Альфред Бестер

Гарри Гаррисон

Гарри Гаррисон

НЕУКРОТИМАЯ ПЛАНЕТА

ГЛАВА I

Трубопровод пневмопочты тихо выдохнул в приемную чашку патрон размером с карандаш. Сигнальный звонок звякнул и смолк. Язон динАльт уставился на безобидный патрон так, словно это была бомба с часовым механизмом.

Тут какой-то подвох… Он почувствовал, как внутри все напряглось. В чашке лежал не официальный бюллетень и не извещение от гостиничной администрации, а запечатанное личное письмо. Но ведь он никого не знает на этой планете, еще и восьми часов не прошло, как он прибыл сюда на космическом корабле. У него даже имя новое — он сменил его в предпоследнем космопорту, — значит, никакого личного письма быть не должно. А между тем вот оно, лежит в чашке. Он сорвал ногтем печать и снял крышку. Искаженный записью металлический голос нельзя было опознать:

«Керк Пирр хотел бы встретиться с Язоном динАльтом. Жду в вестибюле».

Явный подвох, и, однако, никуда не денешься. Хоть бы оказалось, что это какой-нибудь безвредный тип. Скажем, коммивояжер. Или что его с кем-то спутали. Все же Язон спрятал под подушкой пистолет, сняв его с предохранителя: мало ли что может случиться… После чего передал дежурному администратору, чтобы гостя направили в его номер. Когда дверь отворилась, Язон полулежал на краю кушетки и прихлебывал какой-то напиток из высокого стакана.

«Бывший борец», — подумал Язон, глядя на вошедшего в номер седого богатыря. Так вот он какой, Керк Пирр. Не человек — скала, сплошные литые мышцы. Строгий серый костюм напоминал форменную одежду. К правому предплечью пристегнута шершавая потертая кобура, из которой холодно смотрело дуло пистолета.

— Ты — динАльт, игрок! — произнес незнакомец без тени учтивости. — У меня к тебе предложение.

Глядя на него поверх стакана, Язон проигрывал в уме возможные варианты. Это либо полиция, либо конкуренты, а он предпочел бы не иметь дела ни с теми, ни с другими. И во всяком случае, надо побольше разузнать, прежде чем ввязываться в какие-либо сделки.

— Простите, приятель, — Язон улыбнулся, — но вы ошиблись дверью. Я бы рад вам помочь, да только от моей игры больше выгадывают казино, чем я. Так что…

— Не будем играть в кошки-мышки, — перебил его властный, рокочущий голос Керка. — Ты динАльт, и ты же Боухил. Если тебе этого мало, могу назвать планету Мэхаута, казино «Туманность» и кучу других. У меня есть предложение, от которого мы оба выиграем, так что лучше выслушай меня.

Язон продолжал улыбаться, словно речь шла не о нем, но весь напружинился. Этот мускулистый незнакомец знает вещи, которых ему знать не положено… Пора менять тему разговора.

— А у вас недурной пистолет, — сказал Язон. — Да только вид пистолетов действует мне на нервы. Я буду вам признателен, если вы его снимете.

Керк хмуро скосился на кобуру, как будто только сейчас ее заметил.

— Я никогда его не снимаю, — буркнул он с оттенком недовольства.

Прощупывание кончилось. Пора брать руль в свои руки, если он хочет выйти живым из этой переделки. Язон наклонился вперед, чтобы поставить стакан на стол, в это же время его правая рука как бы невзначай очутилась под подушкой. Пальцы нащупали рукоятку пистолета.

— Боюсь, что я буду вынужден настоять на своем. А то мне всегда как-то не по себе в обществе вооруженных людей.

Говоря это, Язон выхватил свой пистолет. Его рука двигалась мягко и быстро.

С таким же успехом он мог изображать замедленное кино. Керк Пирр стоял будто монолит, глядя, как пистолет появляется из-под подушки и поворачивается в его сторону. Он оставался безучастным до последней секунды. Но дальше он действовал молниеносно. Только что его пистолет был в кобуре — и вот уже смотрит прямо в лоб Язону. Тяжелое, грозное оружие, дуло рябое от частого пользования. Язон понимал, что ему не жить, если он поднимет свой пистолет еще хоть на дюйм. И он осторожно опустил руку, браня себя за то, что дал порыву взять верх над рассудком. Керк вернул свое оружие в кобуру так же играючи, как выхватил его.

— Ну, хватит шутки шутить, — сказал Керк. — Займемся делом.

Язон протянул руку за стаканом и отпил добрый глоток для успокоения нервов. Он умел обращаться с оружием, быстрая реакция не раз спасала ему жизнь, а тут ему впервые утерли нос. Больше всего его злило то, как легко, походя, это было сделано.

— Никаких дел, — произнес он ледяным тоном. — Я прилетел на Кассилию отдыхать, у меня отпуск.

— Не будем морочить друг другу голову, динАльт, — нетерпеливо сказал Керк. — За всю жизнь ты и дня не занимался честным трудом. Ты профессиональный игрок, потому я и пришел к тебе.

Язон подавил ярость и швырнул пистолет на другой конец кушетки, чтобы не было соблазна покончить жизнь самоубийством. А он-то был уверен, что его никто не знает на Кассилии, приготовился взять большой куш в игорном доме… Ладно, потом разберемся. У этого атлета явно все продумано. Пусть прокладывает курс, и посмотрим, что он замыслил.

— Хорошо, что вам угодно?

Керк опустился в кресло, которое жалобно скрипнуло от такого груза, достал из кармана конверт, вскрыл его и бросил на стол пачку мерцающих галактических банкнотов. Язон взглянул на них и сразу выпрямился.

— Фальшивки? — спросил он, поднося один банкнот к свету.

— Самые настоящие, — заверил его Керк. — Сам получал их в банке. Двадцать семь штук — двадцать семь миллионов кредов. Мне нужно, чтобы ты играл на эти деньги в казино сегодня вечером. И нужно, чтобы ты выиграл.

Билеты и впрямь выглядели настоящими, к тому же можно было свериться в банке. Язон задумчиво перебирал их, глядя на своего собеседника.

— Не знаю ваших намерений, — сказал он. — Но учтите, что я ничего не могу гарантировать. Да, я играю, однако не всегда выигрываю.

— Ты играешь — и выигрываешь, когда очень хочешь выиграть, — отчеканил Керк. — Мы постарались удостовериться в том, прежде чем я обратился к тебе.

— Если вы хотите сказать, что я жульничаю…

Язон вовремя спохватился и взял себя в руки. Кажется, сейчас возмущаться вредно для здоровья…

А Керк, игнорируя нарастающий гнев Язона, продолжал ровным голосом:

— Хорошо, пусть это, по-твоему, не жульничество, а мне, по правде говоря, все равно. По мне, так хоть тузы в рукавах, хоть электромагниты в ботинках, лишь бы выигрыш был твой. Я пришел сюда не мораль с этикой обсуждать. У меня деловое предложение. Эти деньги дались нам тяжелым трудом, но все равно их слишком мало. Нам нужно три миллиарда кредов, ни больше ни меньше. Единственный способ их добыть — игра. Ставка — вот эти самые двадцать семь миллионов.

— А я что получу? — сухо спросил Язон, как будто в этом фантастическом предложении была хоть толика смысла.

— Все, что сверх трех миллиардов, можешь оставить себе. По-моему, это вполне справедливо. Сам ничем не рискуешь, а выиграешь — можешь обеспечить себя на всю жизнь.

— А если я проиграю?

Керк на миг задумался, мысль о проигрыше явно была ему не по вкусу.

— Да, это верно, ты можешь и проиграть. Я об этом не подумал…

Решение последовало сейчас же.

— Что ж, проиграешь так проиграешь, приходится рисковать. Только боюсь, что тогда мне придется убить тебя. Во имя тех, кто отдал жизнь, чтобы добыть эти двадцать семь миллионов.

Он сказал это спокойно, без тени злобы, не угрожая, а констатируя факт.

Язон вскочил с кушетки, снова наполнил свой стакан, налил и Керку, который кивнул в знак благодарности, и нервно заходил по комнате. Ему не сиделось, слова Керка разозлили его, и в то же время так трудно было устоять против соблазна. На заядлого игрока такие речи действовали, как вид наркотика на наркомана.

Вдруг он остановился, поняв, что в душе давно уже все решил. Проигрыш, выигрыш, жизнь, смерть — да разве можно отказаться, когда речь идет о таких деньгах! Язон круто повернулся и направил указательный палец на атлета в кресле.

— Я согласен. Да вы, наверно, с первой минуты знали, что я соглашусь. Но с одним условием. Я хочу знать, кто вы такой и кто эти люди, о которых вы все время говорите. И откуда деньги… Они краденые?

Керк осушил стакан и отодвинул его в сторону.

— Краденые? Ничего похожего. Эти деньги — плод двух лет упорного труда в рудниках и обогатительных цехах. Руда добыта на Пирре и продана здесь, на Кассилии. Проверить это ничего не стоит. Я сам ее продал. Я посланник Пирра на этой планете. — Он улыбнулся и про должал: — Впрочем, не придавай слишком большого значения этому титулу. Я числюсь посланником еще на пяти-шести планетах. Это очень сподручно, когда занимаешься бизнесом.

Язон поглядел на седовласого богатыря в поношенной одежде военного покроя и решил воздержаться от смеха. Ему доводилось слышать удивительные вещи про пограничные планеты, и не исключено, что каждое слово было правдой. Правда, про Пирр он никогда не слыхал, но это ничего не значит. Только в обитаемой части вселенной больше тридцати тысяч планет.

— Я проверю ваши слова, — сказал Язон. — Если все подтвердится, мы поладим. Свяжитесь со мной завтра…

— Нет, — отрубил Керк. — Деньги должны быть выиграны сегодня. Я уже выписал чек на эти двадцать семь миллионов, и деньги надо внести завтра утром, не то процент подскочит до Плеяд. Мы связаны сроком.

С каждой минутой затея пиррянина казалась Язону все более сумасшедшей и все более увлекательной. Он поглядел на часы. До вечера далеко, есть время проверить, говорит ли Керк правду или лжет.

— Ладно, пусть сегодня, — сказал он. — Но мне понадобится один из этих кредитных билетов для проверки.

Керк встал:

— Бери их все, мы встретимся снова только после твоего выигрыша. Конечно, я буду в игорном доме, но не показывай виду, что знаком со мной. Лучше, чтобы они не знали, откуда у тебя деньги и сколько их.

Секунду спустя он уже был за дверью — после рукопожатия, от которого у Язона осталось такое чувство, словно его рука побывала в железных тисках. Деньги… Держа их веером, будто карты, Язон смотрел на коричневые билеты с золотым тиснением и не верил своим глазам. Двадцать семь миллионов кредов. Что мешает ему сейчас попросту выйти с ними в эту дверь и исчезнуть? Ничто. Если не считать его гордости.

Керк Пирр, человек, фамилия которого совпадает с названием его родной планеты, — последний дурак во всей вселенной. Или… Или он не дурак. Судя по тому, как протекала их беседа, второе вернее.

«Он знает, что я предпочту играть на деньги, а не красть их», — подумал Язон и усмехнулся.

Потом он засунул в кобуру на поясе свой пистолет, положил деньги в карман и вышел из номера.

ГЛАВА II

Электронный кассир в банке озадаченно звякнул при виде миллионной кредитки и включил световое табло, предлагающее клиенту пройти к вице-директору Узину. Вице-директор, скользкий тип с вкрадчивыми манерами, вытаращил глаза и слегка побледнел, когда Язон предъявил ему пачку кредиток.

— Вы… желаете поместить эти деньги в нашем банке? — спросил он, машинально поглаживая пальцами билеты.

— Не сегодня, — ответил Язон. — Мне вернули долг. Будьте любезны, проверьте их. И разменяйте — мне нужно пятьсот билетов по тысяче кредов.

Оба его внутренних кармана были очень плотно набиты, когда он покидал банк. Проверка подтвердила подлинность банкнотов, и теперь Язон чувствовал себя ходячим монетным двором. Первый раз в жизни ему было не по себе от обладания крупной суммой. Он остановил проходящее гелитакси и направился прямо в казино. Там он будет в безопасности, во всяком случае на время.

Казино «Кассилия» служило игорным центром для ближайшего звездного скопления. Язон попал сюда впервые, но он хорошо знал этот род заведений. Почти все свои зрелые годы он провел в таких же игорных домах разных галактик. Только оформление различается, а суть одна. На виду — игра и публичные развлечения, за кулисами — все то, чего не выставляют напоказ. Теоретически выигрыши не ограничивались, однако это правило действовало лишь до какого-то предела. Стоило кассе казино понести ощутимую потерю, как честная игра кончалась, и с этой минуты удачливому клиенту следовало глядеть в оба. Со всем этим Язон динАльт сталкивался тысячу раз, и сейчас он был в меру насторожен.

Ресторан был почти пуст, и метрдотель поспешил навстречу посетителю, костюм которого свидетельствовал о приличном доходе. Худощавый и темноволосый, Язон держался решительно и уверенно, его можно было скорее принять за представителя состоятельной династии, чем за профессионального игрока. Он придавал немалое значение этому образу и старался не выходить из него.

Кухня производила хорошее впечатление, а винный погреб оказался превосходным. В ожидании супа Язон подошел к бармену, и у них состоялся квалифицированный и увлекательный диалог, после чего он воздал должное трапезе.

Язон не торопился, и, пока ел, просторное помещение ресторана наполнялось людьми. После обеда он выкурил сигару и посмотрел эстрадную программу. И когда он наконец перешел в игорные залы, там уже кипела жизнь.

Язон медленно совершил первый круг, оставил несколько тысяч тут, несколько тысяч там, не придавая значения исходу. Сейчас ему важнее всего было проверить свое чутье. Похоже, что игра ведется честно, столы — без подвохов. Конечно, подстроить что-нибудь недолго. Обычно в этом нет нужды, казино получают достаточный барыш.

За одним из столов он заметил Керка, но тот даже не оглянулся. Посланник Пирра играл по маленькой в семерку, проигрывал и обнаруживал явные признаки нетерпения. Очевидно, ждал, когда же сообщник поведет игру всерьез. Язон улыбнулся и не спеша пошел дальше.

Как обычно, Язон занял место за столом, где шла игра в кости. Самый верный способ выигрывать по малой. «А если сегодня на меня накатит, очищу всю кассу этого казино!» — Он думал о своем секрете, благодаря которому никогда не оставался в проигрыше. А время от времени даже загребал большой куш и уносил ноги, не дожидаясь, когда его перехватят наемные головорезы.

Подошла его очередь, он выбросил восемь. Ставки были невысокие, и Язон не очень налегал, только следил, чтобы не было семи. Выполнив свою задачу, он отвалился, и кость перешла к соседу.

Сидя и машинально делая небольшие ставки, пока кость шла по кругу, Язон размышлял о своем свойстве: «Странно, сколько лет над этим бьются, а мы до сих пор так мало знаем про психокинез. Научились натаскивать людей — самую малость, развивать врожденные способности — чуть-чуть. И все».

Язон чувствовал себя в ударе, миллионы, оттопыривавшие его карман, сыграли роль импульса, который иногда помогал ему зажечься. Прикрыв глаза, он взял кости и мысленно погладил рисунок, образованный ямками. В следующую секунду они выскочили из его руки на стол, и он увидел семь.

Есть!

Такого подъема он не ощущал много лет. А все эти миллионы кредов! Окружающее воспринималось предельно четко и ясно, кости беспрекословно слушались. Он знал с точностью до десятки, сколько денег в бумажниках у других игроков, мысленным взором видел все карты на руках у картежников за другими столами.

И Язон медленно, осторожно начал повышать ставки.

С костями все шло как по маслу, они катились и останавливались по его желанию, словно ученые собачки. Язон не торопился, сосредоточил внимание на психологии игроков и крупье. Почти два часа ушло у него на то, чтобы довести выигрыш до семи миллионов кредов. Тут он перехватил сигнал дежурного, который сообщил дирекции, что казино грозит крупный проигрыш. Выждав, когда этот тип с колючими глазами вернулся к столику, Язон подул на кости, поставил все свои фишки и одним махом просадил их. Крупье облегченно улыбнулся, лицо дежурного посветлело, а Керк — Язон заметил это уголком глаза — побагровел.

Бледный, вспотевший Язон чуть дрожащей рукой полез во внутренний карман и достал конверт с новенькими кредитками. Распечатал его и бросил на стол два билета.

— Предлагаю не ограничивать ставок, — сказал он просящим голосом. — Дайте мне шанс отыграться.

Дежурный, с трудом сдерживая улыбку, переглянулся с крупье, который быстро кивнул ему. Дескать, попался простак, надо его обчистить. Весь вечер лазил в бумажник, а теперь вот распечатал конверт, рассчитывает вернуть проигрыш. Толстый конверт, и, наверно, деньги не его. Разумеется, их это меньше всего заботило. Не все ли равно, откуда деньги. Игра возобновилась, и представители казино позволили себе расслабиться.

Это было как раз то, чего добивался Язон. Надо хорошенько завести их, пока они не смекнули, что в конечном итоге казино может остаться с носом. Потому что тогда они, как говорится, пустят в ход тяжелую артиллерию, а эту минуту хотелось бы отодвинуть возможно дальше. Каждый выигрыш будет даваться ему с большим трудом, а психокинетический огонек может погаснуть так же внезапно, как вспыхнул. С ним это уже бывало.

Теперь поединок шел только между Язоном и казино, остальные игроки превратились в статистов. Зрители плотной стеной обступили столик. Сперва выигрыши чередовались с проигрышами, потом он взял подряд несколько крупных ставок — и гора золотых фишек стала быстро расти. Он прикинул, что дело идет уже к миллиарду. Кости по-прежнему слушались, но Язон весь взмок от напряжения. Он поставил все фишки и протянул руку за костями. Однако крупье опередил его своей лопаточкой.

— Казино требует сменить кости, — твердо сказал он.

Язон выпрямился и вытер руки платком, радуясь передышке. Уже третий раз казино меняло кости, пытаясь оборвать полосу его удачи. Правила допускали это. Дежурный с колючими глазами снова раскрыл свой бумажник и не глядя вытащил пару костей. Сорвав целлофановую обертку, он бросил их через стол Язону. Выпало семь очков, и Язон улыбнулся.

Но когда он взял кости в руки, улыбка медленно сошла с его лица. Кости были прозрачные, абсолютно гладкие, одинаково тяжелые со всех сторон. И, тем не менее, с подвохом.

Кружочки на пяти гранях каждой кости были сделаны из какого-то сплава, вероятно, со свинцом. На шестой грани сплав был с железом. Кости будут катиться, как положено, пока не попадут в магнитное поле. А ведь всю поверхность стола под сукном можно превратить в магнит… И он ни за что не заметил бы обмана, если бы не внутреннее зрение. Но что же теперь делать?

Медленно встряхивая кости, Язон окинул стол взглядом. Ага, вот то, что ему нужно. На металлической кромке стола стояла магнитная пепельница. Он перестал трясти кости, испытующе поглядел на них, быстро взял пепельницу и опустил ее донышком себе на ладонь.

Когда он снова поднял пепельницу, окружающие дружно ахнули. Кости прилипли к ней шестерками вниз.

— Вы это называете хорошими костями? — спросил Язон.

Рука дежурного метнулась к боковому карману. Один Язон видел, что произошло в следующую секунду. Его глаза были прикованы к этой руке, и самой уже взялся за свой пистолет. Но тут из-за чьей-то спины вынырнула могучая лапища, которая могла принадлежать только одному человеку. Большой и указательный пальцы на миг сомкнулись клешней вокруг запястья дежурного и тотчас отпрянули. Дежурный пронзительно вскрикнул, и вытянул руку вперед — сломанная кисть висела будто перчатка.

С таким фланговым прикрытием Язон спокойно мог продолжать игру.

— Прежние кости, если не возражаете, — сдержанно произнес он.

Огорошенный крупье повиновался. Язон быстро встряхнул кости и бросил их. Они еще не коснулись стола, когда он вдруг поймал себя на том, что не может ими управлять. Наитие кончилось.

Грани костей мелькали перед глазами, наконец, остановились. Семь очков.

Принимая выигранные фишки, Язон подсчитал сумму. Чуть меньше двух миллиардов кредов. Столько они получат, если он прекратит игру теперь. Но Керку нужно три. Ничего, обойдется. Он хотел уже встать, когда поймал взгляд Керка и увидел, как тот отрицательно мотнул головой.

— Ладно, — устало произнес Язон. — Еще один раз.

Он подул на кости, потер их о манжету и спросил себя, кой черт его сюда занес. Судьба миллиардов кредов решается парой игральных костей. Это же годовой доход какой-нибудь из планет поменьше. Не будь государство главным пайщиком казино, такие ставки были бы невозможны. Он долго тряс кости, тщетно стараясь восстановить свою власть над ними, наконец, бросил.

Вся прочая деятельность в казино прекратилась, люди стояли на столах и стульях, устремив взгляд туда, где играл Язон. Царила мертвая тишина. Кости звучно ударились о стол и покатились по сукну.

Пятерка и единица. Теперь все зависит от следующих попыток. Язон сгреб кости, прошептал над ними древние ругательства, приносящие счастье, и бросил снова.

Только на пятый раз выпало шесть.

Толпа вздохнула вместе с ним, со всех сторон загудели голоса. Сейчас бы расслабиться, перевести дух, но Язон знал, что это исключено. Мало выиграть деньги — надо еще унести их. Причем так, чтобы не вызвать подозрений. Он остановил проходившего мимо официанта с полным подносом напитков и сунул ему в карман стокредовую бумажку.

— Я угощаю! — крикнул он, забирая поднос.

Болельщики мигом разобрали бокалы, и Язон принялся складывать на поднос фишки. Кажется, не уместятся… В эту минуту рядом с ним появился Керк с другим подносом.

— Я с удовольствием помогу вам, сударь, если позволите, — сказал он.

Язон поощрительно улыбнулся. Только теперь он смог по-настоящему рассмотреть Керка в его новом качестве. Пиррянин был одет в свободный вечерний костюм из легкой ткани пурпурного цвета, причем он явно подложил впереди что-то изображающее животик. Длинные мешковатые рукава усиливали впечатление тучности, скрывая могучие мышцы Керка. Нехитрая, но действенная маскировка.

Осторожно неся тяжелые подносы, они пробились между рядами возбужденных завсегдатаев к окошечку кассы. Их ожидал сам управляющий с вымученной улыбкой на лице. Но и эта улыбка исчезла, когда он подсчитал фишки.

— Вы не могли бы прийти завтра? Боюсь, у нас сейчас нет в наличии такой суммы.

— В чем дело? — закричал Керк. — Вздумали увильнуть? Небось меня о6чистить вам ничто не помешало! Нет уж, рассчитывайтесь!

Его поддержали болельщики, которых всегда радовал проигрыш казино. Язон быстро нашел решение.

— Ладно, я согласен уступить, — громко сказал он. — Давайте наличными, сколько можете, на остальное выпишите чек.

Выхода не было, и под бдительным надзором злорадствующей публики управляющий набил кредитками конверт, затем выписал чек. Язон быстро пробежал его глазами, после чего, зажав под мышкой конверт, направился следом за Керком к двери.

В главном зале, набитом посетителями, никто их не тронул, но у выхода из казино дорогу им преградили двое.

— Минуточку, — начал один из них.

Больше он ничего не успел сказать. Керк, не замедляя шага, продолжал идти вперед, а оба незнакомца отлетели в стороны, будто кегли. В следующую секунду Керк и Язон были уже на улице и быстро шагали по мостовой.

— На стоянку, — сказал Керк. — У меня там машина.

Завернув за угол, они увидели мчащийся прямо на них автомобиль. Прежде чем Язон успел выхватить пистолет, Керк шагнул вперед. Его рука взметнулась вверх, и знакомое Язону грозное оружие, прорвав рукав, буквально прыгнуло ему в ладонь. Первый же выстрел убил шофера, автомобиль вильнул в сторону и врезался в дом. Два пассажира упали замертво возле дверец, обронив свои пистолеты на землю.

Больше им никто не мешал. Керк на полной скорости погнал свою машину прочь от казино. Ветер трепал, разорванный рукав костюма, обнажая кобуру с пистолетом.

— Слушай, когда будет такая возможность, — заговорил, наконец Язон, — объясни мне этот фокус с пистолетом.

— Когда будет такая возможность, — ответил Керк, сворачивая в туннель, ведущий в город.

ГЛАВА III

Дом, у которого они остановились, явно принадлежал какому-то знатному кассилийцу. Пока они ехали, Язон успел пересчитать выигрыш и отложить свою долю — почти шестнадцать миллионов кредов. Прямо сказка… Когда они вышли из машины, он отдал Керку его деньги и чек.

— Вот твои три миллиарда, — сказал он. — И не думай, что они мне легко дались.

— Могло быть хуже, — услышал он в ответ.

— Сир Элл уже лег спать, — прохрипел репродуктор над дверью. — Пожалуйста, приходите утром. Прием только по предварительной зап…

Фраза оборвалась на полуслове, когда Керк высадил дверь, легонько надавив на нее ладонью.

Входя, Язон посмотрел на искореженный замок и снова подивился своему партнеру: «Сила… нет, это не просто сила… это как стихия. Похоже, его ничто не может остановить».

Его это злило и то в же время интриговало. Он сказал себе, что не отступится, пока не разузнает побольше про Керка и его планету. И про тех, кто умер ради денег, на которые он сегодня играл.

Сир Элл был человек в летах, лысеющий и сердитый. И отнюдь не привычный к тому, чтобы нарушали его покой. Впрочем, он тотчас перестал брюзжать, едва Керк бросил на стол деньги.

— Погрузка корабля закончена, Элл? Вот, получай, теперь мы в расчете.

С минуту Элл только молча щупал кредитки, потом наконец ответил:

— Корабль… а, да, конечно. Мы сразу начали погрузку, когда поступил аванс. Извините… но это как-то необычно. Мы такие сделки наличными не оформляем.

— А я предпочитаю деньги на бочку, — ответил Керк. — Авансовый чек я аннулировал, вот тут все полностью. Как насчет расписки?

Элл машинально написал расписку, потом вдруг опомнился. Крепко сжимая ее в руке, он озабоченно посмотрел на разложенные перед ним на столе три миллиарда.

— Погодите… Я не могу взять их сейчас, вам придется прийти еще раз завтра утром прямо в банк. Все как положено, — решительно заключил он.

Керк протянул руку и выдернул бумажку из пальцев Элла.

— Благодарю за расписку, — сказал он. — Завтра утром меня здесь уже не будет, лучше поладим так. А если вы боитесь за деньги, советую вызвать кого-нибудь из заводской охраны или из частной полиции. Все-таки спокойнее.

Когда они выходили через взломанную дверь, Элл лихорадочно набирал номера на пульте своего визифона.

Прежде чем Язон открыл рот, Керк уже ответил на его очередной вопрос:

— Надо думать, ты не прочь пожить подольше, чтобы иметь возможность истратить денежки, которые выиграл. Так что я заказал два места на межпланетном корабле. — Керк глянул на часы и продолжал: — Вылет через два часа, у нас еще куча времени. Я проголодался, поищем ресторан. Надеюсь, у тебя в гостинице не осталось ничего такого, за чем стоило бы возвращаться. Это может оказаться затруднительно.

— Ничего такого, за что стоило бы жизнь отдать, — ответил Язон. — Так где мы поужинаем? У меня к тебе есть несколько вопросов.

Спускаясь до грузового яруса, они покружили по туннелям, пока не убедились, что их никто не преследует. Наконец Керк загнал машину в какой-то темный тупик, здесь они ее и оставили.

— Мы легко добудем другую, — сказал Керк. — А эта у них, наверно, уже на примете. Пошли, вернемся на сквозную магистраль, я заметил там ресторан по пути сюда.

На стоянке темнели могучие силуэты наземных грузовозов. Язон и Керк пробрались между колесами в рост человека и вошли в шумный душный ресторан. Сидевшие за столиками водители и рабочие утренних смен не обратили на них никакого внимания; они высмотрели тихий закуток и набрали заказ на круглом диске.

Керк отрезал от солидной порции мяса хороший кусок и бодро сунул его себе в рот.

— Ну, задавай вопросы, — сказал он. — Теперь я готов отвечать.

— За какой корабль ты рассчитывался? Что это за груз, из-за которого я рисковал своей головой?

— Мне показалось, что ты рисковал из-за денег, — парировал Керк. — Но можешь не беспокоиться, речь идет о добром деле. От этого груза зависит жизнь целого мира. Оружие, боеприпасы, мины, взрывчатка и все такое прочее.

Язон чуть не подавился:

— Контрабанда оружия? Ты что, небольшую войну финансируешь? А еще толкуешь о жизни — это с таким-то грузом! Только не говори мне, что он предназначен для мирных целей. Кого вы убиваете?

Добродушие покинуло лицо седого богатыря; теперь оно выражало хорошо знакомую Язону непреклонность.

— Что ж, выражение «мирные цели» вполне подходит. По существу, мы только к этому и стремимся — жить в мире. И мы убиваем не «кого», а «что».

Язон сердито отодвинул тарелку:

— Ты говоришь загадками. Я не вижу никакого смысла в твоих словах.

— Смысл есть. Правда, только на одной планете во всей вселенной. Что ты знаешь о Пирре?

— Ровным счетом ничего.

Взгляд Керка стал отсутствующим, было очевидно, что его мысли унеслись куда-то очень далеко. Затем он продолжал:

— Пирр и человек — несовместимые вещи. И однако люди живут на нем уже около трехсот лет. Средняя продолжительность жизни у нас там — шестнадцать лет. Конечно, большинство взрослых живет дольше, но на средней цифре сказывается высокая детская смертность. Это совсем не гуманоидный мир. Сила тяжести вдвое больше нормальной. Температура за день колеблется от арктической до тропической. Климат… его надо испытать на себе, чтобы представить. Во всей галактике не найдешь ничего подобного.

— Как ты меня напугал, — невозмутимо сказал Язон. — Какая у вас газовая оболочка? Метан? Хлор? Бывал я на таких планетах…

Керк ударил кулаком по столу. Тарелки подскочили, ножки стола жалобно скрипнули.

— Лабораторные реакции! — рявкнул он. — Куда как эффектно в химическом кабинете, но ты попробуй представить себе целую планету с такими газами! Одно галактическое мгновение, и вся мерзость связана в безобидных стальных соединениях. Атмосфера может быть ядовитой для кислородного организма, а в остальном не опаснее разбавленного пива. Если хочешь знать, для планеты только одно сочетание является чистым ядом. Побольше аш-два-о, самого универсального растворителя на свете, плюс свободный кислород…

— Вода и кислород? — перебил его Язон. — Ты подразумеваешь Землю? Или что-нибудь вроде Кассилии? Это же абсурд.

— Ничего подобного. Ты сам родился в такой среде, оттого она и кажется тебе естественной и нормальной. Ты привык, что металлы должны окисляться, а берега разрушаться, привык, что грозы мешают радиосвязи. Обычная история для водно-кислородных миров. Да только на Пирре все это возведено в энную степень. Ось планеты наклонена под углом около сорока градусов, и колебания температур в году огромные. Это одна из главных причин, почему все время изменяется ледяной покров. И получаются такие перемены погоды, что никакими словами не описать.

— Если это все, — сказал Язон, — я не понимаю…

— Все? Это только начало. Моря и океаны — вот тебе еще разрушительный фактор, даже два. Во-первых, испарения, которые поддерживают мощные ветры, во-вторых, чудовищные приливы. Два спутника Пирра, Самас и Бессос, когда их притяжение складывается, могут нагнать приливную волну высотой до тридцати метров. Кто не видел, как такая волна захлестывает действующий вулкан, тот вообще еще ничего не видел. Нас привели на Пирр тяжелые элементы, и по милости этих же элементов планета напоминает кипящий котел. Если взять ее ближайшее звездное окружение, в нем было не меньше тринадцати сверхновых, и, конечно, на большинстве из этих планет можно найти тяжелые элементы. И в придачу — не пригодную для дыхания газовую оболочку. Чтобы по-настоящему, всерьез вести горные работы и добывать руду, нужно постоянное, вполне самостоятельное поселение. Вот почему мы остановились на Пирре, где радиоактивные элементы образуют ядро планеты и покрыты оболочкой из более легких элементов. Это обеспечило пригодную для человека атмосферу, но, с другой стороны, не прекращается вулканическая деятельность, ведь расплавленная плазма прорывается на поверхность.

Язон молча слушал, пытаясь представить себе жизнь на планете, которая, можно сказать, непрерывно сражалась сама с собой.

— Но самое приятное я приберег на десерт, — сказал Керк с мрачным юмором. — Теперь, когда ты получил представление о среде, вообрази, какие организмы в ней обитают. Сомневаюсь, чтобы на других планетах нашелся хотя бы один вид, который проживет там больше минуты. На Пирре что растения, что животные — это же чистые гангстеры. Они без конца сражаются с родной планетой и друг с другом. Сотни тысяч лет генетического отбора создали такие штуки, что электронную вычислительную машину жуть возьмет. Бронированные, ядовитые, сплошные когти и щупальца. Это относится ко всему, что ходит, летает или просто сидит на месте. Видел ты когда-нибудь растение с зубами? Растение, которое кусается? Думаю, что и не захочешь увидеть. Потому что для этого надо попасть на Пирр, а там едва ты успеешь выйти из корабля, как можно заказывать гроб. Мне и то придется пройти переподготовку, прежде чем выходить из космопорта. Борьба за существование заставляет организмы непрерывно конкурировать и изменяться. Умереть в этой борьбе куда как просто, а вот способов убить столько, что всех и не перечислишь.

Казалось, широкие плечи Керка поникли под тяжестью забот. Наконец он встряхнулся, как бы сбрасывая это бремя, и снова принялся за ужин. Собирая хлебом подливку, он поделился вслух своими мыслями:

— Логически у нас вроде бы нет причин оставаться на Пирре и вести войну, которой не видно конца. Конечно, если не считать того, что Пирр — наша родина.

Керк проглотил последний кусок хлеба с подливкой и заключил, указывая вилкой на Язона:

— Скажи спасибо, что ты не пиррянин и никогда не увидишь Пирр.

— Вот тут-то ты и ошибся, — возразил Язон, стараясь говорить возможно хладнокровнее. — Дело в том, что я полечу с тобой.

ГЛАВА IV

— Не болтай вздора, — сказал Керк, заказывая вторую порцию жаркого. — Есть куда более простые способы покончить с собой. Ты забываешь, что стал миллионером. С твоими деньгами ты можешь до конца жизни предаваться отдыху на курортных планетах. Пирр — планета смерти, а не достопримечательность для пресыщенных туристов. Я не могу позволить тебе лететь со мной туда.

Игроки, не умеющие владеть собой, долго не живут. Язон основательно разозлился. Но внешне это проявлялось, так сказать, со знаком минус: его лицо было совершенно бесстрастным, голос — предельно спокойным.

— Не учи меня, что мне можно, а чего нельзя, Керк Пирр. Ты сильный человек и ловкий стрелок, но это еще не дает тебе права распоряжаться мной. В крайнем случае, ты можешь помешать мне, лететь на твоем корабле. Но что мне стоит найти другой способ? И нечего изображать меня туристом, ведь ты не знаешь, какие соображения влекут меня на Пирр.

Язон не стал объяснять, что это за соображения. Во-первых, он еще сам в них не до конца разобрался, во-вторых, ему не хотелось раскрывать душу. Чем больше он путешествовал, тем меньше разницы видел. Старые цивилизованные планеты все на одно лицо, сплошная скука. Пограничные миры — однообразный примитив, что-то вроде временных лагерей в лесу. Нельзя сказать, чтобы все галактики ему опостылели. Просто он исчерпал их возможности, а себя еще не исчерпал. До знакомства с Керком Язон не встречал никого, кто превзошел бы его самого или мог хотя бы равняться с ним. Это было вовсе не самомнение, а голый факт. И вот он стоит перед новым фактом: похоже, что есть целый народ, который превосходит его. Язон знал, что не сможет спать спокойно, пока не побывает там, и не убедится в этом своими глазами. Даже если это будет стоить ему жизни.

Но разве скажешь об этом Керку? Он лучше поймет другие аргументы.

— Вот ты не хочешь пускать меня на Пирр, — сказал Язон. — А ты сперва подумай. Я не буду говорить о том, что ты мне обязан, потому что я выиграл нужные тебе деньги. Но ты подумай о следующем разе. Сейчас тебе понадобилась уйма всякого оружия, может, и снова понадобится. Так не лучше ли иметь под рукой испытанного и верного товарища, чем изобретать какой-нибудь новый ход, который еще может подвести?

Керк задумчиво уписывал вторую порцию мяса.

— Что ж, в этом есть смысл. По правде говоря, мне это в голову не пришло. Такой уж изъян у нас, жителей Пирра, — мало думаем о будущем. День прожить — и то задача. Проблемы решаем, когда возникнут, далеко вперед не заглядываем. Можешь лететь со мной. Авось еще будешь жив, когда нам понадобишься. Как посланник Пирра на этой и других планетах официально приглашаю тебя. Все расходы за наш счет. При условии, что ты неукоснительно будешь выполнять все наши указания по поводу твоей личной безопасности.

— Условия приняты, — сказал Язон.

И спросил себя, отчего это он с такой радостью подписывает свой смертный приговор.

Керк расправлялся уже с третьей порцией десерта, когда его часы тихонько зажужжали. Он немедленно отбросил вилку и встал.

— Пора, — сказал он. — Нам надо выдерживать график.

Язон тоже встал из-за стола, тем временем Керк сунул в автомат положенное количество монет в уплату за ужин. Загорелась надпись «Уплачено», и они быстро вышли из ресторана.

Язон ничуть не удивился, когда за углом они ступили на межъярусный эскалатор. Он уже сообразил, что после казино каждый их шаг был рассчитан заранее. Можно не сомневаться, что объявлена тревога и их разыскивают по всей планете. Тем не менее, пока не видно никаких признаков преследования. Язону и прежде доводилось спасаться от блюстителей закона, опережая их, что называется, на один ход, но впервые его при этом вел за ручку кто-то другой. Он улыбнулся собственной покорности. Столько лет сражался в одиночку, что теперь даже приятно кому-то подчиняться.

— Живей, — буркнул Керк, снова взглянув на часы, и побежал вверх по эскалатору так, что только поспевай.

Они пробежали пять пролетов, ни встречных, ни догоняющих не было, наконец Керк угомонился и предоставил эскалатору выполнить всю работу.

Язон был доволен своей физической формой. Правда, такое быстрое восхождение после бессонной ночи сделало свое, он взмок и тяжело дышал. А Керку хоть бы что — лоб сухой, дышит ровно…

На втором автоярусе Керк сошел с медленно ползущей лестницы и жестом позвал Язона за собой. В ту самую секунду, когда они очутились на улице, прямо перед ними около тротуара остановилась машина. Здравый смысл подсказал Язону, что хвататься за пистолет не надо. Открылась дверца, водитель вышел. Керк молча вручил ему полоску бумаги и сел за руль. Язон едва успел вскочить в кабину, как машина рванула с места. Вся процедура отняла не больше трех секунд.

В тусклом свете Язон не смог как следует присмотреться к шоферу, однако он и без того узнал его. Нет, они никогда не встречались прежде, но после знакомства с Керком Язон где угодно определил бы пиррянина по атлетической фигуре.

— Ты дал ему расписку Элла? — спросил он.

— Точно. Можно быть спокойным за корабль и груз. Они будут достаточно далеко, пока кассилийцы проследят путь чека от казино до Элла. А теперь позаботимся о себе. Я объясню тебе все подробно, чтобы ты потом не дал маху. Слушай внимательно, и если будут вопросы, задашь их, когда я кончу говорить.

Это было сказано так категорично, что Язон безропотно подчинился. Хотя про себя не без улыбки подумал о том, как быстро Керк отнес его в разряд сосунков.

Они свернули, вливаясь в поток транспорта, направляющийся к космодрому. Керк легко вел машину и объяснял:

— В городе объявлен розыск, но мы опережаем противника. Я уверен, что кассилийцы не захотят портить себе марку на всю вселенную и не станут перекрывать дороги. Но космодром, конечно, уже кишит их людьми. Если деньги уйдут с планеты, их уже не вернешь, они это знают. И когда мы пойдем напролом, они будут уверены, что деньги еще при нас. Тогда корабль с боеприпасами уйдет без всяких помех.

Язон слегка опешил:

— Это как же, ты хочешь, чтобы мы, как говорится, приняли огонь на себя и прикрыли вылет транспортного корабля?

— Можно и так выразиться. Но ведь нам все равно надо убираться отсюда, так почему не превратить наше бегство в дымовую завесу? А теперь помолчи, пока я не закончу, понял? Еще раз перебьешь, я тебя высажу.

Язон в этом ничуть не сомневался. Внимательно и молча он выслушал, как Керк повторил все сначала и заключил:

— Служебный въезд, наверно, будет открыт. И за каждой машиной будут наблюдать агенты в штатском. Может быть, нам даже удастся проникнуть на территорию неузнанными, в чем я сильно сомневаюсь. Это не важно. Мы проедем через ворота прямо к стартовой площадке. У нас билеты на «Гордость Дархана», за две минуты до взлета он сигналит и отцепляет трап. Мы занимаем свои места, и корабль тут же взлетает.

— Это все очень здорово, — сказал Язон. — А что в это время делает охрана?

— Стреляет в нас и друг в друга. А мы воспользуемся неразберихой — и в корабль.

Нельзя сказать, чтобы его ответ успокоил Язона. Ну да ладно…

— Хорошо, допустим, мы пробрались на корабль. А что помешает им задержать старт, пока нас не вытащат и не поставят к стенке?

Керк на миг оторвал глаза от дороги, чтобы бросить на него презрительный взгляд.

— Я же сказал тебе, что корабль называется «Гордость Дархана». Если бы ты знал хоть что-нибудь об этой планетной системе, тебе сразу все было бы ясно. Кассилия и Дархан — так сказать, планеты-сестры, и они во всем соперничают между собой. Лет двести назад, даже меньше, они схватились так, что обеим чуть конец не пришел. Теперь между ними вооруженный до зубов нейтралитет, и ни одна из сторон не смеет его нарушать. Как только мы ступим на борт корабля, мы окажемся на дарханской территории. Соглашения о выдаче у них нет. И как бы ни хотелось Кассилии нас заполучить, все же не настолько, чтобы затевать новую войну.

Дальше объяснять было некогда, Керк вывел машину из общего потока и свернул на эстакаду с объявлением «Для служебных машин». Под резким светом фонарей у ворот, к которым они приближались, Язон почувствовал себя обнаженным.

Ворота были закрыты.

С другой стороны появилась встречная машина, и Керк сбавил ход. Один из охранников что-то сказал водителю, потом сделал знак дежурному, и створки ворот стали раскрываться внутрь. В ту же секунду Керк выжал до отказа акселератор.

Все произошло молниеносно. Турбина взвыла, покрышки взвизгнули, и машина с ходу распахнула ворота. Язон успел заметить ошеломленные лица охранников, в следующую секунду оба они юркнули за угол будки. Вдогонку машине грянуло несколько выстрелов, но пули просвистели далеко в стороне.

Ведя одной рукой, Керк другой достал из-под приборной доски пистолет — копию чудовища, которое лежало в его кобуре.

— Держи взамен своего, — сказал он. — Пули реактивные. Грому от них… Не старайся в кого-нибудь попасть, это я беру на себя. Просто попугай их немного, чтобы держались подальше. Вот так.

Он быстро выстрелил в боковое окошко и бросил пистолет Язону чуть ли не раньше, чем пуля поразила цель. Пустой грузовик взлетел на воздух, обрушив на соседние машины град облом ков и заставив водителей броситься врассыпную.

Кошмарный рейд через сумасшедший дом… Керк гнал машину с явным презрением к смерти. Преследующие машины заносило на отчаянных виражах. Едва ли не все стартовое поле Керк и Язон прошли на двух колесах, оставляя за собой дымящийся хаос.

И вот уже погоня далеко позади, а впереди — только стройный шпиль «Гордости Дархана».

Посланец соперничающей планеты, само собой разумеется, был окружен крепкой проволочной изгородью. Закрытые ворота охранялись солдатами, которые уже изготовились к стрельбе. Но они напрасно ждали. Керк погнал машину прямо на ограду.

— Береги лицо! — крикнул он.

Язон закрыл руками голову в ту самую секунду, когда они врезались в изгородь.

Пронзительно заскрежетал металл, проволока прогнулась и опутала машину, но все же устояла. Язона сорвало с сиденья и бросило на приборную доску; хорошо, что амортизаторы смягчили удар. Когда Керк выломал дверцу, Язон уже решил, что путешествие окончено. Должно быть, Керк увидел его закатившиеся глаза, потому что он, не говоря ни слова, выдернул Язона из кабины и толкнул на изуродованный капот.

— Лезь через проволоку и бегом к кораблю! — заорал он и для полной ясности сам показал пример.

Просто непостижимо, как этот тяжеловес мог развить такую скорость. Он мчался будто атакующий танк. Язон тряхнул головой, разгоняя мглу, и тоже набрал приличный ход, однако он был только на полпути к кораблю, когда Керк вскочил на трап. Рабочие уже отцепили трап, но озадаченно остановились, когда плечистый атлет затопал по ступенькам.

На верхней площадке Керк повернулся и начал стрелять по солдатам, которые ворвались в распахнутые ворота. Те сразу залегли и открыли ответный огонь, сосредоточив почти все свое внимание на Керке. Бегущему Язону казалось, что он видит замедленное кино. Керк спокойно отстреливался, стоя под градом пуль. Люк корабля свободен, ничего не стоит укрыться, но Керк продолжал прикрывать Язона.

— Спасибо, — выдохнул Язон, одолевая последние ступеньки и обессиленно ныряя в люк.

— Добро пожаловать! — сказал Керк, входя следом и помахивая в воздухе пистолетом, словно он остужал его.

Хмурый офицер, который стоял в сторонке, чтобы его не задела шальная пуля, смерил их взглядом и пробурчал:

— Ну и как это все надо понимать?

Керк поплевал на палец, потрогал ствол пистолета и вернул его в кобуру.

— Мы законопослушные граждане другой планетной системы, ничего преступного не совершили. Но эти кассилийцы — дикари какие-то, цивилизованному человеку с ними просто невозможно иметь дело. И мы решили улететь на Дархан, вот наши билеты. Насколько я понимаю, мы теперь находимся на суверенной территории Дархана?

Последнее было сказано специально для кассилийского офицера, который в эту минуту появился на верхней площадке трапа и выхватил свое оружие. Его можно было понять. Два разыскиваемых преступника ускользали от него. И к тому же на дарханском корабле! Ярость ударила ему в голову, и он прицелился.

— А ну, выходи, сволочи! Сбежать думали, да не тут-то было! Руки вверх, и пошли, не то живо на тот свет отправлю…

Время остановилось, и казалось, этому мгновению никогда не будет конца. Керк и Язон неподвижно глядели на направленный на них пистолет.

Дарханский офицер шагнул в сторону, и оружие кассилийца дернулось было следом за ним, но тут же снова нацелилось на беглецов. Дарханец сделал только один шаг, но этого было довольно, чтобы он очутился рядом с вмонтированной в переборку красной коробкой. Быстрым движением руки он отворил крышку и поднес большой палец к расположенной внутри кнопке. Губы дарханца растянулись в улыбке, больше на поминающей оскал. Он принял решение, подсказанное ему бесцеремонностью кассилийского офицера.

— Один выстрел на дарханской территории, и я нажму эту кнопку! — крикнул он. — Вы знаете, что это за кнопка, на ваших кораблях стоят точно такие же. Малейший враждебный акт против корабля — и кнопка будет нажата. Через секунду из реактора будут вынуты все регулирующие стержни, корабль взлетит на воздух — и половина вашего паршивого города вместе с ним.

Его улыбка, словно высеченная в камне, не оставляла никакого сомнения в том, что он выполнит свою угрозу.

— Ну, стреляйте, чтобы я мог нажать кнопочку!

Завыла стартовая сирена, сердито замигала команда капитана: «Закрыть люк». Еще секунду четыре человека смотрели друг на друга, будто персонажи из жестокой драмы. Наконец кассилиец, взвыв от бессильной злобы, повернулся и побежал вниз по трапу.

— Все пассажиры на борту. Сорок пять секунд до старта. Очистить площадку! — прозвучал голос дарханца.

Одновременно он закрыл коробку и запер крышку. Керк и Язон едва успели лечь на перегрузочные ложа, как «Гордость Дархана» оторвался от платформы.

ГЛАВА V

Как только корабль вышел на орбиту, капитан пригласил Язона и Керка. Керк взял слово и рассказал начистоту о том, что произошло ночью. Он умолчал только о том, что Язон профессиональный игрок. Нарисовал очаровательный портрет двух удачливых иностранцев, у которых злые кассилийцы задумали отнять честно выигранные деньги.

Его рассказ превосходно согласовался с представлением капитана о Кассилии. Кончилось тем, что командир корабля вынес благодарность своему офицеру за правильные действия и принялся готовить пространный доклад начальству. А Керку и Язону он пожелал всякого успеха и предложил им чувствовать себя на борту как дома.

Перелет до Дархана длился недолго, Язон не успел даже выспаться. Так как у Керка с Язоном не было никакого багажа, они первыми прошли через таможню. Выходя из здания, они увидели, как поодаль приземляется другой корабль. Керк остановился, наблюдая посадку, и Язон последовал его примеру. Корабль был серый, изборожденный рубцами. Обводы, как у транспортника, но пушек не меньше, чем у крейсера.

— Это, конечно, твой, — заметил Язон.

Керк кивнул и направился к транспортному кораблю. Когда они подошли, открылся люк, однако никто не стоял в проеме, только автоматический трап со стуком дотянулся до земли. Грузный Керк живо вспорхнул по нему, и Язон угрюмо вскарабкался следом, говоря себе, что эти ребята с Пирра, пожалуй, переигрывают. Простота простотой, но все же…

Впрочем, усвоить пиррянские нравы было несложно. И Язон уже не удивился, когда увидел, что и внутри корабля посла ожидал такой же прием. Никого. Керк сам задраил люк, и под звуки стартовой сирены они устроились на ложах. Взревели рабочие двигатели, и на Язона навалилась перегрузка.

Он ждал, когда же она кончится, а она становилась все сильнее, выжимая воздух из легких, ослепляя его. Язон закричал, но из-за гула в ушах не расслышал собственного голоса. Обморок избавил его от дальнейших мук.

Когда он пришел в себя, на корабле уже царила невесомость. Он продолжал лежать с закрытыми глазами, ощущая, как боль постепенно отпускает его. Вдруг совсем рядом раздался голос Керка:

— Это я виноват, Мета. Надо было предупредить тебя, что у нас на борту непривычный пассажир. А то ты всегда рвешь с места, так что кости трещат.

— У него как будто все кости целы… Но что он тут делает?

Язон слегка удивился, услышав, что говорит девушка. Впрочем, не настолько, чтобы поднять налитые болью веки.

— Летит на Пирр. Я, понятно, старался его отговорить — не вышло, уперся. Жаль, конечно, ведь я вроде в долгу перед ним. Это он добыл деньги для нас.

— Это ужасно, — сказала девушка.

«Что тут ужасного? — спросил себя Язон. — Не понимаю».

— Лучше бы он остался на Дархане, — продолжала она. — Он симпатичный. Досадно, что ему придется умереть.

Тут Язон не выдержал. Сделав над собой усилие, он открыл сперва один глаз, затем другой. Голос принадлежал девушке лет двадцати-двадцати двух. Она стояла рядом с ложем и смотрела вниз, на Язона. У нее было красивое лицо.

Он раскрыл глаза еще шире, когда разобрал, что она не просто, а очень красива — особой красотой, которой Язон никогда не встречал на центральных планетах. Он привык к другим женщинам: бледная кожа, покатые плечи, серые лица, раскрашенные гримом. Продукт многовекового искусственного отбора с акцентом анемичности; такое развитие оказалось возможным после того, как медицина научилась сохранять жизнь обреченным с точки зрения эволюции типам.

Эта девушка во всех отношениях была прямой противоположностью им. Она представляла собой продукт борьбы за существование на Пирре. Высокая гравитация, снабдившая мужчин могучей мускулатурой, налила силой и женские мышцы. Упругая фигура богини, бронзовая кожа, безупречный овал лица. Коротко подстриженные волосы обрамляли голову золотым венцом. Единственной неженственной чертой была пристегнутая к предплечью массивная кобура. Увидев, что Язон открыл глаза, она улыбнулась ему. Белизна ее безупречных зубов вполне оправдала его ожидания.

— Я — Мета, пилот этого корабля. А вы, как я понимаю…

— Язон динАльт. Ну и взлет у вас, Мета!

— Извините. Честное слово, — рассмеялась она. — Но у того, кто родился на нашей планете, своего рода иммунитет к перегрузкам. К тому же синергическая траектория сберегает горючее…

Керк хмыкнул:

— Ладно, Мета, пошли посмотришь груз. Там есть такие новинки, сразу закроем все бреши в Периметре.

— Пошли скорей! — Она чуть не захлопала в ладоши от радости. — Я заглянула в спецификацию, это же просто прелесть.

«Совсем как школьница, которой подарили новое платье. Или коробку конфет. Надо же радоваться так… бомбам и огнеметам!» Язон криво усмехнулся и со скрипом поднялся на ноги. Керк и Мета уже вышли, и он, морщась от боли, протиснулся в дверь следом за ними.

Язон не сразу отыскал трюм. Корабль был большой, а команды не видно. Наконец он в одной из ярко освещенных кают обнаружил спящего человека. Это был водитель, который передал им машину на Кассилии. Он тотчас открыл глаза, словно и не спал крепким сном за секунду до этого.

— Как пройти в грузовой отсек? — спросил Язон.

Пиррянин ответил, закрыл глаза и снова уснул, прежде чем Язон успел поблагодарить.

Керк и Мета уже успели вскрыть несколько ящиков и буквально захлебывались от восторга, рассматривая смертоносный груз. Мета держала в руках канистру с распылителем; заметив Язона, она повернулась к нему:

— Вы только поглядите на эту штуку! Этот порошок, которым она заряжена, — его хоть ешь, ничего не будет. А все формы растительной жизни он убивает мгновенно…

Она запнулась, видя, что Язон отнюдь не разделяет ее ликования.

— Простите. Я как-то забыла, что вы не пиррянин. Вам не совсем понятно, о чем речь?

Он не успел ответить, как включилась система оповещения и чей-то голос позвал Мету.

— Переход на новую программу, — сказала она. — Идемте со мной на мостик, я займусь уравнениями, а заодно поговорим. Я ведь, кроме Пирра, почти нигде и не бывала, у меня к вам тысяча вопросов.

На мостике Мета сменила вахтенного офицера и принялась готовить данные для ОХР — особого ходового режима. Как-то странно было видеть среди электронной аппаратуры ее плотную, но гиб кую фигурку в облегающем скафандре. Но с работой она явно справлялась.

— Мета, а вы не молоды, чтобы водить межзвездный корабль?

— Я? — Она призадумалась. — Правду говоря, я не знаю, какой возраст положен для пилотов. Скоро три года, как я вожу корабль, а мне почти двадцать. Это мало для космонавта?

Язон открыл рот и рассмеялся:

— Должно быть, все зависит от того, с какой ты планеты. Кое-где вам было бы непросто получить свидетельство. Но на Пирре, разумеется, все иначе. Там вы, наверно, уже в старушках ходите?

— Это вы, конечно, шутите, — спокойно сказала Мета, набирая очередную цифру. — Я видела старушек на некоторых планетах. Морщинистые, с седыми волосами. Не знаю, сколько им было лет, я спросила одну, но она не захотела говорить. Во всяком случае, она была намного старше любого жителя Пирра, у нас таких лиц не увидишь.

— Я не это хотел сказать. — Язон искал нужное слово. — Не старая, конечно, а взрослая, в зрелом возрасте.

— У нас все взрослые. Вернее, как перестают нуждаться в присмотре, так и взрослые. Это значит лет с шести. Мой первый ребенок уже взрослый, и второй был бы взрослым, если бы не умер. Так что я уж точно взрослая.

Коротко и ясно. Для нее, а у Язона слова Меты, за которыми он угадывал необычную обстановку со своими понятиями и нормами, вызвали полную сумятицу в голове.

Мета закончила перфорацию программы, дождалась, когда машина начала выдавать ленту с данными для нового курса, и опять повернулась к Язону:

— Я рада, что вы летите с нами, жаль только, что на Пирр. Но у нас еще будет много времени поговорить, а мне столько всего хочется узнать! Про другие планеты. И почему тамошние люди так себя ведут. Совсем не так, как наши. У нас мне понятны поступки каждого человека.

Лента с данными на секунду отвлекла внимание Меты, но тут же она опять перевела взгляд на Язона.

— Расскажите о своей планете.

Язон мысленно перебрал басни, которыми обычно потчевал посторонних, и все забраковал. Какой смысл врать девушке, которой решительно все равно — холоп ты или аристократ? Для нее в галактике есть только два рода людей: пирряне и все остальные. Впервые с тех пор, как Язон бежал с Поргорсторсаанда, он решил сказать правду о своем происхождении.

— Моя планета? Самый нудный и паскудный медвежий угол во всей вселенной. Кто не был там, тот не может себе представить, что значит загнивающий аграрный мир с сословным делением, весьма довольный своим бесцветным существованием. Никаких перемен, больше того — никто их не хочет! Мой отец был фермером, и я тоже стал бы фермером, если бы послушался старших. Они даже мысли не допускали о том, что я могу заняться чем-то другим. А все мои мечты и желания шли вразрез с установленными порядками. Читать я научился только в пятнадцать лет, да и то по книге, которую украл в привилегированной школе. Дальше так и пошло. К девятнадцати годам, когда я удрал «зайцем» на корабле с другой планеты, не было того закона, который я не успел нарушить. И с каким удовольствием я их нарушал! Покинуть родную планету для меня было все равно что вырваться из тюрьмы на волю.

Мета покачала головой:

— Просто не могу себе представить такого мира. Знаю только, что мне бы там не понравилось.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Язон. — Ну вот, вырвался я в космос — без профессии, не приученный ни к какому делу, то тут, то там приткнешься… В наш технологический век я никак не мог найти себе места. Конечно, можно было пойти на военную службу, но уж очень я не люблю, когда мной командуют. А тут я заметил, что мне везет в азартных играх, так мало-помалу и втянулся. Люди-то везде одни и те же, так что я всюду неплохо устраиваюсь.

— Я понимаю, то вы подразумеваете, когда говорите, что люди везде одни и те же. И все-таки они такие разные… Я не очень толково объясняю, да? Я хочу сказать, что дома я всегда знаю, как человек поступит и почему. И на других планетах тоже люди ведут себя в общем одинаково, как вы и говорите, но мне трудно бывает их понять. Ну вот, например… Когда мы куда-нибудь прилетаем, мне нравится пробовать местную пищу, и, если есть время, я иду в бар или, скажем, в ресторан. Их всегда можно найти около каждого космодрома. И каждый раз у меня какие-нибудь неприятности с мужчинами. Они непременно хотят угостить меня вином, подержать за руку.

— Что ж, в таких заведениях одинокая девушка должна быть готова к тому, чтобы стать предметом внимания со стороны мужчин.

— Это я понимаю, — сказала Мета. — Мне непонятно другое: почему они не слушают, когда я говорю, что не хочу знакомиться, и прошу отойти от меня. Они только смеются в ответ и продолжают приставать. Но я нашла одно безошибочное средство. Я говорю такому человеку, что сломаю ему руку, если он не оставит меня в покое.

— И это помогает? — спросил Язон.

— Конечно, нет. Но когда в самом деле сломаешь ему руку, он наконец отстает. И уже тогда другие ко мне не подходят. А главное, все это беспокойство зря, потому что еда чаще всего отвратительная.

Язон воздержался от смеха. Тем более что эта девушка в самом деле была способна сломать руку любому из тех висельников, которых хватает в каждом космопорту. В ней странным образом сочетались простодушие и сила, ничего подобного он еще не встречал. И Язон больше прежнего утвердился в своем стремлении побывать на планете, рождающей таких людей, как Керк и Мета.

