Глэдис Гринуэй

Свое гнездышко

Глава 1

Я бросила в багажник машины свои пожитки и некоторое время посидела, сложив руки. Теперь, когда все мосты были сожжены, я не знала — поступила ли мудро или совершила непростительную глупость. В любом случае, назад пути не было. Трегован, сказала я про себя, Элизабет Лэнгдон возвращается к тебе, в родные места графства Корнуолл, где ее предки жили много столетий. Впрочем, там меня не ждет фамильный особняк — ничего подобного. Наша семья всегда жила скромно, и сейчас от нее остались только я да тетя Хетти. Милая, строгая, любящая тетя Хетти, всегда такая бодрая и жизнерадостная, которой я досталась в наследство после смерти моих родителей еще подростком. И вот я опять еду к ней. Но не в дом тети Хетти на окраине Труро, а в Трегован — небольшую деревушку за Сент-Ивз, что ютится у подножия зубчатых скал на самом берегу Атлантического океана. Дом на скале, в котором теперь поселилась моя тетя, находится за пределами деревушки — стоит одиноко на высокой скале, на всех четырех ветрах.

Я не была там уже много лет, с тех самых пор, как тетя Хетти возила меня в гости к тете Дороти, своей младшей сестре. Но я помнила ту поездку так ясно, словно это случилось только вчера, вероятно, потому, что встреча сестер проходила в очень холодной атмосфере, хотя стояла середина августа и было на редкость жарко. И только через много лет я узнала, зачем мы туда ездили и почему нас так неприветливо приняли.

Муж Дороти был адвокатом, но оставил свою практику и стал писать детективные романы. Оказывается, сначала он познакомился с Хетти, пока Дороти училась в колледже в другом городе. После недолгого ухаживания было объявлено о помолвке, и тут Дороти приехала домой на каникулы. Уж не знаю, что там произошло, но в результате Генри Карфорд женился именно на Дороти. Конечно, все были удивлены, когда он вдруг бросил адвокатскую практику и стал писать детективы, однако, надо заметить, очень неплохо на этом заработал. После смерти моих родителей тетя Дороти предложила оплатить мое образование, но только на том условии, если Хетти откажется от прав на опекунство надо мной. Это и была причина нашего тогдашнего визита к тете Дороти. Тетя Хетти решительно заявила, что готова голодать, лишь бы дать мне хорошее образование, но не позволит отнять у нее ребенка.

— Поверь мне, Дороти сделала бы из тебя неженку, бездельницу и светскую белоручку, — как-то призналась мне тетя Хетти. — Конечно, с ней тебе было бы интереснее, чем со мной. Вы ездили бы в Швейцарию, на Ривьеру во Францию. Может быть, ты даже сделала бы отличную партию и вышла замуж за богатого джентльмена, но я убеждена, что правильно воспитывает человека только честный труд.

О да, она твердо в это верила. Тетя Хетти была директором школы и выбивалась из сил, чтобы добиться от учеников самых лучших результатов. Не то чтобы она была строга, как школьные учителя в старые времена, но не терпела никаких вольностей. Со мной тетя всегда была так же строга и непреклонна, хотя я никогда не сомневалась, что она меня любит. Когда мне вдруг захотелось учиться рисованию, тетя Хетти поддержала меня, хотя я и не отличалась особым талантом. И пока я оправдала ее веру в меня только тем, что устроилась на работу в рекламное агентство оформителем, да еще натворила немало глупостей в личной жизни. Я очень подозревала, что тетя Хетти об этом знает, хотя мы с ней никогда не говорили на такие темы.

И вот теперь я собралась в Корнуолл, чтобы попытаться залечить раны, оставить прошлое позади и с головой окунуться в работу.

Началось все с того, что несколько недель назад тетя Хетти неожиданно навестила меня в Лондоне. Не предупредив меня, просто приехала, остановилась в небольшой частной гостинице, затем позвонила мне в мастерскую и сообщила, что хочет видеть меня как можно скорее. Это прозвучало как королевский указ — ослушаться было невозможно. Несмотря на свои двадцать семь лет, я, словно школьница, примчалась на ее зов, как только смогла, — пришлось даже отменить визит к парикмахеру. Нельзя сказать, чтобы я побаивалась тети Хетти — нет, для этого я слишком похожа на нее характером, — но старые детские привычки въедаются глубоко.

Когда я вошла в ее номер, она окинула меня критическим взглядом с ног до головы и заявила:

— Ты очень похудела. Если будешь продолжать в том же духе, со временем станешь как я — тощей суповой курицей, а не аппетитной несушкой! — Тетя Хетти усмехнулась. — Твоя беда в том, Элизабет, — она никогда не называла меня Лиз, — что ты ничего не делаешь вполсилы. Либо ты слишком много работаешь, либо слишком бурно отдыхаешь, но в твоем возрасте трудно угадать, в чем именно дело.

В последнее время я действительно занималась и тем и другим, но, конечно, не стала об этом говорить. Просто поцеловала тетю в прохладную щеку, обняла ее за плечи и села с ней рядом.

— Наверное, ты ломаешь голову, зачем я приехала в Лондон?

— Разумеется. Ты ведь раньше никогда не приезжала сюда в такое время.

— Скажу тебе все без обиняков. Умерла твоя тетя Дороти. Я не стала сообщать тебе об этом — тебе не было смысла приезжать на похороны и участвовать в допросах.

Я молча смотрела на нее как громом пораженная.

— Считается, что она оступилась на верхней ступеньке лестницы, упала и сломала себе шею.

— О, мне так жаль, тетя Хетти, какой это, должно быть, для вас удар! Надо было все же вызвать меня.

— Да, для меня все это было неожиданно. Но ты все равно ничем не могла бы помочь. Я до сих не понимаю, как все это случилось. Дороти была бодрая как конь, а ноги у нее были ловкие, как у горной козы. Она и по горам взбиралась не хуже макаки. — Тетя нахмурилась. — С другой стороны, Бейтс, ее старый слуга, говорил, что в последнее время у нее случались приступы головокружения. Следствие закрыли, причиной смерти сочли несчастный случай. Похороны состоялись вчера. Я не видела ее до этого два года — в последний раз мы общались на похоронах Генри. Как обычно, тогда мы встретились не слишком тепло…

Несмотря на спокойный и сдержанный тон, вид у тети Хетти был потерянный и несчастный, и я знала, что она переживает смерть сестры гораздо сильнее, чем хочет показать. Неожиданно тетя встала так быстро и легко, что сразу стала казаться моложе. Хотя мне было известно, что на самом деле ей уже шестьдесят семь — два года назад она ушла на пенсию. Однако моя тетя не позволяла себе расслабляться, это было не в ее характере.

— Давай вместе выпьем чаю, мне надо с тобой поговорить.

За чаем тетя начала разговор с пожелания, что мне было бы неплохо, хотя бы на время, оставить работу в рекламной фирме и заняться чем-нибудь другим. Она утверждала, что перемена пойдет мне на пользу. Но пока ни словом не обмолвилась о цели своего внезапного визита, хотя я уже поняла, что она к чему-то клонит. Но не торопила ее, потому что знала — в свое время тетя все расскажет сама.

— Как-то Дороти приехала навестить меня — уверена, она хотела посмотреть, как я живу одна, на пенсии. И начала говорить, что вот, мол, на пенсию я не проживу, скоро мне нечем будет платить Мэри, и все такое. И не хочу ли я продать дом и переехать жить к ней? Вместе с Мэри, конечно, потому что места там хватит всем! — Тетя Хетти хмыкнула. — Можешь представить, что я ей ответила? Конечно, иметь в доме такую помощницу, как Мэри, никто не откажется. Но Дороти стала бы обращаться с ней как с простой служанкой. И тогда я вдруг почувствовала, что на самом деле это ей очень одиноко и скорее я нужна ей, чем наоборот.

Но потом Дороти начала говорить какие-то странные вещи. Знаешь, это было бы, наверное, даже смешно, если бы за этим не крылось что-то подозрительное. Я чувствовала: она чего-то недоговаривает. Дороти сказала: «Ты знаешь, я бы с удовольствием помогла тебе деньгами, но дело в том, что я не могу сейчас трогать деньги Генри. А вот дом принадлежит мне, и там места всем нам хватит. У меня есть деньги, чтобы его содержать. Но Генри большую часть состояния завещал своей сестре». Ей не сиделось на месте, она все время вскакивала и начинала ходить по комнате. Никогда прежде я ее такой не видела. Потом она сообщила: «Конечно, мне идут отчисления за издание его книг. Я составила новое завещание на тебя, но, кроме дома, ты почти ничего не получишь, потому что все гонорары за его книги будет получать после моей смерти опять-таки его сестра». Мне даже показалось, что у нее вырвался горький смешок — она ведь знала, что я на четырнадцать лет ее старше. У меня осталось странное чувство, что она из-за чего-то сильно нервничает. Можно даже сказать — чего-то боится, хотя на нее это было совсем непохоже.

— Хорошо смеется тот, кто смеется последним, — заметила я.

— Это не повод для шуток, — строго заявила тетя, и я пожалела, что высказалась, как всегда, не подумав, что мне свойственно. — Тогда я подумала, что, может быть, она переживает из-за своего здоровья. Дороти была невыносима мысль о болезни. Она отталкивала ее от себя, так, словно болезнь была проявлением слабости — признанием, что возраст ее одолевает. Она очень боялась старости. Я даже удивлялась, почему Дороти не вышла замуж во второй раз — ей нравился один мужчина у них в деревне.

Я постаралась вспомнить тетю Дороти такой, какой видела ее последний раз — десять или двенадцать лет назад. Она совсем не походила на тетю Хетти — маленькая, кругленькая, со светлыми волосами, розовыми щеками. Тогда ей было, наверное, сорок с небольшим, и она была еще на удивление миловидна. Чего стоили одни ее большие фиалковые глаза!

— Вы были совсем не похожи друг на друга, тетя Хетти.

— Да, Дороти пошла в мать. Ты ведь знаешь, у нас с ней были разные матери.

Да, правда, я это знала, но редко об этом задумывалась. Я вообще редко думала о тете Дороти — мне казалось, что я вряд ли могла бы ее полюбить.

Так вот зачем тетя Хетти приехала в Лондон! Она хочет выяснить, не соглашусь ли я пожить с ней в доме на скале хотя бы первые несколько месяцев. Я удивилась, что она не стала его продавать и не осталась жить в своем доме. Наоборот — тетя Хетти сказала, что дом на скале ей чем-то приглянулся. И тут неожиданно я решилась. Гэри оставил мне кое-какие деньги. Я могла бы продать мою старую машину и купить другую — миниатюрную. Может быть, полгода жизни в Корнуолле — это как раз то, что мне нужно? А если удастся продать несколько моих картин, то я смогу остаться там и подольше, может быть, даже навсегда, кто знает. Но об этом думать пока рано.

Я уволилась из агентства и уехала из Лондона. Спешить было некуда. Я приехала в Тонтон и остановилась там на ночь. В пять часов вечера, как раз к чаю, славным апрельским деньком, я подъехала к дому на скале. Тетя Хетти уже накрыла чай на террасе с внутренней стороны дома. Весеннее солнце заливало сад, всюду царил покой.

Дом оказался больше, чем он мне запомнился в детстве, и выглядел огромным, удушающим. Чего стоило одно старое крыло с северной стороны, в котором давно никто не жил. Тетя Хетти сказала, что оно в ужасном состоянии и, чтобы привести его в порядок, потребуется немало времени и больших вложений. Я совсем не помнила то крыло, но зато ясно помнила тетю Дороти, и, как тогда, в отрочестве, на меня большое впечатление произвели их элегантная машина, столовое серебро, дворецкий и горничная. Но я не представляла себе, на какие деньги собирается содержать этот громадный дом тетя Хетти. Конечно, у нее были средства от продажи ее старого дома, но я боялась, что эта бездонная бочка проглотит их без остатка. Впрочем, я не стала ей об этом говорить. Пока мне только хотелось насладиться тишиной и покоем после шумного города и постараться забыть о прошлых неудачах. Прошло уже полгода после нашего расставания, а я все еще чувствовала свою вину перед Гэри и не знала, что теперь делать со своей жизнью. Я не очень честолюбива, поэтому не строила на будущее слишком больших планов. А здесь я могла бы рисовать небольшие пейзажи и продавать их туристам. Конечно, в рекламном агентстве мне платили гораздо больше, но работать там мне порядком поднадоело. Реклама — суетное дело.

Я с наслаждением напилась из огромной кружки чаю со свежими пончиками и вкусными бисквитами, приготовленными ловкими руками добродушной Мэри. На самом деле Мэри звали в крещении Примроуз Евфимия Крэддок — имя просто невероятное, — а родилась она в восточном Лондоне. В Труро Мэри приехала в тринадцать лет, как беженка, в 1939 году. Тетя Хетти взяла ее к себе и, когда выяснилось, что ее родители погибли под бомбежкой, оформила над ней опекунство. Конечно, Мэри боготворила мою тетю и старалась угодить ей чем только могла. Напрасно тетя Хетти пыталась уговорить ее получить высшее образование. Мэри была твердо уверена, что это пустая трата времени, за которое она может выучиться готовить и вести хозяйство. И отлично научилась это делать.

Вот так мы оказались втроем в этом огромном доме. Бейтс, дворецкий, и служанка ушли. Впрочем, Бейтс ушел недалеко — он поселился в деревушке, купил там небольшой коттедж.

Вечером мы сидели в кабинете, который находился позади столовой. Мэри что-то штопала, тетя Хетти — вязала. Я сидела без дела и рассматривала гобелен, висящий на стене напротив письменного стола Генри (за которым он, видимо, и писал свои детективы).

— Странное место для гобелена, — заметила я. — Такой затейливый рисунок, должно быть, отвлекал дядю от работы.

— Гобелен закрывает дверь в старое крыло, — пояснила тетя.

— А разве другого входа туда нет?

Тетя кивнула, закончила считать петли на вязании и сообщила:

— Этот дом вообще построен очень странно. Северному крылу не меньше пятисот лет. А эта часть была возведена гораздо позже, после Карла Второго. Ты знаешь, что в Корнуолле было много роялистов, Карфорды стояли за трон и короля до последнего.

Я с удивлением посмотрела на нее:

— О, я даже не подозревала, что их семья так известна в Корнуолле!

— В свое время они были крепкими феодалами. Поместное дворянство, я сказала бы. Они отдали все королю, а потом пришли люди Кромвеля и сожгли почти весь дом, сохранилось только северное крыло. Когда Карл вернулся к власти, он не остался в долгу — дом возвели практически заново, пристроив его к старому крылу. Отец Генри удачно женился на богатой наследнице, так что деньги в семье были, и жили они на широкую ногу. Я тебе потом все тут покажу. В старой части дома, правда, нет электричества. Кажется, туда вообще никто не заходил после смерти матери Генри.

Новая часть дома была оборудована современными удобствами — Генри не жалел денег на обустройство жилья, так же как в свое время и его отец. Мне не терпелось осмотреть ту часть дома, которую я еще не видела, а тете Хетти — ее показать.

И в один из ближайших дней мы отправились туда на экскурсию.

Мы прошли по коридору второго этажа, по обе стороны которого располагались спальни, и через дверь в его конце вошли в старую, нежилую часть дома. Здесь оказались комнаты с низкими потолками, дубовыми стропилами, узкими окнами и неровными полами. На первом этаже в последней комнате было окно, выходящее в сад, а рядом с ним — наглухо закрытая дверь. Из этой комнаты еще одна дверь вела вниз, в подвалы, как сказала тетя. Я попыталась открыть ее, но она не поддалась. Наверняка подвалы под новой и старой частями дома были соединены между собой. А эту дверь тетя Дороти, наверное, на всякий случай держала от воров на запоре. Помещение старого крыла оказалось очень большим, и я подумала, что если тетя Хетти действительно собирается его восстановить, то ей для этого потребуется целое состояние.

В одной из комнат, отделанной дубовыми панелями, был такой огромный камин, что в него можно было войти и посмотреть через дымоход на небо. Тетя Хетти потянула за кольцо, которое я сначала не заметила, и часть стены около камина задвигалась. Я уже ждала, что оттуда выпадет скелет, но нашим глазам предстали только пыльной проход и несколько грязных каменных ступенек. Тетя вытерла платком испачканную руку и улыбнулась, как довольный своей шалостью ребенок.

— Жилище отшельника, — сообщила она. — Представляешь, мне почему-то казалось, что я должна жить здесь.

О, по-прежнему юное, романтическое сердце моей тети! Но с какой стати ей захотеть жить здесь?

— А что ты намерена с ним делать? — спросила я. — Устроить какой-нибудь заговор, а потом прятать тут своих сообщников от полиции?

Она расхохоталась:

— Нет, у меня не тот склад ума! Все гораздо прозаичнее — как-нибудь в другой раз расскажу тебе.

— А как ты обнаружила это убежище отшельника? — поинтересовалась я, когда проход со скрежетом закрылся. Никто из нас не выразил желания спуститься по грязным узким ступенькам.

— Просто знала о нем раньше… Я ведь была помолвлена с Генри. Он показывал мне весь дом. Генри им очень гордился и готов был перевернуть всю землю, чтобы содержать его в хорошем состоянии. Думаю, работая адвокатом, он переживал, что ему не хватало на это средств. Боюсь, отец оставил Генри не очень большое наследство — главным образом сам дом.

Тетя сказала все это спокойно и безразлично. Если у нее и осталась в сердце горечь от того давнишнего романа, она этого не показала.

— А сейчас, — неожиданно резко произнесла тетя Хетти, — у меня есть кое-какие дела. Ты же можешь пойти погреться на солнышке. Но попозже, если ты не против, я хотела бы попросить тебя свозить меня на машине в деревню за покупками. Мне так не хватает моей старой машины! Пришлось продать ее, когда я вышла на пенсию. А машина Генри отошла к его сестре. Может быть, когда-нибудь я соберусь купить себе новую машину. А пока придется покататься на твоей.

Тетя Хетти никогда не считалась с возрастом.

Я поехала к маленькому заливу. Вероятно, летом сюда приезжает немало отдыхающих, но сейчас мимо меня прошли лишь несколько местных ребятишек. Трегован — небольшая деревушка и стоит вдали от больших дорог. Я вышла из машины, присела на камень и стала смотреть на океан, который был голубым и ласковым, хотя я знала, что он может быть свинцово-серым и грозным. Чуть поодаль от берега стояла на якоре небольшая рыбацкая шхуна с темно-красными парусами, словно нарисованная на картине. Да и весь пейзаж, куда ни посмотри, казалось, так и просился на полотно! А я столько лет потеряла в Лондоне, когда могла бы жить среди такой красоты!

Неожиданно позади меня послышался хруст песка под тяжелыми шагами, покатились камешки, и я недовольно про себя выругалась. Мне не хотелось нарушать мирного спокойствия этого прекрасного утра. Оставалось надеяться, что тот, кто шел ко мне по пустынному пляжу, не станет заговаривать с незнакомым человеком. Однако мои надежды не оправдались.

— Привет, я вижу, вы здесь новенькая.

Возмущенная, я подняла глаза. Передо мной стоял верзила с необыкновенно яркими серыми глазами и густой гривой каштановых волос. Уши у него были слегка оттопырены, нижняя челюсть — выдвинута вперед. У него была широкая мальчишеская усмешка, как у избалованного школьника. Лет ему было около тридцати, может быть, двадцать восемь. Я не ответила улыбкой на его улыбку. Этот тип нарушил мой безмятежный покой. Ну почему, почему мужчины считают, что если девушка одна, то к ней обязательно нужно подойти и развлекать ее разговорами? Я ответила наобум, как всегда, не подумав:

— А почему вы решили, что я здесь новенькая?

Разумеется, он воспринял мой вопрос как приглашение к беседе и немедленно уселся на соседний камень.

— Потому что я всех здесь знаю. Я здесь живу несколько месяцев. Вот, например, та шхуна, которую вы так пристально разглядываете, — на ней Трегарт отправился рыбачить, но скорее всего, спит себе сладким сном. Иногда он так и живет на ней по несколько дней кряду. А у старого Стоуи из «Королевской головы» одна мечта — поскорее выдать замуж свою хорошенькую дочку, пока не случилось никакой беды. А мадам Харрис, с почты, боится подпускать к ней своего Вилли.

— Откуда вы это знаете?

— Так, слышал. — Он радостно усмехнулся.

— Вы какая-то ходячая газета, сборник всех сплетен, — пробубнила я.

— Просто мне интересны люди. Самые разные люди, заметьте! — Его серые глаза потемнели, в них сверкнули насмешливые искорки. — А вы, должно быть, миссис Лэнгдон, племянница миссис Тривейк из дома на скале? Этот старый дом явно хранит какие-то мрачные тайны. Зачем вашей тете вообще понадобилось переезжать в этот огромный дом, похожий на пустой амбар? Это неразумно, и на этот счет ходят разные слухи.

— Какие, например?

— Например, ради памяти своего возлюбленного, который женился на ее сестре. Или, скажем, сестра оставила ей в наследство дом только с тем условием, чтобы она переехала сюда жить. Как слабая компенсация за то, что отняла у нее жениха практически накануне свадьбы. С другой стороны, возможно, он всю жизнь жалел, что в последний момент поменял одну сестру на другую, и решил оставить дом своей первой возлюбленной. Так что вариантов много.

— Да, вижу. И что же вам, как исследователю человеческой природы, кажется самым вероятным?

— Я считаю, что ваша тетя на все имеет свое мнение и твердо придерживается своих решений. Так что я не удивлюсь, если она захочет превратить этот дом в дом престарелых, или санаторий для калек, или что-нибудь в этом роде.

— Интересно, — протянула я. — А как вы, к примеру, объясняете мой приезд сюда?

— Учитывая тот факт, что вы недавно овдовели, вероятно, вы приехали сюда залечивать свои раны. Вам нужны тишина и покой.

— Который, видимо, мне обрести здесь не удастся!

Он слегка покраснел, что было даже удивительно. Должно быть, этот тип на самом деле был не такой уж нахал, каким показался мне вначале, к тому же здесь наверняка и правда ходит множество сплетен. В маленьких деревушках все только и делают, что судачат друг про друга. Но все же он выложил мне все без лишних церемоний, так что я решила не остаться в долгу:

— А вы что здесь делаете?

— О, вы почти угадали, когда назвали меня «ходячей газетой». Я действительно был журналистом. Но потом все бросил и стал по ночам писать книгу, которая оказалась полной бездарностью. Да и еще сдуру подхватил воспаление легких. Так что пришлось приехать сюда лечиться морским воздухом и писать еще одну книгу.

— Так вы живете, надо полагать, в каком-нибудь гроте на берегу, чтобы не платить за квартиру?

— Нет, все не так плохо. Я снимаю комнату у мадам Харрис.

— Ах, вот как! — Его откровенность была невыносима. Похоже, готов всякому встречному рассказывать о себе всю подноготную. Я встала и отряхнула джинсы. — Простите, к сожалению, больше не могу сообщить вам никакой ценной информации. Впрочем, вы и без меня в курсе всех новостей. Или, может быть, вы готовы предположить, что моя тетя тайком приехала сюда из Труро темной ночью и столкнула свою сестру с лестницы, чтобы завладеть домом?

Мне показалось, что в его глазах мелькнуло задумчивое выражение, словно он готов поразмыслить над моими словами, и я сразу же пожалела о своей неуместной шутке. А вдруг у него хватит ума разнести по деревне мою глупую выдумку? Но мужчина только усмехнулся:

— Нет, это просто нелепо. Никто здесь так не думает.

— Тогда почему бы вам не подать такую идею местной полиции? — Я злилась на себя, но еще больше на него.

— До встречи! — крикнул он мне вслед, когда я решительно зашагала прочь.

— Вот уж не хотелось бы, — пробормотала я себе под нос.

Тетю я нашла в кабинете — она просматривала ворох каких-то бумаг.

— Я получила письмо от моего агента по недвижимости из Труро, — сообщила она мне. — У него есть клиент, который хочет купить наш дом на скале. Странно, кому понадобилось покупать дом в таком месте? К тому же мы не давали объявления о продаже.

— Старые дома сейчас в большой цене.

— Да, я знаю. Но есть же другие дома в Корнуолле, которые продаются, почему не выбрать среди них? Зачем им понадобился именно наш дом?

— Может быть, они хотят устроить здесь дом престарелых или благотворительный санаторий для калек? — Я почувствовала, как на моем лице невольно расплылась улыбка при воспоминании о молодом человеке, повстречавшемся мне на пляже. Что ж, видимо, ко мне уже начало возвращаться чувство юмора! И то хорошо. Еще недавно мне казалось, что я уже никогда не смогу улыбаться.

— Что ты такое говоришь?

— А знаешь, здесь можно было бы устроить небольшой отель, — продолжила я. — Если вложить сюда деньги, кое-что перестроить и прорубить лестницу по скале вниз, на пляж…

Тетя Хетти пожала плечами. Такое ей явно не приходило в голову.

— Нет, знаешь, я напишу ему, что дом не продается.

Она отвернулась и, подставив кулачок под подбородок, задумалась, глядя в окно. Но через пару минут опять заговорила:

— Интересно было бы узнать, сколько Дороти тратила на этот дом?

— А зачем тебе это?

— У нее была машина, она держала этого дворецкого, Бейтса, и еще шофера, горничную, часто ездила отдыхать во Францию и в Швейцарию — на все это нужны большие средства.

— Разумеется. А почему ты вдруг этим заинтересовалась?

— Я не столько заинтересовалась, сколько в недоумении. Я тебе рассказывала, помнишь, она говорила, что ей идут гонорары за книги Генри, а после ее смерти они перешли к его сестре.

Я села и закурила сигарету. У тети Хетти появился интерес к детективам?

— Я просматривала бумаги Дороти и обнаружила две странные вещи. Во-первых, они были не в письменном столе, где лежали все домашние счета и прочее, а в шкафу, на дне ящика под бельем. И если бы не Мэри, которая, как ты знаешь, обожает все тщательно убирать, мы могли их вообще никогда не обнаружить. С какой стати она держала бумаги в шкафу под бельем? Для старых, ненужных документов они были в необыкновенно аккуратном виде. Но что поразило меня больше всего — так это то, что, оказывается, последние пять лет перед смертью Генри вообще не писал. И самый крупный гонорар, который он получил, составлял пятьдесят фунтов в год.

— А разве ты не знала, что он перестал писать?

— Я этим как-то не интересовалась. Время от времени мне попадалась в магазине его книги. Писал Генри довольно хорошо, и я как-то само собой считала, что он процветающий писатель, получает много денег, но на банковском счете было всего две тысячи фунтов, которые Дороти тоже завещала мне. И никаких ценных бумаг, никаких акций. Только Дороти явно жила не на две тысячи в год — она тратила гораздо больше. Может быть, она жила не на проценты, а тратила капитал? Но это маловероятно — Дороти была не дурочка и понимала, что надолго его не хватит. Интересно знать, откуда она брала деньги?

Мне это тоже было интересно. Действительно, ведь никто не станет жить на широкую ногу, не будучи уверенным, что денег хватит еще надолго и всегда есть откуда их взять. Это было по меньшей мере любопытно — а я от природы любознательный человек.

Глава 2

Жизнь в доме на скале шла тихо и провинциально. После лондонской суеты для меня это был просто рай. Я даже чувствовала себя почти счастливой, чего не испытывала давным-давно. Будучи замужем за Гэри, иногда я бывала лихорадочно, безумно счастлива, но никогда не имела покоя! Я не виню в этом Гэри, скорее себя. Я его любила, и думаю, он тоже любил меня, как умел. Но мы с ним совсем не понимали друг друга, хотя поначалу казалось, что у нас много общего. Я тогда была восторженной девицей, и просто пришло мое время любить. К тому же мне льстило, что он был хорош собой, неотразимо очарователен. А я никогда не была красавицей, и слишком прямолинейна, чтобы быть любезной. Гэри говорил, что его покорили моя чистота, доверчивость и наивность. Я напоминала ему трогательную овечку среди стаи волков. Не знаю, как можно было поддаться на такие сантименты. К тому же я слишком высокая и склад ума у меня вполне практический, чтобы притворяться слабой беззащитной женщиной. Я встретила Гэри на вечеринке, которую устраивал мой агент. Я не очень умею вести светские беседы и, наверное, смотрелась на этой вечеринке немного неуместно. Он подошел ко мне, улыбнулся очаровательной улыбкой, от которой уже тогда, в первые минуты нашего знакомства, у меня заколотилось сердце.

— Тоска смертная, не правда ли? Давайте сбежим отсюда и поедим где-нибудь вместе. Впрочем, нам придется выбрать недорогое кафе — я практически разорен.

И эта его откровенность вконец меня обезоружила. Глаза у него были такие честные. Как я потом обнаружила, он всегда смотрел так — прямо и искренне, даже когда говорил неправду.

— Я не могу просто так уйти, — ответила я, — видите ли, я работаю с этим агентом.

— Да, я знаю, вы Элизабет Тривейк, художница. Впрочем, мне трудно понять художника, который продает свою душу рекламному агентству.

Он говорил это искренне и действительно так считал. Никто и ничто не могло убедить Гэри делать работу, которая была ему не по душе, но зато он из кожи вон лез, чтобы сбыть уже сделанную работу за хорошие деньги. Это очень помогало его карьере. Потом даже говорили, что он был гением, но люди склонны преувеличивать, особенно если талантливый человек умирает молодым. Через месяц мы поженились, просто пошли и расписались в мэрии. Мы ничего не сказали даже тете Хетти — так хотел Гэри, и я ему уступила. Однако через несколько месяцев стало понятно, что женитьба вовсе не означала для Гэри ограничение свободы — изменилось только то, что любящая жена окружила его заботой, а он, как и раньше, свободно уходил когда хотел и делал что хотел. Гэри продолжал снимать мастерскую, хотя перевез свои вещи в мою квартиру, так что я по-прежнему платила за нее одна и вдобавок кормила нас обоих.

Я знаю, тете Хетти было обидно, но она ничего не сказала, только прислала нам свадебный подарок и пожелала счастья. Со временем стало ясно, что в итоге моего замужества я должна еще кормить и Гэри, штопать ему носки, стирать одежду, спать с ним, если только он не оставался на ночь в мастерской или не уезжал на выходные к друзьям! Меня он никогда не брал с собой, и для этого всегда находился удобный предлог. В выходные он будет работать с коллегами — художниками! У них мальчишник — они будут обсуждать искусство и делать наброски! Потом настал другой период — он начал требовать у меня денег. То на одно пять фунтов, то на другое, то десять фунтов еще на что-нибудь. Мои накопления начали таять, и я стала волноваться, потому что всегда осторожно обращалась с деньгами — они доставались мне тяжелым трудом. К тому же мне уже хотелось обосноваться в собственном доме — надоело жить в съемной квартире.

— Все будет иначе, когда я заключу контракт с Блэкмуром. На этой неделе я повезу ему мои эскизы. Правда, Лиз, это только временные трудности, скоро у нас будет денег сколько угодно. Ты такая милая, такая преданная, я куплю тебе норковую шубку, у тебя будут бриллианты… — И я не знаю — то ли он просто утешил меня, то ли сам в это верил. Он обнимал меня, и я, все еще влюбленная в него, сдавалась на эти посулы, хотя и не без ворчания.

Но однажды, вскоре после очередного такого обещания Гэри, я просматривала глянцевый журнал, в котором должна была быть моя последняя работа — реклама краски для волос, — и увидела в нем фотографию. Гэри стоял на ступеньках особняка Блэкмура, а на руке у него висела какая-то смазливая девица с темными волосами. Заголовок над фотографией гласил: «Мисс Диана Блэкмур и мистер Гэри Лэнгдон, молодой скульптор. Он работает над скульптурной композицией из трех фигур для фойе особняка мистера Блэкмура».

Когда Гэри вернулся домой, я устроила скандал. Меня сжигала не столько ревность, сколько обида.

— Я, может быть, продаю душу рекламному агентству, но не набиваюсь в зятья к миллионеру, чтобы получить выгодный заказ.

— О чем ты говоришь?

Я протянула ему журнал.

— Значит, ты ездил к Блэкмуру по делу! Только ты, наверное, не сказал Диане Блэкмур, что машина, на которой ты приехал, оплачена женой, рисующей глупые рекламы для дамских журналов?

— Терпеть не могу склочных, ограниченных женщин. А если ты начнешь закатывать мне скандалы, то это конец.

Но это был еще не конец. Мы помирились, однако розовые очки наконец упали с моих глаз. Гэри стал еще больше времени проводить в своей мастерской, но я знала, что он действительно работает, и работает исступленно. Я хотела посмотреть, как продвигается его скульптурная композиция, но он отказался впустить меня. Я чувствовала себя отверженной и ненужной, и мне было очень одиноко.

