ВАГРИУС

Илья Ильф, Евгений Петров

ДВЕНАДЦАТЬ СТУЛЬЕВ

Посвящется Влентину Петровичу Ктеву

Легенд о великом комбинторе,

или

Почему в Шнхе ничего не случилось

Происхождение легенды

В истории создния «Двендцти стульев», описнной мемуристми и многокртно перескзнной литертуроведми, вымысел прктически неотделим от фктов, рельность — от мистификции.

Известно, првд, что будущие совторы, земляки-одесситы, окзлись в Москве не позже 1923 год. Поэт и журнлист Илья Арнольдович Фйнзильберг (1897—1937) взял псевдоним Ильф еще в Одессе, вот бывший сотрудник одесского уголовного розыск Евгений Петрович Ктев (1903—1942) свой псевдоним — Петров — выбрл, вероятно, сменив профессию. С 1926 год он вместе с Ильфом рботл в гзете «Гудок», издввшейся Центрльным комитетом профессионльного союз рбочих железнодорожного трнспорт СССР.

В «Гудке» рботл и Влентин Петрович Ктев (1897—1986), брт Петров, друг Ильф, приехвший в Москву несколько рньше. Он в отличие от брт и друг успел к 1927 году стть литертурной знменитостью: печтл прозу в центрльных журнлх, пьесу его ствил МХАТ, собрние сочинений готовило к выпуску одно из крупнейших издтельств — «Земля и фбрик».

Если верить мемурным свидетельствм, сюжет ромн и сму идею совторств Ильфу и Петрову предложил Ктев. По его плну рботть ндлежло втроем: Ильф с Петровым нчерно пишут ромн, Ктев првит готовые глвы «рукою мстер», при этом литертурные «негры» не остются безымянными — н обложку выносятся три фмилии. Обосновывлось предложение довольно убедительно: Ктев очень популярен, его рукописи у издтелей нрсхвт, тут бы и зрбтывть кк можно больше, сюжетов хвтет, но преуспевющему прозику не хвтет времени, чтоб релизовть все плны, брту и другу поддержк не повредит. И вот не позднее сентября 1927 год Ильф с Петровым нчинют писть «Двендцть стульев». Через месяц первя из трех чстей ромн готов, ее предствляют н суд Ктев, однко тот неожиднно откзывется от совторств, зявив, что «рук мстер» не нужн — сми спрвились. После чего совторы по-прежнему пишут вдвоем — днем и ночью, зртно, кк говорится, зпойно, не щдя себя. Нконец в янвре 1928 год ромн звершен, и с янвря же по июль он публикуется в иллюстрировнном ежемесячнике «30 дней».

Тк ли все происходило, нет ли — трудно скзть. Ясно только, что при упомянутых срокх вопрос о месте и времени публикции решлся если и не до нчл рботы, то уж во всяком случе здолго до ее звершения. В смом деле, мтерилы, соствившие янврский номер, кк водится, были згодя прочитны руководством журнл, подготовлены к типогрфскому нбору, нбрны, сверстны, сдны н проверку редкторм и корректорм, вновь отпрвлены в типогрфию и т.п. Н подобные процедуры — по тогдшней журнльной технологии — тртилось не менее двух-трех недель. И художнику-иллюстртору, кстти, не менее пры недель нужно было. Д еще и рзрешение цензуры ндлежло получить, что тоже времени требует. Знчит, решение о публикции ромн принимлось редкцией журнл отнюдь не в янвре 1928 год, когд рбот нд рукописью был звершен, не позднее октября — ноября 1927 год. Переговоры же, ндо полгть, велись еще рньше.

С учетом этих обстоятельств понятно, что подренным сюжетом вклд Ктев длеко не исчерпывлся. В кчестве литертурной знменитости брт Петров и друг Ильф стл, тк скзть, грнтом: без ктевского имени совторы вряд ли получили бы «кредит доверия», ненписнный или, кк минимум, недописнный ромн не попл бы зблговременно в плны столичного журнл, рукопись не принимли бы тм по чстям. И не печтли бы ромн в тком объеме: все же публикция в семи номерх — случй экстрординрный для иллюстрировнного ежемесячник.

Рзумеется, издние тоже было выбрно не нугд. В журнле «30 дней» совторы могли рссчитывть не только н литертурную репутцию Ктев, но и н помощь знкомых. Об одном из них, популярном еще в предреволюционную пору журнлисте Всилии Алексндровиче Регинине (1883—1952), зведующем редкцией, о его причстности к созднию ромн мемуристы и литертуроведы иногд упоминли, другой же, бывший кмеист Влдимир Ивнович Нрбут (1888—1938), ответственный (т.е. глвный) редктор, остлся кк бы в тени. Между тем их дружеские связи с вторми ромн и Ктевым-стршим были двними и прочными. Регинин оргнизовывл советскую печть в Одессе после гржднской войны и, кк известно, еще тогд приятельствовл чуть ли не со всеми местными литерторми, Нрбут, сделвший при Советской влсти стремительную крьеру, к лету 1920 год стл в Одессе полновлстным хозяином ЮгРОСТА — Южного отделения Российского телегрфного гентств, куд приглсил Ктев и других пистелей-одесситов.

В Москве Нрбут реоргнизовл и создл несколько журнлов, в том числе «30 дней», ткже издтельство «Земля и фбрик» — «ЗиФ», где был, можно скзть, предствителем ЦК ВКП(б). Своим прежним одесским подчиненным он, кк отмечли современники, явно протежировл. И хрктерно, что первое отдельное издние «Двендцти стульев», появившееся в 1928 году, было зифовским. Кстти, вышло оно в июле, ккурт к звершению журнльной публикции, что было оптимльно с точки зрения реклмы, в этой облсти Нрбут, возглвлявший «ЗиФ», был призннным специлистом.

Нежелние мемуристов и советских литертуроведов соотнести деятельность Нрбут с историей создния «Двендцти стульев» отчсти объясняется тем, что н исходе лет 1928 год политическя крьер бывшего кмеист прервлсь: после ряд интриг в ЦК (не имевших отношения к «Двендцти стульям») он был исключен из пртии и снят со всех постов. Регинин же остлся зведующим редкцией, и вскоре у него появился другой нчльник. Однко в 1927 году Нрбут еще блгополучен, его влияния вполне достточно, чтобы с легкостью преодолевть или обходить большинство зтруднений, неизбежных при срочной сдче мтерилов прямо в номер.

Если принять во внимние ткой фктор, кк поддержк вторитетного Регинин и влиятельнейшего Нрбут, то совместный дебют Ильф и Петров более не нпоминет удчный экспромт, нечто похожее н скзку о Золушке. Скорее уж это был отлично здумння и тщтельно сплнировння оперция — с отвлекющим мневром, с удчным пропгндистским обеспечением. И проводилсь он строго по плну: совторы торопились, рботя ночи нпролет, не только по причине природного трудолюбия, но и потому, что вопрос о публикции был решен, сроки предствления глв в янврский и все последующие номер журнл — жестко определены.

Не исключено, кстти, что Нрбут и Регинин, изнчльно зня или догдывясь о специфической роли Ктев, приняли его предложение, дбы помочь ромнистм-дебютнтм. А когд Ктев официльно отстрнился от совторств, Ильф и Петров уже предъявили треть книги, остльное спешно дописывлось, првилось, и опытным редкторм нетрудно было догдться, что ромн обречен н успех. Потому з ктевское имя, при столь удчной мотивировке откз, держться не стоило. Кстти, история о подренном сюжете избвлял несостоявшегося совтор и от подозрений в том, что он попросту сдл свое имя нпрокт.

Есть в этой истории еще один спект, ныне збытый. Игр в «литертурного отц» — общеизвестня трдиция, которой следовли многие советские пистели, охотно ссылвшиеся н бесспорные вторитеты — вроде Мксим Горького. Но в днном случе трдиция продировлсь, поскольку «литертурным отцом» был объявлен брт и приятель — Ктич, Влюн, кк нзывли его друзья. И не случйно в воспоминниях Петров история о сюжетном «подрке» соседствует с сообщением об одном из тогдшних ктевских псевдонимов — Стрик Собкин (Стрик Сббкин). Петров тким обрзом нпомнил читтелям о подвергвшейся постоянным ироническим обыгрывниям пушкинской строке: «Стрик Держвин нс зметил и, в гроб сходя, блгословил». Получлось, что будущих совторов блгословил Стрик Собкин. Посвящением Ктеву открывлсь и первя зифовскя книг.

Текстология ромн

Посвящение Ктеву сохрнялось во всех последующих издниях, вот см ромн быстро менялся. В журнльной публикции было тридцть семь глв, в первом зифовском отдельном изднии 1928 год — сорок одн, и, нконец, во втором, тоже зифовском, выпущенном в 1929 году, остлось сорок. Столько же оствлось и во всех последующих.

С точки зрения советских текстологов журнльный вринт «Двендцти стульев» и первое книжное издние — художественно неполноценны: первя публикция вообще не в счет, поскольку текст сокрщли применительно к журнльному объему, в книжном же изднии 1928 год вторы хоть и восстновили ряд купюр, однко делли это нспех, тк скзть, по инерции, позже сочли сделнное нецелесообрзным, что и подтверждется вторым зифовским вринтом. Здесь, по мнению текстологов, вторы подошли к ромну с мксимльной взысктельностью, првили и сокрщли не спеш, потому сорокглвный вринт принимлся з основу при последующих переиздниях. И в 1938 году, то есть еще при жизни одного из совторов, сокрщенный и выпрвленный ромн был включен в четырехтомное собрние сочинений, выпусквшееся издтельством «Советский пистель». Это издние, нстивют текстологи, вполне првомерно считется этлонным и тиржируется десятилетиями.

Ткой подход обусловлен не только личными пристрстиями исследовтелей, но и общими принципми текстологии советской литертуры. Априорно подрзумевлось, что литертор в СССР не сковн ни цензурой, ни редкторским произволом. Все рзночтения в прижизненных издниях советских пистелей полглось интерпретировть кк результт постоянно рстущей вторской «требовтельности к себе», стремления к «художественной достоверности», «художественной целостности» и т.п. В итоге проблемы восстновления купюр и выявления цензурных искжений вообще не ствились. При подготовке очередной публикции ндлежло лишь выбрть вринт, отржющий «последнюю волю втор», и тут ниболее репрезенттивным — по определению — окзывлось последнее прижизненное издние. Для «Двендцти стульев» — вринт 1938 год.

Ныне ситуция изменилсь, и только от исследовтелей звисит, ккими критериями пользовться при определении репрезенттивности вринтов. Потому целесообрзно обртиться к исходному мтерилу — рукописям.

В рхиве Ильф и Петров сохрнились дв вринт ромн: втогрф Петров и мшинопись с првкой обоих совторов. Смый рнний — втогрф — содержит двдцть глв. Нзвний у них нет. Похоже, этот вринт переписывлся Петровым с предшествующих черновиков нбело, однко по ходу совторы вносили незнчительные испрвления: изменили, нпример, нзвние одного из городов, где рзворчивлось действие, и т.д. Кждя глв нчинлсь с новой стрницы, более того, ей предшествовл еще и стрниц-титул, где отдельно укзывлся номер глвы прописью. Вероятно, ткой порядок удобен, когд рукопись сдется мшинистке по глвм. Мшинописных экземпляров было не менее двух, но сохрнился только один.

После перепечтки, уже в мшинописи, вторы изменили поглвное деление: текст рзбили не н двдцть, н сорок три глвы, и кждя получил свое нзвние. Тут, вероятно, сыгрл роль журнльня специфик: глвы меньшего объем удобнее при рспределении мтерил по номерм. Зтем ромн был существенно сокрщен: помимо глв целиком изымлись эпизоды, сцены, отдельные фрзы. Сокрщения, похоже, проводились в дв этп: снчл вторми, что отржено в мшинописном вринте, потом редкторми — по другому, несохрнившемуся экземпляру првленной вторми мшинописи. Виной тому не только цензур: в журнле действительно приходилось экономить объем, ведь и после всех сокрщений публикция ромн чрезмерно зтянулсь.

Жертвуя объемом, вторы получли реклму, д и жертвы в знчительной мере были зведомо временными: в книжном изднии объем лимитировн не столь жестко, при поддержке руководств издтельств сокрщенное легко восстновить, поддержкой руководств Ильф и Петров двно зручились. Вероятно, договор с издтельством был зключен одновременно или вскоре после подписния договор с журнлом, что отчсти подтверждется и мемурными свидетельствми. З основу взяли один из не тронутых редкторми мшинописных экземпляров, многие купюры в итоге были восстновлены. Полностью неопубликовнными остлись лишь две глвы (рнее, в втогрфе, они соствляли одну), но и без них книг чисто полигрфически окзлсь весьм объемной.

Основой второго книжного издния 1929 год был уже не рукопись, первый зифовский вринт, который вновь редктировли: изъяли полностью еще одну глву, внесли ряд изменений и существенных сокрщений в прочие. Можно, конечно, считть, что все это сделли сми вторы, по собственной иницитиве, руководствуясь исключительно эстетическими сообржениями. Но тогд придется поверить, что з дв год Ильф и Петров не сумели толком прочитть ими же нписнный ромн, и лишь при подготовке третьей публикции у них словно бы открылись глз. Принять эту версию трудно. Уместнее предположить, что новя првк был обусловлен вполне зурядными обстоятельствми: требовниями цензор. И если в 1928 году отношения с цензурой сновный Нрбут улживл, то к 1929 году цензур мягче не стл, сновной поддержки Ильф и Петров уже не имели.

После второго зифовского издния они, похоже, не оствили ндежду опубликовть ромн целиком. Две глвы, что еще ни рзу не издвлись, были под общим нзвнием нпечтны в октябрьском номере журнл «30 дней» з 1929 год, то есть проведены через цензурные рогтки. Тким обрзом, официльно рзрешенными (пусть в рзное время и с потерями) окзлись все сорок три глвы мшинописи. Оствлось только свести воедино уже пробировнное и печтть ромн зново. Но, кк известно, ткой вринт «Двендцти стульев» не появился.

Хрктер првки н рзличных этпх легко прослеживется. Ромн, звершенный в янвре 1928 год, был предельно злободневен, изобиловл общепонятными политическими ллюзиями, шуткми по поводу фркционной борьбы в руководстве ВКП(б) и гзетно-журнльной полемики, продиями н именитых литерторов, что дополнялось ироническими нмекми, дресовнными узкому кругу друзей и коллег-гудковцев. Все это склдывлось в единую систему, кждый элемент ее был композиционно обусловлен. Политические ллюзии в знчительной мере устрнялись еще при подготовке журнльного вринт, изъяли ткже и некоторые продии. Борьб с продиями продолжлсь и во втором зифовском вринте — уцелели немногие. В последующих издниях исчезли имен опльных пртийных лидеров, высокопоствленных чиновников и т.п. Потому вринт 1938 год отржет не столько «последнюю вторскую волю», сколько совокупность волеизъявлений цензоров — от первого до последнего. И многолетняя популярность «Двендцти стульев» свидетельствует не о блготворном влиянии цензуры, но о кчестве исходного мтерил, который не удлось окончтельно испортить.

Политический контекст

Популярным ромн стл срзу же, рзошелся н пословицы и поговорки — результт крйне редкий для книги советских пистелей. Критик, однко, довольно долго пребывл в рстерянности. Не зметить новый стирический ромн, опубликовнный центрльным издтельством, было нельзя, но и спорить о его достоинствх или недостткх критики не торопились. Лишь 21 сентября 1928 год в гзете «Вечерняя Москв» появилсь небольшя рецензия, подписння иницилми «Л. К.», втор которой не без снисходительности укзывл, что хоть книг «читется легко и весело», однко в целом «ромн не поднимется н вершины стиры», д и вообще «утомляет». Зтем критик умолкл ндолго. По сути, обсуждение нчлось лишь после того, кк 17 июня 1929 год в «Литертурной гзете» под рубрикой «Книг, о которой не пишут» был опубликовн сттья, где укзывлось, что ромн «неспрведливо змолчл критик».

В итоге, кк известно, советские литертуроведы условились считть очевидным, что объект стиры Ильф и Петров — «отдельные недосттки», не «советский обрз жизни». Формул эт очень удобн, поскольку объясняет прктически все, ничего конкретно не ксясь. Однко первончльня рстерянность опытных рецензентов подтверждет, что в 1928 году объяснение, предложенное позже, было длеко не очевидным. Скорее уж очевидным было то, что всегд ценили поклонники Ильф и Петров, оппозиционно нстроенные к режиму: вторы «Двендцти стульев» шутили очень рисковнно, огульно высмеивли отечественную прессу, издевлись нд трдиционными советскими пропгндистскими устновкми. Критики-современники это, безусловно, зметили, и все же ншлись у них основния не спешить с рзгромными отзывми.

Понятно, что и вторы ромн, снисквшие к 1927 году известность в кчестве бсолютно лояльных гзетчиков, д и покровительствоввший им сновный Нрбут, известный своей осторожностью в вопросх идеологии, рссчитывли не н рзгромные рецензии. Знчит, в 1927 году — при рботе нд ромном — дерзкие шутки Ильф и Петров признвлись вполне уместными, вот в 1928 году их допустимость вызвл у современников серьезные сомнения. Но сомнения эти рзрешились в пользу второв ромн — после «сигнл сверху», снкционироввшего блгожелтельный отзыв в «Литертурной гзете».

Пондобилось время, чтобы рецензенты окончтельно убедились: вторы «Двендцти стульев» не вышли з допустимые пределы и не собирлись это делть. Ноборот — они строго следовли требовниям конъюнктуры. Литертурно-политической конъюнктуры, сложившейся к нчлу рботы нд ромном, но отчсти изменившейся к моменту его издния. Под птронжем Нрбут они нписли книгу о том, что в Шнхе ничего особенного не случилось. И тким обрзом выполнили пртийную директиву.

Отметим, что действие в ромне нчинется весной и звершется осенью 1927 год — нкнуне юбилея: к 7 ноября готовилось широкомсштбное прздновние десятилетия со дня приход к влсти пртии большевиков, десятилетия Советского госудрств. Н это же время — с весны по осень 1927 год — пришелся решющий этп открытой полемики официльного пртийного руководств с «левой оппозицией» — Л.Д. Троцким и его единомышленникми. Именно в контексте нтитроцкистской полемики ромн — ткой, кким он здумывлся, — был необычйно ктулен.

Оппозиционеры уже двно утверждли, что лидеры пртии — И.В. Стлин и Н.И. Бухрин — откзлись рди упрочения личной влсти от идел «мировой революции», это неизбежно создет непосредственную угрозу существовнию СССР в условиях грессивного «кпитлистического окружения». Апологеты же официльного пртийного курс докзывли в свою очередь, что оппозиционеры — экстремисты, не умеющие и не желющие рботть в условиях мир и потому мечтющие о пермнентных потрясениях «мировой революции», о возрождении «военного коммунизм», тогд кк првящя групп Стлин — Бухрин — грнт стбильности, опор нэп.

Весной 1927 год у оппозиционеров появились новые ргументы. Неудчей звершились многолетние попытки «большевизировть» Китй, где шл многолетняя гржднскя войн, широко обсуждвшяся советской прессой. 15 преля советские гзеты прострнно-истерично сообщили о том, что в Шнхе недвние союзники — китйские левые рдиклы нционлистического толк — изменили политическую ориентцию и приступили к уничтожению соотечественников-коммунистов.

Сттья в «Првде» нзывлсь «Шнхйский переворот», и это словосочетние вскоре стло термином. Лидеры «левой оппозиции» объявили «шнхйский переворот» зкономерным результтом ошибочной стлинско-бухринской политики, из-з которой стрн окзлсь н грни военной ктстрофы. По их мнению, неудч в Ките, способствоввшя «спду междунродного рбочего движения», отдлил «мировую революцию» и помогл «консолидции сил империлизм», чревтой в ближйшем будущем тотльной войной всех буржузных стрн со стрной социлизм. Опсность, нстивли оппозиционеры, усугубляется еще и тем, что внутренняя политик првительств, нэп, снижет обороноспособность стрны, поскольку ведет к «рестврции кпитлизм», множит и усиливет внутренних вргов, которые непременно будут консолидировтъся с вргми внешними.

Стлинско-бухринские пропгндисты попли в сложное положение: троцкисты пеллировли к модели «осждення крепость», бзовой для советской идеологии. Конечно, ргументы «левой оппозиции» легко было опровергнуть, ссылясь, к примеру, н то, что «мировя революция», кк свидетельствует недвний опыт, вообще мловероятн и «шнхйский переворот» — в смом худшем случе — ознчет лишь безвозвртную потерю средств, потрченных н экспнсию в Китй, вовсе не интервенцию, рвным обрзом нет и «внутренней угрозы». Однко в этом случе официльные идеологи вынуждены были бы отвергнуть советскую ксиомтику: положения о «мировой революции», о постоянной военной угрозе со стороны «империлистических првительств», о зговорх «вргов внутренних» — ее неотъемлемые элементы.

Пришлось прибегнуть к экивокм, объясняя, что «шнхйский переворот» — событие хоть и досдное, но не столь знчительное, кк утверждют оппозиционеры; «мировя революция» все рвно длек; войн, конечно, неизбежн, только нчнется еще не скоро; Крсня рмия способн рзгромить всех грессоров; что же до «вргов внутренних», то они никкой рельной силы не предствляют. Д и вообще нет нужды всем и кждому постоянно рссуждть о «междунродном положении»: н то есть првительство, гржднм СССР ндлежит выполнять его решения.

Н тезисх официльной пропгнды и строится сюжет «Двендцти стульев». Действие в ромне нчинется 15 преля 1927 год, «шнхйский переворот», глвня гзетня новость, обсуждется героями, однко обсуждется между прочим, кк событие вполне зурядное, никого не пугющее и не обндеживющее, все сообржения героев ромн о «междунродном положении» подчеркнуто комичны, и тем более комичны попытки создть нтисоветское подполье. Авторы последовтельно убеждют читтеля: в СССР нет питтельной среды для «шпионской сети», «вргм внешним», дже если они сумеют проникнуть в стрну, не н кого тм всерьез опереться, угрозы «рестврции кпитлизм» нет. Это хоть и не соглсовывлось с недвними и позднейшими пропгндистскими кмпниями, но идельно соответствовло првительственному «зкзу» в конкретной ситуции — полемике с Троцким.

К лету 1928 год ромн уже не кзлся столь злободневным, кк в 1927 году: политическя обстновк изменилсь, «левя оппозиция» был сломлен, Троцкий удлен с политической рены. Кроме того, Стлин откзлся от союз с Бухриным, и теперь Бухрин числился в опснейших оппозиционерх — «првых уклонистх». А в полемике с «првыми уклонистми» официльня пропгнд вновь ктулизовл модель «осжденной крепости». Ирония по поводу близкой «мировой революции», «империлистической грессии», шпионж и т.п. теперь выглядел неуместной.

Ильф и Петров опертивно регировли н пропгндистские новшеств, вносили в ромн изменения, но зново переписывть его не стли. Все рвно глвня идеологическя устновк «Двендцти стульев» оствлсь ктульной: ндежды н «скорое пдение большевиков» беспочвенны, СССР будет существовть, что бы ни предпринимли врги — внешние и внутренние. С этой точки зрения «Двендцть стульев» — типичный «юбилейный ромн». Однко нтитроцкистскя, точнее, нтилевцкя нпрвленность его оствлсь вне сомнений, и хрктерно, что уже опльный Бухрин цитировл «Двендцть стульев» в речи, опубликовнной «Првдой» 2 декбря 1928 год.

Впрочем, рссуждения относительно сервилизм второв здесь вряд ли уместны. Нчнем с того, что нтитроцкистскя нпрвленность, ствшя идеологической основой ромн, был обусловлен не только «социльным зкзом». Нпдки в печти н Троцкого многие интеллектулы воспринимли тогд в кчестве признков изменения к лучшему, возможности, тк скзть, «большевизм с человеческим лицом». Учствуя в полемике, Ильф и Петров зщищли, помимо прочего, нэп и стбильность, противопоствленные «военному коммунизму». Они вовремя уловили конъюнктуру, но, ндо полгть, конъюнктурные рсчеты не противоречили убеждениям.

Тк уж совпло, что иронические пссжи по поводу советской фрзеологии были с весны по осень 1928 год свидетельством лояльности, «шпионские стрсти», рзглгольствовния о «мировой революции» всемерно вышучивлись в эту же пору кк проявления троцкизм. С троцкизмом ссоциировлсь и «левизн» в искусстве, внгрдизм. Потому глвными объектми продий в «Двендцти стульях» стли В. В. Мяковский, В. Э. Мейерхольд и Андрей Белый. Подробно эти продии, рвным обрзом некоторые политические ллюзии, рссмотрены в комментрии.

Эдиционные принципы

Для предлгемого издния з основу был взят смый рнний из сохрнившихся вринтов, переписнный Петровым (РГАЛИ. Ф. 1821. Оп. 1. Ед. хр. 31). Поглвное деление дется по мшинописному вринту, и структур комментрия соответствует этим сорок трем глвм (РГАЛИ. Ф. 1821. Оп. 1. Ед. хр. 32-33). Дополнительно в тексте укзны ткже грницы двдцти глв исходного вринт. В ряде случев учтен чисто стилистическя првк мшинописного вринт, но игнорируются првк идеологическя и сокрщения. Орфогрфия и пунктуция приведены в соответствие с нормми современного литертурного язык.

Принципы комментировния трдиционны: поясняются прежде всего релии, цитты и реминисценции, литертурные и политические ллюзии, продии, конкретные события, тк или инче связнные с эпизодми ромн, текстологически существенные рзночтения. Подробный нлиз интертекстульных звисимостей не входит в здчу.

При подготовке комментрия использовны моногрфические исследовния: Курдюмов А.А. <Лурье Я.С.> В крю непугных идиотов: Книг об Ильфе и Петрове. Paris, 1983; Щеглов Ю.К. Ромны И. Ильф и Е. Петров: Спутник читтеля. В 2 т. Wien, 1990—1991. Кроме того, комментрии к издниям ромн: Долинский М. 3. Комментрии <к ромну И. Ильф и Е. Петров «Двендцть стульев»>//Ильф И., Петров Е. Необыкновенные истории из жизни город Колоколмск. М., 1989; Схров Е.М. Комментрии <к ромну И. Ильф и Е. Петров «Двендцть стульев»>//Ильф И., Петров Е. Двендцть стульев. М., 1987.

З окзнную помощь блгодрим В.Т. Ббенко, Н.А. Богомолов, В.В. Бродского, В.М. Гевского, А.Ю. Глушкин, А.Я. Гитис, В.Н. Денисов, О.А. Долотову, Г.Х. Зкиров, В.Н. Кплун, Л.Ф. Кцис, Р.М. Кирснову, Г.В. Мкрову, В.В. Нехотин, А.Е. Прнис, Р.М. Янгиров.

М. П. Одесский, Д.М. Фельдмн

От издтельств

В тексте ромн курсивом выделены рзночтения и фргменты, исключенные из вринт, входившего в рнее издввшиеся собрния сочинений Ильф и Петров.

Чсть первя

«Стргородский лев»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Глв I

Безенчук и нимфы

В уездном городе N[1] было тк много прикмхерских зведений и бюро похоронных процессий, что, кзлось, жители город рождются лишь зтем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежетлем[2] и срзу же умереть. А н смом деле в уездном городе N люди рождлись, брились и умирли довольно редко. Жизнь город был тишйшей. Весенние вечер были упоительны, грязь под луною сверкл, кк нтрцит, и вся молодежь город до ткой степени был влюблен в секретршу местком коммунльников[3], что это просто мешло ей собирть членские взносы.

Вопросы любви и смерти не волновли Ипполит Мтвеевич Воробьянинов, хотя этими вопросми, по роду своей службы, он ведл с 9 утр до 5 вечер ежедневно, с получсовым перерывом для звтрк.

По утрм, выпив из причудливого (морозного с жилкой) сткн свою порцию горячего молок, поднного Клвдией Ивновной, он выходил из полутемного домик н просторную, полную диковинного весеннего свет улицу «Им. тов. Губернского»[4]. Это был приятнейшя из улиц, ккие встречются в уездных городх. По левую руку, з волнистыми зеленовтыми стеклми, серебрились гроб похоронного бюро «Нимф». Спрв, з мленькими, с обвлившейся змзкой окнми, угрюмо возлежли дубовые, пыльные и скучные гроб, гробовых дел мстер Безенчук. Длее «Цирульный мстер Пьер и Констнтин» обещл своим потребителям «холю ногтей» и «ондулясион[5] н дому». Еще дльше рсположилсь гостиниц с прикмхерской, з нею, н большом пустыре, стоял плевый теленок и нежно лизл поржвевшую, прислоненную (кк тбличк у подножия пльмы в ботническом сду) к одиноко торчщим воротм вывеску:

«Погребльня контор „Милости просим“.

Хотя похоронных депо было множество, но клиентур у них был небольшя. «Милости просим» лопнуло еще з три год до того, кк Ипполит Мтвеевич осел в городе N, мстер Безенчук пил горькую и дже однжды пытлся зложить в ломбрде свой лучший выствочный гроб.

Люди в городе N умирли редко, и Ипполит Мтвеевич знл это лучше кого бы то ни было, потому что служил в згсе, где ведл столом регистрции смертей и брков.

Стол, з которым рботл Ипполит Мтвеевич, походил н струю ндгробную плиту. Левый уголок его был уничтожен крысми. Хилые его ножки тряслись под тяжестью пухлых ппок тбчного цвет с зписями, из которых можно было почерпнуть все сведения о родословных жителей город N и о генелогических (или, кк шутливо говривл Ипполит Мтвеевич, гинекологических) древх, произросших н скудной уездной почве.

В пятницу 15 преля 1927 год Ипполит Мтвеевич, кк обычно, проснулся в половине восьмого и срзу же просунул нос в стромодное пенсне с золотой дужкой. Очков он не носил. Однжды, решив, что носить пенсне негигиенично, Ипполит Мтвеевич нпрвился к оптику и купил очки без опрвы, с позолоченными оглоблями. Очки с первого рз ему понрвились, но жен (это было нездолго до ее смерти) ншл, что в очкх он вылитый Милюков[6], и он отдл очки дворнику. Дворник, хотя и не был близорук, к очкм привык и носил их с удовольствием.

— Бонжур! — пропел Ипполит Мтвеевич смому себе, спускя ноги с постели.

«Бонжур» укзывло н то, что Ипполит Мтвеевич проснулся в добром рсположении. Скзнное при пробуждении «гут морген» обычно знчило, что печень пошливет, что 52 год — не шутк и что погод нынче сыря.

Ипполит Мтвеевич сунул сухощвые ноги в довоенные штучные брюки[7], звязл их у щиколотки тесемкми и погрузился в короткие мягкие споги с узкими квдртными носми и низкими подборми[8]. Через пять минут н Ипполите Мтвеевиче крсовлся лунный жилет, усыпнный мелкой серебряной звездой[9], и переливчтый люстриновый пиджчок[10]. Смхнув с седых (волосок к волоску) усов оствшиеся после умывния росинки, Ипполит Мтвеевич зверски пошевелил усми, в нерешительности попробовл шероховтый подбородок, провел щеткой по коротко остриженным люминиевым волосм пять рз левой и восемь рз првой рукой ото лб к зтылку и, учтиво улыбясь, двинулся нвстречу входившей в комнту теще — Клвдии Ивновне.

— Эпполе-эт, — прогремел он, — сегодня я видел дурной сон.

Слово «сон» было произнесено с фрнцузским прононсом.

Ипполит Мтвеевич поглядел н тещу сверху вниз. Его рост доходил до 185 снтиметров. С ткой высоты ему легко и удобно было относиться к теще Клвдии Ивновне с некоторым пренебрежением.

Клвдия Ивновн продолжл:

— Я видел покойную Мри с рспущенными волосми и в золотом кушке.

От пушечных звуков голос Клвдии Ивновны дрожл чугуння лмп с ядром, дробью и пыльными стеклянными ццкми.[11]

— Я очень встревожен! Боюсь, не случилось бы чего!

Последние слов были произнесены с ткой силой, что кре волос н голове Ипполит Мтвеевич колыхнулось в рзные стороны. Он сморщил лицо и рздельно скзл:

— Ничего не будет, ммн. З воду вы уже вносили?

Окзывется, что не вносили. Клоши тоже не были помыты. Ипполит Мтвеевич не любил свою тещу. Клвдия Ивновн был глуп, и ее преклонный возрст не позволял ндеяться н то, что он когд-нибудь поумнеет. Скуп он был до чрезвычйности, и только бедность Ипполит Мтвеевич не двл рзвернуться этому зхвтывющему чувству. Голос у нее был ткой силы и густоты, что ему позвидовл бы Ричрд Львиное Сердце.[12] И, кроме того, что было смым ужсным, Клвдия Ивновн видел сны. Он видел их всегд. Ей снились девушки в кушкх и без них, лошди, обшитые желтым дргунским кнтом[13], дворники, игрющие н рфх, рхнгелы в сторожевых тулупх, прогуливющиеся по ночм с колотушкми в рукх, и вязльные спицы, которые сми собой прыгли по комнте, производя огорчительный звон. Пустя струх был Клвдия Ивновн. Вдобвок ко всему под носом у нее росли усы, и кждый ус был похож н кисточку для бритья.

Ипполит Мтвеевич, слегк рздрженный, вышел из дому. У вход в свое потскнное зведение стоял, прислонясь к дверному косяку и скрестив руки, гробовых дел мстер Безенчук. От системтических крхов своих коммерческих нчинний и от долговременного употребления внутрь горячительных нпитков глз мстер были ярко желтыми, кк у кот, и горели неугсимым огнем.

— Почет дорогому гостю! — прокричл он скороговоркой, звидев Ипполит Мтвеевич. — С добрым утром.

Ипполит Мтвеевич вежливо приподнял зпятннную ксторовую шляпу[14].

— Кк здоровье вшей тещеньки, рзрешите, ткое нхльство, узнть?

— Мр-р, мр-р, — неопределенно ответил Ипполит Мтвеевич и, пожв прямыми плечми, проследовл дльше.

— Ну, дй ей бог здоровьичк, — с горечью скзл Безенчук, — одних убытков сколько несем, туды его в кчель.

И снов, скрестив руки н груди, прислонился к двери.

У врт похоронного бюро «Нимф» Ипполит Мтвеевич снов попридержли.

Влдельцев «Нимфы» было трое. Они врз поклонились Ипполиту Мтвеевичу и хором осведомились о здоровье тещи.

— Здоров, здоров, — ответил Ипполит Мтвеевич, — что ей сделется. Сегодня золотую девушку видел, рспущенную. Ткое ей было обозрение во сне.

Три «нимф» переглянулись и громко вздохнули.

Все эти рзговоры здержли Ипполит Мтвеевич в пути, и он, против обыкновения, пришел н службу тогд, когд чсы, висевшие нд лозунгом «Сделл свое дело — и уходи», покзывли пять минут десятого.

— Мцист[15] опоздл!

Ипполит Мтвеевич з большой рост, особенно з усы, прозвли в учреждении Мцистом, хотя у нстоящего Мцист никких усов не было.

Вынув из ящик стол синюю войлочную подушечку, Ипполит Мтвеевич положил ее н стул, придл усм првильное нпрвление (прллельно линии стол) и сел н подушечку, несколько возвышясь нд всеми тремя своими сослуживцми. Ипполит Мтвеевич не боялся геморроя, он боялся протереть брюки и потому пользовлся синим войлоком.

З всеми мнипуляциями советского служщего[16] зстенчиво следили двое молодых людей — мужчин и девиц. Мужчин в суконном, н вте, пиджке был совершенно подвлен служебной обстновкой, зпхом лизриновых чернил[17], чсми, которые чсто и тяжело дышли, в особенности, строгим плктом: «Сделл свое дело — и уходи». Хотя дел своего мужчин в пиджке еще и не нчинл, но уйти ему уже хотелось. Ему кзлось, что дело, по которому он пришел, нстолько незнчительно, что из-з него совестно беспокоить ткого видного седого гржднин, кким был Ипполит Мтвеевич. Ипполит Мтвеевич и см понимл, что у пришедшего дело мленькое, что оно терпит, потому, рскрыв скоросшивтель №2 и дернув щечкой, углубился в бумги. Девиц в длинном жкете, обшитом блестящей черной тесьмой, пошептлсь с мужчиной и, потея от стыд, стл медленно подвигться к Ипполиту Мтвеевичу.

— Товрищ, — скзл он, — где тут…

Мужчин в пиджке рдостно вздохнул и, неожиднно для смого себя, гркнул:

— Сочетться!

Ипполит Мтвеевич внимтельно поглядел н перильц, з которыми стоял чет.

— Рождение? Смерть?

— Сочетться, — повторил мужчин в пиджке и рстерянно оглянулся по сторонм.

Девиц прыснул. Дело было н мзи. Ипполит Мтвеевич с ловкостью фокусник принялся з рботу. Зписл струшечьим почерком имен новобрчных в толстые книги, строго допросил свидетелей, з которыми невест сбегл во двор, долго и нежно дышл н квдртные штмпы и, привств, оттискивл их н потрепнных пспортх[18]. Приняв от молодоженов дв рубля и выдвя квитнцию, Ипполит Мтвеевич скзл, усмехнувшись: «З совершение тинств» — и поднялся во весь свой прекрсный рост, по привычке выктив грудь (в свое время он ншивл корсет). Толстые желтые лучи солнц лежли н его плечх, кк эполеты. Вид у него был несколько смешной, но необыкновенно торжественный. Двояковогнутые стекл пенсне пучились белым прожекторным светом. Молодые стояли, кк бршки.

— Молодые люди, — зявил Ипполит Мтвеевич выспренно, — позвольте вс поздрвить, кк говривлось рньше, с зконным брком. Очень, оч-чень приятно видеть тких молодых людей, кк вы, которые, держсь з руки, идут к достижению вечных иделов. Очень, оч-чень приятно.

Произнесши эту тирду, Ипполит Мтвеевич пожл новобрчным руки, сел и, весьм довольный собою, продолжл чтение бумг из скоросшивтеля № 2.

З соседним столом служщие хрюкли в чернильницы:

— Мцист опять проповедь читл.

Нчлось спокойное течение служебного дня. Никто не тревожил стол регистрции смертей и брков. В окно было видно, кк грждне, поеживясь от весеннего холодк, рзбредлись по своим делм. Ровно в полдень зпел петух в коопертиве «Плуг и молот ». Никто этому не удивился. Потом рздлось метллическое крякнье и клекот мотор. С улицы «Им. тов. Губернского» выктился плотный клуб фиолетового дым. Клекот усилился. Из-з дым вскоре появились контуры уисполкомовского втомобиля Гос. № 1 с крохотным рдитором и громоздким кузовом. Автомобиль, брхтясь в грязи, пересек Стропнскую площдь и, колыхясь, исчез в ледовитом дыму, служщие долго еще стояли у окн, комментируя происшествие и ствя его в связь с возможным сокрщением штт. Через некоторое время по деревянным мосткм противоположной стороны площди осторожно прошел мстер Безенчук. Безенчук целыми днями штлся по городу, выпытывя, не умер ли кто.

Нступил узконенный получсовой перерыв для звтрк. Рздлось полнозвучное чвкнье. Струшку, пришедшую регистрировть внучонк, отогнли н середину площди.

Переписчик Спежников[19] нчл, досконльно уже всем известный, цикл охотничьих рсскзов. Весь смысл этих рсскзов сводился к тому, что н охоте приятно и дже необходимо пить водку. Ничего больше от него нельзя было добиться.

— Ну вот-с, — иронически скзл Ипполит Мтвеевич, — вы только что изволили скзть, что рздвили эти смые две полбутылки[20]… Ну, дльше что?

— Дльше?.. А дльше я и говорю, что по зйцу нужно бить крупной дробью… Ну, вот… Проспорил мне н этом Григорий Всильевич диковинку… Ну и вот, рздвили мы диковинку и еще соточкой смочили. Тк было дело.

Ипполит Мтвеевич рздрженно пыхнул ппироской:

— Ну, зйцы кк? Стреляли вы по ним крупной дробью?

— Вы подождите, не перебивйте. Тут подъезжет н телеге Дчников, у него, бродяги, под соломой целый гусь зпрятн — четвертух вин…

Спежников рдостно зхохотл, обнжив светлые десны:

— Вчетвером целого гуся одолели и легли спть, тем более н охоту чуть свет выходить ндо. Утром встем. Темно еще, холодно. Одним словом, држе прохлдительное… Ну, у меня полшишки ншлось. Выпили. Чувствуем, не хвтет. Дрмнж![21] Бб двдцтку донесл. Был тм в деревне колдовниц ткя — вином торгует…

— Когд же вы охотились-то, позвольте полюбопытствовть?

— А тогд ж и охотились… Что с Григорий Всильевичем деллось!.. Я, вы знете, никогд не блюю… И дже еще мерзвчик рздвил для легкости. А Донников, бродяг, опять н телеге уктил. «Не рсходитесь, говорит, ребят. Я сейчс еще кой-чего довезу». Ну, и довез, конечно. И все сороковкми — других в «Молоте» не было. Дже собк нпоили…

— А охот?! Охот?! — зкричли все.

— С пьяными собкми ккя же охот? — обижясь, скзл Спежников.

— М-мльчишк! — прошептл Ипполит Мтвеевич и, негодуя, нпрвился к своему столу.

Этим узконенный получсовой перерыв для звтрк звершился.

Служебный день подходил к концу. Н соседней желтенькой с белым колокольне что есть мочи збили в колокол. Дрожли стекл. С колокольни посыплись глки, помитинговли нд площдью и унеслись. Вечернее небо леденело нд опустевшей площдью.

В кнцелярию вошел рыжий бородтый милиционер в форменной фуржке[22], тулупе с космтым воротником. Под мышкой милиционер осторожно держл мленькую рзносную книгу в зсленном полотняном переплете. Зстенчиво ступя своими слоновьими спогми, милиционер подошел к Ипполиту Мтвеевичу и нлег грудью н тщедушные перильц.

— Здорово, товрищ, — густо скзл милиционер, доствя из рзносной книги большой документ, — товрищ нчльник до вс прислл, доложить н вше рспоряжение, чтоб зрегистрировть.

Ипполит Мтвеевич принял бумгу, рспислся в получении и принялся ее просмтривть. Бумг был ткого содержния:

«Служебня зписк. В згс. Тов. Воробьянинов! Будь добрый. У меня кк рз сын нродился. В 3 чс 15 минут утр. Тк ты его зрегистрируй вне очереди, без излишней волокиты. Имя сын — Ивн, фмилия моя. С коммунистическим пок Змнчльник Умилиции Перервин».

Ипполит Мтвеевич зспешил и без излишней волокиты, ткже вне очереди (тем более, что ее никогд и не бывло) зрегистрировл дитя Умилиции.

От милиционер пхло тбком, кк от Петр Великого, и деликтный Ипполит Мтвеевич свободно вздохнул лишь тогд, когд милиционер ушел.

Пор было уходить и Ипполиту Мтвеевичу. Все, что имело родиться в этот день, — родилось и было зписно в толстые книги. Все, кто хотели обвенчться, — были повенчны и тоже зписны в толстые книги. И не было лишь, к явному рзорению гробовщиков, ни одного смертного случя. Ипполит Мтвеевич сложил дел, спрятл в ящик войлочную подушечку, рспушил гребенкой усы и уже было, мечтя об огнедышщем супе, собрлся пойти прочь, — кк дверь кнцелярии рспхнулсь и н пороге ее появился гробовых дел мстер Безенчук.

— Почет дорогому гостю, — улыбнулся Ипполит Мтвеевич. — Что скжешь?

Хотя дикя рож мстер Безенчук и сиял в нступивших сумеркх, но скзть он ничего не смог.

— Ну? — скзл Ипполит Мтвеевич более строго.

— «Нимф», туды ее в кчель, рзве товр дет? — смутно молвил гробовой мстер. — Рзве ж он может покуптеля удовлетворить? Гроб — он одного лесу сколько требует…

— Чего? — спросил Ипполит Мтвеевич.

— Д вот «Нимф»!.. Их три семейств с одной торговлишки живут. Уже у них и мтерил не тот, и отделк похуже, и кисть жидкя, туды ее в кчель. А я — фирм стря. Основн в 1907 году. У меня гроб, кк огурчик, отборный, н любителя…

— Ты что же это, с ум сошел? — кротко спросил Ипполит Мтвеевич и двинулся к выходу. — Облдеешь ты среди своих гробов.

Безенчук предупредительно рспхнул дверь, пропустил Ипполит Мтвеевич вперед, см увязлся з ним, дрож кк бы от нетерпения.

— Еще когд «Милости просим» были, тогд верно. Против ихнего глзету[23] ни одн фирм, дже в смой Твери, выстоять не могл[24], туды ее в кчель. А теперь, прямо скжу, — лучше моего товру нет. И не ищите дже.

Ипполит Мтвеевич с гневом обернулся, посмотрел секунду н Безенчук довольно сердито и зшгл несколько быстрее. Хотя никких неприятностей по службе с ним сегодня не произошло, но почувствовл он себя довольно гдостно.

Трое влдельцев «Нимфы» стояли у своего зведения в тех же позх, в кких Ипполит Мтвеевич оствил их утром. Кзлось, с тех пор они не скзли друг другу ни слов, но рзительня перемен в их лицх, тинствення удовлетворенность, томно мерцвшя в их глзх, покзывл, что им известно кое-что знчительное.

При виде своих коммерческих вргов Безенчук отчянно мхнул рукой, остновился и зшептл вслед Воробьянинову:

— Уступлю з тридцть дв рублик.

Ипполит Мтвеевич поморщился и ускорил шг.

— Можно в кредит, — добвил Безенчук.

Трое же влдельцев «Нимфы» ничего не говорили. Они молч устремились вслед з Воробьяниновым, беспрерывно снимя н ходу кртузы и вежливо клняясь.

Рссерженный вконец глупыми приствниями гробовщиков, Ипполит Мтвеевич быстрее обыкновенного взбежл н крыльцо, рздрженно соскреб о ступеньку грязь с спог и, испытывя сильнейшие приступы ппетит, вошел в сени. Нвстречу ему из комнты вышел священник церкви Фрол и Лвр отец Федор, пышущий жром. Подобрв првой рукой рясу и не змечя Ипполит Мтвеевич, отец Федор пронесся к выходу.

Тут Ипполит Мтвеевич зметил излишнюю чистоту, новый, режущий глз беспорядок в рсстновке немногочисленной мебели и ощутил щекотние в носу, происшедшее от сильного лекрственного зпх. В первой комнте Ипполит Мтвеевич встретил соседк, жен гроном мдм Кузнецов. Он зшипел и змхл рукми:

— Ей хуже, он только что исповедовлсь. Не стучите спогми.

— Я не стучу, — покорно ответил Ипполит Мтвеевич. — Что же случилось?

Мдм Кузнецов подобрл губы и покзл рукой н дверь второй комнты.

— Сильнейший сердечный припдок.

И, повторяя явно чужие слов, понрвившиеся ей своей знчительностью, добвил:

— Не исключен возможность смертельного исход. Я сегодня весь день н ногх. Прихожу утром з мясорубкой, смотрю — дверь открыт, в кухне никого, в этой комнте тоже, ну, я думл, что Клвдия Ивновн пошл з мукой для куличей, он двеч собирлсь. Мук теперь, сми знете, если не купишь зрнее…

Мдм Кузнецов долго бы еще рсскзывл про муку, про дороговизну и про то, кк он ншл Клвдию Ивновну лежщей у изрзцовой печки в совершенно мертвенном состоянии, но стон, рздвшийся из соседней комнты, больно порзил слух Ипполит Мтвеевич. Он быстро перекрестился слегк онемевшей рукой и прошел в комнту тещи.

Глв II

Кончин мдм Петуховой

Клвдия Ивновн лежл н спине, подсунув одну руку под голову. Голов ее был в чепце интенсивно брикосового цвет, который был в ткой моде в 1911 году, когд дмы носили плтья «шнтеклер»[25] и только нчинли тнцевть ргентинский тнец тнго. Лицо Клвдии Ивновны было торжественно, но ровно ничего не выржло. Глз смотрели в потолок.

— Клвдия Ивновн, — позвл Воробьянинов.

Тещ быстро зшевелил губми, но вместо привычных уху Ипполит Мтвеевич трубных звуков он услышл стон, тихий, тонкий и ткой жлостный, что сердце его дрогнуло и блестящя слез неожиднно быстро выктилсь из глз и, словно ртуть, скользнул по лицу.

— Клвдия Ивновн, — повторил Воробьянинов, — что с вми?

Но снов не получил ответ. Струх зкрыл глз и слегк звлилсь н бок.

В комнту тихо вошл грономш и увел его з руку, кк мльчик, которого ведут мыться.

— Он зснул. Врч не велел ее беспокоить. Вы, голубчик, вот что. Сходите в птеку. Нте квитнцию и узнйте, почем пузыри для льд.

Ипполит Мтвеевич во всем покорился мдм Кузнецовой, чувствуя ее неоспоримое превосходство в этих делх.

До птеки бежть было длеко. По-гимнзически зжв в кулке рецепт, Ипполит Мтвеевич, торопясь, вышел н улицу. Было уже почти темно. Н фоне иссякющей зри виднелсь тщедушня фигур гробовых дел мстер Безенчук, который, прислонясь к еловым воротм, зкусывл хлебом и луком. Тут же рядом сидели н корточкх трое хозяев «Нимфы» и, облизывя ложки, ели из чугунного горшочк гречневую кшу. При виде Ипполит Мтвеевич гробовщики вытянулись, кк солдты. Безенчук обидчиво пожл плечми и, протянув руку в нпрвлении конкурентов, проворчл:

— Путются, туды их в кчель, под ногми.

Посреди Стропнской площди, у бюстик поэт Жуковского с высеченной н цоколе ндписью: «Поэзия есть бог в святых мечтх земли»[26], велись оживленные рзговоры, вызвнные известием о тяжелой болезни Клвдии Ивновны. Общее мнение собрвшихся горожн сводилось к тому, что «все тм будем» и что «бог дл, бог и взял».

Прикмхер «Пьер и Констнтин», охотно отзыввшийся, впрочем, н имя — Андрей Ивнович, и тут не упустил случя выкзть свои познния в медицинской облсти, почерпнутые им из московского журнл «Огонек»[27], лежвшего обычно н столике его предприятия для услждения бреющихся грждн.

— Современня нук, — говорил Андрей Ивнович, — дошл до невозможного. Возьмите, скжем, у клиент прыщик н подбородке выскочил. Рньше до зржения крови доходило, теперь в Москве, говорят, не зню, првд это или непрвд, н кждого клиент отдельня стерилизовння кисточк полгется.

Грждне протяжно вздохнули.

— Это ты, Андрей, млость зхвтил!..

— Где же это видно, чтоб н кждого человек отдельня кисточк! Выдумет же человек!..

Бывший пролетрий умственного труд, ныне плточник Прусис дже рзнервничлся:

— Позвольте, Андрей Ивнович, в Москве, по днным последней переписи, больше двух миллионов жителей. Тк, знчит, нужно больше двух миллионов кисточек? Довольно оригинльно.

Рзговор принимл горячие формы и черт знет до чего дошел бы, если б в конце Осыпной улицы не покзлся бегущий иноходью Ипполит Мтвеевич.

— Опять в птеку побежл. Плохи дел, знчит.

— Помрет струх. Недром Безенчук по городу см не свой бегет.

— А доктор что говорит?

— Что доктор? В стрхкссе рзве доктор?[28] И здорового злечт!

«Пьер и Констнтин», двно уже порыввшийся сделть сообщение н медицинскую тему, зговорил, опсливо оглянувшись по сторонм.

— Теперь вся сил в гемоглобине.

Скзв это, «Пьер и Констнтин» умолк.

Змолчли и горожне, кждый по-своему рзмышляя о тинственных силх гемоглобин.

Когд лун поднялсь и ее мятный свет озрил минитюрный бюстик Жуковского, н медной его спинке можно было ясно рзобрть крупно нписнное мелом крткое ругтельство. Впервые подобня ндпись появилсь н бюстике 15 июня 1897 год, в ночь, нступившую непосредственно после его открытия, и кк предствители полиции, впоследствии милиции, ни стрлись, хулительня ндпись ккуртно появлялсь кждый день.

В деревянных, с нружными ствнями домикх уже пели смовры. Был чс ужин. Грждне не стли понпрсну терять время и рзошлись. Подул ветер…

Между тем, Клвдия Ивновн умирл. Он то просил пить, то говорил, что ей нужно встть и сходить з отднными в починку прдными штиблетми Ипполит Мтвеевич, то жловлсь н пыль, от которой, по ее словм, можно было здохнуться, то просил зжечь все лмпы.

Ипполит Мтвеевич, который уже устл волновться, ходил по комнте, и в голову ему лезли неприятные хозяйственные мысли. Он думл о том, кк придется брть в кссе взимопомощи внс, бегть з попом и отвечть н соболезнующие письм родственников. Чтобы рссеяться немного, Ипполит Мтвеевич вышел н крыльцо. В зеленом свете луны стоял гробовых дел мстер Безенчук.

— Тк кк же прикжете, господин Воробьянинов? — спросил мстер, прижимя к груди кртуз.

— Что ж, пожлуй, — угрюмо ответил Ипполит Мтвеевич.

— А «Нимф», туды ее в кчель, рзве товр дет, — зволновлся Безенчук.

— Д пошел ты к черту! Ндоел!

— Я ничего. Я нсчет кистей и глзет, кк сделть, туды их в кчель? Первый сорт прим? Или кк?

— Без всяких кистей и глзетов. Простой деревянный гроб. Сосновый. Понял?

Безенчук приложил плец к губм, покзывя этим, что он все понимет, повернулся и, блнсируя кртузом, но все же штясь, отпрвился восвояси. Тут только Ипполит Мтвеевич зметил, что гробовой мстер смертельно пьян.

Н душе Ипполит Мтвеевич снов стло необыкновенно гдостно. Он не предствлял себе, кк будет приходить в опустевшую, змусоренную квртиру. Ему кзлось, что со смертью тещи исчезнут те мленькие удобств и привычки, которые он с усилиями создл себе после революции, похитившей у него большие удобств и широкие привычки. «Жениться? — подумл Ипполит Мтвеевич. — Н ком? Н племяннице нчльник умилиции, н Врвре Степновне, сестре Прусис? Или, может быть, ннять домрботницу? Куд тм! Зтскет по судм. Д и нклдно».

Жизнь срзу почернел в глзх Ипполит Мтвеевич. И, полный негодовния и отврщения к своей жизни, он снов вернулся в дом.

Клвдия Ивновн уже не бредил. Высоко леж н подушкх, он посмотрел н вошедшего Ипполит Мтвеевич вполне осмысленно и, кк ему покзлось, дже строго.

— Ипполит, — прошептл он явственно, — сядьте около меня. Я должн рсскзть вм…

Ипполит Мтвеевич с неудовольствием сел, вглядывясь в похудевшее, устое лицо тещи. Он попытлся улыбнуться и скзть что-нибудь ободряющее. Но улыбк получилсь дикя, ободряющих слов совсем не ншлось. Из горл Ипполит Мтвеевич вырвлось лишь неловкое пикнье.

— Ипполит, — повторил тещ, — помните вы нш гостиный грнитюр?[29]

— Ккой? — спросил Ипполит Мтвеевич с предупредительностью, возможной лишь к очень больным людям.

— Тот… Обитый нглийским ситцем[30] в цветочек…

— Ах, это в моем доме?

— Д, в Стргороде…[31]

— Помню, я-то отлично помню… Дивн, двое кресел, дюжин стульев и круглый столик о шести ножкх. Мебель был превосходня, гмбсовскя[32]… А почему вы вспомнили?

Но Клвдия Ивновн не смогл ответить. Лицо ее медленно стло покрывться купоросным цветом. Зхвтило почему-то дух и у Ипполит Мтвеевич. Он отчетливо вспомнил гостиную в своем особняке, симметрично рсствленную ореховую мебель с гнутыми ножкми, нчищенный восковой пол, стринный коричневый рояль и овльные черные рмочки с дгерротипми сновных родственников н стенх.

Тут Клвдия Ивновн деревянным, рвнодушным голосом скзл:

— В сиденье стул я зшил свои бриллинты.

Ипполит Мтвеевич покосился н струху.

— Ккие бриллинты? — спросил он мшинльно, но тут же спохвтился. — Рзве их не отобрли тогд, во время обыск?

— Я зшил бриллинты в стул, — упрямо повторил струх.

Ипполит Мтвеевич вскочил и, посмотрев н освещенное керосиновой лмпой с жестяным рефлектором кменное лицо Клвдии Ивновны, понял, что он не бредит.

— Вши бриллинты?! — зкричл он, пугясь силы своего голос. — В стул? Кто вс ндоумил? Почему вы не дли их мне?

— Кк же было дть вм бриллинты, когд вы пустили по ветру имение моей дочери? — спокойно и зло молвил струх.

Ипполит Мтвеевич сел и сейчс же снов встл. Сердце его с шумом рссылло потоки крови по всему телу. В голове нчло гудеть.

— Но вы их вынули оттуд? Они здесь?

Струх отрицтельно покчл головой.

— Я не успел. Вы помните, кк быстро и неожиднно нм пришлось бежть. Они остлись в стуле, который стоял между терркотовой лмпой и кмином.

— Но ведь это же безумие! Кк вы похожи н свою дочь! — зкричл Ипполит Мтвеевич полным голосом и, уже не стесняясь тем, что нходится у постели умирющей, с грохотом отодвинул столик и зсеменил по комнте.

Струх безучстно следил з действиями Ипполит Мтвеевич.

— Но вы хотя бы предствляете себе, куд эти стулья могли попсть? Или вы думете, быть может, что они смирнехонько стоят в гостиной моего дом и ждут, покуд вы придете збрть вши р-реглии?

Струх ничего не ответил.

— Хоть отметку, черт возьми, вы сделли н этом стуле? Отвечйте!

У делопроизводителя згс от злобы свлилось с нос пенсне и, мелькнув у колен золотой своей дужкой, грянулось об пол и рсплось н мелкие дребезги.

— Кк? Зсдить в стул бриллинтов н семьдесят тысяч!? В стул, н котором неизвестно кто сидит!?.

Но тут Клвдия Ивновн всхлипнул и подлсь всем корпусом к крю кровти. Рук ее, описв полукруг, пытлсь ухвтить Ипполит Мтвеевич, но тут же упл н стегное фиолетовое одеяло.

Ипполит Мтвеевич, повизгивя от стрх, бросился к грономше.

— Умирет, кжется.

Агрономш деловито перекрестилсь и, не скрывя своего любопытств, вместе с мужем, бородтым грономом, побежл в дом Ипполит Мтвеевич. См он ошеломленно збрел в городской сд.

И покуд чет грономов с их прислугой прибирли в комнте покойной, Ипполит Мтвеевич бродил по сду, нтыкясь без пенсне н скмьи, принимя окоченевшие от рнней весенней любви прочки з кусты, сверкющие под луной кусты принимя з бриллинтовые кущи.

В голове Ипполит Мтвеевич творилось черт знет что. Звучли цыгнские хоры, грудстые дмские оркестры беспрерывно исполняли тнго-мп[33]; предствлялсь ему московскя зим и черный длинный рыск, презрительно хрюкющий н пешеходов; многое предствлялось Ипполиту Мтвеевичу: и орнжевые, упоительно дорогие кльсоны, и лкейскя преднность, и возможня поездк в Тулузу…

Но сейчс же Ипполит Мтвеевич облился холодом сомнений:

— Кк же я их нйду?

Цыгнские хоры срзу умолкли.

— Где эти стулья теперь искть? Их, конечно, рстщили из моего дом по всему Стргороду. По всем этим пыльным, вонючим учреждениям, вроде моего згс.

Ипполит Мтвеевич зшгл медленнее и вдруг споткнулся о тело гробовых дел мстер Безенчук. Мстер спл, леж в тулупе поперек сдовой дорожки. От толчк он проснулся, чихнул и живо встл.

— Не извольте беспокоиться, господин Воробьянинов, — скзл он горячо, кк бы продолжя нчтый двеч рзговор, — гроб — он рботу любит.

— Умерл Клвдия Ивновн! — сообщил зкзчик.

— Ну, црствие небесное, — соглсился Безенчук, — прествилсь, знчит, струшк… Струшки, они всегд прествляются… Или богу душу отдют — это смотря ккя струшк. Вш, нпример, мленькя и в теле, — знчит, «прествилсь»… А, нпример, которя покрупнее, д похудее — т, считется, «богу душу отдет»…

— То есть кк это считется? У кого это считется?

— У нс и считется. У мстеров… Вот вы, нпример, мужчин видный, возвышенного рост, хотя и худой. Вы, считется, ежели не дй бог помрете, что «в ящик сыгрли». А который человек торговый, бывшей купеческой гильдии, тот, знчит, «прикзл долго жить». А если кто чином поменьше, дворник, нпример, или кто из крестьян, про того говорят — «перекинулся» или «ноги протянул». Но смые могучие когд помирют, железнодорожные кондуктор или из нчльств кто, то считется, что «дуб дют». Тк про них и говорят: «А нш-то, слышли, дуб дл»…

Потрясенный этой, несколько стрнной клссификцией человеческих смертей, Ипполит Мтвеевич спросил:

— Ну, когд ты помрешь, кк про тебя мстер скжут?

— Я человек мленький. Скжут «гигнулся Безенчук». А больше ничего не скжут.

И строго добвил:

— Мне «дуб дть» или «сыгрть в ящик» — невозможно. У меня комплекция мелкя… А с гробом кк, господин Воробьянинов? Неужто тк без кистей и глзету ствить будете?

Но Ипполит Мтвеевич, снов потонув в ослепительных мечтх, ничего не ответил и двинулся вперед. Безенчук последовл з ним, подсчитывя что-то н пльцх и, по обыкновению, бормоч.

Лун двно сгинул. Было по-зимнему холодно. Лужи снов зтянуло ломким, кк вфля, льдом. Н улице «Им. тов. Губернского», куд вышли спутники, ветер дрлся с вывескми. Со стороны Стропнской площди, со звукми опускемой железной шторы, выехл пожрный обоз н тощих лошдях. Пожрные в кскх, свесив прусиноые ноги с площдки, мотли головми и пели нрочито противными голосми:

— Н свдьбе у Кольки, брндмейстеров сын, гуляли, — рвнодушно скзл Безенчук и почесл под тулупом грудь. — Тк неужто тк-тки без глзету и без всего делть?

Кк рз к этому времени Ипполит Мтвеевич уже решил все. «Поеду, — решил он, — нйду. А тм… посмотрим». И в бриллинтовых мечтх дже покойня тещ покзлсь ему милее, чем был. Он повернулся к Безенчуку:

— Черт с тобой! Делй! Глзетовый. С кистями.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Глв III

«Зерцло грешного»

Исповедовв умирющую Клвдию Ивновну, священник церкви Фрол и Лвр, отец Федор Востриков, вышел из дом Воробьянинов в полном жиотже и всю дорогу до своей квртиры прошел, рссеянно глядя по сторонм и смущенно улыбясь. К концу дороги рссеянность его дошл до ткой степени, что он чуть было не угодил под уисполкомовский втомобиль Гос. №1. Выбрвшись из фиолетового тумн, нпущенного дской мшиной уисполком, отец Востриков пришел в совершенное рсстройство и, несмотря н почтенный сн и средние годы, проделл остток пути фривольным полуглопом.

Мтушк Ктерин Алексндровн нкрывл к ужину. Отец Федор в свободные от всенощной дни любил ужинть рно. Но сейчс, сняв шляпу и теплую, н втине, рясу, бтюшк быстро проскочил в спльню, к удивлению мтушки, зперся тм и глухим голосом стл нпевть «Достойно есть»[35].

Мтушк присел н стул и боязливо зшептл:

— Новое дело зтеял! Опять кк с Неркой кончится.

Неркой звли суку фрнцузского бульдог, которую отец Федор с преогромным трудом купил з 40 рублей н Миусском рынке, в Москве[36]. Отец Федор змыслил свести бульдожку с крутобоким, мордтым, вечно чихющим кобельком секретря уисполком, регулярно получемый от избрнной четы приплод отвозить в Москву и с выгодой продвть любителям. При виде собчки попдья хнул и со всей твердостью зявил, что «конского звод» не допустит. Слдить, однко, с отцом Федором было невозможно. Ктерин Алексндровн после трехдневной ссоры покорилсь, и воспитние Нерки нчлось. Еду собке подвли н трех блюдх. Н одном лежли квдртные кусочки вреного мяс, н другом — мння кшиц, в третье блюдечко отец Федор нклдывл ккое-то мерзкое месиво, утверждя, что в нем содержится большой процент фосфору, тк необходимого молодой собке для укрепления костей. От добротной пищи и нежного воспитния Нерк рсцвел и вошл в необходимый для произведения потомств возрст. Отец Федор ндзирл з собкой, диспутировл с видными городскими собчеями, скорбя лишь о том, что не может побеседовть с секретрем уисполком, великим, кк говорили, знтоком по чсти собководств.

Нконец н Нерку ндели новый щеголевтый ошейник с перьями, нпоминющий зпястье египетской црицы Клеоптры, и Ктерин Алексндровн, взяв с собою 3 рубля, повел блгоухющую невесту к медлисту-жениху, приндлежщему секретрю уисполком.

Счстливый принц встретил прелестную Нерку нежным, длеко слышным лем.

Отец Федор, сидя у окн, в нетерпении поджидл возврщения молодой. В конце улицы появилсь упитння фигур Ктерины Алексндровны. Сженях в тридцти от дом он остновилсь, чтобы поговорить с соседкой. Нерк, придерживемя шнурком, рссеянно описывл вокруг хозяйки кольц, восьмерки и прболы, изредк принюхивясь к основнию ближйшей тумбочки[37].

Но уже через минуту хозяйскя гордость, обуявшя душу отц Федор, сменилсь негодовнием, потом и ужсом. Из-з угл быстро выктился большой одноглзый, известный всей улице своей порочностью пес Мрсик. Помхв хвостом, лежвшим н спине кренделем, мерзвец подскочил к Нерке с явно мтримонильными нмерениями.

Отец Федор от негодовния подпрыгнул н стуле. Ктерин Алексндровн, увлечення беседой, не змечл ничего, происходившего з ее спиной. Востриков ужснулся и, зхвтив в сенях плку, выбежл н улицу. Сцен, предствившяся его взору, был полн дрмтизм. Ктерин Алексндровн бегл вокруг собк, визж: «Пошел! Пошел! Пошел!» — и бил Мрсик зонтиком по могучей спине. Пес не обрщл н побои ни млейшего внимния. Мысли его были длеко. Зкричв еще издли стршным голосом, отец Федор бросился спсть свое будущее богтство, но было уже поздно. Избитый Мрсик усккл н трех ногх.

Дом произошл большя семейня сцен, уснщення многими тяжелыми подробностями. Попдья плкл. Отец Федор сердито молчл, с омерзением поглядывя н оскверненную собку. Оствлсь крохотня ндежд н то, что потомство Нерки все-тки пойдет по уисполкомовской линии.

Через положенное время Нерк принесл шесть отличных мордтых крутобоких щенят чисто бульдожьей породы, которых портил одн мленькя подробность: у кждого щенк имелся большой черный пушистый, лежщий н спине кренделем хвост. Вместе с кренделеобрзными хвостми рухнул возможность продть приплод с прибылью. Щенков рздрили. Нерку подвергли строгому зточению и снов стли ждть приплод. По ночм, ткже утром, днем и вечером под окнми отц Востриков медленно похживл порочный Мрсик, уствясь единственным нхльным глзом в окн и жлобно подвывя.

Несмотря н тюремный режим и новые три рубля, зтрченные н секретрского кобеля, второе поколение еще больше нпоминло бродягу Мрсик. Один щенок родился дже одноглзым. Успех бродячего пс был совершенно необъясним. Тем не менее третья серия щенков окзлсь вылитыми мрсикми и от визитов к уисполкомовскому медлисту зимствовл только кривые породистые лпы. Отец Востриков хотел сгоряч вчинить иск, но тк кк Мрсик не имел хозяин, вчинить иск было некому. Тк рсплся «конский звод» и мечты о верном, постоянном доходе.

Порывистя душ отц Федор не знл покою. Не знл он его никогд. Ни тогд, когд он был воспитнником духовного училищ, Федей, ни когд он был устым семинристом Федор Ивнычем. Перейдя из семинрии в университет и проучившись н юридическом фкультете три год, Востриков в 1915 году убоялся возможной мобилизции и снов пошел по духовной линии. Сперв был рукоположен в диконы, потом посвящен в сн священник и нзнчен в уездный город N. И всегд, во всех этпх духовной и гржднской крьеры, отец Федор оствлся стяжтелем.

Мечтл отец Востриков о собственном свечном зводе. Терземый видением больших зводских брбнов, нмтывющих толстые восковые кнты, отец Федор изобретл рзличные проекты, осуществление которых должно было доствить ему основной и оборотный кпитлы для покупки двно присмотренного в Смре зводик.

Идеи осеняли отц Федор неожиднно, и он сейчс же принимлся з рботу. Отец Федор вдруг нчинл врить мрморное стирочное мыло; нвривл его пуды, но хотя мыло, по его уверению, зключло в себе огромный процент жиров, оно не мылилось и вдобвок стоило втрое дороже, чем «плугимолотовское». Мыло долго потом мокло и рзлглось в сенях, тк что Ктерин Алексндровн, проходя мимо него, дже всплкивл. А еще потом мыло выбрсывли в выгребную яму.

Прочитв в кком-то животноводческом журнле, что мясо кроликов нежно, кк у цыпленк, что плодятся они во множестве и что рзведение их может принести рчительному хозяину немлые брыши, отец Федор немедленно обзвелся полдюжиной производителей, и уже через пять месяцев собк Нерк, испугння неимоверным количеством ушстых существ, зполнивших двор и дом, сбежл неизвестно куд. Проклятые обывтели город N окзлись чрезвычйно консервтивными и с редким для неоргнизовнной мссы единодушием не покупли у Востриков ни одного кролик. Тогд отец Федор, переговорив с попдьей, решил укрсить свое меню кроликми, мясо которых превосходит по вкусу мясо цыплят. Из кроликов приготовляли: жркое, битки, пожрские котлеты. Кроликов врили в супе, подвли к ужину в холодном виде и зпекли в ббки. Это не привело ни к чему. Отец Федор подсчитл, что при переходе исключительно н кроличий пек семья сможет съесть з месяц не больше 40 животных, в то время кк ежемесячный приплод соствляет 90 штук, причем число это с кждым месяцем будет увеличивться в геометрической прогрессии.

Тогд Востриковы решили двть вкусные домшние обеды. Отец Федор весь вечер при лмпе писл химическим крндшом н ккуртно нрезнных листкх рифметической бумги объявления о дче вкусных домшних обедов, приготовляемых исключительно н свежем коровьем мсле. Объявление нчинлось словми: «Дешево и вкусно». Попдья нполнил эмлировнную мисочку мучным клейстером, и отец Федор поздним вечером нлепил объявления н всех телегрфных столбх и поблизости советских учреждений.

Новя зтея имел большой успех. В первый же день явилось 7 человек, в том числе делопроизводитель военкомт Бендин и зведующий подотделом блгоустройств Козлов, тщнием которого недвно был снесен единственный в городе пмятник стрины, триумфльня рк елисветинских времен[38], мешвшя, по его словм, уличному движению. Всем им обед очень понрвился. Н другой день явилось 14 человек. С кроликов не успевли сдирть шкурки. Целую неделю дело шло великолепно, и отец Федор уже подумывл об открытии небольшого скорняжного производств, без мотор[39], когд произошел совершенно непредвиденный случй.

Коопертив «Плуг и молот», который был уже зперт три недели по случю переучет товров, открылся, и рботники прилвк, пыхтя от усилий, выктили н здний двор, общий с двором отц Федор, бочку гнилой кпусты, которую и свлили в выгребную яму. Привлеченные пикнтным зпхом, кролики сбежлись к яме, и уже н другое утро среди нежных грызунов нчлся мор. Свирепствовл он всего только три чс, но уложил всех 240 производителей и весь не поддющийся учету приплод.

Ошеломленный, отец Федор притих н целых дв месяц и взыгрл духом только теперь, возвртясь из дому Воробьянинов и зпершись, к удивлению мтушки, в спльне. Все покзывло н то, что отец Федор озрен новой идеей, зхвтившей все его существо.

Ктерин Алексндровн косточкой согнутого пльц постучл в дверь спльной. Ответ не было, только усилилось пение. Попдья отступил от двери и знял позицию н дивне. Через минуту дверь приоткрылсь, и в щели покзлось лицо отц Федор, н котором игрл девичий румянец.

— Дй мне, мть, ножницы поскорее, — быстро проговорил отец Федор.

— А ужин кк же?

— Лдно. Потом.

Отец Федор схвтил ножницы, снов зперся и подошел к небольшому стенному овльному зерклу в поцрпнной черной рме.

Рядом с зерклом висел стриння нродня кртинк «Зерцло грешного», печтння с медной доски и приятно рскршення рукой. Отец Федор купил эту кртинку в последний свой приезд в Москву н Смоленском рынке[40] и очень любил ее. Особенно утешило его «Зерцло грешного» после неудчи с кроликми. Кртинк ясно покзывл бренность всего земного. По верхнему ее ряду шли четыре рисунк, подписнные слвянской вязью, знчительные и умиротворяющие душу: «Сим молитву деет, Хм пшеницу сеет, Яфет влсть имеет, смерть всем влдеет». Смерть был с косою и песочными чсми с крыльями. Смерть был сделн кк бы из протезов и ортопедических чстей и стоял, широко рсствив ноги, н пустой холмистой земле. Вид ее ясно говорил, что неудч с кроликми — дело пустое.

Сейчс отцу Федору больше понрвилсь кртинк: «Яфет влсть имеет», где тучный богтый человек с бородою сидел в мленьком зльце н троне с полным созннием своего богтств.

Отец Федор улыбнулся и, довольно торопливо, внимтельно глядя н себя в зеркло, нчл подстригть свою блгообрзную бороду. Волосы сыплись н пол, ножницы скрипели, и через пять минут отец Федор убедился, что подстригть бороду он совершенно не умеет. Бород его окзлсь скошенной н один бок, неприличной и дже подозрительной.

Помячив у зеркл еще немного, отец Федор обозлился, позвл жену и, протягивя ей ножницы, рздрженно скзл:

— Помоги мне хоть ты, мтушк. Никк не могу вот с волосищми своими спрвиться.

Мтушк от удивления дже руки нзд отвел.

— Что же ты нд собой сделл? — вымолвил он нконец.

— Ничего не сделл. Подстригюсь. Помоги, пожлуйст. Вот здесь, кк будто, скособочилось…

— Господи, — скзл мтушк, посягя н локоны отц Федор, — неужели, Феденьк, ты к обновленцм перейти собрлся?

Ткому нпрвлению рзговор отец Федор обрдовлся.

— А почему, мть, не перейти мне к обновленцм? А обновленцы что, не люди?

— Люди, конечно, люди, — соглсилсь мтушк ядовито, — кк же, по иллюзионм ходят, лименты плтят[41]…

— Ну, и я по иллюзионм буду бегть.

— Бегй, пожлуйст.

— И буду бегть.

— Добегешься! Ты в зеркло н себя посмотри.

И действительно. Из зеркл н отц Федор глянул бойкя черноглзя физиономия с небольшой дикой бородкой и нелепо длинными усми.

Стли подстригть усы, доводя их до пропорционльных рзмеров.

Дльнейшее еще больше порзило мтушку. Отец Федор зявил, что этим же вечером должен выехть по делу, и потребовл, чтобы Ктерин Алексндровн сбегл к брту-булочнику и взял у него н неделю пльто с бршковым воротником и коричневый утиный кртуз[42].

— Никуд не пойду! — зявил мтушк и зплкл.

Полчс шгл отец Федор по комнте и, пугя жену изменившимся своим лицом, молол чепуху. Мтушк понял только одно: отец Федор ни с того, ни с сего постригся, хочет в дурцком кртузе ехть неизвестно куд, ее бросет.

— Не бросю, — твердил отец Федор, — не бросю, через неделю буду нзд. Ведь может же быть у человек дело. Может или не может?

— Не может, — говорил попдья.

Отцу Федору, человеку в обрщении с ближними кроткому, пришлось дже постучть кулком по столу. Хотя стучл он осторожно и неумело, тк кк никогд этого не делл, попдья все же очень испуглсь и, нкинув оренбургский плток, побежл к брту з сттской одеждой.

Оствшись один, отец Федор с минуту подумл, скзл: «Женщинм тоже тяжело» — и вытянул из-под кровти сундучок, обитый жестью. Ткие сундучки встречются по большей чсти у крснормейцев. Оклеены они полостыми обоями, поверх которых крсуется портрет Буденного или кртонк от ппиросной коробки «Пляж», изобржющей трех крсвиц, лежщих н усыпнном глькой бтумском берегу. Сундучок Востриковых, к неудовольствию отц Федор, ткже был оклеен кртинкми, но не было тм ни Буденного, ни бтумских крсоток. Попдья злепил все нутро сундучк фотогрфиями, вырезнными из журнл «Летопись войны 1914 год»[43]. Тут было и «Взятие Перемышля», и «Рздч теплых вещей нижним чинм н позициях», и см молодецкий кзк Козьм Крючков, первый георгиевский квлер.

Выложив н пол лежвшие сверху книги: комплект журнл «Русский пломник» з 1903 год[44], толстеннейшую «Историю рскол» и брошюрку «Русский в Итлии»[45], н обложке которой отпечтн был курящийся Везувий, отец Федор зпустил руку н смое дно сундучк и вытщил стрый обтерхнный женин кпор[46]. Зжмурившись от зпх нфтлин, который внезпно удрил из сундучк, отец Федор, рзрывя кружевц и прошвы, вынул из кпор тяжелую полотняную колбску. Колбск содержл в себе двдцть золотых десяток — все, что остлось от коммерческих внтюр отц Федор.

Он привычным движением руки приподнял полу серенькой рясы и зсунул колбску в крмн полостых брюк. Потом подошел к комоду и вынул из конфетной коробки пятьдесят рублей трехрублевкми и пятирублевкми. В коробке оствлось еще двдцть рублей.

— Н неделю хвтит, — решил он.

Глв IV

Муз дльних стрнствий

З чс до приход вечернего почтового поезд отец Федор, в коротеньком, чуть ниже колен, пльто и с плетеной корзинкой, стоял в очереди у кссы и боязливо поглядывл н входные двери. Он боялся, что мтушк, противно его нстоянию, прибежит н вокзл провожть, и тогд плточник Прусис, сидевший в буфете и угощвший пивом фингент[47], срзу его узнет. Отец Федор с удивлением и стыдом посмтривл н свои обнженные полостые брюки.

Агент ОДТГПУ[48] медленно прошел по злу, утихомирил возникшую в очереди брнь из-з мест и знялся уловлением беспризорных, которые осмелились войти в зл I и II клсс, игря н деревянных ложкх «Жил-был Россия, великя держв»[49].

Кссир, суровый гржднин, долго возился с компостерми, пробивл н билете кружевные цифры и, к удивлению всей очереди, двл мелкую сдчу деньгми, не блготворительными мркми в пользу детей[50].

Посдк в бесплцкртный поезд[51] носил обычный кровопролитный хрктер. Пссжиры, согнувшись под тяжестью преогромных мешков, бегли от головы поезд к хвосту и от хвост к голове. Отец Федор ошеломленно бегл вместе со всеми. Он тк же, кк и все, говорил с проводникми исктельным голосом, тк же, кк и все, боялся, что кссир дл ему «непрвильный» билет, и только впущенный нконец в вгон вернулся к обычному спокойствию и дже повеселел.

Провоз зкричл полным голосом, и поезд тронулся, увозя с собой отц Федор в неизвестную дль по делу згдочному, но сулящему, кк видно, большие выгоды.

Интересня штук — полос отчуждения.[52] Смый обыкновенный гржднин, попв в нее, чувствует в себе некоторую хлопотливость и быстро преврщется либо в пссжир, либо в грузополучтеля, либо просто в безбилетного збулдыгу, омрчющего жизнь и служебную деятельность кондукторских бригд и перронных контролеров.

С той минуты, когд гржднин вступет в полосу отчуждения, которую он по-дилетнтски нзывет вокзлом или стнцией, жизнь его резко меняется. Сейчс же к нему подсккивют Ермки Тимофеевичи в белых передникх с никелировнными бляхми н сердце[53] и услужливо подхвтывют бгж. С этой минуты гржднин уже не приндлежит смому себе. Он — пссжир и нчинет исполнять все обязнности пссжир. Обязнности эти многосложны, но приятны.

Пссжир очень много ест. Простые смертные по ночм не едят, но пссжир ест и ночью. Ест он жреного цыпленк, который для него дорог, крутые яйц, вредные для желудк, и мслины. Когд поезд прорезет стрелку, н полкх бряцют многочисленные чйники и подпрыгивют звернутые в гзетные кульки цыплят, лишенные ножек, с корнем вырвнных пссжирми. Но пссжиры ничего этого не змечют. Они рсскзывют некдоты. Регулярно, через кждые три минуты, весь вгон ндсживется от смех. Зтем нступет тишин, и брхтный голос доклдывет следующий некдот:

«Умирет стрый еврей.[54] Тут жен стоит, дети.

— А Моня здесь? — еврей спршивет еле-еле.

— Здесь.

— А тетя Брн пришл?

— Пришл.

— А где ббушк, я ее не вижу?

— Вот он стоит.

— А Иск?

— Иск тут.

— А дети?

— Вот все дети.

— Кто же в лвке остлся?!»

Сию же секунду чйники нчинют бряцть и цыплят летют н верхних полкх, потревоженные громовым смехом. Но пссжиры этого не змечют. У кждого н сердце лежит зветный некдот, который, трепыхясь, дожидется своей очереди. Новый исполнитель, толкя локтями соседей и умоляюще крич: «А вот мне рсскзывли», — с трудом звлдевет внимнием и нчинет:

«Один еврей приходит домой и ложится спть рядом со своей женой. Вдруг он слышит, под кровтью кто-то скребется. Еврей опустил под кровть руку и спршивет:

— Это ты, Джек?

А Джек лизнул руку и отвечет:

— Это я!»

Пссжиры умирют от смех, темня ночь зкрывет поля, из провозной трубы вылетют вертлявые искры, и тонкие семфоры в светящихся зеленых очкх щепетильно проносятся мимо, глядя поверх поезд.

Интересня штук полос отчуждения! Во все концы стрны бегут длинные тяжелые поезд дльнего следовния. Всюду открыт дорог. Везде горит зеленый огонь — путь свободен. Полярный экспресс подымется к Мурмнску. Согнувшись и сгорбясь н стрелке, с Курского вокзл высккивет «Первый-К», проклдывя путь н Тифлис. Дльневосточный курьер огибет Бйкл, полным ходом приближясь к Тихому окену.

Муз дльних стрнствий мнит человек. Уже вырвл он отц Федор из тихой уездной обители и бросил невесть в ккую губернию. Уже и делопроизводитель згс, Ипполит Мтвеевич Воробьянинов, потревожен в смом нутре своем и здумл черт знет что ткое.

Носит людей по стрне. Один з десять тысяч километров от мест службы нходит себе сияющую невесту. Другой, в погоне з сокровищми, бросет почтово-телегрфное отделение и, кк школьник, бежит н Алдн[55]. А третий тк и сидит себе дом, любовно поглживя созревшую грыжу и читя сочинения грф Слис[56], купленные вместо рубля з пять копеек.

Н второй день после похорон, упрвление которыми любезно взял н себя гробовой мстер Безенчук, Ипполит Мтвеевич отпрвился н службу и, исполняя возложенные н него обязнности, зрегистрировл собственноручно кончину Клвдии Ивновны Петуховой, 59 лет, домшней хозяйки, беспртийной, жительство имевшей в уездном городе N и родом происходившей из дворян Стргородской губернии. Зтем Ипполит Мтвеевич испросил себе двухнедельный узконенный декретный отпуск[57], получил 41 рубль отпускных денег и, рспрощвшись с сослуживцми, отпрвился домой. По дороге он звернул в птеку.

Провизор Леопольд Григорьевич, которого домшние и друзья нзывли — Лип, стоял з крсным лкировнным прилвком, окруженный молочного цвет бнкми с ядом, и, со свойственной ему нервностью, продвл свояченице брндмейстер «крем Анго против згр и веснушек, придет исключительную белизну коже». Своячениц брндмейстер, однко, требовл «пудру Ршель золотистого цвет, придет телу ровный, недостижимый в природе згр». Но в птеке был только «крем Анго против згр», и борьб столь противоположных продуктов прфюмерии длилсь полчс. Победил все-тки Лип, продвший свояченице брндмейстер губную помду и «Клоповр» — прибор, построенный по принципу смовр, но имеющий внешний вид лейки[58].

— Кк вм нрвится Шнхй[59]? — спросил Лип Ипполит Мтвеевич, — не хотел бы я теперь быть в этом сетльменте.

— Англичне ж сволочи, — ответил Ипполит Мтвеевич. — Тк им и ндо. Они всегд Россию продвли.

Леопольд Григорьевич сочувственно пожл плечми, кк бы говоря — «Кто Россию не продвл», и приступил к делу.

— Что вы хотели?

— Средство для волос.

— Для рщения, уничтожения, окрски?

— Ккое тм рщение, — скзл Ипполит Мтвеевич, — для окрски.

— Для окрски есть змечтельное средство «Титник»[60]. Получено с тможни. Контрбндный товр. Не смывется ни холодной, ни горячей водой, ни мыльной пеной, ни керосином. Рдикльный черный цвет. Флкон н полгод стоит 3 р. 12 копеек. Рекомендую кк хорошему знкомому.

Ипполит Мтвеевич повертел в рукх квдртный флкон «Титник», со вздохом посмотрел н этикетку и выложил деньги н прилвок.

— Они скоро всю Хэннь зберут, эти кнтонцы. Свтоу, я зню. А?

Ипполит Мтвеевич возвртился домой и с омерзением стл поливть голову и усы «Титником». По квртире рспрострнилось зловоние.

После обед вонь убвилсь, усы обсохли, слиплись, и рсчесть их можно было только с большим трудом. Рдикльный черный цвет окзлся с несколько зеленовтым отливом, но вторично крсить уже было некогд. Ипполит Мтвеевич вынул из тещиной шктулки нйденный им нкнуне список дргоценностей Клвдии Ивновны, пересчитл все нличные деньги, зпер квртиру, спрятл ключи в здний крмн брюк, сел в ускоренный №7 и уехл в Стргород.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Глв V

Бойкий мльчик

Н мсленицу 1913 год в Стргороде произошло событие, возмутившее передовые слои местного обществ.

В четверг вечером, в кфешнтне «Сльве», в роскошно отделнных злх шл грндиозня прогрмм. «Всемирно известня трупп жонглеров „10 рбов“! Величйший феномен XX век Стэнс — Згдочно! Непостижимо! Чудовищно! Стэнс — человек-згдк. Порзительные испнские кробты Инс! Брезин — див из прижского тетр Фоли-Бержер[61]! Сестры Дрфир и другие номер».

Сестры Дрфир, их было трое, метлись по крохотной сцене, здник которой изобржл Версльский вид, и с волжским кцентом пели:

Исполнив этот куплет, сестры вздрогнули, взялись з руки и под усилившийся ккомпнемент рояля грянули что есть силы рефрен:

Отчянный пляс и обворожительные улыбки трио Дрфир не произвели никкого действия н передовые круги стргородского обществ. Круги эти, предствленные в кфешнтне глсным городской думы[62] Чрушниковым с двоюродной сестрой, первогильдийным купцом[63] Ангеловым, сидевшим нвеселе с двумя двоюродными сестрми в плевых одеждх, рхитектором упрвы, городовым врчом, тремя помещикми и многими, менее именитыми, людьми с двоюродными сестрми и без них, проводили трио Дрфир похоронными хлопкми и снов предлись рдостям «семейного прдного ужин с шмпнским Мумм (зеленя лент) по 2 рубля с персоны».

Н столикх в особенных стопочкх из «белого метлл бр. Фрже»[64] торчли привлектельные голубые меню, содержние которых, нводившее н купц Ангелов тяжелую пьяную скуку, было обольстительно и необыкновенно для молодого человек, лет семндцти, сидевшего у смой сцены с недорогой, очень зрелых лет двоюродной сестрой. Молодой человек еще рз перечел меню: «Судчки Попьет. Жркое цыпленок. Млосольный огурец. Суфле-глясе Жнн Д'Арк. Шмпнское Мумм (зеленя лент). Дмм — живые цветы», — сблнсировл в уме одному ему известные суммы и робко зкзл ужин н две персоны. А уже через полчс плквшего молодого человек, в котором купец Ангелов громоглсно опознл переодетого гимнзист, сын бклейщик Дмитрия Мркелович, выводил стрый лкей Петр[65], с негодовнием бормотвший: «А ежели денег нет, то зчем фрукты требовть. Они в крточке не обознчены. Им цен особя». Двоюродня сестр, кокетливо зкутвшись в кошчий плнтин с черными лпкми, шл позди, выбрсывя зд то нпрво, то нлево и иронически подергивя плечми. Купец Ангелов рдостно кричл вслед опозоренному гимнзисту: «Двоечник! Второгодник! Ппе скжу! Будет тебе бенефис!»

Скук, нвеяння выступлением сестер Дрфир, исчезл бесследно. Н сцену медленно вышл знменитя мдемузель Брезин с бритыми подмышкми и небесным личиком. Див был облчен в струсовый тулет. Он не пел, не рсскзывл, ни дже не тнцевл. Он рсхживл по сцене, умильно глядя н публику, пронзительно вскрикивя и одновременно с этим сбивя носком божественной ножки проволочные пенсне без стекол с нос пртнер — бесцветного устого господин. Ангелов и городской рхитектор, бритый стричок, были вне себя.

— Отдй все — и мло! — кричл Ангелов стршным голосом.

— Бис! Бис! Бис! — ндсживлся рхитектор.

Глсный городской думы Чрушников, пронзенный в смое сердце феей из Фоли-Бержер, поднялся из-з столик и, примерившись, тяжело дыш, бросил н сцену кружок серпнтину. Рзвившись только до половины, кружок попл в подбородок прелестной дивы. Фея еще больше зулыблсь. Неподдельное веселье зхвтило зл. Требовли шмпнского. Городской рхитектор плкл. Помещики усиленно приглшли городового врч к себе н охоту. Оркестр зигрл туш…

В момент нивысшей рдости рздлись громкие голос. Оркестр смолк, и рхитектор — первый, обернувшийся ко входу, снчл зкшлялся, потом зплодировл. В злу вошел известный мот и бонвивн, уездный предводитель дворянств[66] Ипполит Мтвеевич Воробьянинов, ведя под руки двух совершенно голых дм. Позди шел околоточный ндзиртель[67] в шинели и белых перчткх, держ под мышкой рзноцветные бебехи, соствлявшие, по-видимому, нряды рзоблчившихся спутниц Ипполит Мтвеевич.

— Не губите, вше высокоблгородие! — дрожщим голосом говорил околоточный. — По долгу службы…

Голые дмы с любопытством смотрели н окружющих невинными глзми. В зле нчлось смятенье. Не пл духом один лишь Ангелов.

— Голубчик! Ипполит Мтвеевич! — дико умилился он. — Орел! Дй я тебя поцелую. Оркестр — туш!!!

— По долгу службы, — неожиднно твердо вымолвил околоточный, — не дозволяют првил!

— Што-с? — спросил Ипполит Мтвеевич тенором. — Кто вы ткой?

— Околоточный ндзиртель шестого околотк, Сдовой чсти, Юкин.

— Господин Юкин, — язвительно скзл Ипполит Мтвеевич, — сходите к полицмейстеру[68] и доложите ему, что вы мне ндоедли. А теперь по долгу службы соствьте протокол.

И Ипполит Мтвеевич горделиво проследовл со своими спутницми в отдельный кбинет, куд немедленно ринулись встревоженный метрдотель, см хозяин «Сльве» и совершенно одичвший купец Ангелов.

Событие это, взволноввшее передовые круги стргородского обществ, окончилось тк же, кк окнчивлись все подобные события: 25 рублей штрфу и сттейк в местной либерльной гзете «Обществення мысль» под осторожным зглвием «Приключения предводителя». Сттейк был нписн возвышенным слогом и нчинлсь тк:

«В ншем богоспсемом городе что ни событие, то:

— Сенсция!

И, кк нрочно, в кждой сенсции змешны именно:

— Влиятельные лиц…»

Сттья, в которой упоминлись иницилы Ипполит Мтвеевич, зкнчивлсь неизбежным: «Бывли хуже времен, но не было подлей»[69] — и был подписн популярным в городе фельетонистом Принцем Дтским[70]. В тот же день чиновник для особых поручений при грдончльнике позвонил в редкцию и, с устршющей любезностью, просил господин «Принц Дтского» прибыть в кнцелярию грдончльник к 4 чсм дня для объяснений. Принц Дтский срзу зтосковл и уже не смог дописть очередного фельетон о подозрительной зтяжке переговоров по сдче городского тетр под спекткли московского опереточного тетр. В нзнченное время венценосный журнлист сидел в приемной грдончльник и, смущясь, думл о том, кк он, зикющийся нстолько, что его не смогли излечить дже курсы профессор Фйнштейн[71], будет объясняться с грдончльником, человеком вспыльчивым и ничего не понимющим в гзетной технике. Грдончльник говорил, презрительно рстягивя слов и с особенным удовольствием всмтривясь в синевтое лицо Принц Дтского, который тщетно силился выговорить необыкновенно трудные для него слов: «Вше высокопревосходительство». Бесед кончилсь тем, что грдончльник поднялся из-з стол и скзл:

— Для вшего спокойствия рекомендую о тких вещх больше не зикться.

Принц Дтский, успевший одолеть к этому времени слов: «Вше высокопревосходительство» — зшипел особенно сильно, позволил себе улыбнуться и, почти выворчивясь низннку от усилия, вытряхнул из себя ответ:

— Т-т-то-те-т-тк я же в-в-в-ообще з'-икюсь!

Остроумие Принц было оценено довольно дорого. Гзет зплтил 100 р. штрфу и о следующих похождениях Ипполит Мтвеевич уже ничего не писл.

Неожиднные поступки были свойственны Ипполиту Мтвеевичу с детств.

Ипполит Мтвеевич Воробьянинов родился в 1875 году в Стргородском уезде в поместье своего отц Мтвея Алексндрович, стрстного любителя голубей. Покуд сын рос, болел детскими болезнями и вырбтывл первые взгляды н жизнь, Мтвей Алексндрович гонял длинным бмбуковым шестом голубей, по вечерм, зпхнувшись в хлт, писл сочинение о рзновидностях и привычкх любимых птиц. Все крыши усдебных построек были устлны хрупким голубиным пометом. Любимый голубь Мтвея Алексндрович Фредерик со своей супругой Мнькой обитли в отдельной блгоустроенной голубятне.

Н девятом году жизни мльчик Ипполит определили в приготовительный клсс Стргородской дворянской гимнзии, где он узнл, что, кроме крсивых и приятных вещей — пенл, скрипящего и пхучего кожного рнц, переводных кртинок и упоительного ктния н лковых перилх гимнзической лестницы, есть еще единицы, двойки, двойки с плюсом и тройки с двумя минусми. О том, что он лучше других мльчиков, Ипполит узнл уже во время вступительного экзмен по рифметике. Н вопрос о том, сколько получится яблок, если из левого крмн вынуть три яблок, из првого — девять, сложить их вместе, потом рзделить н три, Ипполит ничего не ответил, потому что решить этой здчи не смог. Экзментор собрлся было зписть Воробьянинову Ипполиту двойку, но бтюшк, сидевший з столом вместе с прочими экзменторми, звздыхл и сообщил: «Это Мтвея Алексндрович сын, очень бойкий мльчик». Экзментор зписл Воробьянинову Ипполиту три, и бойкий мльчик был принят.

В Стргороде были две гимнзии: дворянскя и городскя. Воспитнники дворянской гимнзии питли трдиционную вржду к питомцм городской гимнзии. Они нзывли их «крндшми» и гордились своими фуржкми с крсным околышем, з что, в свою очередь, получили позорное прозвище «бклжн». Не один «крндш» принял мученический венец из «фонрей» и «блншей» от руки кровождных «бклжн». Озлобленные «крндши» устривли н «бклжн»-одиночек облвы и с гикньем обстреливли дворянчиков из дльнобойных рогток. «Бклжн»-одиночк, тряся рнцем, спслся в переулок и долго еще сидел в подъезде ккого-нибудь дом, бледный и потерявший одну клошу. Взятя в плен клош збрсывлсь победителями н крышу по возможности высокого дом.

Были еще в Стргороде кдеты, которых гимнзисты нзывли «спогми», но жили они в двух верстх от город, в своем корпусе, и вели, по мнению «мртыхнов»[72], жизнь згдочную и дже легендрную.

Ипполит звидовл кдетм, их голубым погончикм с нляпнным по трфрету желтым лексндровским вензелем, их бляхм с нклдными орлми; но, лишенный, по воле отц, возможности получить воспитние воин, сидел в гимнзии, получл тройки с двумя минусми и пусклся н смые неслыхнные предприятия.

В третьем клссе Ипполит остлся н второй год. Кк-то, перед смыми экзменми, во время большой перемены три гимнзист збрлись в ктовый зл и долго лзили тм, с восторгом осмтривя стол, покрытый сверкющим зеленым сукном, тяжелые млиновые портьеры с бмбошкми и кдки с пльмми. Гимнзист Свицкий, известный в гимнзических кругх сорвиголов, рдостно плюнул в взон с фикусом. Ипполит и третий гимнзист Пыхтеев-Ккуев[73] чуть не умерли от смех.

— А фикус ты можешь поднять? — с почтением спросил Ипполит.

