Гвидо Мансуэлли, Раймон Блок

Цивилизации древней Европы

БЛАГОДАРНОСТИ

Когда Раймон Блок еще в 1960 г. завел речь об этой книге, сперва мы намеревались ограничиться европейскими цивилизациями железного века, то есть 1-м тыс. до н. э. Но оказалось, что практически невозможно разделить доисторическое прошлое некоторых народов и цивилизаций и их состояние, соответствующее переходу к древней истории. Недавние открытия, в частности в Вантри и Чедвике, если ограничиться только этим известным примером, внесли важные уточнения и дополнения в наши представления о классических цивилизациях. Что касается континентальных культур, то археологические открытия также прояснили устойчивые связи, которые соединяют протоисторию с предшествующими веками, обусловливая локальные варианты эволюции, которые позже повлияют на эволюцию континента в целом.

Таким образом, рамки данной работы постепенно расширялись. Я вполне осознаю трудности, которые скрывает подобное начинание, и границы моих собственных знаний. Столь широкая тема требовала большого количества сведений, которые находятся в компетенции специалиста по древней истории и медиевиста. Во всяком случае, я принял решение останЗвиться на рассмотрении одной, ведущей проблемы, а именно отношений между внутренними континентальными странами и Средиземноморьем, не оставив, впрочем, без внимания и потоки, идущие из евро-азиатского региона, важность которых, на мой взгляд, не всегда подчеркивалась в достаточной мере. Я надеюсь также внести вклад в общее дело, начатое авторами книг данной серии, прежде всего установив связь между различными томами серии, которые уже вышли или только готовятся к изданию. Отмечу по этому поводу, что несколько глав, впрочем неравноценных, я посвятил истории Рима, Греции и Востока. Естественно, в мои намерения не входило повторять то, о чем уже говорили. Цели и задачи были совсем иные: обращаясь к культурам, которые развивались на периферии греко-римского мира, с целью осветить отношения, установившиеся между ними, необходимо было кратко напомнить важнейшие черты этих великих цивилизаций, история которых служит знакомым ориентиром и представляет более достоверный источник информации.

В течение двадцати пяти лет я занимался исследованием железного века и романизации, на успех которого в ближайшем будущем я надеюсь. За это время я опубликовал учебник по исторической географии, посвященный истории освоения пространства и заселению нашего континента. Также я рассматриваю эту работу как один из этапов моих научных изысканий. Кроме того, это способ отблагодарить моего друга Раймона Блока, доверившего мне написание книги и постоянно сотрудничавшего со мной в ходе работы. Замысел книги, включение ее в план, решение некоторых проблем — все это было результатом совместной работы.

Эти страницы мы посвящаем памяти Альбера Гренье. Нам хотелось бы подарить их ему при жизни, но он покинул нас, когда эта книга только начинала создаваться. Гренье был одним из величайших мэтров европейской археологии, его обширные исследования охватывали временной промежуток от начала железного века до цивилизаций этрусков и кельтов и создания римских провинций. При жизни он был настоящим другом моей страны, сторонником и выдающимся представителем научного и духовного сотрудничества между французами и итальянцами. Его научная карьера началась, когда он был еще учеником в одной из школ Рима, директором которой он станет впоследствии, после археологических поисков в окрестностях Болоньи. Это было auspiciis ejus — начало становления более лояльного духа сотрудничества и более дружественных отношений, которые спустя полвека приведут нас, меня и Р. Блока, на одни и те же раскопки, чтобы мы продолжили совместную работу. Именно этому сотрудничеству, а также его будущему я посвящаю этот труд.

Я благодарю моего друга и коллегу из университета Павии Марио Ортолани, которому обязан множеством сведений и советов, касающихся географии и геологии. Мой бывший ученик в Болонском университете, Фаусто Бози, в настоящее время преподаватель греческой истории, был мне верным и ценным помощником: я глубоко обязан его изысканиям по древней истории Восточной Европы. Он сам составлял те рубрики справочного индекса, которые касаются археологических зон России и смежных регионов. Мой ассистент в университете Павии, мадемуазель Андреина Триппони Пиассич, взяла на себя общую часть работы по составлению индекса. Я благодарю обоих за их участие.

Я вполне понимаю сложности, которые представляет написание книги на не родном мне языке, особенно когда речь идет о книге, предназначенной для широкого круга читателей. Поэтому я весьма признателен Раймону Блоку, который согласился вычитать мой текст, а также Раймону Шевалье, который взял на себя труд перевести ряд глав, написанных на итальянском языке, и Силвану Конту, который, в свою очередь, вычитал весь французский текст. Наконец, мне хотелось бы отблагодарить и весь коллектив издательства Arthaud за все заботы, связанные с изданием этой книги.

Гвидо А. Мансуэлли

ПРЕДИСЛОВИЕ

Настоящая книга представляет собой шестой том серии «Великие цивилизации». В этой обширной серии особое место обязательно должно отводиться жизни и судьбе народов, которые развивались во времена, предшествовавшие взлету греческой и римской цивилизации, а затем вышли за рамки своего собственного жизненного пространства, но не за рамки своего влияния. Во-первых, в ходе длительного развития человечества век металлов имел решающее значение, поэтому он должен занимать заслуженное место у истоков европейской истории. Во-вторых, что касается последующих периодов, слишком часто внимание исследователей направлено почти исключительно на основные, классические центры культуры, в то время как так называемые периферийные цивилизации остаются в тени. Однако изученным влияниям соответствуют, в зависимости от конкретного случая, различные реакции, которые должны быть проанализированы. Народы, подобные кельтам или этрускам, скифам или иберам, заняли свое место на шахматной доске истории и сыграли свою роль, которая сегодня прорисовывается более четко и с которой нельзя не считаться. Таким образом, существует необходимость рассмотреть протоисторию Европы, если понимать под этим спорным, но удобным словосочетанием жизнь народов, которые почти не оставили нам текстов, но частично освещаются в письменных источниках своих соседей. Такова главная цель представленной книги.

Поскольку ни одна из книг серии не была посвящена доисторическому периоду, представляется полезным набросать обзорную, но точную картину жизни доисторического человека в рассматриваемых географических рамках. Чтобы лучше понять их генезис и новизну, следует поместить эпоху бронзы и железа в конец длительной эволюции, которая принесла человеку умение использовать металлы, от первых, крайне незначительных и неуверенных, шагов до момента, когда перед ним открылись безграничные возможности. Это позволило определить рамки актуальных исторических изысканий и кратко обрисовать картину достигнутых результатов и дискуссионных проблем. В то же время мы не оставили без внимания искусство, вот уже полвека занимающее должное место, — мобильное и наскальное первобытное искусство, разнообразие и богатство которого не перестают удивлять. Сумерки человеческого прошлого в 15—20-м тыс. до н. э. на юго-западе Франции и на северо-западе Испании словно разрываются вспыхнувшим светом франко-кантабрийских фресок, которые с редким чувством линии и контура составляют поэтическое сопровождение инстинктивной, животной жизни.

Подобным же образом книга со временем может получить продолжение, если появится желание проследить судьбу этих неклассических народов, среди которых одни, географически или по своей природе более близкие к очагам классической культуры, будут глубоко пропитаны ею, а другие, более удаленные, будут лишь слегка задеты ее влияниями, которые не смогут проникнуть глубоко. Вторжения варваров, которые разрушили Римскую империю, соответствуют всего лишь последним эпизодам передвижений и миграций, которые долгое время кипели за пределами укрепленных пунктов лимеса, пока по различным причинам эти пункты больше не смогли сдерживать натиск, ставший слишком сильным, и не уступили ему. Протоистория Европы, которая уходит глубоко в прошлое, обращена также к более поздним эпохам. Таким образом, тема расширяется во времени и пространстве, но книга, разделенная в соответствии с традиционной хронологией, тем не менее сохранила свою целостность в единой точке зрения — изучении отношений между классическими и периферийными цивилизациями.

Было достаточно сложно предпринять подобное исследование, поскольку речь шла не о воспроизведении старого материала с целью подвести итог: необходимо было проделать оригинальную и трудную работу, попытаться обрисовать точную картину времен, порой весьма смутных, и народов, эволюцию и жизнь которых очень трудно представить в деталях. По правде говоря, только широта рассматриваемых рамок отличает эту книгу от прочих, уже вышедших или запланированных книг серии. На самом деле все они задумывались не как популяризаторские работы, предназначенные для того, чтобы познакомить широкую публику с уже известными фактами, но как оригинальные творения, позволяющие различным историкам в полной мере и напрямую высказаться в областях, которые стали для них предметом глубокого изучения и личных размышлений. При том что некоторые детали могут вводить в заблуждение, синтез по сути не уступает в оригинальности анализу. И хотя долгое время одно исключало другое, синтез и анализ взаимодополняют друг друга.

Разумеется, историк, который больше, чем кто бы то ни было, ценит новый текст, новый камень, найденный в земле, извлеченный и затем преданный забвению, с самого начала обращается к базовым дисциплинам, на которых держится все здание истории, — археологии, эпиграфии, изучению текстов. Прочная конструкция не может быть возведена на ненадежном фундаменте; анализ обеспечивает крепкую основу, на которой можно строить. Но, опираясь на предшествующий опыт, исследователь может, насколько позволит его призвание и способности, выдвинуть успешную гипотезу, осуществив новый синтез. Обновляя и углубляя различные аспекты, он способствует возрождению прошлого, а это и есть конечная цель, которую преследует историк. Далее, отражая тонкую, но реалистичную игру взаимных влияний, составленная картина, в свою очередь, позволит осветить не до конца решенные проблемы порой с неожиданной стороны.

Книга, представленная на суд читателя, ставит вопросы, которые нам особенно дороги, и я позволю себе затронуть их и обсудить в этом предисловии. Столкновение различных точек зрения представляется полезным и плодотворным, без этого каждый оставался бы запертым в своем собственном здании.

Гвидо А. Мансуэлли, к которому я обратился и который взял на себя предложенную ему тяжелую работу, является профессором университета Павии; прежде он долгое время преподавал в Болонье. Опытный специалист по археологии и итальянской истории, он руководит успешными раскопками этрусского города Марцаботто, замечательного тем, что только здесь сохранился, четко прорисованный на земле, городской план, с домами, возведенными в шахматном порядке, который предписывался священными книгами Тосканы. Это большой друг Франции, и я обязан ему возможностью в течение вот уже шести лет руководить, представляя французскую школу в Риме, раскопками на юго-западе от Болоньи, в Касалечио ди Рено, где сохранилось этрусское поселение V в. до н. э., имеющее тот же характер, что и Марцаботто. Было много дружеских бесед, которые велись на самих раскопках или во время прогулок под знаменитыми портиками Болоньи. После того как мы столь часто встречались по работе, и не только, мы встретились вновь, для того чтобы создать эту книгу, которая продолжает наш совместный труд.

Необходимо было собрать обширный археологический материал, который послужил бы основой данного изложения. В том, что касается протоисторических народов, археология является нашим главным источником информации, и ее развитие становится все более плодотворным и быстрым, особенно в последние десятилетия. Наше начинание требовало точного знания всех ее достижений на пространстве от Великобритании до России и от скандинавских стран до Сицилии. Необходимо было и постоянное историческое чутье, дабы, с осторожностью используя недавно полученные данные, сопоставлять их со скудными сведениями классических источников и затем, на фоне эволюции форм материальной жизни, восстановить, насколько это возможно, основные линии формирования и развития народов. Простые, даже слишком простые формулы, которыми до сих пор пользуются для описания человеческих групп, достаточно сложных уже на заре истории, конечно же, исключались; одно развитие экономической и социальной реальности позволяет представить их прогрессивный рост.

Необходимо обрисовать в общих чертах картину отношений, которые установились между Грецией, а затем Римом и периферийными цивилизациями, и осветить многочисленные влияния и формы искусства или воспринятых идей. Эту актуальную проблему Конгресс по классической археологии, который прошел в Париже летом 1963 г., избрал в качестве изучаемой темы, ограничившись, впрочем, сферой искусства, но охватив при этом весь Средиземноморский бассейн. Акты конгресса, опубликованные в скором времени, позволили, по крайней мере в отношении археологии, оценить масштаб рассматриваемых проблем и полученные результаты. В европейской перспективе, которая оказалась ему близка, Г. А. Мансуэлли ведет нас по пути недавних находок и приводит к новым открытиям. Мы увидим, как греческое искусство без особых усилий достигает признания в окружающем мире, который воспринимает его сюжеты и формы, не особо вникая в них. По-видимому, этот чистый, сбалансированный идеал эллинистического классицизма был воспринят народами, еще достаточно примитивными и закрытыми для поиска меры и гармонии в мире идей и искусства. Как в эстетике, так и в жизни стилизация архаизма, с одной стороны, и экспрессивность и патетика эпохи эллинизма — с другой, в большей степени соответствовали им, выражаясь в игре линий, в яркой, даже чрезмерной выразительности.

Воздействие эллинизма было либо прямым, либо передавалось через посредников. Колонии, фактории, различные торговые потоки способствовали распространению этого фундаментального влияния вплоть до центра и крайнего запада Европы. Морские пути, Рона, Дунай служили путями его проникновения, и зачастую, анализируя ту или иную находку, сложно определить, что было заимствовано. Этрусское посредничество особенно активно проявляется с конца VI в. до н. э., когда тосканцы заняли часть долины реки По и когда они оказались готовы к тому, чтобы пересечь альпийские перевалы. Кроме своей собственной продукции, этруски принесли на север Альп греческие образцы, прежде всего керамические вазы, которые они с таким усердием копировали.

Этруски тем более соответствовали этой роли посредника по отношению к варварским народам, что, по некоторым характерным для них чертам, они им близки. Так же как кельты или скифы, они проявляли сильную склонность к роскоши и блеску в украшениях и не боялись излишеств ни в декоре, ни в размерах художественных изделий. Также их искусство, впрочем во многом связанное с греческими творениями, которые использовались в качестве модели, могло своим пренебрежением пропорциями, склонностью к стилизации и экспрессивности соответствовать характеру и вкусам различных племен, к которым оно проникало. Но нет необходимости говорить о прямом этрусском влиянии, чтобы объяснить сходство, представленное, например, некоторыми небольшими стилизованными бронзовыми статуэтками, которые изготовлены в мастерских Сардинии, Испании и самой Этрурии. Это были параллельные реакции, грубые и экспрессивные, соответствующие гармоничным греческим моделям. Все эти формы искусства имели одну общую черту: они развивались без какой-либо преемственности и без живой внутренней логики. Интерпретируя по-своему наследованные формы, приобретенные греческим искусством в процессе постепенной, длительной эволюции, они противодействовали им с большим или меньшим успехом в зависимости от эпохи. Повсеместно воспринятые архаические схемы развивались удивительным образом. Риму в конечном итоге достанется роль аккумулятора эллинистической традиции, создателя своего рода культурного и художественного койне, которое будет усвоено совокупностью народов, объединенных римским законом. Благодаря авторитету и организационной силе Риму удалось распространить в самой империи, а также за ее пределами эллинистические концепции форм искусства, широко представленных в современном мире.

Возвратимся к нашей эпохе, так много внимания уделяющей проблемам протоистории, к одному из великих открытий, которыми археология может гордиться, — обнаруженному в 1953 г. захоронению в Викс. На самом деле оно было локализовано и исследовано талантливым археологом Рене Жоффруа: это невероятно богатое кельтское захоронение в колеснице, которое лучше, чем любое другое, отражает мощное влияние, которое оказало на варварские народы Запада продукция эллинистического мира. Наверное, стоит напомнить основные характеристики захоронения.

Судя по убранству этого погребения, оно относится к кельтской среде самого конца VI в. до н. э. Это княжеское захоронение, расположенное у подножия горы Лассуа, между истоками Сены и Соны, содержит скелет молодой женщины, которая была помещена в корпус разобранной колесницы местного производства; четыре колеса стояли вдоль внутренних стен погребальной камеры. Эта парадная повозка отражает качество кельтского колесничного производства. Италия понимала высокую ценность данной техники и даже заимствовала у галлов термины, обозначавшие двухколесную колесницу (carrus, carpentum) и четырехколесную колесницу (petorritum). Здесь, вопреки обычаю, проявилось влияние периферии на классические центры, и нельзя не отметить тот факт, что это все-таки происходило. Как правило, лингвистические данные уточняют пути обмена между различными цивилизациями и заимствований одними у других техники более высокого уровня. Вклад лингвистики в сферу, где царствует археология, крайне ценен. Я вернусь к этому чуть позже.

Нет сомнения, что форма погребения имела религиозное значение. Кельты, как и другие древние народы, например греки микенской, а затем гомеровской эпохи или скифы, полагали, что колесница — зачастую лошади также приносились в жертву на могиле усопшего и погребались вместе с ним — необходима умершему для последнего путешествия, которое должно было привести его в потусторонний мир. Тема путешествия в загробный мир на колеснице или верхом имеет многочисленные иллюстрации в греческом, а затем и в римском искусстве. У древних лошадь играла важную роль как при жизни, так и после смерти. В довершение этих представлений победа в популярных римских соревнованиях — беге на колесницах — в конце концов станет символизировать победу над смертью, что объясняет присутствие на фресках христианских катакомб возницы-победителя, увенчанного лавровым венком и держащего в руках пальмовую ветвь.

Инвентарь захоронения в Викс слишком известен, чтобы подробно говорить о нем. В соответствии с мировоззрением кельтов он должен был служить умершему в его новом существовании — существовании вечном. Показательно, что наряду с украшениями местного производства, аттическими вазами и этрусскими бронзовыми чашами, привозившимися в VI и V вв. до н. э. в районы, расположенные к северу от Альп, фигурируют два предмета, уникальных среди материалов, которыми мы располагаем сегодня: золотая диадема весом 480 грамм (некоторые называют ее торквесом) с богатым скульптурным декором, произведенная скорее всего в греческой мастерской на берегах Черного моря, и огромный бронзовый кратер, удивительный как размерами, так и качеством орнамента: он изготовлен или в Великой Греции, или в Греции, что хорошо согласуется с местом производства. Благодаря удобной, ключевой позиции кельты с горы Лассуа контролировали путь, по которому олово, необходимое для италийской и греческой металлургии, из Великобритании следовало по течению Сены, а затем Соны; по-видимому, это богатство позволило им заказывать в лучших греческих мастерских эти бесподобные предметы. Таким образом, речь идет, по-моему, о заказах, которые отражают склонность к большим, грандиозным предметам, столь распространенным у западных варваров. Не случайно также темы, близкие и дорогие кельтам, появляются в декоре обоих произведений: на концах диадемы изображен небольшой Пегас, тогда как двадцать три барельефа, которые украшают горловину гигантского кратера, повторяют один и тот же мотив квадриги, управляемой возницей и сопровождаемой воином.

Хотя археология и пытается осветить многочисленные аспекты протоистории, остаются секторы, где туман неизвестности трудно рассеять, и в данном случае должны быть затронуты вопросы методики. Даже при отсутствии прямых или косвенных источников историк располагает другими источниками информации, которые зачастую мало используются или даже игнорируются узким специалистом-археологом. Я имею в виду лингвистику и сравнительную историю религий. Язык и религия — элементы, которые характеризуют народ лучше, чем что бы то ни было, и даже лучше, чем следы материальной культуры. Более того, они позволяют искать и порой находить ответ на вопрос, какие именно отношения могли объединить некоторые народы в ранние периоды, даже если впоследствии они разделились, и как нужно понимать эти отношения. Таким образом, в сложном вопросе об истоках эти дисциплины имеют очень большое значение. Родство, обнаруженное в XX в. в грамматической структуре и словаре различных языков Европы и Азии, — фундаментальное достижение, на которое опираются и наши собственные изыскания. Впоследствии лингвистический анализ помог установить, что, вероятно, существовал индоевропейский язык и примитивная индоевропейская цивилизация, и исследовать, каким образом формировались различные языки, отделившиеся от первичной основы после образования промежуточных сообществ.

Но единый язык предполагает единство цивилизации, а значит, и религии. Действительно, если языки индоевропейских народов родственны, то и их религиозные структуры должны быть похожи. Сравнительное изучение религии было проведено в исследованиях Жоржа Дюмезиля по индоевропейской мифологии, богатых перспективами и новыми результатами. Менее разработанная по сравнению с другими областями, сфера религии представляется мне многообещающей.

В этом отношении показательно родство, которое обнаруживается между индоевропейскими народами, достаточно удаленными друг от друга во времени и пространстве, например между хеттами и римлянами. Хетты, которые во 2-м тыс. до н. э. пришли на равнины Малой Азии, продемонстрировали открытость по отношению к иноземным пантеонам, напоминающую то, какой прием римляне оказывали иноземным божествам: обряд evocatio,[1] который склонял на их сторону божеств осажденного города, существовал и у тех, и у других. Если можно использовать для сравнения с Римом цивилизацию, которая существовала тысячелетием раньше, хетты предстают в деталях своей истории как племена, которые на западных территориях в данный период еще оставались варварскими. Они развивались под влиянием мира древней культуры и смогли заимствовать у своего окружения клинопись, а затем иероглифическое письмо, благодаря которым у нас есть свидетельства истории хеттов. Мрак неизвестности, который охватывает большую часть древней Европы, связан в конечном счете с поздним появлением письменности и медленным ее распространением. В этом отношении ничто так не поражает, как контраст во 2-м тыс. до н. э. тьмы и света, вызванный отсутствием на Западе и присутствием на Востоке письменности — необходимой основы собственно истории.

Данные, связанные с религией, информируют нас не только о глубоком родстве между народами, но также об их сближении и взаимоотношениях в тот или иной момент истории. В этом плане показательно одно из недавних открытий, которое, как часто происходит, удивительным образом подтверждает предание. Согласно этому открытию, карфагеняне и этруски, и те и другие противники эллинизма, установили тесные контакты, в VI в. до н. э. их флоты сражались бок о бок против греческих кораблей. Однако два года назад в ходе раскопок Массимо Паллоттино и его школы в святилище в Пирги — одном из портов Цере — были обнаружены религиозные надписи, выгравированные на золотых пластинках: две были составлены на этрусском, одна — на пуническом языке. Они представляют собой обращение правителя Цере, Тефария Велиана, к богине — хозяйке святилища, именуемой на пуническом языке Астартой и Уни, то есть Юноной, — на этрусском. Таким образом, в 60 км к северу от Рима Уни-Юнона, италийская богиня семьи и плодородия, к V в. до н. э. идентифицируется с великим финикийским божеством, почитаемым в Карфагене. Эта ассимиляция открывает богатые перспективы. Она материализует связь между этрусками и карфагенянами и в то же время, что касается более ранней эпохи, подтверждает религиозный факт, который иллюстрирует Вергилий в первых стихах «Энеиды». Богиня — покровительница Карфагена, куда в поисках новой родины проникает Эней, троянский герой, представляется ему царицей Юноной, его непримиримым врагом. Однако ее черты и имя с очевидностью указывают на ее родство с семитской владычицей Карфагена Астартой. Наконец, надписи из Пирги представляют собой своего рода предвестие того потока восточных культов, которые полтысячелетия спустя хлынут в романский мир, в Рим и Италию, и будут бороться за его завоевание. Ничто так не поражает, как включение этого открытия в наше представление о политике и религии этрусского, карфагенского и романского мира.

Таким образом, исследователь протоистории через объединение и взаимодействие с археологией, лингвистикой и сравнительной историей религий пытается восстановить картину формирования западных народов. Несмотря на достигнутый результат, — мы об этом уже говорили, — некоторые проблемы остаются. Крайне сложно сопоставлять лингвистические и археологические данные, поскольку последние настолько сложны, что трудно даже выделить направляющие нити в этом запутанном клубке. Более того, если глубокое родство между языками дает основание для уверенных выводов, сходство материальных культур не обязательно является показателем родства, которое могло объединять народы — носители данных культур. Ничто не заимствуется так легко, как форма предмета или тип орудия. Синтез, в недавнем прошлом предпринятый Бош-Гимпера, который изучает индоевропейские миграции, опираясь в основном на археологию, хорошо иллюстрирует сложности подобного исследования.

Таким образом, историк должен быть осторожным по двум причинам. С одной стороны, как подчеркивает Г. А. Мансуэлли, не следует связывать культурные инновации, возникающие в определенном регионе, или появление новых предметов исключительно с вторжением нового народа. Возможность заимствования существовала всегда, и этого может быть достаточно для объяснения зафиксированных изменений. Но верно и обратное. Преемственность материальной цивилизации не мешает предположить, если другие элементы подтверждают это, возможность вторжения, завоевания. Поэтому, как только один народ, покинув регион, в котором он обитал прежде, устанавливал путем завоевания контакт с другим народом, обладавшим уже развитой культурой, он спешил-заимствовать у него техники и способы производства. Примеры подобного процесса многочисленны. Так, кельты, которые оккупировали часть долины реки По в конце VI в. до н. э., заимствовали у покоренных этрусков некоторые формы их культуры, и большая часть предметов, обнаруженных в кельтских захоронениях близ Болоньи, являются этрусскими или же имитируют этрусскую продукцию. Г. А. Мансуэлли — это декларируется и ощущается в его исследовании — внезапным влияниям, обусловленным завоеванием, доверяет меньше, чем постепенным трансформациям, которые должны были распространить новый образ жизни. Я не стал бы заходить так далеко; история, и в не меньшей степени протоистория, изобилует миграциями и завоеваниями. Если в предании говорится о далеких во времени переселениях, например, этрусков, пришедших из Малой Азии в Италию, должны ли мы игнорировать это из-за недостатка абсолютного археологического подтверждения? Я так не думаю, поскольку, для того чтобы подтвердить рассказ древних авторов, достаточно аналогий в религиозных, лингвистических и ментальных структурах, которые связывают этрусков с Анатолийским побережьем. Впрочем, вполне допустимо, чтобы главное место в исследовании занимало влияние народЬв в их исторических рамках, например распространение влияния этрусков на территории Тосканы. Но это никоим образом не мешает рассматривать прибытие на берега Тирренского моря кораблей с переселенцами, пришедших из Эгеиды, которые принесли новый язык, восприятие жизни, мировоззрение и богов, которые погружают нас в атмосферу Древнего Востока.

Подводя итог этим страницам, продолжающим дружеские беседы, о которых я говорил выше, мне остается только выразить удовлетворение, которое я испытал в связи с появлением этой книги, — надеюсь, она заполнит пробел в существующей библиографии и обогатит наше представление о весьма далеком прошлом Европы. Наша протоисторическая школа испытывает недостаток в сотрудниках, а количество специалистов по эпохам Галыптат и Ла Тен во Франции весьма незначительно в свете задачи, поставленной перед нами. Тем более что эта задача не терпит отлагательств, ведь время не ждет и число археологических деструкций, вызванных применением новых техник обработки земли и разрушением ландшафтов, угрожающе возрастает. Необходимо, таким образом, расширить рабочие команды, скоординировать усилия и обратиться к новым структурным поискам. Мы хотели, чтобы настоящая книга пробудила новые интересы и возможности: во всяком случае, это было бы для нас лучшей наградой.

Раймон Блок

Часть первая

Европа и доисторический период

Глава 1 ИСТОКИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Палеолит, или древний каменный век, разворачивается в ходе последовательной смены оледенений, которые в течение четвертичного периода покрывали земли и моря севера Евразии и Америки. Границы льда в зависимости от климата располагались более или менее близко к югу. Однако в течение 400–500 тысячелетий наиболее северные территории современных Англии, Германии, Польши, России и скандинавских стран в целом были необитаемы. Известно, что на остальной части Европы, от Атлантики и Средиземноморья до Урала, присутствовали более или менее многочисленные в тех или иных зонах человеческие группы. В результате исследований, проводившихся с XVI в., здесь были обнаружены следы человека, датируемые периодом 600— 80-е тыс. до н. э. В XIX в. эта датировка получила научное обоснование. Это связано с обращением исследователей к изучению дошедших до нашего времени предметов из камня, костяных изделий и, в меньшем количестве, окаменевших останков людей, весьма фрагментарных в периоды более отдаленные и более полных и многочисленных — в период среднего и позднего палеолита.

Эта книга посвящена главным образом европейской протоистории, поэтому мы не станем задерживаться на первых этапах эволюции человека. На этой стадии первобытная история гораздо больше соприкасается не с исторической наукой, а с естественными науками, такими как геология, палеонтология человека и животных, изучение флоры и климата. Специалисты по первобытной истории заимствуют методы этих наук, чтобы расширить направление поисков, выработать собственные методики и уточнить хронологические рамки. Кроме того, вряд ли имеет смысл рассматривать историю европейского палеолита отдельно, поскольку в своих основных и важнейших чертах она относительно мало отличается от истории мирового палеолита. Не должно смущать использование европейских названий для обозначения различных культурных слоев и типов. Их универсальное использование — следствие произведенных ранее на нашем континенте открытий — иллюстрирует, напротив, относительное единообразие палеолитических культур.

Наиболее ранними следами деятельности человека являются лишь грубо обработанные кремневые орудия: рубила из Шелля, Абвиля и Сент-Ашеля или полученные путем откалывания эолиты из Клэктон-он-Си. Примитивный характер этой индустрии, долгое время считавшейся «фантазией природы», и всеобщее убеждение, что человек «вписан» лишь в эпоху гораздо более позднюю, объясняют скептицизм, распространенный в научных кругах уже почти целое столетие. Тем не менее последние открытия позволяют утверждать, что эти предметы имеют связь с ископаемыми останками людей. Нам хорошо известны некоторые данные об этих людях, хотя бы то, что они жили охотой и собирательством. Недавнее открытие в районе современной Ниццы доказывает, что люди эпохи палеолита жили небольшими группами в примитивных сезонных постройках — деревянных хижинах. Следы таких жилищ были найдены на отмели, в почвенном пласте, вышедшем на поверхность во время отлива. Современные ученые стараются выявить признаки, отличающие европейский палеолит. Абвиль, ашель, клэктон соответствуют скорее техникам (дробление камней), чем культурным типам. Вместе с тем обнаружены продукты смешанных техник, в частности, в Сатани-Дар в Армении и в Маркклеберге близ Лейпцига отмечена синхронность ашельских, клэктонских и даже леваллуазьенских форм в одном из геологических пластов минделя. К периоду минделя принадлежит, по-видимому, и необычное местечко Вертешсёллёш в Венгрии, которое французский исследователь Жан Шаваллон сопоставил по значению со знаменитыми залежами Шукутен. Во Франции, «классической» стране палеолитических поисков, первые следы человеческой деятельности также восходят к минделю: это абвильские рубила, найденные вместе с древними окаменелыми останками животных. Ашель, который аббат Брейль характеризовал длительным развитием и обширным географическим ареалом, сосуществовал с культурами эолитов. В Италии недавние находки свидетельствуют о смешении форм и типов, тогда как в Испании ясно прослеживается устойчивость весьма архаичной техники обработки гальки (галечная культура).

Относительная хронология палеолитических культур все еще остается дискуссионной: например, в Англии клэктон, повидимому, следует за абвилем и предшествует ашелю; то же самое мы видим в Бельгии. В любом случае преемственность культур связана с техническим прогрессом и модернизацией традиционных способов изготовления орудий.

В Западной Европе в пространственно-временном отношении техники эолитов и техники рубил различаются в большей степени, нежели в Европе Центральной и Восточной. Но в любом случае они оказывают взаимное влияние, и в конце ашеля мы найдем рубила, обработанные на манер эолитов. Эти взаимосвязи благоприятствовали развитию технических новшеств, характерных, в частности, в конце нижнего палеолита и на протяжении всего следующего периода для леваллуа-мустьерских культур.

Эта эволюция сначала осуществлялась медленно, измеряясь тысячелетиями, бесконечная череда которых нас удивляет. Однако люди нижнего палеолита оказались способны закрепить техническую эволюцию рядом усовершенствований и взаимных контактов и заложили основы для дальнейшего развития.

* * *

Как подчеркнул Андре Леруа-Гуран, трудно «отсечь», особенно в мировых масштабах, один палеолит от другого. Стремление вписать в предельно строгие хронологические рамки культурную эволюцию позволило отделить «наложение» одного палеолита на другой от «обособленного зарождения». Но менее строгое, характерное для Запада традиционное деление на основе технических факторов сохраняет все свое значение. Средний палеолит характеризуется в первую очередь производством эолитов, высеченных из заготовленных нуклеусов, в отличие от клэктонских и ашельских эолитов, полученных посредством откалывания от необработанной основы. Но использование различных техник при «изготовлении» одного типа орудий приводит в период среднего палеолита к двойственности, которая выражена в леваллуа-мустьерской культуре, названной по двум стоянкам — Леваллуа-Перре и Мустье. Эта двойственность, основанная, согласно последним исследованиям, на «одном лишь техническом движении», распространилась и на другие исторические и экологические аспекты.

Это говорит о том, что значительная экстенсивность леваллуа-мустьерских индустрий в Европе и распространение по всему древнему миру сравнимых культур подтверждают однообразие эволюции, отличающее всю первобытную эпоху. Сегодня изза недостатка возможностей и знаний трудно продвинуться в изучении истоков палеолитических культур. Кроме того, не исключено, что сами технические процессы были сосредоточены в весьма удаленных друг от друга местах. Со временем леваллуамустьерские индустрии тесно переплелись в традицию, объединившую техники изготовления рубила и форм орудий, характерных для предшествующих индустрий эолитов. Что касается продолжительности, средний палеолит охватывает период с конца межледникового периода рисс-вюрм до высшей точки вюрмского оледенения.

Это эпоха, когда формируется новая человеческая группа, представленная палеоантропами, потомки которых по воле случая получили имя «неандертальский человек». Возможно, что присутствие неандертальцев в Европе и распространение леваллуа-мустьерских культур было только случайным совпадением. Однако сам факт того, что ископаемые останки неандертальцев хронологически соотносятся со следами леваллуа-мустьерской культуры, позволяет предположить их взаимосвязь.

Мы говорили только о технике изготовления каменных орудий, но их использование (речь идет о скребках, наконечниках и, прежде всего, о резцах) было напрямую связано с образом жизни. В эпоху среднего палеолита человек остается охотником: он должен убивать дичь, чтобы добыть пропитание. Будучи современником больших жвачных животных, для поимки которых требовались совместные усилия, существование группой, человек должен был также защищать себя от хищников. Изменения климата, повлекшие за собой перемещение животных, привели и к перемещению человека. Климатические скачки способствовали сезонным миграциям, кочевничеству. Холод, усилившийся с наступлением вюрмского оледенения, заставил человека искать убежище в естественных пещерах. Но в периоды более мягкого климата человек предпочитал большие плато на лёссе вдоль рек. Его жизнь по-прежнему строго подчинялась окружающей природе, а способность к изобретениям ограничивалась обработкой орудий и примитивного оружия и защитой входа в убежище каменной оградой. Но уже первые погребения, также обнесенные камнем, свидетельствуют о зарождении представлений о загробном мире.

* * *

Средний палеолит, каковы бы ни были его хронологические рамки, представляет собой своего рода долгий застой по сравнению со следующим периодом, когда кривая эволюции резко поднимается. В евро-азиатском пространстве начало этого нового этапа, или верхнего палеолита, по данным прежде всего радиоуглеродных исследований, можно обозначить периодом между 40 и 30-м тыс. до н. э. Тем же углеродным методом удалось определить приблизительную хронологию его фаз: ориньяк — 40–30 тыс. лет до н. э., граветт — 27–20 тыс. лет, солютре — 18–15 тыс. лет, отдельные стадии периода мадлен — примерно 15–10 тыс. лет до н. э.

Важным источником информации по первобытной истории, наряду с каменными орудиями, являются изделия из кости, украшения, остатки жилищ и погребений и, наконец, произведения первобытного искусства. Все это в совокупности позволяет нам расширить, обосновать и дифференцировать знания об этой эпохе.

До сих пор нет приемлемой универсальной хронологической шкалы, в частности для древнего мира, но более точные и основательные исследования, проводимые на Западе, вносят драгоценные справочные ориентиры. Каменная индустрия, следы которой распространены наиболее широко, остается основной направляющей этих исследований. При этом изучаются как вариации, так и аналогии, что позволяет, с одной стороны, рассмотреть конкретный материал в рамках общих явлений, проследить распространение относительно единых обширных культурных комплексов, таких как ориньяк, а с другой — географически классифицировать культуры, установив связь между некоторыми культурными комплексами и большими природными регионами. Культурные вариации во времени и пространстве наводят на мысль о комплексном динамизме, свойственном историческому процессу в целом.

В данной работе не ставится задача детально рассмотреть региональные или хронологические культуры и проанализировать технику, давшую толчок развитию различных типов орудий труда. За более подробными сведениями подобного рода читатель может обратиться к работам на эту тему, опубликованным в последние годы, в частности, во Франции.

Ограничимся рассмотрением соотношения на Западе между развитием ориньяка и появлением Homo sapiens. Человек из Гримальди был современником ориньяка, из Шанселада — солютрео-мадленского периода, а человек из Кроманьона существовал на протяжении всего верхнего палеолита. Каким бы ни было их происхождение, образ жизни этих людей, как и их предшественников, продолжал жестко зависеть от природной среды. В наиболее холодные периоды (конец ориньякского и начало мадленского) они укрывались главным образом в пещерах и под навесами скал, где обнаружены следы их деятельности, скопившиеся в различных наслоениях, — источник ценных сведений для археологов. Охота, и прежде всего охота на оленя, на протяжении всего периода холодов составляла основное занятие этих людей.

Как показывают раскопки в Арси-сюр-Кур, переход от среднего к верхнему палеолиту в эпоху шательперрон (до 30 тыс. лет до н. э.) характеризуется сосуществованием каменных мустьерских традиций и новых элементов, которые свидетельствуют уже о более сложном образе жизни: это и крытые круглые хижины, и развитие костяного производства, и первые украшения. В ориньякский период зарождается искусство, которое достигло своего апогея в солютрео-мадленскую эпоху. Периодом до 18 тыс. лет до н. э. датируют первые скульптурные работы на Западе и в бассейне Дона. Создавая образное искусство, человек ощутил насущную потребность в формировании новых представлений об окружающем мире, его интерпретации.

Европа, несомненно, является одним из регионов, где образное искусство развивалось удивительно интенсивно. Это и живопись и рельефы франко-кантабрийских пещер и Сицилии, и мобильное искусство, распространившееся повсеместно, и наскальные гравюры, встречающиеся на севере и в Альпах вплоть до железного века.

Нельзя не уделить внимания затронутой здесь проблеме зарождения искусства и его развития. Для большинства ученых назначение обнаруженных предметов искусства сводится к их магической роли, которую они приобрели на этапе, который можно определить как дорелигиозный. В рамках этого дорелигиозного сознания изображение дичи, прежде всего раненого животного, являлось непременным условием успеха последующей охотничьей экспедиции и получения крупной добычи. Согласно новым трактовкам, в этом можно увидеть рождение эстетической потребности, интерпретацию мира через сознание и представления человека. Ориньякскйе «венеры» воплощали в своих пышных формах идеал красоты, символизируя, возможно, древнейший культ плодородия. Кроме того, проявляется и натуралистическая тенденция, особенно ощутимая в анималистическом искусстве и сопровождавшаяся тенденцией к абстракции, в то время как человеческие фигуры на более ранних изображениях, как правило, отсутствуют, затем выступают как второстепенные персонажи и лишь с течением времени выходят на первый план. Выделяют несколько западных и континентальных «школ» на территории современных Франции, Испании и Италии. Сицилийские гравюры относятся к так называемым средиземноморским потокам, более молодым и антропоцентричным. Таким образом, между 15 и 9-м тыс. до н. э.

Европа пережила один из наиболее самобытных моментов своей и мировой истории.

Глава 2 ЕВРОПА В ЭПОХУ НЕОЛИТА

Очерк о палеолите, сделанный в самом начале работы, не был случайным. Он помог нам обрисовать в нескольких словах систему отсчета, которая наводит на мысль относительно продолжительности периода, предшествовавшего истории. Этот период представляет лишь самую малую часть нашего прошлого. Столь длительное становление, на протяжении многих сотен тысячелетий, понадобилось человеку, чтобы стать хозяином окружающих его природных ресурсов, чтобы впоследствии распоряжаться ими более рационально и с эпохи неолита уже самому отвечать за свою судьбу.

Палеолит охватывает, как мы отмечали, большую часть эпохи оледенений. Но в период примерно между 15 и 10 тыс. лет до н. э. ледники, покрывавшие север Европы и альпийские луга, начинают отступление по большой амплитуде. Почва вновь выступает позади морен, под отложением солей и лёссом, и в определенный момент наш континент приобретает вид, который сегодня имеют территории за полярным кругом. В результате таяния льдов уровень моря поднялся, поглотив прежние побережья, отделив Англию и другие острова от европейского континента, заполнив водой, иногда довольно глубоко, долины. В ходе потепления меняется ярусность климатических зон: умеренная зона Средиземноморья становится субтропиками, центральная субарктическая зона — умеренной и т. д. Экологические зоны меняются в том же ритме: сахарская саванна чахнет, евро-азиатская равнина проходит долгий путь от тундры до прерии, Восточная и Северная Европа, весьма гористые, покрываются лесами. Это радикальное изменение климата, засвидетельствованное геологией, а значит, изменение флоры и фауны, подтвержденное пыльцевым анализом, является фоном для человеческой истории в период между палеолитом и неолитом.

Еще в недавнем прошлом это изменение считалось подлинным «переломом», хронологически разделившим два больших периода доисторической эпохи. Однако современные ученые не склонны переоценивать значение этого феномена, реализовавшегося отнюдь не внезапно. Следует добавить, что культурные изменения, свойственные доисторическим временам, шли следом за климатическими.

Потепление проходило по фазам, которые знаменовались очередными сменами климата в Европе. Удалось определить и точно датировать следующие из них: пребореал (8200–6700 гг. до н. э.), бореал (6700–5500 гг. до н. э.), атлантик (5500–3000 гг. до н. э.). С другой стороны, последовательная трансформация растительности, фауны и почв, определяющих экологическую среду, была очень вариативна и в различных европейских регионах проявлялась не в равной степени. Но на большей части континента, в среде относительно единообразной, где обитали огромные стада оленей и других жвачных животных и преобладала большая коллективная охота, обеспечивающая пищей значительные группы и способствующая их увеличению, изменения были столь радикальными, что эти группы вынуждены были распадаться и вновь образовываться на совершенно иной основе, чтобы не исчезнуть вовсе.

Как бы там ни было, дезорганизация палеолитических сообществ имела своим результатом разнообразие культур, связанное с различием условий, к которым адаптировались новые группы. В некоторых зонах, например в пиренейском приграничье на юге современной Франции, сохранился тип азильской культуры, близкий древнему вюрмскому палеолиту. В Западной и Северной Европе развиваются культуры, в основном ориентированные на рыболовство, охоту на небольших животных, собирание моллюсков. На ютландском побережье найдены огромные скопления ракушек, или къеккенмединг, что свидетельствует о большом значении этого промысла. Рыболовные снасти — крючки, гарпуны, садки, предметы из кости и ивовых прутьев сохранились в торфяниках. О древней навигации свидетельствуют датированные периодом до 6-го тыс. до н. э. фрагменты лодок-однодревок. Во внутренних континентальных районах появились лесные культуры, характеризующиеся специальным инвентарем: топорами, теслами, появившимися еще в конце палеолита, но теперь усовершенствованными и имеющими следы полировки.

Все эти культуры постепенно эволюционировали в направлении к той стадии развития инструментов, которая охарактеризует период в целом и получит название микролитизма. Кремневые орудия уменьшаются в размере, приобретают зачастую геометрические формы. В это время важным новшеством становятся навыки и типы соединений в составных орудиях труда: совершенствуются рукоятки из кости или дерева, стержни стрел, а также рукоятки гарпунов с пазами, в которые микролиты вставлялись рядами, образуя зубцы.

Кроме того, в это время почти повсеместно люди оставляют пещеры и скальные навесы, чтобы поселиться в хижинах, по берегам рек часто объединенных в поселения. Многочисленные основания жилищ были обнаружены в песчаных полосах, где их остатки накрывали круглые полые отверстия в почве, над которыми возвышались сами сооружения.

Долгое время остаются дискуссионными обстоятельства перехода от постледниковых культур к микролитическим. Одни ученые связывают его с автохтонной эволюцией, вытекающей из палеолита, другие — с притоком африканских или восточных переселенцев. Наиболее древние известные слои микролитов действительно расположены в Центральной Африке и на Ближнем Востоке; микролитизм, по-видимому, распространился благодаря средиземноморским центрам. Но влияние опыта верхнего палеолита также бесспорно. Таким образом, не следует априори исключать возможность полигенеза, по крайней мере в отношении некоторых аспектов феномена.

Наконец, следует отметить еще одну примечательную черту: после невиданного расцвета солютрео-мадленского изобразительного искусства мы становимся свидетелями почти повсеместного упадка художественной деятельности. Выход из пещер и непрочность жилищ приводят к распространению мобильного искусства. Испанские и северные петроглифы, думается, могут быть отнесены к мезолиту. Фигуративное искусство, вероятно, особенно культивировалось несколькими отдельными группами: так, например, в мадленском пространстве распространены небольшие янтарные фигурки животных, тогда как в других регионах натурализм уступает место абстракции и увеличивается количество геометрических фигур. Мезолитический «кризис» сменяет завершенные цивилизации верхнего палеолита, искусство которых кажется конечной точкой их развития. В новых условиях основные усилия направляются на совершенствование орудий труда и элементов материальной культуры. Если придерживаться прежнего объяснения, которое связывало палеолитическое искусство с охотничьей магией, можно было бы заключить, что новый век соответствует новой ориентации сознания и формированию нематериального религиозного мира. Но можно допустить, что глубокие изменения из века в век проявились также в эстетическом плане. После мезолитического заката два течения, натуралистическое и геометрическое, которые сольются в эпоху неолита, представляются в конечном итоге производными от палеолитических форм.

* * *

В то время как на большей части Европы, эволюционируя, продолжалась эпоха палеолита, в других регионах мира, хотя и очень редко, вырисовывалась более глубокая и быстрая эволюция. Так, например, начиная с 11-го тыс. в некоторых частях современных Ирака и Палестины наряду с палеолитическими орудиями труда и микролитами встречаются инструменты, свидетельствующие о развитии собирательства и наличии в пищевом рационе растительных продуктов. Вскоре именно эти занятия стали преобладать: собирательство имело место у первых земледельческих культур, а охота сопровождала одомашнивание первых животных. Постепенно палеолит сменяется неолитом.

Почему и при каких условиях переход от одной стадии к другой осуществляется в первую очередь именно здесь, а не в другом месте? На этот вопрос ученые еще не нашли окончательного ответа. Для Гордона Чайлда решающим было климатическое влияние: окружающая среда внезапно изменилась, что обусловило радикальные перемены в образе жизни человека и его хозяйственной деятельности. Для Брайдвуда эта связь человека и окружающей среды не имела столь большого значения: согласно его теории, сам человек — разгадка к собственной эволюции. Впрочем, немаловажную роль в этом процессе могли играть многие факторы: изменения климата, спонтанное развитие диких злаков, технический прогресс, заменивший ручной серп на палеолитические «ножи» для сбора урожая, и т. д. По-прежнему сложно собрать в единое целое различные процессы, сближение и взаимодействие которых определило наступление неолита.

* * *

Известно, что неолит характеризуется ансамблем культур, экономика которых перешла от стадии охоты и собирательства к земледелию и скотоводству. Это свидетельствует о переходе от присваивающего к производящему обществу. Глубокие изменения, последствия которых были безграничными и знаменовали решительный подъем в эволюции цивилизаций, называют «неолитической революцией».

Эта «революция», хотя и быстро обрела свои пути, как мы только что видели, в благоприятных условиях, разумеется, не сразу привела к результатам. Гораздо позже мы увидим, как она малопомалу завладеет Европой и затем распространится на различные пространственно-временные типы культур. Однако некоторые общие признаки характеризуют неолит как стадию эволюции, отделяя его как от предшествующего периода, так и от последующего.

Мы не будем больше останавливаться на экономическом аспекте как таковом, важность которого бесспорна. На что хотелось бы обратить внимание, так прежде всего на ту организованную рациональную работу, необходимость которой диктовалась человеку природой. Разведение животных и обработка земли требовали не только наблюдательности, но и предусмотрительности, причем гораздо в большей степени, чем охота и собирательство. Корчевки, обустройство жилища, сооружение укреплений и загонов, рытье ям требовали и навыков организации и кооперации всех членов хозяйствующего коллектива.

В каменной индустрии, где наряду с более или менее традиционными видами оружия и орудий представлены сосуды, точильные круги, молоты, на смену использованию случайных находок приходит поиск определенных камней — кремня, змеевика, поддающегося полировке, обсидиана, которые отбирались и обрабатывались в соответствии с их дальнейшим использованием. Некоторые подземные рудные жилы были богаты кремнем лучшего качества, для его добычи копались и разрабатывались рудники, делались запасы, кремень транспортировался на значительные расстояния; в результате организовался постоянный торговый обмен. Распространение на сотни километров кремня из Спьенн или из Гран-Прессиньи позволяет отнести этот феномен к сравнительно поздней эпохе, но, возможно, он имел место и ранее. Существовали также отдельные, независимые группы старателей, каждая из которых отвечала за свой этап работы.

Однако для неолита более типично, чем каменное производство, изготовление керамики. Позже это приведет к появлению ремесленничества. На первой стадии неолитизации сосуды зачастую изготавливались из камня. Но керамика способствовала быстрому распространению семейного производства и стала важной составляющей жизни древних цивилизаций. Для археологов находки неолитической керамики — один из наиболее ценных источников в определении хронологии и идентификации различных культур. Благодаря этим находкам появилась возможность классифицировать отдельные предметы в огромную целостность, нюансы которой, отражающие формы, технику, декор, стали основой современной археологической терминологии. Наименование предмета исследования превратилось в обозначение целых народов и цивилизаций. Так, например, археологи выделяют народы ленточной, кардиальной керамики, цивилизации воронкообразных кубков, которые долгое время определялись по перечню всех их характеристик. Но важно помнить, что при этом речь идет о терминах весьма условных.

Возрастающая оседлость, несмотря на то что кочевничество или чаще полукочевой образ жизни все еще имеют место, привлекает человеческие группы в свое лоно. Возможно, чрезмерно относить к этой эпохе рождение политической концепции родины, поскольку в то время человек еще был тесно связан с окружающей средой. Но вместе с тем он ступил на более сложную ступень социальной жизни, которая предполагала выработку некоторых правовых норм, новый способ восприятия материального мира и человеческих отношений.

На смену использованию примитивных природных убежищ приходит возможность выбора благоприятных мест для обустройства искусственного жилья. Происходит усовершенствование жилищ, для повышения прочности сооружений применяются новые строительные материалы. Неолитические племена в основном концентрируются в деревнях, не всегда укрепленных, но в любом случае представляющих собой творение человеческих рук.

В сфере искусства почти повсеместно отмечается исчезновение значимых достижений в наскальной живописи, которая в некоторых регионах давала представление о характере цивилизаций позднего палеолита. Мобильное искусство, хотя и весьма богатое, имело небольшие масштабы. Оно было нацелено на украшение объектов и пробуждало эстетическую восприимчивость вне ритуальной или магической априорности. Если собственно эстетическое чувство не было «изобретением» неолита, то декорирование, родившееся в служении форме и назначению предметов, стало, без сомнения, одной из его существенных особенностей. Оно обращается к тематике нефигуративной, геометрическим мотивам, которые распространяются прежде всего в орнаменте керамики, форма которой зависит от специфического назначения.

Существовала также керамика без декора, в ней проявляется интерес к пластической форме в наиболее простом ее выражении. Вероятно, в этом опыте совершенствовалась восприимчивость к формам, которую мы находим в каменных предметах. Некоторые виды каменного оружия — поистине шедевры, замечательные по манере обработки, особому вниманию к изяществу поверхности, изначально неровной, но в результате обработки ставшей полированной и гладкой. В бронзовом веке северная каменная индустрия в итоге специализируется на воспроизведении в камне форм металлического оружия — топоров и кинжалов.

В малой скульптуре еще более, чем в керамике, отражено восточное влияние, которое распространялось через Средиземноморье и Балканы и проявилось почти повсеместно в уменьшении размеров простых предметов.

Присутствие маленьких «идолов» и небольших священных изображений противоречит большим магическо-религиозным циклам, впрочем, это относится только к тем областям, в которых засвидетельствовано наличие такой продукции. Мотивы с известными намеками на женское плодородие и повторяющиеся анималистические сюжеты являются наследием палеолитических идеологий, но культурный и вотивный характер заставляет исключить магическую априорность или хотя бы сильно ограничить ее важность. Религиозное поведение, таким образом, переходит от примитивной «профилактической» стадии, от вызывающей благосклонность божества магии и колдовства к форме высшего культа, который тяготеет к тем же полюсам, направлен на те же цели, но основан на иной концепции и на ритуальных различиях. Земледельческие цивилизации также отдаляются от магических форм, чтобы следовать прежде всего хронологическим циклам, основанным на смене сезонов и лунных фаз.

* * *

На Ближнем Востоке стратиграфические исследования позволили воссоздать на основе древних мезолитических слоев (натуфийская культура в Палестине) все этапы процесса неолитизации, начиная с систематического собирательства злаков и одомашнивания овец в 9-м тыс. до н. э. и заканчивая культивированием злаков, практикой животноводства и изготовлением первых сосудов из камня, которые относятся к 8—7-му тыс. до н. э. Переход к оседлому образу жизни, следы которого присутствуют в более глубоких слоях, достигающих 7 м в Джармо, 20 м в РасШамра и 21 м в Иерихоне, подтверждается последовательной перестройкой жилищ в тех же местах. Высокие демографические показатели (например, для докерамического Иерихона), зарождение архитектуры и земляных укреплений предвещают возникновение городов; более явно урбанизация прослеживается, например, в Чатал-Хуюке с его дорогами, прямоугольными домами, украшенными рисунками, вполне возможно имевшими сакральное значение. Этот ранний урбанизм и его быстрое последующее развитие составляют черты Востока, отличающие его от племенного Запада.

Именно в 6-м тыс. до н. э. неолитические цивилизации достигнут на Ближнем Востоке своего апогея. Примерно к тому же времени (6—5-е тыс. до н. э.) относятся египетские находки, свидетельствующие о сходном процессе. В Фаюме, Меримде повсеместно распространяется керамика, увеличивается плотность населения, устанавливается новая общественная организация. Кроме того, ускоряется эволюция: совершается переход от неолита к халколиту.

Мы подчеркнули широкое распространение неолитической культуры со времени ее зарождения. Активные поиски предполагаемого единого центра неолитической культуры в настоящее время сменились представлением о более рассеянных ее истоках.

Недавние раскопки в Европе установили синхронность докерамического неолита Фессалии и Крита, а также более раннего неолита Македонии с первыми ближневосточными неолитическими цивилизациями. С конца 7-го тыс. до н. э. (датировка радиоуглеродным методом) неолитические изменения достигли деревни в Новой Никомедии (Македония). Поселения в Агриссе и Сескло в Фессалии имеют сходную датировку. На Крите докерамический неолит проявляется начиная с 7-го тыс. до н. э., на Кипре — в 6-м тыс. до н. э. Неолитизация вскоре охватывает Эгеиду и Балканы. На периферии этой обширной зоны поле распространения неолита расширяется за счет быстрой колонизации. И более того, последовательная колонизация разворачивается на всем протяжении больших континентальных путей — рек, равнин, а также вдоль морских путей.

На континенте Неолитизация осуществлялась постепенно, в ходе сложных процессов взаимодействия и смешения культур — аккультурации. Ритм изменений зависел от плотности населения, уровня внутренних культур, сложности локальных коммуникаций. Вполне возможно, что первые следы неолитизации появились в донеолитической Европе достаточно рано. Собирательство злаков в Руффиньяке, одомашнивание собаки, необходимой человеку для охоты на мелкую дичь, случайная полировка, некоторые виды микролитизма, казалось бы, убедительно свидетельствуют об этом. Но в то же время эволюция устремилась на Восток, и Запад подвергся влиянию неолита, уже полностью сложившегося, прежде чем смог самостоятельно подготовить сходную эволюцию.

По мере постепенного формирования неолитических культур образовалось определенное количество зон, имеющих, с другой стороны, общие черты, отражающие в широком смысле связь между культурой и экологией. Но различия, значительные иногда даже на региональном уровне, подчеркивают сложность целостной картины.

* * *

На Балканах неолит можно датировать приблизительно серединой 6-го тыс. до н. э. Цивилизация 5-го тыс. до н. э., названная Сескло — по поселению в Фессалии, — была богата художественной керамикой, и особенно фигурными изображениями. Затем, в 4-м тыс. до н. э., уже в халкЬлитичной культуре Димини (Dimini), впервые появляется мегарон, деревни окружаются разнообразными земляными укреплениями, а в декоре керамики появляются новые мотивы. Некоторые деревни, постоянно обитаемые, аккумулировали свои руины в тели.[2] В других регионах земледельцы, по-видимому полукочевники, периодически оставляли свои жилища. Типология, обработка и декор керамики, так же как демография и обработка почвы, позволяют выделить региональные культуры не только на Балканах, но и в зонах их влияния, в частности в Южной Италии (цивилизация Мольфетта).

Некоторые ученые объясняют культурные изменения, отмеченные в 4-м тыс. до н. э., демографическим взрывом и приходом эгейско-анатолийских переселенцев, стоявших у истоков переходных культур Караново. Хотелось бы также приписать им новое культурное образование, названное по эпониму Винча, которое долгое время сопровождало, не заменяя ее, устойчивую традицию Старчево. Эти две культуры в целом способствовали образованию юго-восточных цивилизаций, а на северо-востоке представлены культурой Кукутени-Триполье, которая распространилась на обширной территории Украины до Приднепровья. Эти «смешанные» цивилизации производили тщательно обработанные керамические изделия различных цветов со спиралевидным декором, а также очень рано перешли к изготовлению украшений и оружия из меди. В керамике проявляются устойчивые связи западных Балкан (Данило) с Димини и итальянской цивилизацией Риполи, кроме того, эти связи распространялись на другие цивилизации художественной керамики в периферических районах Адриатики. В 3-м тыс. до н. э. балканский неолит уже приобретает переходную к халколиту форму, в первую очередь благодаря анатолийскому влиянию, то есть влиянию среды, которая уже была заселена представителями цивилизации древней бронзы. Прежде всего это были народы Греции.

В культурном развитии Балканы и Эгеида переплелись более или менее тесно, в отличие от остальных территорий Средиземноморского бассейна. Острова и архипелаги сыграли существенную роль в формировании путей поиска, добычи и распространения сырья, в первую очередь обсидиана. Жизнь Средиземноморья в этот период характеризовалась существованием обязательных опорных пунктов и динамизмом, менее систематическим и менее продолжительным, но более явным, чем во внутренних континентальных землях. Последствия этого морского динамизма нелегко уловить, и, возможно, вначале они были менее ощутимы и менее долговременны, чем на континенте. Следовательно, применительно к этому времени допустимо говорить об известном ослаблении зависимости человека от окружающей среды, о проявлении его индивидуальности. Совершенно очевидно, что в эту эпоху приморское расположение предопределило возможность колонизации. Именно эти более рассеянные импульсы, последовательно передававшиеся, заставили племена Запада, как в Испании, так и на территории Южной Франции, отойти от мезолитических традиций и опыта. Италия сыграла посредническую роль, но она была в это время разделена на две части: с одной стороны доминировали приморские культуры, а с другой — континентальные. На юге наиболее древняя цивилизация Мольфетта (5-е тыс. до н. э.) имела тесные контакты с Балканами, тогда как северо-запад полуострова был связан с комплексом кардиальной керамики испано-франко-лигурского побережья, представленным тарденуазскими локальными культурами. Между Испанией, Сицилией и Мальтой связи установятся только в 4-м тыс. до н. э. и станут более явными в 3-м тыс. В самом деле, с конца 4-го тыс. до н. э. своего рода средиземноморское и, в частности, западносредиземноморское койне распространяется, с одной стороны, на Сицилии и Мальте, а с другой — в испанской Альмерии и Шассей во Франции, это койне тесно связано с такими цивилизациями, как швейцарская Кортайо и итальянская Лагоцца. Черная лощеная керамика, типичная для этой группы, контрастирует с расписными гончарными изделиями среднего неолита центральной Италии, тогда как декор, характерный для изделий из Матеры, сохраняется в шассейской керамике. В это же время северо-восток Италии начинает налаживать отношения с Балканами: здесь появляются вазы с квадратной горловиной — культура Сассо-Фьорано продемонстрировала этим связь между югом и севером, а значит, — и это кажется важным, — итальянский полуостров играл роль моста между Средиземноморьем и континентальной Европой.

Средиземноморская циркуляция развивается и приводит к распространению погребений, высеченных в скале, и мегалитических конструкций, которые встречаются в Пулья (Pouilles) и на Сицилии, но их основным центром являются храмы на Мальте. В отношении юго-восточной Испании, где наблюдается подъем металлообработки, гипотезу о колонизации на этот раз можно исключить. Этот испанский центр ко 2-му тыс. до н. э. станет источником культуры, известной под названием комплекса колоколовидных кубков, речь о котором пойдет далее.

* * *

Неолитизация Центральной Европы, от Рейна до современной Венгрии и холодных земель Севера, представляет собой продолжение балканской неолитизации. Относительная гомогенность среды, лесной, но плодородной благодаря лёссу, обусловливает массивную колонизацию в течение 5—4-го тыс. до н. э. Начиная с середины 5-го тыс. до н. э. почти на всем ее протяжении разворачивается культурное койне, представленное, в частности, ленточной керамикой. Будучи скорее земледельцами, чем скотоводами, представители этой цивилизации оставались на одном месте, до тех пор пока почва не истощалась, затем перемещались на другую территорию, чтобы десять лет спустя вернуться на старое место и вновь отстроить свои деревянные дома.

Были выявлены контакты этих групп с балканским окружением и «венгерской» цивилизацией Старчево, благодаря керамике, а также влияние микролитических орудий конечного периода тарденуазской культуры. В 4-м тыс. до н. э. новые волны переселенцев смешиваются с местными народами, способствуя разнообразию эволюции региональных форм, совокупность которых представляет на территории Центральной Европы своеобразную культурную мозаику. Рост населения вызвал изменения в экономике, впрочем, скотоводство и культура в целом продолжали развиваться параллельно. В 3-м тыс. до н. э. это движение нарастает. Позже, в середине 3-го тыс. до н. э., в результате постоянных миграционных процессов Центральная Европа оказывается перенаселена, вследствие чего между отдельными группами разгораются войны за обладание той или иной территорией. Поэтому деревни окружаются укреплениями, строятся на возвышенностях, производится больше оружия. Наконец, скотоводство одерживает верх над землепашеством: пастушеская цивилизация, культура с глиняной посудой, покрывает своими некрополями почти всю Центральную и Северную Европу. Это народы шнуровой керамики и колоколовидных кубков. Расселившись примерно в то же время (2200–2000 лет до н. э.) на западе центральноевропейской зоны, они сыграли важную роль в распространении металла и характерной для эпохи бронзы традиции индивидуальных погребений.

* * *

В Северной Европе продолжительный период мезолита разворачивается, пока тысячелетие спустя в процессе аккультурации здесь не развивается скотоводство и землепашество. Северный мезолит характеризуется развитием прежде всего морского рыболовства, что ставит представителей северного и средиземноморского мезолита в один ряд величайших мореплавателей первобытного мира. Микролиты, еще долгое время использовавшиеся скандинавскими рыбаками, у континентальных племен сменяются в 4-м тыс. до н. э. лесным мезолитическим орудием труда. Здесь продолжает развиваться скотоводство. Но процесс неолитизации завершается лишь в 3-м тыс. до н. э., скорее всего под воздействием переселенцев неясного происхождения. Быстро распространяется неолитическое койне, образовавшееся в результате смешения, — прежде всего керамика, представленная воронкообразными кубками, которые встречаются на территории от современной Бельгии до Польши и от Моравии до Скандинавии. Прежние каменные орудия труда модифицируются, и появляются прекрасные образцы полированных топоров, созданные по примеру предметов из меди и бронзы, произведенных на Балканах и на территории современной Венгрии: позже техника камня в Северной Европе достигнет блестящего расцвета. Декор керамики, изначально скудный, обогащается многочисленными линейными украшениями и формами, заимствованными у центральноевропейских гончарных изделий. Тип жилищ также соответствует дунайским моделям. Примерно в то же время появляется мегалитическое погребение. В конце 3-го тыс. до н. э. на севере, как и в Центральной Европе, преобладает пастушеский характер хозяйства, что, несомненно, связано с влиянием тех же переселенцев, прибытие которых отмечено появлением курганов (tumulus) и боевых топоров. Только в середине 2-го тыс. до н. э. здесь появились первые предметы из металла, которые ранее лишь привозились и имитация которых привела к созданию великолепных произведений из полированного камня.

* * *

Запад — настоящая «евро-азиатская кладовая» — переживает слияние большого количества течений, которые от Средиземноморья на юге до Скандинавии на севере трансформируют прежние мезолитические основы и подготавливают зарождение многочисленных известных и хорошо изученных культур. Возможно, именно средиземноморские влияния нужно отнести к 4-му тыс. до н. э., когда в южной части современной Франции начинается переход от пастушества к земледелию. Эта неолитизация, которая посредством аккультурации постепенно завоевывала территории в современной Франции и Испании, явилась точкой соприкосновения с Северной Европой. Распространение неолитических цивилизаций было связано с переселенцами из Средней Европы, возможно, из Юго-Восточной Европы, которые достигли сначала Парижского бассейна, затем северо-запада и Луары. Это движение смешивалось с морскими потоками, образуя сложную картину, где доминировало, однако, южное течение. Пересекая почти весь Запад, оно способствовало распространению простой, почти не декорированной керамики. Это койне объединило носителей британской культуры Виндмилл-Хилл, культуры альмерийских микролитов Испании, шассейской или кампинийской культуры Парижского бассейна широким использованием новых орудий труда, так же как народы Кортайо и Лагоццы, о чем было сказано выше. Наконец, к 3-му тыс. до н. э. на территориях, приближенных к атлантическому побережью, от современной Португалии до Шотландии, распространяются мегалитические памятники (дольмены, главным образом с курганами), не имеющие ярких региональных отличий. Эти мегалиты, существование и назначение которых вызывает множество вопросов, способствуют процветанию техники, но пока еще рано говорить об архитектуре. Тем не менее в этой западной зоне они воплощают первые проявления человеческой воли и способности с определенной целью возводить долговечные сооружения. Если дольмены имеют несомненное погребальное предназначение, менгиры, по-видимому, служили ориентирами. Важно отметить, что размещение дольменов и менгиров далеко не всегда совпадало. Что касается аллеи менгиров и кромлеха, ориентация и расположение сделали их предметом пристального изучения, которое пока трудно считать законченным. Известно, что на Ближнем Востоке и в Эгейском бассейне долговечные конструкции были связаны с жизнью общины, а на Западе они скорее всего имели погребальное значение, что подчеркивает фундаментальное различие между цивилизациями этих двух полюсов древнего мира.

Начиная с середины 3-го тыс. до н. э. и до халколита культурное разнообразие не перестает усиливаться: появляются региональные цивилизации различного уровня, в частности на территории современных Англии, Швейцарии, на севере и западе Франции. Возникают новые типы дольменов с символическими рисунками (на юге) и гравюрами (на севере), а также статуи-менгиры. В крытых аллеях Арля обнаруживаются первые предметы из металла, которые во 2-м тыс. до н. э. быстро распространятся на Западе, что связано с экспансией культуры колоколовидных кубков. Это новое койне — результат не собственно миграции, но скорее быстрого распространения материального и духовного наследия небольшими группами носителей, которые становились доминирующим меньшинством, адаптируясь к окружающим локальным культурам, способствовавшим трансформации этого наследия. Эти перемещения привели к распространению металлообработки, а их морским эквивалентом стали колонизационные потоки, пересекавшие Средиземноморье.

* * *

В заключение не будет лишним напомнить о том, что окончательно ушло, — об обширных зонах с неопределенными границами, которые соединяют Европу и Азию. Относительная стабильность продовольственных ресурсов помогла закрепиться здесь многочисленным группам. Степная зона через процесс аккультурации переходит в 4-м тыс. до н. э. к стадии неолитизации: у поселенцев от современной Украины до Аральского моря (Кельтеминар) скотоводство одерживает верх над земледелием и интегрируется с присваивающим, живущим охотой и собирательством, традиционным хозяйством. Радикальная трансформация осуществляется в 3-м тыс. до н. э., наблюдается расцвет металлообработки, проявлением которого в социальном плане стали большие некрополи'Крыма и Кубани, богатые предметами из золота. В то же время земледелие играет фундаментальную роль на юге современной России и в Казахстане (цивилизация подземных погребений под курганами); и лишь ко 2-му тыс. до н. э. скотоводство снова становится необходимым.

Глава 3 ОТ КАМНЯ К МЕТАЛЛУ

В предыдущих главах нам не раз удалось подтвердить, что цивилизации эволюционировали далеко не синхронно. Начав изложение с появления в Европе первых неолитических культур, мы установили, что в конце рассматриваемого периода одни группы, находящиеся по соседству с восточными, уже восприняли металл, а другие еще не прошли все этапы неолитизации.

Металл, а затем металлообработка, появившись на Ближнем Востоке в 4-м тыс. до н. э., постепенно распространяются в Эгеиде и на Крите; под влиянием новой техники многочисленные медные промыслы появляются на Кубани, на территории современной Венгрии и Испании, чему благоприятствовало и наличие богатых металлоносных залежей. Как и в зонах зарождения металлообработки, в Европе использование металла становится необходимостью лишь постепенно. И спустя более или менее продолжительное, в зависимости от региона, время между появлением металла, зарождением металлообработки и, наконец, их последствиями, многочисленными и сложными, экономическими и социальными, структура континентальных цивилизаций основательно изменится. Распространение металлообработки являлось следствием не только колонизации и аккультурации, но и нового феномена — торгового обмена или, по крайней мере, его масштабности и динамизма.

* * *

Изначально металл был исключительно редким и ценным материалом, предметом роскоши: в ранние периоды он представлен в украшениях. Речь идет как о золоте и серебре, так и о меди, которая, впрочем, редко встречалась в природном состоянии и, как правило, извлекалась из минералов при помощи огня и древесного угля. Уже в эпоху неолита, как мы видели, активно разрабатывались рудники для поиска кремня лучшего качества. Рудокоп бронзового века воспользуется этим опытом, например, в штольнях Миттерберга (Тироль). Но позднее использование олова или свинца для извлечения меди потребовало более глубоких знаний и сложных операций: металл добывался в форме минерала, а следовательно, необходимо было отделить прожилки скальной породы, которые окружали частицы металла, и обработать затем минерал более или менее сложным способом до его восстановления. Распространение продукции из металла позволило постепенно заменить камень в изготовлении оружия и орудий труда. Благодаря плавке и литью в формах появилась возможность придавать металлу желаемые формы, соответствующие практическим потребностям человеческой деятельности. С другой стороны, металл казался вечным: отслужившее орудие можно было отлить заново. Кроме того, орудие становилось ценностью не только с точки зрения труда, который затрачивался на его изготовление, но и с точки зрения материала, из которого оно было сделано. Характерное для эпохи неолита соответствие предназначения и материала, действительная стоимость которого была ничтожной и незначительной, а производство — длительным и сложным, заменяется противоположным отношением. Ценность необработанного металла была изначально весьма вариативна и зависела от качества добычи и очистки, а также от удаленности металлоносных залежей. Когда медь была заменена бронзой, более прочным сплавом, последняя стала особенно важна, так как зачастую сурьму, свинец или олово, необходимые для производства сплавов, приходилось искать в довольно удаленных районах. Несложно, таким образом, понять, чем бронзовый век отличается от предыдущего периода, когда оседлость, связанная с автаркией общин, препятствовала подобному динамизму отношений и обмена.

* * *

Изобретение металлообработки на Ближнем Востоке вскоре дополнили другие технические открытия, значение которых было таким же решающим в некоторых отношениях и которые также в значительной степени способствовали наступлению бронзового века. В целом это результат ускорения в техническом плане и сближения различных элементов хозяйствования. Использование домашних животных, деревянной сохи и бронзового лемеха способствовало появлению плуга. Именно это позволило значительно увеличить возделываемые площади и предопределило невероятный прогресс в урожайности по сравнению с традиционными перепашками, осуществлявшимися вручную. Также начинает использоваться колесо, а позднее колесница. Первые модели колесницы из глины или камня появляются в Шумере и датируются концом 4-го тыс. до н. э. В это время в качестве тяглового животного использовался осел, тогда как лошадь получает эту роль гораздо позже — в 3-м тыс. до н. э. Египет в этом отношении проявил значительное отставание: знания о военной колеснице принесены сюда вторжением гиксосов лишь чуть ранее середины 3-го тыс. до н. э.

Еще раньше был отмечен другой способ использования колеса — в виде гончарного круга, появление которого в Месопотамии восходит к эпохе Обеида. Наконец, в течение 3-го тыс. до н. э. совершенствуется тот вид транспорта, небывалый подъем* которого ожидается в последующие тысячелетия в Средиземноморье, — корабль. Простая лодка-однодревка, какая изготавливалась из дерева еще в эпоху мезолита, постепенно увеличивается и требует искусной плотницкой работы, до тех пор пока к началу 3-го тыс. не появятся первые паруса.

Все эти технические инновации, быстро распространившиеся на периферии Ближнего Востока, имели значительные экономические и социальные последствия. Повсюду в деревни Запада, так же как в новые города Востока, проникает новое понятие — функциональная специализация. Неолитическое общество в целом было эгалитарным и однородным: все выполняли в нем сравнительно одинаковую работу. В бронзовом веке организация общества стала более сложной — некоторые индивиды закрепили за собой узкоспециализированные сферы деятельности. Так появились, наряду с земледельцами и скотоводами, возницы, управлявшие колесницами, гончары, кузнецы (металлурги). Металлургические операции особенно разнообразны. Нельзя было сразу стать рудокопом, литейщиком, изготовителем готовой продукции, — каждый этап производства предполагал свою тонкую и упорную работу, которая требовала много внимания и активности. Рядом с ремесленниками складывались новые социальные группы: торговцы, лица, специализировавшиеся на поиске металлов, необходимых для сплавов, для производственных центров; бродячие кузнецы, которые искали новые рынки и обменивали оружие и орудия труда на легко транспортируемую продукцию: животных, которых можно было гнать впереди, янтарь, который перевозили по древним дорогам эпохи неолита — первым торговым путям.

Становление новых социальных групп, состоявших одновременно из производителей того или иного товара и его распространителей, сопровождалось их объединением в хорошо вооруженные группы, способные защитить свое имущество, запасы металла или изделия из него, но нередко действовавшие при помощи силы и не гнушавшиеся обыкновенных грабежей — так называемого «сухопутного пиратства».

Выше уже было сказано, что животные служили денежным эквивалентом при обменах между торговцами и земледельцами. Распространение скотоводства в Европе было неразрывно связано с распространением металлообработки. Владение стадами и запасами металла, легко заменявшими друг друга, служило новым признаком богатства в этой динамично развивавшейся экономике. Ремесленные производители и скотоводы разгадали основные движущие силы новой экономики, составив два доминирующих общественных слоя и отодвинув на второй план земледельцев, продукцию которых было сложнее транспортировать.

Вероятно, бронза использовалась сначала для производства оружия. Более долговечное, более прочное, чем оружие из камня, новое металлическое оружие положило начало безусловному военному превосходству тех, кто им обладал. Уже в эпоху неолита некоторые укрепления, явно не предназначенные для защиты от диких животных, свидетельствовали о существовании борьбы и соперничества, если не о войнах. Перенаселение, так же как накопление ресурсов, породило потребность в новых землях и вызвало столкновения между различными группами за обладание территориями. Защита рудников, поиск новых месторождений, а также металлов для производства сплавов, контроль над ключевыми пунктами, отвечающими за снабжение металлами или их распространение, создавали новые поводы для конфликтов. Грабеж и завоевания казались еще более прибыльными, чем торговля и земледелие. Война, с военными миграциями или без них, могла быть спровоцирована также неурожаями. Как бы там ни было, она порождалась в тех обществах, которые достигли иерархичной организации с доминированием вождей.

В силу того что речь шла о защите интересов, завоевании или ограблении соседей, постепенно выделяется военная аристократия, состоящая из вождей и их воинов. Этому способствовало также развитие военного дела, а именно появление боевых колесниц и становление военного мореходства. Первые армии и воинственные народы также появились на Ближнем Востоке и в Европе в эпоху бронзы.

Довольно сложно дать единое определение обществу, искусству и верованиям этого периода, который характеризуется распространением новых техник в зонах весьма разнообразных, адаптированных к различным географическим регионам, где прочные неолитические и еще более древние традиции продолжали влиять, в частности, и на взаимоотношения людей. Тем не менее можно выделить некоторые тенденции, такие как индивидуализация погребений, появление новых погребальных обрядов, развитие патриархальных обществ. Но большинство верований и даже образ жизни остаются связанными с предшествующими эпохами. Вариативность культур, как было показано выше, — еще одно проявление взаимных отношений. В связи с интересующими нас сюжетами европейской истории нужно, наконец, отметить, что именно в это время все более усиливаются различия между Западом и Востоком.

* * *

В 4-м тыс. до н. э. трансформация восточных неолитических цивилизаций в цивилизации металлургические совершалась постепенно. Металлообработка здесь появилась очень рано и была связана с урбанизацией и политической централизацией. По этому поводу отмечают, что на формирование центров не влияло расположение месторождений металлов. Так, аллювиальная долина Месопотамии не содержала ни камня, ни строительного дерева, ни металла, и, вероятно, металлургия была развита лишь в периферических горных районах, богатых минералами. Но долина смогла достичь взлета именно в районе оседлого земледелия, сложившегося между Тигром и Евфратом. Местные земледельцы должны были организовать многочисленные сообщества, централизованные и дисциплинированные, чтобы успешно завершить необходимые ирригационные работы для обработки плодородных, но засушливых земель, расположенных между двумя реками. Накопление богатств, демографическая плотность, централизация власти и ресурсов создали условия для распространения ремесленного производства: сельскохозяйственный урбанизм вызвал к жизни центры производства и центры потребления, которые впоследствии стали центрами распространения. Однако в Египте, несмотря на упомянутое ранее технологическое опоздание, это позволило создать первую унитарную империю. В Месопотамии ни один местный правитель, ни один город-государство не достиг до конца 3-го тыс. до н. э. доминирующего положения. Непрерывные войны между городами, бесчисленные оборонительные войны, которые спорадически велись против горных народов-грабителей, долгое время препятствовали этому объединению, иллюстрируя также сложную эволюцию городов-государств в более крупные политические организации даже в классический период. Только лишь при Саргоне Древнем (ок. 2340 г. до н. э.) и Хаммурапи (ок. 1800 г. до н. э.) появятся первые восточные империи.

* * *

В 3-м тыс. до н. э., когда первые центры производства уже обрели пропорции больших городов, были окружены мощными стенами и отличались распространением грандиозных памятников, колонизация и торговля привели к зарождению новых центров на периферии. Северо-запад Малой Азии, Сирия и Ливан, Киклады и Кипр, Крит и территории до самой континентальной Греции постепенно оказываются затронуты экспансией металла и металлообработки. Большинство этих районов познали раннее развитие в предшествующий период и, таким образом, представляли собой перспективные рынки для восточных торговцев, были удобны для колонистов-металлургов, снабжаемых металлом из их родных городов или с близлежащих рудников. На этом первом этапе экспансии Анатолия, с одной стороны, и СирияФиникия — с другой, играли главную роль. Приморские караванные города Библ и Угарит, центры торговли и металлургии (благодаря меди с Кипра), интенсифицировали товарообмен между двумя берегами Эгейского моря и способствовали распространению металла, если верить недавним находкам, до Адриатики и Центральной Европы. К востоку от Анатолии находилась Троя, ставшая задолго до Гомера и ахейцев опорным пунктом на континентальной дороге, которая вела из Месопотамии на Балканы через Геллеспонт. Она также была связана с островами Эгейского моря и играла роль посредника между континентальными и морскими потоками. Отсюда проистекала ее значимость, а притязания, объектом которых она стала, объясняют ее последующее разрушение.

С эпохи неолита острова Эгейского моря играли своеобразную роль. Некоторые из них обладали своими природными богатствами: например, Кипр был островом меди, Мелос — обсидиана, Парос славился своим мрамором. Но некоторые недостающие ресурсы приобретались лишь посредством торгового обмена. На Кикладских островах в 3-м тыс. до н. э. расцветает фигуративное искусство, очень схематизированное, можно сказать рационализированное, образцы которого — небольшие статуэтки из мрамора, изображавшие Богиню-Мать, — в эпоху неолита были распространены до самой Сардинии. Круглые сводчатые гробницы из камня предвосхищали микенские толосы. С конца 2-го тыс. до н. э. наблюдается заметный взлет урбанизации, отдельные стороны которой не могли не затронуть Трои — несомненно, самого блистательного из городов, руины которого исследованы Шлиманом.

Но именно на Крите, а затем в Микенах цивилизации Эгейского бассейна в эпоху бронзы пережили свой расцвет. В восточной Греции металл, в основном импортируемый, распространился только к середине 2-го тыс. до н. э., так же как черная керамика с коричневым узором, происходящая из Анатолии. На Крите, где медь не была широко распространена, металлургия развивалась благодаря торговле. В период больших дворцов население острова распределялось между многочисленными городами-государствами, управляемыми басилевсами. Среди жилых комнат, пышных залов и культовых помещений без особого порядка размещались огромные кладовые, которые свидетельствуют одновременно о концентрации богатств и масштабе товарообмена. Басилевсы были хозяевами экономической жизни, которая организовывалась под их властью. Вокруг дворцов группировались дома ремесленников, моряков и земледельцев. Централизация усилилась в последующий период, приблизительно в середине 2-го тыс. до н. э., когда многочисленные города признали власть царя города Кносс.

Критская торговля в то время охватывала весь бассейн Эгейского моря, до Малой Азии и Египта, вытеснив торговлю Кикладских островов. Эта морская экспансия способствовала распространению искусства, иногда в высшей степени оригинального, поражающего своим богатством, фантазией и жизненной силой. Стены дворцов украшались фресками, керамика — орнаментом, геометрическим или натуралистическим, но чрезвычайно утонченным и редким по качеству исполнения. Изделия из слоновой кости, фаянса, изящная бижутерия, бронзовое оружие с рукоятями из слоновой кости, щедро инкрустированными кристаллами, свидетельствуют о разнообразии первичных материалов и изысканности этого искусства. Наконец, критская цивилизация использовала письменность. Стремительный прогресс, который на пороге 3-го тыс. до н. э. проявился в развитии металлургии и в урбанизации, приведет к появлению письменности на европейской периферии лишь тысячелетие спустя.

В начале 3-го тыс. до н. э. великие дворцы среднеминойской цивилизации были разрушены, и на их месте появляются новые дворцы. Еще сохраняются сомнения, объяснять ли это разрушение завоеванием или природной катастрофой. Новые дворцы построены в середине 2-го тыс. до н. э. Это было время, когда в Греции появились ахейские колесницы. Критская письменность впоследствии изменилась, адаптируясь к другому языку. После открытия, сделанного в 1956 г. в Вантри, стало известно, что этим новым языком был греческий.

* * *

Каковы бы ни были причины и истоки их миграций, микенцы появляются в Центральной Греции и на Пелопоннесе, постепенно адаптируя не только технику и минойское искусство, но также морские и торговые навыки, которые в итоге к XV в. до н. э., после завоевания самого Крита, распространятся во всем бассейне Эгейского моря. Благодаря микенцам к торговле приобщились зоны, до тех пор мало вовлеченные в нее, — Западное Средиземноморье и прибрежные районы континента, к которым примыкали древние пути транспортировки янтаря, игравшие важную роль и в распространении металла.

Кроме того, Эгейский бассейн играл в 3 и 2-м тыс. до н. э. главную роль, после Анатолии и островов, в распространении новой экономики и новой общественной организации, установившихся на Ближнем Востоке.

Вместе с тем микенская цивилизация была отмечена своего рода разрывом с предшествующими традициями. Она навязала военный характер зарождавшемуся в Эгейском бассейне урбанизму, а крепости, построенные для военных вождей, заметно отличались от первоначальных критских городов без крепостных стен. На фресках и вазах все чаще изображались сцены охоты и войны, совершенствовались оружие и экипировка воинов. Дворцы строились вокруг огромного прямоугольного крытого зала — мегарона, присутствовавшего уже в фессалийских неолитических жилищах, отличавшихся от древних критских открытых дворцов внутренним двориком. Наконец, внушительные гробницы, где отдельно покоились правители, противопоставлялись традиционным коллективным захоронениям Эгейского бассейна, которые вырубались в скалах. Пришедшие из внутренних земель на колесницах, запряженных лошадьми, микенцы составляли авангард континентальных сил; эта цивилизация была вызвана к жизни эволюцией племенных образований, вступивших в контакт с уже урбанизированной эгейской средой.

Между людьми внутри сообществ к тому времени начали устанавливаться новые отношения. Индивидуумы и группы провозгласили свою автономию перед властью правителей, как показывают письменные документы. Этот внутренний плюрализм контрастировал с экономической и теократической централизацией восточных государств.

Кроме того, четко проявлялся, даже на границах периферийных восточных зон, разрыв между Востоком и Западом, который усилится в процессе последующей континентальной эволюции.

* * *

На континенте восточные влияния проявлялись не только в направлении Эгейского бассейна. Более или менее рассеянные потоки из Анатолии и Месопотамии достигли непосредственно Кубани — Закавказья — и Дуная, возможно, через посредство Троады. Во всяком случае, начиная со второй половины 3-го тыс. до н. э. в Европе развиваются металлургические центры, что, возможно, было связано с этими потоками и движением по торговым путям, проложенным еще неолитическим торговым обменом. Но помимо этого могли играть роль и другие факторы. Например, по-прежнему в отношении некоторых регионов на территории современной Венгрии и Испании трудно сказать, было ли формирование здесь халколитических цивилизаций следствием локального развития, обусловленного наличием местных металлоносных месторождений, или же результатом торгового обмена. Как бы то ни было, производственные и торговые центры появились очень рано как на юго-востоке, так и в центре и на юго-западе континента.

* * *

Однако изменения на континенте приобретают резко выраженный характер лишь ближе ко 2-му тыс. до н. э. В этой трансформации два феномена, еще не совсем понятные, играли важную роль: на востоке шла экспансия комплекса колоколовидных кубков, а на севере и западе — культуры боевых топоров.

К концу неолита, последним векам 3-го тыс. до н. э., относятся свидетельства эволюции, которая способствовала распространению скотоводства в районах, расположенных к востоку от Рейна, — от современной Швеции до Моравии. Наряду с мегалитическими захоронениями встречаются курганы — индивидуальные погребения, содержащие оружие и другое имущество. Прежде всего это боевые топоры и глиняная посуда, украшенная веревочным тиснением, отсюда и произошло название «шнуровая керамика». Топоры, прежде изготовлявшиеся из камня и воспроизводившие привозные (вероятно, из Центральной Европы) металлические модели, вскоре были заменены топорами из металла. Выдвигались различные гипотезы о происхождении этого комплекса: одни видели в нем результат автохтонной эволюции, другие считали, что это творение переселенцев, пришедших с востока. Боевые топоры из меди были найдены в курганах Майкопа, датированных серединой 3-го тыс. до н. э. Это может быть связано с одновременным распространением на Кубани кочующих пастушеских племен или номадов, контактирующих с кузнецами Ближнего Востока, постепенно распространившихся на территории между Доном и верхним течением Рейна и, вероятно, принесших на новые территории комплекс изделий из металла и технологий их изготовления, равно как свои традиции и язык.

Как бы там ни было и какова бы ни была возможная связь между этим комплексом и развитием индоевропейских языков — товарообмен и перемещения увеличились во всем регионе, способствуя распространению металлического оружия и подъему металлургических центров в сердце континента.

К этому же времени в Западной и Центральной Европе — от Испании и Средиземноморья до Рейна и от берегов Атлантики до Моравии — распространились группы, характеризуемые, помимо прочего, своеобразным типом керамики, которую в разных языках обозначают по-разному: культурой колоколовидных кубков, чашевидных кубков или бикеров (bell-beakers). Другие находки в захоронениях представителей этой культуры показывают, что они были вооружены луками и кинжалами из меди. Но война имела у них меньшее значение, чем торговая деятельность. Замечено, что они охотно обосновывались вблизи перекрестков и минеральных месторождений. С другой стороны, они демонстрировали замечательную способность адаптироваться в любой местности, куда бы они не проникали. Вазы и типичное для этих групп оружие обнаружены в самых разных захоронениях: армориканских дольменах, сардинских гротах в Ангелу Руйу и курганах рейнского региона.

Поскольку наряду с неолитическими предметами эти погребения содержат изделия из металла, вполне можно допустить, что племена культуры колоколовидных кубков, распространяя металлические предметы и технику металлообработки, стояли у истоков многочисленных цивилизаций северного и западного бронзового века. На Рейне, на востоке современной Франции и в Центральной Европе они вошли в контакт с народами шнуровой керамики и боевого топора, с которыми слились — вероятно, так же, как ранее с местным населением, — чтобы дать рождение амальгамным культурам.

Очень рано представители культуры колоколовидных кубков были вовлечены в отношения с халколитическими цивилизациями Альмерии и, возможно, были оттеснены в атлантическую зону кузнецами, пришедшими из центра Лос-Милларес. Но, как и в случае с группами культуры боевых топоров, мы до сих пор не можем точно определить их исходное местоположение, а сформулированные гипотезы связывают их миграции почти с противоположными направлениями: либо с Западным Средиземноморьем, либо с Центральной Европой, либо с Северной Африкой.

* * *

Отметим, забегая вперед, насколько различными путями, пересекая Европу, распространялась металлургия, зародившаяся на Ближнем Востоке в связи с развитием городов. Цивилизации, которые появились в процессе диффузии новых технологий, крайне разнообразны, но их подробное рассмотрение в рамках данной работы не предполагается. Мы ограничимся лишь главными линиями исторического развития и цивилизациями наиболее важными и наиболее характерными в контексте западной эволюции.

* * *

На Балканах связь между континентом и морскими цивилизациями Эгейского бассейна установилась через Микены. Вся эта восточная зона, которая была центром ранней неолитизации, стала частично урбанизированной и вступила в постоянные торговые отношения с Ближним Востоком. Металлургия здесь распространилась быстро, и, когда ахейцы начали проникать в Грецию (к концу 2-го тыс. до н. э.), они обнаружили там цивилизацию бронзы уже на полном подъеме.

Балканы образовали перекресток, где влияния, пришедшие с Востока через Кавказ, Геллеспонт или Эгейское море, соединились, чтобы распространиться впоследствии по долинам и равнинам вглубь континента. Находки на Кубани и Тисе, где в непосредственной близости от месторождений минералов были созданы крупные пункты металлообработки, убранство царских курганов Майкопа, а также захоронения Бодрогкерестур на территории современной Венгрии отражают значительный масштаб производства. Наряду с золотыми и серебряными украшениями наиболее показательны боевые топоры: они сопровождают богатых воинов, защитников поселений и владельцев стад и в потустороннем мире. В конце этой главы мы вернемся к цивилизациям Восточной Европы. «Венгерские» металлурги экспортировали оружие из меди через большую часть Центральной Европы, где на следующем этапе древнего бронзового века появятся новые центры.

И действительно, в начале 2-го тыс. до н. э. наблюдается значительное развитие торгового обмена. Центры металлургического производства стали еще более многочисленными. На территории современных Тироля, Чехии, Силезии, по всему периметру Альп и Карпат интенсивно эксплуатировались металлоносные залежи. Обширная сеть деревень, таких как Унетице, к югу от Праги, рассыпалась вдоль дорог, которые, дублируя или пересекая прежнюю путевую сеть, связанную с янтарем, соединили в дальнейшем сердце Европы с соседними регионами. Каждая деревня, в которой концентрировалось местное население, имела свои собственные традиции; отсюда и множество культур, которые встречаются в эту эпоху. Но товарообмен и преобладание ремесленной и торговой деятельности способствовали адаптации, а в некоторых случаях и обобщению обычаев и новых навыков, и в частности появлению индивидуальных погребений. Типы гончарных изделий преобладали во многих регионах: колоколовидные кубки с ручкой — в ранний период, обтекаемые чаши — позднее, к началу XVI в. до н. э. В целом сформировалось достаточно эгалитарное общество, например на территории Саксонии и Тюрингии, где курганы выдают влияние групп культуры боевых топоров. Неолитизация, таким образом, не была внезапной: земледельцы, охотники и рыболовы — деревенские жители продемонстрировали полную адаптацию, продолжавшуюся долгое время естественным путем. Оружие и многочисленные тайники торговцев свидетельствуют об эволюции этого общества: соперничество, вызванное в конце неолита поисками новых земель, сменяют войны за контроль над торговыми путями и ключевыми позициями.

К середине 2-го тыс. до н. э. курганы, появившиеся на Востоке и Севере, распространяются по всей Центральной Европе, от северной Германии до Альп и от Рейна до Среднего Дуная. Несколько сот подобных захоронений были обнаружены во Франции, в лесу Агено. Однако принятие этого стиля захоронений не означает приход собственно новой цивилизации: местные традиции остаются очень живучими, судя по различным формам керамики, украшений и самого оружия. Разнообразие традиций дополнялось иногда оригинальными инновациями, такими как, например, щиты с шипами у судетских групп или булавки с двойной спиралью — похожей на очки, — которые найдены только в районе Некара. Однако некоторые общие черты (например, широкое распространение шарообразных амфор, геометрический декор ваз, замена мечей на кинжалы в предшествующий период) свидетельствуют о тесных взаимоотношениях и связях между различными группами. Эти группы, оставив долины, где осели их предшественники, строят и укрепляют деревни на возвышенностях. Это сигнализирует о небезопасности, так же как невероятное количество «тайников» и хранилищ. Хотя торговля по-прежнему была активной, она сопровождалась многочисленными конфликтами, которые приводили в конечном итоге к некоторой изоляции ремесленных центров.

В конце 2-го тыс. до н. э. раздоры усилятся. Долгое время они будут атрибутом перемещений коренных народов Юго-Восточной Европы, иллирийцев или лужичан, которые были инициаторами обряда кремации. Однако этот обряд, действительно распространившийся повсеместно немногим ранее железа в форме полей погребальных урн, уже практиковался в предшествующую эпоху в некоторых регионах Центральной Европы, например в Богемии и Венгрии. В Англии обряд кремации появился в эпоху древней бронзы, задолго до курганных захоронений в Уэссексе. Одновременно с распространением погребальных полей наступает железный век. Мы вернемся к нему позже в связи с цивилизациями Галыптат и Вилланова.

* * *

Так же как на Кубани и в Венгрии, наличие месторождений металлов в Западном Средиземноморье, в частности в Испании, способствовало раннему распространению металлургии. Халколитическая цивилизация Лос-Милларес, стимулированная, возможно, восточными импульсами, на самом деле возникла внутри комплекса колоколовидных кубков. Эти восточные импульсы, ощутимые в Италии и на Сицилии с эпохи неолита, сложно, однако, идентифицировать и датировать: на уровне Трои II найдены сицилийские объекты, которые свидетельствуют о существовании во 2-м тыс. до н. э. торговых отношений между Анатолией и Центральным Средиземноморьем. Но, по сути дела, это связано с деятельностью носителей культуры колоколовидных кубков, которая способствовала проникновению металла в северную Италию (Ремеделло), Сардинию (Ангелу Руйу) и западную Сицилию (Виллафрати). Эти потоки — до первых микенских и финикийских экспедиций второй половины 2-го тыс. до н. э. — в действительности не привели к колонизации, и если островной мост содействовал упрощению связей одного берега с другим в Средиземноморье, то островные цивилизации на западе сохранили самобытность, что объясняется только их изолированностью.

В Италии, где внешние влияния приходили то с континента, то с моря, где север был населен одновременно большими группами культуры колоколовидных кубков и представителями культуры боевых топоров и где восточные импульсы ощущались и ранее — через Адриатику и Ионическое море, — до наступления бронзового века не образовалось по-настоящему единой цивилизации.

В эпоху халколита и ранней бронзы Италия представляла собой лишь мозаику цивилизаций, которые постепенно модифицировались многочисленными взаимными заимствованиями. На севере некрополи Фонтанелла и Ринальдон соответствуют культурам, немного отличающимся от культур стоянки-эпонима Ремеделло. Часть оружия, найденного в захоронениях, близка к некоторым центральноевропейским, другая часть — к критским типам оружия. На юге, в Пунто дель Тонно, рядом с Тарентом, северные элементы, например ручки в форме полумесяца или роговидные ручки, характерные для террамарской керамики, соседствовали с элементами, которые относят к культурам Эгейского бассейна. На Сицилии западная цивилизация Кастеллучо — с расписной керамикой, декорированной в геометрическом стиле, и гробницами, выдолбленными в скалах и украшенными скульптурными мотивами (завитки, пилястры), — сравнима с цивилизацией Средней Эллады.

Так, в озерном крае к середине 2-го тыс. до н. э. начинается настоящий итальянский бронзовый век. Озерные деревни в Ла Полада, восходящие к неолитическим палафитам, познали новый расцвет благодаря расширению товарообмена с дунайскими территориями. Характерное для них гончарное производство распространилось на всем западе Средиземноморья. В период средней бронзы распространяются особенно значительные цивилизации, такие как паданские террамары и террамары Апеннинского полуострова, которые заняли большую часть Италии, от равнины реки По до Тарентского залива. Первая цивилизация, получившая название италийской, была результатом эволюции, которая начиная с середины 2-го тыс. до н. э. превратила пастушеские группы Апеннин в оседлые сообщества, сочетающие занятия земледелием и скотоводством. В могилах и гротах найдена необычная глиняная посуда с характерными большими ручками. Несмотря на некоторые объединяющие черты, эта цивилизация состояла из многих типов. Тогда как на севере преобладали североальпийское и дунайское влияния, которые со временем одержали верх, на юге четко прослеживается влияние Микен.

Примерно в то же время к югу от реки По увеличивается число террамаров — наземных деревень, которые, судя по телям, достигающим значительной высоты, были населены в течение длительного времени — с ранней бронзы до начала железного века. Террамары образовывали агломераты построек, окруженные рвами и палисадами. Что касается погребений, умершие, по крайней мере в более поздний период, кремировались. Жизнь, по-видимому, была спокойной в этих богатых крестьянских деревнях, где склады оружия редки, но в избытке обнаруживается сельскохозяйственный инвентарь из металла, привезенного скорее всего из Тосканы и тщательно обработанного на месте. Металл стал достаточно доступным товаром, чтобы использоваться для производства предметов обихода.

Этот тип цивилизации активно развивался на юге, в то время как на севере Альп распространялось влияние культуры полей погребальных урн. В Фонтанелле, в долине реки По, а также в Апулии распространяются некрополи с биконическими урнами, содержащими прах умерших, а их декор эволюционирует к формам, типичным для протовиллановских.

Как и Сицилия, Сардиния была задета противоположными потоками: рядом с имуществом, типичным для племен культуры колоколовидных кубков, в некрополе Ангелу Руйу найдены предметы эгейского типа. На острове имелась своя медь, и металлургия не нуждалась в торговых поставках первичных материалов. Подземные скальные захоронения, подобно мегалитическим погребениям, создававшимся под землей, содержат следы многих эпох. Эти коллективные могилы относятся к традиционным средиземноморским типам. В них обнаружено значительное количество предметов, но гончарные изделия появятся позже лишь в подземельях Ангелу Руйу.

Несмотря на отсутствие точной хронологии, архитектура нурагов, усложняясь со временем, прошла несколько этапов. Изначально располагаясь особняком и возвышаясь единственной залой, эти башни сооружались из твердого камня и имели форму усеченного конуса. Иногда они разбивались на несколько небольших комнат или ниш, одно помещение нависало над другим, этажи переплетались внутренними винтовыми лестницами. Некоторые крепости-нураги были более сложными, как, например, Барумини, состоящая из высокого центрального нурага и окружающих его менее значимых башен. В то время как создатели мальтийских храмов достигли монументальности в распределении внутреннего пространства, башни-нураги предназначались для защиты от внешних нападений, и прежде всего использовалось внешнее пространство. Эта архитектура, странно вписывавшаяся в пейзаж, соответствовала архитектуре крепко сплоченного патриархального общества, где семьи группировались вокруг главы клана: так, круглые в основании хижины деревенских жителей строились вокруг «сеньориального» нурага. Довольно интересен факт, что эти нурагические центры стали очагами фигуративного искусства, образцом которого являются небольшие бронзовые статуэтки, священный характер которых зачастую сочетается с чисто народным духом и фантазией. Когда финикийцы в VIII в. до н. э. прибыли на остров, там шли непрерывные столкновения между кланами, уничтожавшие воинов: личные племенные раздоры, так же как завоевание, привели к закату нурагической цивилизации и положили конец культурной изоляции Сардинии. Вместе с этим исчезли и последние свидетельства-средиземноморского доисторического периода.

На Балеарских островах цивилизация талайотов зародилась почти так же, как предыдущая. Укрепленные деревни, окруженные земляными насыпями, облицованными камнем и фланкированными мощными башнями-талайотами, круглыми или квадратными, были построены в период средней бронзы. Однако в конце бронзового века, подобно нурагам, они распространились повсеместно. Цивилизация талайотов наследовала более древней цивилизации, характеризуемой захоронениями, устроенными в гротах или высеченными в скалах, а позднее — конструкциями из тесаного камня в форме лодки (navetas). Как и Сардиния, Балеарские острова были оккупированы в VI в. до й. э. финикийскими колонистами.

Мы не будем возвращаться к истокам 'цивилизации ЛосМилларес, которая отметила в Испании переход от неолита к первым проявлениям металлургии, не очень четким до периода, следующего за Эль-Аргар, — около XV–XIV вв. до н. э.

Но с середины 3-го тыс. металл местного происхождения встречается наряду с каменными находками из пещер-оссуариев. Этот халколит продолжался практически до пробуждения в конце бронзового века нового центра, который относится к атлантической зоне, — Астурии.

Цивилизация Лос-Милларес, расположенная близко к морю, поражает своей грандиозностью. Агломерат, защищенный земляными насыпями и валунами, занимает площадь в пять гектар; его некрополь включает большое количество коллективных погребений. Эти захоронения — по большей части круглые, как в Эгейском бассейне, и скрытые в выступах — строились очень тщательно.

Подобные поселения, сопровождаемые некрополями, находят по соседству с Альмерией, в частности в Альмизараге, а также к западу — в Альгарве (толос Алкала), вплоть до Португалии, где захоронения, так же как в Лос-Милларес, зачастую высечены в скале. В Палмелле (Португалия) были найдены многочисленные колоколовидные кубки. Эти кубки, в гораздо меньшем количестве представленные в Лос-Милларес, кажутся относительно поздними. Отношения между культурой колоколовидных кубков и цивилизацией Лос-Милларес еще не изучены. Некоторые ученые полагают, что группы пастухов-номадов с запада или из центра Испании, возможно благодаря контакту с альмерийским опытом, первыми приобщились к металлу и распространили его по всей Европе.

Ранний расцвет Лос-Милларес и появление современных ей центров в итоге были связаны скорее с коммерцией, чем с самой металлургией. Торговые отношения, истоки которых кроются в необходимости расширения восточного рынка, между тем в определенной форме были установлены только с Африкой, в том числе с Египтом.

В эпоху, следующую за эпохой Эль-Аргар, центры которой занимали почти то же пространство, более ярко проявляясь к северу, значительно развились внутренние рынки. Металл, отныне обрабатывавшийся и использовавшийся на месте, в новых захоронениях, представлен в основном в виде оружия: кинжалов, алебард, плоских или ребристых топоров. Поселения, например в Эль-Аргар или в Эль-Оффисио и Фуэнте Аламо, в основном возводились на возвышенностях, уступах, над лиманами или реками. Укрепления были более мощными и основательными. Появляются индивидуальные погребения в ямах или кофрах, но чаще всего в глиняных сосудах, куда тела помещались в вытянутой позе. Рядом со скелетами найдены многочисленные украшения, особенно красивые серебряные диадемы, жемчужины, ракушки, кольца и трубки из меди, золота и серебра. Эти украшения по большей части уже были известны обитателям ЛосМилларес и ценились ими. В гончарных изделиях сохранились традиционные формы и типы. Однако предметы из Эль-Аргар выделяются своим утонченным качеством и новыми формами, как, например, погребальные урны с ножкой или рифленые кубки.

* * *

На Западе, особенно во Франции, первый век металлов отмечен многочисленными влияниями: атлантическое побережье, долины крупных рек Востока, текущих с севера на юг, ось восток — запад евро-азиатской равнины, простиравшейся до Бельгии, и Северная Франция открывали пути для экспансии периферийных цивилизаций. Но на пороге этой эпохи два больших комплекса доминировали в культурной жизни: цивилизация боевых топоров и культура колоколовидных кубков. Распространению металла существенно способствовал последний комплекс. Однако существование богатых месторождений металлов также способствовало раннему использованию металла, как, например, и в Ирландии.

Племена культуры колоколовидных кубков перемещались, пересекая Францию в двух основных направлениях: вдоль атлантических берегов и вдоль лангедокского побережья. С другой стороны, эти группы концентрируются в долине Рейна. Они продвигались на дальние расстояния, причем если в одних регионах с уже осевшим населением им удавалось добиться признания или ассимилироваться, то в других эти народы вытесняли местных жителей. Так, на севере они почти не оставили следов на территории мегалитической цивилизации между Сеной и Уазой и на Марне, которая просуществовала здесь без больших изменений вплоть до бронзового века. Напротив, в мегалитической зоне пиренейского и ронского юга их присутствие точно засвидетельствовано вазами, в изобилии найденными в гробницах — галереях и крытых аллеях. В рейнском регионе они контактировали с носителями культуры боевых топоров, образовав смешанные сообщества, следы которых — курганы и разнородная керамика — отражают взаимное влияние этих двух потоков.

Продвигаясь через весь Запад, от Испании до Англии и Рейна, носители культуры колоколовидных кубков открыли новые коммерческие пути и распространили использование металла. Иногда основывая свое поселение, но чаще небольшими группами размещаясь внутри неолитических народов, они приобщали эти народы к технике металлообработки. Некоторые локальные центры производства, которые впоследствии познают быстрый подъем и достигнут исключительной самобытности, сохранили первоначальный импульс. Впоследствии центры французского Запада в период ранней бронзы и центр Пойак в период средней бронзы сохранятся вопреки более поздним влияниям. Вскоре эти центры — крупные производители топоров — или, по крайней мере, один из них дадут жизнь значительному комплексу, который Эванс назвал cap’s tongue complex, или комплекс «носителей мечей» — по характерной форме мечей, найденных в многочисленных тайниках литейщиков конца бронзового века. Но если племена культуры колоколовидных кубков играли большую роль в распространении металла по всему Западу, даже на его западных окраинах, в эпоху расцвета цивилизаций бронзы на востоке и затем на большей части Запада усиливается влияние носителей культуры боевого топора и их преемников.

С конца ранней бронзы племена, пришедшие, скорее всего, из Штраубинга (Бавария), осели в Эльзасе, где и были обнаружены их могильники. Эти группы на периферии пространства Уне-тице начинают адаптировать способ погребений, унаследованный от народов культуры боевого топора. Их курганы содержат оружие, украшения и керамику, типы которой со временем эволюционировали. Курганы фазы II Шеффер датировал приблизительно рубежом XV–XIV вв. до н. э.

Распространение курганов, начавшееся в Центральной Европе примерно в то же время, продолжалось до 1-го тыс. до н. э.

Во Франции влияние этой культуры проявляется в некоторых центральных регионах в эпоху полей погребальных урн, тогда как на юге сохраняются традиции цивилизаций Горген и Ла Полада.

Однако в Англии и Арморике два первоначальных потока, возникших из комплексов колоколовидных кубков и боевых топоров, не так четко дифференцировались. Действительно, иногда они накладывались друг на друга и комбинировались. На обоих полюсах мегалитизм был широко представлен среди неолитического населения. В Англии он достиг Оркадских островов к северо-востоку от Экосса; в Бретани — утвердился вокруг залива Морбиан, где концентрируется наибольшее количество мегалитов на всем континенте. Большое число бикеров, найденных в Великобритании, свидетельствует о колонизации: изобилие меди, золота и олова в горных районах Запада и в Ирландии, янтаря на восточном побережье способствовало их распространению и стимулировало их производство. Контактируя с племенами бикеров, другие группы переселенцев, представлявшие еще мезолитические традиции, например охотники из Петерборо или скотоводы из Скара Брэ, очень быстро перенимали техники металлообработки. Их потомки впоследствии положили начало цивилизации продуктовых ваз — погребальных ваз, в которые складывались продукты, необходимые умершим в загробной жизни. Эта цивилизация распространилась в Йоркшире параллельно с цивилизацией Уэссекса. Именно в этот регион, особенно подвергшийся влиянию металлургов-бикеров, на рубеже XV–XIV вв. до н. э. пришли новые завоеватели, распространившие в Уэссексе индивидуальные погребения под курганами. Укрепленные лагеря предшествующего периода были заброшены, скотоводство и охота победили земледелие, сформировалось более стратифицированное общество, в котором выделялась богатая аристократия, одновременно торговая и военная. В захоронениях вождей увеличивается количество предметов из золота. Появляется новое оружие и орудия труда: кинжалы из меди с продольным выступом и рукояткой, проткнутой золотыми гвоздями, алебарды и т. д. На камнях Стоунхенджа, возведенных в эпоху бикеров и доставлявшихся из гор Прессели, есть следы их присутствия — изображения характерных метательных топоров, а также кинжала микенского типа. Последнее очень важно, поскольку свидетельствует о постепенном развитии торговли в эту эпоху под двойным импульсом — вождей Уэссекса и микенцев.

Цивилизация армориканских курганов, которые в тот же период проникли на запад Британии, имеет тесное сходство с цивилизацией Уэссекса. Но в то время, когда в Англии продолжается подъем металлургии, в фазе II армориканских курганов ощущается заметный спад, компенсируемый, впрочем, значительным развитием керамики.

Общие истоки обеих цивилизаций сегодня не вызывают сомнений. В Арморику, как и в Англию, первые импульсы пришли с юга: мегалитические миграции и перемещения групп культуры колоколовидных кубков следовали почти одними путями. Но этот поток, двигавшийся с юга на север, непрерывно обновлялся в плане торговли, смешиваясь с другим потоком, шедшим с востока на запад, который в конце концов одержит верх. Последующая экспансия культуры полей погребальных урн, затем — распространение кельтских курганов, влияния, пришедшие из Центральной Европы, наложатся на движение племен колоколовидных кубков, вышедших скорее всего из района Рейна, где несколько веков назад встретились две культуры. Возможно, именно этот регион стал источником последовательных миграционных волн племен цивилизации курганов. Используя морской путь, они распространились вдоль побережья Ла-Манша от Англии до Нормандии — где они почти не оставили следов — вплоть до западной Арморики.

* * *

Одновременно (XV в. до н. э.) на севере Европы неолит почти без переходной ступени сменился бронзовым веком. Сельскохозяйственная экономика, которая медленно трансформировалась на плодородных землях морен, — цивилизация Эртебелле — долгое время задерживала развитие европейской периферии. К середине 3-го тыс. до н. э. мегалитические мореплаватели достигли территории современной Дании. Однако, в то время как предметы из коллективных захоронений Великобритании иллюстрируют широкое использование меди и золота с начала 2-го тыс., на берегах Балтики металл остается практически неизвестным. Он появляется лишь на рубеже XVII–XVI вв. до н. э., параллельно с развитием торговли янтарем. Вместе с колоколовидными кубками были привезены и первые металлические орудия. Каменное производство достигло к тому времени максимального расцвета и высшей ступени совершенства. Боевые топоры, найденные в курганах с индивидуальными погребениями в Ютландии, имитируют модели из металла, производившиеся в Центральной Европе. Это влияние металлургии оставалось там еще некоторое время. Когда в следующем веке объем товарообмена позволил импортировать необходимые металлы в достаточном количестве, индустрия бронзы очень быстро достигла блестящего расцвета.

В дальнейшем металл в слитках стало перевозить гораздо проще, транспортируя его, в частности, на тяжелых колесных повозках, но прежде всего — на вьючных животных. Олово добывалось в Богемии, Тироле и скорее всего на суднах доставлялось из Корнуолла, а с конца 3-го тыс. до н. э. — экспортировалось по всему Западу. Иногда металл вывозили в виде готовой продукции, например тяжелых рапир, найденных в Зеландии, и зачастую это были предметы восточного происхождения.

Торговля обогащала и земледельцев, но прежде всего скотоводов. Владельцы стад довольно часто практиковали угоны скота: вооруженных групп становилось все больше, потребности в оружии возрастали. Бронзовый век на севере продолжался до более позднего появления железа. Это произошло в середине следующего тысячелетия и отмечено распространением курганов, содержимое которых представляет, благодаря особой консервации погребальных реликвий, ценные сведения о народах бронзового века. Глинистая и железистая почва курганов, где покоились мертвые, прикрывала тела погребенных, одежду и предметы, образуя своего рода защитную камеру, и обеспечила их долговременную сохранность. То же касается многочисленных находок в торфяниках и болотах, вода и почва которых, как известно, защищает металл от окисления.

Сохранилось также одеяние, в которое облачали умерших. В Эгтведе в дубовом гробу обнаружен труп молодой женщины, одетой в шерстяную рубаху и короткую юбку, изготовленную из веревок, связанных друг с другом, и стянутую на талии поясом. В Мульдбьерге обнаружено тело мужчины, облаченного в длинную мантию, на голове — шапка из буклированной шерсти. Но самой удивительной находкой стала солнечная колесница из Трундхольма. Ансамбль представлен лошадью, которая катит диск, подобный громадному колесу. Вероятно, речь идет о символическом объекте, связанном с культом солнца.

Благодаря этим замечательным свидетельствам можно проследить всю эволюцию общества, повседневной жизни и религиозных убеждений вплоть до конца первобытной истории. Котел из Гундеструпа, который датируется железным веком, устанавливает связь между доисторическим и кельтским миром.

* * *

В настоящее время благодаря упорным поискам, проводившимся в последние годы русскими археологами, значительно расширились наши знания о цивилизациях Восточной Европы. Эти исследования подтвердили важность отношений между Азией и Европой. Изначально эти две зоны были четко разделены. На севере долгое время сохранялась практика охоты и рыбалки — пережиток палеолита. На юге эволюция происходила значительно быстрее. На севере сельское хозяйство оставалось дополнительным, вторичным занятием, так же как скотоводство. Однако неолитизация утвердилась и здесь, о чем свидетельствует существование деревень и использование керамики. Медь появилась позднее, когда завязались отношения с цивилизацией Кавказа. Об этом свидетельствуют поселения, обнаруженные на Волге и в Андроново. На юго-востоке между тем развивались отношения прежде всего между степными кочевниками и ближневосточными земледельцами. Богатая цивилизация Майкопа была самой значительной. Народности Кубани, возглавляемые военной аристократией, жили в деревнях из хижин (Долинск), а в их курганах сочетается техника несущих конструкций (Майкоп) и мегалитическая техника (Новосвободная). Очень быстро каменные орудия труда были заменены бронзовыми. Эта цивилизация на последней стадии эволюции испытывала влияние катакомбных культур и культур Абхазии, долгое время сохраняя свои погребальные обряды. Металлургия ограничивалась здесь локальным производством, а скотоводство было направлено на вывоз сельхозпродукции. На рубеже XVI–XV вв. до н. э. была одомашнена лошадь. Позднее эту разнородную цивилизацию вытеснила кобанская цивилизация, где после распада хеттской империи распространилось железо, несмотря на консервативность этой среды.

На юго-западе развивалось несколько цивилизаций, имевших важное значение. Например, цивилизация Триполье, занимавшая территорию между Днестром и Днепром, установила связь между Россией и Балканами и поддерживала на западе отношения с культурой Кукутени. Трипольцы культивировали хлебные злаки и ячмень, переезжая с места на место каждый раз, когда почва истощалась, и практиковали скотоводство в большом масштабе. Они создали замечательные образцы керамической живописи и малых пластических форм.

В бронзовый век пространства, на которых появились эти новые цивилизации, изменились. Например, погребения в ямах распространились в степях между Днепром и Волгой. Специалисты главным образом изучили некрополи, так что у нас до сих пор мало сведений об экономике и типах поселений. Некоторые признаки все-таки указывают на использование колесниц. Напротив, цивилизация Фатьяново, которая имеет связь с комплексом боевых топоров, известна своими поселениями, построенными вдоль рек и на берегах озер. Скотоводство, вероятно, играло здесь важную роль, и интенсивные торговые отношения с юго-восточными территориями и Северным Кавказом, с одной стороны, и с Севером и балтийскими регионами — с другой, свидетельствуют о ее жизнеспособности и посреднической роли. На востоке родственная группа Баланова своей автономностью доказывает обратное. Балановские деревни занимали вершины холмов, возвышавшихся над реками. Носители этой культуры, также связанные с культурой боевых топоров, пришли, возможно, из южных областей. Они приобщились к земледелию и скотоводству и хоронили усопших в подземных гробницах со стенами, обшитыми деревом. В этих погребениях обнаружены каменные топоры, предметы из бронзы и золота, замечательная керамика, иногда украшенная солярной символикой. На территории самого Фатьянова б середине бронзового века распространяется цивилизация Сейма, известная поразительным развитием металлургии, специализировавшейся на изготовлении оружия: торговые связи этой цивилизации простирались до Балтики и территорий Андронова и степей. Тотемический культ змеи был заимствован у неолитических культур Урала.

Наконец, на территории между Доном и Нижней Волгой главной цивилизацией была катакомбная. Ее экономика основывалась на мотыжном земледелии и скотоводстве, а металлургия зависела от рудников Кавказа. Пространство катакомбной культуры, в частности Полтавкин, впоследствии было занято народом срубных погребений, но экономическая основа осталась прежней, соответствовавшей предшествующей эпохе. Глиняные модели показывают, что носителям этой культуры была знакома двухколесная колесница. Металлообработка, достигнув здесь высокого уровня — об этом свидетельствуют многочисленные находки бронзовых и литых изделий, — распространилась по всей Южной России.

Часть вторая

Европа и Средиземноморье

Глава 4 ВЛИЯНИЕ АРХАИЧЕСКОЙ ГРЕЦИИ

В первой половине 1 — го тыс. до н. э. архаическаяя Греция открывает историю собственно Европы и закладывает основы, на которых Греция классическая и эллинистическая построит затем нашу цивилизацию. В этот период Греция играла роль ведущей цивилизации по отношению не только к Средиземноморью, но и к внутренним континентальным территориям. Ее опыт представлял собой удачный синтез сложных заимствований, вытекающих друг из друга и происходящих отчасти с Востока и из Египта, а отчасти — из доисторической Европы: Микены, о которых речь шла выше, на самом деле уже представляли собой европейскую цивилизацию. Вполне понятно, что греческая цивилизация, являясь продуктом синтеза, стала катализатором для возникновения мощного центра.