Я увидела его работу только тогда, когда ее водрузили на место. Я любовалась ею, зачарованная простой красотой линий. Было очевидно, что Гэри очень многообещающий скульптор, что он станет знаменитостью и скоро о нем заговорят. Возможно, он даже скажет новое слово в искусстве. Но вместо того, чтобы пойти домой и сказать, как мне понравилась его работа, я отправилась бродить по парку и стала терзаться угрызениями совести. Мне вообще не надо было выходить за него замуж, думала я, я не подхожу ему. Я не могу, не готова вести ту жизнь, к которой он стремится. Самое большее, чем я могу для него быть — это домохозяйкой, служанкой, всегда маячить где-то на заднем плане. Я стала понимать, что нет смысла ревновать его к другим женщинам. Они никогда не будут играть важной роли в его жизни. Любовь Гэри отдана работе. Что я знаю о том, что происходит в его душе? Практически ничего. Я чувствовала себя ненужной, мне стало так грустно и жалко себя, что на следующее утро мы поссорились всерьез. Я высказала ему напрямик все. Я говорила непростительные вещи, и он воспринял все очень болезненно. Наконец, истощив все обвинения в его адрес, я, как базарная торговка рыбой, вульгарно прокричала:

— Я вообще не понимаю, зачем ты на мне женился!

Но мне было уже все равно.

— А я тебе скажу зачем. Мне казалось, что ты славная, умная, понимающая девушка. А ты оказалась такой, как все остальные женщины. Иди ты к черту! — И он пулей вылетел из квартиры.

Я видела в окно, как он сел в машину и уехал, а сама бросилась на кровать, заливаясь слезами. Теперь уже никто не узнает, куда Гэри поехал. Но явно не к Блэкмурам, потому что он погиб на дороге, которая вела в другую сторону. Видимо, ехал вслепую, куда глаза глядят. В его карманной записной книжке, в графе «ближайшие родственники» было написано: «моя милая жена Элизабет Лэнгдон» и наш адрес. Несмотря на его кажущуюся беспечность, выяснилось, что за несколько месяцев до этого он составил завещание, по которому все оставил мне. Как же мало я его знала! Вина придавила меня к земле, не давала дышать. И тут на меня нахлынула слава. Деньги за скульптурную композицию были перечислены на наш счет в банк. Сумма оказалась огромной — она с лихвой покрывала все, что я потратила на него и на квартиру за все эти годы. Я возненавидела себя. Тетя Хетти приехала на похороны. Думаю, она чувствовала, что меня убивало чувство вины. Я погрузилась в работу как сумасшедшая, но мне трудно было сосредоточиться. Я стала ходить на разные вечеринки, чтобы забыться, но чувствовала себя всюду как привидение на празднике жизни.

А в Корнуолле было спокойно. Я поклялась себе, что отныне буду писать картины и постараюсь продать их. Дело не в том, чтобы я мечтала о славе, просто надо было чем-то заполнить свою жизнь, залечить свои раны. Но больше я не пущу в свою жизнь мужчин, чтобы не страдать. Это я решила твердо.

Пару дней стоял туман, потом шел проливной дождь. После этого снова проглянуло солнце. Тетя Хетти все сидела над бумагами, а Мэри убиралась и готовила с таким рвением, словно собиралась получить за это приз.

Было утро пятницы. Я спустилась на пляж, захватив мольберт и краски, — мне хотелось нарисовать скалистую гряду, которая закрывала вход в маленькую бухточку. Красные паруса лодки Трегарта должны были оттенять синеву моря. Правда, лодки не было на обычном месте, но я нарисовала ее по памяти, и получилось неплохо. На моей картине маленькая лодка покачивалась вдали на волнах, лениво греясь на солнце. Услышав за спиной шаги, я не стала оборачиваться — и так знала, кто это.

— Какой обман! — Насмешка в его голосе рассердила меня. Я ничего не ответила. — Надо было мне догадаться, что среди нас скрывается художник. Впрочем, Корнуолл ими буквально кишит. — Я молчала. Он сделал шаг вперед и встал между мною и пейзажем, который я пыталась запечатлеть. — Помните меня? — Верзила усмехнулся, показывая слишком ровные зубы. Меня это слегка раздражало, потому что у меня зубы впереди немного выдаются вперед. — Я тот самый болтливый репортер.

— Да, вас трудно забыть. С такой наглостью я встречаюсь впервые в жизни.

— Но зато сколько новой информации вы можете узнать!

Это почему-то взбесило меня еще больше. Неужели он принес свежие деревенские новости? Что значит деревня! Если здесь ничего не происходит, надо что-нибудь придумать, чтобы было о чем языки почесать.

— И какие же у нас сегодня новости? Зеленые человечки прилетели с Марса и высадились в Корнуолле?

— Эта современная страсть к сатире! Терпеть не могу! — Он глубоко вздохнул, и я вдруг подумала, что не знаю даже, как его зовут. Я продолжала писать. — Я не знал, что Бейтс родом из восточного Лондона, вы можете себе представить? — Это замечание показалось мне довольно бессвязным.

— Вот как? — Я этого тоже на самом деле не знала.

— Да, у него есть дряхлая тетушка в Фоуи, и он поехал на пару дней навестить ее. Она тяжело хворает.

— Но это еще не значит, что он оттуда родом. Его родители могли переехать в Лондон до его рождения.

— В принципе да, но почему он раньше никогда не говорил о своей тетушке?

— А откуда вы знаете, что он о ней не говорил?

— Поверьте, я умею добывать информацию.

— Но это даже не важно — вам какое до этого дело?

— У меня машина барахлит. Он единственный, кто может с ней справиться. У меня такая машина, что требует нежного обращения, а Бейтсу это как раз хорошо удается.

Я продолжала писать, и он некоторое время наблюдал в молчании.

— А знаете, вы правы. Я имею в виду — что пририсовали лодочку. Такая яркая точка на синем фоне.

Мы помолчали, потом он снова заговорил:

— Бейтс уехал, а Трегарт, наверное, рыбачит где-нибудь далеко. Такая сонная деревушка, здесь ничего не происходит. Порой становится невыносимо тоскливо.

— Вам было бы не так скучно, если бы вы занялись работой. Вы же, кажется, пишете книгу. Вы так ничего не напишете, если будете здесь сидеть и наблюдать за мной.

— Ну почему, если я понаблюдаю, как вы работаете, может быть, у меня появится вдохновение. К тому же, как всякий уважающий себя писатель, я пишу только ночами.

— Сколько вы тратите электричества! А вот те писатели, которых я встречала, работали в обычное дневное время, и при этом книги их хорошо продавались. Хотя они не бездельничали целыми днями.

— Но это так скучно! Впрочем, это, наверное, были простые наемные писаки, а не истинные гении.

— Как вы, например, да?

Улыбка у него была открытая, совсем мальчишеская и, к моему неудовольствию, очень заразительная.

— Не совсем, но мне нравится ход вашей мысли.

Я уже наполовину поднялась по дороге к дому, когда снова вспомнила, что до сих не знаю его имени. Интересно, сколько он собирается так сидеть, дожидаясь вдохновения? На самом ли деле он пишет книгу? Почему Бейтс никогда не говорил, что у него есть тетушка в Фоуи, и почему Трегарт уезжает рыбачить на несколько дней подряд? Ведь у него маленькая лодка, не траулер, там, наверное, нет даже холодильника, где можно было бы хранить пойманную рыбу. Но какое мне дело до всего этого? Может быть, Трегарт рыбачит ночами, а утром отвозит свой улов в Сент-Ивз. Все эти мысли лезли мне в голову просто потому, что мне нечем было заняться.

В столовой тетя Хетти сдвинула всю мебель на середину комнаты. С помощью Мэри и одной женщины из деревни она свернула ковер и перенесла его в вестибюль.

— Я отнесла стулья в гостиную, чтобы не мешались. Надо как-то освежить эту комнату. Понять не могу, зачем Дороти оставила здесь эти ужасные мрачные обои времен короля Эдуарда. Понимаю — они, должно быть, ужасно дорогие, но комната с ними кажется такой угрюмой!

— А что ты собираешься здесь сделать? — Я знала, как бы я хотела изменить столовую, но сначала предпочитала услышать мнение тетушки.

— Прежде всего надо снять эти кошмарные бордовые портьеры и повесить шторы из набивного ситца. Правда, они слишком широкие, но их можно будет обрезать.

— Не надо. Лучше попроси сделать такой карниз, чтобы шторы раздвигались пошире. Тогда света будет больше, а окна не будут казаться такими маленькими.

— Хорошая мысль. Жаль, конечно, что здесь окна не такие большие, как в гостиной. Дело в том, что и Генри, и его отец в этой комнате оставили все как было — видимо, считали, что нет смысла менять обстановку, ведь это не гостиная. Но я лично люблю есть в более жизнерадостной обстановке — у меня от этого как-то аппетит улучшается. Я подумала — не покрасить ли стены белой краской?

— У умных людей мысли сходятся. Я подумала о том же. — И мы радостно улыбнулись друг другу.

— Мне хочется вообще весь дом как-то оживить и сделать повеселее. Я вовсе не собираюсь стереть старомодную прелесть этого дома, напротив, подчеркнуть ее.

И тетя Хетти пошла в деревню к Уилли Харрису, который выполнял такие заказы. На другое утро он явился в дом на скале, но не один. Мой словоохотливый репортер привез его на своей машине. Тетушка расцвела, увидев его.

— Доброе утро, мистер Пинарт. Заходите, заходите, сейчас приготовлю вам кофе. А потом проведу вас по старинной части дома. Вы ведь, кажется, ее еще не видели?

Нет, но каков нахал! Ведь ни словом не обмолвился, что знаком с моей тетей. Судя по фамилии, он сам корнуоллец, так же как и мы, и не сказал об этом. Выболтал мне все местные сплетни, как прачка. Впрочем, я могла бы догадаться: корнуоллец едва ли стал бы заговаривать с совершенно незнакомым человеком. Моя тетя явно его привечает, и, судя по всему, он не раз бывал в нашем доме. Хитрый змей! Я вылетела на кухню, чтобы приготовить кофе. Пусть тетя Хетти сама с ним любезничает и водит по старой части дома. У меня есть другие дела! Впрочем, кроме приготовления кофе, особо срочных дел у меня не было. Интересно, покажет ему тетя Хетти потайной ход за камином?

Мистер Пинарт оказался очень кстати. Помог Вилли прикрепить рейки для карниза, вел себя очень просто, по-товарищески, и моя тетя относилась к нему с нескрываемой симпатией. Может быть, правду говорят, что женщина всегда оживляется в присутствии мужчины — независимо от возраста? Когда они оба ушли, тетя строго посмотрела на меня:

— Ты не очень любезно держалась с Джонатаном, Элизабет. Он тебе не понравился или ты теперь вообще решила держать мужчин на расстоянии?

Как она всегда все угадывает? Мне стало неловко.

— Нет, просто он слишком любопытный и всюду сует нос. Я не знала, кто он такой, но как-то он сел рядом со мной, когда я писала на берегу, и стал мне выкладывать все местные сплетни. Мне показалось, что голова у него занята только этим. А я не люблю сплетни — мне это скучно.

Тетя Хетти хмыкнула:

— Да, посплетничать он любит, это правда. Но в конце концов, он же корнуоллец, что ты хочешь? Его родители из Фалмута, но его отец был на службе в армии, и они переехали в Лондон, когда Джонатан был подростком.

— Видимо, они его балуют и послали сюда бездельничать под предлогом, будто он пишет книгу.

— Его родители погибли в авиакатастрофе десять лет назад. И он на самом деле пишет книгу.

Я прикусила язык. Надо было вести себя с ним помягче.

Следующие несколько дней мы работали как каторжные, и результат оказался именно таким, как мы себе представляли. Красивые пестрые занавески раздвигались, оставляя открытым все окно, комната стала светлее. Темная антикварная мебель на фоне белых стен смотрелась очень эффектно.

Прошел уже месяц, как я приехала в дом на скале. Стояла середина мая. Тетя Хетти ходила с мечтательным видом, а это значило, что она вынашивает какой-то план. Но она всегда все продумывала до конца, прежде чем представить идею на общее обсуждение. С другой стороны, она так же живо откликалась на мои внезапные озарения — пусть даже просто съездить на пикник в Корнон-Даунз. Я ее ни о чем не расспрашивала.

А в перерывах нашей бурной деятельности по переустройству дома я ходила рисовать. Однажды я решила взять бутерброды и пойти в Маразьон. Рисование шло неплохо, и я уже закончила несколько симпатичных картинок, которые вполне мог бы купить кто-нибудь из туристов. Несмотря на современную манию к фотоаппаратам и привычку туристов щелкать все подряд, отдыхающие с удовольствием покупают картины, не важно даже, известный художник или нет, хорошо она написана или не очень. Поэтому мне надо было подготовиться к летнему наплыву туристов и постараться заранее договориться с каким-нибудь магазином, торгующим сувенирами и живописью.

Я приехала в Маразион в немыслимую рань. Ближе к полудню набрела на небольшую лавочку, где продавались местные произведения искусства. Правда, в витрине были выставлены только две картины — обе написаны маслом. Девушка за прилавком оказалась очень дружелюбной.

— Написано вполне профессионально, мы продавали и более любительские вещи. Мы не покупаем картины у художников — мы их выставляем у себя и, если их купят, даем автору процент от продажной цены.

И я решила написать еще несколько работ, не откладывая дела в долгий ящик. Вернулась я домой уже поздно — писала весь день. Тетя была в кабинете, на коленях у нее лежало письмо. На лице ее я опять увидела озадаченное выражение.

— Мне снова прислали предложение продать этот дом, — сообщила она мне. — Теперь за него дают на пять сотен больше. Просто какое-то безумие, ничего не понимаю. Агент по недвижимости пишет, что его хочет купить какой-то давний друг Дороти, который приезжал к ней когда-то в гости и полюбил этот дом без памяти. Но есть же и другие дома, и в куда более живописных местах. К тому же этот дом просто не стоит тех денег, которые за него предлагают.

— А может быть, они хотя выкупить дом и устроить здесь гостиницу?

— Для гостиницы дом маловат, к тому же такая затея потребует огромных вложений — поэтому прибыль начнет приносить нескоро. У них же не будет постояльцев круглый год — только в сезон. — Рот тети сжался в упрямую линию. Я видела такое выражение, когда она хотела предложить какое-нибудь новшество для школы и ей предстояло воевать за него с начальством. — В общем, кто бы это ни был — я не собираюсь продавать дом. У меня есть на него свои планы.

Я знала, что теперь она сама расскажет, что задумала, и не торопила ее.

— Я хочу устроить здесь школу для отстающих детей. Гленн Фармер готова меня поддержать — она гениально умеет с ними обращаться, и у нее есть связи. Если мы наберем человек шесть, за которых будут платить, то сможем взять в группу еще одного или двух из бедных семей.

— Но есть же государственные школы для отсталых детей… — Для меня эта новость была некоторым шоком.

— Да, но туда принимают скорее калек, то есть детей с ограниченными физическими и умственными способностями. А я хочу сделать нечто промежуточное. То есть это не те дети, которые должны учиться в спецшколе, но которым, с другой стороны, в обычной школе учиться тяжело. Такие дети начинают постепенно отставать и в конце концов бросают учебу. Гленн надоело быть домашним учителем для таких детей — и она решила, что из них лучше создавать группы.

Как это было на нее похоже — мечтать о чем-то и таить это до тех пор, пока не представится реальная возможность воплотить свою мечту в жизнь.

— Ну что — ты думаешь, все это пустая затея, да? — Тетя взглянула на меня с надеждой.

Я усмехнулась:

— Знаешь, конечно, затея сумасшедшая, но в то же время замечательная.

— Я подумала, что если ты захочешь остаться, то могла бы давать уроки рисования, чтобы развить у них художественные навыки.

Тут нас обеих охватил энтузиазм, и мы с жаром принялись обсуждать наше новое предприятие. Мэри принесла нам чай, послушала наши горячие споры, все за и против и, закатив глаза к небу, оставила нас за этим занятием. Тетя Хетти уже написала письмо Гленн и получила от нее ответ. Она готова была вложить в школу собственные сбережения и даже наметила троих возможных учеников. Я предложила вложить часть моих денег, но тетя об этом слушать не хотела.

Было уже час ночи, когда мы наконец улеглись спать. Видимо, я была слишком возбуждена, поэтому не могла сразу уснуть. Проворочавшись в кровати, часа в два ночи я тайком спустилась вниз, на кухню, надеясь, что чашка горячего молока с медом мне поможет.

Я поставила молоко на плиту и решила поискать печенье. Где, интересно, Мэри его держит? Я открыла дверь в кладовку и увидела на полке прямо перед собой консервную банку. Я радостно схватила ее, надеясь, что это моя любимая сгущенка. И тут услышала, как закрылась дверь. Во всяком случае, мне показалось, что где-то хлопнула дверь. Насторожившись, я повернулась. Я закрыла за собой дверь на кухню, чтобы случайно не потревожить Мэри или тетю, но теперь ждала, что кто-то из них зайдет и с изумлением увидит мой слишком ранний завтрак. Но на кухню никто не пришел. Может быть, дверь хлопнула где-то в старой части дома? Я не отличаюсь отчаянной храбростью, поэтому вздрогнула всем телом от этой мысли и замерла на месте, стараясь не дышать, напряженно вслушиваясь в тишине. Ни звука. Наверное, мне показалось. Хотя я явственно слышала этот звук. Я вдруг вспомнила, что прямо надо мной находится старая ванная комната. Значит, скорее всего, звук хлопнувшей дверь доносился оттуда. Наверное, туда зачем-то отправилась тетя Хетти. Господи, ну что я за трусиха!

Внезапно зашипело убежавшее молоко, и это вывело меня из оцепенения. Я бросилась к плите, схватила ковшик и стала дуть на пену. Я выключила конфорку, но по кухне уже разнесся запах подгоревшего молока. Я вытерла плиту и стала ругать себя на все лады. Потом вернулась в спальню, забралась под одеяло и стала пить горячее молоко с печеньем и скоро совсем забыла про хлопнувшую дверь. Но только на время.

После завтрака мы с тетей Хетти снова обошли всю старую часть дома, чтобы посмотреть, можно ли устроить там классные комнаты. Конечно, в идеале хотелось бы иметь в доме центральное отопление. Но это была задача не из легких. Мы в задумчивости остановились в последней комнате на первом этаже.

— Жаль, что Гленн сейчас не может приехать и остаться у нас хотя бы на пару недель, — проговорила тетя Хетти, затем открыла задвижку на двери и выглянула.

Замок на двери был крепкий, сравнительно новый — тетя Дороти серьезно относилась к безопасности. И тут я заметила кое-что странное. Дверь была на удивление чистой. Странно, почему это она так отмыта — гораздо чище остальных дверей? У меня не было никаких догадок на этот счет, и я ничего не сказала тете.

— А ты была внизу, в подвалах?

— Нет, у меня нет фонарика, а мне не хочется сломать себе шею. Какой смысл туда идти, если ничего там не удивишь? Кстати, надо будет об этом подумать. Подвалы идут и под новой частью дома, и к ним ведет еще одна дверь, она под лестницей. Но Дороти всегда держала ее на замке, и я пока еще не нашла, какой ключ к ней подходит. Если подвалы окажутся сухими, там можно будет держать провизию и припасы.

Значит, я была права — в подвал ведут две двери. Но пока Гленн не приедет к нам, нет смысла их исследовать. А мне тем временем лучше воспользоваться солнечной погодой и писать с натуры.

Трегован — типичная корнуолльская деревушка. Главная улица идет вдоль моря, пара узких дорожек взбирается вверх на крутой холм. Домики теснятся близко друг к другу, нависая один над другим, и соломенные крыши золотятся на солнце. Когда-то здесь был оживленный рыбачий порт, но теперь в крошечную бухту редко заходят лодки, почти все деревенские жители работают в Сент-Ивз или в Пензансе. Здесь в какую сторону ни посмотри — готовая картина. Я поставила мольберт рядом с почтой, откуда открывался чудесный вид на старую церковь. Едва я приступила к работе, как из боковой двери дома, принадлежащего миссис Харрис, неторопливой походкой вышел Джонатан Пинарт.

— Я уже два часа тружусь в поте лица, а вы только садитесь за работу.

— А почему вы считаете, что я работаю, только когда вы рядом?

— Да, это интересный вопрос. Почему так все время получается?

— Оставьте меня в покое.

— Ваша тетя сочла бы этот ответ невежливым. — Веселая усмешка заиграла у него на губах. Мне захотелось бросить в него кистью. — А Бейтс опять уехал в Фоуи. Его тетушка чувствует себя лучше. Он такой обязательный племянник. Только не понимаю — почему он не найдет себе там работу. Тогда не приходилось бы ездить взад и вперед.

— Может быть, ему здесь больше нравится.

— Да, возможно, вы правы.

Он больше не успел ничего рассказать, потому что из трактира «Голова короля» вышла Джиллиан Стоуи. Если правда, что старый Стоуи хотел поскорее выдать дочь замуж, чтобы ее не постигла участь горше смерти, — то я его очень понимаю. Назвать эту девицу чувственной или манящей — значило не сказать ничего. У нее были роскошные темно-рыжие волосы, а фигура такая, что отлично смотрелась бы на обложке журнала только для мужчин. День был теплый, и на девушке было зеленое летнее платье, которое ладно охватывало ее стройную фигурку. Нежный цвет лица напоминал мед и розы. Я сразу почувствовала себя дурнушкой — с моими длинными костлявыми ногами, затянутыми в джинсы, в которые была заправлена красная полотняная рубаха. Джиллиан направилась к нам, сильно раскачивая бедрами.

— Доброе утро, миссис Лэнгдон. Можно мне посмотреть?

Поскольку она уже смотрела на слегка намеченные очертания берега, мне ничего не оставалось, как кивнуть. Джиллиан перевела взгляд на Джонатана Пинарта и чуть опустила длинные ресницы. О нет, мамаша Харрис напрасно беспокоится за своего Вилли — эта девочка будет искать добычу покрупнее. Да и старому Стоуи, пожалуй, тоже не стоило сильно за нее переживать. Эта девица способна вскружить голову любому мужчине, но я была уверена на сто процентов, что она не позволит ничего лишнего, пока на пальце у нее не будет толстого обручального кольца. Не такая уж она простушка, эта деревенская девочка!

— Смотрите, пожалуйста, если хотите, — добавила я через некоторое время, зачем-то смешивая на палитре несколько красок. Почему они не могут оставить меня в покое и дать поработать?

Видимо, Джонатан Пинарт прочел мои мысли.

— Идем, Джиллиан, думаю, мы мешаем. Пойдем прогуляемся. — Он одарил меня очаровательной улыбкой. — Не согласитесь ли зайти к нам выпить чаю на скорую руку, когда мы вернемся?

— Нет, спасибо. Мне надо работать.

Они пошли вместе по дороге, и я видела, как Джиллиан соблазнительно покачивает бедрами. Я счистила с палитры густую мешанину красок и принялась за работу. Какая я гадкая, несносная злючка, думала я. Ревновать к девочке, которой всего двадцать один год, да еще такой красавице! Если бы я имела хоть каплю здравого смысла, то попросила бы ее позировать мне. Мне что-то расхотелось работать. Я знала, что злюсь из ревности, и сердилась на себя за это. Дело было даже не в ее красоте. Я знала, что на самом деле она еще наивный ребенок, но при всей своей наивности не сделала бы тех ошибок, которые натворила я. Господи, зачем я опять ворошу прошлое? Я постаралась ни о чем больше не думать и сосредоточиться на пейзаже. Мне это удалось, и скоро я забыла обо всем на свете. Когда Джонатан с Джиллиан вернулись с прогулки, он сел поодаль, около трактира «Голова короля», а Джиллиан подошла взглянуть на мою работу.

— Красиво получается.

Я подняла голову, ожидая увидеть в ее глазах притворную лесть, но в них было детское восхищение. Мне стало стыдно.

— Пока еще не очень, нужно многое доделать.

— По-моему, очень здорово. Я сама так не умею, могу только стоять за стойкой бара и помогать маме по хозяйству. Наверное, так чудесно, когда делаешь что-нибудь творческое.

Я вспомнила, как недавно позавидовала ей, и улыбнулась.

— С твоей внешностью тебе не о чем волноваться.

Ее серые глаза наполнились слезами.

— А что толку быть красивой? — Она сказала это без тени тщеславия, как о простом известном факте. — Это ничего не дает, и к тому же скоро проходит.

Джонатан сидел возле трактира, облокотившись на стену и закрыв глаза, вытянув вперед длинные ноги. Не из-за него ли Джиллиан так хочется быть умной? Самодовольный, наглый, вездесущий газетчик! Я уже не испытывала к ней зависти — только сочувствие. Какие же мы, женщины, глупые!

Глава 3

В тот же день я поехала покататься. Моя маленькая машина подпрыгивала на ухабистой дороге, словно радуясь солнечному дню. Я же внимательно смотрела по сторонам, старясь найти красивый вид для очередной картины. Но то, что я видела, не вызывало у меня вдохновения. Вскоре я поняла, что дело совсем не в пейзажах — я была рассеянна, и в голове моей кружился рой разных мыслей. Неожиданное огорчение на красивом личике Джиллиан. Бедняжка, неужели она решила, что если бы у нее была хотя бы такая крупица таланта, как у меня, Джонатан влюбился бы в нее? Может быть, так и случилось бы, только я в этом сомневалась. Он был из той породы, которые любят покрасоваться своим обаянием и расточают его направо и налево. Неужели теперь, в таком зрелом возрасте, моя тетя сможет наконец осуществить свою заветную мечту? Обычно люди, выйдя на пенсию, отдыхают и радуются жизни, а моя тетя все хочет затеять что-нибудь новое. Мечтает ли Джонатан Пинарт стать знаменитым писателем?

Временами мысли мои возвращались к тете Дороти. Если в последние годы жизни дядя ничего не писал и при этом получал крошечные проценты от издательства, то откуда у них были деньги на ту роскошную жизнь, которую они вели? Тетя Хетти всегда без особых оснований считала, что он заработал на своих книгах состояние, потому что люди вообще склонны думать, будто писатели зарабатывают кучу денег. Я и сама так полагала, пока не познакомилась в Лондоне с несколькими писателями! Я была знакома с одной такой женщиной, и она мне говорила, что получает меньше, чем штатная машинистка, хотя трудится в полную силу. Наверное, каждый писатель втайне мечтает, что когда-нибудь напишет бестселлер или по его книге снимут фильм и он станет жить безбедно.

А я, о чем я сама мечтала? Ни о чем. Совершенно.

По дороге я заехала на станцию залить бензин в бак. Бейтс возился со старым разбитым «фордом», принадлежавшим Джонатану. Сам Джонатан сидел на низкой каменной стене у берега моря, а рядом с ним была Джиллиан. К вечеру похолодало, и она набросила на плечи белый свитер. Нет, надо будет как-нибудь попросить ее попозировать мне. Только это будет не портрет — просто Джиллиан сидит на каменном парапете и смотрит на море — в той же грациозной непосредственной позе, как сейчас. У меня мелькнула мысль — а не хочет ли она стать моделью? Если ее немного подучить — у нее отбоя не будет от предложений.

Рядом с нашим домом я увидела роскошную машину. Она слегка запылилась по дороге, но это не могло скрыть ее новенькой, дорогой красоты. Я с недоумением подумала: кто это мог нанести визит тете на таком автомобиле?

Я зашла в дом с бокового входа, который вел на кухню. Мэри готовила чай.

— Кто? — коротко спросила я.

— Понятия не имею, знаю только, что фамилия его Стэнли. Он приехал к вашей тете. Я сначала сказала, что ее нет дома, а он заявил, что подождет ее. Я провела его в кабинет, и он там остался. Он приехал около часа назад. А потом пришла ваша тетя, только что, перед вами.

В этот момент на кухню вошла тетя с хитрой ухмылкой.

— Я видела, как ты подъехала, и зашла поинтересоваться — не желаешь ли ты познакомиться с человеком, который хочет купить наш дом?

Я пошла за ней в кабинет. Мистер Стэнли оказался человеком лет пятидесяти с небольшим животиком, представительной внешности. Он был одет элегантно, но неброско. Это было удивительно, после того как я видела его машину, стоившую умопомрачительную сумму. Все в нем было среднее, неброское — возраст, рост, лицо. И если бы не его машина, я на все это просто не обратила бы внимания — но такая машина, как у него, подходила скорее человеку совсем другого типа — недавно разбогатевшему или потомственному аристократу. Она как-то не вязалась с его обычностью и ординарностью.

— Познакомьтесь — моя племянница, миссис Лэнгдон. Она живет со мной в этом доме.

— Очень приятно. — Он посмотрел мне прямо в глаза и протянул руку.

Мэри принесла чай, горячие пончики и печенье. Он принял угощение спокойно и с приятной улыбкой, но не рассыпался в благодарностях. Такой заурядный, обычный, ничем не примечательный человек. Не знаю почему, но меня не покидало ощущение, будто он нанятый актер. Наверное, из-за впечатления от его машины.

— Я знаю, агент мне сообщил, что от первого моего предложения вы отказались. Когда он передавал мое второе предложение, я ему сказал, что сам заеду к вам. Должен вам признаться — он воспринял эту идею в штыки, поэтому я приехал к вам, не ставя его об этом в известность. — Он улыбнулся тете Хетти, такая милая лукавая усмешка, которая как бы говорила: «Вот какой я болван, что признаюсь вам в этом, не хочу с вами лукавить». — Я был очень дружен с вашей сестрой и ее мужем и много лет подряд часто навещал их в этом доме. Я занимаюсь издательским бизнесом. «Дункан Стэнли» — это моя фирма. Я опубликовал первые книги Генри. После его смерти я предлагал Дороти продать мне этот дом, и она тогда сказала, что подумает. Не понимаю, почему она так держалась за него — никак не хотела с ним расстаться. Я, конечно, понимаю, он принадлежал семье Генри в течение многих веков, но ведь у них не было детей — наследство передавать было некому. Кстати сказать, у сестры Генри тоже нет детей. Незадолго перед смертью Дороти я повторил мое предложение, и она согласилась продать дом. Однако ее неожиданная смерть все перечеркнула.

— А почему вы так упорно пытаетесь его купить? — без обиняков спросила тетя. Она умела ошарашить собеседника неожиданным вопросом. — Он стоит на отшибе и не так уж хорош. Здесь нет ни земли, ни большой усадьбы. Генри продал все земли много лет назад — оставил только один луг сбоку от дома.

Мистер Стэнли смутился, как мальчик, пойманный за добрым делом, которое он старался скрыть.

— На самом деле мне не хотелось говорить об этом. Я сделал неплохое состояние на издательском деле и вот решил создать приют для пенсионеров, бывших работников издательского бизнеса. Это не то чтобы полная благотворительность — но мне хотелось приобрести какое-то тихое, спокойное место, где небогатые старики могли бы проводить остаток своих дней за умеренную плату.

— Но согласитесь, на рынке есть немало других домов, которые гораздо лучше подходят для такого предприятия. И к тому же находятся ближе к городу, что очень важно.

— Да, я вас понимаю. Но мне очень понравилось именно это место, мне так хорошо было здесь — Дороти и Генри всегда очень приветливо меня принимали.

— Да, вероятно, дело в этом. Прошу меня простить, мистер Стэнли, но у меня тоже есть некоторые планы на этот дом. Я не собираюсь его продавать. — И тетя Хетти улыбнулась ему быстрой, милой улыбкой.

— Мне очень жаль это слышать, мисс Тривейк. — Мистер Стэнли смущенно помялся. — Но я все же не оставляю надежды, что вы передумаете. Прошу вас, не спешите с ответом и, если вас не устраивает цена, сообщите мне ваши условия.

К моему немалому удивлению, тетя Хетти пообещала с ним связаться. Потом она проводила его до двери, а я в это время смотрела из окна, как он садится в свою машину. Я еще стояла у окна, когда тетя вернулась в комнату.

— Как тебе понравился мистер Стэнли?

— В нем чувствуется какая-то фальшь, но не понимаю, хоть режь, в чем тут дело. Он говорил вполне искренне, однако я все время ловила себя на мысли, что это игра.

Тетя Хетти усмехнулась.

— Не знаю, разве что в саду за домом нашли месторождение нефти? У меня такое чувство, что ему известно, что этот дом может принести огромную прибыль. Но каким образом? — Она села, откинув седую голову на высокую спинку стула. — А может быть, ты права — он действительно хочет устроить здесь гостиницу? Справа от дома есть луг — значит, есть место для строительства. Кстати, интересно, сам залив под скалой принадлежит дому?

— А ты разве не знаешь?

Тетя отрицательно покачала головой.

— Но если так, то можно прорубить в скале ступени, чтобы спускаться к берегу.

— А там не опасно плавать?

— Кто знает? Я об этом не думала. Все купчие у моего адвоката. Надо все это хорошенько разузнать.

— Ты же говоришь, что не собираешься продавать дом.

— Не собиралась. Но если этот человек считает, что из нашего дома можно извлечь прибыль, то об этом стоит подумать. Я ведь могу организовать свою школу и в другом месте. Я не стану деликатничать — если он собирается получать прибыль из нашего дома, почему бы мне тоже не получить за него хороший куш? Давай съездим завтра с тобой в Труро к нашему поверенному.