— Расскажите мне про Пирр, — попросил он. — Почему вы с Керком так уверены, что я упаду замертво, как только мы приземлимся? В чем дело?

Ее лицо сразу посуровело.

— Этого я не сумею рассказать. Вы должны сами убедиться. Я поняла это после того, как побывала на других планетах. Пирр не похож ни на что во всей галактике. И что бы я ни говорила, вы не поверите, пока не будет поздно. Обещайте мне одну вещь.

— Нет, — ответил Язон. — Во всяком случае, я должен сперва услышать, в чем дело.

— Оставайтесь на корабле, когда мы сядем. На борту вам ничего не грозит, а я через несколько недель опять повезу груз.

— Отсиживаться в корабле? И не подумаю.

Язон понимал, что предложение Меты обоснованно, но ее менторство вызывало в нем протест.

Мета молча закончила расчет особого ходового режима. Между ними возникло напряжение, которое исключало дальнейший диалог.

Язон увидел ее только на следующий день, да и то совершенно случайно. Войдя в астронавигационную рубку, он обнаружил, что она стоит там и смотрит через прозрачный купол в мерцающую искрами черноту. До сих пор Язон видел Мету только в форме, теперь она стояла в мягком одеянии из облегающей тело блестящей ткани.

Она улыбнулась ему:

— До чего звезды хороши! Посмотрите.

Язон подошел к ней и поднял голову вверх. Причудливые небесные узоры при особом ходовом режиме были ему хорошо знакомы и все-таки волновали душу. Тем более теперь. Присутствие Меты создавало совершенно особую атмосферу в темной рубке. Ее запрокинутая голова касалась его плеча, волосы заслонили часть неба и ласкали его обоняние своим запахом.

Руки Язона непроизвольно обняли ее и ощутили тепло плотного тела под тонкой тканью. Судя по тому, что Мета накрыла его пальцы своими ладонями, она не была возмущена.

— Ты улыбаешься, — сказала она. — Ты тоже любишь звезды?

— Очень люблю, — ответил он. — Но… мне вспомнился твой рассказ. Ты не сломаешь мне руку, Мета?

— Конечно, нет, — серьезно произнесла она, потом улыбнулась ему. — Ты мне нравишься, Язон. Хотя ты не пиррянин, ты мне очень нравишься. И я устала от одиночества.

Она посмотрела на него в упор, и он поцеловал ее. Мета ответила на его поцелуй без напускной стыдливости.

— Моя каюта тут рядом, — сказала она.

ГЛАВА VI

С того дня они редко разлучались. Когда Мета несла вахту, Язон приносил ей еду на мостик, и они разговаривали. К тому, что он успел узнать о ее планете, мало что добавилось; по молчаливому соглашению они не касались больше этой темы. Зато он много рассказывал о местах, где бывал, о людях, которых встречал. Она была благодарной слушательницей, и время летело быстро. Им было хорошо вместе. Словом, перелет проходил чудесно.

И вот он подошел к концу.

На борту было четырнадцать человек, но Язон ни разу не видел больше двоих-троих одновременно. Люди работали по строгому графику. Свободные от вахты были поглощены делами и не стремились к общению. Лишь после того, как корабль с особого ходового режима перешел на обычный и динамики системы оповещения рявкнули «сбор», все собрались вместе.

Керк отдавал распоряжения, касающиеся посадки, звучали вопросы и ответы. Это был чисто технический разговор, и Язон не очень прислушивался. Зато он внимательно присматривался к поведению пиррян. Они теперь и говорили и двигались порывисто, словно солдаты, готовящиеся к бою.

Впервые ему бросилось в глаза, как они схожи между собой. Сходство выражалось не во внешности и не в подобии действий, а в их движениях и реакциях. Сейчас они напоминали больших кошек, выслеживающих добычу. Упругая по ходка, постоянная готовность к прыжку, глаза беспокойно рыскают, мышцы напряжены…

После совещания Язон попытался заговорить с Метой, но ее словно подменили. Она отвечала односложно, и он никак не мог поймать ее взгляда. Ей было не до него, да и у него не было к ней никаких существенных дел, и Мета пошла к выходу. Язон протянул было руку, чтобы задержать ее, но передумал. Еще будет время поговорить.

Один Керк проявил к нему внимание, это выразилось в том, что он приказал Язону занять место на амортизирующем ложе.

Посадки у Меты оказались похлеще взлетов. Во всяком случае, когда она садилась на Пирре. Неожиданные ускорения дергали Язона во все стороны. Потом началось свободное падение, и казалось, ему не будет конца. Что-то тяжелое било по корпусу, сотрясая весь корабль. Это больше походило на битву, чем на посадку. Язон даже слегка встревожился.

Самый миг приземления он пропустил. Пиррянские два G он воспринял как торможение, и только стихающий вой двигателей убедил его, что перелет закончен. С непривычки ему пришлось поднатужиться, чтобы расстегнуть ремни и сесть.

А вообще-то двойное тяготение оказалось не таким уж страшным. Во всяком случае, на первых порах. Словно несешь груз, равный твоему собственному весу. Подойдя к двери, Язон поднял руку — она была вдвое тяжелее обычного. Он вышел в проход и побрел к главному люку.

Здесь уже собралась вся команда. Двое выкатывали из ближайшего отсека какие-то прозрачные цилиндры. По глухому звону и по тому, как тяжело катились цилиндры, Язон понял, что они металлические. Но для чего они? Пустые вместилища около метра в поперечнике, длиной больше человеческого роста. Один конец сплошной, на другом — запирающаяся крышка. Смысл конструкции стал Язон Язону лишь после того, как Керк повернул запорное колесо и откинул крышку одного цилиндра.

— Полезай. Закроем, потом тебя вынесут.

— Спасибо, не стоит, — возразил Язон. — У меня нет никакого желания являться на твою планету в виде сосиски в консервной банке.

— Не говори вздора, — оборвал его Керк. — Нас всех вынесут в таких цилиндрах. Мы слишком долго отсутствовали, чтобы выходить на Пирр без переподготовки.

Ясону стало как-то неловко, когда он увидел, как все забираются в контейнеры. Подойдя к ближайшему цилиндру, он влез в него ногами вперед, закрыл за собой крышку и затянул центральный винт, так что края плотно прижали упругую прокладку. Когда концентрация углекислоты в контейнере возросла, загудел регенератор воздуха.

Керк последним занял место в контейнере. Сперва он проверил крышки на остальных цилиндрах и толкнул рубильник, отключающий блокировку переходной камеры. Как только начало выравниваться давление, он быстро нырнул в оставшийся контейнер. Медленно отворились оба люка, и в корабль просочился дневной свет, приглушенный завесой дождя.

Дальше последовало сплошное разочарование. Язон так волновался, так готовился — а для чего? Долго тянулось томительное ожидание, наконец подъехал маленький грузовик, и водитель перенес цилиндры в кузов, будто неодушевленный груз. Язону не повезло, он очутился в самом низу, так что ровным счетом ничего не видел, когда грузовик покинул космодром.

Первого представителя пиррянской фауны Язон увидел, только когда цилиндры были выгружены в помещении с металлическими стенами.

Водитель грузовика уже закрывал толстую наружную дверь, вдруг что-то ворвалось внутрь и с лета ударилось о стену. Язон уловил какое-то движение, а когда пригляделся, непонятная штука упала прямо на него. Он невольно подался назад, забыв о предохраняющем его металле. Упавшая сверху тварь вцепилась в стенку контейнера, и Язону представился случай рассмотреть ее как следует.

Зрелище было настолько кошмарное, что он не поверил собственным глазам. Квинтэссенция смерти… Голова — сплошная пасть с острейшими зубами в несколько рядов. Кожистые крылья окаймлены когтями; на царапающих металл конечностях — еще более длинные когти.

Язону стало жутко, когда он увидел, как эти когти оставляют борозды на поверхности цилиндра. А в тех местах, куда попала слюна с зубов чудовища, прозрачный металл мутнел и крошился.

Разум говорил ему, что эти царапины — пустяк для толстых стенок контейнера. Но слепой страх заставил Язона сжаться в комок, словно в этом было спасение.

Только после того, как крылатая тварь начала, как бы таять, он догадался, что это за помещение. На цилиндры со всех сторон полились струи пенящейся жидкости, пока совсем не затопили их. Зубы пиррянского зверя в последний раз царапнули металл, затем его смыло и куда-то унесло. Пенящаяся жидкость ушла в отверстие в полу, но за первым душем последовал второй, а потом и третий.

Пока длилась эта обработка, Язон старался унять овладевшее им смятение. Что с ним такое происходит? Конечно, чудовище жуткое, и все-таки непонятно, как оно могло внушить ему такой ужас через оболочку надежно закрытого контейнера. Реакция Язона никак не соизмерялась с вызвавшей ее причиной. Даже теперь, когда зверь был уничтожен и исчез с его глаз, Язону стоило огромных усилий усмирить свои нервы и заставить себя дышать ровно.

Мимо прошла Мета, и Язон понял, что процедура окончена. Он открыл свой цилиндр и выбрался на волю. Все остальные уже ушли, остался только какой-то незнакомец с орлиным носом, который явно ждал его.

— Меня звать Бруччо, я заведую адаптационной клиникой. Керк сказал мне, кто ты такой. Зря ты сюда прилетел. Пошли, сделаем анализ крови.

— Вот это мне по душе, — отозвался Язон. — Узнаю пиррянское гостеприимство.

Бруччо только фыркнул в ответ и протопал к двери. Шагая за ним по пустому коридору, Язон вошел в лабораторию, сверкающую стерильной чистотой.

Двойное тяготение угнетало его, ложась тяжелым грузом на ноющие мышцы. И пока Бруччо исследовал его кровь, Язон воспользовался случаем немного отдохнуть. Он успел даже вздремнуть, но тут вернулся Бруччо с пузырьками и шприцами.

— Поразительно, — объявил пиррянин. — Ни одного антитела в крови, которое могло бы пригодиться тебе здесь. Ничего, у меня тут есть отличный набор антигенов, от них ты денек будешь чувствовать себя как в аду. Снимай-ка рубашку.

— Вам часто приходится это делать? — спросил Язон. — Накачивать дрянью инопланетчиков, чтобы они могли насладиться здешними прелестями?

Бруччо воткнул в него иглу чуть не до кости.

— Нет, не часто. Последний раз это было несколько лет назад. Прилетели с полдюжины ученых из какого-то института, сказали, что готовы заплатить, только бы им разрешили изучать местную фауну и флору. Мы не стали отказывать, нам валюта нужна.

Язон почувствовал, что от уколов у него уже кружится голова.

— И сколько из них осталось в живых? — невнятно пробормотал он.

— Один. Мы вовремя отправили его обратно. А деньги, понятное дело, взяли вперед.

Язон принял было это за остроту, но вспомнил, что пирряне не больно-то расположены к юмору. Если хотя бы половина того, что ему говорили Мета и Керк, верна, то соотношение один к шести вовсе не так уж плохо.

В соседней комнате стояла кровать, и Бруччо помог Язону дойти до нее. Чувствуя себя так, словно его накачали наркотиками — вероятно, так оно и было, — Язон уснул.

Ему снился сон. Страх и ненависть. Страх и ненависть пополам захлестнули его жаркой волной. Если это сон, лучше больше никогда не спать. Если это явь, лучше умереть. Он силился отогнать видение, а оно только сильнее затягивало его. Страх без начала и без конца, и никакого Спасения от страха…

Когда Язон пришел в себя, он не помнил подробностей кошмара, осталось лишь чувство страха. Он взмок от пота, каждая мышца болела. Не иначе это уколы виноваты, сказал он себе. Да еще двойное тяготение. И все-таки его не по кидал привкус страха. Дверь отворилась, Бруччо просунул голову внутрь и окинул взглядом Язона:

— Я уже думал, ты загнулся. Целые сутки спишь. Ладно, не вставай, сейчас принесу тебе кое-что для бодрости.

«Кое-что для бодрости» заключалось в еще одном шприце и стакане какой-то мерзкой на вид жидкости. Она утолила жажду Язона, зато он сразу почувствовал жуткий голод.

— Есть хочешь? — спросил Бруччо. — Можешь не отвечать, и так знаю. Я подстегнул твой обмен, чтобы ты побыстрее наращивал мышцы. Единственный способ поладить с тяготением. Так что в ближайшие дни у тебя будет зверский аппетит.

Бруччо тоже решил поесть, и Язон воспользовался случаем задать несколько вопросов:

— Когда я смогу взглянуть поближе на вашу замечательную планету? До сих пор мое путешествие было не более увлекательно, чем тюремная отсидка.

— Отдыхай и навались на еду. Раньше чем через три-четыре месяца ты не выйдешь. Если тебя вообще выпустят.

У Язона отвалилась нижняя челюсть.

— Может, ты объяснишь мне почему?

— Конечно. Тебе надо пройти тот же курс обучения, который проходят у нас дети. Они тратят на это шесть лет. Правда, это первые шесть лет их жизни. А ты взрослый и, казалось бы, можешь справиться куда быстрее. Но ведь у них еще есть наследственность. Словом, ты выйдешь отсюда не раньше, чем получишь полную подготовку.

Бруччо управился с едой и теперь перенес внимание на голые руки Язона, глядя на них с явным отвращением.

— Прежде всего снабдим тебя пистолетом, — сказал он. — Меня мутит, когда я вижу человека без кобуры.

Сам он не расставался с пистолетом даже внутри надежно изолированного от окружающей среды здания.

— Пистолеты подгоняются к владельцу, так что от чужого оружия тебе не будет никакого проку, — объяснил он. — Сейчас ты поймешь, в чем дело.

Они вышли в коридор, и Бруччо провел Язона на оружейный склад, набитый орудиями убийства.

— Сунь-ка руку сюда, вот в эту штуку, — сказал пиррянин. — Займемся подгонкой.

«Штука» представляла собой какую-то коробку с пистолетной рукояткой на боку. Язон взялся за рукоятку — металлический хомут схватил его за локоть; Бруччо зафиксировал штифтами положение руки со всех сторон и записал показания приборов. Сверяясь с полученными данными, он быстро собрал кобуру и пистолет из частей, разложенных по ящикам. Когда Язон пристегнул ко буру к предплечью и взял в руку пистолет, он увидел, что они соединены гибким проводком. Рукоятка пистолета пришлась ему точно по руке.

— Тут заключен весь секрет силовой кобуры. — Бруччо коснулся провода пальцем. — Пока пистолет в деле, провод висит свободно. А как только тебе надо вернуть его в кобуру…

Бруччо что-то сделал, провод превратился в твердый прут, пистолет выскочил из руки Язона и повис в воздухе.

— Смотри дальше.

Увлекаемый проводом пистолет нырнул в кобуру.

— А когда надо выхватить пистолет, происходит все то же самое, только в обратном порядке.

— Здорово! — сказал Язон. — Но все-таки с чего надо начинать? Посвистеть или там еще что-нибудь?

— Нет, он не звуком управляется. — Бруччо даже не улыбнулся. — Тут все потоньше и поточнее. Ну-ка попробуй представить себе, что ты сжимаешь левой рукой рукоятку пистолета… Так, теперь согни указательный палец. Заме чаешь, как напряглись сухожилия в запястье? Ну вот, на твоем правом запястье помещены чувствительные датчики. Но они реагируют только на сочетание импульсов, которое означает «рука готова принять пистолет». Постепенно вырабатывается полный автоматизм. Только подумал о пистолете, а он уже у тебя в руке. Не нужен больше — возвращается в кобуру.

Язон напряг правую руку и согнул указательный палец. В ту же секунду что-то больно ударило его по ладони и грянул выстрел. Рука держала пистолет, из дула вился дымок.

— Понятно, пока человек не освоится со своим оружием, мы заряжаем холостыми. А вообще пистолет всегда должен быть заряжен. Видишь, предохранителя нет. Скобы тоже. Поэтому выстрел следует сразу, если заранее согнуть указа тельный палец.

Язон никогда еще не имел дела с таким грозным оружием. И таким непослушным. Борясь с непривычной силой тяжести, от которой болели мышцы, он начал упражняться с дьявольским изобретением. Пистолет упрямо возвращался в кобуру, не дожидаясь, когда он нажмет курок. Но еще хуже было то, что пистолет слишком быстро выскакивал из кобуры и нещадно бил его по пальцам, если он не успевал их правильно со гнуть. Тем не менее Язон упорно продолжал тренироваться, пока рука не превратилась в распухшую подушку.

Со временем он овладеет этой техникой, но уже теперь ему стало ясно, почему пирряне никогда не снимают пистолета. Это было бы все равно что расстаться с частью тела.

Пистолет проскакивал из кобуры в руку так быстро, что Язон не мог уследить за ним глазом. Во всяком случае, быстрее, чем срабатывал нейронный импульс, заставляющий пальцы сгибаться. Как будто тебя вооружили молнией: прицелился пальцем — ба-бах!

Бруччо ушел, предоставив ему упражняться. В конце концов избитая рука забастовала, тогда Язон прекратил это занятие и направился в отведенную ему комнату. В коридоре он заметил знакомую фигуру.

— Мета! Постой! Мне надо с тобой поговорить.

Она нехотя повернулась, и он прибавил шагу, насколько ему позволяли два G. Эта Мета была совсем не похожа на девушку, которую Язон знал по кораблю. На ногах — высокие, по колено, сапоги, тело защищено каким-то мешковатым комбинезоном из металлизированной ткани. Стройную талию искажал пояс с флягами. Да и сама она держалась отчужденно.

— Я соскучился по тебе, — сказал Язон. — Мне было невдомек, что ты находишься в этом же здании.

Он хотел взять ее за руку, но Мета отступила.

— Что тебе надо? — спросила она.

— Как что надо! — Он рассердился. — Я же Язон, ты что, забыла меня? Мы с тобой друзья. А друзья могут поговорить просто так, не потому, что им что-то надо.

— Что было на корабле, не распространяется на Пирр. — Ей не терпелось уйти. — Я закончила переподготовку и приступаю к работе. А ты останешься здесь, так что мы с тобой не будем встречаться.

— Сказала бы уж напрямик: мол, останешься здесь с другими детьми… И не спеши ты так, сперва разберемся…

Забывшись, Язон вытянул руку, чтобы задержать Мету. И не успел опомниться, как очутился на полу. Плечо — сплошной синяк. А Меты след простыл.

Бормоча себе под нос нехорошие слова, Язон побрел в свою комнату, плюхнулся на твердокаменную постель и стал вспоминать, что его привело на эту планету. Сопоставив свои мотивы с тем, что он обрел пока на Пирре — непрерывная пытка двойным тяготением, порожденные ею кошмары, презрительное отношение пиррян ко всем инопланетчикам без разбора, — Язон поймал себя на растущей жалости к самому себе. Что ж, по пиррянским меркам, он и впрямь беспомощный и жалкий. Чтобы эти люди изменили свое отношение к нему, надо самому основательно перемениться.

Совершенно разбитый, он погрузился в тяжелый сон, и тут ему не давали покоя жуткие видения.

ГЛАВА VII

Он проснулся утром с дикой головной болью и с таким ощущением, будто за всю ночь глаз не сомкнул. Принимая стимуляторы, доза которых была скрупулезно рассчитана Бруччо, Язон снова попытался разобраться, чем же все-таки вызваны кошмары, отравляющие его сон.

— Ешь живей, — сказал Бруччо, когда они встретились за завтраком. — Я не могу больше заниматься с тобой особо. Будешь обучаться в группе по общей программе. Ко мне обращайся только в тех случаях, когда возникнет какая-нибудь серьезная проблема, которой инструктор не сможет разрешить.

Группы, как и следовало ожидать, были составлены из маленьких детей с суровыми лицами. Эти плотные и весьма прямолинейные в своем поведении крепыши были типичными пиррянами. Но дети есть дети, и вид взрослого за партой их сильно веселил. Самому Язону, когда он с багровым лицом втискивался на маленькую скамейку, было вовсе не весело. Сходство с обычной школой не шло дальше конфигурации классных помещений. Ученики, даже самые маленькие, ходили с пистолетами. Все было нацелено на выживание. В этой школе признавалась только стопроцентная успеваемость, и учащийся переходил к следующему разделу лишь после того, как полностью усваивал предыдущий. Обычных школьных предметов здесь не преподавали. Видимо, ими занимались после того, как ребенок оканчивал первую ступень и становился вполне самостоятельным. Очень трезвый и очень логичный подход. Кстати, определения «трезвый» и «логичный» годились для характеристики пиррянского подхода в любой области.

Почти вся первая половина дня ушла на знакомство с аптечкой, которую носили на поясе. Она состояла из анализаторов, их прижимали к ранам, и, если рана была заражена ядом или инфекцией, автоматически впрыскивалось лекарство. Просто в обращении, зато невероятно сложно по конструкции. А так как каждый пиррянин должен был сам следить за своим снаряжением (некого винить, кроме себя, если откажет!), полагалось знать устройство всех приспособлений и уметь их ремонтировать. Язон справился с заданием лучше, чем его малолетние соученики, хотя это стоило ему немалых физических усилий.

Во второй половине дня он впервые познакомился с тренажером. Инструктировал его двенадцатилетний паренек, в бесстрастном голосе которого угадывалось презрение к этому мягкотелому инопланетнику.

— Все тренажеры воспроизводят обстановку на планете и отражают происходящие на ней перемены. Они различаются по степени опасности для жизни. Вы начнете, разумеется, с тренажера для самых маленьких…

— Что вы, что вы, — пробормотал Язон. — Такая честь.

Инструктор продолжал, не обращая внимания на его слова:

— …самых маленьких, так сказать ползунков. С виду все как на самом деле, но модель, конечно, дезактивирована.

Слово «тренажер» не совсем подходило к тому, что увидел Язон, войдя через дверь с тяжелыми створками: В огромный зал словно перенесли часть внешнего мира. Очень даже просто забыть, что небо и солнце — искусственные, и вообразить себе, что он наконец-то на воле. И с виду совсем ничего угрожающего, разве что темные тучи на горизонте, чреватые пиррянской грозой.

— Пройдите кругом и осмотритесь, — говорил инструктор. — Когда прикоснетесь рукой к какому-нибудь предмету, услышите его характеристику. Показываю…

Мальчик нагнулся над покрывающей землю шелковистой травой и тронул пальцем стебель. Тотчас голос из скрытых репродукторов пророкотал:

— Ядовитая трава. Не снимать обуви.

Язон опустился на колени и присмотрелся. Травинка заканчивалась блестящим твердым крючком. С легким содроганием он понял, что вся трава такая. Зеленый газон был ковром смерти. Выпрямляясь, Язон заметил под широким листом другого растения что-то диковинное. Там прижалась к земле странная чешуйчатая тварь с заостренной головкой, переходящей в длинный шип.

— Что за диво в моем саду? — спросил Язон. — Это называется товарищ детских игр для милых крошек?

Он повернулся и обнаружил, что его никто не слушает. Инструктор исчез. Язон пожал плечами и погладил чешуйчатое чудовище.

— Рогонос, — сообщил механический голос. — Одежда и обувь не защищают. Убей его.

Послышался резкий хлопок, и запрограммированный на звук холостого выстрела рогонос упал на бок.

— Кажется, у меня что-то начинает получаться, — с удовольствием отметил Язон.

«Убей его», — командовал Бруччо, когда обучал Язона пользоваться пистолетом. И команда закрепилась в подсознании, судя по тому, что Язон сейчас выстрелил прежде, чем осмыслил свои действия. Его уважение к пиррянской методике обучения сразу возросло.

Несколько далеко не приятных часов бродил он по этому необычному детскому парку. Повсюду таилась смерть, и бестелесный голос неизменно твердил краткую и выразительную команду. И он учился убивать, чтобы не быть убитым. До сих пор Язон и не подозревал, что насильственная смерть может выступить в таком количестве отвратительных обличий. Все здесь, от самого крохотного насекомого до самого высокого растения, представляло смертельную опасность для человека.

В этой специализации было даже что-то противоестественное. Почему планета Пирр так непримиримо относится к человеку? Не забыть спросить об этом Бруччо… А пока поищем хоть какой-нибудь организм, который не желает от править его на тот свет.

Язон тщетно искал. Правда, ему в конце концов удалось найти предмет, не ответивший зловещей командой на прикосновение руки. Это был большой камень, торчащий из ядовитой травы. Язон сел на него с чувством симпатии к неорганической материи и подобрал ноги… Оазис мира… Прошло несколько минут, обессиленные двойной гравитацией мышцы начали отходить.

— ЕДКАЯ ПЛЕСЕНЬ! НЕ ПРИКАСАТЬСЯ!

Голос прозвучал с удвоенной силой, и Язон вскочил на ноги словно ужаленный. Пистолет уже был в руке и искал цель. Только наклонившись над камнем, Язон понял, в чем дело. Камень покрылся пятнами серой пленки, которых раньше не было.

— Ах ты, дрянь коварная! — крикнул Язон, обращаясь к тренажеру. — Сколько раз уже ты сгонял с этого камня малюток, которые думали, что наконец-то можно посидеть и отдохнуть!

Его возмущало такое изощренное коварство, и в то же время он понимал, что оно оправданно. Пирряне с малых лет узнавали, что на этой планете для человека нет безопасности, кроме той, которой он сам себя обеспечит.

Так Язон, изучая Пирр, узнавал что-то новое и о пиррянах.

ГЛАВА VIII

Дни складывались в недели, и Язон понемногу начал гордиться тем, как лихо косит всяких врагов. Он уже знал всю фауну и флору детской комнаты, и его перевели на тренажер, где звери не сидели на месте, а вяло атаковали. Пистолет Язона безошибочно поражал их. Даже неинтересно. Однообразие классных занятий тоже ему наскучило.

Двойное тяготение по-прежнему воспринималось как тяжелое бремя, но вообще-то мышцы явно приспособились. Теперь он после занятий уже не валился без сил на кровать. Зато кошмары стали еще хуже. В конце концов он обратился к Бруччо и получил снотворное, которое хотя и не избавило его от жутких снов, но умерило их интенсивность, так что, проснувшись, он почти не помнил их.

Когда Язон как следует освоил всю защитную технику, которой пользовались пирряне, дошла очередь до тренажера, предельно приближенного к действительности. Разница заключалась только в степени поражения. Яд насекомых вызывал не мгновенную смерть, а всего лишь сильную опухоль и боль. Животные могли нанести болезненные раны, но конечностей не отрывали. Словом, волосок, отделявший курсанта от смерти на этом тренажере, был достаточно тонок.

Язон ходил по этой имитации густых, необозримых джунглей вместе с пятилетними мальчуганами. В их недетской суровости было что-то забавное и в то же время удручающее. В комнатах они еще могли смеяться, но каждый из них твердо знал, что на воле будет не до смеха. Умение выжить определяло общественное положение и социальную ценность человека. В этом смысле общество на Пирре делилось, условно говоря, на черных и белых. Хочешь утвердиться в собственных глазах и в глазах окружающих, умей за себя постоять. Это было важно для выживания народа в целом, но сильно ограничивало развитие личности. Из детей вырастали безликие убийцы, готовые сеять смерть на каждом шагу.

Закончив курс, кто-то уходил, на его место приходил другой. Прошло некоторое время, прежде чем Язон сообразил, что из тех, с кем он начинал обучение, уже никого не осталось. В тот же день он пошел к начальнику адаптационного центра.

— Бруччо, — сказал он, — долго еще вы собираетесь держать меня в этом детском тире?

— Тебя никто не держит, — ответил Бруччо в обычном для него брюзгливом тоне. — Ты пробудешь здесь ровно столько, сколько нужно, чтобы тебя можно было выпускать.

— Мне почему-то сдается, что эта минута никогда не наступит. Я уже могу с закрытыми глазами разобрать и собрать любое из ваших окаянных изобретений. Я бью из этой пушки без промаха. Если мне велят, могу хоть сейчас сесть и написать толстую книгу «Флора и фауна планеты Пирр и как ее истреблять». Может быть, я еще не достиг того же уровня, что мои шестилетние приятели. Но что-то подсказывает мне, что я достиг своего потолка. Ну как, верно?

Бруччо сделал неловкую попытку уклониться от прямого ответа:

— Понимаешь, ну, ведь ты нездешний, так что…

— Ладно, брось, — ехидно сказал Язон. — Куда тебе, прямодушному старому пиррянину, тягаться во лжи с представителем более слабой расы, которая в этом деле собаку съела. Я и сам понимаю, что двойное тяготение всегда будет меня сковывать и что у меня, кроме того, есть куча других врожденных дефектов. Все это так, и не об этом речь. А о том, даст мне что-нибудь дальнейшая тренировка или мои возможности в этом смысле исчерпаны.

Бруччо покрылся испариной:

— Со временем, конечно, будут сдвиги…

— Хитрец! — Язон поводил пальцем из стороны в сторону. — Говори — да или нет. Тренировка может дать мне еще что-то?

— Нет.

Бруччо хмуро смотрел на Язона, который не замедлил окончательно припереть его к стенке.

— И что же отсюда следует? Я заведомо не буду прогрессировать и все-таки торчу здесь. Это не случайно. Значит, тебе приказано не выпускать меня. И, судя по тому немногому, что я успел узнать об этой планете, приказ исходит от Керка. Верно?

— Он это для тебя же делает, — объяснил Бруччо. — Хочет, чтобы ты жив остался.

— Ну вот, все выяснилось, — сказал Язон. — И хватит об этом. Я прилетел сюда не затем, чтобы упражняться в стрельбе по роботам вместе с вашими чадами. Будь любезен показать мне, где тут выход. Или сперва должен быть выпускной вечер? Речи, вручение значков, торжественный ритуал…

— Ничего подобного, — отрезал Бруччо. — Вообще, я не понимаю, как взрослый человек вроде тебя может нести такой вздор. Никаких вечеров не будет. А будет зачет в последнем тренажере. Он связан с внешней средой, так что это даже не искусственный тренажер, а частица планеты. Только самые опасные формы органической жизни исключены. Да и то некоторые иногда ухитряются проникать…

— Когда? — выпалил Язон.

— Завтра утром. Сперва постарайся хорошенько выспаться. Тебе это пригодится.

И все-таки совсем без ритуала не обошлось. Когда Язон утром вошел в кабинет Бруччо, тот метнул ему через стол тяжелую обойму.

— Настоящие патроны. Могу заверить тебя, что они тебе пригодятся. Отныне твой пистолет всегда должен быть заряжен. Вместе они дошли до переходной камеры, и Язон впервые за весь срок учебы увидел по-настоящему запертую дверь. Пока Бруччо раскручивал тяжелые болты, к ним подошел, прихрамывая, хмурый мальчуган лет восьми с перевязанной ногой.

— Его зовут Гриф, — сказал Бруччо. — С этой минуты он будет тебя всюду сопровождать.

— Персональный телохранитель? — осведомился Язон, глядя на коренастого коротышку, который был ему по пояс.

— Называй как хочешь. — Бруччо отворил дверь. — Гриф столкнулся с птицей-пилой и на время потерял трудоспособность. И ты ведь сам признал, что тебе никогда не сравняться с настоящим пиррянином, так что помощь тебе будет кстати.

— Бруччо, ты добряк, — сказал Язон, наклоняясь, чтобы поздороваться с мальчуганом.

У восьмилетнего телохранителя оказалась железная рука.

Вдвоем они вошли в переходную камеру, Бруччо запер за ними внутреннюю дверь, и тотчас автоматически начала открываться наружная. В ту же секунду пистолет Грифа выстрелил дважды, и, выходя на просторы Пирра, они переступили через дымящееся тело какого-то пиррянского зверя. Символическое начало, сказал себе Язон. А нехорошо вышло: во-первых, он был совсем не готов к атаке, во-вторых, не может даже опознать обугленные останки… Он напряг зрение, надеясь, что в следующий раз выстрелит первым.

Увы. Тех немногих зверей, которые им попадались, первым замечал мальчуган. В конце концов Язон до того разозлился, что расстрелял какое-то зловещее с виду колючее растение. Но он напрасно рассчитывал, что Гриф пройдет мимо его мишени и не проверит ее.

— Это растение нам не угрожало, — сказал мальчик. — Глупо тратить попусту боеприпасы.

День прошел без серьезных осложнений. Язон даже слегка разочаровался, да к тому же промок от частых ливней. Если Гриф и умел поддержать разговор, он это ловко скрывал. Следующий день прошел точно так же. На третий день появился Бруччо.

— Не хочется тебя огорчать, — сказал он, смерив взглядом Язона, — но боюсь, выше этого уровня тебе все равно уже не подняться. Меняй носовой фильтр каждый день. Внимательно проверяй обувь и одежду, чтобы не было никаких дыр. Перезарядка аптечки полагается раз в неделю.

— Помни про носовой платок и не выходи без галош, — добавил Язон. — Еще что?

Бруччо хотел что-то добавить, но передумал:

— Больше ничего. Пора уже самому все знать. Будь начеку. И… желаю успеха.

Несколько неожиданно для Язона он присовокупил к этим словам крепкое рукопожатие.

Как только в руке восстановилось кровообращение, Язон вышел вместе с Грифом на волю через главные ворота.

ГЛАВА IX

Как ни реалистичны были тренажеры, встреча с Пирром ошеломила Язона. Нет, на первый взгляд все то же. Ядовитая трава под ногами… Хаотичный полет шипокрыла, тут же подстреленного Грифом… Но все это как-то растворилось в буйном клокотании стихий.

Дождь лил буквально как из ведра; с неба падали не обособленные капли, а сплошная пелена воды. Ветер рвал эту пелену и хлестал его струями по лицу. Язон протер глаза и с трудом различил на горизонте два вулканических конуса, извергающих дым и пламя. Это пекло отбрасывало зловещий отсвет на тучи, которые стремительно проносились над вулканами.

Что-то пробарабанило по его шлему и отскочило на землю. Язон нагнулся и поднял градину толщиной с большой палец. Другие градины принялись больно дубасить его по спине и шее; он живо выпрямился.

Буря кончилась так же быстро, как разразилась. Жгучее солнце растопило градины, над улицей закурились струйки пара. Язон взмок от пота в своей защитной одежде. Но не прошли и одного квартала, как снова хлынул ливень, и Язон ощутил озноб.

Гриф знай себе шагал, не обращая внимания ни на погоду, ни на вулканы, сотрясающие землю своей яростью. Язон заставлял себя не думать о неудобствах и не отставать от мальчика.

Более унылую прогулку трудно было придумать. Сквозь завесу дождя виднелись очертания приземистых мрачных зданий, половина которых к тому же была разрушена. Язон и Гриф шли по пешеходной дорожке посредине улицы. Время от времени то с одной, то с другой стороны проносились бронетранспортеры. Язон недоумевал, почему пешеходам отведена середина, пока Гриф не подстрелил какую-то тварь, которая бросилась на них из развалин. Понятно: просвет по бокам служит для страховки… На Язона вдруг навалилась дикая усталость.

— Надо думать, о такси здесь нечего и мечтать, — сказал он.

Гриф озадаченно посмотрел на него. Было очевидно, что он впервые слышит слово «такси». Тем не менее он пошел потише, приноравливаясь к тяжелой поступи гостя. Через полчаса Язон уже утолил свое любопытство.

— Гриф, что-то этот город не блещет. Надеюсь, другие города у вас в лучшем состоянии?

— Не блещет? Не знаю, что вы этим хотите сказать, но других городов у нас нет. Есть лагеря там, где руду добывают. Но городов нет.

Странно. Язону всегда представлялось, что на Пирре несколько городов. Он вдруг подумал, что еще очень мало знает об этой планете. Как прибыл сюда, все его время было поглощено этими курсами. У него накопилась тьма вопросов, но с ними надо обращаться к кому-то другому, только не к этому угрюмому малолетнему телохранителю. К тому же есть человек, который лучше кого-либо сможет его просветить.

— Ты знаешь Керка? — спросил он мальчика. — Насколько я понимаю, он ваш посланник на целой куче планет, но его фамилия…

— Кто же не знает Керка. Но он занят, вам незачем с ним встречаться.

Язон погрозил ему пальцем:

— Твоя забота — охранять мое тело. А душу оставь в покое. Давай условимся: я задаю тон, а ты поешь. Идет?

Очередная буря обрушила на них градины величиной с кулак и заставила искать укрытие. Когда она унялась, Гриф нехотя повел Язона в центр. Они зашли в относительно высокое здание. Здесь людей было больше, и некоторые из них даже на миг отрывались от дела, чтобы взглянуть на Язона. Одолев два лестничных пролета, он увидел дверь с надписью: КООРДИНАЦИЯ И СНАБЖЕНИЕ.

— Керк сидит здесь? — спросил Язон.

— Конечно, — ответил мальчик. — Он начальник управления. — Отлично. Теперь ступай выпей лимонада или перекуси где-нибудь и возвращайся часа через два. Думаю, Керк не хуже тебя присмотрит за мной.

Мальчик постоял в нерешительности, потом зашагал вниз по лестнице. Язон вытер лоб и толкнул дверь.

Он увидел канцелярию, в которой находилось несколько пиррян. Никто из них не обратил внимания на Язона и не поинтересовался, какое у него дело. Раз человек пришел, у него есть на то причина. Никому не пришло бы в голову выспрашивать, что ему нужно. Язон не был приучен к таким порядкам и не сразу сообразил, что здесь ему не будут докучать пустыми формальностями. В дальнем конце комнаты была еще одна дверь. Он добрел до нее, открыл и обнаружил Керка, который сидел за конторкой, заваленной бумагами.

— А я все жду, когда же ты появишься, — сказал пиррянин вместо приветствия.

— Давно пришел бы, если бы ты не препятствовал, — ответил Язон, тяжело опускаясь на стул. — Наконец до меня дошло, что я могу всю жизнь проторчать в этих ваших яслях для убийц, если не приму срочные меры. И вот я здесь, у тебя.

— Насмотрелся на Пирр и готов возвращаться в «цивилизованные» миры?

— Представь себе — нет. И мне уже порядком надоело слушать, как все советуют мне улететь. Я начинаю подозревать, что ты и твои пирряне стараетесь что-то скрыть. Керк улыбнулся: — Что нам скрывать? Вряд ли найдется другая планета, где жизнь текла бы так просто и прямолинейно.

— В таком случае ты, конечно, не откажешься ответить мне на несколько откровенных вопросов о Пирре?

Керк явно хотел что-то возразить, но вместо этого рассмеялся:

— Сдаюсь. Куда мне с тобой спорить. Ну, что тебе хочется узнать?

Язон тщетно попытался сесть поудобнее на твердом стуле.

— Сколько жителей на твоей планете? — спросил он.

Керк помялся, потом ответил:

— Около тридцати тысяч. Немного для планеты, которая уже давно обитаема, но причина достаточно ясна.

— Хорошо, население тридцать тысяч. Ну а какую площадь вы контролируете? Знаешь, я удивился, когда узнал, что этот город с его защитными стенами, которые вы называете Периметром, единственный на всей планете. Рудники не в счет, они только Придатки города. Так вот, можно ли сказать, что контролируемая вами территория растет? Или же, наоборот, она сокращается?

Керк призадумался, машинально вертя в руках кусок стальной трубы, который взял со стола. При этом его пальцы гнули сталь, как резину.

— На это трудно так сразу ответить, — наконец произнес он. — Наверное, где-то есть такие данные, хотя я не знаю, где именно. Тут столько факторов…

— Ладно, оставим пока этот вопрос, — уступил Язон. — Я задам другой, пожалуй, более принципиальный. Можно ли сказать, что население Пирра медленно, из года в год, сокращается?

Труба с резким звоном ударилась о стену. Керк вдруг очутился прямо перед Язоном, его руки были угрожающе вытянуты вперед, лицо побагровело от ярости.

— Никогда не повторяй этих слов, понял? Чтобы я больше не слышал этого от тебя!

Стараясь выглядеть невозмутимым, Язон продолжал:

— Не сердись, Керк, я ведь не хотел тебя злить.

Он говорил медленно, тщательно подбирал слова, понимая, что жизнь его висит на волоске.

— Не забывай, что я на вашей стороне. С тобой я могу говорить начистоту, потому что ты повидал гораздо больше тех пиррян, которые никогда не покидали родной планеты. Ты умеешь дискутировать, ты знаешь, что слова — только символы. Что можно отлично разговаривать и не выходить из себя из-за слов…

Керк опустил руки и сделал шаг назад. Потом отвернулся, налил себе стакан и выпил его, стоя спиной к Язону.

Лицо Язона покрылось испариной, и жара была лишь отчасти повинна в этом.

— Извини… сорвался. — Керк тяжело сел. — Это со мной редко бывает. Работаю на износ — вот нервы и не выдержали.

Вопрос, который вызвал его вспышку, остался без ответа.

— Со всяким бывает, — сказал Язон. — А что было с моими нервами при первой встрече с Пирром? Лучше не говорить. Могу только признать, что ты был прав во всем, что говорил об этой планете. Самое жуткое место во вселенной. Здесь могут выжить только урожденные пирряне. Правда, после обучения я кое-как могу постоять за себя. Ты, очевидно, знаешь, что у меня восьмилетний телохранитель. Уже это говорит о том, чего я стою здесь.

Приступ ярости прошел, и Керк полностью овладел собой. Он задумчиво прищурился:

— А ты меня удивил, честное слово. Вот уж никогда не думал, что ты хоть в чем-то способен признать чужое превосходство. Разве ты не за этим сюда летел? Чтобы доказать, что ты ни в чем не уступишь местному уроженцу?

— Один-ноль в твою пользу, — признался Язон. — Я не думал, что это так бросается в глаза. И меня радует, что душа у тебя не такая каменная, как мышцы. Ничего не скажешь, ты верно назвал главную причину, которая привела меня сюда. Добавь еще любопытство.

По лицу Керка было видно, что он слегка озадачен ходом собственных мыслей.

— Ты прилетел сюда, чтобы доказать, что не уступишь коренным пиррянам, — продолжал он. — А сам теперь признаешь, что восьмилетний мальчик владеет пистолетом лучше тебя. Это как-то не вяжется с моим представлением о тебе. Ты даром ничего не уступишь… Ну так в чем же ты все-таки видишь свое врожденное превосходство?

Как ни старался Керк говорить ровно, в голосе его угадывалось напряжение.

Язон ответил не сразу.

— Ладно, скажу, — произнес он наконец. — Только не отрывай мне за это голову. Я делаю ставку на то, что твой цивилизованный разум способен управлять твоими рефлексами. Потому что сейчас речь пойдет о таких вещах, которые на Пирре явно под большим запретом. Для ваших людей я слабак, потому что прилетел извне. Но ты-то должен понимать, что в этом заключается и моя сила. Я вижу то, что вы не видите из-за давней привычки. Ну, знаешь, как о человеке говорят, что он за деревьями не видит леса.

Керк кивнул, и Язон продолжал:

— Теперь разовьем эту аналогию, Когда я вышел из космического корабля, то видел, так сказать, только лес. И мне бросились в глаза некоторые факты. Думаю, что и вам они известны, но вы тщательно подавляете в себе эти мысли. Это для вас своего рода табу. Сейчас я выскажу вслух самое главное, о чем вы даже думать боитесь. Надеюсь, ты достаточно хорошо владеешь собой и я останусь жив…

Реакция Керка выразилась лишь в том, что его могучие руки крепче стиснули подлокотники. Язон говорил негромко, но его слова проникали в мозг так же легко и гладко, как новый ланцет.

— По-моему, люди проигрывают битву на Пирре. После сотен лет оккупации этот город остается единственным на планете, да и то половина домов заброшена. Очевидно, раньше жителей было больше. Трюк, который мы выкинули, чтобы добыть оружие, он трюк и есть. Могло и сорваться. А что тогда было бы с городом? Вы тут ходите по краю пропасти и не хотите этого признать.

Все мышцы Керка напряглись, он будто окаменел, на лице блестели бисеринки пота. Чуть перегни — взорвется… Язон лихорадочно соображал, как разрядить атмосферу.

— Не подумай, что мне приятно говорить тебе эти вещи. Но ведь ты все это давно знаешь. Знаешь, да не хочешь признавать. Не хочешь признавать, что вся эта бойня не имеет смысла. Если численность населения неуклонно сокращается, ваша битва — попросту жестокий вид коллективного самоубийства… Вы могли бы покинуть эту планету, но это значит признать свое поражение. А я не сомневаюсь, что пирряне предпочтут поражению смерть.

Керк привстал, и Язон тоже поднялся, повышая голос, чтобы его слова доходили до собеседника сквозь пелену гнева.

— Я пытаюсь вам помочь, неужели ты не понимаешь? Брось ты этот самообман, он тебе не к лицу. Сейчас ты скорее готов убить меня, чем сознаться себе, что битва уже проиграна. Это даже не настоящая война, вы, так сказать, отсекаете один за другим пораженные пальцы и думаете таким способом спасти обреченный организм. Конечный итог может быть только один проигрыш. Вы никак не хотите этого признать. Вот почему тебе легче убить меня, чем слушать, когда я затрагиваю неприкосновенные темы.

Керк стоял над Язоном словно башня, готовая вот-вот обрушиться на голову святотатца. Только сила убеждения Язона сдерживала его.

— Когда-то надо же научиться мыслить реально. А то ты видишь все только войну да войну. Но ведь можно докопаться до ее причин и покончить с ней раз и навсегда!

Смысл слов Язона дошел наконец до сознания Керка и погасил его ярость. Пиррянин опустился на стул, у него было какое-то растерянное лицо.

— Что ты подразумеваешь, черт тебя дери? Говоришь, будто какой-то паршивый корчевщик!

Язон не стал спрашивать, что значит «корчевщик», но слово запомнил.

— Ты несешь околесицу, — продолжал Керк. — Нас окружает враждебный мир, с ним надо сражаться, и все тут. А причины конфликта в самой природе вещей.

— Ничего подобного, — возразил Язон. — Посуди сам. Стоит кому-то из вас на какой-то срок оставить планету, как потом надо проходить переподготовку. Получить инструктаж — что в ваше отсутствие изменилось к худшему. Это, так сказать, линейная прогрессия. Но если в проекции на будущее всегда получается ухудшение, значит, в прошлом дело обстояло лучше. Теоретически — я не знаю, конечно, подтвердится ли это фактами, — если вернуться достаточно далеко в прошлое, можно дойти до та кого времени, когда люди совсем не воевали с Пирром.

Керк явно не знал, что говорить, он только сидел и слушал, пока Язон набирал очки своей неотразимой логикой.

— Я могу привести доводы в пользу моей гипотезы. По-моему, даже ты должен признать, что я, хоть и не могу бороться на равных с пиррянскими тварями, кое-что в них смыслю. Ну так вот, всех представителей здешней флоры и фауны, которых я видел, объединяет одна черта. Они нефункциональны. Ни одно оружие из своего чудовищного арсенала они не применяют друг против друга. Их яды безвредны для пиррянских организмов. Они смертоносны только для «гомо сапиенс». Но ведь это абсурд. За триста лет, что человек обитает на этой планете, местные организмы не могли естественно развиваться по такому пути.

— Но ведь это произошло! — крикнул Керк.

— Да, произошло, — спокойно подтвердил Язон. — А значит, есть какие-то причины, какие-то силы. Как они действуют, я себе не представляю. Но что-то заставило пиррянские организмы, так сказать, объявить войну. И мне хотелось бы выяснить, что именно. Какие организмы доминировали на планете, когда здесь высадились ваши предки?

— Откуда мне знать, — ответил Керк. — Уж не хочешь ли ты сказать, что на Пирре, кроме человека, есть другие мыслящие существа? Которые организуют сопротивление нам?

— Я этого не говорил, ты сам пришел к такому выводу. Значит, до тебя дошла суть моих рассуждений. Не знаю, что именно вызвало такой поворот, но мне хотелось бы узнать. И посмотреть, нельзя ли повернуть колесо назад. Конечно, я ничего определенного не обещаю. Но согласись, что разобраться в этом стоит.

Керк расхаживал по комнате, ударяя себя кулаком по ладони, и казалось, все здание вздрагивает от его тяжелой поступи. Душу его раздирали противоречия. Новые идеи сражались со старыми убеждениями. Все это было так неожиданно. Итак убедительно.

Не спрашивая, Язон взял флягу и налил себе холодной воды, потом сел в изнеможении. Что-то пробило защитный экран открытого окна и ворвалось в комнату. Не останавливаясь, даже не отдавая себе отчета в своих действиях, Керк одним выстрелом уложил крылатую тварь.

Его размышление длилось недолго. Привыкший быстро действовать, плечистый пиррянин и решал быстро. Он остановился и пристально посмотрел на Язона:

— Я не могу сказать, что ты меня убедил, но сейчас мне нечем опровергнуть твои доводы. Значит, будем пока считать их верными. Итак, что ты собираешься предпринять? Что ты можешь сделать?

Он сделал ударение на слове «можешь».

Язон начал перечислять, загибая пальцы:

— Во-первых, мне нужно место, где бы я мог жить и работать, хорошо защищенное место. Чтобы я мог заниматься этим делом, а не тратить всю энергию только на то, чтобы выжить. Во-вторых, мне нужен человек, который помогал бы мне и в то же время был моим телохранителем. Хорошо бы, кто-нибудь посмышленее, чем мой теперешний сторож. Мне кажется, лучше всех для этого подходит Мета.

— Мета? — удивился Керк. — Она космонавт и оператор защитных экранов, что она тут может сделать?

— Очень много. Она знакома с другими мирами и способна в какой-то мере — взглянуть на вещи под другим углом зрения. И она знает о Пирре не меньше любого другого взрослого пиррянина, так что сможет ответить мне на любой вопрос.

Язон улыбнулся и добавил:

— Наконец, она симпатичная девушка, мне приятно ее общество.

Керк фыркнул:

— Я все ждал, назовешь ли ты эту причину. Но остальные доводы достаточно веские, так что не буду спорить. Подберу замену для Меты и вызову ее сюда. В городе найдется достаточно надежных зданий, выбирай любое.

Керк переговорил с одним из своих помощников, потом отдал по визифону необходимые распоряжения. Язон с интересом следил за всей этой процедурой.

— Извини, что спрашиваю, — сказал он наконец. — Ты что, здешний диктатор? Стоит тебе щелкнуть пальцами, и все прыгают.

— Пожалуй, так может показаться, — согласился Керк. — Но это только видимость. На Пирре нет абсолютного властелина, но и демократической системы тоже нет. Населения-то у нас едва на хорошую дивизию наберется. Каждый выполняет ту работу, для которой он лучше всего годен. Каждая отрасль деятельности подчинена управлению, во главе управления стоит самый квалифицированный человек. Я руковожу координацией и снабжением, у нас очень широкое поле деятельности. Мы, так сказать, стыкуем между собой все управления и ведем дела с другими планетами.

Вошла Мета и обратилась к Керку, не глядя на Язона.

— Меня сняли с вахты и послали сюда. В чем дело? Расписание изменилось?

— Если хочешь, да, — ответил Керк. — С этой минуты ты освобождаешься от всех своих прежних обязанностей и приписываешься к новому управлению, которое будет заниматься исследованием и расследованием. Возглавлять управление будет вот этот задохлик.

— Что такое? Чувство юмора? — сказал Язон. — Первый случай на Пирре. Поздравляю, еще не все надежды потеряны.

Мета быстро перевела взгляд с одного на другого.

— Не понимаю. Не может быть. Новое управление — зачем?

Она заметно нервничала.

— Извини, — ответил Керк. — Не обижайся на меня. Я просто хотел, чтобы ты чувствовала себя проще. Но, по сути, все так и есть. Похоже, что Язон может оказать серьезную услугу Пирру. Ты согласна ему помочь?

Мета уже овладела собой. И слегка рассердилась:

— Я должна? Это приказ? Ты знаешь, у меня хватает работы. И уж тебе-то известно, что она будет поважнее всего, что может придумать какой-то инопланетник. Он никогда не поймет…

— Да. Это приказ, — оборвал ее Керк.

Мета вспыхнула.

— Может быть, я объясню, — вступил Язон. — Тем более что это моя затея. Но сперва выполни мою просьбу. Вынь обойму из пистолета и отдай ее Керку, хорошо?

На лице Меты отразилось недоверие, но Керк кивком подтвердил свое согласие.

— Это всего на несколько минут, Мета, — сказал он. — Я ведь вооружен, так что тебе тут ничего не грозит. Я догадываюсь, о чем пойдет речь, и думаю, что он прав. По себе убедился…

Мета неохотно рассталась с обоймой и вынула патрон из ствола. Лишь после этого Язон приступил к делу.

— У меня есть гипотеза по поводу пиррянских организмов, и боюсь, эта гипотеза может поколебать кое-какие иллюзии. Прежде всего, надо признать тот факт, что ваш народ постепенно проигрывает войну и в конце концов всех ждет полное истребление…

Он не договорил: пистолет Меты смотрел ему прямо в лоб, и ее палец яростно щелкал курком. Лицо девушки выражало предельное отвращение и ненависть. Какие ужасные вещи он говорит! Что война, которой они целиком себя посвятили, уже проиграна!..

Керк обнял ее за плечи и усадил на стул, пока она не натворила чего похуже. Прошло несколько минут, прежде чем Мета успокоилась настолько, что могла продолжать слушать Язона. Не так-то легко человеку видеть, как рушится система представлений, которые он впитал за много лет. Только тот факт, что она побывала на других планетах и что-то повидала, помогал ей сдерживать себя.

И все-таки глаза Меты еще сверкали бешенством, когда Язон кончил излагать ей то, что уже говорил Керку. Она вся напряглась, и казалось, лишь руки Керка не дают ей броситься на Язона.

— Понятно, с одного раза это трудно переварить, — заключил Язон. — Скажем проще. Мне кажется, мы можем установить причину такой лютой ненависти к человеку. Может быть, наш запах виноват. И мы придумаем настой из пиррянских жуков — натерся и выходи, ничего не бойся. Пока что мы не знаем ответа. Но как бы то ни было, этот вопрос нужно расследовать. Керк со мной согласен.

Мета посмотрела на Керка, он кивнул. Плечи ее поникли, она сдалась.

— Я… нет, я не могу сказать, что согласна с тобой, — прошептала она. — Я даже не все поняла. Но я помогу тебе. Если Керк считает, что так надо.

— Да, считаю, — подтвердил он. — Ну как, можно вернуть тебе обойму? Больше не будешь стрелять в Язона?

— Я вела себя глупо, — сухо произнесла Мета, перезаряжая свое оружие. — Зачем мне пистолет? Если понадобится убить его, я могу сделать это голыми руками.

— Я тоже тебя люблю, — улыбнулся Язон. — Ну, пошли… Ты готова?

— Конечно. — Она убрала со лба локон. — Сперва найдем место, где ты сможешь жить. Это я беру на себя. А работа нового управления — это уже твое дело.

ГЛАВА X

Они спустились по лестнице, не говоря ни слова. Выйдя на улицу, Мета с каким-то изощренным злорадством разнесла выстрелом птицу, которая им совсем не угрожала. Язон решил не корить ее за напрасную трату боеприпасов. Пусть лучше стреляет по птицам, чем по нему.

В здании одного из вычислительных центров нашлись свободные помещения. Все здания такого рода наглухо запирались, чтобы никакие твари случайно не добрались до тонкой аппаратуры. Мета пошла искать койку, а Язон, напрягая все силы, перетащил из пустующей канцелярии в облюбованную им комнату конторку, стол и стулья. Когда Мета вернулась с надувным матрацем, он сразу плюхнулся на него и облегчен но вздохнул. Она скривила губы, глядя на такое явное проявление немощности.

— Тебе придется привыкать, — сказал он. — Я собираюсь работать по преимуществу в горизонтальном положении. Ты будешь моей сильной правой рукой. А теперь, Правая Рука, раздобыла бы ты чего-нибудь поесть. Кстати, есть я тоже предпочитаю в упомянутой позе.

Мета возмущенно фыркнула и вышла. Пока она ходила за едой, Язон задумчиво пожевал конец ручки, потом, не спеша, сделал кое-какие записи. Управившись с безвкусной трапезой, он приступил к делу.

— Мета, ты не знаешь, где хранятся исторические архивы? Всякая там информация о первой поре освоения Пирра.

— Я никогда не слышала о таких вещах. Не знаю даже…

— Что-то где-то должно быть, — настаивал он. — Это теперь все время и все силы вашего общества обращены на борьбу за существование, но ведь не всегда было так. Уверен, что прежде люди вели какие-то записи, регистрировали события. Где будем искать? Есть у вас какая-нибудь библиотека?

— Конечно, — ответила она. — Есть прекрасная техническая библиотека. Но я уверена, что там нет ничего подобного.

Язон поднялся, стараясь не охать.

— Ладно, я уж как-нибудь разберусь. Показывай дорогу.

Библиотека была полностью автоматизирована. Индекс-проектор позволял быстро находить шифр нужного текста. Лента поступала на стол выдачи через полминуты после того, как читатель набирал номер. Использованные записи опускались в приемное гнездо и автоматически возвращались на место. Весь механизм работал безотказно.

— Великолепно, — заключил Язон, отрываясь от проектора. — Образец технического совершенства. Да только здесь нет ничего для нас. Сплошные выдержки из справочников и учебников.

— А что еще может быть в библиотеке? — Мета была искренне удивлена.

Язон начал было объяснять, но передумал.

— Ладно, об этом после, — сказал он. — Сейчас не время. Сейчас нам нужно отыскать какую-нибудь нить. Могут быть в библиотеке ленты или, скажем, печатные книги, которые не внесены в индекс?

— Не думаю, но мы можем спросить Поли. Он заведует библиотекой и живет где-то здесь же. Регистрирует новые поступления, следит за аппаратурой.

Единственная дверь, ведущая в задние комнаты, была заперта, и, сколько Язон ни стучал, никто не отзывался.

— Если он жив, сейчас покажется, — сказал Язон и нажал кнопку неисправности на пульте управления.

Это подействовало. Не прошло и пяти минут, как дверь отворилась и появился Поли.

Обычно смерть не мешкала на Пирре. Стоило человеку утратить хотя бы часть подвижности из-за каких-нибудь ранений, как вездесущие враги быстро довершали дело. Поли был исключением из правила. Противник, который некогда добрался до него, потрудился на совесть. Нижней части лица у Поли практически не осталось. Изуродованная левая рука бездействовала. Ноги были так искалечены, что он с трудом передвигался. Но он сохранил одну руку и зрение и мог работать в библиотеке, заменяя полноценного человека.

Никто не знал, сколько лет этот калека елозил по библиотечным коридорам. Несмотря на муку, которой были полны его красные, слезящиеся глаза, он продолжал жить. Жить и стариться: такого старика Язон еще не видел на Пирре.

Поли доковылял до пульта и отключил вызвавший его сигнал тревоги. Язон принялся объяснять, в чем дело, но старик никак не реагировал. Когда он извлек откуда-то из складок своей одежды слуховой аппарат, Язон понял, что библиотекарь ко всему еще и глух. Он повторил, зачем пришел. Поли кивнул и написал на дощечке ответ:

«Старые книги есть. Хранятся в подвалах».

Большую часть здания занимали библиотечные автоматы. Язон и Мета проследовали вдоль них за старым библиотекарем до запертой двери в дальнем конце главного зала. Поли указал на дверь. Пока Мета и Язон сражались с про ржавевшими засовами, он написал на дощечке:

«Много лет не открывали. Крысы».

Рефлекс сработал безотказно — тотчас в руках у Язона и Меты появились пистолеты.

Язон один завершил поединок с дверью. Оба пиррянина в это время стояли наготове — и слава богу: он ни за что не управился бы в одиночку с волной нечисти, которая хлынула в проем.

Ему даже не пришлось самому отворять створку. Скрип засовов явно привлек всех хищных тварей, расплодившихся в подвале. Едва Язон снял последний засов и нажал ручку, как дверь распахнули с той стороны.

Откройте ворота в ад и посмотрите, что оттуда полезет… Стоя плечом к плечу, Мета и Поли вели огонь по омерзительному месиву; Язон отскочил в сторону и добивал уцелевших тварей. Казалось, этой бойне не будет конца.

Прошло немало минут, прежде, чем последнее когтистое чудовище совершило свой предсмертный прыжок. Мета и Поли продолжали стоять и ждать с горящими глазами, они упивались возможностью сеять смерть. А Язона мутило после этого немого, свирепого штурма, отражая который оба пиррянина сами уподобились свирепым бестиям.