С Востока и из Египта, через посредство Эгеиды, и прежде всего Крита, она восприняла элементы, которые составят впоследствии общеионийское койне. Но некоторые элементы микенской эпохи, такие как мегароны дворцов и крепостей, обнаруженные в глубоких слоях Трои, были отнесены, как мы отмечали ранее, к континентальному неолитическому наследию. По своей структуре эти государства «пастушеских народов», как назвал их Гомер, были родоплеменным обществом, достигшим пика своего развития, и копировали восточные и египетские монархические империи. Общины свободного населения, damos на микенских табличках, смягчая власть вассальных правителей — апах, — стали зародышем той демократии, которая с полным правом считается достижением греков, но «темные времена» эволюции почти не позволяют проследить ее начальные этапы.

С «вторжением» дорийцев связывают перемены, происшедшие в Греции в хронологическом интервале между микенским периодом и геометрической архаикой — в IX–VIII вв. до н. э. С самого заката микенской цивилизации начались первые набеги дорийцев, спровоцированные, вероятно, постоянными конфликтами между ахейскими правителями и небезопасностью, прежде всего связанной с пиратством и рейдами «народов моря». Расселение из районов Малой Азии, которое положило начало ионийским городам, осуществлялось непрерывными волнами по следам героев троянского цикла и пионеров, основывавших там колонии со времен Микен. Образное искусство Крита и Микен в то время приходит в упадок, вскоре в искусстве стал преобладать геометрический декор. Вероятно, приток дорийских групп способствовал подъему искусства в Греции, но, по сути, это было лишь возвращение к искусству, которое прежде было распространено по всему континенту. В начале греческой архаики геометрическое искусство стремилось исключительно к более стройным и рациональным формам. Этот рационализм, наделенный удивительной энергией, пытался найти логическую модель отражения жизни и привести описание различных социальных или эстетических структур в соответствие с идеальным космосом. В этом рационализированном единстве форм человеческая фигура выражена сначала нечетко, затем становится основным элементом, прежде чем достичь формы, в высшей степени совершенной. Но эта эволюция совершалась в различных регионах в разном ритме и на разных уровнях. Если в Афинах изображения на вазах открывали двери фундаментальному антропоморфизму классической эпохи, то дорический храм жестко вытеснял космический идеал математическими связями и соответствиями. Этот разрыв между дорической и ионической группой, который проявляется в Афинах, не задетых вторжениями, остался, как будет видно позже, одним из катализаторов греческого динамизма. В находках из Дипилона человеческие фигуры, вписанные в строгую декоративную композицию, одновременно становятся более четкими. Отметим, что для греков характерно последовательное убеждение в главенствующей роли человека. Оно реализовалось как в искусстве, так и в организации жизни города. В завершение этого процесса ремесленник и художник ставят человека в центр внимания, отодвигая декор на второй план: отныне человек становится «мерой всех вещей» — задолго до того, как философская мысль сформулировала фундаментальный принцип эллинистической цивилизации.

Разрыв между ионийцами и дорийцами начинается в то же время. Для первых он связан с довольно свободными и, как правило, менее организованными политическими структурами, хорошо поддающимися, однако, эволюции в сторону демократии, с оригинальной архитектурой и нюансированным фигуративным искусством; для других характерны более жесткие, военизированные образования, математическая точность в архитектуре и формы, блокирующие пластику. Ионийский мир более открыт, порой более восприимчив и предприимчив. Его географическое положение на середине пути между Востоком и Европой объясняет изобилие восточных заимствований, о которых свидетельствует грандиозность строений и городских планов, а также мягкость нравов, поражавшая древних. Морские связи, растянувшиеся от Черного моря до Испании, и отношения с внутриконтинентальными восточными странами развивали здесь живой дух наблюдательности и любознательности, которые положат начало письменности и научным интересам, предшествовавшим историческому поиску и философской мысли. Именно ионийский мир стал источником как географических знаний, так и философских систем, быстро распространившихся на Западе, поскольку ионийцы, находясь ближе к Востоку по сравнению с другими греками, явились также первыми колонизаторами Запада. Эти восточные влияния, воплотившись в греческом искусстве в простом подражании, основанном на внешних сходствах, нашли глубокий отклик в восхищении Геродота египетским миром и в притягательности Востока для греков, несмотря на их политическое и идеологическое противостояние. Отметим, что противопоставление греков и варваров не было явным до тех пор, пока персидское государство не покорило ионийские города и не оккупировало Грецию и пока греческие полисы не оказались разгромлены при Марафоне и Саламине иноземными армиями. До этого времени варвара называли просто alloglotte: судя по тому, что Гомер употребляет этот термин только по отношению к карийцам, он скорее всего не содержал в себе ни малейшего оттенка презрения. Миф об амазонках, напоминающий о древней вражде с азиатскими племенами, только в V в. до н. э. приобрел символическую и аллегорическую ценность, которая открылась нам в произведениях искусства данной эпохи. Зарождается противоречие между силой разума греческого человека и иррациональной hybris[3] мифов, воплощенной прежде в подвигах таких героев, как Тезей и Геракл, против чудовищ — кентавров и Минотавра. Эпоха архаики завершилась в тот момент, когда hybris проникла в сферу политики и стала использоваться как основная характеристика персидской монархии и иных политических врагов Греции.

Древнеперсидской монархии — варварской организации — противопоставлялся греческий полис. Он был создан именно в архаическую эпоху, хотя его организация разрабатывалась медленно и тщательно, вплоть до внешнего устройства и городских планов, вслед за стадиями аристократической организации и более или менее продолжительного опыта тирании. Архаическая эпоха стала во всех отношениях самой свободной и счастливой в длинной истории греческого народа — лакедемоняне еще не закрылись в том аристократическом милитаризме, непроницаемом для культуры, по отношению к которому афинские демократы демонстрировали позже свое презрение. Эта внутренняя оппозиция между двумя концепциями, дорической и ионической, не проявлялась пока еще столь категорично. Что касается искусства, дорийцы достигли заметного прогресса в музыке и поэзии, тогда как ионийцы дали жизнь монодической лирике. Ионическая поэзия и поэзия дорическая совместно способствовали формированию драматического искусства, которое стало, возможно, величайшим творением греческого гения. Этот фундаментальный дуализм, который позже обострится, сопровождался всевозможными вариациями. Каждый или почти каждый город стал очагом особого искусства. Никогда больше после эпохи архаики не встретится подобное изобилие локальных школ, особенно в области скульптуры и керамики. Если личность художников редко ощущается, то тщательные поиски смогли прояснить некоторое количество индивидуумов-горожан. Их жизненная сила находилась тогда на ступени наивысшего подъема и расцвета как в плане искусства, так и в плане экономики и политики. По-прежнему оставалось свободное пространство для экспансии и широкого распространения коринфской керамики, что, впрочем, не привело здесь к ее абсолютной монополии, которой позже достигнет афинская керамика. Тем не менее свободная фантазия ориентального искусства повсеместно ограничивалась рациональной строгостью геометрического искусства. Добавим, что именно к архаической эпохе восходит оригинальная, невозможная в иной художественной цивилизации, концепция скульптуры, в которой понятие божества воплощается через антропоморфизм.

В заключение отметим, в более узкой перспективе этой книги, что в результате колониального расселения на всей территории Средиземноморья распространятся и утвердятся городские структуры греческого типа. Под влиянием греческой экономики повсеместно стала использоваться монета, а развитие колоний внесло свой мощный вклад, способствуя единству континентальной экономики. Урбанизм, распространявшийся в процессе греческой колонизации, в конце концов упростит эволюцию протоисторических структур Этрурии, так же как архаический греческий дух повлияет на развитие искусства. Со временем наследие греческой архаики станет богатой основой для эволюции периферийного искусства Средиземноморья, в среде менее образованной и духовно развитой.

Таков мир, одновременно многообразный и единый, вокруг которого в течение почти половины тысячелетия развивалось огромное европейское пространство.

Глава 5 КОЛОНИЗАЦИОННЫЕ ПОТОКИ В СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ

Если восток Средиземноморья за счет ближневосточного динамизма активно участвовал в становлении и развитии цивилизации, то запад пробудился к истории только благодаря стимулирующей роли колонизации. После упадка Микен финикийские мореплаватели стали первыми частыми посетителями берегов Западного Средиземноморья, ранее достигнутых ионийцами. В пунической традиции в начале IX в. до н. э. зафиксировано основание финикийского Кадиса, а в VIII в. до н. э. в повествованиях об Одиссее упоминается о возобновлении отношений азиатских греков, наследников афинян, с тогда еще сказочной страной Запада. С этих первых экспедиций зарождается мощный поток, который, начавшись в IX в. до н. э. и продолжаясь в VIII–VII вв. до н. э., охватит все средиземноморское побережье за счет городов-колоний греческих и финикийских метрополий, породив небывалую активность в этом приморском пространстве как с точки зрения торгового обмена, так и в отношении культурных связей.

О колонизации вообще и колониях в частности очень много написано. Поэтому мы не будем останавливаться на деталях. Здесь важно вспомнить об основополагающих аспектах этого феномена, в которых отражена деятельность замечательной цивилизации и которые имеют решающие последствия для истории всего континента.

* * *

Основной движущей силой являлся, по-видимому, экономический порядок. Главной целью было захватить минеральные ресурсы, и прежде всего металлы, необходимые (задолго до распространения железа) для изготовления сплавов. Финикийская фактория Кадис, возможно самая древняя на Западе, стала одновременно рынком сбыта для богатых рудниковых областей Иберийского полуострова и аванпостом для каботажного атлантического плавания, организуемого прежде всего в целях транспортировки олова с Британских островов. Достаточно вспомнить торговлю между странами в Средние века и в начале Нового времени, чтобы утверждать, что только эта задача могла оправдать огромные затраты средств и энергии, риск и сложности деятельности, простирающейся на тысячи миль.

Нужно было наладить систему опорных пунктов, что было вызвано необходимостью расширения сети дорог, а также нестабильностью политических условий; оборудовать места якорной стоянки, склады, организовать охрану — фактории должны были иметь возможность обходиться собственными силами, если местные ресурсы иссякали, а добрая воля жителей ослабевала. Несомненно, организовывались и налаживались торговые пути и внутри континента, известно также, что металл перевозился по ним чаще, чем янтарь, торговля которым практиковалась еще микенцами, однако дороги были длинными и опасными. Морские порты устраивались также в точках пересечения морских и караванных дорог. Замечено, что микенцы не располагали достаточными минеральными ресурсами, в частности оловом и медью, и вынуждены были импортировать их с Кипра или Кикладских островов. Континентальная Греция, а позже Карфаген были еще менее обеспечены ими. Эти потребности в сырье возрастали параллельно с техническим прогрессом и повсеместным распространением товарообмена, который подтолкнет и тех и других к берегам Запада.

Однако начиная с IX в. до н. э. вмешиваются другие факторы, более заметные у греков, история которых нам лучше известна и колонизация которых, кроме того, отличается особой сложностью. Греки будут искать не только металлы, хотя континентальное золото продолжает притягивать их к негостеприимным берегам Фракии, но и другие необходимые продукты и материалы: зерно с Черного моря и дерево с Кавказа. Огромное население городов, прежде всего в Малой Азии, требует привоза необходимых товаров, а уже потом, в V в. до н. э., приводит к созданию клерухий — военных аванпостов и населенных колоний, куда Афины выселяют излишки бедного крестьянства. С VIII в. до н. э. колонизация служит регулятором перенаселения и недостатка возделываемой земли — об этом свидетельствуют многочисленные дорийские и ионийские колонии в Великой Греции, а также Кирена на африканском побережье (середина VII в. до н. э.), которые обязаны своим появлением сложившейся ситуации. Таким образом, изначально в некоторых колониях торговля и производство являлись лишь элементами локальной экономики: бурная негативная реакция коренного населения иногда вынуждала отказаться от земледельческих планов и ограничиться сугубо морским образом жизни.

Финикийцы, напротив, ориентировались сначала на устройство простых торговых опорных пунктов, и только много позже их переселенцы станут образовывать территориальные государства — в период, когда ассирийское, а затем нововавилонское господство в 574 г. до н. э. положат конец независимости метрополии. Позже ионийцы покинут свои города под угрозой персидской экспансии, и массовая миграция из Фокеи в Массалию и на Корсику в 544 г. до н. э. приведет к первому большому столкновению между Карфагеном и Грецией — битве при Алалии (535 г. до н. э.).

Другие переселения, не менее массовые, но имеющие совсем иной характер — переселение изгнанников после политических мятежей, а также нежелательных лиц, выселенных из городов, — увеличили в конечном итоге колонизационные волны. Поэт Архилох, принимавший участие в колониальных экспедициях фасийцев к берегам Фракии, говорит по этому поводу о «панэллиническом сброде», имея в виду изгнанников, пришедших с разных сторон. Известно, что Тарент обязан своим основанием изгнанию политических элементов, дискредитированных в Лаконии. А легенда, которая называет царицу Дидон «беглянкой», наводит на мысль о подобных случаях у финикийцев.

* * *

Необходимость дальнейшего распространения колонизации создала условия для соперничества — либо между метрополиями, либо' между самими колониями, либо, наконец, на уровне главных действующих лиц в регионе. Стремление к обладанию ключевыми позициями, прежде всего с коммерческой, а не территориальной точки зрения, к концу VI в. до н. э. также приводит к длительной борьбе за гегемонию. Изначально многочисленность греческих метрополий породила между ними соперничество в колониальной экспансии. Каждый город хотел повысить свой авторитет, основав новые города-сателлиты, которые позволяли значительно укрепить власть. Одни в ходе своей экспансии обращались к наемникам и иностранцам, у других городскую верхушку образовывали собственно горожане. Так на обширных колониальных пространствах появились небольшие мегарские колонии. Но позже политические конфликты между метрополиями, прежде всего дорийскими и ионийскими, а позже между Спартой и Афинами, осложняют отношения между колониями. Последствия перемен, которых добились метрополии, развивались и умножались; чередование колоний различного происхождения, которое препятствовало их объединению, еще больше усложняло отношения. В колониях и их метрополиях — первые чаще были олигархическими, вторые — либо аристократическими, либо демократическими — разногласия между классами по отношению к власти влекли за собой конфликты, которые принимали иногда вооруженный оборот.

Перед лицом греческой экспансии финикийцы, которые полностью зависели от той же метрополии, почти всегда сохраняли свое единство, за исключением периода, когда Карфаген, опасаясь дробления после падения тирренской метрополии, навязал свое владычество ближайшим колониям, являвшимся автономными.

Этот эпизод предвещает конфликт, который впоследствии приобретет небывалый размах, когда Карфаген, сменив свою метрополию, павшую и ушедшую в прошлое в результате персидского вторжения в азиатский лагерь (морское сражение при Милете), займет свое место в конфликте, который отныне станет главным, — между Западом и Востоком. Новому расколу, образовавшемуся в Эгеиде после персидской оккупации ионийских городов, на Западе соответствует все более явный раскол между Карфагеном и Грецией, которые не были напрямую захвачены грозными силами Азии.

Далее, затрагивая Грецию и Рим классической эпохи, мы вернемся к этому изменению общей ситуации. А сейчас нужно подчеркнуть, что конкуренция наметилась уже в момент распределения колоний между главными действующими лицами — греками и финикийцами.

Нам плохо известна история этой конкурентной борьбы на ее начальных этапах. Возможно, она обозначилась уже в VII в. до н. э., пока в ограниченных рамках, между наиболее предприимчивыми греческими городами — особенно Милетом — и финикийцами, обосновавшимися в Египте и торгующими с Понтом Эвксинским. Захват ассирийцами в конце века Финикии способствовал переходу инициативы к грекам. Дорийцы острова Феры (Теры), возглавляемые критянами, обосновываются на Киренаике. После захвата Тира вавилонцами (574 г. до н. э.) соперничество обострилось: Карфаген начинает энергично противостоять новым попыткам дорийцев закрепиться в Африке. Но в начале VI в. до н. э. это противостояние оказалось безуспешным, ибо он так и не сумел воспрепятствовать основанию Массалии фокейскими колонистами, которые после морского путешествия Колая с острова Самос пытались обойти карфагенцев с севера. После этого фокейцы создают уже реальную угрозу карфагенским колониям в Испании, о чем сообщает Геродот. От него же нам известно, что царь Аргантоний из Тартесса в первой половине VI в. до н. э., до того как Фокея попала в руки персов (546 г. до н. э.), пытался основать в данном регионе фокейскую колонию, по-видимому, с целью избавиться от притеснительной монополии финикийцев. Территория Тартесса долгое время находилась в сфере финикийского влияния. Когда же первые рейды ассирийцев на Тир привели к изменениям в колонизационной политике этой метрополии, Тир стал данником Ассирии, речь шла прежде всего о дани тартезийских правителей. Однако события, развернувшиеся в Азии позже, после падения Ассирийской империи, дают тартезийцам некоторую отсрочку и надежду на возможное распространение греческой монополии на иберийскую торговлю. Но Карфаген, хорошо организованный и взявший в свои руки управление финикийцами на Западе, контролировал древнюю балеарскую колонию (Эбус на острове Ибица, основан в 654 г. до н. э.) и, в то время как персидское господство в середине VI в. до н. э. остановило экспансию ионийцев в Фокее, объединился с этрусками и стал проводить антигреческую политику в Тирренском море. В 535 г. до н. э. битва при Алалии, выигранная фокейцами в военном отношении, но проигранная по существу, остановила продвижение греков на север и, препятствуя усилению колонии Массалия, нанесла очень тяжелый удар по возможностям ионийской экспансии на запад. Крах ионийской инициативы, помешав другим грекам отправиться на запад за Сицилию, привел к виртуальному разделению сфер влияния между греческой территорией и пунической империей. Последняя, от обширного побережья Сирта до берегов Нумидии, через владения в западной Сицилии, практически блокировала переход между двумя средиземноморскими бассейнами, а ее колонии на Сардинии и Балеарских островах способствовали распространению ее собственной монополии на иберийские ресурсы и атлантическую навигацию. Греки же обосновываются в Италии и на востоке Сицилии, которая станет три века спустя ареной беспощадной борьбы и огромных, но напрасных потерь как для греков, так и для карфагенян. Карфагену удавалось поддерживать внутри острова враждебность по отношению к грекам; позже, когда Сиракузы станут главным центром сицилийской политики, он будет настраивать против них некоторые греческие города. Впрочем, нет оснований думать, что греки никогда не предпринимали усилий для сокрушения внутренне компактной пунической цивилизации. После Алалии Центральное и Западное Средиземноморье предстает разделенным на две основные сферы влияния — карфагенскую, в обозначенных границах, и греческую, включавшую, помимо Ионии, Тирренское море вплоть до Кум. Для Греции, кроме того, без видимых ограничений было открыто Адриатическое море, где не установилось чье-либо господство, что могло бы в данном секторе создать преграду продвижению греков. Тирренское море к северу от Кум находилось в сфере морского влияния этрусков, которые размещались между карфагенскими колониями и более расчлененными греческими. Таким образом, присутствие этрусков делило данный регион на две части, поскольку этрусское влияние распространялось на Лигурию и дальше, а соседство с карфагенским пространством позволяло изолировать массалийскую сферу влияния на севере линией, проходящей от Корсики до Балеарских островов и до Эбра. На иберийских берегах, от Гемероскопейона включительно и до Гибралтара, древние греческие поселения были поглощены пунической колонизацией. Впоследствии это привело к событиям, о которых мы ничего точно не знаем, но можем догадываться. Таким образом, этруски выступали арбитрами в ситуации, от которой в то же время они полностью зависели, что было естественным следствием их политики равновесия по отношению к карфагенянам и грекам.

Еще один аспект проблем, поставленных колонизацией, составляют, в частности, реакции, которые она породила со стороны местного населения. Замечание Геродота относительно короля Аргантония свидетельствует о том, что локальные правители иногда привлекали поселенцев на свою землю. Соглашения, в большинстве случаев посреднические, имели место, когда инициатива и экспансия поселенцев были направлены. на обустройство прочных территориальных центров, на поддержание прежних портовых центров, — или, иначе говоря, на налаживание устойчивых отношений с внутренним населением. Но часто с приходом колонистов проявлялись сильные противоречия, о чем свидетельствуют непрерывные столкновения, в которых греки выступают против фракийцев. История колоний Южной Италии и Сицилии также содержит множество примеров ожесточенных войн против италиков. Особенно ярко это проявлялось, когда внутренние силы приходили к согласию после ассимилирования элементов вторгающейся цивилизации. Образование первых греческих факторий в Понте, однако, осуществлялось с согласия коренных жителей. Но греки зачастую становились свидетелями злого духа и независимой воли местного населения, что приведет в конечном итоге, как и в Италии, к резкому изменению ситуации: греческие города будут платить дань внутренним народам, а иногда даже оккупироваться ими. Эти неудачи отчасти были спровоцированы исключительным отстаиванием местных интересов и недостатком единства между различными городами. Карфагеняне, напротив, стараются как можно быстрее создать единство, а централизованные государства (согласно восточным источникам) оказывают большее сопротивление.

Однако в V в. до н. э. берега Средиземноморья были испещрены колониями и факториями. Исключение составляет центральная Италия, омываемая Тирренским морем, где благодаря раннему распространению этрусских городов колонизация не только стала ненужной, но даже помешала бы. Целые государства, занимающие обширные недробные территории, такие как Сиракузы, располагались на противоположном берегу от Карфагена. Впрочем, не случайно, что и Сиракузы и Карфаген оказываются в этой критической ситуации на перекрестке средиземноморских дорог, на ключевой позиции. Территориальная экспансия усилила автономию этих новых колониальных метрополий, после того как были созданы все условия, необходимые для сопротивления давлению со стороны местного населения.

* * *

Последствия колонизации, осуществлявшейся греками и финикийцами, были многочисленны и значительны. Во-первых, ускорилось установление отношений между удаленными друг от друга народами и регионами, которые ранее игнорировали друг друга; скажем больше, колонизация способствовала органическому единству экономики древнего мира, дополняя ресурсы и возможности всех стран. Вдоль торговых дорог эти влияния впоследствии распространятся дальше, проявляясь на уровне цивилизации: они примут непосредственное участие в создании «цивилизаций» в средиземноморском смысле слова. Это было скорее следствием, чем целью колонизации. Результаты часто превосходят ожидания.

Можно сказать более точно: колонизация если не наладила, то по меньшей мере ускорила и сделала постоянным распространение сырья и рассчитанных на повседневное потребление товаров. Это касается не только колоний и метрополий, но и континентальных районов. Двойной поток, который достигает Запада в начале 1-го тыс. до н. э., не является на самом деле единственным: движение было круговым — с востока на запад и с запада на восток — и не ограничивалось взаимоотношениями между метрополиями и их колониями. Как правило, торговцы, которые сопровождали на Запад готовую продукцию, обменивали ее на сырье, — это и было истинной целью колонизации. Наконец, финикийцы и греки были не единственными, кто перемещался по дорогам Средиземноморья. Этруски, которые также были предприимчивыми мореплавателями, появляются на Востоке уже в период архаики. Возможно, их присутствие на Востоке не только стало следствием их морской экспансии, но имело более давние корни. Как бы там ни было, они сыграли главную роль в становлении потока, который шел с запада на восток. Легендарные повествования, упоминающие о деятельности этрусков на Востоке, так же как обнаружение бронзы и этрусских предметов в Греции — в самих Афинах, — на Кипре и в Малой Азии, свидетельствуют о том, что этруски появились в данном регионе в очень давнюю эпоху. В период Античности установились отношения между Востоком и дальним Западом, но, с другой стороны, тартезийцы считались данниками Ассирии, в то время как их влияние распространялось на Финикию.

Если бы можно было составить археологическую карту, детально показывающую распределение обмениваемых товаров — тех, которые дошли до нас, — по регионам и эпохам, мы обрели бы, несомненно, ценный рабочий инструмент. Однако такая карта еще очень не скоро сможет отразить всю реальность, поскольку торговый динамизм имел и другие последствия: он повлек за собой перемещение многих людей, неожиданные и продолжительные контакты — все то, что не отражает простая констатация количества вывезенных коринфских или финикийских ваз. Тем не менее такая карта показала бы основные направления живой истории, и прежде всего помогла бы составить представление об отношениях между народами начиная с X в. до н. э. Море непрерывно бороздили боевые эскадры (история едва упоминает о них) и отряды моряков, плававших с грузами по всем направлениям, связывающим опорные пункты и порты с действующими центрами производства. В то же время в порты стекались караваны нумидийцев и иберов, лигуров и галлов, италиков и иллирийцев, фракийцев и скифов — они приходили из внутренних регионов и снова отправлялись в дальний путь, зачастую за тысячи километров. Каждая точка пересечения сухопутных и морских путей становилась, таким образом, очагом двойного процесса концентрации и сбыта товаров.

Но, нужно заострить на этом внимание, создание подобных очагов скорее было делом рук немногочисленных инициаторов-чужестранцев, чем результатом стихийной конкуренции между народами Средиземноморья. Также известно, что, хотя в эпоху Античности и существовали некоторые морские отношения на всем средиземноморском горизонте, ни один прибрежный народ, кроме населения Греции, Азии и Этрурии, не стал открывать и организовывать морские выходы для своей внутренней торговой деятельности. В точках, где сходились к морю естественные путй внутреннего обмена, колонии организовали такие выходы, и необходимый товарообмен позволил передовым и более развитым средиземноморским странам приобретать сырье и полуфабрикаты из внутренних континентальных районов, а народам, живущим вдали от моря, получать посредством обмена готовые изделия и орудия, таким образом обеспечивая себя тем, что на их земле не производилось.

Однако выгода для внутренних регионов распространялась не дальше чем на несколько десятков или сотен километров от побережья. Колонизация не способствовала ее распространению вглубь Европы. То, что Марсель играл роль главного южного моста сухопутной дороги, по которой могло поступать сырье с Британских островов — путь по морю находился в руках карфагенян, — не означает, что именно марсельцы проложили путь вдоль Роны, Соны и Сены. Гораздо более вероятно, что это были кельты, которые продвигались на юг, осваивая рынок за рынком, что было целью этих передвижений в обоих направлениях, до южной границы с Марселем и находились в хороших отношениях с греческими колониями. Эмпории, близ стен которых сформировался местный агломерат, казалось бы, тоже это доказывают. В основном передвижения были направлены вглубь континента, все более удаляясь от античного мира. По легенде аргонавты проделали путь к гиперборейцам и возвратились, спустившись по Роне. Из этого следует, что Одиссей действительно совершил круговое плавание: легенда отражает опыт путешественников, которые, отбыв из Ионии или городов северного понтийского побережья, поднялись по долине Дуная и, возможно, по Днепру и Дону.

Завязались первые контакты. Возможно, что сложность и дальность путей, ведущих в Центральную и Северную Европу, которые не представлялись столь привлекательными, как Азия и Египет, удержали впоследствии греков от освоения этих земель; следовательно, знание Европы ограничивалось прежними рамками. Приводя этот пример, я думаю, однако, что потрясающая ваза из Викс, найденная на пересечении дорог Роны, Соны и Сены, могла быть подарком, преподнесенным греками одному из местных правителей, чтобы свободно пройти через его земли. Путешествия вглубь континента, таким образом, датируются второй половиной VI в. до н. э. Путь, по которому был привезен упомянутый огромный кратер, скорее всего пролегал через Марсель, куда он мог прибыть по морю.

Отметим в связи с этим, что морской транспорт отличался относительной скоростью от медленного караванного передвижения по сухопутным дорогам. Лишь в VII в. до н. э. были изобретены и усовершенствованы большие суда с тяжелыми парусами, которые заменили длинные суда с веслами первого поколения — с ними Геродот связывал успехи ионийцев на Западе. Тяжелые корабли, менее простые в управлении, но более пригодные для торговли, были изобретены на Востоке и позже использовались финикийцами, греками и этрусками.

* * *

Переходя от фундаментального экономического плана к цивилизационному, обратим внимание еще на одно следствие колонизации: распространение вдоль всего средиземноморского побережья городских структур — результат развития восточных форм общества и связей, установленных между более развитой системой и племенными структурами внутриконтинентальных районов. Эти контакты позволили перенять городской, прямоугольный в плане тип застройки, который так хорошо был известен классической Античности и делал образ города завершенным, но не был распространен в этих периферийных регионах, поскольку именно восточное влияние позволило разработать этот план теоретически и реализовать практически в центрах метрополий. Колониальная среда приобрела вскоре, в процессе формирования и развития собственных традиций, самобытность и живучесть, которые дополнят черты эллинистического наследия.

Вряд ли необходимо напоминать, какое мощное движение политических и социальных идей положило начало греческой колонизации. Зачастую достаточно было появления одного класса, который противостоял бы в метрополии старой земельной аристократии. Колонии принадлежали торговой и производственной буржуазии, которая иногда также становилась земельным собственником — как, например, гаморы в Сиракузах, — но отличалась от родовой и наследственной знати. Изначально колонии являлись открытой для всех предприимчивых людей средой: они могли быть, и по большой части стали, олигархическими, а не аристократическими. Таким образом, ощущение свободы и индивидуальности было свойственно колониальной среде и являлось великолепной почвой для дальнейшего развития. Наконец, в результате распрей утвердилась, при поддержке союзов и объединений различного рода, концепция эллинизма — общее духовное наследие греков. Развивалась юридическая мысль, и наиболее древними из известных письменных законов являются колониальные, речь идет о законодательстве, разработанном италиотом Залевком и установленном позже другим италиотом — Харондом.[4] Словом, именно в колониальных городах должны были появиться смешанные формы правления, вслед за которыми распространяются смешанные конституции miktai politeiai, объединяющие оба режима — олигархический и демократический, который Аристотель прославил как наиболее рациональный и который основан на конституциях эллинистической эпохи. Само греческое духовное пространство в плане религиозном, поэтическом и умозрительном расширилось и структурировалось на различных основах колониального мира. Достаточно вспомнить литературу и философскую мысль италиотов VI в. до н. э., в частности распространение орфического и пифагорейского течений, центры которых, известные по всей Италии, сложились вне рамок эллинского мира.

Финикийско-пунический мир почти не содержит отличий в общественном и политическом устройстве, за исключением уже обозначенной тенденции к централизации. Являясь также олигархической, карфагенская конституция содержала, однако, следующее положение: кто угодно, если только он прошел первичную проверку и проходил по цензу, мог войти в правящее меньшинство. Поэтому, вероятно, народ никогда не делал серьезных попыток захватить власть. Пуническая среда отличалась от греческой в идеологическом и моральном плане: это был мир, связанный отсталым религиозным «варварским» детерминизмом, который, несмотря на многочисленные заимствования внешних форм эллинистической культуры, остался на самом деле лишенным идеала и чуждым настоящему духовному поиску. Этот религиозный аспект, предписания которого отражались в политической и социальной организации, по-видимому, сделал жизненным стимулом карфагенянина меркантилизм, превратившийся в самоцель: цивилизация носила исключительно практичный и технический характер. Точнее можно сказать, что основное завоевание карфагенян перед лицом древней цивилизации заключается, по-видимому, в совершенствовании и распространении способов и процессов производства как в области земледелия, так и в рудной индустрии, технике мореходства и банковском деле. Необходимо также обратить внимание на достижения греков, которые посредством распространения своей монетной системы и системы мер сумели существенным образом уравновесить экономику Средиземноморья.

Чтобы завершить этот очерк по истории Средиземноморья первого железного века, обратим наше внимание на феномен, который лучше, чем какой бы то ни было другой, демонстрирует значение морской жизни и занимает очень важное место в распространении европейской цивилизации в течение первой половины 1-го тыс. до н. э. Это феномен ориентализации. Ни в какой другой период Античности искусство и ремесленное производство не отражало в столь многозначной манере историческую реальность. Никакое иное «койне» не проявлялось с подобной яркостью вплоть до начала эллинистической и римской эпох.

Факт, что ориентальный дух проявился в техническом мастерстве, а не в создании лишь нескольких художественных шедевров, что уровень этого искусства позволил ему быть понятным всем и проникать в различные сообщества, показывает, что речь идет об общем духе, общих потребностях и предпочтениях, которые за пределами городского общества разделялись всеми и удовлетворялись одними и теми же способами. Эта общая тенденция, этот ориентальный стиль сформировался в Передней Азии, на границах Сирии, Палестины и Финикии, но не был продуктом локальной, самобытной модели. Наряду с чертами египетского и месопотамского опыта в нем прослеживается иранский опыт. Урарту передало ему влияния, которые распространились позже в Анатолии, а также в приморских районах и на крупных дорогах Средиземноморья. Все это происходило так, как если бы великие образцы фигуративного искусства, созданные Египтом и Месопотамией, были перенесены сюда в рамках ремесла. То же происходит с языком, который трансформируется в своего рода международную Вульгату,[5] которая, ограничиваясь внешними формами, теперь уже не передает глубины античных достижений. В иконографии предпочтение отдавалось тем элементам, которые могли использоваться в качестве украшения, орнаментированные и фигуративные мотивы извлекались в виде отдельных, изолированных элементов и включались в новые контексты, где великим темам уже не было места. Эти мотивы интересны лишь с точки зрения композиционных возможностей, различных сочетаний, реализуемых в декоративных целях. Это искусство, эклектическое по природе, где изобретательность и фантазия проявлялись исключительно в композиции, всегда опиралось на технику и используемый материал. Найдено множество образцов бронзовых сплавов, гравированных и чеканных, изделия из слоновой кости, золотые и серебряные украшения, драгоценная посуда. К сожалению, исчезло все то, что сделано из недолговечных материалов, например воспетые поэтами восточные ткани.

Все перечисленное позволяет заключить, что совокупность ориентальных деталей была значительной. Но внутри, если можно так выразиться, этого смешения проявляется исключительное разнообразие характерных черт, распределенных во времени и пространстве.

Восточные прототипы только изредка достигали Запада, где они часто и быстро подвергались имитации. Таким образом, можно выделить восточное пространство, где производится восточная продукция, и западное пространство, где импорт уступает место имитации, а затем повторной обработке. Интересно между тем отметить, что территория распространения предметов восточного искусства, оригинального или производного, не включает северное побережье Черного моря. Именно это ясно свидетельствует об экономическом и духовном толчке в направлении Запада. Среди посредников распространения предметов и форм финикийцы занимают по времени первое место. Наряду с финикийским важное значение на Западе приобрел карфагенский импорт. В самом Карфагене и других пунических городах мастера активно работали на экспорт. Их произведения недостаточно оригинальны, но в то же время демонстрируют техническое совершенство. Серебряная посуда, найденная в Этрурии, и украшения, обнаруженные в Испании, воплощают это мастерство.

Что касается греков, их виртуозность выражается прежде всего в оригинальном исполнении. Темы и мотивы, заимствованные на Востоке, постепенно проникают в жесткую систему геометрического стиля: они организуются в логичные, связные композиции и придают декоративному искусству неизвестное финикийцам и карфагенянам качество. Этому есть понятное объяснение: эстетическая цель была обусловлена здесь коммерческими требованиями. Посредническая роль греков связана с процессом, который освободил этрусское искусство от виллановской геометрики, это произошло почти одновременно с распространением греческой ориентализации. Нужно признать, что этот процесс имел место в ионийском регионе, а позже и в коринфском. Но другая традиция, происшедшая от греческой геометрики и сохранявшаяся долгое время в Этрурии параллельно с восточным влиянием, иногда, смешивая два течения, приводила к эклектизму, отныне основательно закрепившемуся в этрусском искусстве. Несомненно, в этом заключается наиболее важное свидетельство определяющего влияния восточных потоков на Западное Средиземноморье.

Здесь речь идет о прямых следствиях, по большей части современных распространению этого феномена. Остальные следствия проявятся на гораздо большей пространственно-временной дистанции. Так, искусство ситулы расцветает в то же время, когда этрусская ориентализация подходит к концу, что свидетельствует о более позднем проникновении ориентализированных форм в континентальную Европу — в период, соответствующий последней фазе цивилизации Гальштат. Подобным образом развивалось иберийское искусство, оригинальные проявления которого в неявной форме распространяются начиная с более древних времен и сохраняются вплоть до начала римской эпохи.

Наивысший расцвет ориентализированного искусства совпадает с периодом невероятной интенсивности экономической жизни, это проявляется как на одном, так и на другом конце Средиземноморья. Средиземноморский мир перестает быть разделенным на разные сектора, изолированные друг от друга. Циркуляция идей, прежде всего эстетических, разворачивается параллельно экономической циркуляции. Появляются новые государства, которые просуществуют длительное время и которым суждено стать главными действующими лицами истории этого мира. Именно в ту эпоху и родилась история Средиземноморья как единое явление.

Глава 6 ГАЛЫНТАТ И ВИЛЛАНОВА

Фундаментальная проблема данного периода — проблема отношений между континентальной Европой и прибрежными регионами. Это и доказывать не нужно, когда речь идет о цивилизациях Гальштат и Вилланова: с этой точки зрения они выступали главными действующими лицами истории для значительной части континента. Таким образом, в своем изложении начального периода истории я сконцентрировал внимание на этих двух культурных системах, которые относятся к протоистории Европы. Их историческая роль аналогична, хотя они были распространены на различных территориях. И та и другая положили начало культурным сообществам, разным по своим масштабам, но удивительно схожим, которые сохранялись в течение довольно длительного времени. Эти первоначально параллельные процессы впоследствии разошлись: цивилизация Вилланова заложила основы этрусской цивилизации, а цивилизация Гальштат подготовила место для цивилизации Ла Тен.

На периферии двух цивилизаций, столь же огромной для Европы, сколь тесно пространство Италии, развивались другие цивилизации, характеризуемые либо консервативным поведением, либо различными реакциями по отношению к средиземноморскому или восточному влиянию. Мы вновь обратимся к ним чуть позже, когда коснемся восточноевропейских культур железного века в связи со степными цивилизациями.

* * *

В формировании первого железного века в Европе цивилизация полей погребальных урн играла, несомненно, роль первого плана. Речь идет о континентальном феномене, которому противопоставлено в общих чертах сообщество средиземноморских культур. Фактически усилилось различие между этими двумя пространствами, хотя хорошо налаженные отношения между ними тем не менее сохранялись. Распространение культуры полей погребальных урн, характерной для периода поздней бронзы, полностью угасает в Центральной Европе к концу 2-го тыс. до н. э. Данная культура охватывает большую часть Альп, занимает пространство между Рейном и Вислой, проходит вдоль Дуная вплоть до его нижнего течения. С одной стороны она достигает Балтики, а с другой — долины реки По и верховьев Роны. Ее влияние распространяется до берегов Сены и Центрального Массива, пересекает Пиренеи в направлении Эбра и достигает итальянского полуострова. Классические поля погребальных урн покрывают и захватывают также пространство курганов эпохи бронзы.

Что представляет собой эта цивилизация, откуда она? В Венгрии мы видим, как керамика с простыми формами и простым декором постепенно занимает место богатой керамики предшествующего периода, которую определяют как барочную. Урны, куда помещался прах умерших, вспомогательные сосуды, глиняная посуда общего назначения, найденные в некоторых могильниках некрополей, отражают тенденцию к монотонному единообразию. Но в то же время, когда распространяется эта культура, параллельно в соседней Лужице развивается культура биконических урн, внезапно обнаружившая в Венгрии и Трансильвании новое металлообрабатывающее производство, специализирующееся на изготовлении различных типов оригинального оружия и бронзовых украшений. Большие, типично венгерские и румынские мечи становятся известными на обширном пространстве от южной Скандинавии до Греции и Передней Азии и Египта. По-видимому, вмешательство континентальных сил проявлялось тогда и в Восточном Средиземноморье и Эгеиде, вероятно, это объясняется перемещением северных групп.

Возможно также, колоссальному распространению нового оружия способствовали его качество и практичность. В средиземноморских районах его импорт заменялся ввозом сырья, вытеснившего, таким образом, восточные товары. Но что касается главной цели этой экспансии, именно в Центральной Европе располагалось особое пространство этой цивилизации, которая в итоге была поглощена лужицкой цивилизацией. Одна из ее отличительных черт — распространение ремесла. Выше уже отмечалось, что для эпохи бронзы в целом характерен недостаток интереса к фигуративным сюжетам. Эта сдержанность проявляется у народов культуры полей погребальных урн как в керамическом производстве, так и в металлургии. Это приводит к некоторому усреднению стилистических моделей при чрезвычайном разнообразии деталей. Формы, иногда очень выразительные, то геометрические, то более плавные, соединяются с совершенствующейся техникой, чередующей или комбинирующей гравировку, пластику и насечку, в рамках обреченного на геометризм и абстракцию искусства; это также касается декорирования предметов из металла, где почти не остается места изображениям животной пластики. Тем не менее в рамках этого ремесла рождаются шедевры — мечи и фибулы¹ из бронзы, замечательные формы и декор которых, богатый различными сочетаниями, демонстрируют мастерство и изобретательность их изготовителей. В равной степени они достигают вершин в технике листовой бронзы, которая использовалась для изготовления чаш, котлов, ситул, украшений, в частности поясных бляшек, и военного снаряжения — шлемов, кирас, наколенников. Наконец, обработка металла чеканкой позволила декорировать предметы геометрическими или абстрактными мотивами, а также создать образцы круглой скульптуры, в частности знаменитые повозки, характерные для этого периода.

Я настаиваю, что именно искусство цивилизации полей погребальных урн положило начало двум другим цивилизациям, весьма значимым для первого европейского железного века, — Галыптат и Вилланова. Сходства между ними свидетельствуют об их тесных взаимоотношениях. Наконец, примечательно то, что территория полей погребальных урн почти совпадает[6] с территорией гальштатской цивилизации. Поэтому была предпринята попытка увидеть в новых элементах развитие старых. Однако до сих пор проблема формирования гальштатской культуры вызывает споры: специалисты не могут достичь согласия, признавая важность одновременно нескольких компонентов: традиций Средней Европы, отношений с Востоком и Средиземноморьем.

Отметим, что возникновение гальштатской цивилизации, со всеми ее характерными элементами, приближается к моменту, когда всю Евразию затрагивают сложные перемещения, в частности перемещения киммерийцев конца VIII в. до н. э., начало греческой колонизации во Фракии и на побережье Черного моря, а также греческой и финикийской колонизации в Западном Средиземноморье. Ассирийские источники упоминают о миграции киммерийцев, которая прекратилась, после того как скифы обосновались в южных пределах современной России. Эти перемещения киммерийцев в западном направлении интерпретировались по-разному — возможно, их переоценили, — но несомненно, что их влияние проявилось меньше в Восточной Европе и на Балканском полуострове, на восточной границе галыптатского пространства. Киммерийские элементы, таким образом, смогли проникнуть в галыитатскую культуру, но трудно установить, в какой степени. Наконец, нужно исключить средиземноморские элементы, принадлежащие греко-италийской цивилизации, которые проявились в континентальной Европе только во внешних влияниях, связанных с торговлей. Здесь, однако, следует остерегаться выводов, касающихся исключительно типологии и хронологии предметов, то есть характеризующих лишь материальную культуру, но не историю обществ.

Существует чрезмерно упрощенный способ идентификации широко распространенных групп носителей гальштатской цивилизации. Имеется в виду прежде всего их смешение с двумя историческими народами — кельтами и иллирийцами. Сложно, однако, связать эту цивилизацию с одним из этих народов. Все, что можно сказать, — иллирийцы действительно существовали в галыитатский период, то же самое касается и кельтов. В самом деле, кельты больше не отождествляются с цивилизацией Ла Тен, поскольку достоверно установлено, что кельты поселились в западных областях, так же как в Средней Европе, до образования латенского культурного типа.

В заключение следует выделить различные аспекты проблемы: формирование и развитие этой цивилизации, ее население и, наконец, приобретение одним из двух народов, составляющих ее, приоритета, положившее начало этой цивилизации. Сделаем вывод, что в реальности она представляла собой объединение, смешение нескольких народов, которые говорили на разных языках и принадлежали к разным этносам. Территориальное единство галыитатской цивилизации очевидно, хотя в нем можно распознать многочисленные локальные культуры: это объясняется скорее влияниями извне, чем самобытностью каждой из них. Наконец, у меня возникало сильное искушение использовать термин «галыптатский период», а не «гальштатская цивилизация»: действительно, стоянка-эпоним Галыптат в австрийском Зальцкамергуте может рассматриваться как стоянка, типичная для первого железного века на значительной части континента. Появление этой цивилизации соответствует примерно первой половине последнего тысячелетия до нащей эры. Вот каким образом в некрополе самой стоянки Галыптат К. Кромер определил хронологию различных слоев: первый соответствует периоду VIII — конец VII в. до н. э., второй — VI — начало V в. до н. э.; третий слой к концу IV в. до н. э. утрачивает характерные черты и содержит множество элементов цивилизации Ла Тен. Эту схему, построенную по данным раскопок стоянки-эпонима, можно применять по отношению ко всей территории галыитатской цивилизации.

Ряд ученых предложили схемы, несколько отличные, для восстановления внутренних типов этой цивилизации: не так давно Милойчич модифицировал схему Бена, приблизив ее к схеме Дешелетта. Охотно примем точку зрения этого ученого, тем более что в определении каждого слоя он учел различные культурные аспекты, не ограничиваясь типологией. Он выделил четыре группы. Юго-восточная группа, расположенная на Балканском полуострове, поддерживала контакты с Востоком и Адриатикой и в Восточных Альпах представлена искусством ситулы. Эта группа не имеет четких границ с центральной группой, которой принадлежит стоянка-эпоним и которая занимает территорию от современной Венгрии до южной Богемии. Северная группа — имеется в виду территория между Эльбой и Одером — охватывает Богемию и Южную Германию вплоть до цивилизаций, относящихся собственно к Северной Европе. Наконец, западная группа, между Роной и Рейном, распространяется через территорию современной восточной и южной Франции до Пиренеев, где смешивается с цивилизациями испанского железного века, уже подвергшимися влияниям с моря.

В хронологических рамках, которыми обозначают железный век, использовалось не только железо: новый металл заменяет бронзу не сразу. Происходила медленная, постепенная замена, которая никогда не станет полной: сначала железо предназначалось преимущественно для производства оружия и орудий труда, бронза оставалась основным декоративным материалом. Железо было драгоценным металлом, использование которого впоследствии ограничилось отдельными фрагментами и деталями декора: стоимость его была действительно высока. Этот металл сложно было добывать, и еще не достаточно хорошо умели его обрабатывать. Со временем благодаря поиску и эксплуатации месторождений в широких масштабах металл стал широко использоваться; заметили, что железные изделия более практичны, чем бронзовые. И в один прекрасный момент железо стало дешевле бронзы. В средний железный век оба металла использовались параллельно, и еще долгое время бронза наравне с железом применялась в области декора. Новый экономический уклад в различных регионах галыптатского мира формировался по-разному из-за неравномерного распределения месторождений промышленного сырья. Впоследствии эти различия в условиях, присущих каждой отдельной группе, привели к увеличению прибыли от больших импортных и экспортных потоков.

Однако эти потоки были не только экономическими. Они благоприятствовали всевозможным обменам и открывали заинтересованные регионы для различных культурных влияний, которые могли основательно модифицировать их изначальный облик. Восточное пространство испытывало также влияние адриатических потоков посредством отношений с Центральной и Северной Италией. Кроме того, шло влияние из Греции, поднималось по Балканскому полуострову вдоль Черного моря, затем по Дунаю; третьим источником влияния были скифы, обосновавшиеся между Кавказом, Уралом и Трансильванией. Но прежде всего в Восточных Альпах средиземноморские элементы тесно переплелись с локальными традициями, о чем свидетельствует феномен, именуемый искусством ситулы. Хотя течение Дуная и способствовало проникновению восточных потоков в центр континента, срединные территории в большей степени, чем другие, сохраняли свой традиционный характер: южное влияние сказывалось только во внешних проявлениях материальной культуры. Именно в этом особенность гальштатской цивилизации. Внутреннее развитие здесь более последовательно и логично, а исторические типы, например декор уже исчезнувшей керамики, оставались поразительно устойчивыми. В северном пространстве между Эльбой и Одером более четко прослеживается одновременное влияние лужицкой цивилизации и цивилизации полей погребальных урн. Благодаря этому, однако, галыптатский опыт достигнет цивилизаций юга Европы, более изолированных. Западная группа, наиболее вариативная, поднимает проблему отношений со Средиземноморьем, которые кажутся все более частыми и тесными с середины 1-го тыс. до н. э. и позднее, о чем свидетельствует ваза из Викс (Бургундия) и другие предметы из погребений, датируемые этим периодом.

Раскопки и многочисленные находки указывают на заселение территорий в данной части континента в первом железном веке. Образовались средние и небольшие населенные пункты, а также рассеянные жилища. Деревни в основном были лишены земляных укреплений. Тем не менее в соответствии с процессами, начавшимися в эпоху бронзы, распространение металлургии ведет к установлению новой экономической географии, которая отражает преобладающие тенденции и влияет одновременно на общество, заселение и расселение, усиливая специализацию и различия. Монополизация минеральных ресурсов, контроль над сетью крупных торговых путей также предопределили образование касты властителей, часть которых строила свои резиденции на возвышенностях, естественно защищенных. Несомненно, это было скорее результатом соперничества между племенами, чем мерой предосторожности против внешней опасности. Конкуренция приводила к военным столкновениям. С другой стороны, судя по рассредоточенности населения, отсутствию прочных сооружений, демографическая ситуация была достаточно неустойчивой, за исключением некоторых местностей, таких как Гальштат, где наложение слоев свидетельствует о стабильности стоянки в течение длительного периода. Гейнебург, напротив, имеет вид поселения, которое было жилым недолго. Причину его запустения трудно понять. Это случай не редкий, но его объяснение потребует глубоких изысканий и исчерпывающих исследований по крайней мере основных объектов. Наряду с крепостями и более или менее постоянными жилищами нужно упомянуть места ярмарок и периодических празднеств, достаточно часто изображавшихся на ситулах. Эта традиция существует в Европе довольно долго. По-видимому, некоторые периоды имели большое значение либо в экономическом, либо в более общем плане. Вероятно, эти сборища имели религиозные корни, которые составляли при случае основу периодических празднеств. Так зародились атлетические игры, которые, однако, не имели такого же значения, как греческие, но были не только играми в спортивном смысле слова. Искусство ситулы приводит не один пример этого: гонки на колесницах и состязание со штангами — излюбленные темы.

В целом духовный облик гальштатской цивилизации ускользает от нас. Вообще в древности игры носили религиозный или погребальный характер. Но на современном этапе развития знаний сложно точно определить: относятся ли сцены, изображенные на тех или иных предметах, собственно к религии или же к погребальным церемониям. На мой взгляд, знаменитое шествие персонажей, которое украшает ситулу из Чертозы, должно быть интерпретировано как ритуальное. Но погребальное шествие могло иногда происходить аналогичным образом: зачастую умерший доставлялся на повозке в погребальную камеру кургана, который и был, по всей видимости, пунктом назначения кортежа. Подобный параллелизм в двух ритуалах представляется логичным. Эротические сцены, которые часто можно видеть на предметах, относящихся к искусству ситулы, по мнению Ж. Кастелика, также имели ритуальный смысл. Эта тема встречается вплоть до территорий южнее реки По — на зеркале из Кастельветро, и даже в южной Этрурии — на вазе из Тральятеллы, а также на некоторых стелах горы Гаргано. Возможно, что это было связано с культом женского божества, почитаемого, например, у венетов. Повозки из Трундхольма и Штретвега, которые относятся к обозначенным временным рамкам, свидетельствуют о важности перемещения на повозке в религиозных верованиях древней Европы. Что касается абстрактных символов и фигур галыптатского декора, они ведут свое происхождение от традиций культуры полей погребальных урн: солнечные диски, лодки, в которые впряжены лебеди, неисчислимые вариации фигур и голов птиц, колеса со спицами и другие геометрические фигуры, изображения животных и человека — формируют богатую систему, которая в большей или меньшей степени затрагивает сферу религии. Многие из этих мотивов были заимствованы с Востока и подчеркивают важную роль Балкан в генезисе наследия, которое позже займет свое место в рамках культуры полей погребальных урн. Остается только отметить, что некоторые из этих мотивов обнаруживаются в виллановском репертуаре.

* * *

Многочисленность культурных типов, которые выделяются внутри пространства гальштатской цивилизации, так же как разнообразие (или неравномерное размещение) ее населения, отражается в искусстве. Вокруг резиденций могущественных правителей, которые монополизировали экономические ресурсы некоторых регионов, например в Гальштате, Гейнебурге и Голдберге, развивались формы искусства и придворного ремесла, важную роль которых в формировании эстетического чувства и искусства каждого региона не так давно подчеркнули ученые. Такие резиденции, в отличие от неукрепленных деревень и редко заселенных территорий, в более позднюю эпоху будут сооружаться на возвышенных местах. Это будет сопровождаться проявлением навыков, связанных с зарождением урбанизма, который впоследствии изменит технику возведения укреплений и будет способствовать распространению застройки внутри огороженных пространств. Все хижины Голдберга, за исключением одной постройки, которая скорее всего являлась главным жилищем, имеют сходные размеры. Но в то время как прямоугольный план уже был адаптирован в Центральной Европе, здесь не было ни малейшего намека на рациональную планировку, напротив, строения размещались хаотично, о чем свидетельствует нерегулярное расположение руин. В Гейнебурге каменные стены правильной формы окружают укрепленное место. Однако это скорее плод иноземной архитектурной науки, а точнее — работа архитектора из Великой Греции. Важно то, что техника и правильная геометрическая форма этих стен свидетельствуют о прямых контактах с некоторыми более развитыми странами средиземноморского мира, где использование рациональных и эстетических принципов дополняло при необходимости чистую функциональность протоисторического жилища, до тех пор моделировавшегося в соответствии с ландшафтом. Опыт Гейнебурга будет широко использоваться в эпоху Ла Тен. Однако это объясняется отнюдь не приходом действительно архитектурной цивилизации, но стремлением к прочности, причем прочные материалы использовались не только при постройке отдельной части сооружения, но и для возведения всего комплекса. Эта забота о долговечности проявляется в эпоху Гальштат и в погребальной сфере, в больших курганах, свидетельствовавших о социальной значимости погребенных. Каменная ограда, окружавшая основание кургана, — хотя этот обычай и не был общепринятым, — не только задавала геометрическую форму, но и препятствовала размыванию насыпи из камней и земли. В основании каждого кургана находилось помещение. Однако отсутствовала всякая связь между внутренним и внешним пространством сооружения, в противоположность средиземноморским круглым конструкциям, толосу и собственно мегалитическим погребениям средней и поздней первобытной истории. Цивилизация Гальштат представляет собой в конечном счете цивилизацию без архитектуры, и мы увидим, что во многом это относится и к цивилизации Ла Тен.

Именно в декоре многочисленных керамических и металлических предметов, изготовленных специально обученными ремесленниками, наиболее четко проявляются оригинальные черты галыптатского искусства. Геометрические формы, абсолютная правильность которых традиционна для континентальной Европы, были заменены в посуде из бронзы и обожженной глины более округлыми формами, которые можно рассматривать как необычные варианты средиземноморских моделей. Не следует, однако, забывать, что традиции европейской первобытной истории довольно многочисленны и восходят иногда к неолиту.

Континентальное влияние ощущается главным образом в геометрическом декоре, где оно сочетается тем не менее со средиземноморскими заимствованиями. Но речь не идет о чистых заимствованиях. Несомненно, импортируемые предметы были многочисленны и стали еще более многочисленными в последующие эпохи в регионах с насыщенным торговым движением. Однако это вызвало в первую очередь имитации, интерпретации, адаптацию и переработку. Так, бронзовая чаша из Гальштата очертаниями своего высокого основания напоминает этрусские трансформации восточных заимствований. Биконический бронзовый сосуд из Музея естественной истории в Вене по своей форме и декору сильно отличается от модели, которой обязан деталями орнамента. То же касается и многочисленных бронзовых статуэток, изображающих людей и животных, которые, хотя и появляются на горизонте средиземноморского геометрического искусства, отличаются, однако, от небольших греческих статуэток из бронзы большей пластикой и выразительностью. Орнамент, не учитывая форм предмета, становится иногда самостоятельным, как, например, на биконической вазе из Веспрема, контуры которой скрываются за вереницей декоративных фигур. При этом нередко ваза изготавливалась из глины, а фигуры орнамента — из бронзы или свинца. Эти самостоятельные декоративные наложения не принадлежат, однако, собственно гальштатскому искусству. Они использовались в северной Этрурии в рамках виллановского искусства (Клузий и Вольтерра), которое характеризуется традиционностью и связями с северными регионами. Эти наложения присутствуют и на архаических вазах периода этрусской ориентализации, на галыптатских вазах из Болоньи, соответствующих последней виллановской фазе. Можно предположить, что эти факты и аналогии, — хотя не нужно, разумеется, их переоценивать, — отражают общую циркуляцию форм и идей между Средиземноморьем и континентальным пространством.

Что касается собственно галыитатской металлургии, следует отметить высокое качество технологии, что объясняется развитием специализации и формированием ремесленных школ. Каждая школа использовала свою технику в зависимости от материала или метода обработки, а сотрудничество различных школ способствовало производству разнообразных предметов с применением способов более тщательной обработки. Галыптатские ремесленники добивались внешней выразительности, используя естественный блеск металла, который обогащался оттенками и нюансами гравировки, чеканки, насечки золотых и серебряных узоров или инкрустации. Простые, практичные формы орнаментировались ярко и вычурно, особенно в украшениях (фибулы, ожерелья, подвески — чрезвычайно разнообразные, — бляхи, богато украшенные пояса), а также на плащах и поясах из кожи, которым покрытие из металлических розеток придавало искрящийся вид. Это роскошное искусство блистает в великолепных браслетах, ожерельях, кольцах из золота и бронзы в сочетании с янтарем, стеклом, кораллами на шлемах, кирасах и другом военном снаряжении, в частности на рукоятках и ножнах мечей. Один из таких мечей, найденный в некрополе в Гальштате, относится к шедеврам этого искусства.

Эти замечания равным образом относятся к керамике, как мы уже подчеркнули в кратком изложении касательно общих черт галыптатской цивилизации. Здесь при помощи других техник выражается та же склонность к большим, и даже вычурным формам, то же композиционное мастерство в геометрическом декоре, но также и тенденция (в других элементах декора) к усложнению и разнородности, что способствовало технической вариативности. Упомянем технику насечки, часто применявшуюся во времена первобытной истории и узнавшую истинное возрождение в более поздние периоды. Обратим внимание также на декоративные рельефные элементы, накладывающиеся друг на друга, как, например, в знаменитой вазе из Ланглеорна. Черный глянец, характерный для галыптатских керамических изделий, получался путем полирования графита и передавал игру тона. Выше мы уже видели, насколько представители данной цивилизации восприимчивы к естественному блеску металла. Параллелизм очевиден. Одновременно происходит освоение полихромии: повторяющиеся мотивы, представленные в форме черных меандров, четко выделялись на красном фоне. Ранее в некоторых регионах, например в Рейн-Палатинат, изделия декорировались кругами, треугольниками и геометрическими рядами, нарисованными на белом, красном, голубом фоне. Но несомненно, это были средиземноморские заимствования. Несмотря на то что гравирование представляет собой обычное явление, выгравированные фигуры встречаются редко. Их находят только в Сопроне (Венгрия), где на некоторых вазах изображены сцены работы: женщина за ткацким станком — наиболее известный пример. В искусстве ситулы мы также найдем проявление этого живого интереса к повседневной жизни. Фигуры, отпечатки небольших кругов и другие рисунки изображались на многоцветных тканях, из которых изготовлялась одежда. Эти ткани дошли до нас только в нескольких фрагментах — из Дуртенберга и Гальштата. В целом перед нами предстает общая картина эклектичного искусства, континентальные основы которого, связанные с традициями первобытной истории, более или менее удаленной, постепенно обогатились северными элементами, с одной стороны, средиземноморскими и восточными — с другой, и этим объясняются значительные вариации во времени и пространстве.

Для цивилизации Гальштат не характерна монументальная скульптура. Ее пластическая восприимчивость выражалась только в формах и технике керамики. Форма и декор нераздельны, и эта неспособность отделить одно от другого в эпоху, когда в Греции и Этрурии развивалось фигуративное искусство, свидетельствует о консервативном характере гальштатской цивилизации.

Теперь, обратившись к цивилизации Вилланова, мы увидим, в каких аспектах она может быть сопоставлена с цивилизацией Гальштат. Различия и сходные черты позволят более четко определить их историческую роль.

* * *

Вот уже более века назад Г. Гоццадини обнаружил рядом с Болоньей некрополь-эпоним Вилланова, который он объявил этрусским. Эта точка зрения, прежде основанная скорее на интуиции, спустя сто лет дискуссий вновь становится актуальной. Попрежнему ведутся поиски связей, которые объединили бы цивилизацию Вилланова с предшествующими цивилизациями Италии, Средиземноморья и континента. Но факты настойчиво свидетельствуют о том, что именно зона, охваченная цивилизацией Вилланова, соответствует зоне этрусской цивилизации. Некоторые ученые, опираясь на исторические источники, намеревались связать ее с умбрами, индоевропейским народом — носителем железного оружия, вышедшим, возможно, как и дорийцы, с севера Балканского полуострова. Но умбры заняли север Италии гораздо позже, в то время как этруски, по соседству с которыми они жили в эпоху кельтского вторжения (IV в. до н. э.),уже обосновались на севере Апеннин. К сожалению, эта умбрская цивилизация, которая дала жизнь Римини и Равенне и достигла региона Спины, не имеет ясного археологического облика. Наконец, культуры с характерными виллановскими чертами обнаружены в регионах, история которых не связана с традициями умбров или этрусков.

Таким образом, лучше ограничиться описанием собственно виллановской цивилизации, как она предстает перед нами по прямым свидетельствам археологии: кроме того, общая картина позволит приблизиться к определению исторической роли этой цивилизации. С конца бронзового века культура протовилланова через патронимию становится различимой в комплексе Апеннинского полуострова и его постоянных обитателей, относящихся к культуре террамаров, контрастируя с этими пастухами-кочевниками. Протовиллановцы появились в связи с последней экспансией цивилизации полей погребальных урн в Италии. Однако непоследовательное и неравномерное расселение не позволило им освоить единую, сплошную территорию.

Зачастую исследователи настаивают на том, что цивилизация Вилланова — прежде всего цивилизация кремирований, но, на наш взгляд, это не так существенно. Гораздо важнее, что она создала тип поселения с догородскими чертами, а на последней фазе своего развития — городской тип: Рим приобретает вид города лишь к VIII в. до н. э., а Лаций, появившийся в то же время, обладает характерными чертами культуры Вилланова. Виллановцы очень четко представляли себе пространство, на котором они жили; их стоянки, самые прочные и стабильные в истории заселения, размещались в соответствии со стратегическим и экономическим потенциалом территорий. Типичной формой поселения является объединение хижин, построенных с учетом естественных укрепленных позиций, так чтобы можно было обойтись без дополнительных укреплений; на самом же деле следов, подтверждающих это, не найдено.

Основу экономики составляло земледелие. Но постепенно ситуация изменилась. Общество, достаточно однородное вначале, привыкшее, очевидно, к жестким условиям существования, со временем дифференцируется: появляются классы — наиболее активные элементы в — экономическом плане опережают менее предприимчивых. Сельскохозяйственное производство сопровождается техническим, это вызвано специализацией ремесленников. Главным образом речь идет о металлургии. Группы, обосновавшиеся в регионах, богатых рудными залежами, обеспечили себя большим богатством, чем группы, занимавшиеся земледелием и скотоводством. Масштабы импорта балтийского янтаря и стекла, а с другой стороны — эмалей из Восточного Средиземноморья показывают диапазон экономических и торговых отношений виллановских общин.

Виллановская металлургия реализует полный производственный цикл, включавший все этапы: от разработки минеральных ресурсов и производства полуфабриката и готового изделия до его коммерческого распространения. Иногда этот цикл, начинаясь в одном месте, завершается в другом. Гончарный круг уже использовался прежде, а более ранние свидетельства показывают, с другой стороны, что керамическая продукция уже прошла путь от семейной, домашней стадии производства до ремесленной. Тем не менее остается неясной природа этих изменений: простой обмен или товарообмен? Скорее всего, судя по некоторым отдельным признакам, это была доденежная экономическая система. Простой обмен казался достаточно примитивным и непригодным для интенсивной торговой деятельности.

Наряду с ремесленниками, металлургами или гончарами, и торговцами, виллановское общество знало аристократию всадников или, возможно, просто владельцев лошадей, о чем свидетельствуют найденные в погребениях остатки удил. Удила были обнаружены даже в некоторых женских захоронениях. Однако по большей части это все-таки захоронения воинов, отличающиеся прежде всего наличием военного снаряжения — шлемов, мечей, щитов. Виллановцы предстают перед нами как воинственный народ. Во всяком случае, они обладали очень развитой военной организацией, в которой всадники играли главенствующую роль. Небезызвестна им была и боевая колесница. Тем не менее достаточно сложно определить истоки этого класса, но в любом случае его значимость не ограничивалась только военной ролью. Между населением, сгруппированным в деревнях, и небольшими группами или семьями крестьян, живущими изолированно от деревни, имелись различия. Кроме того, существовала своеобразная иерархия между их центрами. Речь идет не о дроблении, а, напротив, об объединении и концентрации поселений. Все это указывает на то, что перед нами — городская цивилизация или, по крайней мере, ее зарождение. Несмотря на некоторые доисторические черты, можно, таким образом, сказать, что виллановцы уже стояли на пороге истории.

Что касается собственно духа этой цивилизации, то он отражен не в деревнях или хижинах — впрочем, довольно мало исследованных, — но в некрополях, о которых необходимо помнить при попытке постичь духовную составляющую цивилизации, насколько это сейчас возможно. Заметим прежде всего, что погребения были всегда обособленными, хотя группируются отдельно от языческих мест захоронений. Урны, в основном биконические, куда помещали прах умерших, имели форму чаш, затем шлемов, и наконец в Клузии появились урны с изображениями человеческой головы; эта типологическая эволюция отражает стадии одной и той же концепции, одной и той же веры — в автономию индивида. Эта персонализация урн с прахом заставляет вспомнить подобные урны из северных регионов, а сам обычай помещать прах умерших в урну — предшествующие континентальные обычаи.

Большое количество захоронений, в основном представленных некрополями, показывает, что эта индивидуальная характеристика была всеобщей. Сознание индивида, таким образом, уже проявлялось в своем классическом варианте, а именно в независимом существовании, которому не угрожали диспропорции экономического и социального порядка. Выше я уже говорил об удилах, обнаруженных в погребениях — колодцах или долиях[7] точно установлено, что у виллановцев, владевших лошадьми, так же как у скифов, не было обычая приносить их в жертву. Эти животные обладали в их глазах слишком большой ценностью.

«Религия захоронений» — пока что единственный аспект, который мы можем выделить в духовном мире виллановцев. Прежние религиозные представления исчезают: диск, солнечная лодка, лебеди, по-видимому, утрачивают символическое значение и становятся исключительно декоративными элементами. Комплексы металлических предметов, в которых пытались отыскать сакральные представления, отражали лишь представления самих литейщиков, поскольку именно они готовили металл для плавки. Речь шла о переработке материала, уже бывшего в употреблении. Это повторное использование металла показывает ценность и значимость бронзовых сплавов в данный период.

Некрополи оказались не более долговечными, чем жилые постройки. Не осталось ни одной конструкции, ни одного внешнего знака, которые обозначали бы расположение погребений, за исключением некрополя из Болоньи, относящегося к довольно поздней эпохе, когда стало ощутимым восточное влияние. Виллановские некрополи сохраняют облик полей погребальных урн. Только гораздо позже, в этрусский период, появляются курганы. По-прежнему круглые или прямоугольные хижины остаются весьма примитивными, если верить изображающим жилища погребальным урнам из Лация и южной Этрурии.

Таким образом, в конечном итоге нам мало что известно о ментальном мире виллановцев, и еще меньше свидетельств устойчивости его структуры. Речь идет, судя по искусству и эволюции этой цивилизации, если воспользоваться сравнением с миром физическим, о цивилизации «густой консистенции», цивилизации невосприимчивой. Жесткий геометрический стиль ваз начального периода, который можно соотнести скорее со средиземноморской геометрикой, чем с континентальной, хорошо передает завершенную концепцию мира, подобно греческому Дипилону.[8] Однако это геометрическое наследие никогда не будет забыто, хотя и эволюционирует под влиянием восточных потоков. Формирование и развитие виллановской геометрики происходит за счет синтеза доисторических и протоисторических континентальных традиций и влияний морских потоков: сравнение декора гальштатских и виллановских ваз демонстрирует в этом отношении и связи, и значительные различия между ними. То же самое мы увидим на севере Апеннин, куда ориентальное влияние проникает позже. Геометрический стиль утверждается в принципиально новой манере в тот самый момент, когда изогнутая линия предшествующей цивилизации уступает место виллановским формам.

Так же как в Гальштате, это искусство по своей природе не фигуративно или, по крайней мере, меньше всего создает впечатление такового. Еще в большей степени, чем стиль Дипилона, отмеченный выше, оно сближается с геометрическими опытами Пелопоннеса в абстрактной и схематической манере изображения, в частности, животных и — гораздо реже — людей, достигая в этой склонности к абстракции уровня, где любые формы сводятся к простому орнаменту. Но, в отличие от того, что происходило в Греции, фигуративного искусства как такового — напомним это еще раз — у виллановцев не существовало. Если оно и обращалось к анималистическим или человеческим формам, то это делалось лишь с целью украсить, причем украшались прежде всего предметы небольшие, такие как удила лошадей, фибулы, и функциональные части предметов, например ручки ваз из бронзы или обожженной глины. Этот декор, не нарушая тектоники предметов, лишь подчеркивал их форму: он сообразовывался с их структурой и подчинялся ей. Та же строгость проявилась в использовании полихромии. Однако нельзя сказать, что в виллановском декоре не используются возможности цвета; мастера искали сочетания нейтральных и темных тонов, комбинируя в украшениях кость с янтарем и стеклянной массой, элементами из бронзы, позднее — из железа и серебра, реже из золота. Что касается полихромной керамики, ее цвет крайне устойчив и почти не нарушает естественный тон глины; со временем меняясь, он совершенствуется и приобретает розовый оттенок. Но линейному элементу всегда уделялось больше внимания, чем цвету. Здесь проявляется та же, что и в Гальштате, почти барочная вычурность, типичная для протоистории. Украшения и конская упряжь играют рядами цепочек и подвесок, витые фибулы дополнительно украшаются гравировкой или орнаментами. Правда, мы можем судить об этом только по предметам, которые дошли до нас, то есть в основном по керамике и изделиям из металла, найденным в некрополях. Все, что было сделано из недолговечных материалов — дерева, кожи, тканей — и связано с одеждой и боевым снаряжением, безвозвратно утрачено.

Эволюция локальных вариаций виллановского искусства не была скачкообразной. Каждый раз и повсеместно речь шла о внутренних вариантах развития, между которыми легко найти связь. Необходимо отметить, что все рассмотренные выше процессы разворачиваются в пределах одного века — VIII в. до н. э. Только в конце этого периода виллановский консерватизм в некоторых зонах, особенно в тирренской, уступает место все более явным ориентализированным приморским влияниям. В итоге эволюция резко ускоряется. Но впрочем, это касается не только фундаментального единства цивилизации. То же самое можно сказать о «койне» в виллановской Италии, которая, сохраняя некоторые свои характерные черты, не только развивает их, но и усиливает.

Я произнес слово «койне», и именно это имеется в виду. Выше я упомянул о виллановских началах Рима. Благодаря недавним открытиям на Сицилии, на Эолийских островах, в районе современного Салерно появилась возможность решить поднятую недавно проблему: считать ли виллановскую цивилизацию творением, моделью одного определенного народа или же внешней формой, адаптированной несколькими народами? Характеристики некрополей, по крайней мере в центре и на юге Италии, свидетельствуют о том, что речь идет о едином комплексе. Впрочем, собственно развитие этой цивилизации по внутренней логике вряд ли могло привести к внешнему смешению (койне), даже если учесть наличие значительных внутренних вариаций, таких как замена урны-хижины на биконические погребальные урны, например в Лации.

Все это подводит нас к следующему выводу: к югу от Альп, в виллановской культуре, просматривается почти точная параллель с гальштатской культурой, распространенной к северу.

И та и другая в период первого железного века имеют вид вполне определенных цивилизаций, типичных для обозначенных зон, распространяя свое влияние вовне и одновременно группируясь внутри в более или менее специфичные культурные типы.

Глава 7 ЭТРУСКИ

Этруски, о чем уже говорилось ранее, представляют собой небольшую народность, которая населяла примерно двадцать городов древней Италии. Но значение этого небольшого народа выходит далеко за пределы скромных размеров его территории и его исторического пространства. Рядом с цивилизациями Востока и Греции, распространявшимися за счет колонизационных потоков и торговли по всему Средиземноморью, цивилизация этрусков испытывает комплексное воздействие: влияние, стимулированное цивилизационными потоками, пришедшими с моря, имело не большее значение, чем локальное развитие, что делает ее уникальной самобытной городской цивилизацией древнего Запада, как свидетельствуют в эпоху Августа «официальный» эпос Вергилия и хвалебные и несколько высокопарные воспоминания Тита Ливия. Древние были убеждены, что этруски — истинные творцы италийского мира, и связывали с ними возникновение городов и фамильных родов, институтов, культы, религиозное поведение, формы искусства. И к престижу этого античного наследия добавилось ощущение тайны — возможно, благодаря некоторым необычным ритуальным формам и характерному для этрусской дисциплины обряду посвящения.

В литературном плане мы знаем об этрусках только благодаря посредничеству греков и римлян: ни одного исторического свидетельства, допускающего, что они существовали, до нас не дошло. Возможно, их исторические или параисторические национальные традиции исчезли вместе с аристократией, которая, очевидно, была носителем морального, юридического и религиозного наследия нации. Перестав существовать в качестве автономной нации, этруски утратили, по-видимому, и связь со своим прошлым, то есть с самими собой. Языковые и топонимические факты, все эти этрусские следы, которые позже сочтут принадлежащими тосканским традициям, — плод фантастических интерпретаций. История Этрурии, как мы увидим, прекращается и сразу же продолжается вытеснившей ее историей римской Италии. Эта участь, столь отличная от той, что постигнет греческую цивилизацию, объясняется, возможно, тем, что этрусская цивилизация в противоположность греческой не смогла найти те ценности, которые позволили бы рационально освободиться, отойти от материальных и политических условий, которые их породили.

Что же представляет собой этрусская цивилизация? Археологические данные и древние литературные источники, особенно связанные с Древним Римом, свидетельствуют о том, что по крайней мере некоторые этрусские города существовали уже в VIII–VII вв. до н. э. и что они стали источником политической и экономической деятельности. Следуя вполне естественной тенденции объяснять неизвестное через известное, греки выставляют этрусское присутствие в Италии следствием колонизации или, по крайней мере, миграции лидийцев. Это объяснение, данное Геродотом, видимо, подкреплялось сведениями, более или менее ясными, о проникновении микенцев на Запад и о волнах финикийской и греческой колонизации, которые затем последовали. Иногда этрусков отождествляли также с пеласгами, в частности Гелланик из Митилены. Однако Дионисий Галикарнасский, лучше осведомленный, чем его предшественники, о длительном сосуществовании этрусков с другими народами Италии, был приверженцем теории автохтонности, которую подтверждают италийские и римские источники. Изначально происхождение любой нации считали автохтонным, если ее истоки не определялись историческими условиями. Так был поставлен этрусский вопрос. Позднее он перерастет в настоящий спор, который подпитывался новыми данными лингвистики и археологии. Третий тезис был предложен в XIX в. под влиянием доисторических изысканий: этруски спустились с севера через Альпы, где реты оставили свидетельство этого перехода (слово рет близко слову расенна (Rasenna), которым этруски называли самих себя). Но все эти предположения грешили одним недостатком: интересуясь исключительно происхождением этрусков и пытаясь все объяснить лишь с этой точки зрения, сторонники той или иной теории не учитывали другие факторы; на самом же деле этрусская цивилизация есть исторический феномен и требует разностороннего подхода. Впоследствии проблема усложнилась, сделавшись предметом всевозможных исследований различного плана — этнических, исторических, культурных, тем более что этрусская проблема пересекалась с проблемой происхождения, идентификации и хронологической классификации индоевропейских потоков. В сущности, речь всё время шла о предвзятых тезисах, построенных вне исторической методики. Не принималось во внимание, что каждый из них базировался на деталях, представленных в качестве исключительных, хотя каждая теория содержала более или менее осознанные позитивные элементы, которые необходимо было интегрировать в определенное единство. Проанализировав этрусскую проблему, обратимся к синтезу фактов.

Культурный феномен, который обозначают словом «ориентализм», точно совпадает с периодом большой колонизации, которая разворачивалась с востока на запад. Ее основные точки опоры и распространения находились на Кипре и Крите, на Родосе и островах Эгейского моря, в континентальной Греции, Карфагене и финикийских колониях. Это передвижение-поток внешне выглядело единообразным, но в недрах его действовали политические силы, каждая в своих собственных интересах, соперничая и противоборствуя друг с другом. На самом деле они тяготели к одним целям и проходили одними дорогами, что привело к взаимному смешению приобретенных качеств. Этот поучительный факт позволяет оценить отношения между силами, действующими в политическом и экономическом плане, и эволюцией в морфологическом и культурном аспектах.

Так называемый взрыв ориентализации в городах тирренской Этрурии, на который защитники ориенталистской теории ссылаются как на археологическое доказательство, в реальности вряд ли соответствовал резкому изменению, как в случае с греческой колонизацией в Италии и на Сицилии, имеющей точные пространственно-временные границы. Он является следствием не только внешнего вмешательства, но и внутреннего созревания, стадии которого распределены во времени.

Среди предметов, найденных в большом количестве в этрусских захоронениях VIII и VII вв. до н. э., лишь некоторые являются привозными. Большинство произведено на месте и несет на себе особый отпечаток; имеются в виду не только имитации, но и поистине оригинальные произведения. Золотые и серебряные этрусские монеты эпохи ориентализации могут рассматриваться как подлинные исторические источники, если их сравнить с археологическими типами первых греческих колоний в Южной Италии и на Сицилии. Восточный репертуар поддерживается здесь виллановской традицией. Таким образом, изменения не были резкими, но реализовались в серии последовательных модификаций, вызванных обогащением образа жизни и восприятия, что позволило этрусской нации очень быстро занять место среди могущественных обитателей Средиземноморья. Фамильные богатства, представленные в захоронениях, — результат локального экономического развития, которое прослеживается в каждом городе изолированно от средиземноморской экономики. Эпицентр этого развития располагался, несомненно, в южной Этрурии, где эксплуатация рудников и возможности товарообмена создавали благоприятные условия.

Что поражало древних у этрусков — это их язык. Он кажется необычным в историческом индоевропейском мире и ставит перед современными исследователями проблему, иногда целиком поглощающую их внимание, способствуя в значительной степени поддержанию легенды. Главная трудность, с которой сталкиваются при изучении языка, заключается не в алфавите, который стал уже достаточно ясным, не в грамматике или синтаксисе, основные правила которых известны, но в темных местах найденных документов, в которых нам доступна лишь незначительная часть лексического словаря, за исключением некоторых религиозных и погребальных формул и перечня имен. Кроме того, изучение этрусского языка было бы невозможным без предварительной хронологической классификации документов. В течение семи веков истории этрусский язык, несомненно, эволюционировал, обогащаясь также словами и выражениями, заимствованными из окружающих италийских наречий и у греков, что было вызвано политическими, экономическими и культурными отношениями этрусков. Лингвистическое взаимовлияние является естественным обстоятельством, всегда оправданным. Невзирая на сложности, в изучении этого языка постоянно намечаются перспективы, но трудности остаются, и нужно не спеша двигаться дальше: без сомнения, именно хорошее знание этрусского языка прояснило бы некоторые проблемы, связанные с религией, юридическими институтами, общественной и семейной жизнью. Но с другой стороны, именно из-за недостатка знаний в этих областях мы часто сталкиваемся с невозможностью перевести термины, смысл которых мы лишь смутно угадываем.

Работа по толкованию этрусского языка, основанная на надписях, а также комментариях и переводах, которые мы находим у многих греческих и латинских писателей, на этрусских элементах, перешедших в латинский язык, и, наконец, на некоторых топонимах, продолжалась в течение двух веков, не считая времени и труда, уже потраченных древними. Никто, само собой разумеется, не обратился бы к этим изысканиям без полной лингвистической подготовки, однако, применяя чисто лингвистическую методику, нужно также извлекать выводы из сравнений и этимологий, которые сами по себе недостаточны для работы. С другой стороны, следует полностью отказаться от предвзятого мнения, отбросить предубеждения, чтобы проникнуть в сущность этрусского языка, индоевропейского или не индоевропейского: только так исследование может стать плодотворным. Тяжелые неудачи, сопровождавшие уже многократные попытки дешифровки этрусского языка, объясняются, по мнению М. Паллотино, простой поспешностью, из-за которой некоторые исследователи принимали предварительные результаты за окончательные, а также чрезмерной привязанностью к рабочим гипотезам, которые с более объективной точки зрения оказываются относительными. Метод, который называют комбинаторным и который заключается в сравнении полученных результатов, остается основным, хотя необходимо, учитывать значения в разных контекстах, в зависимости от времени создания и назначения того или иного письменного памятника. Другими словами, этот метод позволяет перейти от собственно лингвистической точки зрения к более широкой, исторической, то есть к точке зрения истории цивилизации. Нет никакого сомнения в том, что исследователь, которому однажды повезет расшифровать этрусский язык, должен быть не только толкователем, но и историком и археологом. Именно поэтому создана специальная дисциплина — этрускология. При этом традиционный этимологический метод лишь дополняет наши знания и позволяет достичь значительных результатов, особенно когда исследования связаны с лингвистическими зонами и историей языка и направлены на определение роли и исторического места этрусского языка среди других языков Средиземноморья, и особенно античной Италии.

Проблема этрусского языка, как видим, одна из наиболее сложных и наиболее важных проблем, которые ставит перед нами Античность, поскольку находится в тесной связи со всеми прочими проблемами, вызванными существованием этрусского народа. Аллоглотный характер данного языка, возможно, является доказательством того, что этрусская культура обязана гораздо больше, чем колонизации финикийцев и греков, своему очень раннему закреплению в Италии: это одно из соображений, давших начало гипотезе об автохтонном происхождении. Действительно, и другие элементы склоняют к выводу, что этрусские традиции очень древние. В их религии, как первичном порядке вещей, содержится достаточно смутных верований протоистории. Хотя древние концепты превратились в богов и богинь, некоторые представления сохраняли примитивную неясность, некоторую неопределенность, о чем свидетельствует, например, персоналия Вольтумны — могущественного бога-охранителя этрусской «конфедерации». Прозрачное сходство между этрусскими и греческими богами — первые заимствовали посредников высшей воли у вторых — проявляется позднее, не ранее VI в. до н. э. Что касается легенд и мифологической иконографии, по сути, они являются эллинистическими. Воспринятая по всему миру, эта образная мифология остается внешним элементом, роль которого ограничивается службой декору. Репрезентации этрусских мифов и характерной для них иконографии обнаруживаются только в конце IV в. до н. э.

Таким образом, должен возникнуть вопрос: имели ли этруски в качестве основы свою собственную мифологию и существовала ли у них внутренняя потребность в выражении религиозных концепций в повествовательной форме или мифологических фигурах? Возможно, некоторые этрусские божества, известные нам, представляли собой лишь проявления, ипостаси единого основного божества — скорее всего безымянного, — с культом которого связано мистическое поведение народа и которое перешло от более религиозных народов Античности. Основной целью этрусков в религиозном плане было заранее узнать волю и намерения богов. Пророческое знание (гадания) с древних времен практиковалось различными народами Древнего Ближнего Востока, и некоторые признаки позволяют предположить, что этруски в этом отношении обязаны им если не своими традициями, то по крайней мере техникой, которую использовали. Эта озабоченность, граничащая у этрусков с навязчивой идеей ничего нё предпринимать, не застраховавшись прежде от неопределенного будущего, показывает, что их религия, с одной стороны, связана с магией, а с другой стороны, снимала с человека ответственность за свои действия, подчиняя его предопределенности, уничтожающей любые проявления свободы. Божество показывает людям посредством символов, что надо делать, и при помощи тех же символов требует тщательного исполнения церемониала и жертвоприношений ради умилостивления и искупления.

Сенека в «Естественнонаучных вопросах» говорит, что этруски мыслят феноменами, потому что, обозначая нечто, они не слишком заботятся о выяснении причин явления. Подобный образ мышления — черта примитивного менталитета, характерного для доисторических отношений человека и божества. Так просто предположить, что правящий класс пользовался этим в политических целях, что жрецы скрывали свою деятельность под покровом таинственности.

В любом случае этруски коренным образом отличаются как от греков, так и от римлян. Мы не знаем, в какую эпоху было сформулировано то, что называют «этрусская дисциплина». Тит Ливий говорит о ней как о науке — ars, — здесь проявляется связь между религиозными практиками и тем, что мы называем зачаточным научным мышлением; это отражено в некоторых идеях и некоторых обрядах: в представлении, например, о небесном пространстве — templum, — разделенном и спроецированном на землю, идет ли речь о сооружении священного здания или о составлении плана города. Урбанизм и межевание у этрусков относятся к сфере религиозного, представляя собой проявление детерминизма скорее теологического, чем рационального.

В этрусской религии, по-видимому, не было места этике. Забота о согласовании действий с волей богов не вызывала у людей моральной потребности. В комплексе верований, связанных с потусторонним миром и кодифицированных в «Книгах Ахеронта», изначально другая жизнь не предполагала распределения наград или наказаний в соответствии с человеческой деятельностью. Архаичные загробные верования связаны исключительно с раем: по крайней мере, изображения на погребальных памятниках, как правило, рисуют сцены жизни, еще более приятной по сравнению с земной. С другой стороны, они намекали на ритуалы и погребальные игры. Первые изображения путешествия души были обнаружены сначала на стелах в Болонье, затем на саркофагах в Тарквинии и относятся к III–II вв. до н. э. Весьма спорадически стелы в Болонье представляют биографические эпизоды. Начиная с IV в. до н. э. «репертуар» погребальных памятников меняется, теперь он содержит исключительно сцены наказаний: потусторонний мир населен ужасными демонами, заимствованными из греческих мифов, аллегорически интерпретированных. Это жестокие и кровожадные мифы. Лишь кары и унижения противопоставлялись великолепию жизни, авторитету и богатству людей и семей. Слабый луч света, однако, проникал в этот мрачный мир: надежду на спасение позволяли смутно ощутить некоторые известные изображения очистительного перехода, обряда, который связан у этрусков с символикой ворот и арки.

Это изменение датируется эпохой, когда развиваются также средиземноморские контакты. Возможно, что более древние, укоренившиеся традиции оттеснили иноземное влияние. Равным образом заметно утверждение важности рода и индивида. Двойное преимущество должно восходить к доисторическому прошлому. Погребение всегда было родовым, что подтверждается надписями и надгробными хвалами достоинству предков. В южной Этрурии эта ситуация остается стабильной; на севере, напротив, индивид утверждается вне рода, о чем свидетельствуют погребальные стелы в Вольтерре и Фельсине. В Клузии индивидуализация восходит к более отдаленному прошлому через традицию канопы, имеющую виллановскую основу; что-то похожее встречается и на юге, немного в иной форме: урны схематически воспроизводят человеческие фигуры или жилище покойного. Затем в южной Этрурии распространяются подземные гробницы — настоящие могилы-дома.

Отметим, опираясь на наиболее древние эпиграфические памятники, что житель этрусского города всегда носил двойное имя: личное имя и истинное, родовое имя. Это, вероятно, наиболее ранний пример фамильной системы, которая существовала также у римлян и стала, по крайней мере формально, и нашим достоянием. Это явное утверждение семьи отражает родовую структуру общества, которая преобладала в институциональной истории этрусков. Это еще раз возвращает нас к очень древним рамкам, когда монархические организации в начале исторического периода были почти полностью размыты. Цари были, очевидно, иногда и политическими, и военными, и религиозными вождями. Но в V в. до н. э. монархии были свергнуты олигархиями: здесь в истории этрусков также намечается сходство с подобными процессами, происходившими в других городских цивилизациях Средиземноморья. Этот реванш аристократии означает в Этрурии — как, впрочем, и в Риме — поворот к древней родовой традиции, семья утвердилась прежде всего как структурный элемент общества. Эта трансформация не была ни окончательной, ни повсеместной: в начале V в. до н. э. жителями Клузия все еще управлял царь, Порсенна; столетие спустя горожане Вей, столкнувшись с угрозой войны с Римом, подчиняются единственному магистрату, который в римских источниках называется царем. В итоге олигархические структуры, весьма ревнивые к своим прерогативам, сводят на нет политическую роль этрусских городов; олигархическое управление и родовая структура, торговля, сосредоточенная в руках меньшинства, религиозная монополия — все это мешает этрускам развиваться дальше. Плебс никогда не был способен играть политическую роль; по-видимому, он не осознавал своего единства и своих возможностей. Народные движения, подобные тем, что имели место в Вольсиниях, а затем в Ареццо и Вольтерре, представлялись историками в мрачных тонах, как необузданная анархия, презиравшая всякую мораль. Эта интерпретация не удивительна в мире глубоко статичном и консервативном. Города Западного Средиземноморья никогда не достигали истинной демократии, за исключением Рима, где плебс сумел интегрироваться в политическую жизнь и стать ее активным элементом. Этрурия в этом отношении проявляет отсталость.

Два века назад основатель научной этрускологии аббат Ланзи отметил, насколько велика диспропорция между археологическими данными, которыми изобилуют некрополи, и скудными сведениями по истории и институтам этрусков. Несомненно, с тех пор знание стало более детальным, но диспропорция попрежнему существует. Нам абсолютно неизвестно, например, существовал ли в этрусских городах политический центр, соответствующий греческой агоре и римскому форуму.

Организованная в самостоятельные города, зачастую политически оппозиционные, этрусская нация обладала, однако, сознанием своего единства. По сочинениям Дионисия Галикарнасского известно, что этруски именовали себя расеннами, латиняне называли их этрусками, а греки — тирренцами. Это единство подтверждается упоминанием в некоторых записях верховного магистрата — zilath mechl rasnal, или «зилат всех этрусков». Римляне перевели эти слова как «претор Этрурии». Но если сравнение с претором и возможно, то, разумеется, не с римским претором данной исторической эпохи, а скорее с верховным магистратом — претором эпохи архаики. Проблема «зилата всех этрусков» была тесно связана с проблемой конфедерации двенадцати городов, о которой часто говорится в письменных памятниках. Наряду с этой первоначальной конфедерацией этруски создали другие, после оккупации Кампании и Цизальпинии. Возможно, что эта конфедерация была изначально политическим органом и зилат, возглавляя ее, действительно являлся вождем целой нации или, по крайней мере, двенадцати городов. Но число известных городов выходит далеко за пределы дюжины; конфедерация не включала, таким образом, все города, во всяком случае одновременно. В эпоху войны в Вейях неэтруски — фалиски и капенцы, защищавшие основания Вей, были допущены на национальное собрание в святилище Вольтумны (fanum Voltumnae). В период, о котором у нас есть сведения, этрусская конфедерация, возможно, носила только религиозный характер, как показывают ритуальные игры. Она сохраняла эту особенность и в римскую эпоху вплоть до поздней империи. Глава конфедерации, который удерживал этот титул скорее всего единолично, был прежде всего религиозным вождем. Этруски отказались прийти на помощь Вейям, блокированным римлянами, потому что правитель Вей, раздосадованный тем, что не был избран союзниками исполняющим верховные обязанности, отстранил от священных игр свою труппу гистрионов. Можно сравнить, сохраняя осторожность, этрусскую конфедерацию с греческими амфиктиониями, но мы не имеем возможности уточнить, достиг ли впоследствии какой-либо город истинного превосходства.

Археологические данные, с другой стороны, позволяют сделать некоторые выводы: прежде всего, ни один этрусский центр, кроме Популонии, не был морским, в отличие от городов-колоний греческого или пунического происхождения; напротив, это были укрепленные поселения, расположенные на возвышенностях, на некотором расстоянии от побережья, где впоследствии каждый город основал свою гавань. Некоторые центры, в том числе наиболее значимые и древние, развиваются вдали от моря, самые известные из них — Вольсинии, Клузий, Перузия (Перуджа), Вольтерра. Греческие и финикийские колонии были основаны в интересах морской торговли; этрусские города, напротив, возникая на внутренних территориях, получали собственные экономические ресурсы. Рудники (прежде всего медные), многочисленные и богатые, играли, несомненно, важную роль в эволюции, которая привела к исключительному процветанию в период ориентализации: роскошь достигла тогда в этрусском обществе неведомого во всей остальной Италии уровня, о чем свидетельствует изобилие драгоценных изделий, датируемых VIII–VII вв. до н. э.

Другой важный факт: все пространство, где распространился ориентальный стиль, который отмечает начало этрусского искусства, было затронуто виллановской цивилизацией, а случаи, когда обнаруживаются связи между крупными виллановскими некрополями и этрусскими историческими центрами, являются настолько частыми, что необходимо поместить их на первый план. Наконец, анализ материалов из более поздних виллановских слоев показывает постепенное проникновение инородных элементов и последовательную внутреннюю модификацию, которые исключают «новые открытия» и позволяют рассматривать ориентализацию как последнюю и наиболее заметную фазу длительного процесса. Влияние тирренской среды, дополненное отдельной восточной ветвью (речь идет о греческом потоке), составляет отдельный вопрос, который мы рассмотрим во всей его сложности.

Несомненно, что Греция, по крайней мере в определенные периоды своего развития, в некоторых отношениях и на некоторых территориях играла разную в зависимости от времени, но зачастую детерминирующую роль в развитии этрусской цивилизации. Отметим, однако, что среди объектов импорта произведенные сирийско-финикийскими й карфагенскими ремесленниками занимали значительное место. По-видимому, не следует тесно связывать торговые отношения с отношениями политическими. Когда позже история все же прольет свет на последние, можно будет констатировать, что союзы много раз приводили карфагенян и этрусков к столкновению — в Алалии, например, с фокейцами. Скорее всего, это событие имело ограниченные рамки: в нем участвовала лишь политика некоторых городов, но не все этрусское сообщество, всегда разделявшееся, так же как греки, в отношении к внешнему миру. По крайней мере, контакты между Цере и Карфагеном, возможно, были более тесными, чем предполагалось до недавнего экстраординарного открытия в Пирги. В начале июля 1964 г. в порте Цере были обнаружены золотые пластинки, покрытые этрусскими и пуническими надписями. Этот текст был составлен от имени «царя» Цере Тефария Велианаса и посвящен храму главной богини семитского пантеона Астарте, имя которой было переведено на этрусский как Уни. Таким образом, примерно полвека спустя после битвы при Алалии создание в морской гавани могущественного Цере общего для всех этрусков и карфагенян алтаря укрепило союз между двумя городами. С другой стороны, известно, что наступление было направлено против города Кумы обосновавшимися в Кампании этрусками и было отражено Аристодемом Малакосом. Скорее всего, не только латиняне поддержали его. В любом случае это был момент, когда восстание в Риме привело к изгнанию династии Тарквиниев. Наконец, позже этруски — мы не знаем, кто именно, — вновь напали на Кумы, и победу Гиерона I Сиракузского прославляли как победу греков над варварами, то есть теми же словами, которые использовал Гелон после своей победы при Гимере. Означает ли это, что этруски или, по крайней мере, некоторые из них приняли сторону карфагенян против греков или же что Сиракузы встречали в этрусских городах противодействие своей политике в Тирренском бассейне? Существование в Цере столь же тесного союза, как в эпоху Алалии, между пунийцами и этрусками могло бы навести на мысль о более древних отношениях. Ясно, что пунийцы могли быть заинтересованы в присоединении к этрусским центрам из-за соперничества с греками и в борьбе за контроль над торговыми путями и экономической жизнью Западного Средиземноморья. Но были греки — и греки, этруски — и этруски, и нет оснований считать, что здесь идет речь о греках как сообществе и к ним относились все без различия. В действительности, так же как после Алалии, Цере, объединившийся с карфагенянами, не нашел тем не менее поддержки филэллинов, и, несмотря на этот союз, не только сохранились отношения со святилищем в Дельфах, объединявшие греческие колонии на Западе, но и была принята колония грековионийцев, о чем, по-видимому, и свидетельствует цивилизация и искусство Цере VI в. до н. э. Этруски, вероятно, заимствовали свой халкидский алфавит в Кумах, что указывает одновременно на исключительную роль Греции в формировании этрусской цивилизации и на различие между культурными влияниями и политическими отношениями. Во всяком случае, следует избегать обобщений в сферах, где наши знания еще достаточно отрывочны. При том что некоторые общие элементы, особенно в религии и языке, свидетельствуют о существовании национального наследия этрусков, история Этрурии остается прежде всего историей отдельных городов, которые в тот момент переживают период подъема.

* * *

Тарквиния, крупный металлургический центр, процветающий в VII в. до н. э., вошел в античную традицию благодаря удержанию первенства, особенно в области институтов. Впрочем, точно не известно, до каких пор она действительно играла роль столицы. Присутствие в Риме тарквинийцев в конце VII в. до н. э. ясно свидетельствует не только о ее ведущей позиции по отношению к земледельцам-скотоводам из Лация. Значительные ресурсы города, которые использовались уже в виллановскую эпоху, позволили ему, во всяком случае, оказывать сопротивление конкуренции Цере, древнему виллановскому центру, значение которого возрастает начиная с VII в. до н. э. Скорее всего это происходит благодаря монополии на медь, поставлявшуюся с гор Толфа. Коммерческий горизонт Цере весьма обширен, о чем свидетельствуют привозные ценные предметы, в частности коринфская и аттическая керамика, а также дорогие материалы и вещества — слоновая кость и оливковое масло, — все это позволяет предположить и равный объем экспорта.

В начале V в. до н. э., после битвы при Кумах, конкуренция с Сиракузами провоцирует кризис в Цере, который ориентируется в то время больше на сельскую экономику. Третий этрусский центр, Популония, вероятно, сформировался в начале VII в. до н. э. в результате синойкизма[9] виллановских обитателей, которым он равным образом обязан и успехами в металлообработке. Кроме того, это был единственный поистине морской центр Этрурии. Использование медных рудников Кампильи предшествовало здесь использованию к концу V в. до н. э. железных рудников острова Эльба, следы которых позже будут скрыты архаичными некрополями. Есть также свидетельства, что в VII–VI вв. до н. э. значительно развивалось ремесленное производство, но оно не отличалось большой художественной оригинальностью.

Менее четко прослеживаются этапы развития Вей, которые достигнут своего расцвета чуть позже, в VI–V в. до н. э., тогда как в VII в. до н. э. интенсивная жизнь характеризовала-Капену и Фалерии, населенные латиноязычными племенами. Исторические данные и раскопки на фалийской территории подтверждают их неэтрусское происхождение. Однако тирренская цивилизация очень быстро добивается признания, и ввиду объединения политических интересов, которое за этим последовало в начале IV в. до н. э., только фалиски и капенцы стали поддерживать Вейи и пропагандировать объединение этрусков против Рима. Сами римляне до столкновения с Вейями в процессе своего развития считали этот город своего рода моделью и путеводителем, и именно ремесленникам из Вей доверили украшение храма Юпитера на Капитолии. Раскопки, сделанные по периметру древнего города, в частности в Портоначчо, свидетельствуют об исключительном художественном мастерстве учеников Вульки.

Распространение влияния Вульчи, еще одного крупного центра металлургического и, прежде всего, ремесленного производства, продукция которого была широко распространена вне этрусского мира, также датируется VI–V вв. до н. э. Вульчи — местность в тирренской Этрурии, в которой археологи обнаружили огромное количество и аттической архаической, и классической керамики наивысшего качества. Что касается архаического некрополя Марсилиана д’Альбенья, это был центр, который развивался и богател в течение VII–VI вв. до н. э. и пережил, повидимому, расцвет ориентализации.

Ветулония вызывает особый интерес своей чрезвычайно консервативной цивилизацией. По мнению Дионисия Галикарнасского, она восходит к VII в. до н. э., что подтверждается археологическими данными. Но к VIII в. до н. э. это был огромный центр виллановской культуры, уже богатый металлами, каковым он остался и впоследствии. Металлурги изготавливали оружие и инструменты из бронзы, широко распространились украшения различного типа. Вольтерры виллановская цивилизация достигает довольно поздно, затем с VII по VI в. до н. э. она эволюционирует в сторону этрусских форм. Не имея морских выходов, город распространяет свое влияние на север и на соседние территории.

Клузий, наряду с Вольсиниями и Орвието, — наиболее удаленный от моря исторический город центральной Этрурии. Его земли не содержали минеральных ресурсов, богатства являлись главным образом земледельческими, а расположение исключало морские отношения. Однако внутреннее развитие здесь отмечается начиная с VIII в. до н. э., и ясно видны все этапы последовательной эволюции — от виллановских истоков до ориентальных форм. Решающие импульсы достигали Клузия напрямую, а он, в свою очередь, направлял их на север, в область Ареццо, а оттуда — на восток в сторону Перузии. В зоне будущих Фьезоле и Флоренции влияния Клузия, переданные Ареццо, вероятно, пересеклись с влияниями Вольтерры, это отразилось на облике этрусской цивилизации в бассейне реки По. Ориентализация проникала сюда, как об этом свидетельствуют недавние открытия в Монтаньола де Квинто-Фиорентино и в Комеане, до верхнего течения Арно. Кроме того, Клузий проявляет себя и в других действиях: согласно историческим источникам, именно его правитель, Порсенна, проявил инициативу, нацеленную на смещение Тарквиниев с трона в Риме, откуда они были изгнаны мятежом аристократии. Таким образом, клузийские власти, возможно, были заинтересованы в том, что происходило неподалеку, в нижнем течении Тибра. Позже, после падения Вей, при других обстоятельствах, именно он изменяет курс галльских войск и направляет их в Рим.

Кроме того, северные города, несомненно, играли решающую роль в трансформации виллановского центра в Болонье. Известно, что легенда сделала правителя Перузии, Окноса, основателем Фельсины, то есть этрусской Болоньи, однако археологические данные доказывают, что болонская цивилизация глубокими корнями связана с Клузием и Ветулонией. Скорее всего, виллановская Болонья достаточно поздно обогатилась восточными элементами: дело в том, что морская циркуляция достигает средней и верхней Адриатики только в VI в. до н. э. Мы же вернемся к этой проблеме в связи с этрусским подъемом по ту сторону Апеннин.

У нас мало сведений об этрусской экспансии в Кампании, которая спровоцировала войну с Кумами, а позже — вмешательство Сиракуз. Известны названия многих городов, но археологические свидетельства здесь менее многочисленны, чем в долине реки По, где этруски распространялись и в VI в. до н. э. Однако в культуре Понтеканьяно отражается эволюция от виллановских до ориентальных форм, совпадающая по времени с эволюцией в центральной Этрурии и предшествующая эволюции в паданской Этрурии. Капуе, удаленной от моря, приписывают важную роль, так же как Фельсине — северной столице. Располагаясь на полпути из южной Этрурии в Кампанию, Лаций мог относиться лишь к сфере этрусского влияния; но рассмотрим это позже.

Этот краткий исторический обзор наиболее важных этрусских центров показывает, что каждый из них имел свои отличительные особенности. Мы смогли это подтвердить — по крайней мере, в некоторой степени — благодаря художественным, ремесленным и индустриальным проявлениям, оставившим свидетельства. Кантональная структура найдет подтверждение несколько веков спустя в исторических источниках, которые подчеркивают фрагментарный и автономный характер этрусской политики, относящейся к периоду архаики. Несмотря на национальную связь, хотя и непрочную и имеющую строго религиозный и, по существу, лингвистический характер, каждый город, очевидно, проводил собственную политику, а альянсы и коалиции создавались, изменялись и распадались в зависимости от обстоятельств.

Все же этрусская история концентрировалась вокруг определенных городов, которые вполне заслуживают этого как с политической и социальной точки зрения, так и в материальном, конкретном плане. Какова была роль крупных колонизационных потоков в генезисе этой городской системы? Это по-прежнему одна из сложных проблем, которые ставит этрусская цивилизация. Однако сегодня бытует мнение, что урбанизация являлась следствием внутреннего процесса, вызванного совпадением тесно связанных политико-экономических интересов на территории, где она распространилась, — одним словом, что урбанизация происходила параллельно с увеличением количества укрепленных центров колониального происхождения, греческих или пунических, в Западном Средиземноморье. Возможно, конечно, что импульсы, пришедшие с Востока, во многом способствовали переходу этрусских центров от протоисторической, то есть догородской, стадии к городской. Но сохраняется не только структура архаических этрусских городов, заметно отличающаяся от структуры чужеземных колониальных центров; по большей части последние характеризовались республиканским строем, хотя по сути были олигархическими, тогда как в этрусских городах царил монархический строй, по крайней мере до V в. до н. э. Наконец, никогда правящие классы греческих или пунических городов не накапливали столько богатства, сколько в Этрурии было сконцентрировано в руках одного-единственного класса, явно немногочисленного, — эта экономическая диспропорция является признаком плохо развивающейся в социальном отношении структуры.

* * *

Ситуация, которая позволила городам южной Этрурии достигнуть исключительного уровня, постепенно ухудшалась в течение V в. до н. э. и особенно в последующие столетия. Морское сражение близ Кум, происшедшее в 474 г. до н. э. и проигранное Гиерону I, тирану Сиракуз, фактически означало закат этрусского влияния в Кампании. Это событие совпадает по времени с успехом Сиракуз в борьбе против Карфагена и с распространением влияния Этрурии с севера на соседние территории, а затем за Апеннины. Этрурия долгое время контактировала с эллинистическим миром, особенно с Аттикой — источником интенсивных экономических и культурных влияний, но в V в. до н. э. наблюдается сокращение импорта аттических ваз в тирренскую Этрурию, в то время как они буквально хлынули на северное побережье Адриатики, а именно в Спину и на территории, более удаленные от моря, в Болонью. Возможно, афиняне — также ярые противники Сиракуз — хотели удержать их в стороне, направив к Адриатике международные торговые потоки, в сферу интересов которых, кроме того, попадали внутренние территории континента.

Играли ли роль иные факторы? Во всяком случае, отмечается явное совпадение между тем, что происходило тогда в Средиземноморье и на континенте: центр кельтского господства переместился из Бургони к среднему течению Рейна, разумеется, дорога из Адриатики, проходящая через Северную Италию, соответствовала интересам афинской экономической экспансии и потребностям континентальных рынков. Очевидно, интересы северных этрусков сблизились с интересами греков, и неудивительно, что основание морских центров в Адрии и Спине, так же как невероятное распространение влияния Болоньи, происходило мирным путем. Многочисленные греческие и этрусские надписи, обнаруженные на вазах из Спины, означают, что эти два народа должны были здесь сосуществовать, связанные, скорее всего, экономическим сотрудничеством. Болонья, примыкающая к территории Спины, значительно трансформировалась. Напротив, территории, тяготеющие к Адрии, остаются невосприимчивыми ко всякому влиянию. Возможно, Адрия была полностью ориентирована на море, но этот аргумент можно также применить и к Спине, которая считалась центром талассократии[10] — морского господства и имела свою сокровищницу в святилище в Дельфах, так же как Цере. Греческие источники представляют Спину как греческий город — hellenis polis, и правда, свидетельства этрусской культуры ограничиваются надписями, которые обнаружены на керамике и предметах из бронзы, напоминающих аттические вазы и составлявших погребальное убранство. Мифы, воспроизведенные на этих вазах, становились иногда, как это верно заметил Н. Алфьери, инструментом афинской пропаганды. Адрия, где этрусские следы, напротив, более редки, изображалась как этрусский город, по крайней мере римскими писателями. В Болонье торговые потоки, исходящие из центральной Этрурии, пересекались, вероятно, с потоками, которые пришли с моря. В итоге здесь вскоре развился активный процветающий город, где старые виллановские основы обогатились этрусскими и аттическими заимствованиями, но сохранилось и своеобразие. Спина, вероятно, не имела собственного производства, так же как Адрия: это были крупные порты-фактории, куда торговцы прибывали для сбыта товаров. Богатство, судя по погребениям и их впечатляющим сокровищам, по-видимому, было всеобщим и распределялось достаточно равномерно. То же самое, по-видимому, имело место в Болонье.

Однако аналогии между морскими портами и главным внутренним городом скорее мнимые, чем реальные. Экономику этрусской Болоньи в действительности не следует определять только этрусскими и аттическими составляющими. Уже давно налаженный массивный импорт янтаря, с одной стороны, и стеклянной массы, обычно используемой в виллановском декоре, — с другой, свидетельствует об отношениях с севером и Восточным Средиземноморьем. В начале V в. галынтатские следы раскрывают связи с другими районами, которые, возможно, не были чисто коммерческими. Сйтулы, найденные в Болонье и Спине, демонстрируют, что эти два города импортировали предметы из альпийских регионов, где находился главный центр этого искусства. Обнаруживаются некоторые венетские следы, которые, особенно в Болонье, — речь идет о керамике Эсте, — могут объясняться коммерческими факторами, в то время как чеканные ситулы демонстрируют отношения с внутренними территориями Восточных Альп. Наконец, раскопки в Гассле (Швеция), где обнаружена бронзовая циста болонского типа, иллюстрируют неожиданный масштаб международной деятельности этого города.

Северная Этрурия, именуемая также паданской или околопаданской, поскольку занимает бассейн реки По, не стала, как полагали Тит Ливий и античные авторы, империей унитарной политической, если уже не этнической, структуры. Действительно ли существовало эта паданское двенадцатиградие, на которое намекает Тит Ливий? Названия двенадцати городов не были переданы историками Античности, а из-за редкости этрусских археологических документов по другую сторону реки По нет возможности определить истинные городские центры. Этрусский характер Мантуи, более явный, в конечном счете засвидетельствован только литературной традицией. Существование «этрускоидной» цивилизации подтверждено только в Болонье, в Марцаботто и, с учетом большей ориентации в сторону Греции, в Спине. Что касается всего остального цизальпинского пространства, то известны многочисленные и основательные свидетельства того, что, если говорить об экономическом пространстве, оно подверглось этрусскому влиянию, пришедшему по артериям, по которым этрусская продукция пересекала Альпы и проникала вглубь Центральной Европы вплоть до крайнего севера. Естественно, что в более или менее важных этрусских центрах были возведены ключевые пункты этой коммуникационной сети, но пока нет возможности подтвердить, что они составляли организованное ядро городов. Зато можно отчетливо проследить направления этой экспансии. Они читаются по карте раскопок предметов, распространенных торговлей, особенно металлических изделий, которые в большей степени использовались на практике, нежели предметы искусства. Эти линии разветвляются в зоне больших ломбардских озер, к озеру Маджоре и озеру Комо, к долине реки Адиж и перевалам Восточных Альп.

Северная Италия использовала алфавит, основанный на этрусском алфавите, перенесенном из Фельзины, и подвергшийся влиянию греческих алфавитов, которое распространялось двумя путями: с Адриатики — на восток, из Лигурии и, возможно, низовьев Роны и со стороны Альп — на запад. Более или менее разнородные, эти алфавиты стали, во всяком случае, наиболее значительным и устойчивым этрусским наследием в Северной Италии, а топонимические и лексические свидетельства достаточно редки и в большинстве случаев сомнительны. В плане цивилизации, религиозной жизни и искусства этрусское влияние практически равнялось нулю, так же как в плане урбанизма, который является полностью римским. Подвергнувшись кельтскому вторжению, этруски отступают, впрочем, не без попыток оказать сопротивление в районе Тисы. Тит Ливий сохранил воспоминание об этой битве: он сообщает, что этруски и умбры были изгнаны с их земель бойями, после чего они пересекли реку По на плотах. Несмотря на то что нам неизвестна точная дата этого события, мы можем все же определить его исторический контекст: его главными действующими лицами были, с одной стороны, бойи, которые направлялись за реку По, с другой стороны — этруски из Фельзины, для которых обладание бродами реки и циспаданскими территориями было условием, необходимым для выживания.

После этрусской экспансии на равнине реки По осталось только несколько выживших, насколько в этом вопросе можно доверять Страбону и Плинию. Спина, вероятно, сохраняется вплоть до III в. до н. э.: греческие жители покинули ее, по мнению Дионисия Галикарнасского, под натиском соседних галльских племен. В действительности существовали, скорее всего, географические причины, которые превратили могущественный город VI–V вв. до н. э. в небольшое поселение эпохи Страбона. Раскопки, произведенные в последние годы, совершили настоящий переворот, позволив изучить отношения между этрусками и галлами в долине реки По. В преддверии окончательного решения этих проблем подчеркнем, прежде чем завершить замечания о северной Этрурии, что этрусская Капуя являет редкий пример крупного организованного города, имеющего в плане совершенно правильный прямоугольник. На этом стоит остановиться подробнее.

Такая городская структура была известна только южным и северным окраинам этрусского культурного пространства, а именно Капуе и Марцаботто; последний случай до сих пор бесспорен, поскольку город, античное название которого нам неизвестно, не существовал в римскую эпоху. Правильный план, в соответствии с которым священная крепость располагалась на возвышенности, а жилой город внутри ритуально ориентированного пространства, характерен для этрусского урбанизма. Но просторные прямоугольные улицы, концентрация в центре производственных мастерских, распределение инсул,[11] рациональный характер гидравлических сооружений свидетельствуют, сверх того, о развитии техники и исключительного архитектурного чувства. Реализация данной городской схемы датируется первой половиной V в. до н. э. Она соответствовала по времени жизни и деятельности Гипподаманта Милетского, если не предшествовала ей. В любом случае согласованность не имеет значения. Гипподамова прямоугольная система на самом деле лишь идеальная эстетическая форма, подсказанная уже полученным опытом: она не является изобретением. В греческом мире подобная система часто применялась от Понта до Северной Африки и Сицилии. Нет ничего неожиданного, с другой стороны, в том, что эта система не распространилась собственно в Этрурии: если периферийные города, построенные заново, могли быть размечены согласно правильному плану, то метрополии, подобно крупным греческим городам и собственно Риму, отличались долгим историческим генезисом и последовательным расширением, которые исключали подобное решение. На современном этапе развития науки мы еще точно не знаем истоков этого явления в Этрурии. Несомненно, оно является результатом адаптации восточного опыта этрусской средой и этрусским менталитетом, отличающимися религиозным детерминизмом и менее рационалистическими по сравнении с греческими. Во всяком случае, достоверен факт, что в Европе вне колониальной греческой среды и до римской колонизации лишь этрусские города материализовали политическое и духовное единство, как, например, на Крите, — в соответствующем городском единстве.

Это развитие урбанизма делает тем более поразительным отсутствие у этрусков прочной городской архитектуры. Нам неизвестны публичные здания. Лишь мощные стены, которые еще можно увидеть в Коссе или в Норбе, свидетельствуют об умении этрусков строить из камня. Здесь речь идет о достаточно примитивных конструкциях, впечатляющих скорее своей массивностью, чем техническим мастерством, позже с ними будет связано большое строительство, в котором римляне станут мастерами благодаря, по их собственному признанию, могущественной этрусской организации. Здесь, как и прежде, судьба архитектуры остается прежде всего связанной с культом богов и мертвых. Этрусские храмы — наши знания о них отрывочны, что не перестает усложнять теорию, — возможно, являются более поздними, но в любом случае их существование требует подтверждений, согласно Витрувию. Известно, что только фундаменты были каменные, а верхняя часть состояла из деревянного остова, покрытого пластинками из обожженной глины. Использование фундамента, которое можно соотнести с доисторической традицией священных холмов, показывает, что концепция религиозных строений не связана, за исключением некоторых внешних заимствований, с греческим опытом. Этрусский храм был широким и низким, отличался богатым живописным и скульптурным убранством, яркой полихромией. Все это относится к фасаду: с другой стороны были лишь глухие стены. Нам известны немногие этрусские дома: в Сан-Жовенале, Марцаботто, Ветулонии и некоторых других городах были обнаружены лишь их основания. Верхняя часть также строилась из досок и кирпича, причем использование полого кирпича свидетельствует о том, что этруски мало заботились о прочности. Стремление к долговечности проявляется, напротив, в погребениях.

* * *

Именно в искусстве обнаруживаются наиболее полные и замечательные проявления этрусской цивилизации. Мы уже сделали несколько намеков на него, ибо оно является наиболее выразительным и достоверным свидетельством истории этрусской нации. Но необходимо остановиться на нем более подробно: этрусское искусство всегда вызывало живой интерес, который остается актуальным до сих пор. Некоторые из мотивов этого искусства показывают преемственность, которая сохраняется долгое время с эпохи архаики, соединяясь и смешиваясь с элементами, вышедшими из других потоков. Иноземные влияния очевидны в великолепной посуде и некоторых изделиях, которые воспроизводят без изменений египетские темы и формы: речь идет прежде всего о привозных предметах, изготовленных в мастерских финикийских ремесленников, известных своим эклектизмом. Заметим, впрочем, что некоторые из наиболее репрезентативных образцов этого искусства происходят не собственно из этрусских центров, а из Кампании и Пренесте, которые в VII в. до н. э., возможно, испытали лишь небольшое этрусское влияние. Они не были преемниками этрусского искусства, которое, с другой стороны, подвергается влиянию ориентального искусства в греческой интерпретации. Порой декоративный стиль еще содержит зональную систему виллановской геометрики, усиленную протокоринфским и коринфским опытом, наряду с декоративной нарочитостью восточного стиля.

В золотых и серебряных украшениях в данный период этрусское искусство обрело наиболее полное и уже достаточно оригинальное воплощение: ремесленники, работавшие по золоту, демонстрировали крайнее внимание к техническому совершенству и декоративной пластике, мастерски используя игру света и оттенки тона. Барочная вычурность и подчеркнутая изысканность украшений из Цере и Пренесте смягчены в украшениях из Ветулонии, где ценилась именно форма предметов. И то и другое направление в равной степени показывают этрусскую восприимчивость. Вместе с тем фигурные мотивы, использовавшиеся в декоративных орнаментах, ближе к стилю протокоринфской керамики, широко имитировавшейся в Этрурии, коринфской керамики, а также продукции финикийских ремесленников, склонных к воспроизведению эпизодических сцен. В этрусской ориентализации вовсе не проявляется символический аспект анатолийского искусства.

Восточный стиль сохранялся длительное время и прежде всего проявился в декоративной изощренности, повторяющей одни и те же мотивы в различных комбинациях с единственной целью — украсить предмет. Когда появилось собственно этрусское фигуративное искусство, оно, очевидно, испытало влияние греческих моделей: греческое искусство навязало себя средиземноморскому миру, снабдив его сюжетами и формами, которые были приняты без сопротивления почти повсеместно; лишь благодаря ему концепты, по сути не эллинистические, воплотились в образных формах. Пуническое искусство само по себе, как мы видели, широко этим затронуто. В Этрурии греческое влияние не было ограничено прибрежными районами, но достигло глубинных континентальных территорий. Например, в Клузии продукция буккеро, а позднее каменные надгробия широко заимствуют греческий репертуар и формы, хотя в обряде кремации попрежнему используются канопы, типичные для виллановской традиции индивидуального биконического оссуария. Это не касается архаических стел с выгравированными фигурами умерших, которые далеки от греческих моделей. Однако фигурки отдельных каноп, стилистика которых явно заимствована, восходят к местному опыту железного века или же к традиции, еще более удаленной во времени — как, например, доисторический период — или в пространстве — как Гальштат.

