леди».

Он поставил бокал на стол и отправился на поиски лорда Стрэнда. Именно Стрэнду Джек был в значительной мере обязан тем, что ему удалось без особых помех проникнуть в узкий круг приближенных принца. Сам лорд находил свою задачу чрезвычайно забавной. По его словам, это было то же самое, что тайком впустить волка в овчарню.

В конце концов Джек застал своего знакомого склонившимся над ухом какой-то разрумянившейся красотки.

— Лорд Стрэнд! — произнес Джек, приблизившись.

— А, полковник Сьюард! — Джайлс выпрямился, чтобы приветствовать Джека. — Вам когда-нибудь приходилось встречать настоящего живого полковника, мисс… мисс?

Пышнотелая красавица рядом с ним обиженно надула губки.

— Леди Понс-Бартон. Мой муж — Бертрам Понс-Бартон.

Эти сведения, по-видимому, прибавили Стрэнду хорошего настроения, поскольку он рассмеялся.

— Старина Берти! Будь я проклят! Леди Понс-Бартон, вы позволите мне представить вам полковника Сьюарда — человека, превосходящего меня во всех отношениях?

Не дождавшись ответа, он потрепал свою собеседницу по руке с выражением притворного сожаления.

— Ну вот, дорогая, свою долю удовольствия вы уже получили. А теперь можете идти. Я не хочу, чтобы завтра какой-нибудь дряхлый старикан в панталонах и напудренном парике вызвал меня на дуэль. В моем клубе такого рода вещи решительно не ободряются.

Развернув даму за плечи, он мягко подтолкнул ее прочь. Леди Понс-Бартон удалилась, не скрывая раздражения.

— Прошу прощения, если я вам помешал, — произнес Джек.

— Не стоит. У меня нет никакого желания обхаживать норовистую кобылку, которая отдана какому-то старому жеребцу, — отозвался Стрэнд невозмутимо. — Итак, чем могу служить?

— Познакомьте меня, пожалуйста, с семейством Малкольма Норта. — Его слова скорее походили на приказ, чем на просьбу, однако Стрэнд всю войну состоял при Джеке в качестве одного из его агентов и еще не до конца изжил привычку повиноваться распоряжениям старшего по званию.

— А, эта малютка София Норт! Прелестна, не правда ли? Я и сам было посматривал в ту же сторону, но я по натуре человек последовательный и потому избегаю ухаживать за женщиной, которая не принадлежала кому-то до меня.

Джек не стал делать вид, будто не понимает его намека. Несколько лет назад Стрэнд обнаружил, что влюблен в некую юную леди. К несчастью для лорда, он сделал это открытие лишь после того, как его избранница отдала свое сердце другому.

— А что еще вам о них известно? — спросил Джек.

Небрежность, с которой Стрэнд пожал плечами, говорила о том, что он уже выпил лишнего. Жаль. Этот человек мог бы помочь Джеку своими советами.

— Эта девушка водит всех молодых людей за нос с самого начала сезона, — ответил Стрэнд. — Насколько я помню, ее мать скончалась прошлой зимой, и теперь она приставлена к вдове своего кузена, Энн Уайлдер, которая находится здесь в качестве ее компаньонки и покровительницы. Боюсь, однако, что София из тех, кого называют сорвиголовами. Она совсем недавно появилась при дворе, но выглядит, скажем так, на удивление искушенной для столь юного возраста.

Несколько джентльменов из близкого окружения принца-регента прошествовали с важным видом мимо дам из семейства Нортов, повернув головы в их сторону и осмотрев с ног до головы девушку, а также, хотя и не так пристрастно, ее спутницу. Обеих женщин обсуждали, сравнивали их достоинства, прикидывали, какого рода удовольствия они могли бы доставить мужчине, словно эти дамы были призовыми кобылами, продаваемыми с торгов.

— А как насчет вдовы?

Взгляд Стрэнда был полон мрачной иронии.

— А вы, оказывается, знаток, полковник! Эта темноволосая вдовушка — весьма хрупкое и нежное создание. Вы заметили, какие у нее необычные глаза? Проницательна. Многоопытна, — продолжал Стрэнд задумчиво, — и вместе с тем многие смотрят на нее, как на святую.

— Святую? — переспросил Джек, усмехнувшись. В его понимании святость, как правило, служила удобным прикрытием для корыстных интересов.

Стрэнд ответил на язвительный тон Джека улыбкой.

— О, конечно, так было далеко не всегда. Она впервые начала выезжать в свет лет шесть или семь назад. Избалованная дочка вдового торговца. Единственным путем проникнуть в высшее общество для нее было содействие какой-то знатной родственницы по матери, постоянно проживавшей у себя в поместье. Ее отец получил дворянское звание во время войны за успешные денежные махинации и вскоре после этого скончался. И все же, несмотря на свое скромное происхождение, она имела успех. Ошеломляющий успех!

— Вот как? — осведомился Джек, ожидая дальнейших откровений.

— Да. Кроме того, ее по праву считали одной из первых проказниц. Все мы были удивлены, когда Мэтью Уайлдер, юноша благородный, хорошо воспитанный, с прекрасными манерами — перечисление всех его многочисленных достоинств слишком утомительно, — попросил руки этой девушки. Но должен признать, что после свадьбы она заметно остепенилась. Никогда не пыталась выставить Уайлдера на посмешище или наставить ему рога с тех пор, как он дал ей свое имя. Не то чтобы этот союз очень устраивал мамашу Уайлдер. Старая склочница и по сей день не желает иметь ничего общего со своей невесткой.

— А как умер ее муж?

— Так же, как и все. Погиб на войне. Если не ошибаюсь, он был моряком. Но по тому, как ведет себя его вдова, кажется, будто это она умерла. Мне еще никогда не доводилось наблюдать столь разительной перемены ни в одной женщине. Клянусь, мне самому не терпится увидеть, кому в конце концов удастся пробить брешь в стене, которой она себя окружила. Энн мне нравилась, еще когда была прелестной маленькой шалуньей, но должен признаться, что я так же, как, уверен, и большинство здесь присутствующих, питаю настоящую страсть к этой святой женщине.

— Вы то и дело повторяете слово «святая», — продолжал расспросы Джек. — Что вы имеете в виду?

— Как я уже сказал, она недавно вернулась в свет якобы для того, чтобы сопровождать свою кузину. Однако Энн Уайлдер проводит большую часть времени, собирая средства в пользу благотворительного заведения, которое сама же и основала. Она назвала его Фондом помощи бывшим солдатам или чем-то в этом роде.

— Солдатам? И вы, конечно, тоже внесли туда свою лептy, — заметил Джек.

— Разумеется. Ее дело пользуется в обществе широкой поддержкой. Все жертвуют на ее фонд, если не хотят показаться ужасными скрягами. А ведь вы сами знаете, как много значит видимость для людей нашего круга.

Джек ничего не ответил. Вероятно, ему следует вычеркнуть имя Энн Уайлдер из списка подозреваемых. Вряд ли у обеспеченной вдовы, занимающейся ради забавы благотворительностью и имеющей столько богатых покровителей, есть причины лазить по ночам по крышам. Однако, напомнил он себе, той воровкой двигала не только жажда наживы.

— Будьте осторожны, Джек, — произнес между тем Джайлс. — Она еще может вас удивить. И не всегда приятным для вас образом.

— А при чем тут солдаты? — спросил Джек, все еще не в силах выбросить из своих мыслей вдову.

— О, солдаты, моряки, вообще люди в мундире… — отозвался Стрэнд таким тоном, словно ему наскучил этот разговор. — По-видимому, она считает себя в долгу перед подчиненными своего покойного мужа. Боюсь, из него вышел плохой капитан. Его корабль подбили в сражении. Почти весь экипаж погиб. Спастись удалось немногим. Энн Уайлдер взяла на себя заботу о тех, кто выжил, а также о ветеранах, которые уже не в состоянии вспомнить, кем они были до войны. Можно считать, мне крупно повезло, Джек, поскольку я-то еще об этом помню, — закончил Стрэнд с горечью. — А вам повезло еще больше, чем мне, потому что вас война ничуть не изменила.

— Пожалуй, вы правы, — ответил Джек. — А она не подумывает о том, чтобы снова выйти замуж?

— Нет. В ней не осталось ни малейшей доли кокетства. Полагаю, ее союз с Уайлдером и в самом деле был браком по любви. — На какой-то миг лицо лорда сделалось задумчивым, словно ему предложили головоломку, которую он не мог разгадать. — Мэтью Уайлдер был без ума от жены. Я помню, как настойчив он был в своих проявлениях чувств даже после нескольких лет их совместной жизни.

— А теперь убитая горем вдова нацепила берет и играет роль дракона, охраняющего Софию, — пробормотал Джек.

— Мне бы хотелось знать, — отозвался Стрэнд, — кто возьмет на себя роль дракона при ее особе? Монашка с глазами сводницы. — Он искоса посмотрел на Энн.

— А Малкольм Норт не станет возражать против нашего знакомства? — осведомился Джек.

— Гм? Ах да. Ради его же блага лучше этого не делать. В конце концов ты в гостях у Принни[7]. Кто рискнет навлечь на себя его гнев, пренебрегая тобой? Кроме того, Норты не имеют настоящего веса в обществе. У них ни денег, ни земельных владений. Просто у Норта хватило ума предвидеть падение Браммела[8], когда мы все еще были уверены в том, что его отношения с принцем наладятся. Наш Принни умеет доказывать подданным свою признательность.

Джек нахмурился. Если под маской воровки скрывалась София Норт или же Энн Уайлдер — хотя и то и другое казалось ему крайне маловероятным, — то они легко могли найти себе прибежище под крылышком у регента, а он сам окажется загнанным в угол, что, само собой разумеется, его никак не устраивало.

— Не окажете ли мне любезность? — обратился Джек к Стрэнду, указывая жестом на семейство Нортов.

Глава 4

Энн окинула взглядом группу гостей у подножия лестницы. Она была почти уверена в том, что заметила среди них Джека Сьюарда, и ее сердце встревоженно забилось. Вот уже в третий раз за неделю он попадается ей на глаза на одном из светских приемов, которые ей приходилось посещать вместе с Софией.

Может быть, она ошибалась. Может быть, ее повышенное внимание к этому суровому на вид офицеру заставляло видеть его повсюду. Энн потихоньку прикусила губу, надеясь, что легкая боль приведет ее в чувство. Однако и на сей раз это не помогло, как не помогало в течение последних двух недель.

Она просто не могла забыть его поцелуй.

Даже воспоминания о том миге было достаточно для того, чтобы… взволновать ее, как ни горько ей было в том признаться. И она знала почему — так по крайней мере ей казалось. Он разбудил в ней грубые, низменные инстинкты, соблазнил возможностью чисто плотского наслаждения. Его поцелуй не означал «Я люблю тебя, Энн», или «Я обожаю тебя, Энн», или «Ты любишь меня, Энн?», а только «Я хочу тебя». То, что произошло между ними, затрагивало лишь ее тело, и ничего более. А между тем ей как будто и не требовалось ничего другого. Вероятно, животная похоть — это все, на что она способна. Ей должно быть стыдно за себя.

Однако Энн уже успела устать от постоянного стыда, мучимая сознанием того, что если бы она любила Мэтью, любила по-настоящему, отвечая в полной мере взаимностью на его чистое и возвышенное чувство, то ее муж и теперь был бы жив. Он бы не вызвался тогда отправиться с заданием на передний край, обрекая на гибель не только себя, но и весь экипаж своего корабля.

— Боже праведный, Энн! — неожиданно воскликнула София.

Энн с облегчением осмотрелась вокруг, надеясь хоть чем-нибудь себя отвлечь от мыслей о Сьюарде.

— Ты только взгляни на браслет леди Понс-Бартон. Что за ослепительная безвкусица! — воскликнула София, покосившись в ее сторону. — Как ты думаешь, камни настоящие?

О да, без сомнения, они были настоящими. Отец Энн научил ее даже на расстоянии отличать подлинные драгоценности от дешевых подделок.

— Я потребую себе точно такой же, когда выйду замуж, — заявила София и добавила благоговейным тоном: — Должно быть, он стоит целое состояние!

— Втрое больше, — пробормотала в ответ Энн. «Достаточно, чтобы прокормить по меньшей мере дюжину семей в течение нескольких лет», — подумала она, и ее мысленному взору уже в который раз представилась глубокая пропасть, отделявшая этих людей от тех несчастных, которые искали себе прибежища на ночь под крышей ее Фонда помощи бывшим солдатам. Гнев, охвативший ее, принес с собой новый прилив беспокойства.

Энн отнюдь не намеревалась стать воровкой, когда прибыла в Лондон в качестве компаньонки Софии. Навыки, которые привил ей отец еще в детстве, были для нее не более чем ребяческой забавой, способом проводить время, пока ее мать находилась в отъезде, навещая своих чванливых родственников. Все то, что поведал ей родитель о Слепом Томе, Чудачке Мэри и Князе лондонских воров, оставалось для нее всего лишь рассказами, и она даже не предполагала, что в них содержалась доля правды, пока случайно не наткнулась на отцовский дневник. Спрошенный напрямик, мистер Триббл взял с дочери слово сохранить тайну и затем признался ей в том, что именно он был когда-то Князем лондонских воров. Это открытие ее поразило, ужаснуло и… да, пожалуй, привело в трепет. Она умоляла отца рассказать ей еще что-нибудь, открыть новые тайны своего ремесла. До чего же занятно было вдруг узнать, что твой родной отец пользовался в свое время громкой славой в преступном мире!

Триббл, которому, по-видимому, успела прискучить жизнь простого деревенского сквайра, с радостью согласился. Он обучил Энн всему, что умел сам. Это было их секретом, своего рода тайным сговором между отцом и дочерью. Она никогда не думала, что его уроки могут ей пригодиться, пока…

— По-твоему, я не права? — резким тоном произнесла София, обращаясь к ней.

Энн обернулась. Молодая кузина ее покойного мужа уставилась на нее с нескрываемым раздражением.

— Прошу прощения? — отозвалась Энн.

— Я сказала, что ты достаточно богата для того, чтобы приобрести на каждую руку по браслету вроде того, что ceйчас на леди Понс-Бартон. Хотя одному Богу известно, зачем тебе покупать драгоценности, когда ты даже не можешь обзавестись приличным платьем. — София бросила презрительный взгляд на одеяние Энн и отвернулась, давая понять, что разговор ее утомил.

Энн даже не взглянула на свое платье тускло-лилового оттенка. Она прекрасно знала, что оно ей совсем не идет, равно как и то, что при желании ей ничего не стоит заменить его на другое. После смерти мужа Энн унаследовала целое состояние, но не считала себя вправе расходовать его на собственные прихоти, не находя для него, однако, никакого иного применения. У нее не было собственного дома, который требовалось бы содержать. Небольшое поместье, где они жили с Мэтью, являлось для них не более чем кратковременной остановкой в бесконечной погоне за удовольствиями, и вскоре после его гибели оно было продано. Именно тогда Энн решила основать благотворительный фонд для тех людей, которых ее муж так подвел.

Ее опекуны вначале воспротивились этому решению. По их словам, они взяли на себя торжественное обязательство позаботиться о том, чтобы состояние Мэтью пошло на личные нужды его вдовы, а не на каких-то безымянных, безликих бывших моряков. Но, коль скоро эта мысль завладела ею целиком, Энн не собиралась отступать. Ей просто необходимо было хоть чем-нибудь помочь подчиненным Мэтью.

Вскоре после приезда в Лондон она начала сбор пожертвований. Вначале господа из высшего общества с энтузиазмом откликались на ее просьбы, обещая пожертвовать на благотворительные цели огромные суммы и стремясь в этом отношении перещеголять друг друга, а заодно и произвести благоприятное впечатление на газетчиков.

Однако очень скоро Энн пришлось убедиться в том, что посулы далеко не всегда совпадали с действительными взносами. И нередко люди, которые обещали крупные суммы, стоило ей обратиться к ним напрямую, угрожали погубить в глазах света все семейство Нортов, если только Энн посмеет открыто упрекнуть их в скаредности.

Поэтому она решилась на воровство, чтобы раздобыть обещанные деньги.

Сначала она грабила только тех, кто на публике похвалялся своей щедростью, а на самом деле отказывался от своих слов. Но по прошествии нескольких месяцев список ее жертв расширился: к нему прибавились светские щеголи без определенных занятий и без понятий о чести, знатные дамы, проматывавшие все свое состояние в азартных играх…

Джек Сьюард положил этому конец.

Она была глубоко этим уязвлена. В ту ночь ей не хотелось признавать себя побежденной, однако у нее не оставалось иного выбора.

Он сказал, что ему нужно кое-что из того, что было похищено ею раньше, однако, как Энн ни пыталась, она не могла понять, о чем речь. И пока он не найдет то, что искал, ей следовало на время затаиться. Здравый смысл подсказывал, что пора остановиться, и на этот раз она была обязана прислушаться к его голосу.

— А где же отец? — торопливо прошептала ей на ухо София. — Мы не можем быть представлены, если его не будет с нами.

— Представлены кому, София? — осведомилась Энн, довольная тем, что ее размышления прервали.

— Боже праведный, Энн! Неужели ты пропустила мои слова мимо ушей? Я же только что тебе сказала. Он здесь.

— Какое-нибудь новое увлечение, София? Кто же он на этот раз? Лорд Стрэнд? Или лорд Веддер? — Она нахмурилась, заметив, что одна из пуговиц на ее перчатке расстегнулась, и принялась засовывать крошечный перламутровый шарик обратно в атласную петельку. — О ком ты говоришь, дитя?

— Об Ищейке из Уайтхолла, — ответила ее кузина. — Некоторые, впрочем, зовут его Джеком Дьяволом.

Перламутровая пуговица отскочила от перчатки Энн и упала на пол, закатившись под пышные юбки. По ее коже пробежала легкая дрожь, нечто вроде озноба, как знак близкой опасности, до странности привычный и волнующий. Это было то самое ощущение, которое она испытывала, надевая черную маску и на несколько коротких часов превращаясь в Рексхоллского Призрака.

Она больше не пыталась отделаться от этого захватывающего, не знающего жалости чувства. Лишь находясь на волосок от гибели, Энн испытывала острое возбуждение, которое свидетельствовало о том, что она еще жива. После стольких лет напрасных поисков ей удалось наконец найти место, где прошлого для нее не существовало, — лондонские крыши.

Именно тут она открыла в себе тягу к опасности, когда сердце в груди бьется чаще, а от стремительного бега захватывает дух и каждая запертая на замок, погруженная в тишину комната бросает тебе вызов.

Энн непроизвольно стиснула сложенные на коленях руки. Последние отголоски недавнего оживления заглохли в ее душе, уступив место тяжелому предчувствию, от которого все холодело внутри. Она вела себя глупо, пытаясь поддразнить этого человека с его изящными манерами, тихим голосом и глазами затравленного зверя. Она совершила еще одну глупость, позволив ему себя поцеловать. Но самой непростительной глупостью с ее стороны было желание большего.

— А он чрезвычайно привлекателен, — прошептала между тем София.

Энн осторожно подняла голову. Вот он! На противоположном конце огромной залы Джек Сьюард протискивался через пеструю, суетливую толпу гостей, чем-то напомнив ей волка, которого держала у себя леди Шеффилд, — такого же замкнутого и настороженного, со стороны как будто ручного, но со зловещим блеском в глазах.

Сьюард явно кого-то искал. И Энн знала — пожалуй, даже слишком хорошо, — кого именно.

Она наблюдала за Джеком, надеясь, что София не заметит ее пристального внимания к нему, а сам полковник не осмелится к ней приблизиться. Ее ужасала мысль, что, едва заметив ее взгляд, он уже не в силах будет отвести от нее глаз.

Джек Сьюард в тот вечер выглядел поразительно красивым и неприступным со своими чуть взъерошенными золотистыми волосами, резко очерченным подбородком и глазами, словно пронизывавшими собеседника насквозь. Но не только правильные черты лица приковывали к нему все взоры. В его манерах присутствовала какая-то необъяснимая утонченность, то редкостное изящество, которое в сочетании с глазами хищника поневоле будило воображение. Пока он следовал через залу, многие дамы не сводили с него настороженных и любопытных взглядов.

Энн развернула веер и стала незаметно следить за Сьюардом. Ей трудно было подобрать слова, чтобы выразить впечатление, которое производил на нее полковник. Она знала лишь, что даже сияние тысяч свечей в канделябрах не в состоянии разогнать тень, омрачавшую его лицо, что даже самый лучший портной в Лондоне не мог бы придать вид модной томности этой крепкой, подтянутой фигуре, а небрежная походка вразвалку, которой славились денди, не шла ни в какое сравнение с его отточенной и по-своему грациозной поступью.

Джек между тем склонился к руке Дженетт Фрост. Внезапно между ними возник отец девушки с багровым от гнева лицом. Какими бы резкими ни были его слова, обращенные к Сьюарду, они, похоже, не оказали на полковника никакого действия. Он просто удостоил Дженетт поклоном, после чего отвернулся и спокойно зашагал прочь.

— Я непременно должна с ним познакомиться. Какой такт! Какая изысканность в обращении! — затараторила София, едва переводя дух. — По-моему, он восхитителен. Знаешь, он ведь тоже был на войне. Говорят, ему поручали там ужасные вещи. Такие, за которые не взялся бы никто другой!

Ужасные вещи… Этот мягкий голос, усталый вид, глаза человека, пресыщенного жизнью… Ужасные вещи.

— Он незаконнорожденный. Если верить молве, сэр Джеймисон прижил его с какой-то шотландкой, бывшей у него в услужении. Он так и не признал сына, более того, отказался дать ему свое имя. Хотя надо отдать должное старику — именно он занимался его воспитанием.

— Откуда тебе столько известно об этом человеке, София? Это просто неприлично.

— Ох, Энн, не будь ханжой! Об этом знают все. По слухам, он новый фаворит Принни, хотя, — тут она сделала паузу, задержав взгляд на высокой фигуре Сьюарда, — он едва ли во вкусе Принни, тебе не кажется? Сейчас все вокруг только о нем и толкуют. О нем да еще о том воришке. — София звонко рассмеялась. — По правде говоря, я даже не знаю, с кем мне было бы приятнее встретиться — с Джеком Дьяволом или с Рексхоллским Призраком. Какая заманчивая дилемма!

— Рексхоллским Призраком? — переспросила Энн, тотчас забыв о Сьюарде. Разумеется, до ее слуха доходило прозвище, которое дал ей какой-то острослов, однако она даже понятия не имела о том, что ее проделки стали излюбленной пищей для пересудов светских сплетников.

София удостоила ее сочувственным взглядом.

— Тебе действительно следует быть более au courant[9], дорогая. Рексхоллским Призраком назвали вора потому, что его первой жертвой стала леди Рексхолл, и, по уверениям старой карги, она собственными глазами видела, как грабитель испарился из ее окна на третьем этаже, словно привидение.

Энн ничего не ответила. Она полагала, что секрет ее краж продолжает оставаться секретом и что обыкновенная гордость не позволит кому-либо из пострадавших по ее вине признаться в том, что они были ограблены. Однако она просчиталась.

Полковник Сьюард исчез в толпе. Со смешанным чувством разочарования и облегчения Энн закрыла веер.

— Дженетт Фрост прямо сгорает от желания стать следующей жертвой Призрака, — как бы невзначай заметила София.

— Что? — Энн уставилась на подопечную, обнаружив, к своему крайнему удивлению, что едва в состоянии сдержать смех. Сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз позволила себе смеяться? Пожалуй, несколько лет.

— Не только она, но и леди Диббс, не говоря уж о многих других светских дамах, оспаривают честь быть им ограбленными. Похоже, этот Призрак занял место лорда Байрона, о котором говорили, что он «помешан, дурно воспитан и при знакомстве опасен». — София самодовольно ухмыльнулась. — Но если бы мне дали возможность выбирать, думаю, я бы предпочла более… солидного из двух. Неподкупного полковника Сьюарда.

— Судя по тому, что ты мне только что рассказала об этом Джеке Дьяволе, можешь считать большой удачей, если тебе не придется встретиться ни с тем ни с другим, — отозвалась Энн, вся веселость которой тут же улетучилась.

София посмотрела на нее с нескрываемым сожалением.

— Ты и вправду так переменилась, Энн? Когда ты выходила замуж за Мэтью, то казалась мне самым бойким и жизнерадостным созданием на свете. Потому-то я и упросила отца пригласить тебя в мои компаньонки. — Ее полные губы сложились в недовольную гримаску. — Должна признать, ты сильно меня разочаровала. Ты выглядишь куда старше своих лет, чопорна, как монашка, а вкуса к жизни в тебе совсем не осталось.

— Благодарю за любезность, София, — произнесла Энн, даже не повысив голоса и смело встречая язвительный взгляд подопечной. Когда-то София была избалованным, но вполне безобидным ребенком. Кончина матери оставила горький след в ее душе, а это, в свою очередь, ее озлобило.

На какой-то миг, к чести девушки, на ее лице появилось пристыженное выражение. Но только на миг. Она положила руку на запястье Энн, и, хотя внешне ее порыв выглядел искренним, взгляд по-прежнему оставался жестким.

— Извини меня, Энн. Я только хотела заметить, что Мэтью давно умер, а ты еще нет. Жизнь продолжается. Только подумай, до какого состояния тебя довел траур. Уж будь уверена, со мной ничего подобного не случится. Я не стану убегать от действительности, как это делаешь ты.

— А я и не подозревала, что именно во мне кроется причина твоей неистребимой тяги к мирским благам, — отозвалась Энн сухо. — Пожалуй, мне стоит поздравить себя с этим, как только отдышусь после бега.

София посмотрела на нее не без одобрения.

— Я вижу, в тебе еще осталась доля остроумия.

— Ты хочешь сказать, сарказма?

— Часто это одно и то же, — заметила София. — Лично я хочу получить от жизни все, что только можно, а остальное взять силой.

«Еще одна воровка в семье?» — с грустью подумала Энн. София мало знала о жизни, но была твердо убеждена в обратном. К несчастью, время и опыт были достаточно сильнодействующими средствами, чтобы от этой великолепной уверенности в себе не осталось и следа.

— Что ж, желаю удачи, — произнесла Энн.

На прелестном личике Софии отразилось упрямство.

— Я не намерена останавливаться на полпути и ограничиваться подделками, — заявила она. — Я хочу испытать истинную страсть. Неукротимую…

— О каком укрощении ты говоришь, София? — осведомился подошедший к ним Норт.

Девушка тотчас повернулась к отцу. Вид у нее был настолько жалкий, что по ее физиономии можно было прочесть все, как в открытой книге. Достаточно было одного грозного окрика Малкольма, чтобы юная задиристость уступила место испугу.

— Разве та гнедая кобыла, которую я приобрел у Таттерсалла, недостаточно для тебя норовиста? — спросил он.

— Я… я только…

— Нет, Малкольм, — мягко вмешалась Энн, принимая принесенный им бокал пунша, — София просто хотела сказать, что эта кобыла лучше другой, из конюшен лорда Фроста, на которой она ездила прошлым летом.

Норт мог устроить Софии крепкую взбучку, стоило ему заподозрить в ней какие-нибудь порочные наклонности, в особенности если они угрожали разрушить его надежды на блестящую партию для дочери. Как бы ни претили Энн перемены в характере Софии, она не могла допустить, чтобы та стала жертвой скверного обращения со стороны отца.

Удовлетворенный ее ответом, Норт кивнул и занял место за креслом Энн. В любом случае ему почти не о чем было говорить ни с нею самой, ни с Софией. Достаточно было и того, что их общество позволяло ему скоротать время, пока слуги устанавливали столы для карточной игры.

Некоторое время они хранили неловкое молчание, после чего София, спрятав лицо за веером, с жаром прошептала на ухо Энн:

— Он идет сюда! С лордом Стрэндом!

Со смутным чувством нереальности происходящего Энн придала своему лицу бесстрастное выражение и перевела взгляд на приближавшихся к ним мужчин.

Лорд Стрэнд шел впереди, его холеную внешность несколько портили явные признаки разгульной жизни. За ним, демонстрируя безукоризненную военную выправку, словно в насмешку над модной походкой денди, крупными шагами следовал полковник Сьюард.

В его манере держаться не было ни намека на легкомыслие, напротив, она отличалась утонченной сдержанностью. Он двигался с неуклюжей грацией человека, страдающего от боли застарелой раны, ставшей для него привычной. Тени под глазами и бледность кожи следовало отнести за счет бессонницы, а шрам, пересекавший его лоб, изувеченная рука и сломанная переносица говорили о бесчисленных схватках, в которых ему приходилось участвовать.

Стрэнд остановился прямо перед Софией и принялся расшаркиваться. Полковник Сьюард стоял рядом и ждал. Отсюда, с близкого расстояния, Энн могла отчетливее разглядеть цвет его глаз. Он был холодновато-серым, словно пепел, подернувший давно потухший костер.

— Мистер Норт, вы позволите мне представить вам полковника Джона Генри Сьюарда? — произнес Стрэнд, растягивая слова.

— А, Сьюард! Рад нашей встрече, сэр. Я уже слышал ваше имя. Принни очень высоко о вас отзывается.

— Для меня это большая честь, сэр. — Голос полковника был таким, каким он запомнился Энн, — вкрадчивым, словно стелющийся по земле дым, и полным скрытого тепла, как последние тлеющие угольки в золе.

Энн искоса посмотрела на Софию. Легкий наклон аккуратно причесанной головы, блеск в глазах, чуть приоткрытые губы — все говорило о том, что девушка не на шутку взволнована. Без сомнения, Энн следовало предостеречь кузину от слишком поспешного увлечения. Сьюард со своими мягкими манерами и не знающим жалости взглядом мог проглотить ее заживо.

— Энн, дорогая, это полковник Сьюард, — произнес Норт, представляя их друг другу. — Сэр — моя племянница, миссис Энн Уайлдер.

Собравшись с силами, она подняла голову, уже почти опасаясь, что Сьюард схватит ее за запястье и потащит за собой из залы.

— Я искренне рада нашему знакомству, полковник Сьюард.

Этих нескольких слов было достаточно, чтобы мужчина, склонившийся в низком церемонном поклоне, тут же насторожился. Его устремленные на нее глаза превратились в узкие щелки.

Она попала в ловушку.

Глава 5

Джек поднес к губам затянутую в перчатку руку Энн и приник к ней в легком поцелуе.

— Я искренне рада нашему знакомству, полковник Сьюард, — повторила она, чуть вздрогнув, и он почувствовал, как по ее телу волной пробежала тревожная дрожь.

Сразу насторожившись, Джек поднял голову и увидел, что ее глаза прикованы к нему.

Ее взгляд был по-мужски прямым. Проницательна. Многоопытна. Не лишена отваги. Некий налет боли в сочетании с покорностью судьбе. Вопреки утверждениям Стрэнда ее глаза отнюдь не показались ему глазами сводницы. Джек прежде нередко сталкивался с такими особами, так что ему это выражение было хорошо знакомо.

Напротив, она смотрела на него так, как женщина, торгующая своим телом, может смотреть на клиента: с видом обреченности, смирения и какого-то недоброго предчувствия — выражением, означавшим: «Делай свое дело и уходи». И это его возбуждало.

— Я глубоко польщен, мадам, — произнес Джек, сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться. Он заметил, что вдова тоже осторожно перевела дух.

Неудивительно, что Стрэнд совершенно очарован этой женщиной. Лицо Энн было отмечено печатью яркой индивидуальности: широкие скулы, квадратный подбородок, темные и вопреки требованиям моды совершенно прямые брови. Ее нос был крупным и вместе с тем изящным, а глубоко посаженные глаза удивительного густо-синего оттенка, словно вобрали в себя весь мрак ночи. Губы нежные и мягкие.

Его смущало то, что один лишь вид дамы во вдовьем облачении мог так его взволновать. Но достаточно было самого незначительного беспорядка в ее облике: черного локона, выбившегося из-под берета, небольшой морщинки на перчатке, — чтобы образ Энн, встающей с его постели, растрепанной и насытившейся любовью, тотчас возник в его сознании. Джек отвел глаза и услышал, как она вздохнула с нескрываемым облегчением. Он мысленно проклинал себя за то, что, пренебрегая правилами хорошего тона, откровенно разглядывал ее. Это воровка сделала его таким — разожгла огонь в душе, возбудила плотские желания.

— Миссис Уайлдер в этом сезоне состоит компаньонкой при Софии, — произнес Норт, прервав размышления Джека.

— Очень любезно с вашей стороны, миссис Уайлдер, — пробормотал тот.

— А это моя дочь, полковник. Мисс София Норт.

София обратила к нему свое милое личико, рассматривая его с видом женщины, уверенной в своей неотразимости.

— Ваш покорный слуга, мисс Норт.

— О-ля-ля! — воскликнула красавица, одним щелчком раскрыв веер и улыбаясь так, что на ее щеках появились ямочки. — У меня и так уже достаточно слуг, сэр. Быть может, я сумею найти вам другое применение?

Его ответная улыбка должна была изображать восхищение. Острота показалась ему недурной, но та блистательная решимость, с которой она была произнесена, свидетельствовала о том, что ее уже не раз пускали в ход.

— Вы, говорят, один из друзей Принни? — осведомилась София.

— Да, я уже довольно давно знаком с принцем-регентом.

— О!

София и впрямь была обворожительным юным созданием, кокетливым и игривым, словно котенок. Но она не вызывала в нем ни малейшей доли безумной страсти, как та воровка в мужских панталонах и черной шелковой маске, или приступа внезапной похоти, как эта небрежно одетая вдовушка, упорно цеплявшаяся за свой траур.

На его губах появилась грустная улыбка. Неужели он пал так низко, что ему требуется фетиш, чтобы почувствовать себя мужчиной?

— Принни просто без ума от моей Софии, — заявил Норт с явной гордостью.

— А к вам он тоже проявлял благосклонность, миссис Уайлдер? — спросил Джек.

Его вопрос застал Энн врасплох, хотя лишь самый внимательный наблюдатель заметил бы, что ее пальцы чуть дрогнули, а в глазах появился стальной блеск, после чего она усилием воли придала своему лицу прежнее невозмутимое выражение.

— Как всякий добрый монарх благосклонен к любому из своих подданных.

— Ну, пожалуй, едва ли его интерес к Софии носит столь возвышенный характер, — произнес Норт, ухмыльнувшись.

— О, как знать, — протянул в ответ Стрэнд. — Миссис Фицхуберт[10] клялась и божилась, что его высочество проявлял к ней интерес, достойный короля, и что его ухаживания повергали ее в трепет.

У Малкольма Норта вырвался смешок, а София густо покраснела, предвкушая удовольствие от скандала. Джек перевел взгляд на Энн Уайлдер. Ее бесстрастный вид лишний раз ему напомнил о том, что до замужества она вращалась в кругу людей с весьма свободными нравами и уже успела привыкнуть к такого рода пикировкам. Она была особой с богатым прошлым, как, впрочем, и он сам.

— О-ля-ля! — рассмеялась София. — А вы, оказывается, испорчены до мозга костей, лорд Стрэнд!

— Мне все об этом твердят, мисс Норт. — Стрэнд не без лукавства посмотрел на вдову. — Какую снисходительную наставницу вы выбрали для вашей дочери, Норт. Не кажется ли вам, миссис Уайлдер, что вы пренебрегаете своими обязанностями, не ограждая это очаровательное юное создание от людей вроде меня?

— Даже малое дитя может по достоинству оценить остроумие и живость этого разговора, сэр. Я лучше приберегу свои советы на случай менее явной опасности.

Джек наблюдал за Энн со всевозраставшим одобрением.

— О! — воскликнул Стрэнд, видимая веселость которого до странности противоречила выражению его глаз. — Вы слышали, Сьюард? Похоже, миссис Уайлдер считает меня чересчур откровенным.

— Да, так оно и есть.

— И, кроме того, она упрекает меня в ребячестве.

— Мне тоже так показалось.

— Энн! — На лице Норта отразилось беспокойство. Для него мало значило то обстоятельство, что ее дерзкий выпад относился к человеку, чье замечание оскорбляло нравственные чувства его обожаемой юной дочери.

Миссис Уайлдер, по-видимому, тоже отдавала должное комичности положения, однако сдержала улыбку. Ум и природная утонченность. Проницательность, порожденная опытом. Эта женщина, если верить Стрэнду, променяла радости вольной жизни на преданность обожавшего ее мужа. Да, пожалуй, Энн Уайлдер представляла для него интерес. Но действительно ли под маской воровки скрывалась именно она?

— А вы, полковник Сьюард? — обратилась София к Джеку. — Вы тоже не лишены пороков?

— Даже хуже, — ответил вместо него Стрэнд прежде, чем тот успел вставить хотя бы слово. — У него дурная слава. Неужели вам никогда не приходилось слышать о Джеке Дьяволе?

София с воодушевлением закивала. Энн слегка нахмурилась, словно роясь в памяти.

Слышала ли она это прозвище раньше? Если нет, то она просто не прислушивалась. Сплетни преследовали Сьюарда повсюду, будь то гостиная, оперный театр или игорный зал.

— О да, разумеется, — отозвалась София, кокетливо глядя на него. — И что, вы действительно заслужили такую репутацию, полковник?

Какое-то мгновение Джек присматривался к девушке. Он легко мог представить себе Софию в роли воровки: горящие возбуждением глаза, хрупкое тело, напрягшееся в предвкушении бегства… ну, а ее острый язычок говорил сам за себя.

— Итак? — игриво переспросила она.

— Как я могу дать вам ответ, мисс Норт, если мне неизвестны ни имя человека, который дал мне это прозвище, ни обстоятельства, которые его на это толкнули?

— А! — подхватила София с явным удовлетворением. — Стало быть, вы все же признаете за собой вину?

— Я готов признать лишь то, что если Джеком Дьяволом меня назвал садовник в доме моего соседа, то да, пожалуй, я и впрямь заслужил это прозвище, поскольку в свое время, когда мне было двенадцать лет, дочиста обобрал его сад.

Энн коротко рассмеялась. София скорчила недовольную гримаску.

— Фи! — вырвалось у нее. — Вы, конечно, шутите, сэр. Джентльмен обязан давать окружающим ясное представление о своем характере.

Он приподнял голову.

— Не могли бы вы, мисс Норт, проявить на сей раз снисхождение и судить обо мне не по моим нынешним заслугам, а по тому, чего я стремлюсь достичь?

— И что же это? — приглушенным тоном спросила Энн Уайлдер, и Джек удивленно повернул голову в ее сторону.

— Ба! — снова вмешалась София, не дав ему ответить. — Благородные побуждения далеко не столь интересны, как разные сомнительные истории.

— Это правда, — с глубокомысленным видом согласился Стрэнд. — Однако Сьюард скрытен, как моллюск в своей раковине, во всем, что касается его прошлого. Он чертовски умеет блюсти приличия.

— «Князь тьмы — недаром князь»[11], — пробормотала Энн, устремив огромные глаза на свои руки.

— Что ты сказала, Энни? — переспросила ее София не без раздражения.

«Энни?» — подумал Джек. Энни, которая читала Шекспира и которая, если только он не лишился окончательно рассудка, только что приписала ему чуть ли не княжеское достоинство. А у нее, оказывается, богатое воображение.

— Быть может, кто-нибудь расскажет мне о полковнике? — взмолилась София.

— Боюсь, что за сведениями о жизни Дьявола вам придется обратиться к его биографу, — ответил Стрэнд.

— То есть?

— Ну, конечно же, ко мне, дорогое дитя. Вы позволите, сэр, пригласить вашу дочь на танец? Не сомневаюсь, что ее компаньонка не станет возражать. В конце концов, мы здесь среди своих. Таких же людей, как и я, — откровенных и бесхитростных.

Норт утвердительно кивнул, и Стрэнд, тут же подхватив Софию под руку, увлек ее за собой в круг танцующих, между тем как двое других джентльменов остановились рядом с Hopтом, чтобы переговорить с ним. Джек не обращал на них внимания, полностью захваченный тем блистательным зрелищем, которое представляла собой София Норт.

Локоны девушки растрепались, она одаривала ослепительными улыбками своих партнеров и приподнимала брови с кокетливым и в то же время придирчивым видом. Пожалуй, эта цыпочка крепко себе на уме, невольно подумалось ему, хотя после нескольких месяцев преследования вора он был склонен приписывать своему противнику настоящую смекалку, а не лисье лукавство.

Не прошло и нескольких минут, как Джек поймал себя на том, что, вместо того чтобы следить за Софией, он не сводит глаз с Энн Уайлдер. Она являла собой полную противоположность своей подопечной. Казалось, какой-то внутренний огонь опалил ее душу, оставив лишь призрачный образ, тонкий сосуд с полой сердцевиной.

На первый взгляд было мало общего между хрупкой фигурой Энн и другой — гибкой и подвижной, как у гимнастки, которая умудрилась от него скрыться, выпрыгнув из окна второго этажа. Кроме того, Энн Уайлдер была лишена неукротимого пыла Призрака. В ее взгляде, устремленном на танцующих, не чувствовалось ни настороженности, ни страстной тоски. Весь ее облик как будто свидетельствовал о том, что прежние чувства в ее душе давным-давно угасли. Он не мог представить себе эту женщину сначала предлагающей ему свое тело, а потом пускающей в ход силу. Так или иначе, он должен был считать эту встречу подарком судьбы. К Энн его тянуло гораздо сильнее, чем он сам был готов в том признаться.

Джек все еще был погружен в столь несвойственные ему раздумья, когда стоявший рядом Норт вдруг откашлялся.

— Энни, дорогая, — произнес Малкольм, обращаясь к племяннице, — добрые друзья просят меня ненадолго составить им компанию. — Он кивком головы указал на своих собеседников. — Не была бы ты так любезна… То есть я хотел сказать… Когда Софи вернется, не могла бы ты…

— Разумеется, Малкольм, — ответила Энн.

— Не хотите ли перекинуться с нами в картишки, полковник? — осведомился Норт.

— Нет, благодарю вас. Может быть, чуть позже. А пока я предпочел бы остаться в обществе миссис Уайлдер.

— Пожалуйста, не надо из-за меня отказывать себе в развлечениях, сэр, — тут же отозвалась Энн. — Уверяю вас, для меня вполне достаточно просто сидеть в сторонке и наблюдать.

— Надеюсь, вы не прогоните меня, миссис Уайлдер, если я скажу, что не знаю более приятного способа провести время, чем находясь рядом с вами?

— Как это великодушно с вашей стороны, Сьюард! — произнес Норт с явным облегчением.

По лицу Энн Уайлдер промелькнуло смущение.

— Должен заметить, что я просто следую своим побуждениям, — ответил Джек, раздраженный бестактностью собеседника.

— В таком случае, — отозвался Норт, — я глубоко признателен вам за ваши побуждения. — Он сам рассмеялся собственному bon mot[12]. — Я не задержусь дольше чем на час, Энни, — бросил он на ходу и тут же растворился в толпе, догоняя своих партнеров по ломберному столу, которые уже успели удалиться.

— Вы не должны думать, будто обязаны оставаться со мной до конца вечера, полковник, — произнесла Энн, отведя глаза в сторону. — Я не сомневаюсь, что здесь есть много людей, с которыми вам бы хотелось встретиться.

— Если вы тем самым думаете меня предупредить, чтобы я не смел злоупотреблять вашим временем, миссис Уайлдер, — ответил Джек, — то позвольте заверить, что я вовсе не намерен навязывать вам свое общество против вашей воли. Мне слишком хорошо известно, что мое присутствие здесь только терпят.

Ответом ему был недоуменный взгляд. Энн не стала возражать, за что он был ей весьма признателен. Вместо этого она произнесла:

— Я сама когда-то находилась в подобном положении и уверяю вас, что такого рода снисходительность мне чужда. Я говорю вам это совершенно серьезно, полковник.

— Вы всегда так прямодушны, миссис Уайлдер?

— Да, насколько это в моих силах, сэр, — ответила она после короткой паузы.

— Тогда, если мне будет позволено побыть рядом с вами хотя бы несколько лишних минут, я сочту это большой честью для себя.

Энн подняла голову. В золотистом сиянии свечей ее скуластое лицо казалось обрамленным светлым ореолом.

— Если вам так угодно, полковник, — ответила она и умолкла, предоставив ему возможность присмотреться к ней пристальнее.

За долгие годы службы Джек научился по малейшим признакам определять, когда его собеседник пытается что-то скрыть или, напротив, чем-либо себя выдает. Вряд ли при его способностях он не сумеет раскусить эту миниатюрную вдовушку. Однако он ошибся. Она оказалась крепким орешком.

Поглощенный этим занятием, он даже не заметил лорда Веддера до тех пор, пока тот не оказался прямо перед ними.

— Миссис Уайлдер! — Лорд Веддер отвесил поклон Энн, не обращая внимания на Джека. — Итак, мы с вами снова встретились! В который уже раз за эту неделю — кажется, в четвертый? И вот вы опять здесь с вашей прелестной юной кузиной. До чего же приятно видеть, как прежняя царица балов представляет новую. Но как вам кажется, в состоянии ли мисс Норт выстоять в столь бурном потоке развлечений? А вы сами?

Джек открыл было рот, чтобы дать дерзкому щеголю достойный отпор, однако Энн его опередила.

— Очень мило, что вы проявляете о нас заботу, лорд Веддер, — заметила она невозмутимо. — Да, к моему сожалению, София твердо убеждена в том, что ни один семейный праздник не может обойтись без ее нареканий, ни одно торжество не должно остаться без ее похвалы и ни одной живой душе не следует считать себя исключенной из круга ее знакомых.

— Похоже, вы решительно нас не одобряете. — Слова лорда Веддера сопровождались презрительной усмешкой светского льва.

— Только не я, сэр. Я сама порицала, хвалила и была вполне доступна, как вы сами, без сомнения, помните. Или как считали некоторые мужчины.

Тяжелые веки Веддера опустились, и по его молчанию и напряженному лицу Джек сумел прочесть короткую, печальную историю молодого человека, по уши влюбленного и уверенного в том, что пользуется взаимностью, но получившего отказ, причем как раз тогда, когда он полагал, что его чары наряду с титулом делают его неотразимым. О нет, миссис Уайлдер никогда не была святой. Она представляла собой явление куда более редкостное — женщину, которая знает себе цену.

— Да, пожалуй, вы правы, — произнес Веддер, поводя носом и глядя поверх плеча Энн на танцующих. — Однако неужели мы не способны покорить сердце мисс Норт? Поскольку ваше сердце так и осталось свободным, не были бы вы так добры дать нам совет? Похоже, она уже знает тут всех.

— О нет, сэр. Здесь есть по крайней мере двое людей, с которыми она видится впервые.

Обернувшись, Энн прямо взглянула в лицо Джеку. На ее щеке появилась ямочка, что придало пикантности ее облику, а нотка самоиронии несколько смягчала ее тон.

— Полковник Сьюард избавил нас от привычной скуки, предложив себя в качестве неисследованной территории.

— Это очень любезно с его стороны, — ледяным тоном отозвался Веддер.

— А? — Миссис Уайлдер беспокойно зашевелилась в кресле. — Да, я тоже так считаю. Вы еще не знакомы с полковником Сьюардом, лорд Веддер?

— Нет, мадам, мы уже встречались.

Мужчины смотрели друг на друга с обычной антипатией двух соперничающих между собой псов.

— Веддер! Это вы, Веддер? — раздался совсем рядом женский голос.

Повернув голову, Джек увидел, что в их сторону направляется целая вереница дам во главе с пышно разодетой красавицей лет двадцати пяти — тридцати. То была леди Диббс. Она первой поравнялась с ними, и ее взгляд, скользнув по Энн и лорду Веддеру, остановился на Джеке.

— Какой вы, однако, жестокий человек, Веддер, — произнесла леди Диббс, обращаясь к лорду, но вместе с тем не спуская глаз с лица Джека. Не показалось ли оно ей знакомым? — Мы, дамы, так надеялись на то, что ваше присутствие поднимет ставки за игорным столом, а вы до сих пор здесь. Как же так, сэр?

Веддер поклонился.

— Моя оплошность, леди Диббс. Но я прошу вашего снисхождения. Видите ли, я обнаружил, что миссис Уайлдер нуждается в компании.

Джек бесстрастно отметил про себя, что намек Веддера, хотя и не значивший ничего для вновь прибывших, не был пропущен Энн Уайлдер.

— Вы ошибаетесь, сэр. — Голос Энн казался мягким и густым, словно свежие сливки. — Полковник Сьюард любезно согласился уделить мне внимание.

На этот раз пораженным выглядел сам Джек, но, поскольку за этими словами Энн неизбежно должны были последовать представления, у него не оставалось времени на догадки, что заставило ее прийти ему на помощь. Джек покорно склонился к ручке каждой из дам, воспользовавшись удобным случаем, чтобы подвергнуть более тщательному осмотру леди Диббс. Невысокого роста, довольно полная, эта знатная особа напоминала Софию Норт самоуверенным и дерзким выражением лица. В платье из золотистого атласа, отделанном кружевами, она перепархивала с места на место, словно райская птица, и с каждым резким движением драгоценные камни, которые в изобилии украшали ее шею и свисали с мочек ушей, ярко вспыхивали.

— Стало быть, вы застали миссис Уайлдер в одиночестве, не так ли, полковник Сьюард? А вы, дорогая, — произнесла она, обращаясь к Энн, — по-прежнему заняты сбором пожертвований для ваших солдат? — По ее тону было нетрудно догадаться, что именно из-за своих неотступных просьб молодая вдова в конце концов оказалась всеми покинутой.

Даже редкостной выдержки Энн не хватило перед лицом такой холодной, расчетливой жестокости. Ее щеки пошли розовыми пятнами.

— Любопытно, — вдруг произнес Джек почти шепотом.

— Сэр? — тут же оживилась леди Диббс.

— Видите ли, — продолжал Джек, как бы размышляя вслух, — я привык думать о некоторых из этих солдат как о своих людях. Мне доподлинно известно, что герцог Веллингтон[13] считает большинство из них своими, ну, а принц-регент не раз заявлял, что все они являются его подданными. Поэтому мне странно слышать от вас, что ответственность за них лежит на одной миссис Уайлдер.

Тонкие губы леди Диббс скривились в презрительной усмешке.

— О да, разумеется, все они являются подданными Великобритании, и, следовательно, обязанность заботиться о них лежит на каждом англичанине. Вы очень кстати напомнили мне о моем долге, полковник Сьюард, и я признательна вам за это. Миссис Уайлдер, я обещаю внести в ваш фонд тысячу фунтов. В пользу наших храбрых воинов.

Среди присутствующих раздался одобрительный шумок.

— То есть я хотела сказать, еще тысячу фунтов, — заявила во всеуслышание леди Диббс, глаза которой сверкали ярче бриллиантов у нее на шее.

Джек обернулся к Энн Уайлдер, чтобы оценить ее отношение к такой неслыханной щедрости. Но, похоже, на нее единственную слова леди Диббс не произвели особого впечатления.

— Что ж, пусть будет еще тысяча фунтов, — спокойно ответила она, после чего, едва удостоив взглядом Джека, извинилась перед собеседниками и отправилась на поиски своей подопечной.

Глава 6

Холодный ветер сквозь щели в дощатом дне двуколки проникал под тонкую лайковую кожу ботинок Энн. Не обращая внимания на это неудобство, она приподняла ворот шерстяной накидки и уставилась в окно, любуясь видом зимней улицы. По другую сторону реки солнце медленно клонилось к закату. Еще несколько кварталов, и она окажется рядом с домом благотворительного общества помощи бывшим солдатам, или просто приютом, как называли его здешние обитатели.

Энн откинулась на спинку сиденья. Впереди ждало много дел, и ей не терпелось поскорее к ним приступить. Прошло уже две недели с тех пор, как они с Софией были представлены полковнику Сьюарду, который даже не пытался скрыть своего к ней интереса, и все это время ее терзала смутная тревога. Всякий раз при стуке в дверь сердце замирало у нее в груди, а когда лакей передавал ей визитную карточку полковника — что случалось уже трижды, — молодая женщина спускалась в гостиную, совершенно уверенная в том, что он явился с ордером на ее арест.

Порой Энн даже задавалась вопросом, не предпочтительнее ли для нее такой исход, ибо никак не могла решить, почему Джек ездит с визитами к Нортам — то ли из подозрения, то ли потому, что его влекло к ней с такой же неудержимой силой, как и ее к нему. В последнее время она не только стала получать удовольствие от его общества, но и с нетерпением ждала каждой новой встречи, что было с ее стороны чистейшим безумием!

Коляска остановилась, и возница отворил перед нею дверь. Выбравшись из тесного экипажа, Энн поспешила вверх по небольшой каменной лестнице к длинному ряду дверей с потускневшими медными украшениями. Одна из них распахнулась. Стоявший на пороге подросток стащил с головы картуз и посторонился, пропуская ее. Молодая женщина остановилась уже в вестибюле.

— Здравствуй, Билл, — проговорила она, дуя на замерзшие пальцы.

Мальчик бросил на нее укоризненный взгляд. Энн всегда с большой теплотой относилась к Биллу. Не будь у него ума и деловой сметки, ей не удалось бы добиться здесь даже того немногого, что она могла поставить себе в заслугу.

— Вам не следовало приезжать сюда так рано, миссис Уайлдер, — произнес наконец Билл. — Погода стоит скверная, и ночлежников вдвое больше обычного. Едва ли их вид придется по вкусу тем знатным лордам и леди, которых вы ждете. Вы же сами знаете, как эти святоши любят, чтобы нищие и убогие выстраивались перед ними по ранжиру.

В любой другой день вымученная шутка мальчугана могла бы вызвать улыбку на лице Энн. Но только не сегодня. Действительно, ближе к вечеру в приют должна была пожаловать целая группа попечителей, людей солидных и весьма состоятельных. Если ей удастся произвести на них должное впечатление своими успехами, то от них можно ожидать крупных пожертвований и, что еще важнее, ценных рекомендаций. Все приглашенные ею люди имели большой опыт в руководстве благотворительными заведениями, чем она сама, увы, не могла похвастаться.

— Мы сделаем все, что в наших силах, Билл. Где мистер Фрай? — спросила Энн, отыскивая взглядом управляющего.

— На кухне, — ответил мальчик.

Энн распахнула одну из многочисленных дверей, ведущих в главную часть здания, и проследовала туда, невольно щурясь в тусклом свете ламп.

В прежние времена здание приюта занимал общедоступный театр, и оно до сих пор носило на себе некоторые следы былого величия. Огромные позолоченные колонны покосились под тяжестью балкона, теперь уже почти полностью обрушившегося, а покрытые затейливой, но уже потрескавшейся росписью ложи нависали угрюмой тенью в полумраке зала над заброшенной много лет назад сценой. Бархатные занавеси были давно сняты и разрезаны на прямоугольные куски, служившие вместо одеял. Все стулья и большую часть скамеек пришлось убрать.

В тот день более сотни людей — больше, чем когда бы то ни было на ее памяти — сидели прямо на полу или прислонившись к стенам, на которых от влаги проступали темные пятна плесени. Их невнятное бормотание сливалось в один неумолчный стон, похожий на слабый отголосок давно умолкнувших в этом здании хоров. Здесь было холодно, темно и сыро, и, даже несмотря на скопище людей, ютившихся в бывшем зрительном зале, от разносившегося по нему гулкого эха оно казалось полупустым.

Обстановка приюта всегда действовала на Энн угнетающе, однако она, как никто другой, понимала, что для многих его обитателей он был единственным убежищем. Пока Энн направлялась через весь зал к кухне, несчастные бродяги следили за ней тупыми, ничего не выражающими взглядами, а кое-кто протягивал к ней руки, посылая то ли благословения, то ли проклятия. Она не могла осуждать тех, кто ее проклинал. Какое она имела право носить шерстяную накидку, когда у них не было даже башмаков?

— Нам нужно будет достать рукавицы для детей, Билл, — заметила Энн осторожно.

Мальчик пожал плечами, деловито отшвырнув с пути какого-то пьяницу, от которого разило спиртным.

— От этого не будет никакого проку. Все равно рукавицы через час украдут, распустят на пряжу, а потом ее продадут, чтобы купить немного еды. Никому…

— …никому нет дела до замерзших рук, когда грозит голодная смерть? — закончила за него Энн, тщетно пытаясь совладать с отчаянием от сознания бесплодности своих усилий.

— Это верно, миссис Уайлдер, — подхватил Билл.

— Боюсь, у меня это не слишком хорошо получается, — произнесла она извиняющимся тоном.

— Да что вы, миссис Уайлдер, вы просто чудо, — ответил мальчик в порыве великодушия. — Просто у вас очень доброе сердце, а тем, у кого доброе сердце, не всегда хватает смекалки. — Он постучал пальцами по лбу, а Энн между тем невольно задалась вопросом, не был ли когда-то и Джек Сьюард таким же, как Билл, — грубоватым, начисто лишенным сентиментальности подростком, чья способность противостоять любым ужасам окружающей жизни казалась почти пугающей.

Джек с его красотой падшего ангела и острым, пронизывающим взглядом… Энн прикусила губу. Ей во что бы то ни стало нужно выбросить его из головы. Она имела право смотреть на Джека только как на врага, но за последние несколько недель совсем упустила это из виду.

Билл проводил ее в ту часть здания, где находилась кухня. Здесь людей было уже меньше. Приземистая плита грела плохо, и к ее тусклому пламени не добавляли света несколько сальных свечей, потрескивавших в канделябрах вдоль стен.

Те из обитателей кухни, которые сидели к Энн поближе, сбились в тесную кучку, пытаясь хоть как-то согреться.

По слухам, Джек провел первые годы жизни в месте, очень похожем на это, только еще хуже. Гораздо хуже.

— Где же мистер Фрай? — пробормотала Энн, окидывая взглядом помещение.

— Должно быть, где-то в передней части дома, — предположил Билл.

— Разыщи его, дорогой. Передай, что мне хотелось бы обсудить с ним кое-какие финансовые вопросы до прихода гостей. — Мистеру Фраю ни в коем случае не следовало упоминать при посетителях, сколько денег она ему дала. Пожертвования, значившиеся в подписном листе, далеко не покрывали столь крупных расходов.

— Хорошо, мэм. — Подросток коротко отдал ей честь и тотчас растворился в толпе, заслужив вдогонку ругательства от тех, на кого он в спешке наступил.

— Миссис Уайлдер! — Какая-то старуха ухватилась скрюченными пальцами за ее рукав.

С чувством горечи Энн опустила глаза на полное воодушевления лицо, обращенное к ней.

— Да, миссис Кашман?

Сын Мэри Кашман, Джон, служил под командой Мэтью и был тяжело ранен в голову, что привело к его увольнению с флота. Его судьба больше, чем любая другая, заставляла Энн терзаться угрызениями совести.

— У вас есть какие-нибудь новости из Адмиралтейства? — осведомилась старуха с надеждой в глазах.

— Пока еще нет, миссис Кашман. Но мы не отступимся до тех пор, пока не получим ваше наследство.

В течение двух лет Кашман обивал пороги Адмиралтейства, требуя вернуть причитавшееся ему жалованье, чтобы его матери больше не пришлось ходить с протянутой рукой. Наконец, движимый гневом, досадой и выпивший лишку, он случайно оказался среди группы бунтовщиков, ворвавшихся в оружейную лавку. Слишком навеселе, чтобы вовремя скрыться, Кашман оказался единственным задержанным.

Его отдали под суд, признали виновным в мятеже и повесили. Последней просьбой Джона было передать всю причитавшуюся ему сумму, которую так и не выплатили, его матери.

— Мне очень жаль, миссис Кашман.

Если бы Джон Кашман не находился на одном корабле с Мэтью… Бесполезно. Слишком много «если бы» переполняли ее ум. Если бы Джон не служил под командой Мэтью… Если бы Мэтью женился на подруге своего детства, Джулии Нэпп… Если бы она сама была способна дать Мэтью ту любовь, которую он заслуживал… Если бы они с Джеком встретились раньше…

Пожилая женщина угрюмо кивнула. Она выглядела больной, усталой и подавленной. У нее остались лишь два заветных желания: чтобы ее сын был оправдан и чтобы ей вернули оставшееся после него наследство.

— Он не был изменником, мэм, — проговорила она чуть слышно. — Он был храбрым парнем, мой Джонни. В газетах его называли «бравым морячком», и, думаю, они не преувеличивали.

— Миссис Кашман…

— Т-с-с, мэм. — Миссис Кашман поднесла замаранный сажей палец к потрескавшимся губам. — Не будем зря раскачивать лодку. Просто продолжайте и дальше следовать тем же курсом, и тогда все уладится.

— Хорошо, миссис Кашман.

Пожилая женщина улыбнулась.

— Не надо смотреть на меня так, миссис. У вас хватает своих бед и забот. Потерять такого мужа, как капитан Уайлдер! Джонни мне говорил, что он был самым благородным, самым достойным джентльменом из всех, с кем ему когда-либо доводилось служить.

— Да, он был настоящим джентльменом, — раздался за ее спиной сиплый голос. — И никуда не годным капитаном.

Послышалась чья-то тяжелая поступь, и из полумрака комнаты выступил человек на деревянной ноге, опиравшийся на грубо сколоченный костыль. Ему оторвало взрывом руку и ногу.

— Что ты тут такое болтаешь, Фрэнк О'Шей! — махала на него руками миссис Кашман. — И это после всего того, что сделала для тебя миссис Уайлдер!

О'Шей надменно выпятил нижнюю губу. От него разило дешевым виски.

— Взгляните, что со мной сталось из-за вашего драгоценного муженька. Уж лучше мне было умереть! Джентльмен, решивший на досуге поиграть в войну!

Энн ничего не ответила. Она уставилась на жалкий обрубок, оставшийся от руки ирландца, на деревянный протез, заменявший ему ногу. Из-за своей неопытности и безрассудной отваги Мэтью не только погубил самого себя, но и принес в жертву всю команду.

Она могла остановить мужа и не сумела. Ее мысли сплетались в клубок, словно змеи, ядовитые, несущие смерть.

Внезапно боевой пыл покинул О'Шея. Его глаза увлажнились, и он, часто замигав, произнес:

— Не прогоняйте меня отсюда, мэм. Не знаю, что такое на меня нашло. Мне просто некуда больше идти. Я только хотел сказать, что наш капитан был слишком джентльменом. Ему не хватало для войны крепости духа, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Да, — слабым голосом отозвалась Энн.

— Вот видите? — Пьяница бросил на миссис Кашман взгляд, исполненный сознания собственной правоты. — Миссис Уайлдер и сама знает, что ее мужу было не место на корабле. — Его голова раскачивалась на тонкой шее, словно перезрелое яблоко на хрупкой ветке. — Ему бы остаться дома, разводить собак и попивать чай на веранде со своей женушкой.

Каждое слово инвалида звучало гневным укором для слуха Энн. Молодая женщина молча смотрела на него, в то время как внутри у нее все бурлило от сознания собственной вины.

О'Шей поднес к глазам тыльную сторону ладони, чтобы смахнуть слезу. Это движение и воздействие виски лишило его равновесия. Его костыль упал на пол, а сам он начал оседать на своей единственной ноге.

Энн протянула ему руку как раз в тот момент, когда он чуть было не упал. О'Шей, приоткрыв рот, уцепился за нее, его глаза округлились от ужаса и смущения. Энн успела его подхватить. На какой-то миг его лицо совсем близко от нее исказилось от ярости и чувства оскорбленного достоинства.

«Да ведь он же еще молод», — вдруг сообразила Энн, как громом пораженная этой мыслью. Вероятно, немногим старше ее самой. Когда-то у него были надежды на будущее, которым война и Мэтью навсегда положили конец.

— Я не хочу быть калекой! — процедил О'Шей сквозь стиснутые зубы. — Я ненавижу то, во что я превратился!

— Знаю, знаю, — пробормотала Энн, осторожно опуская его на пол.

Миссис Кашман молча протянула ему костыль. О'Шей выхватил его из рук старухи и отвернулся.

— Уходите, — произнес он мрачно. — Убирайтесь отсюда ко всем чертям!

— У вас сейчас много других дел, — произнесла, обращаясь к Энн, миссис Кашман. — Я сама позабочусь об О'Шее. Вам ведь нужно встретить тех благородных господ, которые придут сюда с ревизией, не так ли?

— Да, да, верно, — отозвалась Энн, понимая, что ее слова звучат бессвязно, однако они сами срывались у нее с языка, стремясь заглушить внутренний голос, выкрикивавший горькие упреки в ее адрес. — Мне надо поскорее разыскать Билла и мистера Фрая. Очень важно, чтобы мы произвели на посетителей подобающее впечатление…

Прядь густых волос, выбившихся из ее аккуратно уложенной прически, упала ей на плечо. Энн опустила глаза. Ее юбки, все в мокрых пятнах, волочатся по полу, перчатки в грязи… Люди, которых она ждала, придавали такое большое значение правилам приличия. Благородная дама может содержать за свой счет заведение для бедных, но ни в коем случае не должна утруждать себя связанной с этим грязной работой. Только грубая, вульгарная особа может так поступать, а грубые, вульгарные особы не вправе рассчитывать на поддержку со стороны богатых и знатных. Одинокая слеза выступила в уголке глаза и скатилась по щеке Энн. Столько усилий ради простой видимости…

Обстоятельство, что Энн Уайлдер пробудила в нем глубокое чувство, само по себе не выводило ее из круга подозреваемых. Поэтому Джек последовал за нею в ту пользовавшуюся дурной славой часть города, где воровка сбывала украденные вещи.

Он остановился на приличном расстоянии от здания бывшего театра, теперь отданного под приют, или работный дом, как называют такие заведения в Англии, и принялся греть руки у жаровни продавца каштанов, время от времени постукивая ногами по раскисшей, покрытой тонкой корочкой льда грязи. Дождь припустил с новой силой, и Джеку то и дело приходилось поправлять воротник, однако капли воды, падавшие с краев его шляпы, каким-то образом умудрялись проникать вовнутрь, стекая ледяными струйками по шее. Он довольно долго колебался, не пойти ли ему за Энн. По всей видимости, у нее назначена встреча с кем-либо из скупщиков краденого. Работные дома были удобным местом для разных сомнительных афер. Однако он сдержал свой порыв, не желая увидеть ее в такой обстановке.

Несмотря на остатки былой роскоши, напоминавшей о некогда располагавшемся здесь театре, помещение распространяло вокруг запахи работного дома — смесь человеческого пота, джина и беспросветного отчаяния. Джек мог различить этот запах, даже находясь в двух кварталах от приюта. По всей вероятности, Энн никогда прежде не приходилось иметь дело с людьми, которые обычно заканчивали здесь свои дни, — с мужчинами и женщинами, для которых совокупление являлось не более чем телесной разрядкой, поскольку их ум и сердца настолько омертвели, что в них уже не находилось места каким-либо иным переживаниям, или с детьми, которые готовы были продать кого и что угодно, лишь бы протянуть еще день. Людьми, так похожими на него самого…

С каждой минутой его тревога возрастала. Энн отправилась в приют совсем одна. О да, она их благодетельница, но Джек по собственному опыту знал, как мало это значит для человека, доведенного до крайности. Что, если она вышла через задний ход, ведущий в убогий садик, и там к ней кто-нибудь пристал? Что, если она столкнулась с одним из бродт в пустом коридоре здания? Что, если…

Он не успокоится до тех пор, пока сам не убедится в том, что Энн в безопасности. С трудом поборов отвращение, которое внушал ему один только запах и вид приюта, Джек пересек потемневшую от слякоти улицу и широкими шагами направился к парадной двери. Двадцать пять лет назад он покинул место, очень похожее на это. С тех пор он никогда больше не наведывался в подобные заведения и сейчас делал это против воли.

Пара тощих, как скелеты, нищих в рваных лохмотьях отпрянули при его приближении. Джек одним толчком распахнул дверь. Холодный, затхлый воздух ударил ему в лицо, проникая до самой гортани и наполняя все его существо отвратительным запахом разложения. Где-то в доме заплакал ребенок.

Зрелище, представшее его взору, было отталкивающим, однако Джек нашел в себе мужество переступить через порог, глядя прямо перед собой и избегая смотреть на призраки, словно явившиеся сюда из дней его юности. Кто-то попытался схватить его за ногу. Он ускорил шаг.

Тут он заметил паренька, чье умное, с резкими чертами лицо, обращенное к нему, выражало неподдельное любопытство. Джек подозвал его жестом руки, и тот осторожно к нему приблизился.

— Где леди, что вошла сюда примерно полчаса назад? — спросил Джек.

— Миссис Уайддер? — Мальчик вскинул голову. — Сколько вы готовы заплатить, если я скажу, где ее искать?

— Полкроны.

Глаза мальчишки на миг округлились и затем снова превратились в щелочки. Он фыркнул и указал на одежду Джека:

— Ваше пальто стоит раз в десять больше. Вы можете позволить себе раскошелиться.

На самом деле пальто стоило не в десять, а в сорок раз больше, однако подросток едва ли об этом догадывался, поскольку его собственная одежда скорее всего была подобрана на помойке или украдена.

Выжить — вот главное, что имело здесь значение. Единственным стремлением обитателей приюта было протянуть еще хотя бы день, месяц, год. В таком месте, как это, все остальное отступало на задний план перед ежечасной борьбой за существование.

Джек молча швырнул мальчишке крону. Тот подхватил монету прямо в воздухе и осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, не стал ли кто-нибудь из сидевших поблизости зевак случайным свидетелем его удачи.

— Она скоро вернется, — сообщил мальчуган, жестом руки приглашая Джека следовать за ним. — Сейчас она на кухне, ждет, когда объявятся эти франты.

— Франты? — Джек старался не смотреть по сторонам, сосредоточившись на словах мальчика. Ему не хотелось снова воскрешать в памяти то ужасное заведение с его резким запахом мочи и застарелого пота, в котором ему приходилось жить. Ему претило даже просто находиться здесь.

— Ну да, — произнес мальчик, открывая одну из дверей в самом дальнем углу. Джек последовал за ним, невольно прищурившись, пока его глаза не привыкли к едкому дыму, извергаемому старой плитой. — Сюда с минуты на минуту должна прибыть целая компания леди и джентльменов, чтобы собственными глазами удостовериться, заслуживаем ли мы их помощи.

Джек уже не слушал. Он заметил Энн как раз тогда, когда какой-то калека схватил ее за плечи. Джек ринулся было вперед, но тут же остановился. Этот человек вовсе не собирался причинить ей вред.

Он просто падал. А Энн успела его подхватить.

Крепко поддерживая грязного нищего, она осторожно усадила его на пол, устланный прелой соломой, и сама опустилась рядом на колени.

По-прежнему не спуская глаз с Энн, Джек решил подойти поближе. Люди вокруг почтительно расступались перед ним, давая дорогу. Он услышал, как молодая женщина что-то тихо произнесла, обращаясь к сидевшей возле нее старухе, — кажется, что-то насчет хорошего впечатления, которое они должны произвести на гостей. Затем волосы неожиданно упали ей на плечи, и она, глядя на выбившийся из прически локон, тихо заплакала.

Он не хотел видеть Энн плачущей.

Джек наклонился и слегка коснулся рукой ее плеча. Энн обернулась, взгляд ее темных глаз был полон смущения. Она его узнала.

— Разрешите мне вам помочь, — услышал он собственный голос.