Оказавшись наконец в постели, я никак не могла заснуть. Потом решила написать Дотти Рэнкин, одной моей приятельнице, профессиональной писательнице, и спросить ее, слышала ли она про издательский дом «Дункан Стэнли». Если да, то кто его основатель и выпускали ли они книги Генри Карфорда? И особенно подчеркнула, что эти сведения нужны мне как можно скорее. Дотти гордится тем, что знает издательский мир как свои пять пальцев. К тому же она обожает расследования, поскольку пишет детективные романы.

Надо сказать, что дорога, которая проходит мимо нашего дома на скале, когда-то была довольно оживленной. Она петляет и вьется вдоль побережья, но недавно была построена новая, намного более удобная дорога, которая ведет прямо на Трегован. Вдоль нашей извилистой дороги стоят всего несколько домов и небольшая деревушка Сант-Меннон. Позади нашего сада, огороженного невысокой стеной, и расстилающегося за ним луга тянется участок земли, который Генри в свое время продал Уильяму Тренвиту. Сейчас там паслись коровы. За этим участком проходит основная дорога. Старая дорога совсем не такая гладкая, так что машины по ней ездят совсем редко. Даже в летние месяцы увидеть здесь автомобиль — скорее исключение, чем правило.

Когда я закончила писать письмо, глаза у меня уже слипались. Я написала адрес на конверте, вложила письмо и наклеила марку. Но как только выключила свет и залезла под одеяло, сон словно рукой сняло. Я не могла вспомнить, какой у Дотти номер дома — двадцать три или двадцать четыре? Конечно, это было не так важно — можно было проверить утром, но сами знаете, как такие пустяки иногда мешают и никак не дают уснуть. Меня начала мучить мысль, что я написала адрес неверно. Я старалась не думать об этом, но в конце концов вынуждена была выбраться из постели, отыскать свою записную книжку и проверить. Нет, я все написала правильно! В этот момент мне показалось, что в комнате душно, и я открыла окно пошире. Стояла полная тишина. Я смотрела на усыпанное звездами ночное небо. Зрелище было просто волшебное. Сладкие, свежие запахи цветущего сада пахнули в комнату, и я радостно вдохнула деревенский воздух. Вдалеке залаяла собака. Этот одинокий лай произвел на меня странное действие — я начала напряженно вслушиваться в тишину, стараясь уловить хоть малейший звук. Все было тихо. Ни ветерка. Казалось, весь мир замер в ожидании — но чего? Собака больше не лаяла. И вдруг я услышала звук — тихо закрылась калитка, звякнул замок. Неужели мне почудилось? Боковая калитка в стене сада открылась в сторону луга. Невозможно расслышать звук шагов по мягкой земле. Корова издала негромкое мычание. В тихом замершем воздухе каждый звук слышался отчетливо и ясно. Господи, кажется, у меня начинаются галлюцинации! Кому в такое время могло понадобиться выходить из дома? Я так разнервничалась, что меня стала пронимать дрожь. Я запахнулась в халат и, не надевая тапок, босая, осторожно выбралась в коридор. Пройдя немного по коридору; остановилась у двери в спальню тети Хетти. Я услышала ее тяжелое дыхание, временами она слегка похрапывала. Потом подошла к двери, за которой спала Мэри. Тут прислушиваться не пришлось — Мэри храпела громко, всласть. Сомнений быть не могло. Я спустилась вниз, пошла в гостиную и подошла к большому окну, которое выходило на залив. Откуда хорошо была видна дорога и море. Луны на небе не было, но ночь была ясная. Вдали на волнах покачивалась шхуна Трегарта. Я не имела представления, хороша ли сегодняшняя ночь для ловли рыбы. На дороге никого не было, но я не отходила от окна — у меня было предчувствие, что кто-то сейчас появится. В ушах у меня все еще стояло звяканье замка калитки.

На другой стороне дороги, у подножия скалы темным пятном выделялся большой куст. В этот момент часть куста начала двигаться. Так, теперь у меня еще и зрительные галлюцинации! Я ждала, боясь перевести дыхание. Примерно через минуту темное пятно снова задвигалось, и я разглядела силуэт человека, который бесшумно пробирался к самому краю скалы. Он лег на скалу и лежал, свесив голову вниз. Мне показалось, что прошло много времени. Я не двигалась с места, взгляд был прикован к лежащей фигуре. Все было тихо, и на минуту меня пронизал страх, что я схожу с ума и эта темная полоска — только часть скалы. Наконец фигура слегка пошевелилась. Часы в столовой пробили три. Неужели так поздно? Я подняла глаза на шхуну, которая покачивалась на якоре недалеко от берега. Маленькая шлюпка подошла к ней почти вплотную. Человек на скале пошевелился, потом встал на ноги. И тут я узнала долговязую широкоплечую фигуру: сомнений быть не могло — Джонатан Пинарт! Он неторопливо пошел в сторону деревни. Я видела, что он старается ступать по траве, чтобы не было слышно его шагов. Значит, возможно, это он выходил из нашей боковой калитки? Но зачем? До сих пор этот человек вызывал у меня лишь раздражение. Теперь к нему присоединилось подозрение. Только в чем?

Я осторожно пробралась к себе в комнату и легла. Некоторое время я лежала в темноте в полном недоумении. Что же происходит с этим домом? Дункан Стэнли готов заплатить за него любые деньги, Джонатан Пинарт слоняется вокруг дома до трех часов ночи. Я думала, что теперь уже ни за что не смогу заснуть, однако стоило мне закрыть глаза — и Открыла я их уже в восемь утра.

Погода была теплая, но шел мелкий дождь, все заволакивала легкая дымка, и мою маленькую машину нельзя было гнать на слишком большой скорости. Впрочем, ни я, ни моя тетя никуда не спешили. У нас впереди был целый день, и в такую погоду я все равно не могла рисовать на натуре.

Мистер Хардинг, адвокат тети, был потомственным стряпчим. Еще его отец вел дела моего дедушки. Это был коренастый, довольно тучный человек со светло-голубыми глазами и аккуратно зачесанными назад редеющими волосами. Он скорее выглядел преуспевающим фермером, чем адвокатом.

— Ну что, Хетти, что вас привело в Труро? Наверное, вы приехали не просто для того, чтобы доставить мне удовольствие видеть вас, хотя мне это было бы лестно, — добродушно улыбнулся он.

— Лесть вам не поможет. Но если у вас нет на сегодня важных встреч, можете повести нас куда-нибудь пообедать. — Тетя Хетти помолчала, вытянувшись в струнку на кресле, спокойно сложив руки на коленях. — Честно тебе сказать, Роберт, я в недоумении. Некто Дункан Стэнли говорит, что был близким другом Дороти, и хочет купить дом на скале. Он предложил мне за него пятнадцать тысяч фунтов, хотя я уверена, что дом таких денег не стоит.

— Что ты говоришь?! На твоем месте я не упустил бы такой случай и поскорее сбыл бы этот дом с рук.

— Да, я склоняюсь к мысли, что так и стоит поступить. Но у меня такое чувство, будто он пытается меня одурачить. Только никак не пойму, в чем тут подвох.

— Видимо, у него есть свои причины. Можно попытаться выяснить, зачем он собирается купить дом. Ты с ним не встречалась?

— Он вчера приезжал к нам. Сказал, что хочет устроить в доме курорт для престарелых работников издательского бизнеса. Такой, знаешь ли, альтруист. Говорил вроде бы искренне, но в то же время был слишком настойчив. Что-то тут не складывается.

— Даже не знаю — что я могу для тебя сделать? Ты же приехала не для того, чтобы посоветоваться со мной. Я знаю — ты сама принимаешь решения.

— Я хочу узнать — как по-твоему, можно сделать из этого дома отель, учитывая, что земли для строительства совсем немного? И еще одно — принадлежит ли бухта под скалой дому? Если да, тогда можно ли прорубить в скале ступени? Хотя я не уверена, что в бухте безопасно купаться.

— Я тебе могу ответить, даже не заглядывая в бумаги. Да, залив принадлежит владельцу дома. Но толку от него мало. Во время отлива на пляже остается лишь узкая полоска песка. Во время прилива пляж затапливается полностью.

Тетя Хетти выслушала Роберта с задумчивой усмешкой.

— Значит, даже если прорубить в скале ступени вниз, к морю, спускаться все равно нет смысла, разве что во время отлива?

— Да, пожалуй что так. К тому же пляж там слишком маленький. Скажу больше — если бы этот дом на самом деле можно было превратить в хороший отель, уж наверняка нашелся бы какой-нибудь предприимчивый господин и давно его выкупил бы вместе с принадлежащими ему участками земли. Я склоняюсь к мысли, что Дункан Стэнли говорит правду, но цена, конечно, непомерно завышена. Учитывая, что дом расположен в таком неудобном месте, его цена на рынке сильно падает. Может быть, у мистера Стэнли много денег и он не знает, что с ними делать? Кто он такой? Владелец сети супермаркетов?

— Не знаю, чем он сейчас занимается, но говорит, что был в свое время издателем и опубликовал первые книги Генри. Хотя, судя по бумагам, которые я нашла в доме, на самом деле книги Генри приносили ему не такую уж громадную прибыль, как мы все думали.

Роберт Хардинг посмотрел на Нее озадаченно.

— Я в этом не особенно разбираюсь, но мне всегда казалось, что авторы детективов имеют баснословные гонорары. Да, век живи — век учись.

Мы пообедали вместе, и я с огромным удовольствием слушала его рассказы. Оказалось, он знал массу интересного о Корнуолле.

Когда мы с тетей ехали домой, она вдруг сказала:

— Похоже на то, что Дункан Стэнли говорил правду. Мне и в голову не приходило, что из нашего дома можно сделать отель. Собственно, его главное достоинство — вид на Атлантический океан. Местность не особенно красивая, пляжа нет. Если не считать церкви, деревня тоже не живописнее других мест на побережье. К тому же вокруг дома нет свободного места для строительства. Луг сбоку от дома не такой большой — на нем много не построишь.

— Так ты склоняешься к тому, чтобы продать дом?

— А что бы ты сделала на моем месте? — По тону тети Я почувствовала, что ей важно мое мнение, не столько даже о продаже дома, сколько о самом покупателе.

— Я не стала бы спешить. Во всем этом есть что-то сомнительное. Роль ординарного добропорядочного отставного издателя как-то не вяжется с роскошным автомобилем Дункана Стэнли.

Тетя хмыкнула:

— Разве тебе не встречались мужчины, которые готовы последние деньги вложить в хорошую машину? Отказывают себе во всем, лишь бы получить то, что им хочется?

— М-м, да, но на него это непохоже. Даже не знаю почему. Во всяком случае подожди, не продавай. У меня такое чувство, что за эти кроется какая-то тайна. — Однако я не сказала ей, что уже убеждена в ее существовании и что с нею как-то связан Джонатан Пинарт.

Дождь кончился, и небо прояснилось, мы ехали домой по старой дороге, солнце сияло на небе, но нигде не было видно рыбацкой лодки Трегарта. Когда мы приближались к дому, на дороге вдалеке мы увидели Джонатана с Джиллиан. Она была в зеленом платье, и оно удивительно красиво сочеталось с ее огненными развевающимися на ветру волосами. Девушка шла легко, словно танцуя, с природной грацией. Зачем Джонатан всюду водит ее с собой — чтобы польстить своему мужскому самолюбию? Я сразу разозлилась. Я брюнетка, но темперамент у меня такой, какой всегда приписывают рыжим. Бедняжка Джиллиан, думала я, у меня было ощущение, что она может быть нежной и уступчивой, как голубка.

Я стала раздумывать: зачем вчера ночью Трегарт подъезжал к своей рыбацкой шхуне на маленькой лодке? Все это казалось мне лишенным смысла. И был ли в лодке сам Трегарт? Может, кто-то другой? Действительно ли я слышала звяканье запора на боковой калитке нашего сама? И что Джонатан так долго делал на берегу, лежа на скале? Все это я собиралась выяснить в самое ближайшее время.

Глава 4

На следующее утро мы встали рано, и я сказала, что хочу пойти еще раз осмотреть старую часть дома. Тетя Хетти отказалась меня сопровождать, заявив, что ей надо написать несколько писем и я могу идти одна. Накануне, когда мы были в Труро, я купила карманный фонарик и теперь взяла его с собой. Архитектура дома была незамысловатой — я подозревала, что при его строительстве главным критерием была не столько красота, сколько прочность. Дом должен был прежде всего выстоять при мощных атлантических штормах. Я шла через пустые комнаты, пытаясь представить себе, как здесь будут стоять парты и раздаваться веселая болтовня детей: Нужно будет сделать окна побольше. Даже в солнечный день они пропускают слишком мало света. Я в задумчивости подошла к двери в подвал и с удивлением обнаружила, что она легко открывается. В прошлый раз, когда я пыталась ее открыть, она не поддалась. Я включила фонарик. Каменные ступеньки без перил вели вниз. И тут я заметила на стене выключатель. Мне это показалось очень странным. Почему электрическое освещение проведено в подвале, а наверху его нет? Я включила свет и спустилась по ступенькам. Подвал оказался обширным помещением с каменными столбами, заставленным старой мебелью — шкафами, комодами, сундуками, кроватями и многим другим. Тяжелая дубовая дверь вела в подвал под новой частью дома, но я туда не пошла. Ту часть можно будет исследовать когда-нибудь потом, благо время есть. Я поднялась по ступенькам и плотно закрыла дверь. Потом попыталась снова ее открыть — она поддалась, хотя и с трудом. Значит, в первый раз я, наверное, просто нажала недостаточно сильно. Впрочем, через пару минут я уже не была в этом так уверена.

Дверь в последней комнате, которая выходила в сад, стояла незапертой. Я уставилась на нее, отказываясь верить своим глазам. Ведь я сама видела, как тетя задвигала тяжелую щеколду и запирала дверь изнутри на висячий замок. Даже если у кого-то был бы ключ, он все равно не мог бы открыть дверь снаружи! Оставалось предположить только одно — видимо, тетя приходила сюда позже и зачем-то открывала дверь. Я попыталась успокоить себя этим объяснением, но безуспешно. Настороженность сменилась тревожным чувством. Я вышла в дверь и оказалась в саду. Задвижка на калитке, ведущей из сада, была хорошо смазана. Я подвигала ее туда и обратно. Ни звука. Каким же образом я могла услышать ночью ее клацанье из окна спальни? Разве что тот, кто выходил тогда через калитку, очень спешил? Я снова отодвинула задвижку и постояла в задумчивости. Затем неторопливо прошлась по обочине луга и встала, облокотившись на ворота.

На старой дороге показалась машина Джонатана Пинарта — он ехал со стороны Сент-Ивз. Куда и зачем ему понадобилось ездить в такую рань? Было только девять часов утра. Заметив меня, он остановил машину и вышел. Похоже, этот человек не в состоянии побороть искушение поболтать.

— Сегодня ни мольберта, ни кисточек. И как это наша энергичная миссис Лэнгдон позволяет себе упускать летящее мгновение? А я-то думал, что только писатели могут болтаться без дела и мечтать о том, что когда-нибудь напишут шедевр, но при этом ничего не писать.

— Я тоже могла бы спросить вас, куда это вы ездили в такую рань, но это, конечно, не мое дело, — отозвалась я с легким вызовом.

— А я могу вам сказать, тут нет никакого секрета. Моя жизнь — открытая книга. — Его веселая усмешка меня взбесила. — У меня кончилась бумага, и я ездил за ней в Сент-Ивз.

— Видимо, там вы увидели, что магазины еще закрыты, и вернулись обратно, — обрадовалась я. Открытая книга, конечно! Зачем он тогда возвращался по этой невозможной дороге, если можно было объехать по новой?

— Вот и не угадали. Там есть один небольшой магазин канцтоваров, у них всегда хороший выбор, и открываются они очень рано. Хотите, покажу вам, что я там купил? — Его улыбка стала прямо-таки издевательской.

— Нет, спасибо. — Я поджала губы, потому что была уверена, что он действительно может показать мне бумагу. — А я и не знал, что кто-то еще пользуется этой боковой калиткой из сада. Теперь буду знать.

Я промолчала. Мне не хотелось говорить, что раньше я действительно ею не пользовалась.

— Если вы намерены спуститься в деревню, я могу вас подвезти, — предложил неожиданно Джонатан.

Вообще-то я собиралась вернуться домой и взять свою машину, но тут передумала. Если я хочу выяснить, зачем он шатается возле нашего дома в три часа ночи и подолгу висит на скале, мне надо познакомиться с ним поближе. Я улыбнулась ему самой широкой улыбкой, на какую была способна, про себя надеясь, что она выглядит не слишком фальшиво.

— О, спасибо. Подождите, через десять минут я буду готова, только соберу вещи. Вы подождете?

— Буду рад. — Я не знала, верить этому или нет.

В это утро я собиралась попробовать написать церковь в Зенноне, но подумала, что и в деревне можно найти немало живописных уголков. К тому же, может быть, удастся там с кем-нибудь перемолвиться словечком. Кто знает, что я смогу разузнать? Вдруг что-нибудь интересное болтают по поводу визита мистера Стэнли к моей тетушке? В деревне ведь любят посудачить.

Джонатан Пинарт был в обычном своем разговорчивом настроении. Он изложил мне все местные сплетни. Чувствовалось, он немало удивился, что я вдруг сменила гнев на милость и согласилась ехать с ним. Впрочем, несмотря на его легковесную болтовню, мне показалось, что ему слегка не по себе и он не так беспечен, каким хочет показаться.

— Как продвигается ваша книга? — Я надеялась, что в моем голосе был хоть слабый проблеск интереса.

— Так себе.

— Она про Корнуолл?

— Господи, нет, конечно. С чего вы взяли?

— Просто вы так интересуетесь всем, что здесь происходит. И потом, у Корнуолла такая богатая история: контрабандисты, потерпевшие крушение корабли, моряки с разбитых кораблей… Надо будет как-нибудь почитать про это. К моему стыду, я мало знаю про Корнуолл.

— А почему теперь вдруг заинтересовались?

— Вчера мы ездили к тетушкиному адвокату, и только в разговоре с ним я поняла, что мне мало известно про родные края.

— Тогда вам надо познакомиться с Дэвидом Милтоном. Он милейший человек и большой знаток всякой всячины.

— Никогда о нем не слышала.

— Ничего удивительного, коли вас не занимала история здешних мест. Дэвид живет под Мадроном в очаровательном бунгало, которое сам построил. Знаете, дом так слился с местностью, словно вырос сам по себе из земли. Я вас как-нибудь отвезу к Милтону, если хотите, только предварительно его надо предупредить о нашем визите.

Я ответила, что с удовольствием с ним познакомлюсь, и не стала спрашивать, зачем он ночью наблюдал со скалы за нашей бухтой. Я решила не торопиться.

— Завтра вы свободны?

— Да, после обеда. А сейчас мне пора поработать, а то завтра нечего будет показывать.

Я поставила мольберт. Из трактира «Голова короля» вышла Джиллиан и встала, облокотившись, у невысокого каменного парапета в обычной для нее свободной и грациозной позе. Решив взять быка за рога, я подошла к ней и спросила, не согласится ли она посидеть здесь, чтобы я могла запечатлеть ее на холсте. Джиллиан обратила ко мне огромные светло-карие глаза и промямлила, что ближайшие полчаса она совершенно свободна.

Далеко в море была видна шхуна Трегарта. А по старой дороге мчался вприпрыжку смуглый юноша. Помахав рукой Джиллиан, он крикнул:

— Отличная погода! Отец, наверное, заждался меня — сейчас ругаться будет.

Обежав залив, он вскочил в маленькую лодку с веслами, отвязал ее от колышка и толкнул в воду сильным движением. Затем начал быстро грести к шхуне отца под красными парусами.

— Кто это? — спросила я.

Джиллиан засмеялась:

— Мэт Трегарт. Наверное, завозился со своим мотоциклом и забыл, что его отец ждет. А теперь боится, что ему за это влетит.

Я и не знала, что у Трегарта есть сын!

— Странно, что они не выходят в море вместе. Как Трегарт добирался до своей шхуны, если лодка на берегу?

— Наверное, он вышел в море еще вчера вечером. А Мэта оставил убираться в доме.

— А что, разве у него нет жены?

Джиллиан пожала плечиками:

— Она от них сбежала еще много лет назад. И поделом, я ее совсем не виню. Даниель Трегарт такой грубиян, всегда в дурном настроении. Иногда он не сходит на берег по два-три дня. А свой улов отвозит в Сент-Ивз или в Хейл.

— Вряд ли он ловит здесь много рыбы, — заметила я.

— Нет, конечно. Но летом возит кататься туристов и на этом хорошо зарабатывает. Хотя никто точно не знает. Он ни с кем не разговаривает, разве что грубость какую-нибудь скажет.

Больше Джиллиан ничего не сказала, и я, вернувшись к мольберту, вскоре совсем забыла про Даниеля Трегарта, его сына Мэта и про все остальное. Изящная стройная фигурка в зеленом платье, с развевающимися рыжими волосами поглотила все мое внимание. Однако вместо зеленого платья я изобразила лиловое. Это придавало картине больше изысканности.

— Вы не против, если я пойду? — Джиллиан слегка склонила голову набок, как любопытная голубка, и я была поражена ее по-детски наивной прямотой и беззащитностью. Я удивлялась: почему при первом знакомстве мне показалось, что она вполне способна о себе позаботиться? Теперь я не была в этом так уверена.

— Конечно, иди, — согласилась я. — Но если завтра будет хорошая погода, ты придешь еще немного мне попозировать?

Она кивнула и ушла, а через несколько минут из-за угла здания почты показался Джонатан.

— Хотите, я подвезу вас обратно домой, когда закончите?

— Я буду работать еще не меньше часа.

— Отлично. Я подожду. — Он присел на парапет — видимо, его муза не любила работать подолгу. — Кстати, я позвонил Дэвиду Милтону, и он приглашает нас на чай завтра после обеда. — Неожиданно он растянулся прямо на парапете и, судя по всему, собрался вздремнуть.

Я стала размышлять, сколько времени понадобится Дотти Рэнкин, чтобы раздобыть информацию про Дункана Стэнли.

После обеда я наклеила пару картин на картон и стала обдумывать последние события: про шхуну, боковую калитку, открытую дверь в подвале, про Джонатана и Трегарта.

— Проблема в том, — сказала я сама себе, поставив одну из картин на стол и критически разглядывая ее, — что у меня слишком богатое воображение и мне просто нечем его занять. Как жаль, что я не писательница. Наверняка для всех этих происшествий есть самые простые объяснения.

Я сообщила тете, что завтра еду с Джонатаном в гости к его приятелю. Она лишь немного приподняла брови:

— Мне показалось, что он тебе не понравился.

На мгновение я растерялась, не зная, что ответить, но затем усмехнулась:

— Он, правда, меня злит, но с ним интересно, и этот его приятель знает очень много о Корнуолле.

Когда на следующий день старая машина Джонатана с натугой взобралась на крутой холм, я с удивлением увидела на заднем сиденье Джиллиан. Она довольно натянуто улыбнулась, и мне стало ясно, что ей ни с кем не хотелось бы делить общество Джонатана. Я даже подумала: может быть, он специально оказывает мне внимание, чтобы заставить ее поревновать, но решила, что это было бы слишком мелко. Джиллиан и так очевидно была счастлива быть с ним вместе. О, мужчины! Впрочем, нельзя было сказать, чтобы Джонатан посвящал мне много внимания. Он заставлял меня холодеть от ужаса каждый раз, когда поворачивался назад, чтобы сказать что-нибудь Джиллиан. Оставалось только гадать, почему он не попросит ее пересесть на переднее сиденье. Впрочем, каждый раз, когда Джонатан к ней обращался, она заметно веселела.

Но в отношении бунгало он оказался прав. Дом выглядел очаровательно. Было видно, что хозяин немало постарался, чтобы он вписался в окружающий пейзаж. Сад пестрел цветами, ипомея оплетала высокое крыльцо. Когда мы подъехали, дверь отворилась, и из-за нее появилось инвалидное кресло, в котором сидел мужчина с широкими, мощными плечами. Ноги его укрывал легкий плед. Но прежде всего внимание привлекало лицо: крепкая, сильная челюсть, полные губы и худые щеки создавали впечатление, что плоть этого человека покорена разуму. Нос небольшой, с горбинкой, глаза почти черные и очень широко расставлены, а ресницы по длине не уступали ресницам Джиллиан. На широкий лоб падала прядь непокорных черных волос. В целом он был не то чтобы красивым, но невольно притягивал взгляд. В его лице чувствовалась огромная сила, однако нежный рот наводил на мысль, что ему наверняка приходится бороться со слабой стороной своей натуры. Он протянул руку — пожатие было крепкое, но не слишком. Дэвид Милтон покорил меня с первого взгляда, а когда я к кому-то проникаюсь симпатией, то совсем не могу это скрыть.

— Значит, вы Элизабет Лэнгдон? Джонатан рассказывал, что вы пишете картины. — Я была благодарна, что он не сказал: «…что вы художник». Он приветливо улыбнулся Джиллиан, и я сразу поняла, что она здесь частый гость.

Дэвид покатил свое кресло в большую комнату, которая шла через все бунгало. И была обставлена неброско, но гармонично. Джиллиан села и, не говоря ни слова, стала смотреть в сад. Джонатан присел на ручку моего кресла.

Дэвид Милтон насмешливо взглянул на меня:

— Ручаюсь, Джонатан не сказал вам, что я инвалид. Он из тех очаровательных деликатных людей, которые не замечают этого. Я могу немного ходить, но очень медленно. Мне это дается тяжело и смущает моих гостей. Они не знают, как себя вести — то ли предложить мне свою помощь, то ли делать вид, что все в порядке.

Этот человек явно не искал сочувствия, и от этого я расположилась к нему еще больше. Когда слуга вкатил в комнату небольшой сервировочный столик и придвинул его к креслу хозяина, Дэвид Милтон чуть оттолкнул его от себя.

— Берт, не вредничай — ты же знаешь, я терпеть не могу разливать чай. Уверен, миссис Лэнгдон не откажется мне помочь, а Джонатан раздаст всем чашки. Если только у него остались силы, после того как он вел это свое механическое недоразумение, которое величает машиной.

После того как Берт убрал сервировочный столик, разговор перешел на тему, которой я боюсь, — об искусстве. На стене в гостиной висели три картины — работы современных художников, довольно известных. Я сразу почувствовала себя мелким ремесленником в сравнении с ними. Впрочем, я никогда не смела претендовать на большее.

— Джонатан говорил, хотя он совсем не разбирается в живописи, что у вас отменное чувство цвета.

— Да, в художественной школе мне тоже так говорили. Но при этом добавляли, что мне не хватает терпения и, к сожалению, у меня нет чувства перспективы. Я много лет занималась рекламой и теперь пытаюсь рисовать романтические ностальгические картинки для туристов. Вряд ли мне удастся создать нечто большее, чем сентиментальная мазня для тех, кто предпочитает даже плохой оригинал хорошей копии. — Я говорила слишком откровенно и знала это.

— Скромничаете? — улыбнулся мне Джонатан. — На самом деле я кое-что видел, и мне показалось, что это очень неплохо. Думаю, Дэвид, тебе понравилось бы то, что пишет миссис Лэнгдон. Это искренние, честные картины. Попроси ее принести показать тебе что-нибудь.

Я уловила краем глаза, как нахмурился при этих словах чистый лобик Джиллиан. Ну зачем, зачем она так открыто показывает свои переживания?

— Принесете? — спросил меня Дэвид.

— Да, с удовольствием. Как-нибудь заеду к вам. У меня есть небольшая машина, правда довольно тихоходная, но зато надежная. — Я думала, что это замечание сотрет хмурую морщину со лба Джиллиан, но Джонатан немедленно вставил, что сам подвезет меня, и Джиллиан продолжала сидеть надувшись, как обиженный ребенок.

Разговор перешел на Корнуолл, и Дэвида трудно было остановить. Бог знает почему, я заговорила про пещеры и узкие бухты вдоль северного побережья, и он стал рассказывать про контрабандистов и пиратов прошлого. Я заметила, что сейчас эти бухты и заливы труднодоступны и опасны и их нельзя никак использовать. Как, например, бухту под той скалой, на которой стоит наш дом.

— Потому-то Корнуолл и был в свое время идеальным местом для контрабандистов. Бухты со стороны моря кажутся неприступными, а на самом деле на берегу есть множество пещер, которые можно использовать только в определенное время, например во время отлива. Там можно было прятать товар, пока охрана не уйдет. Ходят разные легенды по то, что из некоторых домов ведут подземные ходы прямо к океану, говорят, там даже можно скрываться.

— А вы сами отсюда?

— Нет. Несмотря на мою смуглую кожу и темные волосы, как у типичного корнуолльца, я из Кента. Но еще мальчиком влюбился в Корнуолл и, после того как со мной случилось несчастье, понял, что смогу обосноваться только здесь. Эти места подходят мне по темпераменту.

Я знала, что Дэвид Милтон прав. Весь романтизм нашего южного побережья отражался в его речи, но в горбатом носе и сильном лбе была видна сила и суровость северного побережья.

— Приезжайте почаще, — предложил он, провожая нас. — И не забудьте привезти ваши картины.

Я пообещала привезти ему несколько работ, перед тем как сдам их в лавочку в Маразионе.

— Я ее сам подвезу, — заявил Джонатан с очень самодовольным видом, и я, увидев невыразимую тоску в глазах Джиллиан, предложила, чтобы Джиллиан на обратном пути села на переднее сиденье, но у меня ничего не вышло.

— Нет, спасибо, — отказалась она. — Мне будет лучше на заднем.

Черт побери эту девицу! Пару раз я оборачивалась, чтобы поговорить с ней, но она отвечала односложно. Недовольное выражение портило ее хорошенькое личико. К нему скорее пошло бы выражение холодного гнева или ярости.

На следующий день я получила письмо от Дотти. Оно было коротким и по существу.

«Мне не составило труда узнать о делах издательства «Дункан Стэнли». Всего несколько минут разговора по телефону с одним моим приятелем из издательского бизнеса. Итак, его издательство разорилось несколько лет назад. Но самому Стэнли удалось выйти из дела без потерь — у него на личном счете была огромная сумма. С тех пор, по слухам, он живет в свое удовольствие, а издательские дела полностью забросил».

Я показала это письмо тете Хетти.

— Интересно, как ему удалось выйти из дела и объявить фирму банкротом и при этом иметь крупную сумму на личном счете? Но раз так случилось, возможно, у него осталось чувство вины перед теми, кто из-за этого пострадал? А может быть, он сделал себе состояние уже после этого — каким-то другим способом?

— Обрати внимание на тот факт, что он охотно прожигает эти деньги. Не случайно его простота показалась мне напускной.

— Хотелось бы мне узнать, зачем ему понадобился этот дом? Но, знаешь, если он еще накинет цену, я, наверное, не устою. Мы сможем тогда купить что-нибудь более подходящее для школы.

Джонатан, увидев мою последнюю картинку с Джиллиан, сидящей на каменном парапете у моря, заявил, что ему нравится, и посоветовал мне написать портрет девушки. Но она наотрез отказалась позировать, и на этом дело окончилось.

Мы собрали несколько моих картин и повезли их показать Дэвиду. Джиллиан с нами не поехала. До этого я пару раз видела ее с Джонатаном и всякий раз удивлялась, когда это он успевает писать и пишет ли вообще. По дороге Джонатан рассказал, что подыскал дом, который сдается в аренду, с обстановкой, и они будут там жить с его приятелем, который должен приехать из Лондона. Он какой-то отставной военный, и у него накопилось шесть недель отпуска. Дэвид покритиковал мои работы со знанием дела, но та, где была изображена Джиллиан, ему понравилась. Он даже предложил купить ее у меня.

— Вам удалось уловить ее беззаботную грацию.

Я оставила ему картину.

— А теперь — почему бы нам не поехать в Маразион? — предложил Джонатан. — Уверен, лавочка сувениров еще не закрылась.

Сама не знаю, почему я согласилась на предложение Джонатана. Может быть, потому, что все-таки надеялась выяснить, что он делал ночью на скале у нашего дома, или, может быть, потому, что тогда мне не пришлось бы ехать завтра самой в Маразион, а может быть, и по той простой причине, что мне начинало нравиться его общество. Если Джиллиан таила к нему бессмертную страсть — я совсем не хотела разбивать ей сердце. Мне только хотелось немного пообщаться с ним.

Джонатан оказался прав — магазин был открыт. Хотя сезон только начался, в лавочке оказалось много покупателей, а корнуолльцы ни за что не упустят выгодный бизнес. Увидев меня, девица за прилавком расцвела широкой улыбкой:

— Я уже думала, что вы отвозите свои работы в другое место. Все ваши работы уже проданы. Не скажу, что вы заработаете на этом состояние, но уверена, что смогу продать все, что вы сделаете — по крайней мере в летний сезон. Больше всего пользуются спросом акварели. Хотя на следующий год, возможно, в моде будет масло.

