Хилари Боннер

Дикое правосудие

Посвящается Флит-стрит — вернее, тому, что от нее, может быть, где-то еще сохранилось

«Месть есть своего рода стихийное и дикое правосудие, и, чем сильнее стремится к ней человеческая натура, тем более закон обязан искоренять ее».

Фрэнсис Бэкон (1561–1626). Эссе «О мести»

Пролог

Инспектор уголовной полиции Майк Филдинг аккуратно засунул тонкую пачку листков обратно в пластиковую папку и осторожно отодвинул ее на край стола. Серая металлическая рамка. Никакого беспорядка. Филдинг не любил беспорядок. Но сейчас ему приходилось улаживать самый большой беспорядок в его жизни.

Заметив, что папка лежит не параллельно краю стола, Майк подвинул ее, выравнивая, затем заставил себя снова переключить внимание на экран компьютера.

Пару минут он тщетно пытался сосредоточиться на деле, которое, как считалось, было у него в работе. Кража на производстве. С одного из складов в промзоне Эксетера похитили электронное оборудование на сумму более ста тысяч фунтов стерлингов.

Но эта проблема казалась пустяковой. Как, впрочем, и все, что не имело отношения к содержимому пластиковой папки. Филдинг машинально снова взял папку и, достав из нее листки, разложил их перед собой.

Шесть машинописных страниц содержали, в сущности, описание двух фактов.

Первый — ДНК-анализ образца, взятого с тела совсем молоденькой девушки, которую похитили, изнасиловали и зверски убили двадцать лет назад.

Второй — ДНК-анализ образца, взятого у человека, которого судили за это убийство и оправдали.

Данные анализов совпали. Идеально.

А это означало, с вероятностью десять миллионов к одному, что оправданный все-таки был виновен в этом убийстве. Так же, как и в других чудовищных преступлениях, совершенных против этой девушки.

Но второй раз судить его нельзя. По крайней мере, за то же самое преступление. Таков закон в Великобритании. Его называют попросту «двойным риском»,[1] и новые научные разработки, давая нам абсолютно неопровержимые доказательства, ничего в данном случае не меняют.

Один шанс на десять миллионов. Даже самой блестящей команде адвокатов — а этого ублюдка всегда защищали именно такие — пришлось бы немало попотеть, чтобы хоть чуть-чуть игнорировать научную истину, найти обходные пути. Мерзавец виновен в этом преступлении и все-таки вышел сухим из воды. Но Филдинг никогда не сомневался в его виновности.

Инспектор раздраженно взглянул на разложенные листки.

Когда обнаружили тело, газеты тут же назвали убийцу Дартмурским Зверем, — так изуверски он замучил и убил бедную девушку.

Несомненно, со временем закон изменят. Британским законам двойного риска шестьсот лет, и ввиду последних успехов в криминалистике юристы уже собирают в министерстве внутренних дел голоса в поддержку изменения законов. Но эти перемены наступят не скоро. Точнее, недостаточно скоро. Недостаточно скоро для Майка Филдинга.

Вот так обстоят дела.

Открыв нижний ящик стола, Майк достал две фотографии, лежавшие поверх бумаг. На одной была убитая девушка: свежее личико, волнистые каштановые волосы под цвет глаз. Хорошенькая, немного веснушек, чистая кожа, застенчивая улыбка, выглядит моложе своего возраста. Семнадцать лет. Еще девушка. Даже как-то необычно. Она была девушкой, пока не попалась в лапы Зверю. Странно, но и просто глядя на фотографию, можно кое-что угадать. В шелковом, с плечиками, бледно-розовом платьице, закрывающем колени, она выглядит немного стесненно. Платье наверняка стоит немало денег, но уж слишком оно старомодное. Девушка была подружкой невесты на свадьбе своего брата и на снимке несла небольшой букетик кремовых нераспустившихся роз, очень подходивших к ее платью. Это ее последняя фотография, сделанная за четыре месяца до похищения.

Филдинг положил фотографию на стол поверх листков с ДНК-анализом, а рядом поместил другой снимок. На нем был изображен мужчина. Филдинг всегда считал, что именно он является тем самым Дартмурским Зверем. Фотография подозреваемого в убийстве этой девушки, сделанная уже после его ареста. Сердитый взгляд в объектив. Высокомерный. Этот негодяй вообще отличался высокомерием, но в тот момент дело коснулось его семьи, и такой взгляд был весьма уместен. Издевательский взгляд, водянисто-голубые глаза. Коротко стриженные, похожие на щетину, блеклые волосы. Жесткая линия губ. Небритый подбородок, переходящий в толстую, мясистую шею. Сильно выдающийся лоб, надвигающийся на объектив фотоаппарата.

С каким удовольствием Филдинг, останься с ним наедине, придушил бы этого ублюдка. К счастью, такой шанс ему не представился. К счастью — потому что Майк вряд ли сумел бы сдержаться.

Филдинг первым из полицейских прибыл на место преступления, когда обнаружили тело девушки. Этот момент так и остался для него самым тяжелым за все двадцать восемь лет его и без того нелегкой карьеры. Тогда он был молодым честолюбивым детективом в звании сержанта уголовной полиции, самонадеянным жизнелюбом, еще крепким и несговорчивым. Ему и в голову не приходило, что когда-нибудь он может столкнуться с чем-то, что и впрямь лишит его покоя. И уж определенно, он даже представить себе не мог, что одно-единственное дело уничтожит почти весь его энтузиазм и, по сути, станет, как он считал на протяжении всех этих лет, тем самым препятствием, что помешает ему подняться выше инспектора уголовной полиции. Сознание того, что, возможно, во многом он был виноват сам, не утешало. Во всяком случае, когда он вспоминал увиденное там, на пустоши. И когда размышлял о том, как могла бы сложиться его жизнь, если бы ничего этого не произошло.

Майк научился жить с этим тяжким грузом. А разве вы поступили бы по-другому? Так поступает любой, кто хочет выжить. Но теперь те события снова вернулись к нему и больше уже не отпускали.

Резким движением он перевернул обе фотографии, чтобы они больше не смотрели на него, и отодвинул их в сторону, затем, заглянув в ежедневник, снял трубку и набрал первые три цифры лондонского номера.

Дальше он набирать не стал.

Затем Филдинг принялся набирать другой номер, на этот раз местный, здесь, в Эксетере. На третьем звонке трубку сняла его жена.

— Я сегодня задержусь, — немного резко произнес он.

Жена не удивилась. Она почти тридцать лет замужем за полицейским, который любит женщин почти так же, как виски, поэтому ее трудно удивить. Филдинг положил трубку и, перечитав ДНК-анализы еще раз, обвел красным фломастером на том и другом экземпляре злополучную совпадающую информацию.

Все произошло как-то само собой. И в общем-то, в этом не было ничего странного. Не так давно поймали Йоркширского Потрошителя, прямо на дороге, в ходе обычной проверки автоинспекции. Но не стоит забывать, что дело Потрошителя считается одним из самых неумелых уголовных расследований двадцатого века.

Филдинг покусывал кончик фломастера — привычка, которую он приобрел, когда бросил курить. А с тех пор прошло уже десять лет, и только дважды он сорвался, да и то ненадолго. «Всего лишь один раз за всю жизнь проявил слабость характера», — с кривой усмешкой рассуждал Филдинг. У него была сильная воля, а боролся он именно со слабым характером, как однажды заметил на его счет отец, Джек Филдинг, вышедший в отставку в должности суперинтенданта. Поначалу отец гордился умным, талантливым сыном, который пошел по его стопам, но потом, в течение последних трех лет жизни, как подозревал Филдинг, испытал горькое разочарование.

Как бы то ни было, Майк относился к этой подмеченной в нем слабохарактерности как к удачной шутке, хотя, конечно, в ней присутствовала и доля правды. В верхнем ящике его стола было полно ручек и карандашей с обгрызенными концами. Обычно дело заканчивалось тем, что у него весь рот оказывался испачкан чернилами. А работал он не в том коллективе, где какая-нибудь добрая душа шепнет ему предостережение, чтобы он не стал всеобщим посмешищем. Вспомнив об этом обстоятельстве и о том, что конкретно этот фломастер — ярко-красного цвета, Майк отложил его в сторону и принялся грызть карандаш.

На самом деле вспоминать это неумелое расследование совсем не хотелось. Вся операция по поимке Дартмурского Зверя проходила глубоко неправильно. И Филдинг знал это. Что-то оставалось на совести его начальника — в то время Парсонс вел себя слишком самоуверенно, хотя в действительности, и Майк это понимал, он сам в то время был немногим лучше. Уж он-то знал, что по крайней мере одну из допущенных ошибок следует отнести на его счет однозначно. Возможно, самую крупную ошибку.

Покопавшись в нижнем ящике, Филдинг вытащил из-под папок с бумагами бутылку дешевого виски, уже на две трети пустую. Тщетно поискав стакан, который вчера он, похоже, куда-то переставил, Майк отхлебнул прямо из горлышка.

Грубый, дешевый алкоголь обжег горло. Первый раз за сегодня. Хорошо пошло. Да и всегда хорошо шло. Филдинг редко пил в обед — не хватало духу, — но себя он обманывал тем, что если может до вечера не брать в рот ни капли спиртного, то и проблемы со спиртным у него нет. Разумеется, он понимал, что чем дольше он оттянет момент первого глотка, тем больше у него шансов дожить до ночи в более-менее приемлемом состоянии.

Он охотно позволил себе еще один глоток, затем, вернув бутылку на место, закрыл ящик. Развалившись на стуле, он прикрыл глаза, все еще ощущая приятное тепло, разлившееся по телу, и постарался ни о чем не думать — хотя бы несколько секунд. Чтобы вообще ни одной мысли!

Но не думать не получилось. Майк снова открыл тот же ящик, извлек из него бутылку и сделал еще один хороший глоток. На этот раз он уже не стал убирать бутылку обратно, а просто поставил ее рядом с ножкой стула: так он мог свободно дотянуться до нее и в то же время никто входящий в кабинет не заметил бы ее.

Дартмурский Зверь попал в небольшую дорожную аварию в Лондоне. Лишнее доказательство того, что даже от патрульных на дороге бывает польза. При этой мысли Майк позволил себе кривую улыбку. Зверь даже не был виновником происшествия и, уж конечно, не был пьян. За этим он следил строго. В конце концов, Майк ни на секунду не верил, что его привычки сильно изменились, — как-то же ему удавалось ладить с законом в течение двадцати лет, хотя он и оставлял время от времени свои зловонные следы. Так вот, Зверю пришлось пройти тест на алкоголь — стандартная процедура, и только. ДНК-анализ — тоже обычное дело, один мазок, одно движение щеткой по слизистой рта. В общем, все как всегда. ДНК прогнали через компьютер, опять-таки ничего удивительного, и вдруг — очко, как сказал бы Тодд Маллетт, однокашник Майка по полицейскому колледжу.

Образец совпал с образцом ДНК, взятым с трупа девушки — из органических выделений, которые мог оставить в трупе только ее убийца.

ДНК. Дезоксирибонуклеиновая кислота. Мельчайшие, похожие на две переплетенные ниточки молекулы. И каждая такая молекула несет в себе уникальный набор генов, характерный только для данного человеческого существа. Нечто вроде персональной матрицы. Удивительно, как быстро такое выдающееся научное открытие стало восприниматься как нечто само собой разумеющееся. Без сомнения, ДНК-анализ изменил труд полицейского. Только в данном случае проку от этого никакого: неопровержимое доказательство вины убийцы-извращенца появилось, и тем не менее существовало одно препятствие, с которым никто ничего не мог поделать. Закон, ни больше ни меньше. Хотя иногда складывалось впечатление, что у закона довольно мало общего с правосудием.

Еще немного посидев, Филдинг поднялся и подошел к окну. Понедельник, 26 июня 2000 года. Знаменательный день. Филдинг и раньше видел в новостях по телевизору, что ученые взломали код ДНК. Скоро они освоят составление карты будущего для человеческого тела, станут предсказывать, какие болезни и с какой вероятностью могут развиться и, наверное, каким образом с ними бороться. Может, даже станет возможным предсказать, есть ли у человека склонность к превращению в такое чудовище, как Дартмурский Зверь. Филдинг не понимал и половины из всего этого, но в одном он был уверен: рано или поздно эти новшества коснутся и закона, а пока с каждым новым открытием, связанным с ДНК, ветхий закон будет выглядеть все глупее и глупее.

Майк посмотрел на часы. Начало восьмого, его любимое время рабочего дня в центральном полицейском участке Эксетера, расположенном на Хэвитри-роуд, где прошла большая часть его службы. Если не предвиделось ничего значительного, вечер обычно проходил тихо; в голове прояснялось, и можно было не спеша подумать. Когда в конце рабочего дня Филдинг оставался в знакомой обстановке один, он чувствовал себя как никогда спокойно. Но не сегодня. Этим вечером о спокойствии не могло быть и речи.

К тому же стояла жара. Для Девона этот день был одним из лучших за все лето, которое пока не оправдывало ожиданий. Впрочем, для работы слишком жарко. Филдинг занимал небольшой, душный кабинет на первом этаже. Окна выходили на стоянку для машин, за которой до самой Хэвитри-роуд — одной из главных артерий города, соединяющей центр и окраину, — тянулся широкий газон. Рабочий люд Эксетера все еще устало добирался домой, и казалось, что не от жары, а от медленно движущихся машин в воздухе висит дымка. Филдинг почти физически ощущал, как капельки пота покрывают людей в салонах автомобилей. Да, для поездок на машине тоже слишком жарко. Открытое окно в кабинете спасало мало. Филдинг изо всех сил дернул и без того уже почти развязавшийся галстук. В лучах вечернего солнца он увидел свое отражение в оконном стекле.

Крупный мужчина, рост выше среднего. С годами он располнел и практически потерял талию. Но проблем с весом у него никогда не было, и выглядел он удивительно крепким для своего возраста. А ему стукнуло пятьдесят. Чудо, учитывая его образ жизни и привычку пропустить стаканчик-другой. Майк задумчиво потер подбородок. Щетина уже пробивалась: часам к шести вечера у него стабильно не оставалось выбора — надо бриться. Несколько лет назад он носил густую бороду. Необычный вид для человека со светлыми волосами. Теперь — редкими и с проседью. Борода тоже сейчас была бы с проседью. Хотя все могло оказаться и хуже: отец в его возрасте почти совсем облысел. Вот так вспомнишь, каким ты был двадцать лет назад, и начнешь задумываться о своем возрасте. И все-таки Филдинг знал, что его внешность гораздо приличнее, чем он того заслуживает. Он безрадостно улыбнулся той самой улыбкой, на которую — что его сильно удивляло до сих пор — женщины западали и по сей день. Майк не считал себя красавцем, но слабый пол тянуло к нему всегда. И, однажды поняв это, он редко мог устоять, если подворачивался подходящий случай.

И она поначалу была одним из таких подходящих случаев — так, временное увлечение. Секс давал ему возможность вспомнить, каким он был когда-то. И надо сказать, что ничего особенно не изменилось, просто теперь это удовольствие требовалось ему не так часто. С другой целью он заводил знакомства редко.

Майк женился в девятнадцать лет, его избраннице было двадцать. К тому времени она, разумеется, была уже беременна, шел 1970 год. В 1970 году все так делали. С Рут ему повезло. Красивая девчонка с белоснежной кожей, улыбчивая такая, с роскошными волосами, которые просто ослепили его. Он тогда учился в университете, а она работала за стойкой в пабе, куда ходили все студенты. Она не бросила работу и после того, как родился их первенец, — оставляла ребенка на попечение матери, давая Филдингу возможность доучиться. Затем он поступил на службу в полицию. Все складывалось неплохо. И что бы там, через годы, ни пошло не так, в этом Рут, конечно, не была виновата. Она воспитала его детей, и, кстати, неплохо воспитала. Терпела, притворяясь, что не замечает его похождений на стороне. Он знал об этом и любил ее. Наверное, по-своему, он любил Рут всегда. Но вот другую… Говорят, в жизни каждого человека бывает одно самое большое увлечение. Для него таким увлечением, без сомнения, стала та, другая. И это увлечение неразрывно переплелось с делом Дартмурского Зверя. Стоило Филдингу коснуться только части, как тут же к нему возвращалось все целиком.

Ему оставался один-единственный ход против Зверя. И в какой-то мере это оправдывало звонок, который он хотел сделать уже лет восемнадцать. Хотел и не хотел. Этот звонок не относился к разряду легких.

Расправив решительным движением плечи, Майк вернулся к своему рабочему столу.

— Правильно, — произнес он вслух.

Усевшись в кресло, он снова придвинул к себе телефон и набрал три цифры лондонского номера, того самого, который уже начинал набирать чуть раньше. На этот раз он не положил трубку. Филдинг звонил в одну крупную ежедневную газету.

Он ясно слышал гудок и почти представлял, как в каком-нибудь переделанном под офис доке звонит телефон — совсем не на Флит-стрит. У него в свое время возникла некая романтическая — странная для полицейского — привязанность к этой «улице Позора». В нетерпении он забарабанил пальцами по столу. Скорее всего все закончится автоответчиком — сегодня это обычное дело. Он вдруг заметил, что уже начал обдумывать сообщение, которое оставит, и почти смутился, когда в трубке прозвучал живой голос:

— Джоанна Бартлетт слушает.

Четко, по-деловому. Все серьезно. Никакого «здравствуйте» или «чем могу вам помочь?». Никаких излишеств. Филдинг не удержался и улыбнулся. Похоже, она ни чуточки не изменилась. Но ведь он и не ждал другого.

— Привет, Джо, — просто сказал он.

Часть первая

Глава первая

Все началось летом 1980 года, в один из тех приятно теплых дней, которыми так редко балует английская погода. Днем стояла удушающая даже для Дартмура жара, и только ночь приносила желанную прохладу. Но никто не жаловался. Прошлое лето, как, впрочем, и многие до него, было так себе — самый холодный июль за последние пятнадцать лет.

Анжела Филлипс, ее родители и брат Роб со своей женой Мэри жили на ферме «Пять вершин», названной так потому, что в ясный день оттуда хорошо просматривались скалистые вершины пяти холмов, — как раз там, где неподалеку от милой старой деревушки Блэкстоун, дома которой сложены из гранита, заканчиваются вересковые пустоши. Один конец фермерского дома, построенного в девонском стиле — просторного, довольно красивого длинного строения с различными пристройками, — был более-менее изолирован. В нем располагались комнаты Роба и Мэри.

Совсем новенькие конюшни, примыкавшие к задней стене дойки, радовали глаз как со стороны пустоши, так и с любой другой точки угодий Филлипсов. Но на исходе того самого дня семнадцатилетняя Анжела мало обращала внимания на местные красоты. Она накормила трех своих коней — двух гунтеров и одного конкурного жеребца, выступавшего на всевозможных соревнованиях, — и приготовилась вывести их, чтобы почистить в соседнем загоне.

Сегодня вечером, первый раз в жизни, Анжела собиралась пойти в деревню на танцы с молодым человеком. Случайное знакомство с Джереми Томасом, лучшим другом ее брата, переросло в нечто большее, когда прошлой зимой на охотничьем балу он неожиданно поцеловал ее во время последнего танца.

Анжела даже не подозревала, что может испытывать такие чувства. Они ошеломили ее. И с тех пор Джереми и их случайные встречи все больше и больше захватывали девушку, которую до этого интересовали лишь ее любимые лошади.

Солнце только начало тонуть за горизонтом, восхитительно озаряя дартмурские пустоши. Анжела закрыла загон и направилась по дорожке, ведущей к ферме. Предстоящий вечер занимал все ее мысли. Во всяком случае, в отношении его она строила далеко идущие планы.

Все ее внимание, как это иногда бывает у девочек-подростков, сосредоточилось на одном-единственном пункте: она решила расстаться со столь обременительной для нее девственностью, и не где-нибудь, а в определенной постели. И сегодня ночью подворачивалась идеальная возможность — Анжела знала, что родители Джереми уехали.

До этого физическая близость между Анжелой и Джереми осуществлялась почти исключительно на заднем сиденье его автомобиля. Их родители не придерживались тех свободных взглядов, которые позволили бы их отпрыскам спать у кого-нибудь из них дома. Неудачная попытка страстного свидания в самой дальней от фермы рощице неожиданно оборвалась, когда Анжеле в трусики пробрались муравьи. Это навсегда отбило у нее охоту встречаться на свежем воздухе. В тот день Джереми здорово рассердился, когда она не дала ему зайти дальше обычного. Но она на него не обиделась: к тому времени Анжела знала о сексе уже достаточно, чтобы догадаться, как бешено завела его.

Сегодня ночью в ее планы не входило останавливать его.

Во дворе она взглянула на часики. Немножко припозднилась! Было уже далеко за пять, а Джереми заедет за ней в семь. Ей же надо успеть вымыть голову, и, вообще, если эта ночь такая особенная, то сборы, пожалуй, чуть затянутся. К тому же она собиралась поэкспериментировать с новой косметикой, что с непривычки тоже займет немало времени.

Кроме того, ее ждало новое нарядное платье, самое «взрослое» из тех, что у нее когда-либо были. Обычно Анжела не особенно интересовалась одеждой, предпочитая джинсы и мешковатые рубашки в тех редких случаях, когда она не носила школьную форму или костюм для верховой езды. Но она убедила маму съездить с ней в Эксетер и купить что-нибудь совершенно особенное для танцев, которые традиционно устраивались в последний день ежегодного Блэкстоунского фестиваля. В этом году их назначили на последнюю субботу июля, и как раз установилась хорошая погода.

Анжела прибавила шагу, пробежала через кухню, не обращая внимания на недовольство матери, когда дверь за ней закрылась неплотно, и помчалась, перепрыгивая через несколько ступенек, вверх по лестнице, к себе в спальню. При виде расправленного на кровати черного платья-рубашки с укороченной юбочкой ее сердце бешено заколотилось. Тут же на коврике рядом с кроватью стояла пара черных лакированных туфелек на очень высоком каблуке. У Анжелы были темно-каштановые волосы и гладкая розовая кожа, но она считала, что ее волосы слишком кудрявые и что выглядит она, в общем-то, как все, во всяком случае по части лица. Но что и впрямь заслуживало внимания, так это ее фигура, доведенная почти до совершенства занятиями верховой ездой. И главным достоинством этой фигуры были ноги. При росте не выше среднего ее ноги, стройные, красивой формы, казались длиннее, чем были на самом деле. А невероятно дорогие черные колготки, которые Анжела купила на свои карманные деньги, станут завершающим штрихом.

Она приняла ванну, вымыла голову и наскоро высушила волосы, решив не делать сегодня изысканную прическу, а довольствоваться просто чистыми волосами. Надевание колготок, да так, чтобы не наделать на них зацепок, тоже заняло определенное время, — в этом навыка у нее не было, как и в обращении с косметикой. Однако, сделав после нескольких попыток все более-менее правильно, Анжела критически оглядела себя в большое зеркало на дверце платяного шкафа.

Решив, что теперь она выглядит просто классно, но почти неузнаваемо, Анжела понадеялась, что Джереми оценит ее превращение. В конце концов, она же старается для него. Она не знала, чего больше ждала с нетерпением — показаться в таком виде, да еще и с Джереми, на танцах или… того, что будет после… Анжела мечтательно посмотрела в окно, опять едва замечая красоты природы, и подумала о своем рослом светловолосом кавалере, который на два года старше ее. Она представила, как они вместе танцуют всю ночь напролет под восхищенными взглядами друзей. А затем она начала представлять, как это — «быть его девушкой»…

Ее мечты прервал знакомый рев мотора, и мощный красный «форд-эскорт» — гордость и радость Джереми — въехал во двор и остановился на парковочной площадке у кухонной двери. Джереми нравилось возиться с техникой, и Анжела знала, что этот автомобиль он буквально перебрал своими руками, сам же нарисовал золотистые языки пламени по бокам и заменил колеса на большие по размеру.

Девушка взглянула на часики. Он приехал даже на пять минут раньше, — наверное, тоже, как и она, не может дождаться назначенного времени. Покинув свой наблюдательный пост у окна, она выпорхнула из комнаты и, стуча каблучками, побежала вниз по лестнице почти так же быстро, как совсем недавно бежала вверх.

Промчавшись через кухню, она на ходу бросила маме «до свидания» и выскочила во двор прежде, чем Джереми успел постучать в дверь дома. Отдавая себе отчет, что косметики на ней гораздо больше, чем одобрила бы мать, Анжела хотела, чтобы ничто не омрачило тот момент, когда ее кавалер впервые увидит, как она выглядит по-новому.

И Джереми оправдал ее ожидания. Когда она появилась в дверях, он отступил на шаг и, усмехнувшись, произнес: «Класс!» — а потом громко одобряюще присвистнул.

Анжела почувствовала себя на гребне волны. Итак, все складывается, как она и задумала. Джереми даже не догадался, какая тайная цель заставила его подружку одеться так сексуально. Никогда прежде он не видел ее такой. Он широко улыбнулся и с обезоруживающим видом собственника провел ее к машине. Но как только заурчал мотор, у другого конца дома показался человек.

— Эй, подождите меня! — закричал им, размахивая руками, Роб.

Анжела души не чаяла в брате, и обычно она с удовольствием принимала его компанию, но только не сегодня.

— А я думала, ты останешься сегодня дома, с Мэри, — не слишком дружелюбно сказала Анжела, когда Роб быстрым шагом подошел к ним.

— Ха, моя сказала, чтоб я не сидел дома, а немножко развеялся, — ухмыльнувшись, ответил Роб.

Анжела промолчала.

— Здорово, старик! — обрадовался Джереми.

Они с Робом дружили еще до его женитьбы. После свадьбы Роб проводил много времени со своей молодой женой, забеременевшей почти наверняка в медовый месяц. На самом же деле именно эта беременность и удерживала Мэри и Роба более-менее в семейном кругу. Беременность протекала тяжело, и почти все время Мэри плохо чувствовала себя, о чем она подробно и без запинки жаловалась всем подряд.

«Неудивительно, что Роб так обрадовался возможности куда-нибудь выбраться!» — немного злорадно подумала Анжела.

— Анжи, давай-ка дуй на заднее сиденье! Мне там мало места.

Снова раздражение на мгновение кольнуло ее, но, несмотря на каблуки и короткую облегающую юбку, Анжела сделала, как просили, и с удивительной ловкостью протиснулась между передними сиденьями назад. Ее братец был невероятно высокий и плечистый для Филлипсов. Такое телосложение он унаследовал по материнской линии.

— Первый раз, как женился, выбираюсь с парнями! Во мне все прямо кипит! — не унимался Роб, устраиваясь впереди рядом с Джереми.

— Я — не парень! — сдержанно заметила с заднего сиденья Анжела.

— Я в курсе. Ты — моя маленькая сестренка! — небрежно бросил Роб, отлично зная, как ее раздражает такое отношение.

Анжела молча надулась, а когда Джереми громко рассмеялся, обиделась еще сильнее. Она привыкла находиться в центре внимания своей семьи и рассчитывала на внимание своего кавалера. А вот такое отношение ей определенно не нравилось. К тому времени, когда они доехали до деревни, ее настроение окончательно испортилось.

— Ну как? В «Герб Блэкстоуна»? — предложил Роб, и, к еще большему раздражению Анжелы, Джереми охотно согласился.

Парни первыми вышли из машины и сразу направились в бар, даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, следует ли Анжела за ними. Выбираясь из машины, Анжела так спешила, чтобы прийти в паб вместе с ними, что зацепилась за механизм, откидывающий переднее сиденье, и порвала колготки. Не сдержавшись, она выругалась.

Обстановка в «Гербе Блэкстоуна» была так же старомодна, как и сама деревня Блэкстоун. Мужчины, некоторые уже довольно пьяные, подпирали барную стойку, а женщины всех возрастов сидели у столиков и на стульях, расставленных вдоль стен, хихикая в стаканы, наполненные белым вином или джином с тоником. Компания местных парней, уже довольно наклюкавшихся, шумно приветствовала новеньких. Джереми заказал себе и Робу по пинте пива и, наконец-то вспомнив об Анжеле, предложил заказать и ей. Она попросила шенди. Несколько раз Анжела уже пробовала и вино, и пиво, но, так как ей было только семнадцать, самое большее, на что она могла рассчитывать в пабе родной деревни, был шенди — слабоалкогольный коктейль, по большому счету лимонад, его даже привозили уже смешанным и разлитым по бутылкам.

— Сегодня собираюсь оторваться по полной, — сообщил Роб, передавая сестре бокал, и Анжела мрачно подумала, что оторваться получится не у всех.

Девушке польстило, когда двое друзей окликнули ее и пригласили присоединиться к их компании. Пусть Джереми увидит! Но он как будто и не заметил, что она пересела за их столик, одернув юбку так, чтобы закрыть дырку на колготках. Тогда же она заметила небольшую ссадину на ноге. Настроение стало еще хуже. А она-то так старалась, чтобы выглядеть сегодня на все сто.

Анжела угрюмо уставилась на Роба и Джереми сквозь бокал со слишком газированным шенди. Два ее самых любимых во всем мире мужчины, не считая, конечно, отца, и вот сейчас она почти ненавидит их. С каждой кружкой они становились все более шумными, но все их внимание к ней сводилось к тому, чтобы время от времени наполнять ее бокал и наконец крикнуть через весь бар: «Как ты там, Анжи?» Она понимала, что Роб и Джереми уже давно не выбирались посидеть вместе в пабе. Но обида по-прежнему не проходила. Она пыталась поддерживать разговор со своими друзьями — в основном о лошадях, — пока в конце концов, почти через два часа и несколько пинт пива, не настояла, чтобы Роб и Джереми отправились на танцы. Ах, если бы только ей удалось отвлечь Джереми и получить его в свои объятия на танцевальной площадке, — может, еще не все было бы потеряно! Она уже сомневалась, что эта ночь закончится в постели под кровом его родителей, но, может, еще удастся вернуть этому вечеру хоть немного романтики.

Но в деревенском танцевальном зале Роб и Джереми опять направились прямо в бар.

Анжела разочарованно вздохнула.

— Может, хватит тебе? Ты же за рулем, — тихонько сказала она Джереми.

На секунду во взгляде ее кавалера, обычно довольно разумного молодого человека, появилось сомнение. Но Роб подслушал ее замечание.

— Слушай, ты его уже достала! — язвительно вмешался он. — Анжи, тебе самой-то не надоело занудствовать?!

Джереми сжал ее руку.

— Я в порядке, честно! — произнес он. — Еще одна кружка пива, и все. И потом, домой поедем по глухой дороге… кто там узнает… ну выпил немного…

Приободрившись, Анжела шепнула ему:

— Может, тогда потанцуем?

— Как только скажешь! — ответил Джереми.

Но это «как только» тянулось и тянулось.

Одна кружка сменилась другой, та — третьей. Ее два самых любимых молодых человека постепенно начинали выглядеть довольно непривлекательно. Застряв вместе с ними у барной стойки, она могла лишь бросать завистливые взгляды на пары, что кружились на танцевальной площадке. Народу было много, и в зале сильно накурили. Музыка играла так громко, что Анжела едва слышала слова, если рядом кто-то говорил, хотя это не имело большого значения, поскольку ей ни с кем не хотелось разговаривать. «В общем, Робу и Джереми наплевать», — обиделась она. Прошло еще немного времени, и Анжеле уже казалось, что лучшая местная группа играет довольно паршиво, и вообще непонятно, чего она так рвалась на эти деревенские танцы. Внезапно все вокруг стало выглядеть каким-то посредственным, особенно оба ее спутника.

Она взглянула на свои часики. Уже половина двенадцатого ночи, и надо признать, что ее романтический ночной выход полностью провалился.

Она в последний раз попыталась как-то поправить дело, хотя уже поняла, что слишком поздно что-либо поправлять.

— Ну давай же, Джереми, идем танцевать! — ласково проворковала она и потянула его за рукав куртки.

— Слушай, старик, че она тобой помыкает?! Прямо вся в свою мамашу пошла! — снова вмешался Роб.

На этот раз Анжела почувствовала, как в ней безудержно закипает злость. Ее щеки вспыхнули. Она не привыкла к такому обращению. Обычно она поступала так, как считала нужным, и ей не перечили ни отец, ни брат и, уж конечно, ни ее молодой человек.

Джереми громко засмеялся. Слишком громко. И скорее всего, нервно. Но Анжела уже так разозлилась, что не заметила этого обстоятельства.

— Да пошли вы оба!.. — заорала она на них, хотя такие выражения были не в ее характере. — Я ухожу домой! И, Джереми, я очень хочу, чтоб сегодня ты разбил свою дурацкую машину… и тебя остановила полиция… и отобрала права…

— Давай-давай, проваливай! — развязно произнес Роб.

— Я уйду, можешь не волноваться! Ненавижу вас! — ответила Анжела, зло проталкиваясь мимо них.

Она задела Джереми, державшего кружку в руке, и пиво выплеснулось ему прямо на брюки и ботинки. Роб ухмыльнулся и смачно отхлебнул из своей кружки.

— Норовистая деваха… — объявил он, растягивая слова и при этом чуть покачиваясь.

Джереми захихикал, на этот раз определенно нервничая.

— Пойду провожу ее, — сказал он, опуская на стойку свою почти пустую кружку.

— Старик, я бы на твоем месте дал ей немножко остыть, — посоветовал Роб, едва ворочая языком.

— Пожалуй, Роб, ты и прав, но до вашего дома добрых две мили топать. — Джереми смотрел вслед удаляющейся Анжеле, которая, сердито расправив плечи, прокладывала себе среди танцующих путь к выходу.

— Ничего, пусть прогуляется, — невозмутимо заметил Роб. — Давай, Джер, твой черед заказывать.

В два часа ночи Лилиан и Билл Филлипс услышали, как подъехал переделанный на заказ «эскорт» Джереми Томаса. Этот звук ни с чем нельзя было спутать. Машина шумно въехала во двор, хлопнула дверца, и послышался громкий смех.

Потом раздался голос их сына:

— Отличная ночь, старик, да-а, давно мы так не сидели.

И снова послышался хохот.

— Вернулись, — прошептала Лилиан Филлипс.

Она понимала, что ведет себя глупо, но не могла спать спокойно, пока сын и дочь не вернулись домой: дети совсем выросли, а Роб так и вообще уже женатый человек и скоро сам станет отцом. Лилиан отлично знала, что ее муж тоже не спит, хотя и старается, чтобы она не заметила.

Билл Филлипс проворчал:

— Мальчишка напился.

— Ну и что? Он в первый раз, с тех пор как женился, выбрался погулять, — снисходительно проговорила Лилиан.

Билл Филлипс снова проворчал:

— Ты бы об этом помнила, когда я выбирался погулять!

— Вот еще! Ты — мой муж, — не вдаваясь в разъяснения, ответила Лилиан.

— А то я этого не знаю, — совсем тихо произнес Билл и примирительно погладил жену по руке.

Лилиан вздохнула в темноте:

— Мы такие счастливые, верно? Двое замечательных детей, этот дом. Скоро станем бабушкой и дедушкой. Знаешь, никак не могу решить, кого бы я больше хотела — внука или внучку. А ты, Билл? Наверное, мальчишку, чтоб было кому потом передать ферму? Да? Билл? Билл?

На этот раз муж ответил ей только негромким похрапыванием.

Лилиан Филлипс осторожно сняла его руку со своей и, счастливая, уютно свернулась калачиком. Через несколько секунд она спала спокойным, безмятежным сном.

Утром первым поднимался Билл Филлипс. Вот уже много лет, как он не доил коров сам, — Филлипсы нанимали для этого работника, — но старая привычка осталась. Ему нравилось вставать в начале шестого и, устроившись у радиоприемника с чашкой горячего чая, слушать программы о фермерской жизни.

Вскоре после него вставал Роб. Обычно он приходил на родительскую половину дома — выпить первую за утро чашку чая. Он знал, что к его приходу отец уже заварит ароматный чай. Но сегодня утром Билл не ожидал, что сын проснется рано — после такой-то ночи, когда он дал себе волю хорошенько порадоваться жизни!..

Фермер улыбнулся. В глубине души он так же, как и его жена, терпимо относился к тому, что изредка сын мог позволить себе и перебрать. Роб вырос хорошим, трудолюбивым парнем. Лучшего сына они и не могли пожелать. Впрочем, Билл всегда говорил, что хочет дать обоим детям выбор, и если сын не захочет заниматься фермой, то он не будет неволить его. И как же он обрадовался, когда стало ясно, что все интересы в жизни его единственного сына были связаны с их фермой «Пять вершин», которая со временем ему и отойдет. И Роб станет четвертым поколением Филлипсов, живущих на этой земле.

Иногда в хороший, солнечный денек Билл отправлялся в обход по своим угодьям. Но то утро выдалось пасмурным и промозглым. Ясная, теплая погода накануне оказалась всего лишь краткой передышкой в унылой череде дождливых дней. К тому же было воскресенье. Он подлил себе чая и, устроившись в кресле поудобнее, решил по крайней мере еще на час-другой задержаться дома, наслаждаясь ароматным горячим напитком и радио.

Лилиан тоже поднималась рано и вскоре после шести была уже, как обычно, на ногах. В другие дни она относила Анжеле чашку горячего чая прямо в постель, стараясь смягчить суровую необходимость раннего подъема. Анжела любила поспать. Привычка родителей подниматься рано, похоже, совсем не передалась ей по наследству. В будние дни Лилиан будила дочь в половине седьмого, чтобы та успела управиться со своими лошадьми до школы. По воскресеньям Анжела могла рассчитывать, что ее разбудят в половине восьмого, — дела в конюшне находились каждый день. Но, помня, с каким нетерпением дочь ждала этих танцев, — чтобы надеть свое новое платье и отправиться туда первый раз в жизни в сопровождении собственного кавалера, — Лилиан Филлипс решила дать ей еще немного поваляться в постели, что случалось довольно редко. И еще реже — освободить ее на сегодня от утренней рутины в конюшне.

Лилиан натянула резиновые сапоги и сама отправилась к лошадям. Летом их выпускали пастись только ночью. Иначе лошади жирели, да и мухи сильно донимали их днем.

Вся работа заняла немного времени. Как только женщина открыла загон, лошади сразу подошли к ней, ожидая, что их, как всегда утром, покормят зерном. Через несколько минут Лилиан уже вернулась в дом и, заварив свежий чай, понесла большую кружку наверх, дочери.

Еще не было и половины девятого, когда она остановилась у двери спальни Анжелы и прислушалась. Из комнаты не доносилось ни звука. Улыбаясь, мать толкнула дверь:

— Эй, соня, надеюсь, ты не в таком состоянии, как твой братец…

Слова застряли у нее в горле. Постель Анжелы была не тронута. Ничто не говорило о том, что она вообще приходила в комнату с тех пор, как вчера вечером собиралась на танцы.

Лилиан испуганно поставила кружку на пол лестничной площадки и поспешила на половину сына. Добравшись до их спальни, она постучала в дверь и, не получив ответа, спустилась по дальней лестнице в их кухню.

Роб, растрепанный, с затуманенным взглядом, сидел за столом вместе с Мэри. Но при виде матери ему все-таки удалось слабо улыбнуться.

— Привет, мам! — начал он. — Не стану спрашивать тебя, слышала ли ты, как я вернулся домой, — точно слышала… — Но, увидев выражение ее лица, он тоже поперхнулся словами. — Ч-что-то не так? — с сомнением поинтересовался он.

— Роб, где твоя сестра? — спросила его мать.

— Не знаю. Спит, наверно. Ну, поздно вернулась и все такое… А что? Почему ты спрашиваешь?

— Разве она приехала не вместе с тобой? Роб, ну говори же, ведь Анжела приехала вместе с тобой?

На мгновение Роб растерялся. В конце концов, голова все еще гудела с похмелья.

— Со мной? Да нет же! Она просто достала нас с Джером. Стала показывать свой норов, а потом свалила — сказала, что пойдет домой. Должна была вернуться еще за час до нас…

Наконец до Роба дошло, что мать смотрит на него немигающим взглядом, в котором застыл ужас.

— Мама! Да что случилось-то?! Ты хочешь сказать, что ее нет дома? Да?

Лилиан только молча кивнула.

Глава вторая

Дежурный диспетчер в оукхэмптонском полицейском участке принял первый звонок в 8.45 утра.

Семья Филлипс не стала терять время на поиски, Роб Филлипс нашел в телефонной книге номер ближайшего полицейского участка. Несмотря на панический страх, который уже ворочался в глубине его души, и чувство вины за свое вчерашнее поведение, Роб говорил тихо и по возможности спокойно.

На другом конце провода, в Оукхэмптоне, его внимательно слушал Джордж Джарвис, в настоящее время гражданский служащий, но за плечами у него лежал богатый — длиною в жизнь — опыт работы в полиции. Исчезновение семнадцатилетней девчонки — кошмар любого полицейского. У девчонок-подростков свои представления о жизни. Чего только они не вытворяют со своими телами, а родители просто не желают об этом знать. «Наша Дорин не такая!» Как часто Джорджу приходилось слышать подобные возражения. Он-то знал: все они такие, как выяснилось по прошествии многих лет, даже те, что были совсем «не такие». Иногда в душе он даже радовался, что у них с женой так и не получилось завести детей. Разумеется, о боли, которую дети причиняют родителям, Джордж знал гораздо больше, чем о радости. Таков твой удел, когда ты служишь в полиции.

Джордж выглядел солидно и довольно старомодно. Чем-то он походил на актера, сыгравшего Джорджа Диксона, самого первого на британском телевидении знаменитого полицейского. И когда он был помоложе, это обстоятельство доставляло ему немало хлопот: его так же звали Джордж, та же внешность, то же телосложение. Жаль, что ему не платили фунт стерлингов за то, что он заходил в паб и говорил: «Всем привет!» Конечно, теперь все было не так уж хлопотно. Больше никто не помнил Джорджа Диксона. Как и Диксон, Джордж Джарвис был в чине сержанта, когда четыре года назад вышел в отставку, прослужив полные тридцать лет сельским полицейским. И его тут же приняли на должность диспетчера. Джорджу нравилось в полицейском участке. Он всегда относился к своей работе скорее как к образу жизни.

— Мистер Филлипс, вы уверены, что девушка не пошла ночью домой вместе со своим кавалером? — спросил он, напоминая себе, что такой вопрос может прозвучать оскорбительно даже в тех случаях, когда им и без того есть о чем побеспокоиться. — Я имею в виду, к нему домой…

— Уверен, — ответил Роб. — Я уже сказал вам: Джереми подвез меня до дому, а затем уехал к себе. Мы оба думали, что Анжела уже дома, на ферме.

А вот Джордж не был так уверен, что ему об этом уже говорили, но не стал делать замечание.

— Может, она пошла к нему домой и ждала его там, вместо того чтобы вернуться к себе?

— Ну вообще-то… Но она не пошла. Точно, не пошла.

— А до дома, где проживают Томасы, можно дойти из деревни пешком?

— Да, до них примерно так же, как и до нашей фермы, только в другую сторону, — сказал Роб. — Но я уверен, она не пошла к ним. Она очень разозлилась на Джереми, и в любом случае она не стала бы…

Джордж Джарвис вздохнул:

— Сэр, вы звонили Томасам, чтобы проверить?

— Нет.

«Чаще родственники пропавшего ребенка все-таки сначала обзванивают друзей и только потом обращаются в полицию, — думал Джордж. — А этому типу даже в голову не пришло. Он, видите ли, убежден, что, если их Анжела не ночевала дома, значит, с ней случилось что-то ужасное». В прошлом он и сам страдал такой мнительностью, но со временем излечился.

Конечно, Джарвис знал семейство Филлипс, и всего лишь две или три недели назад видел Билла Филлипса на торгах в Оукхэмптоне. Джордж был деревенским полицейским в Блэкстоуне еще в те дни, когда в каждой деревне был свой полицейский, а не как сейчас — раз в месяц проезжает безымянный автопатруль, да и то не факт. Роба Филлипса Джордж знал еще мальчишкой, бегавшим в деревенскую начальную школу: тогда в Блэкстоуне располагалась одна из двух окрестных школ. Но, разумеется, не стоило и ожидать, что парень помнит его. А вот Анжелу старый полицейский не знал совсем. Он отдавал себе отчет, что родители всегда считают своих дочерей разумными, но как часто они не оказываются таковыми!

— Ладно, — снова терпеливо начал Джордж, — позвольте предложить вам, сэр, позвонить прямо сейчас. И постарайтесь вспомнить других ее друзей, к кому она могла бы пойти, и свяжитесь с ними. Также проверьте, вдруг она упала, сломала, к примеру, ногу и просто не смогла продолжить свой путь.

— Х-хорошо, я все сделаю, как вы сказали. Может, и правда с ней что-то такое случилось. Но она же знает дорогу домой как свои пять пальцев…

— А вы не пробовали пройти этой дорогой?

— Нет, но мы с Джереми прошлой ночью возвращались этим путем… — В голосе молодого человека звучала неуверенность.

— Сэр, было темно, так? И вы легко могли не заметить ее. У вашей сестры был при себе фонарик?

— Н-н-нет.

Джорджу показалось, что он что-то уловил в голосе Роба Филлипса. Может, он прозвучал виновато? Ничего необычного в случае пропажи человека. Семья и самые близкие друзья часто чувствуют себя виноватыми, и иногда не без причины. Первое, что надлежит сделать настоящему полицейскому, — это проверить всех самых близких и родных. Джордж собрался с мыслями. Да, не похоже это на преступление. Просто семнадцатилетняя девчонка не вернулась домой после танцулек.

— Ладно, сэр, вы поищите в округе. И позвоните, как я вам сказал. Если что выясните, снова позвоните мне. А я пока наведу кое-какие справки и, как только смогу, пришлю к вам детектива.

Джордж Джарвис повесил трубку и секунду-другую посидел, молча глядя на телефон. Стоит ли придавать этому звонку серьезное значение? Одно он знал наверняка: надо следовать служебной инструкции.

Он аккуратно зарегистрировал звонок в журнале и затем связался по радио с констеблем, который, как ему было известно, находился недалеко от фермы Филлипсов, — он совсем недавно выехал на взлом гаража в окрестностях Мортонхэмпстеда. Раньше Джорджу Джарвису нередко приходилось принимать решения и давать указания, как действовать. Может, сейчас он всего лишь гражданский служащий, но он еще не забыл, что когда-то был сержантом полиции.

— Пит, у нас пропажа человека, — начал он, перенаправляя констебля к ферме «Пять вершин».

Затем он приготовил себе чай. «Не стоит форсировать события, — говорил он сам себе. — Посмотрим, как они будут развиваться». И все-таки сердце подсказывало Джорджу беду, хотя толком ничего еще не было известно. «Филлипсы не станут напрасно паниковать. Не такого они склада. И девчонка скорее всего той же породы. А если даже и вертихвостка какая, в семнадцать лет они такие беззащитные. Надо бы поддержать Филлипсов», — думал Джордж.

Он взглянул на часы. Еще не было девяти. Джордж знал, что сегодня в отделе уголовного розыска дежурит недавно получивший повышение детектив сержант Тодд Маллетт. Но сегодня воскресенье и никаких срочных дел не ожидалось, поэтому вряд ли Тодд появится на дежурстве раньше половины десятого. Тодд нравился Джорджу, считавшему его одним из лучших молодых полицейских. Джарвис отхлебнул чая и ненадолго задумался о том, что можно сделать. Затем он позвонил Тодду Маллетту домой, в Стиклпат, расположенный в нескольких милях от Оукхэмптона, по дороге на Эксетер.

Тодд выслушал его так же внимательно, как перед этим сам Джордж слушал Роба Филлипса.

— По-моему, Джордж, стоит к ним заглянуть, — наконец сказал он. — Не вижу смысла ехать сначала в участок. У нас ведь там все тихо? А молодому Питу Трескотвику наверняка потребуется моральная поддержка, даже если там ничего серьезного.

«Вот такой он, наш Маллетт, — подумал Джордж. — Все принимает спокойно, без суеты, но уже держит руку на пульсе». Некоторые считали Тодда немного несовременным и излишне основательным, но Джордж одобрял такие качества в полицейском.

На ферме вся семья собралась на половине Роба. Рассказ Роба о том, что ему посоветовал Джордж Джарвис, ни на кого не произвел впечатления.

— Она бы никогда… — начала мать.

— Знаю. Но послушай, ма, давай просто сделаем, как нам сказали, ладно? — остановил ее Роб. Теперь его голос прозвучал на тон выше и в нем послышались истеричные нотки.

— Я позвоню Джереми, — все еще со слезами проговорила мать. По крайней мере, сейчас у нее появилось конкретное дело.

— Роб, ты еще рассказывал, что Анжи болтала с теми парнями, ну, которые тоже занимаются лошадьми? — напомнила Мэри. — Давайте я позвоню им и всем другим друзьям Анжелы, кого смогу вспомнить.

— Хорошо. А я пойду поищу ее по дороге к нам, — с окаменевшим лицом согласился Роб.

— И откуда собираешься начать? — спросил отец, в его голосе тоже чувствовалось напряжение.

— Проверю тропу, по которой она должна была вернуться домой. И как я сам не додумался! Может, полицейский прав. Может, она в самом деле упала, поранилась, или плохо ей стало… Может, и сейчас лежит где-нибудь в кустах изгороди…

Роб старался сохранить присутствие духа. Все эти варианты были бесконечно предпочтительнее, чем тот, один-единственный, который приводил всю семью в ужас. Но под конец его голос почти жалобно дрогнул. Он сам не верил словам, которые произносил, и собравшиеся за столом родные знали это. Но надо что-то делать. Любое действие лучше, чем просто сидеть сложа руки и ждать. Где-то в животе с тупой болью ворочалось чувство вины: напился и, как последний дурак, не позаботился о сестренке. Чтобы она благополучно вернулась домой.

И теперь возможные последствия этой безответственной выходки, совсем не свойственной ему, выглядели так ужасно, что их страшно было представить.

— Давай-ка, парень, я с тобой, — сказал отец. — Возьмем наш «лендровер». На машине мы хоть сможем привезти ее домой.

Но Роб чувствовал: отец сам не верит, что они найдут Анжелу. Роба никто не упрекнул за вчерашнее. Пока не упрекнул. Но он знал, что этот момент приближается, и тогда страшно подумать, что станет с их семьей.

Как только мужчины ушли, Лилиан Филлипс вместе с невесткой начали обзванивать знакомых. Они позвонили Джереми Томасу и всем другим друзьям Анжелы, чьи дома находились от деревни на таком расстоянии, что до них можно было дойти пешком.

Голос Джереми звучал в трубке сонно, будто звонок только что разбудил его, хотя половина утра уже прошла.

— Нет, прошлой ночью у меня Анжелы не было, — сказал он. Наконец до него дошла вся серьезность вопроса. — Господи! Я сейчас же приеду к вам.

— Нет, Джереми, — сразу остановила его Лилиан. — Нам сейчас не до гостей, не до посторонних. Мы сообщим тебе, как только что-нибудь прояснится. — И она сразу повесила трубку, чтобы не пришлось дальше объяснять или обсуждать сложившуюся ситуацию.

Ее невестка уже позвонила всем, кому могла, и Лилиан разговаривала с последним из друзей Анжелы, кого ей удалось вспомнить, когда во двор медленно въехал патрульный автомобиль констебля Пита Трескотвика. Мэри, более бледная и усталая, чем обычно, — ее беременность и без того проходила нелегко, — открыла дверь и пригласила полицейского в дом.

Пит Трескотвик был молодым и зеленым, но достаточно сообразительным. Поговорив совсем недолго с женщинами, он начал опасаться того же, чего, очевидно, боялись и они: что с Анжелой произошло нечто очень серьезное. Интуитивно он чувствовал, что ему говорят правду и что Анжела действительно не возвращалась домой после танцев. Тем не менее инструкция предписывала определенные следственные действия.

— Вы не возражаете, если я посмотрю сам? — спросил он.

Лилиан Филлипс казалась слегка ошеломленной.

— Констебль, я же вам только что сказала: ее здесь не было. Неужели вы считаете, я бы не заметила, что дочка побывала дома?

Трескотвик откашлялся, стараясь скрыть смущение. Осмотр дома пропавшего человека или жертвы насилия — стандартная процедура. Так много преступлений совершается внутри семьи. Там, где, по идее, должно быть безопаснее всего, часто таится самая большая опасность. Полицейские Девона и Корнуолла хорошо помнили случай, когда на поиски пропавшей в Плимуте женщины бросили все силы. Операция длилась семь дней, а она все это время находилась в гараже, завернутая в ковер. Несколько высокопоставленных полицейских чинов, руководивших расследованием, потеряли свои должности. Пит Трескотвик совсем не хотел оказаться в такой же ситуации, хотя интуиция подсказывала ему, что горе Филлипсов неподдельно. Он постарался проявить максимум тактичности.

— Это стандартная процедура, — как можно более естественно произнес он.

Но, похоже, не настолько естественно, чтобы Лилиан Филлипс поверила его словам.

— Вы же не считаете, что мы прячем ее где-то в доме? — довольно резко поинтересовалась она. — И надеюсь, не думаете, что кто-то из членов нашей семьи способен причинить Анжеле вред?

— Разумеется, нет, миссис Филлипс. Это всего лишь стандартная процедура, как я уже сказал. С этого начинается любое расследование.

Но убитая горем женщина его не слушала.

— Вы бы лучше начали ее искать! Найдите мою Анжелу! — закричала она срывающимся голосом, не обращая внимания на слезы, которые текли у нее по щекам. — Не теряйте времени зря! Ищите! Ищите! Я чувствую, с ней случилось что-то ужасное…

Молодой констебль смущенно переминался с ноги на ногу.

Ему на помощь пришла Мэри Филлипс.

— Давайте-ка, мама, я приготовлю вам чашечку чая, — примирительно сказала она, — а констебль пусть делает то, что считает нужным. Он всего лишь выполняет свою работу…

— Не хочу я чая… — начала старшая женщина, но вдруг замолчала и покорно села на стул, к которому подвела ее Мэри.

Трескотвик выскользнул из комнаты и начал осмотр дома. Сначала он прошелся по всем спальням, уделяя особое внимание платяным шкафам и заглядывая под кровати. Затем он проверил все комнаты на первом этаже и только потом приступил к осмотру двора и дворовых построек. Он старательно осмотрел хлев, конюшню и сеновал, что, впрочем, не дало никаких результатов, как он и предполагал. Было уже десять часов и даже чуть больше. Девушка отсутствовала почти одиннадцать часов. Одета она была нарядно, — если Трескотвик правильно понял, в коротенькое черное платье. При себе имела только несколько фунтов стерлингов в небольшой сумочке. Без плаща. Ладно, конец июля, но в таком наряде далеко не убежишь, если что. У Трескотвика крепло нехорошее предчувствие, до него вдруг дошло, что он отчаянно хочет переложить ответственность на чьи-нибудь более широкие плечи. И как можно скорее.

Когда он направился к своему автомобилю, чтобы по рации связаться с Джорджем Джарвисом, во двор въехал и остановился рядом с его сине-белой патрульной машиной заляпанный грязью знакомый серый «форд-гранада». С большим облегчением Трескотвик поздоровался с Тоддом Маллеттом.

Полицейские постояли несколько минут на улице: констебль доложил о той части осмотра, которую он успел провести.

— Все коту под хвост, сержант, — признался он. — Никаких следов ее присутствия. Ну ни волоска! И по-моему, она не появлялась ни в доме, ни во дворе. А на ней только платьице. Скорее всего ее родные не ошиблись: с девчонкой случилась беда.

— Ладно, давай не будем делать преждевременные выводы, — невозмутимо распорядился детектив. — Интуицию к делу не пришьешь. Нужны улики. Так, что ли, Пит? Я, наверное, еще разок сам поговорю с семьей и с ее дружком, а потом решим…

Его прервал шум въехавшего во двор «лендровера». С водительского сиденья бодро спрыгнул молодой человек. Мужчина постарше открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья гораздо неспешнее. Его лицо было пепельно-серым. У молодого человека глаза лихорадочно блестели. Он открыл рот, словно собирался что-то сказать, но, похоже, не нашел нужных слов. Вместо этого у него вырвался только какой-то низкий стон.

— Как я понимаю, мистер Роб Филлипс? Я — констебль Трескотвик, а это детектив… — начал Пит, решив, что официальное представление поможет делу.

— Подожди, Пит, — тихо произнес Тодд Маллетт, так, что Трескотвик сразу замолчал.

Он посмотрел на детектива и проследил за его взглядом, остановившимся на человеке, скорее всего отце Анжелы Филлипс. По лицу Билла Филлипса текли слезы. В правой руке он держал черную туфельку на шпильке.

Туфелька меняла все. Та же история, что и с велосипедом Джанетт Тейт. Его обнаружили после того, как девушка исчезла во время сдачи экзаменов. Это случилось около двух лет назад. Последняя надежда на то, что Анжела Филлипс сама сбежала из дома, теперь умерла. Не в одной же туфельке она сбежала.

Тодд распорядился, чтобы Трескотвик все время находился рядом с членами семьи, а сам связался с управлением в Эксетере.

Меньше чем через час началось расследование исчезновения человека с подозрением на убийство.

В доме, где расположен блэкстоунский танцевальный зал, организовали следственный штаб, который возглавил Чарли Парсонс, инспектор уголовной полиции из Эксетера. Вскоре туда же подтянулась и следственная группа, включающая более пятидесяти полицейских, в том числе и детективов. Парсонс придерживался довольно современных взглядов и считал себя скорее руководителем, нежели полицейским, который должен трудиться в поте лица. Аккуратно одетый человек с аккуратно подстриженными усиками, он не любил работать с людьми. Ему больше нравилось планирование и прочая бумажная работа. Как правило, правой рукой Парсонса выступал его любимец — детектив сержант Майк Филдинг. В свои двадцать девять Филдинг уже сдал инспекторские экзамены и неофициально руководил ходом расследования в гораздо большей мере, чем положено простому детективу.

Расследование началось в тот же полдень с обычной процедуры: полицейские осмотрели предполагаемое место преступления — участок тропинки, где нашли туфельку Анжелы Филлипс, а затем — окрестности. Бригада экспертов, выехавшая на место преступления, оградила эту территорию для дальнейшего, более тщательного исследования. На влажной грязи рядом с воротами, ведущими на поле, обнаружили несколько четких отпечатков шин, которые один из экспертов, чьим хобби, по удачному стечению обстоятельств, были гонки на внедорожниках, тут же определил как след от шин «Эйвон тракшн майлидж». Эта популярная марка используется почти исключительно для транспортных средств с полным приводом. Четкость отпечатков, оставленных уникальным рисунком протекторов, разработанных с таким расчетом, чтобы давать максимум сцепления с поверхностью, независимо от дорожных условий, показала, что следы остались от последней парковавшейся здесь машины. Однако этот факт не продвинул расследование слишком далеко, поскольку внедорожников, особенно «лендроверов», в этой местности хоть пруд пруди.

Затем поиски дали первый результат. В лесистой местности, к западу от Блэкстоуна, полиция обнаружила переделанный на заказ красный «форд-эскорт», с колесами больше заводских и с шинами «Эйвон тракшн майлидж». Похоже, машина быстро съехала с дороги, и неудивительно, что Роб и Билл Филлипсы не заметили ее в густом кустарнике, когда проходили и проезжали мимо в первой половине дня. Потребовалось совсем немного времени, чтобы по необычному виду автомобиля установить его владельца — Джереми Томаса, кавалера Анжелы.

Когда Анжела Филлипс исчезла, Джоанна Бартлетт возглавляла отдел уголовной хроники в газете «Комет» всего три недели. Почти сразу телевидение и национальные газеты обратились к населению с просьбой связаться с полицией, если кто-нибудь видел Анжелу в примерно установленное время ее исчезновения или знает что-либо относящееся к этому делу. Пресса отреагировала мгновенно и безудержно. Исчезновение несовершеннолетней — всегда сенсация. Богатый материал для статьи. Интересный материал для телепрограммы. Страницы газет пестрели фотографиями Анжелы. На пять часов вечера в оукхэмптонском полицейском участке назначили пресс-конференцию. Понятно, о происшествии сообщили во всех сводках новостей, а на следующее утро эстафету подхватили газеты. Кроме всего прочего, трагедия произошла в воскресенье, а по воскресеньям сенсационные события случаются довольно редко. Поэтому вскоре милое личико Анжелы Филлипс улыбалось отовсюду.

Джо радовалась дома вместе с мужем воскресному выходному дню, когда ей позвонил новостной редактор «Комет» и отправил ее по шоссе М4 в Девон. В редакции она была новенькой — молодая женщина двадцати семи лет. Поэтому ей все время приходилось отстаивать свое место под солнцем, поскольку коллеги постоянно совали ей палки в колеса. Полицейские и пресс-секретари Скотланд-Ярда, с которыми она ежедневно общалась, были, по мнению Джо, не намного лучше. Она вторглась в эксклюзивный мужской клуб, один из последних бастионов мужского шовинизма. На Британских островах Джо стала первой женщиной-репортером криминальной хроники в национальной газете, так же как и первой женщиной — членом Ассоциации репортеров криминальной хроники. В 1980 году это выглядело невероятным, но тем не менее. В лице Маргарет Тэтчер страна имела премьер-министра такой силы и значимости, что по сравнению с ней весь ее кабинет министров казался карликовым. Джо не нравилась политика Тэтчер, но она не могла не восхищаться силой и стойкостью, с которой премьер-министр противостояла не только недальновидности, но и открытой враждебности министров-мужчин.

Бывали случаи, когда ее завистники из Вестминстера, стараясь улучшить свое настроение, отпускали глупые шуточки: якобы их леди премьер-министр берет тем, что колотит всех неугодных своей сумочкой. Что бы там ни думали о политике Маргарет Тэтчер, ее исключительная дееспособность никогда не ставилась под сомнение. Но всегда найдутся мужчины, полагающие, что женщина не способна добиться чего-либо заслуживающего внимания. Два ветерана отдела криминальной хроники в редакции «Комет» — Фрэнк Мэннерс и Фредди Тейлор, оба раза в два старше Джоанны, удивительно просто объясняли ее назначение: спит с редактором, вот ее и продвинули. Джо не имела ни малейшего представления, знал ли об этом редактор Том Митчелл, но факт таких слухов оставался фактом.

Джо с удовольствием запрыгнула в свой любимый «MG». Как эти дураки не понимают, что их школярское поведение только больше утверждает ее в решимости утереть им нос? Ладно, не хватало еще тратить время на каких-то идиотов! Сейчас она ведущий репортер отдела криминальной хроники и направляется на главное на данный момент задание — репортаж о похищении, возможно, убийстве девушки-школьницы. Обычно криминальная хроника не копает глубоко. Но Джоанна рвалась в бой.

Она поехала прямо на место преступления — в Блэкстоун. По скоплению полицейских отыскать место, где, по предварительным данным, похитили Анжелу Филлипс, не составило труда. Но территория оказалась огороженной, и ничего было не видно, поэтому Джо направилась прямо к дому, где жила пропавшая девушка. До фермы она добралась только после семи. Накрапывавший до этого дождик прекратился, вечер обещал быть теплым и приятным. На проселочной дороге, ведущей к ферме «Пять вершин», дежурил один-единственный констебль. По обочинам дороги стояли вереницы полицейских автомобилей. Джо с трудом отыскала свободное местечко для парковки — почти на самом повороте. Выбираясь из машины, она чуть не наступила на коровью лепешку. В отвращении Джо сморщила носик. Счастливо избежав подстерегавшей ее опасности, краем глаза она заметила восхищенные взгляды одного-двух журналистов, уже дежуривших у ворот, за которыми начиналась земля Филлипсов. Эти взгляды предназначались не ей — в этом Джо даже не сомневалась, — а ее зеленому гоночному красавцу автомобилю.

Высокая и стройная, Джоанна носила длинные светлые волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам, — напоминание о ее юности, которая пришлась на эпоху хиппи, шестидесятые — начало семидесятых годов. Однако она считала, что волосы у нее слишком прилизанные, неинтересные, и, в общем-то, понимала, что было бы неплохо поменьше курить и нервничать и перейти на здоровый образ жизни. Джоанна не была красавицей в полном смысле этого слова, хотя и обладала некоторыми достоинствами: приятное волевое лицо, высокие скулы, чистая кожа и красивые глаза. И уж чем она точно не страдала, так это комплексом неполноценности. Ни по какому поводу. Но Джоанне и в голову не приходило, что она обладает вполне привлекательной внешностью. Отношение к ней со стороны мужчин, с которыми ей приходилось иметь дело, этому не способствовало.

Поглядывая себе под ноги, она направилась к группе стоявших у ворот людей. Сельская местность чудесна, когда едешь в отличной теплой машине или смотришь на изумительный вид, открывающийся из окна роскошного отеля. Но в отличие от многих других горожан Джо вполне отдавала себе отчет, что и за сельской местностью должен кто-то ухаживать. Великолепные девонские живые изгороди совсем недавно подновили. К ферме вела дорога — не просто накатанная колея, а дорога с битумным покрытием, и ее обрамляли довольно миленькие гранитные столбики безукоризненно белого цвета. Очевидно, Филлипсы заботились о красоте своих угодий, выделяя на это и средства, и рабочие руки. Сама ферма с дороги была не видна, но Джоанна догадывалась, что и дом тоже вписывается во все это благообразие. За открытыми воротами на границе земли Филлипсов простирался Дартмур, туманно-пурпурный в лучах заходящего солнца. Его неповторимые острые скалы словно пронзали небо, чем-то напоминая колокольни обвалившихся церквей. «Довольно милое местечко», — признала Джо, хотя и без особой радости.

У развилки дорог собралось около дюжины мужчин. Они курили и разговаривали между собой. Телевизионщики, радиорепортеры, собкоры национальной прессы. Несколько человек, как догадалась Джоанна, представляли местные газеты. Двое пресс-секретарей Скотланд-Ярда, заметно нервничая, подошли к собравшимся как раз перед ней. Джоанна чуть не опоздала, улаживая небольшую ссору с мужем: Крис был вовсе не в восторге, что она выходит на работу в воскресенье, — им и так редко удавалось провести выходные вместе. Похоже, у журналистов-мужчин проблем такого рода с женами почти не бывает.

Гарри Фаулер, местный корреспондент «Комет», готовивший статью по предыдущей пресс-конференции, тоже уже подъехал, что, впрочем, совсем не удивило Джоанну. В этой группе она оказалась единственной женщиной, что также следовало принимать как должное.

Фаулер немного неуверенно помахал ей рукой. Гарри уже стукнуло сорок, и он начал немного полнеть, но, глядя на его приятное лицо, любой непременно сказал бы: «Вот человек, который нашел свое место под солнцем в столь любимом им мире». Конечно, Джо встречала его и раньше. Вполне приличный человек, без всяких там «тараканов», в отличие от многих лондонцев, с которыми ей приходилось общаться по работе. Он, конечно, прекрасно знал, какой фурор произвело ее назначение на Флит-стрит.

Журналисты Скотланд-Ярда, Ник Хьюитт и Кенни Дьювар, были уже на месте. Они относились к Джоанне почти так же презрительно, как и ее коллеги по отделу криминальной хроники. Наполовину с насмешкой, наполовину с отвращением Хьюитт и Дьювар наблюдали, как она идет к ним по дороге. «Сами-то они собой ничего не представляют, просто кто-то пристроил их на тепленькое местечко», — думала Джоанна. По лицу Гарри Фаулера стало ясно, что он не знает, как себя вести. Джо решила взять быка за рога и направилась прямо к нему, изо всех сил стараясь выглядеть уверенной. На самом деле она не чувствовала этой уверенности.

Проходя мимо Хьюитта и Дьювара, она постаралась ступать как можно тверже и вежливо пожелала им доброго вечера.

— Вы только подумайте, «Комет» прислала усиленную бригаду, — насмешливо объявил Хьюитт.

И они оба тут же громко засмеялись, чтобы она точно услышала. Затем Дьювар отчетливо прошептал:

— Знаешь, Ник, пожалуй, она неплоха в постели. Я бы не прочь проверить.

Джоанна проигнорировала оба замечания. Женщины, которые не умеют держать такие удары, быстро покидают Флит-стрит — «улицу Позора».

Она знала правила и как жить согласно им.

Однако Гарри Фаулер теперь чувствовал себя еще более неловко.

Джоанна сделала вид, что ничего не произошло.

— Как дела, Гарри? Есть что-нибудь новенькое?

Гарри криво улыбнулся:

— Привет, Джоанна. Новенького немного. Ты, наверное, знаешь, дружка девчонки забрали в оукхэмптонский участок.

Об этом Джоанна слышала впервые. В новостях по радио, которое она слушала по дороге сюда, ничего такого не говорилось. Наверняка Гарри сообщил в редакцию, но за пределами Лондона рация в машине почти не работала, и с редакцией Джоанна не разговаривала с тех пор, как выехала на задание.

— Говорят, стандартная процедура, — сказал Гарри, — но он там сидит с трех часов. Его машину нашли недалеко от того места, где исчезла девушка. У меня наблюдатель возле участка дежурит.

Джоанна почувствовала легкое разочарование. Если парень виноват, то вся история может получиться довольно банальной, именно такой, какие она не любила. Слишком быстро в таких случаях все проясняется.

— Может, скоро что-нибудь новенькое появится, — добавил Гарри. — Вот ждем Филдинга.

Джоанна кивнула. Про Филдинга она знала. Когда ей позвонили из редакции домой, уже были известны имена детективов, ведущих расследование. Она достала пачку «Мальборо» и предложила Гарри сигарету.

— Спасибо, бросил, — отказался он, похлопывая себя в области сердца.

Джоанна вспомнила. После операции на сердце Гарри полгода не работал. И вот теперь он снова вернулся на журналистское поприще. «Такое легкое и незатейливое происшествие ему как раз по плечу. Никаких волнений», — подумала она. Закурив, Джо прислонилась к ближайшему автомобилю и приготовилась ждать.

Не успела она докурить сигарету, как со стороны фермы на дороге показалась полицейская машина, направлявшаяся в их сторону. Автомобиль остановился недалеко от журналистов, из него вышли двое рослых мужчин. Один — довольно упитанный, смуглый и темноволосый; другой — долговязый, с очень светлыми волосами, пряди которых при ходьбе постоянно падали ему на лоб. Темноволосый был одет в коричневый костюм, сидевший на нем просто ужасно. Выражение лица у этого человека было такое, точно он предпочел бы заняться чем угодно, но только не тем, чем занимается сейчас. На долговязом был щеголеватый льняной пиджак цвета морской волны и брюки песочного цвета. Вся одежда сидела на нем безукоризненно. На ногах у него было что-то модное, вроде легких кожаных туфель, и, может быть, даже от Гуччи. В общем, похоже, этот человек любил пожить в свое удовольствие.

Он прошел прямо к журналистам.

— Для тех, кто меня не знает, я детектив Майк Филдинг, а это мой коллега, детектив Тодд Маллетт, — объявил он, жестом указывая на своего спутника, чье угрюмое недовольство при этих словах стало еще заметнее. Затем Филдинг сделал краткое сообщение. Стандартный набор фраз — обеспокоенность растет, но следствие еще не располагает новой информацией… и дежурное обращение к любому, кто, возможно, видел что-нибудь подозрительное, с просьбой заявить об этом в полицию. — Что касается Филлипсов, я попросил бы отнестись к ним как можно деликатнее, учитывая тяжелую ситуацию, в которую они попали. — Тоже не неожиданная просьба. — Так что, ребята, не стоит дежурить здесь, поверьте, в самом деле не стоит. На ферме ничего нового не произойдет. Сейчас следствие перемещается в танцевальный зал в Блэкстоуне, и я — или кто-то другой из нашей бригады — проведу в четыре часа пресс-конференцию для журналистов. И так каждый день, пока не найдется Анжела.

Как только он закончил говорить, вся компания обступила его и Маллетта, забрасывая вопросами почти исключительно о Джереми Томасе.

— Да, мы действительно вызвали этого человека в участок. Стандартная на этой стадии следствия процедура. Ничего нового сегодня я вам сообщить не могу. Увидимся завтра.

При этих словах он стал пробираться сквозь толпу журналистов. Тодд Маллетт, так и не проронивший ни слова, молча следовал за ним. Но репортеры не отпускали полицейских, продолжая толкаться и выкрикивать вопросы.

Джоанна находилась в самой гуще. В конце концов, ей платили деньги именно за это.

— Детектив, что вы можете сказать по поводу машины, которую обнаружили неподалеку от места преступления? — выкрикнула она и даже сама заметила, как выделяется ее голос на фоне мужских голосов.

Пожалуй, она поступила правильно, потому что Филдинг тут же обернулся, отыскивая ее взглядом. Взгляд его серых глаз оказался на удивление приятным.

— А вы кто? — поинтересовался он.

— Джоанна Бартлетт, «Комет».

Он криво ухмыльнулся:

— Так и думал. Первая женщина-репортер криминальной хроники, да? Фрэнк Мэннерс рассказывал мне о вас.

«Вот дрянь, — подумала Джоанна, — хоть бы предупреждал, кому и что болтает».

— С него станется, — вполголоса сказала она вслух, скорее самой себе.

Но Филдинг услышал ее.

— Не беспокойтесь, дорогуша, в отместку Мэннерсу вы можете рассказать мне все о нем в любое удобное для вас время. И в любом удобном для вас месте, — добавил он, оценивающе оглядев ее.

Мужчины вокруг громко засмеялись, чему Джо ни капли не удивилась, особенно Дьювар и Хьюитт.

«Еще один самодовольный сукин сын, впрочем, как и все остальные», — подумала Джоанна, взглянув прямо в глаза детективу и предпочитая не отвечать на его замечание.

— Честно, ребята, на сегодня все, — сказал Филдинг.

Он даже не стал отвечать на ее вопрос. Несколько долгих секунд он смотрел ей прямо в глаза, а затем снова усмехнулся. «Приятная усмешка», — отметила Джоанна, недовольная собой.

А затем он подмигнул ей.

Джоанна почувствовала почти непреодолимое желание залепить ему пощечину. Она даже искренне порадовалась, что у нее в руках блокнот и карандаш. Интересно, как полицейского, который вот так себя ведет, допускают к расследованию убийств?!

Глава третья

Джереми Томаса задержали в оукхэмптонском полицейском участке на всю ночь. Он заявил, что разбил машину, когда возвращался домой с фермы «Пять вершин», после того как подвез Роба Филлипса. Также он заявил, что в последний раз видел Анжелу Филлипс, когда она, обиженная, ушла с танцев.

Вчера днем Филдинг вместе с Тоддом Маллеттом проводил первый официальный допрос Джереми. От услуг адвоката молодой человек отказался. Филдинг надеялся, что в будущем в связи с этим, учитывая молодой возраст подозреваемого, не возникнет никаких проблем. Мало кто из полицейских откажется от возможности допросить подозреваемого без вмешательства адвокатов.

При осмотре машины эксперты обнаружили несколько темных волосков. На некоторых даже сохранились частички кожи. Также на раме пассажирского сиденья нашли небольшое пятнышко относительно свежей крови.

Джереми сразу честно признал, что темные волосы действительно могли принадлежать Анжеле:

— Она часто со мной ездит, ну, вы же понимаете, она моя девушка, ну, и мы иногда в машине…

Филдинг понимал довольно ясно, о чем говорит парень: если они обнимались-целовались в машине, а может, и еще что, то вполне могли остаться какие-то следы. Волосы, да. Но кровь?

— Не знаю, — сознался Джереми, — может, она ударилась. Может, кто другой ударил ее…

«Может, — подумал Филдинг, — а может быть, и нет».

— Ты на нее здорово запал? — спросил он. — Иногда ситуация выходит из-под контроля…

— Нет, что вы! Честно, ничего такого не было, — чуть не плача настаивал Джереми. — Я бы никогда не поднял руку на Анжи.

Похоже, парень не хитрил и здорово перепугался. В своих показаниях он ни разу не сбился. Внимание Филдинга начало рассеиваться. Когда стало ясно, что быстрого признания от Джереми Томаса не последует, интерес Майка к допросу резко упал. И такое происходило с ним каждый раз. Ему было просто необходимо все время находиться в движении, чтобы к нему все время поступала новая информация. Парсонс отлично знал все сильные и слабые места своего сержанта. Именно поэтому им так хорошо работалось вместе. Примерно через час Парсонс вызвал Филдинга с допроса, поручив дело Тодду Маллетту и детективу из Плимута, который, похоже, быстро терял терпение, по крайней мере, со стороны складывалось такое впечатление.

Без особого энтузиазма Филдинг признавал, что Маллетт отлично подходит для такой работы. Но Маллетт, вообще, не нравился ему. Филдинг считал его слишком медлительным, тугодумом. Этаким туповатым трудягой. Филдинг не мог понять, почему Маллетт все еще ни до чего не дослужился. Педантичный по характеру, своей дотошностью он просто брал свидетелей измором. Филдинг любил пошутить, что люди дают Маллетту показания, только чтобы он от них наконец отстал. И в этой шутке была доля правды.

Но как бы то ни было, все знали, как внимательно Маллетт относится к незначительным деталям — благодаря этому качеству его и ценили на службе — и, как правило, на них уличал людей во лжи. Филдинг полагал, что, если Джереми Томас был тот, кого они ищут, Тодд Маллетт и его раздражительный напарник рано или поздно расколют его. В конце концов, Томас — не какой-нибудь закоренелый злодей, а всего лишь девятнадцатилетний мальчишка, который серьезно оступился в жизни. Филдинг с удовольствием покинул допрос, чтобы заняться настоящей работой. Он не любил надолго застревать на каком-то одном этапе большого расследования, предпочитая обозревать ситуацию в целом.

Пока расследование возглавлял Чарли Парсонс — посылал оперативные группы, руководил деятельностью полиции, распределял имеющиеся ресурсы, — Филдинг был его глазами и ушами на месте происшествия. Так они всегда и работали.

Такое положение дел полностью устраивало Майка. Ему нравилось находиться в эпицентре событий. Сейчас эпицентр был на ферме «Пять вершин». И пресса чувствовала это, иначе с чего бы репортеры дежурили у ворот двадцать четыре часа в сутки. Майк Филдинг был одним из тех немногих полицейских, занятых в деле, кто мог позволить себе выделить время на общение с прессой. Репортеры отлично знают, чего они хотят, и будут добиваться этого, пока не получат желаемое. Многие из них умели безошибочно оказаться в нужное время в нужном месте. Они быстро соображали и знали, как двигаться прямо к цели. Филдингу оставалось только сожалеть, что некоторые его коллеги-полицейские не так легки на подъем.

Но на этот счет у них с Чарли Парсонсом было все в порядке. Их сотрудничество, уже проверенное в деле, давало такие исключительные результаты, что Филдинг рассчитывал стать инспектором даже быстрее, чем можно было бы ожидать, — к примеру, через несколько недель, а не через несколько месяцев.

Окрыленный желанием поскорее закончить дело, Филдинг вернулся на ферму «Пять вершин» сразу, как вышел из кабинета, где проводился допрос, и больше уже не покидал семейство Филлипс. Если разгадка связана не с Томасом, значит, с ними. Так выходило почти всегда. Он чувствовал уверенность, что интуиция его не подводит и ему удастся заглянуть под пелену, которая покрывает любое серьезное расследование в начале. Поэтому он и решил остаться на ферме «Пять вершин», наблюдая, выжидая и прощупывая ситуацию.

Всю прошлую ночь он провел без сна. Когда большое расследование в самом разгаре, адреналин не дает заснуть. Да и вообще, единственным человеком на ферме, кого просто уговорили отправиться спать, была Мэри — она и без тревог, свалившихся на них, чувствовала себя неважно из-за беременности.

Основную часть времени Филдинг просидел вместе с Филлипсами за большим старым столом на кухне. Он на самом деле отлично представлял, какое горе свалилось на них, и снова и снова прокручивал в уме все известные подробности дела, обильно заливая их кофе. Нет, никого из Филлипсов в исчезновении Анжелы он не подозревал, но никогда нельзя сказать наверняка, даже в случае такой дружной и порядочной семьи, как эта. Более того, если кто-то и мог помочь разгадать тайну исчезновения Анжелы, то скорее всего кто-нибудь из ее родных, и даже, вполне возможно, неосознанно. Что же до ее парня, Филдинг почему-то был уверен, что тот здесь ни при чем.

Интуитивно Майк чувствовал, что это дело не такое простое, каким казалось на первый взгляд. Вырисовывались две линии развития событий: Анжела, живая или мертвая, все еще находится где-то поблизости — или не находится, и тогда ее, вероятнее всего, увезли на каком-нибудь транспортном средстве.

Но к полудню понедельника поисковый отряд, в который входили и кинологи с собаками, закончил прочесывать местность в радиусе полумили от места, где нашли туфельку. Поиски не дали никаких результатов. И основной осталась версия, что Анжелу увезли. Но кто? Джереми Томас? В этом Филдинг очень сомневался.

К двум часам дня нехватка действия привела его адреналин более-менее в норму, и Майк начал ощущать последствия бессонной ночи. В усталую голову прокралась мысль: в конце концов, узнает ли он что-нибудь еще, сидя тут у Филлипсов?

Потом зазвонил телефон.

Лилиан Филлипс тут же бросилась к нему. Как бросалась при каждом звонке, с тех пор как пропала Анжела. И всякий раз это оказывались друзья, родственники или журналисты, но было совершенно очевидно, что она не теряла надежду услышать на другом конце провода голос исчезнувшей дочери.

На этот раз казалось, что Лилиан, прильнув к трубке, замерла.

— О господи, да, да. Как? Да, — лепетала она. — Подождите, пожалуйста, не вешайте трубку. С моей девочкой все в порядке? Могу я поговорить с ней?..

С Филдинга вмиг слетела вся усталость. Он бросился через кухню, где за старым сосновым столом сидела вся семья, и выхватил у Лилиан трубку. Но оттуда доносились только гудки. Повернувшись к Лилиан Филлипс, детектив попросил ее подробно пересказать весь разговор, уже догадываясь, что услышит.

Приглушенный голос сообщил матери Анжелы, что, если она хочет увидеть свою дочь живой, семья должна заплатить выкуп в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов.

«И еще — передай легавым, пусть сворачивают поиски. Они все равно никогда ее не найдут».

Звонивший пообещал связаться с ней на следующее утро, чтобы она подтвердила, что у семьи есть нужная сумма наличными. Тогда же он даст дальнейшие указания, где оставить деньги.

Филдинг чуть слышно выругался. Он и его коллеги меньше всего ожидали, что здесь похищение с целью выкупа. Иначе они никогда бы не стали связываться с прессой. Похищение с целью выкупа — крайне редкое преступление. Шансы на успех у похитителя минимальны. Филдинг знал, что профессиональный преступник решится на похищение ребенка только при исключительных обстоятельствах, а у любителя едва ли хватит способностей предусмотреть все. У полиции не было совершенно никаких оснований подозревать, что похищение Анжелы выльется в требование выкупа. Обстоятельства, при которых она исчезла, заставляли предполагать исключительно преступление на сексуальной почве. Телефон на ферме «Пять вершин» не прослушивался. Но кто бы мог подумать! Похищение с целью выкупа! Господи!

Филдинг заставил себя лихорадочно соображать. Так ли обстоят дела в действительности? Полной уверенности, конечно, нет. На свете еще полно идиотов, кому в удовольствие вот так «пошутить», позвонив в семью пропавшей девчонки. Доказать, что этот звонок — не чья-то дурная шутка, практически невозможно.

Ошеломленное молчание Лилиан Филлипс сменилось нервными всхлипываниями, нарушившими раздумья Филдинга.

— Ну ладно тебе, милая, не плачь, — услышал он Билла Филлипса, успокаивавшего жену. — Теперь мы хотя бы знаем, что она жива. Наша девочка жива, Лил, и, обещаю, мы обязательно вернем ее.

Лилиан вдруг перестала плакать:

— Да, Билл, ты прав. Она жива. Конечно. Слава Богу. Она жива.

«Я бы не был так уверен в этом», — подумал Филдинг, но оставил свое сомнение при себе.

Не прошло и часа, как на ферму приехали Парсонс и Тодд Маллетт. К этому времени Джереми Томаса уже отпустили, но подозрения с него окончательно еще не сняли. Во всяком случае, пока не выяснится, что требование выкупа — не розыгрыш. Джереми по-прежнему настаивал на своем и ни разу не сбился в показаниях, да и двадцать четыре часа, разрешенные для задержания, уже почти истекли.

— Я подумал, что Тодд хорошо знает местность и это может нам пригодиться, — сказал Парсонс.

Филдинг что-то проворчал, не выражая особого восторга. Но как бы то ни было, он признавал, что контакт с этой семьей у Тодда был намного лучше, чем у него. Или у Парсонса: его сильным местом были планирование и разработка операций, но не общение с людьми. Зато он отлично выступал перед прессой и везде представлял их полицейское управление.

В Маллетте было что-то обнадеживающе основательное. Филдинг надеялся, что по-своему он тоже основательный, просто не обладает внешней надежностью. С появлением Маллетта Филлипсы немного успокоились.

— Первым делом следует убедиться, что ваша Анжела в самом деле находится у этого шутника, — разъяснил он им. — Вы же понимаете, звонок может оказаться розыгрышем.

Такого Филлипсы даже не предполагали. Замечание Маллетта несколько охладило их пыл.