На щеке у Меты была глубокая царапина — след когтя. Сама она никак не реагировала на рану, тогда Язон выхватил аптечку и направился к ней в обход груды отвратительных тел. Что-то зашевелилось у его ног, и в ту же секунду грянул выстрел. Подойдя к девушке, он прижал к царапине анализатор. Аппарат щелкнул, и Мета дернулась. Лишь когда ее уколола игла с противоядием, до нее дошло, что делает Язон.

— Спасибо, я и не заметила. Их было так много, и они вырвались так стремительно.

У Поли был с собой сильный фонарь. С молчаливого согласия пиррянина, Язон вооружился фонарем; старик, хотя и искалеченный, лучше управлялся с пистолетом. Они начали медленно пробираться вниз по ступенькам, заваленным всяким хламом.

— Ну и вонь! — Язон скривился. — Если бы не фильтры в ноздрях, наверно, один запах убил бы меня.

Что-то мелькнуло в луче света, выстрел подсек какую-то тварь в прыжке. Крысы давно обжили подвал и не хотели мириться с вторжением.

Спустившись в подвал, они посмотрели по сторонам. Да, тут, несомненно, хранились книги и магнитозаписи. Когда-то. Потому что после многолетней систематической обработки острыми зубами от них ничего не осталось.

— Хорошо вы храните свои старые книги, — негодующе произнес Язон. — Только не приходите ко мне и не просите что-нибудь почитать.

— Это были бесполезные книги, — холодно заметила Мета. — Иначе их хранили бы как положено, в библиотеке наверху.

Язон мрачно переходил из помещения в помещение. Ничего стоящего… Одни лишь клочки да обрывки. И такие разрозненные, что собирать бесполезно, ничего связного не составишь. Носком бронированного башмака он сердито пнул кучу мусора. Мелькнуло что-то вроде ржавого металла.

— Ну-ка, подержи!

Он передал фонарь Мете и, позабыв об опасности, принялся разгребать мусор. Показался плоский металлический ящик с буквенным замком.

— Это же бортовой журнал! — удивленно воскликнула Мета.

— Я так и подумал, — отозвался Язон. — И если ты не ошиблась, может оказаться, что мы трудились не зря.

ГЛАВА XI

Они заперли наглухо подвал и отнесли металлический ящик в контору Язона. Обрызгали его дезинфицирующим раствором и только потом приступили к осмотру. Мета первая заметила выгравированные на крышке буквы.

— «М.Т. ПОЛЛУКС ВИКТОРИ»… Это, должно быть, название корабля. Но я не вижу, какого класса корабль. И что означают буквы «М.Т.»?

— «Межзвездный транспорт», — объяснил Язон, принимаясь за замок. — Я только слышал о них, а видеть не пришлось. Их строили во время послед ней волны галактической экспансии. Собственно, это были всего лишь огромные металлические контейнеры. Их собирали в космосе, загружали людей, аппаратуру, снаряжение и буксировали к той или иной планетной системе. Разовые ракеты и те же буксиры тормозили «М.Т.» для посадки. Транспорт оставался на планете. Корпус был готовым источником металла, поселенцы могли сразу же приступать к созиданию нового мира. Ведь транспорты были гигантские. Каждый вез не меньше пятидесяти тысяч человек.

Произнеся эту фразу, Язон вдруг сообразил, что из нее вытекает. Он взглянул на побледневшее лицо Меты. Да, да… Теперь на Пирре меньше людей, чем было, когда создавалась колония.

А ведь население, если не ограничивать рождаемость, обычно растет в геометрической прогрессии. Язон вспомнил привычку Меты чуть что хвататься за пистолет и поспешил добавить:

— Но мы не знаем точно, сколько народу было на этом корабле. Не знаем даже, в самом ли деле это журнал корабля, который доставил первых поселенцев. Ты не придумаешь, чем открыть эту штуку? А то крышка совсем проржавела.

Мета выместила свою ярость на ящике. Под нажимом ее пальцев край крышки подался, она нажала еще сильнее, металл заскрипел, ржавые петли лопнули, крышка слетела, и на стол со стуком упала тяжелая книга. Надпись на обложке положила конец всем сомнениям.

«Бортовой журнал «М.Т. Поллукс Виктори». Маршрут Сетани-Пирр. На борту 55 тысяч переселенцев».

Тут уж не поспоришь… Сжав кулаки, Мета через плечо Язона читала записи на пожелтевших, хрупких листах. Он быстро пролистал первые страницы, на которых рассказывалось о приготовлениях к рейсу и о перелете до Пирра. Наконец он дошел до посадки и стал читать внимательнее, взволнованный словами, дошедшими до них из глубины веков.

— Вот! — крикнул Язон. — Доказательство того, что мы идем по верному следу. Даже тебе придется это признать. Читай, вот здесь.

«…второй день, как ушли буксировщики, и мы полностью предоставлены сами себе. Колонисты еще не освоились на новом месте, хотя каждый вечер проводятся специальные беседы. Да можно ли упрекать людей, которые жили в подземных городах Сетани и видели солнце от силы раз в год. Здесь солнца хватает, а такого ветра я не встречал нигде, хотя побывал на сотне планет. Может быть, я допустил ошибку при разработке плана, и надо было настоять на вывозе людей с какой-нибудь из аграрных планет? Людей, привычных к вольному воздуху? Эти горожане с Сетани дождя боятся. Правда, на своей планете они росли при полуторной силе тяжести, так что им легче привыкнуть к здешней двойной. Этот фактор сыграл решающую роль. Как бы то ни было, теперь поздно переигрывать. И с этими бесконечными ливнями, снегом, градом, ураганами тоже ничего не поделаешь. Надо скорее пускать рудники, продавать металл и строить закрытые города.

Всё на этой злополучной планете против нас — все, кроме животных. Правда, в первые дни появилось несколько крупных хищников, но часовые быстро с ними расправились. Остальные звери нас не беспокоят. И на том спасибо! Они ведут такую жестокую борьбу за существование, что я еще не видел более устрашающих тварей. Даже самые маленькие грызуны, длиной с ладонь, вооружены не хуже танка…»

— Не верю ни одному слову, — вдруг сказала Мета. — Это написано не про Пирр…

Она не договорила: Язон молча ткнул пальцем в надпись на обложке.

Он стал листать дальше, пробегая страницы глазами. Одно предложение заставило его задержаться, и Язон прочел вслух, ведя пальцем вдоль строчек:

— «…все больше осложнений. Во-первых, Хар Пало выдвинул гипотезу, будто злаки растут так хорошо потому, что почва теплая от близости магмы. Даже если это так, что мы можем сделать? Мы должны сами себя всем обеспечивать, если хотим выжить. А тут еще новость. Похоже, что лесной пожар гонит в нашу сторону животных, с какими мы раньше не встречались. Звери, насекомые, даже птицы нападают на людей. (Обратить внимание Хара: проверить, не связано ли это с сезонными миграциями.) Уже четырнадцать человек погибли от ран и отравления. Надо будет строго-настрого приказать всем постоянно пользоваться репеллентами от насекомых. А для защиты от крупных животных придется, пожалуй, обнести лагерь защитной стеной».

— Отсюда все и пошло, — сказал Язон. — Что ж, теперь мы хоть знаем, в чем дело. Конечно, от этого нам будет не легче справиться с Пирром. И здешние звери не станут менее опасными, от того что мы узнали, что в прошлом они лучше ладили с людьми. Пока что мы, можно сказать, только докопались до сути. Что-то воздействовало на миролюбивые организмы, распалило их и превратило всю планету в сплошной капкан для людей. Теперь надо выяснить, что же это было.

ГЛАВА XII

Дальнейшее чтение ничего существенного не добавило. В журнале содержались дополнительные данные об исконной фауне и флоре, об их опасности для людей, о первых мерах защиты. Сведения, интересные в историческом плане, но практической пользы от них никакой. Капитану явно не приходило в голову, что пиррянские организмы изменяются, он думал, что колонисты открывают все новые виды. Ему так и не довелось пересмотреть свои взгляды. Последняя запись, сделанная меньше чем через два месяца после первого конфликта, была очень короткой. И писала уже другая рука.

«Капитан Курковски умер сегодня после укуса ядовитым насекомым. Все сожалеют о его гибели».

Причину такой нелюбви планеты к человеку еще предстояло выяснить.

— Надо показать эту книгу Керку, — сказал Язон. — Он, наверно, знает, что было потом. Можно на чем-нибудь доехать или мы пойдем в ратушу пешком?

— Пешком, конечно, — ответила Мета.

— Тогда ты неси книгу. При двух G мне трудновато быть джентльменом.

В ту самую минуту, когда они вошли в канцелярию Керка, из визифона вырвался пронзительный крик. Язон не сразу разобрал, что это не голос человека, а механический сигнал.

— Что случилось? — спросил он.

Керк выскочил из своей канцелярии и ринулся к выходу. Остальные сотрудники последовали за ним. Мета в замешательстве посмотрела на дверь, потом на Язона.

— В чем дело? Ты можешь мне ответить? — Он дернул ее за руку.

— Секторальная тревога. Периметр посован. Все должны явиться к месту прорыва, кроме часовых на других участках Периметра.

— Ну так иди, — сказал Язон. — За меня не беспокойся. Как-нибудь перебьюсь.

Его слова подействовали как спусковой крючок. Он еще не договорил, а Мета с пистолетом в руке уже исчезла за дверью. Язон устало опустился на стул в безлюдной канцелярии.

Неестественная тишина в здании начала действовать ему на нервы, тогда он пододвинулся вместе со стулом к визифону, повернул переключатель, и аппарат буквально взорвался красками и звуками. Поначалу Язон ничего не мог разобрать. Какой-то хаос лиц и голосов… Аппарат был многоканальный, военного образца. На экран поступало изображение сразу с нескольких камер, и было видно, где ряды голов, где смазанный фон. И так как головы говорили одновременно, понять что-либо было невозможно.

Рассмотрев все ручки и немного поэкспериментировав с ними, Язон понял принцип действия аппарата. Хотя видеосигналы всех передающих станций одновременно поступали на экран, звуковые каналы поддавались настройке. Две, три или больше станций могли соединяться в сети, участники которых разговаривали между собой, не теряя при этом связи и с другими.

Звук автоматически привязывался к изображению. Когда кто-то говорил, его изображение окрашивалось в пунцовый цвет. Оперируя методом проб и ошибок, Язон выделил интересующие его звуковые каналы и попробовал разобраться в ходе баталии.

Он быстро уразумел, что бой идет не шуточный. Каким-то образом — каким именно, из отрывочных реплик нельзя было понять, — оборонительный пояс был прорван, и теперь аварийные отряды заделывали брешь. Судя по всему, руководил операцией Керк; во всяком случае, только у него был циркулярный передатчик, позволяющий включаться в любую сеть. Время от времени звучали его команды; тогда мозаика маленьких лиц как бы таяла, вытесняемая большим, во весь экран, изображением Керка.

— Всем постам направить двадцать пять процентов личного состава на участок двенадцать.

Снова появились маленькие лица, нестройный гул голосов усилился, то одно, то другое лицо загоралось пунцовым огнем.

— …очистить первый ярус, радиус кислотных бомб недостаточен.

— Если останемся здесь, будем отрезаны, на западном фланге нас уже обходят. Просим подкреплений.

— БРОСЬ, МЕРА… ЭТО БЕЗ ТОЛКУ!

— …напалм уже на исходе. Какие будут приказания?

— Транспортер еще здесь, живо на склад, там найдете…

Из всего речевого сумбура только две последние реплики прозвучали осмысленно для Язона. Он помнил надписи у входа в здание и знал, что оба первых этажа заняты под склад боеприпасов. «Кажется, мой выход», — сказал он себе.

Сидеть и смотреть сложа руки было невыносимо. Тем более когда шла такая отчаянная схватка. Язон не переоценивал своих возможностей, однако не сомневался, что и его пистолет будет не лишним.

Когда он дотащился до первого этажа, на улице у грузовой платформы уже стоял турбомобиль. Два пиррянина поспешно выкатывали со склада бочки с напалмом, нисколько не думая о собственной безопасности. Язон не отважился нырнуть в этот водоворот катящегося металла. Он смекнул, что от него будет гораздо больше проку, если он возьмется кантовать тяжелые бочки в кузове. Пирряне восприняли его помощь как нечто само собой разумеющееся.

Ворочать свинцовые бочки, борясь с двойным тяготением, — адский труд… Кровь стучала в висках, глаза застлала багровая мгла. Язон работал вслепую и, что дело сделано, понял лишь после того, как транспортер вдруг рванулся вперед и его бросило на дно кузова. Он остался лежать между бочками, тяжело дыша. Водитель гнал тяжелую машину полным ходом, и Язона мотало во все стороны. К тому времени, когда они достигли зоны боя и круто затормозили, в глазах у него немного прояснилось, но отдышаться он еще не успел.

Его взгляду представился сплошной сумбур. Стрельба, языки пламени, со всех сторон бегущие мужчины и женщины. Напалм сгрузили без его участия, и транспортер тотчас укатил за новой партией. Прислонившись к стене полуразрушенного здания, Язон попробовал разобраться, что к чему. Это было невозможно. Кругом кишели какие-то мелкие твари, он убил двух, которые пытались его атаковать. В остальном ход битвы оставался для него непонятным.

Рядом с собой он увидел пиррянина с бледным от боли и напряжения лицом. Правая рука его с зияющей рваной раной, которую кто-то обработал специальным раствором, безвольно повисла. В левой руке он держал пистолет с обрывком провода. Язон подумал, что раненый ищет, кто бы мог его перевязать. Он ошибся.

Стиснув пистолет зубами, пиррянин захватил здоровой рукой бочку с напалмом и повалил ее набок. Потом снова взял в руку пистолет и стал катить бочку по земле ногами. Она плохо под давалась, но раненый не хотел выходить из боя.

Язон протиснулся к нему между снующими людьми и наклонился над бочкой.

— Дай-ка я буду катить, — сказал он. — А ты прикрывай меня пистолетом.

Пиррянин вытер рукой пот со лба и присмотрелся к Язону. Казалось, он его узнал. Во всяком случае, он улыбнулся; правда, улыбка была безрадостная, больше похожая на гримасу боли.

— Ладно, кати, я еще могу стрелять. Два полчеловека вместе — пожалуй, выйдет боец.

Язон уже сражался с бочкой, и ему было не до того, чтобы обижаться.

Улица впереди была разворочена взрывом. Двое трудились на дне воронки, углубляя ее лопатами. Язон не понимал, зачем это нужно. В ту самую минуту, когда он подкатил бочку к яме, оба пиррянина выскочили из нее и открыли огонь, целясь вниз. Один из стреляющих оказался совсем юной девушкой лет одиннадцати-двенадцати.

— Спасибо периметру! — выдохнула она. — Давайте напалм. Одно из новых чудовищ пробивается на участок тринадцать, мы только что его обнаружили.

Говоря, она развернула бочку, сшибла пробку, и студенистое вещество потекло в яму. Не дожидаясь, когда все вытечет, девушка столкнула бочку в воронку. Ее товарищ сорвал с пояса осветительную ракету и швырнул следом.

— Назад, живо! — крикнул он. — Они не любят тепла.

Это было очень мягко сказано. Напалм вспыхнул, вверх взметнулись языки коптящего пламени, заклубился дым. Земля под ногами Язона заколыхалась, среди огня возникло что-то длинное, черное и изогнулось в воздухе у них над головой. Окруженное пеклом чудовище как-то странно дергалось. Оно было огромное, толщиной не меньше двух метров, а о длине можно было догадываться по тому, как дыбился и трескался асфальт на полсотни метров по обе стороны воронки. Пламя не укротило его, только придало еще больше ярости. Петля за петлей оно появлялось из-под земли. Следуя примеру других, Язон начал стрелять по извивающемуся телу, но пули не производили никакого видимого действия.

Со всех сторон прибывало подкрепление, люди несли разное оружие, но всего эффективнее оказались минометы и огнеметы.

— Освободить участок, открываем массированный огонь! Отходи!

Голос прозвучал так громко, что у Язона зазвенело в ушах. Он повернулся и увидел Керка, который привел транспортеры с оружием. На спине у пиррянина висел рупор, микрофон торчал перед ртом. Подчиняясь команде, толпа бросилась в сторону.

Язон растерялся. Освободить участок? Какой участок? Он рванулся было к Керку, но вдруг увидел, что все бегут в противоположную сторону. Да как бегут!

Язон остался в одиночестве посреди улицы, чувствуя себя совсем беззащитным. Все остальные исчезли. Нет, не все. Раненый, которому он помог справиться с бочкой, приближался, размахивая здоровой рукой. Язон не мог разобрать, что он говорит. Машины тронулись с места. Язон понял, что надо пошевеливаться, и сделал несколько шагов.

Поздно. Земля вспучилась сразу со всех сторон, из трещин выбиралась наружу невиданная тварь. Спасение было впереди, но на пути к нему изогнулась в воздухе облепленная землей серая арка.

Иногда секунды кажутся вечностью. Субъективное время вдруг бесконечно растягивается. Сейчас был как раз такой случай. Язон застыл на месте. Даже дым в небе словно окаменел. Прямо перед собой Язон отчетливо видел странную петлю — часть чужеродного организма. Видел все до мельчайших подробностей.

Толстое тело, серое и шероховатое, будто старое дерево. С множеством извивающихся по-змеиному длинных белесых отростков. С виду растение, а двигается как животное… И оно лопается, трескается! Это было самое ужасное.

Появились какие-то трещины, отверстия. Словно разинутые пасти, они изрыгали полчища мертвенно-белых тварей, которые издавали пронзительный визг на грани слышимых частот. Он увидел страшные челюсти со множеством острейших клыков.

Ужас встречи с неведомым сковал руки и ноги Язона. Он приготовился умереть. Керк орал ему что-то громовым голосом в мегафон, по атакующему чудовищу непрерывно стреляли, а Язон стоял словно в забытьи.

Вдруг чье-то твердое как камень плечо сильно толкнуло его вперед. Это был раненый пиррянин, он все еще рассчитывал выручить Язона. Держа пистолет зубами, он здоровой рукой потащил Язона за собой. Прямо на чудовище. Стрельба на время прекратилась. Другие пирряне поняли его замысел.

Под изогнувшейся в воздухе петлей образовался большой просвет. Пиррянин уперся как следует ногами, весь напрягся, рывком оторвал Язона от земли и буквально швырнул его в проход под живой аркой. Извивающиеся щупальца обожгли лицо Язона, в следующую секунду он уже катился по земле по ту сторону петли. Раненый пиррянин прыгнул следом за ним.

Он опоздал. Обстановка позволяла спастись только одному. И пиррянин, вместо того чтобы использовать этот единственный шанс, протолкнул Язона. Щупальца, которые задели Язона, передали сигнал в мозг чудовища, оно опустилось и накрыло пиррянина. Он пропал из виду, весь облепленный белесыми тварями. Но пистолет-автомат продолжал стрелять еще долго после того, как человек заведомо был мертв.

Язон встал на четвереньки и пополз. Несколько клыкастых бестий бросились к нему, но были подстрелены. Он этого не видел. Чьи-то сильные руки грубо поставили его на ноги и дернули. Он ударился о борт транспортера и увидел разъяренное лицо Керка. Могучая пятерня схватила его за грудь, оторвала от земли и безжалостно встряхнула, словно кучу тряпья. Язону оставалось лишь молча терпеть и ждать, чем это кончится.

Керк не убил Язона, только отшвырнул его в сторону. Кто-то другой подобрал его и забросил в кузов. Он еще был в сознании, когда машина рванулась с места, но у него не было сил двигаться. Ничего, сейчас все пройдет, и он сядет. Он просто устал немного, вот и все… Здесь течение его мыслей оборвалось.

ГЛАВА XIII

— Совсем как в давние времена, — приветствовал Язон входящего в комнату Бруччо.

Пиррянин молча подал Язону и другим раненым еду и вышел.

— Спасибо! — крикнул ему вдогонку Язон.

Шутка, улыбка, все как положено. Вот только губы словно чужие. Как будто их налепили — и они говорят и улыбаются сами по себе. И внутри все онемело. Мышцы не слушались, а перед глазами стояла одна и та же картина: живая арка, которая обрушивалась на однорукого пиррянина и оплетала его миллионами жгучих щупалец.

Язон представлял себя на месте погибшего. Ведь по справедливости он должен был там остаться… Он машинально очистил тарелку.

Эта мысль преследовала его с того самого утра, когда он пришел в сознание. Это он должен был умереть там, на перепаханной битвой улице. Он должен был расплатиться жизнью за то, что возомнил, будто может помочь чем-то сражающимся пиррянам. А он только путался под ногами и мешал. Если бы не Язон, сейчас здесь лечился бы тот раненый пиррянин. Он занимает чужое место.

Место человека, который отдал свою жизнь за Язона.

Человека, которого он даже не знал по имени.

В еду было подмешано какое-то снотворное. Тампоны высасывали саднящую боль из ожогов на лице, там, где его полоснули щупальца. Когда Язон проснулся опять, он мог уже мыслить более здраво.

Другой человек умер, чтобы он мог жить. От этого никуда не уйдешь. При всем желании погибшего не вернешь к жизни. Значит, надо сделать так, чтобы его смерть была не напрасной. В той мере, в какой вообще смерть человека может считаться оправданной… Ну вот, опять о том же! Хватит.

Язон знал, что он должен делать. Теперь его поиск приобретает еще большее значение. Если он решит загадку этого свирепого мира, он вернет тем самым часть своего долга.

Язон сел, тотчас голова закружилась так, что он машинально ухватился за край кровати. Прошло несколько минут, прежде чем головокружение унялось. Остальные раненые даже не смотрели на него, когда он медленно, кривясь от боли, начал одеваться. Вошел Бруччо, увидел, чем он занят, и молча вышел.

Одевание затянулось надолго, наконец он управился. Когда Язон вышел из комнаты, за дверью его ожидал Керк.

— Керк, я хочу тебе сказать…

— Не говори мне ничего! — Голос Керка громом раскатился по коридору. — Говорить буду я. Ты выслушаешь меня, и на этом разговор будет окончен. Мы не желаем больше видеть тебя на Пирре, Язон динАльт, мы не нуждаемся ни в тебе, ни в твоих премудрых суждениях постороннего. Один раз тебе с твоим лживым языком удалось меня убедить. Я помог тебе за счет более важных дел. Я должен был раньше сообразить, куда заведет твоя пресловутая логика. Теперь я увидел это воочию. Велф умер, чтобы ты мог жить. А он стоил двоих таких, как ты.

— Велф? Его звали Велф? — неловко спросил Язон. — Я не знал…

— Ты не знал. — Зубы Керка обнажились в презрительной гримасе. — Ты даже не знал его имени, а он умер, чтобы ты мог и дальше влачить свое жалкое существование.

Керк сплюнул, словно ему попала в рот какая-то дрянь, и зашагал к выходу. Потом вспомнил что-то и повернулся к Язону.

— Ты будешь здесь, в изоляторе, пока не придет корабль. Через две недели ты покинешь эту планету и никогда больше не вернешься. А если вернешься, я убью тебя на месте. С большим удовольствием.

Он вошел в переходную комнату.

— Постой! — крикнул Язон. — Так нельзя… Ты еще не видел того, что я нашел. Спроси Мету…

Дверь захлопнулась, и Керк исчез.

Черт знает что. Бессильное отчаяние сменилось яростью. С ним обращаются как с несмышленым ребенком, ни во что не ставят важное открытие, которое он сделал.

Язон обернулся и увидел Бруччо.

— Ты слышал? — спросил он.

— Да. И я с ним полностью согласен. Считай еще, что тебе повезло.

— Повезло! — Язон окончательно рассвирепел. — В том, что ко мне относятся как к малолетнему недоумку, что моих усилий не принимают всерьез…

— А я говорю: повезло, — перебил его Бруччо. — У Керка из всех сыновей только Велф и остался. Керк возлагал на него большие надежды, готовил его себе в преемники.

Бруччо повернулся, чтобы уйти, но Язон окликнул его:

— Погоди. Мне очень горько, что Велф погиб. Независимо от того, что ты мне сейчас сказал. Но теперь мне понятно, почему Керку не терпится меня выпроводить. Вместе с материалами, которые я нашел. Бортовой журнал…

— Знаю, видел его. Мета приносила. Очень интересный исторический документ.

— И это все, что ты можешь о нем сказать? Исторический документ… А суть перемены, которая произошла с планетой, до тебя не дошла?

— Дошла, — сухо ответил Бруччо. — Но я не вижу, при чем тут сегодняшний день. Прошлого не переделать, а мы боремся в настоящем, и все наши силы уходят на эту борьбу.

Все, все впустую, прямо хоть вой… Куда ни повернись, сплошное безразличие.

— Ты же умный человек, Бруччо, и, однако, видишь не дальше собственного носа. Наверно, с этим ничего не поделаешь, Ты и все остальные пирряне — супермены на земную мерку. Свирепые, беспощадные, несокрушимые, с молниеносной реакцией. Живучие, как кошки. Из вас получились бы бесподобные техасские рейнджеры, канадские конные патрули, разведчики болот Венеры — любые из мифических героев далекого прошлого. И, по-моему, именно там ваше место, в прошлом. На Пирре человек находится в условиях, которые требуют максимума от его мышц и рефлексов. Но ведь это тупик. Мозг вывел человека из пещер и открыл ему путь к звездам. Если опять впереди мозга поставить мышцы, мы вернемся к пещерному уровню. В самом деле, кто вы, пирряне, если не племя троглодитов, которые бьют зверей по голове каменными топорами? Вы когда-нибудь задумывались над тем, для чего вы тут живете? Что делаете? Куда идете?

Язон остановился, чтобы перевести дух. Бруччо задумчиво потер подбородок.

— Пещеры? — повторил он. — Где ты видел у нас пещеры и каменные топоры? Я тебя совсем не понимаю.

Можно ли тут сердиться, раздражаться? Язон открыл рот, хотел ответить, но вместо этого рассмеялся. Это был невеселый смех. Он устал спорить с этими пиррянами. Все как об стену горох. Они мыслят только в настоящем. Прошлое и будущее для них неизменно и непознаваемо, а потому не представляет никакого интереса.

— Как идет бой на периметре? — спросил он, переводя разговор на другое.

— Окончен. Во всяком случае, подходит к концу.

И Бруччо принялся с жаром показывать стереофотографии врага, не замечая, что Язон с трудом подавляет отвращение.

— Это был самый серьезный прорыв за много лет, но мы вовремя его засекли. Жутко подумать, что было бы, опоздай мы на неделю-другую.

— А что это за твари? — спросил Язон. — Какие-нибудь гигантские змеи?

— Не говори вздора, — фыркнул Бруччо и постучал ногтем по снимку. — Корни. Только и всего. Сильно видоизмененные, конечно, но все равно корни. Задумали пробраться под Периметром, такого глубокого подкопа еще никогда не было. Сами-то по себе они не опасны, подвижность очень маленькая. Обруби такой корень — долго не проживет. А вся опасность в том, что они служили как ходы для штурма. Каждый корень внутри испещрен ходами, в них живут два или три вида животных, своего рода симбиоз. Теперь, когда мы в них разобрались, будем начеку. А вот если бы они подрыли весь Периметр и атаковали сразу со всех сторон, тогда нам пришлось бы худо.

Предельные условия. Жизнь на краю вулкана, грозящего всех истребить. Пирряне рады каждому прожитому дню. Видно, их уже не переделаешь. Язон не стал продолжать разговор. Забрав в комнате Бруччо бортовой журнал «Поллукс Виктори», он отнес его к себе. Соседи по палате не замечали его. Он лег и открыл журнал на первой странице.

Два дня Язон не выходил из палаты. Раненые быстро поправлялись, он остался один и внимательно читал страницу за страницей, пока не изучил во всех подробностях историю освоения Пирра. Кипа заметок и выписок быстро росла. Он вычертил карту первоначального поселения и наложил ее на самую последнюю. Ничего похожего…

Да, это тупик. Сравнение карт неумолимо подтверждало то, о чем он догадывался. Все детали местности и рельефа были описаны в журнале очень точно. Город, несомненно, переместился со времени первоначальной высадки колонистов. Где-то это фиксировалось, но все данные должны были попасть в библиотеку, а этот источник он уже исчерпал. И больше негде искать.

Дождь хлестал по стеклу над его головой, сверкали молнии. Незримые вулканы опять проснулись, и от их глухого подземного ворчания содрогался пол.

Плечи Язона поникли под тяжким грузом поражения, пасмурное небо казалось еще более хмурым.

ГЛАВА XIV

Весь следующий день Язон пролежал на койке, уныло глядя в потолок и пытаясь переварить мысль о своем проигрыше. Приказ Керка не выходить из изолятора связывал его по рукам и ногам. Ему казалось, что лишь несколько шагов отделяют его от ответа. Но как сделать эти шаги?

Его хандры хватило ровно на один день. Язон не видел в позиции, занятой Керком, ни капли логики, одни эмоции. Мысль об этом неотступно преследовала его. Жизнь давно научила Язона относиться с недоверием к суждениям, основанным на эмоциях. Он ни в чем не мог согласиться с Керком — значит, надо использовать оставшиеся десять дней, чтобы решить проблему. Пусть даже для этого придется нарушить приказ Керка.

Он с жаром взялся опять за свой блокнот. Первые источники информации исчерпаны, но должны быть другие. Грызя ручку и упорно размышляя, Язон перебирал возможные варианты. Любая идея, даже самая безумная, заслуживала внимания. Исписав блокнот, он вычеркнул чересчур трудоемкие и заведомо неосуществимые ходы. Такие, как обращение к внепланетным историческим архивам. Речь идет о сугубо пиррянской проблеме, либо она будет решена на Пирре, либо так и останется нерешенной.

В конце концов он остановился на двух вариантах. Первый — старые документы, записки или дневники, которые могли сохраниться в личном владении у кого-нибудь из пиррян. Второй — изустные предания, передававшиеся из поколения в поколение. Вариант номер один казался ему наиболее реальным, и Язон тотчас приступил к делу. Тщательно проверив свою аптечку и пистолет, он пошел к Бруччо.

— Что нового смертельного появилось на свете за то время, что я тут сижу? — спросил он.

Бруччо воззрился на него:

— Тебе нельзя выходить, Керк запретил.

— Он велел тебе следить, чтобы я повиновался? — холодно осведомился Язон.

Бруччо потер подбородок и насупил брови. Поразмыслив, он пожал плечами:

— Да нет, я тебя не сторожу. И ни к чему это мне. Я понимаю так, что это ваше с Керком личное дело — ну так и разбирайтесь сами. Уходи, когда тебе вздумается. И постарайся, чтобы где-нибудь тихо прикончили, для нас будет одной заботой меньше.

— И я тебя так же люблю, — отозвался Язон. — Теперь рассказывай про фауну.

Единственной новой мутацией, требовавшей дополнительных мер защиты, была серо-голубая ящерица, которая с убийственной меткостью плевалась ядом, поражающим нервную систему. Смерть наступала через несколько секунд после того, как яд попадал на кожу. Эту ящерицу ни в коем случае нельзя было подпускать близко.

Одного часа упражнений на тренажере оказалось достаточно, чтобы у Язона выработался нужный рефлекс.

Никем не замеченный, он покинул здание изолятора и побрел по пыльным улицам к ближайшим казармам, сверяясь с планом города. Было душно, царила тишина, нарушаемая лишь далеким рокотом да изредка его собственными выстрелами.

Внутри толстостенных бараков было прохладно, и Язон тяжело опустился на скамейку. Когда пот на лице высох и сердце забилось ровнее, он вошел в комнату отдыха и приступил к опросу.

Дознание не затянулось. Никто из пиррян не хранил старинных предметов; сама мысль об этом казалась им нелепой. После двадцатого отрицательного ответа Язон понял, что ничего не добьется.

Значит, остаются изустные предания. Но и тут опрос ничего не дал. К тому же пиррянам надоели его приставания, и они начали ворчать. Лучше остановиться вовремя, пока он еще цел…

Заведующий пищеблоком угостил его обедом, который на вкус напоминал древесные опилки и размазню из пластика. Язон быстро управился с едой и задумался над пустым подносом. Он упорно гнал от себя мысль, что снова забрел в тупик. От кого можно получить толковый ответ? Все, с кем он здесь говорил, очень уж молоды. Какое им дело до преданий старины. Это чисто стариковское хобби, требующее особого интереса и терпения. Но на Пирре нет стариков.

А впрочем, есть одно исключение: библиотекарь Поли. В самом деле. Человек, который имеет дело с документами и книгами, мог сберечь что-нибудь старинное. На худой конец, он может помнить что-то из прочитанного. Не очень надежная нить, но ее надо проверить.

Путь до библиотеки едва не доконал Язона. Ливни сделали дорожное покрытие совсем скользким, а сумрачное освещение мешало видеть, что делается кругом. Какая-то тварь сумела подобраться вплотную и основательно царапнула его, прежде чем он ее подстрелил. От противоядия у него помутилось в глазах, и он потерял довольно много крови, пока наложил повязку. До библиотеки он добрался совсем усталый и злой.

Поли копался во внутренностях одной из библиотечных машин и оторвался от работы только после того, как Язон тронул его за плечо. Включив слуховой аппарат, старый инвалид приготовился слушать.

— У вас есть старые бумаги или письма, которые вы храните для себя лично?

Пиррянин отрицательно покачал головой.

— А как насчет преданий — может, вы в молодости слышали какие-нибудь рассказы о древних делах, о подвигах?

Снова отрицательный жест.

О чем бы Язон ни спросил, Поли только качал головой. Наконец старый пиррянин раздраженно показал на ожидавшую его работу.

— Да-да, я знаю, вам надо работать. Но это очень важно.

Поли сердито мотнул головой и поднял руку, намереваясь выключить слуховой аппарат. Язон лихорадочно старался придумать такой вопрос, который мог бы вызвать более позитивную реакцию. В мозгу вертелось какое-то слово, которое он однажды слышал и, так сказать, заложил в память, чтобы потом выяснить его значение. Слышал от Керка…

Есть! Заветное слово вынырнуло из подсознания.

— Минуточку, Поли, только еще один вопрос. Что такое «корчевщик»? Вы когда-нибудь видели «корчевщика»? Чем они занимаются? Где их можно увидеть?

Он не договорил. Поли развернулся и со всего размаху ударил Язона по лицу здоровой рукой так, что едва не раздробил ему челюсть. Язон отлетел в сторону и словно в тумане увидел, как старый калека идет, ковыляя, к нему. Уцелевшая часть лица библиотекаря была искажена яростью, изувеченное горло издавало какие-то клекочущие звуки.

Тут уж было не до объяснений. Со всей скоростью, какую только он мог развить при двойном тяготении, Язон направился к двери. Рукопашная схватка с пиррянином, будь то малорослый юнец или старый инвалид, не сулила ничего хорошего.

Дождь успел смениться снегом, и Язон зашлепал по слякоти, потирая ноющую скулу и осмысливая единственный факт, которым он располагал. «Корчевщик» — явно ключ, но к чему? И куда теперь обратиться за информацией? Из всех пиррян только с Керком у него получался путный разговор, но с ним больше не поговоришь. Остается Мета. Надо немедленно повидаться с ней. Но тут им вдруг овладела такая слабость, что он через силу добрел обратно до учебного центра.

Утром он чуть свет позавтракал и снова отправился в город. Всего неделя осталась в запасе… Проклиная два G, пресекающие все его попытки идти быстро, Язон дотащился до здания диспетчерской службы, узнал, что Мета вот-вот должна вернуться с ночного дежурства на Периметре, и отправился в ее казарму. Когда Мета вошла, он лежал на ее койке.

— Уходи, — бесстрастно сказала она. — Или тебя надо вышвырнуть?

— Терпение. — Он сел. — Я просто прилег отдохнуть, пока ждал тебя. У меня к тебе один-единственный вопрос. Ответь мне на него, и я сразу уйду.

— Какой еще вопрос? — Мета нетерпеливо постукивала по полу каблуком, но Язон уловил нотку любопытства в ее голосе.

Он еще раз тщательно продумал все, потом заговорил:

— Только постарайся воздержаться от стрельбы. Ты знаешь меня как болтливого инопланетника, я уже говорил при тебе ужасные вещи, и ты не стреляла в меня. Сейчас ты услышишь еще одну ужасную вещь. Пожалуйста, под тверди свое превосходство над другими обитателями галактики, держи себя в руках и не разлагай меня на атомы.

В ответ она только еще раз стукнула каблуком. Язон собрался с духом и выпалил:

— Что такое «корчевщик»?

На миг Мета словно окаменела. Потом с отвращением посмотрела на него.

— Ты умеешь находить самые омерзительные предметы для разговора.

— Возможно, — согласился он. — Но это не ответ на мой вопрос.

— Это… В общем, это одна из тех вещей, о которых люди не говорят.

— Я говорю.

— А я нет! Это самая отвратительная вещь на свете, больше я ничего не скажу. Потолкуй с Кранноном, а с меня хватит.

Говоря, Мета схватила его за руку и выволокла в тамбур. В следующую секунду дверь захлопнулась за его спиной. Язон сердито буркнул себе под нос: «Атлетка», — но гнев улетучился, как только он сообразил, что Мета, хотела она того или нет, дала ему в руки ключ. Теперь надо выяснить, кто такой — или что такое — Краннон.

В диспетчерской Язон узнал, кто такой Краннон, а также где и в какую смену он работает. Идти туда было недалеко, и Язон скоро очутился перед большим кубическим строением без окон. У каждого из надежно запертых входов висело по вывеске с одним только словом: «Продовольствие». Чтобы попасть внутрь здания, Язону пришлось пройти через несколько тесных автоматических камер, где он подвергся ультразвуковой, ультрафиолетовой и антисептической обработке. Затем его почистили вращающиеся щетки и последовательно окатили три различных душа. Несколько более влажный и несравненно более чистый, он был наконец допущен в центральное помещение. Здесь люди и роботы перекладывали ящики, и Язон спросил одного из пиррян, где можно видеть Краннона. Пиррянин холодно смерил Язона взглядом, плюнул на его башмаки и только потом ответил.

Краннон — коренастый и весьма мрачный мужчина в залатанном комбинезоне — работал один в просторной кладовой. При виде Язона он перестал ворочать тюки и сел. Угрюмые складки на его лице, казалось, стали еще глубже, когда Язон принялся объяснять, зачем пришел. Разговор о пиррянской старине нагнал на него тоску, и он откровенно зевал. Наконец Язон закончил. Однако он тщетно ждал ответа, Краннон только молча продолжал зевать.

В конце концов Язон не выдержал:

— Ну так как, у вас есть старые книги, документы, записки или что-нибудь в этом роде?

— Ты обратился по адресу, инопланетчик, — услышал он. — От разговора со мной тебе будут сплошные неприятности.

— Это почему же?

— Почему? — Язон увидел, что лицо Краннона может выражать не только уныние. — Я тебе скажу почему! Однажды я допустил промашку, только одну, и был наказан за это пожизненным приговором. На всю жизнь — понятно тебе? Я один, все время один. Корчевщики и те надо мной начальники.

Язон постарался не выдать своего ликования.

— Корчевщики? А кто это такие — корчевщики?

От такого чудовищного вопроса Краннон даже онемел. Неужели есть на свете человек, который не слышал про корчевщиков? Что-то похожее на радость потеснило тоску в его душе, когда он понял, что наконец-то обрел чуткого слушателя, с которым можно поделиться своей бедой.

— Корчевщики — предатели, иначе их не назовешь. Предатели рода человеческого, я бы их всех перебил, была бы моя воля. Живут в джунглях. А что они с животными делают…

— Вы хотите сказать, что это люди? Такие же пирряне, как вы сами? — перебил его Язон.

— Нет, сударь, не такие же, как я. И не повторяй этой ошибки, если тебе жизнь дорога. Допустим, я один раз задремал на посту, за что и должен теперь делать эту работу. Но отсюда еще не следует, что она мне по душе. Или что они мне по душе. От них смердит, да-да, смердит, и, если бы они не давали нам продовольствие, их завтра же прикончили бы всех до одного. Вот работенка, за которую я взялся бы с великой радостью!

— Но, если они поставляют вам про довольствие, вы должны давать им что-то взамен?

— Меновой товар — бусы, ножи и все такое прочее. Мне их сюда привозят в коробках, мое дело только доставить эти коробки по адресу. — Как вы это делаете? — Отвожу в условное место на бронетранспортере. Потом еду туда снова и забираю продовольствие, которое они оставляют.

— Можно мне в следующий раз поехать с вами?

Краннон немного поразмыслил, прежде чем ответить.

— Что ж, валяй поезжай, если природа обделила тебя умишком. Пособишь мне с погрузкой. Сейчас урожай еще не собран, так что следующий рейс через восемь дней…

— Но ведь это будет после того, как улетит корабль. Слишком поздно. А раньше вы не можете поехать?

— Не лезь ко мне со своими проблемами сударь. — пробурчал Краннон вставая. — Через восемь дней, и никаких перемен ради твоей милости.

Язон понял, что от этого человека ему большего за один раз не добиться. Он уже собрался уходить, но затем обернулся.

— Еще один вопрос. Как выглядят эти дикари? Эти корчевщики?

— Откуда мне знать! — рявкнул Краннон. — Я с ними торгую, а не целуюсь. Попадись мне хоть один, я пристрелил бы его на месте.

Он несколько раз согнул и разогнул пальцы, заставляя пистолет выскакивать из кобуры. Язон предпочел тихо удалиться.

Растянувшись на койке, чтобы мышцы отдохнули от перегрузки, он ломал голову над тем, как убедить Краннона перенести срок. Его надо подкупить. Но чем? В этом мире, где валюта не котируется, его миллионы кредов ничего не значат. Глаза Язона остановились на стенном шкафу, в котором висела его старая одежда… Кажется, придумал!

На другой день — еще одним днем меньше! — он спозаранок пришел в здание продовольственного склада. Краннон даже не обернулся на звук его шагов.

— Хотите получить эту штуку? — Язон протянул изгою плоский золотой футляр с крупным алмазом посередине.

Краннон хмыкнул и повертел футляр в руках.

— Игрушка, — сказал он. — Какой от нее прок?

— А вы нажмите кнопку, появится огонь.

Над дырочкой в крышке вырос язычок пламени. Краннон вернул футляр Язону.

— На кой мне такой огонек? Оставь себе.

— Погодите, — сказал Язон. — Это не все. Если надавить на этот камень посередине, выскочит… вот видите?

У него на ладони очутился черный шарик величиной с ноготь.

— Граната, из чистого ультранита. Сдави ее хорошенько, потом брось, и будет такой взрыв, что начисто разнесет дом вроде этого.

Краннон снова взял золотой футляр. На грозное оружие он смотрел чуть ли не с улыбкой, словно ребенок на конфетку.

— Футляр и бомбы будут ваши. Если вы перенесете очередной рейс на завтра и возьмете меня с собой, — поспешил объявить Язон.

— Будь здесь ровно в пять утра, — ответил Краннон. — Мы выедем рано.

ГЛАВА XV

Рокоча гусеницами, бронетранспортер подкатил к воротам Периметра и остановился. Краннон сделал рукой знак часовым и опустил металлический щит перед ветровым стеклом. Ворота распахнулись, и транспортер — по сути дела, это был тяжелый танк — медленно пополз вперед. За первыми воротами были вторые, они открылись только после того, как сомкнулись внутренние створки. Язон смотрел в перископ, как отворяются наружные ворота. Автоматические огнеметы поливали пламенем проход, пока транспортер не подошел вплотную. Широкая полоса выжженной земли окаймляла Периметр; дальше начинались джунгли. Язон непроизвольно съежился на сиденье.

Растения и животные, которых он до тех пор знал лишь по образцам, здесь окружали его со всех сторон. Колючие ветви и лианы переплелись, образуя сплошную массу, кишащую всякой живностью. Воздух наполнился неистовым гулом, что-то непрерывно царапало броню, стучало по ней. Краннон усмехнулся и включил контакт, подающий электрический ток на защитную решетку. Царапанье умолкало по мере того, как звери своими телами замыкали цепь на заземленный корпус.

Транспортер продирался сквозь джунгли на самой малой скорости. Лицо Краннона будто срослось с перископом. Он молча управлял машиной. С каждой милей транспортер шел все лучше; наконец водитель убрал перископ и поднял щит. По-прежнему их грозно обступал густой лес, но это было совсем не то, что возле Периметра, вдоль которого, казалось, сосредоточилась главная смертоносная мощь планеты Пирр. «Почему? — спросил себя Язон. — Откуда эта исступленная ненависть направленного действия?»

Мотор стих, Краннон встал и потянулся.

— Приехали, — сказал он. — Давай выгружать.

Транспортер стоял на голой скале с такими крутыми и гладкими склонами, что на них не держалась никакая растительность. Краннон открыл грузовые отсеки, и они принялись сгружать клети и ящики. Когда работа была закончена, Язон обессиленно привалился к груде ящиков.

— Полезай в кабину, едем обратно, — приказал Краннон.

— Вы поезжайте, а я останусь.

Краннон холодно посмотрел на него.

— Лезь в машину, или я убью тебя. Здесь нельзя оставаться. Во-первых, ты и часа один не проживешь. А главное — попадешь в руки корчевщиков. Они тебя сразу прикончат, но не в этом беда. А в том, что у тебя есть снаряжение, которое не должно попасть в их руки. Только корчевщика с пистолетом нам не хватает!

Пока пиррянин говорил, Язон лихорадочно продумывал следующий ход. Вся его надежда была на то, что Краннон смекает не так быстро, как реагирует.

Язон уставился на деревья, точно что-то заметил среди ветвей. Краннон, продолжая говорить, автоматически последовал его примеру. И как только в руке Язона оказался пистолет, Краннон тотчас выхватил свое оружие.

— Вон там! На макушке! — крикнул Язон, стреляя наугад в зеленый хаос.

Краннон тоже открыл огонь. В ту же секунду Язон отпрянул назад, сжался в комок и покатился вниз по склону. Выстрелы заглушили звук его движений, и, прежде чем Краннон успел повернуться, Язон уже скрылся в зарослях. Кусты хлестали его прутьями, но они же тормозили падение, и в конце концов он остановился. Пули, посланные вдогонку Кранноном, не достигли цели.

Лежа в кустах, исцарапанный, запыхавшийся, Язон слышал, как Краннон честит его последними словами. Топая по скале, взбешенный пиррянин продолжал стрелять наугад, однако спускаться в заросли не стал. В конце концов он сдался и сел в кабину. Мотор взревел, гусеницы звякнули и заскребли по камню, и транспортер пошел обратно через джунгли. Некоторое время были слышны рокот и треск, потом все стихло.

Язон остался один.

До этой минуты он даже не представлял себе, что можно чувствовать себя таким одиноким. Машина исчезла, а кругом — смерть, и ничего кроме смерти. Он с трудом подавил в себе желание броситься вдогонку за бронетранспортером. Что сделано, то сделано, возврата нет.

Риск немалый, но другого способа связаться с корчевщиками не было. Пусть они дикари, но ведь люди же. Ведут меновую торговлю с цивилизованными пиррянами — значит, не так уж безнадежно одичали. Он должен установить кон такт, должен как-то поладить с ними. И выяснить, как они ухитряются жить без опаски в этом безумном мире.

Будь у него другой способ решить проблему, он предпочел бы его; роль героя-мученика Язону вовсе не улыбалась. Но Керк и назначенный им срок не оставляли ему выбора. Надо было возможно скорее устанавливать контакт, и он не видел другого пути.

Где сейчас находятся дикари? Скоро ли появятся? Попробуй, угадай. Не будь лес таким опасным, он мог бы укрыться и выждать подходящий момент для встречи с корчевщиками. Ведь если они застанут его около ящиков, то с присущим пиррянам рефлексом могут сразу отправить его на тот свет.

Волоча ноги, Язон добрел до высоких деревьев. Что-то шевельнулось среди ветвей и тут же пропало. Он поглядел на ближайшее дерево. Окружающие толстый ствол растения не производили впечатления ядовитых, и Язон вошел в лес. Вроде бы ничего угрожающего кругом. Странно… Он прислонился к шершавому стволу, собираясь с силами.

Что-то мягкое накрыло его голову, руки и ноги точно сковало железом, и чем сильнее он отбивался, тем крепче становилась хватка. Кровь стучала в висках, легкие готовы были взорваться.

Наконец он прекратил сопротивление, и сразу же хватка ослабла. Поняв, что на него напал не зверь, Язон слегка воспрял духом. Он ничего не знал о корчевщиках, но рассчитывал на то, что человеческое в них возьмет верх.

Он был крепко связан, кобуру с пистолетом у него забрали. Без оружия Язон чувствовал себя словно голый. Все те же могучие руки снова схватили его и бросили ничком на что-то мягкое и теплое. Это «что-то» явно было каким-то крупным животным, и Язона опять обуял ужас, ведь все пиррянские животные были смертельными врагами человека.

Когда животное тронулось с места, унося его на себе, на смену страху при шло огромное облегчение. Выходит, корчевщики сумели наладить своего рода сотрудничество по меньшей мере с одним представителем местной фауны. Если он выяснит, как это оказалось воз можно, и сумеет сообщить секрет жителям города, все его труды и мытарства окупятся. Пожалуй, даже смерть Велфа будет оправданна, если удастся умерить, а то и вовсе прекратить многовековую войну.

Туго связанные конечности сначала отчаянно болели, потом потеряли чувствительность, а они все ехали и ехали куда-то. Язон потерял всякое представление о времени. Дождь промочил его насквозь, потом он ощутил, как жгучее солнце принялось подсушивать его одежду.

Наконец тряска прекратилась, Язона стащили со спины животного и бросили на землю. Чувствительность вернулась к развязанным рукам, и острая боль пронизала мышцы, когда он попробовал шевельнуться. Как только руки стали слушаться, он поднял их и сдернул с головы мешок, сшитый из какого-то густого меха. Ослепленный ярким светом, он жадно хватал ртом чистый воздух.

Отдышавшись немного, Язон огляделся вокруг. Он лежал на полу из неструганных досок; через дверной проем прямо в лицо ему светило заходящее солнце. Весь склон холма до самого леса занимало вспаханное поле. Царивший внутри хижины полумрак не позволял рассмотреть подробностей обстановки.

Что-то заслонило свет, на пороге выросла высокая фигура. В первую секунду Язону почудилось, что это зверь, потом он увидел лицо человека с длинными волосами и густой бородой. Человек был одет в шкуры, даже чулки на ногах были меховые. Поглаживая рукой подвешенный к поясу топор, он пристально смотрел на пленника.

— Кто ты? Чего тебе надо? — вдруг спросил бородач.

Язон помешкал с ответом — как бы этот дикарь не оказался таким же вспыльчивым, как горожане.

— Меня зовут Язон. Я пришел с миром. Я хочу быть вашим другом…

— Ложь! — Бородач взялся за топор. — Врешь, жестянщик! Я видел, как ты прятался. Хотел меня убить. Но раньше я убью тебя.

Он потрогал мозолистым пальцем лезвие топора и замахнулся.

— Погодите! — отчаянно воскликнул Язон. — Вы не поняли.

Топор качнулся вниз.

— Я инопланетник и…

Топор вонзился в дерево возле уха Язона с такой силой, что даже пол вздрогнул. Бородач передумал в последнюю секунду. Схватив Язона за грудь, он подтянул его к себе, их лица соприкоснулись.

— Правда? Инопланетник?

Не дожидаясь ответа, он разжал пальцы, и Язон упал на доски. Дикарь перескочил через него и шагнул куда-то в глубину хижины.

— Надо доложить Ресу, — сказал он, возясь с чем-то у стены.

Загорелся свет. Язон ошарашенно вытаращил глаза. Одетый в шкуры косматый дикарь включил связное устройство. Грубые, грязные пальцы быстро настроили аппарат и набрали номер.

ГЛАВА XVI

Вздор какой-то… В уме Язона вид волосатого варвара никак не вязался с электронной аппаратурой. Кого он вызывает? Если есть одно связное устройство, должно быть по меньшей мере еще одно. Кто такой Рес?

Усилием воли Язон укротил беспорядочный бег мыслей. Перед ним оказалось нечто совсем неожиданное, непредвиденное. Ничего — все на свете поддается объяснению, надо только разобраться в фактах.

Закрыв глаза, чтобы не мешали пробивающиеся сквозь макушки деревьев лучи солнца, Язон попробовал анализировать факты. Их можно было разделить на две группы: то, что он видел сам, и то, что узнал от жителей города. Вторая категория нуждалась в проверке и сопоставлении с наблюдаемым. Может статься, что многие, если не все, факты этого рода окажутся ложными.

— Вставай, — вторгся в его мысли голос бородача. — Поехали.

Затекшие ноги не держали Язона. Бородач презрительно фыркнул, поднял его и прислонил к наружной стене. Потом он куда-то исчез, и Язон, держась за корявые бревна, воспользовался случаем хорошенько осмотреться.

Впервые после побега из родного дома он очутился на ферме. Другая планета со своей экологией, но все равно сходство бросалось в глаза. Перед лачугой простерлось недавно засеянное поле. Видно, что здесь потрудился искусный пахарь. Аккуратные борозды равномерно огибали склон. Рядом с жилым строением стояло другое, то ли амбар, то ли конюшня.

За спиной Язона послышалось чье-то фырканье. Он резко обернулся и окаменел; рука сжимала несуществующий пистолет, палец дергал курок, которого не было.

Перед ним стоял какой-то зверь, неприметно вышедший из леса. Длиной около двух метров, шесть толстых ног с костистыми лапами, тусклая черно-желтая шерсть, только череп и лопатки вы стланы налегающими друг на друга роговыми пластинками. Зверь был так близко, что Язон хорошо все разглядел. Он приготовился умереть. Раскрылась жабья пасть, обнажая два ряда зубов, похожих на пилы.

— Ко мне, Фидо, — позвал вышедший из сарая бородач и щелкнул пальцами.

Шестиногая тварь пробежала мимо огорошенного Язона и потерлась головой о ногу пиррянина.

— Хороший, хороший песик, — приговаривал тот, почесывая лопатку зверя около последней пластины.

Язон увидел, что бородач вывел двух оседланных и взнузданных верховых животных. Садясь на своего «коня», он обратил внимание на его гладкие, лоснящиеся бока и длинные ноги. Хозяин крепко привязал ступни Язона к стреме нам, и они тронулись в путь, сопровождаемые лысой тварью.

— Хорошая собачка! — сказал Язон, и вдруг на него напал беспричинный смех.

Бородач оглянулся и хмуро смотрел на него, пока он не угомонился.

Когда они въехали в джунгли, уже стемнело. Под густым лесным пологом ничего не было видно, тем более без фонарей, но животные явно знали дорогу. Кругом что-то шуршало, звучали пронзительные крики, однако Язон не испытывал особой тревоги. То ли ему передалась уверенность его провожатого, то ли успокоительно действовало присутствие «пса», которого он скорее ощущал, чем видел.

Путь не был очень трудный, но долгий; плавная трусца животного и усталость сделали свое, и Язон задремал, просыпаясь каждый раз, когда сильно клевал носом. В конце концов он приспособился спать, сидя прямо. Так прошло несколько часов. Вдруг Язон, в сотый раз открыв глаза, увидел впереди освещенный квадрат. Путешествие окончилось.

Когда его освободили от стремян, он, морщась от боли, с великим трудом слез на землю. Онемевшие ноги подкосились, и он едва не упал. Открылась дверь, Язон вошел в дом. Когда его глаза привыкли к свету, он разглядел кровать и лежащего на ней человека.

— Подойдите сюда и сядьте.

Голос был громкий, властный, привыкший повелевать, а тело, закрытое до пояса одеялом, принадлежало инвалиду. Болезненно бледная кожа в красных узелках дряблыми складками облегала костяк. Вот уж поистине кожа да кости…

— Не очень красивое зрелище, — сказал человек на кровати, — но я уже привык.

Он продолжал совсем другим тоном:

— Накса сообщил, что вы инопланетчик. Это верно?

Язон кивнул. Живые мощи сразу взбодрились. Голова больного оторвалась от подушки, обрамленные красными веками глаза впились в Язона.

— Мое имя Рес, я… корчевщик. Вы мне поможете?

Ясона озадачило волнение, с которым были произнесены эти, казалось бы, такие простые слова. Тем не менее он не задумываясь ответил:

— Конечно, я помогу вам, чем смогу. Только бы это не было во вред другим. А что вы хотите?

Больной уже опустил голову обратно на подушку, но глаза его горели по-прежнему.

— Не беспокойтесь, я никому не желаю вреда, — заверил он. — Напротив. Как видите, у меня болезнь, против которой все наши средства бессильны. Мне осталось жить несколько дней. Но я видел… у горожан… какое-то приспособление… они прикладывают его к ранам и укусам. У вас нет с собой такого аппарата?

— Вы, очевидно, говорите про аптечку. — Язон нажал кнопку на поясе, и аптечка оказалась у него в руке. — Вот. Это устройство определяет и излечивает большинство…

— Вы не могли бы испробовать его на мне? — нетерпеливо перебил Рес.

— Извините. Я должен был сразу сообразить.

Язон подошел к Ресу и прижал аппарат к воспаленному участку кожи на его груди. Вспыхнул контрольный огонек, вниз пошел тонкий штифт анализатора. Как только он возвратился на место, аппарат зажужжал, потом трижды щелкнул: три иглы поочередно вошли в тело. Наконец огонек погас.

— И все? — спросил Рес, глядя, как Язон пристегивает аптечку к поясу.

Язон кивнул и увидел влажные дорожки на щеках больного. Рес поймал его взгляд и сердито смахнул рукой слезы.

— Стоит заболеть, — проворчал он, — и твое тело, все твои органы чувств тебя предают. Я с детства не плакал, и сейчас мне не себя жаль, а тысячи людей, умерших только потому, что у нас нет этой маленькой штучки, с которой вы так за просто обращаетесь.

— Неужели у вас нет своих лекарств и врачей?

— Знахари и колдуны. — Рес сделал рукой выразительный жест, в который вложил все свое презрение к этим людям. — Честных тружеников сбивает с толку то, что шептуны обычно помогают им лучше всех настоев.

Разговор утомил Реса. Он вдруг умолк и закрыл глаза. Уколы уже начали действовать, и красные пятна на груди посветлели.

Язон осматривал комнату, надеясь найти какие-нибудь ключи к загадке этого народа.

Пол и стены из плотно подогнанных досок. Ни краски, ни резьбы, простые, грубые доски, как и должно быть у дикарей. А впрочем, точно ли они грубые? Какая сочная фактура у этого дерева, кажется, что оно светится изнутри… Язон нагнулся и увидел, что доски натерли воском, чтобы выявить узор. Чьих это рук дело — дикарей или людей с тонким вкусом, которые стремились облагородить простейший материал? И выглядит куда красивее, чем комнаты горожан с их унылой краской и стальными заклепками. Недаром говорят, что простота венчает оба конца на шкале артистизма… Непросвещенный абориген облекает простую идею в бесхитростную форму и творит красоту. А искушенный критик отвергает чрезмерную изощренность и красивость ради чистой подлинности незатейливого искусства. Какой конец шкалы сейчас перед ним?

Ему говорили, что эти люди — дикари. Они носят одежду из шкур, и речь у них — во всяком случае у Наксы — грубая. Рес косвенно признался, что его народ предпочитает лекарям шептунов. Но как совместить это со связными устройствами? И с люминесцентным потолком, который заливает всю комнату мягким светом?

Рес открыл глаза и уставился на Язона так, как будто видел его впервые.

— Кто вы? — спросил он. — И зачем вы пришли к нам?

Холодная угроза, прозвучавшая в его голосе, не удивила Язона. Городские пирряне ненавидели корчевщиков, и это чувство, несомненно, было обоюдным. 06 этом ему сказал еще топор Наксы… Кстати, вот и Накса стоит, держа руку на том самом топоре. Язон прекрасно понимал, что, пока эти люди не услышали от него удовлетворительного ответа, жизнь его под угрозой.

Но и правды говорить нельзя. Стоит им заподозрить, что он шпионит в пользу горожан, и на этом все кончится. Как же выяснить, каким образом они ухитряются выживать в джунглях?