Когда Джек предложил ей руку, молодая женщина уставилась на него с таким видом, словно он предлагал не поддержку, а по меньшей мере сделку с сатаной. Робким, беспомощным жестом она вложила свою руку в его ладонь. Джек помог ей подняться на ноги и проводил в угол комнаты.

Уединиться в подобном заведении было совершенно немыслимо. Любые события повседневной жизни, вплоть до физиологических отправлений, происходили тут у всех на виду. Но Энн не должна была об этом знать. Будь на то его воля, она вообще никогда бы здесь не оказалась.

Джек подошел к ней еще ближе, защищая ее своими широкими плечами от любопытных взоров обитателей комнаты, и таким образом отгородил небольшое пространство, где она могла чувствовать себя в безопасности.

— У вас растрепались волосы, — произнес он чуть дыша.

Джек чувствовал теплый, чистый запах ее кожи. Он был столь же опьяняющим, сколь и неуместным здесь, как розы в январе, и увидеть ее в таком месте после всех прожитых лет было выше его сил. Джек закрыл глаза. Слишком резким казался ему контраст между молодой женщиной и окружающей ее обстановкой, и это выводило его из себя. Прошлое и настоящее сплетались воедино в его сознании, чувство отвращения и чувственное влечение к ней заставляли быстрее бежать кровь в его жилах.

У него пошла кругом голова. Он положил ладони на плечи Энн и наклонился к ней так, что его губы оказались всего в нескольких дюймах от ее уха. Этого легкого прикосновения было достаточно, чтобы его снова охватил прилив страстной тоски. Подняв руку, Джек провел кончиком пальца по ее упрямому подбородку. Легкая, почти не ощутимая ласка…

— Позвольте… — Он замялся. — Позвольте мне это исправить.

Боже милостивый, ему надо как-то заставить ее отвернуться. У него больше нет сил смотреть в эти ясные, темно-синие глаза. Джек и сам не знал, что он может натворить через минуту.

Он осторожно повернул ее к себе спиной.

— Нагните голову.

Энн повиновалась.

Приподняв руку, Джек робко прикоснулся к голове Энн. Само совершенство… Сколько в ней хрупкости, какая утонченность. Он провел ладонью по густой массе темных волос, приглаживая их. Они струились у него меж пальцев, словно прохладный, упругий шелк. Джек немного приподнял их, приоткрывая затылок.

Так обольстительна. И так уязвима. Даже в полумраке ее мягкие, пушистые волосы казались блестящими. Ее кожа, верно, напоминает на ощупь мягкий, теплый бархат и пахнет мылом или лавандой. Его рука дрогнула.

— Вы уже кончили? — спросила Энн.

О да, она заметила все. Она просто не могла не заметить, что он дрожал всем телом, словно конюх, обхаживающий кухарку.

— Почти.

Джек свернул ее блестящие пряди в тугой узел и, вынув из волос на темени черепаховый гребень, закрепил его у нее на затылке. Затем он отступил на шаг, все еще во власти ее чар.

Энн медленно обернулась и подняла на него глаза. По выражению ее лица было совершенно невозможно угадать ее чувства. Ее губы казались мягкими и податливыми, как расплавленный воск.

— Благодарю вас, — прошептала она.

— Рад был вам услужить, миссис Уайлдер.

Ценой неимоверных усилий Джеку удалось сохранить учтивый вид и заставить свой голос звучать бесстрастно. Однако он опасался, что глаза могут его выдать, и поэтому не осмелился еще раз на нее взглянуть.

И он не заметил на лице Энн выражения глубокой тоски, которую она даже не пыталась утаить.

Глава 7

Джек стащил с себя пальто и швырнул его на кресло у двери одной из комнат в лабиринте Уайтхолла, которую отдал в его распоряжение Ноулз. Вот уже целый час прошел с тех пор, как он расстался с Энн, а в голове у него по-прежнему царила полная неразбериха.

Она, должно быть, сочла его безумцем, каким-то сатиром в человеческом облике. Ему стоило немалого труда оторваться от нее, от ее волос, и, когда несколькими минутами спустя высокопоставленные гости все же прибыли, он только что не ринулся прочь из приюта.

Открыв толчком ноги дверь, Джек вошел в маленькую, почти пустую комнату. В последнее время он перестал узнавать самого себя. С этим пора кончать. Ему следует сосредоточиться на своей задаче, отгородившись стеной от всего, что отвлекает. Иначе он может полностью утратить ту выдержку и умение сохранять дистанцию, которые были жизненно необходимы в его деле.

Тут он обернулся и вздрогнул от удивления. Рядом стоял Адам Берк, терпеливо ожидая его указаний. Джек с досады прикусил губу. В тот день он ждал Берка, одного из своих лучших осведомителей. Более того, он сам приказал Адаму явиться, но потом начисто о нем забыл. То, что с ним творилось, глубоко уязвляло его.

— Мне нужен полный отчет обо всех людях, когда-либо состоявших в услужении у каждой из четырех подозреваемых дам, — произнес Джек холодно. — Я хочу знать, где и с кем они спят, кто их родители и где они сейчас находятся. Вы сами справитесь или мне поручить это задание Гриффину?

— Нет, сэр! — живо отозвался Берк. — Вам нет нужды беспокоить мистера Гриффина. Я недавно нанялся в дом к мистеру Фросту, сэр. Вы ведь знаете, что за народ эти слуги. Так можно очень быстро узнать всевозможные сплетни.

— Мне нужны не просто сплетни, Берк, — отрезал Джек. — Мне нужны факты. Надеюсь, я ясно выразился?

— Да, сэр. Мне все ясно, сэр. К концу недели вы будете знать, как зовут троюродную сестру самой последней служанки на кухне!

Тон Джека заставил молодого человека поежиться от страха. Сьюард это заметил и усилием воли приказал себе успокоиться. Если даже он не в духе, юноша в этом нисколько не виноват.

— Не надо смотреть на меня с таким ошарашенным видом, Берк. Извините. Просто у меня сегодня ужасное настроение. Я вовсе не собирался вам грубить.

«Извините?» Глаза Берка округлились, а в его взгляде, устремленном на полковника, было столько благоговения, словно тот был самим божеством во плоти. Из всех офицеров, которых знал юноша, полковник Сьюард, пожалуй, единственный относился к своим подчиненным с тем же уважением, что и к равным себе по званию. Берк шесть лет прослужил в армии, и половину этого срока он состоял при Сьюарде, который доверял ему особые задания. Более справедливого, требовательного и достойного уважения начальника трудно было найти. Не важно, что, по слухам, его детство прошло в работном доме. Берк знал толк в благородстве, а полковник Сьюард в этом отношении, бесспорно, мог служить примером.

— А как насчет самих дам, сэр? — осведомился Берк.

— Можете заодно взяться и за них, — ответил полковник. — Я хочу знать об этих четырех все: например, нет ли у них братьев, которые любят сорить деньгами, или дядюшек, которые содержат любовниц-француженок. Любая зацепка подойдет.

— Будет исполнено, полковник, — ответил Берк и тут же, помрачнев, добавил: — Я в доме всего несколько дней, но мне уже удалось кое-что выяснить. Видите ли, сэр, слуги говорят, будто мистера Фроста в последнее время словно подменили. Он много пьет и повторяет как заведенный ваше имя.

— Это он с горя, Берк. Он потерял сына.

— Но он винит во всем вас, полковник. Он утверждает, что… э-э… что вы…

— Что я угрожал публично обвинить его сына в государственной измене, если только мистер Фрост попытается повредить моему положению в обществе ? — осведомился Джек, не повышая голоса.

— Да, сэр.

— Что ж, это правда. — Откинувшись на спинку кресла, Джек смерил собеседника бесстрастным взглядом. — Вам это почему-то не по нраву, Берк?

— Никак нет, сэр, — ответил тот, в спешке проглатывая отдельные звуки. — Вы всегда делаете то, что должны делать, не больше и не меньше, и вам самому это не в радость. Нет, я не могу сказать, что мне это не по нраву. Но мистер Фрост — совсем другое дело, и, пожалуй, мне стоит присматривать за ним в оба. Он из тех, кто считает, что коли человек ниже его рангом — впрочем, к вам, полковник, это не относится, — то он вправе затыкать ему рот, и то, что ему на этот раз пришлось уступить, сильно его гложет.

— Следите за вашим произношением, Берк, — сказал полковник с мягкой укоризной. — Благородная осанка и изящные манеры откроют перед вами любые двери, но лишь в том случае, если не останется никаких, даже самых малейших указаний на ваше происхождение. А выговор выдает вас с головой.

— Слушаю, сэр. Но, прошу прощения, сэр, вы и сами немного картавите, как шотландец.

— Не всегда, — ответил Джек невозмутимо, — и то лишь потому, что я сам того хочу. Для меня это нечто вроде талисмана, Берк.

Юноша кивнул, хотя намек собеседника остался для него непонятным. Как бы там ни было, Сьюард, вышедший из самых низов, всегда служил для него образцом во всем, и коль скоро полковник пожелал, чтобы Берк выправил свой выговор, пусть будет, как он хочет.

— Что касается мистера Фроста, — продолжал Сьюард, — то я весьма признателен вам за заботу и сделаю все от меня зависящее, чтобы не испытывать впредь терпение этого джентльмена. Ну а теперь, быть может, вы хотите еще о чем-нибудь меня предупредить?

В его голосе чувствовался легкий сарказм, и Берк густо покраснел.

— Нет, полковник. Пожалуй, мне пора.

Юноша учтиво откланялся и вышел. По пути он едва не сбил с ног какого-то пожилого лысеющего джентльмена, который плелся ему навстречу по коридору, едва переставляя ноги. Вероятно, этот старый плут — еще один из присных полковника, решил про себя Берк. На Сьюарда работало множество людей, причем каждый из них даже понятия не имел о существовании остальных.

— Надеюсь, приятель, ты принес ему что-нибудь стоящее, — произнес Берк, широко ухмыльнувшись при виде старика. — Похоже, для нашего полковника настали трудные времена.

Пожилой джентльмен что-то уклончиво пробурчал.

Едва оказавшись в комнате, лорд Ноулз — а это был именно он — бросил раздраженный взгляд через плечо вслед юноше:

— Кто этот юный наглец с лицом Адониса[14]?

— Адам Берк, — отозвался Джек рассеянно.

— А кто он такой, этот Адам Берк? — не отступал Ноулз.

— Один из моих подчиненных. Он пользуется большим спросом в лучших домах города как лакей. Богатые господа требуют, чтобы их прислуга не только исправно исполняла свои обязанности, но и радовала при этом самый придирчивый глаз. Кроме того, он очень славный и толковый парень. Не так давно он поступил на службу в дом Фроста.

— Ясно, — отозвался Ноулз и, покряхтывая, опустился в кожаное кресло.

— Прошу простить меня за скверные манеры, сэр. Хотите, я прикажу подать чаю?

— К черту ваши манеры, Джек! — отозвался Ноулз равнодушно. — Я зашел, чтобы поинтересоваться, как у вас дела, и сообщить, что не далее как вчера у одного моего знакомого в Адмиралтействе в весьма резких выражениях потребовали вашей головы.

— Да? — произнес Джек.

— Фрост ворвался к нему в кабинет и принялся поносить вас на чем свет стоит.

Опять этот безутешный отец!

— Надеюсь, что его отзывы обо мне оказались верными. Было бы бессмысленно вешать на меня ярлыки, которых я не заслуживаю, тогда как есть много других, куда более подходящих.

— Не знаю. Меня это мало заботит. Само собой разумеется, Фросту тут же указали на дверь. — Ноулз приложил ко лбу носовой платок. — И все же постарайтесь, чтобы господа из высшего общества не слонялись тут без дела, путаясь у нас под ногами.

— Слушаюсь, сэр.

— Ладно. Ну а теперь, Джек, расскажите, что вам удалось выяснить за те две недели, что вы просиживаете в светских гостиных.

— Я был уверен в том, что Джеймисон предоставил вам мои отчеты.

— Не говорите чепухи, — прервал его Ноулз, громко фыркнув. — Джеймисон сообщает мне лишь жалкие крохи сведений, которыми, по его мнению, я уже располагаю или буду располагать в самом скором времени, но не более того.

Тут он, без сомнения, был прав. Джеймисон и Ноулз вели друг с другом бесконечную игру в жмурки, делясь информацией лишь в той мере, в какой это соответствовало их собственным целям. Все остальные сведения они утаивали, с тем чтобы впоследствии использовать их с выгодой для себя. К сожалению, слишком часто ставкой в этой игре оказывалась карьера, будущее или даже жизнь другого человека, как, например, в случае с Джоном Кашманом.

Воспоминание о последнем не могло не опечалить Джека.

— Джеймисон твердо стоит на том, что, как только вор будет схвачен, он сразу же должен стать жертвой «несчастного случая», — продолжал Ноулз. — По его уверениям, если содержание интересующего нас письма просочится в печать, нам всем грозят крупные неприятности.

— Мне тоже об этом говорили. И не однажды.

Ноулз принялся грызть ноготь.

— Мне кажется, он хочет, чтобы все, кто знает об этом проклятом письме, были устранены.

— Все?

Ноулз вздохнул.

— В этом нет ничего удивительного. Преданность Джеймисона монархии переходит всякие границы.

Джек попытался объединить эти разрозненные данные в некую систему. Очевидно, письмо, о котором шла речь, имело какое-то отношение к королевскому двору, и Ноулз не исключал того, что, как только документ будет возвращен или его уничтожение подтвердится, сам Джек может оказаться лишним свидетелем.

Но тут возникал и другой, еще более интересный вопрос: зачем Ноулзу понадобилось сообщать ему об этом? Все услышанное им сегодня требовало тщательного осмысления… хотя в последнее время он начисто утратил способность анализировать.

— Тот самый грабитель, Джек…

— Сразу же после нашей последней с ним встречи Призрак исчез. Но я убежден в том, что следующая попытка ограбления — лишь вопрос времени, и намерен ее предотвратить.

Ноулз удовлетворенно кивнул и, с трудом поднявшись на ноги, направился к двери.

— Очень хорошо, Джек. И все же постарайтесь поскорее довести расследование до конца, пока Джеймисон не приказал удушить нас обоих в собственной постели только за то, что нам на глаза попалось его драгоценное письмо.

— Да, сэр.

Ноулз немного помолчал.

— Я знаю, вам это может показаться пустой тратой слов, но, верите ли вы мне или нет, я ваш друг, Джек, и хотел бы оставаться им и впредь. Если я когда-нибудь вам понадоблюсь…

— Благодарю вас, сэр, — отозвался Джек учтиво, ожидая от собеседника какого-нибудь знака, который подсказал бы ему, что именно тот надеялся услышать в ответ. Однако ничего подобного не последовало. Дверь открылась и снова закрылась прежде, чем Ноулз успел произнести еще хотя бы слово.

Джек в замешательстве опустился в кресло. Он так и не смог выявить причину, побудившую Ноулза предложить ему свою помощь. Впрочем, в последнее время он вообще стал утрачивать прежнюю ясность рассудка. Будь такое и впрямь возможно, он бы решил, что в его мозг проникла отрава.

Каждую ночь женщина-воровка являлась ему в бесчисленных снах, соперничавших один с другим в эротической откровенности. Охваченный возбуждением и досадой, Джек просыпался по утрам, изнывая от неудовлетворенного желания. Однако и день не приносил ему покоя, ибо каждое утро он подвергался иной, более утонченной пытке. При свете дня его мысли были заняты Энн Уайлдер. Его восхищало в этой даме все: ее столь редкая в высшем обществе прямота, ее манера вести разговор и даже легкий беспорядок в прическе, который, как ни странно, делал ее еще привлекательнее.

Хуже всего было то, что он догадывался о причине своего интереса к этой особе. Пусть она вышла замуж за аристократа, однако ее предки по происхождению вряд ли были немногим выше его самого. О нет! Еще более непростительной глупостью с его стороны было то, что в глубине души он все же лелеял смутную надежду, слабую искру уверенности в том, что она не отвергнет его ухаживаний.

Абсурд!

Энн Уайлдер, каким бы ни было ее прошлое, вышла замуж за человека, которого весь свет считал образцом любви и супружеской верности.

Что в самом деле могло привлечь ее после подобного брака в таком человеке, как он?

Тело Джека покрылось капельками пота. Мышцы его живота сжались до боли от неукротимого желания. Он перевернулся, оказавшись над упругим, стройным телом.

Накрыв собой хрупкую фигуру женщины, Джек вошел в нее, и ее бедра тут же начали медленно, плавно двигаться, делая его обладание более полным и утверждая ее собственную власть над ним. Он вздрогнул, едва его обдало жаром ее тела, которое крепко прижималось к нему, лишая рассудка.

Джек обхватил руками ее ягодицы и приподнял их, проникая еще глубже внутрь ее лона. Она испустила долгий, судорожный вздох.

— Ты меня хочешь? — резко спросила воровка. Ответом ей было новое настойчивое движение его плоти, поскольку никакие слова не могли выразить всей силы его влечения к ней.

— Ты меня хочешь? — не отступала она. Ее ладони скользнули вниз по его спине, еще крепче прижимая его к себе.

Ему хотелось с наслаждением впиться в ее губы, почувствовать охвативший ее экстаз. Физическое возбуждение, казалось, вонзалось в него тысячью мелких коготков, требуя утолить голод. Его тело трепетало, стремясь к неизбежному завершению. Он слышал свое тяжелое, прерывистое дыхание. Каждый мускул в нем дрожал от натуги.

— Хочешь? — прошептала она.

— Да, — признался он. — Да!

И тут она исчезла. Растворилась, словно ее и не было Запрокинув голову, Джек зарычал от ярости и проснулся.

Открыв глаза, он испытал раздражение и крайнее недовольство собой. Возбуждение, которое так мучило его ночью, не проходило. Все его тело изнывало от напряжения и неутоленной страсти, словно похоть была чем-то вроде кнута, которым его истязали в этих проклятых снах. С его встречи с воровкой прошел уже целый месяц, но в последнее время ночные видения заметно участились, доставляя ему немало терзаний.

Джек закрыл глаза. Он ясно ощущал вкус бургундского вина на губах женщины, чувствовал каждый мягкий изгиб ее прильнувшего к нему тела…

Ради ее же блага он надеялся, что, когда он наконец поймает воровку, они будут не одни. В противном случае ей несдобровать…

Глава 8

Энн оказалась права. Веддер был отъявленным распутником, к тому же еще и мерзавцем. София гневно уставилась на свое отражение в кривом зеркале, дав волю слезам, обильно струившимся из ее огромных блестящих глаз. Что ж, она была готова отдать должное проницательности своей кузины. Пусть хоть это ей послужит утешением.

Даже не взглянув напоследок на выведенные аккуратным почерком строчки, она скомкала в кулаке записку Веддера и бросила в камин. Бумага тут же превратилась в огненный шарик.

Так, значит, лорд Веддер никогда ее не любил. Но когда она встречалась с ним по утрам в парке и следовала за ним в укромную беседку, позволяя ему делать с собой все, что угодно, познавая множество восхитительных тонкостей, связанных с отношениями между мужчиной и женщиной, Веддер утверждал обратное. Слава Богу, что ей не пришло в голову повторять за ним подобные слащавые глупости. По крайней мере с этим она могла себя поздравить.

Приподняв подбородок, София с вызывающим видом уставилась на свое отражение в зеркале. Так вот как выглядит со стороны падшая женщина! В таком случае ей это зрелище по вкусу. Едва получив записку Веддера, она оторвала от своего нового платья тонкую кружевную кайму и швырнула в огонь. Пожалуй, ей даже стоит быть признательной лорду Веддеру за его наставления, сколь бы поверхностными они ни были. Правда, их свидания доставляли гораздо больше удовольствия Веддеру, чем ей самой. На деле радости плоти оказались не более чем просто приятным времяпровождением, как если бы вам предложили молоко вместо сливок.

Но если даже такой холодный эгоист, как лорд Веддер, умел при случае угодить даме, то легко себе представить, насколько лучше чувствуешь себя рядом с Джеком Сьюардом… София задумчиво прищурилась. Из записки Веддера следовало, что она должна была чахнуть по нему, предаваться отчаянию и лить реки слез. Да будь он проклят, этот Веддер! Если, как он утверждает, ее честь навсегда погибла, то по крайней мере из этого можно извлечь выгоду.

София улыбнулась собственному отражению. Теперь настала пора узнать вкус сливок. И сегодня на музыкальном вечере, устраиваемом лордом Стрэндом, она намеревалась их отведать.

Норты появились на вечере у лорда Стрэнда задолго до прибытия высокопоставленных гостей. Однако Малкольм твердо решил не пропустить ни одной партии в карты, а София — ни одного приглашения на танец.

— Надеюсь, этот Сьюард не станет снова увиваться вокруг Софии, — произнес Малкольм, заняв место на оттоманке рядом с Энн. — Ты ведь знаешь, что он незаконнорожденный. Не слишком приятная компания.

У Энн не нашлось слов для ответа. «Приятный» было одним из тех определений, которые не имели никакого отношения к Джеку Сьюарду. Благовоспитанный, степенный, изысканный — да, пожалуй. Однако Джека Сьюарда ни по каким меркам нельзя было назвать приятным.

— Он малый пронырливый, — продолжал Малкольм. — То его нигде не видно, то вдруг видишь его повсюду. Постарайся отвадить его, если сможешь, Энн, но только осторожно. Не забывай, что он пользуется благосклонностью самого регента.

— Хорошо, я попробую, — ответила Энн, не зная, о чем ей молить Бога — чтобы она встретила Джека или, напротив, чтобы его здесь не оказалось.

Всего лишь два дня назад он стоял за ее спиной, поправляя ей прическу и подавляя ее своим ростом, широкими плечами и мужественностью. По его вине она чувствовала себя совершенно опустошенной. Она знала, что Сьюард следовал за нею до самого приюта, надеясь застигнуть с поличным на месте преступления. Ей было известно и то, что его повышенный интерес к ней объясняется подозрением. Он просто исполнял свой долг, и вместе с тем, когда Джек коснулся ее волос и посмотрел прямо в глаза, Энн померещился в его взгляде огонек, сродни пламени, которое охватило ее тогда в спальне леди Коттон.

И что только она вобрала себе в голову! Разве в ту ночь она не пыталась соблазнить Джека с тем, чтобы отвлечь его от порученного задания? Без сомнения, и он способен поступить точно так же, используя ее влечение к нему в собственных целях. Едва ли ее тяга к нему ускользнула от его внимания, как, впрочем, и то, насколько близко к сердцу она принимала все, что касалось его.

О да, Энн хотела получить от него то, что мог дать ей лишь он один. Она хотела оказаться в его объятиях. Раствориться в урагане его страсти…

— О черт! — внезапно воскликнул Малкольм. — Совсем забыл тебе сказать. На днях я случайно встретился с Джулией Нэпп. Она передает тебе привет.

Энн замерла. Джулия Нэпп была первой любовью Мэтью, его единственной настоящей любовью. Насколько Энн было известно, Джулия так и не вышла замуж, оставшись верной памяти человека, который ее бросил. Впрочем, она никогда и ни в чем не упрекнула ни Мэтью, ни его невесту.

Вскоре после объявления о помолвке Джулия прислала Энн письмо. Сердцу не прикажешь, говорилось в нем. Энн, должно быть, замечательная девушка, коль скоро Мэтью отдал ей свою любовь, и она, Джулия, желает им обоим всяческих благ.

То, что мисс Нэпп до сих пор оставалась старой девой, подобно кинжалу ранило Энн в самое сердце. Но, раз Джулия сейчас в городе, не значит ли это, что она решила снова появиться на ярмарке невест? А если ей удастся наконец найти свое счастье, то почему сама Энн не вправе последовать ее примеру? Эта мысль вселила в нее надежду.

— Она собирается остаться в городе до конца сезона? — спросила Энн.

— А? Что? Ты имеешь в виду Джулию Нэпп? — отозвался Малкольм, почесывая подбородок. — Не знаю. Не спрашивал. Хотя я не представляю себе, зачем ей это нужно. Сейчас ее, пожалуй, можно назвать перезрелой.

— Ох, Малкольм! Она же всего несколькими годами старше меня.

— Вот именно, — подхватил Малкольм, — а ты вот уже пять лет как вдова.

«Неудивительно, что у Софии такой великодушный нрав, — подумала про себя Энн не без сарказма. — Видимо, он достался ей по наследству».

Осушив бокал портвейна, Малкольм поставил его на пол рядом с креслом и сложил руки на коленях. Затем он с приглушенным кряхтеньем поднялся на ноги и стал озираться по сторонам, пока случайно не заметил одного из своих друзей.

— Пожалуй, мне стоит обойти приглашенных и поприветствовать их, Энн. Не забудь о том, что я сказал, и постарайся сделать так, чтобы этот Сьюард держался подальше от Софи. И куда только, в конце концов, подевалась эта девчонка? — Тут Малкольм удалился, оставив Энн одну на обитой пурпурной тканью оттоманке.

Она задержалась в гостиной еще на несколько минут, и по коже у нее от напряжения забегали мурашки. Ей хотелось поскорее покинуть эту комнату, спрятаться куда-нибудь от Джулии Нэпп… и от Джека Сьюарда. За пять лет вдовства Энн удалось найти единственное место, где ее не преследовало чувство вины, но Джек Сьюард позаботился о том, чтобы она лишилась и этого последнего прибежища. Она не осмеливалась снова отправиться в путешествие по крышам, зная, что он не спускает с нее глаз.

Наконец Энн встала. Где же София? Прошло уже три четверти часа с тех пор, как ее воспитанница удалилась, опираясь на руку лорда Стрэнда. В том, что касалось здравого смысла, Энн доверяла девушке не больше, чем любимому спаниелю своего дяди — суке, впервые вступившей в пору течки. Поэтому она из гостиной направилась по коридору в дальние комнаты особняка, реже других посещаемые гостями.

— Миссис Уайлдер?

Голос, похожий на шелест наждачной бумаги, ласкал ей слух.. Ведь это был голос Джека. Лишь по охватившему ее в тот же миг облегчению Энн поняла, до какой степени ее пугала мысль, чго София была с ним.

Обернувшись, она увидела его совсем близко от себя. Его суровое, пересеченное шрамом лицо не нуждалось в маске. Кто бы мог догадаться, что скрывается за этой безукоризненной вежливостью?

Энн стоило немалого труда разобраться в собственных чувствах. Нетерпение, облегчение и радость сплелись в запутанный клубок, к которому примешивался и легкий страх. Но страх, как она, увы, слишком поздно успела убедиться, тоже обладает особой притягательной силой.

Джек склонил голову, пытаясь по облику Энн догадаться о ее настроении. Он как раз беседовал с леди Диббс, когда неожиданно для себя обнаружил, что Энн Уайлдер скрылась в пустом коридоре. Он приказал себе не обращать на это внимания, оставшись еще на некоторое время с леди Диббс и утоляя ее ненасытное любопытство. Однако Энн выглядела обеспокоенной. Терпения Джека хватило ровно на пять минут, после чего он отправился за нею следом.

— Полковник Сьюард! — приветствовала его Энн.

Джек, пожалуй, мог поверить в то, что его вид вызвал у нее облегчение, разгладившее морщинки на ее лбу, но приветливая улыбка, смягчившая суровое выражение ее чувственных губ, разумеется, могла объясняться только игрой света и его собственного воображения.

— Я как раз любовалась коллекцией старинных картин, — пояснила она.

— Вы позволите мне вас сопровождать?

Сейчас она начнет жеманничать, как поступила бы на ее месте любая, даже самая красивая женщина, едва заподозрив, что джентльмен покинул другую даму, чтобы ухаживать за ней. Это соображение пришло ему на ум вовсе не из тщеславия. Джек отдавал себе отчет в силе своих чар и хорошо понимал, что в значительной мере обязан ими тому обстоятельству, что, выглядя со стороны вполне доступным, он вместе с тем оставался в глазах общества кем-то вроде изгоя.

Однако Энн не собиралась жеманничать. Она колебалась, словно не была уверена в том, как поступить, не нарушая приличий. Он мог бы ответить на этот вопрос. Ей следовало принять его предложение. Ее терпят в обществе только из уважения к памяти человека, надевшего ей на палец обручальное кольцо. Тем не менее сама мысль о том, что Энн согласна находиться рядом с ним лишь в угоду правилам хорошего тона, уязвляла Джека, а это, в свою очередь, приводило его в смущение.

Итак, Сьюард терпеливо ждал и вместо того, чтобы прийти Энн на помощь, пытался запечатлеть в памяти несколько суровые и экзотические черты ее лица, зная, что она навсегда останется для него мерилом, по которому он будет оценивать всех прочих женщин.

— Мне бы не хотелось отрывать вас от более приятного общества, и я ничуть не против быть предоставленной самой себе, — пробормотала она наконец.

— А разве у меня есть более приятное общество? — ответил он. — Столь же приятное, может быть, но так как меня всегда учили, что от добра добра не ищут, то утверждать я не берусь.

Она улыбнулась, однако это было не более чем светской любезностью.

— Сказано очень мило. Благодарю вас, сэр, и принимаю ваше предложение.

Джек подал ей руку, и Энн оперлась на нее так легко, что он почти не ощутил этого. Лишь тогда Джек понял свою ошибку. Пусть манеры и вынудили ее смириться с его присутствием, однако они были не настолько совершенны, чтобы она могла скрыть свое отвращение от телесного контакта с ним.

Впрочем, чего еще он мог ожидать после того, как несколько дней назад допустил по отношению к ней столь непростительную фамильярность? «Ее приветливая улыбка — до чего же я оказался прав, сочтя ее простой игрой воображения», — промелькнуло в голове у Джека, и он не спеша повел ее за собой дальше по коридору.

— Вам когда-нибудь приходилось здесь бывать? — спросил он ее после долгого молчания.

— Да, — ответила Энн. — Очень давно. Вскоре после моего замужества.

— Значит, это было не так уж давно, — произнес он мягко. — Вы еще очень молоды.

Ее лицо, внешне спокойное, на миг потемнело.

— Если считать на годы, то да, с тех пор минуло не так много времени. Но если вести счет на минуты, то получится огромный срок, — пробормотала Энн и затем, не сбавляя шага, добавила: — Извините меня. Я, наверное, утомила вас своими философскими рассуждениями.

Джек с удивлением посмотрел на нее. В прекрасных глазах, устремленных на него, чувствовалось столько боли и усталости, что ему вдруг захотелось снять с нее непосильное бремя, заставить этот нежный ротик приоткрыться в улыбке… Идея показалась ему весьма заманчивой, хотя он сам понимал, насколько смехотворным был его порыв.

Охваченный смятением, Джек первым прервал молчание. Он приподнял голову и, нахмурившись, уставился с рассеянным видом на вазу из алебастра, водруженную на мраморный постамент.

— Вам она не нравится?

Несмотря на вежливый тон вопроса Энн, она то и дело окидывала взглядом коридор, словно в поисках какого-нибудь предлога, чтобы от него отделаться. Она отвергает его, с горечью подумал Джек.

— Почему же, нравится, — отозвался он уныло. — Это парная ваза, вторую разбили при доставке.

— Какая жалость!

— Да, — пробормотал он, следя за ее глазами, беспокойно перебегавшими с одного предмета на другой. — Я предупреждал Томаса, что она слишком хрупка для того, чтобы ее перевозить.

— Вы были с лордом Элджином[15]? — спросила Энн, остановив наконец взор на его лице.

— Да.

Джек не стал распространяться о том, что он находился в Греции с целью подготовить почву для последующего сокрушительного поражения Наполеона при Александрии.

— Мне бы очень хотелось побывать в Греции. — Энн сказала это равнодушно, словно поддерживала разговор с ним только из приличия.

— Вы могли бы послужить моделью для одной из античных статуй.

Ее смех был мелодичным и заразительным, он был бы не прочь услышать его еще раз.

— И какой же именно статуи, полковник?

«Персефоны, богини подземного царства. Обрученной с тьмой, но рвущейся к свету», — подумал Джек.

— О, для любой, — ответил он. — У вас классическая внешность.

Глаза Энн округлились, после чего она отвернулась.

— Мне не следовало позволять себе подобную дерзость, — произнес Джек и остановился, заставив ее сделать то же самое. — Прошу вас простить меня.

Он был готов проклинать собственную неловкость. Щеки молодой женщины вспыхнули, и она больше не смотрела на него. Ей явно хотелось от него избавиться. Он понял это с самого начала и не мог продолжать делать вид, будто не замечает ее антипатии. Джек осторожно снял ее затянутую в перчатку руку со своего рукава — что оказалось более чем просто — и поклонился:

— Извините меня, миссис Уайлдер. Вы, конечно, собирались совершить эту прогулку в одиночестве, а я вам помешал. Позвольте пожелать вам спокойной ночи.

Энн удивленно уставилась на Джека. Ей то и дело приходилось напоминать себе о необходимости поскорее разыскать Софию, хотя более всего на свете она желала наслаждаться его близостью, даже несмотря на то что продолжала бояться его.

— Вы неверно поняли причину моего беспокойства, полковник, — произнесла она поспешно. — Полагаю, вы сохраните доверенное вам в тайне, сэр, если я скажу, что не столько сожалею о вашем обществе, сколько об отсутствии другого. Видите ли, я не знаю, с кем сейчас моя племянница, и это внушает мне опасения. София исчезла около часа назад, и я до сих пор не могу ее найти.

Какое-то время он не сводил с нее испытующего взгляда.

— Не могу ли я вам помочь в ваших поисках?

— Буду очень признательна, полковник.

С серьезным видом Джек снова подал ей руку и проводил через бесконечную анфиладу комнат, от пышного убранства которых рябило в глазах. На этот раз он точно знал, куда направляется.

Они наскоро осмотрели каждую из комнат, но прошло не менее четверти часа, прежде чем из-за закрытой двери до них донесся смех Софии. Энн насторожилась, не ведая, какое зрелище предстанет ее взору.

Полковник Сьюард ободряюще ей улыбнулся.

— Все будет в порядке, даю вам слово, — сказал он мягко, и ей почему-то хотелось ему верить. Лишь сейчас, в минуту тревоги, Энн сумела присмотреться к нему получше и оценить его врожденный такт. Он, бесспорно, был настоящим джентльменом.

Ей казалось странным открытие, что Ищейка из Уайтхолла, человек, у которого на совести было немало ужасных вещей, мог проявить сдержанность и деликатность. Вместе с тем у нее не возникало сомнений в том, что он вполне заслужил свое прозвище Джека Дьявола.

На какое-то мгновение воспоминания интимного характера, неизменно оживавшие в ней при виде Сьюарда, оказались вытесненными чувством внутренней близости с ним… чем-то очень похожим на дружбу. До сих пор у нее никогда не было друзей среди мужчин. «Как, впрочем, и теперь нет», — напомнила себе сурово Энн. Она затеяла с этим опасным человеком рискованную игру, и ей ни в коем случае не следовало об этом забывать.

Джек распахнул дверь. Четверо мужчин — лорд Веддер, лорд Стрэнд и двое молодых людей, которых Энн не знала, — расположились за зеленым игорным столом, во главе которого восседала София.

Фитили свечей со слабым шипением беспрепятственно наполняли чадом и без того спертый, нагретый воздух. На сукне в многочисленных винных пятнах поблескивали деньги. Поверх кучки грязных монет лежал чей-то браслет.

София первая заметила свою компаньонку. На ее лице тотчас появилось упрямое выражение, а глаза вызывающе сверкнули. Она умышленно повернулась к Энн боком.

Энн не обратила на это внимания, она думала только о репутации Софии. Все оказалось не так плохо, как она предполагала. Многие женщины делали ставки за игорными столами. Правда, не такие молодые, как София, и не в окружении одних только джентльменов, но для Энн это все же могло служить некоторым утешением.

— София… — начала она.

— Кто из вас придет мне на выручку? — громко заявила София. — Уж наверное, мой поцелуй стоит суммы, требуемой для одной ставки?

«Боже праведный», — подумала Энн. Ее подопечная вела себя слишком вольно.

— Я готов, — отозвался Джек.

Энн резко повернулась в его сторону. Он не мог… Ей всегда казалось, что он… Ах, какой же она оказалась дурочкой!

Энн устремилась было вперед, но Джек схватил ее за руку. Быстрым, едва уловимым движением, которое сторонний наблюдатель мог принять по ошибке за ее собственное, он развернул ее спиной к столу.

— Одну минуту, джентльмены, — произнес он. — Нам с миссис Уайлдер нужно уладить небольшое дельце. — Джек схватил Энн за руку, державшую шелковый веер, и, разжимая своими длинными пальцами ее совершенно одеревеневшие пальцы, раскрыл веер так, что он оказался между ними. — Вы дадите им пищу для сплетен по меньшей мере на две недели, если силой потащите вашу воспитанницу прочь из комнаты, — произнес он чуть слышно. На его губах играла улыбка, устремленный на нее взгляд был красноречивее любых слов.

— Мне кажется, что вывести ее отсюда будет не так-то просто, — парировала она.

— И тем не менее, — ответил Джек, — вы должны положиться на меня, как вы это уже сделали, следуя за мной в ее поисках. Прошу вас, миссис Уайлдер.

И Энн уступила. Она просто не могла поступить иначе, и именно благодаря тому его качеству, которое более всего внушало ей опасения. Однажды взяв на себя какую-нибудь задачу, он сумеет довести дело до конца.

— Изображайте полное равнодушие, — прошептал Джек, наклонив к ней голову, словно хотел полюбоваться веером. — Делайте вид, будто готовы зевать от скуки.

— Но это невозможно!

На миг в его серых глазах вспыхнули озорные искорки.

— Ради мисс Софии попытайтесь по крайней мере казаться беззаботной… Да, вы правы, миссис Уайлдер, — добавил он громко. — Вся эта сцена совершенно в духе Хогарта[16].

Он приблизился к столу и указал на пустое кресло:

— Мисс София, джентльмены, вы позволите?

Веддер открыл было рот, но прежде, чем он успел вымолвить хоть слово, Стрэнд произнес с нескрываемым удовольствием:

— Разумеется, полковник.

— Благодарю вас. — Джек уселся в кресло, скрестив ноги.

— Я сомневаюсь, что у вас есть при себе достаточно денег наличными, чтобы играть за этим столом, Сьюард, — произнес Веддер, окинув высокомерным взглядом костюм нового игрока.

Тут Энн впервые обратила внимание на одежду полковника. Она была строгой и довольно простой. Сьюард одевался скромно, как и подобает человеку с ограниченными средствами.

— Я готов поручиться за полковника Сьюарда, — протянул в ответ Стрэнд. — Тем не менее я выхожу из игры, чтобы дать ему возможность воспользоваться моими деньгами. Я удваиваю ставку.

— Вы очень щедры, Стрэнд, — произнес Сьюард.

— О нет, — ответил тот. — Я просто стремлюсь опровергнуть мнение, которое, к несчастью, сложилось у миссис Уайлдер по поводу моей зрелости. Что вы скажете на это, мадам? Разве отказ от участия в игре не является верным признаком зрелого мужчины? Черт побери, я готов держать пари, что так оно и есть.

Присутствующие в ответ громко рассмеялись, однако все внимание Энн было приковано к действиям Сьюарда.

— Ну а теперь, мисс София, — обратился к девушке Стрэнд, — не изволите ли перетасовать колоду?

Игра тянулась бесконечно. Каждая новая ставка и ответный ход заставляли пульс Энн резко учащаться. София, с лица которой не сходила ослепительная улыбка, напротив, казалась совершенно бесстрастной. Только лихорадочный румянец на ее щеках говорил о том, что постепенно она начинает отдавать себе отчет в серьезности своего положения.

Все больше золотых монет ложилось на стол. С каждой очередной картой лбы игроков помоложе все больше покрывались испариной. Время от времени они отхлебывали вино, чтобы промочить горло, бросая при этом нервные взгляды то на ухмыляющуюся физиономию лорда Веддера, то на бесстрастное, выражавшее лишь вежливый интерес лицо полковника Сьюарда. Наконец один за другим они выбыли из игры. Вскоре после этого и сама партия завершилась. Веддер решил, что Джек сблефовал, увеличив предложенную им ставку, которая и без того была необычайно высока. Но он ошибся.

У Джека была легкая рука, и он без труда выиграл. Веддеру ничего другого не оставалось, как только признать свое поражение, по возможности сохранив достоинство. Впрочем, как заметила Энн, последнего Веддеру явно не хватало. Он резко поднялся из-за стола, едва не опрокинув при этом кресло. Джек молча передвинул через стол монеты поближе к Софии, лицо которой теперь было белым как полотно. Двое молодых игроков, стоявших у буфета, не могли удержаться от ухмылок.

С особой, присущей только ему угловатой грацией Джек встал и подошел к Софии. Та подняла на него глаза.

Сейчас он ее поцелует, в отчаянии подумала Энн, и честь девушки окажется навсегда запятнанной. Даже если Джек не потребует от нее поцелуя, остальные станут повсюду рассказывать о том, какую ставку предложила им София, однако получила отказ. Тогда не только репутация ее погибнет, но и сама она станет всеобщим посмешищем.

«Бедная София, — подумала Энн. — Жалкая маленькая дурочка». Но, помимо сочувствия, в ее голове вертелась и другая мысль, не дававшая ей покоя и отчаянно рвавшаяся наружу.

Софии достанется поцелуй Джека, прикосновение губ которого до сих пор жило в памяти Энн. София узнает о том, какие мягкие и теплые они на ощупь… София.

— Мисс София, не могу ли я получить свой поцелуй? — Джек вынул из кармана жилета носовой платок и изящным жестом вручил его Софии. Он держался с поистине великолепной уверенностью, ни единым жестом не выказывая, что таит в душе какие-либо иные намерения.

София уставилась на него, словно не веря собственным глазам. Теплое чувство благодарности охватило Энн, и дыхание, которое она до сих пор сдерживала в груди, беззвучно вырвалось наружу.

«Возьми платок, София!» — мысленно взмолилась Энн. Медленно, словно в полусне, девушка взяла белоснежный платок и слегка прикоснулась губами к его краю. Улыбнувшись, Джек забрал кусок ткани из безвольно поникшей руки Софии.

— Я буду его беречь как самое драгоценное из всех сокровищ, мисс София. Насколько мне известно, лорд Стрэнд тоже хранит у себя один из таких милых сувениров, доставшихся ему от другой дамы.

— О да, — протянул в ответ Стрэнд. — Особы чрезвычайно утонченной и с безупречным вкусом.

— Мне это кажется чересчур смелым жестом, — заметил один из молодых людей.

— Хорошо, что, кроме нас, вас никто не слышит, мой мальчик, — рассмеялся в ответ Стрэнд. — Если леди, о которой идет речь, когда-нибудь узнает о том, что ее жест был неверно истолкован, она, безусловно, сочтет себя оскорбленной. Равно как и ее муж. Между прочим, отменный дуэлист.

— Я не допускаю даже мысли о том, что кто-то может неверно истолковать прихоть дамы, — заметил Сьюард. Его взгляд, обращенный к юношам, был угрожающим.

— О нет, что вы! — поспешил его заверить один из юнцов.

— Нужно быть последним негодяем, чтобы поставить под сомнение намерения леди, — добавил другой нравоучительным тоном.

Вздохнув, Стрэнд поднялся с места.

— Я полагаю, на этот вечер с нас достаточно развлечений, господа. Не пора ли перекусить?

Молодые люди тотчас согласились и покинули комнату вместе с лордом Стрэндом. Веддер последовал за ними, на ходу удостоив Энн легким поклоном:

— Ваш покорный слуга.

София, на лицо которой уже вернулся прежний румянец, с силой прикусила губу и тоже встала из-за стола.

— Благодарю вас, полковник. Я перед вами в долгу.

— Мисс София, вы не обязаны мне ничем, кроме простого расположения, — ответил он, глядя мимо нее на Энн, глаза которой сияли, подобно звездам в полуночном небе.

Глава 9

Почти весь остаток вечера ушел у Софии на то, чтобы отделаться от Энн и отправиться на поиски своего недавнего спасителя, Джека Дьявола, но в конце концов ей это удалось. Сьюард, бесспорно, заслуживал награды.

Она нашла его довольно быстро. Он одиноко стоял у двери в гостиную. Мимо него медленно шествовали несколько признанных в свете красавиц, однако не они привлекали в тот миг его внимание.

На сей раз София не собиралась прибегать к уловкам. По ее собственному признанию, она хотела силой урвать от жизни все, что могла. А в данную минуту ей был нужен Джек Сьюард. Девушка подошла к нему и, раскрыв веер, принялась им обмахиваться, задевая мягкими перьями край своего декольте.

— А, это вы, полковник Сьюард! — воскликнула она. В его взгляде отразилось любопытство, однако манеры были, как всегда, безупречны. Он поклонился:

— Мисс София!

— Вы не принимаете участия ни в одном из развлечений, которые столь любезно устроил для нас хозяин.

— Как мило, что вы проявляете обо мне заботу.

— А разве может быть иначе? — заявила она, сложив веер и кокетливо проводя им по широкой груди Джека. — По-моему, здесь слишком жарко. Боюсь, от духоты я могу лишиться чувств.

Уголки длинного тонкого рта Джека насмешливо изогнулись. Он нехотя оторвался от созерцания кого-то в глубине залы.

— Этого ни в коем случае нельзя допустить, — произнес он. — Вы позволите мне проводить вас к миссис Уайлдер?

— О нет! — отозвалась София со смешком. — Я не хочу зря тревожить Энн. Боюсь, сегодня я и так доставила ей довольно хлопот. Вот бы подышать немного свежим воздухом…

— Разрешите мне вас сопровождать, — произнес Сьюард учтиво.

Он молча проследовал с девушкой до самого конца пустого коридора. Одно из оконных стекол здесь треснуло, и холодный ветер, проникавший в щель, шевелил занавеси.

София бросила беглый взгляд на Джека. Он вежливо улыбнулся, слегка приподняв пересеченную шрамом бровь.

— Теперь вы чувствуете себя лучше? — спросил он не без сарказма.

— О да, спасибо, — отозвалась София, подходя к нему почти вплотную, и добавила, выпятив с явным вызовом нижнюю губу: — Я так и не поблагодарила вас как следует за то, что вы недавно пришли мне на помощь. Теперь-то я понимаю, насколько необдуманным был мой поступок. Некоторые даже могут назвать это ребячеством.

Он не стал этого отрицать.

— Впрочем, боюсь, что в глубине души я действительно еще ребенок. — София подошла к Джеку ближе и приложила веер к груди собеседника, коснувшись кончиками перьев его сильной смуглой шеи. — Вы спасли меня от последствий моей выходки. Мне бы хотелось… — она провела пальцами по его мускулистой груди, кожа под жилетом оказалась теплой, — доказать вам на деле свою признательность.

Джек опустил глаза.

— Мисс София, в этом нет необходимости.

— А если я сама того хочу?

Он покачал головой, глядя на нее с печальной, почти извиняющейся улыбкой на губах.

— Я же гожусь вам в отцы.

— У меня уже есть отец. — Положив руки ему на плечи, девушка приподнялась на цыпочки и прильнула к нему всем телом.

— Вы очень добры, мисс София, — произнес Джек. — Но сейчас не время и не место для выражения признательности, да и сам я, боюсь, совсем не тот человек, за которого вы меня принимаете.

Легонько отстраняя девушку, он мягко провел искалеченным пальцем по ее подбородку. При всей завораживающей мужской силе Джека этого движения оказалось достаточно, чтобы заставить Софию отстраниться. Она снова опустилась на каблучки, вне себя от обиды и разочарования.

— Вы уже вполне пришли в себя? — спокойно осведомился Джек.

Ее дерзкая выходка не произвела на него никакого впечатления. Должно быть, в жизни у Сьюарда было немало подобных мгновений, раз он выглядит таким пресыщенным. Эта последняя мысль приятно щекотала Софии нервы.

— До поры до времени, полковник, — ответила София, позволив ему проводить ее обратно в гостиную. — До поры до времени.

Энн Уайлдер не спеша проследовала мимо леди Диббс, украдкой оглядывая переполненную гостями залу.

— Уж не потеряли ли вы свою прелестную юную родственницу, миссис Уайлдер? — осведомилась леди Диббс не без внутреннего удовольствия.

— О, разумеется, нет. Я только хотела убедиться в том, что она приятно проводит время.

Энн ухитрилась выглядеть беззаботной, однако леди Диббс не могла не заметить, что ее слова задели чувствительную струнку, и это ей чрезвычайно польстило.

Семь лет назад леди Диббс безраздельно царила в лондонском высшем свете, но, как оказалось, всего две недели. Это произошло тогда, когда Энн Триббл, это маленькое ничтожество, взявшееся невесть откуда, прибыла в столицу и почти сразу же сумела завоевать все сердца. Более того, ей удалось завлечь в свои сети Мэтью Уайлдера, который в течение тех же двух недель явно был готов поддаться чарам самой леди Диббс. Однако даже не в этом следовало искать главную причину ее неприязни к темноволосой вдовушке. Энн Уайлдер вызывала ее недовольство уже тем, что она, единственная среди равных ей по положению, знала о том, что леди Кора Диббс, купающаяся в роскоши супруга дряхлого, прикованного к постели баронета, отказывалась внести обещанные пожертвования на содержание ее работного дома. И всякий раз вид молодой вдовы служил для нее живым укором во лжи и лицемерии. О да, леди Диббс положительно не выносила Энн Уайлдер.

— И как вы думаете, где она? — осведомилась Кора с нарочитым простодушием.

— Должно быть, танцует. Молодые девушки могут танцевать часами.

— Танцует? — эхом отозвалась леди Диббс. — А я готова поклясться, что видела собственными глазами, как она покинула комнату вместе с полковником Сьюардом.

На нежном лице Энн отчетливо обозначилось любопытство.

— Я знаю, что в молодости вы позволяли себе водить дружбу с людьми, с которыми остальные предпочли бы не знаться, однако полагаю, что вам следует предостеречь от такого рола знакомств свою кузину.

— Вот как?

Леди Диббс не могла удержаться от восхищения при виде хладнокровия Энн К несчастью, ее выдавали глаза. Они так и пылали яростью.

— Да, — произнесла леди Диббс, оправляя перчатки. — Я знаю из самых достоверных источников, что полковник Сьюард — человек отнюдь не благородного происхождения, и… — Кора осмотрелась по сторонам, после чего наклонилась поближе к собеседнице, — он предпочитает общаться с женщинами самого низкого происхождения.

— Вы не можете этого знать. — Голос Энн звучал натянуто.

«Боже милостивый, — подумала леди Диббс, которую все происходящее от души забавляло, — да ведь эта Уайлдер и впрямь влюблена, не на шутку влюблена в Сьюарда!» Немало ее знакомых дам признавались ей в том, что проявляют интерес к Джеку Дьяволу, но интерес чисто физического свойства. Любая из них видела в нем не более чем человека, с которым приятно развлечься, и потому ни одна не относилась к нему серьезно.

— И тем не менее это так, милочка. Его не раз замечали в их компании.

— Я не понимаю, зачем вам понадобилось рассказывать об этом мне, леди Диббс, — натянутым тоном произнесла Энн, тем самым выдав себя с головой.

Та только усмехнулась в ответ.

— Как это зачем, моя дорогая? Ради мисс Норт, разумеется. Зачем же еще?

К бледным щекам Энн прихлынула кровь. Она приподняла подбородок.

— Благодарю вас. — Она бросила взгляд через плечо собеседницы. — А вот и София! — воскликнула Энн торжествующе. — И с ней лорд Стрэнд. Надеюсь, вы меня извините?

— О да, конечно, — отозвалась леди Диббс, явно удовлетворенная.

София весело рассмеялась в ответ на комплимент молодого офицера и, вскинув голову, встретилась глазами со Стрэндом. Ей хотелось убедиться в том, что ее ошеломляющий успех не ускользнул от его внимания.

Он и в самом деле это заметил и ответил тем самым одобрительным взглядом, которого она от него ждала. Затем Стрэнд посмотрел на напольные часы. Был уже второй час ночи. Почувствовав усталость, он вышел в парадный вестибюль, который был также переполнен раскрасневшимися гостями и суетливыми слугами.

Стрэнд уже собирался покинуть празднество и отправиться в свой клуб, как вдруг увидел Энн Уайлдер. Она сидела на обитой бархатом скамейке, искоса поглядывая на лежавший перед нею лист бумаги. Прямо над ее головой длинная череда предков лорда Стрэнда взирала на нее с ухмылками, исполненными безграничного презрения. Впрочем, Энн не обращала на них никакого внимания.

При виде ее сосредоточенного лица Стрэнд улыбнулся, однако его улыбка поблекла, едва он присмотрелся к Энн получше.

Он уже давно питал сердечную склонность к молодой женщине. Сначала он объяснял свой интерес к ней простым самолюбием. Его всегда привлекало то, что принадлежало другому мужчине. Но теперь Энн Уайлдер свободна, а между тем его привязанность к ней не только не ослабела, но как будто стала еще сильнее. «Что по меньшей мере странно», — подумал Стрэнд, когда Энн подняла голову, так что свет падал ей на лицо. Ее уже нельзя было назвать красавицей, со времени ее первого появления в свете прошло немало лет.

На ее веках проступали розовато-лиловые тени. Бледная кожа слишком плотно обтягивала превосходной формы скулы, а небольшие впадины на висках усиливали ощущение хрупкости. Она заметно похудела. Нет, Энн больше не могла считаться красавицей, однако в ее облике присутствовало нечто, что трогало его куда сильнее, чем красота.

По-видимому, продолжал размышлять Стрэнд, прислонившись к косяку двери, его влечение к Энн нисколько не противоречит его прежним принципам. Потому что в конечном итоге Энн принадлежит тому единственному человеку, над которым он не властен и у которого он не может ее отнять, то есть самой себе. Она была целиком и полностью творением собственных рук.

Несмотря на все усилия, Стрэнд понятия не имел, как и чем ее очаровать. Его остроумие и обходительность, которые, как он сам признавал без лишнего тщеславия, были в состоянии сокрушить немало цитаделей добродетели, не оказывали ни малейшего воздействия на хрупкую вдовушку. Он то ухаживал за нею, то, напротив, отдалялся, то обращался с нею надменно, то осыпал ее знаками внимания… и все тщетно. Она попросту его не замечала.

Почему?

Покинув свое место у дверного проема, Стрэнд стал пробираться к Энн через толпу.

— Эй, послушайте, Стрэнд!

Лорд тихо выругался себе под нос, когда у него на пути возник Рональд Фрост. Водянистые белки его глаз налились кровью, на щеках проступала тонкая сеть набрякших сосудов.

— К вашим услугам, сэр, — произнес Стрэнд и приблизился к нему на шаг.

Фрост схватил его за запястье.

— Послушайте, Стрэнд… — повторил он.

«Он пьян», — догадался Стрэнд, которому слишком хорошо был знаком этот подчеркнуто ясный выговор.

— Я всегда думал, что вы из тех, кто предпочитает только самое лучшее: еду, вино, гостей.

— И вы не ошиблись. — Заметив, что стоявший поблизости лорд Веддер наблюдает за ними с язвительной усмешкой, Стрэнд сделал жест лакею: — Прошу вас, Фрост. Выпейте вина. В доме есть запасы бургундского, которое придется по вкусу любому знатоку.

Фрост пропустил его слова мимо ушей.

— Мне кажется, что здесь разит конюшней.

— Должно быть, это от моих башмаков, приятель, — отозвался Стрэнд, пытаясь высвободиться из хватки Фроста.

— Ваши башмаки тут ни при чем, — буркнул Фрост. — Это все тот тип. Полковник Сьюард. Вот уж кого я не пустил бы даже на порог своего дома.

— А! — воскликнул Стрэнд, разжимая пальцы Фроста. — Что поделаешь, ведь он как-никак близкий друг Принни.

Веддер подошел поближе.

— И все равно я бы ни за что не согласился находиться с ним под одной крышей. — Фрост неодобрительно выпятил губы и так сильно подался вперед, что едва не упал.

Веддер подхватил его под руку, помогая удержаться на ногах.

— Благодарю вас, Веддер, — произнес Стрэнд.

— Не стоит.

— Принесите мистеру Фросту бутылку бургундского, — произнес Стрэнд, обращаясь к лакею, которому удалось наконец к ним протиснуться. — Фрост, дружище, этому вину нет равных. — Вино и впрямь было слишком хорошо, чтобы поить им человека, который и так уже с трудом держался на ногах, но, даже будучи пьяным, Фрост сразу догадается, если ему попытаются подсунуть второсортное питье. — Мне бы хотелось узнать ваше мнение.

— Отменно выдержанное вино, — протянул Веддер. — Я и сам не прочь его отведать.

— Да. Превосходная мысль! — подхватил Стрэнд.

— Пойдемте, Фрост, старина. Я уверен в том, что мы с вами очень близки в своих пристрастиях… так же, как и в антипатиях. — Веддер подхватил Фроста под локоть и, слегка подтолкнув его вперед, направился следом за удалявшимся лакеем.

«Чрезвычайно любезно со стороны Веддера, — решил Стрэнд. — И совершенно не в его духе». Так или иначе, надо было не забыть предупредить Сьюарда о растущей неприязни к нему Фроста. Джайлс снова растворился в толпе, на ходу придумывая уловку, которая поможет ему найти подход к Энн Уайлдер — по возможности более тонкую, остроумную и неотразимую. Бог свидетель, сегодня вечером она обратит на него внимание, и тогда…

Стрэнд замер на месте. Рядом с Энн, вся фигура которой выражала неподдельный интерес, стоял Джек Сьюард, а его суровое, пересеченное шрамом лицо светилось…

Стрэнд осторожно отступил за мраморную колонну. Здесь он был невидим для этой пары, зато мог ясно слышать их голоса. Чувствуя себя полным ничтожеством, он прижался затылком к холодному мрамору. Внутренний голос чести требовал от него удалиться и оставить парочку в покое, но вместо этого Джайлс закрыл глаза и прислушался.

— Вам понравились картины? — В голосе Сьюарда чувствовалось искреннее любопытство.

— Да. Хотя я плохо разбираюсь в живописи.

— Я полагал, что юные леди с детства обучаются рисованию и другим изящным искусствам, — произнес Джек. Некоторое время Энн хранила молчание.

— Видите ли, полковник Сьюард, в действительности меня нельзя назвать леди. Впрочем, я не сомневаюсь, что вам об этом уже известно.

— Уверяю вас, я не слышал ничего подобного, миссис Уайлдер. — Тон Джека был серьезным. — По моему мнению, вы — настоящая леди.

— О нет, — произнесла она мягко, но настойчиво, словно для нее было крайне важно довести свои слова до сведения Сьюарда. — Вы заблуждаетесь. Я не получила соответствующего образования и вообще мало чему училась. У меня не было ни гувернантки, ни воспитателей. Только викарий местной церкви, да и то лишь тогда, когда ему требовалось срочно уплатить по счетам бакалейщику.

Сьюард рассмеялся. Стрэнд невольно вздрогнул. До сих пор он никогда не слышал, чтобы Джек смеялся.

— Мои родители пытались убедить меня в пользе, которую приносит чтение книг, — продолжала Энн. — Боюсь, однако, что я не слишком прислушивалась к их советам.

Стрэнд живо представил себе, как Энн подняла свои темные глаза на Сьюарда, словно побуждая его ответить на откровенность тем же.

— Значит, вам больше нравилось… — начал Сьюард, ожидая от нее новых признаний.

Энн не стала его разочаровывать:

— Расти недоучкой, как ни стыдно в том признаться.

Переливы женского смеха прозвучали для слуха Стрэнда божественной мелодией.

— Расскажите мне об этом. — Грубоватый, хриплый голос Сьюарда звучал тепло и ободряюще.

Отойдя от колонны, Стрэнд побрел куда глаза глядят, не замечая никого вокруг. Он не раз задавался вопросом, почему Энн Уайлдер относится к нему с пренебрежением. Что ж, теперь он получил на него ответ.

Стрэнд всегда был склонен судить об успехе своих любовных похождений по тому впечатлению, которое он производил на дам. Но разве ему когда-нибудь приходило в голову спросить хотя бы одну из них, как прошел ее день или что занимает в данный момент ее мысли? И разве день любой женщины стоил в его глазах того, чтобы его обсуждать? Нет. Только их ночи и то лишь в том случае, если эти ночи они проводили с ним.

Это несвойственное ему прежде самоуглубление внезапно вернуло его к действительности, словно его ударили дубинкой по голове. Если Стрэнд до сих пор не женат, то только потому, что всякий раз он закидывал свои сети слишком глубоко. Следовательно, впредь он будет довольствоваться тем, что лежит на поверхности… где, как выяснилось, и протекала вся его жизнь.

Ибо лорду хватило нескольких секунд, чтобы понять, какого рода наживку припас Сьюард для своей собеседницы: Джека куда больше занимали слова Энн, чем его собственные.

Первоначально предполагалось, что Джек должен был проникнуть в избранный круг лишь на время, необходимое ему для того, чтобы уличить и поймать воровку. Однако теперь все изменилось. Изменилось потому, что Энн была здесь, одним своим присутствием делая и без того непривычную для него обстановку еще более неповторимой, так что его единственным желанием было остаться рядом с нею.

Очнувшись от раздумий, Сьюард перевел взгляд на Энн, пристроившуюся на краешке скамейки. Он не представлял, о чем еще можно с ней говорить, и это выбивало его из колеи. Он всегда в точности знал, что от него требовалось, в особенности если речь шла о даме. Рядом с Энн он совершенно терялся.

Сейчас ему следовало ухаживать за леди Диббс или даже за этой малоприятной Дженетт Фрост, а не тратить время зря, играя роль доброго дядюшки при Софии ради нескольких лишних минут благосклонности со стороны ее компаньонки. Так или иначе, теперь он уже не мог делать вид, будто не отходит от Софии из простого подозрения. Девушка определенно не была воровкой.

Его воровкой.

Эта мысль одновременно и смущала его, и приводила в бешенство. До сих пор его жизнь отличалась полным отсутствием каких-либо привязанностей, а уж гнаться, будто одержимый, за двумя женщинами сразу и вовсе казалось ему безумием.

— А вы что скажете, полковник? — произнесла Энн, прерывая затянувшееся молчание, и отвела взгляд в сторону. — Вы интересуетесь искусством?

— У меня почти не было возможности познакомиться поближе с живописью или музыкой. — Джек скрестил руки за спиной, глядя куда-то вдаль. В работном доме музыка не звучала — только заунывное пение его вечно голодных обитателей. В доме Джеймисона не было места для изящных искусств, если, конечно, не принимать в расчет умение хозяина вертеть судьбами других, как ему вздумается. Однако у него вряд ли хватит духу рассказать обо всем этом Энн. — Впрочем, должен признаться, меня никогда не оставляли равнодушным красивые пейзажи, а звуки какой-нибудь тревожной мелодии трогают меня до слез.

— «Тот, у кого нет музыки в душе, кого не тронут сладкие созвучья, способен на грабеж, измену, хитрость… »[17] — произнесла Энн тихо, выражение ее лица было кротким.

— Вы рискуете заслужить репутацию синего чулка, миссис Уайлдер. Смотрите, не пытайтесь ослеплять своим блеском бедных армейских офицеров, цитируя Шекспира в их присутствии.

Энн снова рассмеялась. Она была несказанно прелестна в этот миг.

— Полковник, те дни, когда я беспокоилась из-за того, что можно открыть другим, а что — нет, уже давно прошли. Кроме того, вы едва ли можете служить примером бедного армейского офицера. Это я должна быть ослеплена вашим блеском. — Тут линия ее прелестных губ смягчилась, придавая ей трогательный вид. — Похоже, мы с вами оба проникли сюда окольными путями, не правда ли, полковник?

— Да, миссис Уайлдер, — услышал он собственный голос, и сердце в его груди забилось сильнее. Этими немногими словами она привязала его к себе навеки.

— Как и у вас, у моего отца имелось мало возможностей для того, чтобы учиться ради собственного удовольствия. Однако музыка была одним из главных его увлечений, и моей матери тоже.

— Вы, наверное, были… очень привязаны к своим родителям, — проговорил он.

Воспоминания о детстве смягчили несколько строгую красоту Энн. Этого он никогда не замечал в ней прежде.

— Мы любили друг друга.

Тонкая нить, связывавшая их, вдруг оборвалась. Ее внешне невинная фраза разверзла между ними непреодолимую пропасть. Как бы Джек ни пытался, как бы упорно ни рылся в своей памяти, он не мог вспомнить ни материнского голоса, ни ласкавшей его руки. Ведь в один злополучный день он просто появился на свет в углу работного дома, когда голод, ярость и отчаянная, непреодолимая жажда жизни сплелись воедино, обретя в его лице плоть и кровь.

Энн же было ведомо чувство любви с самых юных лет, оно формировало ее характер, и поэтому для него она навсегда останется недостижимой мечтой. Да и могло ли быть иначе с его-то прошлым?

— Вам очень повезло в жизни, миссис Уайлдер. — С этими словами Джек поклонился и отошел.

— Не хотите ли еще потанцевать, мисс София? — Молодой офицер в красном мундире был очарован девушкой, как колибри вкусом нектара. Отказать ему было просто немыслимо.

— С удовольствием, сэр. Только прошу вас дать мне пять минут передышки, и потом я снова в вашем распоряжении.

Отделавшись таким образом от еще одного своего поклонника, девушка осмотрелась по сторонам, отыскивая среди гостей полковника Сьюарда. София была твердо намерена его пленить, очаровать… а заодно и слегка поддразнить.

О нет, она не собиралась так просто отказываться от своего увлечения Сьюардом. Даже просто видеть его в своих грезах было достаточно для того, чтобы ее щеки краснели от смущения. Ее тело изнывало от желаний, пробудившихся во время встреч с отчаянными молодыми людьми в темных углах и беспутными виконтами в других, более потаенных местах. Пробудившихся, но так и не утоленных до конца. Ее природная страстность искала выхода.

И тут София заметила Джека. Он сидел один, положив ногу на ногу и вытянув руку вдоль спинки дивана, изображая рассеянный интерес к происходящему. Даже его искалеченная рука была по-своему изящна, а туго обтянутые бриджами ноги выглядели сильными и мускулистыми. Девушка направилась было к нему, но что-то в его облике заставило ее остановиться.

Несмотря на небрежность позы полковника, вид у него был настолько сосредоточенный, что он ни разу не моргнул, и в его взгляде проступала затаенная боль. София стала незаметно пробираться через толпу гостей, чтобы выяснить, что именно привлекло внимание Джека. И тут она замерла на месте.

Энн как раз беседовала с какой-то пожилой дамой, слегка приподняв руку, словно объясняя что-то собеседнице. Маленькая и темноволосая, она была похожа на домового из сказок. Ее наряд отличался пуританской строгостью, а злосчастный берет опять сбился набок. Но Сьюард смотрел на нее так, словно видел перед собой богиню. Ревность и замешательство одновременно овладели Софией, разрывая на части ее маленькое черствое сердечко.

— Пойдемте, мисс София, — протянул лорд Стрэнд, склонившись над ее ухом. — Похоже, мы с вами тут оба de trap[18]. Но я обещаю найти место, где вас ждет куда более радушный прием.

Глава 10

Следующие несколько суток показались Энн вечностью. Как ни пыталась она отвлечься от мыслей о Джеке Сьюарде, они не давали ей покоя ни днем ни ночью. Энн не выходила из своей комнаты, сославшись на головную боль, однако каждый раз, когда в доме появлялся гость, она изо всех сил прислушивалась, надеясь уловить мягкий, хрипловатый голос Джека. По ночам воспоминания о его губах, о его крепком, гибком теле, о его страсти, распалявшей ее собственную, не давали ей заснуть. Ее одержимость им поневоле внушала Энн страх.

Ее знакомство с Джеком Сьюардом не могло привести ни к чему хорошему, разве что к ее собственной смерти на Тайбернской виселице. Она была воровкой, которую ему было поручено задержать. Уже одно это соображение должно было подавить в зародыше всякое чувство привязанности к нему. Но не тут-то было.

С каждым днем комната становилась для нее все теснее, а ее нервы все более натянутыми. Она без устали мерила шагами коридор, расхаживая по нему взад-вперед. Стены как буд-то надвигались на нее, и воздух казался душным и спертым.

Ей хотелось поскорее убежать отсюда, снова отправиться в путешествие по городским крышам, однако Энн понимала, что Джек наверняка приставил к ее дому кого-нибудь из своих соглядатаев.

В конце концов добровольное заточение стало для нее невыносимым. Однажды вечером Энн взяла шерстяную накидку с капюшоном и отправилась на прогулку в парк, где темная хвоя вечнозеленых елей и сосен чуть поблескивала в сумеречном свете. Едва войдя в ворота, она замедлила шаг. Подняв лицо к небу и закрыв глаза, молодая женщина принялась с наслаждением вдыхать прохладный влажный воздух. Звезды слабо мерцали над ее головой, с каждым вдохом все сильнее ощущался легкий морозец. Звуки уличного движения доносились сюда приглушенными благодаря живой изгороди из тиса и болиголова.

— Иди сюда, моя прелесть.

Энн, конечно, сразу же узнала эту спокойную интонацию и едва заметный шотландский выговор. «Джек», — подумала она без особого удивления. О да, разумеется, он сам должен подстерегать ее здесь.

— Ах ты, маленькая побродяжка! Ты, наверное, ужасно по мне соскучилась.

«Он предпочитает общаться с женщинами самого низкого происхождения…»

Боже милостивый, да он тут с какой-то продажной девкой. В ужасе Энн осмотрелась, пытаясь свернуть на другую тропинку для прогулки, но деваться было некуда.

— Дай-ка мне погладить тебя еще чуть-чуть. Ну вот! Недурно, не правда ли? Какая же ты мягкая, моя прелесть, — проговорил Джек нараспев воркующим голосом.

Интересно, обращался ли он с этой женщиной грубо или, напротив, был с ней нежен? Ощущала ли она его дыхание на своей коже?

— Я уже подумывал о том, не взять ли тебя домой…

Энн застыла на месте.

— Миссис Уайлдер! — окликнул он ее.

Усилием воли Энн заставила себя обернуться.

Джек держал в руках кошку. Маленькую, дрожащую серую кошечку. Он щекотал у нее под подбородком, а она громко урчала от удовольствия. Только сейчас до Энн дошло, до чего глупо выглядит она со стороны. Джек тоже улыбнулся ей в ответ, но вид у него был слегка смущенный.

— Добрый вечер, полковник Сьюард.

— Добрый вечер, миссис Уайлдер.

Он приветствовал ее наклоном головы, а кошечка тем временем, вскарабкавшись вверх по его воротнику, уткнулась своей худой треугольной мордашкой в его подбородок. Осторожно отцепив острые коготки, Джек снова взял животное на руки.

Энн уставилась на него с неподдельным изумлением, все ее прежние страхи улетучились.

— Вы любите кошек, полковник? — спросила она.

— Да. — Ее замешательство явно его забавляло. — И собак тоже.

— А у вас есть хоть одна?

— Нет, — ответил он, — но когда-нибудь я непременно их заведу. Двух или трех собак и полный дом кошек.

— А почему не сейчас? Ведь это же так просто, — произнесла Энн, удивленная как собственным шутливым тоном, так и самим предметом их разговора. — Вы можете подобрать кошку прямо на улице, как вы это только что сделали.

— И куда я потом ее дену? — ответил он так же ласково, как обращался до этого к кошке. — У меня нет собственного дома, миссис Уайлдер. Только квартира, которую я снял на время.