Парсонс до этого по большей части молчал, позволяя Тодду разрядить ситуацию, но теперь выступил вперед и принялся отдавать распоряжения в своей резкой, деловой манере:

— Так, когда этот человек снова позвонит, попросите у него доказательства, что ваша дочь в самом деле находится у него. Хорошо? Вряд ли для него это станет неожиданностью. Не должно быть. И если он представит их вам, соглашайтесь на выкуп. Когда он даст вам указание, где оставить деньги, потяните время, скажите, что вам потребуется день-два, чтобы собрать нужную сумму наличными, или что-нибудь в этом роде…

— Не будем вилять, когда речь идет о жизни моей дочери, — прервал его Билл Филлипс. — Если цена ее возвращения пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, значит, я плачу. И немедленно.

— Вас никто не просит вилять, мистер Филлипс, — остановил его Парсонс, как всегда уверенный в своих действиях. — Просто примите к сведению, что за долгие годы работы мы все-таки научились разбираться в том, чем занимаемся. Если звонил похититель, то он не ждет от вас слишком быстрых действий. Он даже заподозрит неладное, если вы будете готовы заплатить немедленно. Для нас важно перехватить у него инициативу и не позволить, чтобы он навязал свои условия. Нам необходимо узнать, где вы должны оставить деньги, и подумать, почему именно там. И еще придется продумать, как сделать так, чтобы он не улизнул с вашими деньгами, не вернув вам дочь. Если мы будем действовать поспешно и позволим ему заполучить деньги без гарантий, что он вернет Анжелу, ну, может случиться все, что угодно…

Парсонс уже закончил говорить, но никто не проронил ни слова. Затем Лилиан Филлипс тихонько застонала. Муж крепко сжал ее руку. И через несколько секунд он произнес:

— Ладно, просто скажите, что мы должны делать.

Звонок, как и было обещано, раздался следующим утром. К этому времени телефон уже поставили на прослушивание.

Билл Филлипс решил, что говорить по телефону будет он. Его жена с радостью согласилась. Майк Филдинг слушал разговор по параллельному телефону, специально установленному для этого случая.

Сначала Билл строго следовал инструкции.

— Вы должны представить мне доказательства, что моя дочь у вас, — сказал он звонившему.

Последовало недолгое молчание, затем в трубке раздался голос девушки, слабый и испуганный:

— Папа, мама, это я, Анжела, прошу вас, дайте ему все, что он хочет. Прошу вас. Я хочу домой. Я не вынесу… — Голос резко оборвался.

Полицейский услышал щелчок — это остановили пленку.

Билл Филлипс, как и следовало ожидать, ничего такого не услышал.

— Анжи, девочка моя, — жалобно запричитал он, — милая, с тобой все в порядке? — Но ответом ему была только тишина. — Конечно, дорогая, я дам ему все, что он хочет. Я все сделаю, чтобы ты вернулась домой. Все, что смогу.

В трубке снова раздался приглушенный голос:

— Сегодня в полночь положите пятьдесят тысяч фунтов неновыми десятками в рюкзак и оставьте у сосны в Фернвортском лесу. И пусть это сделает твой сын. Лично. И никаких легавых. Вообще никого. Ты же хочешь снова увидеть своего сынка, верно? А начнешь дурить со мной, так и его тоже лишишься. Скажешь ему ехать по дороге вокруг карьера. Она заканчивается тупиком. Там оставит машину и пройдет пешком на запад, в лес, около ста пятидесяти ярдов. На стандартной карте квадрат OL28, координаты 8390.6574. Дерево помечено красным крестом. Девчонка будет рядом. Найдете ее.

— Но у меня нет дома такой суммы, а собрать ее я смогу только завтра утром.

— Скажи легавым, чтоб не совались, куда их не зовут. Я знаю, что сейчас они рядом с тобой, и знаю эти их подходцы. Сегодня… или твоя драгоценная Анжела умрет. А умирать ей тяжело и долго.

Звонивший повесил трубку. И Билл Филлипс тоже. Его лицо, казалось, стало совсем серым.

Жена вопросительно посмотрела на него.

Не в силах говорить, он только молча покачал головой.

— Перехватить у него инициативу не получится — слишком многого мы хотим, — наконец произнес Билл. — Он назначил на сегодня, и я считаю, пусть идет все так, как идет. Не хочу испытывать судьбу, когда на кону жизни моих детей.

Парсонс и Филдинг переглянулись.

— Мистер Филлипс, вы правда сможете так быстро собрать деньги? — спросил Филдинг.

Билл Филлипс едва заметно усмехнулся.

— Один звонок в банк, — ответил он. — Надеюсь, мне не надо объяснять почему.

Филдинг обвел взглядом просторную кухню фермерского дома. Здесь все дышало довольством и достатком. «Должно быть, в доме как минимум восемь спален», — подумал он. Затем его взгляд упал на окно, за которым до самого подножия гор с пятью скалистыми вершинами, давшими название ферме, раскинулся Дартмур. Он уже знал, что Филлипсы не специализировались на чем-то одном: они разводили коров, как мясных, так и молочных пород, а на вересковых пустошах и в гористой части их угодий паслись несколько сотен овец. Лучшая часть их земель, на которой они и выращивали лучших в округе породистых коров, простиралась от заднего двора фермы в сторону Оукхэмптона и дальше. Также Филдинг знал размеры фермы — две тысячи акров, приличная территория по любым меркам и просто огромная для юго-запада Англии. Он почувствовал, что задал глупый вопрос.

Парсонс резко заметил:

— Тогда, мистер Филлипс, вам лучше немедленно позвонить в банк, а затем обсудим следующий шаг.

Филлипс снова повернулся к телефону и поднял трубку.

Филдинг тихо шепнул на ухо своему начальнику:

— Босс, можно вас на минутку?

Парсонс молча встал и вышел из комнаты. Филдинг последовал за ним.

— Босс, нельзя допустить, чтобы деньги нес Роб Филлипс. Можно, я пойду вместо него?

— Не знаю. Похоже, парень знает эту семью. Или хотя бы все о них. И неизвестно, насколько хорошо он может знать Роба Филлипса, так? Не забывай, не исключено, что он местный. Во всяком случае очень хорошо подготовился. Поэтому, скорее всего, он знает, как выглядит Роб. Вот в чем проблема.

— У меня примерно такой же рост и телосложение. В лесу темно, а я постараюсь не показывать лица. Этот ублюдок никогда и не узнает, что приходил не Роб.

Подумав несколько секунд, Парсонс согласно кивнул.

Однако убедить Роба Филлипса, которому отец уже передал инструкции похитителя, было не так просто.

— Здесь нельзя полагаться на удачу, — повторял он слова отца. — Не хочу я, чтобы кто-то шел вместо меня. Я хочу сам вызволить свою сестру. Это моя вина, что ее похитили.

«Интересно, ждал ли молодой человек, что кто-нибудь начнет разуверять его в обратном?» — подумал Филдинг. Но никто не произнес ни слова.

Тогда Парсонс снова выступил вперед:

— Мистер Филлипс, ваша сестра в лучшем случае в очень и очень большой опасности. И я не могу допустить, чтобы и вы подверглись опасности.

— Что значит «не могу допустить»?.. — ощетинился Роб, давая выход скопившейся в нем злости на самого себя.

Но его прервал отец:

— Помолчи, сынок, инспектор прав. Нельзя нам с матерью тобой рисковать. Пусть деньги отнесет детектив. Он знает свою работу.

Филдингу оставалось только надеяться, что Билл Филлипс не ошибается.

Путь от Блэкстоуна до Фернвортского леса занял около получаса. Дорога петляла среди болот по темной пустынной местности. Во всей округе не было ни души, если не считать самого Филдинга за рулем «лендровера» Роба Филлипса. В Дартмуре не так уж много дорог, а центральная его часть и сейчас остается недоступной для автомобиля. Последнюю пару миль или около того, от Чагфорда до карьера, вересковые просторы тянулись по болотам, известным как Чагфордская пустошь. В одном месте, когда «лендровер» добрался до выступа холма, на дорогу в свет фар выскочила лошадь, и Филдингу пришлось круто свернуть в сторону, чтобы не наехать на нее. Резко повернув руль, он заметил, что нервы у него натянуты гораздо больше, чем хотелось бы.

Дело в том, что в городе следить за кем-нибудь намного легче. Люди — самая лучшая маскировка. Хочешь затеряться — отправляйся в город. Это отлично известно и полицейским, и преступникам.

Задача номер один — вернуть Анжелу Филлипс живой и невредимой. «Если это еще возможно», — безрадостно подумал Филдинг. Его звонка, в надежде, что он сообщит о найденной живой Анжеле, ждет неподалеку целый отряд полицейских. И ни одного человека в том квадрате леса, куда он должен доставить деньги. Что-то в поведении похитителя — пожалуй, умелое чтение карты — выдавало в нем военного человека. Нередко похитители такими и оказывались. Военным нравится разрабатывать сложные операции. Парсонс считал, что непосредственное наблюдение недопустимо. «Он тут же вычислит, что за ним следят», — заметил он и не стал рисковать. Поэтому теперь Филдингу приходилось полагаться, в общем-то, только на себя. Во рту у него пересохло, ладони покрылись липким потом.

На соседнем сиденье лежал новенький рюкзачок с пятьюдесятью тысячами фунтов стерлингов потертыми десятифунтовыми купюрами. Все по инструкции. В дно рюкзака вшили «маячок». Может, его обнаружат сразу. А может, похититель Анжелы просто вытряхнет деньги в мешок или прямо в машину. С другой стороны, устройство передает сигнал достаточно долго, чтобы полиция успела подобраться к нему вплотную. Разумеется, только после освобождения Анжелы Филлипс. До этого никаких действий предпринимать нельзя. Освобождение девочки — задача приоритетная.

Все это было вопросом жизни и смерти. И не только Анжелы Филлипс, но и руководителей расследования. Филдинг вполне понимал Парсонса. Вряд ли его станут сильно критиковать — если вообще станут — за то, что во время операции по освобождению Анжелы Филлипсы лишатся пятидесяти тысяч фунтов. Поэтому он в любом случае останется одним из героев. «Как, впрочем, и я сам», — с удовлетворением отметил Филдинг. Тодд Маллетт давно догадывался, что Филдингу нравится быть героем. Но вот если они потеряют Анжелу, он и Парсонс, уже вовлеченные в эту нестандартную операцию, окажутся по уши в дерьме, независимо от того, сохранят они деньги или нет. Любому скептику со стороны покажется, что приоритетной выдвигалась какая-то другая задача, но не безопасность пропавшей девушки.

Майку предстояло идти в лес глухой ночью, туда, где в темноте притаился несомненно опасный человек — и несомненно сумасшедший. Филдинг облизнул пересохшие губы. Подъехав, как было велено, к площадке в конце дороги, проходившей значительную часть пути по краю карьера, он выключил зажигание, и наступила оглушительная тишина. Никогда раньше Майк по-настоящему не замечал тишину. Он выключил фары «лендровера», и его тут же поглотила непроглядная тьма. «Нигде не бывает так темно, как глубокой ночью в лесу», — подумал он.

Специалист по чтению карт оставил ему четкие указания. Филдинг надеялся, что его собственные умения в этой области тоже окажутся на высоте. До отмеченного дерева получалось всего несколько минут ходьбы, но ночью идти по лесу — дело нелегкое: можно запросто заблудиться. И еще нужно постоянно следить, чтобы обо что-нибудь не споткнуться. Филдинг решил сразу же отыскать нужное дерево, а затем просто ждать.

Освещая путь мощным фонариком, детектив продвигался вперед по крапивно-ежевичным зарослям, стараясь не натыкаться на стволы деревьев. Старое хвойное дерево, отмеченное красным крестом, он нашел гораздо быстрее, чем предполагал. Оно одиноко росло на небольшой полянке. Детектив проверил время. Сначала он хотел положить рюкзак на землю около дерева, но затем передумал. По инструкции это следовало сделать ровно в полночь. И он сделает все так, как велел преступник. Выключив фонарик, Филдинг прислонился к стволу ближайшего дерева. Интересно, следят ли за ним сейчас? Скорее всего. Он натянул бейсболку поглубже на глаза. Очень хотелось закурить, но он не смел. Как правильно заметил Парсонс, неизвестно, насколько хорошо и близко похититель знает Роба Филлипса. В любом случае слишком большой риск — позволить, чтобы пламя зажигалки осветило его лицо.

Он стоял почти неподвижно, когда неподалеку хрустнула ветка. Глаза уже привыкли к темноте, и он различил человеческую фигуру, приближавшуюся к нему. «Рано, — думал Филдинг. — И что теперь мне делать? Пора в конце концов оставить рюкзак у дерева?» Мысли путались в голове. Человек подошел уже совсем близко. Филдинг никак не ожидал, что этот мерзавец явится лично. Он прошел всего в трех-четырех ярдах от детектива. Пятнистая куртка в военном стиле. Но, в общем-то, сейчас многие так ходят. Полицейский не видел его лицо, зато отлично разглядел винтовку двадцать второго калибра с прибором ночного видения и глушителем.

Человек почти бесшумно подошел к дереву с красным крестом, прислонил винтовку к стволу и, чуть отойдя в сторону, помочился.

Филдинг едва верил своим глазам. Что происходит? Он изо всех сил старался не шевелиться. Но человек вдруг насторожился. Он словно почувствовал пристальный взгляд, сверливший его сквозь темноту с противоположной стороны поляны. Внезапно мужчина подхватил свое оружие и пустился бежать.

Инстинктивно Филдинг окликнул его: «Эй, подождите!»

Человек даже не замедлил бега. В полной растерянности Филдинг не знал, что и подумать, а уж тем более — что теперь делать. Он снова взглянул на часы. До полуночи еще десять минут. Бежать за мужиком? Никогда он его не догонит: похоже, тот хорошо знаком с этими лесами. И улепетывал он на приличной скорости. Если Филдинг попробует догнать его, подсвечивая себе фонариком, он все равно где-нибудь свалится или на что-нибудь налетит.

На несколько секунд в голове у Майка Филдинга все перепуталось. Но затем постепенно мысли стали проясняться. Путаница получалась только в том случае, если убежавший и есть похититель. А если нет? Ну конечно же! Скорее всего это браконьер, припозднившийся в лесу, а то, что он оказался именно в этом месте, — всего лишь забавное совпадение. Браконьеры не любят яркого света и шумных компаний, привлекающих к ним внимание, — отсюда и прибор ночного видения и винтовка с глушителем. «В чаще Фернвортского леса на площади три квадратных мили водится не одно стадо оленей», — прикинул Филдинг. Если на равнинах Дартмура встречается только благородный олень, то в лесистой части есть и другие породы. И хотя Фернвортское лесничество открыто для посетителей, охота без лицензии здесь строго запрещена. Вот и вся разгадка — браконьер. Но Филдинг так до сих пор и не представлял, откуда появится похититель или Анжела Филлипс.

Он решил, что самое лучшее — сделать вид, будто ничего не случилось. Наверняка хуже не будет. Ровно в полночь он подошел к дереву с красным крестом и театральным жестом уронил около него рюкзак. Затем он вернулся на прежнее место и стал ждать. Казалось, прошла уже целая вечность, от напряжения сердце гулко стучало в груди. Время от времени Филдинг поглядывал на светящиеся стрелки своих наручных часов. Никто не появился подобрать рюкзак, и, если Анжела Филлипс и находилась где-то рядом, он совершенно не подозревал о ее присутствии. Прошло три четверти часа, ожидание стало невыносимым. Чтобы выяснить, что происходит, Филдинг направился обратно к «лендроверу».

Добравшись до машины, он включил рацию, поспешно установленную накануне вечером. Сразу же раздался голос Парсонса:

— Все. Отбой. Он уже звонил на ферму. Говорит, в лесу полно полиции с винтовками. Билл Филлипс заверил его, что он ошибается. Я даже сам говорил с ним. Он уже знает, что я на ферме. Можешь не сомневаться, ему известно каждое наше движение.

— Вот дерьмо! — ругнулся Филдинг. — Здесь правда проходил мужик с винтовкой. С ночным прицелом и глушителем. По-моему, браконьер. Должно быть, похититель тоже видел его. Надо же, сорвалось из-за такой ерунды!

Парсонс едва слышно произнес:

— Вот именно. Иди забери деньги и возвращайся, — немного резко распорядился инспектор, и только тот, кто знал его так же хорошо, как Филдинг, уловил бы у него в голосе напряжение.

На следующее утро в восемь часов, после очередной бессонной ночи взаимных упреков и горя, на ферме «Пять вершин» снова раздался звонок:

— Даю вам еще один шанс. На том же месте в то же время. Но я штрафую вас. Теперь цена вопроса семьдесят тысяч фунтов. И этот шанс — последний. Если у меня возникнет хоть малейшее подозрение, что в кустах сидят легавые, девчонка умрет.

Филдинг с облегчением вздохнул, заметив, как в глазах родных Анжелы забрезжила искорка надежды. Он подозревал, что и они уже считали Анжелу мертвой. Пожалуй, прошлая ночь оказалась для них тяжелейшей. А их уныние сейчас совсем некстати.

— Инспектор, разрешите на этот раз поехать за сестрой мне, — настаивал Роб Филлипс. — Может, похититель видел детектива в лицо. Нельзя рисковать.

Парсонс пропустил это заявление мимо ушей.

— Вы абсолютно уверены, что никто из ваших знакомых не способен на такой поступок? — в который раз спросил он.

В ответ молодой человек покачал головой:

— Конечно, среди наших знакомых таких нет. Не могу поверить, что кто-то решится на такое.

В конце концов сошлись на том, что во второй раз в лес отправится Роб. В глубине души Филдинг порадовался, что теперь на задание отправится не он. У него еще не до конца выветрилось смутное сомнение, что, возможно, каким-то образом в провале первой попытки все-таки виноват он. Хотя вряд ли. Во всяком случае, он не видел, что он сделал не так.

Однако на этот раз Парсонс решил держать ситуацию под контролем.

— Мы пробовали вести себя честно, — поделился он с Филдингом. — Учесть такие незапланированные факторы, как твой дурацкий браконьер, разумеется, нам не под силу. Похоже, в этом и кроется наша ошибка. А права на нее у нас теперь не осталось. Введем в дело ребят из группы быстрого реагирования. Пусть делают вид, что они солдаты на сборах. В Оукхэмптонском военном лагере их более чем достаточно.

— Он их сразу раскусит и не купится на такое, — вмешался Тодд Маллетт. — Человек с винтовкой однажды уже спугнул его.

— Если доставить их на место достаточно быстро, он их даже не заметит.

Разумеется, Филлипсам о новом плане ничего не сказали. Но в половине одиннадцатого ночи, примерно за полчаса до того, как Роб Филлипс должен был покинуть ферму, чтобы проделать тот же путь, что и Майк Филдинг вчера, похититель позвонил опять.

— Я меняю место, — сообщил он. — Оставьте рюкзак у вершины Хэй-Тор. У самой вершины.

— Вот дерьмо! — выругался Филдинг. — Такой крюк придется делать. И Хэй-Тор… ни ему, ни девушке туда незамеченными не пробраться.

— Как, кстати, и нам, — прокомментировал инспектор.

Хэй-Тор — самая высокая точка Дартмура, открытая всем ветрам, возвышалась вдали за вересковыми пустошами, начинавшимися за деревней Блэкстоун.

— Может, дело как раз в этом. Не знаю. Интересно, что он…

Парсонс и Филдинг совещались в главной гостиной фермерского дома, где их не слышали и без того раздавленные горем члены семьи, собравшиеся, как обычно, в кухне.

— Я вызову ребят из Фернвортской группы быстрого реагирования. Вдруг у них получится придумать, как незаметно разместиться у самой вершины Хэй-Тор, — чуть слышно проговорил Парсонс.

Тревога не покидала Филдинга, когда он слушал, как босс передает по рации новый план. Но у него не было разумной альтернативы, которую он мог бы предложить. Так ли уж хорош этот ход? Через несколько минут стало ясно, что не так.

Роб уже собрался отправиться к новому месту назначения, когда похититель снова позвонил. К телефону подошел Билл Филлипс.

— Скажи этим свиньям, что я не видел, как парни с винтовками входили в лес, но очень хорошо видел, как они выходили оттуда. И еще — передай им, когда твоя дочурка помрет, это не я убил ее. Это останется целиком на их совести.

Связь прервалась, а Билл Филлипс с потрясенным видом остался стоять, глядя на трубку в руке, из которой доносились короткие гудки. Затем он повернулся к Филдингу и Парсонсу.

— Вы хоть соображаете, что делаете?! — заорал он на них. — Он прав. Этот негодяй прав! Если моя дочь умрет, виноваты в этом будете только вы! Я хочу лишь одного — отдать ему деньги и вернуть мою девочку. Почему вы все не хотите этого понять?!

Инспектор Парсонс хладнокровно посмотрел ему прямо в глаза, все такой же невозмутимый руководитель расследования. Если неожиданный поворот событий потряс его, как и Филдинга, то внешне это на нем никак не отразилось.

— Мистер Филлипс, мне приходится принимать во внимание не только безопасность вашей дочери, но и вашего сына. Боюсь, похититель просто дурачит нас. Будет жаль, если мы попадемся в расставленную им ловушку.

— Тогда оставьте меня в покое! — не унимался Филлипс. — Я все сделаю сам. Он испугался, и, если упустить его, мы потеряем Анжелу. Бог знает, что он с ней сделает.

«Если уже не сделал», — подумал Филдинг, но вслух произнес как можно увереннее:

— Мистер Филлипс, постарайтесь держать себя в руках. Очень скоро он снова свяжется с вами. Я даже не сомневаюсь в этом. Ему нужны ваши деньги, а не ваша дочь.

Похититель больше не звонил. Ни в ту ночь, ни на следующее утро. Похищение людей с целью выкупа — такое редкое в Великобритании преступление, что, можно сказать, зафиксированы только единичные случаи. И они не внушали полиции оптимизм. А в деле Анжелы Филлипс некоторые из самых важных уроков, выведенных из предыдущего опыта, просто были неприменимы. Шумиха вокруг похищения и убийства Лесли Уиттла печально известным преступником по кличке Черная Пантера научила важности взаимодействия полиции с прессой, с тем чтобы репортеры не поднимали шум, пока существует хотя бы один шанс спасти жертву. Парсонс и вся следственная бригада не воспользовались этим опытом, потому что, как только была найдена туфелька Анжелы, они сразу же объявили о пропаже девушки и попросили помощи у общественности. Филдинг подозревал, что рано или поздно их будут порицать за это действие, но легко быть мудрым, после того как дело уже сделано.

К полудню того дня — это был уже четверг и пятый день исчезновения Анжелы — появились признаки едва сдерживаемой паники. По-прежнему никаких звонков и никакой информации, за которую можно было бы ухватиться. Парсонс решил отбросить осторожность и начать облаву. Для проведения систематического поиска по всему Дартмуру, особенно по окрестным фермерским землям, были задействованы солдаты регулярной армии, проходившие ежегодные сборы в Оукхэмптонском военном лагере. Когда похититель в первый раз вышел на связь и потребовал выкуп, Парсонс решил не форсировать события, чтобы не вспугнуть его. Теперь инспектор изменил тактику и бросил на поиски все силы. Конечно, Анжелу Филлипс могли увезти за много миль от места похищения, но ни у кого не было плана лучше, чем следовать стандартной полицейской процедуре: проводить поиски, постепенно увеличивая радиус охвата территории, центром которой является место преступления. Впрочем, как показывала практика, подавляющее большинство жертв жестоких преступлений обычно находили на заднем дворе их собственного дома.

Кроме того, Дартмур пользовался дурной репутацией зловещего места, где поиски фактически ничего не давали. Вероятность обнаружения тела даже через небольшой промежуток времени после совершения преступления была ничтожной. Все помнили кошмар, обрушившийся на родителей детей, которых Брэди и Хиндли убили и закопали на Йоркширских пустошах. Без помощи убийц их могилы никогда бы не нашли. Даже предполагая, что Анжела Филлипс все еще жива и ее где-то прячут, полиция хорошо представляла, что это место может оказаться где угодно — в старых каменоломнях или в одном из заброшенных карьеров, в старых шахтах с целой сетью подземных ходов, в каком-нибудь брошенном сарае или канализационной трубе. Джордж Джарвис, прослуживший в местной полиции дольше, чем кто-либо другой, охотно делился своими выводами: по его мнению, жертвы половины нераскрытых убийств в Англии гниют где-нибудь в Дартмуре и никто никогда не узнает о них.

К вечеру четверга к поискам подключились местные жители. Вместе с полицией и солдатами Анжелу уже искали сто пятьдесят человек. Они прочесывали вересковые пустоши и болота, пробирались в любую расщелину, проверяли все места, которые могли бы заинтересовать военного человека, уделяя особое внимание полуразвалившимся времянкам, которые работники сооружали себе на время полевых работ, и заброшенным шахтам, где когда-то добывали оловянную руду.

У одной из старейших шахт — Нак-Майн — в Стипертонском ущелье, небольшой, усеянной гранитными валунами дартмурской долине, втиснувшейся между Оукментской возвышенностью и горой Стипертон-Тор, не было видно ни входа, ни даже случайного прохода, намекавшего, что когда-то здесь была шахта. От разрушенных зданий остался только фундамент, поросший травой и папоротником. Но несколько лет назад военные обнаружили узкий, скрытый растительностью проход в шахту и стали использовать его в качестве убежища во время учебных операций. Они умудрились привалить к этому проходу огромный валун. На первый взгляд проход напоминал небольшую пещеру в склоне горы, и без того уже скрытую нависающим уступом. Неудивительно, что люди, искавшие Анжелу, не заметили этот старый вход в шахту, — так хорошо он был замаскирован. А солдаты, когда-то участвовавшие здесь в учениях, давно разъехались кто куда и больше в эти места не возвращались. Все, кроме одного.

Он залег в расщелине в полумиле от выступа Оукментской возвышенности, где брала свое начало река Оукмент, и в мощный бинокль изучал местность внизу. В камуфляжной куртке и штанах армейского образца, он лежал совершенно неподвижно, надежно укрытый от чужих глаз. Только однажды он слегка переместился, чтобы занять более удобную позицию для наблюдения. Внезапно одна фигурка из человеческого муравейника внизу, в долине, поднесла руку к глазам и, казалось, в упор посмотрела прямо на него, а затем потянулась за биноклем.

Человек в расщелине немедленно засунул свой бинокль в карман куртки и по-пластунски пополз назад, в сторону выступа. Перебравшись через выступ, он еще немного отполз вниз по противоположному склону, где, как он знал, его было не видно, потом поднялся во весь рост и побежал.

У Нак-Майн доставший бинокль солдат методично просматривал отдаленный горный склон. Его взгляд зацепило что-то похожее на вспышку отраженного света. Скорее всего вечернее солнце блеснуло в стеклах бинокля или отразилось от металлической поверхности оружия. Он тщательно изучал покрытый расщелинами склон. Высоко в небе, широко раскинув крылья, грациозно парил ястреб-канюк, поднимаясь с теплым потоком воздуха все выше и выше. Недалеко от того места, где, как ему показалось, он заметил блик, мирно паслись овцы, ничем не выдавая, что их потревожило присутствие человека. И больше никакого движения. Через несколько минут солдат опустил бинокль. Но он не был новичком и с уверенностью мог сказать: он что-то видел там, наверху. Связавшись с сержантом полиции, руководившим поисками, он сообщил ему о происшествии.

«Проверим», — ответил полицейский и вскоре отвел свой отряд от Нак-Майн в направлении того места, где была замечена подозрительная вспышка.

Полицейский-кинолог Брэд Дэвис едва сдерживал на длинном поводке своего питомца — молодую овчарку Принца. Брэд был уверен, что в будущем Принц еще покажет себя, но сейчас молодой пес вел себя в основном своевольно и непредсказуемо и все еще никак не мог отучиться от страсти погонять кроликов. Весь день он сводил Брэда с ума.

Принц вдруг рванул в сторону, почти по воздуху протащив Брэда на поводке, и, остановившись перед довольно большим гранитным валуном, залился яростным лаем. Почти тут же из-за валуна выскочила пара перепуганных кроликов. Брэд выругался и, с силой дергая поводок, прибавил шагу, нагоняя своих товарищей, ушедших далеко вперед.

Прикрытый валуном проход в старую шахту, когда-то служивший убежищем солдатам во время учений, остался нераскрытым. Но человек, притаившийся в расщелине на горном склоне в полумиле отсюда, еще довольно долго не знал об этом.

День сменялся другим, прошла неделя, вторая, затем третья. За это время семья Филлипс хорошо усвоила, что полиции доверять нельзя. Все обвиняли друг друга. Тодд Маллетт считал, что они попали в ту передрягу, куда обычно и приводят всякие хитроумные фокусы. Поговаривали, что Парсонса отстранят от руководства расследованием. Филдинг старался, насколько возможно, держаться в тени. Лилиан Филлипс в конце концов все-таки обвинила во всем случившемся своего единственного сына, чего молодой человек так боялся с самого начала, но и Роб не заставил себя долго ждать с ответом.

Затем, за два дня до того, как исполнялся месяц исчезновению Анжелы Филлипс, нашли ее тело. Его обнаружил спаниель, гулявший со своим хозяином в окрестностях Нак-Майн.

Лето все еще стояло в самом разгаре, вернее, то, что в Дартмуре принято считать летом. Спаниель начал выть, лаять и яростно скрести землю у большого гранитного валуна, так что скоро образовалось небольшое отверстие, куда он смог просунуть нос. Тогда собака принялась жалобно скулить, и ни уговоры, ни угрозы не заставили ее покинуть это место и мирно продолжить прогулку.

В конце концов хозяин решил разобраться, в чем дело. Ничего подозрительного, если бы не запах, который он, разумеется, чувствовал не так остро, как собака. Но когда хозяин, пытаясь заглянуть за валун, прислонился к нему, он с удивлением отметил, что огромный камень покачнулся. Отыскав правильную точку приложения силы, он с легкостью откатил валун. За камнем оказалась обрамленная растительностью дыра в земле, достаточно большая, чтобы в нее мог проползти взрослый человек. Спаниель продолжал скулить, но пятился назад, и хозяину не осталось ничего другого, как самому лезть в нору, чтобы выяснить, что там внутри. Запах, настороживший собаку, всей вонью обрушился на человека. Сдерживая тошноту, мужчина продолжал вглядываться в темное отверстие, словно зачарованный каким-то жутким колдовством. Через несколько секунд его глаза привыкли к мраку. Внезапно он буквально выскочил назад, словно его выкинуло наружу, подальше от того, что, конечно же, оказалось забытым входом в заброшенную шахту, которую когда-то солдаты использовали в качестве потайного убежища на учениях, и его тут же вырвало на траву.

Позже он рассказывал, что испугался, — ужас, открывшийся его взгляду, до конца жизни будет преследовать его. Это породнило его с Майком Филдингом, первым полицейским, прибывшим на место.

Майк ехал на машине в оукхэмптонский полицейский участок, когда Парсонс по рации объявил ему новость. Детектив тут же бросился к ближайшей телефонной будке и позвонил в службу 999. Ему сообщили, где ждет полицию хозяин спаниеля. Майк оказался на месте даже раньше бригады, которую, как он знал, выслал Парсонс. Филдинг подобрал хозяина собаки и попросил показать ему место, где тот обнаружил труп. Построенная военными окружная дорога врезалась в самое сердце вересковых пустошей и вела почти прямо к Нак-Майн, оставляя Оукхэмптон чуть в стороне. Затем большая часть пути проходила по проселочной дороге, уводившей в Стипертонское ущелье, а дальше никакой дороги не было. Совершенно не заботясь о судьбе своей машины, Майк безжалостно бросил ее на колдобины проселочной дороги. Через некоторое время ему пришлось остановиться. Бросив машину и прихватив из бардачка фонарик, полицейский и его проводник продолжили путь пешком, почти пробежав последние сто ярдов до заброшенной шахты.

Владелец собаки лезть внутрь отказался, заявив, что у него нет ни малейшего желания соваться туда во второй раз. Через несколько минут Майк вполне понимал его.

Запах, исходивший из отверстия, когда Филдинг, вглядываясь в темноту, наклонился к нему, нельзя было спутать ни с каким другим. Желчь подступила к горлу. На мгновение Майку показалось, что его сейчас вырвет. Но то, что он делал, было частью его работы, и он не позволил себе даже помедлить.

Наклонившись, он стал продвигаться по туннелю, не обращая внимания на пятна от грязи и травы, которые оставались на его почти новом костюме, так же как он не замечал и царапины от ежевичных веток на руках и лице. Филдинг знал, что следовало бы подождать экспертов и не стоило вот так вмешиваться. Но он должен был увидеть ее своими глазами. Майк так хорошо изучил фотографии Анжелы Филлипс, что его не покидала уверенность — он обязательно узнает ее, даже если труп уже сильно разложился. Сверху он увидел вполне достаточно, чтобы пережить тот же ужас, что и хозяин собаки. Но он хотел большего. Он хотел убедиться, что похожий на забитое животное труп в норе — это тело Анжелы Филлипс. И еще он хотел лично увидеть, в каком состоянии находится этот труп.

Как полицейский, Майк обладал крепкой нервной системой, но зрелище, которое открылось его взгляду, когда он направил луч фонарика на мертвую девушку, врезалось в его память навсегда. И конечно, вонь, ставшая просто невыносимой, когда он оказался в заброшенной шахте рядом с трупом.

Филдинг не сомневался: это была она, хотя мертвенно-бледное лицо исказилось до неузнаваемости. И не только смерть и разложение были тому причиной. Нос сильно раздулся, и Майк решил, что скорее всего его сломали, когда Анжела была еще жива. Вокруг рта — засохшая кровь и сплошные синяки. Во рту — кляп из капроновых чулок или колготок, может даже ее собственных. Нижняя челюсть под кляпом отвалилась, открывая взгляду несколько полувыбитых зубов. Совершенно голая, она лежала в луже собственных экскрементов и крови. Электрический провод, связывавший руки и ноги, глубоко врезался в тело. Наверное, труп уже начали поедать какие-то дикие животные. Может, крысы. «Лисы оставили бы за такой период времени более существенный ущерб», — подумал Филдинг, секунду-другую разглядывая труп. У него отсутствовали небольшие фрагменты… и не было сосков.

Филдинг снова едва сдержал приступ рвоты, но, пересилив себя, наклонился ближе. На груди не было отметин ни от зубов, ни от когтей.

Майку не нужен был патологоанатом, чтобы заключить, что соски у Анжелы Филлипс почти наверняка срезаны острым ножом.

Глава четвертая

Именно Джоанна, корреспондент газеты «Комет», в репортаже с места, где обнаружили тело, первой назвала убийцу Анжелы Дартмурским Зверем.

Джоанна проходила обучение в местных газетах Плимута и Торки. В качестве начинающего репортера она сталкивалась с историями о Дартмурском Звере. Известны были еще Бодминский Зверь и Эксмурский Зверь. И по правде говоря, даже не один. Но раньше под всеми этими зверями подразумевались представители крупных кошачьих, обычно сбежавших из зоопарка, или одичавших, похожих на волков собак. На этот раз все было по-другому. Но имя подошло и осталось.

Как и все по-настоящему громкие преступления, дело Анжелы Филлипс писалось само собой. Ее похищение и убийство оказались жуткой реминисценцией дела об убийстве Лесли Уиттла Черной Пантерой. Их объединяло то, что, как и Лесли, Анжелу оставили умирать в жутких мучениях в ужасном тайнике. Джоанна разделяла устоявшуюся точку зрения, что на этот раз пресса работала — насколько это возможно — под чутким руководством полиции и в труднейших условиях. Хотя об исчезновении Анжелы объявили еще до того, как стало известно, что это похищение, Парсонс довольно успешно попридержал новость о требовании выкупа, когда стало понятно, что вряд ли расследование закончится скоро. Он обратился в пресс-офис Скотланд-Ярда с просьбой связаться с соответствующими редакторами и кураторами новостных колонок, чтобы газеты не освещали это дело как похищение человека. Требование соблюдалось до обнаружения трупа Анжелы. Даже матерые журналисты не желали, чтобы их обвинили в смерти несовершеннолетней.

Однако, когда появились новые подробности, Джоанна не удивилась, что на действия полиции на некоторых этапах расследования обратили пристальное внимание и Парсонса вместе с его подчиненными обвинили в совершении ряда роковых ошибок.

Именно Джоанна, по своим связям в местной газете, раскопала информацию о провале группы быстрого реагирования, и ее статья, как и следовало ожидать, красовалась на первой полосе. Решение подключить группу быстрого реагирования осудили как однозначно неправильное. Журналист одной из газет дописался даже до предположения, что, если бы больше сил своевременно бросили на поиски Анжелы, а не на игру в солдатики, возможно, девушку обнаружили бы вовремя и ее жизнь была бы спасена.

И действительно, вскрытие, результаты которого официально до окончания следствия разглашать не положено, — но в любом госпитале информация просачивается как сквозь сито, — показало, что девушка умерла только за две недели до того, как нашли ее труп. Эта мысль была для Джо невыносима. Получалось, что после похищения Анжела в течение двенадцати дней оставалась живой, и, почти без сомнения, все это время ее держали в старой шахте, которая стала ей могилой. Ее насиловали, истязали, всячески унижали, но в конце концов она умерла от обезвоживания организма.

Все газеты, как одна, не упустили шанс посмаковать этот зловещий факт. «Комет» одной из первых поставила под сомнение уровень проведенных оперативно-розыскных мероприятий и раскритиковала Чарли Парсонса за то, что он сделал ставку на переговоры с похитителем в ущерб стандартному порядку действий полиции.

Так или иначе, статья имела сильный резонанс по всей стране, и вслед за Джоанной другие газеты стали называть убийцу Зверем.

Фрэнк Мэннерс, также занимавшийся этим девонским убийством, болезненно переживал успех Джоанны и старался перетянуть одеяло на себя, рассказывая журналистской братии, что это он подкинул коллеге идею назвать убийцу Зверем, когда она писала свою самую первую статью, и она тут же ухватилась за нее, используя это имя и во всех последующих репортажах. Вскоре после этого Мэннерс, который был настоящим профи, — этого Джоанна не могла не признать, хотя и считала его крайне неприятным типом, — пошел еще дальше. Вся пресса подхватила его сенсационное заявление о том, что в первый раз в Фернвортский лес под видом Роба Филлипса выкуп отвозил Майк Филдинг. Разумеется, это заявление вызвало очередной шквал критики в адрес Филдинга и Парсонса. «Филлипсы опасаются, что похититель понял, что выкуп принес полицейский», — бушевала «Комет», публикуя неподходящий к случаю и, без сомнения, любительский снимок Филдинга, на котором он, одетый в щегольский костюм, широко улыбался в объектив.

Первой реакцией Джоанны был восторг, что именно ее газета продвинулась так далеко в освещении этого преступления, оставив соперников далеко позади, — в конце концов, как бы то ни было, это крупнейшее преступление, с тех пор, как она возглавила отдел криминальной хроники, и байки Мэннерса не могли пошатнуть ее положение. Она считала, что «Комет» хорошо потрудилась, проводя журналистское расследование, и ее заслуга, по крайней мере как шефа отдела, в этом тоже есть. И все-таки Джоанна немного жалела Филдинга и Парсонса. Если бы их план сработал, сейчас они были бы героями, а не козлами отпущения. Особенно Филдинг. Такие мысли она старательно гнала от себя, сосредоточивая внимание на работе, которую надо выполнить, и, что особенно важно, выполнить лучше других.

Все малоформатные газеты, как обычно, соревновались в том, кто раскопает самые жуткие подробности убийства. И здесь Джоанне тоже повезло больше всех. Неожиданно в ее номер оукхэмптонской гостиницы рано утром позвонил Филдинг. Детектив предложил встретиться в баре. У Джоанны мелькнула мысль, не заигрывает ли он с ней, но, похоже, Филдинг был не в настроении. Его голос звучал угрюмо, и вел он себя не так самодовольно, как четыре недели назад. «Похоже, ему здорово досталось», — подумала она. Договорившись о встрече, они подъехали каждый на своей машине в паб «Герб Дрю» в Дрюстейнтоне. Интуитивно Джоанна чувствовала: что бы ни задумал полицейский, это явно было не ухаживание. Раньше он всегда давал себе максимум возможности покрасоваться перед ней и назначал встречу только там, где, как он знал, будут и другие журналисты. Но на этот раз все выглядело так, словно детектив хотел о чем-то поговорить, уединившись с ней в укромном местечке.

В назначенное время она приехала в живописную деревню с соломенными крышами и оставила машину на парковке на деревенской площади.

Филдинг приехал раньше ее и уже сидел в баре с кружкой темного пива, устроившись неподалеку от раздачи. В лучших традициях старых девонских пабов в «Гербе Дрю» барной стойки как таковой не было.

— Что будете заказывать? — спросил Филдинг.

— Я сама, — ответила Джоанна.

Вряд ли поблизости находился Мэннерс или кто-нибудь подобный ему, но она достаточно хорошо знала негласный этикет: если есть хотя бы малейший шанс, что полицейский предоставит эксклюзивную информацию, заказываешь ты. Джоанна заказала для себя маленький джин с тоником, так как еще предстояло ехать обратно, и вопросительно подняла бровь, глядя на Филдинга:

— Еще пиво?

— Большое виски, — ответил Филдинг, покачав головой.

Джоанна слышала, что Майк Филдинг любит выпить, но было еще только шесть часов, и на улице стояла его машина. Одет Филдинг был, как всегда, модно — щеголевато небрежный летний пиджак и рубашка-поло, и не скажешь, что особо потратился. Его мрачный вид резко бросался в глаза. Наверное, Майк в самом деле считал, что ему нужно выпить — и не иначе как большое виски.

Он прикончил свой заказ за один раз, затем повернулся к Джоанне.

— На случай, если вас вдруг интересует, Фрэнк Мэннерс никогда не получит от меня ни капли информации таким путем, — неожиданно сказал детектив. — Он застал меня в минуту слабости, вот я и рассказал ему о той поездке в лес. Это не было интервью и вообще не предназначалось для записи, и он отлично знал об этом. Я-то по глупости чуть не посчитал его другом. А эта дрянь ударила меня по самому больному. Но надеюсь, он проживет достаточно долго, чтобы пожалеть о том, что сделал. Поэтому я и пригласил сюда вас.

Джоанна наигранно поклонилась ему в ответ. Теперь все становилось на свои места. Фрэнк многое отдал бы, чтобы отомстить ей за успешные статьи о Звере. Ради этого он, наверное, нарушил бы клятву хранить молчание, данную даже самому папе римскому. И это учитывая, что названный опытный журналист из отдела криминальной хроники — благочестивый католик.

— Я хотел бы рассказать еще кое-что, по-моему, вам будет интересно, — продолжил Филдинг, явно не желая тратить время на светскую болтовню. — Это важная информация. Скорее всего, он мучил девчонку до самой ее смерти. Возможно, она и умерла от полного обезвоживания организма, но, видит Бог, в каком состоянии. Это вообще трудно передать словами. Он срезал ей оба соска ножом.

— Господи, зачем?! — Джоанна не могла представить, что это давало пусть даже самому извращенному убийце, и, когда у нее вырвался этот вопрос, она вдруг подумала, не посчитает ли ее Филдинг наивной.

Если он и посчитал, то не подал виду. Он просто мрачно усмехнулся:

— Может, получал сексуальное удовлетворение при виде ножа? Кто знает, на что западет больной человек?

Джоанна была поражена. Не столько этой ужасной подробностью, сколько тем, с какой охотой Филдинг говорит об этом. «Интересно, знает ли его начальство об этом интервью. Скорее всего — нет», — думала она. Может, ему немножко и не хватало дисциплины, но вряд ли сейчас он выполняет чье-то задание. Она не сводила с него внимательного взгляда. Зачем он рассказывает ей все это? Что движет им?

Он снова заговорил, словно прочитав ее мысли:

— Джоанна, я хочу поймать его, и хочу поймать его быстро. Чем больше шума поднимется вокруг этого дела, тем больше помощи, надеюсь, мы получим. Во всяком случае, мне это видится так.

«Но не твоему начальству, и это более чем вероятно», — подумала она.

— Можно чуть подробнее? Как он это сделал, до или после того, как она умерла?

Филдинг рассказал, что, по мнению экспертов, был использован большой острый нож, к примеру для резьбы по дереву или охотничий.

— И тогда она была еще жива, бедная девочка, это установлено, — мрачно добавил он. — Эксперты считают, он не был в шахте с того времени, как притащил туда Анжелу. Может, его что-то спугнуло, и он просто бросил ее. — Детектив помолчал. — Сейчас есть две версии: по одной, он изнасиловал ее и отрезал соски в самом начале, возможно после неудачи с первой доставкой выкупа, а когда вторая доставка показалась ему ловушкой, он, перепугавшись, сбежал, а покалеченную девчонку бросил умирать. По второй версии, он еще раз вернулся туда, вдоволь поразвлекался с ней и отрезал соски после второй доставки выкупа. То ли забавы ради, то ли из мести, то ли еще по каким-то своим извращенным соображениям. Даже не знаю, какая из этих версий мне нравится больше. А вам?

Майк попробовал улыбнуться своей обворожительной улыбкой, но получилось не очень. Он допил свою кружку пива.

— Ну и конечно, насиловал он не только традиционно, хотя ничего другого и ожидать не приходится.

«Да уж конечно», — подумала Джоанна, но ей по-прежнему было неприятно все это слышать. Насильники обожают всякого рода извращения. Настоящие выродки.

— И еще любопытная подробность, — продолжил Филдинг. — С одной стороны, похититель — профессиональный преступник и идет на преступление с целью получения денег. Все организовал. Есть домашняя заготовка. Знает местность. Присмотрел себе жертву, изучил ее семью. С другой стороны, он сексуальный маньяк-психопат. Такие обычно совершают неподготовленные преступления, и денежный вопрос их не интересует. — Детектив поднялся. — Но вам все это и без меня известно, правильно? — спросил он с серьезным видом, глядя на нее сверху вниз.

Господи помилуй! Он же действительно обращается с ней как с равной. Словно наконец смирился, что она на самом деле шеф отдела криминальной хроники газеты «Комет», а не девочка на побегушках. Но никаких иллюзий по поводу Майка Филдинга она не строила. Не такой он был человек — никогда ничего просто так не делал. Это здорово чувствовалось в нем. Джо ничуть не сомневалась, что он весьма умело подправлял в нужную сторону тактическую линию своего руководства. Да к тому же, похоже, неплохо разбирался в офисной дипломатии в журналистском мире.

Проницательности Филдинга вполне хватало, чтобы понять: если он хочет достать Мэннерса, довести его до бешенства, то лучший способ — отдать эксклюзивную информацию не конкурентам, а женщине, которую продвинули по служебной лестнице через его голову. Это достанет Фрэнка Мэннерса как ничто другое. К тому же Мэннерс, хорошо зная Филдинга, непременно догадается, от кого Джоанна получила эти новые эксклюзивные подробности. И это разозлит его еще больше, что также входило в планы детектива.

Выходя из паба через несколько минут после Филдинга, Джоанна не могла сдержать улыбку. Она ни капли не сомневалась, что этот мужественный детектив искренне верит в действенность общественной поддержки и что его в самом деле ужаснула смерть Анжелы и способ ее умерщвления. И в этом заключалась другая сторона его натуры. Он высоко метит, он человек, рвущийся к высотам карьеры. Основная критика расследования пришлась по руководителю — инспектору Парсонсу, но Филдинг считался правой рукой Парсонса, поэтому и ему тоже досталось немало. Неудача с доставкой выкупа, конечно, била по нему сильнее всего.

И семья Анжелы, и ее молодой человек, которого со всей строгостью допросили сразу после исчезновения девушки, и все, кто близко знал ее, жили теперь с осознанием того, что, если бы девушку обнаружили раньше, наверное, ее можно было бы спасти.

У Джоанны по спине пробежал холодок. Она ездила в этот отдаленный уголок Дартмура и видела шахту Нак-Майн — место, где нашли труп. Спору нет — потрясающий вид, когда ты вышла погулять на свежем воздухе и одета по погоде, когда ты здорова и вольна в любой момент уйти. И можно было только догадываться, что переживала семнадцатилетняя девушка, связанная и привязанная, насильно удерживаемая там, под землей, нещадно истязаемая.

Поговаривали, что к тому же она была девственницей. Над ней надругались, ее постоянно избивали и мучили. Джоанна вдруг отчетливо увидела, как Анжела лежит в этой норе в собственной крови и экскрементах, изнывая от жажды, и в конце концов умирает от обезвоживания организма. Удивительно, что не от ужаса. Не от того, что этот мерзавец вытворял с ней, а просто от жажды. Жутко было даже думать об этом.

Но Джоанна хотя бы не видела тела бедной девушки. Ей не пришлось смотреть на обрезанную девичью грудь. А Филдингу пришлось. И то, что она могла только более-менее представлять, произвело на него убийственное впечатление. Нет, она не верила, что в результате он сильно изменился. Хотя сегодня он выглядел определенно другим человеком по сравнению с тем, каким она встретила его в первый раз.

В голове промелькнула мысль, что, может быть, он не так уж и безнадежен и еще понравится ей.

Статья Джоанны имела большой резонанс. Малоформатные газеты любят истории подобного рода. Прочие редакции задавались одним-единственным вопросом: почему их репортеры криминальной хроники не раскопали эти подробности об обрезанной груди? Джоанна осталась довольна собой. По-своему она была не менее честолюбива, чем Филдинг, и также погружена в свой мир и свои интересы, и прекрасно отдавала себе отчет, что многие люди считают этот мир в лучшем случае немножко гадким.

Ужасы, выпавшие на долю Анжелы Филлипс, волновали Джоанну не меньше, чем любого более-менее порядочного человека. Но это не помешало ей преподнести мрачную историю, как говорил ее первый редактор, «в лучших традициях жанра». Она основательно задерживалась на каждой ужасающей подробности. Если бы она задумалась, как статья в «Комет» подействует на тех, кто оплакивал Анжелу, она все равно не остановилась бы. Ее популярность среди читателей росла, и у Джоанны возникла своего рода привычка добывать сенсационную эксклюзивную информацию.

Ее популярность среди коллег, соответственно, падала. Конкуренты брюзжали из своих редакций. А Фрэнк Мэннерс, якобы работавший по этому делу в Девоне вместе с ней — хотя в большинстве случаев он работал против нее, — все еще считал, что у него украли лавры. И это ему очень не нравилось.

Как Джоанна и предполагала, коллеги вскоре пронюхали про ее альянс с Филдингом. И их отношение к ней стало еще более оскорбительным, а ее отношения с Мэннерсом побили новый рекорд по нижней отметке.

— Доброе утро, Джоанна, — проговорил он, встретив ее в Блэкстоуне у танцхолла, временно превращенного в полицейский участок, в то утро, когда вышла ее статья.

Джоанна, ожидая вместе с небольшой группой журналистов обещанного брифинга, стояла у своей машины, без всякой цели разглядывая современный, безвкусный деревенский танцхолл, который казался ей совершенно неуместным в живописном Блэкстоуне. В голову лезли мысли об иронии судьбы: в здании, где Анжела последний раз в жизни была на танцах, теперь располагался штаб по расследованию ее убийства.

Джоанна неохотно отвлеклась от своих размышлений и сдержанно приветствовала Мэннерса.

— Отлично выглядишь, милая, — произнес он. — Как ночь? Удалась?

Мэннерс говорил громко и с издевкой. Ник Хьюитт и Кенни Дьювар понимающе захихикали. Джоанне очень захотелось отвесить нахалам по пощечине. Но, когда она представила лица Хьюитта и Дьювара после того, как дневной выпуск «Комет» лег на их ночные столики, ей сразу стало лучше. Какую гамму чувств они пережили! Особенно если учесть, что это была ее статья.

— Более чем, Фрэнк, тебе и не снилось, — ответила она и в награду получила одобрительную усмешку журналиста из «Дейли экспресс».

Среди коллег попадались и нормальные ребята, и Джо заметила краем глаза Джимми Николсона, которого прозвали Князем Тьмы за то, что он в любую погоду и по любому поводу неизбежно носил черную плащ-накидку в стиле Дракулы. И еще ему определенно нравились женщины. Впервые Джо встретила Джимми Ника при осаде «Спагетти-хауса», когда лучшие представители Флит-стрит дежурили у ресторана «Найтсбридж», в котором удерживались несколько заложников. Джим подошел к группе молодых женщин, болтавших с журналистами у соседнего паба, представился по имени и добавил: «Я главный человек „Дейли экспресс“». Самым необычным в Джимми было, пожалуй, то, что и он безоговорочно нравился женщинам. Ту встречу Джо считала первым опытом общения с коллегами по цеху.

При этом воспоминании она мысленно улыбнулась, затем переключила все внимание на настоящее.

— Ладно, Фрэнк, если ты в состоянии ненадолго обойтись без своих подпевал, я бы хотела сказать тебе пару слов наедине, — сказала Джоанна. — У меня есть план, который позволит нам оставить других далеко позади, — продолжила она, мило улыбаясь, и, повернувшись, направилась к двери.

Конечно, ее реплика не заставила остальных замолчать. Джо услышала — на что, без сомнения, и был расчет, — как Хьюитт спросил:

— А кто-нибудь сегодня видел Филдинга?

— Я так понимаю, он еще в постели, — ответил Дьювар. — Утомился бедняга. Ох уж эти женщины…

На этот раз Джоанна ничего не сказала. Женщины журналисты не только получают свою должность через постель редактора, но также получают и эксклюзивную информацию, переспав со своим осведомителем. Как все, оказывается, просто! И ни одного слова о способностях!

Иногда, под настроение, Джоанне даже хотелось, чтобы все было именно так. «И жить стало бы намного легче, а то работаешь тут как проклятая», — думала она. Заставляя себя говорить только о деле и не отвлекаться на эмоции, она принялась обсуждать с Фрэнком Мэннерсом, что им дальше делать с полученной информацией.

День не обещал никаких особых событий, и рано вечером она уже находилась у себя в номере гостиницы, когда снова позвонил Филдинг и пригласил выпить пива и перекусить опять в пабе «Герб Дрю». Она согласилась довольно охотно. И снова Джоанна засомневалась, чего он хочет — просто поделиться с ней информацией или все-таки уболтать ее.

Вечер шел своим чередом, а этот вопрос так и не прояснился до конца.

— Вы мне нравитесь. Вы умная. И по-моему, без всяких там хитростей, — неожиданно заявил Филдинг.

— Вот спасибо, — иронично ответила Джоанна. — А как насчет вас? Ваших хитростей?

— Прост, как раз, два, три, — сказал он, одаривая ее обворожительной улыбкой.

Она улыбнулась в ответ.

— Что я здесь делаю, Майк? — спросила она.

Он пожал плечами:

— Дело передали мне. А мне нравится разговаривать с вами.

— Не надо мне лапшу на уши вешать. Я наслышана о вашей репутации.

— Какой репутации?

— Не прикидывайтесь таким наивным. Что вы не пропустите ни одной юбки.

— А вы, однако, прямолинейны.

— А вы — слишком самоуверенны!

— В любом случае в юбке я вас ни разу еще не видел. — И он окинул оценивающим взглядом ее затянутую в брючный костюм фигурку.

И снова улыбнулся. Компанейский парень. Но, когда к концу вечера с его стороны все по-прежнему осталось на уровне полунамеков, Джоанна так и не поняла, разочарована она или нет. Правда, она твердо решила сразу отшить его. Решить-то она решила, только случай не представился.

Джоанна провела в Девоне большую часть недели и вернулась в Лондон, после того как стало ясно, что никаких быстрых арестов не последует. Она попросила Мэннерса немного задержаться — просто чтобы присмотреть за ходом событий. «По крайней мере, этот негодяй хоть несколько дней не будет маячить перед глазами», — подумала она.

Джо выехала из Дартмура сразу после ланча, записав перед этим всю добытую информацию. Она направлялась туда, где ее не ждали, — или в редакцию, или в Скотланд-Ярд. Это означало, что при определенном везении домой в Чизвик она попадет в пятом часу. Она хотела попасть туда пораньше, чтобы уделить больше внимания мужу, — Джо понимала, что он совсем не избалован вниманием с ее стороны.

Пока Джоанна вела машину, она размышляла о своем замужестве. Они с Крисом, ее другом детства, были вместе с тех пор, как в семнадцать лет она отдала ему свою девственность на заднем сиденье «мини-купера». Теперь она считала тот случай чудом ловкости и не могла вспоминать о нем без улыбки. И как это часто бывает с молодыми людьми, пережившими первый сексуальный опыт вместе, они по уши влюбились друг в друга. Когда ей исполнилось девятнадцать, а ему двадцать один, они поженились. Получалось, что они женаты уже восемь лет, но об их браке нельзя было сказать, что он заключен на небесах.

Джоанна чувствовала, что она живет в том мире, к которому Крис никогда даже не приближался. Вряд ли это давало ей какое-то превосходство, вряд ли ее мир был лучше, чем его. Когда у нее бывало плохое настроение, она часто приходила к выводу, что жизнь Криса, если разобраться, была более насыщенной и полезной, чем ее собственная. Хотя внешне казалось, он остается без движения. Крис преподавал в начальной школе недалеко от их дома в Чизвике. Почти наверняка он останется учителем до конца своей трудовой жизни. Он довольствовался выпавшим ему жребием и по-своему был предан избранной профессии, хотя и не выказывал особого честолюбия. Джо не строила иллюзий по поводу мужа. Едва ли он дослужится хотя бы до заместителя директора. И возможно, именно профессия — он изо дня в день терпеливо возился с маленькими детьми — наложила на него отпечаток наивности, которая начинала раздражать Джоанну. Его представления о жизни сформировались в основном в период юношеского максимализма, поэтому только он знал, как и что должно быть. И это ее тоже раздражало. Иногда Джо казалось, что Крис не просто не имеет представления о том, что составляет ее жизнь, но и всеми силами стремится не иметь его и дальше. Разумеется, при любом удобном случае он недвусмысленно давал ей понять, как негативно он относится к журналистам. Они искажают правду, вводят в заблуждение читателей, разрушают человеческие жизни. Переубедить Криса было невозможно, и у них практически не оставалось почвы для общения.

Джоанна вздохнула. С тех пор как она стала репортером криминальной хроники, круг самых омерзительных для Криса людей расширился — туда вошли еще и полицейские. Джоанна не могла припомнить, чтобы раньше он хоть раз высказывал вообще какое-нибудь мнение о полиции, пока общение с полицейскими не стало частью ее ежедневной работы. Тогда он решил, что все они — жулики и злодеи и ничем не отличаются от преступников, которых должны ловить. Похоже, у Криса была одна проблема: решить наконец, какая из низших форм жизни гаже — писаки или копы.

А ее проблема заключалась в том, что она все еще любила его. И ничего не могла с этим поделать. Они уже довольно долго шли вместе по жизни, и, несмотря ни на что, Джо почему-то была уверена, что и он любит ее. После недельного отсутствия она дала себе слово сделать все, чтобы по крайней мере их первая ночь прошла успешно.

К счастью, машин на дороге было не много. В четверть пятого Джоанна была уже на Хай-стрит в Чизвике. Она оставила свой «MG» на парковке и заглянула в рыбный магазин Порша, где купила два больших палтуса, которых так любил Крис. Дома найдутся картошка и овощи, — по этой части он всегда содержал хозяйство в порядке. Поэтому для устройства особой ночи осталось раздобыть бутылку шампанского — ее можно заказать на дом в ближайшем кафе — и купить цветы. Для их маленького, но уютного коттеджа, который находился сразу за поворотом Тернэм-Грин, Джоанна покупала цветы регулярно. Крис говорил, что она делает так, чтобы прикрыть цветами беспорядок в доме. И он был прав более чем наполовину. Она знала, что домохозяйка из нее никакая. Практически всю работу по дому она оставила на мужа. Но цветы Джо любила на самом деле, поэтому она купила у уличного торговца большой букет белых роз, опять-таки его любимых. Вскоре после половины пятого она была дома. «Чудесно, — думала Джоанна, — море времени!» Она знала, что сегодня Крис в школе и вернется не раньше плести часов. Джо поставила розы в столовой, гостиной и — неисправимая оптимистка! — в спальне, затем почистила картошку, собираясь приготовить воздушное пюре. Крис обожает картофельное пюре. Пересмотрев овощи, она отобрала для зеленого салата немного огурцов, зеленый перец и листовой салат. Закончив резать овощи, она накрыла на стол и отправилась принять душ и переодеться.

Она чувствовала себя расслабленной и освеженной, когда вернулся Крис.

— Привет, дорогой, скучал по мне? — окликнула она его, едва услышав, что в замке повернулся ключ.

Он что-то едва слышно проворчал в ответ.

Радостная улыбка Джоанны немного угасла, но она не сдалась. Подойдя к мужу, она обняла его за шею.

— Палтус на гриле, пюре уже почти готово, шампанское в холодильнике. Ты меня любишь или как? — прямо спросила она.

Крис взял ее руки за запястья и стащил с себя.

— Ты что, перепутала меня с одним из твоих любовников? — услышала она в ответ.

— Что?

— Ну какой смысл тратить на меня шампанское? Я не твой работодатель и интересной информацией тоже не поделюсь.

— Что за ерунду ты болтаешь? — немного резко потребовала она ответа и тут же пожалела о своем тоне. Как-то невольно получилось. Джоанна знала, что его очень раздражает такой тон.

— Оставь этот тон для сброда, с которым ты работаешь, ясно? Я не раз уже говорил тебе, что не желаю слышать его в моем доме.

— Не мог бы ты прекратить занудствовать и все-таки рассказать мне, что случилось. Насколько я понимаю, что-то случилось. — У Джоанны бешено колотилось сердце: что-то произошло.

Крис грустно улыбнулся:

— Некоторые из твоих так называемых коллег сочли необходимым ознакомить меня с твоими похождениями на стороне. Разумеется, все во имя гражданского долга, — произнес он с подчеркнутым сарказмом.

— Объясни, пожалуйста, простым человеческим языком, — попросила она в ответ.

— Джоанна, не стоит всех вокруг считать дураками. Тебе это совсем не идет. Поверь, совсем.

Она просто не переносила, когда он разговаривал с ней, как с одной из своих шестилетних учениц, но заставила себя промолчать: она ждала, что будет дальше.

— Кто-то звонил мне несколько раз и очень подробно объяснил, как ты добываешь материал для статей.

— Ну вот, началось! — взорвалась Джоанна. — Ну давай! Расскажи мне, пожалуйста, как же это я его добываю!

Джоанна схватила Криса за руку. На этот раз он не отстранился от нее — по крайней мере, хоть что-то — и позволил отвести себя к кухонному столу.

— Пока ты была в командировке, мне несколько раз звонили, — повторил он ровным, бесцветным голосом. — И всегда об одном и том же. Что ты — шлюха, согласная на все ради нужного материала, в частности, ты спишь с полицейскими. Со всеми подряд.

Джоанна застыла на месте.

— Кто тебе звонил? — тихо спросила она.

Крис пожал плечами, глядя мимо нее.

— Откуда я знаю? Звонивший не представился. Ничего удивительного!

— Крис, ради бога! Мы опять пришли к тому же: ты позволяешь какому-то идиоту доставать тебя.

— А тебе бы это понравилось? — возразил он. — Джоанна, чему я должен верить? Последнее время я целыми днями не вижу тебя. То ты собираешь материал, то еще что-нибудь. А когда ты якобы остаешься дома, тут же убегаешь на несколько часов, чтобы выпить с каким-нибудь полицейским. Откуда мне знать, что происходит.

— Крис, это моя работа, — спокойно сказала Джоанна.

— Всего лишь работа, — ответил он. — А кто звонил? Кто-нибудь из твоих так называемых коллег, я так понимаю, и ты, Джоанна, работаешь рядом с такими очаровательными людьми?

С этим она была готова согласиться и уже открыла рот, чтобы сказать ему, что, пожалуй, ей отлично известно, кто звонил. Фактически существовал только один человек, который ненавидел ее до такой степени, — Фрэнк Мэннерс. Но она передумала. Их отношения подошли к той стадии, когда чем меньше Крис будет знать о ее работе и о людях, с которыми она работает, тем больше шансов, что по крайней мере у нее дома будет сносная жизнь.

— Я понятия не имею, кто тебе звонил, — солгала она, — и очень надеюсь, что это не один из тех людей, с которыми я работаю. Слушай, у меня в Скотланд-Ярде есть знакомый, который как раз специализируется на таких звонках. Хочешь, я поговорю с ним и нам на телефон поставят прослушку, что-нибудь в этом роде.

— Джоанна, я не хочу, чтобы на мой дурацкий телефон ставили прослушку! — заорал на нее муж.

— Крис, ты ведешь себя непоследовательно. Чего же ты хочешь, если не хочешь, чтобы выяснили, кто звонил, а? Звонки расстроили тебя, это же видно невооруженным глазом.

— Да, расстроили! Но я хочу одного — чтобы моя жена перестала вести себя как проститутка. И тогда мне не понадобятся никакие прослушки. Или я не прав?

Волна справедливого негодования смыла все добрые намерения Джоанны.

— Ах ты, ханжа! — взорвалась она. — Ну и готовь себе сам свой поганый ужин! А мне пора в редакцию.

Джоанна уже была у входной двери, когда Крис бросил ей вслед:

— Но особое внимание ты уделяешь одному полицейскому, да? Он у тебя, наверное, в фаворитах ходит.

— Слушай, тебе не надоело?

— И зовут его детектив Майк Филдинг. Это твое самое последнее увлечение, да? Я видел его по телевизору. Ничего не скажешь. Как раз в твоем вкусе. Водит тебя по всяким пабам. Наверняка встречаетесь в разных уютных местечках. Конечно, куда уж там жалкому школьному учителю!

— Если ты такой дурак, можешь верить чему угодно!

Джоанна хлопнула дверью и направилась к своей машине. Есть ли в мире еще что-то, что могло бы разозлить ее больше, чем такое обращение со стороны собственного мужа? Ведь она правда абсолютно ничего не сделала, чтобы заслужить его! С тех пор как они с Крисом поженились, пару раз у нее были романы, но, учитывая, какими молодыми они связали себя брачными узами, она не считала, что это такой уж страшный грех. Эти интрижки быстро заканчивались, и Джо почти не сомневалась, что и у Криса в свое время были один-два романчика на стороне. Но при этом она чувствовала, что и у него никогда не было ничего такого, что могло бы перерасти в серьезную любовную связь.

Смешно, но все эти годы она считала, что у них с Крисом вполне приличный брак. Во всяком случае, лучше, чем у многих. Но в последнее время, казалось, они едва выносили друг друга, и в большинстве случаев Джоанна не считала себя виноватой в том, что у них все стало так скверно. Иногда она спрашивала себя, не связана ли его ревность с ее успешной карьерой. И тут же отбрасывала этот вопрос, считая его высокомерным.

Джо уехала из дома без четверти шесть и примерно в шесть двадцать уже поставила машину на парковке у редакции «Комет». «Мы пробыли в одной комнате чуть больше пяти минут», — криво усмехнулась она. Третья мировая война разразилась всего за несколько секунд. Она покинула Чизвик довольно рано, машин на дороге было немного, и ничто не омрачило ее поездку.

В редакции рабочий день был в самом разгаре. В 1980 году в шумных, насквозь прокуренных редакциях ежедневных газет никто никогда не убирал на своем рабочем месте и все сотрудники пытались говорить друг с другом одновременно и громко, часто параллельно разговаривая по телефону и нередко при этом еще и печатая на машинке. Да-да, на той самой клацающей механической пишущей машинке.

Каждый раз, оказавшись в редакции вечером, Джоанна чувствовала себя так, словно ей вкатили хорошую дозу адреналина. Это было ее любимое время. На самом деле это было любимое время всякого настоящего журналиста, потому что именно в это время последний срок был самым последним, напряжение доходило до предела и печатные станки стояли на взводе, готовые начать печатать новый выпуск газеты. Ночью центр редакции перемещался в новостной отдел. Проходя мимо стола, за которым сидел Энди Маккейн, редактор ночного выпуска, она слышала, как он разговаривает по телефону с кем-то из репортеров. Немного старомодный, растягивающий слова шотландец был убежден, что любой журналист, не поработавший у северных границ страны, не завершил свое ученичество и с такими всегда следовало обращаться с большой осторожностью. Разумеется, как и с большинством журналисток, независимо от их специализации. «Когда я захочу, старик, чтобы ты узнал, как у меня дела, я позвоню тебе», — слышала Джоанна, как он говорит с заметным шотландским акцентом, — так говорят в Глазго.

«Наверное, кто-то из новеньких позвонил», — подумала она. Только совсем неопытный новичок начнет свой контрольный звонок Маккейну, вежливо поинтересовавшись, как у того дела. Она мысленно хихикнула. Однажды с Маккейном произошел такой случай: в час ночи он позвонил бывшему новостному редактору по шоу-бизнесу, с единственной целью, чтобы сказать какую-то гадость про одного из ее подчиненных. Несколько минут женщина, очевидно, слушала его более-менее молча, наверное надеясь, что Маккейн сам отстанет от нее. В конце концов она решила, что пора вступиться за своего подчиненного, и сказала этому редактору ночного выпуска: «Да хватит тебе, Энди, последнее время у Рона статьи вполне приличные».

Маккейн не стал спорить с ней. Он ответил со своим смачным шотландским акцентом: «Ну еще бы, будешь брать его за жабры почаще, он и лучше сделает».

На следующий день женщина-редактор подошла к Маккейну, как раз когда ее подчиненный проходил мимо. «Энди, так ты говоришь, что надо брать Рона за жабры почаще. Это как — в качестве наказания или поощрения?» — громко спросила она. Время было выбрано безупречно. Вся редакция взорвалась хохотом, а Маккейн только слегка покраснел.

Та же самая женщина, рост которой был под два метра, однажды довольно эффектно поставила на место одного низкорослого репортера. Вернувшись после обильного ланча в пабе, он дыхнул на нее пивом и заявил, что она не в его вкусе. Тогда женщина поднялась в полный рост и ответила: «Имейте в виду — если ваш вкус не изменится и я вдруг об этом узнаю, я очень сильно рассержусь».

При этом воспоминании Джо усмехнулась. Пусть эти мерзавцы считают, что совсем достали тебя всякими своими приколами и высокомерным отношением. Не терять чувства юмора, не реагировать. Делать вид, будто тебе все нипочем, даже если тебя задевает такое отношение, особенно когда ты — одна из горстки женщин среди нескольких сотен мужчин.

Пол Поттер, талантливый молодой литератор, все еще работал у себя за письменным столом, где Джоанна и надеялась застать его. Пол специализировался на литературной обработке материалов о нераскрытых убийствах молодых женщин, и, конечно, дело Анжелы Филлипс было в русле его темы. Джоанна знала, что в каждом случае он старался вникнуть во все обстоятельства расследования, даже когда оно проводилось много лет назад. Он беседовал с семьями потерпевших и полицейскими, участвовавшими в расследовании, а иногда и с подозреваемыми. В Великобритании ни одно нераскрытое убийство нельзя закрыть. Исключение делается только в тех случаях, когда полиция почти наверняка знает, кто убийца, но либо не может собрать достаточно доказательств для суда, либо суд оправдывает подозреваемого. Тогда часто дело по-тихому сдается в архив.

Нераскрытых убийств было немало, поэтому Пол Поттер не сидел без работы. Джоанна считала его по-своему привлекательным — тихий, умный, вдумчивый и очень хороший слушатель. Иногда она спрашивала себя, что он делает на Флит-стрит. Он совсем не вписывался в атмосферу этого места. Пол отлично справлялся со своей работой, но трудно было не заметить, как сильно он отличается от окружающих. В те дин ни Джо, ни кому другому и в голову не приходило, какой он честолюбивый в душе.

Джоанна остановилась поговорить с Полом.

— Как дела? — поинтересовалась она.

С легким удивлением он оторвался от работы:

— Привет, Джо, не ожидал увидеть тебя сегодня.

— Я и сама не ожидала, но семейные обстоятельства сложились так, что лучше я спокойно поработаю часок-другой в редакции. У меня правда куча неразобранных материалов.

На «улице Позора» у нее не было никого, с кем она могла бы поделиться своими семейными неурядицами. Джоанна отлично знала, что, если хочешь выжить в газетной редакции, не приноси свои проблемы на работу. Никогда. Мужчины еще могли время от времени позволить себе расслабиться, но женщины — никогда.

Пол принял ее маленькое откровение без комментариев, как всегда. Он никогда не задавал вопросов.

— Спокойно поработать часок-другой в этом аду? Шутить изволишь? — И он улыбнулся ей такой знакомой, едва заметной улыбкой.

— Но, может, хоть десять минут?

— И не мечтай. — И он снова улыбнулся. — Я собираюсь плотно поработать часок. Материальчик, конечно, не особо жизнерадостный. А потом пойду в «Нож». Хочешь, пойдем вместе?

«Нож в спину» — так все неизменно называли паб «Белый олень» в редакции «Комет».

— Отличная идея, — согласилась Джоанна.

Работы еще целая куча, но в глубине души она, еще когда ехала в редакцию, надеялась посидеть в пабе с Полом. Лучшей компании сейчас нельзя было и пожелать. Иногда казалось, что он — единственный в ее жизни человек, с которым она чувствует себя совершенно свободно. Он не принимал участия в постоянном, часто злобном перемывании костей коллегам. И совершенно ничего не хотел от нее. Как ни с кем другим, она могла спокойно говорить с ним о работе и без страха выкладывала ему все свои печали. Даже если впоследствии чувствовала, что сказала лишнее, он никогда не предавал ее. Пол не только тонко чувствовал ее переживания, от него веяло надежностью. Эти качества Джоанна ценила в нем больше всего. Но ей и в голову никогда не приходило, что он может относиться к ней не только как к случайному собеседнику за кружкой пива.

Глава пятая

Через пять дней Джоанна ехала по Найтсбридж, что на полпути от ее дома, когда ей позвонили из редакции и сообщили, что полиция арестовала подозреваемого в похищении и убийстве Анжелы Филлипс. Но обвинение еще не предъявили.

— Я немедленно возвращаюсь, — сказала она, тут же бросая машину в запрещенный разворот на светофоре.

Чтобы избежать столкновения, водителю черного такси, следовавшего за ней, пришлось резко затормозить и вильнуть в сторону. Он смачно обругал ее в открытое окно. Джоанна едва слышала его. Она мчалась обратно по Найтсбридж. Проскочив два светофора на красный свет, ее «MG» с ревом выскочил на Гайд-парк-Корнер, даже не пытаясь дождаться просвета в движении. Другие автомобили только успевали уворачиваться. К счастью, в отличие от Америки, где машины часто врезаются друг в друга, потому что водители не привыкли, что кто-то может безбожно нарушать правила, в Лондоне почти всегда успевают увернуться, даже если за тобой гонятся полицейские — призрачно сверкают мигалки и на все голоса визжат сирены.

На Конститьюшн-хилл Джоанна включила дальний свет и поехала посередине дороги, уповая на то, что ей не попадется полицейский. Было около девяти вечера, начало сентября, большинство работающих уже разошлись по домам или расположились в пабах и ресторанах центрального Лондона. Завсегдатаи театров все еще сидели на спектаклях и по крайней мере еще час на улицы не повалят. К счастью, на дороге было свободно. Джоанна промчалась мимо Букингемского дворца, повернула к Бердкейдж-уок, а затем свернула налево, к Вестминстеру. Когда она неслась мимо Парламента, Биг-Бен отбивал девять часов.

До сдачи срочного материала в номер оставался всего один час. Только час, за который ей предстояло написать нечто вроде небольшой начальной статьи. В последующих выпусках история будет развиваться, обрастая новыми подробностями. Джо порадовалась, что сегодня ночью выпускающим редактором был сам Том Митчелл. Часто выпускающим назначался один из его заместителей или младших редакторов, а они слишком осторожничали, что, конечно, не могло нравиться Джоанне.

Почти каждый журналист, работающий сегодня ночью, получит задание — небольшую часть большого материала. Когда возникает такая сенсация, как арест Дартмурского Зверя, газета старается осветить все мало-мальски значимые аспекты как можно быстрее: кто-то поднимет материалы по исчезновению Анжелы, другие попытаются связаться с ее друзьями и семьей, третьи займутся выяснением личности арестованного. Фрэнка Мэннерса и Фредди Тейлора тоже обеспечили заданием. Мэннерс по своим каналам раздобыл в полиции пленку с записью ценной информации. Джоанне хотелось обойти их всех.

Она свернула с набережной у отеля «Говард» и по узкой боковой улочке, которая вела к Стрэнду и Олдвичу, проехала по мостовой мимо церкви Святого Клемента и выбралась на Флит-стрит. Джо нырнула налево, в переулок Феттерлейн, затем — направо, на редакционную парковку, на которой двадцать четыре часа в сутки было тесно. Шумно остановившись около ночного дежурного, она выпрыгнула из машины, не выключая мотор, и попросила поставить машину. Через несколько секунд она уже бежала по черной лестнице в редакцию. На лифт времени не было.

В редакции стоял рабочий гул. В этот гул вы погружаетесь, как только ступаете на затоптанный коричневый палас. По жилам бежит адреналин. Джоанна много раз переживала это состояние и раньше. Возбуждение растет, а вместе с ним — и желание довести до конца дело, которое, как она знала, ей было по силам выполнить наилучшим образом. И каждый раз она понимала, за что влюбилась в свою работу.

Джо направилась прямо к дежурному новостному редактору. Маккейн в рубашке с закатанными рукавами, обнажавшими загорелые руки, сидел во главе длинного стола, уставленного стопками бумаг, грязными чайными чашками и переполненными пепельницами. Телефоны на этом столе молчали, иначе это был бы настоящий сумасшедший дом. Лишь на мини-коммутаторе безжалостно вспыхивали огоньки. Сегодня работали только два человека — нормальный штат для ночного дежурства, — и казалось, каждый из них принимает по крайней мере три звонка одновременно. Маккейн, держа одной рукой у уха телефонную трубку, другой передал Джоанне небольшую пачку листков.

— Подожди минуту, — скомандовал он в трубку и, повернувшись к ней, сказал: — Джо, это почти все, что у нас есть, и мы в полной заднице. Ничего не знаю наверняка. Не знаю даже, того ли арестовали.

Джоанна молча покачала головой, отлично понимая, куда клонит Маккейн. Ничего другого и не ожидалось. «Комет» оказалась совершенно в стороне от этого ареста. Оставалось надеяться, что и конкуренты сидели ни с чем. Значит ли это, что ей дают зеленый свет? Вряд ли. Скорее всего подозреваемый вписался в расследование крайне внезапно, или ребята в полицейской форме на этот раз провели всю операцию без единого звука.

— Джо, приму любую помощь, все, что можешь. Нам вот так нужен этот материал, — продолжил Маккейн, перед тем как вернуться к телефонному разговору, в то же время изучая листок, переданный ему одним из ночных дежурных. Никакой спеси и подковырок. Маккейн занимался тем, что умел делать лучше всего, а он умел произвести впечатление, когда надо было спасти большую сенсацию.

В игры он играл, только когда ему было скучно. А скучно становилось Маккейну легко и просто. Как и многим другим. Скука, помимо всего прочего, не способствует укреплению брачных уз. Мужчинам-то, в общем, легко. Они умеют перековывать своих женщин, вернее, женщины умеют становиться такими, какими их хотят видеть взявшие их в жены мужчины. Определенно женщинам приходится трудиться больше, в этом Джоанна нисколько не сомневалась.

Фрэнк Мэннерс работал за своим столом. Джоанна догадалась, что, уйдя из редакции даже раньше ее, он сидел в «Ноже» или в «Бродягах», тут же за углом. Сейчас Фрэнк деловито заканчивал телефонный разговор — не подумаешь, что крепко выпил. При всех «за» и «против» Джоанна знала его как профессионала высокого класса: писать репортажи и пить он бесспорно умел.

Он был слишком занят и поэтому на сей раз не говорил скабрезности и не третировал ее.

Когда Джоанна подошла к нему, он как раз театральным жестом положил трубку на место.

— Джеймс Мартин О’Доннелл, — объявил он. Предвкушение крупного материала, похоже, настолько захватило его, что он даже забыл о торжествующем тоне, который в данном случае Джо вполне простила бы. — Ребята из полиции Девона и Корнуолла взяли его в Лондоне и отправили прямиком в Эксетер. Обвинение еще не предъявили, но они, должно быть, уверены, раз так хозяйничают на территории лондонской полиции.

Джо не сводила с Мэннерса изумленного взгляда.

— Тот самый Джеймс Мартин О’Доннелл? — наконец спросила она.

— Тот самый, — ответил Фрэнк, и на этот раз в его голосе все-таки прозвучала торжествующая нотка.

«Не мудрено», — подумала Джоанна.

Мэннерс набрал номер дежурного редактора, другой рукой заправляя лист бумаги в пишущую машинку и уже печатая в верхнем правом углу: О’ДОННЕЛЛ.

Джоанна стояла в добрых четырех-пяти футах от стола, а этот ветеран отдела криминальной хроники прижимал телефонную трубку к самому уху, но она ясно услышала рев Маккейна: «Молодец, Фрэнк! Старик, все получилось! Теперь достаньте мне о нем все, ясно?»

Мэннерс принялся сочинять статью, и у Джо появилась минутка обдумать информацию, которую тот только что раздобыл. Во всей стране едва ли найдется журналист криминальной хроники, который не знает, кто такой Джеймс Мартин О’Доннелл, и то же можно сказать о зрителях и читателях, ну разве что кто-то никогда не смотрит телевизор и не читает газеты. О’Доннеллы были криминальной семьей с традициями. В пятидесятых-шестидесятых годах преступным миром Лондона правили Крейзы. К восьмидесятому году О’Доннеллы стали почти такой же большой семьей и окружили свое имя примерно такими же легендами. Джеймс Мартин, известный как Джимбо, был старшим сыном старого Сэма О’Доннелла и наследником его сомнительного трона. Еще раньше у Джоанны сложилось смутное впечатление, что с ним что-то не так. Но в чем дело, вспомнить ей не удалось.

Сэм был одним из немногих представителей лондонского преступного мира старой закалки. Без определенной сноровки криминальный мир в узде не удержишь. И что бы там ни говорили по поводу Сэма, трудно было не восхищаться им. В причастности к делу Дартмурского Зверя Джоанна заподозрила бы О’Доннеллов в последнюю очередь. Они проворачивали разные махинации и обделывали свои делишки, но не причиняли вреда гражданскому населению. Журналисты, полицейские, преступники — все говорят о гражданском населении. Бедняжка Анжела Филлипс как раз относилась к этому гражданскому населению. Однако ей причинили вред. И еще какой!

— Господи, Фрэнк! Изнасиловать и замучить девчонку, а потом бросить ее умирать… никто из О’Доннеллов не пойдет на такое. Это не характерно для них, — наконец произнесла Джо, обращаясь к старшему коллеге, уже вовсю печатавшему набросок статьи.

Не прекращая печатать, тот красноречиво посмотрел на нее, и Джо поняла, что сейчас он прочитает ей небольшую показательную лекцию. Нормально. Она совсем не возражала против его лекторского порыва. Фрэнк Мэннерс обладал феноменальной памятью и энциклопедическими познаниями по части преступников и давно забытых преступлений.

К тому же Мэннерс пребывал в хорошем настроении: он всех обошел. Джо тоже постоянно хотелось оказаться первой, но, как шеф отдела, она предпочитала, чтобы ее подчиненные играли в одни ворота, а не друг против друга.

— Джимбо — урод в семье О’Доннеллов, — пояснил Мэннерс. — С женщинами он всегда обращался гадко. Говорят, ему нравится над ними издеваться. В шестьдесят девятом его посадили за изнасилование. На восемнадцать месяцев. Громкое дело для того времени.

Мэннерс напечатал еще одно предложение. Почти все журналисты ежедневных газет в совершенстве владели искусством делать несколько дел сразу.

Вот оно! Сидел за изнасилование. Теперь и Джоанна вспомнила это дело, но без подробностей. Уверенная, что Мэннерс не удержится и покажет свое превосходство в области, в которой считал себя суперпрофессионалом, Джо терпеливо ждала, что он расскажет еще что-нибудь интересное. Примерно через минуту он сказал:

— В наше время это преступление определили бы как изнасилование во время свидания. Иначе Джимбо тянул бы гораздо больший срок. Он подцепил в клубе девицу, и она пригласила его к себе. По ее заявлению получается, что он решил, как само собой разумеющееся, с ней переспать, а когда она отказалась, пригрозил ножом. Смотри-ка, а ведь тоже сходится! Этот ублюдок всегда любил ножи. Он сбил ее на пол и набросился на нее. Большой, сильный парень этот Джимбо. Девица заявила в полицию не сразу — почти через год: когда узнала, кто такой Джимбо, испугалась О’Доннеллов. Он твердил, что она сама согласилась и что ножа не было. А что еще ему говорить?

Присяжные дали ему по максимуму, но судья уменьшил срок. Выяснилось, что девица — профессиональная проститутка, и это наверняка повлияло на его решение.

«Да уж наверняка», — с горечью подумала Джоанна. Ее просто бесило, когда судьи учитывали такие обстоятельства, как «жертва изнасилования была одета провокационно» или, еще хуже, «не была девственницей». Вывод, что, раз не девушка, мужчина имеет право делать с ней все, что пожелает, приводил Джоанну в ярость.

— Одного этого обвинения было достаточно, чтобы Джимбо уволили из армии, — продолжил Мэннерс.

От неожиданности Джоанна вздрогнула:

— Как ты сказал? Повтори.