Решение пришло тут же, он повернулся к больному и ответил, стараясь говорить возможно спокойнее:

— Меня зовут Язон динАльт, я эколог, так что, сами понимаете, у меня были основания выбрать эту планету…

— Что такое эколог? — перебил его Рес.

По тону вопроса нельзя было понять, спрашивает ли он всерьез или расставляет сети. Если перед этим они разговаривали непринужденно, то теперь Язон уловил в его словах недоверие.

— Проще говоря, это отрасль биологии, которая изучает взаимоотношения живых организмов со средой. Как действуют на организм климат и другие факторы и как организмы влияют друг на друга и на среду.

Поскольку этим исчерпывалось все, что Язон знал об экологии, он не стал задерживаться на этом предмете.

— Я много слышал о вашей планете и наконец решил сам с ней познакомиться. Поработал в городе, но понял, что этого мало. Люди там считают меня помешанным, но я все же добился того, что меня повезли в лес.

— Когда и как они должны вас забрать? — быстро спросил Рес.

— Мы об этом не договаривались. Они твердили, что меня сразу убьют, что я ни за что не вернусь. Никак не хотели отпускать меня одного, и мне пришлось убежать.

Судя по безрадостной улыбке Реса, ответ Язона как будто удовлетворил его.

— Типично для этих жестянщиков. Они шагу не шагнут за свои стены без бронированной машины с амбар величиной. А что они рассказывали про нас?

Язон ответил не сразу, понимая, как важно сейчас не промахнуться.

— Что ж, может быть, мне снесут голову этим топором, но лучше я скажу правду. Вам следует знать, что они о вас думают. Мне описывали вас как грязных, невежественных дикарей, говорили, что от вас смердит и что вы общаетесь с животными. Что они вам дают бусы и ножи в обмен на продовольствие…

Оба пиррянина громко расхохотались. Правда, Реса хватило ненадолго, но Накса буквально закатился смехом и справился с собой только после того, как плеснул себе на голову холодной водой из высушенной тыквы.

— Охотно верю, — сказал Рес. — Глупость в их духе. Эти люди совсем не знают мира, в котором живут. Надеюсь, остальное, что они говорили, тоже правда. Но все равно вы желанный гость. Я уже убедился, что вы инопланетник. Ни один из жестянщиков пальцем не пошевельнул бы, чтобы меня спасти. Вы первый инонланетник, с которым встречается мой народ, поэтому мы вам вдвойне рады. Мы готовы помочь вам всем, чем только можем. Моя рука — ваша рука.

Последние слова прозвучали как ритуальная формула, и Накса поощрительно кивнул, когда Язон повторил их. И ведь это была не пустая фраза. Он знал, что на Пирре без взаимопомощи не выжить и что эти люди сплоченно противостоят окружающим их смертельным опасностям. Может быть, после ритуала и на него распространится защитная сфера?

— Ладно, хватит на сегодня, — подвел итог Рес. — Эта пятнистая немочь измотала меня, а ваше лекарство превратило меня в кисель. Оставайтесь здесь, Язон. Одеяло найдется. Правда, кровати пока нет.

До сих пор душевный подъем помогал Язону справляться с двумя G. Но теперь его как-то вдруг сразила усталость, накопленная за этот долгий день. Он отказался от еды, завернулся в одеяло и забылся.

ГЛАВА XVII

Каждая клеточка его тела, придавленная двойным тяготением к твердому деревянному полу, ныла. Веки слиплись, во рту был какой-то налет с отвратительным вкусом. Он с трудом сел и подавил стон, когда хрустнули суставы.

— Добрый день, Язон, — приветствовал его с кровати Рес. — Не верь я так в лекарства, я бы сказал, что ваша машина исцелила меня за одну ночь волшебством.

Сразу было видно, что он идет на поправку. Воспаленные пятна на коже пропали, глаза освободились от горячечного блеска. Он сидел, опираясь на подушки, и смотрел, как под лучами солнца тает на поле ночной град.

— Там в шкафу вы найдете мясо, — продолжал Рес. — А для питья есть вода и виск, что больше нравится.

Виск оказался прозрачным напитком чрезвычайной крепости, от которого у Язона сразу прояснилось в голове и слегка зазвенело в ушах. А окорок нежнейшего копчения неизмеримо превосходил вкусом все, что он ел с тех пор, как покинул Кассилию. То и другое возродили веру Язона в жизнь и будущее. Он глубоко вздохнул, поставил стакан и осмотрелся вокруг.

Усталость прошла, ничто не угрожало его жизни, и мысли Язона снова обратились к волнующей его проблеме. Что же это за люди, на самом деле? И как они ухитрились выжить среди джунглей, где человека на каждом шагу подстерегает смерть? В городе ему говорили, что они дикари. Но вот на стене вполне исправное связное устройство. Около двери висит арбалет, стреляющий металлическими стрелами фабричного производства; на черенках даже видно клеймо. Информация, вот что ему надо. А для начала хотя бы отчасти развеять туман дезинформации.

— Рес, вы рассмеялись, когда я сказал, что в городе меня уверяли, будто дают вам безделушки за продовольствие. А что вы получаете от них на самом деле?

— Все, до известных пределов. Разные фабричные изделия, в том числе электронику для наших связных устройств. Нержавеющие сплавы, которые мы сами не можем производить, атомно-электрические преобразователи, которые работают на любых радиоактивных элементах. И так далее. В общем, что попросим, то и получаем, если только это изделие не числится в списке запрещенных товаров. Они остро нуждаются в продовольствии.

— А что входит в список?

— Оружие, конечно, и все, из чего можно изготовить мощное оружие. Они знают, что мы делаем порох, поэтому нам не дадут крупного литья или бесшовных труб, пригодных для изготовления стволов большого калибра. Мы вручную сверлим себе оружейные стволы — правда, в джунглях от бесшумного арбалета больше толку. Еще они стремятся ограничить нас в знаниях, поэтому к нам доходят лишь технические инструкции без каких-либо теоретических основ. Наконец, это вы уже знаете, под запретом медицина. Меня это особенно бесит, я ненавижу их все сильнее с каждым смертным случаем, который можно было предотвратить.

— Я знаю их соображения, — сказал Язон.

— Расскажите мне, потому что я не вижу в этом никакого смысла.

— Борьба за существование, только и всего. Вам, очевидно, невдомек, что население города сокращается. Через несколько десятков лет там вообще никого не останется. А у вас численность населения стабильная, наверно, даже есть небольшой прирост, а то бы вам без механических средств защиты не уцелеть. Отсюда эта ненависть и зависть горожан. Если дать вам лекарства, вы сумеете выиграть битву, которую они уже проиграли. Думаю, они терпят вас как неизбежное зло ради продовольствия, которым вы их снабжаете. Иначе они поспешили бы отправить вас на тот свет.

— Похоже на правду, — пробурчал Рес и стукнул кулаком по кровати. — Как раз такая извращенная логика и должна быть у этих жестянщиков. Они кормятся за наш счет, дают нам минимум взамен и отрезают нас от знаний, без которых мы вынуждены жить впроголодь. Но самое главное, они отрезают нас от звезд и от остального человечества.

Лицо его выражало такую ненависть, что Язон невольно попятился.

— Ну а как вы, Язон? Тоже считаете нас дикарями? Мы выглядим как животные, ведем себя как животные, потому что вынуждены бороться за существование на уровне животных. Но мы кое-что знаем о звездах. Вон в том сундуке, в железном, хранится около трех десятков книг — все, что у нас есть. По большей части художественная литература, но есть исторические труды и научно-популярные книжки. Из них мы черпаем наши представления о прошлом колонии на Пирре и об остальной вселенной. Мы видим, как в городе садятся корабли, и знаем, что там, наверху, есть другие миры. О которых мы можем только грезить. Что же удивительного в том, что мы ненавидим этих зверей, которые называют себя людьми? И что мы в одну секунду уничтожили бы их, если бы могли? Они правильно делают, что не дают нам оружия. Иначе мы как пить дать перебили бы их всех до одного и завладели бы всем, чего они нас лишают.

Суровый приговор, но справедливый. Во всяком случае, на взгляд стороннего наблюдателя. Язон не стал говорить сердитому хозяину дома, что городские пирряне считают свою линию единственно возможной и правильной.

— А с чего вообще начался этот разлад между вашими двумя группами? — спросил он.

— Не знаю, — ответил Рес. — Я об этом думал много раз, но у нас нет никаких документов той поры. Известно, что все мы происходим от колонистов, которые прибыли в одно время. В какой-то момент они разделились на две группы. Возможно, была война, вроде тех, про которые пишут в книгах. Есть у меня догадка, только доказать я ее не могу — все дело в расположении города.

— Расположении города? Не понимаю…

— Вы ведь знаете этих жестянщиков, видели их город. Они умудрились расположиться в самом лютом месте на всей планете. Сами знаете, они не считаются ни с кем, только с собой. Стрелять и убивать — вот и вся их логика. Им все равно было где обосноваться, и получилось так, что они выбрали самое неподходящее место. Уверен, что мои предки понимали, как нелеп их выбор, и пытались им это втолковать. Вот вам и причина для войны — разве нет?

— Возможно… Если и впрямь так было, — сказал Язон. — Но мне кажется, вы неверно понимаете проблему. На самом деле идет война между исконно пиррянской жизнью и человеком. Причем местные организмы все время видоизменяются в своем стремлении стереть с лица планеты вторгшихся людей.

— Если уж на то пошло, ваша гипотеза еще невероятнее моей, — возразил Рес. — Потому что вы совсем ошибаетесь. Конечно, жить на этой планете нелегко, когда сравниваешь с тем, что я читал про другие миры, но организмы не изменяются. Только не зевай и будь начеку при встрече с любым животным, которое превосходит тебя размерами, а так-то жить вполне можно. И в конце концов, не в этом суть. А в том, что жестянщики сами все время напрашиваются на неприятности. И я только рад, что они пожинают их в полной мере.

Язон не стал больше спорить. Допустим, он даже переубедит Реса, но что это ему даст? Ведь в городе, в самом центре убийственных мутаций, он никого не сумел убедить, хотя там налицо все факты. А вот порасспросить Реса не мешает.

— Я допускаю, что не так уж важно, кто начал, — уступил Язон, хотя в душе так не считал. — Но согласитесь, горожане непрерывно воюют со всеми здешними организмами. А ваш народ, как я уже мог убедиться, сумел одомашнить, во всяком случае, два вида. Вам не известно, как именно удалось этого добиться? — Сейчас придет Накса, — ответил Рес, кивая на дверь. Он как раз кормит животных. Спросите его, он у нас лучший говорун.

— Говорун? У меня о нем прямо противоположное мнение. Он отнюдь не речист, а когда заговорит, то… простите, его не всегда поймешь.

— Он говорун не в том смысле, — нетерпеливо объяснил Рес, — говоруны занимаются животными. Обучают собак и доримов, а лучшие, вроде Наксы, стараются найти подход и к другим животным. Одеты просто, но это по необходимости. Они говорят, что животные не любят никакой химии, металлов, крашеной кожи. Вот и носят чаще всего шкуры. Но пусть они неопрятны на вид, это не имеет никакого отношения к уму.

— Доримы? Это так называются верховые животные, на которых мы приехали сюда? Рес кивнул:

— На них не только верхом ездят — они на многое годятся. Крупные самцы тянут плуги и другие механизмы, а молодые животные — это мясо. Хотите узнать побольше, расспросите Наксу, он сейчас на конюшне.

— Пожалуй, так и сделаю. — Язон встал. — Только я как-то неловко себя чувствую без пистолета…

— Возьмите его, милости прошу, он лежит в ящике около двери. Да только не стреляйте без разбору.

Накса стоял в глубине сарая и стачивал копыто дориму. Удивительная картина, странное сочетание… С одной стороны, человек, одетый в шкуры, и диковинный зверь, с другой стороны, напильник из медно-бериллиевого сплава и электролюминесцентное освещение. При виде Язона дорим раздул ноздри и шарахнулся в сторону. Накса погладил животное по шее и ласково заговорил с ним; наконец дорим успокоился, только иногда по его шкуре пробегала дрожь.

Что-то шелохнулось в сознании Язона. Словно напряглась мышца, которой он давно не пользовался. Какое-то неуловимо знакомое чувство…

— Доброе утро, — поздоровался он.

Накса буркнул что-то в ответ и продолжал работать напильником. Язон глядел на него и силился разобраться в своей собственной душе, осмыслить загадочное чувство, которое дразнило его и упорно не хотело поддаваться определению.

— Вам не трудно позвать собаку, Накса? Мне хочется посмотреть на нее поближе.

Не поднимая головы, Накса тихонько свистнул. Язон готов был поклясться, что этот свист не мог проникнуть через стену сарая. Тем не менее не прошло и минуты, как в конюшню тихо вошла пиррянская собака. Говорун поскреб ей загривок, бормоча что-то, а она пристально посмотрела ему в глаза. Когда же Накса снова взялся за напильник, собака сразу заметалась по сараю, тревожно принюхиваясь, потом устремилась к двери. И тут Язон окликнул ее.

Точнее, он собирался ее окликнуть. В последнюю минуту Язон передумал и, подчиняясь внезапному побуждению, позвал собаку мысленно, не открывая рта. Произнося про себя слова «Иди сюда», он сосредоточил всю свою энергию на том, чтобы передать команду собаке примерно так же, как делал это с игральными костями. И подумал, кстати, что давно не прибегал к телепатии.

Собака остановилась и повернулась в его сторону.

Постояла, глядя на Наксу, потом подошла к Язону.

Вблизи это была совершенно кошмарная тварь. Голые защитные пластины, маленькие глазки с красным ободком и поблескивающие слюной клыки отнюдь не внушали доверия. И однако Язону не было страшно. Между человеком и зверем установился обоюдный контакт. Язон машинально протянул руку и почесал зверю спину, словно по себе чувствовал, где именно она чешется.

— А я и не знал, что ты говорун, — сказал Накса; впервые в его голосе прозвучала дружеская нотка.

— И я не знал… до этой минуты, — ответил Язон.

Он заглянул в глаза зверю, еще раз почесал уродливую спину и подумал, что загадка вроде бы проясняется.

У говорунов явно хорошо развиты телепатические способности. Когда два существа разделяют эмоции друг друга, нет ни расовых, ни каких-либо иных барьеров. Надо проникнуть в душу, понять ее, чтобы исключить ненависть и страх, потом можно наладить прямое общение. Видимо, говоруны первыми преодолели барьер ненависти на Пирре и научились ладить с пиррянскими тварями. Другие последовали их примеру — может быть, так и сложилась мало-помалу община корчевщиков.

Настроившись на нужный лад, Язон отчетливо воспринимал окружающие его мысленные флюиды. Телепатическое поле питалось биотоками не только дорима, с которым был занят Накса; не выходя из конюшни, Язон внутренним зрением видел других доримов, ходивших на лугу за сараем.

— Это все совсем ново для меня, — сказал он. — А вы никогда не задумывались, Накса, над этой своей способностью? Сами-то вы знаете, почему вас животные слушаются, а другим людям никак не удается ими управлять?

Накса явно не привык размышлять о таких предметах. Он расчесал пятерней свои густые волосы и насупился.

— Не знаю, я об этом не думал. Просто так получается. Ты только знай животных как следует и всегда угадаешь, как они себя поведут. И все тут.

Было очевидно, что Накса никогда не ломал себе голову над истоками своего умения управлять животными. И не только он. Похоже, эти люди воспринимают дар говорунов как нечто само собой разумеющееся.

В мозаике, которую он мысленно складывал, прибавилось несколько кусочков. В беседе с Керком Язон говорил, что все пиррянские организмы явно объединились в борьбе против человека, но он не знал почему. Он и сейчас не знает почему, зато, кажется, догадывается как…

— Сколько отсюда до города? — спросил Язон. — Долго ехать, если отправиться туда на дориме?

— Полдня туда, полдня обратно. А что? Хочешь уехать? — Нет, в город я не хочу, пока не хочу. Но мне хотелось бы подобраться к нему поближе.

— Поглядим, что Рес скажет.

Рес сразу дал свое согласие, не задавая никаких вопросов. Они оседлали доримов и немедля отправились в путь, чтобы обернуться до темноты.

Не прошло и часа, как Язон почувствовал приближение города. С каждой минутой это чувство становилось все сильнее. И Накса как-то беспокойно ежился в седле. Доримы проявляли растущую тревогу, их приходилось все время поглаживать и успокаивать.

— Хватит, — сказал наконец Язон, и Накса с облегчением остановился.

Некая безымянная мысль вторглась в сознание Язона и заполонила его. Она напирала со всех сторон, но всего сильнее спереди, где находился незримый отсюда город. Накса и доримы тоже, как и он, испытывали странное беспокойство, не сознавая его причины.

Но одну вещь он понял со всей очевидностью. Пиррянские животные восприимчивы к телепатическому излучению; вероятно, это относится также и к растениям, и к низшим организмам. Не исключено, что они сообщаются телепатически между собой, раз они подчиняются тем из людей, у которых сильно развита эта особенность. Причем здесь, в этом районе, напряженность телепатического поля превосходила все, с чем он когда-либо встречался. Хотя сам Язон лучше всего владел психокинезом, иначе говоря, усилием мысли приводил в движение неодушевленные предметы, он был восприимчив и к другим феноменам этого ряда. Сколько раз во время спортивных состязаний он улавливал мощный аккорд порыва, который одновременно овладевал душами зрителей. Вот и сейчас он испытывал что-то в этом роде.

С одной зловещей разницей… Толпа на стадионе ликовала, когда спортсмен добивался успеха, стонала, когда он промахивался. Там по ходу игры менялась и сила, и полярность телепатического поля. А здесь излучение было мощным и постоянным, и оно навевало тревогу. И не сразу подберешь для него определение… Тут и ненависть, и страх, а больше всего — страсть к разрушению. В двух словах что-то вроде команды «УБЕЙ ВРАГА».

Да нет, и это определение всего не исчерпывает… Его сознание будто омы вала мощная река исступления и смерти.

— Поехали назад, — сказал Язон, почувствовав внезапное изнеможение от внутренней борьбы с этим потоком.

Они двинулись в обратный путь, и он подумал, что вот еще кое-что проясняется. Невыразимый страх, который он вдруг испытал, когда его в первый день атаковало пиррянское животное. И упорные кошмары, от которых его не избавляло никакое снотворное. И то и Другое — реакция на ненависть, направленную против города. Хотя Язон только теперь по-настоящему ее осознал, он с самого начала воспринимал ее достаточно сильно, чтобы это отразилось на его душевном равновесии.

Когда они вернулись, Рес спал, и пришлось разговор с ним отложить на утро. Несмотря на усталость, Язон долго не мог уснуть, все думал о сделанных в этот день открытиях. Стоит ли делиться этим с Ресом? Вряд ли. Ведь тогда придется не только разъяснять всю важность выводов, к которым он пришел, но и говорить, что он собирается делать дальше. А от Реса не приходится ожидать, чтобы он приветствовал какие-либо шаги, способные хоть как-то облегчить жизнь горожанам. Нет, лучше уж ничего не говорить, пока дело не будет сделано.

ГЛАВА XVIII

После завтрака Язон сказал Ресу, что решил вернуться в город.

— Значит, насмотрелись нашего варварского мира, и вас потянуло обратно к вашим друзьям? Уж не за тем ли, чтобы помочь им разделаться с нами?

Рес весело произнес эти слова, однако за ними угадывалась леденящая злоба.

— Надеюсь, вы не думаете так на самом деле, — ответил Язон. — Ведь дело-то обстоит как раз наоборот. Я мечтаю, чтобы эта междуусобная война прекратилась и ваш народ мог воспользоваться всеми блатами науки и медицины, которых он был лишен. И я собираюсь сделать для этого все, что в моих силах.

— Все равно их не переделать, — мрачно произнес Рес. — Не тратьте зря времени. Обещайте только для вашего и нашего блага одну вещь. Не говорите им, даже не намекайте, что вы разговаривали с корчевщиками!

— Почему?

— Почему?! Гром и молния, вы вправду такой простак? Они же на все готовы, только бы не дать нам подняться на ноги по-настоящему, предпочтут, чтобы мы все подохли! Стоит им только заподозрить, что вы встречались с нами, и они вас сразу прикончат. Или вы в этом сомневаетесь? Не знаю, может быть, вам это невдомек, но они отлично понимают, что в вашей власти изменить соотношение сил на планете. Рядовые жестянщики, возможно, и верят, что мы недалеко ушли от животных, но руководители так не думают. Им хорошо известно, в чем мы нуждаемся и к чему стремимся. И они сразу сообразят, с какой просьбой я мог обратиться к вам. Да, да, Язон динАльт, у меня есть к вам просьба. Помогите нам. Вернитесь к этим двуногим бестиям и солгите. Скажите, что вы не имели с нами никаких дел, что вы скрывались в лесу и мы напали на вас, а вам пришлось отстреливаться. Постарайтесь, чтобы вам поверили, и, когда вам покажется, что вы их убедили, все равно продолжайте играть свою роль, потому что они будут следить за вами. Потом скажите им, что вы закончили свои исследования, и воз вращайтесь домой. Постарайтесь улететь с Пирра на другую планету, и я вам обещаю любые блага. Все, чего вы только пожелаете. Деньги, могущество — что угодно: Пирр — очень богатая планета. Жестянщики добывают и продают металл, но мы могли бы справиться с этим делом куда лучше их. Возвращайтесь сюда на другом корабле и приземляйтесь в нашем краю где угодно. У нас нет городов, но фермы разбросаны повсюду, и наши люди отыщут вас. И мы сами поведем с вами торговлю. Это наша мечта, и уж мы потрудимся как следует. А вся заслуга будет принадлежать вам. И вы получите от нас все, чего пожелаете. Я вам это обещаю, а мы свое слово держим.

Волнение, с каким говорил Рес, и перспектива, которую он нарисовал, по действовали на Язона. Он знал, что Рес говорил правду, что все ресурсы планеты будут в его распоряжении, если он сделает то, о чем его просят. И он даже едва не поддался искушению, представив себе на секунду, как это все будет выглядеть. Но тут же понял, что это будет половинчатое решение, к тому же далеко не лучшее. Как только эти люди обретут желаемую силу, они первым делом попробуют разделаться с горожанами. Начнется кровавая междуусобная война, которая скорее всего кончится плохо для обеих сторон.

Словом, решение Реса, как ни заманчиво оно на первый взгляд, не годится. Язон обязан придумать что-нибудь получше. Надо найти способ положить конец всяким усобицам на Пирре, чтобы в мире жили обе группы.

— Я не сделаю ничего, что могло бы повредить вашему народу, Рес, и всячески постараюсь помочь ему, — сказал он.

Ответ Язона удовлетворил Реса, который не уловил заложенного в нем двойного смысла. И пиррянин подсел к связному устройству, чтобы условиться о доставке продовольствия с ферм на место обмена.

— Ну так, продовольствие доставлено, и мы передали в город положенный сигнал, — сообщил он через несколько часов. — Транспортер придет завтра утром, к этому времени вы будете там. Все подготовлено, как я говорил. Отправляйтесь в путь вместе с Наксой. Вам надо поспеть туда раньше транспортера.

ГЛАВА XIX

— Машина сейчас придет. Ты все помнишь, что надо делать? — спросил Накса.

Язон кивнул и еще раз поглядел на покойника. Пиррянин потерял руку в схватке с каким-то зверем и истек кровью. Оторванную руку подшили, издали ничего не заметно, но вблизи эта рука, восковая кожа и застывшее на лице мертвеца выражение ужаса вызывали оторопь. Лучше бы покойника закопали поглубже в землю, но что поделаешь, придется потерпеть.

— Вот он, — прошептал Накса. — Обожди, пока спиной повернется.

На этот раз бронетранспортер тащил на прицепе три грузовые платформы. Автопоезд взобрался на скалу и остановился. Краннон вылез из кабины, внимательно посмотрел по сторонам, затем приступил к погрузке. Ему помогал спецробот.

— Пошел! — прошипел Накса.

Язон выскочил из леса и побежал к транспортеру, громко выкрикивая имя Краннона. За его спиной раздался треск ломающихся ветвей, это двое сопровождающих бросили следом мертвое тело. Язон повернулся и несколько раз выстрелил на ходу по летящей в воздухе мишени.

Краннон немедленно поддержал его огнем из своего пистолета, и покойник упал на землю, весь обугленный. Тем временем Краннон, плюхнувшись на камень, перенес огонь на деревья за спиной Язона.

В ту самую секунду, когда Язон добежал до транспортера, что-то со свистом пролетело по воздуху, ожгло ему спину и бросило его ничком на скалу. Краннон живо втащил его в кабину. Язон оглянулся и увидел торчащий из лопатки черенок металлической стрелы.

— Везучий ты, — сказал пиррянин. — На дюйм пониже, и попало бы прямо в сердце. Говорил я тебе — берегись этих корчевщиков. Еще легко отделался.

Лежа у дверцы, он продолжал обстреливать безмолвный лес.

Извлечь стрелу оказалось непросто; когда она попала, было не так больно. Язон бранился сквозь зубы, пока Краннон бинтовал его, в душе восхищаясь людьми, которые подстрелили его. Они подвергли риску его жизнь, чтобы побег выглядел натуральным. И при этом они не испугались, что он захочет им отомстить. Ничего не скажешь, основательно потрудились. Черт бы побрал их основательность.

Перевязав Язона, Краннон осторожно выбрался из кабины и быстро завершил погрузку, после чего повел автопоезд обратно в город. Получив обезболивающий укол, Язон почти сразу же забылся.

Очевидно, Краннон передал о случившемся по радио, пока он дремал, потому что среди встречающих был Керк. Как только машина вошла внутрь Периметра, он распахнул дверцу и вытащил Язона. Повязка слетела, и рана раскрылась. Язон скрипнул зубами. Нет, Керк не дождется его стона.

— Кому было сказано ждать отправления корабля в изоляторе? Почему ты ушел? Почему покинул город? Ты разговаривал с корчевщиками? Ну?

С каждым вопросом он грубо встряхивал Язона.

— Я… ни с кем… не разговаривал, — через силу вымолвил Язон. — Они охотились за мной, я убил двоих… И прятался, пока не пришла машина.

— Потом пришил еще одного, — вступил Краннон. — Я сам видел. Чистая работа. Да и я вроде не промазал. Отпусти его, Керк, они его ранили, когда он бежал к машине.

«Больше прикидываться не надо, — сказал себе Язон. — Незачем пережимать. Пусть не спешат с выводами. Сейчас лучше переменить тему. Есть одна вещь, которая сразу отвлечет его мысли от корчевщиков».

— Пока вы отсиживались тут в безопасности за Периметром, я за вас воевал, Керк. — Он прислонился к транспортеру, пользуясь тем, что хватка Керка немного ослабла. — Мне удалось разобраться в причинах ваших неладов с планетой. И я понял, как победить в этой битве. Дай-ка я сяду и уж тогда расскажу.

Вокруг них собралась целая толпа пиррян. Они стояли, словно оцепенев, и неотступно глядели на Язона. Керк тоже явно был огорошен. Наконец он медленно произнес:

— Что ты хочешь этим сказать?

— То самое, что сказал. Планета Пирр воюет с вами, воюет упорно и сознательно. Стоит удалиться от города, и сразу чувствуешь направленные на него волны ненависти. Хотя нет, вы-то их не почувствуете, ведь вы здесь выросли. А вот я чувствую. И любой человек с телепатическими способностями почувствует. На город постоянно направлено излучение, своего рода команда, которая настраивает здешние организмы, восприимчивые к телепатии, на войну. Все эти атаки, видоизменения, мутации — все подчинено одной цели: истребить вас. И так будет продолжаться, пока вы не погибнете все до одного. Если, конечно, вам не удастся положить конец этой войне.

— Как? — выпалил Керк; этот же вопрос был написан на лицах всех окружающих.

— Надо установить, кто или что излучает эту команду. Организмы, которые вас атакуют, сами не наделены разумом. Они только выполняют команду. И мне кажется, я знаю, как обнаружить источник, откуда она поступает. А потом останется придумать, как передать предложение о перемирии и совсем покончить с войной.

Пирряне примолкли, осмысливая его идеи. Наконец Керк жестом руки велел всем расходиться.

— Возвращайтесь к работе. Это по моей части, я займусь этим делом. Как только выясню, что тут правда, а что ложь, получите мой полный отчет.

Люди молча разошлись, то и дело оглядываясь на Язона.

ГЛАВА XX

— Так, теперь давай все с начала, — сказал Керк. — И ничего не пропускай.

— Да мне, в общем, нечего добавить к фактам, о которых я уже говорил. Я наблюдал животных, разобрался в команде, которая их направляет. Даже сам провел несколько опытов, и они подчинялись моим мысленным приказам. Теперь я должен обнаружить источник, откуда идет команда на войну. Сейчас я скажу тебе то, чего еще никому не говорил. Мне не просто везет в игре. У меня есть телепатическое свойство, оно позволяет мне в какой-то мере влиять на вероятный исход игры. Правда, свойство непостоянное, и я, естественно, старался его развивать. За последние десять лет сумел ознакомиться со всем, что делают в этой области разные научные центры. Просто удивительно, как мало известно о телепатии, если сравнить с другими отраслями знания. Как бы то ни было, врожденные способности можно развить упражнением. Созданы даже аппараты, которые усиливают телепатическое излучение. Один из этих аппаратов вполне может работать как пеленгатор.

— Ты хочешь собрать такой аппарат? — спросил Керк.

— Вот именно. Собрать и вылететь с ним на корабле загород. Если сигнал достаточно мощный, чтобы из столетия в столетие стимулировать войну, значит, можно его засечь. Я пойду по пеленгу, свяжусь с существами, которые передают команду, и попытаюсь выяснить, зачем они это делают. Надо думать, ты поддержишь разумный план, чтобы прекратить войну?

— Разумный — да, — холодно произнес Керк. — Сколько времени тебе надо, чтобы собрать аппарат?

— Несколько дней, если найдутся все нужные части.

— Приступай. Я отменяю очередной рейс и держу корабль наготове. Когда соберешь аппарат, засеки сигнал и доложи мне.

— Договорились. — Язон встал. — Как только мне залатают дыру в лопатке, составлю список, что мне нужно.

В помощники и телохранители Язону назначили сурового, неулыбчивого типа по имени Скоп. Он ревностно отнесся к своему поручению, и Язон быстро убедился, что о полной свободе ему мечтать не приходится. Хотя Керк не оспаривал его версию, это еще не означало, что он в нее поверил. Скажет слово, и телохранитель превратится в палача.

Язон с ужасом подумал о том, что скорее всего этим дело и кончится. Поверил не поверил — Керк рисковать не станет. У них нет полной гарантии, что Язон не общался с корчевщиками, поэтому его не отпустят с планеты живым. Только наивностью можно объяснить веру лесных людей в то, что их замысел не будет разгадан. А может быть, они вполне сознательно делали ставку на минимальный шанс — авось получится? Они-то в любом случае ничего не теряют…

Составляя список деталей для пеленгатора, Язон продолжал упорно искать выход, которого не было. Его мысли вращались по заколдованному кругу. Задний ход давать поздно, Керк его не вы пустит. Либо он найдет способ покончить с войной и решить проблему корчевщиков, либо его ждет пожизненное заточение на Пирре. И надолго оно не затянется…

Подготовив список, он связался с Управлением по снабжению. Кое-что пришлось заменить, новее остальное было налицо, и ему обещали немедленно выполнить заказ. Скоп сидел и клевал носом. Подперев рукой тяжелую голову, Язон принялся составлять монтажную схему.

Внезапно его внимание привлекла тишина. Тишина?.. Он слышал, как работает аппаратура в здании, слышал голоса в соседнем помещении. Так в чем же дело?

Ах вот оно что — внутренний слух! После возвращения в город у Язона было столько забот, что он только теперь обратил внимание на полное отсутствие телепатических импульсов. Постоянный фон, образованный реакциями животных, исчез, исчез и его собственный телепатический настрой. И ведь в городе — он только сейчас это сообразил — всегда было так.

Язон попытался включить внутренний слух — и тотчас прекратил этот эксперимент, так велика была напряженность телепатического поля. Словно ты находишься, в подводной лодке на большой глубине и положил ладонь на люк, сдерживающий чудовищное давление. Ведь и впрямь достаточно коснуться люка, чтобы ощутить напор сил с другой стороны, которые стремятся прорваться внутрь и сокрушить тебя. Вот и город подвержен такому же давлению, только в сфере психики. Открой люки сознания, и оно будет растерзано исполненными ненависти беззвучными криками Пирра. Какая-то часть мозга, действуя как предохранитель, выключала телепатическое восприятие и спасала рассудок. Но и того, что все-таки просачивалось, хватало, чтобы он ощущал напор извне. И чтобы питать упорно преследующие его кошмары.

От мозгового предохранителя была еще и та польза, что без давления извне Язону легче было сосредоточиться, и, как он ни устал, работа над схемой продвигалась быстро.

Ближе к вечеру появилась Мета с заказанными им деталями. Она бросила на верстак длинный ящик и явно хотела что-то сказать, но потом раздумала. Язон поднял взгляд на нее и улыбнулся.

— Ты чем-то озадачена? — спросил он.

— О чем это ты? Вовсе я не озадачена. Просто мне досадно. Очередной рейс отменен, график поставок нарушен, притом надолго. Вместо того чтобы идти в рейс или дежурить на Периметре, я должна слоняться без дела и ждать тебя. Потом зачем-то лететь куда-то, куда ты скажешь. Разве это не причина для досады?

Язон тщательно разместил детали на шасси, потом продолжил разговор:

— А я говорю, что ты озадачена. Если хочешь, могу уточнить. И окончательно сбить тебя с толку. Очень уж соблазнительно это сделать.

Она хмуро глядела на него через верстак, максимально накручивая на палец непокорный локон. Такой Мета ему больше нравилась. Когда она выступала в роли пиррянина, работающего на полную мощность, индивидуальности в ней было не больше, чем в части громадной машины. Сейчас он почти узнавал в ней ту девушку, с которой летел на Пирр. Может быть, все-таки удастся довести до ее сознания то, о чем он думает?

— Если я говорю «озадачена», в этом нет ничего обидного для тебя. Да иначе и быть не может, ведь тебя так вырастили. Конечно, Пирр — это как бы остров со множеством сложных проблем, решать которые вы мастера. Но остров он остров и есть. Перед лицом внепланетной проблемы ты теряешься. И еще сильнее теряешься, когда ваши островные проблемы оказываются частью более широкого контекста. Представь себе, что ты ведешь игру, в которой правила непрерывно меняются.

— Какой-то вздор ты говоришь, — оборвала она его. — Пирр вовсе не остров, и борьба за существование — отнюдь не игра. — Извини, — улыбнулся он. — Я ведь это в переносном смысле, да, видно, сравнение не совсем удачно выбрал. Ладно, давай более конкретно. Разберем пример. Допустим, я скажу тебе, что вон там, на двери, сидит шипокрыл…

Прежде чем он договорил, пистолет Меты нацелился на дверь. С грохотом опрокинулся стул — Скоп очнулся, вскочил на ноги и тоже прицелился.

— Это я так, для примера, — объяснил Язон. — Там же нет никого.

Охранник убрал пистолет, наградил Язона презрительным взглядом, поднял стул и снова сел.

— Сейчас вы оба подтвердили свою способность решать пиррянские проблемы, — продолжал Язон. — Ну, а если я скажу, что над дверью сидит тварь, которая только с виду похожа на шипокрыла? А на самом деле это огромное насекомое, и оно прядет тонкую шелковую нить, пригодную для изготовления ткани?

Скоп метнул из-под густых бровей взгляд на дверь, и пистолет его выскочил было из кобуры, но тотчас вернулся на место. Буркнув, что-то нелестное для Язона, пиррянин сердито вышел и хлопнул дверью. Мета наморщила лоб, размышляя.

— Это мог быть только шипокрыл, — сказала она наконец. — Никаких других тварей, похожих на шипокрыла, нет. И шелковая нить тут ни при чем. А если бы ты подошел к нему поближе, он бы тебя укусил. Так что тебе поневоле пришлось бы убить его раньше.

Судя по улыбке Меты, она была довольна логикой своего ответа.

— Опять промах, — сказал Язон. — Я описал мимикрирующего паука, который водится на планете Стовера. Этот паук умеет маскироваться под самых опасных животных, да так ловко, что ему не нужна никакая другая защита. Так вот, этого паука можно спокойно посадить себе на руку, он будет сидеть и прясть. Представь себе, что я бы завез сюда, на Пирр, несколько тонн таких пауков, знали бы вы, когда стрелять, а когда нет?

— Но их тут нет, — стояла на своем Мета.

— Сейчас нет, а вдруг появятся? Придется менять все правила вашей игры. Ну как, поняла? В галактике действуют определенные законы и нормы, но они отличаются от ваших. Для вас нормой стала нескончаемая война с местными организмами. Я хочу нарушить этот порядок и покончить с войной. Разве ты против? Разве не хочешь, чтобы твоя жизнь перестала быть сплошной борьбой за существование? Чтобы в ней было место для счастья, любви, музыки, искусства — всего того, на что у вас теперь просто нет времени?

Слушая Язона и стараясь осмыслить все эти непривычные понятия, Мета преобразилась, пиррянская суровость совсем сошла с ее лица. Он как-то машинально взял, ее за руку — рука была теплая и отзывалась на его прикосновение частым биением пульса.

Вдруг Мета опомнилась, отдернула руку, вскочила на ноги и бросилась к двери. Вдогонку ей неслись слова Язона:

— Скоп бежал, потому что боялся за свою драгоценную черно-белую логику. Это все, что у него есть. Но ведь ты-то видела другие части галактики, ты знаешь, что жизнь не сводится к тому, чтобы убивать или быть убитым на Пирре. Ты чувствуешь, что я прав, только не хочешь этого признать.

Она выскочила за дверь.

Проводив ее взглядом, Язон задумчиво потер пальцами щетинистый подбородок.

«Кажется, женщина берет верх над пиррянином, — сказал он себе. — По-моему, я видел слезы на ее глазах… Может быть, даже первые слезы за всю кровавую историю этого истерзанного войной города…»

ГЛАВА XXI

— Только урони эту штуку, и Керк оторвет тебе обе руки, — сказал Язон. — Вон какой он мрачный, сам не рад, что дал себя уговорить на это дело.

Скоп негромко выругался, передавая громоздкую упаковку с частями пеленгатора Мете, которая стояла в открытом люке корабля. Язон наблюдал за погрузкой и подстреливал излишне любопытных представителей местной фауны. В это утро больше всего было рогоносов, он один уложил четырех. Язон последним поднялся на борт и задраил за собой люк.

— Где ты его поставишь? — спросила Мета.

— Где ты посоветуешь, — ответил Язон. — Мне нужно для антенны такое место, чтобы ее не экранировал металл. Тонкий пластик — не страшно. В крайнем случае установлю антенну снаружи и налажу дистанционное управление.

— Может, так и придется сделать. Корпус сплошной, для обзора у нас служат приборы и телевидение. Так что… Хотя погоди, кажется, есть подходящее место.

Мета проводила его к отсеку, где помещалась одна из спасательных капсул. Вход в этот отсек всегда был открыт. Они вошли; за ними вошел и Скоп со своей ношей.

— Капсулы утоплены в корпус только наполовину, — объяснила Мета. — У них прозрачные носовые иллюминаторы, которые закрыты щитами, но щиты автоматически сбрасываются, когда капсула катапультируется.

— А сейчас можно раздвинуть щиты?

— Попробуем, — сказала Мета.

Она проследила провода до соедини тельной коробки, открыла крышку, замкнула реле вручную, и тяжелые пластины втянулись в корпус. Большая часть иллюминатора выступала ниже брюха корабля, это обеспечивало свободный обзор.

— Превосходно, — заключил Язон. — Здесь и устроюсь. А как мы с тобой будем переговариваться?

— Вот… Видишь, устройство связи и блок с фиксированной настройкой. Только больше ничего не трогай, особенно вот этот контакт.

Мета показала на рукоятку посредине панели управления.

— Если включить его, через две секунды капсула отстреливается. А своего запаса горючего у нее нет.

— Есть не трогать, — сказал Язон. — Теперь вели этому тугодуму подключить меня к сети питания, и я соберу пеленгатор.

Аппарат был не очень сложный, но требовал точной настройки. Чашеобразная антенна подавала сигнал на чувствительное приемное устройство. Напряжение входного сигнала резко падало при малейшем отклонении в сторону, это позволяло точно определить его направленность. Дальше он поступал на усилитель, который в отличие от сосредоточенных радиопеленгаторов первого каскада, смонтированного из отдельных деталей, был выполнен в виде печатной схемы на белой подложке с надежно приклеенными полосками контактов на входе и выходе.

Закончив сборку и установку, Язон кивнул изображению Меты на экране визифона.

— Пошли, да потише, пожалуйста. Обойдемся без твоих любимых девятикратных перегрузок. Когда взлетим, пойдешь медленно над Периметром, пока не дам новую команду.

Корабль умеренным ходом взмыл в воздух, набрал высоту и лег на круговой курс. После пятого круга Язон покачал головой.

— С аппаратом, по-моему, все в порядке, но слишком много помех от местной активности. Отойди-ка на тридцать километров от города, там опять пойдем по кругу.

На этот раз дело пошло лучше. Со стороны города поступал мощный импульс; пеленгатор давал его направление с точностью до одного градуса. Развернув антенну под прямым углом к курсу, Язон получал достаточно постоянный сигнал. Мета повернула корабль вокруг продольной оси так, что капсула Язона оказалась точно внизу.

— Теперь полный порядок, — сказал он. — Держи так и старайся, чтобы нос не отклонялся.

Сделав засечку на лимбе, Язон повернул антенну на 180 градусов. Корабль продолжал идти по кругу, а Язон внимательно следил, нет ли импульсов, направленных к городу. Когда половина окружности была пройдена, он снова услышал сигнал.

Полоса была узкая, но мощная. Для полной уверенности Язон прошел еще два полных круга и оба раза точно засек гирокомпасом направление. Показания совпали. После этого он вызвал Мету.

— Приготовиться делать поворот вправо, или как там у вас это называется. Кажется, есть пеленг. Внимание… давай!

Поворот был сделан так плавно, что Язон ни на секунду не потерял сигнала. Два-три раза стрелка прибора качалась, но Язон тотчас возвращал ее на место. Как только корабль лег на заданный курс, Мета увеличила тягу.

Они шли прямо на область лесных пиррян.

Час хода почти на предельной атмосферной скорости не принес никаких изменений. Мета ворчала, но от курса не отклонялась. Направление сигнала не менялось, а мощность понемногу росла. Они прошли над цепью вулканов по краю материка, и корабль тряхнули восходящие потоки воздуха. Когда берег остался позади и внизу простерлось море, Скоп тоже начал ворчать. Он все крутил свою турель, однако вдали от суши не по чему было стрелять.

Но вот из-за горизонта появились острова, и сразу направление сигнала переменилось.

— Сбавляй ход! — скомандовал Язон. — Похоже, наш источник на этих островах!

Некогда здесь был целый материк. Он плавал на жидком ядре Пирра, напряжения в коре менялись, суша перемещалась, и материк ушел под воду. От кипящего жизнью края осталась лишь цепочка островов, некогда бывших вершинами самого высокого хребта. Торчавшие из океана клочки суши стали убежищем последних обитателей погибшего континента, победителей долгой и жестокой борьбы за существование. Здесь уцелели древнейшие виды пиррянской фауны.

— Пониже, — распорядился Язон. — Курс на большую гору. Кажется, сигнал идет оттуда.

Они прошли над самой горой, но увидели только деревья да опаленные солнцем камни.

Дикая боль пронизала голову Язона. Словно страшный заряд ненависти проник из приемника ему в череп. Он сорвал наушники и стиснул голову руками. Сквозь слезы он увидел, как с деревьев внизу сорвались черные тучи крылатых тварей. Склон промелькнул и исчез, в ту же секунду Мета резко прибавила ход, и корабль пошел вверх.

— Нашли! — прозвучал ликующий голос Меты, однако она сразу переменила тон, увидев на экране лицо Язона. — Что с тобой? Что случилось?

— Я совсем разбит… В жизни не ощущал такой мощной телепатической атаки! Перед самой атакой я заметил какую-то дыру, что-то вроде входа в пещеру. Похоже, излучение идет оттуда.

— Ложись и отдыхай, — сказала Мета. — Я тебя живо доставлю домой, Сейчас свяжусь с Керком. Он должен знать, что произошло.

В здании космопорта стояла кучка ожидающих. Как только ракетные двигатели смолкли, они выбежали на поле, закрывая руками лицо от струй раскаленного воздуха. Керк первым ворвался внутрь корабля и отыскал взглядом Язона, распростертого на перегрузочном ложе.

— Это правда? — рявкнул он. — Ты выследил извергов, которые начали войну?

— Спокойно, брат, не горячись, — отозвался Язон. — Я засек источник телепатической команды, которой направляется война. Но я не установил, кто начал войну, и у меня нет, никаких оснований называть их извергами…

— Мне надоела твоя игра словами, — перебил его Керк. — Ты нашел этих тварей, их логово засечено?

— Совершенно точно, — подхватила Мета. — Найду с завязанными глазами.

— Отлично, отлично. — Керк потер руки так, что скрипнули мозоли. — Даже не верится, что наконец-то мы можем покончить с этой многовековой войной. Можем! Вместо того чтобы без конца косить эти проклятые самовозрождающиеся легионы, мы доберемся до вожаков. Разыщем их — пусть на себе узнают, что такое война, — и сотрем с лица планеты!

— Ни в коем случае! — возразил Язон, заставив себя сесть. — Ни за что на свете! С первого дня, как я прибыл на эту планету, мной все время помыкают, сколько раз моя жизнь висела на волоске! Думаешь, я сделал это только затем, чтобы ты мог потешить свою кровожадную душу? Я добиваюсь мира, а не истребления. Ты обещал связаться с этими существами, попробовать провести с ними переговоры. Честный человек держит свое слово!

— В другое время я убил бы тебя на месте за оскорбление, — сказал Керк. — Ну да ладно… Ты сделал большое дело для нашего народа, и мы не стыдимся признать, что обязаны тебе. И вообще, не надо обвинять меня в нарушении обещаний, которых я не давал. Я отлично помню свои слова. Я обещал поддержать любой разумный план, чтобы покончить с войной. Это самое, я и собираюсь теперь сделать. Твой план вести мирные переговоры нерационален. Поэтому мы уничтожим врага.

Керк повернулся, чтобы уходить.

— Подумай как следует! — крикнул Язон ему в спину. — Что плохого в том, чтобы попытаться устроить переговоры и объявить перемирие? А если уж не получится, испытаешь свой способ.

В отсек успело набиться довольно много народу. Керк остановился на пороге.

— Я скажу тебе, почему перемирие не годится. Это выход для трусов, понял? Ты инопланетник, с тебя нечего спрашивать. Но неужели ты хоть на секунду можешь допустить, что я стану поддерживать такую пораженческую линию? Учти, я говорю не только за себя, а за всех нас. Мы не боимся схватки и умеем постоять за себя. Мы знаем, что без войны сможем наладить здесь совсем другую жизнь. Но если нам придется выбирать между войной и трусливым ми ром — мы за войну! И кончится она только тогда, когда враг будет поголовно истреблен.

Его поддержали одобрительные возгласы, и Язону пришлось напрячь голос:

— Блестяще! Уверен, ты даже считаешь свои изречения оригинальными. Но ты прислушайся — слышишь овации на хорах? Это тебя приветствуют духи всех подонков, которые когда-либо бряцали оружием и кричали о пользе войны. Они узнают свои старые лозунги. Мы-де представляем светлые силы, а противник воплощает силы тьмы. Правда, враг говорит то же самое, но это ничего не значит. Знай себе тверди старые фразы, которые губят людей, сколько существует человеческий род. «Трусливый мир» — это надо же! Мир означает отсутствие войны, прекращение военных действий. При чем тут трусость? Что ты пытаешься замазать этим путаным определением? Свои истинные побуждения? Ты их стыдишься? И правильно делаешь, я бы тоже стыдился. Скажи лучше напрямик, что ты раздуваешь войну, потому что тебе нравится убивать! У тебя и твоих убийц душа радуется смотреть, когда кто-то умирает, вот вы и стараетесь!

Наступила напряженная тишина. Все ждали, что скажет Керк. Он побелел от ярости, но держал себя в руках.

— Ты прав, Язон. Нам нравится убивать. И мы будем убивать. Все, что противилось нам на этой планете, будет уничтожено. И мы сделаем это с величайшим удовольствием.

Он повернулся и вышел, не дожидаясь, когда развеется впечатление от его слов. Остальные последовали за ним, возбужденно переговариваясь. Язон откинулся на ложе совершенно разбитый.

Когда он открыл глаза, все уже ушли. Все, кроме Меты. На ее лице тоже был написан кровожадный экстаз, однако, посмотрев на Язона, она словно протрезвела.

— Ну что, Мета? — резко спросил он. — Никаких сомнений, никаких колебаний? Ты тоже считаешь, что другого пути покончить с войной нет?

— Не знаю, — ответила она. — Я не уверена. Впервые в жизни я чувствую, что может быть несколько ответов.

— Поздравляю, — с горечью сказал он. — Ты становишься взрослой.

ГЛАВА XXII

Стоя в сторонке, Язон смотрел, как в трюм корабля укладывают смертоносный груз. Пирряне весело таскали пулеметы, гранаты, газовые бомбы. Когда дошла очередь до ранца с атомной бомбой, кто-то запел лихой марш, и все подхватили. Они явно радовались, а Язон с тяжелым сердцем думал о предстоящем побоище. Он чувствовал себя предателем. Может быть, найденные им организмы следовало уничтожить. А может быть, и нет. Все равно, сперва надо было сделать хоть что-то для примирения, а так это будет просто-напросто убийство.

Из здания оперативного центра вышел Керк; из недр корабля донесся звук пусковых насосов. Через несколько минут — старт. Язон затрусил к кораблю и перехватил Керка на полпути.

— Я полечу с вами, Керк, ты не смеешь мне отказать. Как-никак ведь это я их нашел.

Керк помялся.

— Это боевая операция, — сказал он. — Где мы наблюдателей поместим, к тому же лишний вес… И ведь ты отлично знаешь, Язон, что нас теперь не остановишь.

— Вы, пирряне, первые лжецы во всей вселенной, — отозвался Язон. — Мне не хуже тебя известно, что корабль может взять в десять раз больше того, что вы сейчас погрузили. Ну так как, ты берешь меня или отказываешь без объяснения причин?

— Живо на борт! — сказал Керк. — Только не попадайся под ноги — растопчу.

Теперь, когда цель была известна, полет занял гораздо меньше времени. Мета подняла корабль в стратосферу по высокой баллистической кривой, которая заканчивалась на острове. Керк занял кресло второго пилота, Язон устроился позади них так, что видел экраны. Десантники — двадцать пять добровольцев — поместились в грузовом трюме, где лежало оружие. Все экраны были подключены к носовой видеокамере. Вот показался зеленый остров; он быстро надвигался, потом его заслонило пламя тормозных ракет. Мета сбросила ход и плавно посадила корабль на ровной площадке рядом со входом в пещеру.

На этот раз лучи ненависти не застигли Язона врасплох и все-таки заставили его сморщиться от боли. Стрелки, злорадно смеясь, открыли ураганный огонь по живности, которая окружила корабль плотным кольцом. Они тысячами косили представителей островной фауны, а те все шли и шли.

— Неужели это необходимо? — спросил Язон. — Это же просто убийство, резня, избиение…

— Самооборона, — возразил Керк. — Они нас атакуют, мы отбиваемся. Элементарно. А теперь заткнись, пока я не вышвырнул тебя туда.

Только через полчаса огонь немного ослаб. Животные продолжали атаковать, но массовые штурмы кончились. Керк распорядился по интеркому:

— Десантному отряду выходить! И глядеть в оба. Они знают, что мы здесь, и постараются задать вам жару. Отнесите бомбу в пещеру и проверьте, сколько тянется ход. Можно дать по ним хороший залп с воздуха, но какой от этого толк, если они засели в горе. Не выключайте визифоны. Положите бомбу и, как только я скомандую, возвращайтесь. Ну, пошли!

Десантники скатились по трапам на землю и образовали штурмовой порядок. Они подверглись атаке, но косили противника, не подпуская его близко. И вот направляющий уже вошел в пещеру. Его видеодатчик был обращен вперед, и на экранах в корабле было хорошо видно, как продвигается отряд.

— Да, большая пещера, — пробурчал Керк. — И главное, дальше понижается. Как раз то, чего я боялся. Сбросить бомбу сверху — закупорит вход, и только. Никакой уверенности, что обитатели не выберутся через какой-нибудь другой ход. Ну ладно, поглядим, как далеко она тянется.

Тепло в пещере позволяло пользоваться инфракрасными фильтрами. Стены рисовались на экранах черно-белыми узорами.

— Как вошли в пещеру, никаких признаков жизни, — докладывал командир отряда. — У входа были обглоданные кости, помет летучих мышей. На искусственное сооружение не похоже, обыкновенная пещера.

Десантники продолжали двигаться дальше, постепенно замедляя шаг. При всей нечувствительности пиррян к телепатии даже они ощущали лучи концентрированной ненависти, от которых у Язона все сильнее раскалывалась голова.

— Берегись! — вдруг закричал Керк, с ужасом глядя на экран.

Всю пещеру заполнили какие-то белесые безглазые твари. Боковые ходы, из которых сыпалась эта мерзость, были настолько малы, что животные казались порождением самой горы. Пламя огнеметов пожирало передовые шеренги, но сзади напирали другие. Изображение пещеры опрокинулось: командир упал. Линзу видеодатчика накрыли белые тела.

— Сомкнуть ряды! Огнеметы и газ! — рявкнул Керк в микрофон.

После первой атаки осталось меньше половины отряда. Прикрываясь огнеметами, уцелевшие бросали газовые гранаты. Сами они были надежно защищены от газа боевыми скафандрами. Кто-то нырнул в кучу тел и вытащил видеодатчик.

— Оставить бомбы и отойти! — скомандовал Керк. — Хватит с нас потерь.

Вместо убитого командира Керку ответил другой:

— Простите, начальник, но теперь что назад идти, что вперед. Газ свое дело делает. Немного осталось, зачем же отступать.

— Выполняйте приказ! — отрезал Керк, но лицо десантника уже исчезло с экрана.

Наступление продолжалось. Язон стиснул ручки кресла до боли в пальцах. Опомнившись, он разжал их и начал растирать.

На экране навстречу им опять плыла черно-белая пещера. Часы отмеряли минуту за минутой. Каждый раз, когда белесые твари атаковали, взрывались газовые гранаты.

— Вижу впереди что-то еще… другого вида, — произнес прерывающийся голос.

Узкий ход, постепенно расширяясь, сменился огромным залом — ни потолка, ни дальней стены не видно.

— Кто это там? — спросил Керк. — Прожектор направо!

Картинка на экране была смазана, выступы мешали рассмотреть подробности, но и без того было понятно, что речь идет о чем-то необычном.

— Никогда не видел… ничего похожего, — продолжал голос. — Что-то вроде больших растений, высота метров десять… Только они шевелятся. Не то ветви, не то щупальца прямо в нас целятся… голова разламывается…

— Подстрели одно, посмотри, что получится, — сказал Керк.

Грянул выстрел, и в ту же минуту мощная волна ненависти повергла десантников на землю. Они скорчились от боли, теряя сознание, неспособные ни думать, ни дать отпор безглазому зверью, которое снова пошло в атаку.

Сидя в корабле, Язон ощутил сильнейший шок и спросил себя, каково же людям там, в подземелье? Керка и Мету тоже поразило излучение. Керк ударил кулаком по раме визифона и закричал:

— Назад, назад сейчас же!

Поздно. Пиррянские твари захлестнули бьющихся в судорогах десантников, нащупывая швы скафандров. Наконец кому-то одному удалось встать. Отбиваясь руками от зверья, он с трудом сделал несколько шагов, нагнулся над копошащейся массой, напрягся и поднял своего мертвого товарища, у которого на спине был укреплен ранец. Мелькнули окровавленные пальцы, в следующую секунду все накрыла волна смерти.

— Это была бомба! — крикнул Керк Мете. — Если он не переключил механизм, у нас в запасе десять секунд. Уводи корабль!

Язон едва успел плюхнуться в перегрузочное ложе. Взревели ракетные двигатели, и на него навалилась огромная тяжесть. В глазах потемнело, но сознания он не потерял. Вой рассекаемого воздуха резал уши, потом наступила тишина — они вышли из атмосферы.

В тот самый миг, когда Мета сбросила ход, экраны озарила большая вспышка. И тотчас они потемнели — наружные видеодатчики не выдержали. Мета нажала кнопку — установка фильтров, потом другую — замена датчиков.

Далеко внизу, посреди клокочущего моря, на месте острова, вспухало раскаленное грибовидное облако. Они молча смотрели на него. Керк опомнился первым.

— Курс домой, Мета. Свяжись с оперативным центром. Мы потеряли двадцать пять человек, но они выполнили задание. Добили эту мерзость. И покончили с войной. Достойная смерть для мужчин.

Мета рассчитала орбиту, потом вызвала центр.

— Нет связи, — доложила она. — Наводящий луч принимаю, а на вызов никто не отвечает.

В эту минуту на экране возникло изображение пиррянина. Встревоженное лицо блестело от пота.

— Керк, ты? Сейчас же возвращайся с кораблем! Без его пушек не справимся! Минуту назад тут началось что-то невообразимое, со всех сторон атакуют, такого еще никогда не было!

— Как это так? — недоверчиво вымолвил Керк. — Война окончена. Мы взорвали их, уничтожили штаб.

— Они лютуют, как никогда прежде! — прозвучал сердитый ответ. — Не знаю, что вы там сделали, но только тут сейчас настоящая чертова мельница. Ладно, хватит болтать, гони сюда корабль!

Керк медленно повернул к Язону лицо, искаженное животной яростью.

— Ты! Это ты виноват! Надо было убить тебя в первый же день. Как мне хотелось это сделать, и теперь вижу, что я зря удержался. Ты словно чума — как прибыл сюда, кругом сеешь смерть. Ведь я знал, что ты не прав, да поддался твоему лживому языку. А что вышло? Сперва ты убил Велфа. Потом наших людей, которые пошли в пещеру. Теперь идет бой по всему периметру. Каждый, кто там погибнет, будет на твоей совести!

Взбешенный Керк шаг за шагом наступал на Язона, а тот отполз назад, пока не уперся в картодержатель. Рука Керка метнулась вперед. Это был не кулачный удар, а простая оплеуха. Язон дернулся в сторону, но ладонь Керка настигла его и сбросила на пол. Он упал на спину, плечом к картодержателю, и пальцы его коснулись контейнеров с матрицами ОХР.

Язон схватил обеими руками один контейнер, выдернул его из гнезда и со всего размаху ударил им Керка. Металлическая трубка рассекла пиррянину лоб и скулу, но рана ничуть его не обескуражила. Он нагнулся и с улыбкой, не сулящей ничего доброго, поднял Язона на ноги.

— Сопротивляйся, — сказал он. — Тем приятнее мне будет прикончить тебя.

И он занес над Язоном гранитный кулак, который способен снести противнику голову с плеч.

— Давай. — Язон прекратил борьбу. — Убивай. Тебе это ничего не стоит. Только не называй это правосудием. Да, Велф умер, чтобы спасти меня. Но десантники на острове погибли из-за твоей глупости. Я добивался мира, ты добивался войны. Ты получил ее. Убей меня, заглуши голос своей совести, ведь ты боишься смотреть правде в глаза.

Керк взревел от ярости, и его кулак, подобный копру для забивки свай, пошел вниз.

Мета обеими руками схватила руку Керка и повисла на ней, отвращая удар. Все трое повалились на пол; у Язона хрустнули кости.

— Не смей! — кричала Мета. — Язон был против высадки этих людей. Это была твоя затея. Ты не имеешь права убивать его за это!