Скульптура, неизвестная у этрусков до VII в. до н. э., несомненно, обязана непредсказуемому пелопоннесскому опыту своим «блокирующим» стилем, упрощенным, но не лишенным все же некоторого величия. Этрусское искусство периода архаики не сильно заботится, как современное ему греческое искусство, о связном и органичном стиле; оно стремится быть репрезентативным, выразительным и имеет склонность к внешней эффектности. Однако в нем нет случайности и противоречивости пунического искусства. Если оно и не выражает рациональных потребностей эстетического порядка, то наверняка пробуждает чувство прекрасного и дух оригинальности. Таким образом, несмотря на сильный эклектизм, оно представляет собой историческое свидетельство автономии Средиземноморского бассейна.

Следы восточного влияния обнаруживаются также на фресках гробницы Кампана в Вейях и на декоративных пластинках из обожженной глины (VI в. до н. э.); это последний пример, поскольку в дальнейшем этрусское искусство плохо поддается греческому морфологическому влиянию. Однако такие произведения, как, например, настенные росписи гробниц авгуров и «Охота и Рыбалка», обнаруженные в Тарквинии, уже не подвержены этому влиянию.

Динамичность, хаотичность, которые представляют иногда как характерные черты этрусского искусства, в действительности являются скорее кажущимися, внешними, чем истинными: яркие цвета, их порой резкое сочетание, с одной стороны, и стремление к величественным, впечатляющим объемам — с другой, составляют более типичные элементы, в которых допускались вариации. Позже почитание греческого опыта становится еще более явным, на надгробиях в Клузии это прежде всего волнообразные линии, которые придают динамизм статичным композициям. В век погребальных настенных росписей из Тарквинии реализм форм, буйство цвета отдаляют этрусские произведения от эллинистического мира, и не стоит здесь искать отблеск исчезающей греческой живописи.

Первые десятилетия V в. до н. э. характеризуются прерывистым движением: этрусский потенциал ослабевает, но погребальная живопись еще отражает оптимистическое видение загробного мира, не имеющее ничего общего с греческим: это мир беззаботный, материальный, гедонистический, которому нет равного. Значительная импульсивность архаизма органично включила эти концепты в этрусское сознание.

В VI в. до н. э. этрусская скульптура отказывается от причудливых форм и изменяется под двойным влиянием: сначала ионийским, а чуть позже — аттическим. Саркофаг супругов из Виллы Джулия, который происходит из Цере, — яркий тому пример. Его формы производят величественное впечатление и в то же время утонченно-изящны. В нем воплощено также техническое мастерство, достигнутое этрусками в области коропластики, — эта скульптура на глине вела свое происхождение от архитектонического декора храмов. При строительстве последних, как уже говорилось, остов покрывался пластинками из обожженной глины с фантастическим полихромным декором: религиозные программы архаизма умножились этим декором пластинок, антефиксов, архитектонических фигур. Из Цере, который играл важную роль в VI в. до н. э., также происходит большой акротерий, хранящийся в Берлинском музее, представляющий Аврору и Кефала, фронтон с воинами, находящийся в Копенгагене, и Минерва в ионийском шлеме из Виллы Джулия. Этрусские или испытавшие этрусское влияние мастера увековечили таблички, украшенные изображением гонок на колесницах и собрания божеств и магистратов, антефиксы с сатирами и танцующими менадами, продемонстрировав широкое распространение этого производства, которое охватывало Лаций и проникло в Кампанию.

Этот опыт способствовал, несомненно, формированию индивидуальности прославленного скульптора Вульки из Вей, которому римляне поручили декор своего главного храма в Капитолии. Нам неизвестны работы Вульки, но мы знаем произведения его учеников — это большие статуи из обожженной глины из Портоначчо, такие как статуя Аполлона, которая впоследствии стала одной из самых знаменитых античных статуй. Ее обнаружение в 1916 г. изменило бытовавшие прежде представления об этрусском искусстве. Сразу стало понятно, что подобные шедевры не могли объясняться только имитацией греческих форм. Так был открыт путь для «критических открытий» этрусского искусства.

Если и правда, что этрусское искусство невозможно без постоянных контактов и непрерывной конфронтации с греческим искусством, мы все же должны констатировать, что этруски никогда не копировали греческие модели: копии — лишь проявление интеллектуального классицизма, происшедшего от позднего эллинизма. Они интерпретировали соображения, которые переняли у греков, сообразно с собственным гением, в некоторых смыслах противоположным греческому. Этрусский дух, как, в общем, и италийский, не проявил интереса к совершенству формы, к сложным пропорциональным связям, тонкой отделочной работе: это был прежде всего иррациональный дух, который схватывал и сохранял только внешний аспект греческого искусства, которое по сути являлось рациональным. Иногда этот дух вносит что-то сильное, неистовое, что всегда поражает в Аполлоне и других статуях вейской группы, хотя в остальном они заметно отличаются. Но сопоставление физической силы, динамичной массы Аполлона и волнующего изящества Женщины с ребенком кажется мне достаточно красноречивым. Даже произведение, самое знаменитое из всех, — Капитолийская волчица, наиболее древняя бронзовая скульптура Италии, — возможно, связано с тем же течением.

Школа Вульки не оказала значительного влияния на этрусское искусство, — индивидуалистическое, ограниченное рамками города, оно так и не достигло стадии национального языка. В обожженных глиняных табличках из Фалерий угасает аттицизм и не содержится творческого порыва, как в пластинках из Вей. Однако фрагмент умирающего воина поистине поразителен. В Фалериях прослеживается с начала V в. до н. э. та классическая особенность, которая характеризует фалийскую и латинскую продукцию до начала элдинистической эпохи. В конце V в. до н. э. голова Юпитера, того же происхождения, напоминает стиль Фидия, тогда как глиняные пластинки из Орвието сочетают утонченные стилизации и грубые, сильные формы.

Неправильно говорить об упадке этрусского искусства в V в. до н. э. и о ренессансе IV в. до н. э. Скорее, великий период живописи Тарквиния и скульптуры Вей, которые знаменуют вершину этрусского искусства, сменяется долгим периодом субархаизма V в. до н. э„характеризующимся погребальными барельефами из Клузия, замечательными своим изяществом. Этот феномен объясняется ослаблением отношений с Грецией — ослаблением, на которое мы намекали в политическом и экономическом плане. Возможно, эта ситуация отразилась и в области фигуративных искусств. Но проблема заключается в другом: греческий архаизм через свой линейный декор, свою выразительную силу мог быть воспринят, если и не понят, вне греческой среды. Искусство строгого стиля и классицизм V в. до н. э. являлись мертвой буквой для представителей иной культуры: доведенный до крайности рационализм, знание внутренних органических связей, помещение в центр фигуры человека, грандиозный символизм мифологии, интерпретированной в теологическом и философском плане, — все это совершенно не воспринималось иррациональным и детерминистическим сознанием, характерным для этрусков. Знаменитая пластинка, найденная в Пирги, хорошо это показывает: пространство построено в обратной перспективе, образ Афины лишен абстрактного величия богоявления. Вот почему этруски долгое время отстают, преданные своему архаичному прошлому, вплоть до момента, когда греческое искусство через новые творения IV в. до н. э. вновь становится доступным неэллинскому сознанию. Конечно, этруски не понимали глубинных причин, которые привели греческих мастеров к напыщенности Скопа или изяществу Праксителя, но они могли это уловить, по крайней мере во внешних и человеческих проявлениях.

Глава 8 ЭЛЛИНИЗМ И ЭЛЛИНИСТИЧЕСКАЯ ЭКСПАНСИЯ

В предыдущих главах, посвященных архаическому греческому миру и его экспансии на запад Средиземноморья, мы подчеркнули роль греков в формировании европейской цивилизации. Выходцы из Халкиды, Коринфа, Мегар или городов азиатского побережья, ионийцы занимали сначала первое место. Но к середине VI в. до н. э. общая ситуация в Средиземноморье изменилась. Ионийская экспансия была удержана, а затем остановлена. Карфаген, наследник Тира, объединил финикийские колонии в однородное сообщество, которое он и возглавил. Этрусское государство достигло своего апогея. Колонизация, которая свободно распространялась, пересекая все пространство Средиземноморья, несмотря на локальное соперничество, теряет свой первоначальный динамизм и плюралистический характер. Соперничество между городами, которое, однако, непрерывно продолжалось у греков, теперь заменили более крупные конфликты. Вскоре выделились сектора, зоны влияния, отражающие новое разделение претендентов на гегемонию.

Это изменение было вызвано событиями, неожиданно происшедшими на Востоке, которые демонстрируют достаточное единство средиземноморского мира. Уже в 574 г. до н. э. вавилоняне в ходе репрессивного рейда в Египет создали свою базу в Тире. Это означало потерю контроля Карфагеном и возможность реализации на Западе честолюбивых устремлений его колонии. Но более серьезный удар средиземноморскому балансу был нанесен несколько лет спустя экспансией персов. Выйдя к берегам Эгеиды, они включили в свою империю ионийские города азиатского побережья, которые испытали на себе то же, что Финикия. Большая часть греческих центров и финикийский центр Тир были фактически вычеркнуты из истории, главные опорные пункты стали не более чем морскими базами Персии, лишенными всякой возможности вести независимую политику. Но тогда как финикийские колонии без труда объединялись вокруг Карфагена, греческие колонии Понта, ситуация в которых была более шаткой из-за соседства с многочисленными скифскими племенами, были предоставлены своим собственным силам, а изолированные и рассеянные ионийские фактории Запада не имели времени укрепиться перед лицом новой карфагенской мощи. Группа фокейских переселенцев, которые попытались высадиться на Корсике, была остановлена пуническим флотом на просторах Алалии, и, несмотря на победное сопротивление, они вынуждены были уступить территорию. Соревнование в скорости между ионийцами и карфагенянами было выиграно последними. Ионийцы не смогли реализовать свой проект основания на Западе новой Ионии, в то время как новая Финикия стала реальностью. Прибытие фокейцев, выживших при Алалии, в Марсель не компенсировало их уход с Корсики. Уже к 550 г. до н. э. фокейский город примет раздел влияния в Западном Средиземноморье, ограничивавший его экспансию в Испании. Тиски сжимались вокруг него в процессе карфагенской оккупации островов: Балеарских, Корсики, Сардинии, не считая Сицилии, где другие греческие колонии также боролись против карфагенской экспансии, тогда как их метрополии демонстрировали слабое желание оказать им серьезную помощь.

Примечательный факт — упадок ионийской экспансии не сопровождался потерей влияния, которой можно было бы ожидать. Напротив, по большей части ориентируясь на дорийский полюс, города Великой Греции приняли, по образцу своих метрополий, некоторое количество культурных элементов ионийского происхождения, значение которых еще больше увеличилось с ионийским расселением в результате персидского завоевания. Самый знаменитый ученый Великой Греции Пифагор был самосцем; ионийские скульпторы обосновались в Италии и на Сицилии; храмы италиотов и сицилийцев, построенные в дорическом стиле, также испытывают впоследствии это ионийское влияние, которому они обязаны своей величественной архитектурой и размерами. Под действием ионийской катастрофы противоречия и противопоставления, несомненно, ослабли и панэллинский дух одержал верх, но позже они возобновились в борьбе, которая противопоставила Сиракузы городам халкидского происхождения. Ионийский престиж сохранился вне этих колоний, в Этрурии, где, как мы видели, ионийские ремесленники обосновались рядом с ремесленниками коринфского происхождения, и в Испании, культурная почва которой, «эллинизируя» иберийские народы, долгое время оставалась ионийской. Это новое доказательство того, что, вопреки установлению все более непреодолимой границы по политическим мотивам, культурная циркуляция сохраняла заметную свободу. Это касается в равной степени и торговой циркуляции, о чем свидетельствует повсеместное распространение коринфской, а затем аттической керамики. Нужно еще раз отбросить идею, согласно которой распространение коммерческой продукции было четко ограничено зоной политического влияния центров производства. Однако торговля не могла не откликнуться в конце концов на встречные удары политических событий: монополия, которую карфагеняне установили на ресурсы Западного Средиземноморья, вынудила греков искать коммерческие выходы в Адриатике и долине реки По, где в последней четверти VI в. до н. э. были основаны крупные фактории Адрии и Спины. Проникновение греков в Адриатику было также следствием битвы при Алалии.

Вероятно, впрочем, что выбор этого нового пути отчасти был продиктован грекам перемещением к востоку от эпицентра кельтской экспансии, сначала располагавшегося между Бургундией и междуречьем Рейна и Дуная, а в связи с кельтами мы увидим, что в некотором смысле Адрия и Спина открывают один период, тогда как Викс завершает другой. Но возможно также, что этот новый путь обмена был открыт по инициативе Афин, наследовавших Ионии, и согласовался с интересами этрусков севера.

Действительно, в течение многих десятилетий Афины распространяли свою ремесленную продукцию и развивали коммерцию, становясь все более активным конкурентом Коринфа: их тиран Писистрат начал проводить жесткую внешнюю политику. В то время как сама Греция смело выступала против Мегар и господства Пелопоннеса, Афины бросили вызов Персидской империи, которая угрожала их первенству в Эгеиде и их интересам во Фракии. Но, однажды достигнув победы над внешним врагом при Саламине (480 г. до н. э.), Афины начали проводить политику престижа и гегемонии, которая вновь пробудила противоречия между дорийцами и ионийцами. Афинская экспансия опасно сблизила два полюса, в которых концентрировались основные противоречия греческого мира, так же как персидская экспансия сблизила полюсы другой антитезы — той, что противопоставляла греческий мир миру варваров. Огромный авторитет, заработанный Афинами в результате победы над Персией, которым через ловкую пропаганду они завоевали доверие панэллинизма, служил основанием для экономического господства. Греки, и прежде всего афиняне, представляли мидийские войны как войны идеологические, противопоставляя «свободных» эллинов рабам «великого царя»: в реальности это была прежде всего борьба за первенство, а афишируемое Афинами требование возвысить ионийское наследие было несколько похоже на провокацию. Для Афин победа была абсолютной необходимостью, условием их существования в качестве политического и экономического гегемона. В действительности, когда эта победа была одержана, Афины стали единственными, кто получил выгоду. Так как греки, по-прежнему расколотые, оказались не способными выдержать войну на вражеской территории после победного сражения, данного на их территории, Афины сумели с удивительной быстротой организовать свою собственную сеть морских альянсов. Но этой попытке организации суждено было в конце концов потерпеть неудачу. После образования конфедерации на базе равенства и совместных интересов Афины стали подчинять своей воле союзников: их внутренне противоречивая тактика вела к империализму, в то время как провозглашалась протекция свободам. Перикл до самой своей смерти пытался создать эту афинскую «империю», которая должна была разорвать рамки слишком тесного города. Он пробовал возвыситься там, одержав блестящую победу над персами и дорийцами. Его политика расширила горизонт Афин от Эгеиды до Средиземноморья. Но после двух поражений — экспедиций в Египет и на Сицилию — все надежды на реализацию этой грандиозной панэллинской политики городов были утеряны.

Экспедиция против Сиракуз (415–413 гг. до н. э.) ускорила падение Афин и ознаменовала один из решающих моментов Пелопоннесской войны. Несомненно, отчасти она объяснялась давним соперничеством в торговле, которое все время противопоставляло Афины и Коринф. Сиракузы, основанные последним на юге Сицилии, после того как ионийцы заняли восточное побережье, во времена Гиерона и Гелона защищали греков на западе от Карфагена и этрусков. Гелон одержал победы в первых морских сражениях в 480 г. до н. э. — при Гимере и при Саламине, и эти две победы праздновались по всей Греции как победа панэллинизма над варварами востока и запада. Затем Сиракузы, благодаря своей предприимчивости и военной организации, встали во главе сицилийских городов, объединившихся перед лицом пунической угрозы, а их империя расширилась в направлении Южной Италии. Являясь основным соперником этрусков, которых они старались вытеснить из Кампании (474 г. до н. э.), в то время как Афины искали их содействия, Сиракузы вступили в войну на стороне пелопоннесцев. Но эта война, которая, по сути дела, противопоставила Афины и Спарту, была скорее политической, чем экономической, — настоящая борьба за первенство; однако она отражала также оппозицию между двумя системами, одна из которых основывалась на монопольном и тотальном распространении коммерческих предприятий, а другая — на распространении сознательного образа жизни, одна — на эволюционирующей политической и социальной структуре, а другая — на архаичном, отсталом, неподвижном режиме древней сельской экономики и нелепой социальной организации. Внутри греческого мира возрождается антитеза, которой объясняли мидийские войны: принципы стали практически несовместимыми, борьба — беспощадной. Перед лицом этой драматической дилеммы, в которой Афины и Спарта представляли две крайности и два исключающих друг друга решения, роль других сил сводится к второстепенной. Во время Пелопоннесской войны только Сиракузы продолжали вести умеренную политику. В их действиях, подобных тем, что позже принесли Фивам непрочную гегемонию, практические цели доминировали над идеологическими; во всяком случае, никакая идеологическая пропаганда не выступала на первый план, чтобы скрыть истинные амбиции. Как бы то ни было, ни одно из последующих направлений не имело универсального значения; Греция — прежде всего Афины, — которая оставила нетленное культурное наследие, кажется, так и не смогла в политическом плане освободиться от своих сепаратистских концепций. В этом обнаруживается еще одно противоречие греческого мира: если бы в Греции один полис смог одержать бесценную победу, в то же время его структура, концепция свободы, на которой он был основан, привели бы города к взаимному ослаблению, невзирая на прочие условия. Вот почему любая проблема притягивалась в Средиземноморье: образ жизни, влияние и конфликты классической Греции касаются только прибрежных регионов континента. В V–IV вв. до н. э. греческое влияние на внутриконтинентальных территориях заметным образом ослабевает: между морской и континентальной зоной устанавливается настоящий разрыв. Контакты больше не были такими же актуальными для обеих сторон, как в эпоху архаики. Противоречие между эллинами и варварами стало отражаться на общей ситуации. Все еще воздействуя с необычайной энергией на внутренние территории, греческий мир перестает распространять свое влияние вовне, а греческое влияние, которое еще наблюдалось в континентальных цивилизациях, было либо пережитком старого наследия, либо результатом посреднических потоков.

Что, таким образом, представляет собой классическая Греция для Европы и древнего мира? Греческая цивилизация была цивилизацией городской. Нужно будет дождаться по крайней мере конца Средневековья, чтобы увидеть города, сопоставимые с ней как с политической и экономической точки зрения, так и с духовной и художественной. Греческий город не был простой агломерацией людей, объединенных общими потребностями, он имел сложную структуру, где материальная и духовная жизнь образовали неразрывное целое, живой организм, способный непрерывно развиваться. Это развитие не было повсеместным ни в ту эпоху, ни в момент ее окончания. Каждый греческий город, однако, заключал в себе равные возможности, за исключением, возможно, консервативной Спарты. Кроме того, поражает политический и, в некотором роде, религиозный детерминизм, делавший полис обществом индивидов, одинаково ответственных и за свою собственную судьбу, и за судьбу города. Исключительная открытость, которая позволила в Афинах и других полисах, история которых напрямую зависела от них, воплотить совершенную демократию, не была тем не менее безграничной: она не выходила за пределы муниципальной организации. Eleutheria, соответствующая у нас понятию «свобода», не могла «экспортироваться», то есть переноситься в другие структуры; можно было организовать другие города по греческой модели, но невозможно было выйти за эти жесткие рамки. Древний мир знал только три системы организации: племенной тип, или, можно сказать, континентальный, полис греческого типа и абсолютная монархия восточного типа. Кроме того, полис развивался на базе племенной организации и в некотором отношении представляет последующее ее усовершенствование, но, упраздняя привилегии каст и заменяя их ответственными классами, он тем не менее сохраняет сепаратизм. Только римляне нашли решение проблемы, создав систему городов-государств, основанную на совершенно ином понимании города, свободы и классовых отношений.

Внутренний динамизм, который нарушал порядок в греческих городах, а иногда и разрушал их, постоянно принимает особый поворот, привлекая к обычной собственно политической борьбе все человеческое сообщество: политические и экономические распри трансформировались здесь в идеологические и теократические. Именно в этом одна из черт, которые удивительным образом приближают греческую городскую жизнь к нашей. В этих дебатах логическая связь берет верх над практическим планом. Отсюда неспособность полисов, вопреки политическим достижениям, осуществить какую-либо продуктивную социальную акцию. Исследуя проблемы греческого города, мы открываем постфактум общественный характер некоторых из них. Но от современников этот аспект совершенно ускользнул, он предполагает потребности, которых они не имели: абсолютная демократия оставалась тимократической и скрывала неравенство, которое никогда и не исчезало. Все это ограничивалось теорией. Каждый политический глава имел склонность к навязыванию своей личной концепции и прежде всего заботился о своих материальных интересах и интересах своей партии. Между этой позицией и позицией художников, поэтов, философов, стремившихся предложить каждый свое собственное видение человека и мира, нет никакой разницы; речь идет о различных аспектах фундаментальной концепции; то, что логическое рассуждение способно убедить, является прямым следствием; главное, чтобы это рассуждение — логос — было облечено в слова или образы. И разумеется, согласно этой концепции, человек должен был действительно стать центром вселенной и мерой вещей, прежде чем создать богов в своем воображении. Это отделяет греческий антропоморфизм от всех прочих. У греков представление богов в человеческом облике имело целью материализовать концепцию божества не через понятные и четкие образы, но в наиболее совершенной форме, какая только возможна: человеческая фигура передавала абстрактное посредством выбора, который отсеивал любые случайности, то есть через идеализацию. В этом процессе, так же как в выработке доктрины антропоцентризма, поэты и художники намного опередили философов.

Софисты доведут до крайности последствия принципа, который сделал человека мерой всех вещей, рискуя подменить абстрактные образы древних критическим сознанием, которое консервативная среда и Аристофан изобличают как циничное действие ниспровержения. Во всяком случае, это философское движение, способствовавшее росту динамизма, стремилось придать еще большее значение человеку, ставшему поистине центром вселенной. Поощряемые софистами индивидуалистические тенденции, которые позже утвердятся в эллинизме, заставили греков выйти за пределы идеализации их традиций через космополитический идеализм, который делал горожанина гражданином мира, а не одного определенного города. Несмотря на свою аристократическую и лакедемонскую характеристику, идеальный город Платона также был формой возвеличивания человека и города, который тоже был идеализирован в тот самый момент, когда его историческая роль близилась к завершению.

Но этот комплекс концепций и теорий остается практически недоступным тому, кто не был греком, всякому человеку и всякой среде, которые не принимали непосредственного, всестороннего участия в историческом течении этих процессов. Неэллинские народы — например, этруски — не были способны по-настоящему проникнуться классическим духом, познать его глубинную сущность. Они ограничились заимствованием внешних форм, воспользовавшись лишь результатами. Исследователи утверждают, что до эллинистической эпохи влияние классицизма проявлялось только в области искусства. Заметим, что прежде всего оно представлено иконографией, иногда даже при заимствовании моделей не улавливался логический процесс, который привел к созданию оригинальной формы. Вот почему классицизм, по-видимому, имел менее продолжительное и менее глубокое влияние, плохо поддающееся локальным интерпретациям, и архаичное койне ионийского происхождения заменило ориентализацию начиная с VI в. до н. э. Это подтверждается распространением ремесленной продукции. Греческая продукция могла быть только принята или отвергнута, она никогда не имитировалась. Локальные формы, возникшие в результате ее распространения, приближаются к оригиналу лишь технически. Это относится, как мы увидим, к греко-скифским ремесленникам из колоний Понта. Периферийный греческий мир создал собственный классицизм, который отличался от классицизма метрополии, как показывают вариации дорического стиля в Великой Греции, а особенно на Сицилии. Отметим равным образом отсутствие у сицилийцев и италиотов истинной классической скульптуры, способной сравниться со скульптурой Пелопоннеса или Аттики.

Мы упомянули в связи с ионийским влиянием о двойственности греческого искусства, колеблющегося в поиске высшего равновесия между двумя фундаментальными тенденциями и противоположными по сути дорическим и ионическим стилями. Хотя и тот и другой в целом антропоцентричны, что отделяет их от натурализма, унаследованного с Востока или из древней Эгеиды, они различаются концепциями, происшедшими от различных, более или менее консервативных традиций и тенденций, которые сохраняли в дорическом искусстве статичный аспект, более абстрактный, в некотором отношении более геометрический, тогда как ионическое и аттическое искусство эволюционировало в сторону более пространных форм, более чувственной и живой гармонии. Аттическое искусство синтезирует эти две тенденции и создаст основу эллинистического искусства, с ионическими пережитками и репризами. Но классическое искусство сохранит не меньшую двойственность, о чем свидетельствуют между прочим предпочтения некоторых классических консерваторов эллинистического периода, от Фидия до Поликлета: первый выражал идеал более атлетический и человеческий, второй подчеркивал духовное величие божественного существа. Как бы там ни было, отход от дорической архитектуры отметил истощение пелопоннесской культуры. Аттическо-ионический идеализм обладал более богатым человеческим зарядом по сравнению с математическим рационализмом пелопоннесцев не только в области архитектуры, но и в области образного искусства.

Разрыв, наблюдавшийся в интеллектуальном и художественном развитии собственно Греции и периферийного греческого мира, проявлялся и в области политики. Обрабатывая некоторые идеи, подсказанные афинской демократией, колониальная среда в большинстве своем продолжала быть отсталой в своих архаичных традициях. Именно в колониях распространились смешанные конституции, которые были в большом фаворе в эпоху эллинизма и вслед за Аристотелем рассматривались теоретиками как совершенные с функциональной точки зрения. Практический дух, который всегда отличал эту среду от колонистов, проникал в идеологию, а позже это влияние обнаружится в политике и обществе эпохи эллинизма. Тогда как в метрополиях тирания почти повсеместно уступает место более или менее демократичным режимам, она устанавливается в некоторых городах Малой Азии, Понта и Великой Греции, где символом просвещенного правителя стал Дионисий. Софистика, скорее всего, являлась здесь философией познания. Платон при Дионисии объявил Аристотеля наставником Александра.

Кризис полиса, который начался в Греции внутри самого полиса, внешне приобретает драматические размеры. Ни реформа Перикла, ни спартанский пример не решили проблему интеграции городов в органическое сообщество, оказавшееся более обширным, чем нужно. Лиги и конфедерации, которые к середине IV в. до н. э. восстановились в уменьшенном масштабе, были лишь тенью древних образований, объединявших основные города прежде всего как попытки организации сверхгорода. Они вновь сталкивались в основном с теми же трудностями и теми же противоречиями. Хиосский мятеж в 356 г. до н. э., направленный против возрождающегося афинского империализма, воспроизводит мятеж Лесбоса против первой конфедерации. Греки не сумели найти выхода из этой поистине трагической ситуации. Это привело к тому, что в эпоху римской экспансии пришли племена с континента: тотальная невозможность достичь соглашения предала греков в руки иноземного владычества. Но это не была Персидская империя. Во время Пелопоннесской войны и после эмиссары «великого царя» практиковали политику равновесия между воюющими сторонами. Ловкий оппортунизм в реальности был лишь проявлением бессилия: роль арбитра, которой добивалась Персия, скрывала неспособность вмешаться и перейти в наступление. Она не только не вмешивалась, но и сама не смогла, несмотря на свое мастерство, избежать катастрофы. Однако на огромном панэллинском фронте греки потерпели неудачу: Кумы и другие города Южной Италии пали от рук самнитов и луканов, колонии Понта вынуждены были согласиться платить дань скифским племенам, Карфаген практически уничтожил или захватил несколько греческих центров Южной Испании и Сицилии и, невзирая на борьбу, возглавляемую Сиракузами, укрепил свои позиции.

* * *

Тем временем непосредственно на периферии самой Греции, население которой еще не было полностью организовано в города, искусные монархи старались, однако, вновь объединить его властью оружия и отстранением крупных феодалов от овладения его сознанием. Эти полуплеменные структуры расценивались греками как иноземные, полуварварские. Название «филэллин», пожалованное одному из предшественников Филиппа II, хорошо это показывает. Македонцы, впрочем, не испытывали чувства панэллинской солидарности; они недавно заключили союз с мидянами. Территория, которую они занимали, между полуостровной и континентальной частью Балкан соответствовала промежуточному культурному пространству между Грецией и Центральной Европой. Если македонские принцы ссылались на Ахилла и мифологическую Грецию, это не мешало устраивать царские захоронения под курганами. Но можно сказать, не искажая реальности, что македонское доминирование ознаменовало вступление континентальных сил в историю греческого мира. Именно через усиление, энергичное и настойчивое, Македонское царство политически положило начало эллинизму. Филипп И, царь-полутрек, который был воспитан на военном искусстве Фив, был новым человеком, его мышление не подпитывалось ни одной теорией, он не владел ни одной из распространенных доктрин, хотя и не был чужд культуре. Практическое мышление и склонность извлекать выгоду из обстоятельств, этот реализм холодного расчета позволили ему за какие-нибудь двадцать лет отбросить иллирийцев и создать обширное территориальное государство за счет Фракии и прибрежных государств северной Эгеиды, а затем организовать свое царство на двойной основе — урбанизации и сельскохозяйственного развития. После этого, используя то раздоры между городами, то их общий страх перед постоянной персидской угрозой, Филипп II постепенно захватывает всю Грецию.

Борьба, противопоставившая в Афинах Демосфена и Эсхила, иллюстрирует драму, в которой автономия греческих городов пошла ко дну. Разворачивая панэллинское реваншистское знамя против Персии, Филипп заставил греков принять свою программу, которую реализует Александр. Этот реванш был взят ценой свободы — той самой элетерии, которая была разумным обоснованием существования полисов. Компактной и централизованной структуре Персидской империи могла противостоять, действительно, лишь структура такого же типа: именно это Филипп понял и пытался силой навязать грекам. Одной Македонии, этому государству крестьян-воинов, не хватало духовного авторитета, чтобы представиться борцом за панэллинизм: нужно было соединить силу и сплоченность македонцев с традицией и цивилизацией греков. Александр оживил сознание, выступив в качестве гомеровского героя и подкрепив свой авторитет детерминизмом божественной инвеституры. Спартанский авторитаризм уже прельстил некоторых афинских авантюристов, таких как Алкивиад, и философов, в частности Платона. Также уже «поход десяти тысяч» позволил смутно ощутить, поверх корыстной авантюры, привлекательность восточного миража. Поражает то, с какой скоростью греки присоединились к точке зрения Александра: рационализм утратил свое значение в то же время, когда города потеряли свою роль; он сохранится только в культурном плане.

Предприятие Александра не было только утверждением македонского господства, как выглядело в реальности, или реваншем панэллинов над варварами, как убеждала пропаганда: Европа предприняла попытку завоевания Азии. Это было организовано цивилизационным фактором невероятного значения — греческим опытом.

Нужно сразу определить, что подразумевается здесь под Европой и Азией. Вспомним сначала, что древние, несмотря на недавний прогресс, имели лишь ограниченные знания об этих частях света и понимали их в любом случае не так широко, как мы: Египет для них был частью Азии. Европа, о которой здесь идет речь, — эллинистическая Европа, связанная с македонской политикой. Она ограничивалась сначала южной частью Балкан до Дуная и Эпира. Азия между тем была затронута эллинизмом до Евфрата и Инда, а завоевание Александра распространялось также на Египет. Эллинизм является, таким образом, прежде всего восточным феноменом. Бесконечное азиатское пространство, ставшее внутренними территориями греческого мира, где древняя Иония вновь получила ведущую роль, по крайней мере в экономическом и культурном плане, отвлекло внимание греков от Запада и Европы. И если исключить попытки, сделанные Архидамом II, Александром Молосским и Пирром, эллинистическая область не выходила на западе за пределы линии, проходящей от Пелопоннеса до Кирены. Западные греки остаются во многих отношениях оторванными от эллинского мира. Если в Сиракузах «цари» Агафокл и Гиерон II пробовали проводить эллинистическую политику, то колонии, как правило, очень быстро ассимилировали новое культурное койне, не меняя ни своих представлений, ни традиционной манеры поведения. Эллинизм там остается внешним и проявляется только в городских и муниципальных трансформациях и художественных формах. Участие Запада в культуре и жизни эллинского мира, вероятно, было спорадическим. Можно сказать, что западное крыло греческого мира осталось инородным. То же относится к колониям Северного Понта, которые регрессировали гораздо больше, чем кажется. Кроме того, скорость, с которой периферия древнего греческого мира адаптировалась в новых условиях экономики, показывает силу влияния компактного сообщества центров — источников эллинизма, нового импульса, который получили их отношения, в том числе торговые. Так же как в предшествующие эпохи, циркуляция культурных и экономических благ выходит за рамки политических отношений, которые в очередной раз совсем ослабли. Эллинистический мир, мир великих азиатских царств и городов стал свидетелем первого конфликта между Римом и Карфагеном, хотя в этом были замешаны интересы многих городов, в том числе греческих или эллинских. Только страх перед вторжением римлян на балканскую арену в конце III в. до н. э. заставил Филиппа V заключить военный союз с Ганнибалом. Ни одно греческое государство не пришло на помощь греческим городам в бассейне Адриатики, подвергшимся опасности иллирийского вторжения. Там, кроме того, присутствовали еще и римляне, которые представлялись, так же как в Марселе, защитниками греческих сообществ.

В эпоху эллинизма проблемы и политические отношения перестали быть исключительно морскими. Они сосредоточились на азиатском континенте, перенесенные на необъятные территориальные пространства. Теперь речь шла не о захвате портов, но о завладении территориями. Когда Селевкиды и Лагиды[12] после смерти Александра Завоевателя боролись за его наследие, они стали на старые дороги войны между Египтом фараонов и азиатскими государствами. Происходящее имело огромные масштабы, охватывая территории собственно азиатские и восточный бассейн Средиземноморья. Новый динамизм повсеместно охватил свободные города и завоеванные территории. Однако грандиозная попытка Александра создать единую необъятную империю за счет компромисса, одновременно политического и культурного, основанного на насаждении концепции высокой власти, реализовалась только на несколько лет. Соперничество, которое некогда существовало между городами, вскоре противопоставило государства диадохов. Что изменилось, так это непомерно увеличившийся масштаб, теперь это касается всех проявлений политической и экономической жизни. Ни один классический город, даже самый процветающий, никогда не знал ни подобной концентрации богатств, ни сходного демографического развития. Филипп, Александр и их преемники дали мощный импульс урбанизму: от Македонии до дельты Нила и Инда огромное количество новых фундаментов рассыпались от побережий до внутриконтинентальных городских структур. Они соответствовали совершенно новой концепции города, реализующей комплексный синойкизм и урбанистические планы в невиданном ранее масштабе: больше не ограничивались возведением религиозных монументов и отдельных публичных зданий, город целиком стал объектом грандиозной архитектурной программы, где каждый элемент должен был соответствовать ансамблю. Речь идет о частных зданиях, построенных новой военной и бюрократической аристократией и новой индустриальной и финансовой буржуазией по модели царских резиденций. Нивелирование архитектурных программ, которые не допускали выделения какого-либо элемента в городском плане, — одна из отличительных черт эллинистической цивилизации: это следствие нивелирования политической жизни, которая практически свелась к решению административных проблем, и упадка религии, утратившей свое содержание и ограничившейся формами и внешним блеском. Возрастающий интерес к домам, свидетельствующий о новой автономии индивида, которого уже не удоволетворяет классическое жилище, чисто функциональный.

Равным образом эволюция городов проявляется в политическом плане. Синойкизм повсеместно расширил рамки города. Те, что не зависели от крупных монархий, объединялись в конфедерации, где каждый город отказывался от части своей политической автономии в пользу федерального организма, как было, например, в Этолии и Ахайе. В лоне монархии они находились под контролем правителя, который ограничивал некоторые проявления их автономии. Свободно организованная политическая жизнь, не имея иных ограничений, кроме собственных законов каждого города, оказалась здесь в тесных рамках или ограничивалась административной деятельностью. Даже в независимых городах, таких как Рода, конституции приняли функциональный характер, как смешанные конституции колониального происхождения, которые, как мы знаем, восхвалял Аристотель. Цари увеличивали число этих функциональных структур, что позволяло им организовать контроль и избегать идеологических дебатов. Морские выходы составляли нервные узлы демографической сети внутренних территорий, а города перестали быть свободными и автономными сообществами, чтобы стать, по сути, экономическими центрами, жизнь в которых была более преуспевающей. Доступные варварам так же, как грекам, они больше не являлись тем элементом, тем диалектическим пределом, противопоставившим цивилизацию и варварство, как в классическую эпоху.

В культурном плане Аристотель, которого можно считать теоретиком эллинизма, хотя он и был учеником Платона, в историческом поиске ориентировался на изучение человеческих деяний и, вместо анализа и интерпретации современных событий, обратился к изучению более общих сюжетов, чтобы установить универсальную хронологию, привлекая эрудицию и географические и этнологические исследования.

Расширение мира спровоцировало в науках, имевших тенденцию сводиться к науке о логике, новые открытия, которые выразились в развитии естественной истории, географии и астрономии. Литературная история, основанная Аристотелем, принимается за критическое изучение греческого прошлого, намеченное в общих чертах и начатое гомеровскими поэмами. Эллинизм подводит в некотором роде итог всему предыдущему опыту Греции, результаты которого были осознаны. Этот гуманизм, распространенный в различных панэллинских кругах, выразился в философских доктринах, прежде всего посвященных проблемам человека и человеческому предназначению, разумеется в общем смысле, независимо от времени и места: философия, подвергшись влиянию натурализма научного происхождения, оказалась ближе к морали, чем к метафизике. Сам Александр оставил изучение мифов и политических систем ради проблем человеческой души. Лисипп противопоставил концепции Поликлета свою концепцию личного понимания сюжета. В то же время Лисипп и Апеллес создали в искусстве направление, которое привело к разрыву с классической формой, хотя сами они целиком были классиками. Что касается Гермогена, этот архитектор, влияние которого было огромно, вновь ввел в обращение ионийский опыт, противопоставив новые методы жесткой дорической системе.

Так положено начало универсальному космополитическому духу, который стал кульминационной точкой греческой цивилизации и который можно объяснить лишь длительной разработкой. Греческому языку суждено было стать языком всей восточной части древнего мира. Происшедший по сути из ионийского и аттического языков, употребление которых преобладало при дворе Александра и на большей части Эгейского сектора, греческий язык стал лингвистическим койне — смесью диалектов — нового греческого мира. Этот процесс отбора, влияя в целом на цивилизацию, позволил исключить все, что не соответствовало потребностям новой исторической реальности. Именно благодаря этому эллинистический опыт приобрел свойства, которые сделали его доступным для всех.

Можно задаться вопросом, действительно ли и всецело Античность приняла классицизм? Существует большое искушение усомниться в этом. Эллинизм своей эрудицией и мыслью, своим особым художественным видением реорганизовал классицизм, установив шкалу ценностей и учредив некую иерархию поэтов и философов, скульпторов и художников, государственных и военных деятелей. Она также подтвердила концепцию классицизма, которая только в наши дни — можно с уверенностью сказать — была заменена более приемлемой точкой зрения в результате современных исторических, археологических и философских изысканий. Мы так превозносили классицизм, особенно в его художественных проявлениях, что считали эллинизм декадансом греческой цивилизации. Именно эллинистическая критика провозгласила это негативное суждение, и — повторим — только в наши дни мы узнали истинную историческую роль эллинизма. Устойчивое противоречие в греческом сознании — одно из потрясающих открытий этой цивилизации — иногда приводило к довольно жесткой фиксации категорий. Но в конечном счете эллинский дух скорее представлен эклектическими попытками в области искусства и философии примирить традиции и различные опыты стараниями, которые прилагались с целью найти новый язык. Возможно, в вопросе эстетики и умозрительных построений результаты были порой достаточно скромными, однако достоинство подобных усилий не стоит недооценивать. Это проявляется в наивысшем достижении эллинистического искусства — фризе знаменитого алтаря в Пергаме, где многочисленные заимствования были интегрированы и идеализированы в оригинальном индивидуальном видении. Мифологическая эрудиция здесь частность, а ставка сделана на использование космической концепции, которая возвышает старую тему войны гигантов над всеми второстепенными эпизодами. В целом это можно считать величайшим достижением греческого искусства.

Еще одно замечание: эллинизм, несмотря на избыток поэтов и мифографов, в большей степени воплощался через образы фигуративного искусства, чем через образы поэзии. Этот космополитичный мир возвращал к архаичным взглядам и признавал, что язык форм легче воспринимается, чем язык слов.

При сопоставлении фактов и проблем, связанных с цивилизацией, история царств диадохов представляется вторичной, так же как соперничество греческих полисов было в свое время общим фоном для классической эпохи. Их судьбы похожи: и те и другие были истощены в бесплодных войнах за главенство. Два разных государства, римлян и парфян, в итоге были уничтожены, и их место в борьбе за первенство на Ближнем Востоке было занято. Тем не менее если иранский натиск и повлек за собой упадок эллинистических государств, то он не уничтожил на Востоке культурной традиции, введенной эллинизмом. Что касается римлян, их роль была на самом деле иной: именно они проделали работу по распространению эллинистической цивилизации на Западе, сначала в Средиземноморье, а затем на значительной части континента, по мере его завоевания.

Часть третья

Континентальная Европа

Глава 9 ЕВРО-АЗИАТСКИЕ ПОТОКИ. СКИФЫ

Древние оставили нам представление о Евразии как о мире без границ. Народы, которые населяли его, скрыты за пеленой легенд и неясных традиций и не поддаются хронологическому определению. Благодаря археологическим находкам, сделанным в течение XX в., и особенно в его последние десятилетия, русскими учеными, наши знания в этой области далеко продвинулись. Раскопки значительно расширили зоны, имеющие сходные признаки. Невероятное расстояние, которое разделяет окраины этого мира, несомненно, сказалось на отношениях и товарообмене — это замечание станет наиважнейшим в связи с установлением относительной хронологии, — но отсутствие крупных естественных препятствий способствовало этим отношениям больше, чем что бы то ни было. К востоку Европы стекались — и археологические данные показывают это лучше, чем историческая традиция, — не только пробные движения, но целые потоки, пришедшие со Среднего и Дальнего Востока, из Индии через Иран, из Китая и Монголии через Алтай и степную зону. Сам Алтай знаком с цивилизацией, очень близкой в различных аспектах к цивилизации скифов в их историческом устройстве: погребения, движимое имущество, и прежде всего художественные формы, представляют многочисленные аналогии, а также явные хронологические соответствия.

Киммерийцы, скифы и сарматы поочередно заняли район Понта, к которому тяготели основные интересы греческих городов и азиатских государств, находящихся в контакте с эллинистической цивилизацией; вот почему наши знания об этих народах достаточно прозрачны, хотя не исключают легендарных и фантастических данных. Наш основной источник — «История» Геродота, вокруг которой можно сгруппировать всю серию классических источников; упомянем, кроме того, ассирийские документы предшествующей эпохи и аллюзии китайских источников. Именно благодаря этим контактам окраинных земель народы Востока заняли место в истории древнего мира.

В IX–VIII вв. до н. э. степи, расположенные к северу и востоку от Казахстана, которые видели развитие цивилизаций Андроново и Амирабад, были заняты народами кочевниковвсадников — киммерийцами. Они совершали опустошительные набеги вплоть до Малой Азии; некоторые ученые обнаружили следы их присутствия в Центральной Европе и Италии, но, возможно, речь идет всего лишь о предметах, имитирующих восточные формы. В эту эпоху Ближний Восток испытывает встречный удар азиатских событий. В самом деле, китайский император Суан теснит к западу Гиунг-Ну, племя воинственных кочевников Центральной Азии, которые иногда считались предками гуннов: именно они потеснили своих западных соседей, которые со своей стороны напали на племена, жившие еще западнее. Массагеты, осев в верховьях бассейна Оксуса (в настоящее время Амударья), были вовлечены в это общее движение: они заняли территории скифов, которые напали на киммерийцев понтийских степей. Последние, признав поражение, отдают свои территории противнику, уходят через Кавказ и сосредоточиваются в Урарту, где их настойчиво преследуют скифы. Так исчезло Урартское царство; в стенах среди развалин крепостей Армении еще можно увидеть характерные для скифов трехгранные стрелы. Быстрые разрушения объясняются вторжением скифской конницы: впервые Юго-Восточная Европа испытывала потрясение от действий организованной конницы. Киммерийцы нашли последнее прибежище в Малой Азии. Опустошая Фригию (595 г. до н. э.) и Лидию, они грабят греческие города ионийского побережья и исчезают из истории. В то же время скифские племена, оставшиеся в Западной Азии, достигли окраин Ассирии, с которой они станут союзниками: неутомимые, они устремились через Средний и Ближний Восток и достигли Египта, где фараон Псамметих I заплатил им дань, чтобы они ушли (611 г. до н. э.). Но мидийцы, целью которых было захватить Ниневию (612 г. до н. э.), разворачиваются против них. Скифы, разбитые, вновь пересекают Кавказ и остаются в Южной России. Так после долгих волнений восстановился баланс сил, а скифы вступили в период интеграции и ассимиляции покоренных народов. Их размещение к северу от Черного моря совпадает с греческой колонизацией: от устья Дуная до Кавказа побережье было усыпано греческими городами, основанными Мегарами и прежде всего ионийцами Малой Азии: Тир на Днестре, Танаис на Дону, Ольвия, которая контролировала одновременно устья Буга и Днепра, Пантикапей в Крыму — наиболее значительные. Они стали морскими посредниками скифской экономики: как мы увидим дальше, это способствовало ее процветанию в торговле с Грецией.

В 514 г. до н. э. Ахеменид Дарий I, правитель персов, который завоевал Малую Азию и покорил ионийские города, организовал кампанию против скифов. Его успех удвоился: европейская Греция была лишена основной части снабжения и были ослаблены формирования, которые могли угрожать на севере новой империи «великого царя». Он пересек Геллеспонт и, совершая окружной маневр, начиная с Фракии, проник в Скифию. Но его попытка потерпела неудачу перед тактикой выжженной земли, используемой скифами: они отступили вглубь, опустошая все на своем пути, персидская армия была вынуждена продвигаться по пустыне. Согласно рассказу Геродота, их царь ответил на послание, которое отправил ему Дарий, вызвав этим тщетную погоню за неуловимым врагом. Эта стратегия была естественной у кочевников, которые не имели ни городов, ни постоянных защищенных поселений. Греки, пользуясь неудачей персов, объединились со скифами для совместных действий; но Спарта отстранилась, беспокоясь, скорее всего, о вероятных последствиях внутри Греции и последствиях персидского контрнаступления. Несколько лет спустя, в битве при Марафоне (490 г. до н. э.), она не пришла на помощь Афинам. Скифы заняли Фракию, которая была включена в сферу афинского влияния; Херсонес управлялся афинянином Мильтиадом. В V в. до н. э. Афины пришли на смену ионийским метрополиям, оккупированным персами, и захватили инициативу в организации торговли в понтийском регионе. С тех пор связи, которые объединяли греческие города и скифов, выходят на свет: противники первых оказались также противниками вторых.

В пределах степи образовалось конфедеративное государство, которое включало полуостров Тамань и племена Кубани, а также коренные сообщества, группировавшиеся вокруг Пантикапея, которые были подчинены в первые десятилетия V в. до н. э. власти Археанатидов, выходцев из Ионии, — власти, которую Диодор представляет как настоящую наследственную монархию. Пантикапей, крупный портовый и производственный центр со смешанным греческим и скифским населением, занял главенствующее положение в Боспорском царстве, в первую очередь экономически. Кроме греков и скифов в этом участвовали фракийцы — именно от них произошла династия Спартокидов, которые управляли Пантикапеем начиная с 40-х гг. V в. до н. э. Археанатиды и Спартокиды укрепляют греческий элемент, объединяя в греческой системе несколько новых городов, но этим они способствовали, тем не менее, развитию коренного населения, которое извлекло из этой интеграции значительную выгоду. Боспорское царство было культурным и экономическим посредником между греческим миром и Скифией, находившейся под властью кочевников. Его политическая оригинальность заключалась в примирении монархического режима и полисного строя (Ростовцев), что отразилось в двойном названии местных правителей: архонты по отношению к грекам и цари (басилевсы) для коренных жителей, — предвосхищая аналогичные компромиссы эллинистической эпохи. Греко-скифское искусство иллюстрирует этот синтез, параллельное и взаимное превозношение его составляющих. Филэллинизм скифов и факт, что политический горизонт греков не ограничивался узкими приморскими зонами, объясняют нейтралитет последних перед проникновением скифов на Балканы. Они достигают Румынии в середине IV в. до н. э., возможно, под давлением сарматов, своих восточных соседей. Это были кочевники, принадлежавшие к той же лингвистической группе, что и скифы, и к достаточно близкой цивилизации, хотя в целом и немного более отсталой. Этот воинственный народ, где молодые девушки сражались наравне с мужчинами, породил миф об амазонках задолго до их появления в историческом и этнографическом пространстве греков. Но скифская экспансия была остановлена Филиппом II Македонским, ставшим повелителем греческих городов. Немного позже Александр Великий, в то же время, когда он готовился напасть на Персию, отправил против них экспедицию, опиравшуюся на силы кельтов. Разгром македонских войск был, тем не менее, следствием временного скифского отступления ввиду сарматской угрозы, все более настойчивой, отзывавшей на Восток, тогда как кельтские объединения были склонны направить свои силы скорее на балканские авантюры, чем на помощь грекам в Ольвии, о которой те настойчиво просили. Кельты, на самом деле, настойчиво продолжали наступление вплоть до территорий, непосредственно прилегающих к Босфору.

Македония, ослабляя мир греческих городов, способствовала иранизации смешанной среды северного побережья Понта. Ее политическая роль переместилась в Азию, где на руинах империи Ахеменидов образовались государства диадохов; в то время как сама Македония была уменьшенным придатком греко-азиатской системы, греческие города Северного Понта оказались во власти скифов. Эта ситуация сказалась особенно в Ольвии, древней милезийской колонии, которая еще недавно была могущественным посредником между скифскими племенами и греческим миром. В итоге город полностью оказался в руках скифов; их царь Скилур к 110 г. до н. э. начал чеканить свою монету. В то же время в районе Крыма, организованном по эллинистическому типу, на пространстве между Кубанью и Дунаем, распространялись за счет греков скифские элементы. Компромисс Спартокидов со временем стал недопустимым. В конце концов греческие города вынуждены были обратиться за защитой к правителю Понта Митридату VI Евпатору, который заменил локальные династии, а затем, после поражения, которое ему в Азии нанес Помпей (66 г. до н. э.), сконцентрировал на Босфоре все оставшиеся силы в целях наступления на Рим. Но этот замысел потух после его смерти, а Боспорское государство, входившее тогда в орбиту римских интересов, стало вассалом империи, тогда как скифский элемент оказался полностью раздробленным.

* * *

Таковы главные направления истории скифов — народа, который античные авторы считали самым древним на земле. Их иранское происхождение несомненно, даже если они смешались с другими элементами. Лингвистические исследования и топонимика подтвердили эти многообразные смешения: новые переходы на незаселенные пространства и взаимодействия осуществлялись тем более легко, что кочевники занимали огромные пространства и имели ничтожную демографическую плотность. Добавим к этому союзы с покоренными народами.

Национальная традиция связывает происхождение скифов с мифическим царем Колаксисом: он разделил свое государство между тремя своими сыновьями, отсюда появилось деление войск на три части, которое сохранялось в течение многих веков. Геродот, вернувшийся в Ольвию, чтобы собрать материалы об этом народе, выделил несколько племен скифов-земледельцев и скифов-кочевников — первые подчинялись «пахарям», а другие — царским скифам, обосновавшимся на берегах Дона. По ту сторону реки, согласно Геродоту, вплоть до Уральских гор простиралась обширная зона смешанных, наполовину греческих, этносов, естественно ограниченная горами. Некоторые оседлые народы, возможно в большей степени смешанные, были покорены всадниками, которые образовали аристократию, напрямую подчиненную царям. Археологические данные указывают, кроме того, на многие аспекты их экономики, социальной жизни и организации.

Для кочевников основным ресурсом являлось скотоводство: оно снабжало продуктами, давало материал для одежды и позволяло, кроме того, проводить свою политику на обширных территориях. Скифы — мы уже говорили об этом — появились в истории как первый в евро-азиатском пространстве крупный народ всадников. Данная территория характеризовалась условиями, особенно благоприятными для земледелия, следы которого обнаружены в южных пределах современной России и свидетельствуют о том, что часть кочевников адаптировалась к оседлому образу жизни, к экономике, по сути своей земледельческой. Эта эволюция в некоторой степени параллельна эволюции кельтов Галлии. Кроме того что они жили в деревнях, пахари отличаются от кочевников также религиозными институтами и наличием храмов. По уровню их экономика не сравнима с экономикой степных кочевников, а социальное неравенство у них было менее явным. Именно им принадлежит заслуга в реализации экономической интеграции с греческими городами и факториями, через которую скифский мир вошел в жизнь Средиземноморья. Греки нуждались прежде всего в зерне — бедная земля их родины не способна была прокормить непрестанно увеличивающееся население. Продукты рыболовства, особенно тунец и осетр, и скотоводства — мясо, молоко, кожи — становились объектами торговли, так же как рабы. Кроме вина, до которого они были большие любители, бижутерии и керамики, скифы покупали предметы из металла. Последняя деталь остается неясной, поскольку сами скифы были известными металлургами: греческая импортируемая продукция, то есть произведенная не в прибрежных городах Понта, не выходила за пределы соседних с морем регионов. Художественная индустрия греков Понта, о которой мы поговорим позже, адаптировалась к стилю скифов, не без принуждения. Возможно, речь идет о настоящей конкуренции между греческим и скифским производством, в которой экономические обстоятельства сопровождались политическими действиями и сменой тенденций. Город Ольвия распространял свою продукцию в основном во внутренних регионах, вдоль Днепра до Киева и частично в верховьях Днестра и Верхнего Бута; на востоке она обнаруживается вплоть до Среднего Урала, но лишь спорадически.

Нужно разделять на необъятном пространстве скифского влияния экономику западную, сосредоточенную в греческих и грекоскифских городах Черного моря, населенных скифами-пахарями, таких как Каменское и Никополь, и основанную на различных, дополняющих друг друга элементах — земледелии, скотоводстве, индустрии. Драгоценные металлы поставлялись с Уральских гор, с которыми связана легенда об Аримаспе — хранителе великих сокровищ. Этот сектор характеризуется открытостью для морских отношений и доминированием скифов-кочевников, могущественной аристократии, о богатстве которой свидетельствует убранство курганных погребений. Большое количество греческих амфор доказывает продолжительность отношений с эллинистическим миром: Аттика была, особенно в V–IV вв. до н. э., одним из наиболее активных центров скифского товарообмена. Внутренние территории поддерживали интенсивные и непрерывные торговые отношения с Персией и, более или менее непосредственно, с Востоком. Напротив, восточная экономика, как показали находки на Алтае, основана на кочевом земледелии, отношениях большой амплитуды, от Китая до Персии, и в основном на караванной торговле. Поразительные культурные аналогии между этими двумя пространствами наталкивают нас на мысль, что они образовывали фундаментальное экономическое единство, имевшее вариации лишь в деталях, зависящих от окружающей среды. Охота и рыбалка повсюду занимали важное место в снабжении пищевыми продуктами и обеспечивали, кроме того, особенно охота, необходимым сырьем ремесленников.

Скифы, несомненно, были самым богатым народом Античности благодаря золоту. Изобилие этого металла в украшениях, вооружении и конской сбруе остается объектом изумления, хотя скифские могилы были разграблены в различные времена, древние и относительно недавние. Огромное количество драгоценных предметов, привезенных или произведенных на месте, кожи, ткани, меха производят впечатление невероятной роскоши и свидетельствуют о контактах, гораздо более широких, чем контакты любой другой западной страны.

Цари и члены крупных аристократических семей были обладателями огромных ресурсов. Подробное описание захоронений на Алтае очень показательно в этом отношении. Скифы, согласно общему доисторическому обычаю, верили, что найдут в потустороннем мире условия земной жизни: погребения содержали все то, что принадлежало умершему при жизни, включая жен, рабов и лошадей. Число этих животных, принесенных в жертву в момент погребения господина, варьируется в зависимости от зон; в некрополях Кубани их насчитывается несколько сот. Этот погребальный ритуал доказывает, что разведение лошадей, использовавшихся в качестве транспортного средства, необходимого и в земледелии, и в войне, было как раз одним из наиболее важных ресурсов. С другой стороны, факт, что в более бедных захоронениях обнаруживается лишь небольшое их число, даже если они не были просто символически принесены в жертву, подтверждает ощутимое неравенство в распределении богатств.

Рассмотрим подробнее европейский сектор, который непосредственно интересует нас. Археологические находки позволяют сегодня представить эволюцию, немного отличную от традиционной точки зрения: между VIII и VII в. до н. э. на правом берегу Днепра появляются небольшие укрепленные поселения, которые были оставлены к середине VII в. до н. э. — в эпоху, когда образуются более обширные агломераты, оснащенные менее примитивными укреплениями. Переход от ограниченной племенной системы к более обширным сообществам совершился, таким образом, прежде, чем скифы окончательно закрепились на данной территории. Впрочем, здесь сохраняется преобладание последних, что не исключало из жизни предшествующее коренное население, которое было весьма активно ассимилировано, тогда как в степях, от Волги до Азовского моря, оседлое скотоводство уступило место перегонному. Во всей южной зоне и некоторых внутренних регионах, в Киеве, Полтаве, Кракове и на нижних течениях Днепра и Буга, обнаружена целая группа стоянок и некрополей. Обширное поле Каменское, обнаруженное близ Никополя, на берегу Днепра, считается столицей скифской монархии, которая активно развивалась в VI–II вв. до н. э. Занимая площадь более семи квадратных километров, она являлась металлургическим центром, снабжаемым сырьем из железных рудников соседней стоянки Кривой Рог. Внутри города каменные дома, имевшие анфиладу из двух-трех помещений, принадлежали довольно зажиточному классу и занимали ограниченную площадь; а более распространенные скромные жилища были построены из дерева и имели овальную форму.

Современное Каменскому, но не столь значительное поселение Широкая Балка, по-видимому, было в конечном итоге поглощено Ольвией. Многочисленные ямы-хранилища, например в Николаеве, показывают, что основной деятельностью являлось создание запасов зерна, предназначенного для экспорта за море. В качестве хранилищ использовались также круглые хижины небольшой стоянки Немирово, близ Винницы, возникшей в VII в. до н. э. и оставленной в середине V-в. до н. э. Стоянка Карповка носит тот же сельскохозяйственный характер. Поселения Крыма и прибрежной континентальной части почти все оседлые. Существование жилищ, особенно крупных, доказывает, что кочевничество не было общим феноменом; впрочем, практика металлургии и земледелия неизбежно предполагает оседлость населения. Считается, и не без оснований, что эти поселения были заняты смешанными группами, включавшими скифские элементы в стабильную локальную основу.

Город Неаполис (Симферополь) — ключевое место скифской династии в Крыму в позднюю эллинистическую эпоху — является исключением: основанный только в III в. до н. э., своими каменными оборонительными сооружениями и наличием общественных и жилых строений каменной кладки он явно свидетельствует о греческих влияниях.

В континентальной жизни превалировало скотоводство, практикуемое в оседлых поселениях: многочисленных деревень Средней Волги, которые растягиваются до бассейна Оки и дальше на запад до Эстонии, насчитывают, по крайней мере наиболее древних, около пятисот; состоящие из полуземлянок, располагавшихся вдоль рек, эти поселения составляют дьяковский культурный тип, по названию деревни Дьяково близ Москвы. Эти группы были причислены к австро-венгерским народностям. Небольшие размеры поселений показывают ограниченную организацию патриархальных сообществ, которые совсем не имели металлов и широко практиковали костяной промысел. Поэтому подобные деревни получили название «костяные стоянки».

Начиная с VIII–VII вв. до н. э. в бассейне Камы наблюдается развитие достаточно ограниченной цивилизации Ананьино: речь идет о культуре «запоздавшей» бронзы, характеризуемой жилищами, близкими к дьяковскому типу, и некрополями, содержимое которых, весьма богатое, украшено анималистическими и геометрическими мотивами. Напрямую она продолжается в культуре Пьяный Бор, которая определяется к 300 г. до н. э., воспроизводит те же типы сооружений, практикует железную металлургию и использует фигурный и символический орнамент. К ней относят многочисленные культовые холмы, содержащие слои пепла и костей.

Социальная организация базировалась на монархическом режиме на юге и юго-востоке, то есть на территории Кубани, культура которой отличается от собственно скифской цивилизации лишь в деталях, тогда как их общий уровень вполне сопоставим.

Только у царских скифов существовали правители. Чем больше мы обращаемся к внутреннему устройству, тем больше кажется, что социальное единство было фрагментарным; в более южных областях совпадение экономических интересов и возможность интеграции в общую политику привели к образованию сообществ с централизованной властью — за исключением Боспорского царства, — которая подразумевала гегемонию некоторых племен, например царских скифов. Кельтский мир пережил сходную эволюцию. В поселениях, о которых идет речь, прослеживается также очевидный параллелизм с галльским оппидумом: едва ли можно говорить о столицах, они определяются скорее экономическими и стратегическими функциями, чем политическими в узком смысле слова. Распространение во времени и пространстве монументальных родовых захоронений свидетельствует тем не менее об относительной стабильности главных центров скифского мира. Таким образом, традиция, восходящая к Геродоту, который представляет скифов живущими в повозках, не соответствует не только реальности в целом, но и феномену оседлого поселения. Кочевничество, кроме того, не позволяло организовать систему дистриктов, о которой говорит сам Геродот.

Скифская религия скорее всего не подвергалась значительным модификациям с течением времени, и рассказ Геродота, где основные божества обозначены греческими именами, является примером интерпретации, а отнюдь не свидетельством греческого влияния. Скифские культы имели в некоторых городах особенности, но не стоит объяснять их ассимиляцией. Смерть мудрого Анахарсиса, убитого по приказу своего брата за участие в греческих обрядах, и смерть царя Скилы от своих же воинов, после того как его увидели выходящим из святилища Вакха, в таинства которого он был посвящен, — явно свидетельствуют о сопротивлении скифов эллинизации. Первый среди скифских царей, Скила воздвиг дом в Ольвии и предпочитал вести городскую жизнь: возможно, именно здесь кроется основная причина его убийства. Традиция требовала, чтобы правители жили в деревнях, окруженные своими воинами и стадами. Именно поэтому скифское общество, даже частично эллинизированное, все еще оставалось полукочевым в римскую эпоху: росписи гробниц в Пантикапее хорошо это показывают. С другой стороны, легенда об Анахарсисе, царе, влюбленном в мудрость и истину, отражает высокую идею, что греки восприняли духовную жизнь скифов, даже несмотря на филэллинизм. Установлено, по крайней мере, что они культивировали музыку: у них найдены изображения музыкантов со струнными инструментами. Контакты скифов с народами, духовная жизнь которых достигла очень высокого уровня, в частности с китайцами, несомненно, поддерживали эту тенденцию. Они демонстрируют, кроме того, экстраординарный вкус в красоте и декоре предметов — во всем, что касается украшений и вооружения: в их оружии или конской сбруе нет ни одной детали, которая не доводилась бы мастерами до изысканного совершенства. О функциональности этих предметов им как будто было неизвестно: использование золота, металла с очень плохим сопротивлением, доказывает это.

Фундаментальное отличие греческой и скифской религии заключается прежде всего в факте, что скифский культ не связан с основанием города и никогда не приводил к сооружению храмов. Места, предназначенные для собраний, не носили сакрального характера. Не найдено ни одной статуи бога, лишь бог войны, идентифицированный греками как Арес, был символически изображен на мече. Необходимо, однако, обратить внимание, что в скифском искусстве фигурирует Великая Богиня, почти всегда ассоциируясь с коронованием правителя.

Глубоко натуралистическая религия — скифов оставалась очень примитивной. Они верили в колдовство и магические практики. Хотя у них и не существовало собственно жреческой организации, служители культа относились к определенной касте. Они были скорее всего евнухами: это наказание было наложено на скифов Великой Богиней за разграбление ее храма Аскалон в Палестине, но эта легенда, очевидно, была создана греками; в реальности некоторые аспекты скифской религии тесно связаны с другими верованиями Малой Азии. Во всяком случае, это касается религии природных стихий: богиня огня Табити, или Великая Богиня, — свидетельница клятв, представительница царской власти и законности, покровительница стад — не была БогинейМатерью. Таким образом, она не отражает матриархальную структуру общества. Ей, вероятно, поклонялись в Южной России до прихода скифов; и ее статуэтки, которые представлены в различных местностях бронзового века, во многом походят на фигурки из Элама и Вавилона, относящиеся к более древней эпохе. Зачастую это культ астральный, хотя у царских скифов божество, идентифицированное греками с Посейдоном, — Фамумасад — особенно почиталось. Ему приносились человеческие жертвы, так же как богу войны, обозначенному именем Арес. Этот обряд, как показывает греческая легенда об Артемиде Таврической и Ифигении, распространенная в Северном Понте, делал умершего героем, подтверждая крепкую веру в бессмертие души. Изобилие приношений, представленных внутри захоронений, подчеркивает эти представления, которые связывают скифский мир с многочисленной серией сходных феноменов доисторической Античности. Чтобы отметить вхождение в общество, молодые воины должны были принести торжественную клятву верности, испив из черепа врага, как из кубка; этот обычай, несомненно имевший религиозный смысл, близок к обряду обезглавливания у кельтов. Кроме того, в первобытных ритуалах, страшная реальность которых, изображенная еще Геродотом, подтверждена раскопками, ни во что не ставилась человеческая жизнь, шла ли речь о рабах, солдатах или женщинах. Традиция древнего матриархата противоречит приниженному положению женщин, хотя они имели право носить роскошные украшения. Скифское общество является исключительно обществом мужчин, тем более что они были полигамны: цари имели «гарем» и, согласно рассказу Геродота, подтвержденному другими историческими источниками и данными раскопок, по крайней мере некоторые супруги правителя предавались смерти и погребались с супругом, так же как рабы и животные. Вероятно, в этом ритуале присутствует сарматское влияние, а на завершающем этапе — эллинистическое; кроме того, в эту эпоху скипетр Боспорского царства несколько раз передавали в руки цариц. Возможно, женщины, которые приносились в жертву на погребальных церемониях, были лишь женами второго ранга. В Пазирике некоторые захоронения, вероятно, принадлежат официальным супругам умершего царя.

У скифов не было настоящей армии, но военные в различных племенах имели своих предводителей: иерархия племен обусловливалась иерархией командиров. В погребальном имуществе и фигурных изображениях скифы предстают прежде всего как лучники на лошадях: кавалерия позволяла им одерживать верх, когда мобильные конные подразделения мерились силами с войсками пехотинцев. Но в эллинистическую эпоху неизменная структура оказалась в невыгодном положении, столкнувшись с военной организацией, разделенной на различные специализированные части. Именно это объясняет упадок скифского господства и его сохранение только в Боспорском царстве, устроенном на эллинистический лад. Соединения пехоты не использовались скифскими племенами: их армия, исключительно конная, типична для народа кочевников-скотоводов. Естественно, оружие, используемое в пешем бою, у них отсутствовало. Их военное снаряжение редко предполагало металлические кирасы и шлемы, введенные, вероятно, в греческой среде или на Ближнем Востоке, тогда как использование короткого меча, называемого акинак, копий и особенно луков и стрел было общим. Некоторые погребения содержат до четырехсот наконечников стрел. Скифская металлургия, таким образом, не специализировалась, как металлургия кельтов, на производстве крупного наступательного оружия — длинных мечей и копий для пехоты; зато скифские ремесленники производили во множестве колчаны, которые позволяли перевозить во время походов лук и стрелы, — гориты.

Мужское одеяние соответствовало образу жизни кочевников-всадников. Оно сохранялось даже при контакте с греками: их развевающиеся драпированные одеяния не заменяли скифскую браку,[13] обтягивающую тунику с длинными рукавами и капюшоны. Эта манера одеваться, которая напоминает стиль кельтов и германцев, была преподнесена им «классическими» народами; однако это больше чем деталь материальной культуры, — свидетельство образа жизни.

* * *

С конца IV в. до н. э. в Южной России появляются сарматы, также имевшие иранские корни. Этот народ, мы уже говорили, относился к той же лингвистической группе, что и скифы, и имел с ними многочисленные общие черты. Но сарматы изобрели или по крайне мере адаптировали стремя; они противопоставили скифской кавалерии тяжелую конницу, которая великолепно проявила себя. Греки знали сарматов с давних пор, но путали их со скифами. Вероятно, это привело в отношении них к тому же, что произошло в античной традиции в связи с кельтами и германцами: различные территории и иная ступень культурного созревания акцентировали плохо выраженную дифференциацию. Они представляли мощную группу в разнообразном мире кочевников, обитавших к северу от Кавказа, и, проникнув на территории, занятые скифами, они в конечном итоге заняли их место.

Искусство юго-востока России, в зоне, которая простирается в основном от Днепра до Кавказа, принадлежит не только скифам. Предметы греческого и скифского ремесла содержатся одновременно в курганах скифских царей, могилах греков и эллинизированных скифов, свидетельствуя о долговременных и интенсивных контактах. Греко-скифское искусство, или, если угодно, греко-понтийское, представляет, вероятно, особый интерес с нашей западной и средиземноморской точки зрения, но, однако, оно соответствует — в весьма обширном пространстве скифской цивилизации — лишь эпизоду, ограниченному во времени и пространстве ремесленной отраслью. Значение, которое ему приписали, вызвано отчасти «классической поляризацией» исследований, отчасти тем, что находки в Южной России стали лучше известны. Это искусство представляет собой производственную адаптацию греческого ремесла к скифской клиентуре. Таким образом, оно не является ни приобретением, ни локальной культурной обработкой по греческому образцу. Проникновение к скифам классических заимствований происходит, естественно, совсем иначе. Впрочем, они играли, возможно, менее определяющую роль, чем азиатские влияния, в генезисе и распространении собственно скифского искусства, эпицентр которого, во всяком случае, должен был локализоваться внутри цепочки греческих колоний — в Южной Украине, Крыму и бассейне Кубани.

Вклад и роль греческой художественной цивилизации были бы более ощутимыми, если бы северный понтийский регион не создал, как кажется, своего собственного великого искусства. Он ограничивается заимствованиями в своей архитектурной и скульптурной программе, достаточно непритязательной, и, по крайней мере изначально, функциональными потребностями. Однако этот регион достиг блестящих результатов в области производства украшений и изысканной металлургии, и это ремесло очень часто учитывает требования своего основного заказчика, то есть племенной аристократии внутренних регионов. Скифский мир, таким образом, находился в прямом контакте не с оригинальными формами эллинизма, но с колониальными факториями греческой периферии. Он породил крайне любопытный феномен взаимного влияния: с одной стороны, греческие ремесленники интересовались локальными темами, отказываясь от своего собственного воображаемого, мифического мира, а с другой стороны, художественное производство внутренних регионов использовало греческий репертуар, становясь все менее характерным, а порой чуждым для своей протоисторической среды.

Ремесленное производство колоний Понта не имеет ничего общего с ремесленным производством других регионов, удаленных от греческого мира. Поскольку греки работали для кельтов, они всегда представляли свои собственные художественные формы, уступая порой вкусу покупателя лишь в размерах некоторых частей. То же будет с иберами и этрусками, которые адаптировали, хотя и иным способом, греческие заимствования, каждый на свой манер, тогда как греко-понтийское искусство является результатом экономической интеграции и политического подчинения греческих городов скифским царям. Это не было связано с духовной потребностью, но представляло собой плод обстоятельств.

Греко-скифское искусство формируется достаточно поздно, во второй половине V в. до н. э., под влиянием образцов, привезенных из Аттики. Сюда проникает классическая иконография; так, изображение головы Афины Парфенос Фидия украшает чеканный золотой диск из Куль-Обы. Темы этого искусства малочисленны, если представить неисчислимые вариации классической мифологии. Зато греческое ремесло V–IV вв. до н. э. использует анималистический репертуар скифов и выказывает большой интерес к местной среде. Наряду с восточными легендами, например о битвах аримаспов с грифонами, сюжеты которых происходят из Аттики, наблюдаются многочисленные оригинальные сюжеты: на плечиках большой серебряной амфоры из кургана Чертомлык (IV в. до н. э.) изображены скифы в национальном одеянии, укрощающие своих лошадей. Брюшко амфоры роскошно декорировано гроздьями винограда и пальметтой в западном стиле. В аналогичной декоративной манере выполнена ваза из Куль-Обы (IV в. до н. э.), на которой представлены скифские воины, натягивающие лук и ухаживающие за ранеными товарищами; на знаменитом золотом гребне из Солохи (IV в. до н. э.) скифы сражаются верхом: вырезанные фигуры воинов образуют уравновешенную геометрическую композицию в соответствии с техникой, часто используемой в скифском искусстве и достаточно редко у греков. Сцена охоты, изображенная на кубке из Солохи — еще одно произведение греческого чеканщика, — содержит многочисленные иконографические элементы, заимствованные в скифской среде. Возможно, мы недооценивали национальную восприимчивость кочевников, уделяя слишком мало внимания эллинизму.

В начале IV в. до н. э. массивный импорт расписной керамики из Афин, с которой связаны вазы из Керчи, свидетельствует о более широкой эллинизации. Отметим по этому поводу, что ремесло городов Понта не создало своей собственной расписной керамики: здесь производились исключительно металлические изделия, потому что дорогостоящая посуда не входила в специализацию скифского ремесла. С наступлением эллинистической эпохи приходят новые иноземные элементы — прежде всего персидские, — которые пользовались большим спросом, но не были приняты. Знаменитое колье, или «узел Геракла», из кургана Артюковский, украшенное разноцветными камнями, еще одно колье из Херсонеса с богатым рельефным декором и роскошные серьги из Феодосии, с филигранью, розетками, завитками, растительными элементами, небольшими фигурами Ники и лошадей — богатством, которое выходит далеко за греческие рамки, соответствовали в своей барочной вычурности варварскому стилю, но не копировались.

Древние источники скифского искусства связаны с мотивами, широко распространенными в азиатском мире, которые трансформировали стиль кочевников в декоративном плане схематизацией, если не абстракцией. Волны, которые хлынули в это время на равнины бассейна Волги с Нижнего Дона, Днестра и Днепра, контактировали с весьма разнообразной азиатской средой на пространстве огромной протяженности. Очевидно, они принесли, помимо великих достижений главных цивилизаций Азии, преобразования в орнаментальной области; одновременно распространялась и коммерческая продукция. Именно поэтому репрезентативное, нарративное в историческом и мифическом смысле искусство не вызывало отчуждения в скифском сознании, которое, напротив, интересовалось отдельными элементами и декоративными композициями. Скифская религия, спиритуалистическая и магическая, если исключить некоторые остатки тотемизма, не использует в искусстве изображения человека. Фигуры животных — на этом основана уверенность исследователей в тотемических пережитках — доминируют в темах скифского искусства, но наряду с животными, связанными с повседневной жизнью, такими как олени или лошади, появляются, например, кошачьи, которые не были представителями местной фауны. Лев, в частности, заимствуется с Ближнего Востока.

Важно не упускать из виду связь между декоративным элементом и предметом, который он украшает. В общем, не только предмет предопределяет декоративную структуру, но и фигурный элемент диктует форму предмета, в отличие от искусства кельтов, которые украшают, строго соблюдая функциональные формы. Так, например, очень часто элементы фигурного декора проходили тщательную отделку, а затем прилаживались к предмету — речь идет о композициях из Пазирика или статуэтках, встроенных в понтийские деревянные саркофаги. Вот что объясняет золотые и бронзовые вставки и золотые брактеи, которые обнаружены в некоторых курганах юга России и прилегающих районов. Фигуры, как правило, создавались отдельно, затем вставлялись различными способами в декоративную композицию, тогда как в традиции Средней Азии они не образуют симметричного, геральдического равновесия. Поскольку эти элементы не рассматривались с точки зрения других составляющих, они замкнуты на самих себе: отсюда преувеличения, настоящее буйство органической формы, которая, разрушаясь, сводится к абстракции и чистому декору.

У оленя со стоянки Костромская, который датируется VII или VI в. до н. э. — эпохой скифских побед на Ближнем Востоке, — рога выполнены в виде серии спиралей, а пластика сводится к изображению самого существенного; эта несогласованность частей, создававшихся как автономные элементы, является художественной, декоративной. Она присутствует в графических изображениях на золотом листе, который окружает рукоятку железного топора из кургана Келермес (VI в. до н. э.) цветными бликами и оттенками, в пантере из того же кургана, уши которой выполнены в технике клуазоне, а на лапах и хвосте изображены фигурки свернувшихся в клубок животных. Рыба из катаного золота из Веттерсфельде (VI в. до н. э.; современная Восточная Германия) — одна из самых натуралистичных — содержит немало греческих элементов в рельефных изображениях животных на ее поверхности и бараньих голов на концах хвоста; тритон с рыбами в нижней части соответствует греческой архаической детали, которая свидетельствует об эклектическом характере этого ремесла. Подобные замечания можно сделать по поводу схематизированного оленя из Куль-Обы, покрытого изображениями реальных и фантастических животных в эллинизированном стиле. Вопреки общепринятой точке зрения, сомнительно, что это произведение греческого ремесленника. В первой половине V в. до н. э., о которой идет речь, скифские ремесленники начали с интересом обращаться к образному миру греков, но их привлекали в нем только отдельные элементы, а не весь ансамбль и его возможный смысл. На крышке из сплава золота и серебра из кургана Келермес чередуются архаичные ионические элементы (сфинкс) с элементами азиатской традиции, интерпретированными в эллинизированных формах. Патера из Солохи, которая представляет многочисленных животных в поразительных ракурсах, имеет натуралистический характер: никакого схематизма в ее композиции не наблюдается. Эта работа была выполнена греком.

Скифы Запада узнали греков в изображениях, сделанных ими самими, но скифские персонажи, которые украшают многочисленные золотые брактеи с отдельными или объединенными в пары чеканными фигурами, — чужды композиционной структуре, в которую они включены, поскольку декорированы в соответствии с локальной традицией. Их местный характер проявляется в отсутствии композиции, которая поддерживала бы изображения скифов, выполненные греками; их интерес выражается только по отношению к деталям одежды и позам; пропорциональные связи разрушаются. На пластинках, для которых менее характерны фигурные группы, композиция организуется полностью во фронтальной плоскости, как в некоторых поздних и очень редких работах по камню. Благодаря археологическим находкам в Алтайском регионе мы получили представление о границах сравнения, что очень важно. Эта среда, которой не достигли греческие влияния, дает нам подтверждение фундаментального единства Скифии. Алтайские захоронения сохранили множество деталей, имеющих чаще техническую, чем художественную, ценность; многочисленные находки, связанные главным образом с одеждой, свидетельствуют об уже подчеркнутом стиле скифов в одежде, убранстве и роскошной конской сбруе. Открытия в этом регионе составляют особый раздел наших знаний о скифском мире и позволяют составить представление о предметах из тленных материалов, сохранившихся благодаря чрезвычайно холодному климату, тогда как западные находки представлены лишь металлом и керамикой. И даже если речь не идет о произведениях искусства, они показывают, какое значение у скифов имел культ красоты: это изысканные произведения, редкостные вещи. Они увлекают нас чарующей игрой цвета и ярким блеском. Ремесло Алтая по существу своему декоративно и анималистично: поразительно яркие натуралистические черты сопровождаются усовершенствованными стилизациями, фантастическими абстракциями. Среди наиболее красивых из известных рисунков этой группы нужно отметить татуировку предводителя, погребенного во втором кургане Пазирика. Удивительно и невероятно, что обнаружена татуировка, представляющая собой замечательное произведение искусства. Фигура человека не игнорируется: так, на войлочном ковре изображен правитель на лошади перед Великой Богиней, восседающей на троне. До сих пор это самая яркая сцена, найденная у восточных скифов. Они заимствовали изображение человека в искусстве Китая и Ближнего Востока через посредство Ирана, как их братья по расе, обосновавшиеся на другом конце степи и принятые греками.

На Западе, наряду с расцветом греко-понтийского искусства и эллинистическими привнесениями, претерпевает эволюцию скифское искусство: пластический характер анималистических изображений уступает место стилизации и рисунку. Декоративная абстракция остается наследием прежде всего древнего скифского мира: верхняя часть скипетра из Улы, графически воспроизводящая голову птицы, изображение которой накладывается на рельеф небольшой лошади, датируется серединой VI в. до н. э. Это наложение, которое мы уже наблюдали в рыбе из Веттерсфельде и олене из Куль-Обы, является обычным приемом: стилизованное животное на диске из Кулакорски (Симферополь) уже не просто фигурка барана, «двойные животные» на золотых и костяных дощечках Киевской группы — еще один пример. Великолепно стилизованному декору чеканных золотых рыб из Кимбала Могила соответствуют экспрессионистские в гравировках на кости Киевской группы изображения птичьих голов. Головы комбинировались с пальметтой в небольшие декоративные композиции в VII в. до н. э. (Тенир, Келермес), затем в V–IV в. до н. э. (Семибратское, Журовская, Акмечеть). На ручке кубка из Солохи, датированного концом V в. до н. э., они образуют сплошной декоративный ряд, а отдельные их элементы Напоминают непосредственно о кельтском искусстве. Мы уже подчеркнули значение гравированной кости: этот материал сам подсказывал формы и снабдил модели техникой чеканки металла. Но очевидно, нужно учитывать также тенденции и стиль самих скифов, помимо этих простых технических совпадений. На Кубани переход от пластического стиля к простой линейной декоративности хорошо проиллюстрирован изображением двух стоящих друг против друга оленей. Олень с симметричными рогами, пластически выразительный, обнаруженный в Семибратском кургане, встречается и в другой, более поздней группе, по-прежнему на Кубани, но декоративная тема рогов сводится к простому изображению волнообразных мотивов, а фигура оленя растворяется в декоративной гравированной розетке. Этот процесс абстракции длится не более века. Параллельно совершается распад декоративных элементов, как, например, в ажурном киме скипетра из Мелитополя. Различные части рассматриваются как автономные единицы, каждая из которых могла быть одушевлена и индивидуализирована. Этот стиль проявляется также в ремесле Западной Сибири между I в. до н. э. и I в. н. э. в ажурных деталях с тенденцией к абстракции: пантера нападает на оленя, рога и хвост которого оканчиваются головами змей, а тело украшено изображениями различных животных. Другую группу украшают цветные блики вставленных камней, которые сводят на нет пластический элемент, расщепляют форму и орнаментальный стиль и напоминают иногда об античном натурализме, декантированном и обновленном. Так, на сарматской пластинке за динамической линейностью изгибов тел, создающих замкнутую композицию, хотя и в абстрактных и несвязных формах, проступает прыжок пантеры и падение сраженной лошади — такой выразительности скифское искусство еще не знало.

В западном культурном пространстве скифов выделяют различные группы: группы Крыма, Кубани, Верхнего и Нижнего Днепра, близ Воронежа, Киева, Полтавы, — но их различия более ощутимы в деталях, чем в стиле. Это объясняет, если подумать, то, что в открытом и подвижном мире русской равнины, несмотря на огромные расстояния, изменения происходили легко. Здесь предстают перед нами более явные отличия между собственно скифским периодом, который продолжается до конца IV в. до н. э., и сарматским периодом, который характеризуется большей любовью к цвету и греческим влиянием, проявляющимся скорее в технике, чем в иных элементах. Но второй период является лишь продолжением первого и подтверждает, что пространство между Кавказом, Уральскими горами и нижним Дунаем играло роль моста между Европой и необъятным азиатским миром.

К IV в. до н. э. скифские влияния встретились на Балканах с западными влияниями цивилизации Ла Тен.

Этот регион оказался открытым также для потоков, пришедших с Востока, но скифы утратили здесь изначальную оригинальность своего традиционного искусства.

Глава 10 КОНТИНЕНТАЛЬНАЯ ЭКСПАНСИЯ. КЕЛЬТЫ

Начиная с середины VI в. до н. э. кельты доминируют внутри европейского континента. Не нужно рассматривать их, как делалось ранее, только как предков французской нации, или носителей цивилизации Ла Тен, или народы, находящиеся на стадии особенно динамичного развития, влияние которых хорошо ощущалось за пределами их территории. Однако кельты оказались именно той континентальной силой, которая определенно нашла свое место в истории древнего мира. Контакты, которые они установили с народами Средиземноморья во время их миграции, а затем торговые и политические отношения сделали кельтов одним из первых этнических объединений, которое фигурирует в наших исторических источниках. Некоторые из них позволяют нам предположить, что кельты окончательно обосновались на Западе уже в VI в. до н. э., хотя географические знания греков тогда были неточными. «Отец» греческой истории, Гекатей из Милета,[14] знал, что греческий город Марсель, расположенный на побережье Лигурии, соседствует с территорией кельтов, а чуть позже путешественник Авиен отметил, что кельты оттеснили лигуров к Альпам. Согласно Титу Ливию, битуриги и их объединения, готовясь перейти Альпы под руководством Белловеза, пришли на помощь фокейцам, когда лигуры препятствовали установлению их колонии в Марселе. Эти события имели место во времена Тарквиния Древнего,[15] то есть в начале VI в. до н. э. Немного позже у Геродота мы читаем, что кельты обитают в районе истоков Дуная, и если они еще не достигли Средиземноморья, то уже занимают территорию по другую сторону Геркулесовых Столбов на побережье Атлантики. Наконец, во второй половине IV в. до н. э., их значение и слава становятся такими, что Эфор Кумский признает за ними весь северо-запад территории, занятой некогда племенами лигуров. С этих пор размещение кельтов в данном регионе становится очевидно достоверным. Но грекам, которые опирались зачастую на сведения моряков, было известно только о прибрежных кельтских территориях. Это одна из причин того, что историческая Галлия была известна лучше и дольше, чем другие занятые кельтами регионы.

Эти тексты очень неполно освещают прошлое кельтов, сообщая об их существовании начиная с VI в. до н. э. до появления цивилизации Ла Тен. Должны ли мы, таким образом, заключить, что эти народы были уже сформировавшимися? Сегодня этот вопрос не вызывает сомнения: все исследователи соглашаются с точкой зрения, что некоторые кельтские группы являлись носителями гальштатской цивилизации. Но остается открытым вопрос, принадлежит ли культурный вид Ла Тен собственно кельтам исторической эпохи. Нужно подчеркнуть, что цивилизация Ла Тен развилась на гальштатской основе. Если принимать во внимание все свидетельства в целом, особенно с хронологической точки зрения, выходит, что Ла Тен — современница исторических походов кельтских групп; нельзя сказать, что кельты сразу выступают как носители цивилизации Ла Тен, — скорее Ла Тен представляет собой лишь выражение культуры этих народов в период их «вхождения» в историю. Ее вариации во времени и пространстве отражают внутренние перемены; именно им она обязана своим распространением и влиянием.

Истоки цивилизации Ла Тен, названной по швейцарской стоянке на реке Тиель,[16] вне всякого сомнения, следует искать в Центральной Европе, даже если основным историческим местопребыванием кельтов являлась собственно Галлия. Но нужно помнить, что под Центральной Европой подразумевается достаточно обширная зона, чтобы учесть подвижный характер населения.

Кельты затронули огромную часть Европы, от Италии до Британских островов, от Иберийского полуострова до Балкан и окраин Южной России и Понта. Анатолийские ветви, в частности ветвь, упомянутая Анри Губером, — не более чем часть европейской кельтской системы. Хотя сама по себе она представляет огромный интерес, в рамках данной книги мы можем лишь упомянуть о кельтском расселении, связанном с институтом наемничества, которое привело кельтов в Азию, на Сицилию, в Карфаген и Египет.

Если не брать во внимание, естественно, условную дату 500 г. до н. э. как исходный момент цивилизации Ла Тен, то образование этой цивилизации совпадает с исторической экспансией кельтских групп на Западе. Динамизм — характерная черта кельтского мира, которую подчеркивает вся историографическая традиция, — представляется следствием беспорядочных перемещений, прерываемых периодами затишья. Но тем самым порой утрируется непоследовательность, которая рассматривалась как действия и поведение варваров. Галлия, наиболее известная среди прочих кельтских территорий, представляет нам картину непрерывного кипения, напоминая магму, которая с таким трудом застывает. Но нельзя, на самом деле, распространять это явление в целом на кельтскую цивилизацию: оно характеризовало главным образом политическую организацию, а моральные и духовные установки оставались неизменными. Во всяком случае, нет сомнения, что движения кельтов — или галлов, или галатов, как хотелось бы их назвать, — представляют собой первое в истории античного мира проявление сил, пришедших из континентальной Европы и до тех пор остававшихся в тени.

Сначала попытаемся определить, что представляли собой эти перемещения: в одних случаях они обозначали «миграцию», а в других, когда были связаны с приобщением к более высокому уровню цивилизации, — «вторжение». С этой точки зрения и в пределах, которые требуют уточнения, можно принять высказывание Анри Губера, согласно которому кельты сыграли на континенте ту же цивилизационную роль, что и греки в Средиземноморье.

Сразу нужно оговориться: эти два сравниваемых зрелых народа разительно отличаются в плане социальных структур. Главная разница между средиземноморским пространством и континентальным миром, особенно заметная в Галлии, заключается в том, что жизнь одного целиком сводится к городу, тогда как в другом над civitas превалирует oppidum, то есть племенная форма существования на ключевом месте, которое приобретает главным образом функциональный характер: это место сосредоточения, точка конвергенции скорее материальных интересов, нежели духовных или политических. Даже если оппидумы не могут рассматриваться на самом деле просто как пристанища на случай опасности, они были составной частью civitas, а не упрощенной его разновидностью. Вся история кельтов, действительно, — это именно история племенных групп, не связанная ни с одним городским центром-эпонимом. Ни один кельтский народ, ни народ, близкий ему в культурном аспекте, не испытывал внутренней потребности воплотиться в городе. Функциональная дифференциация кварталов, как, например, в Бибракте, усилия по упорядочиванию псевдогородских поселений, подобных Нуманции или оппидумам Южной Галлии, свидетельствуют об инструментальной роли жилых центров и, на мой взгляд, о пассивном заимствовании внешних морфологических признаков. Городская структура, которая, как известно, предполагает гармоничное участие всех горожан, несущих коллективную ответственность, по крайней мере формально, в жизни сообщества, остается чуждой кельтскому менталитету, и это отличает его от менталитета этрусков, греков и римлян. Племенная форма обязательно допускает устойчивость древних элементов, которые восходят к доисторическим структурам. Полис, в своем классическом понимании, пришел к автономии и априори отказался от территориальной организации; племя, которое греки обозначали термином ethnos, а римляне — civitas, было привязано к более или менее обширной территории и не ведало функции эпонима и городского регулирования. Впрочем, некоторым грекоязычным народам, обитающим на периферии эллинистического мира, например этолийцам, были знакомы лишь структуры, подобные кельтским. Кельты, правда, развивались в направлении городских форм, но не принимали их полностью. Это произошло только после завоевания: римляне — посредники между средиземноморским и континентальным миром — реорганизовали территориальную структуру побежденных в сеть, состоящую из городов, каждый из которых, впрочем, считался столицей-эпонимом определенной территории.

То, что литературные источники сообщают нам о кельтском обществе, подчеркивает неопределенный и зачаточный характер республики — государства. Система родовых клиентел, трансформированная в персональные, в конце концов разрушила патриархальный авторитет доисторической монархии. Концепция рода, проявляясь на разных уровнях, естественно, привела к кастовой системе, но, характеризуясь также экстенсивностью во времени, она связала настоящее и будущее Античности, зачастую отдаляясь от реальности и облекая в легендарную, метафорическую форму исторические факты. Параллельно эволюция от групповой экономики к концентрации богатств в руках всемогущей аристократии неизбежно вела к распрям и войнам, которые наблюдал и широко использовал в своих целях Цезарь. Индивид существовал только в группе: кельты не знали ни eleutheria, ни принципа «свобода превыше всего» (как в греческих полисах), ни юридической и городской libertas римского общества; свобода провозглашалась только на уровне представителей знати.

Отношения между доминирующими кастами и массой клиентов внутри общин были такими же, как между гегемонистскими и клиентскими сообществами. Военный контингент происходил из клиентельных сообществ; что касается единства, кельты действовали племенем, даже если служили в качестве наемников. В основном именно свою племенную независимость они и использовали против римлян. В борьбе за первенство они не отказывались от чужой помощи: так же как эдуи опирались на римлян в противостоянии арвернам, секваны и арверны нашли поддержку против эдуев у свевов Ариовиста. Последний, обладая исключительной проницательностью, сумел оценить значение экономической и политической оси «запад — восток» и мечтал встать во главе галло-германской империи. Он утвердился в стане секванов, приняв участие в кельтской политике, и в 59 г. до н. э. встал на сторону Рима. Уловив этот намечающийся перевес, Цезарь желал установить римское главенство, понимая, что сенат, договариваясь с Ариовистом, недооценил его амбиции. Таким образом, он тоже вступил в сложную межплеменную политику, соединяя силовую тактику с дипломатической. Обычное использование обмена заложниками, по-прежнему широко распространенного в античном мире, порождает атмосферу взаимных подозрений, которые не препятствовали, однако, и переговорам; по крайней мере, когда они происходили в самой галльской среде, они не в меньшей степени учитывали интернациональные интересы и способствовали утверждению автономии племен. Соглашения, очевидно, основывались на трансцендентной концепции права, хранителями которой являлись друиды и которая объясняет по большей части узкоконсервативный характер кельтской цивилизации.

Цезарь приводит некоторые подробности внутренних противоречий и индивидуальных войн за власть. Нарисованный им портрет эдуя Думнорига весьма показателен в этом отношении: он монополизировал пошлины и государственные доходы civitas — по крайней мере те, на которые претендовали его враги, — что позволило ему не только проявлять показную демагогическую щедрость, но прежде всего увеличить количество своих клиентел и создать настоящую личную армию. Это богатство, связанное с политической ловкостью, ставит его во главе эдуев. Думнориг принадлежал к той галльской знати I в. до н. э., представители которой, что явно противоречило общему традиционализму, обладали культурой, пронизанной греческими элементами, были убедительными ораторами, так же как хорошими воинами, объединяя две крайности, которые кельты восхваляли как главные составляющие их облика: res militaris и argute loqui[17]

Персонажи подобного рода, которые явственно свидетельствуют об экономическом и социальном неравенстве, оказались в конечном счете не разрушителями древних традиций, но естественными продолжателями процесса, сходного, несмотря на различие \ словий, с тем, что в течение II в. до н. э. происходило в римском мире, где представители элиты, осознав свою автономию, добивались первых ролей любыми способами. Монархическая власть, не имея никакого стабильного института, была обязана своей эффективностью только инициативе энергичных личностей, которые добивались признания личного авторитета и объединения сильных партий внутри и вне их собственной civitas. Наследственный принцип отражен в традиции, связанной с королем битуригов Амбигату, который мог поставить своих племянников во главе крупных экспедиций в другие земли, но Верцингеториг не был назначен главой галльской антиримской коалиции просто потому, что был сыном Кельтиллы, который однажды попробовал воссоздать и возглавить гегемонию арвернов. На неожиданное получение Верцингеторигом позиции первого плана повлиял скорее не этот прецедент, а его собственные способности. Национальный союз, по-видимому не связанный с личными интересами, был впервые образован благодаря ему перед лицом общей опасности и вызвал своего рода идеологическое возбуждение, так же как произошло веком раньше на Иберийском полуострове при попытке Вириафа, возможно менее грандиозной, но столь же неудачной. Цезарь в своих «Записках» неоднократно сообщает о легком и быстром распространении пропаганды среди галльских народов. Он представляет civitas как активные единицы, ответственные за политические противоречия, а большое количество мятежей, как внутренних, так и внешних, — лишь ничтожной причиной падения их независимости.

Несомненно, религиозный фактор сыграл важную роль в становлении антиримских движений, представлявших собой последний шанс для духовных и материальных сил Галлии. Но естественно, Верцингеториг олицетворял не только светскую власть друидов. Разумеется, не стоит преуменьшать историческую важность этой поистине великой личности, ибо ему также приписывают намерение установить свою личную власть и возглавить объединенное галльское движение и борьбу против римской угрозы. С этой точки зрения Верцингеториг воплощал в тот момент кельтский дух и историческую эпоху, характеризующуюся поистине замечательной политической зрелостью. В реальности Галлия пережила столкновение двух сил, находящихся в состоянии кризиса, каждая из которых стремилась решить свои собственные проблемы. Цезарь, повествуя о своей кампании и политике, прекрасно понимал аналогичность ситуации, одинаково плачевной, несмотря на разницу в зрелости, и для галлов, и для римлян.

В основных аспектах социальной и политической организации «кельтизм» проявляется как феномен типично и традиционно континентальный, хотя и расцвечивается, больше или меньше, средиземноморскими привнесениями. Последнее прежде всего отмечено среди групп Балканского полуострова, которые взяли за образец структуру эллинистических монархий. Выше говорилось, что эллинистическая монархия была установлена в Македонии, причем это был переход сразу от племенной стадии, минуя этап города-государства. Эта система имела, таким образом, сходство с кельтским миром. На юго-востоке Европы система мощных кельтских племенных государств, вскоре обозначенных как царства за счет энергии царей, была более простой, чем на западе, где общины, организованные с давних времен на соответствующих территориях, находились в контакте с политическими формами, абсолютно несовместимыми с культурными основами и менталитетом кельтов. Близость эллинистических государств на Балканах привела к тому, что кельты, пришедшие позже и обосновавшиеся в среде с населением, различным по происхождению и принадлежащим к разным культурам, проявили активность и предприимчивость, нуждаясь в централизованной власти военного типа, чтобы установить свое верховенство. Во время своих миграций и заселений они сохраняли, таким образом, формы правления, характерные для них, которые эллинистический пример трансформировал в монархии. Тогда как на Западе древность поселений, связанная с отсутствием серьезной внешней угрозы на протяжении долгого времени — инородные остатки в культурном плане были ассимилированы, — позволяет кельтам, напротив, автономно и естественно изменять институты, которые во времена Цезаря поощряли индивидуальное превосходство.

Несмотря на значительное число экспедиций, о которых мы знаем по текстам и археологическим данным, естественно, не нужно думать, что вновь прибывшие полностью заменяли предшествующие пласты населения: они только занимали демографические лакуны, которые впоследствии переполнятся благодаря особой плодовитости, присущей кельтам. Речь идет о феномене сухопутной колонизации, которая в некотором отношении, в своем развитии, напоминала морскую, но, осуществляясь, если быть точным, наземным путем, приводила к образованию поселений, политическая жизнь которых не могла быть изолирована от окружающей среды: она становилась ее частью в качестве элемента обусловленного и соответственно обусловливающего. Сохранение поселений требовало тотального политического превосходства, а значит, было напрямую связано с их военным потенциалом и централизацией командования, как мы уже видели. Если попытаться провести параллель с классическим греческим миром, то, пожалуй, только спартанское государство может сравниться с этой системой.

Повсеместное распространение оппидума как укрепленного бастиона происходит, скорее всего, позднее; в Италии, где кельты утратили превосходство в начале II в. до н. э., они встречаются только на севере и лишь спорадически. Согласно Полибию, галлы Италии, в частности бойи, жили без стен — ateikhistoi, то есть без городов, распространяясь небольшими рассеянными группами по всей территории. Их численность была не слишком высока, поскольку долгое время они сопротивлялись римлянам, особенно после похода Ганнибала, всякий раз обновляя силы. Эта галльская оккупация в Северной Италии привела к разложению зачаточной городской организации, реализуемой этрусками. В Галлии и Центральной Европе распространение гальштатской культуры постепенно заменяется концентрацией общин в оппидумах римского вида, но ни одной гальштатской крепости нет среди крупных оппидумов эпохи Ла Тен. Гейнебург (Вюртемберг) был оставлен в конце VI в.; несомненно, это объясняется тем, что некоторые из кельтских волн, которые занимали южные предгорья Альп, — возможно, бойи — имели в качестве точки отправления Среднюю Европу. Укрепленные жилища на возвышениях, возможно, оказались повсеместно покинутыми до появления оппидума, которое в Галлии имело связь с борьбой общин за гегемонию, а в Центральной Европе — с военной необходимостью, обусловленной германскими вторжениями с севера и северо-востока. Напомним также о существовании на Балканском полуострове комплексных укреплений иллирийских, фракийских и скифских племен. Этот переход от гальштатской фрагментации к историческим кельтским общинам сложно восстановить при помощи только тех археологических свидетельств, которыми мы располагаем. Затруднение, с которым мы сталкиваемся, пытаясь археологические данные осветить исторически, проявляется в данном случае в максимальной степени. В Испании кельтские группы долгое время не ощущали необходимости обороняться, в результате слияния коренных и соседних народностей образовались кельтиберы, частично сохранившие организацию галыптатского типа. В некоторых регионах, особенно на востоке и юго-востоке Европы и в Италии, кельты долгие десятилетия жили лагерями, не имея постоянных поселений, — на скифский манер. В более близкие к нам эпохи положение вещей оставалось аналогичным еще в течение некоторого времени, например у франков в Испании и лангобардов в Италии. Эти группы, хотя и не включившиеся в регулярную демографическую канву, удерживаются благодаря своему предприимчивому духу и собственной силе. То же можно сказать о галатах Азии, до того как эллинистические правители не остановили их размещение в регионе, позже получившем название по их имени — Галатия.

Везде, куда бы они ни направляли свои экспедиции, кельты сочетали военные действия и переговоры. Тит Ливий в своем рассказе о наступлении сенонов на Ареццо и Рим в начале VI в. наделяет их сознанием прав человека и привычкой предварять военные выступления фазой переговоров, сводившихся зачастую к угрозам или шантажу. Другие примеры этого — их демарши по отношению к греческим городам Европы и Азии с целью обложить данью племена и вызывающее вмешательство гельветов в дела Цезаря до и после событий в Бибракте. Однако дипломатия кельтских общин не ограничивалась этим шантажом: хорошие отношения, которые они поддерживали с Марселем, открытость для греческой и италийской коммерции свидетельствуют о широких связях с иноземными государствами. К югу от Альп кельты приобщаются к поистине интернациональной политике. Сначала это объединение сенонов в системе италийского влияния с целью попытаться остановить римскую экспансию начала III в. до н. э.; затем — длительный союз ценоманов и венетов; и наконец — устойчивая коалиция галльских сил Италии и заальпийских территорий против Рима (карфагенское золото скорее всего играло определяющую роль в союзе гезатов с бойями и инсубрами). Отношения с цизальпийцами, впрочем, предшествовали экспедиции Ганнибала.

Отношения многочисленных галльских общин с римлянами долгое время были превосходными: во всяком случае, об осторожном и заискивающем поведении северных трансальпийцев детально менее известно, чем об иноземной политике эдуев — «братьев и кровных родственников римского народа». Миграции гельветов (58 г. до н. э.) предшествовали дипломатические соглашения и тщательная подготовка со стороны секванов и некоторых эдуев.

В Восточной Европе кельтские группы сотрудничали с Филиппом II и Александром в войнах против антариатов и трибаллов. Установлено, что кельтские посланники сопровождали Александра во время его экспедиции на Дунай и позже, когда он стал хозяином Персидской империи: в 324 г. до н. э. кельтские послы нанесли ему визит в Вавилоне. На новых территориях кельты стали, таким образом, во времена Александра политическим элементом, участвующим в отношениях власти. Этот и другие подобные факты, которые можно зафиксировать в Италии и на Иберийском полуострове, свидетельствуют о хорошей способности к адаптации вразличных средах, к включению в инородные системы. Хотя эта быстрая ассимиляция и гибкость приобретают разные формы в зависимости от регионов, их повторяемость свидетельствует о кельтском единстве. Но это способствовало также истощению кельтских групп там, где не существовало коренной традиции: кельтские следы, многочисленные в Галлии и Центральной Европе, на Балканах сводятся к топонимическим напоминаниям.

* * *

С экономической точки зрения это были общины, которые обусловливали внешнюю и внутреннюю торговлю: торговцы перемещались поэтапно, с территории на территорию, вдоль длинных трансконтинентальных путей. Впрочем, то же самое отмечено и у других народов: дар агафирсов, предназначенный для святилища в Дельфах, сопровождался от одного племени к другому — племена встречались на большей части пути. Это естественная система организации, характерная для данного периода.

Начиная с V в. до н. э. карта распределения греческих и италийских находок модифицируется. Ушедший VI в. до н. э., в течение которого они были в большом количестве зафиксированы в низовьях Роны, а в соседних регионах вплоть до Бургундии встречались редко, показывает, что отношения юго-востока Галлии со средиземноморским миром были менее тесными. Северо-восток, напротив, входит в центральноевропейское пространство, включая средний Рейн и Баварию, где в течение почти двух с половиной веков концентрировалась привозная средиземноморская готовая продукция и некоторые первичные материалы, например кораллы.

Этот факт, который Ж. Ж. Хатт отметил в своей новой книге, частично объясняется, по мысли автора, тем, что роль долины между Роной и Сеной перешла к долинам реки По, Тессина и Рейна. Это следствие карфагенской политики в Западном Средиземноморье, препятствовавшей распространению интересов Марселя. Но перемещение к северу эпицентров импорта свидетельствует также о том, что этот регион на короткое время стал центром преобладающей политической силы: концентрация власти, естественно, привела здесь к параллельной концентрации коммерческой деятельности. На юго-восток и в центр Галлии непрерывно ввозились только первичные материалы, необходимые для ремесленного производства, прежде всего янтарь, кораллы и стеклянная масса.

Эти факты объясняют трансформацию гальштатской культуры в культуру Ла Тен, то есть переход от кельтского доисторического периода к историческому. Находки, подобные тем, что были обнаружены в Викс, не могут относиться к эпохе Ла Тен. Только вожди небольших монархических объединений, предшествующих V в. до н. э., могли иметь столь ценные вещи. Впоследствии своеобразный эгалитарный характер погребального убранства показывает приход общества, организованного в классы. С экономической точки зрения констатируют, что аристократия заменяет царей. Знаменитая ваза из Викс, которая поражает своей красотой и особенно своими величественными размерами всякого, кто зайдет в небольшой музей в Шатийон-сюр-Сен, вероятно, была заказана правителем кельтской цивилизации (по своей сути еще гальштатской) далекому греческому мастеру; возможно также, это был «дипломатический» подарок, преподнесенный средиземноморскими торговцами с целью получить право пройти через чужие земли. Некрополь в Викс был расположен на дороге, которая связывала бассейн Роны с бассейном Сены, — поэтому последняя интерпретация кажется вполне правдоподобной.

Сокращение импорта в данном регионе соответствует осознанию национальных ценностей; кельтские ремесленники вскоре перестают обращаться к иностранным образцам движимого имущества и изысканных украшений. Привезенные предметы своей редкостью больше не интересуют кельтов. Поистине каждая фаза культуры Ла Тен соответствует, по мнению Дешелетта, определенной совокупности материальных заимствований, но равным образом очевидно, что частота находок, их качество и ценность гораздо выше, чем на предшествующем уровне. Со временем здесь проявляется все более узкая функциональность. Преобладает спрос на изделия менее дорогие, оружие, предметы обстановки, «серийную» продукцию, импортированную и впоследствии переработанную на местный манер. Этим объясняется распространение кампанийской керамики, функциональной, но малоценной, на юге Галлии и в Альпах и относительная редкость средиземноморских драгоценных вещей даже на балканском пространстве, где контакты были более частыми и тесными: существование кельтской «греческой» группы более очевидно в устье Роны, чем на Балканах. Отметим, однако, что кельты, великолепные ремесленники по железу, золотых дел мастера и декораторы, в целом приняли бронзовые предметы по причине хорошего качества и прочности средиземноморских сплавов, а позже они смогли имитировать их сами. Цезарь заметил, что торговцы, прибывающие из Италии и Греции, встречались все реже, по мере того как удалялись от Provincia. Воспитанный на эллинистических доктринах, он полагал, что моральный прогресс обратно пропорционален жизненному благополучию: у бельгийцев он наиболее заметен, потому что в своем примитивном образе жизни они проявляли наибольшую отсталость. В эту эпоху импорт в Южную и Центральную Галлию возобновляется, что объясняется повторным открытием Средиземноморья в результате римских побед над Карфагеном, которые повысили значение итальянского побережья Тирренского моря и, конечно же, Марселя. Речь идет главным образом о приобретении галлами сельскохозяйственной продукции, в частности масла и вина, которое пользовалось спросом с давних пор: как рассказывали те, кто побывал в Италии, этруски предлагали им угощение в виде вина и инжира.

Импорт, которым не были задеты более отдаленные внутренние регионы, по объемам уступает экспорту, который составляли продукты скотоводства — кожи и мясо, а также пушнина. Кельтские группы служили посредниками в распространении на юг минерального сырья или металлических полуфабрикатов и янтаря: сырье, необходимое для индустрии Средиземноморского бассейна, пользовалось особенно высоким спросом. Металлические ресурсы — в основном золото — усиливали кельтскую экономику в международном плане, и именно в сторону центров минеральных месторождений и плодородных регионов направляется кельтская колонизация, то есть на юго-запад и юговосток Европы.

Этот факт ясно показывает, что направления экспансии, несмотря на то что в действительности не подчинялись планированию, соответствовали все-таки определенным экономическим критериям, основанным на точном знании мест и их ресурсов. Этим объясняются перемещения масс, иногда довольно значительные. В исторической традиции они сравниваются с италийской ver sacrum,[18] которая представляла собой усиленную эмиграцию молодых людей с целью сократить прирост населения. Это объяснение на самом деле в древности соответствует состоянию, когда сельское хозяйство, все еще технически отсталое, могло поставить некоторые общины перед дилеммой: разделиться или погибнуть. Относительное распространение в эпоху Цезаря бойев и битуригов вызвано расселением примитивных племен по этой причине. Позже, конечно, это было связано с необходимостью сельскохозяйственного прогресса, применения глубокой вспашки и внедрения в оборот культур, малоизвестных ранее, тем более что значительная часть населения занималась металлургией или коммерцией. Однако сомнительно, чтобы равновесие между демографическим ростом и экономическими ресурсами реализовалось за счет регулярных расселений. Эмиграция зачастую принимала форму наемничества, где авантюрный дух сочетался с общепризнанной ценностью кельтских солдат, и десятки лучших кельтов со своими мечами поступали на службу к далеким иноземным правителям. Речь шла не о личной инициативе. Наемничество часто приобретало ту же форму, что и переселенческие потоки, с которыми оно в результате иногда смешивалось: это были группы, подчинявшиеся предводителю и сопровождавшиеся женщинами и детьми; отдельные группы, имевшие сначала иные цели, в итоге, так же как в Азии, посвящали себя этому доходному делу, которое поддерживалось потребностью в войсках эллинистических монархий и Карфагена.

Распространение кельтизма не имело целью установление империи, которое предполагало централизованную, крепкую организацию, каковой не существовало: «империя кельтов», если представлять ее в политическом смысле, лишь риторическая формула. Мотивы этой экспансии были, повторяем, прежде всего демографическими и экономическими: сначала нужно было заполнить демографические лакуны и получить минеральные и сельскохозяйственные ресурсы — кельты внутренних македонских районов имели репутацию великолепных землепашцев.

Вследствие миграций кельты реализовали в течение некоторого времени культурные черты, общие для значительной части континента и Британских островов. И прежде чем римляне разглядели континентальное европейское единство, оно уже стало по большей части реальным фактом. По правде, хотя кельты и были восприимчивы к культурным и политическим эклектическим решениям, они жили так же, как прежде: они являлись наследниками континентальных цивилизаций, о чем свидетельствует их малый интерес к морю, за исключением прибрежных атлантических регионов. Кельты размещались в основном в глубинных землях, их торговля была исключительно караванной, а верность племенным институтам — безграничной. Взаимные влияния и «эндосмос»,[19] обусловленные их миграционными перемещениями, сохранили практически нетронутым общее духовное наследие. Оно заключалось в религиозных убеждениях и их внешних проявлениях, представителями и арбитрами которых были друиды. Иначе все происходило в периферийных зонах, которые фактически не участвовали в жизни этого сложного организма.

Одним из наиболее значительных аспектов кельтской экономики, возможно, является введение монеты, действовавшей с давних времен в долине Дуная, где, мы это уже сказали, адаптация кельтов к соседней эллинистической среде стала наиболее полной. До III в. до н. э. внутри континента деньги не циркулировали и не чеканились. Средиземноморские державы, которые в течение века распространили монету, использовали для континентальной торговли «стандарт цен» (булавки или золотые кольца определенного веса) — доисторическую систему обмена, о которой нам мало известно.

Приток золотых статеров Филиппа II к дунайским кельтам — показатель небезынтересных отношений, которые они поддерживали с этим правителем, но очевидно, что эти деньги появились, с одной стороны, как дань, выплаченная греческими городами, а с другой — в результате экспорта и как жалованье наемников. Кельты быстро адаптировали использование монеты; при их посредничестве и внутриконтинентальная Европа соответственно трансформировала свою экономику. Их монеты, отчеканенные в соответствии с моделями, типами и названиями из эллинистического мира, применялись и внутри общин, и в межплеменных отношениях. Во внутренних отношениях использовалась серебряная монета, во внешней торговле — золотая монета, которая рассматривалась как международная, даже когда кельты стали чеканить золотую монету для собственного использования.

Второй центр распространения греческой монеты в Европе находился на западе, в Марселе, и именно начиная с кельтского запада первая денежная единица распространилась в Северной Италии. Карта распределения эллинистической монеты свидетельствует о широте международных экономических отношений, пока эта денежная система не была вытеснена римской монетой. С другой стороны, эмиссия монет с названиями общин свидетельствует о том, что последние играли роль государства.

Так прошла стадия доисторического обмена. Монета создала необходимую базу для образования подвижных капиталов, преодолев — это очень важно — барьеры между Средиземноморьем и континентом в экономическом плане.

* * *

Установлено, что территория современной Франции — одна из основных исторических «резиденций» кельтов, и именно к ней относится наиболее полная информация, которую оставила Античность, с той лишь оговоркой, что она освещает эпоху уже довольно позднюю, завершающий период деяний галлов. Но Галлия, именно потому, что определить ее место в истории проще, задает необходимый предел сравнения, позволяет обнаружить факты, которые затрагивают иные сектора и периоды кельтского мира. Кроме того, некоторые сведения со всей очевидностью показывают фундаментальный традиционализм кельтской цивилизации, который мы подчеркнули выше. Упомянем, например, гетерии, на которые Полибий впервые обратил внимание в связи с Цизальпинией во II в. до н. э. и которые интересовали также Цезаря в середине I в. по поводу Галлии.

С VI в. до н. э., когда Гекатей представляет кельтский мир как территорию, соседнюю с Лигурией, конечной точке кельтской экспансии, направленной из центра и с востока на западную и южную периферию, соответствовали территории между Рейном, Альпами, Пиренеями и Атлантикой. Этот процесс сопровождался разделением племен: битуриги, которые жили между Эндром и Луарой, частично переместились в Аквитанию, к устью реки Гаронны (битуриги-вивиски); вольки образовали две группы — к востоку и западу от Нарбонна; авлерки разделились на три фракции, одна занимала территорию к югу от бассейна Сены, две — к востоку от Сарты. На всем юге и на юго-западе распространение галлов приводило к образованию смешанных кельтолигурских и кельто-иберийских групп. Параллельно произошла консолидация племенных объединений и прогрессивный переход от рассеянных гальштатских поселений к концентрации в оппидуме, достигнувшем во времена Цезаря предгородской стадии. Традиция относит к началу VI в. до н. э. верховенство битуригов — это первый пример настоящей гегемонии.

Мы лучше осведомлены о времени, когда доминировали арверны, а затем эдуи. Территориальные базы этих могущественных племен располагались в центральных землях, а эпицентры — в зонах пересечения внутренних и внешних торговых путей. Ясно, что наряду с политическими экономические факторы также играли роль в междоусобной борьбе. Арверны были обязаны своим превосходством контролю над дорогами между средним и нижним течением Роны и Атлантикой и неприступной крепости Герговии. В 121 г. до н. э. римляне ослабили это верховенство в пользу эдуев и затем, вступив с ними в союз, поддерживали равновесие внутри галльских территорий в течение почти столетия. Эдуи контролировали дороги и коммуникации, идущие с севера на юг, равно как порт Кабиллон на Соне: эта привилегированная ситуация служила интересам римлян на юге Галлии, так же как интересам их марсельских друзей. Таким образом, в I в. до н. э. ось «юг — север» практически определяла галльскую экономику, а значит, и политику, зависимые от Рима. Последний равным образом поддерживал хорошие отношения с секванами. Но они, объединившись с арвернами, прельстились возможностью занять место эдуев при помощи свевов и их царя Ариовиста, а затем гельветов, усугубляя нестабильность галльского мира, которую римляне с полным основанием считали угрожающей. Более того, вмешательство свевов, закрепившихся в Германии, утверждало главенство политической оси «восток — запад» в континентальном плане, в противоположность оси «юг — север», упомянутой выше.

Несмотря на мобильность кельтского населения, его следы оказались долговечными: обширные работы, направленные на улучшение условий жизни, начавшись в доисторический период, привели к образованию больших полян на изначально лесных пространствах. Лес снабжал огромным количеством необходимой в строительстве древесины, поскольку кельты были мало знакомы с каменной архитектурой, и отмечал территориальные границы сообществ, полностью их изолируя. Это были леса-границы, если характер земли не вынуждал даже в поисках безопасности оставить эти невозделанные территории, поистине не тронутые рукой человека, — пустынные границы, как назвал их Р. Диона. Каждый кантон старался организовать центростремительную по структуре сеть дорог, формируя «паутину» галльской дорожной системы. В совокупности они образовывали национальную сеть, очень действенную, которая расширила коммерческие передвижения, а затем перемещения самих римских армий. Ж. Ж. Хатт, который изучил некоторые основные галльские региональные пути, показывает, что они проходят через гребни холмов, обычно избегая спусков в долины. Отметим, кроме того, важность внутренней навигации, которую режим рек делал весьма удобной. Во всяком случае, известно, что караваны, благодаря которым олово доставлялось в Марсель, в течение тридцати дней совершали переход от берегов Ла-Манша к Средиземноморью. Транзит торговцев с одной территории на другую обеспечивал сообщества значительными материальными средствами за счет права на таможенные сборы. Сеть дорог предопределила структуру населения, по крайней мере в части, где это четко подтверждается обнаружением жилищ.

Эти жилища делятся в основном на два типа: собственно оппидум на возвышении, укрепленный естественно и при помощи оборонительных приспособлений, и портовые центры, расположенные вдоль рек, в точках важнейших для кантональных и региональных коммуникаций переправ. Отметим также те агломераты деревенских жителей, гораздо меньшие, которые в латинской терминологии соответствуют викусам (vici). Хотя в прошлом исследования концентрировались на некрополях, тем не менее достаточно хорошо известны различные типы жилищ. Но эта классификация могла относиться только к очень ограниченному периоду, показывая легкость, с которой некоторые центры развились, пришли в упадок и были покинуты. На самом деле сомнительно, что крупные укрепленные оппидумы в основном очень древние; по крайней мере, в большинстве своем они возникли как таковые во II и I в. до н. э. В качестве центров населения они существовали, вероятно, гораздо раньше; именно необходимость защититься в период потрясений трансформировала их в те почти неприступные крепости, против которых будут направлены военные усилия Цезаря. Некоторые историки, в частности Анри Губер, связали появление оппидума с грандиозным потрясением, которое испытали народы Северной и Центральной Европы и о котором, к сожалению, мало известно. Литературная традиция сохранила воспоминания о двух миграциях: миграции кимвров, тевтонцев и их альянсов (113–103 гг. до н. э.) и более поздней миграции гельветов. Это были явные попытки народов, которые, находясь еще на доисторической стадии, не осели на какой-либо земле в силу изменения политических или экономических интересов, включиться в организованную среду. Последствия этих передвижений долгое время ощущались на северо-востоке галльского региона, смешивая германские элементы с бельгийскими образованиями. Прямое наложение поздних черт цивилизации Ла Тен на гальштатский культурный слой, обнаруженное при стратиграфических исследованиях, доказывает, что галлы давно покинули некоторые укрепленные гальштатские оппидумы.