— Я уверена в том, что для вашей прислуги не составит труда поставить для кошки блюдце со сливками.

— У меня нет прислуги, миссис Уайлдер, кроме кухарки и приходящей горничной, которая ежедневно делает уборку. — Несмотря на то что его голос звучал спокойно, во взгляде чувствовалась настороженность.

Она покраснела, смущенная тем, что ему пришлось напомнить ей о своем скромном состоянии.

— Но в один прекрасный день я выйду в отставку и куплю себе дом где-нибудь за городом. Дверь моей кухни летом ежедневно будет открыта, и все окрестные псы и коты смогут вторгаться туда, когда пожелают.

— А что вы будете делать, когда вся эта живность опустошит ваши запасы провизии?

— Тогда я стану ими любоваться, миссис Уайлдер.

Серая кошечка принялась постукивать бархатной лапкой по его подбородку. Джек положил свою ручищу ей на голову и погладил. Кошка замурлыкала. Энн почувствовала невольную зависть к животному.

— Просто любоваться, и только? — спросила она.

— Да, — коротко ответил Джек. В течение всего разговора он не двигался с места, тем самым как бы приглашая Энн подойти поближе. И она действительно приблизилась к нему. Он ждал, чуть дыша.

Энн сняла перчатку и робко протянула руку к кошке, случайно задев при этом скрюченные пальцы Джека. Она не осмеливалась поднять на него глаза, а он не в силах был отвернуться.

Джек как зачарованный следил за медленными движениями тонких, изящных пальцев Энн, зарывшихся в густой мех на шее кошки и поглаживавших ее с таким спокойствием и уверенностью. Он живо себе представил, как эти пальцы прикасаются к нему, и тут им снова овладело неукротимое желание. Он просто обмирал от нетерпения.

Такая бурная реакция его тела застала Джека врасплох, и он высоко поднял подбородок над головой Энн, уставившись вдаль, где уже сгущались сумерки. Удержать ее казалось ему ничуть не более сложным делом, чем взять на руки кошку.

Теперь они стояли вплотную друг к другу, и жар от их тел образовал в прохладном воздухе нечто вроде теплого кокона. Джек чувствовал запах кожи Энн, тот самый едва уловимый, пьянящий запах, который он ощутил, попав в ее благотворительное заведение.

— Я все же думаю, что вам стоит взять ее к себе домой, полковник, — мягко произнесла Энн.

Он посмотрел ей в глаза. Полосатая плутовка приподняла свою изящную треугольную мордашку, как бы соглашаясь.

— Кошки не требуют особого ухода.

Джек покачал головой:

— Нет. Она уличная и привыкла бродить где вздумается. Если я запру ее в комнате, она станет кричать и рваться на свободу.

— Или же свернется калачиком на ковре у камина и не захочет никуда идти. Кто знает, полковник, быть может, она уже устала от бродячей жизни.

Крохотная морщинка залегла между бровями Энн. Она убрала руку и снова натянула перчатку.

Его охватило глубокое волнение. Все, в чем он так отчаянно нуждался, стояло в эту минуту перед ним, но если в самом ближайшем будущем ему не удастся найти хоть какую-нибудь улику, которая оправдывала бы его присутствие здесь, то его могут послать с заданием в другое место, подальше от нее. И тогда Энн никогда не узнает о том, каким бесценным сокровищем она для него стала. Ему казалось крайне важным, чтобы этого не случилось.

Джек осторожно опустил кошку на землю. Та некоторое время смотрела на них с несчастным видом, пока отдаленный лай собаки не заставил ее юркнуть в густые заросли тисовых деревьев. Затем Джек предложил руку Энн:

— Вы позволите мне проводить вас до дома, миссис Уайлдер?

— Да, благодарю вас.

Она оперлась на его руку и проследовала за ним по тропинке назад к воротам парка. Тьма быстро сгущалась. Фонарщик уже зажег уличные фонари, и в их слабом свете дорога выглядела совершенно пустынной.

Джек молча перевел ее через улицу и направился вниз по разбитому тротуару к городскому особняку Малкольма Норта. У самого входа он остановился, нерешительно осмотревшись вокруг, после чего отвел Энн в укромную тень, отбрасываемую портиком, подальше от порывов прохладного ночного ветерка.

— Миссис Уайлдер, я вряд ли пробуду здесь до конца сезона, — произнес он, глядя прямо перед собой.

— Вот как? — переспросила Энн, даже не пытаясь скрыть своего огорчения. В голосе Джека было столько серьезности и сдержанности, что ее недавнее оживление исчезло, уступив место тревоге. — Но почему?

— Вы умная женщина, миссис Уайлдер, и давно знакомы с лордом Стрэндом. Неужели вы не задавались вопросом, почему только при его содействии меня приняли в высшем свете? — Его лицо неожиданно густо покраснело. — Да, я так и полагал. Вряд ли мое присутствие или отсутствие должно вас заботить.

«И тем не менее, — подумала пораженная его словами Энн, — каждый раз, когда тебя нет рядом, я чувствую в душе пустоту. А когда ты здесь, я целиком поглощена тобой. На свою беду».

Энн всматривалась в его красивые, встревоженные серые глаза. Ей следовало согласиться с последним утверждением Джека, сделав вид, будто он мало занимает ее мысли. Однако это оказалось невозможным.

— Нет, — произнесла она вслух. — Я выделила вас среди остальных.

На его суровом лице промелькнула загадочная улыбка.

— Однако вы ничем не выказали своего любопытства.

Энн затаила дыхание. «Он знает, что я — та самая воровка, которую он ищет».

Вся его вежливость, все знаки внимания и уважения с его стороны были сродни повадкам хищника, который кружит вокруг своей жертвы, прежде чем напасть. Но, раз она подозревала нечто подобное с самого начала, почему это должно ее волновать? Все в ее душе словно замерло в ожидании.

— Вы смирились с моим присутствием, хотя, должно быть, догадываетесь о том, что я неспроста вторгся в столь блестящее общество.

Недавнее ощущение пустоты сменилось страхом.

— Я ищу человека, известного как Рексхоллский Призрак. Однако пока без особого успеха.

Это было уже хуже. Похуже, чем чувствовать себя его заложницей. Он был до такой степени к ней неравнодушен, что решил ей довериться.

— Мне очень жаль. — Он так никогда и не узнает, до какой степени были искренними ее слова. Энн хотелось закрыть лицо руками и зарыдать. Она даже не могла предположить, что была ему небезразлична. — Мне очень жаль, — повторила она шепотом.

— Если я в самом скором времени не сумею поймать этого грабителя, начальство отправит меня с новым заданием куда-нибудь еще. Мне… мне вас будет очень не хватать, миссис Уайддер.

Тюрьма казалась ей просто детской игрой по сравнению с мукой от сознания того, что она вынуждена обманывать его доверие. Энн чуть склонила голову набок, но ее взгляд был красноречивее любых слов.

Какое-то время Джек колебался, затем встал прямо перед ней, широко расставив ноги. Его руки были скрещены за спиной на военный манер.

— Миссис Уайлдер!

— Да, полковник?

— Не могу ли я обратиться к вам с одной неслыханно дерзкой просьбой?

Она подняла на него глаза, чувствуя себя совершенно опустошенной.

— Я слушаю вас, полковник.

— Не могли бы вы, — произнес он, — сделать мне одолжение и называть меня впредь по имени?

В его просьбе заключалось нечто большее, чем можно было выразить в одной короткой фразе. Он умолял ее о той степени близости, которая выше любых словесных объяснений в любви. Он ждал от нее признания, уважения.

Порыв ветра подхватил непослушную прядь волос Энн, падавшую ей на губы. Жесткая линия рта Джека неожиданно смягчилась, глаза наполнились нежностью. Он осторожно протянул руку, чтобы поправить ей прическу. Для этого ему пришлось подойти к ней так близко, что теперь их разделяли лишь несколько дюймов. Жар его тела передался и ей, и внезапно ее охватило жгучее желание оказаться в его объятиях.

— Вас ведь, кажется, зовут Джон? — приглушенным голосом осведомилась она.

— Нет, — ответил он тихо, но выразительно. — Джек.

Они смотрели друг на друга с непривычной серьезностью. Где-то вдали церковные колокола пробили час. Ночная птица, вспорхнув с ветки, перелетела через дорогу. Прежде чем опустить руку, он осторожно прикоснулся кончиком пальца к ее нижней губе и наклонил голову. Энн тут же подняла к нему лицо.

Она услышала собственный вздох, вырвавшийся из самой глубины ее существа, похожий на чуть слышный шелест листвы. Его губы коснулись губ Энн с осторожностью и нежностью, словно крылья пролетавшей мимо бабочки. У нее не хватило духа его оттолкнуть.

— Джек… — прошептала она, почувствовав обещание в его поцелуе. — Джек…

Какой-то миг его губы находились совсем близко от нее. Затем он отступил на шаг, и до нее донеслось его прерывистое дыхание.

Тут парадная дверь распахнулась, и в залитом ярким светом прямоугольнике показался лакей.

— Благодарю вас, миссис Уайлдер, — произнес Джек важно. — Увидимся завтра вечером.

— Завтра… — чуть слышно повторила Энн, в тайне желая, чтобы все это случилось вчера.

— Стрэнд говорит, что, по вашему мнению, под маской вора скрывается женщина. — Джеймисон взял томик «Республики» Платона в кожаном переплете и аккуратно поставил его на полку в ряд с остальными книгами. — Это до крайности усложняет нашу задачу. Когда речь заходит о женщинах, люди обычно становятся до отвращения сентиментальными. Если это правда, то нам нужно действовать без промедления. Никакого судебного разбирательства. Нельзя дать ей возможность сделать письмо достоянием гласности.

— Значит, это Стрэнд вам сообщил, будто я убежден в том, что Призрак — на самом деле женщина? — осведомился Сьюард.

— Сьюард, слишком много чести этой твари удостаивать ее прозвища. Что же до Стрэнда, то почему бы и нет? Уж не воображаете ли вы, будто он станет хранить вам верность? — Джеймисон неуклюжей походкой направился к своему письменному столу.

В действительности Стрэнд ничего не говорил Джеймисону. Другой из его приспешников предоставил ему улики, позволившие прийти к такому заключению. Однако Сьюард не должен был об этом знать. Чем меньше будет в жизни Джека дружеских привязанностей, тем лучше для него. Это заставит его быть более осторожным и подозрительным, а следовательно, более полезным для дела.

— Нет, сэр, — отозвался Сьюард почти ласково.

Джеймисон опустился в кресло, мысленно поздравив себя с успехом. Он взял к себе в дом мальчишку с самыми грубыми задатками и вылепил из него это превосходное создание, не знающее ни пощады, ни угрызений совести, а лишь один тонкий расчет. Сейчас, глядя на него, такого обходительного внешне и безжалостного в душе, любой охотно поверит слухам, будто Джек Сьюард — родной сын Джеймисона.

— Буду с вами откровенен. Если вы найдете грабителя, будь то мужчина или женщина, убейте его немедленно. Не задавайте никаких вопросов и, главное, не пытайтесь выяснить местонахождение письма.

— Не могу ли я спросить почему, сэр? — осведомился Сьюард. Его худое лицо напоминало маску, под которой скрывалось удивление. — Если для нас так важно вернуть это письмо…

— Для нас не так важно возвращение этого документа, как его уничтожение, а равно и уничтожение любого человека, который имел возможность с ним ознакомиться. Как и вы, я склонен думать, что либо у вора и впрямь нет этого проклятого письма, либо он не отдает себе отчета в его важности. Вероятно, его сожгли вместе с мусором, — продолжал Джеймисон, — Но если этот грабитель когда-нибудь вспомнит им прочитанное… то последствия могут быть самыми плачевными. А это означает, что его — или ее — ни в коем случае нельзя оставлять в живых.

Сьюард слушал его, ничем не выказывая своего отвращения. Да и с какой стати?

— Ваше присутствие в свете только заставило этого негодяя залечь на дно. За последние полгода не было ни одного случая ограбления, и принц снова может строить воздушные замки в обществе своих тупоголовых дружков. Не исключено, что вор, которого мы ищем, уже мертв. Возможно, его прирезал кто-нибудь из сообщников. Мы-то с вами знаем, как часто предательство влечет за собой смерть, — добавил Джеймисон многозначительно.

Сьюард оставался совершенно бесстрастным, что очень не нравилось Джеймисону. Джек, который всегда был для него в некотором роде загадкой, в последнее время еще больше замкнулся в себе.

— Думаю, мне следует освободить вас от этого задания, — произнес он.

Сьюард наморщил лоб. Джеймисон, тотчас насторожившись, подался вперед в своем кресле.

— Что такое? В чем дело?

— Этот вор отнюдь не так глуп, сэр, — отозвался Сьюард. — Пока я за ним слежу, он не станет предпринимать новых попыток ограбления — по крайней мере до тех пор, пока это в его силах.

— Тогда вы просто зря тратите время, — ответил Джеймисон, успокаиваясь, — и продолжать дальше в том же направлении бессмысленно.

— Не совсем так, — ответил Сьюард. — Я сказал: «До тех пор, пока это в его силах». Но я не уверен в том, что он сможет долго себя сдерживать.

— Что вы имеете в виду?

— То, что этот вор совершает преступления не из одной только жажды наживы. Я полагаю, им движет некая сила, которой он не способен противостоять.

— Чепуха! — заявил Джеймисон, схватив приставленную к креслу трость и постукивая по ладони тяжелым серебряным набалдашником. — В таком случае он просто безумец.

— Очень может быть. Но я бы хотел выждать еще немного, сэр.

— Разве у вас нет более важных дел, чем гнаться за каким-то воришкой, оставившим свое ремесло? Полагаю, нам лучше поручить это дело кому-нибудь другому. — Человеку, во власти над которым Джеймисон мог быть полностью уверен.

— Нет!

Жесткая нотка в голосе Джека застала Джеймисона врасплох. Его глаза превратились в узкие щелочки.

— У меня есть по меньшей мере дюжина других заданий, где бы вы могли применить свои способности с пользой для дела, — произнес он с усилием. — Или вы успели пристраститься к пуншу и нюхательному табаку, Сьюард?

— Прошу прощения, сэр, — произнес Сьюард, успокаиваясь, — но в данном вопросе я не обязан подчиняться вашим указаниям.

Джеймисон подхватил на лету набалдашник трости и крепко сжал его.

— Что вы сказали?

— Лорд Ноулз не считает, что я попусту трачу время. А поскольку именно он первым ввел меня в курс дела, я буду продолжать расследование до тех пор, пока он лично не освободит меня от этого задания.

Джеймисон уставился на него с каменным выражением лица. Сьюард был его творением. Делом его рук. Как он посмел об этом забыть?

— Я состою на службе у правительства, — продолжал между тем Джек. — Прошу прощения за то, что мне приходится напоминать вам об этом, сэр, но видите ли, я — служебная собака и работаю на того, у кого в руках поводок.

— Это что, шутка? — осведомился Джеймисон холодно.

— Лично мне это никогда не казалось забавным.

Внезапным резким движением Джеймисон ударил тростью по письменному столу так, что лежавшие на нем бумаги разлетелись в разные стороны.

— Разве мы с вами не говорили о том, к чему приводит предательство, сэр?

— Нет, сэр… насколько я помню.

Внезапно ярость на лице Джеймисона сменилась кротким выражением, словно песок засыпал горящие угли.

— Я позабочусь о том, чтобы поводок как можно скорее попал в руки законного хозяина.

— Как вам будет угодно, — ответил Сьюард.

— Если через две недели письмо не окажется у меня на столе, я поговорю с Ноулзом, и тогда вы будете отстранены от этого задания.

Нетерпеливым жестом руки Джеймисон отпустил Сьюарда. Тот вышел из комнаты, стараясь не наступить на разбросанные по полу документы.

Довольно долгое время Джеймисон молча сидел в своем кресле, после чего достал перо и лист бумаги.

— Войдите.

Гриффин переступил порог спальни полковника. Сьюард, который до этого рассматривал свое отражение в зеркале, поднял глаза на своего агента.

— Как вы думаете, что больше подойдет для праздника в доме Нортов — простая серебряная булавка или та, что с драгоценным камнем?

Гриффин изумленно моргнул, решив, что полковник его разыгрывает. Да нет, поди ж ты! Тот был серьезен, как старый судья. Джек Сьюард, который питал такое же пристрастие к моде, как кошки к купанию, просил его, Гриффина, дать ему совет касательно булавки для галстука!

— Серебро отлично смотрится днем, но для вечера, мне сдается, лучше выбрать что-нибудь более броское.

Полковник утвердительно кивнул.

— Бриллиант. Да, пожалуй.

Гриффин не сводил с него взгляда.

— Я до сих пор так и не понял, собираетесь ли вы играть роль доброго дядюшки при юной леди или тайного воздыхателя при вдове?

— Вдова, похоже, не слишком мне доверяет, — отозвался полковник.

Впрочем, как показалось Гриффину, его это совсем не задевало.

— Должно быть, у этой дамочки недурной вкус, — вкрадчивым тоном произнес Гриффин.

— Нет.

Полковник еще некоторое время придирчиво рассматривал галстук, после чего, недовольно буркнув что-то себе под нос, сорвал его и швырнул на кровать, где уже лежала целая груда шейных платков. Затем Джек протянул руку к Гриффину за другим. Тот повиновался.

— Она начисто его лишена, — произнес Джек тихо. Повязав новый галстук, он удовлетворенно кивнул своему отражению в зеркале и спрятал кончики под жилет. — Будь у нее хоть капля вкуса, она бы и близко не подпустила к себе такого человека, как я, а между тем она меня не гонит. Однако она на редкость проницательна, эта темноволосая вдовушка. Держится настороженно и неуверенно, как еще не оперившийся соколенок.

— В таком случае, сэр, остерегайтесь ее коготков, — произнес Гриффин с беспокойством в голосе. — Я не люблю женщин и не доверяю им. Они только все усложняют.

— Ах вот оно что! — пробормотал полковник, прикрепляя часы на цепочке к карману жилета. — Итак, что нового ты можешь мне сообщить?

— Мисс София больше всего времени проводит в модных лавках, не считая отдельных визитов без сопровождения компаньонки в городской особняк лорда Веддера, а также в пользующиеся сомнительной славой кофейни. К слову, ее видели там в обществе разных джентльменов. Миссис Уайлдер предпочитает редко выходить из дому, хотя время от времени навещает свой приют.

— Хорошо, — ответил полковник. — А как насчет Дженетт Фрост и леди Диббс?

— Дженетт Фрост хихикает с кавалерами. Ее отец пьет с каждым днем все больше, а лорд Веддер является его главным собутыльником. Кроме того, он — последний любовник леди Диббс.

— Веддер? — На лице полковника отразился неподдельный интерес.

— Да. Но не стоит себя обнадеживать, полковник. Вряд ли эта парочка станет лазить по крышам, не говоря уж о том, что леди Диббс несколько полновата для того, чтобы, подобно Призраку, пробраться в дом через окно.

— Да, пожалуй, — согласился полковник. — И тем не менее за этим явно что-то кроется.

— Джеймисон опять на вас наседал?

— Он дал мне ровно две недели на поимку вора. — Полковник нахмурился. — Во всей этой истории с письмом есть нечто такое, что выше моего понимания, и мне это совсем не нравится, Гриф. Джеймисона чуть было удар не хватил, когда я напомнил ему о том, что в данный момент подчиняюсь указаниям лорда Ноулза. — Он натянул перчатки на руки. — Что же в этом проклятом письме, если он поднял столько шума?

— Я как раз пытаюсь это выяснить, полковник, и не без некоторого успеха. Как мне стало известно, письмо, о котором идет речь, отправлено из Виндзорского замка.

Сьюард тут же остановился и вскинул голову:

— Любопытно!

Гриффин нахмурился, заметив, что сюртук сидит на полковнике не так, как следует.

— И от кого же именно во дворце?

— Этого я пока еще не знаю. Но у меня там есть свой человек, который обладает хорошим нюхом на такие вещи.

— Насколько мне известно, в самой резиденции сейчас никого нет, если не считать старого короля, — заметил полковник. — А он уже очень давно перестал играть какую-либо роль в политических делах, после того как его признали умалишенным и его сын был объявлен регентом.

Гриффин отступил на шаг, чтобы оценить плоды своих усилий в качестве камердинера.

— По-моему, полковник, бриллиант подойдет вам как нельзя лучше.

Энн сидела, уставившись с каменным видом на свое отражение в зеркале. На ней было новое платье. Его доставили только этим утром вместе с бальными туфлями, украшенными хрустальными пряжками, шелковыми чулками с тонкой вышивкой и усыпанной крошечными золотистыми блестками шалью.

Густой травянисто-зеленый оттенок ткани придавал рукам Энн интересный оттенок, они казались выточенными из слоновой кости. Подол платья, а также глубокое декольте и короткие рукава с буфами были отделаны каймой из золотистого шелка. Еще вчера вид этого платья доставил бы ей удовольствие. Сегодня ей было все равно.

Могла ли она полюбить Джека? Едва эта чудовищная мысль пришла ей в голову, Энн уже была не в состоянии думать ни о чем другом. Но ведь это же просто нелепо! «Любовь? Что я знаю о любви?» — с горечью размышляла Энн.

Когда-то ей довелось испытать то, что люди называли любовью. Она вышла замуж лишь для того, чтобы в течение двух последующих лет укорять себя за бессердечие, поскольку ее любовь иссякала по мере того, как росла привязанность к ней Мэтью. Как бы она ни пыталась полюбить мужа, переложив на него тем самым хотя бы часть непомерного бремени — нет, дара, подумала Энн в приступе ярости, — она оказалась не в состоянии этого сделать. И это привело его к гибели.

В своем последнем письме к ней Мэтью ясно дал понять, что полностью освобождает ее от каких бы то ни было брачных обязательств единственно доступным ему способом — идя на верную смерть. Только она отнюдь не чувствовала себя свободной и, как видно, уже не будет чувствовать никогда.

Энн подалась вперед. У нее раскалывалась голова, и она поднесла пальцы к вискам. Она не имела права назвать свое чувство к Джеку любовью. Просто не имела права, и все тут! Стоит Джеку узнать о том, кто она такая, и он проникнется к ней презрением.

Энн вскинула голову, уставившись на женщину в зеркале лихорадочно блестевшими глазами. Да, пожалуй, именно здесь и кроется разгадка. Джек Сьюард стал для нее болезненным пристрастием, чем-то вроде наркотика — таким же, как прыжок через пропасть шириной в десять футов, когда до земли внизу добрых сто. Любовь к Джеку просто делала ставки в этой игре выше, отчего и сама игра становилась опаснее, извращеннее и вместе с тем увлекательнее.

Нет! Что-то в глубине ее души яростно протестовало против столь ужасного обвинения, однако Энн не хотела прислушиваться к внутреннему голосу. Чувство полной безнадежности и презрения к себе гнало ее вперед, заставляя забыть об утрате.

Она уже не отдавала себе отчета в том, что делает и почему. Среди бессвязных мыслей, заполнивших ее сознание и рвущихся наружу, лишь одна казалась ясной и определенной: ей следует держаться от Джека подальше.

Глава 11

Китайские вазы с яркими сентябрьскими розами украшали столы. Отполированные до блеска буфеты отражали маслянистый блеск восковых свечей, с верхнего этажа доносились нежные звуки струнного квартета. Праздничный прием в доме Нортов только начался, и приглашенных гостей пока прибыло не больше дюжины.

Джек Сьюард был одним из первых. Он тут же отправился на поиски Энн. Ему нужно было ее увидеть, переговорить с нею, чтобы убедиться в том, к каким последствиям привел его мимолетный поцелуй. Впрочем, поправил себя Джек, криво усмехнувшись, это едва уловимое слияние губ, этот короткий обмен вздохами едва ли можно назвать поцелуем. Однако он оставил в его душе след гораздо более глубокий, чем любая другая подобная встреча — кроме, быть может, еще одной. Но то воспоминание волновало его совершенно по-иному.

— Полковник Сьюард! — София тут же устремилась к нему в сопровождении какой-то рослой женщины с густыми каштановыми волосами.

— Мисс София!

— Джулия, дорогая! — София подхватила под руку высокую даму с добродушным лицом. — Я должна представить вам полковника Сьюарда. Полковник, это старинный друг нашей семьи, мисс Джулия Нэпп.

— Мне очень приятно, мисс Нэпп, — ответил Джек, поклонившись.

— По-видимому, на одной из главных дорог произошел несчастный случай, — произнесла София, осмотревшись. — Мало кто из приглашенных уже явился.

— Без сомнения, — согласился Джек.

Он успел заметить, что на приеме малолюдно, а среди тех, кто все же присутствовал, не было ни одной титулованной особы. Бедняжка София явно переоценила свои возможности. В любом другом доме с нею могли свободно флиртовать, как с первой попавшейся хорошенькой девицей. Приняв приглашение у нее отобедать, мужчина тем самым давал понять, что намерен всерьез взять на себя роль ее воздыхателя.

— И давно ли вы в городе, мисс Нэпп? — спросил Джек. Необходимость вести праздные разговоры его раздражала. Ему хотелось поскорее увидеть Энн.

— Нет, — ответила мисс Нэпп. — Я приехала сюда всего неделю назад вместе с семьей моего брата. Вчера вечером в музее я повстречала Софию, и она была так добра, что позвала меня к себе в гости. Мой брат с семьей еще раньше был приглашен в другое место.

Она отвела глаза в сторону. «Стало быть, мисс Нэпп не пригласили сопровождать брата», — подумал Джек.

— Вы, наверное, уже много лет знакомы с мисс Норт?

— Еще с тех пор, как она была ребенком. Она тогда проводила каждое лето в Милл-Энде.

— Милл-Энде? — переспросил Джек.

— Так называется загородный дом моих кузенов, Уайлдеров, — пояснила София. — Я любила приезжать туда летом. Фамильное поместье Нэппов граничит с Милл-Эндом. Они были соседями в течение многих столетий.

«Выходит, Джулия знала Мэтью Уайлдера», — вдруг пришло в голову Джеку. Интересно, что представлял собой его покойный соперник? Что в нем было такого особенного, из-за чего траур Энн затянулся намного дольше предписанного этикетом срока?

— Значит, у вас был случай познакомиться с миссис Уайлдер, — произнес Джек.

— О да, Джулия хорошо знает Энн, — промурлыкала в ответ София.

Джулия покачала головой, отчего тугие колечки ее локонов подпрыгнули.

— Не совсем так, София. Мы впервые встретились с миссис Уайлдер в том году, когда она начала выезжать в свет. Она выглядела такой жизнерадостной и уверенной в себе. Мы все стремились ей подражать. — Ее голос выражал самое искреннее восхищение.

— Да, — отозвалась София задумчиво. — Энн тогда была просто великолепна. Я считала ее самым обворожительным созданием на свете. — Затем, словно не желая быть уличенной в излишней сентиментальности, она одним щелчком раскрыла веер. — Я только хотела сказать, что когда-то Энн отличалась непревзойденным чувством стиля. Но сейчас она совершенно забыла о моде ради своих постылых мрачных одеяний.

— О, дорогая! — воскликнула Джулия. — Неужели она до сих пор в трауре?

— Я советую вам спросить об этом у нее самой… Не хотите ли пунша, полковник Сьюард?

Не дождавшись ответа, София жестом подозвала официанта.

— Прошу прощения, — Джулия покраснела. — Кажется, я позволила себе вмешаться в то, что меня не касается. — Она бросила извиняющийся взгляд в сторону полковника. — Видите ли, я… словом, я так надеялась, что Энн наконец-то обрела покой.

— Не стоит извиняться, мисс Нэпп, — ответил он. — Ваша забота делает вам честь.

— А! — лицо Софии вдруг оживилось, и на нем появилась натянутая улыбка. — Прибыл лорд Веддер. Я должна его встретить.

Высоко подняв подбородок, с горящими от волнения глазами она пробежала мимо них и скрылась в толпе.

— София очень повзрослела с тех пор, как умерла ее мать, — заметила Джулия, пока сама девушка со звонким притворным смехом приветствовала лорда Веддера.

— Вы только что упомянули о своей давней дружбе с семейством Уайлдеров, — как бы невзначай заметил Джек.

— Ах да! — подхватила Джулия. — Я была другом детства Мэть… то есть капитана Уайлдера.

«Мэтью», — отметил про себя Джек.

— Значит, вы потеряли своего старого доброго знакомого. Примите мои соболезнования. — Как ни странно, до сих пор ему не приходило в голову выразить соболезнования вдове Мэтью. — А что за человек был капитан Уайлдер?

Джулия не ответила ему сразу, как это бывает при обычном быстром обмене репликами. Она помолчала, старательно подбирая слова для ответа, и Джек сразу догадался о причине. Она хотела поговорить с ним о Мэтью Уайлдере, из чего следовало, что их былые отношения в Милл-Энде не ограничивались простой дружбой — по крайней мере с ее стороны — и что для Джулии эта беседа была способом воскресить Мэтью, пусть даже только в воспоминаниях.

— Он был необычайно красив и полон сил, но вместе с тем отнюдь не отличался повышенным вниманием к своей внешности. Кроме того, ему были присущи благородство, великодушие и общительность. Его нельзя было назвать салонным острословом, но он обладал непередаваемым обаянием. Я бы даже сказала, бездной обаяния.

Джулия посмотрела вдаль, словно воскрешая в уме образ покойного, и ее некрасивое лицо озарилось улыбкой. Когда-то она была влюблена в Мэтью Уайлдера, это было очевидно.

— Благородный, великодушный… одним словом, весьма достойный человек, — заметил Джек.

Должно быть, в его тоне не хватало одобрения — Джулия устремила на него укоризненный взгляд.

— Я знаю, что вам, полковник Сьюард, он может показаться уж слишком безупречным, но дело вовсе не в нем. Просто у меня недостаточно слов, чтобы как следует описать вам его характер.

Дьявольщина! Даже если он ревновал к покойнику, ему не следовало выказывать это так явно.

— Он заслужил ваше одобрение, мисс Нэпп. Это уже само по себе является лучшей рекомендацией.

Она улыбнулась.

— Благодарю вас. Знаете, так думала не только я одна. Когда-то я даже упрекала его в безудержной погоне за людским обожанием. — Она рассмеялась. — Правда состоит в том, что Мэтью умел выявить в окружающих их лучшие черты. На меньшее он бы просто не согласился.

— Что само по себе уже немалый дар, — заметил Джек.

— Вы правы, — медленно проговорила Джулия. — Кроме тех случаев, когда кто-либо не оправдывал его ожиданий. Это всегда ему претило, словно чужие недостатки или безразличие каким-то образом отражались на нем самом. Тогда он чувствовал себя уязвленным.

— Если так, то ему, должно быть, приходилось страдать большую часть жизни.

Ему не следовало бы выражаться с такой бестактностью. Джек не мог припомнить, когда еще он проявлял столь прискорбную неделикатность. Но Джулию, по-видимому, его слова нисколько не задели. Она только покачала головой.

— Не в этом суть, полковник. В действительности такое случалось крайне редко, потому что в большинстве случаев и люди, и вещи становились лучше от общения с ним.

— Даже миссис Уайлдер?

И опять он не сдержался, хотя и понимал, что подобное любопытство выглядит по меньшей мере неприличным. Джулия подняла на него глаза.

— Мэтью любил Энн. Он… — Она отвернулась, как будто что-то в лице собеседника напомнило ей о незажившей ране. — С первой же встречи, как только он ее увидел, Мэтью боготворил Энн.

Джек терпеливо ждал.

— Как вам, без сомнения, известно, она не принадлежала к его кругу. Впрочем, для Мэтью это не имело никакого значения. Он ухаживал за ней так, словно она была принцессой. И, раз уж вы спросили меня об этом, то да, благодаря ему Энн действительно изменилась к лучшему, — добавила Джулия, как бы защищаясь.

— В чем это проявилось? — спросил Джек, не повышая голоса. Вид у него был заинтересованный, но вместе с тем слегка отстраненный.

— Энн была… — Джулия поморщилась, подыскивая слова для ответа, — слишком беспокойного нрава, когда она только начала выезжать в свет. Она выделялась среди всех своим блеском, словно факел в темноте.

— Жаль, я не был тогда с нею знаком, — размышлял Джек вслух.

— Признаюсь, мы все считали ее чересчур порывистой, слишком увлекающейся, однако Мэтью так не думал. В его глазах она была совершенством. Когда он сделал ей предложение, она сначала ответила ему отказом. Вы об этом не знали? Но Мэтью оказался настойчивым. Он заявил, что только рядом с нею он снова сможет стать самим собой.

К ним приблизился слуга с пуншем на серебряном подносе. Джулия Нэпп взяла в руки чашку, элегантным жестом поднесла ее к губам и принялась пить мелкими глотками.

Не здесь ли крылась причина той боли, которую Джек не раз замечал в глазах Энн? Не могло ли случится так, что она упала с пьедестала, на который вознес ее Мэтью?

Неужели Мэтью, обнаружив, что он женился не на сказочной принцессе, а на простой смертной, предпочел расстаться с жизнью, вызвавшись выполнить опасное задание, чем вести существование, далекое от его понятий о совершенстве?

А если догадка Джека близка к истине, то как поведение Мэтью отражалось на Энн? Приходилось ли ей страдать, видя растущее разочарование в ней мужа? Спрашивала ли она себя, чего ей не хватало, какими из тех качеств, которые ей приписывал Мэтью, она на самом деле не обладала? Что вообще она должна была чувствовать, вдруг обнаружив, что уже не вызывает в своем супруге прежних чувств, а может, даже простого уважения?

Он считал своим долгом выяснить, прав он или нет.

— Я сам никогда не был женат, но могу предположить, что пылкость чувств влюбленных в конце концов неизбежно ослабевает после нескольких лет совместной жизни.

— Я всего лишь простая деревенская женщина, полковник Сьюард, и мне трудно об этом судить, но мне кажется, что любовь, однажды возникнув, с годами только крепнет. И, уж конечно, я не заметила в браке Уайлдеров ничего такого, что могло бы опровергнуть мое мнение. Правда, я не часто видела их вместе. Мэтью любил брать с собой Энн в разные экзотические уголки, путешествуя с нею по свету. Он питал настоящее пристрастие к новым местам и новым знакомствам.

— Иными словами, он был таким же преданным мужем, как и поклонником?

Она кивнула и, коротко вздохнув, ответила:

— О да. Он любил ее все сильнее с каждым месяцем, с каждым годом.

— Без сомнения, это большая редкость, — отозвался Джек, подыскивая наугад другое решение загадки. — Но ведь столь бурная страсть обычно вызывает у окружающих зависть. Было ли что-нибудь подобное в их случае?

Джулию эта мысль удивила.

— Вероятно, некоторые им завидовали. Впрочем кто мог бы удержаться от этого, видя перед собой жизнь, так похожую на волшебную сказку? — произнесла она с извиняющейся улыбкой.

«Но ведь в каждой сказке есть свой великан-людоед, — подумал про себя Джек. — Быть может, и в истории Энн он тоже был?»

— Мэтью ставил ее счастье превыше всего прочего, — произнесла Джулия.

— Тогда почему он так добивался командования кораблем, к чему был явно непригоден? — пробормотал Джек.

Джулия вскинула голову. Без сомнения, она очень часто задавала себе тот же вопрос.

— Я… я не знаю.

Они долго стояли молча, не зная, чем заполнить затянувшуюся паузу, пока их снова не отыскала София.

— Вы только посмотрите, кого я привела! — воскликнула она, сопровождая свои слова нервным смешком. — И на этот раз она не в трауре!

Энн выступила из-за спины Софии. При виде ее у Джека перехватило дух. Он уже успел привыкнуть к буре чувств, которую неизменно вызывало в его душе ее появление, однако никакая привычка была не в состоянии умерить частое биение его сердца. Казалось, все его существо было открыто для нее, связано с нею неразрывными узами, стремилось насладиться ею сполна: ее взглядом, чудным звуком ее голоса, ароматом ее теплой кожи.

На Энн было блестящее платье цвета сосновой хвои, отделанное золотистой каймой. На фоне густо-зеленой ткани ее красота выглядела еще ярче и притягательнее и вместе с тем, как ни странно, еще уязвимее.

Она и не взглянула на него. Джек был готов держать пари, что она даже не заметила его присутствия. Какое-то мгновение Энн не сводила глаз с Джулии Нэпп, уставившись на нее с таким видом, словно перед нею был призрак, но затем выражение изумления исчезло с ее лица, сменившись сначала иронией, а затем покорностью судьбе.

— Мисс Нэпп! — обратилась Энн к нежданной гостье. — Как приятно снова встретить вас здесь после долгой разлуки.

Джулия тут же устремилась к ней, шурша юбками из тафты. Ее спокойная, приветливая улыбка до такой степени не соответствовала всему облику Энн, что на это зрелище было больно смотреть.

— Дорогая миссис Уайлдер! Вы сегодня очаровательны!

Энн на мгновение заколебалась — что само по себе уже говорило о многом, — прежде чем обнять Джулию, которая была гораздо выше ее ростом.

— Малкольм говорил мне о том, что вы в городе. Вы, должно быть, приехали совсем недавно?

— На прошлой неделе. Я была…

— …занята. Ну конечно же! Так всегда случается во время сезона. Надеюсь, София уже предложила вам пуншу? Впрочем, если память мне не изменяет, вы не любите пунш. Тогда, может, налить вам лимонаду? — Слова слетали у нее с языка одно за другим, глаза так и искрились, а ослепительная улыбка была такой неестественной, что сердце разрывалось на части. — Мы должны… — Отстранившись от Джулии, она внезапно оказалась лицом к лицу со Сьюардом.

— Джек…

Он едва смог ее расслышать. Этот звук даже не был похож на шепот — скорее на один короткий вздох. Вздох обреченности.

— Добрый вечер, миссис Уайлдер, — произнес Джек, приветствуя ее поклоном.

— Добрый вечер, полковник Сьюард. Как мило видеть вас среди гостей на нашем празднике.

Ее тон был ровным и безвкусным, как желе. Прежде она никогда не обращалась к нему подобным образом.

— Я непременно должна вам представить мисс Нэпп. А, вы уже знакомы? Прекрасно!

Тут явно что-то было не так. Джек выступил вперед, но Энн попятилась от него. В его груди все сжалось, как будто чья-то рука крепко стиснула его сердце. Энн нехотя отвела от него взор, мучимая болью и неловкостью, словно раненое животное, волочащее за собой капкан.

Он внушал ей страх. Слишком часто он замечал в ее глазах это выражение, чтобы ошибиться. Накануне вечером она удалилась к себе в комнату, пораженная не только и не столько его дерзостью, сколько собственной уступчивостью.

Энн была совершенно иного склада, чем леди Диббс. Вряд ли ей часто приходилось отваживать назойливых поклонников. Он воспользовался своим преимуществом, и теперь от одной этой мысли ему стало не по себе.

— Мисс Нэпп остановилась в доме своего брата, — пояснила София, бросая взгляды попеременно то на Энн, то на полковника.

— О! — Улыбка Энн сделалась еще радушнее. — На весь сезон?

— Брат любезно предложил мне у него пожить, — ответила Джулия. — Видите ли, мой отец скончался в начале прошлого года.

Энн побледнела.

— Я… я вам очень сочувствую.

— Благодарю вас, — прежним ровным тоном ответила Джулия. — Саймон с семьей перебрался в наше родовое имение. Он был настолько великодушен, что попросил нас с матерью поселиться с ним под одной крышей. Не могу выразить словами, до чего приятно снова услышать в доме детские голоса!

— Мисс Нэпп несказанно повезло стать любящей тетушкой для пятерых детей ее брата. — Тон Софии красноречиво свидетельствовал о том, что сама она не считала это таким уж большим везением. — Как они там?

— Превосходно, благодарю вас, — поспешила заверить присутствующих Джулия. — Они все в отменном здравии. Но я уже слышала о том, миссис Уайлдер, как много хорошего вы делаете для наших солдат и матросов. Это что-то вроде благотворительного фонда?

— Да, — ответила Энн, замявшись.

Джулия взяла ее руку в свои ладони и крепко пожала.

— Но это же замечательно! Просто замечательно! Мы с матерью тоже помогали в качестве сиделок, когда наших раненых начали сюда доставлять, — продолжала она, ее глаза вспыхнули воодушевлением. — Мы открыли для них двери своего дома, и должна сказать, что наши старания окупились сторицей.

Она еще крепче пожала руку Энн, ее лицо расплылось в одобрительной улыбке.

— Будь Мэтью сейчас жив, я уверена, он бы поддержал ваше благородное начинание.

— Вы так думаете? — вставила София с явным сомнением. — Но ведь это означало бы, что Энн уже не сможет проводить с ним каждый миг.

Джулия рассмеялась, однако Энн, как заметил Джек, не последовала ее примеру.

— Ох, София, ты все такая же шутница! Но должна признаться, Энн, что я вам немного завидую. У вас есть достойное занятие, чтобы заполнить свои дни…

Она вдруг осеклась, осознав, что ее последние слова могли смутить собеседников, ибо ясно свидетельствовали о пустоте и бесцельности ее собственного существования.

Энн поспешила загладить неловкость.

— И как вам нравятся наши светские забавы, мисс Нэпп?

— О, я не собираюсь оставаться в городе до конца сезона, — тут же отозвалась мисс Нэпп. — Старшая дочь моего брата через несколько месяцев должна быть представлена ко двору. Мы сейчас посещаем портных и прочее в том же духе.

— Но, Джулия, — запротестовала София, — вы же можете позволить себе немного развлечься?

— Боюсь, что к концу недели мне придется уехать, — тихо ответила мисс Нэпп. — У меня нет никаких причин здесь оставаться.

— Нам вас будет очень не хватать, — отозвалась Энн, не скрывая огорчения.

— Полковник Сьюард только что расспрашивал меня о Мэтью, миссис Уайлдер, — произнесла Джулия, пожалуй, уж слишком оживленно. — Он хотел знать, каким человеком был ваш муж.

Вскинув голову, Энн пронзила Джека взглядом, полным трагизма и боли одиночества.

— О, он был лучшим из всех, кого я знала, полковник, — заявила она. — Самым лучшим.

Глава 12

— Дорогая! — воскликнула Джулия, встревоженно глядя на Энн. — Мне так жаль. Я не думала, что воспоминания о Мэтью до сих пор причиняют вам боль. Пожалуйста, простите меня.

Она выглядела такой расстроенной, что Энн ощутила острый приступ вины, как будто в ее сердце всадили разом тысячу крохотных кинжалов.

— Прошу вас, не извиняйтесь. Со мной все хорошо, — ответила она.

Джулия Нэпп была самой порядочной из всех знакомых Энн. Она никогда не укоряла ни Мэтью за то, что он ее бросил, ни Энн за то, что она его преследовала. А между тем подобные упреки были ею заслужены. Она действительно преследовала Мэтью Уайлдера со всей энергией и решимостью, которыми наделила ее природа.

— Полковник Сьюард как раз собирался рассказать нам о Шотландии, — произнесла Джулия, подыскивая наугад другую тему для беседы.

— Вот как? — спросила Энн. У нее едва хватило сил мельком взглянуть на Сьюарда, до такой степени его вид причинял ей страдание.

Джек нахмурился.

— По-моему, Шотландия — чрезвычайно романтическое место, не правда ли, Джулия? — затараторила София. — В особенности горы. Вы ведь, кажется, родом с севера, полковник?

— Нет. Из Эдинбурга.

«Ах да, верно», — подумала Энн. Она не сводила глаз с Джулии, однако все ее помыслы были устремлены к Джеку. По слухам, сэр Джеймисон нашел его в одном из работных домов Эдинбурга. Она уже успела об этом забыть, как, впрочем, и о том обстоятельстве, что она была той воровкой, которую он искал.

— Миссис Уайлдер! — Тихий голос Джулии застал ее врасплох. — Не могу ли я попросить вас на пару слов?

Энн вяло кивнула. Одним легким касанием руки Джулия отвела ее в сторону, оставив Джека наедине с Софией.

— Мне не следовало бы говорить об этом здесь и сейчас, однако я полагаю, что это необходимо. Вряд ли мне представится другая возможность, и, кроме того, я считаю это своим долгом перед Мэтью.

Энн так и застыла на месте.

— О каком долге перед Мэтью вы говорите, мисс Нэпп?

— Он так горячо вас любил.

Боже праведный! Как долго еще у нее хватит сил это терпеть? Сколько еще раз ей придется выслушивать напоминания о том, как она была любима — нет, обожаема своим мужем, заслужив с его стороны такую привязанность, о которой большинство женщин могут только мечтать? Ту самую привязанность, которая по праву принадлежала Джулии Нэпп.

— Когда я упомянула в разговоре имя Мэтью, по вашей реакции мне стало ясно, что вы до сих пор оплакиваете его гибель. Вам не следует падать духом. Это противно человеческой природе. Знай об этом ваш муж, он пришел бы в ужас.

Скорее он был бы рад. Эта неожиданная мысль всколыхнула душу Энн. Потрясенная, она прикусила губу.

— Я тоже скорблю о нем, — продолжала Джулия с искренним волнением в голосе. — Мэтью был моим другом. И хотя моя горечь утраты несравнима с той, которую должна испытывать его… — тут она запнулась, — его жена, смею вас заверить, что ему было бы больно видеть, как вы себя терзаете, отдавая должное его памяти. «Когда Энни смеется, — сказал он мне однажды, — я сам не могу удержаться от улыбки».

— Пожалуйста, не надо…

Взяв похолодевшую руку Энн в свою, Джулия принялась согревать ее ладонями.

— Дорогая миссис Уайлдер, прошу вас, начните жизнь заново. Вы еще так молоды. У вас все впереди. Постарайтесь насладиться жизнью сполна.

— Как вы сами? — спросила Энн, понизив голос. Джулия улыбнулась.

— Но ведь у меня нет ваших средств, дорогая. Будь у меня дело, которому я могла бы себя посвятить… — Она с грустным видом покачала головой.

— Я могу это изменить, — возразила Энн, глубоко растроганная ее словами. — Переезжайте ко мне. Станьте моей компаньонкой. Вместе мы…

— Жить в доме Мэтью? — Джулия снова отрицательно покачала головой. — Я бы никогда не согласилась принять от вас хотя бы кроху того, что принадлежало Мэтью.

В ее отказе не было зависти или злобы — только глубокое, не передаваемое словами чувство гордости, которое вновь напомнило Энн о том, как тяжело пережила Джулия разрыв с Мэтью. Со стороны Энн было глупостью предлагать ей нечто подобное. Стать компаньонкой женщины, которая похитила у тебя будущее, счастье всей твоей жизни? Как видно, ей придется включить бесчувственность в длинный перечень своих прегрешений.

— Извините меня. Я это сказала, не подумав.

— Не стоит извиняться. — Некрасивое лицо Джулии озарилось мягкой улыбкой. — Но я все же вас прошу, постарайтесь забыть о прошлом.

Энн утвердительно кивнула, зная, что солгала Джулии. Она не в силах забыть прошлое. Оно следовало за ней неотступно в облике человека на деревянной ноге, укоряло ее голосом старой нищенки в лохмотьях, бросало ей одно за другим обвинения в письмах матери Мэтью. Ее прошлое останется с ней навсегда.

Тут ее взгляд упал на темно-русую голову Джека, который как раз в эту минуту склонился над ухом Софии. И зачем только он ее поцеловал, в один миг разбив ее столь тщательно оберегаемое сердце и заставив страдать от несбыточных желаний? Не то же ли самое чувство должен был испытывать Мэтью? Если так, то неудивительно, что он предпочел смерть подобной адской муке.

Что толкнуло Джека на этот шаг? Что такого он в ней нашел, когда посмотрел ей в глаза? Энн зажмурилась. У нее стучало в висках, сердце было готово разорваться на части.

Чувство уязвленного достоинства пришло ей на выручку.

Джек видел перед собой скорбящую вдову. Женщину без громкого имени, которое могло бы служить ей защитой, вышедшую замуж за человека много выше себя по положению. Женщину, заслужившую обожание со стороны мужчины, считавшегося образцом добродетели. Ее он не замечал вовсе.

Джек поднял голову, напряженно осматриваясь вокруг, словно искал кого-то.

Воровку. Вот кем она на самом деле была. И скоро он сам в этом убедится.

Если бы только он не смотрел на нее с таким мрачным, озабоченным видом, словно в его власти изгнать обуревавших ее демонов! Если бы только он вообще не явился сюда, досаждая ей своей церемонной вежливостью и блеском в глазах, редкими приступами смеха и грубой мужественностью. Кто знает, быть может, тогда с Божьей помощью она бы перестала о нем вспоминать.

Энн коротко, нервно рассмеялась, но ее смех скорее походил на всхлипывание. Усилием воли она его подавила.

Джек тут же обеспокоенно выступил вперед, так и не дослушав последнюю фразу Софии. Энн отстранила его и мисс Нэпп жестом. Джулия бросила на нее вопросительный взгляд.

— Должно быть, этим утром я подхватила простуду, — услышала Энн как будто издалека собственный голос. — София, не могла бы ты заняться гостями вместо меня? Мисс Нэпп, надеюсь, вы меня простите, если я удалюсь к себе?

— Разумеется, миссис Уайддер.

— А вы, полковник?

Он наклонил голову, и Энн поспешно покинула комнату.

Прием в доме Нортов закончился через час — непривычно рано с точки зрения общественных условностей, но зато слишком поздно для Джека. Он покинул Мейфер и направился на свою квартиру неподалеку от порта, вспоминая по пути выражение лица Энн, когда она кинулась прочь из комнаты и — как ему невольно приходило на ум — подальше от него.

Туман, поднимавшийся клочьями от берегов реки, струйками растекался у его ног. Было слишком холодно, чтобы шататься пьяным по улицам, и слишком поздно, чтобы идти на работу. Возле слабо мерцавших огнями трактиров не было ни души.

Едва он оказался у двери своего дома, как из тумана, откуда ни возьмись, возник Гриффин с каким-то подростком.

— Я эту проклятую ночь провел без сна, как вы мне и сказали, — начал без долгих вступлений мальчик, между тем как Гриффин молча стоял рядом. — Служанка с тамошней кухни — настоящая потаскушка и почти каждый вечер где-то пропадает. Но я ни разу не видел, чтобы она лазила по крышам.

Джек кивнул. Все оказалось именно так, как он и предполагал. Он с самого начала допустил ошибку, полагая, что безрассудство и дерзость, присущие воровке, заставят ее бросить ему вызов, снова взявшись за свое, даже несмотря на то что она знала: он идет по ее следу, — а может быть, именно поэтому.

Однако он ошибся. Воровка не давала о себе знать.

Джек порылся в кармане в поисках мелочи и сунул несколько монет в протянутую грязную руку мальчика:

— Продолжай наблюдение.

— Слушаю, капитан. — Парня тут же как ветром сдуло.

— Фешенебельный район Лондона.

Воровка тоже называла его капитаном, но ее грубоватый выговор, характерный для уроженки лондонских низов, не был присущ ей от рождения. Либо она переняла его сравнительно недавно, либо подражала кому-то.

Вот уже несколько дней он не вспоминал о ее существовании, занятый охотой совсем иного рода. Но теперь у него в запасе оставалось не так много времени, и потому Джек снова был вынужден уделить все свое внимание воровке. Только напав на ее след, он мог выгадать небольшую отсрочку, столь необходимую ему для того, чтобы раскрыть тайну письма.

— Я жду новостей, — обратился Джек к Гриффину. — Что слышно от Берка?

— Ничего, — произнес Гриффин с досадой. — Парень оставил Фросту записку с уведомлением об увольнении и так поспешно отправился в Суссекс, словно за ним черти гнались.

— А что удалось выяснить тебе самому? Мне необходима хоть какая-нибудь зацепка, чтобы продолжать расследование. Она нужна мне сейчас же, — отрезал Джек.

— У меня есть основания предполагать, что письмо попало к Атвуду задолго до того, как он дал знать о нем Джеймисону, — ответил Гриффин. — Мой знакомый в Виндзорском замке утверждает, что Атвуд был там постоянным посетителем еще до своего последнего визита в апреле.

— И к кому именно приезжал Атвуд?

— Как раз это удивило меня больше всего, полковник. Он навещал старого короля.

— Что? — Джек не поверил собственным ушам.

Гриффин в ответ утвердительно кивнул.

Не здесь ли крылась разгадка тайны? Быть может, король в приступе безумия сделал достоянием гласности какой-нибудь дворцовый скандал, сведения, которые впоследствии могли быть использованы для того, чтобы шантажировать принца-регента?

— И раз уж мы заговорили о странных связях, должен сказать, что я, согласно вашим указаниям, установил слежку за домом лорда Веддера. Его часто видят в обществе Фроста, который вас на дух не переносит, чтобы не сказать больше. Кроме того, позапрошлой ночью Веддер снова явился с визитом к вашему отцу. Ноулз на эту встречу приглашен не был.

— Наверное, он потребовал от Джеймисона наказать меня за дерзость. Так или иначе, не спускай с него глаз, — произнес Джек.

Молча он поднялся по каменной лестнице к парадной двери и скрылся за нею.

— Вы будете опорочены в глазах общества, если останетесь здесь, — предупредил Стрэнд в присущей ему лаконичной манере. Он поднял свечу так, чтобы ее свет падал на плотно закутанную в плащ фигуру его полуночной гостьи. — Разве вам никогда прежде не говорили о том, что я за человек?

София Норт откинула капюшон плаща, открыв взору пышную копну рыжевато-золотистых локонов.

— Опорочена? Не слишком ли много вы на себя берете?

Его лицо вытянулось. Она запрокинула голову, и червленое золото ее волос заблистало в слабом пламени свечи. Стрэнд всегда питал особое пристрастие к рыжеволосым красоткам.

— И что вам от меня нужно, моя маленькая София?

Она приподняла бровь так игриво, что он едва удержался от смеха. Эта девушка, напоминавшая с виду благоухающий цветок из оранжереи, оказалась весьма прилежной ученицей — нежной и нетерпеливой. Пожалуй, даже слишком нетерпеливой. София не имела никакого понятия об утонченности.

— Я пришла, чтобы довести до конца то, что мы с вами начали.

Она намекала о произошедшем между ними в одной из боковых комнат, где Стрэнд, обнажив ей грудь, покрывал поцелуями крошечные соски Софии, прислушиваясь к ее восторженным стонам, между тем как остальные его гости болтали и смеялись всего в нескольких шагах от них. Очевидно, соблазн оказался непреодолимым.

— Сомневаюсь, что ваш отец это одобрит.

— Возможно, и нет. — Она уже начала развязывать шелковые тесемки на шее, но вдруг заколебалась. «Что ж, наверное, это к лучшему», — подумал Стрэнд с глубоким вздохом. В тот вечер лорд выпил лишнего, а в последнее время, даже будучи трезвым, он не мог похвастаться выдержкой. Несмотря на то что София казалась ему по-своему привлекательной, ее предложение нельзя было назвать удачной идеей.

— А как же миссис Уайлдер? Едва ли она догадывается о том, где вы сейчас.

Миссис Уайлдер с ее печальным, полным притягательной силы взглядом и бездной обаяния… Да, такая женщина и впрямь способна разжечь огонь не только в чреслах мужчины, но и в его сердце. Если только оно у него имелось.

Стрэнд улыбнулся Софии, уже собираясь отослать ее и найти какую-нибудь более искушенную в любовных делах партнершу. Женщину, которая заставила бы его забыть о том, что другие любовники находят в постели нечто большее, чем потное и жаркое совокупление плоти.

Он сделал знак Софии удалиться через заднюю дверь тем же путем, каким она проникла в комнату. Она даже не пошевелилась, и что-то в его тоне или в выражении его лица решило исход дела. Девушка с вызывающим видом развязала последнюю шелковую тесемку. Плащ упал с плеч Софии и бесформенной грудой лег у ее ног.

Она была совершенно обнаженной. Пламя оплывшей свечи озаряло ее кожу, то нежно-розовую, то цвета слоновой кости, отражалось от рыжевато-золотистой поросли между ее мягкими бедрами, освещало два округлых холмика грудей, которые дерзко выступали вперед.

— Покажите мне, что такое настоящий мужчина, Стрэнд! — проговорила она низким, чарующим голосом. — Научите меня быть настоящей женщиной!

Стрэнд снова улыбнулся, окинув беглым взглядом разрумянившееся лицо Софии, ее блестящие от волнения глаза, юное тело, словно трепещущее в такт какой-то бравурной мелодии.

— Уж не хотите ли вы меня использовать, моя маленькая София?

В ответ она взяла его ладонь в свою и слегка провела костяшками пальцев по своим губам, мягким и гладким, как шелк.

— Да, — прошептала она, запечатлев влажный поцелуй на тыльной стороне его руки. — А вы сами разве не собираетесь сделать то же самое?

Какая удивительная проницательность. Разумеется, он намеревался ее использовать. Выбросить наконец из головы и Кэт Монтроуз, и Энн Уайлдер, и тысячи других женщин, суливших полное опустошение душе мужчины, а не просто временное утоление его низменных страстей. Стрэнду вдруг пришло на ум, что София поможет ему забыть о том, что он чертовски одинок.

Подойдя еще ближе, София положила ему руку уже не на грудь, а на бедро. Он тут же почувствовал возбуждение, а она взглянула на него с понимающей усмешкой.

— Тогда что мешает нам использовать друг друга?

Быть может, она в конце концов не так уж невинна, как может показаться со стороны.

«И по чести говоря, — подумал Стрэнд, проводя руками по ее груди, бокам и мягкому округлому животику, — вряд ли ей удастся найти более подходящего наставника».

Глава 13

Ночь была как небо — сплошное звездное небо. Если она поднимет руки, закроет глаза и сделает шаг вперед, то не упадет, а растворится в этом огромном пространстве или улетучится, как струйка дыма, разорванная в клочья порывами ветра, свободно носившегося где-то высоко в поднебесье.

Земля внизу казалась чем-то призрачным, почти нереальным. Она сжалась под плотным слоем тумана, будто прокаженный под своим колпаком. Здесь, наверху, ее нервы отзывались на малейший шорох, все существо трепетало, поддавшись одному сладострастному порыву.

Обернувшись, Энн заглянула в окно своей спальни. За заиндевелым стеклом на столике рядом с кроватью горела одинокая свеча. Смятые простыни лежали на постели, сброшенная ночная рубашка из тонкого шелка поблескивала на ковре.

Глядя со стороны на то, что являлось частью ее повседневного существования, Энн, казалось, не узнавала собственной спальни. Ей вдруг пришло на ум, что если она будет стоять у окна достаточно долго, то в конце концов увидит и усталую обитательницу комнаты с чашкой теплого молока в руках.

Эта мысль заставила ее окаменеть. Представлять себе две совершенно разные личности, каким-то образом уживающиеся в одном человеке, было сродни безумию.

«Слишком мало времени для сна», — подумала Энн, протирая глаза. Слишком много вина. Слишком много воспоминаний и обязательств, тайных желаний и сожалений переполняли ее мысли, сердце, душу. Ей хотелось освободиться от всего этого. Ей не терпелось сбросить с себя человеческую личину и, выпустив на волю таившееся в ней животное начало, снова превратиться в блаженное, лишенное угрызений совести создание без прошлого и будущего, единственной целью устремлений которого был Джек Сьюард — тот, кто ухаживал за ней в одном мире и преследовал в другом.

Она набросила на голову черный капюшон и натянула на лицо шелковую маску. Длинная веревка, закрепленная у нее на груди, стесняла движения, а засунутый за пояс пистолет врезался в бок.

Небо было непроницаемо черным, воздух — холодным, но по крайней мере ими она могла располагать свободно. Этой ночью она собиралась посетить жилище Джека Дьявола, Ищейки из Уайтхолла. Человека, который совершил в своей жизни немало ужасных вещей, однако ничто не шло ни в какое сравнение с тем, что он сделал с нею, заставив ее поверить в то, что она способна его полюбить, и таким образом снова вернул ей роковую иллюзию, убийственную надежду. С таким, как он, шутки плохи.

Холод пробирал ее до костей, пальцы одеревенели. Казалось, что и ее сердце тоже вот-вот остынет, не будь оно уже давным-давно мертво. Ей нужно было снова заставить его биться, и потому для нее так много значили эти мгновения, требующие напряжения всех ее сил, когда она рисковала самым важным — собственной жизнью, когда она принадлежала только самой себе, а вокруг не было ничего, кроме ночи и холодного сияния далеких звезд.

Она быстрым, уверенным шагом двигалась по заиндевевшей крыше. Голова у нее кружилась от обилия ощущений. Звуки разносились гулким эхом, как в чаще леса, краски радовали глаз, каждый вздох и каждое содрогание мышц были подобны грому оркестра. И она упивалась этим сполна.

К черту Софию и ее отца! К черту Джулию Нэпп! К черту искалеченных войной солдат Мэтью и миссис Кашман, съежившуюся в своем грязном углу! И к черту Джека Сьюарда!

Она бросила взгляд через карниз на землю. Какой-то паренек у ворот парка на другой стороне улицы поднял умное лицо, шаря глазами по коньку крыши. Еше один из соглядатаев Джека Сьюарда. Что ж, пускай себе ищет ветра в поле.

Бег давался ей легко, холодный воздух бодрил. Удержаться на кругом черепичном скате оказалось куда труднее, чем на широком и плоском гребне крыши, но зато на темном фоне ее фигуру почти невозможно было различить. Она даже не принимала в расчет опасность оступиться и упасть. Ее это просто не заботило. Все, чего она хотела от этой ночи, — положить конец несбыточным грезам и вновь ожившей в душе боли.

Она продолжала свой путь, следуя безошибочно в избранном направлении. Ее бег был стремителен, как полет ночной птицы. Она знала, где искать Джека, — его довольно скромное жилище находилось отнюдь не в фешенебельном районе Лондона, где обычно селились обедневшие младшие отпрыски знатных родов и погрязшие в долгах светские щеголи.

Энн приблизилась к глубокой пропасти, границы которой обозначали проходившую внизу улицу, и с разбегу перескочила через пустоту. Опустившись на крышу дома напротив, она рассмеялась и снова устремилась вперед, безжалостно подгоняя себя, пока в ее сознании опять не возник образ Джека. Ею двигала только сила воли. Кожа стала влажной от пота и охватившего ее восторга.

Еще одна улица — и очередной прыжок над бездной. Все ее мышцы дрожали от напряжения, пульс участился, как у загнанного кролика, все поры дышали радостным оживлением. С бьющимся сердцем она вскарабкалась, цепляясь за щели между шиферными плитами, на самую вершину крыши обычного лондонского дома. Наконец-то она у цели.

У нее перехватило дыхание. Где-то совсем близко спал Джек, даже во сне строя планы ее поимки и сдачи властям. «Он слишком много уделяет мне внимания», — подумала Энн угрюмо. Он преследовал даму из высшего света и воровку, и этой ночью ему придется заплатить за свою ошибку.

Энн крепко стиснула зубы, диковатый блеск в ее глазах потух, уступив место смутному предчувствию. Вздрогнув, она вышла из оцепенения. Разве она не получала всегда от жизни все, чего хотела? Что ж, на этот раз ей нужен Джек Сьюард. Она подобралась к самому краю крыши и перегнулась через ограждение. Прямо под ней тускло светилось окно, а рядом с ним виднелся узкий выступ. Она змейкой переползла через карниз, с трудом удерживая равновесие, после чего, высвободив одну руку, принялась шарить по верхней части оконной рамы в поисках какой-нибудь опоры. Замазка крошилась под ее пальцами. Уцепившись покрепче за раму, она отделилась от карниза и, перевернувшись через голову, плавно опустилась на выступ окна. Просунув между его створками кусок металла, чтобы открыть задвижку, Энн заглянула в пустую комнату и потом, распахнув окно, осторожно проскользнула вовнутрь, осматриваясь по сторонам.

Она находилась в спальне дома, не выделявшегося среди сотен своих соседей ни архитектурными изысками, ни роскошью, а только удобствами. Прежде ей не раз случалось бывать в подобных жилищах.

За открытой дверью справа от нее должна была располагаться еще одна спальня, а рядом с нею туалетная комната. Еще ниже находились парадная столовая и гостиная, к которой, возможно, примыкала библиотека, а цокольный этаж занимали кухня, буфетная и помещения для прислуги.

Энн на цыпочках приблизилась к открытой двери и заглянула в смежную комнату, давая глазам время привыкнуть к темноте. Как она и предполагала, это оказалась спальня — спальня Джека. Она даже могла различить очертания его длинного худого тела, растянувшегося на узкой кровати. Она переступила порог комнаты, составляя в уме перечень всего, что в ней находилось.

Ей хотелось одновременно и поддразнить Джека, и внушить ему страх. Придумать нечто такое, что заставит его почувствовать себя уязвленным, испытать гнев, досаду и чувство утраты, чтобы после этого он удвоил свои старания ее найти.

Она принялась рыться в его личных вещах и туалетных принадлежностях, аккуратно разложенных на комоде с зеркалом. Ничего особенного, кроме…

Эта мысль сразу же завладела ее воображением, отметая любые доводы против. Способ казался ей самым простым и действенным. И потом он еще долго будет ее ненавидеть, поняв, что польстился на ее приманку, точно гончая на запах дичи. Тогда ее поимка станет для него единственной целью и… — о Господи, в этом было столько мрачного юмора, что она чуть было не рассмеялась, — и, поскольку его внимание снова будет обращено на воровку, вдова сможет избежать его чар. А ей больше ничего и не требовалось. Всего лишь немного свободы. Но сначала нужно вывести его из себя, заставить полностью потерять самообладание, чтобы ему и в голову не пришло прекратить погоню.

Энн осторожно вынула парадную шпагу полковника из богато изукрашенных ножен. Использовать против Джека его собственное оружие? Что ж, для начала недурно.

Дыхание спящего на миг прервалось, но в снах этого человека свистящий звук уже давно стал желанным спутником. Звон стали, запах пороха, крики умирающих людей были слишком привычными, чтобы вернуть его в мир реальности.

Все еще держа в руках шпагу, Энн на цыпочках подкралась к окну и осторожно откинула занавеси, пропуская в комнату тусклый свет. Посмотрев вниз, она нахмурилась. Окно располагалось на высоте тридцати футов над узкой улочкой. Закопченное, без лепнины, оно вряд ли могло служить надежной опорой для рук. Стена здесь была совершенно отвесной, если не считать кирпичного водостока шириной в несколько дюймов.

Высунувшись наружу, насколько это было возможно, Энн обнаружила, что из апартаментов Джека на улицу выходит еще одно окно. Расположенное шестью футами ниже и в четырех футах от угла дома, оно находилось слишком далеко от нее, чтобы им можно было воспользоваться. Энн вернулась к кровати, прихватив с собой легкий деревянный стул, который и поставила рядом с ложем, стараясь не смотреть на спящего. Такой человек, как Джек, даже во сне способен почувствовать на себе чужой взгляд.

В небрежной позе она уселась на краешек стула, перекинув ногу через его ручку. Затем подняла шпагу Сьюарда, поблескивавшую в лунном сиянии, и приставила ее кончик прямо к его горлу, после чего с глубоким вздохом пнула ногой кровать.

Джек даже не пошевелился. Только ритм дыхания изменился — он явно проснулся.

— Эй, вставайте, капитан! Не надо принимать меня за дурочку! — раздался ее грубоватый шепот.

Его глаза открылись, такие ясные и внимательные, что она невольно задалась вопросом, спал ли он вообще.

— Моя воровка! — Его мягкий, низкий голос прозвучал почти приветливо.

Джек перевел взгляд на острие шпаги в нескольких дюймах от своей шеи. Даже в полутьме она могла заметить горечь его улыбки. Не обращая на нее внимания, он уселся на постели. Покрывало соскользнуло с его плеч, обнажив фигуру почти до пояса. Воротник его ночной сорочки расстегнулся во сне, и в ее широком вырезе Энн увидела его грудь. Лунный свет, проникавший в комнату, падал на могучие округлости и плавные линии его застывшего в напряженном ожидании тела, покрывая его позолотой.

— Поднимите руки! Уж не думаете ли вы, что сможете со мной сладить? Я проткну вас, словно ядовитую гадину.

— Правда? — В тоне Джека присутствовало лишь любопьггство, однако его мышцы расслабились, и он снова откинулся на подушку.

Она доверяла его спокойствию еще меньше, чем его недавней настороженности.

— А почему бы и нет? Вы только создаете мне трудности, вмешиваясь в мое маленькое дельце.

— Дельце?

— В мое ремесло. Вы мешаете мне добывать хлеб насущный.

— Прошу прощения, если я показался тебе докучливым, — произнес он. — Но все, что мне от тебя нужно, — это письмо, которое ты украла у лорда Атвуда.

«Какое письмо? — спрашивала себя Энн в недоумении. — У Атвуда не было никакого письма. Он…»

Джек подался вперед, и это движение тут же снова привлекло к нему ее внимание. Теперь обнажилась почти вся его грудь. Впрочем, для него это, похоже, не имело никакого значения. Собственная нагота ничуть не смущала его. Но Энн едва сдерживала себя.

Его кожа, казавшаяся смуглой на фоне белых простыней, была гладкой и чистой. На груди проступала мягкая темная поросль, а появившаяся за ночь щетина придавала резким очертаниям его подбородка еще большую выразительность. Лежа неподвижно в полутемной комнате, он выглядел необычайно, завораживающе мужественным.

Скрытая чувственность витала в воздухе. Энн казалось, что она уже чувствует его язык между своими губами, его руки, обнимающие ее за плечи…

Она не позволит ему взять над собой верх. Слишком часто в жизни ей приходилось покоряться чужой воле и затем мучиться напрасными сожалениями. На сей раз преимущество было на ее стороне, и она своего не упустит.

— Вы мне надоели! — простонала она капризным, обиженным голоском.

— Я снова прошу меня простить.

Несмотря на игривый тон, явно имевший целью ее поддразнить, Джек не терял бдительности, невольно спрашивая себя, как далеко она может зайти. Ей же нужно было нечто большее, чем просто неуверенность с его стороны. Она хотела, чтобы он считал ее способной на любой, даже самый отчаянный поступок, на любое преступление. И разве это не было правдой? Разве она не предпочла суетной жизни богатой вдовы крыши лондонских домов?

Джек преследовал ее наяву и в снах. Он неожиданно вторгся в ее мир, охотился на нее и загнал в угол, и вот теперь они поменялись ролями. Ее целью было подчинить себе силу, воплощением которой он был в ее глазах.

— Извинениями тут не отделаешься, капитан. Наверное, мне лучше покончить с вами прямо здесь и сейчас. Я смогу действовать свободнее, убрав вас с дороги.

— Убийство? Бог ты мой, откуда в тебе столько кровожадности?

Она гордо вскинула голову.

— С какой стати я буду губить свою бессмертную душу убийством? Куда проще оставить вас калекой.

Внезапным резким движением она проткнула шпагой простыню. Острие прошло всего лишь в нескольких дюймах от его бока. У него вырвался короткий непроизвольный свист.

— Захватывающее чувство, не правда ли? Знать, что каждая следующая минута может стать для тебя последней, что твоя судьба в руках врага и ты ничего не можешь с этим поделать.

Наклонившись поближе, она заметила, что он принюхивается к ее телу, пытаясь по запаху установить, кто она. Даже здесь, даже в такую минуту он не переставал ее преследовать. Она отпрянула, разъяренная тем, что ей так и не удалось передать ему хотя бы крупицу страха, который внушал ей он.