— Я думал, ты в курсе. Он несколько лет подряд проходил ежегодные сборы в Оукхэмптонском военном лагере. Джимбо всегда был помешан на военном деле. Просто с ума сходил по армии. Даже хотел пойти служить по контракту, да, видать, папаша не пустил. Сэм берег его как зеницу ока еще с тех пор, когда Джеймс Мартин был совсем мальчишкой. Разумеется, Сэм и мысли не допускал, что его сын может кого-то изнасиловать. Никогда. Ты же знаешь Большого Сэма. Косит под крестного отца. Сэм всегда старался строить отношения на уважении. У него свои, притом строгие, представления о морали. Правда, они нисколько не мешают ему обувать в бетонные ботинки себе подобных. Но у него это считается просто бизнесом.

Несколько секунд Джоанна молча обдумывала услышанное.

— Получается, что обвинение предъявят именно Джимбо, так? — спросила она.

— По-моему, так. А как будет на самом деле, не знаю. У тебя же сейчас особая связь с полицией, или нет? — В голосе Фрэнка появилась насмешка, и он подчеркнул слово «особая».

Ну конечно, как же без этого. Мэннерс не может вести себя с ней как разумный человек дольше пяти минут.

— Да пошел ты, Фрэнк! — сказала Джоанна, повернулась и направилась в свой кабинет, с шумом захлопнув за собой дверь.

Когда Джоанна только-только появилась на Флит-стрит, молодая, горящая желанием работать, она пришла в ужас от того, как мужчины третировали ее. Вскоре ее представили легендарной Марджи Прупс из «Дейли миррор», женщине, с которой никто не решился бы плоско пошутить, и та дала ей совет, как вести себя с наглецами с Флит-стрит. Джоанна навсегда запомнила ее слова: «Мило улыбайся им, дорогая, а если не поможет — просто посылай их».

Джоанна вдруг заметила, что, вспоминая этот совет, она улыбнулась. Она попробовала дозвониться до Филдинга. Как и следовало ожидать, его телефон не отвечал. Джо поговорила с дежурным констеблем, заверившим ее, что при первой возможности он передаст детективу, что она звонила. Но рассчитывать на это особо не приходилось. Джоанна искренне удивилась, когда примерно через полчаса Филдинг перезвонил ей.

— Можете мне сказать, насколько вы уверены? — спросила она.

— Вообще-то, Джоанна, мы не арестовываем людей без веских на то оснований, — ответил он довольно бойко. Былая самоуверенность опять вернулась к нему.

Джоанна отлично понимала, что результат во многом зависит от полиции. Даже когда на руках есть труп.

— Ради бога, Майк… — раздраженно начала она.

— Да, уверены на сто процентов, — внезапно перебил он ее. — Все сходится один к одному. О’Доннеллу нравится играть в солдатики, и всегда нравилось. Он любит ножи — у него дома мы нашли целую коллекцию. Также нам известно, что он довольно часто бывал на этой пустоши. И еще — его видели в угодьях Филлипсов в тот день, когда пропала Анжела.

— Но у вас же наверняка есть еще что-нибудь?

— Конечно, есть.

— Ну?

— Не могу говорить об этом.

— Ладно. А как вы на него вышли?

— Сработала шоковая тактика. Нам позвонил один мелкий преступник из Дартмура. Он видел, как Джимбо слонялся вокруг фермы «Пять вершин» в тот день, когда похитили Анжелу, и сразу узнал его. Очевидно, в прошлом он как-то пересекался с О’Доннеллами. Хотя признаваться в этом не хочет. Джимбо укрылся за изгородью и, похоже, наблюдал в бинокль за фермерским домом. Все сходится. Если похититель Анжелы не местный, то кто бы ее ни похитил, он наверняка сначала кое-что выяснил о ней и ее семье, и скорее всего — путем наблюдения. Сам-то наш человечек тоже замышлял недоброе, впрочем, как обычно: его любимое занятие — красть овец. И одну такую кражу он и провернул недавно в окрестностях Дартмура. Ну и уж конечно, ему совсем не хотелось вмешиваться в дела Джимбо О’Доннелла. Говорит, тут же, как только узнал его, убрался подальше. В общем-то, понятно: боится он этих О’Доннеллов. Да все жулики их боятся, и не без причины. Любого О’Доннелла просто так голыми руками не возьмешь, и он же не видел, что именно Джимбо похитил Анжелу. Он все еще сомневался, когда обнаружили труп девушки и когда выяснилось, что это похищение с целью выкупа. А затем, когда вы напечатали, как убийца изуродовал тело, все-таки пришел к нам. У него самого дочка того же возраста. Говорит, чуть не помер, как представил, что она могла оказаться на месте Анжелы. Тогда, похоже, он все рассказал жене, а уж она подтолкнула его в нашу сторону. Ну вот, пожалуй, и все. Как я и сказал, все сходится один к одному.

— Правда, немного неожиданная окраска, да? — уточнила Джоанна. — Заранее все обдумавший похититель и при этом извращенный насильник.

— О’Доннелл всегда был помешанным, — проворчал Филдинг. — И чуть что, пускает в ход кулаки. А молоденькие девчонки — его слабость. В управлении говорят, ему здорово повезло, что у него всего лишь один срок за изнасилование. В прошлом году у себя дома он особо гадко изнасиловал девчонку-подростка, и полиция уверена, что это был именно он. Но ни она сама, ни ее семья не стали заявлять, потому что боятся О’Доннеллов. Похищение Анжелы Филлипс спланировано и проведено по всем правилам. Наверное, сам Джимбо считает, что это дело ничем не отличается от всех тех, которые проворачивают остальные члены семьи. Сэм держит всех в ежовых рукавицах, да вы и сами знаете, и финансовые потоки у него все учтены. Похоже, Джимбо захотел доказать старику, что он уже большой мальчик. Но без сомнения, ублюдок давно собирался поразвлечься с Анжелой. И как только она попала ему в лапы, его истинная натура дала о себе знать.

— Вы присутствовали при аресте?

— Угу. Пришли на рассвете. Вошли и вышли. Босс сказал, что лондонскую полицию вмешивать не надо. И правильно. Я рад, что теперь Джимбо заплатит за все. По нему давно тюрьма плачет. Джо, да вы и сами все это знаете.

— Не важно, — ответила Джоанна. — Предъявлять обвинение будете вы?

— Угадали.

— Когда?

Вопрос на миллион долларов. Если О’Доннеллу собираются предъявить обвинение сегодня ночью, то весь ночной выпуск надо посвятить этой теме. Если нет, то в печать пойдут и какие-нибудь слащавенькие статейки Мэннерса. Конечно, заявлять о виновности семьи Джимбо в открытую нельзя, но можно сделать так, чтобы читатели узнали хотя бы минимум о сомнительной репутации О’Доннеллов и самостоятельно сложили два и два. В том числе и читатели «Комет», с ухмылкой подумала Джо. К тому же ее газета предоставит им немало фоновой информации, которую она почерпнула у Филдинга.

Детектив все это знал. В его обязанности входило общение с журналистами. Иногда у Джо складывалось впечатление, что в освещении преступлений в средствах массовой информации Филдинг разбирается не хуже, чем в том, как ловить преступников.

— Очень правильный вопрос. Завтра утром, — ответил он.

— Спасибо, Майк. Вы просто сокровище!

Когда Джоанна повесила трубку, у нее в ушах все еще звучал его голос.

— И я тоже сокровище, — похвалила она себя.

На следующее утро, как Филдинг и обещал, О’Доннеллу предъявили официальное обвинение в убийстве Анжелы Филлипс. Джимбо ненадолго появился в оукхэмптонском городском суде, там же его взяли под стражу. После этого газете, в общем-то, и не о чем было писать, пока не начнутся слушания, которые сами по себе многие считали формальностью.

Тем не менее через шесть недель Джоанна поехала в Девон, чтобы присутствовать на заседании суда. Она освещала это дело с самого начала, шаг за шагом, и хотела собственными глазами увидеть его финал.

Оукхэмптонский городской суд размещался в неряшливом белом бунгало, приткнувшемся на северной окраине города, прямо за супермаркетом, как раз там, где встречаются реки Уэст- и Ист-Оукмент. В Эксетер О’Доннелла привезли из девонской окружной тюрьмы в черном микроавтобусе с зарешеченными окнами. Он вылез у входа в здание суда, большой, грубый, широкоплечий мужчина лет тридцати с небольшим. На нем были полувоенные брюки и облегающая черная футболка, выгодно подчеркивающая мускулистый рельеф его торса. На бицепсе левой руки Джимбо виднелась крупная безобразная татуировка грудастой молодой женщины. На одной груди у нее было написано «любовь», на другой — «ненависть».

О’Доннелла явно не сломило то, что с ним случилось. Он высоко держал голову, хотя из толпы выкрикивали в его адрес проклятия. Его обесцвеченные перекисью, коротко стриженные волосы тускло блестели в лучах осеннего солнца, а глаза тяжело смотрели из-под нависших бровей. Такой не станет отсиживаться в кустах. Повсюду теснились машины — на парковке позади здания суда, на дороге за ним и даже на парковке супермаркета, и настроение собравшихся людей нельзя было назвать благодушным. Впрочем, ничего другого и не ожидалось: сегодня предъявляли обвинение в таком жутком преступлении. Толпа жаждала крови. Большинство в правительстве и в управлении полиции — и слава богу, подумала Джоанна — были против возвращения смертной казни. Если бы толпа добралась до О’Доннелла, без сомнения, его разорвали бы на месте.

Джоанна прикинула, что у здания суда собралось человек пятьсот. В основном простые фермеры, которые гораздо уютнее чувствовали себя верхом на лошади или у ворот своих угодий. Но сейчас, когда Джеймс Мартин О’Доннелл, надежно скованный наручниками с двумя полицейскими по бокам и окруженный еще полудюжиной, начал свое короткое путешествие в зал суда, они во весь голос кричали ему: «Грязный убийца!»

«Если бы он склонил голову или хотя бы опустил взгляд, люди бы так не завелись», — подумала Джоанна.

Дюжина фотографов засверкала вспышками и защелкала затворами фотоаппаратов, и О’Доннелл обвел толпу холодным взглядом, агрессивным, высокомерным, презрительным. Затем общий шум недовольства прорезал яростный крик. Какой-то человек, прорвавшись сквозь полицейский кордон, набросился на Джимбо. Огромные плечи обвиняемого задергались — он пытался защититься от нападавшего, а тот вцепился ему в лицо, стараясь добраться до глаз. Трое крепких полицейских схватили нападавшего и оттащили прочь. Джо стояла на ступенях здания суда, прислонившись спиной к стене, и отлично видела всю сцену. Она едва успела разглядеть лицо обидчика, но была почти уверена, что это Джереми Томас, парень Анжелы Филлипс. Глупый мальчишка, подумала Джоанна. Хотя его тоже можно понять: Джереми не только потерял свою девушку, да еще при таких жутких обстоятельствах, но и его самого подозревали в убийстве Анжелы.

Толпа разошлась еще больше. О’Доннелл замотал головой, когда полицейские потянули его за наручники, понуждая быстрее пройти в здание. Со стороны можно было подумать, что поклонники не дают прохода кинозвезде. На самом же деле этого человека обвиняли в совершении одного из самых зверских убийств. Джоанна заметила на лице О’Доннелла тоненькую струйку крови, — к великому удовольствию толпы, напавшему все же удалось его основательно поцарапать.

«Наверное, даже смертная казнь до конца не удовлетворила бы тех, кто пришел сюда сегодня, — думала Джоанна. — Особенно если убийцу казнили бы гуманным способом и не публично. Смерть на виселице еще туда-сюда, но всего лучше излюбленный старый китайский способ — ножом по горлу. Если у правительства появляется проблема с популярностью, ему стоит задуматься об этом».

Джо с трудом пробралась в зал заседаний. Конспектировать нападение на О’Доннелла она не стала, иначе пропустила бы начало заседания, да и необходимости в этом пока не было: до сдачи статьи у нее оставалась уйма времени. Стоя на ступеньках снаружи, Джоанна краем глаза заметила Майка Филдинга, на сей раз в бежевом льняном костюме, — похоже, детектив обожает льняные костюмы. Тщательно подобранный галстук сочетался и с красно-коричневой шелковой рубашкой, и с костюмом. На лице Филдинга, как всегда, сияла самодовольная улыбка. Джоанна не знала ни одного полицейского, который одевался бы так стильно. Что же касается его самодовольства, она очень надеялась, что все в пределах допустимого. Преступление было неординарное, и Джимбо О’Доннелл — не обычный подозреваемый. Определенно он не был банальным сексуальным маньяком. Он был другой. И защита в суде у него тоже была другая. Джо уже знала, что Джимбо защищает команда лучших адвокатов.

Нападение на О’Доннелла несколько смутило упорядоченное течение жизни как внутри суда, так и снаружи. Адвокаты О’Доннелла тут же потребовали, чтобы их подзащитному немедленно оказали медицинскую помощь. О’Доннелл пожал огромными плечами, попросил носовой платок, которым тут же вытер лицо, затем сказал, что с ним все в порядке, и широко улыбнулся судьям. Без сомнения, он и дальше собирался играть на публику.

Далее судебное заседание пошло своим чередом, дело О’Доннелла передали в эксетерский королевский суд, и, конечно, мера пресечения была избрана в виде заключения под стражу. Адвокаты даже не просили о снисхождении: они никогда не добились бы его в таком деле.

Когда Джо вышла из зала суда, Филдинг ждал в фойе. Ее? В этом она не была уверена, но он сразу подошел к ней, сияя неотразимой улыбкой, и коснулся ее руки.

— Как поживает моя любимая журналисточка? — непринужденно спросил он.

Да, он флиртовал с ней, но с Джоанной флиртовали многие, и снова она не была уверена — убалтывает он ее или искренне радуется их встрече. Язык его тела и слова не всегда совпадали. Сейчас он стоял к ней гораздо ближе, чем было необходимо, а когда они вместе пошли к выходу, поддержал ее под руку почти с видом собственника. Джоанна решила тут же пресечь такое обращение.

— Я вполне в состоянии идти сама. Со мной все в порядке. А как у вас дела? — произнесла она резким деловым тоном.

— Намного лучше, как только вижу вас, Джоанна. И так происходит каждый раз.

Филдинг опять обворожительно улыбнулся. Его улыбка была бы еще более обворожительной, если бы он так открыто не подчеркивал, что не сомневается в своей неотразимости. Филдинг относился к тем мужчинам, которые, похоже, считают, что им невозможно отказать. Такие встречаются довольно часто. Многие заблуждаются насчет себя. «Хотя Филдинг, возможно, и не заблуждается», — подумала Джоанна с легким раздражением. Короткий период, когда он почти нравился ей, кажется, закончился. Но и явно отталкивать его тоже не хотелось. Он уже доказал свою ценность как источник информации. И к тому же ей было очень приятно, что она так эффектно увела его у Фрэнка Мэннерса.

Джоанна уже собралась поинтересоваться, не хочет ли он позже посидеть в пабе, но тут раздался сигнал его радиопейджера. Филдинг бросил взгляд на дисплей.

— Придется, дорогая, оставить вас, — сказал он, — хотя это и разбивает мое сердце.

Боже, как он ее раздражает! Джо вышла за ним на улицу, где все еще волновалась толпа.

Как бы то ни было, сегодня Джо вполне могла обойтись без компании Филдинга, а потом у нее еще будет достаточно времени, чтобы умаслить его.

Пробравшись сквозь толпу, она поспешила к своей машине, которую осмотрительно оставила на соседней улице, всего в нескольких минутах ходьбы от здания суда. Теперь можно относительно быстро уехать из Оукхэмптона на ферму «Пять вершин». В конце дорога, ведущей к ферме, собралась большая группа репортеров и фотографов. Не особо рассчитывая раздобыть что-нибудь эксклюзивное, Джоанна чувствовала, что сейчас важно находиться рядом с Филлипсами.

Она планировала остановиться в Девоне на пару дней. Может быть, удастся поговорить с семьей Анжелы один на один. Последнее время их сильно смущал повышенный интерес со стороны прессы. «Комет», как и другие газеты, неустанно охотилась за всем, что журналисты называют фоновой информацией. Большая часть таких материалов не будет использоваться до завершения суда, чтобы не мешать правосудию, а какая-то часть не будет использоваться и после того, как Джимбо признают виновным. Джоанне и в голову не приходило, что кто-то может усомниться в его виновности. Но, независимо от исхода дела, газеты никогда не жалеют на фоновую информацию ни времени, ни денег. Ее считают жизненно важной, и все обитатели Флит-стрит дружно завидуют редакции, которой удается больше всех накопать фоновой информации по громкому преступлению.

Джо ждала, непринужденно переговариваясь с коллегами и в глубине души радуясь, что снова оказалась на свежем воздухе. День выдался теплый и солнечный. Джоанна не любила «ждать на ступеньках» — все журналисты не любят, — но, по крайней мере, сегодня не было дождя, и когда ждешь вместе со всей дружной толпой репортерской братии, обязательно удастся разузнать что-нибудь ценное. Журналист из «Пресс ассошиэйшн» подтвердил ее догадку по поводу нападения на О’Доннелла: полиция объявила, что напал Джереми Томас и его уже арестовали. В общем, все, как она и предполагала.

Примерно через полчаса, когда Джоанна уже начала задаваться вопросом, не лучше ли ей поработать за письменным столом, на дороге показался «лендровер» — настоящий сюрприз для журналистов, почти потерявших надежду узнать что-нибудь новенькое о семье Филлипс. Из машины вышли Билл и Роб Филлипсы. Никто из них в тот день в суде не был. Оба выглядели очень усталыми. Особенно Билл Филлипс. Казалось, с тех пор как Джоанна видела его в последний раз — через пару дней после исчезновения Анжелы, — он постарел лет на десять. Тогда Джо как раз готовила обращение к общественности с просьбой о помощи.

Журналисты и фотографы тут же зашевелились. Защелкали фотоаппараты. Репортеры плотным кольцом теснились вокруг Филлипсов, кто-то сжимал в руках блокнот и карандаш, кто-то размахивал диктофоном.

Когда Роб Филлипс заговорил, казалось, он едва ли заметил хаос, который творится вокруг него.

— По сегодняшнему судебному заседанию нам нечего сказать. Но мы надеемся, что справедливость восторжествует и что ужасная смерть моей сестры… — на этих словах он запнулся и несколько мгновений выглядел так, будто вот-вот заплачет, затем, похоже огромным усилием воли, он взял себя в руки и продолжил: —…смерть моей сестры Анжелы будет отомщена. Но нашу Анжи уже не вернуть, и мы в ужасе от того, что сегодня произошло в Оукхэмптоне. Нам известно, что… — он бросил взгляд на отца, словно хотел убедиться, следует ли ему говорить дальше, — …за нападением на обвиняемого последовал арест. И разумеется, знаем, кого арестовали. Мы не хотим, чтобы еще кто-то пострадал из-за того, что случилось с Анжелой. Она… — Он снова запнулся. Казалось, теперь так происходило всякий раз, когда он произносил ее имя. — …Тоже не хотела бы этого, — продолжил он. — Всем спасибо.

Репортеры помчались к автомобилям, чтобы поскорее добраться до телефонов и передать материал в редакцию. Джоанна задержалась всего на пару секунд, наблюдая, как двое раздавленных горем мужчин — отец и сын — забрались в «лендровер», развернули машину и поехали обратно домой. Туда, где уже никогда не будет так, как раньше.

В ее жизни всегда встречались хорошие люди. И раньше ей не приходилось сталкиваться с тем, что все шло совсем уж неправильно, пока она не увидела этих двоих людей. Едва ли Джо могла до конца представить, что переживают Филлипсы. И тем не менее они старались вести себя как цивилизованные люди и делать то, что считали правильным.

Джо почувствовала, что их выдержка тронула ее. А такое случалось не часто.

За время долгого ожидания следующего судебного заседания, назначенного на начало апреля будущего года, Гарри Фаулер собирал фоновую информацию в Девоне, а Джоанна и Мэннерс сосредоточили свои усилия на Лондоне.

Филлипсы по-прежнему отказывались давать интервью. Их краткое заявление в день суда над Джимбо О’Доннеллом подвело черту под их общением с прессой.

Мало чем можно было оправдать тот факт, что шеф отдела криминальной хроники будет лично собирать материал в Девоне. И Джо не знала, радоваться ей или огорчаться. Если есть хотя бы малейший шанс спасти ее брак, который трещал по швам, тогда чем больше времени она проводит дома, тем лучше. Командировки не способствовали укреплению ее семейных уз, особенно после тех анонимных звонков, которые, к счастью, вроде больше не повторялись.

Джоанна переживала один из периодов жизни, когда отношения рвутся легко и просто. Ей нравилось работать в ежедневной газете и со знанием дела освещать криминальные события. Работа нелегкая, но это ее работа. И Джо с воодушевлением отдавалась ей. В глубине души она считала, что одержала настоящую маленькую победу, став первой женщиной-журналисткой, вторгшейся в сферу Скотланд-Ярда, и заслуженно гордилась собой. Но ее уже тошнило от всей той чепухи, что творилась в редакции. Каждый раз, когда ей на глаза попадался Фрэнк Мэннерс, ей искренне хотелось чем-нибудь запустить в него.

В «Комет» о тех проклятых звонках она никому не рассказывала. И, хорошенько подумав, не стала о них рассказывать и своим знакомым в полиции, хотя сначала сама же предложила мужу. Джо совсем не хотелось давать людям повод позлорадствовать. Чтобы кто-нибудь, особенно Мэннерс, узнал о ее серьезных семейных проблемах. И еще больше ей не хотелось, чтобы Мэннерс подумал, что именно ему удалось создать эти проблемы. Она не сомневалась, что на свете нет ничего, что порадовало бы этого мерзавца сильнее.

Джоанна с головой ушла в текущую работу, поставив себе целью выяснить все, что возможно, о семье О’Доннелл. Конечно, она и раньше встречала Большого Сэма, главу клана О’Доннелл. Как, впрочем, и любой более-менее опытный журналист криминальной хроники. Как и Крейзы до него, Сэм считал себя как минимум звездой, любил водить дружбу с представителями шоу-бизнеса и гордился хорошими отношениями с прессой. Ему очень нравилось появляться на страницах газет.

За каждую публикацию, где упоминалось его имя, он посылал журналистам записки с выражением благодарности, даже когда излагаемый в статье материал вовсе не был комплиментом в его адрес. Также он посылал открытки на Рождество, а если ему удавалось выяснить, когда у вас день рождения, то по этому случаю вам тоже приходила открытка. Джо получала открытку на день рождения каждый год с тех пор, когда еще совсем неопытной журналисткой впервые написала заметку о семье О’Доннелл. Как Джоанна ни старалась, ей так и не удалось изжить в себе симпатию к Большому Сэму, во всяком случае до конца. С другой стороны, никаких иллюзий по поводу его темных делишек у нее не было.

Когда она позвонила главе клана О’Доннелл домой, в Дулвич, к телефону подошел Комбо, правая рука Сэма, этакий верзила, чьи телосложение и слепая верность боссу делали его похожим на гангстера из голливудских фильмов.

— Перезвоню, — тяжеловесно громыхнул он и повесил трубку.

С таким не поспоришь. Джоанна слышала, что свое необычное прозвище Комбо заработал за то, что дрался, используя невероятные комбинации кулаков, ног и головы. Ее приятно удивило, что всего лишь через десять минут он действительно перезвонил и сообщил, что Сэм встретится с ней на следующий день в «Дьюке». Комбо имел в виду всем известный «Дьюк оф Денмарк», большой шумный паб недалеко от дома Сэма. В маленькой задней комнате за баром у Сэма было устроено что-то вроде приемной. Там же он обделывал и свои дела, оставляя дом исключительно для семьи, а надо сказать, Сэм был примерным семьянином. Джо не удивилась его готовности встретиться с ней, но опять-таки никаких иллюзий на этот счет она не имела. Сэм, наверняка согласился бы дать интервью любой национальной газете. Такой уж он человек.

Когда Джоанна в назначенное время вошла в «Дьюк», Сэм принял ее, как всегда, радушно, но от ее взгляда не ускользнуло, что он потрясен ужасными обвинениями, которые предъявили его старшему сыну. Если бы Джимбо арестовали за что-нибудь другое, Сэм О’Доннелл рассматривал бы это как издержки бизнеса. Его бизнеса. Но изнасилование и убийство гражданского лица всецело противоречило его личному моральному кодексу. Джоанна знала, что Сэм считает себя хорошим, честным злодеем. Но, как бы то ни было, если он беспокоился или расстроился, он явно старался не показывать виду. Во всяком случае, перед ней. Бармен провел Джоанну в темную комнату с деревянными панелями и пожелтевшим от табачного дыма потолком, Сэм с распростертыми объятиями поднялся из своего большого кресла с высокой спинкой, приветствуя ее. Затем он снова уселся в похожее на трон кресло, и Джо заметила, что единственное пятно света — на стене, позади старого главы клана, — слегка напоминает какой-то таинственный, угрожающий силуэт. Сэм любил театральные эффекты.

— Рад вас видеть, Джоанна, — произнес он низким прокуренным голосом, открывая в улыбке очень дорогую работу дантиста.

Его грузную фигуру облегал отлично сшитый, красивый светло-серый костюм. На руках — профессиональный маникюр, на пальцах и запястьях — золотые кольца и браслеты. Джо знала, что Сэму уже под шестьдесят, но его волнистые волосы по-прежнему оставались густыми, хотя их слишком темный цвет выглядел неестественно. Стильная прическа подчеркивала крупные черты лица. Слишком маленькие, глубоко посаженные глаза сверлили взглядом гостью. Любой, кто недооценивал Сэма, совершал большую ошибку. Справа и чуть позади босса стоял Комбо. Сын Комбо, Малютка Джон, — молодой человек, точная копия отца, даже выше и больше его, — стоял в двух шагах за ним. Внешне все выглядело как обычная деловая встреча у Сэма.

Джо совсем не трогала эта хорошо поставленная сцена из «Крестного отца». В конце концов, она пришла сюда всего лишь взять интервью. И хотя у нее не было ни малейшего желания ссориться с О’Доннеллами, она их не боялась: как журналистка, для О’Доннеллов она была последним человеком, кому они желали бы причинить вред.

Сэм закурил большую сигару и предложил Джоанне кофе из серебряного кофейника, стоявшего на столике рядом с ним. Кофе он налил ей в чашечку из костяного фарфора такой тонкой работы, что, когда пьешь из нее, мизинец изящно отгибается сам собой. Все хорошо знали, что в этой комнате Сэм не пьет спиртное, как не пил его и никто другой, пока находился здесь. Если хотелось выпить, предполагалось, что человек пройдет в бар, но только когда отпустит Сэм. Джо знала правила.

— Джоанна, я хочу, чтобы вы написали о моем мальчике, — сказал Сэм, посылая к потерявшему свой цвет потолку густой клуб сигарного дыма.

— Именно за этим я сюда и пришла, — ответила Джо, и они оба почувствовали, что это неправда.

Внешне Джоанна была готова согласиться со всем, что бы Сэм ни говорил. Разве можно оставить «Комет» без этого интервью, раз уж в деле появились О’Доннеллы? Поэтому Джо приготовилась выказывать симпатию, которой у нее, естественно, не было ни к этой семье, ни к затруднительному положению Джимбо.

— Мой мальчик сказал мне, что он ни в чем не виноват, и я полностью доверяю ему, — продолжил Сэм. — Мы, О’Доннеллы, не причиняем вреда простым людям и никогда не причиняем вреда женщинам. Ни один из нас не поступил бы с молоденькой девушкой так гадко, и весь этот сброд, оклеветавший его, отлично знает это. Моего мальчика подставили. Что мы и собираемся доказать.

Джоанна с пониманием посмотрела на старого ушлого гангстера. Чтобы вызволить из-под ареста сына, он предпринимал именно те шаги, которые она и ожидала. И он ничего не упустил. Весьма типично для Большого Сэма. Джо уже видела имена адвокатов, которых наняли для защиты Джимбо. У О’Доннеллов есть деньги, свои методы и влияние — гораздо большее влияние во всех сферах, чем им следовало бы иметь.

Джоанне оставалось лишь надеяться, что полиция Девона и Корнуолла и адвокаты обвинения знают, против кого выступают. Скорее всего в Западной Англии преступников такого уровня, как О’Доннеллы, и не сыщешь. И пожалуй, самой сильной чертой этой семьи было то, что они совсем не воспринимали себя как преступников. Скорее они считали себя, может, и грубыми, но честными дельцами, которые трудятся в определенной сфере и придерживаются немного других правил, чем остальное общество. За много лет они выработали собственное понятие о справедливости, и, если им бросят вызов, они непременно станут настаивать, что обладают такими же правами в обществе, как и все.

— Джимбо всегда был неравнодушен к дамочкам, но никакого насилия, — продолжил Сэм. — Один лишь раз, еще мальчишкой, он не удержался. Но я все равно не верю, что он мог изнасиловать. Просто его завели. Ему и женщин-то неволить не надо, он слишком хорош для этого, мой мальчик. И вот пожалуйста — Анжела Филлипс! Полная ерунда. Изнасиловать и замучить девчонку? Да говорю вам, ничего подобного. Да еще похищение! Ну зачем, скажите ради бога, зачем ему это похищение? Это же сколько трудов-то! Всем известно. Да и какая ему нужда, моему мальчику?

Джоанна не сомневалась: Сэм убедил себя в том, что говорит правду.

Также она не сомневалась, что он сделает все возможное и невозможное, чтобы с его сына сняли все обвинения. И она знала наверняка, что он — сильный противник.

Глава шестая

Суд над Джимбо О’Доннеллом проходил в эксетерском городском суде в апреле 1981 года, через семь месяцев после ареста. Джоанна снова приехала в Девон, чтобы освещать этот процесс.

Филдинга она не видела с последнего судебного заседания. Всю фоновую информацию «Комет» уже собрала, и до начала слушаний в суде наступило некое затишье. Пока писать по этому делу было не о чем. Но у Джоанны накопилось много другого материала, который следовало обработать. Плюс Фрэнк Мэннерс. Плюс все другие ублюдки. И плюс — самое важное! — муж.

Направляясь по шоссе М4 в Девон, Джо снова размышляла о мрачной перспективе отношений с Крисом. Их брак явно изжил себя. Они больше не спали вместе и едва выносили общество друг друга. Джоанна чувствовала, что она уже на пределе. Первый раз в жизни она серьезно задалась вопросом, есть ли у Криса другая женщина. Они столько лет прожили вместе, но, похоже, сейчас он по-настоящему ненавидит ее, свою жену, и это совершенно не укладывалось в голове. Иногда ей казалось, что Крис просто придумывает проблемы в их отношениях, и она невольно спрашивала себя, не делает ли он это нарочно.

Когда ей хотелось выпить и поболтать, Пол Поттер неизменно оказывался поблизости, но она продолжала считать его лишь другом, и не более того. Только он один из всего ее окружения, которое становилось все более и более враждебным, давал ей такое желанное утешение. Так или иначе, Джоанна при первой же возможности, не задумываясь, уехала из Лондона.

Как и ожидалось, О’Доннелл продолжал настаивать на своей невиновности по всем пунктам обвинения. С древних времен эксетерский королевский суд располагается в величественном Эксетерском замке, построенном еще во времена римского завоевания. Джоанна всегда с содроганием проходила в неприступные, окованные железом ворота — единственный вход во внутренний двор, где когда-то стояла виселица. Там бесконечно много раз приводился в исполнение смертный приговор. Но Джеймса Мартина О’Доннелла, похоже, вообще ничто не трогало. Джимбо явно не беспокоили мрачные призраки других, более жестоких времен. Как подозревала Джо, воображение не относилось к его сильным сторонам. Его именитые адвокаты с самого начала рьяно взялись за дело, и Джоанна испугалась, что благодаря финансовой поддержке папаши защитники Джимбо во главе с блестящим молодым адвокатом по имени Брайан Бернс успешно справятся со всеми обвинениями.

На этот раз Джимбо выглядел совсем по-другому и вел себя тоже по-другому. Теперь его волосы, немного отросшие за время заключения, были аккуратно подстрижены и приобрели русый цвет, какой им, скорее всего, и полагался от природы. Вызывающая татуировка на плече скрылась под одеждой. В суд он неизменно надевал темный костюм, безупречно отглаженную белую рубашку и скромный галстук. Когда Джимбо говорил, он был сама вежливость, особенно в отношении судьи и присяжных. Казалось, в нем не осталось ни капли высокомерия. Над новым образом Джимбо трудились люди, отлично знавшие свое дело.

Большинство доказательств против О’Доннелла были косвенными. Впрочем, некоторые из них выглядели довольно весомо, в том числе и показания одного бывшего военного, вызванного полицией в качестве свидетеля. Он твердо заявил, что О’Доннелл находился в составе их группы, когда во время учений они прятались в шахте Нак-Майн. Но обвинению не удалось использовать эти показания в качестве хорошего начала. Джимбо довольно охотно признал, что в день исчезновения Анжелы он действительно находился в частных владениях Филлипсов, но тут же заявил, что это простое совпадение. Время от времени он выбирался отдохнуть на природе, разбил палатку на дартмурских пустошах, недалеко от фермы «Пять вершин», а потом нечаянно забрел на землю Филлипсов. На заявление прокурора, что О’Доннелл вел наблюдение за фермой, изучая передвижение Анжелы и членов ее семьи, Джимбо с жаром возразил.

— Я наблюдал за птицами и именно поэтому взял с собой бинокль! — разразился он негодующе. — Что бы я да за кем-то подглядывал?! Мне-то это зачем?!

Сама мысль, что Джимбо наблюдает за птицами, была настолько дикой, что Джоанна чуть не рассмеялась. Однако, взглянув на присяжных, она поняла, что они невозмутимо проглотили весь этот бред.

«Неплохо бы получше проработать концепцию, согласно которой человека судят двенадцать добропорядочных граждан, никогда не замеченных в преступных деяниях, и все такое», — уже не в первый раз решила Джоанна.

Адвокат обвинения Малкольм Бауман, полноватый серьезный молодой человек с заметным косоглазием, не сдавался.

— Вы тщательно изучили семью Филлипс, — настаивал он, — оценили их состояние и пришли к выводу, что это довольно богатая семья, способная выложить за жизнь Анжелы пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. С раннего детства, мистер О’Доннелл, вы были одержимы идеей стать военным, так? И вы воспользовались вашими знаниями и навыками в этой области, когда планировали свое жуткое преступление, правильно?

Джимбо смотрел прямо перед собой.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр, — произнес он.

— Вы посчитали, что вашей военной подготовки хватит, чтобы похитить и удерживать в неволе молодую женщину, так? — продолжил Малкольм Бауман. — И вы хорошо знаете местность. Вы изучили ее за время учебных сборов в Оукхэмптонском военном лагере. Мистер О’Доннелл, мы только что слышали от заслуживающего доверия свидетеля, что вы лично знали о шахте, где обнаружено тело Анжелы Филлипс. Вам известно, что шахта Нак-Майн — отличный тайник, и я обвиняю вас в том, что, похищая Анжелу Филлипс, вы уже тогда собирались спрятать ее там.

— Нет, сэр, это неправда, — тихо, но твердо ответил Джимбо. — Если я и приближался к этой шахте, то только на учениях, и теперь совсем ее не помню. — Он отлично выучил роль. Очевидно действуя по инструкции, Джимбо спокойно продолжал все отрицать.

— Вы мучили и насиловали Анжелу, чтобы удовлетворить свои извращенные желания, — настойчиво продолжал Бауман, — а когда ваши попытки получить выкуп провалились, безжалостно бросили ее умирать в шахте.

— Нет, сэр, это неправда, — повторил Джимбо снова все так же тихо.

Джоанна знала, что преступник практически не оставил отпечатков на тех немногих уликах из жуткой гробницы Анжелы, с которыми работали самые лучшие эксперты. В те дни — еще до ДНК-анализа — сперма, обнаруженная в теле Анжелы, могла принадлежать любому человеку с той же группой крови, что и у О’Доннелла. А первая группа крови резус положительный не такая уж редкость. К тому времени, когда Малкольм Бауман упомянул коллекцию ножей, найденную на квартире у О’Доннелла, его обвинения выглядели все более и более слабыми. Ни один из этих ножей экспертиза не признала однозначно орудием пытки Анжелы Филлипс.

— Это память о годах, проведенных в армии, сэр, — ответил Джимбо.

Бауман недоверчиво взглянул на него:

— Память, мистер О’Доннелл? Вы говорите о коллекции потенциально смертельного оружия, в которую входит и почти новый боевой армейский нож одной из последних модификаций?

— Да, сэр, для меня это память. Поймите, я люблю военное дело.

— А для чего предназначена ваша коллекция, мистер О’Доннелл, если не убивать и не калечить людей?

— Сэр, я никогда не пользовался этими ножами. Мне нравится просто смотреть на них.

Смешно, но присяжные снова не обратили на это внимания.

Наконец в ход пустили ту самую улику, на которую намекал Филдинг во время их последнего разговора сразу после ареста Джимбо.

Обвинение заявило, что золотой медальон, который носила Анжела Филлипс, после ее исчезновения был найден на лондонской квартире О’Доннелла, в ящике шкафа в его спальне. Эту весомую улику уже нельзя было назвать косвенной. Она вполне могла переломить весь ход судебного разбирательства. В душе у Джоанны ожила надежда. С галереи за ней, где сидела семья Анжелы, донесся громкий вздох. Похоже, этот пункт обвинения произвел впечатление даже на присяжных. Но у защиты уже имелся готовый ответ, и на этот раз под прицелом оказался Майк Филдинг. Надежда Джоанны стремительно угасала. На медальоне обнаружили отпечатки пальцев О’Доннелла, и это обстоятельство оставалось бесспорным, но выяснилось, что, объявив о находке, Филдинг с торжествующим видом помахал своим трофеем перед носом Джимбо и позволил ему взять медальон в руки. Джо заметила, что Филдинг заметно смутился, когда его попросили встать и объяснить свое поведение.

Майк безуспешно попытался спасти обвинение:

— Да, сэр, мы нашли этот медальон в спальне, здесь все правильно. И какая разница, брал его мистер О’Доннелл в руки или нет…

— Детектив Филдинг, вы отлично знаете, что мистер О’Доннелл действительно брал этот медальон в руки, — настаивал Брайан Бернс. Высокий, худощавый, красивый, он крепко держал ситуацию под контролем, составляя резкий контраст Малкольму Бауману. — Я предлагаю вам, детектив-сержант, сказать правду, — продолжал Бернс. — Ведь с вами там были другие полицейские? И возможно, они не станут так хитрить, как вы.

В конце концов у Филдинга не осталось выбора, и он признал, что позволил О’Доннеллу взять в руки главную улику.

— Меня поразила эта находка, и я плохо понимал, что делаю, — сказал он.

— Детектив Филдинг, вас поразила эта находка? И поэтому вы позволили подозреваемому взять главную улику в руки и оставить на ней множество отпечатков пальцев? Вы и впрямь считаете, что суд поверит вам?

Ответа не последовало. Бернс задал новый вопрос:

— Детектив, а что сказал мой подзащитный, когда вы передали ему медальон?

— Я не передавал ему медальон, он сам взял его.

Джоанна искренне пожалела Филдинга. Ну как он не понимает, что сейчас каждое его возражение только все портит?

— Допустим, — небрежно бросил Бернс. — Так что сказал мой подзащитный, когда вы позволили ему взять медальон в руки?

На лице у Филдинга было написано поражение.

— Он сказал, что никогда в жизни не видел этого медальона.

Джоанна чуть не застонала. Все пошло наперекосяк! Она не верила своим ушам: Филдинг допустил такую глупую ошибку! Теперь само собой напрашивалось объяснение: он подбросил медальон. Ведь именно он первым из полицейских оказался на месте преступления. И если медальон оставался на Анжеле в шахте Нак-Майн, то у Филдинга была отличная возможность тайно снять его и приберечь на будущее — так, на всякий случай, если позже вдруг выяснится, что улик недостаточно. Джоанна знала, что такое случается.

Именно к этому выводу и подвел присяжных Бернс. Серию своих перекрестных вопросов он завершил следующими словами:

— Я утверждаю, детектив Филдинг, что вы не находили этот медальон дома у моего клиента, но расчетливо подбросили его. Вам необходимо, чтобы моего подзащитного осудили. Вы собираетесь подняться на следующую ступеньку карьерной лестницы, и вам не нужны нераскрытые преступления, верно?

Бернс действовал очень умело. Его аргументы вскрывали в системе обвинения такие дыры, что в них свободно проехал бы автобус. И так происходило всякий раз, когда за дело бралась эта команда лучших адвокатов.

Суд продолжался шесть с половиной рабочих дней, полтора дня из которых присяжные согласовывали вердикт. Они пришли к выводу, что Джеймс Мартин О’Доннелл невиновен, и это под конец судебных слушаний уже никого не удивило, но ужасно разочаровало полицию, прокуратуру, семью и друзей Анжелы Филлипс. И Джоанну — Филдинг сумел убедить ее в виновности О’Доннелла. Пока Джимбо не оправдали, она даже не понимала в полной мере, насколько сильно ей хотелось, чтобы его осудили за это зверское преступление.

«Разумеется, присяжным ни слова не сказали о предыдущей судимости О’Доннелла за изнасилование, а также о криминальной репутации его самого и всей его семьи. Хотя наверняка большинство из них не могли не слышать об О’Доннеллах», — думала Джо.

Решение было принято большинством голосов. Возможно, если бы соответствующий закон изменили и информация подобного рода предоставлялась присяжным, — многие люди считали, что положение о деятельности присяжных должно быть изменено, особенно если рассматривается преступление на сексуальной почве, — могла бы перевесить и другая точка зрения. Десять присяжных из двенадцати вынесли вердикт «невиновен», и Джимбо О’Доннелл вышел из зала суда свободным человеком.

Когда старшина присяжных зачитал вердикт, Джимбо в характерном жесте вскинул вверх руки со сжатыми кулаками. Интересно, усомнились ли присяжные при этом жесте в правильности принятого решения? Разумеется, как только до О’Доннелла дошло, что дело выиграно, он тут же отбросил свою показную респектабельность.

Джо присоединилась к толпе, последовавшей за ним из зала суда. Его отец, присутствовавший на всех судебных заседаниях, стоял рядом с сыном посреди древнего замка, улыбаясь в свете вспышек в объективы фотоаппаратов.

— На этот раз справедливость восторжествовала, — блистая широкой улыбкой, объявил Сэм. — Мой мальчик никогда не пошел бы на такое, в чем его обвиняли. Он — О’Доннелл. Мы не обижаем женщин и детей. И я ни минуты не сомневался в нем. Никогда. Вот он стоит рядом со мной, мой мальчик, посмотрите на него! Я прошу вас, посмотрите на него… — Сэм протянул руку и взъерошил новую прическу сына.

Джимбо изо всех сил старался выглядеть подкупающе невинным и пострадавшим ни за что, но все, что ему удалось, — это только самодовольный вид. В зале суда, во время заседаний, его игра была убедительной, во всяком случае достаточно хорошей, чтобы убедить присяжных, а все другое теперь не имело значения.

Полную противоположность О’Доннеллам составляла семья Филлипс. В сопровождении Джереми Томаса и мрачного Тодда Маллетта они постарались незаметно проскользнуть к ждавшей их машине. Но у них ничего не получилось. Журналисты окружили их, забрасывая вопросами. Джоанна тоже находилась в самой гуще, выкрикивая: «Мистер Филлипс, Роб, Джереми, просто расскажите нам, что вы чувствуете!» Они все выглядели подавленными. Журналистам, чтобы написать статью, нужны слова. А фотографы всегда настаивают, что один снимок может быть красноречивее тысячи слов. «Возможно, они и правы», — подумала Джоанна. Никакие слова не выразили бы так полно, что переживает сейчас эта семья, как подавленный вид Филлипсов. В какой-то момент Джоанна перехватила взгляд Билла Филлипса, но в его глазах она увидела только пустоту побежденного, бремя которого стало еще тяжелее.

Прямо за Филлипсами, оттесняя газетчиков, следовали Филдинг и инспектор Парсонс. Они также отказались отвечать на вопросы, доносившиеся в их адрес из толпы журналистов, через которую они с трудом прокладывали путь. Оба мужчины выглядели мрачными. Джоанна не сводила глаз с Филдинга: обычно самоуверенный, детектив тяжело переживал поражение, его лицо стало почти пепельного цвета.

Джоанна полагала, что пройдет время и Филдинг в долгу не останется, но сегодня его карьере нанесли смертельный удар. Такое полицейскому может присниться только в кошмарном сне: на открытом судебном заседании его обвиняют в том, что он подбросил главную улику. Джоанна почти жалела Филдинга, — его радужное будущее больше не выглядело радужным.

Сделав набросок статьи и пристроив Мэннерса присматривать за полицией, Джо уехала в Дартмур и провела вторую половину дня на дороге, ведущей к ферме Филлипсов. Они по-прежнему не желали общаться с прессой. Джоанна дождалась Гарри Фаулера, которого редакция прислала ей на смену, и около десяти часов вечера покинула свой наблюдательный пост. Джо так устала, что просто валилась с ног. Сейчас она мечтала лишь об одном — поскорее добраться до своего номера в эксетерском отеле, заказать большую порцию виски и, пожалуй, несколько бутербродов, а затем — спать.

Неожиданно она обнаружила, что, подчиняясь внезапному порыву, направляется к полицейскому участку на Хэвитри-роуд. Она оставила машину на почти пустой стоянке. Снаружи дежурили пара журналистов и один фотограф. Джо знала, что Мэннерс уже побывал в участке и сегодня больше не собирался возвращаться сюда. Джоанна нисколько не удивилась. Фрэнк не относился к тем людям, кто согласен дежурить на любых ступеньках, хотя он всегда оказывался в курсе всего, что происходит. «Всегда выйдет сухим из воды», — скрепя сердце, признавала Джоанна.

Она прошла мимо незнакомых журналистов — их обоих она видела лишь пару раз со стороны — к дежурному и поинтересовалась, можно ли поговорить с детективом Филдингом. Джо и сама не объяснила бы, почему так поступает. Вряд ли сейчас Филдинг в состоянии предоставить ей эксклюзивную информацию. И не факт, что он вообще захочет разговаривать об этом деле. Или все-таки в глубине ее души таилась другая причина?

Дежурный без особого энтузиазма пристально посмотрел на нее:

— Он не общается ни с прессой, ни с кем другим. Вы можете присоединиться к вашим коллегам на улице и подождать там.

— Послушайте, просто спросите его. — И она одарила дежурного своей самой обворожительной улыбкой.

— Попробую, — уже не так неприступно сказал дежурный.

— Пожалуйста. Просто спросите его. Больше ничего не надо.

Джо снова улыбнулась. Может, и не стоило разуверять тех, кто сплетничал, что она спит с полицейскими, а они платят ей за это эксклюзивной информацией. Эти басни только ее муж принимал за чистую монету. Если уж быть честной до конца, то ни у Мэннерса, ни у ему подобных нет ни малейшего шанса поговорить с Филдингом сейчас, а у нее есть. Покусывая нижнюю губу, она сделала вид, что вот-вот заплачет. Уловка сработала. Дежурный поднял трубку. Странно, но почему-то Джоанне и в голову не пришло, что за час до полуночи Филдинг может быть где-то в другом месте, а не на работе.

— …Джоанна Бартлетт, газета «Комет», да, Майк, я сказал ей, что ты не…

Последовала пауза, пока дежурный с чуть удивленным видом слушал. Затем, отвернувшись от Джоанны, он едва слышно ответил. Однако она слышала его слова довольно отчетливо:

— Старик, ты уверен? Тебе что, мало неприятностей?.. Ладно. Как скажешь. — Вздохнув, он повесил трубку. — Можете подняться, — сказал он Джоанне. — Второй этаж. Детектив встретит вас на площадке.

К тому времени, когда Джоанна миновала два лестничных пролета, Филдинг уже ждал ее. Пожалуй, сейчас он выглядел даже хуже, чем после суда. Он не улыбнулся ей, а просто сказал «привет» и провел ее к себе в кабинет. Джоанна догадалась, что, наверное, он пил, и не ошиблась: на его рабочем столе стояла на три четверти пустая бутылка виски. Он предложил ей выпить, и она согласилась. Он нашел бумажный стаканчик и щедро плеснул ей из бутылки. Затем, предложив жестом располагаться, он уселся в свое кресло, положил ноги на стол и хорошенько хлебнул прямо из горлышка. Откинувшись на спинку кресла, Майк прикрыл глаза. Джоанна чувствовала его мрачное настроение. Ей тоже было несладко. Она верила в виновность О’Доннелла и хотела, чтобы его осудили. К тому же теперь вся информация, которую она насобирала, пошла коту под хвост. Почти ничего из этого материала печатать нельзя — О’Доннелла оправдали.

— Сочувствую, что для вас все прошло так неудачно, — наконец произнесла она.

Майк открыл налившиеся кровью глаза и в упор посмотрел на нее. Его лицо было все того же пепельного цвета. Сейчас в нем совсем ничего не осталось от подарка судьбы, который Бог приготовил женщинам. Но голова более-менее работала.

— Надеюсь, вы не записываете? — спросил он.

— Конечно, нет, — машинально ответила Джоанна.

Может, с ее стороны это и непрофессионально, но она даже не пыталась заполучить от него что-нибудь под запись. Обычно, когда дело касалось работы, Джо своего не упускала. Особенно если разговаривала с полицейскими.

Как она и ожидала, Филдинг поверил ей на слово и заметно расслабился.

Он еще раз приложился к бутылке виски.

— Какая задница вышла! — сказал он. — Просто нет слов.

— Ваша ошибка не была единственной, — успокоила его Джо, почувствовав, что он во всем винит себя. — Немного увлеклись, и не более того.

— Как всегда. По сути, медальон — единственная серьезная улика. Я дал Джимбо выкарабкаться, зацепившись за этот медальон. Неужели эти дурацкие присяжные действительно поверили, что я подбросил его?

Джоанна пожала плечами. Разумеется, поверили. Не поверили бы — не оправдали бы Джимбо. Кстати, у нее, к примеру, тоже возникли сомнения. Не по поводу О’Доннелла. Вернее, не совсем. По поводу Филдинга. Как, похоже, и у его начальства. Филдинг знал, что крепко вляпался. Она изменила тактику:

— Вы по-прежнему не сомневаетесь насчет О’Доннелла?

— Конечно, не сомневаюсь. Этот мерзавец кругом виновен, на нем живого места нет. Но даже всей мощи полиции Девона и Корнуолла, взятой вместе с прокуратурой, не хватило, чтобы засудить этого подонка! Все, не будем об этом. Полная задница, и я тоже внес свою лепту… — Он помолчал, словно подыскивая слова. — Да еще какую, — заключил он с немного наигранным пафосом.

— И что теперь будет с вами? — поинтересовалась Джоанна.

— Что заслужил. Теперь-то уж точно я не скоро получу инспектора. Может, и вообще никогда не получу. Скорее всего назначат служебное расследование. Если все повернется против меня, я просто загнусь. Хотя вряд ли. Наверняка замнут по-тихому. В лучшем случае я вел себя как полный дурак, в худшем — попытался подбросить улику. Как ни крути — сукин сын, так получается?

Джоанна промолчала. Что здесь можно сказать? Филдинг еще хлебнул виски, поднялся с кресла и подошел к окну. Он продолжал говорить, повернувшись к ней спиной и глядя на улицу.

— По ночам я просыпаюсь от кошмара: мне снится Анжела, как она, изуродованная, лежит в дерьме. — Его голос дрогнул.

Джоанна удивилась: ничего, кроме жалости к себе, от Филдинга она не ждала. Он профессиональный детектив. Такой же тертый калач, как и преступник, которого он преследовал. Один ловит другого. Это его работа, именно так все говорят о детективах.

— У меня эта сцена из головы не идет, — продолжил он. — Первый раз в жизни на меня так повлияло место преступления. Надеялся, засадим этого ублюдка и все закончится. Но мы проиграли. И второго шанса у нас не будет.

Джоанна видела, как поднялся его локоть, — это Филдинг снова приложился к бутылке.

— Вот и все. Я подвел себя и обманул Анжелу.

Теперь никакого сомнения не осталось, — его голос определенно срывался. «Возможно, этот человек все-таки больше, чем просто еще один честолюбивый полицейский», — подумала Джоанна. Она поднялась со своего места, подошла к нему и стала молча смотреть на проезжающий за окном длинный автомобиль. На мгновение свет фар выхватил из темноты двух журналистов, все еще стоявших, разговаривая, на тротуаре. Ночь была прекрасна: чистое небо, усыпанное звездами. Но почему-то это казалось неправильным. Пусть лучше бы шел дождь или бушевала буря, — в общем, хотелось, чтобы было темно и противно, под стать тому, что произошло в этот день.

— Вы же не один отвечаете за случившееся, — сказала она. — Вы сделали все, что смогли.

Филдинг повернулся к ней. Джоанна с изумлением увидела, что у него мокрые щеки.

— Знаете, говорят, что это худшая эпитафия, какую можно написать на надгробном камне? — спросил он, пробуя улыбнуться, но улыбка получилась не очень. Она осталась у него на губах, так и не добравшись до глаз.

— Давайте не будем об эпитафии, Майк Филдинг, вы еще не мертвы, — тихо произнесла Джоанна и, протянув руку, коснулась дорожки от слез у него на щеке. Она вполне отдавала себе отчет, что, возможно, он плакал просто потому, что был пьян. Но тем не менее…

Он взял ее руку и с нежностью поцеловал. Вдруг как-то так получилось, что она оказалась в его объятиях и их губы встретились. От него пахло виски и табаком, но ощущение с самого начала было чудесным. Его прикосновения были приятны. Позже она не могла бы с уверенностью сказать, как случилось, что в полицейском участке они слились в страстном поцелуе. Его объятия стали жарче. Она чувствовала, как он весь напрягся, прижимая ее к себе. Его руки уже искали под блузкой ее грудь, и она услышала, как он тихонько, с облегчением, вздохнул, когда коснулся ее возбужденного соска. Его руки уже раздвигали ей ноги и в то же время успели задрать юбку. Не веря себе, Джоанна поняла, что она уже готова. Она чувствовала, что, пока одна рука настойчиво добивалась своего, другой рукой он начал расстегивать молнию на брюках.

Но тут в ней проснулся здравый смысл. Из последних сил она оторвалась от его губ и, отталкивая его руку, прошептала:

— Нет Майк! Нет!

Он тут же остановился, тяжело дыша, и немного отстранился от нее.

— Боже, Джоанна, прости, — проговорил он. — На меня будто нашло. Прости меня. Это было, словно… — Он помолчал, точно не зная, как сказать.

Она покачала головой:

— Все в порядке. Я тебя понимаю и чувствую то же самое.

Он все так же не отнимал одну руку от брюк. И Джоанна неожиданно догадалась, что он пытается прикрыть образовавшуюся в районе молнии выпуклость. Забавно. Майк удивленно взглянул на нее.

— Правда? — спросил он.

— Да. Может, я чокнутая, но я безумно хочу тебя. Только не здесь. Ты забыл? Это же твой кабинет в участке на Хэвитри-роуд, и вокруг полно полицейских.

Он обескураженно улыбнулся, а затем рассмеялся. На его лице все еще оставались едва заметные дорожки от слез, а рука все так же держалась за брюки.

Вопреки абсурдности ситуации ей хотелось его смертельно. Она отняла его руку от брюк и прикрыла выпуклость своей ладонью. Она ощутила твердость его тела. Он весь был на взводе. Как, впрочем, и она сама. Безумие, но, кажется, у нее не осталось выбора.

— У меня здесь, в отеле, номер, — начала она.

— Так чего же мы ждем? — спросил он низким, хрипловатым голосом.

Когда они выходили из кабинета, Джо заметила на его столе фотографию хорошенькой рыжеволосой женщины с младенцем на руках. Она догадалась, что это жена Майка Филдинга с его ребенком. Но сейчас ей совсем не хотелось думать о его жене, так же как не хотелось вспоминать и о собственном муже.

Она вышла из участка первой. Они договорились, что он последует за ней через несколько минут и сам доберется до ее отеля. В конце концов, не было никакой необходимости афишировать их намерения.

Оказавшись в ее номере, они оба будто пытались забыть о горячечном порыве и сделать все как надо. Без спешки, как раньше, Филдинг сидел рядом с ней на кровати и целовал ее лицо, глаза, щеки, шею, пока их губы снова не встретились. И этот поцелуй был еще дольше и нежнее.

— Ты разденешься для меня? — спросил он.

Она кивнула, поднялась и сняла с себя одежду. Все так просто. Джоанна не чувствовала смущения. Она не играла на публику, превращая раздевание в стриптиз. Она просто сняла одежду и, обнаженная, встала перед ним.

— У тебя красивое тело, — произнес он все тем же низким голосом.

— Чудо, — откликнулась она. И действительно чудо, если учесть, как она сейчас жила.

— Мое чудо, — сказал он ей. — Теперь ложись.

И снова она сделала, как он приказал. Возбуждение все больше захватывало ее.

Она легла рядом с ним. И он тут же раздвинул ей ноги и принялся ее целовать. Он совсем не касался ее руками. Возбуждение дошло до предела. А он все продолжал и продолжал, пока она отчаянно не захотела, чтобы он вошел в нее, и не сказала ему об этом. Так почти всегда она кончала в первый раз.

Наверное, прошла целая вечность, пока он оторвался от нее. Она уже приготовилась к тому, что должно было последовать дальше. Но вместо этого он повалился рядом с ней на кровать и какое-то время лежал, почти не двигаясь, — только его губы тихонько касались ее губ. И она чувствовала запах и вкус своей собственной влаги.

Она потянулась к нему, но он немного отодвинулся.

— Боюсь, у меня ничего не получится.

Смешно, но он так и не снял брюки.

Она вдруг почувствовала, что выпуклость совсем исчезла.

— Я разочаровала тебя? — тихо спросила она.

— Напротив, — ответил он. — Это виски. А может, нет. Обычно я — как железный конь.

Она усмехнулась.

И он тоже.

— Я совсем не то имел в виду, — сказал он.

— Я понимаю.

— Можно, я останусь с тобой? Утром все будет по-другому, обещаю.

— А тебе не надо домой? А жена?

Он помотал головой.

— Она привыкла, — ответил он.

«Бедная курица, конечно, привыкла. Можно подумать, у нее есть выбор», — пронеслось в голове у Джоанны. Но сейчас она была не в том настроении, чтобы разбирать моральный облик Филдинга. И уж конечно, ей совсем не хотелось, чтобы он уходил.

Он разделся, и она увидела, что у него тоже хорошее тело. Трусы он снимать не стал, что вызвало у нее невольную улыбку. Он забрался под одеяло и обнял ее. Через несколько минут его дыхание стало глубоким и ровным. Он уснул. У нее так не получится. Слишком возбуждена, чтобы легко заснуть. Сбросить напряжение пока не удалось, и похоже, придется потерпеть.

Но ждать до утра не пришлось. Кое-как заснув поверхностным сном, лежа на спине, она проснулась ночью, почувствовав на себе его вес. Джоанна открыла глаза. Его лицо было совсем близко, и он улыбался. В незашторенное окно светила полная луна, и в лунном свете она ясно видела его, счастливого и сосредоточенного на том, чем он занимался.

— Отлично, ты тоже уже готова, — пробормотал он с пониманием дела и в следующую секунду вошел в нее.

Под его ласковый шепот она кончила почти сразу. Затем второй раз — перед тем, как кончил он сам. Никогда в жизни она не испытывала такого наслаждения. Он проделывал с ней такое, что было для нее совершенно новым. У него не было комплексов, так же как и у нее. По крайней мере, в постели с ним. В прошлом всегда находилось что-то, удерживавшее ее от полного сексуального раскрепощения. Но с ним все было по-другому. С ним она свободна. С ним все естественно, легко и просто. Затем они, умиротворенные, лежали в объятиях друг друга. Они почти не говорили. Им и так было хорошо.

Это был самый лучший секс в ее жизни. Все настолько превосходило то, что она знала раньше, словно она занималась любовью в первый раз. И это в двадцать восемь лет! Она и сама не могла сказать почему, но факт оставался фактом: все было чудесно, ошеломляюще, изумительно хорошо, и где-то в глубине души она даже немножко боялась, что когда-нибудь наступит утро.

Филдинг во многом чувствовал то же самое. Он ушел от нее на рассвете. И ему не хотелось уходить. А хотелось остаться и любить ее весь день, и всю ночь, и весь следующий день. На самом деле вряд ли он смог бы повторить хотя бы еще раз. Но мысль была заманчивой.

Он чувствовал себя на подъеме, но эта ночь ошеломила его. Сколько у него до этого было женщин? Он давно уже сбился со счета. Всех форм, размеров и возрастов. Даже пара проституток. Большинство из них охотно принимали любые сексуальные игры, какие только забредали в его голову. В конце концов, в жизни для него целью номер один всегда было забраться в чью-нибудь постель. Ну и еще, конечно, работа. Работайте, обольщая, как делал Филдинг, и вы тоже непременно получите свою долю успеха. Как же вышло, что никогда ему не было так хорошо? Как вышло, что он никогда не переживал ничего подобного? «Как вышло, что раньше я никогда сам не был так хорош»? — подумал Филдинг, мысленно улыбаясь.

Этого он не понимал. Он потряс головой, проясняя мысли. Здесь надо действовать разумно. Может, в самом деле лучше с ней больше не встречаться?.. В конце концов, у него и так достаточно проблем. И самое последнее, чего ему теперь не хватает, — это интрижка с журналисткой с Флит-стрит. «Придется охладить отношения, — пожалуй, это единственное разумное решение», — посчитал Филдинг.

Тем временем Джоанна лежала в постели, заново переживая эту ночь, так порадовавшую ее. У нее совсем не было настроения вести себя разумно. Тело светилось от удовольствия, и хотелось еще и еще. Интересно, сможет ли она растянуть командировку? Доводя себя до изнеможения, она представляла, как чудесно они с Филдингом проведут время в следующий раз, который, как она искренне надеялась, наступит очень скоро.

Затем раздался телефонный звонок. Редактор новостного отдела Рег Фоли позвонил ей из дома в начале восьмого, чтобы сообщить, что главный редактор хочет купить у Джеймса Мартина О’Доннелла серию эксклюзивных интервью.

Такая перспектива не особо воодушевляла Джоанну. Она по-прежнему считала Джимбо виновным, и ей не нравилась сама идея, что ее газета будет швырять деньги в его сторону.

— Джо, его оправдали, — заметил Фоли. — Значит, он невиновен, так? В любом случае это желание главного редактора. Так давай дадим ему, что он хочет.

Тейлор уже выехал на это задание, но, естественно, Том Митчелл хотел, чтобы шеф отдела криминальной хроники лично все проконтролировала. Это означало, что Джо необходимо вернуться в Лондон как можно быстрее. Вот она и получила ответ на один из своих вопросов. Ее командировка в Девон закончилась. И уж сегодня она точно не увидится с Филдингом. И когда наступит следующий раз, она даже не представляла.

Джо послушно упаковала свой небольшой чемоданчик. Перед выходом из номера она позвонила Филдингу на Хэвитри-роуд. Он еще не пришел на работу. Все верно, еще нет восьми. Она оставила ему сообщение, что ее вызвали в редакцию в Лондон, и попросила перезвонить туда позже.

Он не перезвонил. Ни в тот день, ни на следующий, ни в течение недели.

Джоанна чувствовала себя оскорбленной. Она оставила на Хэвитри-роуд еще одно сообщение, затем дважды звонила ему. Наверное, ей стоило смириться: выходило, что она для него лишь очередное случайное увлечение. В конце концов, она же знала его репутацию. И даже сама сказала ему об этом. С чего она взяла, что их единственная ночь чем-то отличается для него от всех других. Впрочем, почему-то она искренне верила в это. В том-то и проблема. И как видно, ее проблема.

Кроме всего прочего, его молчание заставляло ее чувствовать себя обманутой. К счастью, у нее было мало времени, чтобы хорошенько поразмыслить над этим. Интервью с Джимбо О’Доннеллом отнимали у нее все время и силы. Сначала она вела переговоры, а затем, когда «Комет» успешно обошла всех конкурентов, Митчелл отправил ее брать эти интервью.

К О’Доннеллу она относилась отрицательно, но всякий раз, когда у сенсации намечалась неожиданная развязка, Джо самозабвенно отдавалась своей работе, и в случае с Джимбо с неожиданной развязкой как раз было все в порядке. Его привезли в отдаленный отель в окрестностях парка Эппинг-Форест, чтобы убрать подальше от конкурентов, пока «Комет» не опубликует серию купленных интервью. Джоанну поселили в соседнем с Джимбо номере. И вскоре она уже благодарила Бога, что фотографа «Комет» поселили в той же гостинице. И еще одного журналиста, чья работа в основном заключалась в подстраховке Джоанны.

Ей очень не нравилось, как Джимбо ведет себя в ее присутствии. Как к женщине, он относился к ней почти презрительно. Он снова вернулся к облегающим футболкам — похоже, его излюбленной одежде, — так выгодно демонстрирующим его торс, который, пока Джимбо сидел в тюрьме, стал еще рельефнее. О его безобразной татуировке не стоило и говорить. Кроме того, он носил слишком узкие черные джинсы и время от времени поправлял их в определенных местах, при этом вызывающе глядя на Джоанну. Сейчас она, как никогда, была убеждена, что он виновен на сто процентов. Сексуальное чудовище, которому удалось провернуть по-настоящему ужасающее преступление. Но, выполняя задание редактора, она старалась держать себя в руках, не обращая внимания ни на что, кроме работы.

Как она и ожидала, Джимбо вешал ей лапшу на уши по поводу своей невиновности и по поводу полиции, якобы постоянно преследовавшей его и всю их семью. Но среди этой чепухи попадались и настоящие перлы.

«Я — НЕ ДАРТМУРСКИЙ ЗВЕРЬ. МОЙ НОЧНОЙ КОШМАР — НЕСПРАВЕДЛИВЫЙ АРЕСТ», — кричали заголовки на первой странице «Комет», когда газета, по договоренности с Джимбо О’Доннеллом, напечатала первое из трех интервью, всего лишь через шесть дней после его оправдания. «За всю жизнь я не причинил вреда ни одной девушке. Я — не сексуальный маньяк. Полиция преследует нашу семью всего лишь потому, что кто-то из О’Доннеллов попал в их картотеку. Говорят, что я насиловал раньше, — нет, она просто завела меня. Если это называется изнасилованием, то это было изнасилование во время свидания. И тогда я был всего лишь подростком. Я никого не убивал» и т. д. и т. п. За такое интервью конкуренты отдали бы многое, и Джоанна отнеслась к своему заданию профессионально. Она раскрутила Джимбо на разговор о его предыдущем обвинении в изнасиловании, и таким образом газета получила возможность напечатать информацию, которую иначе посчитали бы предосудительной с точки зрения закона.

Она вернулась в редакцию в тот день, когда версталась третья, заключительная часть этого обширного интервью. Ее работа закончилась. Материал обработан и опубликован. До Джимбо «Комет» больше не было дела: газета успешно сорвала свой большой куш. Том Митчелл остался доволен. Спрос превысил все ожидания, тираж этих номеров даже пришлось существенно допечатать. Вечером Джо отправилась в «Нож» отпраздновать успех. Всегда приятно пропустить стаканчик-другой в одном из пабов на Флит-стрит, когда знаешь, что поработал на славу и сделал по-настоящему большой сенсационный материал, даже если это серия эксклюзивных купленных интервью, которые неизбежно несколько преуменьшали сенсационность для Джо.

Уже прошло девять дней с тех пор, как она провела ночь с Филдингом. От него по-прежнему не было ни слова. Джо запретила себе вспоминать о нем. В конце концов, сейчас у нее было достаточно других дел.

Пол Поттер сидел в баре. Он принес бутылку шампанского, которую они и распили. Но Джо ушла одна, — единственно правильное решение для слегка подвыпившей журналистки с Флит-стрит, если у нее есть хоть капля здравого смысла.

Недалеко от входа остановилась машина. Когда Джо проходила мимо нее, пассажирская дверь открылась, преграждая ей путь, и ее крепко схватили за руку.

Испугавшись, Джо чуть не закричала, но затем догадалась, что в машине — Филдинг.

— Следишь за мной или как? — поинтересовалась она.

— Повезло тебе сегодня, дорогая. Залезай в машину.

Его голос звучал сердито. В нерешительности Джоанна не знала, что делать. Он почти затащил ее в салон.

— Я прочитал дерьмо, которое ты написала, и хочу лично высказать все, что думаю о тебе.

Она замерла и похолодела. Всю неделю она так страстно желала увидеть этого человека, но ей и в голову не приходило, что она может встретить его в таком настроении. Сразу протрезвев, Джо заставила себя говорить ровным, почти безучастным голосом.

— И ты только за этим приехал в Лондон? — будто мимоходом поинтересовалась она.

— Не обольщайся. Ради тебя я бы не поехал через весь этот долбаный Эксетер.

— Это я уже поняла. — Она изо всех сил старалась сохранить спокойствие.

— Ты такая же сука, как и все остальные писаки, — шипел он на нее. — Как вы могли платить деньги этому извращенному ублюдку? Как вы могли дать трибуну для его брехни? Как ты могла?

Джоанна сжалась, словно еще миг — и он ударит ее.

— Это моя работа.

— И она здорово воняет.

— Ну да, воняет, — согласилась она, — в отличие от твоей. По крайней мере, я не подбрасываю улики. — С этими словами она вылезла из машины и быстро пошла прочь.

Филдинг тут же выскочил за ней и оказался рядом, прежде чем она успела подумать, не стоит ли ускорить шаг. Грубо схватив ее за плечо, он прижал ее к стене паба. Казалось, он был вне себя от ярости. Его глаза сверкали, он почти тряс ее.

— Ты дрянь, дрянь! — шипел он на нее сквозь сжатые зубы.

«Сейчас, наверное, ударит», — решила Джо.

Неожиданно его взгляд смягчился, и в нем произошла такая стремительная перемена, что Джоанна изумилась. Он припал к ней и начал целовать ее.

Она сразу же ответила ему, тоже осыпая его страстными поцелуями. Ее тело совершенно не желало прислушаться к голосу рассудка.

Вдруг так же резко, как он начал, Майк остановился и отстранился от нее. Они стояли на тротуаре, тяжело дыша и глядя друг на друга.

— Я на самом деле не хотел, чтобы мы с тобой снова… — тихо проговорил он.

Она молча обняла его одной рукой за шею и притянула его лицо к своему.

Он тут же снова отстранился.

— Мы стоим на улице рядом с пабом около твоей работы. А это еще хуже, чем полицейский участок на Хэвитри-роуд, верно? — сказал он уже более спокойно.

— Ты прав как никогда, — ответила она. Невероятно, но, пока до нее не дошел его намек, она, пожалуй, была согласна заняться с ним любовью прямо здесь, у стены паба.

— На этот раз номер в отеле — у меня, — произнес Филдинг очень серьезным тоном.

Джо просто кивнула и последовала за ним к машине.

В отличие от Филдинга Джоанна все-таки пыталась помнить, что она все еще замужем. Она покинула отель в четыре утра, на такси добралась домой и, стараясь не шуметь, пробралась в гостевую комнату, где, в основном, спала в последнее время.

Одна на небольшой односпальной кровати, положив руку между коленями, она вспоминала совсем недавно пережитое удовольствие. Ну почему ей было так хорошо? На самом деле она не имела ни малейшего понятия почему. Но на этот раз все было даже лучше, чем в предыдущий. И это только начало. Филдинг проведет в Лондоне две недели: он приехал в командировку — отрабатывает лондонский след одного дела о мошенничестве. По большей части будет корпеть над записями в офисе компании, изучая счета и другие деловые бумаги. Майк предполагал, что его отправили в Лондон сразу после суда над О’Доннеллом, чтобы убрать с линии огня. Также он рассказал ей, что уже является «субъектом внутреннего расследования, возбужденного на основании заявлений, сделанных против него в зале суда».

Отель ничего собой не представлял, самый дешевый из доступных. Но Джоанна радовалась, что Филдинга не поселили в полицейском общежитии. Очевидно, там не оказалось свободной комнаты. Мрачная, унылая обстановка номера не подразумевала, что здесь могут заниматься любовью. Но им это не мешало, все прошло даже лучше, чем в прошлый раз. Филдинг поинтересовался, сможет ли она провести с ним эти две недели.

Джоанна, не раздумывая, согласилась. Утром она сказала мужу, что на две недели уедет из города в командировку. Он даже не побеспокоился, хотя бы из приличия, расспросить ее. Она понимала, что по большому счету ему теперь все равно, чем она занимается, и с недоумением спрашивала себя, зачем вообще надо было возвращаться домой прошлой ночью. «Привычка», — решила она и, собрав свой чемоданчик, в конце рабочего дня забросила его в номер Филдинга. Вечером они собирались пойти вместе поужинать. Но так и не пошли. Первым делом они забрались в постель да так там и остались. Джоанну изумляли его неутомимость и изобретательность, но и ее собственные тоже. Раньше она не представляла, что способна так сильно возбудиться. К счастью, с ним происходило то же самое.

— Не могу насытиться тобою, — сказал он ей, а затем признался, что собирался порвать их отношения в самом начале: его влечение к ней оказалось таким сильным, что он посчитал дальнейшие встречи слишком опасными. — Поэтому и не звонил. После той ночи решил — все, — объяснил он. — И когда случайно увидел тебя около паба, я был в полной уверенности, выскажу тебе в лицо все, что думаю об этих дрянных статейках, и больше ничего. — Он улыбнулся, смягчая свои следующие слова: — Кстати, я до сих пор считаю, что покупать у О’Доннелла эксклюзивные интервью — это позор.

Она не стала отвечать. Они оба знали, что все в их жизнях, включая их карьеры, блекло и становилось незначительным по сравнению с той отчаянной любовью, которая захлестнула их.

— А затем, когда я увидел, как ты уходишь, ноги прямо от подмышек, волосы до самой талии… я же знаю, какая ты сексуальная, какая ты там… Я не мог отпустить тебя вот так просто.

— Благодарю Бога, — прошептала Джо и обняла Филдинга.

Каждый раз, занимаясь любовью, они получали все больше и больше удовольствия. Втайне Джоанна спрашивала себя, возможно ли, что так будет всегда. Никогда прежде она не переживала ничего подобного. Каким-то непостижимым образом получалось, что чем больше они занимались любовью, тем ненасытнее она становилась. И даже когда у них совсем не оставалось сил, Джо чувствовала, что ей необходимо все время касаться его: будто она постоянно желала убедиться, что он здесь, рядом.

За эти проведенные украдкой две недели чувства Джоанны крепли день ото дня, и она сама себя не понимала. Во многих отношениях он относился к тому типу мужчин, который ей не нравился. И тем не менее ее желание обладать им, постоянно находиться рядом с ним не знало границ. Каждый раз она открывала в нем что-то новое.

Однажды ночью он привел ее в замешательство. Сначала они занимались любовью, затем он перекатился на спину и, слегка коснувшись ее губ рукой, тихо сказал:

— По-моему, я влюбился.

Глупо, наверное, но первое, что ей пришло в голову, — он смеется над ней. Филдинг в жизни не любил ни одну женщину. Он спал с ними, а потом, когда они надоедали, уходил и возвращался домой к жене. Джо знала об этом и считала безумием связать свою жизнь с ним. С ним она чувствовала себя непривычно хрупкой и уязвимой, и ей это не нравилось.

Она решила подыграть ему.

— Ты так говоришь всем женщинам. Я отлично знаю твою репутацию, — непринужденно ответила она.

Он заключил ее в объятия.

— Переспать с кем попало и быть с тобой — это две большие разницы, моя глупышка, — сказал он и с чувством поцеловал ее в самый кончик носа.

«Боже, вот сукин сын, разыгрывает из себя покровителя, для него женщины, видите ли, существа второго сорта, — думала она. — Но как ему удалось так необыкновенно захватить меня?»

— Это было в прошлом. Теперь все по-другому. Я хочу быть с тобой все время.

— Майк, у тебя жена и дети. Я знаю таких мужчин, как ты. Пишу о них каждый день. Вы всегда возвращаетесь в свои семьи.

Она не любила, когда ее принимали за дурочку, но подозрение, что именно так все и происходит, не покидало ее.

Его голос стал суровее.

— Что ты хочешь этим сказать? Откуда ты вообще можешь что-то знать обо мне? Неужели ты и впрямь думаешь, что я просто дурачусь с тобой? Ты считаешь наши отношения банальностью? Но если бы они были банальностью, было бы нам так же хорошо, как сейчас?

Она помотала головой. Пожалуй, Майк прав. Иначе ничего бы между ними не сложилось.

— В противном случае у нас ничего не получилось бы, — продолжил он нежнее, не дожидаясь, пока она придумает ответ. — У меня никогда не было ничего подобного, никогда. Знаешь, я даже думал… ну, в общем, я хочу перевестись в Лондон.

— Что? — Этого она не ожидала.

— Что слышала, Джо. Не могу я больше оставаться с Рут. Моя жизнь становится фальшивкой, если рядом нет тебя. Когда вернусь домой, я все расскажу ей. И тогда нашим с ней отношениям наступит конец.

Глава седьмая

Разумеется, от жены он не ушел. Хотя какое-то время Джоанна верила, что он на самом деле решится. Их отношения быстро превращались для нее в смысл жизни. И она не сомневалась, что и Майк чувствует то же самое. Его частые приезды в Лондон, чтобы провести время с ней, приводили Джоанну в изумление.

«Когда все мысли об одном, сам удивляюсь, как везде успеваю», — усмехался он. И она знала, что он говорит правду, — она переживала то же самое.

Минута, проведенная не с ним, казалась прожитой зря. Джоанна чувствовала, что работа постепенно отходит для нее на задний план. Интересно, замечали это в редакции и в Скотланд-Ярде или нет? С Крисом у них не осталось ничего общего, и в конце концов они пришли к выводу, что настала пора расстаться. Но почти три месяца со времени суда над О’Доннеллом и начала ее романа с Филдингом они все так же жили под одной крышей, и Джоанна всякий раз порывалась объяснить свои продолжительные отсутствия загруженностью на работе. По привычке. И потому, что старалась поддерживать цивилизованные отношения, насколько это было возможно. Муж ничего не знал о ее романе на стороне, пока не началась новая череда анонимных звонков.

Июль подходил к концу, когда Крису позвонили и в красках обрисовали ее отношения с Филдингом. На этот раз Джоанна якобы уехала в командировку по заданию редактора. На самом деле она все время проводила с Майком. Анонимный доброжелатель безупречно выбрал время для звонка. Осведомленность, с которой излагались подробности, впечатляла. Ну еще бы! Разве можно что-то утаить, когда вокруг тебя рыскает столько профессиональных писак! Джоанна даже не сомневалась, что к этому приложил руку кто-то из ее злобных коллег, скорее всего Мэннерс.

«Как раз сейчас они вместе, ты об этом знаешь? Они не выпускают друг друга из объятий. Он трахает ее даже у себя в участке…»

Почти в точку.

Когда Джоанна вернулась домой, Крис подробно пересказал ей весь разговор. Похоже, он расстроился больше, чем она ожидала. В конце концов, их брак скатился до такой отметки, на которой уже можно утверждать, что он окончательно распался.

— Джоанна, скажи мне правду, — попросил Крис, поначалу ничем не выдавая свое раздражение. Он не кричал на нее, просто выглядел грустным.

Джоанна и не собиралась лгать: больше в этом не было необходимости. «Крис заслуживает лучшего, — думала она. — И в любом случае наши с Филдингом отношения слишком серьезны, чтобы покрывать их ложью».

— Это правда, хотя подробности не совсем точны, — тихо произнесла она. — Слава богу, наши отношения до сих пор продолжаются. Я люблю его, а он — меня.

После ее признания Крис повел себя совсем иначе. Возможно, причиной тому была уязвленная гордость, а может, и что другое. Она не знала. Но он просто взбесился.

— Только не надо мне лапшу на уши вешать! — орал он. — Этот мужик принимает тебя за шлюху. Трахает у себя в кабинете, в полицейском участке. А другие свиньи вокруг тоже не отстают от него или только смотрят? Интересно, как он это делает? У себя на столе? Или по-собачьи на полу? Или вы по-быстрому в такси?

— Крис, пожалуйста, не надо, — перебила его Джоанна, еле удержавшись, чтобы не сказать ему, что мерзкий анонимщик ошибся только в одном: они никогда не занимались сексом в полицейском участке, или почти не занимались.

Она протянула к нему руку, но он нервно оттолкнул ее. Джоанне и в голову не приходило, что ее муж так взбеленится. С какой стати? Они уже вышли за рамки таких отношений. И она ругала себя, что не рассказала ему все сама. И вот теперь он узнал таким ужасным образом. Она же хотела. Просто раньше из любой щекотливой ситуации всегда находился выход. И она понадеялась, что успеет достойно освободиться от брачных уз, прежде чем Крис все узнает.

На следующий день она переехала в отель, а к концу недели сняла квартиру в Барбикане. Джо всегда считала это порождение шестидесятых на окраине Сити бетонными джунглями. Но квартира с деревянным полом оказалась приятно просторной. Окна выходили на пруд, за которым виднелись руины стены времен Римской империи, а еще дальше — церковь. Разумеется, все это для нее тоже имело значение.

«Отлично, — сказал Филдинг, когда Джоанна позвонила ему в Эксетер и поделилась новостью. — Сейчас я по горло занят новым делом, а потом все расскажу Рут. Ты и глазом не успеешь моргнуть, как я перееду к тебе».

Однако проходили месяцы, и ничего не менялось. Они постоянно перезванивались. Почти каждую неделю Филдингу удавалось выбраться в Лондон хотя бы на одну ночь, иногда на дольше. Джоанна понятия не имела, как он умудряется, но у него получалось. Как бы то ни было, все-таки Лондон от Эксетера — не ближний свет. Их физическое влечение не ослабело, а кажется, даже усилилось. Джоанна была уверена, что они оба глубоко любят друг друга. И тем не менее Филдинг по-прежнему оставался с женой.

Наступило и прошло Рождество, и Джоанна узнала, какими грустными бывают праздники, когда любишь женатого мужчину. Разумеется, Рождество он провел в кругу своей семьи. В день самого праздника Джо вызвалась дежурить в редакции. Иногда и работа в ежедневной газете тоже имеет неожиданные плюсы.

В самом начале наступившего года Майк заверил ее, что наконец объявил Рут и детям, что уходит от них к Джоанне. Но позже она уже не была уверена, что он именно так и поступил.

«Джо, боюсь, я не могу форсировать события, — говорил он. — Теперь проблема в моей дочери. Ей сейчас десять лет. Я даже не представлял, как много они понимают в этом возрасте. Знаешь, она постоянно плачет и просит, чтобы я не бросал ее. Каждый раз, когда мне надо выйти из дома, она заставляет меня пообещать, что я обязательно вернусь. Джо, давай на время отложим».

Она согласилась, даже немного посочувствовала. Наконец он сказал, что дочка потихоньку свыкается с мыслью, что он будет жить в другом месте, и, похоже, начинает понимать, что он бросает не ее. А они навсегда останутся друзьями. И вполне возможно, он познакомит ее с Джо.

Конечно, он не познакомил, но Джоанна не теряла надежды. Какое-то время она верила, что он правда вот-вот порвет с семьей. Но нет. Вместо этого он сказал ей, что его теща умирает: у нее обнаружили рак.

— Джо, она для меня больше, чем родная мать. Врачи говорят, она проживет всего несколько недель. Понимаешь, я не могу сейчас бросить Рут, я должен поддержать ее в таком горе.

Джоанна согласилась и с этим. Особого выбора у нее не было. Она и так чувствовала себя виноватой в том, что разбивает его семью. Только Бог знает, зачем она это делала, — ведь прекрасно знала о его ветреном характере. Хотя, наверное, если бы и не она стала угрозой его семейной жизни, обязательно нашлось бы что-нибудь другое. Или кто-нибудь другой.

Когда он сказал, что теща умерла, надежда в душе Джоанны вспыхнула с новой силой.

«Потерпи еще немножко, — говорил он. — Рут совсем сникла от горя. Я ей многим обязан. Как только она оправится, так всё, мы будем с тобой вместе до конца жизни. Еще месяц-два. Обещаю».

За одной веской причиной возникала другая, а они все так же оставались порознь. И через месяц, и через два, и через три. Теперь они виделись реже, чем когда-либо с начала их романа.

Однажды он сказал, что у Рут депрессия и она нуждается в серьезном лечении. Каждый день она закатывает истерики, что совсем на нее не похоже.

«Джо, она грозится вывести меня на чистую воду, — рассказывал он ей по телефону, который, похоже, стремительно превращался в их основной способ связи. — Я ведь не отказываюсь содержать ее и детей, но она собирается выжать меня до конца. Придется как-то разбираться с этим. Она не согласна только на дом, ей нужно еще денежное содержание и участок земли. Но не могу же я отдать ей все! То есть, ты понимаешь, нам-то тоже что-то должно остаться!»

Джоанна соглашалась — издалека, — что да, надо подумать и о себе.

Повесив трубку, она заставила себя трезво взглянуть на сложившуюся ситуацию. Филдинг предъявлял ей одну за другой проблемы из семейного багажа — обезумевший от горя ребенок, истеричная жена, умирающая теща, финансовые трудности… И Джо вдруг ясно поняла, что была права еще в самом начале: Майк Филдинг не бросит семью из-за нее или какой-либо другой женщины.