Рассвирепевший Керк ничего не слышал. Сейчас он сражался с Метой. Конечно, женские мышцы не шли ни в какое сравнение с его могучими мускулами. Но она была пиррянка и сделала то, с чем не справился бы ни один инопланетчик. Ей удалось отвлечь Керка, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы освободиться от хватки Меты и отбросить ее в сторону. Этих секунд Язону оказалось достаточно, чтобы добраться до выхода.

Он выскользнул в переход, живо захлопнул люк и задвинул засов. Мгновением позже Керк обрушился всей тяжестью на люк с другой стороны. Сталь заскрежетала и подалась. Одна петля лопнула, другая держалась только чудом. Еще толчок, и она полетит.

Но Язон не стал этого дожидаться. Ему вовсе не хотелось проверять, долго ли может устоять люк против разъяренного пиррянина. Он и без того уже знал, что нет таких дверей, которые удержали бы Керка. И Язон со всей доступной ему прытью пустился вниз по трапу. На корабле укрыться негде — значит, надо покидать корабль. А вот и шлюпочная палуба со спасательными капсулами.

С тех самых пор, как Язон увидел эти капсулы, они не шли у него из головы. Конечно, он не мог предвидеть такой ситуации, однако он допускал, что в какой-то момент ему может понадобиться, так сказать, транспортное средство. И спасательная капсула его устраивала как нельзя лучше. Если не считать того, что ни в одной из этих капсул, по словам Меты, нет горючего… В той капсуле, где Язон сидел с пеленгатором, баки в самом деле были пустые, он нарочно проверил. Но ведь есть еще пять капсул. Спасательные капсулы без горючего — хитрая загадка, но у него было время поразмыслить над ней, и, кажется, он знает ответ.

Этот космический корабль у пиррян единственный. Мета как-то говорила ему, что они давно хотели приобрести второй, да до сих пор так и не собрались. Каждый раз деньги уходили на вооружение. И к тому же они вполне обходились одним кораблем, только надо было всегда держать его в готовности, чтобы город мог жить. Без поставок горожане просуществовали бы от силы два-три месяца. Поэтому, что бы ни случилось с кораблем, команде никогда не пришло бы в голову покинуть его в полете. Ведь гибель корабля означала гибель их мира.

Это освобождало их от необходимости заправлять горючим спасательные капсулы. Во всяком случае, всю шестерку. Но хоть одна-то должна быть заправлена для коротких рейсов, в которые нет смысла гонять большой корабль! Язон чувствовал, что тут в его рассуждениях намечается слабина. Чересчур много «если»… Если они вообще пользуются капсулами, то какую-то из них поддерживают в рабочем состоянии. Если так, то в ее баках должно быть горючее. Если горючее есть, то в какой из шести? Все проверять некогда. Он должен угадать с первого раза.

Правда, на этот счет у него была догадка. Еще одна. Если капсула заправлена, то, скорее всего та, которая расположена ближе всех к пилотской кабине. Та самая, к которой сейчас метнулся Язон, думая о том, что его жизнь висит на тонкой цепочке догадок.

Люк за его спиной с грохотом упал. Яростно рыча, Керк прыгнул вниз. Язон нырнул в люк спасательной капсулы со всей скоростью, какую ему позволяли развить два G. Схватил обеими руками стартовый рычаг и рванул его.

Зазвенел аварийный сигнал, и люк капсулы закрылся перед самым носом Керка. Только молниеносная реакция спасла пиррянина от чувствительного удара.

Пусковая установка отстрелила капсулу. Кратковременное ускорение бросило Язона на пол, потом началось свободное падение, и он поплыл по воздуху. Двигатель молчал.

Вот когда Язон постиг смысл выражения «верная смерть». Без горючего капсула камнем рухнет в джунгли и разлетится вдребезги при ударе о землю. Теперь его ничто не спасет.

Вдруг сработало зажигание, взревели ракеты, Язон врезался в переборку и расквасил себе нос. Сел, вытер кровь и осклабился. Все в порядке, горючее есть. А зажигание и так должно запаздывать, чтобы капсула успела отойти, сколько надо от корабля.

Так, теперь разберемся в управлении… Язон добрался до пилотского кресла.

Автопилот уже принял данные с альтиметра и выровнял капсулу параллельно земле. Как и на всяком спасательном устройстве, управление было предельно простое, чтобы даже новичок мог справиться. Автопилот не отключался, он работал параллельно с ручным управлением, исключая грубые ошибки. Вот и сейчас стоило Язону нетерпеливо крутануть штурвал, как автопилот притормозил его.

Язон увидел через иллюминатор, как корабль закладывает крутой вираж. Он мог только гадать, кто ведет корабль и в чем смысл этого маневра. Как бы то ни было, лучше не рисковать. Он резко подал штурвал вперед и выругался, потому что капсула вместо того, чтобы спикировать, пошла плавно вниз. Корабль не был так ограничен в своих маневрах. Он резко изменил курс и ринулся на перехват. Носовая турель открыла огонь, и капсулу тряхнул взрыв. От сильного толчка что-то случилось с автопилотом, плавный спуск сменился крутым пикированием, все поле зрения занял стремительно надвигающийся лес.

Язон рванул штурвал на себя и едва успел закрыть руками лицо.

Рев ракет… треск ломаемых деревьев… громкий всплеск… Затем — тишина.

Ветер унес дым. Высоко в небе кружил космический корабль. Вот он пошел вниз, словно собираясь сесть. Но тут же снова набрал высоту. Город звал на помощь, лояльность пересилила, и корабль, извергая пламя, помчался домой.

ГЛАВА XXIII

Ветви спружинили, тормозные ракеты сработали вовремя, трясина тоже смягчила падение. И все-таки это была не посадка, а крушение. Разбитый цилиндр медленно погружался в болотную жижу. Нос целиком ушел под воду, прежде чем Язону удалось ударом ноги открыть аварийный люк в средней части капсулы.

Никто не смог бы ответить, сколько времени понадобится болоту, чтобы засосать всю капсулу, да Язону было и не до того, чтобы размышлять над этим. Весь в синяках и ссадинах, он еле нашел в себе силы выкарабкаться наружу. Спотыкаясь и падая, он добрел до относительно сухого места и тяжело сел.

Капсула громко булькнула и окончательно скрылась. Несколько минут со дна еще поднимались пузырьки воздуха, затем и они пропали. Если не считать ободранных деревьев и разбросанных ветвей, ничто не говорило о вторжении космического аппарата в эти края.

Над болотом проносились насекомые, безмолвие леса нарушал только мерзкий вой какого-то зверя, расправляющегося с добычей. Потом и этот звук замер, воцарилась полная тишина.

Язон сбросил с себя оцепенение. У него было такое чувство, будто его пропустили через мясорубку; мысли вязли в густом тумане, заполнившем голову; наконец он вспомнил, что у него есть аптечка. Она никак не хотела отстегиваться, тогда он подсунул руку под жерло и навалился корпусом на аппарат. Аптечка прилежно загудела, и хотя Язон не ощутил уколов, он понял, что устройство сработало. Постепенно головокружение прошло, и у него прояснилось в глазах. Болеутоляющие средства окончательно разогнали черное облако, которое окутало его мозг, когда капсула спикировала в лес.

Рассудок вернулся к нему и принес с собой чувство одиночества. Без еды, без друзей, кругом враждебные силы чужой планеты… В недрах души зародился страх, и Язону стоило большого труда укрощать его.

— Думай, Язон, думай, не поддавайся эмоциям, — сказал он вслух, увещевая самого себя.

Сказал — не обрадовался, так жалко прозвучал в пустоте его голос с оттенком истерии. В горле что-то застряло, он откашлялся, сплюнул и увидел кровь. Глядя на красное пятнышко, Язон вдруг ощутил прилив ярости. Как он ненавидел эту свирепую планету и невообразимую тупость живущих на ней людей! Он громко выругался. На этот раз голос его уже не казался жалким. Язон орал, грозил кому-то кулаком. Помогло. Гнев вытравил страх и вернул ему здравый взгляд на действительность.

Совсем не так уж плохо посидеть на земле… Солнце ласково пригревало, и когда он откинулся на спину, то почти забыл о двойном тяготении. Прилив ярости вымыл страх из его души, а отдых прогнал усталость. Где-то в глубинах сознания возникло старое, стертое изречение: «Пока есть жизнь — есть надежда». Банально, ничего не скажешь, но в этих словах кроется зерно истины.

Итак, что у него есть в активе? Он изрядно потрепан, но жив. Ушибы и ссадины не страшные, кости целы. Пистолет в порядке; едва Язон подумал о нем, как он тотчас выскочил из кобуры. Да, пиррянское снаряжение сработано на совесть. Аптечку он уже проверил. Если он сохранит трезвость суждений, будет идти по возможности прямо и сумеет прокормиться плодами здешней земли, есть надежда добраться до города. Какой прием ждет его там — это другой вопрос. Придет — узнает. Сначала надо дойти.

В пассиве — планета Пирр. Изнуряющее тяготение, зверская погода, лютые звери. Сумеет ли он выжить? Как нарочно, небо вдруг потемнело, и в лесу зашелестел приближающийся дождь. Язон поднялся на ноги, чтобы засечь азимут, пока все не скрылось в пелене дождя. Вдали неясно вырисовывались горы, он помнил, как корабль проходил над ними. Что ж, это будет первый этап. Доберется туда, наметит следующий.

Неистовые порывы ветра забросали его листьями и мусором, потом хлынул ливень. Мокрый, озябший, адски усталый, с трудом переставляя ноги, он брел по планете смерти.

Спустилась ночь, а дождь все лил. Ориентироваться было невозможно, значит, идти дальше бессмысленно. К тому же Язон совсем выбился из сил. А впереди его ждала мокрая ночевка. Деревья кругом были такие толстые и скользкие, что он и при обычном тяготении ни на одно не влез бы. Проверил под упавшими стволами, под кустами — всюду одинаково мокро. Под конец Язон свернулся калачиком на земле около дерева и забылся, дрожа всем телом.

Около полуночи дождь прекратился, и сразу сильно похолодало. Язону приснилось, что он замерзает, к нему подкрадывается смерть, а проснувшись и с трудом открыв глаза, он убедился, что это почти так и есть. Между ветвями сыпал снежок, припорашивая землю, а заодно и Язона. У него все суставы окоченели, и, когда он чихнул, грудь пронизала острая боль. Ноющие мышцы жаждали только покоя, но еще теплившийся рассудок приказал встать. Дальше лежать — смерть. Придерживаясь рукой за ствол, чтобы не упасть, он пошел вокруг дерева. Шаг за шагом, круг за кругом… Холод мало-помалу отступал, дрожь унялась. Усталость окутывала его тяжелой серой пеленой, а он все, шел и шел с закрытыми глазами, открывая их только тогда, когда падал и надо было, превозмогая боль, вставать.

На рассвете солнце выжгло снеговые тучи. Язон прислонился к дереву и поднял к небу воспаленные глаза. Кругом все было бело, не считая натоптанной им черной дорожки. Опираясь спиной о гладкий ствол, Язон медленно опустился на землю. Всеми клетками он впитывал солнечные лучи.

Голова закружилась от усталости, губы потрескались. упорный кашель раздирал грудь. Солнце, едва выйдя из-за горизонта, уже припекало. Язон быстро высох, потом ему стало жарко. Очень жарко.

Что-то не в порядке… Эта мысль настойчиво стучалась в его мозг. Наконец он впустил ее и рассмотрел со всех сторон. Что не в порядке?.. Его самочувствие.

Воспаление легких. Явные признаки пневмонии.

Язон улыбнулся, потом слизнул с губ капельки крови. Право, смешно: он успешно отбивался от пиррянских хищников и ядовитых рептилий, а вот самые крохотные бестии его одолели. Ничего, найдется и на них управа. Он засучил рукав и дрожащими пальцами прижал к руке жерло аптечки. Послышался щелчок, затем сердитое жужжание. Он знал, что этот звук что-то означает, — но что именно? Подняв аптечку, Язон увидел торчащий конец иглы. Ну конечно. Нет антибиотика, предписанного анализатором. Аппарат нуждается в заправке.

Язон выругался и отшвырнул аптечку; она шлепнулась в лужу и утонула. Конец аптечки, конец Язона динАльта. Одинокий воитель против полчищ планеты смерти… Отважный чужепланетчик, ни в чем не уступающий местным жителям… Всего один день без посторонней помощи — и его смертный приговор утвержден.

За его спиной раздалось свирепое рыканье. Он мгновенно повернулся и выстрелил, бросаясь на землю. И даже не успел осознать происходящего, как уже все было кончено. Пиррянская школа здорово натренировала его подкорковые центры. Глядя на уродливую тварь, которая корчилась в предсмертных судорогах в метре от него, Язон сказал себе, что часы учения не пропали зря.

Тут же он с огорчением подумал, что убил одну из собак корчевщиков. Однако, присмотревшись, Язон заключил, что этот зверь отличается от собак и мастью и размерами. И нравом. Хотя выстрел разнес грудную клетку и кровь била фонтаном из разорванных сосудов, чудовище все еще пыталось добраться до противника. Оно успело доползти до самых ног Язона, прежде чем смерть подернула дымкой его глаза.

Нет, это не собака, но, возможно, ее дикий родич. Вероятно, тут такое же родство, как между собакой и волком на Земле. Может быть, и у этих тварей есть волчьи стаи? Может быть, и они охотятся стаями?

Он живо поднял голову. И вовремя поднял! Между деревьями крались серые силуэты. Язон уложил одного за другим двух хищников; остальные, яростно ворча, отступили в лес. Но они не ушли совсем. Гибель трех членов стаи не устрашила остальных, только прибавила им злости.

Сидя спиной к дереву, Язон отражал повторные атаки. Подпустит зверье поближе и только тогда открывает огонь. После каждого выстрела, сопровождающегося предсмертным визгом жертвы, все громче и яростнее выли уцелевшие. Некоторые затевали драку между собой, давая выход своему бешенству. Один, поднявшись на задних лапах, начал сдирать когтями кору с дерева. Язон выстрелил по нему, но промахнулся, расстояние было слишком велико.

Он подумал, что у высокой температуры бывают свои преимущества… Ведь вот рассудок говорит ему, что он доживет только до заката или до тех пор, пока не расстреляет все патроны. А ему хоть бы что! Наплевать на все. Он полностью расслабился. Поднимет руку, выстрелит — и опять отдыхает. Иногда приходилось поворачиваться, чтобы уложить зверя, который подкрадывался сзади. Будь дерево потоньше, на этот маневр уходило бы меньше усилий… Ничего, и это сойдет.

Под вечер он истратил последний заряд. Поймав себя на том, что он все чаще промахивается, Язон на этот раз дал зверю подойти совсем близко, потом выстрелил. Чудовище захрипело и испустило дух. Остальные с воем отпрянули, при этом одна тварь подставила бок, и Язон поспешил нажать на спуск.

Последовал негромкий щелчок. Осечка? Он нажал снова — опять щелчок. Магазин был пуст, опустел и патронташ на поясе. Язон не мог даже припомнить, сколько раз перезаряжал свое оружие. Выходит, конец. Верно ему говорили, Пирр ему не по зубам. А что говорили — как будто Пирр и с ними не расправится! Еще ни один пиррянин не умер своей смертью. И вообще пирряне не доживают до преклонных лет — их раньше съедают.

Теперь, когда ему не надо было держаться начеку и отстреливаться, болезнь взяла верх над ним. Ему страшно хотелось спать, и он знал, что это будет долгий сон. Слипающимися глазами он смотрел, как зверье подкрадывается к нему. Вожак уже совсем близко… Язон увидел, как его мышцы напряглись для прыжка.

Хищник прыгнул. Сделал в воздухе кувырок и упал подле Язона. Из клыкастой пасти струилась кровь, в голове сбоку торчал короткий металлический черенок.

Два человека вышли из зарослей и на правились к Язону. Звери тотчас скрылись; одного появления этих людей было достаточно, чтобы обратить их в бегство.

Корчевщики. Он так спешил добраться до города, что забыл про корчевщиков. Хорошо, что они здесь. Хорошо, что пришли. Язык не слушался Язона, поэтому он улыбнулся им в знак благодарности. Но улыбаться было очень больно, и он решил поспать.

ГЛАВА XXIV

Дальше он воспринимал происходящее только урывками. Какое-то движение и крупные животные кругом… Стены, запах дыма, голоса… Но его ничто не волновало и не заботило. Он слишком устал. Куда легче и проще ничем не загружать мозги.

— Наконец-то, — сказал чей-то голос. — Еще день-другой, и мы закопали бы тебя в землю, хотя бы ты еще и дышал.

Язон прищурился, стараясь фокусировать расплывшееся перед его глазами лицо. Узнал Реса, хотел ответить, но едва открыл рот, как на него напал нестерпимый кашель. Кто-то поднес ему к губам чашку, и он проглотил какую-то сладковатую жидкость. Отдохнув немного, он сделал новую попытку.

— Давно я здесь? — Язон не узнал собственного голоса, так тонко и слабо он прозвучал.

— Восемь дней, — сказал Рес. — Но почему ты меня не слушал, когда мы с тобой говорили в прошлый раз? Почему не остался около ракеты после аварии? Я же сказал тебе, что ты можешь садиться в любом месте нашего края. Ну ладно, теперь это уже позади. Но в другой раз слушай меня повнимательнее. Наши люди не теряли времени, они еще до темноты были на месте аварии. Увидели сломанные деревья, увидели след от затонувшей ракеты и сперва подумали, что из нее никто не смог выбраться. Но тут одна из собак взяла твой след. Ночью в болотах она его опять потеряла. Сколько ни искали, не могли найти. Сам понимаешь — грязь, снег… На следующий день уже хотели вызвать подмогу, когда вдруг услышали стрельбу. В последнюю минуту подоспели, насколько я понимаю. К счастью, один из них был говорун, он приказал диким собакам уходить. Иначе пришлось бы их всех перебить, а это никуда не годится.

— Спасибо, что выручили меня, — сказал Язон. — Без вас я бы пропал. А что было дальше? Я помню только, как я простился с жизнью. Определил воспаление легких, верная смерть в моем тогдашнем состоянии без специального ухода. Выходит, вы ошибались, когда говорили, что от ваших лекарств мало проку. Мне-то они явно помогли…

Он замялся, глядя на Реса, который отрицательно качал головой с хмурым и озабоченным видом. Рядом с Ресом стояли еще два корчевщика, в том числе Накса, и у обоих на лице было удрученное выражение.

— В чем дело? — насторожился Язон. — Если мне помогли не ваши лекарства, то что же помогло? Во всяком случае, не моя аптечка. Она была пустая. Помню, я ее не то обронил где-то, не то выбросил.

— Ты умирал, — медленно заговорил Рес. — Мы не могли тебя выручить. Тут нужен был такой аппарат, какие делают жестянщики. Мы добыли его у водителя транспортера.

— Как добыли? — поразился Язон. — Вы же сами говорили, что горожане не дают вам лекарств. Он ни за что не отдал бы свою аптечку. Только…

Рес кивнул головой и договорил:

— …мертвый. Да, он был мертв. Я сам его убил с превеликим удовольствием.

Слова Реса поразили Язона в самое сердце. Откинувшись на подушки, он мысленно перебирал всех тех, кто погиб после того, как он попал на Пирр. Люди умирали, чтобы спасти его, умирали, чтобы он жил, умирали из-за его идей. Он чувствовал себя последним негодяем. Будет ли Краннон последней жертвой или горожане захотят отомстить?

— Вы понимаете, что это значит? — произнес он через силу. — Гибель Краннона окончательно восстановит город против вас. Вы больше ничего не получите. Они будут нападать на вас при каждом удобном случае, убивать ваших людей…

— Все это мы знаем! — ответил Рес охрипшим от волнения голосом. — Не подумай, что нам было легко решиться на такое. У нас было что-то вроде торгового соглашения с жестянщиками. Транспортеры с товарами считались неприкосновенными. Ведь это наше единственное связующее звено с галактикой, последняя надежда на то, что когда-нибудь все-таки удастся наладить контакт с внешним миром.

— Тем не менее вы разрушили это звено, чтобы спасти меня. Вот для чего?

— На этот вопрос только ты можешь ответить. Город подвергся сильнейшей атаке, мы видели бреши в стене, в одном месте им пришлось отодвинуть линию обороны назад. В это время космический корабль находился над океаном и сбрасывал какие-то бомбы. Наши люди видели вспышку. Потом корабль пошел обратно, а ты покинул его на маленькой ракете. Они обстреляли ее, но убить тебя им не удалось. И ракета уцелела, мы как раз собираемся поднять ее из болота. Что все это означает? На этот вопрос никто не мог нам ответить. Мы понимали только, что произошли очень важные события. Тебя нашли живым, но было очевидно, что ты обречен и от тебя мы ничего не узнаем. Может быть, ракету еще можно отремонтировать и использовать. Может быть, ты украл ее для нас с этой целью. Мы не могли дать тебе умереть, хотя бы это грозило нам долгой войной с горожанами. Объяснили положение всем тем из наших людей, кого удалось застать на месте, и все были за то, что тебя надо спасти. Я убил жестянщика, взял аптечку, загнал двух доримов и поспел как раз вовремя. А теперь скажи нам, что все это значит? Какой у тебя план? Что он нам даст?

Чувство вины лишило Язона речи. В памяти промелькнул эпизод из старинной легенды — про Иону, который загубил космический корабль со всеми людьми, а сам остался жив. Не о нем ли эта притча? Неужели он погубил целый мир? Смеет ли он признаться этим людям, что угнал ракету только затем, чтобы спасти собственную жизнь.

Три пиррянина выжидательно наклонились над ним. Язон закрыл глаза, чтобы не видеть их лиц. Как быть? Если он скажет им все как есть, они тут же убьют его и будут правы. Собственная судьба его уже не беспокоила, но ведь если он сейчас умрет, все жертвы окажутся напрасными. А между тем война между планетой и людьми может быть прекращена. Все факты налицо, осталось только пригнать их друг к другу. Он уже знал бы ответ, если бы не эта проклятая усталость. Решение готово, схоронилось где-то в мозгу и ждет, чтобы его извлекли из тайника.

За стеной послышался топот, потом невнятный крик, но пирряне не обратили внимания на эти звуки, они напряженно ждали, что ответит Язон. А он никак не мог подобрать нужные слова. Одно ему было ясно: нельзя говорить правду. Его кончина будет кончиной всех надежд. Надо лгать, чтобы выиграть время и отыскать решение, которое вертится где-то совсем рядом… Но утомленный мозг был не в состоянии придумать что-нибудь правдоподобное.

В напряженной тишине громко стукнула дверь. На пороге стоял кряжистый человек, его багровое лицо, обрамленное седой бородой, дышало гневом.

— Вы что тут, оглохли все? — рявкнул он. — Целую ночь скачу, всю глотку сорвал, а вы сидите здесь словно клуши. Выходите! Живо! Землетрясение! Вот-вот начнется сильное землетрясение!

Пирряне вскочили на ноги и обрушили на вошедшего град вопросов. Голос Реса прозвучал громче других:

— Хананас! Сколько у нас времени?

— Сколько времени? Нашел, о чем спрашивать! Уходите, пока живы, это все, что я знаю!

Не тратя времени на дальнейшие разговоры, корчевщики живо приступили к сборам, и через минуту Язон уже лежал на носилках, укрепленных на спине дорима.

— В чем дело? — спросил он пиррянина, который привязывал его к носилкам.

— Землетрясение надвигается, — ответил тот, затягивая узел. — Хананас — наш лучший предсказатель по этой части. Он всегда заранее знает, когда ждать землетрясения. Кого успеет предупредить, те уходят. Предсказатели всегда наперед знают — чувствуют, что ли.

Он управился с узлами и исчез.

Когда они тронулись в путь, уже смеркалось и красный закат перекликался с пунцовым заревом на севере. Издалека доносился глухой гул, который воспринимался скорее осязанием, чем слухом; в земле отдавались толчки. Доримы без понукания пустились валкой рысью. Они прошлепали копытами по мелкому болоту, после чего Хананас резко изменил курс. Причину этого Язон понял немного погодя, когда небо на юге словно взорвалось. Яркая вспышка озарила лес, потом сверху посыпался пепел, по деревьям барабанили раскаленные камни. Земля шипела там, где они падали, и быть бы лесному пожару, если бы не недавний дождь.

Рядом с маленьким караваном колыхалось что-то большое и черное. Когда они выехали на поляну, Язон присмотрелся и в отраженном свете разглядел косматое чудовище с огромными кривыми рогами.

— Рес… — позвал он, задыхаясь.

Рес бросил взгляд на зверя и отвернулся.

Чудовище его не то что не испугало — даже не заинтересовало. Посмотрев по сторонам, Язон понял почему.

Бегущие животные не издавали ни звука, поэтому он не заметил их раньше. Между деревьями справа и слева мелькали темные силуэты. Какие-то из них он узнавал, незнакомых видов было намного больше. Несколько минут совсем рядом, мешаясь с одомашненными собаками, бежала стая диких псов. И ничего, как будто всегда так было. Над головой у всадников проносились летающие твари. Перед угрозой катаклизма междоусобицы были забыты. Все живое объединилось в борьбе за жизнь. Путь пересекли жирные животные с изогнутыми клыками, похожие на свиней. Доримы замедлили бег, осторожно ставя ноги, чтобы не топтать их. Иногда мелкие твари цеплялись за спину более крупных и какое-то время ехали на них верхом, прежде чем соскочить опять.

Скрипучие носилки немилосердно трясли Язона, и в конце концов его сморил сон. Ему снились звери, несущиеся вперед в бесшумном стремительном беге. Откроет глаза, закроет глаза — одно и то же, нескончаемая череда животных.

Эта картина таила в себе какой-то глубокий смысл… Но что именно? Язон нахмурился, соображая. Бегущие животные, пиррянские животные…

Вдруг он сел на носилках, сон как рукой сняло. Ну конечно же!

— Что случилось? — спросил Рес, подъезжая вплотную.

— Ничего, едем дальше, — отозвался Язон. — Нам бы только выбраться живьем из этой переделки. Я знаю, как вашему народу получить то, чего он хочет, и прекратить войну. Есть способ, мы его применим.

ГЛАВА XXV

В памяти отложились только отдельные фрагменты ночного перехода. Кое-что запечатлелось очень четко — например, громадная, с космический корабль величиной, глыба раскаленного шлака, которая упала в озеро и обдала всадников горячими брызгами. И вообще подробности этого бесконечного перехода мало занимали изнуренного болезнью Язона. На рассвете они вышли из опасной зоны, и доримы с рыси перешли на шаг. Как только угроза миновала, звери исчезли, тихо разошлись в разные стороны, все еще соблюдая перемирие.

Но кончилась опасность — кончился и мир; Язон убедился в этом, когда они устроили привал. Вместе с Ресом он направился к зеленому пятачку возле упавшего дерева, однако на мягкой траве уже лежала дикая собака. При виде людей она вся напряглась, румяный восход высекал красные искры из ее глаз. В трех метрах от зверя Рес остановился и замер. Язон тоже остановился, спрашивая себя, почему корчевщик не берется за оружие и не зовет никого на по мощь. Что ж, ему виднее…

Неожиданно собака прыгнула прямо на них. Рес оттолкнул Язона в сторону, так что он упал навзничь, и сам припал к земле, держа в руке длинный нож, который выхватил из укрепленных на бедре ножен. Молниеносный выпад… Собака изогнулась в воздухе, пытаясь схватить нож зубами, но он уже вонзился в ее тело за лопаткой и распорол ее во всю длину. Она еще была жива, когда упала на землю, но Рес уже сидел на ней верхом. Задрав кверху защищенную пластинами голову, он перерезал собаке горло, потом тщательно вытер о ее шкуру нож и сунул его обратно в ножны.

— Обычно они смирные, — спокойно сказал он, — но эта чем-то была взбудоражена. Должно быть, потеряла стаю.

Как это не похоже на поведение горожан! Рес не лез на рожон и не стал нападать первый, он до последнего избегал схватки. Когда же зверь пошел в атаку, последовала быстрая и эффективная расправа. Но Рес не упивался своей победой, напротив, он явно был огорчен гибелью живого существа.

Правильно. Все стало на свои места. Теперь ему ясно, как начался смертельный поединок Пирра с человеком — и ясно, как его прекратить. Нет, жертвы не были напрасными! Каждая из них приближала его к цели. Осталось сделать последний шаг.

Рес смотрел на Язона, явно думая о том же.

— Выкладывай, — сказал он. — Что ты подразумевал, когда говорил, что мы сможем перебить жестянщиков и завоевать свободу?

Язон не стал его поправлять: пусть думают, что он всецело на их стороне.

— Собери остальных, я объясню. И надо, чтобы Накса непременно был и другие говоруны.

Люди Реса не заставили себя ждать. Каждый знал, что для спасения этого инопланетчика был убит жестянщик и теперь вся надежда на него. Глядя на обращенные к нему лица, Язон думал, как лучше растолковать им, что нужно сделать. Мысль о том, что многие из них погибнут, выполняя его план, не облегчила ему задачу.

— Всем нам хочется, чтобы прекратилась война на Пирре. Есть способ сделать это, но он потребует человеческих жертв. Может быть, погибнет кто-то из вас. По-моему, за такое дело не жалко отдать жизнь, ведь победа даст вашему народу все то, о чем вы давно мечтали.

Он обвел взглядом напряженно слушающих людей.

— Мы нападем на город и прорвем Периметр. Я знаю, как это сделать…

Толпа зашумела. Одни ликовали, предвкушая расправу с исконным врагом. Другие таращились на Язона как на сумасшедшего. Третьи были ошеломлены дерзким замыслом сразиться с вооруженным до зубов врагом в его оплоте. Язон поднял руку, и все смолкли.

— Я знаю, это кажется невозможным, — продолжал он. — Но послушайте, что-то надо делать. И сейчас самое время действовать. Дальше будет только еще хуже. Город, Пирр… жестянщики обойдутся без вашего продовольствия, их концентраты — порядочная дрянь, но прожить можно. А вот вам придется несладко, уж они постараются отомстить. Вы перестанете получать металл для инструментов, детали для электронной аппаратуры. Они способны даже выслеживать с воздуха и уничтожать ваши фермы. Словом, ждите неприятностей. И это только начало… Горожане проиграют войну против планеты. С каждым годом их остается все меньше, в один прекрасный день последние вымрут. Но сперва — уж я их знаю! — они взорвут свой корабль, а заодно и всю планету, если сумеют.

— А как мы можем им помешать? — крикнул кто-то.

— Помешаем, если нанесем удар теперь, — ответил Язон. — Я хорошо изучил город, знаю, как устроена оборона. Периметр предназначен для защиты от животных, а мы можем прорваться, если очень постараемся.

— Что толку? — возразил Рес. — Мы прорываем Периметр, они отходят, потом собирают все силы и наносят ответный удар. Разве мы устоим против их оружия?

— До этого не дойдет. Их космодром примыкает к Периметру, я точно знаю, где стоит корабль. Именно там мы и должны прорваться. Около корабля нет постоянной охраны, и вообще на космодроме мало людей. Мы захватываем корабль. Сможем ли мы им управлять, роли не играет. У кого в руках корабль, у того в руках и весь Пирр. Мы пригрозим уничтожить корабль, если не будут приняты наши условия. Им придется выбирать — либо массовое самоубийство, либо сотрудничество. Надеюсь, у них хватит ума предпочесть второе.

Секунду царила полная тишина, но тут же загудели голоса, все старались перекричать друг друга, пока Рес не вмешался и не навел порядок.

— Тихо! — крикнул он. — Дайте Язону договорить, потом решайте. Мы еще не слышали, как он предлагает осуществить прорыв.

— Успех моего плана зависит от говорунов, — сказал Язон. — Накса тут?

Он выждал, пока одетый в шкуры корчевщик не протиснулся вперед, и продолжал:

— Слушай, Накса, у меня к тебе вопрос относительно говорунов. Вы умеете приказывать доримам и собакам, это я хорошо знаю. А как с дикими животными? Можете вы их заставить слушаться вас?

— Диких-то? А что, заставим. Чем больше говорунов, тем больше наша сила. Что захотим, то и будут делать.

— Значит, можно организовать атаку, — возбужденно подытожил Язон. — Вы смогли бы собрать всех говорунов в одном месте, в противоположном конце от космодрома, и натравить животных на город, заставить их атаковать Периметр?

— Сможем ли мы? — Идея Язона явно привела Наксу в восторг. — Да мы отовсюду зверей сгоним, такой штурм устроим, они еще такого не видели!

— Значит, решено. Вы, говоруны, организуете штурм Периметра в дальнем конце. Только сами не показывайтесь, чтобы охрана не смекнула, в чем дело. Я видел, как они действуют. При сильной атаке вызывают подмогу из города и снимают часть людей с других участков Периметра. В разгар битвы, когда все их силы будут связаны в другом месте, я поведу отряд на прорыв и за хвачу корабль. Вот такой у меня план, и я уверен, что у нас все получится.

Кончив говорить, Язон в изнеможении опустился на траву. Лежа, он слушал, как идет бурное обсуждение, направляемое Ресом. Говорили о трудностях и о том, как их преодолеть. Участники дискуссии не видели никаких существенных изъянов в его плане. Это не означало, что он совсем не имел слабых мест, но Язон предпочитал не напирать на них. Эти люди всей душой хотят, чтобы его замысел свершился, и они его осуществят.

Когда обсуждение кончилось и все разошлись. Рес подошел к Язону.

— Ну так, в принципе все решено, — сказал он. — Никто не возражал. Теперь гонцы оповестят всех говорунов, ведь это наша ударная сила, чем больше мы их соберем, тем лучше. Вызывать их по визифону не стоит — кто поручится, что жестянщики не могут перехватывать наши передачи. Нам нужно пять дней, чтобы все подготовить.

— Да и мне нужно не меньше пяти дней, чтобы хоть сколько-нибудь восстановить силы, — ответил Язон. — А сейчас неплохо бы поспать.

ГЛАВА XXVI

— Необычное впечатление, — сказал Язон. — Я ведь никогда по-настоящему не видел Периметр снаружи. Уродство — другого слова не подберешь.

Он лежал на бугре рядом с Ресом и смотрел из-за кустов вниз на Периметр. Несмотря на полуденный зной, оба были закутаны в шкуры, ноги защищены толстыми крагами, руки — кожаными рукавицами. От жары и двойного тяготения у Язона кружилась голова, но он держался.

Впереди, за выжженной полосой, тянулся Периметр. Глухая стена, неодинаковая по высоте, неоднородная по материалу, сооруженная из самого различного материала. Невозможно сказать, какой она была первоначально. Атаки, атаки, атаки долбили, подрывали, разрушали ее. Горожане наспех ремонтировали стену, лепили заплаты. Грубая каменная кладка рассыпалась, на ее месте появлялись деревянные клети, а к ним примыкали сваренные по шву стальные плиты. Но и металл не мог устоять — свидетельством тому было рваное отверстие, через которое сыпался песок из лопнувших мешков. Поверхность стены опутывали сигнальные провода и проволока электрической защиты. Тут и там над периметром торчали стволы огнеметов, сжигающие все живое, что только приближалось к основанию стены.

— Эти штуки могут причинить нам много хлопот, — сказал Рес. — Видишь, вон та как раз прикрывает участок, где ты задумал прорваться.

— Не беспокойся, все будет в порядке, — заверил его Язон. — Хоть и кажется, что они бьют беспорядочно, но это не так. Промежутки между залпами разные, но эта хитрость рассчитана на зверей, а не на человека. Да ты сам убедись. Залп следует через каждые две, четыре, три и одну минуту.

Они отползли обратно в яму, где их ждали Накса и другие. Всего тридцать человек, а для такого задания как раз и требовался небольшой подвижный отряд. Их главное оружие — внезапность. Без нее арбалеты корчевщиков и десяти секунд не устоят против огневой мощи города.

В толстых шкурах всем было жарко, и кое-кто развязал одежду, чтобы немного остыть.

— Завяжитесь! — скомандовал Язон. — Вы еще не бывали так близко к Периметру и не представляете себе, что там творится. Я знаю, Накса не подпустит крупных животных, а с мелкими тварями вы все сами справляетесь. Тут другая опасность. Каждая колючка отравлена, каждая травинка оканчивается смертоносным шипом. Насекомых тоже берегитесь. И когда пойдем вперед, дышите только через мокрую тряпку.

— Он прав, — пробурчал Накса. — Я ни разу не был так близко. Под стеной смерть, сплошная смерть. Делайте как он велит.

Снова потянулось томительное ожидание. Они оттачивали и без того острые арбалетные стрелы и поглядывали на медленно ползущее по небу солнце. Один Накса не тяготился ожиданием. Он сидел, глаза где-то далеко, и слушал внутренним слухом, что происходит в джунглях.

— Идут, — сказал он наконец. — Никогда еще такой прорвы не слышал. Все звери, со всего края, отсюда до самых гор, мчатся к городу, только вои стоит.

Язон и сам кое-что улавливал. Атмосферу напряжения, страшную волну ненависти и ярости. Он знал, все получится, если только удастся сосредоточить атаку на узком фронте. Говоруны не сомневались в успехе. Еще на рассвете тонкая цепочка косматых людей в шкурах, охватив подковой пиррянских животных, мысленными командами погнала их на город.

— Пошли на штурм! — вдруг сказал Накса.

Все встали, глядя в сторону города. Язон физически ощутил, что Накса прав. А тут еще издалека донеслись выстрелы и мощные взрывы, над деревьями поднимались струйки дыма.

— Займем исходную позицию, — сказал Язон.

Лес кругом был словно пропитан концентратом ненависти. Полуодушевленные растения извивались и корчились, воздух наполнился тучами крылатой мелюзги. Накса, весь в поту, бормоча что-то, отводил в сторону катящуюся на них волну животных. Отряд потерял четверых, пока добирался до выжженной полосы. Одного ужалило какое-то насекомое, и хотя Язон подоспел с аптечкой, раненый все равно чувствовал себя так скверно, что вынужден был ползти обратно. А трое погибли, их распухшие, скорченные тела так и остались лежать на земле.

— Голова уже болит держать их, — проворчал Накса. — Когда пойдем на стену?

— Рано еще, — ответил Рес. — Мы ждем сигнала.

Один из корчевщиков нес радиостанцию. Осторожно поставив ее на землю, он забросил антенну на дерево. Рация была экранирована так, чтобы никакие импульсы не выдавали их присутствия. Включили приемник, но в динамике только потрескивали разряды.

— Можно было заранее рассчитать время… — заговорил Рес.

— Нет, — возразил Язон. — Тут важна точность. Мы должны пойти на прорыв в самый разгар штурма, будет больше шансов на успех. Даже если они перехватят наш сигнал, все равно сразу не сообразят, в чем дело. А через не сколько минут это и вовсе не будет играть никакой роли.

В динамике зашипела несущая частота. Чей-то голос произнес короткую фразу и выключился.

— Принесите три мешка муки.

— Пошли! — Рес рванулся вперед.

— Постой. — Язон поймал его за руку. — Не забывай про огнемет. Он даст залп через… есть!

Фонтан огня пролился на землю и погас.

— Четыре минуты до следующего, мы угадали в самый большой интервал!

Они побежали по мягкой золе, перепрыгивая через обугленные кости и ржавый металл. Двое корчевщиков подхватили Язона под руки и буквально несли его. Это не было предусмотрено, но помогло выиграть несколько драгоценных секунд. У стены они опустили его, и он вытащил мину, которую сделал из патронов от пистолета убитого Краннона, соединив их с детонирующим устройством. Операция была многократно отрепетирована, и теперь все шло как по маслу.

Язон выбрал для прорыва участок со стальными плитами. Они лучше всего противостояли пиррянским организмам, это позволяло надеяться, что насыпь за ними не такая мощная, как в других местах. Если он просчитался, им всем конец.

Бежавшие впереди уже прилепили к стене комья клейкой смолы. Язон вдавил в нее патроны, расположив их прямоугольником в рост человека. В это же время другие члены отряда размотали детонирующий шнур. Штурмовая группа рассыпалась вдоль стены, Язон доковылял до электродетонатора, упал на него и нажал рычаг.

Оглушительный взрыв сотряс стену и выбросил язык красного пламени. Рес первым подскочил к пробоинам и принялся дергать руками еще дымящийся металл. Подоспели остальные и дружно отогнули зазубренные края. Брешь заволокло дымом, ничего не было видно. Язон нырнул в нее, покатился по валунам и врезался во что-то твердое. Протерев глаза, он осмотрелся по сторонам.

Он был в городе.

Остальные тоже ворвались в брешь. На бегу они подхватили Язона на руки, чтобы не затоптать. Кто-то увидел космический корабль, и все рванулись в ту сторону.

Навстречу им из-за угла выскочил человек. При виде нападающих он с чисто пиррянской быстротой метнулся к подворотне. Но нападающие тоже были пиррянами, и он повалился на спину, пронзенный тремя стрелами. Не останавливаясь они бежали дальше между низкими складскими зданиями туда, где высился корабль.

И тут они увидели, как наружный люк медленно закрывается. Кто-то опередил их. Град стрел забарабанил по люку, да что толку.

— Вперед! — крикнул Язон. — Живей под корпус, пока он не открыл огонь!

Трое из отряда не успели добежать до укрытия. Все остальные уже стояли под кораблем, когда его пушки заговорили. Большинство снарядов разрывалось поодаль, но все равно в ушах стоял звон от электрических разрядов и летящих осколков.

Троих накрыло шквалом огня и разнесло на молекулы. Прорвавшийся в корабль пиррянин нажал сразу все гашетки, чтобы отразить атаку и предупредить своих. Сейчас он стоит у визифона и вызывает подмогу.

Язон дотянулся до люка и попробовал его открыть, но он был заперт изнутри. Кто-то оттолкнул Язона и дернул рукоятку. Она обломилась, люк не поддался.

Пушки смолкли, и грохот прекратился.

— Вы взяли пистолет у убитого? — спросил Язон. — С пистолетом можно в два счета открыть люк.

— Нет, — отозвался Рес. — Некогда было.

Он еще не договорил, как два корчевщика сорвались с места и побежали к складам. Один из них держался левее, другой правее. Тотчас загрохотали пушки. Очередь поразила одного смельчака, но второй успел добежать до зданий, прежде чем стрелок изменил прицел.

Он мигом обернулся, выскочил из-за дома и швырнул пистолет своим товарищам, но сам уже не успел укрыться и был сражен снарядами.

Пистолет докатился по бетону почти до самых ног Язона. Он приставил дуло к замку и выстрелил; в эту секунду за домами завыли турбины стремительно приближающихся транспортеров. Люк скрипнул и медленно открылся. Весь отряд был внутри корабля еще до того, как появился первый транспортер. Накса остался с пистолетом у люка; Язон повел остальных к пилотской кабине.

Он объяснил им, как туда добраться, и, когда подоспел сам, все уже было кончено, горожанин стал похож на подушечку для булавок. Один из корчевщиков, немного разбирающийся в технике, нажал гашетки и открыл такой яростный огонь, что транспортерам пришлось отступить.

— Свяжитесь по радио с говорунами и скажите им, что можно прекращать атаку.

Отдав это распоряжение, Язон подошел к визифону и включил его. С экрана на него глядел потрясенный Керк.

— Ты! — Керк произнес это словно ругательство.

— Ага, я, — ответил Язон, рассматривая рычаги и кнопки на пульте. — Выслушай меня, Керк… И учти, как я скажу, так и будет. Я, конечно, не знаю, как управлять космическим кораблем, но взорвать его я сумею. Тебе слышен этот звук?

Он щелкнул тумблером, и где-то в недрах корабля загудел насос.

— Это насос основного горючего. Если я оставлю его включенным, он в два счета наполнит топливом камеру сгорания. Накачаю побольше, чтобы потекло через дюзы. А потом нажму пусковую кнопку… Угадай, что тогда будет с вашим единственным космическим кораблем? Я не спрашиваю, что будет со мной, тебе на это наплевать. Но корабль нужен вам как воздух.

В кабине царило безмолвие. Люди, захватившие корабль, смотрели на Язона. Тишину нарушил скрипучий голос Керка:

— Что тебе надо, Язон? Что ты задумал? Зачем привел этих животных? — От ярости у него перехватило горло.

— Попридержи язык, Керк, — строго сказал Язон. — Люди, о которых ты говоришь, владеют единственным на Пирре космическим кораблем. Если ты хочешь, чтобы они делились с тобой, на учись сперва вежливо разговаривать. А теперь немедленно иди сюда. Да захвати с собой Бруччо и Мету.

Язон смотрел на багровое, отекшее лицо седого пиррянина и вдруг ощутил что-то похожее на жалость.

— Да не горюй ты так, это не конец света. А скорее начало. Да, вот еще: не выключай этот канал. Пусти изображение на все экраны в городе, чтобы каждый видел, что тут будет происходить. И пусть запишут, чтобы можно было повторить.

Керк хотел было ответить, но раздумал и исчез с экрана. Однако визифон остался включенным. На всех экранах города был виден главный отсек космического корабля.

ГЛАВА XXVII

Бой был окончен. Он кончился так быстро, что они еще не успели как следует это осознать. Рес пощупал рукой поблескивающий металлом пульт управления, убеждаясь в том, что ему не чудится. Остальные бродили по отсеку, заглядывали в перископы, увлеченно рассматривали диковинную аппаратуру.

Язон еле держался на ногах, но не показывал виду. Открыв пилотскую аптечку, он нашел стимулирующее средство. Три золотистые пилюльки прогнали усталость и развеяли туман в голове.

— Внимание! — крикнул он. — Борьба еще не окончена. Они постараются отбить корабль, так что мы должны быть наготове. Пусть кто-нибудь из ваших техников хорошенько изучит все пульты и отыщет кнопки от люков. Все люки до одного должны быть надежно задраены. Если понадобится, пошлите людей, чтобы проверили. Включите видеодатчики на круговой обзор, чтобы никто не мог подойти к кораблю. Поставьте человека к двигателям, а то они могут отрезать меня от них, если прорвутся туда. И не мешало бы тщательно осмотреть отсек за отсеком — вдруг мы не одни на корабле.

Каждому нашлось дело, и люди сразу оживились. Рес распределил обязанности. Язон остался стоять возле пульта, поближе к тумблеру топливного насоса. Да, борьба еще не кончилась…

— Транспортер! — крикнул Рес. — Ползет потихоньку.

— Рвануть его? — спросил член отряда, дежуривший у гашеток.

— Погоди, посмотрим, кто это, — сказал Язон. — Если те, которых я вызвал, пусть проезжают.

Стрелок следил в прицел за приближающимся транспортером. Водитель… три пассажира… Язон подождал, пока рассеялись последние сомнения.

— Это они, — сказал он. — Встань около люка, Рес, впускай по одному и сразу отбирай пистолеты. И все остальное снаряжение тоже. Любая штука может оказаться оружием, особенно внимательно осмотрите Бруччо — худой такой, лицо, как топор, — чтобы у него ничего не осталось. Он у них специалист по оружию и технике выживания. Водителя тоже захватите, остальным горожанам незачем знать, в каком состоянии наша оборона.

Язон сидел как на иголках. Его рука лежала рядом с тумблером. Он знал, что никогда его не включит, но другие не должны об этом подозревать.

Послышался топот, приглушенная брань, и в отсек втолкнули пленников. При виде их свирепых лиц Язон невольно сжал кулаки.

— Пусть встанут около стенки, — сказал он Ресу. — И не спускайте с них глаз. Арбалетчикам быть наготове.

Он смотрел на людей, которые когда-то были его друзьями, а теперь задыхались от ненависти к нему. Мета, Керк, Бруччо. Водителем оказался Скоп, тот самый, которого Керк приставил к нему охранником. Теперь роли поменялись, и Скоп был готов лопнуть от злости.

— Слушайте внимательно, — заговорил наконец Язон. — Потому что от этого зависит ваша жизнь. Стойте у стены и не пытайтесь приблизиться ко мне даже на дюйм. Кто не подчинится, будет убит на месте. Будь я один, вы, конечно, не дали бы мне даже нажать на тумблер. Но я не один. У вас рефлексы и мышцы настоящих пиррян, но и у арбалетчиков не хуже. Так что лучше не рискуйте. Все равно ничего не выйдет, кроме самоубийства. Я говорю это вам для вашего же блага. Чтобы можно было разговаривать спокойно, без риска, что кто-нибудь из вас сорвется и будет убит. У вас нет другого выхода. Вам придется выслушать все, что я скажу. Вам отсюда не уйти, и убить меня не удастся. Война окончена.

— Все потеряно… Это ты виноват, предатель! — прохрипела Мета.

— И то и другое неверно, — мягко возразил Язон. — Я соблюдаю верность всем людям этой планеты, живут ли они внутри Периметра или за его пределами. Вы не можете сказать, что я кому-то отдавал предпочтение. И кроме того, вы ничего не потеряли. Если хотите знать, вы выиграли. Война с планетой выиграна вами. Потрудитесь только дослушать до конца.

Он повернулся к Ресу, который недовольно нахмурился.

— И ваши люди, Рес, тоже выиграли, поверьте мне. Это конец войны с городом, у вас будут лекарства, будет контакт с внешним миром, все, о чем вы мечтали.

— Может быть, мои слова покажутся тебе циничными, — сказал Рес, — но ты сулишь райскую жизнь обеим сторонам. Трудновато будет осуществить такое обещание, если учесть наши прямо противоположные интересы.

— Спасибо, ты попал в самую точку, — сказал Язон. — Проблема будет решена так, чтобы никто не остался внакладе. Мир между городом и фермами, конец вашей бессмысленной войне. Мир между людьми и пиррянскими организмами — ведь с этого конфликта все пошло.

— Он рехнулся, — сказал Керк.

— Возможно. Выслушайте, потом су дите. Начну с истории, потому что корни проблемы и ее разрешение связаны с прошлым. Когда поселенцы триста лет назад высадились на Пирре, они не заметили одной очень важной черты, которая отличает его от всех других планет галактики. И трудно их корить, у них и без того хватало забот. Все, кроме разве тяготения, было для них непривычно, все не похоже на искусственный климат индустриальной планеты, с которой они прилетели. Штормы, вулканы, наводнения, землетрясения — от всего этого немудрено и свихнуться. Наверно, со многими так и случилось. Еще им без конца досаждали звери и насекомые, такие непохожие на безобидную фауну в заповедниках, к которой они привыкли. Бьюсь об заклад, им было невдомек, что пиррянские животные к тому же наделены телепатическими свойствами.

— Опять этот вздор! — рявкнул Бруччо. — Даже если они телепаты, это ровным счетом ничего не значит. Ты почти убедил меня своей теорией в том, что атаки на город направляются телепатически, но твой катастрофический провал показал, чего стоит эта теория.

— Согласен, — ответил Язон. — Я ошибался, когда думал, что атаки на город направляются телепатическими импульсами извне. Тогда мне эта гипотеза казалась вполне логичной и обоснованной. Верно, экспедиция на остров кончилась катастрофическим провалом. Да только вы забываете, что я предлагал. Пойди я в пещеру, обошлось бы без жертв. Думаю, мне удалось бы выяснить, что эти шевелящиеся растения — специфические организмы с необычайно высоким телепатическим потенциалом. Просто они особенно сильно отражали импульсы, которые питали атаки на город. А я все перепутал, думал, что они раздувают войну. Теперь они все уничтожены, и точного ответа мы не получим. Но в одном их гибель нам помогла. Она показала, где надо искать подлинных виновников войны, кто на самом деле направляет и вдохновляет атаки против города.

— Кто? — выдохнул Керк.

— Да вы сами, кто же еще, — ответил Язон. — Конечно, не только вы четверо, а все жители города. Я готов до пустить, что война вам не по душе. И тем не менее вы ее зачинщики, вашими стараниями она продолжается.

Он с трудом удержался от улыбки, глядя на их ошарашенные лица. Лучше не мешкать с объяснением, а то, чего доброго, собственные союзники тоже сочтут, что он помешался.

— Сейчас вы поймете. Я уже сказал, что пиррянские организмы наделены телепатическими свойствами. Это относится ко всем — к насекомым, к растениям, к животным. Когда-то, в разгар буйного прошлого Пирра, это качество помогло телепатическим мутациям устоять в борьбе за существование. Другие виды вымирали, а они уцелели. Я уверен, что под конец они даже сотрудничали, сообща вытеснили последних представителей другой породы. Сотрудничество — вот девиз для Пирра. С одной стороны, они соперничали между собой, а с другой — вместе давали отпор всему, что угрожало их племени. Какое-нибудь стихийное бедствие, потоп — они в полном согласии спасаются бегством. Что-то в этом роде можно наблюдать на любой планете, где бывают лесные пожары. Но здесь особенно суровые условия, и взаимопомощь достигла очень высокого уровня. Возможно, некоторые организмы даже наделены даром предчувствовать близкую катастрофу. Вроде того, как некоторые из вас предсказывают землетрясение. Благодаря предупреждению крупные животные уходили от беды. А самым мелким видам помогали уцелеть особые семена, или шипы, или яйца, которые переносились в безопасное место либо с ветром, либо с мехом больших зверей. Да-да, так и было, я уверен, я же сам видел такое бегство, когда мы уходили от землетрясения.

— Ладно, допустим, что все было так, как ты говоришь! — крикнул Бруччо. — Но при чем тут мы? Хорошо, все животные убегают вместе — какое отношение это имеет к войне?

— Они не только вместе убегают, — сказал Язон. — Они сотрудничают, чтобы противостоять стихийным бедствиям. Я не сомневаюсь, мы еще услышим восторги экологов, когда они начнут изучать сложный механизм приспособления, который срабатывает здесь, когда надвигается гроза, или половодье, или пожар, или еще какая-нибудь беда. Но нас сейчас интересует одна реакция. А именно та, которая направлена против горожан. Вы еще не догадались? Пиррянские организмы воспринимают вас как стихийное бедствие! Вряд ли удастся выяснить, как это началось. Хотя вообще-то в дневнике, который я нашел, в записях о первых днях освоения планеты есть ключ к разгадке. Там говорится, что во время лесного пожара колонисты встретились с какими-то новыми видами. Точнее, животные были те же, что прежде, только они вели себя иначе. Как, по-вашему, могли реагировать на лесной пожар люди, которые прежде жили в условиях, можно сказать, тепличной цивилизации? Они, конечно, перепугались насмерть. Если лагерь находился на пути огня, животные, естественно, бежали через него. А люди, также естественно, обстреляли их. И сразу же поставили себя в ряд стихийных бедствий. Мало ли в каком обличье выступает катастрофа. Скажем, в обличье двуногих с пистолетами. Пиррянские животные на падают на людей, люди убивают животных, начинается война. Уцелевшие продолжали атаки и по-своему оповестили все организмы планеты, что происходит. Здешняя радиоактивность способствует всевозможным мутациям. Дальше в борьбе за существование сохранялись те организмы, которые были опасны для человека. Я не удивлюсь, если телепатический потенциал тоже поощряет мутации. Уж очень специализированы некоторые наиболее опасные виды, не могут они быть просто плодом естественной эволюции за такой короткий срок, как триста-четыреста лет. Поселенцы, понятно, давали отпор, оттого их и дальше воспринимали как стихийное бедствие. Они все время совершенствовали свое оружие, но проку от этого, как известно, не было никакого. Вы, горожане, унаследовали их ненависть к Пирру. Вы все воюете, и все ближе ваш полный разгром. Разве можете вы победить, когда против вас биологические ресурсы целой планеты, которая каждый раз, можно сказать, перерождается для противоборства?

Стало очень тихо. Керк и Мета побледнели, потрясенные словами Язона. Бруччо что-то бормотал себе под нос и загибал палец за пальцем, подыскивая контраргументы. Что до Скопа, то он оставил без внимания всю эту галиматью, которую не мог или не хотел понять. Представься ему малейшая возможность, он бы тут же пришиб Язона.

Первым заговорил Рес. Он быстрее других разобрался и подвел итог.

— Не сходится, — сказал он. — А как же мы? Мы ведь живем среди пиррянской природы без Периметров и пистолетов. Почему на нас никто не нападает? Мы такие же люди, у нас с жестянщиками одни предки.

— Вас не трогают, потому что не ставят вас в ряд со стихийными бедствиями, — ответил Язон. — Животные могут жить на склонах дремлющего вулкана, между ними будет идти обычная конкуренция. Но придет время спасаться от извержения, и они вместе обратятся в бегство. Извержение делает вулкан стихийным бедствием. Теперь берем человека. Будет ли местная фауна воспринимать его просто как живое существо или как стихийное бедствие? Есть просто гора, а есть вулкан. Люди города излучают подозрительность и вражду. Убивать, думать об убийстве, подготавливать убийство — для них удовольствие. И тут как бы идет естественный отбор, понимаете? Ведь в городе именно это свойство лучше помогает выживанию. Живущие вне города мыслят по-другому. Когда кому-то из них лично что-то угрожает, он борется за жизнь, как и всякое существо. А перед лицом общей угрозы они во имя выживания сотрудничают с окружающими их животными, подчиняются закону, которым пренебрегают в обычных условиях.

— Но как же возникли эти две группы, с чего все началось? — спросил Рес.

— Разве теперь узнаешь… Мне думается, ваши люди с самого начала были фермерами, может быть, обладали телепатическим даром. И во время стихийного бедствия, от которого все пошло, находились в другом месте. По пиррянским меркам, они вели себя правильно и благополучно выжили. Дальше пошли разногласия с жителями города, которые считали убийство единственным решением. Как бы то ни было, очевидно, что еще в древние времена возникли две общины. А потом они и вовсе изолировались, если не считать выгодной для обеих сторон меновой торговли.

— Все равно не могу поверить, — пробурчал Керк. — Хоть и похоже на истину, не могу согласиться. Тут должно быть какое-то другое объяснение.

Язон медленно покачал головой.

— Другого объяснения нет и быть не может. Другие мы сами исключили, ты забыл? Я очень хорошо тебя понимаю, ведь это опровергает все, что ты привык считать истиной, что для тебя равносильно закону природы. Допустим, я начну доказывать тебе, что тяготения в привычном для тебя понимании нет, а есть сила, которой можно до какой-то степени управлять, если знать способ. Ты, само собой, скажешь, что тебе мало слов, подавай доказательство. Пусть, мол, кто-нибудь пройдется по воздуху, а? Между прочим…

Язон повернулся к Наксе.

— Ты не слышишь, около корабля есть сейчас какие-нибудь животные? Не привычные вам, а мутанты, из той свирепой породы, которая только вокруг города водится?

— Их тут тьма-тьмущая, — ответил Накса. — Так и ищут, кого порешить.

— А ты не можешь поймать одного? Но только чтоб он тебя не убил.

Накса презрительно фыркнул.

— Еще не родился зверь, который стал бы мне вред творить, — сказал он, идя к выходу.

Ожидая Наксу, все погрузились в размышление. Язону нечего было добавить к тому, что он уже сказал. Осталось провести один опыт, может быть, факты их убедят, потом пусть каждый сам решает.

Говорун скоро вернулся с шипокрылом на ременном поводке. Пленный зверь метался в воздухе и издавал пронзительный писк.

— Стань посередине, подальше от всех, — попросил Язон. Ты можешь заставить его сесть на что-нибудь?

— Да хоть на мою руку. — Накса дернул шипокрыла и подставил ему рукавицу. — Вот так я его поймал.

— Кто-нибудь сомневается, что это настоящий шипокрыл? — сказал Язон. — Все должны быть уверены, что тут нет подвоха, мне это очень важно.

— Настоящий, — подтвердил Бруччо. — Я отсюда слышу запах яда.

Он показал на когти по краям крыльев, потом на пятна на рукавице.

— Если разъест рукавицу, этому человеку крышка.

— Итак, шипокрыл настоящий, — заключил Язон. — Смертельно ядовитый, как и все шипокрылы, и для подтверждения моей гипотезы достаточно, чтобы кто-нибудь из вас, горожан, подошел и прикоснулся к нему, как делает это Накса.

Все четверо невольно отпрянули. Для них шипокрыл олицетворял смерть. Так было, так есть и так будет. Законы природы нерушимы.

— Мы… не можем, — ответила за всех Мета. — Этот человек живет в джунглях, он сам все равно как зверь, вот и научился ладить с ними. Но чтобы мы…

Язон перебил Мету, не дожидаясь, когда до говоруна дойдет оскорбительный смысл ее слов:

— Да, и вы тоже можете. В этом вся суть. Не питайте к этому зверю ненависти и не ждите непременной атаки — и он не нападет. Вообразите, что это какая-нибудь безобидная тварь с другой планеты.