— Ну, и каково это — превратиться из ищейки в загнанного кролика? — Кончиком шпаги она сдернула с него покрывало.

Джек тут же подался вперед, и на какое-то мгновение в слабом сиянии, проникавшем через окно, отчетливо проступило его лицо. Но она уже снова приставила острие шпаги к тугим мускулам его грудной клетки.

— Назад!

Было видно, как на его щеке под ясными, светлыми глазами забилась жилка, после чего его снова скрыл полумрак. Грудь Джека поднималась и опускалась глубоко и размеренно. Ощущение жара и легкого покалывания пробежало по коже Энн, охватив живот, грудь, бедра. Она подавила желание усилием воли.

Довольно долго они, не отрываясь, смотрели друг на друга.

— Встаньте, капитан, — произнесла она и поднялась со стула. Она уже достала из-за пояса пистолет, и теперь его дуло было нацелено на Джека вместе со шпагой.

— А если я откажусь?

— Вам когда-нибудь приходилось видеть кастрированного жеребца, капитан?

Острие шпаги опустилось к его паху, поигрывая прикрывавшей его простыней.

На какой-то миг, равный одному удару сердца, их взгляды встретились. Не издав ни звука, Джек отстранился от шпаги и встал с постели. Он был очень высок, гораздо выше ее ростом, и тем не менее — чувство мрачного удовлетворения пробежало по ее жилам, вызывая дрожь в теле, — он был полностью в ее власти. Даже стоя в двух ярдах от нее, он возвышался над нею, и, хотя его поза казалась небрежной, взгляд оставался настороженным.

Не собираясь отступать ни на дюйм, Энн снова подняла шпагу так, что она оказалась на уровне его шеи. Запах постели, мужского тела и еще чего-то столь же не поддающегося определению, сколь и возбуждающего, проникал ей в ноздри.

— И что теперь? — спросил он.

— Садитесь, капитан.

— В присутствии леди? Нет уж, уволь. — Он поклонился, как бы снова желая ее поддразнить.

— Я не леди! Я воровка! Ваш враг! Но этой ночью вы мой!

Его взгляд стал острым, на лице от чрезмерной сосредоточенности проступили морщины. Слишком поздно Энн сообразила, что говорит, не прибегая для маскировки к характерному выговору своего отца.

— Садитесь, черт бы вас побрал!

Пожав плечами, он повиновался, словно не придавал ее маленькой победе особого значения. Обойдя вокруг стула, она встала у него за спиной и прижала дуло пистолета к его шее.

— Руки за спину, капитан! — хриплым голосом скомандовала она, сняв с плеча моток веревки. Он подчинился, и она первым делом принялась за его искалеченную руку, против воли обратив внимание на безобразное месиво из вывернутых суставов, мышечной ткани и сухожилий.

Он много страдал. Он бывал ранен — одному Богу известно, сколько раз, — но тем не менее сопротивлялся смерти и выжил. И, что еще важнее, еще занятнее, ему удалось увидеть последствия собственных деяний. Если бы только она могла сказать о себе то же самое!

Она заколебалась.

— Ты же знаешь, что рано или поздно я тебя поймаю, — произнес он, повернув голову и исподлобья бросив на нее ненавидящий взгляд.

Она туго затянула петлю вокруг его запястья, после чего принялась за другое и связала его руки вместе. Затем встала прямо перед ним и смерила его беспомощную фигуру в путах надменным взором. Впрочем, на него это не произвело заметного впечатления.

— Ну а теперь? — спросил он.

— А теперь я хочу немного позабавиться, капитан. Точь-в-точь так, как вы поступили со мной. А вы будете сидеть и спрашивать себя: «Неужели это все? Конец?»

— Ты меня не убьешь.

— Вот как? — Ее голос звучал грубо, властно. — Если мне придется выбирать между своей жизнью и вашей, то, можете не сомневаться, я выберу свою, капитан. Я уже делала это раньше и сегодня сделаю то же самое.

— Тебе случалось убивать человека? — спросил он, внимательно следя за нею.

— Да!

— Что ж, если ты и впрямь намерена меня прикончить, делай это поскорее. Я не хочу провести последние минуты, обмениваясь признаниями с воровкой и убийцей, которая к тому же из трусости не снимает маску.

В его словах не было ни малейших следов страха или надменного презрения. Он просто констатировал факт.

— Меня заботит не то, чего вы хотите, — фыркнула она, — а лишь то, чего хочу я. Неужели вам никогда не приходилось иметь дело с грабителями, капитан? Они всегда стремятся получить то, чего у них нет, а если добиваются своего, это только заставляет их желать большего.

— Ты ведь не собираешься меня убивать. Тебе нужно, чтобы я перестал тебя преследовать. Но я не отступлюсь от своей цели. Во всяком случае, не сейчас. И ты сама должна это понимать.

— Заткнитесь!

Он запрокинул голову. Его взгляд был задумчивым.

— Если бы ты выждала еще немного, то могла бы получить полную свободу действий. Однако ты не пожелала. Почему? — Последний вопрос прозвучал резко, настойчиво. — Ведь ты наверняка уже догадывалась, что стоит тебе ненадолго залечь на дно, и меня отстранят от расследования. Зачем же ты явилась сюда сегодня?

Его слова отдавались угрожающим стуком в ее висках.

— Потому, что я так решила!

— Знаешь, что мне пришло в голову? — Холодный, отстраненный голос Джека словно искушал ее.

— Нет! — Шпага резко взметнулась вверх, так что ее кончик оказался у его груди. Она с хладнокровным видом провела острием по коже Джека, пока не зацепила край воротника его ночной сорочки. Не остановившись на этом, она разрезала на части льняную материю, пересчитав все его ребра, после чего опустила острие ниже.

Похоже, она все-таки нашла способ заставить его замолчать.

Его взгляд, прикованный к ее лицу, был полон истинно королевского высокомерия. Его глаза обещали неминуемое возмездие. Они светились в темноте, как у волка.

Она не возьмет свои слова обратно. Раз взявшись за дело, она не откажется от задуманного. И ведь, в конце концов, разве не этого она добивалась с самого начала? Потому-то она и явилась сюда, как бы ни пыталась лгать себе этим утром. Ибо это было все, что ей когда-либо удастся от него получить.

И она получит свое — пусть не совсем честным путем, пусть даже против его воли. Она разрезала на куски остатки его ночной сорочки.

— Что ж, моя воровка, теперь тебе придется меня убить, — произнес он хладнокровно, прожигая ее взором. — Потому что я не остановлюсь до тех пор, пока не найду тебя. Я не успокоюсь до тех пор, пока ты не станешь моей. Не важно, какой ценой и сколько времени это займет.

Энн выронила шпагу, и та со звоном упала на деревянный пол. Биение ее сердца отдавалось громким эхом в жилке у горла. Она не спеша приблизилась к нему и встала у него между коленей.

— Да, — ответила она. — Но сейчас вы мой.

Глава 14

Джеку удалось немного ослабить веревку, которой воровка связала ему руки. Еще несколько минут, и он освободится. Ярость только подхлестывала его решимость.

Ему следовало бы ответить на ее запугивания, однако это была уже не та женщина, которая преследовала его даже во сне. Его воровку словно подменили. Отчаяние окутывало ее, словно мантия, и она явно переступила ту тонкую грань, за которой человек теряет контроль над собой. «Красота — коварная приманка, за которой таится смертельная ловушка», — писал когда-то Лили[19], и это чистая правда.

Джеку уже приходилось наблюдать нечто подобное в мужчинах, которые изводили себя до предела, пока их силы не оказывались полностью исчерпанными. Сходство было очевидным. Оно проявлялось в торопливых, неловких движениях воровки и струйках пота, которые стекали вниз по ее шее на воротник черной рубашки. Судорожная улыбка искажала ее лицо, исчезнув лишь для того, чтобы через несколько мгновений появиться снова, как будто в ответ на какую-то шутку, понятную лишь ей самой.

И глядя на нее, такую порочную и безрассудную, Джек вдруг осознал, что она и Энн Уайлдер так же далеки друг от друга, как огонь и пепел. Энн была недостижимой мечтой, целью его устремлений, живым воплощением того, что люди понимают под любовью. Воровка была его реальностью.

С первой же их встречи — а может быть, и раньше, когда эта женщина бросила ему вызов своей отвагой и изобретательностью, — она, словно пуля, застряла у него в груди, и достаточно было одного прикосновения к его ране, чтобы снова напомнить ему о ее роковом присутствии.

— Вы мой, — повторила воровка тем же тихим, грубоватым шепотом, пристроившись между его ног, как бы в насмешку подражая позе любовницы во время интимной близости.

Он едва мог различить ее черты в полумраке спальни, но зато слышал ее дыхание и чувствовал тепло ее тела. Знакомое ощущение пробежало у него по коже…

Внезапно Джек осознал, что именно дало ему знать о ее присутствии, едва он открыл глаза. Похоть. Она исходила от нее волнами, влекла к себе грубо и сладострастно.

Как только это слово пришло ему на ум, ее возбуждение передалось ему, как если бы кто-то поднес трут к стогу сухого сена. Его упругое, податливое тело тут же с готовностью откликнулось на ее призыв, напрягшись от привычного ему непреодолимого желания.

Ему нужна была она, а вовсе не ее поимка и даже не возвращение злополучного письма. Его влекло к ней с такой силой, что это чувство превратилось в настоятельную потребность.

— Знаете, что мне кажется самым забавным, капитан? — Воровка нагнулась к нему еще ближе, ее бормотание теплыми капельками дождя орошало его губы.

Ее глаза блеснули из-под темной маски. Он был не в состоянии произнести хоть слово. Пожалуй, он хотел слишком многого. Эта женщина привязала его к стулу и заставила его испытать сполна собственное бессилие перед голосом плоти. Но, что еще хуже, она вынудила его, в чьей жизни и так не оставалось места для иллюзий, отречься от той единственной иллюзии, в которую ему хотелось поверить. Она заставила его забыть Энн Уайлдер.

— У меня даже нет при себе вашего проклятого письма, — произнесла она с хрипотцой в голосе, ее губы находились лишь в нескольких дюймах от него. — Все ваши старания напрасны!

Тут ее губы прижались к его рту. Одной рукой она обхватила его за голову, а другую положила ему на грудь. Ее язык принялся ласкать линию его рта с каким-то мрачным, страстным упоением. Целый поток ощущений пробежал по его телу, накапливаясь в чреслах. Боже милосердный!

Он забыл и о свободе, и о жажде мести ради иного, куда более сильного стремления. Джек подался вперед, насколько позволяли ему удерживавшие его веревки, чтобы быть к ней поближе.

Она откликнулась на его немую мольбу. Как только его язык ожил у нее во рту, она протяжно застонала и провела ладонью по его груди и животу, после чего опустила руку еще ниже.

Джек крепко зажмурился, едва ее пальцы коснулись его напрягшейся плоти. Он крепко стиснул зубы, сдерживая крик восторга, чтобы не дать ей возможность упиваться своей победой. Затем она принялась его ласкать с какой-то болезненной горячностью, и он невольно ахнул от удовольствия. Его тело выгнулось дугой, бедра были приподняты ей навстречу.

Обуревавшее его желание заставило забыть обо всех былых интригах, хитроумных замыслах и заботах. Он хотел получить от нее то, что могла дать ему лишь она одна из всех женщин на свете, — конец его мучительной тоске.

Какую бы цену она с него ни запросила, он был готов заплатить.

Воровка трепеща прижалась к его груди, а ее руки между тем торопливо шарили по его телу. Джек наклонил голову, чтобы поцеловать ее снова. Веки женщины были сомкнуты.

— Дай мне свои губы, — потребовал он хриплым шепотом. — Не противься. Дай мне…

Она оторвалась от него и попятилась назад, с трудом удержавшись от падения. Ее глаза округлились. Джек взревел от ярости, будто голодающий, у которого выхватили из-под носа блюдо с едой.

Она тут же отпрянула в сторону, а Джек тем временем снова налег на путы, пытаясь высвободиться с неистовой решимостью. Она всхлипнула — о, как сладок был этот звук ее поражения для его слуха! — и, словно больной к склянке с опиумом, опять подползла к нему. Глаза воровки испытующе смотрели на него, ее губы, такие прелестные в своей уязвимости, чуть заметно дрожали под черной маской. Ее рука легла на его бедро. В порыве досады он снова стиснул зубы и зажмурился.

— Что тебе от меня нужно, черт возьми? — спросил он властным тоном. — Что бы это ни было, кончай с этим поскорее!

Ее слабый возглас вернул его к действительности быстрее любых слов. Он снова почувствовал веревки, врезавшиеся в его запястья, услышал свое тяжелое, как у зверя, дыхание, ощутил запах пота и мускуса, исходивший от его собственного, охваченного возбуждением тела.

Она не собиралась утолять его низменные потребности. Страх, пробудившийся в ней, пересилил плотское влечение.

Глупая, ей незачем его бояться. О Господи, он готов рухнуть к ее ногам, умоляя об одном прикосновении, одном поцелуе, одном объятии… Разве он не…

Слишком поздно Джек понял, в чем только что себе признался, и догадался, что она с ним сделала. Он отдал все долгие годы борьбы с собственными страстями за одну возможность ею обладать. Будь она трижды проклята!

В безмолвной ярости Джек пытался высвободить руки из веревок. Он как будто снова превратился в вечно голодного мальчугана из работного дома, которого собственное невежество и отчаяние обрекли на убогую жизнь, ничем не отличавшуюся от тюремного заточения. Он снова был подростком, привыкшим осыпать бранью всех прочих обитателей этой вонючей дыры из ненависти не столько к ним, сколько к самому себе. Ибо он не переставал сопротивляться, а сопротивление неизбежному только делало боль еще нестерпимее.

Бичи, которые нередко пускали в ход надсмотрщики в работном доме, были ничто в сравнении с мукой, порожденной самой простой потребностью. Он мог оградить себя от их жестокости. Он мог обратить ту боль себе на пользу и извлечь из нее урок. Однако боль неутоленного желания была не способна научить его ничему, кроме одного — желать еще большего, пока не обернулась для него проклятием.

О, ей и впрямь следовало бы держаться от него подальше, бежать от него со всех ног, спрятаться хоть в самом дальнем закоулке ада — все ее усилия тщетны, ибо он найдет ее и там.

— Освободи меня!

Нащупав позади себя шпагу, все еще лежавшую на полу, воровка резким движением поднялась на ноги и снова приставила острие к его горлу.

— Нет!

Веревки натирали ему запястья, на пеньке проступили темные пятна крови.

— Не двигайтесь! — скомандовала она, и ее голос дрожал в такт колыхавшемуся кончику шпаги. Вытянув шею, она осмотрелась в поисках пути к отступлению.

— Почему ты не разделалась со мной? — Последним усилием ему удалось наконец высвободить свою искалеченную руку. Затем он подался вперед. Стул за спиной рухнул на пол, обрывки рубашки упали к его ногам.

Взгляд воровки случайно упал на его плоть, и она на миг прикрыла глаза.

Джек не преминул воспользоваться этим неожиданным проявлением стыдливости и ухватился рукой за острие шпаги, поранив себе ладонь. И опять кровь.

Воровка в панике вцепилась обеими руками в эфес шпаги, пытаясь вырвать у него оружие. Свободной рукой он притянул ее к себе за затылок. Она отчаянно сопротивлялась, а он между тем все крепче сжимал ее в объятиях, принимая на себя удар за ударом.

Она запыхалась и перестала что-либо соображать. Он был слишком рослым и сильным, к тому же не на шутку разгневанным. «Боже праведный, — мелькнуло в голове у Энн, пока она в истерике пыталась вырваться из его хватки, — неужели я действительно надеялась взять над ним верх?»

Слезы струились по ее лицу, однако они лишь прикрывали желание, которое, как голодный зверь, во весь голос требовало утоления. Бог свидетель, оно жило в ней уже очень давно, но еще никогда не проявлялось так грубо и открыто. Где-то в глубине души она не только жаждала этого противоборства, но и желала победы Джеку. Она хотела, чтобы запах этого мужчины, разгоряченного и охваченного яростью, заполонил все ее существо, хотела чувствовать вплотную к своему телу гладкую поверхность его живота и видеть над собой его крепкую стать…

— Нет! — Она беспомощно обмякла на его руках.

Лишь на мгновение его хватка ослабла, и Энн, извернувшись, тут же стукнула его головой под подбородок. Услыхав, как лязгнули его зубы, она дернула на себя рукоятку шпаги и нанесла ему удар по затылку. Он отступил на шаг, но и этого оказалось достаточно, чтобы она вырвалась на свободу. Энн отпрянула в сторону и бросилась к окну.

Услышав за собой шаги Джека, она перескочила через оконный проем и одним прыжком оказалась на карнизе. Быстро ощупав руками кирпичную кладку, она нашла точку опоры в осыпающемся слое известки над рамой, одновременно пытаясь попасть ногами на водосток. У нее стучало в висках, в спешке она порядком ободрала себе кожу на ногах. Трубы не было!

Ее тело начало постепенно оседать под собственной тяжестью, пальцы едва цеплялись за узкую щель, а ноги бились о кирпичную кладку, словно она была птицей, попавшей в каминную трубу. Руки сводила судорога. Она вот-вот соскользнет вниз! Прямо под ней тьма жадно разевала голодную пасть, как будто заманивая ее…

Тут чья-то рука стиснула ей запястье. Энн подняла глаза.

Джек наполовину высунулся из окна. Она могла различить во тьме тугие узлы мускулов и сухожилий на его руках. Крепко стиснув зубы, он пытался втащить ее в окно, однако его руки были скользкими от крови, струившейся из глубокой раны на ладони. Несмотря на то что ему удалось ее приподнять, силы явно его покидали. Достаточно ему разжать пальцы, и она рухнет с высоты тридцати футов прямо на булыжную мостовую.

— Отбросьте меня подальше от стены! — крикнула она.

— Нет! — рявкнул он.

— Делайте то, что вам говорят! Иначе я разобьюсь!

Его суровое лицо исказилось от боли, гнева и сомнения. Затем он проворчал что-то и еще больше высунулся из окна.

Его мускулистый торс, покрытый капельками пота, блестел в холодном свете луны. Ухватившись здоровой рукой за подоконник, он отшвырнул ее как можно дальше в сторону. Инерция толчка позволила ей отделиться от стен здания, после чего, описав в воздухе дугу, она снова вернулась к нему.

Окно внизу, похожее на гладкую черную поверхность озера, надвинулось на нее, принимая угрожающие размеры. Вскрикнув, Энн зажмурилась. Стекло со звоном треснуло, и она влетела в комнату одновременно с множеством мелких осколков. Она приземлилась, как ее учили, перевернувшись в воздухе и поджав под себя ноги. Едва поднявшись, она бросилась через проход под аркой в темный коридор и со всех ног устремилась к парадной двери, лихорадочно размышляя на ходу.

Почувствовав сильное биение пульса у самого горла, она замедлила бег, ее грудь вздымалась в приливе воодушевления. Ей все-таки удалось перехитрить смерть, и его тоже. Он спас ей жизнь.

Энн напрягла слух, ожидая неминуемой погони, и затем незаметно скользнула в темную нишу у парадной двери. Шум шагов Джека донесся с лестницы, стремительно приближаясь и минуя ее укрытие. Она услышала, как он тихо выругался, остановившись у парадного входа. Свет от уличных фонарей падал на его высокую, худощавую фигуру.

Она молча встала за ним, любуясь его телом: прямыми плечами, узким тазом и упругими ягодицами, переходившими в стройные бедра и икры, после чего приставила дуло пистолета к его поясу. Джек резко обернулся, а она между тем ловко прошмыгнула под его кулаком, взметнувшимся прямо над ее головой. Затем она ткнула пистолетом в его тугой живот, свободной рукой схватив его за шею. На его лице промелькнуло выражение гнева, смешанного с изумлением.

Тут Энн его поцеловала — уже во второй раз за эту ночь. Приоткрыв рот, она прикоснулась к его жестким, будто выточенным из дерева губам, невольно ощутив снедавшее его желание. Издав звук, похожий на приглушенное рычание, он сжал ее в объятиях так, что оторвал от пола. Не обращая внимание на разделявшее их оружие, он прижал ее своими бедрами к стене, жадно припав к ее губам. Его плечи показались ей еще шире, когда он навис над нею, словно коршун над жертвой, подавляя своей силой.

«Он победил. Это конец», — подумала Энн, теряясь в потоке острых ощущений и не менее острого желания.

— Черт бы вас побрал! — пробормотал Джек, но в его проклятии было столько безнадежности, острой тоски и отвращения к самому себе, что оно прозвучало вяло и бессильно.

«Так вот чего он хочет, — смутно промелькнуло в ее сознании. — Он ненавидит меня и желает моей смерти».

Оттолкнув его, она попятилась назад и, не опуская оружия, принялась нащупывать за своей спиной дверную ручку. Он сделал шаг вперед.

— Нет! — Ее голос срывался от отчаяния. Джек остановился.

— Где бы ты ни была, я тебя найду, — заверил он ее мрачным тоном. — Не важно, сколько времени у меня это займет. Ты не сможешь убежать слишком далеко.

И тогда Энн пулей помчалась прочь. Легко и стремительно, как гончая, она летела по мокрой, холодной мостовой. Энн устремилась навстречу дразнящей тишине ночи. Дыхание с всхлипываниями вырывалось из ее груди, ибо она понимала, что Джек прав. Как бы быстро и как бы далеко она ни убежала, ей никуда от него не деться.

Глава 15

Принц-регент давал пышный праздничный обед. Он лелеял свой план в течение многих недель. В Карлтон-Хаусе не должно было быть недостатка ни в изысканных яствах, ни в красивых людях, ни в остроумных беседах. Затем начнутся танцы и азартные игры, а в полночь гостям подадут легкую закуску.

Принц-регент так и не дождался танцев.

Испортившаяся погода и новые слухи о Рексхоллском Призраке привели к тому, что многие из приглашенных предпочли не высовывать носа из своих домов. Охваченный обидой и разочарованием, принц отбыл сразу после обеда, предоставив гостей самим себе.

Те, кто остался, были убежденными прожигателями жизни, которые ни за что не позволили бы каким бы то ни было случайностям помешать им развлекаться всеми возможными способами. В их числе оказались и Норты с Энн Уайлдер.

Ослепительный бело-голубой свет молнии проник в окна Карлтон-Хауса. На короткую вспышку не обратил внимания никто из пирующих гостей, кроме Энн. Несколько секунд спустя пол под их ногами еле заметно задрожал. Она подняла голову и увидела, что канделябры на стенах чуть раскачиваются от раскатов грома, такого слабого и отдаленного, что его заглушал нестройный гул множества человеческих голосов. Гроза стремительно приближалась.

Энн принялась помешивать рубинового цвета жидкость в бокале пунша. В самой его середине образовался крошечный водоворот. Ей казалось, что вся ее жизнь день за днем вертелась столь же неудержимо, как крошка от пробки в ее бокале. С тех пор, как Джек…

«Нет! Только не Джек. Я не должна о нем думать». Энь осмотрелась, надеясь чем-нибудь себя отвлечь, и тут заметила Софию, которая не спеша подходила к ней вместе с леди Диббс, леди Понс-Бартон и Дженетт Фрост. София. Сейчас ее мысли должны быть заняты Софией.

В последнее время до Энн уже доходили слухи, передаваемые из уст в уста озабоченными знакомыми, сердобольными вдовушками и многоопытными джентльменами, чьи слова выражали сочувствие, однако глаза свидетельствовали совсем об обратном.

— У этой девушки слишком бойкий нрав, миссис Уайлдер, — говорили они. — Помнится, вы тоже порой пускались во все тяжкие, будучи в ее возрасте. Но ведь вам это не причинило вреда, не так ли?

Бокал быстрее закрутился в ее пальцах, отчего водоворот в его середине сделался глубже. О да, никто из этих людей не упустит случая отплатить дочке торговца за то, что та хитростью женила на себе пэра.

Колкие намеки не оказывали на нее никакого действия. Им не хватало утонченности. Джек Сьюард — вот кто способен убить ее одной своей вежливостью. Он…

Нет. Она должна думать о Софии. Однажды — с тех пор прошло уже три ночи — Энн поднялась в спальню девушки и не обнаружила ее в постели. София объявилась незадолго до того, как ее отец вернулся домой.

«Бедняжке решительно не повезло», — промелькнуло в голове у Энн. Малкольм осыпал бранью Софию, слуг и главным образом ее, Энн.

София и ее спутницы остановились в нескольких шагах от Энн, их разговор напоминал жужжание пчел в улье. «Да, — решила Энн, глядя на низкое декольте своей подопечной и ее заученную улыбку, — из меня и впрямь вышла превосходная наставница для Софии». Еще немного наставлений, и ее кузина попадет в бордель.

Но ведь она пыталась ей помочь, и притом совершенно искренне. Точно так же, как в свое время она пыталась полюбить Мэтью.

Дождь забарабанил в окна, запотевшие от холодных капель воды, падавших на нагретое стекло. Снова послышались раскаты грома, на сей раз уже ближе, и этот звук прервал беседу четырех дам.

— Какая скверная погода, — промолвила леди Диббс, едва гром стих. — А я как раз обула новые туфли… Ах да, на чем я остановилась?

София вежливо улыбнулась, одновременно окидывая дерзким взглядом собравшихся в зале мужчин.

«Бедная леди Диббс, — продолжала размышлять Энн, — она даже не подозревает о том, что ее опередили».

Еще недавно леди Диббс угрожала Нортам отлучением от высшего общества, если Энн не будет помалкивать о ее долге перед приютом. Теперь она уже не обладала над ними прежней властью. Похоже, София решила взять эту задачу на себя.

Улыбка на лице девушки стала еще шире. Энн бросила взгляд через плечо, чтобы выяснить, кто же на этот раз привлек к себе внимание ее кузины. Немного в стороне от них стоял лорд Стрэнд, а рядом с ним Джек. От одного его вида пульс Энн участился. Однако его холодный взор, едва скользнув по ней, устремился дальше.

Энн хотела, чтобы Джек Сьюард прекратил ухаживать за вдовой и занялся преследованием воровки. Вряд ли он мог вернее разгадать ее намерения. Джек не только не искал больше ее общества, но даже избегал смотреть в ее сторону, уделяя ей лишь тот минимум внимания, которого требовали приличия.

Ей бы следовало смеяться и ликовать. В конце концов ее план — и такой хитроумный! — сработал. И все же ей было не по себе.

Уже пять ночей минуло с тех пор, как Энн побывала в спальне Джека. И каждую ночь она тайком выбиралась из дома и отправлялась красть драгоценности, семейные реликвии и прочие безделушки, действуя все более безрассудно. Осторожность уже не имела для нее значения, как, впрочем, и все остальное. Она полностью вошла в роль, довела ее до совершенства и упивалась ею. Она нуждалась в этой роли, потому что преследование было единственным, что она могла получить от Джека Сьюарда. Вдова никогда не сумеет завоевать его уважения, воровка никогда не познает его страсти.

Что до Софии, то ей не придется страдать от последствий своих поступков. Их родство было самым отдаленным. Энн была лишь женой кузена Софии, к тому же безродной. Пожалуй, общество может отнестись с сочувствием к бедной девушке, которая так некстати попалась в…

— Прошлой ночью Призрак вторгся ко мне в комнату.

Энн тут же обернулась к Дженетт Фрост, чьи последние слова, едва различимые сквозь шум, были встречены ошеломленным молчанием. С тем же успехом она могла бы бросить им под ноги дохлую кошку.

— Он украл мою брошь, а потом… он меня поцеловал.

— Бедное дитя! — воскликнула леди Диббс, глаза которой тут же загорелись любопытством.

— Как это, должно быть, волнующе! — подхватила София. — Ну, и ужасно, само собой. Расскажите нам о том, что произошло.

— Да, — отозвалась Энн сухо, — расскажите, чтобы мы сумели в будущем избежать вашей участи.

Дженетт не нуждалась в дальнейшем поощрении.

— Итак, — начала она, — часы только пробили полночь…

Полночь? Было по меньшей мере три часа утра.

— Я проснулась оттого, что услышала какой-то звук. Открыв глаза, я увидела, что он склонился надо мной. Я пришла в ужас.

— Еще бы, — вставила Энн. На самом деле Дженетт Фрост храпела, словно страдающий астмой мастиф, все время, пока Энн рылась в ящиках ее комодов и шкатулках с драгоценностями.

Дженетт поднесла руки к груди.

— «Негодяй!» — вскричала я. Он уставился на меня плотоядным взором — здоровенный малый, высокий и широкоплечий — и ответил: «Да, моя крошка! И коли я негодяй, то никто не может отнять у меня того, что мне причитается». С этими словами он меня схватил, поцеловал и снова ухмыльнулся, когда я ударила его по лицу, — добавила она с ужимкой.

— И это все? — спросила София.

— О! — Это восклицание, полное стыдливости, не сопровождалось, однако, даже легким намеком на румянец. Дженетт окинула взглядом слушательниц, решая для себя, какой конец придаст ее рассказу больше правдоподобия. — Ну разумеется, все!

Лица остальных дам вытянулись от разочарования.

«Какое малодушие, мисс Фрост», — промелькнуло в голове Энн. Но зато какое благоразумие! Энн повернула голову в сторону отца Дженетт, который, стоя чуть поодаль с багровыми от выпитого глазами, метал яростные взгляды то на свою дочь, то на полковника Сьюарда. В доме Фростов опозоренная дочь считалась все равно что мертвой.

— Один поцелуй? — переспросила леди Понс-Бартон, надув свои пухлые губки.

— Да, всего один. — Дженетт утвердительно кивнула, искоса поглядывая на отца.

— Как это прискорбно, мисс Фрост! — заметила София, и у Энн создалось впечатление, что сожаление девушки относилось не столько к самой истории Дженетт, сколько к ее банальному концу.

— Я должна вам кое-что сказать, — продолжала Дженетт, осмотревшись по сторонам. — Мне кажется, этот Призрак — не из простых.

— Почему вы так решили, мисс Фрост? — осведомилась леди Диббс.

— Точно не знаю. В его облике есть что-то такое… И, кроме того, у него хотя и грубая, но правильная речь. Мне кажется, он вполне может быть… — Дженетт понизила голос, невольно устремив взгляд на высокую, широкоплечую фигуру Джека, повернувшегося к ним спиной, — незаконным отпрыском какого-нибудь аристократа.

— Ну, мы все уже убедились в том, какими они порой бывают занятными, — произнесла леди Диббс, вызывающе поджав нижнюю губу.

— По-моему, вы поднимаете много шума из-за пустяков, — нарочито мягким тоном вставила София. — Или просто принимаете желаемое за действительное.

— Но позвольте, мисс Норт! — вмешалась леди Диббс, окидывая взглядом спутниц, чтобы выяснить, разделяют ли они ее притворное изумление. Такое заявление со стороны молодой и, по-видимому, неопытной девушки казалось по меньшей мере опрометчивым. — О ком вы говорите?

Дженетт и леди Понс-Бартон в ответ только хихикнули.

— Разумеется, о полковнике Сьюарде, — ответила София, слегка прищурившись. — По-моему, этот человек на самом деле далеко не так страшен, как рассказы о нем.

— Но откуда вы можете это знать, дитя мое? — промурлыкала леди Диббс, устремив взгляд через голову Софии на Энн и сделав при этом вид, словно она забыла о ее присутствии. — Может быть, наша дорогая миссис Уайлдер даст нам более точные сведения о полковнике Сьюарде, учитывая, что в последнее время он прямо-таки ходит за ней тенью? Или, вернее, ходил. Я уже подумала было, что вы решили пригреть на время нового любимца, миссис Уайлдер. Впрочем, недаром ведь его зовут Ищейкой из Уайтхолла!

Все четыре дамы захихикали, прикрывшись веерами.

Энн не ответила, и леди Диббс снова обернулась к Софии с веселым блеском в глазах.

— К тому же у них обоих столь похожие судьбы, и… О дорогая! Надеюсь, вас не обидели мои слова, София? — Ярко-алые губы леди Диббс расплылись в притворной улыбке. — Я только хотела сказать, что это ни для кого не секрет. О человеке судят по тому, с кем или с чем связывают его имя. А миссис Уайлдер никогда не заботило то, что ее предки… не отличались благородным происхождением.

«До чего несносная женщина!»

— По-моему, все дело в его манерах, — вставила Дженетт, пропустив последний намек мимо ушей. — Такое бурное прошлое и такая утонченность в обращении. Это сочетание поневоле к нему притягивает.

Энн не осмелилась взглянуть на Джека. Казалось, будто их губы никогда не сливались в поцелуе, будто она никогда не прижималась к его груди, поглаживая ее теплую, упругую поверхность, никогда не ощущала твердость его плоти…

«О Боже, и когда только я смогу о нем забыть?» Она так сильно закусила губу, что почувствовала привкус крови. В последние дни ей удалось возродить к жизни призрачное подобие той девушки, чье появление когда-то потрясло весь аристократический Лондон. Никто, похоже, не заметил, что ее смех звучит теперь немного нервно, что ее остроумию недостает доброты, а обещания, таившиеся в ее глазах, так и остаются пустыми.

Она кокетничала и шутила, доходя почти до одержимости в стремлении хоть чем-нибудь заполнить пустоту в своей душе. Мужчины так и льнули к ней, жадно устремляя на нее взоры и гадая, что сулит им знакомство с Энн Уайлдер в ее новом воплощении. Она старалась не вспоминать о Джеке… и все напрасно. Иначе и быть не могло. Он один безраздельно занимал ее мысли.

— Миссис Уайлдер! — По тону леди Диббс было ясно, что та обращается к ней уже не в первый раз.

— Да?

— Наверное, вы могли бы поделиться с нами некоторыми интересными сведениями касательно полковника Сьюарда?

Энн решила, что скорее даст себе голову на отсечение, чем позволит этой женщине распускать свой злобный язычок. Она и так уже лишилась всего самого важного в своей жизни. Теперь ничто из того, что могла отнять у нее леди Диббс, не имело значения.

— Мне нечего вам рассказать о полковнике Сьюарде, леди Диббс. Зато я могу поведать кое-что любопытное о вас.

Леди Диббс недоверчиво уставилась на Энн, то открывая, то снова закрывая рот.

— Мне кажется, миссис Уайлдер, я…

— Все и так очевидно, — ответила Энн. — Однако позвольте мне выразиться яснее. Речь идет о пожертвованиях в тысячу фунтов каждое, которые вы уже дважды обещали Фонду помощи бывшим солдатам. Я так и не получила ни единого пенни из этих денег.

Женщины вокруг внезапно умолкли. Леди Диббс гордо выпрямилась.

— Для того чтобы перевести такие крупные суммы, требуется время, — ответила она холодно, и в ее тоне прозвучало предостережение.

— Не больше времени, чем на покупку нового ожерелья, — отозвалась Энн невозмутимо, на миг задержав взгляд на колье с жемчугом и бриллиантами на шее леди Диббс. — Если не ошибаюсь, вы говорили дамам, что оно у вас совсем недавно?

— Уж не намекаете ли вы на то, что я отказываюсь от своих обещаний, миссис Уайлдер? Советую вам как следует подумать, прежде чем ответить.

Если леди Диббс рассчитывала напугать Энн до дрожи в коленях, то она явно недооценила свою соперницу. В улыбке Энн не было и следа унижения или покорности, которые леди Диббс и люди, ей подобные, требовали в качестве платы за право быть причисленными к избранному кругу. Леди Диббс невольно отступила. Энн сделала шаг вперед.

— Намекаю, леди Диббс? — произнесла она во всеуслышание. — Факты говорят сами за себя. Вы обещали две тысячи фунтов, но не дали ни пенни.

Леди Понс-Бартон хихикнула. Леди Диббс злобным взглядом заставила ее подавить смешок.

Однако Энн еще не закончила.

— Есть только одна причина, по которой я решила предать это дело огласке. Коли вы являетесь такой ярой поборницей правды и так решительно настаиваете на том, чтобы ничто из жизни других людей или из их прошлого не могло быть скрыто от вашего бдительного ока, вы наверняка должны быть только рады тому, что ваша собственная история стала всеобщим достоянием.

— Думаю, вы все сказали, миссис Уайлдер, — произнесла леди Диббс надменным тоном.

— Вы действительно так считаете, мадам? — Энн бросила взгляд на дам, которые с нескрываемым смущением уставились на своего недавнего кумира. — А впрочем, я уверена, что да.

— Браво, Энн! — София поравнялась со своей наставницей в тот момент, когда та уже подошла к двери бальной залы.

От ее слов щеки Энн вспыхнули ярким румянцем, как ни от одной из бесчисленных колкостей леди Диббс.

— Если хочешь попасть в черный список, что ж, превосходно, — продолжала София. — Но поскольку в течение двух последних месяцев ты не раз мне внушала, как важно завоевать уважение в свете, то должна признаться, что я озадачена. Или ты не подумала о том, как твои поступки могут отразиться на мне?

Поведение кузины едва не заставило Энн потерять самообладание.

— Ты во всем виновата сама, поскольку ведешь себя неподобающим образом с самого начала сезона, София, — ответила она. — И ты должна быть только рада, что я дала тебе удобный предлог объяснить отцу, почему тебя отказываются принимать в лучших домах и салонах города.

София рассмеялась:

— Да, пожалуй, ты права. Кроме того, я больше не нуждаюсь в одобрении леди Диббс.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Энн.

— Только то, что сказала, Энн. Я просто следую твоему примеру. Вспомни, когда ты начала выезжать в свет, то неукоснительно придерживалась одного правила: «Забудь о дамах и сосредоточь все свое внимание на джентльменах».

— Я никогда себе ничего подобного не позволяла.

— Да полно, Энн! Позволяла, да еще как! Недаром джентльмены до сих пор о тебе судачат. И кроме того, совершенно очевидно, что леди Диббс не питает к тебе нежных чувств. У меня есть основания полагать, что эта вражда пустила свои корни еще несколько лет назад… Не надо смотреть на меня с таким потрясенным видом, Энн. Будь я на твоем месте, я бы этим гордилась.

— Откуда ты набралась всех этих глупостей?

София насмешливо фыркнула в ответ.

— У стен тоже есть уши. Лучше признайся, Энн. Тебе же было ровным счетом наплевать на этих женщин. Как, впрочем, и Мэтью. Вы были полностью поглощены друг другом.

— София, — промолвила Энн, — ты не понимаешь. И никогда не понимала. Мой брак был…

— Заключен на небесах, — подхватила София. Ее голос внезапно стал жестким.

Энн покачала головой, сострадая всем сердцем несчастной, запутавшейся девушке:

— Нет. Ты ошибаешься.

Однако София уже ее не слушала. Она немного отступила назад.

— Всему свету известно, каким счастливым, просто идеальным было твое замужество. Что до меня, то я не стремлюсь к идеалу. Мне нужно положение в обществе. И власть. Ну, и конечно, удовольствие. — Она подняла руку, подзывая к себе какого-то молодого щеголя, стоявшего в дальнем углу комнаты. — И не обязательно именно в такой последовательности.

Глава 16

Джек не спускал с нее глаз.

Намеренно, целеустремленно, невозмутимо Энн доводила его до безумия. И дело тут было не только в ее платье, хотя, Бог свидетель, оно ни в коей мере не претендовало на скромность.

По-видимому, Энн решила, что исполнила свой долг вдовы, потому что ее наряд в этот вечер привлек внимание буквально всех мужчин. Верхняя часть груди выдавалась над корсажем в обрамлении тончайшего красно-оранжевого шелка. Сверкающая материя облегала ее талию, струящимся потоком ниспадая вдоль бедер и подчеркивая их изгибы.

Она танцевала, словно вакханка. Ее глаза вызывающе блестели, а бант на затылке, поддерживавший облачко темных волос, придавал ей несколько легкомысленный вид. Одна непослушная прядь упала на сюртук ее партнера по танцу, запутавшись в складках его галстука, и это зрелище наполнило сердце Джека ревностью.

А между тем он не имел права ревновать. Он утратил это право, жадно лобзая воровку, и страсть, которую та ему внушала, превратила его в жалкого просителя.

Он знал, что не без сожаления расстанется со своими нежными чувствами к Энн, но никак не ожидал такой бездонной муки. Ему казалось, будто кто-то вырвал сердце у него из груди. Эта женщина, такая прелестная и такая неприступная, не раз страдала от дурного обращения, и она волновала его как никто другой. Энн порхала по переполненной гостями бальной зале, словно экзотическая ночная птица в поисках добычи.

Джек нахмурился. И как ему такое могло прийти в голову? Почему он отводил Энн Уайлдер роль хищницы, когда она выглядела столь болезненно уязвимой? И разве он сам не являлся тому доказательством? Разве не он открыл в ней эту слабость?

Она заслуживала того, чтобы ее — как выразилась бы Джулия Нэпп — обожали. Истоки его обожания находились в его чреслах.. Воровка ясно дала ему это понять. Его разбирало вожделение — к Энн? к воровке? к обеим? — и притом самого примитивного, животного свойства.

Джек больше не узнавал себя. Любовь всегда казалась ему несбыточной мечтой, словно созданной для того, чтобы он лишился рассудка от жажды ее познать. Но теперь, когда он убедился в том, что это чувство и впрямь было не более чем мечтой, вдова ничуть не утратила в его глазах прежней прелести. Скорее наоборот, его влекло к ней еще сильнее.

Танец закончился. Энн, сделав реверанс своему партнеру, собралась было покинуть бальную залу, но тут к ней неожиданно приблизился лорд Веддер. Она подошла к нему, он раскрыл ей объятия, и музыка заиграла снова.

Ладонь лорда Веддера легла ей на талию, пожалуй, слишком интимным жестом, а его голова склонилась над ней так низко, что казалось, будто он целует ее. Джек насторожился, усилием воли заставив себя смотреть в их сторону. Энн излучала уверенность в себе, и джентльмены слетались на этот свет, точно ночные мотыльки на пламя костра. Ее и Джека разделяла теперь целая толпа ее поклонников.

Так вот как она выглядела в свой первый сезон, когда безраздельно царила в лондонском свете. Вот что она представляла собой до того, как Мэтью взял ее в жены и укротил ее нрав.

— Добрый вечер, полковник.

Обернувшись, Джек увидел рядом Стрэнда. Еще один из осведомителей отца. Джек был искренен с Джеймисоном, когда сказал ему, что не ждал никакой верности со стороны Стрэнда. Тем не менее ему очень хотелось бы ошибиться.

— Лорд Стрэнд! — приветствовал он его.

— Вы, я смотрю, не танцуете? — спросил Стрэнд.

— Нет.

— Напрасно. Хотя формально вас нельзя назвать джентльменом, мне все же казалось, что с вашими безупречными манерами вы едва ли станете сознательно разочаровывать даму.

— Какую даму?

Лицо Стрэнда медленно расплылось в улыбке, полной искреннего веселья.

— Ну и ну! — рассмеялся он. — Вот здорово! Клянусь, вы помогли мне отвести душу больше, чем я мог себе представить.

— Если мне удалось развеять вашу скуку, Стрэнд, то я рад быть вам полезным. Но вам все же лучше подыскать для этого какое-нибудь другое средство. У меня забот хватает.

— Ах да, — кивнул Стрэнд, потирая пальцем нос. — Как продвигается ваше расследование? Вам уже удалось выяснить, что за женщина скрывается под маской воровки?

— Нет.

— Но вы приблизились к цели? — спросил Стрэнд.

— Возможно.

— Вот как? — поддразнил его Стрэнд, на лице которого проступало любопытство. — До чего же вы стали скрытным, полковник! Только не говорите мне, что она в самом деле принадлежит к высшему обществу.

— Я и не собираюсь ничего вам говорить, — отозвался Джек невозмутимо. — Но, будьте любезны, ответьте, пожалуйста, что навело вас на мысль, будто тот грабитель, которого я разыскиваю, — женщина?

— Ну… — Стрэнд пожал плечами. — Я пришел к этому выводу, наблюдая за тем, на ком из гостей сосредоточено ваше внимание и к кому вы обращались с расспросами.

Вид у Стрэнда был самый беспечный. По-видимому, он уже догадывался о том, что Джеку было известно о его связи с Джеймисоном. Но Стрэнд также хорошо знал и то, что Джек крайне неохотно делился собранными им сведениями с кем бы то ни было.

— Впредь мне следует вести себя осмотрительнее, — заметил Джек вежливо.

Стрэнд заметно погрустнел.

— Странно… Мне казалось, что мы… — Он явно собирался добавить еще что-то, однако передумал. — Конечно же, нет. Тем не менее, будь я на вашем месте, я бы постарался поскорее покончить с этим делом. На днях ко мне явился Джеймисон.

— С какой целью?

— Он хотел знать, чем вы занимаетесь. — Стрэнд сделал паузу и, так и не дождавшись ответа Джека, снова рассмеялся: — Будь я проклят, Сьюард, если мне когда-либо доводилось встречать более дотошного следователя, чем вы. Возможно, именно поэтому вам и удается выведать так много секретов. Одним вашим невозмутимым видом и менторским тоном вы заставляете людей чувствовать себя так неловко, что они от страха начинают болтать, что в голову придет, забыв об осторожности, поскольку видят в вашем молчании знак неодобрения.

— Извините. Я вовсе не хотел притворяться, будто мне все равно.

Взгляд Стрэнда стал острым.

— Позвольте мне высказаться начистоту. Джеймисон требует, чтобы воровка была поймана и убита, а ее личные вещи сожжены. По какой-то непонятной причине он сомневается в том, что вы способны справиться с этим заданием.

Нет. Джек ни за что не допустит гибели той женщины.

— В таком случае, — отозвался он, — Джеймисон найдет себе для этой цели кого-нибудь еще. Ее наверняка уже разыскивают.

— Да, он не из тех, кто станет сидеть сложа руки, — согласился Стрэнд.

— Любопытно… — сознался Джек, одновременно размышляя над странным стремлением своего отца во что бы то ни стало убрать с дороги воровку. Он должен найти и задержать ее раньше Джеймисона.

За последние пять ночей она совершила три ограбления, причем в последний раз попалась на глаза лакею и едва не была загнана в угол. С каждой новой кражей она действовала все более дерзко и опрометчиво, словно собственная судьба ее совершенно не заботила, и лишь вопрос времени, когда она допустит какую-нибудь роковую ошибку. А это означало, что ему следует раскинуть свои сети как можно дальше, шире и быстрее.

Джек нахмурился.

— Умоляю, не смотрите на меня так сердито, полковник, — произнес Стрэнд. — Среди присутствующих дам немало таких, которые только и ждут благоприятного случая, чтобы упасть в обморок, когда вы хмуритесь.

— Прошу прощения, Стрэнд, я не расслышал. Что вы сказали?

— Так, ничего.

— Мне пора, — произнес Джек, мельком взглянув в ту сторону, где Энн кружилась с Веддером по зале. — Ваш покорный слуга, сэр.

— Очень жаль, полковник, — отозвался Стрэнд. — И, по-видимому, эта прелестная вдова тоже будет огорчена.

Джек, уже собравшийся было уходить, резко остановился.

— Что вы имеете в виду?

Стрэнд кивком головы указал на Энн.

— Похоже, наша разодетая вдовушка чем-то недовольна. — Он шумно вздохнул. — Это просто необходимо исправить. В конце концов, она здесь в гостях у Принни.

— Вы говорите загадками, Стрэнд. Я сейчас совсем не в том настроении.

В голосе Стрэнда проступила нотка возмущения.

— Вы не обращаете на нее внимания, и это ее огорчает. Я бы предпочел не видеть ее расстроенной.

— С каких это пор вы успели так близко узнать Энн Уайлдер? — Бог свидетель, Джек всеми силами старался сохранить прежний спокойный, равнодушный тон, но у него ничего не вышло.

— И почему вы стали таким бестолковым? Ведь это же так очевидно. Она следит за каждым вашим шагом. Взгляните на ее отражение в зеркале. Даже сейчас она смотрит в нашу сторону.

Джек нехотя перевел взгляд на отражения, мелькавшие на темной поверхности стекла. Энн кружила по зале среди белой пены оборок, тюля и кружев. И она действительно не сводила с них глаз, пока Веддер не притянул ее к себе.

Энн не сопротивлялась, но движение ее рук, упершихся в грудь партнера, само по себе выглядело достаточно красноречивым. Однако Веддер не отступал. Тут Джек резко обернулся. Выражение лица Энн было натянутым.

— Да, — проговорил Стрэнд, невольно повторяя мысли Джека, — она и в самом деле нуждается в защите. Вы не знаете о том, как упорно преследовал ее Веддер, когда она только начала выезжать в свет? Он успел надоесть ей хуже чумы. И, как вы понимаете, им двигали при этом отнюдь не самые благородные побуждения. Теперь он, по-видимому, снова взялся за свое. Не правда ли, от него разит мускусом, как от хорька?

— Помогите ей, Стрэнд.

— Только не я, — отозвался тот, глядя на Софию Норт.

Джек проследил за его взглядом.

Щеки Софии покрывал лихорадочный румянец. Отец стоял рядом, и едва она попыталась отойти в сторону, как Малкольм тут же схватил ее за руку и силой притянул к себе. Как она ни сопротивлялась, он не отпускал ее от себя ни на шаг.

Даже отсюда можно было видеть, как крепко он держал ее запястье.

— Судя по всему, у меня тоже есть голубка, нуждающаяся в спасении. — Скрытая горечь в словах Стрэнда противоречила небрежности его тона. — Нет нужды говорить о том, что моя птичка угодила в пасть волка исключительно из-за собственных причуд. И, конечно, угроза, нависшая над ней, не идет ни в какое сравнение с той, которой подвергнусь я, если мне вдруг придет в голову вмешаться. Кроме того, вы можете быть уверены в том, что ее беды являются лишь бледным подобием тех, что пришлось испытать вашей даме, не говоря уже о ее грации, характере, уме… — Стрэнд умолк, после чего жалобно скривил губы. — Но она действительно нуждается в моей помощи, — заявил он, — а ведь прежде такого рода побуждения были мне чужды. Да, черт возьми, вы совершенно правы, Сьюард. Настала пора хоть как-то развеять эту адскую скуку. — Он низко поклонился собеседнику. — И я настоятельно советую вам последовать моему примеру. Я бы сделал это сам, если бы мог.

Улыбнувшись, Стрэнд снова отвесил ему поклон и удалился.

Джек даже не пытался противиться неизбежному. Он направился к Энн с чувством покорности, к которому примешивалось удовлетворение. У него просто не было другого выхода. Казалось, за последние несколько недель он превратился в существо, живущее исключительно своими прихотями и мимолетными порывами, неспособное найти верный путь в предательских хитросплетениях собственных желаний. Он остановился прямо перед ней.

Танец только что завершился. Отступив на шаг, Энн сделала реверанс Веддеру и собралась уходить. Тот последовал за ней, что-то шепча ей на ухо, отчего ее шея пошла красными пятнами. Энн отвернулась, но Веддер тут же схватил ее за руку. Она упиралась…

— Добрый вечер, миссис Уайлдер, — произнес Джек. Он сам не заметил, как оказался рядом с ней.

— Полковник! — отозвалась она холодно.

— Вы здесь безнадежно de trop, Сьюард, — произнес лорд Веддер, подхватив Энн под локоть. Джек не обращал на него внимания.

— Это так, миссис Уайлдер?

Она колебалась с ответом.

— Мне пришло на ум, миссис Уайлдер, что за все время нашего короткого знакомства мы с вами ни разу не танцевали, — обратился к ней Джек. — Я никогда себе не прощу, если не поспешу загладить этот промах.

На ее губах тотчас появилась обычная светская улыбка. Взгляд стал тусклым и отстраненным.

— Прошу вас, миссис Уайлдер.

— Видите ли, я…

— Послушайте, Сьюард, если вы сами об этом забыли, то должен вам напомнить, что вы здесь не для того, чтобы танцевать, — вмешался Веддер. — С меня достаточно ваших…

Строгий взгляд Джека прервал его слова, и этот взгляд явно не сулил ничего хорошего.

— Простите меня, лорд Веддер, если я выразился недостаточно ясно. Я спросил миссис Уайлдер, не хочет ли она потанцевать со мной, а вовсе не вас.

От ярости уши виконта побагровели.

— На этот раз вы зашли слишком далеко, вы, несносный…

— Да, я не прочь еще потанцевать, полковник, — тут же вставила Энн.

Джек мысленно поблагодарил Веддера. Сомнительно, что Энн приняла бы его приглашение, если бы не необходимость разнять двух мужчин, готовых пустить в ход кулаки.

— Миссис Уайлдер… — пролепетал сконфуженный лорд.

— Благодарю вас за танец, лорд Веддер.

Энн приподняла шлейф платья. Едва удостоив Веддера коротким кивком головы, Джек взял молодую женщину за руку и снова ввел ее в круг танцующих.

Объявили вальс. Энн нерешительно приблизилась к нему. Джек положил ей одну руку чуть повыше талии, почувствовав, как ее тепло передалось его ладони, а другой рукой обнял ее за предплечье. Танец начался.

Она отвела глаза в сторону, избегая смотреть ему в лицо, и после нескольких первых тактов вальса уже не пыталась сохранить прежнюю притворную улыбку. Напротив, ее губы дрожали, слишком явно отражая душевное смятение, и в них не осталось ни малейшей доли прежней привлекательности. Какими мягкими они ему казались в тот миг, равный одному удару сердца, когда он ее поцеловал, — мягкими, нежными и покорными…

Он желал ее. Желал так же, нет, даже больше, чем ту воровку, хотя это и было невозможно.

При мысли о собственном непостоянстве все существо Джека охватила острая боль. Он привлек Энн к себе, но она, едва взглянув на него, снова отвела глаза в сторону, после чего высвободилась из его объятий.

Он не отпустил бы ее сейчас ни за что на свете. Никогда больше ему не удастся до нее дотронуться, обнять, прижать к груди, и потому он не мог лишить себя хотя бы одного короткого мига в ее обществе ни ради приличий, ни ради нее самой, ни даже ради собственного спокойствия.

Гибкая, как ива, она порхала с ним по зале, проскальзывая время от времени у него под рукой. В ее стройной фигуре, так выделявшей ее среди других знатных дам, не было никакой округлости, смягчавшей худобу. Напротив, хрупкая внешность явно противоречила ее скрытой силе. Он ощущал гладкие мышцы под кожей ее руки, стремившиеся удержать его на расстоянии. Это было зрелище, которое опьяняло, очаровывало и распаляло одновременно.

Закрыв глаза, он притянул ее к себе еще ближе и глубоко вздохнул. Ее разгоряченная кожа пахла свежестью…

Его дыхание стало прерывистым, глаза медленно приоткрылись, как у человека, страшившегося того, что предстанет его взору.

Сделав неверное па, Энн оступилась и приникла к нему. Он подхватил ее тело — такое близкое, такое знакомое. Она уперлась рукой в то же место на его груди, что и пять ночей назад, и тут же в ужасе отпрянула.

Где-то совсем рядом, смутно почудилось Джеку, раздался сатанинский смех.

Он задрожал. Еще никогда в жизни он не был так близок к тому, чтобы лишиться самообладания. Энн еще повезло, что они находились в зале не одни, потому что Джек отнюдь не был уверен в том, что в противном случае не задушил бы ее в объятиях прямо в танце.

Он схватил ее за плечи, уставившись на нее сверху вниз. Она с вызовом вскинула голову, ее глаза блестели, словно мириады звезд, гаснущих в ночной тишине.

— Моя воровка! — произнес он.

Глава 17

— Неужели вы думали, что я вас не узнаю? Что ваш образ не врезался намертво в мою память? — спросил он низким, сердитым голосом.

— Вы делаете мне больно, — ответила она чуть слышно.

Его руки упали с ее плеч. Пара, танцующая рядом, изумленно уставилась на них. В досаде буркнув что-то себе под нос, Джек снова подхватил свою партнершу и принялся кружить в вальсе.

— Помоги мне, Боже, если я не могу распознать вас на ощупь. Ваше тело мне знакомо. От этого вам никуда не деться. — Его хриплый и вместе с тем мягкий голос еще никогда не звучал так вкрадчиво и так угрожающе.

А она думала, будто уже не способна испытывать страх. Как же она заблуждалась!

Кровь отхлынула от щек Энн. «Доведи игру до конца. Сделай вид, будто он намекает на тот мимолетный поцелуй возле городского особняка Нортов».

— Прошу вас, полковник… — Ей не было нужды притворяться смущенной. — Я не настолько легкомысленна, как это следует из моего недавнего поступка. Могу сказать в свое оправдание лишь то, что ваш… ваш поцелуй застал меня врасплох.

Его губы скривились.

— Вы ведь сами этого не хотите.

— Чего именно?

— Продолжать со мною эти игры.

Должно быть, он опять крепко стиснул ее пальцы, поскольку они слегка онемели.

Следом за вспышкой молнии раздался сильный удар грома, и струи воды ударили в оконные стекла. Стены словно надвинулась на Энн, голова у нее закружилась.

— Все кончено, — прошептал он. — Вы моя и должны с этим смириться.

— Это что, насмешка? Хотя я готова признать свою вину в том, что поощряла для видимости ваши ухаживания, но… — Ее голос замер, в ушах звенело. Боль волнами накатывалась на нее. «Прощай, Джек. Прощай, былая нежность. Мне уже ничего не вернуть». — Я должна решительно против этого возразить. Я была сбита с толку, так как прежде мне не приходилось иметь дело с людьми… вашего круга, и…

Выражение муки затмило блеск его светло-серых глаз, словно набежавшая тень луны.

— И я не желала бы иметь с ними дело и впредь.

Его голова откинулась назад, как будто она его ударила. Губы приоткрылись, и он судорожно вздохнул.

— Вы мне лжете.

— Умоляю вас, полковник, — проговорила она слабым голосом. — Я нахожу этот разговор крайне неприятным. Может, нам лучше прервать танец?

Серые глаза Джека сузились, но спустя какое-то мгновение его лицо обрело прежнюю безмятежность, словно весь его гнев оказался погребенным под слоем остывшего пепла.

— О нет, мадам. — Его тон был жестким. — Смиренно приношу вам свои извинения и умоляю не покидать меня.

Ей следовало бы уйти. Он дал ей для этого более чем достаточный повод. Однако нужные слова почему-то не шли у нее с языка. Она не могла бросить его прямо посреди бальной залы, а он не стал дожидаться ее ответа.

Они медленно, грациозно кружились в танце, попадая в такт мелодии, такой же строгой и причудливой, как и поединок, разыгрывавшийся между ними. Через тонкую ткань платья она ясно ощущала его пальцы, широкую ладонь и изгиб руки, обнимавшей ее за талию. Это чувство одновременно и опьяняло, и очаровывало ее, разжигая пламя в душе и заставляя трепетать.

Все это напоминало безумие, добровольное жертвоприношение. Ей надо держаться от него подальше.

— А вы уверены в том, что хотите именно этого, мадам? — спросил Джек, даже не поведя бровью. Он как будто читал мысли Энн. — Вы не производите впечатления глупой женщины, миссис Уайлдер, — с трудом продолжал он. — Но тот путь, который вы избрали, может привести только к трагическому исходу.

— Вы, наверное, имеете в виду то, что я далеко не блестяще справляюсь со своей ролью компаньонки при Софии, — бросила она. — Неужели я действительно оказалась такой плохой наставницей? Я знаю, что София слишком своенравна, но какая девушка с ее характером…

— Вы умышленно делаете вид, будто не поняли меня.

Энн вздохнула:

— Как видно, я постоянно вас разочаровываю, полковник.

На этот раз он не стал с ней спорить.

— Тогда давайте найдем какую-нибудь другую тему для беседы. Как продвигаются ваши поиски Призрака? — Она намеренно его поддразнивала, решив, что легче заставить его выплеснуть наружу свой гнев, чем терзаться пустыми иллюзиями.

На какой-то миг ей показалось, что она заметила озабоченность в его холодных глазах, сочувствие в резком тоне. Но нет! Это не более чем очередная ее фантазия.

Яростные раскаты грома потрясли дом.

— Едва ли бедняга рискнет выйти на улицу в такую ужасную ночь, — продолжала она беспечно. — Для этого нужно дойти до полного отчаяния. Хотя надо заметить, что здесь для него найдется достаточно соблазнов. — Леди Диббс пронеслась мимо, кружась в объятиях какого-то старого жуира. — Леди Диббс щеголяет сегодня в прелестном новом ожерелье. Да и диадема леди Понс-Бартон тоже обошлась в кругленькую сумму.

Она подняла глаза на Джека. Тот внимательно следил за нею.

— Вы, очевидно, сильно раздосадованы тем, что вам до сих пор не удалось поймать Призрака, — продолжала Энн. — Но не стоит из-за этого огорчаться. Кто способен предугадать, каким будет следующий шаг преступника? Ведь у них образ мыслей совершенно иной, чем у порядочных людей.

Она запрокинула голову. Лицо Джека было непроницаемым.

— Надеюсь, я не слишком вас утомила, полковник? Или мне следует называть вас Джеком? — Она произнесла его имя с явным вызовом. Он не должен был оставаться безучастным. Лучше открытая ненависть, чем это томное безразличие.

— О, уверяю вас, я нисколько не устал, — проговорил он совершенно спокойно.

О Боже, он должен ее возненавидеть! Из ее горла, сдавленного болью, вырвался короткий, почти истерический смешок. Ей не удалось сдержать охватившую ее дрожь. Во время очередной фигуры танца Энн оступилась и, чтобы не упасть, ухватилась за его искалеченную руку. Джек невольно поморщился.

— Ох! — воскликнула она. — Я сделала вам больно.

— Нет, — возразил он мягко. — Я больше не доставлю вам этого удовольствия, дорогая.

Его воровка! Хрупкая, погруженная в мирские заботы вдова сливалась в его сознании с дерзкой, неуловимой ночной грабительницей. Похоть и нежность. Отчаяние и гордыня.

Она насмехалась над ним, однако не это было главным. Влечение к ней его раздражало даже больше, чем ее откровенная издевка.

Ему стало трудно дышать. Она просто его разыгрывала, поощряя ухаживания и заставив его ей довериться, открыть свои тайные помыслы. Однако даже это соображение не могло убить в нем страсть.

Он привлек ее к себе так близко, что его губы оказались прямо у нее над ухом:

— Прошу простить меня за бесцеремонность, миссис Уайлдер.

Энн попыталась уклониться, и его губы приоткрылись в скорбной усмешке. Сейчас в его руках она казалась таким легким, изящным созданием. Ее хрупкость, сверхъестественная бледность и темные глаза затравленного зверька могли ввести его в заблуждение, однако его тело нельзя было обмануть. Нутром он чувствовал правду со всей очевидностью. Никогда прежде столь стихийное, неукротимое чувство не затрагивало его душу.

Вальс кончился. Они остановились. Ее взгляд был обращен к нему.

— Энн…

— Не смейте со мной фамильярничать! — воскликнула она в приливе панического страха. — Кто дал вам право на подобную дерзость? Ведь вы меня не знаете! Совсем не знаете!

Она набросилась на него, словно перепуганная насмерть дикарка, которой, по сути, и была. И он схватил ее, как ту дикарку. От бешенства кровь вскипела у него в жилах, придавая ему яростной решимости.

— Не надо больше испытывать мое терпение! — произнес он.

— Лучше отправляйтесь на поиски вашей воровки, полковник Сьюард!

От ее громкого голоса стоявшие рядом люди уже начали оборачиваться в их сторону.

— Я ее нашел. Она передо мной! — пробормотал он хриплым шепотом, увлекая ее за собой. Энн совершенно перестала замечать окружающих и в любую минуту могла себя выдать. А этого он не мог допустить. — Успокойтесь, — отрезал он. — Вам незачем привлекать к себе еще большее внимание.

Оторвавшись от него, она окинула лихорадочным взором оживленные и любопытные лица окружающих.

— Если вы хотите найти мисс Софию, миссис Уайлдер, — громко сказал Джек, — то лучше сделать это прямо сейчас.

Он подтолкнул ее вперед, и сам последовал за ней. Ее голова была гордо поднята, как у осужденного, идущего на эшафот. Оказавшись на противоположной стороне бальной залы, он почти силой вывел ее в коридор и потащил дальше:

— Пойдемте со мной! Нам нужно поговорить с глазу на глаз.

— Нет! Нам не о чем говорить! — К ней вернулось прежнее самообладание. Лихорадочный блеск в глазах померк, и они снова стали бездонными и непроницаемыми. — Если вы думаете, что я и есть та воровка, которую вы преследуете, полковник Сьюард, то вы заблуждаетесь. — Ее голос был спокоен, пожалуй, даже слишком спокоен.

— Не надо больше испытывать мое терпение, — посоветовал он угрюмо.

— Если вы ухаживали за мной только потому, что приняли меня за Призрака, которого вы разыскиваете, то, боюсь, вы напрасно потратили время.

«Очень недурно», — подумал он со смешанным чувством досады и одобрения. Все в ней: наклон головы, едва заметное дрожание губ, тембр голоса — свидетельствовало об обиде и оскорбленной невинности.

Он не позволит ей насмехаться над его чувством. Оно, это чувство, совсем не заслуживало такого отношения. Но разве он сам не использовал других с такой же легкостью и безжалостностью, как и она его? Разве ему никогда не случалось приносить в жертву слабости и иллюзии других людей для достижения поставленной цели?

Ему не хотелось сейчас думать о таких вещах. Им овладело бешенство.

Он схватил Энн за локоть и, невзирая на ее сопротивление, увлек за собой в тень. Оказавшись в холле, он завладел рукой своей спутницы. Взявшись за край перчатки, он принялся стаскивать ее. Лишь тогда она разгадала его намерение, и на ее лице промелькнуло суровое, жесткое выражение, нечто вроде насмешки над собой. Он стащил перчатку с руки Энн, открыв взору ее обнаженную кожу. На руке, чуть повыше запястья, были заметны крошечные, еще не зажившие ранки.

— Вы порезались, когда влетели в мое окно, прикрывая рукой лицо, — огрызнулся он.

— Я срезала ветки падуба для украшения ваз с цветами, — тут же парировала она.

— У вас есть шрам! У самого основания мизинца.

Ее глаза округлились.

— Но как вы…

— Я почувствовал его, когда вы коснулись моей обнаженной кожи. — Он провел по краешку рубца. — Я до сих пор его чувствую.

Его слова прозвучали как обвинение. Она судорожно сглотнула.

— Вы ошиблись!

Эта фраза заставила его вспылить.

— Уж не думаете ли вы; что вам достаточно сказать: «Нет, это не я», — и я, как какой-нибудь потерявший голову болван, тут же сниму перед вами шляпу и пролепечу нечто вроде: «Ах, извините, мадам, меня, должно быть, ввели в заблуждение»?

Она хотела убежать и скрыться, однако он силой притянул ее к себе, опустив голову. Затем он заговорил снова, стараясь, чтобы его слова звучали как можно мягче и тише:

— Завтра я собираюсь нанести вам визит, миссис Уайлдер, и потому для вас же лучше, если вы будете дома. Одна.

Она покачала головой. Снаружи прямо над их головами зловеще загрохотал гром.

— Вы должны быть дома, — процедил он сквозь зубы. — В противном случае я…

Какая-то женщина наткнулась на Джека, едва не сбив с ног. Он в гневе обернулся. Леди Диббс изумленно замигала и подняла на него глаза.

— О! Прошу прощения, полковник Сьюард. — Тут она заметила Энн, и ее взгляд стал жестким и враждебным.

Подружки леди Диббс чередой проследовали за ней, похожие на покорных овечек у ворот загона. Они уставились на Джека так, будто увидели перед собой волка. Затем их взгляды, минуя его, обратились на Энн, и лица сразу окаменели. Усилием воли той удалось сохранить внешнюю невозмутимость. Ее обнаженная рука была надежно скрыта под другой, затянутой в перчатку. К несчастью, у леди Диббс был острый глаз. Заметив дамскую перчатку, которую Джек все еще держал в руках, она как бы в шутку ее выхватила.

— Миссис Уайлдер! — воскликнула она. — Кажется, вы потеряли перчатку. Только не говорите мне… — Она вдруг поднесла руку к сердцу. — Ах, мои дорогие! Мы с вами прервали tete-a-tete[20]!

Алчные взгляды светских кумушек переметнулись от Энн к полковнику. Джек представил, какие сплетни они в скором будущем разнесут повсюду: Энн Уайлдер, это маленькое ничтожество из Суссекса, обеспечив себе положение в обществе благодаря блестящей партии, теперь дала волю низменной стороне своей натуры, связавшись с бастардом.

Леди Диббс улыбнулась, поигрывая массивным, безвкусным ожерельем. Энн, словно зачарованная, следила за каждым ее движением.

— Око за око, миссис Уайлдер, — заявила наконец леди Диббс тихо и беспощадно. — Надеюсь, высокородные и щедрые патроны вашего благотворительного заведения, кроме того, являются людьми… без предрассудков, если можно так выразиться?

Энн словно не замечала ее. Казалось, она полностью ушла в себя, в ее взгляде чувствовались пустота и безнадежность.

— И вот еще что, — продолжала леди Диббс торжествующим тоном. — Я тут переговорила с некоторыми моими знакомыми, и нам удалось разузнать кое-что любопытное касательно вашей нелепой затеи с приютом. Известно ли вам, что жертвами Рексхоллского Призрака в большинстве своем являются те самые люди, которые внесли пожертвования в ваш фонд? Это нас весьма тревожит. Не кажется ли вам, что под маской вора прячется один из нищих солдат, которых вы пригрели? Я имею в виду, вряд ли стоит просить нас поддерживать тех, кто нас грабит, как вы полагаете?

Энн медленно повернула голову к Джеку.

— Надеюсь, вы меня извините, если я вас покину, полковник? Мне нужно проводить Софию домой. У меня еще много дел, — произнесла она как ни в чем не бывало, после чего снова обратилась к трем дамам: — Леди Диббс, я уже сделала вам комплимент по поводу вашего прекрасного ожерелья? Желаю всем приятно провести вечер.

С достоинством, которым Джек не мог не восхищаться, Энн сделала реверанс и выпорхнула из вестибюля, едва не задев при этом леди Диббс.

Их разговор был закончен. Энн удалось выбить оружие у него из рук. Он не мог за нею последовать. Это повлекло бы за собой лишние разговоры, а ему сейчас меньше всего хотелось привлекать к себе внимание.

Однако он не спускал с нее глаз до тех пор, пока она не скрылась из вида.

Глава 18

За ночь гроза, пришедшая с побережья, набрала силу, и казалось, она никогда не закончится. Прибыв из Суссекса с первым почтовым дилижансом, Адам Берк вынужден был проделать пешком путь в четыре мили до дома по адресу, указанному ему полковником.

К тому времени, когда он добрался до места, его башмаки промокли насквозь, и при каждом шаге в них громко хлюпало, так что, как казалось Берку, вид у него был не слишком солидный для особого агента, состоящего на службе у полковника Сьюарда.

Молодой человек мял в руках фуражку, дожидаясь, пока полковник соизволит наконец заговорить. Еще один удар грома потряс дом так, что старинные вещицы на комоде задрожали.

Берк осмотрелся по сторонам. Никто бы не сказал, что эту квартиру снимает полковник армии его величества. Довольно просторная и опрятная, она тем не менее не отличалась особыми удобствами.