Джо чувствовала, что одно время он действительно был близок к разрыву с женой, верила — он по уши влюбился в нее. Но, как оказалось, это не меняло сути дела. Ее сердце разрывалось на части, ведь это касалось и ее собственных чувств. Иногда Джоанна и сама не могла с уверенностью сказать, любит она его или ненавидит. Единственное, в чем она утверждалась все больше и больше, — это в том, что пора что-то делать. Она начала слишком много пить и курить, сильно похудела и постоянно ощущала усталость и безразличие ко всему. Она жила только ради встреч с Майком, и их отношения, ведущие в никуда, убивали ее.

Она старалась выглядеть сильной, не зная, как долго еще выдержит. Наконец она предъявила Филдингу ультиматум, старый как мир: «Выбирай — или жена, или я. Если ты выберешь ее, я даже близко тебя не подпущу».

Вместо ответа он просто тайком выбрался к ней на одну ночь. Он приехал вечерним поездом из Эксетера, а рано утром ему надо было вернуться назад.

— Джо, давай не будем торопиться. Я делаю все, что в моих силах, — уговаривал он ее. — Когда-нибудь все проблемы обязательно разрешатся. — Но по его голосу нельзя было сказать, что он потрясен или расстроен.

Он не верил, что она сдержит слово. В конце концов, все женщины говорят так женатым мужчинам. И редко выполняют свою угрозу. Но раньше от Джоанны он такого не слышал. Сам напросился за более чем год пустых обещаний. И она намеревалась выполнить все свои условия до последнего слова.

— Ты же не выгонишь меня прямо сейчас, — полушутливо заметил он. — Я два с половиной часа трясся в поезде, чтобы увидеться с тобой.

— Можешь остаться, но спать будешь на диване, — ответила она.

И конечно, он сплутовал. «Это он умеет отлично», — криво усмехнулась Джоанна. Ночью он перебрался к ней в постель и принялся ласкать ее, пока она не проснулась. И она не устояла, впрочем, как и всегда. И пока они занимались любовью, он все время шептал ей, как сильно любит ее, и снова обещал, что скоро они будут вместе. Совсем скоро.

Утром она ужасно разозлилась — на него и на себя. Когда он уходил, она сказала:

— Майк, я выполню свое обещание дословно. И этот раз действительно был последним, если ты не уйдешь от жены. Я никогда не давила на тебя, ты всегда сам принимал решения, и этот случай — не исключение. Но дальше сидеть на двух стульях уже невозможно.

Он снисходительно улыбнулся — это он умел — и ушел.

Он не бросил семью, и Джо сдержала свое обещание. Она сказала ему, что между ними все кончено. Она отказывалась говорить с ним даже по телефону. Один раз он внезапно появился в редакции, другой — у дверей ее квартиры. Она не открыла ему. Несколько минут он стоял в коридоре — звонил в звонок и пытался поговорить с ней через щель почтового ящика: «Джо, я же знаю — ты дома. Пожалуйста, открой дверь. Ты не понимаешь…»

«Очень даже понимаю, — думала Джоанна. — И по-моему, твоя жена тоже очень даже понимает». Невероятным усилием воли она заставила себя тихо сидеть в гостиной, пока он не ушел. Так, в августе 1982 года, чуть больше чем через год после того, как она ушла от мужа, Джоанна, почти разбив себе сердце, оборвала самый восхитительный роман в ее жизни. Но она предпочла потерять любимого, нежели делить его с другой.

На протяжении всего ее романа с Филдингом Пол Поттер оставался для Джоанны добрым другом. В редакции уже знали о романе, но Пол был единственным человеком, с которым она могла поделиться своими горестями.

После того как она ушла от мужа, часто вечером, когда рядом не было Филдинга, стаканчик в конце рабочего дня в «Ноже» плавно перетекал в ужин в ресторане «У Джо Аллена» или в «Обескровленном». На самом деле заведение называлось «Кровоточащее сердце», вполне приличный ресторан, и всего там было, конечно, в полном достатке, уж тем более крови, но таковы обитатели Флит-стрит — им бы только скаламбурить.

Джоанна все больше и больше посвящала Пола в свою жизнь. Она даже рассказала ему об анонимных звонках и что в результате последнего ее муж обо всем узнал и они расстались окончательно. Также она поплакалась ему, что совсем не уверена насчет Филдинга вопреки всем его обещаниям.

«По крайней мере, теперь ты свободная женщина и скоро сама поймешь, какой выбор он сделает, — рассудительно заметил Пол. — Только, знаешь, женатые мужчины редко бросают семью ради другой женщины».

Она согласно кивала. В Поттере она ценила то, что он твердо стоял на земле. Это и ее удерживало от отчаяния. С Полом она чувствовала себя легко и просто: умный, веселый, он не представлял для нее опасности. С каждым разом она больше и больше радовалась возможности провести время в его компании и все чаще сама искала встречи. Она не замечала, с какой готовностью он соглашался посидеть с ней в пабе. Она знала, что у него никого нет и он живет один, но не имела ни малейшего представления о его личной жизни. Разумеется, для нее он всегда находил время, и она была благодарна ему за это, продолжая думать о нем только как о друге.

— Сплетники в редакции наверняка считают нас любовниками, — уже изрядно выпив, сказала Джоанна однажды и тут же рассмеялась, словно сказала глупость.

— Скорее всего, — отозвался Пол, всего лишь пожав плечами и едва заметно улыбнувшись.

Позже, оглядываясь назад, Джоанна спрашивала себя, хватило бы у нее сил разорвать отношения с Майком, если бы не поддержка Пола. И почему-то она сомневалась, что хватило бы. Пол играл в ее жизни важную роль уже потому, что был единственным человеком, с которым она могла поговорить откровенно. Ему она могла довериться. И он никогда не уставал слушать ее.

Прошло около месяца со времени ее разрыва с Майком, когда Пол сделал шаг к их сближению.

Он предложил отметить обедом в «Плюще» его недавнее назначение заместителем редактора. Она охотно согласилась. Ей нравилось в «Плюще», и она радовалась за Пола, получившего повышение. Джоанна увидела, что у этого тихого, но очень талантливого человека начинается карьерный рост. Она вдруг открыла для себя, что просто восхищается им. «Чем выше должность сможет он занять, тем лучше», — думала она. Она считала, что это произведет приятную перемену и старомодный «тягач», который тащил на себе значительный груз работы, превратится во вдумчивого и творческого руководителя.

Они отлично пообедали, и она в очередной раз отметила, как приятно находиться в его компании и какой он интересный человек. За весь вечер она едва ли вспоминала про Филдинга.

На улице у «Плюща» он спросил, не желает ли она пропустить еще стаканчик.

Джоанна уже вошла во вкус и ответила, что совсем не против.

Он поймал такси и назвал адрес в Кеннингтоне. «Свой домашний», — подумала Джоанна.

«У меня в холодильнике есть бутылочка отличного вина», — сказал он.

Он жил в одном из милых зеленых уголков Кеннингтона в отлично отреставрированном четырехэтажном доме. Не все дома в округе были так хорошо отреставрированы и перепланированы, как дом Пола.

«Когда я покупал его, это была развалюха, и он достался мне практически даром, — рассказывал Пол. — По-моему, теперь здесь неплохо, как ты считаешь?»

Она ответила, что у нее слов нет. Дом был роскошный. А вкус Пола — безупречный. Дом был просто декорирован и минимально обставлен мебелью. А на однотонных розоватых стенах висело несколько оригиналов Клайва Ганнелла, одного из немногих художников, чьи работы Джоанна не спутала бы ни с какими другими.

«Чем больше узнаешь этого человека, тем лучше он кажется», — думала Джоанна. И все-таки он оставался для нее загадкой.

Пол достал обещанную бутылку вина и, только когда они прикончили ее почти до конца, с невероятной нежностью подобрался к ней и легко поцеловал в губы. Как это было не похоже на их с Майком первый поцелуй. Наверное, именно нежности ей и не хватало в жизни. Джо стало ясно, что это свидание наверняка закончится постелью. После их интенсивных отношений с Майком даже один месяц воздержания тянулся бесконечно долго.

Как она и ожидала, любовь с Полом Поттером была не такой оживленной. Во всяком случае, не прямо сейчас. Но Пол старался достичь определенного уровня во всем, чем бы он ни занимался. Чем больше она спала с ним, тем лучше становился секс, — по мере того как он начинал понимать, чего она хочет.

После первой ночи, проведенной вместе, их отношения быстро продвинулись вперед. Может быть, потому, что она не привыкла жить одна и чувствовать себя одинокой. Прежде чем Джоанна поняла, что происходит, они уже проводили почти каждую ночь вместе — или у него дома, или у нее на квартире.

И внезапно — это получилось как-то само собой — он заговорил о браке. Неожиданно для себя она согласилась, признав, что это хорошая идея. Однажды вечером Пол приехал в Барбикан и достал изумительное кольцо с бриллиантом. И Джоанна позволила ему надеть это кольцо на безымянный палец ее левой руки. Он торопил ее с разводом и договорился, что они поженятся в Сити в присутствии всего лишь нескольких близких друзей.

Только позже она поняла, как много трудов вложил Пол в эти планы — ее развод, грядущую свадьбу и медовый месяц в Нью-Йорке, и почти не сомневалась, что ее личное участие в устроении этого брака было всего лишь формальностью.

Пол нисколько не скрывал, что всегда надеялся: если будет терпеливым, ему обязательно представится возможность жениться на Джоанне.

За время их близкого знакомства Джоанна хорошо усвоила, что за этой тихой и непритязательной внешностью скрывается решительный и целеустремленный мужчина — ее будущий муж. На горизонте замаячил день их свадьбы — в декабре 1982 года, за две недели до Рождества и всего лишь через три месяца после их первой ночи. Пол заявил, что в их возрасте нечего ходить вокруг да около, в конце концов, он прекрасно отдает себе отчет в том, что делает. Джоанна понадеялась, что и у нее дела обстоят так же. Она почти не помнила, когда чувствовала себя такой счастливой и довольной. Невероятное напряжение и неопределенность, давившие на нее, исчезли. Больше не надо сидеть у телефона и ждать, когда позвонит любимый мужчина, и гадать, сможет ли он выбраться к ней и на сколько останется. Пол дал ей познать, как приятно, когда тебя любят и о тебе заботятся.

Но в редакции отношения оставались для нее по-прежнему напряженными. Маленькая, но могущественная группка журналистов-мужчин во главе с Мэннерсом из кожи вон лезла, чтобы достать ее. Их презрение, несомненно, подогревалось ее предстоящим браком с человеком, который — теперь это стало очевидным для всех — предназначен судьбой для высоких постов в газетном мире. Их бесконечные сплетни крайне утомляли ее. Особенно когда они прибегали к старому, всем известному трюку. Она даже ничего не могла сказать в ответ, потому что никогда не была уверена, что долетавшие до нее обрывки язвительных замечаний действительно относятся к ней. Но интуитивно она чувствовала, что именно так оно и есть. И это приводило ее в ярость.

— Он, как осел, уши развесил, а ей лишь этого и надо…

— Неудивительно, у нее таких кавалеров целые списки.

Джо не осталось выбора, кроме как притвориться, что она ничего такого не слышит. Но эти разговоры сводили ее с ума. Полу про них она ничего не рассказывала. Зачем? Стоит ли повторять ошибки прошлого: она боялась, что любое ее движение в этой области может ухудшить их с Полом отношения. Оставалось просто гнать от себя отчаяние.

За три дня до свадьбы Джоанна непредвиденно задержалась на пару часов и, вернувшись в их кеннингтонский дом, где она теперь постоянно жила, застала своего жениха не в духе.

— Мне только что позвонил один из твоих старых знакомых, — раздраженно сказал он.

— Каких знакомых? — спросила Джоанна, не зная, что и подумать.

— По-моему, тот же придурок, который изводил тебя и Криса, — ответил он с презрительной гримасой. — Старая песня: «Знаешь ли ты, как твоя подружка достает материал для своих статеек? Снимает трусики». И так далее и тому подобное, и еще хуже и хуже. Даже не хочу говорить об этом. Меня просто тошнит.

Джоанна застыла в ужасе.

— О господи, теперь этот ублюдок принялся за тебя! — чуть слышно вздохнула она. — Пол, мне искренне жаль, но клянусь, с тех пор как мы вместе, я ни разу не видела Майка.

— Не волнуйся, дорогая, я знаю, — сказал он, подарив ей сочувственный взгляд. — Джо, неужели ты могла подумать, что я сержусь на тебя? Нет, уверяю тебя, я не сержусь. Если ты хоть на мгновение допускаешь, что я позволю какой-то дряни разрушить наши отношения, то ты совсем не знаешь меня.

Наверное, и на этот раз Пол прав. В самом деле, чем больше она узнавала его, тем больше уважала и любила. Да, любила. Без сомнения, Пол — настоящий мужчина. Он с холодным презрением отнесся к этому анонимному звонку, разрушившему ее многолетнее замужество. Он рассердился. Да. Но не потерял самообладания. Она не сводила с него изумленного взгляда.

— По сравнению с беднягой Крисом у меня есть преимущество, — сказал он. — Прежде всего, я абсолютно доверяю тебе. Во-вторых, я отлично знаю этого мерзавца Мэннерса и, несмотря на все его попытки изменить голос, — может, говорил через носовой платок или еще что-нибудь в этом роде, — совершенно уверен, что звонил он. В-третьих, по отношению к нему у меня просто уникальное положение. — Пол загадочно улыбнулся. — А теперь подойди ко мне и дай я тебя обниму, — скомандовал он.

И Джоанна с благодарностью нырнула в его объятия. Надежность Пола утешала ее. Его уверенность приносила облегчение. Рядом с ним все проблемы решались с невероятной легкостью. Словно Пол снимал их с ее плеч. С ним ей никогда не придется ни о чем волноваться. От счастья она заплакала у него на плече.

— Вот так-то, моя дорогая. Можешь плакать сколько хочешь. Теперь ты в безопасности. Я сам разберусь с ним.

На следующий день, когда Джоанна и Мэннерс ждали начала пресс-конференции в Скотланд-Ярде, туда позвонили из «Комет» и вызвали Мэннерса в редакцию. Позже Том Митчелл позвонил лично Джо как главе отдела криминальной хроники и сообщил ей, что Мэннерс попал под сокращение штата и согласился уйти на пенсию. Его тут же попросили освободить рабочее место. Джоанна понимала, что Мэннерсу и в голову такое не пришло бы. Он относился к тем старым писакам, которые цепляются за свою работу до последнего. Его потому так и задело назначение Джоанны в качестве шефа отдела криминальной хроники, и работа всегда была для него главным в жизни, и Джоанна вполне понимала его.

— Что случилось?

— Боюсь, это останется между мной и Фрэнком.

— Но должна же быть какая-то причина… — Ее голос почти срывался.

— Это личное, — сказал Том, и Джо поняла, что больше от него ничего не добьется.

Но и завзятые сплетники в редакции на этот раз также остались в неведении. Конечно, она бросилась к Полу, но он и бровью не повел.

«Ну подумай, какое я могу иметь отношение к увольнению Мэннерса?» — заметил он с широкой улыбкой, уже не такой загадочной, как всегда. Сейчас ее можно было бы назвать самодовольной.

И в следующий раз, когда они занимались любовью, он крепко сжал ее в объятиях и сказал ей, что она всегда должна помнить о следующем: «Пока мы с тобой вместе, никто и никогда тебя не обидит. Я лично буду следить за этим, обещаю».

До Джоанны начинало доходить, что она выходит замуж за довольно неординарного человека.

Филдинг узнал, что Джоанна снова вышла замуж, только когда после очередной бесплодной попытки встретиться с ней позвонил в редакцию «Комет».

До этого судьбоносного момента он верил, что в конце концов убедит ее простить его. Секретарь, ответившая на его звонок, вскользь заметила, что у Джоанны сейчас медовый месяц. Филдинг очень осторожно положил трубку на место. Он любил Джоанну Бартлетт. И правда собирался ради нее бросить жену и до сих пор не вполне понимал, почему так и не бросил.

Джоанна не ошибалась в нем. Его чувства к ней всегда были искренними, и он действительно намеревался выполнить все свои обещания. Но каждый раз в последний момент у него что-то срывалось. В другом Джоанна тоже оказалась права: он никогда не рассказывал о ней своей жене. И опять он не знал почему. Ведь он же собирался. И еще он не понимал, почему постоянно лгал Джоанне. Его оправдания — убитая горем дочь, умирающая теща — были всего лишь уловкой, чтобы поскорее подобраться к ней. Он не мог переиначить себя, решиться на настоящие отношения, а когда терял Джо, приходил в ужас. Поэтому и врал. Может, если бы не врал, она и сейчас была бы рядом с ним.

Он не сомневался, что она чувствовала его ложь и под конец просто не выдержала. Она решилась на разрыв. Он уважал ее за это, уж точно больше, чем уважал себя, это факт.

В жизни Филдинга все перевернулось вверх дном. По заявлению адвоката Джимбо О’Доннелла, что детектив подбросил главную улику, началось служебное расследование, и Филдинга временно отстранили от службы. Почти смертельный удар по его карьере. Поговаривали, что в лучшем случае на его репутации останется пятно и ему перестанут доверять, а в худшем — он сломается. Разумеется, о повышении никакой речи не было и, похоже, не будет еще многие и многие годы.

Теперь, когда из его жизни безвозвратно исчезла и Джоанна, он и представить не мог, что когда-нибудь снова станет хотя бы наполовину тем человеком, тем мужчиной, каким он был с ней.

Джо снова вышла замуж. Эта новость так потрясла его, что он даже не спросил, кто ее муж. Невероятно! Они не виделись всего четыре месяца, а вот она уже замужем. И он не знает, кто ее новый муж.

Наверняка он знал только одно: он точно потерял ее. Целиком и полностью. Безвозвратно.

И как всегда в тяжелых случаях, Филдинг достал бутылку виски.

Часть вторая

Глава восьмая

Со времени убийства Анжелы Филлипс прошло двадцать лет, но Джоанна, сидя за письменным столом в Кэнери-Уорф, где теперь располагалась редакция «Комет», вспоминала эту цепочку событий, словно все случилось только вчера. По самым разным причинам это был очень важный период в ее жизни и в любом случае часть ее прошлого, хотя она и не могла сказать с уверенностью, хочет ли вернуться туда.

После стольких лет молчания голос Майка Филдинга в трубке почему-то ее не удивил. Может, потому, что в глубине души она всегда знала: наступит день и их жизненные пути снова пересекутся.

Он не назвал себя. Зачем? Она и так узнала его. Даже почти через два десятка лет.

— Привет, Майк.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он снова заговорил. Вероятно, он надеялся, что дальше будет говорить она. Но это же он позвонил. Ему и карты в руки.

— Как поживаешь? — наконец спросил он.

— Отлично. А как ты?

— Тоже ничего.

«Какая неуклюжая вежливость! И это после всего, что было между нами!» — подумала Джоанна. Хотя восемнадцать лет — большой кусок жизни.

— Кое-что произошло, и я подумал, что тебе, пожалуй, будет интересно, может быть, ты поможешь…

— Значит, ты позвонил через столько лет молчания, потому что тебе нужна моя помощь, да? Узнаю Майка Филдинга!

Джоанна не знала, сердиться ей или смеяться. Но Филдинг, похоже, совсем не изменился.

Он сделал вид, что не заметил ее язвительного тона.

— Помнишь Дартмурского Зверя?.. Обнаружили идентичную ДНК, — совершенно бесцветным голосом сообщил он. — И это ДНК О’Доннелла.

— Вот как!

И снова она не удивилась. Как и Майк, Джоанна всегда считала О’Доннелла виновным и не смогла забыть то дело, сколько бы ни обманывала себя, что ей это удалось. И к тому же она всегда подозревала, что однажды дело Дартмурского Зверя снова ворвется в ее жизнь.

Филдинг рассказал ей все, что знал: О’Доннелла задержала автоинспекция — вел машину в нетрезвом виде, — сделали самый обычный анализ ДНК, и компьютер выдал совпадение.

— Понимаешь, просто повезло! И мы не можем воспользоваться таким шансом, — закончил он. — Думаю, ты и сама знаешь, у нас не судят второй раз за одно и то же преступление.

— Я в курсе, а почему не сделать так, как вы обычно поступаете в подобных ситуациях?

— Что ты имеешь в виду? — резко спросил Филдинг, инстинктивно защищаясь даже от нее. А пожалуй, особенно от нее.

Джоанна позволила себе легкое раздражение:

— Разумеется, засудить его за что-нибудь другое. За убийство же его нельзя судить во второй раз. А как насчет изнасилования или похищения? Если О’Доннелл виновен в убийстве, то наверняка виновен и в этих двух преступлениях. Но практически ни по одному из них обвинение ему не предъявлялось.

— Не получится, Джо, — сказал Филдинг. — Мы пытались, но прокуратура отказала. Похищение и изнасилование считаются составляющими того преступления, за которое его уже судили. Выходит, нет у нас оснований, чтобы его привлечь. К тому же вероятность обвинительного приговора очень невелика.

Ты не представляешь, как трудно убедить Королевскую прокурорскую службу, чтобы она сегодня приняла во внимание обстоятельства подобного рода, а неразбериха, которая творится в законе из-за ДНК-анализа, все только усугубляет. Видите ли, если нет прецедента, который выискали в каком-нибудь пыльном фолианте, то юристы просто беспомощны. Кроме того, что нельзя дважды судить за одно и то же преступление, и самая большая заковырка с О’Доннеллом в том, что нельзя использовать данные ДНК-анализа, полученные в ходе разбирательства одного дела, будь то вождение в нетрезвом виде или любое другое, в качестве доказательства по другому делу. Раздел шестьдесят четыре Акта о полиции и доказательствах, насколько я помню. Давно уже пора изменить этот закон, но пока все по-старому.

Джоанна откинулась на спинку кресла. Акт о полиции и уголовных доказательствах. Ну конечно. Она в общем виде представляла себе, о чем говорит Филдинг. Похоже, действительно все не так просто.

— Надо думать, образцы его крови и мочи, взятые у него при аресте за убийство, не сохранились? — спросила она.

— Уничтожены по требованию его адвокатов сразу после закрытия дела. Ты же знаешь, оправданный судом имеет такое право. А его защищала такая блестящая команда, они никогда бы не упустили этот момент.

— Надеюсь, ты все-таки проверил? Бывает, эксперты все-таки оставляют образцы, которые им следовало уничтожить.

— Бывает. Если повезет. Когда речь идет об образцах из дела двадцатилетней давности, фактор везения тоже стоит учитывать, не важно, находятся они на хранении или приказано их уничтожить. Если бы их не уничтожили, мы обнаружили бы совпадение ДНК еще до нынешнего ареста за нетрезвое вождение. Понимаешь, где-то года три назад мы подняли все дела по более-менее значительным убийствам и изнасилованиям и занесли в компьютер ДНК всех подозреваемых, не разбирая, когда были взяты образцы биологического материала. По-моему, сейчас такую работу уже проделали по всей стране. Вот почему компьютер определил ДНК О’Доннелла как ДНК, взятую с тела Анжелы Филлипс.

— И ты не можешь заставить его дать новый образец ДНК, потому что прокурорская служба не допустит повторного обвинения?

Теперь Джоанна начала припоминать. Снова все тот же Акт о полиции и уголовных доказательствах. Полиция может брать образцы биологического материала неинтимного характера, такие, как волос с головы или слюна, без разрешения подозреваемого только при четко оговоренных условиях, в основном если подозреваемому предъявлено обвинение в преступлении, по которому заведено уголовное дело, или он содержится под арестом в ожидании суда.

— Вот именно.

— А если набраться наглости и попросить этого мерзавца добровольно сдать образец для ДНК-анализа? Чтобы раз и навсегда прояснить это дело, — продолжила Джоанна.

Филдинг грустно усмехнулся.

— Хочешь сказать, что он отказывается сотрудничать? — иронично поинтересовалась она.

— Я тут действительно… ну понимаешь, так получилось, что я оказался поблизости. — Филдинг помолчал. — Только это было неофициально, если ты понимаешь, о чем я говорю.

Она поняла. И не удивилась. Филдингу же сказали, что все кончено и никаких дальнейших действий полиция предпринимать не будет, вот он и не удержался.

— Замечательно. И как далеко ты зашел?

— Не очень далеко. Просто дал ему понять, что я знаю. Вот и всё.

Джоанна отлично представляла себе, как это было.

— А он что?..

— Этот подонок нагло заявил мне, если мы и докажем, что он занимался любовью с убитой девушкой, так и что? Может, она сама хотела и просила его об этом. Это же не значит, что он ее убил. Джо, веришь, я чуть в морду ему не заехал.

— Надеюсь, не заехал.

— Ну почти, скажем так, — ухмыльнулся Филдинг.

— Майк, даже присяжные вряд ли проглотят в данном случае чепуху про обоюдное согласие. Если учесть все остальное, что он сделал с бедной девчонкой.

— Я тоже так думаю, но кого теперь интересует мое личное мнение: полиция же не может вмешаться. — Внезапно его голос стал очень серьезным. — Слушай, Джо, я вот тут все старался придумать способ, как достать этого ублюдка. И по-моему, кое-что есть. Частное обвинение.

— Но ведь дважды судить за одно и то же преступление нельзя. И набор доказательств тот же самый.

— Правильно, но, по-моему, можно в частном порядке предъявить Джимбо обвинение в изнасиловании и похищении. Это проходит без привлечения прокурорской службы, и, как мне кажется, хороший адвокат смог бы выиграть такое дело. Я просто уверен, что сработает. Особенно если устроить так, чтобы слушания проходили после октября.

— А что случится в октябре?

— Великобритания ратифицирует Акт о правах человека, — ответил он.

«Конечно! Могла бы и сама вспомнить», — подумала Джо.

— Но ведь судить во второй раз по-прежнему будет нельзя? — спросила она. — Акт о правах человека заботится о защите прав людей, между прочим.

— Разумеется. Джо, но у потерпевшего тоже есть права, не только у подозреваемого. Меня тут посылали на курсы. Сейчас всех полицейских переучивают, а то большинство из нас закончат тем, что окажутся за решеткой вместо преступников. Можно уже потихоньку забывать Вестминстер и лордов-законодателей и думать о Страсбурге и Брюсселе. В сущности, кошмар, конечно, с трудом верится, но может так получиться, что только Европа окажется в состоянии помочь нам. По крайней мере, тем, кто, как предполагается, находится на стороне «хороших парней». Посмотри сама. Седьмой протокол Европейской конвенции о правах человека, статья четыре. Ну… а затем двигай прямо в раздел шесть Акта о правах человека.

— Ладно, посмотрю, — небрежно ответила Джоанна. — Только, знаешь, я не вполне уловила, к чему ты клонишь.

— Хочу, чтобы ты отправилась к семье бедной девчонки и убедила их выдвинуть частное обвинение, — сказал он.

— И только?

— Господи, Джо! У тебя сегодня сарказм на сарказме сидит и сарказмом погоняет! Что с тобой?! — не выдержал Филдинг.

— Майк, ты правда совсем не изменился, — парировала она без особого раздражения.

— Я то же самое могу сказать о тебе, — ответил он.

— Хорошо, но почему ты именно меня посылаешь к Филлипсам? Почему бы тебе самому не повидаться с ними? Они-то знают о совпавших ДНК? Им сказали?

— Нет. Начальство решило, что им знать не надо. Бесполезно и слишком болезненно. Ну и, кроме того, как всегда, выискалась целая куча всяких других дурацких причин. Я не согласен, но, понимаешь, у меня духа не хватает пойти против руководства. Мне бы два с половиной года до выслуги в тридцать лет дотянуть, да и в моем личном деле и так достаточно всяких минусов.

— М-да, наверное, все-таки ты изменился, — немного насмешливо произнесла Джоанна.

— Наверное, — согласился Филдинг, — хотя скорее это просто жизненный опыт. Я уже нарисковался по горло. Кстати, Филлипсы и слушать-то меня не станут. Они считают, что я виноват в том, как все вышло. Поэтому шансов убедить их начать крупную судебную тяжбу, всколыхнув события двадцатилетней давности, у меня меньше, чем у кого-либо.

— Вряд ли они запрыгают от радости, если к ним явлюсь я, — заметила Джоанна без особого воодушевления. — Интервью-то у О’Доннелла я брала.

— Может, и так. И все же, по-моему, у тебя есть шанс.

— То есть?

— Ну понимаешь, я на все сто уверен, что Филлипсы все еще хотят, чтобы убийца Анжелы получил по заслугам. Но вот в чем я сомневаюсь, так это в том, что они в состоянии возбудить против него дело сами. Кроме душевных страданий и физических усилий стоит учесть и финансовую сторону. Такое дело может вылететь в сотни тысяч, если вдруг что-то не заладится. Помнится, раньше с деньгами у них было все в порядке, но я слышал, потом удача изменила им. И по-моему, это также одна из причин, почему они не станут рисковать. Тем более через столько лет. Джо, слушай, может, ты поговоришь в «Комет»?.. Взяла бы газета на себя денежный вопрос…

— Майк, ты о чем?! Ты на какой планете живешь?! Газеты больше не швыряются деньгами налево и направо.

— Да ладно тебе, Джо. Если материал стоит того — швыряются. И мы оба прекрасно это знаем. Ты проворачиваешь сделку с семьей и получаешь информацию из первых рук и раньше всех. Подумай об этом. Какой судебный процесс! Это же сенсация! И «Комет» окажется в самом центре событий. А взамен требуется лишь оплатить расходы, и дело ваше.

— Все так просто, — отозвалась Джоанна.

— Все так просто, — без эмоций повторил Филдинг.

— Понимаешь, Майк, все не так просто. Больше не так просто, если, по-твоему, это и было когда-то просто. А что если опять все пойдет наперекосяк? Прокурорская служба прижала хвост полиции. А при частном обвинении риск и без того всегда невероятно велик. И одним из самых важных аргументов — правильно это или не правильно, — является то, что дело закрыто много лет назад.

— У меня такое ощущение, что оно вообще никогда не закроется, во всяком случае для нас с тобой, — тихо сказал он.

Разумеется, он был прав. И похоже, именно это и разозлило ее.

— Знаешь, Майк, пора бы уже повзрослеть, — отрезала Джоанна. — Это дело, мы с тобой… Слушай, это было два десятка лет назад! Все кончено. Даже если я и хотела бы снова ввязаться в это дело, скажу тебе честно, при нынешней ситуации у меня нет ни малейшего шанса привлечь «Комет».

Джо чувствовала, что ее слова звучат поучительно. А Филдинг не любит, когда его поучают, особенно если это делает она. Но она еще не могла смириться с тем, что их пути пересеклись и он вернулся к ней таким вот образом.

— Джоанна, у тебя-то здесь какие проблемы? Ты же спишь с редактором! — выпалил он в трубку.

Волна злости накрыла ее окончательно.

— Да пошел ты, Майк!

Держась одной рукой за голову, Джоанна сверлила взглядом телефон. Она только что с силой хлопнула трубку на место. Да что этот Майк Филдинг возомнил о себе?! Как он смеет так с ней говорить?! Как он смеет, ворвавшись в ее жизнь, будить то, что давно стало историей? О’Доннелл — его проблема, не ее. Тогда она была всего лишь молоденькой журналисткой, освещавшей ход этого дела, — не детективом, который из-за своей самонадеянности все продул. Теперь это в прошлом. У нее новая жизнь. Сбылась ее мечта: она ведет в газете персональную рубрику — «Меч правосудия». Каждый день она защищает права частного лица от ограничений, введенных правительством и системой законодательства: претендуя на либеральность, подобные меры, по мнению Джоанны, ущемляют свободу больше, чем многое другое. Она гордилась своим «Мечом правосудия», хотя в то же время отдавала себе отчет, что лучшие дни «Комет» в этой области остались позади.

И еще она гордилась своей семьей — одиннадцатилетней дочерью и мужем. Да, так получилось, что ее муж — главный редактор «Комет». Достаточно было сказать: «Ты же замужем за редактором». Но это был бы не Филдинг. Он всегда был несдержан на язык и не отказывал себе в удовольствии сказать чуточку больше там, где другой человек поостерегся бы переступать черту.

Ее взгляд упал на фотографию на письменном столе. Их с Полом свадьба. Оба сияют перед объективом фотоаппарата. Она в нежно-розовом шелковом костюме, который до сих пор еще очень хорошо сидит на ней, а уж тогда-то и подавно. Костюм был заказан Полу Костелло и стоил почти тысячу фунтов стерлингов. Ее жених хотел, чтобы у нее было все самое лучшее. У них обоих.

Джоанна принялась изучающе разглядывать Пола. Средний рост. Густые волосы мышиного цвета, немного длинноваты, чтобы сегодня его прическу можно было назвать модной. Очки в роговой оправе. Пол не похож на типичного англичанина. Она всегда считала, что он выглядит скорее как выпускник Гарварда тех дней. Он чуть-чуть скосил взгляд в ее сторону, гордо и в то же время почти застенчиво улыбаясь. Он не обладал внешностью выдающегося человека, и, по крайней мере в молодые годы, его это совсем не волновало.

А вот рядом на фотографии она. Длинные светлые волосы, обрамляющие узкое лицо с тонкими чертами. Непринужденная широкая улыбка открывает ровные белые зубы. В то время она каждые три месяца обращалась к стоматологу почистить и отбелить их, чтобы снять никотиновые пятна, и очень гордилась своей улыбкой. Сама мысль о пожелтевших зубах была противна, но ей и в голову не приходило бросить курить. Все это произошло гораздо позже, а тогда ее день тянулся от сигареты к сигарете. На фотографии она выглядела счастливой. И наверное, была счастливой. Хотя на самом деле, насколько она помнила сейчас, она жила как в тумане.

Джо заглядывает в глаза мужу, скрытые за очками с толстыми линзами. Однажды она подумала, что, наверное, такие очки очень удобны, чтобы прятать взгляд, и спросила Пола, действительно ли ему необходимы настолько толстые линзы. Он непринужденно рассмеялся и перевел разговор на другое. И больше она никогда не возвращалась к этому вопросу.

Она рассеянно протянула правую руку и очень точно поместила кончик указательного пальца на его улыбку, закрыв нижнюю часть лица, так что остались видны только глаза. Спрятанные за толстыми линзами, они казались холодными омутами.

Джоанна вздохнула. Мало того что он просто замечательный редактор, он еще и внимательный, заботливый муж и бесподобный отец, который умудряется найти время и для жены, и для дочери, несмотря на то что занимает один из самых завидных в современном мире постов.

Свою дочь Эмили они берегли как зеницу ока. Она росла умной, хорошо приспособленной к современной жизни, здоровой и рассудительной девочкой. Может, эта рассудительность и была немного чрезмерной, но, уж конечно, насчет Эмили родители могли не беспокоиться. Разумеется, Джоанна прекрасно понимала, что все еще может измениться, когда дочка начнет взрослеть, но в глубине души она ловила себя на том, что с нетерпением ждет этого жуткого подросткового возраста. Время от времени Джо с досадой замечала, что их жизнь слишком упорядочена.

Их семья жила в роскошном особняке на Ричмонд-хилл. Джоанна проводила три дня в неделю в редакции «Комет», а остальное время могла заниматься собой. Дом и дочь не требовали много времени. Их быт, по настоянию ее мужа, был организован безупречно: четыре раза в неделю приходящая домработница убирала дом, а гувернантка каждый день забирала Эмили из школы и занималась с нею до возвращения кого-либо из родителей.

Пол никогда не давал Джоанне повода хотя бы на мгновение усомниться в его любви и преданности ей. Подруги считали, что ей невероятно повезло, и она соглашалась с ними. Ей казалось, что она тоже любит его. Но об этом она старалась не думать.

Она провела рукой по волосам, все еще светлым, почти как раньше, только с легким мелированием, согласно современной моде. Она немного набрала вес, но ее тело все еще оставалось в прекрасной форме: крепкие мускулы, никакого целлюлита, — слава богу, регулярные занятия в спортивном зале делали свое дело. Все в один голос говорили, что она мало изменилась за прошедшие годы. Как-то вдруг ей стукнуло сорок семь, и уже стремительно надвигался следующий день рождения. На самом деле она и сама не знала, как так получается, но ее лицо оставалось довольно свежим — во всяком случае, пока. Чистая кожа, только вокруг глаз и в уголках рта появились мелкие, едва заметные морщинки. Она никогда не была настоящей красавицей или даже очень хорошенькой, поэтому и не сильно изменилась с годами. Конечно, изменения, связанные с вечной проблемой старения, происходили. Как у всех. Джо заметила, что ритмично притопывает левым каблуком. Первый раз за многие годы она так расстроилась и почувствовала себя неуверенной. Сказать по правде, она уже и не помнила, когда переживала что-нибудь подобное.

Дело о Дартмурском Звере не было ей чужим: слишком много она знала о расследовании, которое вели Филдинг и его коллеги.

Теперь, почти двадцать лет спустя, Джо не могла устоять перед новостью, которую ей сообщил Майк. На протяжении многих лет в глубине души она сопротивлялась, запрещая себе даже думать о событиях, связанных с этим делом. И уж определенно — о Майке Филдинге, воспоминания о котором приводили ее в легкомысленное состояние.

Джоанна почти убедила себя, что сумела забыть его: и Майк, и само дело для нее полностью закончились. И в обоих случаях она ошибалась. Прозрение обрушилось тяжелым ударом.

Внезапно ей показалось, что все было только вчера. Филдинг запал ей в душу, как никто другой. И это дело, которое свело их вместе, значило для нее больше, чем очередное преступление. И бедная убитая девочка тоже запала ей в душу. Как и Джеймс Мартин О’Доннелл. Мысль, что после всех этих лет она может сыграть некую роль в достижении, по крайней мере, хоть какой-то справедливости, была очень соблазнительна, хотя и противоречила здравому смыслу. Воспоминания о Филдинге перемешались у нее в голове с делом о Дартмурском Звере. Джоанне не очень-то хотелось ввязываться в эту аферу, рискуя своей семейной жизнью и отношениями с Полом. Их называли золотой парой газетного мира. Красивые, богатые и привилегированные, они часто получали приглашения на званые обеды. Поговаривали, что скоро Пол получит рыцарский титул. И тогда она станет леди Поттер. «Поттер совсем не сочетается с титулом», — размышляла Джоанна. Но на такие мелочи Пол не обращал внимания. Он упорно добивался титула, как добивался в жизни всего остального, что имело для него значение. На сегодняшний день он уже двенадцать лет руководил «Комет». Гораздо дольше, чем любой другой редактор национальной газеты. Такое постоянство в современном мире можно считать чудом. Но рыцарство ему давали не как награду за это долгожительство в редакторском кресле, а за более-менее постоянную поддержку его газетой действующего премьер-министра, для которого титул был совсем небольшой платой, чтобы и дальше продолжалась промывка мозгов примерно десяти миллионам читателей. К тому же на сегодняшний день Пол оставался одним из немногих редакторов крупных газет, кому до сих пор удалось не запачкаться.

И пожалуй, он оказался самым умным человеком из всех, кто встречался на ее пути. Его манера поведения с годами не менялась, оставаясь внешне скромной, непритязательной. Но стоило заглянуть в его бездонные карие глаза, и сразу становилось понятно, какой он исключительный человек. Их отношения возникли не как результат страсти, во всяком случае с ее стороны. Просто они с Полом почему-то подходили друг другу. У Джоанны складывалось впечатление, что наконец-то у нее такой муж, какой ей нужен. И определенно ее друзья и родственники думали так же, считая их брак идеальным для Флит-стрит. И ей тоже казалось, что они идеальная пара. Более или менее.

Джо вздохнула и перевела взгляд за окно. Теперь редакция «Комет» располагалась на двадцать первом этаже гигантского сверкающего небоскреба, известного как дом номер один на площади Канады. С рабочего места ей открывался вид на Темзу до самого Гринвича. В Лондоне стояла почти такая же хорошая погода, как и в Девоне. Солнце уже почти спряталось за купол Королевской обсерватории на горизонте, и догорающие последние лучи алыми полосами прорезали темнеющее небо. Восхитительное зрелище. Джоанна оглядела помещение, в котором работала: ее стол стоял у дальней стены огромной, ничем не перегороженной комнаты, как можно дальше от кабинета главного редактора. В конце концов, он ее муж, а она предпочитала свое собственное пространство.

Вся рабочая зона была чистой и выглядела эффектно. Мало шума, новая, современная мебель, безмолвные компьютеры, стоящие на идеально прибранных столах. Тихая, спокойная атмосфера. Как и сам главный редактор. Ряды помощников и репортеров сидели почти неподвижно, глядя на мигающие экраны. Разумеется, никто не разговаривал и не обменивался новостями. Не было ни шума, ни гула. Только склоненные головы и застывшие в рабочей позе фигуры. Даже мусор теперь изменился: пластиковые контейнеры из-под салатов заменили промасленные коробки от рыбы и пакетики от чипсов.

А ведь она все еще помнила запах старых скученных редакций в районе Фетер-лейн, в которых кондиционеры, похоже, никогда не работали в нужном режиме. Всегда было или слишком жарко, или слишком холодно. И примерно к этому часу вечера воздух становился едким от перемешавшихся в нем запахов рыбы, чипсов, пива, виски, недоеденных заплесневелых бургеров и сигаретного дыма. Почему же она — как и все другие динозавры газетного мира — так тосковала по тем старым добрым временам? Больше всего Джоанне не хватало разлитого в воздухе возбуждения, которое постоянно тебя подогревало, словно над головой у тебя висит набухшая грозовая туча, готовая в любой момент разразиться громами и молниями. Этого современные редакции были напрочь лишены. Как были они лишены и рабочего гула, от которого вздрагивало все здание, когда начинали работать печатные станки. Тогда машинистки стучали на машинках, журналисты и редакторы обменивались друг с другом новостями и часто при этом кричали через всю комнату. Нынешние просто посылают письма по электронной почте. Внутренняя электронная почта страшно раздражала Джоанну. Однажды она даже предложила Полу запретить такую практику.

Его ответ был полон сарказма: «Запретить внутреннюю электронную почту. Отличная, прогрессивная идея. Джоанна, в каком веке ты живешь?»

Временами она и сама задавала себе такой вопрос. Пол обвинял ее в том, что она живет прошлым. И в редакции это прошлое изгонялось отовсюду, что тоже очень расстраивало ее.

В рассеянности Джоанна покусывала ноготь на большом пальце. Конечно, теперь она каждую неделю делала маникюр, но, похоже, так и не смогла совсем отучиться грызть ногти. Она успешно отгрызла небольшой кусочек ногтя, который не давал ей покоя, и он упал на рукав ее жакета. Джо смахнула его на пол. Как обычно, на ней была дорогая одежда — серый шелковый брючный костюм: позже они с Полом идут на званый обед. Без сомнения, для своего возраста Джоанна была в очень хорошей форме и, возможно благодаря занятиям в спортивном зале, чувствовала себя даже лучше, чем двадцать лет назад. Разумеется, она бросила курить. А кто не бросил? Но по-прежнему позволяла себе спиртное, и, наверное, даже больше, чем раньше. В газетном мире в моду входили более сдержанные привычки, но она не отказывалась пропустить стаканчик-другой, даже если рядом не было никого, кроме юных умников, считавших мексиканское пиво с кусочком лайма, кое-как запихнутым в горлышко бутылки, вершиной декаданса и искушенности.

Интересно, как бы они вели себя в ту эпоху, когда каждую неделю к редакции «Комет» подъезжал троллейбус, груженный вином, пивом и другим алкоголем, и начальству предлагалось пополнить запасы холодильников и баров? К тому же эта выпивка не облагалась налогом. И у нее, как у шефа отдела, имелись в кабинете диван и холодильник. Джо не особо тянуло к бесплатному алкоголю, но вообще-то это было обычным делом, когда те, кого тянуло, заказывали пару лишних бутылочек за счет тех, кто не пил совсем. Редакционные собрания, обычно проходившие в пятницу вечером, часто плавно перерастали в вечеринки. В жаркие летние дни главный редактор и приближенное к нему руководство перебирались в какой-нибудь отель на берегу Темзы, около Мэйденхэда. Оттуда — задолго до появления факса — они руководили созданием очередного номера с помощью нескольких дополнительных телефонов и целого отряда велосипедистов, которые сновали между отелем и редакцией на Флит-стрит, груженные корректурами газетных полос и свертками черновиков.

Сегодня, конечно, из всех кабинетов, где творилась «Комет», алкоголь изгнали. Даже в холодильнике у главного редактора стояли только безалкогольные напитки для посетителей.

Ностальгически улыбнувшись, Джоанна напомнила себе, что опасно поглядывать на прошлое сквозь розовые очки, и оживила в памяти воспоминания о жутких выходках Фрэнка Мэннерса и его подпевал. Но от большинства этих воспоминаний ее улыбка стала только шире. Если сегодня рассказать детям — не важно, мальчику или девочке, — как вели себя в то время взрослые дяденьки, они не поверят. В наши дни, если мужчина на работе в офисе делает своей коллеге комплимент, то вполне вероятно, что в ближайшем будущем его уволят за сексуальное домогательство. «Отлично выглядите, Джоанна. Могу поспорить, хорошо провели сегодня ночь!» — такая фраза, небрежно брошенная вместо приветствия, нынешнему подрастающему поколению просто непонятна.

Странно, но, проклиная дискриминацию по половому признаку, Джо не помнила, чтобы все эти кривлянья вокруг слишком задевали ее, пока Фрэнк Мэннерс не распоясался окончательно. Тогда, по крайней мере, мужики были живыми, хотя часто ничего, кроме жалости, к себе не вызывали, а сейчас они все больше напоминают запрограммированных роботов. Джоанну было трудно назвать сторонницей движения за политкорректность: своей «правильностью» оно навевало на нее тоску зеленую.

Джо бросила взгляд на часики у себя на руке. Еще почти добрый час ей предстояло ждать, пока они вместе с Полом отправятся на званый обед. Если, конечно, в последний момент он не переменит свое решение — такие случаи уже бывали, особенно когда газета раскручивала какой-нибудь сенсационный материал. А сегодня сенсация из сенсаций — ученые взломали код ДНК. Это событие расценивалось как историческое открытие, и завтра все газеты заговорят о нем.

Она встала, подошла к кофейному автомату у лифта и налила себе чашку кофе без кофеина. Настоящий кофе после обеда она больше не пила. Нет, Джоанна не считала кофейный напиток более полезным, ни в коем случае, но после него, по крайней мере, она не лежала всю ночь без сна, ворочаясь с боку на бок.

Отхлебывая маленькими глотками из одноразового стаканчика свой «кофе», она в очередной раз задавала себе вопрос, зачем ей вообще пить эту дрянь. На вкус напиток казался совершенно пресным, будто вместе с кофеином из него удалили и весь аромат. Джо старалась всеми силами прояснить мысли. Хочет ли она опять ввязаться в дело Дартмурского Зверя? Голос Филдинга взволновал ее больше, чем она ожидала. «Этот мужик сведет меня с ума», — пробормотала она себе под нос, не заметив, что слова прозвучали довольно громко. Головы молчаливых сотрудников повернулись в ее сторону, затем снова приняли исходное положение. Боже, она еще живо помнила те времена, когда в редакции могли истошно вопить, а тебе и дела не было до этого. Вообще, никакие помехи, кроме реальной угрозы получить по башке, никого не трогали. Правда, таких динозавров, как она, оставалось все меньше и меньше.

Хорошенько поразмыслив, Джоанна решила, что снова соваться в это дело не только неумно, но даже опасно. Несомненно, самым правильным решением было бы не ввязываться.

Джо допила тошнотворное пойло, скомкала стаканчик и бросила его в ближайший мусорный контейнер. Она промахнулась, и стаканчик, скользя, покатился по наичистейшему полу. Проходивший мимо сотрудник, молодой человек, почти мальчишка, в безупречно белой, даже немного хрустящей рубашке, остановился, поднял стаканчик и аккуратно опустил его в контейнер, при этом он с улыбкой посмотрел на нее, словно ожидая благодарности или чего-то в этом роде. Но ничего такого он не получил. Джоанна глядела на него без всякого выражения, — в сущности, она едва видела его, — ее мысли унеслись на двадцать лет назад.

Она боялась, что у нее не получится остаться в стороне. Это было нереально, вернее, стало нереально, с тех пор как она поговорила по телефону с Филдингом. Похоже, ввязаться в дело все-таки придется, несмотря на то что, если честно, совсем не хотелось. Вряд ли она сможет переломить себя, — значит, надо подумать, как ей за это взяться.

В другом конце просторной редакции она увидела молодого Тима Джонса, как всегда буквально застывшего в своем рабочем кресле и поглощенного тем, что он читал на экране компьютера. Джо относилась довольно уважительно к этому умному и старательному молодому человеку, занимавшему должность шефа отдела криминальной хроники. Ту самую, которую занимала Джоанна, когда впервые встретилась с Филдингом. Теперь ее должность звучала так: помощник редактора по освещению криминальных событий. Правда, она не входила в число тех трех помощников редактора, которые вместе с его заместителем отвечали за ночные выпуски и за выпуски в отсутствие Пола, что было классом повыше. Однажды Пол даже извинился, объяснив, что не считает возможным предоставить своей жене такую власть. Но Джоанна и не возражала: ее вполне устраивали персональная рубрика и неполный рабочий день.

Она направилась к столу Тима. Когда она рассказала ему, что ей надо, он радостно улыбнулся в ответ — казалось, хорошее настроение никогда не покидало его, — так и слава богу, он же еще совсем молоденький — и тут же выудил из ящика стола Европейскую конвенцию о правах человека и британский Акт о правах человека. Тим был в полном смысле слова современным репортером.

— Я могу еще чем-то помочь вам? — спросил Тим, когда Джоанна уже собралась вернуться на свое место.

У Тима было по-мальчишески открытое лицо, темные вьющиеся волосы и еще более темные глаза. С такой внешностью он, несомненно, считался красавчиком, и ни в одной газетной редакции ему бы не позволили оставаться «ничьим».

Тут же прокрутив в голове все варианты эффектных ответов, Джо бросила через плечо обычное «нет, спасибо»: ей не хотелось уподобляться матерым журналистам, с которыми ей приходилось иметь дело, когда ей было столько же, как сейчас Тиму.

Вернувшись за свой рабочий стол, она прежде всего открыла небольшой пурпурный буклет с четырьмя белыми европейскими звездами на обложке — Европейскую конвенцию о защите прав человека — и, отыскав седьмой протокол, принялась читать четвертую статью.

Параграф 1 все так же подтверждал право не быть судимым повторно за преступление, в котором обвиняемого оправдали.

Параграф 2 приводил дополнительное условие, незнакомое британскому закону. Повторное рассмотрение дела в суде возможно, «если имеются сведения о новых или вновь открывшихся обстоятельствах или если в ходе предыдущего разбирательства были допущены существенные нарушения, повлиявшие на исход дела».

«А при обвинении О’Доннелла в убийстве Анжелы Филлипс имелся целый ряд существенных нарушений», — размышляла Джоанна. Но, к сожалению, они были не того масштаба, чтобы повлечь пересмотр дела. А вот «новое обстоятельство» налицо.

Джоанна внимательно просматривала буклет. У Тима Джонса были отмечены статьи, которые должны были войти в британский Акт о правах человека. Филдинг напомнил ей, что Акт вступит в силу 2 октября 2000 года. Четвертой статьи седьмого протокола среди них не было. Джоанна нисколько не удивилась. Она и не ждала от нового закона многого. Конечно, теперь она уже не та журналистка криминальной хроники, какой была раньше, и, наверное, в каких-то вопросах схватывает не так быстро, как когда-то, но наверняка она не пропустила бы грядущие изменения в законе, если бы там было что-то серьезное.

Потом Джоанна покорно пролистала Акт о правах человека, пока не добралась до шестого раздела: «Действия органов власти не должны нарушать какое-либо из прав, закрепленных в Европейской конвенции о защите прав и свобод человека».

Несомненно, суд — это орган власти. С другой стороны, новый закон не такой уж однозначный. Но если соединить эти два предложения вместе, то, возможно, получится самое крупное, фундаментальное изменение всей базы британского законодательства со времен Великой хартии вольностей.

Джоанна почувствовала, как где-то в районе позвоночника появился знакомый репортерский зуд, который она испытывала всякий раз, сталкиваясь с чем-то неординарным. С тем, что реально могло вылиться в сенсацию, — и все прочие ее аргументы тут же угасали. Она ничего не могла поделать с собой. И раньше никогда не могла. Она была прирожденной журналисткой.

Глава девятая

Джоанна заставила себя оторваться от размышлений, отложив решение до утра. Сейчас не стоило ничего предпринимать, в том числе и разговаривать с Полом. Кроме всего прочего, вряд ли он придет в восторг, узнав, что в ее жизнь вернулся Майк Филдинг. Поэтому Джоанна решила дать себе время успокоиться и все хорошенько обдумать. Похоже, Филдинг еще не забыл, за какие ниточки следует потянуть, чтобы она снова оказалась с ним заодно. И это ей совсем не нравилось. Она злилась на него с самого начала их разговора и вдруг поняла, что злится и на себя. Как она и предполагала, Пол в самый последний момент действительно уклонился от званого обеда, предоставив ей извиняться за них обоих. Она не винила его, прекрасно понимая, какой напряженный график работы у главного редактора ежедневной газеты, а идти одной ей не хотелось. В какой-то степени она была даже признательна ему за возможность остаться сегодня вечером наедине с собой.

Направляясь в Ричмонд, Джо продолжала размышлять и за рулем — теперь «БМВ». Если она сделает еще хотя бы один шаг, она рискует все-таки ввязаться в это дело, как в профессиональном, так и в личном плане.

С Филлипсами тоже было не все так просто. Честно ли с ее стороны снова ворошить их прошлое? Поблагодарят ли они ее за это, даже если удастся привлечь О’Доннелла к суду? Посчитают ли они, что овчинка стоит выделки? Джоанна вздохнула. Может, и посчитают, но наверняка никогда уже не смогут рассматривать все, связанное с этим делом, объективно. А ей необходим именно такой подход. Ведь ей тоже нелегко решиться: снова работать в связке с Филдингом, снова бояться, что репортерский зуд, какого она не испытывала уже много лет, не позволит ей вовремя прислушаться к доводам рассудка.

Существовало еще и множество подводных камней. Но, хорошенько поразмыслив, Джоанна уже ничуть не сомневалась, что Филдинг был прав, когда сказал, что хороший адвокат сможет вытянуть это дело. Когда имеешь дело с судом, действующим по нормам статутного и общего права, может случиться все, что угодно, но порох в пороховницах у нее еще был. Лазейка, позволяющая заполучить от О’Доннелла биологический материал для ДНК-анализа, похоже, находилась в Акте о правах человека. Конечно, Майк прав, что обвинение, предъявленное в частном порядке, — это событие сенсационное, ошеломляющее и просто выбивающее землю из-под ног. И «Комет» могла бы сорвать большой куш. Могла бы снести яичко, которого хватило бы не на одну передовицу. Господи, проект-то какой заманчивый!

К следующему утру Джоанна приняла решение. Она, по крайней мере, свяжется с Филлипсами и разузнает, как они отнесутся к предъявлению частного обвинения.

За завтраком с Эмили — хлопья для дочери и «пустой» чай для нее, поскольку она никогда не любила есть, едва встав с постели, — Джоанна продумала план действий. Сегодня как раз был один из ее нерабочих дней. Пол уже уехал на машине с личным водителем на утреннюю планерку. Джоанна плохо понимала, как ему удается столько работать, как он это выдерживает. Вдруг она заметила, что Эмили о чем-то спрашивает ее:

— Так можно, мам?

«О боже!» — испугалась Джо: неожиданно до нее дошло, что она не слышала ни слова из того, что уже несколько минут ей рассказывала дочка.

— Можно — что?

— Ну, мам, можно, я сегодня останусь ночевать у Элис?

Джо разрешила. Да и выбора у нее особого не было, если она даже не смогла уделить дочери немного внимания. Она накрыла своей рукой руку Эмили, стараясь загладить неловкость.

— А в субботу мы поедем с тобой за покупками, только ты и я, и, может быть, поищем ту новую компьютерную игру, которую ты так хотела получить.

Эмили прямо засияла. Как и многие современные ребятишки, она становилась сама не своя, когда дело касалось компьютера. Джо чувствовала себя немного неловко. Почему в таких случаях у нее возникало ощущение, что она покупает любовь дочери? Эмили — умная, не по годам развитая девочка, и у Джоанны иногда даже складывалось впечатление, что их дочь вполне могла бы обойтись без родителей. Смешно, конечно. Ей всего лишь одиннадцать. А если она слишком рассудительна, так это потому, что на ее характер повлиял стиль жизни родителей, которые, как говорится, летают высоко. В этом и заключалась главная причина, подпитывающая в Джо скрытое чувство вины. Она души не чаяла в Эмили, но не была матерью в классическом понимании. Чтобы окончательно загладить свою вину, Джоанна решила отвезти Эмили в школу сама, — обычно это делала гувернантка.

Вернувшись домой, она прошла в небольшую оранжерею, заменявшую ей рабочий кабинет, села за письменный стол, выдвинула самый нижний ящик и, немного порывшись в нем, извлекла потрепанную, перетянутую резинкой записную книжку в черной обложке. Это была ее старая телефонная книга, начатая в 1980 году и старательно заполненная еще до того, как появились КПК и электронные записные книжки. Да что там говорить! Задолго до того, как в газетном мире появились сами компьютеры.

Она перелистывала обтрепанные, засаленные страницы, пока не добралась до буквы «Ф». Филлипсы. За столько лет код изменился, но номер, как она и надеялась, остался тот же. К телефону подошел Билл Филлипс. Его старческий голос устало растягивал слова. Джоанна прикинула, что сейчас ему уже лет семьдесят, к тому же она знала, как сильно он сдал после потери дочери.

Конечно, пострадали все — и Филлипсы, и Джереми Томас. За годы, прошедшие после убийства его подружки, у него не раз возникали неприятности с полицией. Нападение на Джимбо О’Доннелла во дворе оукхэмптонского суда было первой из многочисленных вспышек агрессивности и вандализма, часто подогреваемых алкоголем. В конце концов однажды ночью, пьяный, он разбил очередную машину, и на этот раз для него все закончилось. Джо знала, что родители Джереми считали убийство Анжелы причиной, по которой их сын — кстати, оказавшийся и первым подозреваемым в этой трагедии — все больше и больше опускался, пока его жизнь не оборвалась.

Как Джоанна и предполагала, Билл Филлипс помнил ее. Возможно, он помнил имена всех журналистов и полицейских, имевших отношение к делу Анжелы. Филлипсы держали прессу на расстоянии, но Джо довольно часто звонила и писала им в надежде подобраться поближе.

Неудивительно, что, услышав в трубке ее голос, он не выразил радости: он помнил, что именно она брала несколько купленных интервью у Джимбо О’Доннелла после его оправдания. Тем не менее она рискнула и попросила у Билла разрешения приехать и поговорить с ним.

Он не выказал особого воодушевления, мягко говоря.

— Зачем? — спросил он бесцветным, уставшим голосом.

— Понимаете, появилось новое доказательство… — начала она. Ему не надо было объяснять, к чему относилось это доказательство. Речь могла идти только об одном.

— Тогда почему полиция нам ничего не сказала?

— Там решили, что вам говорить не стоит. А я думаю иначе.

Джоанна услышала, как он вздохнул. Она понимала, какая борьба идет сейчас в нем. Сама совсем недавно пережила ее. Захочет ли он снова бередить рану, боль от которой для него гораздо сильнее, чем для нее, и еще раз переживать весь ужас потери?

По правде говоря, особого выбора у него не было. Возможно, в известном смысле, выбора не было ни у кого из них. Слишком большую власть над ними имели воспоминания.

Она приехала на ферму «Пять вершин» примерно в час дня. Теперь здесь многое изменилось. Ферма, которую помнила Джо, была красива: аккуратно подстриженные изгороди, ухоженные сады. Сам фермерский дом блестел свежей краской. Чистые, сияющие окна. Герани в кадках у входной двери и разные прочие знаки нежной, любовной заботы, которая изливалась на милый дом. Огромные беленые ворота, подвешенные к гранитным столбам, на въезде в угодья впечатляли, как и ровно загрунтованная подъездная дорога.

Теперь ворота, больше уже не белые, покосившись, свисали с ржавых петель, а подъездная дорога была изрыта выбоинами и ямами. Джоанне здорово повезло, что она ехала на «БМВ», а не на драгоценном старом «MG»: ей вряд ли удалось бы проехать здесь на автомобиле с низкой посадкой. Прилегающие к дороге лужайки были не подстрижены. Цветники и огороды разрослись и нуждались в прополке. Фермерский дом прямо кричал, что его давно следует покрасить заново. Джоанна поставила машину во дворе, около заброшенной конюшни. Большинство наружных дверей, ведущих к стойлам, заколочено. Но и через те, что оставались открытыми, не видно было лошадиных голов. И вообще никаких следов пребывания здесь лошадей: ни сена, ни соломы, ни навозной кучи. Джоанна слышала, что после смерти Анжелы Филлипсы продали всех своих лошадей: животные слишком болезненно напоминали об убитой молодой хозяйке, которая любила их и заботилась о них. Впрочем, Джоанна немного удивилась, почему с тех пор Филлипсы не купили новых.

Она вспомнила, что говорил Филдинг, — запустение, упадок, повсюду царившие на ферме, возможно, не всегда были связаны с переживанием случившейся трагедии. Финансовое положение Филлипсов сильно пошатнулось. Без сомнения, развившаяся по всей Британии тенденция сокращения фермерства не обошла стороной и их.

Со стороны дома к ней шел молодой человек в джинсах и футболке. Скорее всего он слышал, как подъехала машина. На долю секунды Джоанна приняла его за Роба Филлипса, но сразу же поняла, что обозналась. Сейчас Робу, как и ей, было за сорок. Смешно, как иногда время застывает в голове. Конечно, это его сын, родившийся раньше срока, всего через пару месяцев после того, как нашли тело Анжелы.

Он сказал:

— Привет, — и добавил: — Я — Лес.

Джоанна вспомнила, что мальчика назвали в честь его умершей тети — Анжелы Лесли Филлипс. Постоянное горько-сладкое напоминание для всей семьи. Бедный парень. На какое бремя обрекли его с самого начала жизни! Он не улыбнулся, когда, повернувшись, направился обратно в большую кухню фермерского дома.

Вся семья сидела вокруг стола. Билл Филлипс стал совсем сухоньким старичком. Лилиан почти безразлично смотрела в пустоту. Роб поднялся и рукопожатием поприветствовал Джоанну. Он тоже изменился до неузнаваемости. Невольно ждешь, что у фермера, которому перевалило за сорок, загрубевшая от солнца и дождя кожа и лицо покрыто морщинами, но что при этом вид у него здоровый, потому что вся его трудовая жизнь проходит на открытом воздухе. Однако Роб выглядел усталым и погасшим, почти больным. Неудачи в фермерских делах сильно отразились на нем. Ему легко можно было дать лет пятьдесят, хотя на самом деле он только недавно перешагнул сорокалетний рубеж. Его жена Мэри, которую Джо помнила как миловидную пышную молодую женщину, сильно растолстела. Она весила слишком много для своего невысокого роста. Всю ее миловидность поглотили складки жира.

Джо села за стол, стараясь ничем внешне не выдать удручающее впечатление, которое произвела на нее встреча с этой семьей. «В любом убийстве тот, кого убили, никогда не бывает единственной жертвой. Жертв всегда больше» — так когда-то сказал ей один из ее источников в полиции. Суровая правда жизни.

У Билла Филлипса, кажется, не осталось сил на любезности.

— Ладно, рассказывайте, зачем приехали. И давайте покончим с этим. Я не хочу, чтобы моя жена снова расстраивалась без очень веской на то причины. — Он обнял Лилиан за плечи, но она едва ли заметила его поддержку, продолжая потерянно и немного смущенно смотреть в никуда.

Джоанна сразу перешла к делу. Она рассказала о случайном аресте О’Доннелла и о совпадении результатов двух ДНК-анализов. Вероятность, что у них все получится, — один шанс на десять миллионов.

— Если отбросить в сторону все разумные сомнения, О’Доннелл виновен, — невозмутимо заключила она, — но вышел из зала суда оправданным, о чем, как я догадываюсь, вы всегда подозревали.

Она замолчала, в комнате повисла тишина.

Роб нервно взглянул на мать, которая, казалось, совсем не реагировала на происходящее, словно не слышала ни слова из того, что рассказала Джоанна. Его отец теребил чайную ложку, лежащую перед ним на столе, вертел ее так и этак. Не отрываясь, он напряженно смотрел на ложку, будто от нее зависела чья-то жизнь.

Первой заговорила Мэри Филлипс.

— Не вижу никакой разницы, — сказала она, разводя руками, и от этого жеста мясистые части ее плеч тревожно заходили ходуном. — Мы больше чем подозревали. Мы всегда знали, что этот ублюдок убил Анжелу.

— Разница в том, что теперь это можно доказать.

Билл Филлипс поднял взгляд:

— Значит, еще один суд? Так? Тогда почему полиция не сказала нам?

Джоанна покачала головой:

— О’Доннелла нельзя судить во второй раз. Во всяком случае, за убийство. Он был оправдан. — Она объяснила суть принципа, по которому нельзя судить дважды за одно и то же преступление. — В полиции решили не говорить вам, чтобы попусту не расстраивать вас. По закону они ничего не могут предпринять.

Старческий взгляд усталых покрасневших глаз Билла Филлипса впился в Джоанну.

— А вас, конечно, нисколько не волнует, что вы расстраиваете людей, да? — выпалил он ей в лицо. — Таким, как вы, наплевать, что людям больно, лишь бы вам было о чем написать статейку. Ну, какой у вас сейчас интерес? Вот что я хочу знать. В прошлый раз вы заплатили О’Доннеллу, чтобы он поболтал с вами, рассказал вам свои враки и сделал деньги на изуверстве, которое сотворил с нашей бедной девочкой. А теперь вы пришли к нам. Что такого мы можем рассказать вам, что стало бы крупным заголовком на первой странице в дрянной продажной газетенке, в которой вы работаете? — По мере того как он говорил, его голос становился громче и злее. — Что вам нужно от нас? — в конце концов заорал он на нее и тут же, тяжело дыша, обмяк: взрыв эмоций отнял у него все силы.

Джоанна заметила, как Роб взглянул на отца с тем же самым усталым участием, с каким ранее смотрел на мать.

«Вот бедняги, несчастная семейка, — думала Джо. — Вся их жизнь проходит в разговорах вокруг приключившейся с ними беды».

Она мужественно выслушала тираду Билла Филлипса. Именно об этом она и предупреждала Филдинга. Билл Филлипс действительно помнил, что «Комет» купила у О’Доннелла несколько эксклюзивных интервью и брала их Джоанна. Вряд ли он вообще был способен забыть любую самую незначительную подробность, если она связана с исчезновением и смертью его дочери. Джоанне почти нечего было возразить на обвинения старшего Филлипса. Ее всегда глубоко трогало горе этой семьи, но вряд ли Филлипсы верили в ее искренность.

— Я просто хочу добиться справедливости, — тихо произнесла она. — Поэтому и приехала к вам. Я хочу добиться справедливости ради Анжелы и знаю, что вы хотите того же. А справедливость может восторжествовать теперь только через вас, через вашу семью.

Джоанна уловила, что заинтересовала их: все взгляды обратились на нее.

Все подробно объясняя, она рассказала, что прокурор отклонил заявление полиции о привлечении О’Доннелла к ответственности за похищение и изнасилование и на каких основаниях.

— Понимаете, прокурорская служба — это структура, которая содержится на деньги налогоплательщиков. Нередко они умышленно не берутся за спорные дела. Формулировка «не в общественных интересах» означает, по сути, что своей очереди ждут дела со стопроцентным обвинительным приговором. По-моему, на деле Анжелы прокурорская служба как раз и перестраховывается. И еще я считаю, что это именно та ситуация, которая требует дорасследования по заявлению частного лица. Понимаете, сейчас закон начинает меняться, и со временем все может…

Она рассказала им об Акте о правах человека, и что в октябре он вступит в силу, и как это повлияет на дела, подобные их делу. И хотя положение, по которому нельзя судить за одно и то же преступление дважды, в Европейской конвенции не действует, британские суды по-прежнему настаивают, чтобы оно неукоснительно соблюдалось.

— Хороший адвокат сможет состричь с этой овцы много шерсти, — сказала Джоанна, сама не зная, специально или нет она использовала выражение из фермерской жизни.

Джо заметила, как Филлипсы потихоньку загораются, — этот раунд она у них выиграла. В конце концов, за это ей и платят деньги почти всю ее сознательную жизнь.

— Но получится ли? Прошло уже столько времени… — усомнился Роб.

Джоанна кивнула и уже собиралась заговорить, когда Билл Филлипс весьма эффектно перебил ее.

— Нет, Роб, не получится, — решительно заявил он. Дрожь исчезла из его голоса. — Ты представляешь, сколько стоит суд по такому делу? А если мы проиграем, судебные издержки нас просто задавят. Тебе ли не знать, какие убытки мы понесли за последние несколько лет. Все, что есть у нас сейчас, — вот эта ферма… и этот мальчик, конечно. — Он с нежностью взглянул на внука. — И я хочу, чтобы наша ферма «Пять вершин» перешла ему и у него был шанс заново отстроить ее. Все остальное уже стало историей.

И снова Джоанна собралась заговорить — объяснить, чем «Комет», наверное, могла бы помочь им, но тут в разговор вмешался Лес Филлипс.

— Нет, дед, не стало! — вдруг выкрикнул он. — Всю мою жизнь меня преследует беда, которая случилась с Анжелой. Я никогда даже не видел ее, но у меня такое ощущение, что она круглые сутки всегда рядом. Иногда я даже не хочу эту ферму. Воспоминания, связанные с ней, лишают меня покоя. Давайте привлечем этого ублюдка к суду, и, может, тогда мы наконец похороним Анжелу — одновременно с О’Доннеллом.

Остальные члены семьи, потрясенные, молча смотрели на него.

Лес покраснел, — похоже, до него дошло, что он сказал и как это прозвучало для окружающих.

— Гм, простите. Как-то само вырвалось… — запинаясь, произнес он.

Дед коснулся его руки.

— Мы все понимаем, мальчик, все понимаем, — с нежностью сказал он.

Тогда очень тихо и взвешивая каждое слово заговорила Джоанна:

— Я надеюсь, мне удастся уговорить главного редактора оплатить расходы. Конечно, это нелегко, и мне придется обосновать это предложение. И вы должны мне помочь…

— Угу. И вы примете эту помощь только в одном-единственном виде. — Тон Билла Филлипса все так же оставался почти враждебным, но Джоанне показалось, что, пожалуй, он сдастся быстрее, чем другие.

Роб заерзал на стуле, словно ему было неудобно сидеть, и опять беспокойно взглянул на отца. Джоанна знала, что после суда и публикации интервью с О’Доннеллом старший Филлипс ни разу не общался с прессой. И всякий раз, когда ему предлагали платное интервью, приходил в ярость, считая совершенно неприемлемым делать деньги на мучениях дочери. И такой точки зрения придерживалась вся семья.

Интересно, останутся ли они верны своим принципам и сейчас. Теперь все складывалось по-другому. Джоанна предлагала им реальный план действий во имя справедливости. Или им покажется все это несерьезным, как раньше казалось и ей? Джо вместе с остальными Филлипсами ждала, пока заговорит Билл. Может, он и постарел раньше времени, но по-прежнему оставался главой семьи, что никем не ставилось под сомнение. Уклад этой семьи был самый что ни на есть патриархальный.

— Я подумаю, — наконец произнес Билл. — Нам надо поговорить без посторонних, — добавил он.

Джоанна поняла намек и вышла.

Через два дня Роб Филлипс позвонил ей на мобильный.

— Мы согласны, — сообщил он. — Но вот что я вам скажу от себя: если мы проиграем, отец этого не переживет.

— Не проиграем, Роб, я не допущу, — тут же откликнулась Джоанна.

Она сразу же принялась воплощать план в жизнь. Сначала ей пришлось убеждать Пола — и на это ушло немало сил, — чтобы газета подключилась к организации частного обвинения. Он нисколько не сомневался в ценности информации по реанимированному делу Филлипсов, но потребовал гарантий, что дело не будет проиграно. Ни одна газета никогда не согласилась бы платить за проигрышное дело. Также он потребовал гарантий, что Филлипсы выполнят свои обязательства по отношению к «Комет» и Джоанна будет полностью контролировать их контакты с прессой.

«Если уж мы ввязываемся в это дело, мне бы совсем не хотелось, чтобы стало известно, что мы взяли расходы на себя, — сказал он. — Это бросит тень на нашу беспристрастность в освещении событий, а также, если я хоть что-то понимаю в наших среднестатистических присяжных, возможно, повлияет на исход дела. Они все жутко не любят национальные ежедневники, и ты знаешь об этом не хуже меня».

Джо заверила его по всем пунктам, даже по тем, по каким и сама не была уверена, но так почти всегда поступают все журналисты, пытаясь втюхать своим главным редакторам рискованную затею. Факт, что она жена этого главного редактора, обычно не играл никакой роли и не влиял на принятие решений по вопросам, к которым она тоже имела отношение. Но позже она все-таки спрашивала себя, не сделал ли Пол в данном случае исключение из правил. Пол знал, как этот момент всегда волновал ее.

«Ладно, возьмемся за это дело, — наконец согласился он, — но прежде всего надо изучить юридическую сторону вопроса. Запишись на прием к Найджелу Наффилду».

Сердце Джоанны запрыгало от восторга. С Наффилдом она никогда не встречалась лично, но много слышала о его деловой репутации, означавшей практически стопроцентный успех. Лучшего адвоката пожелать было нельзя. Сам он видел себя в качестве ведущего защитника прав человека или, по крайней мере, всеми силами поддерживал этот имидж. Джоанна не верила в его искренность, как, в сущности, не верила в искренность любого адвоката, с которыми ей приходилось иметь дело. Но Наффилд — знаменитость, своего рода артист и просто умница. К тому же сам не свой до громких дел. Его коньком была защита неправедно осужденных. Добиться справедливости для пострадавшей стороны в деле с такими необычными обстоятельствами — нечто совершенно новое в его практике. И не только в его. В том-то все и дело.

Джо не видела оснований, почему бы Наффилд отказал им.

Наффилд назначил ей встречу буквально на следующий день, чему Джоанна совсем не удивилась: скорее всего, его заинтересовало бы любое дело, за которым стояла такая газета, как «Комет», а уж дело Анжелы и подавно.

С большим удовлетворением Джо отмечала его реакцию на ее рассказ. Она сидела в кресле, которое на несколько дюймов было ниже, чем кресло самого Наффилда, — она ни секунды не сомневалась, что не случайно, — в апартаментах знаменитого адвоката в отеле «У Линкольна». На стенах, отделанных дубовыми панелями, висели в позолоченных рамах английские пейзажи. Джо была почти уверена, что одна из картин — подлинный Констебл. Вдоль стен стояла мебель — вся как на подбор дорогой антиквариат. Искренне или неискренне боролся Найджел Наффилд за права человека, это еще предстояло выяснить, но вот то, что он всегда следил, чтобы на его куске хлеба был толстый слой масла, не вызывало сомнения.

Высокий, элегантный красавец с густой седой шевелюрой — результат регулярного подкрашивания серебристым оттеночным шампунем, как предположила Джоанна, — носил волосы зачесанными назад, оставляя открытым высокий ученый лоб. Портрет дополняли очки в золотой оправе. Он излучал обаяние и самоуверенность итонской выделки. О его тщеславии ходили легенды. Найджел был особенный во всех отношениях, и он это знал. Решив, что она не очень приглянулась ему, Джо сделала вид, что ей все равно: для намеченной работы лучшей кандидатуры, конечно, они не найдут. Приближаясь сейчас к своему шестидесятилетнему юбилею, Найджел Наффилд обитал на олимпе своей профессии уже более двадцати лет.

«Это дело станет настоящей сенсацией, — вскользь заметил он, не подозревая, что фактически повторяет слова Филдинга. — Разумеется, права потерпевшей стороны достойны того, чтобы за них боролись. Я, пожалуй, возьмусь за это дело. Если устроить так, чтобы к его рассмотрению приступили после второго октября, к слушаниям будет совершенно иное отношение. По-моему, у нас есть реальный шанс выиграть процесс. Передайте Полу, что это мое обоснованное, твердое мнение».

Джоанна тут же помчалась обратно в Кэнери-Уорф, получила окончательное добро Пола и засела за статью, знакомившую читателей с намерением Филлипсов в частном порядке выдвинуть обвинение в похищении и изнасиловании против человека, которого они с самого начала считали убийцей Анжелы. Какими бы ни были причины, по которым муж позволил ей ввязаться в эту авантюру, он не мог не почувствовать удовлетворения от результата, хотя бы на этом, первом этапе. Разумеется, ее статья стала главной темой номера.

Если уж Пол Поттер принимал решение, он доводил дело до конца и мужественно отстаивал свои убеждения, — незаменимое качество, делавшее его таким ярким редактором. Передовица, написанная самим Полом, требовала изменений в британских законах — особенно положения, запрещавшего повторно судить человека за преступление, по которому его уже судили и оправдали, — и включения четвертой статьи седьмого протокола Европейской конвенции о правах человека в британский Акт о правах человека. Разумеется, эти требования были невыполнимы, поскольку процесс изменения законодательства шел трудно и не предусматривал стремительных действий, но это был отличный ход, чтобы привлечь внимание общественности. Передовица также требовала реалистического, конкретного и современного пересмотра положений, касающихся ДНК-анализа в качестве доказательства в британском судопроизводстве.

Внутри газеты помещалось душераздирающее интервью с матерью Анжелы, которое Джоанна, пока дожидалась окончательного одобрения, взяла у Лилиан. «НИ МИНУТЫ НЕ ПРОХОДИТ, ЧТОБЫ Я НЕ ДУМАЛА О МОЕЙ ДЕВОЧКЕ, О МОЕМ АНГЕЛЕ», — кричал заголовок на центральном развороте, рассчитанный на то, чтобы ничьи глаза по всей стране, где бы за завтраком ни развернули газету, не остались сухими. «ЕЕ УБИЙЦЕ МЕСТО В АДУ» и «МЫ ПРОСТО ХОТИМ СПРАВЕДЛИВОСТИ» — заявляли другие заголовки.

Накануне вечером Поттер вместе с юристами газеты сосредоточенно обдумывал и тщательно взвешивал каждую фразу. О’Доннелла судили и оправдали, и они явно подставляли себя под удар с его стороны. Но Джоанна знала, что муж просматривал газету до глубокой ночи и лег спать очень довольным: «Комет» удалось далеко продвинуться в убеждении читателей, что О’Доннелл виновен с головы до пят, и не сказать об этом ни единого слова открытым текстом.

На следующий день поднялся настоящий шум. Все другие средства массовой информации — пресса, телевидение, радио, Интернет — подхватили тему, поднятую «Комет».

Около полудня Джоанне позвонил Филдинг.

— Я знал, что ты не удержишься, — сказал он, к ее крайнему раздражению. И добавил: — Но как классно получилось. Ты — гений. На этот раз мерзавец пойдет на дно. Я нутром чую.

Если бы Филдинг соблюдал политкорректность, он перестал бы быть Филдингом.

Глава десятая

Следующие несколько месяцев Джо жила как в безумном водовороте. Заварив всю эту кашу, она, естественно, желала находиться в самой гуще событий. Филлипсам постоянно требовалась поддержка с ее стороны. А еще у нее были встречи с Наффилдом в Лондоне и ее рубрика, где Джоанна не жалея сил готовила почву для грядущего судебного процесса, разумеется не заступая за грань дозволенного по отношению к закону. И еще у нее была Эмили, такая рассудительная и независимая. Она не упрекала, но от этого Джоанна еще сильнее чувствовала себя виноватой, так как проводила больше, чем обычно, времени вне дома — в редакции или в Девоне, а половину времени дома все равно работала — сидела на телефоне или печатала на компьютере.

Джоанне всегда хотелось участвовать в газетной кампании такого рода. Пусть она сильно уставала, но все шло замечательно гладко. Во всяком случае, пока не начались слушания в суде, наконец назначенные, примерно как они и планировали, на конец октября. Однажды решившись, Филлипсы не собирались отступать и даже проявляли все больший интерес к приближающемуся суду, где О’Доннелл наверняка получит по заслугам. Все это время Джоанна находилась рядом с ними.

Так же, как и Найджел Наффилд, похоже уверенный, что все идет как надо, и что теперь законники кудахтают по-новому, и ему без труда удастся убедить оукхэмптонский городской суд передать дело Джимбо О’Доннелла на следующую ступень правосудия — в эксетерский королевский суд.

«Вот тут-то он и попался, — говорил Наффилд Джоанне. — Независимо от меры пресечения, которую назначает О’Доннеллу, ему предъявят обвинение в изнасиловании и похищении человека. И значит, у полиции появится законное основание взять у него биологический материал для ДНК-анализа даже без его согласия. Акт о полиции и доказательствах восемьдесят четвертого года нам на руку». Наффилд был уверен, что, когда дело передадут в следующую инстанцию, в игру вступит Королевская прокурорская служба. «Между нами, Джо, мне намекнули, в случае частного обвинения такое происходит в девяноста девяти случаях из ста, — откровенничал он с Джоанной. — Кто-то проделывает всю черновую работу, рискуя проиграть, а как только становится ясно, что приговор вынесут обвинительный, в игру с удовольствием вступают ребята из прокуратуры. С их стороны было бы глупо не воспользоваться подвернувшимся шансом».

«Все выглядит неплохо, — думала Джо. — Может, Королевская прокурорская служба и не готова сама взяться за это дело. Но если кто-то из прокуратуры его действительно обнадежил, пусть даже неофициально, — это верный знак, что, по их мнению, обвинение не должно развалиться».

Затем Наффилд занялся составлением собственно обвинительного заявления. Он позвонил Джо и сказал, что нет необходимости вызывать О’Доннелла повесткой: его адвокаты — почти все та же именитая команда, что и в прошлый раз, — информировали суд, что их подзащитный явится в зал суда добровольно.

Наффилд ликовал, в отличие от Джоанны. Почему-то она ожидала, что Джимбо и его адвокаты используют все законные и незаконные уловки, но не допустят дело до суда. Их неожиданная сговорчивость ее насторожила.

Наффилд, сама добродушная самонадеянность, снисходительно заверял ее, что все идет как по маслу.

«Джо, когда его команда даст нам основание беспокоиться, тогда и будем беспокоиться, — сказал он. — А пока я уверен, что подачи с нашей стороны безупречны. Главное — мощно заявить о себе, сразу завладеть инициативой!»

Джо не понимала крикет. Все, что она знала об этой игре, сводилось к тому, что, если ты внутри, ты выходишь, а если снаружи, то входишь. Ни то ни другое не вселяло в нее уверенности.

Зато семейство Филлипс, по мере того как приближался день суда, на глазах возвращалось к жизни. Возможно, они просто радовались, что хоть что-то делают, чтобы через столько лет добиться справедливости для Анжелы. Джо нервничала все сильнее. Интуиция подсказывала, что где-то произошел сбой. Ей отчаянно хотелось понять, что задумал О’Доннелл. Основательно поразмыслив, она пришла к выводу, что ничего не потеряет, если попробует встретиться, по крайней мере, с Сэмом О’Доннеллом. Она поставила себе цель — выяснить, что он теперь думает о своем старшем сыне. Сэм по-прежнему оставался главой своего клана. «Если бы он сейчас пошел против Джимбо, это оказало бы огромное влияние на исход дела», — размышляла Джо. Она была готова побиться об заклад, что Сэм крепко держит в своих руках деньги О’Доннеллов. Именно так он руководил своим бизнесом. Сэму стукнуло восемьдесят, но он все еще обладал реальной властью.

Она позвонила, не представляясь, в дом Сэма в Дулвиче. Вряд ли ее ждали там с распростертыми объятиями. Да если бы О’Доннеллы и знали, кто звонит, приглашения все равно теперь не последовало бы. Среди полицейских и преступников информация распространяется быстро. И Джоанна не тешила себя иллюзиями, что О’Доннелл не знает, какую роль она играет в грядущем частном обвинении. Официально «Комет» нигде не звучала, и Филлипсы хранили свое обещанное молчание. Но О’Доннеллов на мякине не проведешь. Как и конкуренты «Комет», они нимало не сомневались, как на самом деле обстоят дела: статьи Джо с эксклюзивным материалом выходили одна за другой.

Последнее время Сэм руководил своим кланом почти всецело из дома — большого викторианского особняка на одной из тенистых улиц Дулвича. Сэм постарел. И рядом с ним больше не было Комбо, чтобы повсюду его возить и потакать всем его прихотям, — он умер пять лет назад. Теперь Сэм редко бывал в «Дьюке». Джо слышала, что в знаменитой комнате за баром поставили бильярдный стол. Ныне дом Сэма напоминал нечто среднее между собственно домом, конторой и местом поклонения, куда допускались выразить свое почтение только самые верные. Из всех представителей преступного мира Лондона Сэм О’Доннелл действительно ближе других подошел к тому положению, которое принято обозначать «крестный отец». Джо не удивилась, когда входную дверь открыл Томми О’Доннелл. У Томми по соседству был свой дом, с семьей конечно, но сейчас именно о нем, а не о его братце Джимбо О’Доннелле все говорили как о правой руке Сэма.