— Не могу! — крикнула Мета. — Это шипокрыл!

Пока они говорили, Бруччо медленно двинулся вперед, пристально глядя на зверя, сидящего на рукавице. Язон сделал знак арбалетчикам, чтобы не стреляли. Бруччо остановился на безопасном расстоянии от шипокрыла, не сводя с него глаз. Шипокрыл расправил свои кожистые крылья и зашипел. На кончике каждого когтя выступили капли яда. В отсеке царила мертвая тишина.

Бруччо осторожно поднял руку. Подержал ладонь над шипокрылом. Потом слегка коснулся его головы и сразу опустил руку. Зверь сидел смирно, только чуть вздрогнул.

Все, кто следил, затаив дыхание, за этой сценой, облегченно вздохнули.

— Как ты это сделал? — глухо спросила Мета.

— А? Что?.. — Бруччо явно сам был поражен случившимся. — А, ну да, как я к нему прикоснулся… Очень просто. Я представил себе, что это макет с нашего тренажера, безобидная подделка. И больше ни о чем не думал, вот и получилось.

Он посмотрел на свою руку, потом на шипокрыла.

— Но ведь это не макет, — продолжал он задумчиво. — Это настоящий зверь. Смертельно ядовитый. Инопланетник прав. Прав от начала до конца.

Глядя на Бруччо, Керк тоже решился. Он шел как на казнь, еле переставляя ноги, с каменным лицом, по которому катились струйки пота. Но ему удалось настроиться на нужный лад, не думать о шипокрыле как о враге, и он тоже коснулся зверя без каких-либо последствий для себя.

За ним и Мета сделала попытку, но не сумела одолеть ужас, который охватил ее, когда она приблизилась к шипокрылу.

— Не получается, не могу себя переломить… — произнесла она. — Я уже верю тебе… Нет, все равно не могу.

Скоп, когда все повернулись к нему, закричал, что это сплошной обман, потом он бросился на арбалетчиков, и его оглушили ударом приклада.

Но пирряне уже прозрели.

— Что же будет теперь? — спросила Мета.

В ее голосе звучала тревога, которую разделяли не только все собравшиеся в отсеке, но и тысячи пиррян, смотревших в эту минуту на экраны своих визифонов.

— Что будет теперь?

Они глядели на Язона и ждали ответа. Ждали горожане, ждали арбалетчики, опустив свое оружие. Распри на время были забыты. Этот инопланетник внес смятение в привычный им старый мир, все перевернул, и они как бы очутились в новом, неведомом мире, перед лицом необычных проблем.

— Погодите. — Он протянул руку. — Я не врачеватель социальных недугов. Куда мне думать над тем, как исцелить эту планету силачей и снайперов. Я и без того только чудом дотянул до сегодняшнего дня, а по закону вероятности мне уже раз десять полагалось быть убитым.

— Хоть это и верно, Язон, — сказала Мета, — но, кроме тебя, некому нас выручить. Как ты все-таки мыслишь наше будущее?

Внезапная усталость заставила Язона сесть в пилотское кресло. Он обвел взглядом обступивших его пиррян. Лица вроде бы искренние. И никто не обратил внимания, что он уже давно убрал руку с тумблера топливного насоса. Междоусобицы забыты, во всяком случае на время…

— Хорошо, я изложу вам свои соображения, — заговорил он, стараясь поудобнее примостить свои ноющие суставы. — Я много размышлял в эти дни, пытался найти ответ. И первое, до чего додумался, — это то, что идеальное решение, которое подсказывает логика, тут не годится. Да, да, боюсь, что из древней мечты о мирном соседстве льва и ягненка ничего не выйдет. Кроме приятного завтрака для льва. Казалось бы, теперь, когда вы все знаете истинную причину ваших неладов, разумнее всего было бы снести Периметр и зажить вместе в мире и согласии. Прелестная картинка, совсем как братство льва и ягненка. И кончится скорее всего в том же духе. Одному вдруг придет на ум, что корчевщики неопрятные, другому, что жестянщики безмозглые, глядишь, и готов свеженький покойник. И пошли крошить друг друга, а кто возьмет верх, тех сожрут животные, которые заполонят незащищенный город. Словом, решение найти не так-то просто.

Слова Язона вернули пиррян к действительности, и они сразу насторожились. Арбалетчики подняли свое оружие, а пленники отступили к стене и насупились.

— Вот, вот, я это самое и подразумевал, — сказал Язон. — Ненадолго вас хватило, верно?

По лицам пиррян было видно, как им неловко, что они поддались безотчетному порыву.

— Чтобы придумать что-нибудь путное на будущее, — продолжал он, — надо учитывать инерцию. Во-первых, инерцию мышления. Истина в вашем представлении — это еще не истина на деле. В варварских религиях примитивных миров научными фактами и не пахнет, хотя они призваны объяснить все на свете. Лишите дикаря логической основы его убеждений, он все равно от них не откажется, только заменит слово «убеждение» словом «вера», потому что не сомневается в своей правоте. А не сомневается он потому, что верит. Мнимая логика строит замкнутый круг, на который не дозволено покушаться. Это и есть инерция мышления, когда рассуждают по принципу «что всегда было, то всегда будет». И упорно не желают бросить старую колею, перестроить мышление на новый лад. Но инерция мышления — не единственный барьер на вашем пути, есть еще один вид инерции. Кто-то из вас согласился с моими рассуждениями и даже готов перестроиться. А как все остальные? Как те, которые не желают размышлять, предпочитают жить по старинке, подчиняться не рассудку, а рефлексам? Которые написали на своем знамени: «Что всегда было, то всегда будет»? Они будут тормозить любое ваше начинание, любую попытку двигаться вперед на основе того нового, что вы узнали.

— Выходит, все напрасно, наш мир обречен? — спросил Рес.

— Я этого не сказал. Мне только хотелось показать, что ваши проблемы не решить одним поворотом некоего мозгового переключателя. Лично я представляю себе три пути, и очень может быть, что развитие пойдет сразу по всем трем. Первый, и наилучший, путь — воссоединение городских и сельских пиррян. У тех и других есть проблемы, те и другие могут поделиться чем-то полезным. Возьмем горожан, у вас наука и контакт с галактикой. И кроме того, губительная война. А ваши двоюродные братья в джунглях живут в мире с планетой, но у них нет медицины и прочих благ, которые дает наука, нет контакта с другими культурами. Вам следует объединиться и пожинать плоды сотрудничества. Разумеется, для этого надо похоронить обоюдную ненависть, основанную на предрассудках. Но это можно сделать только вдали от города, где все пропитано войной. Пусть каждый, у кого есть необходимые для этого способности, пойдет добровольно к жителям леса, чтобы поделиться с ними своими знаниями. Пойдете с чистой душой — вам никто не причинит зла. И вы научитесь жить в ладу с Пирром, вместо того чтобы воевать с ним. В конечном счете появятся цивилизованные общины, которые будут состоять не из корчевщиков или жестянщиков, а из пиррян.

— А с городом что будет? — спросил Керк.

— Город останется на месте. И скорее всего не изменится. На первых порах, пока будет идти расселение по планете, вам придется сохранить и Периметр, и другие средства защиты, чтобы уцелеть. Да и потом кое-что сохранится, ведь найдутся люди, которых вы не сможете переубедить, которые останутся и будут дальше воевать до самой смерти. Может быть, с воспитанием их детей вам больше повезет. А что в конечном счете станется с городом, честное слово, не знаю.

Они молчали, пытаясь представить себе будущее. Скоп по-прежнему лежал на полу без движения, только постанывал.

— Ты рассказал о двух путях, — наконец заговорила Мета. — А третий какой?

— Третий путь — самый милый моему сердцу, — улыбнулся Язон. — И я надеюсь, что найдется достаточно желающих присоединиться ко мне. Я хочу построить космический корабль, все свои деньги потрачу и оснащу его по последнему слову техники, чтобы и оружие было, и всякая научная аппаратура, какую только можно раздобыть. Потом наберу здесь, на Пирре, добровольцев.

— Для чего? — недоуменно спросила Мета.

— Только не для благотворительности. Все, что я вложу, окупится, притом с лихвой. Понимаешь, после всего что я тут пережил, мне невозможно возвращаться к старому занятию. Начать с того, что при моих нынешних деньгах это пустая трата времени. А главное, я бы помер с тоски. Уж такое свойство у Пирра — после него, если жив останешься, не потянет в тихое место. Вот я и задумал снарядить корабль и отправиться на нем осваивать новые миры. Ведь есть тысячи планет, где люди бы рады обосноваться, да условия слишком тяжелые для обычных переселенцев, сперва надо, как говорится, плацдарм захватить. А пирряне такую подготовку прошли — им любая планета нипочем! Как, нравится вам такая идея? Собственно, дело даже не в том, нравится или не нравится. Здесь, в городе, все содержание вашей жизни составляла непрерывная смертельная схватка. Теперь перед вами стоит выбор — то ли перейти на более мирное существование, то ли остаться в городе и продолжать никому не нужную, нелепую войну. Я предлагаю третий вариант. Вы примените то, что лучше всего умеете, и в то же время будете делать полезное дело. Ну вот, теперь вам известны все варианты. Дальше пусть каждый решает сам.

Прежде чем кто-либо успел ответить, Язон вдруг ощутил дикую боль в горле. Очнувшийся Скоп вскочил с пола, стиснул шею Язона двумя руками и сорвал его с кресла. Арбалетчики не решились стрелять, боясь попасть в Язона.

— Керк! Мета! — рычал Скоп. — Хватайте пистолеты! Открывайте люки! Наши люди поддержат нас, мы перебьем проклятых корчевщиков, уничтожим этих лжецов!

Язон силился разжать душившие его пальцы, но это было все равно что дергать стальные прутья. У него померкло в глазах, в ушах стучало, он не мог вымолвить ни слова. Все кончено, он проиграл… Сейчас здесь начнется побоище, и Пирр так и останется планетой смерти для людей.

Мета бросилась вперед словно отпущенная пружина, и в ту же секунду тренькнули арбалеты. Одна стрела попала ей в ногу, другая пронзила навылет руку, но они не смогли ее остановить, и Мета, пролетев через весь отсек, очутилась рядом с теряющим сознание инопланетником, которого душил ее товарищ.

Замахнувшись здоровой рукой, она изо всех сил ударила Скопа ребром ладони по бицепсу. Его рука непроизвольно дернулась, и пальцы выпустили горло Язона.

— Что ты делаешь! — крикнул ошарашенный Скоп раненой девушке, которая навалилась на него.

Он оттолкнул ее, все еще держа Язона другой рукой. Тогда она, не произнося ни слова, тем же жестоким приемом разбила ему кадык. Скоп захрипел, отпустил Язона и упал на пол, корчась от боли.

Язон видел все это точно в тумане.

С трудом поднявшись на ноги, Скоп обратил искаженное болью лицо к Керку и Бруччо.

— Ты не прав, — сказал Керк. — Уймись!

Скоп издал звук, похожий на рычание, и метну лея к оружию, сложенному в другом конце отсека. Но арбалеты пропели похоронную мелодию, и рука, которая дотянулась до пистолетов, была уже рукой покойника.

Никто не тронул Бруччо, когда он поспешил к Мете, чтобы оказать ей помощь. Язон жадно глотал животворный воздух. Через стеклянный глаз визифона весь город следил за происходящим.

— Спасибо, Мета… за помощь… и за то, что ты поняла… — через силу вымолвил Язон.

— Скоп был не прав, — ответила она. — А ты прав…

Голос на секунду прервался — Бруччо, обломив зазубренный наконечник стрелы, выдернул ее за черенок из руки Меты.

Затем она продолжала:

— Я не смогу остаться в городе, останутся только такие, как Скоп. Боюсь, что в леса уйти я тоже не смогу… Сам видел, не получилось у меня с шипокрылом. Если можно, лучше я пойду с тобой. Правда, возьми меня.

Язону еще было больно говорить, и он ограничился улыбкой, но Мета поняла его.

Керк удрученно смотрел на убитого.

— Он был не прав, но я хорошо представляю, что он чувствовал. Я город не брошу, во всяком случае сейчас. Кто-то должен руководить, пока идет перестройка. А насчет корабля — это ты хорошо придумал. Язон, в добровольцах недостатка не будет. Правда, Бруччо ты вряд ли уговоришь лететь с тобой.

— А зачем мне лететь, — пробурчал Бруччо, перевязывая Мету. — Мне и здесь, на Пирре, занятий хватит, одни животные чего стоят. Не сегодня-завтра сюда экологи со всей галактики нагрянут, да только я буду первым.

Керк медленно подошел к экрану, на котором был виден город, и остановился, глядя на здания, на столбы дыма над Периметром, на зеленый океан джунглей вдали.

— Ты все перевернул. Язон, — сказал он наконец. — Сейчас этого еще не видно, но Пирр уже никогда не будет таким, каким был до того, как ты сюда явился. Не знаю, к лучшему он изменился или к худшему…

— К лучшему, к лучшему, — просипел Язон, растирая шею. — Ну а теперь пожмите-ка друг другу руки, чтобы люди на самом деле увидели, что распрям конец.

Рес повернулся, секунду помешкал, потом протянул руку Керку. Седому пиррянину тоже трудно было превозмочь укоренившуюся с детских лет неприязнь к корчевщикам.

Но они пожали друг другу руки, потому что настала пора перемен.

Альфред Бестер

ЧЕЛОВЕК БЕЗ ЛИЦА

В бесконечной Вселенной не существует ничего нового, ничего неповторимого. Странный случай, миг чудесный, поразительное совпадение событии, обстоятельств и взаимоотношении… все это, может быть уже не раз бывало на планете, оборачивающейся вокруг светила, Галактика которого девятикратно возрождалась заново через каждые двести миллионов лет.

Беспредельно множество цивилизации и миров, существовавших и существующих… Все они тешили себя тщеславным заблуждением, будто во времени и пространстве не было и нет других подобных. Бесчисленно количество людей, подверженных такой же мании величия. Они воображают себя единственными, неповторимыми, незаменимыми. Их будет еще множество… множество плюс бесконечность.

ГЛАВА I

Удар! Взрыв! Двери подвала настежь! Там, внутри, навалом денег. Хватай, тащи, тяни! Но кто это? Кто это там стоит? Бог мой! Человек Без Лица! Притаился. Глядит. Огромный. Безмолвный. Страшный. Бежать… Бежать…

Скорей бежать, а то я пропущу парижский пневматический и больше не увижу эту прелестную девушку, чье лицо как цветок, а тело создано для страсти. Я еще могу успеть. Но кто там у ворот? Это не сторож. Более! Снова он, Человек Без Лица! Притаился. Глядит. Огромный, Безмолвный… Только бы не закричать. Да перестань…

Но я и не кричу. Я пою на сцене, на ослепительной мраморной сцене, льется музыка, горят огни. А в зале ни души. Зал — пустая темная яма, и там один лишь зритель. Как пристально он глядит! Безмолвный, Огромный. Опять Человек Без Лица.

Он закричал. Теперь и вправду закричал.

Бен Рич проснулся.

Он лежал не двигаясь в своей гидропатической постели, и сердце его бешено стучало, а глаза, казалось бы, спокойно — хотя какое уж тут спокойствие — оглядывали все вокруг. Нежно-зеленые стены, фарфоровый ночник — китайский мандарин, дотронься до него, он будет бесконечно кивать и кивать головой, — разнопланетные часы, фиксирующие время трех планет и шести спутников; и наконец, постель — кристально-прозрачный бассейн, где струится нагретый до 99,9 градуса по Фаренгейту карбонизированный глицерин.

Дверь тихо отворилась, в полумраке возник Джонас, тень в бордовой ночной пижаме, бесплотный дух с лошадиным лицом и манерами гробовщика.

— Опять? — спросил Рич.

— Да, мистер Рич.

— Громко?

— Очень громко, сэр. И так испуганно.

— Черт бы побрал ваши ослиные уши! — буркнул Рич. — Я никогда ничего не боюсь.

— Да, сэр.

— Убирайтесь.

— Слушаю, сэр. Спокойной ночи, сэр.

Джонас сделал шаг назад, притворил дверь.

— Джонас! — крикнул Рич.

Лакей появился опять.

— Простите меня, Джонас.

— О, все в порядке, сэр.

— Нет, вовсе не в порядке. — Рич обаятельно улыбнулся. — Я обращаюсь с вами как с родственником. За такую привилегию я слишком мало вам плачу.

— Ну что вы, сэр!

— В следующий раз, когда я на вас заору, гаркните и вы на меня. Будем квиты.

— О, мистер Рич…

— Сделайте так, и вы получите прибавку. — Снова улыбка. — Это все, Джонас. Благодарю.

— Спасибо, сэр. — Камердинер ушел.

Рич вышел из постели и, обтираясь перед большим зеркалом, репетировал улыбку. «Выбирай себе врагов сам, а не заводи их случайно», — бормотал он. Рич внимательно разглядывал себя: мощные плечи, узкие бедра, длинные мускулистые ноги, влажные прямые волосы, большие глаза, точеный нос и капризный тонкогубый рот с жесткой складкой.

— Ну отчего? — спросил он. — Отчего? Внешностью я не поменялся бы и с дьяволом. Положением — не захочу меняться с богом. Отчего я ору?

Он надел халат и взглянул на часы, не ведая о том, что его предкам показалась бы непостижимой та бессознательная легкость, с которой он единым разом охватил временно-числовую панораму солнечной системы. На циферблатах стояло:

2301 н. э.

ВЕНЕРА Среднесолнечный день 22 (В зените)

ЗЕМЛЯ Февраль 15, 0205 Гринвич

МАРС Дуодецембер 35 2220

ЛУНА 2 д. 3 ч. 1 д. 1 ч.

ГАНИМЕД 6 д. 8 ч. (Затмение)

КАЛЛИСТО 13 д. 12 ч.

ТИТАН 15 д. 3 ч. (Проходит меридиан)

ТРИТОН 4 д. 9 ч.

Ночь, день, лето, зима… Рич мог с лету перечислить час и время года на любых меридианах всех небесных тел, входящих в солнечную систему. Здесь, в Нью-Йорке, отвратительное зимнее утро сменило полную безобразных кошмаров ночь. Несколько минут придется потратить на собеседование с психиатром Эспер Лиги, которого он нанял. Сколько еще можно вопить по ночам?

— «Э» — это «Эспер», — бормотал он. — Эспер — это экстрасенсорная перцепция. Телепаты, прощупыватели мыслей, щупачи! Предполагается, что врач из Эспер Лиги может отучить меня орать во сне. Предполагается, что доктор медицины, умеющий влезать людям в мозги, даром денег не берет. Ему лишь стоит заглянуть ко мне в башку, и крикам конец. Этих проклятых щупачей считают венцом развития Homo sapiens’а. «Э» — это эволюция. Черта с два! Эксплуатация — вот что такое «Э».

Его трясло от ярости.

— Но я же не боюсь! — крикнул он, распахнув дверь. — Никогда ничего не боюсь.

Он вышел в коридор и звонко застучал подошвами домашних туфель по серебряным плиткам: ки-тат-ки-тат-ки-тат-ки-тат, — не тревожась о том, что жутковатый дробный стук, разбудив спозаранок прислугу, посеет страх и ненависть в двенадцати сердцах.

Толчком распахнув дверь в покои психиатра, Рич вошел и сразу лег на кушетку.

Карсон Брин, врач-эспер второй ступени, уже проснулся и ждал его. Будучи домашним психоаналистом Рича, он всегда спал «одним ухом», и во сне поддерживая с пациентом связь, готовый пробудиться по первому зову. Крик Рича разбудил его. Брин сидел возле кушетки, очень элегантный в своем роскошном вышитом халате (Рич платил ему 20 тысяч кредиток в год), и был полон внимания, поскольку знал, что наниматель щедр, но требователен.

— Я слушаю вас, мистер Рич.

— Опять Человек Без Лица, — буркнул Рич.

— Кошмары?

— Влезь мне в голову, упырь проклятый, сам увидишь. Хотя нет, простите. Это глупо. Да, опять кошмары. Я пробовал ограбить банк. Потом догонял поезд. Потом кто-то пел. По-моему, я сам. Сейчас я вспоминаю все это как только могу подробно. Кажется, не пропускаю ничего…

Долгая пауза. Наконец Рич не выдержал:

— Ну! Нащупали что-нибудь?

— Вы продолжаете настаивать, мистер Рич, что не можете опознать этого Человека Без Лица?

— Как мне его опознать? Его лица я никогда не вижу. Я только знаю…

— Думаю, что вы могли бы его опознать. Вы просто не хотите…

— Послушайте-ка, вы… — Рича бесило ощущение, что доктор, очевидно, прав. — Я вам плачу двадцать тысяч. А вы мне тычете свои идиотские домыслы и не способны…

— Вы и вправду так полагаете, мистер Рич, или это просто общий синдром обеспокоенности?

— Да при чем тут обеспокоенность? — крикнул Рич. — Я не боюсь. Я никогда… — он замолчал, почувствовав, как бесполезно защищать себя словами перед щупачом, чей разум мог с великой легкостью проникнуть сквозь словесные заслоны. — Вы все же ошиблись, — сказал он угрюмо. — Человек Без Лица. Вот все, что мне о нем известно.

— Вы все время обходите самые существенные пункты, мистер Рич. Вас надо натолкнуть на них. Прибегнем к способу свободных ассоциаций. Пожалуйста, без слов, просто мысли. Ограбление…

— Драгоценные камни — часы — бриллианты — слитки — соверены фальшивые монеты — боны — акции — курт…

— А это еще что?

— Простите, ошибка. Курс — наличные — шлифовка — драгоценность…

— Нет, не ошибка, мистер Рич, а очень важная поправка или, вернее, переделка. Продолжим. Пневматический…

— Кондиционированный — длинный — вагон поезд — следует — катастрофа… Чепуха все это!

— Не чепуха, мистер Рич. Подсознательная игра слов. Подставьте вместо «следует» — «наследует», и убедитесь сами. Продолжайте, прошу вас.

— Очень уж вы, щупачи, ловки. Что там у нас? Пневматический — поезд — подземный — сжатый воздух — ультразвуковая скорость — «Мы транспортируем вас из транспорта в транспорт» — вот девиз… — как называлась эта фирма? Выскочило вдруг откуда-то….

— Из подсознания, мистер Рич. Еще одна проба, и вы поймете. Амфитеатр…

— Кресла — партер — ярус — ложи — балкон — стоячие места — стойло лошади — марсианские лошади — марсианские пампасы…

— Ну вот вам, мистер Рич, Марс. За последние полгода вам девяносто семь раз снились кошмарные сны с Человеком Без Лица. Он неизменно был вашим врагом, срывал все ваши планы, внушал вам ужас в этих сновидениях, которые объединены тремя общими знаменателями — Финансы, Транспорт и Марс. Все это повторяется снова и снова… Человек Без Лица и Финансы, Транспорт и Марс.

— Мне это ничего не говорит.

— И все же это не случайность, мистер Рич. Я думаю, что вы способны опознать эту пугающую вас фигуру. Зачем бы иначе вам так упорно избегать его лица?

— Я ничего не избегаю.

— В качестве ключа к разгадке можно использовать слово «курт», подставленное вместо «курс», и забытое вами название фирмы, девиз которой «Мы транспортируем вас….»

— Я уже сказал — не знаю! — Рич сердито встал с кушетки. — Вашими ключами ничего не отопрешь. Я не могу его опознать.

— Этот человек пугает вас не потому, что у него нет лица. Вы знаете, кто он. Вы его ненавидите, боитесь, но вы знаете, кто он.

— Тогда сами и скажите мне. Вы же щупач.

— Мои способности ограничены, мистер Рич. Без вашей помощи я не могу проникнуть глубже.

— Какая еще помощь? Вы лучший врач-эспер, которого я мог нанять. И если уж…

— Мистер Рич, не лукавьте ни со мной, ни с собой. Вы для того и наняли врача второй ступени, чтобы обезопасить себя именно в подобном случае. Сейчас вы расплачиваетесь за свою осторожность. Вылечить вас от кошмаров сможет лишь специалист первой ступени… Скажем, Огастес Тэйт, или Гарт, или Самюэль Экинс.

— Ладно, я подумаю, — буркнул Рич и пошел к двери. Когда он растворил ее, Брин сказал ему вслед:

— Да, кстати… «Мы транспортируем вас из транспорта в транспорт» девиз картеля де Куртнэ. Вам не кажется, что это как-то связано с оговоркой «курт» вместо «курс»?

— Человек Без Лица!

Быстро и решительно перехватив шальную мысль и задержав ее, Рич бросился по коридору к своим апартаментам. Приступ дикой ненависти охватил его. Он прав. Де Куртнэ — вот кто заставляет меня кричать во сне. Не потому, что я его боюсь. Я себя боюсь. Я всегда это знал. Знал в глубине души. Я чувствовал, что рано или поздно мне придется убить мерзавца. Я потому и не вижу лица, что это лицо убийства.

Вскоре Рич, уже как следует одетый, но хмурый, вихрем вылетел из своих комнат, спустился вниз и оказался на улице, где его тотчас подхватил прыгун компании «Монарх» и грациозным прыжком перенес к гигантской башне, которая вмещала сотни этажей и тысячи сотрудников, обслуживающих Нью-йоркскую контору «Монарха». Башня «Монарха» являла собой нервный центр корпорации, неслыханной по объему. Корпорация эта колоссальной пирамидой возвышалась на разветвленной сети транспорта и связи, предприятий тяжелой и легкой промышленности, внешней и внутренней торговли, исследовательских и изыскательских работ. «Компания Монарх. Предприятия общественного пользования, инкорпорейтид» покупала и продавала, наделяла и обменивала, созидала и разрушала. Система ее филиалов и акционерных обществ была так сложна, что приходилось держать на ночном окладе бухгалтера-эспера второй ступени, обязанностью которого было следить за общей тенденцией циркуляции финансов.

Рич вошел в кабинет, куда за ним проследовала старшая секретарша (эспер-3), окруженная помощницами, которые тащили целый ворох утренней почты.

— Сбросьте все сюда и убирайтесь, — буркнул Рич.

Девушки свалили на его письменный стол бумаги и саморегистрирующие кристаллы памяти и торопливо вышли. Они не обиделись на шефа: к его вспышкам гнева здесь давно привыкли. Рич сел за стол, трясясь от жгучей, нестерпимой ярости к Крэю де Куртнэ. Наконец он пробормотал:

— Дам еще один шанс мерзавцу.

Рич открыл ключом стол, потом отпер ящик-сейф и вытащил оттуда административный справочник шифров, издание, распределенное только среди руководителей фирм, причисляемых Ллойдом к группе «4 А-1». Раскрыв справочник посредине, он сразу нашел все, что ему требовалось:

QQBA… УЧАСТИЕ В ДОЛЕ

RRCB… ОБА НАШИ

SSDC… ОБА ВАШИ

TTED…. СЛИЯНИЕ

UUFE…. КАПИТАЛ

WGF… ИНФОРМАЦИЯ

WWHG… ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПРИНЯТО

XXIH… ОБЩЕПРИНЯТЫЙ

YYJH…. ПРЕДЛАГАЮ

ZZKJ… СЕКРЕТНЫЙ

AALK… РАВНОПРАВНЫЙ

BBML… КОНТРАКТ

Заложив нужную страницу, Рич включил внутренний видеофон и, когда появилось изображение видеофонистки, распорядился:

— Дайте шифровальную.

Яркая вспышка, и на экране возникла небольшая комната, где плавал табачный дым и повсюду валялись книги и рулоны телетайпной ленты. Белесый мужчина в полинялой рубахе встрепенулся, взглянув на экран.

— Слушаю, мистер Рич.

— Здравствуйте, Хэссоп. Мне кажется, вам не мешает отдохнуть. — Выбирай себе врагов сам. — Слетайте на недельку на Космическую Ривьеру. Отпуск за счет «Монарха».

— Спасибо, мистер Рич. Большое вам спасибо.

— У меня секретная шифровка Крэю де Куртнэ. Передавайте… — Рич заглянул в справочник… — Передавайте:

YYJI TTED RRCB UUFE AALK QQAB.

Ответ доставьте тотчас же. Понятно?

— Понятно, мистер Рич. Я мигом.

Рич выключил «видео». Запустив руку в груду лежавших на столе бумаг и кристаллов, он выудил один кристалл и включил его. Голос старшей секретарши произнес: компания «Монарх»: валовой доход понизился на 2,1134 процента. Картель де Куртнэ: повышение валового дохода на 2,1130 процента…

— Черт бы его драл! — озлился Рич. — Так и гребет из моего кармана. Он сердито щелкнул выключателем и вскочил. Его снедало нетерпение. Ответ придет лишь через несколько часов. Теперь вся его жизнь зависит от решения де Куртнэ. Он вышел из кабинета и начал бродить с этажа на этаж, из отдела в отдел с таким видом, будто просто проверял хозяйским строгим глазом, как идет работа. Эспер-секретарша скромно и незаметно следовала за ним, как дрессированная собачка.

— Дрессированная сука! — подумал Рич. И вслух:

— Простите. Вы это прощупали?

— Неважно, мистер Рич. Я поняла вас правильно.

— Вот как? Я и сам себя не понял. Чертов де Куртнэ!

В отделе найма проводились испытания, проверка и отсев, как всегда, многочисленных претендентов на должность. Тут находились клерки, мастера, специалисты, административные работники среднего масштаба и эксперты высшей квалификации. Все эти люди уже подверглись предварительному отбору, который был произведен и на этот раз из рук вон плохо, по мнению эспера-начальника отдела. Когда в кабинете появился Рич, начальник отдела найма, кипя от гнева, расхаживал из угла в угол. Он бровью не повел, приняв телепатический сигнал, посланный ему секретаршей еще из-за двери.

— Мною отведено десять минут для окончательного собеседования с каждым кандидатом, — распекал он одного из своих помощников. — Шесть человек в час, сорок восемь за день. Когда я бракую по тридцать пять процентов испытуемых, я попусту трачу свое время, а точней — время «Монарха». Компания пригласила меня не для того, чтобы я отсеивал явно негодных кандидатов. Это ваше дело. Займитесь им. — Он повернулся к Ричу и с достоинством кивнул: — Доброе утро, мистер Рич.

— Привет. Неприятности?

— Все было бы в порядке, если бы мои сотрудники уразумели, что экстрасенсорная перцепция — отнюдь не чудо, а искусство, подлежащее почасовой оплате. Каково ваше решение по поводу Блонна, мистер Рич?

Секретарша:

— Он еще не читал вашей докладной записки.

— Позвольте вам, милейшая, заметить, что, не используя мои услуги с максимальной эффективностью, компания выбрасывает деньги на ветер. Докладная записка о Блонне пролежала на столе мистера Рича целых три дня.

— Что это еще за Блонн такой свалился мне на голову? — спросил Рич.

— Мистер Рич, сперва я обрисую вам общее положение. В состав Эспер Лиги входит около ста тысяч эсперов третьего класса. Каждый эспер-три способен проникать в область сознания объекта и обнаруживать, что думает объект в данный момент. Это низший класс телепатов. Большая часть охраны и младший технический персонал компании «Монарх» — эсперы-три. Мы наняли более пятисот…

— Он это знает. Это каждому известно. Ближе к делу, трепач!

— Осмелюсь испросить вашего позволения излагать дело так, как я считаю нужным. Далее: в Лиге числится около десяти тысяч эсперов второго класса, ледяным тоном продолжал начальник. — Все эти специалисты, в том числе и я, способны проникать глубже сознательного уровня, добираясь до области подсознания. Большая часть эсперов-два — врачи, адвокаты, инженеры, педагоги, архитекторы, экономисты и так далее.

— И каждому из вас приходится платить целое состояние.

— А почему бы нету Наши услуги стоят того. Компания «Монарх» признает это. В данный момент компания держит на службе более ста эсперов-два.

— Вы перестанете болтать?

— И наконец, в числе членов Лиги насчитывается менее тысячи эсперов первого класса. Эспер-один обладает способностью проникать глубже областей сознания и подсознания…. в область глубоких инстинктов. Все эти люди, конечно, занимают выдающееся положение на различных поприщах. Преподаватели, врачи, психоаналисты, такие, как Тэйт, Гарт, Экинс, Мозель, криминалисты, например Линкольн Пауэл из парапсихологического отдела полиции, руководители внешней торговли, специальные консультанты правительства и так далее. До сих пор у компании «Монарх» не было нужды приглашать на службу эспера-один.

— И что же? — буркнул Рич.

— Сейчас нужда возникла, мистер Рич, и я надеюсь, Блонн согласится. Короче говоря…

— Давно бы так!

— Короче говоря, мистер Рич, «Монарх» пользуется услугами такого количества эсперов, что я предлагаю создать специальный отдел, комплектующий штаты служащих эсперов, и поставить во главе его какого-нибудь эспера первого класса, того же Блонна, к примеру.

— Он не понимает, почему вы сами не справляетесь.

— Я намеренно обрисовал вам общую картину, мистер Рич, чтобы объяснить, из-за чего я сам не в состоянии справиться с такой работой. Я эспер-два. Нетелепатов я опрашиваю быстро и результативно, но моя результативность падает при опросе эсперов. Все эсперы имеют обыкновение блокировать телепатический опрос, и успешность этих контрманевров зависит от категории опрашиваемого. Чтобы основательно проверить эспера-три, мне требуется час. На собеседование с эспером второго класса уйдет три часа. А сквозь блок эспера-один мне, наверное, вообще не пробиться. Для всей этой работы мы должны пригласить эспера первого класса, такого специалиста, как Блонн. Разумеется, это будет стоить огромных денег, но у вас нет другого выхода.

— Вот как! Почему? — спросил Рич.

— Бога ради! Что вы делаете? Приводить ему этот довод — все равно что махать красным перед носом у быка. Вы его не раззадорите, а окончательно обозлите.

— Я выполняю свой долг, мадам. Дело в том, сэр, — пояснил начальник, обратившись к Ричу, — что мы с вами нанимаем далеко не лучших эсперов. Картель де Куртнэ уже не в первый раз перебегает нам дорогу. Из-за плохой постановки дела нам неизменно достаются те, что поплоше, а тем временем де Куртнэ преспокойно снимает сливки.

— Чтоб вам сгореть! И вашему де Куртнэ тоже! — крикнул Рич. — Добро. Валяйте. Пусть теперь этот Блонн сам перебегает де Куртнэ дорогу. Да подключитесь заодно и вы.

Рич бросился к дверям и отправился в отдел информации. Здесь его тоже ожидали неприятные вести. «Компания Монарх. Предприятия общественного пользования» терпела поражение за поражением в единоборстве с картелем де Куртнэ. Он теснил их на всех фронтах: и в области рекламы, и в строительстве, и в исследовательских работах, и в информации. Дальше обманывать себя было нельзя. Рич понял, что его приперли к стенке.

Вернувшись к себе, он несколько минут как бешеный метался по кабинету.

— Хватит валять дурака! — пробормотал он. — Я знаю, что должен его убыть. Он не согласится на слияние. Да и зачем ему это? Он же отлично понимает, что положил меня на обе лопатки. Мне остается только убить его, а для этого нужен помощник. Помощник-эспер. — Он щелчком включил видеофон и распорядился: — Комнату отдыха!

На экране появился сверкающий никелем и эмалью зал со столиками для игры и с автоматическим баром. Судя по виду, в этом зале приятно было отдохнуть, и служащие «Монарха» действительно захаживали сюда с этой целью. В то же время зал являлся центром мощной сети шпионажа, обслуживающей компанию. Управляющий залом бородатый интеллектуал по фамилии Уэст, погруженный в обдумывание шахматной задачи, взглянул на экран и тут же встал.

— Доброе утро, мистер Рич.

Официальное обращение «мистер» было предупреждением, и Рич принял его к сведению.

— Доброе утро, мистер Уэст. Решил наведаться к вам для порядка (отеческая, так сказать, забота). Как развлекаются мои подопечные?

— Каждый по-своему, мистер Рич. Впрочем, сэр, я должен вам пожаловаться, что-то слишком стали увлекаться азартными играми. — Уэст озабоченно бубнил в видеофон до тех пор, пока двое ни о чем не подозревающих клерков скромно допили свои коктейли и ушли. После этого Уэст вздохнул с облегчением, опустился в кресло и сказал:

— Выкладывайте, Бен, путь свободен.

— Скажите, Эллери, Хэссоп уже раскодировал секретную шифровку?

Бородач отрицательно покачал головой.

— Все еще возится?

Уэст ухмыльнулся и кивнул.

— Где сейчас де Куртнэ?

— Держит путь на Землю на борту «Астры».

— Вам известно, что он намерен тут делать? Где остановится?

— Не знаю. Выяснить?

— Пока не нужно. Это зависит…

— От чего? — Уэст с любопытством посмотрел на шефа. — Жаль, что чтение мыслей не осуществляется через «видео». Хотелось бы мне знать, что у вас сейчас на уме.

Рич угрюмо усмехнулся:

— Слава богу, хоть одно убежище у нас осталось. Как вы относитесь к преступлениям, Эллери?

— Так же, как все.

— Все люди?

— Как все члены Лиги. Наша Лига не одобряет преступлений, Бен.

— И что вы с ней так носитесь, с вашей Лигой? Вы же знаете цену успеху, деньгам. А Лига — что она вам даст? Не пора ли вам наконец обзавестись собственным мнением и не заглядывать в рот Лиге?

— Вам этого не понять, Бен. В Эспер Лиге все мы рождены, в ней мы живем и в ней умрем. У нас есть право избирать руководителей, единственное наше право. Зато деятельность каждого из нас находится в полном распоряжении Лиги. Эспер Лига учит и воспитывает нас, присваивает ступени, устанавливает этические нормы и следит за тем, чтобы мы соблюдали их. Так же как медицинские учреждения, Лига оберегает права непосвященных и тем самым оберегает посвященных, то есть нас. У нас есть своя Гиппократова клятва. Она называется Заветом Эспера. И да поможет бог тому, что рискнет этот завет нарушить… на что вы, кажется, меня подбиваете…

— Может быть, и так, — не улыбаясь, отозвался Рич. — Может быть, я подбиваю вас и намекаю, что вашу эспер-клятву стоит нарушить. Если речь пойдет о сумме… о такой громадной сумме, какой ни вы, ни кто-либо из ваших второстепенных щупачей в жизни своей не видывал…

— Оставьте это, Бен. Я пас.

— Но все же предположим, что вы нарушили Завет. Что вам грозит?

— Остракизм.

— И только-то? Подумаешь! Да ведь у вас в кармане будет огромный куш, целое состояние. Те из щупачей, кто потолковее, давно порвали с Лигой. Их подвергли остракизму. Ну и что? Не разыгрывайте из себя младенца, Эллери.

Уэст снисходительно улыбнулся:

— Вы этого не поймете, Бен.

— Так растолкуйте мне.

— Вы говорите об отверженных… о людях вроде Джерри Черча. Не такие уж они толковые. Как бы вам пояснить… — Уэст задумался. — В ту пору, когда хирургия была в зачаточном состоянии, среди людей существовали группы увечных, называемых глухонемыми.

— Это те, что не могли ни говорить, ни слышать?

— Они самые. Между собой они общались языком жестов. А с остальными людьми общаться они не могли. Вы понимаете? Чтобы существовать, они должны были держаться друг за дружку. Человек лишится разума, если ему не с кем обменяться словом.

— Дальше.

— Дальше, кто-то из них додумался заняться вымогательством. Эти люди обложили еженедельным налогом самых богатых глухонемых. Тех, кто отказывался платить, подвергали остракизму. Но никто не отказывался. Каждый предпочитал выложить деньги и спастись от перспективы медленно сходить с ума в полнейшем одиночестве.

— Значит, вы, щупачи, такие же глухонемые?

— О нет, Бен. Глухонемые — это вы. Если кому-нибудь из нас придется жить одному среди вас, то он спятит. Поэтому не нужно соблазнять меня и посвящать в ваши черные замыслы. Я знать их не желаю.

Уэст без церемоний выключил видеофон. Взревев от злобы, Рич схватил со стола золотое пресс-папье и с размаху запустил им в хрустальный экран. Осколки еще не осыпались, а он уже мчался по коридору к выходу.

Его эспер-секретарша знала, куда он уходит. Эспер-шофер знал, куда его везти. Дома его встретила эспер-экономка, которая тут же, составив меню в точном соответствии с невысказанным желанием Рича, распорядилась подать ленч. Поев и слегка поостыв, Рич прошествовал в свой кабинет и сразу направился к сейфу, мерцавшему в дальнем углу кабинета.

Сейф представлял собой небольшой открытый шкаф со множеством ячеек, расстроенный по фазе с некоторым ритмическим колебанием. Когда фаза сейфа и фаза колебания совпадали, сейф вспыхивал ярким светом. Не успевал свет померкнуть, как новое совпадение фаз вызывало очередную вспышку. Таким образом сейф непрестанно пульсировал, излучая мерцающее силовое поле, которое не позволяло ни проникнуть в шкаф, ни даже увидеть его содержимое. Ключом к сейфу был отпечаток левого указательного пальца Рича, что исключало возможность подделки.

Рич коснулся пальцем точки, из которой излучалось сияние. Сияние померкло, появился шкаф. Не отрывая пальца, Рич вынул из одной ячейки черную записную книжечку, а из другой — большой красный конверт. Потом убрал палец, произошло фазовое рассогласование, и сейф замерцал снова.

Рич торопливо перелистывал страницы записной книжки: «авантюристы»… «анархисты»… «аферисты»… «банкроты (злостные)»… «взяточники (разоблаченные)»… «взяточники (потенциальные)». Под рубрикой «потенциальные» стояло пятьдесят семь фамилий именитых граждан, и в том числе Огастес Тэйт, эспер-врач первой ступени. Рич удовлетворенно кивнул.

Потом он вскрыл красный конверт и исследовал его содержимое. В конверте оказалось пять листков, исписанных убористым старомодным почерком, каким писали несколько веков назад. Это было послание потомкам от основателя компании «Монарх» и клана Ричей. На четырех листках значилось «План А», «План В», «План С», «План Д». Пятый был озаглавлен «Вступление». Рич стал читать, не без труда разбирая старинные завитушки:

«Моим наследникам. Только слабые разумом спорят с очевидностью. Если ты открыл это письмо, мы поймем друг друга.

Возможно, тебе пригодятся четыре плана убийств, подготовленные мной в общих чертах. Я завещаю их тебе как часть наследства Ричей. Это только схемы. Ты можешь сам детально разработать их, сообразуясь с требованиями времени, среды и обстоятельств.

Предупреждение: сущность убийства остается неизменной. Во все века убийство есть конфликт общества и убийцы, а ставкой является жертва. Основа этого конфликта с обществом всегда одна. Будь смелым, будь целеустремленным, будь дерзким, и общество не сумеет противопоставить тебе ничего.

Джеффри Рич».

Рич не спеша проглядел планы, искренне восхищаясь предусмотрительностью своего предка, который не упустил ни одной случайности. Сами схемы, хотя и оказались устарелыми, воспламеняли воображение; идеи одна за другой зарождались и зрели в его мозгу, он обдумывал их, находил уязвимые пункты и наконец отвергал. Потом его внимание привлекла одна фраза из послания.

Не обдумывай свой план слишком подробно, если ты считаешь себя прирожденным убийцей. Доверься инстинкту. Разум может подвести тебя, но инстинкт убийцы непобедим.

— Инстинкт убийцы! — шепотом воскликнул Рич. — Господом богом клянусь, этот инстинкт у меня есть.

Прозвенел видеофон, и тотчас заработал телетайп. Под торопливый треск рывками поползла лента. Рич бросился к столу и впился в нее глазами. Сообщение было коротким и убийственным.

Шифровка Ричу. Ответ:

WWHG.

WWHG! Предложение отклонено.

— Отказ! Отказ! Я так и знал! — выкрикнул Рич. — Ну хорошо же, де Куртнэ. Держись! Не ты сживешь меня со света, а я тебя отправлю на тот свет.

ГЛАВА II

Огастес Тэйт, эспер д.м.-I, получал за час психоанализа 1000 кредиток — не столь уж крупный гонорар, если иметь в виду, что редкий пациент решался больше часа злоупотреблять разрушительным для своего бюджета временем доктора. И все же ежедневный доход Тэйта составлял восемь тысяч кредиток, а в год он выколачивал два миллиона с добрым гаком. Мало кто знал, какую долю этой суммы забирала Эспер Лига на воспитание новых телепатов и осуществление Евгенического Плана Лиги, поставившего целью наделить экстрасенсорной перцепцией все человечество.

Огастес Тэйт, который эту цифру знал, не мог смириться с тем, что 91 процент заработанных денег уплывает из его рук. Поэтому он и стал членом Союза Эспер-патриотов, крайне правой группировки внутри Лиги, домогающейся сохранения автократии и неприкосновенности доходов эсперов высшего класса. Как и все члены этого Союза, Тэйт попал под рубрику «Потенциальные взяточники» в записной книжке Бена Рича. Стремительно прошествовав в элегантный кабинет доктора Тэйта, Рич бегло взглянул на хозяина, чья щуплая и не вполне пропорциональная фигура выглядела изящной благодаря усилиям портных, затем сел и буркнул:

— Прощупайте меня, быстро!

Он сосредоточенно уставился на Тэйта, а миниатюрный психиатр-щупач, впившись в него заблестевшими глазами, отрывисто бросал фразу за фразой:

— Вы Бен Рич из компании «Монарх». Фирма стоит десять миллионов кредиток. Вы полагаете, что я слышал о вас. Это так. У вас идет смертельная борьба с картелем де Куртнэ. Верно? Вы люто ненавидите де Куртнэ. Так? Сегодня утром вы предложили ему объединиться. Послали шифровку: YYJI TTED RRCB UUFE AALK QQBA. Он ответил отказом. Верно? В отчаянии вы решили… — Тэйт осекся.

— Продолжайте, — сказал Рич.

— …убить Крэя де Куртнэ и сделать тем самым первый шаг к тому, чтобы завладеть его картелем. Вам нужна моя помощь… Мистер Рич, это смешно! Если вы не прекратите это думать, я должен буду на вас донести. Закон вам известен.

— Так помогите мне обойти его. Не вас учить.

— Нет, мистер Рич, я вам помочь не могу.

— Не можете! И это говорит первостатейный эспер? Как я поверю вам, когда знаю, что вы способны провести любого хитреца, не одного — десяток, сотню… Если захотите, то и весь мир.

Тэйт улыбнулся.

— Подсластить пилюлю, — начал он. — Излюбленный прием…

— Прощупайте меня, — перебил Рич. — Не тратьте времени даром. Прочтите мои мысли. Ваш талант. Мои капиталы. Против вас никто не устоит. Бог ты мой! Пусть скажут мне спасибо, что я решил прикончить только одного. Да мы с вами могли бы распять всю Вселенную.

— Нет, — решительно ответил Тэйт. — Я не согласен. Мистер Рич, мне придется на вас донести.

— Погодите. Неужели вам не интересно, сколько я намерен предложить? Прощупайте-ка глубже. Нашли?

Тэйт закрыл глаза. Его бесстрастное, как у манекена, лицо окаменело в напряжении. Но вот глаза изумленно открылись.

— Вы шутите! — воскликнул он.

— Отнюдь, — негромко буркнул Рич. — И что самое главное: вы, надеюсь, поняли, что от обещанного я не отступлюсь.

Тэйт медленно кивнул.

— К тому же вам известно, что «Монарх» плюс картель де Куртнэ в состоянии осуществить все это.

— Готов вам поверить.

— Еще бы не поверить! Я пять лет финансирую ваш Союз Патриотов. Прощупайте меня поглубже, и вы поймете почему. Так же, как вы, я ненавижу эту сволочную Эспер Лигу. Ее этические установки наносят бизнесу смертельный вред. В бизнесе нельзя распускать сопли. Но рано или поздно ваш Союз расколошматит Эспер Лигу.

— Я уже прочел все это, — нетерпеливо прервал Тэйт.

— Человеку, которому принадлежат и компания «Монарх» и картель де Куртнэ, по плечу и более серьезные дела, чем помочь вашей фракции распатронить Лигу. Я назначу вас пожизненным президентом новой Лиги. Считайте, что этот пост вам обеспечен. В одиночку вы никогда бы не добились этого, но вдвоем со мной добьетесь.

Зажмурив глаза, Тэйт еле слышно произнес:

— Вот уже семьдесят девять лет как ни одно преднамеренное убийство не прошло безнаказанно. Мало кому удается скрыть свои намерения от эсперов. Но даже если это удалось, убийца все равно разоблачит себя впоследствии.

— Эсперы не имеют права давать показания в суде.

— Это так, но если эспер нападет на след, он всегда сумеет найти объективные данные, подтверждающие то, что он нащупал. Линкольн Пауэл, префект парапсихологического отдела полиции, кремень, а не человек. — Тэйт поднял веки. — Что, если мы забудем этот разговор?

— Нет, — отрезал Рич. — Сперва давайте разберемся. Вы говорите, что убийство невозможно скрыть. Почему? Да потому, что щупачи прочитывают наши мысли. Чем же можно заслонить себя от щупача? Еще одним щупачом. Но до сегодняшнего дня ни один убийца не додумался нанять хорошего щупача для страховки. Или, может быть, додумался, но не сумел. Я буду первым.

— Вы уверены, что будете?

— Я вступил в войну, — продолжал Рич. — Мне предстоит жестокая схватка с обществом. Необходимо разработать стратегию и тактику. Любая армия, вступив в войну, разрабатывает стратегию и тактику. Одной смелости, напористости, дерзости еще мало. Чтобы выиграть войну, армии нужна разведка. Моим лазутчиком можете стать только вы.

— Это так.

— Я буду сражаться. А вы вести разведку. Мне необходимо знать, куда направится де Куртнэ, мне нужно выяснить, где и когда удобней нанести удар. Убивать я буду сам, но вы должны сказать мне, где и когда это удобней всего сделать.

— Ясно.

— Я нападу первым… мне нужно пробиться сквозь линию обороны, окружающую де Куртнэ. Рекогносцировку предстоит проделать вам. Прощупать всех нетелепатов, предупредить меня о щупачах и, если я все же столкнусь с ними, блокировать мои мысли. После убийства мне придется отступать сквозь новые ряды щупачей и нетелепатов. Вы будете в арьергарде. Останетесь на поле боя уже после убийства и установите, кого и почему подозревает полиция. Если я узнаю, что подозрение направлено на меня, я сумею отвести его. Если же я узнаю, что заподозрен другой человек, я смогу очернить его еще больше. Станьте моей разведкой, и я смело вступлю в войну и выиграло ее. Разве это неправда? Прощупайте меня.

После долгой паузы Тэйт сказал:

— Правда. Мы сумеем это сделать.

— Так вы беретесь мне помочь?

Тэйт помолчал, колеблясь, и наконец решительно ответил:

— Да. Берусь.

Рич с облегчением вздохнул:

— Прекрасно. А теперь я познакомлю вас со своим планом действий. Добраться до де Куртнэ мне поможет некая старинная игра под названием «Сардинки». Я воспользуюсь возможностью, которую предоставит мне эта игра, и убью де Куртнэ. Я уже придумал, как именно убить его, чтоб замести следы. Я пущу в ход старинный револьвер, но стрелять буду не пулей.

— Стойте, — вдруг воскликнул Тэйт. — Как вы не понимаете, что все эти ваши замыслы с легкостью прочтет первый попавшийся щупач. Я могу вас прикрывать, только когда я рядом. Но я не буду постоянно возле вас.

— Можно подставить временный мыслеблок. Я зайцу в Музыкальный тупик к одной девице, сочиняющей песенки, что-нибудь ей навру, и она поможет вше.

— Что ж, пожалуй, — согласился Тэйт, быстро прощупав его. — Но вот что меня беспокоит. Де Куртнэ, возможно, будут охранять. Вы станете стрелять и по охране?

— Нет. Надеялось, до этого не дойдет. Некто Джордан, физиолог, работающий для моей компании, недавно изобрел слепящие капсулы. Мы собирались их использовать во время столкновений с забастовщиками. Я испробую их на охране де Куртнэ.

— Ясно.

— Вы будете работать на меня все время, постоянно все разведывать и разузнавать, но одну вещь необходимо выяснить прежде всего остального. Приезжая в наш город, де Куртнэ обычно останавливается у Марии Бомон.

— У Золоченой Мумии?

— Да. Узнайте, собирается ли он и в этот раз быть ее гостем. Тогда все решится.

— Это нетрудно. Я сумею раскопать и где он остановится, и что намерен делать. Линкольн Пауэл устраивает у себя сегодня вечеринку. Врач Крэя де Куртнэ, наверно, тоже будет там. Он уже неделю гостит на Земле. С него я и начну разведку.

— А вы не боитесь Пауэла?

Тэйт надменно улыбнулся.

— Если бы я его боялся, я бы не рискнул принять ваше предложение. Не заблуждайтесь на мой счет, мистер Рич. Я ведь не Джерри Черч.

— Кто?

— Не нужно делать таких удивленных глаз. Джерри Черч, эспер второго класса. Его выставили из Лиги десять лет тому назад, после того как вы однажды пригласили его на пикник.

— Черт бы вас взял! Нащупали?

— Что-то нащупал, а кое-что знал раньше.

— Ничего, это не повторится на сей раз. Черч во сравнению с вами слабак. Вам не потребуется к нынешнему вечеру что-нибудь для антуража? Женщины? Костюм? Драгоценности? Деньги? Вам стоит только позвонить в «Монарх».

— Ничего не нужно, но очень благодарен вам.

— Таков уж я — преступник, но… широкая дупла. — Рич встал, улыбнулся и двинулся к выходу, не попрощавшись с Тэйтом за руку.

— Мистер Рич! — окликнул тот, когда гость был уже возле двери.

Рич обернулся.

— Крики по ночам не прекратятся. Человек Без Лица — это не символ убийства.

— Что? О господи! Значит, опять кошмары? Чтоб ты сдох, чертов щупач! Как ты узнал? Как ты…

— Не будьте дураком. Вы что, шутки хотели шутить с эспером первой ступени?

— Кто с тобой шутит, сволочь? Что ты знаешь о кошмарах?

— А вот этого-то я вам не скажу. Я очень сомневаюсь, мистер Рич, что кто-то, кроме «первоступенного», сумеет просветить вас… К тому же… после беседы со мной вы вряд ли осмелитесь с кем-то еще консультироваться.

— Как вас понять? Вы не поможете мне?

— Нет, мистер Рич. — Тэйт злорадно улыбнулся. — Нужно же и мне чем-то пополнить свой арсенал. Равновесие сил — залог того, что стороны будут действовать на паритетных началах. Взаимная зависимость обеспечит верность общим интересам. Таков уж я — преступник, но… щупач.

Как все эсперы высшей ступени, Линкольн Пауэл жил в собственном особняке. Это была не роскошь, а скорей необходимость. Ток мыслей, слишком слабый для того, чтобы проникать через казненную и кирпичную кладку, все же пробивался сквозь пластиковые стены квартир. Жизнь в многоквартирном доме, где на тебя обрушиваются мысли и чувства множества людей, сущий ад для эспера.

Префект полиции Пауэл мог позволить себе небольшой особнячок на Гудзон Рэмп с видом на Норт Ривер. В доме было всего четыре комнаты: кабинет и спальня наверху, а внизу — гостиная и кухня. Слуг у Пауэла не было. Как почти все эсперы высшей ступени, он должен был подолгу находиться в одиночестве и предпочитал вести хозяйство сам. Сейчас он готовил на кухне угощение для предстоящей вечеринки и, следя за приборами на кухонном пульте, насвистывал какой-то жалобный и замысловатый мотив.

Пауэлу было уже под сорок; высокий, тонкий, он двигался медленно и небрежно. Большой рот, всегда, казалось бы, готовый растянуться в улыбке, сейчас был скорбно сжат. Пауэл распекал себя за глупый и ребяческий поступок, один из многих, на которые нет-нет да и толкал его самый тяжкий его порок.

Главное свойство эсперов — непосредственность реакции. Любая перемена обстоятельств вызывает у них немедленный отклик. Слабостью Пауэла было чрезмерно развитое чувство юмора, принимавшее порой весьма причудливые формы под влиянием какого-нибудь толчка со стороны. Пауэл говорил, что в таких случаях в пего вселяется Нечестивый Эйб. Что на него находило, он и сам не знал. Кто-нибудь задавал Линкольну Пауэлу самый невинный вопрос, и Нечестивый Эйб внезапно вступал в дело. С чистосердечным и серьезным видом Пауэл плел неслыханные небылицы, созданные в один миг его разбушевавшейся фантазией. Побороть себя он был не в силах.

Не далее как сегодня полицейский комиссар Крэб, справляясь о каком-то заурядном деле шантажиста, произнес одну фамилию неправильно, и это вдохновило Пауэла на сочинение необычайно драматической истории. Там шла речь о вымышленном преступлении, о дерзком рейде, совершенном полицией в полночь, во время которого проявил чудеса героизма несуществующий лейтенант Копеник. Сейчас Пауэл узнал, что комиссар намерен наградить Копеника медалью.

— Нечестивый Эйб, ты замучил меня, — сокрушенно жаловался Пауэл.

Прозвенел дверной звонок. Пауэл удивленно взглянул на часы (для гостей было еще не время) и поставил в положение «Открыто» чувствительный элемент замка. Замок откликался на телепатический сигнал, как камертон на соответствующую частоту. Парадная дверь отворилась.

Сразу же возник знакомый сенсорный импульс: снег/мята/тюльпаны/тафта.

— Мери Нойес! Пришла помочь холостяку подготовиться к приему гостей? Как мило!

— Я надеялась, что нужна тебе, Линк.

— Каждому хозяину нужна хозяйка. Мэри, с чем мне приготовить канапэ?

— Я как раз недавно изобрела одну штуку. Взять острую приправу и пережарить.

Она зашла на кухню, в зрительном восприятии маленькая, а в мысленном — высокая, осанистая. Темноволосая смугляночка внешне, а в душе холодная, морозно-гордая, как монахиня в белоснежной одежде. Но ведь не то реально, что мы видим. Внешность обманчива.

— Жаль, что я не в состоянии измениться внутренне.

— Ты хочешь измениться, моя радость? (Спешу поцеловать тебя такою, как ты есть.)

— (И всегда лишь мысленно.) Очень бы хотела, но увы. Мне до смерти надоел вкус мяты, который ты ощущаешь при каждой нашей встрече.

— В следующий раз добавлю льда и бренди. Хорошо смешать и voila — отличный ерш. Мэри-коктейль.

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Мэри.

— Спасибо, Линк. — Но эти слова он сказал. Он всегда их говорит. Говорит, а не думает. Мэри быстро отвернулась. Прощупав ее слезы, он опечалился.

— Мари, ты снова?

— Не снова, а всегда. Всегда. — Из глубины ее сознания рвалось, как крик: — Линкольн, я люблю тебя. Люблю тебя. Образ моего отца. Символ надежности, теплоты, нежной защиты. Не отвергай меня всегда… всегда… и навсегда…

— Мэри, послушай…

— Линк, зачем же говорить? К чему слова? Невыносимо, когда между нами стоят слова.

— Ты мой друг, Мэри. Навсегда. Я разделю с тобой все свои горести. Все радости.

— Но не любовь.

— Нет, не любовь, моя голубка. Не надо так терзать себя. Все, кроме любви.

— Но у меня — пусть бог меня помилует — хватит любви и для двоих.

— Пусть бог помилует обоих нас, но для двоих нужно, чтобы любили двое.

— Все эсперы должны жениться до сорока лет. Этого требует устав. Ты знаешь, Линк.

— Знаю.

— Мы дружны. Женись на мне, Линкольн. Дай мне год, я больше не прошу. Один короткий год, чтобы любить тебя. Я не стану тебя удерживать. Я отпущу тебя. Тебе не придется меня ненавидеть. Милый, как мало я прошу… как мало у тебя прошу.

Зазвенел звонок. Пауэл растерянно взглянул на Мэри.

— Гости, — пробормотал он и поставил чувствительный элемент звонка в положение «Открыто». В ту же секунду Мэри направила более мощный импульс: «Закрыто». Сигналы сложились, дверь осталась закрытой.