Берк перевел взгляд на полковника. Без сомнения, тому сильно досталось в последнее время. Волосы Сьюарда были слегка всклокочены, словно он то и дело ерошил их руками, а жилет он снял вовсе. За шесть лет, что Берк работал на Сьюарда, он ни разу не замечал за ним ни того ни другого. В довершение ко всему полковник выглядел смертельно усталым. Неудивительно, если учесть, что было уже два часа ночи.

Берк почти целый месяц пытался узнать хоть что-то о таинственной бумаге и теперь закончил докладывать Сьюарду о результатах поисков — а надо сказать, что результаты эти оказались более чем любопытными. Адаму было трудно понять, почему полковник вместо того, чтобы по-приятельски похлопать его по плечу и сказать что-нибудь вроде: «Отлично сработано, дружище Берк, и спасибо вам за то, что вы явились сюда в такую ужасную ночь», — просто сидит, уставившись в камин, словно греющийся у огня кот.

— Расскажите мне поподробнее об отце Энн Уайлдер и Джеймисоне.

Вопрос полковника застал Берка врасплох. Триббл и Джеймисон? Юноша пытался вспомнить все, что ему удалось узнать о странной связи между каким-то вором и… и Джеймисоном. Берк понятия не имел, какую именно должность занимал этот человек, равно как ничего не знал о должности самого полковника, служившего непосредственно под началом у Джеймисона, а также множества других людей — в том числе и его самого, — которые работали на Сьюарда.

— Я начал с банков, — ответил Берк, — пытаясь установить, кто из интересующих вас лиц нуждается или нуждался когда-либо в деньгах. Таковыми оказались почти все… за исключением отца Энн Уайлдер, сэра Триббла. У него было состояние.

Полковник одобрительно кивнул.

— Однако, присмотревшись повнимательнее, я обнаружил нечто странное. Деньги Трибблу приходили из Лондона в виде регулярных почтовых переводов. Больше мне ничего выяснить не удалось, поэтому я отправился в Суссекс и побеседовал с теми, кто служил у Триббла до его смерти. Они рассказали о том, как этот человек с говором портового грузчика прибыл из Лондона с полными сундуками денег, приобрел усадьбу и женился на дочери одного местного землевладельца.

Полковник прислонился плечом к мраморной каминной полке. Отблески пламени падали на него сзади, и казалось, будто он вышел прямо из огня. Зрелище было не из приятных.

— Все это превосходно, Берк, — заметил Сьюард, — но при чем здесь Джеймисон?

— В скором времени у Трибблов родилась дочь. Мистер Триббл просто души не чаял в девочке и не спускал с нее глаз, даже когда его жена отправлялась навестить своих родных в Бате, что она делала трижды в год. Мистер Триббл ни разу не сопровождал при этом свою супругу, хотя, в общем, их можно было назвать дружной четой. Более того, мистер Триббл никогда не покидал Суссекса.

— Продолжайте, — пробормотал полковник.

— Постепенно части головоломки стали складываться в общую картину. Слуги рассказывают, что, как только хозяйки не стало, мистер Триббл принялся обучать свою дочь разным диковинным трюкам. Лазить по деревьям, кувыркаться, открывать двери без ключа, ходить по канату…

Похоже, Берку удалось наконец завладеть вниманием собеседника, поскольку Сьюард тут же поднял на него глаза.

— Да, но и это еще не самое интересное. Как я уже сказал, Триббл никогда не выезжал за пределы Суссекса. Никогда. Даже в Лондон, откуда он был родом. Очевидно, он боялся быть узнанным. Или, — тут Берк приложил палец к носу, — ему было приказано держаться подальше от Лондона. Кроме…

— Кроме чего? — переспросил полковник.

— Перед самым началом войны и вскоре после того, как Энн Триббл стала миссис Уайлдер, ее отец вдруг заделался заядлым путешественником, пропадал где-то целыми неделями, а то и месяцами. Потом война кончилась, и мистер Триббл, вернувшись к себе, застал свою дочь вдовой, которую свекровь едва не вышвырнула из дома.

— Что? — Сьюард выступил вперед.

Берк кивнул, неловко переминаясь с ноги на ногу:

— Старая карга не желает иметь ничего общего со своей невесткой. Она обвиняет ее в смерти сына, причем в открытую.

— И это правда? — осведомился полковник тихим, дрожащим от напряжения голосом.

— А? — Берк искоса взглянул на Сьюарда.

— Правда ли, что Энн Уайлдер виновна в гибели мужа? — повторил тот.

— О, конечно, нет, сэр! По крайней мере никто так не считает: ни их соседи, ни слуги. — Берк покачал головой. — Их брак был во всех отношениях идеальным. Горничная миссис Уайлдер уверяет, что муж бросил бы весь мир к ее ногам, попроси она его об этом. Можете ли вы представить себе столь сильную любовь к женщине?

Полковник ничего не ответил, снова уставившись на огонь в камине. Впрочем, Берк и не ждал ответа. Одна мысль о том, что Сьюард станет делиться с ним своими сердечными переживаниями, вызывала у него улыбку. Он улыбнулся еще шире при мысли, что полковник вообще способен на сердечные переживания. Будучи вполне порядочным и достойным уважения, Сьюард тем не менее был одним из самых трезвых людей, которых знал Берк.

— Говорят, миссис Уайлдер сильно изменилась после замужества.

— Да? И в какую сторону?

— Ну, — ответил Берк с понимающей усмешкой, — она, как вы знаете, всегда была немного склонна к озорству и постоянно попадала в разные переделки, что и неудивительно, если вспомнить, какого рода воспитание дал ей папаша, — добавил юноша, снова хихикнув. — Так или иначе, она от природы отличалась бойким нравом. Но после того, как девушка вышла замуж за Мэтью Уайлдера, она заметно остепенилась. Никаких сомнительных выходок и никаких даже самых ничтожных скандалов, связанных с ее именем. Нет, — тут он покачал головой, — у старшей миссис Уайлдер не было оснований упрекать в чем-либо свою невестку. И когда мистер Триббл вернулся из разъездов, ему впору было впасть в ярость при виде того, как обращаются с его дочерью.

— И что, между ними возникали трения?

— Нет, — ответил Берк. — Триббл был слишком хитер, чтобы открыто бросить вызов старухе. Помимо всего прочего, свекровь миссис Уайлдер принадлежала к высшей знати, а он — нет. Но прошло всего несколько недель, и мистер Триббл стал сэром Трибблом, так что старой ведьме волей-неволей пришлось смириться с его неожиданным возвышением. На следующий день у нее состоялся разговор с неизвестными лицами, и после этого старшая миссис Уайлдер уже не осмеливалась раскрывать рот.

— И кто эти неизвестные лица? Джеймисон?

Берк жалобно скривил губы.

— Не знаю, — признался он. — Я пытался это выяснить, но безуспешно.

— Ладно, это не важно.

Сдержанный тон полковника несколько успокоил Берка, и тот продолжил свой рассказ:

— Но самое любопытное в этой истории следующее: с чего это мистер Триббл, богатый простолюдин, вдруг превратился в сэра Триббла? Меня особенно заинтриговало обстоятельство, что стать дворянином ему помог министр финансов, хотя Триббл не имел к этому ведомству никакого отношения.

— Хороший вопрос. Полагаю, вам удалось найти на него ответ?

— Да, сэр. Я свел знакомство с одним из секретарей министра финансов, и мы как-то раз завели с ним разговор о торговцах, получивших дворянство во время войны. И когда я упомянул о случае с Трибблом, то услышал от него примерно следующее: «О, этот Триббл стал титулованной особой не по протекции моего патрона. Его попросил об этом старый пройдоха по имени Джеймисон, когда-то оказавший ему услугу».

Какое-то мгновение полковник стоял не двигаясь.

— Понятно. — Он отошел от камина и приблизился к окну, отдернув занавеску. — Значит, отец Энн был не просто вором, а лазутчиком Джеймисона — вероятно, добывал для него нужные сведения. Сначала в Лондоне, когда он был еще молодым человеком, а позже во Франции.

— Да, мне это тоже приходило в голову, — согласился Берк. — И очень может быть, что Триббл не только передал дочери все свои навыки, но и подсказал, к кому из его лондонских знакомых ей обратиться, если понадобится уладить какое-нибудь щекотливое дельце.

— Похоже, вы правы.

Берк покачал головой:

— Кто бы мог подумать? Рексхоллский Призрак — дама из высшего общества! По-вашему, это вдовство так повлияло на ее рассудок?

Морщинки вокруг рта полковника сделались глубже.

— Надеюсь, вы больше ни с кем об этом не говорили? — спросил он строго.

— Разумеется, нет, сэр, — отозвался Берк немного обиженно. Прежде полковник никогда не подвергал сомнению его преданность.

— Тем лучше. Никому ни слова.

— Есть, сэр.

— А до вас никто не обращался к этим людям с теми же вопросами? Быть может, кто-нибудь из агентов Джеймисона сумел нас опередить?

Берк в ответ пожал плечами.

— Мне и в голову не приходило, что кто-то, кроме вас, станет этим интересоваться, сэр, так что я не стал и спрашивать. — Молодой человек снова невольно съежился, заметив нескрываемое разочарование на лице полковника. — Я имел в виду, что сэр Джеймисон поручил это дело вам. Откуда мне было знать, что он собирается послать кого-то за вами следом?

— Разумеется, у вас не было на то оснований, — ответил полковник и выглянул в окно.

Молнии сверкали в ночном небе подобно гигантскому фейерверку — зрелище, с которым даже «Ковент-Гарден»[21] в пору расцвета не шел ни в какое сравнение.

— Постарайтесь выяснить, кто еще занят поисками воровки, Берк. Не исключено, что мы уже опоздали.

Стук в дверь предупредил их о появлении старого шотландца, Гриффина. Тот просунул голову в дверную щель и бросил злобный взгляд на Берка.

— А! Ты уже вернулся из своей увеселительной прогулки?

— В чем дело, Гриффин? — осведомился полковник.

— Вас тут хочет видеть какой-то мальчишка, полковник. Говорит, что дело срочное.

— Пусть поднимется наверх.

— Он уже здесь, полковник. — Гриффин, обернувшись, сделал знак рукой.

Маленькая, промокшая до нитки фигура скользнула в комнату и тут же направилась к камину. Подняв руки в ссадинах, мальчик принялся изо всех сил их растирать. Пар так и валил клубами дурно пахнувшего дыма от его просторной не по росту одежды.

— Гриффин, принесите ему чаю, — произнес полковник. Отослав таким образом шотландца, он обратился к подростку: — Ну, а теперь выкладывай, что узнал.

Мальчик бросил осторожный взгляд на Берка.

— Можешь говорить! — отрезал полковник.

— Она исчезла!

— Что? — вскричал полковник.

Берк уставился на него с ошеломленным видом. Прежде Сьюард никогда бы не позволил себе даже просто повысить голос. Полковник одним махом преодолел расстояние, отделявшее его от мальчишки. Тот от страха попятился назад, едва не угодив в огонь. Затем Джек внезапно остановился, сжав руку в кулак.

— Продолжай!

— Она тайком выбралась из дома около получаса назад, — осипшим голосом отозвался мальчик. — Я бы ни за что не заметил ее, кабы не молния, сверкнувшая как раз тогда, когда она карабкалась по крыше. Именно так ей удалось проскользнуть мимо меня. Она держалась подальше от гребня крыши, выжидая, пока ее не скроет туман, а потом ее уже было не отличить от черепицы вокруг… О Господи, до чего же там, наверное, скользко!

«Боже правый, — подумал Берк, уставившись в окно, небо за которым озарила очередная яростная вспышка. — Достаточно одного удара молнии, чтобы испепелить карабкающуюся по крышам женщину».

— И куда же она направилась? — продолжал полковник все настойчивее.

— Не знаю, — ответил мальчик, зябко поежившись. — Не успел разглядеть. На улице творится черт знает что, и мне лишь мельком удалось ее увидеть — дождь застилал мне глаза. Она свернула на северо-восток.

— На северо-восток? Ты уверен? — настаивал полковник.

— Это уж как пить дать, — отозвался паренек. — Я же сказал вам, что она прошмыгнула мимо, как тень, будь она неладна!

Гриффин одним толчком распахнул дверь и вошел в комнату, неся поднос с чайным прибором и тарелкой с ломтиками хлеба и сыра.

Полковник обеими руками пригладил волосы.

— Черт побери, и куда она только… — Он вдруг замолчал.

«Теперь ему все ясно, — решил про себя Берк. — Полковник знает точно, куда лежит путь воровки. Если только она успеет туда добраться».

Сьюард направился к двери.

— Гриффин, распорядись накормить их обоих и затем проводи через черный ход. — Он схватил парня за плечо. — Ты всегда умел держать язык за зубами, но на сей раз это важно вдвойне. Никому ни слова о том, как ты провел эту ночь и что тебе удалось выяснить. Ты понял? Ни слова!

Мальчуган смело встретил взгляд полковника:

— Как я понял, ценой молчания является моя жизнь.

— Умница, — пробормотал полковник, — Дай ему две кроны, — бросил он, обращаясь к Гриффину, после чего перевел взгляд на Берка: — А вы продолжайте выполнять задание.

И с этими словами Сьюард покинул комнату. Паренек стрелой пустился за ним.

Берк посмотрел прямо в глаза шотландцу.

— Неужели она сейчас там, наверху? В такую непогодь? — спросил он, наконец-то снова обретя голос. — Она, должно быть, и впрямь совсем из ума выжила.

Глава 19

Нога Энн застряла в щели, и она растянулась на ветхих деревянных досках, соскользнув к краю крыши. Ливень заливал ей лицо, ослепляя. Чтобы избежать падения, она впилась ногтями в мягкую влажную древесину. Примерно в футе от края Энн остановилась. Из ее горла вырвался смешок. Переведя дух — или, быть может, всхлипнув, — она через силу поднялась на колени и принялась карабкаться вверх по крутому скату. Нащупав подвешенную к ее поясу сумку, она с облегчением улыбнулась, успокоенная тяжестью диадемы, браслетов, брошей, серег и кошелька с деньгами… а также ожерелья, принадлежавшего леди Диббс.

«Можете передать это всем вашим знакомым, леди Диббс, — подумала Энн. — Расскажите им, как вы заподозрили, что кто-то из подопечных этого жалкого ничтожества из Суссекса использовал список жертвователей вместо наводки. Уговорите их отказаться от своих обещаний и забрать назад внесенные суммы, потому что завтра будет уже слишком поздно. По крайней мере для вас».

Энн снова рассмеялась. Струи дождя ледяными иглами покалывали ее замерзшие щеки и губы. О Господи, как холодно! Впрочем, может быть, это и к лучшему. Сейчас для нее было спасением ничего не чувствовать.

Еще немного, и она доберется до бочонка с дождевой водой, под которым припрятала одежду — широкую не по размеру юбку и плотный плащ — все это скроет ее промокшую рубаху и шляпу.

Очередная вспышка молнии расколола небеса, и последний яростный удар стихии обрушился на нее откуда-то сверху. Этот звук потряс все ее тело. Энн невольно ахнула, но как только гром стих, она снова улыбнулась и посмотрела вниз.

— Где ты, Джек? — тихо окликнула она полковника, словно тот был рядом. Но он наверняка дома, в постели, если у него есть еще хоть капелька здравого смысла. Но Джек, кажется, совсем потерял голову, иначе он ни за что бы ей не доверился. Ни в коем случае ничего нельзя доверять воровке — идет ли речь о человеческом сердце или о чем-либо другом.

И опять вспышка молнии — на этот раз еще ближе, еще ослепительнее. Энн выпрямилась под порывами пронизывающего ветра.

Гром загремел прямо у нее над головой.

Энн приоткрыла рот, охваченная первобытным трепетом. Так близко! Чуть ближе, и она сама станет частью грозы, слившись с пронизывающим белым светом. Энн снова рассмеялась, после чего бегом продолжила свой путь высоко над землей.

Ослепительная вспышка молнии озарила небосклон, и Джеку пришлось прищуриться, прежде чем поднять голову вверх. Вот она! Неуловимая, как ветер, неприметная, словно солнце в хмурый зимний день, она пронеслась высоко над его головой, направляясь в сторону парка. Джек закрыл глаза, глубоко дыша. Одному Богу известно, почему ее до сих пор не убило молнией. Никто бы не осмелился вот так бросить вызов стихиям и остаться в живых.

Джек снова устремился вперед, следя одним глазом за темными, омытыми дождем верхушками крыш, а другим — за узкими городскими улочками. Он уже не раз проделывал в уме этот путь. Не одна неделя ушла у него на то, чтобы выявить наиболее удобный маршрут для ночного путешествия по крышам к дому леди Диббс.

Ему следовало с самого начала разгадать ее намерения, тем более что она едва ли не хвасталась ими в его присутствии. Однако накануне вечером ему показалось, что он ее напугал до смерти. Он покинул прием, будучи совершенно уверенным в своей власти над нею. Она, уйдя с того же приема, поспешила воспользоваться его промахом. Энн попросту обвела его вокруг пальца — и до чего же ловко, в гневе подумал Джек и ухмыльнулся. Как часто он тешился мыслью, что люди, которых он посылал навстречу опасности, бывали предупреждены о том, что им никогда не следует недооценивать противника. И тем не менее он уже в пяти случаях недооценил Энн Уайлдер.

Так, значит, она решила его разыграть? Что ж, пусть будет по ее, и когда игра окончится его победой — а в этом у него не было ни малейших сомнений, — Джек знал в точности, какую награду он для себя потребует.

Ему стало трудно дышать, ноги ныли в коленях. Дождь припустил с новой силой. Промокшая насквозь одежда висела на плечах свинцовой тяжестью, замедляя путь. Чтобы не упустить из виду Энн, он сбросил с себя сюртук, швырнув его прямо в лужу, и бросился бежать дальше в одной рубашке, не обращая внимания на ливень и холодный, пронизывающий ветер.

Какой-то возница обозвал его сумасшедшим, когда он выскочил на дорогу прямо перед повозкой. Две девицы легкого поведения, ютившиеся у входа в церковь, отпрянули в сторону, и как только он промчался мимо, заулюлюкали ему вслед.

Энн еще дважды попадалась ему на глаза, и с каждым разом ее силуэт на фоне освещенного молнией неба казался все меньше и меньше, словно ее постепенно засасывало бурей. Вот она обогнула с востока здания, занятые биржевыми конторами, затем после еще одного рискованного скачка оказалась на серой шиферной крыше епископальной церкви. Далее ее путь лежал на юг, в сторону парка. Там у его маленькой пташки не останется другого выбора, как только спуститься на землю. Там он и будет ее поджидать.

Дыхание с присвистом вырывалось из его легких, обжигая гортань. Еще пара улиц, и… Она должна была появиться из-за одного из строений в ближайшем переулке. Джек быстро обогнул угол здания и неожиданно столкнулся с какой-то девушкой в светлой накидке. Он мгновенно вытянул руки вперед, чтобы не позволить ей удариться о стену, затем резко отстранился и уже собрался было бежать дальше, но ее голос остановил его:

— Полковник Сьюард! Неужели это и в самом деле вы?

Он обернулся. Энн Уайлдер стояла перед ним в скромном бежевом плаще, в перчатках. Ее волосы были прикрыты модной шляпкой. Не может быть!

— Как? — допытывался он. — Как вы успели так быстро переодеться?

В ответ Энн рассмеялась с каким-то странным, почти неприличным удовлетворением. Казалось, ею владеет лихорадочное возбуждение. Глаза Энн блестели, а запутавшиеся в густых ресницах капельки дождя казались драгоценными камнями в роскошной оправе.

— Полковник, да вы промокли насквозь! — воскликнула она. — Если вы будете в такую ночь разгуливать в одной рубашке, то можете умереть от простуды. И о чем вы только думаете?

Тут его терпение лопнуло, и он схватил ее за плечи:

— Как вам это удалось? Где ваша одежда?

Энн снова рассмеялась, даже не пытаясь вырваться на свободу.

— Моя одежда? Она на мне, полковник, и притом ее куда больше, чем на вас.

Джек уставился на нее. Ее взгляд объяснил ему все с предельной ясностью. Эта женщина не способна прислушиваться ни к доводам рассудка, ни к угрозам. Она уже побывала в спальне леди Диббс и украла ее драгоценности, которых, однако, при ней не оказалось. Джек догадался об этом по ее неестественному оживлению и нервному смеху.

Она уже не раз упивалась своей победой и теперь чувствовала себя вне досягаемости, подобно солдату, чей полк до единого человека уничтожен во время атаки, но которому каким-то образом удалось остаться невредимым. Ею владело воодушевление, смешанное с угрызениями совести и пугающим сознанием собственной неуязвимости.

Джек схватил ее за руку и развернул к себе. Одного его прикосновения оказалось достаточно, чтобы сбить с нее напускную спесь. Энн пошатнулась.

— Нет! — воскликнула она, снова обретя опору под ногами. — Что вы делаете? Вы не имеете права…

Не обращая внимания на ее протесты, он поволок ее за собой по аллее и дальше по соседней улице. Она упиралась, как могла, но на этот раз рука, державшая ее, не была скользкой от крови, а порезы на ладони успели зажить, и потому, несмотря на все ее усилия, хватка Джека не ослабевала.

— Вы с ума сошли! — выпалила Энн, вонзив ногти в его пальцы.

— Вполне возможно.

— Отпустите меня, полковник! — настаивала она. — Или вы совсем лишились рассудка? Вы сами видите, что я не та, кого вы ищете. Вас ввели в заблуждение.

Силой притянув ее к себе, Джек окликнул кучера кеба, маявшегося в ожидании пассажира под развесистым деревом на другой стороне улицы. Глаза возницы округлились при виде мужчины в одной насквозь промокшей рубашке и женщины, отчаянно бившейся в тисках его рук.

Джек выругался. Энн поскользнулась о мокрые булыжники мостовой и упала на колени, пытаясь высвободиться. Подол ее юбки пропитался водой, мокрое лицо выражало отчаяние.

— У моей жены нервный приступ! — рявкнул Джек, перекрывая внезапный раскат грома. — Если доставите нас домой, получите пять соверенов!

Кучер еще какое-то время наблюдал за ними с нескрываемым изумлением, а Джек между тем поднял Энн на руки и крепко прижал к себе ее трепещущее тело. Кебмен кивнул в знак согласия и не спеша вскарабкался на свое место на козлах.

— Вы что, с ума сошли? — выпалила Энн, захлебываясь от рыданий.

— Я сошел с ума? — тут же накинулся он на нее. — Что вы здесь делаете, миссис Уайлдер?

— Я… я… Приют… Я хотела навестить…

— Вас там даже близко не было. Вы украли драгоценности леди Диббс, и завтра утром я прикажу перевернуть все вверх дном на площади в одну квадратную милю, вплоть до последнего листика, чтобы их найти.

— Вы их не найдете. Вы ничего не найдете и ничего не сможете доказать! — Она перестала вырываться и добавила: — Отпустите меня!

— Нет!

Кеб остановился рядом, и возница, спустившись, открыл перед ними дверь.

Джек крепко прижал к себе Энн.

— Только не надо сцен, — отрезал он, и его голос не сулил ничего доброго. Энн должна была его опасаться, понимая, что в такую минуту он способен на все. И впрямь Джек уже давно не помнил себя таким разъяренным. Усилием воли он заставил себя добавить холодным, беспощадным тоном: — Иначе я сорву с вас одежду прямо здесь и сейчас, чтобы раскрыть вашу тайну.

Энн вся побелела и сразу же успокоилась, если не считать мелкой дрожи, до сих пор сотрясавшей ее тело. Джек тихо выругался, в порыве ярости пустив в ход самые бранные словечки, которые он усвоил когда-то в работном доме. Энн теперь не дрожала, а билась в судорогах. Джек втолкнул ее в кеб и сам забрался следом. Она переметнулась через сиденье и ухватилась за ручку противоположной дверцы, пытаясь ускользнуть через нее.

Тогда Джек схватил Энн за талию и силой усадил к себе на колени. От ее мокрой юбки на его панталонах появились темные пятна. Полы шляпки задевали его лицо, и тогда Джек, по-прежнему крепко держа Энн за талию, развязал ленты и сорвал шляпку с головы молодой женщины. Длинные пряди шелковистых черных волос упали ей на плечи и разметались по спине. Они были сырыми от дождя.

— Удивительно, какие мокрые у вас волосы, миссис Уайлдер, особенно если учесть, что подкладка вашей шляпки до сих пор почти сухая.

В ответ она удвоила свои усилия вырваться на свободу. Ее упругие округлые ягодицы прижимались к его животу. Желание волной разлилось по телу Джека, что удивило его и привело в бешенство. Даже здесь, даже сейчас, зная о том, как ловко она обвела его вокруг пальца, он по-прежнему хотел ее.

— Перестаньте вертеться, — проворчал он, усилием воли заставив себя не обращать внимания на ее близость.

Энн обмякла у него в руках, и он довольно грубо спихнул ее прочь со своих коленей. Она тут же забилась в угол и, обернувшись, уставилась на него горящими, словно у дикой кошки, глазами.

— Где письмо, которое вы похитили у лорда Атвуда? — с трудом выдавил из себя Джек. — Оно лежало в серебряной шкатулке с драгоценностями.

Она изумленно заморгала:

— Понятия не имею, о чем вы говорите.

Тогда он, ухватив Энн обеими руками за воротник, потянул ее к себе. Ее колени с глухим стуком ударились о дно экипажа. Затем он приподнял Энн, и ее лицо оказалось вровень с его лицом. Сделать это было проще простого, ибо она показалась ему почти совсем невесомой.

Губы Энн вздрагивали. Бог свидетель, ему так хотелось прикоснуться к этим губам, унять их дрожь своим поцелуем…

А почему бы и нет, черт возьми?

Притянув ее к себе, Джек накрыл ее рот своим, наклонив при этом голову так, что ей пришлось выгнуться дугой, чтобы уклониться от грубой силы, заставившей ее приоткрыть рот, давая доступ его языку. Откуда-то из недр ее существа вырвался слабый стон. Он ощутил соленый привкус ее слез. Больше от нее ничего и не требовалось.

С яростным возгласом Джек оторвался от нее. Еще никогда он не навязывал себя женщине против ее воли. Это никак, ровным счетом никак не могло унять животную похоть, гнездившуюся в самой глубине его сознания, скорее напротив, только усиливало муку, что, в свою очередь, приводило его в бешенство.

Нет, он ей не уступит. Он не даст ей взять над собой верх. Джек резко тряхнул Энн, и она невольно вскрикнула.

— Вам это не по вкусу, миссис Уайлдер? А я-то думал, что вам только доставляет удовольствие некоторая доля грубости в ваших любовных похождениях.

— Умоляю вас…

— О нет! Не сейчас. Позже. В данную минуту мне нужны ваши признания, а не вы сами. Лжец!

— Но я не…

— С меня довольно ваших отговорок, миссис Уайлдер. Я уже сыт ими по горло. — Подтянув Энн к себе еще на несколько дюймов, он окинул взглядом ее лицо, шею и грудь. — Итак, попробуем еще раз. Где письмо?

Подняв руки, она схватила его за запястья, пытаясь остановить… Тщетно. Его пальцы коснулись холодной влажной кожи у основания ее шеи. При желании он мог ее переломить, как тростинку.

— Я не знаю, что вы имеете в виду, — взмолилась она. — В шкатулке с драгоценностями не было никакого письма.

— По крайней мере мы с вами пришли к негласному соглашению касательно вашей личности, — произнес он. — Но вы, по-видимому, до сих пор не поняли, в какую игру ввязались, миссис Уайлдер. Я задал вам вопрос и жду на него ответа… Да перестаньте же дрожать, будьте вы неладны!

— Не могу! — Она всхлипнула.

— Где письмо?

— Я уже сказала, что не видела никакого письма! — воскликнула она. — Ларец лорда Атвуда был пуст! Я ничего в нем не нашла!

— Потайное отделение! — отозвался Джек раздраженно. — Письмо хранилось там.

На лице Энн отразилось смущение, которое казалось неподдельным. Допрашивай он ее как совершенно постороннее лицо, мог бы поручиться, что она говорит правду. Умение отличать истину от лжи было для него хлебом насущным уже в течение десяти лет. Однако он не мог полагаться на свое суждение в том, что касалось ее. Слишком крепкие узы их связывали.

Он не имел представления ни о ее мыслях и чувствах, ни о том, питала ли она к кому-либо привязанность, ни даже о том, была ли она вообще способна на это.

Энн молча смотрела на него.

— Там не было никакого потайного отделения, — прошептала она, словно опасаясь его разозлить.

Джек в ответ рассмеялся, но в его смехе было столько горечи, что она вздрогнула. Он был не просто зол на нее, как ей скоро в том придется убедиться.

— И вы думаете, я поверю в то, что такая опытная воровка, как вы, не обыскала добычу в поисках тайника?

Энн сглотнула. Между ее прямыми черными бровями залегла глубокая морщинка, и у него против воли возникло жгучее желание разгладить ее кончиками пальцев… Он резко отдернул руки — предательские руки, которые так и тянулись к ней.

— Я не обыскивала шкатулку тщательно, но все же осмотрела со всех сторон, — поспешно объяснила она. — Там не было ничего похожего на шпенек или задвижку. Если там и имелся тайник, то, должно быть, совсем крохотный.

Джек некоторое время обдумывал, не лжет ли она. Так или иначе, это не меняло дела. Он не мог на нее положиться. Он не верил ни единому ее слову. И будь он проклят, если это не ранило его сильнее всего.

Последняя мысль показалась ему до такой степени нелепой, что он едва удержался от смеха. Он все еще желал обладать ею — обладать полностью и безраздельно.

Энн ему лгала, чтобы выгородить человека, которому она продала злополучное письмо. Либо она хотела его защитить, либо этот ее сообщник внушал ей даже больший страх, чем Джек.

Глупая девчонка! В ее маленькой сказке именно он играл роль злого волка, и скоро она сама в том убедится.

— И где сейчас эта шкатулка? — осведомился он.

— Я ее продала сразу же после того, как… украла.

— Очень удобное объяснение!

— Но это правда! Неужели вам могло прийти в голову, будто я стану хранить такой заметный предмет в городском особняке моего дяди? Я передала шкатулку скупщику краденого, что живет у порта. Мне пришлось прибегнуть к посреднику.

— Час от часу не легче, — отозвался Джек угрюмо. — А как зовут того старика?

— Слепой Том.

— Том! — повторил он насмешливым голосом. — Да, пожалуй, его нетрудно будет найти. Ну, а имя посредника?

— Я… я не знаю.

Джек улыбнулся. Она вся сжалась, словно уклоняясь от удара.

— Быть может, об этом знает кто-нибудь из обитателей вашего приюта. Хотя бы тот парень — Билл, или как там его зовут?

Энн вдруг замерла на месте.

— Прошу вас… — прошептала она.

— А, это уже лучше. Давайте вернемся к нашему посреднику.

Слезы навернулись ей на глаза и потекли струйками по щекам.

— Мне не известно его имя. Я даже не знаю, как найти Слепого Тома. Обычно он сам меня находил. Через разных людей, по большей части детей. Они приносили мне записки, которые сами не могли прочесть.

— Удивительный, должно быть, человек этот Том, раз при своей слепоте он еще умеет писать.

— Я понятия об этом не имею. Возможно, кто-нибудь писал за него.

Теперь она уже была готова его умолять. Доведенная до крайности, Энн переместилась к нему поближе и ухватилась за его рукав. Ее кожа отливала молочным блеском в темноте экипажа, а руки даже в перчатках возбуждали его своим прикосновением.

Вожделение и ярость заставили кровь быстрее биться в его жилах. О Господи, ей удалось-таки поймать его в свою паутину, сотканную из желания и безнадежности, и он сомневался в том, что ему когда-нибудь удастся выбраться на волю.

— Пожалуйста, не надо впутывать в это дело Билла. Он ничего не знает. Он же еще совсем мальчик. Я сама помогу вам найти эту шкатулку, даю слово!

— О, я не сомневаюсь в том, что мы ее найдем. Но на это уйдет время.

«Время, в течение которого мой отец будет тебя разыскивать, а когда обнаружит, то прикажет убить. Но я ни за что не позволю ему это сделать, чего бы мне это ни стоило», — мысленно поклялся он себе.

— Как вам будет угодно.

— Мне угодно, чтобы вы вышли за меня замуж, — холодно произнес Джек, не спуская с нее глаз.

Энн уставилась на него. Никогда в жизни она не была так напугана.

— Выйти за вас замуж? Но это невозможно!

— Прошу прощения, но я с вами не согласен. Это вполне возможно. Уверяю вас, что достать особое разрешение для меня будет самой простой из задач, за которые мне когда-либо приходилось браться.

Она яростно замотала головой.

— Нет, нет! Я не могу!

— Можете, — отозвался он язвительно. — И вы сделаете это. Иначе я прикажу арестовать этого парня по обвинению в том, что он и есть Рексхоллский Призрак.

Ее глаза округлились.

— Билл тут совершенно ни при чем! Вам никто не поверит!

— Напротив, — отозвался Джек, не повышая тона, — люди охотно верят уликам, а уж я позабочусь о том, чтобы улик было предостаточно, и притом неопровержимых.

— Значит, вы просто подсунете им ложные доказательства, чтобы засудить ни в чем не повинного подростка?

— Дорогая, — ответил он мягко, — для воровки вы на удивление наивны. Такое случалось и раньше, причем не единожды. Ничего не может быть легче.

— Тогда я сама во всем признаюсь.

— Никто и слушать вас не станет. Вас просто сочтут глупышкой, хотя и не лишенной благородства. Кроме того, кому придет в голову, что пресловутый Рексхоллский Призрак — женщина? Конечно, Дженетт Фрост может выглядеть в глазах света нелепо, уверяя, будто ее поцеловал молодой человек, но это все же лучше, чем если на его месте вдруг окажется женщина, тем более если всем станет ясно, что Дженетг солгала и на нее вообще никто не нападал.

— Вряд ли вы всерьез рассчитываете силой заставить меня стать вашей женой.

Его тон стал суровым.

— И тем не менее это так.

— Зачем? Я вас не понимаю. Почему вы хотите на мне жениться?

— Я выследил вас, загнал в ловушку и, наконец, поймал. И теперь, клянусь Богом, я вас не отпущу.

Глава 20

— Я вам не верю! — вскричал Джеймисон, стукнув кулаком по столу. — Он не мог пойти на такой шаг без моего ведома!

Его собеседник, лица которого нельзя было рассмотреть от двери, нервно заерзал.

— И тем не менее это правда. Он женился на ней по особому разрешению позапрошлой ночью.

— Как это случилось? — допытывался Джеймисон.

Его гость ничего не ответил. Что ж, тем лучше. Джеймисон не ждал от этого человека каких-либо догадок или предположений, да, собственно, и не желал их выслушивать. Он был обычным светским трутнем, приносившим нужные сведения. И эти сведения были для него, Джеймисона, крайне неприятны. Они лишний раз подтверждали его опасения — нет, едва ли это можно было назвать опасениями, скорее предчувствием, — что с некоторых пор преданность ему Сьюарда пошла на убыль. Одно дело — держать Сьюарда на поводке, и совсем другое — видеть в нем свободного агента.

— Не думаю, что мое вмешательство сыграло какую-то роль, — отозвался его гость.

Джеймисон смерил его презрительным взглядом. Из любого положения всегда есть выход. Его знакомство с этим титулованным бездельником началось несколько лет назад, когда Джеймисон спас своего гостя от разорения. С тех пор ему не раз случалось его выручать, причем не только из денежных затруднений. Взамен Джеймисон требовал от него одного — полного послушания, и то лишь в отдельных случаях.

Надо признать, что их отношения оказались весьма плодотворными. Его осведомитель был по-своему умен и не лишен наблюдательности, а то, что он вращался в самом избранном кругу, тоже имело свои преимущества. Однако он не шел ни в какое сравнение со Сьюардом. По сути, ни один из агентов, работавших на Джеймисона, не мог заменить Сьюарда, и нетрудно догадаться, что означала для Джеймисона подобная потеря. Он мог лишиться своего главного оружия, человека, обладавшего острым умом и проницательностью, внушавшего окружающим страх и почтение, умевшего видеть не только слабые, но и сильные стороны своих врагов…

— Не бывать этому! — взорвался он, и в его тоне чувствовалась неприкрытая злоба.

Его собеседник в кресле выглядел пораженным. Джеймисон положил руки перед собой. Вспышка гнева сменилась ледяным спокойствием. Человек, который позволяет эмоциям взять над собой верх, как правило, принимает ошибочные решения. Он не хотел потерять Сьюарда с его исключительными способностями, но, для того чтобы его удержать, требовался тонкий расчет. Подумать только, Сьюард женился! Святые угодники! Сама эта мысль внушала ему отвращение.

— Почему он решил на ней жениться? — продолжил допрос Джеймисон.

Человек в кресле развел руками:

— Не знаю. Он ухаживал за нею в течение нескольких недель, но, как мне самому показалось, исключительно потому, что подозревал в ней Рексхоллского Призрака. Я уже докладывал вам об этом.

— Ничего подобного! — прервал его Джеймисон. — Вы сообщали мне только о том, с кем Сьюард встречается на приемах и куда он разослал своих агентов. Я сам сложил воедино части этой головоломки, а вовсе не вы.

Незнакомец в ответ пожал плечами.

— Так или иначе, видя, что Сьюард не отходит от нее ни на шаг, я пришел к выводу, что она и есть Призрак.

— Да кто она, собственно говоря, такая, черт бы ее побрал? — не удержался Джеймисон.

— Никто, — заверил его гость. — Правда, она произвела сенсацию, когда начала выезжать в свет. Хрупкое темноволосое создание, не лишенное пылкости. Но что касается остального…

— И тем не менее за этим что-то кроется, — буркнул Джеймисон. — Едва ли Сьюарду пришло бы в голову жениться на ком попало только из-за ее пылкости. — Последнее слово сопровождалось презрительной ухмылкой.

Собеседник Джеймисона недовольно поморщился.

— Эта женщина содержит приют для бывших солдат и осаждает высший свет просьбами о пожертвованиях, но в действительности, как я вам уже сказал, она никто, — заявил он. — Ее мать происходила из мелкопоместных дворян, а отец был простым торговцем из Суссекса. Кажется, он получил дворянский титул несколько лет назад, но все, кому оно бьшо пожаловано в те дни…

— Вы сказали — получил дворянство? — Джеймисон, внезапно насторожившись, подался вперед. — А как звали того торговца?

— Дайте-ка вспомнить… Тристрам? Нет, нет, Триббл. Да, верно, Триббл!

Джеймисон откинулся на спинку кресла. Не может быть, чтобы речь шла о том воре, который верой и правдой служил ему многие годы. О грязном выскочке, настоявшем на том, чтобы ему дали титул, который бы обеспечил его дочери путь в высшее общество. Ну да, разумеется, это он, Триббл, один из самых опытных и ловких грабителей, когда-либо работавших на Джеймисона. И надо полагать, его дочь ни в чем ему не уступала. Джеймисон мог бы рассмеяться, будь он по натуре склонен к такого рода шуткам.

— Что ж, вы, похоже, заслужили те деньги, которыми я так щедро набил ваши пустые карманы. Я полагаю, что жена Сьюарда и Рексхоллский Призрак — одно и то же лицо.

— Тогда зачем Сьюарду понадобилась эта свадьба?

— Ему так и не удалось заполучить в свои руки письмо, — пояснил Джеймисон, — и, вместо того чтобы убить ее по моему приказу, он решил на ней жениться, чтобы удержать ее при себе, пока он не найдет письма.

— В таком случае оно, должно быть, уже у него.

— Нет, — ответил Джеймисон, складывая разложенные перед ним на столе бумаги в аккуратную стопку. — Так, значит, Сьюард собирается обвести меня вокруг пальца? Я же ясно дал ему понять, что хочу видеть эту воровку мертвой. По-видимому, мне придется взять эту задачу на себя.

— И вы способны убить жену своего сына?

— Не кажется ли вам, что в данном случае уже слишком поздно впадать в сентиментальность? И пока вы не начали каяться и бить себя в грудь, советую вам лучше подумать о житейских благах, которыми вы так дорожите, и о титуле, который вы носите, а также вспомнить о том, каким образом вам он достался — благодаря скоропостижной смерти одного дальнего родственника.

Даже в тени Джеймисон мог заметить, как сильно побледнел его собеседник. Он скривил губы.

— Кроме того, она вовсе не жена Сьюарда. В его глазах она не более чем предмет для торга, который он хочет попридержать у себя до поры до времени, причем самым простым и самым удобным для него способом.

— Не знаю… — отозвался мужчина в кресле. — Даю голову на отсечение, за этим стоит нечто большее. Вы не видели их вместе. Мне показалось, что он… от нее без ума.

— Не забудьте, что это я его воспитывал, — возразил Джеймисон. — Если он от нее без ума, то это объясняется чисто плотским влечением. Его рассудок тут ни при чем.

— А его сердце?

— У него нет сердца. И тем не менее… — Он сложил вместе пальцы рук и принялся слегка постукивать ими по своему подбородку. — Он посмел действовать без моего ведома, и то, что я отдал приказ убить эту женщину, может прийтись ему не по вкусу. А я этого не потерплю. Я должен снова заполучить его в свое полное распоряжение.

— Я не стану убивать эту женщину.

Глаза Джеймисона зловеще сверкнули.

— Может быть, и нет, — отозвался он спокойно, — но будьте уверены, вам придется это сделать, если я захочу.

После некоторого колебания человек в кресле утвердительно кивнул. Джеймисон, прищурившись, наблюдал за ним. У его собеседника хватило ума, чтобы понять: стоит Джеймисону отдать приказ, и у него не останется иного выбора, как только подчиниться. Помимо всего прочего, этого человека никак нельзя было назвать глупцом.

— И как вы собираетесь это устроить?

— Спешка нам ни к чему, — неодобрительным тоном отозвался Джеймисон, сопровождая свои слова язвительным смешком. — Сначала я должен как следует во всем разобраться. Может пройти время, прежде чем удастся уладить кое-что. Но так или иначе, жить ей осталось недолго.

— А если она расскажет Сьюарду, где письмо?

— Она этого не сделает, — отрезал Джеймисон.

— Но вам-то откуда это знать?

— Вы свободны. — Джеймисон сделал знак гостю удалиться.

Облегченно вздохнув, тот поднялся со своего места и подобрал пальто.

— А как быть с Фростом?

— Постарайтесь не выпускать его из виду. Пусть себе пьет и злится хоть на целый свет. Быть может, для вас он — единственный способ сохранить свою совесть чистой, лорд Веддер.

Как только Веддер вышел, Джеймисон, с трудом поднявшись с кресла, проковылял к книжному шкафу и достал одну из книг, стоявших на самой верхней полке. Даже не удосужившись оглядеться по сторонам — никто бы не осмелился ворваться в его святая святых без доклада, — он принялся перелистывать страницы. Книга открылась как раз на том месте, где лежал сложенный втрое лист плотной веленевой бумаги, скрепленный теперь уже сломанной восковой печатью. Королевской печатью.

Малютка Триббл не сможет ничего рассказать Джеку о судьбе письма, поскольку она сама его в глаза не видела. Только один Джеймисон знал, где оно, и принял все меры к тому, чтобы так было и впредь. Это письмо передал ему Атвуд за неделю до своей гибели. От своих друзей в Адмиралтействе лорду уже не раз приходилось слышать о том, как Джеймисон вместе с Ноулзом успешно улаживал некоторые щекотливые вопросы в области политики. Сразу же осознав всю важность документа, Джеймисон любезно согласился избавить Атвуда от необходимости хранить его у себя.

В сущности, на этом все могло бы и закончиться, но, разумеется, на деле вышло иначе. Захлопнув книгу в кожаном переплете, Джеймисон поставил ее на место. По какой-то непонятной причине Атвуд решил написать Ноулзу, уведомив его о содержании письма, а также о своей беседе с Джеймисоном на этот счет. К счастью для последнего, Атвуд ни словом не обмолвился о том, что он передал письмо Джеймисону. Возможно, он был уверен, что Ноулзу уже обо всем известно — ведь, по слухам, они работали вместе.

Ноулз, конечно, тут же пожелал узнать, когда Джеймисон рассчитывает заполучить таинственное письмо. Тот, застигнутый врасплох, ответил, что уже распорядился о его доставке. Джеймисон как раз пытался найти какой-нибудь выход из сложного положения, когда счастливая случайность в лице маленькой воровки, похитившей у Атвуда ларец с драгоценностями, подсказала ему нужное решение. А тут еще и сам Атвуд невольно сыграл ему на руку. На следующий вечер после ограбления лорд обедал с друзьями и там с удовольствием потчевал их историей о том, как он стал очередной жертвой пресловутого Рексхоллского Призрака.

Джеймисон вытер чистым носовым платком пыль с кончиков пальцев и улыбнулся. Уже за одно это он почти был готов оставить воровку в живых. Почти.

К несчастью для Энн, она оказалась единственной, кто знал в точности, что в момент гибели Атвуда письма при нем уже не было и что вопреки утверждениям Джеймисона оно не хранилось в его шкатулке с драгоценностями. Впрочем, он мог бы даже и тогда ее пощадить… если бы так некстати не вмешался Ноулз.

Джеймисон скомкал в кулаке носовой платок и сразу помрачнел. Хотя он ясно дал понять своему коллеге, что намерен сам заняться этим делом, Ноулз решил присвоить всю славу себе. Ноулз лично подбирал людей для задания, и он же отправил с поручением Сьюарда, зная, что тот является агентом Джеймисона. Действуя через голову последнего, он даже выхлопотал себе для этого необходимые полномочия…

Пальцы Джеймисона, стиснутые в кулак, задрожали. Впредь он не намерен сносить подобные обиды. Ноулз первым в этом убедится. Что же до Сьюарда, то очень скоро тому придется заплатить за предательство. И как только Джек посмел не подчиниться его приказу и принять сторону Ноулза?

Усилием воли Джеймисон заставил себя успокоиться, обратившись мыслями к более насущным делам. Когда ему стало известно о том, что Ноулз решил провести собственное расследование, судьба воровки была предрешена. Никто и никогда не должен догадаться о том, что письмо у него. Это обстоятельство должно храниться в строжайшей тайне — в особенности от Ноулза — до тех пор, пока он сам не пожелает пустить его в ход, чтобы усилить свое влияние. В нужное время и в нужных обстоятельствах обладание этим письмом могло поднять его до недосягаемых высот.

От него требовалось лишь одно — устроить так, чтобы эта женщина стала жертвой несчастного случая, прежде чем Джек или Ноулз успеют догадаться что к чему. Несчастный случай вроде того, который он в свое время устроил для Атвуда. Джеймисон улыбнулся. К нему снова вернулось прежнее хорошее расположение духа. Даже такое обстоятельство, как гибель Атвуда, он сумел обратить себе на пользу. Ноулз увидел в этом часть тайного заговора с целью перехватить злополучный документ…

Слабая улыбка на лице Джеймисона сменилась задумчивостью, едва он проковылял обратно к письменному столу. Его тревога понемногу рассеивалась.

Пусть Энн пытается завоевать доверие Сьюарда, убеждая его, будто в глаза не видела письма. В конце концов именно он, Джеймисон, вырастил и воспитал Сьюарда, создал по своему образу и подобию. А Джеймисон привык ни на кого не полагаться. Даже на самого себя.

Крохотная фигурка бегом устремилась навстречу Стрэнду по тропинке для верховой езды. Он наблюдал за приближением Софии со смешанными чувствами в душе. Она была до неприличия молода. Так молода, что даже его положение одного из самых завидных женихов в лондонском свете — положение, почти освященное, подумал он не без сарказма, — не производило на нее заметного впечатления. В сущности, единственным, что ее действительно впечатляло, были их свидания, но даже это казалось ему весьма спорным.

— Джайлс! — воскликнула София, обвив руками его шею.

Скорее по привычке, чем заботясь об их добром имени — он, во всяком случае, своего уже давно лишился, а она всячески стремилась ему в этом подражать, — Стрэнд мягко отстранил от себя девушку. София надула губки. Вид у нее при этом был самый обворожительный.

— Неужели я тебе больше не нравлюсь?

— Конечно, нравишься, моя кошечка, — ответил Джайлс весело. Подхватив Софию под руку, он повел ее по заброшенной тропинке, которую обнаружил, дай Бог памяти, чуть ли не в тот самый год, когда она появилась на свет. — Ну а теперь скажи, что у тебя стряслось?

Кончиком языка София облизнула верхнюю губку. Очень мило, а главное, действенно. На такое предложение он не мог ответить отказом.

— Я просто хотела тебя увидеть, — ответила она, потеревшись носом о его щеку.

— Ясно.

В действительности Стрэнд не поверил ни единому ее слову. Если бы Софию действительно одолевала любовная тоска, она явилась бы ночью к нему в дом, как это не раз случалась раньше. Или же отвела бы его в сторонку на приеме, пока гости кругом пьют и веселятся. Маркиз с трудом выдавил из себя улыбку. Такие короткие, начисто лишенные нежности встречи были не в его вкусе, однако его маленькая София чувствовала себя в такой обстановке как рыба в воде. А он, помимо всего прочего, истинный джентльмен.

София незаметно взглянула на него. Ему никогда не составляло труда ее раскусить.

— Я сегодня получила записку от Энн, — начала она.

Это сразу насторожило Стрэнда.

— Да?

— Они со Сьюардом поженились. Она сама мне об этом сообщила.

— Вот как? — Он старался казаться равнодушным. — И что еще содержится в этой записке?

«Счастлива ли она? Действительно ли она любит Сьюарда? Господи, если он посмеет причинить ей боль…»

— О, много разных глупостей — мол, с ее стороны этот шаг не так опрометчив, как может показаться, а если она решилась сбежать с ним тайком, то это только к лучшему, потому что ей не хочется обременять своих близких официальной церемонией. — София обиженно скривила губки. — Ничего себе — «обременять»! Я осталась без компаньонки, когда сезон едва начался!

— Бедная моя кошечка, — отозвался Стрэнд вяло. Итак, Энн вышла замуж за Сьюарда. Удачи им обоим.

София остановилась в тени огромного тиса. Его сухие от старости ветки словно поникли под тяжестью листвы. Быстро осмотревшись, она завела его за дерево. Стрэнд последовал за ней, но без особого воодушевления. Без сомнения, София задумала разыграть еще одну из тех обольстительных сцен, которым сознание близкой опасности только придает остроты.

Впрочем, для него это едва ли имело значение. Его тело, привыкшее к такого рода действиям, с готовностью откликнулось на ее призыв. Будь у Стрэнда время поразмыслить, его бы изрядно позабавило то обстоятельство, что он, который так часто использовал в своей жизни женщин, теперь позволяет себе идти на поводу у какой-то девчонки, едва покинувшей школьную скамью.

Словно в подтверждение его догадки, как только они обогнули дерево, София расстегнула его сюртук и просунула руку ему под рубашку.

— У меня замерзли руки, — пробормотала она. — А у тебя?

— И у меня тоже.

Она принялась медленно вынимать из шелковых петелек крючки, скреплявшие спереди ее длинную пелерину. Платье, которое она надела под плащ, больше подходило для борделя, чем для прогулки в холодное февральское утро. Тугой корсаж с низким вырезом заставлял ее маленькую грудь выдаваться вперед. Взяв Стрэнда за руку, она положила его затянутые в перчатку пальцы между теплыми мягкими холмиками.

— Так лучше?

— Да. Намного.

— У меня есть и другие теплые местечки, — проговорила она чуть дыша, поднявшись на цыпочки и проводя языком по его шее.

София пробиралась между веток дерева, увлекая его за собой, пока они не оказались у самого ствола, скрытые под зеленым шатром. Стрэнд невольно задавался вопросом, кто первым показал Софии это тайное убежище. Он никогда не интересовался прочими ее любовниками, зная лишь о том, что они существуют, и сама девушка никогда не пыталась его в этом разубедить. Впрочем, ему едва ли стоило из-за них беспокоиться, в особенности теперь, когда ее пальцы так быстро и ловко справлялись с завязками на его панталонах. Его плоть тут же вырвалась на свободу, и София не удержалась от возгласа удовлетворения, принявшись ее ласкать…

Какие все-таки умелые у нее руки. Стрэнд закрыл глаза и прислонился к шершавому стволу дерева. Пожалуй, ему следует быть признательным судьбе за то, что он еще способен наслаждаться в полной мере физической стороной любви, поскольку все остальное, по-видимому, так и останется для него недоступным.

— Тебе приятно? — прошептала она.

— Да.

— Мне тоже.

— Значит, нам с тобой повезло.

Если София и заметила нотку иронии в его голосе, она пропустила ее мимо ушей, удвоив свои старания угодить ему.

— У меня возникли кое-какие осложнения.

Ее голос доносился до него словно издалека. Все его внимание было сосредоточено на ее пальцах, со знанием дела ласкавших его тугую плоть.

— Я беременна, Джайлс.

Что ж, этого следовало ожидать. Она была здоровой молодой женщиной, которая к тому же вела весьма бурный образ жизни.

— И кто отец ребенка? Я?

София заколебалась, однако ее руки продолжали свое дело.

— Вполне возможно.

Стрэнд невольно рассмеялся. Какой бы потаскушкой и хитрой штучкой ни была эта девица, ее, слава Богу, нельзя было упрекнуть во лжи, и хотя бы за одно это она заслуживала уважения. Он открыл глаза и уставился на нее. Она тоже посмотрела на него, на ее прелестном личике отразилось легкое беспокойство.

— И чего же ты от меня хочешь?

— Я хочу как-нибудь это уладить.

Смех, готовый сорваться с его губ, замер. Джайлс осторожно наклонился к девушке и схватил ее за запястья, после чего так же осторожно отвел ее руки в стороны. Теперь ему было все равно. Пик возбуждения миновал.

— Я не знаю, кто улаживает такого рода вещи, — сказал Стрэнд, не сводя глаз с лица Софии. Ее кожа по цвету напоминала сливки, глаза были зелеными и чистыми, а волосы — ярко-рыжими, как пламя. Для столь юного возраста ей слишком многое пришлось изведать в жизни. Это казалось ему несправедливым.

— Но ты мог бы это выяснить.

— Нет!

Она отодвинулась от него, теперь уже не скрывая своего раздражения.

«А почему бы и нет? — подумалось ему. — В самом деле, черт возьми, почему бы и нет?»

— Видишь ли, — произнес он, — мне пришло в голову, что из этого положения есть лучший выход, чем отдавать такое прелестное тело на растерзание мяснику.

— Вот как? — с усмешкой бросила она через плечо.

По крайней мере он доставит себе некоторое удовольствие, поразив ее. Кто бы мог предположить, что человек, пользующийся столь дурной славой…

Джайлс вдруг рассмеялся, и София снова обернулась к нему, на этот раз с озадаченным видом.

— Ты можешь просто выйти за меня замуж, моя кошечка.

Глава 21

«Я выследил вас, загнал в ловушку и наконец поймал. И теперь, клянусь Богом, я вас не отпущу».

Апатичный взгляд Энн проникал сквозь прутья решетки, которой было забрано окно. Там, за стальным узором, ее дразнила свобода. А Джек Сьюард дразнил ее своим отсутствием.

Она не покидала этой комнаты вот уже двое суток — с того самого момента, когда Джек чуть ли не силой поднял с постели молодого священника из церкви святой Бернадетты и заставил его их обвенчать. Затем он вернулся сюда вместе с Энн, проводил ее в спальню и исчез.

Не прошло и нескольких минут, как она обнаружила, что окно зарешечено, а единственная дверь заперта на задвижку. Наружный болт сопротивлялся любым ее попыткам сдвинуть его с места.

Всю ночь Энн пролежала на постели, свернувшись калачиком. На следующее утро к ней в комнату вошел Гриффин, шотландец с угрюмым лицом, за которым следовал какой-то крепкий, жилистый на вид парень, согнувшийся под тяжестью обшарпанного от времени сундука. Затем явилась горничная, неприметная особа средних лет по имени Спролинг, чтобы под молчаливым надзором Гриффина разложить ее вещи.

Они еще находились в спальне, когда неожиданно появился Джек. Его костюм был, как всегда, строгим и безукоризненно аккуратным, и, глядя на него, Энн с особой остротой ощущала, какой грязной и неприбранной должна выглядеть со стороны она сама. Окинув ее бесстрастным взглядом, он тем же тоном, каким беседовал с другими о погоде, попросил ее дать ему описание подростка, который в последний раз передал ей послание.

Он был безукоризненно вежлив с нею, но вместе с тем в этом человеке не осталось ничего от того Джека, которого она знала, и это пугало ее гораздо больше, чем его гнев или даже поцелуй прошлой ночью. Энн умоляла его ее отпустить, однако он не стал слушать и покинул комнату, посоветовав ей напоследок отправить записку Малкольму и Софии, чтобы известить их о состоявшемся бракосочетании.

Лишь один-единственный раз он снова к ней приблизился. Это случилось на исходе прошлой ночи. Энн без сна лежала в постели, уставившись в темноту и пытаясь представить себе возможную участь воровки, осмелившейся бросить вызов Ищейке из Уайтхолла, соблазнившей и предавшей человека, за которым шлейфом тянулась дурная слава.

Тут Энн услышала, как задвижка на двери плавно отодвинулась, и затаила дыхание. Кто-то неслышными шагами пересек комнату и остановился у ее постели. Несколько долгих, мучительных минут вошедший стоял не двигаясь, после чего покинул спальню.

Энн понятия не имела о том, что уготовил ей Джек. Он был способен на все. С ее стороны было бы заблуждением думать, будто она хоть немного знает полковника Джека Сьюарда. Нет, для нее он оставался столь же зловещим и непостижимым.

Где-то внизу скрипнула парадная дверь. Поднявшись с постели, Энн подкралась к двери и приложила ухо к дубовой панели. На лестнице послышались шаги. Сердце подскочило у нее в груди, по телу пробежала дрожь предчувствия. Сейчас он сюда войдет, и ее судьба прояснится.

Шаги замедлились. Энн выпрямилась, вздернув подбородок и приготовившись встретиться с вошедшим лицом к лицу. Кто-то остановился за дверью. Она отступила на шаг. Довольно долго царила тишина, после чего звук шагов раздался снова, постепенно удаляясь, пока не заглох совсем.

Безудержные слезы заволокли глаза Энн и тонкими струйками потекли по щекам. Возможно, это ее судьба. Оставаться здесь взаперти, спрятанной от посторонних глаз, наедине со Сьюардом и его безумной страстью… Не в этом ли состояло наказание, придуманное для нее Джеком? Неужели он не догадывался о ее чувствах к нему? Не знал о том, как сильно она его желала?

«О Господи, какая же я дурочка! — промелькнуло у нее в сознании. — Как он может об этом не знать? Ведь я хваталась за малейшую возможность, за самый пустяковый предлог, лишь бы еще раз прикоснуться к нему, ощутить его страсть…»

Конечно, для него это не было тайной. Энн заколотила кулаками по двери:

— Вы не смеете держать меня здесь вечно! Не смеете!

На ее крики никто не ответил. Тогда Энн заколотила по двери с еще большей яростью. Ее лицо было залито слезами, голос срывался от рыданий. Она что было силы дернула за ручку.

— Да отпустите же меня, черт бы вас побрал! Вы не имеете права так со мной обращаться! Джек! Джек!

Она стучала по двери до тех пор, пока у нее не заболели руки, продолжала кричать, пока совсем не охрипла. Наконец, она без сил прислонилась к твердой деревянной панели.

Он не мог быть таким жестоким.

Нет, он мог быть кем угодно.

Отойдя от двери, Энн принялась лихорадочно осматриваться по сторонам. Ей просто необходимо поскорее отсюда выбраться. Она еще раз прощупала зарешеченное окно — решетка была прочной. Расстояние между узорчатыми прутьями оказалось слишком ничтожным, чтобы сквозь них можно было протиснуться. С этим справился бы разве что ребенок…

Круто развернувшись, Энн устремилась к камину и опустилась на колени прямо на остывшие угли. Огонь в нем уже давно потух, и никто так и не явился, чтобы разжечь его снова. Изогнувшись, она просунула внутрь голову и подняла глаза вверх к узкому темному дымоходу. Для нее этого пространства было вполне достаточно. Она сможет подняться вверх по трубе.

Но что потом? Энн резко отдернула голову. Сейчас она была не в состоянии думать о чем-либо, кроме бегства.

Набрав горстку углей, она вымазала сажей лицо и руки. Ее платье было слишком узким и неудобным, чтобы лазить в нем вверх по трубам, поэтому им пришлось пожертвовать. С помощью перочинного ножика она укоротила юбки до половины длины, а также отрезала большую часть рукавов. Вытащив из шкафа легкий плащ, Энн свернула его в тугой рулон, намереваясь прикрыть им свою испорченную одежду, как только окажется на улице. Затем, сделав глубокий вдох, она опустилась на корточки перед камином и медленно забралась в самую его середину.

Терпкий запах дыма проник ей в ноздри, раздражая горло. Энн запрокинула лицо, невольно зажмурившись, когда на нее обрушилось целое облачко сажи и пепла.

Оказавшись в дымоходе, Энн выпрямилась и подняла руки. Дымоход был тесным, даже слишком тесным. Прижавшись к кирпичной кладке, она ногами уперлась в стену напротив, после чего медленно, осторожно, шаг за шагом принялась карабкаться вверх по узкому темному дымоходу.

Казалось, это длилось целую вечность. Малейшее продвижение вперед стоило ей огромного труда, не говоря уже о темноте и удушливой угольной пыли. Она до крови ободрала себе ладони о неровную поверхность кирпичной кладки. Один раз ее нога застряла в узкой щели, и ей тут же пришли на ум страшные истории о мальчиках, которых в возрасте четырех или пяти лет отдавали в обучение к трубочистам и которым случалось попадать в такие узкие проходы, где они застревали навечно. В другом месте труба делала резкий поворот, и ей пришлось пробираться ползком, извиваясь всем телом, чтобы миновать опасный угол и продолжить путь. Пот ручейками струился по ее лицу, все тело свело от усталости.

Наконец — о счастье! — она почувствовала, как ее щеки обдул свежий воздух, словно на нее снизошла благодать. Удвоив старания, она через несколько минут выбралась из крошечной отдушины, словно восставшая из пепла птица Феникс, только изрядно потрепанная. Едва переведя дух, Энн бросилась ничком на конек крыши и некоторое время лежала без движения. Свежий морозный воздух вернул ей силы. Ей нельзя было здесь оставаться. В любую минуту Джек мог обнаружить ее исчезновение.

С трудом поднявшись на ноги, Энн накинула на плечи тонкий плащ, предусмотрительно захваченный с собой, после чего в отчаянии осмотрелась по сторонам. Она хорошо знала эти не отмеченные ни на одной карте маршруты, пролегавшие высоко над землей. В любое другое время они могли бы увести ее в безопасное место, подальше от Джека и всего, что было с ним связано. Но только не в эту ночь.

На этот раз все кругом было затянуто туманом, густым, как взбитые сливки. Видимость была слишком плохой, чтобы она могла воспользоваться кратчайшим путем, перескакивая с крыши на крышу. Но сейчас у нее не оставалось времени для напрасных сожалений.

Энн быстро сползла вниз по стене здания. Спуск оказался для нее столь же легким, сколь трудным был подъем. Улицы внизу казались совершенно пустынными. Из-за холода и тумана мало кто осмеливался выйти из дома, разве только по самым неотложным делам.

Она старалась держаться как можно ближе к зданиям. Время от времени то впереди, то за ее спиной появлялась, словно призрак, какая-нибудь одинокая фигура, чтобы спустя мгновение раствориться в молочно-белой мгле. Она шла медленно, поскольку плохо разбиралась в наземных путях, к тому же ей мешал туман. Звук ее шагов разносился далеко вокруг, гулкий во влажном воздухе.

Постепенно Энн начала улавливать слабое эхо шагов, будто кто-то следовал за нею, старательно подражая ее походке. Она бросила взгляд через плечо и прищурилась. Действительно ли она заметила на другой стороне улицы чей-то едва различимый для глаз силуэт или это ей только показалось?

Энн остановилась и стала внимательно прислушиваться, напрягая все свои чувства, чтобы проникнуть под плотный покров тумана. Никого… только пугающее ощущение, что за ней наблюдают.

— О Господи!

Какое-то крошечное создание с гладкой, лоснящейся шкурой, возникнув невесть откуда, бросилось ей прямо под ноги. Энн отпрянула в сторону. Да ведь это кошка!

Нервный смешок вырвался у нее из груди.

— Бедняжка! — пробормотала Энн. — Ты, должно быть, напугана не меньше моего…

Не прошло и мгновения, как какой-то незнакомец набросился на нее, приперев плечом к стене. Удар головой о кирпичи ее оглушил. Руки убийцы угрожающе сомкнулись у нее на горле. Энн беспомощно обмякла, задыхаясь в безжалостных тисках, и из последних сил пыталась вырваться. Огненные искры то вспыхивали, то гасли перед ее глазами.

Внезапно кто-то схватил нападавшего за руки. Энн рухнула на колени, ловя губами воздух.. В нескольких ярдах от нее, едва различимые за белой дымкой, две мужские фигуры слились в диком безмолвном танце. До нее доносились звуки яростной борьбы, за которыми последовал чуть слышный стон, а затем воцарилась тишина. Один из двух мужчин медленно осел на землю и скрылся за пеленой тумана. Другой направился в ее сторону.

Джек. А Джек означал для нее безопасность.

«Он не твой спаситель. Он должен тебя презирать».

Сердце словно в насмешку откликалось на ее мысли. Впрочем, как выяснилось, оно было способно на любую глупость и потому не заслуживало доверия.

Энн отпрянула от него, по-прежнему стоя на коленях. Стиснув зубы, Джек протянул ей руку. Она изумленно замигала, все еще не догадываясь о его намерениях. Он схватил ее за предплечье и заставил подняться на ноги.

— Если хотите жить, не отходите от меня ни на шаг! — приказал он, с силой притянув ее к себе.

— Но как вы…

— Гриффин обнаружил ваше исчезновение. — Взгляд Джека блуждал по ее грязному лицу и растрепанным волосам. Подняв руку Энн, он перевернул ее тыльной стороной вверх. Из ободранной ладони сочилась кровь. — Жаль, нам не пришло в голову перегородить камин.

Выпустив ее руку, он резким движением развернул Энн и слегка подтолкнул вперед.

— Этот человек пытался меня убить, — вырвался из ее груди хриплый шепот.

— Знаю. Но ему это не удалось. Никто не посмеет вас убить.

Энн посмотрела на него. Лицо Джека было обращено к ней в профиль. На его щеке виднелся небольшой порез. Он упорно отворачивался от нее.

«Он спас тебе жизнь. И уже не впервые».

Этот человек не знал от нее ничего, кроме боли, обмана и предательства, а между тем именно ему она обязана жизнью.

Впрочем, для самого Джека все это уже не имело значения. Он держал себя настолько отстраненно, что казалось, будто явился сюда совсем из иного мира. С тем же успехом он мог бы никогда не просить ее обращаться к нему по имени. Впредь Джек никогда не допустит подобной ошибки, не станет обнаруживать перед нею свои уязвимые места.

— Но, так или иначе, этим дело не кончится, — сказал он, по-прежнему глядя перед собой.

— Что? — вскрикнула Энн. — Он просто…

Джек остановился и, схватив ее за плечи, прижал к стене. Затем он надвинулся на нее, обдавая теплым дыханием и касаясь жесткими лацканами сюртука ее груди. Он едва переводил дух, весь его облик выражал холодную ярость.

— Этот человек появился здесь неспроста. Вы не были случайной жертвой уличного нападения. Его специально подослали, чтобы убить вас. Именно вас!

Его взгляд пронзал ее насквозь, руки крепко сжимали плечи. Несколько долгих, томительных мгновений он смотрел на нее с видом сурового судьи, изучая ее черты, словно ему пришлось столкнуться с загадкой, на которую он не находил ответа. Наконец Джек оттащил ее от стены и снова заставил идти впереди себя.

— Ну, а теперь, — заявил он, — если вы хотите остаться в живых, в чем я лично начинаю сомневаться, то будете в точности следовать моим указаниям.

— Я хочу жить, — пробормотала она в ответ.

— Что ж, тем лучше, — отозвался он. — Это значительно упрощает дело.

— Да, но зачем ему понадобилось…

— Об этом позже. Когда мы доберемся до дома. — Его тон не допускал возражений.

На углу Джек сделал ей знак остановиться, а сам отправился вперед. Быстро осмотрев улицу, он вернулся к ней и произнес:

— Следуйте за мной.

Энн шла за ним через улицу, заметив, что он умышленно заслоняет ее своей фигурой от взглядов прохожих или пассажиров проезжавших мимо экипажей. Они поднялись по ступенькам лестницы, дверь дома распахнулась. Едва они переступили порог, как Гриффин оттащил ее в сторону, а Джек захлопнул за ними дверь.

— Куда делась горничная? — спросил Джек.

— Мое имя Спролинг, сэр. Я здесь, — отозвалась уже немолодая, тощая, как жердь, женщина. Спустившись по лестнице, она окинула бесстрастным взглядом грязное лицо и изорванную одежду Энн.

— Пришлите мне того парня с кухни. Я хочу, чтобы он отнес записку. Что же до миссис Уайл… — Джек вдруг осекся. — Ей нужно принять горячую ванну и обработать чем-нибудь порезы на руках. — Он посмотрел на Энн. — Но сперва мы с вами побеседуем.

Глава 22

Джек передал подростку записку, которую тот должен был вручить Ноулзу, как раз в тот момент, когда в маленькую гостиную вошла Энн. Тонкий плащ все еще прикрывал ее худые плечи. Даже с противоположного края комнаты Джек мог заметить, как она напугана. Черные локоны, в беспорядке падавшие на плечи, чуть заметно колыхались и придавали ей колдовской вид. Губы ее дрожали.

Джек пододвинул шаткий стул поближе к камину. Энн взглянула на него с подозрением.

— Садитесь, прошу вас, — обратился он к ней.

Энн кивнула и присела на стул, не спуская с него глаз. Какое грязное у нее лицо, и вместе с тем сколько в нем серьезности и искренности. Можно подумать, что он привык общаться с уличными сорванцами с такими же честными физиономиями и черными душами. Джек мрачно усмехнулся. Он уже не помнил, когда ему в последний раз случалось так недооценить человека.

По-видимому, там, где дело касалось этой прелестной и вероломной вдовушки, грубая похоть брала в нем верх над здравым смыслом. Даже сейчас он чувствовал, что возбужден. Кто бы мог подумать, что плоть способна до такой степени над ним властвовать или хотя бы попытаться подчинить его себе?

Джек отошел в самый дальний угол комнаты и зажег свечи на столике. Чем больше между ними будет преград, тайных или явных, тем лучше.

— Есть один человек, — начал он без долгих предисловий, — по имени Джеймисон.

— Ваш отец? — вставила Энн.

— Да, возможно, что и так. Он имеет отношение к политике. — Джек сделал паузу, не зная, как ей объяснить, чем занимается Джеймисон, а значит, и он сам. — Точнее, к тем ее сторонам, которые обычно скрыты от широкой публики, однако зачастую оказываются наиболее важными.

Энн кивнула, хотя на ее лице по-прежнему отражалось замешательство.