Я вздохнула с огромным облегчением и пообещала себе, что отныне буду работать как лошадь. Мне не хотелось возвращаться в Лондон — и в то же время не хотелось жить на деньги с банковского счета. Я мечтала оставить их на то, чтобы купить когда-нибудь собственный дом.

Мы заехали перекусить в маленьком кафе, и, болтая о всяких пустяках, я спросила:

— А как долго вы намерены здесь оставаться?

— Неизвестно. Может быть, я даже куплю здесь дом, когда напишу вторую книгу.

— Тогда вам лучше заняться этим без промедления. — Сама не знаю, почему я так старалась уязвить его.

Он посмотрел на меня скорее горестно, чем сердито.

— Я все никак не могу решить — вы прирожденная садистка или просто начитались Редьярда Киплинга? Вы полная противоположность вашей тетушке. Вот она смотрит благосклонно на мою богемную лень и никогда меня не бранит.

Я чуть не сказала: «Потому что ей все равно, чем вы занимаетесь», но вовремя поняла, что у него может сложиться впечатление, будто мне это не все равно.

— Кстати, тетушка хочет переделать наш дом в школу для отстающих детей. — Только я произнесла эти слова, как мне захотелось ударить себя по губам. Он же такой сплетник — теперь эта новость разнесется по всей деревне. Но я волновалась напрасно.

— Да, я знаю, — отозвался он. — Она мне говорила.

— По-моему, это безумная затея, — упрямо продолжила я. — Гораздо удобнее предоставить дом в аренду контрабандистам или скрывать в нем международных преступников. Может быть, именно так Генри Карфорд и нажил свое состояние. Он явно сделал его не на своих книгах.

Было забавно наблюдать, как меняется лицо Джонатана. Сначала его брови изумленно поползли вверх, потом в глазах появилась настороженность, которая сменилась совсем уж откровенной тревогой.

— Никогда не слышал подобной чепухи. Что за странные идеи приходят вам в голову?

Такой резкий ответ никак не соответствовал моей дурацкой выдумке. Тогда я решила пойти еще дальше:

— А что? Вспомните про старую часть дома! Какие там подвалы! Может быть, оттуда идет подземный ход к заливу? Как тайком вывозят товары из страны? Преступники не могут упустить такого удобного канала. Это самый легкий способ заработать деньги. Предположим, Генри и Дороти вели преступную жизнь под маской респектабельности…

— Вам нужно поменьше читать детективные романы, — рассмеялся он. — Хотя, с другой стороны, мысль неплохая. Если вы обнаружите подземный ход к заливу — скажите мне, и я стану соучастником вашей новой, преступной жизни. Вы как себе это представляете — будете совершать грабежи одна или организуете банду?

— Пока еще не придумала. Но согласитесь, в нашем заливе есть что-то привлекательное, иначе почему вы сами им так интересуетесь?

— О чем вы говорите?

— А зачем вы тогда висите на нашей скале посреди ночи? — Я зашла уже слишком далеко, чтобы отступать.

Джонатан расхохотался:

— Ах, так вы видели меня ночью? Надо же! Что ж, я часто прогуливаюсь ночью, гляжу на луну.

— Никакой луны не было.

— Ну, я, конечно, фигурально выражаюсь. Вы забываете, что я — писатель. Я слушал, как морские волны разбиваются об утес, и нагнулся над скалой, чтобы понаблюдать за этим. И мои усилия стоили того.

— Не сомневаюсь. Как продвигается ваша книга? — Я была само очарование и любезность.

— Честно признаться, я закончил ее на прошлой неделе и отправил издателям. — Он гордо усмехнулся. — Я уже начал другую. Вы не поверите, как много я работаю.

Я действительно не поверила. Я не могла понять, когда он успевает работать. Но может быть, Джонатан из тех, кто работает урывками, с фантастической скоростью и при этом может обходиться почти без сна?

— А о чем ваша книга? — полюбопытствовала я. — Только не говорите, что это приключенческий роман — я их не читаю.

— Я вам ничего не собираюсь говорить. Ждите, пока она выйдет из печати. — Он продолжал улыбаться, как Чеширский кот.

Моя тетя Хетти очень приятный компаньон, и жить с ней под одной крышей — одно удовольствие. Она спокойно смотрела на мои отлучки и ни о чем не спрашивала. Когда я ей сказала, что мы с Джонатаном ездили в Маразион и там пообедали в местном кафе, она осталась очень довольна.

— На прошлой неделе он отправил свою книгу в издательство и начал писать другую.

Тетя Хетти сосчитала петли на своем вязанье, с удовольствием его оглядела, сунула спицы в моток шерсти и завернула все в чистую наволочку, где она всегда держала недовязанные вещи.

— Я очень рада. Его идеи по поводу преподавания арифметики детям отличаются новизной, и надеюсь, школьные чиновники это оценят.

Я уставилась на нее в полном недоумении.

— Его… что?

Она посмотрела на меня, слегка приподняв брови:

— Разве он тебе ничего не рассказывал? Джонатан считает, что школьные учебники надо писать не сухо, а весело и занимательно. Ему удалось убедить в этом одного издателя, и они заказали ему три учебника.

Я задумчиво побрела к себе в спальню. Какой странный, непостижимый человек! Арифметика для детей! Тут я вдруг кое-что вспомнила. Он не мог слушать шум волн в ту ночь. Был отлив, стояла полная тишина. Зачем этот человек мне так нагло соврал? Чтобы отвлечь мое внимание от залива?

Глава 5

Я не помню точно, когда мы с Джонатаном перестали враждовать и стали друзьями. Отчасти причиной послужило его восхищение моей тетей. Он часто заходил к нам по вечерам, и трудно было поверить, что их с тетей Хетти разделяет много лет. Они почти во всех вопросах сходились мнениями, особенно относительно образования, и постепенно моя подозрительная натура стала успокаиваться. Я перестала думать про всякие романтические ужасы, которые происходят в старой части дома, и вместо этого целиком сосредоточилась на своей работе — и изменения к лучшему не заставили себя ждать. Стояла середина июня, и на следующей неделе должен был приехать приятель Джонатана. Я к тому времени подружилась с Дэвидом Милтоном, посетив его несколько раз, и как-то он пригласил меня приехать вместе с тетей Хетти.

— Возможно, я произвожу впечатление человека, которому нравится отшельническая жизнь, но, если говорить по правде, это не так. Во всяком случае, подолгу мне тяжело быть без общества.

Он это сказал, когда мы с ним гуляли по его саду — вернее, я шла, а он ехал рядом в своем кресле. Чем больше я узнавала Дэвида, тем больше мне нравилось быть с ним и тем реже я вспоминала про его инвалидность. И не только потому, что он был мужественным человеком (хотя это тоже верно), но и потому, что он не позволял по отношению к себе жалости.

— Я приехал сюда, в эту глушь, потому, что мне здесь нравится. К тому же врачи советовали мне морской климат. Но мне не хватает шума и блеска города. Правда, сам я родился в тихой кентской деревушке, но потом долго жил в Лондоне.

— А чем вы там занимались? — поинтересовалась я. К этому времени мы с Дэвидом были уже на короткой ноге.

— А разве Джонатан вам не рассказывал? — Он невесело усмехнулся, словно это должно было показаться мне забавным.

Я отрицательно покачала головой.

— Я был актером. Именно потому, что я потерял всякую возможность работать в результате аварии, я получил крупную компенсацию от владельца транспортной компании — их невнимательный водитель грузовика наехал на меня. Незадолго до этого я подписал крупный контракт — должен был играть на Бродвее. Если бы все случилось на несколько лет раньше, когда я еще был начинающим актером, сейчас я жил бы в полной нищете.

— Значит, вы решили обосноваться здесь навсегда? А как вы себя чувствуете без работы?

— Но я работаю — пишу пьесу. У меня уже вышла маленькая пьеска на полчаса, ее поставили на Западном телевидении. Естественно, я остался недоволен игрой актеров, всех до единого, и продюсером тоже, но я к ним, конечно, несправедлив. — Дэвид усмехнулся. — Признаться, пьеса получилась довольно средняя, ничего особенного. Но, может быть, та, которую я сейчас пишу, выйдет лучше. Больше всего мне, конечно, не хватает людей, но сейчас я не смог бы жить в Лондоне. Здесь мне не хватает суеты и общества, но там мне не хватало бы чистого воздуха, простора и покоя, так что все сразу хорошо не бывает. Поэтому я очень благодарен Джонатану. Он остроумный, приятный собеседник, и его частые визиты буквально оживляют меня. А теперь он еще порадовал меня знакомством с вами. Непременно привозите ко мне вашу тетушку. Судя по тому, что рассказывал о ней Джонатан, она душой очень молода.

Я знала, что тетя Хетти будет рада знакомству с Дэвидом, и обещала привезти ее с собой в следующий раз. Но перед этим произошло несколько событий. Я собиралась поехать в Труро за покупками. Тетя Хетти сказала, что не поедет со мной, потому что на следующей неделе приезжает Гленн и ей надо кое-что сделать в доме. Мы сидели на террасе после ужина, Джонатан примостился на низких перилах лестницы, которая спускалась в сад.

— Я тоже хочу поехать в Труро. Теперь я живу в отдельном доме и решил заняться хозяйством. Поедем завтра вместе.

Конечно, это было гораздо веселее, чем ехать одной в моей маленькой тихоходной машине. К тому же его остроумная болтовня очень скрашивала досуг. Джонатан забрал меня в половине десятого утра на следующий день. Когда мы приехали в Труро, я отправилась по своим делам, и мы договорились встретиться позже, вместе пообедать. Я ходила по магазинам в радостном, приподнятом настроении, сама не зная почему. Если он приехал со мной в Труро, чтобы купить что-нибудь для дома, то по магазинам он со мной ходить не стал. Я гадала почему. Может быть, он приехал сюда за чем-то другим? Хотя, с одной стороны, мне надо было купить чулки, и я не могла представить, как стала бы выбирать их при нем. Но с другой стороны, у меня было восхитительно романтическое настроение, мне хотелось просто бродить по улочкам и глазеть на витрины магазинов. Я зашла в один магазин и попросила показать мне чулки. На прилавке не нашлось того цвета, который мне был нужен, и продавщица вышла в заднюю комнату. Тем временем я подошла к двери и выглянула на улицу. И тут вдруг увидела сверкающую глянцем серую машину, за рулем которой сидел Дункан Стэнли. Машина медленно двигалась в плотном потоке, потом совсем остановилась. Я разглядела, что на соседнем сиденье рядом с Дунканом сидит Бейтс. Я уставилась на него, не веря своим глазам.

Что Стэнли делает в Труро, да еще вместе с Бейтсом? Конечно, они могли быть знакомы, и все-таки странно, что бывший дворецкий оказался в его машине. Может быть, Стэнли просто хотел подвезти его куда-то или хочет нанять на работу? Тогда почему он не сделал этого раньше? Видимо, за обедом я была слишком погружена в свои мысли и отвечала невпопад, потому что Джонатан в конце концов спросил, о чем я размечталась.

— Нет, ничего, — ответила я, все еще размышляя о том, что видела этих двоих вместе. — А тетя Бейтса все еще болеет?

— Ты что, прониклась к нему тайной страстью?

— Не говори глупости. Просто спросила. Он стал часто отлучаться из своей мастерской, и я подумала, что для этого должна быть какая-то причина.

— Вчера он там был.

— А сегодня его там нет. — Я совсем забыла, что не надо было этого говорить — откуда я могла это знать?

— Как тебе стало об этом известно, если сегодня с утра ты не была в деревне?

Джонатан, конечно, догадался, что я видела Бейтса, я призналась в этом, но не сказала, с кем его видела.

— Согласно моим данным, его тетя живет в Фоуи — значит, он мог приехать в Труро для того же, что и мы, — за покупками.

— Тогда интересно, на каком автобусе он доехал?

— А ему не нужно ехать на автобусе. У него есть своя машина — маленькая такая. Ты разве не знала?

Я знала, но забыла об этом. Но тогда все становилось еще более странным. Если он приехал на своей машине, то почему оказался в машине Стэнли? Больше я не стала ничего говорить, но все, мои дурацкие подозрения снова вернулись. Моя тетя больше не получала предложений от Стэнли, однако я была уверена, что на этом дело не кончилось и что вообще происходит что-то странное. Но что? Может быть, прошел слух, что наш дом на скале стоит на самом деле больше, чем его рыночная стоимость? В голову мне стали приходить самые безумные идеи. Корнуолл богат минеральными запасами — во всяком случае, я так считала. Там были оловянные рудники. Правда, не в нашем районе, а чуть подальше. В наши дни самую большую прибыль приносят нефть или природный газ! Может быть, разгадка в чем-то другом, до чего даже мне с моим воображением трудно додуматься? Я глотала мороженое, не догадываясь, что Джонатан пристально меня разглядывает.

— Я знаю, временами ты считаешь, что пустое место гораздо лучше моего общества, но неужели нельзя это не так явно показывать? — Это прозвучало неожиданно трогательно, и я постаралась вести себя более вежливо. Он начал рассказывать мне длинную захватывающую историю про притон бандитов в самом сердце Лондона, который существовал примерно столетие назад.

— Это такие истории ты излагаешь в своей книге?

— Конечно.

— Значит, вот как ты пишешь учебники арифметики для детей?

— Ах, тетя Хетти меня выдала!

— Да, она же не твоя тетя.

— Хотя мне иногда кажется, что именно моя. На самом деле я пытаюсь писать исторический роман. Другой вопрос — выйдет ли он когда-нибудь в свет. А тем временем я пишу на заказ простые веселые книжки для детей. Потому что они на самом деле нужны, ну, и по финансовым соображениям тоже. — Джонатан улыбнулся. — Иначе как же думать о женитьбе, если я не смогу заработать денег на семью? Даже если моя невеста сможет сама себя обеспечить — я не могу надеяться, что она станет кормить еще и меня.

— Да, тут ты прав, — неожиданно развеселившись, отозвалась я.

Мы сели в машину, и тут он предложил заехать в Пензанс, прежде чем возвращаться домой.

— Когда мы вернемся, тебе уже поздно будет работать. Так что давай сегодня устроим выходной. Прогуляемся по садам, а потом поужинаем где-нибудь.

Похоже, мне начинало нравиться общество Джонатана больше, чем я подозревала. Азарт в серых глазах, смешно оттопыренные уши и худое лицо делали его похожим на мальчишку. Может быть, я из тех чудачек, которые не могут не откликнуться сочувствием к одинокому человеку, но почему я решила, что он одинок — один Бог знает. Почему-то к Дэвиду я не испытывала такого сочувствия и теплого участия, хотя тот гораздо больше нуждался в помощи. Может быть, дело было в том, что в Дэвиде чувствовалась сила?.. Все мои прошлые подозрения в отношении Джонатана улетучились. Я сказала, что с удовольствием прокачусь в Пензанс и мне сегодня совсем не хочется работать. Он расцвел улыбкой, и я была очень довольна.

После ужина мы бродили по садам, и я совсем забыла про Бейтса и Стэнли. Потом мы поехали домой. Джонатан ехал по узкой дорожке к Треговану. Сияла полная луна, и я вдруг ощутила какое-то гнетущее одиночество. Не за горами мое тридцатилетие. Позади у меня осталось несчастливое замужество, и, хотя память о нем начала тускнеть, все же чувство утраты не покидало меня. Джонатан остановил машину. Пейзаж перед нами был суровый — неровные скалы, свинцовое море, и от этого моя тоска и чувство одиночества только усилились. Правда, непонятно было, почему такие чувства вдруг навалились на меня именно после приятного и насыщенного дня. Я сидела и молча смотрела на серые скалы. При определенном освещении они были вполне живописны — их можно было попробовать как-нибудь написать.

— Какой хороший был день, Лиз. — Голос Джонатана прозвучал так тихо, что почти не встревожил мои мысли. Я с головой погрузилась в грустный пейзаж и в мучительные воспоминания о Гэри, от которых у меня все сжималось внутри. — Я уже начал думать, что ты так никогда и не примешь меня. Всегда будешь смотреть на меня как на приставучего зануду, назойливого бездельника, которому нечем заняться. Ты же знаешь, я умею работать, когда нужно. Просто до сих пор у меня не было для этого стимула.

Я вернулась к реальности и посмотрела на него. Джонатан был неожиданно серьезен — глаза его потемнели.

— Прости, я вредная и подозрительная девица. — Видимо, в моем голосе ему послышалась жалоба, и он вдруг обнял меня за плечи. Мне стало спокойно и уютно.

— Просто у тебя было тяжелое время. Знаешь, Лиз, когда я впервые посмотрел тебе в глаза, в них было такое горе и разочарование, что хотелось тебе сказать: «Не мучайся так, подожди, боль пойдет. Это не навсегда». Но знаешь, очень трудно утешить человека, когда видишь, что он потерял веру.

Господи боже мой, подумала я про себя, неужели у меня все так написано на лице? А мне-то казалось, что я все ловко скрываю и никто ничего не замечает. Тогда неудивительно, что тетя Хетти обо всем догадалась, хотя я ни разу не рассказывала ей о моей жизни с Гэри. Я хотела рассмеяться, но смех вышел сдавленным, и на глазах у меня вдруг выступили слезы. Он обнял меня крепче, и я заплакала, но не горестно, а тихо и беспомощно, и этими слезами словно закончилась печальная страница моего прошлого, связанная с Гэри. Джонатан повернул меня к себе лицом и обнял, крепко прижав к груди. Это длилось не более пары минут. Я нашла платок, вытерла слезы и рассмеялась.

— Надо же, как глупо! Ты можешь подумать, что я плакса. На самом деле я почти никогда не плачу. Наверное, просто этот замечательный день и лунный свет сделали меня сентиментальной. И твое сочувствие. Сердце растрогалось, и вдруг все это вырвалось наружу. На самом деле я уже давно не страдаю от потерянной любви. Просто последние остатки ушедшей боли, и все.

— Господи, Лиз, какая же ты глупая девчонка! — И Джонатан вдруг меня поцеловал. Долгим любовным поцелуем, и я ответила ему от всего сердца, хотя меня тут же пронзила мысль: перестань, дурочка, это ничего не значит. Просто он добрый и сочувствует тебе. Не смей мечтать и воображать, что это что-то серьезное. Несмотря на эти мысли, сердце мое трепетало. Мне казалось, что я оживаю, заново возвращаюсь к жизни после долгого периода забытья. Через секунду я отодвинулась от него и сказала:

— Нам пора домой. Уже поздно.

Он так же тихо ответил:

— Хорошо, поехали.

Джонатан проводил меня до самых дверей дома, не пытаясь еще раз поцеловать на прощание. И я была этому скорее рада. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел нас. Нет, только не сейчас, у нас впереди еще много времени.

Потом я стояла у окна и смотрела в залитый луной сад. Как ни пыталась я это отрицать, Джонатан сумел пробудить мои чувства, о которых я еще сегодня утром не могла даже подумать. Поначалу он мне откровенно не понравился, потом, постепенно, я начала к нему привыкать, мне он казался интересным, мне приятно было с ним болтать. Но его сегодняшняя нежность открыла в нем другую, совершенно неожиданную сторону. Может быть, это еще раньше разглядела моя тетушка и потому так привечала его. Я пожала плечами и пошла спать. Боже мой, ну сколько можно об этом думать — что за важность! Мужчина проявил ко мне немного симпатии, поцеловал меня при луне — а я уже настроила себе воздушных замков! Ну, поцеловал, и что такого? Можно подумать, мне семнадцать лет и я до этого ни с кем не целовалась. Я захихикала, припомнив свои ранние увлечения еще до встречи с Гэри. Вполне невинные, полудетские — неловкие поцелуи в подъезде. Но я же тогда не считала, что влюблена!

Нет, сейчас все было по-другому. Дело в том, что я уже знала, что такое любовь, — я любила Гэри. Может быть, я любила его не так, как надо, но это было настоящее чувство, и я была счастлива, пока оно длилось. Теперь я воспринимала поцелуй гораздо серьезнее, чем следует. Перестань, Лиз, опомнись, одернула я себя, уйми свое воображение.

На следующий день я взяла последнюю, только что законченную мною картину и повезла показывать ее. Дэвиду. Я надеялась, что тетя Хетти поедет со мной, но она была поглощена подготовкой к встрече Гленн. Недостаточно было просто приготовить ей комнату — в доме требовалось сделать серьезные изменения. Дэвид, к счастью, обрадовался моему приезду. Он со вкусом и деликатностью покритиковал мою работу. Дэвид всегда давал очень дельные советы — где нужно уплотнить рисунок, где — смягчить линии или цвета. Мы сидели в саду, пили чай, и тут из-за угла бунгало показалась Джиллиан. Я знала, что иногда она катается на велосипеде в этих местах. Джиллиан посмотрела на меня без улыбки и сказала, что заехала только чтобы передать банку крыжовникового варенья, которую ее мать просила отвезти Дэвиду. Потом спросила, хорошо ли мы с Джонатаном съездили в Труро. Значит, она все знала — вот откуда такая холодная встреча. Она стояла у стола, совсем юная и беззащитная, невыносимо трогательная. Но что я могла сделать? Я сказала, что мы съездили хорошо, Дэвид предложил ей чашку чая. Но она вдруг по-детски насупилась и неожиданно грубо ответила:

— Мне некогда рассиживаться и пить чай, у меня есть другие дела. Меня дома мама ждет. — Сказав это, она развернулась и ушла.

— Она еще совсем ребенок, — нахмурился Дэвид. — И расстраивается из-за всяких пустяков.

— О, не стоит за нее оправдываться, — рассмеялась я. — Я сама когда-то была в ее возрасте.

— Вы и сейчас ненамного старше, но не могу представить, чтобы вы в ее годы были так наивны.

— Пожалуй, вы правы. — В голосе моем проскользнула нежность от той грусти, которой были наполнены его слова. Может быть, Джиллиан призналась ему во всем и сейчас приехала поговорить, а тут опять я. Мало того, что я провела день с мужчиной, который ей нравится, но еще не дала ей выплакаться в жилетку другу и получить утешение. Наверное, эта девочка уже ненавидит меня. К счастью, Дэвид не знал, как я сама по-ребячески поступила вчера ночью. Как разволновалась из-за того, что Джонатан поцеловал меня. Я уехала домой немного подавленная. К тому же вечером Джонатан не зашел, как обычно, на чашку кофе, и мне его не хватало. Я смотрела, как деловито орудует спицами тетя Хетти. Мэри гладила на кухне белье. Была среда, а Гленн должна была приехать в пятницу, так же как и приятель Джонатана по имени Брайан Лавгроув. Два новых человека в деревне — деревенским сплетникам будет о чем посудачить!

Было почти одиннадцать часов, когда я сказала, что хочу пойти прогуляться. Тетя подняла на меня глаза от вязанья и напомнила, чтобы я не забыла выпить на ночь чашку молока, когда вернусь.

Выйдя за ворота, я немного постояла, не зная, куда направиться. Я не особенно пуглива, но все же было немного тревожно идти ночью одной прочь от дома. Может быть, дело в том, что я слишком долго жила в городе и с наступлением темноты мне хотелось, чтобы вокруг были люди? Я направилась в сторону деревни. В домике Бейтса горел свет — значит, сейчас он не был у своей больной тетушки в Фоуи. Если эта тетушка вообще существует! Двери бара «Голова короля» были заперты, хотя внутри горел свет. Я пошла к дому, который снимал Джонатан.

До сего дня не могу понять, что на меня тогда нашло и почему я сделала то, что сделала? Наверное, на меня накатило то же чувство одиночества, что и прошлой ночью — мне захотелось поговорить с Джонатаном. Занавески на окнах были задернуты неплотно, и в щелку между ними пробивались полоски света. Я решила так: если я увижу, что он работает, то просто осторожно уйду. А если читает — то постучу в окно. Мне не пришло в голову, что кто-нибудь может увидеть меня и подумать все, что угодно. Я оглянулась — вокруг никого не было. Осторожно открыв калитку, я прошла по газону вдоль дорожки к дому. Перед домом был только маленький садик с клумбой. Джонатан стоял посередине комнаты и держал в объятиях Джиллиан, которая положила голову ему на плечо. Я торопливо вернулась за калитку, ругая себя за то, что подсматривала. Мне было нестерпимо стыдно, и в то же время я была рада. Теперь я знала, что это за человек. Самый обыкновенный волокита, дамский угодник, вот и все.

Шагая к дому, я не знала, что меня больше расстроило: то ли мне было стыдно за себя, то ли я просто чувствовала себя обманутой идиоткой? Но почему мне должно быть стыдно? Я ведь не собиралась подглядывать — кто мог подумать, что в такое время я застану у Джонатана Джиллиан, тем более что у нее такой строгий отец? Можно было ручаться, что он не знал, где сейчас находится его дочь. Однако душу саднило воспоминание о том долгом, страстном поцелуе. Может быть, Джонатан так представляет себе дружбу? Готов расточать сочувствие всем девицам по соседству, направо и налево? Только пусть тогда вычеркнет меня из списка своих подружек! Я старалась не вспоминать, как тот поцелуй согрел и воодушевил меня, всколыхнул все мои затаенные чувства, жажду любви, тепла и понимания! Как ловко он преодолел мою защиту!

Внезапно все во мне возмутилось — и от стыда или чувства неловкости не осталось и следа! Но зато это прогнало сон, и теперь не было смысла идти домой спать. Недолго думая, я свернула с дороги, которая шла вдоль побережья, и направилась в гору, к шоссе. На самом деле я не собиралась идти так далеко. Между полями шла довольно утоптанная тропинка, по которой можно было выйти как раз к заднему крыльцу нашего дома. Я прошла по ней немного и тут увидела впереди себя, на некотором расстоянии, темную фигуру. Я видела только, что это мужчина и что он что-то несет. Я машинально замедлила шаг. Не то чтобы испугалась — просто не хотела догонять этого запоздалого пешехода. Наверное, вышел ловить кроликов. А в мешке у него, скорее всего, хорьки. Я знала, сколько неприятностей доставляют кролики местным фермерам, и считала охоту на них вполне простительным браконьерством. Мужчина впереди остановился и переложил ношу в другую руку — то ли у него были слабые руки, то ли хорьки на самом деле тяжелее, чем мне казалось. Я невольно прижалась к каменной стене и сухому дереву, которое росло рядом. Так и стояла не шевелясь, надеясь, что, если мужчина обернется, я буду только черной тенью на черной стене. Он действительно обернулся, но, видимо, меня не заметил. Я постояла еще некоторое время не двигаясь, и вдруг, непонятно почему, сердце у меня начало громко стучать. А вдруг он все же увидел меня — кто бы это ни был — и решил, что я шпионю за ним? Хотя что мне за ним шпионить! Невинное браконьерство! Одиночество и безлюдье уже начало действовать мне на нервы. Я подождала, пока мужчина отойдет подальше, и потом, как последняя трусиха, побежала назад. У меня было неприятное предчувствие, что если бы я пошла дальше, то мне непременно кто-нибудь встретился бы на тропинке.

Только когда я оказалась опять на дороге к заливу, страх немного отпустил меня. Уже второй раз за вечер я почувствовала себя глупо. Подумать только — воображение играет со мной злые шутки на каждом шагу! Теперь бар «Голова короля» был погружен в темноту, но, когда я проходила мимо, от стены дома отделилась фигура, и в первый момент я чуть не бросилась бежать. Затем услышала негромкий голос.

— Лиз, что тебе взбрело в голову бродить в темноте в такое время!

Это сразу успокоило мой страх, но не возмущение.

— Я могу спросить тебя о том же самом.

— Я часто выхожу погулять ночью. А сейчас я провожал Джиллиан домой. — Джонатан сказал это как ни в чем не бывало, не зная, что я случайно подглядела сцену в его доме.

— Какой кавалер у Джиллиан!

— Не говори глупости. Девочка была расстроена — она опять поссорилась с отцом.

— А ты тут как тут — осушил ее слезы. — Я нарочно не скрывала своего сарказма — надеялась задеть его, и мне это удалось.

— Иногда я просто поражаюсь, как такая умная женщина может быть такой дурочкой. Идем, я провожу тебя домой.

— Я и сама прекрасно доберусь, без провожатых.

— Мне наплевать, нравится тебе это или нет, но я пойду с тобой.

Мы молча пошли бок о бок вверх по холму. Злость моя не проходила — перед глазами все стояла картина, как он держит в объятиях Джиллиан и мягко трется щекой о ее яркие волосы. Конечно, это не мое дело — но еще вчера ночью он так же нахально обнимал меня! Мужчины! Что за народ! Никому нельзя верить — кроме одного Дэвида.

Ночь была тихая и безветренная, как тогда, когда я смотрела из окна, а он, перегнувшись через скалу напротив нашего дома, разглядывал что-то внизу. Когда мы подошли к дому, какой-то чертенок внутри меня заставил меня подойти к калитке, которая вела к морю.

— Куда ты собралась?

— Просто хочу пойти посмотреть на залив.

— А что ты там собираешься увидеть в такой темноте, скажи на милость? — Было уже за полночь.

— Может быть, то, что ты так внимательно рассматривал.

— Не забивай себе голову всякой ерундой. Ступай домой и ложись спать. И перестань придавать значение всяким мелочам, которые того не стоят. — Голос его потерял всякую мягкость — Джонатан говорил недовольно и почти сердито.

Я подошла к самому краю скалы — я не боюсь высоты. Он схватил меня за руку, и на мгновение меня охватила паника. Я отпрянула назад и легла на землю, отвернувшись от него. Мне не хотелось, чтобы он увидел, что я испугалась.

— Дурочка, — прошипел Джонатан сдавленным голосом, — ты же могла упасть.

Какое-то время я не могла ничего сказать — так перехватило у меня горло. Что он собирался сделать: оттащить меня от края обрыва или столкнуть вниз? Не знаю — но я была уверена, что он не хотел, чтобы я увидела что-то внизу. Только почему? Что я могла там увидеть? Теперь мне непременно надо было туда заглянуть. Я подползла к краю скалы. Начинался прилив, и пенистая кромка прибоя обрамляла узкий песчаный пляж. Слева маленький залив окаймляли скалы, по которым вполне можно было вскарабкаться наверх. Справа была более крутая стена — по ней взобраться было почти невозможно. И я не сразу разглядела в тени прямо под скалами маленькую весельную лодку, наполовину вытащенную на прибрежный песок. Джонатан тоже растянулся на земле около меня, заглядывая за край скалы.

— Там лодка! — едва слышно прошептала я.

— Вижу, вижу. — Голос его прозвучал как-то странно. Словно он заранее знал, что увидит там лодку, а может быть, даже ждал ее.

— А что она там делает, интересно? — Теперь страх совсем прошел, и я не сомневалась, что он знает об этом больше, чем хочет мне рассказать.

— Откуда я знаю? — Неожиданно в его голосе послышалось облегчение. — А по-моему, я знаю, что происходит. Посмотри на другую сторону залива — и сама все увидишь.

Там, куда он указывал, было видно какое-то движение под скалой. Мужчина вытягивал из воды садок для омаров — было видно, что он тащит его с большой глубины.

— Но почему так поздно ночью?

— Наверное, браконьер. Ведь залив принадлежит твоей тетушке, правильно? Скорее всего, она имеет эксклюзивное право на отлов омаров здесь, или рыбаки должны ей платить за то, что они здесь рыбачат, откуда я знаю?

Может быть, так все и было?

— Знаешь, такое впечатление, что эти места кишат браконьерами. Я недавно видела одного, когда гуляла здесь.

— Что ты там бормочешь? — шутливо переспросил он.

Я уже пожалела, что не сдержалась и сказала лишнее, но отступать было поздно. Пришлось ему все рассказать, но, разумеется, я не призналась, что этот неизвестный охотник за кроликами напугал меня.

— Знаешь, если это был настоящий браконьер, то тебе лучше не подглядывать за ним. Браконьеры очень не любят, когда за ними шпионят. Не все жители английской деревушки такие милые и любезные, как можно подумать на первый взгляд. Могут попадаться и коварные типы. Впрочем, как и везде.

— Это я уже заметила, — съязвила я.

— Лиз. — Мы стояли у входа в дом, и я держала в руке ключи. — На самом деле я собирался зайти к вам сегодня вечером, но не успел. Ты не хочешь поехать со мной завтра куда-нибудь? Можно было бы прокатиться в Хелфорд. Там много красивых мест, ты выбрала бы что-нибудь для пейзажа.

— Нет, спасибо, я занята.

Он стоял и смотрел на меня сверху вниз, голос его прозвучал озабоченно:

— Что случилось, Лиз? Ты как-то вдруг изменилась, не пойму, в чем дело. — Не успела я опомниться, как он обнял меня.

Я вырвалась, внезапно рука моя взметнулась и довольно сильно ударила его по щеке. Затем я открыла дверь ключом и быстро вошла, захлопнув за собой дверь.