— Сперва ответь мне, Линкольн.

— Я не могу ответить так, как тебе хочется.

Опять звонок.

Он крепко взял ее за плечи и, не отпуская, очень пристально посмотрел ей в глаза.

— Ты вторая. Загляни в меня как можно глубже. Что у меня в мыслях? Что на сердце? Каков мой ответ?

Он снял все блоки. Образы, чувства, мысли с грохотом ринулись и закружили ее в жарком и грозном водовороте… Она и боялась, и замирала в радостном ожидании, но…

— Снег. Мята. Тюльпаны. Тафта, — произнесла она устало. — Идите встречать гостей, мистер Пауэл. Я приготовлю вам канапэ. Это единственное, на что я пригодна.

Пауэл поцеловал ее, потом прошел через гостиную и отпер парадную дверь. Тотчас же в дом ворвался сверкающий, искрометный невидимый поток, а вслед за тем вошли и гости. Началась вечеринка эсперов.

Право Совершенно

Эллери верно

Вам Тэйт вряд ли Канапэ? я врач Мы долго Охотно де Куртнэ взяли предстоит Он с собой работать приедет Галена для в ближайшее у него «Монарха» время сегодня В любой торжественный день Сдал экзамены

Лига в Лигу может и получил выдвинуть объявить 2-ю ступень вас их на пост методы президента, шпионажа если вы неэтичными не возражаете, Пауэл

— Экинс! Червил! Тэйт! Помилосердствуйте! Да вы взгляните только, что мы тут наплели.

Телепатическая болтовня умолкла. Прошло мгновение, затем, собравшись с мыслями, гости весело расхохотались.

— Точно так мы лопотали когда-то в детском саду. Пожалейте беднягу хозяина. От этой мешанины можно помешаться. Должна же быть какая-то система, я уж не говорю о красоте.

— Предложите схему, Линк.

— Что бы вы хотели?

— Математическая кривая? Музыка? Плетенка? Архитектурный проект?

— Все, что угодно. Все, что вам угодно. Только чтобы свербило мозги. Простите, Линкольн Мы исправим все Сейчас Тэйт ожидали повсюду но Алана развелось я Сивера так много Не выбирают у нас в президенты неженатых вправе числе эсперов сообщать прочих что Вам яс но что наша затея провалится что он весь делает вряд ли евгенический де Куртнэ тогда при думает, новый план прийти

Новый взрыв хохота приветствовал слово «прийти», которое по недосмотру Мэри Нойес проскочило за край плетенки. Еще раз прозвенел звонок, и в комнату вошел адвокат-2 интерпланетного суда совести. Он привел девушку, застенчивую, тихую, на редкость привлекательную внешне. Телепатически она была наивна и поверхностна. Типичная третьяшка.

— Приветствую, друзья. Приветствую. Слезная просьба извинить за опоздание. Причина — флердоранж, обручальные кольца… весь этот ассоциативный ряд… Только что сделал предложение.

— И боюсь, что оно принято, — сказала девушка с улыбкой.

— Не вслух! — оборвал адвокат. — Тут не галдят, лак на сборище третьеступенников. Я же предупреждал тебя.

— Я забыла, — опять невольно вырвалось у девушки, и по гостиной заметались горячие волны испуга и смущения. Но тут к бедняжке подошел Линкольн Пауэл и ласково взял ее за руку. Рука дрожала.

— Не обращайте на него внимания, дорогая. Это всего лишь второступенный сноб. Я хозяин этого дома. Линкольн Пауэл. Шерлок Холмс на жалованье. Если жених вас колотит, я помогу ему раскаяться. Сейчас я познакомлю вас с вашими соущербниками. — Он повел ее по гостиной. — Это вот Гас Тэйт, он знахарь-шарлатан. Рядом с ним Сэм и Салли Экинс. Сэм тоже шаманит, а Салли микропедиатр-два. Они только что прилетели с Венеры. Гостят у нас…

— Здрав… ой, то есть здравствуйте.

— Толстяк, сидящий на полу, Уолли Червил, архитектор-два. Блондиночка, которую он держит на коленях, его супруга, Джун. Она редактор-два. Их сын, Гален, разговаривает с Эллери Уэстом. Галли — студент политехник-три.

Молодой Гален Червил с негодованием стал объяснять, что получил — как раз сегодня получил — вторую ступень, что он может хоть год обходиться без слов. Пауэл прервал его и на уровне, недоступном восприятию девушки, растолковал, по какой причине допустил он эту вполне сознательную ошибку.

— О! — воскликнул Гален. — Братья и сестры третьячки, нашего полку прибыло. Это отрадно. Я совсем было струхнул тут в одиночестве, среди глуби иных щупачей.

— Да что вы! Мне сперва тоже стало страшновато, а теперь как будто ничего.

— А вот наша хозяйка Мэри Нойес.

— Добрый вечер. Канапэ?

— Спасибо. Какие они у вас красивые, миссис Пауэл!

— Что, если нам поиграть? — быстро вмешался Пауэл. — Кто хочет играть в шарады?

В темной нише, прильнув к двери, ведущей из сада в дом, прятался Джерри Черт и жадно слушал. Джерри Черч, продрогший и окоченевший, молчаливый и жаждущий Джерри Черч. Обида, ненависть, уязвленная гордость и жажда терзали его. Бывший эспер-2 умирал от жажды, утолить которую ему мешала мертвая хватка остракизма. Сквозь тонкую кленовую филенку просачивались одна за другой телепатемы: переливчатый и переменчивый пестрый узор. И Джерри Черч, который уже десять лет томился на голодной словесной диете, жаждал всей душой общения со своими, с навсегда потерянным для него миром эсперов.

— Я вспомнил о де Куртнэ, так как недавно наткнулся на подобный случай.

Это Огастес Тэйт подъезжает к Экинсу.

— В самом деле? Очень любопытно. Нужно бы сравнить истории болезней. Кстати, я ведь прибыл на Землю только из-за де Куртнэ, досадно, что он… м-м… недоступен.

Экинс явно не договаривает, а Тэйт, похоже, хочет до чего-то докопаться. Может быть, это и не так, подумал Черч, но только слишком уж напоминает дуэль их изящная манера скрещивать блоки и контрблоки.

— Послушайте, щупач. По-моему, вы довольно по-хамски ведете себя с этой бедной девочкой.

— Поглядите на вы на него, — пробурчал Черч. — Достопочтенный Пауэл, Его Прохиндейство, тот, что выставил меня из Лиги, читает проповеди адвокату.

— С бедной девочкой? С кретинкой, было бы верней сказать, Господи! Бывают же такие нескладехи!

— Вы несправедливы к ней. Ведь у нее всего лишь третья ступень.

— Мне от нее тошно.

— И вы считаете… порядочным жениться на девушке, которая внушает вам такие чувства?

— Вы сентиментальный осел, Пауэл. Сами знаете: нам можно жениться только на щупачках. А эта хоть хорошенькая.

Посреди гостиной играли в шарады. Мэри Нойес тщательно маскировала образ старинным стихотворением.

Что бы это могло быть? Какая-то планета и сосна. Марс и сосна? Э, нет. Марс и ель. Ну конечно, Марсель, не так уж трудно.

— Как вам кажется, Эллери, Пауэл подходящая кандидатура?

Это уж Червил с всегдашней елейной улыбкой и с поповским брюхом.

— На пост президента?

— Да.

— Пауэл дьявольски толковый малый. Романтик и в то же время очень толковый. Лучшего президента не найти, если бы он был женат.

— Вы же сами сказали, что он романтик. Хочет жениться по любви.

— Вы, глубинные, кажется, все женитесь по любви? Слава богу, у меня только вторая ступень.

Тут в кухне с грохотом разлетелся стакан, и святоша Пауэл, не теряя времени, уже принялся обрабатывать мозгляка Гаса Тэйта.

— Не беспокойтесь, Гас, я уберу. Я его нарочно сбросил, чтобы прикрыть вас. Вы излучаете тревогу, как новая звезда.

— Вы что, с ума сошли?

— Нет, это вы сегодня не в своем уме. Что там у вас такое с Беном Ричем?

Мозглячок, как видно, был настороже. Его духовная броня буквально на глазах затвердела.

— Бен Рич? Я о нем и не думаю.

— Думаете, да еще как. Он весь вечер не выходит у вас из головы. Трудно было не заметить.

— Вы перепутали, Пауэл. Наверно, вы наткнулись не на мои телепатемы.

Образ хохочущей лошади.

— Пауэл, клянусь вам…

— Гас, вы столковались с Ричем?

— Нет.

Но блоки так и грохнули.

— Послушайтесь доброго совета, Гас. Рич втянет вас в неприятности. Будьте благоразумны. Помните Джерри Черча? Рич погубил его. Остерегайтесь и вы.

С непринужденным видом Тэйт направился в гостиную. Пауэл остался в кухне: спокойно, не спеша убрал осколки. На ступеньке за дверью, съежившись, лежал замерзший Черч, и ненависть бурлила в его сердце. Юный Червил выкаблучивал перед девушкой адвоката: пел любовную балладу и визуально ее пародировал. Студенческие штучки. Дамы оживленно сплетничали синусоидами. Экинс и Уэст крест-накрест плели разговор с таким заманчиво сложным узором сенсорных образов, что Джерри изнывал от зависти.

— Хотите выпить, Джерри?

Дверь открылась. На пороге темным силуэтом вырисовывалась фигура Пауэла с пенящимся бокалом в руке. На лицо его падал неяркий свет звезд. Из-под тяжелых век сочувственно смотрели умные глубокие глаза. Изумленный Черч с трудом поднялся на ноги и робко взял протянутый ему бокал.

— Не сообщайте об этом в Лигу, Джерри. Мне чертовски нагорит за то, что я нарушил табу. Вечно я что-то нарушаю. Бедный Джерри… Десять лет огромный срок. Нужно как-то вам помочь.

Внезапно Джерри выплеснул вино в лицо Пауэлу, повернулся и убежал.

ГЛАВА III

В понедельник в девять часов утра Рич увидел на экране своего видео безжизненное, как у манекена, лицо Тэйта.

— Эта линия не прослушивается? — резко бросил Тэйт.

Рич молча указал на предохранительную изоляцию.

— Отлично, сказал Тэйт. — По-моему, я справился с заданием. Вчера вечером я прощупал Экинса. Но прежде чем дать отчет, я должен вас предупредить. При глубинном прощупывании первоступенного никогда не исключается вероятность ошибки. Экинс и тому же довольно тщательно блокировался.

— Понятно.

— Крэй де Куртнэ прибывает с Марса на борту «Астры» утром в ближайшую среду. Он сразу же направится в городской дом Марии Бомон, где пробудет негласно, втайне от всех до следующего утра… Не долее.

— Только одну ночь, — вполголоса произнес Рич. — А потом? Что он намерен делать?

— Я не знаю. Похоже, что де Куртнэ готовится к решительному ходу…

— Против меня! — угрюмо вставил Рич.

— Возможно. Судя по тому, что я узнал, де Куртнэ гнетет какая-то тяжесть, и из-за этого нарушился его приспособительный баланс. Инстинкт жизни и инстинкт смерти, расслоились. Эмоциональная несостоятельность быстро ведет его к упадку.

— Бросьте ваши выкрутасы, черт бы вас побрал! — вспыхнул Рич. — Вся моя жизнь висит на волоске. Рассказывайте просто.

— Сейчас объясню. Каждый из нас представляет собой сочетание двух противоположных стимулов — инстинкта жизни и инстинкта смерти. Причем цель обоих стимулов одна — нирвана. Инстинкт жизни стремится достичь ее, сметая все препятствия. А инстинкт смерти — путем самоуничтожения. У приспособляемого индивидуума оба инстинкта сосуществуют в прочном сочетании. Но под воздействием психической нагрузки они расслаиваются. Именно это происходит сейчас с де Куртнэ.

— Да, черт возьми! А жертвой буду я.

— Экинс встретится с де Куртнэ в четверг утром и попытается отговорить его от того, что он затевает. Экинс не знает его планов, но считает их опасными и потому решил им помешать. Для этого-то он и прилетел сюда с Венеры.

— Я обойдусь и без него. Меня не нужно защищать. Я себя сам защищу. Это самозащита, Тэйт, а не убийство! Самозащита! Вы молодец, справились как следует. Мне больше ничего не нужно.

— Вам много чего нужно, Рич. Например, вам не хватает времени. Сегодня уже понедельник. Вы должны подготовиться к среде.

— Подготовлюсь, — буркнул Рич. — Кстати, вы и сами будьте наготове.

— Мы не можем позволить себе сорваться, Рич. Срыв — это Разрушение. Вы понимаете?

— Разрушение для нас обоих. Понимаю. — Голос Рича дрогнул. — Да, Тэйт, мы с вами связаны одной веревочкой до самого конца… вплоть до самого Разрушения.

Весь понедельник он обдумывал свои планы, смелые, дерзкие, целеустремленные планы. Осторожно обозначил контуры, как делает художник, прежде чем начнет наносить краски. Но красок наносить не стал, решил довериться инстинкту и не обдумывать деталей до среды. Вечером он лег спать и вновь проснулся с криком: ему опять приснился Человек Без Лица.

Во вторник днем он вышел из «Башни Монарха» и отправился на Шеридан-плейс в аудиокнижный магазин «Столетие». Магазин торговал главным образом пьезоэлектрическими кристаллами, сделанными в виде драгоценностей в изящной оправе. Последним криком моды были оперы-брошки, лучший подарок даме.

В магазине было также несколько полок архаических печатных книг.

— Мне нужен оригинальный подарок для возобновления старинного знакомства, — обратился Рич к продавцу.

Тот засыпал его образцами.

— Нет, это все не то, — заметил Рич. — Отчего бы вам не нанять щупача, чтобы избавить покупателей от затруднений. Вы слишком старомодны.

Сопровождаемый свитой перепуганных приказчиков, Рич начал сам обходить магазин. Вдоволь поморочив им голову, однако, прежде чем встревоженный хозяин успел послать за приказчиком-щупачом, Рич вдруг остановился перед книжными полками.

— А это еще что? — сказал он удивленно.

— Древние книги, мистер Рич.

Служащие магазина принялись объяснять ему теорию и практику архаической визуальной книги, а Рич слушал их и не спеша разыскивал потрепанный коричневый том, за которым он сюда явился. Он отлично помнил эту книгу. Просмотрев ее пять лет назад, он сразу сделал пометку в черном блокноте. Старый Джеффри Рич был не единственным в их роду предусмотрительным человеком.

— Интересно… Очень… Очень увлекательно. Ну а это что за книга? Рич снял с полки коричневый том. — «Развлечения для вечеринки». Когда же это напечатано? Не может быть! Неужели уже тогда устраивали вечеринки?

Продавцы его заверили, что пращуры порой отличались удивительно современными вкусами.

— Поглядим-ка содержание, — посмеиваясь, сказал Рич. — «Бридж новобрачных»… «Прусский вист»… «Почта»… «Сардинки»… Что бы это могло быть? Страница девяносто шесть. Ну-ка, ну-ка.

Небрежно листая книгу, он увидел набранный жирным шрифтом заголовок: «Веселые затеи при смешанном составе игроков».

— Ишь ты! — рассмеялся он, с деланным удивлением указывая на хорошо знакомый ему абзац.

САРДИНКИ

Один игрок водит. В доме гасят все огни, и ведущий прячется. Через несколько минут все остальные порознь отправляются его искать. Тот, кто первым находит ведущего, не сообщает об этом другим, а присоединяется к ведущему и остается там, где тот прячется. Постепенно и другие игроки разыскивают спрятавшихся «сардинок» и присоединяются к ним. Проигравшим считается тот, кто остается последним и в одиночестве бродит по темному дому.

— Я это беру, — сказал Рич. — Это то, что мне нужно.

Вечером он потратил три часа на то, чтобы сделать неудобочитаемой почти всю книгу. Он кромсал страницы ножницами, прожигал их огнем, кислотой и усеивал пятнами. Каждый ожог, порез, царапину он наносил с таким ожесточением, будто перед ним было тело ненавистного де Куртнэ. В конце концов в книге не осталось ни одного пояснения к игре, из которого можно было бы что-то уразуметь. Единственным исключением были «Сардинки».

Потом Рич обернул книгу и послал ее пневматической почтой оценщику Грэхему. Книга с шумом устремилась в путь, а через час вернулась с оценкой и с удостоверяющей оценку печатью. Грэхем не заметил, что том испорчен.

В красивой подарочной обертке Рич отправил книгу (приложив к ней по обычаю оценку) все тем же способом к Марии Бомон. Через двадцать минут пришел ответ.

«Мой, милый! Милый! Милый! Я уж думала что ты савсем зобыл (записку явно писала сама Мария) старую прилестницу. Щаслива получить такой подарок. Приходи севодня, у меня будут гости и мы поиграим в какую-нибудь игру из твоей семпатичной книжки». В капсуле вместе с запиской находилась синтетическая рубиновая звездочка с портретом Марии в центре. Мария, разумеется, была изображена обнаженной.

Рич ответил:

«Увы!.. Не сегодня. Прогорает один из моих миллионов».

Мария отозвалась:

«Приходи в среду, умник. Я тибе подарю один из моих».

На это Рич послал ответ:

«С восторгом принимаю приглашение. Приведу с собой приятеля. Целую тебя всюду». И отправился в постель.

Ему приснился Человек Без Лица, и Рич проснулся с криком.

В среду утром Рич посетил Научный Центр «Монарха» (отеческая, так сказать, забота) и потратил час на то, чтобы подогреть энтузиазмом молодых и одаренных сотрудников Центра. Он поговорил с ними об их работе и блестящем будущем, которое их ждет, если они и впредь будут верны «Монарху». Рассказал им неприличный бородатый анекдот о пионере-девственнике, который совершил вынужденную посадку в глубоком космосе на катафалке, а покойница вдруг объявила: «Я просто туристка». Одаренные молодые люди деликатно посмеялись, ощущая некоторое презрение к шефу.

Воспользовавшись непринужденностью обстановки, Рич проскользнул в секретную лабораторию и унес оттуда «нок-капсулу». Капсулы представляли собой небольшие медные кубики, действующие очень эффективно. Разрываясь, они извергали слепящее голубое пламя, которое полностью разлагало родопсин — зрительный пурпур в сетчатке глаза, — ослепляя жертву и лишая ее способности воспринимать пространство и время.

В среду днем Рич отправился в Музыкальный тупик, расположенный в центре театрального района, и зашел в контору «Психопесни, инкорпорейтид». Владелица этой конторы, очень неглупая молодая особа, сочиняла великолепные созвучия для рекламы и песенки-штрейкбрехериады, когда «Монарху» срочно требовалось уничтожить следы очередного конфликта с рабочими. Ее звали Даффи Уиг. Рич считал, что Даффи — символ преуспевающей современной девицы — девственная соблазнительница.

— Ну-с, Даффи, — он небрежно поцеловал ее. Даффи была очень недурна собой, но слишком молода на его вкус.

— Ну-с, мистер Рич? — Даффи как-то странно на него взглянула. Знаете, что я сделаю в один прекрасный день? Найму эспер-ходатая по любовным делам, чтобы проанализировать ваш поцелуй. По-моему, вы ко мне равнодушны.

— Совершенно верно.

— Свинья.

— Нужно выбирать одно из двух, моя красавица. Или с девушками целоваться, или делать деньги.

— Но вы целуете меня.

— Лишь потому, что вы точная копия леди, изображенной на кредитке.

— Пим, — сказала она.

— Пом, — сказал он.

— Бим, — сказала она.

— Бам, — сказал он.

— Я с удовольствием убила бы негодника, который это выдумал, — мрачно сказала Даффи. — Добро, красавец мой. Что у вас нынче за печаль?

— Картежники, — ответил Рич. — Эллери Уэст, мой управляющий клубом, жалуется, что многие пристрастились к азартной игре. По его мнению, слишком многие. Лично меня это не тревожит.

— Тот, кто сидит по уши в долгах, не смеет просить о прибавке.

— Вы слишком проницательны, моя радость.

— Значит, вам нужны антикартежные куплеты?

— Что-нибудь в этом роде. Доходчивое и не слишком в лоб. Нечто скорее отвлекающее, чем агитационное. И притом такое, что всплывает в памяти само собой.

Даффи кивнула, делая пометки.

— Подберите к куплетам мелодию, которую приятно слушать. Ведь ее теперь начнут насвистывать, мурлыкать и напевать все мои служащие.

— Нахал! Каждую из моих мелодий приятно слушать.

— Не более одного раза.

— Между прочим, вы их слушаете и по тысяче раз.

Рич засмеялся.

— Кстати, об однообразии, — добавил он непринужденно.

— Этим грехом мы не грешим.

— Какой самый прилипчивый мотив из тех, что вы когда-то сочинили?

— Прилипчивый?

— Вы знаете, о чем я говорю. Что-нибудь вроде этих рекламных куплетов, которые потом не выбросишь из головы.

— А-а… Мы их называем «пепси».

— Почему?

— Кто его знает. Говорят, их изобрел впервые еще несколько веков назад какой-то Пепси. Я этого товара не держу. Когда-то написала одну штучку… — Даффи скорчила гримасу. — Даже сейчас не могу вспомнить без содрогания. Такая дрянь, стоит раз услышать — привяжется не меньше чем на месяц. Меня она промучила год.

— Вы шутите.

— Честное скаутское, мистер Рич. Песенка называлась «Смотри в оба». Я ее написала для той злополучной пьесы о сумасшедшем математике, которая потом с таким треском провалилась. Они просили что-нибудь въедливое, и я уж постаралась. Публика так негодовала, что спектакль сняли со сцены и потеряли па этом целое состояние.

— Спойте мне ее.

— Я слишком хорошо к вам отношусь.

— Нет, правда, Даффи. Я умираю от любопытства.

— Вы раскаетесь.

— Я вам не верю.

— Ну ладно, свинтус, — Даффи пододвинула к себе переносную панель с клавиатурой. — Это вам расплата за ваш ледяной поцелуй.

Ее рука грациозно заскользила по панели. Комнату наполнила предельно монотонная мелодия, мучительно банальная, въедающаяся своей банальностью в мозги. Это была квинтэссенция всех мелодических клише, которые когда-либо слышал Рич. Какой бы ты мотив ни начал вспоминать, ты неизбежно соскальзывал на изъезженную дорожку этой мелодии.

— «Смотри в оба».

И Даффи запела:

Три, два, раз… А ну еще! Три, четыре — Горячо! Ах ты, камбала, Не вобла, Смотри в оба! Смотри в оба! И когда сказал «четыре», Получил синяк под глаз… Три, четыре… Три, два, раз![1]

— О господи! — воскликнул Рич.

— У меня тут есть неплохие находки, — говорила Даффи, продолжая играть. — Заметили вы этот такт после слов «Смотри в оба»? Это полукаденция. После слов «три, два, раз» такт снова повторяется. Это превращает и концовку в полукаденцию, и песню можно продолжать без конца. Такт как бы гонит вас по кругу. «Ах ты, камбала, не вобла, смотри в оба! Смотри в оба!» Тррам. «Ах ты, камбала, смотри в оба! Смотри…»

— Будет вам, чертенок! — Рич вскочил, зажав уши ладонями. — Что вы со мной сделали? Сколько продлится это наваждение?

— Не меньше месяца.

— Ах ты, камбала, не вобла, смотри… Я погиб. Можно как-нибудь от этого спастись?

— Конечно. Очень просто. Погубите меня, — Даффи прижалась к нему и поцеловала со всем пылом юности. — Дурачок, — шептала она. — Олух. Балбес. Недотепа. Для кого ты меня бережешь, глупыш? Втащи меня в сточную канаву. А я — то думала, ты человек без предрассудков.

— У меня их еще меньше, чем ты думала, — ответил он и вышел.

Его расчет оправдался, песенка накрепко засела у него в мозгу и, пока он спускался по лестнице, трещала без перерыва. Ах ты, камбала, не вобла, смотри в оба! Смотри в оба! Ах ты, камбала, не вобла, смотри в оба! Смотри в оба! Трамм. Отличный мыслеблок для неэспера. Какой щупач пролезет сквозь этот заслон? Ах ты, камбала, не вобла! Смотри в оба!

— Еще меньше предрассудков, чем ты думала, — пробормотал он и нацелил своего прыгуна на ссудную кассу Джерри Черча, расположенную на западной окраине города.

Ах ты, камбала, не вобла, смотри в оба!..

Ростовщичество, что бы ни утверждали завистники, одна из старейших профессий. Еще в далекой древности люди занимались тем, что ссужали своим ближним деньги под залог движимого имущества. Уходя истоками в глубины прошлого и устремляясь в будущее к самым его отдаленным рубежам, эта профессия не подвергается переменам, как и сама ссудная касса. Заваленный реликвиями разных эпох погребок Джерри Черча в глазах посетителей выглядел музеем вечности. И даже сам Черч с любопытным уклончивым взглядом, со сморщенной физиономией, покореженной и почерневшей от невидимых ударов следы душевных мук, — казался существом без возраста, олицетворением извечного ростовщика.

Черч вылез из полутьмы и оказался перед Ричем, который стоял у прилавка, освещенный косо падающим на него солнечным лучом. Черч не вздрогнул. Он не узнал посетителя. Прошмыгнув мимо того, кто уже десять лет был его злейшим врагом, Черч забрался за прилавок и спросил:

— Чем могу вам служить?

— Здравствуйте, Джерри.

Не поднимая глаз, Черч протянул через прилавок руку. Рич хотел ее пожать, но Черч ее отдернул.

— Нет уж, — произнес он с истерическим смешком. — Нет уж, спасибо. Просто дайте мне то, что вы принесли в заклад.

Щупач, оказывается, подстроил ему мелкую ловушку, и он в нее попался. Наплевать.

— Я ничего не принес вам в заклад.

— Так обеднели? Подумать только, какой человек споткнулся. Но мы ведь все под этим ходим. Все мы спотыкаемся. Все спотыкаемся.

Черч искоса глядел на Рича, пробуя прощупать его мысли. Ну что же, пусть попробует. Ах ты, камбала, не вобла, смотри в оба! Смотри в оба! Пусть пробьется через эту идиотскую мелодию, которая трещит у него в голове.

— Все мы спотыкаемся, — сказал Черч. — Все как один.

— Вы это верно заметили, Джерри. Но я пока что не споткнулся. Мне повезло.

— А мне не повезло, — ответил Черч, злобно блеснув глазами. — Я встретился с вами.

— Нет, Джерри, — мягко сказал Рич. — Вам не оттого не повезло, что вы меня встретили, а оттого, что так вам на роду написано. Не…

— Дрянь паршивая! — произнес Черч зловеще-мягким голосом. — Гад ползучий! Чтоб тебе сгнить заживо! Паразит! А ну мотай отсюда. Ничего больше от тебя не хочу. Ничего! Понятно?

— Даже моих денег? — Рич вынул из кармана десять матово блестящих соверенов и положил их на прилавок.

В этом был тонкий расчет. В отличие от кредитки соверен имел хождение в преступном мире. Ах ты, камбала, не вобла, смотри в оба! Смотри в оба!

— А денег твоих и подавно. Чтоб тебя разорвало! Чтоб ты истек кровью! Чтоб у тебя, у живого, черви выели глаза… Вот чего я хочу, а не денег твоих.

— Ну а чего же вы все-таки хотите, Джерри?

— Я же сказал тебе! — взвизгнул щупач. — Сволочь, мерзавец…

— Чего же вы хотите, Джерри, — холодно повторил Рич, не спуская глаз с его морщинистой физиономии. Ах ты, камбала, не вобла, смотри в оба! Смотри в оба! С Черчем он может справиться. Ему наплевать на то, что Черч второступенный. Тут не уменье читать мысли, главное, а сила воли. Три, два, раз, а ну еще! Три, четыре — горячо… С Черчем он всегда справлялся… справится с ним и впредь.

— Что вам нужно? — угрюмо спросил Черч.

Рич хмыкнул.

— Вы щупач. Ответьте сами, вам и карты в руки.

Черч помолчал и нерешительно пробормотал:

— Не знаю. Я ничего не пойму. Эта дурацкая музыка все перепутала…

— Ну, тогда мне придется ответить вам. Мне нужен револьвер.

— Как вы сказали?

— Ре-воль-вер. Старинное оружие. Оно выбрасывает пули после того, как внутри у него происходит взрыв.

— У меня нет ничего такого.

— Есть, Джерри. Кено Киззард мне об этом как-то говорил. Кено видел у вас револьвер. Он сделан из стали, разбирается на части. Занятная вещь.

— Зачем он вам нужен?

— Прочтите мои мысли, Джерри, и вы все узнаете. Мне нечего скрывать. Нужен для самой невинной цели.

С отвращением сморщившись, Черч выбрался из-за прилавка.

— Мне-то что, — пробормотал он и, шаркая ногами, скрылся в полутьме.

Рич услышал, как в дальнем конце погребка Черч лязгал металлическими ящиками. Потом он вернулся, неся небольшой предмет из тусклой стали, и положил его на прилавок рядом с деньгами. Он нажал на кнопку, и кусок металла неожиданно превратился в кастет, револьвер и стилет. Это был пистолет с ножом, изделие двадцатого столетия — квинтэссенция убийства.

— Зачем он вам нужен? — снова спросил Черч.

— Вы, кажется, надеетесь выудить из меня что-нибудь пригодное для шантажа, — усмехнулся Рич. — Увы. Это подарок.

— Довольно опасный подарок. — Бывший эспер украдкой смерил покупателя смеющимся и злобным взглядом. — Задумали еще кого-то погубить?

— Вовсе нет, Джерри. Я подарю его моему другу, доктору Огастесу Тэйту.

— Тэйту! — Черч внимательно на него поглядел.

— Вы его знаете? Он собирает старинные вещи.

— Я его знаю. Я знаю его. — Черч астматически захихикал. — Но сейчас я вижу, что не так уж хорошо его знал. И мне делается жаль его. — Он перестал смеяться и метнул на Рича испытующий взгляд. — Да, конечно. Какой приятный подарок. Именно то, что ему требуется. Револьвер-то заряжен.

— Да ну? Он заряжен?

— Представьте себе. Он заряжен. Пять славненьких таких патрончиков. Черч снова захихикал. — Пять патрончиков. Гасу в подарок. — Он открыл цилиндрический барабан с пятью гнездами, в которые были вставлены медные патроны. Он посмотрел на патроны, потом перевел взгляд на Рича. — Пять змеиных зубов получит в подарок Гас.

— Я уже сказал вам, что вы заблуждаетесь, — жестко произнес Рич. — Я прошу вас вырвать эти пять зубов.

Черч с удивлением уставился на него, затем куда-то торопливо вышел и вскоре вернулся назад с инструментами. Он быстро извлек из патронов пули. Потом вставил холостые патроны в барабан и положил револьвер рядом с деньгами.

— Теперь порядок, — сообщил он радостно. — Теперь бедняжке Гасу ничто не грозит.

Он выжидательно посмотрел на Рича. Тот протянул к прилавку руки. Одной он пододвинул деньги к Черчу, другой — потянул к себе револьвер. В то же мгновение с Черчем произошла новая перемена. Веселенький сумасшедший исчез. Будто железными когтями схватил он Рича за руки, и, перегнувшись через прилавок, жарко заговорил:

— Нет, Бен, — он первый раз назвал его по имени. — Нет, нет. Мне не такая нужна плата. Вы это знаете. Знаю, что знаете, и ваша малохольная песенка не может помешать мне это знать.

— Пусть так, — спокойно сказал Рич, не выпуская револьвера из руки. Назначьте вашу цену. Сколько?

— Я хочу быть восстановленным в правах, — сказал щупач. — Хочу вернуться в Лигу. Хочу снова стать живым. Вот моя цена.

— Чем я могу вам помочь? Я не щупач и не член Лиги.

— И все-таки можете, Бен. Вы много чего можете. Можете повлиять и на Лигу. Добиться, чтобы меня восстановили…

— Это невозможно.

— Вы можете подкупить, запугать, шантажировать… можете подольститься, вскружить голову, очаровать… Сделайте это, Бен. Сделайте ради меня. Помогите мне. Я ведь помог вам однажды.

— За вашу помощь я с вами расплатился сполна.

— А я? Чем расплатился я? — взвизгнул щупач. — Я расплатился своей жизнью.

— Вы своей глупостью расплатились.

— Ради бога, Бен. Помогите мне. Помогите или убейте меня. Я ведь и так все равно что покойник. Просто не хватает смелости покончить с собой.

Рич помолчал и вдруг грубо сказал:

— Я думаю, самоубийство для вас лучший выход, Джерри.

Щупач отпрянул, будто в него ткнули раскаленной головешкой. Остекленевшим взглядом он уставился на Рича.

— Ну, назовите же вашу цену, — сказал Рич.

Черч, примерившись, не спеша плюнул на кучку соверенов и с ненавистью посмотрел на Рича.

— Возьмите его даром, — сказал он, повернулся и исчез в сумраке погребка.

ГЛАВА IV

Нью-йоркский вокзал Пенсильвания до того, как он почему-то был разрушен в конце XX столетия (смутный период, о котором мало что можно узнать), посещали миллионы пассажиров. Никому из них не приходило в голову, что вокзал осуществляет связь времен. А между тем внутри он представлял собой точную копию знаменитых бань Каракаллы в Древнем Риме. То же самое можно сказать и о вместительном особняке, принадлежавшем мадам Марии Бомон, более известной среди сотен ее интимнейших врагов в качестве Золоченой Мумии.

Спускаясь вниз по эскалатору в восточной части дома с доктором Тэйтом под боком и убийством, притаившимся в кармане, Бен Рич, как чуткая струна, отзывался на все убыстряющееся стаккато своих чувств. Толпа гостей внизу… Блеск мундиров, туалетов, сверкающая кожа и пастельные пучки лучей, падающие от торшеров, раскачивающихся на тонких ножках… Три, четыре — горячо. Слышатся голоса, музыка, возгласы, отзвуки… И когда сказал «четыре», получил синяк под глаз… Восхитительное попурри тел и запахов, еды, вина, мишурного блеска… Три, два… раз!

Мишурный убор смерти… Верней, того, чего — свидетель бог — уже семьдесят лет никому не удавалось осуществить… Забытое искусство… Забытое, как алхимия, умение отворять кровь, делать операции с помощью скальпеля. Я верну людям смерть. Не жалкий акт уничтожения себе подобных, наскоро осуществленный в приступе ярости или безумия, а здравое, расчетливое, преднамеренное, хладнокровное…

— Богом вас заклинаю, — прошипел Тэйт. — Осторожней. Убийство так и прет из вас.

Три, два, раз! А ну еще! Три, четыре — горячо…

— Вот то-то. К нам направляется один из эспер-секретарей. Он выслеживает тех, кто здесь без приглашения. Пойте дальше.

Секретарь Марии, тонкий и стройный юноша, весь порыв, подстриженные золотистые волосы, лиловая блуза, брыжи с воланами.

— Доктор Тэйт! Мистер Рич! Я немею. Буквально немею. Я не нахожу слов. Входите же! Входите!

Три, четыре — горячо…

Мария Бомон, рассекая толпу, тянулась к нему руками, глазами, обнаженным бюстом… пневматическая операция превратила ее тело в несколько преувеличенное подобие индийской статуи: раздутые бедра, раздутые икры, раздутые позолоченные груди. Будто раскрашенная фигура на носу корабля порнографии, подумал Рич… знаменитая Золоченая Мумия.

— Бен, голубчик мой, — воскликнула она, заключая его в мощные пневматические объятия и прижимая к себе его руку, — как все это поэтично!..

— Как все это хирургично! — прошептал он ей на ухо.

— А что твой миллион?

— Едва не выскользнул из рук.

— Поосторожнее, бедовый мой любовничек. Этот прелестный бал у меня весь до капелюшечки записывается.

Рич искоса взглянул на Тэйта.

Тэйт одобрительно кивнул.

— Ну, иди там пообщайся, — сказала Мария. Она взяла его за руку. — У нас с тобой еще уйма времени впереди.

Под крестовым сводом потолка люстры загорелись другим светом, и весь спектр зала сразу переменился. Изменили цвет костюмы. Отсвечивавшие розовым перламутром тела излучали теперь призрачное сияние.

С левого фланга Тэйт подал предупредительный сигнал. Внимание! Опасность! Опасность! Опасность!

Смотри в оба, смотри в оба! И когда сказал «четыре», получил синяк под глаз. Три, четыре! Три, два, раз! Трамм!

Мария знакомит с ними еще одного среднеполого — весь порыв, подстриженные волосы, пурпурная блуза, голубые прусские брыжи с воланами.

— Это Ларри Ферар, Бен. Мой второй секретарь. Ларри умирает от желания с тобой познакомиться.

Три, четыре — горячо…

— Мистер Рич! Я счастлив. Я не нахожу слов.

Ах ты, камбала, не вобла! Смотри в оба! Смотри в оба!

Рич одарил юношу улыбкой, и тот удалился. Тэйт одобрительно кивнул Ричу, все еще продолжая его прикрывать защитным кольцом. Снова переменились огни в люстрах. Часть туалетов на гостях как бы растаяла. Рич, который отрицательно отнесся к моде вставлять в одежду ультрафиолетовые оконца, был в полной безопасности в своем непроницаемом костюме и с гадливостью наблюдал, как другие торопливо шарят глазами в толпе, высматривая, оценивая, сравнивая, вожделея.

Тэйт сигнализировал: Опасность! Опасность! Опасность!

Ах ты, камбала, не вобла…

Рядом с Марией возник секретарь.

— Мадам, — пролепетал он, — маленький конфуз.

— В чем дело?

— Юный Червил. Гален Червил.

У Тэйта вытянулось лицо.

— Ну и что такое с ним? — Мария поискала в толпе глазами.

— Слева от фонтана. Он здесь без приглашения, мадам. Я его прощупал. Он студент колледжа. Побился об заклад, что проберется на бал незваным. В доказательство хочет похитить вашу фотокарточку.

— Мою карточку! — Мария с интересом глянула в оконца на костюме молодого Червила. — А что он обо мне думает?

— Видите ли, мадам, его очень трудно зондировать. Мне кажется, что он не прочь похитить у вас кое-что еще, кроме фотокарточки.

— Да вы что! — умилилась Мария.

— Это так, мадам. Прикажете его вывести?

— Нет, — Мария бросила еще один взгляд на стройного юношу. — Он получит доказательство.

— Не прибегая к краже, — сказал Рич.

Мария пискнула:

— Ревнует! Ревнует! Ну а теперь прошу к столу.

Тэйт встревоженно поманил Рича, и тот поспешно отошел вместе с ним в сторону.

— Рич, сегодня ничего не выйдет.

— Это еще почему?

— Здесь молодой Червил.

— Ну и что же?

— Он эспер второй ступени.

— А, черт!

— У этого юнца не по летам блестящие способности… В прошлое воскресенье я видел его у Пауэла. Мария Бомон не приглашает щупачей на свои вечеринки. Я на это и рассчитывал. Меня самого пустили только из-за вас.

— И надо же, чтобы этот чертов щупачонок пролез сюда без приглашения. Такая дрянь.

— Будьте благоразумны, Рич.

— А может быть, он до меня не доберется?

— Рич, я могу блокировать вас от секретарей. У них всего лишь третья ступень. Но я не могу ручаться, что плюс к ним сумею справиться еще и с эспером-два… пусть даже совсем зеленым. Он, конечно, еще мальчишка. От волнения может запутаться. Но я не отвечаю ни за что.

— Я не отступлюсь, — отрезал Рич. — Я не могу. Такого случая больше не подвернется. И даже если бы была возможность попытаться еще раз, я не стал бы тянуть. Сил нет. Я нюхом чувствую этого вонючего де Куртнэ. Я…

— Рич, вы же не сможете…

— Не спорьте. Я решил довести дело до конца. — Рич яростно взглянул прямо в испуганное лицо Тэйта. — Я знаю, что вам хочется найти лазейку и улизнуть, но ничего у вас не выйдет. Мы в этом деле так увязли, что вам от меня не избавиться вплоть до самого конца, до Разрушения.

Спрятав за ледяной улыбкой перекосившую его лицо злобную мину, Рич присоединился к хозяйке, которая уже устроилась на одной из кушеток, расставленных вдоль столов. На пиршествах такого рода все еще сохранялся обычай каждой парочке кормить друг друга. Порожденный восточной учтивостью и восточным гостеприимством, обычай этот выродился в эротическую игру. Пищу слизывали друг у друга с пальцев языком, часто передавали из уст в уста. Таким же образом поили вином. Сладостями угощали еще более интимным способом.

Рич, которого смертельно раздражали эти штучки, с нетерпением ждал Тэйта. Тэйт должен был определить, в какой части дома прячется де Куртнэ. Крошка щупач сновал между гостей, принюхиваясь, приглядываясь и примериваясь, но, вернувшись в конце концов к Ричу, отрицательно покачал головой и указал па Марию Бомон. Во всем зале, конечно, одна только Мария знала, где де Куртнэ, но разве к ней подступишься, когда она так взбудоражена от сладострастия. В бесконечном ряду препятствий, преодолеть которые должен был инстинкт убийцы, появилось новое. Рич встал и зашагал к фонтану, Тэйт бросился ему наперерез.

— Что вы хотите делать, Рич?

— А разве вам не ясно? Вышибить молодого Червила у нее из башки.

— Как вы это сделаете?

— Есть только один способ.

— Ради бога, Рич, не приближайтесь к нему.

— Отойдите.

Волна необузданной воли, налетев на Тэйта, отшвырнула его прочь. Он стал в ужасе сигнализировать, и Рич попробовал взять себя в руки.

— Это, конечно, риск, но не такой уж страшный, как вы думаете. Прежде всего он молод и зелен. Во-вторых, он здесь без приглашения и трусит. В-третьих, он, наверное, еще не насобачился в ваших делах, если эти эсперы на побегушках так быстро его нащупали.

— Умеете вы контролировать свое сознание? Как у вас получается процесс параллельного мышления?

— С меня хватит этой песни. Слишком много у меня хлопот, чтобы развлекаться параллельным мышлением. Займитесь Марией и не путайтесь у меня под ногами.

Червил ел в одиночестве возле фонтана, довольно неловко пытаясь изобразить, что он тут свой человек.

— Пим, — сказал Рич.

— Пом, — сказал Червил.

— Бим, — сказал Рич.

— Бам, — сказал Червил.

После этой «разминки», с которой модно было начинать любой непринужденный разговор, Рич уселся рядом с юношей.

— Я — Бен Рич, — сказал он.

— Я — Галли Червил. То есть… Гален. Я… — На молодого Червила явно произвела впечатление фамилия его собеседника.

И когда сказал, «четыре», получил синяк под глаз…

— Вот идиотская песня, — проворчал Рич. — На днях ее услышал и никак не отделаюсь. Мария знает, что вы заяц, Червил.

— Знает?!

Рич кивнул. Получил синяк под глаз…

— Значит, я должен смываться?

— А фотография?

— Вы и об этом знаете? В доме, наверное, есть щупач.

— Целых два. Секретари хозяйки. Их обязанность — выслеживать таких господ, как вы.

— Как же мне быть с фотографией, мистер Рич? Я на нее поставил пятьдесят кредиток. Вы должны понимать, что такое пари. Ведь вы сами игр… мм… финансист.

— Небось рады, что я не щупач? Я не обиделся, не беспокойтесь. Видите ту арку? Пройдите через нее, и сразу же направо. Там будет кабинет. Все стены в нем увешаны фотопортретами Марии, заключенными в синтетические камни. Позаимствуйте один, а Мария его никогда не хватится.

Юноша вскочил, рассыпав еду.

— Спасибо, мистер Рич. Когда-нибудь я, в свою очередь, окажу вам услугу.

— Каким образом?

— Вы ни за что не догадаетесь, ведь я… — Гален прикусил язык и покраснел. — Там увидите, сэр. Еще раз спасибо. — Огибая столики, Гален заторопился и арке.

Три, два, раз — а ну еще!..

Рич вернулся к хозяйке дома.

— Изменник, — сказана она. — Кого ты там кормил? Я ей глаза выцарапаю.

— Молодого Червила, — ответил Рич. — Он меня спрашивал, где ты держишь свои фото.

— Бен! Неужели ты сказал ему?

— Ага. — Рич усмехнулся. — Он туда уже навострил лыжи. А потом смотается. Я ведь ревнивый, ты знаешь.

Мария вскочила и понеслась к кабинету.

— Есть такое дело, — сказал Рич.

К одиннадцати часам гости до того взвинтились, потчуя друг дружку, что жаждали только уединения и темноты. Мария Бомон никогда не обманывала ожиданий своих гостей, и Рич надеялся, что она и в этот раз не отступит от правил. По его расчетам Мария непременно должна была затеять игру в «Сардинки». Он в этом уже совсем не сомневался, когда из кабинета вышел Тэйт, принесший точные данные о местонахождении де Куртнэ.

— Не представляю, как это вам удалось себя не выдать, — шепотом сказал Тэйт. — Вы излучаете жажду крови на всех телепатических волнах. Он здесь. Один. Без слуг. При нем только два человека охраны, которых предоставила ему Мария. Экинс был прав. Де Куртнэ в самом деле очень серьезно болен.

— Ничего, я его вылечу. Где он?

— Выйдите из зала через Западную арку. Поверните направо и поднимитесь по лестнице вверх. Пройдите по крытому переходу и снова сверните направо. Там будет картинная галерея. Дверцу между полотнами, изображающими «Соблазнение Лукреции» и «Похищение сабинянок»…

— Какие удачные ориентиры!

— Дверцу откроете. За ней будет небольшая лестница, ведущая в прихожую. В прихожей охрана, дальше — де Куртнэ. Это покои для новобрачных, построенные еще дедом нашей хозяйки.

— Для новобрачных? Бог ты мой, вот и прекрасно. Я обручу его со смертью! А сам выйду сухим из воды. Да, да, малютка Гас, выйду, не сомневайтесь.

Мария что-то собиралась сообщить гостям. Облитая розовым светом, распаренная, красная, она стояла на помосте между двумя фонтанами и хлопала в ладоши, требуя тишины. Хлопки ее потных ладоней отдавались в ушах у Рича громким отзвуком: «Смерть. Смерть. Смерть».

— Слушайте, миленькие мои, слушайте! — водила Мария. — Сегодня у нас будет очень весело. Мы будем сами себя развлекать.

По рядам гостей пронесся сдавленный стон и чей-то пьяный голос выкрикнул:

— Я просто туристка!

— Не смейте жаловаться, негодники, — продолжала Мария, не дожидаясь, когда смолкнет смех. — Мы будем играть в чудесную старинную игру, и играть в нее мы будем в темноте.

Освещение начало меркнуть, толпа оживилась. Лампы гасли одна за другой, и только помост по-прежнему был залит ярким светом.

Мария достала потрепанную книжечку, подарок Рича.

…И когда сказал «четыре»…

Мария медленно листала страницы, всматриваясь в непривычный печатный шрифт.

Получил синяк под глаз.

— Эта игра, — провозгласила Мария, — называется «Сардинки». Ну не прелесть ли?

Она взяла наживку. Она на крючке. Через три минуты я буду невидим. Рич пошарил по карманам. Револьвер. Родопсин. Ах ты, камбала, не вобла! Смотри в оба! Смотри в оба!

— «Один игрок водит», — читала Мария. — Этот игрок буду я. «В доме гасят все огни, и ведущий прячется».

Пока Золоченая Мумия по складам разбирала пояснение к игре, зал погрузился в кромешную тьму, и только на помост все еще падал розовый луч света.

— «Постепенно и другие игроки разыскивают спрятавшихся «сардинок» и присоединяются к ним. Проигравшим считается тот, кто остается последним и в одиночестве бродит по темному дому». — Мария закрыла книгу. — И, куколки вы мои, нам нужно очень пожалеть бедняжку проигравшего, потому что эту интересную старинную игру мы с вами прелестно подновим.

Стало темнеть и на помосте. Но не успел еще погаснуть свет, как Мария сбросила платье, обнажив свое удивительное тело, чудо пневматической хирургии.

— Вот как мы будем играть в «Сардинки»! — крикнула она.

Погас последний отблеск света. В темном зале раздались громкие аплодисменты, ликующий хохот гостей, а вслед за тем отовсюду послышался шелест торопливо сбрасываемой одежды. Время от времени раздавался треск порванной материи, досадливое восклицание, и это вызывало новый взрыв смеха.

Рич наконец-то стал невидим. У него было полчаса на то, чтобы проникнуть внутрь дома, разыскать де Куртнэ, убить его и после этого опять присоединиться к играющим. Обязанностью Тэйта было устроить так, чтобы секретари Марии не оказались у него на дороге. Рич мог чувствовать себя свободно. Единственное, что ему угрожало, это молодой Червил. Тут уж ничего поделать было нельзя.

Он пересек главный зал и у Западной арки наткнулся на чьи-то тела. Выйдя из арки, Рич оказался в маленьком концертном зале, потом свернул направо и стал ощупью искать лестницу.

Возле самых ступеней ему пришлось перелезть через груду тел, и чьи-то руки хватали его, как щупальца осьминога, пытаясь повалить. Затем он преодолел семнадцать ступенек, семнадцать бесконечных ступенек, и стал пробираться по узкому крытому переходу, обитому велюром изнутри. Вдруг его схватили, на нем повисла какая-то женщина.

— Сардиночка, привет! — прошептала она ему на ухо.

Потом женщина разобрала, что он одет.

— Бр-р! — фыркнула она.

Ее рука наткнулась на револьвер, лежавший у него в грудном кармане.

— Что это у тебя?

Он оттолкнул ее руку.

— Не теряйся, сардинка, — захихикала женщина. — Вылезай из баночки.

Наконец он от нее избавился, забрел в тупик и расшиб нос, наткнувшись на стену. Выбравшись из перехода, он двинулся направо, открыл дверь и очутился в сводчатой галерее более пятидесяти футов длиной. Здесь тоже были погашены лампы, но подсвечиваемые ультрафиолетовыми прожекторами картины наполняли галерею призрачным светом. В галерее было пусто.

Между мертвенно-синей Лукрецией и ордой сабинянок блестела бронзовая дверца. Остановившись перед ней, Рич достал из заднего кармана слепящую капсулу. Его руки так тряслись, что он еле смог удержать между большим и указательным пальцами крохотный медный кубик. Ненависть и гнев кипели в нем; он воображал себе корчащегося в смертельной муке де Куртнэ и вновь и вновь упивался этим зрелищем.

— Господи! — воскликнул он. — Если не я, так он. Это ведь он схватил меня за горло. Я только защищаюсь.

Он троекратно вознес мольбы к небу, трижды повторяя каждую:

— Господи, не оставь! Ныне, присно и во веки веков. Не оставь! Не оставь! Не оставь!

Дрожь унялась. Он крепко зажал в пальцах капсулу, потом распахнул бронзовую дверь, и перед ним открылось девять ступенек, ведущих к прихожей брачных покоев. Рич щелкнул по медному кубику ногтем большого пальца с такой энергией, будто намеревался запулить его на луну. В тот миг, когда капсула влетела в прихожую, Рич зажмурился. Полыхнуло холодным пурпурным огнем. Словно тигр, Рич бросился вверх по ступенькам и прихожей. Двое из охраны, обслуживающей особняк «Бомон», словно окаменели на скамейке. Их челюсти отвисли, глаза ничего не видели, сознание отключилось.

Если кто-нибудь войдет, пока он здесь, и обнаружит охранников в таком состоянии, Разрушение неминуемо. Если охранники очнутся, пока он здесь, Разрушение неминуемо. Чем бы ни кончилась игра, ставка — Разрушение. Оставив за порогом последние крохи благоразумия, Рич толкнул богато инкрустированную дверь и вошел в брачные покои.

ГЛАВА V

Рич оказался в сферической комнате, напоминавшей сердцевину исполинской орхидеи: золотистая чашечка пола, изогнутые лепестки стен. Все в комнате: стулья, столики, кушетки — тоже было золотое или под цвет лепестков. Но комната была старая, лепестки выцвели и облупились, между стертыми золотыми плитками виднелись щели. На одной из кушеток лежал старик, высохший и хилый, как увядший сорняк. Этот вытянувшийся, будто труп, старик был де Куртнэ.

Рич в гневе хлопнул дверью.

— Неужели сам подох, мерзавец? — вскрикнул он. — Быть этого не может.

Старик привстал, внимательно в него вгляделся, вдруг заулыбался и с усилием поднялся с кушетки.

— Ага, еще живой, — обрадовался Рич.

Де Куртнэ, продолжая улыбаться, шагнул к Ричу, простирая к нему руки, как библейский старец, встречающий блудного сына. Опешивший Рич проворчал:

— Вы что, глухой?

Старик отрицательно покачал головой.

— Вы говорите по-английски? — крикнул Рич. — Вы слышите мои снова? Что вы дурачитесь? Я — Рич. Рич из «Монарха».

Де Куртнэ кивнул, все еще улыбаясь. Его губы беззвучно шевелились. На глазах неожиданно заблестели слезы.

— Что с вами, черт возьми, творится? Я — Бен Рич. Бен Рич! Вы меня знаете? Отвечайте же.

Де Куртнэ снова помотал головой и указал на свое горло. Он опять зашевелил губами. Послышался какой-то хрип, и тихо-тихо, будто сыплется песок, зашелестели слова.

— Бен… Милый Бен… Так долго ждал… А теперь… Не могу говорить. Горло… Не могу говорить.

Де Куртнэ снова потянулся, чтобы обнять его.

— Фу, черт! Отцепитесь от меня, идиот вы безмозглый!

Рич надвинулся на него, ощетинившись, как хищник; убийство бурлило в его крови.

Де Куртнэ с трудом выговорил:

— Милый Бен…

— Вы знаете, зачем я здесь. Чего ж вы голову мне морочите? Хотите обольстить меня? — Рич рассмеялся. — Ловкач. Неужели вы подумали, что я размякну от вашего маразматического хлюпанья?

Он размахнулся и влепил де Куртнэ пощечину. Старик отлетел от удара назад и свалился в красное, как рана, кресло — лепесток багровой орхидеи.

— Послушай, ты, — Рич подошел к де Куртнэ вплотную и, нагнувшись над ним, стал бессвязно кричать: — Я жду расплаты много лет. Я хочу получить чистоганом, а ты подсовываешь мне Иудин поцелуй. А может быть, убийцам тоже подставляют другую щеку? Если да, то обнимемся, брат душегуб. Облобызаем смерть. Возлюбим ее. Да пребудет на нас благочестие и позор, и кровь, и… Нет. Постой. Я…

Он замолк и по-бычьи затряс головой; исступление давило его, как тугой недоуздок сдавливает шею быка.

— Бен, — в ужасе прошептал де Куртнэ, — послушай, Бен…

— Десять лет ты держишь меня за горло. Мы друг другу не мешали, ты и я, «Монарх» и де Куртнэ. Нам не было тесно ни во времени, ни в пространстве, но тебе хотелось моей крови. Хотелось слопать меня. Угробить. Хотелось все прибрать к своим поганым загребущим лапам. Человек Без Лица!

Де Куртнэ недоуменно покачал головой.

— Нет, Бен, нет…

— Какой я тебе Бен? Тоже мне друг-приятель нашелся! На той неделе я представил тебе последний шанс с достоинством выбраться из этой грязи. Я, Бен Рич. Я просил о согласии. Я умолял тебя покончить дело миром, стать моим компаньоном. Умолял, как перепуганная истеричка. Отец, будь он жив, в лицо бы мне плюнул. Да и не только он. У нас в роду такого срама еще не было. И все же я просил тебя о мире. Так? Так или нет? — в бешенстве допытывался он у де Куртнэ. — Отвечай!

Побелевший от страха де Куртнэ ошеломленно глядел на него. Наконец он прошептал.

— Да. Ты просил, я согласился.

— Что ты сделал?

— Согласился. Я ждал этого столько лет. Конечно, согласился.

— Ах, ты согласился!

Де Куртнэ кивнул головой. Его губы беззвучно выговорили буквы WWHG.

— Что ты там лопочешь? WWHG? И это значит согласился?

Старик снова кивнул.

Рич расхохотался.

— Жалкий старый лгун! Это отказ. Решительный и окончательный отказ. Объявление войны.

— Нет, Бен…

Протянув руку, Рич рывком поставил де Куртнэ на ноги.

И хотя старик так исхудал, что стал легким как перышко, Ричу почему-то показалось, что на его руке повис невыносимо тяжкий груз, а прикосновение к коже де Куртнэ обожгло ему пальцы.

— Что ж, значит, война? Война и смерть?

Качая головой, де Куртнэ пытался что-то объяснить ему знаками.

— Ты сам отверг сотрудничество. Ты отверг мир. Значит, остается смерть. Таков твой выбор.

— Бен… Нет.

— Ты согласишься на мои условия?

— Да, — прошептал де Куртнэ. — Да, Бен. Да.

— Ты лгун. Ты жалкий старый лгун. — Рич засмеялся. — Но ты опасный тип. Я тебя раскусил. Вон какой придумал фокус. Изображаешь слабоумного, а простаки на это ловятся. Только меня тебе не поймать. Ни за что не поймать.

— Я не… враг тебе, Бен.

— Это верно, — отрезал Рич. — Ты больше мне не враг, ты покойник. С того мгновения, как я вошел в этот цветочный гроб, ты покойник. Человек Без Лица! Ты в последний раз слышишь мой крик. Тебе конец!

Рич выхватил из кармана револьвер. Нажал на кнопку, и оружие раскрылось, будто расцвел стальной цветок. Де Куртнэ тихо застонал и в ужасе попятился. Рич подошел и нему, схватил, зажав как в тиски. Де Куртнэ дергался, тщетно пытаясь освободиться, и умоляюще смотрел ему в лицо остекленевшими, слезящимися глазами. Рич запрокинул ему голову. Чтобы осуществить свой план, он должен был выстрелить прямо в рот де Куртнэ.

В это мгновение в комнату влетела полуодетая девушка. Ошеломленный Рич увидел за нею коридор и в конце его открытую дверь спальни. Девушка едва успела второпях набросить серебрящийся, как иней, шелковый халатик, ее желтые волосы разметались, темные глаза расширились от испуга… Ударом молнии сверкнувшая дикая краса.

— Папа! — закричала она. — О боже мой! Папа!

Она кинулась к де Куртнэ. Не отпуская старика, Рич быстро заслонил его. Девушка остановилась как вкопанная, шагнула назад, потом вдруг, вскрикнув, бросилась к ним сбоку. Мгновенно обернувшись, Рич со страшной яростью занес над ней стилет. Девушка ускользнула от удара, но не могла теперь приблизиться к ним: ей мешала кушетка. Рич просунул кончик стилета между зубами старика и разжал его челюсти.

— Нет! — крикнула девушка. — Не надо! Ради всего святого! Папа!

Ей удалось выбраться из-за кушетки, и она снова к ним подбежала. Рич сунул дуло револьвера в рот де Куртнэ и спустил курок. Раздался приглушенный взрыв, и из затылка де Куртнэ с силой выбросило сгусток крови. Рич выпустил из рук обмякшее тело старика, бросился к девушке и схватил ее. Она вырывалась, кричала.

Внезапно закричал и Рич. Страшная судорога свела его тело, и он не мог удержать девушку. Она упала на колени и поползла к отцу. Застонав, как от боли, девушка вытащила револьвер, все еще торчавший у него изо рта. Потом она прильнула к вздрагивающему телу старика и застыла, молча, пристально вглядываясь в его восковое лицо.

Рич с усилием глотнул воздух и, сжав кулаки, так сильно ударил друг о друга костяшками пальцев, что стало больно. Когда шум в ушах немного стих, он двинулся к девушке, пытаясь собраться с мыслями и на ходу перестроить свой план. Ему и в голову не приходило, что здесь окажется дочь де Куртнэ. Никто о ней ни разу не упомянул. Паршивец Тэйт! Девчонку придется убить. Ему…

Девушка обернулась и метнула на него взгляд, полный панического ужаса. Опять ударом молнии сверкнула ее дикая краса: желтые волосы, темные глаза и брови. Она вскочила, увернулась от его еще непослушных рук, подбежала к инкрустированной драгоценностями двери и, распахнув ее, выбежала в прихожую. Дверь захлопнулась не сразу; Рич успел увидеть оцепеневших на скамье охранников и девушку, которая молча сбегала вниз по ступенькам, унося в своих руках револьвер… унося Разрушение.