— Джеймисон интересуется письмом, которое вы похитили. — Джек воздел руки, предупреждая неизбежные протесты с ее стороны. — Более того, если в самом начале его целью было просто вернуть украденное, то теперь он хочет, чтобы и сам документ, и любой человек, к нему причастный, были уничтожены. И чтобы добиться своего, Джеймисон не остановится ни перед чем. Он… — Джек оглянулся по сторонам, словно ища способ объяснить ей всю серьезность ее положения, а равно силу и могущество человека, искавшего ее гибели. — Он распоряжается судьбами людей. У него нет ни служащих, ни агентов — только мужчины и женщины, которые всецело от него зависимы.

Когда Джек упомянул о письме, Энн упрямо покачала головой и продолжала делать то же самое по ходу беседы. Ее темные влажные волосы вились вокруг испачканного лица, точно змеи. Как же ему хотелось сейчас стащить ее со стула, где она сидела с видом капризного ребенка, и вбить в нее хоть крупицу здравого смысла!

— Я уже в который раз вам повторяю, что у меня нет письма и никогда не было! Что еще я должна сделать, чтобы вы мне поверили?

— Верю ли я вам или нет, больше не имеет значения. Главное, что Джеймисон вам не верит.

Даже сквозь слой сажи можно было заметить, как побледнела ее кожа, едва до нее стало доходить смысл слов Джека.

— Но у меня его и вправду нет!

Джек сделал шаг вперед и тут же остановился. Она испытывала его терпение и самообладание, как никакая другая женщина до нее.

— Я не могу поручиться за вашу безопасность. Рано или поздно Джеймисон сумеет вас найти. Это лишь вопрос времени. Если письмо не будет возвращено, ваши дни сочтены.

Энн молча смотрела на него, однако он напрасно пытался прочесть что-либо по ее лицу. В конце концов она была на редкость способной актрисой.

— Для кого вы украли шкатулку с драгоценностями?

— Для себя.

— Только не пытайтесь меня убедить в том, что шкатулка со столь важным документом была похищена вами по чистой случайности, — произнес он устало. — В особенности памятуя о прежних связях вашего отца…

— Каких связях? — Ее удивление казалось неподдельным.

— Видите ли, — пояснил Джек устрашающе мягким тоном, — ваш отец получил дворянское звание за то, что занимался шпионажем по поручению Джеймисона. Я уверен в том, что, помимо имен своих хороших знакомых из числа скупщиков краденого, он также назвал вам ряд лиц, готовых щедро заплатить за некоторые послания особо деликатного свойства.

— Это неправда! — Энн снова отрицательно покачала головой.

Стремясь скрыть всевозраставшую досаду, Джек продолжал:

— Вероятно, мне следует внести: я не верю ни единому вашему слову…

— Но зачем мне лгать вам? — воскликнула Энн с горечью. — Вы же сами сказали, что, если я не отдам вам письмо, меня ждет неминуемая гибель. Почему вы думаете, будто я пытаюсь скрыть от вас правду?

— Да потому, что вы опасаетесь человека, которому продали письмо, куда больше, чем Джеймисона. Что, на мой взгляд, является весьма серьезной, возможно, роковой ошибкой.

— Но я вам не солгала! — отозвалась она жалобно, умоляюще простирая к нему руки. Ее ладони были до крови ободраны и выпачканы сажей.

Джек едва удержался от того, чтобы не броситься к ней.

«Прелестная поза, дорогая. Прямо сердце кровью обливается. Ты могла бы тронуть мою душу, не будь она уже опустошена — и по твоей же вине».

Театр, бесспорно, лишился одной из своих ярчайших звезд, когда Энн Уайлдер предпочла подмосткам лондонские крыши.

— Отлично, — отозвался он без особого энтузиазма. — Вы говорите мне правду. Письма у вас нет. В шкатулке с драгоценностями не было никакого тайника.

Энн едва удалось скрыть вздох облегчения. Однако ее радость оказалась преждевременной. Рано или поздно он добьется от нее ответа. Джек провел всю свою сознательную жизнь, совершенствуясь в искусстве раскрывать чужие секреты. Да, она его боялась, но вместе с тем и желала. Это сочетание страха и плотского влечения являлось особенно взрывоопасным, и он намеревался обратить его себе на пользу. Более того, он был готов использовать любые средства, имевшиеся в его распоряжении, чтобы разгадать загадку Энн Триббл-Уайлдер-Сьюард.

Она беспокойно поежилась под его пристальным взором.

— Мы приложим все усилия для того, чтобы найти шкатулку, — произнес Джек. — Если письмо все еще там, то, быть может, нам удастся убедить Джеймисона в том, что вам не известно ни слова из его содержания.

Энн собиралась что-то возразить, однако Джек ее опередил.

— А пока что я хотел бы получить от вас возможно более полное описание этой шкатулки, — продолжал он спокойно. — Кроме того, мне нужно знать имена всех лиц, так или иначе связанных с преступным миром, о которых вам когда-либо доводилось слышать. А начнем мы с того, в чем вы готовы сознаться добровольно.

— Мы? — Она ухватилась за это слово, как за соломинку, и Джек мысленно выбранил себя за то, что дал ей эту зацепку. — Но почему вас это должно заботить? Почему вы хотите мне помочь?

— Да потому, дорогая, — отозвался он голосом, начисто лишенным какого бы то ни было выражения, — что вы теперь моя жена.

Час был непривычно ранним, а кофейня, в которой происходило дело, считалась одной из наименее посещаемых во всем Лондоне, и потому выглядела почти пустой. Пара торговцев, старательно корчивших из себя джентльменов, загораживали окно. Их новенькие цилиндры лежали рядом на мраморной крышке столика с явным намерением пустить пыль в глаза, а позы были такими же принужденными и натянутыми, как и их благоприобретенный респектабельный выговор.

«О Господи, — подумал Ноулз, — до чего же я не переношу этих горожан! Пожалуй, почти так же, как аристократов. В большинстве своем они просто избалованные дети».

Опустив в густое темное варево еще один кусок сахара, он помешивал его чайной ложкой и терпеливо ждал. Как только Ноулз узнал о том, что Сьюард настаивает на срочной ветрече, то решил приехать в кофейню заранее, думая, что полковник его опередит. Однако в последнее время у Сьюарда появилось слишком много забот, что, в свою очередь, не могло не сказаться на его работе.

Какая, однако, загадочная личность этот Джек Сьюард — человек, в чьем присутствии Ноулз всегда чувствовал себя немного неловко. Слишком многие люди, достигнув с годами определенного положения, становятся излишне благодушными и самодовольными, принимая данную им власть как должное. Однако к Джеку Сьюарду это не относилось. Джек всегда оставался для Ноулза чем-то вроде темной лошадки. Его необъяснимая преданность Джеймисону подчас проявлялась в самое неподходящее время и самым странным образом. В то же время другие его поступки свидетельствовали о полном отсутствии у него жалости. Ноулз вынужден был признать, взяв с тарелки усыпанное сахарной пудрой пирожное и отправив его в рот, что, помимо пользы, которую он приносил, Джек нравился ему просто как человек.

— Какое пирожное вы мне посоветуете? Миндальное или с медом?

Вытерев салфеткой губы, Ноулз уголком глаза посмотрел на Джека, после чего снова перевел взгляд на стоявшую перед ним тарелку. Джек выглядел ужасно. Глаза ввалились, лицо осунулось, густая щетина покрывала подбородок, галстук сбился набок. За все годы, в течение которых Ноулз имел дело с Джеком, тот всегда появлялся на людях безупречно одетым.

— С медом, — отозвался Ноулз, как будто заранее обдумал этот вопрос. — Миндальные показались мне не совсем свежими.

Джек знаком приказал слуге принести ему кофейный прибор и занял место за столом напротив Ноулза.

— Мне нужна ваша помощь, сэр, — начал он без долгих предисловий.

«Что ж, отлично», — решил Ноулз. Оказать содействие Джеку означало обеспечить себе долговременную выгоду. Однако он не произнес ни слова, а только отхлебнул глоток кофе, искоса поглядывая на собеседника.

Джек между тем подался вперед на своем стуле.

— Джеймисон хочет убить одну особу, а я намерен ему в этом воспрепятствовать.

— Понимаю. Попробуйте пирожное, Джек. У вас такой изнуренный вид. — Он подал ему тарелку, однако Сьюард отрицательно покачал головой. Вздохнув, Ноулз снова пододвинул тарелку с пирожными к себе поближе. — Что ж, вероятно, мне удастся на какое-то время расстроить планы Джеймисона. Может быть, даже до тех пор, пока данное лицо не перестанет быть вам нужным, но что касается дальнейшего…

По-видимому, это был не тот ответ, на который рассчитывал Джек. Он провел рукой по волосам, словно пытаясь взять себя в руки. Час от часу не легче. Джек Сьюард, вдруг поддавшийся эмоциям. Теперь Ноулзу все стало ясно, и он с извиняющимся видом пожал плечами.

— Вы же сами знаете, каким настойчивым может быть Джеймисон в достижении однажды поставленной цели.

— Да, знаю. Именно поэтому я прошу вас обеспечить безопасность этого лица. И не просто на день или на неделю, а навечно.

— Ах! — Ноулз печально улыбнулся, скрестив пальцы на животе. — Кто из нас вечен на этом свете?

Джек и не подумал улыбнуться в ответ.

— И тем не менее я хочу, чтобы она жила как можно дольше.

Она? Их беседа принимала очень интересный оборот.

— Уж не о вашей ли жене идет речь?

Джек коротко кивнул.

— Понимаю… — Ноулз поджал губы, теперь уже весь внимание.

Официант принес кофе и удалился.

В действительности Ноулзу было известно даже больше, чем мог предположить Джек. У него имелось множество соглядатаев, о существовании которых никто даже не догадывался и чьей единственной задачей было докладывать ему о малейших обстоятельствах из жизни тех или иных людей, которые, в свою очередь, должны были следить за передвижениями других, еще более влиятельных персон, и так далее в том же духе, вплоть до самого выжившего из ума старого короля. Новоявленная супруга Джека с ее пристрастием к прогулкам по крышам лишь недавно попала в поле его зрения, и Ноулз готов был аплодировать Джеку за то, что тот сумел выявить некоторые любопытные дарования Энн Уайлдер раньше его самого. Но теперь для него это уже не являлось тайной, так же как и то, что Джеймисон желал ее гибели. Оставался лишь один вопрос — почему? Настойчивое стремление Джеймисона во что бы то ни стало убрать с пути воровку под тем предлогом, что она успела прочесть письмо, казалось слишком крайней мерой даже для него. Судя по описанию письма, данному Атвудом в его предсмертной записке Ноулзу, оно, без сомнения, представляло интерес, но являлось ли это достаточным основанием для кровопролития? У Ноулза возникло подозрение, что ему далеко не все известно о содержании этого документа.

Ноулз протянул руку к тарелке за очередным пирожным. «Занятно», — подумал он, отправляя его в рот. Вся эта история его заинтриговала. Он уже не помнил, когда в последний раз с ним это случалось.

— Между мною и Джеймисоном существует негласное соглашение, — наконец промолвил Ноулз. — Мы не вмешиваемся в дела друг друга. Вы просите меня нарушить правило, которого мы твердо придерживались не один десяток лет.

— Избавьте меня от ваших отговорок, сэр. Помнится, вы сами сказали как-то, что, если мне что-нибудь понадобится, я могу обратиться прямо к вам. Что ж, на этот раз мне действительно нужна помощь. Поэтому я здесь.

Ноулз вытер пальцы о салфетку и с серьезным видом кивнул.

— Посмотрим, что я смогу предпринять. Но вряд ли мне удастся сделать что-нибудь в кратчайший срок, а между тем я не исключаю, что на жизнь вашей… э-э… супруги могут быть предприняты новые покушения.

Будь Сьюард способен с облегчением вздохнуть, он бы сделал это сейчас. Однако Ноулз не заметил ничего, кроме того, что напряженные плечи его собеседника чуть расслабились. Впрочем, нельзя было сказать, что они полностью распрямились. «Ну и ну, — подумал он fie без некоторого злорадства. — И как только Джеймисону удалось добиться от парня такой покорности?»

Он с трудом поднялся на ноги — дородный мужчина в летах, чей жилет был густо обсыпан сахарной пудрой. С чисто торгашеской скупостью Ноулз отсчитал несколько монет за кофе и пирожные и положил деньги на столик. Он не стал платить за кофе Джека, так и оставшийся нетронутым. Водрузив на свою лысеющую голову цилиндр, он уже повернулся, чтобы уйти, но напоследок еще раз бросил взгляд на Сьюарда:

— Само собой, я буду ждать от вас ответной услуги.

— О да, разумеется, — отозвался Джек.

Глава 23

Служанки вносили в комнату одну бадью горячей воды за другой — кипятка, от которого так и валил пар. И как только им удалось немного смыть с ее кожи сажу и глубоко въевшуюся грязь, оставшиеся после путешествия по дымоходу, они слили всю воду из сидячей ванны и наполнили ее еще раз. Энн с видом покорности судьбе погрузилась в дымящуюся жидкость. Мыльная пена щипала ее ободранные до крови руки, жар, казалось, проникал до самых костей. Совершенно изнуренная как физически, так и душевно, она отдала себя на милость Спролинг, которая крепко скребла ее мочалкой.

У Энн уже не оставалось сил для сопротивления. Некто желал ее гибели, и единственный, кто стоял на пути этого «некто», был тот самый человек, который имел полное право ее ненавидеть и который уже не раз заявлял, причем с полным на то основанием, что не верит ни единому ее слову. Ей следовало опасаться за свою жизнь, однако это естественное чувство страха перебивалось ощущением нестерпимой боли.

Мысль о враждебном отношении к ней Джека все время вертелась у нее в голове. Его ненависть ранила ее до самой глубины души, вернее, того, что от нее осталось. Это сочетание страха и душевной муки в конце концов полностью лишило ее воли, не оставив и следа от того лихорадочного возбуждения, в котором она пребывала все это время.

Джек мог оставить ее в живых, чтобы тем вернее отомстить ей впоследствии, или же для того, чтобы использовать ее в собственных интересах как средство давления на своего отца, или по каким-то иным причинам, которые были выше ее понимания. Ей оставалось только набраться терпения и ждать, а там уже будет видно, что он ей уготовил, что он собирается с ней сделать.

Энн машинально намылила волосы и застыла в ожидании, пока Спролинг поливала ей голову чистой теплой водой из черпака.

— Благодарю вас, — пробормотала Энн, выбравшись с помощью горничной из ванны и облачившись в толстый турецкий халат. Энн уселась перед туалетным столиком, а Спролинг принялась расчесывать частым гребешком ее спутанные волосы.

— Вы вообще когда-нибудь открываете рот? — спросила Энн.

— Да.

Энн мельком взглянула на замкнутое, непроницаемое лицо женщины, отражавшееся в зеркале.

— И давно ли вы служите у полковника Сьюарда?

— Два месяца. Меня нанял мистер Гриффин.

«Да, пожалуй, Джеку не откажешь в предусмотрительности», — подумала Энн устало. Тут раздался короткий стук, заставивший горничную подойти к двери. Через минуту она вернулась.

— Полковник хочет вас видеть, мэм.

Первым побуждением Энн было отказаться, но чего бы она этим добилась? Все равно ей некуда идти. Родители давно умерли, свекровь ее ненавидит… у нее даже нет собственного дома.

Энн не решилась отказать Джеку в надежде на то, что его снисходительность даст ей хотя бы небольшую передышку. Молодая женщина поднялась с места. Спролинг уже открыла дверцы шкафа и вынула оттуда платье.

— Вы хотите это надеть, мэм? — спросила она, держа в руках robe de chambres[22], принадлежавший Софии. Должно быть, горничная уложила его с вещами Энн по ошибке.

— Да, — отозвалась Энн беззвучно. — Оно очень милое.

Спустя четверть часа Энн уже вошла следом за Гриффином в ту самую комнату, где Джек незадолго до того учинил ей допрос. Шотландец открыл перед нею дверь и тотчас ее захлопнул, едва она переступила порог.

Энн не сразу заметила Джека. Лишь неяркое пламя в камине да настольная лампа с плохо подрезанным фитилем освещали комнату. Тяжелые портьеры были задернуты на ночь… а, может быть, чтобы помешать проникновению незваных гостей.

От этой мысли озноб пробежал у нее по коже, и она принялась потирать ладони, чтобы согреться. Комната действовала на нее угнетающе. Не желая больше ждать, молодая женщина уже собралась повернуться и уйти, как вдруг заметила его.

Джек сидел в кресле в темном углу, положив локти на его ручки и подпирая руками подбородок. Он опустил голову, однако его глаза были прикованы к ней. Энн невольно вздрогнула, смущенная тем, что не сразу заметила его присутствие. У нее уже успело развиться шестое чувство, даже во сне подсказывавшее ей, когда за ней наблюдают, и до сих пор оно еще никогда ее не подводило.

Не в силах вынести столь бесцеремонный, даже враждебный взгляд, Энн отошла в сторону, однако его глаза преследовали ее с такой же настойчивостью и хладнокровием, с какими хищник следит за своей будущей жертвой. Джек был в одной рубашке, с закатанными рукавами. На ослепительно белом фоне его кожа выглядела смуглой, а руки сильными и изящными. Его худое лицо казалось темным, и не только из-за тени: Джек уже давно нуждался в бритве.

Тут Энн вдруг осознала, что смотрит на него, и в смущении отвела взгляд. Его непоколебимое спокойствие отнюдь не было обычной маскировкой, и у нее также не возникало ощущения, что он просто ушел в себя, так глубоко скрыв свою истинную сущность, что ее уже невозможно было обнаружить. Напротив, ей казалось, что человек, сидевший перед нею, подхвачен каким-то безжалостным вихрем, который сорвал с него один за другим все покровы и развеял по ветру его душу.

В ее глазах он не был воплощением добра или зла, но чем-то средним между тем и другим. Сумеречный призрак, существующий лишь в один короткий миг между светом и тьмою. «О Господи, — вдруг пришло ей в голову, — ведь я же никогда не видела его при свете дня».

Ей нужно было что-то сказать, поскольку один его вид лишал ее присутствия духа.

— Вы хотели меня видеть?

— Вот именно — видеть.

Только губы Джека казались живыми. Головня в камине с шумом треснула, разбрасывая вокруг целый сноп искр, отражавшихся в его серых глазах. Человеку с богатым воображением могло бы показаться, что где-то в самой глубине его существа вспыхнул огонь. Однако Энн не была наделена таким воображением. Она через силу сглотнула.

— Зачем вам это понадобилось? — спросил Джек.

Было бы совершенно напрасно притворяться, будто она не поняла его вопроса. Но как объяснить ему то, чего она сама до конца не понимала? Поскольку у Энн не нашлось готового ответа на его вопрос, она дерзко парировала:

— А разве вам никогда не приходилось красть что-либо у других, полковник?

Она никак не ожидала от Джека такой бурной реакции на свои слова. Он рванулся к ней, потом вдруг резко остановился, словно кто-то держал его на поводке. Энн попятилась от него, ее пульс участился. Губы Джека расползлись в зловещей усмешке.

— В сравнении с тем, что украли вы, это сущие пустяки.

Энн знала, что он намекал на ту памятную ночь, когда она привязала его к стулу и издевалась над ним. Его усмешка ранила ее острее ножа.

— Я вижу, вы меня поняли. Неужели вы думали, что я блефовал, когда сказал, что рано или поздно вы будете моей? Или что я отступлюсь от своего слова, обнаружив, что чопорная вдовушка со скромно потупленными глазками и та женщина, которая со страстным упоением ласкала мое тело, на самом деле одно и то же лицо? Ни за что на свете. Я еше никогда не нарушал собственных обещаний.

Колени Энн подкосились, и она ощупью искала, за что бы ухватиться. Джек поднялся и приблизился к ней с таким изяществом и предупредительностью, словно он был придворным кавалером, спешившим на помощь даме сердца. Взяв Энн за руку, он подвел ее к маленькому креслу с прямой спинкой, на котором Энн уже сидела раньше.

— Вот. Сядьте поближе к камину.

Он пододвинул ей кресло. Озадаченная этим странным сочетанием поклонника и недруга в одном лице, Энн повиновалась. Сам Джек встал у нее за спиной и теперь возвышался над нею, невидимый и молчаливый.

— Думаю, я заслуживаю некоторого возмещения за тот памятный вечер, как вам кажется?

Его руки легли ей на плечи. Энн хотела вскочить с кресла, но он силой усадил ее обратно.

— Спокойно, — пробормотал он таким тоном, словно успокаивал брыкавшуюся лошадь. — Вы совсем продрогли. У вас мокрые волосы. Позвольте мне вам помочь.

Его хриплый голос обволакивал ее, подобно тончайшему шелку. Джек провел пальцами по ее волосам и не спеша разделил их густую массу на отдельные пряди, раскинувшиеся по ее плечам и груди. У него были на удивление красивые руки. Даже искалеченная обладала притягательностью.

Энн немного смущало то, что Джек стоял у нее за спиной, поскольку она не могла видеть его лица. Он прикасался к ней привычным, почти небрежным жестом, и ей очень хотелось прочесть его мысли, однако у нее не хватало духа обернуться. Это было бы не совсем прилично. От усталости и напряжения у нее кружилась голова.

Рука Джека между тем скользнула дальше. Энн застыла на месте, словно попавшая в силки лань. По ее телу пробежала дрожь. Когда-то Джек поклялся, что рано или поздно отплатит ей за все. Страх сообщал неповторимый привкус буре чувств, бушевавшей в ее душе.

— Вы и в самом деле восхитительны, — произнес он тоном праздного зеваки, любующегося красивым пейзажем. С тем же невозмутимым видом он приспустил платье с ее плеч, открыв грудь почти до самых сосков. Если он и услышал вырвавшийся у нее слабый вздох, то не обратил на него внимания. — Можно только удивляться тому, что такое изысканное создание со множеством достоинств предпочло заняться воровством, чтобы убить время.

Энн едва ли была в состоянии что-либо соображать. Его руки скользили все ниже и ниже по ее телу. Тепло от его широких ладоней проникало сквозь тонкий слой шелка, согревая ей кожу. Обхватив обеими руками грудь Энн, он принялся поглаживать ее с настойчивой нежностью.

Языки пламени играли на ее коже, чередуя полоски света и тени. Энн не могла припомнить, когда в последний раз ее ласкали с такой непринужденностью и со столь очевидными намерениями.

— Это все из-за скуки?

— Что?

Он поглаживал ее сосок, похожий на бусинку под полупрозрачным шелком.

— Я спрашиваю: вы занялись этим ремеслом от скуки?

— Нет. — У Энн перехватило дыхание. Она попыталась было подняться, но Джек перестал лениво поглаживать ее грудь и почти насильно снова усадил в кресло. Энн хотела обернуться, но он осторожно обхватил ладонями ее голову, вынуждая смотреть вперед.

— Сидите смирно, — прошептал он ей в самое ухо, обдавая жарким дыханием. Трудно было судить, чего он добивается, по его тихому хриплому голосу. — Я хочу всего лишь несколько раз до вас дотронуться, и ничего более. В любом случае вы получили от меня намного больше.

Джек осторожно положил ее руки на подлокотники кресла и накрыл их своими.

— Не шевелитесь. От вас ничего не требуется. Никаких признаний. Просто отдайтесь своим чувствам.

Его приглушенный шепот словно зачаровывал ее, суля некое тайное знание, которое ей не терпелось с ним разделить. Ему удалось лишить ее остатков воли.

Энн опустила глаза. Смуглые руки Джека небрежно поигрывали атласными петельками, украшавшими вырез платья, а пальцы как бы невзначай ласкали ее соски.

— Итак, Энн? Зачем вы грабили людей? Или это просто голос крови? — Трудно было сказать, чего было больше в его тоне — иронии или тщательно скрываемой боли.

— Нет.

Джек прекратил забавляться с атласной отделкой ее пеньюара. Разочарование и облегчение в равной мере заполонили все ее существо. И тут Энн услышала позади какой-то шорох. Джек опустился на колени за ее креслом. Энн по-прежнему смотрела перед собой. Она не догадывалась, что у него на уме, и это ее немало тревожило.

Протянув руку, он сунул ее под подол платья Энн и провел ладонью по ноге молодой женщины до самого колена. Он медленно, методично мял в кулаке тонкую материю, пока ее икра не оказалась обнаженной. Его пальцы не спеша рисовали маленькие кружки на нежной коже ее бедра.

— Расслабьтесь, — прошептал Джек ей прямо в ухо. — Помнится, в ту ночь вы меня хотели. Или вы уже забыли об этом? Я — нет.

От унижения и стыда лицо Энн покрылось густым румянцем.

— Мне… мне очень жаль.

На мгновение его рука замерла, после чего он снова взялся за свое. В его смехе не было и следа веселья.

— Ложь. Жаль должно быть не вам, а мне.

— Прошу вас…

Джек продолжал лениво водить пальцем по мягкой, нежной коже с внутренней стороны ее бедра.

— Вы никогда не давали мне возможности доставить вам удовольствие. Я со своей стороны был бы только рад вам угодить. Сделать для вас все, что в моих силах. Впрочем, вы и сами об этом знаете. — На какой-то миг в его безучастном голосе послышалась резкая нотка. — Вы сами уже имели случай убедиться в том, каким я могу быть покладистым.

От той пытки, которой он подвергал ее, у Энн все вертелось перед глазами, и она крепко зажмурилась. Да, она действительно его хотела, хотела подчинить себе целиком эту мужскую силу и чувственность. С самого начала ее привлекали в нем именно его сила, мощь, его железное самообладание, которые так контрастировали с ее собственной слабостью и неуверенностью.

— Сейчас я хочу оказать вам услугу. Позвольте мне доставить вам чуточку удовольствия.

Удовольствия? Предложение звучало весьма заманчиво. До сих пор Энн еще никогда не было позволено испытать наслаждение ради наслаждения, в его самом простом и примитивном виде. Еще ни один мужчина не проделывал с ней ничего подобного. Соблазн оказался слишком велик.

Она желала его всем существом, а то обстоятельство, что в его власти было ее уничтожить, только еще больше притягивало к нему, как пламя костра манит к себе мотылька. Свободная рука Джека между тем приподняла тяжелую копну густых волос Энн и откинула их в сторону. Она почувствовала, как его губы коснулись ее затылка, и откинулась назад, отдаваясь всецело на его волю. Его теплые губы покрывали быстрыми, легкими поцелуями сначала ее глаза, потом щеки и подбородок.

— Разрешите мне быть вам полезным.

— Да. — Энн едва могла выдавить это слово, означавшее ее поражение. Ее больше не заботило, что он ей уготовил — месть или позор.

— Но сначала, Энн, вы должны мне объяснить, что толкнуло вас на воровство.

Она хотела было поднять руки в знак того, что готова уступить, но он, перехватив в воздухе ее запястья, снова положил их на подлокотники кресла.

— Держите руки вот так.

В его тоне не было и следа прежней игривости, и только тут она впервые осознала, что, поддразнивая ее, он тем самым дразнил самого себя. Эта мысль промелькнула в ее сознании и снова исчезла, утонув в потоке ощущений: его влажные поцелуи и легкие, почти неуловимые движения пальцев, полумрак комнаты и жар камина, невидимая фигура человека, ублажавшего ее плоть с таким высокомерным пренебрежением. Энн обхватила металлические шарики на концах подлокотников.

— Я жду, Энн.

Его рука поднималась все выше и выше по ее ноге к сокровенным глубинам ее тела. Пульс Энн резко участился, от прикосновения его пальцев она мелко дрожала.

— Итак? — спросил Джек.

У Энн не нашлось готового ответа. Она сама не могла этого объяснить и потому наугад подыскивала слова, которых он от нее ждал. Она сидела как на иголках, вздрагивая и ловя губами воздух, жалкая и беспомощная.

— Они этого заслуживали, — проговорила она наконец, захлебываясь от сдерживаемых рыданий.

Он тихо рассмеялся над ее ухом, обдав ее своим теплом.

— Не годится.

Его пальцы снова принялись слегка поглаживать самые интимные места ее тела.

Энн подалась назад, приоткрыв рот. Зубы Джека ущипнули ее за ухо — небольшой привкус боли только придал пикантности наслаждению.

— Итак, зачем вы крали?

— Мне нужны были деньги для приюта.

— Неправда!

Он широко раздвинул ей ноги, а свободной рукой приподнял мягкий бугорок груди над вырезом пеньюара. Опустив глаза, Энн посмотрела на себя: ноги бесстыдно раскинуты, одна рука Джека лежит на ее лоне, пальцы другой поигрывают соском груди, выступавшей над корсажем…

Собрав последние силы, она хотела было встать и уйти, однако у нее не хватило воли.

— Моя прелестная Энн… — пробормотал между тем Джек.

Пламя камина бросало отблески на женщину и мужчину, поглощенных любовной игрой. Дыхание Джека становилось все более глубоким и шумным.

— Прелестная воровка… и лгунья.

— Неправда! — хриплым шепотом отозвалась она, выгнувшись дугой и чуть приподнявшись с кресла, чтобы быть к нему поближе. Нет, в удовольствии, которое она испытывала, не было ничего примитивного.

— Что неправда? То, что вы воровка? Или то, что вы прелестны? В таком случае я с вами не согласен.

Он почти уткнулся носом в ее ухо, медленно проводя влажным языком по ее шее. Энн повернула голову в сторону.

— Я вам не солгала, — прошептала она.

Он не обращал на ее слова никакого внимания.

— Знаете, у меня уже есть кое-какие мысли на этот счет. Не хотите послушать?

О Господи, и как только он может притворяться таким хладнокровным, таким чужим? Все ее существо буквально изнывало от напряжения, словно натянутая тетива лука.

— Ну? — спросил Джек.

Он осторожно посасывал мочку ее уха, по-прежнему лаская ее лоно. Энн закрыла глаза и услышала собственный слабый стон.

— Должен ли я считать это утвердительным ответом?

Сердце затрепетало в груди Энн. Ощущение блаженства судорогами пробегало по ее телу, подобно отдаленным раскатам грома, и она изнемогала от желания.

— Вы выбрали себе это занятие потому, что оно вам нравится. — Его голос, низкий и полный соблазна, доносился до нее будто издалека. Казалось, он был продолжением ее собственных мыслей. — Весь Лондон лежит у ваших ног. Ничто не стесняет ваших движений. Полная свобода! Ничто не связывает вас ни с прошлым, ни с будущим.

Кудесник. Чародей. Слова Джека эхом отдавались в ее сознании, усыпляя ее бдительность, подобно наркотику, между тем как он забавлялся с нею, лишая ее последних остатков воли.

Она обратила к нему лицо так, что его тонкие шелковистые волосы упали на ее щеку.

— Прошу вас… Джек… — проговорила Энн, чуть дыша.

— Тише. — Его голос зазвучал резче. — Вы крали потому, что вас это возбуждало. Разве я не прав?

Его руки уже полностью властвовали над ее телом, доставляя безумное наслаждение.

— Да, — сорвалось с ее губ чуть слышное признание. Он остановился. Еще немного, и она совсем лишится рассудка.

— Умоляю…

Джек убрал руку. Всхлипнув, Энн круто обернулась и снова оказалась с ним лицом к лицу. Впервые за все время сладостной пытки она увидела его глаза всего в нескольких дюймах от себя. Они были полны отчаяния и горели неукротимым желанием.

— Лжете! — отрезал он гневно. — Вы крали в надежде на то, что рано или поздно вас поймают. Вы хотели быть наказанной!

Энн изумленно уставилась на него, пораженная глубоким страданием, прозвучавшим в его голосе.

— Как думаете, Энн, я буду для вас достаточной карой?

Она замотала головой так неистово, что волосы упали ей на лицо, накрыв собой его руки. Джек, схватив молодую женщину за плечи, заставил ее успокоиться.

— Что ж, мадам, — произнес он угрюмо, — сейчас мы это проверим.

Глава 24

— Вы никогда не были для меня наказанием, — промолвила она, и ему искренне хотелось ей верить.

— Вот как? — произнес он так, словно ее слова были ему совершенно безразличны и не означали для него радость или муку. — Что ж, возможно, вы посланы мне в наказание.

Энн молча смотрела на него. Будь они неладны, эти чудные глаза! Она выглядела растерянной и ничего не понимающей. Волосы темным облаком спускались ей на плечи, одна грудь выступала над тугим корсажем, длинные ноги, небрежно раскинутые, представляли собой поистине роскошное зрелище. Глядя в ее темно-синие глаза, Джек не мог не почувствовать ее растущего отчуждения. Сейчас она больше всего походила на пресыщенную любовью уличную девку, но, даже несмотря на это, вызывала в нем нежность. Дотронуться до нее означало для него то же самое, что прикоснуться к обнаженному нерву. И все же, Бог свидетель, он не бросит ее одну. И не допустит, чтобы с ней что-нибудь случилось. Он готов любой ценой защитить ее от Джеймисона.

«Но кто защитит ее от тебя самого?»

Джек отверг эту мысль как нелепую. Энн незачем спасать от того, чего она сама желает. Чувственность, которую он в ней пробуждал, была для нее как наркотик для больного. Она таяла от одного его прикосновения, изгибалась всем телом в ответ на каждую его ласку, трепетала в предвкушении блаженства, в котором он ей так долго отказывал.

— Разве не этого вы так хотели? — спросил он, обогнув кресло и оказавшись с ней лицом к лицу.

Она беспомощно уставилась на него снизу вверх.

Он хотел, чтобы она его боялась.

Но больше всего он жаждал ее любви.

Энн подняла голову. Она все еще держала руки на подлокотниках кресла, как он ей и приказал. Дьявольщина! Это было нечто вроде детской книжки с перекидными картинками: воровка вдруг становилась Энн, Энн превращалась в воровку, и обе сливались в его сознании, так что он уже не мог определить, что было правдой, а что — плодом воображения.

— Что? — Она казалась совершенно сбитой с толку. Ее зрачки расширились, и она выглядела в этот миг трогательной и беззащитной.

— Существуют лишь мгновения, никак не связанные между собой, — ответил он невозмутимо. — Никаких последствий. Никакого чувства вины. Только голос плоти.

Он опустился рядом с нею на колени, чувствуя, как запах ее разгоряченного тела проникает ему в ноздри. Затем он закрыл глаза и глубоко вздохнул, приоткрыв губы лишь для того, чтобы насладиться ее пряным вкусом.

Боже праведный, он должен ею обладать. Он готов на все, лишь бы она принадлежала ему. Он избавит ее хотя бы ненадолго от терзавших ее демонов, предложив ей наслаждение, пусть даже ему придется сделать вид, будто он взял ее силой.

— Свобода не более чем иллюзия, Энн, — продолжал он. — Вы сможете отделить себя от своих поступков только в том случае, если кто-нибудь другой возьмет всю ответственность за них на себя.

Джек провел пальцами по ее щеке и шее. Ее била неукротимая дрожь. Даже самая искусная актриса не сумела бы на ее месте так ловко притворяться. Это было единственным преимуществом Джека в неравной, по сути, борьбе.

— Я готов отвечать за все, — произнес он, молча откинув юбки с ее безвольно раскинутых ног. — Я возьму вину на себя. Но это означает, что решающее слово за мной.

Опустив голову, Джек запечатлел быстрые, легкие поцелуи на груди Энн, продолжая ласкать ее бедра. Под шелковистой кожей можно было нащупать гладкие, тугие мускулы. Ноги атлета. Нет, воровки.

Энн затаила дыхание. Ее бедра непроизвольно устремились ему навстречу. Она жаждала, чтобы он познал ее тело, и он с радостью был готов исполнить ее желание. Но не сейчас. Не раньше, чем он сумеет полностью подчинить ее себе.

Джек не отрывал своего взгляда от ее лица. Энн крепко зажмурилась, всецело отдавшись собственным чувственным ощущениям. Ее голова чуть приподнялась, а губы были приоткрыты, словно в немой мольбе.

Окружающие считали Джека волевым человеком, однако сам он никогда так не думал. Он даже не отдавал себе отчета в собственной силе воли до той поры, пока Энн не оказалась в его власти и он мог привести ее к вершине наслаждения.

— Подумайте над моими словами, — прошептал Джек, коснувшись губами ее бархатной шеи. — Я даю вам полную свободу. От вас ничего не требуется. Вас это не затрагивает. Вы не более чем случайная свидетельница. Моя жертва, если хотите.

Он провел рукой по гладкой коже ее лобка. Энн глухо застонала, ее веки задрожали. Но Джек перестал гладить ее бедра, и ее глаза тотчас открылись, уставившись на него с горькой укоризной. Вцепившись в его рубашку, Энн разорвала ее. Желание судорогой пробежало по ее телу.

— Придержите руки! — распорядился он. — Нельзя быть одновременно преступником и жертвой, Энн. У каждого своя роль.

Если она прикоснется к нему, у него просто не хватит сил продолжать. И тогда он не сможет получить от нее взамен даже самую ничтожную долю того, что она у него отняла. А это было сейчас для него самым существенным. Он знал лишь то, что не мог уступить ей сейчас, поскольку и так уже отдал ей слишком много. Ему просто нужно было оставить хоть какую-то часть самого себя нетронутой.

Энн нехотя повиновалась.

— Но…

Джек заглушил ее слова крепким, грубым поцелуем и провел языком вдоль линии ее губ, пытаясь их раскрыть.

Энн снова подчинилась ему, словно прилежная ученица. Его язык проник глубоко между ее зубами, наслаждаясь сладостью ее рта.

Она ответила на его призыв с готовностью, даже с радостью, доверчиво прижимаясь к его тяжелому телу. Отбросив чувство невольного презрения к себе, Джек постарался сосредоточиться на ее губах, прильнувших к нему в долгом, страстном поцелуе.

Наконец он от нее отстранился. Энн, казалось, была ошеломлена не меньше его самого, однако это было еще не все, чего он хотел от нее добиться. Приподняв указательным пальцем ее голову, Джек принялся покрывать поцелуями ее шею и ключицы, упиваясь вкусом ее кожи, чуть потной и слегка солоноватой… а также сознанием собственной обреченности.

— Скажите: «Умоляю вас, Джек», — прошептал он.

— Джек…

Энн почему-то ожидала увидеть в его взгляде ликование. Он явно хотел причинить ей боль — это по крайней мере было для нее очевидно. Однако в глазах Джека не было ничего похожего на торжество. Напротив, от одного звука ее голоса его передернуло.

— Умоляю вас… — Она едва не сходила с ума от желания и подалась вперед, стремясь поскорее дать ему то, что он хотел, и тем самым покончить с мучительной пыткой… для них обоих.

Джек склонился к обнаженной груди Энн и принялся облизывать ее языком, после чего, захватив ртом сосок, стал нежно его посасывать. Его голова отливала золотом на фоне ее белоснежного тела. Даже его волосы, холодные и шелковистые, раздражали ее слишком нежную кожу.

— Пожалуйста… — У нее возникло ощущение, словно она стоит в центре ярко пылающего костра, превращавшего всякую сознательную мысль в горстку пепла. Даже ее воля, казалось, улетучилась, подхваченная потоком желания.

— Джек!

— Я здесь.

Его руки и губы опускались все ниже и ниже по ее телу, проникая до его самых сокровенных местечек, для которых она даже не могла подыскать названия. Он действовал с такой смелостью и так опытно, что это опустошало ей душу, лишая последних сил к сопротивлению. И когда наконец он от нее оторвался, ей показалось, что она вот-вот канет в небытие, погрузившись в бесконечную пустоту.

— Только не останавливайтесь, прошу вас!

— Я и не собираюсь, — заверил ее Джек, и его голос на этот раз прозвучал почти нежно. С самого начала, несмотря на его нестерпимо нежные ласки, его тон оставался суровым.

Он приподнял ее юбки из красно-фиолетового шелка чуть повыше талии, бесстрастно глядя на нее. Но где-то в глубине его холодных глаз таилось бушующее пламя, словно лава в жерле вулкана.

— Почему вы так дьявольски прекрасны? — пробормотал он и приник губами к ее лону.

Неужели он и дальше будет ее поддразнивать, мучить пустыми обещаниями? Терзать ее тело самыми изощренными способами? Каждое движение его языка распаляло в ней огонь, угрожавший ее поглотить. Каждое прикосновение его губ превращало наслаждение в утонченную пытку. Своими посулами он лишь усиливал в ней жажду, но не утолял ее до конца. Все тело Энн казалось сплошной саднящей раной.

Она прикусила губу. Ей не хотелось давать волю рыданиям. Оставайся у нее хоть капля гордости или чувства собственного достоинства, она бы непременно встала и ушла. Однако ноги ее не слушались, и все ее внимание было приковано к его рукам, губам, к его телу, обещавшему наслаждение.

Впрочем, разве не стремился он доказать ей лишний раз свою силу и ее слабость?

— Отдайтесь своим чувствам, Энн. — В его голосе искусителя слышалась легкая грусть. Грусть и сожаление. — Просто наслаждайтесь тем, что есть, и забудьте обо всем на свете.

Однако она хотела совсем не этого, что бы он там ни думал. Ей всегда был нужен только он сам. Энн попыталась собраться с духом, чтобы произнести очень важные слова в промежутке между короткими прерывистыми вздохами.

— Прошу вас… — Опустив руки, она вцепилась пальцами в его шелковистые волосы и заставила поднять голову. Он уставился на нее с видом падшего ангела.

— Не оставляйте меня, Джек, — взмолилась она. — Я хочу, чтобы вы были со мной.

Оставить ее? Да у него просто не хватит на это воли.

Достаточно одного взгляда на ее искаженное желанием лицо, чтобы Джек почувствовал, как сердце в его груди разрывается. Все его прежние намерения превратились в ничто. Что бы он о ней ни знал, сколько бы обманов и преступлений за ней ни числилось, он все равно ее любил.

Его сердце было не в ладах с рассудком, одним махом оно перечеркнуло долгие годы борьбы за выживание, которую ему пришлось вести. Теперь он чувствовал себя обессилевшим. Стоило ей поднять на него свои чудные глаза, полные немой мольбы, как он уже был готов сдаться.

— Прошу вас… — повторила между тем Энн.

Глухо застонав, он с трудом поднялся на ноги, схватив ее в охапку. Ее тело казалось легким и гибким, как стальной клинок. Он мог убить ее без малейшего труда. Хрупкость этой женщины его смущала. Ее сила приводила его в замешательство.

Он отнес ее к столу и опустил на самый край. Энн ухватилась за порванную рубашку Джека и стянула ее. Затем она принялась дрожащей от нетерпения рукой поглаживать его плечи и грудь, словно боялась, что он ее остановит.

«Ей незачем беспокоиться на этот счет», — подумал Джек, скривив губы. Он бы не стал ее останавливать, даже если бы к его виску приставили пистолет.

Он спустил корсаж ее платья до талии, да так неловко, что нечаянно порвал рукава. «Не слишком ли ты торопишься, Джек?» — мелькнула у него язвительная мысль. Ему следовало действовать нежнее и бережнее, если он хотел, чтобы ей была приятна его близость.

О Боже, ему давно пора было научиться держать себя в руках. После долгих месяцев вынужденного воздержания он уже должен был привыкнуть к постоянному возбуждению. Однако, похоже, ему это не помогло.

Энн неумело возилась с завязками его панталон — о, эта обворожительная невинность, только усугублявшая его муку! — и наконец она приняла в свои ладони его тяжелую от желания плоть и крепко сжала ее. Этот жест пробудил в нем целый поток ощущений.

— Джек… — прошептала Энн, и он едва не потерял самообладание. Ее глаза были закрыты, бледные веки казались подернутыми опаловой дымкой. — Джек!

И опять тот же растерянный голос. Он был слишком умен, чтобы ей доверять. Однако ему больше не во что было верить, и, Бог свидетель, будь у него право выбирать, он бы предпочел эту иллюзию любой другой.

— Я здесь.

Он провел ладонью вдоль длинной, плавной линии ее бедра и икры к изящному изгибу ступни. Извиваясь всем телом, Энн пыталась теснее к нему прижаться, в изнеможении ожидая разрядки.

— Умоляю вас… Джек…

И когда только слова, которые должны были стать для нее карой, превратились в благословение?

Он обхватил руками ее крепкие, округлые ягодицы и слегка приподнял. Руки Энн обвились вокруг его шеи, она привлекла его к себе, ее тело было охвачено страстным трепетом. Ее глаза — прекрасные, трагические глаза — медленно приоткрылись.

— Пожалуйста, Джек… — почти простонала она. — Возьми меня!

Он прильнул к ней в поцелуе и крепко обнял, прижимая свою грудь к ее груди, свой живот к ее животу, словно каждая часть его тела порывалась ею овладеть.

— Джек!

— Я с тобой!

Теперь он уже ни в чем не мог ей отказать. И тогда он проник в нее, растворившись в ее объятиях.

Он двигался с поразительным для столь рослого и сильного мужчины изяществом. Энн с наслаждением отвечала на его натиск. Страсть бросала ее из стороны в сторону, словно камешек, подхваченный приливом. Судороги волнами пробегали по ее телу, с каждым разом поднимая ее все ближе и ближе к вершине блаженства.

— Джек!

Теперь она уже сама рвалась к нему, нуждаясь в нем больше, чем когда бы то ни было раньше. Она уцепилась за его крупное тело, как за спасительный якорь. Наслаждение лишило ее последних сил. Еще… еще немного…

— Пожалуйста, Джек…

— Энн…

Ее имя на его губах увенчало собой все.

Глава 25

Энн повернулась на бок и открыла глаза. Она была в постели одна, и сердце у нее вдруг замерло от внезапной догадки. Она находилась в комнате Джека.

Ей тут же вспомнился короткий миг восторга и медленный спуск вниз с вершины блаженства. Три раза все повторялось в той же последовательности, начиная с легкого касания его губ. Наконец, усталая и пресыщенная любовью после стольких лет жажды, Энн погрузилась в сладостное забытье, чувствуя, как чьи-то сильные руки убаюкивают ее, словно ребенка, и слыша ровный стук его сердца у себя над ухом.

Слишком утомленная, чтобы открыть глаза, Энн что-то недовольно пробормотала, когда Джек уложил ее в постель. Последнее, что ей запомнилось, была его теплая обнаженная грудь и покрывавший ее мягкий пушок, который приятно щекотал ей губы.

Ей нужно было во что бы то ни стало увидеть Джека. Немедленно. Энн была уверена в том, что она — и эта мысль заставила ее болезненно поморщиться — любит его.

Луч света, проникавший через единственное в комнате окно, яснее обрисовал его контуры. Энн приподнялась на локтях, и теплое одеяло тут же соскользнуло с ее плеч. Внезапный сквозняк обдал холодом ее обнаженную кожу. Вздрогнув, она соскочила с постели и, найдя у ее изножья аккуратно развешенную одежду, быстро надела на себя платье из тонкой шерсти. Она как раз успела натянуть чулки, когда раздался стук в дверь.

— Мадам! — окликнул ее приглушенный мужской голос.

— Да?

— Полковник сказал мне, что вы еще не завтракали. Я принес вам поесть.

— А! — Энн поспешно сунула ногу в туфлю. — А он сам намерен ко мне присоединиться?

— Нет. Полковника нет дома.

Она надела другую туфлю и поднялась с места.

— И когда он вернется?

— Он ничего об этом не говорил. — Теперь ее собеседник уже не скрывал своего раздражения. — На вашем месте я бы не стал его ждать. Так можно прождать большую часть жизни.

Стало быть, Джек ее покинул. Впрочем, чего еще она от него хотела?

— Войдите.

Дверная ручка повернулась, и в комнату бочком вошел Гриффин, неся в руках поднос, уставленный всевозможной снедью. Здесь было душистое печенье, горшочек с медом, аппетитно пахнувшие ломтики бекона, жареные почки, пара яиц всмятку и кофейный прибор. У ног шотландца вдруг что-то промелькнуло.

Это была та самая серая кошечка из парка. Джек в конце концов все же приютил ее у себя. Вид маленького исхудалого животного наполнил душу Энн необъяснимой радостью.

— Ах, какая прелесть! — воскликнула она, когда кошечка дерзнула с обреченным видом к ней приблизиться и, потеревшись мордашкой о ее юбки, стала виться вокруг ее лодыжек. — Как ее зовут?

— У нее нет имени, — проворчал в ответ Гриффин, поставив поднос на столик у камина. — Просто «кис-кис», и все.

Он пододвинул Энн кресло, и та с удовольствием присела. В последние дни она ела очень мало, и при виде роскошной снеди у нее потекли слюнки. Разломив печенье, Энн намазала его толстым слоем меда и уже успела проглотить половину, как вдруг заметила, что Гриффин по-прежнему стоит рядом, словно немой страж.

Энн положила недоеденное печенье на тарелку.

— Надеюсь, мне позволено выходить из дома?

— Нет, мэм, — бесстрастным тоном отозвался ее собеседник. — Со вчерашнего дня полковник не менял своих распоряжений.

— Полковник… — Она разбила яйцо, и полужидкий желток вытек на середину тарелки.

— Да, мэм. — Даже характерный выговор шотландца не мог скрыть враждебность Гриффина. — Ваш муж то есть.

— Вы ведь не состоите при нем в качестве камердинера или дворецкого, не так ли, Гриффин? — Подхватив ложкой густой золотистый желток, Энн переложила его на блюдце.

— Нет, мэм.

— А где же тогда остальные слуги? — Она поставила блюдце на пол. Серая кошечка тут же выскочила из-под ее юбок и с жадностью набросилась на яйцо, проглотив его с громким чмоканьем в один присест.

Гриффин заложил руки за спину.

— Полковник не держит слуг, кроме горничной и кухарки. Никаких камердинеров. Да они ему и не нужны.

— Почему? — допытывалась она.

— У полковника нет ни собственного особняка, ни экипажей, ни породистых лошадей. Раз уж на то пошло, у него вообще нет ничего, кроме одежды. — Его улыбка выражала холодную любезность. — На этот раз, мэм, вы вышли замуж не за богача.

— Понимаю.

Итак, Джек был беден. Намек Гриффина ее уязвил, хотя она и сама не могла объяснить почему.

— И где же он живет, когда его нет в городе?

— Там, куда его пошлют.

— Пошлют? — эхом отозвалась она. — Куда?

— Туда, где его способности могут найти себе лучшее применение.

Энн протянула было руку за оставшейся половинкой печенья, но передумала. Ей совсем расхотелось есть.

— О каких способностях вы говорите?

Улыбка Гриффина сделалась жесткой.

— Я говорю о заданиях, за которые никто, кроме него, не возьмется, потому что ни у кого больше не хватит на это духа, и которые почти наверняка чреваты для него гибелью.

Энн глубоко вздохнула. Услышанное привело ее в ужас.

— И кто поручает ему эти задания?

— Главным образом Джеймисон, — отозвался ее собеседник равнодушно. Склонившись над подносом, он смахнул салфеткой крошки. — Вы уже кончили, мэм?

Его родной отец? Энн и раньше понимала, что почти ничего не знает о Джеке, но даже представить себе не могла, как мало ей о нем известно.

— Что же это за человек, что заставляет своего сына раз за разом рисковать?

— Настоящее чудовище, мэм. — Гриффин выпрямился, глядя на нее с плохо скрываемым злорадством. — В славную вы вошли семейку, не находите?

— Но почему Джек на это соглашается? — Слова сорвались у нее с языка прежде, чем она успела приказать себе замолчать.

— Да потому, что он человек привычный. Таков уж он есть, вернее, таким его сделал Джеймисон. Он взял к себе мальчишку из работного дома и решил воспитать по своему образу и подобию. — По мере продолжения рассказа хрипотца в голосе Гриффина становилась все заметнее, а выражение, лица делалось все суровее. — Он держал парня в ежовых рукавицах и силой выбивал из его души все доброе и светлое до тех пор, пока тот совсем не ожесточился. А когда детство осталось позади… — Гриффин замолчал, плотно сжав губы, потом продолжил с явной неохотой: — Когда все осталось позади и Джек повзрослел, Джеймисон получил в свое распоряжение идеального бойца против любого противника.

Его слова резкой болью отдались в сердце Энн. Боже милостивый! Бедное дитя. Бедный мальчуган.

— И это еще не самое худшее из того, что сделал с ним Джеймисон.

Энн перевела дух и отрицательно покачала головой, хотя трудно было сказать, к кому относилось это движение — то ли к Гриффину с его откровениями, то ли к Джеймисону.

— Он заставил мальчишку думать, будто тот проклят, обречен гореть в аду уже за одно только свое появление на свет. Когда-то полковник был убежден в этом так же твердо, как мы с вами убеждены в том, что у нас есть твердь под ногами. И я не уверен, что он до сих пор так не думает.

— Но зачем это понадобилось Джеймисону? Как можно так обращаться с собственным сыном?

— Он полагал, что имеет на это право. Когда речь идет о таком человеке, как Джеймисон, искать иные причины нет смысла.

— А почему вы мне об этом рассказываете? — спросила Энн. Ей хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать больше никаких ужасов. — Почему?

Гриффин не удостоил ее ответом. Он только смерил ее мрачным взглядом, после чего продолжал:

— Полковник отнюдь не такое воплощение зла, как может показаться. Вы знаете, что он когда-то спас жизнь мне и еще четверым моим друзьям? Он готов пожертвовать собой ради людей, которых знать не знает.

Гриффин подошел к Энн поближе. Его взгляд был суровым, но в голосе чувствовалась скрытая теплота.

— Мы все тогда работали на Джеймисона, — продолжал он, — хотя сами об этом не догадывались. Нашей задачей было собирать из первых рук сведения о войсках Наполеона и затем разными путями переправлять их в Лондон. Нас поймали, — при этом воспоминании он невольно поежился, — и лягушатники[23] уже хотели было вздернуть нас, как шпионов. Услышав об этом, Джек предложил им сделку: его жизнь в обмен на наши. — Гриффин улыбнулся. — О, можете мне поверить, они с радостью ухватились за это предложение. Джек Сьюард был для них как бельмо на глазу с самого начала войны. За его голову была назначена награда, достойная коронованной особы.

Гордость, прозвучавшая в его голосе, заставила ее содрогнуться.

— Итак, они согласились на его условия, и Джек устроил так, чтобы они не смогли отвертеться от этой сделки. Он оказался у них в лагере, а мы вышли на свободу.

— А что было потом? — спросила она.

— Они повесили Джека. — Прежняя беззаботность исчезла из его голоса. — Повесили, понимаете ли вы это? Нам не удалось прорвать их укрепления достаточно быстро. Полторы сотни людей против двадцати, и мы не успели добраться до него вовремя. — Шотландец уставился на нее с таким видом, словно она знает ответ на эту загадку и умышленно его скрывает. — Почему? — продолжал он. — Мы знали, что численное превосходство на нашей стороне. Французы все равно собирались сдаться по всей линии фронта, и тем не менее они его вздернули. Вы никогда не задавались вопросом, откуда у вашего мужа эта хрипотца в голосе? Ему пришлось целых две минуты болтаться на виселице, прежде чем я вынул его из петли.

Его лицо исказилось от нечеловеческой боли. Только звук слабого дыхания Энн нарушал тишину.

— Зачем я вам обо всем этом рассказываю? — бросил Гриффин ей в лицо ее же вопрос. — Я просто хотел вас предостеречь. Джек Сьюард каким-то непостижимым образом ухитрился сохранить порядочность, которую его отец не смог в нем убить, как бы ни старался. Но вы — другое дело, — продолжал он, словно пронзая ее взглядом. — Я не хочу, чтобы парень лишился последнего, что у него есть. И если это случится, мэм, я убью вас собственными руками.

С этой последней угрозой на устах Гриффин вышел из комнаты, с трудом переставляя одеревеневшие ноги, а Энн еще долго оставалась неподвижной, преследуемая ужасными видениями. Человек, задыхающийся в петле… Малыш, ставший жертвой безумных замыслов взрослого… Боже праведный, у нее просто язык не поворачивался назвать то, через что пришлось пройти Джеку, детством.

Случай, или превратности судьбы, или чей-то коварный расчет привели к тому, что она вышла замуж за незнакомого ей человека, и, хотя она знала, что их брак заранее обречен, ей тем не менее хотелось его сохранить до тех пор, пока это в ее власти. Ключ к ее будущему лежал где-то в прошлом Джека.

Энн без устали расхаживала по комнате, а серая кошечка, разлегшись на подушке, следила за ней всё понимающими золотистыми глазками. Энн откинула тяжелую занавеску, бросив встревоженный взгляд на улицу. Ужасная картина промелькнула в ее сознании: Джек, тяжело раненный, лежит на земле один.

Это было похоже на наваждение. Нет, с ним ничего не могло случиться. Скорее он сам расправится с любым, кого к нему подошлют, как с тем негодяем прошлой ночью.

Энн опустила занавеску и осмотрелась. Только сейчас она заметила, как мало в спальне личных вещей Сьюарда. На прикроватном столике виднелась небольшая стопка книг. Черепаховые щетка и гребень лежали на мраморном туалетном столике рядом с бритвенным прибором, содержавшимся в безукоризненной чистоте. В шкатулке для украшений она увидела несколько со вкусом подобранных и сравнительно недорогих булавок для галстука и запонки из слоновой кости. Одежда Джека, внешне скромная, хотя и превосходного покроя, была разложена в ящиках платяного шкафа. Ничего иного, что могло бы пролить свет на характер обитателя комнаты, не было, и, если убрать немногие вещи в сундук, с ними исчезли бы последние следы его пребывания здесь.

Когда Джек ее оставит, унесет ли он с собой хоть какое-нибудь воспоминание об их связи? Или же она значит для него не более чем это место — просто очередная краткая остановка на жизненном пути, еще одна пустая комната, оставшаяся позади?

Эта мысль причиняла Энн боль, и она отбросила ее как недостойную. Сама она будет помнить о Джеке до конца своих дней. И ей так хотелось, чтобы он тоже о ней помнил — и не только как о лгунье и воровке, которая была к тому же хороша в постели. Энн надеялась, что она ему небезразлична, хотя и сама не могла объяснить, почему это для нее важно.

— Мэм?

— Войдите. — Энн узнала голос Спролинг и поспешила к двери. Наверное, вернулся Джек.

— Прошу прощения, мэм, — произнесла горничная, неуклюже приседая, — но там, внизу, ждут люди, которые хотят вас видеть.

— Какие люди? — По ее спине пробежал холодок. Неужели кого-то подослали прямо в дом, чтобы с нею расправиться?

— Лорд Стрэнд… — Спролинг сосредоточенно нахмурила лоб и принялась загибать по очереди пальцы, называя имена гостей: — Сэр Понс-Бартон с супругой, леди Диббс, мистер и мисс Норт, а также мисс Нэпп.

Услышав только знакомые имена, Энн немного успокоилась. Она совсем забыла о Софии, и эта мысль заставила ее покраснеть от стыда.

— Пожалуйста, передайте им, что я сейчас спущусь.

Горничная поспешно удалилась, а Энн между тем сама, как умела, прибрала волосы, после чего наскоро умылась, оправила платье и вышла в узкий коридор.

Она еще на лестнице услышала приглушенные голоса внизу.

— Что за ужасная конура! — Энн узнала голос леди Диббс и невольно замедлила шаг.

— По-видимому, Сьюард еще не успел отобрать у нее ключи от шкатулки с драгоценностями, — рассмеялся в ответ Малкольм.

— Фи, папа! — отозвалась София с явной скукой в голосе.

— Но ведь это правда! — возразил Малкольм. — Мэтью оставил ее баснословно богатой. Вряд ли они захотят и дальше довольствоваться этим убогим жилищем, когда им ничто не мешает жить в роскоши.

— Какая польза от того, что ты живешь в роскоши, если тебя не принимают в обществе? — сухо вставила леди Диббс.

— А почему вы решили, что их не станут принимать? — донесся до Энн спокойный голос лорда Стрэнда.

— А разве вы сами думаете иначе? — прозвучал мужской голос.

— Во всяком случае, я очень на это надеюсь.

«Милая Джулия Нэпп. Столько беспокойства, и ради чего?»

Невзирая на то, что ей уготовила судьба, Энн не собиралась возвращаться в свет. Ее влияние на свою подопечную оказалось, по сути, ничтожным. Девушка не питала к ней ни малейшей привязанности или уважения — впрочем, справедливости ради Энн должна была признать, что София не испытывала подобных чувств ни к кому, — и открыто пренебрегала ее советами.

Нет, нет, никто в обществе даже не заметит ее отсутствия, да и она сама ни в коей мере не будет сожалеть о потере. Пока Энн спускалась вниз по лестнице, ей вдруг пришло в голову, что у нее не было ни одного настоящего друга. У нее просто не оставалось времени на дружбу. Дни их совместной жизни с Мэтью проходили бурно: празднества, развлечения, путешествия по Европе и заокеанские вояжи… Они жили в своем обособленном мирке, предаваясь бесконечной погоне за удовольствиями.

Разумеется, вокруг нее всегда было много людей. Стоило Энн закрыть глаза, как она тут же видела перед собой целое море восторженных лиц. С каждым новым сезоном, с каждым новым городом или портом, в котором останавливался их корабль, лица менялись, но улыбки, одобрительные взгляды и… зависть оставались прежними.

— Как видно, кровь всегда берет свое, — произнес между тем кто-то из гостей.

Зависть? Почему это слово все время вертелось у нее на языке?

— Я уверена, у них были свои причины для этого тайного бегства, — отозвалась Джулия.

— О да, конечно! — Вульгарный смех леди Диббс прервал размышления Энн.

Она распахнула дверь. Леди Диббс и лорд Стрэнд расположились у камина. Малкольм подошел к буфету, собираясь налить себе вина, между тем как София сидела на единственном в комнате диване рядом с Джулией Нэпп. Они беседовали с какой-то молодой дамой, обликом и повадками напоминавшей молодую лошадку, в которой Энн узнала леди Понс-Бартон. Ее супруг, пожилой джентльмен с рябым лицом, стоял позади них.

Джулия первой заметила Энн и тотчас устремилась ей навстречу.

— Дорогая миссис Уайлдер! — Она застенчиво потупила взор. — Хотя теперь вас следует называть миссис Сьюард, не так ли? Надеюсь, вы не сочтете невежливым наше неожиданное вторжение? Вообще-то предполагалось, что приедем только мы с Софией, но…

— По-моему, это далеко не так невежливо, как оставить меня без компаньонки, да еще в самом начале сезона, — отозвалась София, не вставая с дивана.

— Извини меня, София, — ответила ей Энн со всей искренностью.

Джулия взяла обе руки Энн в свои и крепко их пожала:

— Я так хотела пожелать вам счастья, моя дорогая.

— Ох, Энн, не надо смотреть на меня с таким пристыженным видом. — Надменный голос Софии заглушил тихие слова Джулии. — Все равно мне уже не понадобишься ни ты, ни кто-либо другой. Сидя в своем уютном гнездышке, — девушка обвела рукой комнату с видом безграничного презрения, — ты вряд ли читаешь газеты, поэтому позволь мне самой сообщить тебе приятную новость. Лорд Стрэнд только что объявил о нашей помолвке.

— Лорд Стрэнд? — тут же оживилась Энн.

Этот человек всегда относился к ней с искренним дружелюбием. Правда, по ее мнению, его остроты не всегда отличались хорошим вкусом, но он без сомнения истинный джентльмен. Энн поймала себя на недоброй мысли, что Стрэнд заслуживает гораздо большего, чем София. Но, может быть, ему удастся укротить ее своенравную натуру. Может быть, она научит его состраданию. Чем черт не шутит.

— Да, миссис Сьюард. — Стрэнд выступил вперед. — Мисс София оказала мне эту честь.

Миссис Сьюард. От этого обращения кровь прихлынула к ее щекам.

Джулия, бросив на Стрэнда беспокойный взгляд, отступила назад.

— Вот нежданная удача, а? — заявил ликующим тоном Малкольм, с гордым видом раскачиваясь взад и вперед на пятках, так что рубиновая жидкость выплескивалась из бокала. — Э-э… Я хотел сказать, для Стрэнда.

На лице Джайлса появилась скептическая усмешка.

— Примите мои самые искренние поздравления, лорд Стрэнд, — промолвила Энн и затем обернулась к кузине: — Надеюсь, ты будешь счастлива, София.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь.

— О, в последнее время великосветская жизнь буквально изобилует новостями, — вставила леди Диббс. — Нашей маленькой Софии удалось поймать в свои сети такого завидного жениха, как лорд Стрэнд, вы сами тайком сбегаете с загадочным полковником Сьюардом, а я… — Тут она сделала паузу и осмотрелась по сторонам, дабы убедиться в том, что внимание всех присутствующих приковано к ней. — Я столкнулась в собственном будуаре с Рексхоллским Призраком!

— В самом деле? — спросила Энн.

— Да. — Леди Диббс притворно вздрогнула. — Ну и здоров же этот малый, доложу вам! Боюсь, Дженетт Фрост ошибалась. В дикаре, проникшем в мою комнату, не было ничего утонченного. Он был больше похож на… насильника.

— О, неужели? — беззаботным тоном отозвалась Энн.

— Увы, — ответила леди Диббс. — К несчастью, женщинам легко пробудить низменные наклонности в мужчинах подобного сорта, хотя им нельзя вменить это в вину.

— Да, пожалуй, — отозвалась Энн. — Надеюсь, этот самый дикарь вас не тронул, верно?

— Я… — Леди Диббс картинно приложила руку ко лбу. — Мне бы не хотелось сейчас об этом говорить.

С ее губ сорвался слабый вздох. Лорд Понс-Бартон, сразу выйдя из оцепенения, заковылял было к ней, но леди Диббс его отстранила, раздраженно махнув рукой.

— Однако мы явились сюда для того, миссис Сьюард, чтобы пожелать вам всего наилучшего и… — она окинула кокетливым взглядом комнату, — чтобы, если можно так сказать, опередить всех остальных. Мы прямо сгораем от желания услышать вашу до крайности романтическую историю. Должно быть, ваше увлечение грозным полковником оказалось куда сильнее, чем я предполагала.

Грозным? Несмотря на то, что Энн и сама не раз употребляла по отношению к Джеку это определение, ей было неприятно слышать его из уст других.

— Я вовсе не нахожу полковника Сьюарда таким уж грозным, — ответила она серьезно. — Все в его облике свидетельствует само за себя.

Его суровость. Его непринужденное изящество. Его отвага. Энн отнюдь не принимала его за сказочного героя. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что на совести Джека немало ужасных поступков, тем не менее его нельзя было назвать законченным злодеем. «Возможно, — подумала молодая женщина в порыве воодушевления и надежды, — то же самое относится и ко мне». От этой мысли она воспряла духом.

— Я хотела сказать, кто бы мог этого ожидать? — продолжала леди Диббс. — Трудно представить себе человека, который был бы менее похож на вашего первого мужа. Вы согласны со мной, мисс Нэпп?

— Возможно, полковник просто нелюдим, — предположила Джулия с сомнением в голосе. Она задумчиво теребила кружевные митенки с рассеянным выражением лица. — В конце концов, на свете мало найдется столь открытых, любезных и обходительных людей, каким был покойный Мэтью.

— О, еще бы! — отозвалась со смехом леди Диббс. — Он обхаживал в свете бесчисленное множество дам, которые восхищались им, как полубогом.

— Это правда, — подхватила София, тоже рассмеявшись. Джулия подняла голову.

— Вы к нему несправедливы. Мэтью никогда не нравились раболепие и льстивость. Он просто хотел видеть всех вокруг счастливыми. Нет, ему вовсе не нравились раболепие и льстивость, — повторила она.

— Только это его и устраивало, — отозвалась София с уверенностью в голосе.

— Вы обе ошибаетесь, — произнесла Джулия, почти не размыкая губ. Ее обычно добродушное лицо приняло упрямое выражение.

София и леди Диббс обменялись понимающими взглядами. Энн могла бы принять сторону Джулии, однако этот разговор лишил ее дара речи. Впервые в жизни она слышала, чтобы о Мэтью отзывались без восхищения.

— Дорогая, — отозвалась леди Диббс примирительным тоном, — вы же сами знаете, как все любили Мэтью. Однако мы собственными глазами видели его в окружении юных дебютанток, каждый сезон сменявших друг друга. Он попросту привык ко всеобщему обожанию. И только миссис Уайлдер… то есть, я хотела сказать, миссис Сьюард, заставила его в прямом смысле слова потрудиться ради награды.

Леди Диббс удостоила Энн одобрительным взглядом.

— О да, Энн бросила Мэтью настоящий вызов. Ее не так легко было заставить упасть перед ним на колени, как остальных, — себя я, конечно, не имею в виду. Мне страшно даже подумать, на что он мог бы решиться, отвергни Энн его руку. Вот что называется получить по заслугам.

— Леди Диббс, я не сомневаюсь в том, что вы сами считаете мнение, которое у вас сложилось о мистере Уайлдере, правильным, — произнесла Джулия ледяным тоном. — Но я, знавшая его с детства, могу поклясться, что сам он никогда не относился так к своей персоне. И мне обидно слышать, как кто-то пытается опорочить его память подобными толками, так же как, я уверена, и миссис… миссис Сьюард.

Однако Энн не чувствовала в душе никакой обиды. Скорее, она была удивлена и сконфужена. Каково ей было услышать от леди Диббс, что Мэтью сознательно поощрял слепое преклонение дам. Ведь она за годы их совместной жизни привыкла видеть в нем образец чести и благородства!

— Как тебе будет угодно, Джулия, — отрезала в ответ София и обратила все свое внимание на леди Понс-Бартон. Остальные присутствующие также вернулись к прежним разговорам, спеша загладить неловкость.

— Послушайте, Стрэнд… — подозвал к себе своего будущего зятя Малкольм, и Джайлс, жалобно скривив губы, вынужден был оставить Энн наедине с леди Диббс. Та небрежно подхватила молодую женщину под руку и отвела в сторону. Энн осторожно подняла на нее глаза. Этой особе что-то явно было от нее нужно.

— Думаю, нам стоит на время объявить перемирие, миссис Уайлдер… то есть, простите, миссис Сьюард.

Энн пристально смотрела на нее.

— А разве между нами война, леди Диббс?

— Можно сказать и так. Во всяком случае, предупредительные выстрелы уже сделаны. Теперь нам следует вести себя осторожнее. Позвольте мне быть с вами откровенной. Войны часто обходятся очень дорого, и, думаю, никому из нас нет нужды тратить время и силы впустую.

Только теперь неожиданное появление леди Диббс обрело в глазах Энн смысл. Та пришла сюда из страха.

Всего каких-нибудь три дня назад леди Диббс удалось взять над Энн верх. Она знала, что достаточно ей пустить в ход свое влияние, чтобы у Софии не осталось ни малейших надежд на выгодную партию, и ей ничего не стоило полностью лишить приют финансовой поддержки, распространив слух, будто под маской Рексхоллского Призрака скрывается кто-то из подопечных Энн. Но теперь лорд Стрэнд сделал предложение Софии, да и сама Энн вышла замуж за влиятельного, хотя и незнатного человека. Леди Диббс разом лишилась всех своих преимуществ. Как бы она ни храбрилась, ей совсем не хотелось, чтобы ее имя стало предметом насмешек. Едва ли ей понравится прослыть в глазах света скрягой.

— Я лично прослежу, чтобы обещанные мною суммы были переданы по назначению, — чуть дыша, проговорила леди Диббс, — однако вы ни в коем случае не должны упоминать о том, сколько времени у меня ушло на их сбор.