В ту ночь я долго не могла уснуть, заливая подушку слезами. То ужасное мгновение на краю скалы не выходило у меня из головы. В тот момент, когда он схватил меня за руку — что он собирался сделать? Джонатан угрожал мне или, наоборот, пытался меня спасти? Почему он не хотел, чтобы я смотрела вниз? Ведь не из-за того же браконьера на пляже? И голос у него был такой сердитый… Меня обуревали страхи и сомнения. А к Джиллиан я испытывала почти материнскую жалость.

Глава 6

В четверг я не находила себе места — не могла ничем заняться, писать мне не хотелось. Я вспомнила о Дэвиде. Однако не сочтет ли он меня слишком навязчивой, если я снова к нему приеду? Впрочем, он добрая душа. Прошел через нелегкие жизненные испытания и обрел тихую гавань. Только у меня в душе не было покоя. К счастью, тетя Хетти была так занята домом, что ничего не замечала. Живопись моя заметно улучшилась, но я уже жалела, что приехала в Трегован. Может быть, удастся под каким-нибудь предлогом вернуться обратно в Лондон? Я совсем потеряла уверенность в себе. Теперь я уже точно знала, что вокруг дома на скале происходит что-то странное. Но если так — я не могла оставить тетю Хетти одну. Я перебирала все в уме, и так и этак, — и не знала, как поступить.

Я не могла больше доверять Джонатану, но не могла и выкинуть его из головы. Зачем он только поцеловал меня тогда? Неужели я принадлежу к тем ужасным женщинам, которые не в состоянии прожить без мужчин после того, как однажды испытали любовь? Думать об этом было неприятно, к тому же поцелуй Джонатана, к моему огорчению, был еще слишком свеж в моей памяти, так же как и мой отклик, и теплая нежность, которая поднялась со дна моего сердца.

Единственным утешением была мысль о дружбе Дэвида.

Когда я приехала, Дэвид сидел в саду, спиной ко мне. И неожиданно в его опущенных плечах я заметила какое-то бесконечное отчаяние. Это открытие глубоко меня потрясло. С чего мне вдруг померещилось, что он обрел тихую пристань? При виде его усталой фигуры все мои страхи и переживания показались мне вдруг банальными и несерьезными. Я была молода, здорова, не лишена некоторых способностей — у меня было все, чтобы наслаждаться жизнью, а мне надо непременно все вывернуть наизнанку и придумать трудности на пустом месте. Да, я знала, что Джонатану нельзя доверять, что цель его пребывания в Треговане, скорее всего, не связана с работой над книгой. Что ж, возможно, когда-нибудь мне удастся выяснить, чем именно он тут занимается, — по крайней мере, я приложу к этому все усилия. И больше не стану доверять его нежностям, теперь буду с ним настороже. Все это промелькнуло у меня в голове за доли секунды, пока я смотрела на сгорбленную спину Дэвида. А теперь надо принять жизнерадостный вид, чтобы подбодрить его.

— Эй, привет! — произнесла я и увидела, как плечи немедленно распрямились. Он повернул ко мне голову — на лице была радостная, приветливая улыбка. И в этот момент меня пронзила мысль — как, наверное, было бы прекрасно, если бы Дэвид любил меня!

— Лиз, как мило, что ты приехала. Я уже начал подумывать, не заняться ли мне работой, но что-то сегодня не пишется, а теперь, раз ты приехала, у меня есть уважительная причина отлынивать.

— Если только ты действительно не против, что я приехала без предупреждения и отвлекаю тебя по пустякам.

— Разумеется, нет. Я тебе очень рад. Я как раз сегодня утром подумал — надо попросить тебя сделать рисунок моего сада. Если когда-нибудь мне придется отсюда уехать, хотелось бы, чтобы у меня осталась на память картина.

— Но ты, надеюсь, пока не собираешься никуда уезжать?

— Да нет, так просто, вдруг пришла мысль в голову.

— Знаешь, если ты сфотографируешь свой сад — получится лучше, — засмеялась я. — С другой стороны, мне хотелось бы попробовать…

Внимательно посмотрев на меня, Дэвид неожиданно признался:

— Знаешь, Лиз, сегодня на меня навалилась хандра. Так что если ты чувствуешь, что тебя это напрягает, лучше тебе уехать.

— А что такое? Что-нибудь случилось?

— Да нет, просто я не в духе. Как думаешь — сможешь ты выдержать целый день со мной и Бертом? У меня такое ощущение, что мне надо немного развеяться, выйти из скорлупы своих мыслей. Берт, конечно, чудесный друг, но я не могу сказать, чтобы он меня слишком вдохновлял.

— Дэвид, я буду только рада. А что ты предлагаешь? Куда-нибудь съездить?

— В Пензанс. Там можно хорошо поесть. Я посмотрю на людей, на сады. Последнее время я чувствую, что мне не хватает людей, впечатлений. Я очень одинок.

Но почему он выбрал именно Пензанс? Мы были там с Джонатаном, и теперь… Нет, я не позволю Джонатану все мне испортить! Я и не подозревала, что Дэвид так скучает один. А может, его плохое настроение — просто минутная слабость, которая скоро пройдет?

— Я так благодарен Джонатану, что он нас познакомил, Лиз. Ты и твои работы принесли мне столько радости! Надеюсь, ты найдешь то, чего ищешь.

Эти слова застали меня врасплох. Я и не знала, что чего-то ищу. Интересно, что?

— Да, наверное, все мы чего-то ищем, к чему-то стремимся.

— Идеальное место, идеальное общество. — Он улыбнулся мне как-то особенно вежливо. — Когда-то я думал, что слава — предел всех желаний. Я вкусил ее — ненадолго, но, скорее всего, со временем она обернулась бы горечью и разочарованием. Потом был период, когда я отчаянно боролся с судьбой. Но все это уже позади. Обрести душевный покой — вот что самое главное.

— Мне казалось, что как раз это у тебя есть.

— Да, как правило, это так. Но сегодня я что-то в бунтарском настроении. Ты сможешь приехать в следующий вторник, если хорошая погода продержится?

— Конечно. А можно я привезу мои работы?

— Я всегда рад видеть твои новые работы. Если же я буду в свинском настроении — начну критиковать каждый твой мазок. Заметь, и это при том, что сам я не в состоянии провести прямой линии.

С Дэвидом всегда было приятно разговаривать, даже если он был не в настроении.

На следующий день к нам приехала Гленн. Она была полной противоположностью моей тетушке — маленькая, пухленькая женщина сорока с небольшим лет, с копной коротко стриженных седеющих кудряшек и синими-пресиними глазами. Легче всего на свете было представить ее в окружении шумных ребятишек. Гленн смеялась часто и очень звонко и всегда готова была пошутить.

Джонатан не заходил к нам накануне вечером, и я была этому рада. Однако теперь, когда у нас появилась гостья, он явился, и не один, а со своим приятелем, Брайаном Лавгроувом.

Брайан оказался человеком среднего роста, со слегка редеющими волосами и высоким лбом. У него были внимательные карие глаза, которые, казалось, ничего не упускали. Он был заметно старше Джонатана и вел себя спокойно, любезно. Так что, если бы не Джонатан, я могла бы провести прекрасный вечер, но я постоянно чувствовала на себе его встревоженный, недоумевающий взгляд, отчего мое сердце время от времени куда-то проваливалось, а потом начинало отчаянно биться. Мне было не по себе. Я чувствовала себя глупым маленьким кроликом, который хочет бежать от опасной змеи, но не знает куда. Только когда все разошлись, я вздохнула с облегчением. Нет ничего хуже, чем пытаться весь вечер избегать чьего-то взгляда. Впрочем, я была слегка озадачена: зачем Джонатан привел с собой Брайана? Хоть он и показался мне добрым малым, но вдруг тоже очередная темная лошадка?

Гленн пришла в восторг от дома, и ей не терпелось весь его осмотреть. Ее энтузиазм придал уверенности моей несгибаемой тетушке. Не знаю, почему я до сих пор так и не рассказала ей, что ходила осматривать старые подвалы. Отчасти потому, что сначала у меня не было времени с ней поговорить, а потом я об этом просто забыла. А теперь уже было ни к чему заводить об этом разговор, и, как оказалось, я правильно сделала, что промолчала.

— Сегодня мы уже не сможем пойти в старую часть дома — там нет электричества, — объяснила тетя Хетти подруге. — Там и днем-то довольно темно. Может быть, когда ты увидишь весь дом, ты скажешь, что устраивать здесь школу — безумие.

— Хетти, что ты говоришь! Не поверю, чтобы у тебя появилась идея, которую так или иначе нельзя было бы воплотить в жизнь.

— В таком случае я хочу сказать тебе еще кое-что, о чем я не стала писать в письме. — И тетя Хетти рассказала Гленн про Дункана Стэнли. — Правда, с тех пор, как он приезжал к нам, от него больше ни слуху ни духу.

— Ты о нем еще услышишь, — пообещала я и запнулась, сама удивившись своим словам.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Сама не знаю. Если хочешь, назови это интуицией — вот увидишь, он Не отказался от намерения завладеть нашим домом.

Утром мы втроем — тетя Хетти, Гленн и я — обошли весь дом. Гленн внимательно осмотрела каждую комнату. Открыла она и заднюю дверь в старой части дома — ту самую, что выходила в сад, и мимоходом заметила, что запоры в хорошем состоянии.

— Дороти была нервная, боялась грабителей и тщательно следила, чтобы все двери в доме на ночь запирались, — объяснила тетя Хетти.

Гленн подошла к двери в подвал.

— Как получилось, что эта дверь заперта изнутри?

— Нет, просто надо ее немножко нажать — замок очень тугой, — подсказала я.

Надавив на дверь, я попробовала ее открыть, но дверь оказалась заперта. Меня словно окатили ушатом ледяной воды. Кто-то совсем недавно здесь был! Теперь уж тем более не следовало говорить тете, что несколько дней назад дверь была открыта. Да, и запоры на задней двери, ведущей в сад, были отодвинуты — значит, мне не показалось.

Тетя Хетти хмыкнула.

— Элизабет, ты не помнишь — дверь была заперта, когда мы здесь с тобой были в прошлый раз? Вообще подвалы соединены с новой частью дома. Видимо, Дороти на всякий случай закрыла эту дверь изнутри, потом прошла через подвалы и вышла в новой части дома. Наверняка в этих подвалах никто не бывал уже много лет. Я сама пока еще туда не ходила — все некогда. Но ключ от них где-то есть.

— Если они на самом деле такие обширные — только подумай, как они нам пригодятся! Там можно будет устроить спортивный зал или игровые комнаты на случай плохой погоды.

— Подожди, не спеши с выводами. Возможно, там внизу влажно.

— Надо отпереть эту дверь и посмотреть, что там. Тогда все станет ясно. Даже странно, что ты до сих пор туда ни разу не зашла.

— Видимо, утратила вкус к приключениям.

Оставалось найти ключ. Я посветила моим фонариком, а тетя Хетти попробовала все ключи на связке, но ни один из них не подошел. Наконец она вспомнила, что видела какой-то ключ в письменном столе Дороти.

— Интересно, почему Дороти держала его отдельно? Она, правда, была со странностями.

Принесли этот ключ, и дверь открылась легко, как все двери в этом доме. Я включила фонарик, но тут Гленн заметила выключатель на стене. Лестницу залил электрический свет. Ступени здесь были деревянные, с хорошими крепкими перилами. Мы спустились вниз. Помещение оказалось даже еще больше, чем я предполагала. Грубые каменные колонны подпирали балки, полы были из нетесаного камня. Мы даже обнаружили подвал для вина с огромными стойками для бутылок, но без бутылок. А потом мы прошли в дубовую дверь и попали на склад, который я видела раньше. Гленн и тетя с удивлением уставились на горы старой мебели.

— Да, нам понадобится немало времени, чтобы все здесь разобрать. Слава богу, что здесь нет еще старых матрасов, в которых обычно живут крысы. Кстати, тут абсолютно сухо, — заключила Гленн. — Вот только странно, что вся старая мебель собрана в одном месте, а остальные помещения совершенно пустые. — Она поднялась по каменным ступенькам. — Непонятно, почему они сюда провели электричество, а наверху в комнатах его нет? И ничего удивительного, что мы сразу не смогли открыть подвал. Он так тщательно запирается.

Я не стала подходить — я поверила Гленн на слово. Больше того — ничто не могло поколебать моей уверенности, что дверь была закрыта изнутри не только на замок, но и на тяжелый засов.

Мой мозг отчаянно работал. Кто-то посетил подвал после того, как я в нем побывала, а уходя, запер дверь изнутри. Но как же он тогда вышел? Значит, через другую дверь, в новой части дома, пока мы спали. Мне стало не по себе. В то же время меня охватила злость. Да что здесь, в конце концов, происходит?

Мы вернулись к деревянной лестнице, по которой спустились в подвал.

— Вообще-то, если Стэнли еще повысит цену, стоит подумать. Ты на самом деле считаешь, что это место годится для детей? Я уже начинаю в этом сомневаться. Все-таки такой обрывистый берег, океан рядом, деревьев почти нет. Может, все-таки лучше продать дом и купить что-нибудь на южном побережье? И климат там мягче, — рассуждала тетя Хетти.

Я вышла на свежий воздух. Мне надо было о многом подумать, но я не хотела ничего обсуждать с тетей и Гленн. Нет смысла все им рассказывать — они только разволнуются. Я сама потеряла из-за этого покой. У меня было такое ощущение, что, пока им ничего не известно, они в безопасности. Некоторое время я размышляла — стоит ли поехать к Дэвиду и все рассказать ему? Нет, лучше пока держать язык за зубами и обдумать все самой. Чем меньше, по мнению таинственных злоумышленников, я знаю, тем больше я смогу выяснить. Надо залить бензин в мою машину и поехать куда-нибудь порисовать. Как мне хотелось бы знать наверняка, что Джонатан не замешан ни в чем подозрительном! Но даже если он ни в чем не замешан — ему точно что-то известно. Я не знала, почему была в этом так уверена — просто женская интуиция.

Бейтс находился в мастерской и на этот раз был в более общительном настроении. Даже это возбудило мои подозрения. Имеет ли значение, что я видела его в машине вместе со Стэнли? Он протер ветровое стекло моей машины и спросил, нравится ли мне жить в доме на скале. Я ответила, что очень, и спросила, как он устроился в своем новом доме.

— Мне там удобно. Но я очень скучаю по вашей тете. Мне у них было хорошо работать, и я прослужил у нее и вашего дяди много лет.

Акцент у него был явно лондонский.

— А как поживает ваша тетушка, мистер Бейтс? Я слышала, что она больна.

— Не то чтобы очень больна, но и не слишком здорова. Возраст, знаете ли. Я провел с ней весь день во вторник на прошлой неделе. Пытался ее уговорить переехать жить ко мне, но она ни в какую не соглашается. Такая независимая.

— А она живет в Труро, кажется?

— Нет, мадам, вы ошиблись. Она живет в Фоуи. — Он посмотрел мне прямо в глаза. Взгляд был стальной, холодный, и я поняла, что совершила ужасную ошибку. — А с чего вы взяли, что она живет в Труро?

— Кажется, мне кто-то говорил, что вы поехали в Труро проведать вашу тетушку.

— Нет. У нее небольшой домик в Фоуи, недалеко от гавани.

Ах ты лгун, подумала я. В прошлый вторник ты был в Труро, я видела тебя с мистером Стэнли. Однако выражение его лица предостерегло меня, что лучше больше ни о чем не спрашивать.

— А вы знаете, что мистер Стэнли предлагает купить у нас дом?

— Мистер Стэнли? Вы имеете в виду старого друга ваших дяди и тети? Да, он часто бывал там, и ему там всегда очень нравилось. Хотя дом, конечно, великоват для одинокого джентльмена.

Манеры Бейтса были образцом корректности. Но я порадовалась, что он не мог видеть меня тогда, в Труро. Если я его подозревала, то тем более нужно было, чтобы он об этом не догадывался.

Когда я уже садилась в машину, к мастерской подъехал Брайан Лавгроув.

— Отправляетесь куда-нибудь на натуру?

— Да, жаль пропускать такой хороший день.

— Куда именно?

— Думала поехать в Ньюлин.

— Не будете возражать, если я поеду за вами? У Джонатана случился приступ трудолюбия, он засел за работу. Но я не стану напрашиваться, если вам хочется побыть одной.

Мне, конечно, хотелось сказать, что я мечтала поработать в одиночестве, чтобы на досуге все хорошенько обдумать. Но возможно, мне удастся что-нибудь выведать о том, зачем он приехал.

— Конечно, я не против. Меня нисколько не смущает, когда кто-нибудь наблюдает за моей работой.

Он предложил перебраться к нему в машину, а мою малышку оставить у мастерской. Мимо нас прошла Джиллиан. Я помахала ей, но она только коротко кивнула и отвернулась. Я явно не была ее любимицей.

По дороге Брайан говорил о Корнуолле. Сказал, что дом на скале показался ему интересным. Однако получить от него какую-нибудь информацию мне не удалось. Я спросила, как долго они знакомы с Джонатаном, он ответил — несколько лет. При въезде в Ньюлин я заметила небольшой домик, который мне захотелось нарисовать, поэтому вышла и поставила мольберт. Брайан оставил меня писать и куда-то уехал. К тому времени, когда он вернулся, я уже сделала набросок карандашом. За кофе с бутербродами мы болтали о всякой всячине, и я между прочим спросила, чем он занимается на военной службе. Брайан усмехнулся:

— Заполняю бланки и стараюсь быть вежливым с посетителями.

— И за это получили такой долгий чудесный отпуск?

— Я долго не брал отпусков и работал без выходных. — Он явно не очень-то хотел говорить о своей работе. Впрочем, кто любит об этом говорить? — Надо будет попросить вашу тетю показать мне как-нибудь дом. Мне это очень интересно. Возможно, отчасти потому, что сам я живу в современном многоквартирном доме и комнатки у меня маленькие, как квадратные коробочки. Никаких укромных местечек, никаких щелей — никакой старинной романтики.

Это было единственное признание, которое я от него услышала за всю поездку. Не то чтобы Брайан был замкнут — он все время говорил, но при этом о себе ничего не рассказывал. По дороге домой у меня даже возникло ощущение, что он пытается что-то из меня вытянуть — точно так же, как я надеялась что-нибудь вытянуть из него.

Я забрала в мастерской свою машину. Бейтса нигде не было видно, но, проезжая мимо его домика, я увидела мастера в саду — он копался в грядках. Я остановила машину около изгороди и вышла со словами:

— Ваш сад выглядит очень красиво. — Единственное, что пришло мне в голову для начала разговора.

— Да, — откликнулся он.

Мяч оказался опять на моей стороне, и признаться, я не знала, как продолжить беседу.

— Тетя Дороти, наверное, очень ценила ваши услуги, — пробормотала я совсем уж некстати.

— Очень на это надеюсь, — отозвался он с преувеличенным пафосом и продолжил вырывать сорняки.

В этот момент краем глаза я увидела, что по дороге в нашу сторону идет, Джонатан.

— Кстати, вы не знаете, моя тетя давала Трегарту разрешение ловить омаров в нашем заливе? — Я даже не знала, был ли тот человек, которого мы видели вчера, Трегартом.

Некоторое время Бейтс продолжал работать, не поднимая головы. Но когда оторвался от грядки и посмотрел на меня, выражение его глаз заставило меня внутренне содрогнуться — словно он пытался что-то просчитать. Но что?

— Понятия не имею, мадам, ваша тетя никогда не обсуждала со мной дела.

— Привет, Бейтс, все работаешь? — донесся веселый беззаботный голос Джонатана. Он производил впечатление человека, который только и делает, что гуляет и ищет с кем бы поболтать.

— Ну, мне пора. — Я открыла переднюю дверцу своей машины.

— Не подбросишь меня до вершины холма? Я хотел зайти в гости к твоей тете. Кстати, Брайан как будто остался доволен вашей совместной поездкой. Сейчас он отдыхает. А я весь день работал как проклятый.

Конечно, я была готова на все, лишь бы не сажать Джонатана в машину, но не смогла ему отказать.

— А зачем это ты расспрашивала Бейтса про ловлю омаров? — спросил он, когда я заводила мотор.

— Потому что хотела знать. А что, нельзя?

— Не понимаю, какое тебе до этого дело? Если он даже будет ловить омаров в вашем заливе, а не в каком-нибудь другом. — Джонатан проговорил это как бы между прочим, чуть насмешливо, словно считал меня занудой, которой до всего есть дело.

— Но ведь это браконьерство.

— У тебя одни браконьеры на уме.

— Но ведь ты сам предположил, что он ловит омаров незаконно.

— Разве? Видимо, не нашел ничего умнее, что сказать в тот момент.

Я промолчала, но про себя подумала, что Джонатан не спросил меня, почему я решила, что это был именно Трегарт. Может, потому, что знал это наверняка?

Добравшись до дома, мы увидели, что перед входом стоит роскошная машина мистера Стэнли. Я взглянула на Джонатана — и увидела на его лице очень странное выражение. Оно было настороженным, словно ему не понравилось то, что он увидел.

— О, у вас гости. Не буду беспокоить твою тетю.

Но от меня не так-то легко было отделаться. Обычно он не избегал встреч с людьми, и потом — почему у него такой встревоженный взгляд?

— Что за ерунда! Она всегда рада тебя видеть. К тому же я уверена, что мистер Стэнли долго не задержится.

— Ну хорошо, — пробормотал Джонатан, словно отправлялся на нелегкую битву, и улыбнулся. — Пожалуй, ты права.

И тут я увидела его глаза. Взгляд был такой же стальной и твердый, как у мистера Бейтса.

Глава 7

К ночи поднялся ветер. Даже с другой стороны дома был слышен рев океана. Волны с грохотом разбивались о скалы. Я не могла уснуть, прислушиваясь к ужасным завываниям бури. Мне казалось, что под следующим порывом ветра наш дом не выдержит, рассыплется в прах, а я окажусь под его руинами.

Утром океан все еще был неспокойным, в доме был слышен его тревожный рев. Только тогда стало понятно, почему вокруг сада выстроена такая крепкая каменная стена. Если бы не она, сад давно уже разметало бы — впрочем, несмотря на защиту стены, он находился в плачевном состоянии.

За завтраком все мы довольно бледно улыбались друг другу. Похоже, никто из нас не спал в эту ночь, за исключением разве что Мэри. Чтобы ее потревожить, нужно, как минимум, землетрясение.

— В такую погоду мне начинает казаться, что я должна была бы ухватиться за предложение Стэнли не раздумывая, — призналась тетя. — Если вдуматься, подходящее ли здесь место для детей?

— Да, правда, я слышала, что на Атлантике бывают довольно сильные штормы, но мне кажется, сегодня ночью было что-то особенное. К тому же дети обычно крепче, чем мы думаем. Может быть, маленьким негодяям это, наоборот, покажется захватывающим приключением. — Казалось, Гленн такие мелочи, как шторм, не беспокоили. — А если такая погода будет стоять несколько дней подряд, мы будем использовать подвал под игровые комнаты. Мы ведь еще их до конца его осмотрели.

Тетя Хетти с Гленн собирались на утреннюю службу в Труро. Сначала я хотела поехать с ними, но потом передумала и осталась дома, под тем предлогом, что хочу закончить одну картину. Тетя спросила, не буду ли я возражать, если Мэри поедет с ними. Я не возражала, но воспротивилась сама Мэри. Надо же готовить завтрак! Гленн отказалась от завтрака, заявив, что они перекусят в Труро. Тетя была уверена, что я тоже прекрасно обойдусь без помощи Мэри и сама смогу приготовить себе обед. Если погода улучшится, они потом поедут куда-нибудь покататься. Такой план меня вполне устраивал.

Я натянула на рамку новый холст, а как только это сделала, зазвонил телефон. Это был Дэвид. Голос его звучал бодро, как обычно. Видимо, слабость и тоска прошли.

— Я помню, что мы договорились с тобой встретиться во вторник, если погода позволит, но сегодня я в отличном настроении, и мне очень не хватает хорошей компании. Как ты думаешь, ты можешь привезти ко мне завтра твою тетю с ее подругой? К тому же есть повод кое-что отпраздновать — я почти уже закончил первый вариант новой пьесы.

— Дэвид, как я за тебя рада! Уверена, они с удовольствием примут твое приглашение. Тетя Хетти давно уже хочет с тобой познакомиться. Гленн тебе тоже понравится — она милая и совсем не похожа на строгую учительницу.

— Это надо понимать так, что твоя тетя похожа? — усмехнулся он.

— Нет, конечно. Но для меня она просто тетя — моя милая тетя Хетти.

Мы еще немного поболтали, и я подумала, как ему сейчас, должно быть, одиноко в его пустом бунгало. Я забыла спросить, не пострадал ли его чудесный сад во время урагана, но надеялась, что он достаточно хорошо защищен высокой стеной и не подвергся особому разрушению. Едва мы закончили разговор, как позвонили в дверь. Я открыла ее и увидела, что ветер начал понемногу стихать, — видимо, самый страшный разгул стихии остался позади. На крыльце стоял помощник Бейтса Эрни Шоу с широкой улыбкой на лице.

— Ваша машина в полном порядке. Мотор работает бесшумно, как во сне. Если хотите, я загоню ее в гараж.

— Да, пожалуйста, Эрни. Только поставь ее, пожалуйста, ближе к стенке. У нас сейчас гостит подруга моей тети — у нее своя машина.

— Там много места, две машины легко уместятся. Гараж большой. Когда мистер Карфорд был жив, они держали две машины — «ягуар» и «минц».

Вот еще информация к размышлению. Дороти и Генри явно ни в чем себе не отказывали. Когда Эрни ушел, я взяла в ящике письменного стола ключи от подвала, прихватила с собой карманный фонарик и, спустившись в подвал, направилась прямиком к дубовой двери. Сегодня даже в подвале был слышен отдаленный рев океана. Когда я прошла в дубовую дверь, он затих и стал почти неразличим. Интересно, почему? Я снова вышла через дверь — опять стал слышен шум океана. Я обошла все помещение и осмотрела стены. Все они казались на первый взгляд абсолютно ровными, без дверей и окон. Возможно, конечно, какая-нибудь дверь была заставлена старой мебелью. Но если так, мне все равно одной ее не сдвинуть, к тому же я была уверена, что эту мебель не двигали уже долгое-долгое время. Меня заинтересовал старый комод у стены. Он оказался пустой, зато когда я открыла ближайший сундук — из него пахнуло густым запахом нафталина. В сундуке лежали старые портьеры, переложенные листами газеты. Я представила себе их на фоне светло-серых стен, с ковром цвета тусклого золота на полу, креслами оливкового оттенка и, увлекшись, забыла, зачем сюда спустилась — ведь собиралась проверить замки на другой двери, ведущей из подвала. Но вместо этого вернулась в свою комнату и принялась делать наброски гостиной — главной моей задачей было создать фон для великолепных старых портьер, лежащих в сундуке. Я изобразила их спадающими мягкими складками от потолка до пола. Получилось красиво. Мне захотелось, чтобы тетя поскорее увидела мой рисунок, и в это время раздался звонок в дверь.

На пороге стоял Джонатан, его густые волосы были взъерошены ветром, щеки горели от быстрой ходьбы — видимо, он поднимался к нам наверх почти бегом.

— Ну и погодка, — начал он. — Мне казалось, что у нас крышу сорвет. Такого ветра не было уже несколько лет, это точно. Кстати, на побережье много разрушений. Ты не собираешься хотя бы из вежливости пригласить меня зайти?

— В доме, кроме меня, никого нет. Все уехали на службу. Странно, что тебе об этом не донесли.

— Мои информаторы сегодня носов не высовывали из дома. Все равно ты могла бы меня пригласить. Или тебя это скомпрометирует?

— Не думаю, что такие мелочи, как репутация порядочной женщины, имеют для тебя значение. — Особенно если вспомнить, как той ночью он держал в объятиях Джиллиан.

— Ты не поверишь, как трепетно я отношусь к репутации женщин — или к своей собственной, даже не знаю.

Я ничего не ответила. Кинув взгляд на часы, я увидела, что уже четыре часа. Значит, я пропустила не только завтрак, но и обед. Повернувшись к нему спиной, я направилась на кухню, предоставив ему самому зайти и закрыть за собой дверь.

— Собираюсь пить чай, — проскрипела я не особенно любезно. — Будешь со мной?

— Невзирая на тот факт, что тебе было бы приятнее на моем месте видеть кого угодно, хоть самого Вельзевула, я все же побалую себя чашечкой горячего чая.

Когда я увлекаюсь чем-то, то могу совершенно забыть про еду, но потом мой здоровый аппетит возвращается и берет свое. Так случилось и на этот раз. Я достала и разогрела вчерашние пончики, потом заварила чай. Оставался еще небольшой кусок фруктового пирога. Мы поели на кухне, почти не разговаривая. Я нарочно держалась холодно, хотя и понимала, что веду себя как глупая школьница. Если я хочу выяснить, почему дверь в старой части дома была сначала закрытой, а потом оказалась открытой — так вести себя не годится. Но я не могла просто играть роль. Что ему известно? И известно ли ему вообще что-нибудь? Когда мы закончили пить чай, я вдруг вспомнила, что он отвлек меня от наброска нового декора гостиной. Мне не терпелось его доделать.

— Мне нужно закончить работу. Я не отказала тебе в гостеприимстве, а теперь прости, некогда. Тетя вернется не раньше вечера, если ты пришел к ней. К тому же у тебя тоже в доме гость.

— Брайан куда-то уехал по своим делам на весь день, несмотря на непогоду. И на самом деле я пришел к тебе. Хотел спросить, не хочешь ли ты сегодня поужинать со мной. Если ты, конечно, не собираешься пойти в церковь на вечернюю службу. Можно было бы съездить в Фалмут. Может быть, там кинотеатр открыт.

Я не могла себе представить такой неслыханной наглости с его стороны. Но потом вспомнила: ведь он не знает, что я случайно подглядела в окно его дома — как он с любовью держал в объятиях Джиллиан и терся щекой о ее волосы. Оказалось, что пощечина, которую я ему залепила, не произвела на него никакого действия. Но что было хуже всего — на самом деле мне очень хотелось поехать с ним, очень! Я попалась на его беспечное обаяние, как это было у меня когда-то с Гэри. Собрав последние силы, я улыбнулась:

— Прости, Джонатан, не могу. У меня много дел. Может, пригласишь лучше Джиллиан? Мне кажется, ей здесь очень скучно, почти никаких развлечений.

Его ухмылка стала совсем нахальной.

— Джиллиан занята другим.

Его сходство с Гэри сразу же исчезло. Гэри спросил бы, при чем тут Джиллиан — ему нужна была только я, больше его никто не интересовал. Джонатан вел себя более дерзко, играл в опасную игру. Я готова была снова влепить ему пощечину.

— Ну, найди тогда еще кого-нибудь, не знаю, или поезжай один! — Я проскочила мимо него в гостиную, зная, что он войдет следом за мной, и взяла мой блокнот.

— О, планы по переделке, — заметил Джонатан. — Интересно. Черт возьми, а выглядит неплохо. Откуда ты взяла идею для этих занавесей?

— Видела кое-где, — пробубнила я. Мне не хотелось ему рассказывать, что я рылась в подвале. И вдруг я поняла, как важно не выдать ему как-нибудь невзначай моих подозрений.

Он схватил меня за плечи и повернул лицом к себе.

— Лиз, я не пойму, что с тобой случилось. В тот день, который мы провели с тобой, мне показалось, что между нами возникло понимание. И вдруг, безо всякой причины, ты так переменилась. Что произошло?

Он говорил искренне, с неподдельной тревогой, а я не смела посмотреть ему в лицо, — колени у меня подгибались, голова шла кругом. Я стояла, отвернувшись от него, держала в руках блокнот и старалась мыслить ясно. Может быть, все это только мое воображение? Кто он? Чего мне от него ждать? И вдруг поняла, как мне важно узнать о нем правду, любой ценой — какой бы жестокой она ни оказалась.

— Хорошо, Джонатан, не будем больше ссориться. Прости, что не сдержалась и ударила тебя по щеке прошлой ночью. Просто, знаешь, я, видимо, чувствовала себя неловко и выместила это на тебе. На самом деле я не из тех, кто обнимается и целуется со всеми подряд в машинах, так что мне потом было ужасно стыдно.

— Господи боже, да неужели ты считаешь, что я такой? Я сам никогда так не делаю.

Да, мстительно подумала я, а как же Джиллиан?

— Хорошо, давай все забудем, договорились? Припишем все тому, что ночь была чудесная, мы приятно провели день, мне вдруг стало одиноко, может быть, и тебе тоже…

Он убрал руки с моих плеч и, взяв меня за подбородок, поднял мое лицо.

— Хорошо, давай об этом забудем и начнем все сначала. Конечно, мне не следовало так делать, но сидеть рядом с тобой в машине — это было слишком большое искушение. — Джонатан вдруг улыбнулся, тепло и дружески. — Ты ведь даже не представляешь, какая ты была трогательная и красивая в лунном свете, а по щекам у тебя катились и блестели слезы.