— Ого! — ответил «силч» Свицкий.

— А ну, подыми!

Свицкий сейчс же нчл трудиться нд фикусом.

— Не подымешь! — шептли Ипполит с Пыхтеевым-Ккуевым. Свицкий с крсной мордочкой и взмокшими нхохленными волосми продолжл копошиться у фикус.

Вдруг произошло смое ужсное: Свицкий оторвлся от фикус и спиною нлетел н колонну крсного дерев с золотыми ложбинкми, н которой стоял мрморной бюст Алексндр I, Блгословенного. Бюст зштлся, слепые глз цря укоризненно посмотрели н притихших мигом гимнзистов, и Блгословенный, постояв секунду под углом в сорок пять грдусов, кк смоубийц в реку, кинулся головой вниз. Пдение импертор, хотя и зглушенное лежвшим н полу квкзским ковром, имело роковые последствия. От лиц цря отделился сверкющий кк рфинд кусок, в котором гимнзисты с ужсом узнли нос. Холодея от ужс, товрищи подняли бюст и поствили его н прежнее место. Первым убежл Пыхтеев-Ккуев.

— Что ж теперь будет, Воробьянинов? — спросил Свицкий.

— Это не я рзбил, — быстро ответил Ипполит.

Он покинул ктовый зл вторым. Оствшись один, Свицкий, не ндеясь ни н что, пытлся водворить нос н прежнее место. Нос не приствл. Тогд Свицкий пошел в уборную и утопил нос в дыре.

Во время греческого в третий клсс вошел директор Сизик. Сизик сделл знк греку оствться н месте и произнес ту же смую речь, которую он только что произносил по очереди в пяти стрших клссх. У директор не было зубов.

— Гошпод, — зявил он, — кто ржбил бюшт гошудря в ктовом жле?

Клсс молчл.

— Пожор! — рявкнул директор, обрызгивя слюною «зубрил», сидящих н передних пртх.

«Зубрилы» преднно смотрели в глз Сизик. Взгляд их выржл горькое сожление о том, что они не знют имени преступник.

— Пожор! — повторил директор. — Имейте в виду, гошпод, што ешли в чечении чш виновный не шожнеч, вешь клш будет оштвлен н второй год. Те же, которые шидят второй год, будут ишключены.

Третий клсс не знл, что Сизик говорил о том же смом во всех клссх, и поэтому его слов вызвли ужс.

Конец урок прошел в полном смятении. Грек никто не слушл. Ипполит смотрел н Свицкого.

— Сизик врет, — говорил Свицкий грустно, — пугет. Нельзя всех оствить н второй год.

Пыхтеев-Ккуев плкл, положив голову н прту.

— А мы-то з что? — кричли «зубрилы», преднно глядя н грек.

— Ну, дети, дети, дети! — взывл грек.

Но пник только увеличивлсь. Плкл уже не один Пыхтеев-Ккуев. Доведенные до отчяния «зубрилы» рыдли. Звонок, возвестивший конец урок, прозвучл среди взрывов всеобщего отчяния.

«Зубрил» Мурзик прочел молитву после учения «Блгодрим тя создтелю», икя от горя.

После урок Свицкий, не добившись никкого толку от зплкнного Пыхтеев-Ккуев, пошел искть Ипполит, но Ипполит нигде не было.

Н другой день Свицкий был исключен из гимнзии. Пыхтеев-Ккуев получил тройку «из поведения с предупреждением и вызовом родителей». Родитель, мелкопоместный влдетель, приехл н бегункх[74], зпряженных неподковнной лошдкой, и, после рзговор с директором, утщил сын в шинельную, где и отодрл его смым зверским обрзом в присутствии мссы любопытных из стрших клссов. Рев мленького Пыхтеев-Ккуев был слышен дже з городской чертой.

Ипполит продолжл учиться. Гимнзические его годы сопровождли обычные события и вещи. В гимнзию он приезжл в фэтоне с фонрями и толстым кучером, который величл его по имени и отчеству. Липки и резинки водились у него смые лучшие и дорогие. Игрл он в перышки всегд счстливо, потому что перья покупли ему целыми коробкми и с тким резервом он мог игрть до бесконечности, беря противников «н выдержку». Звтркть он ездил домой. Это вызывло звисть, и он этим гордился. В пятом клссе он уже говорил, слегк рстягивя слов, что не помешло ему снов сесть н второй год. В шестом клссе был выкурен первя ппирос. Зим прошл в гимнзических блх, где Ипполит, покзывя белую шелковую подклдку мундир, вертелся в мзурке и пил в грдеробной ром. В седьмом клссе его мучили квдртные урвнения, «чертов лестниц» (объем пирмиды), прллелогрмм скоростей и «Метморфозы» Овидия. А в восьмом клссе он узнл «Логику», «Христинские нрвоучения» и легкую венерическую болезнь.

Отец его сильно одряхлел. Длинный бмбуковый шест уже дрожл в его рукх, сочинение о свойствх голубиной породы уже перевлило з середину. Мтвей Алексндрович умер, тк его и не зкончив, и Ипполит Мтвеевич, кроме шестндцти голубиных стй, совершенно иссохшего и ствшего похожим н попугя Фредерик, получил двдцть тысяч годового доход и огромное, плохо поствленное хозяйство.

Нчло смостоятельной жизни молодой Воробьянинов ознменовл блестяще оргнизовнным кутежом с пьяной стрельбой по голубям и облвой н деревенских девок. Обрзовние свое он считл зконченным. Он не пошел ни в университет, ни н госудрственную службу. От военной его избвил общя слбость здоровья, порзительня в тком цветущем н вид человеке. Он тк и остлся неслужщим дворянином, золотой рыбкой себе н уме, неверным женихом и волокитой по нтуре. Он переустроил родительский особняке Стргороде н свой лд, звел кмердинер с бкми, трех лкеев, повр-фрнцуз, шедевром которого было филе из нлим «Вм-Блям», и большой штт кухонной прислуги.

Глв VI

Продолжение предыдущей

Блготворительные бзры в Стргороде отличлись большой пышностью и изобреттельностью, которую нперерыв проявляли дмы избрнного стргородского обществ. Бзры эти устривлись то в виде московского трктир, то н мнер квкзского ул, где черкешенки с двойными подбородкми и в корсетх торговли в пользу приютских детей шмпнским «Аи» по цене, не слыхнной дже н тких зоблчных высотх.

Н одном из этих бзров Ипполит Мтвеевич, стоя под вывеской: «Нстоящи квкзски духн. Нормльни квкзски удовольсти», — познкомился с женой нового окружного прокурор — Еленой Стнислвовной Боур. Прокурор был стр, но жен его, по уверению секретря суд, —

Секретрь суд грешил стишкми.

«Зовущя к поцелуям» Елен Стнислвовн имел н голове черную брхтную трелочку с шелковой розеткой цветов фрнцузского нционльного флг, что должно было изобржть полный нряд молодой черкесской девицы. Н плече воздушня прокурорш держл кртонный кувшин, оклеенный золотой бумгой, из которого торчло горлышко шмпнской бутылки.

— Рзришиты сткнчик шмпнски! — скзл Ипполит Мтвеевич глнтно.

Прокурорш нежно улыбнулсь и спустил с плеч кувшин. Ипполит Мтвеевич, здержв дыхние, смотрел н ее голые прфиновые руки, неумело открывющие бутылку. Он выпил свой бокл, кк воду, не почувствовв дже вкус. Голые руки Елены Стнислвовны смешли все его мысли. Он вынул из жилетного крмн сотенный билет, положил его н крй склы из бурого ппье-мше и, громко сопя, отошел. Прокурорш улыбнулсь еще нежней, потщил кредитку к себе и молвил музыкльным голосом:

— Бедные дети не збудут вшей щедрости.

Ипполит Мтвеевич издли прижл руки к груди и поклонился н целый ршин глубже, чем клнялся обычно. Рзогнувшись, Ипполит Мтвеевич понял, что без прокурорши ему не жить и попросил секретря суд предствить его новому прокурору. Прокурор был похож н умную обезьяну. Прохживясь с Ипполитом Мтвеевичем между змком Тмры и сидевшим н кресле и держвшим в клюве кружку для пожертвовний чучелом орл, прокурор Боур проворно чесл у себя з ухом и рсскзывл последние петербургские новости.

С Еленой Стнислвовной Воробьянинову в этот вечер довелось рзговривть еще несколько рз по поводу бедственного положения приютских детей и живописности стргородского прк.

Н следующий день Ипполит Мтвеевич подктил к подъезду Боуров н злейших в мире лошдях, провел полчс в приятнейшей беседе о бедственном положении приютских детей, уже через месяц секретрь суд конфиденцильно шепнул в мохнтое ухо следовтеля по вжнейшим делм, что прокурор «кжется стл бодться», н что следовтель с усмешкой ответил: «Це дило треб розжувты» — и рсскзл очень интересное дело, слушвшееся в городе Орле и окончившееся опрвднием муж, убившего изменницу жену.

Во всем городе дмочки зливлись по-соловьиному. Мужья звидовли удчливости Воробьянинов. Постники, трезвенники и иделисты збрсывли прокурор нонимными письмми. Прокурор читл их н зседниях суд, ловко и быстро чеш з ухом. С Воробьяниновым он был любезнее прежнего. Положение его было безвыходным — он ожидл вскоре перевод в столицу и не мог портить своей крьеры пошлым убийством любовник жены.

Но Ипполит Мтвеевич позволил себе совершенную бестктность. Он велел выкрсить свой экипж в белый цвет и проктился в нем вместе с угоревшей от любви прокуроршей по Большой Пушкинской улице. Нпрсно Елен Стнислвовн прикрывл мрморное лицо вулеткой, рсшитой черными птичкми, — ее все узнли. Город в стрхе содрогнулся, но этот любовный эксцесс не окзл н прокурор никкого действия. Отчявшиеся постники, трезвенники и иделисты стли бомбрдировть нонимкми смо министерство юстиции. Товрищ министр был поржен трусостью окружного прокурор[75]. Все ждли дуэли. Но прокурор, по-прежнему минуя оружейный мгзин, ктил кждое утро к зднию судебных устновлений, с грустью поглядывя н фигуру Фемиды, держвшей весы, в одной чшке которых он явственно видел себя снкт-петербургским прокурором, в другой — розового и нглого Воробьянинов.

Все кончилось совершенно неожиднно: Ипполит Мтвеевич увез прокуроршу в Приж, прокурор перевели в Сызрнь. В Сызрни прокурор прожил долго, зслл человек восемьсот н кторгу и в конце концов умер.

Ипполит Мтвеевич со своей подругой приехл в Приж осенью. Приж готовился к всемирной выствке. Еще незкончення бшня Эйфеля[76], похожя н сумсшедшую тбуретку, вызывл ужс иделистов, постников и трезвенников богоспсемого город Приж. Вечером, в отеле, Ипполиту Мтвеевичу покзли смого Эйфеля — господин среднего рост с бородкой «булнже»[77] цвет соли и перцу, в рогтом пенсне. Из-з него произошл ссор, уже не первя, впрочем, между Ипполитом Мтвеевичем и его любовницей. Нпичкння сведениями, полученными ею от сосед по купе, молодого фрнцузского инженер, Елен Стнислвовн неожиднно зявил, что преклоняется перед смелыми дерзниями господин Эйфеля.

— Обвлится эт клнч н твоего Эйфелев, — грубо ответил Ипполит Мтвеевич. — Я б ткому дурку дже конюшни не дл строить.

И среди двух русских возник тяжкий спор, кончившийся тем, что Ипполит Мтвеевич в сердцх купил молодого рослого сенбернр, доводившего Елену Стнислвовну до притворной истерики и прогрызшего ее новую ротонду[78], обшитую черным стеклярусом.

В пхнущем москтельной лвкой Приже молодые люди веселились: штлись по кбчкм, ели пьяные вишни, бывли н спектклях «Фрнцузской комедии»[79], пили чй из смовр, специльно выписнного Ипполитом Мтвеевичем из России, з что и получили от отельной прислуги кличку «молодоженов с мшиной»; неудчно съездили н рулетку, но не говорили уже больше ни о бедственном положении приютских детей, ни о живописности стргородского прк, потому что стрсть незметно пропл и остлсь привычк к бездельной веселой жизни вдвоем. Елен Стнислвовн сходил однжды к известной гдлке, мдм де Сюри, и вернулсь оттуд необыкновенно взволновнной.

— Нет, ты обязтельно должен к ней сходить. Он мне все рсскзл. Это удивительно, — твердил Елен Стнислвовн.

Но Ипполит Мтвеевич, проигрвший нкнуне в безик семьсот фрнков зезжему россиянину[80], только посмотрел н свои кофейные с черными лмпсми пнтлоны и неожиднно скзл:

— Едем, миля, домой. Двно пор.

Стргород был звлен снегом.[81] Тяжелые обозы шгом проходили по Большой Пушкинской. Обледенелые деревья Алексндровского бульвр были бонировны глкми. Глки кртвили необыкновенно возбужденно, что нпоминло годичные собрния «Обществ прикзчиков-евреев». Снежные звезды, крестики и другие морозные знки отличий медленно сдились н нос Ипполит Мтвеевич. Ветр не было. С вокзл Ипполит Мтвеевич ехл н низких снкх, небрежно поглядывя н городские достопримечтельности: н новое здние биржи, сооруженное усердием стргородских купцов в ссиро-ввилонском стиле, н клнчу Пушкинской чсти с висевшими н ней двумя большими круглыми бомбми, которые укзывли н пожр средней величины[82], возникший в рйоне.

— Кто горит, Михйл? — спросил Ипполит Мтвеевич кучер.

— Блгуровы горят. Вторые сутки.

Не проехли и двух квртлов, кк нтолкнулись н небольшую толпу нрод, уныло стоявшую нпротив блгуровского дом. Из открытых окон второго этж медленно выходил дым. Внезпно в окне появился пожрный и лениво прокричл вниз:

— Вня! Дй-к фрнцузскую лестницу.

Снег продолжл летть. Внизу никто не отзывлся. Пожрный в рздумье постоял у окн, зевнул и рвнодушно скрылся в дыму.

— Тк он и пять суток гореть будет, — гневно скзл Ипполит Мтвеевич. — Тоже… Приж.

С Еленой Стнислвовной Воробьянинов рзошелся очень мирно. Продолжл бывть у нее, ежемесячно посылл ей в конверте 300 рублей и нисколько не обижлся, когд зствл у нее молодых офицеров, по большей чсти бойких и прекрсно воспитнных.

Ипполит Мтвеевич продолжл жить в своем особняке н Денисовской улице, ведя легкую холостую жизнь. Он очень зботился о своей нружности и, морщсь от боли, выдирл стльным пинцетом высовывющиеся из ноздри волоски; посещл первые предствления в городском тетре и одно время тк пристрстился к опере, что подружился с бритоном Абрмовым и прошел с ним рию Жермен из «Трвиты» — «Ты збыл крй милый свой, бросил ты Провнс родной». Когд приступили к рзучивнию рии Риголетто: «Куртизны, исчдия порок, нсмеялись ндо мною вы жестоко», — бритон с негодовнием зметил, что Ипполит Мтвеевич живет с его женой, колортурным сопрно. Последоввшя зтем сцен был ужсн. Возмущенный до глубины души бритон сорвл с Воробьянинов 160 рублей и поктил в Кзнь.

Скбрезные похождения Ипполит Мтвеевич, в особенности избиение в клубе блгородного собрния присяжного поверенного Мурузи зкрепили з ним репутцию демонического человек.

Дже в 1905 году, принесшем беспокойство и тревогу, Ипполит Мтвеевич не покинул природня жизнердостность и вер в твердые устои российской госудрственности. К тому же в имении Ипполит Мтвеевич все прошло тихо, если не считть сожжения нескольких стогов сен. Грф Витте, зключившего Портсмутский мир[83], Ипполит Мтвеевич сгоряч нзвл предтелем, но подробно по этому поводу тк и не выскзлся.

Новые годы не переменили жизни Ипполит Мтвеевич. Он чсто бывл в Петербурге и Москве, любил слушть цыгн, деля при этом тонкие рзличия между петербургскими и московскими, посещл гимнзических товрищей, служивших кто по министерству внутренних дел, кто и по финнсовой чсти.

Жизнь проходил весело и быстро. Н Ипполит Мтвеевич уже не охотились предприимчивые родончльницы. Все считли его безнрвственным холостяком. И вдруг, в 1911 году, Воробьянинов женился н дочери сосед — состоятельного помещик Петухов[84]. Произошло это после того, кк отъявленный холостяк, нехв кк-то в имение, увидел, что дел его поштнулись и что без выгодной женитьбы попрвить их невозможно. Нибольшее придное можно было получить з Мри Петуховой, долговязым и кротким скелетом. Дв месяц Ипполит Мтвеевич склдывл к подножию кроткого скелет белые розы, н третий сделл предложение, женился и был избрн уездным предводителем дворянств.

— Ну, кк твой скелетик?[85] — нежно спршивл Елен Стнислвовн, у которой Ипполит Мтвеевич после женитьбы стл бывть чще прежнего.

Ипполит Мтвеевич весело ощеривлся, зливясь смехом.

— Нет, честное слово, он очень миля, но до чего нивн… А Клвдия Ивновн!.. Ты знешь, он нзывет меня Эполет. Ей кжется, что тк произносят в Приже. Змечтельно.

С годми жизнь Ипполит Мтвеевич зметно менялсь. Он рно и крсиво поседел. У него появились мленькие привычки. Просыпясь по утрм, он говорил себе: «Гутен морген» или «Бонжур». Его одолевли детские стрсти. Он нчл собирть земские мрки, ухлопл н это большие деньги, скоро окзлся влдельцем лучшей коллекции в России и звел оживленную переписку с нгличнином Энфильдом, облдвшим смой полной коллекцией русских земских мрок. Превосходство нгличнин в облсти коллекционировния мрок подобного род сильно волновло Ипполит Мтвеевич. Положение предводителя и большие связи помогли ему в деле одоления коврного врг из Глзго. Ипполит Мтвеевич подбил председтеля земской упрвы н выпуск новых мрок Стргородского губернского земств[86], чего уже не было лет десять. Председтель упрвы, смешливый стрик, введенный Ипполитом Мтвеевичем в суть дел, долго хохотл и соглсился н предложение Воробьянинов. Новые мрки были выпущены в количестве двух экземпляров и включены в ктлог з 1912 год. Клише Воробьянинов собственноручно рзбил молотком. Через три месяц Ипполит Мтвеевич получил от Энфильд учтивое письмо, в котором нгличнин просил продть ему одну из этих редчйших мрок по цене, ккую будет угодно нзнчить мистеру Воробьянинову.

От рдости н глзх у мистер Воробьянинов дже выступили слезы. Он немедленно сел писть ответное письмо мистеру Энфильду. В письме он нписл лтинскими буквми: «Nacosia — vicousi!».

После этого деловя связь с мистером Энфильдом нвсегд прекртилсь и удовлетворення стрсть Ипполит Мтвеевич к мркм знчительно ослбел.

К этому времени Ипполит Мтвеевич стли звть бонвивном. Д он и в смом деле любил хорошо пожить. Жил он, к удивлению тещи, доходми от имения своей жены. Клвдия Ивновн однжды дже пытлсь поделиться с ним своими взглядми н жизнь и обязнности примерного муж, но зять внезпно зтрясся, сбросил н пол схрницу и крикнул:

— Змечтельно! Меня учт жить! Это просто змечтельно!

Сейчс же вслед з этим бушующий зять уктил в Москву н бнкет, зтеянный охотничьим клубом в честь умерщвления известным охотником г. Шрбриным двухтысячного, со времени основния клуб, волк.

Столы были рсствлены в виде полумесяц. Посредине стол, н схрной сктерти, среди поросят, зливных и вспотевших грфинчиков с водкми и коньякми лежл шкур юбиляр. Г. Шрбрин, клюнувший уже с утр и ослепленный мгнием бесчисленных фотогрфов, стоял, дико поглядывя по сторонм, и слушл речи.

Ипполиту Мтвеевичу слово было предоствлено поздно, когд он уже основтельно рзвеселился. Он быстро нкинул н себя шкуру волк и, позбыв о семейных делх, торжественно скзл:

— Милостивые госудри, господ члены охотничьего клуб! Позвольте вс поздрвить от имени стргородских любителей ружейной охоты с тким знментельным событием. Очень, очень приятно видеть тких почтенных любителей ружейной охоты, кк господин Шрбрин, которые, держсь з руки, идут к достижению вечных иделов! Очень, очень приятно!

Скзв этот спич, Ипполит Мтвеевич сбросил н пол юбилейную шкуру, поствил н нее сопротивляющегося господин Шрбрин и троекртно с ним рсцеловлся.

В этот свой незд Ипполит Мтвеевич пробыл в Москве две недели и вернулся веселый и злой. Тещ дулсь. И Ипполит Мтвеевич в пику ей совершил поступок, который дл ткую обильную пищу злоязычию Принц Дтского.

Был 1913 год. Двдцтый век рсцветл.

Фрнцузский витор Бренденжон де Мулинэ совершил свой знменитый перелет из Приж в Вршву[87] н приз Помери[88]. Дмы в корзинных шляпх с зонтикми и гимнзисты стрших клссов встретили «победителя воздух» восторженными истерикми. «Победитель воздух», несмотря н перенесенные испытния, чувствовл себя довольно бодро и охотно пил шмпнское[89].

Жизнь бил ключом. «Уродонл Штелен», кк вещли гигнтские объявления, мгновенно придвл почкм их первончльную свежесть и непорочную чистоту. Во всех гзетх ежедневно печтлся бодрящий призыв нонимного вршвского блгодетеля:

Измученные читтели ждно внимли словм блгодетеля, спешно выписывли птентовнное средство и получли хроническую форму болезни.

Н Алексндровском вокзле в Москве толп курсисток, носильщиков и членов обществ «Свободной эстетики» встречл вернувшегося из Полинезии поэт К.Д. Бльмонт.[90] Толстощекя брышня первя кинул в трубдур с козлиной бородкой мокрую розу. Поэт осыпли цветми весны — лндышми. Нчлсь первя приветствення речь.

— Дорогой Констнтин, семь лет ты не был в Москве…

После речей к трубдуру прорвлся освирепевший почиттель и, передвя букет поэту, скзл вытверженный низусть экспромт:

Вечером в обществе «Свободной эстетики» торжество чествовния поэт было омрчено выступлением неофутурист Мяковского, допытыввшегося у прослвленного брд, «не удивляет ли его то, что все приветствия исходят от лиц, ему близко знкомых»[91]. Шикнье и свистки покрыли речь неофутурист.

Двдцтый век рсцветл.

Дв молодых человек — двдцтилетний брон Гейсмр и сын видного чиновник министерств инострнных дел Долмтов — познкомились в иллюзионе с женой прпорщик зпс Мринной Тиме и убили ее, чтобы огрбить.[92]

В синемтогрфх, н морщинистых экрнх, шл сильня дрм в 3 чстях из русской жизни «Княгиня Бутырскя»[93], хроник мировых событий «Эклер-журнл»[94] и комическя «Тлнтливый полицейский» с учстием Поксон[95] (гомерический хохот).

Из Спсских ворот Кремля выходил н Крсную площдь крестный ход, и протодикон Розов, десятипудовый верзил[96], читл устршющим голосом высочйший мнифест.

В стргородской гзете «Ведомости грдончльств» появился ликующий стишок, приндлежщий перу местного цензор Плксин:

Брт Митеньк не ходил в клсс по случю трехсотлетия дом Ромновых[97]. И ппши — действительно в блестящих мундирх и просторных треуголкх — ктили н пролеткх к стрельбищному полю, н котором нзнчен был прд чстей грнизон, кдетского корпус и кзенных гимнзий.

Н джутовой фбрике и в железнодорожных мстерских рбочим рздвли билеты н ромновские гуляния в сду трезвости, вечером несколько шттских выхвтили из толпы гуляющих двух рбочих и отвезли н извозчикх в жндрмское упрвление. Это не сделло никкого шум, гулянье продолжлось, и еще длеко з полночь в темном небе блистл, сокрщлся и, рздувемый ветром, снов пылл фейерверочный имперторский вензель.

В это смое время рбочий Мнухин, держ в руке кртуз и чувствуя себя несвободно, стоял перед столом жндрмского ротмистр Аугуст. Ротмистр был крток:

— Проклмции тебе кто дл?

— Никто не двл.

— А они откуд ж взялись?

— Не зню.

И дв стржник увели Мнухин через весь город, мимо кнтного депо, водопроводной бшни, клдбищ, через пустыри — в тюрьму. Мнухин шел широким шгом, изредк любопытно поглядывя н кувырквшийся фейерверк, который был виден всю дорогу. Когд стржники, сдв рестовнного, возврщлись нзд, фейерверк уже не было, и в полной темноте сквернословил згулявшя ббенк.[98]

В эту же ночь Ипполит Мтвеевич, от которого еще пхло духми, перевривл торжественный ужин, сидя н блконе своего особняк. Ему было только 38 лет. Тело он имел чистое, полное и доброкчественное. Зубы все были н месте. В голове, кк ребенок во чреве мтери, мягко шевелился свежий рмянский некдот. Жизнь кзлсь ему прекрсной. Тещ был побежден, денег было много, н будущий год он змышлял новое путешествие з грницу.

Но не знл Ипполит Мтвеевич, что через год, в ме, умрет его жен, в июле возникнет войн с Гермнией. Он считл, что к пятидесяти годм будет губернским предводителем, не зня того, что в 18-м году его выгонят из собственного дом и он, привыкший к удобному и сытому безделью, покинет потухший Стргород, чтобы в товро-пссжирском поезде бежть куд глз глядят.

Ипполит Мтвеевич, сидя н блконе, видел в своем вообржении мелкую рябь остендского взморья, грфитные кровли Приж, темный лк и сияние медных кнопок междунродных вгонов, но не вообржл себе Ипполит Мтвеевич ( если бы и вообржл, то все рвно не понял бы) хлебных очередей, змерзшей постели, мсляного кгнц, сыпно-тифозного бред и лозунг «Сделл свое дело — и уходи» в кнцелярии згс уездного город N.

Не знл Ипполит Мтвеевич, сидя н блконе, и того, что через четырндцть лет еще крепким мужчиной он вернется нзд в Стргород и снов войдет в те смые ворот, нд которыми он сейчс сидит, войдет чужим человеком, чтобы искть клд своей тещи, сдуру зпрятнный ею в гмбсовский стул, н котором ему тк удобно сейчс сидеть и, глядя н полыхющий фейерверк с горящим в центре имперторским гербом, мечтть о том, кк прекрсн жизнь.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Глв VII

Великий комбинтор

В половине двендцтого с северо-зпд, со стороны деревни Чмровки, в Стргород вошел молодой человек лет двдцти восьми. З ним бежл беспризорный.

— Дядя! — весело кричл он. — Дй десять копеек!

Молодой человек вынул из крмн нлитое яблоко[99] и подл его беспризорному, но тот не отствл. Тогд пешеход остновился, иронически посмотрел н мльчик и воскликнул:

— Может быть, тебе дть еще ключ от квртиры, где деньги лежт?

Зрввшийся беспризорный понял всю беспочвенность своих претензий и немедленно отстл.

Молодой человек солгл: у него не было ни денег, ни квртиры, где они могли бы лежть, ни ключ, которым можно было бы эту квртиру отпереть. У него не было дже пльто. В город молодой человек вошел в зеленом, узком, в тлию, костюме. Его могучя шея был несколько рз обернут стрым шерстяным шрфом, ноги были в лковых штиблетх с змшевым верхом пельсинного цвет. Носков под штиблетми не было[100]. В руке молодой человек держл стролябию.[101]

«О, Бядерк, ти-ри-рим, ти-ри-р!»[102] — зпел он, подходя к привозному рынку.

Тут для него ншлось много дел. Он втиснулся в шеренгу продвцов, торговвших н рзвле, выствил вперед стролябию и серьезным голосом стл кричть:

— Кому стролябию?! Дешево продется стролябия!! Для делегций и женотделов[103] скидк!

Неожиднное предложение долгое время не рождло спрос. Делегции домшних хозяек больше интересовлись дефицитными товрми и толпились у мнуфктурных плток. Мимо продвц стролябии уже дв рз прошел гент Стргуброзыск[104]. Но тк кк стролябия ни в ккой мере не походил н укрденную вчер из кнцелярии Мслоцентр[105] пишущую мшинку, гент перестл мгнетизировть молодого человек глзми и ушел.

К обеду стролябия был продн интеллигентному слесрю[106] з три рубля.

— См меряет, — скзл молодой человек, передвя стролябию покуптелю, — было бы что мерять.

Освободившись от хитрого инструмент, веселый молодой человек пообедл в столовой «Уголок вкус» и пошел осмтривть город. Он прошел Советскую улицу, вышел н Крснормейскую (бывшя Большя Пушкинскя), пересек Коопертивную и снов очутился н Советской. Но это был уже не т Советскя, которую он прошел, — в городе было две Советских улицы. Немло подивившись этому обстоятельству, молодой человек очутился н улице Ленских событий[107] (бывшей Денисовской). Подле крсивого двухэтжного особняк №28 с вывеской «СССР, РСФСР. 2-й дом социльного обеспечения Стргубстрх» молодой человек остновился, чтобы прикурить у дворник, который сидел н кменной скмеечке при воротх.

— А что, отец, — спросил молодой человек, зтянувшись, — невесты у вс в городе есть?

Стрик дворник ничуть не удивился.

— Кому и кобыл невест, — ответил он, охотно ввязывясь в рзговор.

— Больше вопросов не имею, — быстро проговорил молодой человек.

И сейчс же здл новый вопрос:

— В тком доме, д без невест?

— Нших невест, — возрзил дворник, — двно н том свете с фонрями ищут. У нс тут госудрствення богдельня, струхи живут н полном пенсионе.

— Понимю. Это которые еще до исторического мтерилизм родились?

— Уж это верно. Когд родились, тогд и родились.

— А в этом доме что было до исторического мтерилизм?

— Когд было?

— Д тогд, при стром режиме?

— А при стром режиме брин мой жил.

— Буржуй?

— См ты буржуй! Он не буржуй был. Предводитель дворянств.

— Пролетрий, знчит?

— См ты пролетрий! Скзно тебе — предводитель.

Рзговор с умным дворником, слбо рзбирвшимся в клссовой структуре обществ, продолжлся бы еще бог знет сколько времени, если бы молодой человек не взялся з дело решительно.

— Вот что, дедушк, — молвил он, — неплохо бы вин выпить.

— Ну, угости.

Н чс об исчезли, когд вернулись нзд, дворник был уже вернейшим другом молодого человек.

— Тк я у тебя переночую, — говорил он.

— По мне хоть всю жизнь живи, рз хороший человек.

Добившись тк быстро своей цели, гость проворно спустился в дворницкую, снял пельсиновые штиблеты и рстянулся н скмейке, обдумывя плн действий н звтр.

Звли молодого человек — Остп Бендер. Из своей биогрфии он обычно сообщл только одну подробность: «Мой пп, — говорил он, — был турецко-подднный[108]». Сын турецко-подднного з свою жизнь переменил много знятий. Живость хрктер, мешвшя ему посвятить себя ккому-нибудь одному делу, постоянно кидл его в рзные концы стрны и теперь привел в Стргород без носков, без ключ, без квртиры и без денег.

Леж в теплой до вонючести дворницкой, Остп Бендер отшлифовывл в мыслях дв возможных вринт своей крьеры.

Можно было сделться многоженцем и спокойно переезжть из город в город, тскя з собой новый чемодн с зхвченными у дежурной жены ценными вещми.

А можно было еще звтр же пойти в Стрдеткомиссию[109] и предложить им взять н себя рспрострнение еще не нписнной, но генильно здумнной кртины «Большевики пишут письмо Чемберлену[110]», по популярной кртине художник Репин — «Зпорожцы пишут письмо султну»[111]. В случв удчи этот вринт мог бы принести рублей четырест.

Об вринт были здумны Остпом во время его последнего пребывния в Москве. Вринт с многоженством родился под влиянием вычитнного в вечерней гзете судебного отчет, где ясно укзывлось, что некий многоженец получил всего дв год без строгой изоляции[112]. Вринт № 2 родился в голове Бендер, когд он по контрмрке обозревл выствку АХРР[113].

Однко об вринт имели свои недосттки. Нчть крьеру многоженц без дивного, серого в яблокх, костюм было невозможно. К тому же нужно было иметь хотя бы десять рублей для предствительств и обольщения. Можно было, конечно, жениться и в походном зеленом костюме[114], потому что мужскя сил и крсот Бендер были совершенно неотрзимы для провинцильных Мргрит н выднье, но это было бы, кк говорил Остп: «Низкий сорт. Не чистя рбот». С кртиной тоже не все обстояло глдко. Могли встретиться чисто технические зтруднения. Удобно ли будет рисовть т. Клинин в ппхе и белой бурке, т. Чичерин[115] — голым по пояс. В случе чего можно, конечно, нрисовть всех персонжей кртины в обычных костюмх, но это уже не то.

— Не будет того эффект! — произнес Остп вслух.

Тут он зметил, что дворник уже двно о чем-то горячо говорит. Окзывется, дворник предлся воспоминниям о бывшем влдельце дом.

— Полицмейстер ему честь отдвл… Приходишь к нему, положим буду говорить, н Новый год с поздрвлением — трешку дет… Н Псху, положим буду говорить, — еще трешку. Д, положим, в день нгел ихнего поздрвляешь… Ну, вот одних поздрвительных з год рублей пятндцть и нбежит… Медль дже обещлся мне предствить. «Я, — говорит, — хочу, чтоб дворник у меня с медлью был». Тк и говорил: «Ты, Тихон, считй себя уже с медлью»…

— Ну и что, дли?

— Ты погоди… «Мне, — говорит, — дворник без медли не нужно». В Снкт-Петербург поехл з медлью. Ну, в первый рз, буду говорить, не вышло. Господ чиновники не зхотели. «Црь, — говорят, — з грницу уехл, сейчс невозможно». Прикзл мне брин ждть. «Ты, — говорит, — Тихон, жди, без медли не будешь»…

— А твоего брин что, шлепнули? — неожиднно спросил Остп.

— Никто не шлепл. См уехл. Что ему тут было с солдтней сидеть… А теперь медли з дворницкую службу дют?

— Дют. Могу тебе выхлопотть.

Дворник с увжением посмотрел н Бендер.

— Мне без медли нельзя. У меня служб ткя.

— Куд ж твой брин уехл?

— А кто его знет! Люди говорили, в Приж уехл.

— А!.. Белой кции, цветы эмигрции[116]… Он, знчит, эмигрнт?

— См ты эмигрнт… В Приж, люди говорят, уехл. А дом под струх збрли… Их хоть кждый день поздрвляй — гривенник не получишь!.. Эх! Брин был!..

В этот момент нд дверью здерглся ржвый звонок. Дворник, кряхтя, поплелся к двери, открыл ее и в сильнейшем змештельстве отступил.

Н верхней ступеньке стоял Ипполит Мтвеевич Воробьянинов, черноусый и черноволосый. Глз его сияли под пенсне довоенным блеском.

— Брин! — стрстно змычл Тихон. — Из Приж!

Ипполит Мтвеевич, смущенный присутствием в дворницкой постороннего, голые фиолетовые ступни которого только сейчс увидел из-з кря стол, смутился и хотел было бежть, но Остп Бендер живо вскочил и низко склонился перед Ипполитом Мтвеевичем.

— У нс хотя и не Приж, но милости просим к ншему шлшу.

— Здрвствуй, Тихон, — вынужден был скзть Ипполит Мтвеевич, — я вовсе не из Приж. Чего тебе это взбрело в голову?

Но Остп Бендер, длинный блгородный нос которого явственно чуял зпх жреного, не дл дворнику и пикнуть.

— Понимю, — скзл он, кося глзом, — вы не из Приж. Конечно. Вы приехли из Конотоп нвестить свою покойную ббушку…

Говоря тк, он нежно обнял очумевшего дворник и выствил его з дверь прежде, чем тот понял, что случилось, когд опомнился, то мог сообрзить лишь то, что из Приж приехл брин, что его, Тихон, выствили из дворницкой и что в левой руке его зжт бумжный рубль. Глядя н бумжку, дворник тк рстроглся, что нпрвился в пивную и зкзл себе пру горшновского пив[117].

Тщтельно зперев н крючок з дворником дверь, Бендер обернулся к все еще стоявшему среди комнты Воробьянинову и скзл:

— Спокойно, все в порядке. Моя фмилия — Бендер! Может, слыхли?

— Не слышл, — нервно ответил Ипполит Мтвеевич.

— Ну д, откуд же в Приже может быть известно имя Остп Бендер? Тепло теперь в Приже? Хороший город. У меня тм двоюродня сестр змужем. Недвно прислл мне шелковый плток в зкзном письме…

— Что з чепух! — воскликнул Ипполит Мтвеевич. — Ккие плтки? Я приехл не из Приж, из…

— Понимю. Из Моршнск.

Ипполит Мтвеевич никогд еще не имел дел с тким темперментным молодым человеком, кк Бендер, и почувствовл себя просто плохо.

— Ну, знете, я пойду, — скзл он.

— Куд же вы пойдете? Вм некуд торопиться. ГПУ к вм смо придет.

Ипполит Мтвеевич не ншелся, что ответить, рсстегнул пльто с осыпвшимся брхтным воротником и сел н лвку, недружелюбно глядя н Бендер.

— Я вс не понимю, — скзл он упвшим голосом.

— Это не стршно. Сейчс поймете. Одну минуточку.

Остп ндел н голые ноги пельсиновые штиблеты, прошелся по комнте и нчл:

— Вы через ккую грницу? Польскую? Финляндскую? Румынскую? Должно быть, дорогое удовольствие. Один мой знкомый переходил недвно грницу, он живет в Слвуте, с ншей стороны, родители его жены в Леденятх, с той стороны. По семейному делу поссорился он с женой, он из обидчивой фмилии. Плюнул ему в рожу и удрл через грницу к родителям. Этот знкомый посидел дня три один и видит — дело плохо: обед нет, в комнте грязно, и решил помириться. Вышел ночью и пошел через грницу к тестю. Тут его погрничники и взяли, пришили дело, посдили н шесть месяцев, потом исключили из профсоюз. Теперь, говорят, жен прибежл нзд, дур, муж в допре[118] сидит. Он ему передчу носит… А вы тоже через польскую грницу переходили?

— Честное слово, — вымолвил Ипполит Мтвеевич, чувствуя неожиднную звисимость от рзговорчивого молодого человек, ствшего н его дороге к бриллинтм, — честное слово, я подднный РСФСР. В конце концов я могу вм покзть пспорт…

— При современном рзвитии печтного дел н Зпде нпечтть советский пспорт — это ткой пустяк, что об этом смешно говорить… Один мой знкомый доходил до того, что печтл дже доллры. А вы знете, кк трудно подделть мерикнские доллры? Тм бумг с ткими, знете, рзноцветными волоскми. Нужно большое знние техники. Он удчно сплвлял их н московской черной бирже; потом окзлось, что его дедушк, известный влютчик, покупл их в Киеве и совершенно рзорился, потому что доллры были все-тки фльшивые. Тк что вы со своим пспортом тоже можете прогдть.

Ипполит Мтвеевич, рссерженный тем, что вместо энергичных поисков бриллинтов он сидит в вонючей дворницкой и слушет трескотню молодого нхл о темных делх его знкомых, все же никк не решлся уйти. Он чувствовл сильную робость при мысли о том, что неизвестный молодой человек рзболтет по всему городу, что приехл бывший предводитель. Тогд — всему конец, может быть, еще в ГПУ посдят.

— Вы все-тки никому не говорите, что меня видели, — просительно скзл Ипполит Мтвеевич, — могут и впрямь подумть, что я эмигрнт.

— Вот! Вот это конгенильно. Прежде всего ктив: имеется эмигрнт, вернувшийся в родной город. Пссив: он боится, что его зберут в ГПУ.

— Д ведь я же вм тысячу рз говорил, что я не эмигрнт!

— А кто вы ткой? Зчем вы сюд приехли?

— Ну, приехл из город N по делу.

— По ккому делу?

— Ну, по личному делу.

— И после этого вы говорите, что вы не эмигрнт?.. Один мой знкомый тоже приехл…

Тут Ипполит Мтвеевич, доведенный до отчяния историями о знкомых Бендер и видя, что его не собьешь с позиции, покорился.

— Хорошо, — скзл он, — я вм все объясню.

«В конце концов без помощник трудно, — подумл Ипполит Мтвеевич, — жулик он, кжется, большой. Ткой может быть полезен».

Глв VIII

Бриллинтовый дым

Ипполит Мтвеевич снял с головы пятнистую ксторовую шляпу, рсчесл усы, из которых, при прикосновении гребешк, вылетел дружня стйк небольших электрических искр, и, решительно откшлявшись, рсскзл Остпу Бендеру, первому встреченному им проходимцу, все, что ему было известно о бриллинтх со слов умирющей тещи.

В продолжение рсскз Остп несколько рз всккивл и, обрщясь к железной печке, восторженно вскрикивл:

— Лед тронулся, господ присяжные зседтели! Лед — тронулся!

А уже через чс об сидели з штким столиком и, упирясь друг в друг головми, читли длинный список дргоценностей, некогд укршвших тещины пльцы, шею, уши, грудь и волосы.

Ипполит Мтвеевич, поминутно попрвляя колебвшееся н носу пенсне, с удрением произносил:

— Три нитки жемчуг… Хорошо помню… Две по сорок бусин, одн большя — в сто десять… Бриллинтовый кулон… Клвдия Ивновн говорил, что 4000 стоит, стринной рботы…

Дльше шли кольц, не обручльные кольц, толстые, глупые и дешевые, тонкие, легкие, с впянными в них чистыми, умытыми бриллинтми; тяжелые ослепительные подвески, кидющие н мленькое женское ухо рзноцветный огонь; брслеты в виде змей с изумрудной чешуей; фермур[119], н который ушел урожй с 500 десятин пшеницы; жемчужное колье, которое было бы по плечу рзве только знменитой опереточной примдонне; венцом всего был сороктысячня дидем[120].

Ипполит Мтвеевич оглянулся. По темным углм зчумленной дворницкой вспыхивл и дрожл изумрудный весенний свет. Бриллинтовый дым держлся под потолком. Жемчужные бусы ктились по столу и прыгли по полу. Дргоценный мирж потрясл комнту.

Взволновнный Ипполит Мтвеевич очнулся только от звуков голос Остп.

— Выбор неплохой. Кмни, я вижу, подобрны со вкусом. Сколько вся эт музык стоил?

— Тысяч семьдесят — семьдесят пять.

— Мгу… Теперь, знчит, стоит полторст тысяч.

— Неужели тк много? — обрдовнно спросил Воробьянинов.

— Не меньше. Только вы, дорогой товрищ из Приж, плюньте н все это.

— Кк плюнуть?!

— Слюной, — ответил Остп, — кк плевли до эпохи исторического мтерилизм. Ничего не выйдет.

— Кк же тк?

— А вот кк. Сколько было стульев?

— Дюжин. Гостиный грнитур.

— Двно, нверно, сгорел вш гостиный грнитур в печкх.

Воробьянинов тк испуглся, что дже встл с мест.

— Спокойно, спокойно. З дело берусь я. Зседние продолжется. Кстти, нм с вми нужно зключить небольшой договорчик.

Тяжело дышвший Ипполит Мтвеевич кивком головы вырзил свое соглсие. Тогд Остп Бендер нчл вырбтывть условия.

— В случе релизции клд я, кк непосредственный учстник концессии[121] и технический руководитель дел, получю шестьдесят процентов, соцстрх можете з меня не плтить. Это мне все рвно.

Ипполит Мтвеевич посерел.

— Это грбеж среди бел дня.

— А сколько же вы думли мне предложить?

— Н-н-ну, пять процентов, ну, десять, нконец. Вы поймите, ведь это же 15 000 рублей!

— Больше вы ничего не хотите?

— Н-нет.

— А может быть, вы хотите, чтобы я рботл дром, д еще дть вм ключ от квртиры, где деньги лежт, и скзть вм, где нет милиционер?

— В тком случе — простите! — скзл Воробьянинов в нос. — У меня есть все основния думть, что я и один спрвлюсь со своим делом.

— Аг! В тком случе — простите, — возрзил великолепный Остп, — у меня есть не меньшие основния, кк говорил Энди Тккер[122], предполгть, что и я один смогу спрвиться с вшим делом.

— Мошенник! — зкричл Ипполит Мтвеевич, здрожв.

Остп был холоден.

— Слушйте, господин из Приж, знете ли вы, что нши бриллинты почти что у меня в крмне! И вы меня интересуете постольку, поскольку я хочу обеспечить вшу стрость!

Тут только Ипполит Мтвеевич понял, ккие железные лпы схвтили его з горло.

— Двдцть процентов, — скзл он угрюмо.

— И мои хрчи? — нсмешливо спросил Остп.

— Двдцть пять.

— И ключ от квртиры?

— Д ведь это тридцть семь с половиной тысяч!

— К чему ткя точность? Ну тк и быть — пятьдесят процентов. Половин — вш, половин — моя.

Торг продолжлся. Остп еще уступил. Он, из увжения к личности Воробьянинов, соглшлся рботть из сорок процентов.

— Шестьдесят тысяч! — кричл Воробьянинов.

— Вы довольно пошлый человек, — возржл Бендер, — вы любите деньги больше, чем ндо.

— А вы не любите денег? — взвыл Ипполит Мтвеевич голосом флейты.

— Я не люблю.

— Зчем же вм шестьдесят тысяч?

— Из принцип!

Ипполит Мтвеевич только дух перевел.

— Ну что, тронулся лед? — добвил Остп.

Воробьянинов зпыхтел и покорно скзл:

— Тронулся.

— Ну, по рукм, уездный предводитель комнчей! Лед тронулся! Лед тронулся, господ присяжные зседтели!

После того кк Ипполит Мтвеевич, обидевшись н прозвище «предводителя комнчей», потребовл извинений и Остп, произнося извинительную речь, нзвл его фельдмршлом, — приступили к вырботке диспозиции.

В это время дворник Тихон пропивл в пивной «Фзис» рубль, чудесным обрзом попвший в его руку. Пять слепых грмонистов, тесно прижвшись друг к другу, сидели н крохотном деревянном островке, морщсь от долетвших до них брызг пивного прибоя.

Появлением брин и тремя бутылкми пив дворник был рстрогн до глубины души. Все кзлось ему превосходным: и брин, и пиво, и дже предостерегющий плкт: «Прозб непреличными словми не выржтся». Слово «не» двно уже было вырвно с мясом кким-то весельчком. И эт особенность стршно смешил дворник Тихон. Дворник крутил головой и бормотл:

— Выдумли же, дьяволы!

Нсмеявшись вдоволь, дворник Тихон взял последнюю свою бутылку и пошел к соседнему столику, з которым сидели совершенно ему не знкомые шттские молодые люди.

— А что, солдтики, — спросил Тихон, подсживясь, — верно говорят, что помещикм землю скоро отдвть будут?[123]

Молодые люди згоготли. Один из них спросил:

— Ты-то см из помещиков будешь?

— Мы из дворников, — ответил Тихон, — , буду говорить, помещик, положим, вернулся. И ему земли не ддут?

— Ну ясно, дур ты, не ддут.

Тихон очень удивился, допил пиво, опьянел еще больше и зболботл что-то несурзное про вернувшегося брин. Молодые люди нсилу высдили его из-з своего столик.

— Брин, — бормотл Тихон, — медль дст. Приехл мой брин.

— Ну и дурк же! — подытожили молодые люди. — Это чей дворник?

— Вдовьего дом. Бывшего Воробьянинского.

— Вернется он сюд, кк же! Ему и згрницей неплохо.

— А может, вернулся — в спецы метит.

В полночь дворник Тихон, хвтясь рукми з все попутные плисдники и ндолго приникя к столбм, тщился в свою пещеру. Н его несчстье было новолунье.

— А! Пролетрий умственного труд! Рботник метлы! — воскликнул Остп, звидя согнутого в колесо дворник.

Дворник змычл низким и стрстным голосом, кким иногд, среди ночной тишины, вдруг горячо и хлопотливо нчинет мычть унитз.

— Это конгенильно, — сообщил Остп Ипполиту Мтвеевичу, — вш дворник довольно-тки большой пошляк. Рзве можно тк нпивться н рубль?

— М-можно, — скзл неожиднно прозревший дворник.

— Послушй, Тихон, — нчл Ипполит Мтвеевич, не знешь ли ты, дружок, что с моей мебелью?

Остп осторожно поддерживл Тихон, чтобы речь могл свободно литься из его широко открытого рт. Ипполит Мтвеевич в нпряжении ждл. Но из дворницкого рт, в котором зубы росли не подряд, через один, вырвлся оглушющий крик:

— Бывывывли дни вессселые…[124]

Дворницкя нполнилсь громом и звоном. Дворник трудолюбиво и стртельно исполнял свой хорл, не пропускя ни единого слов. Он ревел, двигясь по комнте, то бессознтельно ныряя под стол, то удряясь кртузом о медную цилиндрическую гирю «ходиков», то стновясь н одно колено. Ему было стршно весело.

Ипполит Мтвеевич совсем потерялся.

— Придется отложить опрос свидетелей до утр, — скзл Остп. — Будем спть.

Дворник, тяжелого во сне, кк комод, перенесли н скмью. Воробьянинов и Остп спли вдвоем н дворницкой кровти. У Остп под пиджком окзлсь рубшк «ковбой»[125] в черную и крсную клетку. Под рубшкой «ковбой» не было уже больше ничего. Зто у Ипполит Мтвеевич под известным уже читтелю лунным жилетом окзлся еще один — грусный[126], ярко-голубой.

— Жилет прямо н проджу, — звистливо скзл Бендер, — он мне кк рз подойдет. Продйте.

Ипполиту Мтвеевичу неудобно было откзывть своему новому компньону и непосредственному учстнику концессии и он, морщсь, соглсился продть его з свою цену — восемь рублей.

— Деньги после релизции ншего клд, — зявил Бендер, принимя от Воробьянинов еще теплый жилет.

— Нет, я тк не могу, — скзл Ипполит Мтвеевич, крснея. — Позвольте жилет обртно.

Деликтня нтур Остп возмутилсь.

— Но ведь это же лвочничество! — зкричл он. — Нчинть полуторсттысячное дело и ссориться из-з восьми рублей! Учитесь жить широко!..

Ипполит Мтвеевич покрснел еще больше, вынул мленький блокнотик и кллигрфически зписл: «25/IV—27 г. выдно т. Бендеру р. — 8». Остп зглянул в книжечку.

— Ого! Если вы уже открывете мне лицевой счет, то хоть ведите его првильно. Зведите дебет, зведите кредит. В дебет не збудьте знести 60 000 рублей, которые вы мне должны, в кредит — жилет. Сльдо в мою пользу — 59 992 рубля. Еще можно жить.

После этого Остп зснул беззвучным детским сном. А Ипполит Мтвеевич снял с себя шерстяные нпульсники[127], бронские споги и, оствшись в зштопнном егерском белье[128], поспывя, полез под одеяло. Ему было очень неудобно. С внешней стороны, где не хвтло одеял, было холодно, с другой стороны его жгло молодое, полное трепетных идей тело великого комбинтор.

Всем троим снились сны.

Воробьянинову снились сны черные: микробы, угрозыск, брхтные толстовки[129] и гробовых дел мстер Безенчук в смокинге, но небритый.

Остп видел вулкн Фудзи-Яму, зведующего Мслотрестом[130] и Трс Бульбу, продющего открытки с видми Днепростроя[131].

А дворнику снилось, что из конюшни ушл лошдь. Во сне он искл ее до смого утр и, не нйдя, проснулся рзбитый и мрчный. Долго, с удивлением, смотрел он н спящих в его постели людей. Ничего не поняв, он взял метлу и нпрвился н улицу исполнять свои прямые обязнности: подбирть конские яблоки и кричть н богоделок.

Глв IX

Следы «Титник»

Ипполит Мтвеевич проснулся по привычке в половине восьмого, пророкотл «гут морген» и нпрвился к отливу, нходившемуся тут же в дворницкой.[132] Он умывлся с нслждением, отплевывлся, причитл и тряс головой, чтобы избвиться от воды, нбежвшей в уши. Вытирться было приятно, но, отняв от лиц полотенце, Ипполит Мтвеевич увидел, что оно испчкно тем рдикльно-черным цветом, которым с позвчершнего дня были окршены его горизонтльные усы. Сердце Ипполит Мтвеевич срзу потухло. Он бросился к своему крмнному зеркльцу, которое лежло н стуле. В зеркльце отрзился большой нос и зеленый, кк молодя трвк, левый ус. Ипполит Мтвеевич поспешно передвинул зеркльце нпрво. Првый ус был того же омерзительного цвет. Нгнув голову, словно желя збодть зеркльце, несчстный увидел, что рдикльный черный цвет еще господствовл в центре кре, но по крям был обсжен тою же трвянистой кймой. Все существо Ипполит Мтвеевич издло ткой громкий стон, что Остп Бендер открыл свои чистые голубые глз.

— Вы с ум сошли! — воскликнул Бендер и сейчс же сомкнул свои сонные вежды.

— Товрищ Бендер, — умоляюще зшептл жертв «Титник».

Остп проснулся после многих толчков и уговоров. Он внимтельно посмотрел н Ипполит Мтвеевич и рдостно зсмеялся. Отвернувшись от директор-учредителя концессии, глвный руководитель рбот и технический директор содроглся, хвтлся з спинку кровти, кричл «не могу» и снов бушевл.

— С вшей стороны это нехорошо, товрищ Бендер! — скзл Ипполит Мтвеевич, с дрожью шевеля зелеными усми.

Это придло новые силы уже изнемогшему было Остпу. Чистосердечный его смех продолжлся еще минут десять. Отдышвшись, он срзу сделлся очень серьезным.

— Что вы н меня смотрите ткими злыми глзми, кк солдт н вошь? Вы н себя посмотрите.

— Но ведь мне птекрь говорил, что это будет рдикльно-черный цвет. Не смывется ни холодной, ни горячей водой, ни мыльной пеной, ни керосином… Контрбндный товр.

— Контрбндный? Всю контрбнду делют в Одессе, н Млой Арнутской улице.[133] Покжите флкон… И потом посмотрите. Вы читли это?

— Читл.

— А вот это, мленькими буквми? Тут ясно скзно, что после мытья горячей и холодной водой или мыльной пеной и керосином волосы ндо не вытирть, сушить н солнце или у примус… Почему вы не сушили? Куд вы теперь пойдете с этой зеленой липой?

Ипполит Мтвеевич был подвлен. Вошел Тихон. Увидя брин в зеленых усх, он перекрестился и попросил опохмелиться.

— Выдйте рубль герою труд[134], — предложил Остп, — и, пожлуйст, не зписывйте н мой счет! Это вше интимное дело с бывшим сослуживцем… Подожди, отец, не уходи, дельце есть.

Остп звел с дворником беседу о мебели, и уже через пять минут концессионеры знли все. Всю мебель в 1919 году увезли в жилотдел[135], з исключением одного гостиничного стул, который сперв нходился во влдении Тихон, потом был збрн у него звхозом 2-го дом соцобес.

— Тк он что — здесь в доме?

— Здесь и стоит.

— А скжи, дружок, — змиря спросил Воробьянинов, — когд стул у тебя был, ты его… не чинил?

— Чинить его невозможно. В строе время рбот был хорошя. Еще тридцть лет ткой стул может выстоять.

— Ну иди, дружок, возьми еще рубль, д смотри не говори, что я приехл.

— Могил, гржднин Воробьянинов.

Услв дворник и прокричв «лед тронулся», Остп Бендер снов обртился к усм Ипполит Мтвеевич.

— Придется снов крсить. Двйте деньги — пойду в птеку. Вш «Титник» ни к черту не годится, только собк крсить… Вот в строе время был крсочк!.. Мне один беговой профессор рсскзл волнующую историю. Вы интересовлись бегми? Нет? Жлко. Волнующя вещь. Тк вот… Был ткой знменитый жулик, грф Друцкий. Он проигрл н бегх пятьсот тысяч. Король проигрыш. И вот, когд у него уже, кроме долгов, ничего не было и грф подумывл о смоубийстве, один жучок дл ему з 50 рублей змечтельный совет. Грф уехл и через год вернулся с орловским рыском-трехлеткой. После этого грф не только вернул свои деньги, но дже выигрл еще тысяч трист. Его орловец Мклер с отличным ттесттом всегд приходил первым. Н дерби он н целый корпус обошел Мк-Мгон. Гром!.. Но тут Курочкин (слышли?) змечет[136], что все орловцы нчинют менять мсть — один только Мклер, кк дуся, не меняет цвет. Скндл был неслыхнный! Грфу дли три год. Окзлось, что Мклер не орловец, перекршенный метис, метисы горздо резвее орловцев и их к ним н версту не подпускют. Кково?.. Вот это крсочк! Не то, что вши усы!..

— Но ттестт? У него ведь был отличный ттестт?

— Ткой же, кк этикетк н вшем «Титнике», — фльшивый! Двйте деньги н новую крску.

Остп вернулся с новой микстурой.

— «Няд». Возможно, что лучше вшего «Титник». Снимйте пиджк!

Нчлся обряд перекрски, но «изумительный кштновый цвет, придющий волосм нежность и пушистость», смешвшись с зеленью «Титник», неожиднно окрсил голову и усы Ипполит Мтвеевич в крски солнечного спектр.

Ничего еще не евший с утр, Воробьянинов злобно ругл все прфюмерные зводы, кк госудрственные, тк и подпольные, нходящиеся в Одессе н Млой Арнутской улице.

— Тких усов, должно быть, нет дже у Аристид Брин[137], — бодро зметил Остп, — но жить с ткими ультрфиолетовыми волосми в Советской России не рекомендуется. Придется сбрить.

— Я не могу, — скорбно ответил Ипполит Мтвеевич, — это невозможно.

— Что, усы дороги вм кк пмять?

— Не могу, — повторил Воробьянинов, понуря голову.

— Тогд вы всю жизнь сидите в дворницкой, я пойду з стульями. Кстти, первый стул нд ншей головой.

— Брейте!

Рзыскв ножницы, Бендер мигом отхвтил усы, и они, взрщивемые Ипполитом Мтвеевичем десятилетиями, бесшумно свлились н пол. С головы пдли волосы рдикльно-черного цвет, зеленые и ультрфиолетовые. Покончив со стрижкой, технический директор достл из крмн струю бритву «Жилет», из бумжник зпсное лезвие, — стл брить почти плчущего Ипполит Мтвеевич.

— Последний ножик н вс трчу. Не збудьте зписть н мой дебет дв рубля з бритье и стрижку.

Содрогясь от горя, Ипполит Мтвеевич все-тки спросил:

— Почему же тк дорого. Везде стоит сорок копеек.

— З конспирцию, товрищ фельдмршл, — быстро ответил Бендер.

Стрдния человек, которому безопсной бритвой бреют голову, — невероятны. Это Ипполит Мтвеевич понял с смого нчл оперции. Посередине Остп прервл свое ужсное дело и слдко спросил:

— Бритвочк не беспокоит?

— Конечно, беспокоит, — зстрдл Воробьянинов.

— Почему же он вс беспокоит, господин предводитель? Он ведь не советскя, згрничня.

Но конец, который бывет всему, пришел.

— Готово. Зседние продолжется! Нервных просят не смотреть! Теперь вы похожи н Боборыкин, известного втор-куплетист[138].

Ипполит Мтвеевич отряхнул с себя мерзкие клочья, бывшие тк недвно крсивыми сединми, умылся и, ощущя н всей голове сильное жжение, в сотый рз сегодня уствился в зеркло. То, что он увидел, ему неожиднно понрвилось. Н него смотрело искженное стрдниями, но довольно юное лицо ктер без нгжемент.

— Ну, мрш вперед, труб зовет! — зкричл Остп. — Я по следм в жилотдел, или, вернее, в тот дом, в котором когд-то был жилотдел, вы к струхм!

— Я не могу, — скзл Ипполит Мтвеевич, — мне очень тяжело будет войти в собственный дом.

— Ах, д!.. Волнующя история! Брон-изгннник! Лдно! Идите в жилотдел, здесь порботю я. Сборный пункт — в дворницкой. Прд-лле!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Глв X

Голубой воришк

Звхоз 2-го дом Стрсобес был зстенчивый ворюг. Все существо его протестовло против крж, но не крсть он не мог. Он крл, и ему было стыдно. Крл он постоянно, постоянно стыдился, и поэтому его хорошо бритые щечки всегд горели румянцем смущения, стыдливости, зстенчивости и конфуз. Звхоз звли Алексндром Яковлевичем, жену его Алексндрой Яковлевной. Он нзывл ее Сшхен, он звл его Альхен. Свет не видывл еще ткого голубого воришки, кк Алексндр Яковлевич.

Он был не только звхозом, но и вообще зведующим. Прежнего зв з грубое обрщение с воспитнницми семь месяцев нзд сняли с рботы и нзнчили кпельмейстером симфонического оркестр. Альхен ничем не нпоминл своего невоспитнного нчльник. В порядке уплотненного рбочего дня он принял н себя упрвление домом и с пенсионеркми обрщлся отменно вежливо, проводя в доме вжные реформы и нововведения.

Остп Бендер потянул тяжелую дубовую дверь воробьяниновского особняк и очутился в вестибюле. Здесь пхло подгоревшей кшей. Из верхних помещений неслсь рзноголосиц, похожя н отдленное «ур» в цепи. Никого не было, и никто не появился. Вверх вел двумя мршми дубовя лестниц с лковыми некогд ступенями. Теперь в ней торчли только кольц, смих медных прутьев, прижимвших когд-то ковер к ступенькм, не было.

«Предводитель комнчей жил, однко, в пошлой роскоши», — думл Остп, подымясь нверх.

В первой же комнте, светлой и просторной, сидели в кружок десятк полтор седеньких струшек в плтьях из нидешевейшего тульденор мышиного цвет[139]. Нпряженно вытянув сухие шеи и глядя н стоявшего в центре человек в цветущем возрсте, струхи пели:

Предводитель хор, в серой толстовке из того же тульденор и тульденоровых брюкх, отбивл ткт обеими рукми и, вертясь, покрикивл:

— Дискнты, тише! Кокушкин — слбее!

Он увидел Остп, но, не в силх удержть движение своих рук, только недоброжелтельно н него посмотрел и продолжл дирижировть. Хор с усилием згремел, кк сквозь подушку:

— Скжите, где здесь можно видеть товрищ звхоз? — вымолвил Остп, прорввшись в первую же пузу.

— А в чем дело, товрищ?

Остп подл дирижеру руку и дружелюбно спросил:

— Песни нродностей? Очень интересно. Я инспектор пожрной охрны.

Звхоз зстыдился.

— Д, д, — скзл он, конфузясь, — это кк рз кстти. Я дже доклд собирлся писть.

— Вм нечего беспокоиться, — великодушно зявил Остп, — я см нпишу доклд. Ну, двйте смотреть помещение.

Альхен мновением руки рспустил хор, и струхи удлились мелкими рдостными шжкми.

— Пожлуйте з мной, — приглсил звхоз.

Прежде чем пройти дльше, Остп уствился н мебель первой комнты. В комнте стояли стол, две сдовые скмейки н железных ногх (в спинку одной из них было глубоко врезно имя — Коля ) и рыжя фисгрмония.

— В этой комнте примусов не зжигют? Временные печи и тому подобное?

— Нет, нет. Здесь у нс знимются кружки: хоровой, дрмтический, изобрзительные искусств, музыкльный кружок…

Дойдя до слов «музыкльный», Алексндр Яковлевич покрснел. Снчл зпылл подбородок, потом лоб и щеки. Альхену было очень стыдно. Он двно уже продл все инструменты духовой кпеллы. Слбые легкие струх все рвно выдувли из них только щенячий визг. Было смешно видеть эту громду метлл в тком беспомощном положении. Альхен не мог не укрсть кпеллу. И теперь ему было очень стыдно.

Н стене, простершись от окн до окн, висел лозунг, нписнный белыми буквми н куске тульденор мышиного цвет:

«Духовой оркестр — путь к коллективному творчеству».

— Очень хорошо, — скзл Остп, — комнт для кружковых знятий никкой опсности в пожрном отношении не предствляет. Перейдем дльше.

Пройдя фсдные комнты воробьяниновского особняк быстрым ллюром, Остп нигде не зметил орехового стул с гнутыми ножкми, обитого светлым нглийским ситцем в цветочкх. По стенм утюженного мрмор были нклеены прикзы по дому №2 Стрсобес. Остп читл их, время от времени энергично спршивя: «Дымоходы прочищются регулярно? Печи в порядке?» И, получя исчерпывющие ответы, двиглся дльше.

Инспектор пожрной охрны усердно искл в доме хотя бы один уголок, предствляющий опсность в пожрном отношении, но в пожрном отношении все было блгополучно. Зто розыски клд были безуспешны. Остп входил в спльни струх, которые при его появлении вствли и низко клнялись. Здесь стояли койки, устлнные ворсистыми, кк собчья шерсть, одеялми, с одной стороны которых фбричным способом было выткно слово «Ноги». Под кровтями стояли сундучки, выдвинутые по иницитиве Алексндр Яковлевич, любившего военную постновку дел, ровно н одну треть.

Все в доме №2 поржло глз своей чрезмерной скромностью: и меблировк, состоявшя исключительно из сдовых скмеек, привезенных с Алексндровского, ныне имени Пролетрских Субботников, бульвр, и бзрные керосиновые лмпочки, и смые одеял с пугющим словом «Ноги». Но одно лишь в доме было сделно крепко и пышно — это были дверные пружины.

Дверные приборы были стрстью Алексндр Яковлевич. Положив великие труды, он снбдил все без исключения двери пружинми смых рзнообрзных систем и фсонов. Здесь были простейшие пружины, в виде железной штнги. Были духовые пружины с медными цилиндрическими нсосми. Были приборы н блокх со спускющимися увесистыми дробовыми мешочкми. Были еще пружины конструкций тких сложных, что собесовский слесрь только удивленно кчл головой. Все эти цилиндры, пружины и противовесы облдли могучей силой. Двери зхлопывлись с ткою же стремительностью, кк дверцы мышеловок. От рботы дверных мехнизмов дрожл весь дом. Струхи с печльным писком спслись от нбрсыввшихся н них дверей, но убежть удвлось не всегд. Двери нстигли беглянок и толкли их в спину, сверху с глухим кркньем уже спусклся противовес, пролетя мимо виск, кк ядро.

Когд Бендер с звхозом проходили по дому, двери слютовли стршными удрми. Кзлось, что возврщются дни гржднской войны.

З всем этим крепостным великолепием ничего не скрывлось — стул не было. В поискх пожрной опсности инспектор попл н кухню. Тм, в большом бельевом котле, врилсь кш, зпх которой великий комбинтор учуял еще в вестибюле. Остп покрутил носом и скзл:

— Это что, н мшинном мсле?

— Ей-богу, н чистом сливочном! — скзл Альхен, крснея до слез. — Мы н ферме покупем.

Ему было очень стыдно.

— А! Впрочем, это пожрной опсности не предствляет, — зметил Остп.

В кухне стул тоже не было. Был только жирня тбуретк, н которой сидел повр в переднике и колпке из тульденор.

— Почему это у вс все нряды серого цвет, д и кисейк ткя, что ею только окн вытирть?

Зстенчивый Альхен потупился еще больше.

— Кредитов отпускют в недостточном количестве.

Он был противен смому себе.

Остп сомнительно посмотрел н него и скзл:

— К пожрной охрне, которую я в нстоящий момент предствляю, это не относится.

Альхен испуглся.

— Против пожр, — зявил он, — у нс все меры приняты. Есть дже огнетушитель «Эклер».

Инспектор, зглядывя по дороге в чулнчики, неохотно проследовл к огнетушителю. Крсный жестяной конус, хотя и являлся единственным в доме предметом, имеющим отношение к пожрной охрне, вызвл в инспекторе особое рздржение.

— Н толкучке покупли?

И, не дождвшись ответ кк громом порженного Алексндр Яковлевич, снял «Эклер» со ржвого гвоздя, повернул его острым концом к полу, без предупреждения рзбил кпсуль и быстро повернул конус кверху. Но, вместо ожидемой пенной струи, конус выбросил из себя тонкое противное шипение, нпоминвшее стринную мелодию «Коль слвен нш господь в Сионе»[141].

— Конечно, н толкучке, — подтвердил Остп свое первончльное мнение и повесил продолжвший петь огнетушитель н прежнее место.

Провожемые шипением, они пошли дльше.

«Где же он может быть? — думл Остп. — Это мне нчинет не нрвиться». И он решил не покидть тульденорового чертог до тех пор, пок не узнет все.

З то время, покуд инспектор и звхоз лзли по чердкм, входя во все детли противопожрной охрны и рсположения дымоходов, 2-й дом Стрсобес жил обыденной своей жизнью.

Обед был готов. Зпх подгоревшей кши зметно усилился и перебил все остльные кислые зпхи, обитвшие в доме. В коридорх зшелестело. Струхи, неся впереди себя в обеих рукх жестяные мисочки с кшей, осторожно выходили из кухни и сдились обедть з общий стол, стрясь не глядеть н рзвешенные в столовой лозунги, сочиненные лично Алексндром Яковлевичем и художественно выполненные Алексндрой Яковлевной. Лозунги были ткие: «Пищ — источник здоровья», «Одно яйцо содержит столько же жиров, сколько 1/2 фунт мяс», «Тщтельно следи з своими зубми», «Тщтельно пережевывя пищу, ты помогешь обществу» и «Мясо — вредно».

Все эти святые слов будили в струхх воспоминния об исчезнувших еще до революции зубх, о яйцх, пропвших приблизительно в ту же пору, о мясе, уступющем в смысле жиров яйцм, может быть, и об обществе, которому они были лишены возможности помогть, тщтельно пережевывя пищу.

Хуже всех приходилось струхе Кокушкиной, которя сидел против большого, хорошо иллюстрировнного кврелью чертеж коровы. Чертеж этот был пожертвовн ОННОБом — Обществом новой нучной оргнизции быт. Симптичня коров, глядевшя с чертеж одним темным испнским глзом, был искусно рзделен н чсти и походил н генерльный плн нового коопертивного дом, с тою только рзницей, что те мест, которые н плне дом были обознчены уборными, кухнями, коридорми и черными лестницми, н плне коровы фигурировли под нзвниями: филе, ссек, крй, 1-й сорт, 2-й, 3-й и 4-й.

Кокушкин ел свою кшу, не поднимя головы. Порзительня коров вызывл у нее слюнотечение и перебои сердц. Во 2-м доме Собес мясо к обеду подвли редко.

Кроме струх, з столом сидели Исидор Яковлевич, Афнсий Яковлевич, Кирилл Яковлевич, Олег Яковлевич и Пш Эмильевич. Ни возрстом, ни полом эти молодые люди не грмонировли с здчми социльного обеспечения, зто четыре Яковлевич были юными бртьями Альхен, Пш Эмильевич — двоюродным племянником Алексндры Яковлевны. Молодые люди, смым стршим из которых был 32-летний Пш Эмильевич, не считли свою жизнь в доме собес чем-либо ненормльным. Они жили в доме н струшечьих првх, у них тоже были кзенные постели с одеялми, н которых было нписно «Ноги», облчены они были, кк и струхи, в мышиный тульденор, но блгодря молодости и силе они питлись лучше воспитнниц. Они крли в доме все, что не успевл укрсть Альхен. Пш Эмильевич мог слопть в один присест 5 фунтов тюльки, что он однжды и сделл, оствив весь дом без обед.

Не успели струхи основтельно рспробовть кшу, кк Яковлевичи вместе с Эмильевичем, проглотив свои порции и отрыгивясь, встли из-з стол и пошли в кухню н поиски чего-либо удобовримого.

Обед продолжлся. Струшки згомонили:

— Сейчс нжрутся, стнут песни орть!

— А Пш Эмильевич сегодня утром стул из крсного уголк продл. С черного ход вынес перекупщику.

— Посмотрите, пьяный сегодня придет…

В эту минуту рзговор воспитнниц был прервн трубным сморкньем, зглушившим дже все продолжющееся пение огнетушителя в коридоре, и коровий голос нчл:

— … бретение…

Струхи, пригнувшись и не оборчивясь н стоявший в углу н мытом пркете громкоговоритель, продолжли есть, ндеясь, что их минет чш сия. Но громкоговоритель бодро продолжл:

— Евокрррхххх видусоб… ценное изобретение. Дорожный мстер Мурмнской железной дороги товрищ Сокуцкий, Смр, Орел, Клеоптр, Устинья, Црицын, Клементий, Ифигения, Йорк, — Со-куц-кий…[142]

Труб с хрипом втянул в себя воздух и нсморочным голосом возобновил передчу:

— … изобрел световую сигнлизцию н снегоочистителях. Изобретение одобрено Доризулом[143], Дрья, Онег, Рймонд…

Струшки серыми утицми поплыли в свои комнты. Труб, подпрыгивя от собственной мощи, продолжл бушевть в пустой комнте:

— … А теперь прослушйте новгородские чстушки…

Длеко, длеко, в смом центре земли, кто-то тронул бллечные струны, и черноземный Бттистини[144] зпел:

В центре земли эти чстушки вызвли бурную деятельность. В трубе послышлся стршный рокот. Не то это были громовые плодисменты, не то нчли рботть подземные вулкны.

Между тем помрчневший инспектор пожрной охрны спустился здом по чердчной лестнице и, снов очутившись в кухне, увидел пятерых грждн, которые прямо рукми выкпывли из бочки кислую кпусту и обжирлись ею. Ели они в молчнии. Один только Пш Эмильевич по-гурмнски крутил головой и, снимя с усов кпустные водоросли, с трудом говорил:

— Ткую кпусту грешно есть помимо водки[145].

— Новя пртия струшек? — спросил Остп.

— Это сироты, — ответил Альхен, выжимя плечом инспектор из кухни и исподволь грозя сиротм кулком.

— Дети Поволжья?[146]

Альхен змялся.

— Тяжелое нследье црского режим?

Альхен рзвел рукми, мол, ничего не поделешь, рз ткое нследие.

— Совместное воспитние обоих полов по комплексному методу?

Зстенчивый Алексндр Яковлевич тут же, без промедления, приглсил пожрного инспектор отобедть чем бог послл.

В этот день бог послл Алексндру Яковлевичу н обед бутылку зубровки, домшние грибки, форшмк из селедки, укринский борщ с мясом 1-го сорт, курицу с рисом и компот из сушеных яблок.

— Сшхен, — скзл Алексндр Яковлевич, — познкомься с товрищем из Губпожр.

Остп ртистически рсклнялся с хозяйкой дом и объявил ей ткой длиннющий и двусмысленный комплимент, что дже не смог его довести до конц. Сшхен — росля дм, миловидность которой был несколько обезобржен николевскими полубкенбрдми[147], тихо зсмеялсь и выпил с мужчинми.

— Пью з вше коммунльное хозяйство! — воскликнул Остп.

Обед прошел весело, и только з компотом Остп вспомнил о цели своего посещения.

— Отчего, — спросил он, — в вшем кефирном зведении ткой скудный инвентрь?

— Кк же, — зволновлся Альхен, — фисгрмония?

— Зню, зню — вокс гумнум[148]. Но посидеть у вс со вкусом бсолютно не н чем. Одни сдовые лохнки.

— В крсном уголке есть стул, — обиделся Альхен, — нглийский стул. Говорят, еще от строй обстновки остлся.

— А я, кстти, не видел вшего крсного уголк. Кк он в смысле пожрной охрны? Не подкчет? Придется посмотреть.

— Милости просим.

Остп поблгодрил хозяйку з обед и тронулся.

В крсном уголке примусов не рзводили, временных печей не было, дымоходы были в испрвности и прочищлись регулярно, но стул, к непомерному удивлению Альхен, не было. Остп дже зскрипел от недовольств. Бросились искть стул. Зглядывли под кровти и под скмейки, отодвинули для чего-то фисгрмонию, допытывлись у струшек, которые опсливо поглядывли н Пшу Эмильевич, но стул тк и не ншли. Пш Эмильевич проявил в розыскх стул большое упорство. Все уже успокоились, Пш Эмильевич все еще бродил по комнтм, зглядывл под грфины, передвигл чйные жестяные кружки и бормотл:

— Где же он может быть? Сегодня он был, я видел его собственными глзми. Смешно дже.

— Грустно, девицы[149], — ледяным голосом скзл Остп.

— Это просто смешно! — нгло повторял Пш Эмильевич.

Но тут певший все время огнетушитель «Эклер» взял смое верхнее ф, н что способн одн лишь нродня ртистк республики Нежднов[150], смолк н секунду и с криком выпустил первую пенную струю, злившую потолок и сбившую с головы повр тульденоровый колпк. З первой струей пеногон-огнетушитель выпустил вторую струю тульденорового цвет, повлившую несовершеннолетнего Исидор Яковлевич. После этого рбот «Эклер» стл бесперебойной.

К месту происшествия ринулись Пш Эмильевич, Альхен и все уцелевшие Яковлевичи.

— Чистя рбот! — скзл Остп. — Идиотскя выдумк!

Струхи, оствшись с Остпом недине без нчльств, сейчс же стли зявлять претензии.

— Бртельников в доме поселил. Обжирются.

— Поросят молоком кормит, нм кшу сует.

— Все из дому повыносил.

— Спокойно, девицы, — скзл Остп, отступя, — это к вм из инспекции труд придут. Меня сент не уполномочил.

Струхи не слушли.

— А Пшк-то Мелентьевич, этот стул он сегодня унес и продл. См видел.

— Кому? — зкричл Остп.

— Продл и все. Мое одеяло продть хотел.

В коридоре шл ожесточення борьб с огнетушителем. Нконец человеческий гений победил, и пеногон, рстоптнный железными ногми Пши Эмильевич, последний рз выблевл вялую струю и зтих нвсегд.

Струх послли мыть пол. Инспектор пожрной охрны втянул в себя воздух, пригнул голову и, слегк покчивя бедрми, подошел к Пше Эмильевичу.

— Один мой знкомый, — скзл Остп веско, — тоже продвл госудрственную мебель. Теперь он пошел в монхи — сидит в допре.

— Мне вши беспочвенные обвинения стрнны, — зметил Пш Эмильевич, от которого шел сильный зпх пенных струй.

— Ты кому продл стул? — спросил Остп позвнивющим шепотом.

Здесь Пш Эмильевич, облдвший сверхъестественным чутьем, понял, что сейчс его будут бить, может быть, дже ногми.

— Перекупщику, — ответил он.

— Адрес?

— Я его в первый рз в жизни видел.

— Первый рз в жизни?

— Ей-богу.

— Нбил бы я тебе рыло, — мечттельно сообщил Остп, — только Зртустр не позволяет[151]. Ну, пошел к чертовой мтери!..

Пш Эмильевич исктельно улыбнулся и стл отходить.

— Ну, ты, жертв борт, — высокомерно скзл Остп, — отдй концы, не отчливй. Перекупщик что, блондин, брюнет?

Пш Эмильевич стл подробно объяснять. Остп внимтельно его выслушл и окончил интервью словми:

— Это, безусловно, к пожрной охрне не относится.

В коридоре к уходящему уже Бендеру подошел зстенчивый Альхен и дл ему червонец.

— Это 114 сттья Уголовного кодекс, — скзл Остп, — дч взятки должностному лицу при исполнении служебных обязнностей.[152]

Но деньги взял и, не попрощвшись с Алексндром Яковлевичем, нпрвился к выходу. Дверь, снбження могучим прибором, с нтугой рстворилсь и дл Остпу под зд толчок в 1 1/2 тонны весом.

— Удр состоялся, — скзл Остп, потиря ушибленное место, — зседние продолжется!

Глв XI

Где вши локоны?

В то время кк Остп осмтривл 2-й дом Стрсобес, Ипполит Мтвеевич, выйдя из дворницкой и чувствуя холод в бритой голове, двинулся по улицм родного город.

По мостовой бежл светля весенняя вод. Стоял непрерывный треск и цокот от пдющих с крыш бриллинтовых кпель. Воробьи охотились з нвозом. Солнце сидело н всех крышх. Золотые битюги нрочито громко гремели копытми по обнженной мостовой и, склонив уши долу, с удовольствием прислушивлись к собственному стуку. Н сырых телегрфных столбх ежились мокрые объявления с рсплывшимися химическими буквми: «Обучю игре н гитре по цифровой системе» и «Дю уроки обществоведения для готовящихся в нродную консервторию». Взвод крснормейцев в зимних шлемх[153] неустршимо пересекл лужу, нчинвшуюся у мгзин Стргико[154] и тянувшуюся вплоть до здния Губплн[155], фронтон которого был увенчн гипсовыми тигрми, победми и кобрми.

Ипполит Мтвеевич шел, с интересом посмтривя н встречных и поперечных прохожих. Он, который прожил в России всю жизнь и революцию, видел, кк ломлся, перелицовывлся и менялся быт. Он привык к этому, но окзлось, что он привык к этому только в одной точке земного шр — в уездном городе N. Приехв в родной город, он увидел, что ничего не понимет. Ему было неловко и стрнно, кк если бы он и впрямь был эмигрнтом и сейчс только приехл из Приж. В прежнее время, проезжя по городу в экипже, он обязтельно встречл знкомых или же известных ему с лиц людей. Сейчс он прошел уже четыре квртл по улице Ленских событий, но знкомые не встречлись. Они исчезли, может быть, пострели тк, что их нельзя было узнть, может быть, сделлись неузнвемыми, потому что носили другую одежду, другие шляпы. Может быть, они переменили походку. Во всяком случе, их не было.

Ипполит Мтвеевич шел бледный, холодный, потерянный. Он совсем збыл, что ему нужно рзыскивть жилотдел или то, что от жилотдел остлось. Вместо того он без смысл переходил с тротур н тротур, сворчивл в переулки, где рспустившиеся битюги совсем уже нрочно стучли копытми; в переулкх было больше зимы и кое-где попдлся лед цвет криозного зуб. Весь город был другого цвет. Синие дом стли зелеными, желтые — серыми, с клнчи исчезли бомбы, по ней не ходил больше пожрный, и н улицх было горздо шумнее, чем это помнилось Ипполиту Мтвеевичу.

Н Большой Пушкинской Ипполит Мтвеевич удивили никогд не виднные им в Стргороде рельсы и трмвйные столбы с проводми. Ипполит Мтвеевич не читл гзет и не знл, что к первому мю в Стргороде собирются открыть две трмвйные линии: Вокзльную и Привозную[156]. То Ипполиту Мтвеевичу кзлось, что он никогд не покидл Стргород, то Стргород предствлялся ему местом совершенно незнкомым.

В тких мыслях он дошел до улицы Мркс и Энгельс. В этом месте к нему вернулось детское ощущение, что вот сейчс из-з угл двухэтжного дом с длинным блконом обязтельно должен выйти знкомый. Ипполит Мтвеевич дже приостновился в ожиднии. Но знкомый не вышел. Снчл из-з угл покзлся стекольщик с ящиком бемского стекл[157] и бухнкой змзки медного цвет. Выдвинулся из-з угл фрнт в змшевой кепке с кожным желтым козырьком. З ним выбежли дети — школьники первой ступени[158] с книжкми в ремешкх.

Вдруг Ипполит Мтвеевич почувствовл жр в лдонях и прохлду в животе. Прямо н него шел незнкомый гржднин с добрым лицом, держ н весу, кк виолончель, стул. Ипполит Мтвеевич, которым неожиднно овлдел икот, всмотрелся и срзу узнл свой стул.

Д! Это был гмбсовский стул, обитый потемневшим в революционных бурях нглийским ситцем в цветочкх, это был ореховый стул с гнутыми ножкми. Ипполит Мтвеевич почувствовл себя тк, кк будто бы ему выплили в ухо.

— Точить ножи-ножницы, бритвы првить! — зкричл вблизи бритонльный бс.

И сейчс же донеслось тонкое эхо:

— Пять, пчинять!..

— Московскя гйзет «Звестие», журнл «Смехч», «Крсня Нив»[159], «Стргородскя првд»!..

Где-то нверху со звоном высдили стекло. Потряся город, проехл грузовик Мельстроя[160]. Зсвистел милиционер. Жизнь кипел и переливлсь через крй. Времени терять было нечего.

Ипполит Мтвеевич леопрдовым скоком приблизился к возмутительному незнкомцу и молч дернул стул к себе. Незнкомец дернул стул обртно. Тогд Ипполит Мтвеевич, держсь левой рукой з ножку, стл с силой отрывть толстые пльцы незнкомц от стул.

— Грбят, — шепотом скзл незнкомец, еще крепче держсь з стул.

— Позвольте, позвольте, — лепетл Ипполит Мтвеевич, продолжя отклеивть пльцы незнкомц.

Стл собирться толп. Человек три уже стояло поблизости, с живейшим интересом следя з рзвитием конфликт.

Тогд об опсливо оглянулись и, не глядя друг н друг, но не выпускя стул из цепких рук, быстро пошли вперед, кк будто бы ничего и не было.

«Что же это ткое?» — отчянно думл Ипполит Мтвеевич.

Что думл незнкомец — нельзя было понять, но походк у него был смя решительня.

Они шли все быстрее и, звидя в глухом переулке пустырь, зсыпнный щебнем и строительными мтерилми, кк по комнде повернули туд. Здесь силы Ипполит Мтвеевич учетверились.

— Позвольте же! — зкричл он, не стесняясь.

— К-р-ул! — еле слышно воскликнул незнкомец.

И тк кк руки у обоих были зняты стулом, они стли пинть друг друг ногми. Споги незнкомц были с подковми, и Ипполиту Мтвеевичу снчл пришлось довольно плохо. Но он быстро приспособился и, прыгя то нпрво, то нлево, кк будто тнцевл крковяк, увертывлся от удров противник и стрлся порзить его удром в живот. В живот ему попсть не удлось, потому что мешл стул, но зто он угодил в коленную чшечку врг, после чего тот смог лягться только левой ногой.

— О, господи! — зшептл незнкомец.

И тут Ипполит Мтвеевич увидел, что незнкомец, возмутительнейшим обрзом похитивший его стул, не кто иной, кк священник церкви Фрол и Лвр — отец Федор Востриков.

Ипполит Мтвеевич опешил.

— Бтюшк! — воскликнул он, в удивлении снимя руки со стул.

Отец Востриков полиловел и рзжл нконец пльцы. Стул, никем не поддерживемый, свлился н битый кирпич.

— Где же вши усы, увжемый Ипполит Мтвеевич? — с нивозможной язвительностью спросил духовня особ.

— А вши локоны где? У вс ведь были локоны?

Невыносимое презрение слышлось в словх Ипполит Мтвеевич. Он октил отц Федор взглядом необыкновенного блгородств и, взяв под мышку стул, повернулся, чтобы уйти. Но отец Федор, уже опрвившийся от смущения, не дл Воробьянинову ткой легкой победы. С криком: «Нет, прошу вс», — он снов ухвтился з стул. Был восстновлен первя позиция. Об противник стояли, вцепившись в ножки, кк коты или боксеры, мерили друг друг взглядми и похживли из стороны в сторону.

Хвтющя з сердце пуз длилсь целую минуту.

— Тк это вы, святой отец, — проскрежетл Ипполит Мтвеевич, — охотитесь з моим имуществом?

С этими словми Ипполит Мтвеевич лягнул святого отц ногой в бедро.

Отец Федор изловчился, злобно пнул предводителя в пх тк, что тот согнулся, и зшипел.

— Это не вше имущество!

— А чье же?

— Не вше.

— А чье же?

— Не вше, не вше.

— А чье же, чье?

— Не вше.

Шипя тк, они неистово ляглись.

— А чье же это имущество? — возопил предводитель, погружя ногу в живот святого отц.

Преодолевя боль, святой отец твердо скзл:

— Это нционлизировнное имущество.

— Нционлизировнное?

— Д-с, д-с, нционлизировнное.

Говорили они с ткой необыкновенной быстротой, что слов сливлись.

— Кем нционлизировно?

— Советской влстью! Советской влстью.

— Ккой влстью? Ккой влстью?

— Влстью трудящихся.

— А--!.. — скзл Ипполит Мтвеевич, леденея, кк мят. — Влстью рбочих и крестьян?

— Д---с!..

— М-м-м… Тк, может быть, вы, святой отец, пртийный?

— М-может быть!

Тут Ипполит Мтвеевич не выдержл и с воплем «может быть?» смчно плюнул в доброе лицо отц Федор. Отец Федор немедленно плюнул в лицо Ипполит Мтвеевич и тоже попл. Стереть слюну было нечем — руки были зняты стулом. Ипполит Мтвеевич издл звук открывемой двери и изо всей мочи толкнул врг стулом. Врг упл, увлекя з собой здыхющегося Воробьянинов. Борьб продолжлсь в пртере.

Вдруг рздлся треск — отломились срзу обе передние ножки. Збыв друг о друге, противники принялись терзть ореховое клдохрнилище. С печльным криком чйки рзодрлся нглийский ситец в цветочкх. Спинк отлетел, отброшення могучим порывом. Клдоисктели рвнули рогожу вместе с медными пуговичкми и, рнясь о пружины, погрузили пльцы в шерстяную нбивку. Потревоженные пружины пели. Через пять минут стул был обглодн. От него остлись рожки д ножки. Во все стороны ктились пружины. Ветер носил гнилую шерсть по пустырю. Гнутые ножки лежли в яме. Бриллинтов не было.

— Ну что, ншли? — спросил Ипполит Мтвеевич, здыхясь.

Отец Федор, весь покрытый клочкми шерсти, отдувлся и молчл.

— Вы ферист, — крикнул Ипполит Мтвеевич, — я вм морду побью, отец Федор.

— Руки коротки, — ответил бтюшк.

— Куд же вы пойдете весь в пуху?

— А вм ккое дело?

— Стыдно, бтюшк! Вы просто вор!

— Я у вс ничего не укрл!

— Кк же вы узнли об этом? Использовли в своих интересх тйну исповеди? Очень хорошо! Очень крсиво!

Ипполит Мтвеевич с негодующим «Пфуй!» покинул пустырь и, чистя н ходу рукв пльто, нпрвился домой.

Н углу улицы Ленских событий и Ерофеевского переулк Воробьянинов увидел своего компньон. Технический директор и глвный руководитель концессии стоял вполоборот, приподняв левую ногу, — ему чистили верх ботинок кнреечным кремом. Ипполит Мтвеевич подбежл к нему. Директор беззботно мурлыкл «Шимми»[161]:

— Ну, кк жилотдел? — спросил он деловито и сейчс же добвил: — Подождите, не рсскзывйте, вы слишком взволновны, прохлдитесь.

Выдв чистильщику семь копеек, Остп взял Воробьянинов под руку и повлек его по улице.

— Ну, теперь вывливйте.

Все, что вывлил взволновнный Ипполит Мтвеевич, Остп выслушл с большим внимнием.

— Аг! Небольшя черня бородк? Првильно! Пльто с бршковым воротником? Понимю. Это стул из богдельни. Куплен сегодня утром з три рубля.

— Д вы погодите…

И Ипполит Мтвеевич рсскзл глвному концессионеру обо всех подлостях отц Федор. Остп омрчился.

— Кислое дело, — скзл он, — пещер Лехтвейс[162]. Тинственный соперник. Его нужно опередить, морду ему мы всегд успеем пощупть. В жилотдел! Зседние продолжется.

Пок друзья зкусывли в пивной «Стеньк Рзин» и Остп рзузнвл, в кком доме нходился рньше жилотдел и ккое учреждение нходится в нем теперь, — день кончлся.

Золотые битюги снов превртились в коричневых. Бриллинтовые кпли холодели н лету и плюхлись оземь. В пивных и ресторне «Феникс» пиво поднялось в цене — нступил вечер. Н Большой Пушкинской зжглись электрические лмпы, и, возврщясь домой с первой весенней прогулки, с брбнным топньем прошел отряд пионеров.

Нчлось гулянье. По Большой Пушкинской проехл проктный втомобиль. Из кино уже вышл первя пртия публики, отсмотревшей третью серию мерикнского боевик «Акулы Нью-Йорк».[163]

Тигры, победы и кобры Губплн тинственно светились под входящей в город луной.

Идя домой с змолчвшим вдруг Остпом, Ипполит Мтвеевич посмотрел н губплновских тигров и кобр. В его время здесь помещлсь губернскя земскя упрв, и горожне очень гордились[164] кобрми, считя их стргородской достопримечтельностью.

«Нйду», — подумл Ипполит Мтвеевич, вглядывясь в гипсовую победу.

Тигры лсково рзмхивли хвостми, кобры рдостно сокрщлись, и душ Ипполит Мтвеевич нполнилсь уверенностью.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Глв ХII

Слесрь, попугй и гдлк

Дом № 7 по Перелешинскому переулку не приндлежл к лучшим здниям Стргород. Дв его этж, построенные в збубенном стиле Второй империи[165], все же были укршены побитыми львиными мордми, необыкновенно похожими н лицо известного в свое время пистеля Арцыбшев[166]. Арцыбшевских ликов было ровно восемь, по числу окон, выходящих в переулок, и помещлись эти львиные хри в оконных ключх. Были н доме еще дв укршения, но уже чисто коммерческого хрктер. С одной стороны — лзурня вывеск «Одесскя бубличня ртель — „Московские брнки“[167]. Н вывеске был изобржен молодой человек в глстуке и коротких фрнцузских брюкх. Он держл в одной, вывернутой низннку руке скзочный рог изобилия, из которого лвиной влили охряные московские брнки, выдввшиеся по нужде и з одесские бублики. При этом молодой человек слдострстно улыблся. С другой стороны — упковочня контор «Быстроупк»[168] извещл о себе увжемых «гр. гр.» зкзчиков[169] черной вывеской с круглыми золотыми буквми.

Несмотря н ощутительную рзницу в вывескх и величине оборотного кпитл, об эти рзнородные предприятия знимлись одним и тем же делом — спекулировли мнуфктурой всех видов: грубошерстной, тонкошерстной, кмвольной, хлопчтобумжной, если попдлся шелк хороших цветов и рисунков, то и шелком.

Пройдя ворот, злитые туннельным мрком и водой, и свернув нпрво, во двор с цементным колодцем, можно было увидеть две двери без крылец, выходящие прямо н острые кмни двор. Дощечк тусклой меди с вырезнной н ней писнными буквми фмилией «В. М. Полесовъ» — помещлсь н првой двери. Левя был снбжен беленькой жестянкой «Моды и шляпы». Это тоже был одн видимость. Внутри модной и шляпной квртиры не было ни спртри[170], ни отделки, ни безголовых мнекенов с офицерской выпрвкой, ни головтых болвнок для изящных дмских шляп «Жоржет»[171]. Вместо всей этой мишуры в трехкомнтной квртире жил непорочно белый попугй в крсных подштнникх. Попугя одолевли блохи, но пожловться он никому не мог, потому что не говорил человеческим голосом. По целым дням попугй грыз семечки и сплевывл шелуху сквозь прутья бшенной клетки н ковер. Ему не хвтло только грмоники и новых свистящих клош, чтобы походить н подгулявшего кустря-одиночку. Н окнх висели темные коричневые знвеси с блямбми, и в квртире преоблдли темно-коричневые тон. Нд пинино висел репродукция кртины Беклин «Остров мертвых»[172] в рме фнтзи[173] темно-зеленого полировнного дуб под стеклом. Один угол стекл двно вылетел, и обнження чсть кртины был тк отделн мухми, что совершенно сливлсь с рмой. Что творилось в этой чсти остров мертвых — узнть было уже невозможно.

В спльне, н железной кровти, сидел см хозяйк и, опирясь локтями н восьмиугольный столик, покрытый нечистой сктертью ришелье[174], рсклдывл крты. Перед нею сидел вдов Гриццуев в пушистой шли.

— Должн вс предупредить, девушк, что я з сенс меньше пятидесяти копеек не беру, — скзл хозяйк.

Вдов, не знвшя прегрд в стремлении отыскть нового муж, соглсилсь плтить устновленную цену.

— Только вы, пожлуйст, будущее, — жлобно попросил он.

— Вс ндо гдть н дму треф, — сообщил хозяйк.

— Я всегд был червоння дм, — возрзил вдов.

Хозяйк рвнодушно соглсилсь и нчл комбинировть крты. Черновое определение вдовьей судьбы было дно уже через несколько минут. Вдову ждли большие и мелкие неприятности, н сердце у нее лежл трефовый король, с которым дружил бубновя дм.

Нбело гдли по руке. Линии вдовы Гриццуевой были чисты, мощны и безукоризненны. Линия жизни простирлсь тк длеко, что конец ее зехл в пульс, и если линия говорил првду, — вдов должн был бы дожить до мировой революции[175]. Линии ум и искусств двли прво ндеяться, что если вдов бросит торговлю бклеей, то подрит человечеству непревзойденные шедевры в ккой угодно облсти искусств, нуки или обществоведения. Бугры Венеры у вдовы походили н мнчжурские сопки и обнруживли чудесные зпсы любви и нежности.

Все это гдлк объяснил вдове, употребляя слов и термины, принятые в среде грфологов, хиромнтов и лошдиных брышников.

— Вот спсибо вм, мдмочк, — скзл вдов, — уж я теперь зню, кто трефовый король. И бубновя дм мне тоже очень известн. А король-то мрьяжный?

— Король? Мрьяжный, девушк.

Окрылення вдов зшгл домой. А гдлк, сбросив крты в ящик, зевнул, покзл псть пятидесятилетней женщины и пошл в кухню. Тм он повозилсь с обедом, готовившимся н керосинке «Грец», по-кухрочьи вытерл руки о передник, взял поколовшееся эмлевое ведро и вышл во двор з водой. В доме не было водопровод.