Эволюция поселений зависит от различных факторов: активность крупных торговых путей и величина поселений тесно связаны и в совокупности повлияли на развитие или упадок центров, по крайней мере тех, которые не имели ни жесткой конфигурации, ни святилищ. Гельветы во время своей миграции в 50 г. до н. э. за несколько дней разрушили все их оппидумы и викусы. Город Бибракта, который стал предметом внимательного изучения, значительно расширился и разделился на несколько кварталов, каждый из которых выполнял свои функции. Это был, так же как Герговия и Алезия, производственный центр, известный своими мастерами-металлургами и художественными ремеслами. Расположенная на крупных путях, Бибракта стала, кроме того, важным торговым центром и, следовательно, периодически испытывала наплыв населения. Верцингеториг был избран правителем на общем собрании галлов — факт совершенно исключительный, — из чего можно сделать вывод, что в стенах оппидума существовали обширные свободные зоны, позволявшие населению собираться. Таким образом, оппидумы выполняли экономическую функцию; это очевидно и в отношении речных портовых центров и центров, которые изначально располагались на переправах или пересечении дорог.

Настоящие города существовали только на юге, подверженном греческому влиянию. Так, большая часть галльского доримского мира оставалась чуждой каменной архитектуре: жилище представляло собой в основном расширенную деревянную хижину скромных размеров, изначально круглую, затем прямоугольную, крытую соломой. В I в. до н. э. в Бибракте существовали также языческие жилища эллинистического плана, занимаемые аристократией, о которой мы уже говорили. Но ни Бибракта, ни Герговия, ни Алезия, ни Аварик, ни Кабиллон, ни одно из поселений иного типа не имели урбанистического плана, за исключением таких центров, как Ансерун и Кайла де Майяк. Также исключительно на юге обнаруживают каменные святилища, например в Антремоне и Рокепертусе. На южных просторах также появилась почти полностью каменная декоративная и автономная скульптура. Я пытался показать на страницах, посвященных кельтскому искусству, что на самом деле эти произведения подвержены внешнему влиянию. До начала римской эпохи ни в одной части публичных зданий эта черта не прослеживается.

Этническое и культурное сообщество, организованное в течение некоторого времени кельтами, не уничтожило, повторим это, предшествующие этнические и культурные слои, но образовало сеть — то компактную, то более или менее лакунарную, но тем не менее непрерывную, — которая включила большую часть Британских островов в континентальную жизнь, но на востоке, на территории скифов, ограничилась фрагментарным распространением. Все это не могло не стимулироваться многочисленными взаимодействиями со средиземноморским миром.

Весьма расплывчатые представления средиземноморских народов о Британских островах становятся более точными во второй половине IV в. до н. э. благодаря рассказу Пифея. Последний совершил плавание с целью найти новый морской путь, который позволил бы осуществлять товарообмен с островами, избегая караванного пересечения Галлии, дорогостоящего и длительного по времени. Эта попытка не имела, впрочем, практических результатов. Любопытно, что ни один средиземноморский народ — потребитель британских минеральных ресурсов никогда не думал о создании там своей колонии, то же касается и плавания карфагенянина Гимилькона, стремившегося скорее узнать новые земли и установить контакты, чем создать там постоянные базы. СIV в. до н. э. до римского завоевания посредниками оставались галлы. Кельтская экспансия в Великобритании укрепила культурное сообщество народов, живших по обе стороны Ла-Манша. Некоторые названия народов, таких как атребаты из Сюррея и Беркшира на обоих берегах Темзы и паризии на Умбре, разъясняют, каким образом происходило расселение кельтских племен Галлии.

В I в. до н. э. многочисленные сообщества, занявшие Англию, называли себя белгами, и действительно приходится признать за белгами «кельтизацию» по крайней мере наиболее развитых зон большого острова. Социальная организация сохранялась там до I в. н. э. в своих наиболее традиционных формах: ревностно охраняемая племенная автономия, возможно, допускала только ограниченные объединения, такие как королевство Кантиум или федерация бригантов. Этот факт со всей очевидностью проявился во время экспедиций Цезаря, которые ознаменовали вступление Великобритании в историю континента. Как и в Галлии, союз был создан с опозданием: нужно было дождаться эпохи Клавдия и Боудикки, царицы иценов, жрицы и воительницы. Религиозное чувство зажгло пламя сопротивления. Это стало причиной разорения друидского святилища на острове Мон легатом Светонием Паулином, которое вызвало британскую реакцию.

Появление кельтов в Великобритании, относящееся к IV в. до н. э., на самом деле восходит к более раннему времени, поскольку кельтизация была здесь настолько полной и глубокой, что главное друидское святилище находилось на острове Англси. Кроме того, галлы были убеждены, что Великобритания являлась колыбелью друидской мудрости. Эту веру можно объяснить тем, что благодаря изоляции, в которой пребывала большая часть островов, здесь лучше сохранились древние кельтские ценности. Впоследствии в течение почти целого века Великобритания служила убежищем для кельтов, убегающих от римского владычества. Консервативный характер британской среды отразился и на структуре поселений (так же как в Галлии, это были укрепления, расположенные на берегах рек), и на использовании почти до I в. до н. э. военной тактики, уже всеми забытой: британские вожди, которые противостояли Цезарю, еще свободно использовали военную колесницу.

Следы доисторических обычаев проявляются также в сохранении сообщества женщин внутри семейных групп.

О политических отношениях островов с континентом, хотя их и не сложно представить, не известно. Можно проверить только экономические и культурные обмены. Британское земледельческое хозяйство было отсталым и небольшим, животноводство, напротив, — очень развитым. Богатство страны заключалось в ее минеральных ресурсах, и в основном в олове, которое оставалось предметом интенсивного экспорта на протяжении многих веков. Цезарь сообщает, что взамен бретонцы импортировали бронзу из Галлии. Очевидно, что их металлургия, специализировавшаяся на добыче минералов и производстве металлов в чистом виде, была хуже адаптирована к производству сплавов. Несомненно, экспортировались также продукты животноводства, хотя мы не располагаем ни одним упоминанием по этому поводу. Импорт средиземноморских товаров не засвидетельствован, что вполне естественно, поскольку экспорт британской продукции находился в руках галлов. Последние, и прежде всего венеты, монополизировали морские пути, поскольку бретонцы, латенская цивилизация, не имели морского флота. Не нужно, однако, недооценивать значение порта моринов Гезориакума, где Цезарь сконцентрировал крупный флот. Огромное число итальянцев, которые последовали за Цезарем в его экспедиции на ту сторону Ла-Манша, показывает, что экономические возможности Великобритании были переоценены и что знания об этой земле были неопределенными. Чеканной монеты не существовало: слитки и бруски использовались вместо обменной монеты почти до начала христианской эры.

В I в. до н. э. римляне, эти люди Средиземноморья, вошли в контакт с Британскими островами, находившимися на стадии культурного развития, сопоставимой с довольно архаичным периодом цивилизации Ла Тен и даже, по мере того как оккупация расширялась к северу, с еще более древними типами.

* * *

Как уже было сказано, из-за недостатка исторической информации можно лишь чисто гипотетически реконструировать события, в которых участвовала Центральная Европа, а ограничиваясь археологическими свидетельствами, мы рискуем прийти к ошибочным выводам. Нет сомнения, однако, что обширный регион Средней Европы, хорошо поддающийся влияниям и не имеющий естественных границ, стал в первую очередь ареной сражений между кельтами и германцами. Проблема их этнической дифференциации затрагивалась часто, по правде сказать, даже слишком часто; иногда исследователи выделяют некоторые второстепенные морфологические аспекты, забывая, что внутри этого географического пространства в условиях общей политической нестабильности почти повсеместно могли непрерывно происходить безграничные объединения, ассимиляции и разъединения групп.

К IV в. до н. э. историки относят крупную миграцию бойев, которые заняли территорию исторической Богемии, дав ей свое название — Богемум. Но проникновение латенских форм в смешанные общества с сильным гальштатским элементом происходит гораздо раньше, судя по расположению курганов, которое дает ученым основания утверждать, что богемская цивилизация трансформировалась в цивилизацию Ла Тен в V в. до н. э. Начиная с районов среднего и нижнего течения Рейна, где находились, именно в V в. до н. э., основные политические и экономические центры кельтов, ощутимые влияния распространились на возвышенностях Богемии и Моравии; изолированные группы также могли быть ими затронуты, и, вероятно, у кельтов не было необходимости захватывать данную территорию на целый век раньше. Свидетельства раннего культурного типа Ла Тен на самом деле меньше распространены, нежели среднего и позднего периодов. Как бы там ни было, географическое распределение археологических следов показывает изменчивость ситуации, чередование преобладаний. Учитывая все это, не стоит переоценивать частные аспекты; возможно, повторное распространение кремирования наряду с погребениями на протяжении среднего периода Ла Тен должно интерпретироваться как новое подтверждение более древнего слоя — слоя цивилизации полей погребальных урн. Очевидно, что не было временных разрывов с населением, которое весьма сходно с галльским. Здесь обнаруживаются многочисленные поселения на возвышенности, из которых наиболее известно городище Страдонице с ограждением, имеющим неправильную форму, и прямоугольными деревянными домами, с крышей, покрытой глиной.

Страдонице был важным центром металлургии и ремесла, точкой пересечения широкой сети интересов: здесь обнаружены монеты из различных регионов кельтского мира и даже небольшое количество эллинистических и римских монет республиканского периода. Страдонице представляет собой только один из примеров, поскольку регион, растянувшийся на север и на юг от верховьев Дуная и между Дунаем и верхним течением Эльбы и Одера, был достаточно плотно занят подобными поселениями — центрами различных племен.

На самом деле ничто не мешает предположить существование здесь политического единства, даже если богемцы в какойто момент получили преимущество. Огромное богатство этих центров, о чем свидетельствуют также многочисленные находки украшений, великолепное погребальное убранство и клады с предметами из золота, серебра и бронзы, основывалось на их коммерческой и индустриальной деятельности, а кроме того, на крепкой сельскохозяйственной базе, которая, так же как минеральные ресурсы, свидетельствовала об автаркии региона. Напротив, южные привозные материалы были здесь крайне редкими: этот факт подчеркивает, что зона между Рейном и Дунаем играла прежде всего роль европейского поперечного моста.

Демографический пробел, образовавшийся на юго-западе в результате миграции гельветов и богемских групп в середине I в. до н. э., подрывает равновесие в этой зоне, усиливаясь к концу века натиском германцев с севера и северо-востока. Отчасти благодаря терпимости римлян, коалиция маркоманов, возглавляемая энергичным Марободом, полностью вытеснила кельтов в политическом плане и в использовании ресурсов страны. Население, таким образом, было вытеснено, и начинает складываться новый демографический облик.

С географической точки зрения кельтская оккупация Богемии-Моравии продолжается к югу от Дуная оккупацией Норика. Захват земли облегчался здесь рассеянностью населения и военным превосходством кельтов. Название тавриски (которое напоминает название «таурини»), возможно, объединяло кельтские и иллирийские группы; во всяком случае, оно имеет связь с горой Таурус (современный массив Тауэрн); в целом топонимика городов не кажется кельтской, за исключением оппидума в Виндобоне (Вена). Однако Норея в начале I в. до н. э. считалась кельтским городом. Латинские надписи имперской эпохи содержат большое количество кельтских названий, особенно в Паннонии. Кельтизация местного населения, смешивалось ли оно с кельтами или нет, была отмечена древними как конкретный факт в запутанном этническом клубке Балкан и центра и востока Европы. Речь шла, по всей вероятности, о кельтских объединениях, более или менее связанных друг с другом, в среде, остававшейся по большей части автохтонной. По крайней мере некоторые из них достигли органического характера и заметной устойчивости, а во II в. до н. э. общины Норика поддерживали отношения с римлянами, и, чтобы сохранить эти хорошие отношения, они даже выразили неодобрение по отношению к карнам, которые пытались занять территорию, где потом была основана Аквилея. Об этом эпизоде, рассказанном Титом Ливием, нам известно лишь немного, что, возможно, свидетельствует об их спокойном, малоподвижном существовании без больших потрясений, способных отразиться на пространстве средиземноморских государств.

Как мы уже отметили, кельтский мир распространялся практически на непрерывной территории, накладываясь на многочисленные этнические группы, иногда смешиваясь с ними, но всегда сохраняя при этом свои оригинальные черты. Если, как правило, мы достаточно хорошо осведомлены о размещении различных объединений, их политике, иногда даже располагаем следами их материальной культуры, то об их духовной жизни нам известно гораздо меньше. Однако именно она представляет наиболее значимую связь между этими народами и по большей части восходит к кельтскому наследию. Религия, искусство, право взаимодополняли друг друга. И только чтобы наглядно это показать, их стали рассматривать по отдельности.

Религиозное общество друидов стало истинным хранителем древней традиции и кельтского духа. Наука и литература, идет ли речь о медицине или астрономии, эпических сказаниях или моральных предписаниях, выходят из религиозной среды. Даже право затрагивает скорее религию и мораль, чем юридические формы классического мира. Одновременно колдуны и предсказатели — друиды, как было отмечено древними, обращались к магии. В своей основе друидизм не оригинальная особенность кельтов, но характеристика очень древнего государства, общая для протоисторических групп: сравнительная этнология позволила найти подтверждение этому. Такие универсальные установки, которые в Египте воплотились в теократической монархии, греки заменяют своей религией многобожия, которую можно назвать городской. Тем не менее традиция религиозной трансцендентности — хранитель национального духовного наследия, а иногда и советник в политических или личных делах — сохранялась в крупных панэллинских святилищах, подобных святилищу Вольтумны в Этрурии. У римлян религиозная трансцендентность и городская религия отождествлялись, потому что они воплотили скорее город, чем цивилизацию, и никогда не были этносом. У кельтов распространение друидизма — один из значительных аспектов формирования их этноса и цивилизации. Греки поражены сходством этой религии с пифагорейскими концепциями: они имели общие моменты в представлениях о вечности и переселении душ. Кельты рассматривали смерть как простое перемещение, а мир мертвых — как некий «резервуар душ», ожидающих воплощения в новом теле; земная и потусторонняя жизнь составляли некую целостность, внутри которой происходили вечные, непрерывные обмены. Вплоть до презрения к опасности, которая находилась вне этой традиционной этики. Вспомним в связи с этим, что большинство древних рассказов о сражениях с галлами — и даже кельтомахии этрусских стел в Болонье — свидетельствуют об их привычке сражаться обнаженными.

Этот обычай мог объясняться художественными заимствованиями или, что касается литературных источников, соответствующими убеждениями, — в погребениях кельтских воинов содержится только оборонительное оружие. Но возможно, речь идет о своего рода ритуальной наготе, которая была связана не только с презрением смерти, но также с религиозным значением жертвы, принесенной во имя племени. И именно в этом племенное сознание приближается к патриотическому. Друидизм содержал в высшей точке своей эволюции элементы древней магии доисторической эпохи, — это знание осталось в памяти ограниченного круга посвященных — хранителей недоступной для понимания тайны. Наиболее значимое друидское святилище, расположенное на острове Мон (Англси), географически удалено от средиземноморских влияний, а также от влиятельных политических центров, каковыми являлись кельтские города. Это усиливает мистические основы и независимость друидизма. На практике тайна могла быть доступна правящим классам и массам в форме юридических предписаний и в медицине, которые также окружались мифическим ореолом. Не будучи установленными магистратами, друиды были скорее юрисконсультами, арбитрами, адвокатами, чем судьями; они вникали в частные тяжбы, так же как в межплеменные споры, что объясняет их влияние и добрую славу в панкельтском пространстве. Они были политическими советниками и учителями для молодежи, а их обучение было настолько же эффективным, насколько оно не было академическим. Возможно, как полагают многие ученые, известные «профессора» галло-римских школ были преемниками друидов, основные прерогативы которых свелись к одной-единственной. Если друидизм и был побежден римлянами, как позже христианской церковью, то только потому, что представлял грозную духовную силу и являлся хранилищем фундаментальных концепций галльского национализма.

В исторические времена друиды рекрутировались через обучение или кооптацию, иногда через наследование. Потрясающая протяженность кельтского мира способствовала их объединению в группы и созданию мест для собраний, таких как святилище в Галлии. Тем не менее общий кельтский характер по-прежнему был узнаваем. Существовали, кроме того, прорицатели и поэты, которые часто отождествлялись и состояли в тесных отношениях с божествами и панкельтскими объединениями. Они соответствовали аэдам и рапсодам[20] архаической греческой среды, но относились к более высокому социальному рангу. Наследие космогонических, теогонических и героических легенд и сказаний кельтов доступно нам благодаря ирландским и галльским текстам, составленным в средневековую эпоху, и интерпретируют их с осторожностью. Здесь прослеживаются аналогии с пантеоном и эпической традицией германцев: битва богов и смерть героев — древние, общие для этих народов сюжеты, в любом случае речь не идет о заимствованиях. Греческие корни некоторых образов сказаний свидетельствуют об очень давних влияниях, пришедших, возможно, из классического мира, тогда как другие персонажи отражают влияние христианства. Тем не менее именно к поздним источникам обращались ученые, для того чтобы восстановить облик кельтского религиозного мира, который греческие и римские современники скрыли за латинскими именами и приблизили к классической мифологии. Губер, обращаясь к религии кельтов, справедливо подчеркивал важность аграрных ритуалов изобилия и плодородия, с которыми связаны жертвоприношения, и метафизической и моральной системы, где забота о душе и ее становлении сохраняет первое место. Сам прародитель относился к миру мертвых: согласно Цезарю, кельты верили в свое происхождение от Диспатера — бога мертвых. Римские интерпретации, которые пытаются установить соответствия между латинскими и инородными богами, отнюдь не помогают нам прояснить кельтские верования. Они учитывали, несомненно, весьма отдаленные сходства, сопоставляя Меркурия, Аполлона, Марса, Юпитера, Диспатера с их галльскими аналогами. Галлоримская религия изобилует богами с двойными именами, такими как Меркурий Киссониус, Аполлон Граннус, Марс Катурикс и т. д. То же относится к другим провинциям, где смешались религиозные потоки. Возможно, проникновение классической культуры в Галлию привело к процессу ассимиляции, предшествовавшей завоеванию, но почти нет сомнений, что греки и римляне обращались к интерпретации по лингвистической причине: чтобы не использовать эти резкие варварские имена, к тому же несклоняемые.

Равным образом наряду с высшим друидским знанием существовала популярная антропоморфная религия. По крайней мере, в I в. до н. э. кельты имели многочисленные статуи своих богов — plurima simulacra, по Цезарю. Вне всякого сомнения, они свидетельствуют о средиземноморских влияниях, ни одна европейская неклассическая религия не смогла перенести в план искусства образы своих богов; они, возможно, заимствовали традиционные представления доисторического периода. Впрочем, полагают, что аниконийский культ восходит к традиции мегалитизма, процветавшей в конце доисторического периода на земле, которая была позднее занята кельтами. Обряды перехода в мир мертвых и некоторые детали культа героев связаны с этим древним пластом. Но возможно, и не было необходимости обращаться к столь отдаленному прошлому, переплетая традиции, прошедшие через тысячелетия.

К сожалению, мы не имеем ни одного культового изображения, которое можно было бы без колебаний датировать дороманским периодом. Кроме чеканной маски из музея Тарба и божества из Борей-сюр-Жюин (Эссон), деревянные статуи, такие как статуи из святилища у верховий Сены, несомненно, позволяют нам составить представление о кельтских народных образах. Впрочем, осколки галло-римских представлений, проявляющиеся в бесконечном воспроизведении богов и богинь, «одетых поримски», как писал Беренс, — можно также сказать, «одетых на эллинистический манер», — соответствуют дезинтеграции друидизма, трансформации культа по римскому обычаю: был сооружен алтарь, посвященный Риму и Августу, — религиозный центр лояльности трех Галлий, заменивший прежнее святилище карнутов, где собирались друиды. Политическая цель этой религиозной трансформации достаточно ясна: римляне, обычно опиравшиеся на аристократическое меньшинство, таким образом могли получить расположение народных масс.

В кельтской религии не проявляется связь между культом и культовым зданием, древняя космогония не соотносила жилище божества с определенным местом. Место национального собрания друидов скорее всего не было обозначено каким-либо сооружением. Кельтский натурализм находил образы божеств прежде всего в источниках и иных природных элементах: в результате увеличилось количество культовых центров, расположенных на возвышенностях или у воды. Некоторые из них положили начало поселениям. Так было в случае с Бибрактой и Немаусом, тогда как святилище Меркурия в арвернском регионе не идентифицируется с каким-либо агломератом. Наличие культового места на территории некоторых племен, несомненно, представляло собой козырь в политической игре, позволяющий добиться превосходства. Становление демографических и священных центров подтверждает фундаментальный аспект размещения галльского населения: сельское хозяйство, усилившее и стабилизировавшее раздробленность, которая характеризует villae римской эпохи, с этой точки зрения сыграло роль, аналогичную роли религии. Исчезновение всяких следов святилищ во время римского завоевания отчасти объясняется отсутствием интереса к каменным постройкам. Однако под эгидой римлян галлы возвели некоторое число храмов, которые, за исключением лишь тех, что были посвящены римским богам и построены в городах с римским населением, представляют формы, независимые от классических и средиземноморских типов, и если не создают оригинальных способов выражения, то по крайней мере воплощают определенные черты местного прошлого.

В большей части континентальных кельтских регионов мифологические традиции были в основном стерты романизацией и вскоре заменены традициями классического мира: божественные образы были адаптированы к новому пространству греческих сказаний и легенд. Кельты — впрочем, так же, как любой другой неклассический европейский народ — никогда не имели образной мифологии. «Рассказы в картинках» их никогда не интересовали. Поэтому единственное проявление нарративного искусства европейской протоистории — искусство ситулы — воспроизводило только сцены повседневной жизни или обряды. То же самое позже проиллюстрирует котел из Гундеструпа. Греки, которые в VI в. до н. э. создали кратер из Викс, предназначенный для кельтского вождя, на место нарративного фриза поместили лишь вереницу колесниц, имеющую чисто декоративное значение. Это искусство ситулы, само по себе чуждое собственно кельтской среде, способствовало формированию не только искусства Ла Тен, но и его репертуара, часто намекающего на собрания, праздники, пиршества, игры, восходящие к античному образу жизни, который в равной степени был принят историческими кельтами и изображался как классическими авторами, так и в средневековых ирландских сказаниях, свидетельствующих о преемственности.

Празднества, которые проводились каждый год в одно и то же время, являлись одновременно религиозными собраниями и ярмарками; при случае организовывались также политические сборища. Поскольку здесь царила крайняя свобода, а кельты по природе были склонны к внезапным переменам настроения и гневу, гулянье зачастую перерастало в драку, тем более что они часто предавались пьянству. В реальности религия, которую друиды проповедовали на высоком метафизическом и духовном уровне, не могла быть понята всеми и оставалась достоянием меньшинства. Представителем этого меньшинства был друид Дивитиак. Во времена Цезаря галльская аристократия многое переняла в первую очередь у греков; она жила в домах эллинистического типа и хорошо знала риторику. Это было обусловлено важной культурной ролью, которую сыграл не только Марсель, но и соседние территории, сильно эллинизированные, а также Провинция.

Чтобы уловить кельтский дух, мы должны обратиться к искусству. Проблема кельтского искусства — одна из самых сложных, но и наиболее захватывающих проблем Античности. Прежде чем рассматривать ее в эстетическом плане, следует поместить ее в план исторический — как оно формировалось? — и напомнить в связи с этим, до какой степени необходимо отделять художественный феномен от этнических соответствий. Нужно, безусловно, учитывать особенности среды и экономики, хотя они и не имеют определяющего значения. Так, одной только исконной мобильностью кельтских групп, которая сохранялась и в историческую эпоху, нельзя объяснить отсутствие архитектуры, редкость крупной скульптуры и преобладание ремесла, специализирующегося на металлообработке. Архитектура и скульптура отсутствовали даже там, где кельтские племена были оседлыми в течение нескольких веков и где кельтское влияние было в значительной степени ассимилировано. Это объясняется тем фактом, что эта цивилизация сформировалась внутри доисторического субстрата континентальной Европы, для которого всегда и почти повсеместно было характерно отсутствие фигуративное™ и архитектуры. Кельты не имели условий, в которых формировались цивилизации Востока и Греции, а затем и римлян, то есть архитектурные цивилизации, — централизованной городской или государственной политической структуры и связи культа с особым пространством. Неорганический характер народов кельтской культуры не мог привести к подобной манере выражения, иное дело — редкие случаи, когда она была навязана им иноземной средой. В знаменитых святилищах Южной Галлии греческое влияние проявляется скорее в использовании прочных материалов — камня, чем в морфологии или декоре. Что касается знаменитого портика Антремона, единственное, что объединяет его с греческой архитектурой, — трехкаменная система (в архитраве), в то время как его основная функция сводилась к поддержке священных элементов: фигуры души-птицы (не напоминает ли это о птицах, типичных для галыптатского декора?) и вставленных черепов. Эти конструкции, так же как их декоративный аппарат, не связаны с поиском ритма, пространства или массы. После бронзового века, если не считать мегалитических следов, европейская архитектура была деревянной. В начале истории кельтов Гейнебург и некоторые другие крепости являлись исключениями, которые, впрочем, не представляют художественного интереса: речь идет о простых морфологических и технических заимствованиях, которые объясняют появлением иноземных или, по крайней мере, испытавших влияние Греции, Южной Италии или Марселя исполнителей. Что касается погребальной архитектуры, она ограничивалась исключительно традицией курганов, то есть более простыми формами, лишенными геометрии и субконического объема каменных или земляных холмов. Погребальные знаки единичны.

Великое искусство Ла Тен почти никогда не выходило за пределы чисто декоративной атмосферы, в которой оно воплотило неистощимое воображение. Вопрос о соотношении этого нового художественного языка со средиземноморским искусством возникает — и это естественно — в первую очередь. Весьма сомнительно, что декорированные предметы, в частности греческая и италийская керамика, привозимая в достаточно большом, но не огромном количестве, на самом деле вызывали интерес своим декором: обнаруженная посуда и орудия отличаются практичностью и добротностью. И если некоторые формы просто копировались, как, например, трилистник, то декоративные элементы не имитировались. Последние выполнялись со вкусом с точки зрения изящества, детали тщательно обрабатывались, отсюда утонченность, которая стала единственной целью в технике и искусстве и которой континентальные ремесленники очень редко достигали. На самом деле можно вспомнить декоративное изображение голов на греческих кубках V–IV вв. до н. э., которые считаются прототипами отрубленных голов, по крайней мере с формальной точки зрения, или трискели.[21] Впрочем, греческое художественное производство вскоре перестало создавать произведения специально для кельтского потребителя: оно так и не адаптировалось к кельтским вкусам, как произошло в случае со скифской клиентурой.

Анализ процесса, через который произошел переход от фигурных типов эллинистических монет к абстрактной линейности кельтской счетной системы, вплоть до серий, называемых «радугой», весьма поучителен: здесь обнаруживается трансформация средиземноморских элементов кельтской средой и реакция на внешние влияния искусства, имеющего уже определенные характерные черты и предпочтения. Фигурные изображения, высоко ценившиеся в классической эстетике, совершенно чужды и непонятны кельтам: абстрактные метаморфозы монетных образов — не неловкие имитации, но вариации, постепенно развивающие тему, которая мало-помалу была ассимилирована и преобразована. Именно у галлов портретные изображения и лошади, которые украшают эллинистические монеты, испытали это постепенное разложение, в процессе которого каждая деталь приобретала индивидуальность, выделяясь из ансамбля и начиная жить собственной жизнью, до тех пор пока одни детали не разрастались настолько, что скрывали другие. В сущности, сходный процесс отмечен в готическом ломбардском или каролингском искусстве, противостоящем современному ему койне, подобному койне уходящей Античности и Византии.

Кельтское искусство, как мы уже говорили, формировалось в среде континентальной геометрики, которая сохранялась до времени последних проявлений гальштатской культуры там, где средиземноморские потоки не трансформировали ее в ориентализированные формы, а затем в фигуративные формы, связанные с греческим влиянием. Впоследствии континентальная геометрика продолжала проявляться в некоторых районах до «дороманского железа» и позже, в период романизации европейских провинций.

Мы уже встречались с феноменом параллельных эволюций: развитие этрусского искусства, ориентализированного, а затем ионизированного на античной основе виллановской геометрики, а также кельто-иберийского искусства на аргарийском фоне. Однако, по различным причинам ограниченное в пространстве и времени, искусство Ла Тен стало койне — интернациональным языком континента. С другой стороны, игнорирование им геометрической традиции свидетельствует о том, что кельтская цивилизация, хотя и вышла из галыптатского опыта, настолько сильно от него отличается, что может быть квалифицирована как революционная. Натурализм, который проявляется в анималистических и растительных мотивах, не оставляет места образным или нарративным конструкциям, особо выделяя детальные элементы, включенные в сложный декоративный синтаксис, всегда связанный, однако, с иррациональным воображением.

Наряду с древним наследием и греко-италийскими влияниями, отмеченными выше, третьим источником вдохновения для этого искусства стал мир, который был, возможно, довольно близок кельтскому, — иранский мир. Регион Северного Понта и пространство «степного искусства» образовывали мостик, соединяя Европу с наиболее удаленными азиатскими зонами. Если, например, мы возьмем для сравнения искусство скифов, то увидим, что сходства многочисленны, хотя, как правило, они чисто внешние. Они проявляются особенно в изолированности образных тем, которым также чужда в скифском искусстве органическая связь, в отсутствии репрезентативных контекстов и в стиле, предпочитающем декоративную пышность, — отсюда преобладание интереса к производству золотых и серебряных украшений. Однако скифское искусство более последовательно в смысле формы и объема.

Из всех этих связей вытекает выразительная оригинальность кельтского искусства, вскормленного внешними влияниями, но поглотившего и синтезировавшего их, — оно может сравниться со многими художественными достижениями Античности, поскольку логически воплощает дух цивилизации.

Одной из характерных черт кельтского декора является внимание к структуре и назначению предмета, которое рассматривалось как основа, а не повод для ремесленных художественных вариаций. Если обратить внимание на технику и типологию, можно узнать элементы, которые, вероятно, восходят к галынтатским основам или связаны с освоением внешнего опыта: фибулы, аграфы[22] и бляхи поясов, кольцеобразные браслеты — витые, с овами[23] и выпуклостями, металлические части конской упряжи, шлемы, вазы. По этим данным, кельтское искусство развивалось с удивительной последовательностью как в пространстве, так и во времени. Остановимся пока на последствиях этого: простая структура предмета, безусловно, расширяется за счет дополнительных элементов, образующих своеобразное кружево, как, например, в некоторых торквесах с Марны, из Богемии, Эльзаса и на браслете из Роденбаха. Или же декорировались отдельные части, например концы торквесов из Филотрано и Вальдалесгейма, из Фенулле и Куртизоль, дужки которых были гладкими или витыми. В некоторых торквесах (Ласграсс, Фенулле, Сен-лье-д’Эссерен) декор растягивается и опоясывает предмет в барочном духе. В других случаях он украшает различные элементы, в частности в браслетах с овами позднего периода Ла Тен и головках палиц, мотивами в форме буквы S, трискелями, а также фигурными элементами, в которых мастерство гравировки подчеркивает нюансы в целом или в деталях. Однако нужно учитывать двусмысленности, порожденные привычкой — хотя иногда это необходимо — представлять эти небольшие предметы в макрофотографии. Во всяком случае, выпуклости, часто ограниченные компактными поверхностями, которые на стыке образуют форму гребня, за счет чего создают эффект блеска и полихромии, напоминают о скифском искусстве, возможно даже создавшем их. Точки соприкосновения между двумя этими областями очевидны: в обоих случаях это показатель стойкого примитивизма, который экспрессионистски передает глаза и губы в украшениях, изображающих людей и животных, используя простые и выпуклые объемы. Но в кельтском искусстве в завитках, в декоративных рядах обнаруживается натуралистическое предпочтение синусоидных линий S-образных элементов, включенных в контекст небольших листьев-пальметок. Эти мотивы заимствованы из растительного мира, но уже пропущены через стилизацию, которая сравнима со стилизацией классического греческого искусства. Таким способом декорированы, например, золотой диск из Овре-сюр-Уаз и надгробие из Галвея (Ирландия) или фалеры из Экюри-сюр-Коль. Но часто кельты используют темы, взятые из человеческого или животного мира, комбинируя их в бесконечных вариациях мотивов и замысловатых арабесок. Эти фигурные элементы ограничиваются обыкновенно изображением человеческих и звериных голов, как, например, в фибулах с маскообразными мотивами, отдельные части которых оживлены человеческими образами в соответствии с уже намеченной, тенденцией к выделению различных частей предмета. В то же время наблюдается продолжение гальштатской традиции фибул с «лошадками» в расположении автономныхфигурных элементов, которые больше не связаны со структурой предмета, как, например, в роскошной золотой фибуле из коллекции Фланри (Вильметт, штат Иллинойс, США), датированной периодом Ла Тен II. Но конечно, декор, рассмотренный на примере фибулымаски, создает впечатление более последовательного декоративного чувства в период среднего и позднего Ла Тен.

Изображения людей или животных включаются в декоративные системы не только для их завершения, но и как элементы последовательности. С этой точки зрения фрагмент портика из Наг (Гард) и золотой браслет из Роденбаха относятся к одному типу. Но изолированность различных элементов в каменной скульптуре и их последовательное чередование и связанность в браслете, очевидно, свидетельствуют о том, что в первом случае речь идет об адаптации кельтской тематики к монументальному типу — в рамках, которые были ей чужды, а во втором случае — о явлении, типичном для кельтского декора. На браслете человеческие маски сочетаются с изображениями лежащих баранов; линейное разъединение фигур определяет мотив, который связывает всю композицию. Или же маски включаются в игру стилизованных растительных элементов, как на бляхе из Вайскирхена (Саар). Завитки S-образной формы обрамляют головы лошадей на торквесе из Фраснес-лезБуиссенал (Эно, Бельгия).

Декоративное изобилие усиливается в период Ла Тен II: элементы выступают над поверхностью, выделяясь чрезмерным богатством, как на колье из Ласграсс (Тарн) и Фенулле, уже упоминавшихся. Также развивается тот «пламенеющий» стиль с барочной тенденцией, который характеризует среди прочих кельтскую Бретань и к которому восходят средневековые вычурные стилизации кельтских форм. Выделенные из органического контекста, человеческие и звериные головы также комбинируются друг с другом, противополагаясь, как на кольце из Роденбаха или на бронзовом браслете из Л а Шарм (Труа, Об), накладывала, друг на друга, как на фрагментах браслетов из Манербио (Брешия, Италия), выстраиваясь в цепочки и круги, как на фалерах того же происхождения.

Последовательность из человеческих масок, фигур животных и различных мотивов обнаруживается на пластинах, которые покрывают деревянные цилиндрические цисты позднего кельтского искусства Великобритании (Марльборо, Вилс), наряду с линейным стилем (зеркала из Trelan Bahow, Корнуолл, из Бердлипа, Глостер, и музея в Ливерпуле, бронзовые умбоны щитов из Баттерси и с реки Витам). Циста из Марльборо возвращает к проблеме, связанной со знаменитым котлом из Гундеструпа (Дания), ритуальный характер которого неоспорим. Он представляет все элементы кельтского стиля, так же как многочисленные технические детали кельтской традиции. Однако нарративный характер, само дробление внешней поверхности на серию метоп, включение растительных, природных элементов, заимствования из классических тем, как, например, битва героя со львом или человек на дельфине, наконец, поздняя датировка помещают это произведение вне кельтской среды. В данном случае наряду с влияниями, проникшими сюда из классического мира, которые не должны слишком удивлять на северной окраине (в зоне, нейтральной в художественном плане и расположенной вне сферы собственно кельтского искусства), можно увидеть следы искусства ситулы, которое уже не кажется чуждым на цисте из Марльборо.

Одной из характерных черт кельтского декора является гармоничная симметрия, абсолютная и всегда соблюдавшаяся. Ремесленники, возможно, сделали это императивной дисциплиной, которая связывает их мир с дои протоисторическим континентальным слоем, на который мы уже намекали. Соответствия проявляются в линиях, объемах, а также в цветах, которые очень живо воспринимались кельтами. Тленные материалы полностью исчезли — кожи и ткани, о которых сообщают авторы, — но остались эмали и инкрустации из полудрагоценных материалов, таких как янтарь и коралл, и стекло, использовавшееся не только как материал для вставок, но и само по себе: кельтские колье и браслеты из разноцветного стекла широко распространены. В золотых и серебряных изделиях и образцах чистой металлообработки — с эпохи бронзы использовавшейся все реже и все больше внимания уделявшей орнаменту и декору — цветные элементы зачастую подчеркивали ту рельефность и ту индивидуализацию частей, о которых мы говорили. Вспомним несколько примеров: бронзовые фибулы из Мюнсингена (Берн, Швейцария) и Басс-Ютца (Мозель). Цвет заполняет узоры на золоте, например на бляхах из Вейскирчена, выделяет глаза на масках из прокатной или литой бронзы из музея Тарб (Пиренеи) и Гарансьеран-Боке (Эр-и-Луара), акцентирует декоративный контекст на шлеме из Амфревиля (Эр) и пряжках из Баттерси (Англия), всегда с крайней умеренностью и органичностью, которые никогда не противоречат друг другу, поскольку ориентированы на барочную несдержанность и поиски «пламенеющего» стиля.

Цветовым контрастам кельтское искусство предпочитает монохромность, которая не искажала ни поверхности, ни природы металла, и остается верным этому на протяжении всей своей истории, в уже отмеченном аспекте функциональности и структуры. Материал, чаще всего металл, но также дерево и кожа, воспринимался и вдохновлял сам по себе, своими собственными оттенками, будь то холодный серый цвет железа, теплая тональность бронзы или золотых фрагментов, украшавших, например, парадное оружие. Чеканные изделия, такие как ажурные фалеры из Сомм-Бионна (Марн), Сен-Жан-сюр-Турб и украшение колесницы из Сомм-Турб (Марн), носят тот же характер и числятся среди самых ранних проявлений кельтского пристрастия к декорированию. Чтобы лучше понять, чем стал этот поиск цвета для кельтов, нужно представить предметы в сочетании с одеждой или лошадиной сбруей, кожаными ремнями, с деревянными фрагментами, как в британских цистах, о которых речь шла выше, или больших щитах. Этому стилю соответствует рост привозных товаров за счет чеканных золотых пластинок и, в частности, аттических чаш из Кляйн-Аспергля (Людвигсбург, Германия) середины V в. до н. э. и кубка из Шварценбаха (Биркенфельд).

Излюбленные техники в производстве золотых украшений — чеканка, часто содержащая вкрапления, в искусстве бронзы — плавка с гравировкой. Ирландские средневековые миниатюры, последние образцы кельтского искусства, своими отдаленными корнями восходят к искусству Ла Тен, по большей части миниатюристическому ввиду склонности к украшению небольших предметов.

Все искусство культуры Ла Тен является, по сути, чисто интеллектуалистическим, сознающим свои собственные пределы, но способно в этих рамках двигаться с крайней свободой и неисчерпаемой фантазией. Думается, именно благодаря декоративному опыту это искусство нашло пластическое воплощение в камне и бронзе: этот процесс был противоположен тому, что происходило в греческом искусстве, где все художественные проявления, какого бы уровня они ни достигли, были обусловлены атмосферой, которая определялась крупными творческими личностями. По-настоящему автономный ремесленник появился не раньше эллинистического периода. В пластических произведениях кельтов, по крайней мере тех, датировка которых возможна и которые, очевидно, не подверглись средиземноморским влияниям, декоративные элементы обыкновенно разрастаются до пропорций скульптуры. Более показательным является бюст из Мшецке Жехровице (Ново Страшече, Чехословакия), уникальное произведение фигуративного искусства Богемии. То же относится к фигурным и символическим элементам стелы из Вальденбаха (Вюртемберг, Германия) и пирамиде из Пфальцвельда (Гуншрук, Германия), напоминающей голову из Гейдельберга. Их сомнительная хронология препятствует в настоящее время точной оценке культовых изображений, таких как божество на торквесе из Бурэ, колоннообразная статуя, по концепции сходная со стелой из Вальденбаха. Интерес к изображению головы проявляется в связи с двумя аспектами особого религиозного видения, откуда и неорганический характер фигур, и декоративное изобилие в скульптуре из Euffigneix (Франция). Головы, даже в их упрощении, выдают греческое влияние, заметное также в маске из Гарансьер, меньше — в абстрактной маске из Тарб, обе, впрочем, далеки от истинного кельтизма бюста из Мшецке Жехровице. Само это влияние переносилось равным образом на скульптуру юга Галлии (структурная взаимосвязанность двуглавого Гермеса из Рокепертуса). Диспропорция реального опыта и культуры воплощалась даже в той форме губ, которая стала считаться типично кельтской. Фрагментарная статуя из Грезана в новом аспекте свидетельствует об интересе к деталям, который связан не с кельтской традицией, а скорее с иберийской скульптурой. Описательный характер ассоциируется с линейным орнаментом в головах из Антремона (Буш-дю-Рон) и из Сен-Верана (Оргон,Буш-дю-Рон), в воине из Вакер (нижние Альпы), благодаря которым зарождается галло-римское искусство, так же как в монументальном воине из Мондрагона (Воклюз), расположенном в соответствии с архитектонической манерой за огромным щитом с умбоном, который принадлежит уже новому миру.

Сосредоточение в Южной Галлии одновременно эллинистических, иберийских и италийских элементов открыло новые художественные горизонты в Провинции, которая испытала оживление в искусстве позднее, чем другие части кельтского мира, и на основах, кельтских лишь отчасти.

Этот эклектизм Южной Галлии привел к тому, что такие произведения, как божество, сидящее в буддийской позе, из Рокепертуса и тараск из Новэ, напоминающий, в частности отрубленными головами, фрагмент аналогичной группы из Антремона, явно контрастируют с бесстрастностью других скульптур из той же среды. Что касается бога из Рокепертуса, а также Меркурия из Пюи-де-Жуэ (Сент-Груссар, Крез), созвучие с греческим архаизмом может стать источником значительных двусмысленностей: речь идет о псевдоархаизме, отсталом архаизме — как в статуях Сьерра-де-лос-Сантоса, — связанном с равнозначной манерой мышления. Контакт с марсельской средой, долгое время остававшейся на архаической стадии, стал, вне всякого сомнения, определяющим для формальных решений. С другой стороны, очевидно, этот фигуративный язык является результатом интенсивного процесса созревания и выбора среди внешних влияний, ставшего внутренне необходимым. В иной среде — италийской в V–III вв. до н. э., балканской и азиатской в эллинистическую эпоху — кельтские группы, даже если касались разнообразных грандиозных фигуративных опытов, не ощущали потребности целиком соответствовать им. Эта необходимость возникла только в Южной Галлии в эпоху, не намного опередившую романизацию, а затем смешавшуюся с ней.

Тараск и подобные ансамбли наводят на иные соображения: они тоже имели архаический характер в декоративной линейной обработке анатомических элементов, но выражали особую атмосферу страха и смерти, весьма далекую от героической идеи смерти, присущей кельтскому сознанию. Некоторые элементы, например акцент на животном символизме, заставляют вспомнить скорее об Иберийском полуострове, чем об Этрурии, отношения с которой являются весьма спорными. Жилистый, линейно выразительйый тараск из Новэ более, чем другие скульптуры Южной Галлии, близок к сущности кельтской декоративности: его части организуются в соответствии не с натуралистическим изображением, но с представлением о потрясающем декоративном предмете, детали которого должны подчеркнуть экспрессионистскую манеру. Впрочем, в зонах, в меньшей степени затронутых иноземными связями, анималистическое искусство достигло совсем других результатов, как, например, в энергичной и абстрактной стилизации кабана из Неви-ан-Сюлли (Луара) или оленя из того же вотивного хранилища. Среди этих находок были, кроме того, две человеческие фигуры — обнаженные танцор и танцовщица, которые своей экспрессивностью напоминают более поздние небольшие бронзовые статуэтки венетов.

Именно в Галлии, наиболее открытой для влияний других цивилизаций, и частично в рейнском регионе и на богемской территории обнаруживают, вне собственно декоративной сферы, наиболее грандиозные проявления кельтского искусства. Кельтоиберийское искусство образует отдельную область, тесно связанную в своей декоративной фантазии с традиционным геометризмом, от которого оно изредка отдаляется, чтобы достичь, в золотой чеканной «диадеме» из Рибадео или в жертвенной повозке из Мериды, фигуративной ценности. Повозка, так же как ножны для кинжала, изображающие сцену жертвоприношения, и фибула в форме всадника, относится к гальштатской традиции. Декоративный характер Ла Тен затронул Испанию только поверхностно. Керамика из Нуманции — только она была фигурной на всем кельтском или кельтизированном пространстве — подверглась влиянию иберийского гончарного производства. Но, за исключением Иберийского полуострова, латенский декор приобретает вид койне, более успешные очаги которого находятся в центре и на западе Европы; что касается других территорий, оно проявилось в менее очевидных, но также связанных друг с другом формах.

Глава 11 ИБЕРИЙСКИЙ ПОЛУОСТРОВ

Несмотря на то что первому железному веку скорее всего незнаком типично гальштатский культурный тип, второй железный век отмечен проникновением кельтских элементов на север и в центр полуострова. К тому же времени битва при Алалии (535 г. до н. э.), преграждая дорогу фокейским колонистам, закрепила пуническую гегемонию в Западном Средиземноморье, провоцируя общее отступление греческого владычества к северу от «моста островов», раскинувшегося от Сардинии до Балеарских островов. Тем самым Карфаген утвердил монополию на иберийскую экономику, за исключением восточного побережья, между Пиренеями и мысом Палое: в Эмпориях, Роде, Гемероскопейоне еще распространялось влияние Марселя. Кроме того, античные греческие колонии пришли в упадок или трансформировались в пунические города. Доминирование Карфагена станет определяющим фактором в иберийской истории и цивилизации. Обладание Балеарскими островами, где уже в VII в. до н. э. осели финикийцы (остров Ибица), конкурировавшие с греками, еще больше укрепило это положение. Карфагенское владычество опиралось на две основы: экономическое преобладание, вытекающее из его монополии на богатые месторождения полезных ископаемых и на атлантическую торговлю, и военный и политический авторитет, который препятствовал любой инициативе, пресекал всякие попытки неподчинения со стороны местного населения. Греческое влияние, напротив, оставалось побочным, ограничиваясь деятельностью морских факторий и, по-видимому, местной меновой торговлей. На самом деле продукты греческого ремесленного производства распространились почти до самой Атлантики — парадоксальный и значимый феномен, который не находит объяснения, если только не допустить, что сами карфагеняне были посредниками в этой торговле: не имея возможности конкурировать с греками при помощи собственной продукции, но осознавая экономическую важность этого торгового пути, они приняли решение, которое свидетельствует об их практическом мышлении. Замечено, что эти аванпосты эллинизма в Испании, однажды остановив ионийскую экспансию, не ушли от внимания греческих историков. В V и IV вв. до н. э. центры интересов переместились: конфликт с Карфагеном вспыхнул с новой силой на Сицилии, тогда как на востоке персидский империализм спровоцировал мидийские войны.

Так внутренние народы оказались изолированными от моря береговой цепью опорных пунктов и зон иноземного влияния. Эта ситуация во многом объясняет этническое и культурное слияние, которое, как мы увидим, произошло на внутренних территориях. Но в то время как греческие и пунические центры развивались в связи и в соответствии с цивилизациями, у которых они брали близкие им начала, локальные цивилизации, используя материальные достижения и тех и других, только значительно позже и только во внешних проявлениях пожинают плоды городского опыта, приобретенного иноземцами. Кажется, что в Испании греки лучше, чем их конкуренты, сохранили черты, присущие их цивилизации. О городской жизни, религий, институтах колониального города сообщают нам многочисленные археологические данные: Эмпории, так же, впрочем, как пунические Кадис и Карфаген, известны нам лучше, чем Марсель. Раскопки позволили установить последовательность заселения, начиная с древнего ядра, где сегодня расположена деревня Сан-Мартинд’Ампуриас и где обосновались первые колонисты, до нового города (Неаполис), построенного в середине 1-го тыс. до н. э. на континенте, и заканчивая римским городом, возвышающимся вблизи местного агломерата Индики. Некоторые находки свидетельствуют о запоздалом архаизме, что естественно для факторий, лишенных постоянного прямого контакта с метрополией; последовательное развитие греческого искусства, которое очень хорошо представлено на Сицилии, впоследствии затрудняется. Впрочем, есть разница между продукцией факторий и импортом, прибывающим из метрополии. Первые почти не создавали значительных произведений: они были прежде всего посредниками. Если местное ремесленничество было очень активно в области серийного производства, то предметы красоты, изделия высокого качества были привозными, в особенности крупные изделия из мрамора, впрочем, весьма редкие, и бронзовые статуэтки — некоторые из них обнаруживают влияние наиболее известных скульпторов Греции. Напротив, пуническая цивилизация, изначально зависящая от восточных моделей, если и сохраняла впоследствии зависимость по отношению к карфагенской метрополии, то часто подвергалась сильным локальным влияниям; но прежде всего она была эллинизирована. Ее архитектура оставила мало следов: в Карфагене сохранилось только воспоминание о публичном здании и сакральном месте. Тем не менее обнаружена часть некрополей в Кадисе и на Ибице, подземные гробницы которых в колодцах или уступах располагаются на холме ступенями. В Кадисе влияние пунической среды со стороны Северной Африки проявлялось в греческих формах; на Балеарских островах искусство колеблется между архаическим ориентализированным эклектизмом, имитацией греческих моделей и чрезвычайно разнородными региональными формами, негармоничными в своих пропорциях, но выразительными, почти барочными в излишке деталей, свидетельствуя одновременно о пуническо-африканском, греческом, местном и кельтском влиянии. Соответствующий стиль обнаруживается в украшениях, широко распространенных даже среди континентального населения. Монеты, наконец, повторяют греческие образцы.

Некоторые заимствованные детали в области религии показывают значительное греческое влияние в Испании в эту эпоху. Элементы греческой религии, возможно, были адаптированы в некоторых иберийских зонах. Так, был воспринят ионийский культ Артемиды Эфесской и Афродиты. Несомненно, Афродита скрывалась также под именем Астарта-Танит у пунийцев. Но достоверно известно, что иберы служили Артемиде в соответствии с греческим ритуалом, полностью исключая любую интерпретацию. Впрочем, натуралистические основы религии иберов, почитавших Солнце, Луну и звезды, не противоречили некоторым проявлениям греческой религии, которая была им более понятна, чем пуническая. Конечно, иберы восприняли только внешние аспекты, а не этический смысл и эстетические ценности греческого религиозного мира, тем более что эллинизированные культы, очевидно, восходили к высокому архаизму ионической Азии, а не к классической эпохе: греческие элементы иберийского наследия основаны прежде всего на хорошо сохранившихся пережитках архаического влияния. Классический опыт, вопреки изобилию ремесленной и художественной продукции V–IV в. до н. э., прошел здесь, почти не оставив следов, так же как в некоторой мере это наблюдалось в Этрурии.

Таким образом, подтверждается выдающаяся роль, сыгранная Грецией в Испании, относительно более ограниченного экономического влияния пунийцев. Есть, однако, область, в которую и они внесли важный вклад, — это письменность. Именно им иберы обязаны ее появлением. Их алфавит произошел от алфавита финикийцев, хотя и содержит греческие заимствования. В иберийской письменности, следовательно, происходит слияние двух основных потоков, которые оказали внешнее воздействие на цивилизацию полуострова.

* * *

В III в. до н. э. общая ситуация в Средиземноморье изменяется в результате конфликта между карфагенянами и римлянами, который разразился на Сицилии. А полуостров испытал последствия этого. Завершение Первой Пунической войны (264–241 гг. до н. э.), которая положила конец морской гегемонии Карфагена на западе, открыло совершенно новое средиземноморское пространство для свободной циркуляции. Для Марселя началась новая жизнь, то же самое касалось других греческих или ставших греческими городов, таких как Сагунт. Но это была лишь передышка. С 237 г. до н. э. Карфаген поднимает голову и, перенеся все свое внимание на Испанию, принимается за трансформацию своего экономического господства в настоящее завоевание. Кризис карфагенского превосходства не пошел на пользу грекам, совсем наоборот: энергичная политика Баркидов оттягивает их влияние вглубь, а на побережье оживилось пуническое население, основавшее Акра Лёвке и Карт-Хадашт, Новый Карфаген — столицу новой пунической области в Испании. Эксплуатация региона регулировалась настоящим экономическим планом, который является шедевром организованного карфагенского владычества и который развивал сельское хозяйство наряду с торговлей и рудным производством. Греки подвергались опасности быть вытесненными за пределы Пиренеев; поэтому они обратились за поддержкой к римлянам, с протекторатом которых они были знакомы в реальности и которые попытались на Эбре остановить пуническую экспансию. Но греческая экономика была скомпрометирована, соглашение на Эбре (226 г. до н. э.) ограничилось регламентацией проблем, связанных с прибрежной зоной.

Последствия этой ситуации не замедлили сказаться: Испания, занятая и организованная Ганнибалом, позволила ему реализовать свои намерения. Она послужила базой для его экспедиций и предоставила ему солдат. Рим, шокированный своими поражениями в Требии и на Тразименском озере, вскоре осознал, что, если он действительно хочет одолеть противника, необходимо создать второй фронт в Испании, и в 218 г. до н. э. высадил свои войска в Апулии под командованием Сципионов. Последующие кампании Публия Корнелия Сципиона, а затем Катона укрепили и расширили империю Рима и на несколько десятилетий позволили ему твердо удерживать свои позиции на покоренных территориях. Это завоевание полуострова было условием победы на суше, так же как победа на Сицилии была основой римской гегемонии на море. Римляне воспользовались экстраординарным воздействием Карфагена, которое сделало Испанию современной, прогрессивной страной, способной стать очень богатой. Но еще раз нужно подчеркнуть, что пуническое завоевание трансформировало страну только в материальном плане: оно не уничтожило ни традиций, ни потенциальных конфликтов внутренних народов, которыми оно успешно воспользовалось в своих собственных интересах, так что римляне, победившие карфагенян, столкнулись с ожесточенным сопротивлением местных жителей. Полуостров — очаг множества воинственных племен — стал для римлян самой кровавой и жестокой ареной войны, до такой степени, что завоевание завершилось только в эпоху Августа. Перед лицом римской угрозы, во время неудачной попытки Вириафа, иберы организовали временное национальное единство. Ловкая и гибкая политика Карфагена не трогала местные автономии и обращалась к ним, только чтобы упростить набор наемников, но привела в конечном счете к тому, что эти иберийские автономии стали лояльно относиться к Карфагену и противостоять римлянам.

Пуническое господство было слишком непродолжительным, чтобы оставить следы: в иберийской цивилизации элементы пунического происхождения стали не столь важными, как в период, гораздо более длительный, экономического преобладания Карфагена. Роль греческих факторий, впрочем, очень быстро ослабла: на смену карфагенской монополии сразу же пришла римская и италийская, о чем свидетельствуют предметы, импортированные в первые века римской Испании. Но вероятно, продолжительные отношения с греческими элементами, исключительно внешние, упростили италийское вторжение: в конечном итоге обширные регионы восточной и юго-восточной Испании быстро романизировались.

* * *

С проникновением карфагенян и последующей романизацией завершилось и усилилось превосходство средиземноморских государств, влияние которых ощущалось сначала лишь по периметру полуострова. Внутри параллельно развивалась сложная ситуация, в истории которой еще трудно разобраться, но которая проясняет довольно значимые особенности. Прежде всего, встает проблема отношений между кельтами и иберами.

Гальштатские влияния, которые обнаруживаются в течение позднего первого железного века не в одной культуре, — последствия тесных отношений с континентальной Европой при посредничестве галлов, эти контакты возникли, скорее всего, до того, как кельтские группы проникли на север Испании. Позже устанавливаются контакты с цивилизацией Ла Тен. Возможно, они восходят не только к периоду расцвета последней, то есть началу III в. до н. э., но, вероятно, уже к V или IV в. до н. э., когда другие кельтские волны могли достигнуть Испании.

Связь центральной и северной Испании с кельтским миром прослеживается по многочисленным данным: топонимическим и ономастическим, по формам предметов, украшений и, особенно, оружия, следам погребальных обрядов и типичных кельтских культов. Название кельтиберы, которое впервые появляется у Тимея, соответствует этнической классификации, используемой греками. Оно могло обозначать смешанное население иберов и кельтов или просто кельтов, осевших в Иберии. Но в середине III в. до н. э. полуостров был назван Иберией. Предполагают, хотя это и требует подтверждения, что прошла серия войн, в ходе которых иберийская группа одолела кельтскую, вынудив ее покинуть Месету и вытеснив к Пиренеям. В IV в. до н. э. иберийское влияние уже достаточно сильно ощущалось в центральной части полуострова, но поток, пришедший из Средиземноморья, изменяет его облик, если не этнический, то культурный. Во всяком случае, сама природа этого края, морская организация иностранных держав принуждают группы, перемещавшиеся между Пиренеями, Атлантикой и Средиземноморьем, истреблять друг друга или смешиваться: Испания становится «ловушкой», из которой, как правило, не возвращаются. Поэтому кельтский элемент перестал сливаться с другими под давлением иберов, сохраняя оригинальные черты, которые позволяли ему осознавать некоторую индивидуальность. Кажется, что здесь никогда не было настоящих кельтских политических образований, во всяком случае в эпоху, к которой относятся первые исторические сведения.

Собственно иберийская цивилизация, возможно, была наследницей античного царства Тартесс. Действительно, она и развивалась в течение V и IV вв. до н. э. именно в Судесте и не стала по-настоящему новым творением. Ее корни погружены в местные традиции, и она начала оформляться, по крайней мере по свидетельству археологических данных, во время установления первых отношений с греками. Но пласт, образованный этими контактами, оставался на одном месте, как свидетельствуют остатки, до тех пор, пока не возникла иберийская цивилизация — по-видимому, благодаря приобретениям, принесенным греческой и пунической колонизацией. Эта цивилизация единственная, если не считать цивилизаций древней Италии, достаточно рано создала на Западе архитектурные произведения и монументальную скульптуру. Иберы, кроме того, заимствовали у цивилизаций Средиземноморья некоторые типы фортификаций и даже городские планы. Однако они не создали ни одной собственно городской цивилизации и, скорее всего, даже не достигли стадии крупных галльских племенных объединений: их более мелкие структуры в этом отношении лишь продолжают структуры первого железного века. Когда пришел конец политическому и экономическому преобладанию тартезийцев, характер которого, впрочем, остается достаточно неясным, иберы вернулись к старому племенному партикуляризму. Более или менее задетые кельтскими волнами, более или менее обогащенные за счет морских связей, иберийские территории сохраняли свой традиционный культурный облик: множество народов (gentes), упоминаемых в исторических источниках, иллюстрирует эту ситуацию. Каждая группа имела свой опорный пункт, и именно поэтому ни один римский полководец во II в. до н. э. не мог похвастаться, что взял несколько «городов» в ходе одной-единственной кампании. На самом деле речь идет о крепостях, построенных на возвышенностях и окруженных надежными стенами, которые благодаря удачному естественному расположению сложно было захватить.

Партикуляризм был, таким образом, доминирующей характеристикой внутренних отношений. В случае войны, однако, допускались более или менее обширные племенные объединения во главе с избранными временными вождями, наделенными исключительно военными полномочиями, и лишь намного позже стало известно об их существовании и их имена: Индибил, Мандониус и Вириаф. Политические колебания перед лицом карфагенян и римлян показывают отсутствие единого направления в национальной политике. Не создается впечатления, что существовало, хотя бы в религиозном плане, единство, выходившее на уровень межплеменных отношений, — поразительный факт в сравнении с культурным единством, о котором свидетельствуют археологические находки на большей части территорий.

Воинственный характер и военная структура племенных сообществ засвидетельствованы многочисленными укрепленными сооружениями и количеством оружия, представленного в погребениях этих народов. Милитаризм и национализм были очень сильны у иберов, не способных уступать и мало поддающихся подчинению; в этом они похожи на кельтов, организация которых была выше. Институт soldurii, или личной охраны, до самой смерти связанных с военным предводителем клятвой верности, имел скорее всего кельтское происхождение. Иберийская жизнь всегда была беспокойной, в меньшей степени из-за внешних вмешательств, которые приобрели угрожающий характер только в III в. до н. э., — но больше из-за внутреннего соперничества, разжигаемого духом мошенничества и, особенно, неравным распределением ресурсов. Это касалось в особенности племен, обитавших западнее, например лузитанцев, которые периодически занимались грабежом центральных и восточных племен, более развитых и лучше обеспеченных. Практика партизанской войны объясняется заселенностью и распределением политических объединений. Это была форма войны, адаптированной к географической разобщенности и размерам территории.

В целом к началу V в. до н. э. относят слияние галыптатского культурного типа с культурным типом второго железного века, который, как и первый, развивается на базе предшествующего опыта эпохи бронзы, а в некоторых случаях и неолита, а также относительно недавнего опыта, относящегося именно к первому железному веку. В конце концов произошел синтез локальных традиций и галыптатских привнесений, которые продолжали играть свою роль параллельно с развитием в континентальной зоне цивилизации Ла Тен. Как не существовало исключительно гальштатской культуры, так не было и чисто латенской культуры к югу от Пиренеев, и даже, возможно, типологии и формы латенских зон меньше повлияли на данный регион, чем зоны Галыптата, которые им предшествовали; кроме того, у них не было времени, учитывая изменения исторической ситуации в течение III в. до н. э., чтобы смешаться и трансформироваться в составную часть локальных культур. Культурные проявления, возникшие в ходе внутренней переработки на различных уровнях, обнаруживают, однако, фундаментальное единство процесса, который их вызвал, и общность причин и переходов. Таким образом, сложилась общая база, в недрах которой в то же время развились другие компоненты картины полуострова, которые на этой базе сблизились, каждый внеся свой собственный вклад.

Иберийская экономика была, естественно, смешанной, основанной на земледелии и скотоводстве, но отличалась также сильной индустриализацией и использованием полного металлургического цикла — от добычи минералов до готового изделия. Автаркия иберийской территории отчасти объясняется распространением здесь минералов, так что подобное положение вещей значительно ограничивало необходимость импорта. Сущность и скорость развития в этом отношении напрямую связаны с земельными и минеральными экономическими ресурсами. Именно в районах, лучше обеспеченных ими, цивилизация прогрессировала более интенсивно.

Экономика быстро перешла от родовой стадии к индустриальной, как показывает керамика — область, в которой ручное производство доисторических форм с рельефным декором уступило место гончарной продукции с геометрической и фигурной росписью. Железная металлургия повсеместно отличается высоким техническим развитием и достаточным разнообразием, особенно в производстве различных видов оружия и орудий труда; в эпоху бронзы металлургия значительно ограничивалась в художественных ремеслах (вотивное искусство, украшения, предметы обстановки); текстильное производство, иллюстрируемое находкой ткацкого станка, оставалось, возможно, все еще на родовом уровне.

В более позднее время, когда народы Иберийского полуострова включаются в историю античного мира, этническое взаимопроникновение было уже предопределено и феномены осмоса проявились между различными элементами. Речь идет об определении культурных аспектов, которые заметно варьировались от одной зоны к другой. Будет трудно разобраться в этническом смешении, столь сложном и уже укрепившемся. Зато можно успешно заниматься поиском культурных аспектов, значительно изменявшихся от одной зоны к другой.

* * *

Следы, обнаруженные на юго-востоке и в Андалузии, свидетельствуют о развитии начиная с IV в. до н. э. цивилизации, охватившей всю южную Испанию. Она характеризуется относительно крупными поселениями, обеспеченными развитой системой фортификаций. Существование больших святилищ, включавших многочисленные хранилища вотивных приношений, позволяет предположить, что религиозные связи преодолели племенной партикуляризм.

Район восточного побережья, изначально связанный с культурами Центра, стал впоследствии активно покоряться культурой Судеста, которая сочеталась с традиционными культурами или накладывалась на них. Так, например, расписная керамика иберийского типа сопутствует рельефной керамике доисторического типа, а бронзовое оружие еще встречается наряду с железным. На смену изначально рассеянным жилищам в центрах со временем приходит зачаточная сеть дорог, а пояса укреплений расширяются. Сами дома совершенствуются благодаря прогрессу, происшедшему в технике каменного строительства. Многочисленные поселения, особенно на юге Арагона, свидетельствуют об этом переходе к предгородской стадии. Однако уровня южных провинций они никогда не достигнут, несмотря на сильное влияние, осуществляемое ими, и сравнимую в целом экономику. Прибрежная арагонская культура не знала ни выдающегося искусства Судеста и Андалузии, ни расцвета религиозного искусства и художественных ремесел.

Побережье Каталонии демонстрирует постепенное обеднение иберийских культурных форм; этот факт не означает, что здесь имело место ослабление или прерывание международных отношений, поскольку иберийская продукция обнаруживается вплоть до Ансеруна, а формы культуры Ла Тен распространяются к югу от Пиренеев. В то же время интенсифицируется ввоз эллинистической продукции при посредничестве Эмпорий, тогда как на местах вновь принимаются за производство пластической керамики, что свидетельствует о некоторой эволюции. Население значительно возрастает, образуются густонаселенные центры, расположенные на возвышенностях. В северной Каталонии местная ремесленническая продукция достигала греческого города в портах, где до II в. до н. э. существовали местные группы.

Вторая культурная сфера полуострова, которая связана с кельтиберами, включает центр, север с верхним и средним течением Эбра и большую часть западного склона. Постгальштатские культуры Месеты и культуры соседних зон испытали колоссальное внутреннее развитие в V–IV вв. до н. э., и этот взлет выражается в интенсивном заселении, о котором свидетельствуют крупные некрополи, расположенные на параллельных путях, и их внушительное движимое имущество: железное оружие, серебряные и бронзовые украшения, керамика с геометрическим декором. Верность гальштатским формам со временем допускает вариации. Исследователи различают влияния, исходящие из пунической и греческой среды, а также с юга и запада континента. В португальских Алгарве и Алемтехо (Baixo Alemtejo) обнаруживается тройное влияние: пуническое, греческое и андалузское. В кастильский регион влияния приходят в основном с юга, как показывают формы художественной керамики с геометрическим декором, тогда как железное оружие, а именно мечи, свидетельствует о сложной внутренней эволюции: к традиционным типам добавляется изогнутый меч греческого происхождения — фалката, некоторые экземпляры которого содержат, кроме того, местные особенности. Что касается предметов украшения, то они представляют явную смесь разнородных элементов: фибулы типа Чертоза и Ла Тен и т. д.

Смежное северное пространство (Астурия, Бургос) во многих аспектах обнаруживает влияние Центра, но в совершенстве владеет тисненой керамикой; оружие произошло от галыптатских типов. Из небольших областей, изолированных в предгорьях Пиренеев, происходит тот же культурный тип, что и по соседству на юге Франции. На западе и северо-западе часто встречаются характерные укрепленные сооружения — castros. Эта зона каструмов подверглась андалузскому влиянию, убывающему с юга на север. Бурги, окруженные защитными стенами, имеют неправильные очертания, а круглая форма каменных построек выдает архаичный характер этой культуры. Криволинейные мотивы декора в основном восходят к тому же стилю, что и иберийская керамика и бронзовые изделия центральной части и севера: и в декоре, и в архитектуре проявляется один и тот же бесформенный стиль. На юге каструмы имеют прямоугольные дома, что свидетельствует об иберийском влиянии, а керамика, современная северной керамике, изготавливавшейся вручную, производится при помощи гончарного круга. Движимое имущество, как всегда, включает большое количество оружия и декоративных предметов гальштатской традиции, соответствуя типологиям, распространенным почти по всему полуострову. Наиболее характерными являются торквесы из золота и бронзы. В IV в. до н. э. отмечают присутствие иберийской керамики по образцам и из материалов, которые были привезены из пунических центров. На самом деле именно через южную зону каструмов проходил торговый путь, связывая долины Гвадалквивира и низовья Тахо, путь, используемый с доисторических времен, по которому распространялись греческие и пунические материалы, особенно в южном иберийском пространстве.

Их распространение со временем связывает центральную и южную Каталонию с прибрежной зоной, образуя почти уникальный культурный тип. В III в. до н. э. зона Ургела, многочисленные центры которого объединяются с культурными типами Эбра, оказывается затронутой эллинистическим и иберийским импортом и импульсами, исходящими от культуры Ла Тен, которая в обедненных формах продолжает существовать к северу от реки. Более вариативными являются культурные типы верховий Эбра, где равным образом активно распространяется греческий импорт. Здесь локальные формы сохраняются и развиваются, в то время как на побережье обедняются; однако формы и декор были иберийского происхождения. Среди поселений выделяется Азайла со своими мощеными улицами. Иберийское влияние проникает, искажаясь, в южную Месету, где крупная религиозная скульптура с точки зрения качества менее развита, чем на юге, и, вероятно, обусловлена импульсами, пришедшими из Андалузии и Судеста. Это замечательное искусство, но оно игнорировало человеческую фигуру и интересовалось только анималистическими и фантастическими формами. На Западе в рамках культуры каструмов развивается иберийский культурный тип, истоки которого, возможно, нужно искать в импорте крашеной керамики без декора и локальных модификаций. Наконец, в верховьях Дуэро, среди множества поселений отсталого уровня, выделяется и растет центр Нуманция, один из наиболее известных и древних, восходящих к энеолиту. Новому уровню соответствует культура, производная от постгальштатской и отмеченная иберийским влиянием. И лишь в более поздний период ее существования города организуются в соответствии с планом, имитирующим классическую схему прямоугольных улиц. Нуманция, возможно, единственный центр, который действительно можно квалифицировать как город в силу его значимости и структуры: значимость заключалась скорее всего в обеспечении необходимой защиты, и это сделало Нуманцию последним бастионом антиримского сопротивления. Цивилизация Нуманции, об эклектизме которой свидетельствуют многочисленные привнесения, впрочем, не менее основательно связана с культурной традицией Центра.

Что представляется наиболее значимым в цивилизации иберов — это чувство архитектуры. Культ зачастую локализован в определенных местах; поэтому обнаруживаются крупные святилища — Сьерра-де-лос-Сантос, Эльче, Деспеньяперрос, с их священными приношениями и жертвенными статуями. Наличие последних показывает, что речь идет о следах греческой культуры, поскольку вотивные приношения, которые должны были свидетельствовать о присутствии верующего вблизи божества, присущи греческому культу в эпоху архаики, которая отражается иберийской ситуацией. Эллинизация объясняет также строительство священных зданий из прочных материалов, что не характерно для Западной Европы.

Более живым и ярким свидетельством сосредоточения многочисленных внешних компонентов на древней локальной основе Иберийского полуострова является искусство, возможно, самой крупной фигуративной цивилизации Центральной и Западной Европы. Это искусство, которое развивалось почти одновременно с культурой Ла Тен, распространяется на более ограниченном пространстве. Но, что отличает его от кельтского искусства, своим формированием оно обязано участию гораздо более сложных и многочисленных элементов, связанных одновременно с континентальными традициями и влияниями Средиземноморья и Ближнего Востока и пришедших либо по морю, либо через евро-азиатскую степь; в Иберии морские потоки, за некоторым исключением, берут верх над кельтскими волнами. Формирование искусства здесь является локальным феноменом, который, повторим это, не распространялся за географическими пределами Испании, охватывая, однако, Южную Галлию. В конечном счете это было результатом событий, которые разворачивались в Средиземноморье. Можно было бы привести в сравнение генезис этрусского искусства, но с осторожностью, ибо иберийское искусство не имело той творческой энергии, которая позволила этрусскому утвердиться и обновить, перед греческим искусством, свою индивидуальность.

Хронология большей части монументальных произведений остается сомнительной.

Иберийское фигуративное искусство, за исключением керамики, является, по сути дела, религиозным, идет ли речь о крупной скульптуре или небольшом вотивном изображении. Но в рамках этого узкого взгляда собственные концепции в Иберии выражаются с ясным убеждением в особой значимости скульптуры. В действительности она не была просто эманацией декоративной традиции и не ограничивалась воплощением в монументальной скульптуре художественных мотивов или декоративного искусства экс-вото. Скульптура передает новую потребность в образном выражении, которая, бесспорно, возникла под влиянием греческого искусства, и именно в связях с греческой средой скорее, чем в пуническом посредничестве, нужно искать истоки антропоморфизма местного культа. Иберийские скульпторы демонстрируют знание культуры и владение замечательным техническим опытом: они не копируют и не заимствуют в полном смысле слова ни типологии, ни иконографии. У Великой Богини из Сьерра-де-лос-Сантос, массивной по структуре, имеющей форму колонны, жизнь остается только в лице: ее одеяние, геометрически драпированное спереди, подчиняется строгой симметрии. Это напоминает о греческом архаизме, но религиозный акт приношения передается одновременно экспрессивно и индивидуально через эту ритмическую связанность, которая соединяет длинные косы и серьги с прической и одеждой. Архаичность этого произведения свидетельствует о том, что греческие влияния, если можно так сказать, были представлены локально и долгое время оседали в определенной среде, прежде чем подвергнуться очень медленной переработке: они претворялись во внешних формах в эпоху, когда в греческой среде были не ко времени. Именно здесь объяснение того, что эти произведения не были имитациями, — напротив, они показывают безукоризненную цельность, соответствуя восприимчивости и культурному уровню народов и времени, в которое они появились. Тенденция организовать объем в геометрическое целое еще более отчетлива в небольших скульптурах того же происхождения и в изображениях, которые производны от них: мотив женщины в капюшоне развивается в более абстрактных формах, где изображение фигуры сводится к простому наброску. Этот процесс доказывает, что греческий «урок» был полностью усвоен, что крупная скульптура задала тон малой и что возвышенное искусство развивалось наряду с народным, как показывает скульптурная группа «Супруги». Многочисленные скульптурные головы из Сьерры свидетельствуют о внутренней эволюции иберийского архаизма: контур, который ограничивает объемы, сочетается с графизмом деталей. В иберийской скульптуре фигура включается в ансамбль, пропорции которого определялись внутренними связями: она не создавала органичного целого и, следовательно, не обладала внутренним синтаксисом. Она ограничивается поверхностью, где ритм объемов воплощается в своеобразной каллиграфии. В сущности эта концепция напоминает античное ионическое наследие или, по крайней мере, формальное знание, которое проникло извне в иберийский дух во времена отношений с фокейцами. Ибо и для иберов греческое искусство осталось неподражаемым и непонятным в своей основе. Это проявляется также в «блокированном» стиле, фронтальности, которые обнаруживаются в кельтиберийских быках из Гвизандо — яркий пример северной иберийской пластики, а также в воинах из Гимар, представленных в цилиндрических формах. Животные прежде всего изображаются в рельефных формах, которые делают массу средством выразительности. Это также могло быть подсказано опытом и стилем ионийцев. Сходство одной из голов из Сьерры со скульптурами из Антремона подтверждает тезис об иберийском влиянии на искусство Южной Галлии. Эллинизированные скульптуры, например «Сфинкс» из Агоста, как раз показывают зависимость от архаического греческого искусства. Их линейный характер обнаруживается в многочисленных рельефах группы из Осуны, имеющих нарративное свойство. Аналитическое и описательное изображение деталей одерживает верх над фигурной композицией, или же достигаются «экспрессионистские» эффекты, как, например, в «Акробате» или фрагменте «Поцелуя», и к этому добавляются архаические черты, как, например, в изображении головы молодого человека с кошкой. Некоторые другие рельефы из Осуны не попадают в это течение: здесь вновь используются и адаптируются эллинистические образы. Эти рельефы, возможно, принадлежат уже «романской» среде.

Самое известное произведение иберийского искусства, Дама из Эльче, не отступает от этих характеристик, несмотря на изображение лица почти в соответствии с канонами классического искусства: композиция остается геометрической, и если и есть соблазн увидеть здесь барочный стиль, это связано только с декором. Дама из Эльче не является ни финальной, ни начальной ступенью, это лишь частная интерпретация тенденции скорее архитектонической, нежели пластической.

Популярное искусство, не подверженное или же почти полностью подчиненное влиянию иностранного искусства, свободное от всякой стилистической заинтересованности, в противоположность крупной каменной скульптуре, представлено в небольших бронзовых статуэтках. Эти произведения, достаточно близкие в своей совокупности к экс-вото всего неэллинистического средиземноморского пространства, стремятся к непосредственному изображению, как показывают экс-вото из святилища в Деспеньяперросе. Среди них многочисленны изображения животных — натурализм, исполненный жизни, — а также богатая серия человеческих фигурок, которые передают многочисленные стилевые вариации: от относящихся к типу куроса и коры до воинов, представленных с реализмом, который с IV в. до н. э. и до IV в. н. э. в прорисовке мельчайших деталей вооружения всегда отличался обостренным восприятием объема. «Всадники» из южной Испании в своей экспрессионистской манере приближаются к описательному стилю в рельефах Осуны. Отметим особенно реалистичный характер обнаженной женщины из Ла Луз (Мурсия), которая, правда, относится к более поздним работам.

Отметим, что это искусство бронзы часто проявляет стилевое сходство с пластикой обожженной глины.

Керамика предоставляет нам очень широкое поле для исследований в художественном и документальном плане. Мы уже затронули некоторые аспекты, обозначая общую картину культурного пространства полуострова второго железного века. Уточним здесь, что широко использовались формы, отличные от типологических греческих форм, и что в их декоре фигуративный элемент дополнял геометрическую основу. Отметим, с другой стороны, что использование рисованного декора, эффектов полихромии, которые представлены многочисленными примерами, обращает нас собственно к живописи, которая, по-видимому, была неизвестна в Испании. Нефигуративный декор ваз из Cabecico del Tesoro (Вердолай, Мурсия) или из Эльче основан либо на растительных элементах, явно стилизованных, либо на часто встречающихся в Средиземноморье мотивах, таких как двойная спираль, полосы, круги и полукружья, мотивы, которые обычно распределены на зоны. В художественном плане наибольший интерес вызывает именно фигурный декор, например композиции изолированных, отдельных фигур, которые составлены из птиц или птичьих голов, на некоторых вазах Арчены (Мурсия). Фигурные изображения на фрагментах, найденных в Эльче, включаются в декоративную ткань, где они связаны с растительными или геометрическими элементами, не выделяясь и не индивидуализируясь, как в кельтском искусстве. Вазы, украшенные фантастическими существами, например из Вердолай и Эльче, напоминают по стилю архаическую ионическую и коринфскую керамику, вплоть до эффектов полихромии, свойственных всей иберийской керамике. Декоративные мотивы составляют с фигурными мотивами плетеные узоры, воплощающие богатую фантазию и выполненные почти в ориентальном стиле. Стилизация как декоративная виртуозность порождает постоянную переработку, по существу интеллектуалистическую, которая напоминает кельтское и венетское искусство.

Но не только художественное оформление составляет язык иберийского искусства. Если оно не. использовало мифологический репертуар — ни тот, который могли дать местные легенды, ни тот, что мог быть заимствован из иноземных культур, — зато проявляло живой интерес ко всему, что касалось семейной жизни, повседневных занятий человека. Именно в этом состоит сходство, каковы бы ни были различия во времени и в стиле, с искусством ситулы, о котором мы говорили в предыдущей главе. Натурализм проявлялся в изображении животных, например рыб и коз, которые украшают вазу из Вердолай. Этот натурализм придает произведениям более популярного характера особую живость. Человеческая фигура также широко представлена: воины, всадники, музыканты, танцоры, женщины, совершающие свой туалет или занятые домашними хлопотами, живописными вереницами украшают бока ваз из Оливы и Лирии. В этих фигурах, намеченных легкими штрихами, иногда сводившихся лишь к общим очертаниям, отражено стремление к непосредственному выражению, воплощавшееся с замечательной естественностью и вдохновением. Эта продукция представлена, по правде сказать, в двух видах: один более утонченный и декоративный, фигуры окружаются фантастической сетью растительных и геометрических элементов; другой — более популярный и выразительный, здесь фигуры и их группы составляют сцены охоты и рыбалки, свободно располагаясь поверх фона. Насколько изысканны своим каллиграфическим характером изделия первого ряда, настолько фигуры второго лишь слегка обозначены, но их стиль, возможно идентичный, так же как техника, которая выделяла фигуры, нарисованные поверх фона, явно напоминает архаический стиль черных фигур. Некоторые расписные вазы из Лирии доходят почти до абстракции, так же как упомянутая италийская керамика северной Адриатики.

В Азайле (провинция Теруел) обнаружена особая керамика, в основном декоративная, выполненная в роскошном стиле, который в конце концов придает барочность мотивам, в особенности растительным и геометрическим. Эта керамика, впрочем, относится к достаточно поздним эпохам, и ее производство продолжается до полного завершения периода романизации.

В кельтиберийской культурной зоне керамика Нуманции происходит напрямую от иберийской керамики юга и юго-востока. Иногда она отражает еще более явную тенденцию к линейности, каллиграфической виртуозности, которая выражается в более абстрактных, но не разъединенных формах. Однако нарративные темы встречаются в популярной серии из Лирии наряду с изолированными мотивами, напоминающими (судя по вазе из Аркобриги) беотийскую керамику.

Так же как в керамике, фигуративный стиль обнаруживается в золотых и серебряных украшениях, например в чеканной золотой «диадеме» из Рибадео (на самом деле это поясная застежка) и в колье из Чао де Ламзс (Португалия). Но большая часть золотых изделий и кельтиберийской металлургической продукции выполнена в геометрическом стиле, с манерой, подчеркивающей эффекты полихромии, как, например, в кинжалах и ножнах с насечками из Лас Коготас, Авилы, Миравече, Барселоны, Ла Озеры. Напротив, репертуар иберийской продукции из золота центрального запада и юго-востока, более богатой и вариативной, не геометрический: в поясных застежках это растительные и фигурные мотивы (Ла Озера, Гормаз и Изана, Сориа, Толедо) и полихромия редкого качества, примером которой является застежка из Тойи, Пеал де Бечерро (Хаэн). Насечка узоров используется наряду с техникой чеканки для украшения серебряной посуды. Так, например, патеры из сокровищницы Тивизы (Таррагона) украшены одна завитками и рыбами, а другая — сценой охоты и фантастическими существами. Кроме того, в декоре великолепных украшений использовался метод зернения (вероятно, привезенный из Италии), так, серьги из сокровищницы Сантьяго де ла Эспада (Хаэн) украшены маленькими чеканными фигурками, напоминающими по стилю бронзовые экс-вото.

Часть четвертая

Европа и Рим

Глава 12 ИТАЛИЯ И СТАНОВЛЕНИЕ РИМА

В общем плане этой книги, посвященной цивилизациям древней Европы, не предполагалось изучение цивилизации Рима. Этот сюжет во всей своей полноте достаточно хорошо был проработан Пьером Грималем в книге из этой же серии. Однако определяющая роль, которую сыграл Рим в истории континента прямо или косвенно, заставляет нас напомнить по крайней мере фундаментальные черты. Выше мы затронули историю этрусков и кельтов, формирование и развитие соответствующих цивилизаций. Обратившись в связи с этим к италийской среде, откуда Рим ведет свое происхождение, мы вновь возвратимся к этим цивилизациям в той мере, в какой их история, так же как история эллинизма, была связана с историей римского народа. Рим начинал именно как небольшое италийское государство, и, таким образом, именно в далеком италийском прошлом следует прежде всего искать истоки его развития, хотя и нельзя смешивать его с развитием, которое познали другие народы полуострова почти в ту же эпоху. Затем в III в. до н. э. Рим стал ведущим государством Италии, которое он организует, и эта организация позволила римлянам приступить к реализации обширных программ международной политики. Необходимо подчеркнуть роль Рима не только как исторического, но и как географического центра.

Традиционная хронология зафиксировала в середине VIII в. до н. э. (754 г.) основание Рима Ромулом, которого более поздняя легенда сделала потомком Энея. После полутора веков дискуссий о достоверности свидетельств, относящихся к основанию Рима, к эпохе царей и ранней республики, эта датировка перестала быть спорной. Истоки Рима по времени совпадают с основанием виллановских хижин и некрополей, обнаруженных на Палатине и Форуме. Первоначальный Рим, таким образом, погружен своими истоками в эту цивилизацию железного века, которая заложила общие для Италии основы в момент ее выхода на историческую сцену. Этот необыкновенный город на протяжении всего своего существования постоянно трансформировался, — этим объясняется почти полное отсутствие материальных следов его наиболее отдаленного прошлого. Однако хижина Ромула, крытая соломой, не вымысел поэтов. Рим сложился в результате слияния латинских и сабинских элементов. Позже он оказался временно подчинен гегемонии этрусков, но продолжал при этом укреплять свою власть над окрестными племенами, представленными, как и сами латиняне, земледельцами и скотоводами.

Именно в эпоху, когда меняется культурный облик этрусской цивилизации и Вилланова уступает место культуре, сформировавшейся под восточным, малоазиатским, влиянием, Рим впервые предстает как организованный город. Эта эволюция, обусловленная средиземноморским влиянием, наблюдается в Риме и Лации, так же как в Этрурии. Захоронения Пренесте, необычайно богатые украшениями и этрусскими бронзовыми статуэтками, испытавшими влияние малоазиатского искусства, показывают, что латинская среда была вскоре «этрускоизирована» и что знатные семьи адаптировали нравы, вкусы и обряды этрусков. То, что найденные предметы имели местное, латинское, происхождение, нельзя доказать с абсолютной достоверностью, но это тем не менее вполне возможно. Известно, кроме того, что латинские ремесленники воспроизводили в своих изделиях этрусские формы, как, например, в золотой фибуле с грануляцией, изготовленной ремесленником Манием для Нумерия. На этой фибуле видны наиболее древние из известных следов письменного латинского языка, что доказывает ее латинское происхождение.

Этрусский период, который положил конец череде латинских и сабинских царей, приходится приблизительно на VI в. до н. э. — это период расцвета крупных этрусских городов. В то время Наций полностью покорился их культурному влиянию; памятники искусства не оставляют сомнений по этому поводу. Не стоит забывать, что в политическом плане контроль над Лацием был необходим этрускам, экспансия которых распространялась на Кампанию. По легенде будущий римский царь Тарквиний Древний (616–578 гг. до н. э.) был сыном коринфянина-беженца Демарата, который остался в этрусском городе Тарквинии с художниками и ремесленниками с Пелопоннеса. Эта деталь позволяет отнести изгнание Демарата к эпохе тирании Кипселидов в Коринфе и, с другой стороны, выявить значимость коринфских заимствований в этрусском искусстве между периодом малоазиатского и периодом ионийского и аттического влияния. Тарквиний Древний, сын грека, принятый в этрусское подданство, а затем ставший царем Рима, поистине символизирует римскую цивилизацию, где соединяются греческие и этрусские элементы. Латинский алфавит в своей основе является заимствованием этрусского алфавита. По традиции, и не без оснований, к концу IV в. до н. э. относят влияние Кум на Рим, сыгравшее определяющую в религиозном плане роль, что иллюстрирует легенда о Сибилле и ее священных книгах. Сам Вергилий осознавал роль греческих заимствований в формировании Рима, поскольку он напоминает об аркадском царе Эвандре,[24] построившем Палатин, — основателе культа Геркулеса и верном союзнике Энея, наряду с этрусским Тархоном.[25] Римляне очень рано познакомились с легендами о Приаме и Нелее,[26] которые заняли важное место в их долитературном наследии. Если говорить о несколько более поздней эпохе, раскопки священного места Сан-Омобоно предоставили нам, кроме множества черепков греческой керамики, произведения этрусского искусства и ремесла, относящиеся к наиболее важным свидетельствам истории Рима архаического периода. Эти источники показывают нам те стороны римской цивилизации VI–V вв. до н. э., которые историческая традиция позволяет лишь предполагать.

Аристодем Малакос в 524 г. до н. э. избавил Кумы от давления этрусков, настроив против них латинский национализм; этот эпизод, возможно, соответствует, по крайней мере отчасти, правлению римского царя Сервия Туллия (578–534 гг. до н. э.), период которого традиция связывает с прерыванием этрусской гегемонии в Лации. Приход к власти нового этрусского царя — «тирана» Тарквиния Гордого (или Великолепного; 534–509 гг. до н. э.) — означал, таким образом, реваншистский поворот, завершившийся все же в конце века падением ненавистного этрусского господства. В течение этрусского периода латиняне и римляне сохраняли свой индоевропейский язык и традиционное наследие, ту строгость нравов крестьянства, которую они противопоставляли распущенности и роскоши этрусков.

Именно латинская аристократия освободила Рим от власти Тарквиниев. Это событие обозначало реванш древней непокорной индоевропейской структуры, так же как было у греков, по отошению к абсолютной власти. Этрусские города содействовали падению римской монархии. Если верить легенде, один лишь только Порсенна, царь Клузия, попытался вновь вернуть Тарквиниев на трон (507 г. до н. э.). Вероятно, это было связано с причинами экономического характера: Клузий, расположенный недалеко от Лация и занимавшийся морской торговлей, столкнулся с необходимостью контролировать устье Тибра.

Одним из первых международных политических актов Римской республики стало заключение торгового соглашения с Карфагеном (509 г. до н. э.). В этом Рим следовал, по-видимому, политике некоторых этрусских городов, которые поддерживали с Карфагеном хорошие, плодотворные отношения. Однако таким образом к экономической политике пыталось приобщиться новое независимое государство, которое располагалось между этрусскими государствами и Кампанией, где влияние и этрусков и греков ослабевало. Как бы там ни было, Рим договаривался с Карфагеном, гегемоном всего Западного Средиземноморья, как самостоятельное государство, демонстрируя свою заинтересованность морской торговлей на достаточно обширном пространстве. Так впервые Рим ступил на историческую арену.

Почти в тот же период, когда было заключено торговое соглашение с Карфагеном, договор, заключенный Римом в лице консула Спурия Кассия с латинянами (493 г. до н. э.), санкционировал бесспорное верховенство римлян над их союзниками. Рим должен был стать «столицей» и укрепить свою власть в сердце Центральной Италии. В течение столетия поле его деятельности оставалось ограниченным окрестностями латинской территории, единой культурной средой, на фоне которой он выделялся своей структурой и организацией. Лаций в V в. до н. э. оставался под культурным влиянием этрусков. Но в 493 г. до н. э. римляне поручили греческим художникам Дамофилу и Горгасу украшение святилища Цере. Было ли это противодействием этрусскому культурному влиянию или же речь идет о заказе, сделанном по случаю или благодаря известности художников? По крайней мере, это свидетельствует о том, что связи римлян распространялись за пределы их обычной центральноиталийской среды. В самом деле, относительно этого времени установлено, что этрусское и греческое влияние продолжает сталкиваться в Лации. В религиозной сфере авторитет Сибилловых книг был тесно связан с этрусской практикой предсказаний. Но в рамках латинского лингвистического пространства, включающего территорию фалисков, политически связанных с Этрурией, фигуративное искусство обнаруживает явную эллинистическую тенденцию.

В Кампании отступление этрусков, ослабленных поражением при Кумах (474 г. до н. э.), оказалось выгодным для самнитов и луканов, в руки которых один за другим попадают древние греческие города-колонии: Кумы, Дицеархея, Посейдония, Элея и Капуя. Италики, спустившись с гор, вскоре достигли равнин и морского побережья. И начиная с этого момента становится все сложнее выделить этрусскую составляющую в этой смешанной цивилизации, образовавшейся в результате объединения греческих колонистов и луканских и самнитских завоевателей. Самниты, которые имели индоевропейское происхождение, так же как умбры и сабины, навязали свои установления, нравы, свое тактическое искусство и вооружение — об этом свидетельствуют письменные памятники, погребальное убранство и настенная живопись; но устойчивые греческие традиции остались фундаментальными в религии, так же как в архитектуре, экономической жизни и торговле. Эти италики-полугреки свободно говорили на двух языках, совсем как бруттии и другие племена Южной Италии, цивилизации которых оставили многочисленные свидетельства, бесспорно заимствованные у колоний Ионического моря. Греческий язык являлся интернациональным к югу от Кампании, но каждая народность продолжала говорить на национальном языке, так что сложилась настоящая языковая мозаика. Алфавит, пришедший из греческого языка, почти всегда адаптировался к локальным диалектам, до тех пор пока распространение латинского языка не положило этому конец. Цивилизация италийского юга, за пределами Великой Греции, также представляла множество нюансов, которые объясняются различием в географических и экономических условиях, нюансов, которые раскрываются не только в надписях, но и в художественной керамике V–III вв. до н. э. Тарент, единственный город Великой Греции, которому не нанесен урон в ожесточенных войнах, свирепствовавших в течение многих веков, стал метрополией южной цивилизации италиотов, так же как италиков. К сожалению, несмотря на все усилия исследователей, картина истории и культуры этих южных цивилизаций все еще остается неполной. Вне сомнения, от нас скрыто множество интересных деталей по истории древней Италии. Само название Италия — не нужно этого забывать — изначально относилось к небольшой народности из Калабрии.

В Северной Италии, напомним, ситуация была совершенно иной; заселение долины реки По галлами способствовало усилению многих кельтских племен, например сенонов и бойев, и придало итальянскому северу некоторое единство, по крайней мере лингвистическое. Цизальпинские территории были связаны с внутренними районами континента, так же как Великая Греция на юге была связана с торговлей и влияниями Средиземноморья. Из рассказа Тита Ливия мы знаем, что галлы представляли в глазах римлян страшную силу, но неизвестно, что произошло с народами Италии в период их господства. Только в начальный период империи можно увидеть, как северные города отстаивают свои докельтские истоки, но римляне в эпоху, когда они завоевали долину реки По, отнюдь не выглядели как освободители. Таким образом, можно предположить, что эти меньшинства были малозначительны или что римляне не признавали их италийский характер, подобно подчиненному югу. Венеты, которые оставались независимыми от этрусков и кельтов, вступили в союз с сенонами, настолько тесный, что, согласно Полибию, две цивилизации отличались лишь языком. Важность роли, играемой венетами, возможно, была преувеличена в I в. до н. э. легендой, которая объясняла набегом их племен уход сенонов из Рима. Как бы там ни было, их военное могущество и организованность раскрылись в поражении, нанесенном ими напавшему на них Клеониму Лакедемонскому.

Галльское владычество, основанное на доисторической роли племени, развивается в ущерб этрускам, умбрам и грекам морских факторий, как свидетельствует рассказ Дионисия Галикарнасского, связанный со Спиной. Однако Спина существовала еще в III в. до н. э„в эпоху, когда римляне основали колонию Аримин. Фельсина, ключевой пункт северных этрусков, пала под ударами бойев в середине IV в. до н. э. Историки Античности относят к началу того же века падение Вей, разрушенных римлянами, и Мельпа — укрепленного города или фактории этрусков в Ломбардии, — разрушенного галлами. Это совпадение иллюстрирует упадок прежнего этрусского господства перед лицом сил, осуществлявших экспансию. Но эти силы вовсе не были сплоченными. Это хорошо стало видно, когда наконец кельты столкнулись с римлянами. Кельтская цивилизация Цизальпинии была достаточно разнородна: сеноны, осевшие в Пицене, очень рано начали торговать с италиками, их некрополи крайне богаты этрусскими и италийскими бронзовыми предметами, оружием, посудой, италийской, этрусской и греческой расписной керамикой, не считая золотых украшений латенского типа. Но бойи долгое время сохраняли свой национальный облик; они отказались только от первоначальной строгости: в III в. до н. э. в их болонских некрополях появились италийские и этрусские заимствования. Среди предметов, найденных в захоронениях, не только военные трофеи, некоторые свидетельствовали о связи бойев с этрусками. В целом формы и типы италийских заимствований и привозной продукции не унаследовали культуру Ла Тен II. Кажется, что эти кельты были практически изолированы от своих сородичей из других частей Европы: редкие образцы типичного галльского искусства — торквесы из Пицена и фалеры из Манербио, — возможно, были привезены.

Италия IV в. до н. э. находилась, таким образом, в противоречивой ситуации: римляне, самниты, бруттии, кельты расширяли сферы своего влияния, а греки и этруски оборонялись. Однако никто не мог добиться более или менее устойчивой гегемонии в Италии. Борьба, в которой римляне столкнулись с Вейями, в 394 г. до н. э. завершилась поражением Вей, ставшим моментом чрезвычайной важности в развитии римской политики. Некоторые историки считают эту дату началом римской экспансии. Ожесточенная борьба, которая разворачивается внутри Рима, показывает, что эволюция отношений между различными элементами, составлявшими римское сообщество, соответствовала политике экспансии. Кризис, который переживался Римом, был болезнью роста. Захват города сенонами стал лишь случайным эпизодом в веренице событий, где успех чередовался с трудностями и опасностями. После взятия Вей Рим стал для других народов Италии врагом, которого нужно сломить. В течение века римлянам, благодаря невероятным военным усилиям, удалось 'наконец укрепить свое господство. Этруски не сумели создать необходимого единства, а италики, несомненно более сильные с военной точки зрения, не были уверены ни в их симпатиях, ни в роли, на которую они претендовали. То же самое наблюдалось у галлов. После разгрома при Сентине (295 г. до н. э.) коалиции самнитов, этрусков, сенонов и умбров римляне добились господства в Центральной Италии: впредь для них был открыт путь либо на юг, либо в долину реки По. Таким образом, предпринятая этрусской дипломатией попытка объединить все силы, заинтересованные в отражении римской экспансии и поражении Рима, провалилась. Только Сиракузы и Карфаген могли контролировать события в Италии — и были в этом заинтересованы, — но они вступили в войну с целью завоевать Сицилию. После взятия Вей битва при Сентине стала второй из наиболее значимых дат в истории Италии и Рима.

История Рима не может быть на самом деле отделена от истории Италии, касается ли это гражданских столкновений и войн или италийского единства, которое постепенно реализовывал Рим. На территории Италии римляне осуществили первый опыт пространственной организации — той организации, которая стала источником их господства и базой для дальнейших предприятий в рамках мировой экспансии. Однако до эпохи Октавия римляне не занимались итальянской политикой, в том смысле, что они не стремились вызвать у италиков осознание связей, которые их объединяли. Напротив, их политика всегда основывалась на противопоставлении одних другим — для того чтобы италики столкнулись с Римом один на один, для того чтобы сломить опасные объединения и устранить всякую возможность образования новых союзов. Когда в этом отношении упоминают об италийском единстве, имеют в виду только результаты, а не намерения или средства. Сами римляне считали залогом своих успехов главным образом военную силу. Только Полибий впервые дал иное объяснение их достижениям, связав их с особой, созданной римлянами политической структурой. К этому добавляется способность к организации в самом широком смысле слова. Именно этим обусловлена медлительность, часто подчеркнутая, процесса римской экспансии: здание римского господства возводилось терпеливо, камень за камнем, по крайне мере пока они не соединились последовательно друг с другом, и не было здесь ни блеска выдающихся операций, ни личности вне общества. Часто упоминают, без какой бы то ни было риторики, этот народ крестьян-солдат, который владел и мечом и плугом и которому война была необходима в той же степени, что и жатва.

У римлян обращение к оружию восходит к взаимным набегам и грабежам, которые характеризуют любое доисторическое общество. Было бы, однако, интересно проследить, как спорадическая война за выживание переросла в планомерную экспансию. Римляне всегда беспокоились о том, чтобы представлять каждую из своих войн как оборонительную: они противопоставили духу мести юридическую концепцию возмещения ущерба. Хотя часто предлог создавался в целях оправдания перед общественным мнением, внутренним и иноземным, явной агрессии, это юридическое сознание стало одним из знаковых моментов римской цивилизации. Битва за битвой, война за войной — экспансия могла интерпретироваться как наиболее подходящее средство для устранения любой возможной угрозы вторжения. Занятая территория образовывала полосу безопасности, которую римляне, естественно, стремились расширить. Колонии на долгое время стали аванпостами, сдерживавшими наступление врагов. Эта стратегия активной обороны в конечном итоге позволила римлянам выйти за пределы латинской среды и осуществить завоевание Италии.

Со временем появились новые мотивы: необходимость использования новых земель, поиск ресурсов для обеспечения потребностей возрастающего населения, — ресурсов, которых не могло предоставить нестабильное распределение добычи. Чтобы решить важные экономические и социальные проблемы, римляне стремились захватить районы с минеральными богатствами, дорожные узлы и плодородные земли. Но поскольку невозможно было организовать новые территории, где вместо римлян и латинян были местные элементы, новую проблему породила интеграция последних, их использование в экономических интересах господствующей власти. Древние квириты, подпоясанные цетеги — cinctuti Cethegi,[27] — скорее всего не питали мысли о мировом господстве; лишь в результате более поздней интерпретации римского «мира» римлянам давно минувшей эпохи приписали эти амбиции, которых у них еще не было. Вначале их экспансия имеет, напротив, как мы часто наблюдаем, методический и педантичный характер, который ведет происхождение от привычки крестьянина организовать свой труд и образ жизни в соответствии со временем года.

Римский календарь, который установил различие между благоприятными днями и днями неудачными, в действительности стал жизненным кодексом, хотя и обусловленным астрономическими и сезонными ориентирами. К этой концепции добавились к тому же предписания натуралистической религии, забота об обеспечении расположения богов и высших природных сил. Нужно подчеркнуть, что календарь играл значительную роль в римской историографии. Известно, что понтифики начинали с определения чередования удачных и неудачных дней в году, затем добавили к этому имена магистратов и, наконец, список публичных мероприятий и основных событий: именно с этих «дней» и анналов началось становление письменной истории. Эта история, которая не останавливается на проблемах, а просто перечисляет факты в их хронологической последовательности, отражает древний дух римлян, планы которых, политические и военные, также не выходили за пределы года. В этом чувствуется некоторый детерминизм, характерный для всех древних народов, но он отличается строгим соблюдением правил, которые предписывал календарь. Не нужно недооценивать роли, которую сыграла религиозная скрупулезность в формировании сознания римлян, хотя иногда они использовали ее не самым честным образом, чтобы скрыть политические планы.

Религия римлян была по существу конкретной, полностью замыкаясь на контакте между человеком и божественными силами. Антропоморфизация божеств была заимствована у этрусков и греков. Если говорить точнее, до антропоморфизации божество представлялось римлянам чем-то неведомым — без лица и человеческих параметров, — являло грозный характер и требовало, чтобы его почитали и никогда не забывали о его божественной силе. Эти туманные концепции впоследствии были упорядочены под влиянием этрусской традиции и Сибилловых книг, то есть греческой архаической религии. Римская религия, став практически эклектичной, сохранила, однако, отпечаток своих древних основ. Конформистский характер этой религии, наблюдения за календарем были тесно связаны с правовым сознанием. И на самом деле неизвестно, какая из этих концепций стала основой для появления других. Можно заметить, что это запутанное смешение в религии и поведении было присуще всей протоисторической среде. Однако римляне подобным образом добивались невероятного результата в праве, благодаря которому они выжили, и в организации, которая позволила им завоевать древний мир. Эта разница, заметная при сравнении с другими италийскими народами, объясняется центральным расположением Рима, которое позволило ему извлечь пользу из опыта других народов, в частности этрусков и греков; римляне интерпретировали его в практическом духе, одинаково далеком от угнетающей предопределенности этрусков и абсолютного рационализма греков.

При этом Рим играл роль не просто катализатора сторонних идей, он осуществлял синтез, благодаря которому развитие и обновление продолжалось несколько веков. Это открывает истоки римского превосходства, которое проявилось сначала в Лации, затем в Центральной Италии и, наконец, во всей Италии.

Хотя ожесточенные войны долгое время сталкивали их с этрусками, римляне всегда добровольно признавали свой долг перед ними, иногда очевидно преувеличивая его, но это легко объяснить. Римская эрудиция развивалась в эпоху, когда сильное влияние оказывала эллинистическая культура, однако римляне плохо относились к грекам, которые искали в собственном прошлом и в своем интеллектуальном превосходстве компенсацию политического упадка. Значит, мы должны искать истоки римской цивилизации в Италии. Поскольку римляне не могли, за неимением документов, восстановить свое собственное прошлое, они не отказывались признавать за этрусками авторитет и престиж ведущей нации. Было создано нечто вроде мифа об Этрурии. Мы уже намекали на некоторые сферы, в которых римляне ощущали себя должниками этрусков. Они были обязаны этрускам за обычай основания городов, разделения территорий, за искусство предсказания воли богов. Последнее было полностью заимствовано у этрусков, хотя примитивная латинская религия земледельческого, довольно отсталого характера, весьма отличная от религии этрусков, изначально плохо поддавалась этому влиянию. Римляне, впрочем, использовали это знание в практических и политических целях и организовали свои города оригинальным способом: прямоугольный план — наследие Средиземноморья, которому этруски придали религиозное значение, — у римлян принял военный характер; в колониях благодаря четырехугольному периметру можно было наблюдать извне за внутренним порядком. Более того, в центре новых городов форум образовывал ансамбль, отвечавший различным потребностям каждого сообщества. Действительно, форум был одновременно религиозным, политическим и экономическим центром; он также использовался для зрелищ; капитолий, возвышавшийся с одной из сторон, являл собой главное сооружение, но выполнял не только религиозную функцию. Эту неспособность разграничить, разделить разные аспекты или цели жизни также считают особенностью римского гения.

Долгое время обсуждали — и еще долго будут обсуждать — связи между этрусским храмом и римским. Конечно, как показывает традиция, сЬязанная с капитолийским храмом Юпитера, этот тип здания должен был существовать в Этрурии еще до того, как греческое влияние трансформировало его. Недавние исследования, в особенности исследование Л. Банти, доказывают, что три целлы здания соответствуют адаптации этрусской техники к религиозным потребностям римлян; кроме того, высокий фундамент, подиум, просторные, массивные формы первоначального римского храма, который называют тосканским, также обнаруживаются в этрусском храме; то же самое наблюдается в декоре из обожженной глины — simulacra pictilia, — образах, представлявших богов, которые в эпоху Катона Старшего[28] дискредитировали интеллигенцию, пропитанную эллинистической культурой. Нет сомнений, что изначально именно этруски научили римлян придавать человеческие формы божествам, но мы забываем, что римляне на первых порах связывали своих божеств с мифами, заимствованными из греческих легенд в эллинистическую эпоху. К заимствованиям из этрусского искусства относится, кроме того, введение тосканского ордера, упомянутого выше. Витрувий приписывал им также изобретение атрия — центральной части римского дома, — крыша которого над имплювием имела отверстие.

Хотя слово зилат и переводят как претор,[29] этрусские магистратуры, впрочем плохо известные, практически не соответствуют римским. Как представляется, коллегиальность магистратов была институтом собственно римского происхождения. Она неизвестна другим цивилизациям Античности. В Италии, у самнитов, верховный магистрат, meddix tuticus, имел коллегу, meddix minor, но если говорить о магистрате второго ранга, это был скорее magister equitum[30] приближенный к римскому диктатору. Нам ничего не известно об организации магистратур в этрусских городах, которые не имели царя. Однако знаки должностных отличий, подобные фасциям ликторов, составляли элемент этрусского церемониала и были, возможно, наследием монархической традиции. То же самое относится к триумфу и toga picta — пурпурной тоге триумфатора, расшитой золотом: торжественные кортежи появляются в искусстве только в погребальном репертуаре и лишь в более позднюю эпоху, но они отражают, несомненно, обычный, реальный факт. И наконец, обычай шествия, характерный для церемонии триумфа, благодаря которому появилась арка, соотносится с этрусским погребальным культом. Эти связи вызывают большой интерес еще и потому, что римляне интерпретировали эти концепции и формы согласно своему духу. Их колебания между этрусской традицией и Сибилловыми книгами, тем более что они не подвержены влияниям, показывают характерную черту римской религиозной мысли — стремление ничего не оставлять без внимания, даже вне привычных форм, что приводило к некоторому синкретизму, совершенно чуждому, казалось бы, концепциям этрусков.

Что касается права, позиция Рима, по-видимому, была полностью независима. По правде сказать, нам почти ничего не известно об этрусском праве. Законы XII таблиц (451–450 г. до н. э.), которые восхищали Цицерона как памятник юридической мудрости и которые коррелировали с законами Солона,[31] хотя и появились на полтора столетия позже, кажутся крайне примитивными. Известно, что магистраты кодифицировали их под давлением плебса, следуя в первую очередь греческим законам, в частности законодательству западных греческих колоний, консервативный характер которого привел к отставанию в политическом и социальном развитии по сравнению с Афинами.

Но законы XII таблиц не стремились ни зафиксировать конституцию, ни установить политические отношения, это был лишь гражданский и уголовный кодекс. Они ограничивались изложением правил и обычаев. Их суровость отражала жесткую строгость mos majorum[32] этих крестьян-солдат, добродетелей, немного идеализированных позже, которые лежали в основе римской морали. При этом поражает, что народ, которому нравилось обновлять правовые институты, даже новые, придавал некодифицированным принципам большее значение, чем писаным законам. Так, в начале римской правовой деятельности весьма обширный материал был преднамеренно изъят из законодательства. Эта гибкость, связанная, нужно сказать, со стойкими консервативными тенденциями, была одной из сильных сторон римлян; долгое время она позволяла им избегать твердых позиций, возведенных в ранг принципов, и адаптироваться к различным ситуациям как внутри, так и вне своего общества.

В недрах города, таким образом, право сложилось в процессе расширения права, первоначально характерного для среды патрициев. Типично, что обновление происходило на протяжении всего дальнейшего процесса эволюции Рима. Этим объясняется значение, придаваемое римлянами индивидууму, и особый оттенок, который приобрело у них понятие свободы. В этом патриархальном обществе грозная власть была сосредоточена в руках dominus и pater familias.[33] Магистраты частично наследовали эту силу и власть некоторых из них — власть почти абсолютную. Триумф чуть ли не обожествлял победителей, возродился культ предков, и возводились почетные статуи магистратов, погибших на службе государству.

Что касается почетных памятников, состоявших из статуи и надписи, которые были связаны не с погребением, а явно с гражданскими мотивами, они восходят к более раннему периоду. Права индивида резюмировались в понятии libertas,[34] которое абсолютно оригинально и не должно смешиваться ни с греческой eleutheria, ни с современным понятием демократии. Оно соединяло права и привилегии, которые в реальности принадлежали только ограниченной категории, по крайней мере в эпоху архаики; это был удел аристократии, прерогатива которой ревностно оберегалась. Ничего подобного мы не обнаруживаем у италиков, во всяком случае при нынешнем состоянии знаний. Зато можно сравнить свободу, которой обладали римские женщины, со свободой, знакомой этрускам, той самой, которая удивляла греков и о которой они старались не говорить.

Как видно, в культурном плане Рим не претендовал на роль ведущей нации. Однако он осознавал свое превосходство в правовом и организационном отношении. Фактически он преуспел там, где другие потерпели неудачу. В основе Рима было не что иное, как город-государство — полис. Но по мере того как его могущество разрасталось, возникла проблема постоянного поддержания сплоченности завоеванных земель. После заключения на равных началах договора с латинскими городами Рим заставляет их признать себя главой конфедерации, к которой он присоединил смежные территории. Когда он расширил свои завоевания, аннексия перестала быть возможной. Именно тогда Рим прибегнул к колонизации и договорам. В конечном счете все было регламентировано соглашениями. Напомним, что греческие колонии, однажды организованные, становятся независимыми от метрополии. Этрусская колонизация в Кампании и Цизальпинии — колонизация территориальная, а не морская — носила, возможно, тот же характер. Римляне заимствовали у этрусков систему территориальной колонизации, но все их колонии получили один статут — lex data,[35] который определял их связи с Римом, то есть права, которые получали или сохраняли колонии. Это и единые права для граждан-солдат собственно римских колоний, каждая из которых была настоящим маленьким Римом, расположенным на покоренной территории,[36] и более ограниченные права для жителей латинских колоний.[37] Эти колонии были одним из средств, используемых Римом для сохранения своего положения на завоеванных землях и укрепления экономического влияния. Но, организуя в инородной среде очаги римской жизни, Рим равным образом укреплял свою власть, договариваясь с завоеванными регионами. Безусловно, в этом случае устанавливались различные типы соглашений или союзов — foedera, но в любом случае они предполагали взаимные обязательства, обеспечивавшие двустороннюю связь. Союзники — foederati, socii — в основном сохраняли свою политическую индивидуальность и институты, а значит, свою свободу на собственных территориях, но зато они больше не были независимыми в своей внешней политике. Рим всем гарантировал безопасность, но взамен требовал контрибуции в виде людей, денег, продовольствия. Римских завоевателей часто упрекали в лишении народов их свободы: все завоеватели действовали одинаково, но мало кто навязывал завоеванным территориям порядок, из которого потом сам извлекал выгоду. Разумеется, римское налогообложение было жестким, репрессии по отношению к «мятежникам» безжалостными, но эта суровая система, которая требовала жертв, особенно в первое время, позволила городам и народам Италии мирно развиваться под римским покровительством. Она способствовала также экономическому и культурному сотрудничеству: циркуляция продукции и идей внутри полуострова стала более широкой, если не более быстрой. Древние исторические источники рассматривали эту систему прежде всего с военной точки зрения. Современные ученые вернулись к изучению экономических отношений, этого мощного средства объединения. В действительности римляне монополизировали экономическую жизнь Италии; хотя изначально они были не особенно компетентны в управлении экономикой государства, они вынуждены были стать арбитрами итальянской экономики, особенно после того, как римская монета, распространившись по всей Италии, уничтожила или вытеснила все другие автономные монетные системы. Сельское хозяйство контролировалось и стимулировалось колониями; кроме того, расширялось ager publicus — земли, принадлежавшие завоеванной территории, которые переходили в собственность римского народа. Торговля и индустрия, в которых патриции в принципе отказывались участвовать, фактически контролировались ими и сословием всадников, и развитие этих сфер стало одной из важных проблем политической жизни Рима. Увеличение общих интересов сопровождалось укреплением правовых отношений и военного союза; в результате образовалось практически единое италийское государство. В силу названных обстоятельств вся Италия вошла в это единство, которое получило название «республика римского народа» — res publica populi Romani.

Особенность этого процесса заключалась в уважении римлян к местным традиционным устоям. Романизация не была обязательной-. колонии, очаги романизации, жили своей собственной жизнью; с другой стороны, союзники и подданные сохраняли свой язык, свои нравы и религию. Отметим еще раз, что римляне не стали спешить. Со временем последствия проявились сами собой: положение римского гражданина стало рассматриваться как необходимая цель, своего рода награда, компенсация, которую можно получить за лояльность и дисциплину. Это была идеальная система, которая должна была привести к романизации; постепенно локальные особенности тускнели, различия стирались. Распространялся латинский язык; из официального языка он превратился в национальный. Цивилизация стала единообразной, но не только италики подражали Риму; в равной степени происходило обратное движение. Этот обмен упрощался тем, что культурный уровень у завоевателей и завоеванных был примерно одинаковым. Впрочем, Рим, имеющий древние италийские корни, никогда не упускал случая обогатиться опытом других народов, и это касалось не только формы шлема или меча. Такое экстраординарное начало, которое, возможно, оставило наиболее оригинальный след в этой цивилизации, позволило ей в результате тщательного и внимательного отбора ценностей осуществить синтез всех италийских традиций. Подобным образом сформировались основы духовного единства Италии, а Рим подтвердил свою роль столицы по отношению к другим городам полуострова. Так постепенно складывался крепкий союз, который волновал его врагов и которым объясняется финальная неудача Пирра и Ганнибала после всех их громких побед. Оба были великолепными военачальниками, обладали значительно более высокими стратегическими и тактическими способностями, чем противостоящие им римские полководцы, но они недооценили силу римской организации, испытанной временем.

Живым символом этого победного сопротивления политической организации военному гению стал во время Второй Пунической войны (219–201 гг. до н. э.) диктатор Фабий Максим, получивший прозвище Кунктатор — Медлитель. Во II в. до н. э. твердость римской республики засвидетельствована греческим историком Полибием, наиболее внимательным и критичным наблюдателем той эпохи. Он объяснил успехи Рима его государственным устройством, в котором видел пример тех смешанных политических систем, которые Аристотель считал совершенными, потому что они были основаны на лучших принципах простых систем — монархии, олигархии и демократии. В своем восхищении Полибий идет еще дальше: наблюдая за этим небольшим крестьянским народом, практически достигшим господства над всем средиземноморским миром, он выдвинул знаменитую теорию о провиденциальном значении Рима, которую очень быстро приняли эллинизированные римляне.

Однако не стоит переоценивать влияние этой мистической концепции на римскую политическую идеологию и на самих квиритов, слишком реалистичных, для того чтобы с полной серьезностью предаваться фантазиям подобного рода. Практически не склонные к умозрительным построениям и формулированию историософских систем, римляне пытались мыслить — в философском смысле слова — только под воздействием эллинизма. Римская экспансия на юг Италии и завоевание Великой Греции отмечают в истории римлян новую точку отсчета.

К концу III в. до н. э. за счет государства были построены новые дороги — viae publicae,[38] — две основные имели южное и северное направление.[39] Та, что стала первым открытым путем на юг, носила имя Аппия Клавдия Цека,[40] цензора 312 г., который воспротивился принятию мира, предполагавшего передачу Кампании Пирру. Другая была названа в честь Гнея Фламиния, который командовал первой римской экспедицией на северный берег реки По после разгрома галлов при Теламоне в Этрурии (225 г. до н. э.). Эти дороги, которые стали стратегическими путями, показывают два направления, в которых развивалась, беря начало в Центральной Италии, новая экспансия Рима. Война против Тарента завершилась в 272 г. до н. э., а в 222 г. и Северная Италия оказалась частично оккупированной. Накануне нападения Ганнибала Рим стал господином всей Италии до самых Альп.

Эти два предприятия имели различные последствия. Последствия экспансии на юге сказались незамедлительно. Тарент и другие города Великой Греции, ограниченные условиями союза, пробудили склонность римлян к морской торговле и морскому господству, которая проявилась еще во время первого договора с Карфагеном. Завоевание Южной Италии, а затем Сицилии (264–212 гг. до н. э.)[41] превратило Рим в морскую державу. С Апеннинского полуострова он мог контролировать одновременно Запад и Восток. Рим вынужден был направить свои войска и силы своих италийских союзников на поля сражений, простиравшиеся от Испании до Передней Азии и от Галлии до Африки. В связи с этим развивалась сеть дипломатических отношений, охватившая почти весь древний мир. С другой стороны, контролирование городов и народов, которые ассимилировали добрую часть греческого искусства и культурной мысли, оживило древние греко-латинские культурные отношения. Упадок побежденной Этрурии лишил этот древний очаг цивилизации всякой способности влиять на Рим.