Может быть, глупо его в чем-то подозревать? Ведь может быть и так, что Джиллиан сама пришла к нему домой и бросилась ему в объятия без всякого приглашения с его стороны? Она ведь совсем юная, наивная, ей трудно совладать с собой. А тогда, на скале, он не был в ярости и, уж конечно, не собирался столкнуть меня вниз. Все это игра моего воображения.

— Хорошо, договорились.

— Тогда давай заканчивай эскиз, а я пока пойду помою чашки, и поедем.

Я написала тете Хетти записку — куда я уехала, сообщила, что буду, возможно, поздно, и оставила записку вместе с эскизом в гостиной на столе. И еще написала ей про приглашение Дэвида на завтра.

Снова пошел дождь, и Джонатан пошел за своей машиной — сказал, что нам с ним нет смысла мокнуть. К тому же он хотел переодеться. Вернулся он почему-то на машине Брайана.

— Брайан уже дома. Сказал, что моя машина для дамы не годится. Я попробовал уговорить его поехать с нами, но он заявил, что у него гора писем, на которые нужно было ответить еще месяц назад. И еще что в кино он может сходить и в Лондоне, а свой драгоценный отпуск на это тратить не желает. Вот, к вопросу о высокомерии столичных жителей. Иметь такого гостя — сущее наказание! — Но расплывшаяся по лицу ухмылка выдавала, как Джонатан рад, что Брайан не поехал с нами.

В этот вечер не произошло ничего интересного. Мы долго сидели за ужином, и я старалась ни о чем не думать, внушая себе, что Джонатан просто скучает в деревне и хочет немного развеяться. Он говорил о музыке, о том, как любит слушать Шопена. Когда мы расстались около моего дома, я не могла решить — какой же Джонатан настоящий. Может быть, ему не хватает чувства ответственности и из-за этого он оказывается в сложных ситуациях?

Тетя и Гленн с радостью приняли приглашение Дэвида. Когда на следующее утро мы отправились в путь, ветер почти утих и солнце пыталось пробиться сквозь облака. Подъехав к бунгало Дэвида, мы увидели на дорожке машину Брайана. Значит, сегодня мы здесь не единственные гости. Я старалась не слишком радоваться при мысли, что если Брайан здесь, то может быть, и Джонатан с ним.

Почти уродливое лицо Берта светилось несказанной радостью — он обожал гостей. Наверное, ему тоже не хватало блеска и оживления столицы, лондонских огней, и только преданность Дэвиду удерживала его в этой глуши. Я услышала голос Джонатана и смех Дэвида. Его любили не только женщины. Гэри, мой первый муж, не пользовался большой популярностью у мужчин. Странно, почему я все время их сравниваю? Может быть, мне хочется, чтобы Джонатан оказался непохож на него, чтобы я могла доверять ему?

Помимо трех мужчин, в доме находилась Джиллиан, похожая на наяду в своем любимом зеленом платье и с огненными волосами, распущенными по плечам.

Я была так рада, что глаза Дэвида снова светятся счастьем, что наклонилась и поцеловала его в щеку.

Джонатан тут же хмыкнул:

— Нет, скажи, чем я хуже тебя, Дэвид? Сколько ни стараюсь, сколько ни расточаю обаяния, ко мне никто не кидается с поцелуями. В чем причина?

Дэвид протянул руку моей тете:

— Можете нас не представлять. Вы, конечно, тетушка Элизабет. Поразительное сходство. А вы мисс Фармер, не так ли?

Джонатан сидел на плетеном диванчике канапе. Я подошла и села рядом с ним. Потом перевела взгляд на Джиллиан. В ее прекрасных глазах застыла нескрываемая грусть. Господи, ну хоть бы она не была так наивна и непосредственна! В чем дело? Или Джонатан уже рассказал ей, что вчера мы с ним ездили ужинать? Или ей разбивает сердце то, что я села рядом с ним? На выручку пришел Брайан. К моему немалому удивлению, ему удалось разговорить Джиллиан, причем о книгах. Я прислушалась — они увлеченно спорили о Книге Исхода. Книге, которую сама я так и не удосужилась прочитать.

Вскоре разговор стал общим.

— Нам с Джиллиан нравятся одни и те же книги, — сообщил нам Брайан. — Но воспринимаем мы их по-разному. Хотя довольно необычно, чтобы молодая красивая девушка так много читала.

Джиллиан покраснела до корней волос.

— Я много читаю, потому что больше ничего не умею делать.

— Но чтобы читать и понимать прочитанное, нужно немало ума, — возразил Брайан.

Джиллиан была смущена, но было видно, что ей очень приятно. Наверное, нелегко быть такой красавицей, вдруг подумала я. Мужчины воспринимают только внешность и считают, что раз есть красота, то ум ни к чему. Дэвид гордо улыбнулся, словно похвалили его любимого ребенка.

— Да, Джиллиан очень умная девочка. Я постоянно твержу, что ей надо учиться. Просто жаль, что она тратит здесь попусту время.

Джиллиан пробормотала что-то насчет того, что не может сосчитать, сколько будет дважды два. Дэвид на это радостно усмехнулся и заявил, что сам не может сложить два и два, зато не говорит так бегло по-французски, как она. И прибавил, что жаль не использовать такой природный талант к языкам.

Так открылась еще одна тайна. Значит, Джиллиан знает языки, но почему-то предпочитает жить в деревне? Интересно, известно ли Джонатану об этих ее скрытых талантах? Было трогательно видеть, как Джиллиан расцвела от похвал Дэвида. Пару раз она покосилась в сторону Джонатана, словно надеясь, что тот тоже что-нибудь скажет, но он лишь дружески ей улыбнулся.

Когда мы собирались уходить, Дэвид спросил:

— Лиз, так наше свидание на завтра остается в силе? Я подумал, что, если не будет дождя, тебе захочется порисовать.

— А если пойдет дождь — будет прекрасный предлог побездельничать. — Я старалась не смотреть ни на Джонатана, ни на Джиллиан. Что я делаю в мое свободное время, никого не касается.

— Тогда мы с Бертом заедем за тобой в одиннадцать.

Тетя Хетти была заинтригована моим эскизом будущего убранства гостиной, и наутро мы с ней отправились в подвал посмотреть портьеры, которые я обнаружила в сундуке. Она заявила, что, если удастся на самом деле оформить гостиную в таком стиле, это наверняка произведет благоприятное впечатление на родителей будущих учеников. Впрочем, она так и не сказала, что решила по поводу предложения Стэнли.

— Нам с тобой и Гленн надо будет обсудить всерьез, что делать дальше. Если мы надумаем остаться здесь, прежде всего необходимо будет переделать старую часть дома, включая подвалы. Кстати, здесь можно устроить библиотеку.

Разговор шел в подвале; я прислушивалась, но не различала даже отдаленного шума океана. Был отлив, и волны уже не разбивались о гранитные скалы побережья.

Дэвид с Бертом явились точно в одиннадцать, минута в минуту. Я села в машину, нагнулась и поцеловала Дэвида в щеку — сердце у меня перевернулось. В Дэвиде было какое-то величие. Конечно, он не вызывал у меня таких бурных эмоций, как Джонатан. Это было нечто совсем другое, но я знала наверняка, что, куда бы ни уехала и что бы потом ни произошло в моей жизни, я никогда не смогу его забыть. Не то чтобы я хотела всегда быть с ним, стать спутницей его жизни — нет, ничего подобного. Просто он как будто излучал тепло, какое-то лучезарное сияние. Мне так хотелось, чтобы он был счастлив, чтобы получал радость от жизни.

Мы почти доехали до Пензанса, когда снова принялся моросить мелкий дождь. Переглянувшись, мы с Дэвидом рассмеялись.

— Да, ты угадала — тебе так или иначе не пришлось бы работать. Берт, поставь машину в самом красивом месте, какое увидишь, — чтобы был виден океан, и позаботься о еде. Найди место, где можно поставить мое кресло. Не буду пытаться идти сам — чтобы не смущать людей. Все же зрелище не из приятных.

Рядом с Бертом на переднем сиденье лежал складной стульчик.

Берт вышел из машины, а мы с Дэвидом то болтали, то просто сидели молча, как старые друзья. Было тепло и безветренно, дождик уютно стучал по машине. Мы открыли окна и с удовольствием вдохнули влажный пахучий воздух. Наверное, я первая заговорила о Джиллиан, хотя точно не помню. Несмотря на все загадки нашего дома и его подвалов, несмотря на мое растущее увлечение Джонатаном и упрямство Дункана Стэнли, эта девочка не выходила из моей головы. Она была для меня загадкой. То, как она отозвалась на внимание Брайана к ее увлечению книгами, стало для меня откровением. Недовольное выражение сошло с ее лица, и я неожиданно поняла, что с ней может быть очень интересно. У нее был свой мир, хотя при этом она бродила одна, ни с кем не общалась и дичилась в обществе. Мне показалось, что у нее вообще нет друзей в деревне. Я никогда не видела ее ни с кем, кроме Джонатана. Неужели она совсем никуда не ходит — только в гости к Дэвиду?

— У нее правда есть способности к языкам или ты просто хотел подбодрить ее?

— И то и другое, но она действительно легко осваивает языки. У нее хороший слух, ей легко дается произношение. Когда я с ней познакомился, мы с Бертом снимали комнаты в «Голове короля» — в то время мое бунгало только строилось. Иногда она так мило шутила, изображая разные акценты, что я смеялся до колик в животе. Наверное, Джиллиан специально хотела меня развеселить, потому что тогда я был в ужасном моральном состоянии. А она как раз бросила коммерческий колледж и вернулась в деревню, у нее было время обратить внимание на беспомощного калеку…

— И она махнула рукой на свое образование? Решила бросить колледж и сидеть дома? — Меня раздражали такие люди. — Ведь Джиллиан могла бы неплохо устроиться на работу со знанием иностранных языков.

— Да, я пытался ее в этом убедить, но она, глупенькая, считает, что у нее ничего не получится. Решила остаться здесь навсегда.

— Что ж, это естественно — если учесть, что тут живет мужчина ее мечты.

Дэвид промолчал. Я смотрела вдаль — океан отсвечивал под дождем маслянистым блеском.

— Это всего лишь первая влюбленность — наивное полудетское увлечение, которое быстро проходит. Надеюсь, в скором времени Джиллиан поймет это и попытается как-то иначе устроить свою жизнь. Ей надо бывать в обществе, где она могла бы встретить других молодых людей, вращаться, излечиться от неуверенности в себе.

Вернулся Берт и сел на водительское сиденье.

— Нашел небольшой симпатичный ресторанчик, где мы можем перекусить. Я попросил их передвинуть столы, чтобы могло проехать кресло.

Когда Берт завел машину, я вдруг почувствовала, что злюсь на Дэвида и на его чрезмерную деликатность. Почему он так боится смутить окружающих?

— Знаешь, Дэвид, временами ты просто выводишь меня из себя. Я уверена, что если бы даже какая-то женщина полюбила тебя, ты отказал бы ей в праве на счастье — только потому, что она, видите ли, жертвует собой ради тебя. В чем-то ты очень великодушен, а в чем-то — отвратительно мелочен. В глубине души я даже начинаю подозревать, что тебе нравится роль счастливого мученика.

— Нет, Лиз, ты не права. Никто не имеет права ставить другого человека в такое положение, чтобы он чувствовал себя обязанным перед тобой по гроб жизни. Этого надо избегать всеми силами. Кстати, я очень рад, что не был женат до аварии. Для любой женщины это была бы невыносимая ситуация.

— Такое отношение мне кажется несправедливым и очень глупым.

— Лиз, как ты строга! — усмехнулся Дэвид. — Мужчине трудно будет с тобой справиться и отстаивать свое мнение.

Глава 8

Когда я вернулась домой, в гостях у нас были Джонатан и Брайан.

— Хорошо прошел день? — приветствовал меня широкой улыбкой Джонатан.

— Да, спасибо. День был чудесный, похоже, солнечная погода продержится какое-то время. Завтра мне надо будет наконец поработать.

— А сегодня не удалось?

— Нет, сегодня весь день прошел в великолепном безделье. Дэвид как-то так на меня действует, что не хочется ничего делать. Хочется просто беспечно наслаждаться его обществом.

— Да, он отличный парень. Хотя, по правде говоря, ему нужно жениться и завести семью. Он так много способен дать.

Я была поражена: Джонатан говорил так, словно прочитал мои мысли.

— А где ты завтра планируешь писать? — спросила меня тетя Хетти, поднимая глаза от своего вязанья.

— Я еще не решила, но надо будет поискать какое-нибудь местечко.

— А давай поедем завтра на пикник. Все-таки у Гленн и Брайана отпуск. Они так мало знают Корнуолл, почти ничего здесь не видели. Мы могли бы съездить в Тинтагель. А пока ты будешь писать акварели, мы пойдем погулять по Камелфорду. Завтра как будто обещали солнечную погоду.

Если бы это предложил кто-нибудь другой, а не моя тетя, я постаралась бы отказалась под любым предлогом. Мне хотелось побыть одной, обдумать все, что накопилось за последнее время, однако не принять ее приглашение было бы невежливо. Мы договорились отправиться утром пораньше, и даже Мэри не стала говорить, что у нее дела по дому, а с удовольствием согласилась поехать с нами. Я уснула сразу же, как только голова моя коснулась подушки.

Видимо, пару часов я проспала, как ночной сторож, и вдруг проснулась. Было два часа ночи. Некоторое время я лежала не шевелясь, и могу поклясться — уши у меня вытянулись в длину, но я не слышала ни звука. Бог знает что на меня нашло, но я выбралась из постели и завернулась в халат, но тапочки надевать не стала. Я пошла на кухню и первым делом подошла к кладовке. В прошлый раз подозрительный звук, будто захлопнулась дверь, доносился оттуда. Сейчас все было тихо. Я решила, что со мной творится что-то неладное. И если бы я не обнаружила случайно дверь сначала закрытой на замок, а потом открытой — можно было бы подумать, что мне все это померещилось. А вдруг тетя Хетти или Мэри спускались сюда и потом просто забыли про это или решили об этом не говорить? Да, так, скорее всего, и было. Вот и ответ. Как же это не пришло мне в голову раньше? Я ведь спускалась в подвал одна и никому об этом не сказала. Вот и они могли поступить точно так же.

В этот момент позади меня раздался какой-то шорох, и я подпрыгнула от неожиданности.

— О, Лиз, прости, не хотела тебя напугать. Мне показалось, что здесь кто-то ходит.

Это была Гленн, и вид у нее был до забавного растерянный.

— Я не могла уснуть и спустилась выпить молока с печеньем. Знаешь, ночами иногда бывают такие приступы голода! — Я усмехнулась и увидела, что она смотрит на мои босые ноги.

— Но странно — как я могла тебя услышать, если ты босиком?

— Наверное, от сквозняка дверь слишком громко хлопнула. Хочешь молока?

— А там хватит на двоих?

— Конечно! Тетя Хетти всегда держит большой запас молока. Она считает, что оно мне полезно. Говорит, что я слишком худая и мне надо набирать вес. — Я болтала без умолку, только чтобы что-нибудь говорить. Значит, Гленн тоже что-то слышала? Но что? Я не хотела ее спрашивать. Нет смысла делиться с ней моими подозрениями, иначе она станет такой же нервной, как я. Одной подозрительной сумасшедшей в доме более чем достаточно. Я уже убедила себя, что на самом деле, видимо, дверь отперла либо Мэри, либо тетя Хетти, а потом они ее заперли и забыли об этом. Так что ничего удивительного или загадочного в этом нет. И все же я была рада, что Гленн спустилась ко мне в кухню. С ней было как-то спокойнее.

Мы выпили молоко и пошли спать. И все же я еще долго ворочалась, размышляя. Этот дом все же слишком большой, и чем скорее его наполнят веселые шумные ребятишки — тем лучше. И хорошо еще, что я никому не рассказала о моих подозрениях. Можно представить, как глупо я бы тогда выглядела! Воображаю, как хмыкнула бы на это тетя! Нет, вряд ли она спускалась одна в подвал — иначе знала бы, что там есть электрическое освещение. Значит, это была Мэри. «Перестань, наконец, вспоминать про все эти запертые и незапертые двери!» — рассердилась я на себя и принялась думать про Бейтса, про то, как видела его в машине со Стэнли, который так настойчиво хочет купить наш дом, про Трегарта и его незаконную ловлю омаров в нашем заливе, про Джиллиан и Джонатана… Когда я наконец уснула, мне показалось, что будильник прозвонил почти в тот же момент.

Утро выдалось замечательное. Я втайне боялась, что Джиллиан попытается получить приглашение на наш пикник, но опасения мои оказались напрасны. Сказать, что для меня это было облегчением, — все равно что ничего не сказать. Целый день видеть эти огромные несчастные глаза — на это у меня не было сил. Я и так была выбита из колеи бессонной ночью, однако твердо решила насладиться праздником. Солнце ярко светило, с разных сторон слышались радостные голоса детей, и я радовалась, что никому ничего не рассказала про свои ночные страхи и подозрения. Сейчас все это казалось глупым. Скорее всего, я придавала значение пустякам, которые ровным счетом ничего не значили. Даже то, что я видела Бейтса в машине со Стэнли, тоже еще ни о чем не говорит. Бейтс, правда, солгал, но что в этом такого? Может быть, он просто не хотел, чтобы все знали, что ему известно о намерении Стэнли купить дом?

Мы осмотрели в Тинтагеле все, что было можно. Гленн пришла в восторг от всего увиденного. Но после плотного обеда на меня навалилась бессонная ночь — глаза у меня начали слипаться. Я надеялась, что, когда остальные уедут в Камелфорд, мне удастся немного вздремнуть. Я поставила мольберт возле входа в замок, так что через ворота был виден океан, предоставив остальным собирать корзины с остатками обеда. Когда все было убрано и отнесено в машины, я с облегчением вздохнула. Наконец все уехали. Я надеялась найти какой-нибудь тихий уголок, чтобы подремать.

— А не поспать ли нам немного? — Голос Джонатана раздался прямо у меня за плечом.

Я вздрогнула и обернулась, нахмурив брови.

— Я думала, ты уехал.

— Все уехали, кроме меня. — Джонатан убрал несколько камушков, сложил ковер ровным прямоугольником и расстелил его на земле. Затем бросил на него подушку.

Он что, собирается смотреть, как я пишу, пока не заснет? Черт побери, как некстати!

— Я сказал им, чтобы они не возвращались за нами. Брайан оставил свою машину, мы сможем вернуться домой на ней. На твоем месте я тоже немного поспал бы. У тебя такой вид, будто ты сама всю ночь рыбачила в заливе, причем незаконно.

— Ерунда какая! — пробормотала я. — Просто я плотно поела и хочу успеть закончить картину до заката.

— Вовсе не ерунда. У тебя смертельно усталый вид. Иди поспи хотя бы часок, я тебя разбужу.

Я стала делать набросок, в душе отчаянно желая воспользоваться ковриком с подушкой, но злилась, что он так легко заметил мое сонное состояние. Туристы неторопливо проходили в ворота. До меня донесся голос с американским акцентом:

— Послушай-ка, Джулия, вот где было бы хорошо поставить «Камелота»!

Я хихикнула и тут же подумала — как жаль, что у меня не хватит воображения, чтобы нарисовать замок так, как он выглядел во времена незабвенного рыцаря. Я продолжила делать зарисовку, но мерный рокот океана и доносившиеся голоса действовали на меня усыпляюще. Не успев даже дорисовать замок, я сдалась.

— Земля, правда, жестковата, а мне кажется, что в детстве ты не ходила в походы, — заметил Джонатан.

— А как ты узнал, что мне хочется спать?

— Любому, кто знает тебя недостаточно хорошо, показалось бы, что ты просто задумчива.

— А как ты понял, что это не так? — Я свернулась калачиком на расстеленном коврике, положила под щеку руку, а другой прикрыла глаза от солнца.

— Когда ты о чем-то думаешь, все мысли отражаются у тебя на лице. А сегодня на лице у тебя ничего не отражалось. Точно как у Джиллиан, когда она сидит сложив руки и ни о чем не думает. А ты не такая — у тебя никогда не бывает на лице пустого выражения, разве что когда ты очень устала…

Я уже засыпала, а Джонатан все говорил и говорил. Потом я почувствовала, что моих губ что-то твердо и нежно коснулось и я улыбаюсь во сне. А поцелуй во сне сразу уносит в царство мечты и сладкой дремы.

Когда я проснулась, Джонатан сидел обняв себя за колени и смотрел вперед, в пространство перед собой.

— Господи, который час? Кошмар! Я, наверное, уже не успею сегодня закончить.

— Ты спала всего час. Я как раз собрался тебя разбудить. Времени еще предостаточно. Ты все равно сегодня не успела бы закончить. Поработай немного, а потом мы с тобой перекусим и выпьем кофе. У меня есть в термосе. А во фляжке — чай, если хочешь. Как видишь, я не терял времени даром. — Рядом с ним я увидела блокнот. — Я решил сделать серию небольших книжек. Мне хочется, чтобы детишки учили по веселым и занимательным рассказам не только арифметику, но и историю, географию. Собираюсь написать книгу по истории для самых маленьких — для тех, кто только учится читать. И конечно, она должна быть с хорошими иллюстрациями. Представь только — восстановить величие замка короля Артура в былом виде, а рядом картинка его нынешнего состояния…

Я встала, подошла к мольберту и сладко потянулась. Сон очень меня освежил. А Джонатан все без умолку говорил. Ему не нужны были ответы собеседника — достаточно лишь внимательного слушателя, которым я как раз в тот момент и была. Я не встречала еще человека, который мог бы столько говорить и при этом ничего не рассказывать.

Возможно, под впечатлением моего сна или болтовни Джонатана я нарисовала высоко на холме, над едва намеченной линией ворот, старинный замок. Он высился в загадочной дымке, как в фильме про Средневековье. С архитектурной точки зрения это был, наверное, какой-нибудь монстр. Но с другой стороны, что мне известно о замках? Он получился не очень красивым и парил как-то отдельно от остальной картины, но мне нравилось его рисовать.

— Тень короля Артура, — заметил Джонатан, глядя на полотно через мое плечо. — Сделай реальную часть пейзажа яркими, насыщенными красками, а замок — бледным и нечетким. Детишкам понравится, если рядом они прочтут захватывающую историю. Я наливаю нам кофе.

Сняв недоконченную работу с мольберта, я положила ее лицом вниз на коврик.

— Наверное, я была в каком-то полусне, и вот, пожалуйста, получилась полная чушь, — сказала я, принимая из рук Джонатана чашку кофе.

— Да, твоя беда в том, что ты, хоть родом из Корнуолла, но не веришь ни в волшебных фей, ни в эльфов. Иначе рисовала бы больше таких картин, как эта.

— И не надо. Я же пишу картины на продажу.

— Вокруг этой картины мы напишем замечательную волшебную историю для детей. Давай приедем сюда еще раз завтра, ты закончишь работу, а я ее сочиню.

То, как спокойно он все это объявил, заставило мой неукротимый нрав возмутиться. Я терпеть не могу, когда указывают, что мне надо делать.

— Я совершенно не собиралась завтра сюда приезжать. Ты, кажется, забыл, что у меня договор с лавкой сувениров в Маразионе, а такая картина им вряд ли подойдет. А если тебе хочется приехать сюда помечтать о временах короля Артура, рыцарях и прекрасных дамах — возьми лучше Джиллиан. Вот от кого у тебя воображение воспламенится… — Я вовремя остановилась, оборвав себя на середине фразы. Это была злая, глупая выходка — очевидно до стыдного, что я его ревновала.

Джонатан ухмыльнулся во весь рот ленивой, мальчишеской улыбкой, которая бесила меня и в то же время была очаровательной.

— Едва ли она согласилась бы со мной поехать. Джиллиан совершенно не интересуется временами короля Артура и всякими прочими рыцарями. Она восхитительное, прекрасное животное, но не больше. Хищная, как тигрица, тупая, как корова, нежная, как голубка, а мозги как у попугая. Все, что ей нужно, — выйти замуж и завести детей.

— А Дэвид говорит, что она умная.

— О, рядом с Джиллиан Дэвид делается слепым как крот. Она ему представляется очаровательной девицей, которая не смогла получить хорошего образования, у которой не было возможности развить свои способности и которая вдобавок страдает от неразделенной любви и отсутствия самореализации. А на самом деле Джиллиан прекрасно использует свой небольшой мозг, рассчитывая, как ей наилучшим образом устроить свою жизнь. Дэвид видит ее чистым, наивным и даровитым ребенком. Но она совсем не такая. Она уже сейчас — взрослая женщина, которая твердо знает, чего хочет. И будет такой всегда.

Я не знала, кто из них прав. Может быть, оба ошибались. Но меня возмутило то, как Джонатан разделывал Джиллиан, словно она была каким-то микробом под микроскопом.

— Надо полагать, твои наблюдения над влюбленной Джиллиан пригодятся для твоей очередной дурацкой книжки? Портрет красивого животного, как ты ее назвал, верно? Коллекционируешь зарисовки людей, их чувства, а потом все это переносишь на бумагу? Рассматриваешь ее, словно она бабочка на булавке?

— Ты ко мне несправедлива! — По голосу я поняла, что Джонатан обиделся, но я и сама была не меньше раздосадована его откровениями. — Я же ничего не могу с этим поделать.

— Ах вот как! Ты мог бы, по крайней мере, не поощрять ее чувства. Дать ей пощечину, наконец. Выгнать, сказать что-нибудь вроде: «Катись отсюда, детка! Перестань мне надоедать! Из этого все равно ничего не выйдет». Или что-то в таком духе. А сам в понедельник повез ее к Дэвиду, и она сидела, смотрела на тебя печальными коровьими глазами. Так тебе, значит, все равно?

— О, ради всего святого, будь благоразумной. Посуди сама — что я мог поделать? Она зашла к нам домой, когда мы с Брайаном собирались ехать к Дэвиду, и спросила, можно ли поехать с нами. Чтобы не показаться Брайану последним грубияном, все-таки я джентльмен, пришлось ее взять.

— Замолчи, хватит! Отвези меня домой, немедленно! Больше не хочу тебя видеть! Все мужчины мне противны!

— Не понимаю, почему ты каждый раз так горячишься, когда речь заходит о Джиллиан? Если только…

— Что «если только»?

— Нет, так, ничего, просто мысль неожиданная пришла. Все, хватит. Забудь про Джиллиан, Лиз, и иди дописывать свою картину. А мне надо подумать.

Вот как все просто. Словно бы так и надо. В любом случае я поняла, что он пока не собирается везти меня домой.

Я поставила полотно на мольберт и продолжила работу. Рисовалось быстро, легко, но мне было досадно, что я невольно его послушалась. Наверное, он себе вообразил, что я ревную его к Джиллиан. Эта мысль вдруг обдала меня ознобом. А ведь так оно и есть! Нет, больше не буду ничего говорить. Зачем выставлять себя такой дурочкой? Как бы Джонатан ни уговаривал, больше не поеду сюда с ним, ни за что! Никогда!

Он высадил меня около дома в девять часов вечера и на прощание сказал, что заедет за мной завтра в девять утра. Я не возразила. Остальные еще не вернулись — видимо, решили осмотреть все окрестности, ничего не упустив. Картина волшебного замка, парящего в небе, вдруг снова захватила мое воображение. Я пошла к себе в комнату и начала рисовать, забыв обо всем, кроме этого маленького волшебного мира. Мир рыцарей и прекрасных дам был куда более приятным, чем тот, в котором я жила. Я опомнилась, только когда услышала голоса внизу.

Мэри с тетей Хетти суетились на кухне, а мне велели отправиться в гостиную, потому что они вдвоем вполне могут приготовить ужин. Гленн с Брайаном сидели в кабинете и болтали, как старые друзья.

— Как тебе сегодня рисовалось? — спросила меня Гленн.

— Совсем не так, как я планировала. Покажу, когда картина будет готова.

— А где Джонатан? — поинтересовался Брайан.

— Поехал домой. Может быть, уже сидит с кружкой пива в «Голове короля».

И строит глазки Джиллиан, добавила я про себя. Я представила себе эту картину, и мне стало смешно. На самом деле ему это совсем не шло, скорее взгляд его должен быть иронично-насмешливым. Я не стала никому говорить, что не захотела пригласить его в дом. Тетя была бы в шоке от моей невежливости.

Собираясь ложиться спать, я еще раз посмотрела на картину с замком. Она почему-то начинала нравиться мне все больше, чего нельзя было сказать о предыдущих моих работах. Может быть, действительно, Джонатан прав и в его словах есть доля истины? Я ведь родом из Корнуолла и должна верить во всяких волшебных фей, заколдованных принцесс и в прочие старые легенды. Может, всем моим предыдущим работам не хватало именно этого? Я была слишком буквальна, слишком натуралистична. Ах, Джонатан, Джонатан! Пора перестать о нем думать.

Несмотря на целый день, проведенный на свежем воздухе, мне совсем не хотелось спать. Чтобы приготовить себя ко сну, я пошла и неторопливо приняла ванну. Но это не помогло. В последние дни сон бежал от меня. Дэвид думал о людях слишком хорошо, а Джонатан — очень мало. Вернее, не то чтобы думал немного — он как раз часто задумывался о людях и наблюдал их, но ему как-то не было до них дела. Жаль, что они не могли позаимствовать что-то друг у друга. Но что чувствовала при этом я? Отвращение. Я была смущена и сбита с толку, как какой-нибудь подросток, совсем не знающий жизни. Я даже завидовала Джиллиан с ее простым и недалеким умом. Я сопереживала Дэвиду, тосковала о нем, мне хотелось как можно чаще его видеть, хотелось наполнить его жизнь радостью, а не унылым примирением с обстоятельствами. Но Джонатан! Вот кто смущал меня больше всего! Когда я была с ним, у меня появлялось ощущение, будто я подключена к проводам и по мне бежит электрический ток. Мне не хотелось сделать для него что-то, как для Дэвида или как когда-то для Гэри. Ему это было просто не нужно. И чем чаще я его видела, чем ближе узнавала, тем больше понимала, что он абсолютно самодостаточен.

Я подумала, что у меня сдают нервы и я на глазах превращаюсь в невротика. Самое разумное, что я могла сделать, — это вернуться в Лондон и найти работу, чтобы не оставалось времени на пустые раздумья. Хватит ходить по кругу и задавать себе неразрешимые вопросы. Послезавтра же скажу тете Хетти, что я не смогла ужиться в сельской глуши. Хотя при воспоминании о пыльных городских улицах и грязных тротуарах мне сразу стало тоскливо.

С самого утра зарядил дождь. Я позвонила Джонатану и объяснила, что буду заканчивать картину дома, а вечером он может зайти посмотреть, что получилось. Он, казалось, ничуть не был расстроен плохой погодой и сообщил, что тоже хочет поработать. А потом, когда погода прояснится, у него будет несколько свободных дней.

Дождь лил без перерыва, но после обеда я все же вывела из гаража мою малышку, решив навестить Дэвида. Он любил проводить дни в саду, а сейчас наверняка вынужден сидеть дома из-за дождя. По дороге я остановилась у дома Трегарта. Дверь открыл его сын. Улыбнувшись самой очаровательной и приветливой улыбкой, какую я смогла из себя выдавить, я спросила, где Трегарт-старший.

— Он за домом, чинит сеть. Вам он что, нужен? — В темных глазах была неприветливая настороженность.

— Да, если можно, я хотела бы с ним поговорить. Хочу попросить его отвезти меня на лодке в одно место.

Он оставил меня ждать на крыльце. Я слышала громкие голоса — они, похоже, спорили, но слов не было слышно. Затем ко мне вышел Трегарт.

— Мистер Трегарт, — обратилась я к нему, — я знаю, вы иногда возите туристов в море. Если завтра будет хорошая погода, я хотела бы попросить, чтобы вы прокатили меня на вашей шхуне. Мне хочется сделать зарисовку тетушкиного залива со стороны моря.

— С моря он выглядит не очень-то, — мрачно предупредил рыболов.

— Но днем, когда светит солнце, скалы вполне живописны. — Не подумав, я добавила: — Может быть, вы даже высадите меня на берег. Мне давно хотелось исследовать залив.

— Нет, там прибой мешает пристать. К берегу приставать не буду. Если хотите рисовать с моря, то я вас отвезу.

— Хорошо, тогда около часа дня.

Трегарт кивнул, но в его глазах скользнуло недоброе выражение, и я догадалась, что он не хочет, чтобы я осматривала залив. Почему? Из-за сетей, которые он ставит на омаров? Боится, что я спрошу, кому они принадлежат? Я была уверена, что он вообще не хочет меня никуда везти.

Бунгало Дэвида оказалось запертым. Когда я позвонила, никто не откликнулся. Обычно он никуда не уезжал в дождь. По дороге домой я увидела Бейтса, который ставил свою машину в гараж. Интересно, к кому он ездил — к своей тетушке или к мистеру Стэнли? Если только мистер Стэнли сейчас в Труро!