Он шл по двору, тяжело передвигясь н плоских ступнях. Ее полурзвлившийся бюст вяло прыгл в перекршенной кофточке. Н голове рос веничек седеющих волос. Он был почти струхой, был почти грязн, смотрел н всех подозрительно и любил слдкое. Он нвривл себе большие кстрюли компоту и съедл его с серым хлебом, в одиночку. Попугй следил з тем, кк он ел, полузкрыв глз серым змшевым веком. Он шл по двору, и если бы Ипполит Мтвеевич увидел ее сейчс, то никогд не узнл бы Елену Боур, крсвицу-прокуроршу, о которой секретрь суд когд-то скзл стихми, что он «к поцелуям зовущя, вся ткя воздушня».

У колодц мдм Боур был приветствовн соседом, Виктором Михйловичем Полесовым, генильным слесрем-интеллигентом, который нбирл воду в бидон из-под бензин. У Полесов было лицо оперного дьявол, которого тщтельно мзли сжей перед тем, кк выпустить н сцену.

Обменявшись приветствиями, соседи зговорили о деле, знимвшем весь Стргород.

— До чего дожились, — иронически скзл Полесов, — вчер весь город обегл, плшек три восьмых дюйм достть не мог. Нету. Нет! А трмвй собирются пускть!..

Елен Стнислвовн, имевшя о плшкх в три восьмых дюйм ткое же предствление, ккое имеет о сельском хозяйстве слуштельниц хореогрфических курсов имени Леонрдо д Винчи, думющя, что творог добывется из вреников, — все же посочувствовл:

— Ккие теперь мгзины! Теперь только очереди, мгзинов нет. И нзвния у этих мгзинов смые ужсные. Стргико!..

— Нет, знете, Елен Стнислвовн, это еще что! У них четыре мотор «Всеобщей Электрической Компнии»[176] остлись. Ну, эти кое-кк пойдут, хотя кузов т-кой хлм!.. Стекл не н резинх. Я см видел. Дребезжть это все будет!.. Мрк! А остльные моторы — хрьковскя рбот[177]. Сплошной Госпромцветмет. Версты не протянут.[178] Я н них смотрел…

Генильный слесрь рздрженно змолк. Его черное лицо блестело н солнце. Белки глз были желтовты. Виктор Михйлович Полесов был не только генильным слесрем, но и генильным лентяем. Среди кустрей с мотором, которыми изобиловл Стргород, он был смым непроворным и ниболее чсто попдвшим впроск. Причиной к этому служил его чрезмерно кипучя нтур. Это был кипучий лентяй. Он постоянно пенился. В собственной его мстерской, помещвшейся во втором дворе дом №7 по Перелешинскому переулку, зстть его было невозможно. Потухший переносной горн сиротливо стоял посреди кменного сря, по углм которого были нвлены проколотые кмеры, рвные протекторы «Треугольник»[179], рыжие змки, ткие огромные, что ими можно было зпирть город, мятые бки для горючего с ндписями «Indian» и «Wanderer»[180], детскя рессорня колясочк, нвеки зглохшя динмк, гнилые сыромятные ремни, мсляня пкля, стертя нждчня бумг, встрийский штык и множество рвной, гнутой и двленой дряни.

Зкзчики не нходили Виктор Михйлович. Виктор Михйлович уже где-то рспоряжлся. Ему было не до рботы. Он не мог видеть спокойно въезжющего в свой или чужой двор ломовик с клдью. Полесов сейчс же выходил во двор и, сложив руки н спине, презрительно нблюдл з действиями возчик. Нконец сердце его не выдерживло.

— Кто же тк зезжет? — кричл он, ужсясь. — Зворчивй!

Испугнный возчик зворчивл.

— Куд ж ты зворчивешь, морд?! — стрдл Виктор Михйлович, нлетя н лошдь. — Ндвли бы тебе в строе время пощечин, тогд бы зворчивл!

Покомндоввши тк с полчс, Полесов собирлся было уже возвртиться в мстерскую, где ждл его непочиненный велосипедный нсос, но тут спокойня жизнь город обычно вновь нрушлсь кким-нибудь недорзумением. То н улице сцеплялись осями телеги, и Виктор Михйлович укзывл, кк лучше всего и быстрее их рсцепить; то меняли телегрфный столб, и Полесов проверял его перпендикулярность к земле собственным, специльно вынесенным из мстерской отвесом; то, нконец, устривлось общее собрние жильцов. Тогд Виктор Михйлович стоял посреди двор и созывл жильцов удрми в железную доску; но н смом собрнии ему не удвлось побывть. Проезжл пожрный обоз, и Полесов, взволновнный звукми трубы и испепеляемый огнем беспокойств, бежл з колесницми.

Однко временми Виктор Михйлович нстигл стихия рельного действия. Н несколько дней он скрывлся в мстерскую и молч рботл. Дети свободно бегли по двору и кричли что хотели, ломовики зворчивли и описывли во дворе ккие угодно кривые, телеги н улице вообще перествли сцепляться, и пожрные колесницы и ктфлки в одиночестве ктили н пожр, — Виктор Михйлович рботл. Однжды, после одного ткого зпоя, он вывел во двор, кк брн з рог, мотоцикл, соствленный из кусочков втомобилей, огнетушителей, велосипедов и пишущих мшинок. Мотор в 1 1/2 силы был вндереровский, колес двидсоновские[181], другие существенные чсти уже двно потеряли фирму. С седл свисл н шпгтике кртонный плкт «Проб». Собрлсь толп. Не глядя ни н кого, Виктор Михйлович зкрутил рукой педль. Искры не было минут десять. Зтем рздлось железное чвкнье, прибор здрожл и окутлся грязным дымом. Виктор Михйлович кинулся в седло, и мотоцикл, збрв безумную скорость, вынес его через туннель н середину мостовой и срзу остновился, словно срезнный пулей. Виктор Михйлович собрлся было уже слезть и обревизовть свою згдочную мшинку, но он дл вдруг здний ход и, пронеся своего создтеля через тот же туннель, остновилсь н месте отпрвления — посреди двор, ворчливо хнул и взорвлсь. Виктор Михйлович уцелел чудом и из обломков мотоцикл в следующий зпойный период устроил стционрный двигтель, который был очень похож н нстоящий двигтель, но не рботл.

Венцом кдемической деятельности слесря-интеллигент был эпопея с воротми дом № 5. Жилтоврищество этого дом зключило с Виктором Михйловичем договор[182], по которому Полесов обязывлся привести железные ворот дом в полный порядок и выкрсить их в ккой-нибудь экономический цвет, по своему усмотрению. С другой стороны, жилтоврищество обязывлось уплтить В. М. Полесову, по приеме рботы специльной комиссией, 21 р. 75 коп. Гербовые мрки были отнесены з счет исполнителя рботы.

Виктор Михйлович утщил ворот, кк Смсон. В мстерской он с энтузизмом взялся з рботу. Дв дня ушло н рсклепку ворот. Они были рзобрны н соствные чсти. Чугунные звитушки лежли в детской колясочке, железные штнги и копья были сложены под верстк. Еще несколько дней прошло н осмотр повреждений. А потом в городе произошл большя неприятность — н Дровяной лопнул мгистрльня водопроводня труб, и Виктор Михйлович остток недели провел н месте врии, иронически улыбясь, крич н рбочих и поминутно зглядывя в провл. Когд оргнизторский пыл Виктор Михйлович несколько утих, он снов подступил к воротм, но было поздно: дворовые дети уже игрли чугунными звитушкми и копьями ворот дом №5. Увидв рзгневнного слесря, дети в испуге побросли звитушки и убежли. Половины звитушек не хвтло, и нйти их не удлось. После этого Виктор Михйлович совершенно охлдел к воротм. А в доме №5, рскрытом нстежь, происходили ужсные вещи: с чердков крли мокрое белье, и однжды вечером укрли дже зкипющий во дворе смовр. Виктор Михйлович лично принимл учстие в погоне з вором, но вор, хотя и нес в вытянутых вперед рукх кипящий смовр, из жестяной трубы которого било плмя, — бежл очень резво и, оборчивясь нзд, хулил держщегося впереди всех Виктор Михйлович нечистыми словми. Но больше всех пострдл дворник дом №5. Он потерял еженощный зрботок — ворот не было, нечего было открывть, и згулявшим жильцм не з что было отдвть свои гривенники. Сперв дворник приходил спрвляться, скоро ли будут собрны ворот, потом молил Христом-богом, под конец стл произносить неопределенные угрозы. Жилтоврищество посылло Виктору Михйловичу письменные нпоминния. Дело пхло судом. Положение нпряглось все больше и больше.

Стоя у колодц, гдлк и слесрь-энтузист продолжли беседу.

— При нличии отсутствия пропитнных шпл, — кричл Виктор Михйлович н весь двор, — это будет не трмвй, одно горе!

— Когд уже это все кончится, — скзл Елен Стнислвовн, — живем, кк дикри.

— Конц этому нет… Д! Знете, кого я сегодня видел? Воробьянинов!

Елен Стнислвовн прислонилсь к колодцу, в изумлении продолжя держть н весу полное ведро с водой.

— Прихожу я в Коммунхоз продлить договор н ренду мстерской, иду по коридору. Вдруг подходят ко мне двое. Я смотрю — что-то знкомое. Кк будто воробьяниновское лицо. И спршивет: «Скжите, что здесь з учреждение рньше было, в этом зднии?» Я говорю, что рньше был здесь женскя гимнзия, потом жилотдел. «А вм зчем?» — спршивю. А он говорит «спсибо» — и пошел дльше. Тут я ясно увидел, что это см Воробьянинов. Откуд он здесь взялся? И тот с ним был — крсвец мужчин. Явно бывший офицер. И тут я подумл…

В эту минуту Виктор Михйлович зметил нечто неприятное. Прервв речь, он схвтил свой бидон и быстро спрятлся з мусорный ящик. Во двор медленно вошел Дворник дом №5, остновился подле колодц и стл озирть дворовые постройки. Не зметив нигде Виктор Михйлович, он згрустил.

— Витьки слесря опять нету? — спросил он у Елены Стнислвовны.

— Ах, ничего я не зню, — скзл гдлк, — ничего я не зню.

И в необыкновенном волнении, вывливя воду из ведр, торопливо ушл к себе.

Дворник поглдил цементный бок колодц и пошел к мстерской. Через дв шг после вывески «Ход в слесрную мстерскую» крсовлсь вывеск «Слесрня мстерскя и починк примусов», под которой висел тяжелый змок. Дворник удрил ногой в змок и с ненвистью скзл:

— У, гнгрен!

Дворник стоял у мстерской еще минуты три, нливясь смыми ядовитыми чувствми, потом с грохотом отодрл вывеску, понес ее н средину двор к колодцу и, ств н нее обеими ногми, нчл скндлить.

— Ворюги у вс в доме №7 живут! — вопил дворник. — Сволот всякя! Гдюк семибтюшня! Среднее обрзовние имеет!.. Я не посмотрю н среднее обрзовние!.. Гнгрен проклятя!!!

В это время семибтюшня гдюк со средним обрзовнием сидел з мусорным ящиком н бидоне и тосковл.

С треском рспхивлись рмы, и из окон выглядывли веселые жильцы. С улицы во двор, не спеш, входили любопытные. При виде удитории дворник рзжегся еще больше.

— Слесрь-мехник! — вскрикивл дворник. — Аристокрт собчий!

Прлментрные выржения дворник богто перемежл нецензурными словми, которым отдвл предпочтение. Слбое женское сословие, густо облепившее подоконники, очень негодовло н дворник, но от окон не отходило.

— Хрю рзворочу! — неистовствовл дворник. — Обрзовнный!

Когд скндл был в зените, явился милиционер и молч стл тщить дворник в рйон. Милиционеру помогли молодцы из «Быстроупк».

Дворник покорно обнял милиционер з шею и зплкл нвзрыд.

Опсность миновл.

Тогд из-з мусорного ящик выскочил истомившийся Виктор Михйлович. Аудитория зшумел.

— Хм! — зкричл Виктор Михйлович вслед шествию. — Хм! Я тебе покжу! Мерзвец!

Горько рыдвший дворник ничего этого не услышл. Его несли н рукх в отделение, туд же, в кчестве вещественного докзтельств, потщили вывеску «Слесрня мстерскя и починк примусов».

Виктор Михйлович еще долго хорохорился.

— Сукины сыны, — говорил он зрителям, — возомнили о себе. Хмы!

— Будет вм, Виктор Михйлович! — крикнул из окн Елен Стнислвовн. — Зйдите ко мне н минуточку.

Он поствил перед Виктором Михйловичем блюдечко компот и, рсхживя по комнте, принялсь рсспршивть.

— Д говорю же вм, что это он, без усов, но он, — по обыкновению, кричл Виктор Михйлович, — ну вот, зню я его отлично! Воробьянинов, кк вылитый!

— Тише вы, господи! Зчем он сюд приехл, кк вы думете?

Н черном лице Виктор Михйлович определилсь ироническя улыбк.

— Ну, вы кк думете?

Он усмехнулся с еще большей иронией.

— Уж, во всяком случе, не договоры с большевикми подписывть.

— Вы думете, что он подвергется опсности?

Зпсы иронии, нкопленные Виктором Михйловичем з десять лет революции, были неистощимы. Н лице его зигрли серии улыбок рзличной силы и скепсис.

— Кто в Советской России не подвергется опсности, тем более человек в тком положении, кк Воробьянинов? Усы, Елен Стнислвовн, дром не сбривют.

— Он послн из-з грницы? — спросил Елен Стнислвовн, чуть не здохнувшись.

— Безусловно, — ответил генильный слесрь.

— С ккой же целью он здесь?

— Не будьте ребенком.

— Все рвно. Мне ндо его видеть.

— А вы знете, чем рискуете?

— Ах, все рвно! После десяти лет рзлуки я не могу не увидеться с Ипполитом Мтвеевичем.

Ей и н смом деле покзлось, что судьб рзлучил их в ту пору, когд они любили друг друг.

— Умоляю вс, нйдите его! Узнйте, где он! Вы всюду бывете! Вм будет нетрудно! Передйте, что я хочу его видеть. Слышите?

Попугй в крсных подштнникх, дремвший н жердочке, испуглся шумного рзговор, перевернулся вниз головой и в тком виде змер.

— Елен Стнислвовн, — скзл слесрь-мехник, приподымясь и прижимя руки к груди, — я нйду его и свяжусь с ним.

— Может быть, вы хотите еще компоту? — рстроглсь гдлк.

Виктор Михйлович съел компот, прочел злобную лекцию о непрвильном устройстве попугйской клетки и попрощлся с Еленой Стнислвовной, порекомендовв ей держть все в строжйшем секрете.

Глв XIII

Алфвит — зеркло жизни

Н второй день компньоны убедились, что жить в дворницкой больше неудобно. Бурчл Тихон, совершенно облдевший после того, кк увидел брин снчл черноусым, потом зеленоусым, под конец и совсем без усов. Спть было не н чем. В дворницкой стоял зпх гниющего нвоз, рспрострняемый новыми вленкми Тихон. Стрые вленки стояли в углу и воздух тоже не озонировли.

— Считю вечер воспоминний зкрытым, — скзл Остп, — нужно переезжть в гостиницу.

Ипполит Мтвеевич дрогнул.

— Этого нельзя.

— Почему-с?

— Тм придется прописться.

— Пспорт не в порядке?

— Д нет, пспорт в порядке, но в городе мою фмилию хорошо знют. Пойдут толки.

Концессионеры в рздумье помолчли.

— А фмилия Михельсон вм нрвится? — неожиднно спросил великолепный Остп.

— Ккой Михельсон? Сентор?

— Нет. Член союз совторгслужщих[183].

— Я вс не пойму.

— Это от отсутствия технических нвыков. Не будьте божьей коровой.

Бендер вынул из зеленого пиджк профсоюзную книжку и передл Ипполиту Мтвеевичу.

— Конрд Крлович Михельсон, сорок восьми лет, беспртийный, холост, член союз с 1921 год, в высшей степени нрвствення личность, мой хороший знкомый, кжется, друг детей… Но вы можете не дружить с детьми — этого от вс милиция не потребует[184].

Ипполит Мтвеевич зрделся.

— Но удобно ли…

— По срвнению с ншей концессией это деяние, хотя и предусмотренное уголовным кодексом, все же имеет невинный вид детской игры в крысу.

Воробьянинов все-тки зпнулся.

— Вы иделист, Конрд Крлович. Вм еще повезло, то бы вм вдруг пришлось стть кким-нибудь Пп-Христозопуло или Зловуновым.

Последовло быстрое соглсие, и концессионеры выбрлись н улицу, не попрощвшись с Тихоном. Остновились они в меблировнных комнтх «Сорбонн», приндлежвших Стркомхозу. Остп переполошил весь небольшой штт отельной прислуги. Снчл он обозревл семирублевые номер, но остлся недоволен их меблировкой. Убрнство пятирублевых номеров понрвилось ему больше, но ковры были ккие-то облезшие и возмущл зпх. В трехрублевых номерх было все хорошо, з исключением кртин.

— Я не могу жить в одной комнте с пейзжми, — скзл Остп.

Пришлось поселиться в номере з рубль восемьдесят. Тм не было пейзжей, не было ковров, меблировк был строго выдержн: две кровти и ночной столик.

— Стиль кменного век, — зметил Остп с одобрением, — доисторические животные в мтрцх у вс не водятся?

— Смотря по сезону, — ответил луквый коридорный, — если, нпример, губернский съезд ккой-нибудь, то, конечно, нету, потому что пссжиров бывет много и перед ними чистк происходит большя. А в прочее время действительно случется, что и нбегют. Из соседних номеров «Ливдия».

В этот же день концессионеры побывли в Стркомхозе, где получили все необходимые сведения.

Окзлось, что жилотдел был рсформировн в 1921 году и что обширный его рхив был слит с рхивом Стркомхоз. З дело взялся великий комбинтор. К вечеру компньоны уже знли домшний дрес зведующего рхивом Врфоломея Коробейников, бывшего чиновник кнцелярии грдончльств, ныне рботник конторского труд.

Остп облчился в грусный жилет, выбил о спинку кровти пиджк, вытребовл у Ипполит Мтвеевич рубль двдцть копеек н предствительство и отпрвился с визитом к рхивриусу. Ипполит Мтвеевич остлся в «Сорбонне» и в волнении стл прохживться в ущелии между двумя кровтями.

В этот вечер, зеленый и холодный, решлсь судьб всего предприятия. Если удстся достть копии ордеров, по которым рспределялсь изъятя из воробьяниновского особняк мебель, — дело можно считть нполовину удвшимся. Дльше предстояли трудности, конечно, невообрзимые, но нить был бы уже в рукх.

— Только бы ордер достть, — прошептл Ипполит Мтвеевич, влясь н постель, — только бы ордер!..

Пружины рзбитого мтрц кусли его, кк блохи. Он не чувствовл этого. Он еще неясно предствлял себе, что последует вслед з получением ордеров, но был уверен, что тогд все пойдет, кк по мслу. «А мслом, — вертелось у него в голове, — кши не испортишь».

А кш звривлсь большя. Обуянный розовой мечтою, Ипполит Мтвеевич перевливлся н кровти. Пружины под ним блеяли.

Остпу пришлось пересечь весь город. Коробейников жил н Гусище, окрине Стргород. Н Гусище жили преимущественно железнодорожники. Иногд нд домми, по нсыпи, огороженной бетонным тонкостенным збором, проходил здним ходом сопящий провоз, крыши домов н секунду освещлись полыхющим огнем провозной топки, иногд ктились порожние вгоны, иногд взрывлись петрды. Среди хлуп и временных брков тянулись длинные кирпичные корпус сырых еще коопертивных домов.

Остп миновл светящийся остров — железнодорожный клуб, — по бумжке проверил дрес и остновился у домик рхивриус. Бендер крутнул звонок с выпуклыми буквми «прошу крутить».

После длительных рсспросов «кому д зчем» ему открыли, и он очутился в темной, зствленной шкфми, передней. В темноте кто-то дышл н Остп, но ничего не говорил.

— Где здесь гржднин Коробейников? — спросил Бендер.

Дышщий человек взял Остп з руку и ввел в освещенную висячей керосиновой лмпой столовую. Остп видел перед собою мленького стричк-чистюлю с необыкновенно гибкой спиной. Не было сомнений в том, что стрик этот — см гржднин Коробейников. Остп без приглшения отодвинул стул и сел.

Стричок безбоязненно смотрел н смоупрвц и молчл. Остп любезно нчл рзговор первым:

— Я к вм по делу. Вы служите в рхиве Стркомхоз?

Спин стрик пришл в движение и утвердительно выгнулсь.

— А рньше служили в жилотделе?

— Я всюду служил, — скзл стрик весело.

— Дже в кнцелярии грдончльств?

При этом Остп грциозно улыбнулся. Спин стрик долго извивлсь и нконец остновилсь в положении, свидетельствоввшем, что служб в грдончльстве — дело двнее и что все упомнить положительно невозможно.

— А позвольте все-тки узнть, чем обязн? — спросил хозяин, с интересом глядя н гостя.

— Позволю, — ответил гость. — Я Воробьянинов сын.

— Это ккого же? Предводителя?

— Его.

— А он что, жив?

— Умер, гржднин Коробейников. Почил.

— Д, — без особой грусти скзл стрик, — печльное событие. Но ведь, кжется, у него детей не было?

— Не было, — любезно подтвердил Остп.

— Кк же?..

— Ничего. Я от моргнтического брк.

— Не Елены ли Стнислвовны будете сынок?

— Д. Именно.

— А он в кком здоровье?

— Ммн двно в могиле.

— Тк, тк, х, кк грустно.

И долго еще стрик глядел со слезми сочувствия н Остп, хотя не длее кк сегодня видел Елену Стнислвовну н бзре, в мясном ряду.

— Все умирют, — скзл он, — вот и ббушк моя тоже… зжилсь. А… все-тки рзрешите узнть, по ккому делу, увжемый, вот имени вшего не зню…

— Вольдемр, — быстро сообщил Остп.

— … Влдимир Ипполитович? Очень хорошо. Тк. Я вс слушю, Влдимир Ипполитович.

Стричок присел к столу, покрытому клеенкой в узорх, и зглянул в смые глз Остп.

Остп в отборных словх вырзил свою грусть по родителям. Он очень сожлеет, что вторгся тк поздно в жилище глубокоувжемого рхивриус и причинил ему беспокойство своим визитом, но ндеется, что глубокоувжемый рхивриус простит его, когд узнет, ккое чувство толкнуло его н это.

— Я хотел бы, — с невырзимой сыновней любовью зкончил Остп, — нйти что-нибудь из мебели ппши, чтобы сохрнить о нем пмять. Не знете ли вы, кому передн мебель из ппшиного дом?

— Сложное дело, — ответил стрик, подумв, — это только обеспеченному человеку под силу… А вы, простите, чем зниметесь?

— Свободня профессия. Собствення мясохлдобойня н ртельных нчлх в Смре.

Стрик с сомнением посмотрел н зеленые доспехи молодого Воробьянинов, но возржть не стл.

«Прыткий молодой человек», — подумл он.

Остп, который к этому времени зкончил свои нблюдения нд Коробейниковым, решил, что «стрик — типичня сволочь».

— Тк вот, — скзл Остп.

— Тк вот, — скзл рхивриус, — трудно, но можно…

— Потребует рсходов? — помог влделец мясохлдобойни.

— Небольшя сумм…

— Ближе к телу, кк говорил Мопссн. Сведения будут оплчены.

— Ну что ж, семьдесят рублей положите.

— Это почему ж тк много? Овес нынче дорог?

Стрик мелко здребезжл, виляя позвоночником.

— Изволите шутить.

— Соглсен, ппш. Деньги против ордеров. Когд к вм зйти?

— Деньги при вс?

Остп с готовностью похлопл себя по крмну.

— Тогд пожлуйте хоть сейчс, — торжественно скзл Коробейников.

Он зжег свечу и повел Остп в соседнюю комнту. Тм кроме кровти, н которой, очевидно, спл хозяин дом, стоял письменный стол, звленный бухглтерскими книгми, и длинный кнцелярский шкф с открытыми полкми. К ребрм полок были приклеены печтные литеры — А, Б, В и длее, до рьергрдной буквы Я. Н полкх лежли пчки ордеров, перевязнные свежей бечевкой.

— Ого! — скзл восхищенный Остп. — Полный рхив н дому!

— Совершенно полный, — скромно ответил рхивриус, — я, знете, н всякий случй… Коммунхозу он не нужен, мне, н стрости лет, может пригодиться… Живем мы, знете, кк н вулкне… Все может произойти… Кинутся тогд люди искть свои мебеля, где они, мебеля? Вот они где! Здесь они! В шкфу. А кто сохрнил, кто уберег? Коробейников. Вот господ спсибо и скжут стричку, помогут н стрости лет… А мне много не нужно — по десяточке з ордерок поддут — и н том спсибо… А то иди, попробуй, ищи ветр в поле. Без меня не нйдут!..

Остп восторженно смотрел н стрик.

— Дивня кнцелярия, — скзл он, — полня мехнизция. Вы прямо герой!

Польщенный рхивриус стл вводить гостя в детли любимого дел. Он рскрыл толстые книги учет и рспределения.

— Все здесь, — скзл он, — весь Стргород! Вся мебель! У кого когд взято, кому когд выдно. А вот это — лфвитня книг — зеркло жизни! Вм про чью мебель? Купц первой гильдии Ангелов? Пож-луйст. Смотрите н букву А. Букв А, Ак, Ам, Aн, Aнгелов… Номер… Вот. 82742. Теперь книгу учет сюд. Стрниц 142. Где Ангелов? Вот Ангелов. Взято у Ангелов 18 декбря 1918 год — рояль «Беккер» №97012, тбурет к нему мягкий, бюро две штуки, грдеробов четыре — дв крсного дерев, шифоньер один и тк длее… А кому дно?.. Смотрим книгу рспределения. Тот же номер 82742… Дно… Шифоньер — в Горвоенком, грдеробов три штуки — в детский интернт «Жворонок»… И еще один грдероб — в личное рспоряжение секретря Стрпродкомгуб[185]. А рояль куды пошел? Пошел рояль в Собес, во 2-й дом. И посейчс тм рояль есть…

«Что-то не видел я тм ткого рояля», — подумл Остп, вспомнив зстенчивое личико Альхен.

— Или, примерно, у првителя кнцелярии городской упрвы Мурин… Н букву М, знчит, и нужно искть… Все тут. Весь город. Рояли тут, козетки всякие, трюмо, кресл, дивнчики, пуфики, люстры… Сервизы дже, и то есть…

— Ну, — скзл Остп, — вм пмятник нужно нерукотворный[186] воздвигнуть. Однко ближе к телу. Нпример, букв В…

— Есть букв В, — охотно отозвлся Коробейников. — Сейчс. Вм, Вн, Ворицкий №48238, Воробьянинов, Ипполит Мтвеевич, бтюшк вш, црство ему небесное, большой души был человек… Рояль «Беккер» № 5480009, взы китйские мркировнные четыре, фрнцузского звод «Сэвр», ковров-обюссонов[187] восемь рзных рзмеров, гобелен «Пстушк», гобелен «Пстух», текинских ковров дв, хорснских ковров один, чучело медвежье с блюдом одно, спльный грнитур — двендцть мест, столовый грнитур — шестндцть мест, гостиный грнитур — четырндцть мест, ореховый, мстер Гмбс рботы…

— А кому роздно? — в нетерпении спросил Остп.

— Это мы сейчс. Чучело медвежье с блюдом — во второй рйон милиции. Гобелен «Пстух» — в фонд художественных ценностей. Гобелен «Пстушк» — в клуб водников. Ковры обюссон, текинские и хоросн — в Нркомвнешторг. Грнитур спльный — в союз охотников, грнитур столовый — в Стргородское отделение Глвчя. Грнитур гостиный ореховый — по чстям. Стол круглый и стул один — во 2-й дом Собес, дивн с гнутой спинкой — в рспоряжение жилотдел, до сих пор в передней стоит, всю обивку промслили, сволочи… И еще один стул товрищу Гриццуеву, кк инвлиду империлистической войны, по его зявлению и грифу звжилотделом т. Буркин. Десять стульев — в Москву, в Госудрственный музей мебели[188], соглсно циркулярного письм Нркомпрос… Взы китйские мркировнные…

— Хвлю! — скзл Остп, ликуя. — Это конгенильно! Хорошо бы и н ордер посмотреть.

— Сейчс, сейчс и до ордеров доберемся. Н №48238, литер В…

Архивриус подошел к шкфу и, поднявшись н цыпочки, достл нужную пчку солидных рзмеров.

— Вот-с. Вся вшего бтюшки мебель тут. Вм все ордер?

— Куд мне все… Тк… Воспоминния детств — гостиный грнитур… Помню, игрывл я в гостиной, н ковре Хорсн, глядя н гобелен «Пстушк»… Хорошее было время — золотое детство!.. Тк вот, гостиным грнитуром мы, ппш, и огрничимся.

Архивриус с любовью стл рспрвлять пчку зеленых корешков и принялся рзыскивть тм требуемые ордер. Коробейников отобрл пять ордеров. Один ордер н десять стульев, дв — по одному стулу, один — н круглый стол и один — н гобелен «Пстушк».

— Изволите ли видеть. Все в порядке. Где что стоит — все известно. Н корешкх все дрес прописны и собственноручня подпись получтеля. Тк что никто в случе чего не отопрется. Может быть, хотите генерльши Поповой грнитур? Очень хороший. Тоже гмбсовскя рбот.

Но Остп, движимый любовью исключительно к родителям, схвтил ордер, зсунул их н смое дно бокового крмн, от генерльшиного грнитур откзлся.

— Можно рсписочку писть? — осведомился рхивриус, ловко выгибясь.

— Можно, — любезно скзл Бендер, — пишите, борец з идею.

— Тк я уж нпишу.

— Кройте!

Перешли в первую комнту. Коробейников кллигрфическим почерком нписл рсписку и, улыбясь, передл ее гостю. Глвный концессионер необыкновенно учтиво принял бумжку двумя пльцми првой руки и положил ее в тот же крмн, где уже лежли дргоценные ордер.

— Ну, пок, — скзл он, сощурясь, — я вс, кжется, сильно обеспокоил. Не смею больше обременять своим присутствием. Вшу руку, првитель кнцелярии.

Ошеломленный рхивриус вяло пожл поднную ему руку.

— Пок, — повторил Остп.

Он двинулся к выходу.

Коробейников ничего не понял. Он дже посмотрел н стол — не оствил ли тм гость денег, но н столе денег не было. Тогд рхивриус очень тихо спросил:

— А деньги?

— Ккие деньги? — скзл Остп, открывя входную дверь. — Вы, кжется, спросили про ккие-то деньги?

— Д кк же! З мебель! З ордер!

— Голуб, — пропел Остп, — ей-богу, клянусь честью покойного бтюшки. Рд душой, но нету, збыл взять с текущего счет…

Стрик здрожл и вытянул вперед хилую свою лпку, желя здержть ночного посетителя.

— Тише, дурк, — скзл Остп грозно, — говорят тебе русским языком — звтр, знчит, звтр. Ну, пок! Пишите письм!..

Дверь с треском зхлопнулсь. Коробейников снов открыл ее и выбежл н улицу, но Остп уже не было. Он быстро шел мимо мост. Проезжвший через видук локомотив осветил его своими огнями и звлил дымом.

— Лед тронулся! — зкричл Остп мшинисту. — Лед тронулся, господ присяжные зседтели!

Мшинист не рсслышл, мхнул рукой, колес мшины сильнее здергли стльные локти кривошипов, и провоз умчлся.

Коробейников постоял н ледяном ветерке минуты две и, мерзко сквернословя, вернулся в свой домишко. Невыносимя горечь охвтил его. Он стл посреди комнты и в ярости стл пинть стол ногой. Подпрыгивл пепельниц, сделння н мнер клоши с крсной ндписью «Треугольник», и сткн чокнулся с грфином.

Еще никогд Врфоломей Коробейников не был тк подло обмнут. Он мог обмнуть кого угодно, но здесь его ндули с ткой генильной простотой, что он долго еще стоял, колотя ногми по толстым ножкм обеденного стол.

Коробейников н Гусище звли Врфоломеичем. Обрщлись к нему только в случе крйней нужды. Врфоломеич брл в злог вещи и нзнчл людоедские проценты. Он знимлся этим уже несколько лет и еще ни рзу не поплся милиции. А теперь он, кк цыпленок, поплся н лучшем своем коммерческом предприятии, от которого ждл больших брышей и обеспеченной стрости. С этой неудчей мог срвниться только один случй в жизни Врфоломеич.

Год три нзд, когд впервые после революции вновь появились медовые субъекты, принимющие стрховние жизни, Врфоломеич решил обогтиться з счет Госстрх. Он зстрховл свою ббушку ст двух лет, почтенную женщину, возрстом которой гордилось все Гусище, н тысячу рублей. Древняя женщин был одержим многими стрческими болезнями. Поэтому Врфоломеичу пришлось плтить высокие стрховые взносы. Рсчет Врфоломеич был прост и верен. Струх долго прожить не могл. Вычисления Врфоломеич говорили з то, что он не проживет и год, з год пришлось бы внести рублей шестьдесят стрховых денег, и 940 рублей являлись бы прибылью почти грнтировнной.

Но струх не умирл. Сто третий год он прожил вполне блгополучно. Негодуя, Врфоломеич возобновил стрховние н второй год. Н сто четвертом году жизни струх знчительно окрепл — у нее появился ппетит и рзогнулся укзтельный плец првой руки, скрученный подгрой уже лет десять. Врфоломеич со стрхом убедился, что, истртив сто двдцть рублей н ббушку, он не получил ни копейки процентов н кпитл. Ббушк не хотел умирть: кпризничл, требовл кофий и однжды летом выползл дже н площдь Прижской Коммуны послушть новомодную выдумку — музыкльное рдио. Врфоломеич пондеялся, что музыкльный рейс доконет струху, которя, действительно, слегл и пролежл в постели три дня, поминутно чихя. Но оргнизм победил. Струх встл и потребовл киселя. Пришлось в третий рз плтить стрховые деньги. Положение сделлось невыносимым. Струх должн был умереть и все-тки не умерл. Тысячерублевый мирж тял, сроки истекли, ндо было возобновлять стрховние. Неверие овлдело Врфоломеичем. Проклятя струх могл прожить еще двдцть лет. Сколько ни обхживл Врфоломеич стрховой гент, кк ни убеждл он его, рисуя обольстительные, не дй бог, похороны струшки, — Врфоломеич был тверд, кк дибз. Стрховния он не возобновил.

Лучше потерять, решил он, сто восемьдесят рублей, чем двести сорок, трист, трист шестьдесят, четырест двдцть или, может быть, дже четырест восемьдесят, не говоря уж о процентх н кпитл.

Дже теперь, пиня ногой стол, Врфоломеич не перествл по привычке прислушивться к кряхтению ббушки, хотя никких коммерческих выгод из этого кряхтения он уже извлечь не мог.

— Шутки!? — крикнул он, вспоминя о погибших ордерх. — Теперь деньги только вперед. И кк же это я тк оплошл? Своими рукми отдл ореховый гостиный грнитур!.. Одному гобелену «Пстушк» цены нет! Ручня рбот!..

Звонок «прошу крутить» двно уже крутил чья-то неуверення рук, и не успел Врфоломеич вспомнить, что входня дверь остлсь открытой, кк в передней рздлся тяжкий грохот, и голос человек, зпутвшегося в лбиринте шкфов, воззвл:

— Куд здесь войти?

Врфоломеич вышел в переднюю, потянул к себе чье-то пльто (н ощупь — дрп) и ввел в столовую отц Федор Востриков.

— Великодушно извините, — скзл отец Федор.

Через десять минут обоюдных недомолвок и хитростей выяснилось, что гржднин Коробейников действительно имеет кое-ккие сведения о мебели Воробьянинов, отец Федор не откзывется з эти сведения уплтить. Кроме того, к живейшему удовольствию рхивриус, посетитель окзлся родным бртом бывшего предводителя и стрстно желл сохрнить о нем пмять, приобретя ореховый гостиный грнитур. С этим грнитуром у брт Воробьянинов были связны ниболее теплые воспоминния отрочеств.

Врфоломеич зпросил сто рублей. Пмять брт посетитель рсценивл знчительно ниже, рублей в тридцть. Соглсились н пятидесяти.

— Деньги я бы попросил вперед, — зявил рхивриус, — это мое првило.

— А это ничего, что я золотыми десяткми? — зторопился отец Федор, рзрывя подклдку пиджк.

— По курсу приму. По девять с полтиной. Сегодняшний курс.

Востриков вытряс из колбски пять желтячков, досыпл к ним дв с полтиной серебром и пододвинул всю горку рхивриусу. Врфоломеич дв рз пересчитл монеты, сгреб их в руку, попросил гостя минуточку повременить и пошел з ордерми. В тйной своей кнцелярии Врфоломеич не стл долго рзмышлять, рскрыл лфвит — зеркло жизни — н букву П, быстро ншел требуемый номер и взял с полки пчку ордеров генерльши Поповой. Рспотрошив пчку, Врфоломеич выбрл из нее один ордер, выднный тов. Брунсу, проживющему н Виногрдной, 34, н 12 ореховых стульев фбрики Гмбс. Дивясь своей сметке и умению изворчивться, рхивриус усмехнулся и отнес ордер покуптелю.

— Все в одном месте? — воодушевленно воскликнул покуптель.

— Один к одному. Все тм стоят. Грнитур змечтельный. Пльчики оближете. Впрочем, что вм объяснять! Вы сми знете!

Отец Федор долго восторженно тряс руку рхивриус и, удрившись несчетное количество рз о шкфы в передней, убежл в ночную темноту.

Врфоломеич долго еще подсмеивлся нд околпченным покуптелем. Золотые монеты он положил в ряд н столе и долго сидел, сонно глядя н пять светлых кружочков.

«И чего это их н воробьяниновскую мебель потянуло? — подумл он. — С ум посходили».

Он рзделся, невнимтельно помолился богу, лег в узенькую девичью постельку и озбоченно зснул.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Глв XIV

Знойня женщин, мечт поэт

З ночь холод был съеден без осттк. Стло тк тепло, что у рнних прохожих ныли ноги. Воробьи несли рзный вздор. Дже куриц, вышедшя из кухни в гостиничный двор, почувствовл прилив сил и попытлсь взлететь. Небо было в мелких облчных клецкх. Из мусорного ящик несло зпхом филки и суп пейзн. Ветер млел под крнизом. Коты рзвлились н крыше, кк в ложе, и, снисходительно сощурясь, глядели во двор, через который бежл коридорный Алексндр с тючком грязного белья.

В коридорх «Сорбонны» зшумели. Н открытие трмвя из уездов съезжлись делегты. Из гостиничной линейки[189] с вывеской «Сорбонн» высдилсь их целя куч. Послышлись шумные возглсы:

— Н обед зписывйтесь у товрищ Рыженковой.

— Кто в музейную экскурсию? Подходите сюд!

Тщ с собой плетенки, сундучки и мешочки, делегты, осторожно ступя по коврикм, рзошлись в свои номер.

Солнце грело в полную силу. Ночня сырость испрялсь с быстротою рзлитого по полу эфир. Взлетли кверху рифленые железные шторы мгзинов. Соврботники, вышедшие н службу в втных пльто, здыхлись, рспхивлись, чувствуя тяжесть весны.

Н Коопертивной улице у перегруженного грузовик Мельстроя лопнул рессор, и прибывший н место происшествия Виктор Михйлович Полесов подвл советы.

В номере, обствленном с деловой роскошью (две кровти и ночной столик), послышлись конский хрп и ржние: Ипполит Мтвеевич весело умывлся и прочищл нос. Великий комбинтор лежл в постели, рссмтривя повреждения в кнреечных штиблетх.

— Кстти, — скзл он, — прошу погсить здолженность.

Ипполит Мтвеевич вынырнул из полотенц и посмотрел н компньон выпуклыми без пенсне глзми.

— Что вы н меня смотрите, кк солдт н вошь? Что вс удивило? Здолженность? Д! Вы мне должны деньги. Я вчер позбыл вм скзть, что з ордер мною уплчено, соглсно вших полномочий, семьдесят рублей. К сему прилгю рсписку. Перебросьте сюд тридцть пять рублей. Концессионеры, ндеюсь, учствуют в рсходх н рвных основниях?

Ипполит Мтвеевич ндел пенсне, прочел рсписку и, томясь, отдл деньги. Но дже это не могло омрчить его рдости. Богтство было в рукх. Тридцтирублевя пылинк исчезл в сиянии бриллинтовой горы. Ипполит Мтвеевич, лучезрно улыбясь, вышел в коридор и стл прогуливться. Плны новой, построенной н дргоценном фундменте жизни, тешили его. «А святой отец? — подумл он, ехидствуя. — Дурк дурком остлся. Не видть ему стульев, кк своей бороды».

Дойдя до конц коридор, Воробьянинов обернулся. Беля, в трещинкх, дверь №13 рскрылсь, и прямо нвстречу ему вышел отец Федор в синей косоворотке, подпояснный потертым черным шнурком с пышной кисточкой. Доброе его лицо рсплывлось от счстия. Он вышел в коридор тоже н прогулку. Соперники несколько рз встречлись и, победоносно поглядывя друг н друг, следовли дльше. В концх коридор об рзом поворчивлись и снов сближлись. В груди Ипполит Мтвеевич кипел восторг. То же чувство одолевло и отц Федор. Чувство сожления к побежденному противнику одолевло обоих. Нконец, во время пятого рейс, Ипполит Мтвеевич не выдержл:

— Здрвствуйте, бтюшк, — скзл он с невырзимой слдостью.

Отец Федор собрл весь сркзм, положенный ему богом, и ответствовл:

— Доброе утро, Ипполит Мтвеевич.

Врги рзошлись. Когд пути их сошлись снов, Воробьянинов уронил:

— Не ушиб ли я вс во время последней встречи?

— Нет, отчего же, очень приятно было встретиться, — ответил ликующий отец Федор.

Их снов рзнесло. Ликующя физиономия отц Федор стл возмущть Ипполит Мтвеевич.

— Обедню, небось, уже не служите? — спросил он при следующей встрече.

— Где тм служить! Прихожне по городм рзбежлись — сокровищ ищут.

— Зметьте, свои сокровищ! Свои!

— Мне неизвестно чьи, только ищут.

Ипполит Мтвеевич хотел скзть ккую-нибудь гдость и дже открыл для этой цели рот, но выдумть ничего не смог и рссерженно проследовл в свой номер. Через минуту оттуд вышел сын турецкого подднного — Остп Бендер в голубом жилете и, нступя н шнурки от своих ботинок, нпрвился к Вострикову. Розы н щекх отц Федор увяли и обртились в пепел.

— Покупете стрые вещи? — спросил Остп грозно. — Стулья? Потрох? Коробочки от вксы?

— Что вм угодно? — прошептл отец Федор.

— Мне угодно продть вм стрые брюки.

Священник оледенел и отодвинулся.

— Что ж вы молчите, кк рхиерей н приеме?

Отец Федор медленно нпрвился к своему номеру.

— Стрые вещи покупем, новые крдем! — крикнул Остп вслед.

Востриков вобрл голову и остновился у своей двери. Остп продолжл измывться.

— Кк же нсчет штнов, многоувжемый служитель культ? Берете? Есть еще от жилетки рукв, круг от бублик и от мертвого осл уши. Оптом всю пртию — дешевле будет. И в стульях они не лежт, искть не ндо!? А?!

Дверь з служителем культ зхлопнулсь.

Удовлетворенный Остп, хлопя шнуркми по ковру, медленно пошел нзд. Когд его мссивня фигур отдлилсь достточно длеко, отец Федор быстро высунул голову з дверь и с долго сдерживемым негодовнием пискнул:

— См ты дурк!

— Что? — крикнул Остп, бросясь обртно, но дверь был уже зперт, и только щелкнул змок.

Остп нклонился к змочной сквжине, приствил ко рту лдонь трубой и внятно скзл:

— Почем опиум для нрод?[190]

З дверью молчли.

— Ппш, вы пошлый человек! — прокричл Остп.

В эту же секунду из змочной сквжины выскочил и зерзл крндш «Фбер», острием которого отец Федор пытлся ужлить врг. Концессионер вовремя отпрянул и ухвтился з крндш. Врги, рзделенные дверью, молч стли тянуть крндш к себе. Победил молодость, и крндш, упирясь, кк зноз, медленно выполз из сквжины. С этим трофеем Остп возвртился в свой номер. Компньоны еще больше рзвеселились.

— И врг бежит, бежит, бежит![191] — пропел Остп.

Н ребре крндш он вырезл перочинным ножиком оскорбительное слово, выбежл в коридор и, опустив крндш в змочную мбрзуру, сейчс же вернулся.

Друзья вытщили н свет зеленые корешки ордеров и принялись их тщтельно изучть.

— Ордер н гобелен «Пстушк», — скзл Ипполит Мтвеевич мечттельно, — я купил этот гобелен у петербургского нтиквр.

— К черту пстушку! — крикнул Остп, рзрывя ордер в лпшу.

— Стол круглый… Кк видно, от грнитур…

— Дйте сюд столик! К чертовой мтери столик.

Остлись дв ордер. Один н 10 стульев, выднный Госудрственному музею мебели в Москве. Нескучный сд, №11. Другой — н один стул — «тов. Гриццуеву, в Стргороде, по улице Плехнов, 15».

— Готовьте деньги, — скзл Остп, — возможно, в Москву придется ехть.

— Но тут же тоже есть стул.

— Один шнс против десяти. Чистя мтемтик. Д и то, если гржднин Гриццуев не рстпливл им буржуйку.

— Не шутите тк, не нужно.

— Ничего, ничего, либер фтер Конрд Крлович Михельсон, нйдем! Святое дело! Бтистовые портянки будем носить, крем Мрго кушть.

— Мне почему-то кжется, — зметил Ипполит Мтвеевич, — что ценности должны быть именно в этом стуле.

— Ах! Вм кжется? Что вм еще кжется? Ничего? Ну, лдно. Будем рботть по-мрксистски. Предоствим небо птицм, сми обртимся к стульям.[192] Я измучен желнием поскорее увидеться с инвлидом империлистической войны, гржднином Гриццуевым, улиц Плехнов, дом 75. Не отствйте, Конрд Крлович. Плн соствим по дороге.

Проходя мимо двери отц Федор, мстительный сын турецкого подднного пнул ее ногой. Из номер послышлось слбое рычние зтрвленного конкурент.

— Кк бы он з нми не пошел! — испуглся Ипполит Мтвеевич.

— После сегодняшнего свидния министров н яхте — никкое сближение невозможно. Он меня боится.

Друзья вернулись только к вечеру. Ипполит Мтвеевич был озбочен. Остп сиял. Н нем были новые млиновые бшмки, к кблукм которых были привинчены круглые, изборожденные, кк грммофоння плстинк, резиновые нбойки, шхмтные носки в зеленую и черную клетку, кремовя кепк и полушелковый шрф румынского оттенк[193].

— Есть-то он есть, — скзл Ипполит Мтвеевич, вспоминя визит к вдове Гриццуевой, — но кк этот стул достть? Купить?

— Кк же, — ответил Остп, — не говоря уже о совершенно непроизводительном рсходе, это вызовет толки. Почему один стул? Почему именно этот стул?..

— Что же делть?

Остп с любовью осмотрел здники новых штиблет.

— Шик модерн, — скзл он. — Что делть? Не волнуйтесь, председтель, беру оперцию н себя. Перед этими ботиночкми ни один стул не устоит.

— Нет, вы знете, — оживился Ипполит Мтвеевич, — когд вы рзговривли с госпожой Гриццуевой о нводнении, я сел н нш стул, и, честное слово, я чувствовл под собой что-то твердое. Они тм, ей-богу, тм… Ну вот, ей-богу ж, я чувствую.

— Не волнуйтесь, гржднин Михельсон.

— Его нужно ночью выкрсть! Ей-богу, выкрсть!

— Однко для предводителя дворянств у вс слишком мелкие мсштбы. А технику этого дел вы знете? Может быть, у вс в чемодне зпрятн походный несессер с нбором отмычек? Выбросьте из головы! Это типичное пижонство, грбить бедную вдову.

Ипполит Мтвеевич опомнился.

— Хочется ведь скорее, — скзл он умоляюще.

— Скоро только кошки родятся, — нствительно зметил Остп. — Я женюсь н ней.

— Н ком?!

— Н мдм Гриццуевой.

— Зчем же?

— Чтобы спокойно, без шум, покопться в стуле.

— Но ведь вы себя связывете н всю жизнь!

— Чего не сделешь для блг концессии!

— Н всю жизнь…

Ипполит Мтвеевич в крйнем удивлении взмхнул рукми. Псторское бритое лицо его ощерилось. Покзлись не чищенные со дня отъезд из город N голубые зубы.

— Н всю жизнь! — прошептл Ипполит Мтвеевич. — Это большя жертв.

— Жизнь! — скзл Остп. — Жертв! Что вы знете о жизни и о жертвх? Или вы думете, что если вс выселили из вшего особняк, вы знете жизнь?! И если у вс реквизировли поддельную китйскую взу, то это жертв? Жизнь, господ присяжные зседтели, это сложня штук, но, господ присяжные зседтели, эт сложня штук открывется просто, кк ящик. Ндо только уметь его открыть. Кто не может открыть, тот пропдет. Вы слыхли о гусре-схимнике?

Ипполит Мтвеевич не слыхл.

— Булнов! Не слыхли? Герой ристокртического Петербург?.. Сейчс услышите…

И Остп Бендер рсскзл Ипполиту Мтвеевичу историю, удивительное нчло которой взволновло весь светский Петербург, еще более удивительный конец потерялся и прошел решительно никем не змеченным в последние годы.

Рсскз о гусре-схимнике

Блестящий гуср, грф Алексей Булнов, кк првильно сообщил Бендер, был действительно героем ристокртического Петербург. Имя великолепного квлерист и кутилы не сходило с уст чопорных обиттелей дворцов по Английской нбережной и со столбцов светской хроники. Очень чсто н стрницх иллюстрировнных журнлов появлялся фотогрфический портрет крсвц-гуср — куртк, рсшитя брнденбурми и оторочення зернистым кркулем, высокие прилизнные височки и короткий победительный нос.

З грфом Булновым ктилсь слв учстник многих тйных дуэлей, имевших роковой исход, явных ромнов с никрсивейшими, неприступнейшими дмми свет, сумсшедших выходок против увжемых в обществе особ и прочувствовнных кутежей, неизбежно кончвшихся избиением штфирок.

Грф был крсив, молод, богт, счстлив в любви, счстлив в кртх и в нследовнии имуществ. Родственники его умирли быстро, и нследств их увеличивли и без того огромное богтство.

Он был дерзок и смел. Он помогл биссинскому негусу Менелику в его войне с итльянцми. Он сидел под большими биссинскими звездми, зкутвшись в белый бурнус, и глядел в трехверстную крту местности. Свет фкелов бросл штющиеся тени н прилизнные височки грф. У ног его сидел новый друг, биссинский мльчик Вськ[194]. Рзгромив войск итльянского короля[195], грф вернулся в Петербург вместе с биссинцем Вськой. Петербург встретил героя цветми и шмпнским. Грф Алексей снов погрузился в беспечную пучину нслждений. О нем продолжли говорить с удвоенным восхищением, женщины трвились из-з него, мужчины звидовли. Н зпяткх грфской креты, пролетвшей по Миллионной, неизменно стоял биссинец, вызывя своей чернотой и тонким стном изумление прохожих.

И внезпно все кончилось. Грф Алексей Булнов исчез. Княгиня Белорусско-Блтийскя[196], последняя пссия грф, был безутешн. Тинственное исчезновение грф нделло много шуму. Гзеты были полны догдкми. Сыщики сбились с ног. Но все было тщетно. Следы грф не нходились.

Когд шум уже зтихл, из Аверкиевой пустыни пришло письмо, все объяснившее. Блестящий грф, герой ристокртического Петербург, Влтср XIX век — принял схиму. Передвли ужсющие подробности. Говорили, что грф-монх носит вериги в несколько пудов, что он, привыкший к тонкой фрнцузской кухне, питется теперь только кртофельной шелухой. Поднялся вихрь предположений. Говорили, что грфу было видение умершей мтери. Женщины плкли. У подъезд княгини Белорусско-Блтийской стояли вереницы крет. Княгиня с мужем принимли соболезновния. Рождлись новые слухи. Ждли грф нзд. Говорили, что это временное помештельство н религиозной почве. Утверждли, что грф бежл от долгов. Передвли, что виною всему несчстный ромн.

А н смом деле гуср пошел в монхи, чтобы постичь жизнь. Нзд он не вернулся. Мло-помлу о нем збыли. Княгиня Блтийскя познкомилсь с итльянским певцом, биссинец Вськ уехл н родину.

В обители грф Алексей Булнов, принявший имя Евпл, изнурял себя великими подвигми. Он действительно носил вериги, но ему покзлось, что этого недостточно для познния жизни. Тогд он изобрел себе особую моншескую форму: клобук с отвесным козырьком, зкрывющим все лицо, и рясу, связывющую движения. С блгословения игумен он стл носить эту форму. Но и этого покзлось ему мло. Обуянный гордыней смирения, он удлился в лесную землянку и стл жить в дубовом гробу.

Подвиг схимник Евпл нполнил удивлением обитель. Он ел только сухри, зпс которых ему возобновляли рз в три месяц.

Тк прошло двдцть лет. Евпл считл свою жизнь мудрой, првильной и единственно верной. Жить ему стло необыкновенно легко, и мысли его были хрустльными. Он постиг жизнь и понял, что инче жить нельзя.

Однжды он с удивлением зметил, что н том месте, где он в продолжение двдцти лет привык нходить сухри, ничего не было. Он не ел четыре дня. Н пятый день пришел неизвестный ему стрик в лптях и скзл, что мужики сожгли помещик, монхов выселили большевики и устроили в обители совхоз. Оствив сухри, стрик, плч, ушел. Схимник не понял стрик. Светлый и тихий, он лежл в гробу и рдовлся позннию жизни. Стрик-крестьянин продолжл носить сухри.

Тк прошло еще несколько никем не потревоженных лет. Однжды только дверь землянки рстворилсь, и несколько человек, согнувшись, вошли в нее. Они подошли к гробу и принялись молч рссмтривть стрц. Это были рослые люди в спогх со шпорми, в огромных глифе и с музерми в деревянных полировнных ящикх. Стрец лежл в гробу, вытянув руки, и смотрел н пришельцев лучезрным взглядом. Длиння и легкя серя бород зкрывл половину гроб. Незнкомцы ззвенели шпорми, пожли плечми и удлились, бережно прикрыв з собою дверь.

Время шло. Жизнь рскрылсь перед схимником во всей своей полноте и слдости. В ночь, нступившую з тем днем, когд схимник окончтельно понял, что все в его позннии светло, он неожиднно проснулся. Это его удивило. Он никогд не просыплся ночью. Рзмышляя о том, что его рзбудило, он снов зснул и сейчс же опять проснулся, чувствуя сильное жжение в спине. Постигя причину этого жжения, он стрлся зснуть, но не мог. Что-то мешло ему. Он не спл до утр. В следующую ночь его снов кто-то рзбудил. Он проворочлся до утр, тихо стеня и, незметно для смого себя, почесывя руки. Днем, поднявшись, он случйно зглянул в гроб. Тогд он понял все. По углм его мрчной постели быстро перебегли вишневого цвет клопы. Схимнику сделлось противно.

В этот же день пришел стрик с сухрями. И вот подвижник, молчвший двдцть лет, зговорил. Он попросил принести ему немножко керосину. Услышв речь великого молчльник, крестьянин опешил. Однко, стыдясь почему-то и пряч бутылочку, он принес керосин. Кк только стрик ушел, отшельник дрожщей рукой смзл все швы и пзы гроб. Впервые з три дня Евпл зснул спокойно. Его ничто не потревожило. Смзывл он керосином гроб и в следующие дни. Но через дв месяц понял, что керосином вывести клопов нельзя. По ночм он быстро переворчивлся и громко молился, но молитвы помогли еще меньше керосин. Прошло полгод в невырзимых мучениях, прежде чем отшельник обртился к стрику снов. Вторя просьб еще больше порзил стрик. Схимник просил привезти ему из город порошок «Аргц» против клопов. Но и «Аргц» не помог. Клопы рзмножлись необыкновенно быстро и кусли немилосердно. Могучее здоровье схимник, которое не могло сломить двдцтипятилетнее постничество, — зметно ухудшлось. Нчлсь темня отчяння жизнь. Гроб стл кзться схимнику Евплу омерзительным и неудобным. Ночью, по совету крестьянин, он лучиною жег клопов. Клопы умирли, но не сдвлись.

Было испробовно последнее средство — продукты бр. Глик — розовя жидкость с зпхом отрвленного персик под нзвнием «Клопин». Но и это не помогло. Положение ухудшлось. Через дв год от нчл великой борьбы отшельник случйно зметил, что совершенно перестл думть о смысле жизни, потому что круглые сутки знимлся трвлей клопов.

Тогд он понял, что ошибся. Жизнь тк же, кк и двдцть пять лет тому нзд, был темн и згдочн. Уйти от мирской тревоги не удлось. Жить телом н земле, душою н небесх окзлось невозможным.

Тогд стрец встл и проворно вышел из землянки. Он стоял среди темного зеленого лес. Был рнняя сухя осень. У смой землянки выперлось из-под земли целое семейство белых грибов-толстобрюшек. Неведомя птх сидел н ветке и пел solo. Послышлся шум проходящего поезд. Земля здрожл. Жизнь был прекрсн. Стрец, не оглядывясь, пошел вперед.

Сейчс он служит кучером конной бзы Московского коммунльного хозяйств.

Рсскзв Ипполиту Мтвеевичу эту в высшей степени поучительную историю, Остп почистил руквом пиджк свои млиновые бшмчки, сыгрл н губх туш и удлился.

Под утро он ввлился в номер, рзулся, поствил млиновую обувь н ночной столик и стл поглживть глянцевитую кожу, с нежной стрстью приговривя:

— Мои мленькие друзья.

— Где вы были? — спросил Ипполит Мтвеевич спросонья.

— У вдовы, — глухо ответил Остп.

— Ну?

Ипполит Мтвеевич оперся н локоть.

— И вы женитесь н ней?

Глз Остп зискрились.

— Теперь я должен жениться, кк честный человек.

Ипполит Мтвеевич сконфуженно хрюкнул.

— Знойня женщин, — скзл Остп, — мечт поэт. Провинцильня непосредственность. В центре тких субтропиков двно уже нет, но н периферии, н местх — еще встречются.

— Когд же свдьб?

— Послезвтр. Звтр нельзя, 1-е мя — все зкрыто.

— Кк же будет с ншим делом? Вы женитесь… Может быть, придется ехть в Москву…

— Ну, чего вы беспокоитесь? Зседние продолжется.

— А жен?

— Жен? Бриллинтовя вдовушк? Последний вопрос. Внезпный отъезд по вызову из центр. Небольшой доклд в Млом Совнркоме[197]. Прощльня слез и цыпленок н дорогу.[198] Поедем с комфортом. Спите. Звтр у нс свободный день.

Глв XV

Дышите глубже, вы взволновны!

В утро первого мя Виктор Михйлович Полесов, снедемый обычной жждой деятельности, выскочил н улицу и помчлся к центру. Сперв его рзнообрзные тлнты не могли нйти себе должного применения, потому что нроду было еще мло и прздничные трибуны, оберегемые конными милиционерми, были пусты. Но чсм к девяти в рзных концх город змурлыкли, зсопели и зсвистли оркестры. Из ворот выбегли домшние хозяйки. Послышлся смех и улюлюкнье — с трибуны гнли возбужденно лющего пс.

Колонн музрботников в мягких отложных воротничкх кким-то обрзом втиснулсь в середину шествия железнодорожников, путясь под ногми и всем мешя. Грузовик, одетый новеньким зеленым провозом[199] серии «Щ» , все время нсккивл н музрботников сзди. При этом н рботников гобоя и флейты из смого провозного брюх неслись крики:

— Где вш рспорядитель? Вм рзве по Крснормейской?! Не видите, влезли и создли пробку!

Тут, н горе музрботников, в дело вмешлся Виктор Михйлович.

— Конечно же, вм сюд в переулок нужно сворчивть! Прздник дже не могут оргнизовть! — ндрывлся Полесов. — Сюд! Сюд! Удивительное безобрзие!

Грузовики Стркомхоз и Мельстроя рзвозили детей. Смые мленькие стояли у бортов грузовик, ростом побольше — в середине. Несовершеннолетнее воинство потряхивло бумжными флжкми и веселилось до упду.

Стучли пионерские брбны. Допризывники выгибли груди и стрлись идти в ногу. Было тесно, шумно и жрко. Ежеминутно обрзовывлись зторы и ежеминутно же рсссывлись. Чтобы скоротть время в зторе, — кчли стричков и ктивистов. Стрички причитли ббьими голосми. Активисты летли молч, с серьезными лицми. В одной веселой колонне приняли продирвшегося н другую сторону Виктор Михйлович з рспорядителя и стли кчть его. Полесов дергл ногми, кк пяц.

Пронесли чучело нглийского министр Чемберлен, которого рбочий с нтомической мускултурой бил кртонным молотом по цилиндру. Н цилиндре был ндпись: «Лиг Нций»[200]. Проехли н втомобиле три комсомольц во фркх и белых перчткх. Они сконфуженно поглядывли н толпу.

— Вськ! — кричли с тротур. — Буржуй! Отдй подтяжки!

Девушки пели. В толпе служщих Собес шел Альхен с большим крсным бнтом и здумчиво пел:

Физкультурники по комнде рздельно кричли нечто невнятное.

Все шло, ехло, влило и мршировло к новому трмвйному депо, из которого ровно в чс дня должен был выйти первый в Стргороде электрический трмвй.

Никто в точности не знл, когд нчли строить стргородский трмвй. Кк-то, в двдцтом году, когд нчлись субботники, деповцы и кнтчики пошли с музыкой н Гусище и весь день копли ккие-то ямы. Нрыли очень много глубоких и больших ям. Среди рботющих бегл товрищ в инженерной фуржке[202]. З ним ходили с рзноцветными шестми десятники. В следующий субботник рботли в том же месте. Две ямы, вырытые не тм, где ндо, пришлось снов звлить. Товрищ в инженерной фуржке, кк нседк, нлетл н десятников и требовл объяснений. Новые ямы рыли еще глубже и шире.

Потом привезли кирпич и появились нстоящие строительные рбочие. Они нчли выклдывть фундмент. Зтем все стихло. Товрищ в инженерной фуржке приходил еще иногд н опустевшую постройку и долго рсхживл в обложенной кирпичом яме, бормоч:

— Хозрсчет!

Он похлопывл по фундменту плкой и бежл домой, в город, зкрывя лдонями змерзшие уши.

Фмилия инженер был Треухов.

Трмвйня стнция, постройк которой змерл н фундменте, был здумн Треуховым уже двно, еще в 1912 году, но городскя упрв проект отвергл. Через дв год Треухов возобновил штурм городской упрвы, но помешл войн. После войны помешл революция. Теперь помешли нэп, хозрсчет, смоокупемость[203]. Фундмент н лето зрстл цветми, зимою дети устривли тм ледяные горки.

Треухов мечтл о большом деле. Ему нудно было служить в отделе блгоустройств Стркомхоз, чинить обочины тротуров и соствлять сметы н устновку фишных тумб. Но большого дел не было. Проект трмвя, снов поднный н рссмотрение, брхтлся в высших губернских инстнциях, одобрялся, не одобрялся, переходил н рссмотрение в центр, но, незвисимо от одобрения или неодобрения, покрывлся пылью, потому что ни в том, ни в другом случе денег не двли.

— Это врврство! — кричл Треухов н жену. — Денег нет? А переплчивть н извозопромышленников, н гужевую доствку н стнцию товров есть деньги? Стргородские извозчики дерут с живого и мертвого! Конечно! Монополия мродеров! Попробуй пешком с вещми з пять верст н вокзл пройтись!? Трмвй окупится в шесть лет!..

Его блеклые усы гневно обвисли. Курносое лицо шевелилось. Он вынимл из стол нпечтнные светописью н синей бумге чертежи и сердито покзывл их жене в тысячный рз. Тут были плны стнции, депо и двендцти трмвйных линий.

— Черт с ними, с двендцтью. Потерпят. Но три, три линии! Без них Стргород здохнется. Без них ничего не выйдет. Ни строить н окринх нельзя будет, ни до вокзл добрться… Азия!

— Ну, тебе-то что? — возмущлсь жен. — Жловнья тебе ни убвят, ни прибвят. Посмотри, н кого ты перевелся!..

Треухов фыркл и шел в кухню пилить дров.

Все хозяйственные рботы по дому он выполнял см. Он сконструировл и построил люльку для ребенк и стирльную мшину. Первое время см стирл белье, объясняя жене, кк нужно обрщться с мшиной. По крйней мере, пятя чсть жловнья уходил у Треухов н выписку инострнной технической литертуры. Чтобы сводить концы с концми, он бросил курить. Весною в своем дворике он собственноручно вскпывл огород, удобрял землю химическим способом и вырщивл крупные овощи.

Потщил он свой проект к новому зведующему Стркомхозом, Гврилину, которого перевели в Стргород из Смркнд. Почерневший под туркестнским солнцем новый зведующий долго, но без особого внимния слушл Треухов, перебросил все чертежи и под конец скзл:

— А вот в Смркнде никкого трмвя не ндо. Тм все н ешкх ездют. Ешк три рубля стоит — дешевк. А подымет пудов десять!.. Мленький ткой ешчок, дже удивительно!

— Вот это и есть Азия! — сердито скзл Треухов. — Ишк три рубля стоит, скормить ему нужно тридцть рублей в год.

— А н трмве вшем вы много н тридцть рублей нездите? Трист рз. Дже не кждый день в году.

— Ну и выписывйте себе вших ишков! — зкричл Треухов и выбежл из кбинет, удрив дверью.

С тех пор у нового зведующего вошло в привычку при встрече с Треуховым здвть ему нсмешливые вопросы:

— Ну кк, будем выписывть ешков или трмвй построим?

Лицо Гврилин было похоже н глдко обстругнную репу. Глз хитрили.

Месяц через дв Гврилин вызвл к себе инженер и серьезно скзл ему:

— У меня тут плнчик нметился. Мне одно ясно, что денег нет, трмвй не ешк — его з трешку не купишь. Тут мтерильную бзу подводить ндо. Прктическое рзрешение ккое? Акционерное общество. А еще ккое? Зем. Под проценты. Трмвй через сколько лет должен окупиться?

— Со дня пуск в эксплутцию трех линий первой очереди — через шесть лет.

— Ну, будем считть, через десять. Теперь кционерное общество. Кто войдет? Пищетрест[204], Мслоцентр… Кнтчикм трмвй нужен? Мы до вокзл грузовые вгоны отпрвлять будем. Знчит, кнтчики. НКПС, может быть, дст немного. Ну, Губисполком дст. Это уже обязтельно. А рз нчнем — Госбнк и Комбнк[205] ддут ссуду. Вот ткой мой плнчик… В пятницу н президиуме губисполком рзговор будет. Если решимся — з вми остновк.

Треухов до поздней ночи взволновнно стирл белье и объяснял жене преимуществ трмвйного трнспорт перед гужевым.

В пятницу вопрос решился блгоприятно. И нчлись муки творчеств. Акционерное общество сколчивли с великой нтугой. НКПС то вступл, то не вступл в число кционеров. Пищетрест всячески стрлся вместо 15% кций получить только десять. Нконец, весь пкет кций был рспределен, хотя и не обошлось без столкновений. Гврилин з «нжим» вызывли в ГубКК[206]. Впрочем, все обошлось блгополучно. Оствлось нчть.

— Ну, товрищ Треухов, — скзл Гврилин, — нчинй. Чувствуешь, что можешь построить? То-то. Это тебе не ешк купить.

Треухов утонул в рботе. Он уже не пилил дров, не стирл н своей мшине белье. Пришл пор великого дел, о котором он мечтл долгие годы. Пислись сметы, соствлялся штб постройки, деллись зкзы. Трудности возникли тм, где их меньше всего ожидли. В городе не окзлось специлистов-бетонщиков, и их пришлось выписть из Ленингрд. Гврилин торопил, но зводы обещлись дть мшины только через полтор год. А нужны они были, смое позднее, через год. Подействовл только угроз зкзть мшины з грницей. Потом пошли неприятности помельче. То нельзя было нйти фсонного желез нужных рзмеров. То вместо пропитнных шпл предлгли непропитнные. Нконец, дли то, что нужно, но Треухов, поехвший см н шпдопропиточный звод, збрковл 60% шпл. В чугунных чстях были рковины. Лес был сырой. Рельсы были хороши, но и они стли прибывть с опозднием н месяц.

Гврилин чсто приезжл в стром простуженном «фите» н постройку стнции. Здесь между ним и Треуховым вспыхивли перебрнки.

Нступил и финнсовый кризис. Госбнк урезл ссуду н 40%. Строить было не н что. Положение было ткое, что если через две недели не ддут денег, то по векселям плтить будет нечем. В последнее время Треухов ночевл в конторе постройки. С домом он сносился по телефону и приезжл домой только в субботу н воскресенье. В вечер финнсового поржения к конторе постройки притрясся н своем утлом «фите» Гврилин и зкричл:

— Едем, инженер, в центр соглсовывть, не то нс бнк по миру пустит.

Треухов еле успел позвонить домой. Гврилин торопил к скорому.

Строители пробыли в Москве пять дней. Центр был побежден. Ссуд был восстновлен в прежнем рзмере.

Покуд строились и монтировлись трмвйня стнция и депо, стргородцы только отпускли шуточки. Куплетист Федя Клетчтый осмелился дже в ресторне «Феникс» осмеять постройку в куплетх.

Но когд стли уклдывть рельсы и нвешивть провод н круглые трмвйные мчты, дже ткой неиспрвимый пессимист, кк Федя Клетчтый, переменил фронт и зпел по-иному:

В «Стргородской првде» трмвйным вопросом знялся известный всему городу фельетонист Принц Дтский, писвший теперь под псевдонимом Мховик[207]. Не меньше трех рз в неделю Мховик рзржлся большим бытовым очерком о ходе постройки. Третья полос гзеты, изобиловвшя зметкми под скептическими зголовкми: «Мло пхнет клубом», «По слбым точкм», «Осмотры нужны, но причем тут блеск и длинные хвосты», «Хорошо и… плохо», «Чему мы рды и чему нет», «Подкрутить вредителей просвещения» и «С бумжным морем пор прикончить », — стл дрить читтелей солнечными и бодрыми зголовкми очерков Мховик: «Кк строим, кк живем», «Гигнт скоро зрботет», «Скромный строитель» и длее, в том же духе.

Треухов с дрожью рзворчивл гзету и, чувствуя отврщение к бртьям-пистелям, читл о своей особе бодрые строки:

«… Подымюсь по стропилм. Ветер шумит в уши.

Нверху — он, этот невзрчный строитель ншей мощной трмвйной стнции, этот худенький с виду, курносый человечек в зтрпезной фуржке с молоточкми.

Вспоминю: «Н берегу пустынных волн стоял он, дум великих полн»…

Подхожу. Ни единого ветерк. Стропил не шелохнутся.

Спршивю:

— Кк выполняются здния?

Некрсивое лицо строителя, инженер Треухов, оживляется.

Он пожимет мне руку. Он говорит:

— 70% здния уже выполнено»…

Сттья кончется тк:

«Он жмет мне н прощнье руку… Позди меня гудят стропил.

Рбочие снуют тм и сям.

Кто может збыть этих кипений рбочей стройки, этой некзистой фигуры ншего строителя?

Мховик».

Спсло Треухов только то, что н чтение времени не было и иногд удвлось пропустить сочинение тов. Мховик.

Один рз Треухов не выдержл и нписл тщтельно продумнное язвительное опровержение.

«Конечно, — писл он, — болты можно нзывть трнсмиссией, но делют это люди, ничего не смыслящие в строительном деле. И потом я хотел бы зметить тов. Мховику, что стропил гудят только тогд, когд постройк собирется рзвлиться. Говорить тк о стропилх — все рвно, что утверждть, будто бы виолончель рожет детей. Примите и проч.»

После этого неугомонный Принц н постройке перестл появляться, но бытовые очерки по-прежнему стли укршть третью полосу, резко выделяясь н фоне обыденных: «15000 рублей ржвеют», «Жилищные комочки», «Мтерил плчет» и «Курьезы и слезы».

Строительство подходило к концу. Термитным способом свривлись рельсы, и они тянулись без ззоров от смого вокзл до боен и от привозного рынк до клдбищ.

Сперв открытие трмвя хотели приурочить к девятой годовщине Октября, но вгоностроительный звод, ссылясь н «Армтуру», не сдл к сроку вгонов[208]. Открытие пришлось отложить к первому мя. К этому дню решительно все было готово.

Концессионеры гуляючи дошли вместе с демонстрнтми до Гусищ. Тм собрлся весь Стргород. Новое здние депо обвивли хвойные дуги, хлопли флги, ветер бегл по лозунгм. Конный милиционер глопировл з первым мороженщиком, бог весть кк попвшим в пустой, оцепленный трмвйщикми, круг. Между двумя воротми депо высилсь жидкя, пустя еще трибун с микрофоном-усилителем. К трибуне подходили делегты. Сводный оркестр коммунльников и кнтчиков пробовл силу своих легких. Брбн лежл н земле.

По светлому злу депо, в котором стояли десять слтных вгонов, знумеровнных от 701 до 710 номер, шлялся московский корреспондент в волостой кепке. Н груди у него висел зерклк, в которую он чсто и озбоченно зглядывл. Корреспондент искл глвного инженер, чтобы здть ему несколько вопросов н трмвйные темы. Хотя в голове корреспондент очерк об открытии трмвя, со включением конспект еще не произнесенных речей, был уже готов, — корреспондент добросовестно продолжл изыскния, нходя недостток лишь в отсутствии буфет. Нконец, московский гость ншел глвного инженер.

Треухов, который ночь провел н рботе и с утр еще ничего не ел, стоял, здрв курносое лицо, у вгон № 703. Он следил з пробой бигеля[209]. Ему кзлось, что пружин бигеля слб. Н крыше вгон сидел стрший монтер, переговривясь с Треуховым.

— Вот этот? — спросил корреспондент, мотнув головой в сторону Треухов.

Узнв, что этот, корреспондент сейчс же попросил Треухов стть поближе к вгону и общелкл его со всех сторон. Последнее фото получилось, вероятно, неудчным, потому что Треухов внезпно нырнул под вгон и стл тм громко кричть, требуя у кого-то объяснений. Корреспондент нпл н техник. Техник сконфузился и стл двть ткие исчерпывющие объяснения, что корреспондент, желя окончить чрезмерно уснщенную техническими терминми беседу, сфотогрфировл техник и убежл к трибуне.

В толпе пели, кричли и грызли семечки, дожидясь пуск трмвя. Н трибуну поднялся президиум губисполком. Принц Дтский обменивлся спотыкющимися фрзми с собртом по перу. Ждли приезд московских кинохроникеров.

— Товрищи! — скзл Гврилин. — Торжественный митинг по случю открытия стргородского трмвя позвольте считть открытым!

Медные трубы здвиглись, вздохнули и три рз подряд сыгрли «Интернционл».

— Слово для доклд предоствляется товрищу Гврилину! — крикнул Гврилин.

Принц Дтский — Мховик и московский гость, не сговривясь, зписли в свои зписные книжки: «Торжественный митинг открылся доклдом председтеля Стркомхоз тов. Гврилин. Толп обртилсь в слух…»

Об корреспондент были людьми совершенно рзличными. Московский гость был холост и юн. Принц Мховик, обремененный большой семьей, двно перевлил з четвертый десяток. Один всегд жил в Москве, другой никогд в Москве не был. Москвич любил пиво, Мховик Дтский, кроме водки, ничего в рот не брл. Но эт рзность в хрктерх, возрсте, привычкх и воспитнии ничему не мешл. Впечтления у обоих журнлистов отливлись в одни и те же зтертые, подержнные, вывлянные в пыли фрзы. Крндши их зчиркли, и в книжкх появилсь новя зпись: «В день прздник улицы Стргород стли кк будто шире…»

Гврилин нчл свою речь хорошо и просто:

— Трмвй построить, — скзл он, — это не ешк купить.

В толпе внезпно послышлся громкий смех Остп Бендер. Он оценил эту фрзу. Все зржли. Ободренный приемом, Гврилин, см не понимя почему, вдруг зговорил о междунродном положении[210]. Он несколько рз пытлся пустить свой доклд по трмвйным рельсм, но с ужсом змечл, что не может этого сделть. Слов сми по себе, против воли ортор, получлись ккие-то междунродные. После Чемберлен, которому Гврилин уделил полчс, н междунродную рену вышел мерикнский сентор Бор[211]. Толп обмякл. Корреспонденты врз зписли: «В обрзных выржениях ортор обрисовл междунродное положение ншего Союз…» Рсплившийся Гврилин нехорошо отозвлся о румынских боярх и перешел н Муссолини[212]. И только к концу речи он поборол свою вторую междунродную нтуру и зговорил хорошими деловыми словми:

— И я тк думю, товрищи, что этот трмвй, который сейчс выйдет из деп, блгодря кого он выпущен? Конечно, товрищи, блгодря вот вс, блгодря всех рбочих, которые действительно порботли не з стрх, , товрищи, з совесть. А еще, товрищи, блгодря честного советского специлист, глвного инженер Треухов. Ему тоже спсибо!..

Стли искть Треухов, но не ншли. Предствитель Мслоцентр, которого двно уже жгло, протиснулся к перилм трибуны, взмхнул рукой и громко зговорил о междунродном положении. По окончнии его речи об корреспондент, прислушивясь к жиденьким хлопкм, быстро зписли: «Шумные плодисменты, переходящие в овцию». Потом подумли нд тем, что «переходящие в овцию» будет, пожлуй, слишком сильно. Москвич решился и овцию вычеркнул. Мховик вздохнул и оствил.

Солнце быстро ктилось по нклонной плоскости. С трибуны произносились приветствия. Оркестр поминутно игрл туш. Светло зсинел вечер, митинг все продолжлся. И говорившие и слушвшие двно уже чувствовли, что произошло что-то нелдное, что митинг зтянулся, что нужно кк можно скорее перейти к пуску трмвя. Но все тк привыкли говорить, что не могли остновиться.

Нконец ншли Треухов. Он был испчкн и, прежде чем пойти н трибуну, долго мыл в конторе лицо и руки.

— Слово предоствляется глвному инженеру, товрищу Треухову! — рдостно возвестил Гврилин. — Ну, говори, то я совсем не то говорил, — добвил он шепотом.

Треухов хотел скзть многое. И про субботники, и про тяжелую рботу, обо всем, что сделно и что можно сделть. А сделть можно много: можно освободить город от зрзного привозного рынк, построить крытые стеклянные корпус, можно построить постоянный мост, вместо ежегодно сносящегося ледоходом, можно, нконец, осуществить проект постройки огромной мясохлдобойни.

Треухов открыл рот и, зпинясь, зговорил:

— Товрищи! Междунродное положение ншего госудрств…

И дльше змямлил ткие прописные истины, что толп, слушвшя уже шестую междунродную речь, похолодел.

Только окончив, Треухов понял, что и он ни слов не скзл о трмве.

«Вот обидно, — подумл он, — бсолютно мы не умеем говорить, бсолютно».

И ему вспомнилсь речь фрнцузского коммунист, которую он слышл н собрнии в Москве. Фрнцуз говорил о буржузной прессе. «Эти кробты пер, — восклицл он, — эти виртуозы фрс, эти шклы ротционных мшин…» Первую чсть речи фрнцуз произносил в тоне la, вторую чсть — в тоне do и последнюю, птетическую, — в тоне mi. Жесты его были умеренны и крсивы.

«А мы только муть рзводим, — решил Треухов, — лучше б совсем не говорили».

Было уже совсем темно, когд председтель губисполком рзрезл ножницми крсную ленточку, зпирвшую выход из депо. Рбочие и предствители общественных оргнизций с гомоном стли рссживться по вгонм. Удрили тоненькие звоночки, и первый вгон трмвя, которым упрвлял см Треухов, выктился из депо под оглушительные крики толпы и стоны оркестр. Освещенные вгоны кзлись еще ослепительнее, чем днем. Все десять вгонов плыли цугом по Гусищу; пройдя под железнодорожным мостом, легко поднялись в город и свернули н Большую Пушкинскую. Во втором вгоне ехл оркестр и, выствив трубы из окон, игрл мрш Буденного[213].

Гврилин, в кондукторской форменной тужурке, с cумкой через плечо, прыгя из вгон в вгон, нежно улыблся, двл некстти звонки и вручл пссжирм приглсительные билеты н «Торжественный вечер, имеющий быть 1-го мя в 9 ч. вечер в клубе коммунльников по следующей прогрмме: 1) Доклд тов. Мосин, 2) Вручение грмоты союзом коммунльников и 3) Неофицильня Чсть: большой концерт и семейный ужин с буфетом».

Н площдке последнего вгон стоял неизвестно кк попвший в число почетных гостей Виктор Михйлович. Он принюхивлся к мотору. К крйнему удивлению Полесов, мотор выглядел отлично и, кк видно, рботл испрвно. Стекл не дребезжли. Осмотрев их подробно, Виктор Михйлович убедился, что они все-тки н резине. Он уже сделл несколько змечний вгоновожтому и считлся среди публики знтоком трмвйного дел н Зпде.

— А воздушный тормоз рботет невжно, — зявил Полесов, с торжеством поглядывя н пссжиров, — не вссывет.

— Тебя не спросили, — ответил вгоновожтый, — вось без тебя зсосет.

Проделв прздничный тур по городу, вгоны вернулись в депо, где их поджидл толп. Треухов кчли уже при полном блеске электрических лмп. Кчнули и Гврилин, но тк кк он весил пудов шесть и высоко не летл, его скоро отпустили. Кчли тов. Мосин, техников и рбочих. Второй рз в этот день кчли Виктор Михйлович. Теперь он уже не дергл ногми, , строго и серьезно глядя в звездное небо, взлетл и прил в ночной темноте. Сплнировв в последний рз, Полесов зметил, что его держит з ногу и смеется гдким смехом не кто иной, кк бывший предводитель Ипполит Мтвеевич Воробьянинов. Полесов вежливо высвободился, отошел немного в сторону, но из виду предводителя уже не выпускл. Увидев, что Ипполит Мтвеевич, вместе с неизменным молодым незнкомцем, явно бывшим офицером, уходят, — Виктор Михйлович осторожно последовл з ними.

Когд все уже кончилось и Гврилин в своем лиловеньком «фите» поджидл отдввшего последние рспоряжения Треухов, чтобы ехть с ним в клуб, — к воротм депо подктил фордовский полугрузовичок с кинохроникерми.

Первым из мшины ловко выпрыгнул мужчин в двендцтиугольных роговых очкх и элегнтном кожном рмяке без руквов. Остря длиння бород росл у мужчины прямо из дмов яблок. Второй мужчин тщил киноппрт, путясь в длинном шрфе того стиля, который Остп Бендер обычно нзывл «шик-модерн». Зтем из грузовичк поползли ссистенты, «юпитеры» и девушки.

Вся шйк с крикми ринулсь в депо.

— Внимние! — крикнул бородтый рмяковлделец. — Коля! Ствь «юпитер»!..

Треухов злелся и двинулся к ночным посетителям.

— Это вы кино? — спросил он. — Что ж вы днем не приехли?

— А… Н когд нзнчено открытие трмвя?

— Он уже открыт.

— Д, д, мы несколько здержлись. Хорошя нтур подвернулсь. Мсс рботы. Зкт солнц… Впрочем, мы и тк спрвимся. Коля! Двй свет! Вертящееся колесо! Крупно! Двигющиеся ноги толпы — крупно. Люд! Милочк! Пройдитесь! Коля, нчли! Нчли! Пошли! Идете, идете, идете… Довольно. Спсибо. Теперь будем снимть строителя. Товрищ Треухов? Будьте добры, товрищ Треухов. Нет, не тк. В три четверти… Вот тк, пооригинльней, н фоне трмвя… Коля! Нчли! Говорите что-нибудь!..

— Ну, мне прво, тк неудобно!..

— Великолепно!.. Хорошо!.. Еще говорите!.. Теперь вы говорите с первой пссжиркой трмвя… Люд! Войдите в рмку. Тк… Дышите глубже — вы взволновны. Коля! Ноги крупно!.. Нчли!.. Тк, тк… Большое спсибо… Стоп!

С двно дрожвшего «фит» тяжело слез Гврилин и пришел звть отствшего друг. Режиссер с волостым дмовым яблоком оживился.

— Коля! Сюд! Прекрсный типж. Рбочий. Пссжир трмвя. Дышите глубже. Вы взволновны. Вы никогд прежде не ездили в трмве. Нчли! Дышите!

Гврилин с ненвистью зсопел.

— Прекрсно!.. Милочк! Иди сюд! Привет от комсомол!.. Дышите глубже. Вы взволновны… Тк… Прекрсно. Коля, кончили.

— А трмвй снимть не будете? — спросил Треухов зстенчиво.

— Видите ли, — промычл кожный режиссер, — условия освещения не позволяют. Придется доснять в Москве. Пок.

Шйк молниеносно исчезл.

— Ну, поедем, дружок, отдыхть, — скзл Гврилин, — ты что, зкурил?

— Зкурил, — сознлся Треухов, — не выдержл.

Н семейном вечере голодный, нкурившийся Треухов выпил три рюмки водки и совершенно опьянел. Он целовлся со всеми, и все его целовли. Он хотел скзть что-то доброе своей жене, но только рссмеялся. Потом долго тряс руку Гврилин и говорил:

— Ты чудк! Тебе ндо нучиться проектировть железнодорожные мосты! Это змечтельня нук. И глвное — бсолютно простя. Мост через Гудзон…

Через полчс его рзвезло окончтельно, и он произнес филиппику, нпрвленную против буржузной прессы.

— Эти кробты фрс, гиены пер! Эти виртуозы ротционных мшин, — кричл он.

Домой его отвезл жен н извозчике.

— Хочу ехть н трмве, — говорил он жене, — ну, кк ты этого не понимешь? Рз есть трмвй, знчит, н нем нужно ездить!.. Почему?.. Во-первых, это выгодно…

Полесов шел следом з концессионерми, долго крепился и, выждв, когд вокруг никого не было, подошел к Воробьянинову.

— Добрый вечер, господин Ипполит Мтвеевич! — скзл он почтительно.

Воробьянинову сделлось не по себе.

— Не имею чести, — пробормотл он.

Остп выдвинул првое плечо и подошел к слесрю-интеллигенту.

— Ну-ну, — скзл он, — что вы хотите скзть моему другу?

— Вм не ндо беспокоиться, — зшептл Полесов, оглядывясь по сторонм. — Я от Елены Стнислвовны…

— Кк? Он еще здесь?

— Здесь. И очень хочет вс видеть.

— Зчем? — спросил Остп. — А вы кто ткой?

— Я… Вы, Ипполит Мтвеевич, не думйте ничего ткого. Вы меня не знете, но я вс очень хорошо помню.

— Я бы хотел зйти к Елене Стнислвовне, — нерешительно скзл Воробьянинов.

— Он чрезвычйно просил вс прийти.

— Д, но откуд он узнл?..

— Я вс встретил в коридоре Комхоз и долго думл, знкомое лицо. Потом вспомнил. Вы, Ипполит Мтвеевич, ни о чем не волнуйтесь! Все будет совершенно тйно.

— Знкомя женщин? — спросил Остп деловито.

— М-д, стря знкомя…

— Тогд, может быть, зйдем, поужинем у строй знкомой? Я, нпример, безумно хочу жрть, все зкрыто.

— Пожлуй.

— Тогд идем. Ведите нс, тинственный незнкомец.

И Виктор Михйлович проходными дворми, поминутно оглядывясь, повел компньонов к дому гдлки, в Перелешинский переулок.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Глв XVI

Cоюз меч и орл

Когд женщин стреет, с ней могут произойти многие неприятности — могут выпсть зубы, поседеть и поредеть волосы, рзвиться одышк, может нгрянуть тучность, может одолеть крйняя худоб, — но голос у нее не изменится. Он остнется тким же, кким был у нее гимнзисткой, невестой или любовницей молодого повесы.

Поэтому, когд Полесов постучл в дверь и Елен Стнислвовн спросил «Кто тм?», Воробьянинов дрогнул. Голос его любовницы был тот же, что и в девяносто девятом году[214], перед открытием прижской выствки. Но, войдя в комнту и сжимя веки от свет, Ипполит Мтвеевич увидел, что от прокурорши не остлось и след.

— Кк вы изменились! — скзл он невольно.

Струх бросилсь ему н шею.

— Спсибо, — скзл он, — я зню, чем вы рисковли, придя ко мне. Вы тот же великодушный рыцрь. Я не спршивю вс, зчем вы приехли из Приж. Видите, я не любопытн.

— Но я вовсе не приехл из Приж, — рстерянно скзл Воробьянинов.

— Мы с коллегой прибыли из Берлин, — попрвил Остп, нжимя н локоть Ипполит Мтвеевич, — но об этом не рекомендуется говорить.

— Ах, я тк рд вс видеть? — возопил гдлк. — Войдите сюд, в эту комнту… А вы, Виктор Михйлович, простите, но не зйдете ли вы через полчс?

— О! — зметил Остп. — Первое свидние? Трудные минуты!.. Рзрешите и мне удлиться. Вы позволите с вми, любезнейший Виктор Михйлович?

Слесрь здрожл от рдости. Об ушли в квртиру Полесов, где Остп, сидя н обломке ворот дом №5 по Перелешинскому переулку, стл рзвивть перед оторопевшим кустрем-одиночкой с мотором фнтсмгорические идеи, клонящиеся к спсению родины.

Через чс они вернулись и зстли стриков совершенно рзомлевшими.

— А вы помните, Ипполит Мтвеевич? — говорил Елен Стнислвовн.

— А вы помните, Елен Стнислвовн? — говорил Ипполит Мтвеевич.

«Кжется, нступил психологический момент для ужин», — подумл Остп. И, прервв Ипполит Мтвеевич, вспоминвшего выборы в городскую упрву, скзл:

— В Берлине есть очень стрнный обычй — тм едят тк поздно, что нельзя понять, что это: рнний ужин или поздний обед!

Елен Стнислвовн встрепенулсь, отвел кроличий взгляд от Воробьянинов и потщилсь в кухню.

— А теперь действовть, действовть и действовть! — скзн Остп, понизив голос до степени полной нелегльности.

Он взял Полесов з руку.

— Струх не подкчет? Ндежня женщин?

Полесов молитвенно сложил руки.

— Вше политическое кредо?

— Всегд! — восторженно ответил Полесов.

— Вы, ндеюсь, кирилловец?[215]

— Тк точно. — Полесов вытянулся в струну.

— Россия вс не збудет! — рявкнул Остп.

Ипполит Мтвеевич, держ в руке слдкий пирожок, с недоумением слушл Остп; но Остп удержть было нельзя. Его несло. Великий комбинтор чувствовл вдохновение — упоительное состояние перед выше-средним шнтжом[216]. Он прошелся по комнте, кк брс.

В тком возбужденном состоянии его зстл Елен Стнислвовн, с трудом тщившя из кухни смовр. Остп глнтно подскочил к ней, перенял н ходу смовр и поствил его н стол. Смовр свистнул. Остп решил действовть.

— Мдм, — скзл он, — мы счстливы видеть в вшем лице…

Он не знл, кого он счстлив видеть в лице Елены Стнислвовны. Пришлось нчть снов. Изо всех пышных оборотов црского режим вертелось в голове только ккое-то «милостиво повелеть соизволил». Но это было не к месту. Поэтому он нчл деловито:

— Строгий секрет. Госудрствення тйн.

Остп покзл рукой н Воробьянинов.

— Кто, по-вшему, этот мощный стрик? Не говорите, вы не можете этого знть. Это — гигнт мысли, отец русской демокртии и особ, приближення к импертору.

Ипполит Мтвеевич встл во весь свой прекрсный рост и рстерянно посмотрел по сторонм. Он ничего не понимл, но, зня по опыту, что Остп Бендер ничего не делет зря, — молчл. В Полесове все происходящее вызвло дрожь. Он стоял, здрв подбородок к потолку, в позе человек, готовящегося пройти церемонильным мршем. Елен Стнислвовн сел н стул, в стрхе глядя н Остп.

— Нших в городе много? — спросил Остп нпрямик. — Кково нстроение в городе?

— При нличии отсутствия… — скзл Виктор Михйлович.

И стл путно объяснять свои беды. Тут был и дворник дом №5, возомнивший о себе хм, и плшки в три восьмых дюйм, и трмвй, и прочее.

— Хорошо! — грянул Остп. — Елен Стнислвовн! С вшей помощью мы хотим связться с лучшими людьми город, которых зля судьб згнл в подполье. Кого можно приглсить к вм?

— Кого ж можно приглсить? Мксим Петрович рзве с женой?

— Без жены, — попрвил Остп, — без жен. Вы будете единственным приятным исключением. Еще кого?

В обсуждении, к которому деятельно примкнул и Виктор Михйлович, выяснилось, что приглсить можно того же Мксим Петрович Чрушников, бывшего глсного городской думы, ныне чудесным обрзом сопричисленного к лику соврботников; хозяин «Быстроупк» Дядьев, председтеля «Одесской бубличной ртели — „Московские брнки“ Кислярского и двух молодых людей без фмилии, но вполне ндежных.

— В тком случе прошу их приглсить сейчс же н мленькое совещние под величйшим секретом.

Зговорил Полесов:

— Я побегу к Мксиму Петровичу, з Никешой и Влдей, уж вы, Елен Стнислвовн, потрудитесь и сходите в «Быстроупк» и з Кислярским.

Полесов умчлся. Гдлк с блгоговением посмотрел н Ипполит Мтвеевич и тоже ушл.

— Что это знчит? — спросил Ипполит Мтвеевич, ндувя щеки.

— Это знчит, — ответил Остп, — что вы отстлый; человек.

— Почему?

— Потому что. Простите з пошлый вопрос — сколько у вс есть денег?

— Кких денег?

— Всяких. Включя серебро и медь.

— Тридцть пять рублей.

— И с этими деньгми вы собирлись окупить все рсходы по ншему предприятию?

Ипполит Мтвеевич молчл.

— Вот что, дорогой птрон. Мне сдется, что вы меня понимете. Вм придется побыть чсок гигнтом мысли и особой, приближенной к импертору.

— Зчем?

— Зтем, что нм нужен оборотный кпитл. Звтр моя свдьб. Я не нищий. Я хочу пировть в этот знментельный день.

— Что же я должен делть? — простонл Ипполит Мтвеевич.

— Вы должны молчть. Иногд для вжности ндувйте щеки.

— Но ведь это же… обмн.

— Кто это говорит? Это говорит грф Толстой? Или Дрвин? Нет. Я слышу это из уст человек, который еще вчер только собирлся збрться ночью в квртиру Гриццуевой и укрсть у бедной вдовы мебель. Не здумывйтесь. Молчите. И не збывйте ндувть щеки.

— К чему ввязывться в ткое опсное дело? Ведь могут донести.

— Об этом не беспокойтесь. Н плохие шнсы я не ловлю. Дело будет поведено тк, что никто ничего не поймет. Двйте пить чй.

Пок концессионеры пили и ели, попугй трещл скорлупой подсолнухов, в квртиру входили гости.

Никеш и Влдя пришли вместе с Полесовым. Виктор Михйлович не решился предствить молодых людей гигнту мысли. Молодые люди зсели в уголке и принялись нблюдть з тем, кк отец русской демокртии ест холодную телятину. Никеш и Влдя были вполне созревшие недотепы. Кждому из них было лет под тридцть. Им, видно, очень нрвилось, что их приглсили н зседние.

Бывший глсный городской думы Чрушников, тучный стрик, долго тряс руку Ипполит Мтвеевич и зглядывл ему в глз. Под нблюдением Остп строжилы город стли обменивться воспоминниями. Дв им рзговориться, Остп обртился к Чрушникову:

— Вы в кком полку служили?

Чрушников зпыхтел.

— Я… я, тк скзть, вообще не служил, потому что будучи облечен доверием обществ, проходил по выборм.

— Вы дворянин?

— Д. Был.

— Вы, ндеюсь, остлись им и сейчс? Крепитесь Потребуется вш помощь. Полесов вм говорил?.. Згрниц нм поможет. Остновк з общественным мнением. Полня тйн оргнизции. Внимние!

Остп отогнл Полесов от Никеши и Влди и с неподдельной суровостью спросил:

— В кком полку служили? Придется послужить отечеству. Вы дворяне? Очень хорошо. Зпд нм поможет Крепитесь. Полня тйн вклдов, то есть оргнизции. Внимние.

Остп несло. Дело кк будто нлживлось. Предствленный Еленой Стнислвовной влдельцу «Быстроупк», Остп отвел его в сторону, предложил ему крепиться, осведомился, в кком полку он служил, и обещл содействие згрницы и полную тйну оргнизции Первым чувством влдельц «Быстроупк» было желние кк можно скорее убежть из зговорщицкой квртиры Он считл свою фирму слишком солидной, чтобы вступть в рисковнное дело. Но, оглядев ловкую фигуру Остп, он поколеблся и стл рзмышлять:

«А вдруг!.. Впрочем, все звисит от того, под кким соусом все это будет подно».

Дружескя бесед з чйным столом оживлялсь. Посвященные свято хрнили тйну и рзговривли о последних городских новостях.

Последним пришел гржднин Кислярский, который не будучи дворянином и никогд не служ в гврдейских полкх, из крткого рзговор с Остпом срзу уяснил себе положение вещей.

— Крепитесь, — скзл Остп нствительно.

Кислярский пообещл.

— Вы, кк предствитель чстного кпитл, не можете остться глухи к стонм родины.

Кислярский сочувственно згрустил.