Томми был на десять лет моложе Джимбо — не так давно ему исполнилось сорок. Высокий и широкоплечий, как и все О’Доннеллы, он выглядел более стройным и худощавым. Светлые русые волосы падали на выпуклый лоб — также отличительную фамильную черту. Но его внешность не отталкивала, чего нельзя было сказать о внешности Джимбо. Джо знала, что за Томми закрепилась репутация мозгового центра семьи. О’Доннелл, наделенный интеллектом, — это постоянный потенциальный источник беспокойства. В свое время Томми закончил школу в числе лучших учеников. Ему всегда нравилось учиться. Возможно, слишком нравилось. Его четырнадцатилетняя дочь Каролина полгода назад покончила жизнь самоубийством, приняв смертельную дозу маминого снотворного, — предположительно, она убила себя из страха перед экзаменами в конце учебного полугодия. Джо с трудом верилось, что подростки способны свести счеты с жизнью из-за какой-то контрольной работы. Но бывает. Томми и его жена, потеряв дочь, конечно, сильно переживали это горе: как и все О’Доннеллы, Томми слыл преданным семьянином. Хотя, вообще, сентиментальностью не страдал — он был сыном своего отца.

Увидев у порога Джоанну, Томми прищурился. Похоже, дом не охранялся, — во всяком случае, внешне это было незаметно. Наверное, О’Доннеллы просто не видели в этом необходимости. Страх и так отлично держал всех на расстоянии. Трудно представить, чтобы кто-то серьезно решился потревожить эту семейку. Даже полиция беспокоила их лишь в исключительных случаях, что всегда создавало некоторые проблемы.

— Вам здесь делать нечего, — вызывающе бросил ей Томми вместо приветствия.

— Послушайте, я просто хочу поговорить. Я знаю, как вы и Сэм относитесь к преступлениям такого рода, что Джимбо в вашей семье — белая ворона, разве нет? Я хочу встретиться с Сэмом и получить его комментарии.

Томми стоял, загораживая ей проход, уперев руки в бока и расставив локти. Можно подумать, что Джо стала бы прорываться в дом силой. Журналисты никогда так не поступают. Они проникают в жилища совсем другим образом. Они очень щепетильны в выборе путей, прилично одеты, обладают хорошими манерами, и у них в запасе полно чудесных историй о посторонних людях. Они используют обаяние, а не грубую силу, и «жертвы» считают их милыми и совсем не чувствуют боли — до тех пор, пока утром не достанут из почтового ящика свежую газету. Вот так входят в дом журналисты. И в любом случае, чтобы блефовать с представителем семейства О’Доннелл, ей — или какому другому писаке, любого пола, роста, веса и прочее, — надо было целиком и полностью лишиться рассудка.

— Вам здесь ничего не светит, — кратко сказал ей Томми. — К Сэму не пущу, а что до Джимбо, его уже однажды оправдали, но вы, газетчики, нашли способ, как достать его снова за то же самое преступление. А ведь это незаконно, так?

— В прошлый раз вашего брата судили за убийство. А в этот раз — за похищение и изнасилование. Это разные преступления. Разные доказательные базы. Так или иначе, но Джимбо ответит за свое преступление. Наверное, в законах можно отыскать лазейки, но с ДНК-анализом не поспоришь, и вы, Томми, отлично это знаете.

— Я-то? А что если — заметьте, я говорю если, — у Джимбо действительно был секс с этой Анжелой Филлипс? Кто докажет, что он не подцепил ее по дороге домой и они не перепихнулись у него в машине, на заднем сиденье, и что она хотела не меньше, чем он? Кто докажет, что это было не так?

— Томми, она была семнадцатилетней девственницей.

— Она могла поссориться со своим парнем. Хотела ему отомстить. Пошла с Джимбо. Потом они разошлись. Никто ничего другого не сможет доказать.

— Именно это, Томми, ваш братец и сказал детективу Филдингу, когда тот поставил его в известность о совпадении ДНК-анализов.

Томми удивленно вскинул брови.

— Вы все еще вместе? А я слышал, вы разбежались, — бросив на нее сальный взгляд, заметил он.

«Боже, неужели в этом мире нет места для частной жизни», — подумала Джоанна. Его замечание она пропустила мимо ушей.

— В суде у вас эта басня не пройдет, — сказала она ему.

— И не надо, — нагло заявил Томми, снова подмигнул Джоанне и захлопнул дверь прямо у нее перед носом.

Джоанна не знала, что и подумать. Неужели О’Доннеллы до сих пор верили, что Джимбо невиновен? Наверное, на семейном совете решили, что не стоит показывать, будто они отвернулись от своего. В любом случае игра на публику чувствовалась. И что Томми имел в виду, когда так нахально заявил: «И не надо»?

Джимбо О’Доннелл продолжал настаивать на своей невиновности, несмотря на новое неопровержимое доказательство. То, что он будет отрицать свою вину, было очевидно. Однако он даже не стал ждать, пока его вызовут повесткой, а согласился добровольно явиться в суд для защиты от частного обвинения. Что происходит?

Четыре месяца до начала слушаний Джо не видела Майка Филдинга, хотя они часто говорили по телефону. Любопытно, как сегодня Майк выглядит, через двадцать лет? Случая выяснить это не подворачивалось: дело Филлипсов удвоило ее обычную рабочую нагрузку, и семейные обязанности, какими бы они ни были, тоже отнимали время. Один-два раза по пути из Лондона в Дартмур или обратно она, правда, хотела договориться с ним о встрече, но до дела не доходило.

Позже Джо пришла к выводу, что скорее всего намеренно откладывает эту встречу. Может быть, боялась, что она пройдет холодно и тревожно. Но Майк, похоже, держался на расстоянии от нее по другим причинам: в этом деле он и так уже заступил черту и чувствовал, что дальше нельзя рисковать, вмешиваясь в ход событий.

Происходящее полностью захватило Джоанну. Она превратилась в комок нервов. Часто, лежа ночью без сна, она мучительно пыталась разгадать планы О’Доннеллов и понять, правильно ли она поступает. Слишком много было поставлено на кон. Джо понимала, что дело, за которое они взялись совместными усилиями, — крепкий орешек и Найджел Наффилд не стал бы заниматься им, если бы оно таким не было. Но также она понимала, что оно могло и сорваться. Для начала следовало учесть, что они опираются на положения закона, которые появились совсем недавно. Здесь все имело значение — и удача игроков, и профессионализм Наффилда, от которого зависело многое, и то, что другой возможности призвать О’Доннелла к ответу за преступление, совершенное двадцать лет назад, у них уже точно не будет.

В первый день судебных слушаний Джо сидела вместе с Филлипсами в дальнем конце зала оукхэмптонского суда, дожидаясь приезда О’Доннелла. Здание суда совсем не изменилось: все то же белое бунгало на северном берегу реки Оукмент, приткнувшееся на окраине городка за все тем же супермаркетом, который теперь превратился в гипермаркет. Слушания проходили все в том же непритязательном помещении, в котором в другое время собирался районный совет Западного Девона. Все те же ряды обычных офисных кресел, смутно создающие впечатление неофициальности.

Как и следовало ожидать, во дворе собралась толпа фотокорреспондентов и телеоператоров. Но местных жителей, в отличие от суда двадцатилетней давности, почти не было. Несмотря на кампанию, развернутую «Комет», и тяжкую природу преступления, жители Девона мало интересовались этим судом, — похоже, убийство несовершеннолетней девушки действительно отошло в историю.

Но, разумеется, не для семьи Анжелы. Джо физически чувствовала, как напряжены все члены этого семейства. Билл Филлипс сидел, глядя прямо перед собой. Выражение его лица практически не менялось, только время от времени нервно подергивалась правая бровь. Лилиан еле-еле удерживалась, чтобы не заплакать. Роб Филлипс то и дело облизывал губы, словно у него пересохло во рту. Его жена, Мэри, не переставая теребила сумочку, лежавшую у нее на коленях. Их сын Лес выглядел неестественно оживленным, но ему-то еще не приходилось проходить через муки суда.

Джо не сводила взгляда с двери и боялась признаться, что ждет появления Филдинга не меньше приезда О’Доннелла. Официально детектив не имел непосредственного отношения к новому делу, но как он мог пропустить это судебное заседание. Он вошел за несколько секунд до О’Доннелла. Джоанна настраивала себя на встречу с Филдингом, и все-таки, когда она увидела его двадцать лет спустя, у нее перехватило дыхание. «В жизни бывает такое, что и захочешь, не забудешь», — подумала она. Конечно, он выглядел старше, в поредевших волосах пробивалась седина, но подтянутая фигура сохранилась. На нем был самый обычный серый костюм, довольно поношенный и сидевший чуть мешковато. Вот это и отличало его от того Майка: двадцать лет назад, когда они только познакомились, он бы умер, но не допустил, чтобы его увидели в таком костюме. Хотя по большому счету возраст чувствовался в нем. Он поспешно вошел в зал суда, посмотрел на часы и прошел мимо нее, направляясь к пустым креслам в первом ряду. Знакомая картинка: Филдинг всегда спешил и всегда появлялся в последний момент, но не опаздывал.

Неожиданно он повернулся и посмотрел прямо на нее. Наверное, он почувствовал на себе ее взгляд и решил тут же отыскать ее. Их глаза встретились, и Джоанна с грустью отметила, как много разочарования и усталости скопилось в нем. Внешне, может, он выглядел еще и ничего, но внутренне здорово изменился. Почему-то в этом она нисколько не сомневалась. Усаживаясь, он улыбнулся и слегка приподнял руку, приветствуя ее.

Джоанна все еще рассматривала его затылок, когда приглушенный гул возвестил о появлении О’Доннелла. Лилиан Филлипс тихо застонала. Краем глаза Джо заметила, как Билл Филлипс тихонько сжал руку жены в своих руках.

О’Доннелла Джоанна не видела тоже двадцать лет. Он постарел и располнел, в волосах появилась седина. Теперь он поразительно походил на своего престарелого отца. Большой Сэм, опираясь на трость, вошел в зал суда, как всегда, сразу вслед за сыном. Для Сэма было важно, чтобы окружающие видели поддержку семьи. Он выглядел усталым, и каждый шаг давался ему явно с большим усилием. В общем-то, его можно было понять: главе этой гангстерской семейки исполнилось восемьдесят, а на плечи тяжким бременем легли смерть внучки и новые обвинения против Джимбо. Лица и отца, и сына покрылись морщинами, которые делали их очень похожими друг на друга. Несомненно, Джимбо уже растерял большую часть своей крепости, но, вероятно, его снова хорошо подготовили к суду. Он был в темном деловом костюме, может даже, из тех, в которых щеголял двадцать лет назад.

Почти сразу в зал суда вошли трое судей — двое мужчин и женщина председатель. Все трое, сдержанные в манерах, официально одетые, с уверенными жестами, они словно подчеркивали, что находятся при исполнении служебных обязанностей. Вероятно, если бы они не являлись столпами общества, то все равно считали бы себя таковыми. Джо хмурилась, изучающе разглядывая женщину председателя. Кого-то она напоминала, но вот кого…

Интересы О’Доннелла представляла практически та же блестящая команда адвокатов во главе с Брайаном Бернсом. Двадцать лет назад Бернс был золотым мальчиком на юридическом поприще. Теперь он выглядел чиновником средних лет, в самом расцвете сил и на пике профессиональной деятельности. «В общем-то, все правильно, так и должно быть», — безрадостно подумала Джоанна.

Очень быстро выяснилось, что адвокаты поработали с О’Доннеллом. Смешно, но, зная о наличии неопровержимого доказательства, Джимбо все отрицал. Разумеется, ему сказали, что результат ДНК-анализа не имеет в суде силы. Пока, во всяком случае.

Признание О’Доннелла Филдингу, что у него с Анжелой был половой контакт, даже не входило в повестку судебного заседания. И не могло входить. Это был частный, никак не зафиксированный разговор. За истекшее время О’Доннелл не сделал официального заявления. Джоанна даже не знала, всплывет ли на суде сам факт их разговора. Он, конечно, не фигурировал в обвинительном заявлении, и Джоанна догадывалась, что Филдинг надеется сохранить свой разговор с О’Доннеллом в тайне. И знала наверняка, что и Наффилд тоже на это надеется.

Брайан Бернс, ведущий адвокат защиты, на самом деле совсем не верил в защиту. Он верил в нападение.

— Ваша честь, я утверждаю, что моему подзащитному не от чего защищаться, — заявил он. — Я намерен доказать неправомерность возбуждения этого дела. Частное обвинение было выдвинуто против мистера О’Доннелла только потому, что Королевская прокурорская служба отклонила — и справедливо отклонила — заявление полиции о возможности предъявления мистеру О’Доннеллу обвинения в похищении и изнасиловании. Многим из здесь присутствующих известно, что примерно двадцать лет назад мистера О’Доннелла уже судили и оправдали по делу об убийстве той несчастной молодой женщины и, соответственно, по всем преступлениям, которые являются его эпизодами. Более того, я утверждаю, что настоящее разбирательство — это нарушение принципа права, согласно которому за одно и то же преступление нельзя судить дважды, и, следовательно, дальнейшее слушание незаконно.

Председатель суда нахмурилась. Внезапно Джо вспомнила ее имя — леди Давиния Слейтер. Ее хорошо знали в западных регионах Англии. Впервые Джо встретилась с ней, когда работала в местной газете: леди Слейтер неутомимо вела затяжную кампанию против строительства водохранилища на территории столь любимого ею Дартмура. Сейчас леди Слейтер, энергичная сухощавая женщина с горящими глазами, выглядела как никогда хорошо, хотя ей было далеко за шестьдесят. Она всегда отличалась независимыми взглядами, всегда держалась своих строгих принципов и правил ведения дел. Джо знала, что редко кому удавалось повлиять на леди Слейтер. Оставалось только надеяться, что она примет решение не в пользу О’Доннелла, потому что изменить решение председателя суда практически невозможно.

Леди Слейтер бросила озадаченный взгляд в сторону секретаря суда, и он тут же подошел к ней. Судьи провинциальных городских судов недостаточно квалифицированны и склонны во многом полагаться на своих секретарей, роль которых, как считала Джо, от этого становилась непропорционально важной. Эти трое, похоже, не отличались от большинства их коллег.

Близко наклонившись ко всем трем судьям, секретарь тихо заговорил, но в относительно небольшом зале с низким потолком Джоанна вполне отчетливо разобрала часть фразы: «…эпизод старого дела». Она внутренне застонала.

Найджел Наффилд, однако, тут же отреагировал:

— Я должен привлечь внимание вашей чести к статье четыре седьмого протокола Европейской конвенции о правах человека, которая допускает повторное рассмотрение дела «в соответствии с законом и уголовно-процессуальными нормами соответствующего государства, если имеются сведения о новых или вновь открывшихся обстоятельствах или если в ходе предыдущего разбирательства были допущены существенные нарушения, повлиявшие на исход дела». Очевидно, что это положение позволяет пренебречь принципом уголовного права «не дважды за одно» при открывшихся обстоятельствах, которые, как я докажу, приложимы к выдвинутому обвинению. И ввиду британского Акта о правах человека, который, как ваша честь, разумеется, знает, вступил в силу второго октября…

Возможно, леди Слейтер и не знала всех нюансов Акта, но уж точно была знакома с уловками адвокатов. Она тут же поняла, куда клонит Найджел Наффилд.

— Вы утверждаете, что процитированная вами статья — закон на территории Соединенного Королевства? — резко прервала она выступление Наффилда.

— Нет, ваша честь. Ее еще предстоит ратифицировать. Но я хотел бы привлечь внимание вашей чести к британскому Акту о правах человека: «Действия органов власти не должны нарушать какое-либо из прав, закрепленных в Европейской конвенции о защите прав и свобод человека».

Джо испугалась, что речь Наффилда скорее озадачила судей, чем произвела на них впечатление.

Наффилд, похоже решивший добить их своей широкой эрудицией, почти без паузы продолжил:

— Я должен также привлечь внимание вашей чести к разделу два упомянутого Акта: «Всякий суд или трибунал, рассматривающий вопрос, который поднят в связи с каким-либо из прав, закрепленных в Европейской конвенции о защите прав и свобод человека, должен принимать во внимание любой приговор, решение, декларацию или рекомендацию Европейского суда по правам человека…»

Леди Слейтер снова прервала его, наклонившись вперед и неодобрительно поджав тонкие губы.

— Вы сказали «европейского», мистер Наффилд? — спросила она.

— Э-э, да, ваша честь, но…

— Если не ошибаюсь, вы только что говорили нам, — или нет? — что статья четыре Европейской конвенции о правах человека, на которую вы ссылаетесь, по сути, не является законом на территории Соединенного Королевства?

— Гм, не совсем так, ваша честь, и в упомянутом Акте ясно говорится, что положения Европейской конвенции следует принимать во внимание, независимо от того, являются они или нет законом на территории Соединенного Королевства…

— Но не в моем суде, мистер Наффилд. Я председательствую в одном из английских городских судов, и до тех пор, пока меня не обяжут равняться на европейские законы, могу вас заверить, я не намерена принимать их во внимание.

«Боже, да она же ярая противница европеизации Великобритании», — подумала Джоанна. Только этого не хватало. А она, разумеется, и не могла быть другой. Вряд ли женщина, не позволившая, чтобы на ее территории появилось водохранилище, которое действительно необходимо, станет прислушиваться к требованиям Страсбурга.

Джо не видела лица Найджела Наффилда, но могла с уверенностью сказать, что он просто потерял дар речи. Таких, как Давиния Слейтер, вы не встретите в Олд-Бейли или в Королевском суде на Стрэнде. Официальный Лондон все больше и больше склоняется к Европе, как, впрочем, и должно быть. Но в Оукхэмптоне все по старинке. Вот это и оказалось непредвиденным фактором. Любая идея плоха, если ее родина — Европа. Этого Джо не учла, и, как она подозревала, Найджел Наффилд тоже. Давиния Слейтер — пережиток прошлого во всех отношениях, и Джоанна не понимала, почему такие судьи, как она, еще не перевелись. Очевидно, последние сохранились только в Оукхэмптоне.

Положение спас, хотя бы временно, секретарь суда. Он опять приблизился к судьям. И снова Джоанне удалось уловить обрывки фраз: «Возможно, следует принять во внимание», «Здесь следует быть осторожнее, чтобы не действовать противозаконно».

Глубокие морщины на лбу леди Слейтер стали еще заметнее. Однако, похоже, секретарю удалось убедить ее, что суд, в котором она председательствует, должен, по крайней мере, прислушиваться к европейскому закону. Даже если это и неприятно.

— Ладно, мистер Наффилд. Можете продолжать. Я полагаю, вы собираетесь заявить суду о наличии новых обстоятельств, достаточных, чтобы служить оправданием тем экстраординарным мерам, которые вы предлагаете?

В ответ Наффилд обратился к адвокатам О’Доннелла с просьбой, чтобы их подзащитный вышел на кафедру.

— Разумеется, — учтиво ответил Брайан Бернс, — мы все сегодня собрались здесь в интересах справедливости.

Наффилд проигнорировал его слова, так как Джимбо направился к скамье подсудимых.

— Мистер О’Доннелл, знаете ли вы, что собой представляет ДНК-анализ? — спросил он.

— Не совсем, сэр, я знаю только одно: я никогда ничего плохого этой девушке не делал.

— ДНК — это генетический код. Например, если ваша ДНК будет обнаружена в соответствующих биологических материалах, взятых от Анжелы Филлипс, это станет абсолютным доказательством, что вы, по крайней мере, имели с ней половой контакт.

Джо не совсем понимала, что делает Найджел. Очевидно, он шел по очень тонкому льду. С замиранием сердца она напомнила себе, что от Наффилда требовалось только одно, — это добиться, чтобы дело ушло в следующую инстанцию — в суд присяжных.

Как и следовало ожидать, Брайан Бернс тут же поднялся, чтобы выразить протест.

— Позволю себе напомнить уважаемому суду, что никакая попытка объявить о совпадении ДНК в разных образцах не является законной и допустимой в этом деле, так как в распоряжении экспертов нет образцов биологического материала для ДНК-анализа, взятых законным путем, — произнес он. — А таковыми могли бы считать только образцы биологического материала, специально взятые у моего подзащитного по предъявлении ему настоящего обвинения.

Леди Слейтер нахмурилась еще больше. Секретарь суда снова приблизился к кафедре судей, и началось еще одно совещание, но на этот раз говорили так тихо, что Джоанна не разобрала ни слова.

— Это и есть то самое заявленное новое доказательство, на которое вы ссылались ранее, мистер Наффилд, да? — наконец спросила председатель суда.

— Частично, ваша честь, — признал Наффилд.

— Но коллеги считают — и я с ними согласна, — что такие доказательства неприемлемы.

Наффилд расправил плечи и самым драматичным голосом — по-видимому, он полагал, что так произведет максимальное впечатление, — произнес:

— На этой стадии и в этом суде — да, ваша честь. Однако, если ваша честь примет решение передать дело в следующую судебную инстанцию, это позволит получить у ответчика приемлемые образцы для ДНК-анализа. У меня есть основания полагать, что такие образцы неумолимо свяжут его с Анжелой Филлипс. Это и есть то самое новое доказательство, на которое я ссылался.

— Но, мистер Наффилд, вы отлично знаете, что мы можем вынести приговор только на основании доказательства, которое приемлемо в этом суде.

Конечно, он знал. Но Найджел Наффилд также знал наверняка, что от него требуется.

— Действительно так, ваша честь, — пророкотал он. — Поэтому я хотел бы спросить ответчика официально, не согласится ли мистер О’Доннелл пройти ДНК-анализ добровольно — возможно, в форме анализа крови, — результаты которого впоследствии считались бы приемлемыми в любом суде. Разумеется, если мистер О’Доннелл, защищаемый моим ученым коллегой, чист перед законом, то он незамедлительно согласится, чтобы поставить в этом деле точку раз и навсегда.

Джо посчитала этот ход довольно убедительным, а манера Наффилда говорить уверенно и авторитетно внушала легкий трепет. Поистине этот человек не знал, что такое неудача.

Не успела Джоанна проникнуться нескрываемой уверенностью Наффилда, как со своего места вскочил Брайан Бернс:

— Ваша честь, мой подзащитный был бы счастлив сдать кровь на анализ, но, к сожалению, у него фобия, страх перед иглоукалыванием. Это, как ваша честь, несомненно, знает, медицинский факт, и мой подзащитный страдает упомянутой фобией с раннего детства.

Джоанна не верила своим ушам. Какая нелепость! Однако, похоже, все присутствующие в зале суда отнеслись к этому протесту совершенно серьезно. С дурным предчувствием Джоанна вспомнила дело одного известного журналиста с Флит-стрит: когда его арестовали за вождение в нетрезвом виде, он отказался сдавать кровь на анализ, сославшись на эту фобию, и его оправдали.

Глядя на большого, крепкого О’Доннелла, смешно было бы даже предположить такое.

Но с леди Слейтер совершенно неожиданно эта басня не прошла.

— Мистер Бернс, вам известно, что существуют и другие способы получения биологического материала для ДНК-анализа? Ваш подзащитный не согласен и на них? — ледяным тоном поинтересовалась она.

«Слава богу! — подумала Джоанна. — Может, она и не любит Европу, но она — не дура. Возможно, Наффилду еще удастся отбить этот мяч».

— Ваша честь, нам обоим следовало бы признать, что мой подзащитный достаточно натерпелся оскорблений, — ответил Брайан Бернс. — Это дело было сфабриковано против него людьми, которые не желают принять оправдательный вердикт суда, состоявшегося двадцать лет назад. Мой подзащитный — невиновный человек и принципиально не соглашается проходить какие-либо тесты.

Это выступление не убедило ни одного из судей. На мгновение Джо почти воспрянула духом, но обольщаться не стоило.

Со стороны все выглядело так, словно Брайан Бернс играет с судьями в какую-то игру. «Может, и играл, он же — адвокат», — размышляла позже Джоанна. А затем он выложил свою козырную карту. Туза.

— В любом случае, ваша честь, я настаиваю на том, что если бы даже новый ДНК-анализ был в наличии, независимо от того, был ли он сделан с согласия моего подзащитного или без оного после вынесения приговора, такой образец все равно остается неприемлемым доказательством. Я должен привлечь внимание уважаемого суда к делу Майкла Уэйера, обвинение которого в убийстве было обжаловано и отменено апелляционным судом в мае этого года на том основании, что, хотя обвинение и предложило в качестве доказательства ДНК-анализ еще одного образца, взятого, когда Уэйера арестовали за убийство, без первого образца, неправомерно взятого в ходе расследования преступления, не связанного с убийством, его бы никогда не «привязали» к месту убийства.

Судьи выглядели немного сбитыми с толку. Секретарь снова подошел к кафедре судей. И снова последовали две или три минуты тихих неразборчивых переговоров и киваний.

«Все губит правило, что образец для ДНК-анализа нельзя использовать ни в каком другом расследовании, кроме того, для которого он взят, — думала Джо. — Теперь сиди тут и смотри, как наука, а вместе с ней и правосудие превращаются в ничто». О деле Майкла Уэйера она даже не слышала, и Наффилд, похоже, тоже. Постепенно Джоанна утверждалась в мысли, что их адвокат выполнил свое домашнее задание не на «отлично». Наверное, в своей блестящей карьере он уже давно достиг той стадии, на которой перестал верить, что может проиграть. И у Джо вдруг ясно промелькнуло в голове, что, возможно, как раз это дело наконец и сработает против него и всех, кто поставил на карту последнее, чтобы снова попытаться отправить О’Доннелла за решетку. У нее оборвалось сердце.

Защита О’Доннелла, не теряя времени, развивала свой успех.

— Мой подзащитный и без того временно поступился своими правами, придя сегодня сюда по доброй воле… — в течение нескольких минут монотонно бил в одну точку Брайан Бернс.

Затем он повернулся к О’Доннеллу, который каким-то образом ухитрился снова натянуть маску оскорбленной невинности, что так раздражала Джо все эти двадцать лет, и попросил его объяснить уважаемому суду, почему он не признает себя виновным.

— Потому что я никогда не прикасался к этой Анжеле Филлипс, а уж тем более не причинял ей вреда, — заявил О’Доннелл, явно ожидавший этого вопроса. — Я невиновен. Однажды меня уже судили и оправдали. По закону я вообще не должен больше привлекаться к суду по этому делу, это мое право. Но против меня выдвинули это дутое обвинение — простите за прямоту, ваша честь. Если бы оно не было дутым, зачем тогда частное обвинение? Королевская прокурорская служба давно засадила бы меня, разве я не прав? Это же ясно как день.

Откуда берутся такие чудовищные наглецы, было выше понимания Джо. Но откуда-то берутся, вне всяких сомнений.

Затем последовал короткий монолог леди Слейтер о том, чтобы О’Доннелл ни на мгновение не смел подумать, что дело, которое слушается в ее суде, дутое. И что, возможно, он еще обнаружит, что полномочия, которыми обладает этот суд, тоже не дутые. Выражение лица О’Доннелла стало немного заискивающим. Но по виду двух других судей Джо заподозрила, что его слова произвели желаемый эффект, — по крайней мере на них. Ей совсем, совсем не нравилось, как развиваются события. Она не могла не признать, что О’Доннелл держится хорошо. И приходила в ужас при мысли, что еще может произойти дальше.

И ее предчувствие оправдалось. Мистер Бернс весьма умело подвел к мысли, что частное обвинение не только оскорбительно по отношению к его подзащитному, но и якобы незаконно.

Внезапно О’Доннелл сделал выпад, которого Джоанна никак от него не ожидала.

— Это все детектив Филдинг. Он всегда хотел засадить меня, — выпалил Джимбо. — Вон он! Пришел посмотреть на меня. Это он обвиняет меня в убийстве. Заметьте, через двадцать лет. А у него нет права. Совсем никакого права. Я невиновен. Меня судили по закону и оправдали. Я не убивал эту Анжелу Филлипс. Не убивал. И не похищал ее. И не насиловал ее. Сколько еще раз я должен оправдываться? Прошу прощения, уважаемый суд…

Джоанна посмотрела через весь зал на Филдинга. Он сидел в кресле, совсем обмякший. Однако ей не пришлось долго вникать в его щекотливое положение, так как следующей мишенью О’Доннелла стала она сама.

— Это он и вон та женщина, Джоанна Бартлетт из газеты «Комет», — продолжал О’Доннелл, теперь указывая через весь зал на нее. — Это все они затеяли. Они подставили меня. Они хотят засадить меня по-любому. Филлипсы не выдвигали против меня обвинение, вернее, не они выдвигали. А вот эти. Во всяком случае, она. Ее «Комет» оплачивает судебные издержки, и не только. И новое доказательство тут ни при чем. Просто им всем заплатили. Вот почему меня снова травят через двадцать лет. Из-за денег. Вот почему!

Конечно, это был скандал. Билл Филлипс выглядел так, словно его ударили. Его сын опустил голову и закрыл лицо руками. Молодой Лес сидел с ошеломленным видом.

От ужаса и потрясения Джоанна не могла пошевелиться. Такого ни ей, ни Филдингу не могло присниться и в страшном сне. Пол видел эту опасность, но ей удалось убедить его. Она была так уверена… или, по крайней мере, обманывала себя. Что же до Наффилда… складывалось впечатление, что он по-прежнему считает себя неуязвимым. Да, таким он всегда и казался. Это было невыносимо! Неужели неизбежный удар по его неуязвимости обрушится именно сейчас? Леденея от страха, она подозревала, что так все и случится.

«Допустим, О’Доннеллы разгадали причастность „Комет“, но как они узнали, что именно Филдинг подал эту идею?» — не переставала задавать себе вопрос Джоанна. Может, конечно, и догадались. Но здесь было много путей: к примеру, Филдинг, на радостях, что дело катится как по рельсам, похвастался своей ролью вдохновителя перед коллегами. Особенно если был пьян. Джоанна допускала, что он все еще пьет. Наверное, даже больше, чем раньше.

В любом случае стремительные действия со стороны защиты нанесли обвинению смертельный удар. Адвокаты О’Доннелла поступили по-умному: никогда не стоит недооценивать ханжескую ненависть, питаемую британской публикой к национальным газетам, которые она так жадно читает. И когда эти «читатели» чувствуют, что какая-то газетенка и те, кто ее производит, находятся на их милости, их ханжество не знает границ. Не важно, судьи это или те, кто сидит на скамье присяжных.

Внезапно на ум пришли нежелательные примеры. Джо не понимала, как человек в здравом рассудке мог поверить в смехотворную историю, выдуманную Джеффри Арчером, будто он договорился с посредником передать пачку наличных на вокзале Кингс-Кросс девушке по имени Моника Колин, не в обмен на ее молчание, а так, из добрых побуждений.

Но у присяжных своя логика: если Арчер лжет, выходит, «Дейли стар» — из всех британских таблоидов самый захудалый — говорил правду. Джеффри Арчер поставил на то, что никакие присяжные никогда в это не поверят, и не прогадал.

Подчеркивая участие одной из многотиражных газет в его обвинении, О’Доннелл эффектно играл роль невиновного человека, преследуемого прессой, ну и немного полицией. И судьи это проглотили. От потрясения Джо не могла произнести ни слова. О возможных последствиях даже подумать было страшно.

Все закончилось в первый же день. Около четырех часов судьи удалились на совещание, которое длилось всего несколько минут. Затем леди Слейтер зачитала вердикт. Как и ожидалось, она сурово порицала «Комет» за участие в этом сфабрикованном обвинении. Майку Филдингу тоже досталось за безответственное поведение, которое, как объявила леди Слейтер, действительно можно квалифицировать как «домогательство». В ее речи промелькнули все подходящие к случаю фразы из юридического жаргона — «эпизоды уголовного дела» и прочее в том же роде, — и она сделала вывод:

— Принцип, согласно которому нельзя повторно привлекать к судебной ответственности за одно и то же преступление, если подсудимый уже был оправдан, в нашей стране все еще действует. Несмотря на аргументы, приведенные стороной обвинения, суд считает, что фрагменты еще не вступивших в силу положений Европейской конвенции о правах человека не должны существенно влиять на наш судебно-процессуальный порядок. Наш суд склонен принимать во внимание только те законы, которые действуют на территории нашего государства, до тех пор пока более высокая инстанция не решит — если решит — иначе. В любом случае единственное новое доказательство, предложенное стороной обвинения, является и будет оставаться неправомерным. В деле нет образцов биологического материала для ДНК-анализа, полученных законным путем, и не может быть при любых обстоятельствах, поскольку связь подсудимого с этим преступлением остается под вопросом. Поэтому у нас нет другой альтернативы, как только поддержать заявление защиты о злоупотреблении судебным процессом. Мы находим, что состав преступления отсутствует, и, таким образом, я закрываю это дело.

О’Доннелл выкарабкался. Опять.

Он и его пособники снова обвели закон вокруг пальца, а она и ее газета стали посмешищем. Наверное, Джо слишком наивно надеялась, что можно сохранить в тайне участие газеты в подготовке процесса. Разумеется, ничего подобного она не ожидала. Она была в ярости, но в большую ярость, как она знала, придет ее муж.

Несколько секунд она сидела, почти ничего не видя. Перед глазами проплыло лицо чернее тучи — Билл Филлипс. Он протолкался мимо нее и бросился из зала суда. Остальные Филлипсы сразу же последовали за ним. Они не пытались заговорить с ней, да и к лучшему: Джоанна не была уверена, что дар речи уже вернулся к ней. Она медленно поднялась и побрела к выходу.

Стоял конец октября, и дул довольно ощутимый ветер, но Джоанне было жарко. Блузка, надетая под жакет ее шерстяного брючного костюма, от пота прилипла к спине. Все лицо горело. Раньше она не задумывалась серьезно, что произойдет, если дело провалится. Она запрещала себе думать об этом. На ступеньках здания суда ее ожидало тошнотворное зрелище: О’Доннелл давал журналистам импровизированную пресс-конференцию. Как всегда, рядом с ним стоял его отец. Может, он и был теперь слаб телом, но жесткость и сила характера не покинули его. Казалось, его усталость почти исчезла. По-прежнему тяжело опираясь на трость, свободной рукой он с сияющим видом похлопывал сына по спине. Невероятно! У Джоанны все еще не укладывалось в голове, что Сэм действительно считает своего старшего сына невиновным. Ей казалось, что Большой Сэм нашел бы преступление такого рода отвратительным, как, впрочем, и почти любой другой человек. Наверняка единственным объяснением могло быть только то, что старик питал слабость к Джимбо. И когда дело касалось его любимого сынка, он становился слепым и не видел того, что для других было очевидным. Джоанна знала, что Филдинг тоже так считает. Филдинг. Сейчас у нее осталось одно желание — поскорее убраться отсюда, но людской поток мешал ее продвижению. Она огляделась по сторонам в поисках детектива. Он шел прямо за ней, так же отчаянно пытаясь скрыться с глаз, как и она, насколько поняла Джоанна. На мгновение их взгляды встретились. В его глазах стояла пустота, а губы сжались в твердую, жесткую линию. Его лицо выражало именно то, что она чувствовала.

Кроме всего прочего, О’Доннелл сегодня подтвердил, что связь между ними была достоянием общественности. И поскольку все это произошло во время открытого судебного заседания, газеты могли спокойно печатать все, что им заблагорассудится, без всякого опасения, что их привлекут к ответу за клевету.

До Джоанны долетели обрывки фраз О’Доннелла, он что-то бубнил в расчете на жалостливое участие. Из-за гула толпы она разобрала совсем немного, но и этих слов было достаточно, чтобы стало понятно: он снова повторяет теперь уже всем знакомую историю: «…я невиновен. Меня травят… подставили…» Внезапно тон его голоса изменился. «Вон они!» — закричал он. И на этот раз ни Джоанна, ни кто другой в радиусе полумили не испытывали ни малейшего затруднения, чтобы разобрать его слова: «Это всё они!»

К своему ужасу, она поняла, что Джимбо указывает пальцем на них с Филдингом. С искаженным яростью лицом он выплевывал слово за словом.

Журналисты и фотографы, все как один, развернулись и бросились к ним. Еще чуть-чуть, и Джо на себе испытала бы, каково человеку, на которого налетает толпа журналистов. Внезапно прямо перед лицом сверкнула вспышка, на секунду ослепив ее, перед глазами все поплыло. Почти в то же мгновение кто-то толкнул ее в бок. Она споткнулась и чуть не упала. Сильная рука поддержала ее за локоть. Она оглянулась. Это был Филдинг. На губах у него появилась едва заметная улыбка, безрадостная и сдержанная. Она с благодарностью улыбнулась ему в ответ. Со всех сторон защелкали фотоаппараты.

Джоанна Бартлетт и Майк Филдинг перестали быть журналисткой и полицейским, которые просто работали по этому делу. Они превратились в неотъемлемую часть саги о Дартмурском Звере.

Глава одиннадцатая

Джоанне отчаянно хотелось поскорее добраться до дома и спрятаться. И в первый раз за долгие годы она почти пожалела, что живет вместе со своим главным редактором. Большой, безупречно обставленный и оформленный дом на Ричмонд-хилл скорее всего не станет для нее убежищем.

У нее не было ни малейшего представления, куда так быстро после вынесения убийственного вердикта — и каким образом — исчез Найджел Наффилд. Но в любом случае она совсем не хотела видеть его. Пока не хотела. Она была слишком подавлена, слишком зла.

Джо плохо помнила, как набросала небольшой материал по судебному процессу. Новостным редактором в «Комет» теперь была женщина — Пэм Смит, о которой в газетном мире за предыдущие двадцать лет никто ничего не слышал. Ее спокойный стиль работы был весьма непохож на то, с каким шумом и треском работали до нее Маккейн и Фоли, типичные новостные редакторы с Флит-стрит. Когда возникала необходимость, Пэм вполне могла показать коготки, но в этом конкретном случае она просто не знала, что делать. Впрочем, даже представители старой гвардии, скорее всего, попридержали бы языки в такой ситуации. В Кэнери-Уорф все знали, что Джоанна с треском провалилась.

Отзвонившись в редакцию, Джоанна решила, что прежде, чем отправиться домой, где ее ждал неоднозначный прием, ей необходимо еще кое-куда заехать. Она двинулась в объезд пустошей в сторону Блэкстоуна, чтобы навестить семью Филлипс. Им удалось уехать довольно быстро, каким-то чудом проскользнув мимо репортеров и фотографов, и скорее всего сейчас они находились у себя на ферме «Пять вершин». Честно говоря, Джо с радостью не поехала бы к ним, но она чувствовала, что нельзя бросить их в такой ужасный день. У ворот в конце подъездной дороги, ведущей к ферме, дежурили газетчики. Наверняка они успели уже не по одному разу сунуться к Филлипсам и получили отказ.

Джоанна проехала мимо них прямо во двор и остановилась напротив кухонной двери, которая почти сразу же открылась, как только она постучала. Конечно, они слышали, как подъехала машина, и узнали ее автомобиль.

Роб Филлипс знаком пригласил ее пройти в большую кухню, где за столом снова собралась вся семья. Не спрашивая разрешения, Джоанна придвинула для себя стул и села. Все как и раньше. Никто ей не обрадовался. Но, по крайней мере, ей позволили войти.

Она украдкой обвела взглядом собравшихся в кухне. Билл Филлипс, опустив голову, сидел, сжимая в дрожащих ладонях кружку с чаем, словно утешаясь ее теплом. Он не взглянул на гостью, и она была благодарна ему за это. Джо страшилась представить, насколько больше боли она увидит в его глазах.

Лилиан Филлипс тихонько плакала. Наверное, еще с тех пор, как огласили вердикт. Невестка обнимала ее за плечи, но, очевидно, и сама уже не верила, что сможет утешить свекровь. «Да и может ли что-нибудь утешить эту бедную женщину?» — спрашивала себя Джоанна. Лилиан пристально посмотрела на нее сквозь слезы, в ее взгляде смешались обвинение и мольба.

Мэри напряженно сжала губы. Глаза сверкали на ее полном лице. Но эта внешность была обманчива. Полнота делала ее похожей на веселую Ма Ларкин. Этакий местный вариант. Ее голос, до этого нежно рокотавший с прелестным девонширским акцентом, сейчас, когда она нарушила тишину, почти срывался. Конечно, она тоже была искалечена, как и остальные члены семьи, тяжким грузом жуткого убийства двадцатилетней давности. Так что на самом деле в ее характере не было ничего общего с беззаботной Ма Ларкин.

Но разве могло быть по-другому? Каким образом эти несчастные люди могли снова стать беззаботными? Когда Мэри заговорила, Джоанна бросила взгляд на Леса, самого молодого из Филлипсов, племянника Анжелы. Парень выглядел так, словно у него на плечах лежали все тяготы мира. В отличие от остальных Филлипсов он не проходил через такой суд раньше. Он впервые вкусил эту боль. От мрачного понимания, что они упустили единственный шанс положить справедливый конец этому делу — «наконец похоронить Анжелу», как он однажды выразился, — в его глазах застыл панический страх. Теперь ему предстояло свыкнуться с мыслью, что призрак Анжелы будет преследовать его, наверное, всю жизнь. Джоанна не могла даже представить, в каком унынии он пребывает сейчас.

Слова Мэри Филлипс ударили прямо по ней — резкие, заслуженные, ожидаемые:

— Ну и зачем надо было бередить рану? Зачем надо было опять вытаскивать на свет нашу боль? У нас в стране нет справедливого суда. И зачем только мы вас послушали, Джоанна Бартлетт?! Посмотрите, что сейчас с матерью. Нет, вы посмотрите на нее! Это вы довели ее до такого состояния. Вы и ваш дружок полицейский. Мы доверились ему тогда, и он подвел нас. А теперь нас снова обманули. Вы обманули. Вы все обманули нас!

Джоанна не отвечала. Что тут скажешь? Ее даже не удивило, что Мэри таким образом отозвалась о Филдинге.

Затем заговорил молодой Лес.

— Я не понимаю, как все это случилось, — произнес он срывающимся голосом. — Вы обещали нам, что на этот раз мы засадим его. Вы обещали нам, все получится…

Джоанна вздохнула:

— Лес, я не председатель суда. Мне жаль не меньше, чем вам, что все так вышло, — ответила она, в то же время понимая, что говорит все не то.

Билл Филлипс издал какой-то сдавленный звук, похожий на сухой, полный горечи смешок. Первый раз за все это время он поднял взгляд. Джоанна попыталась не смотреть ему в глаза, но у нее не получилось. Если раньше там билась боль, то теперь она увидела адскую муку.

— Нет, вам не жаль, — произнес он, обращаясь к ней, тихим, ровным голосом. — Не жаль, и, пожалуйста, никогда больше не смейте говорить нам такие слова. Вы не знаете, что такое горе. Вот потеряйте то, что потеряли мы, тогда и поймете, что мы чувствуем. Вместе с нашей девочкой мы потеряли и наши собственные жизни. Посмотрите на моего внука… — Он указал на Леса. — Что он видел в жизни, кроме нашего несчастья?

Джоанна не осмелилась ответить.

— Зачем вы сейчас приехали к нам? — резко спросил Билл Филлипс.

— Я не знаю, — честно сказала она.

— За еще одной статейкой для вашей так называемой газеты, да? — настаивал он.

— Нет, я обещаю, ничего из этого разговора в печать не попадет. Я хотела увидеть вас… — Джоанна запнулась.

— Мы по горло сыты вашими обещаниями, — гневно бросил ей глава семейства. И снова повисла гнетущая тишина, пока Билл не нарушил ее. Его тон стал резче, в глазах сверкал вызов. — Я надеюсь, вы сдержите слово хотя бы по нашей договоренности — что оплатите все расходы. Или это обещание вам тоже не по силам?

— Билл, вы не разоритесь. По-моему, это единственное обещание, которое я могла вам дать, поскольку в состоянии проконтролировать его выполнение. Конечно, «Комет» все оплатит, как договаривались.

В голосе Джоанны звучала уверенность, которой на самом деле она совсем не чувствовала. На сегодняшний день газета заплатила семье только пять тысяч фунтов за несколько интервью, взятых еще до суда, — сразу, как было принято решение выдвигать частное обвинение. Если даже не принимать во внимание всякие другие возникшие обстоятельства, о каких дальнейших интервью могла идти речь, если ответчика оправдали?

Теперь все судебные издержки по решению суда ложились на плечи Филлипсов — не только их собственные, но и О’Доннелла, а ведь его защищала команда именитых адвокатов. Итоговый счет, хотя дело и не ушло в следующую инстанцию, мог составить около ста тысяч фунтов. Брайан Бернс был известен своими баснословными гонорарами, что стало частью окутывавшей его непостижимой тайны: из-за его невероятного успеха в делах клиенты платили любые деньги. И Найджел Наффилд со всеми его душещипательными притязаниями на роль защитника прав человека тоже обойдется недешево.

Когда Джоанна заставила себя подсчитать расходы, у нее волосы встали дыбом. Она с ужасом представила реакцию Пола. Он соглашался платить при условии, что дело выигрышное. И она была не просто журналистка, ведущая рубрику в его газете, но его жена. А поражение, которое они потерпели сегодня, могло свалить любого главного редактора.

У Джоанны возникло нехорошее предчувствие: Пол мог отказаться оплатить судебные издержки. Сидя у кухонного стола, она смотрела на этих печальных, убитых горем людей, и ей хотелось провалиться сквозь этот выложенный кафелем пол.

На самом деле они не питали к ней ненависти. Просто им был нужен кто-то, на ком они могли бы выместить горечь и обиду. Спустя несколько минут Мэри предложила ей чашку чая. Джо было совсем не до чая, но она с благодарностью приняла этот знак примирения. В конечном счете она провела у Филлипсов чуть больше получаса, и когда уходила, Лилиан все еще тихонько плакала. Ее всхлипывания становились все суше, словно у нее уже не осталось слез, но она не могла остановиться.

Джо чуть слышно спросила у Мэри, не надо ли вызвать врача для ее свекрови.

— Нет, ей станет лучше, как только мы останемся одни, — решительно ответила та. И подчеркнуто добавила, от чего Джо почувствовала себя еще хуже: — Нам всем станет лучше, когда мы останемся одни…

Вероятно, это был намек, что пора уходить. И уже когда Джоанна благополучно устроилась в безопасном коконе своего «БМВ», ей потребовалось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы не расплакаться самой. Джо поехала прочь от фермы, даже не пытаясь объезжать выбоины, и гораздо быстрее, чем следовало, пронеслась мимо дежурившей группы газетчиков. Они что-то кричали ей вслед, отчаянно пытаясь получить хоть какие-то крохи с ее стола. Она лишь прибавила газу. С какой стати она станет делиться с ними после того, что ей сегодня довелось пережить в суде?

Один фотограф, которого раньше она видела всего пару раз, размахивая фотоаппаратом, заступил ей дорогу. Джо сильнее вдавила педаль газа в пол и с удовлетворением отметила удивленно-испуганное выражение его лица, когда он был вынужден отпрыгнуть в сторону, чтобы не попасть под колеса.

«БМВ» понесся в направлении шоссе А30. Напомнив себе, что нет ничего хуже, чем браконьер, когда-то бывший лесником, Джоанна убавила газ, замедляясь до почти разумной скорости. Руки судорожно сжимали руль, губы дрожали, и ей стоило невероятных усилий сдерживать себя, чтобы не разреветься. Она боялась, что если заплачет, то уже не сможет остановиться, как бедная Лилиан Филлипс.

Шоссе А30 вливалось в М5 как раз перед Эксетером, и примерно через полчаса после того, как она выехала с фермы «Пять вершин», впереди замаячила эксетерская станция техобслуживания. Джоанна съехала с дороги, решив, что стоит заправиться. Разумеется, причина была совсем другая.

На этот раз она уступила себе. Терять ей было нечего, и очень хотелось повидаться с Филдингом. Поэтому Джо позвонила ему с мобильника. Майк находился у себя в кабинете на Хэвитри-роуд, совсем так же, как однажды много лет назад. По самым разным причинам она не осмелилась объявиться там неожиданно, как в тот раз. Их отношения, какими бы они ни были, сегодня стали достоянием общественности. А она даже не представляла, какие сейчас между ними отношения: с Филдингом она не перемолвилась и парой слов. Каким-то образом Джоанна и Майк Филдинг стали неотъемлемыми участниками этого дела, наравне с О’Доннеллом и бедняжкой Анжелой Филлипс.

Внезапно на нее ошеломляюще живо нахлынули воспоминания о том, что произошло между ними, после того как эксетерский королевский суд оправдал О’Доннелла двадцать лет назад. И снова, через столько времени, только они с Филдингом могли помочь друг другу.

Он сразу ответил.

— Я ждал, что ты позвонишь, — негромко произнес он.

Джоанна почувствовала себя застигнутой врасплох. Он что, тоже думал о той ночи двадцатилетней давности?

— Мы можем встретиться? — спросила она. — Посидим где-нибудь…

— Мне рапорт надо писать. Я с этим судом вляпался в дерьмо по самые уши.

Джоанна перебила его:

— Я тоже.

— М-да, все как всегда.

Последовала немного неловкая пауза.

— Слушай, если завтра утром мой рапорт не будет лежать на столе у начальника, я — покойник.

— Понятно. Наверное, правда дурацкая идея.

— Да гори оно все синим пламенем! — вдруг взорвался Филдинг. — Где ты?

Она сказала.

— Хорошо. Но только не в местных пабах.

Джоанна отлично понимала его. Филдинг назвал ей паб, про который она никогда не слышала, и объяснил, как туда проехать.

— В восемь, там.

По дороге она позвонила Эмили. Стараясь не выдать, как она расстроена, Джоанна поговорила с дочерью и ее гувернанткой и, сообщив, что вернется домой поздно, велела Эмили ложиться спать без всяких капризов, не дожидаясь ее, потому что завтра в школу.

Филдинг приехал в паб раньше ее. Без галстука, в помятом пиджаке он сидел за угловым столиком с большой кружкой пива. Джоанне снова вспомнился тот щеголь, каким когда-то был Филдинг, всегда выделявшийся среди своих коллег элегантностью. Сейчас он был выжат как лимон: его разочарование и усталость сразу бросились ей в глаза.

Он поднялся и, едва коснувшись губами, поцеловал ее в щеку. Странно, но этот поцелуй казался таким естественным. Он предложил заказать, и она выбрала диетическую колу, — предстоял долгий путь за рулем.

Он купил ей колу и молча сел напротив нее. Казалось, прошла целая вечность, а на самом деле всего несколько секунд, когда Джоанна наконец нарушила молчание:

— У тебя усталый вид.

— Вот спасибо-то, зато, похоже, с тобой все в порядке, — усмехнулся Филдинг.

— Я только что от Филлипсов, — заметила она.

— Вот дерьмо.

— В точку.

— И теперь едешь домой. У тебя еще что-то сегодня?

— Угу.

— Я все стараюсь понять, что пошло не так.

— Угу, — снова произнесла Джоанна.

— Я был уверен на все сто, что этот ублюдок отправится за решетку. А вместо этого мы все в дерьме по самые уши. Во всяком случае, я.

Он выглядел очень несчастным. Совершенно другой человек, ничего общего с тем, которого она впервые встретила много лет назад. Совсем как маленький мальчик, старенький маленький мальчик. Джоанне вдруг захотелось приласкать его. Но те дни давно прошли, и сейчас уж точно не самый подходящий момент вновь раздувать пожар.

— Мы все сделали правильно, — сказала она, стараясь убедить в этом не только его, но и себя.

— Все ли? И с каких это пор такие, как я или ты, что-то делают правильно — или хотя бы пытаются?

Джоанна вздохнула:

— Но иногда все-таки делаем.

— А иногда нет. — Он смотрел на пивную кружку на столе перед ним. — Я вспоминал, как мы встретились, после того как О’Доннелл выкарабкался в прошлый раз…

Дальше ему не надо было объяснять. Джоанна чувствовала, что, как и она, он не мог не вспомнить об этом.

— Я тоже, — еле слышно произнесла она.

Он поднял на нее взгляд. Ей вдруг показалось, что на мгновение вернулся прежний Майк Филдинг.

— Боже, мы были такие классные, — сказал он, и его взгляд заискрился.

— Просто супер, — в тон ему ответила Джоанна, и, похоже, в первый раз за этот бесконечно долгий день ей удалась непринужденная улыбка.

Но больше о своих прежних отношениях они не упоминали. И без того было очевидно: они оба ничего не забыли и без усилий возвращались в то время, когда они были вместе. Они продолжали говорить о прежних днях, но о других людях, а не о себе.

— А помнишь, как из-за тебя бесился Фрэнк Мэннерс? Ты, наверное, сводила его с ума, — говорил Филдинг.

— Наверное, — согласилась она не без удовлетворения. И им почти удалось довольно захихикать.

Словно по молчаливому согласию, они не касались спорных вопросов. Просидев в пабе больше часа, Джоанна и Майк на удивление мало говорили о катастрофе, которая сегодня произошла в зале суда. В конце концов, какой в этом смысл? Ни один из них не видел, как можно исправить сложившуюся ситуацию. Или их отношения, если на то пошло. Но Джоанну этот украденный час почему-то здорово утешил, и она чувствовала, что и Филдинга тоже. Но не более того.

— Мне правда надо дописать рапорт, — наконец сказал Филдинг, — если я не хочу упустить последний предоставленный мне шанс, иначе не дотяну до пенсии.

От его слов Джоанне стало грустно. Тот Майк Филдинг, которого она когда-то знала, был непреклонно убежден, что шаг за шагом продвигается к вершинам карьеры. Тот Майк Филдинг никогда бы не поверил, что через двадцать лет он поднимется только на одну ступеньку своей карьерной лестницы и мрачно зависнет там на весь оставшийся срок службы, трясясь от страха, как бы ему не лишиться своей паршивой пенсии.

«Неужели это все, чего в итоге он достиг? В этом отношении мне повезло больше», — размышляла Джоанна. Она уже сейчас была обеспечена до конца своих дней, хотя по большей части благодаря браку с Полом.

Пол. Разговор с ним сегодня ночью обещал стать «отличным» завершением «отличного» дня.

— Мне тоже пора ехать, — сказала она, — впереди еще долгий путь.

— Тогда — счастливого пути, — негромко проговорил Филдинг, будто почувствовав ее настроение.

Знал ли Майк, что благодаря ему теперь она спокойнее относилась к предстоящему разговору с Полом? Джо и сама не совсем понимала почему.

На улице они по-дружески поцеловались на прощание. Как старые друзья. Да и кем еще они могут быть друг для друга, особенно после такого провала? Ну почему они всегда, похоже, приносят друг другу только неприятности? Как так получается, что она не может заставить себя забыть его? И почему она уверена, что у него такие же чувства к ней?

Он теперь выглядел по-другому. Он и был другим — усталым и разочарованным неудачником, который изо всех сил старается удержаться на плаву. Но, когда он направился к своей машине, она провожала его взглядом, не замечая ничего такого. От нее уходил самоуверенный, энергичный, молодой щеголь, все с той же неотразимой улыбкой, — от нее уходил Филдинг, в которого она влюбилась двадцать лет назад.

Как ни поддержала ее встреча с Филдингом, на пути в Лондон все быстро испарилось. В конце концов Джоанна заставила себя позвонить Найджелу Наффилду на мобильный.

Адвокат ответил сразу. Джоанне хотелось — правильно это или нет — наорать на него, но это ничего бы не изменило.

— Найджел, я просто хочу знать, как по-вашему, можно ли предпринять еще какие-нибудь шаги? — спросила она. — Может быть, подать апелляцию? И остался ли у нас хоть какой-нибудь реальный шанс выиграть это дело?

— Моя дорогая Джоанна, мне очень жаль, но вряд ли мы здесь что-то можем исправить, — заявил он скучающим тоном. — Можно подать жалобу в Королевский суд по поводу конвенции о правах человека, и, если нам повезет, у нас появится шанс на победу. Рано или поздно кто-то же должен заняться этой конвенцией. Но боюсь, с правомерностью ДНК-анализа мы свою подачу запороли, а другого нового доказательства у нас нет, как указала эта бешеная женщина-судья.

Снова этот дурацкий крикет. Как он достал ее. Джоанну захлестывало раздражение.

— Найджел, но ведь совершенно очевидно, что вы не слышали о прецеденте Уэйера…

Адвокат перебил ее.

— Джо, вы не хуже меня знаете, что из-за ДНК-анализа сейчас возникла невообразимая путаница с толкованием законов, — защищался Наффилд. — Судил бы нашу игру кто другой, мы обязательно выиграли бы этот процесс и сейчас уже беспокоились бы о следующем шаге. Я мастерски бил и использовал все удары, но приговор вынесли не в нашу пользу. Боюсь, что это не вполне справедливо.

«Судил игру кто другой?.. мастерски бил?.. использовал все удары?..» Нет, этот человек выводил Джоанну из себя, и она на самом деле не собиралась допустить, чтобы он так легко отделался.

— Найджел, простите, но я считаю, наше дело было подготовлено безобразно, и я обязательно сообщу об этом Полу. И вообще, на месте главного редактора «Комет» я подала бы на вас в суд! — Несколько последних слов она почти прокричала.

Найджел, словно слегка забавляясь, ответил, растягивая слова:

— Дорогая Джоанна, успокойтесь, тяжба — это не жизнь.

Джо полностью сорвалась.

— Для тебя-то конечно, тебе лишь бы покрасоваться в своем дурацком парике, а для простых людей — это их жизнь. Слышишь, ты, зажравшийся ублюдок! — рявкнула она в сердцах и выключила телефон.

Непрофессионально. Беспомощно. Да. Но наконец-то она выплеснула свои эмоции, первый раз за весь этот поистине кошмарный день, и ей стало легче. Но день еще только приближался к своему завершению.

Пол сидел на заваленном свежими газетами черном кожаном диване в их просторной гостиной. Наконец-то Джоанна добралась домой. Часы показывали уже за полночь. Стены и пол в гостиной были кремового цвета: никакой другой цвет не сочетался с коллекцией абстрактных картин, принадлежащих Полу. Только разбросанные газеты создавали легкий беспорядок в комнате. А может, и во всем доме. Вот таким был Пол. И такой же росла их дочь. Джоанна надеялась, что сейчас Эмили мирно видит десятый сон в своей спальне. Характером она во многом напоминала своего отца — сдержанная, способная, организованная и педантично аккуратная. «Это так неестественно, — иногда думала Джо. — По сравнению с Эмили все ее сверстники кажутся отъявленными лентяями. Только и делают, что оставляют после себя горы мусора, — ну и это, в общем-то, нормально для их возраста». Джоанна пожала плечами и заставила себя сосредоточиться на совсем не нужном ей конфликте, который, как она понимала, вот-вот начнется.

Она села в кресло напротив мужа. Из музыкального центра доносился голос Дины Вашингтон. Пол, когда работал в редакции, любил слушать спокойную классическую музыку, тихо игравшую где-то на заднем плане, и громкий джаз, когда отдыхал дома. Сегодня он не выглядел отдохнувшим. Дина исполняла «День, который меняет все». И Джоанна подумала, что это произведение как раз про них.

Джо очень устала. Сбросив туфли, она прикрыла глаза, и через секунду-другую музыка резко прекратилась. Джоанна догадалась, что Пол выключил ее при помощи пульта.

— Можно подумать, что ты ехала домой с другого конца света! — заметил он.

Она чуть приоткрыла глаза.

— Я еще заезжала к Филлипсам. — О встрече с Филдингом Джо намеренно умолчала.

Пол не ответил.

— Этот суд просто раздавил их.

Он холодно произнес:

— Меня тоже.

— Слушай, по-моему, виноват Наффилд…

— Джо, давай не будем искать козла отпущения. Ты убедила меня, что это дело можно выиграть. И я нанял тебе самого лучшего в стране адвоката.

Это было правдой.

— Знаешь, я сейчас говорила с ним по телефону, и он сказал, что мы можем подать апелляцию…

— Джоанна, даже не думай об этом! Никаких «мы»! Твое участие, равно как и участие «Комет», в этом деле закончено.

У нее не осталось сил спорить. Даже Наффилд, никогда не упускавший возможности заработать, предупредил ее, что предпринимать дальнейшие шаги бессмысленно. Но одной темы она все-таки заставила себя коснуться:

— Слушай, Пол, ты же понимаешь, что все судебные издержки теперь лягут на плечи Филлипсов… — Еще не успев договорить, она пожалела о своих словах.

— Сочувствую им всем сердцем.

— Ты же не откажешься выполнить договор… — И с этими словами она тоже поторопилась. Наверное, ей следовало подождать хотя бы до следующего рабочего дня — поймать подходящий момент. Но она, пока ехала домой, все время беспокоилась о финансовом вопросе.

— Джо, ты о чем? Нет никакого договора.

У нее оборвалось сердце. Это было чистейшей правдой. Никакого договора не было, потому что она убедила Филлипсов, что репутация «Комет» сильно пострадает, если газету уличат в финансировании этого дела. И она не покривила душой. Но при этом она заверила их, что ее слово надежно, как договор. «Национальные газеты не идут на попятную, — говорила она им. — Как мы посмели бы? Нам нужны связи, и люди, с которыми мы имеем дело, доверяют нам. Даже устный договор мы всегда выполняем». Когда-то, давным-давно, это действительно было непреложной истиной. Сейчас же сплошь и рядом такие обещания ничего не стоили, но на этот раз ей отчаянно хотелось, чтобы уговор был дороже денег.

— Пол, если Филлипсы расскажут о нашей роли в подготовке частного обвинения, станет еще хуже, — проговорила Джо. — Они будут отрицать наше участие, пока мы платим.

— Джоанна, а теперь подумай как следует.

Пол говорил с ней с преувеличенным терпением, точно с ребенком. Вскользь Джоанна задала себе вопрос, почему, интересно, все мужчины в ее жизни так с ней обращаются? Ну первого ее мужа понять можно — он учитель начальной школы. Но когда с ней так разговаривал Пол, это особенно раздражало.

— О нашем участии и так уже все знают. Нас открыто обвинили в суде в том, что мы организовали весь этот сфабрикованный процесс, затеяли кампанию по преследованию человека, которого однажды уже оправдали, что, кстати, не так уж далеко от истины. — Он подхватил пару первых попавшихся газет и бросил их Джоанне. — Господи, да ты сама почитай! Они же нас распинают.

Она уже успела прочитать заголовки на открытых страницах газет, лежавших вокруг него на диване.

«КРЕТИНЫ ИЗ „КОМЕТ“ ВТЯГИВАЮТ В ПРОЦЕСС СЕМЬЮ, ПОСТРАДАВШУЮ ОТ РУК УБИЙЦЫ».

«ПРОВАЛЬНЫЙ СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС».

И очень показательный подзаголовок: «И они платят за это».

Пол еще не произнес ни слова, но она уже знала, что он скажет.

— Джо, мы не можем заплатить Филлипсам, и тебе придется смириться с этим. Мне вообще не следовало разрешать тебе ввязываться в эту историю. Сначала нужно было все взвесить.

Джоанна подозревала, что он уже все взвесил. Пожалуй, в первый раз за все время их брака и его работы в должности главного редактора «Комет» он недвусмысленно намекнул ей, что, как его жена, она обязана подчиняться его решениям. Он отлично знал, как важно для нее это дело. И за это она была благодарна ему, но сейчас она почувствовала ледяной холод его злости. Очевидно, он считал, что она подвела его, и, возможно, был не так уж и не прав.

Джо снова вернулась к тому, с чего начала:

— Пол, если мы не заплатим Филлипсам, то они, наверное, потеряют даже свой дом. — Точно она этого не знала, но они говорили ей, что им уже пришлось перезаложить свою собственность.

Этот довод не произвел на Пола никакого впечатления. Нет, он не был бесчувственным человеком. Просто он слишком давно никуда не выезжал собирать материал для статьи. С первых же своих дней на Флит-стрит Джоанна заметила разницу между репортерами, выезжавшими на место происшествия, и «кабинетными ребятами», как она все еще мысленно делила персонал газет. Для «кабинетных ребят» статья — это лишь слова на бумаге, которые можно переставлять то так, то этак, добиваясь максимального воздействия на читателей. Человеческие жизни за этими словами существовали только для тех, кто выезжал на место, и довольно часто по собственному желанию.

Она попробовала еще раз подобраться к нему, но с другой стороны:

— Послушай, мы же вместе с Филлипсами пытались запереть монстра там, где ему и следует быть. Мы действовали в лучших традициях «Комет», а эта газета всегда держала свое слово.

— В лучших традициях, — огрызнулся Пол и швырнул ей еще одну газету. Огромный заголовок на первой странице гласил: «„МЕНЯ ПРЕСЛЕДОВАЛИ“, — ЗАЯВЛЯЕТ НЕВИНОВНЫЙ О’ДОННЕЛЛ».

— «Невиновный» и «О’Доннелл» — понятия несовместимые, — раздраженно пробормотала Джоанна. — А как насчет невиновных Филлипсов? Вот что я хотела бы знать.

— О чем ты, Джоанна?! — Таким злым она мужа не видела никогда. — Я вот тут сижу и спрашиваю себя, почему ты так слепо рвешься в бой за этих Филлипсов? И по-моему, причина здесь та же, что и двадцать лет назад. И эта причина зовется Майк Филдинг.

Джоанна вздрогнула. Причастность Филдинга она старалась упоминать как можно меньше.

— Посмотри-ка статью на пятой странице «Мейл», и в большинстве других газет о том же.

С нехорошим предчувствием она открыла газету на упомянутой странице: прямо на нее смотрела фотография, которой могло бы и не быть, если бы она раньше подумала о последствиях. Джоанна и Майк рядом на ступеньках здания суда и слегка улыбаются друг другу. Он заботливо поддерживает ее под руку. «Вот дерьмо, — подумала она. — Полное дерьмо».

Иногда она забывала о проницательности своего мужа. Он не упускал ничего. Внезапно у нее появилась уверенность, что он догадался: этим вечером она встречалась с Филдингом.

Следующие слова утвердили ее в этой уверенности:

— Джоанна, не надо делать из меня дурака.

Часть третья

Глава двенадцатая

Через два месяца Джеймс Мартин О’Доннелл исчез. Этот материал опубликовала «Дейли мейл», к великому раздражению Джоанны и ярости ее мужа. «Где мой мальчик? — вопрошал Сэм О’Доннелл с центрального разворота газеты. В интервью он заявлял, что по отношению к его старшему сыну ведется кампания преследования. — Полиция и одна крупная национальная газета объединились в травле моего Джимбо. И вот теперь он исчез. Боюсь, никогда больше я не увижу моего мальчика».

Интервью было просто тошнотворным. В очередной раз О’Доннелл выставлялся как невинно пострадавший, загнанный в угол человек, который совершенно случайно оказался в самом круговороте событий. Очевидно, вместо того чтобы заявить в полицию об исчезновении сына, Сэм О’Доннелл отправился в редакцию «Мейл». Ну еще бы! Невозможно представить, чтобы кто-то из О’Доннеллов обратился за помощью в полицию. В результате исчезновение Джимбо получило нешуточную огласку, и полиция заинтересовалась им без всяких непосредственных звонков.

Прежде чем предпринять этот шаг, О’Доннеллы, конечно, пытались выйти на след Джимбо по собственным сомнительным каналам. И ничего! Уже само по себе это интриговало. Да, Джимбо задал всем хорошую головоломку, но Джоанна не могла позволить себе сидеть, откинувшись на спинку кресла, и наслаждаться всевозможными версиями. Слишком тесно она была связана с этим делом. А интервью в «Дейли мейл» наносило очередной удар и по «Комет».

Сэм О’Доннелл договорился до того, что почти обвинил полицию в причастности к исчезновению Джимбо. Филдинг удостоился особого упоминания: «Этот провинциальный детектив из Эксетера одержим идеей засадить моего мальчика за решетку. Это больше, чем домогательство. Он повсюду подкарауливал моего Джимбо. Это его рук дело. И я знаю наверняка, он стоял за этим дутым частным обвинением. Он и та бабенка из „Комет“».

Джоанна застонала. «Ну вот, опять сказка про белого бычка», — подумала она.

«На сегодняшний день моего мальчика уже дважды очистили от всяких подозрений в убийстве Анжелы Филлипс. Дважды ему пришлось предстать перед судом. А это незаконно в нашей стране».

Разумеется, «Мейл» попыталась добраться до Филдинга. Журналисты буквально дежурили у него под дверями, и в конце концов газета сообщила, что он отказывается говорить с прессой. Один из пресс-секретарей управления лондонской полиции заявил, что по факту исчезновения мистера О’Доннелла, конечно, будет проведена стандартная процедура расследования, но при этом он заметил, что пока даже нет официального заявления. Тут же была напечатана небольшая фотография Филдинга, выходящего из полицейского участка на Хэвитри-роуд. Он выглядел крайне уставшим и раздраженным.

В передовице «Мейл» ясно давала понять, что никоим образом не поддерживает Большого Сэма, многие виды деятельности которого часто становились объектом пристального внимания со стороны полиции, и все-таки стоит присмотреться к событиям, имевшим место непосредственно перед исчезновением О’Доннелла. Если бы он был виновен в похищении, изнасиловании или убийстве Анжелы Филлипс, тогда налицо упущения в работе полиции. Но если он невиновен по всем трем пунктам, предъявленным ему судом, тогда, возможно, его отец прав, что сына якобы травили. Конечно, исчезновение Джимбо О’Доннелла и связанные с ним предшествовавшие события заслуживают самого тщательного расследования.

Хорошая статья. Но не для «Комет».

— Джоанна, эта история все больше и больше выходит нам боком, — бушевал Пол в конце утреннего совещания, распекая ее перед всем старшим редакторским составом газеты, от чего они наверняка получили немалое удовольствие. Дни, когда женщина в газетной редакции становилась объектом для любых бессмысленных и сексуальных домогательств, пожалуй, уже остались в прошлом, но помощник редактора, который к тому же ведет узко специализированную рубрику да еще при этом является женой главного редактора, — явление воистину уникальное, и увидеть ее в таком незавидном, унизительном положении — возможность редкостная. — Сначала нас публично унизили. Теперь конкуренты обогнали нас. В который раз. Джо, я дал тебе свободу действий относительно этого дела, потому что поверил, что ты владеешь ситуацией. Посмотрим, сможем ли мы вообще хоть что-нибудь извлечь из этой неприятности, а?

Яснее ясного. Возразить было нечего, и Джоанна промолчала.

Она просто пошла работать. Она уже позвонила домой О’Доннеллам — фактически сразу, как только прошлой ночью «Мейл» выпустила эту статью. Трубку снял репортер из «Дейли мейл», чему Джоанна совсем не удивилась. Вероятно, они заключили контракт. И при сложившихся обстоятельствах О’Доннеллы вряд ли станут разговаривать с ней или с кем-то еще из «Комет».

Она позвонила Филдингу. Этим утром она уже звонила ему и оставляла сообщения и на Хэвитри-роуд, и на его мобильном. Он не отвечал. На этот раз ей повезло.

Он сразу же ответил на звонок.

— Еще одна заваруха, — начала она.

— Тебе-то о чем беспокоиться? Это меня тут следователи, как мухи, облепили со всех сторон, — перебил он ее, имея в виду служебное расследование.

Джоанна нисколько не удивилась. У каждого свои проблемы. И у нее, кстати, тоже.

— Господи, Майк, мог бы и позвонить мне вчера, когда «Мейл» не давала тебе проходу.

— Джоанна, я тебя умоляю, неужели ты думаешь, что у меня нет других проблем?

Ни капли невысказанной теплоты, согревшей их в тот вечер в эксетерском пабе, не осталось. Они оба теперь жили в условиях невероятного стресса. В перспективе ничего хорошего не ожидалось. При нормальных обстоятельствах Джо и в голову не пришло бы, что может быть известие лучше, чем сообщение о том, что О’Доннелл встретил свой конец от рук неизвестного недоброжелателя. Но обстоятельства, которые сложились сейчас, нельзя было назвать нормальными.

Казалось, стоило ей или Филдингу сделать шаг, как на них тут же сыпались обвинения.

— Прости, — тихо произнесла она.

Он немного смягчился.

— Слушай, если что-нибудь узнаю, обязательно позвоню тебе, как только смогу, — проговорил он перед тем, как бросить отрывистое «до свидания».

На мгновение Джоанна замешкалась. Она не посмела спросить о Филлипсах. Связь с ними оборвалась навсегда. Пол по-прежнему отказывался заплатить им, и ей пришлось признать, что в какой-то мере его тоже можно понять.

Пол запретил ей даже объяснять Филлипсам ситуацию.

— Джоанна, между «Комет» и Филлипсами не существует договора, — постоянно напоминал он ей. — С юридической точки зрения это правда, и мы будем настаивать на этом. Классическое отрицание. Оно сработало у Джимбо О’Доннелла, сработает и у нас.

При упоминании Джимбо Джоанна еще больше чувствовала себя свиньей. Но что она могла поделать?

— Джо, с твоей стороны безумство поддерживать с ними контакт, — продолжал он. — Постарайся это понять. Если они люди умные, то уже обратились к юристу. И вероятно, им велели записывать на пленку все разговоры с тобой и любым другим сотрудником нашей газеты. Поэтому с ними нельзя ничего обсуждать.

Джоанна понимала, что он прав, и от этого становилось только тяжелее.

Пол коснулся ее руки и добавил уже мягче:

— Послушай, Джо, я понимаю, ты переживаешь. Поверь, мне тоже очень жаль, что все так вышло.

Его слова не убедили ее, но она ничего не сказала.

— У нас нет выбора. По крайней мере, мы попытались помочь им призвать О’Доннелла к ответу. Кто мог предвидеть, что все опять пойдет наперекосяк?

И эти слова ее также не убедили. И она, и Филдинг считали О’Доннелла виновным по всем трем эпизодам этого дела. А Наффилд оказался одним большим разочарованием.

Но тем не менее она поступила, как ей велел муж. Она не отвечала на звонки Филлипсов и ни разу не позвонила им сама. В конце концов им с Полом пришло по письму.

Одна эксетерская адвокатская контора, якобы представляющая интересы Билла и Роба Филлипсов, сообщала, что, в случае если газета не оплатит судебные расходы, они намерены подать жалобу в Комиссию по рассмотрению жалоб на прессу, а также судебный иск за невыполнение договора.

Пол заявил, что у Филлипсов нет ни малейшего шанса выиграть такой суд и что он готов поспорить: как только дело дойдет до реальных действий, они не станут рисковать.

— Поживем — увидим, осмелятся они на такой шаг или нет, — заметил он.

У Джоанны на душе кошки скребли.

Что же до комиссии, то, по словам Пола, он больше боялся бы ее в случае, если бы действительно заплатил Филлипсам. «Но не более того, как боится этой комиссии любой главный редактор», — заключил он.

И снова она была вынуждена согласиться с ним. Ее уже тошнило от всего, что было связано с делом Анжелы Филлипс.

Пол оказался прав. Никаких дальнейших действий со стороны эксетерских адвокатов не последовало. Вероятно, Филлипсы отказались от идеи засудить «Комет». Но одно Джоанна угадала правильно. Когда Филлипсы наконец поняли, что без боя не получат от «Комет» ни пенса, они решили придать всю эту историю максимальной огласке и дали интервью местному новостному агентству, а оно продало их историю всем национальным газетам.

Но злоключения Филлипсов на этом не закончились. Они выбрали для интервью совершенно неподходящий момент: им пришлось делить газетные полосы с сенсационным исчезновением О’Доннелла. «Мейл», выжимая до последней капли свой контракт, не предоставила для их заявления вообще ни строчки. Другие газеты напечатали о них в своих первых выпусках — хотя и не такие большие статьи, как можно было надеяться, потому что подобные заявления уже звучали в суде, — но откровения по поводу пропажи О’Доннелла вытеснили их из последующих номеров. Все еще чувствуя свою вину, Джоанна была вынуждена признать, что там, где не повезло Филлипсам, в общем-то, повезло ей — повезло в том, что две сенсации разразились в один день и исчезновение О’Доннелла настолько затмило собой заявление Филлипсов, что Пол, похоже, едва ли заметил его.

Джоанна постаралась выкинуть из головы все, что сейчас было неподвластно ей, и всеми силами пыталась отыскать какое-нибудь действительно сенсационное следствие, вытекавшее из эксклюзивных материалов «Мейл». У нее ничего не получилось, но и у конкурентов, к счастью, тоже.

Как и следовало ожидать, «Мейл» — благодаря контракту с О’Доннеллами — оставила всех соперников далеко позади. Связь «Комет» с провалившимся частным обвинением свидетельствовала все же о том, что эта газета, по крайней мере до самых последних событий, явно была в лидерах. А «Мейл» не любила уступать и теперь решительно рвалась вперед. На следующий день после выхода их первого эксклюзивного интервью «Мейл» напечатала ряд фотоснимков, на которых старенький и хрупкий на вид Сэм О’Доннелл стоит, опираясь на трость, у полицейского участка, куда он в конце концов явился, чтобы официально подать заявление о пропаже сына.

Джоанна снова позвонила Филдингу.

Он уже немного успокоился и, похоже, наконец начал испытывать удовольствие от перспективы, хотя и отдаленной, что Джимбо О’Доннелл все-таки получит по заслугам.

— Ты вовремя позвонила, в управлении никто и не собирается тут же бросаться на его поиски, — сказал он Джо. — С какой стати? Найди такого, кто не знает про его грязные делишки, да и вообще он мерзкий тип. К тому же он — взрослый человек и, к сожалению, свободный. Считать его уязвимым — смешно. Он мог уехать куда угодно — куда его левая пятка захотела. И кстати, нет никаких доказательств, что его где-то удерживают силой или причинили ему вред. В отличие от бедной Анжелы. — Джоанна услышала, как Филдинг вздохнул на другом конце телефонного провода. — Поэтому нет основания бросать все силы на его поиски. Будет пока числиться в списке пропавших, поскольку теперь есть заявление, что он исчез. Во всяком случае, какое-то время. Никто ничего другого и не ожидает. — И, помолчав, он добавил: — Кроме Большого Сэма, разумеется.

Для Джоанны черная полоса продолжалась. Через три дня журнал «Прайвит ай» разразился бесхитростно точным изложением разноса, который Пол Поттер устроил своей жене публично. В пресловутой рубрике «Улица Позора» его обозвали «Тот-кому-осталось-только-мило-улыбаться», а на Джоанну навесили ярлык «резвой супруги», что тоже не удивляло.

«Идеальный брак в газетном мире, похоже, дал трещину, — не без удовлетворения отметил журнал. — И старине Тому-кому-осталось-только-мило-улыбаться скоро предоставится непосредственная возможность выяснить, сможет ли какой-нибудь из скандалов — а с его именем их связано немало — уничтожить его так старательно лелеемую мечту о титуле. Его имя ожидается в списке представленных к дворянскому званию в начале следующего года.

Однако Поттеру не о чем беспокоиться. „Прайвит Ай“ уверен, что слухи о тайной встрече между его резвой супругой, будущей леди Поттер, и детективом Майком Филдингом, оказавшимся сейчас в дерьме по самые уши благодаря той роли, которую он сыграл в оживлении дела О’Доннелла, необоснованны».

Джоанна чуть не застонала, когда случайно наткнулась на эту ершистую статейку в своем экземпляре журнала. К счастью, поблизости никого не было. Не стоило и говорить, как на это отреагирует Пол. Он, разумеется, тоже получил свежий выпуск «Прайвит ай», так же, как, кстати, и все остальные сотрудники в редакции. Пол наверняка уже просмотрел содержимое журнала, ставшего почти домашним, и прочитал эту заметку. А если нет, то непременно найдется какой-нибудь доброжелатель и покажет ему любопытный материал.

В течение дня она несколько раз видела мужа, в том числе и на утренней и обеденной планерках, но о статье в «Прайвит ай» он ни разу не упомянул. Как, впрочем, и она. Хотя время от времени Джо попадались небольшие группы коллег, что-то оживленно обсуждавших, но при ее приближении тут же замолкавших. Ей оставалось только делать вид, что она ничего не замечает. Известная тактика поведения — никто не должен видеть, что тебе обидно или что такое отношение вообще задевает тебя. Люди — это, пожалуй, единственное, что осталось неизменным, несмотря на все изменения и нововведения, которые она наблюдала в редакции. Если и было что-то хуже, чем стать объектом колкостей «Прайвит ай», так это показать, что тебя достали, особенно тем гадам, которые охотно поставляют конкурентам соответствующую информацию.

И хотя в тот день Пол не обмолвился об этой статье, Джоанна была уверена, что он ее прочитал: потому-то и ходил весь день мрачнее тучи. Джо достаточно хорошо знала своего мужа и с ужасом ожидала, когда разразится гроза.

Теперь дома по вечерам они редко ужинали вместе.

— Джо, я в бешенстве от этой долбаной заметки в «Прайвит ай», — сказал он ей в тот вечер дома, и она поняла, что это правда, потому что Пол редко ругался.

— Я понимаю. Но надеюсь, и ты понимаешь, что все это чушь собачья?

— Ты о чем? — Взглянув на нее, он вскинул брови, будто не совсем улавливая ход ее мысли. — А, ты про Филдинга? — Его тон оставался по-деловому безупречным. — Мне неприятно читать такое о моей жене, но, в общем-то, я ожидал чего-то подобного после частного обвинения. Да и этот дурацкий снимок, с которым все носятся, как курица с яйцом, настроения не улучшает. И после всего ты еще настаиваешь, чтобы мы и дальше поддерживали контакт с этим человеком.

— Пол, он наш лучший информатор по всем громким на сегодняшний день делам и скоро, наверное, останется единственным, — ответила Джоанна.

— Я в курсе, но похоже, ты все еще крепко держишься за него, — продолжал Пол. — Может, даже и сама не знаешь, как крепко. Хотя, по-моему, между вами больше ничего нет. И тем не менее бесит меня совсем другое: кто слил в журнал все, о чем говорилось сегодня на утренней планерке. Если бы я знал, кто нас продал, уволил бы в одночасье!

Джоанна едва заметно улыбнулась. Пол, как всегда, непредсказуем. Он никогда не переставал удивлять ее и в большинстве случаев умел произвести на нее впечатление.

На следующий день в высших кругах юстиции постановили, что апелляционный суд, который оправдал Майкла Уэйера, вынес ошибочное решение. А именно это дело защита подсудимого в злосчастном слушании по частному обвинению против Джимбо О’Доннелла использовала в качестве прецедента.

Заключение апелляционного суда, по которому образцы биологического материла для ДНК-анализа, взятые в ходе расследования преступления, не могут быть использованы в деле, не связанном с этим преступлением, стало ключевым и сделало невозможным дальнейшее судебное разбирательство.

Лорды-законники метали громы и молнии: «Буквалистская интерпретация, к которой прибег апелляционный суд, не только несовместима с правовой нормой, но также приводит к результату, который противоречит здравому смыслу».

«Слишком поздно», — угрюмо подумала Джоанна. Если бы О’Доннелла судили сейчас, то все прошло бы по-другому. Но на сегодняшний день Джимбо предстал перед судом по всем возможным обвинениям, связанным с похищением и смертью Анжелы Филлипс. А принцип права, согласно которому невозможно во второй раз привлечь к суду за то же самое преступление, все еще оставался законом. Снова судить О’Доннелла нельзя.

Через четыре дня все эти рассуждения перешли в сугубо академическую плоскость. Тело Джеймса Мартина О’Доннелла нашли на дартмурских пустошах, недалеко от заброшенной шахты, ставшей двадцать лет назад гробницей для изнасилованной и убитой девушки по имени Анжела Филлипс. Его обнаружили рано утром случайные прохожие, и все выглядело так, словно убийца хотел, чтобы тело нашли быстро: Джимбо был закопан в совсем неглубокой могиле, хотя и в отдаленной части пустоши, но рядом с популярной у гуляющих тропой. Могила была настолько неглубокой, что обильные дожди накануне вечером смыли часть земли, покрывавшей Джимбо, и пальцы его правой руки буквально торчали наружу. Это жуткое зрелище и привлекло внимание прохожих.

О’Доннелл был совсем голый. Весь его труп покрывала его же собственная кровь. А рот ему заткнули его же половым членом, который, как позже установила медицинская экспертиза, отрезали совершенно тупым ножом незадолго до наступления смерти. Также было установлено, что закопали его живым.

Глава тринадцатая

О том, что обнаружили труп О’Доннелла, Джо узнала от Филдинга. Может, он и был в немилости у начальства, но Дартмур оставался его участком, и опытный детектив недолго сидел без дела.

Новость ошеломила Джоанну. Она никак не ожидала подобной развязки. Неужели эта история никогда не закончится? Она только наполовину свыклась с исчезновением Джимбо, и вот новое известие. О’Доннелла убили, да еще таким способом. Похоронили заживо. Членом рот заткнули. Да еще и недалеко от того места, где умерла Анжела Филлипс. Первым делом на ум пришла мысль, что это месть.

— Сегодня днем, после формального опознания тела, состоится пресс-конференция, — сообщил ей по телефону Филдинг сразу после утреннего совещания.

Он находился в полицейском участке на Хэвитри-роуд и говорил очень тихо, не желая, чтобы его подслушали. Джоанна считала, что Майк позвонил ей по старой дружбе, хотя не стоило забывать, что по его милости она ввязалась в это дело и ее жизнь во многих отношениях чуть не пошла под откос. Она заслужила его помощь, но это не значит, что он всегда будет помогать ей. Филдинг выложил свой козырь.