Теперь, наоборот, Рим навязывает Этрурии некоторые особенности, например в сфере погребального искусства: прежде всего это проявляется в портретах, мемориальных изображениях и надписях на гробницах и саркофагах. Этрусская аристократия романизировалась, вопреки враждебной настроенности некоторых групп этрусского населения, оскорбленных этой зависимостью. Во всяком случае, принятие греческой культуры стало для Рима политической необходимостью: это был способ выйти за пределы италийской среды, включиться в международную жизнь, расширить отношения с миром, где в культурном плане господствовал эллинизм. В ходе экспансии Рим воспринял школу греков. Ее представителем был родившийся в Таренте Ливий Андроник, который создал первые образцы римской литературы. Выходец из Кампании Гней Невий сложил первую национальную поэму, тогда как Квинт Энний, полугрек из Рудии, используя гомеровский гекзаметр, воспел историю Рима в своих эпических «Анналах». Комедия и трагедия — palliata и cothurnata, заимствованные из Греции, — распространили литературную культуру Греции II в. до н. э. в народной среде. Однако в просвещенной среде столицы вспыхнула борьба между защитниками национальной традиции и сторонниками эллинизации. Имена Катона Старшего и Сципионов фигурируют во всех воспоминаниях современников. За этой культурной и литературной дискуссией в действительности скрывался глубокий политический и социальный кризис, который задевал mos majorum — сами основы традиционных отношений между гражданами и государством. И вновь речь шла о болезни роста.

В ходе Второй Пунической войны союзные отношения, которые связывали Ганнибала и Филиппа V Македонского (221–179 гг. до н. э.), втянули Рим в войны на Востоке, так же как чуть раньше открытие в Испании «второго фронта» против карфагенян подтолкнуло его к завоеванию Западного Средиземноморья. Эта двойная экспансия придала новое значение, новый масштаб завоевательной политике Рима. Здесь кстати пришелся человек, который в одной-единственной перспективе объял все безграничное пространство новых проблем, — Сципиор Старший, первый «универсальный человек» римской истории. Победив Карфаген после установления римского господства в Испании, он стал инициатором новой политики в отношении Востока. Опорные пункты империи оказались распространены повсеместно. Сципион стал также, в отличие от Катона и традиционалистов, убежденным сторонником культурной интеграции Рима с эллинизмом. Но эти перемены — novae res — во всех отношениях путали римский господствующий класс, который испытывал отвращение к радикальным мерам. Его политика, чередующая осмотрительность и уступки, крестьянская недоверчивость натолкнулись теперь на мощный прогрессистский импульс. Дерзость Сципиона противостояла выжидательности Фабия. Однако противоречие между этими двумя позициями не было непримиримым. Превосходство эллинистического мира заключалось прежде всего в активности духа, а превосходство римского — в способности к организации. Нужно было синтезировать эти начала в мировом масштабе. Для создания новых необходимых отношений римляне воспользовались длительным опытом, приобретенным Италией. Опыт Великой Греции в целом соответствовал лишь «домашней» форме эллинизации, но в результате войн на Востоке она приобрела более широкий и ясный характер, став мощным катализатором грандиозного синтеза, который приведет к созданию империи. Рим стал пропагандистом эллинизма на Западе, одновременно осуществляя культурную интеграцию на своем собственном пространстве. В Италии это особенно ощущалось в искусстве; изменения проявились в Этрурии, Кампании, Лации и в самом Риме, где было создано наиболее значительное собрание произведений классического и эллинистического искусства. Кроме того, влияние Греции, адаптируясь, впрочем, к своеобразию и потребностям каждой культурной среды, находило здесь свой способ выражения.

Именно во II в. до н. э. прорисовывается также историческая роль Рима в отношении Европы. Конечно, характер и масштаб римской экспансии в этом направлении показывают, что приоритетным в плане завоевания и установления гегемонии пока еще остается восточное направление. Но захват Северной Италии, окончательно закрепленный итогами Второй Пунической войны, поставил Рим на исходные позиции для подчинения континентальных территорий, так же как завоевание Сицилии в свое время дало импульс для покорения Средиземноморья. Захват Испании после долгих и кровавых военных кампаний повлек за собой завоевание юга Галлии, необходимое для создания непрерывной полосы владений от Пиренеев до Альп. На востоке, напротив, наступление в Иллирии ограничилось запугивающими экспедициями и разгромом пиратских гнезд.[42] От Галлии до Норика и Паннонии при помощи дипломатии пытались сохранить равновесие, необходимое для безопасности Италии и ее западных провинций. Европейская роль севера Италии, по-видимому, оставалась еще недостаточно ясной, даже для главных действующих лиц римской политики. Мы к этому вернемся. Этот регион покорялся мирно, в течение полутора веков, осуществляя полную интеграцию, благодаря которой в I в. до н. э. снискал гражданское право и похвалу Цицерона. Это позволит ему впоследствии очень быстро стать связующим звеном континентальной экспансии, которая развивается с конца I в. до н. э.

Последние акты италийской унификации сопровождались новым, крайне опасным кризисом, который достиг кульминации в Союзнической войне 90–89 гг. I века до н. э. На самом деле уже во II в. до н. э. термин «римский гражданин» по большей части потерял свою изначальную ценность. Римская олигархия продолжала искусственно дистанцировать «римлян» от «италиков». Союзническая война, которая стала следствием войн на Востоке, оказалась связана с борьбой за права италиков, колонистов и союзников, на плечи которых всей тяжестью ложились непрерывные войны Рима. Проблема пролетариата, которая волновала греков, была тесно связана с юридическими и экономическими требованиями народов Италии. Завершение Союзнической войны военной победой римлян и вместе с тем признанием за италиками их прав доказывает, что Италия не могла существовать без Рима, а Рим — без Италии. Чтобы создать свою республику в Корфинии,[43] восставшие взяли за образец римскую конституцию, — это показывает, что они в первую очередь пытались подражать римской организации, а не противостояли ей. Название «Италия» тогда впервые приняло политическое значение, однако оно обозначало пока лишь некоторые регионы центральной части полуострова. Союзническая война отметила последний кризис организации Италии; после 89 г. до н. э. вспыхивают новые войны, но речь шла об отражении во всей Италии соперничества между политическими партиями Рима. Организация, созданная в Северной Италии Помпеем Страбоном,[44] развитая Цезарем, а затем Октавианом, лишила ее статуса провинции и завершила объединение Италии пожалованием права римского гражданства. Концепция гегемонии одного города канула в лету одновременно с поражением римской аристократии. Начавшись с военных действий, это объединение завершилось социальной политикой. В эпоху Августа Страбон мог сказать, что весь мир стал римским, однако некоторые именуются этрусками, умбрами, лигурами, инсубрами. Это замечание, отражающее ситуацию в Цизальпинии, можно отнести ко всему Апеннинскому полуострову. За некоторыми исключениями провинции во времена Августа брали названия, принадлежавшие наиболее значительным народам до римского завоевания. Не опасаясь сепаратизма, политика и даже пропаганда империи могли отныне взывать к традициям доримского прошлого. Тогда как Тит Ливий в начале своей «Истории» воскрешал в памяти кровожадность римлян и верность венетов, «Энеида» Вергилия воспевает роль италиков в завоевании Лация Энеем и подводит итог обширному наследию италийских, греческих и римских легенд. Накануне сражения при Акции[45] Италия подтвердила свое идейное единство клятвой верности Октавиану, которую принес каждый из ее городов. Сам образ действий объединенной Италии показывает, что нужно понимать в эту эпоху под Италией — не одну нацию в современном смысле слова, но плотную сеть городов, пользовавшихся единым правом; это было «расширение» столицы, благодаря которому Италия формировала географическую и политическую базу, необходимую для управления империей.

Повторим еще раз: история Рима — это история длительной интеграции. Это одна из составляющих римской оригинальности. С давних пор римляне в собственном смысле слова, то есть те, кто был рожден в Риме, были лишь меньшинством. В I в. до н. э. кризис старой аристократии привел к смене господствующего класса; новые родовые имена утвердились наряду с прежними. Первый век до н. э. стал эпохой «новых людей», которые не имели славы именитых предков. Сначала италики были обеспечены вспомогательными войсками, затем они поднялись до литературных и художественных достижений; наконец, при Флавиях они получили верховную власть. Марий, Помпей, Страбон и его сын Помпей Великий, Цицерон были италиками, так же как Азиний Поллион[46] и Меценат, не говоря уже об офицерских кадрах в армии и должностных лицах в провинциях. Римские политические деятели, за исключением Юлия Цезаря, семья которого только недавно получила доступ в курульные магистратуры,[47] были по большей части италиками; потомки прежних противников и бывших подданных добились теперь самых высоких политических, военных и административных должностей. Затем италики юга, ставшие жителями Северной Италии, Цизальпинии, заняли первые роли: они дали Риму его великих поэтов и, возможно, его самого страстного историка.

Эта ситуация объяснялась эволюцией, историю которой можно проследить, отталкиваясь от некоторых фактов: опираясь, в соответствии со своей традиционной тактикой, на местную элиту для управления союзниками, римская аристократия в то же время способствовала усилению их позиции. Столица, кроме того, привлекала много людей, тем более что невозможно было осуществлять политические права вне Рима, и все это способствовало расширению функций и деятельности италийской клиентелы аристократов. Затем Сулла,[48] Помпей[49] и Цезарь ввели новую связь между военачальником и его солдатами, а эта связь также изменила отношения между колониями и столицей, новые колониальные потери были вызваны необходимостью восполнить уход ветеранов и вступлением колоний и муниципий[50] в политические партии Рима, который впоследствии вовлек их в гражданские войны. К прежним отношениям клиентелы и патроната добавился, следовательно, новый колонизационный приток, чисто политический: глава каждой партии пытался таким способом создать условия, благоприятные для своей деятельности. Впрочем, хотя она и потребовала невероятных жертв и спровоцировала начало политических и экономических трудностей, передача земель этим новым переселенцам, прежним солдатам, ускорила этническое смешение в Италии, а предшествующие исторические единства утратили свое значение. Тип римского гражданина — togatus, который воспроизводят многочисленные образцы погребальной скульптуры, от Юга до Альп, передает состояние духа, которое проявилось во всем и везде: сознание того, что звание римского гражданина превыше всего.

Глава 13 РИМ И ЗАПАД

Даже самое краткое, ограниченное Европой, изложение истории римского завоевания и романизации провинций потребовало бы написания целой книги. В начале предыдущей главы я упоминал работу Пьера Грималя, посвященную римской цивилизации. В ней содержится множество данных и идей, несколько в иной перспективе дополняющих замечания, которыми я ограничусь здесь.

Вряд ли следует особенно подробно останавливаться на событийной истории римского завоевания Европы. Начавшись во время Второй Пунической войны открытием в Испании «второго фронта», в ответ на смелую экспедицию Ганнибала, это завоевание, которое достигнет своего апогея в победе Траяна над даками[51] (106 г. н. э.), продолжалось три века. Это показывает, что римляне в момент, когда начиналась экспансия, не имели программы покорения собственно Европы. Эта экспансия долгое время была скорее морской, чем континентальной. Первая Пуническая война (264–241 гг. до н. э.) имела следствием ослабление морского могущества Карфагена, фактическое поглощение Римом Сиракуз и полное восстановление по всему Средиземноморью свободы сообщения, которая на протяжении многих веков была ограничена. После завоевания Тарента римляне, ставшие властителями Южной Италии, осознали свою новую роль в качестве морской державы. Затем, после Первой Пунической войны, оккупация Сицилии и Сардинии сделала их наследниками Карфагена и Великой Греции. С тех пор римская политика ориентировалась на установление господства на всем Западном Средиземноморье, откуда римляне сначала вторглись в Иллирию (225 г. до н. э.), а позже, когда возобновилась вражда с Карфагеном, — в Испанию. Таким образом, после Первой Пунической войны появилась талассократическая программа Рима, в то время как в отношении покорения внутренних районов европейского континента сколько-нибудь определенных планов не существовало.

Что касается Испании, договор, заключенный в 228 г. до н. э. с целью остановить экспансию Карфагена, касался лишь прибрежной зоны, где располагались греческие колонии, которым покровительствовал Рим. Относительно Италии ограничимся тем, что рассмотрим нападение галлов. Когда в 225 г. до н. э. галлы Цизальпинии, столкнувшись с римской угрозой, призвали изза Альп гезатов, кельты из Бельгии по-своему проводили европейскую политику. Римское контрнаступление, которое за два года достигло долины реки По, изначально преследовало единственную цель — создать новую линию обороны вдоль реки для защиты Италии от кельтов.

После неудачи Ганнибала и взятия Карфагена Сципионом римские амбиции устремились на Восток: инициатором этой политики был сам Сципион. Он побуждал Республику к дальнейшему наступлению в Азии. Но Сципион был также завоевателем Испании: после его блестящих побед была основана Италика, первая римская колония за пределами Италии.[52] С тех пор господство Рима основательно закрепилось в Восточной Испании. Однако долгое время оккупация ограничивалась прибрежными районами. Внутренние территории были завоеваны лишь позднее, ценой ожесточенных войн и огромных жертв. Во всяком случае, эти войны в Испании, на западной окраине Средиземноморья, связанные с войнами на Востоке, не выбивались из программы создания морской державы, сформулированной Сципионом. Однако, поскольку его могущество имело не связанное с морем происхождение, Рим мог понимать под этой талассократией только владение широкими полосами земли вдоль побережья. Такая политика привела к лигурийским войнам, начавшимся под предлогом защиты Марселя (Массалии), старого и верного союзника, и закончившимся покорением Южной Галлии. Эта программа завершилась завоеванием Македонии, вторжением в Грецию, Египет и Северную Африку.

Впоследствии ситуация оставалась неизменной в течение восьмидесяти лет. За пределами Италии и приморских провинций римская политика распространялась дипломатическим путем, но не военным: в Галлии альянс с эдуями, «братьями римского народа», обеспечил Нарбоннской Галлии, и территориям, расположенным за ней, длительное спокойствие. Известно, что в римское посольство, отправленное к кельтам Норика, входили представители высокого ранга. Эта система гарантировала безопасность, хотя иногда становилась причиной, как, например, в Мезии, потерь и расходов; но в целом массовые операции отвлекли силы фронтов, которые считались наиболее важными, и при необходимости (в частности, в войне с Митридатом) привлекались римские легионы и военачальники. Римляне стремились к поддержанию status quo в Европе. Этим широко пользовались италийские торговцы, которые почти не упоминаются в исторических источниках, но их роль была, однако, значительна, ибо в конце концов, благодаря географической осведомленности и знанию людей, они стали поистине авангардом завоевательных походов. По-видимому, римский господствующий класс не проявлял интереса к установлению более жесткой формы владычества на внутренних европейских территориях. Незадолго до завоеваний Цезаря сенат, поставленный Ариовистом перед свершившимся фактом оккупации нескольких галльских территорий, смог лишь назвать германца «другом римского народа». На Балканском полуострове создание союзов чередовалось с военными операциями. Политика Суллы по-прежнему была направлена на Восток; политика Помпея Великого, «завоевателя трех четвертей мира», также разворачивалась в сторону Средиземноморья и в восточном направлении.

Именно Цезарь возродил идею европейской политики, основанной на понятии европейского целого. Завоевание Трех Галлий было в его глазах лишь первым этапом. На основе политики Цезаря, а также исторически ценных «Записок» можно утверждать: Цезарь первый понял, что судьба Рима решается не только в Средиземноморье и что фундаментальная проблема связана с покорением других европейских регионов. И в этом проявился его гений. Однако перенесение границы на Рейн вызвало невероятные сложности, а после убийства диктатора — гражданскую войну, отсрочив дальнейшее наступление римлян вглубь Европы. Август попытался возобновить его по дерзкому плану. Ориентируясь на линию Рейн — Альпы, его легионы должны были отодвинуть границу империи на восток до Эльбы и предать во власть римлян по крайней мере всю Центральную Европу. Военные приготовления сочетались с гигантскими усилиями по административной, правовой, экономической организации, а также строительству дорог и городов. Впервые римляне применили в провинции свои способности и к территориальной организации.

Однако этот великий замысел тотального завоевания потерпел неудачу: поражение легионов Вара в Тевтобургском лесу (9 г. н. э.) остановило порыв завоевателей, хотя римляне знали и более серьезные провалы.[53] Долгие походы Тиберия и Германика в Германию не принесли положительных или долговременных результатов, если не считать аннексию Норика и завоевание Паннонии. Новая граница соединила Рейн и Дунай, а строительство лимеса разграничило две Европы, разделив традиционный путь обмена между Востоком и Западом континента и установив, если можно так сказать, барьер между историей и протоисторией.

Завоевание Дакии Траяном соответствует последней стадии этого процесса; оно укрепило на Балканах непрерывность империи до самого Черного моря. Дакия стала последней провинцией, основанной в Европе (107 г. до н. э.); полтора века спустя она была покинута первой.

* * *

Романизация европейских территорий начинается не только в связи с официальным образованием провинций. Задолго до приобретения статуса провинции, например Испанией (197 г. до н. э.), Галлией (51 г. до н. э.) или Бретанью (43 г. н. э.), эти территории благодаря торговым связям подверглись влиянию Италии, которое по крайней мере прослеживается в их материальной культуре. Так было на всей периферии римского мира. Жители Италии пользовались в провинциях почти абсолютной монополией на эксплуатацию местных ресурсов и экспорт итальянской продукции. При этом прибыль предназначалась привилегированному меньшинству, вышедшему из господствующих классов Рима и зависящему от них, а эксплуатация ресурсов, связанная иногда со злоупотреблениями и неконтролируемыми действиями магистратов и откупщиков, часто провоцировала волнение и мятежи населения провинций. Тем не менее социальная нестабильность не всегда имела экономические мотивы, а конфликты не были в порядке вещей; но то, что все же происходило, вызывало любопытство и поражало народное мнение так же, как и историков. Раздражение, демонстрируемое варварами в связи с римским господством, могло основываться также на нетерпимости к организованной жизни, регламентированной законами. Но нужно сказать, что беспорядочная республиканская экономика часто способствовала трансформации этой нетерпимости в ожесточенную борьбу. Старый провинциальный режим содержал внутреннее противоречие: с одной стороны, подчиненным народам позволялось сохранять традиционный образ жизни, вплоть до их древнего права, с другой стороны, им в спешном порядке навязывалась новая экономика. Впрочем, в результате сложились экономические условия, благоприятные для улучшений в различных сферах местного хозяйства: открылись новые ресурсы, модернизировалось сельское хозяйство и производство. Влияние Рима достигло духовной и политической сфер: солидарность, проявленная испанцами по отношению к Серторию, показывает, что сообщества провинций благосклонно восприняли социальные идеи, распространяемые столицей. Цезарь обрел в Нарбоннской Галлии надежную базу для своей военной экспансии. Римляне стремились, по-видимому, извлечь выгоду из раздоров и соперничества, которые препятствовали объединению подданных, но их политика не всегда и не везде сводилась к натравливанию одних на других. В эпоху Цезаря Нарбоннская Галлия и Бетика достигли примерно одинакового уровня цивилизации с Цизальпинией и некоторыми другими частями итальянского полуострова.

Административное нивелирование, как правило, датируется эпохой империи. Старые провинции и провинции, созданные заново, приобрели в то время единообразный облик, на котором иногда акцентируют внимание, чтобы подчеркнуть римское единство. На самом деле, если и был позитивный аспект в римской организации, он заключался, возможно, в том, что допускалось сохранение локального прошлого и навязывались только внешние рамки, без которых не встал бы вопрос об истинном гражданском сообществе. Система кадастров и налогов, проведение крупных общественных работ и строительство обширной дорожной сети, интеграция провинций в экономическую жизнь предшествовали появлению того общественного сознания, которое позволит говорить о цивилизационном единстве. Политика и администрация взяли верх в действиях Рима над моральными ценностями. Именно поэтому покоренные народы долгое время сохраняли дух, который им присущ, и иногда продолжали играть историческую роль, такую незначительную в грандиозных рамках романского мира. Размах и скорость римской экспансии предоставили провинциям возможность ассимиляции. Осуществлялась вербовка в легионы и вспомогательные войска, служба в которых значительно уменьшала различия между завоевателями и завоеванными. Римское правительство добивалось ассимиляции местной элиты, которая очень быстро романизировалась, даже юридически, приняв право римского гражданства. Осмотрительность Августа заметно ослабляла революционные порывы политики социальной интеграции, начатой Цезарем; однако сам Август интенсифицировал урбанизацию и попытался организовать массы, внедряя общественную жизнь в лоно городов. Эта программа частично потерпела неудачу, особенно в Трех Галлиях, но позволила, вне всякого сомнения, многочисленным европейским народам, от Испании до Балканского полуострова, перейти от протоисторической стадии к исторической. Радиус действия этой политики был тем более широким, что урбанизм не ограничился основанием колоний, но равным образом способствовал образованию центров городского типа у племен, живших в сельской местности.

Однако романизация распространялась не только посредством элиты и городов: военная служба сближала римских граждан с италийскими и провинциальными социумами. В каждой армии достигалось, как свидетельствуют факты, единство духа и тела, которому военная дисциплина придала моральное и политическое значение, и легионы стали политической силой, зависящей от командиров и поддерживающей их в борьбе за власть. Армию сопровождали гетерогенные элементы, образовывавшие canabae — поселения, которые появлялись около лагерей легионеров и в которых жили ремесленники, разносчики, трактирщики, а также множество предпринимателей, откупщиков, должностных служащих различных ступеней, — это было смешение иммигрантов и коренных жителей, свободнорожденных и вольноотпущенников, характерное для мира, где экономические и бюрократические категории постепенно оказались выше юридических и этнических различий. Таким образом, романизация, которую нужно рассматривать как всеобъемлющий феномен, проявляется здесь на уровне среды, в которой не говорили на изящном латинском языке, созданном элитой, но общались на простой, грубой латыни — sermo rusticus et militaris[54] солдат, крестьян, работников, той разновидности общего языка, расцвеченной специфическими выражениями, неологизмами, которой суждено будет сформировать основы романских языков. Это лингвистическое влияние имеет, на мой взгляд, определяющее значение для понимания истинного смысла исторического феномена романизации, которая не ограничивалась теми яркими, удивительными проявлениями, из которых рождались риторические построения.

Таким образом, романизация развивалась двумя параллельными путями: первый, более быстрый, оставил грандиозные свидетельства; второй, более медленный, не так легко проследить по памятникам и историческим документам. Один привел к единообразию культуры, которая осталась относительно формальной и затрагивала только достаточно узкие круги на большей части империи, другой — к более глубокому и широкому процессу, отражающему восприятие нюансов и вариаций. Большое искушение сказать в заключение, что последствия одного феномена ощущались прежде всего в рамках античного мира, тогда как последствия другого с большим богатством проявятся в будущем. Прежде чем сразу же анализировать различные аспекты данного вопроса, хотелось бы осветить некоторые проблемы и покончить с предубеждениями, которые сегодня могут исказить нашу точку зрения. Среди них два предубеждения столь же противоположны, сколь глубоко укоренены: с одной стороны, утверждается, что единственно черты доримских этносов обусловили культурное своеобразие каждой территории, с другой — вся цивилизация романизированного мира связывается исключительно с римским влиянием. Тем не менее оба тезиса крайне ценные, если не доводить их до крайности, поскольку романизация — результат сложного цивилизационного процесса.

Речь идет о длительном сотрудничестве, — к этому, если можно так сказать, пришли со временем, подводя итог некоторым неоспоримым фактам: размеры римского государства предопределили радикальное изменение его структуры, и это изменение привело к падению республиканского строя и созданию империи. Однако Рим всем позволил воспользоваться своим опытом. Городское общество, представления о жизни в универсальном сообществе, основанной на общих юридических принципах, городская, экономическая, административная организация, язык, письменность, искусство — все это Рим предложил своим подданным. Более того, римская цивилизация передала Западу наследие эллинизма. Каждая локальная среда приносила свою пользу, ставя свои способности и свой опыт на службу общей цивилизации. Вклад Рима бесспорен, но то же самое касается этих локальных сообществ. Тем не менее нужно воздерживаться — в этом суть вопроса — от рассмотрения локальной среды со строго этнической точки зрения; наше исследование должно стремиться к выделению различных обстоятельств, связанных с обществом, проявления которого, насколько можно судить, выражаются напрямую. На самом деле неправильно говорить о романизации в общем смысле; романизация, напротив, напоминает беседу, одновременно ориентированную на несколько тем и фактов, это была своего рода непрерывная трансформация, элементы которой менялись в ходе истории. Проблемы века Августа — другие, нежели в период правления Траяна или в эпоху тетрархии.[55] Не будем забывать, что поборниками римской цивилизации весьма не часто и лишь на ограниченное время оказывались собственно римляне или италики. В определенные моменты это были сами провинциалы, которые сыграли роль агентов римской цивилизации: жители Тарраконии или Бетики — по отношению к Лузитании и Испании Атлантической, жители Провинции — к Трем Галлиям, затем галло-римляне — к германцам и британцам, паннонцы и мезийцы — к дакам, — это наиболее известные примеры. И прежде всего не нужно забывать, что благодаря очень интенсивной внутренней циркуляции и возможности любых смешений римский мир был не совокупностью непроницаемых ячеек, а миром открытым.

На основе этих элементов можно было бы попытаться установить периодизацию. Ростовцев сделал это для экономической истории. Несомненно, различие между «римлянами» и покоренными народами долгое время оставалось очень сильным. Начиная с Юлия Цезаря римляне главным образом старались ассимилировать локальную элиту, способствуя ее политической интеграции вслед за культурной, и разделить римский и италийский образ жизни. Всем известны насмешливые стихи, которые солдаты Цезаря адресовали ему, согласно обычаю, во время его триумфа: «Цезарь тащит галлов за своей триумфальной колесницей, но в то же время он вводит их в сенат. Галлы сняли свои браки и надели латиклаву[56]»; и действительно, в сенаторское звание были возведены крупные фигуры галльского происхождения. До тех пор, несомненно, римский элемент явно преобладал: эта ярко выраженная двойственность привлекает наше внимание. Но Римская империя способствовала естественному созреванию явлений и процессов. По-видимому, такую позицию не стоит относить исключительно на счет римской политической мудрости. Выше уже говорилось, что римляне и италики в определенный момент перестали быть достаточно многочисленными; более того, в эпоху империи в Италии начинается демографический спад; несмотря на осторожность и юридические и культурные привилегии, нужно было доверить самим провинциям функционирование той колоссальной машины, которой стала империя. Эта необходимость проявляется в то самое время, когда философская мысль утверждает моральное и духовное равенство людей вне этнических и социальных различий. Греческая и эллинистическая философия никогда не достигала в этом отношении уровня, которого достиг Сенека. В области фигуративного искусства, наряду с классическими адаптациями и напыщенной риторикой, многие произведения свидетельствуют о человеческом, неидеализированном восприятии, незнакомом греческой и эллинистической традиции. Это одно из великих достижений, которые римская цивилизация оставила человечеству.

Со временем каждая провинциальная среда начинает осознавать себя, развивать свой собственный дух и учится, по выражению Беренса, представлять своих богов под римскими одеждами. Таким образом, под прикрытием римского единства расцвели локальные цивилизации, оригинальность которых не ограничивалась художественной продукцией. Можно даже сказать, не искажая действительности, что I в. до н. э. стал веком цизальпинцев, I в. н. э. — веком испанцев, III в. — веком иллирийцев и африканцев. В эпоху республики Галлия переживала, особенно в области искусства и техники, блистательные моменты, которые затронут и позднюю империю. Романизация на севере Италии, в Провинции, Бетике, Тарраконии развилась еще при достаточно широком участии италиков, что объясняет почти полное уравнивание с Италией, так же как в двух испанских провинциях, в которых почти не существовало собственно провинциального искусства. При Августе урбанизация в Испании, Южной Галлии и в некоторой степени в Иллирии стала лишь завершающей стадией уже достаточно прогрессивной романизации. Что касается Цизальпинии, она больше не дистанцировалась ни от Рима, ни от Апеннинского полуострова. В других регионах города образовали очаги римской жизни внутри обществ, продолжавших жить по собственным традициям. В Галлии ликвидация друидов стала чисто политической мерой. В новых городах лишь часть граждан имели римское происхождение. Римляне и италики, по крайней мере до II в. н. э., сконцентрировались в лагерях лимеса, образуя ядро военной среды, которая нашла духовное проявление в том, что мы называем солдатским искусством — искусством, составившим картину вербовки легионов. Когда Траян предоставил гражданское право жителям canabae, уподобив последние военным лагерям — castra, — он санкционировал объединение римлян и провинциалов, фактически уже реализовавшееся. Военное искусство эволюционировало в то время в сторону более сложных форм, постепенно обогащаясь элементами, пришедшими с Востока. Но восточные влияния, которые распространились на Западе при Северах, являлись прежде всего религиозными и затронули лишь определенную среду. Продолжаясь в период поздней империи, распространение романизации сопровождалось ренессансом доримского прошлого: так, в III в. города Галлии приобрели древние названия кельтских городищ: Августа Треверорум стала Тревери, Лютеция — Паризием, Диводурум — Медиоматрикой и т. д. Это позволяет оценить силу племенной галльской традиции, которая при Августе пыталась помешать урбанизации, но зато обнаружила в римской villa тип поселения, соответствующий сельским нравам кельтов. В других регионах, напротив, названия римских или романизированных городов прочно сохранялись и стали основой для обширной части современной топонимии, даже в странах, где латинский язык в конце концов утратил всякое влияние на разговорный язык. Конституция Антонина — эдикт 212 г. н. э., которым Каракалла распространил право римского гражданства на всех жителей империи, — завершила первую фазу процесса правового умиротворения. Отец Каракаллы, Септимий Север, стал реформатором, который, основывая военную и провинциальную империю, прервал длинную цепь компромиссов, благодаря которой с эпохи Августа сохранялись различные составляющие имперской традиции. Единство, провозглашенное Каракаллой, касалось только права. На самом деле оно позволяло лишь с юридической точки зрения признать множество регионов, существовавших уже долгое время. И теперь мы можем рассмотреть культурную панораму римской Европы с запада на восток, то есть в порядке той же хронологии различных провинций, чтобы составить представление о локальных особенностях.

Иберийский полуостров после ожесточенных войн, — которые завершились отнюдь не взятием Нуманции в 133 г. до н. э., но завоеванием внутренних территорий и атлантических районов северо-запада при Августе, — после попытки итало-иберийской интеграции, предпринятой Серторием, играл важную роль в общей политике во время гражданских войн. Экономическое развитие сопровождалось здесь реализацией важных программ общественных работ, а архитектура долгое время сохраняла классический облик, приобретенный в период поздней республики и эпоху Августа. Греческие скульпторы и ремесленники устроили здесь свои мастерские, так что только северо-западные регионы сохранили провинциальное искусство. Образование, которому первый содействовал Серторий, организовавший своего рода школы, развивалось здесь очень быстро. В I в. н. э. иберо-римляне доминировали в интеллектуальной жизни Рима; едва ли есть необходимость называть имена Сенеки, Лукана, Марциала, Квинтилиана. Искусство, верное эллинистическим урокам, не проявило подобной оригинальности, хотя испанские школы увеличили число великолепных произведений в области архитектуры и портретного изображения. Траян и Адриан, оба родом из Италии (Бетика), первыми среди членов знаменитых семей новой провинциальной знати приняли императорское звание. Римская жизнь в иберийских провинциях концентрировалась в городах, что привело к ощутимому неравенству между ними и деревней. Атлантический регион всегда был отстающим по сравнению с невероятно развитыми средиземноморскими провинциями, связанными тысячелетней традицией с морской циркуляцией.

Развитие Провинции в Галлии (после 120 г. н. э.) шло почти параллельно развитию испанских провинций. На юге она охватывала территорию между Альпами и Пиренеями, побережье которой задолго до того было колонизировано греками. Массалия (Марсель), основанная в 600 г. до н. э. фокейцами, развивалась особенно активно благодаря удобному положению в начале ронского пути и распространила свое влияние до восточного побережья Испании. Но после Алалии, изолированный и частично отрезанный от остального греческого мира, этот город пережил упадок, перед тем как засиять в эллинистическую эпоху новым светом греческих городов Запада. Что касается многочисленных традиций, связанных с интеллектуальной ролью, которую Марсель играл в то время, значение архитектурных следов, найденных в Массалии и Глануме, на пути следования будущей дороги Домициана, свидетельствуют об этом ренессансе. Когда Марсель подвергся опасности со стороны горных племен, Рим предпринял свои первые кампании в Галлии. Со своей стороны римляне организовали колонии, рискуя составить конкуренцию античной греческой колонии, а романизация очень быстро распространялась в среде, уже открытой для культуры благодаря влияниям с моря. Во времена Цезаря Нарбоннская Галлия уже была полностью романизирована. При его преемнике наблюдается резкий подъем в развитии архитектуры, которая умела сочетать красоту форм с величественными размерами. Иберо-романская архитектура со своими правильными формами несет отпечаток классических заимствований; так, архитектуре Нарбоннской Галлии свойственно включение скульптуры в архитектоническую основу: особенно это заметно в необычной интерпретации мемориальной арки в Сен-Реми, Карпентрасе, Кавайоне и Оранже. Скульптура здесь напоминает скульптуру Северной Италии; вот почему в Нарбонне проявляется то же смешение классических и италийских форм, просвещенного искусства и провинциального духа. Наказанная Цезарем во время гражданской войны (49–45 гг. до н. э.), Массалия, потеряв всякую политическую независимость, остается тем не менее очагом интеллектуальной жизни. Другие центры Нарбоннской Галлии — Виена (современная Вена), А ре лат; (Арль), Немаус (Ним), — имевшие школы красноречия, также стали интеллектуальными центрами. Домиций Афер, оратор — современник Сенеки, и историк Трог Помпей, деятельность которого в некотором отношении предшествует трудам Плиния Старшего, были соответственно выходцами из Нима и Дофине.

К концу I в. н. э. нарбоннская цивилизация, по-видимому, исчерпала свой творческий порыв. Она широко содействовала романизации Трех Галлий. Территории, завоеванные Цезарем, имели иное прошлое по сравнению с провинциями: Цезарь в «Записках» отмечает, чем южные галлы отличались от кельтских. Романизация Трех Галлий еще в большей степени, чем романизация Провинции, стала результатом деятельности римского меньшинства и галльского большинства. Возможно, развитие здесь шло более медленно, но в итоге не разрушило локального своеобразия. Во II в., за исключением некоторых чисто римских центров, таких как Лугдун (Лион) — крупная метрополия, романская основа которой проявилась в памятниках, и особенно в статуях из потрясающего музея каменных скульптур, — черты галло-римской цивилизации выражаются в оригинальных формах. Лучше известны памятники более северных регионов, но в большинстве районов создавались свои собственные художественные формы. Галло-римляне выделялись не только внешними деталями одежды и прическами, но еще — и это главное — особым складом ума. Особенно поражает у них чувство жизни, интерес, который они всегда вкладывали в работу и проявления которого мы обнаруживаем в погребальных барельефах: предпочтение законченных форм, пренебрежение лишними деталями, но в то же время склонность к орнаментации и чувство композиции способствовали тому, чтобы представленные фигуры или сцены не отрывались от декоративного ансамбля, в который они включены.

В Нарбоннской Галлии некоторые скульптуры свидетельствуют о новом, более человеческом направлении в отношениях между завоевателями и завоеванными: это отражено, например, в рельефах арок из Сен-Реми и Карпентрас, в трофейных статуях из Сен-Бертран-де-Комминж, в отношении которых чувство «симпатии» к завоеванным справедливо отметил и подчеркнул Рануччо Бьянки-Бандинелли. Следует ли считать это проявлением галло-римского сознания? Во всяком случае, раньше ничего подобного в официальном искусстве Италии не было, до появления колонны Траяна — знаменитого памятника древнеримского искусства, насыщенного этим духом. Отметим, наконец, устойчивость греческого влияния и галло-римский «филэллинизм», засвидетельствованный большим количеством копий и имитаций оригинальных классических работ. Известно, что греческий скульптор Зенодор создал для арвернов культовую статую Меркурия, перед тем как был вызван в Рим Нероном, для которого он выполнил колоссальное изображение бога солнца. Небольшие бронзовые статуэтки также несут отпечаток эллинистических образцов, хотя их авторы не всегда ограничивались имитацией: тщетными оказались попытки найти прототипы двенадцати изображений богов и богинь, которые свидетельствуют о сложной интерпретации и переработке заимствований и приобретенных знаний.

В период поздней империи, в то время как лимес вот-вот должен был дрогнуть под натиском германцев, Галлия еще переживала период истинного величия в плане цивилизации: в то время здесь было множество поэтов, мастеров красноречия, ученых и выдающихся личностей. Но галльская имперская цивилизация III в. была только эпизодом, не имевшим завтрашнего дня. Именно галло-римский поэт Рутилий Намациан уже почти на исходе античного мира выразит почтение к цивилизационной деятельности Рима. Его стихи содержали неоднократные риторические преувеличения. В своей буквальности, соответствии контексту среды и эпохи они представляют собой ясное отражение исторической ситуации. Еще один галло-римлянин, поэт Озон, адресовал своему другу Патере стихи, которые также представляют крайний интерес с иной точки зрения: «Ты, Байокас, потомок друидов, если верить молве…» Патера был жрецом Аполлона, судя по тем же стихам. Эти строки, в которых содержится живой след классической культуры, показывают, что современники поздней империи могли гордиться предками-друидами и это не мешало им ощущать себя римскими гражданами. Тем самым они преодолели все предубеждения. Эти тексты лучше, чем любой другой комментарий, определяют процесс романизации и его историческую роль.

Британия, возможно, считалась придатком Галлии. По крайней мере, процесс завоевания позволяет так думать: Юлий Цезарь дважды высаживался там, чтобы помешать галлам получить помощь с острова. Впоследствии порт Булони служил постоянной базой для всех операций, проводившихся по ту сторону ЛаМанша. Завоевательное движение, связанное скорее с соображениями престижа, нежели с реальной необходимостью, активно развивалось при Клавдии, но никогда не было полным: Экосс, остававшийся независимым, испытывал постоянную угрозу изза Адрианова вала, который разделил остров на две части и сдерживал угрозу с севера. Гиберния (Ирландия) никогда не знала римской оккупации. Британия являет собой пример романизации стойкого локального субстрата, в данном случае кельтского субстрата, достаточно мало эволюционировавшего и не имевшего предшествующей связи со средиземноморской средой. Урбанизация и заселение определялись дорожной сетью; архитектура частично соответствовала военному характеру оккупации, частично — местным традициям.

Галлия, как представляется, сыграла важную роль в культурном развитии Британии, — это обнаруживается не только в манере ораторов, но и в фигуративном искусстве, ремесле и архитектуре. Цивилизация романской Британии всегда отличалась консервативностью и простотой: почти все ее памятники носят военный характер и не имеют истинной художественной ценности; в сравнении с другими провинциями эволюция искусства не соответствовала здесь замечательному развитию ремесла. В частности, погребальная скульптура, особенно примечательная в Галлии и провинциях Средней Европы, в Британии не имела оригинальных проявлений.

Две Германии, Нижняя и Верхняя, образовали своего рода пограничную зону между империей и externae gentes, окраинами внешнего мира, регион сельскохозяйственного и военного пограничья. В реальности они были только частично германскими: в не меньшей степени это были и галльские территории. Впрочем, различия между галлами и германцами, особенно в глазах римлян, были не очень явными. Германские провинции образовывали буферные приграничные зоны, заслон, фланкированный башнями и фортификационными сооружениями, который простирался от низовьев Рейна до среднего течения Дуная. Колония Агриппина (Кёльн) и Могонциакум (Майнц), выросшие из военных лагерей Друза, так же как Ксантен, сохранили свидетельства великого плана тотального завоевания, обреченного на неудачу, которое должно было расширить границы империи до Эльбы. Дивиция, аванпост Колонии Агриппины, по другую сторону моста, который пересекает Рейн, была в то же время для неспокойного и непризнанного варварского мира Центральной Европы открытой дверью, через которую первые волны великого переселения двинулись на приступ укрепленной линии лимеса.

Экономика обеих Германий долгое время переживала искусственное развитие, связанное с присутствием и снабжением римских легионов. За исключением Колонии Агриппины, ставшей с момента своего основания политической метрополией наподобие Лугдуна, другие центры запаздывали в развитии. Солдатское погребальное искусство стало лишь проявлением закрытой среды, изолированной от остальной жизни и местных традиций: существование индивида определялось здесь скорее не личностью, а должностью; впоследствии большее значение, чем сходные черты, приобретают детали вооружения и декорирование. Городская жизнь модифицировала формы искусства. В период средней империи германская скульптура представляется восприимчивой к некоторым галльским достижениям, особенно к опыту блистательной школы Августы Треверорум (Трир); однако отличия остаются ощутимыми, это искусство формируется в Германии, в другой социальной среде, которую отличают продолжительные контакты между солдатами и местным населением.

Ситуация в Реции, Винделиции, так же как в Норике, была иной. Эти провинции были больше чем просто укрепленный рубеж: они обладали внутренними территориями, административная организация и цивилизация которых относились к тому же типу, что и в Галлии. Реция, с развитым сельским хозяйством, и Норик, богатый минеральными ресурсами, интегрировались в экономику и торговлю Средиземноморья при посредничестве Аквилеи — морских ворот Норика. Но постепенно эти провинции, и особенно Реция, отдалились от итальянской экономической сферы. Дорога, которая проходила вдоль Дуная и по которой балканские провинции напрямую сообщались с германцами, способствовала прекращению использования трансальпийских путей, связывавших Рим с границами империи. Эта экономическая автономия привела к автономии культурной и художественной: потоки, пришедшие с юга Балканского полуострова, поднимались вдоль Дуная, где интенсивное развитие солдатского искусства прекращалось и наблюдался приток прямых эллинистических заимствований, влияние которых могло также распространиться и вне римского посредничества. Можно даже сказать, что на некотором пространстве Средней Европы образовалась романская цивилизация, которая частично избежала притяжения Италии и Средиземноморья. На самом деле, хотя римляне, полностью «перерезав» рейнским лимесом многочисленные поперечные дороги, завладели великим дунайским путем, который играл важную роль в течение всей предыстории и протоистории, в конце концов этот путь обретает автономность, исключая Италию из крупных потоков европейской циркуляции. Северные субальпийские провинции извлекают из этого выгоду. Трансальпийским районам свойственны многочисленные типы архитектуры; то же самое касается Германии; публичные здания отдаляются от римских типов; религиозные сооружения в Трех Галлиях и Паннонии, как правило, представляют локальные формы, дома и виллы разительно отличаются от итальянских. Некоторые типы сооружений, например арки, широко распространенные в Галлии, почти неизвестны Центральной и Восточной Европе. Только погребальная стела присутствует во всех романизированных регионах. Фигуративное искусство свидетельствует о равном культурном уровне. Наряду с типологиями, заимствованными в Италии, особенно в погребальных монументах, отмечают целую серию эллинистических заимствований, которые, как показывает территория современного Пьемонта, характерны для регионов, где римский элемент составлял меньшинство по сравнению с локальными группами и субстратами. Таким образом, здесь дуализм проявлялся не в отношении просвещенного и провинциального искусства, но в последствиях заимствований, о которых мы поговорим ниже; этот дуализм отражен также в более или менее отработанных формах и технике. Статуи терм в Вирунуме сходны со скульптурами Центральной Европы гораздо больше, чем статуи Аквилеи. Отметим повсеместные попытки представить понятия, свойственные местной среде, через эллинизированные формы. Этот фигуративный язык напоминает речь людей, изъясняющихся на иностранном языке. Надписи на латинском языке — единственное свидетельство литературной культуры — сочетали книжную изысканность с неточностями едва освоенной грамматики и лексики.

Еще в большей степени, чем фигуративное искусство, повсеместно развивалось художественное ремесло: его произведения, получившие колоссальное распространение, прекрасно свидетельствуют о жизни и вкусах соответствующих регионов. Культурные проявления романизированной Европы, за исключением старых республиканских провинций, характеризуются небольшим количеством надписей, сравнимым с количеством рельефов и фигурных памятников. Эти цивилизации, под которыми понимаются Три Галлии, предпочитали скорее изобразительные формы, нежели эпиграфические. Надписи из Лиона — целые страницы, выгравированные на камне, — исключение. Школы и центры образования были распространены повсюду, но кажется, что центральные и восточные провинции Европы не были богаты литературными талантами больше, чем талантами художественными. Скульптура редко выходит за рамки популярного уровня и не достигает, как в районе Трира, истинной оригинальности.

Ситуация в центральных провинциях была почти такой же, как в северных балканских провинциях: в восточных пределах, ограниченных Дунаем, могла извлекаться выгода из обширного внутреннего пространства Паннонии, земледельческой и ремесленной. Вдоль Дуная, по Саве и Драве проходили основные дороги, которые сходились к Сирмию и Виминакию. Плотность городов здесь была меньше, чем в Средней Европе; можно даже утверждать, что она ощутимо сокращалась с запада на восток. Причиной тому было состояние провинций до завоевания и внедрение римской организации.

Прибрежные города Далмации развивались прежде всего благодаря активной адриатической навигации; в самом деле, хозяйственная жизнь Далмации, почти полностью изолированной от соседних территорий горными хребтами, ориентировалась в основном на море. Этой ситуации, которая способствовала контактам с Италией и Грецией, Далмация обязана развитием культуры своих городов, о котором можно судить по памятникам и фигуративному искусству.

Другие балканские провинции все же ощущали последствия греческого влияния, так же как прежде они находились под властью или, по крайней мере, испытывали влияние македонской политики. Здесь политика романизации проводилась с большой осмотрительностью: урбанизация долгое время ограничивалась греческими городами, распространяясь вдоль побережья Черного моря, от Византия до Херсонеса и лагерей легионов, расположенных на крупных перекрестках, таких как Найсос, Стобия, Сердика (София), Ратиария, Эскус. Во внутренних фракийских районах и в Нижней Мезии Траян начал осуществлять масштабную программу урбанизации, завершенную Адрианом: это была урбанизация по греческому типу, и началась она только после завоевания Дакии. Жизнь балканских провинций на самом деле была бы весьма напряженной, если бы Рим позволил Дакийскому царству сохранить свою независимость: события эпохи Домициана доказывают это. Перемирие, заключенное с Децебалом, предполагало выплату дакам обременительной дани; Траян принял решение освободиться от этой зависимости и угрозы, рассчитывая также присоединить к империи территории, богатые сельскохозяйственными и рудными ресурсами. Завоевание, которое иллюстрируют барельефы колонны Траяна, завершилось сравнительно быстро, а романизация новой провинции не заставила себя ждать. Хотя Дакия стала первой из оставленных римлянами провинций, она навсегда сохранила свое римское наследие, свою лингвистическую романскую основу, преодолев славянское и турецкое влияние.

Траян, таким образом, завершил формирование римской Европы; начиная со времен Адриана империя сосредоточила все усилия на обороне границ, навсегда отказавшись от завоевательных кампаний, продолжив укрепленную линию лимеса до Черного моря. Эта линия разделяла две Европы: план тотального завоевания Европы не удался, интуиция Цезаря, предвидевшего географическое единство континента, утратила свою ценность; Европа, включенная в Римскую империю, лишь расширила пространство средиземноморского влияния. Завершенная, стабильная организация внутри лимеса опиралась на городские структуры, тогда как дорожная сеть регулировала их расположение и товарообмен. За лимесом обитали варварские племена, которые постоянно перемещались, знали лишь несколько периодов покоя, детали которых нам неизвестны: в исторических источниках рассказывается о перипетиях этих народов только начиная с момента, когда они вступили в контакт со сферой римского влияния: регионы, с которыми их соотносили географы, варьируются в зависимости от автора. Археологические данные указывают на культуры протоисторического типа. Все доступные нам сведения об организации и социальных структурах производят то же впечатление.

Не следует оставлять без внимания Грецию и прилегающие территории, представлявшие, от Македонии до Эпира, переднюю периферию, к которой граждане полисов Центральной и Южной Греции относились с некоторым пренебрежением. Эти полуэллины-полуварвары были на самом деле греками, которые остались изолированы от крупных средиземноморских потоков и блистательной жизни прибрежных городов. Македония первая поднялась до роли великой державы, подчинив греков и провозгласив себя ведущей нацией всей Эллады в реваншистской войне с Персией. Эта история всем известна. Этолийцы, акарнийцы и их соседи стали главными действующими лицами греческой политики наряду с царствами из македонского наследия после падения Спарты и Афин. Распространение римской политики остановилось. В то время как Македония, Эпир и другие регионы мирно сосуществовали, а их структуры интегрировались со структурами балканских провинций, Греция оставалась практически вне континентальной жизни, так же как, впрочем, и вне морской. История городов Греции при римском господстве представляет собой постепенный патетический закат, с полным осознанием великого прошлого и смирением перед настоящим, вопреки попыткам культурного и общественно-политического возрождения Эллады, провозглашаемого некоторыми императорами, в частности Нероном и Адрианом. Греция замкнулась на себе самой, стремясь восстановить свое классическое прошлое в своеобразном полемическом противостоянии эллинистической эпохе. С этим связана роль Афин, этого крупного центра культуры, который быстро стал ключевым местом для мастерских художников и копиистов. Неоклассическое искусство добилось популярности в эпоху Августа и стало официальным искусством империи. Время от времени Греция одерживала подобные победы: ее культурное превосходство, хотя и лишенное в дальнейшем возможности новых творений, оставалось нетронутым на протяжении многих веков. Не Римская империя, а Византия нанесла смертельный удар этой традиции, уничтожив философскую школу Афин — хранительницу духовной традиции классического мира.

Глава 14 ЭПОХА ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ

Средневековая цивилизация, которая должна была сменить цивилизацию поздней империи, уходит своими корнями гораздо в более далекие времена. Всем известна неспокойная эпоха, именуемая «вторжениями варваров». В действительности речь идет о последних эпизодах долгой, непрерывной серии этнических передвижений. Но, в отличие от предшествующих, они прослеживаются по археологическим данным и подтверждаются историей. Таким образом, великое переселение не является, как считалось долгое время, характерным феноменом поздней империи. Оно составляет часть перемещений, которые происходили в течение всей долгой истории континента и которые еще во многом требуют уточнения вплоть до вторжения кимвров и тевтонов в конце II в. до н. э., имеющего хронологический индекс.

Это вторжение, которое разорило Галлию и Северную Италию, явилось одним из мотивов, которые подтолкнули римлян к созданию дерзкого плана завоевания континента на основе древней системы защиты, заключавшейся в отбрасывании источников опасности как можно дальше. План провалился. Вместо того чтобы удалить опасность, римляне перешли к ее сдерживанию протяженной фортификационной линией — лимесом; это было отступление от первоначальных основ римской военной доктрины. За территориями, непосредственно прилегающими к лимесу, начинался другой мир, о котором римляне почти ничего не знали, так что первые вторжения варварских масс привели к непредвиденным результатам. Механизм обороны, основанный на использовании лимеса, мог, впрочем, быть по-настоящему эффективным. Для этого была необходима опора на внутренние области империи, организованные и единодушные, но их соперничество и частые гражданские войны ослабляли защиту государства.

Еще один элемент, порожденный собственно романизацией, еще больше усложнил положение дел. Начиная с доисторической эпохи любое значительное изменение опиралось на население, что в конечном итоге смягчало потрясение. На самом деле в ту далекую эпоху перемещения кочевых племен или миграции (например, миграция гельветов) совершались в относительно неплотной демографической структуре, между звеньями которой всегда можно было «просочиться» без каких-либо тяжелых последствий. Но постепенно население организовалось, племена прочно оседали на определенной территории, сплошь занимая земли, и возможности проникновения ограничились. История экспедиции кимвров и тевтонов в Галлию является тому свидетельством. Романизация противопоставила неопределенности варваров крепкую непрерывную структуру, которая материализовалась в рациональной сети дорог и городов и основывалась на юридическом сознании и комплементарной экономике. Эта средиземноморская цивилизация, характеризуемая понятиями государства и города, распространилась, как мы видели, пересекая Европу до шотландского Северного моря, до устьев Рейна и Дуная. По обе стороны лимеса ясно проявился контраст между двумя мирами. И именно этот контраст придал столкновениям между империей и народами, жившими по другую сторону лимеса, драматическую окраску, поразительную уже для историков того времени.

Если сегодня нам известно, что вторжения варваров представляли последнюю фазу обширного миграционного движения, то сведений о его истоках и первых направлениях у нас мало. Наши географические источники отражают только некоторые ситуации. В целом перемещения племен и групп по большей части ускользают из-под контроля историков, до тех пор пока те или иные группы и племена не вошли в контакт с Римской империей. Путешествие римского всадника, который нанес визит прибрежным племенам Балтики, о котором повествует Тацит, очевидно, представляет собой исключение. Несмотря на продвижение римского флота, который в эпоху Августа достиг Балтики, и на походы Германика и его легионов, достигших Эльбы, Северная и Восточная Европа оставались почти неизведанными.

Что сегодня известно о неримской Европе? Она также эволюционировала: подобная мозаика различных культур существовала здесь в большей или меньшей степени только в доисторический период; многие народности достигали того же или почти того же уровня благодаря распространению древних северных культур, в значительной степени затронутых галыптатскими и латенскими традициями. Наконец, к этим широко распространенным традициям добавились импульсы, пришедшие из Средиземноморья, а позже и из римского мира. С другой стороны, условия торговли сильно изменились по сравнению с предшествующими эпохами, когда средиземноморские центры распространения были расположены лишь на берегах моря. С тех пор континентальная римская цивилизация развернулась от Испании до Балкан, а центры производства и торговли сосредоточились в сердце континента, способствуя более глубокому и более быстрому проникновению новых веяний. Многочисленные исторические источники, касающиеся политических и военных отношений, гораздо более сдержанны в том, что относится к деятельности торговцев и экономических производителей, и еще меньше они затрагивают последствия этой деятельности, то есть приумножение богатств, которое установлено по археологическим данным по отношению к большей части внутренней Европы с конца I в. до н. э. Распределение римской монеты и продукции, которое Эггерс представил на картах, всегда очень показательных, особенно поражает и помогает уточнить многие элементы, в первую очередь связанные с коммуникациями и рынками сбыта.

Традиция больших ярмарок и периодически устраивающихся рынков, о которой мы говорили выше, однако, не угасла. Но мы не можем точно определить места, где собирались торговцы и где, возможно, «римляне» и «варвары» встречались вне непосредственной линии лимеса, который, по-видимому, не был лишен «ворот». Можно с минимальной погрешностью прочертить дороги, связанные с торговыми передвижениями. Ситуация, обусловленная римской системой организации, несомненно, изменила значение некоторых частей внутриконтинентальной дорожной сети вследствие нового распределения экономических центров. Дороги, по которым караваны следовали вглубь Европы, по большей части были еще старыми путями, использовавшимися с доисторических времен. Но мир доисторический и протоисторический не имел границ. Когда был построен лимес, хотя торговля между двумя частями континента и не прекратилась полностью, линия укреплений, тем не менее, препятствовала свободному использованию дорог. Дорожная сеть романизированной Европы была, по-видимому, задумана и реализована исключительно ввиду потребностей каждой из провинций, связанных с Римом, — потребностей, которые по соседству с границей приобретали специфический военный характер. Неримская Европа организовалась со своей стороны согласно собственным потребностям; но если римская дорожная сеть нам известна до мельчайших подробностей, то, что касается территорий по ту сторону лимеса, мы можем только строить предположения на этот счет. Обе системы имели, однако, точки соприкосновения: что вполне естественно, караваны стремились к основным ключевым точкам, каковыми являлись на западе Колония Агриппина и Могонциакум (Майнц), в центре — Карнунт. Добавим важную деталь: предполагают, что наряду с римским дунайским и рейнским путем традиционные дороги с востока на запад, так же как доисторическая дорога с юга на север, которая соединяла Адриатику и Балтику, должны были использоваться от начала до конца вне римской сферы влияния. В то время как морские коммуникации от Балтики до Северного моря активизировались, охватывая Скандинавию и территорию современной Финляндии, континентальные пути сходились в направлении Центральной Германии, не только от лимеса внутрь, но и поднимаясь от моря по рекам. Богемия в I в. н. э. играла важную посредническую роль; однако впоследствии она была почти исключена из крупных потоков европейской торговли. Вторая сеть этой системы коммуникаций связывала Центральную Европу с Черным морем и русской равниной: бассейны Днепра и Вислы позволяли напрямую пройти от Азовского моря до Балтики. К востоку эта дорога достигала Каспийского моря и Центральной Азии, не имея ничего общего с дорогами на Западе: здесь понятия времени и пространства меняются коренным образом. Тем не менее она установила ту связь, значение которой возрастет позже, и поэтому мы упоминаем ее здесь.

Известно, что гермундуры, которые в эпоху Тацита занимали регион, расположенный к северу от бассейна верхнего течения Дуная до Тюрингии, обладали абсолютной свободой торговли на обоих берегах реки и даже внутри провинций, до тех пор пока Марк Аврелий, скорее всего вследствие вторжения квадов и маркоманов, не установил точные места и дни для их торговых рандеву. В имперскую эпоху батавы и фризы экспортировали скот в рейнский регион. В районах нижнего течения, по эту сторону римской границы, впрочем нечеткой, начиная с III в. до н. э. сформировалась цивилизация терпенов. Она принадлежала скотоводам-земледельцам, которые строили свои фермы на искусственных возвышениях. Они преданно охраняли локальные культурные черты и восприняли из пограничной провинции почти исключительно глиняную посуду (sigillata[57]) и небольшие бронзовые статуэтки, которые, возможно, были объектом суеверного поклонения. Ничего общего, таким образом, с блистательным богатством знати, представленным в любсовской группе серебряными кубками с высококачественным тиснением, не было; такие кубки, изготовленные Хейрисофом, были обнаружены в Хобю, в датской среде. «Группой погребений Любсова» называют серию княжеских захоронений, иногда устроенных в могильных холмах, где наряду с изделиями местного производства найдено множество предметов «романского» происхождения, прежде всего металлических кубков. Эти захоронения, не содержащие оружия, располагаются между бассейном Вислы, Одером и Эльбой; они обнаружены в Дании и Швеции. Эти предметы характеризуют не цивилизацию в собственном смысле слова, но только экономический уровень, достигнутый условным меньшинством «знати», которая была захоронена в среде, верной обряду кремации. То, что в их могилах находятся эти предметы роскоши, свидетельствует об обогащении за счет монополии на морскую и сухопутную торговлю: торговый путь проходил от племени к племени, что было нормально для доисторической экономики, и каждое племя взимало плату за переход. Увеличение богатства являлось следствием свободы торговли, не говоря о подарках, подносившихся торговцами или римскими должностными лицами и офицерами. В течение I в. н. э. продукция, привезенная из римских провинций, одерживает верх над италийской. Предметы, восстановленные местными ремесленниками, свидетельствуют о высокой стоимости предметов импорта, иногда помещавшихся в захоронения намного позже их приобретения: большая часть предметов из знаменитой сокровищницы Хильдешейма восходит к I в. н. э., хотя один из них имеет выгравированную надпись, которая датируется эпохой правления Антонинов.[58]

В III–IV вв. мирные племена торговцев и торговых посредников уступают место иному обществу, возглавляемому военной аристократией и ее клиентелой: в погребениях вождей всегда обнаруживается оружие наряду с местной и иноземной продукцией. Глубокое изменение коснулось германцев: агрессивная военная организация заменила хозяйственное сотрудничество. Впрочем, экзотические предметы добывались не только посредством торговли, но равным образом и в ходе набегов или пиратских действий.

На торфяных разработках в Дании было найдено множество предметов «романского» происхождения: оружие, утварь, одежда, ремесленные изделия, иногда помещавшиеся на корабли, которые затем опускались на дно, как в Хьёртшпринге и Нидаме. Это может объясняться обычаем посвящать добычу, включая пленных и скот, богам. Вероятно, что сокровищница, обнаруженная в торфянике Англси, также имела религиозный характер. Найденная в Бьорке (Швеция) бронзовая ваза, относившаяся к погребальному убранству, носила посвящение галло-римскому богу Аполлону: по-видимому, она составляла часть добычи, захваченной алеманнами, когда они прорвались через лимес в 213 или 260 г. Можно заключить, что в I в. и отчасти во II в. н. э. превалировали, за небольшим исключением, мирные отношения. Затем все изменилось: началась серия грозных вторжений, которая была открыта в эпоху Марка Аврелия маркоманами и квадами и со временем привела к разрыву лимеса.

Еще один источник сведений — изучение найденных монет. Кельты первыми ввели использование монеты в континентальную экономику. Римская торговля способствовала гораздо более широкому распространению денег, и римская монета вытеснила локальные монетные системы. Согласно рассказу Тацита, в конце I в. н. э. племена, жившие вблизи лимеса, использовали монету как средство обмена; у других преобладал простой обмен. Германцы предпочитали скорее серебро, чем золото, так как первое было более удобно для покупки товаров небольшой ценности. Более того, они питали недоверие к монете, которая начала обесцениваться при Нероне. В их глазах была важна действительная стоимость, а не номинальная. Циркуляция монеты продолжалась за рамками каждой официальной эмиссии, хронология тайников и погребального имущества, включавшего монеты, остается неясной. Римская монета циркулировала от одного края Балтики до другого, но с запада на восток она постепенно теряла собственную ценность и рассматривалась скорее как редкая вещь. Золото было воспринято благосклонно начиная с IV в.; восточная монета распространилась в то время более широко. Германцы эпохи Великого переселения обладали значительными запасами золота в виде монет и поистине великолепных изделий. Причина этого была скорее политическая, нежели экономическая; Римская империя платила золотом союзникам и федератам, так же как за невмешательство — германским и восточным племенам.

Распространение римских торговцев и непрерывные отношения с Римом, мирные или нет, не привели к глубоким изменениям в цивилизации внутренней Европы. Если некоторые виды привозной продукции были привилегией меньшинства — например, «нуворишей» Любсова, — то другие были доступны всем: один из типов бронзовой ситулы был назван «ситулой бедных». Материальная культура обогатилась, таким образом, некоторыми элементами, однако не изменившись в «романском» направлении. Нравы, институты оставались такими, каковыми они сложились в железном веке. То же можно сказать об инструментах. Эта «примитивность» поразила цивилизованных римлян: страницы Тацита, посвященные превосходству цивилизованного человека перед варваром, не столь эмоциональны, как восхищение моралиста своего рода «природным государством», в котором соединились те безмятежность и простота, которые утратил римский мир. Эти литературные рассуждения нарисовали совершенно достоверную картину, которая подтверждается данными раскопок. В течение первых веков нашей эры племена, наиболее близкие к римской границе, находились примерно на том же уровне развития, что и галлы в эпоху Цезаря; по другую сторону Эльбы набеги народов, пришедших с севера и востока, вызвали нестабильность и прервали эволюцию, что привело к жесткой оккупации территории. Волны новых переселенцев, пришедших из этих краев и расположившихся на территории оседлых племен, повсеместно сохранили свой протоисторический культурный тип.

Несмотря на относительную мобильность, каждое племя все же можно локализовать на некотором географическом пространстве. Если абстрагироваться от малых групп, то картина, соответствующая двум первым векам нашей эры, могла быть следующей: между бассейнами Рейна и Эльбы расселились хавки, батавы и фризы; южнее жили сикамбры, осевшие в бассейне Рура, а в бассейне Среднего Везера — херуски, которые оказали наиболее энергичное сопротивление римской экспансии. Ближе к верховьям Дуная гермундуры сохраняли хорошие отношения с империей. К северу от Норика и Паннонии маркоманы, подчинявшиеся Марободу, объединились с квадами и карпами, что позволило им предпринять свой первый набег против Римской империи. Завоевание Дакии оставило вне границ язигов, которые вместе с бастарнами заняли регион между Великой Германией, Germania Magna, и территориями народов востока, роксоланов и других степных кочевников, сарматов, которые вытеснили скифов, и, наконец, тех, что остались от скифских групп. Могущественные племена, часто напоминавшие о себе вплоть до III в., впоследствии потеряли свою значимость, если не были поглощены новыми группами, выступившими главными действующими лицами в длинной череде событий, которым суждено было привести к падению Западной Римской империи. Готы, герулы, бургунды, англы, саксы, ломбарды покинули свои исконные территории на севере; вслед за ними с востока двинулись аланы, гунны и, наконец, венгры.

Прочность лимеса и римские контрудары сначала заставляли некоторые из этих племен двигаться в направлении, противоположном нужному. Так, например, готы, направляясь на восток, захватили Северное Причерноморье в ущерб сарматам, но гунны вытеснили их оттуда; таким образом, они были вынуждены вновь повернуть на Запад, опустошив Южные Балканы и Иллирию. Параллельно саксы и англы достигли Британии, франки пересекли лимес в низовьях Рейна, вандалы и бургунды вторглись в Галлию и Испанию.

Прежде чем детально излагать события, которые разворачивались в III–IV вв., на мой взгляд, нужно осветить отношения римского мира с миром варварским.

Существование варваров у ворот империи среди прочих проблем поставило военную проблему, которая со временем усложнялась. История III в. изобилует оборонительными и наступательными операциями, растянувшимися на тысячи километров, которые насчитывал лимес.

Сама тетрархическая структура империи, пытаясь создать более эффективные механизмы обороны, адаптировалась к насущным потребностям, но это повлекло за собой огромные расходы и тяжелым бременем легло на экономику римского мира; это был порочный крут, который делал любое решение практически невозможным. Однако время не ждет, нужно было любой ценой отбросить волны завоевателей.

Римляне испробовали еще одну систему, которая заключалась в противопоставлении одних варваров другим: для этого нужно было либо заручиться их дружбой или обеспечить их нейтралитет, заплатив им, либо поселить союзные племена (федератов) на границах империи и закрепить за ними землю, которую они должны будут защищать. Август подал тому пример, переместив убиев в район будущей Колонии Агриппины и приняв их под римский протекторат.

Последней мерой стало привлечение целых отрядов варваров на военную службу, так что римским в армии осталось только название и военачальники. Это положение вещей восходило, впрочем, к очень древней традиции: римские и италийские легионеры всегда разделяли свою участь со вспомогательными войсками, рекрутировавшимися в провинциях и даже за границей; «специальные должности» каждой армии всегда занимали неримские элементы.[59] Кризис империи своими корнями уходит в наиболее плодотворный процесс романизации — уничтожение социальных и национальных барьеров. Формирование римской цивилизацией провинций сопровождается сокращением древних кастовых привилегий: в основном империю всегда представляли, в противовес сенату, колониальная буржуазия, народ, провинции, армия. Несмотря на формы и риторику, в течение трех веков периферийный римский мир привыкал к сосуществованию с варварами. В некоторой степени, и в степени немалой, этот мир сам по себе содержал варварский компонент. С III в. провинциалы долгое время занимали ключевые имперские позиции. Если римский мир игнорировал происходящее внутри германских и восточных земель, то внутриконтинентальные народы, напротив, очень хорошо представляли условия жизни римского мира и ощущали его привлекательность. Миграции утратили характер движения к неизвестному, что было свойственно им в доисторический период. В отличие от конфликта между римлянами и парфянами, который столкнул две имперские доктрины, войны между империей и варварами имели целью интеграцию. Не случайно конец долгой эволюции социальной истории, отмеченный эдиктом Каракаллы, распространившим на все провинции право римского гражданства, совпадает по времени с тем переворотом, в ходе которого контроль над империей был передан де-факто в руки военных. Последние, осознав свою определяющую роль, не видели больше никакой преграды своим притязаниям, тем более что сами являлись арбитрами высшей власти. Постепенное проникновение варваров в армию открыло им доступ к гражданству, карьере и более высоким чинам. Со временем формируется непреложная солидарность варваров, несмотря на соперничество, которое противопоставляло различные племена и вне этнического сознания. Империя успешно использовала в своих интересах разногласия между потенциальными соперниками, делая невозможным всякий компромисс. Процесс ассимиляции, который мы набросали в общих чертах, породил новую ситуацию и проблемы, решение которых больше не могло откладываться. Зарождение на границах самой империи владычества гуннов усугубило происходящее. Натиск на Запад этого дикого, отсталого народа, возглавляемого вождями насколько предприимчивыми, настолько же и жестокими, привел к подчинению оседлых и кочевых групп и племен Восточной и Центральной Европы. Гунны создали настоящую территориальную империю и беспрестанно грабили римские земли, требуя выплаты тяжелой дани золотом и препятствуя набору наемников из варваров. Впервые, хотя это положение было зыбким, варварский мир предстал компактным, сильным и грозным противником. Закат гуннского господства не решил проблемы; напротив, этот упадок соответствовал кризису, который противопоставил, практически разделив внутренние территории Европы на две части, сторонников и противников интеграции варваров, которая казалась единственной альтернативой ассимиляции. Военачальник Аэций, который оттеснил Аттилу на Запад, на самом деле был одним из защитников варваров; военные были ярыми сторонниками политики интеграции, как чуть раньше Стилихон, тем более что сами предводители племен, опиравшиеся на свои армии, были необходимы империи и вот-вот должны были начать играть первую роль в ее политических и военных делах. История IV–V вв. изобилует именами и лицами этих предприимчивых, ловких предв'одителей, которые занимали главные посты в обоих мирах одновременно. Каждый вел личную политику, которая не обязательно соответствовала политике того или иного народа, но способствовала аннулированию практически всякого различия между «внутренним» и «внешним» — понятиями, ставшими чисто формальными. В самой структуре поздней империи, направленной на то, чтобы свести все проблемы к узкой среде двора, на уровне высоких сфер государства проявилась оппозиция варварам. Она связывалась с потоками, благоприятствующими возвращению к греко-римской культуре и классицизму, отныне лишенному всякого внутреннего смысла. Так, ссора по поводу статуи Победы странным образом смешалась с усилиями, направленными на вытеснение варваров. Старая сенаторская аристократия начала борьбу против новых элементов, которые искали опоры, с одной стороны, в христианской идеологии, а с другой — в силе варваров. Впрочем, политика Константина I практически разрушила низшие классы к выгоде высших классов, крупных собственников и сановников, и трансформировала римское общество, некогда очень разнообразное, в сообщество подчиненных, управляемых тесным меньшинством, во главе которого стоял император. Именно в недрах этого меньшинства нужно искать непосредственных виновников ситуации, которая ускорила распад империи, по крайней мере западной ее части. Вопреки названию invictissimi,[60] которым любили похваляться императоры, большая часть Европы оказалась во власти варваров, под одновременным воздействием внешнего давления и внутренней политики военных предводителей. Дата 476 г., — когда Одоакр во главе многообразного формирования заставил последнего императора Западной империи сложить регалии и провозгласил самого себя rex gentium, королем варваров, которые обосновались на Апеннинском полуострове, — остается ценным ориентиром в истории древнего мира.

В IV и V вв. — в ситуации настолько смутной, что страдания затмили все основные линии, прорисовывается, однако, фундаментальная черта: мы впервые оказываемся перед историей унитарной Европы, если не Евразии. Проблемы империи и варваров основывались на единоначалии и дворе в Италии и Константинополе, остававшемся долгое время объектом споров, борьбы и притязаний. Возможно, никогда еще Римская империя не была столь значима в качестве центра континента, как в эпоху своего заката. Это осознавали все, хотя для одних империя была врагом, которого нужно сразить, для других — пространством для оккупации, для третьих — традицией, которую еще нужно было защищать. Крайности противопоставления «варвары — римляне», характерного для всех древних авторов, сближаются. Европа осознала факт, что отношения между различными географическими регионами и события, которые там происходили, тесно обусловлены друг другом. Отныне нельзя было оставлять без внимания то, что происходило в отдаленных регионах, то, о чем классический мир мог лишь смутно догадываться или же вовсе не знал. История стала «унитарной» в смысле взаимного познания и взаимных влияний. Географический горизонт расширялся тем же способом, что и политический. Более отдаленные образования, например славяне, которые частично вытеснили германцев на центральном восточном и северном европейском пространстве, быстро освоили динамику перемещений; в начале VII в. их племена уже появляются в древней Паннонии. Они были западной ветвью того огромного сообщества, которому суждено было занять важное место в истории Восточной Европы и которое характеризовалось тесным лингвистическим и культурным родством и ролью посредника между Европой и Азией.

Отныне лишенное своего традиционного смысла в том, что касается общей политики, противоречие между «внутренней» и «внешней частью» империи долгое время сохраняло свое значение с культурной точки зрения. Варвары еще находились на протоисторической и племенной стадии; их королевства, даже самые могущественные, продолжали оставаться стойбищами кочевников, управляемыми военной аристократией. Именно в этом их сила: исторические источники иногда переоценивали численность варварских народов в эпоху переселений. Однако, какой бы она ни была, эти племена представляли угрозу и пока сохраняли свое единство; из-за территориальной разрозненности они утратили силу, их потенциал ослаб, тем более что никакой другой стимул, кроме воинственной природы и личного авторитета предводителей, не толкал их на эти предприятия, если исключить стремление избавиться от преследования более сильных групп и расположиться в удобном жизненном пространстве. Возможно, стремление войти в мир, организованный империей, — очевидное по некоторым следам и рассматриваемое некоторыми современными историками как основная причина попыток прорвать лимес — было порождено самой римской политикой, филоварварской тенденцией, в связи с которой на границах империи обосновались многочисленные группы и в армию проникли иностранные элементы. Но это недостаточное объяснение. Варвары довольно рано, еще до появления национального сознания, смогли оценить свою силу и свою роль перед лицом господства империи, становившегося номинальным.

«Ошибка» Феодосия I, который санкционировал разделение Римской империи, усугубила положение. Богатый Восток мог к тому же подкупить предводителей и группы, чередуя уплату дани и контрнаступления; Запад, экономически ослабленный, отныне стал территорией, открытой для завоевания. Любые политические компромиссы и уловки были бесполезны в эту эпоху, возможно самую смутную и тяжелую в истории Европы.

Глава 15 ЗАКАТ РИМА. ГОСПОДСТВО ВИЗАНТИИ

В эпоху, когда Тит Ливий писал «Историю Рима», империя, казалось, достигла апогея и утвердилась в своем положении универсального господства, не ограниченного ни во времени, ни в пространстве. Но историк, произведение которого было вдохновлено провиденциальной концепцией развития римского народа, уже мучится мрачными предчувствиями: не пострадает ли эта впечатляющая конструкция от своего собственного величия? История поздней империи станет, действительно, историей упадка, логическим завершением серии сложных феноменов, многочисленных аспектов которых мы коснулись в предыдущих главах. Невозможно рассмотреть историю империи в целом, поскольку если здесь и устанавливаются некоторые постоянные связи с логикой самого режима, то от эпохи Августа до эпохи Феодосия проблемы трансформировались до такой степени, что полностью перевернулись. Однако в V в., несмотря на упадок и, казалось бы, приближающийся закат, было достигнуто осознание исторической роли Рима, не известное «золотому веку» империи. Чтобы подвести итог, достаточно лишь сравнить строки из Вергилия (Энеида, VI):

— и фрагмент поэмы De reditu suo («О моем возвращении») Рутилия Намациана, галло-римлянина и префекта Рима (415 г.):

Эти тексты не нуждаются в долгих комментариях. Они представляют точку зрения на две различные ситуации, которые современники оценили, каждый по своим соображениям, как успех. В первой сквозит триумфальный дух тех, кто милостью богов покорил мир, тогда как вторая является в некотором роде признанием того, что весь мир был обязан Риму. В двух этих взглядах есть нечто общее: благо права, этого прочного фундамента, на который империя опиралась на всех этапах великого завоевания и наследия.

Теперь попробуем понять причины, по которым diversae gentes,[63] составлявшие единое целое, в определенный момент достигли независимости. Отвергли ли они дух того города, который идентифицировался с миром? Или, напротив, они продолжили римский опыт? Именно этот важный вопрос встает перед историком, погруженным в описание этих «ужасных лет», когда закат античного мира сменяется зарождением средневекового.

Дата 11 мая 330 г. является фундаментальной для истории древнего мира. Открытие новой столицы, города Константина, ознаменовало перемещение центра империи на Восток. По замыслу императора, вокруг этого центра при Флавиях должно было образоваться новое единство, что было равноценно поражению Запада и практически понижению статуса Европы. Константинополь, так же как столицы тетрархии, был искусственной столицей в том смысле, что его выбрали по чисто функциональным причинам стратегического и экономического порядка. Расположенный в точке соединения Европы и Азии, на средиземноморской оси, он обладал преимуществом как командный пункт, близкий, насколько это было возможно, к наиболее важным фронтам: балканскому и переднеазиатскому. С другой стороны, восточные регионы были более богатыми, поскольку меньше ощутили экономический кризис, начавшийся в III в. Кроме того, они были наиболее благоприятны для монетной реформы Константина, заложившей фундамент для золотого солида[64] и обозначившей упадок буржуазии и пролетариата к выгоде аристократии, столь же могущественной, сколь узкой. С другой точки зрения, в плане религиозной политики, восточное окружение особенно устраивало Константина: на самом деле он осуществил революционный акт, признав христианскую религию и пожелав стать арбитром в вопросах веры. Новая столица оказалась центром монархии династического и харизматического типа. Восток одержал верх в то же самое время, когда связи с римским прошлым были разорваны. Вся восточная часть древнего мира сгруппировалась вокруг Константинополя, а римское единство стало лишь формальностью. Феодосий в 395 г. утвердил это положение, разделив империю между своими сыновьями. Однако — и это урок, из которого история должна извлечь выводы, — на политически распавшемся Западе вскоре показались новые силы, тогда как история Византии представляла собой лишь долгую и мучительную агонию.

Со времен Августа до эпохи Антонинов различия между Востоком и Западом игнорировались. Этот период, который называли «апогеем империи», казалось, укрепил единство; однако причины распада становились все более очевидными. Они имели социальные и культурные, а не этнические корни. Кризис разразился в то же время, когда на границах усилился натиск варваров и парфян. Именно в этот момент нарушение равновесия между ценой войны и продуктивностью экономики, по выражению Р. Ремондона, проявлялось драматическим образом. Финансовый крах выразился в стремительном обесценивании монеты, что повлекло огромный рост налогов: за несколько десятилетий благосостояние большей части провинций оказалось сведено к нулю. Государственное регулирование экономики, навязанное Северами, лишь частично исправило сложившуюся ситуацию, более того, примененные средства в глазах большинства выглядели как посягательство на свободу. В то же время власть приобрела военный характер, а легионы стали ее арбитрами. Впрочем, империя со времен своего основания, несмотря на все компромиссы, покровительствовала сословию всадников, легионам, народу и провинциям, сталкивая новые силы с сенаторской аристократией. Столкновения мнений и интересов, которые противопоставляли эти социальные слои, не регулировались; со временем рост сознательности отсталых слоев усилился под укрытием институционального единства. Несомненно, в 212 г. распространение права римского гражданства на всех свободных жителей империи упразднило все юридические привилегии, но это право очень быстро потеряло свою ценность, поскольку экономический кризис допускал лишь формальную свободу населения. Общее обеднение заставило колонов и мелких ремесленников смешаться в едином низшем классе, управляемом плутократической и бюрократической аристократией. Эта новая аристократия, которая выделилась в ходе реформ Диоклетиана, происходила из того среднего класса, который одновременно был воспитан Италией и провинциями и в который со временем войдут варварские элементы. «Провинциальная империя» в III в., когда августы были, по сути дела, представителями военного класса, проводит черту между ранней либеральной империей и поздней империей абсолютной, харизматической монархии. В этом неуравновешенном сообществе доступ к высшей власти становился объектом ожесточенного соперничества, это выражалось в появлении сторонников независимого управления, таких как Оденат в Пальмире и Латаний Постум в Галлии. Диоклетиан ясно осознавал эту ситуацию, когда разрабатывал систему тетрархии: децентрализация власти должна была решить двойную проблему защиты и сохранения единства империи. Его замысел политического и экономического обновления целиком ориентировался на принцип верности.

Но равновесие, достигнутое с таким трудом, оказалось непрочным. К экономическим, политическим и военным трудностям добавились столь же серьезные идеологические и моральные. Кризис, как это часто бывает, повлек за собой состояние длительной неопределенности, тенденцию к поиску спасения в иррациональности — религии и мистериях, что закрепило первенство Востока в духовной сфере, прежде чем завершилась ориентализация империи. Это массивное влияние проникло прежде всего в средние и низшие слои населения — философия, в дальнейшем также трансцендентная и мистическая, была уделом образованного меньшинства, — однако на Западе сохранялись и локальные культы доримского происхождения, более или менее модифицированные interpretation.[65] В обеих частях империи это был духовный реванш прошлого, которое казалось давно минувшим. Протоисторическим основам локальных европейских культов соответствовали очень древние пласты, прошедшие через религии и восточные мистерии. Этому смешению верований, которые давали беспокойным душам достаточно смутную надежду на бегство за пределы опасного, а иногда даже отвратительного настоящего, христианство противопоставило прозрачность своих догм и гуманистическую направленность, намного глубже проникая в реальность и проблемы времени, разоблаченные без всякой двусмысленности христианскими авторами. Труды апологетов христианства, особенно западных, приобрели революционный оттенок. Мистические религиозные культы имели абстрактный и эзотерический характер, тогда как христианское учение было основано на последовательной доктрине, открыто обращалось к менее благополучным, презираемым слоям и отвечало социальным проблемам. Противопоставление града Божия и человеческой организации, утверждавшее истинность идеального бытия вне материальной реальности империи, объясняет то, что Константин, по-видимому, нашел в христианской религии объединяющий фактор. Но в то же время, сделав христианство государственной религией, он лишил его того революционного облика, который в предшествующую эпоху — героический период — составлял значительную часть притягательной силы и авторитета этой религии. Впрочем, в течение долгого времени в Азии и Африке, в Испании и Галлии различные «еретические» интерпретации христианской догмы приобрели окраску национальных притязаний. Политика Константина была направлена на согласование различных тенденций и устранение тех поводов для разногласий, которые сохранятся несмотря ни на что и приведут к схизмам[66] одной из исторических особенностей христианства бйла, несомненно, возможность адаптации к потребностям различных слоев: оно было настолько гибким, что многочисленные народы могли создавать каждый свое собственное христианство. Впрочем, этот факт скорее не причина, а следствие исторической ситуации, симптомы дезинтеграции накануне всеобщего принятия христианства были уже очевидны. Культурное и идеологическое преобладание Востока начало проявляться при Септимии Севере. Хотя история поздней империи не может ограничиваться своего рода восточным детерминизмом, он вызвал расслоение между двумя частями римского мира, которое постепенно усиливается, по мере того как завоеванные народы, как на Востоке, так и на Западе, развиваются в осознании самих себя благодаря возможностям, предоставленным зависимостью от Рима.

Этот феномен, который мы затронули в отношении Европы, равным образом проявляется в Африке и на Востоке, где благодаря римской политике эллинизм наконец проник в среду, едва затронутую эпохой великих эллинистических монархий. Именно это культурное развитие, происходившее в течение многих веков, позже позволило разным народам подняться до ранга главных действующих лиц истории. Отныне они становятся различными, по мере того как утверждаются присущие им черты. Вслед за нивелированием, характерным для полутора веков империи, проявилось общее стремление народов к собственной автономии. Дополнительным «ферментом», как мы видели, стали иммиграции, особенно в Европе и Африке. Но они заставали уже сложившуюся среду.

* * *

Вопрос Иллирии в эпоху Стилихона хорошо показывает, что восточная часть (pars Orientis) подчиняла своим интересам общие потребности в защите. Два мира отныне следовали каждый своей собственной дорогой, Восток по отношению к Западу осуществлял своего рода опеку. Таким образом, внутри усиливался раскол, первичные причины которого мы проанализировали. К этим причинам добавилось влияние новых элементов. Было бы исторической ошибкой приписывать тому или иному отдельному фактору упадок римского единства, будь то вторжение варваров, победа христианства, крах экономики, бессилие армии горожан или превосходство Востока. В реальности именно стечение многих обстоятельств объясняет данный исторический феномен.

Прежде всего, не следует переоценивать значения собственно пережитков: на самом деле национальное государство, одновременно с этнической и языковой точки зрения, существовало только у кельтов Арморика. Оно представляло собой последнее проявление единой кельтской цивилизации в наименее романизированной части Галлии. Армориканское государство обязано своей автономией, впрочем непродолжительной, чрезвычайному расцвету кельтской культуры, которая равным образом задевала часть Британии и Гибернии (Ирландии). Его образование кажется, помимо прочего, связанным с кризисом центральной власти в древнем галло-римском пространстве. Этот довод объясняет появление «королевства» Эгидия и Сиагрия, в котором сохранялась римская структура. Сиагрий, вероятно, был знаком с правом Византии; наиболее примечательный аспект его политики — попытка «культурного завоевания» германцев и заключение соглашения между ними и галло-римлянами, попытка, которая соответствовала эпохе и которой, возможно, воспользовался победитель Сиагрия — Хлодвиг. Но армориканское государство, так же как галло-римское государ-ство Сиагрия, было анахронизмом: решающими стали новые исторические элементы.

Удивляет то, что никакая сила не смогла подняться в Италии, для того чтобы попытаться исправить ситуацию. В этой стране, где в течение веков несоответствия сглаживались под влиянием римской цивилизации, ни одно проявление государства не вызвало проблем, между цивилизацией и каждым городом не возникло никаких промежуточных образований. Именно варварские группы впервые принесли в Италию концепцию территориального государства, которую реализовали готы в V–VI вв. То же самое было в Испании, древней романизированной провинции, которая проявляла ту же пассивность, столкнувшись с вторжением вестготов, свевов и вандалов. Но в Испании, как и в Италии, двойственность романизированных слоев и вновь прибывших сохранялась долгое время. В Испании, так же как в Галлии, в эпоху империи уже проявились националистические «ферменты» в местных интерпретациях, различные христианские конфессии и оппозиция официальной Церкви легко приобрели политический оттенок. Достаточно вспомнить донатизм, который свидетельствует, впрочем, о важности африканской среды в цивилизации Западной Европы в период поздней империи. Но эти тенденции практически исчерпались, когда появились королевства, которые называют романо-германскими: готов, бургундов и вандалов. Эти королевства политически сохранили принадлежность к арианскому вероисповеданию, со временем приняли римско-католическое, которое, разбитое имперским единством, все же станет «общим знаменателем» для римлян.

Наконец, новые события, вызванные Великим переселением, поразят Европу в эпоху, характеризуемую скорее в культурном отношении, нежели в политическом, когда вот-вот должны были проявиться национальные тенденции; народы переселенцев и завоевателей объединялись, порой неожиданным образом, этими тенденциями согласно собственным склонностям и организовали соответствующие территориальные образования. Античность знала только две формы государственного объединения: город и империю. Приблизительно к началу Средних веков мы относим рождение третьей формы — национального государства.

В этом участвовали многие факторы: понятие государства, которое постепенно усвоили варвары, в своей основе было наследием средиземноморских цивилизаций; что касается форм, они были заимствованы из недавнего прошлого Римской империи и в Константинополе. Их склонность к раздельному сосуществованию, противоречащему имперской универсальной концепции и эффективному нивелированию различий, была связана, напротив, с наследием континентального мира и новых германских племенных образований.

Одним из наиболее заметных симптомов затянувшегося кризиса римской Европы является лингвистическая эволюция. Свидетельства, впрочем достаточно поздние, новых романских наречий показывают тем не менее, что начало этого процесса предшествовало миграциям. Официальная и литературная латынь, как мы видели, никогда не была разговорным языком ни для жителей провинций, ни для населения Италии. Существование художественной культуры, и особенно литературной элиты, контрастировало с недостаточным культурным развитием масс, долгое время остававшимся фактором разъединения. Литературный латинский язык еще сохранялся в школах, прежде чем действительно стал мертвым. С этой точки зрения искусство, особенно фигуративное, удивительным образом отразило эпоху через параллелизм и связь с исторической реальностью. Что касается литературных свидетельств, все они происходят из элитных кругов и школ. Художественные свидетельства, с другой стороны, несут на себе отпечаток экономических условий: вот почему они становятся редкостью в эпоху, когда они более всего необходимы нам в качестве ориентира.

* * *

Перемещение столицы на Восток увенчало это положение вещей. Благодаря своей многовековой традиции Восток, все еще представленный сложным этническим смешением, был более единообразным с культурной точки зрения, более приспособленным к подчинению абсолютной монархии. Запад, который начиная с протоисторической стадии очень быстро интегрировался в экуменическое сообщество, сохранял множество зачатков, оставшихся незадействованными и способных возродиться. Исторически романизация привела к ускорению цивилизационных процессов у различных покоренных народов, предоставив им возможность развиваться и не принуждая их принимать заранее установленные решения. В IV в. к последствиям этого процесса добавилось недовольство и общий беспорядок; теперь в небольших политических образованиях, подобных империи галлов, искали уверенность и безопасность, которые больше не находили в универсальном организме.

Образовавшейся в результате расщепления римского мира Византийской империи вскоре суждено было стать государством скорее азиатским, чем европейским, и его языком будет греческий. По сути, «империя римлян» было лишь название. Ее греческие основы на Западе осознали очень рано. Но не стоит забывать, что десять веков миновало со времен классической цивилизации и что собственно эллинистическая традиция не была ее прямым продолжением. Присутствие в империи азиатских сообществ и групп, древние традиции которых были пробуждены длительными контактами с восточной цивилизацией парфян и Сасанидов, изменило жизнь. Греческий язык и эллинистическая культура зачастую позволяли только внешне скрыть мир, оставшийся глубоко чуждым. Тем не менее культурные проявления — можно сказать, культурные привычки — были многочисленны, развиваясь в основном в крупных центрах, каковыми по-прежнему были города. Религиозные войны, которые долгое время потрясали византийское государство и отличались невиданной на Западе жестокостью, свидетельствуют о сближении в христианской среде эллинистического рационализма, одновременно логического и демагогического, и восточного детерминизма. Древняя восточная концепция господства божественного права должна была проникнуть в христианскую империю; как только появилась возможность допустить, что монарх имеет божественное происхождение, он стал главой церковной организации и арбитром в религиозных вопросах. Константин подал тому пример, созвав в 325 г. Никейский собор. Верховенство светской власти над духовенством было закреплено в момент иконоборческого кризиса. Константин хорошо представлял доводы, действовавшие в пользу восточной столицы, но он, конечно, не предвидел, что его политика, направленная на объединение, разрушит романское единство. Возвращение к децентрализации после смерти Феодосия I привело к окончательному разделению, которое день за днем становилось все заметнее. Отношения между восточной и западной частью империи (pars Orientis и pars Occidentis), которая формально еще провозглашалась единой, были не намного проще, чем отношения между двумя империями или разными странами. В действительности Константинополь рассматривал западную часть как зависимое пространство и использовал для ее ослабления соперничество между предводителями варваров, ставших решающим элементом как во внутренней, так и во внешней политике. Перемещение на Восток политического центра ввергло Запад в анархию, тогда как прежняя столица приняла на себя новую роль идеологического центра западного христианства. В то время как на Востоке иерархия Церкви была подчинена монархам, на Западе отсутствие действительной политической власти повысило авторитет римского епископа.

Восточный характер Византийской империи полностью проявился в результате долгого развития. Но в эпоху Юстиниана агрессивная политика, направленная на то, чтобы отвоевать территории, потерянные на Западе, приобретает вид настоящего завоевания. Речь шла не о восстановлении Римской империи, но об утверждении главенства Византии. Знаменитые памятники Равенны, не имея прямого отношения к локальной традиции, хорошо это показывают. Кроме Италии, новая «романизация» Запада затрагивала только более или менее ограниченные прибрежные регионы. Восточная империя, которая не смогла помешать падению Западной империи в 476 г., а также направила в Италию Теодориха[67] и его готов, слишком поздно осознала опасность западной ситуации. Попытка взять реванш у варваров закончилась поражением. Внутри компактной структуры империи наиболее слабые западные образования были покорены, особенно в Италии и Африке, где интеграция происходила медленнее в силу римской традиции. Варварские королевства, с другой стороны, консолидировались. С политической точки зрения история Византийской империи — это история длительной инерции. Тогда как Запад был организован на базе национальных государств, а Италия была почти полностью разорена вследствие переселений лангобардов, на Балканах продвигались славяне и болгары, так что Константинополь вынужден был уступить территории, и его европейское значение свелось к роли европейской столицы азиатского государства. Византийская империя после длинной полосы успехов и поражений просуществовала до XV в. Она до конца оставалась экономическим посредником между Европой и Азией, что объясняет ее благополучие. Что касается ее политической роли в Европе, она имела лишь второстепенное значение. Даже перед общей опасностью, которую представляло движение арабов, двум частям континента не удалось прийти к согласию. Конфликт между ними, впредь непримиримый, был связан с совокупностью причин, одновременно политических и религиозных: «великая схизма» на Западе действительно разделила на две части сразу и христианство, и Европу. Временное единство образовалось в империи, основанной Карлом Великим (768–814), который воспротивился, хотя и не явно, восточному единению с Константинополем. Первенство Востока, таким образом, оказалось довольно недолгим, пока это владычество было действительным и на Востоке, и на Западе.

Византийская империя играла роль наследницы Римской империи в эпоху, которая предшествовала ее распаду. Это теократическое, бюрократическое и космополитичное государство в реальности было поздней империей, которая в течение десяти веков использовала историческую ситуацию, давшую ей начало. С точки зрения права Константинополю предписывалось быть легитимным хранителем наследия Римской империи. Юстиниан I ярко продемонстрировал это своим законодательством, которое, наряду с построенными им памятниками, представляет, несомненно, наиболее заметный результат его правления. Поскольку Восточная империя, по крайней мере до коронации Карла Великого в 800 г., представляла для Запада центр законности, фундамент власти, западные властители смотрели на Константинополь, понимая его превосходство. Даже его прямые противники, например болгары, ценили наследие этой традиции власти, в которой религиозная харизма смешалась с юридическим смыслом.

Но римское право Константинополя было перенесено на основание, корни которого уходили в восточные традиции; в реальности древний, одновременно практичный и религиозный характер римского права был противоположностью утонченному духу греческой среды. Проявляя глубокую политическую мудрость, Рим всегда позволял народам эллинистической культуры править по их собственным законам. Византийский мир способствовал крайним последствиям некоторых неявных тенденций римского права: praxis, внешняя сторона, одержал верх над истинным юридическим сознанием, формализм — над конкретностью. Именно поэтому «византийской» называют вводящую в заблуждение манеру, которая формам уделяет внимания больше, чем сути.

Искусство сублимировало эту манеру. Конкретная классическая форма, соответствующая человеческому измерению, уступает место метафизике символов. Хорошо известно, что в определенный момент византийский мир столкнулся с иконоборческим кризисом. Византийское искусство, по большей части религиозное, могло отстраниться от создания образов. Оно проявляет такую силу в своей способности к абстракции, что приводит к отказу от иконографических изображений, — талант художника и возвышенность тем позволяли это сделать. В определенном смысле не имело значения, представлять ли великое божество в образе Пантократора, Владыки Вселенной, или через большой золотой крест, усыпанный драгоценными камнями. Это образ метафизический, выходящий за пределы человеческой системы координат. Разумеется, на протяжении долгой истории византийское искусство обращается и к реализму, особенно в нарративных формах, более или менее связанных с потребностями культа и народных масс, которым нужно было доступно, через образы, передать содержание священных книг. Такой сложный мир не мог на протяжении десяти веков находить отражение в одних и тех же формах. Абстракция развила тенденции, возникшие в результате синтеза восточных влияний и популярных течений, характерных для поздней империи, которую называют поздней Античностью или Spatantike — немецким термином, ставшим общепринятым у археологов. Византийское искусство развивалось вокруг двух полюсов — придворных и клириков.

Таким образом, речь идет об элитарном искусстве; оно было народным лишь в той мере, в которой популяризировало понятия и способы выражения, упомянутые выше.

Одной из наиболее примечательных черт византийского искусства является отсутствие скульптуры. Его основные формы — архитектура и живопись. Зачастую они дополняли друг друга: большая часть шедевров византийской живописи представлена фресками и мозаиками, выполненными на стенах монументальных зданий: фигуры «на престоле» Пантократора или Богородицы, Богоматери, являются только в вышине небесного свода купола или в глубине апсиды, завершая вместе с тем архитектурные линии и ансамбль живописного декора. Интерьер здания ставит и в то же время решает проблемы пространства и цвета. С этой точки зрения византийское искусство развивает искусство Spatantike. Однако отказ от классической формы, склонность решать изобразительную задачу при помощи линии и цвета, фронтальность, наконец, столь же характерные для этого искусства, отражают преобладание восточных влияний. Впрочем, это лишь ясное свидетельство исторической ситуации.

В связи с византийским искусством часто говорят о наследии, или ренессансе, эллинизма, но, возможно, не всегда достаточно глубоко понимают значение собственно эллинистического искусства. Разумеется, искусство Византии является отчасти эллинистическим, но так же можно сказать, хотя и в разной степени, обо всех художественных проявлениях, последовавших за III в. до н. э. Эллинизм представляет собой общее достояние, которое принесло пользу всему миру, но не стоит связывать с эллинистическим ренессансом иконографическое наследие, которое восходит лишь к эпохе Антонинов, — в тот период изменилась фундаментальная концепция искусства.

Литературная деятельность, так же как искусство, оставалась привилегией меньшинства. Византийский двор явил многочисленные примеры, очень редкие в других странах, принцев и принцесс — писателей, ученых и поэтов. Наряду с тем, что можно было бы назвать культурой государства, довольно высокого уровня благодаря монастырям достигла религиозная культура. Именно византийским ученым принадлежит заслуга сохранения большей части античного литературного наследия Греции и эллинизма. Именно образованным кругам, интеллектуальной элите, принадлежат формы искусства, которые, по-видимому, заимствовались из эллинистических источников. Византийцы, особенно в области ремесла, широко использовали также опыт варварского мира, который, как мы видели, пробудил на Западе интерес к полихромной бижутерии и который уделял больше внимания богатству материала, чем художественной обработке, и декору — больше, чем образным изображениям. Со временем эти тенденции привели к чрезвычайному изяществу в технике, благодаря которому византийский ремесленник занял одно из первых мест в истории древних цивилизаций. Необходимо добавить, что, хотя Запад никогда полностью не примет византийские художественные формы, византийская ремесленная продукция, однако, очень широко распространится не только в славянском пространстве, которое сохранило это наследие до новых времен, но и во всей Европе.

На Балканском полуострове, как в Иллирии, так и в Болгарии, византийское искусство подарило нам наиболее значимые шедевры Средневековья. То же самое произошло на Руси. Византийские ремесленники в период иконоборческого кризиса внесли свой вклад в западное искусство и, более того, в искусство мусульманских государств. Влияние Византии ощущалось непрерывно, даже в период упадка, уже в названных областях и, более того, в мусульманской среде, так же как у коптов Верхнего Египта и Эфиопии.

Роль христианства среди таких же сложных проблем требует отдельного разговора. Миланский эдикт 313 г. устранил опасность раскола христианства, который, казалось, наметился раньше. Вне всякого сомнения, христианство, широко распространившись в менее развитых кругах, противопоставляло свой по существу демократический дух государственной организации империи, тогда как его культура, обращенная к массам, сталкивалась с аристократической языческой культурой. Христианская культура концентрировалась не на знаниях и формальном поиске, но на насущных проблемах. После 313 г. это оригинальное наследие отчасти исчерпалось. Отношения между государством и христианством, которые установил Миланский эдикт, уже не были отношениями гонителей и гонимых. Экономические аспекты этого длительного противостояния исчезли, а Церковь официально стала представлять собой экономическую силу и центр власти. Однако появились новые причины для оппозиции, которые касались взаимной автономии двух структур или, точнее, доминирования одной над другой. В сущности их контрастность была абсолютна, христианский идеал отличался от идеала империи, так же как духовная жизнь отличается от материальной, христианская универсальность не знала границ. Политический, культурный, экономический и религиозный разрывы между Востоком и Западом дополняли друг друга, соответствуя различным, но тесно связанным сторонам многогранника, объединяющим различные аспекты и причины упадка античного мира.

Глава 16

ОТ АНТИЧНОСТИ К СРЕДНЕВЕКОВЬЮ

Начиная с Великого переселения народов история Европы, как мы видели, приобретает новый масштаб: ее географический горизонт расширился поразительным образом. Каждое событие, имеющее хоть какое-нибудь значение, отражалось во всех уголках континента, где факты, элементы, силы отныне оказывали взаимное влияние, несмотря на различия в интеллектуальном уровне и пестрое многообразие народов. Одна фраза Лукреция передает всю ситуацию: rerum concordia discors.[68] Эту сложность осознавали все: различные народы и страны получают непосредственные знания друг о друге, а политические программы должны теперь учитывать и сдерживать последствия, которые влекли за собой любую инициативу. Последующий динамизм миграций расширил также контакты между Европой и необъятными азиатскими территориями, которые по большей части утратили свою фантастичность. Константинополь долгое время оставался центром политической жизни Восточной Европы: это был мощный культурный очаг и заслон от натиска варваров. Их оттесняли контрударами или, чаще, переключали их внимание на другую цель в соответствии с древней тактикой, которая заключалась в противопоставлении, сталкивании друг с другом различных государств или племен; однако, с другой стороны, армия басилевса, «царя» римлян, принимала наемников любого происхождения. Нигде больше, кроме как в византийской столице, не было стольких возможностей для пересечения людей из Европы и Азии. Европейские силы были мобилизованы в Азии для защиты византийских позиций, тогда как азиатские играли ту же роль в отношении Европы. Но еще больше, чем политика Византии, вовлекла Азию в международные отношения арабская экспансия. Древние отсталые народы этой части света со своей стороны стали главными действующими лицами истории. При равных условиях эту арабскую экспансию можно сравнить с германскими или славянскими миграциями, с той лишь разницей, что арабы были носителями духовного наследия, во имя которого они и начали распространять свое влияние за пределами своих исконных территорий; тогда как европейские народы лишь стремились достичь единства за счет своих передвижений и интеграционного процесса, который после IV в. займет главное место в истории.

* * *

Как следствие политики поздней Римской и Византийской империй, племена и племенные союзы оседают на определенных территориях и переходят от кочевой и племенной стадии к государственной и оседлой. Нужно отметить, что движение германцев и славян в III–IV вв. н. э. было вызвано той же необходимостью, что и у галлов в IV в. до н. э.: они нуждались в землях. Заселение и колонизация вновь занятых территорий были скорее результатом их собственных усилий, а не проявлением провиденциальной имперской власти. Варвары проделали путь от состояния зависимости от империи до положения завоевателей: готы в Италии и Испании, вандалы в Африке, бургунды и франки в Галлии стали владыками римского или романизированного населения.

Интеграция варваров в Европе была более или менее сложной в зависимости от того, на каких территориях она разворачивалась, соответствовали ли эти территории прежней империи Запада или входили в зону влияния Византии. На Западе можно увидеть некоторое единообразие в поведении германцев по отношению к римлянам: различным племенам повсеместно предоставлялось привилегированное правовое положение, тогда как римляне рассматривались как подчиненные. У готов и вандалов арианское вероучение установило дистанцию между завоевателями и покоренными католиками. На самом деле ни германские народы, ни их предводители не интересовались теологическими проблемами, но, возможно не осознавая этого, они стремились таким способом дистанцироваться от латинян. Они утверждали право силы, положение свободного человека было доступно только завоевателям. Эти народы игнорировали гражданское право, основанное на гуманистической и рациональной концепции общества; они сохранили сепаратистский ревнивый дух, выше которого смог подняться только римский гений, хотя и гораздо позже. Эгалитарные принципы христианской доктрины, и особенно католическая и римская традиция, противопоставлялись аристократической концепции, в которой привилегии базировались главным образом на военной силе. То же самое можно сказать о духе римских законов, которые в IV в. Юстиниан собрал в один монументальный труд.[69] Таким образом, политические образования варваров противопоставлялись западным по протоисторическому образу жизни; долгое время это были варварские войска, лагерями располагавшиеся на территориях, которые снабжали их продовольствием, и лишь позже они организовали территориальные государства. Внешняя политика новых королевств не брала в расчет покоренные народы: это была политика готов, вандалов, франков, бургундов, а не смешанных обществ, образованных в результате слияния или наложения разных народов. Если сказать более точно, это была персональная политика варварских королейконунгов. Долгая история германцев, славян и объединений, рожденных в процессе миграций, представляла собой лишь непрерывную серию альянсов и конфликтов, в которой нередко можно было увидеть, как один и тот же народ или племя с поразительной скоростью меняет свою политическую ориентацию.

Врагом была не только Римская империя или Византия: новые государства вступили друг с другом в борьбу за новые земли, не руководствуясь при этом ни этническими, ни религиозными соображениями.

* * *

В Европе миграции не встречали каких-либо природных барьеров; переселения не имели иных границ, кроме морского побережья на крайнем Западе, и поэтому переход к оседлой стадии на Западе произошел быстрее. В то время как на Балканах и части Восточной Европы политика Византии прилагала все усилия, чтобы воспрепятствовать вторжению и расселению варварских племен, на Западе начиная с IV в. ничто не могло помешать созданию и укреплению новых государств. Производство благ и экономика находились в руках зависимых народов, и варвары были вынуждены, для того чтобы осуществлять контроль над ними и взимать налоги, согласовать свои организационные формы с римскими структурами, и чем более протяженными были завоеванные территории, тем более рассеянным становилось их население. Эта ситуация, вероятно, объясняет новое стремление королей ограничить роль древнего собрания свободных воинов, по сути демократического института, и заменить его советом короны, который пришел на смену собранию, избиравшему короля, и намного меньше ограничивал его абсолютную власть. Военные предводители, следовательно, были заинтересованы в образовании государств, по крайней мере в юридическом и политическом плане: они стремились лишь перенять методы централизации римского государства в эту позднюю эпоху. Монархия поздней империи поражала их своим блеском и престижем, но еще больше тем, что она ограничивала власть императора намного меньше, чем власть, которой располагали племенные вожди варваров. Это притязание послужило поводом для борьбы в рамках остготского государства, связанного с исключительной личностью Теодориха.

Теодорих оказался перед лицом сложнейшей ситуации. Как официальному представителю Византии, где он был консулом и военачальником, ему было поручено освободить Италию от узурпатора Одоакра. Но Италия по-прежнему оставалась древним центром империи: Рим был не только местонахождением сената, но и резиденцией папы, духовного лидера, авторитет которого только возрастал за счет несостоятельности политической власти. Все более тяжелые отношения папства и Византии еще больше осложняли политические отношения между восточным двором и королем готов. Сверх того, приходилось гарантировать своим сторонникам сохранение арианской веры. Жесткое разделение военных функций готов и гражданских функций римлян было только теоретическим. Военная власть не упускала случая, чтобы выйти за установленные границы. Противоречия между обычным правом германцев и юридическим сознанием римлян не могли, с другой стороны, быть сняты эдиктами короля, несмотря на усилия последнего примирить два противодействующих принципа. Если экономическая проблема была частично решена благодаря импульсу со стороны земледелия — продовольственной базы меньшинства завоевателей, то в культурном плане оппозиция оставалась явно выраженной: готы отвергали римскую цивилизацию. Попытки короля достичь согласия с римским элементом — длительная благосклонность по отношению к римским ученым и интеллектуалам, политические функции, которые им доверялись, — свелись в конечном итоге к чисто формальным мерам. Их военачальниками являлись германцы, но король сохранил в должности римлян, служивших при дворе и в сенате. Он активно заботился о том, чтобы выглядеть не как предводитель варваров, но как представитель и источник императорской власти и узаконить свою власть в глазах покоренных римлян, — он облачался в пурпур и носил императорские знаки отличия. «Теодорих, король Божьей милостью, прославленный в войне и в мире» — гласит надпись в Равенне: Rex Theodoricus favente Domino et bello gloriosus et otio. Впрочем, этот король народа воинов, казалось, не любил войну. Он осознал, что период мира ему необходим, для того чтобы достичь двух целей: создать единое государство римлян и готов и сделать свое королевство политическим центром западного мира. Хотя это так и осталось мечтой, попытка политического объединения стала, несомненно, наиболее оригинальным проявлением гения Теодориха.

Политика короля готов проясняет нам ситуацию V–VI вв. — ситуацию стремительного упадка Западной империи: две основные составляющие новой европейской реальности оставались еще слишком чуждыми друг другу, чтобы отказаться от своей исключительности, от своих традиций и своего духа ради объединения. Возможно, проявляя меньший талант, короли вестготов в Испании и вандалов в Африке сталкивались с аналогичными трудностями. Их власти не удалось глубоко укорениться в толще романизированного пласта: несколько десятков лет не могли стереть века романизации. Перед лицом крепкой политической организации и грозного военного могущества эти варварские меньшинства оказались не способными сопротивляться: готы Италии и вандалы Африки быстро уступили при попытке отвоевания земель, предпринятой Юстинианом.

* * *

Однако в ту же эпоху варвары нашли путь к успеху в Галлии. Галло-римская среда своим устройством существенно не отличалась от африканской и испанской: государство Сиагрия сохранило римскую структуру. Но франкам, более прагматичным, удалось заложить фундамент, на котором два века спустя Карл Великий возведет грандиозное здание своей империи. Хлодвиг, возможно менее образованный, чем Теодорих, и отнюдь не превосходивший его в знании империи Востока, ловко используя римскую организацию, добился, однако, более тесного сближения двух народов. Он реализовал их духовное единство, которое обратило его и франкскую аристократию в католицизм. Отныне франки были интегрированы в западное сообщество, которое своим духовным центром признавало резиденцию папы римского. Папство и Византийская империя, несомненно, способствовали реализации политической программы Хлодвига, но именно ему самому и франкам, которые не колеблясь вступили на путь интеграции, принадлежит заслуга создания условий долговременного соглашения. Исключительная разумность этой политики становится очевидной, если учитывать слабость, присущую франкскому государству, разделенному по праву наследования между многочисленными правителями и раздираемому амбициями аристократии.[70] Эта ситуация была вызвана несостоятельностью королей и, кроме того, глубокими различиями в структуре между западной частью домена, где сохранялась галлоримская организация, и восточной частью, верной своим исконным порядкам. Монархия Хлодвига играла роль катализатора; франкское право явно, сознательно искало путей примирения германской и римской систем. Дух франков, более реалистичный и независимый, чем у готов и вандалов, слишком послушно воспринявших восточный пример Византийской империи, характеризует их как истинных основателей средневековой организации. Именно у них феодальная система оформилась юридически и начала реализоваться на практике. Средневековый феодальный строй привел также к встрече двух различных традиций: традиции римского патроната, которая все чаще побуждала humiliores[71] искать покровительства potentiores[72] и которая со временем заменила прежнее право, и германской концепции необходимости аристократии, концепции, происхождение которой связано с племенной организацией и которая предполагала на самом деле расширение территориальных владений, управление ими и их защиту. Но, жалуя бенефиции[73] своим верноподданным, король тем самым способствовал настоящей децентрализации.[74]

Несомненно, в феодальном феномене германский элемент одержал верх над римским. У ряда народов, история которых также начиналась с миграций, например у славян, всякое влияние римского прошлого исключалось: несмотря на очевидные аналогии, процесс феодализации здесь происходил иначе. Но это различие процессов отнюдь не было полным. И можно сказать, что феодальная система представляет один из общих аспектов средневековой Европы.

* * *

Домениальный строй, по существу сельскохозяйственный, повлек за собой упадок городов и всего того, что было связано с городской жизнью; он характеризует феодализм с экономической точки зрения и представляет собой, как было точно подмечено, временную систему; он привел к закату античного мира и подготовил наступление новой эпохи. Экономика такого же обширного комплекса, как Римская империя, логически не могла продолжать существовать в столь различных структурах. Впрочем, экономически Европа значительно расширилась. Экономическая реальность со временем сообразовывалась с исторической. Скандинавские племена варягов, которые предприняли завоевание русской равнины и основали там Киевское государство,[75] придали до тех пор невиданный импульс торговле, которая от Балтики до Каспия и отдаленных евро-азиатских окраин развивалась, как мы видели, с доисторических времен. Очень древние дороги стали вновь использоваться. Эти дороги, важные с доисторических времен, но разделенные римским лимесом, были соединены, образовав западную дорожную сеть, благодаря движению мигрирующих групп, в частности гуннов, аваров и аланов.

Искусство отражает нестабильность этой эпохи, когда одно за другим создавались неустойчивые образования, завоевания чередовались с новыми перемещениями и миграциями. Европейское искусство за пределами Римской империи представляет собой искусство кочевников. Так же как у скифов, это прежде всего мобильное искусство. Опыт, приобретенный в скифо-сарматском пространстве во времена ранней империи, быстро распространился на Западе. Украшения западных провинций свидетельствуют о внимании к цвету, сочетаниям полудрагоценных камней, эмалей и золота. Но фигуративная составляющая этих изделий весьма посредственна. Преобладание цветовых решений сопровождается возвращением к геометрическому декору и использованием эффектов поверхности — блеска металлов и сияния камней. Азиатские влияния, принесенные кочевниками из Южной России и с Кавказа, ставшие наиболее ощутимыми после вторжений гуннов, сохраняли контакт с Центральной Азией и Дальним Востоком. Евро-азиатский характер искусства варваров очевиден. Собственно римское искусство поздней империи также дорожило цветом и уже продемонстрировало тот роскошный стиль, которым воспользовалась впоследствии Византия. Между двумя мирами, римским и византийским, с одной стороны, и варварским — с другой, происходил непрерывный тесный обмен. В производстве золотых и серебряных украшений поздней империи очень часто использовалась техника клуазоне (перегородчатая эмаль) и шамплеве (выемчатая эмаль), филиграни и грануляции. По всей Европе распространились великолепные ткани и красочные ковры, а вместе с ними — декоративное своеобразие Азии. Долгое время лишенные архитектуры и постоянных сооружений, германские, азиатские и славянские народы больше прельщались искусством декорирования тканей, кож, парадного оружия и украшений. Это также обусловлено их экономикой и культурными предпочтениями.

Азиатские заимствования, передаваемые от одной племенной группы к другой, смешивались с другими элементами, столь же значительными, связанными с древними континентальными основами. Искусство германского народа по своей манере и техникам соотносится с искусством Ла Тен, что объясняется не только значительным распространением латенской культуры по всему континенту, но и общими древними основами, истоки которых уходят в более отдаленное континентальное прошлое. Германское искусство столь же фантастично, сколь кельтское, но, возможно, менее склонно к барочному изобилию, предпочитая геометризированную ритмичность и симметричные композиции. После миграций кельтское искусство, еще долго процветавшее на западных окраийах древнего мира — в Британии и Ирландии, увековечит эту традицию, интегрировавшись в культурный комплекс, из которого позже выйдет средневековое искусство. Другие импульсы пришли из Скандинавии, где исконные темы сочетались с древними или недавними заимствованиями, принесенными по континентальным дорогам. Испытывая эти различные влияния, новое искусство стремилось охватить весь древний мир, локальные проявления этого сложного искусства крайне разнообразны, но свободный обмен способствовал повсеместному распространению большинства элементов.

Переселенцы, обосновавшиеся на территории империи, переняли ее архитектуру, но только применительно к VIII–IX вв. действительно можно говорить об оригинальной европейской архитектуре, возникшей в новой исторической ситуации. Распространение христианства, с другой стороны, способствовало распространению как на Западе, так и на Востоке форм и концепций средиземноморской эстетики, которые оказали глубокое влияние на континентальную среду. Использование образов было необходимостью для христианского культа и апостольства, и эта потребность способствовала подъему фигуративного искусства в средневековой Европе, вопреки иконоборческим тенденциям VIII в., которые, впрочем, нашли отклик только на католическом Западе. Конечный триумф иконопочитания на Востоке обусловил расцвет образного искусства славян. Так впервые во всей Европе утвердилась потребность в образных изображениях. Влияние христианской иконографии ощущалось даже у народов, долгое время сохранявших верность язычеству, в частности у народов Северной Германии и Скандинавии.

Богатое мифологическое наследие западных кельтов и германцев свидетельствует о христианских заимствованиях, так же как мифология славян. Славянские национальные корни, недостаточно изученные в деталях, несут на себе следы северных влияний, принесенных варягами. Византийское евангельское учение, распространяясь к северу, соединялось с другими элементами. Германские легенды, до того как были зафиксированы письменно, представляли собой смешение очень древних мифов, отражающих космогонические представления, и более поздних легенд, прославляющих подвиги героев — современников миграций и завоевания Запада. Сказания и легенды, которые дошли до нас, не дают нам ясного представления о традициях, предшествовавших Средневековью; тем не менее они показывают, что переход, впрочем умело подготовленный некоторыми миссионерами, от иррационального язычества варваров к христианству происходил без тех конфликтов и сопротивления, которые сопровождали противостояние рационального язычества классической Античности и религии таинств. Многообразные верования, которые не могли быть организованы рациональным образом, уступили место христианской универсальности и сохранились только в мифах, сказках и иных фольклорных формах.

* * *

Хотя распространение христианства сначала принимало политические формы, благодаря ему родилось ощущение единства вне различных конфессий, которые разделяли западный римский и восточный византийский блок. В течение раннего Средневековья христианская вера уже явно отстранилась от политики: она стала чертой цивилизации. В целом христианский универсализм представлял последний и наиболее важный средиземноморский вклад в континентальную цивилизацию. На новых духовных основах он обновлял и расширял универсализм, основанный Римом на праве и государстве. Восстановление Римской империи — renovatio romani imperii, — провозглашенное позже Карлом Великим, четко показывает эту преемственность. Рим, столица языческой империи, оставался резиденцией папства, духовной столицей христианства. Легитимность власти покоилась на этой моральной основе. Император уже не только управлял доменом, теперь он становился пропагандистом веры. Его авторитет и сила его армий отныне были поставлены на службу религии, что предписывалось его божественной инвеститурой. Такой была средневековая интерпретация божественности, которой наделялись императоры поздней империи. Это привело к синтезу, который произошел, если можно так сказать, в результате

переворота: теперь империя не только представляла религию, но именно религия дала начало империи. Притязание восточной империи на то, чтобы считаться единственной хранительницей легитимной власти,'также потеряло актуальность, и в конечном итоге ей пришлось признать сложившийся порядок вещей. Политика Карла Великого в последние пятнадцать лет его жизни полностью освободилась от варварской концепции власти, основанной на силе и подданстве. В IX в. этнические различия и противоречия между завоевателями и завоеванными потеряли всякое значение, и это плод не только правления Хлодвига, но в конечном счете — и Римской империи. Не стоит, таким образом, приписывать одному Карлу Великому интеграцию германских групп, объединенные территории которых отныне идентифицировались с Европой. На самом деле речь идет о завершении более обширного процесса, чем интеграция германских элементов с предшествующими элементами и традициями. Универсальность Римской империи соединилась с организацией, характерной для германских традиций: из прошлого заимствовали то, что оказалось жизнеспособным, пытаясь интегрировать его в настоящее.

РАЗНООБРАЗИЕ И ЕДИНСТВО

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В предшествующих главах мы попытались очертить историю европейских народов, избегая в то же время чрезмерных обобщений и описания деталей, в которых иногда увязают авторы учебников по археологии. Мы не стремились к выделению главных линий, но сконцентрировали наше внимание на некоторых аспектах и моментах, которые образуют, на наш взгляд, ключевые точки этой многотысячелетней истории, — континентальные центры, средиземноморская циркуляция, их материальные связи, роль эллинизма, Рима и Византии, волны вторжений и т. д. Эта сложная структура, где наши знания, еще неполные или недостаточно точные, сохраняют пробелы, требует рефлексии. Делать выводы в пределах этого очерка было бы проявлением самонадеянности; и тем не менее важно поставить точку в отношении стольких сведений и проблем.