— Вы знете, кто это сидит? — спросил Остп, покзывя н Ипполит Мтвеевич.

— Кк же, — ответил Кислярский, — это господин Воробьянинов.

— Это, — скзл Остп, — гигнт мысли, отец русской демокртии, особ, приближення к импертору.

«В лучшем случе дв год со строгой изоляцией[217], — подумл Кислярский, нчиня дрожть. — Зчем я сюд пришел?»

— Тйный «Союз меч и орл»! — зловеще прошептл Остп.

«Десять лет»! — мелькнул у Кислярского мысль.

— Впрочем, вы можете уйти, но у нс, предупреждю, длинные руки!..

«Я тебе покжу, сукин сын, — подумл Остп, — меньше, чем з 100 рублей, я тебя не выпущу».

Кислярский сделлся мрморным. Еще сегодня он тк вкусно и спокойно обедл, ел куриные пупочки, бульон с орешкми и ничего не знл о стршном «Союзе меч и орл». Он остлся — «длинные руки» произвели н него невыгодное впечтление.

— Грждне! — скзл Остп, открывя зседние. — Жизнь диктует свои зконы, свои жестокие зконы. Я не стну говорить вм о цели ншего собрния — он вм известн. Цель святя. Отовсюду мы слышим стоны. Со всех концов ншей обширной стрны взывют о помощи. Мы должны протянуть руку помощи, и мы ее протянем. Одни из вс служт и едят хлеб с мслом, другие знимются отхожим промыслом и едят бутерброды с икрой. И те, и другие спят в своих постелях и укрывются теплыми одеялми. Одни лишь мленькие дети, беспризорные, нходятся без призор. Эти цветы улицы, или, кк выржются пролетрии умственного труд, цветы н сфльте, зслуживют лучшей учсти. Мы, господ присяжные зседтели, должны им помочь. И мы, господ присяжные зседтели, им поможем.

Речь великого комбинтор вызвл среди слуштелей рзличные чувств.

Полесов не понял своего нового друг — молодого гврдейц.

«Ккие дети? — подумл он. — Почему дети?»

Ипполит Мтвеевич дже и не стрлся ничего понять. Он уже двно мхнул н все рукой и молч сидел, ндувя щеки.

Елен Стнислвовн пригорюнилсь.

Никеш и Влдя преднно глядели н голубую жилетку Остп.

Влделец «Быстроупк» был чрезвычйно доволен.

«Крсиво соствлено, — решил он, — под тким соусом и деньги дть можно. В случе удчи — почет! Не вышло — мое дело шестндцтое. Помогл детям, и дело с концом».

Чрушников обменялся знчительным взглядом с Дядьевым и, отдвя должное конспиртивной ловкости доклдчик, продолжл ктть по столу хлебные шрики.

Кислярский был н седьмом небе.

«Золотя голов», — думл он. Ему кзлось, что он еще никогд тк сильно не любил беспризорных детей, кк в этот момент.

— Товрищи! — продолжл Остп. — Нужн немедлення помощь! Мы должны вырвть детей из цепких лп улицы, и мы вырвем их оттуд! Поможем детям! Будем помнить, что дети — цветы жизни. Я приглшю вс сейчс же сделть свои взносы и помочь детям. Только детям, и никому другому. Вы меня понимете?

Остп вынул из бокового крмн удостоверение и квитнционную книжку.

— Попрошу делть взносы. Ипполит Мтвеевич подтвердит мои полномочия.

Ипполит Мтвеевич ндулся и нклонил голову. Тут дже несмышленые Никеш с Влдей и см генильный слесрь поняли тйную суть иноскзний Остп.

В порядке стршинств, господ, — скзл Остп, — нчнем с увжемого Мксим Петрович.

Увжемый Мксим Петрович зерзл и дл от силы тридцть рублей.

— В лучшие времен дм больше! — зявил он.

— Лучшие времен скоро нступят, — скзл Остп, — впрочем, к беспризорным детям, которых я в нстоящий момент предствляю, это не относится.

Восемь рублей дли Никеш с Влдей.

— Мло, молодые люди.

Молодые люди зрделись.

Полесов сбегл домой и принес пятьдесят.

— Брво, гуср, — скзл Остп, — для гуср-одиночки с мотором этого н первый рз достточно. Что скжет купечество?

Дядьев и Кислярский долго торговлись и жловлись н урвнительные[218]. Остп был неумолим.

— В присутствии смого Ипполит Мтвеевич считю эти рзговоры излишними.

Ипполит Мтвеевич нклонил голову. Купцы пожертвовли в пользу детишек по двести рублей.

— Всего, — возглсил Остп, — четырест восемьдесят восемь рублей. Эх! Двендцти рублей не хвтет для ровного счет.

Елен Стнислвовн, долго крепившяся, ушл в спльню и вынесл в стром ридикюле искомые двендцть рублей.

Остльня чсть зседния был смят и носил менее торжественный хрктер. Остп нчл резвиться. Елен Стнислвовн совсем рзмякл. Гости постепенно рсходились, почтительно прощясь с оргнизторми.

— О дне следующего зседния вы будете оповещены особо, — говорил Остп н прощние, — строжйший секрет. Дело помощи детям должно нходиться в тйне. Это, кстти, в вших личных интересх.

При этих словх Кислярскому зхотелось дть еще пятьдесят рублей, но больше уже не приходить ни н ккие зседния. Он еле удержл себя от этого порыв.

— Ну, — скзл Остп, — будем двигться. Вы, Ипполит Мтвеевич, я ндеюсь, воспользуетесь гостеприимством Елены Стнислвовны и переночуете у нее. Кстти, нм и для конспирции полезно рзделиться н время. А я пошел.

Ипполит Мтвеевич отчянно подмргивл Остпу глзом, но тот сделл вид, что не зметил, и вышел н улицу.

Пройдя квртл, он вспомнил, что в крмне у него лежт 500 честно зрботнных рублей.

— Извозчик! — крикнул он. — Вези в «Феникс»!

— Это можно, — скзл извозчик.

Он неторопливо подвез Остп к зкрытому ресторну.

— Это что? Зкрыто?

— По случю Первого мя.

— Ах, чтоб их! И денег сколько угодно, и погулять негде! Ну, тогд вляй н улицу Плехнов. Знешь?

Остп решил поехть к своей невесте.

— А рньше кк эт улиц нзывлсь?

— Не зню.

— Куд ж ехть? И я не зню.

Тем не менее Остп велел ехть и искть.

Чс полтор проколесили они по пустому ночному городу, опршивя ночных сторожей и милиционеров. Один милиционер долго пыжился и нконец сообщил, что Плехнов не инче кк бывшя Губернторскя.

— Ну, Губернторскя! Губернторскую я хорошо зню. Двдцть пять лет вожу н Губернторскую.

— Ну и езжй н Губернторскую.

Приехли н Губернторскую, но он окзлсь не Плехнов, Крл Мркс.

Озлобленный Остп возобновил поиски зтерянной улицы имени Плехнов. И вот всю ночь безумец бедный, куд б стопы не обрщл[219], — не мог нйти улицы имени Плехнов.

Рссвет бледно осветил лицо богтого стрдльц, тк и не сумевшего рзвлечься в советском городе.

— Вези в «Сорбонну»! — крикнул он. — Тоже, извозчик! Плехнов не знешь!..

Чертог вдовы Гриццуевой сиял.[220] Во глве свдебного стол сидел мрьяжный король — сын турецко-подднного. Он был элегнтен и пьян.

Гости шумели.

Молодя был уже не молод. Ей было не меньше 35 лет. Природ одрил ее щедро. Тут было все: рбузные груди, крткий, но вырзительный нос, рсписные щеки, мощный зтылок и необозримые зды. Нового муж он обожл и очень боялсь. Поэтому звл его не по имени и дже не по отчеству, которого он тк и не узнл, по фмилии — товрищ Бендер.

Ипполит Мтвеевич снов сидел н зветном стуле. В продолжении всего свдебного ужин он подпрыгивл н стуле, чтобы почувствовть твердое. Иногд это ему удвлось. Тогд все присутствующие нрвились ему, и он неистово нчинл кричть «горько».

Остп все время произносил речи, спичи и тосты. Пили з нродное просвещение и ирригцию Узбекистн. После этого гости стли рсходиться. Ипполит Мтвеевич здержлся в передней и шепнул Бендеру.

— Тк вы не тяните. Они тм.

— Вы, стяжтель, — ответил пьяный Остп, — ждите меня в гостинице. Никуд не уходите. Я могу прийти кждую минуту. Уплтите в гостинице по счету. Чтоб все было готово. Адье, фельдмршл. Пожелйте мне спокойной ночи.

Ипполит Мтвеевич пожелл и отпрвился в «Сорбонну» волновться.

В пять чсов утр явился Остп со стулом. Ипполит Мтвеевич проняло. Остп поствил стул посредине комнты и сел н него.

— Кк это вм удлось? — выговорил нконец Воробьянинов.

— Очень просто, по-семейному. Вдовиц спит и видит сон. Жль было будить. «Н зре ты ее не буди»[221]. Увы! Пришлось оствить любимой зписку: «Выезжю с доклдом в Новохоперск[222]. К обеду не жди. Твой Суслик». А стул я зхвтил в столовой. Трмвя в эти утренние чсы нет — отдыхл по пути.

Ипполит Мтвеевич с урчнием кинулся к стулу.

— Тихо, — скзл Остп, — нужно действовть без шуму.

Он вынул из глубоких крмнов плоскогубцы, и рбот зкипел.

— Вы дверь зперли? — спросил Остп.

Оттлкивя нетерпеливого Воробьянинов, Остп ккуртно вскрыл стул, стрясь не повредить нглийского ситц в цветочкх.

— Ткого ситц теперь нет, ндо его сохрнить. Товрный голод, ничего не поделешь.

Все это довело Ипполит Мтвеевич до крйнего рздржения.

— Готово, — скзл Остп тихо.

Он приподнял покровы и обеими рукми стл шрить между пружинми. Н лбу у него обознчилсь венозня ижиц.

— Ну? — повторял Ипполит Мтвеевич н рзные лды. — Ну? Ну?

— Ну и ну, — отвечл Остп рздрженно, — один шнс против одинндцти. И этот шнс…

Он хорошенько порылся в стуле и зкончил:

— И этот шнс пок не нш.

Он поднялся во весь рост и принялся чистить коленки. Ипполит Мтвеевич кинулся к стулу.

Во втором бриллинтов не было. У Ипполит Мтвеевич обвисли руки. Но Остп был по-прежнему бодр.

— Теперь нши шнсы увеличились.

Он походил по комнте:

— Ничего. Этот стул обошелся вдове больше, чем нм.

Остп вынул из бокового крмн золотую брошь со стекляшкми, дутый золотой брслет, полдюжины золоченых ложечек и чйное ситечко.

Ипполит Мтвеевич в горе дже не сообрзил, что стл соучстником обыкновенной кржи.

— Пошля вещь, — зметил Остп, — но соглситесь, что я не мог покинуть любимую женщину, не оствив о ней никкого воспоминния. Однко времени терять не следует. Это еще только нчло. Конец в Москве. А госудрственный музей мебели — это вм не вдов — тм потруднее будет!

Компньоны зпихнули обломки стул под кровть и, подсчитв деньги (их, вместе с пожертвовниями в пользу детей, окзлось 610 рублей), — выехли н вокзл к московскому поезду.

Ехть пришлось через весь город н извозчике. Н Коопертивной они увидели Полесов, бежвшего по тротуру, кк пугливя нтилоп. З ним гнлся дворник дом №5 по Перелешинскому переулку. Зворчивя з угол, концессионеры успели зметить, что дворник нстиг Виктор Михйлович и принялся его дубсить. Полесов кричл «Крул!» и «Хм!».

Возле смого вокзл, н Гусище, пришлось переждть похоронную процессию. Н грузовой плтформе, содрогясь, ехл гроб, з которым следовл совершенно обессиленный Врфоломеич. Кверзня ббушк умерл кк рз в тот год, когд он перестл делть стрховые взносы.

До отход поезд сидели в уборной, опсясь встречи с любимой женщиной.

Поезд уносил друзей в шумный центр. Друзья приникли к окну. Вгоны проносились нд Гусищем.

Внезпно Остп зревел и схвтил Воробьянинов з бицепс.

— Смотрите, смотрите! — крикнул он. — Скорее! Альхен, с-сукин сын!..

Ипполит Мтвеевич посмотрел вниз. Под нсыпью дюжий устый молодец тщил тчку, груженную рыжей фисгрмонией и пятью оконными рмми. Тчку подтлкивл стыдливого вид гржднин в мышиной толстовочке.

Солнце пробилось сквозь тучи. Сияли кресты церквей.

Остп, хохоч, высунулся из окн и гркнул:

— Пшк! Н толкучку едешь?

Пш Эмильевич поднял голову, но увидел только буфер последнего вгон и еще сильнее зрботл ногми.

— Видели? — рдостно спросил Остп. — Крсот! Вот рботют люди!

Остп похлопл згрустившего Воробьянинов по спине.

— Ничего, ппш! Не унывйте! Зседние продолжется! Звтр вечером мы в Москве!

Чсть вторя «В Москве»

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Глв XVII

Среди окен стульев

Сттистик знет все.[223]

Точно учтено количество пхотной земли в СССР с подрзделением н чернозем, суглинок и лес. Все грждне обоего пол зписны в ккуртные толстые книги, тк хорошо известные Ипполиту Мтвеевичу Воробьянинову, — книги згсов. Известно, сколько ккой пищи съедет в год средний гржднин республики. Известно, сколько этот средний гржднин выпивет в среднем водки с примерным укзнием потребляемой зкуски. Известно, сколько в стрне охотников, блерин, револьверных стнков, собк всех пород, велосипедов, пмятников, девушек, мяков и швейных мшинок.

Кк много жизни, полной пыл, стрстей и мысли, глядит н нс со сттистических тблиц!

Кто он, розовощекий индивид, сидящий с слфеткой н груди з столиком и с ппетитом уничтожющий дымящуюся снедь? Вокруг него лежт стд минитюрных быков. Жирные свиньи сбились в угол тблицы. В специльном сттистическом бссейне плещутся бесчисленные осетры, нлимы и рыб чехонь. Н плечх, рукх и голове индивид сидят куры. В перистых облкх летют домшние гуси, утки и индейки. Под столом сидят дв кролик. Н горизонте возвышются пирмиды и ввилоны из печеного хлеб. Небольшя крепость из вренья омывется молочной рекой. Огурец, величиною в пизнскую бшню, стоит н горизонте. З крепостными влми из соли и перцу пополуротно мршируют вин, водки и нливки. В рьергрде жлкой кучкой плетутся безлкогольные нпитки — нестроевые нрзны, лимонды и сифоны в проволочных сеткх.

Кто же этот розовощекий индивид — обжор, пьянчуг и слстун?

Гргнтю, король дипсодов?[224] Силч Фосс?[225] Легендрный солдт Яшк-Крсня Рубшк?[226] Лукулл?..[227]

Это не Лукулл. Это — Ивн Ивнович Сидоров, или Сидор Сидорович Ивнов, — средний гржднин, съедющий в среднем з свою жизнь всю изобрженную н тблице снедь. Это — нормльный потребитель клорий и витминов — тихий сороклетний холостяк, служщий в госмгзине глнтереи и трикотж.

От сттистики не скроешься никуд. Он имеет точные сведения не только о количестве зубных врчей, колбсных шприцев, дворников, кинорежиссеров, проституток, соломенных крыш, вдов, извозчиков и колоколов, — но знет дже, сколько в стрне сттистиков.

И одного он не знет. Не знет и не может узнть. Он не знет, сколько в СССР стульев.

Стульев очень много. Последняя сттистическя перепись определил численность нселения союзных республик в 143 миллион человек. Если отбросить 90 миллионов крестьян, предпочитющих стульям лвки, полти, звлинки, н востоке — истертые ковры и плсы, — то все же остнется 53 миллион человек, в домшнем обиходе которых стулья являются предметми первой необходимости. Если же принять во внимние возможные просчеты в исчислениях и привычку некоторых грждн Союз сидеть между двух стульев, то, сокртив н всякий случй общее число вдвое, нйдем, что стульев в стрне должно быть не менее 26 1/2 миллионов. Для верности откжемся еще от 6 1/2 миллионов. Оствшиеся двдцть миллионов будут числом минимльным.

Среди этого окен стульев, сделнных из орех, дуб, ясеня, плисндр, крсного дерев и крельской березы, среди стульев еловых и сосновых — герои ромн должны нйти ореховый гмбсовский стул с гнутыми ножкми, тящий в своем, обитом нглийским ситцем, брюхе сокровищ мдм Петуховой.

Герои ромн в одних носкх лежли н верхних полкх и еще спли, когд поезд осторожно перешел Оку и, усилив ход, стл приближться к Москве.

Неяркое московское небо было обложено по крям лепными облкми.

Трмви визжли н поворотх тк естественно, что, кзлось, будто визжит не вгон, см кондуктор, приплюснутый соврботникми к тбличке «Курить и плевть воспрещется». Курить и плевть воспрещлось, но толкть кондуктор в живот, дышть ему в ухо и придирться к нему без всякого повод, очевидно, не воспрещлось. И этим спешили воспользовться все. Был критический чс. Земные и неземные создния спешили н службу.

Мелкя птичья шушер, покрытя первой мйской пылью, буянил н деревьях.

У Дом Нродов трмви высживли грждн и облегченно уносились дльше.

С трех сторон к Дому Нродов подходили служщие и исчезли в трех подъездх. Дом стоял большим белым пятиэтжным квдртом, прорезнным тысячью окон. По этжм и коридорм топли ноги секретрей, мшинисток, упрвделов, экспедиторов с нгрузкой, репортеров, курьерш и поэтов. Весь служебный люд неторопливо принимлся вершить обычные и нужные дел, з исключением поэтов, которые рзносили стихи по редкциям ведомственных журнлов.

Дом Нродов был богт учреждениями и служщими. Учреждений было больше, чем в уездном городе домов. Н втором этже версту коридор знимл редкция и контор большой ежедневной гзеты «Стнок»[228].

Окн редкции выходили н внутренний двор, где по кругу спортивной площдки носился стриженый физкультурник в голубых трусикх и мягких туфлях, тренируясь в беге. Еще не згоревшие белые ноги его мелькли между деревьями.

В редкционных комнтх происходили короткие стычки между сотрудникми. Выясняли очередность уход в отпуск. С крикми: «Брхтный сезон» — все поголовно сотрудники выржли желние взять отпуск исключительно в вгусте.

Когд председтель местком был доведен претензиями до изнурения, репортер Персицкий с сожлением оторвлся от телефон, по которому узнвл о достижениях кционерного обществ «Меринос»[229], и зявил:

— А я не поеду в вгусте. Зпишите меня н июнь. В вгусте млярия.

— Ну вот и хорошо, — скзл председтель.

Но тут все сотрудники тоже перенесли свои симптии н июнь.

Председтель в рздржении бросил список и ушел.

К Дому Нродов подъехл н извозчике модный пистель Агфон Шхов[230]. Стенной спиртовой термометр покзывл 18 грдусов тепл, н Шхове было мохнтое демисезонное пльто, белое кшне, кркулевя шпк с проседью и большие полуглубокие клоши — Агфон Шхов зботливо оберегл свое здоровье.

Лучшим укршением лиц Агфон Шхов был котлетообрзня бородк. Полные щеки цвет лососиного мяс были прекрсны. Глз смотрели почти мудро. Пистелю было под сорок.

Писть и печтться он нчл с 15 лет, но только в позпрошлом году к нему пришл большя слв. Это нчлось тогд, когд Агфон Шхов стл писть ромны с психологией и выносить н суд читтеля рзнообрзные проблемы. Перед читтелями, глвным обрзом, читтельницми змелькли проблемы в крсивых переплетх, с посвящениями н особой стрнице: «Советской молодежи», «Вузовцм московским посвящю», «Молодым девушкм».

Проблемы были ткие: пол и брк, брк и любовь, любовь и пол, пол и ревность, ревность и любовь, брк и ревность. Спрыснутые небольшой дозой советской идеологии, ромны получили обширный сбыт. С тех пор Шхов стл чсто говорить, что его любят студенты. Однко вечно питться брком и ревностью окзлось зтруднительным. Критик зшипел и стл обрщть внимние пистеля н узость его тем. Шхов испуглся. И погрузился в гзеты. В стрхе он сел было з ромн, трктующий о снижении нклдных рсходов, и дже нписл восемьдесят стрниц в три дня. Но в рзвернувшуюся любовную передрягу ответственного рботник с тремя дмочкми не смог вствить ни одного слов о снижении нклдных рсходов. Пришлось бросить. Однко восьмидесяти стрниц было жлко, и Шхов быстро перешел н проблему рстрт. Ответственный рботник был обрщен в кссир, дмочки оствлены. Нд хрктером кссир Шхов потрудился и нгрдил его стрстями римского импертор Нерон.

Ромн был нписн в две недели и через полтор месяц увидел свет.

Слезши с извозчик у Дом Нродов, Шхов любовно ощупл в крмне новенькую книжку и пошел в подъезд. По дороге пистель все время посмтривл н здники своих клош — не стерлись ли. Он подошел к клетке лифт и стл ждть. Подняться ему нужно было только н второй этж, но он берег здоровье, д и лифт в Доме Нродов полглся бесплтно.

Шхов вошел в отдел быт редкции «Стнк», в котором чсто печтлся, и, ни с кем не поздороввшись, спросил:

— Плтят у вс сегодня? Ну и хорошо. А что, «милостивый госудрь» еще не рстртился?

«Милостивым госудрем» в редкции и конторе звли кссир Асокин. С него Шхов писл своего героя, и вся редкция, включя смого кссир, знл это.

Сотрудники отрицтельно змотли головми. Шхов пошел в кссу получть деньги з рсскз.

— Здрвствуй, «милостивый госудрь», — скзл пистель, — ты, я слышл, деньги дешь сегодня.

— Дю, Агфон Всильевич.

Кссир просунул в окошечко ведомость и химический крндш.

— Вы, я слышл, произведение новое нписли? Ребят рсскзывли.

— Нписл.

— Меня, говорят, описли?

— Ты тм смый глвный.

Кссир обрдовлся.

— Тк вы хоть дйте почитть, рз все рвно описли.

Шхов достл свежую книжку и тем же крндшом, которым он рсписывлся в ведомости, ндписл н титульном листе: «Тов. Асокину, дружески. Агфон Шхов».

— Н, читй. Тирж десять тысяч. Вся Россия тебя знть будет.

Кссир блгоговейно принял книгу и положил ее в несгоремый шкф н пчки червонцев.

Глв XVIII

Общежитие имени монх Бертольд Шврц

Ипполит Мтвеевич и Остп, нпиря друг н друг, стояли у открытого окн жесткого вгон и внимтельно смотрели н коров, медленно сходивших с нсыпи, н хвою, н дощтые дчные плтформы.

Все дорожные некдоты были уже рсскзны. «Стргородскя првд» от вторник прочитн до объявлений и покрыт мсляными пятнми. Все цыплят, яйц и мслины были съедены.

Оствлся смый томительный учсток пути — последний чс перед Москвой.

— Быково! — скзл Остп, оглянувшись н рвнувшуюся нзд стнцию. — Сейчс пойдут дчи.

Из реденьких лесочков и рощ подсккивли к нсыпи веселенькие дчки. Были среди них целые деревянные дворцы, блещущие стеклом своих вернд и свежевыкршенными железными крышми. Были и простые деревянные срубы с крохотными квдртными оконцми — нстоящие кпкны для дчников.

Нлетел Удельня, потом Млховк, сгинуло куд-то Крсково.

— Смотрите, Воробьянинов! — зкричл Остп. — Видите — двухэтжня дч. Это дч Медикоснтруд[231].

— Вижу. Хорошя дч.

— Я жил в ней прошлый сезон[232].

— Вы рзве медик? — рссеянно спросил Воробьянинов.

— Я буду медиком.[233]

Ипполит Мтвеевич удовлетворился этим стрнным объяснением. Он волновлся. В то время кк пссжиры с видом знтоков рссмтривли горизонт и, перебиря сохрнившиеся в пмяти воспоминния о битве при Клке, рсскзывли друг другу прошлое и нстоящее Москвы[234], Ипполит Мтвеевич упорно стрлся предствить себе Госудрственный музей мебели. Музей предствлялся ему в виде многоверстного коридор, по стенм которого шплерми стояли стулья. Воробьянинов видел себя быстро идущим между стульями.

— Кк еще будет с музеем мебели, неизвестно. Обойдется?

— Вм, предводитель, пор уже лечиться электричеством. Не устривйте преждевременной истерики. Если вы уже не можете не переживть, то переживйте молч.

Не нйдя поддержки, Ипполит Мтвеевич принялся переживть молч.

Поезд прыгл н стрелкх. Глядя н поезд, семфоры рзевли рты. Пути учщлись. Чувствовлось приближение огромного железнодорожного узл. Трв исчезл — ее зменил шлк. Свистли мневровые провозы. Стрелочники трубили в рог. Внезпно грохот усилился. Поезд вктился в коридор между порожними соствми и, щелкя, кк турникет, стл пересчитывть вгоны:

— Белый изотермический, Тшкентскя, срочный возврт, годен для рыбы и мяс, оборудовн крючьями.

— Темный дуб, плубня обшивк, мягкие рессоры, спльный вгон прямого сообщения.

— Дюжин товрных Рязно-Урльской дороги. Измрны меловыми знкми.

— Срочный возврт в Бку, нефтяные цистерны.

— Пролетрии всех стрн, соединяйтесь. Вгон-клуб Дорпрофсож[235] М-Кзнской дороги.

— Рз, дв, три… Восемь… Десять… Плтформы, груженные лесом.

И вдруг, в стороне, збытый ветерн — обтрепнный вгон-микст[236] с ндписью: «Деникинский фронт».

Пути вздвивлись.

Поезд выскочил из коридор. Удрило солнце. Низко, по смой земле, рзбеглись стрелочные фонри, похожие н топорики. Влил дым. Провоз, отдувясь, выпустил белоснежные бкенбрды. Н поворотном кругу стоял крик. Деповцы згоняли провоз в стойло.

От резкого торможения хрустнули поездные суствы. Все звизжло, и Ипполиту Мтвеевичу покзлось, что он попл в црство зубной боли. Поезд причлил к сфльтовому перрону.

Это был Москв. Это был Рязнский вокзл — смый свежий и новый из всех московских вокзлов[237].

Ни н одном из восьми остльных московских вокзлов нет тких обширных и высоких зл, кк н Рязнском. Весь Ярослвский вокзл, с его псевдорусскими гребешкми[238] и герльдическими курочкми, легко может поместиться в его большом зле для ожидния.

Московские вокзлы — ворот город. Ежедневно эти ворот впускют и выпускют тридцть тысяч пссжиров. Через Алексндровский вокзл входит в Москву инострнец н кучуковых подошвх, в костюме для гольф — шровры и толстые шерстяные чулки нружу. С Курского попдет в Москву квкзец в коричневой брньей шпке с вентиляционными дырочкми и рослый волгрь в пеньковой бороде. С Октябрьского[239] высккивет полуответственный рботник с портфелем из дивной свиной кожи. Он приехл из Ленингрд по делм увязки, соглсовния и конкретного охвт. Предствители Киев и Одессы проникют в столицу через Брянский вокзл. Уже н стнции Тихонов Пустынь киевляне нчинют презрительно улыбться. Им великолепно известно, что Крещтик — нилучшя улиц н земле. Одесситы тщт с собой тяжелые корзины и плоские коробки с копченой скумбрией. Им тоже известн лучшя улиц н земле. Но это не Крещтик — это улиц Лссля, бывшя Дерибсовскя. Из Сртов, Аткрск, Тмбов, Ртищев и Козлов в Москву приезжют с Пвелецкого вокзл. Смое незнчительное число людей прибывет в Москву через Свеловский вокзл. Это — бшмчники из Тлдом, жители город Дмитров, рбочие Яхромской мнуфктуры или унылый дчник, живущий зимою и летом н стнции Хлебниково. Ехть здесь в Москву недолго. Смое большое рсстояние по этой линии — сто тридцть верст. Но с Ярослвского вокзл попдют в столицу люди, приехвшие из Влдивосток, Хбровск и Читы — из городов дльних и больших.

Смые диковинные пссжиры — н Рязнском вокзле. Это узбеки в белых кисейных члмх и цветочных хлтх, крснобородые тджики, туркмены, хивинцы и бухрцы, нд республикми которых сияет вечное солнце.

Концессионеры с трудом пробились к выходу и очутились н Клнчевской площди. Спрв от них были герльдические курочки Ярослвского вокзл[240]. Прямо против них — тускло поблескивл Октябрьский вокзл, выкршенный мсляной крской в дв цвет. Чсы н нем покзывли пять минут одинндцтого. Н чсх Ярослвского вокзл было ровно десять. А посмотрев н темно-синий, укршенный знкми зодик, циферблт Рязнского вокзл, путешественники зметили, что чсы покзывли без пяти десять.

— Очень удобно для свидний! — скзл Остп. — Всегд есть десять минут форы.

— Мы куд теперь? В гостиницу? — спросил Воробьянинов, сходя с вокзльной пперти и трусливо озирясь.

— Здесь в гостиницх, — сообщил Остп, — живут только грждне, приезжющие по комндировкм, мы, дорогой товрищ, чстники. Мы не любим нклдных рсходов.

Остп подошел к извозчику, молч уселся и широким жестом приглсил Ипполит Мтвеевич.

— Н Сивцев Вржек! — скзл он. — Восемь гривен.

Извозчик обомлел. Звязлся нудный спор, в котором чсто упоминлись цены н овес и ключ от квртиры, где деньги лежт.

Нконец извозчик издл губми звук поцелуя, проехли под мостом, и перед путникми рзвернулсь величествення пнорм столичного город.

Подле рестврировнных тщнием Глвнуки[241] Крсных ворот рсположились зляпнные известкой мляры со своими сженными кистями, плотники с пилми, штуктуры и кменщики. Они плотно облепили угол Сдово-Спсской.

— Зпсный дворец, — зметил Ипполит Мтвеевич, глядя н длинное белое с зеленым здние по Новой Бсмнной.

— Рботл я и в этом дворце, — скзл Остп, — он, кстти, не дворец, НКПС[242]. Тм служщие, вероятно, до сих пор носят эмлевые нгрудные знки, которые я изобрел и рспрострнял. А вот и Мясницкя. Змечтельня улиц. Здесь можно подохнуть с голоду. Не будете же вы есть н первое шрикоподшипники, н второе мельничные жернов[243]. Тут ничем другим не торгуют.

— Тут и рньше тк было. Хорошо помню. Я зкзывл н Мясницкой громоотвод для своего стргородского дом.

Когд проезжли Лубянскую площдь, Ипполит Мтвеевич збеспокоился .[244]

— Куд мы, однко, едем? — спросил он.

— К хорошим людям, — ответил Остп, — в Москве их мсс. И все мои знкомые.

— И мы у них остновимся?

— Это общежитие. Если не у одного, то у другого место всегд нйдется.

В сквере против Большого тетр уже торчл пльмочк, объявляя, всем гржднм, что лето уже нступило и что желющие дышть свежим воздухом должны немедленно уехть не менее чем з две тысячи верст.

В кдемических тетрх был еще зим. Зимний сезон был в рзгре. Н фишных тумбх были нлеплены фиши о первом предствлении оперы «Любовь к трем пельсинм»[245], о последнем концерте перед отъездом з грницу знменитого тенор Дмитрия Смирнов[246] и о всемирно известном кпитне с его шестьюдесятью крокодилми в первом Госцирке.

В Охотном ряду было смятение. Врссыпную, с лоткми н головх, бежли, кк гуси, бесптентные лоточники. З ними лениво трусил милиционер. Беспризорные сидели возле сфльтового чн и с нслждением вдыхли зпх кипящей смолы.

Н углу Охотного и Тверской беготня экипжей, кк мехнических, тк и приводимых в движение конной тягой, был особенно бурной. Дворники поливли мостовые и тротуры из тонких, кк крковскя колбс, шлнгов. Со стороны Моховой выехл ломовик, груженный фнерными ящикми с ппиросми «Нш мрк».

— Увжемый! — крикнул он дворнику. — Искупй лошдь!

Дворник любезно соглсился и перевел струю н рыжего битюг. Битюг нехотя остновился и, плотно упершись передними ногми, позволил себя купть. Из рыжего он превртился в черного и сделлся похожим н пмятник некой лошди. Движение конных и мехнических экипжей остновилось. Купющийся битюг стоял н смом неудобном месте. По всей Тверской, Охотному ряду. Моховой и дже Тетрльной площди мшины переменяли скорость и остнвливлись. Место происшествия со всех сторон окружли очереди втобусов. Шоферы дышли горячим бензином и гневом. Зеркльные дверцы их кбинок рспхивлись, и оттуд несся крик.

— Чего стл? — кричли с четырех сторон.

— Дй лошдь искупть! — огрызлся возчик.

— Д проезжй ты, говорят тебе, ворон!

Собрлсь большущя толп.

— Что случилось?

Обрзовлсь ткя большя пробк, что движение зстопорилось дже н Лубянской площди. Дворник двно уже перестл поливть лошдь, и освежившийся битюг успел обсохнуть и покрыться пылью; но пробк все увеличивлсь. Выбрться из всей этой кши возчик не мог, и битюг все еще стоял поперек улицы.

Посреди содом нходились концессионеры. Остп, стоя в пролетке, кк брндмейстер, мчщийся н пожр, отпускл срдонические змечния и нетерпеливо ерзя ногми.

Через полчс движение было урегулировно, и путники через Воздвиженку выехли н Арбтскую площдь, проехли по Пречистенскому бульвру и, свернув нпрво, очутились н Сивцевом Вржке.

— Нпрво, к подъезду, — скзл Остп. — Вылезйте, Конрд Крлович, приехли!

— Что это з дом? — спросил Ипполит Мтвеевич.

Остп посмотрел н розовый домик с мезонином и ответил:

— Общежитие студентов-химиков, имени монх Бертольд Шврц.

— Неужели монх?

— Ну, пошутил, пошутил. Имени товрищ Семшко.[247]

Кк и полгется рядовому студенческому общежитию в Москве, общежитие студентов-химиков двно уже было зселено людьми, имеющими к химии довольно отдленное отношение. Студенты рсползлись. Чсть из них окончил курс и рзъехлсь по нзнчениям, чсть был исключен з кдемическую неуспешность, и именно эт чсть, год из году возрстя, обрзовл в розовом домике нечто среднее между жилтовриществом и феодльным поселком. Тщетно пытлись ряды новых студентов ворвться в общежитие. Бывшие химики были необыкновенно изобреттельны и отржли все тки. Н домик мхнули рукой. Он стл считться диким и исчез со всех плнов МУНИ[248]. Его кк будто бы и не было. А между тем он был, и в нем жили люди.

— Где же мы здесь будем жить? — с беспокойством спросил Ипполит Мтвеевич, когд концессионеры, поднявшись по лестнице во второй этж, свернули в совершенно темный коридор.

— В мезонине. Свет и воздух, — ответил Остп.

Внезпно в темноте, у смого локтя Ипполит Мтвеевич, кто-то шумно зсопел. Ипполит Мтвеевич отштнулся.

— Не пугйтесь, — зметил Остп, — это не в коридоре. Это з стеной. Фнер, кк известно из физики, лучший проводник звук… Осторожнее… Держитесь з меня… Тут где-то должен быть несгоремый шкф.

Крик, который сейчс же издл Воробьянинов, удрившись грудью об острый железный угол, покзл, что шкф действительно где-то тут.

— Что, больно? — осведомился Остп. — Это еще ничего. Это физические мучения. Зто сколько здесь было морльных мучений — жутко вспомнить. Тут вот рядом стоял скелет студент Ивнопуло. Он купил его н Сухревке[249], держть в комнте боялся. Тк что посетители сперв удрялись о кссу, потом н них пдл скелет. Беременные женщины были очень недовольны…

По лестнице, шедшей винтом, компньоны поднялись в мезонин. Большя комнт мезонин был рзрезн фнерными перегородкми н длинные ломти, в дв ршин ширины кждый. Комнты были похожи н ученические пенлы, с тем только отличием, что, кроме крндшей и ручек, здесь были люди и примусы.

— Ты дом, Коля? — тихо спросил Остп, остновившись у центрльной двери.

В ответ н это во всех пяти пенлх звозились и зглдели.

— Дом, — ответили з дверью.

— Опять к этому дурку гости спозрнку пришли! — зшептл женский голос из крйнего пенл слев.

— Д дйте же человеку поспть! — буркнул пенл №2.

В третьем пенле рдостно зшептли:

— К Кольке из милиции пришли. З вчершнее стекло.

В пятом пенле молчли. Тм ржл примус и целовлись.

Остп толкнул ногою дверь. Все фнерное сооружение зтряслось, и концессионеры проникли в Колькино ущелье. Кртин, предствившяся взору Остп, при внешней своей невинности, был ужсн. В комнте из мебели был только мтрц в крсную полоску, лежвший н двух кирпичх. Но не это обеспокоило Остп. Колькин мебель был ему известн двно. Не удивил его и см Кольк, сидящий н мтрце с ногми. Но рядом с Колькой сидело ткое небесное создние, что Остп срзу омрчился. Ткие создния никогд не бывют деловыми знкомыми — для этого у них слишком голубые глз и чистя шея. Это любовницы или еще хуже — это жены, и жены любимые. И действительно, Коля нзывл создние Лизой, говорил ей «ты» и покзывл ей рожки.

Ипполит Мтвеевич снял свою ксторовую шляпу.

Остп вызвл Колю в коридор. Тм они долго шептлись.

— Прекрсное утро, судрыня, — скзл Ипполит Мтвеевич, чувствуя себя очень стесненно.

Голубоглзя судрыня зсмеялсь и без всякой видимой связи с змечнием Ипполит Мтвеевич зговорил о том, ккие дурки живут в соседнем пенле.

— Они нрочно зводят примус, чтобы не было слышно, кк они целуются. Но, вы поймите, это же глупо. Мы все слышим. Вот они действительно ничего уже не слышт из-з своего примус. Хотите, я вм сейчс покжу? Слушйте.

И создние, постигшее все тйны примус, громко скзло:

— Зверевы дурки!

З стеной слышлось дское пение примус и звуки поцелуев.

— Видите?.. Они ничего не слышт… Зверевы дурки, болвны и психопты. Видите?

— Д, — скзл Ипполит Мтвеевич.

— А мы примус не держим. Зчем? Мы ходим обедть в вегетринскую столовую, хотя я против вегетринской столовой. Но когд мы с Колей женились, он мечтл о том, кк мы вместе будем ходить в вегетринку. Ну, вот мы и ходим. А я очень люблю мясо. А тм котлеты из лпши. Только вы, пожлуйст, ничего не говорите Коле…

В это время вернулся Коля с Остпом.

— Ну что ж, рз у тебя решительно нельзя остновиться, мы пойдем к Пнтелею.

— Верно, ребят, — зкричл Коля, — идите к Ивнопуло. Это свой прень.

— Приходите к нм в гости, — скзл Колин жен, — мы с мужем будем очень рды.

— Опять в гости зовут! — возмутились в крйнем пенле слев. — Мло им гостей!

— А вы дурки, болвны и психопты, не вше дело! — скзл Колин жен нормльным голосом.

— Ты слышишь, Ивн Андреич, — зволновлись в крйнем пенле, — твою жену оскорбляют, ты молчишь.

Подли свой голос невидимые комментторы из других пенлов. Словесня переплк рзрстлсь. Компньоны ушли вниз к Ивнопуло.

Студент не было дм. Ипполит Мтвеевич зжег спичку. Н дверях висел зписк: «Буду не рньше 9 ч. Пнтелей».

— Не бед, — скзл Остп, — я зню, где ключ.

Он пошрил под несгоремой кссой, достл ключ и открыл дверь.

Комнт студент Ивнопуло был точно ткого же рзмер, кк и Колин, но зто угловя. Одн стен ее был кмення, чем студент очень гордился. Ипполит Мтвеевич с огорчением зметил, что у студент не было дже мтрц.

— Отлично устроимся, — скзл Остп, — приличня кубтур для Москвы. Если мы уляжемся все втроем н пол, то дже остнется немного мест. А Пнтелей — сукин сын! Куд он девл мтрц, интересно знть?

Окно выходило в переулок. Под окном ходил милиционер. Нпротив, в домике, построенном н мнер готической бшни, помещлось посольство крохотной держвы. З железной решеткой игрли в теннис. Летл белый мячик. Слышлись короткие возглсы.

— Аут, — скзл Остп, — клсс игры невысокий. Однко двйте отдыхть.

Концессионеры рзостлли по полу гзеты. Ипполит Мтвеевич вынул подушку-думку, которую возил с собой, и они улеглись.

Не успели они кк следует улечься н телегрммх и хронике тетрльной жизни, кк в соседней комнте послышлся шум рскрывемого окн, и сосед Пнтелея вызывюще крикнул теннисистм:

— Д здрвствует Советскя республик! Долой хи-щни-ков им-пе-ри-лиз-м!

Крики эти повторялись минут десять. Остп удивился и поднялся с полу.

— Что это з коллекционер хищников?

Высунувшись з подоконник, он посмотрел впрво и увидел у соседнего окн двух молодых людей. Он срзу зметил, что молодые люди кричт о хищникх только тогд, когд мимо их окн проходит милиционер с пост у посольств. Он озбоченно поглядывл то н молодых людей, то з решетку, где игрли в теннис. Положение его было тяжелым. Крики о хищникх все продолжлись, и он не знл, что предпринять. С одной стороны, эти возглсы были вполне естественны и не зключли в себе ничего непристойного. А с другой стороны, хищники в белых штнх, игрвшие з решеткой в теннис, могли принять это н свой счет и обидеться. Не будучи в состоянии рзобрться в создвшейся конъюнктуре, милиционер умоляюще смотрел н молодых людей и кончил тем, что нкинулся н обоз и велел ему зворчивть. Дипломтическое зтруднение зкончилось тем, что к молодым людям пришли гости, и они знялись громоглсным решением шхмтной здчи.

Остп снов повлился н телегрммы и зснул. Ипполит Мтвеевич спл уже двно.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Глв XIX

Увжйте мтрцы, грждне!

— Лиз, пойдем обедть?

— Мне не хочется. Я вчер уже обедл.

— Я тебя не понимю.

— Не пойду я есть фльшивого зйц.

— Ну, и глупо.

— Я не могу питться вегетринскими сосискми.

— Ну, сегодня будешь есть шрлотку.

— Мне что-то не хочется.

— Идем. Аппетит приходит во время еды.

— Приходит или проходит?

— Приходит.

— Нет, проходит.

— Что это все знчит?

— Говори тише. Все слышно.

И молодые супруги перешли н дрмтический шепот. Через две минуты Коля понял в первый рз з три месяц Супружеской жизни, что любимя женщин любит морковные, кртофельные и гороховые сосиски горздо меньше, чем он.

— Знчит, ты предпочитешь собчину диетическому питнию? — зкричл Коля, в горячности не учтя подслушивющих соседей.

— Д говори тише! — громко зкричл Лиз. — И потом ты ко мне плохо относишься. Д, я люблю мясо. Иногд. Что ж тут дурного?

Коля изумленно змолчл. Этот поворот был для него неожиднным. Мясо пробило бы в Колином бюджете огромную, незполнимую брешь. Прогуливясь вдоль мтрц, н котором, свернувшись в узелок, сидел рскрсневшяся Лиз, молодой супруг производил отчянные вычисления.

Копировние н кльку в чертежном бюро «Техносил» двло Коле Клчеву дже в смые удчные месяцы никк не больше сорок рублей. З квртиру Коля не плтил. В диком поселке не было упрвдом, и квртирня плт был тм понятием бстрктным. Десять рублей уходило н обучение Лизы кройке и шитью н курсх с првми строительного техникум. Обед н двоих (одно первое — борщ монстырский и одно второе — фльшивый зяц или нстоящя лпш), съедемый честно пополм в вегетринской столовой «Не укрди»[250], — вырывл из бюджет пятндцть рублей в месяц. Остльные деньги рсплывлись неизвестно куд. Это больше всего смущло Колю. «Куд идут деньги?» — здумывлся он, вытягивя рейсфедером н небесного цвет кльке длинную и тонкую линию. При тких условиях перейти н мясоедение знчило — гибель. Поэтому Коля пылко зговорил:

— Подумй только, пожирть трупы убитых животных! Людоедство под мской культуры! Все болезни происходят от мяс.

— Конечно, — с зстенчивой иронией скзл Лиз, — нпример, нгин.

— Д, д, и нгин! А что ты думешь? Оргнизм, ослбленный вечным потреблением мяс, не в силх сопротивляться инфекции.

— Кк это глупо.

— Не это глупо. Глуп тот, кто стремится нбить свой желудок, не зботясь о количестве витминов.

— Ты хочешь скзть, что я дур?

— Это глупо.

— Глупя дур?

— Оствь, пожлуйст. Что это ткое, в смом деле?

Коля вдруг змолчл. Все больше и больше зслоняя фон из пресных и вялых лпшевников, кши и кртофельной чепухи, перед Колиным внутренним оком предстл обширня свиня котлет. Он, кк видно, только что соскочил со сковороды. Он еще шипел, булькл и выпускл пряный дым. Кость из котлеты торчл, кк дуэльный пистолет.

— Ведь ты пойми! — зкричл Коля. — Ккя-нибудь свиня котлет отнимет у человек неделю жизни!

— Пусть отнимет, — скзл Лиз, — фльшивый зяц отнимет полгод. Вчер, когд мы съели морковное жркое, я почувствовл, что умирю. Только я не хотел тебе говорить.

— Почему же ты не хотел говорить?

— У меня не было сил. Я боялсь зплкть.

— А теперь ты не боишься?

— Теперь мне уже все рвно.

Лиз всплкнул.

— Лев Толстой, — скзл Коля дрожщим голосом, — тоже не ел мяс.

— Д-, — ответил Лиз, икя от слез, — грф ел спржу.

— Спрж — не мясо.

— А когд он писл «Войну и мир», он ел мясо! Ел, ел, ел! И когд «Анну Кренину» писл — лопл! лопл! лопл!

— Д змолчи!..

— Лопл! Лопл! Лопл!

— А когд «Крейцерову сонту» писл — тогд тоже лопл? — ядовито спросил Коля.

— «Крейцеров сонт» мленькя. Попробовл бы он нписть «Войну и мир», сидя н вегетринских сосискх?

— Что ты, нконец, прицепилсь ко мне со своим Толстым?

— Я к тебе прицепилсь с Толстым? Я? Я к вм прицепилсь с Толстым?

Коля тоже перешел «н вы». В пенлх громко ликовли. Лиз поспешно с зтылк н лоб нтягивл голубую вязнную шпочку.

— Куд ты идешь?

— Оствь меня в покое. Иду по делу.

И Лиз убежл.

«Куд он могл пойти?» — подумл Коля. Он прислушлся.

— Много воли вшей сестре дно при советской влсти, — скзли в крйнем слев пенле.

— Утопится! — решили в третьем пенле.

Пятый пенл рзвел примус и знялся обыденными поцелуями.

Лиз взволновнно бежл по улицм.

Был тот чс воскресного дня, когд счстливцы везут по Арбту со Смоленского рынк мтрцы и комодики.

Молодожены и советские середняки — глвные покуптели пружинных мтрцев. Они везут их стоймя и обнимют обеими рукми. Д кк им не обнимть голубую, в лоснящихся мордстых цветочкх, основу своего счстья.

Грждне! Увжйте пружинный мтрц в голубых цветочкх! Это — семейный очг, льф и омег меблировки, общее и целое домшнего уют, любовня бз, отец примус! Кк слдко спть под демокртический звон его пружин! Ккие слдкие сны видит человек, зсыпющий н его голубой дерюге! Кким увжением пользуется кждый мтрцевлделец!

Человек, лишенный мтрц, — жлок. Он не существует. Он не плтит нлогов, не имеет жены, знкомые не знимют ему денег до среды, шоферы ткси посылют ему вдогонку оскорбительные слов, девушки смеются нд ним — они не любят иделистов.

Человек, лишенный мтрц, большей чстью пишет стихи:

Пишет он эти стихи з высокой конторкой телегрф, здерживя деловых мтрцевлдельцев, пришедших отпрвлять телегрммы.

Мтрц ломет жизнь человеческую. В его обивке и пружинх тится ккя-то сил, притягтельня и до сих пор не исследовння. Н призывный звон его пружин стекются люди и вещи. Приходит фингент и девушки. Они хотят дружить с мтрцевлдельцми. Фингент делет это в целях фискльных, преследующих госудрственную пользу, девушки — бескорыстно, повинуясь зконм природы. Нчинется цветение молодости. Фингент, собрвши нлог, кк пчел собирет весеннюю взятку, с рдостным гудом улетет в свой учстковый улей. А отхлынувших девушек зменяет жен и примус «Ювель №1».

Мтрц ненсытен. Он требует жертвоприношений. По ночм он издет звон пдющего меч. Ему нужн этжерк. Ему нужен стол н глупых тумбх. Лязгя пружинми, он требует знвесей, портьер и кухонной посуды. Он толкет человек и говорит ему:

— Пойди и купи рубель[252] и кчлку!

— Мне стыдно з тебя, человек! У тебя до сих пор нет ковр!

— Рботй! Я скоро принесу тебе детей! Тебе нужны деньги н пеленки и колясочку!

Мтрц все помнит и все делет по-своему.

Дже поэт не может избежть общей учсти. Вот он везет с Сухревского рынк мтрц, с ужсом прижимясь к его мягкому брюху.

— Я сломлю твое упорство, поэт! — говорит мтрц. — Тебе уже не ндо будет бегть н телегрф писть стихи. Д и вообще, стоит ли их писть? Служи! И сльдо будет всегд в твою пользу. Подумй о жене и детях.

— У меня нет жены, — кричит поэт, отштывясь от пружинного учителя.

— Он будет. И я не поручусь, что это будет смя крсивя девушк н земле. Я не зню дже, будет ли он добр. Приготовься ко всему. У тебя родятся дети.

— Я не люблю детей!

— Ты полюбишь их!

— Вы пугете меня, гржднин мтрц!

— Молчи, дурк! Ты не знешь всего! Ты еще возьмешь в Мосдреве кредит н мебель[253].

— Я убью тебя, мтрц!

— Щенок. Если ты осмелишься это сделть, соседи донесут н тебя в домоупрвление.

Тк кждое воскресенье, под рдостный звон мтрцев, циркулируют по Москве счстливцы.

Но не этим одним, конечно, змечтельно московское воскресенье.

Воскресенье — музейный день.

Есть в Москве особя ктегория людей. Он ничего не понимет в живописи, не интересуется рхитектурой и безрзличн к пмятникм стрины. Эт ктегория посещет музеи исключительно потому, что они рсположены в прекрсных здниях. Эти люди бродят по ослепительным злм, звистливо рссмтривют рсписные потолки, трогют рукми то, что трогть воспрещено, и беспрерывно бормочут:

— Эх! Люди жили!

Им не вжно, что стены рсписны фрнцузом Пюви де Швнном[254]. Им вжно узнть, сколько это стоило бывшему влдельцу особняк. Они поднимются по лестнице с мрморными извяниями н площдкх и предствляют себе, сколько лкеев стояло здесь, сколько жловнья и чевых получл кждый лкей. Н кмине стоит фрфор, но они, не обрщя н него внимния, решют, что кмин штук не выгодня — слишком много уходит дров. В обшитой дубовой пнелью столовой они не рссмтривют змечтельную резьбу. Их мучит одн мысль: что ел здесь бывший хозяин-купец и сколько бы это стоило при теперешней дороговизне?

В любом музее можно нйти тких людей. В то время кк экскурсии бодро мршируют от одного шедевр к другому, ткой человек стоит посреди зл и, не глядя ни н что, мычит, тоскуя:

— Эх! Люди жили!

Лиз бежл по улице, проглтывя слезы. Мысли подгоняли ее. Он думл о своей счстливой и бедной жизни.

«Вот если бы был еще стол и дв стул, было бы совсем хорошо. И примус в конце концов нужно звести. Нужно кк-то устроиться».

Он пошл медленнее, потому что внезпно вспомнил о ссоре с Колей. Кроме того, ей очень хотелось есть. Ненвисть к мужу рзгорелсь в ней внезпно.

— Это просто безобрзие! — скзл он вслух.

Есть зхотелось еще сильней.

— Хорошо же, хорошо. Я см зню, что мне делть.

И Лиз, крснея, купил у торговки бутерброд с вреной колбсой. Кк он ни был голодн — есть н улице покзлось неудобным. Кк-никк, он все-тки был мтрцевлделицей и тонко рзбирлсь в жизни. Он оглянулсь и вошл в подъезд большого особняк. Тм, испытывя большое нслждение, принялсь з бутерброд. Вреня собчин был обольстительн. Большя экскурсия вошл в подъезд. Проходя мимо стоявшей у стены Лизы, экскурснты посмтривли н нее.

«Пусть видят!» — решил озлоблення Лиз.

Глв XX

Музей мебели

Он вытерл плточком рот и смхнул с кофточки крошки. Ей стло веселее. Он стоял перед вывеской: «Музей мебельного мстерств». Возврщться домой было неудобно. Идти было не к кому. В крмнчике лежли двдцть копеек. И Лиз решил нчть смостоятельную жизнь с посещения «Музея мебельного мстерств». Проверив нличность, Лиз пошл в вестибюль.

В вестибюле Лиз срзу нткнулсь н человек в подержнной бороде, который, упершись тягостным взглядом в млхитовую колонну, цедил сквозь усы:

— Богто жили люди!

Лиз с увжением посмотрел н колонну и прошл нверх.

В мленьких квдртных комнтх, с ткими низкими потолкми, что кждый входящий туд человек кзлся гигнтом, — Лиз бродил минут десять.

Это были комнты, обствленные пвловским мпиром, имперторским крсным деревом и крельской березой — мебелью строгой, чудесной и воинственной. Дв квдртных шкф, стеклянные дверцы которых были крест-нкрест пересечены копьями, стояли против письменного стол. Стол был безбрежен. Сесть з него было все рвно, что сесть з Тетрльную площдь, причем Большой тетр с колонндой и четверкой бронзовых коняг, волокущих Апполон н премьеру «Крсного мк»[255], покзлся бы н столе чернильным прибором. Тк, по крйней мере, чудилось Лизе, воспитывемой н морковке, кк некий кролик. По углм стояли кресл с высокими спинкми, верхушки которых были згнуты н мнер брньих рогов. Солнце лежло н персиковой обивке кресел. В ткое кресло хотелось сейчс же сесть, но сидеть н нем воспрещлось.

Лиз мысленно сопоствил, кк выглядело бы кресло бесценного пвловского мпир рядом с ее мтрцем в крсную полоску. Выходило — ничего себе. Лиз прочл н стене тбличку с нучным и идеологическим обосновнием пвловского мпир и, огорчсь тому, что у нее с Колей нет комнты в этом дворце, вышл в неожиднный коридор.

По левую руку от смого пол шли низенькие полукруглые окн. Сквозь них, под ногми, Лиз увидел огромный белый двухсветный зл с колоннми. В зле тоже стоял мебель и блуждли посетители. Лиз остновилсь. Никогд еще он не видел зл у себя под ногми. Дивясь и млея, он долго смотрел вниз. Вдруг он зметил, что тм быстро, от кресел к бюро, переходят ее сегодняшние знкомые — товрищ Бендер и его спутник, бритоголовый предствительный стрик.

— Вот хорошо, — скзл Лиз, — будет не тк скучно.

Он очень обрдовлсь, побежл вниз и срзу же зблудилсь. Он попл в крсную гостиную, в которой стояло предметов сорок. Это был ореховя мебель н гнутых ножкх. Из гостиной не было выход. Пришлось бежть нзд, через круглую комнту с верхним светом, меблировнную, кзлось, только цветочными подушкми.

Он бежл мимо прчовых кресел итльянского Возрождения, мимо голлндских шкфов, мимо большой готической кровти с блдхином н черных витых колоннх. Человек в этой постели кзлся бы не больше орех. Зл был где-то под ногми, может быть, спрв, но попсть в него было невозможно.

Нконец Лиз услышл гул экскурснтов, невнимтельно слушвших руководителя, обличвшего империлистические змыслы Ектерины II в связи с любовью покойной импертрицы к мебели стиля Луи-Сез[256].

Это и был большой двухсветный зд с колоннми. Лиз прошл в противоположный его конец, где знкомый ей товрищ Бендер жрко беседовл со своим бритоголовым спутником.

Подходя, Лиз услышл звучный голос:

— Мебель в стиле шик-модерн. Но это, кжется, не то, что нм нужно.

— Д, но здесь, очевидно, есть еще и другие злы. Нм нужно системтически все осмотреть.

— Здрвствуйте, — скзл Лиз.

Об повернулись и срзу сморщились.

— Здрвствуйте, товрищ Бендер. Хорошо, что я вс ншл. А то одной очень скучно. Двйте смотреть все вместе.

Концессионеры переглянулись. Ипполит Мтвеевич приоснился, хотя ему было неприятно, что Лиз может их здержть в вжном деле поисков бриллинтовой мебели.

— Мы типичные провинцилы, — скзл Бендер нетерпеливо, — но кк попли сюд вы, москвичк?

— Совершенно случйно. Я поссорилсь с Колей.

— Вот кк? — зметил Ипполит Мтвеевич.

— Ну, покинем этот зл, — скзл Остп.

— А я его еще не смотрел. Он ткой крсивенький.

— Нчинется! — шепнул Остп н ухо Ипполиту Мтвеевичу. И, обрщясь к Лизе, добвил: — Смотреть здесь совершенно нечего. Упдочный стиль. Эпох Керенского.

— Тут где-то, мне говорили, есть мебель мстер Гмбс, — сообщил Ипполит Мтвеевич, — туд, пожлуй, отпрвимся.

Лиз соглсилсь и, взяв Воробьянинов об руку (он кзлся ей удивительно милым предствителем нуки), нпрвилсь к выходу. Несмотря н всю серьезность положения и нступивший решительный момент в поискх сокровищ, Бендер, идя позди прочки, игриво смеялся. Его смешил предводитель комнчей в роли квлер.

Лиз сильно стеснял концессионеров. В то время кк они одним взглядом определяли, что в комнте нужной мебели нет, и невольно влеклись в следующую, — Лиз подолгу зстревл в кждом отделе. Он прочитывл вслух все печтные нучно-идеологические критики н мебель, отпускл острые змечния нсчет посетителей и подолгу зстревл у кждого экспонт. Невольно и совершенно незметно для себя он приспосбливл виденную мебель к своей комнте и потребностям. Готическя кровть ей совсем не понрвилсь. Кровть был слишком велик. Если бы дже Коле удлось чудом получить комнту в три квдртных сжени, то и тогд средневековое ложе не поместилось бы в комнте. Однко Лиз долго обхживл кровть, обмеривя шжкми ее подлинную площдь. Лизе было очень весело. Он не змечл кислых физиономий своих спутников, рыцрские хрктеры которых не позволяли им сломя голову броситься в комнту мстер Гмбс.

— Потерпим, — шепнул Остп, — мебель не уйдет, вы, предводитель, не жмите девочку. Я ревную.

Ипполит смодовольно улыбнулся.

Злы тянулись медленно. Им не было конц. Мебель лексндровской эпохи был предствлен многочисленными комплектми. Срвнительно небольшие ее рзмеры привели Лизу в восторг.

— Смотрите, смотрите! — доверчиво кричл Лиз, хвтя Воробьянинов з рукв. — Видите это бюро? Оно чудно подошло бы для ншей комнты. Првд?

— Прелестня мебель! — гневно скзл Остп. — Упдочня только.

Мебель не произвел н Ипполит Мтвеевич должного впечтления. Между тем он был прекрсн. Совершенство ее форм поржло глз.

Лиз мечттельно скзл:

— Н этом кресле, может быть, сидел Пушкин.

— Кто вы говорите, Пушкин? — спросил Остп. — Сейчс я узню.

Остп стл н колени и зглянул под сиденье.

— Н нем сидел О'Генри, в бытность его в мерикнской тюрьме Синг-Синг[257]. Вы удовлетворены? А теперь мы смело можем перейти в другую комнту.

Стд дивнов, секретеров, горок, шкфов, все стили, все времен, все эпохи были осмотрены концессионерми, злы, большие и мленькие, все еще тянулись.

— А здесь я уже был, — скзл Лиз, входя в крсную гостиную, — здесь, я думю, остнвливться не стоит.

К ее удивлению, рвнодушные к мебели спутники не только не рвлись вперед, змерли у дверей, кк чсовые.

— Что ж вы стли? Пойдем. Я уже устл!

— Подождите, — скзл Ипполит Мтвеевич, освобождясь от ее руки, — одну минуточку.

Большя комнт был перегружен мебелью. Гмбсовские стулья рсположились вдоль стены и вокруг стол. Дивн в углу тоже окружли стулья. Их гнутые ножки и удобные спинки были зхвтывюще знкомы Ипполиту Мтвеевичу. Остп испытующе смотрел н него. Ипполит Мтвеевич стл крсным.

— Вы устли, брышня, — скзл он Лизе, — присядьте-к сюд и отдохните, мы с ним походим немного. Это, кжется, интересный зл.

Лизу усдили. Концессионеры отошли к окну.

— Он? — спросил Остп.

— Кк будто он. Только не т обивк.

— Великолепно, обивку могли переменить.

— Нужно более тщтельно осмотреть.

— Все стулья тут?

— Сейчс я посчитю. Подождите, подождите…

Воробьянинов стл переводить глз со стул н стул.

— Позвольте, — скзл он нконец, — двдцть стульев. этого не может быть. Их ведь должно быть всего десять.

— А вы присмотритесь хорошо. Может быть, это не те.

Они стли ходить между стульями.

— Ну? — торопил Остп.

— Спинк кк будто не ткя, кк у моих.

— Знчит, не те?

— Не те.

— Мур. Нпрсно я с вми связлся, кжется.

Ипполит Мтвеевич был совершенно подвлен.

— Лдно, — скзл Остп, — зседние продолжется. Стул — не иголк. Нйдется. Дйте ордер сюд. Придется вступить в неприятный конткт с дминистрцией музея. Сдитесь рядом с девочкой и сидите. Я сейчс приду.

— Что вы ткой грустный? — говорил Лиз. — Вы устли?

Ипполит Мтвеевич отделывлся молчнием.

— У вс голов болит?

— Д, немножко. Зботы, знете ли. Отсутствие женской лски скзывется н жизненном уклде.

Лиз сперв удивилсь, потом, посмотрев н своего бритоголового собеседник, и н смом деле его пожлел. Глз у Воробьянинов были стрдльческие. Пенсне не скрывло резко обознчвшихся мешочков. Быстрый переход от спокойной жизни делопроизводителя уездного згс к неудобному и хлопотливому быту охотник з бриллинтми и внтюрист дром не длся. Ипполит Мтвеевич сильно похудел, и у него стл побливть печень. Под суровым ндзором Бендер Ипполит Мтвеевич терял свою физиономию и быстро рстворялся в могучем интеллекте сын турецко-подднного. Теперь, когд он н минуту остлся вдвоем с очровтельной гржднкой Клчевой, ему зхотелось рсскзть ей обо всех горестях и волнениях, но он не посмел этого сделть.

— Д, — скзл он, нежно глядя н собеседницу. — Ткие дел. Кк же вы поживете, Елизвет…

— Петровн. А вс кк зовут?

Обменялись именми-отчествми.

«Скзк любви дорогой»[258], — подумл Ипполит Мтвеевич, вглядывясь в простенькое лицо Лизы. Тк стрстно, тк неотвртимо зхотелось строму предводителю женской лски, отсутствие которой тяжело скзывется н жизненном уклде, что он немедленно взял Лизину лпку в свои морщинистые руки и горячо зговорил об Эйфелевой бшне. Ему зхотелось быть богтым, рсточительным и неотрзимым. Ему хотелось увлекть и под шум оркестров пить некие редереры[259] с крсоткой из дмского оркестр в отдельном кбинете. О чем было говорить с этой девочкой, которя, безусловно, ничего не знет ни о редерерх, ни о дмских оркестрх и которя по своей природе дже не может постичь всей прелести этого жнр. А быть увлектельным тк хотелось! И Ипполит Мтвеевич обольщл Лизу повестью о постройке Эйфелевой бшни.

— Вы нучный рботник? — спросил Лиз.

— Д. Некоторым обрзом, — ответил Ипполит Мтвеевич, чувствуя, что со времени знкомств с Бендером он приобрел несвойственное ему рньше нхльство.

— А сколько вм лет, простите з нескромность?

— К нуке, которую я в нстоящий момент предствляю, это не имеет отношения.

Этим быстрым и метким ответом Лиз был покорен.

— Но все-тки? Тридцть? Сорок?

— Почти. Тридцть восемь.

— Ого! Вы выглядите знчительно моложе.

Ипполит Мтвеевич почувствовл себя счстливым.

— Когд вы доствите мне счстье увидеться с вми снов? — спросил Ипполит Мтвеевич в нос.

— А вм рзве интересно со мной рзговривть? Я же глупенькя.

— Вы? — стрстно скзл Ипполит Мтвеевич. — Если б у меня было две жизни, я обе отдл бы вм.

Лизе стло очень стыдно. Он зерзл в кресле и зтосковл.

— Куд это товрищ Бендер зпропстился? — скзл он тоненьким голосом.

— Тк когд же? — спросил Воробьянинов нетерпеливо. — Когд и где мы увидимся?

— Ну, я не зню. Когд хотите.

— Сегодня можно?

— Сегодня?

— Умоляю вс.

— Ну, хорошо. Пусть сегодня. Зходите к нм.

— Нет, двйте встретимся н воздухе. Теперь ткие погоды змечтельные. Знете стихи: «Это мй-бловник, это мй-чродей веет свежим своим опхлом».[260]

— Это Жров стихи?[261]

— М-м… Кжется. Тк сегодня? Где же?

— Ккой вы стрнный. Где хотите. Хотите у несгоремого шкф? Знете?

— Зню. В коридоре. В котором чсу?

— У нс нет чсов. Когд стемнеет.

Едв Ипполит Мтвеевич успел поцеловть Лизе руку, что он сделл весьм торжественно, кк вернулся Остп. Остп был очень деловит.

— Простите, мдемузель, — скзл он быстро, — но мы с приятелем не сможем вс проводить. Открылось небольшое, но очень вжное дельце. Нм ндо срочно отпрвиться в одно место.

У Ипполит Мтвеевич зхвтило дыхнье.

— До свиднья, Елизвет Петровн, — скзл он поспешно, — простите, простите, простите, но мы стршно спешим.

И компньоны убежли, оствив удивленную Лизу в комнте, обильно обствленной гмбсовской мебелью.

— Если бы не я, — скзл Остп, когд они спусклись по лестнице, — ни черт бы не вышло. Молитесь з меня. Молитесь, молитесь, не бойтесь, голов не отвлится. Слушйте. Вш мебель музейного знчения не имеет. Ей место не в музее, в кзрме штрфного бтльон. Вы удовлетворены этой ситуцией?

— Что з издевтельство! — воскликнул Воробьянинов, нчвший было освобождться из-под иг могучего интеллект сын турецко-подднного.

— Молчние, — холодно скзл Остп, — вы не знете, что происходит. Если мы сейчс не зхвтим ншу мебель — кончено. Никогд нм ее не видть. Только что я имел в конторе тяжелый рзговорчик с зведующим этой исторической свлкой.

— Ну и что же? — зкричл Ипполит Мтвеевич. Что же скзл вм зведующий?

— Скзл все, что ндо. Не волнуйтесь. «Скжите, спросил я его, — чем объяснить, что нпрвлення вм по ордеру мебель из Стргород не имеется в нличности?» Спросил я это, конечно, любезно, в товрищеском порядке. «Ккя это мебель? — спршивет он. — У меня в музее тких фктов не нблюдется». Я ему срзу ордер под нос подсунул. Он полез в книги. Искл полчс и нконец возврщется. Ну, кк вы себе предствляете? Где эт мебель?

— Пропл? — пискнул Воробьянинов.

— Предствьте себе, нет. Предствьте себе, что в тком кврдке он уцелел. Кк я вм уже говорил, музейной ценности он не имеет. Ее свлили в склд и только вчер, зметьте себе, вчер, через семь лет (он лежл н склде семь лет!), он был отпрвлен в укцион н проджу. Аукцион Глвнуки. И если ее не купили вчер или сегодня утром — он нш! Вы удовлетворены?

— Скорее! — зкричл Ипполит Мтвеевич.

— Извозчик! — звопил Остп.

Они сели, не торгуясь.

— Молитесь н меня, молитесь! Не бойтесь, гофмршл! Вино, женщины и крты нм обеспечены. Тогд рссчитемся и з голубой жилет.

В Пссж н Петровке, где помещлся укционный зл, концессионеры вбежли бодрые, кк жеребцы.

В первой же комнте укцион они увидел то, что тк долго искли. Все десять стульев Ипполит Мтвеевич стояли вдоль стенки н своих гнутых ножкх. Дже обивк н них не потемнел, не выгорел, не попортилсь. Стулья были свежие и чистые, кк будто бы только что вышли из-под ндзор рчительной Клвдии Ивновны.

— Они? — спросил Остп.

— Боже, Боже, — твердил Ипполит Мтвеевич, — они, они. Они смые. Н этот рз сомнений никких.

— Н всякий случй проверим, — скзл Остп, стрясь быть спокойным.

Он подошел к продвцу.

— Скжите, эти стулья, кжется, из мебельного музея?

— Эти? Эти д.

— А они продются?

— Продются.

— Ккя цен?

— Цены еще нет. Они у нс идут с укцион.

— Аг. Сегодня?

— Нет. Сегодня торг уже кончился. Звтр с пяти чсов.

— А сейчс они не продются?

— Нет. Звтр с пяти чсов.

Тк, срзу же, уйти от стульев было невозможно.

— Рзрешите, — пролепетл Ипполит Мтвеевич, осмотреть. Можно?

Концессионеры долго рссмтривли стулья, сдились н них, смотрели для приличия и другие вещи. Воробьянинов сопел и все время подтлкивл Остп локтем.

— Молитесь н меня! — шептл Остп. — Молитесь, предводитель!

Ипполит Мтвеевич был готов не только молиться н Остп, но дже целовть подметки его млиновых штиблет.

— Звтр, — говорил он, — звтр, звтр, звтр.

Ему хотелось петь.

Глв XXI

Бллотировк по-европейски

В то время кк друзья вели культурно-просветительный обрз жизни — посещли музеи и делли внсы дмочкм, зтосковвшим по мясу, — в Стргороде, н улице Плехнов, двойня вдов Гриццуев, женщин толстя и слбя, совещлсь и конспирировл со своими соседкми. Все скопом рссмтривли оствленную Бендером зписку и дже рзглядывли ее н свет. Но водяных знков н ней не было, если бы они и были, то и тогд тинственные кркули великолепного Остп не стли бы более ясными.

Прошло три дня. Горизонт оствлся чистым. Ни Бендер, ни чйное ситечко, ни дутый брслетик, ни стул — не возврщлись. Все эти одушевленные и неодушевленные предметы пропли смым згдочным обрзом.

Тогд вдов принял рдикльные меры. Он пошл в контору «Стргородской првды», и тм ей живо состряпли объявление:

Умоляю

лиц, знющих местопребывние.

Ушел из дому тов. Бендер, лет 25—30. Одет в зеленый костюм, желтые ботинки и голубой жилет. Брюнет.

Укзвш. прош. сообщить з приличн. вознгржд. Ул. Плехнов, 15, Гриццуевой.

— Это вш сын? — учстливо осведомлялись в конторе.

— Муж он мне! — ответил стрдлиц, зкрывя лицо плтком.

— Ах, муж!

— Зконный. А что?

— Д ничего, ничего. Вы бы в милицию все-тки обртились.

Вдов испуглсь. Милиции он стршилсь. Провожемя стрнными взглядми конторщиков, вдов удлилсь.

Троекртно прозвучл призыв со стрниц «Стргородской првды». Но великя стрн молчл. Не ншлось лиц, знющих местопребывние брюнет в желтых ботинкх. Никто не являлся з приличным вознгрждением. Соседки судчили.

Чело вдовы омрчлось с кждым днем все больше. И стрнное дело. Муж мелькнул, кк ркет, утщив с собой в черное небо хороший стул и семейное ситечко, вдов все любил его. Кто может понять сердце женщины, особенно вдовой?

К трмвю в Стргороде уже привыкли и сдились в него безбоязненно. Кондуктор кричли свежими голосми: «Местов нет», и все шло тк, будто трмвй зведен в городе еще при Влдимире Крсное Солнышко. Инвлиды всех групп, женщины с детьми и Виктор Михйлович Полесов сдились в вгоны с передней площдки. Н крик «получите билеты» Полесов вжно говорил — «годовой» — и оствлся рядом с вгоновожтым. Годового билет у него не было и не могло быть.

Инженер Треухов руководил постройкой новых трмвйных линий и деятельно переписывлся с зводоупрвлением, поторпливя с высылкой вгонов.

Пребывние Воробьянинов и великого комбинтор оствило в городе глубокий след.

Зговорщики тщтельно хрнили доверенную им тйну. Молчл дже Виктор Михйлович, которого тк и подмывло выложить волнующие его секреты первому встречному. Однко, вспоминя оловянный взгляд и могучие плечи Остп, Полесов крепился. Душу он отводил только в рзговорх с гдлкой.

— А кк вы думете, Елен Стнислвовн, — говорил он, — чем объяснить отсутствие нших руководителей?

Елену Стнислвовну это тоже весьм интересовло, но он не имел никких сведений.

— А не думете ли вы, Елен Стнислвовн, — продолжл неугомонный слесрь, — что они выполняют сейчс особое здние?

Гдлк был убежден, что это именно тк. Того же мнения придерживлся, видно, и попугй в крсных подштнникх. Он смотрел н Полесов своим круглым рзумным глзом, кк бы говоря: «Дй семечек, и я тебе сейчс все рсскжу. Виктор, ты будешь губернтором. Тебе будут подчинены все слесри. А дворник дом №5 тк и остнется дворником, возомнившим о себе хмом».

— А не думете ли вы, Елен Стнислвовн, что нм нужно продолжть рботу? Кк-никк, нельзя сидеть слож руки.

Гдлк соглсилсь и зметил:

— А ведь Ипполит Мтвеевич герой.

— Герой, Елен Стнислвовн. Ясно. А этот боевой офицер с ним? Деловой человек! Кк хотите, Елен Стнислвовн, дело тк стоять не может. Решительно не может.

И Полесов нчл действовть. Он делл регулярные визиты всем членм тйного обществ «Меч и орл», особенно допекя осторожного влдельц «Одесской бубличной ртели — „Московские брнки“ гржднин Кислярского. При виде Полесов гржднин Кислярский чернел. А слов о необходимости действовть доводили боязливого брночник до умоисступления.

К концу недели все собрлись у Елены Стнислвовны в комнте с попугем. Полесов кипел.

— Ты, Виктор, не болбочи, — говорил ему рссудительный Дядьев, — чего ты целыми днями по городу носишься?

— Ндо действовть! — кричл Полесов.

— Действовть ндо, вот кричть совершенно не ндо. Я, господ, вот кк себе это все предствляю. Рз Ипполит Мтвеевич скзл — дело святое. И, ндо полгть, ждть нм остлось недолго. Кк все это будет происходить, нм и знть не ндо. Н то военные люди есть. А мы чсть гржднскя — предствители городской интеллигенции и купечеств. Нм что вжно? Быть готовыми. Есть у нс что-нибудь? Центр у нс есть? Нету. Кто стнет во глве город? Никого нет. А это, господ, смое глвное. Англичне, господ, с большевикми, кжется, больше церемониться не будут. Это нм первый признк. Все переменится, господ, и очень быстро. Уверяю вс.

— Ну, в этом мы и не сомневемся, — скзл Чрушников, ндувясь.

— И прекрсно, что не сомневетесь. Кк вше мнение, господин Кислярский? И вше, молодые люди?

Молодые люди всем своим видом вырзили уверенность в быстрой перемене. А Кислярский, понявший со слов глвы торговой фирмы «Быстроупк», что ему не придется принимть непосредственного учстия в вооруженных столкновениях, обрдовнно поддкнул.

— Что же нм сейчс делть? — нетерпеливо спросил Виктор Михйлович.

— Погодите, — скзл Дядьев, — берите пример со спутник господин Воробьянинов. Ккя ловкость! Ккя осторожность! Вы зметили, кк он быстро перевел дело н помощь беспризорным? Тк нужно действовть и нм. Мы только помогем детям. Итк, господ, нметим кндидтуры.

— Ипполит Мтвеевич Воробьянинов мы предлгем в предводители дворянств! — воскликнули молодые люди.

Чрушников снисходительно зкшлялся.

— Куд тм! Он не меньше чем министром будет. А то и выше подымй — в диктторы!

— Д что вы, господ, — скзл Дядьев, — предводитель — дело десятое! О губернторе нм ндо думть, не о предводителе. Двйте нчнем с губернтор. Я думю…

— Господин Дядьев! — восторженно зкричл Полесов. — Кому же еще взять влсть нд всей губернией?

— Я очень польщен доверием, — нчл Дядьев.

Но тут выступил внезпно покрсневший Чрушников.

— Этот вопрос, господ, — скзл он с ндсдой в голосе, — следовло бы провентилировть.

Н Дядьев он стрлся не смотреть.

Влделец «Быстроупк» гордо рссмтривл свои споги, н которые нлипли деревянные стружки.

— Я не возржю, — вымолвил он, — двйте пробллотируем. Зкрытым голосовнием или открытым?

— Нм по-советскому не ндо, — обиженно скзл Чрушников, — двйте голосовть по-честному, по-европейски — зкрыто.

Голосовли бумжкми. З Дядьев было подно четыре зписки. З Чрушников — две. Кто-то воздержлся. По лицу Кислярского было видно, что это он. Ему не хотелось портить отношений с будущим губернтором, кто бы он ни был.

Когд трепещущий Полесов оглсил результты честной европейской бллотировки, в комнте воцрилось тягостное молчние. Н Чрушников стрлись не смотреть. Неудчливый кндидт в губернторы сидел кк оплевнный.

Елене Стнислвовне было очень его жлко. Это он голосовл з него. Другой голос Чрушников, искушенный в избиртельных делх, подл з себя см. Добря Елен Стнислвовн тут же скзл:

— А городским головой я предлгю выбрть все-тки мосье Чрушников.

— Почему же все-тки? — проговорил великодушный губернтор. — Не все-тки, именно его и никого другого. Обществення деятельность господин Чрушников нм хорошо известн.

— Просим, просим! — зкричли все.

— Тк считть избрние утвержденным?

Оплевнный Чрушников ожил и дже зпротестовл:

— Нет, нет, господ, я прошу пробллотировть. Городского голову дже скорее нужно бллотировть, чем губернтор. Если уж, господ, вы хотите окзть мне доверие, то, пожлуйст, очень прошу вс — пробллотируйте!

В пустую схрницу посыплись бумжки.

— Шесть голосов — з, — скзл Полесов, — и один воздержлся.

— Поздрвляю вс, господин голов! — скзл Кислярский, по лицу которого было видно, что воздержлся он и н этот рз. — Поздрвляю вс!

Чрушников рсцвел.

— Остется выпить, вше высокопревосходительство, — скзл он Дядьеву. — Слетйте-к, Полесов, в «Октябрь». Деньги есть?

Полесов сделл рукой тинственный жест и убежл. Выборы н время прервли и продолжли их уже з ужином.

Попечителем учебного округ[262] нметился бывший директор дворянской гимнзии, ныне букинист. Рспопов. Его очень хвлили. Только Влдя, выпивший три рюмки водки, вдруг зпротестовл:

— Его нельзя выбирть. Он мне н выпускном экзмене двойку по логике поствил.

Н Влдю нбросились.

— В ткой решительный чс, — кричли ему, — нельзя помышлять о собственном блге. Подумйте об отечестве.

Влдю тк быстро сгитировли, что дже он см голосовл з своего мучителя. Рспопов был избрн всеми голосми при одном воздержвшемся.

Кислярскому предложили пост председтеля биржевого комитет[263]. Он против этого не возржл, но при голосовнии н всякий случй воздержлся.

Перебиря знкомых и родственников, выбрли полицмейстер, зведующего пробирной плтой[264], кцизного, подтного и фбричного инспекторов[265], зполнили вкнсии окружного прокурор, председтеля, секретря и членов суд, нметили председтелей земской и купеческой упрвы, попечительств о детях и, нконец, мещнской упрвы[266]. Елену Стнислвовну выбрли попечительницей обществ «Кпля молок» и «Белый цветок»[267]. Влдю и Никешу нзнчили, з их молодостью, чиновникми для особых поручений при губернторе.

— Пз-звольте! — воскликнул вдруг Чрушников. Губернтору целых дв чиновник! А мне?

— Городскому голове, — мягко скзл губернтор, чиновников для особых поручений по штту не полгется.

— Ну, тогд секретря.

Дядьев соглсился. Оживилсь и Елен Стнислвовн.

— Нельзя ли, — скзл он робея, — тут у меня есть один молодой человек, очень милый и воспитнный мльчик. Сын мдм Черкесовой… Очень, очень милый, очень способный. Он безрботный сейчс. Н бирже труд состоит. У него есть дже билет. Его обещли н днях устроить в союз…[268] Не сможете ли вы взять его к себе? Мть будет очень блгодрн.

— Пожлуй, можно будет, — милостиво скзл Чрушников, — кк вы смотрите н это, господ? Лдно… В общем, я думю, удстся.

— Что ж, — зметил Дядьев, — кжется, в общих чертх… все? Все кк будто?

— А я? — рздлся вдруг тонкий волнующийся голос.

Все обернулись. В углу, возле попугя, стоял вконец рсстроенный Полесов. У Виктор Михйлович н черных векх зкипли слезы. Всем стло очень совестно. Гости вспомнили вдруг, что пьют водку Полесов и что он вообще один из глвных оргнизторов Стргородского отделения «Меч и орл». Елен Стнислвовн схвтилсь з виски и испугнно вскрикнул.

— Виктор Михйлович! — зстонли все. — Голубчик! Милый! Ну кк вм не стыдно? Ну чего вы стли в углу? Идите сюд сейчс же!

Полесов приблизился. Он стрдл. Он не ждл от товрищей по мечу и орлу ткой черствости.

Елен Стнислвовн не вытерпел.

— Господ! — скзл он. — Это ужсно! Кк вы могли збыть дорогого всем нм Виктор Михйлович?

Он поднялсь и поцеловл слесря-ристокрт в зкопченный лоб.

— Неужели же, господ, Виктор Михйлович не сможет быть достойным попечителем учебного округ или полицмейстером?

— А, Виктор Михйлович? — спросил губернтор. — Хотите быть попечителем?

— Ну конечно же, он будет прекрсным, гумнным попечителем! — поддержл городской голов, глотя грибок и морщсь.

— А Рспо-опов? — обидчиво протянул Виктор Михйлович. — Вы же уже нзнчили Рспопов?

— Д, в смом деле, куд девть Рспопов?

— В брндмейстеры, что ли?..

— В брндмейстеры? — зволновлся вдруг Виктор Михйлович.

Перед ним мгновенно возникли бесчисленные пожрные колесницы, блеск огней, звуки труб и брбння дрожь. Зсверкли топоры, зкчлись фкелы, земля рзверзлсь, и вороные дрконы понесли его н пожр городского тетр.

— Брндмейстером? Я хочу быть брндмейстером!

— Ну вот и отлично! Поздрвляю вс, вы — брндмейстер. Выпей, брндмейстер!

— З процветние пожрной дружины! — иронически скзл председтель биржевого комитет.

Н Кислярского нбросились все.

— Вы всегд были левым! Знем вс!

— Господ! Ккой же я левый?

— Знем, знем!..

— Левый!

— Все евреи левые.

— Но, ей-богу, господ, этих шуток я не понимю.

— Левый, левый, не скрывйте!

— Ночью спит и видит во сне Милюков!

— Кдет! Кдет!

— Кдеты Финляндию продли[269], — змычл вдруг Чрушников, — у японцев деньги брли![270] Армяшек рзводили![271]

Кислярский не вынес поток неосновтельных обвинений. Бледный, поблескивя глзкми, председтель биржевого комитет ухвтился з спинку стул и звенящим голосом скзл:

— Я всегд был октябристом[272] и остнусь им.

Стли рзбирться в том, кто ккой пртии сочувствует.

— Прежде всего, господ, — демокртия, — скзл Чрушников, — нше городское смоупрвление должно быть демокртичным. Но без кдетишек. Они нм довольно нгдили в семндцтом году!

— Ндеюсь, — ядовито зинтересовлся губернтор, — среди нс нет тк нзывемых социл-демокртов?

Левее октябристов, которых н зседнии предствлял Кислярский, — не было никого. Чрушников объявил себя «центром». Н крйнем првом флнге стоял брндмейстер. Он был нстолько првым, что дже не знл, к ккой пртии приндлежит.

Зговорили о войне.

— Не сегодня звтр, — скзл Дядьев.

— Будет войн, будет.

— Советую зпстись кое-чем, пок не поздно.

— Вы думете? — встревожился Кислярский.

— А вы кк полгете? Вы думете, что во время войны можно будет что-нибудь достть? Сейчс же мук с рынк долой! Серебряные монетки, кк сквозь землю, — бумжечки пойдут всякие, почтовые мрки, имеющие хождение нрвне[273], и всякя ткя штук.

— Войн — дело решенное.

— Мне один видный коммунист уже об этом говорил. Говорил, что будто бы СТО уже решительно повернуло в сторону войны.[274]

— Вы кк знете, — скзл Дядьев, — я все свободные средств бросю н зкупку предметов первой необходимости.

— А вши дел с мнуфктурой?

— Мнуфктур смо собой, мук и схр своим порядком. Тк что советую и вм. Советую нстоятельно.

Полесов усмехлся.

— Кк же большевики будут воевть? Чем? Сормовские зводы делют не тнки, брхло![275] Чем они будут воевть? Стрыми винтовкми? А воздушный флот? Мне один видный коммунист говорил, что у них, ну кк вы думете, сколько эроплнов?

— Штук двести?

— Двести? Не двести, тридцть дв! А у Фрнции восемьдесят тысяч боевых смолетов.

— Д-… Довели большевички до ручки…

Рзошлись з полночь.

Губернтор пошел провожть городского голову. Об шли преувеличенно ровно.

— Губернтор! — говорил Чрушников. — Ккой же ты губернтор, когд ты не генерл?

— Я шттским генерлом буду, тебе звидно? Когд зхочу, посжу тебя в тюремный змок. Нсидишься у меня.

— Меня нельзя посдить. Я бллотировнный, облеченный доверием.

— З бллотировнного двух небллотировнных дют.

— П-пршу со мной не острить! — зкричл вдруг Чрушников н всю улицу.

— Что же ты, дурк, кричишь? — спросил губернтор. — Хочешь в милиции ночевть?

— Мне нельзя в милиции ночевть, — ответил городской голов, — я советский служщий…

Сиял звезд. Ночь был волшебн. Н Второй Советской продолжлся спор губернтор с городским головой.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Глв XXII

От Севильи до Гренды

Позвольте, где же отец Федор? Где стриженый священник церкви Фрол и Лвр? Он, кжется, собирлся пойти н Виногрдную улицу, в дом №34, к гржднину Брунсу? Где же этот клдоисктель в обрзе нгел и зклятый врг Ипполит Мтвеевич Воробьянинов, дежурящего ныне в темном коридоре у несгоремого шкф?

Исчез отец Федор. Звертел его нелегкя. Говорят, что видели его н стнции Попсня, Донецких дорог. Бежл он по перрону с чйником кипятку. Взлкл отец Федор. Зхотелось ему богтств. Понесло его по России, з грнитуром генерльши Поповой, в котором, ндо признться, ни черт нет.

Едет отец по России. Только письм жене пишет.

Письмо отц Федор,

писнное им в Хрькове, н вокзле, своей жене, в уездный город N

Голубушк моя, Ктерин Алексндровн!

Весьм пред тобою виновт. Бросил тебя, бедную, одну в ткое время.

Должен тебе все рсскзть. Ты меня поймешь и, можно ндеяться, соглсишься.

Ни в ккие живоцерковцы я, конечно, не пошел и идти не думл, и Боже меня от этого упси.

Теперь читй внимтельно. Мы скоро зживем инче. Помнишь, я тебе говорил про свечной зводик. Будет он у нс, и еще кое-что, может быть, будет. И не придется уже тебе смой обеды врить, д еще столовников держть. В Смру поедем и нймем прислугу.

Тут дело ткое, но ты его держи в большом секрете, никому, дже Мрье Ивновне, не говори. Я ищу клд. Помнишь покойную Клвдию Ивновну Петухову, воробьяниновскую тещу? Перед смертью Клвдия Ивновн открылсь мне, что в ее доме, в Стргороде, в одном из гостиных стульев (их всего двендцть) зпрятны ее бриллинты. Ты, Ктеньк, не подумй, что я вор ккой-нибудь. Эти бриллинты он звещл мне и велел их стеречь от Ипполит Мтвеевич, ее двнишнего мучителя.

Вот почему я тебя, бедную, бросил тк неожиднно.

Ты уж меня не виновть.

Приехл я в Стргород, и, предствь себе, этот стрый женолюб тоже тм очутился. Узнл кк-то. Видно, струху перед смертью пытл. Ужсный человек! И с ним ездит ккой-то уголовный преступник, ннял себе бндит. Они н меня прямо нбросились, сжить со свету хотели. Д я не ткой, мне пльц в рот не клди, не длся.

Сперв я попл н ложный путь. Один стул только ншел в воробьяниновском доме (тм ныне богоугодное зведение), несу я мою мебель к себе в номер «Сорбонн» и вдруг из-з угл с рыкньем человек н меня лезет, кк лев, нбросился и схвтился з стул. Чуть до дрки не дошло. Осрмить меня хотели. Потом я пригляделся — смотрю — Воробьянинов. Побрился, предствь себе, и голову оголил, ферист, позорится н стрости лет.

Рзломли мы стул — ничего тм нету. Это потом я понял, что н ложный путь попл. А в то время очень огорчлся.

Стло мне обидно, и я этому рзвртнику всю првду в лицо выложил.

— Ккой, — говорю, — срм н стрости лет. Ккя, — говорю, — дикость в России теперь нстл. Чтобы предводитель дворянств н священнослужителя, ки лев, брослся и з беспртийность упрекл. Вы, — говорю, — низкий человек, мучитель Клвдии Ивновны и охотник з чужим добром, которое теперь госудрственное, не его.

Стыдно ему стло, и он ушел от меня прочь — в публичный дом, должно быть.

А я пошел к себе в номер «Сорбонн» и стл обдумывть дльнейший плн. И сообрзил я то, что дурку этому бритому никогд бы в голову и не пришло. Я решил нйти человек, который рспределял реквизировнную мебель. Предствь себе, Ктеньк, недром я н юридическом фкультете обучлся — пошло н пользу. Ншел я этого человек. Н другой же день ншел. Врфоломеич — очень порядочный стричок. Живет себе со струхой ббушкой — тяжелым трудом хлеб добывет. Он мне все документы дл. Пришлось, првд, вознгрдить з ткую услугу. Остлся без денег (но об этом после). Окзлось, что все двендцть гостиных стульев из воробьянинского Лом попли к инженеру Брунсу н Виногрдную улицу. Зметь, что все стулья попли к одному человеку, чего я никк не ожидл (боялся, что стулья попдут в рзные мест). Я очень этому обрдовлся. Тут, кк рз, в «Сорбонне» я снов встретился с мерзвцем Воробьяниновым. Я хорошенько отчитл его и его друг, бндит, не пожлел. Я очень боялся, что они проведют мой секрет, и зтился в гостинице до тех пор, покуд они не съехли.

Брунс, окзывется, из Стргород выехл в 1923 году в Хрьков, куд его нзнчили служить. От дворник я выведл, что он увез с собою всю мебель и очень ее сохрняет. Человек он, говорят, степенный.

Сижу теперь в Хрькове н вокзле и пишу вот по ккому случю. Во-первых, очень тебя люблю и вспоминю, во-вторых, Брунс здесь уже нет. Но ты не огорчйся. Брунс служит теперь в Ростове, в «Новоросцементе», кк я узнл. Денег у меня н дорогу в обрез. Выезжю через чс товро-пссжирским. А ты, моя добря, зйди, пожлуйст, к зятю, возьми у него пятьдесят рублей (он мне должен и обещлся отдть) и вышли в Ростов — глвный почтмт до востребовния Федору Ионновичу Вострикову. Перевод, в видх экономии, пошли почтой. Будет стоить тридцть копеек.

Что у нс слышно в городе? Что нового?

Приходил ли к тебе Кондртьевн? Отцу Кириллу скжи, что скоро вернусь, мол, к умирющей тетке в Воронеж поехл. Экономь средств. Обедет ли еще Евстигнеев? Клняйся ему от меня. Скжи, что к тетке уехл.

Кк погод? Здесь, в Хрькове, совсем лето. Город шумный — центр Укринской республики. После провинции кжется, будто з грницу попл.

Сделй:

1) Мою летнюю рясу в чистку отдй (лучше 3 р. з чистку отдть, чем н новую тртиться), 2) Здоровье береги, 3) Когд Гуленьке будешь писть, упомяни невзнчй, что я к тетке уехл в Воронеж.

Клняйся всем от меня. Скжи, что скоро приеду.

Нежно целую, обнимю и блгословляю. Твой муж Федя.

Нотбене: Где-то теперь рыщет Воробьянинов?

Любовь сушит человек.[276] Бык мычит от стрсти. Петух не нходит себе мест. Предводитель дворянств теряет ппетит.

Бросив Остп и студент Ивнопуло в трктире, Ипполит Мтвеевич пробрлся в розовый домик и знял позицию у несгоремой кссы. Он слышл шум отходящих в Кстилью поездов и плеск отплывющих проходов.

Гснут дльней Альпухры золотистые кря.

Сердце штлось, кк мятник. В ушх тикло.

Н призывный звон гитры выйди, миля моя.

Тревог носилсь по коридору. Ничто не могло рстопить холод несгоремого шкф.

От Севильи до Гренды в тихом сумрке ночей.

В пенлх стонли грммофоны. Рздвлся пчелиный гул примусов.

Рздются серенды, рздется звон мечей.

Словом, Ипполит Мтвеевич был влюблен до крйности в Лизу Клчову.

Многие люди проходили по коридору мимо Ипполит Мтвеевич, но от них пхло тбком, или водкой, или птекой, или суточными щми. Во мрке коридор людей можно было рзличть только по зпху или тяжести шгов. Лиз не проходил. В этом Ипполит Мтвеевич был уверен. Он не курил, не пил водки и не носил спог, подбитых железными долькми. Йодом или головизной пхнуть от нее не могло. От нее мог произойти только нежнейший зпх рисовой кшицы или вкусно изготовленного сен, которым госпож Нордмн-Северов тк долго кормил знменитого художник Илью Репин[277].

Но вот послышлись легкие неуверенные шги. Кто-то шел по коридору, нтыкясь н его элстичные стены и слдко бормоч.

— Это вы, Елизвет Петровн? — спросил Ипполит Мтвеевич зефирным голоском.

В ответ пробсили:

— Скжите, пожлуйст, где здесь живут Пфеферкорны? Тут в темноте ни черт не рзберешь.

Ипполит Мтвеевич испугнно змолчл. Исктель Пфеферкорнов недоуменно подождл ответ и, не дождвшись его, пополз дльше.

Только к девяти чсм пришл Лиз! Они вышли н Улицу под крмельно-зеленое вечернее небо.

— Где же мы будем гулять? — спросил Лиз.

Ипполит Мтвеевич поглядел н ее белое и милое светящееся лицо и, вместо того, чтобы прямо скзть: «Я здесь, Инезилья, стою под окном»[278], — нчл длинно и нудно говорить о том, что двно не был в Москве и что Приж не в пример лучше белокменной, которя, кк ни крути, остется бессистемно рсплнировнной большой деревней.

— Помню я Москву, Елизвет Петровн, не ткой. Сейчс во всем скредность чувствуется. А мы в свое время денег не жлели. «В жизни живем мы только рз» — есть ткя песенк.

Прошли весь Пречистенский бульвр и вышли н нбережную, к хрму Христ Спсителя.

З Москворецким мостом тянулись черно-бурые лисьи хвосты. Электрические стнции Могэс[279] дымили, кк эскдр. Трмви перектывлись через мосты. По реке шли лодки. Грустно повествовл грмоник.

Ухвтивши з руку Ипполит Мтвеевич, Лиз рсскзл ему обо всех своих огорчениях. Про ссору с мужем, про трудную жизнь среди подслушивющих соседей — бывших химиков — и об однообрзии вегетринского стол.

Ипполит Мтвеевич слушл и сообржл. Демоны просыплись в нем. Мнился ему змечтельный ужин. Он пришел к зключению, что ткую девушку нужно чем-нибудь оглушить.

— Пойдемте в тетр, — предложил Ипполит Мтвеевич.

— Лучше в кино, — скзл Лиз, — в кино дешевле.

— О! Причем тут деньги! Ткя ночь и вдруг ккие-то деньги.

Совершенно рзошедшиеся демоны, не торгуясь, посдили прочку н извозчик и повезли в кино «Арс»[280]. Ипполит Мтвеевич был великолепен. Он взял смые дорогие билеты. Впрочем, до конц сенс не досидели. Лиз привыкл сидеть н дешевых местх, вблизи, и плохо видел из дорогого двдцть четвертого ряд.