— Пока мы тут с тобой разговариваем, Томми О’Доннелл уже едет в эксетерский морг, — сообщил он. — Опознание, разумеется, чисто формальное. Мы все достаточно хорошо знаем, как выглядит О’Доннелл. Он не настолько разложился, чтобы его нельзя было опознать, и к тому же эта его татуировка на руке. Вот я и подумал, что стоит позвонить тебе.

— Спасибо, Майк, ценю твою помощь, — искренне поблагодарила Джоанна.

Конечно же, «Мейл», вцепившись мертвой хваткой в О’Доннеллов, уже вовсю раскручивала этот материал. Раз Томми О’Доннелл едет в Эксетер, то скорее всего его сопровождают репортеры «Мейл». О’Доннеллы, как и Филлипсы, для нее потеряны. Значит, остается только Майк Филдинг.

Джоанна попробовала разговорить Филдинга, насколько это было возможно.

— А ты сам видел труп? — спросила она.

— Конечно, нет. Джо, ты же отлично знаешь, что меня отстранили от этого дела. Если я вообще переживу всю эту заваруху, до пенсии буду перекладывать бумажки с одного края стола на другой.

«Ну, завел шарманку», — подумала Джоанна, но комментировать его ответ не стала. В конце концов, ее финансовое положение по сравнению с тем, что у Майка, еще очень даже приличное.

Когда Джоанна положила трубку, она вдруг поняла, что за все время разговора никто из них не выразил свои чувства по поводу смерти О’Доннелла или способа его убийства. Или того, с каким значением все было обставлено. Странно как-то. Откинувшись на спинку кресла и вытянув ноги, Джо позволила себе минуту-другую поразмыслить над информацией, которую только что получила. Она явно чувствовала удовлетворение по поводу несомненно мучительной смерти Джимбо О’Доннелла. Но еще большее удовлетворение она испытала бы, если бы его признали виновным в убийстве или хотя бы похищении Анжелы Филлипс и таким образом разоблачили как монстра, каким он в действительности и был. Теперь же О’Доннелл умер как честный человек, и Джоанна почти удивилась, обнаружив, что это до сих пор волнует ее.

Однако времени для пустых сожалений у нее не было, если она хотела наилучшим образом использовать преимущество, которое ей и «Комет» подарил Филдинг. Джо сняла трубку и позвонила в кабинет Полу.

— Давай ко мне, вместе с фотками, новостями и Тимом Джонсом, — распорядился он.

Это означало — привести с собой редактора фотоснимков, новостного редактора и Джонса, шефа отдела криминальной хроники. Весь остаток дня они выжимали все, что можно, по полученной информации. Пэм Смит руководила своей новостной командой. Тим и его заместитель отработали Скотланд-Ярд и собственные контакты по обе стороны закона. Джоанна безжалостно эксплуатировала всех своих оставшихся информаторов, которые могли бы помочь в работе над материалом.

Прошло несколько часов, и она снова позвонила Майку, чтобы проверить, как развиваются события, и подробно расспросила его, выведывая малейшие нюансы, дававшие «Комет» преимущество перед конкурентами.

— Получается, убийство из мести? — спросила она. — За Анжелу? Что твои коллеги говорят?

— Ну конечно, так и есть. Подумай, где его нашли, каким способом умертвили. Если только нас специально не наводят на эту мысль.

— Как-то у тебя непоследовательно получается.

— М-да. Хорошо. Я просто стараюсь обдумать это дело со всех сторон, что не всех и не всегда устраивает даже в полиции.

В его словах сквозили горечь и разочарование. Джоанна промолчала.

После короткой паузы он продолжил:

— Нет, Джо, ты права. Месть за Анжелу — версия номер один. Разумеется, прежде всего допросят Филлипсов.

— Неужели ты считаешь, что кто-то из них способен на такое убийство?

— Пока не считаю. Врагов у Джимбо О’Доннелла всегда было предостаточно. Но Филлипсы наверняка окажутся среди подозреваемых.

Джо согласилась с ним. Ей вдруг стало очень жалко эту семью. И к жалости примешивалось чувство вины, ведь, если бы они с Филдингом не разворошили прошлое, Филлипсы не оказались бы в таком положении.

Времени подумать об этом у нее не оставалось. Надо было делать дело. И делать быстро. Материал сенсационный, и Джоанна знала, что к вечернему совещанию в 17.15 собралась приличная информация. Официальное заявление Скотланд-Ярда поступило лишь за полчаса до совещания. Подача Филдинга дала «Комет» преимущество — почти целый день — перед конкурентами, за исключением, пожалуй, «Мейл». Наверное, в первый раз за последнее время Джо позволила себе порадоваться проделанной работе. К тому же мысль, что О’Доннелл мертв — жестоко убит, начинала согревать ее. И не важно, кто это сделал.

После совещания Пол задержал ее. Джоанна понимала, что он рассматривает сенсационный материал, подготовленный к ночному выпуску, по крайней мере как некое выздоровление «Комет». И действительно, Джо давно уже не видела его в таком хорошем расположении духа.

— Я сегодня обедал вместе с Кромер-Ронгом, — оживленно сообщил он ей.

Рональд Кромер-Райт заведовал юридическим отделом «Комет». Естественно, за глаза все неизбежно называли его Кромер-Ронгом. Такие прозвища, построенные на игре слов, были для обитателей Флит-стрит обычным делом. Джо сразу же успокоилась, услышав, что Пол говорит об их юристе на местном жаргоне. Если бы не его оживление, ей стоило бы задаться вопросом, помня опыт предыдущих недель, к чему он клонит.

— Очевидно, Кромер-Ронг где-то пересекся с нашим зажравшимся Найджелом Наффилдом, и тот заявил ему, что никогда не будет иметь дело ни с ним, ни с другим сотрудником «Комет» до тех пор, пока там работаешь ты, и отказался сотрудничать, — продолжил Пол, явно развлекаясь. — Знаешь, у меня тоже складывается мнение, то Наффилд — не большая потеря. Филлипсы наверняка заплатили ему. Получается, проблема не в этом. Джо, интересно, чем ты ему так насолила? — будто сочувствуя, усмехнулся Пол.

«Почти как в старые добрые времена», — подумала Джоанна.

— Сказала ему, что он зажравшийся ублюдок, — небрежно объяснила она. — Ну и, кажется, что-то добавила насчет его дурацкого парика…

— Джо, я тебе уже говорил: надо выбирать выражения и не всегда следует говорить все, что ты думаешь. — И Пол захихикал.

Когда Джоанна вышла из кабинета и прикрыла за собой дверь, она все еще слышала его хихиканье.

У Пола всегда было язвительное чувство юмора, спрятанное, как правило, за внешней сдержанной респектабельностью, и Джоанну огорчало, что она в последнее время все реже и реже видит, как его юмор пробивает эту сдержанность. Ему всегда нравились репортеры, которые ни перед кем не пасуют и твердо стоят на своем. Похоже, даже если этот репортер — его собственная жена. Пока Джоанна шла к своему рабочему столу, она перебирала в уме все причины, почему вышла замуж за этого человека.

Затем, как раз перед первым выпуском, Пол позвонил и попросил ее прийти к нему в кабинет. Она все еще чувствовала небывалый подъем, пока он не сообщил ей, что ее материал пойдет анонимно.

— Прости, Джо, ты слишком сильно связана с этим делом. Филлипсы еще могут подать в суд. Мне ни к чему ненужный риск. И бог знает, что там еще выкинут О’Доннеллы. Я хочу, чтобы ты держалась от всего этого подальше. Я уже сыт по горло тем, что твое имя всплывает всякий раз, как только начинается новый скандальный виток этого дела.

— Замечательно, — решительно произнесла она и без дальнейших комментариев вышла из кабинета, хлопнув дверью.

Возвращаясь на свое рабочее место, она не могла не вспомнить те времена, когда в такой сложной ситуации, как сейчас, первый человек, кому она могла свободно излить свои печали, был некто Пол Поттер.

Джоанна уговаривала себя не валять дурака. Пол ни с кем не стал бы церемониться, и ее имя снял бы без предупреждения, не будь она его женой. Она вообще могла бы ничего не узнать до выхода первого выпуска. Смешно, что отсутствие подписи под статьей так много значит для нее. В ее-то возрасте и после всего пережитого за долгую журналистскую карьеру! Однако ей было не безразлично. Особенно если учесть, что это благодаря ей «Комет» раньше конкурентов узнала о новом повороте событий. Как ни крути, это ее история — с самого начала и до того дрянного конца, который сложился сейчас. И вот теперь она отсиживается в безопасности, спасает свою репутацию. В конце концов, на протяжении всех этих лет самым важным для нее было, чтобы все видели, что она может, что она лучшая в том деле, которым занимается.

Именно это означало для нее, что все в порядке. И если наступит день, когда будет по-другому, то, возможно, дальше ей не стоит и претендовать на звание журналиста.

Выходные оказались урожайными. «Ньюс оф зе уорлд» разместила почти истеричное интервью Роба Филлипса, в котором он заявил, что наконец-то О’Доннелл получил по заслугам и что он лично жалеет только об одном: у него не хватило духа проделать всю эту работенку самому.

«Справедливость восторжествовала, — говорил он. — Я очень надеюсь, что он умер в муках и в ужасе, как и моя бедная сестренка. Но никакой конец, каким бы жутким он ни был, не искупит в полной мере то зло, которое причинил этот выродок».

Довольно предвзятая статейка. Тот факт, что О’Доннелл официально был невиновен, — его дважды судили за преступления против Анжелы, в том числе и за изнасилование и убийство, и дважды оправдали, причем в двух разных судах, — практически не упоминался. О’Доннелл был мертв, и газетчики дали себе волю — мертвец не привлечет их к ответу за клевету.

«Пипл» напечатал такой же истеричный взрыв эмоций, только теперь со стороны Томми О’Доннелла. Так или иначе, он обвинял всю семью Филлипс, и особенно Роба Филлипса, в причастности к убийству Джимбо и даже предположил, что без Майка Филдинга тоже не обошлось. Джоанне оставалось только удивляться, что она сама не удостоилась ни единого упоминания.

Решив, что, пожалуй, «Пипл» зарвался, Джо тут же себя одернула: кто станет с ними судиться? Уж точно не Майк Филдинг. Похоже, он только и мечтал, чтобы все поскорее затихло и не угрожало его маячившей на горизонте пенсии. И разумеется, не Филлипсы. Не хватало им лезть в бутылку с очередным судом, да и денег на это у них тоже не было. К тому же разглагольствования Роба Филлипса появились в «Ньюс» (на жаргоне — «Скруз») в тот же день, что и тирады Томми О’Доннелла в «Пипл», — так о каком иске может идти речь, если действительно все выглядит как совпадение? Создавалось впечатление, что в «Пипл» знали, о чем напечатает «Скруз». В конце концов, примерно с утра пятницы каждую неделю половина репортерской команды этих двух крупных газет, выходящих по выходным, прилагала немалые усилия, чтобы выяснить, что там раскопали конкуренты. И если бы в «Пипл» быстро разнюхали об эксклюзиве в «Скруз», это повлияло бы и на рекомендацию юридического отдела газеты, и на решение редактора.

На следующий день Джо позвонила Филдингу.

— Просто хотела узнать, как ты.

— Я и сам не знаю, — ответил он. — С этим убийством О’Доннелла у нас такой переполох.

— Что ты имеешь в виду?

— Я так понимаю, суд по частному обвинению против О’Доннелла до сих пор не дает спать спокойно ни твоим коллегам, ни Филлипсам. И во всем, разумеется, виноват я.

«Узнаю Филдинга, — подумала Джоанна. — Его все интересует только в той мере, в какой это затрагивает его самого и его карьеру. И зверское убийство Джимбо О’Доннелла не исключение».

И что значит «виноват»? Иногда трудно бывает с Филдингом: вобьет что-нибудь в голову и сам поверит собственным выдумкам, как сейчас с происками журналистов.

— Читал воскресные газеты?

— Угу. А ничего другого я и не ждал.

— Хотела спросить тебя, как продвигается расследование. Что-нибудь нашли?

— По-моему, нет. Но вообще-то я не располагаю подробностями. Одно могу сказать наверняка: длинноват список тех, кто желал бы увидеть Джимбо в гробу в белых тапочках.

— Да уж. И ты, по словам его братца Томми, тоже в этом списке.

Майк сдержанно усмехнулся.

— О’Доннеллы считают, что все представляют правосудие так же, как они, — негромко проговорил он.

— Кстати, я рада, что этот ублюдок-извращенец получил свое, — ответила Джоанна. — Я даже с некоторым удовольствием думаю об этом.

— М-да…

Последовала пауза.

Может, Майк еще что-нибудь расскажет? Джо подождала.

— М-да… — повторил Филдинг, но уже более живо. — Честно сказать, и я тоже.

Филдинг считал, что для него это даже хорошо, что он больше не имеет отношения к делу Дартмурского Зверя. Ситуация, кажется, выправлялась. Со смертью Джимбо отдел внутренних расследований, похоже, потерял интерес к нему и той роли, которую он сыграл в частном обвинении. Понятно, что его обязательно допросят в связи с убийством О’Доннелла, и поэтому для себя Филдинг решил, что будет говорить только уважительно и по существу и не позволит никаким личным чувствам вырваться наружу.

Ему не повезло: руководитель следственной группы вызвал его к себе, когда Майк ожидал этого меньше всего. В обед он немного дольше, чем следовало, задержался в пабе и выпил лишнего. Он был уверен, что остаток дня проведет, перекладывая бумажки, — это занятие он просто презирал, — поэтому принял на грудь четыре-пять кружек темного пива, он даже не запомнил какого, а сверху все это заполировал хорошей порцией виски.

Что было противнее всего, следственной группой руководил Тодд Маллетт. Детектив-суперинтендант Тодд Маллетт. Конечно, Майк знал об этом, но предпочитал не вспоминать: его сильно раздражало, что тот, кого он всегда считал ниже себя в полицейской профессии, в конечном счете достиг звания, намного более высокого, чем его собственное.

Филдинг никогда не сомневался, что и умом, и способностями он превосходит не только Тодда Маллетта, но и большинство коллег-полицейских, с которыми ему пришлось работать на протяжении всех этих лет. От этого его неудача — невозможность подняться по карьерной лестнице выше детектива-инспектора — ощущалась еще острее. Особенно когда он был вынужден признать, что прекращение карьерного роста, по крайней мере частично, произошло и по его вине.

В знак уважения Маллетт допрашивал Филдинга сам — лучше бы он поручил это кому-нибудь из своих подчиненных, — но ничего здесь поделать было нельзя. В особенности после этого злосчастного обеда. С того самого мгновения, когда он открыл дверь в кабинет Маллетта, где его разместили на время следствия, — вообще-то, теперь тот базировался в управлении в Миддлмуре, — Майк не в силах был вести себя иначе, кроме как замкнуто и агрессивно.

Маллетт вежливо поздоровался с ним.

Филдинг, пребывая в том настроении, когда раздражает даже дружелюбное отношение со стороны другого человека, ответил на его слова резко:

— Давайте ближе к делу! Что от меня надо?

Филдинг чувствовал, что Маллетт оценивающе изучает его. Кроме всего прочего, вряд ли детектив-суперинтендант не заметил, что он навеселе.

Разумеется, когда Маллетт заговорил снова, от его приветливости не осталось и следа. Если в первую минуту он обратился к Филдингу вежливо и неофициально и назвал его по имени — Майк, то теперь допрос стал строго официальным и даже несколько неприязненным. И Филдинг знал, что в этом виноват он сам.

— Детектив-инспектор, я бы попросил вас соблюдать субординацию. Мне известно, что вы, нарушив приказы старших по званию офицеров, уже передали часть информации — хотя и через третье лицо — семье Филлипс, и тем самым способствовали выдвижению злополучного частного обвинения, которое привело к смерти Джеймса Мартина О’Доннелла…

— Послушайте, я не имею к этому ни малейшего отношения, — перебил его Филдинг. — У вас нет доказательств.

— Допустим, — согласился Маллетт, наклоняясь через небольшой стол, разделявший их. — Но этим пусть занимается отдел внутреннего расследования, хотя на вашем месте я не был бы так самоуверен, детектив-инспектор. Однако сейчас меня интересует другое — любая информация, которую вы добыли в ходе своего крайне сомнительного и неправомерного «расследования» и которая могла бы помочь нам найти убийцу Джимбо О’Доннелла.

И вот тут подпитие дало о себе знать. А может, была и другая причина. Тот самый разухабистый Филдинг, которому все было нипочем и которого в последнее время он так старался держать в узде, вырвался наружу.

— А вот выкуси! — буквально заорал он, вскакивая на ноги.

От неожиданности Тодд отшатнулся, словно ожидая, что Филдинг закатит ему оплеуху. И Майк правда едва сдержался. «Вот наглец, он еще будет начальника из себя корчить!» — кипел он от злости. Но, к счастью, у него хватило выдержки и чувства самосохранения, чтобы промолчать. Хотя дальше терпеть этот спектакль он был не в силах.

— Джимбо О’Доннелл — один из самых изощренных извращенцев, которые когда-либо выходили оправданными из зала суда. И теперь он получил по заслугам. И вы думаете, меня сильно тревожит, кто же его завалил? Да плевать я хотел! Мир на этой неделе стал чище и лучше только потому, что у кого-то кишка оказалась не тонка, чтобы уделать ублюдка, с которым не смогла справиться вся система правосудия в этой стране, — отправить его туда, откуда он уже никогда не сможет навредить ни одной несчастной девчонке. Закон справедливости еще действует, детектив-суперинтендант! — Филдинг сделал все возможное, чтобы звание Тодда прозвучало как оскорбление, и, надо сказать, преуспел в этом.

Маллетт окинул его бесстрастным взглядом.

— Майк, мы продолжим допрос, когда ты справишься со своими эмоциями, идет? — наконец предложил он, снова прежним, неофициальным тоном, но очень сдержанно.

Он тут же занялся бумагами, разложенными перед ним на столе, давая понять Филдингу, что тот свободен. И Майк незамедлительно направился к выходу.

Оказавшись в коридоре, он довольно тихо закрыл за собой дверь и секунду-другую постоял, прислонившись к ней. Его удивило, как четко он сформулировал свои мысли, и он по-своему остался доволен собой.

Но вдруг до него дошли все возможные последствия его срыва.

— Господи, если этот болван подаст рапорт, плакала моя пенсия, — пробормотал он себе под нос и немного грузно пошел по коридору к черному выходу из полицейского участка. Осталось только выбрать, в какой отправиться паб, — единственное решение, на которое он еще был способен сегодня. На свое рабочее место он определенно не собирался возвращаться. «Могу я хоть раз оказаться незаконопослушным?» — подумал Майк.

В любом случае он уже начал привыкать, что ему все равно, и это состояние, все чаще и чаще посещавшее его в последнее время, все больше и больше нравилось ему.

Через неделю лондонского киллера по прозвищу Лодочник задержали по подозрению в убийстве Джимбо О’Доннелла. Правда, официального заявления не последовало, и в конечном счете Лодочника выпустили из-за отсутствия улик. Но новость просочилась из Скотланд-Ярда подобно тому, как сквозь стену из мешков с песком просачивается вода. Только быстрее.

Джоанна слышала о Лодочнике, но никогда не встречалась с ним. Он относился к тем головорезам, которых нанимают для выполнения грязной работы. За сотню фунтов Лодочник мог хорошо отделать неугодного человека, а если сумму немного увеличить, то и сломать ему ногу или обе. Об этом все знали. Лодочник и выглядел соответствующим образом: крупный мускулистый мужик лет сорока, с редеющей рыжей шевелюрой и перебитым носом. По молодости он подавал надежды как боксер-тяжеловес, пока однажды не пропустил удар в голову — такой силы, что у него отслоилась сетчатка в правом глазу, и по медицинским показаниям ему навсегда запретили выступать на профессиональном ринге. После этого для Лодочника остались только подворотни. Официально он работал вышибалой в лондонском ночном клубе, терпеливо стоял, затянутый в смокинг, где-нибудь у самого непритязательного заведения, а воротничок угрожающе впивался в крепкую шею, словно рубашка всегда оказывалась на размер меньше. Но ходили слухи, что Лодочник не прочь подзаработать и на стороне. За эти годы он дважды отсидел за причинение тяжкого вреда. Но повесить на него убийство никому еще не удавалось, хотя он проходил главным подозреваемым по крайней мере в двух гангстерских разборках. Похоже, киллерство для Лодочника и в самом деле было всего лишь сверхурочной работой. Частью его бизнеса. Отличие составляла, наверное, только цена.

Однако именно через это занятие он и получил свое прозвище. По документам его звали Артур Ричард Браун. Люди прозвали его Лодочником, потому что он переправлял неугодных на тот свет.

Обвинение Лодочника в убийстве будто повторяло изначальное обвинение, выдвинутое против О’Доннелла, — полиция располагала лишь косвенными доказательствами. Нашелся свидетель, который видел, как ночью Лодочник поспешно заталкивал на заднее сиденье своего «форда» упирающегося пассажира со связанными руками. Тот же автомобиль, но только пустой, видел в Девоне дежурный офицер из Оукхэмптонского военного лагеря, отвечавший за проверку территории перед ночными учениями, — машина стояла на обочине Дартмурской военной объездной дороги. По долгу службы он записал номер машины, прежде чем, пробежавшись по учебной территории, проверить, не оказался ли водитель в опасной зоне. Вскоре он опять вернулся к тому месту, где стоял «форд-транзит», но автомобиля там не оказалось. Офицер больше не вспоминал о нем до тех пор, пока не обнаружили тело О’Доннелла. Тогда он и передал эту важную информацию в полицию. Однако, когда Лодочника арестовали, он заявил, что машину у него украли. И конечно же, ее так и не смогли найти. Тщательный допрос в полицейском участке произвел на Лодочника небольшое впечатление. Он держался со знанием дела и ничего не сказал. Даже если он и поверил, что у полиции достаточно доказательств для предъявления ему обвинения и что облегчить свою участь можно, указав на того, кто его нанял, Лодочник стоял на своем: «Я не стукач, начальник». В конце концов полиция была вынуждена признать, что за недостатком улик им придется в течение тридцати шести часов отпустить задержанного.

Через пару недель в Оукхэмптоне, все в том же грязно-белом помещении надстроенного бунгало, в котором размещался совсем не располагавший к себе городской суд, следствие по делу об убийстве Джеймса Мартина О’Доннелла вынесло решение — преднамеренное убийство.

Джоанна поехала в Девон послушать, что говорят люди, ни слова не сказав Полу, куда она собирается. Все-таки она не удержалась, чтобы не стать свидетелем событий, составивших последнюю главу жизни О’Доннелла, хотя и знала, что муж не одобрит ее поездку. Он ценил ее усилия, потраченные на раскрутку этого сенсационного материала и фоновую информацию, которую ей иногда удавалось добыть, но все еще возражал, чтобы она официально появлялась на людях в связи с этим делом.

Никто из Филлипсов не присутствовал при вынесении заключения по убийству О’Доннелла. Джоанна заключила, что они досыта наелись судами и общением с полицией. Она и не рассчитывала встретить их там, более того — если бы такое случилось, она не знала бы, куда ей деваться.

Томми О’Доннелл явился в зал суда и издали метал в ее сторону свирепые взгляды, но так и не заговорил с ней. Его отец, Сэм, на слушаниях не появился, впрочем, как и Майк Филдинг.

Джоанна понимала, что Майк, как и она, вынужденно оставался на скамье запасных. Наверное, он уже достиг той стадии, когда это стало пределом его желаний.

По окончании заседания Джо позвонила ему на мобильный, и они договорились встретиться в том же пабе, где виделись в прошлый раз. Джоанне совсем не хотелось думать, почему ее постоянно тянет к нему, но ей пришлось допустить, что причина заключалась не только в сведениях, которые он мог предоставить ей в силу своей профессиональной деятельности.

Филдинг выглядел еще более усталым и, казалось, уже выпил, что, скорее всего, стало его нормальным состоянием, как подозревала Джоанна. Он приехал на такси. Давно минули те дни, когда по отношению к себе полицейские позволяли вольно трактовать закон, пресекающий вождение машины в нетрезвом виде. Сегодня вождение в состоянии алкогольного опьянения почти неизбежно означает увольнение со службы. И лишение пенсии, перспектива которой, как она поняла из разговоров с Майком, постепенно превращалась для него в единственную цель жизни.

Она спросила его, как он поживает, и Филдинг рассказал, как его допрашивал Тодд Маллетт.

Джоанна не смогла сдержать улыбку:

— Майк Филдинг. «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей», — пошутила она.

— Давай-давай, смейся, хотя признаю: я снова слишком много выпил, — ответил он. — Понимаешь, когда мне скучно, я всегда пью больше, чем обычно, а сейчас мне скучно по-страшному. И вопрос не в том, что эти негодяи отстранили меня от дела. Это только часть вопроса, ты же понимаешь. Просто создается впечатление, что мне делают одолжение, из милости дают доработать последний год до выслуги.

«Ну вот, началось», — подумала Джоанна.

Он хорошо отхлебнул из своей кружки — уже второй за те десять минут, что они сидели в пабе.

— Однако Маллетт не предпринял никаких официальных шагов против тебя. Может, тебе не стоит беспокоиться.

— Может, и не стоит. По этому поводу. Вообще-то, Маллетт действительно сделал мне одолжение. — Могло показаться, что он просто брюзжит, но Джо знала достаточно об отношениях между Филдингом и Маллеттом, чтобы понять, как трудно Майку принять такое положение дел. — Он не подал рапорт. Просто вызвал меня к себе через день и предложил начать все сначала. Велел мне считать это последним предупреждением. Если я еще хоть раз сорвусь, он позаботится, чтобы я вылетел со службы. Без всякой пенсии. — Майк криво усмехнулся. — Да, я понимаю, тебе все это неинтересно. Тебе от меня нужно лишь одно — информация.

Ей только показалось или в его голосе снова появилась горечь? Не вдаваясь в подробности, она тут же ответила ему:

— Ну если ты так считаешь…

— Ладно. Я понимаю, что многим тебе обязан.

Он и раньше говорил ей так. Наверное, глупо с ее стороны, но Джоанна надеялась, что это не было единственной причиной, по какой он помогает ей. Может, он и был сейчас неудачником, по его стандартам, но у него еще остался запал, чтобы с ее помощью дать ход материалу, который он хотел увидеть на газетной полосе. У него неизменно были собственные причины. Он относился к тем людям, у которых всегда имеется свой план действий и которые с трудом придерживаются официальных правил. Правда, когда ты молод и высоко летаешь, раскрывая дела, к которым другим даже не подступиться, — это одно, и ты можешь позволить себе некоторые вольности. Но когда тебе за пятьдесят, ты слишком много пьешь и потерял былое чутье, ты уже не можешь позволить себе ничего.

Джоанна знала это и честно задавалась вопросом: а как бы она преуспевала в своем газетном мире, если бы не вышла замуж за редактора? Многие из ее коллег-сверстников оказались бесцеремонно вытолкнутыми на обочину жизни, когда им стукнуло сорок, а другие, не стерпев унижений, сами подали в отставку, чтобы сохранить здравый рассудок. И сейчас такое случалось сплошь и рядом. Без всякой солидной компенсации, что считалось нормой еще в начале девяностых.

Она с сочувствием смотрела на Филдинга. Она не могла не пожалеть его, хотя знала, что он будет недоволен, если заметит ее жалость.

— Ты ничем не обязан мне, — решительно произнесла она. Ну и что с того, что соврала?

Он усмехнулся в ответ. Вопреки всему его усмешка почти не изменилась. Удивительно. Она осталась все той же — за такую можно умереть. Чуть нагловатая и вызывающая и в то же время теплая и зовущая. И Джоанна подумала, что, пожалуй, такую усмешку в эти дни больше ни у кого не встретишь.

— Как скажешь. — В его голосе почти прозвучал смех, как в старые добрые времена, но продолжил он серьезным тоном: — Маллетт уверен, что убийца Браун. Не трать силы на другие версии. Тодд Маллетт для меня не авторитет, но, по-моему, здесь он прав.

Пока он говорил, она всматривалась в его лицо и вслушивалась в его голос. Он всегда менялся, когда речь шла о его полицейских делах, прошлых или настоящих. Когда он говорил о себе, его голос звучал властно и уверенно, как это бывало и раньше, даже несмотря на то, что теперь делом занимались другие и любое неофициальное вмешательство в расследование могло причинить ему только вред, если не окончательно погубить его карьеру.

Но он по-прежнему чутко прислушивается к тому, что происходит вокруг, как это делал всегда. «Почему он должен измениться?» — пронеслось в голове у Джоанны.

— В конце концов, Джо, они докопаются до него, можешь не сомневаться. Но остается открытым главный вопрос: кто платил? Такие парни, как Браун, работают только за деньги.

Вернувшись в Лондон, Джоанна попросила Тима Джонса разыскать телефон Лодочника. Затем она позвонила ему и поинтересовалась, не встретится ли он с ней за ланчем. И в отличие от подавляющего большинства добропорядочных граждан, которым никогда не приходилось иметь дело с такими злодеями, как Браун или ему подобные, а также в отличие от большинства мелких журналистов, писавших всякую ерунду ни о чем, она совсем не удивилась, когда он согласился. Ее предшественники по криминальной хронике все были в рождественском списке братьев Крейз, и Рэгги Крейз продолжал до конца своих дней посылать «друзьям-репортерам» поздравления из Паркхерстской тюрьмы. Такое же внимание Джо испытала на себе со стороны Сэма О’Доннелла. Хотя теперь она наверняка никогда больше не получит от него ни одной рождественской открытки.

Джоанна знала, что Браун считает себя народным героем, этаким современным гангстером, который покалечит и, может, даже убьет, но всегда в строгом соответствии со своим моральным кодексом. И это сближало его с Большим Сэмом и делало похожим на хороших парней с Дикого Запада, которые убивали только в честной дуэли и никогда не стреляли в спину. С другой стороны, возможно, это была всего лишь легенда. Свою деятельность Браун рассматривал как грубое правосудие в рамках его родного криминального мира. Всего лишь бизнес. Себя он считал одним из последних представителей вымирающей породы, санитаром своей среды, который никогда не причиняет вреда никому постороннему. Как Крейзы и О’Доннеллы, он считал себя в своем роде знаменитостью и редко упускал возможность покрасоваться в прессе. Разумеется, газетчиков он не боялся. Кроме того, Лодочник относился к той породе людей, которые скорее умрут, чем признаются, что они вообще чего-нибудь боятся.

Джо договорилась с ним встретиться в хорошем, но немодном ресторане в Сохо. Ей не особенно хотелось, чтобы ее видели в таком обществе. Лодочник прибыл одетый в дорогой темный костюм, который дополняли белоснежная рубашка и разноцветный шелковый галстук. На пальцах и запястьях вспыхивали драгоценности. Вероятно, он считал, что одет по-деловому, и по-своему, пожалуй, был прав. Браун не заметил, что, когда он проходил мимо, другие посетители ресторана замолкали.

И дело было не в его росте, сломанном носе, видавшем виды лице, в слишком привлекающей внимание одежде, в золоте или бриллиантах. Все это составляло только часть того, что выделяло его среди других. Куда больше говорили о нем его выпирающая квадратная челюсть, то, как он расправлял широкие плечи и как его огромные мясистые руки свисали вдоль туловища, всегда наготове, если потребуется пустить их в ход.

Когда его провели к столику Джоанны, он мило поприветствовал ее, расточая очарование.

— Счастлив наконец познакомиться с тобой, дорогуша. Всегда считал, что ты — одна из лучших.

Джоанна улыбнулась ему в ответ, словно его слова польстили ей, хотя на самом деле это было далеко не так. Раньше ей довольно часто приходилось встречаться с людьми подобного сорта. Она прекрасно отдавала себе отчет, что Браун — порождение зла, хотя, как и Сэм О’Доннелл, с собственным извращенным представлением о нравственности.

Однако стоило признать, что в какой-то мере он был не лишен грубоватого шарма. И чертовски забавен. Особенно если у вас все в порядке с черным юмором. У Джоанны, как у опытной журналистки криминальной хроники, с этим был полный порядок. Он рассказывал ей чернушные истории из жизни гангстеров, больше играя на публику. Сначала о легендарном лондонском авторитете Чарли Ричардсоне, известном преданностью своей мамочке и любовью к животным. У него была обожаемая, но непредсказуемая обезьянка, от которой очередная любовница заставила его избавиться после того, как обезьянка полностью уничтожила всю ее коллекцию фарфора. «Или эта дрянь, или я», — кричала любовница. Чарли не был уверен, какой выбор сделать, и в конце концов обратился к Безумному Фрэнки, тот всегда все делал для Чарли и очень любил его. Вот Чарли и попросил Фрэнки присмотреть за проказливой обезьянкой. Фрэнки говорит: «о’кей, босс» — и забирает обезьянку к себе домой. Ну обезьянка все время трясется и дрожит — нервничает она, а Безумный Фрэнки этого не знал. Он думает, что бедная животинка прибыла прямо из Африки и ей холодно, и заворачивает ее в одеяло с электрическим подогревом. От страха обезьянка делает лужу, и ее бьет током.

Лодочник выдержал паузу. Джо начала беспомощно хихикать.

— Ну, Фрэнки собирает на совет других парней, и они думают, какую байку рассказать Чарли о печальной кончине проклятой обезьянки. Ведь одному богу известно, что Чарли сделает, если решит, что виноват Безумный Фрэнки. Так или иначе, они заставили Чарли поверить, что животина умерла своей смертью, и он это проглотил. Представляешь, правда проглотил. Он забирает трупик к себе домой в Пэкхэм и готовит ей пышные похороны на заднем дворе.

Ну, человек-то уважаемый, наш Чарли. И все заканчивается тем, что две дюжины самых крутых боссов, в своих лучших фраках, с черными галстуками, стоят на заднем дворе у Чарли и мнут в руках свои шляпы на похоронах этой дрянной обезьянки, — запрокинув голову, Лодочник разразился хохотом. Джо смеялась вместе с ним. Посетители ресторана перестали есть и пить и в изумлении повернулись в их сторону.

Лодочник действительно был прирожденным актером. И не поддаться его обаянию было чрезвычайно трудно. Джо бывала очень не довольна собой, когда какой-нибудь криминальный тип ее очаровывал. Однажды ее отправили в Бразилию брать интервью у знаменитого грабителя поездов Ронни Биггса, и она испытала тогда почти то же, что и сейчас. За Ронни числилось множество преступных эпизодов, и все хорошо знали, что этот бесчувственный ублюдок размозжил голову ни в чем не повинному машинисту поезда. Джоанна прибыла в Рио-де-Жанейро, настроенная определенно против Биггса. Но Ронни сыграл свою роль очаровательного негодяя так хорошо, что она не смогла не поддаться его обаянию — до определенной степени, конечно, — хотя отлично знала, что большую часть его шарма составляла отлично отработанная игра. И в общем-то, с Лодочником сейчас повторялось то же самое.

— Э-э, у меня в запасе есть еще похоронная история, — продолжил Лодочник. — На самом деле речь идет о свадьбе, и снова про Чарли и Безумного Фрэнки. Когда дочка Чарли выходила замуж, свадьбу устроили в Кенте. Старина Фрэнки не разобрал, куда его пригласили, и оделся как на похороны: весь в черном, и галстук черный, и начищенные до блеска черные ботинки. Вот появляется он в таком виде, и Чарли говорит: «Фрэнки, чтоб меня, я уж было подумал, что это поздравительная телеграмма с поцелуем от наших».

Лодочник широко ухмыльнулся, затем выражение его лица вдруг стало серьезным.

— Джои, куколка, прости, я не имел в виду ничего плохого, честно, детка, — извинился он.

Джои? Куколка? Это что-то новенькое. Джоанна спрашивала себя, а понял бы Лодочник профессиональный жаргон и намеки, звучавшие в ее редакции лет десять назад. Может, он и бандит-громила, но себя он все-таки считает джентльменом.

И он старался соответствовать. Джо заставила себя сосредоточиться на том, чем он занимается, зарабатывая на жизнь. Откуда у него такая кличка. Он переправлял людей с этого света на тот. И особенно на том, что он — если это был он — сделал с Джимбо О’Доннеллом. Джоанна радовалась, что О’Доннелл мертв. Она радовалась даже тому, что он умер ужасной, мучительной смертью. Но было как-то странно, что она сидит в хорошем ресторане с обаятельным, безупречно одетым мужчиной, который, возможно, отрезав другому мужчине его достоинство, заживо похоронил его.

— Лодочник, это же вы сделали его, да? — наконец спросила она. — Так считает полиция. Работал профессионал. И почерк похож на ваш.

Артур Ричард Браун умоляюще протянул к ней обе руки:

— Клевета все это. Ну разве я способен на такое злодейство? — И он улыбнулся своей самой широкой улыбкой, обнажая крупные зубы с желтоватым налетом и золотыми пломбами. — Дорогая, я чист, как младенец, и больше мне добавить нечего, — сказал он ей.

А затем, совсем как Майк Филдинг, когда они встретились в самый первый раз, неприлично подмигнул ей.

Глава четырнадцатая

Через месяц Лодочника арестовали во второй раз. Все было просто. Полиция нашла его «форд-транзит», а в нем, несмотря на то что машина была вымыта, вычищена и даже перекрашена, улики, подтверждающие, что в салоне перевозили Джимбо О’Доннелла. Скорее всего — принудительно. Любительская покраска автомобиля сыграла роковую роль в крушении Лодочника.

Тим Джонс разузнал в Скотланд-Ярде подробности. Оказалось, что один молодой зоркий констебль заметил, что красный «форд-транзит» местами небрежно покрашен: едва заметные брызги красной краски попали на задний и передний бамперы, на нижнюю часть одного из боковых окон и даже на угол лобового стекла. Констебль пробил регистрационный номер по базе и выяснил, что он принадлежит другому автомобилю. В то время в столице орудовала банда, угонявшая машины, и молодой полицейский получил приказ обращать особое внимание на подозрительные машины и своевременно делать проверку. С прилежанием новичка он четко следовал инструкции, хотя видавший виды «транзит» вряд ли мог заинтересовать профессиональных угонщиков. И уж конечно, констебль не предполагал, что выйдет через проверку на какое-то гораздо более серьезное преступление.

Водителя «транзита» допросили. Выяснилось, что это мелкий преступник по имени Колин Феррис, владелец мусорной свалки в местечке Грейвсенд. В прошлом его подозревали в причастности к угону машин.

А тем временем по «транзиту» провели дальнейшую проверку. Машина оказалась зарегистрированной на Лодочника. Феррису пригрозили, что его бизнес прикроют, и он признался, что Лодочник пригнал ему эту машину и заплатил, чтобы тот уничтожил ее в своей мусородробилке. Но Феррис не выполнил свою работу. «Тачка еще приличная, а мне как раз были нужны колеса, — объяснил он. — Лодочник совсем недавно поставил почти новый мотор. Но машина выглядела неказисто, а таких „транзитов“ кругом труд пруди, все старые. Вот я и решил, что перекрашу да поменяю номера, „фордик“ еще и побегает. И никто ничего не узнает».

В конце концов, Феррис был всего лишь мелкой сошкой. Если он и знал или догадывался, почему Лодочник хочет уничтожить свою машину, то так ничего и не сказал.

Лодочника арестовали сразу. На этот раз против него были основательные улики. К тому времени, когда у Колина Ферриса обнаружили машину, по идее, улик не должно было остаться. И все-таки их было достаточно в век, когда наука дошла до того, что легко извлекала ДНК даже из влаги, оставленной дыханием на стекле. На полу и стенках задней части салона «транзита» обнаружили маленькие пятнышки засохшей крови. Экспертиза показала, что это кровь О’Доннелла.

Лодочник сдался. Он был преступником старой закваски и посчитал, что с такой уликой ему не выкрутиться. К тому же у него за спиной не стояла команда лучших адвокатов, как это бывало у человека, которого он убил. И он верил, что суд смягчит ему приговор, если он сознается и признает себя виновным. Поэтому Лодочник пошел на сотрудничество. Он знал, когда игра проиграна. Его карьера подошла к концу, только сам он называл это другими словами.

Тодд Маллетт допрашивал его лично. Суперинтендант считал, что даже сейчас следствие не подошло к развязке, и сам хотел активно участвовать в проведении расследования.

Лодочник упорно не говорил, кто его нанял, но признался, что этот человек действительно хотел отомстить за смерть и унижение Анжелы Филлипс. Лодочнику всегда нравилось выступать десницей судьбы. Однако оставалось еще несколько вопросов, ставивших Маллетта в тупик.

— Но зачем же использовать свою собственную машину? — спросил детектив.

— Ну видите ли, мистер Маллетт, никогда не знаешь, как лучше поступить в сложной ситуации, — начал сосредоточенно объяснять Лодочник. Он говорил так, словно читал полицейскому лекцию по криминологии. — Мне надо было доставить Джимбо в Дартмур, туда, где нашли тело Анжелы Филлипс, это входило в условия сделки. И привезти его туда надо было живым, и разделаться с ним уже на месте. Примерно так же, как он поступил с бедной девчонкой. Ну вот, я бы угнал тачку, а меня остановили бы, верно? Поэтому я решил, что безопаснее поехать на своей машине. Мой «транзит» уже давно пережил лучшие времена, и я подумал, что после я его просто уничтожу. Мне платили хорошо, и я вполне мог купить себе что-нибудь достойное. Если бы не эта крыса Феррис. Он меня подставил, так? Я заплатил, чтобы гаденыш уничтожил машину, а его жаба задушила. Решил сделать по-своему. Эх, мистер Маллетт, оставьте меня всего на пять минут с ним наедине, не буду говорить зачем…

— Да и не надо, но, боюсь, тебе придется долго ждать, — безрадостно усмехнулся Тодд.

— Понимаю, мистер Маллетт, — ответил Лодочник.

Тодд предпринял последнюю попытку вытащить из него ту информацию, которая его действительно интересовала:

— Лодочник, сказал бы ты нам, кто тебя нанял, а? Срок бы поменьше получил.

Все это Лодочник отлично знал и сам. Он кивнул, но не уступил. Если честно, то детектив-суперинтендант и не ждал, что тот сдаст клиента.

— Ничего я вам не скажу, мистер Маллетт, — бесцветным голосом произнес Лодочник.

Джоанна позвонила Филдингу на мобильный, снова пытаясь выяснить, кто бы мог нанять Лодочника. К тому же для нее это был хороший повод. Она боялась признаться себе, но ей безумно нравилось слышать его голос. Пусть старый и усталый и ноет о пенсии, словно говорит не Филдинг, а кто-то другой. Каждый раз, когда она видела его, говорила с ним, она вспоминала, каким он был прежде. Именно таким оставался он в ее мыслях, и она упорно не желала замечать перемены.

Майк сказал, что будет в Лондоне через пару дней.

«Как ты смотришь на то, чтобы вместе пообедать?» — поинтересовался он.

Джоанна ответила не сразу. Как она на это смотрит… Идея пообедать с Майком была очень заманчива. Что и говорить. И, нарушая свое принципиальное решение навсегда порвать с ним, она услышала, словно со стороны, как соглашается встретиться с ним в том же самом итальянском ресторанчике, приткнувшемся на выезде из Стрэнда, где они так часто обедали двадцать лет назад.

Она удивилась, что Майк до сих пор помнит об этом ресторанчике. Каждый раз, проходя мимо, Джоанна тоже вспоминала их встречи там.

«Нам обоим известно, о каком ресторане идет речь», — будто вскользь заметил Филдинг.

И она снова согласилась с ним, словно поверила, что причина только в этом — выбрать удобное место для встречи. Когда она вошла в обеденный зал, он уже сидел за столиком для двоих в дальнем углу. Джоанна отметила, что Филдинг выглядит гораздо приличнее, чем когда она видела его в Девоне. В голове промелькнул вопрос: может, теперь свой лучший костюм он бережет для поездок в Лондон? Или для нее? Нет, она льстит себе. Но несомненно, выглядел он шикарно, точно так, каким она запомнила его с тех старых добрых времен. На нем были модный легкий пиджак, светлая рубашка и шелковый полосатый галстук в тон. Взгляд по-прежнему оставался разочарованным, но не настолько усталым, будто на плечи Филдинга легли все тяготы мира. Майк поднялся поприветствовать Джоанну. Его не поймешь: то воспитанный и очаровательный, а то вдруг просто свинья.

Перед ним на столе стояла уже на треть пустая бутылка белого вина.

Даже не спрашивая, он тут же налил ей бокал, как только она села.

Минеральная вода и Майк Филдинг — понятия несовместимые. До Джоанны только сейчас дошло, что больше никто из ее знакомых не покупает во время ланча вино бутылками.

Несколько минут они поговорили ни о чем.

— Как поживает твое служебное расследование? — наконец спросила она.

— Вроде оправдали. Да у них нет доказательств, и они это знают, — ответил он. — Но дерьма, конечно, всплыло много, как всегда в таких случаях.

Джо кивнула и отпила глоток вина. Наверное, у нее, как и у многих других, мозги промыты рекламой здорового образа жизни. Она почти забыла, как приятно на вкус прохладное вино посреди жаркого дня. А это вино было просто замечательным. Джо мало разбиралась в итальянских винах, зато отлично знала, что Майк всегда покупает вино лучше, чем может себе позволить. «Если вспомнить, сколько он пьет, то спрашивается, не все ли равно, что пить в таких бешеных количествах», — подумала Джоанна, заметив, что он только что почти залпом осушил очередной бокал.

— В общем, Джо, выкинули они меня, — неожиданно произнес Филдинг. — Теперь я — главный завхоз управления полиции Девона и Корнуолла.

— И чем занимаешься?

— Хороший вопрос! Официально отвечаю за то, чтобы все материальные ценности нашего полицейского управления использовались по назначению. Теперь эту должность ввели в каждом подразделении по всей стране. Неофициально — убрался подальше от всех неприятностей. Понимаешь, я больше не имею отношения к настоящей полицейской работе! Все, я приплыл в свою тихую заводь. Мне даже не положено сидеть в полицейском участке — пересадили в здание управления в Миддлмуре. Теперь моя жизнь — сплошная чехарда из семинаров, заседаний разных комиссий по разным вопросам и еще бог знает чего. Сейчас вот приехал в Лондон на совещание в Скотланд-Ярде и, по правде говоря, даже не представляю, в чем суть этой работы. Я ведь говорил тебе, что теперь мне только и остается — перекладывать бумажки.

— Майк, мне жаль, что у тебя все так сложилось, — сказала Джоанна. Всю жизнь он был «активным» детективом, и каким же несчастным он должен чувствовать себя на новой работе.

Филдинг что-то проворчал в ответ, наполнил до краев оба бокала и заказал еще одну бутылку.

«А, была не была!» — подумала Джоанна, с удовольствием потягивая вино. Она даже не могла вспомнить, когда в последний раз у нее был по-настоящему пьяный ланч. Мысли улетели в те дни, когда обитатели Флит-стрит ланч и ланчем-то не считали, если он не заканчивался затемно. Летом. «Любой может сделать так, чтобы ланч закончился затемно зимой, а ты летом попробуй», — шутили тогда коллеги.

— По Лодочнику есть новости? — наконец спросила она, переходя к теме, которая интересовала ее больше всего. — Версии, кто его нанял?

— Да, версий целый килограмм. Подозреваются все те же старые знакомые, и никто из них, по логике вещей, не подходит. Ни один из Филлипсов, ни семья Джереми Томаса, — последние всегда считали, что их сын погиб из-за убийства Анжелы. Подозревается даже Сэм О’Доннелл: якобы он втайне возмущался выходкой Джимбо и боялся, что тот выкинет еще какое-нибудь коленце, и если так, Большой Сэм вряд ли стал бы долго раздумывать, семья это его или не семья. Хотя по отношению к Джимбо он всегда был слеп.

— А ты как считаешь?

— Если честно, Джо, никак. Даже если бы я подумал, скажем, на Роба Филлипса. Ну, он обычный дартмурский фермер, и у него никогда в жизни не было проблем с полицией. Так откуда ему знать, как выйти на Лодочника и нанять его или кого-то ему подобного? Разумеется, Лодочник раньше делал всякую черную работу для О’Доннеллов, но валить одного из них, каким бы куском дерьма он ни оказался… в это я не верю. Есть еще одна версия. В свое время Джимбо нажил достаточно врагов. И возможно, его прикончил некто, совершенно не связанный с делом Анжелы Филлипс.

— Но Лодочник считает, что его наняли, чтобы отомстить. Он сам в этом признался, так? А иначе зачем ему везти Джимбо в Дартмур и убивать таким зверским способом? Предположим, ему велели так сделать. И, вспомнив, какую часть он отрезал Джимбо… Намек, по-моему, ясен. Если это не месть за Анжелу… Не верю я в такие совпадения.

— Только если все это не задумано для отвода глаз. Но тогда в круге подозреваемых окажутся только те, кто имеет отношение к старому делу о Дартмурском Звере. И какой в этом смысл? Чем больше думаешь об этом, тем больше заходишь в тупик.

— Может, в конце концов Лодочник расколется? Он же наверняка знает, что ему зачтется.

Майк пожал плечами:

— Разумеется, знает. Но и ты же знаешь: такие, как он, делают свое дело — и концы в воду. Для них это закон жизни.

Они ели сардины-гриль и свежую пасту и снова вспоминали старые добрые времена.

— А помнишь, как мы однажды пришли сюда, заказали и ушли, не дожидаясь, пока принесут заказ? — с озорным блеском в глазах спросил он.

Конечно, она помнила. Они съели какой-то салатик и вдруг оба остро почувствовали, что не могут друг без друга и им срочно надо отправиться в постель и заняться любовью. Поэтому они решили не тратить понапрасну время, дожидаясь, когда принесут остальное.

Джоанна не знала, жалеет она или нет, что он упомянул тот случай. Они пили уже третью бутылку вина. И Майк выпил значительно больше, чем она. Однако она уже довольно разгорячилась, чтобы почувствовать, что они все еще небезразличны друг другу. Но в этом она не собиралась признаваться. Во всяком случае, ему.

— Да, что-то такое припоминаю, — будто вскользь ответила она.

Неожиданно он стал очень серьезным и, наклонившись вперед, коснулся ее руки.

— Я все еще жалею, что не бросил ради тебя семью, — прерывисто дыша, произнес он.

Она внимательно посмотрела на него: глаза покраснели, язык заплетается. «Правда заключается в том, — вдруг поняла Джоанна, — что я тоже все еще жалею об этом, но ни за что на свете не признаюсь тебе».

Она не ответила на его замечание, но вместо этого, чуть помедлив, произнесла ровным, спокойным голосом:

— Нам обоим необходимо выпить по чашечке кофе. Как ты на это смотришь?

— Никак, — ответил он. — Единственное, что необходимо мне, — это ты. И ничего за эти двадцать лет не изменилось. — Он сжал ее пальцы.

Джоанна не была уверена, хочется ли ей, когда прошло столько времени, слышать от него эти слова. Все казалось каким-то наигранным. Она попыталась отнять руку.

Но он сжал ее пальцы еще сильнее.

— Майк, пожалуйста, давай пойдем, — по-прежнему спокойным голосом попросила она.

Он не отпустил ее руку, но наклонился еще ближе, и их лица почти соприкасались. От него сильно пахло алкоголем, и ностальгия по прошлому стала в ней остывать.

— А может, да ну его, этот кофе, как в старые добрые времена. Возьмем кэб и через десять минут у меня в номере…

Джоанна почувствовала, как под столом свободной рукой он погладил ее колено.

Внезапно она разозлилась. Словно на нее разом обрушились все несчастья, которые он ей причинил. Она не могла поверить, что он будет вести себя так грубо — хватать ее и настойчиво уговаривать посреди ресторана. Она впервые попала в такое неловкое положение, и чрезмерное употребление вина совсем не извиняло Филдинга. Всего несколько минут назад Джоанне было тепло и весело в его компании. Сейчас же, рассерженная и униженная, она не находила ответа на вопрос: почему он выбрал этот ресторан? Сантименты? Или что-то другое? А может, это всего лишь холодный расчет, чтобы вернее соблазнить ее? И еще она злилась потому, что в глубине души знала: если бы он не вел себя так грубо, то, пожалуй, и добился бы своего.

— Убери лапы, негодяй! — очень тихо произнесла Джо ледяным голосом, подкрепив свои слова не менее ледяным взглядом.

Он сразу же подчинился и больше не касался ее, но лишь умоляюще поднял руки, все еще улыбаясь той самой улыбкой, которую она так часто находила обезоруживающей, но сейчас — может, потому, что он был почти пьян, а может, из-за того, что она рассердилась, — эта улыбка казалась глупой.

— Выходит, я для тебя всегда была только бесплатной подстилкой! Скажешь, не так? — поинтересовалась она, словно у них продолжалась милая беседа.

Он начал возражать.

Она тут же остановила его:

— Не трать слов и отвали! Я вообще не понимаю, почему согласилась прийти сюда! — Затем она поднялась и пошла к выходу, а он остался сидеть, впиваясь взглядом ей в спину.

Майк не пытался задержать ее. Наверное, он понял, что на самом деле зашел слишком далеко. Джоанна удовлетворенно отметила, что оставила его оплачивать счет, который едва ли был ему по карману: учитывая количество и качество выпитого вина, счет наверняка окажется внушительным.

Через день Филдинг возвращался обратно в Эксетер. Конечно, вел он себя в ресторане как последний идиот. Перед тем как пойти туда на встречу с Джо, он пропустил большую кружку пива и пару порций виски, а затем на его долю пришлись две из трех заказанных бутылок вина. Иногда его самого приводило в замешательство, сколько он теперь выпивал и при этом не чувствовал особой разницы в состоянии, если сравнивать с периодами, когда он не пил вообще. Но количество спиртного в тот день было чрезмерным даже для него. Очень уж он тогда расстроился по поводу своего ужасного нового назначения, хотя у него не было выбора, — он не мог отказаться, если хотел выжить. И все-таки это его не оправдывало.

В первый же свой рабочий день по возвращении в Эксетер Филдинг обнаружил, что совсем не может сосредоточиться. Теперь такое часто случалось с ним, когда многое надо было удержать в голове. Мысли постоянно улетали к Джоанне. В первой половине дня он заставил себя поработать — делал всякие скучные, рутинные дела, ставшие теперь его уделом, постоянно напоминая себе, что хорошо и то, что у него вообще есть рабочее место, если принять во внимание, как складывалась ситуация в последнее время. Даже если оно и находилось в Миддлмуре, и даже если это единственное, что у него осталось.

Огромным усилием воли он заставил себя держаться подальше от паба в обед, обманываясь тем, что сейчас ему нужна ясная голова. Несколько раз за тот день он почти собрался позвонить Джоанне в Лондон и каждый раз в последнюю секунду останавливал себя. Скорее всего она не захочет говорить с ним. Филдинг знал, что работает она только три дня в неделю, но Джоанна не была бы Джоанной, если бы позволила кому-нибудь обойти себя в деле Лодочника. Майка поражало, что, как выяснилось за последние несколько месяцев, в ней осталось столько же честолюбия, как прежде. Она ничуть не изменилась. У нее было все — состояние, семья, впечатляющий послужной список, собственная колонка в газете, которой, как подозревал Филдинг, позавидовали бы многие репортеры, и ежедневное освещение криминальной хроники больше не входило в ее обязанности. Во всяком случае, официально. Однако для нее была невыносима мысль, что кто-то может оказаться в этой области лучше ее. Первый номер — это она. И в этом — вся Джо. Свое первенство она старалась сохранить всеми силами. Майк усмехнулся. Он мог побиться об заклад, что она все равно работает семь дней в неделю, не важно, в редакции или нет. И никогда не сдастся. Кто угодно, но не Джо. Он знал ее.

Он с удивлением отмечал, как крепнет в нем желание опять сблизиться с ней. Но, кажется, он окончательно и бесповоротно уничтожил все свои шансы. В тот раз в его планы совсем не входило подбираться к Джо. Во всяком случае, так грубо. Он не мог поверить, что вел себя с ней так по-дурацки. На протяжении всей жизни он клеился то к одной, то к другой и научился безошибочно чувствовать подходящий момент: когда можно действовать и что при этом говорить. Джоанна была права: большинство из этих женщин ничего для него не значили. Дешевые подстилки. Но с Джо все было по-другому. Вот здесь она ошиблась. Она оставалась для него единственной женщиной, задевшей его за живое. И сейчас, когда они встретились снова, он понял, что ничего не изменилось.

Он ни на йоту не покривил душой, признаваясь ей, что жалеет, что не бросил ради нее семью. У него была возможность, и он ее упустил. Тогда он здорово испортил Джоанне жизнь — он это знал, — и казалось совершенно логичным, что она не хочет, чтобы все повторилось заново. В любом случае она ни в чем не нуждалась. Господи, удивительно, как она вообще нашла время для него. Да кто он такой, в конце-то концов? Стареющий полицейский-неудачник, кое-как дорабатывающий до пенсии. И даже тут он, как последний идиот, срезался.

К концу рабочего дня, около пяти часов, Филдинг решил послать ей по электронной почте письмо с извинениями. Заставить себя позвонить он не смог, — сомнения, станет ли она разговаривать с ним, по-прежнему терзали его. Но связаться с ней хоть как-то хотелось отчаянно. Майк так и не привык к исчезающим в киберпространстве электронным посланиям, но пусть уж так, чем совсем ничего.

Ему безумно хотелось встретиться с ней опять. Даже если это будет всего лишь ланч или коротенькая встреча в пабе.

Джоанна сидела в редакции, пытаясь написать статью. Материал для колонки надо было сдать еще два часа назад. И такая задержка была совсем не похожа на нее: при таком подходе она никогда бы не удержалась в лучших из лучших так долго. Даже с мужем-редактором.

В тот день ее мысли постоянно куда-то уносились. Все сроки прошли, а она никак не могла сосредоточиться на статье. Джо, как и предполагал Филдинг, работала над большим эксклюзивным материалом по делу Лодочника, но ее мысли постоянно возвращались к Майку.

Когда ее злость немного поутихла, она вдруг почувствовала жгучее разочарование, что их встреча закончилась так отвратительно. Конечно, виноват он, но, как бы глупо это ни показалось, ее расстраивало не его грубое поведение, а то, что Филдинг по-прежнему был ей небезразличен. Именно так.

И когда по электронной почте от него пришло письмо, Джоанна ничего не могла поделать с собой: ей было приятно.

«Привет, Джо. Я пишу тебе это письмо, только чтобы извиниться за мое дурацкое поведение в ресторане. Наверное, я выпил больше, чем позволительно. Не могу поверить, что я так гнусно себя вел, и надеюсь, ты простишь меня.

Я бы очень хотел, чтобы ты подарила мне шанс искупить мой промах. Неужели о еще одной встрече не может быть и речи? Прошу тебя согласиться только на один ланч и обещаю, что не буду распускать руки и делать или говорить всякие глупости».

Джоанна улыбнулась. Филдинг как мальчишка. Секунду-другую она сидела, задумавшись, а затем подошел Тим Джонс и сказал, что какой-то человек просит ее к телефону — говорит, что у него есть информация по делу Лодочника.

— У него гортанный голос, и он желает говорить только с леди, которая ведет колонку «Меч правосудия», а я побоялся переключать звонок: сегодня уже дважды терял их таким образом. По-моему, у нас опять система барахлит, — объяснил Тим.

Она согласилась подойти к его телефону, встала с кресла и поспешила через весь редакционный зал к столу Тима, а сам молодой шеф отдела криминальной хроники легким шагом направился за ней.

— Может, сумасшедший какой. Но кто знает наверняка? — чуть слышно произнесла Джоанна.

Вскоре после того, как Джоанна пошла к телефону, к ее столу подошел Пол, которому она срочно понадобилась.

Звонок не занял много времени. Через четыре-пять минут она была уже вполне уверена, что звонивший на самом деле сумасшедший и ничего дельного он ей не сообщит. Такие звонки не были редкостью. Но она давно усвоила, что у настоящего журналиста всегда должно хватать терпения выслушивать и такие звонки. Иначе однажды ты нетерпеливо повесишь трубку — и пропустишь свой звездный час. Помощники новостных редакторов по полдня проводят, отвечая на читательские звонки, девяносто девять процентов которых попросту отнимают время. Но ради одного процента это стоит делать. Когда она вернулась к своему столу, Пол стоял, глядя с угрюмым видом на монитор ее компьютера.

На экране все еще оставалось письмо Филдинга.

«Только этого мне не хватало», — подумала Джоанна. Она уже открыла рот, чтобы все объяснить.

Пол поднял руку, давая ей знак помолчать. В редакции он никогда не разговаривал с ней при посторонних на личные темы.

— Мне необходимо поговорить с тобой о твоей колонке. Пожалуйста, Джо, зайди ко мне в кабинет, когда у тебя будет свободная минута, — довольно спокойно произнес он.

Она молча кивнула и, когда он ушел, села за свой стол, прочитала злосчастное письмо и удалила его, что, разумеется, надо было сделать первым делом. Затем она направилась в кабинет Пола.

К тому времени, когда она дошла туда, Пол уже сидел в большом антикварном кожаном кресле за своим рабочим столом. Когда Джоанна вошла, он не поднялся и сесть ей тоже не предложил. Но она тем не менее села. Да почему она должна стоять перед ним, как провинившаяся ученица, получающая выговор от директора?!

— Джоанна, я хочу, чтобы ты объяснила мне, что означает это письмо, — ледяным, не терпящим возражений тоном потребовал Пол.

Вдруг разозлившись на него, Джо решила дать ему отпор.

— А я хочу знать, с какой стати ты читаешь мою частную корреспонденцию? — задала она встречный вопрос.

Он вздохнул:

— Я всего лишь пришел спросить тебя, где статья для твоей колонки. Ты же понимаешь, все сроки прошли, и я взглянул на экран в тщетной надежде, что ты работаешь над ней. — Он говорил с преувеличенным терпением. — Глупо, конечно, с моей стороны, — закончил он.

Она немного смягчилась. По поводу Филдинга она не волновалась, но чувствовала себя виноватой, когда нарушала сроки, и эту привычку ей так и не удалось изжить. Сроки — это святое. В ежедневной газете не важно, насколько идеально написана твоя статья, если она сдается слишком поздно.

— Послушай, Пол, ничего не было, — начала она. — Мы вместе обедали, он здорово перебрал с вином и позволил себе лишнего. Майк написал, чтобы извиниться за свое поведение. Ради бога, это письмо не стоит того, чтобы из-за него ссориться.

Пол в упор посмотрел на нее.

— Ты не говорила мне, что обедала с Филдингом, — бесстрастно заметил он.

— А что, обычно я тебе рассказываю, с кем обедаю? — ответила она, стараясь держать себя в руках.

— Джоанна, Майк Филдинг — это не первый встречный, во всяком случае не в твоем контексте, — сказал он.

— Пол, ты делаешь из мухи слона…

— Я делаю? — перебил он. — Когда «Прайвит ай» прошелся насчет вас, тебе это сошло с рук. Полностью. Ты знаешь, что я ни слова тебе не сказал. Хотя еще тогда все было не так уж однозначно. А сейчас это…

Теперь Джоанна перебила его:

— Ах, мне сошло с рук?! Пол, скажи честно, кем ты себя возомнил?

— По-моему, Джоанна, я твой муж, — ответил он. Его голос почти срывался на крик. — И по-моему, с недавних пор ты об этом забыла…

— Пол, я отказала ему. Сказала «нет»! Понимаешь? Отказала! Это тебя устраивает?! — Она словно выплевывала в него слова. Раньше в редакции «Комет» они никогда не позволяли себе ничего даже отдаленно напоминающее выяснение отношений. У Джоанны промелькнуло в мыслях: «Интересно, секретарша или кто-нибудь другой слышит, что здесь происходит?»

— Хорошенькое дельце! С какой стати ты допускаешь ситуацию, когда ты вынуждена ему отказать? Вот что я хочу у тебя спросить! — бушевал Пол.

— Пол, ради бога, если уж так необходимо, может, продолжим этот разговор дома?

Он что-то неразборчиво пробормотал. Джоанна была сыта по горло. Она встала и вышла.

Ее злость на Филдинга в ресторане была ничто по сравнению с тем, что она чувствовала сейчас. Она никогда не изменяла Полу. Ни разу за восемнадцать лет их брака. Если точнее, с их первой ночи другие мужчины перестали для нее существовать. Да, она окончательно порвала с Филдингом, и у нее никогда и мысли не возникало, что может быть как-то по-другому.

Вплоть до этой минуты. После смехотворного допроса, который ей устроил Пол, она уже не была так уверена, что не передумает.

Пока она шла к своему столу, в ее сторону повернулось несколько голов. Люди говорили, что, когда Джоанна сердится, она топает по редакции, будто сваи заколачивает. Обратив внимание на свою походку, она пошла чуть медленнее и легче, но только совсем чуть-чуть. Ее гнев не утихал.

«Да пропади все пропадом!» — подумала Джоанна. Она села за свой стол, взяла трубку и набрала номер мобильника Филдинга.

Он ехал на машине домой, когда раздался звонок, так необычно нарушивший его твердое намерение прожить этот день трезвым. С каким восторгом он слушал ее голос! Он тут же сообщил ей об этом.

— Забудем про тот промах в ресторане, — сказала Джоанна. — Мы оба тогда выпили немало. И пожалуй, ты и должен был вести себя так, как вел. А вел ты себя, Майк, как деревенщина. Где только тебя этому учили? Я тебя не узнаю!

Он был в машине один и тихонько улыбнулся:

— Прости. Наверное, теряю сноровку.

— Какое облегчение для представительниц слабого пола, проживающих на западе Англии.

— Ты мне льстишь.

— Именно это я и делаю. Так и быть, ты прощен. В следующий раз, когда будешь в Лондоне, обедаем вместе. Разве я могу лишить тебя возможности загладить такой промах?

Отняв левую руку от руля, он стукнул кулаком по воздуху. «Моя взяла!» — беззвучно прокричал он себе.

А вслух Майк произнес:

— На следующей неделе приеду в Лондон по делам. Когда ты сможешь?

Они договорились на вторник. По окончании разговора он тут же позвонил в недорогой отель, куда в прошлый раз он так неудачно пытался заманить ее, и заказал на этот день номер.

Джоанне он соврал: на следующей неделе у него не было дел в Лондоне. Но была возможность, взяв выходной, приехать поездом. Даже несмотря на то, что отель, по лондонским меркам, стоил довольно умеренно, эта поездка ощутимо облегчит его кошелек, и никаких командировочных. Плевать. Даже если номер не пригодится, все равно его стоило заказать. А вдруг? Раз подворачивается такая возможность, не упускать же ее! Может, конечно, он и торопит события, хотя чутье подсказывало, что, может, и нет. Майк улыбался весь остаток пути. Наверное, тот промах в ресторане не был таким уж промахом.

Глава пятнадцатая

И снова они встретились в том же самом итальянском ресторане. На этот раз раньше пришла Джоанна. Интересно, имеет ли это значение. Когда Филдинг появился в зале, она сразу же отметила, что он трезвый. Может быть, он решил, что именно злоупотребление алкоголем так подвело его в прошлый раз. Когда он шел к ее столику, то двигался быстро и ловко. Майк всегда хорошо двигался для своего роста и телосложения. И еще в глаза бросалась его одежда — синий пиджак и более темные синие брюки. Практически так же была одета и она. Заметив Джоанну, Майк хитро улыбнулся и все еще продолжал улыбаться, усаживаясь напротив нее.

— Мы с тобой настоящая пара, — поприветствовала его Джо и улыбнулась в ответ.

— Так оно и есть, — небрежно сказал он, будто что-то недоговаривая.

«Мы всегда подходили друг другу», — подумала Джоанна.

Впоследствии она не могла вспомнить подробности их разговора. Разумеется, они говорили об О’Доннелле и о Лодочнике, потому что они всегда говорили о них, но и Майк, и Джоанна знали, что сегодня они встретились не за этим.

До этого ланча Джо так и не пришла к какому-то определенному решению. То, что случилось в конце совместной трапезы, было в какой-то мере сюрпризом для нее самой, хотя она и проявила инициативу.

Они оба отказались от десерта. Он спросил, хочет ли еще она вина или, может, кофе. На этот раз они пили гораздо меньше — за весь обед только бутылку на двоих. «Хотя и этого достаточно, чтобы привести в ужас сторонников безалкогольного ланча», — вскользь подумала Джоанна.

Неожиданно она услышала себя словно со стороны:

— Нет, спасибо. Разве ты не находишь, что жизнь слишком коротка и для большинства людей оказывается намного короче, чем они ожидают.

Она тут же почувствовала перемену в нем.

Он затих и не сводил с нее серьезного взгляда. Он не собирался дважды допускать один и тот же промах. Кто угодно, но не Майк Филдинг. Он был сама выдержка.

— В этом есть доля истины, — наконец негромко произнес он, словно поддерживая светский разговор. Но Джоанна почувствовала: он уже настроился на нее.

— Помнится, в прошлый раз ты сказал, что раньше мы никогда не тратили на ланч слишком много времени?

Майк широко раскрыл глаза. Перед этим он играл со своим стаканом — снова и снова поворачивал его на белоснежной скатерти. Теперь он оставил стакан в покое и откинулся на спинку стула.

— Ты предлагаешь то, что я думаю, что ты предлагаешь, или ты просто играешь со мной? — поинтересовался он. Его вопрос прозвучал почти сурово.

«И в этом весь Филдинг, — подумала Джоанна, — никогда не позволит другому долго командовать парадом».

— Разве стала бы я с тобой в игры играть? — ответила вопросом Джоанна, поддразнивая его.

Он прищурил глаза.

Если она будет продолжать в таком же духе, то он рассердится. Наверное, они оба не были такими уж хорошими, какими считали себя. Во всяком случае, больше не были.

— Никаких игр, — совершенно серьезно сказала Джоанна. — У тебя есть номер в отеле или закажем?

Его взгляд сразу же стал мягче. Джоанна даже подумала, что еще мгновение, и в его глазах появятся слезы. Она уже видела такой взгляд у него и раньше, в те дни, когда большинство знакомых Филдинга сказали бы, что он вообще не способен к проявлению эмоций. Боже, это действительно непредсказуемый человек.

Но его сентиментальное настроение улетучилось так же быстро, как и накатило. Он молча поднялся, достал из кармана несколько смятых банкнот и бросил их на стол, затем сделал ей знак тоже подниматься, взял ее под руку и довольно решительно вывел из ресторана, словно боялся, что она передумает.

Вообще-то, в этот раз она собиралась оплатить счет сама, но ей показалось, что сейчас не время рыться в сумочке и выуживать свои кредитки. Командовать парадом она предоставила ему.

Они пришли в неказистый отель в Саутхэмптоне. Джоанна точно могла бы позволить себе номер поприличнее, но Майк встал бы на дыбы. Она и не подозревала, что он оплатил этот номер из личных средств, — думала, что из командировочных, как это бывало в прошлом. Раньше Филдингу всегда удавалось совмещать дела с личной жизнью, поднаторел за годы семейной жизни и интрижек на стороне. А уж интрижек у Филдинга было хоть отбавляй. Но сейчас ей не хотелось думать об этом.

Отель находился недалеко, но они взяли такси и, почти не разговаривая, сидели на заднем сиденье, отодвинувшись друг от друга, будто боялись, что их тела могут случайно соприкоснуться. Существенным минусом номера оказалась единственная односпальная кровать, хотя в какой-то мере это свидетельствовало о том, что он не рассчитывал на ее согласие как на что-то само собой разумеющееся. Конечно, Джоанна не знала, что он вполне намеренно заказал одноместный номер — не в целях экономии, но именно чтобы создать то впечатление, которое у нее и сложилось. Хотя, по правде говоря, очень многие гостиничные номера в Лондоне Майк просто не мог себе позволить.

В почти пустой, безличной комнате с дешевой мебелью и грязным тюлем на окнах Джо чувствовала себя неуютно. Вряд ли эту обстановку можно было назвать романтической. «Но с другой стороны, если ты среди бела дня занимаешься сексом в дешевом отеле, о какой романтике речь? И вообще, я знала, на что иду», — размышляла Джоанна.

Филдинг, похоже, тоже чувствовал себя неловко. Он снял пиджак и галстук и поглядел на нее. Она по-прежнему оставалась в жакете. Кроме узкой кровати и небольшого гардероба в комнате находился один-единственный жесткий деревянный стул. Джоанна стояла у окна, в какой-то степени притворяясь, что смотрит вниз на улицу.

Он подошел к ней, развернул ее к себе, обнял и поцеловал. По-настоящему поцеловал. В губы. Она почувствовала, что их тела сплавились в одно целое, как это бывало каждый раз, хотя ни один из них даже не пошевелился. Майк умел целоваться. Один из немногих мужчин, которых она знала, кому сам процесс поцелуя доставлял огромное наслаждение. Годы вдруг улетучились, и казалось, еще вчера они были вместе.

Он отошел от нее.

— Разденься для меня, — с улыбкой проговорил он.

Эти же слова он произнес, когда они встретились в тот самый первый раз много лет назад. Тогда он так же повелевал, тем же хрипловатым голосом. Она понимала, что он поступает так специально, и тем не менее это тронуло ее. По крайней мере, он помнил. Да и смогут ли они оба забыть? «В этом-то вся и суть», — призналась себе Джоанна.

Джо сделала так, как он велел, — как когда-то. Она не устраивала представления из раздевания. Просто медленно сняла жакет, затем брюки, затем шелковый топик и наконец нижнее белье. Она стояла перед ним совсем обнаженная. И странно, неловкость исчезла. С того самого мгновения, когда он подошел и поцеловал ее, для нее все снова стало естественным.

Он окинул ее оценивающим взглядом.

— Боже, ты все такая же красавица, — прошептал он.

Она знала, что благодаря занятиям в спортивном зале ее тело в хорошей форме, но ей было приятно услышать эти слова именно от него.

Он взял ее за руку и подвел к кровати. Заставив ее сесть, он опустился перед ней на колени. Все еще полностью одетый, он уткнулся в ее колени. И она опять начала вспоминать, как хорошо ей было с ним тогда. И как он заставлял ее хотеть еще и еще.

Наконец он поднялся и начал снимать рубашку и брюки. Возвышаясь над ней, он смотрел на нее сверху вниз, и его взгляд переполняло желание.

— Прости, я не уверен, что у меня все получится сегодня, — начал он.

Ей нравилась его легкая неуверенность. Раньше он всегда был крайне самоуверен.

Когда он снимал брюки, она протянула к нему руку.

— По-моему, проблем не будет, — сказала она.

И проблем не было. Он уже был не таким крутым мачо, как двадцать лет назад. Но она и не ждала этого. Они оба двигались более медленно и плавно. Джоанна вспомнила, что еще по пути сюда, в такси, она спрашивала себя, получится ли у них через столько лет. Даже наполовину хотела, чтобы не получилось, в конце концов, это означало бы, что их возобновившиеся отношения не создадут больших проблем. Но все получилось в лучшем виде.

Вскоре они обнаружили, что кровать и правда слишком узка для них. Используя пуховое одеяло и подушки, они устроились на полу. Джо даже немножко удивилась, что они по-прежнему в хорошей спортивной форме, хотя они нередко замирали и подолгу лежали в объятиях друг друга. И это тоже было сладостно. Всякий раз с Майком она чувствовала, что они принадлежат друг другу, и упорно гнала от себя это чувство, потому что этому не суждено было сбыться. Она не принадлежала Филдингу. Теперь это было уже невозможно. А скорее всего, это и никогда не было возможно.

Из-за напряжения в отношениях они с Полом уже несколько недель не занимались любовью, не говоря уж о том, чтобы им было вот так же восхитительно хорошо. А сейчас Джоанна была вне себя от блаженства.

Может, оттого что они стали старше, может, оттого что оба мечтали об этом свидании, может, из-за неосознанных желаний, которые время от времени возникают у любого человека, вызывая ностальгию о прошлом, — да какой бы ни была причина, Джо было хорошо, как никогда.

Она ушла из номера первой. Он не сказал ей, что сегодня вечером уезжает домой в Эксетер. Это разрушило бы иллюзию их отношений, и она догадалась бы, что он снял номер только с одной-единственной целью, для которой они и использовали его.

Он мучительно хотел ее, как и она, не слишком возражал бы, если бы у них не все получилось безупречно. Ему не нужны были сейчас дополнительные трудности в жизни, а Джоанна Бартлетт всегда привносила их в его будни. Но на этот раз они изумительно любили друг друга. Кстати, как и всегда. Это был самый лучший секс из того, что Майку удалось испытать за многие годы. Самый лучший с последнего раза, проведенного с ней, если уж быть совсем честным. Именно из-за секса их всегда тянуло друг к другу. Пожалуй, в прошлом он считал себя в какой-то мере мачо, и ему было все равно, где, когда и с кем, но с ней физическая любовь достигала некоего уникального уровня возбуждения и полноты. И в этом была заслуга обоих. У них получалось нечто особенное. Нечто не поддающееся описанию. Нечто несомненное. И ничего с годами не изменилось.

Ему нравилось смотреть на нее, чувствовать ее, и, господи, упиваться ею! Он снова и снова задавал себе вопрос: неужели он до сих пор влюблен в нее? Если вообще он переставал ее любить. Майк понимал, что уже хочет встретиться с ней опять, но, как и в первый раз, он боялся видеться с ней слишком часто.

Филдинг утешал себя, что география и другие обстоятельства их жизни, особенно ее, скорее всего позаботятся об их отношениях. Вряд ли они смогут встречаться очень часто, даже если оба захотят. Наверное, от случая к случаю, редкие встречи урывками. Никогда уже больше им не мечтать о том, чтобы по-настоящему быть вместе. По крайней мере, с этим покончено.

В июле 2001 года Лодочник предстал перед эксетерским королевским судом. Рассчитывать на снисходительность суда ему не приходилось. Как ни давила на него полиция, он так и не сказал, кто нанял его убить Джимбо О’Доннелла. За убийство ему дали двадцать два года тюремного заключения. Даже сам Лодочник, наверное, не ожидал такого срока, но он по-прежнему решительно отказывался предоставить информацию, которая могла бы ему помочь. Присяжных не было, потому что Лодочник признал себя виновным, и слушания длились всего два дня. Джоанна отправилась в Эксетер, чтобы подготовить материал об этом судебном процессе. Приехала она за день до суда, а уехала обратно в Лондон на следующий день после.

До этого они встречались с Филдингом только три раза за четыре месяца, что прошли с того первого свидания. География действительно позаботилась о Них. И еще страх.

Теперь у Джоанны сложился весьма практичный подход к жизни. Ей совсем не хотелось разрушать ни ее брак, ни ее устоявшуюся жизнь. Она пыталась думать о Филдинге как о неудачнике-полицейском. Но когда они занимались любовью, Майк совсем не был неудачником. Это она была вынуждена признать. Независимо от его поражений практически во всем, за исключением, как ни смешно, его семейной жизни, он оставался ее единственной любовью. И это пугало ее. Возможно, в том, что она согласилась тогда пойти с ним в отель, сыграло свою роль и любопытство. Хотя кто знает? И уж несомненно, в какой-то мере злость на мужа. Но Джо на самом деле не ожидала, что прежние чувства окажутся такими незамутненными, яркими. Это открытие потрясло Джоанну.

Она уже не могла не спать с Филдингом, как только подворачивался такой случай, хотя рисковать по-глупому тоже не хотелось. Майк вроде бы чувствовал то же самое. Поэтому они остановились на редких пылких встречах днем.

Однако суд по делу Лодочника предоставил им, хотя и не надолго, почти неограниченную возможность быть вместе.

Бог знает, что Филдинг говорил своей жене, но он почти поселился на три ночи в эксетерском номере Джо — приходил и уходил через пожарный выход, который она открывала для него в условленное время, чтобы он мог, как они надеялись, незаметно пробраться к ней.

Иногда Джоанну удивляло, какой интенсивности достигали их занятия любовью.

— Неплохо для нашего возраста, — сказала она однажды после одной особенно бурной ночи.

— С тобой я забываю и об усталости, и о возрасте, — ответил Майк с хитрым взглядом и снова потянулся к ней.

Суд закончился, но ей совсем не хотелось возвращаться в Лондон. Иногда, вспоминая про Пола и Эмили, Джо чувствовала себя виноватой. Она поймала себя на том, что в этот раз она звонила Эмили из Девона гораздо чаще, чем обычно.

Джоанна подозревала, что будет невыносимо скучать по своему любовнику. Но за эти годы не изменилось и еще кое-что: их отношения с Майком Филдингом вели в никуда. И похоже, так будет всегда.

Через две недели после суда Лодочник позвонил Джоанне из тюрьмы и попросил ее приехать. По его словам, он хотел рассказать ей нечто такое, что непременно заинтересует ее. И расскажет он это только ей.

— Я скажу, чтобы тебе прислали личный пропуск на посещение. Скажем, как моей кузине. Мне бы не хотелось, чтобы тут знали, кто ты на самом деле.

Это даже интересно — кузина Лодочника, но Джоанну уже захватило любопытство.

«Джои, у меня для тебя куча интересного», — говорил он. Всякий раз, когда он называл ее так, Джо делалось смешно. «Статья у тебя выйдет убойная», — добавил он, но ничем не намекнул на тему предстоящего разговора.

Конечно, она не устояла и сразу же приняла его предложение. Как и до вынесения приговора, Лодочник находился в девонской окружной тюрьме в Эксетере. Сейчас он дожидался, когда ему определят место отбывания срока заключения. Через пару месяцев его, скорее всего, отправят в тюрьму особого режима, такую как Паркхерст или Лонглартин.

В назначенный день, меньше чем через две недели, Джо отправилась по шоссе М4 на запад. Она так сосредоточилась на предстоящей встрече, что даже не договорилась с Филдингом о свидании, хотя собиралась на его территорию. «Может, позвоню ему после Лодочника», — подумала она, сворачивая на шоссе М5 у въезда в Эксетер. Но ее мысли занимало текущее задание. А вдруг получится самый крупный за всю ее карьеру эксклюзивный материал? Несомненно, любое интервью с Лодочником, отбывающим срок, — уже весомый материал для статьи, что бы он ни поведал ей. Естественно, Джо надеялась, что он расскажет ей, кто его нанял. Но она даже не представляла, что же должно произойти, чтобы он так круто изменил свое решение. В конце концов, Лодочник не стукач.

Теперь, когда его осудили, никакие признания подобного рода уже не играли роли, и Лодочник отлично знал это. Джоанна размышляла о его мотивах и намерениях.

Предстоящий разговор полностью поглотил ее, и все-таки она решила никому не говорить о своей встрече с Лодочником. Даже своему мужу редактору. И пожалуй, особенно ему. Она сделала все возможное, чтобы визит в эксетерскую тюрьму состоялся в один из ее нерабочих дней, и специально задержалась дома, пока Пол не уехал в редакцию в Кэнери-Уорф, а Эмили не отправилась в школу.

В старой мрачной окружной тюрьме, расположенной на холме напротив Эксетерского замка, ее обыскали и тщательно проверили пропуск на посещение, прежде чем провели в комнату для посетителей. Она села за один из небольших деревянных столиков, затем привели Лодочника. Тюремная одежда обтягивала его широкие плечи и казалась не по размеру. Джоанна подумала, что человеку, носившему костюмы от лучших портных, наверное, оскорбительно одеваться подобным образом. Но в комнату для свиданий он вошел все той же походкой, как и тогда в ресторан. «Как он и всегда ходил, — подумала Джоанна, — с огромными ручищами, свисающими, как кувалды, готовыми отмолотить любого». По нему совсем не было заметно, под каким гнетом ему наверняка приходилось сейчас жить. «Такие, как Лодочник, проводят в тюрьме значительную часть жизни. Иногда эти люди даже гордятся, что способны пережить заключение», — напомнила себе Джо. Но двадцать два года! Срок нехилый и, уж конечно, не оставил равнодушным даже его. Если он отсидит весь срок до конца, то ему будет около шестидесяти, когда он освободится. Пока Лодочник шел к ней, она успела разглядеть его. Еще в суде она заметила, что он выглядит даже лучше, чем тогда, в ресторане: талия стала тоньше, живот — более плоский, а челюсть — еще квадратнее. «Наверное, коротает дни в спортивном зале», — догадалась она. Так делали многие заключенные. Они верили, что, если поддерживать тело в хорошем состоянии, с рассудком ничего не случится. А сойти с ума, пожалуй, боялись все поголовно. «Тюремное безумие», — кажется, так это называется.

Лодочник с сияющим видом приветствовал Джоанну, усаживаясь напротив:

— Все в порядке, Джои-куколка?

— У меня-то, Лодочник, все в порядке. А как ты?

— Бывало и лучше, но я постараюсь переломить ситуацию.

Что-то странное было в выражении его лица, и Джоанна вдруг поняла, какое усилие он делает — не здесь, сейчас, с ней, но, возможно, каждый день пребывания в тюрьме, — чтобы не поддаться и не сломаться.

— Схлопотал по полной, да?

Он с глубокомысленным видом кивнул. В нем не было ни намека на жалость к себе.

— Ну да, другого я и не ждал.

— Ты бы здорово помог себе, если бы рассказал, кто заказал Джимбо.

— Я не стукач. — И он снова улыбнулся.

— Так зачем же я приехала сюда? Что убойного есть у тебя исключительно для меня?