Изучение доисторического этапа заставляет, в первую очередь, выйти за пределы этого общего места древней истории, в соответствии с которым все сводилось к восточному и средиземноморскому детерминизму. Разумеется, континентальное развитие в основном являлось результатом процессов, которые уже принесли свои плоды на Ближнем Востоке, а затем в Средиземноморье. Но раз этот сдвиг произошел, мы не можем ограничиваться рассмотрением Европы в связи с Востоком: Европа должна рассматриваться также с точки зрения самой Европы. В известной сегодня работе Гордона Чайлда эта проблема была четко сформулирована. Немного позже, в 1940 г., С. Ф. Хавкес привел убедительные доказательства в подтверждение своего тезиса об оригинальности европейских цивилизаций бронзового века. Это заставило Гордона Чайлда пересмотреть свое исследование и придать большее значение тому, что не сообщалось о Европе в плане отношений Запада и Востока: его собственные изыскания привели к тем же выводам. Наконец, совсем недавно авторы коллективного труда, составленного под руководством и при участии Андре Леруа-Гурана, показали, что цивилизации Европы позднего доисторического периода уходят своими корнями в палеолитическое прошлое. Европейская действительность на самом деле постигается в этой отдаленной эпохе, и это позволяет нам еще раз подчеркнуть, что нельзя «отсекать», как очень часто делалось, одну эпоху от другой.

На всем протяжении истории от неолита до эпохи металла мы становимся свидетелями метаморфоз настоящей мозаики цивилизаций, в которой прослеживаются определенные взаимоотношения, особенно с точки зрения устройства этих цивилизаций. Первый этап соответствует непрерывному перемещению очагов, затем следует фаза относительной стабильности в северном пространстве, Средней Европе, части Иберийского полуострова и на Балканах.

Несомненно, существуют некоторые детальные неточности в представлении об этих феноменах, — но если эта неточность возникает собственно в источниках наших знаний, то остается добавить, что это всего лишь предложенная нам интерпретация.

Каждый новый этап раскопок открывает неизвестную цивилизацию; они отличаются деталями, морфологическим своеобразием основных предметов, техникой или материальной культурой. И если мы бегло просмотрим старый Reallexikon, составленный Эбертом, мы увидим доисторическую эпоху с данной точки зрения — в аспекте многообразных типов и культур. Дошло до того, что исследователи задаются вопросом, существовала ли собственно европейская реальность вне этих нюансов и этой бесконечной фрагментарности доисторических культур. Но не нужно упускать из виду, что различия культур могли объясняться внутренним развитием, поскольку невозможно установить достаточно точную их хронологию, которая отражала бы через их преемственность все этапы эволюции. До тех пор пока остаются неясности в том, что касается хронологических уточнений, эта проблема не сможет найти приемлемого решения.

Разнообразию неолитических койне, обусловленному оседлостью земледельческих групп, противостоит распространение общих форм на обширных пространствах, вызванное прогрессивным динамизмом халколита и эпохи металла. Начиная с этого времени, когда мы становимся свидетелями важных процессов, таких как распространение колоколовидных кубков и боевых топоров, наблюдается явное географическое сходство некоторых пространств, например пространств цивилизации курганов или полей погребальных урн. Каким бы ни было значение внешних импульсов в их формировании, географический аспект приводит нас к выводу, что эти цивилизации развивались автономно-. То же можно сказать о цивилизации Галыптат и предшествовавших ей цивилизациях, которые существовали в тех же территориальных рамках. Воздействие субстратов, процессы аккультурации, а также другие признаки показывают, что, по крайней мере в эпоху, когда эти цивилизации приобретали свои типичные черты, они не могли быть обусловлены только действием новых волн, пришедших извне. Теория последовательных «вторжений», ставшая неприемлемой в слишком схематичной и упрощенной форме, которую придала ей старая протоисторическая наука, однако, не была отвергнута. Главное — определить границы ее применения и временные рамки. Если обратиться к «великим вторжениям» конца эпохи древнего мира — единственным, которые мы можем детально рассмотреть, следуя точной хронологической шкале, — то заметим, что фундаментальное значение имели не вторжения как таковые, но их последствия, которые привели к интеграции, анализируемой в последней главе книги и соответствующей истинному началу исторической Европы. При сходных условиях, вероятно, в доисторическую и протоисторическую эпохи также имели место перемещения групп, которые приходили извне, прежде всего с востока или же с внутренних территорий континента. Мы можем составить некоторое представление о последних, в первую очередь используя все, что знаем о расселении кельтов в эпоху Ла Тен. События, которые разворачивались во внутренних континентальных регионах, известны нам лишь по откликам народов, зафиксированным ими в письменных источниках. Нашествие кимвров и тевтонов не должно рассматриваться изолированно; это было не только предвестие «великих вторжений», но свидетельство передвижений, весьма обычных для древней Европы. Эта нестабильность объясняется тем, что доисторический и протоисторический мир не имеет границ и что Европа долгое время оставалась верной племенной, а иногда даже мелкоплеменной структуре. Эта ситуация разрешилась только с образованием государственных организмов, в частности во время «Великого переселения». Греки также были совершенными «европейцами»: их партикуляризм лишь крайнее проявление эволюции дои протоисторического положения вещей. Если римляна'м удалось преодолеть это впоследствии, то не только потому, что они подавляли независимость городов и племен, но и потому, что они заимствовали на Востоке государственную концепцию обширного территориального пространства и интегрировали в данную систему то, что античные авторы считали завершенной формой цивилизации, то есть город. В конечном итоге это стало возможно только благодаря гибкости их юридических принципов, поддающихся адаптации среди других народов. «Римский» опыт, как мы видели, сыграл заметную роль в формировании государственных систем раннего Средневековья. Варьируясь лишь в некоторых локальных аспектах, романизация как таковая, реализованная самой мощной организационной системой из известных древней Европе, не смогла ускользнуть от того, что было общим для всей континентальной истории. Парадокс не только в том, что общеевропейский дух во все времена определялся отсутствием единообразия, точнее — отказом долгое время оставаться на одних и тех же позициях, «критической точкой зрения», которую хотелось бы уловить в поведении доисторических групп по отношению к тому, что их волновало. Поэтому мы предпочли бы обозначить словом «койне» то, что обычно называют цивилизациями: чем более обширной была территория, тем выше было число локальных вариаций.

То, что сказано нами в отношении цивилизации, равным образом проявляется в области лингвистики. Хотя считается, что в эпоху Античности распространение индоевропейских языков не было столь интенсивным, как сегодня, преобладание индоевропейских наречий составляет тем не менее один из наиболее важных общих аспектов. Но начиная с классической эпохи, когда появляются документы, содержащие достаточно обширную информацию о внутренних континентальных территориях, в индоевропейских языках проявляются значительные отличия, так что их группы, например в Италии, формируют настоящую мозаику. И мы имеем все основания предположить, что так было и в других районах. Вплоть до римской эпохи и даже до Средневековья этрусский островок в Италии, остатки лигурского языка, широко распространенные средиземноморские языки и языки Иберийского полуострова отличались почти исключительным преобладанием соответствующих наречий. Несомненно, все они имели общие основы и неоспоримое родство, но начиная с Античности они снова проявляют тенденцию к различению, прежде чем оказаться изолированными друг от друга, образовав национальные языки, которые, наконец, вследствие того же процесса разнообразились почти неуловимыми вариациями местных наречий. Лингвистический аспект, таким образом, столь же сложен, как археологическая картина, отражающая многочисленные культуры. В этом плане устойчивость старых пластов имеет, возможно, меньшее значение, чем превращения, которые произошли с крупными языковыми группами. Топонимика в этом отношении предоставляет обширный материал по лингвистической истории Европы, который, к сожалению, еще мало используется; она тесно связана с географической проекцией, к которой необходимо обращаться, как уже отмечалось выше, дабы лучше понять культурные факты, обнаруженные археологией. Это, разумеется, не означает, что лингвистические аспекты совпадают с культурными; подчеркнем, что это просто аналогия между эволюционными процессами. Эллинизированная культура и открытая средиземноморская политика этрусков контрастируют с их лингвистической изолированностью, а цивилизация Гальштат была общей для кельтов и иллирийцев. Отождествление кельтов с культурой Ла Тен нельзя считать абсолютным. Но если пути распространения языков и культур, лингвистической и культурной аккультурации и отличались в разные промежутки времени, тем не менее в них проявляются общие черты. Старый тезис о соответствии между лингвистическими и культурными факторами полностью не теряет, однако, своего значения, поскольку рассматривает их как составные элементы этноса. Напомним в связи с этим об исследовании Массимо Паллотино, посвященном формированию этрусского этноса. Впрочем, нет смысла говорить об этносах, когда они уже известны, то есть когда мы можем обратиться к прямым или косвенным историческим источникам и сделать вывод, что этнос соответствует конечной, а не отправной точке. Эти феномены, естественно, характеризуют не только Европу, но Европа в этом отношении крайне интересна для исследования.

Что касается религиозных аспектов, то они также связаны с письменной традицией: действительно, сложно очертить их только по данным памятников. Что касается доисторического периода, результаты сравнительной этнологии могут быть приняты только с большими оговорками, совпадения и аналогии не означают тождества. Несмотря на то что религиозная потребность в образной или символической репрезентации проявляется повсеместно, она реализуется со значительными вариациями во времени и пространстве, если даже не с расхождениями. Переход к практике кремации, заменившей традиционное погребение, ознаменовал одну из великих доисторических «революций» и провозгласил приход нового народа. Этот процесс, крайне нюансированный во времени, возможно, не имел единого очага и иногда происходил независимо от культурных изменений, например в мегалитическом пространстве. Это позволяет еще раз констатировать, что внешние импульсы никогда не предопределяли абсолютных изменений и что изменения не исключают сохранения некоторых традиционных элементов. Впрочем, внутри доисторических цивилизаций, так же как у исторических народов, кремация никогда не была единственным обрядом; параллельно практиковались другие формы, до тех пор пока христианство не добилось повсеместного распространения обряда ингумации. Религии «классических» народов, греков и римлян, распространяли вовне только формальное влияние: идеализм греков, их неисчерпаемая поэтическая фантазия, гибкость религиозных представлений постоянно реагирующих на исторические условия и развитие мысли, можно понять только в эллинистической среде. Лишь иррациональные аспекты мистерий были восприняты вне этой среды, но речь шла об изживших себя доисторических основах, которые больше не имели связи с рациональным мышлением поэтов и философов. Если бы римская религия оказалась в большей степени связана с другими аспектами — контрактуализмом, отсутствием духовного и эстетического интереса, — то она была бы так тесно связана с определенной средой, что не могла бы адаптироваться за ее пределами. Именно благодаря посредничеству формальных эллинистических заимствований римляне, в ходе завоеваний и реорганизации, смогли распространить элементы, которые позволили религиозным слоям внутриконтинентальных районов Европы приспособиться к римскому религиозному ритуалу и, прежде всего, воплотить свои собственные представления в образных формах. Божества кельтов, иллирийцев или германцев, по сути, не очень сильно изменились, облачившись в классические формы и приняв греческие и римские имена. Религиозная история древней Европы завершается повсеместным распространением христианства, но, занимая разные позиции по отношению к христианству, европейцы продемонстрировали свою способность модифицировать новые импульсы в соответствии со своим собственным духом; начало европейского Средневековья еще не отличалось единством: западной, римской, концепции противопоставлялась концепция восточная, византийская.

Так, камень за камнем, в ходе тысячелетий происходило становление Европы, не только в географическом смысле, как понимали ее древние, но и в духовном, которым мы наделяем ее сегодня. Напоминая огромной тигель, где смешивались разнородные элементы, Европа смогла извлечь пользу из суммы опыта, эквивалентов которому не было нигде. Но что правильно: говорить о европейских цивилизациях или о европейской цивилизации? Очень хочется сделать вывод, что европейское единство не обладало единством. Это парадоксальное на первый взгляд определение, однако, в своей основе является поверхностным: единство возникает только в том случае, если за пределами частных фактов отмечается постоянный динамизм, который поддерживается за счет их взаимодействия. С доисторических времен проявляется это разнообразие фактов и следов, которые мы обнаруживаем через века даже в лоне великих исторических цивилизаций, сложную целостность которых постепенно восстанавливает современная наука. Все это подводит нас к констатации того, что эта множественность обусловила всю европейскую историю, которой не был знаком ни застой, ни неподвижность. Но в ходе этого непрерывного движения ничто из того, что было действительно жизнеспособно, не было утрачено. Если бы нас, как людей, живущих в XX в., попросили сформулировать концепцию Европы и обосновать ее, мы не смогли бы дать лучшего ответа, чем просто напомнить об этой длительной исторической традиции. Именно она, уже в Новое время, сделала Европу проводником всего человечества.

Хронологические таблицы

Хронологические таблицы составлены на основе данных, собранных по многочисленным специализированным изданиям. Установить общую сравнительную хронологию доисторических цивилизаций достаточно трудно, это связано с самим характером источников, со сложностью определения хронологической последовательности, наконец, с неточностью способов датировки, самым достоверным из которых на сегодня по большей части является радиоуглеродный метод. Были предложены различные таблицы, которые заметно отличаются друг от друга в зависимости от позиции автора и, особенно, от сферы научных исследований. Таким образом, приведенные здесь даты — по крайней мере, относящиеся к доисторическому периоду (до 1500 г. до н. э. для Европы) — должны рассматриваться как приблизительные и неточные.

Мы вынуждены были выбрать для различных периодов различные отправные системы: географическую для более древних, историческую — для более поздних цивилизаций, поскольку они более тесно связаны с существованием определенных народов.

Таблица 1

Палеолит и мезолит

Неолит и эпоха бронзыТаблица 2

Продолжение таблицы 2

Продолжение таблицы 2

Окончание таблицы 2

Таблица 3

Протоистория и история (1200—733)

Окончание таблицы 3

Таблица 4

Протоистория и история (700—29)

Продолжение таблицы 4

Продолжение таблицы 4

Продолжение таблицы 4

Продолжение таблицы 4

Продолжение таблицы 4

Продолжение таблицы 4

Продолжение таблицы 4

Окончание таблицы 4

Таблица 5

Протоистория и история (27 г. до и. э. — 395 г. н. э.)

Продолжение таблицы 5

Продолжение таблицы 5

Продолжение таблицы 5

Продолжение таблицы 5

Продолжение таблицы 5

Продолжение таблицы 5

Окончание таблицы 5

Таблица 6

Протоистория и история (397–455 гг.)

Продолжение таблицы 6

Продолжение таблицы 6

Продолжение таблицы 6

Продолжение таблицы 6

Продолжение таблицы 6

Окончание таблицы 6

Справочный индекс

Этот индекс вовсе не претендует на энциклопедичность. Единственная его цель — упростить для читателя процедуру поиска справочных сведений. Таким образом, по большей части в нем содержатся важные понятия, которые фигурируют в тексте. Кроме того, в соответствии с программой серии, некоторые рубрики были в большей или меньшей степени развернуты, что позволило либо собрать разрозненные сведения, либо представить некоторые дополнительные данные методологического, топографического или технического порядка. Многие из этих дополнений связаны с историей раскопок и локальных цивилизаций.

А

Аварик

Главный город битуригов, возведенный в защищенном месте, окруженном болотами, недалеко от современного Буржа (Франция), один из крупнейших центров дороманской Галлии. Цезарь захватил его в 52 г. до н. э. после тяжелой осады, в ходе кампаний, направленных против Верцингеторига, и сжег его.

Авгуры

Латинское название этрусских, а затем римских жрецов, специализировавшихся на толковании воли богов по наблюдениям за криком и полетом птиц. К авгурам обращались при возведении храмов, основании городов и межевании земель. (См. этрусская дисциплина.)

Август

Приемный сын Юлия Цезаря, основатель императорского режима в Риме (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Победа над Антонием, которую он одержал при Акции в 32 г. до н. э., сделала его единственным повелителем романского мира. В 27 г. до н. э. сенат пожаловал ему титул августа. Он завершил завоевание Испании и Иллирии, аннексировал Норик, Рецию и Винделицию, покорил альпийские народы. При помощи Агриппы Август создал Три Галлии, где развитие урбанизма было особенно заметно. Наконец, именно в период его правления Друз, Германик и Тиберий предприняли завоевание Германии и Богемии.

Авлерки

Конфедерация кельтских племен, территория которых, расположенная между Сеной и Луарой, включала несколько civitas: на Майенне — диаблинты, объединившиеся с венетами-, близ Ле-Мана — кеноманы, одна из ветвей которых пересекла Альпы и осела в Италии; наконец, в окрестностях Эвре — эбуровики.

Агафокл

Тиран Сиракуз (между 317 и 292 гг. до н. э.). Известен своей экспедицией в Африку, против Карфагена, которая длилась три года.

Агафирсы

Народность Дакии, обосновавшаяся на левом берегу Дуная; эта территория была богата золотом и драгоценными камнями.

Адриан

Римский император испанского происхождения, усыновленный Траяном; правил с 117 по 136 г. н. э. Посетил все основные регионы империи, затем, положив конец программе завоеваний, завершил строительство рейнского лимеса и расширил лимес в Британии (Адрианов вал).

Адриатика

Адриатика и ее итальянское и далматинское побережье очень рано были вовлечены в сферу крупной торговой деятельности. Неолитическая цивилизация Мольфетта (Италия), вероятно, развилась под влияниями, пришедшими с Балкан по морскому пути. Позже афиняне, корсиканцы, этруски и сиракузцы соперничали друг с другом или объединялись, для того чтобы контролировать экспорт продукции собственного производства во внутренние регионы континента: Спину, Адрию и т. д. Помимо торговли, в эпоху иллирийской экспансии на далматинское побережье распространилось пиратство, дав римлянам повод проникнуть и занять часть Иллирии (130–125 гг. до н. э.). Во времена империи здесь были построены крупные порты: в Равенне, Аквилее, Диррахии, Брундизии и др. (карта 18).

Адрия

Город близ Венеции, связанный названием с Адриатическим морем. Древний город был расположен на берегу лагуны в нескольких километрах от моря. Впоследствии разливы рек По и Адиж отдалили побережье на двенадцать километров (карта 11). О ее происхождении спорили уже древние: одни считали Адрию этрусским, другие греческим или даже галльским городом. Здесь обнаружены фундаменты первых сооружений со следами свай. Некрополи содержали большое количество греческой керамики, которая датируется от VI до IV в. до н. э. Согласно Варрону, этруски Адрии изобрели атрий. Собственно этрусские следы, однако, редки в Адрии. Зато в некрополях обнаружены погребения в колеснице кельтского типа, которые красноречиво свидетельствуют о проникновении кельтов на территорию венетов. Отношения с внутриконтинентальными регионами скорее всего не были очень активными: Адрия, по сути дела, была морской факторией. В римскую эпоху город стал муниципией; этим временем датируются стелы различного типа, богатые золотые украшения и изделия из стекла.

Азайла

Иберийский центр в долине Эбра. Здесь обнаружена керамика, которую отличает своеобразный стиль: барочность, использование растительных и животных, как правило, криволинейных мотивов.

Азильская культура

Индустрия, типичная для этой эпипалеолитической культуры, была обнаружена в гроте Масд’Азиль (Арьеж) (карта 2), в слое, относящемся к позднему мадлену.

Она включает прежде всего деревянные гарпуны и микролиты, техника которых остается тесно связанной с палеолитической техникой кремневых орудий. Среди этих остатков обнаружены гальки, украшенные геометрическим декором. Великого наскального искусства уже нет у этих наследников палеолита.

Аквилея

Основанная венетами, Аквилея приобретет в римскую эпоху огромное значение как торговый перекресток между континентальной Италией, Средиземноморским бассейном и дунайскими территориями (карта 18). Она была связана с морем каналом. Многочисленные дороги скрещивались (карта 20) в направлении Аквинка и Карнунта, в Паннонии, Салон на иллирийском побережье, Кастра Реджины (Ратисбона), пересекая перевал Бреннера, Равенну и Аримин, Верону и Плезанс и т. д. Активность торговли несколько снизилась, когда установились прямые отношения между севером Галлии и Дунаем. В 181 г. до н. э. Аквилея стала колонией, в IV в. — резиденцией императоров, в 452 г. была разрушена гуннами.

Акра Левке

Древняя фокейская фактория на восточном побережье Испании. На ее месте Гамилькар в III в. основал карфагенский город, нынешний Аликанте.

Алалия (сражение при Алалии)

Морское сражение, данное фокейцами карфагенянам и этрускам на просторах Алалии, на Корсике (535 г. до н. э.). Греки стали в нем победителями, но, покидая Корсику, поскольку были значительно ослаблены, вынуждены были отказаться от Западного Средиземноморья в пользу карфагенян.

Аланы

Кочевое иранское племя; его корни, по-видимому, находятся в современном Туркестане. В начале христианской эры аланы пересекли Кавказ и обрушились на Парфянскую империю. ВIII в. н. э. они создали плохо организованное государство между Уралом, Кавказом и Доном, государство, которое в 345 г. было разрушено гуннами. Некоторые аланы остались на северном склоне Кавказа, их потомки известны сегодня как осетины. Но большая часть ушла на запад, где они организовали банды, между которыми не было никакой связи, если не считать того, что все они состояли из великолепных наездников. Одни сопровождали готов в Венгрию. Многие из них в 406 г. пересекли Рейн. Часть присоединилась к вандалам и проникла в 409 г. в Испанию. Они получили в удел Лузитанию и карфагенские территории. Но в 418 г. были разбиты вестготами. Уцелевшие примкнули к вандалам и последовали в Андалузию и Северную Африку. Еще одна группа аланов пришла на помощь римлянам в рейнском регионе. Кроме того, в 414 г. они оказываются в Гиронде, а тридцать лет спустя — на Роне и в окрестностях Валенсии. Большинство аланов Галлии в конечном итоге выступили за Рим. Аэций объединил их в Орлеане и Валентинуа, и они успешно сражались против вестготов и гуннов. В частности, это одна из причин поражения Аттилы при Орлеане. Позже аланы были покорены вестготами.

Алеманны

Группа германских племен центральной Германии, название которой впервые встречается в начале III в. н. э. По-видимому, алеманны, которые с VI в. получили название «швабы», объединялись со свевами, квадами, тевтонами Некара, харудами. Но процесс формирования алеманнской народности остается очень туманным. Возможно, их родина — территория между верхним течением Дуная и средним течением Рейна. В 213 г. они пересекли лимес, а в 260 г. — Альпы и достигли Милана. Их вторжения в Италию продолжались до 277 г., когда Проб сумел их остановить, но взамен им был отдан Некар. В течение всего IV в. они тщетно пытались захватить левый берег Рейна. Каждая их атака отбивалась. Но в 406 г. они обосновались в Эльзасе и Пфальце. Весь V в. отмечен их военными рейдами (с очень сильной конницей), которые представляли собой скорее грабительские походы, чем попытку завоевания (карта 22). Поскольку франки отбросили их на север, они совершали многочисленные набеги на север Италии, Франш-Конте, Норик, а в конце V в. колонизовали Швейцарию. За это время у алеманнов установилось некое политическое единство. Впрочем, в начале VI в. оно распалось. В 506 г. их атаковал Хлодвиг, и большая часть алеманнов укрылась в Реции, покинув Пфальц, рейнский Гессен и район Рейна. Начиная с 536 г. Германия перешла под контроль герцога, названного королем Австразии, но была абсолютно лишена политической организации. Завоеванные в начале VIII в. Карлом Мартелом, алеманны постепенно вошли в немецкую народность.

Алезия

Галльский оппидум, построенный на горе Оксуа, близ Ламм (сегодня — община Ализ-Сент-Рен). Идентификация Алезии породила оживленные споры, некоторые археологи соотносили Алезию с районом Ду (Франш-Конте). Но раскопки на горе Оксуа при Наполеоне III сняли все сомнения по этому поводу. В 51 г. до н. э. Алезия стала последним бастионом галльского сопротивления. Верцингеториг был окружен там со своей пехотой, Цезарь организовал вокруг оппидума грандиозное строительство циркумвалационной линии и оборонительного вала, когда сам подвергся нападению галльской армии, пришедшей на помощь осажденным. Его победа и капитуляция Алезии ознаменовали подчинение Галлии Римской империи. В результате раскопок обнаружены следы римских военных укреплений, так же как руины галльского оппидума (оборонительные стены сухой каменной кладки, очаги поселений) и галло-римского города, построенного позже на том же плато. Наконец, Алезия была, по-видимому, одним из основных культовых центров, посвященным Эпоне, богине — покровительнице лошадей.

Александр Великий

Сын Филиппа Македонского, родился в 356 г. до н. э. В 336 г., после убийства Филиппа, Александр немедленно завладел наследством, истребив всех прочих претендентов. Заручившись поддержкой Коринфа, он отправляется в Финикию с армией в 40 000 человек, великолепно обученной и экипированной, той самой, с которой он предпримет свои потрясающие завоевания. Он взял Сидон, затем Тир, покорил Милет и Галикарнас, одержал победу над Дарием в битве при Иссе (333 г. до н. э.). Принятый в Египте как освободитель, он основал Александрию. В 331 г. Александр пересек Тигр и Евфрат, разгромил Дария и направился к Вавилону. Тем временем восстала Спарта: ее правитель Агис занял Крит и осадил македонский гарнизон, но наместник Александра Антипатр, уполномоченный наблюдать за Грецией в отсутствие Александра, разбил спартанцев близ Мегалополиса. В декабре 331 г. Александр завоевал Сузы, а в январе 330-го — Персеполь, который был разграблен, а затем сожжен. Тогда он отправился в преследование Дария, который был оставлен своими сатрапами и в конце концов заколот знатным персом Бессом. Смерть Дария не остановила Александра, он направился к горному массиву Хинду-Куш; Бактрия и Согдиана были покорены. Однако между Александром и его приверженцами разгорелся конфликт: последние не поддерживали новую тактику Александра, который, чтобы лучше управлять всеми завоеванными территориями, включил в состав своей армии представителей персидской знати, оделся в восточные одежды и настаивал на своем божественном происхождении. Александр, однако, еще сумел привлечь свою армию на завоевание Индии. Продвижение оказалось тяжелым: македонцев встретили хорошо обученные вооруженные группы, особенно в Пенджабе. Возможно, тогда армия и отказалась идти за Александром дальше: за этим последовало нападение индусов, которое длилось несколько месяцев. Возвратившись в 325 г. до н. э., Александр вынужден был наказывать многочисленные проступки и мздоимство чиновников, совершенные в его отсутствие, и осознал непрочность своих завоеваний. Тем не менее он, по-видимому, не отказался от своих планов, но в 323 г. до н. э. в возрасте 33 лет Александр умер от малярии. На протяжении своей недолгой жизни Александр пытался добиться большей сплоченности огромной Персидской империи: все еще поддерживая сатрапии, он ограничил власть их правителей. В Пенджабе он оставил на троне местных правителей; в Финикии он сохранил автономию городов. Наконец, он покровительствовал Египту. Александр стремился объединить греков и восточные народы, не без того, чтобы укрепить главенство эллинистического элемента. Проекты Александра реализовались на слишком короткое время, чтобы позволить его преемникам без труда развивать их.

Алтай

Горная страна на юге Западной Сибири — на границе с Монголией. В V в. до н. э. она была населена скифскими племенами, культура которых достаточно близка культуре их европейских сородичей. Экономика алтайских скифов основывалась на скотоводстве; для них характерны сезонные кочевки. Их ремесленная продукция хорошо известна нам благодаря находкам, обнаруженным в многочисленных курганах (карта 15), и прежде всего в Пазирике.

Альтамира

Пещера Альтамира, недалеко от небольшого средневекового городка Сантильяна дель Мар в провинции Сантандер (Испания), была открыта одним охотником в 1868 г. Дочь испанского археолога Саутуолы первая заметила изображения, которые таились в гроте. Но только в 1902 г. наконец признали подлинность рисунков и гравюр, нанесенных на потолок и стены зал пещеры. Они следуют одна за другой на протяжении около 280 м, образуя обратную букву Z. Первоначальный вход с доисторических времен был закрыт обломками свода. Вход, существующий ныне, почти напрямую связан со знаменитой залой с расписанным потолком, широкий проход, занимающий около 160 м², полностью покрыт в своей верхней части полихромными изображениями бизонов, окруженных некоторыми дополнительными сюжетами (лошади, кабаны, лани, символические знаки). Используемые краски — красная, черная, коричневая — изготавливались из минеральных веществ, растолченных в пудру и затем смешанных с животным жиром. Но больше всего поражает в этих фигурах их рельефность: их создатели использовали каменные выступы, для того чтобы придать объемность анималистическим формам, и обводили их цветными линиями. Стилистическое единство ансамбля бесспорно. Детальное совпадение с рисунками, обнаруженными в других пещерах, например в Кастильо и Нио, а также с характерными изделиями позволило отнести эти изображения к среднему мадлену. Залы и галереи, которые следуют от входа до длинного конечного коридора, содержат многочисленные наскальные изображения, сопровождаемые четырехугольными знаками, линиями и штрихами, выполненными в черном цвете, которые отличаются отсутствием объемности. Они датируются концом солютре и ранним мадленом. Наконец, наряду с пространством, покрытым росписями, здесь располагаются многочисленные серии гравюр, нанесенных в различные периоды. (См. наскальное искусство и карту 1.)

Ананьино

Стоянка-эпоним ананьинской культуры — одной из наиболее важных культур первого железного века (VIII–VII вв. до н. э.), распространенной в бассейнах рек Кама, Вятка и Белая. Ее корни имеют связь с культурами бронзового века, существовавшими на крайнем востоке Европы, — сейминско-турбинской и абашевской. Ананьинская культура обязана своим названием крупному могильнику первого железного века, в котором были обнаружены топоры, составные топоры, наконечники копий и стрел, иногда железные, и торквесы. Ее экономика базировалась в основном на земледелии и скотоводстве, но охота и рыбалка сохраняли здесь гораздо большее значение, чем у более развитых южных племен. Городища, довольно многочисленные, располагались по берегам рек, жилища имели вид хижин-полуземлянок; очаги-кострища устраивались в углублениях, в утрамбованной земле. В культурном плане Ананьино было тесно связано с южным скифским миром, об этом свидетельствуют многочисленные произведения анималистического искусства, зачастую сопоставимые со скифскими, европейскими или азиатскими образцами. Важность охоты для населения Ананьино проявляется через устойчивость многочисленных тотемических культов, среди которых культ медведя явно отличает народы Поволжья от кочевых народов Юга. Этнические корни населения Ананьина малоизвестны. Носители этой культуры пришли, вероятно, из Сибири, но не известно, к какой народности они принадлежали: монгольской или финно-угорской, — очевидно только, что не к индоевропейской и не к иранской, так же как скифы.

Анатолия

Термин, обозначавший у греков земли, расположенные к востоку от Эгеиды. Сегодня его используют в основном для обозначения древней территории современной Турции. Это регион древней цивилизации. Земледелие и скотоводство, вероятно, были развиты здесь достаточно рано, скорее всего в первой четверти 6-го тыс. до н. э. В глубинных слоях стоянки Хацилар обнаружены следы докерамического неолита, сравнимого с неолитом Иерихона. Но именно в эпоху бронзового, а затем железного века данный регион приобретает свое значение, поскольку через него проходит путь, соединяющий Ближний Восток и европейский континент, и сам становится очагом цивилизации, центром распространения и обменов. С 3-го по 1-е тыс. до н. э. на северо-западе сменяют друг друга различные фазы фригийской цивилизации, от Трои I до Трои IX. Центр, царство Хатти, истоки которого до сих пор малоизвестны, в конце 3-го тыс. был занят вторгшимися индоевропейцами — митаннийцами, хурритами и хеттами. Последние создали к середине 2-го тыс. могущественное военное царство; клинописные таблички, обнаруженные в Богазкее и дешифрованные Бедржихом Грозным, позволили узнать историю этой цивилизации. Являясь соперниками египтян в Малой Азии, они первые стали изготавливать и использовать железное оружие. Но хеттское государство рухнуло в XII в. до н. э. в результате вторжения «народов моря». В XII в. до н. э. на побережье появляются первые греческие колонисты, которые основывают на средиземноморском побережье до Черного моря ионийские города. С востока и юго-востока в 1-м тыс. идут новые завоеватели — вавилонцы, ассирийцы, персы, тогда как на западе полтора века спустя вслед за персидским утверждается лидийское господство (685–546 гг. до н. э.). Затем, в IV в. до н. э., Александр подчинил всю Малую Азию эллинистическому доминированию и влиянию. Начиная со II в. до н. э. она окажется под римским влиянием (провинции Азия, ВифинияПонт, Ликия-Памфилия, Галатия, Киликия, Каппадокия и др.), а позже, начиная с V в. н. э., — под влиянием Византийской империи.

Анахарсис

Легендарный персонаж, скифский царевич, живший, согласно легенде, в VI в. до н. э. Он славился своей мудростью и был знаком в Афинах с Солоном и другими философами; в IV в. некоторые греки включили его в число семи мудрецов. Этот факт, по-видимому единственный, объясняется восхищением, которое испытывали греки к простоте образа жизни скифов, которую они противопоставляли неестественности собственно городской цивилизации.

Англы

Германское племя, происшедшее с юга Ютландии и обосновавшееся на южном побережье Шлезвига, в стране Ангулус. По языку и культуре они очень близки к саксам. Занимались морским разбоем. Вместе с саксами, фризами и ютами участвуют во вторжении в Британию, куда переселяются в V в. (карта 22).

Андроново

Одна из важнейших культур бронзового века, распространенная со второй половины 2-го тыс. до первых веков 1-го тыс. до н. э. в Западной Сибири и Казахстане. Ее влияние распространялось достаточно широко к западу от Уральских гор. Носители культуры Андроново — земледельцы и скотоводы, но большое значение у них имела металлургия: различные предметы из бронзы (топоры, молоты, кинжалы, серпы, наконечники копий в форме ножа), которые обнаруживаются вплоть до Волжского региона, типичны для культуры Андроново. Керамика представлена сосудами с плоским дном, единственное украшение которых — геометрический орнамент (меандры, ромбы, треугольники). Кроме того, найдены предметы культового назначения — каменные антропоморфные статуэтки, выполненные в своеобразной технике миниатюр. Носители культуры Андроново погребали умерших в согнутом положении, в могилах, окруженных оградой из камней (кромлех). В некоторые периоды и в некоторых регионах практиковалась также кремация: сожженные останки обнаруживаются в почве захоронений. Во многих более поздних погребениях, так же как у скифов, найдены принесенные в жертву лошади.

Ансерун

Оппидум Ансерун, расположенный на известняковом плато между Безье и Нарбонном (карта 16), датируется VI в. до н. э. Многочисленные поселения сменяли здесь друг друга вплоть до I в. до н. э. За сплошным поясом укреплений обнаружены шахты и жилища, выдолбленные в скале. Объекты культуры, обнаруженные в захоронениях, отражают греческое, кампанийское, иберийское, пуническое и кельтское влияние. Неприступная благодаря своим гигантским укреплениям, крепость Ансерун стала в III в. до н. э. настоящим городским агломератом: каменные дома, расположенные в шахматном порядке, заменили примитивные жилища. Думается, Ганнибал не случайно разместил здесь постоянный гарнизон. В римскую эпоху Ансерун стал Бетерре (Безье).

Антариаты

Основная иллирийская народность IV в. до н. э. Область ее распространения простиралась от далматинского побережья до современной Болгарии. В наивысший момент своей экспансии антариаты представляли угрозу Македонскому царству. Филипп II вынужден был обратиться к наемникам-кельтам, чтобы отразить ее. Под давлением кельтских масс с запада антариаты рассеиваются к 310 г. до н. э.: одни оседают в Македонии как поселенцы или наемники, другие укрываются у венетов.

Антремон

Оппидум кельто-лигурийских племен (саллиев), расположенный в трех километрах к северо-западу от Экс-ан-Прованса (карта 16). В 123 г. до н. э. Антремон был приступом взят римлянами и разрушен. Основанный, возможно, в IV в. до н. э. и разросшийся к III в. до н. э., Антремон занимал площадь более 3,5 га и разделялся на верхний и нижний город. Представляя собой самый ранний пример урбанизма в Галлии, город был построен в соответствии с шахматным планом: широкие улицы ограничивали прямоугольные островки жилищ, образуя проспекты. Дома, крытые ветвями и построенные из камня и сырцового кирпича, имели одну, реже две комнаты. Антремон был одновременно земледельческим (выращивание оливковых деревьев, мельничные жернова, цилиндрические зернохранилища) и индустриальным городом. Там производилась бронза, обрабатывались кожи, кораллы, было развито гончарное производство, кузнечное и ювелирное дело, что доказывает значимость ремесленного производства. Во II в. до н. э. устанавливаются торговые отношения с Марселем, о чем свидетельствуют греческие монеты, украшения и глиняная посуда греческого и кампанийского производства. В верхней части города располагалось великолепно украшенное святилище. К нему вела выложенная плитами дорога, вдоль которой располагались статуи доблестных предводителей племени, в основном сидящих в буддийской позе и положивших левую руку на голову.

Арверны

Племя кельтской Галии, обосновавшееся в районе современной Оверни. Долгое время они оспаривали гегемонию у эдуев, а во II в. до н. э. создали центр «империи», которая занимала по другую сторону Центрального Массива территории, расположенные между Роной и океаном. Когда в 122 г. до н. э. римская армия добилась усмирения внутренних марсельских территорий, оттеснив аллоброгов к месту слияния Роны и Сорга, арвернский король Битуит выступил в пользу последних. Он поднял армию и пересек Рону, но был побежден Домицием Агенобарбом (Рыжебородым) и Фабием Максимом близ Боллене. Битуит был интернирован, королевская власть потеряла свой авторитет у арвернов. Кельтилла попытался восстановить ее в свою пользу, но, обвиненный в тирании, был предан смерти своими соотечественниками. В 70 г. до н. э. арверны объединились с секванами против эдуев и при поддержке Ариовиста одержали победу. Между 58 (Цезарь победил Ариовиста) и 52 г. до н. э. арверны строго соблюдали нейтралитет по отношению к Риму, вероятно, потому, что Цезарь позволил им сохранить политическую автономию без уплаты подати. Но в 52 г., воодушевленные Верцингеторигом, они возглавили города, объединившиеся против римского господства: они заставили Цезаря снять осаду Герговии, их главной крепости, но были разбиты в несколько приемов в 51 г, до н. э., после падения Алезии, и покорились. Таким образом, глубокий кризис привел к дезорганизации арвернского могущества.

Аргантоний

Правитель легендарного царства Тартесс, которое располагалось на территории современной Андалузии, но существование которого до сих пор не подтверждено ни одним археологическим открытием. При ассирийском господстве (702–612 гг. до н. э.) финикийцы продолжают отказываться от экспедиций в Испанию: в то время Тартесс достиг расцвета и распространил свою гегемонию даже на древние финикийские фактории. К 630 г. до н. э. Колайос с Самоса, сбившись с пути, пристал к царству Тартесс, где его тепло принял царь Аргантоний, благодаря этому у нас имеется достаточно оснований, чтобы поверить в то, что он действительно существовал. Его политика была направлена на освобождение от тягостного финикийского покровительства и достижение равновесия в соперничестве между тирренцами и ионийцами, которое столкнуло их в стремлении взять под свой контроль экономические ресурсы и торговые пути на крайнем западе Средиземноморья.

Аргар (Эль)

Археологический объект, занимающий плато, возвышающееся над рио-Антас в провинции Альмерия, и давший свое название испанской цивилизации бронзового века. Эта цивилизация наследует цивилизации Лос-Милларес. Она была хорошо изучена в конце XIX в. X. и Л. Сирет. Раскопки, производившиеся вдоль всего побережья, позволили обнаружить около сорока стоянок одного и того же периода: Ифр, Запата, Эль Офисио, Фуэнте Аламо и ряд других. Остатки поселения на плато Эль Аргар свидетельствуют о существовании достаточно развитой металлургии (тигели, литейные формы, оборудование литейщиков). Найдены остатки укреплений, воздвигнутых в наименее защищенных местах, однако план поселения остается неясным. Из некрополей (погребений) были извлечены разнообразные предметы: 650 сосудов различных типов, многочисленное оружие (кинжалы, топоры, мечи, алебарды), украшения (серебряные браслеты, серьги и кольца из различных металлов, несколько диадем из серебра). Большинство захоронений являются индивидуальными, а не коллективными, как в Лос-Милларес. Как правило, умершие в согнутом положении помещались в глиняные урны. Но существует также несколько могил в ямах и каменных ящиках. В Фуэнте Аламо были обнаружены частицы фаянса, привезенного из Египта. Они относятся приблизительно к 1400 г. до н. э. Судя по некоторым признакам, деревня Эль Аргар, как и соседние деревни, была обитаемой скорее всего в течение двух или трех веков. До сих пор на юго-востоке Испании нет ни одной находки, которая позволила бы заполнить пробел, разделяющий первый бронзовый век и век железный. В конце бронзового века именно в Галиции и Астурии в связи с подъемом торговых отношений на атлантическом побережье развиваются новые очаги.

Аргонавты

Согласно легенде, Пелей (царьузурпатор в Иолке, в Фессалии) пообещал своему племяннику Ясону, что отдаст ему корону, если тот добудет знаменитое золотое руно Колхиды, расположенной на восточном побережье Понта Эвксинского. Ясон построил корабль, названный «Арго» (отсюда и название мореплавателей), и отправился на нем с Кастором и Поллуксом. После различных приключений аргонавты наконец прибыли в Колхиду, где Ясон, получивший помощь дочери царя, Медеи, достиг цели и захватил золотое руно. По другой легенде, на обратном пути аргонавты поднялись по реке Эридан до Роны. Это великое плавание, возможно, иллюстрирует притягательность золота Колхиды.

Ареццо

Город в Этрурии, расположенный на возвышенности в долине Арно.

Его истоки и история до III в. до н. э. остаются неясными. Как римская крепость Ареццо, так же как Аримин, играл важную роль в ходе войн против галлов, а затем против Ганнибала. В эпоху империи стал колонией. В Ареццо обнаружены замечательные декоративные изделия из терракоты эллинистической эпохи и знаменитая химера. Город прежде всего известен своей керамической продукцией: аретинская краснолаковая керамика, украшенная рельефами, была широко распространена и копировалась до конца I в. н. э.

Аримин

Изначально «колония» умбров (согласно Страбону), основанная на побережье Адриатики, в устье реки Аримин (Рубикон); впоследствии был оккупирован, возможно сенонами, в 268 г. до н. э. стал латинской колонией. В настоящее время это город Римини. Соединенный с 220 г. до н. э. с Римом посредством via Flaminia, при римской экспансии на равнину реки По сыграл важную роль: эта крепость, так же как Ареццо, использовалась для сопротивления галльским набегам. Несколько раз Аримин становился ареной политических и военных событий — борьбы между сторонниками Мария и Суллы, базой Цезаря в его борьбе против Помпея, резиденцией Августа в эпоху далматинских войн; Аримин подвергался опасности вторжений варваров в период поздней империи, еще в VI в. его оспаривали готы и византийцы. Город сохраняет замечательные следы доримской эпохи (керамика и монеты) и римской (крепостные стены III и I в. до н. э., арка Августа, мост, строительство которого было завершено при Тиберии, амфитеатр, здания поздней империи, украшенные мозаикой и многочисленными надписями).

Ариовист

Король свевов (I в. до н. э.). Будучи честолюбивым человеком, обладая даром управлять людьми, около 75 г. до н. э. он увлек за собой свевов из долины Эльбы в долину реки Мэн. К 70 г. до н. э. секваны, объединившись с арвернами, добиваются союза со свевами против эдуев. Ариовист пересек Рейн, но после поражения эдуев предъявил такие территориальные притязания, что галлы объединились, чтобы избавиться от него. Однако Ариовист разбил их при Магетобриге (около 61 г. до н. э.) и взял заложников, что позволило ему в дальнейшем беспрепятственно взимать дань. В 59 г. до н. э. он получил от сената, все еще не отдающего себе отчета в том, какую опасность представлял Ариовист, титул царя и звание «друга римского народа». В 58 г. до н. э. собрание представителей племен Галлии попросило Цезаря вмешаться. Ариовист вынужден был вернуть заложников и покинуть страну, а Цезарь в том же году выступил против него, разбил и отбросил его на другой берег Рейна.

Аристодем Малакос

Стратег, затем тиран Кум; в 524 г. до н. э. он освободил свою родину, осажденную этрусками.

Аристотель

Греческий философ, родился в Стагире (Халкидики) в 384 г. до н. э., умер в Халкисе в 322 г. Философские концепции Аристотеля, ученика Платона, существенно отличаются от концепций его учителя: гораздо больше внимания он уделял истории и стал, кроме того, первым историком литературы. Его представления о полисе основаны не только на теоретических принципах, но и на социальной и экономической реальности: он был сторонником смешанных форм правления, колониального происхождения, которые Александр взял за образец, основывая Александрию.

Атребаты

Бельгийское племя, которое занимало территорию между реками Эско и Соммой. Центром атребатов была Неметоценна (современный Аррас). Одна из ветвей атребатов в I в. до н. э. переселилась в Великобританию и осела по обоим берегам верхнего течения Темзы.

Аттила

Король гуннов (434–453 гг. н. э.), сын хана Мундзука. При Аттиле власть гуннов достигла своего апогея: захватив в 441 г. Восточную Римскую империю, в 451 г. он опустошил Галлию, а затем, в 452 г., — Италию. Аттила скончался в 453 г., в ночь после очередной своей свадьбы. В «Песне о Нибелунгах» он предстает как легендарный персонаж под именем Этцель.

Афины

Афины, истоки которых восходят к эпохе микенской цивилизации, оставались на протяжении всей Античности наиболее значимым очагом цивилизации (карта 8). Истории Афин, различным этапам их политической, экономической или художественной жизни посвящена книга Ф. Шаму «Греческая цивилизация в архаическую и классическую эпоху», вышедшая в серии «Великие цивилизации». Афины не стали крупным колонизационным центром, и в этом отношении их трудно сравнить с Халкидой, Коринфом или Фокеей. Тем не менее культурное влияние Афин распространилось на весь Средиземноморский бассейн и значительную часть континентальной Европы. Именно через торговлю и распространение предметов искусства — гораздо в большей мере, чем через распространение мысли и институтов, — Афины играли зачастую решающую роль в формировании и развитии многих европейских культур в Испании, Этрурии и Южной Италии, на юге Галлии, в Скифии и, в большей или меньшей степени, на всем кельтском пространстве.

Ахейцы

Слово, которым Гомер называет греков, отправившихся в поход против Трои. В результате раскопок, начатых Шлиманом и продолженных другими исследователями-археологами, ахейцы стали отождествляться с микенцами. В итоге город Микены стал рассматриваться как стоянка-эпоним ахейской цивилизации. (См. Пелопоннес.)

Ашельская культура

Тип производства, характерный для нижнего палеолита. Стоянкаэпоним Сент-Ашель, в предместьях Амьена, обнаруженная Коммоном в 1905 г., сохранила каменные орудия труда, представленные рубилом и эолитами. Эволюция этой индустрии растянулась на длительный период: от межледникового периода миндель-рисс до начала вюрмского оледенения. Различают несколько фаз: нижний Ашель, когда преобладали достаточно массивные рубила, происходящие от предшествующих абвильских типов; средний Ашель, характеризуемый ланцетовидными формами, более гладкими, менее ребристыми, с более тонкой отделкой; верхний Ашель — с более разнообразными типами орудий, среди которых рубила, приобретшие вид тонкой пластинки, и эолиты, в которых может использоваться техника леваллуа, — представлен скребками, резцами, зубчатыми и острыми частями иных орудий. Ашель охватывает значительное пространство, которое включает всю Западную Европу. В Сванскомбе (Кент) обнаружены вместе с ашельскими рубилами фрагменты человеческого скелета, морфология которого уже приближается к Homo sapiens верхнего палеолита.

Аэций

Полководец, родился в Дуросторуме (Доростол; верхняя Мезия). Галла Плацидия в 425 г. н. э. поручила ему защиту Галлии. Аэций, который часть своей юности провел заложником у вестготов, а затем у гуннов, воспользовался полученными знаниями о варварах и придерживался по отношению к ним политики равновесия, которая развивалась в течение двадцати лет и оказалась весьма плодотворной. Сначала Аэций опирался на гуннов в борьбе против бургундов, которые обосновались между Женевой и Греноблем, против франков, продвинувшихся за пределы Бельгики, и в усмирении вестготов Аквитании. Взамен он помог гуннам закрепиться в Паннонии. Благодаря аланам он подавил мятеж багодов. Во время вторжения Аттилы в Галлию (451 г.) вестготы и аланы сражались на стороне Аэция, который сумел разбить гуннов близ Орлеана и в Кампус-Мариакусе. Но в следующем году Аэцию не удалось остановить второе вторжение гуннов в Италию. Став жертвой заговора, он был убит в 454 г. Валентином III.

Б

Балеарские острова

На Балеарских островах не обнаружено следов поселений, предшествующих энеолиту. Острова были бедными, и их население характеризуется некоторой плотностью лишь начиная с середины 2-го тыс. до н. э., когда установились первые отношения с аргарскими центрами Испании. Именно в это время в погребальных пещерах появился металл. Иберийское влияние около 1200 г. до н. э. уступило место другим влияниям, пришедшим с Сардинии, Мальты, возможно, также из Африки (район Сирта). В эту эпоху развивается цивилизация талайотов. Существование тысячи укрепленных поселений на Майорке и около 500 — на Менорке свидетельствует о процветании островов. К этому периоду относятся также найденные на Менорке священные Т-образные сооружения из камня, или taulas, и коллективные захоронения в форме перевернутых лодок, или navetas. Кремация заменила ингумацию, практиковавшуюся в предшествующий период погребальных пещер. Наконец, в Сон Корро де Коститкс обнаружены знаменитые бронзовые головы быков, напоминающие о критских религиозных традициях, перенесенных, возможно, колонистами или мореплавателями в пока еще не определенный точно хронологический период. Цивилизация талайотов, которая развивалась вплоть до римской оккупации, вероятно, достигла своего апогея к 1000 г. до н. э. Тремя веками позже пуническая гегемония, положив конец свободным торговым отношениям, повлекла за собой упадок островов. Только Ибица, колонизированная Карфагеном, познала новый расцвет. Необходимо было дождаться начала римской оккупации, чтобы увидеть, как заброшенные деревни возвращаются к жизни (III в. до н. э.).

Баркиды

Имя, данное потомкам Гамилькара, получившего прозвище Barca (Молния). Именно он сражался с римлянами на Сицилии в ходе Первой Пунической войны и вел с ними переговоры после поражения своей родины. Чтобы возобновить войну против Рима на новой основе, Гамилькар предпринял, начав с Кадиса, завоевание Испании; он погиб в 229 г. до н. э. во время осады Эльче. Его зять Гасдрубал завершил завоевание и организацию полуострова и сделал Новый Карфаген столицей карфагенской империи в Испании. Убит в 221 г. до н. э.; оставил в качестве преемника старшего сына Гамилькара, Ганнибала. В то время как Ганнибал вел в Италии Вторую Пуническую войну, управление Испанией он поручил своему брату Гасдрубалу, который был убит римлянами в битве на берегах Метавра в 207 г. до н. э.

Барумини

Крепость-нураг, построенная на возвышенности в регионе «giare», лавовых плато, в шестидесяти километрах к северу от Кальяри (Сардиния). Раскопки, начатые в 1951 г. Г. Лиллью и продолженные в сотрудничестве с Ш. Зервос, позволили обнаружить высокую центральную башню, которая возвышалась над двойным поясом укреплений. Собственно «крепость» образована четырьмя нурагами, связанными между собой мощной стеной, ограничивающей квадратное в плане пространство. Второй ряд укреплений включал семь башен. Изучение движимого имущества (керамики, бронзовых предметов и т. д.) показало, что первые сооружения восходят к XIII в. до н. э. (I период). Ансамбль, который можно увидеть в настоящее время, датируется приблизительно VIII в. до н. э. В непосредственной близости от остатков многочисленных хижин, сообщающихся между собой, обнаружены следы древней деревни, защищенной мощной крепостью, в которой жители искали убежища при приближении врагов. Это место оставалось населенным вплоть до начала римской эпохи. Между VIII и VI вв. до н. э. (II период) деревня насчитывала шестьдесят домов, самое большое здание, возможно, служило залом для собраний. В VI в. до н. э. деревня, разрушенная карфагенянами, была восстановлена лишь частично: новые дома располагались вокруг центрального двора. Жители объединялись в специализированные группы: сообщество сохраняло закрытый характер.

Бастарны

Германская народность, которая, сопровождая галатов и скиров, обосновалась в 230 г. до н. э. в районе Нижнего Дуная. Разделившись на многочисленные племена, бастарны сражались на стороне македонских правителей и Митридата V. Покоренные римлянами в 29 г. до н. э., они несколько раз восставали и нападали на империю, в частности в 166 г. н. э. В III в. н. э. они были поглощены готами, и после 278 г., когда Проб закрепил за 100 000 бастарнов правый берег Дуная, они попросту исчезают из истории.

Батавы

Народность германского происхождения (ветвь племени хаттов, согласно Тациту), которая смешалась с кельтскими элементами в историческую эпоху, в то время, когда они заняли территорию между устьями Мааса и Рейна и, в частности, остров батавов. В период правления Августа они были покорены Друзом (12 г. до н. э.) и помещены под протекторат римлян, которых батавы снабжали людьми и оружием в качестве дани. В 70 г. н. э. они восстали под предводительством Цивилиса, который попытался объединить германцев и галлов против Римской империи. Цивилис потерпел поражение, а батавы впоследствии продолжали поставлять элитных наемников — как солдат, так и моряков — для римских армий.

Белги

Совокупность кельтских племен, смешанных с германскими элементами и обосновавшихся во времена Цезаря на севере Галлии, между Сеной и Рейном. Возможно, со времен неолита белги занимали рейнский сланцевый массив и в середине 1-го тыс. до н. э. осели в Галлии. Хотя некоторые из них (тревиры, нервии, адуатуки) причислялись к германцам, с которыми римляне часто путали их, считается, что белги наследовали кельтам, населявшим ранее территории к северу от Майна. Некоторые племена или объединения племен (кантии, катувелавны, атребаты, дуротриги, тринобанты) в эпоху Ла Тен II переселились и осели на юго-востоке Британии и в Ирландии. С III в. до н. э. белги принимали активное участие во всех кельтских экспедициях, как в Малую Азию и на Балканы, где армия Бренна была составлена почти исключительно из белгов, так и в Италию (здесь, в частности, важную роль сыграли гезаты) и в Испанию. Количество воинов-белгов, впрочем, было значительным: только они смогли остановить вторжение кимвров и тевтонов (105 г. до н. э.) и стали во время римского завоевания наиболее грозными противниками Цезаря. После их подчинения (57 г. до н. э.) Цезарь объединил территории белгов в одну провинцию — Бельгийскую Галлию, или Бельгику, столицей которой стал Дурокорторум (современный Реймс). В I в. н. э. территории левого берега Рейна отделились и образовались Верхняя и Нижняя Германия.

Белловез

Вождь битуригов, племянник Амбигата, Белловез в VI в. до н. э. руководил первым вторжением галлов в Италию. В этой экспедиции участвовали представители различных кельтских племен: битуриги, арверны, сеноны, эдуй, карнуты, авлерки, амбарры.

Бетика

В эпоху Августа — одна из трех римских провинций Испании. Ее территория по большей части соответствует современной Андалузии; ограниченная с запада Гвадалквивиром, с юга и востока — Средиземным морем, она включала множество важных городов: Кордуба (Кордова), Гиспалис (Севилья), Гадес (Кадис), Астиги (Эсиха), Tucci (Tejada), Италика. Бетика была крайне богата как в сельскохозяйственном плане (зерно, масло, вино), так и с точки зрения минеральных ресурсов (золото, медь, среброносный свинец) и, так же как Нарбонния, достигла высокого уровня цивилизации. В V в. н. э. Бетику захватили свевы.

Бибракта

Главный город эдуев в кельтской Галлии. Представлял собой крепость, воздвигнутую на возвышенности (Монт-Беврей (900 м), между Соной и Луарой). Бибракта сыграла важную роль во время римского завоевания: именно в Бибракте в 58 г. до н. э. собрался совет галлов, чтобы просить Цезаря вмешаться в действия Ариовиста, и, когда в 52 г. до н. э. эдуи примкнули к Верцингеторигу, в Бибракте также собрался совет всей Галлии, избрав предводителя арвернов главнокомандующим. Цезарь обосновался здесь после капитуляции Алезии. Город, защищенный укреплениями оппидума, в I в. до н. э. состоял из деревянных хижин, крытых соломой, и многочисленных домов, построенных из камня на римский манер. Бибракта характерна для цивилизации Ла Тен III. Здесь обнаружены, в частности, крупные укрепленные мастерские, в которых работали с эмалью. В 5 г. до н. э. Бибракту заменил Августодунум (современный Отен), построенный в 20 км от прежнего центра.

Бискупин

Небольшой городок в Польше, расположенный в 90 км к северовостоку от Познани, вблизи которого в 1933 г. была обнаружена стоянка, основная часть которой восходит к железному веку. Раскопки позволили выявить ансамбль укрепленной деревни с каменным и земляным поясом укреплений (463 м), остатки деревянного моста, который связывал внутренние территории, квадратные дома, сооруженные из плетня. Эта стоянка занимала площадь 20 000 м², количество домов превышало сотню, следовательно, количество жителей должно было достигать 1000–1200. Строительство деревни датируется 550–400 гг. до н. э., а погребальное имущество имеет сходство с продукцией лужицкой цивилизации. Это место было населено со времен древнего палеолита вплоть до раннего Средневековья: здесь обнаружены следы верхнего палеолита, мезолитам неолита, а поблизости — многочисленные стоянки того же типа (карта 10).

Битуриги

Могущественное кельтское племя, занимавшее к югу от Луары регион, расположенный вокруг Аварика (современный Бурж). Битуриги делились на две ветви: битуриги-кубы и битуриги-вибиски. Согласно Титу Ливию, один из их королей, Амбигат, в VI в. до н. э. стал правителем кельтской империи. Его племянники, Белловез и Сеговез, возглавили две экспедиции: в Италию и в сторону Герцинского леса. Во время римского завоевания битуриги присоединились к Верцингеторигу. В 51–50 гг. до н. э. Цезарю удалось их покорить.

Богемия

Регион Центральной Европы, заключенный между Дунаем, Карпатами, Судетами и Рудными горами. Начиная с неолита и особенно в эпоху бронзы — центр блистательных цивилизаций (ранняя бронза Унетице, поля погребальных урн Knoviz и Милавече). Ее экономическое и культурное значение обусловлено географическим положением и минеральными ресурсами (медь и олово). Долгое время Богемия оставалась главным торговым центром континентальной Европы (торговля янтарем и металлом). Бойи заняли эту территорию и дали ей свое имя. Многочисленные оппидумы свидетельствуют о кельтском прошлом Богемии. Маркоманы под предводительством Маробода обосновались здесь около 12 г. до н, э. и избежали римского завоевания, по большей части благодаря восстанию Паннонии и победе Арминия. Став своего рода «пакгаузом» римской торговли в независимой Германии, Богемия играла в начале I в. н. э. роль культурного посредника, поддерживая связь одновременно с кельтским миром, германской равниной и Скандинавией. При Марке Аврелии она была частично оккупирована римлянами.

Бойи

Кельтский народ, обосновавшийся в Богемии в историческую эпоху. Эти племена поставляли людей для различных кельтских экспедиций и поэтому были рассеяны. Многие из них в V–VI вв. до н. э., смешавшись с лингонами, вторглись в Северную Италию, пересекли реку По и заняли равнину, расположенную у подножия Апеннин, от Пьяченцы до Романьи. Бойи участвовали в войнах циспаданцев против Рима и были окончательно покорены римлянами только в начале II в. до н. э., после Второй Пунической войны. Те, кто остался в Богемии, расширили свои земли до реки Тисы. В I в. до н. э. даки вытеснили юс на правый берег Дуная, и они обосновались в Паннонии. Часть бойев сопровождала гельветов во времена Цезаря, а после поражения обосновалась в Ньевре. В результате оккупации Богемии маркоманами в начале нашей эры те бойи, кто не эмигрировал, окончательно рассеялись.

Болгары

Народ тюркского или финноугорского происхождения, который появился в степях Восточной

Европы в V в., в эпоху Великого переселения. В раннем Средневековье болгары разделились на две группы. Первая обосновалась на Балканах, подверглась влиянию славян и стала основой современной болгарской народности. В VII в. она образовала автономное государство. Болгарское царство, достигшее в IX в. истинной гегемонии, в XI в. было разрушено Византией. Вторая группа, оставшаяся в степях, исламизировалась и долгое время оставалась кочевой; только около X в. она перешла к оседлому образу жизни.

Болонья

Болонья — один из наиболее важных археологических центров Италии (карта 11). Первые следы заселения относятся к неолиту, но только в период поздней бронзы образуются первые поселения на холмах, которые возвышаются над террасой, где в железном веке сформировалось обширное поселение. Речь идет не об одномединственном агломерате, но о нескольких однотипных деревнях. В этот период плотность населения тем не менее общая для Северной Италии. Виллановское поселение, достаточно хорошо изученное, было образовано несколькими сотнями круглых хижин, простых или разделенных на два помещения; как правило, жилища сгруппированы вокруг одного источника (колодца). В то время Болонья была уже активным экономическим центром: кроме того что развивались земледельческие ресурсы, здесь процветала металлургия и торговая деятельность, охватывающая широкий горизонт, что объясняет расположение поселения на перекрестке важных дорог. Некрополи насчитывают тысячи захоронений, прежде всего кремационных, с богатым погребальным убранством. Они позволяют выделить четыре периода, которые распределяются в промежутке с IX–VIII в. до начала VI в. до н. э. В конце VII в. до н. э. зарождается монументальное искусство, отмеченное восточными влияниями, которые отчасти отличались от тех, что наблюдаются в западной Этрурии, — это то, что называют протофельсинским искусством. Зарождение города, возможно, связано с синойкизмом виллановских деревень. Эта трансформация относится к периоду, когда в Адриатике утверждается общность интересов между этрусками и греками (см. Адрия, Спина)-, именно в это время город приобретает название Фельсина. Начиная с последних десятилетий VI в. болонская цивилизация характеризуется массивным импортом аттических ваз, этрусских бронзовых изделий и украшений, но происходит также расцвет местного искусства (стелы с барельефами, характеризующиеся эллинизированными формами и иногда имеющие надписи). Будучи процветающим центром металлообработки и торговли, город распространяет свое влияние на всю долину реки По вплоть до Альп. Керамика свидетельствует об отношениях Болоньи с цивилизацией восточных венетов, а некоторые бронзовые предметы, например ситулы, — о связях с Восточными Альпами. Плиний Старший говорит о Фельсине как об одном из ключевых мест Этрурии (princeps Etruria). Несомненно, она являлась этрусским центром на севере Апеннин, находившихся в тесной связи со Спиной: аттические вазы, во множестве обнаруженные в некрополях обоих городов, по большей части могли принадлежать афинским ремесленным мастерским. Некоторые стелы из Болоньи украшены рельефами, которые изображают сражения этрусков и галлов: возможно, отношения с кельтами, обосновавшимися в долине реки По, до миграции бойев были то дружественными, то враждебными. В первой половине IV в. до н. э. галлы оккупировали болонскую территорию. Долгое время они сохраняли здесь свою архаичную цивилизацию Ла Тен, которая впоследствии обогатилась этрусским влиянием. На самом деле отношения между Bononia бойев, Этрурией и Центральной Италией никогда не прерывались. Возможно, Болонья была культурным центром бойев, но это требует подтверждения. Только в начале II в. до н. э. Болонья вновь обретает статус города: в 189 г. здесь основана колония римского права, которая два года спустя посредством via Aemilia была соединена с Римини и Пьяченцей. Римский город был построен по прямоугольному плану, это заметно в сплетении улиц в некоторых частях современного города. Болонья осталась дорожным центром, а ее история связана со многими важными политическими событиями, такими как Моденская война и кризис 68–69 гг. н. э. В VI в. н. э. она стала частью византийской территории, а затем, в 568 г., перешла к лангобардам.

Боспорское царство

Греческое государство, образовавшееся в конце V в. до н. э. вокруг милетской колонии Пантикапей. В период своего могущества оно включало оба берега Керченского пролива. Но в то время как в Крыму оно контролировало только Керченский полуостров, на полуострове Тамань его влияние ощущалось вплоть до северных отрогов Кавказа. Город Танаис на реке Дон составлял часть царства, наивысший расцвет которого пришелся на IV–III вв. до н. э. В то время Боспорское государство включало множество процветающих греческих городов, таких как Пантикапей, Фанагория, а среди его союзников были племена кочевников: скифы, синды и меоты (карта 14); именно для вождей этих племен были сооружены великолепные, богатые золотыми и серебряными предметами погребения, обнаруженные в данном регионе русскими археологами. В конце II в. до н. э., после долгого периода упадка, Босфор был включен в государство Митридата VI Евпатора, который обосновался в Пантикапее. Во времена Цезаря царство вошло в орбиту интересов Рима и не покидало ее, сохраняя, однако, некоторую независимость, до IV в. н. э.

Боудикка

Королева иценов Норфолка и Саффолка, жившая в I в. н. э. Сначала Боудикке, так же как ее мужу Прасутагу, покровительствовал император Клавдий, но после смерти мужа она стала объектом жестокого обращения и притеснений со стороны Нерона. Римская администрация, по-видимому(проявила излишнюю придирчивость по отношению к иценской знати, она восстала, и Боудикка это восстание возглавила. Она разбила несколько городов, в том числе Лондон, воспользовавшись отсутствием римского легата Светония Паулина, который в то время проводил операцию на острове Англси. Паулин сумел тем не менее победить Боудикку, после чего она скончалась, приняв яд. Это восстание, согласно Тациту, унесло жизни 70 000 римских воинов.

Бриганты

Один из самых могущественных в Англии кельтских народов. Будучи выходцами из Швейцарии и Верхней Баварии, бриганты переселились в Великобританию в начале первого этапа цивилизации Ла Тен (550–500 гг. до н. э.). Они обосновались по обе стороны Пеннинских гор, заняв большую часть графства Йорк и графства Ноттингем. Главные крепости бригантов — Камулодунум (Almondbury), Ригодунум (Insleborough) и оппидум Станвик. Бриганты долгое время оставались союзниками римлян. Их королева Картимандва выдала Риму тринобантского предводителя Каратака, который после неудачного восстания скрывался у нее. Но в 59 г. н. э. бриганты создали антиримскую партию; в 71 г. вспыхнуло восстание, которое было подавлено только в 74 г.

Бритты

Во времена Цезаря бриттами континентальные кельты и, возможно, римляне называли коренное земледельческое население юга современной Англии. В конце концов этим названием стали обозначать всех жителей Британских островов, обосновавшихся здесь до V в. н. э., противопоставляя их англо-саксонским завоевателям. Оно сохранялось в группах, которые в эту эпоху эмигрировали из Англии в Арморику, которая стала именоваться Бретанью. Противопоставление бриттов юга Англии и пиктов и других горных народов севера, которое, казалось бы, проявляется в классических текстах, основано только на различиях, связанных с образом жизни. Первые были земледельцами и вели оседлую жизнь, вторые же — кочевники и скотоводы. Несомненно, они имели культурное и языковое родство, если не национальное, так же как ахейцы и дорийцы в Греции. В действительности речь идет о переселенцах, участвовавших в завоеваниях, которые растянулись по времени с галынтатского первого железного века до эпохи Ла Тен (III в.). Достоверно установлено, что большая часть бриттов во времена Пифея (325 г. до н. э.) состояла из белгов, с которыми смешались германцы и кельтские группы севера Франции. Цивилизация бриттов вплоть до римского завоевания оставалась близкой цивилизации континентальных кельтов. Завоевание Галлии было завершено в течение почти одного века, поскольку Клавдий высадился в 43 г. н. э. с армией в 40 000 человек. Первая попытка завоевания была начата Цезарем во время двух экспедиций (55–54 гг. до н. э.), которые потерпели поражение, встретив сопротивление Кассивеллавна. Британия, впрочем, никогда полностью не покорится Риму, несмотря на кампании Светония Паулина и Агриколы, а затем, во II в. н. э., — Адриана и Антонина. Когда в V в. англы и саксы захватили остров, римляне наконец оставили его.

Бронза

Сплав меди с оловом и другими металлами (свинцом, никелем, цинком и т. д.). Сплав имел по сравнению с медью двойное преимущество: он проще заливался в формы и был более прочным. Иногда бронза встречается в природе, в виде' медной руды с вкраплениями олова, мышьяка или иных металлов. Изначально она использовалась для изготовления оружия — боевых топоров, копий и т. д., затем — для производства земледельческих инструментов — серпов, позже — лемехов, горнодобывающих и плотницких орудий. Однако использование бронзы распространилось лишь постепенно: там, где недостаток ресурсов препятствовал развитию металлообработки и торговли, долгое время сохранялось использование каменных орудий. Бронзовый век следует, хотя и не везде, за медным веком, или халколитом. Разделяют три основных этапа: древняя, средняя и поздняя бронза (карта 7).Хронология этих этапов, так же как хронология бронзового века в целом, варьируется в зависимости от региона (карта 6).

Бруттии

Италийская народность, осевшая на территории современной Калабрии. Враждебные грекам Южной Италии, так же как луканы, бруттии в конце концов вторглись в их колонии и эллинизировались. Покоренные Римом, земли бруттиев и луканов образовали III регион Италии.

Буккеро

Тип керамики архаической Этрурии. Ее чрезвычайно утонченные формы, полированная поверхность и черный блеск производят неизгладимое впечатление. Процессы производства, до сих пор малоизученные, делают ее объектом различных гипотез. Черный цвет достигался, вероятно, в результате химических процессов, происходивших во время обжига, который тщательно контролировался. Индустрия буккеро, начало которой положила имитация металлических ваз, достигла взлета в первой половине VII в. до н. э., в период, соответствующий полному расцвету ориентального искусства. Буккеро южной Этрурии в целом характеризуется очень изысканными формами, тонкими стенками (тонкое бучеро) и протравленными узорами. Одно из наиболее известных изделий обнаружено в захоронении Реголини-Галасси. Позже, прежде всего в Клузии, стали производиться монументальные вазы, перегруженные рельефами, с толстыми стенками (тяжелое буккеро), но их барочные формы также восходят к ориентальному периоду. Хотя это очень хрупкие изделия, буккеро экспортировалось за пределы Этрурии.

Бургунды

Германский народ, исконно связанный с балтийским регионом; в I в. н. э. бургунды покинули его, чтобы занять регион Средней Вислы. В III в. н. э. бургунды объединились с алеманнами, чтобы попытаться прорвать limes на Декуматских полях (земли между истоками Рейна и Дуная). Попытка обосноваться на римской территории провалилась, и они осели между Роной и Соной. Отброшенные в 406 г. н. э. к западу от Рейна под натиском варваров, они поступили на службу к узурпатору Иовину. В 413 г. Констанций уступает им по договору северную часть герцогства Майнц. Именно с этой датой связано обращение бургундов в арианство. Попытка экспансии Бельгики вызвала беспокойство Аэция, и он отправил против них гуннов. Потерпев поражение, бургунды переселились южнее (карта 22). Аэций, стремившийся использовать их против алеманнов, разместил их на территории, расположенной между современной французской Швейцарией и французскими горами Юра, и заключил с ними новый договор (433). После сражения на стороне Рима против гуннов в 451 г. и свевов в Испании в 456 г. бургунды расширяют свои владения, захватив часть Лионского и Вьеннского регионов, достигнув бассейна Роны и западной части Швейцарии. К концу V в. бургундское королевство занимало территорию, расположенную между югом Шампани и рекой Дюране и приморскими Альпами (карта 23). Это было смешанное королевство: бургундский закон предоставлял римлянам и германцам идентичные, но четко разделенные статусы; если резиденция короля находилась в Л ионе, то его наследник пребывал в Женеве. В каждом округе (pagus) бургундский и римский графы судили соответственно германцев и латинян. Вся история бургундской цивилизации основана на этой двойственности: так, например, армия продолжала действовать, используя грабежи и набеги, тогда как администрация соответствовала равеннскому типу. Бургунды прекрасно приспособились к городской жизни. Они всегда сохраняли глубокое уважение к правам римских императоров. Король бургундов Сигизмунд (516–523) писал императору Анастасу (491–518): «Мой народ принадлежит вам. Я подчиняюсь вам до тех пор, пока я им управляю». В то же время в лоне королевской семьи проявились глубокие разногласия, и франки воспользовались этим, чтобы совершить захват Бургундии (533–534), к которому уже страстно стремился Хлодвиг. Бургундские институты и гражданство уважались и ценились, а большая часть аристократии крепко держала в своих руках ключевые посты. Бургунды обратились в католическую веру задолго до 433 г., что способствовало их ассимиляции. Бургундский закон одним из последних уступил франкскому праву.

Бьорка

Древнее германское городище, расположенное в провинции Вестманланд в Швеции, в сотне километров к северо-западу от Стокгольма. Здесь в одном из курганов была обнаружена бронзовая ситула, датированная II в. до н. э. Она посвящена Аполлону и скорее всего была принесена из Галлии алеманнами.

В

Вандалы

В I в. н. э. слово «вандалы» относится к группе германских племен (варинов, лугов, бургундов и др.), имевших скандинавское происхождение и обитавших на южном побережье Балтики между Одером и Вислой. Впоследствии оно применяется лишь к двум племенам — силингам, которые дали свое имя Силезии, и гастингам, которые занимали территорию между верховьями Вислы и верховьями Днестра, а около 171 г. н. э. пытались проникнуть в Дакию. Во второй половине III в. вандалы — силинги и гастинги — направились на юго-запад: одни обосновались в верхнем течении Майна, другие — в Паннонии. В начале V в. гастинги под натиском гуннов поднялись по Дунаю, объединились с силингами и в сопровождении свевов и аланов пересекли Рейн в районе Майнца: это великое вторжение 406 г. (карта 22). В 409 г. после опустошения Галлии вандалы отправляются в Испанию, разоряя земли, которые они посещают по пути; по-видимому, именно в этот период они обратились в арианство. Однако Рим отправляет против вандалов вестготов под предводительством Валлия, и в 418 г. он практически уничтожил силингов. Гастинги собрали тех, кто выжил, и вместе с аланами захватили Бетшу. В течение десяти лет они занимались здесь грабежами и разбоями, в мае 429 г. наконец сели на корабли и отправились в Тингис (Танжер) в Африку под предводительством Гейзериха. Из Тингиса вандалы ш направились к Бону и в 431 г. завоевали его. В 435 г. заключен первый договор с римлянами, согласно которому к германцам переходил Западный Проконсулат, север Нумидии и часть Мавритании. Но в 439 г. Гейзерих захватил Карфаген, достиг Триполитании и высадился на Сицилии, заставив римлян заключить с ним второй договор (442), согласно которому Проконсулат, Бизаций, большая часть Триполитании и Нумидии (карта 23) передавались вандалам. Гейзерих почти все земли отбирал в свою пользу. Вплоть до его смерти (477) государство вандалов занималось прежде всего организацией систематических грабежей и разбоев. Наследники Гейзериха, в частности Тразимунд, попытались адаптироваться в римской среде, но безуспешно, и в 533 г. Белизар, отправленный Юстинианом, полностью уничтожил их королевство.

Вар

Римский военачальник, командовавший легионами Германии во время кампаний Тиберия на Дунае и Рейне (9–6 гг. до н. э.). Когда Вар во главе своих легионов возвращался на зимние квартиры в Вестфалию, он оказался в ловушке, устроенной в Тевтобургском лесу предводителем херусков Арминием. Три легиона были почти полностью уничтожены. Эта катастрофа положила конец попыткам завоевания Германии, и римские армии вынуждены были отступить к Рейну.

Вейи

Этрусский город в Нации, расположенный на окраине равнины Кремера, в регионе, обитаемом со времен эпохи бронзы (карта 31). Многочисленные хижины, обнаруженные здесь, так же как некрополи, восходят к периоду Вилланова, что свидетельствует о значительном развитии этого центра начиная с первого железного века. Архаические этрусские некрополи столь же многочисленны и значительны: захоронение Кампана датируется началом VI в. до н. э.; оно декорировано фресками. Судя по остаткам, некрополи использовались только до первой половины IV в. до н. э. Лучше всего изучено святилище Портоначчо, где в 1916 г. была обнаружена ставшая знаменитой группа терракотовых статуй, которая датируется началом V в. и, очевидно, связана со школой этрусского скульптора Булки. Одна из этих скульптурных групп изображает спор Аполлона и Геракла из-за убитой лани; голова Гермеса, найденная поблизости, должно быть, относилась к ансамблю. Несмотря на греческую тематику, это произведение характерно для этрусского искусства в тот момент его развития, когда на смену ионийскому влиянию пришло аттическое. В Портоначчо также обнаружена статуя женщины с ребенком на руках; еще одна, поврежденная статуя — обнаженный мужчина и голова юноши в поликлетианском стиле (голова Ма1volta). В местечке Кампетти были идентифицированы следы второго святилища. Крепостные стены Вей были возведены скорее всего в V в. до н. э., в эпоху наивысшего расцвета города. Этот важный этрусский центр очень рано вступил в конфликт с римлянами. В 438 г. до н. э. Вейи объединились с Фиденой. Осада города, которой руководил Камилла, в 396 г. до н. э. завершилась его захватом и почти полным разрушением.

Великая Греция

Это название обозначает прибрежные районы Южной Италии, где в VIII в. до н. э. греки основали свои колонии. Жители Великой Греции именовались италиотами.

Вена (лат. Vmdobona)

Оппидум в Верхней Паннонии, расположенный на правом берегу Дуная. Начиная с 78 г. н. э. здесь базировался римский легион: XIII легион при Веспасиане и X (Gemina) — при Трояне. Марк Аврелий умер здесь в 180 г. н. э., сражаясь с наркоманами.

Венгры

Венгры, или мадьяры, сформировались вокруг финно-угорского по происхождению ядра степных кочевых племен. Изначально они обитали, по-видимому, на берегах Камы и имели множество связей с иранцами и тюрками. В VII или VIII в. н. э. они обосновались на территории современной Восточной Украины. Испытывая угрозу со стороны печенегов, они пересекли Карпаты, в 895 г. проникли в Паннонию и обосновались там. В течение более чем полувека венгры совершали систематические рейды на европейский континент, в частности в Германию, Галлию и Италию. Это происходило каждый год, весной, когда было достаточно травы, для того чтобы прокормить лошадей; венгры редко нападали на города, предпочитая грабить сельские районы и монастыри, а затем отвозили добычу и рабов в Паннонию. В 915 г. они появляются в Време, в 924-м — в Менде, в 937-м — в Орлеане, в 947-м — в Отранте. Наконец, в 955 г. Оттон I нанес им близ Аугсбурга (Лешфельд) кровавое поражение, которое положило конец их набегам. В XI в. венгры переходят к оседлому образу жизни, обращаются в христианство и интегрируются в европейскую цивилизацию.

Венеты

1. Народ, имевший скорее всего иллирийское происхождение и обосновавшийся в Венетии, между современными городами Адиж и Тальяменто (карта 18). Их переселение стало темой многочисленных легенд (см. Падуя). Ключевые города венетов почти полностью соответствуют расположению главных городов римской Венетии. Главную роль, по-видимому, сначала играл Эсте, в котором обнаружены некрополи, относящиеся к железному веку, и святилище богини Рейтии. Достаточно невосприимчивая к греческому и этрусскому влиянию, цивилизация венетов в IV–II в. до н. э. ориентировалась на цивилизацию ценоманов. Так же как другие жители Северной и Центральной Италии, венеты использовали этрусский алфавит, адаптируя его к требованиям своего языка. В III в. до н. э. Падуя сменяет Эсте как главный город и ее жители отбивают атаку Клеонима Спартанского, который попытался в 301 г. до н. э. высадиться в устье Бенты. Среди народов Северной Италии венеты были первыми, кто объединился с римлянами, — это произошло в 250 г. до н. э. Благодаря этому союзу, никогда не разбивавшемуся, романизация Венетии завершилась взаимной ассимиляцией, а не войнами и колонизацией. Римляне выступили арбитрами между некоторыми венетскими племенами в спорах из-за границ. В эпоху Августа территории венетов, Истрия и часть современной Ломбардии, образовали X регион Италии. В период поздней империи Венетия сильно пострадала от вторжения варваров; к концу Античности сложились основы Венеции, которая долгое время обеспечивала связь между Западом и Востоком.

2. Западный народ кельтской Галлии, обосновавшийся на южном побережье Арморики, на месте современного Морбиана. Венеты были замечательными моряками, а их могущество базировалось скорее на морской монополии, нежели на богатстве ресурсов или продукции. Они поддерживали тесные отношения с Британией, а благодаря торговле начали чеканить золотые и серебряные монеты, очень красивые. Побежденные Крассом, венеты покорились Риму в 57 г. до н. э. Год спустя они восстали, возглавив коалицию, сформированную приморскими городами Арморики и Котантена, но были разгромлены на суше и на море Цезарем и Децием Брутом. Это поражение и жестокость репрессивных действий со стороны римлян привели к рассеиванию венетов. Объединившись с другими народами Арморики, они, однако, продолжали противостоять вторжению римлян вплоть до 51 г. до н. э.

Верцингеториг

Предводитель арвернов, сын Кельтиллы. В 52 г. до н. э. Верцингеториг организовал галльское сопротивление римскому господству.

После успешного противостояния Цезарю во время осады Герговии он стремился ослабить боеспособность римских сил беспрестанными налетами и использованием тактики выжженной земли. Но, попав в окружение в Алезии, он вынужден был сдаться. Верцингеторига увезли в Рим, и в течение шести лет он оставался узником знаменитой Мамертинской тюрьмы (Tullianum), прежде чем был предан смерти.

Вестготы

См. готы.

Ветулония

Этрусский город (Vatluna) в Тоскане, построенный на склоне холма, примерно в 15 км от моря (карта 11). После долгих колебаний местоположение Ветулонии наконец соотнесли с местечком Поджио Колонна. Здесь были обнаружены остатки крепостных стен и часть самого поселения: дома и мощеные дороги. Заселение города относится к IX или даже X в. до н. э., то есть к эпохе Вилланова-, а расцвет приходится на архаическую эпоху (VIII–VI в. до н. э.). Место окружено огромными некрополями: наиболее известный, Пьетрера, огорожен стеной и содержит курган (tumulus). Здесь обнаружены великолепные скульптуры: думается, что эти столпообразные фигуры — произведения чисто этрусского дедалического стиля. По-видимому, Ветулония поддерживала по крайней мере торговые отношения с Сардинией — ее влияние прослеживается в производстве бронзовых изделий, особенно небольших вотивных лодок, — а также с северными цивилизациями.

Византий

Город на юго-востоке Фракии, расположенный на побережье Босфора. Эта древняя греческая колония при императоре Веспасиане была присоединена к Римской империи, разрушена в 196 г. н. э. Септимием Севером и возрождена Каракаллой. Благодаря выгодному расположению Византия на стыке Европы и Азии, на средиземноморской оси, он был выбран в качестве столицы империи Константина (330), который и дал Византию новое название — Константинополь. В эту эпоху город был практически реконструирован по римской модели и украшен множеством памятников. После смерти Феодосия он стал столицей Восточной Римской империи и оставался ею до 1453 г.

Викс

Местечко близ Шагильон-сюр-Сен (карта 16), на территории которого в 1953 г. археолог Р. Жоффруа нашел знаменитый кубок, получивший название «кубок из Викс». Ранее в ходе раскопок на вершине горы Лассуа, которая возвышается над деревней, был обнаружен оппидум, датированной последним периодом Галъштат (600–500 гг. до н. э.). В оппидуме, защищенном рвами, стенами, земляным валом, исследователи постепенно собрали огромное количество черепков, бронзовые и железные фибулы, украшения, оружие, орудия труда и многочисленные фрагменты аттической керамики. В январе 1953 г. Р. Жоффруа обнаружил у подножия горы в излучине Сены tumulus — курган, в котором хранился знаменитый кратер. Были исследованы также два других кургана, расположенные в двух километрах оттуда, на территории коммуны Сент-Коломб. Курган в Гаренне. содержавший котелок-миску, украшенный грифонами и поддерживаемый треножником из железа и бронзы; в кургане в Бютте найдены золотые браслеты и серьги. Богатство этих захоронений свидетельствует о процветании оппидума на горе Лассуа в первом и втором железном веке.

Вилланова

Местечко близ Болоньи, на территории которого в 1953 г. был обнаружен некрополь, содержащий кремационные захоронения (карта 10). Они представляют собой круглые ямы, в которые помещались урны с прахом умерших, иногда заключенные в прямоугольные цисты. Вскоре были обнаружены урны биконической формы наряду с новыми находками, сделанными поблизости — в Этрурии и Нации, — которые воплощают черты, характерные для цивилизации начала первого железного века. Пространство распространения этой цивилизации по большей части совпадает с территорией, которую позже заняли этруски.

Виндмилл Хилл

Холм Виндмилл Хилл недалеко от Эвбери дал название самой древней неолитической цивилизации Англии (карта 3). Здесь была обнаружена серия укрепленных лагерей, защищенных тремя или четырьмя рядами рвов и палисадов. Подобные лагеря обнаружены в Высоких Землях на юге Англии, на территории от Сассекса до Корнуолла. Их население занималось прежде всего охотой и скотоводством.

Материальные свидетельства представлены кремневыми топорами, вытесанными или шлифованными, наконечниками стрел и особой керамикой, формы которой заимствованы у медных кувшинов, часто используемых пастушескими народами. Некоторые типы оружия и орудий труда имеют сходство с типами, характерными для континентальной кампинийской культуры. Эта цивилизация сохранялась до прихода групп бикеров (beaker), эпохи, когда кремень, повидимому, добывали уже специальные рабочие-рудокопы.

Вириаф

Испанский военный предводитель II в. до н. э. Он встал во главе сопротивления римлянам в ходе войны в Лузитании. Его стратегическое мышление, безукоризненное знание местности, авторитет и преданность его войск позволили ему наносить поражения римскому государству на протяжении восьми лет. В 139 г. н. э. он был убит.

Витрувий

Римский архитектор и теоретик времен Августа, родился в Фано. Автор трактата «Об архитектуре» — сведения, которые он содержит, весьма спорны сегодня, особенно в том, что касается этрусской архитектуры.

Вольки

Кельтское племя, происходившее из Баварии. Так же как бойи, вольки обеспечивали военным контингентом все великие переселения кельтов, сохраняя глубокие связи со своими исконными землями. Они участвовали во вторжении в Македонию и Грецию и в заселении Галатии. Часть вольков приблизительно в IV в. переселилась в Галлию и обосновалась на территории между Роной и Пиренеями. Разделившись на две автономные ветви — арекомийские вольки на северо-востоке и тектосаги на юго-западе, — вольки Лангедока в 118 г. до н. э. подчинились римлянам.

Вольсинии

Этрусский город в южной Этрурии, идентификация которого долгое время была спорной (карта 11). Его территорию связывали либо с Орвието, либо с озером Больсеной. В 1946 г. раскопки французской школы в Риме позволили обнаружить на берегу озера Больсены крепостную стену длиной 4 км и толщиной 1,5 м. Возможно, эта стена окружала могущественный город Вольсинии. Неподалеку обнаружены скальные некрополи. В 3 км к югу был открыт виллановский некрополь. Близ Вольсиний возвышалось знаменитое святилище Вольтумны (Fanum Voltumnae), храм, в котором собраны божества, представляющие этрусские города. В Вольсиниях находился храм богини Нортии. Вольсинии стали религиозной столицей Этрурии. Позже они также играли важную роль как центр производства замечательных серебряных ваз с пластическим декором. В начале III в. до н. э., в период заката этрусской нации, в Вольсиниях организован оборонительный союз против римлян, город одержал несколько побед, но затем был разгромлен. После того как был заключен сепаратный мир с римлянами, среди населения разразилась гражданская война. Римляне воспользовались этим, чтобы осадить город, который перед возникшей угрозой восстановил свое единство. Но Вольсинии были разрушены, а храмы города — разграблены; известно, что несколько сотен статуй были перевезены в Рим.

Вольтерра

Этрусский город (Velathri) на севере Тосканы, расположенный на плато высотой около 530 м и окруженный потухшими вулканами (карта 11). Изначально это простой земледельческий центр, не имевший выхода к морю, но в VI — V вв. до н. э. он развивается и распространяет свое влияние до реки Арно и Перузии. Здесь использовались минеральные ресурсы долины реки Чечины (IV в. до н. э.), а в устье этой небольшой реки был создан порт Вада. В собственно этрусскую эпоху, достигнув своего апогея, Вольтерра окружена поясом укреплений длиной 9 км, который делал ее почти неприступным бастионом. Сулла смог взять ее только после двух лет осады. Среди крепостных ворот только одни, Порта дель Арко, сохранились полностью: снаружи они украшены тремя головами, скорее всего это головы божеств — хранителей города. Вокруг Вольтерры обнаружены виллановские и архаические некрополи; например, некрополь Gueruccia (впоследствии огороженный и заброшенный) содержал захоронения в колодцах, ямах, долиях и камерах. Начиная с IV в. до н. э, почти все погребения, выдолбленные в скале, были богато украшены: здесь найдены предметы из бронзы, обожженной глины, золотые украшения и монеты. Наиболее оригинальная продукция Вольтерры — погребальные урны из терракоты, алебастра или туфа (один из наиболее значительных комплексов — захоронение могущественного рода Kaikпа). Именно в Вольтерре достигла своего расцвета техника барельефа, а затем — горельефа, об этом свидетельствуют сцены, изображенные на погребальных урнах. Регион Вольтерры был усеян поселениями, с которыми идентифицируются некрополи (Casal Marittimo, Castellina).

Вольтумна

Главное этрусское божество. Fanum Voltumnae — центральное святилище Этрурии — располагалось на территории Вольсиний.

Вулка

Этрусский скульптор, родившийся в Вейях, которому в середине 1-го тыс. до н. э. римляне доверили пластический декор храма Юпитера Капитолийского и, возможно, создание статуи самого божества. Терракотовые статуи, обнаруженные в святилище Портоначчо в Вейях, свидетельствуют о существовании в этом городе целой художественной школы. Создатели этих статуй, так же как автор Капитолийской волчицы, вероятно, были учениками Вулки.

Вульчи

Город в южной Этрурии, расположенный на правом берегу Фьоры (карта 11). На левом берегу, между Монталто и Канино, находятся некрополи; примитивные колодцы и захоронения в ямах, которые здесь обнаружены, свидетельствуют о древности города. Один из некрополей — Cuccumella (двенадцатиметровый холм), представлен tumulus (курганами) и захоронениями в камерах. Еще одно захоронение, более позднее, — гробница Франсуа, выдолбленная в скале, датируется приблизительно III в. до н. э. Ее стены украшены рисунками: художник собрал их из отдельных фрагментов, на наиболее известной фреске изображен Ахилл, который приносит в жертву двенадцать троянских пленников. На других представлены «исторические» сцены сражений между этрусскими предводителями. В глубине помещен портрет главы рода Vel Saties. Эти изображения относятся к более позднему периоду, чем само захоронение: их датируют II или I в. до п. э. В Вульчи обнаружено большое количество керамики, которая свидетельствует об интенсивных торговых отношениях с Грецией; изобилие керамических изделий допускает существование местных мастерских. Вульчи — центр этрусской металлургии и производства художественных изделий из бронзы.

Вюрм

Последнее оледенение, получившее свое название в результате научных поисков, произведенных в долине небольшого притока Дуная. Системные исследования, основанные на данных геологии, палеонтологии, палинологии (или пыльцевого анализа), использовании радиоуглеродного метода, позволили более точно охарактеризовать различные климатические фазы оледенений. Вюрмское оледенение по времени соответствует среднему и верхнему палеолиту.

Г

Галаты

Названия кельт, галл и галат изначально тождественны и используются греческими и римскими писателями для общего обозначения кельтских племен. Название «галат» впервые упомянуто историком Иеронимом из Кардии. Оно обозначало кельтов, которые в начале III в. до н. э. вторглись в Македонию и Грецию: Призванные в Малую Азию Никомедом, царем Вифинии, часть завоевателей обосновались здесь, дав название Галатии, и предоставляли наемников всем правителям Востока. Галаты были побеждены в 270 г. до н. э. Антиохом Сотером и осели на фригийском плато. Затем, спустя тридцать лет, в результате многочисленных попыток разбиты Атталом, царем Пергама. Великолепные памятники, запечатлевшие победы Аттала, оставили нам богатейшие сведения о цивилизации галатов. Они создали в греческой и фригийской среде государство меньшинства, включенное в состав федерации (наряду с тектосагами, толистоагами, трокмами) и управляемое сенатом. Невзирая на то что галаты были сильно эллинизированы, спустя семь веков после того, как они обосновались в Галатии, они продолжали говорить на кельтском наречии, о чем свидетельствует Иероним в своем «Толковании на послание к га латам». В 25 г. до н. э. Галатия стала римской провинцией.

Галлы

Слово galli, так же как галаты, было синонимом кельтов в римской терминологии. Так же как слово «галаты» использовалось впоследствии в более узком смысле, обозначая кельтов, обосновавшихся в Галатии, слово «галлы» стало относиться прежде всего к жителям Галлий: Кельтской, Аквитанской, Бельгийской, Цизальпинской и Нарбоннской.

Галыптат

Небольшой город в австрийском Тироле (Зальцкаммергут), расположенный на западном берегу горного озера (Галыптат), который дал название одной из самых значимых континентальных цивилизаций первого железного века (2-е — середина 1-го тыс. до н. э.). В 1824–1831 гг. неподалеку, на возвышенности Зальцберг, обнаружены следы большого некрополя и богатая разработка каменной соли. Постепенно было раскопано около 1300 захоронений, которые содержали многочисленные остатки — свидетельства цивилизации Галыптат. В 45 из 100 этих захоронений трупы кремированы, в остальных — помещены на дно ямы, покрытой деревом и глиной, как правило, головой на запад. В небольшом количестве здесь представлено только оружие. В соответствии с его типами выделяют два периода: первый (800–600 гг. до н. э.) характеризуется наличием длинных мечей, а второй (600–500 гг. до н. э.) — острых кинжалов. Более поздние захоронения соответствуют началу цивилизации Ла Тен. Соляные копи занимали значительное пространство и эксплуатировались вплоть до Средних веков. Шахты и галереи образуют сложную сеть, самая низкая точка которой находится на глубине 300 м от поверхности. Там обнаружены многочисленные орудия труда, кожаные и медные сумы для транспортировки соли, одежда из шерсти и льна, связки сосновых веток и т. д. Галыптат был не только рудниковым центром, но и одним из торговых посредников между Центральной Европой и Средиземноморьем. Предметы, обнаруженные в многочисленных захоронениях вождей, были привезены из Этрурии. Среди других галыптатских центров необходимо отметить Гейнебург, Голдберг, Штреттвег, Оденбург.

Гаморы

Крупные земельные собственники в Сиракузах (на греческом это слово имеет значение «собственники, владельцы земли»). Они создали политическую партию и противостояли прежде всего сторонникам демократии.

Ганнибал

Сын Гамилькара Барки, которого он, будучи еще совсем юным, сопровождал в Испании. В 221 г. до н. э. сменил отца, встав во главе карфагенских армий. Отвоевав Испанию, Ганнибал ощутил в себе достаточно силы для войны с Римом, победившим в 242–241 гг. Он проходит через Нарбоннию, затем отправляется, пересекая Альпы, в Цизальпинскую Галлию, где римляне не смогли его остановить. В Центральной Италии он выигрывает в битве на Тразименском озере (217 г. до н. э.), затем, в 216 г. до н. э., — при Каннах. Когда римлянам удалось вновь овладеть Капуей, которая поддерживала Карфаген, Ганнибал, укрывшийся в Бруттии, попытался заключить союзы в Греции, в частности с Филиппом V Македонским. Но Сципион, отправленный в Испанию, изгнал карфагенян. Переправившись в Африку, римляне напали на сам Карфаген. Ганнибал поспешно отступает из Италии, но терпит поражение в битве при Заме (202 г. до н. э.). Таким образом, Вторая Пуническая война завершилась для Карфагена окончательным поражением. Ганнибал попытался реорганизовать государство, но, столкнувшись с противостоянием аристократии, вынужден был скрываться. В конце концов, чтобы избежать плена и мести римлян, в 183 г. до н. э. он совершил самоубийство, приняв яд.

Гаруспиция

Религиозная практика и ритуал, заключавшиеся в толковании воли богов по внутренностям жертвенных животных; особенно часто использовалась печень.

Гезаты

Галльские трансальпийские воины; сохранилось упоминание, что к 225 г. до н. э. и они пересекли Альпы, чтобы прийти на помощь кельтским племенам, воевавшим против Рима на севере Италии. Полибий пишет, что в битве при Теламоне они сражались обнаженными в первом ряду, носили торквесы и браслеты из золота, и утверждает, что слово «гезат» имеет значение «наемник». На самом деле это слово произошло от названия тяжелого метательного копья — gaesum, которое они использовали. Гезаты сохранили свободные штаны и боевую колесницу белгов. По-видимому, они вели бродячий образ жизни и не были привязаны к какой-либо территории.

Гезориак

Порт моринов, который позже стал Булонью. Он играл важную роль в римскую эпоху: Цезарь собрал здесь флот, который в 55 и 54 гг. до н. э. доставит его войска в Великобританию. Калигула, планируя экспедицию, которая так никогда и не состоится, расширил порт и построил огромный маяк. В 43 г. до н. э. из Гезориака отправились в путь легионы Клавдия.

Гейнебург

Гальштатский оппидум, расположенный в Вюртемберге (карта 10, 16), близ Умтерсингена, на плато, возвышающемся над долиной Дуная. В VI в. до н. э. здесь процветало сообщество, которое имело многочисленные связи со средиземноморским миром, о чем свидетельствуют находки — амфоры и керамические вазы с черными фигурами — и, особенно, крепостная стена, окружавшая поселение. Укрепления, которые опоясывают Гейнебург, неоднократно разрушавшиеся пожарами, были восстановлены в начале эпохи Ла Тен (скорее всего уже в четвертый раз) в средиземноморском стиле, который требовал присутствия греческого архитектора или по крайней мере подготовки в Греции. В нескольких километрах от Гейнебурга находятся более скромные постройки того же типа — так называемый малый Гейнебург.

Гелон

Тиран Гелы, брат Гиерона. Он взял в жены дочь Ферона из Агригента и стал тираном Сиракуз. Гелон создал мощную армию и в 480 г. до н. э. одержал победу над карфагенянами в Гимере. Умер в 478 г. до н. э.

Гельветы

Кельтский народ восточной Галлии, первоначально обитавший в Германии, между Рейном и Майном. В то время они славились большими запасами золота — богатством, которое они намывали в песках Рейна. В период вторжения кимвров (113 г. до н. э.), в котором приняло участие одно из гельветских племен — тигурины, — последние оставляют Вюртемберг, после чего он получил название «пустыня гельветов». Они обосновались в Швейцарии (на севере бернского Оберланда), где тигурины, по-видимому, уже имели несколько поселений. В 58 г. до н. э., подвергнувшись набегам и грабежам свевов, они переселяются под руководством одного из своих вождей, Оргеторига, надеясь овладеть землями на западе Галлии. В том же году их остановил Цезарь, который совершал свой первый поход в Галлию.

Гемероскопейон

Греческая колония, основанная в V в. массалиотами на восточном побережье Испании. Скорее всего она располагалась на месте Диания (современная Дения), который являлся одним из военных портов Сертория (карта 9).

Герговия

Оппидум в Кельтской Галлии, находившийся на территории арвернов, в шести километрах к югу от современного Клермон-Феррана. Расположенная на базальтовом плато, крепость была почти неприступной. В 52 г. до н. э. Верцингеториг с успехом оказал здесь сопротивление Цезарю, вынудив его снять осаду. В 1862 г. в ходе раскопок обнаружены два лагеря, построенных Цезарем: небольшой лагерь на вершине холма Белая Скала, который изначально был примитивным образом укреплен галлами, а затем обустроен римскими легионами; большой лагерь, расположенный в трех километрах к северу от оппидума, образовал в плане прямоугольник 630 х 560 м. Так же как Бибракта, Герговия утратила свое значение после подчинения Галлии, и ее заменил Augustonemetum (Клермон-Ферран).

Германик

Сын Друза, назначенный консулом в 12 г. н. э., Германик (15 г. до н. э. — 19 г. н. э.) возглавил многочисленные кампании, которые проводились между Рейном и Эльбой с 14 по 17 г. н. э., против марсов, узипетов, херусков, хаттов и бруктеров, достигших Эльбы. Он одержал множество побед, но так и не сумел окончательно подчинить побежденные племена, так что в связи со значительными потерями, понесенными римлянами, Тиберий отстранил его от командования армией в Германии (18 г. н. э.) и отправил на Восток. Германик умер в Антиохии в 19 г. н. э.

Германцы

Изначально это слово использовалось греческими и римскими авторами для обозначения племен, обосновавшихся на левом берегу Рейна. Римские авторы в начале I в. до н. э. не проводили четкого различия между кельтами и германцами, обитавшими в данном регионе. Только после кампаний Цезаря на севере Галлии появляется это разделение. Впоследствии термин «германец» (который никогда не использовался самими германцами) распространяется на все индоевропейские народы, осевшие между правым берегом Рейна, Вислой и Балтикой. Происхождение германцев остается достаточно туманным. Некоторые историки полагают, что речь идет о группах, наследовавших цивилизации, развивавшейся в южной Скандинавии в эпоху поздней бронзы. Группы — носители германской цивилизации впоследствии распространились к востоку и югу Европы, достигнув около 800 г. до л. э. Вестфалии и Вислы, а в эпоху Ла Тен — Рейна и Тюрингии. В дальнейшем их экспансия была остановлена на несколько веков сначала кельтами, затем римлянами. В то время германцы жили племенами, так же как кельты, которые, по-видимому, оказали на них значительное влияние. Германскому обществу не были знакомы ни государство, ни города; оно базировалось на племенной организации (племена возглавлялись военной аристократией, которая практиковала компаньонаж), родовых объединениях и семье, по роли и структуре напоминавшей античную римскую семью. Хотя образ жизни германцев различался в зависимости от того, шла ли речь о степных германцах, в частности готах (иранское влияние, разведение лошадей), лесных германцах (культура выжженной земли) или морских германцах (пиратство, разведение скота), некоторые общие черты все же прослеживаются: прежде всего, это были воины (свободные люди) и крестьяне (рабы), жившие скотоводством и земледелием. Очевидно, они практиковали коллективные способы обработки земли, избегали городского образа жизни; использование монеты долгое время оставалось им чуждым. Однако необходимо отметить развитие ремесла, и прежде всего производства украшений и металлообработки. Трудно говорить о лингвистическом единстве германцев; их диалекты делились на три группы: северные (которые положили начало скандинавским языкам), западные (немецкий, английский и нидерландский) и восточные (полностью исчезнувшие). Германские религии малоизвестны; общим в них было поклонение природе и стихиям, вера в загробную жизнь и практика человеческих и животных жертвоприношений. К первым германским миграциям (II–I вв. до н. э.), следы которых сохранились в истории, относятся миграции бастарнов, кимвров и тевтонов, а затем свевов. За ними в 16 г. до н. э. последовало вторжение в Галлию сикамбров. Август поручил Тиберию усмирение германцев, положив начало завоеванию Германии. В период его правления легионы Друза продвинулись до Эльбы, а Тиберия — до Балтики. Однако после поражения, нанесенного Вару, римляне отказались от попыток завоевания. Они сохранили только две провинции в Нижней и Верхней Германии. До времени правления Марка Аврелия сохраняется относительное спокойствие, по большей части благодаря германо-ретийскому лимесу (limes). Но в 166 г. н. э. вторжение квадов и наркоманов (карта 22) открывает эру Великого переселения, которое в III и IV вв. н. э. охватывает Галлию и Римскую империю.

Гермундуры

Германское племя, которое, по-видимому, не было привязано к определенному месту, пока между 7 и 3 г. до н. э. во главе с Агенобарбом не обосновалось на территории, занятой маркоманами, между Эльбой и Дунаем вплоть до Тюрингии. Согласно Тациту, до конца II в. н. э. они обладали привилегированным положением в торговых отношениях с Римом. Затем объединились с квадами и маркоманами против Римской империи, но около 175 г. были побеждены Марком Аврелием.

Геродот

Греческий историк, родился в Галикарнасе около 490–480 гг. до н. э„умер спустя некоторое время после начала Пелопоннесской войны (431 г. до н. э.). Он оставил этнографическое описание Восточной Европы — самое значительное греческое произведение времен Античности, повествующее о мире скифов. Богатые сведениями из первоисточников, собранными во время пребывания в Ольвии, свидетельства Геродота представляют живое и зачастую реалистичное описание скифской цивилизации, чрезвычайно ценное для археологов, хотя оно и не позволяет выявить в различных археологических культурах отдельные народы, которые историк четко дифференцирует.

Герулы

Германский народ, его родина — восточная Дания или южная Швеция. Часть герулов в III в. н. э. переселилась. На востоке они достигли побережья Черного моря, вместе с готами пересекли Босфор и разорили побережье Эгейского моря и Малой Азии. Позже их коснулось гуннское вторжение 375 г., и герулы поступили на службу либо к гуннам, либо к римлянам. На западе они достигли берегов Рейна. В V в. пространство распространения герулов расширилось: некоторые из них занялись пиратством на галицийских и кантабрийских берегах, другие вступили в армию Одоакра, наконец, третьи основали свое королевство в районе бассейна Эльбы. В начале VI в. они были разбиты ломбардами и часть герулов отправилась на берега Балтики, часть — в Восточную империю, где они поступили на службу к римлянам. Вплоть до VI в. герулы оставались язычниками и сохраняли некоторые примитивные обычаи, например обычай убивать и сжигать на костре умирающих — больных или старых людей. Самая большая страсть герулов — война. Они сражались без шлемов и кольчуг, используя в качестве оборонительного оружия только щит.

Гетерии

В Афинах гетериями назывались аристократические общества, более или менее тайные, имевшие прежде всего политический характер. Некоторые греческие писатели, в частности Полибий и Диодор, употребляют это слово в широком смысле, обозначая дружины, состоящие в основном из деклассированных элементов, которые объединялись вокруг предводителей и кельтской знати.

Гиерон

1. Гиерон I — брат и преемник Гелона. Тиран Гелы, затем Сиракуз. Будучи защитником эллинизма, в 474 г. до н. э. он одержал верх над этрусками в морском сражении при Кумах. Сиракузы были в то время могущественным городом, а после смерти Ферона из Агригента Гиерон стал владыкой почти всей Сицилии. Сиракузская «империя» захватила даже Южную Италию и Адриатику. В 466 г. н. э. Гиерон умер, Сиракузы были избавлены от тирании.

2. Гиерон II (275–216 гг. до н. э.) — правитель Сиракуз. Укреплял мир и благополучие города, а с 264 г. до н. э. стал союзником Рима.

Гимера

Город в западной Сицилии, основанный в 648 г. до н. э. халкидийцами из Занкла и сиракузскими изгнанниками (карта 18). Тиран Ферон из Агригента и Гелон в 480 г. до н. э. одержали здесь славную победу над карфагенянами. В 408 г. до н. э. Гимера разрушена карфагенянами.

Горит

Колчан скифов. Они прикрепляли его к поясу и держали в нем стрелы и короткий лук (лук из рога с двумя изгибами, натянутый тетивой из сухожилий животных). Горит мог быть кожаным, но часто покрывался металлическим, даже золотым листом, на котором изображались сцены из повседневной жизни или мифологические сюжеты, Такие красиво декорированные гориты датируются концом V — началом IV в. до н. э.

Городище Страдонице

Городище (славянский вариант оппидума) Страдонице (Страдоникское городище) находится в Богемии, в 32 км на юго-запад от Праги. Оно имеет тесное сходство с оппидумом на горе Бовре. Скорее всего оно построено бойями в I в. до н. э. и разрушено в период, когда маркоманы под предводительством Маробода вторглись в Богемию (около 10 г. до н. э.). Окруженный укреплениями из каменных насыпей, оппидум занимал около 140 га и включал множество деревянных домов, ремесленных мастерских, кузниц и плавилен. Раскопки, проводившиеся здесь, оказались удивительно плодотворными и показали богатство этого поселения: украшения из золота, серебра, стекла, эмалированной бронзы, золотые кельтские монеты, местные мелкие серебряные монеты, серебряные тетрадрахмы, гельветские и галльские монеты (последние свидетельствуют о существовании регулярных торговых отношений с восточной Галлией). Железное оружие, шпоры, топоры, обработанная кость и расписные вазы позволяют составить точное представление о кельтском производстве. Наконец, присутствие наряду с местной керамикой греческой глиняной посуды свидетельствует о торговых обменах с Марселем.

Готы

Германский народ, очевидно, скандинавского происхождения, осевший на южном побережье Балтики и правом берегу Нижней Вислы. В середине II в. н. э. готы мигрировали на юго-восток и заняли земли к северо-западу от Черного моря. Они создали сильное государство, впоследствии разделенное на два королевства, которые, однако, сохранили тесную связь: королевство остготов между Доном и Днестром и вестготов — между Днестром и Дунаем (карта 22). Готы установили контакты с греческим миром, Малой Азией и Южной Россией. В 238 г. н. э. готы, вторгнувшиеся во Фракию, а затем в Дакию, впервые столкнулись с Римской империей. Открыв для себя навигацию, спустя двадцать лет они опустошают берега Черного моря, пересекают Босфор, грабят побережье Малой Азии и достигают Сицилии. Аврелиан оттесняет их к югу от Дуная и в 271 г. уступает им Дакию. В течение века готы живут вдоль берегов Дуная в относительном мире, укрепляя свое могущество, поставляя наемников Риму и собирая дань. Договор, заключенный в 332 г. с вестготами, способствовал культурным обменам — в частности, к ним проникает христианство в форме арианства. Вестготский епископ Вульфила, желая перевести Новый Завет на готский, создал в середине IV в. готскую письменность и литературный язык. В 375 г. гунны напали на остготов в низовьях Дона и отчасти подчинили их себе. Большинство отступило на запад, за Днепр и Дунай, и последовало за вестготами и другими германскими племенами, которые просили убежища у империи. Вестготы обосновались тогда во Фракии, остготы — в Паннонии, и их судьбы разделились. Вскоре вестготам надоело римское владычество, и в 377 г. они восстали и, оказываясь то победителями, то побежденными, опустошили восток Балкан и в 397 г. достигли границ империи. Но страна уже практически пришла в упадок. Предводитель вестготов Аларих решается на завоевание Венетии. На протяжении двух лет вестготы разоряли Италию, в 410 г. захватили Рим, затем завоевали Калабрию. Но после тщетных попыток перебраться в Африку в конце концов они возвращаются на север, в Галлию. Они обосновались между Роной и Гаронной, а в 418 г. заключено соглашение, которое возвестило о создании первого на территории Римской империи варварского королевства — Тулузского. Постепенно вестготы достигли Испании, и, когда в конце IV в. франки, обитавшие к югу от Луары, захватили Аквитанию, вестготы отступили к Кастилии и создали королевство Толедо (карта 23), которое просуществовало вплоть до исламского завоевания. В Паннонии остготы оказались под протекторатом гуннов и приняли участие в военных походах Аттилы в Галлию и Италию. После его смерти они заняли позицию нейтралитета и заключили в 455 г. договор с Римской империей, согласно которому к ним переходили территории, окружавшие озеро Балатон. В течение пятнадцати лет остготы сражались против скиров и сарматов. Затем, после того как Лев I убил одного из предводителей остготов, они вторглись в Иллирию. Новое соглашение, заключенное в 473 г., подарило им Македонию, но остготы не останавливались, они вторглись в Мезию, Эпир и Дакию. В 488 г.

Зенон, чтобы избавиться от них, поручил им под предводительством Теодориха изгнать Одоакра из Италии. Победив Одоакра, Теодорих основал в Италии романоварварское королевство (карта 23), в котором готы и римляне сосуществовали, подчиняясь различным административным структурам. Период его правления отмечен зарождением византиизированной готической культуры, очагом которой стала Равенна. Но в 536 г., после смерти внука Теодориха, королевство распалось. Белизар, по распоряжению Юстиниана, высадился в Италии и в 540 г. вступил в Равенну. Вплоть до 552 г. остготы оказывали яростное сопротивление. Но в 552 г. они были практически истреблены Нарсесом.

Гран-Прессиньи

Стоянка эпохи позднего неолита, расположенная между Эндром-иЛуарой и Вьенном (окрестности Лоше). Центр добычи и экспорта кремня, выработки которого растянулись на 20 км. Здесь производилась также готовая продукция, в частности кинжалы, но на экспорт шли и первичные материалы, добываемые в местных карьерах, например кремень в виде больших, лишь грубо обработанных плит. К началу халколита относится наивысший расцвет экспортной активности данного региона. Кинжалы из Гран-Прессиньи имитировали первое оружие из меди, которая в то время только начинает распространяться в культуре колоколовидных кубков. Рыжеватый оттенок местного кремня, напоминавший цвет меди, равным образом способствовал успеху этой продукции.

Грануляция

Техника производства украшений, заключавшаяся в спаивании на поверхности украшения мельчайших золотых гранул, так чтобы они образовали фигуры и геометрические мотивы. Грануляция использовалась в эпоху ориентализации.

Гримальди

«Пещера детей» в Гримальди, близ Мантона, исследована в 1875 г. каноником из Вильнёва. Здесь обнаружены два скелета эпохи ориньяк. Это скелеты людей, принадлежавших к одной из ветвей группы homo sapiens. Они имеют некоторые особенности, которые характерны для негроидной расы. Этот тип, возможно, был распространен в Западной Европе до начала эпохи неолита.

Гробница авгуров

Одно из самых красивых захоронений с фресками, обнаруженных в Тарквинии. Оно датируется VI в. до н. э. (530–520) и дает интересные сведения о культе мертвых этой эпохи. По обе стороны от двери, которая, возможно, ведет в царство мертвых, в соответствии с этрусским погребальным ритуалом изображен человек, поднявший руку. На боковых стенах представлены бои атлетов, которые предвосхищают римские гладиаторские бои. Дважды на фризе гробницы изображен один и тот же персонаж в маске и с бородой, имя которого — Phersu — связано с латинским persona — «маска», затем «характер» и, наконец, «персона».

Гундеструп

Большой серебряный котел из Гундеструпа был обнаружен на севере Ютландии, в Дании. Внутренняя часть и стенки сосуда украшены символическими сценами и фигурами богов: охота на быка, человеческое жертвоприношение, шествие солдат, боги и богини, окруженные дикими животными. Котел из Гундеструпа не только замечательный образец совершенства, достигнутого в кельтском искусстве, но и источник интересных сведений о религии и верованиях кельтов. Он обнаружен на территории кимвров и, должно быть, изготовлен по заказу последних либо в Галлии, либо, что более вероятно, у скордисков. Он находился вместе с другими вотивными дарами в торфянике, где и был обнаружен в 1891 г. Датировка котла остается спорной: полагают, что он относится к римской эпохе.

Гунны

Народ степных кочевников, имеющий монгольские корни. Во II в. н. э., согласно Птолемею, они обитали к северу от Кавказа, между реками Маныч и Кубань. В 374 г. гунны появляются в долинах Дона и Волги, наносят тяжелое поражение остготам и аланам, подчиняют часть вестготов и следуют далее на запад. В конце IV в. они заняли Румынию и Паннонский бассейн, в 405 г. — дунайскую впадину. Около 408 г., когда один из гуннских королей, Ульдин, попытался занять Фракию и Мезию, гунны наладили отношения с Восточной Римской империей, которая оказала им поддержку в войне с вестготами Алариха. Что касается самой Восточной Римской империи, она еще долгое время использовала знаменитую гуннскую конницу в сражениях против германцев. Азций, в частности, направлял гуннов против вестготов, франков и бургундов и способствовал утверждению гуннов в Паннонии. Постепенно этот кочевой народ создал оседлое государство (наследственная королевская власть, доминирование аристократии, разбогатевшей за счет грабежей), в котором определенно просматриваются следы иранского влияния. Когда в 434 г. Аттила пришел к власти, он стал представлять силу, которая угрожала Восточной империи вплоть до 450 г. Совершая ежегодные рейды, он разорял Балканы, требовал с племен все более тяжелой дани и, достигнув в 447 г. Фермопил, опустошил большинство крупных городов региона. В 450 г. Аттила столкнулся с силами Марциана, который отказался платить дань. Франки и вандалы обращаются к Аттиле за помощью; предводитель галльских багаудов, который укрылся при гуннском дворе, помогает ему оценить слабость римского режима; Гонория, сестра императора Валентина III, предлагает Аттиле взять ее в жены. Аттила резко меняет взгляды и в 451 г. вторгается в Галлию. Пройдя через Майнц, разорив Бельгику, он достигает Орлеана, где впервые терпит поражение от Аэция, опиравшегося на силы вестготов, аланов и бургундов. Проиграв чуть позже сражение на Каталаунских полях, в Шампани, Аттила вновь захватил Паннонию. В 452 г. он проник в Северную Италию. Вероятно, уплатив большую дань, папа Лев I добился его ухода из Италии. В 453 г. в Паннонии Аттилу внезапно настигает смерть. После этого гуннское могущество сохранялось недолго: его сыновья начали борьбу за власть, германцы со своей стороны боролись за восстановление автономии. Гунны разделились: одни поступили на службу к императору Восточной Римской империи, другие остались в Паннонии или вернулись на Украину.

Д

Даки

Даки, которые впервые упоминаются в эпоху Филиппа V Македонского, имели то же происхождение, что и геты. Впоследствии они обосновались на левом берегу Дуная и заняли южную Венгрию и территорию современной Румынии. Это народ пастухов и земледельцев. ВI в. до н. э. даки объединяются под предводительством своего короля Буребисты и угрожают римлянам, осевшим во Фракии. В конце концов их подчинил Траян, который страстно стремился завладеть их золотыми рудниками и который, в два этапа (102 и 106 г. н. э.) одержав победу над дакийским королем Децебапом, основал в Дакии римскую провинцию. Но в 258 г. н. э. из-за вторжений варваров, в частности карпов и язмгов, римляне вынуждены были оставить Дакию.

Демосфен

Родился в 384 г. до н. э. Знаменитый афинский оратор и политический деятель; принадлежал сначала к партии пацифистов, возглавляемой Эвбулом, затем оставил ее и начал проповедовать антимакедонскую позицию. В 351 г. до н. э. он написал свою первую филиппику. В последующие годы четко обозначилась македонская угроза, но Афины, невзирая на предупреждения Демосфена, не приняли необходимых мер предосторожности. В 349 г. до н. э. Филипп объявил войну Олинфу, которому не было оказано достаточной поддержки, и город был захвачен и разрушен. В 346 г. до н. э. был подписан Филократов мир, имевший катастрофические последствия для Афин, которые потеряли все свои владения во Фракии и Халкидиках. Демосфен пишет II, III и IV Филиппики (344, 341, 340 гг. до н. э. соответственно), добивается изгнания Филократа, но терпит неудачу в борьбе против Эсхина, своего главного соперника. Пользуясь растущим авторитетом, он предпринимает серию непопулярных мер, связанных с огромными военными затратами, добивается союза с Мегарами и Коринфом, но не достигает успеха в отношениях с Фивами и Персией. В октябре 339 г. Филипп обосновался в Элатее, препятствуя объединению Фив с Афинами, направленному против него. В 338 г. до н. э. афиняне, фиванцы и их союзники были разбиты македонцами, в битве при Херонее подчинявшимися юному Александру. Скомпрометированный в 324 г. до н. э. в деле Гарпала — казначея Александра, который щедро заимствовал средства из ахеменидской казны и укрылся в Афинах, — Демосфен был изгнан в Эгину, откуда возвратился только после смерти Александра в 322 г. до н. э. Но после победы Антипатра над Афинами Демосфен, находившийся в то время в Калабрии, принял яд.