В крмне Ипполит Мтвеевич лежл половин суммы, вырученной концессионерми н стргородском зговоре. Это были большие деньги для отвыкшего от роскоши Воробьянинов. Теперь, взволновнный возможностью легкой любви, он собирлся ослепить Лизу широтою рзмх. Для этого он считл себя великолепно подготовленным. Он с гордостью вспомнил, кк легко покорил когд-то сердце прекрсной Елены Боур. Уменье тртить деньги легко и помпезно было ему присуще. Воспитнностью и умением вести рзговор с любой дмой он слвился в Стргороде. Ему покзлось смешным зтртить весь свой строрежимный лоск н покорение мленькой советской девочки, которя ничего еще толком не видел и не знл.

После недолгих уговоров Ипполит Мтвеевич повез Лизу в обрзцовую столовую МСПО «Пргу»[281] — лучшее место в Москве, кк говорил ему Бендер.

Лучшее место в Москве порзило Лизу обилием зеркл, свет и цветочных горшков. Лизе это было простительно — он никогд еще не посещл больших обрзцово-покзтельных ресторнов. Но зеркльный зл совсем неожиднно порзил и Ипполит Мтвеевич. От отстл, збыл ресторнный уклд. Теперь ему было положительно стыдно з свои бронские споги с квдртными носми, штучные довоенные брюки и лунный жилет, осыпнный серебряной звездой.

Об смутились и змерли н виду у всей, довольно рзношерстной, публики.

— Пройдемте туд, в угол, — предложил Воробьянинов, хотя у смой эстрды, где оркестр выпиливл дежурное попурри из «Бядерки», были свободные столики.

Чувствуя, что н нее все смотрят, Лиз быстро соглсилсь. З нею смущенно последовл светский лев и покоритель женщин Воробьянинов. Потертые брюки светского льв свисли с худого зд мешочком. Покоритель женщин сгорбился и, чтобы преодолеть смущение, стл протирть пенсне.

Никто не подошел к столу, кк этого ожидл Ипполит Мтвеевич, и он, вместо того чтобы глнтно беседовть со своей дмой, молчл, томился, несмело стучл пепельницей по столу и бесконечно откшливлся. Лиз любопытно смотрел по сторонм, молчние стновилось неестественным, но Ипполит Мтвеевич не мог вымолвить ни слов. Он збыл, что именно он всегд говорил в тких случях. Его сковывло то, что никто не подходил к столику.

— Будьте добры! — взывл он к пролетвшим мимо рботникм нрпит[282].

— Сию минуточку-с, — кричли рботники нрпит н ходу.

Нконец крточк был принесен. Ипполит Мтвеевич с чувством облегчения углубился в нее.

— Однко, — пробормотл он, — телячьи котлеты дв двдцть пять, филе — дв двдцть пять, водк — пять рублей.

— З пять рублей большой грфин-с, — сообщил официнт, нетерпеливо оглядывясь.

«Что со мной? — ужслся Ипполит Мтвеевич. — Я стновлюсь смешон».

— Вот, пожлуйст, — скзл он Лизе с зпоздлой вежливостью, — не угодно ли выбрть? Что вы будете есть?

Лизе было совестно. Он видел, кк гордо смотрел официнт н ее спутник, и понимл, что он делет чтото не то.

— Я совсем не хочу есть, — скзл он дрогнувшим голосом, — или вот что… Скжите, товрищ, нет ли у вс чего-нибудь вегетринского?

Официнт стл топтться, кк конь.

— Вегетринского не держим-с. Рзве омлет с ветчиной?

— Тогд вот что, — скзл Ипполит Мтвеевич, решившись. — Дйте нм сосисок. Вы ведь будете есть сосиски, Елизвет Петровн?

— Буду.

— Тк вот. Сосиски. Вот эти, по рублю двдцть пять. И бутылку водки.

— В грфинчике будет.

— Тогд большой грфин.

Рботник нрпит посмотрел н беззщитную Лизу прозрчными глзми.

— Водку чем будете зкусывть? Икры свежей? Семги? Рсстегйчиков?

В Ипполите Мтвеевиче продолжл бушевть делопроизводитель згс.

— Не ндо, — с неприятной грубостью скзл он. — Почем у вс огурцы соленые? Ну, хорошо, дйте дв.

Официнт убежл, и з столиком снов водворилось молчние. Первой зговорил Лиз:

— Я здесь никогд не был. Здесь очень мило.

— Д-, — протянул Ипполит Мтвеевич, высчитывя стоимость зкзнного.

«Ничего, — думл он, — выпью водки — рзойдусь. А то, в смом деле, неловко кк-то».

Но когд выпил водки и зкусил огурцом, то не рзошелся, помрчнел еще больше. Лиз не пил. Нтянутость не исчезл. А тут еще к столику подошел устый человек и, лсктельно глядя н Лизу, предложил купить цветы.

Ипполит Мтвеевич притворился, что не змечет устого цветочник, но тот не уходил. Говорить при нем любезности было совершенно невозможно.

Н время выручил концертня прогрмм. Н эстрду. вышел сдобный мужчин в визитке и лковых туфлях.

— Ну, вот мы снов увиделись с вми, — рзвязно скзл он в публику. — Следующим номером ншей консертной прогрммы[283] выступит мировя исполнительниц русских нродных песен, хорошо известня в Мрьиной Роще[284], Врвр Ивновн Годлевскя. Врвр Ивновн! Пожлуйте!

Ипполит Мтвеевич пил водку и молчл. Тк кк Лиз не пил и все время порывлсь уйти домой, ндо было спешить, чтобы успеть выпить весь грфин.

Когд н сцену вышел куплетист в рубчтой брхтной толстовке, сменивший певицу, известную в Мрьиной Роще, и зпел:

Ипполит Мтвеевич уже порядочно зхмелел и, вместе со всеми посетителями обрзцовой столовой, которых он еще полчс тому нзд считл грубиянми и скредными советскими бндитми, зхлопл в ткт лдошми и стл подпевть:

Он чсто всккивл и, не извинившись, уходил в уборную. Соседние столики его уже нзывли дядей и привживли к себе н бокл пив. Но он не шел. Он стл вдруг гордым и подозрительным. Лиз решительно встл из-з стол.

— Я пойду. А вы оствйтесь. Я см дойду.

— Нет, зчем же? Кк дворянин, не могу допустить! Сеньор! Счет! Х-мы!..

Н счет Ипполит Мтвеевич смотрел долго, рскчивясь н стуле.

— Девять рублей двдцть копеек? — бормотл он. — Может быть, вм еще дть ключ от квртиры, где деньги лежт?

Кончилось тем, что Ипполит Мтвеевич свели вниз, бережно держ под руки. Лиз не могл убежть, потому что номерок от грдероб был у великосветского льв.

В первом же переулке Ипполит Мтвеевич нвлился н Лизу плечом и стл хвтть ее рукми. Лиз молч отдирлсь.

— Слушйте! — говорил он. — Слушйте! Слушйте!

— Поедем в номер! — убеждл Воробьянинов.

Лиз с силой высвободилсь и, не примеривясь, удрил покорителя женщин кулчком в нос. Сейчс же свлилось пенсне с золотой дужкой и, попв под квдртный носок бронских спог, с хрустом рскрошилось.

Ночной зефир струил эфир.[285]

Лиз, зхлебывясь слезми, побежл по Серебряному переулку к себе домой.

Шумел, бежл Гвдлквивир.

Ослепленный Ипполит Мтвеевич мелко зтрусил в противоположную сторону, крич:

— Держи вор!

Потом он долго плкл и, еще плч, купил у струшки все ее брнки, вместе с корзиной. Он вышел н Смоленский рынок, пустой и темный, и долго рсхживл тм взд и вперед, рзбрсывя брнки, кк сеятель бросет семен. При этом он немузыкльно кричл:

Зтем Ипполит Мтвеевич подружился с лихчом, рскрыл ему всю душу и сбивчиво рсскзл про бриллинты.

— Веселый брин! — воскликнул извозчик.

Ипполит Мтвеевич действительно рзвеселился. Кк видно, его веселье носило несколько предосудительный хрктер, потому что чсм к одинндцти утр он проснулся в отделении милиции. Из двухсот рублей, которыми он тк позорно нчл ночь нслждений и утех, при нем оствлось только двендцть[286].

Ему кзлось, что он умирет. Болел позвоночник, ныл печень, н голову, он чувствовл, ему ндели свинцовый котелок. Но ужснее всего было то, что он решительно не помнил, где и кк он мог истртить ткие большие деньги.

Остп долго и с удивлением рссмтривл измочленную фигуру Ипполит Мтвеевич, но ничего не скзл. Он был холоден и готов к борьбе.

Глв XXIII

Экзекуция

Аукционный торг открывлся в пять чсов. Доступ грждн для обозрения вещей нчинлся с четырех. Друзья явились в три и целый чс рссмтривли мшиностроительную выствку, помещвшуюся тут же рядом.

— Похоже н то, — скзл Остп, — что звтр мы сможем уже при нличии доброй воли купить этот провозик. Жлко, что цен не проствлен. Приятно все-тки иметь собственный провоз.

Ипполит Мтвеевич мялся. Только стулья могли его утешить. От них он отошел лишь в ту минуту, когд н кфедру взобрлся укционист в клетчтых брюкх «столетье» и бороде, ниспдвшей н толстовку русского коверкот[287].

Концессионеры зняли мест в четвертом ряду спрв. Ипполит Мтвеевич нчл сильно волновться. Ему кзлось, что стулья будут продвться сейчс же. Но они стояли сорок третьим номером, и в проджу поступл снчл обычня укционня гиль и дичь: рзрозненные гербовые сервизы, соусник, серебряный подсткнник, пейзж художник Петунин, бисерный ридикюль, совершенно новя горелк от примус, бюстик Нполеон, полотняные бюстгльтеры, гобелен «Охотник, стреляющий диких уток» и прочя глимтья.

Приходилось терпеть и ждть. Ждть было очень трудно: все стулья были нлицо, цель был близк, ее можно было достть рукой.

«А большой бы здесь нчлся шухер, — подумл Остп, оглядывя укционную публику, — если бы они узнли, ккой огурчик будет сегодня продвться под видом этих стульев».

— Фигур, изобржющя првосудие! — провозглсил укционист. — Бронзовя. В полном порядке. Пять рублей. Кто больше? Шесть с полтиной спрв, в конце — семь. Восемь рублей в первом ряду прямо. Второй рз восемь рублей прямо. Третий рз. В первом ряду прямо.

К гржднину из первого ряд сейчс же понеслсь девиц с квитнцией для получения денег.

Стучл молоточек укционист. Продвлись пепельницы из дворц, стекло бккр, пудрениц фрфоровя.

Время тянулось мучительно.

— Бронзовый бюстик Алексндр Третьего. Может служить пресс-ппье. Больше, кжется, ни н что не годен. Идет с предложенной цены бюстик Алексндр Третьего.

Публик зржл.

— Купите, предводитель, — съязвил Остп, — вы, кжется, любите!

Ипполит Мтвеевич не отводил глз от стульев и молчл.

— Нет желющих? Снимется с торг бронзовый бюстик Алексндр Третьего. Фигур, изобржющя првосудие. Кжется, прня к только что купленной. Всилий, покжите публике «Првосудие». Пять рублей. Кто больше?

В первом ряду прямо послышлось сопенье. Кк видно, гржднину хотелось иметь првосудие в полном состве.

— Пять рублей — бронзовое «Првосудие»!

— Шесть! — четко скзл гржднин.

— Шесть рублей прямо. Семь. Девять рублей в конце спрв.

— Девять с полтиной, — тихо скзл любитель првосудия, подымя руку.

— С полтиной прямо. Второй рз, с полтиной прямо. Третий рз, с полтиной.

Молоточек опустился. Н гржднин из первого ряд нлетел брышня.

Он уплтил и поплелся в другую комнту получить свои првосудия.

— Десять стульев из дворц! — скзл вдруг укционист.

— Почему из дворц? — тихо хнул Ипполит Мтвеевич.

Остп рссердился:

— Д идите вы к черту! Слушйте и не рыпйтесь!

— Десять стульев из дворц. Ореховые. Эпохи Алексндр Второго. В полном порядке. Рботы мебельной мстерской Гмбс. Всилий, подйте один стул под рефлектор.

Всилий тк грубо потщил стул, что Ипполит Мтвеевич привскочил.

— Д сядьте вы, идиот проклятый, нвязлся н мою голову! — зшипел Остп. — Сядьте, я вм говорю!

У Ипполит Мтвеевич зходил нижняя челюсть. Остп сделл стойку. Глз его посветлели.

— Десять стульев ореховых. Восемьдесят рублей.

Зл оживился. Продвлсь вещь, нужня в хозяйстве. Одн з другой высккивли руки. Остп был спокоен.

— Чего же вы не торгуетесь? — нбросился н него Воробьянинов.

— Пошел вон, — ответил Остп, стиснув зубы.

— Сто двдцть рублей позди. Сто тридцть пять тм же. Сто сорок.

Остп спокойно повернулся спиной к кфедре и с усмешкой стл рссмтривть своих конкурентов.

Был рзгр укцион. Свободных мест уже не было. Кк рз позди Остп дм, переговорив с мужем, польстилсь н стулья (Чудные полукресл! Дивня рбот! Сня! Из дворц же!) и поднял руку.

— Сто сорок пять в пятом ряду спрв, рз.

Зл потух. Слишком дорого.

— Сто сорок пять, дв.

Остп рвнодушно рссмтривл лепной крниз. Ипполит Мтвеевич сидел, опустив голову, и вздргивл.

— Сто сорок пять, три…

Но, прежде чем черный лкировнный молоточек удрился о фнерную кфедру, Остп повернулся, выбросил вверх руку и негромко скзл:

— Двести!

Все головы повернулись в сторону концессионеров. Фуржки, кепки, кртузы и шляпы пришли в движение. Аукционист поднял скучющее лицо и посмотрел н Остп.

— Двести, рз, — скзл он, — двести — в четвертом ряду спрв, дв. Нет больше желющих торговться? Двести рублей грнитур ореховый дворцовый из десяти предметов. Двести рублей, три — в четвертом рду спрв.

Рук с молоточком повисл нд кфедрой.

— Мм! — скзл Ипполит Мтвеевич громко.

Остп, розовый и спокойный, улыблся. Молоточек упл, издвя небесный звук.

— Продно, — скзл укционист. — Брышня! В четвертом рду спрв.

— Ну, председтель, эффектно? — спросил Остп. Что бы, интересно знть, вы делли без технического руководителя?

Ипполит Мтвеевич счстливо ухнул. К ним рысью приближлсь брышня.

— Вы купили стулья?

— Мы! — воскликнул долго сдерживвшийся Ипполит Мтвеевич. — Мы, мы. Когд их можно будет взять?

— А когд хотите. Хоть сейчс!

Мотив «Ходите, вы всюду бродите» бешено зпрыгл в голове Ипполит Мтвеевич. Нши стулья, нши, нши, нши! Об этом кричл весь его оргнизм. «Нши!» — кричл печень. «Нши!» — подтверждл слепя кишк.

Он тк обрдовлся, что у него в смых неожиднных местх объявились пульсы. Все это вибрировло, рскчивлось и трещло под нпором неслыхнного счстья. Стл виден поезд, приближющийся к Сен-Готрду. Н открытой площдке последнего вгон стоял Ипполит Мтвеевич Воробьянинов в белых брюкх и курил сигру. Эдельвейсы тихо пдли н его голову, снов укршенную блестящей люминиевой сединой. Ипполит Мтвеевич ктил в Эдем.

— А почему же двести тридцть, не двести? — услышл Ипполит Мтвеевич.

Это говорил Остп, вертя в рукх квитнцию.

— Это включется пятндцть процентов комиссионного сбор, — ответил брышня.

— Ну, что же делть. Берите.

Остп вытщил бумжник, отсчитл двести рублей и повернулся к глвному директору предприятия.

— Гоните тридцть рублей, држйший, д поживее, не видите — дмочк ждет. Ну?

Ипполит Мтвеевич не сделл ни млейшей попытки достть деньги.

— Ну? Что же вы н меня смотрите, кк солдт н вошь? Облдели от счстья?

— У меня нет денег, — пробормотл нконец Ипполит Мтвеевич.

— У кого нет? — спросил Остп очень тихо.

— У меня.

— А двести рублей?!

— Я… м-м-м… п-потерял.

Остп посмотрел н Воробьянинов, быстро оценил помятость его лиц, зелень щек и рздувшиеся мешки под глзми.

— Дйте деньги! — прошептл он с ненвистью. — Стря сволочь.

— Тк вы будете плтить? — спросил брышня.

— Одну минуточку, — скзл Остп, чрующе улыбясь, — мленькя зминк.

Тут очнувшийся Ипполит Мтвеевич[288], рзбрызгивя слюну, ворвлся в рзговор.

— Позвольте! — звопил он. — Почему комиссионный сбор? Мы ничего не знем о тком сборе! Ндо предупреждть. Я откзывюсь плтить эти тридцть рублей!

— Хорошо, — скзл брышня кротко, — я сейчс все устрою.

Взяв квитнцию, он унеслсь к укционисту и скзл ему несколько слов. Аукционист сейчс же поднялся. Бород его сверкл под светом сильных электрических лмп.

— По првилм укционного торг, — звонко зявил он, — лицо, откзывющееся уплтить полную сумму з купленный им предмет, должно покинуть зл! Торг н стулья отменяется.

Изумленные друзья сидели недвижимо.

— Ппршу вс! — скзл укционист.

Эффект был велик. В публике злобно смеялись. Остп все-тки не вствл. Тких удров он не испытывл двно.

— П-пр-шу вс!

Аукционист пел голосом, не допускющим возржения.

Смех в зле усилился.

И они ушли. Мло кто уходил из укционного зл с тким горьким чувством. Первым шел Воробьянинов. Согнув прямые костистые плечи, в укоротившемся пиджчке и глупых бронских спогх, он шел, кк журвль, чувствуя з собой теплый дружественный взгляд великого комбинтор.

Концессионеры остновились в комнте, соседней с укционным злом. Теперь они могли смотреть н торжище только через стеклянную дверь. Путь тут был уже прегржден. Остп дружественно молчл.

— Возмутительные порядки, — трусливо збормотл Ипполит Мтвеевич, — форменное безобрзие! В милицию н них нужно жловться.

Остп молчл.

— Нет, действительно, это ч-черт знет что ткое! — продолжл горячиться Воробьянинов. — Дерут с трудящихся втридорог. Ей-Богу!.. З ккие-то подержнные десять стульев двести тридцть рублей. С ум сойти…

— Д, — деревянно скзл Остп.

— Првд? — переспросил Воробьянинов. — С ум сойти можно!..

— Можно.

Остп подошел к Воробьянинову вплотную и, оглянувшись по сторонм, дл предводителю короткий, сильный и незметный для постороннего глз удр в бок.

— Вот тебе милиция! Вот тебе дороговизн стульев для трудящихся всех стрн! Вот тебе ночные прогулки по девочкм! Вот тебе седин в бороду! Вот тебе бес в ребро!

Ипполит Мтвеевич з все время экзекуции не издл ни звук.

Со стороны могло покзться, что почтительный сын рзговривет с отцом, только отец слишком оживленно трясет головой.

— Ну, теперь пошел вон!

Остп повернулся спиной к директору предприятия и стл смотреть в укционный зл. Через минуту он повернулся. Ипполит Мтвеевич все еще стоял позди, сложив руки по швм.

— Ах, вы еще здесь, душ обществ? Пошел! Ну?

— Тов-рищ Бендер, — взмолился Воробьянинов. — Тов-рищ Бендер!

— Иди! Иди! И к Ивнопуло не приходи! Выгоню!

— Тов-рищ Бендер!

Остп больше не оборчивлся. В зле произошло нечто, тк сильно зинтересоввшее Бендер, что он приотворил дверь и стл прислушивться.

— Все пропло! — пробормотл он.

— Что пропло? — угодливо спросил Воробьянинов.

— Стулья отдельно продют, вот что. Может быть, желете приобрести? Пожлуйст. Я вс не держу. Только сомневюсь, чтобы вс пустили. Д и денег у вс, кжется, не густо.

В это время в укционном зле происходило следующее: укционист, почувствоввший, что выколотить из публики двести рублей срзу не удстся (слишком крупня сумм для мелюзги, оствшейся в зле), решил выколотить эти двести рублей по кускм. Стулья снов поступили в торг, но уже по чстям.

— Четыре стул из дворц. Ореховые. Мягкие. Рботы Гмбс. Тридцть рублей. Кто больше?

К Остпу быстро вернулись вся его решительность и хлднокровие.

— Ну, вы, дмский любимец, стойте здесь и никуд не выходите. Я через пять минут приду. А вы тут смотрите, кто и что. Чтоб ни один стул не ушел.

В голове Бендер созрел плн, единственно возможный при тких тяжелых условиях, в которых они очутились.

Он выбежл н Петровку и нпрвился к ближйшему сфльтовому чну. Еще сженей з десять он увидел молодого человек, рсствлявшего треногу фотогрфического ппрт. В котле сидели беспризорные. Кк только они увидели, что их тесную группу собирются сфотогрфировть, они стли зщищться. В фотохроникер полетели куски смолы. Он отскочил, тщ з собой похожую н жертвенник треногу с клп-кмерой[289]. Перепрвившись н другой тротур, фотогрф сделл попытку снять беспризорных издлек. Тогд юные оборвыши покинули котел и нбросились н врг. Испугнный з целость своего ппрт, фотогрф спсся Петровскими линиями.

Из гущи собрвшейся толпы лениво вышел фотокорреспондент конкурирующего журнл. Беспризорные смотрели н него безо всякой приязни, но толп волновл фотогрф, кк торедор волнуют взгляды крсвиц. К тому же он был тонкий психолог. Он подошел к детям, дл н всю компнию полтинник, и уже через минуту беспризорные чинно сидели в котле, фотогрф общелкивл их со всех сторон.

— Мерси, — скзл он по привычке, — готово.

Его проводил одобрительный смех рсходившейся публики.

Тогд в деловой рзговор с беспризорными вступил Остп.

Он, кк и обещл, вернулся к Ипполиту Мтвеевичу через пять минут. Беспризорные стояли нготове у вход в укцион.

— Продют, продют, — зшептл Ипполит Мтвеевич, — четыре и дв уже продли.

— Это вы удружили, — скзл Остп, — рдуйтесь. В рукх все было, понимете, в рукх. Можете вы это понять?

В зле рздвлся скрипучий голос, дровнный природой одним только укционистм, крупье и стекольщикм.

— С полтиной, нлево. Три. Еще один стул из дворц. Ореховый. В полной испрвности… С полтиной — прямо. Рз — с полтиной прямо.

Три стул были продны поодиночке. Аукционист объявил к продже последний стул. Злость душил Остп. Он снов нбросился н Воробьянинов. Оскорбительные змечния его были полны горечи. Кто знет, до чего дошел бы Остп в своих стирических упржнениях, если б его не прервл быстро подошедший мужчин в костюме лодзинских коричневтых цветов[290]. Он рзмхивл пухлыми рукми, нклонялся, прыгл и отсккивл, словно игрл в теннис.

— А скжите, — поспешно спросил он Остп, — здесь в смом деле укцион? Д? Аукцион? И здесь в смом деле продются вещи? Змечтельно!

Незнкомец отпрыгнул, и лицо его озрилось множеством улыбок.

— Вот здесь действительно продют вещи? И в смом деле можно дешево купить? Высокий клсс! Очень, очень! Ах!..

Незнкомец, виляя толстенькими бедрми, пронесся в зл мимо ошеломленных концессионеров и тк быстро купил последний стул, что Воробьянинов только крякнул. Незнкомец с квитнцией в рукх подбежл к прилвку выдчи.

— А скжите, стул можно сейчс взять? Змечтельно!.. Ах!.. Ах!..

Беспрерывно блея и все время нходясь в движении, незнкомец погрузил стул н извозчик и уктил. По его следм бежл беспризорный.

Мло-помлу рзошлись и рзъехлись все новые собственники стульев. З ними мчлись несовершеннолетние генты Остп. Ушел и он см. Ипполит Мтвеевич боязливо следовл позди. Сегодняшний день кзлся ему сном. Все произошло быстро и совсем не тк, кк ожидлось.

Н Сивцевом Вржке рояли, мндолины и грмоники прздновли весну. Окн были рспхнуты. Цветники в глиняных горшочкх зполняли подоконники. Толстый человек с рскрытой волостой грудью в подтяжкх стоял у окн и стрстно пел. Вдоль стены медленно пробирлся кот. В продуктовых плткх пылли керосиновые лмпы.

У розового домик прогуливлся Коля. Увидев Остп, шедшего впереди, он вежливо с ним рсклнялся и подошел к Воробьянинову. Ипполит Мтвеевич сердечно его приветствовл. Коля, однко, не стл терять времени.

— Добрый вечер, — решительно скзл он и, не в силх сдержться, удрил Ипполит Мтвеевич в ухо.

Одновременно с этим Коля произнес довольно пошлую, по мнению нблюдвшего з этой сценой Остп, фрзу:

— Тк будет со всеми, — скзл Коля детским голоском, — кто покусится…

Н что именно покусится, Коля не договорил. Он поднялся н носкх и, зкрыв глз, хлопнул Воробьянинов по щеке.

Ипполит Мтвеевич приподнял локоть, но не посмел дже пикнуть.

— Првильно, — приговривл Остп, — теперь по шее и дв рз. Тк. Ничего не поделешь. Иногд яйцм приходится учить зрввшуюся курицу… Еще рзок… Тк. Не стесняйтесь. По голове больше не бейте. Это его смое слбое место.

Если бы стргородские зговорщики видели гигнт мысли и отц русской демокртии в эту критическую для него минуту, то, ндо думть, тйный союз «Меч и орл» прекртил бы свое существовние.

— Ну, кжется, хвтит, — скзл Коля, пряч руку в крмн.

— Еще один рзик, — умолял Остп.

— Ну его к черту. Будет знть другой рз!

Коля ушел. Остп поднялся к Ивнопуло и посмотрел вниз. Ипполит Мтвеевич стоял нискось от дом, прислонясь к чугунной посольской огрде.

— Гржднин Михельсон! — крикнул Остп. — Конрд Крлович! Войдите в помещение! Я рзрешю!

В комнту Ипполит Мтвеевич вошел уже слегк оживший.

— Неслыхння нглость! — скзл он гневно. — Я еле сдержл себя!

— Ай-яй-яй, — посочувствовл Остп, — ккя теперь молодежь пошл. Ужсня молодежь! Преследует чужих жен! Рстрчивет чужие деньги… Полня упдочность! — И, вспомнив блеющего незнкомц, спросил: — А скжите, когд бьют по голове, в смом деле больно?

— Я его вызову н дуэль.

— Чудно! Могу вм отрекомендовть моего хорошего знкомого. Знет дуэльный кодекс низусть и облдет двумя веникми, вполне пригодными для борьбы не н жизнь, н смерть. В секунднты можно взять Ивнопуло и сосед спрв. Он бывший почетный гржднин город Кологрив[291] и до сих пор кичится этим титулом. А то можно устроить дуэль н мясорубкх — это элегнтнее. Кждое рнение безусловно смертельно. Порженный противник мехнически преврщется в котлету. Вс это устривет, предводитель?

В это время с улицы донесся свист, и Остп отпрвился получть гентурные сведения от беспризорных.

Беспризорные отлично спрвились с возложенным н них поручением. Четыре стул попли в тетр Колумб. Беспризорный подробно рсскзл, кк эти стулья везли н тчке, кк их выгрузили и втщили в здние через ртистический ход. Местоположение тетр Остпу было хорошо известно.

Дв стул увезл н извозчике, кк скзл другой юный следопыт, «шикрня чмр». Мльчишк, кк видно, большими способностями не отличлся. Переулок, в который привезли стулья — Врсонофьевский, — он знл, помнил дже, что номер квртиры семндцтый, но номер дом никк не мог вспомнить.

— Очень шибко бежл, — скзл беспризорный, — из головы выскочило.

— Не получишь денег, — зявил ннимтель.

— Дя-дя!.. Д я тебе покжу.

— Хорошо. Оствйся. Пойдем вместе.

Блеющий гржднин жил, окзывется, н Сдовой-Спсской. Точный дрес его Остп зписл в блокнот.

Восьмой стул поехл в Дом Нродов. Мльчишк, преследоввший этот стул, окзлся пронырой.

Преодолев згрждения в виде комендтуры и многочисленных курьеров, он проник в Дом и убедился, что стул был куплен звхозом редкции «Стнк».

Двух мльчишек еще не было. Они прибежли почти одновременно, зпыхвшиеся и утомленные.

— Кзрменный переулок, у Чистых прудов.

— Номер?

— Девять. И квртир девять. Тм ттры рядом живут. Во дворе. Я ему и стул донес. Пешком шли.

Последний гонец принес печльные вести. Сперв все было хорошо, но потом все стло плохо. Покуптель вошел со стулом в товрный двор Октябрьского вокзл, и пролезть з ним было никк невозможно — у ворот стояли стрелки ОВО НКПС[292].

— Нверно, уехл, — зкончил беспризорный свой доклд.

Это очень встревожило Остп. Нгрдив беспризорных по-црски — рубль н гонц, не считя вестник с Врсонофьевского переулк, збывшего номер дом (ему было велено явиться н другой день порньше), — технический директор вернулся домой и, не отвечя н рсспросы осрмившегося председтеля првления, принялся комбинировть.

Ничего еще не потеряно. Адрес есть, для того, чтобы добыть стулья, существует много стрых испытнных приемов: 1) простое знкомство, 2) любовня интриг, 3) знкомство со взломом, 4) обмен, 5) деньги и 6) деньги.[293] Последнее — смое верное. Но денег мло. Остп иронически посмотрел н Ипполит Мтвеевич. К великому комбинтору вернулись обычня свежесть мысли и душевное рвновесие. Деньги, конечно, можно будет достть. В зпсе еще имелись кртин «Большевики пишут письмо Чемберлену», чйное ситечко и полня возможность продолжть крьеру многоженц.

Беспокоил только десятый стул. След, конечно, был, но ккой след! — рсплывчтый и тумнный.

— Ну что ж! — скзл Остп громко. — Н ткие шнсы ловить можно. Игрю девять против одного. Зседние продолжется! Слышите? Вы! Присяжный зседтель!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Глв XXIV

Людоедк Эллочк

Словрь Вильям Шекспир, по подсчету исследовтелей, соствляет 12.000 слов.[294] Словрь негр из людоедского племени «Мумбо-Юмбо»[295] соствляет 300 слов.

Эллочк Щукин легко и свободно обходилсь тридцтью.

Вот слов, фрзы и междометия, придирчиво выбрнные ею из всего великого, многословного и могучего русского язык[296]:

1. Хмите.

2. Хо-хо! (Выржет, в звисимости от обстоятельств, иронию, удивление, восторг, ненвисть, рдость, презрение и удовлетворенность.)

3. Знменито.

4. Мрчный. (По отношению ко всему. Нпример: «мрчный Петя пришел», «мрчня погод», «мрчный случй», «мрчный кот» и т.д.)

5. Мрк.

6. Жуть. (Жуткий. Нпример, при встрече с доброй знкомой: «жуткя встреч».)

7. Прниш. (По отношению ко всем знкомым мужчинм, незвисимо от возрст и общественного положения.)

8. Не учите меня жить.

9. Кк ребенк. («Я его бью, кк ребенк» — при игре в крты. «Я его срезл, кк ребенк» — кк видно, в рзговоре с ответственным съемщиком.)

10. Кр-р-рсот!

11. Толстый и крсивый. (Употребляется кк хрктеристик неодушевленных и одушевленных предметов.)

12. Поедем н извозчике. (Говорится мужу.)

13. Поедем в тксо. (Знкомым мужеского пол[297].)

14. У вс вся спин беля (шутк).

15. Подумешь!

16. Уля. (Лсктельное окончние имен. Нпример: Мишуля, Зинуля.)

17. Ого! (Ирония, удивление, восторг, ненвисть, рдость, презрение и удовлетворенность.)

Оствшиеся в крйне незнчительном количестве слов служили передточным звеном между Эллочкой и прикзчикми универсльных мгзинов.

Если рссмотреть фотогрфии Эллочки Щукиной, висящие нд постелью ее муж — инженер Эрнест Пвлович Щукин (одн — нфс, другя в профиль), — то нетрудно зметить лоб приятной высоты и выпуклости, большие влжные глз, милейший в Московской губернии носик с легкой курносостью и подбородок с мленьким, нрисовнным тушью, пятнышком.

Рост Эллочки льстил мужчинм. Он был мленькя, и дже смые плюгвые мужчины рядом с нею выглядели большими и могучими мужми.

Что же ксется особых примет, то их не было. Эллочк и не нуждлсь в них. Он был крсив.

Двести рублей, которые ежемесячно получл ее муж н зводе «Электролюстр»[298], для Эллочки были оскорблением. Они никк не могли помочь той грндиозной борьбе, которую Эллочк вел уже четыре год, с тех пор кк знял общественное положение домшней хозяйки — Щукинши, жены Щукин. Борьб велсь с полным нпряжением сил. Он поглощл все ресурсы. Эрнест Пвлович брл н дом вечернюю рботу, откзлся от прислуги, рзводил примус, выносил мусор и дже жрил котлеты.

Но все было бесплодно. Опсный врг рзрушл хозяйство с кждым годом все больше. Кк уже говорилось, Эллочк четыре год тому нзд зметил, что у нее есть соперниц з океном. Несчстье посетило Эллочку в тот рдостный вечер, когд Эллочк примерял очень миленькую крепдешиновую кофточку. В этом нряде он кзлсь почти богиней.

— Хо-хо, — воскликнул он, сведя к этому людоедскому крику порзительно сложные чувств, зхвтившие ее существо. Упрощенно чувств эти можно было бы вырзить в ткой фрзе: «Увидев меня ткой, мужчины взволнуются. Они здрожт. Они пойдут з мной н крй свет, зикясь от любви. Но я буду холодн. Рзве они стоят меня? Я — смя крсивя. Ткой элегнтной кофточки нет ни у кого н земном шре».

Но слов было всего тридцть, и Эллочк выбрл из них ниболее вырзительное — «хо-хо».

В ткой великий чс к ней пришл Фим Собк. Он принесл с собой морозное дыхние янвря и фрнцузский журнл мод. Н первой его стрнице Эллочк остновилсь. Сверкющя фотогрфия изобржл дочь мерикнского миллирдер Вндербильд[299] в вечернем плтье. Тм были мех и перья, шелк и жемчуг, легкость покроя необыкновення[300] и умопомрчительня прическ.

Это решило все.

— Ого! — скзл Эллочк смой себе.

Это знчило: «Или я, или он».

Утро другого дня зстло Эллочку в прикмхерской. Здесь Эллочк потерял прекрсную черную косу и перекрсил волосы в рыжий цвет. Зтем удлось подняться еще н одну ступеньку той лестницы, которя приближл Эллочку к сияющему рю, где прогуливются дочки миллирдеров, не годящиеся домшней хозяйке Щукиной дже в подметки: по рбкредиту[301] был куплен собчья шкур, изобржвшя выхухоль. Он был употреблен н отделку вечернего тулет. Мистер Щукин, двно лелеявший мечту о покупке новой чертежной доски, несколько приуныл. Плтье, отороченное собкой, ннесло зносчивой Вндербильдихе первый меткий удр. Потом гордой мерикнке были ннесены три удр подряд. Эллочк приобрел у домшнего скорняк Фимочки Собк шиншилловый плнтин (русский зяц, умерщвленный в Тульской губернии), звел себе голубиную шляпу из ргентинского фетр и перешил новый пиджк муж в модный дмский жилет. Миллирдерш покчнулсь, но ее, кк видно, спс любвеобильный papa —Вндербильд. Очередной номер журнл мод зключл в себе портреты проклятой соперницы в четырех видх: 1) в черно-бурых лисх, 2) с бриллинтовой звездой н лбу, 3) в виционном костюме — высокие лковые спожки, тончйшя зеленя куртк испнской кожи и перчтки, рструбы которых были инкрустировны изумрудми средней величины, и 4) в бльном тулете — кскды дргоценностей и немножко шелку.

Эллочк произвел мобилизцию. Papa- Щукин взял ссуду в кссе взимопомощи. Больше тридцти рублей ему не дли. Новое мощное усилие в корне подрезло хозяйство. Приходилось бороться во всех облстях жизни. Недвно были получены фотогрфии мисс в ее новом змке во Флориде. Пришлось и Эллочке обзвестись новой мебелью. Эллочк купил н укционе дв мягких стул. (Удчня покупк! Никк нельзя было пропустить!) Не спросясь муж, Эллочк взял деньги из обеденных сумм. До пятндцтого оствлось десять дней и четыре рубля.

Эллочк с шиком провезл стулья по Врсонофьевскому переулку. Муж дом не было. Впрочем, он скоро явился, тщ с собой портфель-сундук.

— Мрчный муж пришел, — отчетливо скзл Эллочк.

Все слов произносились ею отчетливо и высккивли бойко, кк горошины.

— Здрвствуй, Еленочк, это что ткое? Откуд стулья?

— Хо-хо!

— Нет, в смом деле?

— Кр-рсот!

— Д. Стулья хорошие.

— Зн-ме-ни-тые!

— Подрил кто-нибудь?

— Ого!

— Кк?! Неужели ты купил? Н ккие же средств? Неужели н хозяйственные? Ведь я тебе тысячу рз говорил…

— Эрнестуля! Хмишь!

— Ну, кк же тк можно делть?! Ведь нм же есть нечего будет!

— Подумешь!..

— Но ведь это возмутительно! Ты живешь не по средствм!

— Шутите!

— Д, д. Вы живете не по средствм…

— Не учите меня жить!

— Нет, двй поговорим серьезно. Я получю двести рублей…

— Мрк!

— Взяток не беру… Денег не крду и подделывть их не умею…

— Жуть!..

Эрнест Пвлович змолчл.

— Вот что, — скзл он нконец, — тк жить нельзя.

— Хо-хо, — возрзил Эллочк, сдясь н новый стул.

— Нм ндо рзойтись.

— Подумешь!

— Мы не сходимся хрктерми. Я…

— Ты толстый и крсивый прниш.

— Сколько рз я просил не нзывть меня прнишей!

— Шутите!

— И откуд у тебя этот идиотский жргон?!

— Не учите меня жить!

— О черт! — крикнул инженер.

— Хмите, Эрнестуля.

— Двй рзойдемся мирно.

— Ого!

— Ты мне ничего не докжешь! Этот спор…

— Я побью тебя, кк ребенк…

— Нет, это совершенно невыносимо. Твои доводы не могут меня удержть от того шг, который я вынужден сделть. Я сейчс же иду з ломовиком.

— Шутите.

— Мебель мы делим поровну.

— Жуть!

— Ты будешь получть сто рублей в месяц. Дже сто двдцть. Комнт остнется у тебя. Живи, кк тебе хочется, я тк не могу…

— Знменито, — скзл Эллочк презрительно.

— А я перееду к Ивну Алексеевичу.

— Ого!

— Он уехл н дчу и оствил мне н лето всю свою квртиру. Ключ у меня… Только мебели нет.

— Кр-рсот!

Эрнест Пвлович через пять минут вернулся с дворником.

— Ну, грдероб я не возьму, он тебе нужнее, вот письменный стол, уж будь тк добр… И один этот стул возьмите, дворник. Я возьму один из этих двух стульев. Я думю, что имею н это прво?..

Эрнест Пвлович связл свои вещи в большой узел, звернул споги в гзету и повернулся к дверям.

— У тебя вся спин беля, — скзл Эллочк грммофонным голосом.

— До свиднья, Елен.

Он ждл, что жен хоть в этом случе воздержится от обычных метллических словечек. Эллочк ткже почувствовл всю вжность минуты. Он нпряглсь и стл искть подходящие для рзлуки слов. Они быстро ншлись.

— Поедешь в тксо? Кр-рсот.

Инженер лвиной сктился по лестнице.

Вечер Эллочк провел с Фимой Собк. Они обсуждли необычйно вжное событие, грозившее опрокинуть мировую экономику.

— Кжется, будут носить длинное и широкое, — говорил Фим, по-куриному окуня голову в плечи.

— Мрк!

И Эллочк с увжением посмотрел н Фиму Собк. Мдмузель Собк слыл культурной девушкой — в ее словре было около ст восьмидесяти слов. При этом ей было известно одно ткое слово, которое Эллочке дже не могло присниться. Это было богтое слово — гомосексулизм[302]. Фим Собк, несомненно, был культурной девушкой.

Оживлення бесед зтянулсь длеко з полночь.

В десять чсов утр великий комбинтор вошел в Врсонофьевский переулок. Впереди бежл двешний беспризорный мльчик. Мльчик укзл дом.

— Не врешь?

— Что вы, дядя… Вот сюд, в прдное.

Бендер выдл мльчику честно зрботнный рубль.

— Прибвить ндо, — скзл мльчик по-извозчичьи.

— От мертвого осл уши. Получишь у Пушкин. До свиднья, дефективный.[303]

Остп постучл в дверь, совершенно не думя о том, под кким предлогом он войдет. Для рзговоров с дмочкми он предпочитл вдохновение.

— Ого? — спросили из-з двери.

— По делу, — ответил Остп.

Дверь открылсь. Остп прошел в комнту, которя могл быть обствлен только существом с вообржением дятл. Н стенх висели кинооткрыточки, куколки и тмбовские гобелены. Н этом пестром фоне, от которого рябило в глзх, трудно было зметить мленькую хозяйку комнты. Н ней был хлтик, переделнный из толстовки Эрнест Пвлович и отороченный згдочным мехом.

Остп срзу понял, кк вести себя в светском обществе. Он зкрыл глз и сделл шг нзд.

— Прекрсный мех! — воскликнул он.

— Шутите! — скзл Эллочк нежно. — Это мексикнский тушкн.

— Быть этого не может. Вс обмнули. Вм дли горздо лучший мех. Это шнхйские брсы.[304] Ну д! Брсы! Я узню их по оттенку. Видите, кк мех игрет н солнце!.. Изумруд! Изумруд!

Эллочк см крсил мексикнского тушкн зеленой кврелью и потому похвл утреннего посетителя был ей особенно приятн.

Не двя хозяйке опомниться, великий комбинтор вывлил все, что слышл когд-либо о мехх. После этого зговорили о шелке, и Остп обещл подрить очровтельной хозяйке несколько сот шелковых коконов, привезенных ему председтелем ЦИК Узбекистн.

— Вы прниш что ндо, — зметил Эллочк в результте первых минут знкомств.

— Вс, конечно, удивит рнний визит незнкомого мужчины.

— Хо-хо.

— Но я к вм по одному деликтному делу.

— Шутите.

— Вы вчер были н укционе и произвели н меня необыкновенное впечтление.

— Хмите!

— Помилуйте! Хмить ткой очровтельной женщине бесчеловечно.

— Жуть!

Бесед продолжлсь дльше в тком же, дющем в некоторых случях чудесные плоды, нпрвлении. Но комплименты Остп рз от рзу стновились все водянистее и короче. Он зметил, что второго стул в комнте не было. Пришлось нщупывть след исчезнувшего стул. Перемежя свои рсспросы цветистой восточной лестью, Остп узнл о событиях прошедшего вечер в Эллочкиной жизни.

«Новое дело, — подумл он, — стулья рсползются, кк тркны».

— Миля девушк, — неожиднно скзл Остп, — продйте мне этот стул. Он мне очень нрвится. Только вы с вшим женским чутьем могли выбрть ткую художественную вещь. Продйте, девочк, я вм дм семь рублей.

— Хмите, прниш, — лукво скзл Эллочк.

— Хо-хо, — втолковывл Остп.

«С ней нужно действовть н обмен», — решил он.

— Вы знете, сейчс в Европе и в лучших домх Филдельфии возобновили стринную моду — рзливть чй через ситечко. Необычйно эффектно и очень элегнтно.

Эллочк нсторожилсь.

— У меня кк рз знкомый дипломт приехл из Вены и привез в подрок. Збвня вещь.

— Должно быть, знменито, — зинтересовлсь Эллочк.

— Ого! Хо-хо! Двйте обменяемся. Вы мне стул, я вм ситечко. Хотите?

И Остп вынул из крмн мленькое позолоченное ситечко.

Солнце ктлось в ситечке, кк яйцо. По потолку сигли зйчики. Неожиднно осветился темный угол комнты. Н Эллочку вещь произвел ткое же неотрзимое впечтление, ккое производит стря бнк из-под консервов н людоед Мумбо-Юмбо. В тких случях людоед кричит полным голосом, Эллочк же тихо зстонл:

— Хо-хо!

Не дв ей опомниться, Остп положил ситечко н стол, взял стул и, узнв у очровтельной женщины дрес муж, глнтно рсклнялся.

Глв XXV

Авесслом Влдимирович Изнуренков

Для концессионеров нчлсь стрдня пор. Остп утверждл, что стулья нужно ковть, пок они горячи. Ипполит Мтвеевич был мнистировн, хотя время от времени Остп допршивл его:

— И ккого черт я с вми связлся? Зчем вы мне, собственно говоря? Поехли бы себе домой, в згс. Тм вс покойники ждут, новорожденные. Не мучьте млденцев. Поезжйте.

Но в душе великий комбинтор привязлся к одичвшему предводителю. «Без него не тк смешно жить», — думл Остп. И он смешливо поглядывл н Воробьянинов, у которого н голове уже пророс серебряный гзончик.

В плне рбот иницитиве Ипполит Мтвеевич было отведено порядочное место. Кк только тихий бывший студент Ивнопуло уходил, Бендер вдлбливл компньону кртчйшие пути к отыскнию сокровищ.

Действовть смело. Никого не рсспршивть. Побольше цинизм. Людям это нрвится. Через третьих лиц ничего не предпринимть. Дурков больше нет. Никто для вс не стнет тскть бриллинты из чужого крмн. Но и без уголовщины. Кодекс мы должны чтить.[305]

И тем не менее розыски шли без особенного блеск. Мешли Уголовный кодекс и огромное количество буржузных предрссудков, сохрнившихся у обиттелей столицы. Они, нпример, терпеть не могли ночных визитов через форточку. Приходилось рботть только легльно.

В комнте студент Ивнопуло в день посещения Остпом Эллочки Щукиной появилсь мебель. Это был стул, обмененный н чйное ситечко, — третий по счету трофей экспедиции. Двно уже прошло то время, когд охот з бриллинтми вызывл в компньонх мощные эмоции, когд они рвли стулья когтями и грызли их пружины.

— Дже если в стульях ничего нет, — говорил Остп, — считйте, что мы зрботли десять тысяч по крйней мере. Кждый вскрытый стул прибвляет нм шнсы. Что из того, что в дмочкином стуле ничего нет? Из-з этого не ндо его ломть. Пусть Ивнопуло помеблируется. Нм же приятнее.

В тот же день концессионеры выпорхнули из розового домик и рзошлись в рзные стороны. Ипполиту Мтвеевичу был поручен блеющий незнкомец с Сдово-Спсской, дно 25 рублей н рсходы, велено в пивные не зходить и без стул не возврщться. Н себя великий комбинтор взял Эллочкиного муж.

Ипполит Мтвеевич пересек город н втобусе №6. Трясясь н кожной скмеечке и взлетя под смый лковый потолок креты, он думл о том, кк узнть фмилию блеющего гржднин, под кким предлогом к нему войти, что скзть первой фрзой и кк приступить к смой сути.

Высдившись у Крсных Ворот, он ншел по зписнному Остпом дресу нужный дом и принялся ходить вокруг д около. Войти он не решлся. Это был стря, грязня московскя гостиниц, преврщення в жилтоврищество, укомплектовнное, судя по обшрпнному фсду, злостными неплтельщикми. Ипполит Мтвеевич долго стоял против подъезд, подходил к нему, зтвердил низусть рукописное объявление с угрозми по дресу злостных неплтельщиков и, ничего не ндумв, поднялся н второй этж. В коридор выходили отдельные комнты. Медленно, словно бы он подходил к клссной доске, чтобы докзть не выученную им теорему, Ипполит Мтвеевич приблизился к комнте №41. Н дверях висел н одной кнопке, головой вниз, визитня крточк цвет зношенного крхмльного воротничк:

«Авесслом Влдимирович Изнуренков».

В полном зтмении Ипполит Мтвеевич збыл постучть и открыл дверь, которя окзлсь незпертой, сделл три шг лунтик и очутился посреди комнты.

— Простите, — скзл он придушенным голосом, — могу я видеть товрищ Изнуренков?

Авесслом Влдимирович не отвечл. Воробьянинов поднял голову и только теперь увидел, что в комнте никого нет.

По внешнему виду комнты никк нельзя было определить нклонности ее хозяин. Ясно было лишь то, что он холост и прислуги у него нет. Н подоконнике лежл бумжк с колбсными шкуркми. Тхт у стены был звлен гзетми. Н мленькой полочке стояло несколько пыльных книг. Со стен глядели цветные фотогрфии котов, котиков и кошечек. Посредине комнты, рядом с грязными, повлившимися н бок ботинкми, стоял ореховый стул. Н всех предметх меблировки, в том числе и стуле из стргородского особняк, болтлись млиновые сургучные печти. Но Ипполит Мтвеевич не обртил н это внимния. Он срзу же збыл об уголовном кодексе, о нствлениях Остп и подскочил к стулу.

В это время гзеты н тхте зшевелились. Ипполит Мтвеевич испуглся. Гзеты поползли и свлились с тхты. Из-под них вышел спокойный котик. Он рвнодушно посмотрел н Ипполит Мтвеевич и стл умывться, зхвтывя лпкой ухо, щечку и ус.

— Фу, — скзл Ипполит Мтвеевич.

И потщил стул к двери. Дверь рскрылсь см. Н пороге появился хозяин комнты — блеющий незнкомец. Он был в пльто, из-под которого виднелись лиловые кльсоны. В руке он держл брюки.

Об Авессломе Влдимировиче Изнуренкове можно было скзть, что другого ткого человек нет во всей республике. Республик ценил его по зслугм. Он приносил ей большую пользу. И з всем тем он оствлся неизвестным, хотя в своем искусстве он был тким же мстером, кк Шляпин — в пении, Горький — в литертуре, Кпблнк — в шхмтх[306], Мельников — в беге н конькх[307] и смый ностый, смый коричневый ссириец, знимющий лучшее место н углу Тверской и Кмергерского, — в чистке спог желтым кремом.

Шляпин пел. Горький писл большой ромн.[308] Кпблнк готовился к мтчу с Алехиным.[309] Мельников рвл рекорды. Ассириец доводил штиблеты грждн до солнечного блеск. Авесслом Изнуренков — острил.

Он никогд не острил бесцельно, рди крсного словц. Он острил по здниям юмористических журнлов. Н своих плечх он выносил ответственнейшие кмпнии. Он снбжл темми для рисунков и фельетонов большинство московских стирических журнлов.

Великие люди острят дв рз в жизни. Эти остроты увеличивют их слву и попдют в историю. Изнуренков выпускл не меньше шестидесяти первоклссных острот в месяц, которые с улыбкой повторялись всеми, и все же оствлся в неизвестности. Если остротой Изнуренков подписывлся рисунок, то слв доствлсь художнику. Имя художник помещли нд рисунком. Имени Изнуренков не было.

— Это ужсно! — кричл он. — Невозможно подписться. Под чем я подпишусь? Под двумя строчкми?

И он продолжл с жром бороться с вргми обществ: плохими кооперторми, рстртчикми, Чемберленом и бюрокртми. Он уязвлял своими остротми подхлимов, упрвдомов, чстников, звов, хулигнов, грждн, не желвших снижть цены[310], и хозяйственников, отлыниввших от режим экономии.

После выход журнлов в свет остроты произносились с цирковой рены, перепечтывлись вечерними гзетми без укзния источник и преподносились публике с эстрды «вторми-куплетистми».

Изнуренков умудрялся острить в тех облстях, где, кзлось, уже ничего смешного нельзя было скзть. Из ткой чхлой пустыни, кк вздутые нкидки н себестоимость, Изнуренков умудрялся выжть около сотни шедевров юмор. Гейне опустил бы руки, если бы ему предложили скзть что-нибудь смешное и вместе с тем общественно полезное по поводу непрвильной трификции грузов млой скорости; Мрк Твен убежл бы от ткой темы. Но Изнуренков оствлся н своем посту.

Он бегл по редкционным комнтм, нтыкясь н урны для окурков и блея. Через десять минут тем был обрботн, обдумн рисунок и приделн зголовок.

Увидев в своей комнте человек, уносящего опечтнный стул, Авесслом Влдимирович взмхнул только что выглженными у портного брюкми, подпрыгнул и зклекотл:

— Вы с ум сошли! Я протестую! Вы не имеете прв! Есть же, нконец, зкон! Хотя дуркм он и не писн, но вм, может быть, понслышке известно, что мебель может стоять еще две недели!.. Я пожлуюсь прокурору!.. Я з-плчу, нконец!

Ипполит Мтвеевич стоял н месте, Изнуренков сбросил пльто и, не отходя от двери, нтянул брюки н свои полные, кк у Чичиков, ноги. Изнуренков был толстовт, но лицо имел худое.

Воробьянинов не сомневлся, что его сейчс схвтят и потщт в милицию. Поэтому он был крйне удивлен, когд хозяин комнты, спрвившись со своим тулетом, неожиднно успокоился.

— Поймите же, — зговорил хозяин примирительным тоном, — ведь я не могу н это соглситься.

Ипполит Мтвеевич н месте хозяин комнты тоже в конце концов не мог бы соглситься, чтобы у него среди бел дня крли стулья. Но он не знл, что скзть, и поэтому молчл.

— Это не я виновт. Виновт см Музпред.[311] Д, я сознюсь. Я не плтил з проктное пинино восемь месяцев, но ведь я его не продл, хотя сделть это имел полную возможность. Я поступил честно, они по-жульнически. Збрли инструмент, д еще подли в суд и описли мебель.[312] У меня ничего нельзя описть. Эт мебель — орудие производств.[313] И стул тоже орудие производств.

Ипполит Мтвеевич нчл кое-что сообржть.

— Отпустите стул! — звизжл вдруг Авесслом Влдимирович. — Слышите? Вы! Бюрокрт!

Ипполит Мтвеевич покорно отпустил стул и пролепетл:

— Простите, недорзумение, служб ткя.

Тут Изнуренков стршно рзвеселился. Он збегл по комнте и зпел: «А поутру он вновь улыблсь перед окошком своим, кк всегд».[314] Он не знл, что делть со своими рукми. Они у него летли. Он нчл звязывть глстук и, не довязв, бросил, потом схвтил гзету и, ничего в ней не прочитв, кинул н пол.

— Тк вы не возьмете сегодня мебель?.. Хорошо!.. Ах! Ах!

Ипполит Мтвеевич, пользуясь блгоприятно сложившимися обстоятельствми, двинулся к двери.

— Подождите! — крикнул вдруг Изнуренков. — Вы когд-нибудь видели ткого кот? Скжите, он в смом деле пушист до чрезвычйности?

Котик очутился в дрожщих рукх Ипполит Мтвеевич.

— Высокий клсс!.. — бормотл Авесслом Влдимирович, не зня, что делть с излишком своей энергии. — Ах!.. Ах!..

Он кинулся к окну, всплеснул рукми и стл чсто и мелко клняться двум девушкм, глядевшим н него из окн противоположного дом. Он топтлся н месте и рсточл томные хи.

— Девушки из предместий! Лучший плод!.. Высокий клсс!.. Ах!.. А по утру он вновь улыблсь перед окошком своим, кк всегд.

— Тк я пойду, гржднин, — глупо скзл глвный директор концессии.

— Подождите, подождите! — зволновлся вдруг Изнуренков. — Одну минуточку!.. Ах!.. А котик? Првд он пушист до чрезвычйности?.. Подождите!.. Я сейчс!..

Он смущенно порылся во всех крмнх, убежл, вернулся, хнул, выглянул из окн, снов убежл и снов вернулся.

— Простите, душечк, — скзл он Воробьянинову, который в продолжение всех этих мнипуляций стоял, сложив руки по-солдтски.

С этими словми он дл предводителю полтинник.

— Нет, нет, не откзывйтесь, пожлуйст. Всякий труд должен быть оплчен.

— Премного блгодрен, — скзл Ипполит Мтвеевич, удивляясь своей изворотливости.

— Спсибо, дорогой, спсибо, душечк!..

Идя по коридору, Ипполит Мтвеевич слышл доносившиеся из комнты Изнуренков блеяние, визг, пение и стрстные крики.

Н улице Воробьянинов вспомнил про Остп и здрожл от стрх.

Эрнест Пвлович Щукин бродил по пустой квртире, любезно уступленной ему н лето приятелем, и решл вопрос: принять внну или не принимть.

Трехкомнтня квртир помещлсь под смой крышей девятиэтжного дом. В квртире, кроме письменного стол и воробьяниновского стул, было только трюмо. Солнце отржлось в зеркле и резло глз. Инженер прилег н письменный стол, но сейчс же вскочил. Все было рсклено.

— Пойду умоюсь, — решил он.

Он рзделся, остыл, посмотрел н себя в зеркло и пошел в внную комнту. Прохлд схвтил его. Он влез в внну, облил себя водой из голубой эмлировнной кружки и щедро нмылился. Он весь покрылся хлопьями пены и стл похож н елочного дед.

— Хорошо! — скзл Эрнест Пвлович.

Все было хорошо. Стло прохлдно. Жены не было. Впереди был полня свобод. Инженер присел и отвернул крн, чтобы смыть мыло. Крн зхлебнулся и стл медленно говорить что-то нерзборчивое. Воды не было. Эрнест Пвлович зсунул скользкий мизинец в отверстие крн. Пролилсь тонкя струйк, но больше не было ничего.

Эрнест Пвлович поморщился, вышел из внны, поочередно вынимя ноги, и пошел к кухонному крну, но тм тоже ничего не удлось выдоить.

Эрнест Пвлович зшлепл в комнты и остновился перед зерклом. Пен щипл глз, спин чеслсь, мыльные хлопья пдли н пркет. Прислушвшись, не идет ли в внной вод, Эрнест Пвлович решил позвть дворник.

«Пусть хоть он воды принесет, — решил инженер, протиря глз и медленно зкипя, — то черт знет что ткое».

Он выглянул в окно. Н смом дне дворовой шхты игрли дети.

— Дворник! — зкричл Эрнест Пвлович. — Дворник!

Никто не отозвлся.

Тогд Эрнест Пвлович вспомнил, что дворник живет в прдном, под лестницей. Он вступил н холодные плитки и, придерживя дверь рукой, свесился вниз. Н площдке был только одн квртир, и Эрнест Пвлович не боялся, что его могут увидеть в стрнном нряде из мыльных хлопьев.

— Дворник! — крикнул он вниз.

Слово грянуло и с шумом поктилось по ступенькм.

— Гу-гу! — ответил лестниц.

— Дворник! Дворник!

— Гум-гум! Гум-гум!

Тут нетерпеливо перебирвший босыми ногми инженер поскользнулся и, чтобы сохрнить рвновесие, выпустил из руки дверь. Стен здрожл. Дверь прищелкнул медным язычком мерикнского змк и зтворилсь. Эрнест Пвлович, еще не поняв непопрвимости случившегося, потянул дверную ручку. Дверь не поддлсь. Инженер ошеломленно подергл ее еще несколько рз и прислушлся с бьющимся сердцем. Был сумеречня церковня тишин. Сквозь рзноцветные стекл высоченного окн еле пробивлся свет.

«Положение», — подумл Эрнест Пвлович.

— Вот сволочь! — скзл он двери.

Внизу, кк петрды, стли ухть и взрывться человеческие голос. Потом, кк громкоговоритель, злял комнтня собчк. По лестнице толкли вверх детскую колясочку.

Эрнест Пвлович трусливо зходил по площдке.

— С ум можно сойти!

Ему покзлось, что все это слишком дико, чтобы могло случиться н смом деле. Он снов подошел к двери и прислушлся. Он услышл ккие-то новые звуки. Снчл ему покзлось, что в квртире кто-то ходит.

«Может быть, кто-нибудь пришел с черного ход?» — подумл он, хотя знл, что дверь черного ход зкрыт и в квртиру никто не может войти.

Однообрзный шум продолжлся. Инженер здержл дыхние. Тогд он рзобрл, что шум этот производит плещущя вод. Он, очевидно, бежл изо всех крнов квртиры. Эрнест Пвлович чуть не зревел. Положение было ужсное.

В Москве, в центре город, н площдке девятого этж стоял взрослый устый человек с высшим обрзовнием, бсолютно голый и покрытый шевелящейся еще мыльной пеной. Идти ему было некуд. Он скорее соглсился бы сесть в тюрьму, чем покзться в тком виде. Оствлось одно — пропдть. Пен лоплсь и жгл спину. Н рукх и н лице он уже зстыл, стл похож н пршу и стягивл кожу, кк бритвенный кмень.

Тк прошло полчс. Инженер терся об известковые стены, стонл и несколько рз безуспешно пытлся выломть дверь. Он стл грязным и стршным.

Щукин решил спуститься вниз к дворнику, чего бы это ему ни стоило.

— Нету другого выход, нету. Только спрятться у дворник.

Здыхясь и прикрывшись рукой тк, кк это делют мужчины, входя в воду, Эрнест Пвлович медленно стл крсться вдоль перил. Он очутился н площдке между восьмым и девятым этжми.

Его фигур осветилсь рзноцветными ромбми и квдртми окн. Он стл похож н Арлекин, подслушивющего рзговор Коломбины с Пяцем. Он уже повернул в новый пролет лестницы, кк вдруг дверной змок нижней квртиры выплил и из квртиры вышл брышня с блетным чемоднчиком. Не успел брышня сделть шгу, кк Эрнест Пвлович уже очутился н своей площдке. Он почти оглох от стршных удров своего сердц.

Только через полчс инженер опрвился и смог предпринять новую вылзку. Н этот рз он твердо решил стремительно кинуться вниз и, не обрщя внимния ни н что, добежть до зветной дворницкой.

Тк он и сделл. Неслышно прыгя через четыре ступеньки и подвывя, член бюро секции инженеров и техников посккл вниз. Н площдке шестого этж он н секунду остновился. Это его погубило. Снизу кто-то подымлся.

— Несносный мльчишк! — послышлся женский голос, многокртно усиленный лестничным репродуктором. — Сколько рз я ему говорил…

Эрнест Пвлович, повинуясь уже не рзуму, инстинкту, кк преследуемый собкми кот, взлетел н девятый этж.

Очутившись н своей згженной мокрыми следми площдке, он беззвучно зплкл, дергя себя з волосы и конвульсивно рскчивясь. Кипящие слезы врезлись в мыльную корку и прожгли в ней две волнистых прллельных борозды.

— Господи! — скзл инженер. — Боже мой! Боже мой!

Жизни не было. А между тем он явственно услышл шум пробежвшего по улице грузовик. Знчит, где-то жили!

Он еще несколько рз побуждл себя спуститься вниз, но не смог — нервы сдли. Он попл в склеп.

— Нследили з собой, кк свиньи! — услышл он струшечий голос с нижней площдки.

Инженер подбежл к стене и несколько рз боднул ее головой. Смым рзумным было бы, конечно, кричть до тех пор, пок кто-нибудь не придет, и потом сдться пришедшему в плен. Но Эрнест Пвлович совершенно потерял способность сообржть и, тяжело дыш, вертелся по площдке.

Выход не было.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Глв XXVI

Клуб втомобилистов

«Милостивый госудрь» Асокин читл новую книгу Агфон Шхов три вечер подряд. С кждой новой стрницей сердце кссир нполнялось воодушевлением. Герой книги — он, кссир. Сомнений не было никких. Асокин узнвл себя во всем. Герой ромн имел его привычки, рбски копировл прибутки, носил один с ним костюм — военную гимнстерку горчичного цвет и брюки, ниспдющие н высокие кблуки ботинок. Кссовя клетк «милостивого госудря» был описн фотогрфически. Агфон Шхов был лишен вообржения. Дже фмилия был почти т же: Ажогин. Сперв «милостивый госудрь» восторглся. Он был описн првильно.

— Любой знкомый узнет, — говорил кссир с гордостью.

Но уже шестя глв, где втор спокойно приписл кссиру кржу из кссы пяти тысяч рублей, вызвл в «милостивом госудре» тревожный смешок.

Глвы седьмя, восьмя и девятя были посвящены описнию титнических кутежей «милостивого госудря» со жрицми Венеры в обольстительнейших притонх город Клуги, куд, по воле втор, скрылся кссир. В этот вечер Асокин не ужинл. Он сидел в сквере н скмейке под смым электрическим фонрем и под его розовым светом читл о своей фнтстической жизни. Снчл он испуглся, что о его подвигх узнет нчльство, но потом, вспомнив, что никких подвигов не совершл, успокоился и дже почувствовл себя польщенным. Все-тки не кого другого, именно его выбрл Агфон Шхов в герои нового сенсционного ромн.

Асокин почувствовл себя нмного выше и умнее того неудчливого рстртчик, которого изобрзил пистель. В конце концов он дже стл презирть беглого кссир. Во-первых, герой ромн предпочел миленькой Нтшке («высокя грудь, зеленые глз и крепкя линия бедер») преступную кокинистку Эсмерльду («плоскя грудь, хищные зубы и горловой тембр голос»). Н месте героя ромн Асокин в крйнем случе предпочел бы дже простовтую Феничку («пышня грудь, здоровый румянец и крепкя линия бедер»), но никк не сволочь Эсмерльду, знимвшуюся хипесом[315]. Дльше «милостивый госудрь» еще больше возмутился. Его двойник глупо и бездрно проигрл н бегх две тысячи кзенных рублей. Асокин, конечно, никогд бы этого не сделл. При мысли о ткой ребяческой глупости Асокин досдливо сплюнул. Одним только пистель ублготворил Асокин — описнием кбков, ужинов и рзличного род зкусок. Хорошо были описны кбки — с тонким зннием дел, с пылом молодости, не знющей ктр, с любовью, с энтузизмом и приятными литертурными подробностями. Семг, нпример, срвнивлсь с лоном молодой девушки, родом с Киос. Зернистя икорк, эт очровтельня спутниц фрнцузских бульврных и русских полусерьезных ромнов, не был збыт. Ее было описно по меньшей мере полпуд. Ее ели все глвные и второстепенные персонжи ромн. Асокину стло больно. Он никому не дл бы икры — см бы съел. Шмпнские бутылки, мртеллевский коньяк (лучшие фирмы втору ромн не были известны), фрукты, «шелковя выпуклость дмских ножек», метрдотели, крхмльные сктерти, втомобили и сигры — все это смешлось в роскошную груду, из-под которой рстртчик выполз лишь в последней глве с тем, чтобы тотчс отпрвиться в уголовный розыск с повинной.

Дочитв ромн, нзыввшийся «Бег волны», Асокин поежился от вечернего холодк и пошел домой спть.

Зснуть он не смог. Двойник двил н его вообржение. Н другой день, уходя из конторы, «милостивый госудрь» унес с собой пять тысяч рублей — ровно столько, сколько рстртил его преступный двойник. «Милостивый госудрь» решил использовть деньги рционльно: зимствовть все достижения Ажогин и, учтя его ошибки, избежть недочетов.

Вечером Асокин учитывл достижения и избегл недочетов в компнии девиц с Петровских линий. Обмен опытом обошелся в сто рублей. Н рссвете отрезвевший «милостивый госудрь» вышел н Тверской бульвр и побрел от пмятник Пушкин к пмятнику Тимирязев.[316]

В редкцию в этот день он не пришел. У кссы обрзовлсь очередь Репортер Персицкий, выпросивший небольшой внс и ждвший открытия кссовых оперций уже полчс, поднял стршный шум. Тогд з Асокиным послли курьер. Кссир не было и дом. Все остльное произошло очень быстро: рспечтли и проверили кссу. Зтем предствитель дминистрции конторы поехл в МУУР[317], чтобы зявить о пропже кссир и денег. К своему крйнему удивлению, он встретился тм с Асокиным, который уже сидел з брьерчиком в комендтуре и неумело, по-взрослому, плкл. Рстрт ст рублей тк его испугл, что он сейчс же побежл кяться. 4900 рублей были возврщены конторе в тот же день, репортер Персицкий получил следуемое, Асокин, ввиду незнчительности рстрты, выпустили, сняв с него допрос и обязв подпиской о невыезде. Асокин пришел в редкцию и, уже не смея ни с кем говорить, мыклся по длиннейшему коридору Дом Нродов. Мимо проштрфившегося кссир прошел звхоз, тщ с собой купленный н укционе для редктор мягкий стул. Мимо него бегли сотрудники с пчкми зметок. Кто-то искл секцию конфетчиков и, видно, долго искл, потому что спршивл о ней совсем уже слбым голосом. У Асокин узнвли, кк ближе пройти к выходу и куд можно сдть публикцию об утере документов. Молодой человек с громоздким портфелем несколько рз выпытывл, не имеет ли «милостивый госудрь» желния подписться н Большую Советскую энциклопедию в дермтиновых переплетх. Словом, ему здвли все те вопросы, которые здют грждне, бегущие но коридором советского учреждения, встречному и поперечному.

Асокин не отвечл. Сотрудники почуяли недоброе. По отделм пошли толки, ншедшие вскоре подтверждение. Асокин был отстрнен от должности з непорядки в кссе. Позвонили Шхову. Шхов обрдовлся.

— А?! — кричл он в телефон. — Не в бровь, в глз! Ну, клняйтесь «милостивому госудрю»!.. Что? Незнчительня сумм? Это невжно. Вжен принцип!

Но приехть лично н место происшествия Шхов не смог. Под его пером трепетл очередня проблем — проблем смоубийств.

Между тем редкция спешно пекл мтерил к сдче в нбор.

Выбирлись из згон (мтерил нбрнный, но не вошедший в прошлый номер) зметки и сттьи, подсчитывлось число знимемых ими строк, и нчинлсь ежедневня торговля из-з мест.

Всего гзет н своих четырех стрницх (полосх) могл вместить 4400 строк. Сюд должно было войти все: телегрммы, сттьи, хроник, письм рбкоров, объявления, один стихотворный фельетон и дв в прозе, криктуры, фотогрфии, специльные отделы: тетр, спорт, шхмты, передовя и подпередовя, извещения советских, пртийных и профессионльных оргнизций, печтющийся с продолжением ромн, художественные оценки столичной жизни, мелочи под нзвнием «крупинки», нучно-популярные сттьи, рдио и рзличный случйный мтерил. Всего по отделм нбирлось мтерилу тысяч н десять строк. Поэтому рспределение мест н полосх обычно сопровождлось дрмтическими сценми.

Первым к секретрю редкции прибежл зведующий шхмтным отделом мэстро Судейкин[318]. Он здл вежливый, но полный горечи вопрос:

— Кк? Сегодня не будет шхмт?

— Не вмещются, — ответил секретрь, — подвл большой. Трист строк.

— Но ведь сегодня же суббот. Читтель ждет воскресного отделх У меня ответы н здчи, у меня прелестный этюд Неунывко, у меня, нконец…

— Хорошо. Сколько вы хотите?

— Не меньше ст пятидесяти.

— Хорошо. Рз есть ответы н здчи, ддим шестьдесят строк.

Мэстро пытлся было вымолить еще строк тридцть хотя бы н этюд Неунывко (змечтельня индийскя пртия Тртковер-Боголюбов[319] лежл у него уже больше месяц), но его оттеснили.

Вошел Персицкий.

— Нужно двть впечтления с пленум[320]? — спросил он очень тихо.

— Конечно! — зкричл секретрь. — Ведь позвчер говорили.

— Пленум есть, — скзл Персицкий еще тише, — и две зрисовки, но они не дют мне мест.

— Кк не дют? С кем вы говорили? Что они, посходили с ум?!

Секретрь побежл ругться. З ним, интригуя н ходу, следовл Персицкий, еще позди бежли яксы из отдел объявлений.

— У нс секровскя жидкость[321]! — кричли они грустными голосми.

— Жидкость звтр. Сегодня публикуем нши приложения!

— Много вы будете иметь с вших бесплтных объявлений, з жидкость уже получены деньги.

— Хорошо, в ночной выясним. Сдйте объявление Пше. Он сейчс кк рз едет в ночную.

Секретрь сел читть передовую. Его сейчс же оторвли от этого увлектельного знятия. Пришел художник.

— Аг, — скзл секретрь, — очень хорошо. Есть тем для криктуры, в связи с последними телегрммми из Гермнии.

— Я думю тк, — проговорил художник, — «Стльной шлем»[322] и общее положение Гермнии…

— Хорошо. Тк вы кк-нибудь скомбинируйте, потом мне покжите.

Художник пошел комбинировть в свой отдел. Он взял квдртик втмнской бумги и нбросл крндшом худого пс. Н псиную голову он ндел гермнскую кску с пикой. А зтем взялся делть ндписи. Н туловище животного он нписл печтными буквми слово «Гермния», н витом хвосте — «Днцигский коридор»[323], н челюсти — «Мечты о ревнше», н ошейнике — «Плн Дуэс»[324] и н высунутом языке — «Штреземн»[325]. Перед собкой художник поствил Пункре[326], держвшего в руке кусок мяс. Н мясе художник змыслил тоже сделть ндпись, но кусок был мл и ндпись н нем не помещлсь. Человек, менее сообрзительный, чем гзетный криктурист, рстерялся бы, но художник, не здумывясь, пририсовл к мясу подобие привязнного к шейке бутылки рецепт и уже н нем нписл крохотными буковкми : «Фрнцузские предложения о грнтиях безопсности»[327]. Чтобы Пункре не смешли с кким-либо другим госудрственным деятелем, художник н животе премьер нписл — «Пункре». Нбросок был готов.

Н столх художественного отдел лежли инострнные журнлы, большие ножницы, бночки с тушью и белилми. Н полу влялись обрезки фотогрфий — чье-то плечо, чьи-то ноги и кусочки пейзж. Человек пять художников скребли фотогрфии бритвенными ножичкми «жиллет», подсветляя их, придвли снимкм резкость, подкршивя их тушью и белилми, и ствили н обороте подпись и рзмер — 3 3/4 квдрт, 2 колонки, укзния, потребные для цинкогрфии.

В комнте редктор сидел инострння делегция. Редкционный переводчик смотрел в лицо говорящего инострнц и, обрщясь к редктору, говорил:

— Товрищ Арно желет узнть…

Шел рзговор о структуре советской гзеты. Пок переводчик объяснял редктору, что желл бы узнть товрищ Арно, см товрищ Арно, в брхтных велосипедных брюкх[328], и все остльные инострнцы с любопытством смотрели н крсную ручку с пером № 86[329], которя был прислонен к углу комнты. Перо почти кслось потолк, ручк в своей широкой чсти был толщиною в туловище среднего человек. Этой ручкой можно было бы писть — перо было смое нстоящее, хотя превосходило по величине большую щуку.

— Ого-го! — смеялись инострнцы. — Колосслль!

Это перо было поднесено редкции съездом рбкоров.

Редктор, сидя н воробьяниновском стуле, улыблся и, быстро кивя головой то н ручку, то н гостей, весело объяснял.

Крик в секретрите продолжлся. Проворный Персицкий принес сттью Семшко, и секретрь срочно вычеркивл из мкет третьей полосы шхмтный отдел. Мэстро Судейкин уже не боролся з прелестный этюд Неунывко. Он тщился сохрнить хотя бы решения здч. После борьбы, более нпряженной, чем борьб его с Кпблнкой н Сн-Себстинском турнире[330], мэстро отвоевл себе местечко з счет «Суд и быт».

Семшко послли в нбор. Секретрь снов углубился в передовую. Прочесть ее секретрь решил во что бы то ни стло, из чисто спортивного интерес, — он не мог взяться з нее в течение двух чсов.

Когд он дошел до мест: «… Однко содержние последнего пкт тково, что если Лиг Нций зрегистрирует его, то придется признть, что…», к нему подошел «Суд и быт», волостый мужчин. Секретрь продолжл читть, нрочно не глядя в сторону «Суд и быт» и деля в передовой ненужные пометки. «Суд и быт» зшел с другой стороны стол и скзл обидчиво:

— Я не понимю.

— Ну-ну, — пробормотл секретрь, стрясь оттянуть время, — в чем дело?

— Дело в том, что в среду «Суд и быт» не было, в пятницу «Суд и быт» не было, в четверг поместили из згон только лиментное дело, в субботу снимют процесс, о котором двно пишут во всех гзетх, и только мы…

— Где пишут? — зкричл секретрь. — Я не читл.

— Звтр всюду появится, мы опять опоздем.

— А когд вм поручили чубровское дело[331], вы что писли? Строки от вс нельзя было получить. Я зню. Вы писли о чубровцх в вечерку.

— Откуд это вы знете?

— Зню. Говорили.

— В тком случе я зню, кто вм говорил. Вм говорил Персицкий, тот Персицкий, который н глзх у всей Москвы пользуется ппртом редкции, чтобы двть мтерил в Ленингрд.

— Пш! — скзл секретрь тихо. — Позовите Персицкого.

«Суд и быт» индифферентно сидел н подоконнике. Позди него виднелся сд, в котором возились птицы и городошники.

Тяжбу «Суд и быт» с Персицким, Персицкого с редкцией и редкции с «Судом и бытом» рзбирли долго. Пришли сотрудники из рзных отделов и обрзовли кружок. Теперь велсь дуэль непосредственно между «Судом и бытом» и Персицким. Когд конфликт стл чрезмерно острым, секретрь прекртил его ловким приемом: выкинул шхмты и вместо них поствил ребилитироввшийся «Суд и быт». Персицкому было сделно предупреждение.

Нступило смое горячее редкционное время — пять чсов. Нд рзогревшимися пишущими мшинкми курился дымок. Сотрудники диктовли противными от спешки голосми. Стршя мшинистк кричл н негодяев, незметно подкидыввших свои мтерилы вне очереди. По коридору ходил редкционный поэт в стиле:

Он ухживл з мшинисткой, скромные бедр которой рзвязывли его поэтические чувств. Он уводил ее в конец коридор и у окн, между месткомом и женской уборной, говорил слов любви, н которые девушк отвечл:

— У меня сегодня сверхурочня рбот, и я очень знят.

Это знчило, что он любит другого.

Тогд поэт уходил домой и писл стихи для души.

Поэт путлся под ногми и ко всем знкомым обрщлся с порзительно однообрзной просьбой:

— Дйте десять копеек н трмвй.

З этой суммой он збрел в отдел рбкоров. Потолквшись среди столов, з которыми рботли читчики, и потрогв рукми кипы корреспонденций, поэт возобновил свои попытки. Читчики, смые суровые в редкции люди (их сделл ткими необходимость прочитывть по сто писем в день, вычерченных рукми, знкомыми больше с топором, млярной кистью или тчкой, нежели с пером), — молчли.

Поэт побывл в экспедиции и в конце концов перекочевл в контору. Но тм он не только не получил восьми копеек, дже подвергся нпдению со стороны комсомольц Авдотьев. Поэту было предложено вступить в кружок втомобилистов. Предполглось собрть деньги, купить стрый втомобиль с «клдбищ», отремонтировть его под руководством редкционного шофер и зтем основтельно, н прктике изучить втомобильное дело. Влюбленную душу поэт зволокло прми бензин. Он сделл дв шг в сторону и, взяв третью скорость, скрылся с глз.

Авдотьев нисколько не был обескуржен. Он верил в торжество втомобильной идеи. В секретрите он повел борьбу тихой спой. Это и помешло секретрю докончить чтение передовой сттьи.

— Слушй, Алексндр Иосифович. Ты подожди, дело серьезное, — скзл Авдотьев, сдясь н секретрский стол, — у нс обрзовлся втомобильный клуб. Автомобиля еще нет, но мы хотим его купить. Редкция не дст нм взймы рублей пятьсот н восемь месяцев?

— Можешь не сомневться.

— Что? Ты думешь, мертвое дело?

— Не думю, зню. Сколько уже у вс в кружке членов?

— Уже очень много.

Кружок пок что состоял из одного оргнизтор, но Авдотьев не рспрострнялся об этом.

— З пятьсот рублей мы покупем н «клдбище» мшину. Егоров уже высмотрел. Ремонт, он говорит, будет стоить не больше пятисот. Всего тысяч. Вот я и думю нбрть двдцть человек, по полсотни н кждого. Зто будет змечтельно. Нучимся упрвлять мшиной. Егоров будет шефом. И через три месяц, к вгусту, мы все умеем ездить, есть мшин, и кждый по очереди едет куд ему угодно. Можно дже будет целое путешествие совершить!.. Д ты не кривись. Дело совершенно рельное.

— А пятьсот рублей н покупку?

— Дст ксс взимопомощи под проценты. Выплтим. Тк что ж, зписывть тебя?

Но секретрь был уже лысовт, много рботл, нходился во влсти семьи и квртиры, любил полежть после обед н дивне и почитть перед сном «Првду». Он подумл и откзлся.

— Ты! — скзл Авдотьев. — Стрик! Я тебе покжу мрку… Посмотришь, кк мы с ребятми будем рзъезжть в мшине у тебя под окнми. Нрочно гудеть будем, чтобы не дть тебе зснуть!

Авдотьев подходил к кждому столу и повторял свои зжигтельные речи. В стрикх, которыми он считл всех сотрудников стрше двдцти лет, его слов вызывли сомнительный эффект. Они кисло отбрехивлись, нпиря н то, что они уже друзья детей и регулярно плтят двдцть копеек в год н блгое дело помощи бедным крошкм. Они, собственно, соглсились бы вступить в новый клуб, но…

— Что «но»? — кричл Авдотьев. — Если бы втомобиль был сегодня? Д? Если бы вм положить н стол синий шестицилиндровый «Пккрд» з пятндцть копеек в год, бензин и смзочные мтерилы з счет првительств?!

— Иди, иди! — говорили «стрички». — Сейчс последний посыл, мешешь рботть.

Кзлось, предприятие Авдотьев терпело полное фиско. Автомобильня идея гсл и нчинл чдить. Нконец ншелся пионер нового предприятия. Персицкий с грохотом отскочил от телефон, выслушл Авдотьев и скзл:

— Верное дело. Зписывюсь. У тебя уже сколько нроду?

Персицкому Авдотьев не стл врть.

— Ты не тк подходишь, — скзл Персицкий, — дй лист. Нчнем снчл.

И Персицкий вместе с Авдотьевым нчли новый обход.

— Ты, стрый мтрц, — говорил Персицкий голубоглзому юноше, — н это дже денег не нужно двть. У тебя есть зем двдцть седьмого год?[332] Н сколько? Н пятьдесят? Тем лучше. Ты дешь эти облигции в нш клуб. Из облигций соствляется кпитл. К вгусту мы сможем релизовть все облигции и купить втомобиль?

— А если моя облигция выигрет? — зщищлся юнош.

— А сколько ты хочешь выигрть?

— Пятьдесят тысяч.

— Н эти пятьдесят тысяч будут куплены втомобили. И если я выигрю — тоже. И если Авдотьев — тоже. Словом, чья бы облигция ни выигрл, — деньги идут н мшины. Теперь ты понял? Чудк! Н собственной мшине поедешь по Военно-Грузинской дороге! Горы! Дурк!.. А позди тебя н собственных мшинх «Суд и быт» ктит, хроник, отдел происшествий и эт дмочк, знешь, которя дет кино!.. Ну? Ну? Ухживть будешь!..

Кждый держтель облигции в глубине души не верит в возможность выигрыш. Зто он очень ревниво относится к облигциям своих соседей и знкомых. Он пуще огня боится того, что выигрют они, он, всегдшний неудчник, снов остнется н бобх. Поэтому ндежды н выигрыш сосед по редкции неотвртимо толкли держтелей облигций в лоно нового клуб. Смущло только опсение, что ни одн облигция не выигрет. Но это почему-то кзлось мловероятным, и, кроме того, втомобильный клуб ничего не терял: одн мшин с «клдбищ» был грнтировн н соствленный из облигций кпитл.

Двдцть человек нбрлось з пять минут. Когд дело было увенчно, пришел секретрь, прослышвший о змнчивых перспективх втомобильного клуб.

— А что, ребятки, — скзл он, — не зписться ли ткже и мне?

— Зпишись, стрик, отчего же, — ответил Авдотьев, — только не к нм. У нс уже, к сожлению, полный комплект, и прием новых членов прекрщен до 1929 год. А зпишись ты лучше в друзья детей. Дешево и спокойно. Двдцть копеек в год, и ехть никуд не нужно.

Секретрь помялся, вспомнил, что он и впрямь уже стровт, вздохнул и пошел дочитывть увлектельную передовую.

— Скжите, товрищ, — остновил его в коридоре крсвец с черкесским лицом, — где здесь редкция гзеты «Стнок»?

Это был великий комбинтор.

Глв XXVII

Рзговор с голым инженером

Появлению Остп Бендер в редкции предшествовл ряд немловжных событий.

Не зств Эрнест Пвлович днем (квртир был зперт, и хозяин, вероятно, был н службе), великий комбинтор решил зйти к нему попозже, пок что рсхживл по городу. Томясь жждой деятельности, он переходил улицы, остнвливлся н площдях, делл глзки милиционеру, подсживя дм в втобусы и вообще имел ткой вид, будто бы вся Москв, с ее пмятникми, трмвями, моссельпромщикми[333], церковкми, вокзлми и фишными тумбми, — собрлсь к нему н рут. Он ходил между гостей, мило беседовл с ними и для кждого нходил теплое словечко. Прием ткого огромного количеств гостей несколько утомил великого комбинтор. К тому же был уже шестой чс, и ндо было отпрвляться к инженеру Щукину.

Но судьб судил тк, что, прежде чем свидеться с Эрнестом Пвловичем, Остпу пришлось здержться чс н дв для подписния небольшого протокол.

Н Тетрльной площди великий комбинтор попл под лошдь. Совершенно неожиднно н него нлетело робкое животное белого цвет и толкнуло его костистой грудью. Бендер упл, обливясь потом. Было очень жрко. Беля лошдь громко просил извинения. Остп живо поднялся. Его могучее тело не получило никкого повреждения. Тем больше было причин и возможностей для скндл.

Гостеприимного и любезного хозяин Москвы нельзя было узнть. Он врзвлку подошел к смущенному стричку-извозчику и треснул его кулком по втной спине. Стричок терпеливо перенес нкзние. Прибежл милиционер.

— Требую протокол! — с пфосом зкричл Остп.

В его голосе послышлись метллические нотки человек, оскорбленного в смых святых своих чувствх. И, стоя у стены Млого тетр, н том смом месте, где впоследствии будет сооружен пмятник великому русскому дрмтургу Островскому[334], Остп подписл протокол, стрясь не смотреть н своего врг-извозчик, и дл небольшое интервью нбежвшему Персицкому. Персицкий не брезговл черной рботой. Он ккуртно зписл в блокнот фмилию и имя потерпевшего и помчлся длее.

Остп горделиво двинулся в дльнейший путь. Все еще переживя нпдение белой лошди и чувствуя зпоздлое сожление, что не успел дть извозчику и по шее, Остп, шгя через две ступеньки, поднялся до седьмого этж щукинского дом. Здесь н голову ему упл тяжеля кпля. Он поднял голову. Прямо в глз ему хлынул с верхней площдки небольшой водопдик грязной воды.

— З ткие штуки ндо морду бить! — решил Остп.

Он бросился нверх. У двери щукинской квртиры, спиной к нему, сидел голый человек, покрытый белыми лишями. Он сидел прямо н кфельных плиткх, держсь з голову и рскчивясь. Вокруг голого был вод, выливвшяся в щель квртирной двери.

— О-о-о, — стонл голый, — о-о-о…

— Скжите, это вы здесь льете воду? — спросил Остп рздрженно. — Что это з место для купнья? Вы с ум сошли?

Инженер тускло посмотрел н Остп и всхлипнул.

— Слушйте, гржднин, вместо того, чтобы плкть, вы, может быть, пошли бы в бню. Посмотрите, н что вы похожи. Прямо ккой-то пикдор!

— Ключ! — змычл инженер, клця зубми.

— Что ключ? — спросил Остп.

— От кв-в-врти-ыры.

— Где деньги лежт?

Голый человек икл с порзительной быстрой.

Ничто не могло смутить Остп. Он нчинл сообржть. И когд нконец сообрзил, чуть не свлился з перил от хохот, бороться с которым было бы все рвно бесполезно.

— Тк вы не можете войти в квртиру? Но это же тк просто!

Стрясь не зпчкться о голого, Остп подошел к двери, сунул в щель мерикнского змк длинный желтый ноготь большого пльц и осторожно стл поворчивть его спрв нлево и сверху вниз.

Дверь бесшумно отворилсь[335], и голый с рдостным воем вбежл в зтопленную квртиру. Шумели крны. Вод в столовой обрзовл водоворот. В спльне он стоял спокойным прудом, по которому тихо, лебединым ходом, плыли ночные туфли. Сонной рыбьей стйкой сбились в угол окурки.

Воробьяниновский стул стоял в столовой, где было ниболее сильное течение воды. Белые бурунчики обрзовлись у всех его четырех ножек. Стул слегк подргивл и, кзлось, собирлся немедленно уплыть от своего преследовтеля. Остп сел н него и поджл под себя ноги.

Пришедший в себя Эрнест Пвлович, с крикми «прдон! прдон!», зкрыл крны, умылся и предстл перед Бендером голый до пояс и в зктнных до колен мокрых брюкх.

— Вы меня просто спсли! — возбужденно кричл он. — Извиняюсь, не могу подть вм руки, я весь мокрый. Вы знете, я чуть с ум не сошел.

— К тому, видно, и шло.

— Я очутился в ужсном положении.

И Эрнест Пвлович, переживя вновь стршное происшествие, то омрчясь, то нервно смеясь, рсскзл великому комбинтору подробности постигшего его несчстья.

— Если бы не вы, я бы погиб, — зкончил инженер.

— Д, — скзл Остп, — со мной тоже был ткой случй. Дже похуже немного.

Инженер нстолько сейчс интересовло все, что кслось подобных историй, что он дже бросил ведро, которым собирл воду, и стл нпряженно слушть.

— Совсем тк, кк с вми, — нчл Бендер, — только было это зимою, и не в Москве, в Миргороде, в один из веселеньких промежутков между Мхно и Тютюнником[336] в девятндцтом году. Жил я в семействе одном. Хохлы отчянные. Типичные собственники: одноэтжный домик и много рзного брхл. Ндо вм зметить, что нсчет кнлизции и прочих удобств в Миргороде есть только выгребные ямы. Ну, и выскочил я однжды ночью в одном белье прямо н снег — простуды я не боялся — дело минутное. Выскочил и мшинльно зхлопнул з собой дверь. Мороз грдусов двдцть. Я стучу — не открывют. Н месте нельзя стоять — змерзнешь! Стучу и бегю, стучу и бегю — не открывют. И, глвное, в доме ни одн стн не спит. Ночь стршня. Собки воют. Стреляют где-то. А я бегю по сугробм в летних кльсонх. Целый чс стучл. Чуть не подох. И почему, вы думете, они не открывли? Имущество прятли, зшивли керенки в подушку. Думли, что с обыском. Я их чуть не поубивл потом.

Инженеру все это было очень близко.

— Д, — скзл Остп, — тк это вы инженер Щукин?

— Я. Только уж вы, пожлуйст, никому не говорите. Неудобно, прво…

— О, пожлуйст! Антр-ну, тет--тет. В четыре глз, кк говорят фрнцузы. А я к вм по делу, товрищ Щукин.

— Чрезвычйно буду рд вм услужить.

— Грнд мерси. Дело пустяковое. Вш супруг просил меня к вм зйти и взять у вс этот стул. Он говорил, что он ей нужен для пры. А вм он собирется прислть кресло.

— Д пожлуйст! — воскликнул Эрнест Пвлович. — Я очень рд! И зчем вм утруждть себя? Я могу см принести. Сегодня же.

— Нет, зчем же! Для меня это — сущие пустяки. Живу я недлеко, для меня это нетрудно.

Инженер зсуетился и проводил великого комбинтор до смой двери, переступить которую он стршился, хотя ключ был уже предусмотрительно положен в крмн мокрых штнов.

Бывшему студенту Ивнопуло был подрен еще один стул. Обшивк его был, првд, немного поврежден, но все же это был прекрсный стул и к тому же точь-в-точь, кк первый.

Остп не тревожил неудч с этим стулом, четвертым по счету. Он знл все штучки судьбы.

«Счстье, — рссуждл он, — всегд приходит в последнюю минуту. Если вм у Смоленского рынк нужно сесть в трмвй номер 4, тм, кроме четвертого, проходят еще пятый, семндцтый, пятндцтый, тридцтый, тридцть первый, Б, Г и две втобусных линии, то уж будьте уверены, что снчл пройдет Г, потом дв пятндцтых подряд, что вообще противоестественно, зтем семндцтый, тридцтый, много Б, снов Г, тридцть первый, пятый, снов семндцтый и снов Б. И вот, когд вм нчнет кзться, что четвертого номер уже не существует в природе, он медленно придет со стороны Брянского вокзл, увешнный людьми. Но пробрться в вгон для умелого трмвйного пссжир совсем не трудно. Нужно только, чтоб трмвй пришел. Если же вм нужно сесть в пятндцтый номер, то не сомневйтесь: снчл пройдет множество вгонов всех прочих номеров, проклятый четвертый пройдет восемь рз подряд, пятндцтый, который еще тк недвно ходил через кждые пять минут, стнет появляться не чще одного рз в сутки. Нужно лишь терпение, и вы дождетесь».

В эту стройную систему умозключений, в основу которых был положен случй, темной громдой врезывлся стул, уплывший в глубину товрного двор Октябрьского вокзл. Мысли об этом стуле были неприятны и нвевли тягостное сомнение.

Великий комбинтор нходился в положении рулеточного игрок, ствящего исключительно н номер, одного из той породы людей, которые желют выигрть срзу в тридцть шесть рз больше своей ствки. Положение было дже хуже: концессионеры игрли в ткую рулетку, где зеро приходилось н одинндцть номеров из двендцти. Д и см двендцтый номер вышел из поля зрения, нходился черт знет где и, возможно, хрнил в себе чудесный выигрыш.

Цепь этих горестных рзмышлений был прервн приходом глвного директор. Уже один его вид возбудил в Остпе нехорошие чувств.

— Ого! — скзл технический руководитель. — Я вижу, что вы делете успехи. Только не шутите со мной. Зчем вы оствили стул з дверью? Чтобы позбвиться ндо мной?

— Товрищ Бендер, — пробормотл предводитель.

— Ах, зчем вы игрете н моих нервх! Несите его сюд скорее, несите. Вы видите, что новый стул, н котором я сижу, увеличил ценность вшего приобретения во много рз.

Остп склонил голову нбок и сощурил глз.

— Не мучьте дитю, — збсил он нконец, — где стул? Почему вы его не принесли?

Сбивчивый доклд Ипполит Мтвеевич прерывлся крикми с мест, ироническими плодисментми и кверзными вопросми. Воробьянинов зкончил свой доклд под единодушный смех удитории.

— А мои инструкции? — спросил Остп грозно. — Сколько рз я вм говорил, что крсть грешно! Еще тогд, когд вы в Стргороде хотели обокрсть мою жену — мдм Гриццуеву, — еще тогд я понял, что у вс мелкоуголовный хрктер. Вс никогд не шлепнут, будьте уверены. Смое большое, к чему смогут привести вс способности, — это шесть месяцев без строгой изоляции. Для гигнт мысли и отц русской демокртии мсштб кк будто небольшой. И вот результты. Стул, который был у вс в рукх, выскользнул. Мло того — вы испортили легкое место! Попробуйте ннести туд второй визит. Вм этот Авесслом Мочеизнуренков[337] голову оторвет. Счстье вше, что вм помог идиотский случй, не то сидели бы вы з решеткой и нпрсно ждли бы от меня передчи. Я вм передчи носить не буду. Имейте это в виду. Что мне Гекуб?[338] Вы мне, в конце концов, не мть, не сестр и не любовниц.[339]

Ипполит Мтвеевич, сознввший все свое ничтожество, стоял понурясь.

— Вот что, дорогуш, я вижу полную бесцельность ншей совместной рботы. Во всяком случе, рботть с тким млокультурным компньоном, кк вы, из пя-ти-де-ся-ти процентов — предствляется мне бсурдным. Воленс-неволенс[340], но я должен поствить новые условия.

Ипполит Мтвеевич здышл. До этих пор он стрлся не дышть.

— Д, мой стрый друг, вы больны оргнизционным бессилием и бледной немочью. Соответственно этому уменьшются вши пи. Честно, хотите двдцть процентов?

Ипполит Мтвеевич решительно змотл головой.

— Почему же вы не хотите? Вм мло?

— М-мло.

— Но ведь это же тридцть тысяч рублей! Сколько же вы хотите?

— Соглсен н сорок.

— Грбеж среди бел дня! — скзл Остп, подржя интонциям предводителя во время исторического торг в дворницкой. — Вм мло тридцти тысяч? Вм нужен еще ключ от квртиры?!

— Это вм нужен ключ от квртиры, — пролепетл Ипполит Мтвеевич.

— Берите двдцть, пок не поздно, то я могу рздумть. Пользуйтесь тем, что у меня хорошее нстроение.

Воробьянинов двно уже потерял тот смодовольный вид, с которым некогд нчинл поиски бриллинтов. Он соглсился.

Лед, который тронулся еще в дворницкой, лед, гремевший, тресквшийся и удрявшийся о грнит нбережной, двно уже измельчл и стял. Льд уже не было. Был широко рзлившяся вод, которя небрежно несл н себе Ипполит Мтвеевич, швыряя его из стороны в сторону, то удряя его о бревно, то стлкивя его со стульями, то унося от этих стульев. Невырзимую боязнь чувствовл Ипполит Мтвеевич. Все пугло его. По реке плыли мусор, нефтяные осттки, пробитые курятники, дохля рыб, чья-то ужсня шляп. Может быть, это был шляп отц Федор — утиный кртузик, сорвнный с него ветром в Ростове? Кто знет? Конц пути не было видно. К берегу не прибивло, плыть против течения бывший предводитель дворянств не имел ни сил, ни желния.

Его несло в открытое море приключений.