— Хочу рассказать тебе всю правду об убийстве Джимбо. Как это было на самом деле, Джои. И это все твое, куколка. — Он сделал паузу. — Если сойдемся в цене.

— Вот как, — произнесла Джоанна. Вот все и прояснилось. Ему нужны деньги. Дальше она не стала комментировать.

Он продолжил почти сразу:

— Я расскажу тебе все, что знаю. Если сойдемся в цене.

Она покачала головой:

— Лодочник, ты же знаешь, теперь газетам запрещается покупать информацию у осужденных преступников. Ты не хуже меня в курсе, как обстоят дела.

— Все, что я хочу от тебя, — чтобы ты позаботилась о моей семье, — сказал он затем.

— Не вижу разницы.

— Оставь, Джои, способ можно отыскать всегда, — ответил он. — Если ты захочешь, то все у тебя получится. И ты это отлично знаешь.

Провал с частным обвинением, который она никак не могла простить себе, научил Джоанну осторожности. Правда, здесь приговор вынесен, и вмешайся она вместе с «Комет», это никому уже не повредит.

— Ты ничего не говорил раньше, потому что хотел получить за информацию деньги?

Он кивнул:

— Да. Я влип, когда полиция заполучила мою тачку. Пошел ко дну очень надолго. Остаться на свободе у меня не было шансов. Вот я и подумал: продам информацию какой-нибудь газете — как эксклюзивное интервью, — по крайней мере, моей семье хоть что-то перепадет. До суда это делать было бессмысленно для всех. Ты же не могла бы напечатать такое интервью, так? Вот я и держал язык за зубами, пока меня не приговорили, а теперь поторгуюсь. — Он помолчал. — Джои-куколка, с самого начала я собирался рассказать все тебе единственной. Ты мне нравишься, детка, и еще — я тебе верю. — И он улыбнулся своей неповторимой улыбкой.

«Боже, только не это!» — подумала Джоанна, в первый раз в жизни пожалев, что вызывает у других такое доверие к себе. У всех, кроме собственного мужа. И, словно оправдываясь, она произнесла:

— Я сделаю все, что в моих силах, Лодочник, но это, правда, будет нелегко.

Он достал из нагрудного кармана немного потрепанную по краям фотографию. На ней были изображены две белокурые девчушки.

— Это Мелани, ей десять, а это Абигаль, ей девять. Мои маленькие принцессы, — с гордостью произнес он.

Джо посмотрела на фотографию, а затем — снова на него. Лодочник, профессиональный киллер и громила, нежно улыбался, глядя затуманенным взглядом на своих дочек. Что же такое происходит с этими злодеями из Ист-Энда, что они так часто обнаруживают сентиментальность, особенно когда речь идет об их детях?

— Лодочник, у меня тоже есть дочь, — заметила Джоанна. — Правда, не такая маленькая, ей уже почти двенадцать. — Она сказала ему об Эмили не потому, что хотела посвятить его в свою семейную жизнь. Скорее для нее это был своего рода условный рефлекс — найти точки соприкосновения с информатором. Так поступают все журналисты. И у Джоанны это было в крови.

— Тогда, Джои, куколка, ты и сама понимаешь, каково это, когда у тебя есть детки. Для них что хочешь сделаешь, верно? Все, что угодно.

Джоанна кивнула. Она никогда не считала себя примерной матерью, и ее дочь была самым самостоятельным одиннадцатилетним подростком из всех известных ей. Но Лодочник, несомненно, прав. Для Эмили она сделала бы все, что угодно. Пошла бы на любую жертву. И тут в ее мысли предательски закрался маленький и совсем нежелательный вопрос: даже отказалась бы от Майка Филдинга? Она постаралась отбросить ненужные мысли и сосредоточилась на своем собеседнике.

— Это о них я прошу позаботиться. Просто хочу сделать, что можно, для моих принцессочек, — нарушил возникшую паузу Лодочник.

«Если бы ты не валил людей налево и направо, зарабатывая себе на жизнь таким образом, ты мог бы сделать единственное необходимое для них — быть рядом с ними как настоящий отец», — подумала Джо. Вслух, конечно, она этого не сказала. Ей очень нужно было получить у него это интервью. И в любом случае какое право имеет она судить? Пусть даже профессионального киллера и громилу.

— Мы можем сделать так. Ты договоришься с кем-нибудь, кому ты доверяешь и кто не является тебе родственником. Мы переведем этому человеку деньги — организуем для твоих деток фонд. Как тебе такая идея? Но без третьей стороны здесь не обойтись… и желательно, чтобы у этого человека список «подвигов» не оказался длиннее, чем у тебя.

Лодочник простодушно усмехнулся:

— Это можно. Без проблем. У меня еще осталось несколько кристально чистых друзей. Но сумма, вот что я хотел бы знать. Джои-куколка, сумма должна быть достойной, ты же понимаешь…

Джо понимала. Предлагать смехотворную сумму не имело смысла, — он просто откажется говорить. Скользкий момент. Она лихорадочно соображала. Ты ничего не получишь, пока не предложишь весомую сумму, и в то же время ты не знаешь, стоит ли овчинка выделки. Но на этот раз вроде стоит. Во всяком случае, похоже на то.

— Десять тысяч, — произнесла она.

Он покачал головой:

— Не пойдет. Тридцать, как минимум.

— Лодочник, тебе столько никто не даст. Ни я, ни кто другой. Прошли времена.

— Ладно, накинь что-нибудь, десятки мало.

Джоанна бросила взгляд на часы:

— Осталось меньше получаса. И я не собираюсь терять время на торг. Я удваиваю сумму. Давай остановимся на двадцати тысячах. Больше тебе все равно никто не даст.

Лодочник внимательно посмотрел на нее. Мало того что он тертый калач, он еще и удивительно сметлив. Его знание, как работают газеты и что он с этого может поиметь, производило сильное впечатление. «И такие среди преступников не редкость, — думала Джоанна. — Обидно, что Артур Ричард Браун не воспользовался умом и способностями, которыми его наделила природа, для чего-нибудь более благовидного. А в его случае, — пришлось ей напомнить себе, — еще и менее ужасного и жестокого». Лодочник считал, что таким способом он вершит пусть дикое, но правосудие в том таинственном мире, в котором он жил. Его, правда, было невозможно представить нападающим на старушку на улице. Он скорее помог бы ей перейти через дорогу или оплатил бы ее проезд в автобусе. Как и большинство профессиональных преступников, он испытывал стойкое отвращение к половым преступлениям, так же как и к преступлениям против детей. Вероятно, ему было в какой-то степени приятно получить заказ на Джимбо. И все-таки он — убийца, хотя и с любопытными, отчасти благородными замашками. О том, как он расправился с Джимбо, нельзя было вспоминать без содрогания. Хотя, по мнению Джоанны, негодяй получил, что заслужил. Но сам способ «правосудия» слишком наглядно демонстрировал, на что способен Лодочник.

— Детка, а у тебя есть полномочия вот так запросто предложить мне двадцать тонн? — проницательно поинтересовался он.

— Мой муж — главный редактор. И тебе это известно. Мы — одна команда. И разумеется, у меня есть полномочия. Ты же говорил, что доверяешь мне, или это не так?

Джоанна бесстыдно врала, считая, что, если материал окажется и вправду хорош, она как-нибудь выпутается. Невыполненными договоренностями она сыта по горло. Провал с Филлипсами сильно подорвал отпущенный ей кредит доверия. Может, Лодочник и преступник, но, заключая с ним сделку, она приложит все усилия, чтобы выполнить свои обязательства, иначе дальше ей вообще никто не будет верить.

Секунду-другую он смотрел на нее.

— Идет, договорились, — наконец произнес Лодочник и протянул через стол свою огромную руку с кулаком-кувалдой. Она протянула руку, и ее ладонь тут же утонула в его ладони. Пальцы сжались, и Джо услышала, как хрустнули суставы.

В голове пронеслась мысль, что, кроме ее репортерской репутации, пожалуй, есть и другая причина, почему она сделает все возможное, чтобы сдержать свое обещание.

Глава шестнадцатая

Лодочник ее не подвел: информация в самом деле оказалась убойной. Это была настоящая сенсация.

— Не знаю, кто мне платил, чтобы я завалил О’Доннелла, — рассказал он ей. — Я просто получил по электронной почте письмо.

Джоанна уставилась на него.

— Что ты получил? — Она хорошо слышала его, но не могла не переспросить. Она была в совершенном недоумении.

— Получил по электронной почте письмо, — очень четко повторил Лодочник, словно до Джоанны медленно доходило. — Контракт я получил по электронной почте.

— И ты не знаешь от кого?

— Ни малейшего представления. Я пробовал писать обратно, пытался хоть что-нибудь разузнать. Но ответа не было.

— Значит, ты получаешь с неизвестного адреса письмо по электронной почте. Тебя просят убрать Джимбо О’Доннелла, и ты без лишних вопросов выполняешь просьбу?

— Разумеется, только когда мне заплатили половину вперед, — с негодованием возразил Лодочник.

«Ну тогда все в порядке», — подумала Джоанна.

— Выходит, ты свой человек в Сети, да?

— Джои, куколка, а кто сейчас не свой? Ты же понимаешь, я деловой человек. Ну и как все, кручусь как могу. Что с того, что я верчусь в специфическом мире! Сеть — это будущее, или я не прав?

«И благодаря ей этого будущего у тебя теперь нет», — подумала Джоанна.

— И сколько раз тебя вот так нанимали по Интернету?

— Да так, детка, время от времени. Знаешь, у меня даже есть свой сайт, — с гордостью сообщил Лодочник.

— Да что ты, в самом деле? И какого содержания?

— Ну так, это… мои услуги, ну вроде того…

— Вроде чего, Лодочник?

— «У вас — проблемы, зовите Лодочника, он все проблемы переправит куда надо».

Джоанна улыбнулась. Все, что она сейчас слышала, было крайне необычно.

— И люди анонимно связываются с тобой и просят тебя… — она сделала паузу, — …переправить их проблемы куда надо?

— Ну да! Видишь, в том вся и задумка. Даже не обязательно, чтобы я знал, кто они такие. И похоже, люди находят подход… — он помолчал, словно подыскивая подходящее слово, — …ободряющим.

— А как этот анонимный народ платит тебе?

Лодочник таинственно улыбнулся:

— А эта информация, детка, разглашению не подлежит.

— Ладно, давай вернемся к заказу О’Доннелла. Как тебе заплатили?

Лодочник улыбнулся еще шире.

— Заказчик открыл для меня счет в одном швейцарском банке, — сказал он, и в его голосе прозвучала нескрываемая гордость. И не важно, что его осудили за убийство и сидеть ему двадцать два года. Лодочник считал себя современным деловым человеком.

Джоанна просто потеряла дар речи. Громилу с Ист-Энда нанимают по электронной почте убить человека и оплачивают заказ через швейцарский банк. «Оригинально, ничего не скажешь», — подумала она.

— А что, полиция не проверяла твой компьютер? — спросила она.

— Я письма сразу удаляю, как прочитаю. Никогда не храню на компьютере файлы, связанные с моим бизнесом. Видишь ли, вся нужная информация у меня в голове.

— Если ты не намного порядков умнее меня, то от твоих стертых файлов на жестком диске должны остаться следы.

Лодочник пожал плечами:

— Ну да, наверно, если очень поискать. Только легавым это и в голову не придет. Какой компьютер! Я же для них тупой громила. Мало ли у кого комп есть?

— А компьютер у тебя не дома? Твою квартиру наверняка сразу после ареста обыскали. Стандартная процедура.

— Все вверх дном перевернули. И комп дома был. Только каждый находит то, что ищет, так ведь? Этот компьютер стоит в комнате у дочек, — хихикнул Лодочник. — Теперь же у всех ребятишек есть компьютеры. Диснеевские игры, много всякой девчачьей ерунды и домашние задания.

Невероятно! Все так безумно просто. И так разумно. Джо отчетливо представила, как на компьютер в спальне у детей никто не обращает внимания.

Ее собеседник снова заговорил:

— У моих принцессочек любимая игрушка — «Симсы». Игра о семействе Симсов. Можешь подобрать им работу, дом и все такое и даже женить их. А твоя, Джои, во что играет? Могу поспорить, она у тебя умная, твоя девчонка.

Джо кивнула. С умом у Эмили было все в порядке. Но неожиданно Джоанна поняла, что не имеет ни малейшего представления, в какие компьютерные игры любит играть ее дочь. Пол-то наверняка знает. Он часто вместе с Эмили забирался в Интернет и еще говорил, что для него это отличный отдых — поиграть с ней на компьютере. Но Джоанну почему-то никогда не привлекало такое занятие. Ей стало стыдно за себя, и она в очередной раз остро почувствовала свою вину перед дочерью: она уделяет Эмили так мало времени. Неужели Лодочник — лучший отец, чем она — мать? Нет, конечно. Он на двадцать два года запер себя в тюрьме. Но ей совсем не хотелось исследовать эту сферу ее жизни вместе с ним.

— Знаешь, Лодочник, наверное, все еще можно отследить, кто послал электронное письмо.

— Ну, какой-то адрес на excite, — ответил он. — У меня вон тоже ящик на hotmail, но все деликатные дела я делал через интернет-кафе: платишь наличными, заходишь в Сеть, пишешь имя пользователя и прочую ерунду. Видишь ли, куколка, по-моему, тот, кто заказал Джимбо, тоже писал из интернет-кафе. А если я ошибся, то он законченный идиот.

— Слушай, а давай я найду хорошего эксперта, который поработает с твоим компьютером. Может, заказчик — не такой уж осторожный человек. Помнишь хакеров, что вирус с любовными письмами посылали? Даже они засветились. Так что у нас еще есть шанс.

— Нет у нас никакого шанса, куколка, — объявил Лодочник. — Меня как арестовали в первый раз, я много чего выкинул. Взял молоток, долбанул по винчу, а потом пошел на блошиный рынок и купил себе другой.

«Изумительно просто и почти на сто процентов надежно, — думала Джо. — Как жаль, что Лодочник не использовал свой ум для лучших целей». Она оценила предоставленную ей информацию.

— Ладно. А сколько тебе заплатили? — спросила она.

— Пятнадцать тонн. Десять — до и пять — после.

«Целая куча денег, а работы Лодочнику на один день. Но за человеческую жизнь — дешево. Даже за жизнь Джимбо О’Доннелла», — размышляла Джо.

— А где сейчас эти деньги? Все еще в швейцарском банке? — Говоря про швейцарский банк, Джоанна с трудом сдержала улыбку.

— Конечно, нет, куколка, — как и следовало ожидать, ответил Лодочник. — Уже потратил. Долго ли?

«Ну допустим, он не хочет признаться, что деньги все еще у него, — думала Джо. — В любом случае у швейцарских банкиров британские власти не смогли бы изъять их ни при каких обстоятельствах».

— А как деньги положили на твой счет? — спросила она.

— Перевели с другого швейцарского счета.

Умно.

— Полагаю, ты не захочешь сообщить номер своего счета, как и того, другого счета, и никому не позволишь сунуть нос в твои денежные дела, а, Лодочник?

— Ладно, куколка, я же не лох какой-нибудь.

Было еще одно, о чем Джо хотелось разузнать. Но вдруг Лодочник по-прежнему руководствуется своими представлениями о морали и не станет делиться с ней этой информацией?

— А какой электронный адрес у твоего… — Чуть помедлив, она продолжила, едва заметно улыбнувшись: —…клиента?

— Contractor@excite.com.

Довольно откровенно. Очевидно, Лодочник уверен, что его «клиенту» это ничем не грозит.

— А твой адрес?

Лодочник усмехнулся:

— Enforcer@hotmail.com.

«Господи, надо же вот так в открытую заявить о себе!» — поразилась Джоанна. Лодочник пользовался новейшими компьютерными технологиями, но его электронный адрес использует старый гангстерский жаргон. Традиционно enforcer — громила, выполняющий для боссов преступного мира грязную работу. Именно этим Лодочник и занимался. Джоанна успела познакомиться с его чувством юмора. Даже сейчас он забавлялся своим остроумием и тем, как смело обозначил себя таким явным образом.

— А твой пароль?

Сияющая улыбка на лице ее собеседника угасла, уступив место несколько глуповатому выражению. Вероятно, он не ожидал, что его спросят пароль, даже теперь, когда, казалось бы, все концы надежно спрятаны. Но нет, похоже, причиной замешательства стало совсем другое.

— Синатра, — в конце концов произнес он и почти с благоговением добавил: — Фрэнк, он лучший из всех, верно, куколка?

Дорога обратно в Лондон казалась бесконечной, особенно последний ее отрезок, когда Джоанна ехала по городу. Она так и не позвонила Филдингу. Впервые за последнее время на протяжении нескольких часов она ни разу не вспомнила о нем. И неудивительно — сенсация полностью захватила ее. Джо решила ехать прямо в редакцию, в Кэнери-Уорф. Только слово «прямо» едва ли соответствовало тому, как она ехала.

Чтобы одолеть около двухсот миль от эксетерской тюрьмы до окраины Лондона, у нее ушло три часа, а затем еще полтора часа она пробиралась — буквально со скоростью пешехода — через город, пятнадцать-шестнадцать миль до кварталов, где находились переделанные под офисы доки.

Как и у большинства журналистов, личного парковочного места у нее не было, и Пол, разумеется, не собирался делать для своей жены исключение. Поэтому пришлось отыскать платную стоянку.

Было около семи вечера, когда Джо, усталая, поднималась в лифте на двадцать первый этаж. Она уже почти жалела, что не поехала сразу домой в Ричмонд и не подождала Пола там. Но поздний вечер — не лучшее время для обсуждения нового спорного материала. А до утра она, конечно же, ждать не могла.

Взглянув на часы, Джоанна решила дать мужу примерно час, прежде чем она пройдет к нему в кабинет. Ей хотелось поговорить с ним сразу после отправки выпуска в типографию, когда наступало относительное затишье.

Тем временем Джо собиралась кое-что сделать, хотя, вполне возможно, что у нее ничего не получится. Она включила компьютер, зашла в Интернет и попробовала попасть на сайт Лодочника. Пусто. Только табличка с объявлением, что эта страница больше недоступна. Все правильно: Лодочник же сказал ей, что он уничтожил свой сайт. Но она решила все-таки проверить: времени эта операция занимала немного, а ей было важно убедиться самой.

Затем Джоанна зашла на hotmail и набрала его логин и пароль. М-да, весело.

И логин, и пароль действовали. Но еще когда Лодочник так свободно предоставил ей доступ в свой почтовый ящик, Джо заподозрила, что все его письма удалены. Сохраниться они, пожалуй, могли только на компьютере, с которого он связывался со своим клиентом, а Лодочник отказался говорить, из какого кафе он выходил в Интернет. В округе было не так уж много интернет-кафе, и наверняка он ходил в какое-то одно, но этим пусть уже занимается профессиональный детектив. В любом случае Джо считала, что у нее есть все необходимое для серии сенсационных интервью и статей, которым позавидуют все конкуренты «Комет».

Прошел час, и Джоанна наконец отправилась поговорить со своим мужем и редактором. Как она и предполагала, Пол был у себя в кабинете — сидел, откинувшись на спинку кресла и положив ноги на стол. Дверь, как всегда, оставалась открытой. Стучать было не принято, любой мог свободно войти, не опасаясь, что попадет не вовремя. Узкий луч света от лампы на столе Пола освещал лишь небольшую часть комнаты. Тихо звучал Моцарт. Пол прикрыл глаза, но Джоанна знала, что он не спит, а просто отдыхает: он старался использовать любую возможность расслабиться на несколько минут. Такой режим помогал ему выдержать долгие часы напряженной работы еще со времен Флит-стрит.

— Привет, Джо, — негромко произнес он.

Его глаза оставались закрытыми, и вроде он не открывал их. Однако ее не удивило, что он знает о ее присутствии. Может, он все-таки подглядывал сквозь ресницы, а возможно, у него действительно было шестое чувство, о чем поговаривали в редакции.

Она села напротив, мысленно репетируя, с чего начать, и подождала, пока он будет готов выслушать ее.

— Что привело тебя сюда сегодня вечером? — поинтересовался он. Это был один из ее неприсутственных дней.

— У меня есть сенсационный материал, — начала она и рассказала ему все, что ей удалось узнать.

Пол слушал очень внимательно. Он всегда был отличным слушателем. К концу ее рассказа он чувствовал почти такое же возбуждение, как и она.

Пол Поттер был журналистом до мозга костей и реагировал на новости непроизвольно, инстинктивно и непредсказуемо, совсем как его жена. Стоило разразиться какой-нибудь сенсации, и в его крови, как и у нее, бушевал адреналин. Но внешне это никак не проявлялось. Такой он выработал стиль поведения. И кроме того, в его служебные обязанности входило тщательно продумать и скоординировать дальнейшие действия, причем без нарушения закона, и постараться выжать все, что можно, из попавшего в их распоряжение материала.

«Просто напиши электронное письмо киллеру. Изумительно. Волшебно, — размышлял Пол. — Слов нет, насколько волшебно. И сам-то киллер какой умница! Чего стоит его идея, чтобы деньги за „работу“ переводили в швейцарский банк. Но все это рассказал Джоанне осужденный убийца, и она согласилась заплатить ему, хотя и через третье лицо. Здесь Джо поторопилась. Разумеется, у нее нет и не было никаких полномочий обещать, что „Комет“ заплатит за интервью». Но на этот раз Пол не стал винить ее. Он и сам поступил бы так же: пообещал бы, взял бы интервью, а там будет видно.

Платить деньги преступникам — опасная игра. Разумеется, ему приходилось такое делать, как и большинству редакторов, хотя вряд ли кто-нибудь из них признался бы в этом. Вообще, он этого не любил. И никто не любил. Но кроме всяких прочих соображений, здесь присутствовало опасение — не сделаешь ты, сделает кто-то другой. А сейчас у них в руках настоящая сенсация. Но когда придет время платить Лодочнику, нужно делать это очень и очень осторожно. Пол посчитал, что не стоит динамить еще один договор, заключенный Джоанной. И дело вовсе не в том, что она его жена: его не особо волновала ее репутация и всякие прочие старомодные штучки, такие, как, к примеру, доверие ее информаторов, на которых традиционно полагаются специалисты в их бизнесе. Пол был одновременно и прагматиком, и реалистом, когда дело касалось интересов газеты. Как любому журналисту, ему это было неприятно, но время благородных жестов давно прошло. Однако репутацию «Комет» стоило всеми силами защищать. Один журналист погоды не делает. Однако, если станет широко известно, что у «Комет» вошло в систему уклоняться от выполнения своих обязательств, это может сильно повредить газете.

Да, если они воспользуются этим материалом — а не воспользоваться просто глупо, — тогда надо платить Лодочнику. Сумма, на которую договорилась Джоанна, Пола не беспокоила. На самом деле для сенсации такого калибра — дешево. Но здесь было над чем подумать.

— Лодочник оказался прав: материал убойный, — в конце концов проговорил он. — Молодец, Джо. Мы немедленно займемся им. Но два момента. Никому не говори, пока не напечатаем, хорошо? Втиснуть эту статью в сегодняшний выпуск не получится. Хорошо, что ты не стала передавать материал в номер по телефону. Это грандиозный эксклюзив, и я хочу, чтоб он занял все полосы, какие только есть у «Комет». Основной материал мы преподнесем послезавтра. «УБИЙСТВО ЧЕРЕЗ ИНТЕРНЕТ» или «КИЛЛЕРА, УБИВШЕГО ДЖИМБО, НАНЯЛИ ПО ЭЛЕКТРОННОЙ ПОЧТЕ». Или что-нибудь в этом роде. Да, Джо, не должно пропасть ни одно его слово. А на развороте дадим: «ЗАКАЖИ УБИЙСТВО ПО ЭЛЕКТРОННОЙ ПОЧТЕ — К ЧЕМУ МЫ ИДЕМ?» Пожалуй, неплохо. Подробный анализ, как это может работать, куча диаграмм, и надо пройтись по надежности швейцарских банков. Затем идет большая картинка, на которой вчерашний преступник тащит большой мешок, и еще побольше — где сегодняшний, одетый с иголочки негодяй уже с ноутбуком. И даже пусть в его лице узнается лицо Лодочника… Да, вот так! Давай-ка так и сделаем… — Воодушевившись темой, Пол выдавал идеи одну за другой, неизменно оказываясь на высоте. Именно это и приносило ему успех.

Слушая его, Джоанна согласно кивала.

— Вот ты и займешься, Джо. Работы много, но я не хочу никого больше подключать, пока нет такой необходимости. Макет я сделаю сам. А твой материал мы поставим в самый последний момент. Первым делом утром надо подобрать подходящие иллюстрации, но этим пусть займутся другие, обойдутся пока без текста — большой разницы все равно нет. Всякий раз, когда мне приносят на подпись иллюстрации, у меня возникает впечатление, что текст никто не читал. — Он усмехнулся. — О’кей?

— О’кей, босс, — с сияющим видом ответила Джоанна.

«Нам всегда хорошо работалось вместе. Может, у нас и появились проблемы в личной жизни, но дело есть дело», — подумал Пол.

Джоанна поднялась, словно собираясь уходить, но задержалась и уже не так уверенно спросила:

— Так как насчет сделки с Лодочником?

— Конечно, заплатим, — ответил Пол, заметив, как от облегчения посветлело ее лицо. — Но этим займется Кромер-Ронг: все надо провернуть так, чтобы с точки зрения закона придраться было не к чему.

Джоанна кивнула, опять одарив его сияющей улыбкой.

— Тогда я пошла писать статью.

Джоанна и Пол во многом были похожи. Когда она вошла в кабинет, он заметил, какой у нее усталый вид. Но его реакция и обещание выполнить все, что связано с добытым ею материалом, заново наполнили ее энергией. Из кабинета она вышла бодрой и в хорошем настроении.

Пол наблюдал за Джоанной и у него защемило сердце. Она всегда была единственной для него. Частью его самого, и он тяжело переживал их отдаление друг от друга. Пол по-прежнему без памяти любил свою Джо и делал для нее все, что мог, но временами казалось, что этого недостаточно. Наверное, его чувства были сильнее, чем просто любовь. Он принадлежал ей. Всегда. И мог только надеяться, что ее чувства к нему были хотя бы наполовину такими же сильными.

И еще он жалел, что не способен показать ей, что творится у него в душе. За восемнадцать с лишним лет их брака он так ни разу и не явил ей свою страсть. Впрочем, как ни разу не объяснил себе, почему он так поступает.

«Комет» выпустила в свет свою сенсацию почти по плану Пола. «Наша газета ничего не заплатила Артуру Брауну», — гласила приписка в конце статьи. Разумеется, ни о каком учреждении фонда для семьи Лодочника нигде не говорилось ни слова.

Полиция отреагировала мгновенно.

В то же утро, когда «Комет» разразилась своим эксклюзивом, суперинтендант Тодд Маллетт первым делом позвонил в редакцию и потребовал встречи с Полом и Джоанной. Он сообщил дежурному новостному редактору, что он уже на пути из Эксетера в Лондон. И действительно, вскоре после утренней планерки Маллетт прибыл в Кэнери-Уорф. Он явился во всеоружии — в сопровождении детектива-сержанта и еще двух полицейских в форме. Тодд был в ярости, и ему хотелось поиграть мускулами. В отличие от Майка Филдинга у него совершенно не было времени для журналистов.

Пол сразу же предложил поделиться с полицией всей попавшей к «Комет» информацией о Лодочнике и его клиенте по электронной почте. В конце концов, материал опубликован и газета ничего не теряла. Дело сделано.

Именно так детектив-суперинтендант и понял его предложение.

— Мистер Поттер, а вы не подумали, что немного опоздали со своим предложением? — холодно поинтересовался Маллетт. — Вам следовало сообщить нам немедленно, как только вы получили информацию, которая появилась сегодня утром в печати. И вы отлично это знаете.

— Простите, детектив-суперинтендант, но, по-моему, моя газета вела себя корректно от начала до конца. Вам известно, мы не работаем на полицию. В этой стране все еще есть свободная пресса, ну или почти свободная.

— Это все слова, слова и опять слова, мистер Поттер! — бушевал Маллетт — полицейский с репутацией невозмутимого человека. Он выглядел так, словно собирался арестовать их обоих.

Джоанна догадывалась, что, наверное, мягко говоря, раздражает, когда читаешь в газете сенсационный материал по делу, которое ты по большому счету почти провалил.

Пол наверняка предвидел такую реакцию со стороны полиции и приготовился к буре. Ее муж выглядел довольно спокойным. В конце концов, это всего лишь очередной виток вечного противостояния закона и прессы.

Похоже, больше всего полицейского нервировало, что в записной книжке Джоанны может оказаться еще много полезных сведений. В частности, о личности таинственного заказчика, нанявшего Лодочника. Разумеется, такой информацией она не располагала, хотя была бы и не против. Она имела представление об адресанте киллера не больше, чем кто-либо другой, в том числе и сам Лодочник, о чем и сообщила суперинтенданту Маллетту. По крайней мере, заключенный продолжал на этом настаивать.

Похоже, грузный полицейский принял ее слова к сведению, но по-прежнему едва сдерживал ярость.

— Еще одно, мистер Поттер, я отлично знаю, что ваша газета заплатила Лодочнику за интервью. И вы знаете, что я знаю. Также мы оба знаем, что это противозаконно.

— Могу вас заверить, мистер Браун не получил от нас ни пенса, — не моргнув глазом, произнес Поттер.

— В этом я даже не сомневаюсь. Получил кто-то близкий к нему, так? И этот человек передаст деньги семье Лодочника?

«Прямо в яблочко, — подумала Джоанна. — Хотя стоит ли удивляться: Маллетт не новичок, давно усвоил, как делаются дела».

Очевидно, Пол подумал о том же, все еще оставаясь невозмутимым.

— Могу вас заверить, что я отлично знаю законы и моя газета уважает их в высшей степени, — ответил Пол.

— Кто бы сомневался, — негромко произнес Маллетт, выходя из кабинета редактора.

Его команда удалилась вслед за ним.

— Я говорил тебе, Джо, надо действовать очень аккуратно, — сказал Пол после того, как ушли полицейские. Но по его виду было заметно, что он остался доволен собой.

Несколько следующих дней в газетном мире всех лихорадило. Конкуренты лезли из кожи вон, чтобы нагнать «Комет». В Палате Общин задали вопрос, когда же наконец появятся законы, регулирующие отношения в сети Интернет. Кто-то, как обычно, громыхал по поводу ограниченности взглядов швейцарских банкиров, которые не видят дальше своего носа.

«Мейл» трясла и О’Доннеллов, и Филлипсов, но ни та, ни другая семья не смогла сказать ничего существенного. Или если и могла, то определенно не собиралась.

Джоанна купалась в лучах славы сенсационной новости, которую ей удалось раскопать. Давно она не чувствовала такого восторга. И, как совершенно правильно подметил ее муж, вместе с восторженным возбуждением усилился и прилив энергии.

Ей очень хотелось увидеться с Филдингом. Она чувствовала себя виноватой, потому что за время их с Полом работы над убойным материалом между ними снова возникла близость, которой они не испытывали уже много месяцев. Но это состояние нисколько не уменьшило ее влечение к своему любовнику. Прошло уже четыре дня после интервью с Лодочником, и, только когда весь материал был отработан на сто процентов, Джоанна позвонила Майку.

Его голос звучал сдержанно, даже прохладно. Почти как у Пола, когда он чем-то недоволен.

И от этого тона у нее по спине побежали мурашки.

— Майк, что-то случилось?

— Ничего.

Всего лишь одно слово. Может, он обиделся в тот раз, когда она была недалеко от него и не позвонила? После ее поездки в Эксетер он прислал ей на телефон сообщение, но она была так занята своей сенсацией, что вспомнила о нем только теперь.

— Прости, что не позвонила тебе раньше. Все как будто разом навалилось, — немного сбивчиво объяснила она.

— Живи спокойно. — Его голос все еще звучал отстранение.

Джо притворилась, что не замечает его тона. Она безумно хотела Майка и решила, что хватит ходить вокруг да около.

— Я очень хочу увидеть тебя, — произнесла она и поняла, что не в состоянии проговорить эти слова бесстрастно. Правда, она не особо и старалась.

После небольшой паузы он ответил, и его тон стал немного теплее:

— Джо, сейчас у меня не получится выбраться. За последнее время я вычерпал все мои командировки в Лондон.

Это ее не удивило.

— Ладно, у тебя найдется пара часов, если я приеду в Эксетер? — спросила она.

— И ты согласна тащиться в такую даль из-за пары часов? — Теперь его голос звучал почти как всегда.

— Согласна.

— Я польщен. Но давай не в Эксетере. Ты не возражаешь, если будет дешево и весело?

— А у нас бывало по-другому?

— Тогда закажу номер в отеле «Рид» по первому твоему слову.

Джоанне не хотелось тратить время на шутки.

— Закажешь в следующий раз, как только выберешься в Лондон, — ответила она, — а пока меня вполне устроит комната, где есть кровать и дверь запирается на замок.

Он рассмеялся.

«Вот так-то лучше», — подумала она.

— Мотель в Тонтоне, на станции техобслуживания, — назвал он. — Для меня достаточно далеко, чтобы не встретить знакомых, а для тебя — всего десять минут на такси от ближайшей станции.

— Шикарно, — сказала Джоанна, стараясь сохранить непринужденный тон. Ей очень не нравилось, когда он не считался с ее интересами. — Таксисту понравится, еще бы: что, скажи на милость, делать одинокой женщине в мотеле на станции техобслуживания?

— Ну пусть высадит тебя у парковки. Какая же ты глупышка, ну кому какое дело? Я, конечно, понимаю, что ты знаменитость, но поверь, там про тебя никто не знает.

— Может, как журналистку и не знают. А вот в другом отношении я так не уверена. Боюсь, из-за моего личного участия в деле Дартмурского Зверя меня скоро будет узнавать каждая собака.

— Все это вчерашний день, — проговорил Филдинг.

Джоанна не совсем поняла, к чему относилось его замечание — к ее репортерской карьере или к чему-то другому. Но по большому счету ей было все равно. Неожиданно ей безудержно захотелось снова оказаться вместе с ним. Или, если уж совсем точно, снова оказаться вместе с ним в одной постели.

Они договорились о встрече на следующий день.

Майк опоздал. Она столько проехала, добираясь из Лондона, а он опоздал.

Он даже не извинился. Не говоря ни слова, он просто набросился на нее.

Иногда она не возражала против такого поведения, но сегодня он удивил ее. Обычно Майк вел себя как человек, которому дорога каждая минута, проведенная вместе, и он наслаждается каждым мгновением с ней, и Джоанне это нравилось. Она ждала, что и сегодняшний день не станет исключением.

— Ты слишком спешил, — сказала она после.

Крепко закрыв глаза, он лежал, тяжело дыша, рядом с ней. Он сразу же перешел к действию. А ей теперь требовалось некоторое время, чтобы разогреться. Время и гораздо больше внимания.

— Я очень хотел тебя, — пробормотал он.

— А я хочу тебя и сейчас, — немного резко заметила она.

— Потерпи, — услышала Джоанна в ответ.

Удивительно скоро он снова был готов продолжить. И на этот раз он сделал все то, что так возбуждало ее. Она даже не представляла, что же такое он делает своим языком, что не удавалось ни одному мужчине, с которым она спала. Но Джо это сводило с ума, пробуждая в ней непреодолимое желание, чтобы он скорее вошел в нее. Кончая вместе с ним, она всякий раз переживала такой яркий и сильный оргазм, как ни с кем другим. И так всегда.

Когда она кончила, он так крепко прижимал ее к себе, что казалось, ее тело стало совсем невесомым. Она находилась в состоянии полной расслабленности, что, вероятно, было возможно только после по-настоящему хорошего секса. Джоанна прикрыла глаза и лежала, наслаждаясь моментом. Затем она скорее всего уснула, потому что, когда она снова открыла глаза, он больше не лежал рядом с ней, но стоял у окна — все еще обнаженный, — повернувшись к ней спиной.

— Как ты? — спросила она.

— Отлично, — ответил Филдинг, но по его голосу было не похоже, что он всем доволен.

Она приподнялась на локте:

— А ты уверен? Вчера по телефону ты говорил довольно прохладно. У тебя что-то случилось?

— Ты даже не понимаешь, как иногда твои поступки выглядят со стороны, да? — проговорил он, делая видимое усилие.

— Ты о чем?

— Весь этот год, с тех пор как началась заваруха с О’Доннеллом, я делился с тобой всем, что у меня было. Постоянно держал тебя в курсе дела. А когда ты получила информацию, что Джимбо заказали по электронной почте, ты даже пальцем не пошевелила, чтобы дать мне знать. Я прочитал об этом в твоей газете, как все остальные кретины.

Так вот в чем дело. У нее было смутное подозрение, но…

— Знаешь, мне и в голову как-то не пришло, пока…

Он перебил ее:

— В этом, Джоанна, и вся суть.

— Но, Майк, я — журналистка, ты — полицейский. Разница есть. Я думала, ты и слышать больше не захочешь об этом деле. Ведь ты сам не раз говорил мне, что для тебя все кончено.

Он резко повернулся к ней, рассекая воздух правой рукой с крепко сжатым кулаком. Джоанна невольно вжалась в подушки. Майк выглядел совершенно разъяренным.

— Господи, Джоанна, неужели ты не понимаешь, что для меня это дело никогда не закончится! Даже если я очень захочу, я просто не смогу от него отвязаться! Просто не смогу.

Ее потрясла сила этой вспышки. Он выкрикивал слова с искаженным от ярости лицом. Но вся сцена казалась несколько смешной оттого, что он был совершенно голый. Наверное, он тоже заметил это.

Он отвернулся, прошел через комнату, подобрал свои трусы и брюки, совсем недавно брошенные чуть ли не у двери, и быстро натянул на себя.

— По-твоему, я просто тупой полицейский. Не надо, не притворяйся, — цедил он сквозь сжатые зубы. — А ты просто выполняла очередное задание. Моя беда в том, что я первым оказался на месте, когда обнаружили тело Анжелы Филлипс. И это знают все. Но никто, поверь, никто не знает, каково это было. И я никогда не забуду то, что я там увидел. Никогда. Хуже этого в моей жизни ничего не случалось. И второй самый тяжелый момент — когда я видел, как ублюдок, совершивший это зверство, выходит оправданным из зала суда. Дважды. Я-то думал, что ты меня понимаешь. Ты не представляешь, какого труда мне стоило позвонить тебе через двадцать лет и попросить о помощи. И ты не поняла, что я чувствовал, когда все снова пошло наперекосяк? О’Доннелл ушел от ответа не только за убийство. Сколько он покалечил жизней, включая и мою? И снова, двадцать лет спустя, он испоганил остатки моей карьеры. И ты считаешь, что я мог отвязаться от этого дела и оставаться в стороне, безразличным ко всему, что связано с этим ублюдком? Ты берешь интервью у человека, который завалил О’Доннелла, у тебя куча новостей, и ты ни хрена не говоришь мне, потому что тебе, видите ли, и в голову не пришло! Джо, что не пришло тебе в голову? Что мне было бы интересно или что я переживаю на самом деле?

— Майк, прости… — попыталась вставить слово Джоанна.

К этому времени он уже начал застегивать рубашку. У Джо не осталось ни малейшего сомнения, что сегодня романтического продолжения не будет. Такое случалось и прежде — и с ним, и с ее первым мужем, но никогда с Полом, который безупречно держал себя в руках. После занятий любовью, когда тебе так нужны нежность и спокойствие, вдруг вылезает на свет горькая правда! Вернее, скрытое недовольство.

И снова Филдинг не дал ей договорить. Внешне теперь он был спокоен, но тон его стал ледяным.

— Ладно, Джо, не бери в голову. С какой стати ты должна понимать? Другие тоже не понимают. Знаешь, я сейчас не могу говорить об этом. И мне пора идти, я и так уже задержался гораздо дольше, чем следовало.

Ей было больно, и до нее вдруг дошло, что в голове нет ни одной мысли. По большому счету она всегда понимала, какое значение имеет для Филдинга дело Анжелы Филлипс. Его искренне затронула злосчастная судьба бедной девушки, и он правда хотел, чтобы ее убийца ответил за все сполна. Но было и еще кое-что. Для него это дело стало личным, как и для нее. Конечно, она и раньше чувствовала, что Майк воспринимает оба оправдания О’Доннелла и все, что с ними связано, как личное оскорбление. Но вот на что она, пожалуй, не обращала внимания, так это на его повышенную эмоциональность.

— Неужели ты не можешь задержаться хотя бы на несколько минут? — спросила она. — Мне бы не хотелось, чтобы мы расстались вот так.

— Нет, Джо, не могу, — ответил он. Больше он не кричал и говорил довольно спокойно. Но, отвечая ей, он накинул куртку и уже шел к двери. — Да ничего, все в порядке. Я позвоню тебе, если ты не возражаешь?

Джоанна натянула простыню до самого подбородка и молча наблюдала, как он уходит. А что ей оставалось делать? Возможно, в другой раз они все мирно обсудят. Но ее немного пугала решимость, которую она заметила в его взгляде и о которой она даже не подозревала. Джоанна задумалась, и ей совсем не нравилось, куда ведут ее эти раздумья.

«Как далеко может зайти этот человек, который все еще небезразличен мне, чтобы добиться того, что он считает правосудием? — спрашивала она себя. — Ведь он же наверняка знает, как все можно устроить. С компьютером он тоже на „ты“. А вот если разобраться, я сама-то поступила бы по-другому? А многие другие люди, чьи жизни О’Доннелл искорежил своим жутким преступлением? Как далеко зашла бы я? Если бы дело Анжелы Филлипс значило для меня столько же, сколько для Филдинга? И если бы я была уверена, что выйду сухой из воды». Она заставила себя думать и об этом. Дело не только в Майке. Далеко не только в нем.

Однако, когда, приняв душ и одевшись, она приготовилась ехать назад к мужу и ребенку, о которых за все время, проведенное с любовником, ни разу не вспомнила, она вдруг обнаружила, что на душе у нее очень и очень неспокойно.

Майк не любил терпеть поражения. И ради победы он всегда был готов зайти чуть дальше, толкнуть противника чуть сильнее…

Глава семнадцатая

На другой день в редакции в Кэнери-Уорф и всю последующую неделю Джоанна пыталась сосредоточиться на работе. И особенно на том, как идет расследование убийства, заказанного по электронной почте. Едва ли она и сама хотела снова общаться с Управлением полиции Девона и Корнуолла или со Скотланд-Ярдом, — теперь она считалась там вроде прокаженной, особенно после визита в редакцию детектива-суперинтенданта Тодда Маллетта. Поэтому дело поручили Тиму Джонсу, который заверил ее, что расследование не продвинулось ни на йоту.

Разумеется, полиция еще раз хорошенько обыскала дом Лодочника. Единственный обнаруженный компьютер действительно купили совсем недавно, и никаких следов стертых почтовых файлов и вообще файлов, имеющих отношение к сомнительному бизнесу Лодочника, обнаружено не было.

Лодочника опять подробно допросили, но он отказался предоставить какую-либо информацию как о швейцарских счетах, так и о своей переписке по электронной почте. Он по-прежнему не называл кафе, из которого выходил в Интернет. Полицейские прилежно обошли несколько окрестных интернет-кафе с фотографией преступника, и в результате выяснилось, что в одном почти наверняка несколько раз видели Лодочника. Но, к несчастью, недавно в этом кафе старые компьютеры заменили на новые.

— Полиция считает, что если не произойдет чуда, то проследить судьбу этих компов дальше дилера, с которым у этого кафе контракт, невозможно, — рассказывал Джоанне Тим. — Скорее всего их уже продали через блошиный рынок, где и Лодочник покупал себе последний подержанный комп. Обычное дело.

Все это время Джоанна заставляла себя не звонить Филдингу. Ей хотелось предоставить ему возможность позвонить первым, когда он созреет. Но через восемь дней она начала задаваться вопросом, услышит ли она когда-нибудь его голос.

Вечером на девятый день после их размолвки в тонтонском мотеле Филдинг наконец позвонил.

Джоанна почувствовала знакомую дрожь внутри. Какое облегчение, что она снова слышит его! От звука его голоса у нее все так же по телу бежали мурашки.

— Прости, я вел себя как свинья. Поддался эмоциям, — сразу перешел он к делу.

— Все нормально, Майк, честно, нормально, — заверила она его.

— Слушай, на следующей неделе буду в Лондоне, так, если ты все еще хочешь… — Он замолчал.

— Очень хочу, — тихо ответила она. И тоже замолчала.

Нетерпение отдалось тупой, ноющей болью где-то глубоко-глубоко внутри.

Похоже, теперь при каждой встрече они занимались любовью все более и более поспешно. И всякий раз в роли ведущего оказывался Филдинг. Они встретились в дешевеньком отеле в Саутхэмптоне, и у него снова не было времени на разные тонкости. Никакой прелюдии. Он едва ли произнес и пару слов. Никакой любовной игры. Он просто толкнул ее на постель, даже не дав ей времени нормально раздеться, и тут же вошел в нее, только немного приспустив брюки. Его взгляд оставался упертым в стену у изголовья кровати, зубы стиснуты. На искаженном от напряжения лице выступили капельки пота. Закинув ей руки за голову, он держал ее за запястья. Он не делал ей больно, но от такой любви веяло холодной брутальностью. И все-таки это была не настоящая брутальность. Он просто вбивал в нее сильные одиночные удары, явно нисколько не интересуясь, что она при этом чувствует. И снова он хладнокровно не дал ей возможности разогреться и знай себе наяривал, пока не кончил сам.

Затем он сразу слез с нее.

— Прости, следующий раз будет твой, — запинаясь, пробормотал он, все еще тяжело дыша.

Никогда он не вел себя подобным образом. Джоанне не особенно нравилась такая любовь. Вернее, совсем не нравилась. И тем не менее — наверное, из-за его отчаяния — она пришла в сильное возбуждение. Ее вожделение росло по мере того, как он все меньше и меньше уделял внимания ее желаниям. И так же, как в мотеле в Тонтоне, ее личное удовлетворение, когда он в конце концов сосредоточился на ней, оказалось невероятно ярким. Когда она кончила, у нее промелькнула мысль, что никогда в жизни она не переживала удовольствие так остро. Даже с ним.

На этот раз их встреча в конце рабочего дня была недолгой. Затем Майку надо было идти на прием в полицейское управление. Он оделся, снова оставляя ее в постели, хотя Джоанна тоже собиралась вскоре уйти. Она вся светилась от удовольствия и, разгоряченная, хотела еще несколько минут понежиться. Перед уходом он крепко, дразняще поцеловал ее в губы, заставляя все ее тело вспомнить, какую сладость оно только что пережило.

— Каждый раз все лучше и лучше, — с улыбкой произнес он.

Его пальцы, на несколько секунд задержавшись на ее груди, скользнули к низу живота, затем он, огорченно покачав головой, отступил назад, повернулся и пошел к двери.

«По крайней мере, на этот раз расстались по-человечески», — подумала Джоанна, когда за ним закрылась дверь. Филдинг всегда был рабом своего настроения, а на прошлом свидании его настроение ее очень смутило. Так же, как, впрочем, и сегодняшний секс.

Постепенно тревожное состояние, которое втайне копилось в ней с того самого дня в тонтонском отеле, захлестнуло ее, прогоняя прочь прекрасные теплые ощущения, порожденные полным сексуальным удовлетворением. Джо лежала, размышляя о приливах и отливах его настроения, вспоминая о том, как он вдруг открылся ей с такой стороны, о которой раньше она даже не подозревала. Ее взгляд случайно упал на его ноутбук на маленьком столике у окна.

Она и сама не знала, как это получилось. Стащив с кровати простыню, Джоанна завернулась в нее, сгребла ноутбук и, примостившись на единственном в комнате стуле, включила его. Разумеется, на входе стоял пароль. Но Джоанна надеялась, что, по крайней мере повозившись какое-то время, пароль можно подобрать. Она посмотрела на часы. Около девяти. Филдинг наверняка вернется только после полуночи, и если она доберется домой в Ричмонд до десяти, то окажется там раньше Пола.

Однако не прошло и пары минут, пока она пыталась подобрать пароль, как дверь распахнулась.

В комнату поспешно вошел Филдинг.

— Пришлось завернуть такси обратно, забыл телефон… — И тут он заметил, что она включила его ноутбук, и буквально замер как вкопанный. — Ты… что это тут делаешь? — очень тихо спросил он. В его голосе звучала угроза.

Джо почувствовала, как у основания шеи вспыхнул жар и стал разливаться вверх, по горлу, по лицу, пока не добрался до висков. Наверное, сейчас она уже вся красная как рак. Она никак не могла придумать, что ответить ему.

— Я спросил, что ты делаешь? — так же тихо повторил он свой вопрос.

— Я только… — В голове вдруг стало совсем пусто. Никакое разумное объяснение не придумывалось. — …искала… чего-нибудь… — запинаясь, закончила она.

Он пронесся по комнате и выхватил у нее ноутбук. Взглянув на дисплей, он понял, что ей не удалось подобрать пароль, выключил компьютер и закрыл его крышку. Эти действия заняли у него лишь несколько секунд. Все еще в простыне, Джоанна по-прежнему сидела на стуле.

Он с силой схватил ее за плечо:

— И что же ты искала?

— Я не знаю… — Замолчав, она только покачала головой.

— Да ладно тебе, Джоанна… Что ты искала? — Его пальцы впились в ее плечо еще сильнее. Второй раз за этот вечер он довел ее до слез. — Так что, Джоанна?

Он ждал ответа. «Почему не сказать правду? Все равно ничего правдоподобного сейчас не придумаешь», — промелькнуло в голове Джоанны.

— Это из-за твоего отношения к Анжеле Филлипс и О’Доннеллу, — начала она. Филдинг прищурился. Его пальцы все так же сильно сжимали ее плечо. — Помнишь, что ты мне сказал в прошлый раз? Ты прав. Раньше я не понимала. По-настоящему не понимала. До меня не доходило, насколько сильно Джимбо задел тебя, твою работу и все такое. А теперь я поняла. И у меня возник вопрос-вопрос… — Она замолчала, не в силах больше говорить.

— Какой вопрос, Джо? — прошептал он, почти касаясь губами ее уха.

Она снова покачала головой, но промолчала.

— Тогда я сам скажу тебе, какой вопрос. Достаточно ли сильно задел меня Джимбо, чтобы я разобрался с ним? Угадал? — Он все еще говорил очень тихо.

Его пальцы держали ее плечо мертвой хваткой, словно еще чуть-чуть и они пройдут его насквозь и сомкнутся. Джоанна никогда не думала об огромной физической силе Филдинга. Только однажды он применил эту силу по отношению к ней — там, в отеле в Эксетере, — но это было ничто по сравнению с тем, что происходило сейчас. Она кивнула. Притворяться не имело смысла.

— Ты хотела выяснить, не я ли нанял Лодочника, так? Выяснить, не я ли тот таинственный заказчик? И ты решила, что имеешь право залезть в мой ноутбук…

В его голосе звучала самая настоящая угроза, но Джоанна не винила его. Она опять кивнула.

Рывком он убрал руку с ее плеча. Невольно взглянув на то место, она тут же приложила свою руку, словно пытаясь унять боль. От его ногтей на коже остались красные отметины.

Филдинг отошел от нее, сел на край кровати и, опустив голову, закрыл лицо руками. Она все еще не могла придумать ничего подходящего.

Когда он отнял руки от лица и поднял взгляд, он выглядел скорее печальным, чем сердитым.

— Не могу поверить, что ты так подумала обо мне, — произнес он.

Джо убрала руку с плеча и приложила ее ко лбу. Она сделала глубокий вдох и стремглав бросилась в бездну выяснения отношений.

— Майк, прости, что все так получилось, — быстро говорила она. — Понимаешь, меня мучил вопрос, как далеко ты смог бы зайти, чтобы призвать О’Доннелла к ответу. Ты всегда настойчиво добивался своего, всегда был победителем. А это дело, ну, оно с самого начала стало делом твоей жизни, или я не права? Разве люди не говорят, что у каждого есть одна большая любовь, а у каждого полицейского — одно главное дело — дело его жизни? И не важно, хорошее оно или плохое. Одно дело, которое затмевает все остальные. И дело Анжелы Филлипс именно таким стало для тебя, так? А это очень сложное дело со многими последствиями. Майк, я просто хотела знать, как далеко ты зайдешь, чтобы эти последствия прекратились. Вот и все. Я просто хотела знать… — снова запинаясь, закончила она.

— Почему же ты не спросила меня?!

— Я не знала как.

Он насмешливо проворчал:

— А как насчет тебя, Джоанна, в таком случае?

— Что ты имеешь в виду — насчет меня?

Он холодно улыбнулся.

— Как насчет тебя, Джоанна? — повторил он свой вопрос. — С самого начала это дело касалось и тебя тоже, ведь так? А под конец О’Доннелл поставил тебя в очень глупое положение. Он издевался над тобой. Унижал тебя и газетенку, на которую ты работаешь. А ты, Джо, ой как не любишь попадать в глупое положение. Да еще на глазах у своих коллег-журналистов…

— Майк, ты смеешься, — начала она.

— Я смеюсь? — перебил он ее. — А ты? Ты не смеешься, обижаешь, оскорбляешь? Ты забыла, что я — полицейский.

— Нет, не забыла, и хороший полицейский, и всегда был таким, но… — Ее слабая попытка польстить тут же аукнулась ей.

— Все это пустые слова, — произнес Филдинг. — Я не хочу ничего этого слышать. Раз ты хоть на миг поверила, что я нанял этого долбаного громилу, чтобы он отрезал мужику сама знаешь что и закопал его живым, то нам больше не о чем говорить. Между нами все кончено.

Джоанна вдруг с раздражением заметила, что на глаза навернулись слезы. Ей стало стыдно. Она себя проклинала. Стоило ему заговорить, как все ее сомнения показались чистейшим абсурдом. Да, он импульсивный. Нетерпеливый. Иногда слишком прямолинейный. Все это есть. Но представить себе, что он хладнокровный, расчетливый убийца, пусть даже и чужими руками? Нет, такое просто невозможно.

— Прости, Майк, я правда не понимаю, с чего я это взяла, — заплетающимся языком попробовала оправдаться Джоанна, — правда не понимаю.

— И я тоже, Джо. А теперь тебе лучше одеться и уйти. Я больше не оставлю тебя одну в моей комнате. Если захочешь порыться у меня в карманах, придется это сделать в моем присутствии.

— Майк, прошу тебя!

— Одевайся, — отрезал он, и стало ясно, что все дальнейшие препирательства и уговоры бессмысленны.

«Может быть, не только сейчас, но и в будущем, — замирая от страха, думала она. — Может быть, это действительно конец».

Джоанна ехала домой, сгорая от стыда за себя. Без зазрения совести она обманывала мужа, совсем не уделяла внимания дочери, может быть, даже подвергала опасности ее благополучие. Отношения с Филдингом целиком захватили ее, как и двадцать лет назад. Она пыталась сопротивляться, но их необъяснимое взаимное влечение становилось все сильнее. И при этом она убедила себя, что ее любовник способен организовать такое жуткое преступление. Заподозрила человека, ради которого рисковала своим браком, всем, чем она дорожила.

Ее чувства пришли в смятение — вина перед семьей переплелась с виной перед любовником. Джо с нетерпением ждала, когда же наконец доберется до Ричмонда и хоть одним глазком взглянет на спящую дочку, а возможно, даже приготовит поздний ужин для мужа, — по-своему Пол всегда любил ее, хотя жаль, что он так тщательно скрывает свои чувства. В то же время ей безумно хотелось развернуть машину и, примчавшись к Филдингу, вымолить у него прощение, а затем бурно провести с ним остаток ночи.

Отняв одну руку от руля, Джоанна в отчаянии хлопнула по соседнему сиденью. Да что же с ней такое? У нее интересная жизнь, муж, дочка, дом, о которых можно только мечтать, куча денег! У нее было и есть все, что душе угодно. Так нет же! Она позволила этому дурацкому делу и этому Филдингу поставить под угрозу все самое дорогое для нее. Но обмануть себя невозможно. Джоанна знала, что она сама разрушает свою жизнь: одна ее половинка прикипела к Филдингу, а другая искренне не хотела, чтобы это произошло.

Она вспомнила его слова, когда фактически допустила, что он мог нанять Лодочника: «А как насчет тебя, Джо?»

Смешно, конечно. Но намного ли смешнее ее обвинения, брошенного ему? «По-своему Майк прав», — думала Джоанна. Она терпеть не могла попадать в глупое положение. Сейчас она не зеленая журналистка, и все равно ее раздражало, если она, проигрывая, давала повод — особенно своим коллегам-журналистам — позлорадствовать по ее адресу.

Джо заставила себя снова сосредоточиться на деле. По крайней мере, так безопаснее, чем думать о Филдинге. В очередной раз она мысленно пробежалась по списку недоброжелателей Джеймса Мартина О’Доннелла.

После публикации ее статьи о киллере, нанятом по электронной почте, Тодд Маллетт и его команда снова допросили Филлипсов и О’Доннеллов. Современное фермерство устроено сложно, и Филлипсы, как и многие другие фермеры, вели свои дела виртуально. Очевидно, все члены этой семьи в той или иной мере владели компьютером. Но хватило бы у них мозгов найти в Сети киллера да еще все организовать так, чтобы не осталось никаких следов? Смешно даже представить, что кто-то из Филлипсов выходит в Интернет как contractor, то есть подрядчик. И в конце концов, смерть Анжелы так повлияла на них, что вряд ли они взяли бы бразды правосудия в свои руки.

Что же касается О’Доннеллов, стали бы они нанимать киллера через Интернет? Да нет, конечно! Это не их стиль. Во-первых, у них достаточно своих громил. Комбо умер, но его сын, Малютка Джон, достойное продолжение своего отца, состоял, как было известно Джоанне, на службе у О’Доннеллов. И вообще, знают ли они, как нанять киллера по Интернету? Томми О’Доннелл, может, и знает, но именно он пытается отучить семью от старых методов расправы. Джоанна почти не сомневалась, что старый Сэм О’Доннелл не имел ни малейшего представления, как пользоваться Интернетом, во всяком случае на таком уровне.

Но тем не менее по поводу Сэма она призадумалась. К примеру, насколько безжалостно может он отнестись к своему сыну — к своей плоти и крови? Главе клана О’Доннеллов очень не нравилась сексуальная направленность преступлений, в которых обвинялся его сын, и результаты ДНК-анализа, скорее всего, стали для него неопровержимым доказательством того, что он всегда публично отрицал. Неужели в итоге он признал неизбежное и предпринял действия, на которые не решился бы раньше? И все-таки не верилось, что Сэм способен заключить контракт на убийство собственного сына. Хотя не стоило сбрасывать со счетов и эту версию.

Джо понимала, что вряд ли ее встретят с распростертыми объятиями, но решила по крайней мере попытаться поговорить с Большим Сэмом.

Когда Джо приехала домой, Эмили и впрямь спала, а няня в своей комнате смотрела телевизор. Очень осторожно Джоанна открыла дверь в спальню дочери. Света из коридора было достаточно, чтобы видеть Эмили, не включая дополнительно лампу. Джо потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к полумраку. Эмили спала, свернувшись калачиком. Во сне она выглядела моложе своих двенадцати лет. Джо всегда считала, что дочь больше похожа на Пола, чем на нее. У Эмили были его глаза. От матери она унаследовала светлые волосы, прямые и отпущенные гораздо ниже плеч, совсем как у Джоанны, когда ей было столько же, сколько сейчас ее дочери. Во всяком случае, такими ее волосы были, когда Джо видела дочь в последний раз — утром за завтраком. Она подошла поближе к кровати, чтобы лучше рассмотреть открывшееся ей зрелище. Да, ей не померещилось, волосы у Эмили были коротко подстрижены и прическу оживлял пурпурный ирокез. Хорошо, хоть не выбритый по сторонам. «Боже, девочка-то взрослеет», — подумала Джоанна.

Выходя из комнаты, она улыбалась, хотя несколько минут назад ни о какой улыбке не могло быть и речи. Иным мамашам может стать дурно при виде пурпурного ирокеза у дочери в двенадцать лет. Джо нашла его в меру забавным. Наверное, это начало подростковой самоидентификации, которая дала небольшой сбой.

Она хотела налить себе чего-нибудь выпить, но потом неожиданно поняла, что очень устала. Сейчас, дома, в кругу семьи, Джо совсем не хотелось думать о том, что так утомило ее. Она просто отправилась спать, тут же заснула и даже не слышала, как вернулся Пол. Скорее всего, он, как обычно, тихонько забрался под одеяло рядом с ней, не попытавшись разбудить ее. В последнее время он редко будил ее. А по утрам разговаривать им было просто некогда. В половине восьмого их будил телефон. Звонок из отдела новостей. Все нормально. Потом наступала очередь редактора из отдела спортивных новостей, а потом звонил еще кто-нибудь с очередной проблемой, которую мог решить только Пол. Джоанна и ее муж на ходу завтракали только чаем и апельсиновым соком. Эмили всегда съедала большую тарелку мюслей со свежими фруктами. Завтрак она по-взрослому готовила себе сама.

Сегодня Джоанна работала в редакции, но она решила поехать прямо к Сэму О’Доннеллу, поэтому отклонила предложение Пола подвезти ее.

Пол только вскинул брови по поводу новой прически дочери и поначалу ничего не сказал. Он, конечно, не любил конфликты, но Джо знала, что вряд ли он одобрит такой стиль. В отношении внешности Пол придерживался весьма традиционных взглядов. Наконец, протянув руку через стол, он коснулся руки Эмили.

— Раньше у тебя были очень красивые волосы, — спокойно произнес он. — Фактически до вчерашнего дня.

Эмили не смутилась от его замечания.

— Ой, папочка, они были таки-и-ие скучные, — ответила она.

Пол улыбнулся:

— В любом случае наша семья не может позволить себе такую прическу. Ты же это понимаешь?

Эмили бросила на него вопросительный взгляд. Очевидно, как и ее маме, ей не всегда удавалось догадаться, что же на самом деле думает ее папа. Она полагала, что скандал он вряд ли устроит, и не ошиблась.

Пол воздержался от дальнейших комментариев. Он ушел раньше Джо, рассеянно чмокнув ее в щеку. Вежливый и почти чужой. Как обычно. Она не смогла не сравнить его, такого самодостаточного, сдержанного, преуспевающего, с одним переменчивым и разочарованным человеком, которого ей никак не удавалось выкинуть из головы. Затем Джоанна твердо решила, что все-таки выкинет Филдинга из головы. Да-да, раз и навсегда. От этой глупой связи добра не жди. Когда у них снова начались отношения, она поняла, что должна рассматривать их только как случайные свидания — так, покувыркались и разбежались, как, в известном смысле, все и происходило. Но Филдинг всегда что-то привносил в их встречи. Нечто едва уловимое. Но когда она думала об этом на трезвую голову, ей казалось, их роман не стоит того, чтобы его продолжать. Поэтому и от вчерашней их ссоры, похоже, была своя польза. Она помогла Джо выйти из транса. Больше она не будет сидеть и ждать, когда же позвонит Филдинг. И сама не станет звонить ему. «Мне правда не нужны такие отношения», — убеждала она себя.

Как бы там ни складывалась жизнь, сегодня ей предстояло решить непростую задачку. И чувство вины тоже внесло свою лепту.

Джоанна предложила Эмили подбросить ее до школы. Обычно это входило в обязанности няни. Неожиданно Джо заметила, что дочь, которая все еще, сидя за кухонным столом, доедала мюсли, посмотрела на нее слегка удивленно. Джоанна поднялась со своего места и взъерошила остатки волос Эмили.

— Знаешь, а мне даже нравится, — неуверенно сказала она.

Новая прическа Эмили забавная, но дело не в этом, а в том, что почему-то сегодня утром ей отчаянно захотелось быть ближе к дочери. Конечно, можно было бы и догадаться, что в виде пурпурного ирокеза проявилось юношеское тщеславие, выраженное несколько неподобающим образом.

Эмили оттолкнула ее руку.

— Мама, ну не надо, — недовольно пробормотала она.

Позже в машине, когда Джо подъехала к ее школе, Эмили удивила мать тем, что, привстав с пассажирского сиденья, прильнула к Джоанне и, поцеловав ее в щеку, спросила:

— Мам, с тобой все в порядке? Ничего не случилось?

Джо чуть не забыла, что Эмили такая же наблюдательная, как и ее отец. Она тут же почувствовала панический страх, который вылился в вопрос: «А если и Пол заметил некоторые странности в моем поведении в последнее время?»

— Я в полном порядке, дорогая, — ответила она, поцеловала дочь и заставила себя улыбнуться ей самой сияющей улыбкой. — Ну давай. Тебе пора. Удачного дня.

«Вот ведь, чуть не влипла», — думала Джоанна, направляясь в сторону Дулвича. Нет, пора, пора прекращать встречи с Филдингом, — она подвергает свою семью слишком большой опасности.

К дому Сэма О’Доннелла она подъехала примерно в половине одиннадцатого, и снова без предупреждения.

Как и в прошлый раз, дверь открыл Томми. Секунду-другую он холодно смотрел на нее, и Джо было подумала, что он снова захлопнет дверь у нее перед носом.

— Должен заметить, вы становитесь навязчивой, — наконец произнес он.

— Послушайте, Томми, я просто хочу поговорить.

— Угу, такие, как вы, всегда хотят, — холодно сказал он, но, к удивлению Джоанны, открыл дверь и знаком пригласил ее войти.

Она переступила порог и в нерешительности остановилась в небольшой прихожей: красивый пушистый ковер, на стене, слева от вешалки из красного дерева, — зеркало в позолоченной раме. Справа — ряд семейных фотографий в рамочках. Почти на всех Сэм: вот он с женой на их свадьбе, вот с новорожденными детьми — двумя сыновьями и дочкой, вот на свадьбах у своих детей. Джо была дома у Сэма в первый раз. Она слышала, что после смерти жены он превратил свой дом в ее мавзолей, и похоже, так оно и было. Очевидно, вся мебель и внутренняя отделка остались такими, какими они были при Анни О’Доннелл. Сэм не позволил ничего менять. На стене, напротив семейных фотографий, висел заключенный в раму огромный — три на четыре фута — портрет Анни.

— Так, все, что вы увидите и услышите в этом доме, не подлежит записи, — сказал Томми. — Договорились?

Джоанна колебалась. Это условие ей очень не нравилось, что и говорить. Вдруг информация окажется стоящей, а использовать ее нельзя.

— Или так, или вон выход, — произнес Томми.

Джо вздохнула.

— И когда я говорю «не подлежит записи», это значит, что не подлежит и печати. Но я хочу, чтобы вы кое-что знали. Имели в виду. Да или нет?

Разумеется, она сказала унылое «да».

Не говоря больше ни слова, Томми провел ее в гостиную. Обои в цветочек, опять ковер и семейные фотографии. Джоанна не успела разглядеть, кто на них изображен, так ее потряс вид Большого Сэма.

Самый ужасный и уважаемый злодей Лондона, он сидел, сгорбившись, в кресле-каталке посреди комнаты. Один его глаз, покрытый красной сеточкой сосудов, смотрел куда-то мимо нее. Но Джо не была в этом уверена. Левая сторона его лица мучительно исказилась, левая рука безвольно лежала на подлокотнике кресла. С губ Сэма капала слюна. На появление чужого человека он никак не отреагировал.

Джоанна невольно вздрогнула и отпрянула.

— Вскоре после второго суда над Джимбо с ним случился удар, — сказал Томми. — И с тех пор он такой. Вся левая сторона парализована. Мы не знаем, понимает ли он что-нибудь.

Томми подошел к креслу и погладил отца по все еще густой седой шевелюре. Скорее как отец сына, а не сын отца. «Вот так в конце меняются ролями родители и дети», — подумала Джоанна.

— Не знаем, отец, да? — произнес он совсем тихо и ласково. Затем он погладил старика по руке, но тот по-прежнему никак не реагировал.

Томми быстро подошел к Джо и встал рядом с ней.

— Вот, это все, — сказал он, выводя Джоанну в прихожую. — Мне хотелось, чтобы вы своими глазами увидели его, — добавил он, прикрыв за собой дверь. — Мы держим состояние Сэма в тайне. Вот почему нельзя об этом говорить в печати. Отцу очень не понравилось бы, если бы люди узнали, что он превратился в пускающую слюни развалину. То есть, я хочу сказать, он по-прежнему Сэм О’Доннелл. И пока он жив, этого у него никто не отнимет. — Томми говорил со спокойной гордостью, даже почтением.

Его отношение к отцу растрогало Джоанну.

— Мне очень жаль, Томми, что так случилось, — произнесла она. И как ни странно, она говорила эти слова искренне.

У нее не было иллюзий по поводу преступной деятельности Сэма О’Доннелла или того, каким куском дерьма он мог временами быть. Но всегда в нем оставалось что-то особенное — размах во всем, он был личностью, последним из вымирающей породы. Понимая, что не стоит романтизировать таких, как Сэм, Джоанна все-таки не могла не признать его хоть чуть-чуть романтиком.

Томми остался все таким же сдержанным.

— Я показал вам отца не ради вашего сочувствия, — сказал он. — Просто хотел, чтобы вы увидели, что вы наделали — вы и этот негодяй Филдинг. Ведь это вы двое добились нового суда над Джимбо, и вот что получилось в результате. Я нисколько не сомневаюсь, это результат именно последнего суда. Отец обожал Джимбо. А тут эта ваша проклятая ДНК. Он не смог с этим справиться. Он был болен, серьезно болен с того момента, как все закрутилось по новой. Перед началом слушаний в Оукхэмптоне он перенес легкий удар. Вот почему с тех пор он выходил с тростью. Но он более-менее оправился. Во всяком случае, с головой у него все было в порядке, пока Джимбо не исчез. И тогда с ним случился второй удар. Сильный. Слишком сильный для него.

Неожиданно Джоанна разозлилась:

— Томми, наверное, не стоит винить меня или Филдинга. Если вам нужен виноватый, то вините вашего брата.

Томми упрямо затряс головой. Джоанна знала, что он умный, здравомыслящий в жизни человек. Всем было известно о его стараниях примирить семью О’Доннелл с законом. Новый процесс над Джимбо явно не способствовал претворению в жизнь его намерений. Очевидно, как и многие другие представители преступного мира Ист-Энда, Томми делался глух и слеп, когда дело касалось семьи.

— Зачем вы опять все разворошили? — холодно произнес он. — Это дело отошло в историю. Новый суд никому не помог. Ни семье Анжелы Филлипс, ни нам. Из-за него мы потеряли не только Джимбо, но и отца. Вот что наделал ваш суд. Нам остается только надеяться, что отец не знает о смерти Джимбо.

— Томми, Анжела Филлипс умерла в жутких муках, — тщетно пыталась достучаться до него Джоанна. — Ее убил ваш брат. ДНК-анализ доказал это, и если бы его можно было сделать двадцать лет назад, Джимбо отправился бы в тюрьму еще тогда. Вот зачем был нужен новый суд, вот зачем мы, как вы выразились, «разворошили» все опять. И если бы не какая-то глупая ненормальность в законе, Джимбо надежно упрятали бы за решетку, где ему и место, и он остался бы жив. Его место в тюрьме. Он убийца и насильник. И вы должны признать это. По-моему, ваш отец в конце концов признал это и именно в этом кроется причина его болезни.

— Я ничего не собираюсь признавать. Джимбо мертв, вот все, что я знаю. И он был моим братом.

— А можно, я задам вам несколько вопросов, поскольку уж я все равно здесь? — рискнула спросить Джоанна.

— Нет, нельзя и еще раз нельзя, — разбушевался Томми. Затем он повторил свое условие, но на этот раз его голос звучал намного громче и злее: — Я просто хотел, чтобы вы увидели, во что из-за вас превратился мой отец. А теперь, когда вы увидели, убирайтесь!

Он ни на шаг не приблизился к ней. Не произнес ни одного угрожающего слова. В этом не было необходимости. Никто не станет спорить с разъяренным О’Доннеллом.

Джоанна сама открыла входную дверь и, тихо прикрыв ее за собой, поспешила к машине, оставленной на улице.

Вставляя ключ в замок зажигания, она заметила, что у нее дрожат руки.

Вернувшись в редакцию, Джо весь день трудилась над материалом для своей колонки. Примерно после пяти Пол зашел к ней и сообщил, что сегодня вечером поработает его заместитель.

— Я сегодня заканчиваю пораньше, — сказал он. — И если у тебя нет срочных дел, как ты отнесешься к вечеру в семейном кругу? Если хочешь, можем заказать пиццу.

Его предложение приятно удивило Джоанну. «Комет» функционировала по системе «дежурный редактор на ночь». Или Пол, или его зам, или один из трех младших редакторов каждую ночь редактировал очередной выпуск газеты, оставаясь на рабочем месте, пока не придут сообщения из иностранных информационных агентств, часто до часа ночи, а иногда и позже. Но Пол был ответственным редактором, как и любой хороший редактор. Кроме пятницы, вечер которой он назначил в качестве семейного, он редко покидал Кэнери-Уорф раньше десяти-одиннадцати, даже когда официально была не его очередь дежурить. Она с легкостью согласилась и предложила подвезти его домой, если он хочет, а он мог бы подарить своему шоферу свободный вечер.

Из редакции они уехали вскоре после семи. Дорога до Ричмонда заняла чуть больше часа с четвертью. Пол вел себя ровно, хотя и немного отстраненно. Но Джоанна уже привыкла к такому его поведению. Что поделаешь, раз такой он человек? Большую часть пути он проговорил с дежурным редактором по мобильному телефону. И это тоже стало уже обычным делом. С самого начала и по сей день.

Дома он устроился с Эмили у компьютера у нее в спальне, пока Джоанна доставала вино и заказывала пиццу. Эмили всегда была в полном восторге, когда Пол находился дома, и требовала, чтобы все свое время он уделял только ей. Джоанна не винила ее. Девочка так редко видела отца, который для нее был всем. Пицца прибыла, и все трое устроились за кухонным столом, что тоже было большой редкостью, поэтому Эмили разрешили пока не ложиться спать и есть позже, чем обычно.

Пару раз Пол необидно поддразнил дочку по поводу пурпурного цвета волос. И по застенчивому поведению Эмили Джоанна догадалась, что та, наверное, уже жалеет о своей слишком радикальной прическе. Пол всегда умел управляться с дочерью, и, как правило, все заканчивалось тем, что она принимала его точку зрения. Он всегда хорошо обращался с ней, и они прекрасно ладили. Эмили была папиной дочкой. Джоанна безмерно гордилась ею, хотя иногда и пугалась, что девочка развита не по годам. Кроме этого случая, когда она обрезала волосы!

Джо заметила, что Эмили очень нравится этот семейный ужин, хотя Пол и подкалывал ее, но она только «за», чтобы такое бывало почаще. Пол пообещал в выходные свозить ее к морю, и без четверти десять Эмили, счастливая, хотя немножко и неохотно, отправилась спать. Джоанна разлила им с Полом остатки вина и поинтересовалась, не желает ли он, чтобы она открыла еще одну бутылку.

— Чуть позже, — ответил Пол. — Я хочу поговорить с тобой. Просто ждал, когда мы останемся наедине.

Он выглядел очень серьезным. Джо уже поднялась и была на полпути к винному бару, но обернулась, а затем подошла обратно к столу:

— Я слушаю тебя.

— Мне бы хотелось, чтобы ты знала: я в курсе, что твой роман с Майком Филдингом закрутился по новой, — равнодушно объявил Пол.

Джоанна грузно опустилась на стул. Эти слова она ожидала услышать меньше всего.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь… — инстинктивно солгала она.

— Джоанна, не надо считать меня глупцом, — перебил ее муж. — Я сказал, я в курсе. Я знаю про отель на Саутхэмптон-роу. Знаю, что твой любовник проводил с тобой все ночи, когда ты ездила в Эксетер освещать суд по делу Лодочника. Я даже знаю о твоей позорной поездке в дешевый мотель в Тонтоне. Хочешь подробностей? Можешь не сомневаться, они у меня есть.

Джо сразу же поняла, что скорее всего он следил за ней. Вполне в духе Пола: следить за ней долгое время и не обмолвиться ни словом, просто жить с тем, что происходит, пока не настанет момент нанести удар. «Любой нормальный мужик давно бы устроил скандал», — подумала она. Часто, чтобы оправдать свою связь с Филдингом, она винила Пола в чрезмерной сдержанности, в его расчетливом деловом подходе буквально во всем. У него все было распланировано. Джоанна считала, что именно он толкнул ее в объятия другого мужчины. Конечно, это не оправдание для ее поведения, и она промолчала.

Он явно не ожидал такой ее реакции.

— Само собой разумеется, ты немедленно прекращаешь всякие отношения с этим человеком, — продолжил он. — Если нет, я развожусь с тобой. Естественно, ты теряешь работу. И дочь. Ты же понимаешь, я оформлю опекунство. Вероятно, тебе предоставят право видеться с Эмили, но, можешь не сомневаться, я позабочусь, чтобы эти встречи были очень редкими. И обещаю, я сделаю абсолютно все, что в моих силах, и настрою Эмили против тебя. Навсегда. Я даже знаю как.

Он взял портфель, стоявший у стола рядом с его ногами, открыл его и достал большой плотный конверт. Пол помахал конвертом у нее перед глазами:

— Это весьма полный и подробный отчет о твоих последних похождениях. По-моему, если Эмили ознакомится с ним, она примет правильное решение, а, Джоанна?

Ей вдруг стало очень холодно. Она ни капли не сомневалась, что Пол способен выполнить все, о чем только что сказал, в том числе и показать это ужасное досье их единственному ребенку. Джо знала, что он мог быть безжалостным, когда дело касалось его кровных интересов. И также она знала, что Эмили вполне способна вынести собственное суждение о поведении матери, и это суждение, скорее всего, будет уничижительным. Эмили любила свою мать, но она была папиной дочкой. Тем не менее Джоанна сказала мужу:

— Ни за что не поверю, что ты способен на такое.

— Способен, Джоанна, еще как способен.

Пол вывалил часть содержимого конверта на стол. Джо увидела фотографии, на которых она и Филдинг входят в тонтонский мотель, хотя и по отдельности, и вместе входят в отель на Саутхэмптон-роу. Она не хотела дарить своему мужу повод для злорадства, взяв снимки в руки и рассматривая их. Но, насколько Джоанна поняла, фотографий, где они с Филдингом в постели, не было. Похоже, Пол и его уполномоченный милосердно решили не заходить так далеко.

— У тебя слишком хорошая жизнь, чтобы ты могла позволить себе испортить ее, — продолжил он. — А она будет испорчена, непоправимо, если ты не сделаешь так, как я велел тебе. Ты променяешь все, что у тебя есть, все, что у нас есть, на жизнь с полицейским-неудачником, который почти спился, так и не сумев сделать карьеру. По-моему, Джоанна, ты не очень-то представляешь, какая у тебя тогда начнется жизнь.

Эти слова, как хлыстом, ударили Джоанну. Как точно Пол описал Филдинга. Наверное, она в самом деле не имела ни малейшего представления, каково это — жить на очень небольшой доход с эмоционально неуравновешенным человеком, который разочаровался в жизни и обычно заливает свои неприятности виски. Честно сказать, шансов узнать такую жизнь у нее никогда и не было, а теперь и подавно нет, даже без всяких ультиматумов Пола. В этом главный парадокс. В конце концов, она сильно сомневалась, хотел ли Филдинг когда-нибудь устроить их совместную жизнь. Если это и было возможно, то только в далеком прошлом. А после их последней ссоры, после того как она попробовала забраться в его ноутбук, вряд ли остался шанс, чтобы отношения между ними возобновились, даже без всякого внешнего вмешательства. Странно, что Пол решил нанести удар именно сейчас.

— Прости, Пол, я правда не хотела, чтобы все так получилось, — произнесла Джоанна.

— И ты считаешь, что этого извинения достаточно? — прямо спросил он.

— Нет, разумеется, нет, я так не считаю.

— Ты обманула меня, нашу дочь и себя. Ты хоть понимаешь это?

Джо кивнула. Ей очень хотелось, чтобы он не выговаривал ей в таком тоне, но, пожалуй, она заслужила. Конечно, Пол, как всегда, прав. Невозмутимый. Последовательный. Отлично держит себя в руках. Глядя со стороны, можно было подумать, что он выговаривает кому-то из персонала за мелкий проступок или торгуется, проводя сделку, и никто бы не сказал, что этот человек ссорится с женой, обвиняя ее в супружеской неверности. Никаких эмоций! Но, с другой стороны, он никогда не проявлял эмоций.

— Послушай, Пол, я думаю, все закончилось между Майком и… — начала она объяснять.

— Ты думаешь? — Он едва заметно повысил голос. — Джоанна, я даю тебе двадцать четыре часа, чтобы ты убедила меня в том, что ты знаешь наверняка, что все закончилось. Если у тебя не получится, я попрошу тебя покинуть этот дом и немедленно начну бракоразводный процесс. Так что решение за тобой. Но ни на секунду не обольщайся, что ты и дальше сможешь обманывать меня. Учти, я сразу же узнаю.

В этом она не сомневалась. Вообще непонятно, как можно было хотя бы на секунду подумать, что она выйдет сухой из воды. Это с Полом-то! Он слишком умный. Слишком проницательный. Похоже, стоит признать правду: она не думала вовсе.

Пол снова заговорил.

— Сегодня я буду спать в гостевой, — сообщил он ей таким тоном, словно они мило беседовали.

В который раз Джоанна поймала себя на том, что сравнивает мужа с Филдингом, с этим эмоционально непредсказуемым человеком, которого она — Джо не могла врать себе — почти любила на протяжении двадцати лет. Филдинг бы кричал и орал, выходил из себя, плакал, может, даже ударил бы ее. Правда, он никогда не поднимал на нее руку, но она видела его темперамент и подозревала, что он способен применить силу, если его довести. Уж он-то (скорее всего сначала напившись) устроил бы ей сцену в тот самый момент, как только заподозрил бы, что она его обманывает. Он вел бы себя неразумно, нелогично и очень-очень по-человечески. Таким он и был всегда. Живым человеком.

А ее муж был полной противоположностью ему. Холодный и рассудительный. Действия Пола вроде бы убеждали в том, что он очень любит жену: он пытался и пытается удержать ее даже при таких обстоятельствах. И все-таки вел он себя как-то неестественно. Джо предпочла бы взрывную ссору от души. Весьма предпочла бы. За время их брака они ни разу по-настоящему не ссорились.

Джоанна с грустью задумалась, зачем Пол удерживает ее. В конце концов, она правда виновата. Конечно, Полу не нужен скандал. И еще он удерживает ее, потому что иначе ему могут не дать рыцарский титул.

Голова шла кругом. Да, Джо чувствовала свою вину перед Полом, но не настолько глубоко, как ей, вероятно, следовало бы. Сейчас она даже не могла сказать определенно, любит ли все еще его или нет. И любила ли она его по-настоящему и раньше. Если и любила, то определенно не так, как она любила Филдинга. Однако Пол не оставил ей выбора.

— Ладно, Пол, мне не нужны двадцать четыре часа, — сказала она. — Я закончу эти отношения прямо завтра.

Он молча наблюдал, как она вышла из кухни, направляясь в спальню наверху, затем подошел к бару и налил себе полный стакан виски, с которым и отправился в сад, заперев за собой кухонную дверь. Пол пересек лужайку, прошел мимо саженцев фруктовых деревьев к небольшому сараю в дальнем конце сада. Полная луна освещала дорожку, по которой он шел, но внутри сарая стояла кромешная тьма. С обшитого деревянными панелями потолка свисала единственная электрическая лампочка, но Пол не стал включать свет. Он жаждал поскорее нырнуть в непроглядную темноту, которая тут же окутала его, как только он закрыл дверь. Пол отлично знал, где что находится в этом сарае. Все садовые принадлежности в полном порядке размещались на отведенных им местах, как и все мысли в его голове, и все в его редакции, в его доме и по большому счету в его жизни. Слева стояла газонокосилка, рядом с ней — пара аккуратно сложенных садовых кресел, справа — сложенные один на другой мешки с удобрениями, затем — цветочные горшки и всякие другие необходимые садовые мелочи. Он на ощупь прошел к небольшому деревянному табурету в правом дальнем углу и сел.

Теперь Пол находился максимально далеко как от своего дома, так и от соседних домов. Сарай был крепкий, обшитый деревом изнутри и снаружи и без окон. Пола не могли увидеть и, резонно было допустить, услышать тоже. Он сделал глоток виски и поставил стакан на пол. Запрокинув голову, он издал протяжный, мучительный вопль. По щекам потекли слезы.

Он плакал и выл, выл и плакал, обхватив руками свой торс, словно обнимая себя, пока ему не сделалось физически больно от рыданий, сотрясавших его тело. Горячие слезы, обжигая, текли по щекам. Горло болело. Но он не мог остановиться, пока вся мука, что скопилась у него внутри, не вышла наружу.

Не в первый раз он пробирался глухой ночью в этот сарай. Но сегодня ему было очень плохо, намного хуже, чем когда-либо прежде.

Прошло почти двадцать минут, прежде чем спазмы начали утихать.

Наконец завывания прекратились, и слезы тоже иссякли. Только во время этих приступов он не держал себя под контролем. Дрожащей рукой Пол поднял стакан с виски и сделал большой глоток.