Деспеньяперрос

Иберийское святилище в провинции Хаэн. Оно представляет собой пещеру шириной 50 м и храм длиной 10 м. Святилище было построено на террасе близ целебного источника. Между IV в. до н. э. и IV в. н. э. приверженцы этого культа оставили здесь более 2000 бронзовых предметов — вотивных приношений.

Децебал

Король даков (ум. в 107 г. н. э.). Мирный договор, заключенный Децебалом с Домицианом, позволил укрепить Дакию, которая в этот период достигает расцвета. Но, дважды разбитый Траяном (102 и 106 гг. н. э.), Децебал умер, оставив свое королевство римлянам, которые основали здесь несколько колоний.

Диадохи

Военачальники, сменившие Александра. Умерев в расцвете молодости, он не назначил себе преемника, и на эту роль претендовали незаконнорожденный сын Филиппа И, слабоумный Арридей, и сын Александра, родившийся после его смерти; впрочем, оба были провозглашены правителями под именами Филиппа III и Александра IV. Но регентство, то есть реальную власть, на Востоке получил полководец Пердикка, а на Западе — Кратер, Птолемей, сын Лагоса, обосновался в Египте; Лисимаху было поручено управление Фракией и северными пограничными территориями, которым угрожали варвары. Селевку была передана кавалерия, Пейтон обосновался в Мидии, Эвмен — в Каппадокии. Но соперничество между диадохами и войны вскоре привели к более простому разделу империи: Лагиды, потомки Птолемея, правили в Египте, Селевкиды — в Азии, а Антигониды, потомки Антигона Гоната, — в Македонии.

Дивитиак

Друид, эдуй по происхождению, брат Думнорига, друг Цезаря и Цицерона, которого Дивитиак восхищал одновременно как прорицатель и образованный человек. Когда в 61 г. до н. э. эдуи оказали Риму помощь в действиях против свевов, Дивитиак по поручению сената стал их послом. Впоследствии он стал предводителем эдуйской проримской партии, которой противостояла партия независимости, возглавляемая Думноригом.

Диоклетиан

Римский император (285–305 гг. и. э.), основатель тетрархии. Офицер иллирийского происхождения, Диоклетиан после гибели Кара, павшего жертвой военного заговора, стал носителем императорской власти. Он столкнулся с многочисленными мятежами в провинции (багауды и германцы в Галлии, восстания в Египте, наступление персов на Востоке). В то же время его правление было отмечено административными, военными, правовыми и финансовыми реформами, мерами, направленными на унификацию и упрощение, которые повлекли за собой развитие бюрократии. Диоклетиан отрекся от власти в 305 г., одновременно с Максимианом, и удалился в Спалато (Далмация), где и умер в 313 г.

Дионисий Галикарнасский

Греческий грамматист и историк, современник Августа, автор «Римской археологии», посвященной первым векам истории Рима.

Дольмен

Это слово британского происхождения обозначает тип мегалитических погребальных памятников (3—2-е тыс. до н. э.); дольмены часто встречаются в Бретани, но обнаружены также и в других регионах Европы (Иберийский полуостров (карта 4), Кавказ, Скандинавия и т. д.) и мира (Индия). (См. мегалиты.)

Домициан

Младший сын Веспасиана. В 81 г. н. э. он сменил своего брата Тита на императорском престоле и стал последним правителем из рода Флавиев. Он столкнулся с многочисленными трудностями, внутренними и внешними. После того как были побеждены германцы, между 83 и 89 гг., и заняты Декуматские поля, Домициан укрепил рейнский limes, а затем, после подавления мятежа Сатурния, легата Германии, и заключения соглашения с Децебалом, занялся обустройством левого берега Рейна и Мезии. Что касается внутренних дел империи, Домициан покровительствовал жителям провинций и всадникам в ущерб сенату, искал опоры в армии, преследовал противников, становясь все более подозрительным. Великий строитель, он воздвиг дворец Флавиев (на Палатине), арку Тита, стадион на Марсовом поле (Piazza Navona). В 96 г. Домициан был убит.

Донатизм

Еретическое движение, которое распространяется в IV в. н. э. в Африке под влиянием Доната, епископа из Карфагена. Донатисты считали, что таинства могут признаваться действительными, только если совершаются праведником. Постепенно социальные требования смешались с догматическими прениями. Донатизм осуждался на соборах (в Риме — 313 г. и Арле — 314 г.) и преследовался практически на всем протяжении IV в. Особенно жестокие меры, принятые в 414 и 415 гг. (лишение гражданских прав, смертная казнь), ускорили его закат.

Дорийцы

Индоевропейский народ, пришедший из долины Дуная, где он научился добывать и использовать железо. Вероятно, дорийцы — близкие родственники ахейцев, которые 700–800 годами раньше вторглись в Грецию. Дорийцы проникли в Грецию в третьей четверти 2-го тыс. до н. э. Спустившись по Моравской, а затем Вандарской долине, они столкнулись с фракийцами, которые оттеснили их в Фессалию. Дорийцы постепенно захватывают большинство регионов Греции, изгоняя местных жителей, которые вынуждены были укрываться в гористых районах (в Аркадии) или, чаще, переселялись на острова Эгеиды и азиатское побережье. Некоторые дорийские группы с Пелопоннеса двигаются дальше и оказываются на Крите, Родосе и южных берегах Малой Азии (Галикарнас). Считается, что в IX в. эти вторжения и перемещения останавливаются. На дорийском диалекте говорили в Мегарах, Коринфе, в Арголиде и Лаконии, так же как в Галикарнасе (карта 8). Дорийцы дали свое имя дорическому стилю. До последнего времени дорийцам приписывали серию новшеств, появившихся в различных областях: сегодня полагают, что вторжение дорийцев принесло лишь благоприятный момент для этих трансформаций и появления нового опыта (например, использование железа).

Друз

Брат Тиберия и внук Августа, родился в 38 г. до н. э. В 15 г. до н. э. вместе с Тиберием участвовал в завоевании Реции. В 13 г. до н. э. направлен в Галлию в качестве легата. В 12—9 гг. до н. э. он начал завоевание Германии: достиг Северного моря и покорил батавов и фризов. В 11 г. до н. э. Друз продолжает наступление, пересекает Рейн, опустошает земли узипетов, сикамбров и достигает территории херусков и Везера, но вынужден повернуть обратно. Наконец, в 9 г. до н. э. Друз подчинил хаттов и свевов, форсировал Везер, но отказался пересечь Эльбу. Он погиб, упав с лошади, когда возвращался из этой экспедиции.

Друиды

Функции друидов можно разделить на четыре основные группы. Религиозные функции: друиды выступали распорядителями жертвоприношений, а иногда даже сами совершали их, но прежде всего это были прорицатели, они предсказывали, интерпретировали предзнаменования и формулировали ритуальные запреты. Юридические функции: друиды играли роль арбитров в общественных и частных тяжбах. Когда речь шла об убийствах, наследстве, спорах, связанных с частной собственностью, именно друиды назначали штрафы и взыскания; они могли лишить прав тех, кто не подчинялся их судебным решениям. Политические функции: будучи арбитрами, друиды решали разногласия между племенами. Они пользовались привилегиями (освобождение от военной службы и налогов) и, например, в Ирландии обладали своеобразным постоянным «пропуском», позволявшим им выступать посредниками между племенами. У каждого короля был свой друид (в присутствии которого ему было запрещено брать слово), который по сути играл роль его политического советника. Образовательные функции: кроме того, что подразумевали жреческие функции (друиды проводили двадцатилетних юношей через все ступени инициации), друиды воспитывали практически все молодое поколение военной аристократии. Это было исключительно устное образование, сущность которого выражена Диогеном Лаэртским в формуле: «Чтить богов, презирать смерть, не делать зла и упражняться в мужестве». Некоторые друиды были хорошо образованны, и Аристотель, а затем Цицерон говорят о них с восхищением. Мистические философы, друиды создали цельную доктрину бессмертия души, сочетавшуюся с моралью и мифологией. Вероятно, они верили в переселение душ. Друиды имели представления о физике, астрономии, хорошо знали растения и их свойства. Они играли роль первого плана в социальной и политической жизни кельтов. Друиды объединялись в коллегии, устраивали ежегодные собрания и избирали своего главу. Именно потому, что друиды обладали сплоченностью, а значит, невосприимчивостью (особенно в Британии), они преследовались во времена империи на основании законов, связанных с человеческими жертвами, убийствами и магией.

Думнориг

Предводитель эдуев, брат Дивитиака, начиная с 58 г. до н. э. руководил партией, враждебной Цезарю. В то же время Гельвет Оргеториг, Секван Кастик и Думнориг заключили триумвират и попытались создать федерацию народов, которые, после того как гельветы обосновались в Галлии, установили гегемонию над галльскими племенами. Поражение гельветов означало провал первого национального движения. В том же году Думнориг передал гельветам сведения о перемещении римских войск и саботировал, таким образом, помощь, которую эдуи должны были оказать Цезарю. В 54 г. до н. э. он отказался от участия в римской экспедиции в Великобританию, бежал вместе с эдуйской кавалерией. Цезарь преследовал его, а поймав — предал смерти.

Дунай

С древнейших времен Дунай играл важную роль, соединяя Центральную Европу и Ближний Восток (карта 21). Дунайский бассейн, так же как бассейны некоторых его притоков, например Тисы или Савы, стал ареной колонизационных процессов и развития ранних цивилизаций: дунайских неолитических цивилизаций (4-е тыс. до н. э.), халколитических цивилизаций Венгрии (Бодрогкерестур), цивилизации ранней бронзы в Богемии (Унетице) и т. д. В римскую эпоху Дунай стал необходимым для империи навигационным путем (карта 20) и, так же как Рейн на западе, представлял собой естественную линию защиты, надежную и хорошо укрепленную (limes Паннонии).

Дьяково

Деревня около Москвы, где было обнаружено поселение, датированное первым железным веком. Эта деревня дала название культуре, распространившейся в бассейне Верхней Волги и Оки между V в. до н. э. и V–VI вв. н. э. Эта культура характеризуется небольшими центрами, расположенными на возвышенностях (особенно вблизи крупных рек) и укрепленными оборонительными сооружениями и рвами. В основном эти поселения опустели во время второй стадии развития дьяковской культуры, когда на смену экономике, основанной на охоте и рыбалке, пришло земледелие. Для культуры Дьяково типичны лепные керамические вазы и небольшие, весьма своеобразные глиняные предметы неизвестного назначения (возможно, весы), имеющие различные формы и насеченный орнамент с фигурами животных и солярными символами.

Е

Египет

Египетская цивилизация не оказала на европейские народы и цивилизации такого влияния, как цивилизация Месопотамии или Анатолии. Однако здесь обнаруживаются черты, которые относятся к различным хронологическим периодам и присущи некоторым формам искусства, распространенного на островах или в прибрежных регионах Средиземноморья. Многие египетские тексты (царские анналы), которые намекают на события, происходившие в Европе или на Ближнем Востоке в протоисторическую эпоху, упоминают названия народов и дают, так же как некоторые экспортированные на континент предметы (осколки фаянса из Унетице), ценные хронологические ориентиры.

Ж

Железо

В природе железо встречается либо в виде самородка, либо в виде минерала. На первый взгляд кажется парадоксальным, что при избытке и доступности месторождений — по крайней мере, в древние времена — железо стало использоваться относительно поздно. Но нужно помнить, что температура плавления железа гораздо выше, чем у меди (1530 °C и 1084 °C соответственно). Для достижения необходимой температуры древние никогда не расплавляли сам металл, но только восстанавливали его, то есть очищали — хотя бы частично — от посторонних примесей, с которыми он, как правило, соединен в природном состоянии. Большая твердость достигается при помощи еще одного процесса — ковки при высокой температуре, то есть в кузнечном горне. Эта техника, по-видимому, впервые была применена в районе богатых месторождений Кавказа и Тавра в середине 2-го тыс. до н. э. Хетты, которые первыми освоили эту технику, ревностно оберегали секрет, до тех пор пока около 1200 г. до н. э. не начались вторжения «народов моря». Производство оружия из железа, превосходившего бронзовое оружие по прочности и остроте лезвия, на самом деле на протяжении этих нескольких веков составляло главный элемент их военного превосходства. После 1200 г. до н. э. железная металлообработка быстро распространилась по всему Ближнему Востоку, затем в Эгеиде и Средиземноморье, откуда в процессе колонизации была принесена в Италию и Иберию (карта 10). В континентальной Европе железо появилось в VIII — середине VII в. до н. э., а его обработка энергично распространяется здесь благодаря влиянию гальштатских центров (первый железный век). Но именно начиная с периода цивилизации Ла Тен (V–II в. до н. э.) железная металлургия окончательно распространяется в большей части европейских регионов. В Англии и особенно в Скандинавии этому способствовало наличие поверхностных месторождений и железосодержащих отложений, которым было дано название «железо из торфяников». Так же как медь, железо использовалось сначала для изготовления оружия, но постепенно оно вытесняет бронзу и дерево в производстве земледельческих орудий. К началу христианской эры земледелие было оснащено большей частью инструментов: топоры, лопаты, мотыги и т. д., — которые использовались вплоть до Нового времени. Распашка нови, начавшаяся в эпоху неолита, ускоряется, а появление железного топора у крестьянина, а также огромные расходы дерева, вызванные увеличением количества кузниц, способствовало постепенному исчезновению лесных массивов.

3

Залевк

Законодатель из Локр (Южная Италия). Предшественник Солона и Драконта, Залевк учредил право воззвания к высшей инстанции, Совету Тысячи. Он первый поднял на государственный уровень убийства, которые ранее разбирались частными лицами. Однако, будучи новатором, Залевк проявил и некоторую консервативность: он установил ограничения, связанные с женскими украшениями и погребальными кортежами, ввел чрезвычайно строгие наказания за супружескую измену. Его последователем стал Харонд из Катаны.

И

Иберы

Основное население древней Испании. Точно не известно, каковы исторические корни иберов. Некоторые историки полагают, что они пришли с Кавказа, — Страбон засвидетельствовал присутствие здесь племени Iberi. Согласно более распространенному мнению, это средиземноморцы, переселившиеся в ходе экспансии очень древней ветви хамитских народов — сахарской: в действительности Сахара оставалась обитаемой, до тех пор пока новые климатические условия не превратили ее в пустыню, что вызвало миграции и исчезновение народов, которые населяли ее ранее. Часть из них отправилась в Испанию и обосновалась на юго-востоке полуострова: они стояли у истоков цивилизации Альмерии. Очевидно, к концу неолита и началу бронзового века жители юговосточной Испании сыграли важную роль в распространении мегалитических конструкций на севере Европы и в освоении океанского побережья. Один из народов Ирландии называется словом «иверны» или «иверы» (Iuerni, Iueri) — почти идентичным слову «иберы». Между испанскими мегалитами и наиболее древними шотландскими мегалитами явно прослеживается параллелизм: в ирландских памятниках данного типа (например, Нью-Гранж) обнаружены погребальные вазы, подобные вазам из мегалитических захоронений Андалузии. Носители мегалитической цивилизации сумели воспользоваться морским путем, который привел их с Иберийского полуострова на север Европы, а затем в Скандинавию; северные мегалиты также имеют испанские корни. В эпоху бронзы сообщение между Британскими островами и Иберией было постоянным: об этих связях свидетельствуют бронзовые предметы (топоры, кинжалы, бердыши) иберийского стиля, в большом количестве обнаруженные в Англии, и орнаменты, выгравированные на ирландских топорах, также иберийские. В VI — V вв. до н. э. на юго-востоке полуострова иберы, контактируя с греческими и пуническими колониями, создали самобытную цивилизацию: в V в. до н. э. она распространилась вдоль восточного побережья вплоть до Аквитании и Лангедока, в IV в. до н. э. — в верховьях Эбра, а век спустя охватывает Кастилию. Эта цивилизация достигает расцвета в период между III в. до н. э. и началом нашей эры (впервые название Иберия появляется у Эратосфена в 230 г.), хотя собственно иберийская цивилизация прекращает свое существование в 19 г. до н. э., когда завершается римское завоевание.

Ибица

Один из Балеарских островов, расположенный к юго-западу от Майорки. Согласно греческому историку Тимею, Ибица была заселена только в VII в. до н. э.; в 660 г. до н. э. карфагеняне основали здесь колонию Ebussos — остров имел удобное расположение, для того чтобы прервать или расстроить отношения между фокейцами и тартезийцами. Наиболее древние археологические находки восходят к VII в. до н. э. Около столицы расположен некрополь Пюиг де Молин, который включает около 5000 подземных гробниц, вырытых в известняке; к ним ведут шахты, сходни и ступени. Галереи с декорированным стенами могли вмещать до шести каменных саркофагов. В этих захоронениях найдено множество статуэток из терракоты, украшений, пунической и греческой керамики. В пещере Cuyram было обнаружено святилище, посвященное Астарте: оно содержало сотни фигурок, имеющих форму колокола, изображающих молящихся или образы богини. Богатство Ибицы связано с тем, что остров стал крупным центром производства пурпура. Цивилизация сохраняла пунический характер, до тех пор пока в 121 г. до н. э. не была завоевана римлянами.

Иконоборчество

Кризис иконоборчества, или Спор об образах, столкнул в VIII и IX вв. до н. э. паулинистов и монофизитов, византийских еретиков — ярых противников образного изображения божества, которое приводило, по их мнению, к иконопоклонению, — с монахами, защитниками святых образов, которые зачастую являлись их собственностью. Этот спор, который нарушал единство Византийской империи на протяжении более чем одного века, вскоре приобрел вид борьбы против Церкви и императорской власти, направленной на сокращение экономического влияния монашества. Этот кризис завершился в конце IX в. насильственной расправой над паулинистами.

Иллирик

Иллирик, или варварская Иллирия, отделенный от греческой Иллирии в IV в. до н. э., включал Далмацию, Либурнию, Истрию и прилегающие к ним территории. Вторжение кельтов в III в. до н. э. оттеснило иллирийцев к Адриатике, где они занялись пиратством. В 167 г. до н. э. римляне навязали им свой протекторат. Затем, пройдя через Далмацию, они распространили свое влияние на иллирийцев вплоть до Дуная. В 27 г. до н. э. к завоеванной территории примкнули Цизальпиния и Македония. Наконец, в 9 г. до н. э. Август сделал Иллирик провинцией. Впоследствии Истрия была присоединена к Италии, и слово Иллирик стало обозначать совокупность провинций Далмации, Норика, Паннонии, Мезии и Дакии. При Констанции II Иллирик, разделенный на два диоцеза, Иллирию и Македонию, стал одной из четырех главных префектур империи. В 395 г. н. э. Стилихон по приказу Аркадия оставил Македонию, которая была присоединена к Восточной империи и стала называться префектурой Иллирика. Эта префектура существовала в составе Византийской империи до конца VII в. Что касается части Иллирика, которая осталась зависимой от Западной империи, то вскоре она была завоевана — сначала германцами, затем славянами.

Иллирия

Римский Иллирик включал лишь часть территории, прежде занятой иллирийцами. В начале 2-го тыс. до н. э. они расселились на обширном пространстве Центральной Европы, между Македонией, Дунаем и Адриатическим побережьем. В VII–VI вв. до н. э. греки основали здесь многочисленные колонии, наиболее известная из которых — Эпидамна (современный Дураццо). В IV в. северная и западная часть их территории была завоевана кельтами, в то время как Филипп Македонский захватил часть регионов, расположенных на востоке. В III в. до н. э. иллирийские пираты, которые действовали вдоль восточного побережья Адриатики, представляли серьезную опасность для греческой торговли в этом море. В тот период здесь появляются римляне, и в 219 г. до н. э. они оккупируют большую часть Иллирии. Однако Иллирийское царство сохраняло свою независимость в балканском регионе вплоть до 168 г. до н. э., когда оно было окончательно захвачено римлянами. Но далматинские племена долгое время сопротивлялись оккупации и покорились только в 9 г. н. э., при Августе, который и создал провинцию Иллирик. Иллирийцы поставляли легионеров в римские армии, прежде чем дать Риму императоров, в частности Диоклетиана.

Индибил

Король илергетов, могущественного племени тарраконской Испании, расположенной между Пиренеями и средним течением Эбра. Так же как Мандоний, еще один король илергетов, Индибил был одним из иберийских союзников Сципиона.

Индоевропейцы

Этим термином, первоначально лингвистическим, называют различные народы Европы и Азии, которые говорят на языках, имеющих общие корни: исследователи пытаются уточнить, насколько это возможно, какими были язык, цивилизация и религия первых европейцев. В результате вторжений — или колонизаций — эти народы передали свой язык населению значительной части Южной Европы, и прежде всего Греции (вторжения ахейцев и дорийцев).

Инсубры

Одно из самых могущественных кельтских племен Цизальпинии. Согласно Титу Ливию, во время экспедиции Белловеза (VI в. до н. э.) инсубры уже занимали ломбардскую равнину. Галлы, пораженные совпадением названий этих инсубров и одной из ветвей племени эдуев, остановились и основали Медиолан (Милан), главный город цизальпинских инсубров. Инсубры, ставшие в 225 г. до и. э. союзниками бойев, в 222 г. до н. э. были покорены Клавдием Марцеллом в Кластидии и перешли, возможно, в категорию foederati — союзников. Прибытие Ганнибала и Вторая Пуническая война пробудили кельтский национализм, и инсубры, так же как бойи, восстали. В 194 г. до и. э. они были окончательно покорены.

Ионийцы

Ионийцы обосновались в центральной Греции во 2-м тыс. до н. э. Впоследствии под натиском дорийцев они переселились вместе с соседними группами — ахейцами, эолийцами и др. — на западное побережье Малой Азии, которое было названо их именем (Иония; карта 8). Ионийский язык, имеющий индоевропейское происхождение, как и другие греческие диалекты, использовался в нескольких локальных вариациях в Аттике, Эвбее, на побережье Малой Азии (Лидия) — между Смирной и Галикарнасом, равно как на островах Самос и Хиос. В области архитектуры с ионийцами связано название одного из двух основных стилей, использовавшихся в греческом мире, — ионического ордера, распространившегося в той части Малой Азии, которую занимали ионийцы.

Италика

Город в Бетике, расположенный на правом берегу Гвадалквивира, напротив современной Севильи. Италика была основана Сципионом Африканским в 206 г. до и. э. на месте древнего иберийского города и населена ветеранами. В эпоху Римской империи она стала процветающей колонией (здесь разрабатывались месторождения среброносного свинца). Италика — родина Траяна, Адриана и Феодосия. В VIII в. н. э. разрушена арабами.

Италики

Как правило, италиками называют индоевропейские народности — разные и многочисленные, — которые распространились в различных регионах итальянского полуострова. Но итальянские ученые склонны обозначать этим термином только умбро-сабельские группы и народы Центральной Италии, которые образуют этническое и языковое единство.

Италиоты

Италиотами называют жителей южных регионов Италии, колонизированных греками (не следует путать с италиками).

Ицены

Народ, обитавший на восточном побережье Британии, на территории современного Норфолка и Саффолка. Стали союзниками римлян, заключив с ними договор о союзе и клиентеле, но в 61 г. н. э. восстали под предводительством королевы Боудикки и были разбиты Светонием Паулином.

К

Кабиллон

Порт и торговый город эдуев. Современное название — Шалонеюрсон.

Кадис (лат. Gades)

Колония, основанная финикийцами в конце 2-го тыс. до н. э. на небольшом острове к юго-западу от Испании, отделенном от континента узким проливом. До VI в. до н. э. это была небольшая фактория: в то время, при карфагенском владычестве, она достигла небывалого благополучия. Будучи процветающим центром атлантической навигации, Кадис поддерживал торговые отношения со всем андалузским регионом. Большинство археологических объектов, обнаруженных в Кадисе, относится к пунической эпохе. В конце II в. до н. э. Кадис стал римским городом, а два века спустя был расширен за счет создания на континенте нового города и нового порта, связанных со старым городом при помощи моста. Цезарь даровал жителям Кадиса право римского гражданства. В эпоху империи город процветал и славился, с одной стороны, своим великолепием, а с другой — распущенностью нравов.

Кайла-де-Майяк

Небольшой город, в котором обнаружена серия захоронений, — наиболее древнее из них относится к VI в. до н. э. Так же как Ансерун, это одно из тех редких древних поселений, которые были построены в соответствии с урбанистическим планом.

Каменское городище

Основано скифами в конце V в. до н. э. в устье Днепра, около современного города Никополя. Каменское городище — наиболее крупный укрепленный центр, который скифы построили в степях Украины; вероятно, в IV–III вв. до н. э. оно стало главным центром скифов. Каменское было окружено рвом и земляным валом, на котором была воздвигнута каменная стена. В южной части города находился акрополь, также защищенный оборонительными сооружениями и рвами. В поселении, и особенно в акрополе, обнаружено большое количество деревянных и глиняных строений, хижин и ремесленных мастерских. Благодаря месторождениям Кривого Рога Каменское стало крупным металлургическим центром. Оно поддерживало торговые связи с соседним Боспорским царством.

Кампана (захоронение)

Одно из самых древних декорированных росписями захоронений в Вейях (начало VI в. до н. э.). Включает коридор, охраняемый двумя сфинксами, и две погребальные камеры. Первая комната украшена большим количеством изображений: по обе стороны двери — по два квадратных панно. Три декорированы восточными мотивами; на четвертом изображен Ахилл, поджидающий троянского царевича Троила, который на лошади приближается к источнику. Сцену обрамляют элементы пейзажа.

Кампания

Плодородная равнина между Тирренским морем и Самнитскими горами. Колонизирована в VIII в. до н. э. греками, которые заняли большую часть побережья и острова (Кумы, Дикиарх, Неаполис, Посейдония), и этрусками, которые обосновались в областях, более удаленных от моря (Капуя).

Относительно ранняя колонизация, центральное местоположение, природное богатство сделали Кампанию одним из самых крупных очагов цивилизации в Италии. Отступление этрусков после битвы при Кумах повлекло за собой оккупацию равнины и побережья самнитами и луканами. Так сформировалась эклектичная, но очень богатая и жизнеспособная цивилизация, италийская с точки зрения традиций и языка, греческая в том, что касается искусства и духовных проявлений. Пережив римское завоевание, а затем последствия Пунической войны, Кампания стала одним из наиболее активных на полуострове центров литературной и художественной жизни. Греческое влияние всегда оставалось здесь очень стойким, как показывают раскопки Геркуланума и Помпеи.

Кампинийская культура

Мезолитическая цивилизация, которая эволюционировала на последних стадиях неолита и дала свое имя стоянке Кампиньи во Франции (карта 2). Это типично лесная культура, которая, так же как культура Эртебелле, характеризуется применением топора-мотыги и топора-резака. Л. Нугьер, который детально ее изучил, связывает ее распространение с группами, пришедшими из Юго-Восточной Европы. В классическом виде эта культура представлена во Франции, в Парижском бассейне и далее вплоть до юга Англии (5-е — середина 4-го тыс. до н. э.).

Канопа

Этрусские канопы — урны для хранения праха — обнаружены только в Клузии или в зоне его непосредственного влияния. Иногда они помещались на возвышения. Канопа, очевидно ставшая наследницей виллановской биконической вазы, постепенно приобретает антропоморфные черты. Начало этой эволюции отмечено в южной Этрурии появлением урны в виде шлема. Сначала на крышке изображалась маска, затем вся крышка приобретает форму головы, а ручки — форму рук, но известно также несколько каноп с накладными фигурками. Изображения головы всегда носят более или менее схематичный характер, а отнюдь не портретный. Большинство каноп изготовлено из глины, но, кроме того, существуют бронзовые канопы. К концу VI в. до н. э. их производство в Клузии замедляется, а в начале V в. до н. э. — останавливается.

Кантабрия

Географический термин, обозначающий прибрежный регион Испании, расположенный у Кантабрийских гор. Именно в этой области в 1868 г. была обнаружена знаменитая пещера Альтамира, наскальные гравюры и рисунки которой восходят к верхнему палеолиту. Позднее в данном регионе были найдены другие пещеры, что позволило испанским археологам использовать термин «кантабрийское искусство». Сегодня этим термином обозначают собственно стиль, характерные черты которого находят не только в Кантабрии, но и в других районах Испании — в Бискайе, Наварре, Андалузии, а также во Франции — в Пиренеях, Дордони, где в 1860 г., благодаря Ларте, начались методичные раскопки и т. д. Отсюда и название «франко-кантабрийское искусство» (карта 1), которым в конце концов стали обозначать все объекты и произведения искусства, типичные для данного стиля. Более поздние раскопки позволили отнести к этому искусству наскальные изображения, обнаруженные в пещерах Бельгии, Швейцарии, Германии, Италии и Чехии.

Кантий

Область на юго-восточной окраине Великобритании, с 70 г. до н. э. занятая племенем белгов-кантиев. В целом соответствует территории современного Кента.

Капена

Небольшой город в Нации, у подножия горы Соракт. Латиноязычная Капена сначала испытала сильное влияние этрусской цивилизации, особенно в области искусства. Обитатели города встали на сторону Вей во время войны с Римом. Здесь сохранились следы некрополей первого железного века. На территории Капены находилась Lucus Feroniae — священная роща Феронии, — где почиталась Ферония, богиня-воительница и покровительница вольноотпущенников. Раскопки позволили обнаружить ее местонахождение и найти основания статуй с надписями на латинском языке, посвященными Феронии. Святилище было разграблено воинами Ганнибала.

Капуя

Главный город «кампанской» Этрурии в VI и V вв. до н. э. (карта 11). Многочисленные археологические находки свидетельствуют о высоком Уровне развития Капуи, особенно в эпоху архаики, и позволяют выявить некоторые общие характерные черты южной Этрурии и Нация, так же как следы греческого влияния. Во второй половине V в. до н. э., в период заката этрусского владычества в Кампании, Капуя стала оскским городом; с тех пор это был самый важный город региона, центр Кампании. Долгое время он сохранял свой язык и особую организацию. Вступив в союз с Римом (343 г. до н. э.), Капуя заняла двусмысленную позицию во время Самнитских войн, а в 218 г. до н. э. перешла на сторону Ганнибала. За это Капуя была жестоко наказана римлянами в 216 г. до н. э.

Каракалла

Римский император (211–217 гг. н. э.), старший сын Септимия Севера. В 212 г. «Антониновой конституцией» Каракалла даровал право римского гражданства всем подданным Римской империи.

Карнии

Кельтское племя, которое обосновалось в Каринтии к началу IV в. до н. э. В 115 г. до н. э. карнии были покорены римлянами.

Карнунт

Город в Норике, на правом берегу Дуная, вверх по течению от места его слияния с Марцем. Карнунт, кельтский по происхождению, обязан своим коммерческим и стратегическим значением географическому положению: он располагался на пути, по которому перевозился янтарь (карта 21). Став базой Тиберия в кампании против Маробода (6 г. н. э.), в этот период Карнунт был Занят и фортифицирован римлянами, которые впоследствии построили здесь укрепленный лагерь. Город был присоединен к Паннонии, стал ее столицей, но в III в. н. э. переживает период упадка. ВIV в. Карнунт захватили германцы и, несмотря на то что Валентин частично восстановил его, Вена оттеснила его, а в Средние века город был разрушен венграми.

Карпы

Народность сарматской Европы, происходившая из Дакии и расселившаяся в долине реки Тисы. Вместе с квадами и наркоманами карпы участвовали в завоевании 166 г. н. э., которое привело их к Аквилее. В III в. н. э. они были отброшены к Дунаю, сначала Филиппом Арабским (245–246), затем при Диоклетиане.

Карт Хадашт (Qart Hadasht)

Финикийское наименование Карфагена.

Карфаген

Колония, основанная на африканском побережье Туниса колонистами из финикийского города Тир (общепринятая дата — 814 г. до н. э.). Город состоял из цитадели, укрепленных кварталов и двух портов. Со временем у него появились бесчисленные фактории по всему Средиземноморскому бассейну: в V в. до н. э. Карфаген контролировал большую часть северного африканского побережья, Сардинию, Корсику, Балеарские острова, Мальту, частично Сицилию и Испанию (карта 23). Блистательная карфагенская цивилизация достигла расцвета прежде всего благодаря заимствованиям с Востока, у греков Сицилии и в первую очередь из Финикии: ее превосходный флот позволял поддерживать тесные контакты. В V в. до н. э. Карфаген вел войну против греков на Сицилии: в 280 г. н. э. при Гимере Гелон из Сиракуз одержал над ним победу. В III в. до н. э. (264) начались Пунические войны, в которых Карфаген противостоял римлянам. Карфагенские армии возглавляли знаменитые полководцы — Гамилькар и, конечно, его сын Ганнибал. Последний выиграл сражения на Тразименском озере (217) и при Каннах (216), но стремительное и эффективное вмешательство Сципиона (победа при Заме в 202 г. до н. э.) положила конец владычеству Карфагена. Сципион Эмилиан взял Карфаген в 146 г. до н. э.: город был разрушен, а его территория стала римской провинцией. Карфаген был восстановлен Цезарем: во времена Римской империи он стал одним из наиболее важных культурных и экономических центров римской Африки.

Кастро

Тип иберийской цивилизации, для которого характерны укрепленные поселения на возвышенностях. В этих центрах скорее всего не было постоянных построек, они включали только рвы и земляные валы, расположенные параллельно, чтобы служить убежищем во время войны. Если castro включают дома, их называют citania. В Галисии, в западной Астурии и на севере Португалии план жилища круглый, на юге Испании — прямоугольный. Внутри Кастро дома располагались без какого-либо порядка: круглые или овальные жилища хаотично разбросаны, уличной сети не было. Эти дома, построенные из небольших, тщательно подогнанных друг к другу камней, имели полукруглый вестибюль при входе, дверь с ригелем и коническую крышу из срезанных веток. Кастро были заселены до наступления римской эпохи. Раскопки показали, что, за исключением юга Испании, они гораздо менее богаты, чем другие поселения полуострова, соответствующие той же эпохе, однако с точки зрения архитектуры Кастро более прогрессивны.

Квады

Германское племя, вероятно — подгруппа свевов. В первых веках христианской эры они обосновались на юге Германии, на территории Моравии, оказавшись соседями наркоманов. Торговые и культурные обмены с Римом позволили им достичь высокого технического, экономического и политического уровня, который оценивался как «тревожный для империи». В 166 г. н. э. квады объединились с маркоманами, пересекли Дунай и Альпы, достигнув Аквилеи. В 172 г. они были разбиты Марком Аврелием, но, невзирая на договоры о мире, которые навязали им Марк Аврелий и Коммод, по-прежнему участвовали в германских набегах III–IV вв. В 374 г. квады покорены Валентином, а в V в. исчезают из истории. Отдельные группы квадов смешались с алеманнами и свевами.

Квириты

Квиритами называли совокупность gentes — родов, которые составляли основу римского гражданства. Возможно, это название племени, которое основало Рим. Римские квириты эквивалентны Ardeates Rutuli, которых упоминает Катон Старший.

Кельн

Древний оппидум убиев, при Агриппе поселившихся на Рейне. Вскоре Кельн стал крупным торговым центром. После кампаний Вара здесь обосновались два легиона, и Кельн стал столицей римской провинции в Верхней Германии. В 51 г. н. э. Агриппина Младшая, родившаяся здесь, добилась, чтобы город был переименован и назывался Colonia Agrippina. Город, строившийся в соответствии с прямолинейным планом, был украшен замечательными памятниками (храм Марса, ворота) и при помощи моста связан с аванпостом Divitia (Deutz), который образовал еще одну часть пояса укреплений. Кельн сохранит свою значимость и в эпоху империи. Он был взят алеманнами, отвоеван и укреплен Юлианом, но пал от рук франков в первой половине V в.н. э.

Кельтиберы

Кельтиберами — это слово впервые использовал Тимей — называют как кельтов, живших среди иберов, так и смешанное кельтское и иберийское население, появившееся в результате иберийской экспансии на полуострове. Суд я по археологическим и ономастическим данным, кельтские постгальштатские элементы скорее всего постепенно иберизировались, хотя и не утратили полностью свего исконного характера. В III — II вв. до н. э. в сопротивлении кельтиберов Риму их опорным пунктом стал могущественный город Нуманция.

Кельтилла

Предводитель арвернов, отец Верцингеторига. После военного поражения Битуита, нанесенного римлянами, Кельтилла тщетно пытался восстановить у арвернов королевскую власть.

Кельты

Слово «кельты» (грен, keltoi, лат. celtae) использовалось древними писателями начиная приблизительно с VI в. до н. э. для обозначения не национальности, но группы варварских народов, обосновавшихся севернее и западнее Средиземноморья и на севере Альп. Их диалекты имеют достаточное количество сходных черт, для того чтобы можно было объединить их в одну группу кельтских языков и отнести к семье индоевропейских языков. Они довольно близки к италийским диалектам. Происхождение и распространение кельтов являются предметом многочисленных споров. Тем не менее, идет ли речь о кельтах в связи с эпохой бронзы — временем, когда они уже достигли Британии и Иберии, — или же они рассматриваются как наследники гальштатской культуры и название «кельты» употребляется только применительно к эпохе латенской цивилизации, — в любом случае подтверждено, что их колыбелью была западная часть Германии. Великие переселенцы, кельты распространились в Центральной Европе — в Италии, Галлии, Ибе рии, — на Британских островах, на Балканах, вплоть до южных окраин России и Малой Азии (карта 16). Динамизм, воинственный дух в сочетании с экономическими потребностями кельтов повлекли за собой многочисленные вторжения, которые в IV в. привели их к самому Риму, с одной стороны, и к Македонии и Греции — с другой. Кельты жили в племенном сообществе, в атмосфере беспрерывных распрей и войн, у них не существовало реальной политической системы, и аристократия заменила королей в период между эпохами Гальштат и Ла Тен. Именно поэтому континентальное единство, которое они реализовали на практике, связано не с политической властью, а с культурой, которая, хотя и подверглась средиземноморским влияниям, сохранила оригинальность.

Керамика

По времени возникновения производство сосудов (глиняной посуды) и других предметов из глины (статуэтки, дощечки, различные лепные изделия) почти не выходит за рамки неолита. Некоторые пастушеские или земледельческие народы еще не были знакомы с керамическим производством в первое время своего существования — это докерамический неолит. Другие народы, напротив, уже в эпоху мезолита использовали примитивную глиняную посуду. Развитие техники гончарного производства — достаточно сложный процесс; Способы производства со временем изменялись и совершенствовались, прежде всего это касается процессов обжига и формования, а также выбора форм и декоративного мастерства. Решающим этапом стало изобретение гончарного круга, появившегося на Крите во 2-м тыс. до н. э., а в континентальной Европе — в эпоху Ла Тен. Благодаря комплексному характеру собственно гончарного производства появились различные формы, техники и декор, разновидности которых, как правило локализованные во времени и пространстве, представляют для археологов ценный источник, а иногда, в случае если трудно дать определение той или иной культуре через другие значимые элементы, для ее обозначения используется термин, характеризующий керамику. Так, например, говорят о народах шнуровой керамики и о комплексе колоколовидных кубков (карта 6), о культурах ленточной и кардиальной керамики (карта 3), воронкообразных кубков (карта 4) ит. д.

Керчь

Город на востоке Крыма, Пантикапей древних. Керчь дала название стилю аттических ваз, широко представленных в убранстве захоронений с середины IV в. до н. э. Для этого стиля характерны полихромия и изысканность рисунка.

Киклады

Группа островов в южной Эгеиде; наиболее значимые — Парос, Мелос, Наксос, Делос и Сирое (карта 8). Их заселение относится к эпохе неолита, но только в эпоху древней бронзы, приблизительно между XXVII–XIX вв. до н. э„эта цивилизация переживает подъем. На Сиросе обнаружены купольные захоронения; на Мелосе мертвых помещали в каменные кофры. Керамика представлена высокими амфорами с коническим горлом, а также пиксидами. Острова были богаты мрамором (Парос) и обсидианом (Мелос). Именно из мрамора высечены знаменитые «идолы», распространившиеся по всей Эгеиде, от Крита до Черного моря. Начиная со 2-го тыс. до н. э. Киклады подвергаются сильному влиянию Крита, торговля с которым широко развивается в это время (фактории Мелоса, Теры), а с 1400 г. до н. э. — микенскому влиянию. Некоторое возрождение наступает в период геометрики, когда на островах развивается оригинальная керамика.

Кимвры

Германское племя из Ютландии, которое начиная с III в. до н. э. подвергается сильному кельтскому влиянию. Кроме того что имена предводителей кимвров имеют по большей части кельтское происхождение, на их территории обнаружены также деревянные щиты кельтского типа, различное оружие, большой бронзовый котел кельтского производства, четырехколесные повозки, четыре металлические детали которых украшены кельтскими масками, и, наконец, знаменитый серебряный котел из Гундеструпа. В конце II в. до н. э. кимвры, тевтоны, гельветы и амброны стали главными действующими лицами великого вторжения, которое задело Норик, Италию, Галлию, Испанию и Бельгику. Вынужденные переселиться из-за нехватки продовольствия, они пересекли Германию и заняли Норик, где их попытался одолеть римский консул Папирий Карбон. Согласно Аппию, они совершили серию набегов на Балканский полуостров, затем пересекли Швейцарию, проникли в Галлию и стали здесь виновниками серьезных разрушений. Римлян, пытавшихся противостоять их продвижению, ожидали тяжелые неудачи. Племена победителей потребовали земли себе в пользование, и галлы в 109 г. до н. э. объединились, чтобы защитить свои территории. Победив в Оранже, кимвры и их союзники поставили под угрозу безопасность римской Провинции. Они приняли решение завоевать долину реки По, следуя двумя различными дорогами. Одна армия, которая следовала через Нарбоннию, была разгромлена Марием, а другая, выступившая из Норика, после поражения римлян в долине реки Адиж также была разбита Марием и Катуллом в районе Пьемонта. Ни от кимвров, ни от тевтонов практически ничего и никого не осталось: только гарнизон, оставленный тевтонами в Намюре, который впоследствии положил начало племени адуатуков, и небольшое число кимвров в Ютландии, которые не покидали родину. Экспедиция Августа застала их здесь и привезла котел, напоминающий котел из Гундеструпа.

Киммерийцы

Группа всадников, пришедших в Южную Россию в эпоху бронзы и первого железного века. Литературные источники, упоминающие о киммерийцах, по большей части имеют восточное (Библия, ассирийские надписи) или греческое («История» Геродота) происхождение. К сожалению, они касаются прежде всего экспедиций киммерийцев в Азию VIII–VII вв. до н. э. Все эти источники сходятся только в одном: киммёрийцы были степным народом, они покинули свои поселения в эпоху первого железного века, очевидно под давлением скифов, и вторглись в Переднюю Азию, где, прежде чем окончательно исчезнуть со страниц истории, основали государство, которое существовало недолго. Археологически подтвердить существование киммерийской культуры в действительности практически невозможно; однако некоторые археологи связывают с киммерийцами отдельные памятники бронзового века, особенно обнаруженные в восточном Крыму, где воспоминание о киммерийцах сохранялось дольше всего. В памятниках, датированных 2-м тыс. до н. э., прослеживается эгейское влияние: например, сокровищница из Бородина (Бессарабия), богатая микенскими предметами, и толос из Царского кургана в Пантикапее, в своей циклопичности имеющий много общего с подобными сооружениями из Эгейского мира.

Кипселиды

Династия, основанная в 657 г. до н. э. Кипселом, тираном Коринфа. Ее наиболее известный представитель — Периандр (VI в. до н. э.).

Кирена

Город в Северной Африке, расположенный в нескольких километрах от побережья (его портом была Аполлония), к северу от Ливийской пустыни. Он был основан в 631 г. до н. э. дорийскими колонистами с Теры (карта 9). Здесь процветало коневодство: киренские упряжки одержали множество побед в панэллинских играх. Кроме того, Кирена являлась Исходной точкой караванных путей. После крушения тирании в 440 г. до и. э. в Кирене стали править представители крупных аристократических семей. Коренное население, по большей части кочевники, не без столкновений и конфликтов были вытеснены в пустыню. Этим, в свою очередь, воспользовался Карфаген. Однако Кирена отказала в поддержке спартиату Дорию, который пожелал основать колонию на карфагенской территории. Египтяне, соседи киренцев, тщетно пытались захватить город. Кирена достигла владычества над всей Киренаикой: именно она основала города Барку, Евгеспериды и Тавхиру. По-следний из правителей Кирены, Аркесил IV, построил храм, посвященный Зевсу. Кирена стала родиной философа Аристиппа и поэта Каллимаха.

Киренаика

Регион Северной Африки, колонизованный дорийцами в середине VII в. до н. э. К VI в. до н. э. эта территория, занимающая высокое плодородное плато, была усеяна процветающими городами. Главные среди них — Кирена, Аполлония, Птолемаида, Арсиноя, Береника (Пентаполь). В 67 г. до н. э, Киренаика стала римской провинцией.

Клавдий

Римский император с 41 по 54 г. н. э., родился в Лионе в 10 г. н. э. Он реорганизовал имперскую бюрократию и проводил виртуозную политику в провинции, особенно в Галлии и Германии. Он предпринял завоевание Британии и на его заключительном этапе сам командовал экспедиционным корпусом.

Клузий

Этрусский город в Тоскане, возвышавшийся над долиной Кьяны, впадающей в Тибр (карта 11). В VI в. до н. э. его правитель Порсенна выступил против римлян, но был остановлен Тарквинием Великолепным. Некрополи региона (Ла Панин, Поджо Гаэла, Поджо Ренцо, Дольчиано, Сартеано, Кьянчиано, Читта делла Пьеве, Монтепульчиано) свидетельствуют об интенсивном использовании земли, особенно в архаическую эпоху. Глубокие слои восходят к эпохе Вилланова (VIII в. до н. э.). К концу IV в. до н. э. в Северной Италии Клузий играл, по-видимому, важную экономическую роль. Этрусские предметы сохранились в большом количестве, они поражают своим качеством и непрерывной преемственностью форм. В некрополях обнаружены погребальные урны разных типов, канопы, декорированные фигурками и масками, крышки которых со временем приобретают антропоморфные формы. В Клузии также производились массивные керамические вазы (тяжелое буккеро), украшенные рельефными изображениями человеческих голов, зверей, мифологическими сюжетами. К концу периода архаики искусство Клузия ориентируется на барельеф и скульптуру: канопы заменяются погребальными статуями, на смену которым, в свою очередь, приходят саркофаги и урны, украшенные рельефами.

Клэктонская индустрия

Индустрия эолитов раннего палеолита, название которой связано с английской стоянкой Клэктон-онСи, неподалеку от Гарвича (Эссекс).

Эолиты при помощи ударов откалывались от необработанных нуклеусов. Они имели неправильную форму, почти не обрабатывались ретушью, во всяком случае в период раннего клэктона, когда они сопровождают рубила. В позднем клэктонском периоде эолиты становятся тоньше, увеличивается количество ретушей, а рубила встречаются реже или вовсе отсутствуют. Клэктонская культура, на начальной стадии соответствующая шелльской культуре, сменилась затем ашельской. Следы клэктонской индустрии были обнаружены также во Франции (Сент-Адресс), Бельгии и Италии.

Кобанская цивилизация

Цивилизация конца бронзового и начала железного века, названная по селению Кобан (Северный Кавказ). Так же как на средней Кубани, земледелие здесь сосуществовало со скотоводством; тем не менее, поскольку скотоводство было развито в большей степени, население было склонно к кочевому образу жизни: большинство обнаруженных деревень позволяет выделить несколько культурных уровней. Курганные захоронения в камерах сменяются мегалитическими прямоугольными могилами со стенами из больших каменных плит, еще одной такой плитой погребение закрывалось сверху. Умершие, облаченные в одежды и завернутые в покрывала, украшенные бронзовыми пластинками, покоились на боку, в согнутом положении. Среди предметов, типичных для этой цивилизации, преобладают дугообразные фибулы, бронзовые пояса, иногда украшенные железными вставками, бронзовые браслеты и ожерелья с завитками на концах. Характерное оружие — длинный топор с дисковой перфорацией, двойной выемкой и лезвием в форме полумесяца. Иногда топоры украшались геометрическими рисунками и анималистическими мотивами. Керамика восходит по своему декору, составленному из групп насеченных треугольников, к традициям предшествующей культуры. На рубеже VIII–VII вв. до н. э. Кобан стал одним из главных центров обработки железа: особо следует отметить косы и серпы скифского типа, а также длинные крестообразные кинжалы азиатского происхождения.

Койне

Изначально слово «койне» использовалось в лингвистике для обозначения общего языка, который в эллинистическую эпоху распространялся по всему греческому миру, одерживая верх над локальными диалектами. В археологии этот термин используется в широком смысле, обозначая цивилизации, объединяющие несколько локальных и региональных культур. В этих формах отражены аспекты и черты общей цивилизации, или койне.

Колесница

Колесница появилась в Месопотамии в 3-м тыс. до н. э. Она предполагала использование и живой тягловой силы, и колес. До изобретения колеса для того, чтобы тащить повозку на волокушах, использовались быки и другие животные. На севере Европы это транспортное средство, по-видимому, применялось с древних времен. Образцы первых колесниц, которые изготавливались из дерева, до нас не дошли. Но сохранились их модельные копии или выгравированные изображения. Со временем конструкция колесницы усовершенствовалась: колеса, изначально сплошные, были заменены колесами со спицами, деревянные скрепы — металлическим остовом, ступицы вытачивались специально, колеса стали покрывать железными ободами и т. д. Колесницы использовались как транспортное средство, а также на войне. Кроме того, они играли важную роль в погребальных обрядах. Колесницы распространяются и в средиземноморской Европе, особенно в микенскую эпоху. Кельты и скифы в 1-м тыс. до н. э. используют их в своих переселениях с места на место, а воины бриттов еще в 55–54 гг. до н. э. противопоставляли их римским легионам. Роль колесниц в погребальной сфере стала очевидной благодаря многочисленным находкам — речь идет и об остатках самих колесниц (захоронение в повозке, обнаруженное в Гальштате), и об их изображениях.

Константин I Великий

Сын Констанция Хлора, родился около 280 г. н. э., римский император с 306 по 337 г. Единственный властитель Римской империи в 324 г. В 313 г. вместе с Луцинием он даровал свободу вероисповедания всем подданным империи, издав Миланский эдикт. Именно Константин создал вторую столицу — Константинополь: он хотел противопоставить его Риму и жил там до самой смерти (337). Константин покидал город только в период Войн с готйми (332–334).

Константинополь

См. Византий.

Копты

Изначально коптами назывались все египетские христиане, но после арабского завоевания термин стал обозначать только египетских и эфиопских христиан-монофизитов, которые в 451 г. н. э. основали автономную схизматическую церковь. Коптский период, который характеризуется искусством, испытавшим влияние Византии, начинается изданием Миланского эдикта (313 г. н. э.) и заканчивается арабским завоеванием (641 г. н. э.).

Коринф

Греческий город на северо-востоке Пелопоннеса, территория которого, по-видимому, была заселена с эпохи неолита. Он удобно располагался у перешейка. Однако морского могущества он достигнет гораздо позже, в 1-м тыс. до н. э.

У Коринфа было два порта, расположенных по обе стороны перешейка. Впечатляющий акрополь возвышался на юге города. Сначала в Коринфе правил род Бакхиадов, затем, сVII в. до н. э., — династия Кипселидов, которые установили здесь тиранию. Наивысший расцвет Коринфа приходится на период VII–VI вв. до н. э. Коринф стал метрополией, основал Коркир и Сиракузы, а затем и другие колонии — Потидею, Амбракию, Эпидавр. В то время он обладал морским и торговым могуществом: керамика и бронзовые изделия из коринфских ремесленных мастерских экспортировались по всему Средиземноморскому бассейну. Соперничая в VI в. до н. э. с Афинами в области керамики, Коринф сохраняет, однако, вплоть до римской эпохи преимущество в производстве бронзовых изделий. Распри с коринфской же колонией Коркир явились причиной Пелопоннесской войны. Но в это время Коринф уже переживал период заката. Однако, когда Муммий захватил его в 146 г. до н. э., он обнаружил здесь огромные сокровища. Возрожденный и восстановленный Цезарем и Августом, город стал еще краше при Адриане.

Кортайо

Местность в Швейцарии на восточном берегу озера Невшатель (карта 4). Оно дало название индустрии среднего и верхнего неолита, сходной с шассейской и распространившейся в Швейцарии и на юго-востоке Франции (4— 3-е тыс. до н. э.).

Косса

Долгое время считалось, что римская Косса изначально была этрусским городом, который упоминается под тем же названием у Вергилия (карта 11). Но до сих пор в результате раскопок внутри города не найдено ни одного этрусского объекта; более того, ни одного доримского некрополя не обнаружено и вне города. Новые изыскания позволяют предположить, что этрусский город находился скорее на территории современного Орбетелло, на перешейке, который пересекает лагуну у подножия горы Аргентарио. Мощный пояс укреплений, сохранившийся доныне, датируется IV в. до н. э. Таким образом, до того, как в этом регионе обосновались римляне, здесь могла существовать этрусская Косса. Эта гипотеза подтверждается и другими фактами — планом Орбетелло, напоминающим планы этрусских городов (расположение строений в шахматном порядке), и обнаруженными здесь захоронениями и этрусскими предметами из погребального убранства. Благодаря лагуне, которая к VII в. до н. э. была еще открытой, этрусская Косса, возможно, стала активным портом.

Крит

Самый блестящий доисторический период Крита — это эпоха бронзы (2600–1200 гг. до н. э.). Сегодня, после 67 лет раскопок, это достоверно известно. Археологические поиски долгое время направлял сэр Артур Эванс (1851–1941), которому мы обязаны терминологией этой эпохи (древнеминойская, или преддворцовая, эпоха; среднеминойская (ок. XX–XVII вв. до н. э.), или период первых дворцов; позднеминойская, или период позднейших дворцов). К концу минойского периода, когда с континента сюда прибыли ахейцы, начинается микенский период (XIV–XI вв. до н. э.), который завершится с дорийским вторжением. Во 2-м тыс. до н. э. Крит представлял собой один из крупных очагов цивилизации древнего мира. Он был связан с Эгеидой и Египтом. Критский морской флот составлял конкуренцию финикийскому. Оригинальное искусство Крита — архитектура, фрески и т. д. — окажет впоследствии заметное влияние на искусство микенской Греции. Остров станет также центром первой европейской цивилизации, знакомой с письменностью. Архаический (карта 8), классический, эллинистический и римский периоды (1 в. до н. э. — IV в. н. э.) изучены в меньшей степени. Архаический Крит VIII–VII вв. до н. э. играл, очевидно, активную роль в первых греческих колониальных предприятиях, имевших западное направление. Раскопки в Кортине и Кноссе показали, что минойские формы сохраняли жизнеспособность вплоть до начала римской эпохи (мозаика так называемой виллы Дионисия в Кноссе, ставшем Colonia Julia Nobilis). Ранее, в бронзовом веке, население Крита, по-видимому, составляли средиземноморцы, с которыми позже смешались группы, пришедшие из Египта и Малой Азии. Эпоха неолита, которая продолжалась здесь около 3000 лет — в Кноссе неолитические слои достигают глубины 6,5 м, — начинается с докерамической фазы в конце 7-го тыс. до н. э. (карта 3). Но в том, что касается искусства и религии, характерные черты критской цивилизации прорисовываются только в последующий период халколита (сокровищница с острова Мохлоса, обожженные вазы из Василики, толос из Мессары, двойные топоры из восточных пещер-святилищ).

Кро-Маньон

Местность в Эйзи (Дордонь), в долине Везера, где в 1868 г. Ларте обнаружил скелеты людей одного расового типа, имевших высокий рост и принадлежащих группе homo sapiens. Ископаемые останки того же типа впоследствии были обнаружены во Франции (Мантон, Ложери-Басс, Комб-Капель, Плакар, Бруникель, Солютре и т. д.), Англии, Германии, на территории бывшей Чехословакии и т. д., вплоть до Северной Африки. Этот человеческий тип появился в эпоху верхнего палеолита и существовал до наступления эпохи неолита.

Кубань

Река на Северном Кавказе, которая впадает в Азовское море к северу от Керченского пролива. В период длительного перехода от неолита к первому железному веку в бассейне Кубани развиваются замечательные археологические культуры. Наиболее известный памятник самого раннего периода (конец 3-го тыс. до н. э.) — курган в Майкопе, роскошное захоронение местного вождя: в погребальном убранстве представлено множество золотых и серебряных предметов месопотамского происхождения. Носители культуры Майкоп были земледельцами и скотоводами: бедность их деревень резко контрастирует с богатством захоронений правителей, которое связано, по-видимому, с торговлей медью. К более позднему периоду (начало 2-го тыс. до н. э.) относятся предметы анатолийского происхождения, обнаруженные в кубанских захоронениях, и посуда, изготовленная на территории степей, где процветала катакомбная цивилизация. В железном веке регион Кубани подвергается кавказским влияниям (кобанская культура), после чего входит в сферу интере-. сов скифского мира.

Кумы

Наиболее древние свидетельства, связанные с этим городом в Кампании, найдены в некрополе, который содержал захоронения в ямах, относящиеся к периоду первого железного века (IX–VIII вв. до н. э.). Считается, что эта греческая колония основана выходцами из Халкиды, Эретрии и Кимы на Эвбее к середине VIII в. до н. э. (карта 9). В VII–VI вв. до н. э. Кумы были процветающим городом: они подчинили практически все Флегрейские поля и залив, где была основана колония Неаполис. Кумы воевали против этрусков из Капуи, аврунков и самнитов. В 524 г. до н. э. жители Кум, по-видимому при поддержке латинян, одержали блистательную победу над этрусками. Еще одно нападение этрусков с моря в 474 г. до н. э. было отбито Гиероном I Сиракузским, но в 438 (или 421) г. до н. э. город пал от рук самнитов.

Курган

Русско-тюркский термин, который обозначает tumulus, воздвигнутый над могилой. Курганы имеют различные размеры, техника их сооружения также варьируется: чаще всего это простые захоронения, засыпанные землей, но встречаются также крипты, построенные из камня, каменные склепы или погребальные камеры, укрепленные деревянными конструкциями. Более просторные захоронения предполагали, что рядом с покойным, для которого, собственно, и сооружался курган, будут находиться его жены, слуги и лошади, приносившиеся в жертву. Размеры курганов значительно варьируются: от простого, не больше метра, возвышения над землей до небольших холмов, которые до сих пор находят в некоторых степных районах. Первые курганы появились в Сибири в конце 3-го тыс. до н. э.; но только в эпоху бронзы этот тип захоронения распространился на значительной территории русской и сибирской степи. Курган, окруженный у основания камнями (кромлех), — один из отличительных элементов культуры Андроново. В железном веке курган стал типичным захоронением скифской аристократии, что сделало его известным для большей части Восточной Европы, где курганы продолжают использоваться некоторыми народами до конца Средневековья.

Кьеккенмединг

Датское название скопления раковин, оставленных собирателями эпохи мезолита на берегах рек (Эртебелле). Среди этих остатков обнаружены многочисленные археологические объекты: оружие, орудия труда, керамика, пепелища и т, д.

Л

Лагиды

Династия, основанная Птолемеем, сыном Лага, полководцем Александра Великого. В 323 г. до н. э. на совете в Вавилоне он был признан правителем Египта и в 306 г. до н. э. получил царский титул. Столицей Птолемеев была Александрия.

Лангобарды

Германское племя, возможно скандинавского происхождения. В V в. до н. э. Тиберий одержал победу над лангобардами, обосновавшимися на Нижней Эльбе, и они вынуждены были отступить на правый берег, где оставались до II в. н. э. В 167 г. лангобарды появляются в качестве союзников квадов и маркоманов на подступах к Паннонии. В течение трех веков о них ничего не слышно, но их движение в южном направлении продолжалось: в 489 г. лангобарды вторглись в Австрию и закрепились там в качестве клиентов герулов. В начале VI в. лангобарды обосновались в Паннонии и создали процветающее государство, расположенное на торговом пути, который вел из Аквилеи к Балтике. Лангобарды — эти всадники-полукочевники — цивилизовались благодаря контактам с римской армией, в которой они служили добровольцами, и обратились в арианство. В 540 г. Юстиниан посредством договора оказал им финансовую помощь и отдал Паннонию и Норик. Взамен лангобарды помогли Риму в борьбе против остготов; в связи с этим они проникли в долину реки По, где обнаружили несметные богатства, а в 568 г. их король Албоин решил уступить Паннонию аварам (которые помогли ему одержать верх над гепидами), чтобы захватить Италию. Все ломбардское население переместилось к западу (карта 22) в сопровождении разнородной массы племен — гепидов, болгар, сарматов, баварцев, саксов, тюрингов и т. д. Лангобарды прорвали фриульский лимес, завоевали Венетию, а затем, в 569 г., — долину реки По. Некоторые римские города долгое время сопротивлялись (например, Одерцо — до 650 г.), но за двадцать лет лангобарды захватили большую часть Италии. Византийцы, однако, все еще сохраняли Истрию, треугольник Аквилея — Кремона — Римини, территории, расположенные вдоль укрепленной дороги Римини — Рим, так же как римскую деревню, Лигурию, Геную, Неаполь, Калабрию и земли Отранта. В то же время около 590 г., после периода страшной анархии, создается ломбардское государство (карта 23); Албоин, а затем его преемник были убиты, Ломбардское королевство через двадцать лет было уничтожено, банды разграбили и опустошили полуостров с севера на юг, на границах со стороны Адриатики угрожают славяне, а со стороны Альп — франки. Ломбардское государство так никогда и не достигнет ни сплоченности, ни прочности Бургундского или Франкского королевства. Начиная с VII в. оно проводит политику примирения, а ломбардская оккупация в целом принимает форму военной колонизации: завоеванные территории были разделены на герцогства, политический статус свободных римских граждан снизился, земли перешли в руки захватчиков. Когда в 769 г. Карл Великий захватил Ломбардию, собственно ломбардскими институтами завладели франки.

Ласко

Грот Ласко, близ города Монтиньяк в Дордони (карта 1), был случайно обнаружен в сентябре 1940 г., когда дерево, с корнями выдернутое порывом ветра, упало, открыв вход в пещеру. Эта пещера представляет собой коридор длиной около 100 м. Фигурные композиции выполнены с учетом формы естественных углублений, которые образуют некоторое количество «зал». В Ротонде, самой близкой ко входу, находится самый монументальный фриз в палеолитическом искусстве (некоторые изображения достигают 5 м). Затем следует узкая галерея (Осевой рукав) и Пассаж — самая древняя и наименее сохранившаяся часть грота, — который сменяется Нефом, а из Нефа открывается Рукав кошек и Апсида (небольшая круглая зала со стенами, покрытыми гравированными изображениями). Шахта в глубине Апсиды ведет в нижнюю галерею (Колодец), частично заваленную обломками, в которой тоже найдены рисунки. Так же как в Альтамире, использованные здесь краски изготовлены из красящих веществ, растертых в порошок и смешанных с жировой основой; но, что касается некоторых изображений, красочный слой настолько тонкий, что краска-порошок, по-видимому, при помощи тростинки должна была надуваться на предварительно увлажненную каменную поверхность. Рисунки в Ласко создавались в разное время на протяжении нескольких веков. Сходства с другими пещерами Дордони и Испании (Альтамира) позволяют отнести эти изображения к периоду между второй половиной солютре и средним мадленом.

Ла Тен

Стоянка-эпоним кельтской цивилизации (карта 16) второго железного века (V–I вв. до н. э.), обнаруженная в 1857 г. на берегу древнего русла реки Об, на восточной окраине озера Невшатель. Хронологически цивилизация Ла Тен делится на четыре периода: ок. 500–400 г. до н. э. — Ла Тен А (курганы Баварии и Среднего Рейна); 400–285 гг. — Ла Тен I (захоронения Марны); 285–100 гг. — Ла Тен II (Ла Тен); 100—1 гг. — Ла Тен III (гора Бёврэ (Beuvray), городище в Страдонице). Что касается Великобритании и Ирландии, куда римляне проникают позже, к этому можно добавить период Ла Тен IV (late Celtic). Сменив без явного перехода цивилизацию Гальштат, продолжением которой она отчасти стала, цивилизация Ла Тен освоила различные заимствования из классических цивилизаций (одно из наиважнейших — использование монеты). Но в то же время здесь развивалась самобытная культура и искусство. Для Ла Тен характерны новые типы оружия (мечи, все более и более длинные, которые произошли от кинжала; продолговатые высокие щиты, как правило украшенные эмблемами; шлемы сферической или конической формы), украшения (фибулы, торквесы, браслеты, пояса из железных цепочек, треугольные пряжки), керамические и металлические вазы, расписные или декорированные. Орнаментация занимает важное место в искусстве Ла Тен, отличаясь преобладанием геометрических и спиралевидных элементов, эмалевыми и коралловыми инкрустациями на металле, чувством цвета.

Лаций

Прибрежный регион полуостровной Италии, расположенный к востоку от Тибра. К началу 1-го тыс. до н. э. здесь укоренилась цивилизация Вилланова. На территории Лация обнаружены следы этрусского влияния, особенно в Пренесте. В конце VI в. до н, э. Рим, в котором правили Тарквинии, установил власть над Лацием. В эпоху Августа Лаций и Кампания стали I регионом Италии.

Леваллуа

Тип индустрии среднего и верхнего палеолита; характеризуется техникой расщепления, позволяющей без особой дополнительной обработки получать острые удлиненные пластины с параллельными краями. Эта техника использовалась одновременно с другими в мустьерскую и ориньякскую эпоху.

Лёсс

Отложение, образовавшееся под воздействием ветра. Лесс состоит из угольных частиц, принесенных ветром с земли и скопившихся по краям ледяной шапки, которая покрывала Северную Европу. Эти слои распространились почти на всем пространстве между Северным морем и степями Южной России. Лесс содержит несколько слоев, соответствующих различным периодам движения ледников: рисс — ранние отложения, более поздние — вюрм. На севере Франции эти ископаемые почвы содержат археологические остатки, которые относятся к древнему лессу ашеля и позднему лессу мустъе.

Ливий Андроник

Латинский поэт, родился в Таренте, умер в Риме в 200 г. до н. э. Автор трагедий, комедий, религиозных гимнов. Его самое известное произведение — Odyssea — вольный перевод «Одиссеи» Гомера.

Лигуры

Название, данное античными писателями древним обитателям Западной Европы, которые, однако, не достигли этнического и культурного единства. Лингвистическое пространство лигуров — скорее всего, прединдоевропейское — включало Центральную и Северную Италию, Южную Галлию (карта 16) и часть Испании. Впрочем, сначала греческим и восточным мореплавателям были известны только прибрежные племена, и лишь гораздо позже название «лигуры» распространилось на жителей регионов, удаленных от моря (карта 18). Мы располагаем ничтожно малыми сведениями о жизни этих народов в доисторическую эпоху: считается, что в то время они воевали, были искусными мореплавателями и имели племенную организацию. Некоторые из них выступили против утверждения фокейцев в Марселе, тогда как другие источники свидетельствуют о дружественных отношениях между коренным населением и вновь прибывшими. Во II в. до н. э. Марсель, испытывая угрозу со стороны лигуров, объединившихся с кельтскими группами, обратился к римлянам. «Лигурские войны», которые охватили Италию и Южную Францию, были войнами без разбора и завершились оккупацией Нарбоннии. Племена, очевидно, лигурского происхождения, которые жили в Альпах, были покорены только при Августе, в 12 г. до н. э.

Лидия

Царство в западной Анатолии, основанное около 685 г. до н. э. Гигесом, первым царем из династии Мермнадов, столица — Сарды (карта 8). В середине VI в. до н. э. лидийские цари распространили свой протекторат на большую часть ионийских городов, цивилизационное влияние которых глубоко ощущалось в Лидии, особенно в эпоху филэллинских правителей Алиатта и Креза. Последний был подчинен Киром, и Лидия стала данницей персидской империи (548 г. до н. э.). Согласно Геродоту, точку зрения которого разделяли почти все античные авторы, этруски были связаны по происхождению с лидийцами, покинувшими свою страну из-за голода и переселившимися в XIII в. до н. э. в Италию. Обосновавшись среди умбров, они стали называть себя тирренцами — по имени своего предводителя Тиррена.

Лион

Кельтское название Лиона — Лугдун (Lugdunum — холм бога Луга). Римский город, основанный в 43 г. до н. э. Мунацием Планком, легатом Цезаря в Галлии, на холме Фурвьер, на месте галльского поселения. Окружающая территория была занята племенем сегусиавов. Лион выгодно располагался на перекрестке крайне важных дорог, идущих из роннской низменности, из Италии через Альпы, из Бургони, со стороны Ду и Центрального Массива, и стал одним из оживленных очагов римской цивилизации (карта 20). В 12 г. до н. э. Друз воздвиг на холме Фурвьер алтарь, посвященный Риму и Августу, вокруг которого каждый год собирались правители Галлии. В период правления Антонина, в 160 г. н. э., в Лионе стал официальным восточный культ, уже распространившийся в Галлии, — культ «великой матери Кибелы», богини фригийского происхождения. Именно в эту эпоху в Лионе формируются первые христианские сообщества, члены которых в основном были выходцами из греческой и восточной среды. В 177 г., при Марке Аврелии, начались первые гонения на христиан. В 197 г. Септимий Север дал бой у стен города войскам Альбина, претендующего на трон, и разбил их: жители были истреблены, а город частично сгорел. В 478 г. Лион стал столицей Бургундского королевства; франки впоследствии не раз опустошали его, но при Карле Великом город наконец возвысился. Лион был богат памятниками: форум, Капитолий, храмы, базилики, акведуки, амфитеатр, театр — и имел монетные мастерские.

Лирия

Сан Мигель де Лирия — деревня в провинции Валенсия (Испания). В ходе раскопок здесь обнаружено более ста тридцати строений (наиболее древние восходят к V в. до н. э., наиболее поздние — к I в. до н. э.) и целая серия ваз, изготовленных местными ремесленниками начиная с IV в. до н. э., — уникальное богатство Испании. Здесь в различных стилях представлены сцены из повседневной жизни: собирание граната, состязание с музыкантами, сражение на плоскодонных лодках, танцы, жертвоприношения и т. д. Керамика Лирии — один из главных источников сведений о различных сторонах иберийской жизни до римского завоевания.

Лисипп

Скульптор, живший при дворе Александра Великого. Создавая свои произведения, он работал в основном с бронзой; один из шедевров Лисиппа — статуя атлета Apoxyomenos. Его также считают создателем Геракла Фарнезского, знаменитого своей мощной мускулатурой. Он создал серию портретных изображений правителя, одно из которых — Александр с копьем — известно нам по небольшой бронзовой статуэтке.

Лос-Милларес

Местечко Лос-Милларес, близ Альмерии (Испания), расположено на краю треугольного плато, возвышающегося над рекой Андара. Оно связано с расцветом альмерийской цивилизации. В том же регионе более древние стоянки Эль Гарсел (El Garcel) и Трес Кабезос (Tres Cabezos) четко отражают переход от неолита к первому веку металла. Развитие металлургии в ЛосМилларес, расположенном недалеко от моря, по-видимому, стимулировалось восточной торговлей, активной уже с конца 3-го тыс. до н. э., благодаря которой здесь могли узнать и о некоторых необходимых техниках. Но процветание Лос-Милларес в первых веках 2-го тыс. до н. э. объясняется также наличием богатых минеральных месторождений. Само поселение с доступной стороны плато было защищено стеной и рвом. Акведук подводил сюда воду из ближайшего источника. С внешней стороны огороженного пространства обнаружен некрополь с почти полностью разрушенными мегалитическими захоронениями, но мы можем восстановить его план; речь идет о больших коллективных захоронениях: над облицованными плитками камерами, устроенными в выступах, со стенами из расписанных плиток, как правило, возвышались курганы (tumulus), которые огораживались кругом из камней (кромлех). Эти захоронения очень богаты: здесь найдены каменные орудия, оружие из меди, украшения из различных металлов, колье из бирюзы, жадеита и янтаря, — это изобилие свидетельствует о развитии торговли. Цивилизация Лос-Милларес широко распространилась внутри полуострова, о чем свидетельствуют стоянки Мохакар или Тавернас и Гора, в провинции Гренада. Пока еще мало изучены связи, установившиеся между носителями этой цивилизации и носителями цивилизации колоколовидных кубков, многочисленные экземпляры которых обнаружены в альмерийских некрополях.

Лужицкая культура

Стоянка Lausitz — Лужица (карта 10) — дала название цивилизации, восходящей к периоду средней бронзы и характеризуемой наличием полей погребальных урн. Некоторые ученые даже полагают, что данный вид захоронений происходит отсюда. Но последние исследования не подтверждают этой гипотезы. Лужицкая цивилизация, которая просуществовала до первого железного века, была основана на земледелии и скотоводстве. В некоторых поселениях найдены удила и различные металлические предметы. Погребальные урны характеризуются биконическим брюшком и рельефным декором.

Лузитания

Древние называли Лузитанией значительную часть современной Португалии. Ее экономика была по преимуществу сельскохозяйственной: здесь производилось зерно и вино (обнаружены остатки плугов, а Полибий упоминает о существовании молотилок), а также разводились свиньи, коровы и лошади (лузитанские лошади славились своей легкостью, считалось, что кобылы оплодотворялись ветром). Но лузитанцы занимались также грабежами на более процветающих территориях. Во II в. до н. э. под предводительством Вириафа они оказали ожесточенное сопротивление римлянам. В 81 г. до н. э. Серторий поднял их против Рима; с ними он встал во главе армии Республики и руководил ею вплоть до своей смерти (72 г. до н. э.).

Лук

Лук появился не раньше эпохи верхнего палеолита. Часто его можно увидеть изображенным в пещерах южной и восточной Испании. Его появление, возможно, связано с появлением умеренных лесов, где водилась дичь (оленевые), отличная от северной тундровой дичи (северные олени). Луки из древесины вяза были обнаружены в мегалитических стоянках Зеландии. В ту же эпоху у стрел, также изготовленных из дерева, появляются кремневые наконечники, треугольные или трапецеидальные. Лук широко использовался впоследствии как военное оружие, особенно жителями Востока и степными народами всадников.

Луканы

Жители горного региона Южной Италии. Речь идет о группе, отделившейся от самнитов и с лингвистической точки зрения родственной оскам. В VI в. до н. э. луканы осадили Фурии; в то же время они обогатили свою цивилизацию за счет контакта с италиотами и адаптировали греческий алфавит, впоследствии вытесненный латинским. Луканы — союзники осков и самнитов — завладели прибрежными греческими колониями, навязав им свою организацию и свой язык. Перед лицом опасности греческие города, еще остававшиеся автономными, объединились, и Тарент организовал сопротивление, провоцируя иноземные вторжения. В 298 г. политика Сципиона, по прозвищу Бородатый, вынудила луканов вступить в союз с римлянами. Луканы восставали при Пирре, затем при Ганнибале, но после Второй Пунической войны были покорены; на их территории образовались римские колонии. Последнее восстание луканов датируется периодом гражданской войны. При Августе Лукания и земли брутиев образуют III регион Италии.

Лур

Музыкальный инструмент, характерный для датской поздней бронзы. Он состоит из нескольких металлических трубок, вставленных одна в другую, и по виду похож на змею факира. Конический мундштук напоминает мундштук трубы; диск, как правило украшенный шишечками, расположенными по кругу, заменял раструб.

Любсов

Местечко в Померании, между Штеттином и Колбергом, которое дало название серии из 32 захоронений, датированных I–II вв. н. э. Пять из них были обнаружены в самом Любсове. Остальные расположены между Нижней Вислой, Одером и Эльбой, в Дании и Швеции. Эти захоронения замечательны не только своим богатым убранством, но и тем обстоятельством, что по большей части они являются ингумационными, а обряд погребения с давних пор не проводился в Германии.

Лютеция

Главный город паризиев.

М

Мадлен

Цивилизация эпохи верхнего палеолита (15—10-е тыс. до н. э.), обозначенная по названию стоянки Ла Мадлен (коммуна Турсак в Дордони). Для типичной индустрии мадлена характерны деревянные гарпуны, кремневые скребки (ранний мадлен), резцы, большие пластинчато-резцовые орудия, а также микролитические орудия (поздний мадлен). Следы данной цивилизации в основном локализованы в стоянках юго-запада Франции: Плакар, Мадлен, Ложери-От, Англ-сюр-л’Англен и т. д., но обнаруживаются также на востоке Франции, в Бельгии, Англии, Центральной и Восточной Европе (Украина, Польша) и северной Испании. Большая часть фресок из пещер Ласко, Алътамира и Нио относятся к мадленскому искусству.

Майкопская культура

В конце 3-го — середине 2-го тыс. до н. э. на значительной части территории Северного Кавказа (долина Кубани, территория Пятигорска, Кабардиния, Чечено-Ингушетия) распространилась цивилизация бронзы, которая обязана своим названием кургану Майкоп. Носители этой культуры были земледельцами-скотоводами, которые подчинялись богатой военной аристократии. Остатков поселений здесь сохранилось мало: лучше всего изучена стоянка Долинск, представленная главным образом небольшими хижинами с плетеными стенами. В большей степени исследованы захоронения: в основном это курганы, имеющие погребальную камеру, из дерева (Майкоп) или в дольмене (Новосвободная), и снаружи окруженные камнями (кромлех?). Погребальный обряд сохраняет единообразие: скелеты покрыты охрой, мертвые помещались в могилу в согнутом положении, как правило, головой на юг. Характерные орудия — каменные наконечники стрел асимметричной формы, кремневые микролиты, топоры из кованой меди, красная или охровая керамика округлой формы. В пространстве этой цивилизации выделяют два сектора: один на востоке, другой на западе, — а во времени — два периода: расцвет (Майкоп, Новосвободная) и позднюю фазу (курган Соломенский), — именно в этом пространстве и в э го время проявились характерные ее черты.

Майнц (Mogontiacum)

Столица Верхней Германии (плато Кестрих), расположенная на левом берегу Рейна, недалеко от места его слияния с Майном (карта 21). Друз избрал Майнц в качестве военной базы во время своих кампаний в Германии. Таким образом, Майнц, который изначально насчитывал лишь несколько рыбацких хижин, довольно быстро разросся вокруг укрепленного римского лагеря и к началу христианской эры превратился в настоящий город. Он играл, в соответствии со своим географическим положением, стратегически важную роль, но с течением времени был разрушен в результате вторжений алеманнов, вандалов и гуннов.

Македония

Исторический регион на севере Балкан, расположенный между Фракией, Эпиром и Фессалией, морская часть которого включала Халкидики. Здесь обнаружена одна из самых древних в Европе неолитических стоянок (Nea Nikomedia). Расположение между континентальной Европой и эгейско-анатолийским миром сделало Македонию перекрестком торговых и культурных потоков. Металлообработка развивалась здесь под влиянием колонистов, пришедших из Малой Азии. Население состояло из различных элементов, при этом, отметим, в историческую эпоху значительную часть составляли фракийцы и иллирийцы. Македония оставалась в стороне от эллинистической жизни вплоть до V в. до н. э. — в это время царь Архелай (413–399 гг. до н. э.) строит дороги, окружает себя греческими поэтами (Еврипид) и учеными, реорганизует армию, набирая среди крестьян пехотинцев, называемых пезетариями. Два самых прославленных правителя Македонии — Филипп II и его сын Александр, благодаря завоеваниям которого Македония получила такое преимущество в эллинистическом мире, что исторически эпоха правления Александра соотносится с новым, эллинистическим периодом в греческой истории. После смерти Александра и гражданских войн, которые последовали за этим, Антигон Гонат основал новую династию — династию Антигонидов. Один из ее представителей, Филипп V (221–179 гг. до н. э.), вернул Македонии часть былого могущества, но был разбит римским императором Фламинием при Киноскефалах в 197 г. до н. э.: Македония вновь была ограничена пределами своей собственной территории. В 168 г. до н. э. консул Эмилий Павел разгромил македонскую армию в Пидне; в результате Македония была разделена на четыре дистрикта, с Фессалониками в качестве столицы.

Мальта

Главный остров небольшого архипелага в Средиземном море, расположенный в ста километрах к югу от Сицилии. Он был заселен достаточно поздно, к середине 3-го тыс. до н. э. Первые жители пришли на Мальту с Сицилии, они еще не использовали металл и распространили здесь оригинальную культуру, характерными памятниками которой являются захоронения в нишах, выдолбленных в скале, и мегалитические храмы. Наиболее примечательные из этих храмов, по-видимому посвященные культу мертвых, датируются первой половиной 2-го тыс. до н. э. Их форма, изначально простая (она воспроизводила форму гробниц, выдолбленных в скале), вскоре усложняется; святилища расширялись за счет последующих перестроек, их площадь иногда достигала более чем 5000 м². Форма могил не изменилась с течением веков: подземная гробница Хал-Сафлиени — единственный известный пример погребально-культового сооружения, имеющего сложный план. Мегалитическая цивилизация исчезла к середине XV в. до н. э.: Мальта была оккупирована завоевателями, пришедшими с Сицилии и из Италии, которым уже была известна медь и бронза. В VIII в. до н. э. Мальта колонизирована финикийцами, а в 218 г. до н. э. — завоевана римлянами.

Мантуя

Город в Цизальпинии. Его этрусский характер подчеркивали античные авторы. Вергилий (который родился в селении — vicus Анды, расположенном на территории Мантуи) называет город столицей этрусского двенадцатиградия. До сих пор это не подтверждено никакими археологическими находками, которые пока остаются крайне скудными.

Марцаботто

Близ Марцаботто, в двадцати четырех километрах от Болоньи, обнаружены следы этрусского города, название которого остается неизвестным (карта 11). Это открытие является важным этапом в изучении этрусской цивилизации к северу от Апеннин, а именно в изучении планировки городов. До сих пор здесь не обнаружено виллановского субстрата, что позволяет предположить, что город имел колониальное происхождение. Его история восходит к концу VII в. до н. э. Периметр превышал 3 км; дорога, шедшая с севера на юг, и три поперечных пути делили город на восемь районов. Вдоль дороги «север — юг» обнаружены фундаменты домов, в которых размещались мастерские: здесь процветала металлургия, производство керамики и черепицы. Не так давно здесь была обнаружена гончарная мастерская. Дома делятся на два типа: более сложные имели проход, связывавший улицу с внутренним двориком, который предвосхищает римский атрий. У каждого дома был свой собственный колодец. Гидравлические установки, которые снабжались водой из источников в нижней части акрополя, скорее всего были предназначены для промышленного использования. Дома имели каменные основания, скрепленные глиной, стены строились из сырцового кирпича, крыши лежали на деревянных основах. С западной стороны над городом возвышался акрополь. Сохранились три храма и один алтарь, которые и сейчас можно увидеть. Два некрополя, на севере и востоке, содержат захоронения в ямах и каменных цистах, богатые внутренним убранством (греческая керамика, золотые украшения, этрусские предметы из бронзы).

Марк Аврелий

Римский император, преемник Антонина Благочестивого (121–180 гг. н. э.). Придя к власти, он столкнулся с германской угрозой. Вследствие перемещения готов к Черному морю многочисленные германские племена в 166 г. н. э. двинулись на запад. Квады, наркоманы, гермундуры, сарматы и ломбарды пересекли дунайскую границу, вторглись в Рецию, Паннонию, Норик и Мезию и, перейдя через Альпы, достигли Аквилеи. Марк Аврелий, который часть своих войск отослал в Азию, чтобы сражаться против парфян, вынужден был предпринять две тяжелейшие кампании (166–175 и 177–180 гг. н. э.), прежде чем покорил захватчиков. Придерживаясь в то время политики завоевания, он даровал конституцию двум новым провинциям Германии — Сарматии и Маркомании. Восстание Кассия в 176 г. помешало ему реализовать свои проекты, а в 180 г. в Вене он умер накануне нового наступления на маркоманов — наступления, от которого его сын Коммод откажется.

Маркоманы

Германское племя, в которое предположительно входили разрозненные группы кимвров и тевтонов, которые вступили в союз со свевами, полностью сохранив свою автономию. Маркоманы участвовали во вторжении Ариовиста в Галлию. В конце I в. до н. э. под предводительством Маробода они заняли Богемию и под римским влиянием создали на ее территории мощное государство. Но в 17 г. н. э. Маробод был разбит Арминием, а его империя распалась из-за внутренних противоречий. С 166 по 180 гг. н. э. маркоманы, объединившись с квадами, вторгаются на территорию Римской империи и достигают Аквилеи. Они были отброшены Марком Аврелием, но вплоть до III в. не перестают принимать участие в германских набегах на Рецию и Норик.

Маробод

Король маркоманов. В конце I в. до н. э. Маробод вторгся в Богемию, где создал государство, могущество которого напутало римлян.

Восстание в Паннонии сорвало планы Августа по осуществлению экспедиции против маркоманов. Но в 17 г. н. э. Арминий, победивший Вара, выступил против Маробода, который отказал ему в союзничестве, и изгнал его со своих территорий. Маробод укрылся у римлян, а с 19 г. обосновался в Равенне.

Марсель (Массалия)

Город в Нарбоннской Галлии, основанный в начале VI в. до н. э. фокейцами. Располагаясь к северовостоку от устья Роны (карта 9), Марсель контролировал, таким образом, всю торговлю Северной Галлии и Британии, которая проходила через долину реки (путь транспортировки олова),и представлял собой главный центр торговли с внутренними территориями и очаг распространения греческой цивилизации в Галлии. В середине 1-го тыс, до н. э. марсельцы экспортируют амфоры для вина, кратеры, ойнохои и расписные аттические кубки в районы Д ижона, Салина и даже в регионы, расположенные севернее. Именно из Марселя около 530 г. до н. э. отправился в путь корабль, который, проплыв через Геркулесовы столбы, поднялся до Тартесса, — рассказ об этом путешествии от лица массалиота Перипла в IV в. н. э. был переведен на латинский язык Авиеном. Из Марселя же отправился в плавание Пифей (325 г. до н. э.), он оставил нам подробный рассказ о путешествии, где упоминаются Ирландия и Великобритания. Долгое время Марсель был изолирован от кельтов благодаря многочисленным небольшим альпийским народам. Но около 400 г. до н. э. он подвергся угрозе со стороны союза могущественных племен и обязан своим спасением только чуду. В 154 г. до н. э., а затем в 125 г. до н. э. город обращался за помощью к Риму против салиев. После поражения последних римляне захватили прилегающие территории и расположили гарнизон в Aquae Sextiae (Секстиевы Воды; современный Экс-анПрованс). Во время гражданской войны Марсель принял сторону Помпея. В 49 г. до н. э. Цезарь осадил и захватил его.

Марсилиана

Этрусский город, расположенный между Ортебелло и Маглиано. Здесь обнаружен крупный некрополь эпохи ориентализации, с захоронениями в колодцах и ямах; богатое убранство погребений представлено золотыми и серебряными украшениями и предметами из слоновой кости (табличка с древним этрусским алфавитом). Расположение деревни или города, к которым относился некрополь, неизвестно.

Мегалиты

Мегалитизм представляет собой комплексный феномен, происхождение и значение которого до сих пор остаются неясными. Мегалиты имеют различные формы: дольмены, менгиры, кромлехи. Их распространение на Западе начинается в конце неолита и продолжается вплоть до эпохи бронзы, крайние даты соответствуют примерно 3000 и 1500 гг. до н. э. Самые древние мегалиты находятся на Иберийском полуострове, а наиболее поздние — в Скандинавии. Их распространение, по крайней мере в данном регионе, скорее всего связано с навигацией. Если сомнений в погребальном характере дольменов больше нет, то роль менгиров, кромлехов и аллеи менгиров остается загадкой. Как бы то ни было, эти монументы, по-видимому, были воздвигнуты на Западе незначительными группами, которые мирным путем навязывали свое культурное присутствие и свои модели народам, с которыми вступали в контакт. Некоторые ученые считают этих переселенцев миссионерами новой религии. Существование подобных движений в’ различных регионах Европы (карта 6) и всего мира составляет отдельную проблему. Многие ученые оспаривают универсальный характер этого феномена и склонны по-разному, в зависимости от местности, обозначать явления, которые имеют лишь формальные аналогии.

Мегарон

Большой крытый прямоугольный зал, который представляет собой характерный элемент микенских дворцов.

Мегары

Город в центральной Греции, который контролировал устье Коринфского перешейка. Ему принадлежали два порта — Паги и Нисея. Город основан ионийцами, но затем оккупирован дорийцами. Мегары стали крупным колонизатором: на Сицилии они основали Мегары Гиблейские и Селинонт, Халкедон (676 г. до н. э.) на восточном побережье Босфора, Византий и Гераклею. Эти владения позволяли им контролировать выход к Черному морю. Мегары захватили Са-ламин, который в конце VI в. до н. э. удалось отобрать Афинам. После того как Афины и Спарта заключили мир, Мегары пали под властью последней, утратив свое значение.

Медь

До появления железа медь была основным используемым металлом: это главный компонент в составе бронзы. Во многих регионах медь находили в естественном состоянии — в форме самородков, — что объясняет ее относительно раннее использование. Позже распознали ее наличие в некоторых минералах, которые извлекались из недр (рудники) и обрабатывались (дроблением, промыванием, плавлением и т. д.) для получения чистого металла. Наконец, научились обрабатывать медь (металлургия) так, чтобы придавать ей необходимую форму орудия или оружия. Медь — достаточно мягкий, плохо поддающийся литью металл, поэтому довольно быстро ее заменили различными сплавами, которые обозначаются общим названием «бронза», но медь лишь осталась основным их компонентом. В Европе, за исключением северных регионов, месторождения меди богаты и многочисленны (карта 5). Они активно эксплуатируются в доисторическую эпоху в Англии и Ирландии, в Испании, Этрурии, Богемии, Венгрии, Восточных Альпах, на островах Средиземноморья (Кипр, Сардиния). Но только в эпоху поздней бронзы развиваются те рудниковые разработки, следы которых обнаружены в Тироле, в частности в Миттерберге, — их валовая продукция исчисляется тысячами тонн.

На Ближнем Востоке были разработаны различные металлургические техники; впоследствии, благодаря добытчикам и бродячим кузнецам, они распространились в континентальной Европе (Богемия, Испания и т. д.). Халколит, или медный век, соответствует первым этапам использования и обработки металла в среде, еще во многом остававшейся неолитической.

Мезолит

Первый постледниковый период (около 10 тыс. лет до н. э.). В зависимости от региона он характеризуется различными видами индустрии, среди которых одни относятся к верхнему палеолиту (эпипалеолитический период), а другие свидетельствуют об эволюции, которая в некотором отношении стала предвестием экономического перехода к эпохе неолита. Охоту на северного оленя или животных тундры и холодной степи заменяет охота на оленевых, мелкую лесную дичь и, особенно на северо-западе Европы, морская и речная рыбалка. Развивается навигация, дротик уступает место луку, в оружии и орудиях труда проявляется тенденция к уменьшению размеров острия (наконечники стрел, микрорезцы, рыболовные крючки и т. д. — микролитизм), в то же время появляются домашние животные: собака, свинья и др. Собственно говоря, неолитизация коснулась групп, локализованных на Ближнем Востоке и периферии — в Эгеиде, на Балканах и т. д., — эти группы постепенно заселяли все большую часть континента, адаптируя первоначальные техники к более влажному климату и более грубой почве умеренного пояса Европы. Мезолитический субстрат, во всяком случае в некоторых областях континента, сыграл очень важную роль в становлении новых цивилизаций, которые постепенно заменят древние палеолитические культуры.,

Мельпум

В древних источниках упоминается этрусский город с таким названием, вероятно, он располагался в центральной Ломбардии. Но до сих пор ни одно археологическое открытие не подтвердило это предание. Возможно, речь шла просто о фактории. Мельпум пал от рук галлов одновременно с Вейями в 396 г. до н. э.

Менгир

Мегалит, который представляет собой камень, либо стоящий отдельно, либо включенный в целый ряд (аллею). Когда этот ряд ограничивает некое пространство — круглое, эллиптическое, прямоугольное или любой другой формы, — его называют кромлехом. Функция менгиров остается неясной. Они особенно многочисленны в Британии, где соседствуют с дольменами, но встречаются и в других частях Западной и Центральной Европы, особенно в Северной Германии.

Месопотамия

Месопотамия в эпоху неолита и бронзы являлась главным очагом цивилизации древнего мира. Быстрый взлет земледелия способствует здесь очень ранней (с начала 4-го тыс. до н. э.) урбанизации. В середине 4-го тыс. до н. э. Месопотамия уже насчитывает множество городов: Ур, Эриду, Лагаш, Ниппур и др., — расположенных к западу от Мари. Количество монументальных храмов свидетельствует о расцвете архитектуры и скульптуры в конце 3-го тыс. до н. э. Примерно в то же время шумеры изобретают письменность, развивается металлургия и совершенствуется техника мастеров по керамике (гончарный круг). Именно в 3-м тыс. до н. э. влияние месопотамской цивилизации начинает распространяться на север и запад. Анатолия стала важным посредником этого влияния, распространявшегося в направлении Эгеиды, а затем — Восточной и средиземноморской Европы. После того как образовались первые города-государства, под воздействием импульсов могущественных династий прорисовываются более крупные образования. Период шумерского господства (царские захоронения в Уре) сменяется периодом могущества аккадских семитов: около 2370 г. до н. э. Саргон Аккадский распространяет свою гегемонию на большую часть месопотамских городов. Затем, после вторжения Гонти, Гудеа из Лагаша, цари III династии Ура на несколько веков восстанавливают главенство Шумера. Второе тысячелетие до н. э. начинается при правителях Вавилона, новой метрополии, ставшей первой восточной империей (царь Хаммурапи — около 1790–1750 гг. до н. э.). В 1-м тыс. до н. э. распространяется ассирийское военное господство. Долгое время шумерские и аккадские традиции сохранялись, невзирая на вторжения, которым неоднократно подвергались древние месопотамские города. Их следы проявляются в ассирийском и иранском искусстве, в искусстве степей и некоторых декоративных элементах средиземноморского и европейского континентального искусства вплоть до эпохи Средневековья: христианская иконография еще долго будет сохранять это влияние.

Микены

Микены, исследованные в 1876 г. Шлиманом, дали название блистательной цивилизации, которая распространилась на Пелопоннесе в XVI–XIII вв. до н. э. и сменила на Крите минойскую цивилизацию. Около 1900 г. до н. э. примитивное поселение, построенное на возвышенности, превратилось в мощную цитадель. Она является творением одного из потомков ахейских предводителей, которые возглавили и привели в Грецию индоевропейские группы во время переселения, первые проявления которого локализованы на севере Балкан около 2000 г. до н. э. Цивилизация, которая развилась под их влиянием не только в Микенах, но и в Пилосе, Тиринфе, а затем в Кноссе и т. д., характеризовалась одновременно традициями, распространенными в индоевропейском мире и на Крите, с которым она постепенно установила контакт. Военные предводители, а также хозяева ремесленной и торговой клиентелы — любители искусства и роскоши — начали возводить дворцы — этот новый тип характеризовался мегароном, — их украшали фресками и скульптурами; хоронили правителей в больших сводчатых гробницах (толосы). Дух предпринимательства и авантюризма способствовал развитию военного дела и торговли. Троянская война — последнее проявление этого завоевательного духа. Микенская продукция экспортировалась по всему Средиземноморью, от Малой Азии до Южной Италии, и даже в Центральную Европу, вплоть до Британских островов (микенский кинжал из Стоунхенджа). Но между XII и X вв. до н. э. эта могущественная «империя» рухнула, подорванная междоусобными войнами и, особенно, вторжениями дорийцев.

Микролиты

Орудия небольших размеров, характерные для эпохи мезолита.

Миланский эдикт

Миланский эдикт, изданный Константином и Лицинием в феврале 313 г. н. э., возвратил христианским общинам имущество, которое было у них конфисковано, и провозгласил веротерпимость. Но в действительности христиане уже пользовались свободой культа, предоставленной им двумя годами ранее эдиктом Галерия.

Милет

Ионийский город в Малой Азии, к югу от залива, в который впадает Меандр; один из крупных культурных и торговых центров Ионии (карга 8). Он имел в Египте факторию Навкратис и несколько колоний на побережье Пропонтиды и Понта Эвксинского, среди которых Абидос, Пантикапея и Ольвия (VII в. до н. э.) (карта 9). Попав под лидийский протекторат после поражения Креза в 546 г. до н. э., Милет был оккупирован персами. Вовлеченный в ионийское восстание 499 г. до н, э., город был наказан Дарием, но в 479 г. до н. э. освобожден после битвы при Саламине благодаря победе Афин у мыса Микале. В то время Милет примыкал к Делосскому союзу, возглавляемому Афинами, и после окончания Пелопоннесской войны восстал против Спарты, а затем против Александра, который осадил и захватил его в 334 г. до н. э. Милет, ставший морской державой, достиг расцвета в VII — VI вв. до н. э. Однако он не сумел вернуть былое могущество и в эллинистическую эпоху был вытеснен Эфесом (карта 13). Милет — родина Фалеса, Анаксимандра, историка Гекатея и архитектора Гипподама.

Миндель

Приток Дуная, в долине которого гляциологи выявили геологические свидетельства одного из четвертичных оледенений.

Минойская цивилизация

Минойской археолог А. Эванс в память о легендарном царе Кносса Миносе обозначил эпоху бронзы на Крите и критскую цивилизацию. Выделяют три периода: древнеминойский (2600–2000 гг. до н. э.), среднеминойский (2000–1700 гг. до н. э.) и позднеминойский (1700–1400 гг. до н. э.).

Миттерберг

Горнопромышленный район на территории Muhlbach-Bischofshofen (австрийский Тироль). Здесь разрабатывались рудные жилы медного колчедана. Для того чтобы извлечь его из породы, рудокопы использовали методику пожара, которая заключалась в поджигании сначала верхней части выработки, а затем, по мере того как галерея углублялась в гору (иногда до 100 м глубины), — кровли выработки и прилегающего пространства. Этот эффективный метод, требовавший, однако, больших затрат рабочей силы, перестали использовать только в XIX в. Заметим, что подобный способ эксплуатации рудников, при котором добывались миллионы тонн продукции, требовал участия 150–200 горнорабочих, две трети которых занимались добычей руды, а одна треть — рубкой деревьев, необходимых для укрепления галерей. Рудниковая индустрия этого региона, по-видимому, развивается в период, когда снижается активность микенских металлургов (около 1300–1200 гг. до н. э.). Большая часть руды экспортировалась в форме готовых изделий из литого или кованого металла.

Мона (Англси)

Остров в Ирландском море на западном побережье Британии. В период римского завоевания остров Мона, где находилось главное друидское святилище Великобритании, становится убежищем и центром религиозного сопротивления. В 61 г. на него нападает Светоний Паулин, который покинет остров, чтобы усмирить мятеж иценов. Агрикола захватил остров в 78 г.

Морины

Племя белгов, обосновавшееся на побережье Па-де-Кале между устьями Шельды и Соммы. Морины оказали ожесточенное сопротивление римскому завоеванию. Цезарь, использовавший их порт Гезориак (Булонь) в качестве базы для своих экспедиций в Великобританию, так и не добился, невзирая на многочисленные кампании, полного подчинения моринов. При Августе они восстали и в конце концов были побеждены Карринатом в 29 г. н. э.

Мустье

Индустрия эпохи среднего палеолита, которая ассоциируется с типом неандертальского человека. В Европе мустье начинается одновременно с вюрмским оледенением и продолжается до второй интерстадии этого оледенения. Его продолжительность — приблизительно 50 тыс. лет. Орудия труда в основном представлены эолитами, полученными с использованием техники леваллуа или других техник. Рубила, относительно немногочисленные, имеют сходство с ашельскими. Набор инструментов сводится к наконечникам и скреблам. Выделяют собственно мустье, для которого характерно присутствие изогнутых скребел, ашельское мустье, называемое Ла-Кина (преобладали скребла и скребки ориньякского типа), и мустье Ла-Ферраси, с более скудным набором инструментов. Мустье представляет собой, таким образом, комплексный феномен с многочисленными нюансами. Он распространяется на большей части Европы, Среднего Востока и Северной Африки. Именно в мустьерскую эпоху появляются первые захоронения.

Н

Нарбонния

Римская провинция, которая включала современные Прованс и Лангедок. Римляне вторглись в Южную Галлию под предлогом защиты Марселя от угрозы со стороны кельтов и лигу ров (154–125 гг. до н. э.). На самом деле завоевание Нарбоннии позволило Риму контролировать крупные торговые пути, связывавшие Италию с Испанией и Северной Галлией. Кроме того, это был богатый регион (масло, вино, зерно, рыбные промыслы, золотые, серебряные и железные рудники). После покорения салиев и разрушения Антремона римляне основали колонию в Эксе (122 г. до н. э.), удлинили Via Domitia, затем создали город Нарбо Марциус (118 г. до н. э.), который дал название всей провинции. Нарбоннию часто посещают греки, которые основали здесь множество факторий, но Нарбонния быстро и основательно романизировалась. Жизнь здесь во всех отношениях напоминала жизнь в римской Италии и во времена Цезаря контрастировала с еще плохо организованным галльским государством. Вскоре Нарбо Марциус вытеснил Марсель в его роли средиземноморского порта и стал столицей Нарбоннии. Став сенаторской провинцией во времена ранней империи, она была присоединена к Аквитании в эпоху поздней империи — таким образом сформировался Вьеннский диоцез.

Наскальное искусство

Наскальное искусство включает рисунки и гравированные изображения, сделанные на стенах пещер и скальных углублений. Первые наскальные изображения датируются верхним палеолитом. На стенах и потолках пещер Алътамира, Ласко, Нио и др. они образуют обширные композиции, значение которых остается не совсем ясным. Но их религиозный, если не магический, характер является бесспорным — пещеры, которые они украшают, вероятно, были святилищами. Наряду с натуралистическим и анималистическим (бизоны, лошади, мамонты, каменные бараны и т. д.) франко-кантабрийским искусством в более позднюю эпоху (к которой некоторые исследователи относят период мезолита) распространяется схематическое искусство: в сценах, полных динамики, смешаны человеческие силуэты и фигуры животных (испанский Левант), — это течение распространяется и на неолит. Выделяют некоторое количество стилей и, в том, что касается франко-кантабрийского искусства, два основных цикла: ориньякско-перигорский (изображения в «обратной перспективе») и малленский цикл. Резные изображения датируются по большей части эпохой солютре. Наскальные изображения встречаются и за пределами франко-кантабрийской зоны и зоны испанского Леванта (карта 1), прежде всего в Италии (грот Романелли). В Карелии, Сибири, Швеции и Норвегии на многих наскальных рисунках и, прежде всего, гравированных изображениях, которые называют арктическим искусством, представлены животные северной фауны, которые обитают в этих регионах и в наши дни, — северные олени, медведи, лоси, тюлени, киты и т. д. Схематизация здесь выражена сильнее, чем в искусстве юга Европы. Изображения человека встречаются относительно редко. Хотя сначала это искусство связывали исключительно с бронзовым веком, отчасти оно восходит к неолиту. Наконец, гравюры горы Бего в приморских Альпах и Вал Камоника относятся к первому веку металлов.

Неандерталь

Долина близ Дюссельдорфа, где в 1856 г. был найден свод черепа, принадлежащего человеку эпохи среднего палеолита. Неандертальский человек, полные скелеты которого впоследствии были найдены во многих местах, появился в начальный период вюрмского оледенения. По всей Европе, где в это время устанавливается холодный климат, распространяется новая фауна — мамонты, северные олени и т. д. Человек ищет пристанище в пещерах и под скальными навесами, где были обнаружены следы его жизнедеятельности — индустрия, названная мустьерской. Во время последней фазы оледенения, 50 тыс. лет спустя, неандертальский человек уступает место новому типу — homo sapiens. Но его исчезновение не было резким, как считалось долгое время. Некоторые локальные типы homo sapiens имеют определенное сходство со своими предшественниками, как было доказано в недавнее время, что свидетельствует о смешанном, комплексном характере человеческого населения в те далекие времена. Пространство экспансии неандертальцев выходит за пределы европейского континента и охватывает Средний Восток (Палестина). Близкие типы были идентифицированы в Родезии и на Яве.

Неаполь Скифский

Крупный греко-варварский город, основанный скифами на возвышенностях центрального Крыма, в районе современного Симферополя. Город был построен во второй половине III в. до н. э., в то время, когда направление экспансии скифов переместилось из бассейна Днепра (см. Каменское городище) в Крым. Это перемещение было вызвано развитием торговли с Боспорским царством и переходом значительной части скифских племен от кочевого к оседлому образу жизни. Неаполь стал столицей большого царства, которое включало, помимо большей части Крыма, район низовий Днепра и распространяло свое влияние на Ольвию. Сфера влияния Неаполя Скифского значительно расширилась во II в. до н. э. в результате длительных завоевательных войн, и прежде всего против греческого Херсонеса. В последние десятилетия века, когда греческие колонии в Крыму объединились под давлением Митридата VI Евпатора Понтийского, один из полководцев Митридата, Диофант, в ходе успешных военных кампаний положил конец скифскому могуществу. Хотя Неаполь по большей части был населен скифами, он имел вид и характерные черты крупного эллинистического города, о чем свидетельствуют многочисленные надписи на греческом языке, каменные здания и роскошный мавзолей, который был воздвигнут варварами — правителями города.

Неолит

Эпоха неолита, которая определялась, прежде всего типологически, по каменным изгородям, сегодня рассматривается как период, который по сути отличается от палеолита заменой экономикой производства экономики, основанной исключительно на потреблении (собирательство, охота, рыбалка и т. д.). Эта трансформация начинается в достаточно узкой зоне, именуемой ядерной (карта 2), — она ограничена Ираном и Ираком с одной стороны и восточной окраиной Балкан — с другой (8— 7-е тыс. до н. э.). Новые техники производства, выработанные в этом регионе, впоследствии распространяются на периферию либо в процессе колонизации, либо посредством аккультурации. Средиземноморье и крупные реки, в первую очередь Дунай, являлись основными путями этой диффузии. Трансформация экономики происходила более или менее быстро и полно, в зависимости от региона, и прежде всего от природных условий, но также от населения и традиционного образа жизни. Однако эпоха неолита определяется не только экономикой. Изменения коснулись и других областей, связь которых с экономическими трансформациями не вполне ясна. Керамика, которая долгое время рассматривалась как изобретение эпохи неолита, во многих регионах появляется раньше скотоводства или земледелия (докерамический неолит). Религия, погребальный культ, способы погребения, искусство эволюционируют неодинаково, несмотря на некоторые общие черты и предпочтения (культ Богини-Матери, коллективные захоронения, идолы и т. д.). Мегалитизм, который распространяется отнюдь не повсеместно, остается труднообъяснимым феноменом. Несмотря на поразительный взлет эволюции начиная с эпохи мезолита, неолитизациЯ) как мы уже заметили, везде происходит в разном ритме (карта 3). Хронология неолита в рамках европейского континента остается достаточно вариативной: 6000–3500 гг. до н. э. на Балканах, 4000–2000 гг. до н. э. на Западе, 2600–1500 гг. до н. э. в Дании. Зачастую его начальные фазы — протонеолит, субнеолит, ранний неолит — очень близки к мезолиту или позднему палеолиту, а завершающий этап — поздний неолит (карта 4), энеолит, халколит — накладывается на первый век металлов.

Нидам

Болото, расположенное к северу от Торсбьерга (Шлезвиг, Дания). Клад из Нидама датируется III в. н. э. или, возможно, IV в. Он занимает площадь 930 м². Кроме значительного количества оружия (мечи, луки, наконечники стрел, копий и рогатин), некоторых предметов домашнего обихода (лезвия серпов, украшения), здесь находилось несколько длинных плоскодонных лодок, одна из которых, замечательно сохранившаяся, сделана из 11 досок и могла вместить до 30 гребцов. Лодку умышленно затопили, причем предметы, оружие и утварь, помещенные в нее, были тщательно перевязаны веревкой или запакованы. В этом кладе находилось также тридцать четыре римских денария, датированных 217–218 гг. н. э.

Ним (лат. Nemausus)

Город вальков-арекомиков. До римского завоевания Ним являлся важным торговым центром. Он стал римской колонией в начале эпохи правления Августа, который занялся укреплением города.

В Ниме обнаружены многочисленные галло-римские архитектурные ансамбли (Великая башня, «Квадратный дом», храм Дианы, амфитеатр). Род Антонина Благочестивого происходит из Нима. В 407 г. н. э. городом завладели вандалы.

Новый Карфаген

Карфагенская колония на восточном побережье Испании, основанная на месте древнего иберийского города в 228 г. до н. э. Гасдрубалом, зятем Гамилькара Барки, отца Ганнибала. Это название, выбранное Гасдрубалом (Карт Хадашт — в переводе с карфагенского «новая столица»), возможно, свидетельствует о его намерении перенести центр империи в этот третий Тир; Гасдрубал построил здесь роскошный дворец и сделал город новой столицей пунической империи. Новый Карфаген — этот замечательный естественный порт — стал исходным пунктом для походов против Италии, возглавляемых Ганнибалом и его братом Гасдрубалом. В 210 г. до н. э. он был взят Сципионом. В эпоху Республики он стал резиденцией проконсула, во времена Цезаря и Августа — колонией. Но, благодаря выгодному расположению на римской прибрежной дороге, он всегда оставался главным портом на побережье полуострова.

Норея

Город — эпоним Норика, столица таврисков. Норея являлась важным торговым центром. В 113 г. до н. э. кимвры вытеснили оттуда римлян. Около 59 г. до н. э. город был осажден бойями.

Норик

Римская провинция в Центральной Европе, ограниченная Дунаем, Альпами, Рецией и Паннонией, приблизительно соответствовавшая территории современной Австрии. ВIII в. до н. э. население этого региона, состоявшее главным образом из кельто-иллирийцев, жило в основном разведением скота и разработкой рудников (соль, железо, серебро и золото). Норик последовательно подвергался вторжению кимвров (113 г. до н. э.) и бойев (59 г. до н. э.), которые впоследствии обосновались в Богемии. В середине II в. до н. э. завязались торговые отношения с крупным торговым городом (emporium) Аквилеей, а хорошие отношения с Римом поддерживались до начала кампаний против маркоманов и иллирийцев, возглавляемых Друзом. Именно тогда этот район был аннексирован римлянами (15 г. до н. э.). В Норею (Neumarkt) был направлен прокуратор империи, но местные династии сохраняли свои прерогативы вплоть до эпохи правления Клавдия. Главные города — Lauriacum (Лорш), Juvanum (Зальцбург), Virunum (Maria Saal), Vindobona (Вена) — получают римское муниципальное право.

Нуклеус

Нуклеусом называют каменную основу, приготовленную для получения эолитов. Формы нуклеусов соответствуют различным техникам, применявшимся с этой целью. Так, например, существует нуклеус, характерный для техники леваллуа, которая использовалась в эпоху верхнего палеолита (ориньяк) и среднего палеолита (мустье) для откалывания тонких эолитов и пластин.

Нуманция

Кельтиберийская крепость на севере Испании, в провинции Сория (старая Кастилья). В городе и его окрестностях обнаружены многочисленные следы, относящиеся к эпохе халколита (комплекс колоколовидных кубков) и Гальштат. В 3—2-м тыс. до н. э. Нуманция, окруженная стеной 5–6 м толщиной и 4 м высотой, фланкированной башнями, занимает площадь 8 га. Ее мощеные улицы, снабженные канализацией и сточными желобами, пересекаются под прямым углом: десять поперечных улиц разделяются двумя улицами, идущими в направлении с севера на юг. Нуманция насчитывала 750 домов и, по-видимому, несколько тысяч обитателей. Но 90 га, ограниченные стеной, могли вместить также значительное количество беженцев. Во II в. до н. э. Нуманция стала базой сопротивления кельтиберов: римляне осаждали ее в течение восьми лет. Сципион Эмилиан с армией в 60 000 человек после 15 месяцев блокады в конце концов сумел овладеть городом (133 г. до н. э.). Город был разрушен; многие из его защитников предпочли умереть, но не сдались. Падение Нуманции практически означало конец организованного испанского сопротивления римлянам.

Нураг

Типичный памятник Сардинии эпохи бронзы и железа. К настоящему времени найдено более 6000 нурагов. В центральной Сардинии обнаружен нураг площадью один квадратный километр; однако в западных регионах и регионах, где не хватает необходимого для строительства камня, их почти нет. Выбор места, как правило, определялся близостью источников или рек, а также климатическими условиями (преобладающие ветра). Наличие импортированных предметов и эволюция архитектуры позволяют установить хронологию: так, по эгейским медным слиткам, обнаруженным в Серра Иликси и СанАнтиоко, эти нураги датируются 2-м тыс. до н. э. Закат цивилизации нурагов относится к VI–III вв. до н. э., это следствие пунического завоевания и римской оккупации. Многие нураги использовались как крепости в период завоевания острова римлянами (Тит Ливий называет их castra). Изначально нураг представлял собой простую коническую башню, но со временем он усложняется: появляются двойные сооружения, треугольные планы, внешние укрепления, как, например, в Сент-Антине, квадратные в плане крепостные стены с центральным донжоном. Самые значительные и сложные нураги окружены более или менее широким поясом укреплений: нураг Омибия, близ Орроли, занимает почти 2000 м².

О

Оденат

Правитель Пальмиры, сын Септимия Гайрана. Галиен последовательно называет его dux, imperator и corrector Orientis, — Оденат защитил Малую Азию, Сирию и Египет от персов, а затем от готов. Он был убит своим племянником Мезонием около 267 г. н. э. Его жена Зенобия заняла его место и в 271 г. разорвала отношения с Римом.

Одоакр

Предводитель варваров скирского происхождения, сын Эдики. Двадцать третьего августа 476 г. н. э. в Павии войсками, которыми он командовал и которые по большей части состояли из герулов, скиров и ругов, Одоакр был избран королем, и 4 сентября он сверг последнего римского императора Запада, Ромула Августула, заняв его место в Равенне. Он правил в качестве наместника Августа на Востоке, опираясь на администрацию Равенны, отвоевал Сицилию у вандалов и завоевал Далмацию. В 489 г. император Восточной империи Зенон отправил предводителя остготов Теодориха сразиться с ним. В 493 г. Одоакр, который спрятался в Равенне, был побежден и убит.

Оке (Oxus)

Древнее название реки Амударьи (Центральная Азия), которая впадает в Аральское море (Mare Ircaпо),так же как Сырдарья (Iaxartes). В период перехода от бронзового века к железному регион, расположенный между этими двумя реками, Хорезм, был населен иранскими народностями (среди которых были и скифы) и фракийцами (массагетами), которые создали богатую разнородную цивилизацию.

Оледенения

В течение всего четвертичного периода, продолжительность которого оценивается 600 тыс. — 1 млрд лет, моря и земли севера Европы покрыты толстой ледниковой шапкой, в то время как южнее обширные ледники образовались на вершинах не только в Альпах, но и в Карпатах, Центральном Массиве, Богемских горах, до подступов к северному побережью Средиземного моря. Однако значительные климатические изменения, происходившие на протяжении этого долгого периода, влекли за собой поочередно то наступление, то отступление этих ледниковых масс. Периоды похолодания сменялись межледниковыми периодами отступления льда. Изучение рельефа, и прежде всего морен, границы которых могут быть локализованы, позволило разделить четвертичный период на четыре эпохи, соответствующие четырем основным периодам наступления ледников. Им даны названия рек, на которых изучалась стратиграфия ледниковых феноменов: гюнц, миндель, рисс и вюрм. Хронология первых трех этапов остается весьма неточной. Зато установлены довольно ясные хронологические границы для вюрма (120—10 тыс. лет до н. э.), в котором, благодаря пыльцевому анализу и углероду 14 (радиоуглеродному методу), удалось выделить три основные фазы (ранний, средний и поздний вюрм), каждая из которых подразделяется на несколько промежуточных стадий.

Олово

Олово играло важную роль в экономике поздней доисторической эпохи. Поскольку наряду с медью олово входило в состав бронзы, но в чистом виде встречалось гораздо реже, оно стало объектом поисков, которые стимулировали обмены и способствовали динамическому развитию, свойственному этому периоду. Главные европейские месторождения олова находились в Корнуолле, Галиции, Тоскане и Богемии (карта 5).

Ольвия Понтийская

Колония, основанная в VI в. до н. э. милетцами в устье Борисфена, современного Днепра. Построена по четкому прямоугольному плану. Наивысшего уровня развития Ольвия достигла в V в. до н. э., когда численность населения превысила 10 000 человек. Ольвия никогда не стремилась к завоеванию соседних территорий, занятых скифами; сфера влияния полиса всегда ограничивалась небольшим количеством деревень в устье Борисфена со смешанным греко-варварским населением — «эллиноскифами». Однако его экспансия проявилась в бассейне Днепра и Буга, особенно это относится к V в. до н. э. Большая часть предметов греческого производства, обнаруженных в скифских захоронениях в Украине и датированных V в. до н. э., например характерные зеркала с фигурными ручками, происходят из Ольвии. В этот же период важную роль играет продажа зерна греческим городам метрополии; это позволило аристократии Ольвии завладеть значительными богатствами. Начиная с последних десятилетий V в. до н. э. Ольвия приходит в упадок. Причиной этого стала конкуренция с Пантикапеем И перемещение скифской экспансии из зоны Буга и Днепра в сторону Крыма. В эллинистическую эпоху Ольвия неоднократно становилась данником скифских правителей Крыма; в I в. до н. э. она была разорена готами. В IV в. н. э. она прекращает свое существование.

Орвието

Город в Тоскане; прежде считалось, что на этой территории находились этрусские Вольсинии, затем их положение определили более точно — к западу от Больсены (карта 11). У подножия скалы, где находится современный Орвието, располагаются некрополи. К святилищам Бельведера, Каничелла, Сан-Леонардо относятся богатые декоративные украшения из обожженной глины, обнаруженные в городе. Захоронения некрополя Каничелла восходят к последним годам VII в. до н. э. Но высший расцвет Орвието относится к VI — IV вв. до н. э. К северо-западу от. города найден некрополь Крочефиссо дель Туфо (VI–V в. до н. э.): погребальные камеры здесь построены из камня. В некрополе Сеттекамини (Settecamini) многие захоронения украшены фресками. В целом эти открытия наводят на мысль, что древний Орвието был богатым и могущественным городом.

Ориньяк

Индустрия, характерная для начала верхнего палеолита, типичные элементы которой были обнаружены на территории пиренейской стоянки Ориньяк. Она характеризуется преобладанием костяных орудий (насаженные на рукоятку острые наконечники). Кремень использовался для изготовления скребел и резцов. Ориньяк представляет собой не единую цивилизацию, но целый комплекс, эволюция которого, далекая от линейности, порождает многочисленные типы, которым было дано подробное описание. Наряду с типичным ориньяком, относящимся к 30–25 тыс. до н. э., на Западе выделяют нижний ориньяк, или шательперрон, и развитой ориньяк, или граветт. Перигорская культура, которую Пейрони рассматривает как отдельную цивилизацию, в целом связана, с одной стороны, с шательперроном (ранняя перигорская культура) и, с другой — с граветтом (поздняя перигорская культура). Серия женских статуэток, известная под названием «ориньякские венеры», датируется периодом между граветтом и солютре: к ним относятся фрагменты статуэток, обнаруженных в 1898 г. Пьетте в Брассампуй, Венера из Леспюг и фигурки, выполненные в таком же стиле, найденные в Костенки. Знаменитая Венера, обнаруженная в 1898 г. Пьетте, однако, относится, по-видимому, к концу граветта.