Глв XXVIII

Дв визит

Подобно рспеленутому млютке, который, не остнвливясь ни н секунду, рзжимет и сжимет восковые кулчки, двигет ножонкми, вертит головой величиной в крупное нтоновское яблоко, одетое в чепчик, и выдувет изо рт пузыри, — Авесслом Изнуренков нходился в состоянии вечного беспокойств. Он двигл полными ножкми, вертел выбритым подбородочком, издвл хи и производил волостыми рукми ткие жесты, будто делл гимнстику н резиновых кольцх.

Он вел очень хлопотливую жизнь мелкого гент по стрховнию от огня, хотя гентом не был, — всюду появлялся и что-то предлгл, несясь по улице, кк испугння куриц, быстро говорил вслух, словно высчитывл стрховку кменного, крытого железом строения. Сущность его жизни и деятельности зключлсь в том, что он оргнически не мог зняться кким-нибудь делом, предметом или мыслью больше чем н минуту.

Если острот не нрвилсь и не вызывл мгновенного смех, Изнуренков не убеждл редктор, кк другие, что острот хорош и требует для полной оценки лишь небольшого рзмышления. Он сейчс же предлгл новую остроту.

— Что плохо — то плохо, — говорил он, — кончено.

В мгзинх Авсесслом Влдимирович производил ткой сумбур, тк быстро появлялся и исчезл н глзх порженных прикзчиков, тк экспнсивно покупл коробку шоколду, что кссирш ожидл получить с него, по крйней мере, рублей тридцть. Но Изнуренков, притнцовывя у кссы и хвтясь з глстук, кк будто его душили, бросл н стеклянную досочку измятую трехрублевку и, блгодрно блея, убегл.

Если бы этот человек мог остновить себя хотя бы н дв чс, — произошли бы смые неожиднные вещи: может быть, Изнуренков присел к столу и нписл бы прекрсную повесть, может быть, и зявление в кссу взимопомощи о выдче безвозвртной ссуды, или новый пункт к зкону о пользовнии жилплощдью, или книгу «Уменье хорошо одевться и вести себя в обществе». Но сделть этого он не мог. Бешено рботющие ноги уносили его, из двигющихся рук крндш вылетл, кк стрел, мысли прыгли.

Изнуренков бегл по комнте, и печти н мебели тряслись, кк серьги у тнцующей цыгнки. Н стуле сидел смешливя девушк из предместья.

— Ах, х, — вскрикивл Авесслом Влдимирович, — божественно, божественно!.. «Цриц голосом и взором свой пышный оживляет пир»…[341] Ах, х!.. Высокий клсс!.. Вы — королев Мрго.

Ничего этого не рзобрвшя королев из предместий с увжением смеялсь.

— Ну, ешьте шоколд, ну, я вс прошу!.. Ах, х!.. Очровтельно!..

Он поминутно целовл королеве руки, восторглся ее скромным тулетом, совл ей кот и зискивюще спршивл:

— Првд, он похож н попугя?.. Лев! Лев! Нстоящий лев! Скжите, он действительно пушист до чрезвычйности?.. А хвост! Хвост! Скжите, это действительно большой хвост?.. Ах!

Потом кот полетел в угол, и Авесслом Влдимирович, прижв руки к пухлой молочной груди, стл с кем-то рсклнивться в окошко. Вдруг в его бедовой голове щелкнул ккой-то клпн, и он нчл вызывюще острить по поводу физических и душевных кчеств своей гостьи.

— Скжите, эт брошк действительно из стекл? Ах! Ах! Ккой блеск!.. Вы меня ослепили, честное слово!.. А скжите, Приж действительно большой город? Тм действительно Эйфелев бшня?.. Ах! Ах!.. Ккие руки!.. Ккой нос!.. Ах!..

Он не обнимл девушку. Ему было достточно говорить комплименты. И он говорил их без умолку. Поток их был прервн посещением Остп.

Великий комбинтор вертел в рукх клочок бумги и сурово допршивл:

— Изнуренков здесь живет? Это вы и есть?

Авесслом Влдимирович тревожно вглядывлся в кменное лицо посетителя. В его глзх он стрлся прочесть, ккие именно претензии будут сейчс предъявлены: штрф ли это з рзбитое при рзговоре в трмве стекло, повестк ли в нрсуд з неплтеж квртирных денег или прием подписки н журнл для слепых.

— Что же это, товрищ, — жестко скзл Бендер, — это совсем не дело — прогонять кзенного курьер.

— Ккого курьер? — ужснулся Изнуренков.

— Сми знете ккого. Сейчс мебель буду вывозить. Попрошу вс, гржднк, очистить стул.

Гржднк, нд которой только что читли стихи смых лирических поэтов, поднялсь с мест.

— Нет! Сидите! — зкричл Изнуренков, зкрывя стул своим телом. — Они не имеют прв!

— Нсчет прв молчли бы, гржднин. Сознтельным ндо быть. Освободите мебель! Зкон ндо соблюдть!

С этими словми Остп схвтил стул и потряс им в воздухе.

— Вывожу мебель! — решительно зявил Бендер.

— Нет, не вывозите!

— Кк же не вывожу, — усмехнулся Остп, выходя со стулом в коридор.

Авесслом поцеловл у королевы руку и, нклонив голову, побежл з строгим судьей. Тот уже спусклся по лестнице.

— А я вм говорю, что не имеете прв. По зкону мебель может стоять две недели, он стоял только три дня! Может быть, я уплчу!

Изнуренков вился вокруг Остп, кк пчел. Тким мнером об очутились н улице. Авесслом Влдимирович бежл з стулом до смого угл. Здесь он увидел воробьев, прыгвших вокруг нвозной кучки. Он посмотрел н них просветленными глзми, збормотл, всплеснул рукми и, зливясь смехом, произнес:

— Высокий клсс! Ах!.. Ах!..

Увлеченный рзрботкой темы, Изнуренков весело повернул нзд и, подсккивя, побежл домой. О стуле он вспомнил только дом, зств девушку из предместий стоящей посреди комнты.

Остп отвез стул н извозчике.

— Учитесь, — скзл он Ипполиту Мтвеевичу. Стул взят голыми рукми. Дром. Вы понимете?

Меблировк комнты Ивнопуло увеличилсь еще н один стул. После вскрытия стул Ипполит Мтвеевич згрустил.

— Шнсы все увеличивются, — скзл Остп, — денег ни копейки. Скжите, покойня вш тещ не любил шутить?

— А что ткое?

— Может быть, никких бриллинтов нет?

Ипполит Мтвеевич тк змхл рукми, что н нем поднялся пиджчок.

— В тком случе все прекрсно. Будем ндеяться, что достояние Ивнопуло увеличится еще только н один стул.

— О вс, товрищ Бендер, сегодня в гзетх писли, зискивюще скзл Ипполит Мтвеевич.

Остп нхмурился. Он не любил, когд пресс поднимл вой вокруг его имени.

— Что вы мелете? В ккой гзете?

Ипполит Мтвеевич с торжеством рзвернул «Стнок».

— Вот здесь. В отделе «Что случилось з день».

Остп несколько успокоился, потому что боялся зметок только в рзоблчительных отделх «Нши шпильки» и «Злоупотребителей — под суд».

Действительно, в отделе «Что случилось з день» нонпрелью было нпечтно:

Попл под лошдь

Вчер н площди Свердлов попл под лошдь извозчик № 8974 гр. О. Бендер. Пострдвший отделлся легким испугом.

— Это извозчик отделлся легким испугом, не я, ворчливо зметил О. Бендер. — Идиоты. Пишут, пишут — и сми не знют, что пишут. Ах! Это «Стнок». Очень, очень приятно, вы знете, Воробьянинов, что эту зметку, может быть, писли, сидя н ншем стуле. Збвня история.

Великий комбинтор здумлся.

Повод для визит в редкцию был нйден.

Осведомившись у секретря о том, что все комнты спрв и слев во всю длину коридор зняты редкцией, Остп нпустил н себя простецкий вид и предпринял обход редкционных помещений: ему нужно было узнть, в ккой комнте нходится стул. Он влез в местком, где уже шло зседние молодых втомобилистов, и тк кк срзу увидел, что стул тм нет, перекочевл в соседнее помещение. В конторе он делл вид, что ожидет резолюции, в отделе рбкоров узнвл, где здесь, соглсно объявлению, продется мкултур. В секретрите узнвл условия подписки, в комнте фельетонистов спросил, где принимют объявления об утере документов. Тким мнером он добрлся до комнты редктор, который, сидя н концессионном стуле, трубил в телефонную трубку.

Остпу нужно было время, чтобы внимтельно изучить местность.

— Тут, товрищ редктор, н меня помещен формення клевет, — скзл Бендер.

При этом он зметил, что окно комнты выходит во внутренний двор.

— Ккя клевет? — спросил редктор.

Остп долго рзворчивл экземпляр «Стнк». Оглядывясь н дверь, он увидел н ней мерикнский змок. Если вырезть кусочек стекл в двери, то легко можно было бы просунуть руку и открыть змок изнутри.

Редктор прочел укзнную Остпом зметку.

— В чем же вы, товрищ, видите клевету?

— Кк же! А вот это: «Пострдвший отделлся легким испугом».

— Не понимю.

Остп лсково смотрел н редктор и н стул.

— Стну я пугться ккого-то тм извозчик. Опозорили перед всем миром. Опровержение нужно.

— Вот что, гржднин, — скзл редктор, — никто вс не позорил, и по тким пустяковым вопросм мы опровержений не дем.

— Ну, все рвно, я тк этого дел не оствлю, — говорил Остп, покидя кбинет.

Он уже увидел все, что ему было нужно.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Глв XXIX

Змечтельня допровскя корзинк

Стргородское отделение эфемерного «Меч и орл» вместе с молодцми из «Быстроупк» выстроилось в длиннейшую очередь у мучного лбз «Хлебопродукт». Прохожие остнвливлись.

— Куд очередь стоит? — спршивли грждне.

В нудной очереди, стоящей у мгзин, всегд есть один человек, словоохотливость которого тем больше, чем дльше он стоит от мгзинных дверей. А дльше всех стоял Полесов.

— Дожились, — говорил брндмейстер, — скоро все н жмых перейдем. В двдцтом году и то лучше было. Муки в городе н четыре дня.

Грждне недоверчиво подкручивли усы, вступли с Полесовым в спор и ссыллись н «Стргородскую првду». Докзв Полесову, кк двжды дв — четыре, что муки в городе сколько угодно и что нечего устривть пнику, грждне бежли домой, брли все нличные деньги и присоединялись к мучной очереди.

Молодцы из «Быстроупк», зкупив всю муку в лбзе, перешли н бклею и обрзовли чйно-схрную очередь.

В дв дня Стргород был охвчен продовольственным и товрным кризисом.

Госмгзины и коопертивы, рспродв дневной зпс товров в дв чс, требовли подкреплений. Очереди стояли уже повсюду. Не хвтло круп, подсолнечного мсл, керосину, дрожжей, печеного хлеб и молок.

Н экстренном зседнии в губисполкоме выяснилось, что рспродны уже двухнедельные зпсы. Предствители кооперции и госторговли предложили, до прибытия нходящегося в пути продовольствия, огрничить отпуск товров в одни руки — по фунту схр и по пять фунтов муки.

Н другой день было изобретено противоядие.

Первым в очереди з схром стоял Альхен. З ним — его жен Сшхен, Пш Эмильевич, четыре Яковлевич и все пятндцть призревемых струшек в тульденоровых нрядх. Выкчв из мгзин Стргико полпуд схру, Альхен увел свою очередь в другой коопертив, кляня по дороге Пшу Эмильевич, который успел слопть отпущенный н его долю фунт схрного песку. Пш сыпл схр горкой н лдонь и отпрвлял в свою широкую псть. Альхен хлопотл целый день. Во избежние усушки и рструски он изъял Пшу Эмильевич из очереди и приспособил его для перетскивния скупленного н привозный рынок. Тм Альхен зстенчиво перепродвл в чстные лвочки добытые схр, муку, чй и мркизет[342].

Полесов стоял в очередях, глвным обрзом, из принцип. Денег у него не было, и купить он все рвно ничего не мог. Он кочевл из очереди в очередь, прислушивлся к рзговорм, делл едкие змечния, многознчительно здирл брови и пророчествовл. Следствием его недомолвок было то, что город нполнили слухи о приезде с Мечи и Урл подпольной оргнизции.

Губернтор Дядьев зрботл в один день десять тысяч. Сколько зрботл председтель биржевого комитет Кислярский, не знл дже его жен. Мысль о том, что он приндлежит к тйному обществу, не двл ему покоя. Шедшие по городу слухи испугли его вконец. Проведя бессонную ночь, председтель биржевого комитет решил, что только чистосердечное признние может сокртить ему срок пребывния в тюрьме.

— Слушй, Генриетт, — скзл он жене, — пор уже переносить мнуфктуру к шурину.

— А что, рзве придут? — спросил Генриетт Кислярскя.

— Могут прийти. Рз в стрне нет свободы торговли, то должен же я когд-нибудь сесть?

— Тк что, уже приготовить белье? Несчстня моя жизнь. Вечно носить передчу. И почему ты не пойдешь в советские служщие? Ведь шурин состоит членом профсоюз, и ничего! А этому обязтельно нужно быть крсным купцом!

Генриетт не знл, что судьб возвел ее муж в председтели биржевого комитет. Поэтому он был спокойн.

— Может быть, я не приду ночевть, — скзл Кислярский, — тогд ты звтр приходи с передчей. Только, пожлуйст, не приноси вреников. Что мне з удовольствие есть холодные вреники?!

— Может быть, возьмешь с собой примус?

— Тк тебе и рзрешт держть в кмере примус! Дй мне мою корзинку.

У Кислярского был специльня допровскя корзин. Сделння по специльному зкзу, он был вполне универсльн. В рзвернутом виде он предствлял кровть, в полурзвернутом — столик, кроме того, он зменял шкф — в ней были полочки, крючки и ящики. Жен положил в универсльную корзину холодный ужин и свежее белье.

— Можешь меня не провожть, — скзл опытный муж, — если придет Рубенс з деньгми, скжи, что денег нет. До свидния. Рубенс может подождть.

И Кислярский степенно вышел н улицу, держ з ручку допровскую корзинку.

— Куд вы, гржднин Кислярский? — окликнул Полесов.

Он стоял у телегрфного столб и крикми подбдривл рбочего связи, который, цепляясь железными когтями з дерево, подбирлся к изоляторм.

— Иду сознвться, — ответил Кислярский.

— В чем?

— В мече и орле.

Виктор Михйлович лишился язык. А Кислярский, выствив вперед свой яйцевидный животик, опояснный широким дчным поясом с нклдным крмнчиком для чсов, неторопливо пошел в губпрокуртуру.

Виктор Михйлович зхлопл крыльями и улетел к Дядьеву.

— Кислярский — провоктор! — зкричл брндмейстер. — Только что пошел доносить. Его еще видно.

— Кк? И корзинк при нем? — ужснулся стргородский губернтор.

— При нем.

Дядьев поцеловл жену, крикнул, что если придет Рубенс, денег ему не двть, и стремглв выбежл н улицу.

Виктор Михйлович звертелся, зстонл, словно куриц, снесшя яйцо, и побежл к Влде с Никешей.

Между тем гржднин Кислярский, медленно прогуливясь, приближлся к губпрокуртуре. По дороге он встретил Рубенс и долго с ним говорил.

— А кк же деньги? — спросил Рубене.

— З деньгми придете к жене.

— А почему, вы с корзинкой? — подозрительно осведомился Рубенс.

— Иду в бню.

— Ну, желю вм легкого пр.

Потом Кислярский зшел в кондитерскую ССПО[343], бывшую «Бонбон де Врсови»[344], выкушл сткн кофе и съел слоеный пирожок. Пор было идти кяться. Председтель биржевого комитет вступил в приемную губпрокуртуры. Тм было пусто. Кислярский подошел к двери, н которой было нписно: «Губернский прокурор», и вежливо постучл.

— Можно! — ответил хорошо знкомый Кислярскому голос прокурор.

Кислярский вошел и в изумлении остновился. Его яйцевидный животик срзу же опл и сморщился, кк финик. То, что он увидел, было полной для него неожиднностью.

Письменный стол, з которым сидел прокурор, окружли члены могучей оргнизции «Меч и орл». Судя по их жестм и плксивым голосм, они сознвлись во всем.

— Вот он, — воскликнул Дядьев, — смый глвный, октябрист.

— Во-первых, — скзл Кислярский, ствя н пол допровскую корзинку и приближясь к столу, — во-первых, я не октябрист. Зтем я всегд сочувствовл советской влсти, в-третьих — глвный это не я, товрищ Чрушников, дрес которого…

— Крснормейскя! — зкричл Дядьев.

— Номер три! — хором сообщили Влдя и Никеш.

— Во двор и нлево, — добвил Виктор Михйлович, — я могу покзть.

Через двдцть минут привезли Чрушников, который прежде всего зявил, что никого из присутствующих в кбинете никогд в жизни не видел. Вслед з этим, не сделв никкого перерыв, Чрушников донес н Елену Стнислвовну, Ипполит Мтвеевич и его згдочного спутник.

Только в кмере, переменив белье и рстянувшись н допровской корзинке, председтель биржевого комитет почувствовл себя легко и спокойно.

По делу пустой, кк видно, оргнизции «Меч и орл» шло следствие. Единственно вжным лицом прокурор считл скрывшегося Воробьянинов, который несомненно имел связи с прижской эмигрцией.

Мдм Гриццуев-Бендер з время кризис успел зпстись пищевыми продуктми и товром для своей лвчонки, по меньшей мере, н четыре месяц. Успокоившись, он снов згрустил о молодом супруге, томящемся н зседниях Млого Совнрком. Визит к гдлке не внес успокоения. Елен Стнислвовн, встревоження исчезновением всего стргородского реопг, метл крты с возмутительной небрежностью. Крты возвещли то конец мир, то прибвку к жловнью, то свидние с мужем в кзенном доме и в присутствии недоброжелтеля — пикового короля. Д и смо гдние кончилось кк-то стрнно. Пришли генты — пиковые короли — и увели прорицтельницу в кзенный дом — к прокурору.

Оствшись недине с попугем, вдовиц в смятении собрлсь было уходить, кк вдруг попугй удрил клювом о клетку и первый рз в жизни зговорил человечьим голосом.

— Дожились! — скзл он срдонически и выдернул из подмышки перышко.

Мдм Гриццуев-Бендер в стрхе кинулсь к дверям. Вдогонку ей полилсь горячя сбивчивя речь. Древняя птиц был тк поржен визитом гентов и уводом хозяйки в кзенный дом, что нчл выкрикивть все знкомые ей слов. Нибольшее место в ее репертуре знимл Виктор Михйлович Полесов.

— При нличии отсутствия, — рздрженно скзл птиц.

И, перевернувшись н жердочке вниз головой, подмигнул глзом зстывшей у двери вдове, кк бы говоря: «Ну, кк вм это понрвится, вдовиц?»

— Мть моя! — простонл вдовиц.

— В кком полку служили? — спросил попугй голосом Бендер. — Кр-р-р-р-рх!.. Европ нм поможет.

После бегств вдовы попугй опрвил н себе мнишку и скзл те слов, которые у него безуспешно пытлись вырвть люди в течение тридцти лет:

— Попк дурк.

Вдов бежл по улице и голосил. А дом ее ждл вертлявый стричок. Это был Врфоломеич, похудевший после смерти ббушки.

— По объявлению, — скзл Врфоломеич, — дв чс жду, брышня.

Тяжелое копыто предчувствия удрило Гриццуеву в сердце.

— Ох! — зпел вдов. — Истомилсь душеньк.

— От вс, кжется, ушел гржднин Бендер? Вы объявление двли?

Вдов упл н мешки с мукой.

— Ккие у вс оргнизмы слбые, — слдко скзл Врфоломеич, — я бы хотел спервончлу нсчет вознгрждения уяснить себе…

— Ох!.. Все берите! Ничего мне теперь не жлко! — причитл чувствительня вдов.

— Тк вот-с. Мне известно пребывние сыночк вшего О. Бендер. Ккое же вознгрждение будет?

— Все берите! — повторил вдов.

— Двдцть рублей, — сухо скзл Врфоломеич.

Вдов поднялсь с мешков. Он был змрн мукой. Зпорошенные ресницы усиленно моргли.

— Сколько? — переспросил он.

— Пятндцть рублей, — спустил цену Врфоломеич.

Он чуял, что и три рубля вырвть у несчстной женщины будет трудно.

Попиря ногми кули, вдов нступл н стричк, призывл в свидетели небесную силу и с ее помощью добилсь твердой цены.

— Ну что ж, бог с вми, пусть пять рублей будет. Только деньги попрошу вперед. У меня ткое првило.

Врфоломеич достл из зписной книжечки две гзетных вырезки и, не выпускя их из рук, стл читть:

— Вот, извольте посмотреть, по порядку. Вы писли, знчит: «Умоляю… ушел из дому товрищ Бендер… зеленый костюм, желтые ботинки, голубой жилет»… Првильно ведь? Это «Стргородскя првд», знчит. А вот что пишут про сыночк вшего в столичных гзетх. Вот… «Попл под лошдь»… Д вы не убивйтесь, мдмочк, дльше слушйте… «Попл под лошдь»… Д жив, жив! Говорю вм, жив. Нешто б я з покойник деньги брл бы?.. Тк вот. «Попл под лошдь. Вчер н площди Свердлов попл под лошдь извозчик №8974 гржднин О. Бендер. Пострдвший отделлся легким испугом»… Тк вот, эти документики я вм предоствлю, вы мне денежки вперед. У меня ух ткое првило.

Вдов с плчем отдл деньги. Муж, ее милый муж в желтых ботинкх лежл н длекой московской земле, и огнедышщя извозчичья лошдь бил копытом в его голубую грусную грудь.

Чуткя душ Врфоломеич удовлетворилсь приличным вознгрждением. Он ушел, объяснив вдове, что дополнительные следы ее муж безусловно нйдутся в редкции гзеты «Стнок», где уж, конечно, все н свете известно.

После ошеломительного удр, который ннес ему бесслвный конец его ббушки, Врфоломеич стл промышлять собчкми. Он комбинировл объявления в «Стргородской првде». Прочтя объявление:

Проп. пойнтер нем. коричнев.

мсти, грудь, лпы, ошейн. серые.

Утйку преслед. Дост. ул.

Коопертивную 17, 2.

рядом с ним змскировнное:

Прист. сук неизв. породы

темно-желт. Через три дня счит. своей.

Перелеш. пер. 6.

Врфоломеич обходил объявителей и, убедившись, что сук одн и т же, еще до истечения трехдневного срок доносил влдельцу о местопребывнии пропвшей собки. Это приносило нерегулярный и неверный доход, но после крушения грндиозных плнов могл пригодиться и веревочк.[345]

Письмо отц Федор, писнное им в Ростове, в водогрейне «Млечный путь», жене своей в уездный город N.

Миля моя Ктя!

Новое огорчение постигло меня, но об этом после. Деньги получил вполне своевременно, з что тебя сердечно блгодрю. По приезде в Ростов сейчс же побежл по дресу. «Новоросцемент» — весьм большое учреждение, никто тм инженер Брунс и не знл. Я уже было совсем отчялся, но меня ндоумили. Идите, говорят, в личный стол, пусть в спискх посмотрят. Пошел я в личный стол. Попросил. Д, скзли мне, служил у нс ткой, ответственную рботу исполнял, только, говорят, в прошлом году он от нс ушел. Перемнили его в Бку, н службу в Азнефть[346], по делу техники безопсности.

Ну, голубушк моя, не тк кртко мое путешествие, кк мы думли. Ты пишешь, что деньги н исходе. Ничего не поделешь, Ктерин Алексндровн. Конц ждть недолго. Вооружись терпением и, помолясь Богу, продй мой дигонлевый студенческий мундир[347]. И не ткие еще придется нести рсходы. Будь готов ко всему.

Дороговизн в Ростове ужсня. З нумер в гостинице уплтил 2р. 25 коп. До Бку денег хвтит. Оттуд, в случе удчи, телегрфирую.

Погоды здесь жркие. Пльто ношу н руке. В номере боюсь оствить — того и гляди укрдут. Нрод здесь бедовый.

Не нрвится мне город Ростов. По количеству нродонселения и по своему геогрфическому положению он знчительно уступет Хрькову. Но ничего, мтушк. Бог дст, и в Москву вместе съездим. Посмотришь тогд — совсем зпдно-европейский город. А потом зживем в Смре — возле своего зводик.

Не приехл ли нзд Воробьянинов? Где-то он теперь рыщет? Столуется ли еще Евстигнеев? Кк моя ряс после чистки? Во всех знкомых поддерживй уверенность, будто я нхожусь в Воронеже у одр тетеньки. Гуленьке нпиши то же.

Д! Совсем было позбыл рсскзть тебе про стршный случй, происшедший со мной сегодня.

Любуясь тихим Доном, стоял я у мост и возмечтл о ншем будущем досттке. Тут поднялся ветер и унес в реку кртузик брт твоего, булочник. Только я его и видел. Пришлось пойти н новый рсход — купить нглийский кепи з 2 руб. 30 коп. Брту твоему, булочнику, ничего о случившемся не рсскзывй. Убеди его, что я в Воронеже.

Плохо вот с бельем приходится. Вечером стирю, если не высыхет, утром ндевю влжное. При теперешней жре это дже приятно.

Целую тебя и обнимю.

Твой вечно муж Федя.

Глв XXX

Курочк и тихоокенский петушок

Репортер Персицкий деятельно готовился к двухсотлетнему юбилею великого мтемтик Иск Ньютон.

— Ньютон я беру н себя. Дйте только место, — зявил он.

— Тк вы, Персицкий, смотрите, — предостерегл секретрь, — обслужите Ньютон по-человечески.

— Не беспокойтесь. Все будет в порядке.

— Чтоб не случилось, кк с Ломоносовым. В «Крсном лекре» был помещен ломоносовскя прпрвнучк-пионерк, у нс…

— Я тут ни при чем. Ндо было вм поручть ткое ответственное дело рыжему Ивнову! Пеняйте сми н себя.

— Что же вы принесете?

— Кк что? Сттья из Глвнуки, у меня тм связи не ткие, кк у Ивнов. Биогрфию возьмем из Брокгуз. Но портрет будет змечтельный. Все кинутся з портретом в тот же Брокгуз, у меня будет нечто пооригинльнее. В «Междунродной книге» я высмотрел ткую грвюрку!.. Только нужен внс!.. Ну, иду з Ньютоном!

— А снимть Ньютон не будем? — спросил фотогрф, появившийся к концу рзговор.

Персицкий сделл знк предостережения, ознчвший: спокойствие, смотрите все, что я сейчс сделю. Весь секретрит нсторожился.

— Кк? Вы до сих пор еще не сняли Ньютон?! — нкинулся Персицкий н фотогрф.

Фотогрф н всякий случй стл отбрехивться.

— Попробуйте вы его поймть, — гордо скзл он.

— Хороший фотогрф поймл бы! — зкричл Персицкий.

— Тк что же, ндо снимть или не ндо?

— Конечно, ндо! Поспешите! Тм, нверное, сидят уже из всех редкций!

Фотогрф взвлил н плечи ппрт и гремящий шттив.

— Он сейчс в «Госшвеймшине»[348]. Не збудьте — Ньютон, Иск, отчеств не помню. Снимите к юбилею. И пожлуйст — не з рботой. Все у вс сидят з столом и читют бумжки. Н ходу снимйте. Или в кругу семьи.

— Когд мне ддут згрничные плстинки, тогд и н ходу буду снимть. Ну, я пошел.

— Спешите! Уже шестой чс!

Фотогрф ушел снимть великого мтемтик к его двухсотлетнему юбилею, сотрудники стли зливться н рзные голос.

В рзгр веселья вошел Степ из «Нуки и жизни». З ним плелсь тучня гржднк.

— Слушйте, Персицкий! — скзл Степ. — К вм вот гржднк по делу пришл. Идите сюд, гржднк, этот товрищ вм все объяснит.

Степ, посмеивясь, убежл.

— Ну? — спросил Персицкий. — Что скжете?

Мдм Гриццуев возвел н репортер томные глз и молч сунул ему бумжку.

— Тк, — скзл Персицкий, — … попл под лошдь… отделлся легким испугом… В чем же дело?

— Адрес, — просительно молвил вдов, — нельзя ли дрес узнть?

— Чей дрес?

— О. Бендер.

— Откуд же я зню?

— А вот товрищ говорил, что вы знете.

— Ничего я не зню. Обртитесь в дресный стол.

— А может, вы вспомните, товрищ? В желтых ботинкх.

— Я см в желтых ботинкх. В Москве еще двести тысяч человек в желтых ботинкх ходят. Может быть, вм нужно узнть их дрес? Тогд пожлуйст. Я брошу всякую рботу и зймусь этим делом. Через полгод вы будете знть все дрес. Я знят, гржднк.

Но вдов, которя почувствовл к Персицкому большое увжение, шл з ним по коридору и, стуч нкрхмленной нижней юбкой, повторял свои просьбы.

«Сволочь Степ, — подумл Персицкий, — ну ничего, я н него нпущу изобреттеля вечного движения, он у меня попрыгет».

— Ну что я могу сделть? — рздрженно спросил Персицкий, остнвливясь перед вдовой. — Откуд я могу знть дрес гржднин О. Бендер? Что я, лошдь, которя н него нехл? Или извозчик, которого он н моих глзх удрил по спине?..

Вдов отвечл смутным рокотом, в котором можно было рзобрть только «товрищ» и «очень вс».

Знятия в Доме Нродов уже кончились. Кнцелярии и коридоры опустели. Где-то только дошлепывл стрницу пишущя мшинк.

— Прдон, мдм, вы видите, что я знят!

С этими словми Персицкий скрылся в уборной. Погуляв тм десять минут, он весело вышел. Гриццуев терпеливо трясл юбкми н углу двух коридоров. При приближении Персицкого он снов зговорил.

Репортер остнел.

— Вот что, тетк, — скзл он, — тк и быть, я вм скжу, где вш О. Бендер. Идите прямо по коридору, потом поверните нпрво и идите опять прямо. Тм будет дверь. Спросите Черепенников. Он должен знть.

И Персицкий тк быстро исчез, что дополнительных сведений крхмльня вдовушк получить не успел.

Рспрвив юбки, мдм Гриццуев пошл по коридору.

Коридоры Дом Нродов были тк длинны и узки, что идущие по ним невольно ускоряли ход. По любому прохожему можно было узнть, сколько он прошел. Если он шел чуть убыстренным шгом, это знчило, что поход его только нчт. Прошедшие дв или три коридор рзвивли среднюю рысь. А иногд можно было увидеть человек, бегущего во весь дух, — он нходился в стдии пятого коридор. Гржднин же, отмхвший восемь коридоров, легко мог соперничть в быстроте с птицей, беговой лошдью и чемпионом мир, бегуном Нурми[349].

Повернув нпрво, мдм Гриццуев побежл. Трещл пркет.

Нвстречу ей быстро шел брюнет в голубом жилете и млиновых бшмчкх. По лицу Остп было видно, что посещение Дом Нродов в столь поздний чс вызвно чрезвычйными делми концессии. Очевидно, в плны технического руководителя не входил встреч с любимой. При виде вдовушки Бендер повернулся и, не оглядывясь, пошел вдоль стены нзд.

— Товрищ Бендер! — зкричл вдов в восторге. — Куд же вы?!

Великий комбинтор усилил ход. Нддл и вдов.

— Подождите, что я скжу, — просил он.

Но слов ее не долетли до слух Остп. В его ушх уже пел и свистел ветер. Он мчлся четвертым коридором, просккивл пролеты внутренних железных лестниц. Своей любимой он оствил только эхо, которое долго повторяло ей лестничные шумы.

«Ну, спсибо, — бурчл Остп, сидя н пятом этже, — ншл время для рндеву. Кто прислл сюд эту знойную дмочку? Пор уже ликвидировть московское отделение концессии, то еще чего доброго ко мне приедет гуср-одиночк с мотором».

В это время мдм Гриццуев, отделення от Остп тремя этжми, тысячью дверей и дюжиной коридоров, вытерл подолом нижней юбки рзгоряченное лицо и нчл поиски. Сперв он хотел поскорее нйти муж и объясниться с ним. В коридорх зжглись несветлые лмпы. Все лмпы, все коридоры и все двери были одинковы. Вдове стло стршно. Ей зхотелось уйти. Подчиняясь коридорной прогрессии, он неслсь со все усиливющейся быстротой. Через полчс ей невозможно было остновиться. Двери президиумов, секретритов, месткомов, орготделов и редкций пролетли по обе стороны ее громоздкого тел. Н ходу железными своими юбкми он опрокидывл урны для окурков. С кстрюльным шумом урны ктились по ее следм. В углх коридоров обрзовывлись вихри и водовороты. Хлопли рстворившиеся форточки. Укзующие персты, нмлевнные трфретом н стенх, втыклись в бедную путницу.

Нконец, Гриццуев попл н площдку внутренней лестницы. Тм было темно, но вдов преодолел стрх, сбежл вниз и дернул стеклянную дверь. Дверь был зперт. Вдов бросилсь нзд. Но дверь, через которую он только что прошл, был тоже зкрыт чьей-то зботливой рукой.

* * * *

В Москве любят зпирть двери.

Тысячи прдных подъездов зколочены изнутри доскми, и сотни тысяч грждн пробирются в свои квртиры с черного ход. Двно прошел восемндцтый год, двно уже стло смутным понятие — «нлет н квртиру», сгинул подомовя охрн[350], оргнизовння жильцми в целях безопсности, рзрешется проблем уличного движения, строятся огромные электростнции, делются величйшие нучные открытия, но нет человек, который посвятил бы свою жизнь рзрешению проблемы зкрытых дверей.

Кто тот человек, который рзрешит згдку кинемтогрфов, тетров и цирков?

Три тысячи человек должны з десять минут войти в цирк через одни-единственные, открытые только в одной своей половине двери. Остльные десять дверей, специльно приспособленных для пропуск больших толп нрод, — зкрыты. Кто знет, почему они зкрыты! Возможно, что лет двдцть тому нзд из цирковой конюшни укрли ученого ослик, и с тех пор дирекция в стрхе змуровывет удобные входы и выходы. А может быть, когд-то сквозняком прохвтило знменитого короля воздух, и зкрытые двери есть только отголосок учиненного королем скндл…

В тетрх и кино публику выпускют небольшими пртиями, якобы во избежние зтор. Избежть зторов очень легко — стоит только открыть имеющиеся в изобилии выходы. Но вместо того дминистрция действует, применяя силу. Кпельдинеры, сцепившись рукми, обрзуют живой брьер и тким обрзом держт публику в осде не меньше получс. А двери, зветные двери, зкрытые еще при Пвле Первом, зкрыты и поныне.

Пятндцть тысяч любителей футбол, возбужденные молодецкой игрой сборной Москвы, принуждены продирться к трмвю сквозь щель, ткую узкую, что один легко вооруженный воин[351] мог бы здержть здесь сорок тысяч врвров, подкрепленных двумя осдными бшнями.

Спортивный стдион не имеет крыши, но ворот есть несколько. Все они зкрыты. Открыт только клиточк. Выйти можно, только проломив ворот. После кждого большого состязния их ломют. Но в зботх об исполнении святой трдиции их кждый рз ккуртно восстнвливют и плотно зпирют.

Если уже нет никкой возможности привесить дверь (это бывет тогд, когд ее не к чему привесить), пускются в ход скрытые двери всех видов:

1. Брьеры.

2. Рогтки.

3. Перевернутые скмейки.

4. Згрдительные ндписи.

5. Веревки.

Брьеры в большом ходу в учреждениях.

Ими прегрждется доступ к нужному сотруднику. Посетитель, кк тигр, ходит вдоль брьер, стрясь знкми обртить н себя внимние. Это удется не всегд. А может быть, посетитель принес полезное изобретение. А может быть, и просто хочет уплтить подоходный нлог. Но брьер помешл — остлось неизвестным изобретение, и нлог остлся неуплченным.

Рогтк применяется н улице.

Ствят ее весною н шумной улице, якобы для огрждения производящегося ремонт тротур. И мгновенно шумня улиц делется пустынной. Прохожие просчивются в нужные им мест по другим улицм. Им ежедневно приходится делть лишний километр, но легкокрыля ндежд их не покидет. Лето проходит. Вянет лист.[352] А рогтк все стоит. Ремонт не сделн. И улиц пустынн.[353]

Перевернутыми сдовыми скмейкми прегрждют входы в московские скверы, которые по возмутительной небрежности строителей не снбжены крепкими воротми.

О згрдительных ндписях можно было бы нписть целую книгу, но это в плны второв сейчс не входит.

Ндписи эти бывют двух родов: прямые и косвенные.

К прямым можно отнести: «Вход воспрещется», «Посторонним лицм вход воспрещется» и «Ход нет». Ткие ндписи иной рз вывешивются н дверях учреждений, особенно усиленно посещемых публикой.

Косвенные ндписи ниболее губительны. Они не зпрещют вход, но редкий смельчк рискнет все-тки воспользовться првом вход. Вот они, эти позорные ндписи: «Без доклд не входить», «Прием нет», «Своим посещением ты мешешь знятому человеку» и «Береги чужое время».

Тм, где нельзя поствить брьер или рогтки, перевернуть скмейку или вывесить згрдительную ндпись, — тм протягивются веревки. Протягивются они по вдохновению, в смых неожиднных местх. Если они протянуты н высоте человеческой груди, дело огрничивется легким испугом и несколько нервным смехом. Протянутя же н высоте лодыжки, веревк может исклечить человек.

К черту двери! К черту очереди у тетрльных подъездов! Рзрешите войти без доклд! Рзрешите выйти с футбольного поля с целым позвоночником! Умоляю снять рогтку, поствленную нердивым упрвдомом у своей рзвороченной пнели! Вон перевернутые скмейки! Поствьте их н место! В сквере приятно сидеть именно ночью. Воздух чист, и в голову лезут умные мысли!

Не об этом думл мдм Гриццуев, сидя н лестнице у зпертой стеклянной двери в смой середине Дом Нродов. Он думл о своей вдовьей судьбе, изредк вздремывл и ждл утр. Из освещенного коридор, через стеклянную дверь, н вдову лился желтый свет электрических плфонов. Пепельный утренний свет проникл сквозь окн лестничной клетки.

Был тихий чс, когд утро еще молодо и чисто. В этот чс Гриццуев услышл шги в коридоре. Вдов живо поднялсь и прилипл к стеклу. В конце коридор сверкнул голубой жилет. Млиновые бшмки были зпорошены штуктуркой. Ветреный сын турецко-подднного, стряхивя с пиджк пылинку, приближлся к стеклянной двери.

— Суслик! — позвл вдов. — Су-у-услик!

Он дышл н стекло с невырзимой нежностью. Стекло зтумнилось, пошло рдужными пятнми. В тумне и рдугх сияли голубые и млиновые призрки.

Остп не услышл куковния вдовы. Он почесывл спину и озбоченно крутил головой. Еще секунд, и он пропл бы з поворотом.

Со стоном «товрищ Бендер» бедня супруг збрбнил по стеклу. Великий комбинтор обернулся.

— А, — скзл он, видя, что отделен от вдовы зкрытой дверью, — вы тоже здесь?

— Здесь, здесь, — твердил вдов рдостно.

— Обними же меня, моя рдость, мы тк долго не виделись, — приглсил технический директор.

Вдов зсуетилсь. Он подсккивл з дверью, кк чижик в клетке. Притихшие з ночь юбки снов згремели. Остп рскрыл объятия.

— Что же ты не идешь, моя гвинейскя курочк[354]. Твой тихоокенский петушок тк устл н зседнии Млого Совнрком.[355]

Вдов был лишен фнтзии.

— Суслик, — скзл он в пятый рз. — Откройте мне дверь, товрищ Бендер.

— Тише, девушк! Женщину укршет скромность. К чему эти прыжки?

Вдов мучилсь.

— Ну, чего вы терзетесь? — спршивл Остп. — Что вм мешет жить?

— См уехл, см спршивет!

И вдов зплкл.

— Утрите вши глзки, гржднк. Кждя вш слезинк — это молекул в космосе.

— А я ждл, ждл, торговлю зкрыл. З вми поехл, товрищ Бендер…

— Ну, и кк вм теперь живется н лестнице? Не дует?

Вдов стл медленно зкипть, кк большой монстырский смовр.

— Изменщик! — выговорил он, вздрогнув.

У Остп было еще немного свободного времени. Он зщелкл пльцми и, ритмично покчивясь, тихо пропел:

— Чстиц черт в нс зключен подчс! И сил женских чр родит в груди пожр!..[356]

— Чтоб тебе лопнуть! — пожелл вдов по окончнии тнц. — Брслет укрл, мужнин подрок. А стуло зчем збрл?!

— Вы, кжется, переходите н личности? — зметил Остп холодно.

— Укрл, укрл! — твердил вдов.

— Вот что, девушк, зрубите н своем носике, что Остп Бендер никогд ничего не крл.

— А ситечко кто взял?

— Ах, ситечко! Из вшего неликвидного фонд? И это вы считете кржей? В тком случе нши взгляды н жизнь диметрльно противоположны.

— Унес, — куковл вдов.

— Знчит, если молодой, здоровый человек позимствовл у провинцильной ббушки ненужную ей, по слбости здоровья, кухонную приндлежность, то, знчит, он вор? Тк вс прикжете понимть?

— Вор, вор.

— В тком случе нм придется рсстться. Я соглсен н рзвод.

Вдов кинулсь н дверь. Стекл здрожли. Остп понял, что пор уходить.

— Обнимться некогд, — скзл он, — прощй, любимя! Мы рзошлись, кк в море корбли.[357]

— Крррул! — звопил вдов.

Но Остп уже был в конце коридор. Он встл н подоконник, тяжело спрыгнул н влжную после ночного дождя землю и скрылся в блистющих физкультурных сдх.

Н крики вдовы нбрел проснувшийся сторож. Он выпустил узницу, пригрозив штрфом.

Глв XXXI

Автор гврилиды

Когд мдм Гриццуев покидл негостеприимный стн кнцелярий, к Дому Нродов уже стеклись служщие смых скромных рнгов: курьеры, входящие и исходящие брышни[358], сменные телефонистки, юные помощники счетоводов и бронеподростки[359].

Среди них двиглся Никифор Ляпис, молодой человек с брньей прической и неустршимым взглядом. Невежды, упрямцы и первичные посетители входили в Дом Нродов с глвного подъезд. Никифор Ляпис проник в здние через мбулторию. В Доме Нродов он был своим человеком и знл кртчйшие пути к озисм, где брызжут светлые ключи гонорр под широколиственной сенью ведомственных журнлов[360].

Прежде всего Никифор Ляпис пошел в буфет. Никелировння ксс сыгрл мтчиш и выбросил три чек. Никифор съел вренец, вскрыв зпечтнный бумгой сткн, кремовое пирожное, похожее н клумбочку. Все это он зпил чем. Потом Ляпис неторопливо стл обходить свои влдения[361].

Первый визит он сделл в редкцию ежемесячного охотничьего журнл «Герсим и Муму». Товрищ Нперников еще не было, и Никифор Ляпис двинулся в «Гигроскопический вестник», еженедельный рупор, посредством которого рботники фрмции общлись с внешним миром.

— Доброе утро» — скзл Никифор. — Нписл змечтельные стихи.

— О чем? — спросил нчльник литстрнички. — Н ккую тему? Ведь вы же знете, Трубецкой[362], что у нс журнл…

Нчльник для более тонкого определения сущности «Гигроскопического вестник» пошевелил пльцми.

Трубецкой-Ляпис посмотрел н свои брюки из белой рогожки[363], отклонил корпус нзд и певуче скзл:

— «Бллд о гнгрене».

— Это интересно, — зметил гигроскопическя персон, — двно пор в популярной форме проводить идеи профилктики.

Ляпис немедленно здеклмировл:

Дльше тем же молодецким четырехстопным ямбом рсскзывлось о Гвриле, который по темноте своей не пошел вовремя в птеку и погиб из-з того, что не смзл рнку йодом.

— Вы делете успехи, Трубецкой, — одобрил редктор, — но хотелось бы еще больше… Вы понимете?

Он здвигл пльцми, но стршную бллду взял, обещв уплтить во вторник.

В журнле «Будни морзист» Ляпис встретили гостеприимно.

— Хорошо, что вы пришли, Трубецкой. Нм кк рз нужны стихи. Только быт, быт, быт. Никкой лирики. Слышите, Трубецкой? Что-нибудь из жизни потельрботников[365] и вместе с тем, вы понимете?..

— Вчер я именно здумлся нд бытом потельрботников. И у меня вылилсь ткя поэм. Нзывется «Последнее письмо». Вот…

История о Гвриле был зключен в семьдесят две строки. В конце стихотворения письмоносец Гврил, срженный пулей фшист, все же доствляет письмо по дресу.

— Где же происходило дело? — спросили Ляпис.

Вопрос был зконный. В СССР нет фшистов, з грницей нет Гврил, членов союз рботников связи.

— В чем дело? — скзл Ляпис. — Дело происходит, конечно, у нс, фшист переодетый.

— Знете, Трубецкой, нпишите лучше нм о рдиостнции[366].

— А почему вы не хотите почтльон?

— Пусть полежит. Мы его берем условно.

Погрустневший Никифор Ляпис-Трубецкой пошел снов в «Герсим и Муму». Нперников уже сидел з своей конторкой. Н стене висел сильно увеличенный портрет Тургенев в пенсне, болотных спогх и двустволкой нперевес. Рядом с Нперниковым стоял конкурент Ляпис — стихотворец из пригород.

Нчлсь стря песня о Гвриле, но уже с охотничьим уклоном. Творение шло под нзвнием — «Молитв брконьер».

— Очень хорошо! — скзл добрый Нперников. — Вы, Трубецкой, в этом стихотворении превзошли смого Энтих[367]. Только нужно кое-что испрвить. Первое — выкиньте с корнем «молитву».

— И зйц, — скзл конкурент.

— Почему же зйц? — удивился Нперников.

— Потому что не сезон.

— Слышите, Трубецкой, измените и зйц.

Поэм в преобрженном виде носил нзвние «Урок брконьеру», зйцы были зменены бексми. Потом окзлось, что бексов тоже не стреляют летом. В окончтельной форме стихи читлись: «Гврил ждл в зсде птицу, Гврил птицу подстрелил»… и тк длее.

После звтрк в столовой Ляпис снов принялся з рботу. Белые его брюки мелькли в темноте коридоров. Он входил в редкции и продвл многоликого Гврилу.

В «Коопертивную флейту» Гврил был сдн под нзвнием «Эолов флейт».

Простки из толстого журнл «Лес, кк он есть» купили у Ляпис небольшую поэму «Н опушке». Нчинлсь он тк:

Последний з этот день Гврил знимлся хлебопечением. Ему ншлось место в редкции «Рботник булки». Поэм носил длинное и грустное нзвние: «О хлебе, кчестве продукции и о любимой».[368] Поэм посвящлсь згдочной Хине Члек.[369] Нчло было по-прежнему эпическим:

Посвящение, после деликтной борьбы, выкинули.

Смое печльное было то, что Ляпису денег нигде не дли. Одни обещли дть во вторник, другие в четверг или пятницу, третьи через две недели. Пришлось идти знимть деньги в стн вргов — туд, где Ляпис никогд не печтли.

Ляпис спустился с пятого этж н второй и вошел в секретрит «Стнк». Н его несчстье, он срзу же столкнулся с рботягой Персицким.

— А! — воскликнул Персицкий. — Ляпсус!

— Слушйте, — скзл Никифор Ляпис, понижя голос, — дйте три рубля. Мне «Герсим и Муму» должен кучу денег.

— Полтинник я вм дм. Подождите. Я сейчс приду.

И Персицкий вернулся, приведя с собой десяток сотрудников «Стнк».

Звязлся общий рзговор.

— Ну, кк торговля? — спршивл Персицкий.

— Нписл змечтельные стихи!

— Про Гврилу? Что-нибудь крестьянское? Пхл Гврил спозрнку, Гврил плуг свой обожл?

— Что Гврил? Ведь это же хлтур! — зщищлся Ляпис. — Я нписл о Квкзе.

— А вы были н Квкзе?

— Через две недели поеду.

— А вы не боитесь, Ляпсус? Тм же шклы!

— Очень меня это пугет! Они же н Квкзе не ядовитые!

После этого ответ все нсторожились.

— Скжите, Ляпсус, — спросил Персицкий, — ккие, по-вшему, шклы?

— Д зню я, отстньте!

— Ну, скжите, если знете!

— Ну, ткие… В форме змеи.

— Д, д, вы првы, кк всегд. По-вшему, ведь седло дикой козы подется к столу вместе со стременми.

— Никогд я этого не говорил! — зкричл Трубецкой.

— Вы не говорили. Вы писли. Мне Нперников говорил, что вы пытлись ему всучить ткие стишт в «Герсим и Муму», якобы из быт охотников. Скжите по совести, Ляпсус, почему вы пишете о том, чего вы в жизни не видели и о чем не имеете ни млейшего предствления? Почему у вс в стихотворении «Кнтон» пеньюр — это бльное плтье? Почему?!

— Вы — мещнин, — скзл Ляпис хвстливо.

— Почему в стихотворении «Скчки н приз Буденного» жокей у вс зтягивет н лошди супонь и после этого сдится н облучок? Вы видели когд-нибудь супонь?

— Видел.

— Ну, скжите, ккя он?

— Оствьте меня в покое. Вы псих.

— А облучок видели? Н скчкх были?

— Не обязтельно всюду быть, — кричл Ляпис, — Пушкин писл турецкие стихи и никогд не был в Турции.

— О, д, Эрзерум ведь нходится в Тульской губернии.

Ляпис не понял сркзм. Он горячо продолжл:

— Пушкин писл по мтерилм. Он прочел историю пугчевского бунт[370], потом нписл. А мне про скчки все рсскзл Энтих.[371]

После этой виртуозной зщиты Персицкий потщил упирющегося Ляпис в соседнюю комнту. Зрители последовли з ними. Тм н стене висел большя гзетня вырезк, обведення трурной кймой.[372]

— Вы писли этот очерк в «Кпитнском мостике»?

— Я писл.

— Это, кжется, вш первый опыт в прозе? Поздрвляю вс! «Волны перектывлись через мол и пдли вниз стремительным домкртом»…[373] Ну, и удружили же вы «Кпитнскому мостику». Мостик теперь долго вс не збудет, Ляпис!

— В чем дело?

— Дело в том, что… Вы знете, что ткое домкрт?

— Ну, конечно, зню, оствьте меня в покое…

— Кк вы себе предствляете домкрт? Опишите своими словми.

— Ткой… Пдет, одним словом.

— Домкрт пдет. Зметьте все. Домкрт стремительно пдет. Подождите, Ляпсус, я вс сейчс принесу полтинник. Не пускйте его.

Но и н этот рз полтинник выдн не был. Персицкий притщил из спрвочного бюро двдцть первый том Брокгуз от Домиции до Евреинов. Между Домицием, крепостью в великом герцогстве Мекленбург-Шверинском, и Доммелем, рекой в Бельгии и Нидерлндх, было нйдено искомое слово.

— Слушйте! «Домкрт (нем. Daumkraft) — одн из мшин для поднятия знчительных тяжестей. Обыкновенный простой Д., употребляемый для поднятия экипжей и т.п., состоит из подвижной зубчтой полосы, которую зхвтывет шестерня, врщемя с помощью рукоятки». И тк длее и длее. «Джон Диксон в 1879 г. устновил н место обелиск, известный под нзвнием „Иглы Клеоптры“, при помощи четырех рбочих, действоввших четырьмя гидрвлическими Д.». И этот прибор, по-вшему, облдет способностью стремительно пдть? Знчит, усидчивые Брокгуз с Ефроном обмнывли человечество в течение пятидесяти лет? Почему вы хлтурите, вместо того чтобы учиться? Ответьте!

— Мне нужны деньги.

— Но у вс же их никогд нет. Вы ведь вечно рыщете з полтинником.

— Я купил много мебели и вышел из бюджет.

— И много вы купили мебели? Вм з вшу хлтуру плтят столько, сколько он стоит, — грош.

— Хороший грош! Я ткой стул купил н укционе…

— В форме змеи?

— Нет. Из дворц. Но меня постигло несчстье. Вчер я вернулся ночью домой…

— От Хины Члек? — зкричли присутствующие в один голос.

— Хин!.. С Хиной я сколько времени уже не живу. Возврщлся я с диспут Мяковского.[374] Прихожу. Окно открыто. Ни Хунтов, ни Ибргим дом нет. И я срзу почувствовл, что что-то случилось.

— Уй-юй-юй! — скзл Персицкий, зкрывя лицо рукми. — Я чувствую, товрищи, что у Ляпсус укрли его лучший «шедевр» — Гврил дворником служил, Гврил в дворники ннялся.

— Дйте мне договорить. Удивительное хулигнство! Ко мне в комнту злезли ккие-то негодяи и рспороли всю обшивку стул. Может быть, кто-нибудь зймет пятерку н ремонт?

— Для ремонт сочините нового Гврилу. Я вм дже нчло могу скзть. Подождите, подождите… Сейчс… Вот! Гврил стул купил н рынке, был у Гврилы стул плохой. Скорее зпишите. Это можно с прибылью продть в «Голос комод»… Эх, Трубецкой, Трубецкой!..[375] Д, кстти, Ляпсус, почему вы Трубецкой? Никифор Трубецкой? Почему вм не взять псевдоним еще получше? Нпример, Долгорукий! Никифор Долгорукий! Или Никифор Влу[376]? Или еще лучше — гржднин Никифор Сумроков-Эльстон? Если у вс случится хорошя кормушк, срзу три стишк в «Гермуму», то выход из положения у вс блестящий. Один бред подписывется Сумроковым, другя мкултур — Эльстоном, третья — Юсуповым…[377] Эх вы, хлтурщик!.. Держите его, товрищи! Я рсскжу ему змечтельную историю. Вы, Ляпсус, слушйте! При вшей профессии это полезно.

По коридору рзгуливли сотрудники, поедя большие, кк лпти, бутерброды. Был перерыв для звтрк. Бронеподростки гуляли прочкми. Из комнты в комнту бегл Авдотьев, собиря друзей втомобиля н экстренное совещние. Но почти все друзья втомобиля сидели в секретрите и слушли Персицкого, который рсскзывл историю, услышнную им в обществе художников.

Вот эт история.

Рсскз о несчстной любви

В Ленингрде, н Всильевском острове, н Второй линии, жил бедня девушк с большими голубыми глзми. Звли ее Клотильдой.

Девушк любил читть Шиллер в подлиннике, мечтть, сидя н прпете невской нбережной, и есть з обедом непрожренный бифштекс.

Но девушк был бедн. Шиллер было очень много, мяс совсем не было. Поэтому, еще и потому, что ночи были белые, Клотильд влюбилсь. Человек, порзивший ее своей крсотой, был скульптором. Мстерскя его помещлсь у Новой Голлндии[378].

Сидя н подоконнике, молодые люди смотрели в черный кнл и целовлись. В кнле плвли звезды, может быть, и гондолы. Тк, по крйней мере, кзлось Клотильде.

— Посмотри, Вся, — говорил девушк, — это Венеция! Зеленя зря светит позди черно-мрморного змк.

Вся не снимл своей руки с плеч девушки. Зеленое небо розовело, потом желтело, влюбленные все не покидли подоконник.

— Скжи, Вся, — говорил Клотильд, — искусство вечно?

— Вечно, — отвечл Вся, — человек умирет, меняется климт, появляются новые плнеты, гибнут динстии, но искусство неколебимо. Оно вечно.

— Д, — говорил девушк, — Микель-Анджело…

— Д, — повторял Вся, вдыхя зпх ее волос, — Пркситель!..

— Кнов!..

— Бенвенуто Челлини!..

И опять кочевли по небу звезды, тонули в воде кнл и туберкулезно светили к утру.

Влюбленные не покидли подоконник. Мяс было совсем мло. Но сердц их были согреты именми гениев.

Днем скульптор рботл. Он вял бюсты. Но великой тйной были покрыты его труды. В чсы рботы Клотильд не входил в мстерскую. Нпрсно он умолял:

— Вся, дй посмотреть мне, кк ты творишь!

Но он был непреклонен. Покзывя н бюст, покрытый мокрым холстом, он говорил ей:

— Еще не время, Клотильд, еще не время. Счстье, слв и деньги ожидют нс в передней. Пусть подождут.

Плыли звезды…

Однжды счстливой девушке подрили контрмрку в кино. Шл кртин под нзвнием «Когд сердце должно змолчть». В первом ряду, перед смым экрном, сидел Клотильд. Воспитння н Шиллере и любительской колбсе, девушк был необычйно взволновн всем виденным.

«Скульптор Гнс вял бюсты. Слв шл к нему большими шгми. Жен его был прекрсн. Но они поссорились. В гневе прекрсня женщин рзбил молотком бюст — великое творение скульптор Гнс, нд которым он трудился три год. Слв и богтство погибли под удром молотк. Горе Гнс было безысходным. Он повесился, но рскявшяся жен вовремя вынул его из петли. Зтем он быстро сбросил свои одежды.

— Лепи меня! — воскликнул он. — Нет н свете тел, прекрснее моего.

— О! — возрзил Гнс. — Кк я был слеп!

И он, охвченный вдохновением, извял сттую жены. И это был ткя сттуя, что мир здрожл от рдости. Гнс и его прекрсня жен прослвились и были счстливы до гроб».

Клотильд шл в Всину мстерскую. Все смешлось в ее душе. Шиллер и Гнс, звезды и мрмор, брхт и лохмотья[379]…

— Вся! — окликнул он.

Он был в мстерской. Он лепил свой дивный бюст — человек с длинными усми и в толстовке. Лепил он его с фотогрфической крточки.

— И вся-то нш жизнь есть борьб![380] — нпевя, скульптор придвл скульптуре последний лоск.

И в эту же секунду бюст с грохотом рзлетелся н куски от стршного удр молотком. Клотильд сделл свое дело. Протягивя Все руку, зпчкнную в гипсе, он гордо скзл:

— Почистите мне ногти!

И он удлилсь. До слух ее донеслись стрнные звуки. Он понял, в чем дело: великий скульптор плкл нд рзбитым творением.

Нутро Клотильд пришл, чтобы продолжить свое дело: вынуть потрясенного Всю из петли, сбросить перед ним свои одежды и скзть:

— Лепи меня! Нет н свете тел, прекрснее моего!

Он вошл и увидел.

Вся в петле не висел. Он сидел н высокой тбуреточке спиною к вошедшей Клотильде и что-то делл.

Но девушк не смутилсь. Он сбросил все одежды, покрылсь от холод гусиной кожей и вскричл, лязгя зубми:

— Лепи меня, Вся, нет н свете тел, прекрснее моего!

Вся обернулся. Слов песенки зстыли н его устх.

И тут Клотильд увидел, что он делл.

Он лепил дивный бюст — человек с длинными усми и в толстовке. Фотогрфическя крточк стоял н столике. Вся придвл скульптуре последний лоск.

— Что ты делешь? — спросил Клотильд.

— Я леплю бюст зведующего кооплвкой №28.

— Но ведь я же вчер его рзбил! — пролепетл Клотильд. — Почему ты не повесился? Ведь ты же говорил, что искусство вечно. Я уничтожил твое вечное искусство. Почему же ты жив, человек?

— Вечное-то оно — вечное, — ответил Вся, — но зкз-то нужно сдть. Ты кк думешь?

Вся был нормльным хлтурщиком-середнячком.

А Клотильд слишком много читл Шиллер.

— Тк вот, Ляпсус, не пугйте Хиночку Члек своим мстерством. Он нежня женщин. Он верит в вш тлнт. Больше, кжется, в это никто не верит. Но если вы еще месяц будете бегть по «Гигроскопическим вестникм», то и Хин Члек отвернется от вс. Кстти, полтинник я вм не дм. Уходите, Ляпсус!..

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Глв XXXII

Могучя кучк или золотоисктели

Кк и следовло ожидть, рсскз о Клотильде не вызвл в брньей душе Ляпис никких эмоций.

С крикми: «Жертв громил», «Нлетчики скрылись» и «Тйн редкторского кбинет» — в комнту вбежл Степ.

— Персицкий, — скзл он, — иди скорее н место происшествия и пиши в «Что случилось з день». Сенсционный случй н пять строчек петит!..

Окзлось, что пришедший в свою комнту редктор ншел огромную ручку с пером № 86 лежщей н полу. Перо воткнулось в ножку дивн. А новый, купленный н укционе, редкторский стул имел ткой вид, будто бы его клевли вороны. Вся обшивк был прорвн, нбивк выброшен н пол, и пружины высовывлись, кк готовящиеся к укусу змеи.

— Мелкя крж, — скзл Персицкий, — если подберутся еще три кржи — ддим зметку в три строки.

— В том-то и дело, что не крж. Ничего не укрли. Дже н столе три рубля лежли, и тех не тронули. Только стул исковеркли.

— Совсем кк у Ляпсус, — зметил Персицкий, — похоже н то, что Ляпсус не врл.

— Вот видите, — гордо скзл Ляпсус, — дйте полтинник.

Принесли вечернюю гзету. Персицкий стл ее проглядывть.

Обычный читтель гзету читет. Журнлист снчл рссмтривет ее, кк кртину. Его интересует композиция.

— Я бы все-тки тк не верстл, — скзл Персицкий, — нш читтель не подготовлен к мерикнской верстке… Криктур, конечно, н Чемберлен… Очерк о Сухревой бшне… Ляпсус, писнули бы и вы что-нибудь о Сухревском рынке — свежя тем — всего только сорок очерков з год печтется… Дльше…

Персицкий с легким презрением нчл читть отдел происшествий, делвшийся, по его пристрстному мнению, бездрно.

— Столетний мтерил!.. Этот рстртчик у нс уже был… Неудвшяся крж в тетре Колумб! Э-э-э, товрищи, это что-то новое… Слушйте!

И Персицкий прочел вслух:

Неудвшяся крж в тетре Колумб

Двумя неизвестными злоумышленникми, проникшими в реквизитную тетр Колумб, были унесены четыре стринных стул. Во дворе злоумышленники были змечены ночным сторожем и, преследуемые им, скрылись, бросив стулья. Любопытно отметить, что стулья были специльно приобретены для новой постновки гоголевской «Женитьбы».

— Нет, тут что-то есть. Это ккя-то сект похитителей стульев.

— Мньяки!

— Ну, не тк просто. Действуют они довольно здрво. Побывли у Ляпсус, у нс, в тетре.

— Д!.. Охотники з тбуреткми!..

— Что-то они ищут, товрищи.

Тут Никифор Ляпис внезпно переменился в лице. Он неслышно вышел из комнты и побежл по коридору. Через пять минут рскчивющийся трмвй уносил его к Покровским воротм.

Ляпис обитл в доме №9 по Кзрменному переулку совместно с двумя молодыми людьми, носившими мягкие шляпы. Ляпис носил кпитнскую фуржку с гербом Нептун — влстителя вод. Комнт Ляпис был проходной. Рядом жил большя семья ттр.

Когд Ляпис вошел в свою ободрнную комнту, Хунтов сидел н подоконнике и перелистывл тетрльный спрвочник.

Это был человек, созвучный эпохе. Он делл все то, что требовл эпох.

Эпох требовл стихи, и Хунтов писл их во множестве.

Менялись вкусы. Менялись требовния. Эпох и современники нуждлись в героическом ромне н темы гржднской войны. И Хунтов писл героические ромны.

Потом требовлись бытовые повести. Созвучный эпохе Хунтов принимлся з повести.

Эпох требовл многого, но у Хунтов почему-то не брл ничего.

Теперь эпох требовл пьесу. Поэтому Хунтов сидел н подоконнике и перелистывл тетрльный спрвочник. От человек, собирющегося писть пьесу, можно ждть, что он нчнет изучть нрвы того социльного слоя людей, которых он собирется вывести н сцену. Можно ждть, что втор предполгемой к нписнию пьесы примется обдумывть сюжет, мысленно очерчивть хрктеры действующих лиц, придумывть сценические квипрокво[381]. Но Хунтов нчл с другого конц — с рифметических выклдок. Он, руководствуясь плном зрительного зл, высчитывл средний вловой сбор со спекткля в кждом тетре. Его полное приятное лицо морщилось от нпряжения, брови подымлись и опдли.

Хунтов быстро прочеркивл в зписной книжке колонки цифр — он умножл число мест н среднюю стоимость билет, причем производил вычисления по дв рз: один рз, учитывя повышенные цены, другой рз — обыкновенные.

В голове московских зрелищных предприятий по количеству мест и рсценкм н них шел Большой Акдемический тетр. Хунтов рсстлся с ним с великим сожлением. Для того чтобы попсть в Большой тетр, нужно было бы нписть оперу или блет. Но эпох в днный отрезок времени требовл дрму. И Хунтов выбрл смый выгодный тетр — Московский Художественный Акдемический. Кчлов, думлось ему, Москвин, под руководством Стнислвского сбор сделют. Хунтов подсчитл вторские проценты. По его рсчетм, пьес должн был пройти в сезоне не меньше ст рз. Шли же «Дни Турбиных»[382], думлось ему. Гонорру нбегло много. Еще никогд судьб не сулил Хунтову тких брышей.

Оствлось нписть пьесу. Но это беспокоило Хунтов меньше всего. Зритель дурк, думлось ему.

— Мировой сюжет! — возглсил Ляпис, подходя к человеку, непрерывно звучщему в унисон с эпохой.

Хунтову сюжет был нужен, и он живо спросил:

— Ккой сюжет?

— Клссный, — ответил Ляпис.

Эпохльный мужчин приготовился уже зписть слов Ляпис, но подозрительный по природе своей втор многоликого Гврилы змолчл.

— Ну! Говори же!

— Ты укрдешь!

— Я у тебя чсто крл сюжеты?

— А повесть о комсомольце, который выигрл сто тысяч рублей?[383]

— Д, но ее же не взяли.

— Что у тебя вообще брли! Я могу нписть змечтельную поэму.

— Ну, не вляй дурк! Рсскжи!

— А ты не укрдешь?

— Честное слово.

— Сюжет клссный. Понимешь, ткя история. Советский изобреттель изобрел луч смерти и зпрятл чертежи в стул. И умер. Жен ничего не знл и рспродл стулья. А фшисты узнли и стли рзыскивть стулья. А комсомолец узнл про стулья и нчлсь борьб.[384] Тут можно ткое нкрутить…

Хунтов збегл по комнте, описывя дуги вокруг опустошенного воробьяниновского стул.

— Ты дшь этот сюжет мне.

— Положим.

— Ляпис! Ты не чувствуешь сюжет! Это не сюжет для поэмы. Это сюжет для пьесы.

— Все рвно. Это не твое дело. Сюжет мой.

— В тком случе я нпишу пьесу рньше, чем ты успеешь нписть зглвие своей поэмы.

Спор, рзгоревшийся между молодыми людьми, был прервн приходом Ибргим.

Это был человек легкий в обхождении, подвижный и веселый. Он был тучен. Воротнички душили его. Н лице, шее и рукх сверкли веснушки. Волосы были цвет сбитой яичницы. Изо рт шел густой дым. Ибргим курил сигры «Фигро»: 2 штуки — 25 копеек. Н нем было прусиновое подобие визитки, из крмнов которого высовывлись нотные свертки. Мтерчтя пнм сидел н его темени корзиночкой. Ибргим обливлся грязным потом.

— Об чем спор? — спросил он пронзительным голосом.

Композитор Ибргим существовл милостями своей сестры. Из Вршвы он присылл ему новые фокстроты. Ибргим переписывл их н нотную бумгу, менял нзвние[385] «Любовь в окене» н «Амброзию» или «Флирт в метро» н «Сингпурские ночи» и, снбдив ноты стихми Хунтов, сплвлял их в музыкльный сектор.

— Об чем спор? — повторил он.

Соперники воззвли к беспристрстию Ибргим. История о фшистх был рсскзн во второй рз.

— Поэму нужно писть, — твердил Ляпис-Трубецкой.

— Пьесу! — кричл Хунтов.

Но Ибргим поступил, кк библейский присяжный зседтель. Он мигом рзрешил тяжбу.

— Опер, — скзл Ибргим, отдувясь. — Из этого выйдет нстоящя опер с блетом, хорми и великолепными пртиями.

Его поддержл Хунтов. Он сейчс же вспомнил величину сборов Большого тетр. Упирвшегося Ляпис соблзнили рсскзми о грядущих выгодх. Хунтов удрял лдонью по спрвочнику и выкрикивл цифры, сбиввшие все предствления Ляпис о богтстве.

Нчлось рспределение творческих обязнностей. Сценрий и прозическую обрботку взял н себя Хунтов. Стихи достлись Ляпису. Музыку должен был нписть Ибргим. Писть решили здесь и сейчс же.

Хунтов сел н исклеченный стул и рзборчиво нписл сверху лист: «Акт первый».

— Вот что, други, — скзл Ибргим, — вы пок тм нцрпете, опишите мне глвных действующих лиц. Я подготовлю кой-ккие лейтмотивы. Это совершенно необходимо.

Золотоисктели принялись вырбтывть хрктеры действующих лиц.[386] Нметились, приблизительно, ткие лиц:

Уголино — гроссмейстер орден фшистов (бс).

Альфонсин — его дочь (колортурное сопрно).

т. Митин — советский изобреттель (бритон).

Сфорц — фшистский принц[387] (тенор).

Гврил — советский комсомолец (переодетое меццо-сопрно).

Нин — комсомолк, дочь поп (лирич. сопрно).

(Фшисты, смогонщики, кпеллны, солдты, мжордомы, техники, сицилийцы, лборнты, тень Митин, пионеры и др.)

— Я, — скзл Ибргим, которому открылись блгодрные перспективы, — пок что нпишу хор кпеллнов и сицилийские пляски. А вы пишите первый кт. Побольше рий и дуэтов.

— А кк мы нзовем оперу? — спросил Ляпис.

Но тут в передней послышлись стук копыт о гнилой пркет, тихое ржние и квртирня перебрнк. Дверь в комнту золотоисктелей отворилсь, и гржднин Шринов, сосед, ввел в комнту худую, тощую лошдь с длинным хвостом и седеющей мордой.

— Гоу! — зкричл Шринов н лошдь. — Ну-о, штоб тебя…

Лошдь испуглсь, повернулсь и толкнул Ляпис крупом.

Золотоисктели были нстолько поржены, что в стрхе прижлись к стене. Шринов потянул лошдь в свою комнту, из которой повысккивло множество зеленовтых ттрчт. Лошдь зупрямилсь и удрил копытом. Квдртик пркет выскочил из гнезд и, крутясь, полетел в рскрытое окно.

— Фтым! — зкричл Шринов стршным голосом. — Толкй сзди!

Со всего дом в комнту золотоисктелей мчлись жильцы. Ляпис вопил не своим голосом. Ибргим иронически нсвистывл «Амброзию». Хунтов рзмхивл списком действующих лиц. Лошдь тревожно косил глзми и не шл.

— Гоу! — скзл Шринов вяло. — О-о-о, ч-черт!..

Но тут золотоисктели опомнились и потребовли объяснений. Пришел упрвдом с дворником.

— Что вы делете? — спросил упрвдом. — Где это видно? Кк можно вводить лошдь в жилую квртиру?

Шринов вдруг рссердился.

— Ккое тебе дело? Купил лошдь. Где поствить? Во дворе укрдут!

— Сейчс же уведите лошдь! — истерически кричл упрвдом. — Если вм нужн конин — покупйте в мусульмнской мясной.

— В мясной дорого, — скзл Шринов. — Гоу! Ты!.. Проклятя!.. Фтым!..

Лошдь двинулсь здом и соглсилсь нконец идти туд, куд ее вели.

— Я вм этого не рзрешю, — говорил упрвдом, — вы ответите по суду.

Тем не менее злополучный Шринов увел лошдь в свою комнту и, непрерывно тпрукя, привязл животное к оконной ручке. Через минуту пробежл Фтым с большой и легкой охпкой сен.

— Кк же мы будем жить, когд рядом лошдь? Мы пишем оперу, нм это неудобно! — звопил Ляпис.

— Не беспокойтесь, — скзл упрвдом, уходя, — рботйте.

Золотоисктели, прислушивясь к стуку копыт, снов зсели з рботу.

— Тк кк же мы нзовем оперу? — спросил Ляпис.

— Предлгю нзвть «Железня роз».

— А роз тут при чем?

— Тогд можно инче. Нпример, «Меч Уголино».

— Тоже несовременно.

— Кк же нзвть?

И они остновились н отличном интригующем нзвнии — «Лучи смерти». Под словми «кт первый» Хунтов недрогнувшей рукой нписл: «Рннее утро. Сцен изобржет московскую улицу, непрерывный поток втомобилей, втобусов и трмвев. Н перекрестке — Уголино в поддевке. С ним — Сфорц…»

— Сфорц в пижме, — вствил Ляпис.

— Не мешй, дурк! Пиши лучше стишки для риозо Митин. Н улице в пижме не ходят!

И Хунтов продолжл писть: «С ним — Сфорц в костюме комсомольц…»

Дльше писть не удлось. Упрвдом с двумя милиционерми стли выводить лошдь из шриновской комнты.

— Фтым! — кричл Шринов. — Держи, Фтым!

Ляпис схвтил со стол бтон и трусливо шлепнул им по костлявому крупу лошди.

— Тщи! — вопил упрвдом.

Лошдь крестил хвостом нпрво и нлево. Милиционеры пыхтели. Фтим с бртьями-ттрчтми обнимл худые колени лошди. Гржднин Шринов безндежно кричл: «Гоу!»

Золотоисктели пришли н помощь предствителям зкон, и живописня групп с шумом вывлилсь в переднюю.

В опустевшей комнте пхло цирковой конюшней. Внезпный ветер сорвл со стол оперные листочки и вместе с соломой зкружил по комнте. Ариозо товрищ Митин взлетело под смый потолок. Хор кпеллнов и зчтки сицилийской пляски притнцовывли н подоконнике.

С лестницы доносились крик и брезгливое ржние. Золотоисктели, милиционеры и предствители домовой дминистрции нпрягли последние силы. Осилив упорное животное, совторы собрли рзвеянные листочки и продолжли писть без помрок.

Глв XXXIII

В тетре Колумб

Ипполит Мтвеевич постепенно стновился подхлимом. Когд он смотрел н Остп, глз его приобретли голубой жндрмский оттенок[388].

В комнте Ивнопуло было тк жрко, что высохшие воробьяниновские стулья потрескивли, кк дров в кмине. Великий комбинтор отдыхл, подложив под голову голубой жилет.

Ипполит Мтвеевич смотрел в окно. Тм, з окном, по кривым переулкм, мимо крошечных московских сдов, проносилсь гербовя крет. В черном ее лке попеременно отржлись клняющиеся прохожие, квлергрд с медной головой, городские дмы и пухлые белые облчк. Громя мостовую подковми, лошди пронесли крету мимо Ипполит Мтвеевич. Он отвернулся с рзочровнием.

Крет несл н себе герб МКХ, преднзнчлсь для перевозки мусор, и ее дощтые стенки ничего не отржли. Н козлх сидел брвый стрик с пушистой седой бородой. Если бы Ипполит Мтвеевич знл, что кучер не кто иной, кк грф Алексей Булнов, знменитый гуср-схимник, он, вероятно, окликнул бы стрик, чтобы поговорить о прелестных прошедших временх. Но он не знл, кто проезжет перед ним в обрзе кучер, д и кучер вряд ли зхотел бы говорить с ним о прелестных временх. Грф Алексей Булнов был сильно озбочен. Нхлестывя лошдей, он грустно рзмышлял о бюрокртизме, рзъедющем ссенизционный подотдел, из-з которого грфу вот уже полгод кк не выдвли положенный по гендоговору[389]спецфртук.

— Послушйте, — скзл вдруг великий комбинтор, — кк вс звли в детстве?

— А зчем вм?

— Д тк! Не зню; кк вс нзывть. Воробьяниновым звть вс ндоело, Ипполитом Мтвеевичем слишком кисло. Кк же вс звли? Ип?

— Кис, — ответил Ипполит Мтвеевич, усмехясь.

— Конгенильно! Тк вот что, Кис, посмотрите, пожлуйст, что у меня н спине. Болит между лопткми.

Остп стянул через голову рубшку «ковбой». Перед Кисой Воробьяниновым открылсь обширня спин зхолустного Антиноя — спин очровтельной формы, но несколько грязновтя.

— Ого, — скзл Ипполит Мтвеевич, — крснот ккя-то.

Между лопткми великого комбинтор лиловели и переливлись нефтяной рдугой синяки стрнных очертний.

— Честное слово, цифр восемь! — воскликнул Воробьянинов. — Первый рз вижу ткой синяк.

— А другой цифры нет? — спокойно спросил Остп.

— Кк будто бы букв Р.

— Вопросов больше не имею. Все понятно. Проклятя ручк! Видите, Кис, кк я стрдю, кким опсностям я подвергюсь из-з вших стульев. Эти рифметические знки ннесены мне большой смопдющей ручкой с пером №86. Нужно вм зметить, что проклятя ручк упл н мою спину в ту смую минуту, когд я погрузил руки во внутренность редкторского стул.

— А я тоже… Я тоже пострдл! — поспешно вствил Кис.

— Это когд же? Когд вы кобелировли з чужой женой? Нсколько мне помнится, этот зпоздлый кобеляж зкончился для вс не совсем удчно! Или, может быть, во время дуэли с оскорбленным Колей?

— Нет-с, простите, повреждения я получил н рботе-с!

— Ах! Это когд мы по стртегическим сообржениям отступли из тетр Колумб?

— Д, д… Когд з нми гнлся сторож…

— Знчит, вы считете героизмом свое пдение с збор?

— Я удрился коленной чшечкой о мостовую.

— Не беспокойтесь! При теперешнем строительном рзмхе ее скоро отремонтируют.

Ипполит Мтвеевич проворно звернул левую штнину и в недоумении остновился. Н желтом колене не было никких повреждений.

— Кк нехорошо лгть в тком юном возрсте, — с грустью скзл Остп, — придется, Кис, поствить вм четверку з поведение и вызвть родителей!.. И ничего-то вы толком не умеете. Почему нм пришлось бежть из тетр? Из-з вс! Черт вс дернул стоять н цинке[390], кк чсовой, не двигясь с мест. Это, конечно, вы делли для того, чтобы привлечь всеобщее внимние. А изнуренковский стул кто изгдил тк, что мне пришлось потом з вс отдувться? Об укционе я уж и не говорю. Ншли время для кобеляж! В вшем возрсте кобелировть просто вредно! Берегите свое здоровье!.. То ли дело я! З мною — стул вдовицы! З мною — дв щукинских! Изнуренковский стул в конечном итоге сделл я! В редкцию и к Ляпису я ходил! И только один-единственный стул вы довели до победного конц, д и то при помощи ншего священного врг — рхиепископ!..

Ипполит Мтвеевич виновто спустил штнину н место. Великий комбинтор принялся рзвивть дльнейшие плны.

Неслышно ступя по комнте босыми ногми, технический директор врзумлял покорного Кису.

Стул, исчезнувший в товрном дворе Октябрьского вокзл, по-прежнему оствлся темным пятном н сверкющем плне концессионных рбот. Четыре стул в тетре Колумб предствляли верную добычу. Но тетр уезжл в поездку по Волге с тиржным проходом «Скрябин»[391] и сегодня покзывл премьеру «Женитьбы» последним спектклем сезон. Нужно было решить — оствться ли в Москве для розысков пропвшего в просторх Клнчевской площди стул или выехть вместе с труппой в гстрольное турне. Остп склонялся к последнему.

— А то, может быть, рзделимся? — спросил Остп. — Я поеду с тетром, вы оствйтесь и проследите з стулом в товрном дворе.

Но Кис тк трусливо моргл седыми ресницми, что Остп не стл продолжть.

— Из двух зйцев, — скзл он, — выбирют того, который пожирнее. Поедем вместе. Но рсходы будут велики. Нужны будут деньги. У меня остлось шестьдесят рублей. У вс сколько? Ах, я и збыл! В вши годы девичья любовь тк дорого стоит!.. Постновляю: сегодня мы идем в тетр н премьеру «Женитьбы». Не збудьте ндеть фрк. Если стулья еще н месте и их не продли з долги соцстрху, звтр же мы выезжем. Помните, Воробьянинов, нступет последний кт комедии «Сокровище моей тещи». Приближется финит-л —комедия, Воробьянинов! Не дышите, мой стрый друг! Рвнение н рмпу! О, моя молодость! О, зпх кулис! Сколько воспоминний! Сколько интриг! Сколько тлнту я покзл в свое время в роли Гмлет[392]!.. Одним словом — зседние продолжется.

Из экономии шли в тетр пешком. Еще было совсем светло, но фонри уже сияли лимонным светом. Н глзх у всех погибл весн. Пыль гнл ее с площдей, жркий ветерок оттеснял ее в переулки. Тм струшки приголубливли крсвицу и пили с ней чй во дворикх, з круглыми столми. Но жизнь весны кончилсь — в люди ее не пускли. А ей тк хотелось к пмятнику Пушкин, где уже шел вечерний кобеляж, где уже котовли молодые люди в пестреньких кепкх, брюкх-дудочкх[393], глстукх «собчья рдость»[394] и ботиночкх «Джимми»[395].

Девушки, осыпнные лиловой пудрой, циркулировли между хрмом МСПО и коопертивом «Коммунр» (между б. Филипповым и б. Елисеевым[396]). Девушки внятно руглись. В этот чс прохожие змедляли шги, потому что Тверскя стновилсь тесн. Московские лошди были не лучше стргородских — они тк же нрочно постукивли копытми по торцм мостовой. Велосипедисты бесшумно летели со стдион Томского[397], с первого большого междугороднего мтч. Мороженщик ктил свой зеленый сундук, боязливо косясь н милиционер, но милиционер, сковнный светящимся семфором, которым регулировл уличное движение, был не опсен.

Во всей этой сутолоке двиглись дв друг. Соблзны возникли н кждом шгу. В крохотных обжорочкх дикие горцы н виду у всей улицы жрили шшлыки крские, квкзские и филейные. Горячий и пронзительный дым восходил к светленькому небу. Из пивных, ресторнчиков и кино «Великий Немой»[398] неслсь струння музык. У трмвйной остновки горячился громкоговоритель:

— … Молодой помещик и поэт Ленский влюблен в дочь помещик Ольгу Лрину. Евгений Онегин, чтобы досдить другу, притворно ухживет з молодой Ольгой. Прослушйте увертюру. Дю зрительный зл…

Громкоговоритель быстро зкончил нстройку инструментов, звонко постучл плочкой дирижер о пюпитр и высыпл в толпу, ожидющую трмвя, первые ткты увертюры. С мучительным стоном подошел трмвй номер 6. Уже взвился знвес, и струх Лрин, покорю глядя н плочку дирижер и нпевя: «Привычк свыше нм дн», колдовл нд вреньем, трмвй еще никк не мог оторвться от штурмующей толпы. Ушел он с ревом и плчем только под звуки дуэт «Слыхли ль вы».

Было уже поздно. Нужно было торопиться. Друзья вступили в гулкий вестибюль тетр Колумб. Воробьянинов бросился к кссе и прочел рсценку н мест.

— Все-тки, — скзл он, — очень дорого. Шестндцтый ряд — три рубля.

— Кк я не люблю, — зметил Остп, — этих мещн, провинцильных простофиль! Куд вы полезли? Рзве вы не видите, что это ксс?

— Ну куд же, ведь без билет не пустят!

— Кис, вы пошляк. В кждом блгоустроенном тетре есть дв окошечк. В окошечко кссы обрщются только влюбленные и богтые нследники. Остльные грждне (их, кк можете зметить, подвляющее большинство) обрщются непосредственно в окошечко дминистртор.

И действительно, перед окошечком кссы стояло человек пять скромно одетых людей. Возможно, это были богтые нследники или влюбленные. Зто у окошечк дминистртор господствовло оживление. Тм стоял цветня очередь. Молодые люди в фсонных пиджкх и брюкх того покроя, который провинцилу может только присниться, уверенно рзмхивли зписочкми от знкомых им режиссеров, ртистов, редкций, тетрльного костюмер, нчльник рйон милиции и прочих, тесно связнных с тетром лиц[399], кк-то: членов ссоциции те и кинокритиков, обществ «Слезы бедных мтерей», школьного совет «Мстерской циркового эксперимент»[400] и ккого-то «ФОРТИНБРАСА при УМСЛОПОГАСЕ»[401]. Человек восемь стояли с зпискми от Эспер Эклерович.

Остп врезлся в очередь, рстолкл фортинбрсовцев и, крич — «мне только спрвку, вы же видите, что я дже клош не снял», — пробился к окошечку и зглянул внутрь.

Администртор трудился, кк грузчик. Светлый бриллинтовый пот орошл его жирное лицо. Телефон тревожил его поминутно и звонил с упорством трмвйного вгон, пробирющегося через Смоленский рынок.

— Д! — кричл он. — Д! Д! В восемь тридцть!

Он с лязгом вешл трубку, чтобы снов ее схвтить.

— Д! Тетр Колумб! Ах, это вы, Сегидилья Мрковн? Есть, есть, конечно, есть. Бенур!.. А Бук не придет? Почему? Грипп? Что вы говорите? Ну, хорошо!.. Д, д, до свиднья, Сегидилья Мрковн…

— Тетр Колумб!!! Нет! Сегодня никкие пропуск не действительны! Д, но что я могу сделть? Моссовет зпретил!..

— Тетр Колумб!!! К-к? Михил Григорьевич? Скжите Михилу Григорьевичу, что днем и ночью в тетре Колумб его ждет третий ряд, место у проход…

Рядом с Остпом бурлил и содроглся мужчин с полным лицом, брови которого беспрерывно поднимлись и опдли.

— Ккое мне дело! — говорил ему дминистртор.

Хунтов (это был человек, созвучный эпохе) негордой скороговоркой просил контрмрку.

— Никк! — скзл дминистртор. — Сми понимете — Моссовет!

— Д, — мямлил Хунтов, — но Московское отделение Ленингрдского обществ дрмтических пистелей и оперных композиторов[402] соглсовло с Пвлом Федоровичем…

— Не могу и не могу… Следующий!

— Позвольте, Яков Менелевич, мне же в Московском отделении Ленингрдского обществ дрмтических пистелей и оперных композиторов…

— Ну, что я с вми сделю?.. Нет, не дм! Вм что, товрищ?

Хунтов, почувствовв, что дминистртор дрогнул, снов злопотл:

— Поймите же, Яков Менелевич, Московское отделение Ленингрдского обществ дрмтических пистелей и оперных компози…

Этого дминистртор не перенес. Всему есть предел. Ломя крндши и хвтясь з телефонную трубку, Менелевич ншел для Хунтов место у смой люстры.

— Скорее, — крикнул он Остпу, — вшу бумжку.

— Дв мест, — скзл Остп очень тихо, — в пртере.

— Кому?

— Мне.

— А кто вы ткой, чтоб я вм двл мест?

— А я все-тки думю, что вы меня знете.

— Не узню.

Но взгляд незнкомц был тк чист, тк ясен, что рук дминистртор см отвел Остпу дв мест в одинндцтом ряду.

— Ходят всякие, — скзл дминистртор, пожимя плечми, очередному умслопогсу, — кто их знет, кто они ткие… Может быть, он из Нркомпрос?.. Кжется, я его видел в Нркомпросе… Где я его видел?

И, мшинльно выдвл пропуск счстливым те и кинокритикм, притихший Яков Менелевич продолжл вспоминть, где он видел эти чистые глз.

Когд все пропуск были выдны и в фойе уменьшили свет, Яков Менелевич вспомнил: эти чистые глз, этот уверенный взгляд он видел в Тгнской тюрьме в 1922 году, когд и см сидел тм по пустяковому делу[403].

Тетр Колумб помещлся в особняке. Поэтому зрительный зл его был невелик, фойе непропорционльно огромны, курительня ютилсь под лестницей. Н потолке был изобржен мифологическя охот. Тетр был молод и знимлся дерзниями в ткой мере, что был лишен субсидии. Существовл он второй год и жил, глвным обрзом, летними гстролями.

Из одинндцтого ряд, где сидели концессионеры, послышлся смех. Остпу понрвилось музыкльное вступление, исполненное оркестрнтми н бутылкх, кружкх Эсмрх[404], сксофонх и больших полковых брбнх. Свистнул флейт, и знвес, нвевя прохлду, рсступился.

К удивлению Воробьянинов, привыкшего к клссической интерпретции «Женитьбы»[405], Подколесин н сцене не было. Порыскв глзми, Ипполит Мтвеевич увидел свисющие с потолк фнерные прямоугольники, выкршенные в основные цвет солнечного спектр. Ни дверей, ни синих кисейных окон не было. Под рзноцветными прямоугольникми тнцевли дмочки в больших, вырезнных из черного кртон шляпх. Бутылочные стоны вызвли н сцену Подколесин, который резлся в толпу дмочек верхом н Степне. Подколесин был нряжен в кмергерский мундир. Рзогнв дмочек словми, которые в пьесе не знчились, Подколесин возопил:

— Степ-н!

Одновременно с этим он прыгнул в сторону и змер в трудной позе. Кружки Эсмрх згремели.

— Степ--н! — повторил Подколесин, деля новый прыжок.

Но тк кк Степн, стоящий тут же и одетый в брсовую шкуру, не откликлся, Подколесин тргически спросил:

— Что же ты молчишь, кк Лиг Нций?

— Оченно я Чемберлен испужлся, — ответил Степн, почесывя брсовую шкуру.

Чувствовлось, что Степн оттеснит Подколесин и стнет глвным персонжем осовремененной пьесы.

— Ну что, шьет портной сюртук?

Прыжок. Удр по кружкм Эсмрх. Степн с усильем сделл стойку н рукх и в тком положении ответил:

— Шьет.

Оркестр сыгрл попурри из «Чио-чио-сн». Все это время Степн стоял н рукх. Лицо его злилось крской.

— А что, — спросил Подколесин, — не спршивл ли портной, н что, мол, брину ткое хорошее сукно?

Степн, который к тому времени сидел уже в оркестре и обнимл дирижер, ответил:

— Нет, не спршивл. Рзве он депутт нглийского прлмент?

— А не спршивл ли портной, не хочет ли, мол, брин жениться?

— Портной спршивл, не хочет ли, мол, брин плтить лименты!

После этого свет погс, и публик зтопл ногми. Топл он до тех пор, покуд со сцены не послышлся голос Подколесин:

— Грждне! Не волнуйтесь! Свет потушили нрочно, по ходу действ. Этого требует вещественное оформление.

Публик покорилсь. Свет тк и не зжиглся до конц кт. В полной темноте гремели брбны. С фонрями прошел отряд военных в форме гостиничных швейцров. Потом, кк видно, н верблюде, приехл Кочкрев. Судить обо всем этом можно было из следующего дилог:

— Фу, кк ты меня испугл! А еще н верблюде приехл!

— Ах, ты зметил, несмотря н темноту?! А я хотел преподнести тебе слдкое вер-блюдо!

В нтркте концессионеры прочли фишу.

ЖЕНИТЬБА

текст — Н.В. Гоголя

стихи — М. Шершеляфмов

литмонтж — И. Антиохийского

музыкльное сопровождение — Х. Ивнов

Автор спекткля — Ник. Сестрин

Вещественное оформление — Симбиевич-Синдиевич. Свет — Плтон Плщук. Звуковое оформление — Глкин, Плкин, Млкин, Члкин и Злкинд. Грим — мстерской КРУЛТ. Прики — Фом Кочур. Мебель — древесных мстерских ФОРТИНБРАСА при УМСЛОПОГАСЕ им. Влтспр. Инструктор кробтики — Жоржетт Тирспольских. Гидрвлический пресс под упрвлением монтер Мечников.

Афиш нбрн, сверстн и отпечтн в школе ФЗУ КРУЛТ[406].

— Вм нрвится? — робко спросил Ипполит Мтвеевич.

— А вм?

Ипполит Мтвеевич побоялся и скзл:

— Очень интересно, только Степн ккой-то стрнный.

— А мне не понрвилось, — скзл Остп, — в особенности то, что мебель у них кких-то мстерских ВОГОПАСА[407]. Не приспособили ли они нши стулья н новый лд?

Эти опсения окзлись нпрсными. В нчле же второго кт все четыре стул были вынесены н сцену негрми в цилиндрх.

Сцен свтовств вызвл нибольший интерес зрительного зл. В ту минуту, когд н протянутой через весь зл проволоке нчл спускться Агфья Тихоновн, стршный оркестр Х. Ивнов произвел ткой шум, что от него одного Агфья Тихоновн должн был бы упсть н публику. Но Агфья держлсь н сцене прекрсно. Он был в трико телесного цвет и в мужском котелке. Блнсируя зеленым зонтиком с ндписью: «Я хочу Подколесин», он переступл по проволоке, и снизу всем были видны ее грязные пятки. С проволоки он спрыгнул прямо н стул. Одновременно с этим все негры, Подколесин, Кочкрев в блетных пчкх и свх в костюме вгоновожтого сделли обртное сльто. Зтем все отдыхли пять минут, для сокрытия чего был снов погшен свет.

Женихи были очень смешны — в особенности Яичниц. Вместо него выносили большую яичницу н сковороде. Н моряке был мчт с прусом.

Нпрсно купец Стриков кричл, что его душт птент и урвнительные. Он не понрвился Агфье Тихоновне. Он вышл змуж з Степн. Об принялись уписывть яичницу, которую подл им обртившийся в лкея Подколесин. Кочкрев с Феклой спели куплеты про Чемберлен и про лименты, которые бритнский министр взимет у Гермнии. Н кружкх Эсмрх сыгрли отходную. И знвес, нвевя прохлду, зхлопнулся.

— Я доволен спектклем, — скзл Остп, — стулья в целости. Но нм медлить нечего. Если Агфья Тихоновн будет ежедневно н него гукться, то он недолго проживет.

Молодые люди в фсонных пиджкх, толкясь и смеясь, вникли в тонкости вещественного и звукового оформления.

Н лестнице рздвлся снисходительный голос Хунтов.

— Д. Я пишу оперу. В Московском отделении Ленингрдского обществ дрмтических пистелей и оперных композиторов мне говорили…

И долго еще рсходившяся публик слышл брбнную дробь человек, созвучного эпохе:

— Соглситесь с тем, что Московское отделение Ленингрдского обществ дрмтических пистелей и оперных композиторов…

— Ну, — скзл Остп, — вм, Кисочк, ндо бй-бй. Звтр с утр нужно з билетми стновиться. Тетр в семь вечер выезжет ускоренным в Нижний. Тк что вы берите дв жестких мест для сидения до Нижнего, Курской дороги. Не бед — посидим. Всего одн ночь.

Н другой день весь тетр Колумб сидел в буфете Курского вокзл. Симбиевич-Синдиевич, приняв меры к тому, чтобы вещественное оформление пошло этим же поездом, зкусывл з столиком. Вымочив в пиве усы, он тревожно спршивл монтер:

— Что, гидрвлический пресс не сломют в дороге?

— Бед с этим прессом, — отвечл Мечников, — рботет он у нс пять минут, возить его целое лето придется.

— А с «прожектором времен» тебе легче было, из пьесы «Порошок идеологии»?

— Конечно, легче. Прожектор хоть и больше был, но зто не ткой ломкий.

З соседним столиком сидел Агфья Тихоновн — молоденькя девушк с ногми твердыми и блестящими, кк кегли. Вокруг нее хлопотло звуковое оформление — Глкин, Плкин, Млкин, Члкин и Злкинд.

— Вы вчер мне не в ногу подвли, — жловлсь Агфья Тихоновн, — я тк свлиться могу.

Звуковое оформление зглдело.

— Что ж делть! Две кружки лопнули!

— Рзве теперь достнешь згрничную кружку Эсмрх? — кричл Глкин.

— Зйдите в Госмедторг[408]. Не то что кружки Эсмрх — термометр купить нельзя! — поддержл Плкин.

— А вы рзве и н термометрх игрете[409]? — ужснулсь девушк.

— Н термометрх мы не игрем, — зметил Злкинд, — но из-з этих проклятых кружек прямо-тки зболевешь — приходится мерить темпертуру.

Автор спекткля и глвный режиссер Ник. Сестрин прогуливлся с женою по перрону. Подколесин с Кочкревым хлопнули по три рюмки и нперебой ухживли з Жоржеттой Тирспольских.

Концессионеры, пришедшие з дв чс до отход поезд, совершли уже пятый рейс вокруг сквер, рзбитого перед вокзлом.

Голов у Ипполит Мтвеевич кружилсь. Погоня з стульями входил в решющую стдию. Удлиненные тени лежли н рскленной мостовой. Пыль сдилсь н мокрые потные лиц. Подктывли пролетки, пхло бензином, немные мшины высживли пссжиров. Нвстречу им выбегли Ермки Тимофеевичи, уносили чемодны, и овльные их бляхи сияли н солнце. Муз дльних стрнствий хвтл з горло.

— Ну, пойдем и мы, — скзл Остп.

Ипполит Мтвеевич покорно повернулся. Тут он столкнулся лицом к лицу с гробовых дел мстером Безенчуком.

— Безенчук! — скзл он в крйнем удивлении. — Ты кк сюд попл?

Безенчук снял шпку и рдостно остолбенел.

— Господин Воробьянинов! — зкричл он. — Почет дорогому гостю!

— Ну, кк дел?

— Плохи дел, — ответил гробовых дел мстер.

— Что же тк?

— Клиент ищу. Не идет клиент.

— «Нимф» перебивет?

— Куды ей! Он меня рзве перебьет? Случев нет. После вшей тещеньки один только Пьер и Констнтин перекинулся.

— Д что ты говоришь? Неужели умер?