Энн не сводила глаз со стоявшей перед ней роскошно одетой дамы. Без сомнения, гордость леди Диббс сильно пострадала. Ей претил весь этот разговор так же, как необходимость просить Энн о чем бы то ни было. Даже по лицу леди Диббс было заметно, до чего ей неприятно заискивать перед своей соперницей и с каким нетерпением она ждет ее ответа.

— Только скажите, когда мне следует перевести деньги на ваш счет, — промолвила леди Диббс, облизнув губы, — и все будет сделано.

Энн задумалась. Избавив ее от веры в непогрешимость Мэтью, эта женщина, сама того не подозревая, указала ей путь к будущему. До сих пор оно казалось ей бесконечным мрачным туннелем. Теперь она наконец увидела впереди свет.

А у леди Диббс не осталось в жизни ничего хорошего. Она вышла замуж за нелюбимого человека, тратила деньги, которые ей не принадлежали, жила в доме, который был для нее чужим, и заводила любовников, которые покидали ее постель задолго до наступления утра. Все, что когда-либо имело для нее значение, она променяла на положение в обществе, и теперь Энн даже испытывала к ней нечто вроде жалости.

— Я уверена в том, что любое ваше решение меня вполне устроит, — сказала она.

Глава 26

Подходя к дверям своего дома, Джек неожиданно услышал чужие голоса. Время для визитов было не самое подходящее. Полуденное солнце уже давно закатилось за горизонт, оставив после себя лишь тонкую полоску багрянца.

На пороге показался Гриффин, и Джек приложил к губам указательный палец, чувствуя, как глухо бьется сердце в его груди. Он вошел в дом и прислушался.

В конце узкого коридора раздался взрыв мужского хохота, которому вторил женский. Судя по звукам, доносившимся из гостиной, там находилось не менее полдюжины людей, а значит, никто из них не представлял прямой угрозы для Энн. Однако для Джека это было слабым утешением. Конечно, со стороны наемного убийцы было по меньшей мере дерзостью явиться в гости в дом своей жертвы, однако можно ли найти лучший способ осмотреть место будущего преступления, чтобы выработать план действий? Окажись Джек в подобном положении, он бы сделал то же самое.

Сбросив пальто, Джек приблизился к двери гостиной и, оставаясь незамеченным для собравшихся там людей, перебрал в уме их имена: Понс-Бартон с молодой женой, Мал-кольм Норт с Софией, Джулия Нэпп и леди Диббс.

И еще Стрэнд.

Присутствие Стрэнда почему-то причиняло ему боль, словно кто-то нечаянно задел застарелую рану, о которой он уже успел забыть.

Джек невесело улыбнулся. Все представлялось ему вполне логичным. Более того, он ни на миг не усомнился в том, что Стрэнд подослан в его дом Джеймисоном. Но ведь и виновность Энн наверняка должна выглядеть со стороны столь же очевидной. В действительности любому человеку, не столь заинтересованному в этом деле, было так же нетрудно уличить ее во лжи и притворстве, как ему распознать в Стрэнде шпиона Джеймисона. Из того, что сам он закрывал глаза на некоторые стороны ее характера, вовсе не следовало, что их не могли заметить другие.

Со своего поста Джек видел только затылок Энн. Один локон выбился из тугого узла ее волос и упал ей на спину. Как мало, оказывается, нужно, чтобы его взволновать! Уголки губ Джека скривились в горькой усмешке. Ему так много удалось узнать за минувшую ночь. Он пробовал эту густую копну волос на ощупь, наслаждался их нежной прохладой, когда она положила голову ему на грудь…

Уже в который раз Джек был вынужден молча проклинать себя за глупость. Невзирая ни на что, ему хотелось верить в ее любовь, хотелось слышать искреннюю страсть и, черт возьми, нечто большее в прерывистом голосе Энн, когда та молила его не покидать ее, на какой-то миг признав свое поражение.

Так или иначе, сейчас бессмысленно ломать голову над причудами его сердца. Все равно это не имеет никакого значения. Пусть даже ему хочется верить в то, что Энн ему не солгала, а Стрэнд по-прежнему остается его другом. Когда-то очень давно он точно так же хотел верить в милосердного Бога. Но сейчас Джека куда больше заботило другое, и прежде всего то, как выйти из создавшегося положения с наибольшей выгодой для себя. Если Стрэнд действительно агент Джеймисона, то Джек может передать через него ясное и недвусмысленное предупреждение не только Джеймисону, но и любому другому человеку, который осмелится посягнуть на его жену.

— Добрый вечер, господа.

Джек вошел в гостиную, стягивая на ходу перчатки. На его лице сияла такая радушная улыбка, что, казалось, он ожидал их прихода. Впрочем, вынужден был признать Стрэнд, не исключено, что так оно и было на самом деле. Этот человек славился своей поразительной интуицией.

«Интересно, догадывается ли он о том, что я без памяти влюблен в его жену?» — размышлял Стрэнд, пытаясь изобразить на лице внимание, пока леди Диббс щебетала ему на ухо какие-то пустяки. Но ведь он сам не далее как два месяца назад признался Джеку в своей страсти к Энн. О таком мужчины, как правило, не забывают.

«Однако сгорать от страсти и сохнуть от тоски не одно и то же, не правда ли?» — спрашивал себя Стрэнд.

— Вы уже перекусили? — осведомился между тем Джек, как и подобало гостеприимному хозяину, прежде чем занять место подле Энн. — Если угодно, мы прикажем подать обед.

Понс-Бартоны, поспешно пробормотав слова благодарности, отказались. Они явно не ожидали, что Джек вернется домой как раз тогда, когда они будут смаковать сплетни, словно засахаренные фрукты. Стрэнду достаточно было одного беглого взгляда на свою будущую невесту, чтобы понять, кто ввел их в заблуждение. Софию, однако, все это нисколько не смутило, скорее позабавило. Его прелестная малютка невеста порой проявляет довольно странное чувство юмора.

— По крайней мере позвольте мне предложить вам что-нибудь выпить, — произнес Джек таким тоном, словно они находились во дворце, а не в дешевой наемной квартире, а сам он был изнеженным аристократом, а не закаленным в сражениях боевым офицером.

«Однако этому человеку не откажешь в прыти, — подумал про себя Стрэнд не без восхищения. — Он…»

Последняя мысль заглохла в его сознании, еще не успев родиться, потому что Джек на глазах у Стрэнда приподнял своенравный локон жены и, зажав его между большим и указательным пальцами, принялся лениво им поигрывать. Намек, заключавшийся в этом жесте, был настолько очевидным, что у Стрэнда пересохли губы, и ему стоило немалых усилий выровнять дыхание. В конце концов, Энн была женой Джека, а следовательно, принадлежала ему.

— Я должен извиниться перед вами, мистер Норт, за то, что похитил у вас Энн, — произнес Джек своим обычным невозмутимым тоном, глядя поверх головы Норта прямо в лицо Стрэнду. — Надеюсь, я не доставил вам тем самым лишних хлопот?

— О нет, что вы! — пискливым голосом проговорил Малкольм, не отрывая взгляда от руки Джека, гладившей волосы Энн, потом закашлялся и начал снова: — Мы только что сообщили нашей Энни радостную новость. Лорд Стрэнд объявил о своей помолвке с моей дорогой Софией.

Глаза «дорогой Софии» превратились в щелочки, едва она увидела смуглые пальцы Джека среди блестящих пышных локонов Энн. Кончиком языка девушка облизнула губы. Стрэнд почти готов был ей посочувствовать. Ей так хотелось, чтобы эта рука коснулась ее волос.

— А! Примите мои самые искренние поздравления, лорд Стрэнд.

Глаза Джека в эту минуту больше всего напоминали глаза покойника перед тем, как на его веки кладут монеты: они были такими же пустыми и безжизненными.

— Я уверен, что вы будете так же… — тут он сделал многозначительную паузу, — так же счастливы в браке, как и я.

Все остальные в комнате старались — правда, не от чистого сердца и потому без особого успеха — отвести глаза от разыгрывавшейся перед ними сцены. Джек между тем откинул волосы Энн с затылка и принялся поглаживать тонкую шею, слегка массируя ее с видом собственника.

Румянец отхлынул от лица Энн. Она с достоинством приподняла подбородок.

— У меня нет в том ни малейших сомнений, — отозвался Стрэнд натянуто.

Поведение Джека казалось совершенно необъяснимым. Стрэнд всегда видел в Сьюарде человека достойного и еще ни разу не замечал, чтобы он обращался подобным образом с кем бы то ни было, будь то мужчина или женщина, пэр королевства или последний нищий. С тем же успехом он мог бы выжечь на плече Энн клеймо владельца.

Дьявольщина! Муж он ей или нет, Джек не имел права проявлять свою склонность к ней в такой откровенной и вульгарной манере. Рот леди Диббс приоткрылся так широко, что им впору было ловить мух, а остальные собравшиеся обменялись удивленными взглядами.

Стрэнд решил, что пора вмешаться.

— Полковник, — произнес он, — у меня есть для вас кое-какие любопытные известия касательно жеребца, который привлек к себе ваше внимание. Того самого скакуна из конюшен Атвуда.

— Да? — пробормотал Джек без видимого интереса, поглощенный совершенно другим занятием. Он по-прежнему поглаживал шею Энн, а ее грудь вздымалась и опускалась все чаще и чаще, стоило ей поймать на себе взгляд мужа. Теперь уже глаза Джека не казались пустыми. Напротив, они так и пылали.

— Я бы не хотел оскорблять слух дам некоторыми не слишком деликатными подробностями, так что… — Сделав шаг к двери, Стрэнд указал рукой в сторону коридора: — Не были бы вы так добры выйти со мной?

Джек поднял голову.

— Боюсь, Стрэнд, старина, что лошади меня сейчас совсем не занимают, — ответил он спокойно. — Сказать по чести, приятель, вы крайне неудачно выбрали время. Не забывайте, что я теперь новобрачный и, само собой, горю желанием насладиться моей… то есть, я хочу сказать, обществом моей жены.

С этими словами Джек нагнулся так, что его губы оказались в нескольких дюймах от затылка Энн.

Стрэнд, который вот уже добрых два десятка лет не знал, что такое смущение, почувствовал, как его лицо залила краска.

— Джек…

Сьюард, раздраженно вздохнув, выпрямился.

— Нет, лорд Стрэнд. Лошади занимают меня сейчас меньше всего. Вы не смогли бы выманить меня из дома даже для того, чтобы скупить за бесценок все сокровища короны или приобрести за полпенса подлинники писем Платона. — Он говорил медленно, осторожно подчеркивая каждое слово, и Стрэнд понял, что именно хотел сообщить ему Джек.

Полковник ставил крест на своем задании. Его больше не заботили ни пропавшее письмо, ни шкатулка с драгоценностями, ни тем более Рексхоллский Призрак.

Внезапно Энн дотронулась до ладони Джека. Легкая дрожь пробежала по ее телу, хотя Стрэнд не мог утверждать с уверенностью, было то вызвано страстью или иной, менее явной причиной. Затем она прижалась щекой к руке мужа и зажмурилась, слегка касаясь густыми темными ресницами смуглой кожи Джека. В глазах Сьюарда читалось такое волнение, что Стрэнду было больно за ними наблюдать.

На этот раз потрясение леди Диббс казалось непритворным.

— Боюсь, мы злоупотребляем вашим гостеприимством.

— Да, пожалуй! — подхватил лорд Понс-Бартон. — Пойдем, моя лапочка!

«Лапочка» только хихикнула, когда супруг чуть ли не силой заставил ее подняться с дивана. Лицо Понс-Бартона было искажено яростью. Он вытолкал свою жену за дверь и затем вышел сам, не проронив ни слова на прощание. Леди Диббс рассеянно кивнула хозяевам и поспешила следом за супругами.

— Я… э-э… — С плотоядной улыбкой на губах Норт перевел взгляд с Энн на ее мужа и обратно. — Я желаю тебе счастья, Энн.

Затем он отвесил поклон и тоже удалился.

София оказалась единственной из присутствующих, на кого сцена не произвела особого впечатления. Скорее она изнывала от ревности, и хотя вряд ли кто-нибудь заподозрил бы это при виде вежливой улыбки на ее прелестном личике, Стрэнд сам находился во власти того же чувства и потому раскусил ее без малейшего труда. Бедняжка! Что ж, им обоим придется искать утешения там, где оно доступно.

Энн тоже поднялась, однако не отстранилась от Джека. Напротив, она едва ли была в состоянии отвести от него глаза, словно во власти какого-то колдовского зелья.

Джулия, озабоченная и расстроенная, поспешила к подруге.

— Все будет хорошо, Энн, — произнесла она тихо и, удостоив Джека коротким кивком, покинула комнату, а ее место тут же заняла София.

— Прощай, Энн, — проговорила она, склонившись к щеке кузины и запечатлев на ней легкий поцелуй.

— Я желаю тебе всего самого наилучшего, София, — отозвалась Энн со всей искренностью и на миг подняла свои темные глаза на ее жениха. — И вам тоже, лорд Стрэнд, — добавила она мягко, сопровождая свои слова слабой улыбкой.

— Да, все будет хорошо, — подхватил Джек, обвив рукой тонкую талию жены.

Энн откинулась назад, оказавшись в его объятиях. Это движение было таким быстрым и почти неуловимым, что казалось, будто сама ее душа рвалась к нему.

— Вы очень любезны.

Обернувшись, София взглянула на Стрэнда. Тот знал, что в мыслях она сравнивает его с Джеком Сьюардом, причем сравнение это явно не в его пользу. Джайлс в ответ только улыбнулся.

— Пойдем, София. — Он подхватил невесту под руку и вышел. Он не станет оглядываться назад ни сегодня, ни впредь.

Оказавшись в передней, Стрэнд молча накинул пелерину на плечи Софии и проводил ее вниз по ступенькам лестницы туда, где их уже ждали Джулия и его будущий тесть. При его появлении Норт с многозначительным видом насупил брови, а Стрэнд между тем почтительно усадил в экипаж сначала Джулию, а затем Софию.

Уже в карете Стрэнд взял на себя труд набросить кашмирскую шаль на ноги обеих дам, предложив другую будущему тестю. Затем он уселся напротив и постучал тросточкой в крышу. Экипаж тут же тронулся в путь. В течение долгого времени никто не произнес ни слова.

— Не надо смотреть на меня так печально, дорогая, — произнес наконец Стрэнд. К счастью для него, в его голосе не было ни малейших следов горечи, которую он испытывал. — Без сомнения, мы подходим друг другу даже больше, чем Сьюард и его жена.

Глава 27

Как только за гостями захлопнулась дверь, Энн подняла глаза на Джека, все еще обнимавшего ее за талию. Ее лицо было так близко от него, что он мог разглядеть крошечные фиолетовые крапинки на радужке ее глаз, окружавшие непроницаемо темные зрачки светлым ореолом. У нее были ровные, соболиные брови, столь же выразительные, как и весь ее облик.

— Благодарю тебя, — произнесла она к немалому удивлению Джека.

Джек разомкнул объятия, однако Энн и не подумала отстраниться от него, и на какой-то миг его охватило ликование. Но затем холодное подозрение омрачило его радость. Он не сводил глаз с ее лица, выискивая малейшие признаки, по которым можно было судить, искренна ли она с ним или лицемерит, но Энн смело встретила его испытующий взгляд. Впрочем, с какой стати ей беспокоиться из-за его способности читать у нее в душе? Все равно он никогда не видел в ней ничего, кроме того, что хотел видеть: отвагу, ум и утонченность.

Энн прекрасно понимала, как близко к сердцу Джек принимал все, что касалось ее. Уж не надеялась ли она таким способом отвлечь его от расследования? Глупышка, ведь это могло стоить ей жизни! А этого он никогда не допустит — по крайней мере до тех пор, пока он способен дышать. Он не доверял Энн, но тем не менее охотно пожертвовал бы собой ради этой женщины, потому что горячо ее любил.

Наконец он оторвал от нее взгляд и отступил на шаг.

— Я глубоко польщен, мадам. Позволено ли мне будет спросить, чем я заслужил вашу признательность?

— Вся эта чепуха насчет лошадей, драгоценностей и писем… Ты явно хотел дать знать кому-то из присутствовавших, что я нахожусь под твоей защитой.

А, вот оно что! Впрочем, чему тут было удивляться? Он никогда не отказывал Энн в проницательности.

— Благодарю, — повторила она, потупившись, что придавало ей еще больше очарования.

О Боже, если бы только он мог в это поверить!

Джек провел целый день, собирая и сопоставляя разного рода слухи и догадки, и как раз собирался удалиться к себе в библиотеку, чтобы там, в тишине, разработать план, который помог бы ему оградить Энн от смертельной опасности. Однако он еще не получил всех необходимых сведений. От Ноулза до сих пор не было известий, да и Берк вдруг как сквозь землю провалился. И теперь, глядя на жену, он не видел никаких оснований, почему бы ему не остаться на этот раз с нею. В конце концов одному Всевышнему известно, сколько времени у него в запасе.

— Ты уже поела?

Подняв голову, Энн улыбнулась:

— Нет.

— В таком случае я попрошу кухарку что-нибудь приготовить. Ты не против, если я… если мы пообедаем вместе?

— Да, конечно.

Джек немного успокоился. Он только сейчас осознал, до какой степени боялся, что она ему откажет. Он опустил глаза на свой костюм. Тот выглядел слишком претенциозным.

— Извини меня, пожалуйста, но сначала я должен переодеться. Я передам кухарке, чтобы она накрыла для нас стол в гостиной через… — Джек приподнял брови, как бы предлагая ей назвать удобное время.

Улыбка Энн стала шире. Казалось, она излучает вокруг себя сердечное тепло. До сих пор она не проявляла свои чувства так открыто, и Джеку потребовалось усилие воли, чтобы освободиться из-под власти ее чар. Он не мог продолжать стоять с глупо-влюбленным видом, как какой-нибудь чистильщик обуви, строящий глазки проходящей мимо молочнице.

— Ну, скажем, через полчаса, — предложила она наудачу.

— Хорошо, пусть будет через полчаса. Встречаемся здесь, в гостиной?

— Да.

— Так, значит, решено.

На ее губах снова промелькнула улыбка, но уже иного свойства — многообещающая и нежная, которая по-особому подчеркивала ее ослепительную красоту.

— Да.

— Что ж, прекрасно… — Он отвесил Энн поклон, когда та проследовала мимо него в гостиную, и затем поднялся к себе в комнату, перескакивая сразу через две ступеньки.

Энн положила ложку рядом с pot de creme[24]. Десерт не слишком удался, как, впрочем, и остальная еда, от водянистого консоме[25] до рагу из отсыревших овощей и пережаренной баранины. Зато общество было как нельзя более приятным.

Их обед прошел под знаком необъявленного перемирия. Никто даже не упомянул о письме, или о Рексхоллском Призраке, или о событиях минувшей ночи. Но всякий раз, когда Энн смотрела на Джека, она вспоминала тот короткий миг их любви. Любовь. Само это слово казалось ей необычайно прекрасным и пробуждало в душе дивные ощущения.

Джек старался изо всех сил, чтобы она чувствовала себя как можно непринужденнее. А поскольку он и без того был самым любезным и обходительным собеседником из всех, с кем ей когда-либо приходилось иметь дело, и всеми силами старался не только угодить Энн, но и очаровать ее, то к тому моменту, когда им подали десерт, ему удалось всецело завладеть ее вниманием. В свете последних бурных событий она уже успела забыть о том, что совсем недавно несколько коротких недель они были друзьями и получали удовольствие от близости друг друга. Тонкая, едва уловимая ирония Джека вызывала у нее улыбку, а его подчеркнутая предупредительность должна была подтолкнуть к признаниям. И теперь, когда он был рядом, Энн, казалось, снова стала слабой тенью той жизнерадостной девушки, которая десять лет назад покорила лондонский свет своей искренностью и живостью. Ее огорчало лишь то, что он ей не доверяет и склонен думать о ней только самое худшее.

— Ты как будто чем-то опечалена?

Энн подняла глаза. Она даже не заметила, что он за ней наблюдает. Не был ли весь этот вечер — дружеская беседа, подчеркнутое внимание и обаятельная улыбка — просто еще одной уловкой с целью добыть у нее нужные сведения? Если так, то она сыграла ему на руку. У него это чертовски здорово получилось. На свой лад такой способ ее соблазнить оказался не менее действенным, чем тот, которым он воспользовался минувшей ночью.

От этого воспоминания щеки и шея Энн вспыхнули жарким румянцем. Эти смуглые пальцы, вертевшие ножку рюмки, еще совсем недавно дотрагивались до самых интимных частей ее тела. Эти губы, изогнувшиеся в простодушной улыбке, прошлой ночью с жадностью целовали ее лоно, доводя до изнеможения…

— Энн!

Она вздрогнула и попыталась направить свои мысли в нужное русло. О чем он ее спрашивал?

— Извини. Кажется, я немного отвлеклась.

Он сдержанно улыбнулся, как бы уличая ее во лжи:

— Я сказал, что ты чем-то опечалена.

— А! Я просто думала о… — Она сделала паузу, после чего выпалила первое, что пришло ей в голову: — Я вспоминала о прошлом.

Улыбка тотчас исчезла с его лица, словно на него набежала легкая тень.

— О своем замужестве?

— Нет. — Ей почему-то казалось крайне важным, чтобы он не подумал, будто Мэтью все еще присутствует в ее мыслях — все равно, сейчас ли, за обедом, или минувшей ночью. — О моих родителях.

— Расскажи мне о них.

Энн немного расслабилась.

— Мой отец был человеком неприметным, как трава на лугу или, быть может, лучше сказать, как нищий у собора Святого Павла. Он родился в районе лондонских доков.

Джек задумчиво кивнул.

— Ты уже знаешь о том, что он зарабатывал себе на жизнь воровством. Затем он бросил преступное ремесло и переехал в Суссекс. Там он встретил мою мать, и они полюбили друг друга. Времена тогда были такие, что ее отец, мой дед, не стал особенно возражать, когда папа попросил у него ее руки… предложив заодно уплатить все его долги.

Джек рассмеялся, отчего вокруг его глаз собрались морщинки, а на щеке появилась крупная ямочка. Энн подалась к нему через стол. Его улыбка для нее была так же притягательна, как первые лучи солнца для цветка.

До чего же ей приятно поговорить о своем отце. Не о сэре Триббле, удачливом выскочке из низов, который женился на женщине много выше себя по положению, но именно о ее отце, известном взломщике, у которого хватило ума удалиться на покой, прежде чем он попался в руки правосудия.

— А что было потом?

— Моя мать скончалась от инфлюэнцы, — ответила Энн, сразу погрустнев. — Несколькими годами спустя я приехала в Лондон и была представлена ко двору. Там меня увидел Мэтью, и вскоре мы поженились.

Каким простым все это казалось на словах!

— Готов биться об заклад, что твой отец был на седьмом небе от счастья. — Перегнувшись через стол, Джек налил ей рюмку шерри.

— Да, наверное. — Энн нахмурилась, погрузившись в воспоминания. — Мы с ним редко виделись после нашей с Мэтью свадьбы.

Отец с гордостью наблюдал за нею, когда она стояла с женихом у алтаря. Сразу же после свадебного обеда он крепко ее обнял и уехал. Словно навсегда исчез из ее жизни.

— А почему? — осторожно допытывался Джек. Энн обратила к нему встревоженное лицо.

— У него просто не нашлось удобного времени, чтобы навестить нас, да и нам было некогда ездить к нему в гости. Ты ведь сам знаешь, как обычно получается. То Мэтью обещал провести со мной осень где-нибудь вне Лондона, то он не хотел обременять отца необходимостью содержать наших многочисленных слуг. Потом начинался очередной сезон, и нужно было нанимать прислугу, заказывать новые экипажи и примерять наряды. Зимой Мэтью любил брать с собой друзей в плавание вдоль берегов Италии… — Ее голос звучал все глуше, пока не замер совсем. — А потом, вскоре после того как получил дворянство, отец скончался.

— Мне очень жаль.

— Да, — отозвалась Энн чуть слышно. — Я знаю, что ты говоришь правду. Спасибо.

У нее возникло ужасное ощущение, будто Джек сразу ущел в себя.

— Расскажи мне о Мэтью.

Энн глубоко вздохнула.

— Многие считали его святым.

— Святых людей не бывает, — ответил Джек твердо.

— О нет! — усталым тоном возразила Энн. — Он был щедрым, внимательным и великодушным.

— Но это говорит всего лишь о добром и отзывчивом сердце…

— Нет! — вдруг огрызнулась Энн. На лице Джека промелькнуло изумление. Усилием воли она заставила себя говорить спокойно: — Спроси у любого, кто его знал. Мэтью был исключительным человеком.

— Он хорошо к тебе относился?

— Он обращался со мной, как с королевой. Малейшее мое желание было для него законом. — Ее голос звучал безжизненно. — Стоило мне выразить восхищение какой-нибудь картиной, как через несколько часов она оказывалась у меня. Достаточно мне было похвалить ту или иную книгу, и Мэтью тут же брал на себя труд ее прочитать, чтобы мы могли обсудить ее вместе. Если он заставал меня смеющейся в обществе новых друзей, то немедленно приглашал их к нам на обед.

С каждым из перечисленных ею проявлений супружеской любви тон Энн становился все более натянутым и фальшивым, однако, раз начав, она уже была не в силах остановиться, будто слова, так долго таившиеся в ее душе, вдруг разом вырвались наружу.

— Да что там, Мэтью принимал любое высказанное мною мнение как свое собственное, чтобы ни у кого не возникало сомнений, что он на моей стороне. По его словам, он делал все это только из любви ко мне и твердил мне об этом снова и снова. Он не раз повторял: все его поступки лишний раз доказывают, что он любит меня так горячо, как никто и никогда не любил.

И кроме того, Мэтью говорил ей, что ее отношение к его дарам лишний раз подтверждало, что она его не любит. Многие годы она стремилась убедить и его и себя в том, что он ошибался, делая все, что было в ее силах, чтобы дать ему ту любовь, которой он так жаждал. Однако в конечном итоге его сомнения взяли верх над ее стараниями. Ей так и не удалось вернуть мужу хотя бы ничтожную долю того чувства, которое так пугало и подавляло ее. И это разочарование стало причиной гибели Мэтью. Как могла она рассказать обо всем этом Джеку?

Энн посмотрела на свою рюмку. Рубиновая жидкость задрожала у нее в руке.

Джек не сводил с нее внимательного взгляда.

— Из него бы вышел превосходный отец. Я удивлен, что у вас не было детей.

Как бы она была счастлива иметь полный дом ребятни! Джек тотчас наклонился к ней и взял ее за руку:

— Извини меня. Что за непростительная грубость!

Энн опустила глаза на скатерть. Дети были тем единственным, в чем Мэтью отказал ей наотрез, и теперь ей казалось, что она знает почему. Он всегда заявлял, что, если ему придется делить ее с кем бы то ни было, его терпения хватит ненадолго. Тогда она решила, что он просто над нею подшучивает. Но что, если он говорил правду?

Образы прошлого, которые Энн вот уже целых пять лет тщетно пыталась изгладить из памяти, возникали перед нею один за другим: Мэтью, горько плачущий оттого, что она забыла напомнить ему о своей любви; Мэтью, стоящий перед нею на коленях в переполненной людьми бальной зале и со смехом заявляющий, что готов ради нее перевернуть все вверх дном, а рядом она сама, смущенная и раздосадованная столь открытым проявлением чувств; Мэтью, доведенный до отчаяния тем, что она отправилась в публичную библиотеку без него; Мэтью, входящий в ее спальню, словно прихожанин под сень храма, и прикасающийся к ней с таким благоговением, от которого все цепенело у нее внутри; Мэтью, заявляющий ей в порыве ярости, что низкое происхождение делает ее неспособной к тому, что он сам называл высшей формой любви… Еще год назад она не сомневалась в его правоте, считая, что ей не дано испытать настоящее чувство. В конце концов, разве он не твердил ей это в течение трех лет их совместной жизни? Теперь она уже не была в этом уверена.

Взяв Энн за руку, Джек принялся успокаивающе поглаживать ее, словно надеялся лаской вытянуть из нее нужные слова.

— Я… я хотела детей, но Мэтью решил, что нам лучше с этим повременить, пока я не повзрослею.

Выражение лица Джека было серьезным, сосредоточенным. Но будь Энн в состоянии прочитать мысли, которые будоражили сейчас его ум, то, без сомнения, они показались бы ей сплетенными в один темный и безнадежно запутанный клубок. Вряд ли она была готова выслушать приговор, который должен был последовать за этим допросом, поскольку начавшееся минувшей ночью с взаимной страсти кончилось совсем иным. Еще никогда прежде за всю свою жизнь молодая женщина не чувствовала себя такой уязвимой.

Теперь Энн постепенно теряла веру в непогрешимость Мэтью, однако не Джеку было об этом судить. Она решила подыскать более безопасную тему для беседы:

— Теперь очередь за вами, полковник.

Едва она упомянула его звание, как голова Джека тут же взметнулась вверх, а его глаза хищника снова стали пустыми. Однако теперь Энн знала его достаточно хорошо, чтобы понять: для него это просто мера защиты, к которой он прибегал всякий раз, когда она приближалась к тому, что ему самому хотелось бы сохранить в тайне. Поэтому его неприступный вид не заставил ее отступить.

— Расскажи мне о себе.

Энн не случайно задала Джеку этот вопрос. Она знала, о чем просила, и тем не менее это ее не остановило. И теперь она ждала от него ответа.

Джек перевел взгляд на хрупкое запястье, которое сжимали его пальцы. Осторожно перевернув руку Энн, он осмотрел уже заживающие раны на ее ладони.

Безоблачное детство с любящими родителями, неслыханно удачный дебют в Лондоне в качестве первой красавицы сезона, блестящая партия, невероятно счастливый брак… и затем трагедия, после которой Энн Уайлдер готова рисковать жизнью за те несколько тысяч фунтов, которые могли принести ей драгоценности, украденные у других дам. Но верно ли он описал последовательность событий? Обожание, с которым, по словам Энн, относился к ней ее первый муж, граничило в его представлении с извращением. Любовь Мэтью казалась ему скорее алчной, чем нежной.

— Полковник!

Джек медленно выпустил ее руку и снова поднял голову. Ее блестящие глаза были с любопытством устремлены на него.

— Я уже рассказала тебе о своей жизни, — заметила Энн.

«И к тому же гораздо больше, чем ты предполагаешь, дорогая».

— Справедливость требует, чтобы ты ответил мне тем же.

— А что именно тебе хотелось бы услышать? — осведомился он, не повышая голоса.

— Гриффин однажды уже говорил со мной… — После короткого колебания она продолжала: — Он рассказал мне о Париже и о том, что там произошло.

— Вот как? — пробормотал Джек. — А он чертовски предприимчив, наш старина Гриф.

— И еще немного о Джеймисоне. Я бы хотела узнать об этом больше.

Стало быть, ее интересовал Джеймисон. До сих пор Джек никогда и ни с кем не говорил о нем и вообще предпочитал не касаться в разговорах своего прошлого. Разумеется, он отдавал себе отчет в том, что его скрытность порождает новые и новые слухи, однако он не придавал им никакого значения. Но теперь Энн сама обратилась к нему с просьбой, и это в корне меняло дело.

Джек отодвинул кресло от стола и, скрестив ноги, посмотрел прямо в ее испытующие, темные, как полуночное небо, глаза. Сейчас он был готов согласиться с любым ее требованием, и если она пожелает, чтобы его сердце вырвали из груди и подали ей зажаренным на блюде, что ж, на все ее воля.

Он никогда не думал, что Энн Уайлдер вызовет в нем такую глубокую нежность. Он не ожидал, что воровка разбудит в нем похоть. А то обстоятельство, что обе женщины оказались одним и тем же лицом, только еще больше усложняло положение. И, что хуже всего, если его догадка верна, то достаточно одного откровенного признания с его стороны, чтобы заставить Энн исчезнуть из его жизни навсегда. Поэтому ему приходилось действовать со всей осторожностью.

Джек печально улыбнулся. В конце концов, он не ждал от жизни чудес. Он мечтал встретить нечто гораздо более редкое — любовь.

Глава 28

— Я не знаю своих настоящих родителей, — начал Джек. В его голосе не было и следа волнения. — Джеймисон утверждает, что он, возможно, и есть мой отец, однако это зависит от его настроения и от того, что именно ему от меня нужно. — Он отпил глоток шерри и поставил рюмку на место. — Этот человек нашел меня в одном из работных домов Эдинбурга, где он разыскивал своего незаконнорожденного сына от какой-то служанки родом из Шотландии. Я сам вызвался на эту роль, и Джеймисон согласился. Он выдвинул условия, которые устраивали нас обоих.

«Ну вот. Все оказалось куда проще, чем я думал».

— И сколько тебе тогда было лет?

Джек пожал плечами.

— Предположительно около семи, но на самом деле восемь. Или девять.

На какой-то миг за маской безупречной вежливости на ее лице проступил ужас.

— Извини, — произнес он. — Записи в таких местах ведутся не слишком аккуратно, а сведения обо мне были утеряны, если только они вообще когда-нибудь существовали.

— А твоя мать? — осторожно осведомилась Энн.

— По-видимому, умерла родами. Впрочем, мне трудно об этом судить. Я не помню никаких других женщин, кроме тех, которых встречал в работном доме.

— Как, ни единой? — Вероятно, его простота все же была обманчивой, решила Энн. — Кто же заботился о тебе?

Джек уставился на нее с видом полной безнадежности. Неужели отец никогда не рассказывал ей о том, как живут нищие?

Ее лицо на миг исказилось мукой. Она отвернулась, словно ей было больно даже на него смотреть.

Энн выглядела подавленной, а ведь он, в сущности, еще ничего ей не рассказал. Или почти ничего. Не в силах этого вынести, Джек уже собирался встать и уйти, но тут она снова обернулась к нему, на этот раз вся внимание.

— Так, значит, Джеймисон и впрямь приходится тебе отцом?

— Нет. — Джек глубоко вздохнул. — Я так не думаю. Там, в работном доме, находился еще один малыш — несчастное слабоумное создание, носившее то самое имя, которое искал Джеймисон. По-видимому, он и был его настоящим сыном.

— Но почему же тогда Джеймисон не спас того мальчика, раз он был его родным сыном?

Джек жалобно скривил губы.

— Да потому, что Джеймисон не мог извлечь для себя никакой выгоды из умственно отсталого ребенка. Поэтому-то он собрал всех остальных детей и спросил, не хочет ли кто-нибудь из нас занять место его сына, если ему дадут такую возможность. Я ответил утвердительно.

Последнее признание прозвучало для него подобно погребальному колоколу. Энн невольно прикрыла рот рукой — она была в ужасе.

«Что ж, — подумал Джек, — разве я мог ожидать от нее чего-либо еще?» Он лишил другого мальчика прав, принадлежавших тому по рождению, быть может, даже самой жизни.

Все кончено. Сейчас она встанет и выйдет из комнаты. Независимо от того, позволит ему Энн и дальше быть рядом с ней или нет, она навсегда останется для него недосягаемой. Когда Джек снова потянулся к рюмке с вином, его рука заметно дрожала. У него пересохло в горле, и ему просто необходимо было чем-нибудь его промочить. Он закрыл глаза.

— Но ты не можешь быть уверен в том, что он действительно приходился сыном Джеймисону.

«Она все еще здесь? Но надолго ли?» У него не хватило духу ей солгать.

— Да, — признался он, — хотя это все равно не меняет дела. Как-то, несколько лет тому назад, я пытался найти этого мальчика, но безуспешно. Он исчез. Скорее всего умер.

— О нет! — проговорила она чуть слышно, словно обращаясь к самой себе. — Ты ведь и сейчас поступил бы точно так же, не правда ли?

Джек попытался прочесть хоть что-нибудь по ее лицу и не смог.

— Мы с Джеймисоном заключили сделку. В обмен на жизнь в семье, регулярное питание и образование он, в свою очередь, ожидал от меня полного послушания, а затем, когда я подрасту, оставлял за собой право распорядиться моей судьбой по собственному усмотрению.

— Как ты, должно быть, его ненавидишь! — Голос Энн был глухим от волнения и полным гнева.

— Ненавижу? — переспросил Джек с явным изумлением — Нет.

Ее негодование смутило его. Пожалуй, ему действительно есть за что ненавидеть Джеймисона.

— Но почему? — настаивала Энн. — Он никогда не питал к тебе родительской привязанности. Он взял тебя в свой дом лишь для того, чтобы с помощью шантажа вбить тебе в голову, будто бы…

— Энн! — перебил ее Джек мягко. — Джеймисон сделал мне предложение. Я его принял. Я один несу ответственность за то, кем я стал.

— Только не говори мне, что ты его любишь!

В порыве раздражения Джек откинул назад волосы с висков.

— Люблю? Да. То есть нет. Я… я не знаю.

Энн в замешательстве уставилась на него.

— Недаром говорят, что сердцу не прикажешь. Очень часто оно не придает никакого значения достоинствам людей, к которым питает склонность. Оно подсмеивается над любыми доводами разума, подчиняет себе здравый смысл и делает волю своей заложницей.

Говоря это, Джек имел в виду не только Джеймисона, но и саму Энн, однако ей, по-видимому, не придется об этом узнать.

— Ты права, — признался он. — Джеймисон никогда не проявлял ко мне привязанности. Он обращался со мной сурово, временами даже жестоко. Он использовал меня ради собственной выгоды. Но, Энн, кроме него, у меня больше никого не было! Пусть даже он и не питал ко мне родственных чувств, зато ценил меня, как никто другой. — Он протянул к ней руку, как бы умоляя о понимании. — Послушай, Энн, ведь до него никто не видел во мне человека, для всех я был жалким заморышем, уличным отребьем, которое едва ли имело смысл оставлять в живых, но которое почему-то упорно не желало отправляться на тот свет. — Он снова скривил губы. — Люблю ли я Джеймисона? Я ему не доверяю, ничего от него не жду, да, собственно, и не прошу. Я его побаиваюсь, не одобряю многих его поступков, и мне претит та дьявольская сделка, которую нам с ним пришлось заключить. И тем не менее он мне по-своему дорог. Можешь ли ты это понять?

Он посмотрел прямо в глаза Энн, все еще простирая к ней руку. Молодая женщина перевела взгляд сначала на руку Джека, потом на него самого.

— Нет.

Его рука сжалась в кулак, и он опустил ее. Кто вообще способен понять вещи, столь чуждые человеческой природе? И как он может объяснить ей то, что до сих пор оставалось непостижимым для него самого?

— И какие именно задания давал тебе Джеймисон?

Энн словно умоляла его пустить в ход весь свой врожденный такт и приукрасить то, чем ему приходилось заниматься по воле Джеймисона. Однако сейчас он был не готов идти на сделку с совестью. Он просто не предвидел, что она станет его женой и будет его допрашивать. Надежда встрепенулась в его сердце с новой силой.

— Джеймисон и один его приятель по имени Ноулз стоят во главе группы политиканов, которые занимаются закулисными интригами. Я принадлежу к этим людям.

— А что ты называешь закулисными интригами? — осторожно осведомилась Энн.

— Всевозможные тайные интриги, сбор информации с целью направить те или иные события в желательное русло. Нет нужды добавлять, что большая часть этой работы происходит без прямого одобрения кабинета министров.

— Стало быть, ты — шпион?

— Иногда. — Джек беспокойно заерзал в кресле.

— Так вот почему тебе поручили меня выследить! По-видимому, это письмо, которое я будто бы украла, чрезвычайно важно. — Энн задумчиво нахмурила лоб. — В противном случае этот тип, Джеймисон, — добавила она, нарочито фыркнув, — не отдал бы приказ убить всякого, кто его видел.

— Да, — чуть слышно отозвался Джек. Энн подняла на него глаза.

— У меня нет письма, Джек, — произнесла она, — и никогда не было. Никто не нанимал меня его украсть.

У него не было никаких оснований ей верить. Она была лгуньей и воровкой. Более того, она специально поощряла его ухаживания, чтобы суметь предугадать последующие шаги и отвлечь от главной цели. Она использовала его тело, чтобы ублажить свое. И она не нашла лучшего способа почтить память своего высокочтимого супруга, чем лазить по ночам по крышам и красть драгоценности у его лучиых друзей.

И, несмотря на все это, он ее любил.

— Да, — ответил Джек. — Я знаю.

Она зажмурилась, словно боясь обнаружить свои чувства.

— Но, как я уже тебе объяснял, — продолжал он, — сейчас нас должно волновать только то, что думает на этот счет Джеймисон. Тебе незачем меня убеждать. Все равно это ничего не меняет.

Тут Энн снова открыла глаза и уставилась на него с восхитительной твердостью.

— Зато для меня это меняет все.

Выпрямившись, Джек подался вперед, чуть не потянув на себя скатерть. Казалось, вот-вот он лишится последней надежды.

Джек не мог не заметить, что его страстный порыв не ускользнул от внимания Энн. Он мог судить об этом по ее настороженному взгляду и по тому, как она слегка отпрянула от стола. Черт возьми, до чего же все забавно! Энн даже не отдавала себе отчета во власти, которую она над ним имеет.

— И что там было? — спросила она, едва переведя дух. Джек недоуменно озирался по сторонам, не понимая, о чем идет речь.

— Я о письме, — пояснила Энн. — Что в нем было такого важного, о чем никто не должен знать? Запись о крещении? Брачный контракт?

Ее слова снова напомнили ему о нешуточной угрозе, нависшей над ними. Даже сейчас, пока они мирно беседовали, Джеймисон мог готовить новое покушение на ее жизнь.

— Не знаю.

— Любовные признания? Исповедь? Как оно вообще выглядит, это письмо? Что это — копия какого-нибудь другого документа или страница из записной книжки?

Джек покачал головой.

— И опять я должен ответить: не знаю. Я его в глаза не видел. Лорд Атвуд был единственным, кто держал его в руках. Он должен был стать нашим курьером.

Энн в задумчивости сдвинула брови. Джеку хотелось бы остаться с нею, однако он не мог себе этого позволить. Он поднялся с кресла, желая привлечь ее внимание.

— Я отправляюсь в Виндзор. Судя по всему, письмо вышло из стен королевского дворца, и мне гораздо проще будет напасть на его след, если я установлю имя автора. Не могло же оно сквозь землю провалиться, и рано или поздно, Энн, я обязательно его найду. — Пройдя у нее за спиной, он оказался у двери.

— Джек…

Он остановился, положив ладонь на ручку двери.

— Да?

— Пожалуйста, береги себя.

— Ладно, — отозвался он небрежно, хотя это стоило ему немалых усилий. — Я сделаю все, что в моей власти.

Гриффин впустил Джека в дом уже перед самым рассветом. Полковник сбросил с себя пальто и приказал сонной горничной принести ему кофе. После того, что ему довелось узнать в эту ночь, уснуть было просто невозможно. Все и ничего по существу.

Телохранитель короля встретил его у черного входа и проводил в комнату с высокими сводчатыми потолками. Там его ожидал дряхлый слепой старик, чье немощное тело казалось почти незаметным под ворохом ночных одеяний. Одного короткого взгляда издали оказалось для Джека достаточно, чтобы узнать этого человека.

— Ваше величество! — Он отвесил низкий поклон, вытянув вперед руку в величественной манере давно ушедшего века и надеясь, что сделал все как положено. По-видимому, его надежды оправдались, и в последующие несколько часов Джеку пришлось на собственном опыте убедиться в том, что сила духа, до сих пор не угасавшая в монархе, невзирая на пошатнувшееся здоровье, находилась в резком противоречии с его тщедушной внешностью.

— У вас есть какие-нибудь новости, полковник? — спросил Гриффин.

— Похоже, слухи насчет старого короля оказались правдивыми, — ответил Джек.

— Так, значит, он не безумен?

— О нет, его рассудок, без сомнения, помрачен, но болезнь время от времени отступает, сменяясь светлыми промежутками. Письмо, о котором идет речь, написано королем, Гриф. Его величество извел уйму бумаги на послания. Однажды он передал Атвуду в дар всю Шотландию.

Гриффин только фыркнул в ответ.

— Да кому она нужна?

Джек улыбнулся.

— Однако слуга короля припомнил тот случай, когда Атвуд взял на себя труд проследить за тем, чтобы королевское послание было скреплено печатью с его личным гербом. Впрочем, он не придал этому особого значения. По словам телохранителя, он решил, что Атвуд просто потворствует прихотям его величества.

— И что такого могло быть в этом письме, из-за чего Джеймисон стал сам не свой? — съязвил Гриффин. — Уж не объявил ли король Принни бастардом? Судя по тому, как они ненавидят друг друга, это не исключено.

— Этого я не знаю, Гриф, но все же сомневаюсь в том, что он пошел бы на такую крайность. Всякий раз, когда я пытался расспросить его величество о содержании письма, которое он вручил Атвуду, король тут же разражался очередной проповедью по поводу морального разложения, поразившего нацию с тех пор, как она оказалась во власти «этого омерзительного толстого создания». Полагаю, он имел в виду своего сына.

— А как насчет остальных слуг?

— Они подтвердили слова телохранителя.

— По-моему, если король лишит принца-регента наследственных прав, это будет только справедливо… Куда вы собрались?

— Мне нужно послать кого-нибудь за Берком, — отозвался Джек, собираясь открыть дверь кабинета. — Я хочу, чтобы он немедленно отправился в дом Атвуда и попытался разговорить прислугу.

— Она там, — коротко произнес Гриффин. Джек разжал пальцы на ручке двери и изумленно осмотрелся.

— Энн?

— Да. — Выразительное-лицо Гриффина вдруг сделалось тусклым и безжизненным.

— И что она там делает в такое время?

— Понятия не имею. Мне известно только, что она еще не ложилась.

Джек осторожно повернул ручку и приоткрыл дверь.

— Спасибо, Гриф, — тихо произнес он, не оборачиваясь. — Иди, вздремни немного.

— Сначала вам нужно поесть, — возразил шотландец с явным неодобрением в голосе. — Вам незачем было связываться с этой женщиной, полковник. Она…

— Довольно, Гриффин. — Джек переступил через порог и прикрыл за собой дверь.

Несколько угольков, еще тлевших в камине, озаряли комнату слабым светом. Энн свернулась калачиком в углу потертого от времени дивана. Серая кошечка пристроилась у нее на коленях. Во сне морщины тревоги, слишком часто в последнее время омрачавшие ее лоб, разгладились, а тонкие кружева на корсаже ее платья поднимались и опускались в медленном, завораживающем ритме.

Джек обогнул диван, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не потревожить ее покой. Он молча любовался спящей женщиной, пытаясь собрать воедино разрозненные сведения о ее прошлом и угадывая просветы там, где прежде все казалось ему таким туманным.

Глаза Энн приоткрылись. Заметив Джека, она улыбнулась, словно увидев какой-то чудесный сон, после чего подложила ладонь под щеку и снова смежила отяжелевшие веки. Сердце в его груди забилось чаще.

— Здравствуй, Джек.

— Здравствуй.

— Мне только что приснился ты. — Ее речь напоминала далекую неясную мелодию. Она еще не вполне очнулась от дремоты.

— И что же ты видела?

— Гм-м… Ты и я… Мы оба стояли на краю обрыва, такого высокого, что с него было невозможно разглядеть землю внизу. Наступила ночь, и все погрузилось во мрак. Ты взял меня за руку и предложил лететь с тобой. Я ответила, что не умею летать. — Ее голос замер, и на какое-то мгновение ему показалось, что она снова погрузилась в сон, но тут Энн продолжила тем же вялым тоном: — Но ты притянул меня к себе и попросил посмотреть тебе в глаза. Я послушалась, и весь мой страх тут же исчез. И когда я посмотрела вниз, то поняла, что мы летим по серебристому небосводу — такому же серебристому, как твои глаза, Джек, — и что мы будем вместе всю ночь, до самого рассвета.

— Да, так оно и будет, — пробормотал он в ответ и, не в силах побороть искушение, уселся рядом с Энн на диване, откинув шелковистые пряди волос с ее висков.

Ее глаза снова открылись, и она обхватила своей теплой ладонью его подбородок. В ее жесте не было ни малейшей робости, напротив, он мог даже показаться беззастенчивым. Энн слегка коснулась пальцем его нижней губы.

— Джек, я…

Внезапный шум в передней не дал ей договорить. Джек резко повернул голову и прислушался. Вероятно, Гриффин стоял там все это время, приложив ухо к двери, но споткнулся обо что-то и упал.

— Гриф?

— Да!

Будь он неладен, этот малый! Его преданность порой переходит все границы. Джек поднялся с дивана, широким шагом проследовал к двери и распахнул ее.

На пороге стоял Рональд Фрост. Его глаза, налитые кровью, дико поблескивали, зубы были стиснуты в порыве ярости. В руке он держал заряженный пистолет, целясь прямо в сердце Сьюарду.

«Кто позаботится об Энн, когда меня не станет? — в отчаянии подумал Джек при виде наведенного на него оружия. — И кто будет ее оберегать?»

— Сейчас вы узнаете, что значит лишиться близкого человека!

Смысл последних слов Фроста дошел до Джека только тогда, когда дуло пистолета, минуя его грудь, повернулось в сторону дивана.

— Нет!

Джек метнулся вперед. Пуля попала ему в голову. Вспышка света, резкая боль в виске… И затем все погрузилось во тьму.

Глава 29

Звук выстрела заставил Энн окончательно проснуться. Ее глаза раскрылись в то мгновение, когда серая кошечка в испуге юркнула под диван. В коридоре мелькнула чья-то тень. Вскинув голову, Энн увидела, что Джек лежит ничком на полу.

Она сползла с дивана и, бросившись к его распростертому неподвижному телу, рухнула рядом с ним на колени.

— Джек!

Почти все лицо его было залито кровью, она стекала на пол.

— Джек! — Энн просунула руку ему под затылок, баюкая его, словно младенца.

Он даже не пошевелился.

— Гриффин!

Нагнувшись, она приложила ухо к груди Джека. Он все еще дышал. Слезы ручьем хлынули у нее из глаз, струясь по горячим щекам. Она оторвала от корсажа своего платья кружевную вставку.

— Гриффин!

Откуда-то сверху донеслись шаги, отдававшиеся громким эхом от деревянных досок пола. Вне себя от тревоги, Энн попыталась стереть кровь с век раненого. Джек чуть слышно застонал и пошевелился.

— Прошу тебя, Джек! Ради всего святого…

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Гриффин, на ходу размахивая пистолетом. Заметив Джека, он глухо выругался и кинулся к нему, опустившись рядом на корточки. Выхватив испачканное кружево из дрожащих пальцев Энн, он принялся быстро и ловко стирать кровь с лица Джека.

— Кто это сделал?

— Не знаю. Проснувшись, я услышала, как Джек произнес имя Фроста. Затем он крикнул: «Нет!» — и тогда… — Она склонилась над неподвижным телом мужа.

Гриффин снова выругался про себя.

— Берк его предупреждал, что Фрост вне себя от ярости. И почему Джек его не послушал?

Энн была в недоумении.

— Но зачем Фросту понадобилось стрелять в Джека?

Шотландец поднес красный от крови кусок ткани к виску Джека. Глаза его сердито сверкнули.

— Да потому, что Фрост считает полковника виновным в гибели своего сына, — огрызнулся он в ответ. — Впрочем, люди всегда перекладывают всю ответственность на полковника, чтобы самим остаться чистенькими. — Гриффин посмотрел на Джека. — Вот глупец! Ему следовало принять меры, чтобы обезвредить старика. И он бы так и поступил, — добавил он, снова окинув ее укоризненным взглядом, — если бы не вы. Немедленно убирайтесь отсюда!

Приподняв раненого, Гриффин перекинул Джека через плечо. Затем, еле волоча ноги, шотландец пересек комнату и с ворчанием опустил полковника на диван. Тот не подавал никаких признаков жизни. Тогда Гриффин повернул фитиль лампы и приподнял ее повыше, чтобы свет падал на лежавшего неподвижно Джека. Свободной рукой он тем временем обследовал невидимую рану.

— С ним все будет в порядке? — дрожащим голосом осведомилась Энн.

Гриффин снова смерил ее презрительным взглядом. Впрочем, ее не заботило, что он мог о ней подумать. Ей необходимо было выяснить, останется ли Джек в живых.

— Он выживет? — добавила она хрипло. Джек должен выжить. Она бы все отдала за то, чтобы…

— Откуда мне знать, черт побери? Я не лекарь. — Гриффин поставил лампу на стол и повернулся к двери. — Спролинг! — рявкнул он.

— Чем я могу вам помочь? — спросила Энн в порыве отчаяния. Контраст между темной кровью и светлой кожей казался ей пугающим. Джек никогда не был бледным, но сейчас его лицо стало белым, как алебастр.

— А разве вам мало того, что вы уже натворили? — фыркнул в ответ шотландец, едва сдерживая ярость. — Полковник всегда оставался бдительным в любой ситуации, до тех пор пока не появились вы. Не будь вас, он и сейчас был бы в добром здравии, а не лежал бы тут без чувств, и один Бог знает, чем еще это может кончиться. Уходите! Это все, что от вас требуется.

Сдержав рыдания, Энн поднялась на ноги и нехотя поплелась к двери, чувствуя, что все плывет у нее перед глазами. На середине лестницы она едва не столкнулась со Спролинг.

— Что там… о Господи! — пробормотала горничная. — Что случилось?

— Гриффину нужна ваша помощь. Поскорее принесите бинты и воду. — Энн с усилием поднялась по лестнице мимо Спролинг, и ей казалось, что с каждым шагом она погружается все глубже в бездну ада. — Полковник только что ранен выстрелом в голову.

Следующий день стал для нее нескончаемым кошмаром. Около полудня Энн подкралась к двери кабинета, осторожно заглянула внутрь. Гриффин не отходил от Джека, ухаживая за ним со знанием дела. Он и сейчас находился на своем посту, пытаясь чайной ложкой влить какую-то жидкость в рот раненого. Джека накрыли легким одеялом и перевязали ему голову. Однако он так и не пришел в себя, а его кожа по-прежнему оставалась почти такой же белой, как простыня. Энн незаметно удалилась.

После полудня она еще раз осмелилась выйти из спальни, движимая мыслью, что ее присутствие может хоть как-то помочь Джеку. Войдя в его комнату, она обнаружила, что Гриффин спит прямо в кресле, свесив голову на грудь. Энн на цыпочках подкралась к Джеку и осмотрела его.

Слабое дыхание с шумом вырывалось из груди Джека, кожа была усеяна крошечными капельками пота. Энн осмотрелась вокруг в поисках какого-нибудь лоскутка ткани, чтобы вытереть ему лоб, и обнаружила на столике у дивана поднос, на котором помещались кувшин с водой, бинты и закупоренная пробкой бутылочка, до половины заполненная какой-то бурой жидкостью. Энн не знала, что за лекарство давал ее мужу Гриффин, а спрашивать об этом его самого было бесполезно.

Тут шотландец вдруг очнулся. Заметив ее в комнате, он с трудом поднялся на ноги и собрался потихоньку удалиться.

— Погодите! — прошептала Энн.

Гриффин остановился, глядя на нее с нескрываемой неприязнью. Сама Энн ничем не могла помочь Джеку, но Гриффин — другое дело, и тут уже было не до гордыни или личной симпатии, поскольку речь шла о жизни ее мужа.

— Пожалуйста, останьтесь. Я сейчас уйду.

Она вернулась к себе в комнату и взяла книгу, однако не в силах была прочесть ни строчки. С каждым часом ее опасения только усиливались. Наконец она оставила все попытки сосредоточиться на книге и уставилась в окно. Солнце низко повисло над горизонтом, словно янтарная подвеска на шее вечерней зари.

«О Господи, только бы Джек остался в живых!»

Внезапно раздался легкий стук в дверь.

— Мэм! — услышала она настойчивый шепот Спролинг. — Там вас хочет видеть какой-то джентльмен.

— Кто он такой?

— По его словам, он приходится отцом полковнику. Некий мистер Джеймисон.

«Джеймисон? Неужели он явился сюда, чтобы самолично довести дело до конца?» — с горечью спрашивала себя Энн. Впрочем, было сомнительно, чтобы такой человек, как Джеймисон, решился ее убить прямо на квартире у Джека. Кроме того, если она верно разгадала его намерения, то вряд ли одно простое слово «вон» заставит его отступиться. А если Джек умрет, то тогда ей вообще больше незачем будет жить.

— Проводите его сюда.

— Горничная уже сообщила мне о том, что Джек ранен, — произнес Джеймисон, едва переступив порог комнаты.

— А разве вы об этом не знали? — ответила Энн сухо, подойдя к нему поближе, так что они оказались лицом к лицу. — Я думала, что именно вы всему виной.

— Я? — отозвался Джеймисон невозмутимо. Положив на стол трость, он принялся стягивать перчатки. — Нет. Уверяю вас, дорогая, на свете немало людей, которые мечтают видеть Джека мертвым, причем без какого-либо подстрекательства с моей стороны.

Его костлявое лицо отчетливо вырисовывалось в холодном сером свете сумерек. Однажды в Британском музее Энн увидела старинную золотую монету с вычеканенным на ней профилем Цезаря. На его худом аристократическом лице, казалось, застыло выражение безграничного презрения ко всему окружающему. Джеймисон вполне мог служить для него моделью.

— Стало быть, вы и есть жена Джека. — Он окинул ее бесстрастным взглядом. — Известно ли вам, с кем вы связали свою жизнь?

В его тоне не было ни следа доброты или участия. Этот человек явился сюда с единственной целью — способствовать осуществлению своего тайного плана, и ей во что бы то ни стало нужно было выяснить, в чем заключается этот план. По крайней мере этим она может помочь Джеку.

— Ну, разумеется, нет, — продолжал он, отвечая на свой же вопрос, — зато мне это хорошо известно. Я сам создал это оружие, отшлифовал его и довел до совершенства.

— Оружие?

Его улыбка должна была выражать уступку.

— Хорошо, будем называть его Сьюардом. Он — творение моих рук, а вы его у меня похитили. Я не так-то просто расстаюсь со своими вещами, в особенности с теми, на приобретение которых у меня ушла вся жизнь.

— Но Джек не вещь! Он человек!

Энн беспрестанно мерила шагами комнату.

— Пожалуйста, сядьте. — Джеймисон был явно раздражен тем, что она не проявляет особого внимания ни к нему, ни к его словам.

— Нет! — Молодая женщина обогнула диван и остановилась.

Джеймисон перевел дух.

— Да, я полностью отдаю себе отчет в том, что Сьюард — человек. Именно это и делает его таким опасным для врагов. Обычное оружие не различает теней за мишенью, а Сьюард их видит. Более того, он близко с ними знаком, поскольку ему пришлось жить среди этих теней с самого детства.

— И во многом благодаря вашим стараниям, не так ли? — Не желая отступать под высокомерным взглядом собеседника, Энн снова принялась описывать круги по комнате.

Выражение досады омрачило царственную внешность Джеймисона.

— Я был бы вам очень признателен, если бы вы остановились. Что же до вашего вопроса, то да, вы правы. Мне необходимо было получить в свои руки это оружие. Преданный сын должен быть готов принести себя в жертву ради своего родителя, не правда ли? А Сьюард всегда отличался непоколебимой верностью долгу… Надеюсь, вы не станете возражать, если я присяду?

Она жестом указала ему на диван.

— О нет, нисколько.

— Как вы, однако, любезны, — усмехнулся Джеймисон, глядя на нее в упор своими змеиными глазками, и осторожно опустился на подушку. — Кстати, у меня сложилось впечатление, что вы тоже не лишены некоторых дарований. Скажите, готовы ли вы принести в жертву свою бессмертную душу в обмен на жизнь вашего мужа? Его собственная душа, боюсь, ему уже давно не принадлежит.

— Что вы имеете в виду?

— Не важно. — Он нарочито повел плечами, давая понять, что ее расспросы его утомили.

— Извольте объясниться, сэр. Как получилось, что Джек продал свою душу?

Джек уже рассказывал ей о выборе, который ему пришлось сделать в работном доме, и она знала, как он потом страдал. Пусть даже та давняя рана успела зажить — хотя одному Богу известно, так ли это, — однако она оставила в его душе глубокий след, который до сих пор причинял ему боль. Вместе с тем Энн была убеждена в том, что Джек поведал ей эту историю не до конца. Может быть, он и сам многого в ней не знал.

Джеймисон сложил руки на коленях.

— Почему бы вам в конце концов не присесть?

Это прозвучало как приказ. Первый урок послушания. Сейчас речь шла о вещах куда более серьезных, чем ее гордость. Энн покорно села. Джеймисон улыбнулся с явным удовлетворением.

— Так. Ну, а теперь к делу. Как вы думаете, что может быть общего между таким человеком, как Сьюард, и мною? Вы никогда не задавались вопросом, почему он стал настолько восприимчивым к боли, что лучшего объекта для пытки, пожалуй, не найти?

Энн с ужасом уставилась на него:

— А вы и впрямь чудовище!

— О нет, что вы! — отозвался он со всей искренностью, — Я просто гений. Непревзойденный знаток человеческой природы. Видите ли, дорогое дитя, мы все ищем боли. Она влечет нас к себе с самого первого вздоха. Взять, к примеру, вас. Разве вы сами не были на волосок от гибели в течение последних нескольких месяцев?

Пораженная, она отступила на шаг. Его холодный, ничего не выражающий взгляд словно поглотил все тепло в комнате, исторг все тайны из ее груди.

— Я вижу, что не ошибся, — произнес Джеймисон, как бы размышляя вслух, и пожал плечами. — Мэтью Уайлдер, по-видимому, тоже был в своем роде гением. Только взгляните, что он с вами сделал.

Энн не удостоила его ответом.

— Но мы сейчас говорим о моих дарованиях. Я провел всю жизнь, пытаясь установить в точности, какие именно места в характере и душе человека являются наиболее уязвимыми, когда на него, — тут он сделал паузу и поднял руки, как бы подыскивая нужные слова, — следует воздействовать извне, а когда ему лучше позволить самому причинить себе боль. Это целая наука, дорогая. И я по праву могу считаться ее основателем.

— Что вы с ним сделали? — спросила она, подавшись вперед в кресле и крепко сжимая подлокотники.

— Вы недооцениваете своего мужа, дитя мое. Он сам доставил себе куда больше страданий, чем это сделал бы я или любой другой человек на моем месте, кроме, быть может, вас. — Его взгляд снова стал задумчивым.

— Расскажите мне об этом.

— Охотно, — ответил Джеймисон, сопровождая свои слова легким наклоном головы. — Видите ли, у меня есть небольшой изъян. — Судя по его улыбке, он понимал, насколько чудовищным должно ей показаться подобное беззастенчивое признание, и это его забавляло. — Когда мне было тридцать лет, я был сражен болезнью, превратившей меня в евнуха. Тот же недуг, который сделал меня неспособным к деторождению, стоил жизни моей супруге и тому существу, которое она мне принесла.

«Существу?» — в ужасе подумала Энн.

Если Джеймисон и заметил на ее лице отвращение, то ничем этого не показал.

— За несколько лет до того одна девица, в прошлом прислуживавшая в моем доме, объявила меня отцом ребенка, которого она ждала. Поскольку именно я ее обесчестил, у меня не было особых причин сомневаться в правоте ее слов.

— Джек? — тут же вставила Энн.

— Вы слишком забегаете вперед, — укорил ее Джеймисон. — Я получил от нее письмо из Эдинбурга, в котором сообщалось о том, что у нее родился сын, названный в мою честь Генри, и что сама она тяжело больна и надежд на выздоровление почти никаких. — Взяв трость, он принялся водить своими костлявыми пальцами по резному серебряному набалдашнику. — Очевидно, она полагала, что ей достаточно назвать своего ублюдка Генри, чтобы я тут же приехал и забрал его. Однако я не настолько глуп, и этим все сказано.

Энн зажмурила глаза. «Чудовище» было, пожалуй, слишком мягким определением для этого человека.

— До тех пор, — продолжал Джеймисон, игриво покачивая пальцем, — пока я не остался один и без наследника. Я вспомнил название работного дома в Эдинбурге, куда переехала служанка ко времени родов, и отправился туда. Хозяин этого заведения едва ли мог припомнить, как зовут его самого, не говоря уже об именах его бесчисленных обитателей. Однако я не отступал. Я явился туда за своим сыном и не собирался уезжать без него. Поэтому я попросил хозяина собрать всех мальчиков определенного возраста и построить их в ряд, чтобы я мог на них взглянуть. Их оказалось около дюжины. Сьюарда я выделил среди них сразу: столько горячности было в его манере держаться, столько неприязни в его взгляде и столько отчаяния во всем его облике.

Впервые за все время разговора в голосе Джеймисона появился проблеск подлинного чувства. Энн смотрела на него, не в силах отвести взор. Ее руки были крепко стиснуты на коленях.

— Все мальчики в этом заведении смотрели на него снизу вверх, — добавил он не без гордости. — Они уважали его, хотя он не выделялся среди них ни ростом, ни возрастом. Он был грязен, тощ и вечно ходил с разбитым носом. И вместе с тем он был не лишен привлекательности.

Энн подавила приступ тошноты.

— Я задал собравшимся один и тот же вопрос: «Кто из вас Генри?» Разумеется, никто мне не ответил. Они догадывались о том, какая судьба ждет этого Генри. Возможно, бордель. Вам когда-нибудь приходилось слышать о борделях, в которых клиентов обслуживают мальчики и взрослые мужчины? Молодые люди в наше время слишком часто ограждены от реальной жизни.

Энн подавила рыдания, не желая доставлять ему удовольствие от созерцания ее слабости.

— Поэтому мне пришлось сказать: «Я возьму мальчика по имени Генри к себе в дом и воспитаю его, как родного сына. Он будет хорошо питаться, спать на пуховой перине, научится читать и писать. А когда я умру, все мое состояние достанется ему». Почти сразу же какой-то маленький горбун выступил вперед и крикнул: «Я — Генри!» — Джеймисон с отвращением скривил губы. — И я понял, что он говорит правду, поскольку прошла целая минута, прежде чем остальные принялись наперебой оспаривать его утверждение.

Его жестокость до такой степени заставила окаменеть ее сердце, что ничто из сказанного им уже не могло ее потрясти. Энн просто смотрела на него как завороженная.

— И что было потом?

— Каждый из собравшихся мальчиков кричал, что он и есть Генри… кроме Сьюарда. Никогда не забуду, какое у него было тогда лицо. Он едва ли не умирал от голода, да и надсмотрщик в этом заведении явно его недолюбливал. Я понимал — как, впрочем, и он сам, — что долго ему в таких условиях не протянуть. Но то же относилось и к Генри. Мне не нужен был Генри. Я предпочел Сьюарда.

Самое грязное из всех возможных определений пришло ей на ум, еще больше усиливая дурноту. Джеймисон заметил ее реакцию и ухмыльнулся.

— О нет, дорогая! Я вовсе не растлитель малолетних. Послушайте меня еще чуть-чуть.

— Но я не могу!

— Ведь речь идет о вашем муже, не так ли? Даже глупцу видно, что вы его любите до безумия.

Энн удивленно уставилась на своего собеседника. Откуда ему известно то, о чем она сама до недавнего времени даже не подозревала?

Джеймисон в ответ вдруг хихикнул.

— А вы об этом не догадывались? Странно. Должен признать, дитя мое, вы меня изрядно повеселили! На чем я остановился? Ах да.

«Да, я люблю его, — подумала Энн, всем сердцем протестуя против этой злобной насмешки. — Да, да и еще раз да!» Она любила Джека и была готова бороться за его жизнь и за его душу.

— Я отослал прочь горбуна и указал рукой на Сьюарда. «У тебя внешность Джеймисона, — обратился я к нему. — Как твое имя?» «Джон Сьюард», — ответил он, но я-то заметил, каких усилий ему стоило это признание! Я видел, как он окинул взглядом помещение: переполненные ведра с отбросами в каждом углу, соломенные тюфяки на низких койках, животная похоть обитателей…

«О Господи! — ужаснулась Энн. — Боже милосердный, нет!» Джеймисон меж тем продолжал рассказ, слегка постукивая по ладони серебряным набалдашником трости:

— «Ну, а теперь, мальчик, — сказал я, — подумай еще раз. Когда ты был младенцем, тебя никто случайно не называл Генри?» Сьюард ничего не ответил, и остальные дети тоже вдруг умолкли.

— Неужели? — пробормотала Энн пересохшими от волнения губами.

— Так появился на свет Генри Сьюард, — мягким, наставительным тоном отозвался Джеймисон. — Из этого события в конечном счете вытекают все его последующие поступки. — Он снова прищурился, как бы вспоминая. — Он догадывался, что было у меня на уме и чего именно я от него ждал. Он знал, что если он ответит утвердительно, то тем самым обречет настоящего Генри на верную смерть, а если его ответ будет отрицательным, то его собственная смерть станет почти столь же неизбежной. Вот от каких мелочей порой зависит участь человека! «Итак, — спросил я его, — как твое имя?» «Джон Сьюард», — снова ответил он, но его голос дрогнул, и я понял, что нахожусь вот на таком расстоянии от цели. — Он слегка раздвинул большой и указательный пальцы. — «Послушай, Джон Сьюард, — продолжал я, — если я скажу тебе, что ты ошибаешься и я знаю наверняка: ты и есть Генри, понимаешь ли ты, чем ты будешь мне обязан?» «Да», — прошептал он в ответ. «Тогда отныне я буду звать тебя Генри. Или ты хочешь сказать, что я ошибаюсь?»

Джеймисон подался вперед в кресле, крепко сжав в кулаке серебряный набалдашник.

— «Мое имя Джон». Он стоял передо мной, как молодое деревце, гнущееся под порывами ветра. Я приподнял рукой его подбородок и заставил посмотреть мне прямо в глаза. «Но если я буду звать тебя Генри, ты согласен откликаться на это имя?» На его глазах выступили слезы, но то были слезы ярости. Я по-прежнему не выпускал из рук его подбородка. «Да, я согласен», — ответил он.

Джеймисон тяжело опустился в кресло, снова принявшись постукивать набалдашником трости по ладони.

— Довольно серьезный выбор для мальчика семи-восьми лет, вам не кажется? Ах, я вижу, вы расстроены. Вот, возьмите мой носовой платок.

Энн резко оттолкнула протянутый ей платок и рукой смахнула слезы со щек, дрожа всем телом от горя и бессильного гнева.

— Когда я вывел его из убогой комнатушки, он даже не обернулся, — закончил Джеймисон мягко. — Он не осмелился снова посмотреть в глаза Генри. Впрочем, в этом не было необходимости. Уходя, он забрал Генри с собой. Он нес на себе бремя этого решения, этого предательства почти четверть века, и оно до сих пор еще его тяготит.

— Мефистофель[26]!

— О да, дорогое дитя. — Казалось, он был чем-то несказанно доволен. — Я и сам когда-то так думал. Как чудесно, что вы оказались такой начитанной особой.

— Вы просто негодяй!

— Негодяй? Но задумайтесь хотя бы на минутку. Я предложил Сьюарду единственную возможность искупить свой грех. Известно ли вам, что он однажды убил человека по одному моему слову? Вот что такое власть!

— Оставьте его в покое!