Вряд ли ему стало лучше. Да и могло ли быть по-другому теперь, когда он знает, что натворила Джоанна? Но, по крайней мере, он начал успокаиваться. Жаль, что в порыве отчаяния он так и не сумел сказать ей, какую боль она причинила ему своим предательством. Но тогда он перестал бы быть самим собой. Однажды его сестра, с которой он уже долгое время не поддерживал никаких отношений, заявила, что он — эмоциональный импотент. Вполне возможно. Но было и еще кое-что. Мог ли он признаться Джоанне, как много она значит в его жизни? Зная при этом, что она для него значит гораздо больше, чем он для нее. Пол не обольщался на этот счет. В его силах было устроить все, что угодно, для себя и для нее. Кроме одного. Он не мог заставить Джоанну любить его. Любить так, как он любит ее.

Он допил виски, поднялся с табурета, вышел из сарая, аккуратно запер его и пошел обратно к дому.

Разумеется, он и дальше останется таким же, какой он был и есть. Иначе он тоже потеряет слишком многое. Пока Джоанна ведет себя хорошо, она — идеальная жена для него, во всяком случае со стороны. И Пол знал, как гарантировать, чтобы она вела себя хорошо. Нельзя ставить под угрозу обе их карьеры. И что самое существенное, рыцарский титул. Как и подозревала Джоанна, он намерен был проследить, чтобы все шло так, как надо.

Жизнь никогда не бывает идеальной, но Полу нравилось думать, что его жизнь — исключение из этого правила.

Он не мог даже представить свою жизнь без Джоанны у него под боком.

К тому времени, когда Пол Поттер вошел через кухонную дверь в дом, эпизод в садовом сарае окончательно завершился. Все прошло. Словно ничего и не было.

Глава восемнадцатая

Ровно через неделю Пэм Смит, новостной редактор «Комет», буквально не помня себя от волнения, прибежала к Джоанне:

— Майка Филдинга арестовали! За организацию убийства Джимбо О’Доннелла!

От потрясения, потеряв на время дар речи, Джоанна чувствовала себя так, будто ее швырнули о стену. Тело и разум отказывались повиноваться ей.

Не замечая ошеломленного вида Джоанны, Пэм, едва отдышавшись, выпалила:

— Просто не могу поверить! Боже! Вот так история! Это дело, наверное, никогда не закончится. Полиция уже сделала заявление перед журналистами. «Арестован по подозрению в тайной организации убийства» — вот такая официальная формулировка. Джо, нам срочно нужна твоя помощь.

Джоанна не произнесла еще ни слова. Она по-прежнему была не в силах говорить.

— Джо? — Только теперь в голосе Пэм прозвучала нотка замешательства.

Джоанне удалось кивнуть. Неужели Филдинг действительно убийца? Даже когда она пыталась залезть в его ноутбук, вряд ли она верила, что он и впрямь способен на такое. Тогда он еще закатил ей скандал, и она почувствовала себя глупой и вероломной. Руки дрожали, и Джоанна крепко сцепила их под столом, стараясь успокоиться.

— Слушай, может, позвонишь Маллетту? — продолжала Пэм. — Наш новый корреспондент в Девоне уже едет поговорить с семьей Филдинга.

Огромным усилием воли Джоанна заставила себя хоть как-то отреагировать на новость и показать, что она — опытный профессионал.

— Конечно, Пэм, я позвоню Маллетту, — произнесла она.

Тут же сняв трубку, Джо сделала вид, что набирает номер, а редактор умчалась обратно к своему рабочему столу. Джо положила трубку на место и тяжело откинулась на спинку кресла. Господи! Получается, что ее подозрение, которое и оформиться-то толком не успело, оказалось все-таки правильным? Она даже не вспоминала о нем с того гибельного свидания в отеле на Саутхэмптон-роу и после еще более гибельной ссоры с Полом на следующий день. Пару раз она пыталась связаться с Филдингом — оставляла ему сообщения на мобильном и на его автоответчике в Миддлмуре. Джо твердо решила выполнить данное Полу обещание — твердо сказать Майку, что между ними все кончено. Ни на один из звонков он не ответил, и она сделала вывод, что Филдинг сдержал свое слово, данное ей в той ужасной комнатке дешевого отеля, — их отношения закончены, хочет она того или нет.

«Джо, бессмысленно продолжать такие отношения, как ты считаешь?» Она довольно хорошо помнила все, что он говорил, но вопрос оставался вопросом: только ли обиду и злость на нее скрывало его молчание?

Оставалось подойти к сложившейся ситуации профессионально и выполнить просьбу редактора новостного отдела. Хотя вряд ли Тодд Маллетт чем-нибудь порадует ее. Одно роднило Пэм Смит со всеми другими редакторами, которых знала Джоанна, — у нее была избирательная память. Казалось, Пэм уже совершенно забыла, — вернее, предпочла, чтобы со стороны это выглядело, как будто она забыла, — что у Джо и у старшего офицера полиции, с которым ее попросили связаться, были не самые теплые отношения, если они были вообще. Но для редактора это нормально. «Спасибо, что хотя бы не попросила навестить миссис Филдинг», — подумала Джоанна. Почему-то она была абсолютно уверена, что никто в редакции не знает о том, что их роман с Филдингом возобновился через столько лет. Да, народ мог похихикать над статьей в «Прайвит ай», но, похоже, никто вокруг — уж Пэм Смит-то точно — даже не помнил, что много лет назад у них был роман.

Джо опять сняла трубку и, не обращая внимания на свою искреннюю уверенность, что Тодд Маллетт не любит ее и не верит ей, попыталась дозвониться до него, тем самым выполняя задание Пэм. Неудивительно, что он не отвечал на звонки журналистов. Во всяком случае, на ее звонки.

Следующим утром Филдингу предъявили формальное обвинение в эксетерском городском суде и отправили в городскую тюрьму. Вот такой неожиданный поворот. Лодочник, человек, якобы нанятый им совершить жестокое убийство, пока еще содержался в той же тюрьме.

Позже в тот день не кто иной, как Тим Джонс, замечательный молодой журналист, принес подробности об аресте Филдинга.

— Ребята из отдела внутреннего расследования накопали в ноутбуке Филдинга целую кучу стертых писем между contractor’oм и enforcer’oм, — возбужденно рассказывал Джоанне молодой корреспондент. — Вроде бы Тодду Маллетту анонимно позвонили — представились как «сочувствующий Лодочнику» — и сообщили, что Лодочник давно подозревает: его нанял Майк Филдинг. Конечно, Лодочник все отрицает, а что ему остается делать? Тодд Маллетт — полицейский старой закалки, особенно если дело касается нечистых на руку копов. Он всегда за то, чтобы предавать такие случаи огласке и придерживаться буквы закона. И еще Маллетт считает, что копы подпадают немного под другие правила. К тому же у них с Филдингом всегда были непростые отношения. Маллетт не стал тянуть время на получение ордера и прочие формальности. Он просто подошел к столу Филдинга в Миддлмуре, очевидно, взял его ноутбук и сказал: «Радость моя, давай-ка мы покопаемся в твоем компе и выясним раз и навсегда, что к чему».

Теперь в любом подразделении есть свои взломщики-профи. Компьютерные преступления становятся обычным делом. Похоже, понадобилось совсем немного времени, чтобы отыскать эти скрытые файлы.

— А что Лодочник говорит?

— «Никогда не видел их раньше, начальник». Ну вы же знаете Лодочника… Разве от него можно ждать чего-то другого? У него свои представления о том, как следует себя вести. Он не станет никого закладывать, даже копа. Хотя, говорят, он находит весьма забавным, что Майка Филдинга упрятали за решетку. Но хоть так, хоть этак, помощи от него никакой.

И не должно быть. Особенно если дело касается полицейского. Джоанна на секунду задумалась. Слишком многое не сходится.

— Лодочник сказал, что за Джимбо ему заплатили пятнадцать тонн, — наконец проговорила она. — Майк Филдинг не мог выложить такую кучу денег.

Молодой человек пожал плечами:

— Может, для него было важно завалить Джимбо, и он занял — заложил дом или что еще. Пока никто ничего не знает наверняка, но есть шанс, что со временем все откроется. В любом случае вы же знаете репутацию Филдинга. Он всегда играл рискованно. Может, кто-то из бандитов ему сильно обязан или некое лицо платит ему за молчание. Джо, у полицейского всегда есть возможность раздобыть наличные, особенно если он нечист на руку.

Джоанна вздрогнула. Филдинг — и нечист на руку?! Слишком горячий — это да. С таким тяжелым характером он мог скорее себе навредить, что часто и происходило. Но чтобы он брал мзду с преступников? Нет, конечно. Хотя, может, она просто плохо знает Майка. Джоанна заставила себя сосредоточиться на текущей работе.

«Вряд ли Тодд Маллетт в самом деле считает, что Филдинг нанял Лодочника, даже когда реквизировал его ноутбук, — размышляла Джоанна. — Но Майка еще раньше публично обвинили, даром что О’Доннеллы». Наверняка Маллетт догадался, что, раз Лодочника наняли и оплатили его услуги через Интернет, ключи к разгадке хранились на чьем-то винчестере. Возможно, Филдинг был виновен и — кстати, не в первый раз — оказался не настолько умен, каким считал себя. Джоанна пребывала в полной растерянности. Не оставляло сомнений только одно: она должна приложить все силы, чтобы выяснить правду. Верно ли, что это дело рук Филдинга? Мог ли он оказаться настолько расчетливым, чтобы хладнокровно нанять киллера?

Как только Тим ушел, она сразу написала Майку в эксетерскую тюрьму. Совсем коротенькое письмо, где она, по существу, тщательно подбирая слова, выражала свое сочувствие по поводу случившегося и просила разрешения навестить его.

Пол по-прежнему избегал обсуждать с ней все, связанное с Филдингом, и Джоанну это вполне устраивало. Он поручил Тиму Джонсу отслеживать дальнейшее развитие ситуации, а Пэм Смит — поддерживать контакт с Джо. Но по вечерам дома чувствовалась заметная напряженность в отношениях между Джоанной и Полом. Необычная череда событий последних двух дней полностью захватила их мысли.

Джаз играл громче, чем обычно, а Джоанна изо всех сил старалась сделать вид, что ей вообще ни до чего нет дела. Наконец, перед тем как отправиться спать, Пол как бы между прочим поинтересовался:

— И что ты теперь думаешь о своем хахале?

Джоанну удивило это откровенно низкое замечание, недостойное Пола.

— Не знаю, что я должна думать, и он не мой хахаль. Я дала тебе слово.

— Девятнадцать лет назад на свадьбе ты тоже давала мне слово.

— С тем, что произошло между Майком Филдингом и мной, покончено раз и навсегда, и ничего подобного, Пол, никогда больше не случится. Мне нечего к этому добавить.

— Этого вполне достаточно. — Он говорил немного отстраненно.

Но Джо уже привыкла к этой кажущейся рассеянности. Пол был холоднее, чем обычно, однако их отношения никогда и не были задушевно теплыми.

Через четыре дня, получив пропуск на посещение Филдинга, Джоанна отправилась с ним прямо в кабинет к Полу. Она так решила, еще когда задумала свой визит в тюрьму. Она смирилась с тем, что у нее не осталось ни малейшего шанса увидеться с опальным полицейским без ведома мужа. И не важно, в тюрьме он или на свободе. Пора ей привыкать к новому порядку вещей.

— Зачем тебе это надо? — равнодушно спросил Пол.

— По двум причинам, — ответила она. — Во-первых, я хочу сказать Майку, что между нами все кончено, независимо от исхода его дела. Я пробовала дозвониться до него, перед тем как его арестовали, но ничего не получилось. Во-вторых, разумеется, профессиональные соображения. Он же отказывается говорить с журналистами, так? А я все-таки верю, что, если увижу его, смогу узнать, как все было на самом деле.

Несколько мгновений Пол взвешивал ее слова.

— Я не хочу, чтобы ты виделась с ним, — наконец проговорил он.

— Боишься, что мне удастся переспать с ним в тюрьме? — не выдержала Джоанна.

Его взгляд стал непроницаемым.

— Значит, так, Пол. Я пришла сюда не для того, чтобы спрашивать у тебя разрешение. Я все равно поеду к Майку. Я обещала не обманывать тебя, и я держу свое слово. Это будет моя последняя встреча с Филдингом. Но я увижусь с ним. Я объяснила тебе почему. Если ты хочешь сделать из мухи слона, то, конечно, можешь, хотя я надеюсь, что ты примешь все как есть.

— Я могу не пустить тебя. — Обычный ровный голос. Обычный непроницаемый взгляд.

— Нет, нет и нет! Ничего у тебя не выйдет, — ответила она, стараясь держать себя в руках. — Хочешь разводиться, как ты мне угрожал, — начинай! Хотя, надеюсь, до этого не дойдет. Но не пустить меня ты не сможешь.

Джоанна сразу вышла из кабинета, не давая Полу возможности ответить. Наверняка он не станет подавать на развод. Будет терпеть. В конце концов, он уже столько вытерпел. И он хочет удержать ее. Он борется за нее. Конечно, можно бы бороться как-то более по-человечески, но Пол есть Пол. Сейчас Джоанна отлично чувствовала, какую власть она имеет над ним. Она знала: ею нельзя злоупотреблять, но ее можно использовать. Что, собственно, она только что и сделала. Честностью и прямолинейностью она заставила мужа смириться с тем, что ему не нравилось.

Когда она шла к своему рабочему столу, в мыслях промелькнуло, что наверняка Пол уже начал обдумывать профессиональную сторону ее будущего визита в тюрьму, который, несомненно, даст «Комет» огромные преимущества, и она оставит всех конкурентов далеко позади. А вот это Полу очень нравилось. Вне всякого сомнения.

Филдингу казалось в тот день, что два часа пополудни — время прихода Джоанны — никогда не наступят. Он злился на себя за то, что с таким нетерпением ждет встречи с ней. Она же предала его, как, впрочем, и все остальные. Приговор по его делу еще не вынесли, поэтому ему разрешили ходить в своей одежде. По крайней мере, хоть что-то. Не хотелось бы, чтобы Джо увидела его в тюремной паре. Хорошо бы, чтобы и никто не видел его в такой одежде, но на данный момент ситуация складывалась безрадостная.

В камере у него не было зеркала, что, может, и к лучшему. Он знал, что выглядит ужасно.

Наконец за ним пришли. Она уже сидела за одним из небольших столов в комнате для посетителей. Ей пришлось ждать, правда, всего несколько минут. «Только бы не показать, что волнуюсь!» — подумал Майк. Сердце колотилось в груди. А тело? Да ни на кого оно так не отзывалось, как на Джоанну Бартлетт. Когда их роман после долгого перерыва возобновился, Филдинг и не предполагал, что все будет как раньше, так же бурно.

Майк заметил, что она едва ли взглянула на него, когда он вошел в комнату. Джо выглядела хорошо, хотя она всегда так выглядела. Она никогда не была красивой. Яркой — да. Красивой — нет. Для своего возраста она неплохо сохранилась. Хороший цвет лица, отличная кожа. Тело тоже не запущено. Она работала над ним в спортзале, и результат был очевиден. Сейчас это тело скрывалось от него под свободным летним жакетом поверх хлопчатобумажной рубашки, застегнутой до самого ворота. Но за последние несколько месяцев Майк успел изучить все его достоинства. Изучил от и до. При этой мысли мускулы его живота слегка напряглись. «Она выглядит лет на десять моложе, чем она есть на самом деле, — думал он. — Обо мне такого не скажешь». Особенно теперь.

Джоанна не ожидала увидеть его таким бледным и осунувшимся, и это отразилось у нее на лице, но она быстро с собой справилась. Знаменитая тюремная бледность, которую Филдинг раньше часто видел у заключенных, развивалась поразительно быстро.

— Спасибо, что разрешил приехать, — сказала Джоанна, не вставая с места, когда он подошел к ней.

Он не попытался поцеловать ее, даже не коснулся ее руки. Быстро сел напротив нее и только тогда сказал:

— Ты же знаешь, я не могу отказать тебе. — Он пытался говорить весело, хотя и сам не мог бы объяснить почему, но веселье не получалось.

— Пол все знает, — вдруг выпалила она, будто совсем не хотела начинать разговор таким образом, но слова сами вырвались.

Майк поднял брови:

— И?..

— Сказал, что, если я буду и дальше встречаться с тобой, он подаст на развод, уволит меня с работы и настроит Эмили против меня. И он вполне способен.

— Не сомневаюсь. И что тогда ты тут делаешь?

— А я сказала ему, что вряд ли у меня получится переспать с тобой в комнате для посетителей эксетерской тюрьмы.

Филдинг чуть заметно усмехнулся:

— А кроме этого?

— А также сказала, что его обожаемая газета только выиграет от этой нашей встречи. Что ты не отказываешься общаться с прессой, а у меня все-таки есть какой-никакой шанс узнать, как все было на самом деле.

Филдинг почти грустно покачал головой. Раньше его считали бескомпромиссным полицейским, самозабвенно преданным своему делу, а теперь казалось, будто это было в другой жизни. Но куда ему до Джоанны! Вот настоящий пример, как надо любить свою работу. Она никогда, ни на секунду не забудет, что она — журналистка, и ее муж — Майк в этом не сомневался — был сделан из того же теста, только еще более крутого замеса.

— Это немыслимо. Таких, как ты и твой Пол, в жизни не бывает, — проговорил он.

Похоже, она не поняла его замечание. «Как всегда, живет в своем собственном странном мире и не ведает, что бывает иначе», — подумал Филдинг.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Джо, если ты сама не понимаешь, то не имеет смысла даже пытаться что-либо тебе объяснить.

С несколько озадаченным видом она покачала головой:

— Послушай, у нас мало времени. Майк, мне необходимо знать, что произошло на самом деле. Для себя, не для газеты. Да пошла эта газета… сам знаешь куда!

Секунду-другую он смотрел на нее насмешливо. «Да пошла эта газета! Ушам своим не верю, — думал он. — И это говорит Джоанна. Нет, милая, никогда ты ее не пошлешь. И никто из вас, репортеров, не пошлет. А Джоанна Бартлетт — особенно».

— Я еще раньше сказал тебе: если ты сама не знаешь ответа на этот вопрос, тогда непонятно, о чем нам говорить, — напомнил он, чувствуя, как в нем закипает злость. Как обычно, она гораздо быстрее, чем кто-либо другой, выводила его из себя. Такое бывает с людьми, на которых тебе действительно не наплевать. Во всяком случае, у него было именно так. — Однажды ты уже пошла против меня, — огрызнулся он. — Ты пыталась влезть в мой компьютер. И тем самым ясно дала понять, что подозреваешь меня. Но это твоя проблема, не моя.

— Я не хочу подозревать, я просто хочу знать…

— Да что ты говоришь?.. — Филдинг уже едва сдерживался. — Пора бы для разнообразия задать пару умных вопросов и себе. В моем компе находят какую-то дрянь и на основании этого меня обвиняют. Я уверен, ты уже все знаешь об этом, если, конечно, передо мной прежняя Джоанна. Так скажи мне, почему я не избавился от этого проклятого компа?! Разбил бы его вдребезги, выбросил бы глухой ночью в море где-нибудь в Эксмуте или Долиш-Уоррене? А? Задай себе такой вопрос. Да мало ли что еще можно сделать. Даже у Лодочника хватило мозгов расколотить свой винч. Неужели ты правда веришь, что я не избавился бы от компьютера, на котором остались файлы, доказывающие, что я организовал это убийство?

— Ты хочешь сказать, что тебе их подбросили?

— Я не знаю, Джо. А ты что думаешь? Если ты все еще думаешь…

— Конечно, думаю.

— Вот и отлично, тогда и подумай насчет всего этого. И не только о том, что мне их подбросили. Вот ты могла бы хоть на мгновение вообразить, что меня сразу же упрячут в тюрьму, если бы я не был полицейским? Отпустили бы под залог! То, что они накопали по мне, ни один суд не примет к рассмотрению, во всяком случае в таком виде. Представь, какой поднялся бы шум, если бы этот долбаный Тодд Маллетт строевым шагом вошел в твою редакцию и реквизировал твой ноутбук!

— Майк, но ведь ты — полицейский, хотя, конечно, правила должны быть для всех одинаковыми, но…

Он не дал ей договорить:

— Джо, тебе лучше уйти. Меня уже тошнит от тебя и твоих полунамеков. Просто уйди.

Одной рукой он подал знак тюремщику, а другой помахал ей на прощание.

Джоанна поняла, что спорить бесполезно. Она молча встала, повернулась и пошла к двери, не поднимая глаз. Она лишь мельком взглянула на него через плечо, когда он снова заговорил, обращаясь к ней:

— Джо, а ты уверена, что в тот вечер в отеле тебе так и не удалось забраться в мой ноутбук? Ты же у нас умная, а? И все умеешь делать быстро. Может, все-таки тебе хватило времени…

Филдинг с удовлетворением отметил ее потрясенный вид. Он устало поднялся со стула и направился к двери, которая выходила в коридор, ведущий обратно в камеру. Когда у тебя в голове полная каша, может, это и хорошо, что тебя лишают свободы.

Несколько секунд Джоанна смотрела ему вслед. Что он имел в виду? Он что, подозревает ее? Что она влезла в его ноутбук и подбросила ему эти файлы? Мысли путались в голове. Ее чувства играли друг с другом в пинг-понг. От его злых слов на глаза навернулись слезы. Как ему удается так легко задеть ее за живое, притом что его сегодняшние слова демонстрировали только презрение к ней? Это ставило ее в тупик.

В тюремных воротах Джоанна столкнулась с миниатюрной рыжеволосой толстушкой. Джо шла, глядя себе под ноги. Она старалась скрыть слезы, которые к тому времени уже ручейками текли по щекам. Она совсем не смотрела, куда идет, вот и наткнулась на другую женщину. Вина была полностью ее. Подняв взгляд и бормоча извинения, она с ужасом узнала в той, другой, жену Филдинга. Джо видела ее фотографию в кабинете у Майка, в тот самый первый раз, когда они были вместе, а затем — у него в бумажнике. Когда он доставал кредитку, фотокарточка часто вываливалась. Волосы у Рут Филдинг были совсем такими, как на снимке, — ярко-рыжие и, похоже, некрашеные, как ревниво отметила Джо. И еще веснушки.

Жена Филдинга выглядела располневшей. Мешки под глазами и вполне понятная усталость на лице. Теперь она уже не была такой хорошенькой, как на той фотографии. Если она и узнала Джоанну, то не подала виду. «Ничего страшного, — пробормотала она, а затем добавила: — Простите». Чисто английская привычка — извиняться без причины. И она прошла в ворота.

Джоанна всегда подозревала, что Майк никогда не говорил со своей женой о ней, несмотря на все его путаные истории о нервном срыве Рут и об отчаянии их дочери. Все это — даже, наверное, умирающая теща — было плодом его воображения. У нее и прежде появлялась смутная догадка, что он тщательно скрывал от семьи их роман. И тем не менее сейчас ей было больно. «Почти наверняка Рут Филдинг ничего не знала и не знает о моем существовании, — думала Джоанна, — как и о связи, хотя ее муженек не раз заявлял, что это самые важные для него отношения, важнее даже брачных уз».

Джо — довольно популярная журналистка, ее фотографии регулярно появляются на страницах «Комет», иногда она выступает на телевидении. Известность пришла к ней задолго до того злосчастного суда над О’Доннеллом. Но фотография, где они с Филдингом вместе на одном снимке, обошла многие газеты, не говоря уже об инсинуациях в «Прайвит ай». Если бы миссис Филдинг подозревала мужа в любовном романе с Джоанной, вряд ли ей удалось бы так искусно это скрыть. Сама-то Джо довольно быстро узнала жену Майка, хотя никогда не встречала ее раньше.

Джо медленно пошла к своей машине, снова перебирая в памяти события последних нескольких минут. Что же все это значит? Неужели Майка подставили? С одной стороны, он никогда не страдал недостатком самоуверенности, и его возражения по поводу ноутбука тоже были небезупречны. Возможно, он считал, что удалил все следы с компьютера. Джоанне еще раз вспомнилось сенсационное дело хакеров, рассылавших вирус с любовными письмами. Ведь их все-таки удалось вычислить. А Майк, с его самоуверенностью, мог решить, что раз он принял нужные меры, то от компьютера избавляться незачем. Джо по-прежнему не знала, чему верить. И в довершение всего под конец он намекает, что, может, это она и подставила его. Вряд ли, конечно, Филдинг считает так на самом деле, но с ним никогда не знаешь, что ему взбредет в голову.

Так или иначе, узнала она немного — гораздо меньше, чем надеялась узнать, — практически ожидала, что узнает. Если честно, послать бы все это куда подальше! Это посещение ничего ей не дало. К разгадке дела Филдинга она не приблизилась ни на йоту. Пока суд не вынес решение, она, разумеется, ничего не сможет написать, но, с другой стороны, и писать-то особо не о чем. «ОБВИНЯЕМЫЙ ЗАЯВЛЯЕТ, ЧТО ФАЙЛЫ ЕМУ ПОДБРОСИЛИ». Ах, какой интригующий заголовок для первой полосы!

Мысли перескочили на их личные отношения. Интересно, а его раздражение — тоже уловка, чтобы уклониться от каких бы то ни было обязательств перед ней?

Она сказала Полу, что приняла решение: ее связь с Филдингом окончена и она остается с мужем. Именно это она и имела в виду, еще до ареста Филдинга. Пол был, конечно, прав — иначе она слишком много теряла.

Но если бы Филдинг был свободным, если бы добивался, чтобы она связала с ним жизнь, и сумел бы ее убедить, тогда неизвестно, какой бы она сделала выбор. Несмотря ни на что. В том числе и на Эмили.

Боже, это сумасшествие. Майк Филдинг мог вить из нее веревки. Всегда мог. Все чувства Джоанны снова пришли в смятение. Она почти потеряла контроль над собой.

Джо открыла машину и, тяжело опустившись на сиденье, какое-то время не шевелилась, стараясь успокоиться. Наконец более-менее ей это удалось, и она завела машину.

Торопиться в редакцию не имело смысла, и Джоанна направилась домой, в Ричмонд. Она не стала звонить. Ни новостному редактору. Ни Полу. Никому. Ей в самом деле было нечего сказать им. Она выбрала шоссе А303, а не М5 или М4. Сейчас ей не хотелось гнать на скорости девяносто миль в час — обычно она с этакой отработанной небрежностью превышала допустимый предел скорости. Сегодня она медленно тащилась за растянувшейся цепочкой грузовиков и фургонов по двух- и местами трехполосному шоссе, но она не возражала. Джо остановилась у Стоунхенджа. Солнце как раз садилось, и древний таинственный памятник изумительно смотрелся в лучах заходящего солнца: гигантские каменные столбы величественно возвышались над просторами Солсберийской равнины. Джоанна поставила машину на стоянку, купила в закусочной кофе и, перейдя на другую сторону дороги, ведущей к началу осмотра Стоунхенджа, прислонилась к ограде, впитывая атмосферу этого необычного места. Может, так она старалась оттянуть возвращение? Может, надеялась на помощь тайных сил?

Вернувшись домой, она посмотрела вместе с Эмили видик. Какой-то романтический фильм для подростков. Теперь Эмили часто выбирала такие. Джо до того ушла в свои мысли, что едва ли следила за жизнью на экране, не говоря о том, чтобы заметить, как назывался фильм или какой кумир современных подростков в нем снимался. Когда фильм наконец закончился, она не стала возражать, чтобы дочка легла спать позже, чем всегда, — Эмили хотела дождаться папу. Все лучше, чем если они с Полом окажутся наедине друг с другом.

Но в конце концов они все-таки остались одни, и Джо предоставила Полу «отредактированный» отчет о том, как прошел ее день. Сначала, словно по взаимному молчаливому согласию, они обсуждали только деловую сторону ее встречи с Филдингом.

Под конец Пол коснулся личной стороны ее поездки:

— Ну как, ты сказала, что между вами все кончено?

— Да, — тихо ответила Джоанна. Конечно, она не сказала, но итог их встречи был именно таким. Все кончено, в этом она больше не сомневалась. Хотела она того или нет. — Да, — повторила она.

Если он и посчитал ее односложный ответ подозрительным, то ничего по этому поводу не сказал.

— Хорошо, надеюсь, нам больше не придется возвращаться к этой теме, — проговорил он.

А тем временем в интервью «Дейли мейл» Томми О’Доннелл вполне ясно дал понять, что доволен арестом Майка Филдинга. Разумеется, «Комет» он игнорировал по-прежнему. «И не важно, виновен Филдинг или нет в том, что нанял киллера убить его старшего брата, — „Мейл“ от высказывания собственного мнения воздержалась, — можно подумать, что это вообще не относится к делу», — негодовала Джо, прочитав статью.

Филлипсы тоже не скрывали удовлетворения, что Филдинга лишили свободы. «Этот человек больше всех виноват в том, что первый суд над О’Доннеллом пошел не так, и этот арест — справедливое возмездие, — заявил Роб Филлипс в интервью „Дейли миррор“. — Мы всегда считали, что Филдинг может быть хуже любого преступника, с которыми он привык иметь дело каждый день. Если смерть Джеймса О’Доннелла на его совести, то мы благодарны ему за это. Но он заслуживает и наказания. Он причинил нам безмерную душевную боль».

Джоанне удалось договориться еще об одном посещении Лодочника. Как-то необычно, что Майка содержат в той же тюрьме. Возможно, он находится всего лишь в нескольких ярдах от комнаты для посетителей.

— Правда, что вас нанял Филдинг? — спросила она киллера.

— Вряд ли.

— А сами-то что вы думаете по этому поводу?

— Я бросил думать, куколка. Так многие делают, когда попадают в тюрьму.

— Ладно, а как насчет электронных писем? Вам показывали их? Скажите мне честно: они настоящие или подделка? Вы же, наверное, запомнили какие-то фразы?

— Крошка, я уже сказал копам, что знать ничего не знаю и ведать ничего не ведаю. Дело ясное, я могу знать и не сказать, и им это известно. — Лодочник самодовольно ухмыльнулся. — В конце концов, людишки всегда верят в то, во что им хочется верить. Как и людоеды, когда жрут своего сородича. Слушай, Джои-куколка, я очень хорошо отношусь к тебе, но информацию для своей статьи ты получила в прошлый раз. Наш договор выполнен и уже покрылся толстым слоем пыли. Теперь я нем как рыба. Ты же понимаешь, если бы не мои принцессочки, стал бы я трепаться с тобой о делах?

— Хорошо, только один вопрос… Представляю, вы слышите его далеко не в первый раз. Вы правда не знаете, кто оплатил контракт? Неужели вы совсем никого не подозреваете? Ведь не может быть, что вы всех нас нарочно держите в напряжении, а?

— Да разве я на такое способен, детка? — ответил Лодочник и подмигнул ей, совсем как тогда, в ресторане.

— Господи, Лодочник! — Джоанна раздраженно подняла глаза к потолку.

Киллер благостно улыбнулся.

Разумеется, Лодочник мог и придумать всю эту историю про электронные письма, чтобы продать ее и тем самым заработать денег для своей семьи. Кстати, при этом он не нарушал свой моральный кодекс, — он же ни на кого не стучал. Но хватило бы ему воображения? И мог ли он подбросить файлы, обнаруженные на винчестере у Майка?

Джо, полностью сбитая с толку, терялась в догадках.

Жуткая смерть Анжелы Филлипс не давала покоя ни ей, ни Майку. И если Майк правда нанял Лодочника прикончить убийцу Анжелы, то интересно, когда он принял это решение? И как бы она поступила, доверься он ей?

Поддержала бы его? Или остановила?

Ни на один из этих вопросов у Джоанны не было ответа. Больше не было. И ни у кого другого, похоже, их тоже не было. Может, только у Майка Филдинга.

Джо ненавидела эту мысль. И боялась, что, возможно, придется с ней смириться.

Глава девятнадцатая

Затем все снова изменилось. Как-то вечером, когда Джоанна везла Эмили на день рождения к ее школьной подружке, ей позвонил Тим Джонс.

— Полиция нашла дневник дочки Томми О’Доннелла, — сообщил он. — Ее дядюшка Джимбо был еще тот фрукт, хотя в этом вряд ли кто сомневался. Он насиловал девчонку на протяжении нескольких лет, и она записывала все это в своем дневнике.

Джоанна резко свернула в сторону, чтобы не наехать на велосипедиста. До нее вдруг дошло, что она не может сосредоточиться на дороге, — она словно вся замерла в ожидании. Эмили притихла рядом на пассажирском сиденье, положив для верности ей на колено руку. В первое же мгновение Джоанна поняла только одно: эта новость имеет огромное значение.

— Расскажи подробнее, — попросила она, стараясь не выдавать волнения.

— Полиция получила еще одну анонимную наводку, — сказал молодой репортер. — Они обыскали дом Томми, и прямо в яблочко!

— А Томми?

— Никто не может с ним связаться. Вероятно, он уже дает показания следствию. Но ни Скотланд-Ярд, ни кто-либо из официальных лиц пока ничего определенного не говорят.

— Значит, заявления еще не было. А ты откуда узнал?

— Знакомый из Ярда поделился слухами.

— Тим, слухами? И насколько им можно верить?

— Стопроцентно. У меня надежный источник.

Больше ему нечего было рассказать ей. Но Джоанне и этого было достаточно. Сам по себе мотив — это еще не основание для приговора. Но какой мотив-то! Всего несколько минут назад она и мысли не допускала, что кто-то из О’Доннеллов способен сексуально оскорбить другого члена семьи.

И эта бомба разорвалась, как раз когда Джо пыталась убедить себя, что убийство Джимбо организовал человек, который играл в ее жизни такую большую роль. Получается, Майка Филдинга действительно подставили и все это время он говорил правду?

Расследованием убийства Джимбо О’Доннелла занимался Тодд Маллетт. Он считал своей «территорией» все, что имело отношение к его жертве. Поэтому именно Тодд получил ордер на обыск и возглавил бригаду, явившуюся в дом Томми О’Доннелла. Маллетт не любил анонимные наводки, а эта по убийству О’Доннелла была уже вторая.

Первая наводка, которая привела к файлам в компьютере Майка Филдинга, теперь казалась всего лишь отвлекающим маневром. Маллетт задал себе тот же вопрос, что и Джоанна: может, Филдинг в самом деле стал жертвой хитроумного компьютерного мошенничества, как он всегда и заявлял?

И снова на сцене появились компьютеры, и не в одной роли. Но, с другой стороны, как может быть иначе в наши дни? Наводка пришла в виде письма, набранного в редакторе Word 97 и распечатанного на лазерном принтере фирмы «Эпсон». Анонимнее не бывает. Давно прошли те времена, когда по тексту машинописного письма можно было выйти на владельца пишущей машинки. На почтовом штемпеле значилось «Центральный Лондон».

«Зайдите в компьютер дочки Томми О’Доннелла, — предлагал анонимный автор, — там вы найдете ее дневник, который уже нашел ее отец».

И полиция тоже нашла его — в корзине на рабочем столе. Дата указывала, что его отправили туда уже после ее смерти. Точнее, через несколько месяцев. Но всего лишь за несколько дней до исчезновения Джеймса Мартина О’Доннелла.

Направляясь к дому Томми, Маллетт спрашивал себя, окажется ли там ее компьютер. Однако комната девочки с постерами рок-кумиров современных подростков на стенах и CD-дисками, грудами лежащими на полке, выглядела совсем так, как скорее всего она и оставила ее, решив свести счеты с жизнью. Даже на кровати все так же валялись небрежно брошенные джинсы и футболка. Тодд слышал, что ее родители в память о ней решили ничего не менять в комнате дочери, но реальность оказалась намного более гнетущей.

«Хорошо, хоть дневник не уничтожили, и на том спасибо», — подумал он. Чтение завораживало даже опытного полицейского.

С самого начала Тодд считал, что со смертью Каролины связана какая-то тайна. Он никогда не верил в сказку про экзамены. Не такой семейкой были О’Доннеллы. Преступники — да, но на земле они стояли крепко и детей своих любили. Томми О’Доннелл возлагал на образование большие надежды и хотел, чтобы его семья занялась законным бизнесом и у нее было будущее. С трудом верилось, что своим строгим обращением он довел дочь до самоубийства.

А вот насилие со стороны ее дяди — это другое дело. Беда пришла изнутри этой семьи, где все и вся переплетались так тесно.

Дневник, который Каролина вела с одиннадцати лет и прекратила совсем незадолго до смерти, изо дня в день подробно описывал сексуальные преступления, которые ее дядя Джимми совершал по отношению к ней. Теперь причина, почему тринадцатилетняя девочка решила расстаться с жизнью, высвечивалась совсем по-новому.

«Дядя Джимми присматривал за мной, пока папа и мама были в ночном клубе. Он пришел ко мне в спальню и лег ко мне в кровать. Он целовал меня и ласкал и все время спрашивал, приятно ли мне, и еще говорил, что это наша маленькая тайна. Мне было неприятно, но он продолжал».

Еще одна запись:

«Он с силой раздвинул мне ноги и настойчиво пытался попасть туда. Было очень больно. Но он не остановился.

Не знаю, зачем я пишу все это. Мне некому рассказать. Я чувствую себя такой грязной. Мне очень стыдно».

Стыдно. Удивительно, как часто дети чувствуют стыд, подвергаясь сексуальному насилию. Именно на этом чувстве и играют педофилы.

При мысли, что пришлось пережить этой маленькой девочке, Маллетт вздрогнул. Подлинность дневника ни на секунду не вызывала сомнения. Тодд работал в службе по защите детей. Он принимал заявления и даже сам видел подобные дневники. Нет ничего необычного, что ребенок хочет записать то, что с ним случилось, когда чувствует, что не может рассказать об этом никому из окружающих. Возможно, это давало некоторое облегчение. И эти печальные излияния трагических событий всегда оказывались безошибочно подлинными.

Вероятно, Томми тоже сразу понял: все, описанное в дневнике, — правда. Сексуальные предпочтения Джимбо всегда выглядели подозрительными. На протяжении всей его жизни время от времени всплывали истории о его извращенных «подвигах». У него уже было осуждение за изнасилование, а затем — дело Анжелы Филлипс. Но О’Доннеллам всегда удавалось прикрыть Джимбо, сохранить видимость, что он тут ни при чем. Вероятно, Сэм в конце концов и сам поверил в это. А вот Томми, как считал Тодд, никогда не верил. Но, разумеется, никому из них и в голову не пришло, что Джимбо обратит свой извращенный взгляд на кого-то из членов семьи — изнасилует собственную племянницу. Какими бы монстрами ни были О’Доннеллы, но о своих они заботились.

Сэм, конечно, вне подозрений. Глава клана О’Доннеллов умер вскоре после ареста Майка Филдинга, но Тодд знал, что в течение предыдущих месяцев Большой Сэм перенес несколько ударов разной тяжести. О’Доннеллы старались держать это обстоятельство в тайне, но новость все-таки просочилась. Когда старый Сэм умер — отмучился, как сказала бы матушка Тодда, — ему устроили пышные похороны. Запряженный лошадьми катафалк с гробом проследовал по улицам Лондона, и народу собралось столько, как будто подданные пришли отдать последние почести особе королевской крови. «Да, такие нынче времена», — безрадостно подумал Тодд.

И в результате Томми с общего согласия возглавил семейный клан.

Для Маллетта не составляло труда понять, что чувствовал Томми О’Доннелл, читая дневник дочери. У Тодда самого были дети, умные, замечательные, счастливые, и, насколько он знал, на их долю никогда не выпадало ничего такого. Не говоря о том, что они были живы. Да, Тодду не нужно было долго объяснять, какие чувства переполняли Томми О’Доннелла.

Тодд был законопослушным, добропорядочным гражданином. Полицейским. Но он знал, что способен убить своими руками любого, кто совершил бы против его детей такое преступление. А если бы этим человеком оказался его брат, то его гнев был бы еще страшнее. Брат Томми О’Доннелла делал с племянницей такое, что невозможно было выразить словами. И девочка, получив тяжелую психическую травму, покончила с собой.

Тодд не сомневался, что Томми наверняка с радостью придушил бы своего братца. Наверное, это было первое, что пришло ему в голову. Но, как и его отец, Томми понимал, что при любых обстоятельствах руки должны оставаться чистыми. Поэтому его вторым инстинктивным желанием было не только отомстить, но и раз и навсегда оградить от неприятностей и разбирательств себя и остатки своей семьи. А уж тот, кто родился О’Доннеллом, отлично знал, как это сделать. Томми не стал мстить собственноручно и даже не захотел воспользоваться услугами постоянного громилы О’Доннеллов. Он хладнокровно нанял чужака.

Особое значение имела и дата, когда дневник отправили в корзину, — ровно за неделю до того, как исчез Джимбо. За это время Томми разработал план, тщательно продумал, что должен именно киллер проделать с Джимбо, который предал его таким чудовищным образом.

Чем дальше Тодд читал дневник, тем больше приходил к убеждению, что Лодочника нанял именно Томми. Но разумеется, абсолютно никаких доказательств не было, и вряд ли они могли быть. Сейчас существенным оставался вопрос, кто еще, кроме Томми, мог знать об этом дневнике и сообщить о нем в полицию. Наверное, наперсники бывают даже у преступников. И иногда их лояльность не выдерживает. С другой стороны, получалось так, что кто бы анонимно ни указывал на Томми, на самом деле оказывал огромную услугу Филдингу. Возможно, некто близкий к Томми, но задолжавший Филдингу. По большому счету Тодд знал, насколько слабы шансы предъявить Томми О’Доннеллу обвинение, не говоря уж о том, чтобы успешно судить его. Но тем не менее его вызвали на допрос.

— Да, я нашел дневник, все так, — легко и сразу признался Томми, — и, как прочитал, отправил его в корзину. Не хотел, чтобы жена увидела.

Тодд не удивился. Отпираться было бессмысленно: дата, когда файл открывали в последний раз, ясно говорила, что Томми или кто-то из его семьи обнаружил дневник. Если уж кто-то и разбирался в косвенных доказательствах, так это член семьи О’Доннелл. А особенно Томми О’Доннелл.

Далее все спустилось на тормозах. Допрос Томми оказался пустой тратой времени, чего Тодд и опасался.

— Мистер Маллетт, я не могу выразить словами, что почувствовал, когда нашел дневник Каролины, — сказал Томми. Его голос немного дрожал, когда он говорил, и Тодд ни на миг не усомнился, что в этом не было ни капли наигранности. — Может, я никогда и не нашел бы его, — файл был спрятан среди файлов с ее домашними заданиями. Сочинения, тесты по математике и все такое, а затем… затем… этот ужас. И еще была его распечатка. Она находилась среди учебников. Время от времени я перебираю их. Раньше я ее почему-то не видел… А потом, когда прочитал… Представляете, поначалу я в самом деле поверил, что все это подстроено! А оказалось, нет…

Так вот, я возненавидел Джимбо до того, что готов был убить его. Но я его не убил. И не нанимал Лодочника. Я всего лишь нашел дневник незадолго до того, как Джимбо исчез. Я мучился, не мог решить, что мне с ним делать. Да, очень хотелось изувечить братца. Но я должен был думать об отце и об остальных членах семьи. Бедняжка Каролина мертва, и я не смог бы помочь ей. Пока я судил да рядил, Джимбо уже завалили. И я тут ни при чем. Честно.

Тодд не поверил ни единому слову. Почерк О’Доннеллов читался четко. Месть. Дикое правосудие. Они всегда жили по этому закону. Но доказательств не было, Тодд знал это.

Однако вывод напрашивался сам собой: Филдинг невиновен и, получается, не врал, заявляя, что его подставили.

Кроме того, адвокат Филдинга обратился к компьютерному эксперту. Выяснилось, что вирус, посланный в память компьютера, способен разместить там любые файлы. Технически вполне выполнимо подбросить таким обманным путем черновики писем.

И наконец, отец одного двенадцатилетнего мальчика из Шотландии, разбиравшегося в компьютерных вопросах намного лучше многих своих сверстников, обратился в местный полицейский участок. Как выяснилось, на подержанном винчестере, который отец купил ему в Глазго на знаменитом компьютерном рынке «Берроулендс», мальчик обнаружил следы любопытнейших файлов — переписку между contractor и enforcer.

Среди этих писем не было ни одного, что нашли в ноутбуке Филдинга. Совсем ничего общего, кроме имени пользователя. Стиль тоже был другой. Полиции удалось проследить, откуда пришли письма contractor’a. Их отправили, как и предсказал Лодочник, из интернет-кафе. И на этом след обрывался.

Дело Филдинга выглядело теперь совсем неубедительно. Полный полицейский отчет был представлен в Королевскую прокурорскую службу, которая сразу же обратилась в эксетерский и уорфордский городской суд о снятии всех обвинений ввиду изменения обстоятельств.

Майка Филдинга освободили из тюрьмы.

Джоанна внимательно следила за развитием событий. Источник Тима в Скотланд-Ярде оказался действительно хорош, и молодой репортер получал информацию более подробную, чем в официальных сводках, и далеко не все из нее можно было напечатать. Джоанна с облегчением вздохнула, когда с Филдинга сняли обвинение, и вдруг поняла, что совсем не знает, как ей теперь быть: Майк дважды звонил ей в тот день, когда его освободили, и еще раз на следующий день. Все три раза она не ответила на его звонки. Но может, потому, что хотела извиниться, а может, из любопытства или потому, что ей по-прежнему было не все равно. Она в конце концов сама позвонила ему примерно через неделю.

— Я так рада, что ты свободен, и так виновата, что сомневалась в тебе, — первым делом сказала она ему.

У Филдинга дрогнуло сердце. Приятно услышать такие слова от Джоанны. А он-то уж испугался, что между ними все кончено. Пусть, когда она приходила на свидание в тюрьму, он наговорил ей кучу глупостей, он все равно очень хотел увидеться с ней. Он принял ее извинения. Она причинила ему боль, но куда больнее было бы, если бы он навсегда лишился возможности встречаться с ней.

— Наверное, это был Томми, да? — спросила она.

— Ну да, ты же знаешь, Томми всегда недолюбливал своего братца, — ответил он. — Его не одурачишь, как и его папашу. Наверняка он всегда презирал Джимбо, хотя вполне возможно, что и не догадывался, что Джимбо был педофилом: Томми, как и подавляющее большинство старомодных бандитов, на дух не переносит сексуальные преступления. А тем более когда дело коснулось его семьи. Когда он обнаружил, что Джимбо насиловал его дочь, — что, похоже, и стало причиной ее самоубийства, — его Каролину, свет его очей и любимицу всего клана О’Доннеллов, он, разумеется, не позволил, чтобы Джимбо это сошло с рук просто так. Он просто не мог. Это полностью противоречило бы его природе.

— Значит, по-твоему, точно Томми?

— Наверняка. Но я бы очень удивился, если бы это сумели доказать. Томми знает, как заметать следы. У него отличная многолетняя практика.

— Как думаешь, а он мог бы подставить тебя?

— В принципе да. Он не любит меня, но, по-моему, ему и в голову не пришло бы, что ему нужен козел отпущения. К тому же я не уверен, что у кого-то из О’Доннеллов хватит на такое мозгов. Нет, Томми — малый сообразительный, но тот, кто подставил меня, умен по-настоящему. Это должен быть компьютерный гений. Хотя, возможно, Томми знал, как найти подходящего для такой работы человечка. — Он сделал паузу, а затем озорным тоном добавил: — Нет, правда, Джо, кого-нибудь вроде тебя.

— Майк, прошу, не начинай опять. Кроме всего прочего, я не обладаю такими познаниями по части компьютеров, и ты знаешь это.

— Да я шучу. Видишь ли, я постоянно думаю о том, кто бы это мог сделать.

— И есть идеи?

— Ничего определенного, — признался он. — У меня хватает врагов. Можно составить целый список тех, кто хотел бы, чтобы я пошел ко дну. Но кому такое по силам — это другой вопрос.

— Так что ты думаешь…

Он не дал ей договорить:

— Джо, когда я тебе позвонил, я не хотел говорить об этих делах. Я уже понял, что мне со всем этим жить, если я рассчитываю хоть на какое-нибудь будущее. Вот об этом я и хотел поговорить. О моем будущем. О нашем будущем. О нас.

— Майк, по-моему, «нас» больше не существует. — Джо говорила сдержанно.

— Все может измениться.

Конечно же, он пришел в себя и снова захотел ее видеть. Сидя в тюрьме, он мечтал только о ней. Она всегда пребывала в его мыслях, особенно когда он просыпался по утрам и понимал, что во сне думал о ней. Без нее он чувствовал себя опустошенным, словно нечто важное вынули из него. Он не мог объяснить, что с ним творится. И почему его так швыряет из одной крайности в другую. Может, его самого пугала неодолимая сила, притягивавшая его к Джоанне. То он решительно не хотел ее больше видеть, а уже в следующую минуту чувствовал, что не стоит дальше жить, если рядом нет ее. Он ни о чем не жалел: но они дарили друг другу слишком много удовольствия и даже немножко радости. Но и боли тоже хватало. Видимо, иначе они не умели.

— Иногда я думаю, что ты и я всегда будем «мы», — продолжил он. — Я сердился на тебя, потому что ты небезоговорочно поверила мне, а для меня это было важно, особенно когда меня упекли в тюрьму. Но мои чувства к тебе остались прежними.

— Майк, твои чувства меняются, как погода, и мне следовало бы это усвоить еще двадцать с лишним лет назад.

Она словно прочла его мысли. Он не возражал. Он слишком хорошо знал, что она права.

— Когда я шла через тюремный двор, я встретила твою жену.

— Здорово.

— И я поняла, что она никогда ничего не знала о наших отношениях!

— Слушай, Джо, может, все-таки встретимся и поговорим?

— Майк, давай не будем. Разговоры не самая наша сильная сторона, — медленно произнесла она.

«Да, не самая», — подумал Филдинг. Им никогда не хватало времени на разговоры. Секс и работа, у каждого своя, — вот что связывало их, но, пожалуй, было между ними и что-то другое, именно оно и воскресало так легко.

— Может, все-таки попробуем. Если мы собираемся расстаться навсегда, то давай не будем делать это по телефону.

Он услышал, как она вздохнула:

— Майк, это бессмысленно. Я не хочу рисковать. Насколько я знаю Пола, он все еще следит за мной. Он наверняка узнает и тогда подаст на развод. Так он мне сказал, и, знаешь, у меня нет оснований сомневаться в этом. Второй раз он мне не простит.

— И ты считаешь, что это большая потеря?

— Майк, не смеши меня. В случае развода я теряю слишком многое. В том числе и Эмили.

— Интересно, с каких это пор дочь стала для тебя так важна?

— Майк, о чем ты говоришь?! Разумеется, она важна для меня!

— Правда? Важнее работы, навороченного дома и перспективы стать леди Поттер?

Филдинг сам не понимал, зачем он все это говорит. Сейчас он меньше всего хотел оттолкнуть ее, но вместо этого всеми силами уничтожал свой последний шанс. Он сам загонял себя в угол. Ну почему их разговоры часто заканчиваются именно так?

Когда Джоанна ответила, ее голос слегка дрожал, но она говорила очень терпеливо, словно с ребенком:

— Майк, по-моему, иногда ты сам не понимаешь, что говоришь. В любом случае теперь это не важно. Между нами все кончено. Должно быть кончено.

— И ты остаешься с человеком, которого не любишь, лишь потому, что он богатый зануда?

Он вдруг заметил, что кричит в трубку. Он тут же начал, запинаясь, бормотать извинения.

Но было слишком поздно.

В трубке послышался щелчок, и он прошептал «прости» уже в гудки прерванного звонка.

Она закончила разговор.

Джоанна сидела на краю постели в розово-белой спальне в своем ричмондском доме и молча сверлила взглядом телефон. Как это похоже на Майка! Раз — и вспыхнул! И все-таки он ошеломил ее. Она никогда не говорила ему, что не любит Пола, и в любом случае все было не так просто. Нет, для Филдинга, конечно, было просто. Он всегда оценивал поступки других людей однозначно — как хорошие или плохие. Правда, его собственные неизбежно не подпадали ни под одно из этих определений.

Перед тем как позвонить Филдингу, Джоанна убедилась, что она одна дома. Сейчас она радовалась этому обстоятельству. Было около шести часов. Эмили останется у подружки. Няню она отпустила. До возвращения Пола оставалось еще несколько часов.

Джо дала волю слезам, оплакивая конец любви. Все кончено. Она не нарушит слово, данное Полу. Но, господи, как больно! И самую большую боль причинил ей Майк. Такого она от него не ожидала. Наверное, он и сам не понимает, как ей больно.

У них не было будущего. Наверное, шанса на общее будущее у них не было и раньше. Огромный груз пережитого казался невыносимым. Анжела Филлипс, Джимбо и Томми О’Доннеллы, Лодочник — так много лиц возникало у нее в памяти, когда бы она ни вспомнила о Майке. А вспоминала она постоянно. И все же их обоих будут вечно мучить сомнения: их жизни были испорчены подозрением и предательством.

Майк Филдинг и Джоанна Бартлетт. Пара, у которой нет будущего. Пара, которая запуталась в сетях проблем, зачастую ими же и созданных.

Теперь Джо не сомневалась, что Майк не нанимал Лодочника и что его подставили. И все-таки она не доверяла ему. А как она могла доверять? Разве можно быть в чем-то уверенным, когда дело касается Филдинга? Этой изменчивостью он был так не похож на Пола.

Она прекрасно понимала, что, если бы она не повесила трубку и сказала ему то, что он хотел бы услышать, — ради него она согласна бросить Пола, Эмили, все, — то на другой день, возможно, он уже передумал бы.

Джоанна знала, что поступила правильно. Просто знала. Ее единственно верное решение. Но от этого ей не стало легче.

Слезы безостановочно текли по щекам. В последнее время она часто плакала, и утешения не было.

Джо бросилась на кровать и уткнулась лицом в подушки. Эпоха Филдинга закончилась навсегда. Все кончено. Так же, как наконец закончилось дело Анжелы Филлипс и Джеймса Мартина О’Доннелла.

И даже сейчас, когда ей было так плохо, в голове промелькнула мысль: пусть дикое, но правосудие все-таки свершилось.

Глава двадцатая

После того как Джоанна повесила трубку, Филдинг, как и следовало ожидать, отправился в паб. Он решил попробовать забыть Джо. Она была слишком опасна для него. Да и особого выбора у него не осталось.

Майк по-прежнему не имел ни малейшего представления, кто так круто подставил его с электронными письмами. Может, кто-то из коллег-полицейских, кому он перешел дорожку? Среди них, как он подозревал, были и такие, кто относился к нему гораздо хуже иного преступника.

А затем полиция обнаружила дневник Каролины О’Доннелл, откуда и пошли все их сомнения. Хотя, конечно, в этом-то не было ничего таинственного. Филдинг сам навел их на след. Он попросил жену напечатать письмо и послать его Тодду Маллетту — сказал ей слово в слово, что и как печатать и откуда отправить, чтобы точно не наследить. Сначала Рут смутилась и задавала много вопросов, на которые он не всегда мог ответить. Но потом, как обычно, она сделала так, как он просил.

Разумеется, только Филдинг знал, что в дневнике не было ни слова правды. Он сам написал его на компьютере умершей девочки, сидя в той самой спальне, которую ее семья теперь превратила в музей. Все это он проделал, пока ее родители ездили на отдых. В Коста-дель-Соль, конечно. Пробраться в дом О’Доннеллов не составило большого труда: они не слишком увлекались безопасностью. Да и особой необходимости в этом у них не было. Надо быть отчаянно глупым преступником, чтобы решиться обчистить их дом. В любом случае Филдинг умел проникнуть в чужое жилище и, осмотревшись на месте, уйти, не оставив следов. «Чтобы ловить преступников, иногда приходится действовать их методами», — криво усмехнулся он.

Майк отлично потрудился над дневником, и тот выглядел убедительно подлинным. Это было нетрудно. Пять лет Филдинг проработал в отделе по защите детей. И он слышал, как дети рассказывали о сексуальных преступлениях, которые совершались против них их дядей или маминым бойфрендом и, да, даже папой или дедушкой. Он сам оформлял заявления. Он читал детские излияния. Часто маленькие жертвы насилия все подробно записывали. Бедные дети с изувеченными судьбами, они не знали, что и подумать и как к этому относиться. Майк помнил, каким языком они рассказывали свои трагедии, как вели свои записи, какие слова использовали, а какие — нет, потому что не могли пересилить себя, а может, просто не знали их.

Филдинг трудолюбиво набрал дневник на компьютере Каролины, затем спрятал его в папке с ее домашними заданиями и, уж чтобы наверняка нашли, распечатав дневник, оставил его торчащим из какой-то книги. Он знал, что Томми и его жена время от времени приходили в эту комнату, отдавая своеобразную дань памяти покойной дочери. Майк изо всех сил постарался оставить дневник в таком месте, где его наверняка найдут, и тем не менее чтобы все выглядело так, будто раньше мама и папа просто не заметили его. Это была самая трудная часть работы. Но, похоже, он с ней справился.

Конечно, Томми наверняка интересовало, кто сообщил полиции о дневнике. Но Майк исходил из того, что вряд ли он станет рассказывать всему свету о «подвигах» своего братца. Скорее всего просто разберется с ним. С другой стороны, у О’Доннеллов немало врагов, и Томми вполне мог бы подумать на кого-то, кому Большой Сэм насолил много лет назад. А может, он посчитал, что Каролина рассказала по секрету какой-нибудь школьной подружке, которая в конце концов откровенно призналась во всем, что знала, взрослым. Иногда дети так поступают.

Филдинг удивился, что для заключения контракта с киллером Томми воспользовался электронной почтой. Но потом он понял, в чем смысл: таким образом О’Доннелл постарался отделить себя и свою семью от этого преступления. Томми умный человек и, без сомнения, достаточно хорошо знаком с Интернетом, чтобы понимать, что электронные письма, посланные из интернет-кафе и там же полученные, гарантируют ему полную анонимность. Швейцарский банк надежно позаботится о деньгах, которые он перевел на счет Лодочника. А сам киллер так и не узнает, кто же на самом деле нанял его. Тогда и необходимость выплачивать остальную сумму отпадала сама собой. Хотя Филдинг не удивился бы, если бы Томми О’Доннелл выплатил все сполна. Сделка есть сделка. И это также входило в моральный кодекс Томми.

Филдинг улыбнулся. Он не убивал Джеймса Мартина О’Доннелла. И не нанимал человека, который это сделал. Но ответственность за это убийство все равно лежала на нем. Это он подстроил, чтобы Томми наверняка не оставил в живых своего братца — Джеймса О’Доннелла, виновного в самом худшем из преступлений, с которыми Филдингу когда-либо приходилось иметь дело. Виновного в том, что он бросил бедную, несчастную Анжелу Филлипс умирать одну, жестоко избитую и изрезанную, замученную до полусмерти, которую нашел полицейский, считавший, что он уже все повидал в этой жизни. Полицейский был уверен, что никакие трупы его уже не трогают, до тех пор, пока он не увидел этот труп. Также Джимбо О’Доннелл был виновен в том, что он разрушил самое дорогое в жизни Майка Филдинга — кроме Джоанны Бартлетт, конечно, — его карьеру. В жизни Майка осталось мало поводов для улыбок. Но мысль, что Джимбо О’Доннелл больше не топчет эту землю, неизменно вызывала у него улыбку. Как и то, что его до сих пор не лишили пенсии.

Он заказал еще одну большую порцию виски. Выпив достаточно, чтобы заглушить боль, Майк решил, что пора отправляться домой к жене. Как обычно. «Кто знает, — думал он, неуверенно слезая с табурета у барной стойки, — возможно, это то, что мне, в конце концов, нужно, есть Джоанна или нет ее». По большому счету так всегда он и поступал.

Однако в полицию Девона и Эксетера Филдинг не вернется. Да, его оправдали, и на его послужном списке нет ни пятнышка. Официально. Но его ждет досрочный выход на пенсию с гарантией, что его не лишат надбавки за тридцатилетнюю выслугу. Осталось добрать только год. И все.

Его жена всегда хотела жить в Испании. Она просто влюбилась в одно местечко на берегу Коста-Бланки. Поселиться южнее, в Коста-дель-Соль, где красуются виллы богатых преступников, они, конечно, не могли бы позволить себе. Может, все-таки ему удастся исполнить заветное желание Рут. «Надо постараться», — думал Майк.

Пошатываясь, Филдинг пробирался к выходу из паба. Когда он оказался на улице, свежий воздух с силой ударил ему в лицо. Филдинг зашатался, но с ловкостью профессионального пьяницы устоял на ногах. В любом случае на этой Косте есть барменша, с которой он познакомился несколько лет назад, когда они с Рут отдыхали там…

Однажды, примерно через месяц, Джоанна пробудилась от тяжелого сна, теперь по большей части пьяного. Ей что-то приснилось, но она не могла вспомнить что. Сны становятся неуловимыми, если пьешь так много, как начала пить Джо. С замиранием сердца она представляла, что переняла пагубную привычку у Филдинга. Майк даже не пробовал связаться с ней с тех пор, как она тогда повесила трубку. И Джо бесповоротно приняла решение никогда больше не иметь с ним отношений. Теперь ей с трудом верилось, что она сама способствовала тому, чтобы их роман разгорелся с новой силой. Выкинуть Майка из головы! Навсегда! Но забыть его оказалось не так-то легко.

Джоанна задумалась о том, сколько жизней искорежила смерть Анжелы Филлипс.

Больше всех, конечно, пострадали Филлипсы, если не считать О’Доннеллов, а Джоанна предпочла их не считать. Она с радостью узнала от нового корреспондента «Комет» в Девоне, что Филлипсы продали часть своих угодий — вероятно, ту, что ближе к Оукхэмптону, — под плановую застройку. Власти выдали разрешение на строительство, несмотря на протесты тех, кто требовал сохранить Дартмур как природный заповедник, обосновывая свое решение, что в той зоне людям нужны новые дома. К строительству привлекли большой капитал, что обещало Филлипсам сохранить остатки своей фермы, хотя «Комет» и отказалась выполнять свои обязательства после провала злосчастного второго суда над О’Доннеллом.

Джо слышала, что Тодд Маллетт в конечном счете прекратил следствие по убийству Джимбо О’Доннелла и причастности к нему Лодочника. Полиция не могла ничего поделать с этим нераскрытым убийством, вернее, частично не раскрытым: все прекрасно знали, что произошло на самом деле, но ничего не могли доказать. Очевидно, посчитали, что шанса доказать что-либо против Томми О’Доннелла нет, и это ничуть не удивило Джоанну.

Пол был верен себе и вел себя так, словно ничего не случилось. Ну или более-менее так. На прошлой неделе он убрал из газеты ее колонку. Джо подозревала, что это что-то вроде наказания, и сказала ему об этом. Разумеется, этого делать не стоило. Ее муж не терпел ни конфликтов, ни ропота. Взрывы эмоций на него не действовали. «Не смеши меня, Джо, это нормальное редакторское решение, — выговаривал он ей. — В мире таблоидов больше нет места для такой журналистики. Твоя рубрика старомодна, и ты знаешь это. Тебе пора бы уже понять, твой „Меч правосудия“ неуместен в „Комет“».

Конечно, Джо отлично все это знала, и ей не нравилась такая ситуация. Пол обещал, что пока она останется младшим редактором, а потом он подыщет для нее другую должность. Но Джоанна не совсем понимала, как это у него получится. Ее разочарование коснулось не только ее самой. Трагедия заключалась в том, что все великие традиции национальных газет вырубались под корень. Независимые британские газеты — когда-то Джо гордилась, что представляет именно такую, — теперь зачастую не особенно отличались от американских таблоидов, ориентированных на запросы невзыскательного потребителя, — печатали всякую низкопробную ерунду, что Джоанна считала позором. И такого же мнения, в общем-то, придерживался и Пол. Ее всегда восхищало, как искусно он балансирует между качественной журналистикой, о которой сейчас практически мало кто заботился, и требованиями современного рынка массмедиа. По крайней мере, так это выглядело со стороны. Но теперь она не была уверена и в этом.

Как бы то ни было, Джоанна понимала, что выбор у нее невелик. Оставалось довольствоваться тем, что у нее уже есть. А это было намного больше, чем у многих. Пол оказался прав. И Филдинг — тоже. Ей нравился ее образ жизни, нравилось жить в роскошном доме. Она даже привыкла к машине Пола с личным водителем. Ей нравилось, что не надо беспокоиться о средствах к существованию. К тому же она отчаянно любила дочь, хотя, возможно, ей еще предстояло потрудиться над их отношениями.

Нет, она не была счастлива. Все старые демоны вырвались на свободу. Забыть Филдинга ей не удалось, и не важно, какие титанические усилия она прикладывала. Никогда она его не забудет. И Анжелу Филлипс тоже. Все это останется с ней навсегда. И только алкоголь, хотя бы временно, заглушал память.

Она твердо решила бросить пить и полностью изменить свою жизнь. Она сосредоточит все свои усилия в первую очередь на семье. А со всем остальным покончено.

И, не откладывая в долгий ящик свое решение, Джо оживленно вела себя за завтраком, много смеялась с дочерью, отвезла ее в школу и пообещала, что будет дожидаться возвращения Эмили дома.

— А в выходные мы пройдемся с тобой по магазинам, купим тебе новую одежду, а потом, может быть, сходим в кино, — щебетала она. — Выбирай фильм, Эм! Как тебе такие выходные?

— Здорово! Мамочка, по-моему, все будет классно, — ответила Эмили с таким воодушевлением, что Джоанна даже немножко удивилась.

«Будет, если сильно постараться», — подумала она.

Позже Джоанна поехала в церковь Святого Брайда на Флит-стрит — знаменитую церковь журналистов, где в тот день должна была состояться поминальная служба по Энди Маккейну, который скончался на шестьдесят первом году жизни от склероза печени. «И меня ждет такой конец, если не возьму себя в руки», — промелькнуло в голове у Джо.

Маккейн, жуткий сексист еще старой закалки, был отличным новостным редактором и, в общем-то, добродушным человеком, несмотря на некоторую напыщенность. В любом случае поминальная служба позволила старой журналистской гвардии Флит-стрит встретиться всем вместе, что случалось теперь так редко. Джоанна вдруг почувствовала, что с нетерпением ждет поминальной службы, — хоть какое-то разнообразие в жизни.

Народу собралось много, что, впрочем, и не удивляло в случае с Энди. После церковной службы состоялись поминки в винном погребке «Эль вино», на которых, несмотря на свое утреннее решение, Джо выпила гораздо больше, чем собиралась. Когда же она примерно через три часа наконец решила, что ей пора уходить, если она хочет сдержать обещание, данное утром Эмили, она уже совсем расслабилась.

И вот тогда она столкнулась с Фрэнком Мэннерсом. Буквально. Маститый репортер криминальных новостей, когда-то доставивший ей столько неприятностей, резко отошел от стойки бара, а Джо как раз шла мимо к выходу, и они столкнулись. Она не видела его со времени его вынужденного ухода на пенсию девятнадцать лет назад. Мэннерс, которому теперь было под восемьдесят, выглядел гораздо лучше, чем он того заслуживал. Правда, цвет лица у него был немного лихорадочный, что, несомненно, портило его ухоженность, но в остальном он изменился на удивление мало.

— Господи помилуй, золотая девочка! — взревел он. — Ну, кого еще из-за тебя уволили?

Люди в их части бара притихли. «Характер у Мэннерса тоже не изменился», — подумала она. Ну почему он такая дрянь? Сам же постоянно напрашивается на неприятности. Вспомнив, сколько она натерпелась от него, Джоанна не сдержала закипевшее раздражение.

— Если хочешь что-то сказать, Фрэнк, так говори прямо, — накинулась она на него. — Если бы не твои дурацкие анонимные звонки, которые отравляли жизнь людям, никто бы тебя не уволил, и работал бы ты, пока не надоело. И ты отлично это знаешь!

От изумления у Фрэнка отвисла челюсть.

— Совсем спятила, женщина? Белены объелась? — поинтересовался он. — Я понятия не имею, что за чушь ты здесь порешь.

Джо уже открыла рот, чтобы достойно ответить ему, но что-то в выражении его лица и в том, как он говорил, остановило ее. Внезапно она с ужасом поняла, что он говорит правду. Ошеломленная, она протиснулась мимо Мэннерса, стараясь поскорее выбраться из шумной толпы уже порядком подвыпивших журналистов, собравшейся вокруг них.

На улице она несколько раз с силой вдохнула осенний воздух. В мыслях все перепуталось. Появилась слишком ясная альтернатива тем различным предположениям, которые она делала насчет Мэннерса много лет назад. Альтернатива, никогда раньше не приходившая ей в голову. И теперь она казалась ослепительно очевидной. Джоанна была потрясена.

«О боже! Пол!» — подумала она.

Остаток дня и вечер Джоанна прожила на автопилоте. Она умудрилась вернуться домой в Ричмонд до возвращения Эмили и даже выполнить какие-то домашние дела, которые предполагала нормальная семейная жизнь. Она приготовила им с Эмили еду и заставила себя поесть вместе с дочерью, которая только и говорила, что о субботней поездке по магазинам и как будет испорчена ее жизнь, если мама, в придачу к новым нарядам, не купит ей модную компьютерную игру, которая в ее классе, разумеется, уже была абсолютно у каждого.

Джоанна, занятая своими мыслями, обнаружила, что постоянно теряет нить разговора, но вдруг ей в голову пришла одна идея:

— Слушай, Эм, ты же любишь играть в компьютерные игры и лазить по Интернету с папой?

— Да! Знаешь, какой он умный! — Лицо дочери просто засветилось.

— Правда?

— Ну конечно! Папа может с компьютером все!

— Все, что угодно?

— Все-все. У Элис Риверс отец тоже неплохо разбирается в компах, но он не умеет и половины того, что умеет мой папа.

— Получается, что папа — очень опытный по части компьютеров человек?

В голосе Эмили появилась нерешительность.

— Он сказал, что я не должна об этом рассказывать.

— Вот как? Я умею хранить секреты.

Эмили все еще сомневалась, может ли она поделиться своей тайной.

— И к тому же раз это папин секрет, то скорее всего я уже знаю его.

Джоанне было немножко стыдно за себя: она не только выведывала у дочери информацию об отце, но также и играла на особых отношениях, сложившихся между ними. Джо делала ставку на то, что Эмили не устоит и захочет доказать, что папа доверяет ей больше, чем своей жене. И расчет оправдался.

— Однажды он разрешил мне посмотреть, как он взламывает «Дейли миррор», — неуверенно произнесла Эмили.

Джо постаралась не выдать своего удивления.

— Понятно, — уклончиво проговорила она.

— Это заняло у него много времени, и он сказал, что в их систему ему не попасть, но можно взглянуть на некоторые статьи, приготовленные для следующего номера. Правда, здорово? — Эмили светилась от гордости за отца.

— Здорово, — рассеянно согласилась Джо.

Все, что рассказывала ей дочь, только укрепляло ее подозрение.

Когда дочка наконец отправилась спать, Джо посчитала, что, несмотря на утреннее решение, нужно немного выпить. Она налила себе полбокала виски, но затем, подумав еще, вылила две трети обратно в бутылку. Она унесла свой бокал в гостиную, приглушила свет и устроилась на большом черном диване в ожидании Пола. Надо было все хорошенько обдумать.

Никогда раньше Джоанна не говорила ни с мужем, ни с ребенком на тему компьютера, с которым она обращалась довольно свободно, но использовала его только в рамках своей профессии. Она даже не предполагала, что Пол — такой знаток, как получалось по словам Эмили. Раньше ей никогда и в голову не приходило спрашивать об этом. Этот вопрос возник у нее только теперь, после случайной встречи с Фрэнком Мэннерсом, благодаря которому ей многое открылось за несколько минут.

Реакция Фрэнка полностью убедила ее, что он не имел ни малейшего отношения к телефонным звонкам, отравлявшим ее жизнь, и подозрения каким-то образом тут же переключились на Пола. Неужели он был способен звонить Крису, заведомо зная, что эти гадкие звонки разрушают ее первый брак, а позже притворяться, что и сам тоже получил анонимный звонок? Неужели он был таким безнравственным, таким мерзким? Если да, то, возможно, на нем лежит ответственность и за гораздо более тяжкие грехи?

Через некоторое время она услышала, как подъехала машина Пола, и несколько секунд спустя он отпер дверь своим ключом. Похоже, он совсем не удивился, что она сидит в почти полной темноте. Он бросил выразительный взгляд на ее бокал, очевидно решив, что она опять напилась. На самом же деле она едва пригубила виски и, если не считать шампанского на поминках, давно уже не была такой трезвой.

— С Эмили все в порядке? — поинтересовался мимоходом Пол, наливая себе виски. Совсем немного и сильно разбавляя водой.

Она кивнула:

— Легла спать около часа назад. Рассказывала мне, какой ты компьютерный гений. А я и не знала.

Он сел в кресло напротив нее, поставив бутылку с виски на столик между ними, и вопросительно взглянул на жену.

Боже, она же совсем не собиралась вот так сразу все ему выкладывать! И уж тем более ссориться с ним. Во всяком случае, сейчас точно не лучшее время. В последний раз, когда она поддалась своим безумным подозрениям, все вылилось в ужасную ссору с Майком Филдингом, при воспоминании о которой у нее до сих пор по спине бежали мурашки.

— Ты никогда не проявляла интереса, — вполне справедливо заметил Пол. — Но, как бы то ни было, конечно же, Эмили преувеличивает.

— Она сказала, что ты взломал «Дейли миррор».

— Ну и?.. — Он непринужденно усмехнулся. — Мне просто повезло в тот вечер. У Эм-то, разумеется, впечатлений полный мешок. Но ни до чего важного у них, конечно, не доберешься, — слишком хорошая защита. Так, посмотрел кое-какие их заготовки.

Это означало негорячие новости и такие страницы, как объявления турагентств и все, связанное с транспортом. Джоанна не знала, преуменьшает Пол свои способности или нет, но даже то, в чем он признался, произвело на нее не меньшее впечатление, чем на Эмили.

Она не стала заострять на этом внимание.

— Как прошла поминальная служба? — спросил он после небольшой паузы. — Жаль, мне не удалось сегодня выбраться. Маккейн, конечно, был тот еще геморрой, но журналист отличный.

Джоанна кивнула:

— Все прошло довольно прилично. Хорошо организовано. Я встретила там Фрэнка Мэннерса.

И снова ее занесло. Она ведь не собиралась пока говорить об этом, но раз уж заговорила, то пришлось продолжать:

— Интересовался, кого еще из-за меня уволили.

Пол искренне рассмеялся:

— Он был бы не он, если бы не поинтересовался.

— А потом к слову пришлись те дрянные анонимные звонки. Он сказал, что слышит про них впервые.

— Ну еще бы!

— Ну да, наверное, — кротко согласилась она.

Пол изучающе смотрел на нее, думая о чем-то своем.

— Не давай этому старому негодяю доставать себя после стольких лет, — проговорил он. — Давай-ка выпей еще чуток. — Он взял бутылку с виски и щедро налил ей, наполнив бокал почти до краев. М-да, последнее время она, похоже, действительно пила такими порциями, но обычно Пол не приветствовал это.

Джо подумала, что лучше ей уйти, пока она сама не загнала себя в угол. По большому счету она больше не знала, чему верить, а чему нет.

— Я устала. Пойду лягу, — наконец проговорила она.

Пол пристально наблюдал, как жена уходит из комнаты, направляясь к лестнице, ведущей в спальню, и унося с собой почти полный бокал виски. Он чувствовал себя тревожно. Ее фразы по поводу его компьютерных умений и анонимных звонков били прямо в цель. «Что у нее на уме?» — с беспокойством задавал он себе вопрос.

Конечно, сейчас она пьет слишком много, но обычно старается делать это незаметно. Возможно, со временем Джо все-таки возьмет себя в руки. Силы воли у нее хватит. Важно, чтобы сейчас она не вышла за границы дозволенного.

Ах, если бы у него была волшебная палочка! Один взмах — и Джоанна полюбила бы его так, что ей никогда уже был бы не нужен Филдинг. И еще он бы показал ей, как сильно любит ее. Он и сам не знал, почему ему не удавалось продемонстрировать ей свою любовь.

Теперь-то она хотя бы поняла, что он не собирается терять ее. Такие мужчины, как он, не намерены с любезным видом терять то, что завоевали с таким трудом и прилежанием. Для Пола это относилось как к его браку и жене, так и к его работе. Его мир — и дома, и на работе — оставался прежним, каким он был всегда. Сейчас он прикладывал все усилия, чтобы из-за какого-то непристойного скандала не сорвалось его рыцарство: почти наверняка в этом январе он окажется в новогоднем списке награжденных титулом.

Он очень надеялся, что Джоанна больше не подкинет ему никаких проблем. Хотя Филдинга и выпустили из тюрьмы. Или, во всяком случае, надеялся до сегодняшнего вечера.

Никому и в голову не пришло заподозрить Пола в организации всей этой подставы с электронными письмами, и, насколько он знал, его никто и не подозревал. Для начала, никто, даже Джоанна, не сообразил, какая сильная у него мотивация. И уж конечно, никто до конца не понял, насколько искусно он умел обращаться с компьютером и Интернетом. Это был один из секретов его успеха в газетном мире. Он мог забраться в любой компьютер — а значит, и в жизнь его владельца — и забирался в другие газеты, причем удивительно часто. Единственное, в чем он ошибся, — захотел покрасоваться перед дочкой. Ее гордость за отца доставляла ему неизмеримое удовольствие. Как ему хотелось, чтобы жена любила его хотя бы вполовину той безграничной и безусловной любви, какой, несомненно, любила его дочь! Конечно, не стоило ему показывать Эмили свои компьютерные таланты так открыто. Оставалось только надеяться, что Джоанна поверила ему, когда он преуменьшал свои способности и достижения. В этом он не мог быть уверен, хотя даже Эмили не представляла, насколько свободно он обращается с компьютером.

То, что он провернул с Филдингом, было трудно, но не невозможно, особенно если есть определенные навыки. Любой, кто свободно пользуется Интернетом, может раздобыть необходимое программное обеспечение и инструкции. А именно LINUX — крепкую, полностью аутентичную операционную систему с хакерскими задатками. Все, что от тебя требуется, — это установить ее и понять принцип действия, и тогда можно заставить ее воплотить в жизнь многое из желаемого. Но даже Пол не понимал и половины ее возможностей. Интересно, знает ли кто-нибудь, кроме гениальных создателей LINUX, все возможности этой операционной системы? Но для его целей ему удалось понять достаточно.

С помощью LINUX он написал вирус, который подселил в компьютер Майка Филдинга, прикрепив к какому-то незначительному письму. Вирус инсталлировал фиктивные электронные письма и спрятал их в глубинах памяти. Фиктивные письма не оставляли следов, потому что существовали только внутри вируса, а письмо, к которому Пол прикрепил свое творение, тоже нельзя было проследить, — всю операцию он проделал с купленного подержанного компьютера.

О существовании компьютерных рынков и их преимуществах известно не только преступным элементам Ист-Энда. Свой ноутбук Пол запирал в ящике в темном углу садового сарая, служившего ему потайным убежищем.

Пол остался доволен собой. Его хитрость удалась: Филдинга арестовали за преступление, которого он не совершал. Жизнь полицейского разрушалась в отместку за то, что тот разрушал его собственную жизнь. Конечно, лучше бы состоялся суд, и его осудили, и засадили бы в каталажку. Но и того довольно, что его план сработал. С карьерой Филдинга покончено раз и навсегда. И вбит последний гвоздь в крышку гроба, в котором обрел покой роман этого детектива и Джоанны. Пол действительно был доволен, что все получилось, и Джоанна снова вернулась к нему.

Но сейчас он опять начал в ней сомневаться. Когда они сидели в гостиной, на секунду ему показалось, что она уже близка к тому, чтобы в чем-то обвинить его. Может, просто показалось, но надо вести себя осторожнее. Джоанна ни в коем случае не должна узнать, что это его рук дело. Иначе все погибло.

Допив виски, Пол поставил пустой стакан в раковину на кухне и через кухонную дверь вышел в сад. Проходя по лужайке перед домом, он оглянулся на окно их спальни. Свет выключен. Наливая Джо полный стакан виски, Пол преследовал совершенно определенную цель. Сейчас Джоанна наверняка спит тяжелым, пьяным сном. И будет еще несколько часов спать так, что ее ничто не разбудит.

Он отпер сарай в дальнем конце сада. Подержанный ноутбук, как и прежде, лежал в безопасности в тайнике. Конечно, уже давно следовало избавиться от него, но почему-то Пол до сих пор этого не сделал. Наверное, из-за своего тайного высокомерия: он всегда был на голову впереди всех и не чувствовал необходимости подчиняться обычным правилам. Но Джоанна смутила его самоуверенность, и он не собирался больше рисковать.

Пол забрал ноутбук, провода и вирусные программы и перенес все это в дом. Заперев за собой кухонную дверь, он прошел в холл и свалил на стол свою ношу, затем открыл кладовку и нашел там рюкзак. Сложив в него компьютер и все прочее, что принес из сарая, он вышел как можно тише через парадную дверь и направился к подножию холма. Сначала он собирался воспользоваться либо машиной Джо, либо своей собственной, которые стояли в гараже, но он не знал, где ее ключи. К тому же, открывая гараж, он мог наделать столько шуму, что разбудил бы даже Джоанну. Рисковать нельзя — теперь это стало для него самым актуальным правилом. Он пойдет пешком. В конце концов, река совсем близко.

Менее чем через минуту Джоанна выскользнула за ним из дома.

Она не притронулась к огромному бокалу виски, что налил ей Пол. Она не хотела пить. И не хотела спать. Она просто хотела побыть одна, чтобы все хорошенько обдумать. Выключив в спальне свет, она села, не раздеваясь, в кресло у окна, выходящего в сад.

Стояла ясная, звездная ночь. Хотя в Лондоне и его пригородах никогда не бывает настоящей темноты. Джоанна увидела Пола. Вот он прошел через лужайку, затем мимо саженцев фруктовых деревьев и исчез в заросшей дальней части сада. Сначала она не придала этому значения: он довольно часто выходил в сад, когда вечером бывал дома. Она не имела ни малейшего представления, что он там делал, и, в общем-то, никогда не задавалась таким вопросом. До сегодняшней ночи. Разумеется, она ничего не знала о том, для каких целей Пол использовал садовый сарай. Он говорил ей, что наслаждается свежим ночным воздухом после трудового дня, проведенного в здании с кондиционерами, и ее вполне устраивало это объяснение. Она продолжала без всякой цели смотреть в окно и всего через несколько минут увидела, что он уже идет обратно к дому. В руках он что-то нес. Свет был тусклым, и она не разобрала, что это.

Она слышала, как он запер кухонную дверь, ведущую в сад, и прошел в холл на передней половине. Там он открыл кладовку и принялся что-то искать. Повинуясь безотчетному порыву, Джоанна как можно тише проскользнула на лестничную площадку. Посмотрев вниз, она ясно увидела на столе в холле незнакомый ноутбук. Когда Пол вынырнул из чулана, она отступила вглубь площадки: в руках он держал рюкзак. Джоанна молча наблюдала, как он положил ноутбук в рюкзак, закинул его за плечи и вышел из дома.

И вновь ее будто что-то толкнуло: она решила следовать за ним, едва понимая, к чему это может привести. Был почти час осенней ночи. Безлюдные улицы, редкие машины. На ней были только джинсы и футболка, — она не захотела терять время, чтобы взять пальто или куртку. Дрожа на холодном ветру, она тщательно следила за тем, чтобы не очень приближаться к Полу, который направлялся вниз по Ричмондскому холму мимо их любимого китайского ресторана. Затем он свернул налево, прямо к реке, и вышел на Ричмондский мост. Джо юркнула к ближайшему подъезду, понимая, что ей придется переждать, пока он минует мост, и только потом последовать за ним, иначе он ее заметит.

На середине моста Пол остановился, быстро огляделся вокруг, словно проверяя, нет ли кого поблизости. Затем подошел вплотную к перилам. Джо плохо видела от подъезда, что он там делает, — загораживала его спина и освещение на мосту было не таким уж ярким. Выбравшись на мостовую, она сделала несколько осторожных шагов, выбирая наиболее удачную позицию для наблюдения. Тем временем Пол снял рюкзак и одним быстрым движением швырнул его в Темзу.

У Джоанны перехватило дыхание. Она едва сдержала крик. Наверное, где-то в глубине души она ждала именно этого, ждала и боялась. Поступок мужа поразил ее. Пол постоял, глядя на воду, еще несколько секунд, повернулся и быстро пошел в ее сторону. В этот момент на мост выскочила машина, и ее фары полностью осветили Джо. Она чувствовала себя кроликом, которого загнали охотники. Не в силах пошевелиться, она замерла на месте.

Пол запнулся. Она поняла, что он наверняка увидел ее. И понял, что она следит за ним, что она — свидетель.

Ее тело снова начало ее слушаться. Джоанна обнаружила, что может двигаться, и отступила на шаг. Пол по-прежнему приближался, только медленнее, протягивая к ней руки. Она повернулась и пустилась бежать, но не вверх по Ричмондскому холму, к дому, который она делила с этим нелюбимым человеком, к дому, где, ничего не подозревая, спала их дочь, а налево по улице и дальше в город. Она не знала, куда она направляется, да это и не имело значения. Ее тело снова подчинялось ей, но сознание онемело.

«Джо, Джо, подожди…»

Она слышала, как он зовет ее. И бежала все быстрее и быстрее.