— Умер, Ипполит Мтвеевич. Н посту своем умер. Брил птекря ншего Леопольд и умер. Люди говорили, рзрыв внутренности произошел, я тк думю, что покойник от этого птекря лекрством ндышлся и не выдержл.

— Ай-яй-яй, — бормотл Ипполит Мтвеевич, — й-яй-яй. Ну что ж, знчит, ты его и похоронил?

— Я и похоронил. Кому ж другому? Рзве «Нимф», туды ее в кчель, кисть дет?

— Одолел, знчит?

— Одолел. Только били меня потом. Чуть сердце у меня не выбили. Милиция отнял. Дв дня лежл. Спиртом лечился.

— Рстирлся?

— Нм рстирться не к чему.

— А сюд тебя зчем принесло?

— Товр привез.

— Ккой же товр?

— Свой товр. Проводник знкомый помог провезти здром в почтовом вгоне. По знкомству.

Ипполит Мтвеевич только сейчс зметил, что поодль от Безенчук н земле стоял штбель гробов. Один из них Ипполит Мтвеевич быстро опознл. Это был большой дубовый и пыльный гроб с безенчуковской витрины.

— Восемь штук, — скзл Безенчук смодовольно, — один к одному. Кк огурчики.

— А кому тут твой товр нужен? Тут своих мстеров довольно.

— А гриб?

— Ккой гриб?

— Эпидемия. Мне Прусис скзл, что в Москве гриб свирепствует, что хоронить людей не в чем. Весь мтерил перевели. Вот я и решил дел попрвить.

Остп, прослушвший весь этот рзговор с любопытством, вмешлся.

— Слушй, ты, ппш. Это в Приже грипп свирепствует.

— В Приже?

— Ну д. Поезжй в Приж. Тм подмолотишь! Првд, будут некоторые зтруднения с визой, но ты, ппш, не грусти. Если Брин тебя полюбит, ты зживешь недурно — устроишься лейб-гробовщиком при прижском мунициплитете. А здесь и своих гробовщиков хвтит.

Безенчук дико огляделся. Действительно. Н площди, несмотря н уверения Прусис, трупы не влялись, люди бодро держлись н ногх, и некоторые из них дже смеялись.

Поезд двно уже унес и концессионеров, и тетр Колумб, и прочую публику, Безенчук все еще стоял ошлело нд своими гробми.

В нступившей темноте его глз горели желтым неугсимым огнем.

Чсть третья

«Сокровищ мдм Петуховой»

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Глв XXXIV

Волшебня ночь н Волге

Влево от пссжирских дебркдеров Волжского Госудрственного речного проходств, под ндписью «Чль з кольцы, решетку береги, стены не ксйся», стоял великий комбинтор со своим другом и ближйшим помощником Кисой Воробьяниновым.

Стрдльческие крики проходов пугли предводителя. В последнее время он стл пуглив, кк кролик. Ночь, проведення без сн в жестком вгоне почтового поезд Москв — Нижний Новгород, оствил н лице Ипполит Мтвеевич тени, пятн и пыльные морщины.

Нд пристнями хлопли флги. Дым, курчвый, кк цветня кпуст, влил из проходных труб. Шл погрузк проход «Антон Рубинштейн», стоявшего у дебркдер № 2. Грузчики вонзли железные когти[410] в тюки хлопк. Н пристни выстроились в кре чугунные горшки, лежли мокросоленые кожи, бунты проволоки, ящики с листовым стеклом, клубки сноповязльного шпгт, жернов, двухцветные костистые сельскохозяйственные мшины, деревянные вилы, обшитые дерюгой корзинки с молодой черешней и сельдяные бочки.

У дебркдер № 4 стоял теплоход «Прижскя коммун». Вниз по реке он должен был уйти по рсписнию только в шесть чсов вечер, но уже и теперь, в одинндцтом чсу, по его белым опрятным плубм прогуливлись пссжиры, приехвшие утром из Москвы.

«Скрябин» не было. Это очень беспокоило Ипполит Мтвеевич.

— Что вы переживете? — спросил Остп. — Вообрзите себе, что «Скрябин» здесь. Ну, кк вы н него попдете? Если бы у нс дже были деньги н покупку билет, то и тогд бы ничего не вышло. Проход этот пссжиров не берет.

Остп еще в поезде успел побеседовть с звгидропрессом, монтером Мечниковым, и узнл от него все. Проход «Скрябин», зрендовнный Нркомфином, должен был совершить рейс от Нижнего до Црицын, остнвливясь у кждой пристни и производя тирж выигрышного зйм. Для этого из Москвы выехло целое учреждение — тиржня комиссия, кнцелярия, духовой оркестр, виртуоз-бллечник, рдиоинженер, киноопертор, корреспонденты центрльных гзет и тетр Колумб. Тетру предстояло в пути покзывть пьесы, в которых популяризовлсь идея госзймов. До Црицын тетр поступл н полное довольствие тиржной комиссии, зтем собирлся н свой стрх и риск совершить большую гстрольную поездку по Квкзу со своей «Женитьбой».

«Скрябин» опоздл. Обещли, что он придет из зтон, где деллись последние приготовления, только к вечеру. Поэтому весь ппрт, прибывший из Москвы, в ожиднии погрузки устроил бивк н пристни.

Нежные девушки с чемоднчикми и портпледми сидели н бунтх проволоки, сторож свои ундервуды и с опсением поглядывя н крючников. Н жернове примостился гржднин с фиолетовой эспньолкой. Н коленях у него лежл стопк эмлировнных дощечек. Н верхней из них любопытный мог бы прочесть: «Отдел взимных рсчетов». Письменные столы н тумбх и другие столы, более скромные, стояли друг н друге. У зпечтнного несгоремого шкф прогуливлся чсовой. Корреспондент ТАСС уже устроился н крю пристни и, свесив ноги з борт, удил рыбу. Рыб не шл, и корреспондент досдливо крякл, меняя нживку. Предствитель «Стнк» Персицкий смотрел в цейсовский бинокль с восьмикртным увеличением н территорию ярмрки, потом потоптлся, выяснил, что до приход «Скрябин» остется еще чсов пять, и н Кремлевском «элевторе» поднялся в город[411]. З пять чсов можно было нбрть уйму мтерилов — дть очерк о городе, о рдиолбортории Бонч-Бруевич[412] и о последствиях нводнения[413]…

Под сенью гидрвлического пресс н воробьяниновском стуле сидел Агфья Тихоновн и флиртовл с виртуозом-бллечником, корректным молодым человеком с европейской выпрвкой. Виртуоз чувствовл себя в родственной среде прекрсно. Он грциозно уселся н один из воробьяниновских стульев, совершенно не обрщя внимния н то, что Глкин, Плкин, Млкин, Члкин и Злкинд вынуждены были все впятером довольствовться только двумя стульями.

Вокруг стульев, кк шклы, рсхживли концессионеры. Остп особенно возмущл виртуоз-бллечник.

— Что это з чижик? — шептл он Ипполиту Мтвеевичу. — Всякий дурк сидит н вших стульях. Все это плоды вшего пошлого кобелировния.

— Что вы ко мне пристли? — зхныкл Воробьянинов. — Я дже ткого слов не зню — кобелировть.

— Нпрсно. Кобелировть — это знчит ухживть з молодыми девушкми с нечистыми нмерениями. Отпиртельств вши безндежны. Лиз мне все рсскзл. Вся Москв поктывется со смеху. Все знют о вшем кобеляже.

Компньоны, тихо переругивясь, кружили вокруг стульев.

Глкин, Плкин, Млкин, Члкин и Злкинд делли прогнозы в будущее. Млкин не верил в доброкчественность тиржных обедов.

— В контркте, — говорил он, — ндо было укзть число блюд и количество клорий. По првилу, мы должны прирвнивться к метллистм — не меньше 4000 клорий в обед.

Глкин и Плкин держлись более оптимистических взглядов.

— Зто здесь икр дешев, — сообщили они, — и рыб.

— А воздух ккой! — зкричл Члкин. — Морской воздух!

— Тем более, — скзл тонкий, кк кнут, Злкинд. — При тком воздухе беспрерывно хочется есть. Мне уже сейчс хочется.

— До Црицын мы не пропдем. Кормить будут.

— А н Квкзе что будет? Если Сестрин сейчс уже згрбстл себе двдцть мрок[414].

— А нм по полторы мрки н кждого. Если еще пьес провлится…

— Д. Копеек по пятндцть в день будем зрбтывть.

Виртуоз-бллечник приглсил Агфью Тихоновну обедть н «Прижскую коммуну».

— А нс пустят?

— Конечно, пустят. Н стоянкх кухня этим живет. Тут очень хорошие и дешевые обеды.

Звуковое оформление звздыхло и поплелось в трктир «Плот». Концессионеры оживились.

— Может быть, рискнем? — скзл вдруг Остп, невольно приближясь к стульям. — Вы — дв, и я — дв, и — ходу! А? Хорошо бы было, черт возьми!

Он осмотрелся. Бежть ндо было бы по нсыпи до Рождественской улицы, збитой обозми. Д и сквозь толпу крючников продрться было бы нелегко. Кроме того, Кочкрев с Подколесиным мячили поблизости. Они, конечно, подняли бы стршный рев, зметив покушение н мебель, якобы изготовленную в древесных мстерских ФОРТИНБРАСА при УМСЛОПОГАСЕ имени Влтср. Остп скис.

— Придется ехть! Но кк? В крйнем случе, можно было бы сесть н «Прижскую коммуну», доехть до Црицын и тм ждть труппу, но деньги, деньги! Ах, Кис, Кис, что б вс черт збрл! Осознли ли вы уже свою пошлость?

Компньоны решили хотя бы посидеть н стульях. Они подпрыгивли н пружинх и пересживлись со стул н стул. Ипполит Мтвеевич ерзл.

— Ирония судьбы! — говорил Остп. — Нищие миллионеры! Вы еще ничего не нщупли?

Подколесин с Кочкревым подошли к учрежденскому курьеру и, мотя головми в сторону концессионеров, спрвились, кто ткие осмелились сесть н их вещественное оформление.

— Ну, сейчс погонят! — зключил Остп.

Подошел сторож.

— Вы, товрищи, из ккого отдел будете?

— Из отдел взимных рсчетов, — скзл нблюдтельный Остп.

Но и это не помогло. Курьер ушел и сейчс же вернулся с товрищем Людвигом. Товрищ Людвиг отогнл концессионеров от стульев и побежл н дебркдер, к которому уже приближлся, рзворчивясь против течения, проход «Скрябин». Н бортх своих он нес фнерные щиты, н которых рдужными крскми были изобржены гигнтские облигции. Проход зревел, подржя крику ммонт, может быть, и другого животного, зменявшего в доисторические времен проходную сирену. Финнсово-тетрльный бивк оживился. По городским спускм бежли тиржные служщие. В облке пыли ктился к проходу толстенький Плтон Плщук. Глкин, Плкин, Млкин, Члкин и Злкинд выбежли из трктир «Плот». Нд несгоремой кссой уже трудились крючники. Инструктор кробтики Жоржетт Тирспольских гимнстическим шгом взбежл по сходням. Симбиевич-Синдиевич, в зботх о вещественном оформлении, простирл руки то к кремлевским высотм, то к кпитну, стоявшему н мостике. Киноопертор пронес свой ппрт высоко нд головми толпы и еще н ходу требовл отвод четырехместной кюты для устройств в ней лбортории.

В общей свлке Ипполит Мтвеевич пробрлся к стульям и, будучи вне себя, поволок было один стул в сторонку.

— Бросьте стул! — звопил Бендер. — Вы что, с ум спятили? Один стул возьмем, остльные пропдут для нс нвсегд! Подумли бы лучше о том, кк попсть н проход!

По дебркдеру прошли музыкнты, опояснные медными трубми. Они с отврщением смотрели н сксофоны, флекстоны[415], пивные бутылки и кружки Эсмрх, которыми было вооружено звуковое оформление.

— Клистирня шйк! — скзл клрнет, порвнявшись с могучей пятеркой.

Глкин, Плкин, Млкин, Члкин и Злкинд ничего не ответили, но зтили в груди месть.

Тиржные колес были привезены н фордовском фургончике. Это был сложня конструкция, соствлення из шести врщющихся цилиндров, сверкющя медью и стеклом. Устновк ее н нижней плубе знял много времени.

Топот и перебрнк продолжлись до позднего вечер. Колумбовцы, обиженные тем, что их поместили во втором клссе, экспнсивно нбросились н втор спекткля и режиссер Ник. Сестрин.

— Ну стоит ли волновться, — мычл Ник. Сестрин, — прекрсные кюты, товрищи. Я считю, что все хорошо.

— Это вы потому считете, — зпльчиво выкрикнул Глкин, — что сми устроились в первом клссе.

— Глкин! — зловеще скзл режиссер.

— Что «Глкин»?

— Вы уже нчинете рзлгть!

— Я? А Плкин? А Млкин? А Члкин и Злкинд рзве вм не скжут то же смое? Нконец, где мы будем репетировть?

И вся могучя кучк в один голос потребовл отдельную кюту для репетиций, кстти, хотя бы немного денег вперед.

— Идите к черту! — звопил Ник. Сестрин. — В ткой момент они пристют со своими претензиями!

Не объяснив, ккой ткой момент, втор спекткля перегнулся через борт и воззвл:

— Симбие-эвич!

— Синдие-эвич!

— Симбие-эвич!

— Мур! Вы не видели Симбиевич-Синдиевич?

В тиржном зле устривли эстрду, приколчивли к стенм плкты и лозунги, рсствляли деревянные скмьи для посетителей и срщивли электропровод с тиржными колесми. Письменные столы рзместили н корме, из кюты мшинисток, вперемежку со смехом, слышлось цокнье пишущих мшинок. Бледный человек с фиолетовой эспньолкой ходил по всему проходу и нвешивл н соответствующие двери свои эмлировнные тблицы: «Отдел взимных рсчетов», «Личный стол», «Общя кнцелярия», «Отдел печти», «Инструкторский подотдел», «Председтель комиссии», «Мшинное отделение». К большим тбличкм человек с эспньолкой присобчивл тблички поменьше: «Без дел не входить», «Прием нет», «Посторонним лицм вход воспрещется», «Все спрвки в регистртуре».

Слон первого клсс был оборудовн под выствку денежных знков и бон[416]. Это вызвло новый взрыв негодовния у Глкин, Плкин, Млкин, Члкин и Злкинд.

— Где же мы будем обедть? — волновлись они. — А если дождь?

— Ой, — скзл Ник. Сестрин своему помощнику, — не могу!.. Кк ты думешь, Сереж, мы не сможем обойтись без звукового оформления?

— Что вы, Николй Констнтинович! Артисты к ритму привыкли!

Тут поднялся новый глдеж. Могучя кучк пронюхл, что все четыре стул втор спекткля утщил в свою кюту.

— Тк, тк, — говорил кучк с иронией, — мы должны будем репетировть, сидя н койкх, н четырех стульях будет сидеть Николй Констнтинович со своей женой Густой, которя никкого отношения к ншему коллективу не имеет[417]. Может, мы тоже хотим иметь в поездке своих жен.

С берег н тиржный проход зло смотрел великий комбинтор. Предствительня фигур Ипполит Мтвеевич могл бы сойти з скульптуру «Отчяние идол».

Новый взрыв кликов достиг ушей концессионеров.

— Почему же вы мне рньше не скзли?! — кричл член комиссии.

— Откуд же я мог знть, что он зболеет.

— Это черт знет что! Тогд поезжйте в Рбис[418] и требуйте, чтобы нм экстренно комндировли художник.

— Куд же я поеду? Сейчс шесть чсов. Рбис двно зкрыт. Д и проход через полчс уходит.

— Тогд сми будете рисовть. Рз вы взяли н себя ответственность з укршение проход, извольте отдувться, кк хотите.

Остп уже бежл по сходням, рстлкивя локтями крючников, брышень и просто любопытных. При входе его здержли.

— Пропуск!

— Д мне к этому гржднину.

— Все рвно. Пропуск ндо.

— Товрищ! — зорл Бендер. — Вы! Вы! Толстенький! Которому художник нужен!

Через пять минут великий комбинтор сидел в белой кюте толстенького зведующего хозяйством плвучего тирж и договривлся об условиях рботы.

— Знчит, товрищ, — говорил толстячок, — нм от вс потребуется следующее: исполнение художественных плктов, ндписей и окончние трнспрнт. Нш художник нчл его делть и зболел. Мы его оствили здесь в больнице. Ну и, конечно, общее нблюдение з художественной чстью. Можете вы это взять н себя? Причем предупреждю — рботы много.

— Д, я могу это взять н себя. Мне приходилось выполнять ткую рботу.

— И вы можете сейчс же с нми ехть?

— Это будет трудновто, но я пострюсь.

Большя и тяжеля гор свлилсь с плеч зведующего хозяйством. Испытывя детскую легкость, толстячок смотрел н нового художник лучезрным взглядом.

— Вши условия? — спросил Остп дерзко. — Имейте в виду, я не похороння контор.

— Условия сдельные. По рсценкм Рбис.

Остп поморщился, что стоило ему большого труд.

— Но, кроме того, еще бесплтный стол, — поспешно добвил толстунчик, — и отдельня кют.

— В кком же клссе?

— Во втором. Впрочем, можно и в первом. Я вм это устрою.

— А обртный проезд?

— Н вши средств. Не имеем кредитов.

— Ну, лдно, — скзл Остп со вздохом, — соглшюсь. Но со мною еще мльчик-ссистент.

— Нсчет мльчик вот я не зню. Н мльчик кредит не отпущено. Н свой счет — пожлуйст. Пусть живет в вшей кюте.

— Ну, пускй по-вшему. Мльчишк у меня шустрый. Привык к спртнской обстновке. Кормить вы его будете?

— Пусть приходит н кухню. Тм посмотрим.

Остп получил пропуск н себя и н шустрого мльчик, положил в крмн ключ от кюты и вышел н горячую плубу. Остп чувствовл немлое удовлетворение при прикосновении к ключу. Это было первый рз в его бурной жизни. Ключ и квртир были. Не было только денег. Но они нходились тут же, рядом, в стульях. Великий комбинтор, зложив руки в крмны, гулял вдоль борт, якобы не змечя оствшегося н берегу Воробьянинов.

Ипполит Мтвеевич сперв делл знки молч, потом дже осмелился попискивть. Но Бендер был глух. Повернувшись спиною к председтелю концессии, он внимтельно следил з процедурой опускния гидрвлического пресс в трюм.

Деллись последние приготовления к отвлу. Агфья Тихоновн, он же Мур, постукивя кегельными ножкми, бегл из своей кюты н корму, смотрел в воду, громко делилсь своими восторгми с виртуозом-бллечником и всем этим вносил смущение в ряды почтенных деятелей тиржного предприятия.

Проход дл второй гудок. От стршных звуков сдвинулись облк. Солнце побгровело и свлилось з горизонт. В верхнем городе зжглись лмпы и фонри. С рынк в Почевском оврге донеслись хрипы грммофонов, состязвшихся перед последними покуптелями. Оглушенный и одинокий Ипполит Мтвеевич что-то кричл, но его не было слышно. Лязг лебедки губил все остльные звуки.

Остп Бендер любил эффекты. Только перед третьим гудком, когд Ипполит Мтвеевич уже не сомневлся в том, что брошен н произвол судьбы, Остп зметил его.

— Что же вы стоите, кк зсвтнный[419]. Я думл, что вы уже двно н проходе! Сейчс сходни снимют! Бегите скорей! Пропустите этого гржднин! Вот пропуск!

Ипполит Мтвеевич, почти плч, взбежл н проход.

— Вот это вш мльчик? — спросил звхоз подозрительно.

— Мльчик, — скзл Остп, — рзве плох? Типичный мльчик. Кто скжет, что это девочк, пусть первый бросит в меня кмень!

Толстяк угрюмо отошел.

— Ну, Кис, — зметил Остп, — придется с утр сесть з рботу. Ндеюсь, что вы сможете рзводить крски. А потом вот что: я художник, окончил ВХУТЕМАС[420], вы мой помощник. Если вы думете, что это не тк, то скорее бегите нзд, н берег.

Черно-зеленя пен вырвлсь из-под кормы. Проход дрогнул, всплеснули медные трелки, флейты, корнеты, тромбоны и бсы зтрубили чудный мрш, и город, поворчивясь и блнсируя, перекочевл н левый борт. Продолжя дрожть, проход стл по течению и быстро побежл в темноту. Позди кчлись звезды, лмпы и портовые рзноцветные знки. Через минуту проход отошел нстолько, что городские огни стли кзться зстывшим н месте ркетным порошком.

Еще слышлся ропот рботющих «ундервудов», природ и Волг брли свое. Нег охвтил всех плвющих н проходе «Скрябин». Члены тиржной комиссии томно прихлебывли чй. Н первом зседнии местком, происходившем н носу, црил нежность. Тк шумно дышл теплый ветер, тк мягко полосклсь у бортов водичк, тк быстро пролетли по бокм проход черные очертния берегов, что председтель местком, человек вполне положительный, открывший рот для произнесения речи об условиях труд в необычной обстновке, неожиднно для всех и для смого себя зпел:

А остльные суровые учстники зседния пророкотли припев:

Резолюция по доклду председтеля местком тк и не был вынесен. Рздвлись звуки пинино. Зведующий музыкльным сопровождением Х. Ивнов, чувствуя нежность ко всем, извлекл из инструмент смые лирические ноты. Виртуоз плелся з Мурочкой и, не нходя собственных слов для выржения любви, бормотл слов ромнс:

— Не уходи. Твои лобзнья жгучи, я лской стрстною еще не утомлен. В ущельях гор не просыплись тучи, звездой жемчужною не гснул небосклон…[422]

Симбиевич-Синдиевич, уцепившись з поручни, созерцл небесную бездну. По срвнению с ней вещественное оформление «Женитьбы» кзлось ему возмутительным свинством. Он с гдливостью посмотрел н свои руки, принимвшие ярое учстие в вещественном оформлении клссической комедии.

В момент нивысшего томления рсположившиеся н корме Глкин, Плкин, Млкин, Члкин и Злкинд удрили в свои птекрские и пивные приндлежности. Они репетировли. Мирж рссеялся срзу. Агфья Тихоновн зевнул и, не обрщя внимния н виртуоз-вздыхтеля, пошл спть. В душх месткомовцев снов ззвучл гендоговор, и они взялись з резолюцию. Симбиевич-Синдиевич после зрелого рзмышления пришел к тому, что оформление «Женитьбы» не тк уж плохо. Рздрженный голос из темноты звл Жоржетту Тирспольских н совещние к режиссеру. В деревнях ляли собки. Стло свежо.

В кюте первого клсс Остп, леж с бшмкми н кожном дивне и здумчиво глядя н пробочный пояс, обтянутый зеленой прусиной, допршивл Ипполит Мтвеевич:

— Вы умеете рисовть? Очень жлко. Я, к сожлению, тоже не умею.

Он подумл и продолжл:

— А буквы вы умеете рисовть? Тоже не умеете? Совсем нехорошо! Ведь мы-то попли сюд кк художники. Ну, дня дв можно будет мотть, потом выкинут. З эти дв дня мы должны успеть сделть все, что нм нужно. Положение несколько зтруднилось. Я узнл, что стулья нходятся в кюте режиссер. Но и это, в конце концов, не стршно. Вжно то, что мы н проходе. Пок нс не выкинули, все стулья должны быть осмотрены. Сегодня уже поздно. Режиссер спит в своей кюте.

Глв XXXV

Нечистя пр

Нутро первым н плубе окзлся репортер Персицкий. Он успел уже принять душ и посвятить десять минут гимнстическим экзерсисм. Люди еще спли, но рек жил, кк днем. Шли плоты — огромные поля бревен с избми н них. Мленький злой буксир, н колесном кожухе которого дугой было выписно его имя — «Повелитель бурь», тщил з собой три нефтяные бржи, связнные в ряд. Пробежл снизу быстрый почтовик «Крсня Лтвия». «Скрябин» обогнл землечерптельный крвн и, промеряя глубину полостеньким шестом, стл описывть дугу, зворчивя против течения.

Персицкий приложился к биноклю и стл обозревть пристнь.

— Брмино, — прочел он пристнскую вывеску.

Н проходе стли просыпться. Н пристнь полетел гирьк со шпгтом. Н этой леске пристнские ребят потщили к себе толстый конец причльного кнт. Винты звертелись в обртную сторону. Полреки рябилось шевелящейся пеной. «Скрябин» здрожл от резких удров винт и всем боком пристл к дебркдеру. Было еще рно. Поэтому тирж решили нчть в десять чсов.

Служб н «Скрябине» нчинлсь, словно бы и н суше, ккуртно в девять. Никто не изменил своих привычек. Тот, кто н суше опздывл н службу, опздывл и здесь, хотя спл в смом же учреждении. К новому уклду походные штты Нркомфин привыкли довольно быстро. Курьеры подметли кюты с тем же рвнодушием, с кким подметли кнцелярии в Москве. Уборщицы рзносили чй, бегли с бумжкми из регистртуры в личный стол, ничуть не удивляясь тому, что личный стол помещется н корме, регистртур н носу. Из кюты взимных рсчетов несся кстньетный звук счетов и скрежетнье рифмометр. Под кпитнской рубкой кого-то рспекли.

Великий комбинтор, обжигя босые ступни о верхнюю плубу, ходил вокруг длинной узкой полосы кумч, млюя н ней лозунг, с текстом которого он поминутно сверялся по бумжке:

«Все — н тирж. Кждый трудящийся должен иметь в крмне облигцию госзйм».

Великий комбинтор стрлся, но отсутствие способностей все-тки скзывлось. Ндпись поползл вниз, и кусок кумч, кзлось, был испорчен безндежно. Тогд Остп, с помощью мльчик Кисы, перевернул дорожку низннку и снов принялся млевть. Теперь он стл осторожнее. Прежде чем нляпывть буквы, он отбил вымеленной веревочкой две прллельных линии и, тихо ругя неповинного Воробьянинов, приступил к изобржению слов.

Ипполит Мтвеевич добросовестно выполнял обязнности мльчик. Он сбегл вниз з горячей водой, рстпливл клей, чихя, сыпл в ведерко крски и угодливо зглядывл в глз взысктельного художник[423]. Готовый и высушенный лозунг концессионеры снесли вниз и прикрепили к борту. Проходивший мимо кпитн, человек спокойный, с обвислыми зпорожскими усми, остновился и покрутил головой.

— А это уже не дело, — скзл он, — зчем гвоздями к перилм прибивть? Н ккие средств после вс проход ремонтировть?

Кпитн был удручен. Еще никогд н его проходе не висели тблички «Без дел не входить» и «Прием нет», никогд н плубе не стояли пишущие мшинки, никогд не игрли н кружкх Эсмрх, один вид которых приводил зстенчивого кпитн в состояние холодного негодовния.

Из кют вышел зспнный киноопертор Полкн. Он долго пристривл свой ппрт, оглядывя горизонты и, отвернувшись от толпы, уже собрвшейся у пристни, нкрутил метров десять с зведующего личным столом. Зведующий, для пущей нтурльности, пытлся непринужденно прогуливться перед ппртом, но Полкн этому воспротивился.

— Вы, товрищ, не выходите з рмку. Стойте н месте. И рукми не шевелите, пожлуйст.

Зведующий сложил руки н груди и в тком монументльном виде был зснят. После этого Полкн удлился в свою лборторию.

Толстячок, ннявший Остп, сбежл н берег и оттуд осмотрел рботу нового художник. Буквы лозунг были рзной толщины и несколько скошены в рзные стороны. Толстяк подумл, что новый художник, при его смоуверенности, мог бы приложить больше стрний, но выход не было — приходилось довольствовться и этим.

В половине десятого н берег сошел духовой оркестр и принялся выдувть горячительные мрши. Н звуки музыки со всего Брмин сбежлись дети, з ними из яблоневых сдов двинули мужики и ббы. Оркестр гремел до тех пор, покуд н берег не сошли члены тиржной комиссии. Н берегу нчлся митинг. С крыльц чйной Коробков[424] полились первые звуки доклд о междунродном положении.

Колумбовцы глзели н собрние с проход. Оттуд видны были белые плточки бб, опсливо стоявших поодль от крыльц, недвижимя толп мужиков, слушвших ортор, и см ортор, время от времени взмхиввший рукми. Потом зигрл музык. Оркестр повернулся и, не перествя игрть, двинулся к сходням. З ним повлил толп.

— Одну минуту! — зкричл с борт толстячок. — Сейчс, товрищи, мы будем производить тирж выигрышного зйм. Присутствовть могут все. Поэтому просим всех н проход. По окончнии тирж состоится концерт. А потому просьб по окончнии тирж не рсходиться, собрться н берегу и оттуд смотреть. Артисты будут игрть н плубе!

Оркестр зигрл снов и, толкя друг друг, все побежли н проход и спустились в прохлдный тиржный зл. Тиржня комиссия и включенные в нее предствители сел Брмин рзместились н эстрде. Члены комиссии сделли это с достоинством, вырботнным привычкой к подобного род церемониям. Предствители же сел (их было двое), в лптях и полостых синих рубшкх, серьезно, с тким видом, кк будто бы они шли молотить, нпрвились к столу и сели с крю.

— Прошу предствителя РКИ[425], — скзл председтель комиссии, — осмотреть печти, нложенные н тиржную мшину.

Предствитель РКИ нгнулся, осторожно потрогл печти рукой и зявил:

— Печти в полном порядке!

— Желющие могут удостовериться в целости печтей.

После осмотр из публики был зтребовн ребенок.

— И вот, товрищи, ребенок н глзх у всех будет вынимть из этих шести цилиндров по одному билету. Н кждом из них есть одн цифр. Все шесть цифр вместе соствят цифру той облигции, которя выигрл. Сейчс, товрищи, будет производиться розыгрыш двдцтирублевых выигрышей. Имеющие облигции — пускй следят. Не имеющие — могут приобрести их тут же н проходе.

Ксс звертелсь, моргя стеклянными своими окошечкми. Потом остновилсь. Босой мльчик с кменным лицом опускл руку поочередно в кждый цилиндр, вынимл оттуд похожие н ппиросы билетные трубочки и отдвл их членм комиссии.

— Выигрл облигция номер 0703418 во всех пяти сериях.

И тиржный ппрт методически выбрсывл комбинции цифр. Ксс оборчивлсь, медленно остнвливлсь. Мльчик зпускл руку, оглшлись номер выигрвших облигций, брминцы внимтельно смотрели и слушли, о звуковое оформление, возбужденное процессом розыгрыш, обзвелось всклдчину одной облигцией и после кждого возглшения облегченно вздыхло.

— Слв богу, не нш номер!

— Чему же вы рдуетесь? — удивился Ник. Сестрин. — Ведь вы же не выигрли!

— Охот получть двдцть рублей! — кричл могучя пятерк. — Н эту же облигцию можно выигрть пятьдесят тысяч. Прямой рсчет.

— Вы вот что, друзья мои, — скзл режиссер, — до крупных выигрышей еще длеко, и делть вм здесь нечего. Идите готовиться к выступлению.

Прибежл н минуту Остп, убедился в том, что все обиттели проход сидят в тиржном зле и, скзв: «Электричество плюс детскя невинность[426] — полня грнтия добропорядочности фирмы», — снов убежл н плубу.

— Воробьянинов! — шепнул он. — Для вс срочное дело по художественной чсти. Стньте у выход из коридор первого клсс и стойте. Если кто будет подходить — пойте погромче.

Стрик опешил.

— Что же мне петь?

— Уж во всяком случе не «Боже, цря хрни». Что-нибудь стрстное — «Яблочко» или «Сердце крсвицы». Но предупреждю, если вы вовремя не вступите со своей рией!.. Это вм не Экспериментльный тетр! Голову оторву.

Великий комбинтор, пришлепывя босыми пяткми, вбежл в коридор, обшитый вишневыми пнелями. Н секунду большое зеркло в конце коридор отрзило фигуру Бендер. Он читл тбличку н двери: «Ник. Сестрин. Режиссер тетр Колумб». Вслед з тем зеркло очистилось. Зтем в зеркле снов появился великий комбинтор. В руке он держл стул с гнутыми ножкми. Он промчлся по коридору, змедлив шги, вышел н плубу и, переглянувшись с Ипполитом Мтвеевичем, понес стул нверх к рубке рулевого. В стеклянной будочке рулевого не было никого. Остп отнес стул н корму и нствительно скзл:

— Стул будет стоять здесь до ночи. Я все обдумл. Здесь почти никто не бывет, кроме нс. Двйте прикроем стул плктми, когд стемнеет — спокойно ознкомимся с его содержимым.

Через минуту стул, звленный фнерными листми и лоскутьями кумч, перестл быть виден.

Ипполит Мтвеевич снов охвтил золотя лихордк.

— А почему бы не отнести его в ншу кюту? — спросил он нетерпеливо. — Мы б его вскрыли сейчс же. И если бы ншли бриллинты, то сейчс же н берег…

— А если бы не ншли? Тогд что? Куд его девть? Или, может быть, отнести его нзд к гржднину Сестрину и вежливо скзть: извините, мол, мы у вс стульчик укрли, но, к сожлению, ничего в нем не ншли, тк что, мол, получите нзд в несколько испорченном виде! Тк бы вы поступили?

Великий комбинтор был прв, кк всегд. Ипполит Мтвеевич опрвился от смущения только в ту минуту, когд с плубы понеслись звуки увертюры, исполняемой н кружкх Эсмрх и пивных бтреях.

Тиржные оперции н этот день были зкончены. Зрители рзместились н береговых склонх и, сверх всякого ожидния, шумно выржли свое одобрение птечно-негритянскому нсмблю. Глкин, Плкин, Млкин, Члкин и Злкинд гордо поглядывли, кк бы говоря: «Вот видите! А вы утверждли, что широкие мссы не поймут. Искусство всегд доходит!»

Зтем н импровизировнной сцене колумбовцми был рзыгрн легкий водевиль с пеньем и тнцми, содержние которого сводилось к тому, кк Ввил выигрл пятьдесят тысяч рублей и что из этого вышло. Артисты, сбросившие с себя путы никсестринского конструктивизм, игрли весело, тнцевли энергично и пели милыми голосми. Берег был вполне удовлетворен.

Вторым номером выступил виртуоз-бллечник. Его визитк и пробор, рссекющий волосы н две жирные половины, вызвли в зрителях недоумение и иронические возглсы. Аудитории не верилось, что фрнтик сумеет спрвиться с тким увжемым инструментом, кк бллйк.

Виртуоз сел н скмейку, рспрвил флды и медленно нчл венгерскую рпсодию Лист. Постепенно ускоряя ритм, виртуоз-бллечник достиг вершин бллечной техники. Скептики были сржены, но энтузизм не чувствовлось. Тогд виртуоз зигрл «Брыню»[427]. Берег покрылся улыбкми.

«Брыня, брыня, — вырбтывл виртуоз, — судрыня-брыня».

Бллйк пришл в движение. Он перелетел з спину ртист, и из-з спины слышлось: «Если брин при цепочке, знчит, брин без чсов». Он взлетл н воздух и з короткий свой полет выпускл немло труднейших вриций.

Бллечник бисировл до тех пор, пок у него не полоплись струны.

Нступил черед Жоржетты Тирспольских. Он вывел с собой тбунчик девушек в срфнх. Концерт зкончился русскими пляскми.

Пок «Скрябин» готовился к дльнейшему плвнью, пок кпитн переговривлся в трубу с мшинным отделением и проходные топки пылли, грея воду, духовой оркестр снов сошел н берег и к общему удовольствию стл игрть тнцы. Обрзовлись живописные группы, полные движения. Зктывющееся солнце посылло мягкий брикосовый свет. Нступил идельный чс для киносъемки. И действительно, опертор Полкн, позевывя, вышел из кюты. Воробьянинов, который уже свыкся с мплу всеобщего мльчик, осторожно нес з Полкном съемочный ппрт. Полкн подошел к борту и воззрился н берег. Тм н трве тнцевли солдтскую польку. Прни топли босыми ногми тк, будто хотели рсколоть ншу плнету. Девушки плыли. Н террсх и съездх берег рсположились зрители. Фрнцузский киноопертор из группы «Авнгрд»[428] ншел бы здесь рботы н трое суток. Но Полкн, скользнув по берегу крысиными глзкми, сейчс же отвернулся, рысью подбежл к председтелю комиссии, поствил его к белой стенке, сунул в его руку книгу и, попросив не шевелиться, долго вертел ручку ппрт. Потом он увел стесненного председтеля н корму и снял его н фоне зкт.

Зкончив киносъемку, Полкн вжно удлился в свою кюту и зперся.

Снов зревел гудок, и снов солнце в испуге убежло. Нступл вторя ночь. Проход был готов к отходу.

По коридорм и лесенкм бегл Персицкий, рзыскивя исчезнувшего корреспондент ТАСС. Корреспондент нигде не было. Только тогд, когд уже убирли сходни, корреспондент объявился. Он бежл вдоль берег, спотыкясь, гремя бночкми и рзмхивя удочкой.

— Человек збыли! — кричл он протяжно. — Человек збыли![429]

Пришлось подождть.

— Чтоб вс черт побрл! — скзл Персицкий, когд истомленный корреспондент прибыл. — Рыбу ловили?

— Ловил.

— Где же вши осетры, нлимы и рки?

— Нет, это черт знет что! — зволновлся корреспондент. — Рспугли всю рыбу своими оркестрми! И дже нконец, когд одн рыб уже клюнул, зревел этот ужсный гудок, и рыб тоже убежл. Нет, товрищи, в тких условиях рботть совершенно невозможно!.. Совершенно!..

Рзгневнный корреспондент пошел к кпитну спрвляться о ближйшей остновке.

— Снчл Юрино, — скзл кпитн, — потом Козьмодемьянск, потом Всюки, Мринский посд, Козловк. Потом Кзнь. Идем по рсписнию тиржной комиссии.

Узнв то, что узнют все: сколько, приблизительно, ткой проход может стоить и кк он нзывлся до революции, — корреспондент перешел н не менее тривильные рсспросы о волжских перектх и мелях.

— Ну, это дело темное, — вздохнул кпитн, — когд кк. Кждый день дно может перемениться. Н это обстновк есть.

— Ккя обстновк? — удивился корреспондент.

— Мяки, буи, семфоры н берегх. Это и нзывется обстновкой. А глвное — прктик. Вот сынишк мой…

Кпитн покзл н двендцтилетнего мльчугн, сидевшего у поручней и глядевшего н проплывющие берег.

— Нстоящий волгрь будет. Лучше меня фрвтер знет. С шести лет его с собой вожу.

Рзговор с корреспондентом прервл зведующий хозяйством. З ним шел несколько рстерянный директор бриллинтовой концессии.

— Это нш художник, — скзл звхоз, — мы тут делем трнспрнт. Тк вот, нельзя ли будет прикрепить его к кпитнскому мостику? Оттуд его будет видно со всех сторон.

Кпитн ктегорически откзлся от укршения мостик.

— Ну, тогд рядом!

— Рядом — пожлуйст!

Звхоз обртился к Остпу.

— А вм, товрищ художник, удобно будет сбоку от кпитнского мостик?

— Удобно, — со вздохом скзл Бендер.

— Тк смотрите же! С утр приступйте к рботе.

Остп со стрхом помышлял о звтршнем утре. Ему предстояло вырезть в кртоне фигуру сеятеля, рзбрсывющего облигции. Этот художественный искус был не по плечу великому комбинтору. Если с буквми Остп кое-кк спрвлялся, то для художественного изобржения сеятеля уже не оствлось никких ресурсов.

— Тк имейте в виду, — предостерегл толстяк, — с Всюков мы нчинем вечерние тиржи, и нм без трнспрнт никк нельзя.

— Пожлуйст, не беспокойтесь, — зявил Остп, ндеясь больше не н звтршнее утро, н сегодняшний вечер, — трнспрнт будет.

После ужин, н кчество которого не могли пожловться дже ткие гурмны, кк Глкин, Плкин, Млкин, Члкин и Злкинд, после тких рзговоров н корме:

— А кк будет со сверхурочными?

— Вм хорошо известно, что без рзрешения инспекции труд мы не можем допустить сверхурочных.

— Простите, дорогой товрищ, нш рбот протекет в условиях удрной кмпнии…

— А почему же вы не зпслись рзрешением в Москве?[430]

— Москв рзрешит постфктум.

— Пусть тогд постфктум и рботют.

— В тком случе я не отвечю з рботу комиссии.

После всех этих и иных рзговоров нступил звездня ветреня ночь. Нселение тиржного ковчег уснуло. Львы из тиржной комиссии спли. Спли ягнят из личного стол, козлы из бухглтерии, кролики из отдел взимных рсчетов, гиены и шклы звукового оформления и голубицы из мшинного бюро.

Не спл только одн нечистя пр. Великий комбинтор вышел из своей кюты в первом чсу ночи. З ним следовл бесшумня тень верного Кисы.

— Одно из двух, — скзл Остп, — или — или.

Они поднялись н верхнюю плубу и неслышно приблизились к стулу, укрытому листми фнеры. Осторожно рзобрв прикрытие, Остп поствил стул н ножки, сжв челюсти, вспорол плоскогубцми обшивку и злез рукой под сиденье.

Ветер бегл по верхней плубе. В небе легонько пошевеливлись звезды. Под ногми глубоко внизу плесклсь черня вод. Берегов не было видно. Ипполит Мтвеевич трясло.

— Есть! — скзл Остп придушенным голосом.

Письмо отц Федор,

писнное им в Бку из меблировнных комнт «Стоимость» жене своей в уездный город N.

Дорогя и бесцення моя Ктя!

С кждым чсом приближемся мы к ншему счстью. Пишу я тебе из меблировнных комнт «Стоимость», после того кк побывл по всем делм. Город Бку очень большой. Здесь, говорят, добывется керосин, но туд нужно ехть н электрическом поезде, у меня нет денег. Живописный город омывется Кспийским морем. Оно действительно очень велико по рзмерм. Жр здесь стршня. Н одной руке ношу пльто, н другой пиджк — и то жрко. Руки преют. То и дело блуюсь чйком. А денег почти что нет. Но не бед, голубушк Ктерин Алексндровн, скоро денег у нс будет во множестве. Побывем всюду, потом осядем по-хорошему в Смре подле своего зводик и нливочку будем рспивть. Впрочем, ближе к делу.

По своему геогрфическому положению и по количеству нродонселения город Бку знчительно превышет город Ростов. Однко уступет городу Хрькову по своему движению. Инородцев здесь множество. А особенно много здесь рмяшек и персиян. Здесь, мтушк моя, до Тюрции недлеко. Был я и н бзре. Очень живительное зрелище, хотя бзр грязнее, чем в городе Ростове, где я тк же был н бзре. И видел я много тюрецких вещей и шлей. Зхотел тебе в подрок купить мусульмнское покрывло, только денег не было. И подумл я, что когд мы рзбогтеем ( до этого днями нужно считть), тогд и мусульмнское покрывло купить можно будет.

Ох, мтушк, збыл тебе нписть про дв стршных случя, происшедших со мною в городе Бку: 1) Уронил пиджк брт твоего булочник в Кспийское море и 2) В меня н бзре плюнул одногорбый верблюд. Эти об происшествия меня крйне удивили. Почему влсти допускют ткое бесчинство нд проезжими пссжирми, тем более что верблюд я не тронул, дже сделл ему приятное — пощекотл хворостинкой в ноздре. А пиджк ловили всем обществом, еле выловили, он возьми и окжись весь в керосине. Уж я и не зню, что скжу брту твоему булочнику. Ты, голубк, пок что держи язык з зубми. Обедет ли еще Евстигнеев, если нет, то почему?

Перечел письмо и увидел, что о деле ничего не успел тебе рсскзть. Инженер Брунс действительно рботет в Азнефти. Только в городе Бку его сейчс нету. Он уехл в двухнедельный декретный отпуск в город Бтум. Семья его имеет в Бтуме постоянное местожительство. Я говорил тут с людьми, и они говорят, что действительно в Бтуме у Брунс вся меблировк. Живет он тм н дче, н Зеленом мысу, ткое тм есть дчное место (дорогое, говорят). Пути отсюд до Бтум — н 15 рублей с копейкми. Вышли двдцть сюд телегрфом, из Бтум все тебе протелегрфирую. Рспрострняй по городу слухи, что я все еще нхожусь у одр тетеньки в Воронеже. Твой вечно муж Федя.

Постскриптум: Относя письмо в почтовый ящик, у меня укрли в номерх «Стоимость» пльто брт твоего булочник. Я в тком горе! Хорошо, что теперь лето. Ты брту ничего не говори.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Глв XXXVI

Изгнние из ря

Между тем кк одни герои ромн были убеждены в том, что время терпит, другие полгли, что время не ждет[431], время шло обычным своим порядком. З пыльным московским мем пришел пыльный июнь, в уездном городе N втомобиль Г-1, повредившись н ухбе, стоял уже две недели н углу Стропнской площди и улицы имени тов. Губернского, время от времени зволкивя окрестность отчянным дымом. Из Стргородского допр выходили поодиночке сконфуженные учстники зговор «Меч и орл» — у них был взят подписк о невыезде. Вдов Гриццуев (знойня женщин, мечт поэт) возвртилсь к своему бклейному делу и был оштрфовн н пятндцть рублей з то, что не вывесил н видном месте прейскурнт цен н мыло, перец, синьку и прочие мелочные то вры. Збывчивость, простительня женщине с большим сердцем!

З день до суд, нзнченного н двдцть первое июня, кссир Асокин пришел к Агфону Шхову, сел н дивн и зплкл. Пистель в купльном хлте полулежл в кресле и курил смокрутку.

— Пропл я, Агфон Всильевич, — скзл кссир, — зсудят меня теперь.

— Кк же это тебя угорздило? — нствительно спросил Шхов.

— Из-з вс пропл, Агфон Всильевич.

— А я тут при чем, интересно знть?

— Смутили меня, товрищ Шхов. Клеветы про меня нписли. Никогд я тким не был.

— Чего же тебе, дур, ндо от меня?

— Ничего не ндо. Только через вшу книгу я пропл. Звтр судить будут. А глвное — место потерял. Куд теперь приткнешься?

— Неужели же моя книг тк подействовл?

— Подействовл, Агфон Всильевич. Прямо тк подействовл, что и см не зню, кк случилось все.

— Змечтельно! — воскликнул пистель.

Он был польщен. Никогд еще не видел он тк ясно воздействия художественного слов н интеллект читтеля. Жлко было лишь, что этот покзтельный случй остнется неизвестным критике и читтельской мссе. Агфон зпустил пльцы в свою котлетообрзную бородку и здумлся. Асокин выбирл слезу из глз темным носовым плтком.

— Вот что, бртец, — вымолвил пистель здушевным голосом, — в чем, собственно, твое дело? Чего ты боишься? Укрл? Д, укрл. Укрл сто рублей, поддвшись неотрзимому влиянию ромн Агфон Шхов «Бег волны», издтельство «Всильевские четверги»[432], тирж 10000 экземпляров, Москв 1927 год, стрниц 269, цен в ппке 2 рубля 25 копеек.

— Очень понимю-с. Тк оно и было. Полгете, Агфон Всильевич, что условно ддут?

— Ну, это уж обязтельно. Только ты все кк есть выклдывй. Тк и тк, скжи, пистель Агфон Шхов, мол, морльный мой убийц…

— Д рзве ж я посмею, Агфон Всильевич, осрмить втор!..

— Срми!

— Д рзве ж я вс выдм?!

— Выдвй, голубчик. Моя вин.

— Ни в жизнь н вс тень я не брошу!

— Бросй, милый, большую широколиственную тень брось! Д не збудь про порногрфию рсскзть, про голых девочек, про Феничку не збудь. Помнишь, кк тм скзно?

— Кк же, Агфон Всильевич! «Пышня грудь, здоровый румянец и крепкя линия бедер»…

— Вот, вот, вот. И Эсмерльдочк. Хищные зубы, ккя-то тм линия бедер…

— Нтшк у вс крсивенькя получилсь… Рз меня уволили, я вшу книжку кждый день читю.

— И тем лучше. Почитй ее еще сегодня вечером, звтр все выклдывй. Про меня скжи, что я деморлизтор обществ, скжи, что взрослому мужчине после моей книжки прямо удержу нет. Зхвтывющя, скжи, книжк и описны, мл, в ней сцены невырзимой половой рспущенности.

— Тк и говорить?

— Тк и говори. Ромн Агфон Шхов «Бег волны», не збудешь? Издтельство «Всильевские четверги», тирж 10 000 экземпляров, Москв 1927 год, стрниц 269, цен в ппке 2 рубля 25 копеек. Скжи, что, мол, во всех мгзинх, киоскх и н стнциях железных дорог продется.

— Вы мне, Агфон Всильевич, лучше зпишите, то збуду.

Пистель опустился в кресло и нбросл полную исповедь рстртчик. Тут были, глвным обрзом, бедр, несколько рз укзывлсь цен книги, несомненно, невысокя для ткого большого количеств стрниц, рзмер тирж и дрес склд изд-в «Всильевские четверги» — Кошков пер., дом №21, кв. 17/.

Обндеженный кссир выпросил н прощние новую книгу Шхов под нзвнием «Повесть о потерянной невинности или в борьбе с хлтностью».

— Тк ты иди, бртец, — скзл Шхов, — и не греши больше. Нечистоплотно это.

— Тк я пойду, Агфон Всильевич. Знчит, вы думете, ддут условно?

— Это от тебя звисит. Ты больше н книгу вли. Тогд и выкрутишься.

Выпроводив кссир, Шхов сделл по комнте несколько тнцевльных движений и промурлыкл:

— Бейте в бубны, пусть звенят гитры…[433]

Потом он позвонил в издтельство «Всильевские четверги».

— Печтйте четвертое издние «Бег волны», печтйте, печтйте, не бойтесь!.. Это говорит вм Агфон Шхов!

— Есть! — повторил Остп сорввшимся голосом. — Держите!

Ипполит Мтвеевич принял в свои трепещущие руки плоский деревянный ящичек. Остп в темноте продолжл рыться в стуле. Блеснул береговой мячок. Н воду лег золотой столбик и поплыл з проходом.

— Что з черт, — скзл Остп. — Больше ничего нет!

— Н-н-не может быть! — пролепетл Ипполит Мтвеевич.

— Ну, вы тоже посмотрите!

Воробьянинов, не дыш, пл н колени и по локоть всунул руку под сиденье. Между пльцми он ощутил основние пружины. Больше ничего твердого не было. От стул шел сухой мерзкий зпх потревоженной пыли.

— Нету? — спросил Остп.

— Нет.

Тогд Остп приподнял стул и выбросил его длеко з борт. Послышлся тяжелый всплеск. Вздргивя от ночной сырости, концессионеры в сомнении вернулись к себе в кюту.

— Тк, — скзл Бендер. — Что-то мы во всяком случе ншли.

Ипполит Мтвеевич достл из крмн ящичек. Воробьянинов осовело посмотрел н него.

— Двйте, двйте! Чего глз пялите?

Ящичек открыли. Н дне его лежл медня позеленевшя плстинк с ндписью:

Мстеръ Гмбсъ этимъ полукресломъ

нчинетъ новую пртiю мебели.

1865 г.

Снктъ-Петербургъ.

Ндпись эту Остп прочел вслух.

— А где же бриллинты? — спросил Ипполит Мтвеевич.

— Вы порзительно догдливы, дорогой охотник з тбуреткми, бриллинтов, кк видите, нет.

— Я не могу больше! — воскликнул Воробьянинов в отчянии. — Это выше моих сил!

Н него было жлко смотреть. Отросшие слегк усы двиглись, стекл пенсне были тумнны. Кзлось, что в отчянии он бьет себя ушми по щекм.

— Чего вы не можете? — спросил Остп.

Холодный, рссудительный голос великого комбинтор окзл свое обычное мгическое действие. Воробьянинов вытянул руки по вытертым швм и змолчл.

— Молчи, грусть, молчи, Кис! Когд-нибудь мы посмеемся нд дурцким восьмым стулом, в котором ншлсь глупя дощечк. Держитесь. Тут есть еще три стул — девяносто девять шнсов из ст!..

З ночь н щеке огорченного до крйности Ипполит Мтвеевич выскочил вулкнический прыщ. Все стрдния, все неудчи, вся мук погони з бриллинтми — все это, кзлось, ушло в прыщ и отливло теперь перлмутром, зктной вишней и синькой.

— Это вы нрочно? — спросил Остп.

Ипполит Мтвеевич конвульсивно вздохнул и, высокий, чуть согнутый, кк удочк, пошел з крскми. Нчлось изготовление трнспрнт. Концессионеры трудились н верхней плубе.

И нчлся третий день плвнья. Нчлся он короткой стычкой духового оркестр со звуковым оформлением из-з мест для репетиций.

После звтрк к корме, одновременно с двух сторон, нпрвились здоровяки с медными трубми и худые рыцри эсмрховских кружек. Первым н кормовую скмью успел усесться Глкин. Вторым прибежл клрнет из духового оркестр.

— Место знято, — хмуро скзл Глкин.

— Кем знято? — зловеще спросил клрнет.

— Мною, Глкиным.

— А еще кем?

— Плкиным, Млкиным, Члкиным и Злкиндом.

— А Елкин у вс нет? Это нше место.

С обеих сторон приблизились подкрепления. Спрв сверкл медь и высились рослые духовики. Трижды опояснный медным змеем-горынычем, стоял геликон — смя мощня мшин в оркестре. Покчивлсь, похожя н ухо, влторн. Тромбоны стояли в полной боевой готовности. Солнце тысячу рз отрзилось в боевых доспехх.

Темно и мелко выглядело звуковое оформление. Тм мигло бутылочное стекло, бледно светились клистирные кружки, и сксофон — возмутительня продия н духовой инструмент, семення вытяжк из нстоящей духовой трубы — был жлок и походил н носогрейку.

— Клистирный бтльон, — скзл здир-клрнет, — претендует н место.

— Сифончтые молодые люди[434], — презрительно зметил первый бс.

— Вы, — скзл Злкинд, стрясь подыскть ниболее обидное выржение, — вы, консервторы от музыки!..

— Не мешйте нм репетировть!

— Это вы нм мешете.

— Вм помешешь! Н вших ночных посудинх чем меньше репетируешь, тем крсивше выходит.

— А н вших смоврх репетируй не репетируй, ни черт не получится.

Не придя ни к ккому соглшению, обе стороны остлись н месте и упрямо зигрли — кждя свое. Вниз по реке понеслись звуки, ккие мог бы издть только трмвй, медленно проползющий по стеклу. Духовики исполняли военный мрш Кексгольмского лейб-гврдии полк, звуковое оформление — негрскую пляску «Антилоп у истоков Змбези». Скндл был прекрщен личным вмештельством председтеля тиржной комиссии.

В этот день проход остнвливлся дв рз. У Козьмодемьянск простояли до сумерек. Обычные оперции были произведены: вступительный митинг, тирж выигрышей, выступление тетр Колумб, бллечник и тнцы н берегу. Все это время концессионеры рботли в поте лиц. Несколько рз прибегл звхоз и, получя зверения в том, что к вечеру все будет готово, успокоенно возврщлся к исполнению прямых своих обязнностей.

В одинндцтом чсу великий труд был зкончен. Пятясь здом, Остп и Воробьянинов потщили трнспрнт к кпитнскому мостику. Перед ними, воздев руки к звездм, бежл толстячок — зведующий хозяйством. Общими усилиями трнспрнт был привязн к поручням. Он высился нд пссжирской плубой, кк экрн. В полчс электротехник подвел к спине трнспрнт провод и прилдил внутри его три лмпочки. Оствлось повернуть выключтель.

Впереди, впрво по носу, уже сквозили огоньки город Всюки.

Н торжество освещения трнспрнт зведующий хозяйством созвл все нселение проход. Ипполит Мтвеевич и великий комбинтор смотрели н собрвшихся сверху, стоя по бокм темной еще скрижли.

Всякое событие н проходе принимлось плвучим учреждением близко к сердцу. Мшинистки, курьеры, ответственные рботники, колумбовцы и проходня комнд столпились, здрв головы, н пссжирской плубе.

— Свет! — скомндовл толстячок.

Трнспрнт осветился.

Остп посмотрел вниз н толпу. Розовтый свет лег н лиц. Зрители смеялись. Потом нступило молчние. И суровый голос снизу скзл:

— Где звхоз?

Голос был нстолько ответственный, что звхоз, не считя ступенек, кинулся вниз.

— Посмотрите, — скзл голос, — полюбуйтесь н вшу рботу!

— Сейчс вытурят! — шепнул Остп Ипполиту Мтвеевичу.

Остп, кк и всегд, был прв. Н верхнюю плубу, кк ястреб, вылетел толстячок.

— Ну, кк трнспрнтик? — нхльно спросил Остп. — Доходит?

— Собирйте вещи! — зкричл звхоз.

— К чему ткя спешк?

— Со-би-рй-те вещи! Чтоб духу вшего здесь не было!

— И кк это у вс, толстячок, хорошо выходит.

— Вон!

— Что? А выходное пособие?

— Вы под суд пойдете! Нш нчльник не любит шутить!

— Гоните его! — донесся снизу ответственный голос.

— Нет, серьезно, вм не нрвится трнспрнт? Это в смом деле невжный трнспрнт?

Продолжть игру не имело смысл. «Скрябин» уже пристл к Всюкм, и с проход можно было видеть ошеломленные лиц всюкинцев, столпившихся н пристни. В деньгх ктегорически было откзно. Н сборы было дно пять минут. Две из них отрвил только теперь спохвтившийся Ник. Сестрин. Он искл пропвший стул.

— Сучья лп! — скзл Симбиевич-Синдиевич, когд компньоны сходили н пристнь. — Поручили бы оформление трнспрнт мне. Я б его тк сделл, что никкой Мейерхольд з мной бы не угнлся.

Н пристни концессионеры остновились и посмотрели вверх. В черных небесх сиял трнспрнт.

— М-д, — скзл Остп, — трнспрнтик довольно дикий. Мизерное исполнение!

Искусство сумсшедших, пещерня живопись или рисунок, сделнный хвостом непокорного мул, по срвнению с трнспрнтом Остп кзлись музейными ценностями. Вместо сеятеля, рзбрсывющего облигции, шкодливя рук Остп изобрзил некий обрубок с схрной головой и тонкими плетьми вместо рук.

Позди концессионеров пылл светом и гремел музыкой проход, впереди, н высоком берегу, был мрк уездной полночи, собчий лй и длекя грмошк.

— Резюмирую положение, — скзл Остп жизнердостно, — пссив: ни грош денег, три стул уезжют вниз по реке, ночевть негде и ни одного знчк деткомиссии[435]. Актив: путеводитель по Волге, издния 1926 год[436], пришлось позимствовть у мосье Симбиевич в кюте. Бездефицитный блнс подвести очень трудно. Ночевть придется н пристни.

Концессионеры устроились н пристнских лвкх. При свете дрянного керосинового фонря Остп прочел из путеводителя:

«Н првом высоком берегу город Всюки[437]. Отсюд отпрвляются лесные мтерилы, смол, лыко, рогожи, сюд привозятся предметы широкого потребления для кря, отстоящего н 50 километров от железной дороги. В городе 8000 жителей, госудрствення кртоння фбрик с 320 рбочими, мленький чугунолитейный, пивовренный и кожевенный зводы. Из учебных зведений, кроме общеобрзовтельных, лесной техникум».

— Положение горздо серьезнее, чем я предполгл, — скзл Остп. — Выколотить из всюковцев деньги предствляется мне пок что нерзрешимой здчей. А денег нм нужно не менее тридцти рублей. Во-первых, нм нужно питться, и, во-вторых — нм нужно обогнть тиржную лохнку и встретиться с колумбовцми н суше — в Стлингрде.

Ипполит Мтвеевич свернулся, кк стрый худой кот после стычки с молодым соперником — кипучим влдетелем крыш, чердков и слуховых окон.

Остп рзгуливл вдоль лвок, сообржя и комбинируя. К чсу ночи великолепный плн был готов. Бендер улегся рядом с компньоном и зснул.

Глв XXXVII

Междуплнетный шхмтный конгресс

С утр по Всюкм ходил высокий худой стрик в золотом пенсне и в коротких, очень грязных, испчкнных клеевыми крскми спогх. Он нклеивл н стены рукописные фиши:

22 июня 1927 г.

В помещении клуб «Кртонжник»

состоится

лекция н тему:

«Плодотворня дебютня идея»

и

Сенс одновременной игры в шхмты

н 160 доскх

гроссмейстер (стрший мстер)[438] О. Бендер.

Все приходят со своими доскми.

Плт з игру — 50 коп. Плт з вход — 20 коп.

Нчло ровно в 6 чс. веч.

Администртор К. Михельсон.

См гроссмейстер тоже не терял времени. Зрендовв клуб з три рубля, он перебросился в шхсекцию, которя почему-то помещлсь в коридоре упрвления коннозводством.

В шхсекции сидел одноглзый человек и читл ромн Шпильгген в пнтелеевском изднии[439].

— Гроссмейстер О. Бендер! — зявил Остп, присживясь н стол. — Устривю у вс сенс одновременной игры.

Единственный глз всюкинского шхмтист рскрылся до пределов, дозволенных природой.

— Сию минуточку, товрищ гроссмейстер! — крикнул одноглзый. — Присядьте, пожлуйст. Я сейчс.

И одноглзый убежл. Остп осмотрел помещение шхмтной секции. Н стенх висели фотогрфии беговых лошдей, н столе лежл зпылення конторскя книг с зголовком: «Достижения Всюкинской шхсекции з 1925 год».

Одноглзый вернулся с дюжиной грждн рзного возрст. Все они по очереди подходили знкомиться, нзывли фмилии и почтительно жли руку гроссмейстер.

— Проездом в Кзнь, — говорил Остп отрывисто, — д, д, сенс сегодня вечером, приходите. А сейчс, простите, не в форме, устл после Крлсбдского турнир[440].

Всюкинские шхмтисты внимли Остпу с сыновьей любовью. Остп несло. Он почувствовл прилив новых сил и шхмтных идей.

— Вы не поверите, — говорил он, — кк длеко двинулсь шхмтня мысль. Вы знете, Лскер[441] дошел до пошлых вещей, с ним стло невозможно игрть. Он обкуривет своих противников сигрми. И нрочно курит дешевые, чтобы дым противней был. Шхмтный мир в беспокойстве.

Гроссмейстер перешел н местные темы.

— Почему в провинции нет никкой игры мысли! Нпример, вот вш шхсекция. Тк он и нзывется — шхсекция. Скучно, девушки! Почему бы вм, в смом деле, не нзвть ее кк-нибудь крсиво, истинно по-шхмтному. Это вовлекло бы в секцию союзную мссу. Нзвли бы, нпример, вшу секцию — «Шхмтный клуб четырех коней», или «Крсный эндшпиль», или «Потеря кчеств при выигрыше темп». Хорошо было бы! Звучно!

Идея имел успех.

— И в смом деле, — скзли всюкинцы, — почему бы не переименовть ншу секцию в клуб четырех коней?

Тк кк бюро шхсекции было тут же, Остп оргнизовл под своим почетным председтельством минутное зседние, н котором секцию единоглсно переименовли в шхклуб четырех коней. Гроссмейстер собственноручно, пользуясь урокми «Скрябин», художественно выполнил н листе кртон вывеску с четырьмя конями и соответствующей ндписью.

Это вжное мероприятие сулило рсцвет шхмтной мысли в Всюкх.

— Шхмты! — говорил Остп. — Знете ли вы, что ткое шхмты? Они двигют вперед не только культуру, но и экономику! Знете ли вы, что шхмтный клуб четырех коней при првильной постновке дел сможет совершенно преобрзить город Всюки?

Остп со вчершнего дня еще ничего не ел. Поэтому крсноречие его было необыкновенно.

— Д! — кричл он. — Шхмты обогщют стрну! Если вы соглситесь н мой проект, то спускться из город н пристнь вы будете по мрморным лестницм! Всюки стнут центром десяти губерний! Что вы рньше слышли о городе Земмеринге[442]? Ничего! А теперь этот городишко богт и знменит только потому, что тм был оргнизовн междунродный турнир. Поэтому я говорю: в Всюкх ндо устроить междунродный шхмтный турнир!

— Кк? — зкричли все.

— Вполне рельня вещь, — ответил гроссмейстер, — мои личные связи и вш смодеятельность — вот все необходимое и достточное для оргнизции междунродного Всюкинского турнир. Подумйте нд тем, кк крсиво будет звучть — «Междунродный Всюкинский турнир 1927 год». Приезд Хозе-Руля Кпблнки, Эммнуил Лскер, Алехин, Нимцович, Рети, Рубинштейн, Мроци, Тррш, Видмр и доктор Григорьев[443] — обеспечен. Кроме того, обеспечено и мое учстие!

— Но деньги! — зстонли всюкинцы. — Им же всем деньги нужно плтить! Много тысяч денег! Где же их взять?

— Все учтено могучим ургном![444] — скзл О. Бендер. — Деньги ддут сборы!

— Кто же у нс будет плтить ткие бешеные деньги? Всюкинцы…

— Ккие тм всюкинцы! Всюкинцы денег плтить не будут. Они будут их по-лу-чть! Это же все чрезвычйно просто. Ведь н турнир с учстием тких величйших вельтмейстеров съедутся любители шхмт всего мир. Сотни тысяч людей, богто обеспеченных людей, будут стремиться в Всюки. Во-первых, речной трнспорт ткого количеств людей поднять не сможет. Следовтельно, НКПС построит железнодорожную мгистрль Москв — Всюки. Это — рз. Дв — это гостиницы и небоскребы для рзмещения гостей. Три — это поднятие сельского хозяйств в рдиусе н тысячу километров: гостей нужно снбжть — овощи, фрукты, икр, шоколдные конфекты. Дворец, в котором будет происходить турнир, — четыре. Пять — постройк гржей для гостевого втотрнспорт. Для передчи всему миру сенсционных результтов турнир придется построить сверхмощную рдиостнцию. Это — в-шестых. Теперь относительно железнодорожной мгистрли Москв — Всюки. Несомненно, тковя не будет облдть ткой пропускной способностью, чтобы перевезти в Всюки всех желющих. Отсюд вытекет эропорт «Большие Всюки» — регулярное отпрвление почтовых смолетов и дирижблей во все концы свет, включя Лос-Анжелос и Мельбурн.

Ослепительные перспективы рзвернулись перед всюкинскими любителями. Пределы комнты рсширились. Гнилые стены коннозводского гнезд рухнули, и вместо них в голубое небо ушел стеклянный тридцтитрехэтжный дворец шхмтной мысли. В кждом его зле, в кждой комнте и дже в проносящихся пулей лифтх сидели вдумчивые люди и игрли в шхмты н инкрустировнных млхитом доскх. Мрморные лестницы действительно ниспдли в синюю Волгу. Н реке стояли окенские проходы. По фуникулерм подымлись в город мордтые инострнцы, шхмтные леди, встрлийские поклонники индийской зщиты, индусы в белых тюрбнх — приверженцы испнской пртии, немцы, фрнцузы, новозелндцы, жители бссейн реки Амзонки и, звидующие всюкинцм, — москвичи, ленингрдцы, киевляне, сибиряки и одесситы. Автомобили конвейером двиглись среди мрморных отелей. Но вот — все остновилось. Из фешенебельной гостиницы «Проходня пешк» вышел чемпион мир Хозе-Руль Кпблнк-и-Групер. Его окружли дмы. Милиционер, одетый в специльную шхмтную форму (глифе в клетку и слоны н петлицх), вежливо откозырял. К чемпиону с достоинством подошел одноглзый председтель всюкинского клуб четырех коней. Бесед двух светил, ведшяся н нглийском языке, был прервн прилетом доктор Григорьев и будущего чемпион мир Алехин. Приветственные клики потрясли город. Хозе-Руль Кпблнк-и-Групер поморщился. По мновению руки одноглзого к эроплну был подн мрморня лестниц. Доктор Григорьев сбежл по ней, приветственно рзмхивя новой шляпой и комментируя н ходу возможную ошибку Кпблнки в предстоящем мтче с Алехиным.

Вдруг н горизонте был усмотрен черня точк. Он быстро приближлсь и росл, превртившись в большой изумрудный пршют. Кк большя редьк, висел н пршютном кольце человек с чемоднчиком.

— Это он! — зкричл одноглзый. — Ур! Ур! Ур! Я узню великого философ-шхмтист, стричину Лскер. Только он один во всем мире носит ткие зеленые носочки.

Хозе-Руль Кпблнк-и-Групер снов поморщился.

Лскеру проворно подствили мрморную лестницу, и бодрый экс-чемпион, сдувя с левого рукв пылинку, севшую н него во время полет нд Силезией, упл в объятия одноглзого. Одноглзый взял Лскер з тлию, подвел его к чемпиону и скзл:

— Помиритесь! Прошу вс об этом от имени широких всюкинских мсс! Помиритесь!

Хозе-Руль шумно вздохнул и, потряся руку строго ветерн, скзл:

— Я всегд преклонялся перед вшей идеей перевод слон в испнской пртии с b5 н c4!

— Ур! — воскликнул одноглзый. — Просто и убедительно, в стиле чемпион!

И вся необозримя толп подхвтил:

— Ур! Вивт! Бнзй! Просто и убедительно, в стиле чемпион!!!

Энтузизм дошел до погея. Звидя мэстро Дуз-Хотимирского[445 и мэстро Перектов[446, плывших нд городом в яйцевидном орнжевом дирижбле, одноглзый взмхнул рукой. Дв с половиной миллион человек в одном воодушевленном порыве зпели:

Экспрессы подктывли к двендцти всюкинским вокзлм, высживя все новые и новые толпы шхмтных любителей.

К одноглзому подбежл скороход.

— Смятение н сверхмощной рдиостнции. Требуется вш помощь.

Н рдиостнции инженеры встретили одноглзого крикми:

— Сигнлы о бедствии! Сигнлы о бедствии!

Одноглзый нхлобучил рдионушники и прислушлся.

— Уу! Уу, уу! — неслись отчянные крики в эфире. — SOS! SOS! SOS! Спсите нши души!

— Кто ты, умоляющий о спсении? — сурово крикнул в эфир одноглзый.

— Я молодой мексикнец! — сообщили воздушные волны. — Спсите мою душу!

— Что вы имеете к шхмтному клубу четырех коней?

— Нижйшя просьб!..

— А в чем дело?

— Я молодой мексикнец Торре! Я только что выпислся из сумсшедшего дом. Пустите меня н турнир! Пустите меня!

— Ах! Мне тк некогд! — ответил одноглзый.

— SOS! SOS! SOS! — зверещл эфир.

— Ну хорошо! Прилетйте уже!

— У меня нет де-е-нег! — донеслось с берегов Мексикнского злив.

— Ох! Уж эти мне молодые шхмтисты! — вздохнул одноглзый. — Пошлите з ним уже мотовоздушную дрезину.[447] Пусть едет!

Уже небо зпылло от светящихся реклм, когд по улицм город провели белую лошдь. Это был единствення лошдь, уцелевшя после мехнизции всюкинского трнспорт. Особым постновлением он был переименовн в коня, хотя и считлсь всю жизнь кобылой. Почиттели шхмт приветствовли ее, рзмхивя пльмовыми ветвями и шхмтными доскми…

— Не беспокойтесь, — скзл Остп, — мой проект грнтирует вшему городу неслыхнный рсцвет производительных сил. Подумйте, что будет, когд турнир окончится и когд уедут все гости. Жители Москвы, стесненные жилищным кризисом, бросятся в вш великолепный город. Столиц втомтически переходит в Всюки. Сюд переезжет првительство. Всюки переименовывются в Нью-Москву, Москв — в Стрые Всюки. Ленингрдцы и хрьковчне скрежещут зубми, но ничего не могут поделть. Нью-Москв стновится элегнтнейшим центром Европы, скоро и всего мир.

— Всего мир!!! — зстонли оглушенные всюкинцы.

— Д! А впоследствии и вселенной. Шхмтня мысль, превртившя уездный город в столицу земного шр, превртится в приклдную нуку и изобретет способы междуплнетного сообщения. Из Всюков полетят сигнлы н Мрс, Юпитер и Нептун. Сообщение с Венерой сделется тким же легким, кк переезд из Рыбинск в Ярослвль. А тм, кк знть, может быть, лет через восемь в Всюкх состоится первый в истории мироздния междуплнетный шхмтный турнир!

Остп вытер свой блгородный лоб. Ему хотелось есть до ткой степени, что он охотно съел бы зжренного шхмтного коня.

— Д-, — выдвил из себя одноглзый, обводя пыльное помещение сумсшедшим взором, — но кк же прктически провести мероприятие в жизнь, подвести, тк скзть, бзу?..

Присутствующие нпряженно смотрели н гроссмейстер.

— Повторяю, что прктически дело звисит только от вшей смодеятельности. Всю оргнизцию, повторяю, я беру н себя. Мтерильных зтрт никких, если не считть рсходов н телегрммы.

Одноглзый подтлкивл своих сортников.

— Ну? — спршивл он. — Что вы скжете?

— Устроим! Устроим! — глдели всюкинцы.

— Сколько же нужно денег н… это… телегрммы?

— Смешня цифр, — скзл Остп, — сто рублей.

— У нс в кссе только двдцть один рубль шестндцть копеек. Этого, конечно, мы понимем, длеко не достточно…

Но гроссмейстер окзлся поклдистым оргнизтором.

— Лдно, — скзл он, — двйте вши двдцть рублей.

— А хвтит? — спросил одноглзый.

— Н первичные телегрммы хвтит. А потом нчнется приток пожертвовний, и денег некуд будет девть!..

Упрятв деньги в зеленый походный пиджк, гроссмейстер нпомнил собрвшимся о своей лекции и сенсе одновременной игры н 160 доскх, любезно рспрощлся до вечер и отпрвился в клуб «Кртонжник» н свидние с Ипполитом Мтвеевичем.

— Я голодю! — скзл Воробьянинов трескучим голосом.

Он уже сидел з кссовым окошечком, но не собрл еще ни одной копейки и не мог купить дже фунт хлеб. Перед ним лежл проволочня зеленя корзиночк, преднзнчення для сбор. В ткие корзиночки в домх средней руки клдут ножи и вилки.

— Слушйте, Воробьянинов, — зкричл Остп, — прекртите чс н полтор кссовые оперции. Идем обедть в Нрпит. По дороге обрисую ситуцию. Кстти, вм нужно побриться и почиститься. У вс просто босяцкий вид. У гроссмейстер не может быть тких подозрительных знкомых.

— Ни одного билет не продл, — сообщил Ипполит Мтвеевич.

— Не бед. К вечеру нбегут. Город мне уже пожертвовл двдцть рублей н оргнизцию междунродного шхмтного турнир.

— Тк зчем же нм сенс одновременной игры? — зшептл дминистртор. — Ведь побить могут. А с двдцтью рублями мы сейчс же можем сесть н проход, кк рз «Крл Либкнехт» сверху пришел, спокойно ехть в Стлингрд и ждть тм приезд тетр. Авось в Стлингрде удстся вскрыть стулья. Тогд мы — богчи, и все приндлежит нм.

— Н голодный желудок нельзя говорить ткие глупые вещи. Это отрицтельно влияет н мозг. З двдцть рублей мы, может быть, до Стлингрд и доедем. А питться н ккие деньги? Витмины, дорогой товрищ предводитель, дром никому не дются. Зто с экспнсивных всюкинцев можно будет сорвть з лекцию и сенс рублей тридцть.

— Побьют! — горько скзл Воробьянинов.

— Конечно, риск есть. Могут бки нбить. Впрочем, у меня есть одн мыслишк, которя вс-то обезопсит, во всяком случе. Но об этом после. Пок что идем вкусить от местных блюд.

К шести чсм вечер сытый, выбритый и пхнущий одеколоном гроссмейстер вошел в кссу клуб «Кртонжник». Сытый и выбритый Воробьянинов бойко торговл билетми.

— Ну, кк? — тихо спросил гроссмейстер.

— Входных тридцть и для игры — двдцть, — ответил дминистртор.

— Шестндцть рублей. Слбо, слбо!

— Что вы, Бендер, смотрите, ккя очередь стоит! Неминуемо побьют!

— Об этом не думйте. Когд будут бить — будете плкть, пок что не здерживйтесь! Учитесь торговть![448]

Через чс в кссе было тридцть пять рублей. Публик волновлсь в зле.

— Зкрывйте окошечко! Двйте деньги! — скзл Остп. — Теперь вот что. Нте вм пять рублей, идите н пристнь, нймите лодку чс н дв и ждите меня н берегу пониже мбр. Мы с вми совершим вечернюю прогулку. Обо мне не беспокойтесь. Я сегодня в форме.

Гроссмейстер вошел в зл. Он чувствовл себя бодрым и твердо знл, что первый ход e2 — e4 не грозит ему никкими осложнениями. Остльные ходы, првд, рисовлись в совершенном уже тумне, но это нисколько не смущло великого комбинтор. У него был приготовлен совершенно неожиднный выход для спсения дже смой безндежной пртии.

Гроссмейстер был встречен рукоплескниями. Небольшой клубный зл был увешн рзноцветными бумжными флжкми. Неделю тому нзд был вечер «Обществ спсния н водх», о чем свидетельствовл ткже лозунг н стене: «Дело помощи утопющим — дело рук смих утопющих».[449]

Остп поклонился, протянул вперед руки, кк бы отвергя не зслуженные им плодисменты, и взошел н эстрду.

— Товрищи! — скзл он прекрсным голосом. — Товрищи и бртья по шхмтм, предметом моей сегодняшней лекции служит то, о чем я читл и, должен признться, не без успех в Нижнем Новгороде неделю тому нзд. Предмет моей лекции — плодотворня дебютня идея. Что ткое, товрищи, дебют и что ткое, товрищи, идея?[450] Дебют, товрищи, это quasi una fantasia. А что ткое, товрищи, знчит идея? Идея, товрищи, — это человеческя мысль, облечення в логическую шхмтную форму. Дже с ничтожными силми можно овлдеть всей доской. Все звисит от кждого индивидуум в отдельности. Нпример, вон тот блондинчик в третьем ряду. Положим, он игрет хорошо…

Блондин в третьем ряду зрделся.

— А вон тот брюнет, допустим, хуже.

Все повернулись и осмотрели ткже брюнет.

— Что же мы видим, товрищи? Мы видим, что блондин игрет хорошо, брюнет игрет плохо. И никкие лекции не изменят этого соотношения сил, если кждый индивидуум в отдельности не будет постоянно тренировться в шшк… то есть я хотел скзть — в шхмты… А теперь, товрищи, я рсскжу вм несколько поучительных историй из прктики нших увжемых гипермодернистов Кпблнки, Лскер и доктор Григорьев[451].

Остп рсскзл удитории несколько ветхозветных некдотов, почерпнутых еще в детстве из «Синего журнл», и этим зкончил интермедию.

Крткостью лекции все были слегк удивлены. И одноглзый не сводил своего единственного ок с гроссмейстеровой обуви[452].

Однко нчвшийся сенс одновременной игры здержл рстущее подозрение одноглзого шхмтист. Вместе со всеми он рсствлял столы покоем. Всего против гроссмейстер сели игрть тридцть любителей. Многие из них были совершенно рстеряны и поминутно глядели в шхмтные учебники, освежя в пмяти сложные вринты, при помощи которых ндеялись сдться гроссмейстеру хотя бы после двдцть второго ход.

Остп скользнул взглядом по шеренгм «черных», которые окружли его со всех сторон, по зкрытой двери и неустршимо принялся з рботу. Он подошел к одноглзому, сидевшему з первой доской, и передвинул королевскую пешку с клетки е2 н клетку е4.

Одноглзый сейчс же схвтил свои уши рукми и стл нпряженно думть. По рядм любителей прошелестело:

— Гроссмейстер сыгрл е2 — е4.

Остп не бловл своих противников рзнообрзием дебютов. Н остльных двдцти девяти доскх он проделл ту же оперцию: перетщил королевскую пешку с е2 н е4. Один з другим любители хвтлись з волосы и погружлись в лихордочные рссуждения. Неигрющие переводили взоры з гроссмейстером. Единственный в городе фотогрф-любитель уже взгромоздился было н стул и собирлся поджечь мгний, но Остп сердито змхл рукми и, прервв свое течение вдоль досок, громко зкричл:

— Уберите фотогрф! Он мешет моей шхмтной мысли!

«С ккой стти оствлять свою фотогрфию в этом жлком городишке. Я не люблю иметь дело с милицией», — решил он про себя.

Негодующее шикнье любителей зствило фотогрф откзться от своей попытки. Возмущение было тк велико, что фотогрф дже выперли из помещения.

Н третьем ходу выяснилось, что гроссмейстер игрет восемндцть испнских пртий. В остльных двендцти черные применили хотя и устревшую, но довольно верную зщиту Филидор[453]. Если б Остп узнл, что он игрет ткие мудреные пртии и стлкивется с ткой испытнной зщитой, он крйне бы удивился. Дело в том, что великий комбинтор игрл в шхмты второй рз в жизни.

Сперв любители, и первый среди них — одноглзый, пришли в ужс. Коврство гроссмейстер было несомненно. С необычйной легкостью и, безусловно, ехидничя в душе нд отстлыми любителями город Всюки, гроссмейстер жертвовл пешки, тяжелые и легкие фигуры нпрво и нлево. Обхянному н лекции брюнету он пожертвовл дже ферзя. Брюнет пришел в ужс и хотел было немедленно сдться, но только стршным усилием воли зствил себя продолжть игру.

Гром среди ясного неб рздлся через пять минут.

— Мт! — пролепетл нсмерть перепугнный брюнет. — Вм мт, товрищ гроссмейстер!

Остп пронлизировл положение, позорно нзвл «ферзя» «королевой» и высокопрно поздрвил брюнет с выигрышем. Гул пробежл по рядм любителей.

«Пор рвть когти! » — подумл Остп, спокойно рсхживя среди столов и небрежно перествляя фигуры.

— Вы непрвильно коня поствили, товрищ гроссмейстер, — злебезил одноглзый. — Конь тк не ходит.

— Прдон, прдон, извиняюсь, — ответил гроссмейстер, — после лекции я несколько устл!

В течение ближйших десяти минут гроссмейстер проигрл еще десять пртий.

Удивленные крики рздвлись в помещении клуб «Кртонжник». Нзревл конфликт. Остп проигрл подряд пятндцть пртий, вскоре еще три. Оствлся один одноглзый. В нчле пртии он от стрх нделл множество ошибок и теперь с трудом вел игру к победному концу. Остп, незметно для окружющих, укрл с доски черную лдью и спрятл ее в крмн.

Толп тесно сомкнулсь вокруг игрющих.

— Только что н этом месте стоял моя лдья! — зкричл одноглзый, осмотревшись. — А теперь ее уже нет.

— Нет, знчит, и не было! — грубовто скзл Остп.

— Кк же не было? Я ясно помню!

— Конечно, не было.

— Куд же он девлсь? Вы ее выигрли?

— Выигрл.

— Когд? Н кком ходу?

— Что вы мне морочите голову с вшей лдьей? Если сдетесь, то тк и говорите!

— Позвольте, товрищ, у меня все ходы зписны.

— Контор пишет![454] — скзл Остп.

— Это возмутительно! — зорл одноглзый. — Отдйте мою лдью!

— Сдвйтесь, сдвйтесь, что это з кошки-мышки ткие!

— Отдйте лдью!

— Дть вм лдью? Может быть, вм дть еще ключ от квртиры, где деньги лежт?

С этими словми гроссмейстер, поняв, что промедление смерти подобно, зчерпнул в горсть несколько фигур и швырнул их в голову одноглзого противник.

— Товрищи! — зверещл одноглзый. — Смотрите все! Любителя бьют.

Шхмтисты город Всюки опешили.

Не теряя дргоценного времени, Остп швырнул шхмтную доску в керосиновую лмпу и, удряя в нступившей темноте по чьим-то челюстям и лбм, выбежл н улицу. Всюкинские любители, пдя друг н друг, ринулись з ним.

Был лунный вечер. Остп несся по серебряной улице легко, кк нгел, оттлкивясь от грешной земли. Ввиду несостоявшегося преврщения Всюков в центр мироздния бежть пришлось не среди дворцов, среди бревенчтых домиков с нружными ствнями. Сзди неслись шхмтные любители.

— Держите гроссмейстер! — ревел одноглзый.

— Жулье! — поддерживли остльные.

— Пижоны! — огрызлся гроссмейстер, увеличивя скорость.

— Крул! — кричли изобиженные шхмтисты.

Остп зпрыгл по лестнице, ведущей н пристнь. Ему предстояло пробежть четырест ступенек. Н шестой площдке его уже поджидли дв любителя, пробрвшиеся сюд окольной тропинкой прямо по склону. Остп оглянулся. Сверху ктилсь собчьей стей тесня групп рзъяренных поклонников зщиты Филидор. Отступления не было. Поэтому Остп побежл вперед.

— Вот я вс сейчс, сволочей! — гркнул он хрбрецм-рзведчикм, бросясь с пятой площдки.

Испугнные плстуны ухнули, перевливясь з перил, и поктились куд-то в темноту[455] бугров и склонов. Путь был свободен.

— Держите гроссмейстер! — ктилось сверху.

Преследовтели бежли, стуч по деревянной лестнице, кк пдющие кегельные шры.

Выбежв н берег, Остп уклонился впрво, ищ глзми лодку с верным ему дминистртором.

Ипполит Мтвеевич идиллически сидел в лодочке. Остп бухнулся н скмейку и яростно стл выгребть от берег. Через минуту в лодку полетели кмни. Одним из них был подбит Ипполит Мтвеевич. Немного повыше вулкнического прыщ у него вырос темный желвк. Ипполит Мтвеевич упрятл голову в плечи и зхныкл.

— Вот еще, шляп! Мне чуть голову не оторвли. И я — ничего. Бодр и весел. А если принять во внимние еще пятьдесят рублей чистой прибыли, то з одну гулю н вшей голове — гонорр довольно приличный.

Между тем преследовтели, которые только сейчс поняли, что плн преврщения Всюков в Нью-Москву рухнул и что гроссмейстер увозит из город пятьдесят кровных всюкинских рублей, погрузились в большую лодку и с крикми выгребли н середину реки. В лодку нбилось человек тридцть. Всем хотелось принять личное учстие в рспрве с гроссмейстером. Экспедицией комндовл одноглзый. Единственное его око сверкло в ночи, кк мяк.

— Держи гроссмейстер! — вопили в перегруженной брке.

— Ходу, Кис! — скзл Остп. — Если они нс догонят, я не смогу поручиться з целость вшего пенсне.

Обе лодки шли вниз по течению. Рсстояние между ними все уменьшлось. Остп выбивлся из сил.

— Не уйдете, сволочи! — кричли из брки.

Остп не отвечл. Было некогд. Весл вырывлись из воды. Вод потокми вылетл из-под беснующихся весел и попдл в лодку.

— Вляй! — шептл Остп смому себе.

Ипполит Мтвеевич мялся. Брк торжествовл. Высокий ее корпус уже обходил лодочку концессионеров с левой руки, чтобы прижть гроссмейстер к берегу. Концессионеров ждл плчевня учсть. Рдость н брке был тк велик, что все шхмтисты перешли н првый борт, чтобы, порвнявшись с лодочкой, превосходными силми обрушиться н злодея-гроссмейстер.

— Берегите пенсне, Кис, — в отчянии крикнул Остп, брося весл, — сейчс нчнется!

— Господ! — воскликнул вдруг Ипполит Мтвеевич петушиным голосом. — Неужели вы будете нс бить?!

— Еще кк! — згремели всюкинские любители, собирясь прыгть в лодку.

Но в это время произошло крйне обидное для честных шхмтистов всего мир происшествие. Брк нкренилсь и првым бортом зчерпнул воду.

— Осторожней, — пискнул одноглзый кпитн.

Но было уже поздно. Слишком много любителей скопилось н првом борту всюкинского дредноут. Переменив центр тяжести, брк не стл колебться и в полном соответствии с зконми физики перевернулсь.

Общий вопль нрушил спокойствие реки.

— Уу! — протяжно стонли шхмтисты.

Целых тридцть любителей очутились в воде. Они быстро выплывли н поверхность и один з другим цеплялись з перевернутую брку. Последним причлил одноглзый.

— Пижоны! — в восторге кричл Остп. — Что же вы не бьете вшего гроссмейстер? Вы, если не ошибюсь, хотели меня бить?

Остп описл вокруг потерпевших крушение круг.

— Вы же понимете, всюкинские индивидуумы, что я мог бы вс поодиночке утопить, но я друю вм жизнь. Живите, грждне! Только, рди создтеля, не игрйте в шхмты! Вы же просто не умеете игрть! Эх вы, пижоны, пижоны!.. Едем, Ипполит Мтвеевич, дльше! Прощйте, одноглзые любители! Боюсь, что Всюки центром мироздния не стнут! Я не думю, чтобы мстер шхмт приехли бы к тким дуркм, кк вы, дже если бы я их об этом просил! Прощйте, любители сильных шхмтных ощущений! Д здрвствует клуб четырех лошдей!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Глв XXXVIII

И др.

Утро зстло концессионеров н виду Чебокср. Остп дремл у руля. Ипполит Мтвеевич сонно водил веслми по воде. От холодной ночи обоих подирл цыгнскя дрожь. Н востоке рспусклись розовые бутоны. Пенсне Ипполит Мтвеевич все светлело. Овльные стекл их зигрли. В них попеременно отрзились об берег. Семфор с левого берег изогнулся в двояковогнутом стекле тк, будто бы у него болел живот. Синие купол Чебокср плыли в стеклх Воробьянинов, словно корбли. Сд н востоке рзрстлся. Бутоны превртились в вулкны и принялись извергть лву нилучших кондитерских окрсок. Птички н левом берегу учинили большой и громкий скндл. Золотя дужк пенсне вспыхнул и ослепил гроссмейстер. Взошло солнце.

Остп рскрыл глз и вытянулся, нкреняя лодку и трещ костями.

— С добрым утром, Кис, — скзл он, двясь зевотой, — я пришел к тебе с приветом, рсскзть, что солнце встло, что оно горячим светом по чем-то тм зтрепетло[456]…

— Пристнь, — доложил Ипполит Мтвеевич.

Остп вытщил путеводитель и спрвился.

— Судя по всему — Чебоксры. Тк, тк… «Обрщем внимние н очень крсиво рсположенный г. Чебоксры»… Кис, он в смом деле крсиво рсположен?.. «В нстоящее время в Чебоксрх 7702 жителя»… Кис! Двйте бросим погоню з бриллинтми и увеличим нселение Чебокср до 7704 человек. А? Это будет очень эффектно… Откроем «Пти шво»[457] и с этого «Пти шво» будем иметь верный грн-кусок хлеб… Ну-с, дльше… «Основнный в 1555 году, город сохрнил несколько весьм интересных церквей. Помимо дминистртивных учреждений Чувшской республики, здесь имеются: рбочий фкультет, пртийня школ, педгогический техникум, две школы второй ступени, музей, нучное общество и библиотек… Н Чебоксрской пристни и н бзре можно видеть чувшей и черемис, выделяющихся своим внешним видом»…

Но еще прежде, чем друзья приблизились к пристни, где можно было видеть чувшей и черемис, их внимние было привлечено к предмету, плывшему по течению впереди лодки.

— Стул! — зкричл Остп. — Администртор! Нш стул плывет.

Компньоны подплыли к стулу. Он покчивлся, врщлся, погружлся в воду, снов выплывл, удляясь от лодки концессионеров. Вод свободно вливлсь в его рспоротое брюхо.

Это был стул, вскрытый н «Скрябине» и теперь медленно нпрвлявшийся в Кспийское море.

— Здорово, приятель! — крикнул Остп. — Двненько не виделись! Знете, Воробьянинов, этот стул нпоминет мне ншу жизнь. Мы тоже плывем по течению. Нс топят, мы выплывем, хотя, кжется, никого этим не рдуем. Нс никто не любит, если не считть уголовного розыск, который тоже нс не любит. Никому до нс нет дел. Если бы вчер шхмтным любителям удлось нс утопить, от нс остлся бы только один протокол осмотр трупов: «Об тел лежт ногми к юго-востоку, головми к северо-зпду. Н теле рвные рны, ннесенные, по-видимому, кким-то тупым орудием»… Любители били бы нс, очевидно, шхмтными доскми. Орудие, что и говорить, туповтое… «Труп первый приндлежит мужчине лет пятидесяти пяти, одет в рвный люстриновый пиджк, стрые брюки и стрые споги. В крмне пиджк удостоверение н имя Конрд Крлович гр. Михельсон»… Вот, Кис, все, что о вс нписли бы.

— А о вс бы что нписли? — сердито спросил Воробьянинов.

— О! Обо мне нписли бы совсем другое. Обо мне нписли бы тк: «Труп второй приндлежит мужчине двдцти семи лет. Он любил и стрдл. Он любил деньги и стрдл от их недосттк. Голов его с высоким лбом, обрмленным иссиня-черными кудрями, обрщен к солнцу. Его изящные ноги, сорок второй номер ботинок, нпрвлены к северному сиянию. Тело облчено в незпятннные белые одежды, н груди золотя рф[458] с инкрустцией из перлмутр и ноты ромнс «Прощй, ты, Новя Деревня»[459]. Покойный юнош знимлся выжигнием по дереву[460], что видно из обнруженного в крмне фрк удостоверения, выднного 23/VIII—24 г. кустрной ртелью «Пегс и Прнс» з №86/1562». И меня похоронят, Кис, пышно, с оркестром, с речми, и н пмятнике моем будет высечено: «Здесь лежит известный теплотехник и истребитель[461] Остп-Сулеймн-Берт-Мрия Бендер-бей, отец которого был турецко-подднный и умер, не оствив сыну своему Остп- Сулеймну ни млейшего нследств. Мть покойного был грфиней и жил нетрудовыми доходми»[462].

Рзговривя подобным обрзом, концессионеры приткнулись к чебоксрскому берегу.

Вечером, увеличив кпитл н пять рублей проджей всюкинской лодки, друзья погрузились н теплоход «Урицкий» и поплыли в Стлингрд, рссчитывя обогнть по дороге медлительный тиржный проход и встретиться с труппой колумбовцев в Стлингрде.

Светящийся гигнт понес компньонов вниз по реке. Миновли Мриинский посд, Кзнь, Тетюши, Ульяновск, Сенгилей, село Новодевичье и перед вечером второго дня пути подошли к Жигулям.

Сто рз в этом ромне нступл вечер, пдло солнце и сиял звезд, но ни рзу еще в этом ромне вечер не был нполнен ткой кротостью и предчувствием великих событий, кк этот.

Плубы «Урицкого» нполнились орнжевой под зходящим солнцем толпой пссжиров. Невысокие Жигулевские горы мощно зеленели с првой стороны. Волнение охвтило души пссжиров.

Остп, чудом пробившийся из своего третьего клсс к носу проход, извлек путеводитель и узнл из него, что путь вдоль Жигулей предствляет исключительное удовольствие.

— «Проход, — прочел Остп вслух, — проходит близ смого берег, рзрезя пдющие в реку тени береговых вершин. Густой ковер зеленой в рзличных оттенкх рстительности мнит путник углубиться в девственную толщу лесов, чтобы нслдиться прекрсным воздухом, полюбовться открывющимися длями и мощной здесь крсвицей Волгой и вспомнить длекое прошлое, когд неоргнизовнные бунтрские элементы…»

Пссжиры сгрудились вокруг Остп.

— «неоргнизовнные бунтрские элементы, бессильные переустроить сложившийся общественный уклд, „гуляли“ тут, нводя стрх н купцов и чиновников, неизбежно стремившихся к Волге кк вжному торговому пути. Недром нродня пмять до сих пор сохрнил немло легенд, песен и скзок, связнных с быввшими в Жигулях Ермком Тимофеевичем, Ивном Кольцом[463], Степном Рзиным и др.»

— И др! — повторил Остп, очровнный вечером.

— И др! — зстонл толп, вглядывясь в сумеречные очертния Молодецкого кургн.

— И др-р! — згудел проходня сирен, взывя к прострнству, к легендм, песням и скзкм, покоящимся н вершинх Жигулей.

Лун поднялсь, кк детский воздушный шр. Девья гор осветилсь.

Это было свыше сил человеческих.

Из недр проход послышлось желудочное урчние гитры, и стрстный женский голос зпел:

Сочувствующие голос подхвтили песню. Энтузизм овлдевл проходом. Все вспоминли «длекое прошлое, когд неоргнизовнные бунтрские элементы гуляли тут, нводя стрх»…

Лун и Жигули производили обычное и неотрзимое душой человеческой впечтление.

Когд «Урицкий» проходил мимо Двух бртьев, пели уже все. Гитры двно не было слышно. Все покрывлось громовыми рсктми:

Н глзх чувствительных пссжиров первого клсс стояли слезы лунного цвет. Из мшинного отделения, зглушя стук мшин, неслось:

Второй клсс, мечттельно рзместившийся н корме, подпускл душевности:

— Провозжлся, провозжлся, провозжлся! — с недоумением згудел Лыся гор.

— «Провозжлся! — пели и в третьем клссе. — См нутро ббой стл».

К этому времени «Урицкий» нгнл тиржный проход. Издли можно было подумть, что н проходе происходит мтросский бунт — рздвлись стоны, проклятия и предсмертные хрипы. Кзлось, что н «Скрябине» уже рзбиты бочки с ромом, повешены н реях гр. пссжиры первого и второго клссов, кпитн с пробитым черепом вляется у двери с тбличкой «Отдел взимных рсчетов».

Н смом же деле и мтросы и пссжиры первого, второго и третьего клссов с необыкновенным грохотом и вырзительностью выводили последний куплет:

И дже кпитн, стоя н мостике и не отводя взор с Црев кургн, вопил в лунные просторы:

— Ее души! — пел киноопертор Полкн, тряся гривой и вцепившись в поручни.

— Ее души! — ворковли Глкин, Плкин, Млкин, Члкин и Злкинд.