Остготы

См. готы.

«Охота и рыбалка» (гробница)

Захоронение последней четверти VI в. до н. э., обнаруженное в Тарквинии и содержащее две камеры. На фресках одной из них изображены танцоры и музыканты среди деревьев, отягощенных дарами, и возвращение с охоты, знаменующееся семейным пиршеством. На стенах второй — очень живая сцена рыбалки: море со скалами, лодки, рыбаки, дельфины, парящие в облаках разноцветные птицы. Этот ансамбль считался уникальным для архаичного этрусского искусства, пока не было обнаружено Навирское захоронение.

П

Падуя (лат. Patavium)

Город в Венетии. Легенды, связанные с историей Падуи, приписывают его основание Трояну Антенору. По археологическим данным, в век железа Падуя была менее важным городом, нежели Эсте. Но позже благодаря географическому положению она стала крупным центром и оставалась таковым вплоть до римской эпохи. В 301 г. до н. э. ее жители разгромили Клеонима. В III в. до н. э. они стали союзниками римлян, сохранив при этом свою автономию.

Пазирик

Место в горах Алтая, где были обнаружены скифские захоронения, датированные последними веками до нашей эры. Некрополь, расположенный на высоте 1500 м в древнем ложе ледника, включает пять крупных курганов и более тридцати курганов меньших размеров. Умершие помещались в обширные погребальные камеры со стенами из длинных толстых балок, расположенных горизонтально; крыша кургана II сделана из девяти рядов балок. Благодаря тому что в некоторые захоронения проник снег и лед, здесь сохранились не только многочисленные предметы из меди и дерева, находившиеся около погребенных, но также их одежда, покрывала и даже тела; так, на одном из них, принадлежащем воину, удалось рассмотреть сложные татуировки, изображающие мифических существ и чудовищ. В погребениях Пазирика сохранилось большое количество предметов искусства: большинство изготовлено из золота и серебра, — а также украшения, одежды и конская сбруя из меди, сплава олова и свинца и дерева. Пазирик представляет собой интересный восточный вариант скифского анималистического искусства, в котором смешались влияния европейской Скифии и греческого искусства колоний, расположенных в южной части современной России и в Бактрии.

Палафиты

Поселения, характерные для озерных и болотистых зон. Их следы обнаружены во многих регионах Европы (во Франции, Швейцарии, Германии, Австрии, Словении, Италии, Пруссии, на Британских островах, Балканах и т. д.). Первые исследования предприняты в Швейцарии в 1823 г. Палафитами, собственно говоря, называют постройки на свайных основаниях: сваи поддерживают деревянную платформу, на которой стоят хижины, также построенные из дерева. Эти жилища были связаны с сушей посредством мостов. Некоторые поселения возводились на насыпных холмах, которые образовывали сплошной широкий подиум. Рядом помещались волнорезы, имевшие проходы для пирог. В широком смысле палафитами называют поселения, возведенные на земляных насыпях при помощи стволов деревьев и фашин. Строительство деревень на сваях, вероятно, мотивировано соображениями безопасности, но, по-видимому, прежде всего постоянной практикой рыбалки, которая обеспечивала обитателей поселений значительными дополнительными ресурсами. Со временем техника возведения несущих конструкций развивается поразительным образом, и поселения достигают больших размеров (в некоторых палафитах озера Констанция они занимают 800 м в длину и 75 — в ширину). Опыт, приобретенный палафитскими плотниками, строившими квадратные хижины, использовался позже при возведении поселений на суше и способствовал скорому исчезновению круглых хижин, преобладавших до тех пор.

Палеолит

Палеолит, или древний каменный век, охватывает почти весь ледниковый период (500 тыс. лет?). Его подразделяют на нижний (600–200 тыс. лет до н. э.), средний (200—40 тыс. лет до н. э.) и верхний палеолит (40–10 тыс. лет до н. э.). Каждый из этих периодов характеризуется определенным количеством культур, которые отличаются хронологическими рамками, продолжительностью существования и зонами распространения, человеческими типами и морфологией индустрии, но представляют совокупность общих черт в масштабе глобальной эволюции доисторических времен. Сегодня эти культуры выглядят более сложными, чем казалось еще в недавнем прошлом: развитие техники раскопок, так же как открытие новых стоянок, во многом изменило общую картину, созданную первыми учеными — специалистами по первобытной истории. Появилась возможность относительную хронологию, основанную на стратиграфии и типологии, в некоторых случаях заменить абсолютной, основанной на новых открытиях или более глубоком рассмотрении уже известных феноменов: изучении варвы (сезонная слоистость ила), астрономических наблюдениях, методе углеродного анализа. Датировка углеродным методом, в частности, позволила определить точные границы некоторых эпизодов верхнего палеолита.

Паннония

Регион, расположенный на правом берегу Дуная, на территории современной западной Венгрии. В историческую эпоху Паннония была населена кельтами, даками, германцами и иллирийцами. В 34 г. до н. э. римляне захватили южную часть этого региона и только между 12 и 9 г. до н. э. достигли Дуная. Сначала Паннония была присоединена к Иллирику, а впоследствии образовала отдельную провинцию. В 107 г. н. э. Паннония была разделена на Верхнюю (Савария) и Нижнюю (Сирмий).

Пантикапей

Город, основанный колонистами из Милета на побережье Керченского пролива, соединяющего Черное и Азовское моря. Изначальный торговый emporion появился в VII в. до н. э. на месте коренного поселения киммерийцев, где обнаружено некоторое количество доисторических предметов (каменные топоры, религиозные объекты). Фактория трансформировалась в город уже в первые десятилетия VI в. до н. э. — в период, к которому восходят первые греческие поселения в Пантикапее. Город был построен на склоне холма (гора Митридат) с учетом террасного расположения — точно не установлено, в какое время (возможно, в протоэллинистическую эру). На верхних террасах были возведены многочисленные публичные здания и несколько храмов, архитектурные и эпиграфические следы которых сохранились. В нижней части располагалась агора. Внутри города обнаружены многочисленные обширные подземные захоронения в криптах, в которых часто представлена великолепная живопись эллинистической эпохи (например, крипта Деметера). К городу относились также некрополи, расположенные за крепостными стенами, либо ингумационные, либо курганные (среди последних нужно особо отметить комплекс Юз-Оба). Во второй половине V в. до н. э., в эпоху династии Спартокидов, Пантикапей стал столицей царства, которое распространило свое влияние на весь восточный Крым, полуостров Кубани и устье Дона. Это государство, известное как Боспорское царство (или киммерийский Босфор), существовало в форме римского протектората вплоть до IV в. н. э. (карта 14).

Паризии

Кельтское племя, обосновавшееся в среднем течении Сены, недалеко от слияния с Марной, судьба которого более или менее тесно была связана с соседними civitas сенонов и свессионов. Часть из них в V в. до н. э. переселилась и заняла территорию к северу от устья Гумбера, на западном побережье Великобритании. Столицей паризиев была Лютеция. В 52 г. до н. э. они приняли сторону Верцингеторига.

Парфяне

Парфяне, родственные иранцам, долгое время кочевавшие в восточной Скифии, в 1-м тыс. до н. э. обосновались к югу от Каспийского моря, где среди автохтонного населения представляли аристократию с воинственными нравами. В 250 г. до н. э. их предводитель Аршак стал независимым от Селевкидов и основал династию Аршакидов. Его брат и преемник Тиридат захватил Гирканию и принял титул великого царя. Самый яркий из правителей, Митридат I (174–136 гг. до н. э.) расширил парфянские владения за счет Ирана и Месопотамии', Держава Ахеменидов заняла территорию от Каспийского моря до Персидского залива. В начале I в. до н. э. римляне и парфяне признали Евфрат границей своих империй. При правлении Орода Красс напал на парфян, но потерпел поражение и был убит в битве при Каррах (53 г. до н. э.). Тогда Ород обосновался в Ктесифоне, который остался столицей и при Сасанидах. У парфян было еще несколько конфликтов с римлянами, которые при Траяне заняли Ктесифон, но в конечном итоге основатель новой, местной династии Ардашир положил конец династии Аршакидов (224 г. н. э.), убив правителя Артабана V и заняв Ктесифон (226), где и обосновался: начался период правления династии Сасанидов. Тридцать лет спустя один из представителей новой династии, Шапур, отбил атаку римлян, и они вынуждены были оставить Дура-Европос.

Пелопоннес

На этом полуострове, где черты неолита проявляются позднее, чем в северной Греции, обнаружено множество следов, восходящих к Сескло и Димини. Бронза, вероятно, стала известна здесь только в середине 3-го тыс. до н. э. Раскопки позволили выявить, что в тот период на полуострове распространилось азиатское и кикладское влияние. В начале 2-го тыс. до н. э. все побережье часто посещают критские мореплаватели. Начиная с XV в. до н. э. на Пелопоннесе развивается блистательная микенская цивилизация, которая отчасти была подготовлена ахейцами под влиянием Крита. Крепости, царские дворцы и захоронения в Микенах, Тиринфе и Пилосе — этот богатый ансамбль произведений искусства — показывают размах и самобытность этой первой собственно греческой цивилизации. Дорийское вторжение на рубеже XII и XI вв. до н. э. положило конец ее расцвету. Микенцы постепенно переселились на побережье Малой Азии, где тотчас после взятия Трои основали города Ионии. Некоторые группы дорийцев смешались с ними и заняли южное побережье и острова. В период доминирования Спарты, которая постепенно устанавливает здесь свою гегемонию, а затем Фив (369 г. до н. э.) Пелопоннес, после взятия Коринфа Муммием, входит в состав римской провинции Ахайя (146 г. до н. э.).

Перигорская культура

В комплексе индустрий и культур, которые объединены под названием «ориньякские», исследователи выделили отдельные культурные типы. Так, например, Пейрониг, опираясь на типологическое изучение находок из Ла-Ферраси и Ложери-От, отделяет от ориньякской перигорскую культуру, которая развивалась отдельно и представляет собой параллельную цивилизацию. Эта гипотеза, опровергнутая Брейлем, сегодня является предметом споров, если не отвергается совсем.

Перикл

Афинский государственный деятель, принадлежит к аристократическому роду Алкмеонидов. В 462 г. до н. э. избран стратегом и затем ежегодно переизбирается на эту должность вплоть до 430 г. до н. э. Его политическими врагами были сначала Кимон, а затем его родственник Фукидид, которого Перикл подверг остракизму. Его внешняя политика, мотивированная стремлением к афинскому господству и расширению влияния, контрастировала с честностью его внутренней политики: он перенес в Афины казну Делосской лиги и распространил на конфедератов политику настоящего империализма. Он заимствовал из общей казны средства для колоссального строительства Акрополя (Пропилеи, Парфенон). Все эти меры вызвали ненависть союзников и отчасти объясняют предательства, которые спровоцировали падение Афин в конце V в. до н. э. Когда Перикл развязал Пелопоннесскую войну, он был обвинен в первых поражениях и вынужден был заплатить большой штраф. После этого Перикла переизбрали стратегом, но в 429 г. до н. э. он умер от чумы.

Перузия

Город, который, возможно, имел умбрийские истоки (карта 11) и образовался в результате объединения нескольких архаических деревень (Сан-Валентино, КасгеллоСан-Мариано и др.), восходящих к первому железному веку и впоследствии испытавших сильное влияние Клузия. Го род сохранил памятники этрусского периода: остатки крепостных стен с двумя знаменитыми воротами (ворота Марция и арка Августа). Некрополи также восходят к III в. до н. э. (Палаццон, сохранивший характерную керамику; подземное захоронение в Вольтумне, использовавшееся вплоть до начала эпохи империи; подземные гробницы в Сан-Манно и Сперандио). Римская Перузия сохранила очевидные черты этрусской традиции, в частности использование матронимии в погребальных надписях. В ходе гражданской войны, которая столкнула стронников Октавиана и Антония, Перузии был нанесен серьезный ущерб (Перузинская война).

Пестум

В конце VII в. до н. э. у луканского побережья, к югу от полуострова Соррент, сибариты основали греческую колонию Посейдонию. После блистательного взлета в VI в. до н. э. Посейдонию покорили луканы, и она приобрела италийское название Пестум; с тех пор здесь развивается смешанная культура. Три храма, построенные из известковых камней, до сих пор прочно стоят здесь: «Базилика», храм, посвященный Нептуну, и храм Цереры. Кроме того, здесь обнаружены крепостные стены и италийский храм. Сеть улиц, пересекающихся под прямым углом, также достаточно хорошо сохранилась. В устье Селы, примерно в двенадцати километрах от главной части города, в большом архаическом святилище Геры найдено множество произведений, представляющих огромный интерес, в частности барельефы с мифологическими сценами — ценный источник для изучения фигуративного искусства umanuomoe.

Пирги

Порт в Дере. В ходе раскопок здесь обнаружено святилище, где находилось два храма и большое количество фигурных и декоративных изделий из терракоты начала V в. до н. э. Надписи, выгравированные на золотых дощечках, по-видимому, представляют собой посвящение, сделанное «царем» (?) Цере богине, которая в этрусском варианте именуется Уни (Юнона), а в пуническом — Астарта. В свое время это святилище станет общим для церитов и карфагенян. Возможно, здесь находилось святилище Левкотеи, разграбленное в 384 г. до н. э. солдатами Дионисия I Сиракузского.

Пирр

Царь Эпира, родился в 318 г. до н. э., потомок Александра Великого. Объединившись с тарентинцами против римлян, он одерживает победу при Гераклее (280 г. до н. э.) и при Асколи Сатриано. Став родственником Агафокла, он попытался захватить Сицилию. Потерпел неудачу и вернулся в Италию, где в 275 г. до н. э. был разбит римлянами близ Малевента (современный Беневент). Убит в 272 г. до н. э. в битве при Аргосе.

Писистрат

Тиран Афин, живший в VI в. до н. э. Предводитель народной партии, Писистрат сымитировал покушение на свою персону, добившись таким образом назначения личной охраны, которую сразу же использовал для того, чтобы взять Акрополь и установить тиранию. Именно при его правлении утвердилось господство Афин: были захвачены Мегары, окончательно завоеван Саламин и взяты под контроль проливы. Писистрат, дважды изгнанный из Афин, смог после возвращения, в период с 539 г. до н. э. до своей смерти (528 г. до н. э.), оказать глубокое влияние на жизнь Афин в культурном и экономическом плане.

Пифагор

Греческий философ VI в. до н. э., родился на острове Самос. Обосновавшись в Кротоне (Великая Греция), он посвятил себя изучению математики, которую считал, так же как все его ученики, основой всякого знания; вместе с тем он был адептом учения о метемпсихозе. Влияние пифагорейской школы широко распространилось в Средиземноморском бассейне. Ее популярность позволила его ученикамиталиотам достичь авторитета, благодаря которому они смогли стать непосредственными участниками политической жизни Великой Греции. Римляне воздвигли статую Пифагора на Форуме.

Пифей

Греческий мореплаватель и географ, родился в Марселе в IV в. до н. э. Около 325 г. до н. э. он написал рассказ о путешествии, который был, к сожалению, утерян и о котором нам известно только по сочинениям Полибия и Страбона — они сами, по-видимому, считали его вымыслом. Отправившись из Марселя (возможно, на финикийском судне), Пифей поднялся вдоль побережья Испании и достиг Британских островов. Он стал первым, кто засвидетельствовал существование кельтских поселенцев (бритты) в Англии. Продолжая следовать на север, он достиг острова Фуле (Исландия или один из Шетландских островов), затем, свернув на восток у побережья Балтики, — Ютландии (здесь он отмечает поселения кимвров и тевтонов) и устья Танаиса (Висла). Пифей был также астрономом: он впервые определил широту Марселя и установил связь между приливами и Луной.

Пицен

Регион в Центральной Италии, расположенный на побережье Адриатики. В раннем железном веке здесь развивается самобытная цивилизация: в ней смешиваются консервативные стороны (погребение в согнутом положении) с адриатическими и восточными заимствованиями. Появление сенонов в данном регионе не смогло уничтожить локальных традиций, но спровоцировало своего рода раскол двух цивилизаций. В 232 г. до н. э. вследствие римского завоевания образовался ager gallicus picenum. Пицен соответствует V региону августовской Италии.

Платон

Греческий философ, родился в Афинах в 427 г. до н. э. В 407 г. до н. э. он стал учеником Сократа и полностью посвятил себя философии. Платон посетил Египет, Великую Грецию, дважды останавливался в Сиракузах, в 387 г. до н. э. основал философскую Академию, а в 347 г. ушел из жизни. Его первые работы («Апология Сократа», «Критон», «Протагор», «Горгий») отмечены влиянием Сократа; в более поздних произведениях («Республика», «Пир», «Федр» и «Федон») он развивает свою теорию идей, согласно которой наш видимый мир лишь отражение их чистых сущностей.

Полибий

Греческий политический деятель и историк; в 167 г. до н. э. отправлен в качестве заложника в Рим, где стал другом Сципиона Эмили ана. Сопровождая последнего, он посетил Испанию и Северную Африку, затем возвратился в Северную Италию. Свидетельства Полибия о странах и народах, известных ему, представляют большой интерес. Его главный труд — «История Рима» — стал одним из основных источников по римской историографии. Полибий попытался объяснить здесь развитие и структуру римского государства.

Поликлет

Величайший греческий скульптор V в. до н. э., который стоит в одном ряду с Фидием; родился в Аргосе. Его работы, среди которых наиболее знаменита бронзовая статуя обнаженного атлета с копьем, статуя Копьеносца, к сожалению, известны только по эллинистическим мраморным копиям. Поликлет — не только художник, но и теоретик своего искусства — написал трактат о пропорциях человеческого тела — «Канон», лучшей иллюстрацией которого остается Копьеносец.

Поля погребальных урн

Поля погребальных урн появились в Европе в конце средней бронзы (карта 10). Это некрополи с индивидуальными захоронениями, урны с прахом вкопаны в землю. Новый погребальный обряд распространился по всей Европе, за исключением восточного Средиземноморья и атлантического и северного побережья. Несколько фаз его распространения сменяют друг друга вплоть до начала железного века. Происхождение погребальных полей — предмет многочисленных дискуссий. Некоторые ученые связывают его с лужицкой цивилизацией. Поочередно распространение полей соотносили с иллирийской и кельтской экспансией. По-видимому, это в большей степени комплексный феномен. В любом случае носители цивилизации полей погребальных урн сыграли важную роль в распространении железа на европейском континенте (около 1110—800 гг. до н. э.).

Понт Эвксинский

Название-антифраза (буквально «гостеприимное море»), данное Черному морю, известному своими свирепыми бурями. Сокращенно — Понт. Побережья Понта были заняты многочисленными греческими колониями, как правило тесно связанными с континентальными народами, в частности со скифами и фракийцами. Он являлся центром интенсивной морской торговли, поскольку прибрежные регионы были богаты зерновыми культурами, древесиной и металлами, необходимыми для снабжения крупных греческих центров, таких как Милет, а позже — Афины.

Популония

Древняя этрусская Pupluna называется также Fufluna. Город был основан на холме, который возвышается над заливом Порт Барати напротив острова Эльба (карта 11). Умершие погребались ниже, на побережье. В порту Популонии разгружались руды, добытые на острове Эльба. Обработка меди, а затем железа достигла здесь заметного развития. В 1920 г. на территории Популонии обнаружен виллановский некрополь, частично скрытый под отложениями шлаков. Огромные tumulus построены над могильниками, а целлы возвышаются своими сводами или куполами. Предметы, обнаруженные в этих некрополях, свидетельствуют о богатстве жителей Популонии. В городе, который, по-видимому, не стал центром оригинального мастерства, производилось бесчисленное множество предметов из бронзы и железа. Он потерял свою значимость в эпоху империи и практически опустел в период поздней империи.

Порсенна

Этрусский царь из Клузия (Clusium). Именно он попытался восстановить на троне Тарквиния Великолепного, смещенного римлянами.

Портоначчо

Этрусский храм, построенный на каменистой террасе около города Вейи. (См. Вулка.)

Посейдония

См. Песту м.

Постум

Галльский император (260–268 гг. н. э.). Военачальник, которому Галлиен поручил верховное командование всем рейнским фронтом. Постум, будучи опекуном Валериана Младшего, в 260 г. был провозглашен своими войсками императором и обосновался в Кельне. Он попытался предотвратить вторжения варваров на Западе, а также боролся с пиратством в Северном море. Наступательные действия Галлиена, предпринятые против него, в 265 г. завершились победой Постума. Постум попытался подавить восстание, поднятое одним из его военачальников, Лелианом, и был убит своими же солдатами, которым запретил грабить город Майнц (ок. 268 г.).

Пренесте

Италийский город в Лации (современная Палестрина), основанный на одном из отрогов Апеннин, на границе между Северной и Южной Италией (карта 11). Этрусские влияния проявляются здесь во времена ориентализации (захоронения Бернардини и Барберини), к которым относится золотая фибула, содержащая самую древнюю латинскую надпись из тех, которыми мы располагаем (ок. 600 г. до н. э.). В середине 1-го тыс. до н. э. Пренесте был подчинен римской власти, но много раз восставал, вплоть до 338 г. до н. э. Укрепления города, в плане образующие многоугольник и имеющие длину более четырех километров, относятся к IV в. до н. э. В III в. до н. э. в Пренесте находились мастерские ремесленников — граверов по бронзе, — в которых изготавливались цисты и зеркала. В 82 г. до н. э. Пренесте, ставший укрепленным лагерем сторонников Мария, был взят Суллой, который сделал город колонией ветеранов. Уже к III в. до н. э. стало знаменитым святилище Фортуны (Fortunia Primigenia — Фортуна «Первородная», «Перворожденная»), Самый известный из памятников Пренесте — святилище, террасы, лестницы, портики и апсиды которого занимают большую часть холма. Его датировка спорна: середина II — начало I в. до н. э.; наиболее вероятно, что он был построен в эпоху Суллы. Этот монументальный ансамбль — самое яркое свидетельство, которое показывает, какого уровня достиг гений италийской архитектуры в контакте с эллинистическим опытом.

Птолемеи

См. Лагиды

Пьяный Бор

Культура железного века, распространившаяся в бассейне Камы, которая развивает цивилизацию Ананьино и продолжается до V в. н. э. Подобно цивилизации Дьяково, Пьяный Бор зарождается на периферии скифского мира, а Геродот оставил лишь очень расплывчатое ее описание. Наряду с новыми характеристиками, пришедшими с юга — развитие производства золотых и серебряных украшений, торговых обменов с кочевыми племенами скифов и сарматов южных областей и с греками Понта, — в этой культуре представлены некоторые архаические черты: тотемические культы (медведи и водоплавающие птицы), большое значение охоты для хозяйственной жизни и еще мало развитое землепашество и скотоводство, грубая керамика, декорированная насечкой.

Р

Радиоуглеродный метод

На сегодня самым точным из всех способов датировки является углеродный метод, по крайней мере для последних 50–60 тысячелетий предыстории. Известно, что органические тела содержат определенные изотопы углерода. Эти изотопы имеют определенный период полураспада и радиоактивность, которая после смерти живой материи (растительной или животной) постепенно, в процессе окаменения, уменьшается. Измеряя остаточную радиоактивность органических останков, обнаруженных в ходе раскопок, можно, таким образом, определить, сколько времени прошло с начала окаменения до момента обнаружения. Среди различных изотопов углерода именно углерод 14 используется для подсчета.

Ремеделло

Халколитическая цивилизация на севере Италии, которая обязана своим названием местечку Ремеделло, близ Бреша. Здесь обнаружены два некрополя, содержащие около сотни захоронений в ямах, умершие погребены в позе с согнутыми ногами. Погребальное имущество представлено медными кинжалами минойского и центральноевропейского типов и топорами из того же металла, а также каменными орудиями. Поблизости были обнаружены другие некрополи, которые относятся к тому же периоду (Фонтанелла, Ринальдоне и др.).

Реты

Жители Реции. В римскую эпоху этот регион включал часть современной восточной Швейцарии, западной Австрии и итальянских Альп. По происхождению реты были этрусками, оттесненными галлами в долины Альп, которые, утратив традиции собственной цивилизации, были варваризированы и сохранили только свой оригинальный язык.

Рода

Современная Рода — город на северо-восточном побережье Испании. Основан в VIII в. до н. э. родосцами, которые дали ему свое имя; Рода стала первой греческой колонией в Испании.

Родос

Крупный остров в юго-восточной части Эгейского моря, недалеко от берегов Малой Азии. Благодаря своему географическому положению Родос служил посредником между бассейном Эгейского моря и Востоком и сыграл важную роль в микенскую эпоху; впоследствии был колонизирован финикийцами и дорийцами (карта 8). Три города, расположенных на острове, — Камир, Линд и Ялис — со своей стороны участвовали в колонизационных экспедициях. До 412 г. до н. э. Родос входил в Афинский союз, а затем объединился со Спартой. В 408 г. до н. э. названные три города объединились (синойкизм) и образовали единое государство с центром в новом городе — Родос. Родосцы дважды обращались за поддержкой к Афинам, но в конце концов оказались подчинены сатрапом Галикарнаса, от которого зависели вплоть до времени экспедиции Александра. В эллинистическую эпоху Родос обрел огромное экономическое и морское могущество (карта 13) и долгое время являлся союзником римлян против сирийского государства и Македонии. Впоследствии он был забыт Римом, и место Родоса как открытого порта в Эгейском море занял Делос. Однако Родос по-прежнему играл определяющую роль как культурный центр. При Веспасиане он был включен в состав провинции Азия.

Рокепертус

Кельто-лигурийское святилище, расположенное недалеко от Антремона, в долине Арка. Раскопки, организованные после Второй мировой войны, позволили обнаружить портик, образованный тремя столбами, в которых были высечены ниши, предназначенные для отрубленных голов; кроме того, здесь найдены скульптурные фрагменты человеческих фигур, сидящих в позе Будды, и двуглавого Гермеса, которые были частью портика. Ансамбль можно датировать III в. до н. э.

Роксоланы

Народ Сарматии, обосновавшийся во II в. до н. э. между Днепром и Доном. При правлении Оттона они достигли границ Римской империи и исчезли в IV в. н. э.

Рубило (biface)

Фрагмент камня (галька, кремень и т. д.), края которого с обеих сторон обтесаны в виде сколов, сделанных при помощи отбойника. Эта техника использовалась параллельно с техникой производства эолитов на протяжении всего нижнего палеолита (шелльского, абвильского и ашельского), а также в период среднего палеолита. Осколки костей или эолиты не использовались в качестве рубил, напротив, рубила применялись для производства эолитов. Предшественником рубила, которое называют также core-tool, было еще более примитивное орудие — простая галька, грубо заточенная при помощи нескольких сколов разной формы или с одной (чоппер), или с обеих сторон (chopping-tool).

Рудники

Первые рудники появились в эпоху позднего неолита. По большей части это были кремневые рудники. Рудники Гран-Прессиньи во Франции, Спьенны в Бельгии, Граймс-Грейвс в Англии стали объектом многочисленных раскопок и систематического изучения, что позволило составить точное представление об условиях труда и техниках добычи. Первые орудия труда представлены кремневыми мотыгами и мотыгами из оленьих рогов, деревянными молотками, лопатами, сделанными из бычьих лопаток, корзинами, мешками (для переноски); одежда рудокопов изготавливалась из шкур или кожи. Шахты, как правило глубокие и протяженные, укреплялись в этот период деревянными столбами; для освещения использовались светильники и факелы, а для бурения и дробления — огонь. Существовали также соляные рудники: особенно известны соляные разработки Гальштата. Но начиная с эпохи халколита развитие рудников приобретает новый размах: разрабатываются месторождения меди, олова, железа и т. д. (карта 5). К технике добычи в этот период добавляются сложные операции по обработке металлов, которые требуют четкого разделения функций и более узкой специализации рабочих. Первые письменные источники, касающиеся труда рудокопов, были египетскими (стела Рамзеса II, храм в Гелиополисе) и греческими (Лаврийские рудники).

С

Сабины

Народ Центральной Италии, обосновавшийся между Тибром и верховьями Атерно. Согласно Дионисию Галикарнасскому, сабины являются ветвью умбров. Если верить легенде, они играли важную роль в формировании Рима (чередование римлян и сабинов в управлении Римом). Сабины изначально относились к цивилизации виллановского типа; впоследствии их историческая роль остается неопределенной.

Саксы

Германское племя родом с юга Кимврского полуострова, вероятно, одна из ветвей хавков. Впервые их название упоминается во II в. н. э. Птолемеем, который связывает их с территорией Гольштейна. В середине III в. саксы заняли южную часть Саксонии, от Гольштейна до Везера, и распространились на запад до самой Фризии. С конца III в. увеличивается количество их пиратских набегов, саксы достигают голландского и фламандского побережья, Бессена, Булони, Арморика, атлантического побережья Галлии и Британии (карта 22). Впрочем, на юго-восточном побережье Британии и в Арморике была создана система защиты против саксонских набегов — litus Saxonicum. Сеть прибрежных укреплений образовала некое подобие limes. Она потеряла всякую оборонительную ценность в 406 г., когда римские войска, размещенные в Британии, возвратились на континент, чтобы попытаться остановить вторжение варваров, которое обрушилось на Галлию. Именно в этот период саксы вместе с англами, ютами и фризами высаживаются в Британии. Они встречают незначительное сопротивление, и начиная с 430—440-х гг. происходит непрерывный приток переселенцев в западную часть островов. Вторая волна завоевателей, среди которых были ютландцы, высаживается около 500 г. Постепенно развивается колонизация, половина Британии оказывается в руках германцев (карта 23); появляются королевства Уэссекс, Мерсия и Нортумбрия, которые играли решающую роль вплоть до конца завоевания. Бретонское сопротивление началось лишь во второй половине VI в. Земли Галлии и плоскогорья Корнуолла стали последним пристанищем кельтского населения. Так же как бритты не приняли римского владычества, они не подчинились и германской оккупации. В англосаксонской цивилизации почти нет следов кельтской культуры, она осталась верна германским институтам, в частности языческим верованиям и политической анархии, порожденной огромным количеством небольших королевств, которые непрерывно воевали друг с другом. Параллельно продолжается саксонская экспансия на континенте. Саксы, которые обосновались в Нижней Саксонии, выдвигаются в юго-западном направлении, принимают участие в экспедициях лангобардов VI в., в конце VII в. завоевывают территории, расположенные между Диплом и Руром, затем занимают Вестфалию, часть Гесса и Тюрингии. Только Карл Великий остановил их продвижение.

Самниты

Италийский народ, населявший центральные и южные Апеннины, достигая на западе Салернского залива, а на востоке — Адриатического моря. Самниты были того же происхождения, что и сабины. Их язык принадлежал к оскской группе; самнитский алфавит, впрочем отличный от алфавита луканов, был заменен впоследствии латинским. В историческую эпоху лингвистическое единство сопровождалось осознанием национального единства, по крайней мере у горных самнитов. Археология предоставила нам множество сведений, касающихся оружия, искусства, культурных и торговых связей, храмов и священных мест. Известно, что у самнитов был развит культ Марса. Полагают, что именно они придумали гладиаторские бои и некоторые формы народного театра. Самнитские магистраты — meddices управляли по двое, но на различных иерархических уровнях. В конце V в. до н. э. самниты спустились с гор, заняли Капую (421 г. до н. э.?), некогда являвшуюся главным городом этрусков, затем захватили Кумы. Самниты населяли города Кампании, за исключением Неаполя. Это завоевание разделило их на две группы: те, кто завладел равниной и побережьем и был заинтересован в сохранении этого привилегированного положения, и горные самниты, которые пытались выйти из своего отсталого состояния. Римляне воспользовались этими разногласиями, чтобы вторгнуться, и захватили кампанийскую равнину, полностью нейтрализовав грозное военное могущество горных самнитов, против которых велись ожесточенные войны. Наконец римлянам удалось одержать верх и сделать самнитов верными союзниками во время Второй Пунической войны. Однако в период гражданской войны самниты восстали против Рима; разгром союзшскоъ-италиков лишил их остававшейся автономии. При Августе Самний был отделен от Кампании и образовал IV регион Италии.

Сан-Джовенале

Местность в южной Этрурии (см. Лаций). В ходе раскопок, организованных шведской школой, на территории акрополя была обнаружена стоянка эпохи бронзы, которая сохранилась и в виллановскую эпоху. Впоследствии она превратилась в небольшой этрусский город, раскопки которого ведутся в настоящее время.

Сардиния

Происхождение населения Сардинии остается неясным. Вероятно, оно состояло из древних средиземноморских элементов, смешавшихся с группами, пришедшими из Иберии, Центральной Европы и Африки. Здесь обнаружены следы эпохи неолита и бронзового века: оригинальная сардинская цивилизация характеризуется сооружением мощных оборонительных башен — нурагов — и развивается на протяжении 2—1-го тыс. до н. э., приблизительно до 300 г. до н. э. Нурагической эпохой датируются многочисленные небольшие сардские бронзовые статуэтки, свидетельствующие о средиземноморских влияниях и о наличии локальных традиций. В VII в. до н. э. финикийцы основали здесь фактории и постепенно оттеснили этрусков. После битвы при Алалии (535 г. до н. э.) Сардиния входит в зону карфагенского влияния (карта 49). В 201 г. до н. э., в конце Второй Пунической войны, Рим потребовал уступить ему Сардинию, но римляне проникают на остров только после длительных и ожесточенных боев с автохтонным населением.

Сарматы

Древний степной народ, который изначально обитал в регионах, расположенных к востоку от Дона и на Северном Кавказе. Так же как скифы, сарматы имели иранское происхождение и подверглись мощному влиянию своих могущественных соседей, хотя и отличались от них, по крайней мере в архаическую эпоху, своей социальной организацией, в которой проявлялись черты матриархата.

Сарматское искусство испытало сильное скифское влияние. Но в нем проявляется и настоящая самобытность, особенно в области производства золотых и серебряных украшений, являющей первые образцы варварского полихромного стиля. С VII по III в. до н. э. история сарматов, оставшихся в Сибири, на восточных окраинах Европы, покрыта туманом. Но с III в. до н. э. они начинают перемещаться в западном направлении и в результате занимают большую часть древних скифских территорий. Одновременно в процессе объединения отдельных племен формируется сарматский мир, наиболее значительные племена — аорсы, язиги, роксоланы и, особенно, аланы — сыграли немалую роль в истории Восточной Европы и даже вступили в конфликт с римлянами. Начиная с III в. н. э. сарматское могущество сталкивается с готами и гуннами и постепенно приходит в упадок; однако еще в период раннего Средневековья сарматские племена, как правило объединяясь с другими народами, принимали участие в Великом переселении.

Сасаниды

Персидская династия, основанная в 226 г. Ардаширом, внуком Сасана. Она прекратила существование в 651 г., со смертью Яздагира III: в то время персидское государство было завоевано арабами. Империя Ардашира включала Иран, Афганистан, Белуджистан, достигая на севере Окса, а на западе — Вавилона и Ирака. Упорно отстаивая свою независимость, сасанидская власть, при поддержке могущественного (маздеистского) духовенства, стала грозным противником как для Рима, так и для Византии.

Свевы

Могущественное объединение германских племен, распространившихся в I в. до н. э. между Балтикой и Дунаем и, в частности, в Швабии (которая носит их имя) и Моравии. Часть свевов во главе с Ариовистом около 72 г. до н. э. проникла в Галлию. При правлении Августа некоторые из них присоединились к маркоманам, возглавляемым Марободом. ВIII — IV вв. н. э. свевы появляются в Венетии, Фландрии, Бретани. В 406 г. большая группа свевов вместе с вандалами и аланами пересекли Рейн и вторглись в Испанию, захватив Галисию. После того как хасдинги отбыли в Африку (429 г.), они образовали свое государство со столицей в Бракаре (Брага). Когда войска Аэция уходят в Галлию, они захватывают Мериду, Севилью и часть карфагенской территории. Но в 456 г. Теодорих во главе армии, состоящей главным образом из готов и бургундов, по просьбе Рима вторгается в Испанию и наносит свевам тяжелый урон. После отбытия Теодориха свевы с трудом восстанавливают государство, которое, оказавшись неустойчивым, веком позже исчезает.

Северы

Династия римских императоров африканского происхождения, основанная Септимием Севером (193–211 гг. н. э.), которому наследовали два его сына, Гета (убит в 211 г. своим братом) и Каракалла (211–217 гг. н. э.), затем власть узурпировали Макрин (217 г. н. э.), Элагабал, двоюродный брат Каракаллы, и Александр Север (222–235 гг. н. э.).

Секваны

Народ кельтской Галлии, который обязан своим именем реке Сена (Sequana). В конце IV в. до н. э. секваны покидают север Галлии, чтобы обосноваться на новом месте — на территории Франш-Конте. В союзе с арвернами они настойчиво просят помощи у Ариовиста, чтобы противостоять эдуям.

Селевкиды

Династия, основанная Селевком, военачальником Александра; его власть простиралась в период своего апогея (III в. до н. э.) от Македонии до Малой Азии и Персии, а его влияние достигло Индии. В 270 г. до н. э. галаты захватили часть Малой Азии. Разразились многочисленные конфликты с Лагидами из-за Сирии. Однако в конце III в. до н. э. Антиох III Великий восстановил империю Селевка до Парфии, которую он не смог отвоевать. Этой попытке резко помешали римляне, навязав Антиоху бесславный Апамейский мир (188 г. до н. э.). Вскоре территория раздробленной империи свелась к Сирии, которую Помпей преобразовал, сделав римской провинцией (64 г. до н. э.). Государство Селевкидов являлось могущественным посредником культурного взаимовлияния между греческими странами, Ближним и Средним Востоком.

Семь Братьев (курган в Семибратном)

Погребальный комплекс первых десятилетий V в. до н. э., расположенный в Синдике, на полуострове Тамань, к югу от Фанагории. Среди предметов искусства, обнаруженных в этом кургане, представлены великолепные образцы афинского и ахеменидского ремесла. Около курганов обнаружены следы большой деревни, которая, по-видимому, была основана в конце VI — начале V в. до н. э.; русские археологи дали ей условное название Семибратное. В конце V в. до н. э. деревня была окружена стеной толщиной 2,5 м, построенной из крупных, плохо обработанных плит и каменных блоков. Оборонительная стена была укреплена квадратными башнями, которые возвышались над крепостной стеной на 3,5 м. Раскопки позволили обнаружить несколько зданий, в частности большой дом с пятью комнатами, толстыми стенами, внешним двориком и колодцем. Историческая и археологическая важность Семибратного очевидна: эта деревня, возникшая до колонизации Синдика греками, — один из самых ранних примеров греческого влияния на варварское население Понта, которое перешло от кочевничества к оседлому образу жизни.

Сеноны

Кельтский народ из Трансальпийской Галлии. Одна из его групп вслед за битуригами принимает участие в первой кельтской оккупации в Цизальпинии. В V в. до н. э. сеноны захватили Пицен в Северной Италии, откуда напали на Клузий. Они дошли до самого Рима: сухопутная римская армия не смогла остановить их на берегах Аллии и преградить им путь. Они разграбили и сожгли Рим (390 г. до н. э.), осадили Капитолий и согласились отступить только при условии получения большого выкупа. Обосновавшись в Пицене, они развили здесь замечательную цивилизацию, самобытные стороны и черты которой смешались с италийскими заимствованиями. Здесь обнаружены некрополи (Монтефортино, Филоттрано). После того как долгое время сеноны были врагами этрусков, которые пытались вытеснить их и занять их земли, они объединились с этрусками, умбрами и самнитами в ходе войны, которая завершится битвой при Сентине. В 283 г. до н. э. Рим окончательно покорил сенонов.

Сентин

Город в Италии (Умбрия), недалеко от реки Эзис, где римляне одержали победу над коалицией этрусков, сенонов, умбров и самнитов (295 г. до н. э.).

Септимий Север

Римский император (193–211 гг. н. э.). Септимий Север — африканец берберского происхождения, женатый на сирийке, — управлял Паннонией до 193 г., когда был единодушно избран императором своими воинскими подразделениями. Устранив соперников, он предпринял отвоевание Востока, сопровождавшееся серией репрессий. Он умер в 211 г. во время похода в Великобританию.

Серторий

Римский конник, родился в Нурсии около 123 г. до н. э. Сопровождая армии Мария, он осуществлял квестуру в Цизальпинской Галлии (90 г. до н. э.). Во время граждан ской войны 88 г. до н. э. он встал на сторону Мария. После его смерти Серторий завоевал Испанию и организовал здесь сопротивление Сулле, опираясь на местное население. Метелл, а затем Помпей в 76 г. до н. э. пытались положить конец этой войне, но Серторий (который заключил союз с Митридатом в 74 г. до н. э.) продолжал оказывать сопротивление до 72 г. до н. э., пока не был убит. ¹

Сиагрий

Римский полководец, сын Эгидия. Сиагрий принял командование армией, которой руководили сначала Аэций, затем Эгидий и Павл. Но эта армия, состоящая по большей части из варваров-наемников, не признавала ни одного императора, начиная с 461 г., и была полностью уничтожена империей. Сиагрий, который называл себя «царем римлян», действовал, исходя из собственных интересов, и создал небольшое королевство со столицей в городе Суассон, расположенном между Соммой и Луарой. Около 487 г. н. э. Хлодвиг напал на Сиагрия и победил его; Сиагрий укрылся в Тулузе, при Аларихе II, короле вестготов. Но Аларих выдал его Хлодвигу, и Сиагрий был казнен.

Сибилла

Прорицательница, получившая свой дар от Аполлона; Сибилла совершала пророчества (оракулы) в пещере, находившейся в акрополе Кум, в Кампании. Легенда, согласно которой Сибилла сама продала правителю Рима, Тарквинию Великолепному, священные книги, связана с постепенным усвоением римлянами греческих культов и религиозных практик. Сибилловы книги хранились особой жреческой коллегией — пятнадцатью viri sacris faciundis, и к ним обращались при серьезных обстоятельствах.

Сикамбры

Германское племя, обосновавшееся в бассейне Рура в I в. до н. э. Сикамбры вторглись в Галлию и верхнюю Германию в 16 г. до н. э.; были разбиты сначала Тиберием, затем Друзом. История сикамбров в первые века империи остается весьма туманной. В конце III в. н. э. они появляются среди франков.

Сиракузы

Город, основанный в 733 г. до н. э. коринфянами на острове Ортигия, восточном побережье Сицилии (карта 18). В многочисленных гротах на побережье обнаружены следы неолита и эпохи бронзы, затем, близ Племмириона (Plemmyrion), — некрополь с небольшими искусственными гротами и колодцем бронзового века; наконец, на острове Ортигия — хижины и захоронения. Позже город развивается на побережье, напротив острова Ортигия, по направлению к холмам: все плато Эпипол было фортифицировано. Сиракузы стали одним из самых значительных греческих городов на Западе (пояс укреплений имел протяженность 52 км), здесь появилось бесчисленное множество памятников. Сиракузы основали несколько колоний: Акры, Касмены, Камарина. После успехов в Пунических войнах (победа при Гимере) и в войне с этрусками (победа при Кумах) город распространяет свою гегемонию на обширную территорию и останавливает афинскую экспансию в Адриатике. В период правления Дионисия Старшего была построена крепость Эвриал, которая сделала Сиракузы мощной цитаделью. Основные этапы урбанистического и архитектонического развития относятся к эпохе архаики — V в. до н. э., периоду правления Гиерона I и Дионисия Старшего, и к III–II вв. до н. э., периоду правления Гиерона II.

Ситула

Тип бронзового сосуда, особенно распространившийся в VI, V и IV вв. до н. э. на территории между Восточными Альпами и средним течением Дуная. Появление этого типа сосуда в VIII–VII вв. до н. э. связано с развитием цивилизации полей погребальных урн. Экземпляры, декорированные геометрическими мотивами, обнаруженные на северо-востоке пространства распространения ситул, считаются одними из самых древних. Простой, однообразный декор позже усложняется геометрическими и символическими орнаментами, а впоследствии — фигурными (анималистическими) мотивами, заимствованными из ориентального искусства. Позже под тем же влиянием развивается антропоморфизация, и в декор вводятся сцены, главные темы которых можно свести к формуле: ludi, epulae, рошрае. Эти «игры», «пиршества» и «шествия» напоминают те, что представлены на греческих вазах того же периода. Однако в одеждах, оружии, самом характере упомянутых сцен отражено множество самобытных черт. С этих пор в искусстве ситулы усиливается оригинальность, и в большинстве случаев оно приобретает популярный характер, который иногда не исключает манерности. В эволюции этого искусства выделяют ряд периодов и стилей, которые зависели от среды, в которой это искусство прижилось (венеты, иллирийцы, гальштатцы, этруски и др.). Следует подчеркнуть, что знаменитая ситула из некрополя Чертога (Болонья) отнюдь не демонстрирует преобладания средиземноморских влияний, но свидетельствует, напротив, о распространении в этрусской среде искусства, которое можно рассматривать как первое проявление континентального, специфически европейского искусства в 1-м тыс. до н. э.

Скифы

Самый значительный из народоввсадников Центральной Азии и Юго-Восточной Европы 1-го тыс. до н. э.

Славяне

Одна из основных групп индоевропейцев; культура славян формировалась в раннем Средневековье. По вопросу их происхождения сформулированы различные гипотезы, поскольку невозможно точно идентифицировать какое-либо протославянское племя эпохи бронзы; однако известно, что корни славян связаны с регионом, расположенным между Одером, Карпатами, Днепром и Балтикой; в этом регионе в период между эпохами бронзы и первым железным веком распространяются культуры полей погребальных урн, носители которой являлись предками славян. В 1-м тыс. до н. э. эти культуры подверглись сильному влиянию скифской цивилизации, явные следы которой встречаются еще в средневековом славянском мире. Только в начале нашей эры в исторических источниках упоминается славянское племя, а именно венеты. К концу Античности можно отличить антов на востоке и склавинов на западе. Великое переселение народов увело славян далеко от их исконных территорий, хотя они лишь пассивно участвовали в военных экспедициях варваров: в VII–VIII вв. н. э. они заняли большую часть современной России (карта 23), между Эльбой, Вислой и Дунаем и на Балканском полуострове; иногда они смешивались с иными народами. С этой поры в славянском мире ощущается сильное византийское влияние: оно сыграло роль в становлении первых крупных территориальных государств (Великая Моравия и Киевская Русь), а также способствовало обращению славян в христианство.

Солютре

Индустрия верхнего палеолита (18–15 тыс. лет до н. э.), характерные следы которой обнаружены в Солютре (департамент Сона-иЛуара), у подножия утеса, где сохранились залежи лошадиных костей. Эта индустрия отмечает вершину в развитии обработки камня. Техника ретуши, которая достигла уровня совершенного мастерства, позволяет производить орудия труда, но в первую очередь оружие: наконечники копий, стрел, дротиков и т. д., изящество которых останется непревзойденным. Ретушь — маленькие сколы, снятые отжатием при помощи костяных или иных инструментов, — иногда покрывает всю поверхность орудия (листовидные наконечники в форме лаврового, ивового листа и т. д.). Костяная индустрия, которая является производной от костяной индустрии предшествующих периодов, отличается наличием иголок с ушком. Солютре, характеризующийся многочисленными культурными типами, на Западе представлен начальной фазой с четко определенными чертами, непосредственно сменившей граветт и названной протосолютрейской. Солютрейские индустрии распространились на территории от атлантической Европы до Центральной Европы и Южной России (Костёнки), где в этот период появляются скульптурные изображения животных и женские статуэтки, близкие к подобным предметам западного протосолютрейского периода.

Спарта

Город на Пелопоннесе, основанный дорийцами в IX в. до н. э. на реке Эврот (карта 8). В Спарте правило законодательство, установленное Ликургом, личность которого не должна рассматриваться лишь как легендарная. Неравноправное общество здесь делилось на два класса-сословия: периеки, или свободные граждане, которым принадлежала земля, и илоты, прикрепленные к земле, которую они возделывали, — государственные рабы, считавшиеся собственностью спартиатов. После поражения, нанесенного персам, Спарта составила конкуренцию гегемонии Афин и вышла с победой из Пелопоннесской войны. Но в 379 г. ее гегемония, в свою очередь, была сломлена Эпаминондом Фиванским. Если в архаическую эпоху Спарта стала центром блистательной цивилизации (лаконская кера мика), позже она замкнулась в рамках узкого консерватизма и отживших форм: жесткость нравов и пренебрежение интеллектуальными и художественными ценностями делали спартиатов не только соперниками, но и полной противоположностью афинян.

Спина

Город, расположенный на территории Эмилии и Романьи, в болотах Комачио, в настоящее время удаленный от моря на 10 км (карта 11). В древней исторической, географической и поэтической традиции Спина упоминалась как один из крупных греческих городов, имевший свою сокровищницу в Дельфах и господствовавший в Адриатике. Согласно Дионисию Галикарнасскому, здесь обосновались пеласги, но затем, оттесненные галлами, они оставили город. Археологи обнаружили между долинами Trebba и Peja множество захоронений, расположенных вдоль границы болот. При инвентаризации некрополей выявлено их невероятное богатство: расписные аттические вазы весьма высокого качества, италийские вазы, золотые украшения, изделия из янтаря и бронзы. Торговля Спины связывала Средиземноморье с северо-италийскими территориями. Аэросъемка показала расположение города и следы каналов, которые, пересекаясь, делили город на кварталы. Последние раскопки показали также, что некоторые части города, по крайней мере доки, построены на свайных основаниях. Начальный этап развития Спины датируется концом VI в. до н. э.; как небольшая деревня, она еще существовала в эпоху Страбона (конец I в. до н. э.).

Спьенны

Кремневые рудники, найденные недалеко от Спьенн (Эно, Бельгия). Сначала они эксплуатировались под открытым небом, там, где слои месторождения выходили на поверхность почвы, затем рудокопы углубляли первоначальные выработки, прокладывая галереи, которые постепенно уходили в глубину шахт и в некоторых местах начинались от самой поверхности. Орудия примерно те же, что и найденные в Граймс-Грейвс (Англия). Обнаружены следы лестниц — на некоторых участках они облегчали доступ к местам добычи.

Стилихон

Министр Феодосия I и Гонория. Офицер, сын вандала и римлянки. Феодосий назначил его главнокомандующим на Западе, затем, начиная с 395 г. н. э., Стилихон был регентом при Гонории. Он воевал против готов Алариха и добился, чтобы на какое-то время они удалились от границ империи. Его политика ассимиляции по отношению к германцам и родство с варварами вызвали ненависть к нему при константинопольском дворе, равно как и в Равенне. В 408 г. он был убит с согласия Гонория. Вторжение Алариха в Италию возбудило антигерманские настроения при дворе в Равенне.

Стратиграфия

Стратиграфия стоит у истоков изучения геологических пластов (слоев), выявляемых на вертикальном срезе, сделанном в почве. Впоследствии археологи использовали эту технику для того, чтобы установить последовательность геологических или археологических слоев и датировать, через отношение одних к другим, разнообразные культурные остатки, которые относятся к одной стоянке (вертикальная стратиграфия). Сравнение слоев залежей (горизонтальная стратиграфия) позволяет установить или по крайней мере наметить общую хронологию.

Сутрий

Небольшой городок в Лации, один из этапов via Cassia и древнее этрусское укрепленное место (карта 11). Остатки укреплений и подземные захоронения были обнаружены в туфе близлежащей возвышенности. Сутрий стал объектом ожесточенных битв между этрусками и римлянами после взятия Вей: его поражение в 389 г. до н. э. открыло Камиллу ворота в Этрурию.

Схизма (Великая)

Схизма 1054 г. ознаменовала окончательный разрыв между восточной и западной Церковью, а фактически — между Византийской империей и папством. Этот раскол, поводом для которого послужил диспут византийского патриарха с Львом IX, был вызван, скорее, различиями в культуре и обычаях Рима и Константинополя, с одной стороны, и тем фактом, что папство политически отдалилось от Византии, чтобы сблизиться с франками, — с другой.

Сьерра-де-лос-Сантос

Иберийское святилище в провинции Албасет, культовый центр юго-западной Испании. Здесь обнаружены следы прямоугольного храма (20 х 8 м); внутри святилища на восточный манер вдоль стен тянулся каменный уступ, на котором стояли статуи. В результате раскопок обнаружено более трехсот статуй V–IV вв. до н. э.,'которые входили в яркий ансамбль иберийского святилища, а также некоторое количество скульптур более позднего периода (III–I вв. до н. э.).

Т

Тавриски

Кельтский народ, по-видимому смешавшийся с венетскими группами. В III в. до н. э. он занимал территории верховьев долины Дравы, которая позже станет Нориком. Тавриски делились на две группы: амбидравы обитали в Штирии и Каринтии, амбизонты — на обоих берегах Зальцбаха.

Тамань

Полуостров в европейской части России, расположенный напротив Керченского полуострова и граничащий с Азовским морем. В период Античности был населен варварскими племенами меотов — всадников-кочевников, связанных с сарматским миром, — и синдами, подвергшимися сильному эллинистическому влиянию. В начале IV в. до н. э. большая часть полуострова Тамань была интегрирована в Боспорское царство.

Танаис

Город, основанный греками из Пантикапея в устье Дона приблизительно в начале III в. до н. э. Город, квадратный в плане, был укреплен мощными крепостными стенами и рвом. Полуварварский-полугреческий характер этого центра отражается также в названиях местных магистратур; так, у танаитов был геленарх и архонт. В первые века нашей эры Танаис несколько раз разорялся; во II в. н. э. он стал строго прямоугольным в плане. Близ города обнаружены следы греческой торговой площади (emporion) конца VII или начала VI в. до н, э., где, в частности, распространялись замечательные образцы ионийскородосской керамики. В курганных захоронениях Танаиса найдены многочисленные греко-скифские предметы искусства из золота и серебра (карта 14).

Тарент

Колония Спарты, основанная в 708 г. до н. э. в регионе Южной Италии, который уже установил тесные отношения с микенскими метрополиями (карта 18). Вскоре Тарент стал крупным торговым и производственным центром (земледелие, скотоводство, металлообработка), одним из самых могущественных в Великой Греции. Долгое время Тарент оказывал глубокое влияние на окружающие племена италиков, хотя некоторые из них конфликтовали с тарентцами. На протяжении всей своей истории Тарент воевал против соседних греческих городов, против луканов и брутиев. Эти постоянные конфликты привели к вторжению римлян. В борьбе со своими соперниками Тарент неоднократно обращался за помощью к греческим полководцам — Архидаму III и Клеониму из Спарты, Александру Молосскому и Пирру Эпирскому. После поражения Пирра тарентцы были покорены римлянами и получили статус socii navales (портовых союзников). Впоследствии под влиянием Ганнибала они восстали, но в 212 г. до н. э. были вновь подчинены и жестоко наказаны Фабием Максимием Кунктатором. В I в. н. э. Тарент стал римской колонией.

Тарквиний Великолепный

Седьмой, и последний, царь Рима (534–509 гг. до н. э.). Его правление, по-видимому, связано с возобновлением этрусского влияния после эпохи Сервия Туллия. Тарквиний был изгнан во время восстания римской аристократии, которая учредила республику. Но возможно, то, что в римском летописании эта дата — 509 г. до н. э. — лежит в основе всей хронологии, объясняется национальным самолюбием. В этом году был освящен храм Юпитера Капитолийского. В летописании это событие намеренно было связано с уходом этрусского тирана и с установлением республики. На самом деле этрусское доминирование проявлялось в Риме и гораздо позже.

Тарквиний Старший

Царь Рима, правление которого отмечено началом этрусского господства в Лации.

Тарквиния

Один из самых могущественных и древних этрусских городов Тосканы. Он располагался на плато Цивита близ Тирренского моря (карта 31). Легенда связывает основание Тарквинии с Тирреном и Тархоном, его сыном или братом. Кроме того, именно в Тарквинии появилось божество Таг, которое вышло из оставленной пахарем борозды, чтобы открыть этрускам религию. Эти легендарные источники сделали город настоящей религиозной столицей. Уже в виллановскую эпоху некрополи свидетельствуют о значительном влиянии Тарквинии. Известно ее расположение, но что касается внутренней организации города, мы можем лишь сказать, что он был построен по прямолинейному плану. Знаменитые «крылатые лошади» из терракоты были обнаружены в городе близ храма Ага della Regina (святилище Царицы). Огромные некрополи занимают четыре близлежащих холма: самый древний — некрополь Монтероцци. Захоронения (гробницы быков, авгуров, Олимпиады, львов, леопардов, «Охота и рыбалка») позволили исследователям обнаружить замечательные фрески, сюжеты которых рисуют четкую и привлекательную картину этрусской цивилизации. Среди погребального инвентаря наряду с шедеврами местного производства представлена привозная продукция: греческая керамика, финикийские изделия из слоновой кости, египетские статуэтки и скарабеи. Это богатство и крайнее разнообразие свидетельствуют об интенсивной торговой и морской деятельности Тарквинии, наивысший расцвет которой приходится на VIII–VI вв. до н. э. Но действия западных греков и участие в войнах против римлян, из которых Тарквиния вышла побежденной, предрешили ее закат.

Тарракония

Римская провинция в Испании, занимавшая почти всю ее восточную часть. Дала название порту Тарракон (лат. Таггасо).

Тартесс

Авиен в своем сочинении «Ога Maritima» (лат. «Приморье») упоминает о большом городе, именуемом Тартесс, который расположен в устье Гвадалквивира. Однако при раскопках в районе дельты не было обнаружено никаких следов тартесской цивиливации. Возможно, что уроженцы Востока и греки использовали название Таршиш или Тартесс для обозначения западных территорий, где они вынуждены были искать некоторые металлы, прежде всего медь и серебро. Около 1100 г. до н. э. финикийцы основали здесь свою факторию Гадес (Кадис), который одновременно контролировал экономическую жизнь южной Испании и атлантическую торговлю. Возможно, финикийцы покорили царство Тартесс в VIII в. до н. э., но их доминирование не было продолжительным. Тартезийцы сами вели экспортную торговлю со Средиземноморьем. После падения Тира (574 г. до н. э.) пунический мир Запада сплотился вокруг Карфагена; Тартесское царство в это время исчезает из истории. Согласно грекам, со времен ранней Античности в Тартессе было письменное законодательство. Эта легенда сохранила воспоминание о цивилизациях, процветавших в южной Испании в эпоху неолита и бронзы, что объясняет развитие более поздней иберийской цивилизации в Андалузии.

Тархон

Герой этрусской мифологии, сын или брат Тиррена; он основал город Тарквиния. Его имя также связано с истоками этрусской дисциплины.

Тевтоны

Германское племя, вероятно происходившее с датских островов Балтики. Некоторые из тевтонских вождей носили, впрочем, кельтские имена.

Терпены

Терпены, установленные вдоль фризского побережья между Эльбой и Рейном, представляют собой искусственные холмы из земли, глины и мусора высотой от 3 до 6 м (самый большой имеет диаметр 860 м), на которых жители, находясь под угрозой наводнений, строили хижины и хлева. Терпены, соответствующие одной из форм сельской экономики, сооружались в период между дороманским железным веком и каролингской эпохой.

Террамары

Деревни, строившиеся в бронзовом веке и в начале железного на юге долины реки По. Речь идет о наземных жилищах, окруженных оградами и рвами, трапециевидных в плане, остатки которых, накопившиеся за длительное время, образуют тели от 4 до 5 м высотой, В этих телях найдены предметы, самые древние из которых — кинжалы, произведенные в Ремеделло. Среди обитателей террамар — крестьян и земледельцев — были также группы металлургов. Техника строительства террамар в некоторых отношениях напоминает технику свайных построек (палафиты). Некоторые видели в правильном плане террамар истоки структуры этрусских и римских городов, но это спорная теория. Нет накаких свидетельств, которые позволили бы наконец связать строительство террамар с определенным народом, распространившим в Италии использование бронзы и один из индоевропейских языков.

Тиберий

Римский император с 14 по 37 г. н. э., усыновлен Августом, для которого он был «прекрасным сыном». Вместе со своим братом Друзом отправлен для осуществления военной программы Августа в Германию, Паннонию и Иллирию. Став императором, Тиберий отказался от продолжения римской экспансии в Германии.

Типология

Археологическая дисциплина, предметом которой является изучение форм ископаемых остатков, предметов и памятников, обнаруженных при раскопках. Типология позволяет охарактеризовать и классифицировать эти остатки и вносит, в совокупности с другими исследованиями, прежде всего стратиграфическими, важный вклад в знание и в историю цивилизаций.

Тир

Город в Финикии, основанный в 3-м тыс. до н. э. Он занимал два острова, сообщающихся между собой. Первоначально зависел от Сидона, но в IX в. до н. э. возвышается над последним. Ему принадлежало множество колоний на Сицилии, в Испании и Африке, среди которых выделяется Карфаген (карта 9). Тир был постепенно подчинен ассирийцем Ашур-Назирпалом (Assur-Nasirpal), который обложил его тяжелой данью, затем город покоряет вавилонский царь Навуходоносор II и, наконец, в 539 г. до н. э. — персы. Тем не менее до этого периода Тиру удается сохранить богатство и благополучие — здесь производятся ткани из шерсти, пурпур, стеклянные изделия — и удержать первенство. В 332 г. до н. э. Александр предпринимает завоевание всей Финикии: был легко взят Сидон, а Тир сам готов был уступить, когда Александр попросил, чтобы ему предоставили возможность принять участие в празднествах в честь Мелькарта — божества города. Жители, опасаясь, что Александр мог тогда объявить себя хозяином города, отказались удовлетворить его просьбу и потребовали нейтралитета. Александр начал осаду Тира, которая длилась семь месяцев. Чтобы положить конец сопротивлению города, надежно укрепленного на острове, Александр объединил флот с бессильной сухопутной армией и соорудил дамбу вокруг острова. Город был взят и разрушен, 30 000 жителей были проданы в рабство. Укрепления были впоследствии отстроены заново, а Тир находился под македонским управлением.

Тира

Греческий город, основанный в VI в. до н. э. ионийскими колонистами в устье одноименной реки (современный Днестр). Экономика Тиры всегда была главным образом земледельческой. В политическом плане эта ионийская колония, хотя и имевшая структуру автономного полиса, долгое время тяготела к соседней, более могущественной Ольвии. Позже, к концу эллинистической эпохи, она пала под натиском соседних варварских племен. В первые века нашей эры Тира вошла в сферу влияния Рима, о чем свидетельствуют многочисленные надписи, подтверждающие присутствие римских легионов в городе. В отличие от Ольвии, Тира не исчезла из истории в конце античного периода, но продолжала существовать в эпоху Средневековья. Следы средневекового города, наложившиеся на остатки античного полиса, ограничивают археологическое изучение города (карта 14).

Тирренцы

Название, которое греки дали этрускам — потомкам тех лидийцев, которых голод вынудил покинуть родину (согласно Геродоту) под предводительством Тиррена (согласно Страбону). Они обосновались в Центральной Италии, потеснив умбров. Возможно, греки также называли тирренцами морских разбойников Центрального и Восточного Средиземноморья.

Толос

Это греческое слово, обозначающее сооружение со сводом или ротонду, археологи используют для характеристики некоторых захоронений, выступающих над поверхностью, в частности знаменитых захоронений микенских царей.

Толфа (гора)

Регион, богатый месторождениями металла; зависел от этрусского города Цере (Наций). Именно аннексия этой территории объясняет невероятное развитие торговли и искусства в этом городе начиная с VII в. до н. э.

Топор

Не совсем правильно называть топорами обтесанные камни эпохи палеолита. Настоящий топор, как оружие или ударный инструмент, датируется лишь мезолитом. Его изготовление и использование широко распространяется начиная с эпохи неолита. Топор представлен разнообразными типами, которые эволюционировали с точки зрения используемого материала, (полированный камень, медь, бронза, железо) и способа соединения с рукоятью. Он использовался по преимуществу как лесное орудие и как главное оружие, характерное для многочисленных воинских групп эпохи неолита и бронзового века (боевые топоры).

Торквес

Металлическое колье (лат. torquis), для изготовления которого использовали золото или бронзу, реже — серебро и железо. Торквес, как правило, состоял из одной детали — полого или цельнометаллического разомкнутого кольца, которое легко могло разжиматься и зажиматься на шее. Некоторые торквесы имели подвижную застежку и две шишечки на концах, часто украшавшиеся изображениями животных. По-видимому, торквес происходит с Востока. У кельтов он появился в середине V в. до н. э. Богато украшенный торквес — один из типов украшений, характерных для периода Ла Тен. Большая часть обнаруженных торквесов найдены в женских захоронениях, но известно, что их также носили мужчины.

Траян

Римский император, родился в Италике (Бетика; Испания). Легат в Германии, был усыновлен Нервой и стал его преемником (96 г. н. э.). Он начал строительство limes, даровав жителям canabae право римского гражданства, и активно поддерживал развитие провинций. В 101–102 и 105–106 гг. Траян завершил завоевание Дакии, которая стала римской провинцией. Его программу по организации Мезии и Фракии завершил его преемник Адриан. Траян умер в 117 г. в ходе военной кампании против парфян.

Трибаллы

Этот фракийский народ из Верхней Мезии, по-видимому весьма могущественный в VI–V вв. до н. э., был побежден Филиппом и Александром, а затем — покорен иллирийцами.

Трир (Тревери)

Город Трир (Augusta Treverorum), покоренный Цезарем в 56 г. до н. э., был основан на Мозеле, а укреплен — между 16 и 13 гг. до н. э. Августом (карта 20). При правлении Клавдия Трир получил статус колонии. В 69 г. н. э. трирцы во главе с батавом Цивилисом приняли участие в мятеже, затем, после совета в Реймсе, заключили мир с Цериалом, легатом императора Веспасиана. Реорганизуя империю, Диоклетиан сделал город столицей не только Бельгики Первой, но и всего Галльского диоцеза. С IV в. н. э. Трир становится резиденцией императоров запада, в частности Константина Великого, — это сделало город крупным административным и военным центром. Здесь сохранился большой амфитеатр, построенный при Траяне или Адриане, укрепленный порт (Porta Nigra), который датируется III или IV в. н. э., термы IV в. и базилика Константина, которую франки превратили впоследствии в дворец. Они несколько раз вторгались в Трир и окончательно овладели им в 455 г.

Трундхольм

Местечко на острове Зеландия (современная Дания), где в болоте была обнаружена колесница, названная колесницей солнца и датированная эпохой бронзы (примерно XIV–XIII вв. до н. э.). Она представляет собой шестиколесную конструкцию, служащую опорой для диска и влекомую лошадью. Колесница выполнена в виде круглой скульптуры.

У

Убии

Германское племя, в I в. до н. э. обосновавшееся в районе Рура, на правом берегу Рейна. Убии, поддерживавшие тесные отношения с Галлией и принимавшие у себя итальянских торговцев, были более цивилизованны, чем прочие германские племена. Цезарь защитил их от свевов и, по-видимому, желал, чтобы они стали союзниками Рима и сдерживали германцев. В 37 г. до н. э. они перешли под римский протекторат, и Агриппа переселил их на левый берег Рейна. Их главный оппидум, ага Ubiorum (Колон), при Клавдии, в 50 г. н. э., стал римской колонией и получил новое название — Колония Агриппина. Вероятно, впоследствии убии были поглощены франками.

Углерод 14

См. радиоуглеродный метод.

Умбры

Италийский народ, обитавший на севере полуострова. По некоторым преданиям, умбры были-предками сабинов, самнитов и луканов. Проблема их происхождения связана с переселением индоевропейцев в Италию. В историческую эпоху они занимали пространство, несомненно, более обширное, чем современная Умбрия: границы VI региона (согласно делению Августа) подтвердили эту гипотезу. Цивилизация умбров подверглась сильному этрусскому влиянию. Эпиграфические документы, прежде всего бронзовые дощечки из Губбио (эвгубинские таблички) и алфавит умбров, который произошел от этрусского, указывают на то, что их религия и язык родственны религиозным воззрениям и языку осков. Таким образом, в древней Италии выделяется отдельная группа оскско-умбрского населения. Хотя умбры стали союзниками римлян (по крайней мере, город Камерин в 310 г. до н. э.), впоследствии они вступили в коалицию италийских народов и сенонов, которую римляне разгромили при Сентине в 295 г. до н. э. До и после этого на умбрийской территории образовывались многочисленные римские колонии. Вероятно, по причине глубокого родства романйзйция умбров завершилась очень быстро. Самый северный город Умбрии, Сарсина, стал родиной Плавта.

Уни

Этрусская богиня Uni, соответствовавшая римской Юноне и греческой Гере. Уни, Тиния (бог-громовержец) и Минерва — главная триада этрусского пантеона. Уни была божеством города Вейи\ ее имя встречается также в вотивных надписях в Кротоне и Пирги.

Урарту

Царство, основанное в IX в. до н. э. в районе озера Ван, на территории между современной Арменией и Турцией. Урартская культура свидетельствует о месопотамских и, особенно, ассирийских влияниях. Однако с другой точки зрения Урарту стало посреднической зоной между Средним Востоком и Восточной Европой; это проявляется, в частности, в искусстве резьбы по дереву, слоновой кости и металлу: урартцы стали особенно искусными ремесленниками в обработке железа. В VII в. до н. э., после непродолжительного периода гегемонии над соседними государствами, Урартское царство было завоевано скифами.

Урна

Сосуд с узким горлышком и вытянутым или дутым брюшком. С помощью урн черпали и наливали воду, в них хранили прах умерших и т. д. В отличие от амфоры, у урны всегда есть основание или плоское дно. Погребальные урны представлены различными типами: биконические урны — с расширяющимся или прямым горлом, иногда украШейные бугорками (Венгрия; см. поля погребальных урн),урны с изображением лиц из Померании или Этрурии, урны-канопы из Клузия, урны-хижины из Лация и т. д.

Уэссекс

Эта английская провинция дала название блистательной цивилизации эпохи бронзы (ранней и средней), которая скорее всего развивалась под воздействием военной аристократии и богатых торговцев. Она характеризуется курганными захоронениями, сходными с захоронениями Арморики, и особым типом погребальной керамики, включающей кубки, декорированные зернью или геометрическими мотивами. Подъем металлургии — она принесена сюда несколькими веками ранее группами культуры колоколовидных кубков (beaker) — и, прежде всего, торговли, которая охватывает пространство от Северного моря до Восточного Средиземноморья, объясняет изобилие и богатство погребального инвентаря, обнаруженного в уэссексских захоронениях. Именно на первых этапах развития этой цивилизации завершилось сооружение грандиозных мегалитических ансамблей Эвбери и Стоунхендж.

Ф

Фабий Кунктатор

Фабий Максим Веррукос, прозванный Кунктатором (Медлителем). Консул (233 и 228 гг. до н. э.), цензор (230 г. до н. э.) и римский диктатор (217 г. до н. э.). Вынужденный после поражения у Тразименского озера продолжать борьбу против карфагенян, он практиковал тактику преследования, которая позволяла римской армии восстанавливаться. Последний раз потерпев поражение (при Каннах), он победил Ганнибала в Таренте.

Фалерии

Главный город фалисков, построенный на высоком холме, около современной Цивита Кастеллана. Первые некрополи восходят к виллановскому периоду, но эта территория богата также энеолитическими остатками. Были идентифицированы два крупных святилища: самое древнее — святилище Sassi Caduti (VI–V вв. до н. э.), наиболее позднее — святилище Scasato (VI–III вв. до н. э.). В обоих обнаружены глиняные дощечки этрусского типа. В V–IV вв. до н. э. проявляется влияние классической Греции. В этот период в Фалериях развиваются мастерские, производящие художественную керамику. В 241 г. до н. э., вследствие конфликтов с римлянами город был разграблен и разрушен. Жители вынуждены были покинуть Фалерии и обосновались на равнине, где были построены Falerii Novi (Санта Мария ди Фалерии).

Фалиски

Народ, обосновавшийся вокруг горы Соракт; центр фалисков — город Фалерии. Фалийский диалект является одним из диалектов латинского языка; он испытал сабинское и, особенно, этрусское влияние.

Фасос

Гористый остров недалеко от побережья Фракии, колонизированный париями в начале VII в. до н. э. Греческие колонисты, среди которых было множество авантюристов, высаживались на континенте, влекомые золотыми и серебряными рудниками горы Пангеи (западная Фракия). Афинянин Кимон осадил Фасос в 463 г., и в результате Афины завладели рудниками.

Фезулы

Этрусская крепость Фьезоле основана скорее всего колонистами из Волътерры (карта 11). Частично сохранились крепостные стены, длиной около двух километров. В 1953 г. здесь обнаружен храм, датированный началом III в. до н. э. (он состоит из одной целлы и двух флигелей), и театр. Город появился здесь позднее, тогда как на его территории содержатся следы более древней цивилизации, происхождение которой, возможно, связано с Клузием.

Феодосий I (Флавий Феодосий)

Римский император испанского происхождения (379–395 гг. н. э.). Осуществлял по отношению к варварам, в частности к готам, осевшим в 382 г. между Балканами и Дунаем, политику интеграции, за которую часто осуждался. Перед смертью он разделил Римскую империю между двумя своими сыновьями, отдав Запад Гонорию, а Восток — Аркадию.

Филигрань

Техника, которая используется в производстве украшений и заключается в спаивании с металлической основой, чаще всего золотой или серебряной, завитков из тонких нитей, изготовленных из того же материала. Уже известная египтянам, но мало используемая ими, эта техника была доведена до высшей ступени совершенства финикийцами и, прежде всего, греками и этрусками в VI–III вв. до н. э. Кельты, бритты и саксы довольно рано стали ее применять. Возрождение техники филиграни произошло в Византии и на Западе в VI–XII вв. н. э.

Филипп II Македонский

После смерти своего отца Аминта III Македонского Филипп был отправлен в качестве заложника в Фивы, где познакомился с Пелопидом и Эпаминондом. В 359 г. до н. э., в возрасте 22 лет, он был назначен правителем Македонии, поскольку его брат Пердикка III умер, оставив лишь малолетнего сына. Филипп достаточно быстро избавился от претендентов на трон, одержал несколько побед над иллирийцами и фракийцами, которые в то время угрожали Македонии, а в 357 г. до н. э. принял царский титул. Будучи блистательным организатором в экономическом и военном плане, Филипп попытался отобрать у Афин Фракию и Халкидики: в 357 г. он занял Амфиполис, в 356 г. — Пидну; в 356 и 354 гг. до н. э. им уничтожены афинские клерухии в Потидее и Метоне; были захвачены и горы Пангеи. В 353 г. до н. э. Филипп сразился с фокидийцами, которые проникли в Фессалию; он захватил территорию, которая обеспечила его лошадьми. Во Фракии он заключает союз с местными правителями и продолжает свое продвижение, достигая Пропонтиды. В 348 г. до н. э. Филипп завершает завоевание Халкидик, овладев Олинфом — Афины слишком поздно пришли на помощь. В 346 г. до н. э. был подписан мир, неблагоприятный для Афин, интересы которых активно защищал Демосфен. Филипп продолжил завоевание и обустройство завоеванных территорий: Фракия оказалась оккупированной вплоть до Черного моря. Близ Перинфа и Византия, осажденных Филиппом, афинский ф^гот, реорганизованный Демосфеном, одержал две победы. 6 339 г. до н. э. Амфиктионский совет развязал священную войну против локрийцев Амфиссы, возглавляемых Филиппом. Они достигли, благодаря пособничеству фокидийцев, Элатеи (центральная Греция). Афиняне, напуганные этим вторжением, объединились с фиванцами: обе армии сконцентрировались в Беотии. Столкновение с армией Филиппа произошло летом 338 г. до н. э. близ Херонеи. Александр, командовавший левым македонским флангом, одержал блестящую победу: «священные войска» фиванцев были полностью разгромлены. Эта победа стала решающей: Фивы были жестко ограничены, но Афины сохранили свои внешние владения; тем не менее они вошли в союз с Филиппом. Последний завершил организацию своих эллинских владений, создав федеральный совет, получивший название Синедрион, большинство решений которого приобретало силу закона. Когда Филипп намеревался начать войну против ослабленной Персии, летом 336 г. до н. э., он был убит Павсанием. О личности Филиппа известно довольно много: он был веселым сотрапезником, беспутным Человеком) но смелым и жестоким в бою. Филипп воспитывался по-гречески, окружил себя греческими художниками и позже доверил обучение своего сына Александра Аристотелю. Желая, чтобы его происхождение считали божественным, Филипп объявил себя потомком полубога Геракла, так же как позже это сделает Александр.

Финикия

Финикийцы — народ, принадлежавший к семитам и семитской языковой группе. Они расселились вдоль побережья Малой Азии, между Палестиной и Сирией. В связи с географическим положением Финикии в Средиземноморском бассейне, финикийцы ориентировались в своей деятельности на торговлю и колонизацию (карта 9). Они создали мощный морской флот, который после поражения Микен в XII в. до н. э. монополизировал торговлю во всем Восточном Средиземноморье. В финикийских городах — Библе, Сидоне, Тире (метрополия Карфагена) — находилось множество ремесленных мастерских (керамическое производство, металлообработка, ткачество и т. д.). Будучи великими путешественниками и «импортерами», финикийцы снабжали Грецию, Египет и Азию ценными породами древесины, медью и оловом. Они создали алфавит, который впоследствии был адаптирован греками. В VIII и VII вв. до н. э. Финикию последовательно занимают и подчиняют ассирийцы, вавилонцы и персы, прежде чем в 332 г. до н. э. ее покорит Александр, разрушивший Тир. Эти события спровоцировали упадок Финикии. Ее оспаривают Птолемеи и Селевкиды, и, наконец, в 64 г. до н. э. она была занята римлянами и при Августе стала римской провинцией.

Флавии

Династия римских императоров I в. н. э.: Веспасиан (69–79), который положил конец восстаниям в Галлии и даровал Испании римское право; два его сына, Тит (79–81) и Домициан (81–96), который предпринял завоевание Декуматских полей, укрепил рейнский limes и организовал две провинции в Германии. Именно при Флавиях Агрикола завоевывает Британию (77–84). Еще одна императорская династия также носила имя Флавиев, но не имела никакого отношения к первой. Она была основана Марком Флавием Валерием Константином, прозванным Констанцием Хлором (293–306), отцом Константина, и оборвалась в 363 г. со смертью Юлиана Отступника.

Фламиний

Римский политический деятель и полководец, принадлежавший к народной партии. В 232 г. до н. э. стал трибуном, в 220 г. — цензор. Он построил via Flaminia — дорогу, которая вела из Рима в Римини. Победив галлов при Аддуе, Фламиний был разбит Ганнибалом на Тразименском озере (217 г. до н. э.).

Флоренция

Во Флоренции (карта 11) найден некрополь виллановской эпохи и храм этрусского типа, но как город, построенный по регулярному плану, она датируется только римской, эпохой.

Фокея

Греческий город в Малой Азии (Иония). Фокея сыграла роль первого плана в греческой колонизации средиземноморского запада, оказавшись главным соперником финикийцев, а затем Карфагена. Именно фокейские колонисты около 600 г. до н. э. основали Марсель. Экспансия Марселя в Испании, а затем прибытие на Корсику фокейского контингента после персидского вторжения в Ионию привели к вмешательству Карфагена. Битва при Алалии (535 г. до н. э.) положила конец развитию ионийской колонизации на Западе. Фокея, оккупированная парфянами, лишившись части своего населения, тем не менее сыграла значительную роль в ионийском восстании 499 г. до н. э. Разрушенная после победы Кира в Ладе (494 г. до н. э.), Фокея не играла больше важной роли.

Фракия

Регион в Центральной Европе, расположенный между Македонией, низовьями Дуная, Понтом, Пропонтидой и Фракийским морем. Фракия была населена индоевропейцами, которые отличались жестоким и воинственным нравом, они обосновались здесь во 2-м тыс. до н. э., но начиная с VII в. до н. э. Фракию частично колонизируют греки. В конце VI в. до н. э. она завоевана Дарием I (карта 12), век спустя — вновь захвачена Кимоном и с тех пор находилась под контролем афинян. Позже ее страстно стремятся завоевать македонцы; Филипп II и Александр Великий полностью покорили этот регион, лишив Афины дерева, металлов, зерна и рабов, которых им поставляла Фракия. В тот период были основаны колонии Филиппы и Филиппополь. После смерти Александра во Фракии было создано царство во главе с Лисимахом; впоследствии оно пало под давлением Селевкидов, а затем — Македонского царства. В 46 г. н. э. Фракия аннексирована Римской империей и стала провинцией, управляемой прокураторами.

Франки

Мало что известно о корнях франков. Их название впервые появляется в III в. н. э. Вероятно, оно объединяло некоторые германские племена или племенные фракции, обосновавшиеся на нижнем Рейне: амсивары, бруктеры, хамавы, хаты, сикамбры и, возможно, также батавы, тенктеры, узипеты и т. д. Многие из них, впрочем, сохранили свою автономию и, вплоть до правления Хлодвига, свои собственные королевские династии. Тем не менее можно выделить две основные подгруппы: салические («морские») франки, которые в середине IV в. н. э. заняли Брабант, — их название, однако, в меровингскую эпоху использовалось только в юридическом языке (lex Salica), — и рейнские франки (Гесс), долгое время неправильно называвшиеся рипуарскими («береговыми»). Во второй половине III в. н. э. часть франков, по-видимому, участвует во вторжениях в Галлию; другая часть появляется на Черном море и возвращается на Рейн, пройдя через Гибралтар (?); наконец, франки вместе с саксами занимаются также пиратством на побережье Па-де-Кале. В конце III–IV в. франки постепенно интегрировались в империю: все большее число воинов служило в рядах римской армии, в частности в армии Галлий. Одновременно медленная колонизация продвигается в западном направлении на территории, которые римляне постепенно покидают, хотя трудно говорить о вторжении. Так, например, салические франки, после того как оккупировали нидерландский Брабант, в 358 г. получили статус федератов. После этого франки нигде не упоминаются до середины V в., когда некоторые франкские короли, среди которых Хильдерик, служат в армии Аэция. Миграция собственно франкского народа (карта 22) начинается около 440 г. (оккупация Майнца [459], Трира, Меца, Тула [475]). Во времена Хлодвига (481–511) франкское королевство охватывает более чем две трети Галлии и часть Германии. Эта экспансия на западе достигает Бретани, на югозападе — Гаскони и Пиренеев. Захват Бургундского королевства (533–534) и Прованса (537), так же как оккупация большей части независимой Германии, отмечают ее завершение.

Фризы

Западногерманское племя, обосновавшееся в I в. до н. э. на побережье Северного моря, между устьем Везера и Зюйдерзее. Фризы являлись прежде всего народом земледельцев (Константин отправил их в этом качестве в Бельгийскую Галлию), скотоводов и моряков. Они торговали вдоль побережья, связывая Ютландию и датские острова с континентом. Были союзниками римлян в ходе кампаний Друза и Германика, но восстали против Тиберия и занялись морским разбоем вместе с хавками. Корбулон, правитель Верхней Германии, подчинил их в 47 г. н. э., навязав им сенат, магистратов и законодательство. В 70 г. н. э. фризы участвуют в мятеже батавов. С III по VII в. они играют роль, впрочем не вполне ясную, в германских вторжениях в Британию. Язык и культура фризов в этот период очень близки к языку и культуре англов и саксов.

Фундамент

Нижняя часть дома или хижины, вырытая в почве или выдолбленная в скале. Стены и крыши из дерева или ветвей обрушились, и именно исследование фундаментов позволяет узнать, какой была форма жилищ (круглая, эллиптическая, квадратная и т. д.). Фундаменты сохранили, впрочем, многочисленные остатки: пепелища, кости, черепки, очаги и т. д., — которые предоставляют нам ценные сведения об образе жизни обитателей этих хижин.

X

Хавки

Германское племя, обитавшее на берегах Северного моря и обосновавшееся в историческую эпоху между Эмсом и Эльбой. Не полностью подчинившись Друзу, хавки приняли участие в восстании Арминия и, хотя и перешли под римский протекторат, в I в. н. э. несколько раз восставали. Постепенно могущество хавков пришло в упадок, и в III в. их вытеснили саксы, с которыми хавки смешались.

Халкида (Халкис)

Главный город Эвбеи, крупный гористый остров в Эгейском море, полностью отделенный от континента проливом Еврип. С VIII в. до н. э. жители Халкиды основали многочисленные колонии во Фракии, Македонии (Халкидика), на Сицилии (Занкл и Наксос) и в Кампании (Кумы). В Греции Халкида славилась своими бронзовыми изделиями.

Халкидики

Полуостров на юге Македонии (карта 35), колонизованный в VIII в. до н. э. Халкидой. Халкидики были богаты минеральными ресурсами (свинец) и включали множество городов, среди которых самый значительный — Олинф.

Халколит

Переходный период между каменным веком и веком металлов, предшествующий бронзовому веку (карты 6, 7). Металлообработка распространяется лишь в зачаточных формах. Использование каменных орудий труда остается преобладающим, а металлы используются прежде всего для изготовления украшений и некоторых видов оружия.

Харонд

Знаменитый законодатель Катаны и других халкидийских колоний на Сицилии (VI в. до н. э.). Согласно Аристотелю, он принадлежал к местной буржуазии и был последователем Залевка. Кроме того, он был знаком с Пифагором и его окружением.

Хейрисоф

Греческий ремесленник, работавший либо в Александрии, либо в Малой Азии для римских покупателей. Его клейма обнаружены на двух серебряных кубках, найденных в захоронении Хобю: один иллюстрирует визит Приама к Ахиллу, другой — легенду о Филоктете.

Херсонес

Этим греческим словом, означающим «полуостров», называлось несколько прибрежных регионов Эгеиды и Черного моря: Херсонес Фракийский на Геллеспонте (полуостров Галлиполи), Херсонес Таврический (Крым), Херсонес Бибассийский (Малая Азия). Римляне, расширив ареал этого слова, назвали Данию Chersonesus cimbrica — Херсонес Кимврийский.

Херуски

Германское племя, которое в первые века нашей эры занимало бассейн среднего течения Везера. Херуски оказали ожесточенное сопротивление римскому завоеванию, а их предводитель Арминий в 9 г. н. э. разгромил легионы Вара. Могущество херусков ослабло к концу I в. н. э. Их территорию захватили саксы.

Хлодвиг

Король франков (481–511 гг. н. э.), родился около 465 г. Некоторые эпизоды его правления остаются малоизвестными. После захвата в 486 г. «королевства» Сиагрия он захватывает земли между Соммой и Луарой, а затем постепенно и весь Парижский бассейн. Он провел несколько победных кампаний против алеманнов и тюрингов (495 или 505 г.), взял в жены католичку — бургундку Клотильду — и был крещен в Реймсе епископом Реми (496 или 506 г.), так же как часть его народа. Он тщетно пытался захватить бургундское королевство и, испытывая угрозу со стороны вестготов, в итоге заключил союз с королем Гондебо (506 г.). Разбитые при Вуйе в 507 г., вестготы оставляют Тулузское королевство и Аквитанию франкам, тогда как бургунды занимают Прованс. Хлодвиг в конце концов подчинил своей власти рейнские племена и стал единственным владыкой более чем двух третей Галлии и части Германии. Он умер в 511 г. в Париже, после того как в Орлеане состоялось собрание синода, посвященное реорганизации франкской церкви.

Хобю

Германское поселение, расположенное на южном берегу датского острова Лааланд, где в 1920 г. было обнаружено захоронение из любсовской группы — самое древнее из «княжеских захоронений», известных сегодня, оно датируется эпохой Августа. Кроме скелета мужчины, здесь найдена посуда, два серебряных кубка, подписанных греческим мастером Хейрисофом, два рога для питья, бронзовые и серебряные фибулы и другие изделия из бронзы.

Хьёртшпринг

Находки из Хьёртшпринга (остров Альс, Ютландия) датируются приблизительно III в. до н. э. Они представлены деревянной лодкой, которая могла вместить 20 человек, многочисленными рогатинами с железными или костяными наконечниками, деревянными щитами и фрагментами кольчуг; большая часть оружия вышла из строя, перед тем как его затопили.

Храм

У древних это «дом» божества. Коллективные культовые практики совершались вне храма.

1. Греческий храм. Был ритуально ориентирован независимо от городского окружения, господствовал в архитектурном пространстве города, хотя и отделялся от него стеной или оградой. Греческий храм — прежде всего произведение искусства и высокого мастерства: его пропорции, размеры требовали тщательных математических расчетов. Греческий храм всегда строили из камня.

2. Этрусский храм. Был ориентирован в соответствии с этрусской дисциплиной, которая определяла также окружающий городской план. Здание храма всегда имело высокий подиум из камня или песчаника, деревянные колонны облицовывались терракотой, так же как остов, стены, по-видимому, возводились из сырцового кирпича. Согласно Витрувию, храм связывал различные части. Одна из примечательных черт — разделение на pars antica и pars postica (включающие одну или три целлы) — следствие принципов, сформулированных в дисциплине. В целом этрусский храм был низкий, просторный, имел высокую крутую крышу и отличался богатством пластического и живописного декора, а также яркой полихромией. Спорной является точка зрения, что этрусский храм делился на три части (целлы). Однако это вполне возможно, так как этруски охотно объединяли своих богов в триады.

3. Римский храм. Сохраняет этрусский подиум, но основные конструкции возводятся из камня или кирпича. Принцип фронтальности также сохранен. Ориентация не была абсолютной: зачастую она определялась городским ансамблем, подчиняясь практическим соображениям (уровень земли, реки, дорожная сеть и т. д.). В архитектуре отражены ионийские и коринфские, реже дорийские влияния.

4. Кельтский храм. Храмы доримской эпохи почти неизвестны, за исключением некоторых фрагментов (Рокепертус). В римскую эпоху в Галлии появляется тип храма, центральная часть которого окружена портиком, с колоннами и лестницами; ансамбль обносили оградой. Возможно, речь идет о воспроизведении в камне и кирпиче местной модели.

Ц

Цезарь

Родился 13 июля 101 г. до н. э., был убит на заседании сената 15 марта 44 г. до н. э. После того как Цезарь вместе с Помпеем и Крассом создали первый триумвират, он получил консульство в 59 г. до н. э. и в следующем году занимает главенствующее положение в двух Галлиях, Цизальпинской и Трансальпийской. Последовательное завоевание Галлии вплоть до Рейна оказалось лишь прелюдией к реализации более грандиозных замыслов. По-видимому, в последние дни своей жизни он мечтал установить универсальную монархию по примеру Александра Великого. Во всяком случае, он первый оценил значимость континентальных сил, осознал опасность, которую они представляли для Рима, и рассматривал Европу как единое целое. После войны в Галлии, во многом беспощадной, он старался более гуманно относиться к побежденным. Он даровал римское право Нарбоннии, создал новые провинции в Иллирии, Африке, Галлиях и в то же время способствовал развитию колоний (для ветеранов), которые должны были стать, с одной стороны, военными опорными пунктами, а с другой — очагами экономической и культурной экспансии: в частности, это коснулось Нарбонна и Арля. Внутренние реформы Цезаря, так же как его внешняя политика, позднее послужили базой для организации принципата империи.

Ценоманы

Кельтское племя, которое в V в. до н. э. обосновалось в западной части Ломбардии. Согласно Полибию, цивилизация ценоманов была полностью идентична цивилизации венетов. Очевидно, последовав за венетами, ценоманы стали союзниками римлян и поставляли им контингенты в битве при Теламоне. Во время Второй Пунической войны, подстрекаемые Гамилькаром, они направили свое оружие против Рима. В 197 г. до н. э. были покорены, в 80 г. до н. э. посредством Lex Pompeia получили римское право.

Цере

Этрусский город, расположенный на территории современного Чер-ветери, примерно в семи километрах от моря; порты Цере — Альсий, Пирги и Пуникум (карта 11). Ансамбль некрополей Цере, которые занимают несколько сотен гектаров, стал объектом систематических раскопок после открытия гробницы Реголини-Галасси в 1836 г. Строительство некрополей растянулось во времени от эпохи Вилланова (некрополь Сорбо) до конца эллинистической эпохи. Самые значительные некрополи — Бандитаччия и МонтеАббатоне — располагаются по обе стороны города. Погребальные помещения строились по образцу жилых домов; внутри, вдоль стен, находились каменные ложа, на которых покоились усопшие. Могилы с расписными стенами редки, фрески почти нигде не встречаются. Цере славился активной торговлей. Город контролировал металлоносные залежи в горах Толфа — продукция этих месторождений стала прочной базой для экономического процветания Цере. Город всегда поддерживал хорошие отношения с Римом: именно в Цере во время восстания 509 г. до н. э. укрывался Тарквиний и именно в Цере во время галльского вторжения 390 г. до н. э. римляне отправили весталок и святыни. Город аннексирован Римом в середине IV в. до н. э.

Циста

Изначально циста представляла собой простую ивовую корзину для домашнего использования. Впоследствии цистой стали называть бронзовый ларец, в котором женщины держали предметы туалета. Производили также, особенно в южной Этрурии, цисты из серебра, с тисненым или гравированным фигурным декором. В III в. до н. э. в Лации появился особый тип — большие цилиндрические, иногда овальные или квадратные цисты; они были обнаружены в Пренесте, но самая знаменитая циста Фикорони изготовлена в Риме. Ее гравированный декор, в котором представлен эпизод мифа об аргонавтах, свидетельствует о влиянии Греции, но вкрапления в бронзу являются чисто этрусскими. На цисте имеется подпись мастера — Novios Plautios. В III и II вв. до н. э. сюжеты декора в основном заимствовались из эллинистической живописи. В мастерских Пренесте изготавливались также зеркала.

Ч

Чертоза

Некрополь Чертоза в Болонье по времени соответствует этрусскому господству в Северной Италии (начиная с V в. до н. э.). Он включает несколько сотен захоронений, две трети из которых — ингумационные, а одна треть — кремационные. В одном из последних была обнаружена знаменитая бронзовая ситула, украшенная фризами, которая содержала прах умершего. Убранство погребений характеризуется наличием фибул особого типа, которые во множестве обнаружены — с региональными вариациями — на обширной территории, которая включает север Италии, от Тессена до Адриатики, БосниюГерцеговину и некоторые северные регионы Баварии и БогемииМоравии. Эти находки свидетельствуют о влиянии «искусства ситулы», истоки которого находятся в Восточных Альпах, на кельтскую среду.

Чоппер

Обработанная галька, представляющая собой короткий, заточенный с одной стороны нож. Шлифовка была грубой и производилась лишь с одной стороны. Чоппер — наиболее примитивное орудие верхнего палеолита.

Ш

Шанселад

В мадленском слое Раймондского скального навеса в Шанселаде (Перигор) в 1888 г. были впервые обнаружены ископаемые останки данного типа. Человек из Шанселада относится к группе homo sapiens.

Шассей

Лагерь Шассей (Сона-и-Луара) в XIX в. стал объектом многочисленных раскопок, проводившихся без какой-либо методики, что привело к разграблению местности (карта 3). Шассей дал свое имя шассейской неолитической культуре (карта 4), распространившейся на значительной части современной Франции в 4-м тыс. до н. э. и родственной культурам Кортайо (Швейцария) и Лагоцца (Италия). Типичная керамика представлена кубками с круглым дном, на раннем этапе не имевшими декора. Эта культура продолжила традиции кардиальной керамики.

Шелль

Эта стоянка была обнаружена у места слияния Сены и Марны, в аллювиальных отложениях, когда здесь открывали гравийный карьер. Здесь найдены многочисленные рубила, характерные для первых индустрий раннего палеолита. Однако из-за оползней почвенные слои сместились (феномен солифлюкции), и стратиграфическое описание здесь затруднено и сомнительно. Поэтому для системного изучения данного периода была выбрана другая стоянка — Абвиль.

Штреттвег

Гальштатский некрополь, обнаруженный в 1851 г. в Штирик (современная Австрия). В нем представлено оружие, украшения, бронзовые сосуды и конская" сбруя, характерные для раннего железного века. Среди самых замечательных находок культовая колесница из бронзы, возвышающаяся над дополнительными фигурами — некоторые ученые видят в них прообразы персонажей кельтских мифов (период Гальштат, VIII — VII вв. до н. э.).

Э

Эгеида

Часть Восточного Средиземноморья, которая отделяет Грецию, Македонию и Фракию от Малой Азии; с юга Эгейское море замыкается островом Крит (карта 8). Несмотря на наличие скал и опасность, которую представляют этезийские ветра, с древних времен Эгеида обладала благопрятными условиями для навигации. Бесчисленные острова, которыми усеяно море, служили ориентирами и пристанищами для мореплавателей. От Эвбеи до Родоса эти острова (Киклады и Южные Спорады) образовали непрерывную цепочку. Именно через острова Эгейского моря продвигались цивилизационные потоки из Азии. Эгеида довольно рано стала центром интенсивной коммерческой деятельности, которая способствовала подъему многочисленных блистательных цивилизаций эпохи неолита, а затем бронзы. С VIII в. до н. э., после заката финикийских городов, Эгейское море стало греческим.

Эгидий

Командующий римской армией, принадлежавший роду Сиагриев. Эгидий, так же как его сын, был одним из последних руководителей римского сопротивления на севере Галлии. Он принял командование армией Аэция в 456 г. н. э., вскоре после его смерти. В 463 г. при поддержке своего союзника, франкского короля Хильдерика, он защитил Орлеан от вестготов, но был в конце концов разгромлен Эриком в 469 г. близ Шатору.

Эдуи

Народность Кельтской Галлии, во времена Цезаря обосновавшаяся на территории современных Бургони и Нивернэ. Столица эдуев — Бибракта. Инсубры, которые участвовали во вторжении кельтов в Италию IV–V вв. до н. э., были одной из ветвей эдуев. Став союзниками римского народа и постоянно конфликтуя со своими соседями, особенно с арвернами, эдуи обратились за помощью к Риму в 122 г. до н. э., когда на них напали аллоброги. Эдуи сохраняли первенство, по большей части благодаря союзу с Римом, вплоть до 61 г. до н. э., когда, побежденные объединившимися свевами, арвернами и секванами, вынуждены были вновь обратиться за поддержкой к Риму. Цезарь, пришедший к ним на помощь лишь в 58 г. до н. э., тем не менее смог защитить их одновременно от гельветов и свевов. Эдуи оказали военную помощь римлянам в войне с белгами и сыграли впоследствии роль посредника в пользу белловагов, сенонов и самих гельветов. Разделившись в своем отношении к Цезарю, эдуи в конце концов перешли на сторону Верцингеторига, когда Цезарь, казалось, был побежден при Герговии. Они покорились в 51 г. до н. э., одновременно с арвернами.

Элея

Город в Лукании, основанный ионийцами из Фокеи около 540 г. до н. э. Город процветал за счет рыбного промысла и морской торговли. Родина философов Парменида и Зенона.

Эльба (остров)

Небольшой остров Тосканского архипелага, населенный этрусками, которые эксплуатировали здесь богатые месторождения железа. Железо, которое не могло обрабатываться на месте из-за нехватки древесины, транспортировалось в Популонию, которая стала индустриальным городом. Впоследствии римляне эксплуатировали эту выработку, которая существует и доныне. На острове обнаружены остатки нескольких римских городов и святилищ.

Эльче

Один из самых значимых археологических районов Испании (провинция Ашканте). Поселение, расположенное на возвышенности Алкудия, близ Эльче, в римскую эпоху переросло в город: именно здесь в 1897 г. была обнаружена Дама из Эльче. Кроме того, было найдено множество скульптур и расписных иберийских ваз в стиле вазы из Архена.

Эмпории (Ampurias)

Греческая колония, основанная ионийцами около 580 г. до н. э. у подножия Пиренеев, на северовосточном побережье Испании. Первое поселение — Палеополис, — располагавшееся на небольшом острове Сен-Мартин, вскоре стало недостаточным; около 500 г. до н. э. греки построили на континенте новый город, Неаполис, который достиг наивысшего расцвета в III в. до н. э. Укрепления города с квадратными башнями огораживали прямоугольное в плане пространство. В результате торговых обменов с коренным населением на непосредственных подступах к городу образовалась крупная иберийская деревня Индика. Эмпории, занятые Сципионами, стали важнейшей римской морской базой во время завоевания Испании. Цезарь возвел их в ранг колонии. Новый римский агломерат образовался за пределами греческой колонии, ее стены — одно из самых эффектных произведений романской архитектуры на полуострове. В III в. н. э. город разграбили франки, а вторжения варваров разрушили его окончательно. Развалины были покрыты песками — благодаря этому сохранился великолепный городской ансамбль. В городе, так же как на кладбище, в частности в архаическом некрополе, было сделано колоссальное количество находок, среди которых прекрасные произведения греческой и римской скульптуры, а также восхитительная керамика.

Эолиты

Эолиты — отдельные фрагменты, отколотые от цельного камня. Их форма варьировалась и зависела от назначения, которому они должны были соответствовать, и от техники изготовления. Со временем они становятся тоньше и длиннее: довольно грубые, имеющие неправильную форму и скошенное острие клэктонские орудия (нижний палеолит), в период солютре (конец высокого палеолита) принимают вид очень тонких пластинок. Каменная основа, от которой эолиты откалывались при помощи каменного или деревянного отбойника, изначально лишь слегка, грубо обтесывалась. Позже научились изготавливать нуклеусы так, чтобы получать ту или иную желаемую форму. Эолиты узнаются по характерным признакам, главный из которых — более или менее заметная выпуклость на поверхности скола в месте удара: это утолщение от удара.

Эпипалеолит

Эпипалеолитическими называют некоторые постледниковые цивилизации, которые еще явно относятся к палеолитической традиции, в частности азильскую культуру. Таким образом, речь идет о пережитках. Их противопоставляют культурам, в то же самое время эволюционировавшим в сторону неолита, за которыми сегодня закрепилось название мезолитических.

Эртебелле

Местечко Эртебелле (Ютландия) дало название прибрежной цивилизации Дании (карта 2), переходной между мезолитом и неолитом. Неолитизация проявилась здесь в форме аккультурации. Мезолитические маглемозьенские традиции постепенно заменяются экономикой, частично основанной на земледелии и скотоводстве, одновременно появляется и первая керамика (5-е — середина 4-го тыс. до н. э.).

Эсте

Город в Венетии, где были обнаружены некрополи-эпонимы венетской цивилизации (первый железный век). Погребальный инвентарь позволил выделить четыре последовательных периода, и последний пришелся на римскую эпоху. Самый ранний, еще отмеченный виллановским влиянием, свидетельствует о связях с континентальными заальпийскими цивилизациями. Но довольно рано проявляются и оригинальные черты: Венетия, многое заимствовавшая из ориентального искусства, остается невосприимчивой к греческому и этрусскому влиянию. В течение второго периода чередуется производство рельефных и гравированных ваз и керамики, украшенной бронзовыми вставками. Что касается третьего периода, глиняная посуда украшается горизонтальными черными и красными полосами. Более поздняя керамика и предметы убранства свидетельствуют о кельтском влиянии: керамика становится сероватой, не декорируется. Металлургическое производство начиная со второй половины VI в. до н. э. специализируется на производстве ситул и замечательных поясных блях из бронзы, украшенных восточными мотивами. Позже к этому добавляются вотивные бронзовые статуэтки, иногда популярного характера. Венеты говорили на индоевропейском диалекте архаического характера, который представляет интересное сходство с латынью. Главная богиня венетов — Ретия: ее святилище посещалось даже в эпоху империи. Эсте — одно из редких мест в Северной Италии, где обнаружены следы связей, объединявших римскую цивилизацию с предшествующими. В конце III в. до н. э. Падуя, повидимому, заменила Эсте как главный город Венетии. Во II в. до н. э. римляне совершают вторжение, чтобы разрешить разногласия между Эсте и Виченцей по поводу границ. Став муниципией после гражданской войны, при Августе Эсте приняла колонию ветеранов Актия (31 г. до н. э.).

Этрусская дисциплина

Этим термином римляне обозначали систему ритуалов и правил, которые соблюдали этрусские жрецы. Слово указывает на то, что речь идет о строгой технике, подобной науке. Этрусская религия, по-видимому, была одновременно практической и формалистической. Невидимые боги сообщали о своем присутствии и своей воле через знаки. Роль жрецов заключалась в толковании божественных посланий, выраженных посредством этих знаков. Этрусские божества — космические сущности — обитали каждое в своем определенном пространстве. Отсюда значимость пространственной локализации (templum) при толковании знаков. Они появлялись либо во внутренностях жертв, либо в небе (полет птиц, молнии и т. д.), либо, наконец, в форме разнообразных, более или менее редких и странных феноменов (чудеса).

Этруски

Народ древней Италии, который не говорил на индоевропейском языке. Сначала этруски занимали регион между Тибром и Арно, затем распространились в Нации, Кампании, Северной Италии, возможно, также на Корсике и Сардинии (карта 18). Эта этрусская экспансия была мотивирована скорее коммерческими потребностями, нежели стремлением к завоеваниям и колонизации. Существование этрусков археологически подтверждается начиная с конца VIII в. до н. э. Первые культурные, эпиграфические, лингвистические документы соответствуют расцвету ориентализации. Апогей этрусского могущества, в первую очередь большинства этрусских городов, приходится на VII–VI вв. до н. э.; их закат был предопределен римской экспансией, за исключением кампанийской Этрурии, участь которой была связана с поражением, нанесенным этрускам в Кумах, и оккупацией Капуи самнитами, и паданской Этрурии, уничтоженной галлами в V–IV вв. до н. э. (См. также этрусская дисциплина, храм и топографические рубрики.)

Ю

Юстиниан

Император Восточной Римской Империи (527–565 гг. н. э.), племянник Юстина I. Две основные идеи правления Юстиниана заключались, с одной стороны, в реорганизации и экспансии империи, с другой — в создании религиозного единства. Он покорил вандалов в римской Африке (533–534), изгнал остготов из Италии (535–555) и отвоевал юго-восток Испании (554), но оставил без внимания границы на Днепре и Евфрате. Ценой этих войн и значительных уступок, на которые он вынужден был пойти, персам и германцам, находившимся к северу от Дуная, провалились финансовые реформы, которые он провел. Наиболее важным его достижением была кодификация римского права (кодекс Юстиниана). Византийское искусство и, в частности, архитектура познали в период правления Юстиниана блистательное возрождение (собор Святой Софии в Константинополе). Император-христианин и теолог, Юстиниан преследовал еретические секты, но старался (Константинопольский собор 553 г.) под влиянием своей супруги Феодоры избежать раскола между ортодоксами и монофизитами.

Я

Язиги

Сарматское племя, родственное роксоланам, обосновавшееся в III в. до н. э. на берегах Азовского моря.

Переселившись к западу, язиги закрепились на Дунае и Тисе в середине I в. н. э. Они несколько раз нападали на римские провинции Паннонию и Дакию. Язиги делились на свободных людей и рабов. Последние (очевидно, коренное порабощенное население) в 344 г. н. э. восстали против своих хозяев-кочевников, но мятеж был подавлен. Вторжения гуннов привели к исчезновению язигов.

Янтарь

Янтарь — окаменелая смола третичного происхождения. Цвет, который варьируется от бледножелтого до коричнево-красного, и прозрачность сделали янтарь материалом, использовавшимся древними для изготовления красок, украшений и амулетов, и объектом активных поисков. Считалось, что янтарь обладает магической силой — по-видимому, из-за его электростатических свойств (слово «электричество» происходит от слова electron, которым греки обозначали янтарь). Янтарь с избытком находили в залежах лигнита, который выходил на поверхность вдоль балтийского побережья (Ютландия и Самланд). В эпоху неолита и, особенно, с начала бронзового века с янтарем связано развитие торговли, которая стимулировала общее расширение обменов между Балтикой и Средиземноморьем.

С

Civitas

Латинский термин civitas обозначает сообщество граждан, образующее государство или город-государство. В широком смысле в это понятие включалось также само пространство города, а не только его политическая структура. Так, например, римляне использовали его для обозначения кельтской территории, занятой племенем или автономной группой племен. Цивитас разделялись на pagi (паги, округа). В эпоху римского завоевания в Галлии насчитывалось около 60 цивитас и 300 пагов.

D

Discipline etrusca

См. этрусская дисциплина.

H

Homo sapiens

Название, данное палеонтологами самой поздней человеческой группе. Ископаемые останки Homo sapiens появляются в эпоху высокого палеолита. Эта группа представлена тремя основными типами: кроманьонец, человек из Шанселада и Гримальди, — от которых произошли современные европейские народы.

L

Limes

Слово, изначально обозначавшее дорогу, в частности пограничную. В эпоху империи лимесом называют систему укреплений на границах римской территории.

Наиболее грандиозным и протяженным был рейнский лимес (карта 20). Он начинался от Рейна между Кобленцем и Кельном, достигал Дуная в верховьях Ратисбона, затем разделял долины Лана и Мэна. Лимес представлял собой сплошную крепостную стену, фланкированную башнями и укрепленную оборонительными сооружениями, и был связан дорожной сетью с крупными castra, где размещались легионы, и с городами и деревнями внутренних территорий, откуда армия получала снабжение. Лимесы были построены также Адрианом в Англии и Антонином Благочестивым в Карпатах, на нижнем Дунае (limes Dacicus, limes Моеsicus) и в Северной Африке. В эпоху поздней империи в Восточных Альпах появился limes Italiae.

O

Oppidum

В переводе с латинского оппидум — укрепленное место, цитадель. Цезарь использовал этот термин для обозначения городов и бургов галльских civitas. Изначально это были лишь деревни или убежища, защищенные земляными валами или палисадами. Но в эпоху Гальштат и, особенно, в латинскую эпоху, после вторжения кимвров и тевтонов, основные галльские поселения разрослись, их фортификации были расширены и укреплены. Внутри каменных укреплений, в местах, защищенных естественным образом, были возведены мощные цитадели. Обычно построенный на возвышенности, иногда на острове, оппидум мог вмещать значительное количество людей. В то время как в Великобритании оппидумы, как правило, использовались лишь время от времени, как место укрытия или собраний, на континенте (центр Галлии, Южная Германия, Богемия) они зачастую трансформировались в укрепленные города, которые становились постоянным местом жительства ремесленников, торговцев и знати. В особенности это касается — до римского завоевания — Герговии и Бибракты. Укрепленные поселения существовали уже в эпоху неолита, но в Галлии большинство оппидумов было построено лишь в конце II в. до н. э., для того чтобы оказать сопротивление вторжению кимвров. Оппидумы зачастую становились центрами цивитас.

T

Tumulus

Холмы из земли или камней, которые возводят над некоторыми захоронениями начиная с первого века металлов. Под ними находятся либо захоронения в ямах или колодцах, либо мегалитические погребальные камеры (Западная Европа), а также гробницы, укрепленные несущими конструкциями (Алтай и Скифия),

и, наконец, архитектонические конструкции (Греция, Этрурия и т. д.). Римские сооружения с «тамбурами» также относятся к традиции курганов.

V

Via Domitia

Римская дорога, построенная Домицием Агенобарбом (Рыжебородым). Она являлась продолжением Via Auvrelia и Via Julia Augusta. Начинаясь в Арле, via Domitia пересекала Нарбоннию вдоль побережья, затем Пиренеи, чтобы наконец достигнуть Тарраконии.

Vicus

Латинский термин vicus обозначал городской квартал, либо обычную городскую улицу, либо поселение, не имевшее автономной организации. Если сельский викус приобретал определенную значимость, он мог получить право римского гражданства; он имел своих собственных магистратов. Слово «викус» использовалось для обозначения не только определенной территории, но также торгового, военного или культового центра. В эпоху поздней империи в связи с кризисом городской жизни население, особенно в Галлии, взяло за образец организацию сельских викусов.

Villa

Тип сельского жилища, центр поместья, земельного владения (fundus); villa включала дом собственника, помещения для рабов, стойла для скота. Изначально обладая чисто функциональным значением, постепенно вилла расширилась, стала богаче, так что роскошью и комфортом превосходила дома горожан. Слово обозначает как загородный дом более или менее богатого горожанина, так и земельные владения сельского собственника. В некоторых случаях эти понятия совпадали. Во многих провинциях, несмотря на развитие урбанизации, торговли и индустрии, сельская собственность осталась основным источником богатства. Во всем римском и романизированном регионе, таким образом, создается некоторое число более или менее удаленных от городского центра вилл, которые зачастую (особенно в Галлии) накладываются на доримские фермы. Каждой провинции соответствует особый тип виллы. В эпоху империи виллы значительно расширяются, к дому владельца (dominus) и прочим сооружениям присоединяются ремесленные мастерские и банки, особенно это относится к Галлии и Испании. Как правило, виллы защищаются укреплениями на случай вторжения варваров. Виллы и экономическая система, которую они воплощают, в Средние века станут одним из компонентов феодализма.

Атлас

1. Наскальное искусство Франции и Испании Наскальное искусство эпохи верхнего палеолита представлено скульптурными, гравированными изображениями и рисунками, выполненными на стенах пещер и скальных навесов. Скульптуры появляются лишь в мадленский период. В живописи и гравировании различают два цикла, соответствующих двум способам изображения, — ориньякско-перигорский (обратная перспектива) и собственно мадленский (абсолютный профиль). В наскальном искусстве Франции и Испании выделяют два основных ансамбля: ансамбль франко-кантабрийского искусства, во Франции представленный пещерами Шарента и Дордони (1), Гарда, Геро и Ардеша (2), Центральных Пиренеев (3) и баскского региона (4), а в Испании — кантабрийскими пещерами в Сантандер-Бургос (5) и Овьедо (6), а также гротами южной Андалузии (10). Второй ансамбль — искусство испанского Леванта — представлен в пещерах Каталонии (7), Куэнка-Теруэль (8) и Валенсии-Альбасете (9). Рисунки и гравюры испанского Леванта выполнены на стенах под скальными навесами, а не в пещерах. Хотя этот ансамбль близок к франко-кантабрийскому искусству, его отличает частое изображение человека, живость движений и поз, а также схематический характер. Некоторые авторы оспаривают палеолитические истоки этого искусства. Однако многочисленные наслоения изображений свидетельствуют о его длительном существовании; явная схематизация в более поздних изображениях предвещает искусство неолита.

2. Европа в эпоху мезолита

3. Потоки неолитизации

4. Цивилизации позднего неолита (середина 3-го тыс. до н. э.)

5. Торговые потоки и месторождения металлов в эпоху бронзы

6. Появление металла в Европе. Халколит, зоны цивилизаций колоколовидных кубков и боевых топоров

7. Центральная Европа в эпоху раннего металла (XXV–XIV вв. до н. э.)

Зоны экспансии, показанные на карте, имеют три значения. Они соответствуют трем различным процессам и аспектам. Во-первых, это зоны (Бодрогкерестур, Баден, Иордансмюль), сформировавшиеся вокруг древних очагов металлообработки, которые образовались за счет импульса со стороны восточных искателей. Во-вторых, что касается зоны Унетице (середина 2-го тыс. до н. э.), она свидетельствует о расширении торговли в результате этого индустриального развития. Третий аспект предполагает прежде всего культурное развитие благодаря нарастающему влиянию комплекса боевых топоров и соответствующих погребальных обрядов.

8. Архаическая Греция (IX–VIII вв. до н. э.)

Греческий мир в X–VIII вв. до н. э. ограничивается Эгеидой. Однако уже в это время начинается экспансия. Расселение, спровоцированное вторжением дорийцев (XII–XI вв. до н. э.), привело греков к берегам Малой Азии. Эта миграция предвосхитила динамизм, который стимулировался всевозможными обменами между побережьями Эгейского моря и привел к колониальной экспансии'Понтийского побережья и Западного Средиземноморья.

9. Греческая колонизация в Средиземноморье (VIII — середина VI в. до н. э.)

10. Экспансия цивилизации полей погребальных урн и начало железного века (XII–IX вв. до н. э.)

11. Этрусские города

12. Персидские походы во время Мидийских войн

С целью закрепиться в Европе персы организовали несколько походов. Объектом первой экспедиции, совершенной в 514 г. до н. э. Дарием, стали прибрежные регионы Черного моря, откуда скифы угрожали северным пределам империи. Этот поход завершился провалом, но позволил персам оставить свои гарнизоны во Фракии. Восстание греков Азии, которые опасались вторжения в понтийские колонии, было жестоко подавлено (494 г. до н. э.). В 492 г. до н. э. новая экспедиция, под предводительством Мардония, наткнулась на восточных фракийцев, а часть флота, который следовал вдоль побережья с целью поддержать действия сухопутной армии, была потеряна вблизи горы Афон изза бури. В 490 г. до н. э. из Киликии отправляется флот под командованием мидийца Датиса, экспедиционный корпус высаживается на Эвбее и захватывает Эретрию. По совету тирана Гиппия, изгнанного из Афин, Датис направляется к Аттике. Однако его наступление останавливают при Марафоне гоплиты Мильтиада. В 480 г. до н. э. состоялась последняя экспедиция, во главе с Ксерксом, она готовилась втайне и предполагала использование значительных ресурсов. Уничтожив отряд спартиатов при Фермопилах, персы вторглись в Аттику и сожгли Акрополь. Однако афинский флот, укрывшийся на Саламине, спас положение, разбив персидский флот благодаря ловкому руководству Фемистокла. Ксеркс, упавший духом, вернулся в Персию, оставив Мардония с элитными войсками в Фессалии. После победного рейда в Аттике он в свою очередь потерпел поражение под ударами греков при Платеях (479 г. до н. э.).

13. Эллинистическая экспансия в Азии (Шв. до н. э. — Нв. н. э.)

Эллинистическая экспансия в Азии достигла пределов древней Персидской империи в период ее расцвета. Отметим, что концентрация городов была максимальной у берегов и на прилегающих территориях. Этот факт подчеркивает значимость морских связей. Однако отношения с удаленными азиатскими регионами также развиваются: на дорогах, проложенных караванами, появляются новые пункты — Харакс, Селевкия на Тигре. Но речь идет скорее о перевалочных пунктах, чем о городах. Крупными метрополиями стали Антиохия, Милет, Эфес и, южнее, финикийские порты.

14. Греки и скифы

15. Курганы и поселения скифов

16. Кельтская экспансия в эпоху Ла Тен II (VI–III вв. до н. э.)

17. Протоисторические города Иберийского полуострова (VI–II вв. до н. э.)

18. Италия в конце IV в. до н. э.

19. Западное Средиземноморье в эпоху Пунических войн (III в. до н. э.)

20. Римская империя в эпоху Траяна (98—117 гг. н. э.)

При Траяне, после войны с парфянами (113–117 гг.), империя достигла максимальных размеров. Кочевники, родственные скифам, навязали Риму унизительное соглашение, заключенное в Карре (53 г.). Победы Августа, Траяна и Луция Вера не смогли их остановить. В 256 г. римляне должны были покинуть Дура-Европос. В Экоссе, к востоку от Рейна, на Нижнем Дунае, римские гарнизоны также подверглись нападению варваров. Из-за угрозы вторжения варваров Рим вынужден поддерживать армию, которая оказывала давление при решении внутренних дел государства.

21. Торговые пути Северной Европы в эпоху Римской империи

Сравнение с картой 5, где показаны торговые потоки эпохи бронзы, поразительным образом иллюстрирует детерминизм торговых связей. Отметим, в частности, регион между Эльбой и Дунаем, который через века сохраняет роль торгового перекрестка.

22. Великое переселение варваров

23. Королевства варваров (VI в. н. э.)