Джонатан зашел к нам вечером один. Как оказалось, Брайан уехал в Труро и еще не вернулся. Он ничего не сказал по поводу моей картины — казалось, мысли его блуждали где-то далеко. Даже не стал напоминать о поездке в Тинтагель, куда собирался меня отвезти. Я рассказала ему, что заходила к Трегарту и договорилась, чтобы он отвез меня на своей лодке в море. Джонатан посмотрел на меня, словно издалека.

— Зачем тебе это?

— Хочу нарисовать залив с моря.

— А зачем было договариваться с Трегартом? Не могла найти никого другого?

— А почему с Трегартом нельзя договориться?

— Говорят, у него плохой характер. О нем вообще ходит дурная слава. Я мог бы арендовать лодку и сам тебя отвезти.

— Я просто хочу поехать на лодке Трегарта, а не водить с ним дружбу. Чем меньше он будет болтать со мной — тем лучше.

— Я тоже могу пообещать не болтать. — Мне показалось, что он собирался еще что-то добавить, но передумал.

Тетя Хетти предложила ему кофе, но Джонатан отказался — заявил, что скоро приедет Брайан, они будут вместе ужинать, и заторопился домой.

— Не понимаю, что такое с Джонатаном? У него такой вид, словно он что-то задумал, — удивилась тетя.

Да, меня это тоже озадачило. Ни обычной его легкой болтовни, ни нахальства. Я была растеряна и не знала, чем заняться, только бесцельно бродила по дому. На кухне Мэри делала последние приготовления на завтра. С одной стороны стола была приделана полочка, на которой сушились чайные полотенца и чистые тряпки.

— Ты могла бы натянуть веревку в подвале и там сушить полотенца во время дождя, — предложила я.

— Нет уж, спасибо. — Мэри перекладывала мармелад в стеклянную банку и была поглощена этим занятием. — Терпеть не могу подвалы, там всегда такой затхлый сырой воздух. Ни за что ее стану там ничего сушить.

— Ну, Мэри, что ты такое говоришь! Ты должна была уже заметить, что здесь подвалы сухие и воздух там совсем не затхлый.

— Не знаю, я туда не ходила. Только сушить я там ничего не стану, и точка.

— Так ты там ни разу еще не была?

— Делать мне больше нечего, как ходить тут и шарить по подвалам!

Она была так увлечена перекладыванием мармелада, что, к моему счастью, почти не обращала внимания на мою болтовню. Значит, это не она спускалась в подвал. И не она закрывала или открывала щеколды на двери. Я была уверена, что тетя Хетти тут тоже ни при чем. Все мои прежние подозрения вернулись с новой силой. Итак, я все же права — кто-то был в старой части дома, в подвалах. Но как им удалось войти в дом и потом выйти? Я знала наверняка, что пройти через новую часть дома они не могли. Мне сразу пришло на ум угрюмое лицо Трегарта, и я уже пожалела, что поторопилась и договорилась с ним о поездке. Я почувствовала, что боюсь — боюсь по-настоящему, но мне надо было любой ценой скрыть мой страх. Я должна выяснить, что происходит в этом доме, потому что, кроме меня, этого никто не сделает. Трегарт с этим как-то связан, в этом я почти не сомневалась. Я не столько боялась ехать в его лодке, сколько опасалась, что он догадается о моих подозрениях.

Я вернулась в кабинет и сказала тете, что пройдусь до деревни и спрошу Джиллиан, не хочет ли она составить мне компанию и прокатиться вместе в лодке Трегарта. Тетя Хетти приподняла брови. Видимо, ее удивило мое неожиданное желание взять Джиллиан в спутницы, но она не любила задавать лишних вопросов.

Я отправилась в деревню. И только тут вспомнила, что бар наверняка уже закрыт. Однако внутри горел свет, и я постучалась в боковую дверь. Миссис Стоуи вышла на мой стук и удивленно посмотрела на меня. Извинившись, она сказала, что Джиллиан нет дома — ушла в гости к Ширли Кумбес.

Мне не хотелось рано возвращаться домой, так как нечем было там заняться. Спать тоже еще не хотелось, и я двинулась по дороге в сторону дальнего мыса. Дойдя до него, я могла пройти краем деревни и выйти к нашему дому по сельской дороге. На самом краю мыса обычно паслось несколько овечек. Оттуда узкая тропинка вела, извиваясь, вниз, к соседнему заливу, и через несколько футов возле дорожки было грубое каменное сиденье в тени скалы. Кто знает, сколько влюбленных парочек мечтали здесь при свете луны! Я подошла к краю обрыва и постояла, глядя на океан. Лодки Трегарта нигде не было видно.

И тут до меня, словно поднимаясь откуда-то из недр земли, донесся женский голос:

— Я ее ненавижу! Все время красуется, какая она умная! Думает, что она тут самая неотразимая, а меня нарочно выставляет дурочкой. И не смей ее защищать! Она и перед Дэвидом точно так же воображает. Боже мой, какая я несчастная! — В голосе Джиллиан были слышны слезы.

Ага, так вот как она проводит вечер в гостях у Ширли!

— Но, дорогая, ты к Лиз несправедлива. Ничего подобного она не делает. Я даже не знаю, почему ты ее так…

Дальше я не услышала. Так вот почему Джонатан так спешил сегодня уйти. У него было назначено свидание с Джиллиан! Зачем он с ней встречается? Чтобы польстить своему мужскому самолюбию? По крайней мере, у него хватило такта не согласиться с ней, что я красуюсь и воображаю. Однако, совершенно непонятно почему, я готова была лопнуть от злости.

Глава 9

Дойдя до сельской дороги, я уже немного успокоилась, и ко мне вернулся мой здравый смысл. В конце концов, какое мне дело до того, чем занимается Джонатан? Да пусть делает что хочет! Если я по собственной глупости дала себя увлечь и стала к нему неравнодушна — что ж, это только моя вина. За время нашего знакомства мы почему-то постоянно ссорились. Я старалась не думать о тех минутах, когда мне было по-настоящему приятно в его обществе. Он, конечно, нахал и подлец, который вообразил себя неотразимым Дон Жуаном.

На фоне этих переживаний я совсем забыла про загадку подвалов и про все мои прежние страхи. Сегодня я шла по тропинке одна, впереди никто не маячил. Оказалось, что я гуляла дольше, чем собиралась, потому что, когда подошла к дому, свет уже не горел ни в одном окне. Я подошла к высокой ограде сада и тут услышала, как щелкнул замок калитки. В тихом ночном воздухе звук раздался очень отчетливо — ошибиться я не могла. С удивительной для меня скоростью я перелезла через небольшую изгородь и присела за ней. Через несколько мгновений за забором послышались легкие шаги. Сердце у меня колотилось так, что мне казалось — его могут услышать.

Когда я наконец встала, никого вокруг не было. Ну почему я такая трусиха? Шаги еще были слышны вдали. Но идти по следам неизвестного было свыше моих сил.

Дрожа, я тихо вошла в дом. Там сначала прошла в кабинет и взяла ключи от подвала. Потом поднялась к себе в комнату за фонариком.

В подвале я не стала включать свет — только зажгла фонарик. Я не знала, чего больше боюсь — того, что могу увидеть, или что увидят меня? Но в старой части подпала зажгла везде свет. Тут все было по-прежнему. Сердце мое понемногу успокоилось. Я пришла к неутешительному выводу, что страдаю расстройством нервов. Что я ожидала здесь найти? Ведь тот, чьи шаги я слышала, уже ушел! Неужели мне опять послышалось это щелканье замка у калитки?

Но замок точно щелкнул, я слышала! И тут я вспомнила про калитку, которая выходила на луг. Там был железный замок, и, когда в нем поворачивали ключ, это было слышно. Той калиткой пользовались некоторые люди из деревни, что сокращало им путь до дома, но это совсем вылетело у меня из головы.

Мне вдруг стало смешно. Ступай спать, ослиная голова, сказала я себе, подошла к лестнице и тут услышала наверху, в комнате, легкий стук. Если мне одним махом удалось перескочить через изгородь, то сейчас я двигалась еще быстрее. На этот раз я точно знала, что там кто-то есть. Я юркнула за дубовую дверь и не успела до конца закрыть ее, как услышала, что дверь из комнаты в подвал открылась.

В соседней комнате послышались легкие шаги по каменному полу.

— А я уже думал, что вы не придете. — Голос был чуть громче шепота, но я узнала его сразу. Он принадлежал Брайану Лавгроуву!

— Откуда я мог знать, что эта несносная дурочка будет настаивать, чтобы мы с ней сегодня встретились? Никак не мог от нее отвязаться — не знаю, куда от нее деться, хоть на стену лезь. Пришлось утешать ее.

— В данный момент меня не интересует история несчастной и вечной любви твоей красотки. Не надо было вообще с ней связываться.

— Я не виноват. Это все мое неотразимое обаяние, ты разве не заметил, как оно действует на женщин? — По голосу Джонатана было слышно, что он смеется.

— Нет, не заметил, и мне не хочется здесь долго околачиваться. Нужно просто выяснить, как сейчас обстоят дела, я хочу, чтобы ты полностью понял план действий перед следующей партией.

— А когда это будет?

— Пока не знаю.

— Надеюсь, все пройдет хорошо. Брайан, а ты уверен, что хозяйкам дома ничего не угрожает? — Впервые голос Джонатана прозвучал по-настоящему тревожно.

— Нет, разумеется. Они ни о чем не догадываются.

— Знаешь, у меня какое-то неприятное предчувствие. Мне кажется, Лиз что-то подозревает.

— А в чем дело? Что ее беспокоит?

— Ну, во-первых, эти дурацкие силки Трегарта для омаров, потом, она напросилась к нему на шхуну… Если Лиз не удержится и начнет задавать ему разные вопросы, это может плохо кончиться. Зачем вообще понадобились все эти игры в таинственные подземелья? Почему вся поставка не идет напрямую Трегарту?

— Потому что он уже попадал раньше под подозрение и не хочет ничего хранить в своем доме. Если бы поставки не были двусторонними, в ту и другую сторону, может быть, он бы еще рискнул. Но иногда приходится хранить товар по нескольку дней, а здесь для этого самое подходящее место. Где еще найдешь такой чудесный ход из пещеры в подвал?

Стало слышно, как они двигают мебель на колесиках, но оттуда, где я стояла, ничего не было видно.

Я на цыпочках прокралась к деревянной лестнице и осторожно поднялась наверх. Оказавшись за дверью, закрыла ее и отнесла ключи обратно в кабинет. К тому времени, как я оказалась у себя в спальне, меня всю трясло. Думаю, не только от холода, больше от страха и горя — теперь стало ясно, что Джонатан с Брайаном заговорщики и замешаны в чем-то противозаконном. Надо было мне догадаться об этом раньше. Я нещадно ругала себя за то, что не предприняла до сих пор никаких мер. Но что я могла сделать? У меня же не было никаких фактов, только смутные догадки. Незакрытая дверь в подвал, и ничего больше. Если бы я знала, о чем они говорили! Что это за двусторонние поставки?

Мы считали, что Брайан мало знаком с Корнуоллом, однако он оказался прекрасно осведомлен об этом доме. И Джонатан тоже. Он так некрасиво издевался над бедной Джиллиан! Разве может порядочный мужчина так насмехаться над бедной наивной девочкой, которая безнадежно в него влюблена? Это просто омерзительно! Какая же я дурочка, что не раскусила его с самого начала. Слава богу еще, что не рассказала ему про открытые задвижки на двери и про то, что из подвала слышен шум океана.

Мысль сообщить все деревенскому полицейскому показалась мне совершенно нелепой. Сказать ему, что время от времени кто-то заходит в наш подвал без нашего ведома? Он решит, что я спятила. Скорее всего, констебль Таккер сквозь пальцы смотрит на то, что Трегарт незаконно рыбачит в нашем заливе и ставит силки на омаров. Но теперь мне было ясно, что эти силки на омаров — прикрытие для чего-то другого. Значит, тогда, когда Джонатан лежал на скале, он ждал от кого-то сигнала или сам подавал кому-то сигнал, кто был внизу или на шхуне.

Можно, конечно, обратиться в полицию в Труро. Но что я им скажу? Что подозреваю в контрабанде двух абсолютно добропорядочных граждан. Полицейские сочтут, что я начиталась детективов. Да и что они смогут поделать? Пойти допросить Брайана и Джонатана посадить их в тюрьму? Представить только, Джонатан — в тюрьме! Нет, о личных интересах надо забыть. Значит, Джонатан заметил, что я что-то подозреваю. Может быть, поэтому он стал так меня обхаживать? Чтобы отогнать мои подозрения?

Утро выдалось чудесное. Солнце сияло, море было спокойным, как зеркало. Юный Трегарт подвез меня на шлюпке к отцовской шхуне, а Трегарт-старший помог мне подняться по небольшому трапу. Шхуна была безупречно убрана. Я попросила их не подходить слишком близко к берегу — иначе я не смогу изобразить весь залив.

— А на берег, может быть, съездим в другой раз, — заметила я как бы невзначай. — У меня есть идея устроить там пикник на камнях.

— Там нечего делать, — сурово проворчал Трегарт. — А по скалам лазить очень опасно — можно сорваться.

— Да, похоже на то. — Я вынула бинокль и стала разглядывать берег. Сначала я ничего не видела — только гряду скал справа, по которым любой натренированный человек мог легко забраться наверх. Но через некоторое время разглядела, что эти груды не примыкают вплотную к берегу — за ними могут быть другие камни, по которым, может быть, гораздо сподручнее карабкаться вверх. Я опустила бинокль и только тут поняла, что оба — и Трегарт-старший и его сын — выжидательно смотрят на меня.

— Да, вы правы, — проговорила я. — Одни скалы, больше ничего. Наверное, не стоит туда ездить. Займусь лучше пейзажем. — Мне показалось, что Мэт вздохнул с облегчением, а хмурый лоб старого рыбака немного разгладился.

После этого мы почти не разговаривали. Я положила на колени блокнот для этюдов и стала быстро набрасывать очертания пейзажа. Что касалось Трегарта и его сына — для них я словно перестала существовать.

Когда юный Мэт привез меня на лодке к берегу, там меня встретил Джонатан. Каким-то образом надо было притворяться, что мне ничего не известно, но я этого не умела. Тем более что лицо Джонатана светилось от счастья, глаза сверкали. Он казался таким честным, так искренне был рад меня видеть!

— Как ты поработала?

— Великолепно, — ответила я.

Тетушка, как всегда, приветствовала Джонатана самым сердечным образом — любезно улыбнулась и поинтересовалась, где Брайан.

— Опять уехал в Труро. Да, мне уже начинает казаться, что у него там появился какой-то притягательный магнит.

— Наверняка, — не удержалась я. Наверное, встречается с Дунканом Стэнли, обсуждают детали очередной «поставки», что бы это ни значило.

— Так что, Лиз, мы едем завтра в Тинтагель?

— Давай через несколько дней, — предложила я. — У меня накопилось много работы.

Я не хотела сейчас ехать с ним. В глубине души я знала, что если поеду, то, скорее всего, между нами все останется как есть, а я не могла больше выносить его притворства. У нас под носом творится преступление, и я должна с этим что-то сделать, хотя бы ради моей тети. А что, если она, или Гленн, или они обе вместе решат в один прекрасный день спуститься в подвал и наткнутся там на кого-нибудь из преступников? Как я могу знать, что там в этот момент не будет Трегарта — а этот человек по-настоящему опасен. Разумеется, я не боялась, что Джонатан или Брайан причинят им какой-нибудь вред, но, с другой стороны, кто может поручиться?

— Вы уже решили, что будете делать с домом? — Голос Джонатана вывел меня из грустных размышлений.

— Да, — ответила тетя. — Несмотря на очень щедрое предложение мистера Стэнли, я, скорее всего, не буду его продавать. Из него можно сделать что-нибудь интересное.

— Но реконструкция потребует больших затрат. Я как раз подумал, что вы могли бы найти что-нибудь более подходящее на южном побережье.

Я внимательно посмотрела на Джонатана. Откуда у него такие мысли? Еще недавно он горячо поддерживал идею тетушки устроить тут интернат для детей. А теперь решил действовать в интересах Стэнли? Похоже что так.

— Но ты же раньше говорил, что тебе очень нравится тетушкина идея.

— Да, говорил, и сейчас готов повторить. Но недавно я узнал, что в Девоне продается одно подходящее поместье. Немного на отшибе, однако не так далеко от города, как здесь.

И где только он умудрился раздобыть эти сведения? Тетя набросилась на него с вопросами.

— А может быть, стоит поехать взглянуть на этот дом? — решила я подыграть Джонатану.

Гленн и тетушка переглянулись.

— Если завтра будет хорошая погода, почему бы нам туда не съездить? В любом случае это будет приятная прогулка, — поддержала меня тетя Хетти.

Гленн расцвела улыбкой:

— Ты права, Хетти. Только давай поедем на пару дней. Лиз, ты не против, если останешься тут одна с Мэри?

Я покачала головой. Лучше нельзя было придумать. Пока их не будет, я смогу все обдумать и решить, что мне предпринять. И тут я вспомнила о мистере Хардинге. Он такой благоразумный! Вот если бы мне удалось поговорить с ним — думаю, ситуация сразу бы прояснилась. Я знала, что могу ему доверять.

Гленн с тетей Хетти, полные энтузиазма, выехали на следующий день рано утром.

Как только они уехали, я сообщила Мэри, что уезжаю рисовать на весь день, а сама отправилась к мистеру Хардингу, нашему поверенному, размышляя по дороге, как ему обо всем рассказать. О, Джонатан, если бы только ты не был замешан в этом деле!

Я долго бродила по магазинам, прежде чем набралась смелости зайти в контору мистера Хардинга.

— Моя дорогая, какой приятный сюрприз! Ты приехала по какому-то делу по поручению тетушки?

— Нет, мистер Хардинг, дело очень личное, и весьма щекотливое. — Но когда я начала рассказывать, все звучало как-то неубедительно, преувеличенно драматично и скомканно.

Наконец мистер Хардинг задумчиво посмотрел на меня и спросил:

— Хм, Джонатан Пинарт? Мне показалось, вы с ним в хороших отношениях.

Только тут я поняла, что слишком часто произносила его имя.

Мистер Хардинг проницательно посмотрел на меня, однако взгляд его при этом был добрым и участливым.

— Я лично считаю, что все это маловероятно, но, конечно, исключать ничего нельзя. Да, мне тоже не хотелось бы, чтобы твоя тетя пострадала. Она замечательная женщина.

— Есть и еще кое-что, мистер Хардинг. Я считаю, что смерть тети Дороти не была несчастным случаем. Это могло быть убийство. Я слышала, как Джонатан говорил, что Трегарт может быть опасным. Мне кажется, что Бейтс тоже способен на убийство, хотя он был в баре «Голова короля», когда погибла тетя Дороти…

— Если, допустим, есть доля истины в твоем предположении — насчет того, что тетя Дороти была убита, — ты же не считаешь, что к этому имеет отношение Джонатан?

— Нет, это вряд ли. Джонатан на такое не способен. Он, возможно, связан только с каким-то нелегальными поставками.

— Так, значит, это из-за Джонатана ты не хочешь пойти в полицию?

Я отрицательно качнула головой, и сердце мое тоскливо сжалось. На самом деле я ведь совсем не знала Джонатана — многое в нем мне было непонятно. Конечно, я не хотела, чтобы он был уличен в чем-то и оказался в тюрьме, но были и другие соображения, более серьезные. Двусторонние поставки, о которых они говорили, означали контрабанду. А это могли быть и наркотики. Я понимала, сколько горя это может принести, и все из-за того, что кто-то хочет быстро и легко заработать деньги.

— Тогда почему ты не хочешь пойти в полицию?

— Честно говоря, я боюсь, что мне просто не поверят.

— Да, должен признать, это весьма вероятно. Но знаешь, что мы сделаем? Давай пойдем туда вместе. Я хорошо знаком со старшим офицером полиции.

С упавшим сердцем я пролепетала, что это, конечно, самое правильное решение, а сама в это время думала о Джонатане. Ну зачем ему понадобилось впутываться в какие-то темные дела? Однако скрепя сердце я решила, что он сам виноват.

Старший офицер полиции оказался человеком обаятельным, средних лет, с приятной улыбкой. Но этот опытный детектив явно не поверил ни одному моему слову.

— На мой вкус, все это скорее похоже на розыгрыш. Ну зачем двум молодым людям, совершенно не знающим местности, связываться с рыбаком, которого вы подозреваете в контрабанде, и транспортировать какие-то поставки через подвал в доме вашей тети? Подумайте сами. Им гораздо удобнее было бы встречаться с Трегартом в любом пустынном месте, а не играть в эти романтические игры с подземельями и тайными ходами.

— Тогда зачем они залезли в наш подвал? Потому что оттуда явно есть спуск вниз, в бухту.

— Ну, наверное, они прослышали об этом и захотели разыскать этот подземный ход, вот и все. Да, конечно, они вторглись без разрешения в частные владения, но больше мы им ничего не можем предъявить.

— А как же их разговор, который я подслушала, насчет Трегарта и его силков на омаров? Зачем он тогда ставит эти силки именно в нашей бухте? А затем, чтобы под этим предлогом заходить в нее и оставлять там контрабандные товары.

Офицер снова усмехнулся.

— Вы можете сказать наверняка, что эти молодые люди не видели вас в подвале? Может быть, они просто решили подшутить над вами и нарочно говорили об этом? А что касается силков на омаров — так, скорее всего, Трегарт ставит их в вашей бухте уже много лет, и ничего в этом нет особенного.

Конечно, все могло оказаться так, как он говорил, только я совсем не была в этом уверена.

— У Трегарта шхуна очень маленькая, но мотор на ней очень мощный, и иногда он уходит на ней куда-то на несколько дней.

— Рыбаки часто так делают.

— Так вы не намерены ничего предпринимать?

— Моя милая барышня, мы всегда внимательно относимся ко всем случаям контрабанды. Неужели вам не приходило в голову, что Трегарт должен брать груз с какого-то большого корабля, который находится вдали от побережья? При этом ему нельзя подходить близко к границе, чтобы его не засекли патрульные корабли. Для всего этого нужен очень расчетливый ум, ловкость и опыт. Такие дела не делаются одним мановением руки. Тут надо соблюсти массу предосторожностей. Ступайте домой, милая барышня, и выкиньте все это из головы. И прошу вас, читайте поменьше приключенческих романов.

— Но вы даже не хотите ничего проверить! А как же моя тетя? — Я начинала злиться от беспомощности. — Значит, мы должны спокойно сидеть и смотреть, как кто-то ходит по ночам в наши подвалы, словно к себе домой? А вы даже пальцем не хотите пошевелить, чтобы выяснить, что происходит?

— Нет, вот это уже другое дело. Это, конечно, я не могу совершенно игнорировать. Я скажу нашим таможенникам, чтобы посмотрели, не ходит ли какая-нибудь рыбацкая шхуна в районе границы, так, на всякий случай… А что касается ваших двоих молодых людей, то я не стал бы так из-за них расстраиваться. Просто у них, наверное, слишком изощренное чувство юмора, и они решили разыграть вас таким образом. Наверняка скоро признаются, как ловко вас провели, и вы вместе посмеетесь. — Все это он говорил мне очень снисходительно и вальяжно, как маленькому ребенку.

Когда мы вышли из полицейского управления, мистер Хардинг улыбнулся:

— Вот видишь, дорогая, тебе не о чем беспокоиться. Тебе, наверное, показалось, что офицер Колинз не принимает ничего всерьез. Но поверь мне, он хороший офицер и у него почти не бывает осечек. Наверняка он уже отдает распоряжение, чтобы кто-то поехал посмотрел, что происходит в вашем доме. Кстати, я заметил, ты не стала ему говорить о твоих подозрениях насчет смерти тети Дороти.

— Ну как я могла ему об этом сказать? Он бы решил, что я окончательно сошла с ума.

— Да, пожалуй что так. Очень был рад повидать тебя, Элизабет. Думаю, ты правильно сделала, что не стала молчать о своих подозрениях. Впрочем, будем надеяться, что они окажутся просто игрой твоего воображения. Но на твоем месте я послушался бы совета офицера Колинза — поехал домой и постарался бы обо всем забыть.

По дороге домой я была погружена в свои мысли и совсем не смотрела на дорогу — что, конечно, было непозволительно. Почему я никак не могла забыть тот момент, когда Джонатан поцеловал меня в машине, а я ответила на его нежность? Почему, ради всего святого, я чувствовала себя такой предательницей? Я стала вспоминать, какие гадости он говорил о Джиллиан. Я была уверена, что ему нет дела ни до кого на свете, кроме самого себя. Но все равно — я не могла его ненавидеть. Еще я решила завтра же поехать к Дэвиду. Он единственный действовал на меня успокаивающе, наполнял меня нежностью и сочувствием. Дэвид — и Джонатан. Они были такими разными, но постоянно присутствовали в моем сознании как близнецы.

Я поставила мою малютку в гараж и пошла на кухню. Мэри готовила джем. За столом сидел Джонатан, который сразу же объяснил мне свое присутствие:

— Я заходил спросить тебя, не хочешь ли ты съездить куда-нибудь покататься со мной. Но так как тебя не было, мы с Брайаном поехали в Труро. И кого, ты думаешь, мы увидели там в кафе за беседой с почтенным престарелым господином? Элизабет Лэнгдон.

— Да, я была там, но тебя это совершенно не касается. Куда хочу — туда и еду. — Я специально говорила холодно и резко, чтобы не поддаться на его обаяние.

— Так ты меня намеренно избегаешь?

— Можешь думать что хочешь — это твое дело.

— Хорошо. По крайней мере, теперь понятно, каковы мои шансы.

Мэри выключила конфорку и вышла из кухни.

— Лиз, что с тобой происходит? Иногда мне кажется, что мы друзья, но иногда мы больше становимся похожи на врагов. За что ты на меня злишься?

— Скажем так — мужчины окончательно вышли у меня из доверия. Каждый норовит завести интрижку с любой, первой попавшейся женщиной, потом с другой. Почему бы тебе не пойти в гости к Джиллиан? Кажется, она жаждет твоего общества.

Он удивленно уставился на меня, потом расхохотался:

— Ах вот в чем дело! Бедная малышка Джиллиан! Не такая уж и малышка, впрочем. Видимо, женская интуиция. Нам надо поговорить об этом в другом месте.

Несмотря на его смех, я поняла, что Джонатан сердится. Впрочем, я тоже злилась на него.

— Извини, конечно. Но, если позволишь, я пойду к себе.

И я ушла, не оборачиваясь. Я понимала, что веду себя глупо. Но была рада, что он разозлил меня, так было легче. Через некоторое время позвонила моя тетя и сказала, что они останутся в Девоне еще на один день. Она сообщила, что они уже видели дом и он им понравился. Значит, в конце концов она может решить продать дом на скале! Проклятье!

На следующий день после обеда я поехала к Дэвиду. Проезжая мимо «Головы короля», я увидела Джиллиан, которая сидела на низком парапете у моря. Рядом с ней сидел Джонатан.

Дэвида я нашла в отличном настроении.

— Лиз, как ты была права! Зря я столько времени жил здесь затворником. Мы с Бертом ездили в Ньюлин. И теперь у меня возникло искушение продать мое бунгало и купить что-то похожее там. Знаешь, я даже не стал брать мое кресло и пытался сам ходить, как мог. Я, правда, немного похож на краба, но никто не обращал на меня внимания, даже в ресторане. Мне нужно общество людей, мне хочется с ними больше общаться, принимать участие в общих делах, а не сидеть взаперти в саду целыми днями.

— Дэвид, не могу тебе передать, как я рада это слышать. Я с самого начала считала, что ты должен жить полноценной жизнью, а не просто влачить свои дни.

— На днях, Лиз, я задумался над твоими словами. Ты сказала, что, если бы женщина полюбила меня по-настоящему, я отказался бы от своего счастья, боясь испортить ей жизнь моей инвалидностью. Признаться, ты не единственная, кто распекает меня за это. Джонатан много раз мне говорил, что я дурак и упускаю свое счастье.

Неужели Джонатан никогда не перестанет меня преследовать?

Глава 10

Подъезжая к дому, я увидела мужчину, который стоял у обочины, склонившись над мотоциклом. Я совсем не разбираюсь в машинах, но не упускаю возможности предложить свою помощь в таких случаях, хотя прекрасно знаю, что толку от меня не будет.

Услышав мои шаги, мотоциклист поднял голову — лица его не было видно. Он был в шлеме и больших очках.

— Вам помочь? — спросила я.

Голос, которым он отозвался, оказался необыкновенно нежным, что поначалу меня даже напугало.

— Нет, я уже нашел неисправность, но спасибо за предложение.

Я собиралась спросить, далеко ли он едет, но передумала и только пожелала ему счастливого пути.

Он завел мотоцикл, резко нажал на педаль газа и поехал вниз в холма. Глядя ему вслед, я заметила на дороге еще одну фигуру — одинокий путник сидел на вершине скалы, а рядом с ним стоял походный рюкзак. Он увидел, что я на него смотрю, слегка улыбнулся и встал. Потом наклонился к рюкзаку, словно хотел что-то оттуда достать, передумал и снова выпрямился.

— Здесь есть где-нибудь поблизости деревня, где я мог бы переночевать? — крикнул он в мою сторону. — Какая-нибудь гостиница, может быть?

Я отрицательно покачала головой.

— Ничего, не беспокойтесь. — Он снова сел на свое место. — Я сейчас посплю, а ночью двинусь дальше. Мне не привыкать.

Я вошла в дом. Мэри что-то гладила.

— Вот, тут полчаса назад случилась странная история, — сообщила она мне. — На дороге остановилась машина, и из нее вышел какой-то человек с рюкзаком. Турист.

— А что в этом странного? Наверное, он просто поймал попутную машину и доехал досюда.

— Тогда почему он не доехал на машине до деревни? Странно, зачем ему понадобилось высаживаться у нашего дома?

Да, действительно, это было немного странно.

— Мэри, пойди посмотри — не тот ли это самый человек, который сидит сейчас на скале?

— Не знаю, может, и тот. Они все так похоже одеваются. Непонятно, что он здесь околачивается? Бьюсь об заклад — у него на уме что-то нехорошее, — недовольно хмыкнула Мэри.

— Запри сегодня дверь на все замки, тебе будет спокойнее, — рассмеялась я.

Мы вместе поужинали, потом я решила пойти посмотреть телевизор. Мэри продолжила гладить белье. Есть же на свете такие трудолюбивые женщины, как наша Мэри! Но прежде чем идти в кабинет, я еще раз посмотрела в окно гостиной. Турист все еще сидел на скале.

— Мэри, ты не возражаешь, если я схожу в деревню? — вернулась я на кухню.

— Конечно, не возражаю. Но только не возвращайтесь поздно. Я запру все двери на замки и задвижки. Не доверяю я что-то этому туристу.

— Да, Мэри, я быстро схожу и скоро вернусь. А потом мы с тобой забаррикадируемся.

Я вывела из гаража мою малютку, но поехала не в деревню, а в противоположном направлении. Турист лежал на земле, подложив под голову рюкзак, и, казалось, мирно спал. Мэри права — это было как-то странно. Впрочем, я не думала, что этот турист нам чем-то опасен. Собственно, я уже начала подозревать нечто совершенно другое. Примерно через милю меня ждал новый сюрприз — еще один турист сидел на обочине дороги. С ним разговаривал констебль Таккер — его велосипед стоял прислоненным к парапету. Я проехала на машине мимо них, потом повернула назад. Не надо было обладать большой догадливостью, чтобы понять, что происходит. Итак, старший офицер Коллинз все же отнесся к моим подозрениям серьезно и решил отрядить кого-нибудь понаблюдать за местностью. Надо в этом удостовериться. На обратном пути я увидела перед собой Таккера, который энергично крутил педали. Я обогнала его, потом остановилась, открыв переднюю дверцу, чем почти перегородила узкую дорогу.

— Приятная погодка стоит, мисс, — вежливо проговорил он, слезая с велосипеда.

— Да, — ответила я. — Наверное, по этой причине к нам что-то зачастили путешественники — их тут целые толпы. Интересно, что они делают тут в нашей глуши? Как думаете — они не опасны? Мы с Мэри остались одни в доме…

— Нет, мисс, не волнуйтесь, для вас они не опасны. Просто, наверное, присели отдохнуть, прежде чем двигаться дальше.

— Вы в этом уверены? А то Мэри очень нервничает. Ей этот турист показался подозрительным. Он глаз не спускает с нашего дома.

Этого Таккер не выдержал:

— Передайте ей от меня, мисс, что волноваться совершенно не о чем. Турист ничего плохого не сделает — а если что, так еще и приглядит за вами. Уж я его знаю, поверьте мне. Другому я, конечно, ничего не сказал бы, только вам.