— Ее души! — взывл Симбиевич-Синдиевич.

— Ее души! — зливлись служщие, резвость которых в этот блгоухнный вечер не был зключен в рмки служебных отношений.

И кпитн, стрый речной волк, зрыдл, кк дитя. Тридцть лет он водил проходы мимо Жигулей и кждый рз рыдл, кк дитя. Тк кк в нвигцию он совершл не менее двдцти рейсов, то з тридцть лет, тким обрзом, ему удлось всплкнуть шестьсот рз.

Нужно ли еще ккое-нибудь докзтельство неотрзимости грустной крсоты Жигулей?

Порвнявшийся со «Скрябиным» «Урицкий» нходился в центре песенного циклон. Пссжиры скопом бросли персидскую княжну з борт.

Нбежли проходы местного сообщения, нполненные здешними жителями, выросшими н виду Жигулей. Тем не менее местные жители тоже пели «Стеньку Рзин».

Светились буи, отржлись в воде четырехугольные окн проходных слонов, мигли фонрики проходов местного сообщения. Гремели песни, и кзлось, что н реке дют бл.

«Урицкий» легко обошел тиржный проход. Концессионеры смотрели н свое первое плвучее пристнище с ндеждой. Тм, в огнях, среди зпретительных ндписей и служебной суеты, в кюте режиссер стояли три стул. «Скрябин» медленно отдлялся и до смой Смры были видны его огни.

В Стлингрде концессионеры ждли тетр Колумб две недели. З это время они несколько рз доходили до смого бедственного положения. Если бы не бюро любовных писем, учрежденное великим комбинтором н бзре, концессионерм пришлось бы умереть с голоду.

Бюро ко времени приезд тетр звело уже обширную клиентуру среди домрботниц, и Остп нчинл опсться визит милиции. Жить, однко, пришлось скромно, прикпливя деньги н возможные рсходы по изъятию стульев.

«Скрябин» пришел под звуки оркестр в нчле июля. Друзья встретили его, прячсь з ящики н пристни. Перед рзгрузкой н проходе состоялся последний тирж. Рзыгрли крупные выигрыши.

Стульев пришлось ждть чс четыре. Снчл с проход повлили колумбовцы и тиржные служщие. Среди них выделялось сияющее лицо Персицкого.

Сидя в зсде, концессионеры слышли его крики:

— Д! Моментльно еду в Москву! Телегрмму уже послл! И знете ккую? «Ликую с вми». Пусть догдывются!

Потом Персицкий сел в проктный втомобиль, предврительно осмотрев его со всех сторон и пощупв рдитор, и уехл, провожемый почему-то крикми «Ур!».

После того, кк с проход был выгружен гидрвлический пресс, стли выносить колумбовское вещественное оформление. Стулья вынесли, когд уже стемнело. Колумбовцы погрузились в пять проконных фургонов и, весело крич, поктили прямо н вокзл.

— Кжется, в Стлингрде они игрть не будут, — скзл Ипполит Мтвеевич.

Это оздчило Остп.

— Придется ехть, — решил он, — н ккие деньги ехть? Впрочем, идем н вокзл, тм будет видно.

Н вокзле выяснилось, что тетр едет в Пятигорск через Ростов — Минерльные Воды. Денег у концессионеров хвтло только н один билет.

— Вы умеете ездить зйцем? — спросил Остп Воробьянинов.

— Я попробую, — робко скзл Ипполит Мтвеевич.

— Черт с вми! Лучше уж не пробуйте! Прощю вм еще рз. Тк и быть — зйцем поеду я.

Для Ипполит Мтвеевич был куплен билет в бесплцкртном жестком вгоне, в котором бывший предводитель и прибыл н уствленную олендрми в зеленых кдкх стнцию «Минерльные воды» Северо-Квкзских железных дорог. Воробьянинов ступил н кменистую плтформу стнции и, стрясь не попдться н глз выгружвшимся из поезд колумбовцм, стл искть Остп.

Двно уже тетр уехл в Пятигорск, рзместясь в новеньких дчных вгончикх, Остп все не было. Он приехл только вечером и ншел Воробьянинов в полном рсстройстве.

— Где вы были? — простонл предводитель. — Я тк измучился.

— Это вы-то измучились, рзъезжя с билетом в крмне? А я, знчит, не измучился? Это не меня, следовтельно, согнли с буферов вшего поезд в Тихорецкой? Это, знчит, не я сидел тм три чс, кк дурк, ожидя товрного поезд с пустыми нрзнными бутылкми? Вы — свинья, гржднин предводитель! Где тетр?

— В Пятигорске.

— Едем! Я кое-что нкропл по дороге. Чистый доход выржется в трех рублях. Это, конечно, немного, но н первое обзведение нрзном и железнодорожными билетми хвтит.

Дчный поезд, бренч, кк телег, в пятьдесят минут дотщил путешественников до Пятигорск. Мимо Змейки и Бешту концессионеры прибыли к подножию Мшук.

Глв XXXIX

Вид н млхитовую лужу

Был воскресный вечер. Все было чисто и умыто. Дже Мшук, поросший кустми и рощицми, кзлось, был тщтельно рсчесн и струил зпх горного вежетля.

Белые штны смого рзнообрзного свойств мелькли по игрушечному перрону: штны из рогожки, чертовой кожи, коломянки[465], прусины и нежной флнели. Здесь ходили в сндлиях и рубшечкх «пш»[466]. Концессионеры в тяжелых грязных спожищх, тяжелых пыльных брюкх, горячих жилетх и рскленных пиджкх чувствовли себя чужими. Среди всего многообрзия веселеньких ситчиков, которыми щеголяли курортные девицы, смым светлейшим и смым элегнтным был костюм нчльницы стнции. Н удивление всем приезжим, нчльником стнции был женщин. Рыжие кудри вырывлись из-под крсной фуржки с двумя серебряными глунми н околыше. Он носил белый форменный китель и белую юбку.

Нлюбоввшись нчльницей, прочитв свеженклеенную фишу о гстролях в Пятигорске тетр Колумб и выпив дв пятикопеечных сткн нрзну, путешественники проникли в город н трмве линии «Вокзл — Цветник». З вход в «Цветник» с них взяли десять копеек.

В «Цветнике» было много музыки, много веселых людей и очень мло цветов. В белой рковине симфонический оркестр исполнял «Пляску комров». В Лермонтовской глерее продвли нрзн. Нрзном торговли в киоскх и в рзнос.

Никому не было дел до двух грязных исктелей бриллинтов.

— Эх, Кис, — скзл Остп, — мы чужие н этом прзднике жизни[467].

Первую ночь н курорте концессионеры провели у нрзнного источник.

Только здесь, в Пятигорске, когд тетр Колумб ствил третий рз перед изумленными горожнми свою «Женитьбу», компньоны поняли всю трудность погони з сокровищми. Проникнуть в тетр, кк они предполгли, было невозможно. З кулисми ночевли Глкин, Плкин, Млкин, Члкин и Злкинд, мрочня диет которых не позволял им жить в гостинице. Тк проходили дни, и друзья выбивлись из сил, ночуя у мест дуэли Лермонтов и прокрмливясь переноской бгж туристов-середнячков.

Н шестой день Остпу удлось свести знкомство с монтером Мечниковым, зведующим гидропрессом. К этому времени Мечников, из-з отсутствия денег кждодневно похмелявшийся нрзном из источник, пришел в ужсное состояние и, по нблюдению Остп, продвл н рынке кое-ккие предметы из тетрльного реквизит. Окончтельня договоренность был достигнут н утреннем возлиянии у источник. Монтер Мечников нзывл Остп дусей и соглшлся.

— Можно, — говорил он, — это всегд можно, дуся. С ншим удовольствием, дуся.

Остп срзу же понял, что монтер великий док.

Договорные стороны зглядывли друг другу в глз, обнимлись, хлопли друг друг по спине и вежливо смеялись.

— Ну! — скзл Остп. — З все дело десятку!

— Дуся? — удивился монтер. — Вы меня озлобляете. Я человек, измученный нрзном.

— Сколько же вы хотели?

— Положите полст. Ведь имущество-то кзенное. Я человек измученный.

— Хорошо! Берите двдцть! Соглсны? Ну, по глзм вижу, что соглсны.

— Соглсие есть продукт при полном непротивлении сторон.

— Хорошо излгет, собк[468], — шепнул Остп н ухо Ипполиту Мтвеевичу. — Учитесь.

— Когд же вы стулья принесете?

— Стулья против денег.

— Это можно, — скзл Остп, не думя.

— Деньги вперед, — зявил монтер, — утром деньги вечером стулья, или вечером деньги, н другой день утром — стулья.

— А может быть, сегодня стулья, звтр деньги? — пытл Остп.

— Я же, дуся, человек измученный. Ткие условия душ не принимет!

— Но ведь я, — скзл Остп, — только звтр получу деньги по телегрфу.

— Тогд и рзговривть будем, — зключил упрямый монтер, — пок, дуся, счстливо оствться у источник. А я пошел. У меня с прессом рботы много. Симбиевич з глотку берет. Сил не хвтет. А одним нрзном рзве проживешь?

И Мечников, великолепно освещенный солнцем, удлился.

Остп строго посмотрел н Ипполит Мтвеевич.

— Время, — скзл он, — которое мы имеем, — это деньги, которых мы не имеем. Кис, мы должны делть крьеру. Сто пятьдесят тысяч рублей и ноль ноль копеек лежт перед нми. Нужно только двдцть рублей, чтобы сокровище стло ншим. Тут не ндо брезговть никкими средствми. Пн или пропл. Я выбирю пн, хотя он и явный поляк.

Остп здумчиво обошел кругом Ипполит Мтвеевич.

— Снимите пиджк, предводитель, поживее, — скзл он неожиднно.

Остп принял из рук удивленного Ипполит Мтвеевич пиджк, бросил его нземь и принялся топтть пыльными штиблетми.

— Что вы делете? — звопил Воробьянинов. — Этот пиджк я ношу уже пятндцть лет, и он все кк новый!

— Не волнуйтесь! Он скоро не будет кк новый! Дйте шляпу! Теперь посыпьте брюки пылью и оросите их нрзном. Живо!

Ипполит Мтвеевич через несколько минут стл грязным до отврщения.

— Теперь вы дозрели и приобрели полную возможность зрбтывть деньги честным трудом.

— Что же я должен делть? — слезливо спросил Воробьянинов.

— Фрнцузский язык знете, ндеюсь?

— Очень плохо. В пределх гимнзического курс.

— Гм… Придется орудовть в этих пределх. Сможете ли вы скзть по-фрнцузски следующую фрзу: «Господ, я не ел шесть дней»?

— Мосье, — нчл Ипполит Мтвеевич, зпинясь, — мосье, гм, гм… же не, что ли, же не мнж п… шесть, кк оно, ен, де, тру, ктр, сенк, сис… сис… жур. Знчит — же не мнж п сис жур![469]

— Ну и произношение у вс. Кис! Впрочем, что от нищего требовть. Конечно, нищий в европейской России говорит по-фрнцузски хуже, чем Мильерн[470]. Ну, Кисуля, в кких пределх вы знете немецкий язык?

— Зчем мне это все? — воскликнул Ипполит Мтвеевич.

— Зтем, — скзл Остп веско, — что вы сейчс пойдете к «Цветнику», стнете в тени и будете н фрнцузском, немецком и русском языкх просить подяние, упиря н то, что вы бывший член Госудрственной думы от кдетской фркции. Весь чистый сбор поступит монтеру Мечникову. Поняли?

Ипполит Мтвеевич мигом преобрзился. Грудь его выгнулсь, кк Дворцовый мост в Ленингрде, глз метнули огонь, и из ноздрей, кк покзлось Остпу, повлил густой дым. Усы медленно стли приподнимться.

— Ай-яй-яй, — скзл великий комбинтор, ничуть не испугвшись. — Посмотрите н него. Не человек, ккой-то конек-горбунок[471].

— Никогд, — принялся вдруг чревовещть Ипполит Мтвеевич, — никогд Воробьянинов не протягивл руку…

— Тк протянете ноги, стрый дурлей! — зкричл Остп. — Вы не протягивли руки?

— Не протягивл.

— Кк вм понрвится этот льфонсизм? Три месяц живет н мой счет! Три месяц я кормлю его, пою и воспитывю, и этот льфонс стновится теперь в третью позицию[472] и зявляет, что он… Ну! Довольно, товрищ! Одно из двух: или вы сейчс же отпрвитесь к «Цветнику» и приносите к вечеру десять рублей, или я вс втомтически исключю из числ пйщиков-концессионеров. Считю до пяти. Д или нет? Рз…

— Д, — пробормотл предводитель.

— В тком случе повторите зклинние.

— Месье, же не мнж п сис жур. Гебен мир зи битте этвс копек уф дем штюк брод.[473] Подйте что-нибудь бывшему депутту Госудрственной думы.

— Еще рз. Жлостнее.

Ипполит Мтвеевич повторил.

— Ну, хорошо. У вс тлнт к нищенству зложен с детств. Идите. Свидние у источник в полночь. Это, имейте в виду, не для ромнтики, просто вечером больше подют.

— А вы, — спросил Ипполит Мтвеевич, — куд пойдете?

— Обо мне не беспокойтесь. Я действую, кк всегд, в смом трудном месте.

Друзья рзошлись.

Остп сбегл в писчебумжную лвчонку, купил тм н последний гривенник квитнционную книжку и около чсу сидел н кменной тумбе, перенумеровывя квитнции и рсписывясь н кждой из них.

— Прежде всего — систем, — бормотл он, — кждя обществення копейк должн быть учтен.[474]

Великий комбинтор двинулся стрелковым шгом[475] по горной дороге, ведущей вокруг Мшук к месту дуэли Лермонтов с Мртыновым. Мимо снториев и домов отдых, обгоняемый втобусми и проконными экипжми, Остп вышел к Провлу.

Небольшя, высечення в скле глерея вел в конусообрзный (конусом кверху) провл. Глерея кончлсь блкончиком, стоя н котором можно было увидеть н дне провл небольшую лужицу млхитовой зловонной жидкости. Этот Провл считется достопримечтельностью Пятигорск, и поэтому з день его посещет немлое число экскурсий и туристов-одиночек.

Остп срзу же выяснил, что Провл для человек, лишенного предрссудков, может явиться доходной сттьей.

«Удивительное дело, — рзмышлял Остп, — кк город не догдлся до сих пор брть гривенники з вход в Провл. Это, кжется, единственное, куд пятигорцы пускют туристов без денег. Я уничтожу это позорное пятно н репутции город, я испрвлю досдное упущение».

И Остп поступил тк, кк подскзывли ему рзум, здоровый инстинкт и создвшяся ситуция.

Он остновился у вход в Провл и, трепля в рукх квитнционную книжку, время от времени вскрикивл:

— Приобретйте билеты, грждне. Десять копеек! Дети и крснормейцы бесплтно! Студентм — пять копеек! Не членм профсоюз — тридцть копеек.

Остп бил нверняк. Пятигорцы в Провл не ходили, с советского турист содрть десять копеек з вход «куд-то» не предствляло ни млейшего труд. Чсм к пяти нбрлось уже рублей шесть. Помогли не члены союз, которых в Пятигорске было множество. Все доверчиво отдвли свои гривенники, и один румяный турист, звидя Остп, скзл жене торжествующе:

— Видишь, Тнюш, что я тебе вчер говорил? А ты говорил, что з вход в Провл плтить не нужно. Не может этого быть! Првд, товрищ?

— Совершеннейшя првд, — подтвердил Остп, — этого быть не может, чтоб не брть з вход. Членм союз — десять копеек. Дети и крснормейцы бесплтно. Студентм — пять копеек и не членм профсоюз — тридцть копеек.

Перед вечером к Провлу подъехл н двух линейкх экскурсия хрьковских милиционеров. Остп испуглся и хотел было притвориться невинным туристом, но милиционеры тк робко столпились вокруг великого комбинтор, что пути к отступлению не было. Поэтому Остп зкричл довольно твердым голосом:

— Членм союз — десять копеек, но тк кк предствители милиции могут быть прирвнены к студентм и детям, то с них по пять копеек.

Милиционеры зплтили, деликтно осведомившись, с ккой целью взимются пятки.

— С целью кпитльного ремонт Провл, — дерзко ответил Остп, — чтоб не слишком провливлся.

В то время кк великий комбинтор ловко торговл видом н млхитовую лужу, Ипполит Мтвеевич, сгорбясь и погрязя в стыде, стоял под кцией и, не глядя н гуляющих, жевл три врученные ему фрзы:

— Месье, же не мнж… Гебен зи мир битте… Подйте что-нибудь депутту Госудрственной думы…

Подвли не то чтоб мло, но кк-то невесело. Однко, игря н чисто прижском произношении слов «мнж» и волнуя души бедственным положением бывшего член Госдумы, удлось нхвтть медяков рубля н три.

Под ногми гуляющих трещл грвий. Оркестр с небольшими перерывми исполнял Штрус, Брмс и Григ. Светля толп, лепеч, ктилсь мимо строго предводителя и возврщлсь вспять. Тень Лермонтов незримо витл нд гржднми, вкушвшими н вернде буфет мцони. Пхло одеколоном и нрзнными гзми.

— Подйте бывшему члену Госудрственной думы! — бормотл предводитель.

— Скжите, вы в смом деле были членом Госудрственной думы? — рздлось нд ухом Ипполит Мтвеевич. — И вы действительно ходили н зседния? Ах! Ах! Высокий клсс!

Ипполит Мтвеевич поднял лицо и обмер. Перед ним прыгл, кк воробушек, толстенький Авесслом Влдимирович Изнуренков. Он сменил коричневтый лодзинский костюм н белый пиджк и серые пнтлоны с игривой искоркой. Он был необычйно оживлен и иной рз подсккивл вершков н пять от земли. Ипполит Мтвеевич Изнуренков не узнл и продолжл зсыпть его вопросми.

— Скжите, вы в смом деле видели Родзянко?[476] Пуришкевич в смом деле был лысый?[477] Ах! Ах! Ккя тем! Высокий клсс!

Продолжя вертеться, Изнуренков сунул рстерявшемуся предводителю три рубля и убежл. Но долго еще в «Цветнике» мелькли его толстенькие ляжки и чуть ли не с деревьев сыплось:

— Ах! Ах! Не пой, крсвиц, при мне ты песни Грузии печльной! Ах! Ах! Нпоминют мне оне иную жизнь и берег дльний!..[478] Ах! Ах! А по утру он вновь улыблсь!.. Высокий клсс!..

Ипполит Мтвеевич продолжл стоять, обртив глз к земле. И нпрсно тк стоял он. Он не видел многого.

В чудном мрке пятигорской ночи по ллеям прк гулял Эллочк Щукин, волоч з собой покорного, примирившегося с нею Эрнест Пвлович. Поездк н Кислые воды был последним ккордом в тяжелой борьбе с дочкой Вндербильд. Гордя мерикнк недвно с рзвлектельной целью выехл в собственной яхте н Сндвичевы остров.

— Хо-хо! — рздвлось в ночной тиши. — Знменито, Эрнестуля! Кр-р-рсот!

В буфете, освещенном многими лмпми, сидел голубой воришк Альхен со своей супругой Сшхен. Щеки ее по-прежнему были укршены николевскими полубкенбрдми. Альхен зстенчиво ел шшлык по-крски, зпивя его кхетинским №2, Сшхен, поглживя бкенбрды, ждл зкзнной осетрины.

После ликвидции второго дом Собес (было продно все, включя дже тульденоровый колпк повр и лозунг: «Тщтельно прожевывя пищу, ты помогешь обществу») Альхен решил отдохнуть и порзвлечься. См судьб хрнил этого сытого жулик.[479] Он собирлся в этот день поехть в Провл, но не успел. Это спсло его. Остп выдоил бы из робкого звхоз никк не меньше тридцти рублей.

Ипполит Мтвеевич побрел к источнику только тогд, когд музыкнты склдывли свои пюпитры, прздничня публик рсходилсь и только влюбленные прочки усиленно дышли в тощих ллейкх «Цветник».

— Сколько нсобирли? — спросил Остп, когд согбення фигур предводителя появилсь у источник.

— Семь рублей двдцть девять копеек. Три рубля бумжкой. Остльные — медь и немного серебр.

— Для первой гстроли дивно! Ствк ответственного рботник! Вы меня умиляете. Кис! Но ккой дурк дл вм три рубля, хотел бы я знть? Может быть, вы сдчи двли?

— Изнуренков дл.

— Д не может быть! Авесслом? Ишь ты — шрик! Куд зктился! Вы с ним говорили? Ах, он вс не узнл!..

— Рсспршивл о Госудрственной думе! Смеялся!

— Вот видите, предводитель, нищим быть не тк-то уж плохо, особенно при умеренном обрзовнии и слбой постновке голос!.. А вы еще кобенились, лорд-хрнителя печти ломли! Ну, Кисочк, и я провел время не дром. Пятндцть рублей, кк одн копейк. Итого — хвтит!

Н другое утро монтер получил деньги и вечером притщил дв стул. Третий ступ, по его словм, взять было никк невозможно. Н нем звуковое оформление игрло в крты.

Для большей безопсности вскрытия друзья збрлись почти н смую вершину Мшук.

Внизу прочными недвижимыми огнями светился Пятигорск. Пониже Пятигорск плохонькие огоньки обознчли стницу Горячеводскую. Н горизонте двумя прллельными пунктирными линиями высовывлся из-з горы Кисловодск.

Остп глянул в звездное небо и вынул из крмн известные уже плоскогубцы.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Глв XL

Зеленый мыс

Инженер Брунс сидел н кменной вернде дчи н Зеленом Мысу под большой пльмой, нкрхмленные листья которой бросли острые и узкие тени н бритый зтылок инженер, н белую его рубшку и н гмбсовский стул из грнитур генерльши Поповой, н котором томился инженер, дожидясь обед.

Брунс вытянул толстые нливные губы трубочкой и голосом шловливого крпуз протянул:

— Му-у-усик!

Дч молчл.

Тропическя флор лстилсь к инженеру. Кктусы протягивли к нему свои ежовые руквицы. Дрцены гремели листьями. Бнны и сговые пльмы отгоняли мух с лысины инженер, розы, обвивющие вернду, пдли к его сндлиям.

Но все было тщетно. Брунс хотел обедть. Он рздрженно смотрел н перлмутровую бухту и длекий мысик Бтум и певуче призывл:

— Му-у-усик! Му-у-у-сик!

Во влжном субтропическом воздухе звук быстро змирл. Ответ не было. Брунс предствил себе большого коричневого гуся с шипящей жирной кожей и, не в силх сдержть себя, звопил:

— Мусик!!! Готов гусик?!

— Андрей Михйлович! — зкричл женский голос из комнты. — Не морочь мне голову!

Инженер, свернувший уже привычные губы в трубочку, немедленно ответил:

— Мусик! Ты не жлеешь своего мленького мужик!

— Пошел вон, обжор! — ответили из комнты.

Но инженер не покорился. Он собрлся было продолжить вызовы гусик, которые он безуспешно вел уже дв чс, но неожиднный шорох зствил его обернуться.

Из черно-зеленых бмбуковых зрослей вышел человек в рвной синей косоворотке, опояснный потертым витым шнурком с густыми кистями и в зтертых полостых брюкх. Н добром лице незнкомц топорщилсь лохмтя бородк. В рукх он держл пиджк.

Человек приблизился и спросил приятным голосом:

— Где здесь нходится инженер Брунс?

— Я инженер Брунс, — скзл зклинтель гусик неожиднным бсом, — чем могу?

Человек молч повлился н колени. Это был отец Федор.

— Вы с ум сошли! — воскликнул инженер, всккивя. — Встньте, пожлуйст!

— Не встну, — ответил отец Федор, водя годовой з инженером и глядя н него ясными глзми.

— Встньте!

— Не встну!

И отец Федор осторожно, чтобы не было больно, стл постукивть головой о грвий.

— Мусик! Иди сюд! — зкричл испугнный инженер. — Смотри, что делется. Встньте, я вс прошу! Ну, умоляю вс!

— Не встну! — повторил отец Федор.

Н вернду выбежл Мусик, тонко рзбирвшяся в интонциях муж.

Звидев дму, отец Федор, не подымясь с колен, проворно переполз поближе к ней, поклонился в ноги и зчстил:

— Н вс, мтушк, н вс, голубушк, н вс уповю!

Тогд инженер Брунс покрснел, схвтил просителя под мышки и, нтужсь, поднял его, чтобы поствить н ноги, но отец Федор схитрил и поджл ноги. Возмущенный Брунс потщил стрнного гостя в угол и нсильно посдил его в полукресло (гмбсовское, отнюдь не из воробьяниновского особняк, но из гостиной генерльши Поповой).

— Не смею, — збормотл отец Федор, клдя н колени попхивющий керосином пиджк булочник, — не осмеливюсь сидеть в присутствии высокопоствленных особ.

И отец Федор сделл попытку снов псть н колени.

Инженер с печльным криком придержл отц Федор з плечи.

— Мусик! — скзл он, тяжело дыш. — Поговори с этим гржднином. Тут ккое-то недорзумение.

Мусик срзу взял деловой тон.

— В моем доме, — скзл он грозно, — пожлуйст, не стновитесь ни н ккие колени!..

— Голубушк!.. — умилился отец Федор. — Мтушк!..

— Никкя я вм не мтушк. Что вм угодно?

Поп злопотл что-то непонятное, но, видно, умилительное. Только после долгих рсспросов удлось понять, что он, кк особой милости, просит продть ему грнитур из двендцти стульев, н одном из которых он в нстоящий момент сидит.

Инженер от удивления выпустил из рук плечи отц Федор, который немедленно бухнулся н колени и стл по-черепшьи гоняться з инженером.

— Почему, — кричл инженер, увертывясь от длинных рук отц Федор, — почему я должен продть свои стулья? Сколько вы ни бухйтесь н колени, я ничего не могу понять!

— Д ведь это мои стулья! — простонл отец Федор.

— То есть кк это вши? Откуд вши? С ум вы спятили? Мусик! Теперь для меня все ясно! Это явный псих!

— Мои, — униженно твердил отец Федор.

— Что ж, по-вшему, я у вс их укрл? — вскипел инженер. — Укрл? Слышишь, Мусик? Это ккой-то шнтж!

— Ни боже мой, — шепнул отец Федор.

— Если я их у вс укрл, то требуйте судом и не устривйте в моем доме пндемониум[480]! Слышишь, Мусик! До чего доходит нхльство! Пообедть не ддут по-человечески!

Нет, отец Федор не хотел требовть «свои» стулья судом. Отнюдь. Он знл, что инженер Брунс не крл у него стульев. О, нет. У него и в мыслях этого не было. Но эти стулья все-тки до революции приндлежли ему, отцу Федору, и они бесконечно дороги его жене, умирющей сейчс в Воронеже. Исполняя ее волю, никк не по собственной дерзости, он позволил себе узнть местонхождение стульев и явиться к гржднину Брунсу. Отец Федор не просит подяния. О, нет! Он достточно обеспечен (небольшой свечной зводик в Смре), чтобы услдить последние минуты жены покупкой стрых стульев. Он готов не поскупиться и уплтить з весь грнитур рублей двдцть.

— Что? — крикнул инженер, бгровея. — Двдцть рублей? З прекрсный гостиный грнитур? Мусик! Ты слышишь? Это все-тки псих! Ей-богу, псих!

— Я не псих. А единственно выполняя волю послвшей мя жены…

— О, ч-черт, — скзл инженер, — опять ползть нчл. Мусик! Он опять ползет!

— Нзнчьте же цену! — стенл отец Федор, осмотрительно биясь головой о ствол рукрии.

— Не портите дерев, чудк вы человек! Мусик, он, кжется, не псих. Просто, кк видно, рсстроен человек болезнью жены. Продть ему рзве стулья? А? Отвяжется? А? А то он лоб рзобьет.

— А мы н чем сидеть будем? — спросил Мусик.

— Купим другие.

— Это з двдцгь-то рублей?

— З двдцть я, положим, не продм. Положим, не продм я и з двести… А з двести пятьдесят продм.

Ответом послужил стршный удр головой о дрцену.

— Ну, Мусик, это мне уже ндоело.

Инженер решительно подошел к отцу Федору и стл диктовть ультимтум.

— Во-первых, отойдите от пльмы не менее чем н три шг. Во-вторых, немедленно встньте. В-третьих, мебель я продм з двести пятьдесят рублей, не меньше. Ткую и з трист не купишь.

— Не корысти рди, — зтянул отец Федор, поднявшись и отойдя н три шг от дрцены. — А токмо во исполнение воли больной жены.

— Ну, милый, моя жен тоже больн. Првд, Мусик, у тебя легкие не в порядке. Но я не требую н этом основнии, чтобы вы… ну… продли мне, положим, вш пиджк з тридцть копеек…

— Возьмите дром, — пропел отец Федор.

Инженер рздрженно мхнул рукой и холодно скзл:

— Вы вши шутки бросьте. Ни в ккие рссуждения я больше не пускюсь. Стулья оценены мною в двести пятьдесят рублей, и я не уступлю ни копейки.

— Пятьдесят! — предложил отец Федор.

— Мусик! — скзл инженер. — Позови Бгртион. Пусть проводит гржднин!

— Не корысти рди…

— Бгртион!

Отец Федор в стрхе бежл, инженер пошел в столовую и сел з гусик. Любимя птиц произвел н Брунс блготворное действие. Он нчл успокивться.

В тот момент, когд инженер, обмотв косточку ппиросной бумгой, поднес гусиную ножку к розовому рту, в окне появилось умоляющее лицо отц Федор.

— Не корысти рди, — скзл мягкий голос. — Пятьдесят пять рублей.

Инженер, не оглядывясь, зрычл. Отец Федор исчез.

Весь день потом фигур отц Федор мелькл во всех концх дчи. То выбегл он из тени криптомерий, то возникл он в мндриновой роще, то перелетл через черный двор и, трепещ, уносилсь к Ботническому сду.

Инженер весь день призывл Мусик, жловлся н псих и н головную боль. В нступившей тьме время от времени рздвлся голос отц Федор.

— Сто тридцть восемь! — кричл он откуд-то с неб.

А через минуту голос его приходил со стороны дчи Думбсов.

— Сто сорок один, — предлгл отец, — не корысти рди, господин Брунс, токмо…

Нконец инженер не выдержл, вышел н середину вернды и, вглядывясь в темноту, нчл рзмеренно кричть:

— Черт с вми! Двести рублей! Только отвяжитесь.

Послышлся шорох потревоженных бмбуков, тихий стон и удляющиеся шги. Потом все смолкло.

В зливе брхтлись звезды. Светляки догоняли отц Федор, кружились вокруг головы, обливя лицо его зеленовтым, медицинским светом.

— Ну и гусики теперь пошли! — пробормотл инженер, входя в комнты.

Между тем отец Федор летел в последнем втобусе вдоль морского берег к Бтуму. Под смым боком, со звуком перелистывемой книги, нбегл легкий прибой, ветер удрял по лицу, и втомобильной сирене отвечло мяукнье шклов.

В этот же вечер отец Федор отпрвил в город N жене своей Ктерине Алексндровне ткую телегрмму:

«Товр ншел вышли двести тридцть телегрфом продй что хочешь Федя».

Дв дня он восторженно слонялся у Брунсовой дчи, издли рсклнивлся с Мусиком и дже время от времени оглшл тропические дли крикми:

— Не корысти рди, токмо волею послвшей мя супруги!

Н третий день деньги были получены с отчянной телегрммой:

«Продл все остлсь без одной копейки целую и жду Евстигнеев все обедет Ктя».

Отец Федор пересчитл деньги, истово перекрестился, ннял фургон и поехл н Зеленый Мыс.

Погод был сумрчня. С турецкой грницы ветер нгонял тучи. Чорох курился. Голубя прослойк в небе все уменьшлсь. Шторм доходил до шести бллов. Было зпрещено купться и выходить в море н лодкх. Гул и гром стояли нд Бтумом. Шторм тряс берег.

Достигши дчи инженер Брунс, отец Федор велел вознице-джрцу в бшлыке подождть и отпрвился з мебелью.

— Принес деньги я, — скзл отец Федор, — уступили бы млость.

— Мусик, — зстонл инженер. — Я не могу больше.

— Д нет, я деньги принес, — зторопился отец Федор, — двести рублей. Кк вы говорили.

— Мусик! Возьми у него деньги! Дй ему стулья! И пусть сделет все это поскорее. У меня мигрень!..

Цель всей жизни был достигнут. Свечной зводик в Смре см лез в руки. Бриллинты сыплись в крмны, кк семечки.

Двендцть стульев один з другим были погружены в фургон. Они очень походили н воробьяниновские, с тою только рзницей, что обивк их был не ситцевя, в цветочкх, репсовя, синяя, в розовую полосочку[481].

Нетерпение охвтывло отц Федор. Под полою у него з витой шнурок был зткнут топорик. Отец Федор сел рядом с кучером и, поминутно оглядывясь н стулья, выехл к Бтуму. Бодрые кони свезли отц Федор и его сокровищ вниз н шоссейную дорогу, мимо ресторнчик «Финл», по бмбуковым столм и беседкм которого гулял ветер, мимо туннеля, проглтыввшего последние цистерны нефтяного мршрут, мимо фотогрф, лишенного в этот хмурый денек обычной своей клиентуры, мимо вывески «Бтумский ботнический сд» — и повлекли, не слишком быстро, нд смой линией прибоя. В том месте, где дорог соприкслсь с мссивми, отц Федор обдвло солеными брызгми. Отбитые мссивми от берег, волны оборчивлись гейзерми, подымлись к небу и медленно опдли.

Толчки и взрывы прибоя нкляли смятенный дух отц Федор. Лошди, борясь с ветром, медленно приближлись к Мхинджури. Куд хвтл глз, свистли и пучились мутные зеленые воды. До смого Бтум треплсь беля пен прибоя, словно подол нижней юбки, выбившейся из-под плтья неряшливой дмочки.

— Стой! — зкричл вдруг отец Федор вознице. — Стой, мусульмнин!

И он, дрож и спотыкясь, стл выгружть стулья н пустынный берег. Рвнодушный джрец получил свою пятерку, хлестнул по лошдям и уехл. А отец Федор, убедившись, что вокруг никого нет, стщил стулья с обрыв н небольшой, сухой еще кусочек пляж и вынул топорик.

Минуту он нходился в сомнении — не знл, с ккого стул нчинть. Потом, словно лунтик, подошел к третьему стулу и зверски удрил топориком по спинке. Стул опрокинулся, не повредившись.

— Аг! — крикнул отец Федор. — Я т-тебе покжу!

И он бросился н стул, кк н живую тврь. Вмиг стул был изрублен в кпусту. Отец Федор не слышл удров топор о дерево, о репс и о пружины. В могучем реве шторм глохли, кк в войлоке, все посторонние звуки.

— Аг! Аг! Аг! — приговривл отец Федор, рубя с плеч.

Стулья выходили из строя один з другим. Ярость отц Федор все увеличивлсь. Увеличивлся и шторм. Иные волны добирлись до смых ног отц Федор.

От Бтум до Синоп стоял великий шум. Море бесилось и срывло свое бешенство н кждом суденышке. Проход «Ленин», чдя двумя своими трубми и тяжело оседя н корму, подходил к Новороссийску. Шторм вертелся в Черном море, выбрсывя тысячетонные влы н берег Трпезонт, Ялты, Одессы и Констнцы. З тишиной Босфор и Дрднелл гремело Средиземное море. З Гибрлтрским проливом бился о Европу Атлнтический окен. Сердитя вод опоясывл земной шр.

А н бтумском берегу стоял крохотный лчный человечек и, обливясь потом, рзрубл последний стул. Через минуту все было кончено. Отчяние охвтило отц Федор. Бросив остолбенелый взгляд н нвороченную им гору ножек, спинок и пружин, отец Федор попятился нзд. Волн схвтил его з ноги. Отец Федор звизжл и, вымокший, бросился н шоссе. Большя волн грянулсь о то место, где только что стоял отец Федор, и, ктясь нзд, увлекл с собою весь исклеченный грнитур генерльши Поповой. Отец Федор уже не видел этого. Он брел по шоссе, согнувшись и прижимя к груди мокрый кулк.

Он вошел в Бтум, сослепу ничего не видя вокруг. Положение его было смое ужсное. З пять тысяч километров от дом, с двдцтью рублями в крмне доехть в родной город — было положительно невозможно.

Отец Федор миновл турецкий бзр, н котором ему идельным шепотом советовли купить пудру Коти[482], шелковые чулки и необндероленный сухумский тбк[483], потщился к вокзлу и зтерялся в толпе носильщиков.

Глв XLI

Под облкми

Через три дня после сделки концессионеров с монтером Мечниковым тетр Колумб выехл в Тифлис по железной дороге через Мхчклу и Бку. Все эти три дня концессионеры, не удовлетворившиеся содержимым вскрытых н Мшуке двух стульев, ждли от Мечников третьего, последнего из колумбовских стульев. Но монтер, измученный нрзном, обртил все двдцть рублей н покупку простой водки и дошел до ткого состояния, что содержлся взперти — в бутфорской.

— Вот вм и Кислые воды! — зявил Остп, узнв об отъезде тетр. — Сучья лп этот монтер. Имей после этого дело с терботникми!

Остп стл горздо суетливее, чем прежде. Шнсы н отыскние сокровищ увеличились безмерно.

— В Тифлисе, — скзл Остп, — нм нечего лениться. Нужны деньги н поездку во Влдиквкз. Оттуд мы поедем в Тифлис н втомобиле по Военно-Грузинской дороге. Очровтельные виды. Зхвтывющий пейзж. Чудный горный воздух! И в финле — всего сто пятьдесят тысяч рублей ноль ноль копеек. Есть смысл продолжть зседние.

Но выехть из Минерльных Вод было не тк-то легко. Воробьянинов окзлся бездрным железнодорожным зйцем, и тк кк попытки его сесть в поезд окзлись безуспешными, то ему пришлось выступить около «Цветник» в кчестве бывшего попечителя учебного округ. Это имело весьм млый успех. Дв рубля з двендцть чсов тяжелой и унизительной рботы. Сумм, однко, достточня для проезд во Влдиквкз.

В Беслне Остп, ехвшего без билет, согнли с поезд, и великий комбинтор дерзко бежл з поездом версты три, грозя ни в чем не виновному Ипполиту Мтвеевичу кулкм. После этого Остпу удлось вскочить н ступеньку медленно подтягивющегося к Квкзскому хребту поезд. С этой позиции Остп с любопытством взирл н рзвернувшуюся перед ним пнорму квкзской горной цепи.

Был четвертый чс утр. Горные вершины осветились темно-розовым солнечным светом. Горы не понрвились Остпу.

— Слишком много шику! — скзл он. — Дикя крсот. Вообржение идиот. Никчемня вещь.[484]

У Влдиквкзского вокзл приезжющих ждл большой открытый втобус Зквтопромторг[485], и лсковые люди говорили:

— Кто поедет по Военно-Грузинской дороге — тех в город везем бесплтно.

— Куд же вы, Кис? — скзл Остп. — Нм в втобус. Пусть везут, рз бесплтно.

Подвезенный втобусом к конторе Зквтопромторг, Остп, однко, не поспешил зписться н место в мшине. Оживленно беседуя с Ипполитом Мтвеевичем, он любовлся опояснной облком Столовой горой и, нходя, что гор действительно похож н стол, быстро удлился.

Во Влдиквкзе пришлось просидеть несколько дней. Но все попытки достть деньги н проезд по Военно-Грузинской дороге или совершенно не приносили плодов, или двли средств, достточные лишь для дневного пропитния. Попытк взимть с грждн гривенники не удлсь. Квкзский хребет был нстолько высок и виден, что брть з его покз деньги не предствлялось возможным. Его было видно почти отовсюду. Других же крсот во Влдиквкзе не было. Что же ксется Терек, то протекл он мимо «Трек»[486], з вход в который деньги взимл город без помощи Остп. Сбор подяний, произведенный Ипполитом Мтвеевичем, принес з дв дня триндцть копеек.

Тогд Остп извлек из тйников своего походного пиджк колоду крт и, зсев у дороги при выезде из город, зтеял игру в три крты. Рядом с ним стоял проинструктировнный Ипполит Мтвеевич, который должен был игрть роль восторженного зрителя, удивленного легкостью выигрыш. Позди друзей в облкх рисовлись горные кряжи и снежные пики.

— Крсненькя выигрет, черненькя проигрет! — кричл Остп.

Перед собрвшейся толпой соплеменных гор[487], ингушей и осетинов в войлочных шляпх Остп бросл рубшкми вверх три крты, из которых одн был крсной мсти и две — черной. Любому гржднину предлглось поствить н крсненькую крту любую ствку. Угдвшему Остп брлся уплтить н месте.

— Крсненькя выигрет, черненькя проигрет! Зметил — ствь! Угдл — деньги збирй!

Горцев тешил простот игры и легкость выигрыш. Крсня крт н глзх у всех ложилсь нпрво или нлево, и не было никкого труд угдть, куд он легл.

Зрители постепенно стли втягивться в игру, и Остп для блезир уже проигрл копеек сорок. К толпе присоединился всдник в коричневой черкеске, в рыжей бршковой шпочке и с обычным кинжлом н вплом животе.

— Крсненькя выигрет, черненькя проигрет! — зпел Остп, подозревя нживу. — Зметил — ствь! Угдл — деньги збирй!

Остп сделл несколько пссов и метнул крты.

— Вот он! — крикнул всдник, сосккивя с лошди. — Вон крсненькя! Я хорошо зметил!

— Ствь деньги, кцо, если зметил, — скзл Остп.

— Проигрешь! — скзл горец.

— Ничего. Проигрю — деньги зплчу, — ответил Остп.

— Десять рублей ствлю.

— Поствь деньги.

Горец рспхнул полы черкески и вынул порыжелый кошель.

— Вот крсненькя! Я хорошо видел.

Игрок приподнял крту. Крт был черня.

— Еще крточку? — спросил Остп, пряч выигрыш.

— Бросй.

Остп метнул.

Горец проигрл еще двдцть рублей. Потом еще тридцть. Горец во что бы то ни стло решил отыгрться. Всдник пошел н весь проигрыш. Остп, двно не тренироввшийся в три крточки и утртивший былую квлификцию, передернул н этот рз весьм неудчно.

— Отдй деньги! — крикнул горец.

— Что?! — зкричл Остп. — Люди видели! Никкого мошенств!

— Люди видели, не видели — их дело. Я видел, ты крту менял, вместо крсненькой черненькую клл! Двй деньги нзд!

С этими словми горец подступил к Остпу. Великий комбинтор стойко перенес первый удр по голове и дл ошеломляющую сдчу. Тогд н Остп нбросилсь вся толп. Ипполит Мтвеевич убежл в город. Вспыльчивые ингуши били Остп недолго. Они остыли тк же быстро, кк остывет ночью горный воздух. Через десять минут горец с отвоевнными общественными деньгми возврщлся в свой ул, толп возвртилсь к будничным своим делм, Остп, элегнтно и длеко сплевывя кровь, сочившуюся из рзбитой десны, поковылял н соединение с Ипполитом Мтвеевичем.

— Довольно, — скзл Остп, — выход один: идти в Тифлис пешком. В пять дней мы пройдем двести верст. Ничего, ппш, очровтельные горные виды, свежий воздух… Нужны деньги н хлеб и любительскую колбску. Можете прибвить к своему лексикону несколько итльянских фрз, это уж кк хотите, но к вечеру вы должны нсобирть не меньше двух рублей!.. Обедть сегодня не придется, дорогой товрищ. Увы! Плохие шнсы!..

Спозрнку концессионеры перешли мостик через Терек, обошли кзрмы и углубились в зеленую долину, по которой шл Военно-Грузинскя дорог.

— Нм повезло, Кис, — скзл Остп, — ночью шел дождь, и нм не придется глотть пыль. Вдыхйте, предводитель, чистый воздух. Пойте. Вспоминйте квкзские стихи. Ведите себя кк полгется!..

Но Ипполит Мтвеевич не пел и не вспоминл стихов. Дорог шл н подъем. Ночи, проведенные под открытым небом, нпоминли о себе колотьем в боку, тяжестью в ногх, любительскя колбс — постоянной и мучительной изжогой. Он шел, склонившись нбок, держ в руке пятифунтовый хлеб, звернутый во влдиквкзскую гзету, и чуть волоч левую ногу.

Опять идти! Н этот рз в Тифлис, н этот рз по крсивейшей в мире дороге. Ипполиту Мтвеевичу было все рвно. Он не смотрел по сторонм, кк Остп. Он решительно не змечл Терек, который нчинл уже погромыхивть н дне долины. И только сияющие под солнцем ледяные вершины что-то смутно ему нпоминли — не то блеск бриллинтов, не то лучшие глзетовые гробы мстер Безенчук.

До первой почтовой стнции — Блты — путники шли в сфере влияния Столовой горы. Ее плотный слоновый мссив с прожилкми снег шел з ними верст десять. Путников обогнл снчл легковой втомобиль Зквтопромторг, через полчс — втобус, везший не менее сорок туристов и не больше ст двдцти чемоднов.

— Клняйтесь Кзбеку! — крикнул Остп вдогонку мшине. — Поцелуйте его в левый ледник!

После втомобилей долго еще в горх пхло бензинным перегром и рзогретой резиной. Звонко бренч, обгоняли путников рбы горцев. Нвстречу из-з поворот выехл фэтон.

В Блте Остп выдл Ипполиту Мтвеевичу вершок колбсы и см съел вершк дв.

— Я кормилец семьи, — скзл он, — мне полгется усиленное питние.

После Блты дорог вошл в ущелье и двинулсь узким крнизом, высеченным в темных отвесных склх. Спирль дороги звивлсь кверху, и вечером концессионеры очутились н стнции Лрс в тысяче метров нд уровнем моря.

Переночевли в бедном духне бесплтно и дже получили по сткну молок, прельстив хозяин и его гостей крточными фокусми.

Утро было тк прелестно, что дже Ипполит Мтвеевич, спрыснутый горным воздухом, зшгл бодрее вчершнего.

З стнцией Лрс сейчс же встл грндиозня стен Бокового хребт. Долин Терек змкнулсь тут узкими теснинми. Пейзж стновился все мрчнее, ндписи н склх многочисленнее. Тм, где склы тк сдвили течение Терек, что пролет мост рвен всего десяти сженям, тм концессионеры увидели столько ндписей н склистых стенкх ущелья, что Остп, збыв о величественности Дрьяльского ущелья, зкричл, стрясь перебороть грохот и стоны Терек:

— Великие люди! Обртите внимние, предводитель. Видите, чуть повыше облк и несколько ниже орл. Ндпись: «Коля и Мик, июль 1914 г.[488]» Незбывемое зрелище! Обртите внимние н художественность исполнения! Кждя букв величиною в метр и нрисовн мсляной крской! Где вы сейчс, Коля и Мик?

Здумлся и Ипполит Мтвеевич.

Где вы, Коля и Мик? И что вы теперь, Коля и Мик, делете? Рзжирели, нверное, пострели? Небось теперь и н четвертый этж не подыметесь, не то что под облк — имен свои рисовть.

Где же вы, Коля, служите? Плохо служится, говорите? Золотое детство вспоминете? Ккое же оно у вс золотое? Это пчкнье-то ущелий вы считете золотым детством? Коля, вы ужсны! И жен вш Мик противня женщин, хотя он виновт меньше вшего. Когд вы чертили свое имя, вися н скле, Мик стоял внизу н шоссе и глядел н вс влюбленными глзми. Тогд ей кзлось, что вы второй Печорин. Теперь он знет, кто вы ткой. Вы просто дурк! Д, д, все вы ткие — ползуны по крсотм! Печорин, Печорин, тм, гляди, по глупости отчет сблнсировть не можете!

— Кис, — продолжл Остп, — двйте и мы увековечимся. Збьем Мике бки. У меня, кстти, и мел есть! Ей-богу, полезу сейчс и нпишу: «Кис и Ося здесь были».[489]

И Остп, недолго думя, сложил н прпет, огрждвший шоссе от кипучей бездны Терек, зпсы любительской колбсы и стл поднимться н склу.

Ипполит Мтвеевич снчл следил з подъемом великого комбинтор, но потом рссеялся и, обернувшись, принялся рзглядывть фундмент змк Тмры[490], сохрнившийся н скле, похожей н лошдиный зуб.

В это время, в двух верстх от концессионеров, со стороны Тифлис в Дрьяльское ущелье вошел отец Федор. Он шел мерным солдтским шгом, глядя только вперед себя твердыми лмзными глзми и опирясь н высокую клюку с згнутым концом, кк библейский первосвященник.

Н последние деньги отец Федор доехл до Тифлис и теперь шгл н родину пешком, питясь доброхотными дяниями. При переходе через Крестовый перевл (2345 метров нд уровнем моря) его укусил орел. Отец Федор змхнулся н дерзкую птицу клюкою и пошел дльше. Он шел, зпутвшись в облкх, и бормотл:

— Не корысти рди, токмо волею послвшей мя жены!

Эту же фрзу он повторял, войдя в Дрьяльское ущелье. Рсстояние между вргми сокрщлось. Поворотив з острый выступ, отец Федор нлетел н стрик в золотом пенсне.

Ущелье рскололось в глзх отц Федор. Терек прекртил свой тысячелетний крик. Отец Федор узнл Воробьянинов. После стршной неудчи в Бтуме, после того, кк все ндежды рухнули, новя возможность зполучить богтство повлиял н отц Федор необыкновенным обрзом.

Он схвтил Ипполит Мтвеевич з тощий кдык и, сжимя пльцы, зкричл охрипшим голосом:

— Куд девл сокровище убиенной тобою тещи?

Ипполит Мтвеевич, ничего подобного не ждвший, молчл, выктив глз тк, что они почти соприкслись со стеклми пенсне.

— Говори! — прикзывл отец Федор. — Покйся, грешник!

Воробьянинов почувствовл, что теряет дыхние.

Тут отец Федор, уже торжествоввший победу, увидел прыгвшего по скле Бендер. Технический директор спусклся вниз, крич во все горло:

Великий испуг порзил сердце отц Федор. Он мшинльно продолжл держть предводителя з горло, но коленки у него зтряслись.

— А, вот это кто?! — дружелюбно зкричл Остп. — Конкурирующя оргнизция!

Отец Федор не стл медлить. Повинуясь блгодетельному инстинкту, он схвтил концессионную колбсу и хлеб и побежл прочь.

— Бейте его, товрищ Бендер, — кричл с земли отдышвшийся Ипполит Мтвеевич.

— Лови его! Держи!

Остп зсвистл и зулюлюкл.

— Тю-у-у! — кричл он, пускясь вдогонку. — Битв при пирмидх[492] или Бендер н охоте! Куд же вы бежите, клиент? Могу вм предложить хорошо выпотрошенный стул!

Отец Федор не выдержл муки преследовния и полез н совершенно отвесную склу. Его толкло вверх сердце, поднимвшееся к смому горлу, и особенный, известный только одним трусм, зуд в пяткх. Ноги сми отрывлись от грнитов и несли своего повелителя вверх.

— У-у-у! — кричл Остп снизу. — Держи его!

— Он унес нши припсы! — звопил Ипполит Мтвеевич, подбегя к Остпу.

— Стой! — згремел Остп. — Стой, тебе говорю!

Но это придло только новые силы изнемогшему было отцу Федору. Он взвился и в несколько скчков очутился сжен н десять выше смой высокой ндписи.

— Отдй колбсу! — взывл Остп. — Отдй колбсу, дурк! Я все прощу![493]

Отец Федор уже ничего не слышл. Он очутился н ровной площдке, збрться н которую не удвлось до сих пор ни одному человеку. Отцом Федором овлдел тоскливый ужс. Он понял, что слезть вниз ему никк невозможно. Скл шл и опусклсь н шоссе перпендикулярно, и об обртном спуске нечего было и думть. Он посмотрел вниз. Тм бесновлся Остп, и н дне ущелья поблескивло золотое пенсне предводителя.

— Я отдм колбсу! — зкричл отец Федор. — Снимите меня!

В ответ грохотл Терек и из змк Тмры неслись стрстные крики. Тм жили совы.

— Сними-ите меня! — жлобно кричл отец Федор.

Он видел все мневры концессионеров. Они бегли под склой и, судя по жестм, мерзко сквернословили.

Через чс легший н живот и спустивший голову вниз отец Федор увидел, что Бендер и Воробьянинов уходят в сторону Крестового перевл.

Спустилсь быстря ночь. В кромешной тьме и в дском гуле под смым облком дрожл и плкл отец Федор. Ему уже не нужны были земные сокровищ. Он хотел только одного — вниз, н землю.

Ночью он ревел тк, что временми зглушл Терек, утром подкрепился любительской колбсой с хлебом и стнински хохотл нд пробегвшими внизу втомобилями. Остток дня он провел в созерцнии гор и небесного светил — солнц. Ночью он увидел црицу Тмру. Цриц прилетел к нему из своего змк и кокетливо скзл:[494]

— Соседями будем.

— Мтушк! — с чувством скзл отец Федор. — Не корысти рди…

— Зню, зню, — зметил цриц, — токмо волею послвшей тя жены.

— Откуд ж вы знете? — удивился отец Федор.

— Д уж зню. Зходили бы, сосед. В шестьдесят шесть поигрем! А?

Он зсмеялсь и улетел, пускя в ночное небо шутихи.

Н третий день отец Федор стл проповедовть птицм. Он почему-то склонял их к лютернству.

— Птицы, — говорил он им звучным голосом, — покйтесь в своих грехх публично!

Н четвертый день его покзывли уже снизу экскурснтм.

— Нпрво — змок Тмры, — говорили опытные проводники, — нлево живой человек стоит, чем живет и кк туд попл — тоже неизвестно.

— И дикий же нрод! — удивлялись экскурснты. — Дети гор!

Шли облк. Нд отцом Федором кружились орлы. Смый смелый из них укрл остток любительской колбсы и взмхом крыл сбросил в пенящийся Терек фунт полтор хлеб.

Отец Федор погрозил орлу пльцем и, лучезрно улыбясь, прошептл:

— Птичк божия не знет ни зботы, ни труд, хлопотливо не свивет долговечного гнезд.[495]

Орел покосился н отц Федор, зкричл «ку-ку-ре-ку» и улетел.

— Ах, орлуш, орлуш, большя ты стерв!

Через десять дней из Влдиквкз прибыл пожрня комнд с ндлежщим обозом и приндлежностями и снял отц Федор.

Когд его снимли, он хлопл рукми и пел лишенным приятности голосом:

— И будешь ты цр-р-рицей ми-и-и-и-рр, подр-р-руг ве-е-ечня моя!

И суровый Квкз многокртно повторил слов М.Ю. Лермонтов и музыку А. Рубинштейн.[496]

— Не корысти рди, — скзл отец Федор брндмейстеру, — токмо…

Хохочущего священник н пожрной колеснице увезли в психитрическую лечебницу.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Глв XLII

Землетрясение

— Кк вы думете, предводитель, — спросил Остп, когд концессионеры подходили к селению Сиони, — чем можно зрботть в этой чхлой местности, нходящейся н двухверстной высоте нд уровнем моря?

Ипполит Мтвеевич молчл. Единственное знятие, которым он мог бы снискть себе жизненные средств, было нищенство, но здесь, н горных спирлях и крнизх, просить было не у кого.

Впрочем, и здесь существовло нищенство, но нищенство совершенно особое — льпийское. К кждому пробегвшему мимо селения втобусу или легковому втомобилю подбегли дети и исполняли перед движущейся удиторией несколько п нурской лезгинки. После этого дети бежли з мшиной, крич:

— Двй денги! Денги двй!

Пссжиры швыряли пятки и возносились к Крестовому перевлу.

— Святое дело, — скзл Остп, — кпитльные зтрты не требуются, доходы не велики, но в ншем положении ценны.

К двум чсм второго дня пути Ипполит Мтвеевич. под нблюдением великого комбинтор, исполнил перед летучими пссжирми свой первый тнец. Тнец этот был похож н мзурку, но пссжиры, пресыщенные дикими крсотми Квкз, сочли его з лезгинку и вознгрдили тремя пяткми. Перед следующей мшиной, которя окзлсь втобусом, шедшим из Тифлис во Влдиквкз,

— Двй денги! Денги двй! — зкричл он сердито.

Смеющиеся пссжиры щедро вознгрдили его прыжки. Остп собрл в дорожной пыли тридцть копеек. Но тут сионские дети осыпли конкурентов кменным грдом. Спсясь из-под обстрел, путники скорым шгом нпрвились в ближний ул, где истртили зрботнные деньги н сыр и чуреки.

В этих знятиях концессионеры проводили свои дни. Ночевли они в горских склях. Н четвертый день они спустились по зигзгм шоссе в Кйшурскую долину. Тут было жркое солнце, и кости компньонов, порядком промерзшие н Крестовом перевле, быстро отогрелись.

Дрьяльские склы, мрк и холод перевл сменились зеленью и домовитостью глубочйшей долины. Путники шли нд Аргвой, спусклись в долину, нселенную людьми, изобилующую домшним скотом и пищей. Здесь можно было выпросить кое-что, что-то зрботть или просто укрсть. Это было Зквкзье.

Повеселевшие концессионеры пошли быстрее.

В Псснуре, в жрком богтом селении с двумя гостиницми и несколькими духнми, друзья выпросили чурек и злегли в кустх нпротив гостиницы «Фрнция» с сдом и двумя медвежтми н цепи. Они нслждлись теплом, вкусным хлебом и зслуженным отдыхом.

Впрочем, скоро отдых был нрушен визгом втомобильных сирен, шорохом новых покрышек по кремневому шоссе и рдостными возглсми. Друзья выглянули. К «Фрнции» подктили цугом три однотипных новеньких втомобиля. Автомобили бесшумно остновились. Из первой мшины выпрыгнул Персицкий. З ним вышел «Суд и быт», рспрвляя зпыленные волосы. Потом из всех мшин повлили члены втомобильного клуб гзеты «Стнок».

— Привл! — зкричл Персицкий. — Хозяин! Пятндцть шшлыков!

Во «Фрнции» зходили сонные фигуры и рздлись крики брн, которого волокли з ноги н кухню.

— Вы не узнете этого молодого человек? — спросил Остп. — Это репортер со «Скрябин», один из критиков ншего трнспрнт. С кким, однко, шиком они приехли. Что это знчит?

Остп приблизился к пожиртелям шшлык и элегнтнейшим обрзом рсклнялся с Персицким.

— Бонжур! — скзл репортер. — Где это я вс видел, дорогой товрищ? А--! Припоминю. Художник со «Скрябин»! Не тк ли?

Остп прижл руку к сердцу и учтиво поклонился.

— Позвольте, позвольте, — продолжл Персицкий, облдвший цепкой пмятью репортер. — Не н вс ли это в Москве н Свердловской площди нлетел извозчичья лошдь?

— Кк же, кк же! И еще, по вшему меткому выржению, я якобы отделлся легким испугом.

— А вы тут кк, по художественной чсти орудуете?

— Нет, я с экскурсионными целями.

— Пешком?

— Пешком. Специлисты утверждют, что путешествие по Военно-Грузинской дороге н втомобиле — просто глупость!

— Не всегд глупость, дорогой мой, не всегд! Вот мы, нпример, едем не тк-то уж глупо. Мшинки, кк видите, свои, подчеркивю — свои, коллективные. Прямое сообщение Москв — Тифлис. Бензину уходит н грош. Удобство и быстрот передвижения. Мягкие рессоры. Европ!

— Откуд у вс все это? — звистливо спросил Остп. — Сто тысяч выигрли?

— Сто не сто, пятьдесят выигрли.

— В девятку?

— Н облигцию, приндлежщую втомобильному клубу.

— Д, — скзл Остп, — и н эти деньги вы купили втомобили?

— Кк видите.

— Тк-с. Может быть, вм нужен стршой? Я зню одного молодого человек. Непьющий.

— Ккой стршой?

— Ну ткой… Общее руководство, деловые советы, нглядное обучение по комплексному методу… А?

— Я вс понимю. Нет, не нужен.

— Не нужен?

— Нет. К сожлению. И художник ткже не нужен.

— В тком случе зймите десять рублей!

— Авдотьин, — скзл Персицкий. — Будь добр, выдй этому гржднину з мой счет три рубля. Рсписки не ндо. Это лицо не подотчетное.

— Этого крйне мло, — зметил Остп, — но я принимю. Я понимю всю зтруднительность вшего положения. Конечно, если бы вы выигрли сто тысяч, то, вероятно, зняли бы мне целую пятерку. Но ведь вы выигрли всего-нвсего пятьдесят тысяч рублей ноль ноль копеек! Во всяком случе — блгодрю!

Бендер учтиво снял шляпу. Персицкий учтиво снял шляпу. Бендер прелюбезно поклонился. Персицкий ответил любезнейшим поклоном. Бендер приветственно помхл рукой. И Персицкий, сидя у руля, сделл ручкой. Но Персицкий уехл в прекрсном втомобиле к сияющим длям, в обществе веселых друзей, великий комбинтор остлся н пыльной дороге с дурком-компньоном.

— Видли вы этот блеск? — спросил Остп Ипполит Мтвеевич.

— Зквтопромторг или чстное общество «Мотор»[497]? — деловито осведомился Воробьянинов, который з несколько дней пути отлично познкомился со всеми видми втотрнспорт н дороге. — Я хотел было подойти к ним потнцевть.

— Вы скоро совсем отупеете, мой бедный друг. Ккой же это Зквтопромторг? Эти люди, слышите, Кис, вы-и-гр-ли пятьдесят тысяч рублей. Вы сми видите, Кисуля, кк они веселы и сколько они нкупили всякой мехнической дряни! Когд мы получим нши деньги — мы истртим их горздо рционльнее. Не првд ли?

И друзья, мечтя о том, что они купят, когд стнут богчми, вышли из Псснур. Ипполит Мтвеевич живо вообржл себе покупку новых носков и отъезд з грницу. Мечты Остп были обширнее. Его проекты были грндиозны. Не то згрждение Голубого Нил плотиной, не то открытие игорного особняк в Риге с филилми во всех лимитрофх[498].

Н третий день, перед обедом, миновв скучные и пыльные мест: Аннур, Душет и Цилкны, путники подошли к Мцхету — древней столице Грузии. Здесь Кур поворчивл к Тифлису. Вечером путники миновли ЗАГЭС — Земо-Авчльскую гидроэлектростнцию. Стекло, вод и электричество сверкли рзличными огнями. Все это отржлось и дрожло в быстро бегущей Куре.

Здесь концессионеры свели дружбу с крестьянином, который привез их н рбе в Тифлис к одинндцти чсм вечер, в тот смый чс, когд вечерняя свежесть вызывет н улицу истомившихся после душного дня жителей грузинской столицы.

— Городок неплох, — скзл Остп, выйдя н проспект Шот Руствели, — вы знете, Кис…

Вдруг Остп, недоговорив, бросился з кким-то гржднином, шгов через десять нстиг его и стл оживленно с ним беседовть. Потом быстро вернулся и ткнул Ипполит Мтвеевич пльцем в бок.

— Знете, кто это? — шепнул он быстро. — Это «Одесскя бубличня ртель „Московские брнки“». Гржднин Кислярский. Идем к нему. Сейчс вы снов, кк это ни прдоксльно, гигнт мысли и отец русской демокртии. Не збывйте ндувть щеки и шевелить усми. Ах, черт возьми! Ккой случй! Фортун! Если я его сейчс не вскрою н пятьсот рублей — плюньте мне в глз! Идем! Идем!

Действительно, в некотором отдлении от концессионеров стоял молочно-голубой от стрх Кислярский в чесучовом костюме и кнотье[499].

— Вы, кжется, знкомы, — скзл Остп шепотом, — вот особ, приближення к импертору, гигнт мысли и отец русской демокртии. Не обрщйте внимния н его костюм. Это для конспирции. Везите нс куд-нибудь немедленно. Нм нужно поговорить.

Кислярский, приехвший н Квкз, чтобы отдохнуть от стргородских потрясений, был совершенно подвлен. Мурлыч ккую-то чепуху о зстое в брночно-бубличном деле, Кислярский посдил стршных знкомцев в экипж с посеребренными спицми и подножкой и повез их к горе Двид. Н вершину этой ресторнной горы поднялись по кнтной железной дороге. Тифлис в тысячх огней медленно уползл в преисподнюю. Зговорщики подымлись прямо к звездм.

Ресторнные столы были рсствлены прямо н трве. Глухо бубнил квкзский оркестр, и мленькя девочк, под счстливыми взглядми родителей, по собственному почину тнцевл между столикми лезгинку.

— Прикжите чего-нибудь подть! — втолковывл Бендер.

По прикзу опытного Кислярского было подно вино, зелень и соленый грузинский сыр.

— И поесть чего-нибудь, — скзл Остп. — Если бы вы знли, дорогой господин Кислярский, что нм пришлось перенести сегодня с Ипполитом Мтвеевичем, вы бы подивились ншему мужеству.

«Опять, — с отчянием подумл Кислярский. — Опять нчинются мои мучения. И почему я не поехл в Крым? Я же ясно хотел ехть в Крым! И Генриетт советовл!»

Но он безропотно зкзл дв шшлык и повернул к Остпу свое услужливое лицо.

— Тк вот, — скзл Остп, оглядывясь по сторонм и понижя голос, — в двух словх. З нми следили уже дв месяц, и, вероятно, звтр н конспиртивной квртире нс будет ждть зсд. Придется отстреливться.[500]

У Кислярского посеребрились щеки.

— Мы рды, — продолжл Остп, — встретить в этой тревожной обстновке преднного борц з родину.

— Гм… д! — гордо процедил Ипполит Мтвеевич, вспоминя, с кким голодным пылом он тнцевл лезгинку невдлеке от Сиони.

Он нбивя рот сыром и зеленью. Он с удовольствием отрыгл винные пры, чтобы продлить нслждение. Остп метнул н него сердитый взгляд, и Ипполит Мтвеевич подвился зеленой луковкой.

— Д! — шептл Остп. — Мы ндеемся с вшей помощью порзить врг. Я дм вм прбеллум.

— Не ндо, — твердо скзл Кислярский.

В следующую минуту выяснилось, что председтель биржевого комитет не имеет возможности принять учстие в звтршней битве. Он очень сожлеет, но не может. Он незнком с военным делом. Потому-то его и выбрли председтелем биржевого комитет. Он в полном отчянии, но для спсения жизни отц русской демокртии (см он стрый октябрист) готов окзть возможную финнсовую помощь.

— Вы верный друг отечеств! — торжественно скзл Остп, зпивя пхучий шшлык слденьким кипини. — Пятьсот рублей могут спсти отц русской демокртии.

— Скжите, — спросил Кислярский жлобно, — двести рублей не могут спсти гигнт мысли?

Остп не выдержл и под столом восторженно пнул Ипполит Мтвеевич ногой.

— Я думю, — скзл Ипполит Мтвеевич, — что торг здесь неуместен!

Он сейчс же получил пинок в ляжку, что ознчло: «Брво, Кис, брво, что знчит школ».

Кислярский первый рз в жизни услышл голос гигнт мысли. Он тк порзился этому обстоятельству, что немедленно передл Остпу пятьсот рублей. После этого он уплтил по счету и, оствив друзей з столиком, удлился по причине головной боли. Через полчс он отпрвил жене в Стргород телегрмму: «Еду твоему совету Крым всякий случй готовь корзинку».

Долгие лишения, которые испытл Остп Бендер, требовли немедленной компенсции. Поэтому в тот же вечер великий комбинтор нпился н ресторнной горе до столбняк и чуть не выпл из вгон фуникулер н пути в гостиницу. Н другой день он привел в исполнение двнишнюю свою мечту. Купил дивный серый в яблокх костюм. В этом костюме было жрко, но он все-тки ходил в нем, обливясь потом. Воробьянинову в мгзине готового плтья Тифкооперции был куплен белый пикейный костюм и морскя фуржк с золотым клеймом неизвестного яхт-клуб. В этом одеянии Ипполит Мтвеевич походил н торгового дмирл-любителя. Стн его выпрямился. Походк сделлсь твердой.

— Ах! — говорил Бендер. — Высокий клсс! Если б я был женщиной, то делл бы ткому мужественному крсвцу, кк вы, восемь процентов скидки с обычной цены. Ах! Ах! В тком виде мы можем врщться! Вы умеете врщться, Кис?

— Товрищ Бендер! — твердил Воробьянинов. — Кк же будет со стулом? Нужно рзузнть, что с тетром!

— Хо-хо! — возрзил Остп, тнцуя со стулом в большом мвритнском номере гостиницы «Ориент». — Не учите меня жить. Я теперь злой. У меня есть деньги. Но я великодушен. Дю вм двдцть рублей и три дня н рзгрбление город! Я — кк Суворов!.. Грбьте город. Кис! Веселитесь!

И Остп, рзмхивя бедрми, зпел в быстром темпе:

Друзья беспробудно пьянствовли целую неделю. Адмирльский костюм Воробьянинов покрылся рзноцветными винными яблокми, яблоки н костюме Остп рсплылись и слились в одно большое рдужное яблоко.

— Здрвствуйте! — скзл н восьмое утро Остп, которому с похмелья пришло в голову почитть «Зрю Восток». — Слушйте вы, пьянчуг, что пишут в гзетх умные люди! Слушйте!

Тетрльня хроник

Вчер, 3 сентября, зкончив гстроли в Тифлисе, выехл н гстроли в Ялту Московский тетр Колумб. Тетр предполгет пробыть в Крыму до нчл зимнего сезон в Москве.

— Аг! Я вм говорил! — скзл Воробьянинов.

— Что вы мне говорили? — окрысился Остп.

Однко он был смущен. Эт оплошность был ему очень неприятн. Вместо того, чтобы зкончить курс погони з сокровищми в Тифлисе, теперь приходилось еще перебрсывться н Крымский полуостров. Остп срзу взялся з дело. Были куплены билеты в Бтум и зкзны мест во втором клссе проход «Пестель», который отходил из Бтум н Одессу 7 сентября в 23 чс по московскому времени.

В ночь с десятого н одинндцтое сентября, когд «Пестель», не зходя в Анпу из-з шторм, повернул в открытое море и взял курс прямо н Ялту, Ипполиту Мтвеевичу, блеввшему весь день и только теперь зснувшему, приснился сон.

Ему снилось, что он в дмирльском костюме стоял н блконе своего стргородского дом и знл, что стоящя внизу толп ждет от него чего-то. Большой подъемный крн опустил к его ногм свинью в черных яблочкх. Пришел дворник Тихон в пиджчном костюме и, ухвтив свинью з здние ноги, скзл:

— Эх, туды его в кчель! Рзве «Нимф» кисть дет!

В рукх Ипполит Мтвеевич очутился кинжл. Им он удрил свинью в бок, и из большой широкой рны посыплись и зсккли по цементу бриллинты. Они прыгли и стучли все громче. И под конец их стук стл невыносим и стршен.

Ипполит Мтвеевич проснулся от удр волны об иллюминтор.

К Ялте подошли в штилевую погоду, в изнуряющее солнечное утро. Опрвившийся от морской болезни предводитель крсовлся н носу возле колокол, укршенного литой слвянской вязью. Веселя Ялт выстроил вдоль берег свои крошечные лвочки и ресторны-поплвки. Н пристни стояли экипжики с брхтными сиденьями под полотняными вырезными тентми, втомобили и втобусы «Крымкурсо» и товриществ «Крымский шофер»[502]. Кирпичные девушки врщли рзвернутые зонтики и мхли плткми.

Друзья первыми сошли н рскленную нбережную. При виде концессионеров из толпы встречющих и любопытствующих вынырнул гржднин в чесучовом костюме и быстро зшгл к выходу из территории порт. Но было уже поздно. Охотничий глз великого комбинтор быстро рспознл чесучового гржднин.

— Подождите, Воробьянинов, — крикнул Остп.

И он бросился вперед тк быстро, что нстиг чесучового мужчину в десяти шгх от выход. Остп моментльно вернулся со ст рублями.

— Не дет больше. Впрочем, я не нстивл, то ему не н что будет вернуться домой.

И действительно, Кислярский в сей же чс удрл н втомобиле в Севстополь, оттуд третьим клссом домой, в Стргород.

Весь день концессионеры провели в гостинице, сидя голыми н полу и поминутно бегя в внную под душ. Но вод лилсь тепля, кк скверный чй. От жры не было спсения. Кзлось, что Ялт рстет и стечет в море.

К восьми чсм вечер, проклиня все стулья н свете, компньоны нпялили горячие штиблеты и пошли в тетр.

Шл «Женитьб». Измученный жрой Степн, стоя н рукх, чуть не пдл. Агфья Тихоновн бежл по проволоке, держ взмокшими рукми зонтик с ндписью: «Я хочу Подколесин». В эту минуту, кк и весь день, ей хотелось только одного — холодной воды со льдом. Публике тоже хотелось пить. Поэтому, может быть, и потому, что вид Степн, пожирющего горячую яичницу, вызывл отврщение, — публике спекткль не понрвился.

Концессионеры были удовлетворены, потому что их стул, совместно с тремя новыми пышными полукреслми рококо, был н месте.

Зпрятвшись в одну из лож, друзья терпеливо выждли окончния неимоверно зтянувшегося спекткля. Публик нконец рзошлсь, и ктеры побежли прохлждться. В тетре не остлось никого, кроме членов-пйщиков концессионного предприятия. Все живое выбежло н улицу под хлынувший нконец свежий дождь.

— З мной, Кис! — скомндовл Остп. — В случе чего мы — не ншедшие выход из тетр провинцилы.

Они пробрлись з сцену и, чиркя спичкми, но все же удряясь о гидрвлический пресс, обследовли всю сцену. Великий комбинтор побежл вверх по лестнице в бутфорскую.

— Идите сюд! — крикнул он сверху.

Воробьянинов, рзмхивя рукми, помчлся нверх.

— Видите? — скзл Остп, рзжигя спичку.

Из мглы выступил угол гмбсовского стул и сектор зонтик с ндписью: «хочу…»

— Вот! Вот нше будущее, нстоящее и прошедшее! Зжигйте, Кис, спички, я его вскрою.

И Остп полез в крмн з инструментми.

— Ну-с, — скзл он, протягивя руку к стулу, — еще одну спичку, предводитель.

Вспыхнул спичк, и, стрнное дело, стул см собой сккнул в сторону и вдруг, н глзх изумленных концессионеров, провлился сквозь пол.

— Мм! — крикнул Ипполит Мтвеевич, отлетя к стене, хотя не имел ни млейшего желния этого делть.

Со звоном выскочили стекл, и зонтик с ндписью «Я хочу Подколесин», подхвченный вихрем, вылетел в окно к морю. Остп лежл н полу, легко придвленный фнерными щитми.

Было двендцть чсов и четырндцть минут. Это был первый удр большого крымского землетрясения 1927 год[503]. Удр в девять бллов, причинивший неисчислимые бедствия всему полуострову, вырвл сокровище из рук концессионеров.

— Товрищ Бендер! Что это ткое? — кричл Ипполит Мтвеевич в ужсе.

Остп был вне себя. Землетрясение, ствшее н его пути! Это был единственный случй в его богтой прктике.

— Что это? — вопил Воробьянинов.

С улицы доносились крики, звон и шепот.

— Это то, что нм нужно немедленно удирть н улицу, пок нс не звлило стеной. Скорей! Скорей! Дйте руку, шляп!..

И они ринулись к выходу. К их удивлению, у двери, ведущей со сцены в переулок, лежл н спине целый и невредимый гмбсовский стул. Издв собчий визг, Ипполит Мтвеевич вцепился в него мертвой хвткой.

— Двйте плоскогубцы! — крикнул он Остпу.

— Идиот вы пршивый! — зстонл Остп. — Сейчс потолок обвлится, он тут с ум сходит! Скорее н воздух.

— Плоскогубцы! — ревел обезумевший Ипполит Мтвеевич.

— Ну вс к черту! Пропдйте здесь с вшим стулом! А мне моя жизнь дорог кк пмять!

С этими словми Остп кинулся к двери. Ипполит Мтвеевич злял и, подхвтив стул, побежл з Остпом. Кк только они очутились н середине переулк, земля тошно зштлсь под ногми, с крыши тетр повлилсь черепиц, и н том месте, которое концессионеры только что покинули, уже лежли остнки гидрвлического пресс.

— Ну, теперь двйте стул! — хлднокровно скзл Бендер. — Вм, я вижу, уже ндоело его держть.

— Не дм! — взвизгнул Ипполит Мтвеевич.

— Это что ткое? Бунт н корбле? Отдйте стул! Слышите?

— Это мой стул! — зклекотл Воробьянинов, перекрывя стон, плч и треск, несшиеся отовсюду.

— В тком случе получйте гонорр, стря клош!

И Остп удрил Воробьянинов медной лдонью по шее.

В эту же минуту по переулку промчлся пожрный обоз с фкелми, и при их трепетном свете Ипполит Мтвеевич увидел н лице Бендер ткое стршное выржение, что мгновенно покорился и отдл стул.

— Ну, теперь хорошо, — скзл Остп, переводя дыхние, — бунт подвлен. А сейчс возьмите стул и несите его з мной. Вы отвечете мне з целость вещи. Если дже будет удр в пятьдесят бллов, стул должен быть сохрнен. Поняли?

— Понял.

Всю ночь концессионеры блуждли вместе с пническими толпми, не решясь, кк и все, войти в покинутые дом, ожидя новых удров.

Н рссвете, когд стрх немного уменьшился, Остп выбрл местечко, поблизости которого не было ни стен, которые могли бы обвлиться, ни людей, которые могли бы помешть, и приступил к вскрытию стул. Результты вскрытия порзили обоих концессионеров. В стуле ничего не было. Ипполит Мтвеевич, не выдержвший всех потрясений ночи и утр, зсмеялся крысиным смешком. Непосредственно вслед з этим рздлся третий удр, земля рзверзлсь и поглотил пощженный первым толчком землетрясения и рзвороченный людьми гмбсовский стул, цветочки которого улыблись взошедшему в облчной пыли солнцу.

Ипполит Мтвеевич стл н четвереньки и, оборотив помятое лицо к мутно-бгровому солнечному диску, звыл. Слушя его, великий комбинтор свлился в обморок. Когд он очнулся, то увидел рядом с собой зросший лиловой щетиной подбородок Воробьянинов. Ипполит Мтвеевич тоже был без сознния.

— В конце концов, — скзл Остп голосом выздорвливющего тифозного, — теперь у нс остлось сто шнсов из ст. Последний стул (при слове «стул» Ипполит Мтвеевич очнулся) исчез в товрном дворе Октябрьского вокзл, но отнюдь не провлился сквозь землю. В чем дело? Зседние продолжется!

Где-то с грохотом пдли кирпичи. Протяжно кричл проходня сирен. Простоволося женщин в нижней юбке бежл посреди улицы.

Глв XLIII

Сокровище

В дождливый день конц октября Ипполит Мтвеевич без пиджк, в лунном жилете, осыпнном мелкой серебряной звездой, хлопотл в комнте Ивнопуло. Ипполит Мтвеевич рботл н подоконнике, потому что стол в комнте до сих пор не было. Великий комбинтор получил большой зкз по художественной чсти — н изготовление дресных тбличек для жилтовриществ. Исполнение тбличек по трфрету Остп возложил н Воробьянинов, см целый почти месяц, со времени приезд в Москву, кружил в рйоне Октябрьского вокзл, с непостижимой стрстью выискивя следы последнего, безусловно тящего в себе бриллинты мдм Петуховой, стул.

Нморщив лоб, Ипполит Мтвеевич трфретил железные досочки. З полгод бриллинтовой скчки он рстерял все свои привычки. Просыпясь по утрм, не пел он уже своих бонжуров и гутморгенов, длеко в прошлом остлся морозный с жилкой сткн, из которого пивл он молоко, будучи делопроизводителем згс уездного город N. И бронские споги с квдртными носми и низкими подборми, брошенные во время погони з тетром Колумб, гнили где-то н Тифлисской свлке. По ночм Ипполиту Мтвеевичу виделись горные хребты, укршенные дикими трнспрнтми, летл перед его глзми Изнуренков, подргивя коричневыми ляжкми, переворчивлись лодки, тонули люди, пдл с неб кирпич и рзверзшяся земля пускл в глз серный дым.

Остп, пребыввший ежедневно с Ипполитом Мтвеевичем, не змечл в нем никкой перемены. Между тем Ипполит Мтвеевич переменился необыкновенно. Если бы он пришел сейчс в свой родной згс, его, пожлуй, приняли бы з просителя и н приветствие ответили бы довольно небрежно. И походк у Ипполит Мтвеевич был уже не т, и выржение глз сделлось дикое, и ус торчл уже не прллельно земной поверхности, почти перпендикулярно, кк у пожилого кот.

Изменился Ипполит Мтвеевич и внутренне. В хрктере появились не свойственные ему рньше черты решительности и жестокости. Три эпизод постепенно воспитли в нем эти новые чувств. Чудесное спсение от тяжких кулков всюкинских любителей. Первый дебют по чсти нищенств у пятигорского «Цветник». И, нконец, землетрясение, после которого Ипполит Мтвеевич несколько повредился и зтил к своему компньону тйную ненвисть.

В последнее время Ипполит Мтвеевич был одержим сильнейшими подозрениями. Он боялся, что Остп вскроет стул см и, збрв сокровище, уедет, бросив его н произвол судьбы. Выскзывть свои подозрения он не смел, зня тяжелую руку Остп и непреклонный его хрктер. Ежедневно, сидя у окн з трфретом и подчищя строй ззубренной бритвой высохшие буквы, Ипполит Мтвеевич томился. Кждый день он опслся, что Остп больше не придет и он, бывший предводитель дворянств, умрет голодной смертью под мокрым московским збором.

Но Остп приходил кждый вечер, хотя рдостных вестей не приносил. Энергия и веселость его были неисчерпемы. Ндежд ни н одну минуту не покидл его.

В коридоре рздлся топот ног, кто-то грохнулся о несгоремый шкф, и фнерня дверь рспхнулсь с легкостью стрницы, перевернутой ветром. Н пороге стоял великий комбинтор. Он был весь злит водой, щеки его горели, кк яблочки. Он тяжело дышл.

— Ипполит Мтвеевич! — зкричл он. — Слушйте, Ипполит Мтвеевич!

Воробьянинов удивился. Никогд еще технический директор не нзывл его по имени и отчеству. И вдруг он понял.

— Есть? — выдохнул он.

— В том-то и дело, что есть. Ах, Кис, черт вс рздери!

— Не кричите, все слышно.

— Верно, верно, могут услышть, — зшептл Остп быстро, — есть. Кис, есть, и, если хотите, я могу продемонстрировть его сейчс же… Он в клубе железнодорожников. Новом клубе… Вчер было открытие… Кк я ншел? Чепух? Необыкновенно трудня вещь! Генильня комбинция! Блестящя комбинция, блестяще проведення до конц! Античное приключение!.. Одним словом, высокий клсс!..

Не ожидя, пок Ипполит Мтвеевич нпялит пиджк, Остп выбежл в коридор. Воробьянинов присоединился к нему н лестнице. Об, взволновнно збрсывя друг друг вопросми, мчлись по мокрым улицм н Клнчевскую площдь. Они не сообрзили дже, что можно сесть в трмвй.

— Вы одеты, кк спожник! — рдостно болтл Остп, — Кто тк ходит, Кис? Вм необходимы крхмльное белье, шелковые носочки и, конечно, цилиндр. В вшем лице есть что-то блгородное!.. Скжите, вы в смом деле были предводителем дворянств?..

Остп стл суетлив. Рньше з ним этого не водилось. Н рдостях, что сокровище, может быть, еще сегодня ночью перейдет в их руки, Остп позволял себе глупые и веселые выходки, толкл Ипполит Мтвеевич, подсккивл к девушкм из Ермковки и сулил им золотые горы.

Покзв предводителю стул, который стоял в комнте шхмтного кружк и имел смый обычный «гмбсовский вид», хотя и тил в себе несметные ценности, — Остп потщил Воробьянинов в коридор. Здесь не было ни души. Остп подошел к еще не змзнному н зиму окну и выдернул из гнезд здвижки обеих рм.

— Через это окошечко, — скзл он, — мы легко и нежно попдем в клуб в любой чс сегодняшней ночи. Зпомните, Кис, третье окно от прдного подъезд.

Друзья долго еще бродили по клубу под видом предствителей УОНО[504] и не могли ндивиться прекрсным злм и комнтм. Клуб был не велик, но построен лдно. Концессионеры несколько рз зходили в шхмтную комнту и с видимым интересом следили з рзвитием нескольких шхмтных пртий.

— Если бы я игрл в Всюкх, — скзл Остп, — сидя н тком стуле, я бы не проигрл ни одной пртии. Энтузизм не позволил бы. Однко пойдем, стричок, у меня двдцть пять рублей подкожных. Мы должны выпить пив и отдохнуть перед ночным визитом. Вс не шокирует пиво, предводитель? Не бед! Звтр вы будете лкть шмпнское в неогрниченном количестве.

Идя из пивной н Сивцев Вржек, Бендер стршно веселился и здирл прохожих. Он обнимл слегк зхмелевшего Ипполит Мтвеевич з плечи и говорил ему с нежностью:

— Вы чрезвычйно симптичный стричок, Кис, но больше десяти процентов я вм не дм. Ей-богу, не дм. Ну зчем вм, зчем вм столько денег?..

— Кк зчем? Кк зчем? — кипятился Ипполит Мтвеевич.

Остп чистосердечно смеялся и приникл щекой к мокрому рукву своего друг по концессии.

— Ну что вы купите, Кис? Ну что? Ведь у вс нет никкой фнтзии. Ей-богу, пятндцти тысяч вм з глз хвтит… Вы же скоро умрете, вы же стренький. Вм же деньги вообще не нужны… Знете, Кис, я, кжется, ничего вм не дм. Это бловство. А возьму я вс, Кисуля, к себе в секретри. А? Сорок рублей в месяц. Хрчи мои. Четыре выходных дня… А? Спецодежд тм, чевые, соцстрх… А? Доходит до вс это предложение?..

Ипполит Мтвеевич вырвл руку и быстро ушел вперед. Шутки эти доводили его до исступления.

Остп нгнл Воробьянинов у вход в розовый особнячок.

— Вы в смом деле н меня обиделись? — спросил Остп. — Я ведь пошутил. Свои три процент вы получите, Ей-богу, вм трех процентов достточно, Кис.

Ипполит Мтвеевич угрюмо вошел в комнту.

— А, Кис, — резвился Остп, — соглшйтесь н три процент. Ей-богу, соглшйтесь. Другой бы соглсился. Комнты вм покупть не ндо, блго Ивнопуло уехл в Тверь н целый год. А то все-тки ко мне поступйте, в кмердинеры… Теплое местечко. Обеспечення стрость! Чевые! А?..

Увидев, что Ипполит Мтвеевич ничем не рстормошишь, Остп слдко зевнул, вытянулся к смому потолку, нполнив воздухом широкую грудную клетку, и скзл:

— Ну, друже, готовьте крмны. В клуб мы пойдем перед рссветом. Это нилучшее время. Сторож спят и видят слдкие сны, з что их чсто увольняют без выходного пособия. А пок, дорогуш, советую вм отдохнуть.

Остп улегся н трех стульях, собрнных в рзных чстях Москвы, и, зсыпя, проговорил.

— А то кмердинером!.. Приличное жловнье… Хрчи… Чевые… Ну, ну, пошутил… Зседние продолжется! Лед тронулся, господ присяжные зседтели!

Это были последние слов великого комбинтор. Он зснул беспечным сном, глубоким, освежющим и не отягощенным сновидениями.

Ипполит Мтвеевич вышел н улицу. Он был полон отчяния и злобы. Лун прыгл по облчным кочкм. Мокрые решетки особняков жирно блестели. Гзовые фонри, окруженные веночкми водяной пыли, тревожно светились. Из пивной «Орел» вытолкнули пьяного. Пьяный зорл. Ипполит Мтвеевич поморщился и твердо пошел нзд. У него было одно желние — поскорее все кончить.

Он вошел в комнту, строго посмотрел н спящего Остп, протер пенсне и взял с подоконник бритву. Н ее ззубринкх видны были высохшие чешуйки мсляной крски. Он положил бритву в крмн, еще рз прошел мимо Остп, не глядя н него, но слыш его дыхние, и очутился в коридоре. Здесь было тихо и сонно. Кк видно, все уже улеглись. В полной тьме коридор Ипполит Мтвеевич вдруг улыбнулся ниязвительнейшим обрзом и почувствовл, что н его лбу здвиглсь кож. Чтобы проверить это новое ощущение, он снов улыбнулся. Он вспомнил вдруг, что в гимнзии ученик Пыхтеев-Ккуев умел шевелить ушми. Ипполит Мтвеевич дошел до лестницы и внимтельно прислушлся. Н лестнице никого не было. С улицы донеслось цокнье копыт извозчичьей лошди, нрочито громкое и отчетливое, кк будто бы считли н счетх. Предводитель кошчьим шгом вернулся в комнту, вынул из висящего н стуле пиджк Остп двдцть рублей и плоскогубцы, ндел н себя грязную дмирльскую фуржку и снов прислушлся. Остп спл тихо, не сопя. Его носоглотк и легкие рботли идельно, испрвно вдыхли и выдыхли воздух. Здоровення рук свесилсь к смому полу. Ипполит Мтвеевич, ощущя секундные удры височного пульс, неторопливо подтянул првый рукв выше локтя, обмотл обнжившуюся руку вфельным полотенцем, отошел к двери, вынул из крмн бритву и, примерившись глзми к комнтным рсстояниям, повернул выключтель. Свет погс, но комнт окзлсь слегк освещенной голубовтым квриумным светом уличного фонря.

— Тем лучше, — прошептл Ипполит Мтвеевич.

Он приблизился к изголовью и, длеко отствив руку с бритвой, изо всей силы косо всдил все лезвие срзу в горло Остп. Сейчс же выдернул бритву и отскочил к стене. Великий комбинтор издл звук, ккой производит кухоння рковин, вссывющя осттки воды. Ипполиту Мтвеевичу удлось не зпчкться в крови, которя полилсь, кк из лопнувшего пожрного шлнг. Воробьянинов, вытиря пиджком кменную стену, прокрлся к голубой двери и н секунду снов посмотрел н Остп. Тело его дв рз выгнулось и звлилось к спинкм стульев. Уличный свет поплыл по большой черной луже, обрзоввшейся н полу.

«Что это з луж? — подумл Ипполит Мтвеевич. — Д, д, кровь… Товрищ Бендер скончлся».

Воробьянинов рзмотл слегк измзнное полотенце, бросил его, потом осторожно положил бритву н пол и удлился, тихо прикрыв дверь.

Великий комбинтор умер н пороге счстья, которое он себе вообрзил.

Очутившись н улице, Ипполит Мтвеевич нсупился и, бормоч: «Бриллинты все мои, вовсе не шесть процентов», — пошел н Клнчевскую площдь.

У третьего окн от прдного подъезд железнодорожного клуб Ипполит Мтвеевич остновился. Зеркльные окн нового здния жемчужно серели в свете подступвшего утр. В сыром воздухе звучли глуховтые голос мневровых провозов. Ипполит Мтвеевич ловко вскрбклся н крниз, толкнул рму и бесшумно прыгнул в коридор.

Легко ориентируясь в серых предрссветных злх клуб, Ипполит Мтвеевич проник в шхмтный кбинет и, зцепив головой висевший н стенке портрет Эммнуил Лскер, подошел к стулу. Он не спешил. Спешить ему было некуд. З ним никто не гнлся. Гроссмейстер О. Бендер спл вечным сном в розовом особняке н Сивцевом Вржке.

Ипполит Мтвеевич сел н пол, обхвтил стул жилистыми своими ногми и с хлднокровием днтист стл выдергивть из стул медные гвоздики, не пропускя ни одного. Н шестьдесят втором гвозде рбот его кончилсь. Английский ситец и рогож свободно лежли н обивке стул. Стоило только поднять их, чтобы увидеть футляры, футлярчики и ящички, нполненные дргоценными кмнями.

«Сейчс же н втомобиль, — подумл Ипполит Мтвеевич, обучвшийся житейской мудрости в школе великого комбинтор, — н вокзл и н польскую грницу. З ккой-нибудь кмешек меня перепрвят н ту сторону, тм…»

И, желя поскорее увидеть, что будет «тм», Ипполит Мтвеевич сдернул со стул ситец и рогожку. Глзм его открылись пружины, прекрсные нглийские пружины, и нбивк, змечтельня нбивк, довоенного кчеств, ккой теперь нигде не нйдешь. Но больше ничего в стуле не содержлось. Ипполит Мтвеевич мшинльно рзворошил пльцем обивку и целых полчс просидел, не выпускя стул из цепких ног и тупо повторяя:

— Почему же здесь ничего нет? Этого не может быть! Этого не может быть!

Было уже почти светло, когд Воробьянинов, бросив все кк было в шхмтном кбинете, збыв тм плоскогубцы и фуржку с золотым клеймом несуществующего яхт-клуб, никем не змеченный, тяжело и устло вылез через окно н улицу.

— Этого не может быть! — повторил он, отойдя от клуб н квртл. — Этого не может быть!

И он вернулся нзд к клубу и стл рзгуливть вдоль его больших окон, шевеля губми:

— Этого не может быть! Этого не может быть! Этого не может быть!

Изредк он вскрикивл, хвтлся з мокрую от утреннего тумн голову. Вспоминя все события ночи, он тряс седыми космми. Бриллинтовое возбуждение окзлось слишком сильным средством. Он одряхлел в пять минут.

— Ходют тут, ходют всякие, — услышл Воробьянинов нд своим ухом.

Он увидел сторож в брезентовой спецодежде и в холодных спогх[505]. Сторож был очень стр, румян и, кк видно, добр.

— Ходют и ходют, — общительно говорил стрик, которому ндоело ночное одиночество, — и вы тоже, товрищ, интересуетесь. И верно. Клуб у нс, можно скзть, необыкновенный.[506]

Ипполит Мтвеевич стрдльчески смотрел н румяного стрик.

— Д, — скзл стрик, — необыкновенный этот клуб. Другого ткого нигде нету.

— А что же в нем ткого необыкновенного? — спросил Ипполит Мтвеевич, собирясь с мыслями.

Стричок рдостно посмотрел н Воробьянинов. Видно, рсскз о необыкновенном клубе нрвился ему смому, и он любил его повторять.

— Ну и вот, — нчл стрик, — я тут в сторожх хожу десятый год, ткого случя не было. Ты слушй, солдтик. Ну и вот, был здесь постоянно клуб, известно ккой, первого учстк службы тяги, я его и сторожил. Негодящий был клуб… Топили его топили и — ничего не могли сделть. А товрищ Крсильников ко мне подступет: «Куд, мол, дров у тебя идут?» А я их рзве что, ем эти дров? Бился товрищ Крсильников с клубом — тм сырость, тут холод, духовому кружку помещения нету, и в тетр игрть одно мучение — господ ртисты мерзли. Пять лет кредит просили н новый клуб, д не зню, что тм выходило. Дорпрофсож кредит не утверждл. Только весною купил товрищ Крсильников стул для сцены, стул хороший, мягкий…

Ипполит Мтвеевич, нлегя всем корпусом н сторож, слушл. Он был в полуобмороке. А стрик, зливясь рдостным смехом, рсскзл, кк он однжды взгромоздился н этот стул, чтобы вывинтить электрическую лмпочку, д и поктился.

— С этого стул я соскользнул, обшивк н нем порвлсь. И смотрю, из-под обшивки стеклушки сыплются и бусы белые н ниточке.

— Бусы, — проговорил Ипполит Мтвеевич.

— Бусы, — визгнул стрик восхищенно, — и смотрю, солдтик, дльше, тм коробочки рзные. Я эти коробочки дже и не трогл. А пошел прямо к товрищу Крсильникову и доложил. Тк и комиссии потом доклдывл. Не трогл я этих коробочек и не трогл. И хорошо, солдтик, сделл, потому что тм дргоценность нйден был, зпрятння буржузией…

— Где же дргоценности? — зкричл предводитель.

— Где, где, — передрзнил стрик, — тут, солдтик, сообржение ндо иметь. Вот они!

— Где? Где?

— Д вот они! — зкричл румяный стрик, рдуясь произведенному эффекту. — Вот они! Очки протри! Клуб н них построили, солдтик! Видишь? Вот он, клуб! Провое отопление, шхмты с чсми, буфет, тетр, в глошх не пускют!..

Ипполит Мтвеевич оледенел и, не двигясь с мест, водил глзми по крнизм.

Тк вот оно где, сокровище мдм Петуховой. Вот оно, все тут, все сто пятьдесят тысяч рублей ноль ноль копеек, кк любил говорить убитый Остп-Сулеймн-Берт-Мрия Бендер.

Бриллинты превртились в сплошные фсдные стекл и железобетонные перекрытия, прохлдные гимнстические злы были сделны из жемчуг. Алмзня дидем превртилсь в тетрльный зл с вертящейся сценой, рубиновые подвески рзрослись в целые люстры, золотые змеиные брслетки с изумрудми обернулись прекрсной библиотекой, фермур перевоплотился в детские ясли, плнерную мстерскую, шхмтный клуб и биллирдную.

Сокровище остлось, оно было сохрнено и дже увеличилось. Его можно было потрогть рукми, но его нельзя было унести. Оно перешло н службу другим людям.

Ипполит Мтвеевич потрогл рукми грнитную облицовку. Холод кмня передлся в смое его сердце. И он зкричл. Крик его, бешеный, стрстный и дикий, — крик простреленной нвылет волчицы — вылетел н середину площди, метнулся под мост и, оттлкивемый отовсюду звукми просыпющегося большого город, стл глохнуть и в минуту зчх.

Великолепное осеннее утро сктилось с мокрых крыш н улицы Москвы. Город двинулся в будничный свой поход.

Конец.

1927—1928 гг.

Москв.