— Оставить его в покое? Я вложил почти четверть века жизни в его создание, и даже самой страстной мольбы какого-то чертенка в облике женщины вряд ли достаточно для того, чтобы заставить меня от него отказаться.

— Он совсем не такой, как вам кажется. — В голосе Энн проступила умоляющая нотка, и она негодовала на себя за то, что открыла свою слабость этому человеку. Тот не замедлит ею воспользоваться.

На какой-то миг благородные черты лица Джеймисона исказила злобная ухмылка.

— Что ж, может быть, вы и правы. Я не исключаю того, что ваш с ним союз сделал его уязвимым. Случается, что неисправное оружие ранит своего же владельца. Пожалуй, я мог бы его отпустить, если бы, скажем так, приобрел себе новое оружие, столь же могучее и действенное, каким был когда-то Сьюард.

Энн подняла голову, поймав на себе его взгляд. Теперь она все поняла. Впервые в жизни она была рада тому, что вышла замуж за Джека. Этот истребляющий душу голод во взоре Джеймисона… помилуй Бог, если ей не случалось и раньше видеть нечто подобное в глазах Мэтью. К счастью, она не впервые сталкивалась с силами зла. Тьма была для нее чем-то привычным. В противном случае она скорее предпочла бы убежать, чем находиться лицом к лицу с этим негодяем. У нее просто не хватило бы сил остаться здесь и сражаться на стороне Джека. Как бы мало для него ни значили ее чувства, она любила его всем сердцем.

— Что вам от меня нужно? — спросила она.

— Ну и ну! — отозвался он. — А еще говорят, что Сьюард ценит хорошие манеры. Обнаружить, что его жена не отличается вежливостью… — Он покачал головой.

— Что вам нужно? — повторила она.

— То самое письмо. — Игривая нотка исчезла из его голоса. Все ее надежды рухнули. Энн умоляюще простерла к нему руки.

— Но у меня его нет! Бог свидетель, у меня нет письма и никогда не было!

— Я знаю.

Энн так и застыла на месте.

— Прошу вас простить меня за все неприятности, которые я мог вам причинить.

Он назвал покушение на ее жизнь «неприятностями».

— Я лишь недавно выяснил, что у вас его и вправду нет. Но зато я знаю точно, где оно сейчас. Мне во что бы то ни стало необходимо заполучить этот документ, дочь моя, а вы, как я уже говорил, обладаете некоторыми редкостными дарованиями. Достаньте мне письмо, и тогда я отпущу Сьюарда с миром.

Надежда вспыхнула в ней с новой силой, но ей не следовало сразу поддаваться на посулы Джеймисона. В его облике присутствовали плохо скрываемое нетерпение, какая-то горячность, внушавшая ей беспокойство. Она не доверяла этому человеку. И все же…

Кто-то другой забрал это проклятое письмо, и теперь у Джеймисона больше не было оснований желать ее гибели. Если ей удастся вернуть пропажу, то Джек будет свободен от…

Энн поднялась с кресла.

— Сядьте, — услышала она приказ.

Она не могла полагаться на слово Джеймисона, однако не представляла себе, зачем ему понадобилось являться сюда, рассказывать ей обо всех этих ужасах и потом просить ее о содействии. Впрочем, кто знает, какие еще интриги он затевал? Все равно сейчас Энн была уже не способна рассуждать здраво.

— Письмо может быть пущено в ход в любую минуту, — продолжал Джеймисон спокойно. — Я советую вам надеть что-нибудь более подходящее и поскорее вернуть письмо мне. Если, конечно, вы согласны принять мое предложение.

— Кто держит у себя письмо?

Джеймисон чуть приподнял брови.

— Лорд Веддер, этот дерзкий молокосос. Ему не понадобится много времени, чтобы передать его в чужие руки — и притом, не в самые подходящие.

— И где же он его хранит?

— Откуда мне знать? — ответил на ее вопрос Джеймисон, махнув рукой. — Это уже ваша забота, дорогая. Скорее всего у себя в библиотеке.

— Но где именно? — допытывалась Энн, поднявшись. — Как я смогу отличить это письмо от другого? — Она принялась расхаживать перед ним. — Так я вообще не сумею его найти. У меня просто не будет времени на то, чтобы вскрыть всю корреспонденцию и перебрать бумаги на письменном столе лорда, — добавила она с полной безнадежностью.

Лицо Джеймисона исказилось от гнева.

— Глупая девчонка! Это письмо вышло из королевского дворца. Оно скреплено печатью с его личным гербом!

— Вы в этом уверены? — осведомилась Энн встревоженно.

— Да! Да! — огрызнулся Джеймисон. — Сложенный вдвое лист веленевой бумаги с красной восковой печатью. Вам нетрудно будет отыскать его среди остальных. — Тут он остановился и ткнул в ее сторону кончиком трости. — Итак, вы согласны? Вы готовы сделать то, о чем идет речь?

Ему даже не было необходимости спрашивать ее об этом. Ради Джека она охотно пошла бы на сделку хоть с самим сатаной. Что она и сделала.

Глава 30

Кучер подсадил Джеймисона в экипаж и укутал ему колени пледом. Затем старый интриган бросил беглый взгляд через улицу на дом, где снимал квартиру Джек. К его немалому облегчению, ему удалось выбраться оттуда незамеченным, пока немногочисленная прислуга суетилась вокруг Сьюарда.

Он постучал тростью по стенке экипажа и, отдав кучеру указания, откинулся на спинку сиденья, едва двуколка тронулась с места. Его занимал вопрос, успела ли малютка Триббл нацепить на себя черную маску. Ей явно не терпелось покинуть этот дом. Джеймисон усмехнулся. Что ж, скоро она действительно его покинет. Навсегда.

Несмотря на то что ему пришлось разыграть целый спектакль ради того, чтобы добиться поставленной цели, победа не доставила ему особого удовлетворения. Для него это был не более чем очередной успех. Он справился со своей ролью гнусного негодяя в совершенстве. Он действительно встретил Сьюарда при схожих обстоятельствах и передал их первый разговор почти дословно. Единственное, что он преувеличил, были глубина и сила привязанности к нему Джека, а также упоминание об убийстве, якобы совершенном им по одному слову Джеймисона. Если бы он и впрямь был так уверен в своей власти над Сьюардом!

Джеймисон нахмурился и выглянул в окно. Крупные хлопья снега медленно падали с мрачного, затянутого тучами неба. Он хотел, чтобы Сьюард снова оказался у него под пятой, и ради этого был готов пойти на все. И первым делом ему следовало избавиться от этой женщины. Тогда со временем он сможет убедить Джека в своей непричастности к ее гибели. Не должно остаться никаких следов, которые вели бы к Джеймисону или указывали на его связь с этим преступлением. Достаточно было допустить малейшую неосторожность, чтобы Сьюард из союзника превратился в его врага. И какого врага! К собственному удивлению, Джеймисон вдруг почувствовал нечто похожее на настоящий страх.

На сей раз его план должен был оказаться действеннее, чем дебош, который подстроил Веддер, уговорив этого жалкого пьяницу Фроста вломиться прямо в квартиру к Джеку. Болван чуть было не убил Сьюарда. Подбородок Джеймисона затрясся от гнева и досады на самого себя. Ему ни в коем случае не следовало полагаться на Веддера. Прежде он не позволял себе подобного промаха.

Зато теперь все продумано до мелочей. Как раз в эту самую минуту Веддер должен был ждать в библиотеке. В самом скором времени эта женщина должна ворваться туда, и тогда Веддер ее прикончит. Сьюард решит, что Энн, потеряв контроль над собой, оказалась неспособной побороть свою тягу к воровству. В конце концов речь шла о сумасшедшей. И что еще оставалось делать Веддеру, наткнувшись в своей собственной библиотеке на Рексхоллского Призрака, как не выстрелить? Что касается тайны исчезнувшего письма, то она так и останется неразгаданной, во всяком случае, до тех пор, пока сам Джеймисон не решит иначе. Повторное появление этого документа в будущем можно будет объяснить стечением множества различных обстоятельств.

Затем, как только Веддер обнаружит, что его случайной жертвой стала жена Джека Сьюарда, он приставит пистолет к своему виску. По крайней мере именно так все будет выглядеть со стороны. Разумеется, свет с неодобрением воспримет столь трусливый поступок.

Само собой, об этой последней части плана Веддер даже не подозревал. Он знал лишь то, что врученная ему сумма с лихвой покрывала все его долги, и еще столько же он должен был получить, когда Энн Сьюард отправится на тот свет.

Нет, размышлял Джеймисон, закрыв глаза и погружаясь в дремоту под убаюкивающий стук колес экипажа, на всем свете существуют лишь двое свидетелей, которым известно о его связи с Веддером, — Энн и сам Веддер. И оба они очень скоро окажутся в могиле.

Тупая боль барабанным боем отдавалась в висках Джека, распухшие губы пересохли. Он поморщился, пытаясь сосредоточить свой взгляд на свете лампы, но тут у него все поплыло перед глазами. Он по-прежнему недвижно лежал на диване у себя в кабинете. Сколько времени прошло с тех пор, как…

— Энн! — вскричал Джек, вскочив на своей постели. — Энн!

Его крик превратился в стон, и он схватился за голову. Комната вокруг словно перевернулась, и ему пришлось крепко зажмурить глаза, чтобы справиться с приступом дурноты. Тяжело дыша, Джек сосчитал про себя до десяти, после чего с усилием поднялся. Проклятие! Где же Энн?

— Энн! — снова рявкнул он. Ему стоило таких усилий удержаться на ногах, что у него дрожали колени. Джек, пошатываясь, направился к двери, хотя от каждого движения его мутило. — Энн!

В коридоре послышались чьи-то торопливые шаги. Не успел Джек протереть глаза, как дверь распахнулась и на пороге показался Гриффин.

— Боже праведный, полковник! И о чем вы только думаете…

Гриф подхватил Джека под руку как раз тогда, когда пол начал уходить у того из-под ног.

— Вам лучше прилечь, — заметил шотландец.

— Нет. Где Энн? Она не ранена? Неужели этот человек…

— Успокойтесь, с ней все в порядке. — Гриффин уложил полковника на диван. — Сейчас она, должно быть, поднялась наверх, чтобы снова поупражняться в лазаний по каминным трубам.

Джека охватило такое облегчение, что он даже не подумал обидеться на Гриффина за язвительный тон.

— Фрост чуть было ее не подстрелил, — произнес он. — Я обязан позаботиться о том, чтобы такой возможности ему больше не представилось. Никогда.

— Ладно, — отозвался Гриффин, открыв бутылочку с бурой жидкостью и отмерив несколько капель в стакан. — Но только не сейчас. Вы не вполне оправились после ранения. — Он долил в стакан воды и передал Джеку. — Пейте.

— Это еще что такое?

— Снотворное.

Джек вернул ему стакан.

— Неудивительно, что я чувствую такую слабость. И сколько же капель этой отравы ты в меня влил?

— Достаточно, чтобы вы могли спокойно отдохнуть.

— И как долго я спал?

Гриффин пожал плечами.

— Вы были ранены сегодня утром. Сейчас уже восемь часов вечера.

В дверь робко постучали, и в проеме показалась голова горничной.

— Там, внизу, какой-то джентльмен хочет вас видеть, — обратилась она к полковнику. — Некий лорд Стрэнд.

— Проводите его…

Не успел Джек закончить фразу, как сам Стрэнд протиснулся в комнату мимо горничной. На его лице отражалась тревога. Какое-то время Джайлс просто смотрел на Джека, после чего скинул с головы шляпу и испустил глубокий вздох облегчения.

— Я сначала ему не поверил, — произнес он без долгих предисловий, — хотя этот малый был мертвецки пьян и совсем ничего не соображал.

— Надо полагать, вы имеете в виду Фроста, — вставил полковник.

Вид у Джека был просто ужасный. Кровь пятнами проступала на воротнике и плече его рубашки, а взлохмаченные золотистые волосы торчали из-под бинтов, которыми была перевязана его голова.

— Да, — отозвался Стрэнд, не сводя глаз со своего друга. Как ни странно, именно слухи о гибели Джека вынудили его наконец признать то, что в глубине души он знал уже многие годы. Джек на самом деле был ему другом — одним из немногих его настоящих друзей. — Около получаса назад Фрост ввалился в клуб Уатьера[27] пьяный в стельку, — пояснил Стрэнд, — и объявил во всеуслышание, что убил вас выстрелом из пистолета.

— Пожалуй, он слегка преувеличил свои заслуги, — пробормотал Джек.

Стрэнд улыбнулся.

— Гриффин, не могли бы вы разыскать миссис Сьюард и попросить ее присоединиться к нам, когда ей самой будет угодно?

Гриффин не спеша взял поднос и вышел из комнаты. Джек тем временем поднялся с дивана и, проковыляв к камину, выплеснул содержимое стакана прямо на горящие головешки.

— Зачем вы явились сюда, Стрэнд? — Сьюард даже не поднял глаз от шипящих угольев.

— Мне не терпелось самому убедиться в том, что…

— В чем? — прервал его Джек. — В том, не нуждается ли моя вдова в утешении?

Стрэнд густо покраснел. Конечно же, Джек обо всем догадывается. Когда ты сам влюблен, не так уж трудно заметить признаки того же чувства в другом человеке, тем более если предметом его увлечения является твоя собственная жена. Однако Стрэнд пришел сюда вовсе не за этим, и потому ему было немного грустно слышать, что Джек подозревал его в столь низменных устремлениях.

— Нет, — ответил он спокойно. — Я здесь для того, чтобы собственными глазами удостовериться в том, что вы живы, а также чтобы сообщить, что лорд Веддер силой выволок Фроста из клуба. Думаю, именно он руководил действиями Фроста.

— Веддер? — Джек, нахмурившись, ворошил угли в камине. Он так пристально смотрел на пламя, словно в нем заключался ответ на все его вопросы. — Да, пожалуй, в этом есть смысл. Джеймисон и Веддер… — Он поднял голову, выражение его лица стало серьезным. — Извините меня, Стрэнд, — произнес он наконец, — похоже, я допустил досадный промах. Я вас недооценил. Что еще хуже, я вздумал приписывать вам свои собственные низменные наклонности.

Стрэнд заметно смягчился.

— Благодарю вас, — отозвался он, усилием воли заставив свой голос звучать непринужденно. — Но у меня и без того хватает низменных наклонностей, чтобы еще перенимать ваши. В действительности, как вы верно угадали, я явился сюда не без умысла, поскольку прошел слух, будто мне перейдет по наследству эта ужасная пара ботинок, которые вы носите, и мне хотелось сжечь их в камине, пока ваш душеприказчик не объявил меня их законным владельцем.

Джек перевел взгляд на злополучные ботинки.

— Мне очень жаль, Стрэнд, но с этим вам придется подождать. Они пока что нужны мне самому.

Мужчины обменялись дружескими улыбками. Затем Джек предложил гостю сесть и сам расположился рядом с ним.

— Кстати, насчет Фроста, — продолжал Стрэнд уже более мрачным тоном. — Я знал, что он сильно на вас гневается, но чтобы вот так взять и выстрелить вам в голову? Для меня это явилось полной неожиданностью.

— Вы правы, — произнес Джек медленно. — Но он не собирался в меня стрелять. Он хотел убить Энн, а я встал у него на пути.

— Энн?! — воскликнул Стрэнд, не веря своим ушам. — Но при чем тут она? Надеюсь, она не пострадала?

— Мне передали, что с нею все в порядке. — Взгляд Джека стал задумчивым. — Вы спрашиваете, при чем тут Энн? Думаю, здесь не обошлось без вмешательства Джеймисона.

— Но почему Джеймисон хочет видеть Энн мертвой? — удивился Стрэнд.

— Потому что Энн и Рексхоллский Призрак — одно и то же лицо, Джайлс, — ответил Джек невозмутимо, — а Джеймисону не терпится убрать с дороги всякого, у кого была возможность прочесть то письмо.

Стрэнд так и рухнул на диван, приоткрыв от изумления рот.

— Энн Уайлдер — Рексхоллский Призрак? — пробормотал он недоверчиво. Его взгляд вдруг стал острым. — Но зачем ему понадобилось уничтожать всех, кому попалась на глаза эта проклятая бумага?

Джек сложил руки на коленях, глядя с отстраненным видом куда-то вдаль.

— Я и сам не раз задавался тем же вопросом. По словам Джеймисона, он делает это из соображений безопасности, и первое время я принимал его объяснения на веру. Вы же знаете, что представляет собой Джеймисон — типичный случай врожденной паранойи. Однако теперь у меня возникли сомнения.

Внезапно дверь кабинета распахнулась, и в комнату вошел Гриффин.

— Она ушла, — объявил он без долгих предисловий, — и никто не знает куда.

— То есть как это, черт возьми, «не знает»? — рявкнул Джек, тотчас вскочив с места. Его тон был резким и жестким. — Зачем же вы все здесь, если не для того, чтобы следить за одной-единственной женщиной?

Гриффин покраснел от смущения, старательно избегая смотреть в глаза Джеку.

— Мне кое-что стало известно, полковник. Она поднялась к себе наверх. Горничная утверждает, будто слышала, как около часа назад ваша жена у себя в комнате беседовала с мужчиной.

— Что еще? — спросил Джек отрывисто.

— У мальчика из кухни пропали его шляпа и плащ.

Джек резко обернулся.

— Стрэнд, вы готовы помочь мне в поисках?

— Разумеется. Вот только куда она могла деться?

Джек уже успел выйти в коридор, на ходу натягивая на себя пальто. Его лицо было мрачнее тучи.

— Фрост вломился сюда не по собственной воле. Его повсюду видели вместе с Веддером. А Веддер был вовлечен в расследование с самого начала. Он как раз из тех доверчивых глупцов, которые так нужны Джеймисону.

— Мой экипаж ждет у входа.

— Полковник, ведь вы ранены! — воскликнул Гриффин, преграждая путь Сьюарду. — Вы не знаете, куда она направилась.

Даже в арктических льдах больше тепла, чем было в голосе Джека.

— Ты с нами, Гриффин?

Подбородок шотландца упрямо выдался вперед.

— Нет! Она воровка и лгунья! Из-за нее вас чуть было не убили. Если она упадет и сломает себе шею — что ж, поделом. Меня не заботит…

Гриффин не успел договорить, потому что Джек вдруг схватил его за воротник и притянул к себе. Губы Сьюарда искривлись в злобной усмешке, серые глаза казались обезумевшими от боли.

— Зато меня это заботит, — процедил он сквозь зубы. — И еще как заботит, Гриф! Она не должна погибнуть. И я не позволю тебе впредь говорить так о моей жене. — Он тряхнул своего старого приятеля, словно бойцовый пес пойманную крысу. — Вот тебе моя грудь, Гриффин! Всади в нее кинжал и вырви из нее сердце, только не смей заикаться о том, что она мертва!

Отшвырнув шотландца в сторону, он, гордо подняв голову, вышел из дома в ночь.

Джек прислонился к углу здания, едва живой от усталости и отчаяния. Он провел в поисках Энн целых четыре часа, однако ему так и не удалось напасть на ее след.

Разумеется, первым делом они со Стрэндом сломя голову помчались к особняку лорда Веддера. Дворецкий не сразу согласился их впустить, сославшись на то, что хозяин никого не принимает, но после короткого и довольно бурного разговора сознался, что Веддер отбыл куда-то с первыми лучами зари. По уверениям насмерть перепуганного и слегка помятого в стычке слуги, он никогда прежде не замечал, чтобы его господин так торопился покинуть дом или столь решительно настаивал на том, чтобы его отъезд оставался в тайне.

Облегчение, которое испытал Джек, обнаружив, что Веддер никак не мог столкнуться у себя в комнате с Энн, оказалось кратковременным. Они с другом разделились: Стрэнд должен был продолжать поиски Энн в светских гостиных города, а Джек поехал прямо к городскому особняку Нортов. Однако ни ее, ни самих Нортов там не оказалось. Вскоре после полудня Малкольм и София отправились на прием в дом своих знакомых, а что до Энн, то ее совершенно определенно с ними не было.

Джек был вынужден возвратиться к своему дому, попутно обшаривая близлежащие улицы и расспрашивая встречных лавочников, торговцев, чистильщиков обуви и караульного в будке, не видали ли они стройного юношу в поношенном плаще и шляпе.

Ответы были отрицательными. Впрочем, их глаза были прикованы к земле, а она… Она парила в воздухе, как птица.

На каждом углу его охватывал минутный приступ страха при мысли о том, что вот сейчас он увидит за ним Энн, лежащую на мокрой булыжной мостовой с переломанной шеей, словно пораженная стрелой голубка. И стоило завернуть за угол, как Джек снова испытывал неописуемое облегчение и удваивал свои старания ее найти. Но после долгих часов бесплодных поисков он пришел к убеждению, что его усилия напрасны.

У Джека все плыло перед глазами, голова раскалывалась, и тем не менее он не намерен был отступать, твердо решив искать Энн до тех пор, пока ему не придется признать правоту Гриффина. Однако у него не было ни малейшей зацепки, никаких даже самых ничтожных улик, которые могли бы привести его к ней. И потому ему пришлось вернуться несолоно хлебавши.

Он поднялся по ступенькам, преследуемый обычно не свойственными ему страхом и горечью поражения, и переступил порог дома. Тут же к нему шаркающей походкой приблизилась Спролинг и приняла у пего пальто.

— Благодарю вас. А где же Гриффин и лорд Стрэнд? — устало осведомился Джек, не надеясь услышать в ответ что-нибудь утешительное. Он мог считать себя самым опытным сыщиком во всем Лондоне, обладавшим к тому же великолепной интуицией, и если уж ему не удалось найти Энн, то этого не сумеет сделать никто.

— Они оба уже дважды приходили сюда и снова уходили, сэр, — отозвалась горничная. — Там, в кабинете, разожжен огонь. Я прикажу кухарке что-нибудь для вас приготовить. — Она сделала неуклюжий реверанс и удалилась.

Джек вошел в кабинет. В камине весело потрескивало пламя, как бы в насмешку над его бедой. Он уставился на алые язычки, отражавшиеся на его лице причудливой игрой света и теней.

«О Господи, только бы она осталась невредима!» Эта мольба вырвалась из самых заветных глубин души, где сердце всегда оставалось верным себе. «Ради всего святого, Боже, смилуйся над нею!»

Тут он услышал, как скрипнула парадная дверь. Гриффин или Стрэнд, подумал он без особого интереса. Чьи-то мягкие шаги послышались в коридоре и замерли.

— Джек!

Он резко обернулся. Энн стояла в дверном проеме, уставившись на него своими огромными блестящими глазами, на которых — слава тебе Господи! — выступили слезы.

— Джек, с тобой все в порядке?

— Да. — Его голос казался более хриплым, чем обычно. — Теперь — да.

Не удержавшись, она бросилась в его объятия. Он прижал ее к себе.

— О Боже! — воскликнула Энн, буквально пожирая глазами его лицо, и ее голос вдруг сорвался. — Я так за тебя переживала! Я боялась, что ты… О! — Она осыпала быстрыми, легкими поцелуями его щеки, веки, губы.

Джек прикрыл глаза. Никогда за всю свою жизнь он не испытывал ничего подобного тому дивному блаженству, которое дарила ему она. Он поднял Энн высоко в воздух, не зная, хватит ли у него когда-нибудь духу ее отпустить, как вдруг она начала вырываться из его объятий.

— Постой! — выговорила она чуть дыша. — Я совсем забыла… Вот! — Сунув руку в карман, Энн вынула оттуда сложенный вдвое лист плотной веленевой бумаги, на котором еще можно было видеть сломанную печать красного воска. — Ты только посмотри, что я нашла! — воскликнула она.

Глава 31

Джек осторожно опустил Энн на пол, однако не хотел отпускать ее слишком далеко от себя. Он перевел взгляд сначала на лист бумаги у нее в руках, а затем на нее.

— Значит, это оно и есть?

Энн энергично закивала.

— Где ты его взяла?

— В доме Джеймисона. У него в кабинете.

Джек не верил собственным ушам.

— Он приходил сюда, пока ты… — Она вспомнила, какое отчаяние испытала при виде лежавшего неподвижно на полу Джека. — Я так боялась, что ты не выживешь!

По-видимому, пережитое отразилось в ее глазах, поскольку Джек погладил ее по щеке.

— Мне очень жаль. — И почему только ему каждый раз приходилось извиняться перед нею за собственную боль? — Лучше расскажи мне о Джеймисоне.

Энн поведала ему о визите Джеймисона и о разговоре, который между ними состоялся. И пока она передавала ему свою историю — а следовательно, и его собственную, — Джек не спускал взгляда с ее лица, словно пытаясь проникнуть в самую глубину души. «Что, — подумала Энн не без смущения, — ему уже удалось».

— Джеймисон сообщил мне, что письмо у Веддера, — закончила рассказ Энн. — Он предложил мне сделку, если я соглашусь выкрасть для него этот документ. Я согласилась. И, как только он ушел, я одолжила кое-что из одежды у мальчика с кухни и вскарабкалась на крышу по водосточной трубе.

Ее слова вызвали улыбку на губах у Джека.

— И?

— Я знала адрес Веддера и направилась прямо к его дому. Но, пока я до него добиралась, мне все время что-то не давало покоя.

Несколько непослушных прядей упали ей на лоб, и Джек убрал их с ее лица, откинув за мочку уха.

— Да? — мягко сказал он.

— Я уже находилась на крыше дома Веддера, как вдруг сообразила, в чем дело, — продолжала Энн. — Когда Джеймисон предложил мне выкрасть у Веддера письмо, я возразила, что вряд ли сумею найти его среди многочисленной корреспонденции, которая должна храниться у того в кабинете. Тогда Джеймисон не на шутку разозлился и описал мне сложенный вдвое лист веленевой бумаги с восковой печатью на нем. Но ты уже как-то раз упоминал при мне о том, что никто и никогда не видел этого письма.

— А ты на редкость догадлива, моя маленькая воровка!

— Вот так я сообразила, что Джеймисон его видел, а раз так, то он ни за что не выпустил бы столь важный документ из своих рук. И, — заключила Энн, понизив голос, — поскольку Джеймисон был убежден, что я собираюсь ограбить лорда Веддера, вряд ли он ожидал, что я ограблю его. Что я и сделала.

Улыбка Джека была полна нескрываемого восхищения.

— И где только ты была, когда я так нуждался в помощниках в Версале? — спросил он, качая головой. Однако улыбка почти тут же исчезла с его губ, сменившись серьезным выражением лица.

— Что такое? — осведомилась Энн. — В чем дело?

Джек посмотрел на нее.

— Тебя же могли убить! Тебя должны были убить. Вот почему Джеймисон послал тебя в дом Веддера. Полагаю, именно он должен был взять на себя эту задачу. К счастью, хотя Веддер и порядочный осел, он не убийца по натуре. Что наверняка удивит Джеймисона, — добавил он с горькой усмешкой. — Он никогда не мог понять странного нежелания некоторых людей поднимать руку на себе подобных.

— Но почему Джеймисону так не терпелось увидеть меня мертвой, если он с самого начала знал, что у меня нет этого письма и никогда не было? — спросила Энн, совершенно ошеломленная услышанным.

Джек положил руки ей на плечи.

— Да потому, что он безумец, Энн, — отозвался он угрюмо. — Думаю, именно Джеймисон отдал приказ устранить Атвуда, чтобы никто не заподозрил, что письмо у него. Ты единственная, кто знал в точности, что письма не было в той шкатулке с драгоценностями, которую ты похитила. Следовательно, тебе одной было известно, что Джеймисон лгал, пытаясь убедить всех и каждого, будто письмо потеряно безвозвратно. Вот почему, когда я почти добрался до тебя, Джеймисон тут же стал требовать от меня твоей головы. Он не хотел, чтобы кто-нибудь успел тебя допросить.

Энн посмотрела ему прямо в глаза. Когда-то, при их первой встрече, они показались ей глазами убийцы. Однако теперь она уже не испытывала перед Джеком прежнего страха.

Он осторожно приподнял ее подбородок.

— Я бы никогда этого не сделал, Энн. Я бы не стал посягать на твою жизнь. Я не наемный убийца, что бы он там тебе ни наговорил. — Он не сводил с нее взгляда, становившегося все более и более пристальным. — И что за сделку предложил тебе Джеймисон, Энн?

Она попыталась отвернуться, однако он по-прежнему не отпускал ее подбородок.

— Энн!

— Джеймисон мне пообещал, что, если я украду для него письмо, он даст тебе свободу, — хриплым голосом ответила она.

— И ты ему поверила? — Джек изумленно приподнял брови. — Впрочем, — добавил он, — ты ведь не знаешь его так, как я. Джеймисон никогда не откажется добровольно от той власти, которую он якобы надо мной имеет.

— Но ему придется сдержать обещание! — произнесла Энн испуганно.

Они были так близки к своей мечте. Казалось, нечто редкостное и чудесное находится от них на расстоянии вытянутой руки, и она не могла позволить Джеймисону разрушить их счастье.

— Нет. — Джек покачал головой. — Он не может ни отпустить меня, ни удержать силой. Он просто не имеет надо мной никакой власти. Я не его творение, Энн. Я вернул долг, которым был ему обязан, уже много лет назад. Однако в отличие от меня он так этого и не понял. Я могу уйти от него в любой момент.

— Это правда? — прошептала она. О, как же ей хотелось поверить ему на слово!

— Да, — ответил он печально. — Мне искренне жаль, что из-за обычного заблуждения Джеймисона ты подвергала себя такой опасности. Но, помилуй Бог, знать, что ты… — Он остановился и медленно отвел руки от лица Энн, едва сдерживаясь, чтобы не заключить ее в объятия.

Значит, он ей небезразличен, раз она готова рисковать собственной жизнью ради его спасения. Когда-то ему хотелось выглядеть в ее глазах рыцарем в сверкающих доспехах, однако он даже представить себе не мог, что она сама займет это место, чтобы защитить его от дракона в обличье Джеймисона.

Мир вокруг показался ему чужим и незнакомым, и вместе с тем хрупким и чудесным. Еще никогда желание жить не было в нем так сильно, как сейчас, ибо он хотел оставаться рядом с Энн до последнего мгновения, сколько бы времени ни было отпущено ему небесами.

Он взглянул в ее лицо — озадаченное и ставшее для него таким дорогим. Энн даже не догадывалась, что значили для него ее слова. Ему следовало проявлять сейчас как можно больше осторожности и терпения.

— Все из-за этого письма, — произнес Джек, едва справившись с желанием крепко ее обнять. — Полагаю, мы заслужили право хоть раз на него взглянуть. Как ты считаешь?

— Да, ты прав. — Энн подошла к столу, который служил ему вместо конторки. — Здесь слишком темно.

Джек зажег стоявшую на комоде лампу и поднял ее повыше, так чтобы свет падал на поверхность стола. Энн между тем осторожно развернула лист дорогой бумаги цвета слоновой кости, быстро пробежав глазами письмо.

Обращение и первые несколько строчек были выведены изящным, твердым почерком. Судя по всему, Атвуд служил его величеству писцом. Однако нацарапанная внизу подпись могла принадлежать только самому королю.

Они вместе прочли начало письма. Энн первой подняла голову.

— Неужели это тот самый документ, из-за которого погиб лорд Атвуд, а я сама чуть было не стала жертвой убийства только потому, что Джеймисон хотел сохранить его содержание в тайне? — спросила она сдавленным голосом. Впрочем, Энн ведь ничего не было известно о тайной деятельности спецслужб и политических интригах. — Боже мой! Что же нам теперь с ним делать?

— Мы проследим за тем, чтобы оно было доставлено по назначению.

Уже почти рассвело, когда Джек наконец покончил со всеми необходимыми приготовлениями и разослал записки. Энн спала, уютно устроившись на диване. Звук ее глубокого, ровного дыхания сопровождал его в течение долгих томительных часов ночи.

Вскоре после полуночи в комнату украдкой пробрался Гриффин. Он принес кувшин с водой и полотенце. Затем он так же молча удалился, по-видимому, отдавая себе отчет в том, что его не к месту проявленная преданность едва не стоила Джеку того единственного, что составляло смысл его жизни.

Джек устало потер рукой затылок и поднялся с кресла. У него болели глаза, во рту ощущалась горечь, и, кроме того, как ему самому казалось, от него отвратительно пахло. Последняя мысль вызвала у него усмешку. Стянув с себя рубашку, он бросил ее на кресло, после чего наполнил умывальник и ополоснул руки холодной водой. Затем он потихоньку обмыл водой лицо и торс, отскоблил засохшие пятна крови и грязи и обтерся полотенцем.

Наконец Джек с трудом подошел к окну и раздвинул тяжелые занавеси. Солнечный свет тут же ворвался в крошечное помещение, пленяя глаза своей поэтической красотой. Он струился сквозь оконные стекла, разгоняя тени и заливая все вокруг золотистым сиянием. Он согревал каждый предмет, на который падал, и возвращал ему живые краски. Даже крохотные пылинки искрились в воздухе, кружась под яркими лучами дневного светила.

Джек поднял лицо, наслаждаясь этим сиянием, которое окутало его с головы до ног и согрело продрогшее тело. Он долго стоял так, купаясь в блаженном тепле, и вдруг его коснулась рука Энн. Его веки медленно приподнялись, словно он опасался, что ее прикосновение не более чем сон и стоит ему только открыть глаза, как она исчезнет. Он даже не пошевельнулся, пока ее пальцы медленно двигались по его плечу, следуя очертаниям мускулов, после чего опустились к ложбинке на его спине.

— Энн… — Джек обернулся, но, едва взглянув на нее, чуть не лишился дара речи. Как ни странно ему было это сознавать, прежде он никогда не видел ее при свете дня. Обычно их встречи происходили под покровом ночи, в предрассветных сумерках или в глубоком мраке. Но теперь Энн стояла перед ним, озаренная солнцем, и она была прекрасна.

Ее волосы оказались не черными, а цвета собольего меха. Густые, роскошные пряди выделялись своим блеском на фоне белой рубашки, которую она до сих пор не сняла. Вместо молочно-белого ее лицо приобрело нежнейший розовый оттенок, словно сердцевина морской раковины. Только ее глаза оставались прежними — густо-синими, с фиолетовыми крапинками по радужке.

— Энн… — наконец смог повторить он.

— Да? — Ее голос доносился до него словно издалека.

— Дотронься до меня еще раз, Энн.

Он совсем не это собирался сказать, но, по-видимому, угадал ее желание, поскольку восхитительно нежные губы приоткрылись в ослепительной улыбке.

— Да. — Подняв обе руки, она одним легким движением коснулась его груди, крепко обняла и прижалась к нему всем телом. — Джек… — робко, чуть дыша выговорила она.

— Да?

— Я хочу тебя. — Она, казалось, смаковала эти слова, с таким явным наслаждением они слетали у нее с языка. — Сейчас.

— Да.

Обхватив руками ее талию, Джек привлек Энн к себе, крепко обнял ее и поцеловал. Она с восторгом ему ответила, и от той покорности, с которой она приоткрыла свой прелестный ротик, у него пошла кругом голова. Он поцеловал ее так, словно собирался испить ее всю без остатка. Ему незачем было допытываться о причине ее просьбы. Он просто не хотел этого знать.

Энн покрывала поцелуями его плечи, терлась бархатистой щекой о его шею. Она теснее прижалась к нему в ожидании новых ласк. Сам он тоже жаждал большего.

Он едва был способен устоять на месте. Все его тело дрожало от усилий сохранить самообладание. Он обвил рукой ее талию, сжимая в объятиях. Почувствовав сильное возбуждение, Джек даже прикусил губу от охватившего его острого удовольствия. Энн непроизвольно терлась бедрами о его плоть. Схватив ее за плечи, Джек посмотрел ей прямо в глаза.

— Я хочу тебя, — произнес он. — Я хочу владеть тобой безраздельно. Хочу чувствовать биение твоего пульса, слышать каждый твой вздох.

Энн молча высвободила руки и медленно расстегнула одну за другой пуговицы на своей рубашке. Покончив с этим, она робко подняла на него глаза. Она смущалась. Но он хотел видеть ее обнаженной. Джек приподнял ее рубашку, восхищаясь маленькой крепкой грудью, и дотронулся до соска, бархатистого на ощупь.

Энн накрыла своей ладонью его руку, лежавшую у нее на груди, и вскинула на него глаза с явным беспокойством, но он отвел ее руку в сторону и снова привлек к себе. Ей были приятны его поцелуи. Что ж, тогда он будет целовать ее до тех пор, пока они оба не лишатся чувств.

Энн с готовностью отвечала на его порыв. Их губы слились, поцелуи с каждым разом становились все более пылкими и требовательными. Казалось, что-то гнетет Энн, поэтому ее поцелуи были похожи на немую мольбу.

— Скажи же мне, чего ты хочешь? — спросил Джек, глядя прямо в ее прекрасные бездонно-синие глаза. — Как я могу тебе угодить?

Энн покраснела, скорее, залилась густым румянцем от груди до шеи и щек. Затем она отвернулась с расстроенным видом. Нежность и горячее стремление ее защитить волной пробежали по его телу.

— Твои губы, — пробормотала она, подняв руки и слегка коснувшись пальцами его рта. — Ты целовал меня.

— Да, — ответил он чуть дыша.

Все еще избегая смотреть в его сторону, Энн приложила руку к своему соску.

— Вот сюда.

О Господи! Он услышал стон возбуждения, вырвавшийся из глубины его горла.

— Ох, Джек, — пробормотала Энн жалобно, — для меня это было куда легче сделать под маской воровки, которая могла ничего не стесняться и взять то, что ей… то есть мне…

От ее слов желание с новой силой вспыхнуло в его груди, но вместе с тем он не мог отделаться от смутного подозрения.

— Энн, — произнес он чуть слышно, пристально глядя на нее, — Мэтью когда-нибудь спрашивал у тебя, что доставляет тебе удовольствие?

Она отрицательно покачала головой. Джек нахмурился. Он знал, что представители высших классов придерживались множества странных и мучительных ограничений во всем, что касалось брачных отношений, но как далеко заходил в этом смысле Мэтью?

— Скажи мне, — продолжал Джек, усилием воли заставляя себя говорить спокойно, — он не требовал от тебя ничего такого, что было бы тебе самой неприятно?

— Нет.

Он едва смог сдержать вздох облегчения.

— Ты вообще хоть раз говорила с ним о том, что тебе нравится, что бы ты хотела от него получить? — Джек сделал паузу. — Он пытался как-то угодить тебе?

— О Господи, конечно, да! — отозвалась она чуть слышно. — Но…

Он ее не понял.

— Но что, Энн? — Джек пригладил волосы у нее на виске — Продолжай.

— Мы никогда не занимались с ним тем же, что ты и я… Иногда он не мог… — Каждый намек замирал печально в воздухе, едва успев сорваться с ее уст, и она начала снова: — Он был таким ранимым, а я… я так боялась, что могу нечаянно его задеть. Я просто не знала, как он… А однажды, когда я попыталась его ублажить, он пришел в ужас. — Собравшись с силами, она добавила: — По его словам, это было уже не любовью, а похотью. Поэтому я не стала пробовать еще раз.

Глаза Энн, казалось, умоляли его о понимании. И он ее понял, пожалуй, даже слишком хорошо. Неудивительно, что Энн с такой готовностью откликалась на его прикосновения. Она изголодалась по плотской любви. Очевидно, несмотря на замужество, она еще никогда не испытывала от близости с мужчиной чисто чувственного наслаждения.

— Я вовсе не святой, Энн, — произнес Джек наконец. — Я бы проглотил всю тебя целиком, будь это в моей власти. Я хочу насладиться вволю твоим телом и готов сделать все, чтобы и ты испытала наслаждение. Для меня нет ничего приятнее, чем слышать, как ты стонешь от удовольствия и произносишь мое имя. Я с радостью приму от тебя все, что ты пожелаешь мне дать, а может быть, и больше. Вот чего я всем сердцем желаю, Энн. Ну а теперь скажи мне, чего хочешь ты сама?

Она не колебалась с ответом:

— Тебя.

Он подхватил ее на руки и отнес к дивану.

— Иногда, — проговорил он, дрожа от нетерпения, — мы можем позволить себе для разнообразия заняться любовью в постели.

Диван стоял спинкой к окну. Джек резким движением развернул его и оттащил по деревянному полу поближе к свету.

— Я хочу видеть тебя всю, с ног до головы, ощущать твою близость всем своим существом, — сказал он с грубоватой прямотой, после чего, уложив ее на огромные пуховые перины, принялся быстро раздеваться. Стащив с себя одежду, он обернулся к Энн, ничуть не стыдясь своей наготы.

Его мускулы буграми вздувались под гладкой кожей. С широкими плечами и узкой талией он казался настоящим воплощением мужской красоты и силы.

На теле Джека остались шрамы, и он знал, что они его не украшают. Переломанные кости руки срослись уродливо, кожа выглядела немного жестковатой, и его уже нельзя было назвать молодым человеком. Однако он любил Энн всей душой и протянул к ней руки со страстной мольбой. Она отозвалась на его призыв.

— Я хочу, чтобы ты меня любил, — произнесла Энн, и это было правдой.

Джек обхватил ее лицо ладонями и одарил ее долгим, страстным поцелуем. Вцепившись в его плечи, Энн тянула его на себя до тех пор, пока он не упал рядом с ней на диван. Он одним движением сорвал с нее одежду. Его руки скользили по ее телу. Они пробуждали в ней множество самых разнообразных ощущений. А его губы дюйм за дюймом обшаривали ее обнаженное тело. Губы Джека покрывали поцелуями то живот, то крохотную жилку с внутренней стороны бедра, то осторожно покусывали упругую грудь. Когда же он наконец нежно вобрал в рот ее сосок, она задрожала всем телом, выгнулась дугой ему навстречу.

— Да, — прошептал Джек, словно в ответ на ее безмолвную мольбу.

Он перевернулся на спину, и она оказалась над ним. Его плоть устремилась к ее лону, и она приняла его, страстно застонав. С каждым движением Джек все глубже проникал в ее бархатные глубины, заполняя собой, — могучий, крепкий, принадлежащий лишь ей одной. Его движения становились все напористее, глубже и резче. Сознание того, что все вот-вот должно кончиться, что неописуемое блаженство находится совсем рядом, но пока недостижимо, почти выводило Энн из себя.

— О Боже, я больше не могу… — прошептал Джек.

Энн посмотрела на него. Тело Джека покрывали мелкие капельки пота, глаза были закрыты, на суровом лице застыло выражение непреклонной решимости.

— Еще, — потребовала она.

Джек усмехнулся, но его смех вышел похожим на стон. Она была так восхитительно настойчива, что он был просто обязан сдерживаться еще какое-то время. Что поделаешь, ведь он обещал ей дать огромное наслаждение.

Джек перевернулся на живот, и теперь уже она оказалась внизу. Их пальцы сплелись, и он высоко поднял руки Энн, словно распял ее на постели. Она тяжело дышала, глаза блестели, как звезды.

— Тебе все еще мало? — спросил он срывающимся от волнения голосом.

— Да! — ответила она.

— Вот как? — отозвался он, с силой вонзаясь в ее тело. Энн тихо ахнула. Он повторил свой натиск. Она отвечала ему приглушенным постаныванием.

— Прошу тебя! Ты так мне нужен! — бормотала она, напрягаясь всем телом.

Джек трижды подводил возлюбленную к вершинам наслаждения. Наконец, когда он в последний раз накрыл собой корчившуюся в судорогах Энн, ее глаза вдруг широко раскрылись, и она обратила на него горящий укоризной взгляд.

— Вот! — Ее голос звучал теперь чуть ли не вызывающе. Резким движением она высвободила свои руки и обвила ими его шею, приподнявшись и тесно прижавшись к нему. Ее ноги обвили его бедра, и он ощутил, как глубоко внутри ее разгоряченные мускулы сомкнулись вокруг его плоти, словно влажный, шелковистый кулак.

— Да!

— Да! — неистово, почти гневно твердила Энн, как в лихорадке. — Еще немного! Еще несколько секунд!

Голова Джека была запрокинута, губы исказила гримаса, обнажив плотно сжатые зубы. Он казался таким красивым и сильным. Тугие мускулы на его груди напряглись, вены вздулись, шея налилась кровью. Энн всхлипнула, принуждая его положить конец затянувшейся пытке.

— Джек!

Нотка отчаяния в ее голосе заставила его очнуться от сладостной сосредоточенности. Его глаза приоткрылись.

— Да, — прохрипел он. — Энн… Теперь ты моя!

Он в последний раз притянул ее к себе и с мучительным стоном содрогнулся. Дрожь облегчения пробежала по его телу и передалась Энн, подхватив ее и бросив в головокружительный водоворот наслаждения.

Джек нежно сжимал Энн в объятиях. Он не мог припомнить в своей жизни ничего подобного тому, что они только что пережили вместе.

Веки Энн медленно приподнялись. Ее взгляд излучал полное удовлетворение.

— Я люблю тебя!

Он даже не отдавал себе отчета в том, что говорит вслух, пока не заметил отражения своих слов в ее глазах. Какая-то тень омрачила их блеск, сменившись выражением боли. Они снова заблестели, на этот раз от слез. Джек мысленно отругал себя за неосмотрительность и полное отсутствие чуткости. Он печально улыбнулся:

— Не стоит плакать, Энн. Вряд ли в моем сердце найдется так уж много места для любви. Оно давно опустошено, дорогая. Тебе достались только жалкие крохи.

Его неуклюжая попытка пошутить не вызвала у нее улыбки. Слезы потекли по ее щекам еще обильнее, причиняя ему боль, какой ему не приходилось испытывать уже очень, очень давно.

— Прошу тебя, не плачь, Энн. Наш брак заключен по закону, но я не стану даже пытаться тебя удерживать, если ты не пожелаешь остаться. Ты вольна уйти, когда и куда тебе будет угодно. Я и пальцем не пошевельну, чтобы тебя остановить, и не повышу голоса, чтобы позвать тебя обратно. Тебе не о чем беспокоиться, Энн. Я не прошу тебя о взаимности.

Молодая женщина слегка ударила его по груди кулачком. Джек изумленно уставился на нее.

— Глупец! — всхлипнув, произнесла она. — Я плачу вовсе не потому, что не люблю тебя. Напротив, я плачу от счастья! Я люблю тебя! Люблю! А я уже не верила в то, что вообще способна любить.

Глава 32

— Почему ты так решила? — спросил Джек. Теперь, когда его тепло больше ее не согревало, тело Энн покрылось гусиной кожей. Джек набросил свою рубашку на плечи жены. — Почему ты решила, будто вообще не способна любить? — мягко повторил он свой вопрос.

В ответ Энн фыркнула, смахивая слезы со щек кончиками пальцев.

— Потому что я вышла замуж за святого, которого совсем не любила!

Джек молча ждал, боясь проронить хоть слово.

— А воспылала страстью к человеку, который за мной охотился, которого специально подослали, чтобы меня убить. Это несправедливо!

Джек как бы невзначай просунул ее руку в рукав своей рубашки. Сердце гулко билось в его груди.

— Что ты такое говоришь?

— Но ведь это же правда! — воскликнула Энн, глядя на него с таким видом, словно он прикидывался бестолковым. — Я вышла замуж за Мэтью только потому, что он был красив, богат и совершенно недосягаем для меня.

— И еще потому, что ты его любила, — спокойно произнес Джек.

— Мне казалось, что я его люблю, — смущенно отозвалась Энн.

— Но он тебе не верил. — Джек вдел ее другую руку в рукав и застегнул на ней рубашку, после чего снова поднял глаза на жену.

Энн смотрела на него как громом пораженная.

— Откуда это тебе известно?

— Я умею слушать. У меня был сугубо личный интерес к этому вопросу, — добавил он с кривой усмешкой, — и я попытался сопоставить то, что мне было известно об Энн Уайлдер, с тем, что приходилось слышать об Энн Триббл, и с тем, что я сумел разглядеть в воровке. Ты словно убегала от чего-то — я начал подозревать, что от того самого образца добродетели, за которого ты вышла замуж. Или от его трупа.

Она попыталась отстраниться, однако он цепко ее удерживал.

— Ты определенно считала себя ответственной за гибель своего мужа. Или — если уж назвать это словом, которое предпочел бы он, — за его самоубийство?

Веки Энн тяжело опустились, ее лицо выражало такую муку, что ему больно на нее было смотреть. Джек мысленно проклял Мэтью Уайлдера.

— Сначала наша жизнь была похожа на волшебную сказку, — произнесла Энн, все еще не открывая глаз. — Он делал для меня все. Абсолютно все. И взамен он просил лишь об одном — чтобы я его любила. И я впрямь вообразила, будто отвечаю ему взаимностью. — Она наморщила лоб. — Однако что-то мешало ему поверить в мою искренность. По его словам, мои чувства к нему не были настоящей любовью, поскольку он почти с самого начала мне не доверял.

— Вот как? — вставил Джек.

— Он часто, даже слишком часто спрашивал меня, люблю ли я его. — В усталом голосе Энн чувствовался отголосок былого раздражения. — Но если я отвечала утвердительно, Мэтью выглядел унылым и подавленным.

— Почему?

— Он говорил мне, что, если бы я и в самом деле его любила, ему не было бы нужды задавать подобные вопросы. И сколько бы я ни повторяла, что люблю его, он все время меня в чем-то подозревал и продолжал расспрашивать, действительно ли я в этом уверена. И тогда…

— И тогда ты уже ни в чем не была уверена, — закончил за нее Джек. А он еще считал Джеймисона чудовищем! — Как же он в таких случаях поступал? Отдалялся от тебя?

Энн яростно покачала головой.

— Нет, нет! Напротив, он принимался за мной ухаживать. — Она выглядела совершенно обессиленной. — Он снова и снова искал моего расположения. Осыпал меня дорогими подарками, брал меня с собой в путешествия, одним словом, был весь внимание. Мэтью делал все, что было в его силах, чтобы заслужить мою любовь. — Теперь ее голос звучал как никогда безжизненно. — А потом он решил, что я вообще не способна любить. Что я никогда не сумею отдать ему даже малую толику той привязанности, которую он сам ко мне питал… И все потому, что я, как тебе известно, не аристократка по рождению, а люди моего круга просто не могут испытывать такие же чувства, как аристократы.

— Значит, он тебя возненавидел? — спросил Джек. От последних слов Энн у него внутри все сжалось, и он терпеливо ждал, пока боль пройдет.

— Нет. — Молодая женщина покачала головой, обхватив руками колени, и задумчиво посмотрела куда-то вдаль. Когда Энн снова заговорила, казалось, что ее голос вот-вот сорвется. — Мэтью и тогда не переставал меня любить. Моя неполноценность не ставила под угрозу его… — Она запнулась, подыскивая нужное слово.

— Превосходство, — тихо подсказал Джек.

— Да, — кивнула она в ответ, — хотя сам он никогда бы так это не назвал. Он считал, что обречен любить без взаимности. По его словам, это было Божьей карой, но он уже с этим смирился. — Она взглянула на Джека с видом затравленного зверька. — Но я не могла больше так жить! — вскричала она. — Однажды после очередной бурной сцены я объявила Мэтью, что не стану впредь докучать ему своим присутствием и возвращаюсь к отцу. Он умолял меня не делать этого. Он клялся, будто не мыслит без меня своего существования, но, Джек, у меня просто не было сил с ним оставаться! Это могло привести к моей гибели. И я так прямо ему и сказала.

— Итак, ты его покинула, — произнес Джек.

— Мне не представилось такой возможности. В молодости Мэтью несколько лет прослужил во флоте. Кроме того, у него имелись связи в Адмиралтействе, и… — Она откинула волосы со лба. — Я не знаю, каким образом ему это удалось, но через неделю его произвели в капитаны. Джек, он совсем не годился для командования кораблем! Он не только погиб сам, но и погубил всех своих подчиненных.

Самовлюбленный болван! Видимо, Мэтью так горел желанием во что бы то ни стало наказать Энн за равнодушие, что ради этого обрек на смерть ни в чем не повинных людей. Что ж, он добился своего. Пусть это послужит ему утешением в преисподней, где он сейчас пребывает.

— Он, конечно, прислал тебе прощальное письмо? — От ярости Джек стиснул зубы. Он видел в жизни много зла. Ему казалось, что он уже успел узнать его со всех сторон, однако с подобным он сталкивался впервые.

— Да, — ответила Энн, кивнув.

Ей не было нужды говорить ему, о чем шла речь в том письме. В нем, без сомнения, содержалось слегка завуалированное обвинение, прозрачный намек на то, что, прилагай она больше стараний, чтобы его полюбить, Мэтью не оказался бы ввергнут в бездну отчаяния. Разумеется, за этим наверняка следовало долгое, напыщенное признание в вечной любви и пожелание ей счастья в будущем. Джеку едва не стало дурно.

— И он называл свое чувство к тебе любовью? — спросил Джек недоверчиво.

Подняв голову, Энн изумленно уставилась на него:

— Да.

— Мэтью не любил тебя, Энн! Он просто желал безраздельно властвовать над твоей душой, а когда у него ничего не вышло, то решил ее уничтожить раз и навсегда. И, будь он трижды проклят, ему это почти удалось!

— Нет, Джек, — ответила она грустно, покачав головой. — Мэтью вовсе не был злодеем. Просто он хотел получить от меня то, что я была не в силах ему дать.

Тщетно было сейчас раскрывать ей истинную суть Мэтью. Попытайся Джек это сделать, он только причинил бы ей боль. Поэтому Джек сказал лишь то, что она должна была от него услышать, то есть чистую правду:

— Никто не мог бы дать ему то, чего он от тебя хотел, Энн.

Она судорожно вздохнула, не сводя с него взгляда. Ее спина напряглась, плечи поникли, словно в ожидании его приговора.

— Я бы никогда и никому в этом не призналась, Джек, даже самой себе, но… — Она медленно повернула голову с выражением непреклонной решимости в глазах. — Сама жизнь с Мэтью была невыносима! Я ненавидела все его подарки, приемы, путешествия, дорогие наряды… — С каждым словом голос Энн обретал силу и страстность. — Я терпеть не могла его укоризненные взгляды и приступы внезапного молчания, его вечные капризы и вспышки гнева. Даже его обожание мне претило. Оно унижало меня и подавляло. Я так старалась… — Обхватив себя руками, она раскачивалась из стороны в сторону, словно в забытьи. — Небо свидетель, я так старалась не возненавидеть его самого!

Слезы сбегали по ее щекам горячими, солоноватыми струйками, и она даже не пыталась их смахнуть.

— Все в порядке, Энн.

— Я клянусь, перед Богом клянусь, что не желала его гибели! Все вокруг только и твердили мне о том, как я должна быть счастлива с таким любящим мужем. И все нам завидовали. Ты можешь это понять, Джек? Они нам завидовали, а между тем я с радостью поменялась бы местами с любой другой женщиной на свете!

— Да, я тебя понимаю, — пробормотал он чуть слышно.

Энн закрыла лицо руками и зарыдала. Джек привлек ее к себе и осторожно обнял. Она прижалась к нему, тихо всхлипывая, словно горечь раскаяния и чувство вины, отравлявшие ее душу, наконец нашли себе выход в слезах. Некоторое время спустя она снова подняла голову, пристально всматриваясь в его лицо.

— Джек, — произнесла она, испытующе глядя прямо ему в глаза, — я люблю тебя!

Он взвешивал в уме все мыслимые ответы: уверения в любви, посулы будущего счастья, клятвы в вечной преданности, предположение, что ее боль со временем утихнет. Однако он был не вправе ей обещать что бы то ни было, кроме того, о чем ей и так уже известно. Поэтому в конце концов он ей дал один-единственный возможный ответ, который, как ни странно, оказался самым благотворным.

— Я знаю, — произнес он, не отрывая от нее глаз. — Знаю!

И тогда Энн улыбнулась.

Энн крепко держалась за руку Джека, пока он вел ее по длинному, пустынному коридору Виндзорского дворца. В старом замке царило могильное безмолвие, невзирая на орды слуг и стражников, которые сновали по бесчисленным дворцовым покоям.

Они подошли к закрытой двери. Лакей в ливрее с поклоном распахнул ее и возвестил об их прибытии.

— Полковник Джон Генри Сьюард и миссис Сьюард! — громко объявил он.

Посреди небольших, роскошно обставленных покоев молодой лакей с внешностью античного бога расположился за спинкой кресла, занятого дородным, лысеющим мужчиной. Чуть в стороне стоял Джеймисон, тяжело опираясь на свою трость с серебряным набалдашником. А в самом дальнем углу, дрожа под одеждой, слишком просторной для ее иссохшего, согбенного годами тела, едва держалась на ногах миссис Мэри Кашман. Она первой заметила Энн и тут же устремилась к ней.

— Миссис Уайлдер, вон тот лысый джентльмен сам приехал за мною прямо в приют! Я подумала, что он из Адмиралтейства и что мне наконец-то вернут деньги моего Джонни, но вместо этого они притащили меня сюда. Жаль, что я вас не успела предупредить.

— Не стоит так переживать, миссис Кашман, — успокоила ее Энн. — Давайте лучше подыщем место, где вы могли бы присесть.

Она подвела перепуганную женщину к мягкому стулу и предложила ей передохнуть, пока она не найдет для нее что-нибудь выпить. Затем Энн вернулась к мужу.

— Джек, как ты думаешь, не мог бы этот лакей принести миссис Кашман…

— Ублюдок!

Энн резко обернулась. Медленно, с трудом переставляя ноги, к ним приближался Джеймисон.

— Неблагодарный ублюдок! — повторил он с негодованием.

Энн бросила встревоженный взгляд на Джека. На его худом лице не было заметно ни малейших следов сожаления или обиды.

— Вы правы, сэр, — ответил он просто.

— Вы хотя бы сами понимаете, что натворили? — продолжал Джеймисон, даже не удостоив Энн взглядом. Для него она не имела ровным счетом никакого значения. В данную минуту его занимали только Джек и злополучное письмо. — Так да или нет? — настаивал он.

— Разумеется, да, сэр, — спокойным тоном отозвался Джек. — Я взял на себя труд проследить за тем, чтобы кое-какая личная корреспонденция была доставлена по назначению.

— Вздумай владелец этого документа его обнародовать, правительству придется подать в отставку! — произнес Джеймисон.

— Сомневаюсь, сэр, — ответил Джек.

— Разве вы его не читали? — изумленно переспросил Джеймисон, понизив голос так, что никто, кроме Энн, не мог разобрать его слов. — Надо ли мне говорить вам, что следует из этого письма? То, что правительство при попустительстве королевской фамилии сознательно обрекло на смерть ни в чем не повинного человека!

— Что на самом деле и произошло.

— Не в этом суть! — гневно возразил Джеймисон, стукнув кончиком трости по полу. Внезапный резкий звук эхом разнесся под высокими сводами комнаты, нарушив тишину. — Нам было необходимо преподать хороший урок бунтовщикам. В конце концов, Джон Кашман не стал жертвой навета. Он действительно находился в тот день в оружейной лавке.

— Джон Кашман был пьян, разгневан и не вполне в своем уме в момент совершения своего так называемого преступления. Я собственными глазами видел, как его повесили. — Теперь в хриплом голосе Джека Энн заметила нотки еле сдерживаемой ярости, рвущейся наружу. — Я до последней минуты не верил, что вы допустите эту казнь, и поэтому направился туда, но вместо этого мне пришлось лишний раз убедиться в вашей низости.

— Ба! — Джеймисон сделал вид, что хочет уйти, но Джек и не думал его удерживать. Тогда он остановился и обернулся к Сьюарду. — Это письмо способно погубить всех нас. Я мог бы найти ему достойное применение. С его помощью мне бы удалось достичь вершин власти и таким образом творить великие дела.

— Как я вам уже сказал, вы сильно преувеличиваете его важность.

— Вы что, совсем лишились рассудка? — произнес Джеймисон.

В ответ Джек смерил его холодным, равнодушным взглядом.

— Что ж, — продолжал Джеймисон, качая головой, — теперь вы своего добились. Вы и ваша жена!

Что-то недоброе в его взгляде, брошенном искоса на Энн, заставило ее вздрогнуть. Джек тоже был этим задет, поскольку тут же встал с ней рядом. Джеймисон усмехнулся:

— Надеюсь, что ваш благородный жест того стоит, Сьюард. Вы…

— Его величество король!

При этих словах все головы, как по команде, обратились к небольшой двери в дальнем углу помещения. В ее проеме показался лакей, за которым следовал огромного роста юноша, несший на могучих руках дряхлого старичка в шелковом домашнем халате. Он выглядел розовощеким, морщинистым и иссохшим. Длинные пряди седых волос ниспадали ему на плечи, глаза были затянуты молочно-белой пленкой. По словам Джека, король был совершенно слеп.

Следуя этикету, Энн присела в низком реверансе, а миссис Кашман, заметив ее движение, сползла со стула и попыталась по мере сил ей подражать. Лакей, известивший о появлении короля, заметил их и улыбнулся.

— Ваше величество! — Пожилой лысеющий джентльмен, который все это время сидел молча, наблюдая за происходящим, с трудом поднялся на ноги и поклонился, его примеру последовали все находящиеся в комнате.

— Что все это значит? Кто здесь? — Голос монарха не утратил ни прежнего тембра, ни ясности выговора.

— К вам посетители, ваше величество. Сэр Ноулз, сэр Джеймисон, полковник Сьюард с супругой, мистер Адам Берк и миссис Мэри Кашман.

По-видимому, все эти имена ничего не значили для немощного старца в халате.

— Мы только что беседовали с королевой, и нам не нравится, когда нас прерывают!

Энн бросила обеспокоенный взгляд на Джека. Королева скончалась несколько месяцев тому назад.

— Мы просим у вас прощения, ваше величество. — Лысый человек, уже усевшийся было в кресло, снова с усилием выпрямился. Его голос был таким же мягким, как и его наружность.

— Вы кто такой? — спросил король строго.

— Ноулз, ваше величество.

— Ноулз? А, это тот толстый малый, у которого в карманах больше денег, чем у меня в казне. И который же из них вы собрались опустошить на этот раз, Ноулз?

Энн снова с тревогой посмотрела на мужа. Но Джек чуть заметно улыбнулся, да и сам Ноулз, похоже, нисколько не был обескуражен таким странным поворотом их беседы.

— У меня есть в одном из них письмо, ваше величество. Вы лично его продиктовали и приказали отправить по назначению, однако оно задержалось в пути.

— В самом деле? И кому же было адресовано это пропавшее письмо?

— Некоей миссис Мэри Кашман, ваше величество.

Король нахмурился, пытаясь сосредоточиться, брови сошлись на переносице, придавая ему угрожающий вид. Энн почувствовала, как Джек за ее спиной затаил дыхание. И затем свершилось маленькое чудо. Озадаченное выражение исчезло со старого, морщинистого лица, уступив место спокойствию.

— Матери того моряка?

— Да, ваше величество, — живо откликнулся Ноулз. — Нам удалось вернуть письмо, ваше величество.

— Хорошо, — ответил король. Вздохнув, он сильно ткнул пальцем в покрытую синяками грудь лакея, державшего его бережно, как мать младенца. — Колонии должны быть поставлены на колени… Передайте Питту[28], чтобы сегодня же вечером он был у меня. Мы не можем потерять наши заморские владения, слышите? Иначе мы станем посмешищем в глазах всех королевских дворов Европы. Мы не…

— Но миссис Кашман не умеет читать, ваше величество! — повысил голос Ноулз.

Губы монарха растянулись в тонкую линию.

— Не умеет читать, говорите? Тогда прочтите ей это письмо сами!

— Да, ваше величество.

Ноулз вынул из кармана лист веленевой бумаги, украденный Энн. Развернув его, он приблизился к Мэри Кашман, которая все еще тщетно пыталась изобразить реверанс у противоположной стены, вся трепеща от страха.

— Миссис Кашман?

— Да, — ответила она чуть слышно.

— Вот и отлично, — произнес Ноулз, удостоив ее короткой ободряющей улыбкой. — Его величество Георг Третий, король Англии, пишет вам следующее:

«Мадам,

Нам также приходилось терять своих возлюбленных чад. Мы глубоко сожалеем о том, что Наш сын и наследник не исполнил свой долг суверена и допустил столь грубое попрание основ правосудия. Примите Наши искренние соболезнования, мадам, и знайте, что Ваш король высоко ценит жертву, которую вы принесли ради него.

Георг Третий».

— Таково в общих чертах содержание этого письма, мадам. Оно ваше. Вы можете забрать его себе, когда вам будет угодно.

— Но вы не… — Джеймисон выступил вперед, но Джек остановил его, удержав за руку.

— С вашей стороны будет разумнее помалкивать, — прошептал он. — Гораздо разумнее.

Выдернув руку, Джеймисон уставился на Джека с нескрываемой враждебностью, однако не проронил ни слова.

— Итак, миссис Кашман, — обратился к старушке Ноулз, — что вы на это скажете?

Скупая слеза выкатилась из глаз согбенной под тяжестью лет женщины. Она слегка выпрямилась. Этого едва уловимого движения было вполне достаточно, чтобы каждый из присутствующих смог почувствовать внутреннее достоинство, которое слова монарха способны были вернуть самой ничтожной из его подданных.

— Мне нет нужды брать с собой это письмо, ваше величество, покорнейше вас благодарю, — тихо ответила Мэри Кашман. — Все равно моему рассказу никто не поверит, а письмо скорее всего сочтут подделкой. Я бы не потерпела никаких насмешек в такой день и в такой миг. Я буду хранить его здесь, — тут она приложила узловатую руку к сердцу, — и унесу его с собой в могилу. Да благословит Господь ваше величество.

Ноулз смотрел на старушку в крайнем изумлении. На его добродушном бледном лице отражалась сложная гамма чувств, сменявших друг друга с быстротой молнии. Затем он обернулся к королю и громко произнес:

— Ваше величество, миссис Кашман призывает на вас благословение Божие.

Король кивнул головой, принимая благодарность старушки как должное. Затем он дернул за рубашку своего лакея:

— Королева не любит, когда ее заставляют ждать, Боб.

— Да, ваше величество. — Рослый юноша развернулся и вышел через заднюю дверь, бережно неся на руках дряхлого монарха. Другой слуга последовал за ними.

— Миссис Кашман, вот Берк, — Ноулз движением головы указал на юного красавца, стоявшего рядом с ним, — которому поручено доставить вас домой. Если я не ошибаюсь, предстоит еще уладить небольшой вопрос о денежной компенсации. Берк возьмет это на себя.

Тот, кого назвали Берком, выступил вперед, отвесив низкий поклон ошеломленной миссис Кашман, после чего предложил ей руку.

— Да уж, будьте уверены, миссис Кашман. — Он улыбнулся, а миссис Кашман часто замигала от удивления, совершенно очарованная его неземной красотой. — Мы вас вмиг… мигом доставим домой!

Энн нисколько нс сомневалась в том, что миссис Кашман охотно отправилась бы даже в Испанию, предложи ей это Берк. Во всяком случае, она почти тут же покинула комнату. Джеймисон выждал еще некоторое время, после чего неуклюжей походкой направился к выходу.

Перед тем как удалиться, Ноулз остановился рядом с четой Сьюардов.

— Рад был с вами познакомиться, миссис Сьюард, — произнес он.

Энн не знала ни его титула, ни положения в обществе, но он пришел на помощь Джеку, а это было сейчас для нее самым главным. Она присела в реверансе, и Ноулз ей улыбнулся.

— У вашей супруги столь же изысканные манеры, как и у вас, Джек. Только представьте себе, какие у вас пойдут дети! — Он снова улыбнулся и добавил: — Джеймисон наверняка решит, что вы будете добиваться его… устранения. Он постарается вам помешать.

— Я в этом уверен, сэр, — ответил Джек невозмутимо. — Но я не стану этого делать. Разве только если он… — На какое-то мгновение его взгляд задержался на Энн.

— Да, я понимаю. Я и не думал, что вы в самом деле способны на такое — ведь он как-никак ваш отец. И все же меня это не слишком бы удивило.

«Его бы не удивило, если бы Джек стал искать гибели человека, который заменил ему отца?» — в ужасе спрашивала себя Энн. Неужели все эти люди так плохо знают Джека?

Ноулз остановился уже у двери. Он выглянул в коридор и затем, убедившись в том, что там не было ни души, повернулся к Сьюардам:

— Чтобы избежать дальнейших неприятностей, Джек, мне, пожалуй, стоит подумать об отставке. И не откладывая.

И с этими словами он удалился.

Эпилог

В тот вечер густой туман опустился раньше обычного. Он быстро растекался по земле, окутывал стены домов и все вокруг плотным бархатным покровом. Энн и Джек стояли на балконе городского особняка Стрэнда, наблюдая за тем, как целый мир под ними постепенно исчезает под молочно-белой пеленой. Самого Стрэнда с ними не было. Он предпочел отправиться в свой клуб, заявив, что отдает дом в их полное распоряжение.

Руки Джека обвили Энн за талию, привлекая к себе. Капельки тумана оседали росой на ее щеках. Взошла луна, и случайный луч, упав на лицо Энн, высветил в ее глазах такие неведомые глубины, что Джек не пожалел бы жизни, чтобы постичь их до конца.

— А как насчет приюта? — спросила она слегка встревоженно. — Ты уверен в том, что Джулии Нэпп будет позволено им управлять?

— Да, — отозвался Джек, коснувшись губами ее лица. — Бумаги, что ты подписала раньше, передают ей все права на управление приютом.

Энн коротко кивнула. Туман уже успел подобраться к балкону, и его тонкие струйки вились вокруг их лодыжек, словно белые призрачные кошки.

— Ты действительно сумеешь это устроить? — прошептала Энн, положив руку мужу на грудь. Он нежно накрыл ее своей ладонью, опустил голову и поцеловал кончики ее пальцев. — Ты можешь заставить людей просто так взять и исчезнуть?

Джек улыбнулся.

— Энн, я мастер своего дела. Уж это-то, во всяком случае, мне вполне по силам. — Он вдруг помрачнел. — Но если мы исчезнем, то навсегда. Нам придется бросить все: имущество, друзей…

— А кошечку? — осведомилась она, не скрывая волнения. — Мы возьмем с собой серую кошечку?

— Да, но только ее, — ответил Джек серьезно. — Иначе у нас ничего не выйдет.

— Я знаю. — Из груди Энн вырвался долгий судорожный вздох.

Он приподнял ее подбородок, чтобы лучше рассмотреть ее лицо. Его красавица Энн. Его воровка. И его жена.

— Тогда оглянись назад в последний раз, Энн. Попрощайся со всем, что тебе дорого.

Но вместо этого она подняла глаза на него, потому что все самое дорогое в ее жизни стояло сейчас перед ней. Ее взгляд был долгим и преданным, в ее душе все пело от счастья любить и быть любимой.

Послесловие автора

Джон Кашман — личность не вымышленная. Он был отдан под суд, признан виновным в государственной измене и приговорен к смертной казни при обстоятельствах, весьма сходных с изложенными в данном повествовании. Недавние исследования позволяют сделать вывод, что король Георг Третий страдал тяжким недугом, симптомами которого были галлюцинации и нервно-психическое расстройство. Исторические документы в достаточной степени подтверждают взаимную неприязнь, существовавшую между королем Георгом и его сыном, принцем-регентом. Заставив немощного, лишенного власти и потерявшего разум монарха решиться в минуту просветления на акт милосердия, я использовала извечный авторский прием из разряда «Что было бы, если…». Надеюсь, результаты покажутся читателям достаточно занимательными.