Я поехала дальше. Теперь у меня не оставалось никаких сомнений. Значит, старший офицер расставил посты. Ах, Джонатан! Ведь я предала его в руки полиции. Джонатан! Ах, как я его ненавидела, этого дамского угодника, бездельника, да к тому же (от этой мысли я вздрогнула) преступника…

Но каким бы он ни был — я его все равно любила. Как я раньше не поняла, что это не простое увлечение? И вдруг на меня накатилась отчаянная решимость спасти его. Почему я не предупредила его заранее, что собираюсь пойти в полицию?

Я не чувствовала, как по лицу моему струились слезы, пока ехала в деревню и подъезжала к дому Джонатана. Я совсем забыла, что там мог быть Брайан или даже Джиллиан. Мне нужно было увидеть Джонатана, срочно, немедленно, предупредить его: если на эту ночь он что-то запланировал, то не должен этого делать ни в коем случае.

Я вышла из машины, почти бегом кинулась к двери и начала отчаянно барабанить в нее кулаком.

Мне открыл Джонатан. Брайан сидел развалившись в старом кресле, а рядом с ним стоял, словно у себя дома, тот самый бородатый и волосатый мотоциклист, которого я видела на дороге. Я вдруг поняла, что лицо у меня совершенно мокрое, и быстро вытерла слезы ладонью. Джонатан посмотрел в мое залитое слезами лицо и озабоченно нахмурился:

— Господи, что с тобой? Что случилось, Лиз? Что-то с тетей?

Я отрицательно покачала головой:

— Нет, с ней все в порядке. Но мне надо срочно с тобой поговорить. Это очень важно.

Он вышел и закрыл за собой дверь. Мы сели в мою машину.

— Давай поедем на мыс, Лиз, там мы сможем поговорить.

Мы сидели в машине. Не имело смысла выходить из нее, чтобы нас кто-нибудь увидел. И хотя Таккер вряд ли доехал бы сюда на своем велосипеде, это было довольно далеко от деревни, все же мне не хотелось, чтобы он случайно увидел меня с Джонатаном.

— Ну, Лиз, расскажи мне, в чем дело. — Голос его звучал нежно, и я постаралась взять себя в руки.

И я ему все рассказала — про все мои подозрения, про то, как подслушала его разговор с Брайаном в подвале, как пошла в полицейский участок в Труро.

— Я думала, что старший офицер мне не поверил, но оказалось, что он все-таки принял мои слова всерьез. Около нашего дома околачиваются двое якобы туристов — на самом деле я уверена, что это его наблюдатели.

— Но зачем ты мне все это рассказываешь. Лиз?

— Неужели ты не понимаешь — тебя могут поймать! Ведь сегодня ночью вы должны что-то получить?

— А что, если и так? Что я теперь могу поделать? Покинуть друзей в беде и бежать? Или предупредить их?

— Мне все равно, что ты будешь делать, — главное, чтобы ты не попал в полицию. Меня все это не касается, но мне не хочется, чтобы у тебя были неприятности.

Тут Джонатан начал смеяться, да так что мне захотелось влепить ему пощечину.

— И ты думаешь, что эти твои двое наблюдателей и старый добрый Таккер смогут справиться с целой бандой контрабандистов?

— Не знаю. Я не знаю, в чем ты замешан, но в любом случае теперь тебе не удастся выйти сухим из воды. Понимаешь, в полиции я сказала, что ты тоже замешан. — И тут, как последняя дурочка, я разрыдалась.

— Значит, ты уже жалеешь, что выдала меня полиции? И пришла предупредить, что я в опасности? Лиз, ты сама не представляешь, какая ты милая. Лиз, ты выйдешь за меня замуж, когда все это закончится?

Это было неожиданно. Наверное, я посмотрела на него так, словно он спятил.

— Как будто я выйду замуж за человека, который замешан в каком-то подпольном бизнесе! Просто ты такой дурак, и мне жалко смотреть, как ты губишь свою жизнь. И потом, — я всхлипнула, — как же Джиллиан?

— При чем тут она? Забудь о ней. Она для меня совершенно ничего не значит. И потом, Джиллиан знает, как я к тебе отношусь. Лиз, какая ты у меня все же дурочка. — Он взял меня за подбородок и поднял к себе мое мокрое от слез лицо. Мне пришлось посмотреть ему прямо в глаза. Он был очень серьезен. — Лиз, я понимаю — все это оказалось для тебя неприятным сюрпризом. Ты, конечно, расстроена. Очень некстати, что ты оказалась тогда в этом проклятом подвале, но с этим уже ничего не поделаешь. Пока я больше ничего сказать не могу. Но тебе не о чем волноваться. Никто меня не посадит в тюрьму. А Таккер просто болван. Сейчас же поезжай домой и сразу ложись в постель. И ни о чем не волнуйся — со мной ничего не случится. Я постараюсь зайти к тебе утром, а если не смогу — обязательно позвоню. Спасибо за то, что ты такая, какая есть. Еще раз говорю — ни о чем не волнуйся. Обещаю — больше я ни за что не дам себя втянуть в такое дело.

— Не знаю, какие у тебя планы на будущее, но все они не имеют смысла, если сейчас тебя схватят. — Боже мой, так на чьей же я все-таки стороне? На стороне закона или на стороне Джонатана? — Джонатан, а ты не можешь выйти из этого дела? Уже поздно?

Он промолчал, но мне показалось, что он собирался что-то сказать, однако вместо этого поцеловал меня, и я снова почувствовала, как слезы потоком заструились по моему лицу.

Когда я приехала домой, Мэри уже закрыла двери на засов, но в коридоре еще горел свет. Услышав мой голос, она открыла дверь.

— Я только что поставила греться молоко, — сообщила Мэри, проходя впереди меня на кухню. — Не забудьте запереть дверь на засов и накинуть цепочку.

Я сделала, как она велела, и пошла за ней.

— Странный все-таки этот турист, — недовольно проворчала Мэри. — Только что сидел на скале, а через пару минут прихожу — его уже и след простыл. Словно земля разверзлась и поглотила его, честное слово. И главное, поблизости ни одного дерева, чтобы спрятаться. А если бы он пошел в деревню по дороге — так его далеко было бы видно. Значит, он все-таки где-то спрятался. Подозрительный какой-то тип. Я ему не доверяю.

— Наверное, ты просто отошла от окна и ходила дольше, чем тебе показалось. А может быть, он ушел по тропинке. Тогда его отсюда не было бы видно.

— Вам-то хорошо говорить. А мне вот начинается уже казаться, что не надо нам было сюда приезжать. Уж очень здесь места глухие. Я тут на днях как раз говорила мистеру Пинарту, что в этом доме мне как-то не по себе. Душа не на месте, и все тут. Наверное, из-за этой старой части. Особенно страшно думать о подвалах. Меня в них силком не затянешь. Так ему и сказала.

— А он что ответил?

— Что я благоразумная женщина, потому что там темно, на ступеньках можно поскользнуться и сломать себе шею. Я всегда помню, что ваша тетушка тоже сломала себе шею, хотя и не в подвале. Не знаю, может, мне поэтому так не по себе в этом доме. — Она налила молоко в кружки.

Я взяла свою, пару печений и села за обеденный стол. А Мэри разобрало: видимо, у нее накипело на душе, ей надо было выговориться.

— Знаете, что сказала ваша тетя, когда узнала о несчастье с сестрой? «Дороти упала с лестницы и сломала себе шею? Этого не может быть!» Тогда я как-то не придала значения ее словам, но когда увидела этого их бывшего дворецкого, Бейтса… Я была только рада, что он не остался у нас…

— Но его не было в доме, когда это случилось.

— Не было, он сидел в «Голове короля». А когда пришел домой и увидел хозяйку на полу у лестницы, сразу же позвонил Таккеру. Доктор сказал, что она умерла только около часа назад. А Бейтс сидел в баре с самого открытия и потом еще остался играть в шашки со старым Полликотом.

— Что же ты тогда о нем заговорила? При чем он тут? Ты что, подозреваешь, что он к этому как-то причастен?

— А я вам скажу почему. Он только в тот вечер так долго сидел в баре, да еще играл в шашки.

— Откуда ты это знаешь?

— Мне сам Полликот сказал, ему это тоже показалось странным.

— Но все равно — раз его не было в доме, он не мог этого сделать.

— Есть разные способы, — мрачно заметила Мэри. — Можно, к примеру, натянуть проволоку, или что-нибудь такое. — Мэри никак не хотела расставаться со своими кошмарами.

— Ради всего святого, Мэри, ты такого наговоришь, что я спать не смогу! — рассмеялась я.

Мэри ответила мне кривой улыбкой, как будто знала, что я нарочно стараюсь отшутиться.

Но на самом деле все это выглядело действительно странно. Почему Бейтс, который ни с кем в деревне не дружил и вообще был малообщителен, решил вдруг поиграть в шашки с Полликотом, причем именно в вечер убийства тети Дороти? Чтобы у него было алиби, а в это время кто-то другой убил мою тетю… Но кто — Трегарт? Для этого Трегарту надо было как-то проникнуть в дом, а тетя Дороти всегда запирала все двери, в том числе и в старой части дома. Однако у Бейтса был ключ от дома, и ему ничего не стоило передать его Трегарту. Интересно, что думает по этому поводу Джонатан? Подозревает ли он, что тетя была убита, или считает, что она упала с лестницы случайно?

Мы пошли с Мэри спать одновременно, и я слышала, как щелкнул замок в двери ее спальни — Мэри закрылась изнутри. Она решила предпринять все возможные меры безопасности. Я легла спать, но полностью раздеваться не стала — сняла только ботинки и платье. Я лежала в тишине, с бешено бьющимся сердцем. Я выполнила обещание, данное Джонатану, — легла спать, но я не могла уснуть. Я должна знать, что происходит. Как можно быть спокойной, когда человек, которого я люблю, находится в опасности? Нельзя ведь перестать любить человека только потому, что он ведет себя как последний дурак. Я знала наверняка, что на самом деле Джонатан неплохой, просто глупый. Я встала и бесшумно спустилась вниз, хотя можно было не опасаться, что Мэри меня услышит. Ее тяжелый храп, доносившийся из-за двери, это ясно доказывал. Из дома могли вынести все, что угодно, обчистить его от подвала до чердака — она ничего не услышала бы.

Я взяла ключ от двери в подвал и осторожно открыла ее. Все было тихо. Свет не горел. Я прихватила с собой фонарик, но не стала его включать. Я помнила количество ступенек и тихо спустилась по ним без тапочек, в одних чулках. Я совершенно не представляла, что собираюсь делать дальше, но мне надо было быть здесь. Джонатан, Брайан, Трегарт, Бейтс и бородач на мотоцикле… Сможет ли полиция их схватить с поличным, если они вообще здесь появятся, в чем я уже начала сомневаться. Каким-то образом их, вероятно, постараются сбить со следа. Я подошла к дубовой двери. Она была чуть приоткрыта, и я не стала открывать ее шире. Просто облокотилась на стену — больше я ничего не могла сделать от страха. Сегодня каменный пол казался мне особенно холодным, я дрожала, но скорее от напряжения, чем от холода. И от ужаса, что Джонатан попадет в переделку. Господи, ну почему он оказался замешан в эту историю?!

Когда мне показалось, что я больше не могу этого выносить, послышались тихие шаги по каменным плитам. Я стала их считать, но сбилась — слишком сильно колотилось сердце. Потом раздался шепот. Голос был незнакомый. Значит, полиция уже здесь, сидят в засаде.

— Т-ш, тише, старайся не шуметь.

Опять тихие шаги, потом тишина. «Пожалуйста, не приходи, Джонатан, — молила я про себя, — не приходи!» Но тут услышала скрежет — передвигали мебель на колесиках. Я подумала — интересно, как они открывают потайную дверь? Наверное, это как-то связано с комодом. Значит, это не Джонатан. Он пришел бы со стороны залива. Слава богу!

Приглушенный голос пробормотал:

— Бейтс еще здесь. Придется ждать. Не могу все так оставить, эта хозяйская племянница все время сует сюда свой нос.

Снова тишина. Потом сверху послышались негромкие шаги. Господи, подумала я, неужели Джонатан пришел? Сердце снова отчаянно забилось, и тут все случилось одновременно. Послышался скрип двери. Потом блеснул луч света, и раздался выстрел. Я услышала голос Брайна: «Джонатан, болван, отойди!» — и дверь распахнулась. Глазам моим предстала такая картина. Бейтс боролся с полицейским, в руках у бородатого мотоциклиста был пистолет. Трегарт и его сын стояли, прижатые к стене. Джонатан вцепился в плечо Трегарту-старшему и был при этом смертельно бледен.

— Лиз, какого черта, уходи отсюда! — прошипел он сквозь зубы. — Я же сказал тебе, что завтра зайду.

Я подошла к нему, мне было наплевать, что обо мне подумают. Послышался звонкий топот по каменному полу, и в комнате оказались еще двое полицейских.

— Фургон подъезжает, скоро будет здесь.

На Бейтса надели наручники. Бородач спокойно отдал пистолет полицейскому. Трегарт кинулся к двери в подземный ход. Джонатан оттолкнул меня и бросился за ним.

— Не будь дураком, — раздался его твердый, властный голос. — Тебя там уже ждут в лодке.

Трегарт остановился, и Джонатан опустился на сундук. Вокруг него образовалась лужа крови. Я обняла его за плечи, а он положил голову мне на плечо.

— Господи, какой я дурак! — прошептал он. — Я же не знал, что у них будет оружие. Мне плохо. Зато как было весело!

Даже в таком положении он мог шутить.

— Можно я отведу его наверх? — обратилась я к людям в штатском, которые явно здесь были главными. — Он, кажется, ранен.

— Да нет, пустяки, просто царапина. Не беспокойтесь, дорогая. Мы сейчас доставим его к доктору — оглянуться не успеете.

Я не видела, что происходило дальше, потому что была занята только Джонатаном. Лишь видела, как Бейтс поднимается по ступенькам, а за ним шагает мотоциклист-бородач.

— Давайте вы тоже, вперед, — негромко приказал полицейский, и Трегарт с сыном двинулись к лестнице.

А Брайан тем временем стоял поодаль и спокойно наблюдал за всей этой сценой. Когда почти все ушли, он улыбнулся и посмотрел на меня:

— Лиз, только не волнуйся. С Джонатаном ничего не случится, о нем позаботятся.

Судя по его спокойствию, можно было подумать, что он здесь сторонний наблюдатель.

— Позвольте, я отведу его наверх.

Один из полицейских кивнул. Оказалось, что в подвале было гораздо больше полицейских, чем мне показалось вначале. Мне разрешили проводить Джонатана до машины. Потом я вернулась домой, едва живая от горя. Я заперла черный ход на засов и спустилась по лестнице в подвал. Там полицейский как раз закрывал потайную дверь в подземный ход, ведущий к бухте. На моих глазах он просто задвинул на место комод, и двери не стало видно. Меня заинтересовало, как эта дверь открывается со стороны залива, но я так устала, что не могла спросить.

— Я думала, что все уже ушли.

— Оставили меня, чтобы я все тут привел в порядок. Я приехал на мотоцикле, он там, у дороги. Вы в порядке, мисс? Полагаю, для вас это было немалым потрясением. Мы надеялись, что вы ничего не узнаете, по крайней мере до тех пор, пока мы со всем этим не покончим. Интересно узнать, сколько они успели вывезти из страны этим путем? — Полицейский задумчиво покачал головой.

— А что они вывозили? — невольно вырвалось у меня.

— Ввозили наркотики, а вывозили — краденые вещи. В основном драгоценности, я думаю. Эта миссис Карфорд тоже небось немало прибрала к рукам. — Он, видимо, не знал, что речь идет о моей родственнице.

— Похоже на то. Вам лучше выйти через другую дверь. Хотите чашку чаю?

— Нет, спасибо, я лучше поеду.

Я проводила полицейского до двери и накрепко заперла за ним засов. Потом прошла на кухню, потому что ложиться спать совсем не хотелось. Делать мне было нечего. Я заварила чай в чайнике и накрыла его сверху полотенцем. И только тогда заметила, что весь мой халат запачкан кровью Джонатана.

Я села за стол, положила голову на руки и разрыдалась. В этот момент открылась дверь и раздался голос Мэри:

— Что тут такое происходит? Я не могла уснуть и услышала, что вы ходите внизу.

Я истерически расхохоталась.

Глава 11

Было очень смешно, что Мэри проспала все происходившие в нашем доме и при этом спокойно заявляла, что не могла уснуть и услышала, как я хожу внизу. Как она могла вообще что-нибудь услышать, если храпела, словно кучер? Мэри налила себе чаю. Я тоже выпила чашку чаю и почувствовала, что начинаю приходить в себя. Мэри спросила, в чем дело и что случилось, и я пообещала все рассказать ей утром, потому что сейчас смертельно устала. Мы пошли наверх, и она молча обняла меня пухлой рукой за плечи, не сказав больше ни слова. К счастью, Мэри не заметила, что мой халат запачкан кровью.

На этот раз я легла раздевшись, хотя спать оставалось недолго. Сон ко мне не шел — перед глазами вставало бледное как мел лицо Джонатана. Что же там все-таки произошло? Бородач стрелял в кого-то из полицейских, а попал в Джонатана? Теперь мне было уже безразлично, что он наделал и в чем виновен — мне хотелось быть рядом с ним, ухаживать за ним, помогать ему.

В восемь часов я встала, оделась и позвонила в местный полицейский участок. Впрочем, я могла бы догадаться, что пользы от этого не будет никакой.

— Все было отлично сработано, мэм, просто отлично, — услышала я довольный голос Таккера. — Лондонская полиция давно уже за ними гонялась. Теперь им светит немалый срок, можете мне поверить! И этого мистера Стэнли тоже поймали, да. Вчера. Вся эта шайка работала на него.

Но сейчас мне было не до них. Больше всего на свете меня беспокоил Джонатан.

— А что с мистером Пинартом?

— О, о нем можете не волноваться, мэм. Он в полном порядке, под наблюдением врачей. Ему вынули пулю, скоро он поправится. О нем очень хорошо заботятся.

Конечно, о нем заботились — ему предстоит предстать перед судом.

За завтраком я вкратце описала Мэри последние события, но у меня не хватило сил рассказать ей про ранение Джонатана. Это можно будет сделать как-нибудь позже. Тетя Хетти приедет домой не раньше вечера, а мне надо было с кем-то поговорить. Я села в машину и отправилась к Дэвиду. Он сидел в своем солнечном саду, на коленях у него стояла портативная пишущая машинка, и он яростно стучал по клавишам.

— Лиз, что случилось? На тебе лица нет, и даже твоя милая улыбка сегодня тебя покинула.

На мои глаза тут же навернулись слезы. Все долго копившиеся эмоции, которые я таила в себе, должны были наконец прорваться наружу. И дело было не только в Джонатане. Все мои давние, горькие, скомканные чувства к Гэри, мое невыплаканное горе, мое смятение, с тех пор как я приехала в Корнуолл — все это наконец вылилось. Я решила больше никогда не иметь дела с мужчинами, выкинуть их из своей жизни, но еще больше запуталась.

— Но почему? Чего ты боишься? Я с самого начала считал, что вы с Джонатаном созданы друг для друга.

Я рассказала ему о том, что случилось. Джонатан сам погубил свою жизнь, но мне отчаянно хотелось ему помочь.

Дэвид посмотрел на меня. На губах его играла добродушная улыбка.

— Да, Лиз, я начинаю склоняться к мысли, что ты, пожалуй, права — ты не очень хорошо разбираешься в людях. — Тут он попал в точку. — Если ты хочешь поддержать Джонатана, надо подумать, что мы можем сделать. Первым делом надо позвонить в полицию в Труро. Нет, сиди, не вставай. Посмотри пока на сад. Может быть, его красота тебя немного успокоит.

Дэвид оставил меня в саду, а когда вернулся, вид у него был очень серьезный.

— Джонатан, конечно, поставил себя в глупое положение. Я понятия не имел, что происходит. В жизни не встречал человека такого скрытного, как он. Из него извлекли пулю, сейчас он вне опасности, хотя рана еще осталась. Джонатан хочет тебя видеть. Я сказал, что мы тебя сейчас привезем.

Значит, положение очень серьезное — если мне разрешают так скоро с ним увидеться? Берт вывел машину, и Дэвид сказал, что не надо грузить в багажник его инвалидное кресло — он постарается обойтись без него. Почти всю дорогу он молчал, а я так боялась за Джонатана, что не могла больше ни о чем думать.

— Лиз, мне кажется, ты сама себя запутала, — услышала я наконец голос Дэвида сквозь вихрь моих мыслей. — С чего ты вообразила, что если он человек легкомысленный и проявляет к тебе интерес, то это значит, что он ухаживает за всеми подряд? Джонатан не такой.

— А про Джиллиан ты забыл?

— А я не знаю, почему ты решила, что между ними что-то есть. Просто они часто виделись, и он проявлял к ней доброту. Она еще сама не знает, чего хочет. А он, как мог, старался помочь. Но иногда, признаться, очень от нее уставал.

— Он ужасно гадко отзывался о ней, но при этом не переставал с ней встречаться. Разве с его не стороны не лучше было просто прекратить их свидания?

— Если бы она по-настоящему была влюблена в него — тогда да. Но он никогда так не считал.

— А должен был бы это заметить.

— Лиз, Лиз, ты смотришь на все со своей точки зрения. Джиллиан на самом деле вовсе не влюблена в него и никогда его не любила. Ей кажется, что она влюблена в другого человека, а Джонатан просто проявлял к ней симпатию и сочувствие.

— Тогда почему она всегда так стремится быть с ним?

Дэвид смотрел прямо перед собой.

— Джонатан часто ко мне приезжал, мы с ним много виделись, и ей тоже хотелось сюда приезжать. И в этом моя вина — когда я сюда приехал, я проявил к ней, наверное, больше интереса, чем следовало. И эта девочка сделала свои выводы.

— Ах, так вот почему она терпеть меня не могла! Потому что я тоже приезжала к тебе. А я-то думала, что это из-за Джонатана. О, Дэвид, прости, я такая глупая!

— Ну, не такая уж глупая. Естественно — кто может подумать, что у молодой красивой девушки возникнет привязанность к калеке. — В его голосе звучала глубокая боль. — Поэтому я решил, что лучше мне будет уехать. И видимо, не в Ньюлин, как я собирался, потому что это слишком близко. Придется, наверное, вернуться в Лондон.

Я не посмела ему ничего посоветовать.

Джонатан лежал в маленькой палате, и в больнице, казалось, никого не удивило, что к нему пришел посетитель. Я почему-то ожидала увидеть у его постели дежурного полицейского, но в палате не было никого, кроме медсестры. Она вышла и оставила нас вдвоем. Джонатан лежал на спине, очень бледный, но вполне довольный жизнью. У его постели стояла капельница, и мне при ее виде сразу стало нехорошо.

— Глупо я подставил себя, да? Но поверь мне на слово — я совершенно не собирался геройствовать. Просто попытался отобрать у Бейтса пистолет, чтобы он не выстрелил. В следующий раз, когда попаду в такую заварушку, надо будет присмотреть, чтобы никто не брал с собой оружия. Я был, наверное, похож на клоуна.

Я присела на край постели и взяла его за руку.

— Конечно, наверное, я должен был тебе все рассказать, но я пообещал, что буду молчать, пока все не закончится. Вся эта история на самом деле началась довольно давно. Я когда-то видел Стэнли, когда он приезжал к твоей тете Дороти, но, к счастью, он меня не видел, так что не знал меня в лицо. Я ведь тебе говорил, что когда-то работал репортером. Стэнли однажды забрали во время полицейского рейда в одном сомнительном ночном клубе с очень дурной репутацией. Владельца клуба посадили, но Стэнли, как оказалось, не имел отношения к самому клубу, поэтому его просто оштрафовали, как остальных посетителей. А Брайан мне рассказал, что полиция хотела взять Стэнли за другие преступления, но у них не было доказательств. Брайан работает в уголовном розыске. Когда я встретил здесь Стэнли и узнал, что он ходит к твоей тете, я написал Брайану. Он попросил меня понаблюдать за Стэнли, но очень осторожно. Когда с твоей тетей Дороти случилось несчастье, я знал: полиция, конечно, подозревает, что это убийство, но опять-таки бездоказательно. Надо было ждать и наблюдать дальше. Я страшно боялся за всех вас, потому что вы жили в этом доме, но я мало чем мог помочь.

— О, Джонатан! — только и могла я вымолвить. Теперь я поняла, почему старший офицер в Труро так уклончиво разговаривал со мной. Оказывается, Джонатан работал на них.

— Хотя твои дядя и тетя были в деле со Стэнли, они, я уверен, не знали про наркотики. Думаю, Дороти Карфорд проведала про это незадолго до своей смерти. Я как-то зашел к ней после одного из визитов Стэнли и увидел, что она не на шутку напугана. Возможно, ее терзали угрызения совести после того, как ей стало известно про ввоз наркотиков и она поссорилась из-за этого со Стэнли.

— Тетя Хетти говорила, что Дороти очень настаивала, чтобы она к ней переехала сюда после смерти Генри.

— С одной стороны, ей, конечно, не хотелось оставаться одной. Но с другой — лишние свидетели тоже были не нужны. При такой жизни ей скорее надо было жить одной. Признаться, если не считать наркотиков, думаю, она не находила контрабанду большим преступлением — просто полагала, что на этом можно легко и быстро заработать, вот и все. Ей хотелось красиво жить. И я до вчерашнего вечера не был уверен, знаешь ты что-нибудь обо всем этом или нет. Я конечно, видел, что ты догадываешься о моей причастности к этим делам. Причем считаешь, что я связан именно с преступниками, и хочешь меня предостеречь. Мне так хотелось тебе все рассказать, но я не мог.

— И хорошо, что не рассказал. Зато теперь я знаю, что для меня это не важно.

В палату вошла медсестра:

— Вам пора уходить. Мистеру Пинарту нужен покой. Можете прийти к нему завтра.

Я наклонилась и поцеловала Джонатана. Он улыбнулся — и все тревоги в моем сердце сразу улеглись.

Тетя Хетти и Гленн были в ярости, что такие интересные события произошли без них. Они долго дразнили потом Мэри, что она проснулась только тогда, когда все уже кончилось. Я постаралась придумать нечто правдоподобное, почему сама оказалась в подвале в такое время, стараясь не выдать своей глупости.

— Джонатан оказался прав насчет того дома в Девоне, — сообщила мне тетя Хетти. — Он нам больше подходит, так что этот дом я немедленно выставляю на продажу. Конечно, такого щедрого предложения, как от любезного мистера Стэнли, я больше не получу, но уверена, мы сможем его неплохо продать.

Джонатан быстро шел на поправку. Я приходила к нему в палату, сидела рядом с ним и держала его за руку, ничуть не смущаясь. Он говорил о Джиллиан.

— Откровенно говоря, я считаю, что она была бы отличной женой Дэвиду, но он такой самоотверженный, считает себя недостойным. Дэвид находит ее гораздо умнее, чем она есть на самом деле, поэтому ему кажется, что Джиллиан должна ехать в город учиться и как-то устроиться в жизни. Мне, кстати, тоже хотелось бы устроить свою жизнь, причем желательно без полиции. На самом деле я поступил, конечно, глупо. Меня не должно было там быть — они прекрасно и без меня справились бы. Но когда ты приехала вся в слезах предупредить меня, я подумал, что ты тоже непременно окажешься там в самый неподходящий момент, и испугался за тебя. Какая ты все-таки глупенькая, любовь моя! Если бы я знал с самого начала, что ты прячешься за дубовой дверью, я не стал бы сидеть сложа руки и никакая сила не заставила бы меня лезть под пулю. Я ведь совсем не герой.

— Но как ты получил ранение?

— Когда Бейтс поднял пистолет — я просто рефлекторно кинулся к нему, попытался вырвать у него оружие. Но пистолет отобрал у него Билл Треверс, мотоциклист. А мне досталась только пуля. Ну можно ли быть таким легкомысленным?

— Ведь тебя могли убить. — От одной этой мысли мое сердце замерло.

— Но не убили же. Лиз, я могу заработать достаточно, чтобы обеспечить тебя. Но вряд ли когда-нибудь стану богатым. Ты выйдешь за меня замуж?

— Ты уходишь от вопроса! Кто-то же должен все время выручать тебя из передряг. Но чего я не могла понять — это как Джонатан и Брайан прошли через запертую заднюю дверь дома и что случилось бы, если бы дверь в подвал оказалось заперта?

— Мы залезли через окно, глупенькая. Эти ставни открыть снаружи ничего не стоит. Что касается двери в подвал — тут мы надеялись на лучшее. Если Трегарт был там после Бейтса, он запер бы дверь изнутри, прежде чем спускаться через потайной ход к заливу, но это слишком сложно. То есть Бейтс должен был ждать Трегарта, чтобы отпереть ему дверь, когда тот придет. Пока сюда не переехала тетя Хетти, все было просто. Но после этого все время возникал вопрос: запирать двери или не запирать? Однако мне удалось выяснить кое-что, о чем они не знали. К заливу вел и еще один путь, через тот ход за камином. Мы могли бы воспользоваться и им, но, к счастью, этого делать не пришлось, чему я очень рад. Там такая узкая и крутая лестница, а в конце надо даже спускаться по веревочной лестнице. У меня от одной этой мысли мурашки по спине. Да, кстати, больше никогда не подходи к краю обрыва. Я в жизни так не пугался, как тогда, ночью, когда ты оказалась на краю скалы.

— Но ты же тоже заглянул за край! — Я не стала ему говорить, как он тогда сам меня напугал.

— Я подполз к краю, если ты помнишь. Я не подошел бы туда ни за какие коврижки.

— Знаешь, что мне еще непонятно? У тети Дороти была горничная, которая жила в доме. Как им удавалось скрывать все это от нее?

— Ей хорошо платили, чтобы она держала язык за зубами. Но эта горничная помогла их разоблачить. Когда твою тетю убили, горничная была в Лондоне. Приехала сюда, чтобы дать показания в полиции, и потом снова уехала. После этого нашла работу у богатого финансиста. А месяц назад ее хозяина ограбили. И хотя в тот вечер, когда это случилось, у нее был выходной, полиция ее заподозрила. За ней установили наблюдение. Оказалось, она все еще работала на Стэнли. Ее арестовали неделю назад.

— Ты что, хочешь сказать, что Стэнли занимался грабежами?

— Вряд ли он сам в этом участвовал. Но организовывал ограбления и получал за это вознаграждения. У него есть скромненькая милая яхта на приколе. Не шикарная, чтобы не привлекать внимания, но достаточно мощная. Трегарт часто ходил к ней на своей шхуне. У них был налаженный бизнес.

На суде Бейтс выдал всех своих сообщников. Видимо, поэтому у Трегарта был такой ужас на лице, когда их арестовали, — он этого ожидал от Бейтса. Трегарт убил тетю Дороти — он боялся, что она их выдаст. Но не думаю, чтобы Дороти так сделала — она была сама замешана в этом деле. Бедная, глупая женщина!

Школа, которую открыла тетя Хетти, успешно работает. Она и Гленн с наслаждением занимаются с детьми, хотя отдыхать им не приходится.

Дэвид и Джиллиан поженились и живут в роскошном доме в Ньюлине. Дэвид теперь почти совсем не пользуется инвалидным креслом. Он стал известным драматургом, его пьесы ставят даже за рубежом. Джиллиан оказалась превосходной хозяйкой. Когда у них в гостях бывают иностранцы, которые приезжают познакомиться с ее великим мужем, она свободно говорит с ними на французском и немецком. В последнее время Джиллиан выучила еще итальянский и испанский. Дэвид купается в лучах славы — он признает, что ему нравится успех, и наслаждается им сейчас даже больше, чем когда был актером. Может быть, тот период одиночества в бунгало был временем его становления и накопления сил? Он ничуть не изменился, и я по-прежнему отношусь к нему с нежностью. Хотя для меня было бы ужасно оказаться на месте Джиллиан — впрочем, она, кажется довольна своей жизнью и подходит на роль жены великого человека как нельзя лучше.

А мы с Джонатаном… Мы по-прежнему живем в Треговане, купили домик, где раньше жил Бейтс, — в кредит, конечно! У нас растет дочка, Генриетта, и она точная копия Джонатана, что меня очень даже устраивает. Он был прав — мы никогда не будем особенно преуспевать и зарабатывать много денег. Я продаю мои картины, но они стоят недорого. Правда, мне очень нравятся сказки, которые пишет Джонатан и к которым я делаю иллюстрации. Мы решили не тратить те деньги, которые оставил мне Гэри, хотим сберечь их для Генриетты, ее будущих братьев или сестер. Когда-нибудь мы им расскажем про Гэри.

Когда ветер дует с Атлантики и завывает в трубе, мы с Джонатаном садимся работать: я — за мольберт, он — за пишущую машинку. Наше гнездышко, может быть, устроено не очень роскошно, зато мы много смеемся. А чего еще можно желать от жизни?