Рич пришел в себя. Кровь опять пульсировала в его жилах. Тремя огромными прыжками он добрался до двери, вихрем вылетел из прихожей, скатился с лестницы и очутился в картинной галерее. В галерее было пусто, но он успел увидеть, как затворяется дверь, ведущая в крытый переход. Девушка по-прежнему бежала молча. Она не подняла тревоги. Сколько времени еще пройдет, прежде чем она всполошит своим криком весь дом?

Рич пронесся по галерее и вбежал в крытый переход. Там по-прежнему стоял кромешный мрак. Он, спотыкаясь, ощупью добрался до противоположной двери, вышел на площадку, которая вела в концертный зал, и опять остановился. В доме ни звука. Все спокойно.

Рич спустился по ступенькам. Ему было жутко в этом безмолвном мраке. Почему она не кричит? Где она? Рич вышел из Восточной арки и по тихому плеску фонтанов определил, что он находится в конце большого зала. Где же девушка? Где прячется она в этом непроницаемо-черном безмолвии? А револьвер? О господи! Если найдут револьвер, ему не удастся сбить с толку полицию.

Кто-то тронул его за руку. Рич дернулся как ошпаренный. Он услышал шепот Тэйта:

— Я вас все время прикрывал. У нас ушло ровно…

— Сукин ты сын! — взорвался Рич. — С ним была дочка. Какого дьявола…

— Тихо! — цыкнул на него Тэйт. — Я это сейчас прощупаю. Не мешайте.

Прошло секунд пятнадцать жгучей тишины; щупача вдруг начало трясти.

— Боже мой, — заскулил он испуганным голосом. — Господи боже мой…

Его испуг подействовал на Рича как катализатор. К нему вернулось самообладание. Он снова мог думать.

— Заткнитесь! — буркнул Рич. — Пока еще вам не грозит Разрушение.

— Нужно убить и ее тоже, Рич. Вам нужно…

— Заткнитесь! Сперва разыщите ее. Обшарьте весь дом. Вы уже извлекли из моего сознания ее приметы. Найдите ее. Я буду ждать у фонтана. Мигом!

Он оттолкнул от себя Тэйта, и неуверенно ступая в темноте, подошел к фонтану. Перегнувшись через выложенный яшмой край фонтана, Рич обмыл свое разгоряченное лицо. Оказалось, что из фонтана бьет не вода, а бургундское. Рич вытер лицо, не обращая внимания на глухую возню с другой стороны фонтана. Несомненно, там кто-то купался в вине, то ли один, то ли в компании.

Рич лихорадочно соображал. Девчонку найти и убить. Если револьвер все еще у нее, то убить, конечно, так же, как ее отца, — из револьвера. А если его нет? Как поступить? Задушить ее? Нет… утопить в фонтане. Она ведь совершенно голая под этим шелковым халатиком. Халатик сбросить. Когда обнаружится труп, все подумают, что это одна из приглашенных, чересчур увлекшаяся хмельной ванной. Но ему нужно спешить… спешить… спешить… Успеть, пока не кончится эта дурацкая игра в «Сардинки». Куда девался Тэйт? Где девушка?

Спотыкаясь в темноте и тяжело дыша, подошел Тэйт.

— Ну?

— Ее нет в доме.

— Вы подозрительно быстро вернулись.

— Подозревайте кого вам угодно, только не меня. Зачем мне вас обманывать? В доме нет никого с такими данными. Она ушла.

— Ее кто-нибудь видел?

— Нет.

— Господи! Где же ее искать?

— Нам тоже следовало бы уйти.

— Это, конечно, так, но сбежать не попрощавшись мы не можем. Разумеется, нам нужно как можно скорей приняться за поиски. И все же мы должны уйти из дома так, чтобы это никому не показалось странным. Где Золоченая Мумия?

— В кинозале.

— Смотрит передачу?

— Нет, они еще не кончили играть в «Сардинки». Их там как сельдей в бочке. Собрались уже все, кроме нас с вами.

— В одиночестве бродящих по темному дому. Ну что ж, пора и нам примкнуть к большинству.

Он крепко сжал дрожащий локоть Тэйта и потащил щупача в кинозал. На ходу он выкрикивал жалобным голосом:

— Э-э-эй!.. Где вы прячетесь? Мария! Мари-и-ия! Где вы прячетесь?

Тэйт истерически всхлипнул. Рич грубо его встряхнул.

— Не раскисать! Через пять минут мы выберемся отсюда. Тогда волнуйтесь на здоровье.

— Но если нас задержат, мы не сможем разыскать эту девушку. И тогда…

— Нас не задержат. Смелость, дерзость, целеустремленность. Вот три кита, Гас, на которых все стоит.

Рич распахнул дверь в зал. Здесь было жарко от множества скопившихся в комнате тел, но так же темно, как и всюду.

— Эй! — крикнул Рич. — Где вы попрятались? Никого не могу найти.

Молчание.

— Мария, долго мне бродить тут в темноте?

Послышался бессвязный приглушенный говор, потом смех.

— Ах ты мой бедненький! — воскликнула Мария. — Все самое интересное-то пропустил.

— Мария, где ты? Я пришел попрощаться.

— О, не уходи еще.

— Уже поздно, дорогая. Не могу. Завтра с утра я должен околпачить одного приятеля. Где ты там, Мария?

— Поднимись на сцену, миленький мой.

Рич прошел по проходу, нащупал ступеньки и поднялся на сцену. Спиной он ощутил холодное прикосновение проекционного шара. Кто-то крикнул:

— Порядок. Теперь он попался. Свет!

Белый поток света залил экран, ослепив Рича. Расположившиеся в креслах вокруг сцены гости сперва было загоготали, но, разглядев его, возмущенно взвыли.

— Бен, ты обманщик, — возмутилась Мария. — Так нечестно: ты одет. Знаешь, как мы тут застукали всех остальных? Это же сказка!

— В другой раз расскажешь, моя прелесть, — Рич вытянул руку, готовый склониться в изящном прощальном поклоне. — Мое почтение, мадам. Благодарю за… — Он вдруг осекся, потрясенный. На его ослепительно белой кружевной манжете гневно загорелось красное пятно.

Не в силах вымолвить ни слова, Рич глядел, как рядом с первым появилось второе пятно, потом третье. Он отдернул руку, и красная капля шлепнулась на пол перед ним, а вслед за тем неумолимо и медленно одна за другой посыпались сверкающие алые капельки.

— Это кровь! — завизжала Мария. — Кровь! Там наверху кто-то истекает кровью. Ради бога, Бен… Не можешь же ты меня бросить в такой момент. Свет! Свет! Скорей зажгите свет!

ГЛАВА VI

В 12.30 ночи аварийный полицейский патруль прибыл в особняк Марии Бомон, получив из местного участка извещение: «GZ Бомон YLP — R», что означало «Есть сведения, что по адресу Бомон Хауз, 9, Парк Саут, произошло нечто противозаконное».

В 12.40 патруль доложил: «Акт криминального характера, возможно, уголовное преступление 3-А», после чего в Бомон Хауз выехал из местного участка капитан полиции.

В час пополуночи в Бомон Хауз прибыл Линкольн Пауэл, срочно вызванный взволнованным помощником инспектора.

— Уверяю вас, Пауэл, что это «преступление 3-А». Готов поклясться. У меня просто дух захватило. Я уж не знаю, радоваться мне или дрожать, но одно несомненно — с этим делом никому из нас не справиться.

— Что вас так напугало?

— Судите сами. Убийство — это отклонение от нормы. Насильственно оборвать жизнь себе подобного способен только человек с деформированным душевным строем, что неизбежно отражается и на его телепатических приметах, ведь так?

— Да.

— По этой причине уже больше семидесяти лет никому не удавалось осуществить «3-А». В наше время невозможно оставаться незамеченным, замышляя убийство. Человек с искаженным душевным строем так же бросается в глаза, как, скажем, если б он имел три головы. Вы, щупачи, выуживаете их задолго до того, как они что-нибудь предпримут.

— Мы пытаемся это делать… В тех случаях, когда сталкиваемся с ними лично.

— Ну, знаете ли, сейчас на каждом шагу развелось такое множество щупаческих рогаток и фильтров, что человеку, ведущему нормальный образ жизни, невозможно сквозь них проскочить. Для этого нужно быть отшельником. Но отшельники никого не убивают.

— И то правда.

— В данном же случае имело место тщательно подготовленное убийство, а убийцу никто не заметил. О нем никто ни разу нам не сообщил. В том числе даже эспер-секретари Марии Бомон. Отсюда можно сделать вывод, что замечать было нечего. Патологический душевный строй, искаженный до такой степени, что человек стал убийцей, почему-то не отразился на его телепатемах. Вот парадокс, который, черт возьми, я не в силах решить.

— Понятно. Что вы намерены сделать?

— В этом деле чертова гибель неувязок, с них и надо начать. Во-первых, мы знаем, чем убит де Куртнэ. Во-вторых, исчезла его дочь. В-третьих, кто-то обокрал охранников де Куртнэ ровно на час жизни, и мы понятия не имеем, каким образом это сделано. В-четвертых…

— Достаточно и трех… Я еду.

Большой зал Бомон Хауза залит резким белым светом. Повсюду мундиры полицейских. Суетливые, как жуки, снуют эксперты в белых халатах. Гостей (уже одетых) собрали в середине зала, и они мечутся, как стадо перепуганных быков на бойне.

Скользя вниз по восточному эскалатору, Пауэл, высокий, стройный, в черном смокинге с белой манишкой, уже с первых секунд ощутил хлынувшую на него волну неприязни. Он торопливо бросил находившемуся в зале Джексону Беку, полицейскому инспектору-2:

— Как ситуация, Джекс?

— Сложная.

И тут же, перейдя на неофициальный арго полицейских, созданный на искаженной семантической и образной основе и системе персональных символов, Бек добавил:

— Осторожней. Здесь есть щупачи.

После чего за микродолю секунды познакомил Пауэла с обстоятельствами.

— Ясно. Дело дрянь. Что это все они сгрудились посреди зала? Вы затеваете представление?

— Да. Злодей и избавитель.

— Это необходимо?

— Здесь одни подонки. Избалованные. Распущенные. Помощи от таких ждать нельзя. Что-то узнать от них можно только хитростью, и в данном случае игра стоит свеч. Я буду злодеем. Вы их избавителем.

— Одобряю. Молодец. Хороший план.

На середине спуска Пауэл приостановился. Он сурово сжал губы. Глубокие темные глаза уже не светились дружелюбием. На лице появилось возмущенное выражение.

— Бек, — рявкнул он, и его голос эхом прогремел по залу. Наступила мертвая тишина. Все взгляды обратились к нему.

Инспектор Бек сердито повернулся к Пауэлу и с вызовом ответил:

— Здесь, сэр.

— Это вы тут распоряжаетесь, Бек?

— Да, сэр.

— Любопытные у вас, однако, представления о том, как вести следствие. Сгоняете гуртом, будто скотину, ни в чем не повинных людей.

— Нечего сказать, неповинные, — огрызнулся Бек. — Эти ни в чем не повинные человека убили.

— Все эти люди, Бек, невиновны. До тех пор, пока не будет выяснена истина, всех присутствующих здесь вы должны считать ни в чем не повинными и обращаться с ними со всей возможной учтивостью.

— Что? — фыркнул Бек. — С этой бандой лжецов? Учтиво обращаться? С этим великосветским быдлом, сволотой, погаными гиенами…

— Да как вы смеете? Сейчас же извинитесь.

Бек засопел и свирепо сжал кулаки.

— Инспектор Бек, вы меня слышите? Немедленно извинитесь перед этими леди и джентльменами.

Бек бросил взгляд на Пауэла и повернулся к гостям, которые во все глаза таращились на эту сцену.

— Прошу прощения, — буркнул он.

— И зарубите себе на носу, Бек, — грозно добавил Пауэл. — Если что-нибудь подобное повторится, я вас разжалую. Из грязи вылезли и снова плюхнетесь туда же. Ну а теперь убирайтесь и не показывайтесь мне на глаза.

Пауэл спустился в зал и улыбнулся гостям. В один миг он вновь преобразился. Нечто неуловимое в его манерах наводило гостей на мысль, что в душе он такой, как они. Даже в его произношении чуть проскальзывало модное пришепетывание.

— Леди и джентльмены, разумеется, каждого из вас я знаю в лицо. Но поскольку сам я не столь знаменит, позвольте представиться вам — Линкольн Пауэл, префект парапсихологического отдела. Префект да к тому же еще парапсихологический отдел. Не правда ли, какой старомодный титул? Пусть он не смущает вас, — Пауэл направился к хозяйке дома, приветственно протянув руку. — Дорогая мадам Мария, какое волнующее завершение изысканного вечера. Я всем вам завидую. Вы войдете в историю.

Гости оживились, по их рядам пробежал довольный ропот. Мрачная туча враждебности рассеивалась. Мария, машинально охорашиваясь, словно зачарованная взяла его руку.

— Мадам… — он смутил и растрогал Марию, с отеческой нежностью запечатлев на ее лбу поцелуй. — Очень вам сочувствую. Эти мужланы в полицейских мундирах были, конечно, несносны.

— Ах, дорогой префект! — с доверчивостью ребенка Мария уцепилась за его руку. — Я так напугалась.

— У вас в доме найдется тихая комната, где все мы могли бы уютно устроиться и посидеть, пока не завершится эта тягостная процедура?

— Да, конечно. Мой кабинет, дорогой префект Пауэл.

Мария так вошла в роль милой крошки, что начала картавить.

Махнув рукой стоящим сзади полицейским, Пауэл щелкнул пальцами и приказал тут же выступившему вперед капитану:

— Проводите мадам и ее гостей в кабинет. Караульных не ставить. Леди и джентльмены должны чувствовать себя вполне свободно.

— Мистер Пауэл, сэр… — капитан откашлялся. — По поводу гостей мадам. Один из них прибыл сюда уже после того, как было сообщено о преступлении. Частный поверенный, мистер 1/4мэйн.

Пауэл разыскал среди гостей Джо 1/4мэйна, эспер-поверенного-2, и послал ему телепатический привет.

— Джо?

— Он самый.

— Что вас привело в этот гадюшник?

— Дело. Меня вызвал кли (Бен Рич) ент.

— Эта акула? Очень подозрительно. Останьтесь здесь вместе с ним. Произведем разведку.

— Здорово вы все это изобразили с Беном.

— Чтоб вам пусто было! Разгадали наш жаргон?

— Какое там! Просто я знаю вас обоих. Добрейший Бек в роли зверюги-полисмена, это же цирк.

Бек, с угрюмым видом удалившийся в конец зала, подал оттуда реплику:

— Не выдавайте нас, Джо.

— Вы что, с ума сошли? — обиделся 1/4мэйн. Обращаться к нему с такой просьбой было все равно что призывать его не втаптывать в грязь святая святых Эспер Лиги. От 1/4мэйна с такой силой рвануло негодованием, что Бек усмехнулся.

Все это произошло в течение одной секунды, а Пауэл в это время, запечатлев на лбу Марии еще один невинный поцелуй, мягко освободился от ее трепетно уцепившейся за него ручки.

— Леди и джентльмены, мы встретимся в кабинете.

Сопровождаемая капитаном толпа гостей повалила к дверям. Снова слышалась оживленная болтовня. Трагедия принимала облик захватывающе-увлекательной новой игры. В плеске голосов и смеха Пауэл вдруг наткнулся на железную решетку непроницаемого телепатического блока. Он узнал ее тотчас же и позволил себе не скрыть удивления.

— Гас! Гас Тэйт!

— О! Добрый вечер, Пауэл.

— Что вы здесь притаились?

— Гас? — встрепенулся Бек. — Гас здесь? Как это я его не осалил?

— Какого дьявола вы прячетесь?

Хаотический ответ, в котором перемешались злость, досада, боязнь за свою репутацию, самоуничижение, стыд…

— Отключитесь, Гас. Ваша телепатема блокирована обратной связью. И чего вы так разволновались? Вам не повредит, что вы оказались причастны к скандалу. Напротив. Это придаст вам человечности. Помогите мне немного. Хотя вы так трясетесь, что, чует мое сердце, помощи от вас я не дождусь.

Когда зал освободился. Пауэл оглядел трех оставшихся. Джо 1/4мэйн был плотный, крепкий, грузный, с блестящей лысиной и грубоватым добродушным лицом. Крошка Тэйт — нервозный, возбужденный… больше, чем обычно.

И, наконец, пресловутый Бен Рич. Пауэл видел его впервые. Высокий, широкоплечий, решительный. Из него ключом бьет обаяние и сила. Сила в общем-то добрая, но подпорченная привычкой властвовать. У него хорошие глаза, красивые и проницательные, а вот губы, пожалуй, слишком тонкие и чувственные, и рот чем-то напоминает шрам. Привлекательный человек, но есть в нем что-то темное, отталкивающее.

Пауэл улыбнулся ему. Рич улыбнулся тоже. Их руки встретились в рукопожатии.

Пауэл спросил:

— Вы всех обезоруживаете таким образом?

— Секрет успеха, — ухмыльнулся Рич.

«Он сообразил, на что я намекаю, — подумал Пауэл. — Достойный противник».

— В таком случае пусть хотя бы все остальные не видят, как вы меня очаровываете. Они заподозрят сговор.

— Вас они не заподозрят. Вы обведете их вокруг пальца, и они решат, что сговор у вас с ними.

Опять улыбка. Несомненно, их влекло друг к другу. Это было и неожиданно, и опасно. Пауэл попробовал избавиться от наваждения. Он повернулся к 1/4мэйну.

— Ну что там у вас, Джо?

— Насчет прощупывания, Линк…

— Объясняйтесь так, чтобы было понятно и Ричу, — перебил Пауэл. — Мы никого не собираемся обманывать.

— Рич вызвал меня для того, чтобы я его представлял. Никакой телепатии, Линк. Все на равных условиях. Я для того сюда и прибыл. Я буду присутствовать на всех допросах.

— Джо, у вас нет права запрещать прощупывание. Мы выясним все, что сможем выяснить…

— Только с согласия спрашиваемого. Я буду сообщать вам, есть это согласие или нет.

Пауэл обернулся к Ричу.

— Что здесь произошло?

— А вы не знаете?

— Хотел послушать вашу версию.

— Почему именно его? — запальчиво вмешался Джо 1/4мэйн.

— Мне хочется узнать, из-за чего он так поспешно вызвал адвоката. Вы что, замешаны в этой истории?

— В чем я только не замешан, — усмехнулся Рич. — Попробуйте руководить такой махиной, как «Монарх», и не увязнуть в омуте разных секретов.

— Но убийства, я надеялось, в вашем омуте не водятся?

— Линк, поворачивайте-ка назад.

— Уберите блоки, Джо. Я прощупываю вашего клиента только потому, что он мне нравится.

— Вы не могли бы проявить свою приязнь как-нибудь в другое время?

— Джо не хочет, чтобы я вам симпатизировал. — Пауэл снова улыбнулся Ричу. — Жаль, что вы вызвали адвоката. Это внушает мне подозрение.

— Профессиональная болезнь? — со смехом спросил Рич.

— Нет. — На сцену вдруг прорвался Нечестивый Эйб и начал заливать: Вы никогда не поверите, но профессиональное заболевание детективов латеральность.[2] Одни из нас все делают только левой рукой, другие — только правой. Причем самое неприятное, что у большей части детективов эти отклонения ни с того ни с сего почему-то сменяют друг друга. Я, например, был левшой и вдруг во время дела Парсона…

Спохватившись, Пауэл замолк на середине фразы. Он отошел на несколько шагов от заинтригованных слушателей, глубоко вздохнул. Когда он снова к ним вернулся, Нечестивый Эйб был изгнан.

— Я расскажу об этом как-нибудь в другой раз, — сказал он. — А сейчас лучше вы расскажите, что здесь произошло после того, как Мария и все остальные увидели падающие на вату манжету капли крови.

Рич покосился на красные пятнышки на своей манжете.

— Мария начала вопить, что наверху в брачных покоях кого-то прирезали, и все мы ринулись наверх.

— Как вы нашли дорогу в темноте?

— Было светло. Мария крикнула, чтобы включили свет.

— И уже при свете вы без труда разыскали эти покои, э?

Рич зло усмехнулся.

— Это не я искал покои. Их местоположение держали в тайне. Мария сама отвела нас туда.

— Там находились охранники… кажется, их оглушили?

— Да. Они казались мертвыми.

— Будто каменные, а? Шелохнуться не могли?

— А я откуда знаю?

— В самом деле, откуда? — Пауэл в упор взглянул на Рича. — Ну, а де Куртнэ?

— На вид и он казался мертвым… фу ты, черт, он и был мертвым.

— И вы все там столпились и смотрели на труп?

— Нет, некоторые разошлись по другим комнатам: искали дочку.

— Барбару де Куртнэ? По-моему, никто из вас не знал, что де Куртнэ и его дочь находятся в доме. Почему же ее искали?

— Сперва мы этого не знали. Но Мария нам сказала, и мы начали искать.

— Вы удивились, что ее нет?

— Мы уже ничему не удивлялись.

— Куда она могла исчезнуть?

— Мария говорит, что девушка убила старика и смылась.

— Вам это кажется возможным?

— Как знать? Вся эта история — сплошное сумасшествие. Если девушка так ошалела, что, ни олова никому не сказав, улизнула из дому и голая мчалась по улицам, она была способна прихватить с собой папашин скальп.

— Вы позволите мне прощупать вас, чтобы уяснить кое-какие детали и общую обстановку?

— Как решит мой адвокат.

— Я против, — отрезал 1/4мэйн. — Согласно конституции каждый может отказаться от эспер-обследовании, не подвергая себя никаким подозрениям. Считайте, что Рич отказался.

— Темный лес и хоть бы маленький просвет. — Пауэл вздохнул, пожал плечами. — Ну что ж, приступаем к расследованию.

Они двинулись к кабинету. Стоявший в дальнем конце зала Джексон Бек, не выдержав, спросил на непонятном для Тэйта с 1/4мэйном полицейском жаргоне:

— Линк, зачем вы ему позволили вас дурачить?

— Он меня дурачил?

— А то нет? Этот чертов стервятник вьет из вас веревки.

— Бросьте, Джекс. Стервятник сам запутался и угодил в силки, из которых только один выход — Разрушение.

— Что?!

— А вы разве не заметили, как он проболтался, пока с таким усердием вил из меня веревки? Он, видите ли, не знал о том, что была дочка. Этого никто не знал. Он ее не видел. Ее никто не видел. Он допускает мысль, что она выбежала из дому после убийства. Все допускают эту мысль. Ну, а откуда он узнал, что она голая?

Изумленное молчание, и затем уже в арке между залом и кабинетом Пауэла догоняет волна пылкого восхищения.

— Я преклоняюсь перед вами, Линк. Я преклоняюсь перед Мастером.

Кабинет Бомон Хауза спроектирован по образцу турецких бань. Пол выложен мозаикой из ярких камней — гиацинта, шпинеля, солнечного камня. В украшенные золотой сеткой стены вделаны синтетические камни — рубины, изумруды, гранаты, хризолиты, аметисты, топазы — и в центре каждого из них портрет хозяйки в разных видах. Повсюду бархатные коврики, множество кресел, диванов.

Пауэл вошел в кабинет и, оставив позади Рича, Тэйта и 1/4мэйна, сразу направился в середину комнаты. Гул голосов смолк, и Мария Бомон томно привстала. Пауэл жестом попросил ее не подниматься. Он огляделся, тщательно прикидывая в уме духовный потенциал собравшихся здесь сластолюбцев и обдумывая тактику, которую следовало применить. Наконец он начал.

— Закон, — сказал он, — глупо и нелепо усложняет такое заурядное явление, как смерть. Люди каждый день мрут тысячами, тем не менее согласно закону тот смельчак, который взял на себя инициативу подтолкнуть старичка де Куртнэ к неизбежной кончине, почему-то считается врагом человечества. По-моему, это идиотизм, но прошу на меня не ссылаться.

Он помолчал и закурил сигарету.

— Все вы, конечно, знаете, что я щупач. Некоторых это, может быть, даже пугает. Я представляюсь вам чудовищем, которое, не сходя о места, ревизует все ваши мысли и чувства. Так вот… Если бы даже я это умел, Джо 1/4мэйн помешал бы мне. Кроме того, признаюсь вам, будь это так, я не стоял бы сейчас здесь. Я возвышался бы на троне повелителя вселенной и практически не отличался бы от господа бога. Но, мне кажется, никто из вас этого сходства пока не заметил?

Прошелестел смешок. Пауэл обаятельно улыбнулся и продолжал:

— Увы, массовое чтение мыслей не по зубам ни одному щупачу. Исследовать отдельную личность и то не так просто. А телепатические сигналы большой группы людей создают хаос, в котором вовсе невозможно разобраться. И если к тому же эта группа состоит из неповторимых, ярких индивидуальностей, вроде собравшихся здесь, нам остается лишь одно сдаться на вашу милость.

— И он еще говорит, что это я умею очаровывать, — прошептал Рич.

— Сегодня вечером, — продолжил Пауэл, — вы играли в игру, называемую «Сардинки». Мне очень жаль, мадам, что я не был в числе приглашенных. Надеюсь, в следующий раз вы обо мне не забудете…

— Ну конечно! — вскричала Мария. — Ну конечно, милый префект!..

— Пока шла игра, убили старого де Куртнэ. Можно почти не сомневаться, что убийство было преднамеренным. Мы установим это точно, получив отчет лаборатории. Впрочем, допустим, не дожидаясь отчета, что мы имеем дело с преступлением 3-А. Это даст нам возможность сыграть еще в одну игру… мы назовем ее «убийство».

По рядам гостей прошел неясный говорок. Пауэл продолжал все с тем же небрежным видом, исподволь превращая самое страшное преступление, совершенное за последние семьдесят лет, в нечто невещественное.

— Играя в «убийство», — объяснял он, — мы представим себе, что кто-то из нас убит. Один из нас пусть будет «сыщиком», цель которого найти «убийцу». Другие станут изображать «подозреваемых». Все игроки обязаны говорить правду, и только «убийце» разрешается лгать. Сравнив все версии, «сыщик» определяет, кто лжет, и находит «убийцу». По-моему, это очень увлекательно.

Кто-то спросил:

— Что это?

Еще кто-то крикнул:

— Я просто туристка!

Снова смех.

— При расследовании убийства, — с улыбкой продолжал Пауэл, рассматриваются три аспекта преступления. Во-первых, мотив. Во-вторых, метод. И в-третьих, обстоятельства. Двумя последними аспектами занимаются наши эксперты. Что же касается первого, то в процессе игры мы можем сами его выявить. Если это нам удастся, мы разрешим и остальные две проблемы, над которыми сейчас ломают голодны наши эксперты-криминалисты. Вам известно, что они не могут установить, каким образом был убит де Куртнэ? Известно вам, что дочь убитого исчезла? Она вышла из дома, когда вы были заняты игрой. Известно вам, что охрану каким-то таинственным образом отключили на один час? Да, представьте себе. Кто-то выкрал у них ровно по часу жизни. Нам бы хотелось узнать как.

Слушатели, зачарованные, затаив дыхание, улье вплотную приблизились к западне. Нужно было с безграничной осторожностью захлопнуть их в ловушке.

— Один умер, у двоих похищено по часу жизни, исчезла девушка… и мы можем все это разгадать, выяснив мотив. Итак, представьте, что я сыщик. А вы будете изображать подследственных. Вы говорите мне только правду… все, кроме убийцы, разумеется. Ему полагается врать. Но мы его поймаем и достойно завершим этот необычайный вечер, если вы мне позволите провести телепатический опрос каждого из вас.

— О-о! — в тревоге вскрикнула Мария.

— Одну секундочку, мадам. Позвольте объяснить. От вас не требуется ничего, кроме согласия. Мне не придется прощупывать никого из вас. Потому что, видите ли, если все невиновные дадут свое согласие, то отказаться может только один человек, и этот человек и есть убийца. Лишь ему необходимо оградить себя от прощупывания.

— Как вы думаете, может у него пройти этот номер? — шепотом спросил Рич у 1/4мэйна.

1/4мэйн кивнул.

— Представим себе на миг, как все это происходит. — Пауэл втягивал их в спектакль, комната превратилась в сцену. — Я официально обращаюсь к одному: «Разрешите мне произвести телепатический опрос?» Затем обхожу всех. — Пауэл медленно двинулся вкруговую по комнате, поочередно кланяясь каждому из гостей. — Мне отвечают: «Да… Да… Конечно… Отчего же?.. Разумеется… Да… Да…» И внезапно драматическая пауза. — Пауэл, грозно выпрямившись, остановился перед Ричем. — «А вы, сэр, — говорю я, — вы позволите мне вас прощупать?»

Все обмерли. Даже Рич словно и полу примерз ион этим испытующим и грозным взглядом.

— Он не знает, как быть. Кровь бросилась ему в лицо, потом отхлынула, и он становится мертвенно-бледным. С мучительным усилием он выдавливает из себя ответ: «Не согласен». И в этот момент… — Пауэл со стремительным жестом поворачивается к своим слушателям, и у них перехватывает дыхание, в этот волнующий момент мы понимаем, что поймали убийцу!

Он почти уговорил их. Почти уговорил. Его затея показалась им дерзкой, волнующей, новой. Еще немного, и откроются ультрафиолетовые оконца. Сквозь одежду и плоть удастся заглянуть в чужую душу. Но чего только не кроется в их душах — клятвопреступления… внебрачные дети… измены… сам сатана. Боязнь разоблачения поглотила любопытство.

— Нет! — крикнула Мария.

И все вскочили на ноги, крича:

— Нет! Нет! Нет!

— Вы были изумительны, Линк, и тем не менее… Вам не дождаться помощи от этих гиен.

Пауэл и побежденный не утратил своего обаяния.

— Мне очень жаль, леди и джентльмены, но, право же, я не могу вас винить. Только идиоты доверяют полисменам. — Он вздохнул. — Если есть желающие сообщить что-нибудь устно, один из моих помощников запишет их показания на магнитофон. Мистер 1/4мэйн будет при этом присутствовать, чтобы, помогая вам советом, ограждать ваши интересы. А на мои наплевать, он грустно взглянул на 1/4мэйна.

— Линк, не давите мне на психику. Это первое 3-А за семьдесят с лишком лет. Я должен очень осторожно действовать, чтобы не погубить свою карьеру.

— И моя карьера под угрозой. Если дело останется нераскрытым, мне больше не служить.

— Значит, каждый щупач за себя. Примите мои наилучшие помышления.

— Подите к черту, — сказал Пауэл.

Подмигнув Ричу, он с беспечным видом вышел из комнаты.

В багряно-золотистых брачных покоях закончили свою работу эксперты. Начальник лаборатории де Сантис, взвинченный, беспокойный, резкий, вручил Пауэлу данные экспертизы и измученным голосом произнес:

— Бред собачий.

Пауэл посмотрел на тело и саркастически осведомился:

— Самоубийство?

Он всегда разговаривал с де Сантисом на повышенных тонах: тот неуютно себя чувствовал, если с ним говорили иначе.

— Что?! Ни в коем случае! Не найдено оружие.

— Что же его убило?

— Мы не знаем.

— Все еще не знаете? Вы провозились три часа.

— И ничего не знаем, — яростно повторил де Сантис. — Я потому и говорю, что это бред собачий.

— Так трудно что-нибудь установить, когда у человека в голове такая огромная дырища?

— Да! Да! Да! Представьте себе, я ее тоже заметил. Вход над твердым небом. Выход в затылке. Смерть наступила немедленно. Но откуда взялась рана? Чем просверлили ему эту скважину в черепе? Может быть, вы угадаете?

— Жесткие лучи?

— Нет ожога.

— Кристаллизация?

— Нет обморожения.

— Кислота?

— Не тот характер повреждений. Вообще-то, кислотой можно прожечь такую рану, но не разломать при этом весь затылок.

— Холодное оружие?

— Вы имеете в виду нож или кинжал?

— Что-нибудь в этом роде.

— Невозможно. Вы представляете себе, с какой силой нужно ударить, чтобы нанести такую рану? Это практически неосуществимо.

— Гм… Кажется, я выдохся. Хотя постойте. Может быть, револьвер?

— А что это?

— Старинное оружие. В старину люди стреляли пулями. С шумом, с вонью.

— Нет, здесь это исключено.

— Почему же?

— Почему? — окрысился де Сантис. — А потому, что не найдена пуля. В ране ее нет. И в комнате нет. Вообще нигде ничего нет.

— Какая-то дьявольщина.

— Вполне с вами согласен.

— Значит, вам нечего мне сообщить? Абсолютно нечего?

— Не совсем так. Перед смертью де Куртнэ ел печенье. В ротовой полости убитого нашли полурастаявший кусочек глазури…

— Ну и?..

— Во всех покоях нет никаких следов печенья.

— Значит, он его съел.

— В желудке тоже ничего нет. Кстати, при его болезни горла он не мог есть печенья.

— А что у него было?

— Психогенный рак. Очень тяжелое состояние. Он говорить не мог, не то что жевать сласти.

— Черт те что! Нужно найти это оружие… непременно найти.

Пауэл перелистал данные экспертизы, внимательно оглядывая труд и насвистывая затейливый мотивчик. Он вспомнил, как в одной аудиокниге слышал об эспере, который умел прощупывать покойников… Это напоминало давнишний миф о том, как восстановили картину убийства, сфотографировав у убитого сетчатую оболочку глаза. Жаль, что и то и другое выдумки.

— Ну что ж, — сказал он наконец, вздохнув. — С мотивом мы сели в галошу и со способом убийства тоже. Надо надеяться, что мы хоть что-то выясним об обстоятельствах. Иначе Рич ускользнет от нас.

— Какой еще Рич? Бен Рич? При чем тут он?

— Хитрец Гас Тэйт, вот кто меня тревожит, — тихо сказал Пауэл. — Если и он замешан… Что? А, Рич. Так ведь убил-то он. Мне удалось это окончательно выяснить во время беседы в кабинете мадам Марии. Перед этим Рич нечаянно кое-что ляпнул. Чтобы окончательно убедиться, я разыграл в кабинете целое действо, заморочил голову Джо, а сам прощупал Рича. В отчет это, конечно, не пойдет, но я узнал достаточно, чтобы не сомневаться, кто убийца.

— Господи Иисусе! — ужаснулся де Сантис.

— Да, но мы еще очень далеки от того, чтобы собрать доказательства, которые удовлетворили бы судей. А стало быть, и Разрушение неблизко. Весьма и весьма неблизко.

Пауэл уныло кивнул начальнику лаборатории, не спеша прошел через прихожую и стал спускаться и галерее.

— Но всему тому он мне еще и нравится, этот молодчик, — пробормотал он.

В картинной галерее, где располагалась штаб-квартира следствия, между Пауэлом и Беком произошло совещание. Обмен мыслями, протекавший в стремительном темпе, характерном для телепатических разговоров, занял ровно тридцать секунд.

Итак, Джекс, это все-таки Рич. Мы его засекли уже во время разговора, а в кабинете я его еще разок щупнул, и развеялись последние сомнения. Попался мальчик.

Вы никогда этого не докажете, Линк.

Может быть, нам как-то поможет охрана?

Какое там! Целый час они фактически были покойниками. Де Сантис говорит, что им временно разрушили родопсин, то есть зрительный пурпур — то самое, чем видит глаз. Сами они уверены, что все это время добросовестно выполняли свои обязанности и что в покоях ничего не произошло до тех пор, пока внезапно туда не влетела вся орава и Мария не принялась на них вопить, что как она они дрыхнут на посту… а они оба с негодованием это отрицали.

Понятно.

Хорошенькое ничего!

Представляю себе, как она вопила.

Но мы-то знаем, что это Рич.

Вы-то знаете. А остальные ничего не знают.

Он пробрался на верхний этаж, пока гости играли в «Сардинки». Каким-то образом ослепил охранников, украв у них по часу жизни. Потом прошел в покои и убил де Куртнэ. Та девушка, наверное, тоже как-то связана с убийством и поэтому сбежала.

Каким?

Как он убил его?

Кстати, последний вопрос: почему он убил де Куртнэ?

Я не знаю. Я ровно ничего не знаю… пока.

Значит, вам не на чем построить обвинение.

Это-то мне известно.

Вам нужно на основе объективных данных назвать мотив, способ убийства, обстоятельства. А у вас на руках всего-навсего один козырь, да и тот щупаческий.

Да, да…

Да, да…

Вы не прощупали, каким образом и почему он это сделал?

Я же только прошелся по верхам… Джо следил за мной.

И очень вероятно, глубже вам и не пробраться. Джо осторожный малый.

Черт бы их всех побрал! Джексон, нам необходимо найти эту девушку.

Барбару де Куртнэ?

Да. Она ключ ко всему. Если она нам расскажет, что она видела и почему убежала, мы сможем передать дело в суд. Уточните и подшейте к делу все, что нам удалось выяснить. Хотя, пока нет девушки, этот материал бесполезен. Свидетелей отпустите по домам. Без девушки от них нет толку. Нужно как следует заняться Ричем… может быть, нам удастся собрать кое-какие косвенные улики, хотя…

Совершенно точно.

Я уже начинаю ее ненавидеть.

Без распроклятой девчонки и от улик не будет толку.

Мистер Бек, я временами тоже чувствую себя женоненавистником. Ума не приложу, чего ради все стараются меня женить.

Пауэл встал и покинул галерею. Он прошел крытым переходом, спустился в концертный зал и вышел в главный. У фонтана что-то увлеченно обсуждали Рич, 1/4мэйн и Тэйт. И снова у Пауэла при одной мысли о Тэйте пробежали мурашки по спине. Если маленький щупач и впрямь связался с Ричем, как заподозрил Пауэл еще неделю назад у себя на вечеринке, он замешан и в убийстве.

Немыслимо вообразить себе, что эспер первой ступени, один из столпов Лиги, — соучастник убийства; но если это так, то черта с два его разоблачишь. Еще не было случая, чтобы у эспера-1 что-нибудь удалось выудить без его согласия. И если Тэйт (невероятно… невозможно… сто против одного) работает на Рича, то неуязвимым может оказаться и сам Рич. Решив последний раз попробовать убедить Рича, Пауэл направился к разговаривающим.

Перехватив взгляд 1/4мэйна, он бросил щупачам:

— Джо, Гас, мотайте отсюда. Мне нужно кое-что сказать Ричу по секрету от вас. Я не буду его прощупывать и записывать его слова. Обещаю вам.

1/4мэйн и Тэйт кивнули и, что-то буркнув Ричу, тихо удалились. Рич с любопытством поглядел на них и перевел глаза на Пауэла.

— Это вы их спугнули? — осведомился он.

— Нет, просто попросил. Садитесь, Рич.

Они присели на край фонтана и помолчали, дружелюбно глядя друг на друга.

— Нет, нет, — сказал наконец Пауэл, — я не прощупываю вас.

— Я этого и не думал. А вот в кабинете Марии было дело, а?

— Почувствовали?

— Нет. Догадался. Я бы и сам на вашем месте так поступил.

— Мы с вами, кажется, не очень-то надежные ребята?

— Надежные! — сердито фыркнул Рич. — Мы не в детские игры играем. Мы дело делаем. Только трусы, слабаки и нытики прячутся за всякими там правилами и честной игрой.

— Ну а как же этика и честь?

— Честь у нас есть, только кодекс мы себе выбираем сами… а не пользуемся кукольными правилами, которые какой-то слабонервный трус изобрел для таких же, как он сам, запуганных людишек. У каждого есть своя этика и своя честь, и пока человек придерживается их, никто не вправе осудить его. Вы можете не одобрять его этику, это другое дело, но у вас нет права называть его неэтичным.

Пауэл грустно покачал головой.

— В вас как-то уживаются два человека, Рич, — заметил он. — Один хороший, а другой — негодяй. Будь вы только убийцей, это бы еще куда ни шло. Но в вас перемешались мерзавец и святой, и в этом вся беда.

— Когда вы подмигнули мне, я сразу понял, что дело скверно. — Рич усмехнулся. — Ох и штучка же вы, Пауэл! Честное слово, я вас боюсь. Черт вас разберет, откуда вы ударите и как от вас увернуться.

— Так не увертывайтесь, бога ради, и покончим с этим раз и навсегда, — сказал Пауэл. Сказал с таким жаром, что Рича снова охватила паника. Его ожгли голос Пауэла, его взгляд. — Поверьте, Бен, — продолжал Пауэл, — что вам со мной не справиться. Я объявляю бой убийце, потому что восхищен святым. Для вас это начало конца. Вы и сами это знаете. Так стоит ли барахтаться?

Еще мгновение, и Рич бы сдался. Но он заставил себя не отступить.

— Капитулировать без боя? Проиграть величайшее сражение в моей жизни? Нет, Линк, хоть миллион лет дожидайтесь, но мы уж расхлебаем эту кашу до конца.

Пауэл сердито пожал плечами. Оба встали. Их руки машинально встретились в крепком прощальном рукопожатии.

— Я потерял в вашем лице великолепного сообщника, — сказал Рич.

— Вы потеряли великого человека в своем собственном лице.

— Значит, враги?

— Враги.

Так был сделан первый шаг к Разрушению.

ГЛАВА VII

Полицейский префект города, насчитывающего семнадцать с половиной миллионов населения, не может быть прикованным к письменному столу. Он не держит в своем кабинете заметок, досье, картотек и рулонов, свернутых из канители. Но зато у него есть три эспер-секретаря, кудесники, хранящие в своей памяти мельчайшие подробности всех его дел. Они следуют за ним по отделу, как ходячий справочник в трех томах. Сопровождаемый своим летучим отрядом (сотрудники прозвали их Фигли, Мигли и Провернулл), Пауэл вихрем носился по Сент-стрит, собирая материалы для предстоящего сражения.

Перед комиссаром Крэббом он еще раз набросал общую схему действий.

— Нам нужно выяснить мотив, способ убийства и обстоятельства, комиссар. Мы воссоздали картину предполагаемых обстоятельств, но ничего определенного нам не известно. А старикашке Мозу, как вы знаете, подавай только факты да факты.

— Какому старикашке? — удивился Крэбб.

— Старому Мозу. — Пауэл усмехнулся. — Мы прозвали так Мозаичный Следственный Компьютер. Не называть же его каждый раз полным именем. Так а подавиться можно.

— А, этот проклятущий агрегат! — фыркнул Крэбб.

— Да, сэр. Итак, я готов начать наступление на Рича и компанию «Монарх» с целью собрать доказательства для старикашки Моза. Но прежде я хочу спросить вас откровенно: вы до конца нас поддержите?

Комиссар Крэбб, ненавидевший и опасавшийся всех эсперов без исключения, побагровел и, как подброшенный пружиной, вскочил с кресла, сделанного из черного дерева и стоявшего за сделанным из черного же дерева столом, который красовался в его кабинете, сплошь отделанном черным деревом и серебром.

— На что вы, черт возьми, намекаете, Пауэл?

— Сэр, не ищите в моих словах тайного смысла, его нет. Я просто спрашиваю, не связаны ли вы каким-то образом с компанией «Монарх» и с Ричем? Не окажетесь ли вы в неловком положении, если мы припрем Рича к стене? Не может ли он в таком случае потребовать, чтобы вы открыли ему запасную дверцу?

— Нет, черт бы вас побрал.

— Сэр, — выскочил Фигли, — четвертого декабря минувшего года вы обсуждали с комиссаром Крэббом дело «Монолита». Вот выдержки:

Пауэл: Случай довольно каверзный, комиссар. Я опасаюсь, как бы «Монарх» не обвел нас вокруг пальца.

Крэбб: Рич обещал мне этого не делать. А Бену Ричу я привык доверять. Он поддержал меня еще, когда я баллотировался на пост окружного прокурора.

Цитата окончена.

— Молодчина, Фигли. Мне все время казалось, что у нас что-то такое есть на Крэбба…

И Пауэл с места в карьер обрушился на комиссара:

— Что вы мне очки втираете? А как вы стали прокурором округа? Вы, кажется, уже забыли, что Рич вас поддерживал?

— Вовсе нет, я прекрасно это помню.

— И хотите меня убедить, будто Рич с тех пор ни разу вам не оказывал поддержки?

— Что за наглость, Пауэл… Да, так оно и есть… Тогда он мне помог. Но после этого у нас с ним никаких дел не было.

— Значит, я могу заняться Ричем?

— Почему вы так упорно утверждаете, что Рич убил этого человека? Это несерьезно. У вас нет доказательств. Только домыслы. — Пауэл негодующе смотрел на комиссара. — Рич его не убивал. Бен Рич никого не станет убивать. Он вполне порядочный человек, который…

— Вы даете мне «добро»?

— Ладно, Пауэл. Даю.

— Но с очень большими ограничениями. Сделайте заметку, мальчики. Комиссар до смерти боится Рича. Сделайте еще одну заметку. Я его тоже боюсь.

Сотрудникам Пауэл сказал:

— Вот послушайте: всем вам известно, что за привередливое чудище наш старый Моз. Ненасытная утроба, вечно требующая фактов… фактов… доказательств… неопровержимых улик. Заставить эту стервозную машину начать судебное преследование можно, только если мы соберем все нужные доказательства. Чтобы их раздобыть, мы применим метод дубль-слежки. Он вам знаком. По каждому следу мы пускаем двух агентов: Недотепу и Ловкача. Недотепа не знает, что Ловкач работает с ним рядом. Не знает этого и объект слежки. Избавившись от Недотепы, он воображает, что за ним больше нет хвоста. А Ловкачу только того и нужно. Вот этот метод мы и применим сейчас.

— Слушалось, — сказал Бек.

— Вы обойдете все полицейские участки. Подберите сотню самых бестолковых фараонов. Обрядите всех их в штатское и прикомандируйте к делу Рича. Из лаборатории выудите всех бракованных роботов-следопытов, каких им всучивали за последние десять лет. Одним словом, валите в кучу все, что поплоше, и приспосабливайте к делу Рича. Чем больше, тем лучше… Этакий длиннющий хвост, который он стряхнет, конечно, с легкостью, но все-таки потратит время, чтобы его стряхнуть.

— В каких направлениях вести расследование? — спросил Бек.

— Прежде всего почему там начали играть в «Сардинки». Кто предложил эту игру? Секретари мадам Бомон утверждают, что Рича невозможно было прощупать из-за песенки, мельтешившей в его мозгу. Что за песенка? Кто ее сочинил? Где Рич ее услышал? Эксперты сообщили, что охрана была выведена из строя каким-то «ионизатором родопсина». Проверить все исследовательские работы, ведущиеся в этой области. Чем был убит де Куртнэ? Изучить все возможные виды оружия. Выяснить, какие отношения были у Рича с де Куртнэ. Известно, что они конкурировали. Существовала ли между ними острая, смертельная вражда? Было ли убийство вызвано корыстными соображениями? Страхом? Что именно и в каком размере Рич приобрел в результате кончины де Куртнэ?

— Господи! — ужаснулся Бек. — И все это для блезиру! Мы погорим.

— Возможно. Но не думаю. Рич человек удачливый. Он привык побеждать, и это сделало его самонадеянным. По-моему, он клюнет. Каждый раз, общелкав очередную нашу приманную птичку, он будет думать, что перехитрил нас. Пусть думает. Нам с вами придется публично себя оплевать. Газетчики на нас живого места не оставят. А мы им подыграем. Будем возмущаться. Оправдываться. Делать необдуманные заявления. Иными словами, изображать бестолковых дурней-полисменов. И когда Рич как следует отъестся на наших харчах…

— То вы слопаете Рича, — усмехнулся Бек. — А как быть с девушкой?

— Она — единственное исключение. На ее счет мы не будем темнить. Ее описание и фото должны быть в течение часа разосланы всем полицейским офицерам в стране; кроме того, объявите, что тот, кто обнаружит ее местопребывание, будет автоматически повышен в должности на пять чинов.

— Сэр, уставом запрещается повышать в звании более чем на три чина сразу, — вмешался Мигли.

— Начхать мне на устав, — отрезал Пауэл. — Повышение на пять чинов человеку, который найдет Барбару де Куртнэ. Она мне необходима.

В «Башне Монарха» Рич смахнул со стола саморегистрирующие кристаллы в дрожащие руки своих секретарш.

— Выметайтесь вон отсюда и унесите все это дерьмо, — прорычал он. — С конторской работой отныне справляйтесь без моего участия. Ясно? Меня не беспокоить.

— Мистер Рич, у нас создалось впечатление, что вы намереваетесь скупить акции всех предприятий де Куртнэ в случае его смерти. Если вы…

— Именно этим я сейчас и занимаюсь. И потому прошу мне не мешать. Кончено. Брысь!

Грозно надвинувшись на свою перепуганную свиту, он выставил ее из кабинета, захлопнул дверь и заперся на ключ. Подойдя к видеофону, он набрал В.Д.-12,232 и с нетерпением ждал отзыва. В конце концов на экране появилось изображение Джерри Черча, окруженного обломками минувших эпох.

— Вы? — ощерился Черч и потянулся к выключателю.

— Да, я. Постойте, у меня серьезный разговор. Вас по-прежнему интересует восстановление в правах?

Черч недоверчиво взглянул на него.

— А в чем дело?

— Выгорело ваше дело. С нынешнего дня я принимаюсь хлопотать о том, чтоб вас восстановили. Это осуществимо, Джерри. Мне принадлежит Союз Эспер-патриотов. Но и я, в свою очередь, кое-что потребую от вас.

— Ради бога, Бен. Требуйте все, что возможно.

— Мне именно это и нужно.

— Все возможное?

— И невозможное. Да. Неограниченные услуги. Цену вы уже знаете. Ну, по рукам?

— Я согласен, Бен. По рукам.

— Мне будет нужен также Кено Киззард.

— Зачем он вам? Он скользкий человек. Он продаст вас ни за грош.

— Нам нужно увидеться. Место встречи — прежнее. Время тоже. Точь-в-точь как бывало, а, Джерри? Только на этот раз конец будет счастливый.

В приемной Института Эспер Лиги, куда вошел Линкольн Пауэл, как всегда, толпилась очередь. Сотни энтузиастов обоих полов, всех возрастов, всех классов общества, мечтающие обнаружить у себя магическое свойство, которое превратит их жизнь в сказку наяву, и не имеющие представления о том, какую тяжкую ответственность налагает это свойство на людей, обладающих им. Как всегда, мечты их были так наивны, что Пауэл не мог сдержать улыбки. Буду читать чужие мысли и сорву на бирже огромный куш… (Устав Лиги запрещал щупачам заниматься биржевыми спекуляциями). Буду читать чужие мысли и узнаю, что отвечать на экзамене (это школьник, не подозревающий, что для предотвращения такого рода жульничества все экзаменационные комиссии пользуются услугами эспер-инспекторов). Буду читать чужие мысли и узнаю, кто что обо мне думает… Буду читать чужие мысли и узнаю, какая девушка не прочь… Буду читать чужие мысли и стану жить по-королевски…

За столом секретарша устало повторяла на широчайшей телепатической волне:

— Если вы меня слышите, пожалуйста, пройдите в дверь налево с табличкой «Только для служащих». Если вы меня слышите, пожалуйста, пройдите в дверь налево с табличкой «Только для служащих»…

Одновременно она говорила самоуверенной светской молодой особе с чековой книжкой в руке:

— Нет, мадам. Ваше предложение неосуществимо. Лига не практикует платного обучения. Пожалуйста, возвращайтесь домой, мадам. Мы ничем не можем вам помочь.

Глухая к основному тесту Лиги, женщина сердито повернулась. На ее место встал школьник.

Если вы меня слышите, пожалуйста, пройдите в дверь налево с табличкой «Только для служащих».

Из очереди вдруг вышел молодой негр, нерешительно взглянул на секретаршу и двинулся к двери с табличкой «Только для служащих». Он открыл дверь и вошел. У Пауэла захватило дух. «Скрытые» эсперы большая редкость. Просто здорово, что он оказался здесь в этот момент.

Кивнув секретарше, Пауэл последовал за «скрытым». В кабинете двое служащих с энтузиазмом пожимали руку удивленному молодому человеку и хлопали его по спине. Поздравил его и Пауэл. В Лиге считался праздником тот день, когда удавалось откопать нового эспера.

Пауэл прошел по коридору в ректорат. Он миновал детский сад, где тридцать детей и десять взрослых переплетали речь и мысли в ужасающе бесформенный клубок. Воспитательница терпеливо передавала: Всем думать. Думать. Обходитесь без слов. Думайте. Не забывайте пресекать речевой рефлекс. Повторяйте за мной первое правило…

Класс нараспев громко заголосил:

— Забудьте, что у вас есть голос.

Пауэл сморщился и двинулся дальше. Всю стену против дверей детского сада занимала золотая мемориальная доска, на которой были вырезаны слова священной Клятвы Эспера:

«Я обещаю, что обучивший меня этому Искусству станет для меня таким же близким, как отец и мать. Я разделю с ним свое имущество и помогу ему во всем, в чем он испытает нужду. К его отпрыскам я буду относиться как к родным братьям и обучу их этому Искусству всеми возможными способами. Я также буду обучать этому Искусству и всех остальных.

В соответствии со своими суждениями и в полную меру способностей я буду действовать на благо человечества, а не во вред ему, не ради лжи. И никогда не причиню я мыслью огорчение или боль человеку, даже если он будет просить об этом сам.

В чье бы сознание я ни проник, я это сделаю для блага человечества всегда с самыми чистыми и благородными намерениями. Каждый раз, когда я услышу или увижу в чужом сознании не подлежащую огласке мысль, я буду хранить молчание, почитая ее священной тайной».

В аудитории группа третьеступенников обсуждала международные события, с усердием располагая мысли простой плетенкой. Среди старших затесался двенадцатилетний вундеркинд на уровне второй ступени. Он украшал скучную дискуссию причудливыми зигзагами и нанизывал на каждый зубчик произнесенное вслух слово. Снова рифмовались между собой и складывались в ехидные замечания по поводу выступавших. Парнишка был, как говорится, молодой, да ранний, и это получалось у него занятно.

В ректорате стоял дым коромыслом. Все двери настежь, клерки и секретарши носятся сломя голову. Старик Цун Хсай, ректор (он же президент Эспер Лиги), дородный мандарин с бритым черепом и благодушным лицом, пылая гневом, стоял посреди кабинета. Он был так рассержен, что кричал, и произнесенные вслух слова наводили трепет на его служащих.

— Мне плевать на то, как именуют себя эти негодяи, — гремел Цун Хсай. — Для меня они банда себялюбивых и своекорыстных реакционеров. Чистота расы их волнует, вот оно что! Мнят себя аристократами, вот как! Я с ними побеседую. Я дам работу их барабанным перепонкам! Мисс Принн! Мисс При-и-нннн!

Мисс Принн, повергнутая в ужас перспективой устной диктовки, робко пробралась в кабинет.

— Отправьте этим дьяволам письмо. «В Союз Эспер-патриотов. Джентльмены…» Доброе утро, Пауэл. Сколько вечностей, сколько эпох? Как поживает Нечестивый Эйб? «…кампания, организованная вашей кликой с целью сокращения доходов Лиги, предназначенных на воспитание новых эсперов и повсеместное распространение эспер-обучения, проникнута духом предательства и фашизма». Абзац…

Вынырнув из глубин своей грозной филиппики, Цун мысленно подмигнул Пауэлу:

— Ну как, нашли вы эспер-девушку своей мечты?

— Пока нет, сэр.

— Черт бы взял вас, Пауэл. Женитесь! — рявкнул Цун. — Я не намерен торчать тут всю жизнь. С новой строки, мисс Принн: «Вы жалуетесь на обременительность налогов, толкуете о том, что нужно сохранить аристократию Лиги, что среднему индивиду не под силу эспер-обучение…» Что вы хотели, Пауэл?

— Воспользоваться тайной сигнальной сетью, сэр.

— Так не отвлекайте меня. Поговорите с моей секретаршей-два. С новой строки, мисс Принн: «Почему бы вам не высказаться откровенно? Вы паразиты, которые решили сохранить телепатические дарования в пределах ограниченного круга и, присосавшись, вытягивать соки из остальной части человечества. Вы пиявки…»

Пауэл деликатно притворил за собой дверь и повернулся ко второй секретарше, которая тряслась мелкой дрожью в углу.

— Вы в самом деле так боитесь?

Образ подмигивающего глаза.

Образ трясущегося мелкой дрожью вопросительного знака.

— Когда папаша Цун развоюется, мы всегда делаем вид, что умираем от страха. Это его утешает. Он терпеть не может, когда ему напоминают, что он Санта Клаус.

— Кстати, я тоже Санта Клаус. Положите это в свой рождественский чулок.

Пауэл опустил на стол описание примет и фотокарточку Барбары де Куртнэ.

— Какая красавица! — воскликнула секретарша.

— Отправьте все это по тайной сети. Индекс: срочно. За выполнение награда. Пустите слух, что щупач, который найдет Барбару де Куртнэ, на год освобождается от налогов.

— Ой ты! — секретарша так и подпрыгнула. — Вам это позволят?

— Думаю, что я смогу провернуть такое предложение в Совете.

— От такого предложения вся наша сеть взовьется.

— Я этого и хочу. Пусть взовьется каждый щупач. Единственный рождественский подарок, о котором я мечтаю, — сведения об этой девушке.

Казино Киззарда было убрано и вычищено до блеска во время обеденного перерыва, единственного перерыва, который позволяют себе игроки. Со столов для рулетки и ЭО была стерта пыль, «птичья клетка» сверкала, зеленели карточные столики. В хрустальных шарах поблескивали, как кусочки сахара, игральные кости. На конторке кассира выстроились соблазнительные столбики соверенов, расхожей монеты уголовников и игроков.

Бен Рич сидел возле биллиардного стола с Джерри Черчем и Кено Киззардом, слепым крупье. Киззард был огромный, рыхлый человек, толстый, с огненно-рыжей бородой, мертвенно-белой кожей и недобрыми, мертвенно-белыми глазами.

— Цену вы уже знаете, — говорил Рич, обращаясь к Черчу. — Но предупреждаю вас, Джерри. Если вы наделаете себе добра, не пытайтесь меня прощупать. Для вас это опасно, это смертельно опасно для вас. Если вы заберетесь мне в голову, вам останется только один путь — к Разрушению. Поберегитесь.

— Иисусе, — недовольно сказал Киззард, — вон, значит, какие пироги? Нет, Рич, Разрушение меня совсем не прельщает.

— Вы не оригинальны. Что же вас прельщает, Кено?

— Вопрос! — Кено протянул назад руку, уверенным движением снял с конторки стопку соверенов и пересыпал их в ладонь другой руки. Монеты хлынули звонкой струйкой. — Вот что меня манит.

— Назовите самую высокую цену, которая придет вам в голову, Кено.

— Цену за что?

— Неважно. Я покупаю у вас услуги, не ограниченные никакими лимитами, и плачу сполна. А вы мне говорите, сколько с меня причитается, чтобы их… оплатить.

— Многовато же причитается с вас.

— Не разорюсь.

— Сотня «кусков» сыщется у вас в кубышке?

— Сотня тысяч. Вас устроит такая цена?

— Силы небесные! — У Черча чуть глаза на лоб не выскочили. — Сто тысяч?

— Ну, решайтесь, Джерри, — насмешливо проворчал Рич, — что вас больше привлекает — деньги или восстановление в правах?

— Да с этаким богатством я, пожалуй… хотя… Нет. Я с ума сошел. Восстановление в правах.

— Тогда перестаньте скулить. — Рич повернулся к Киззарду. — Итак, цена — сто тысяч.

— В соверенах?

— А в чем же еще? Теперь скажите, вы сразу приступите к делу или хотите, чтобы я вам сперва заплатил?

— Бог с вами, Рич, — ответил Киззард.

— Не виляйте, — прикрикнул Рич. — Я вас знаю, Кено. Вы решили разнюхать, чего я хочу, а потом вступить со мной в торг. Договоримся сразу. Я вам поэтому и позволил назначить вашу собственную цену.

— М-м-да, — пожевал губами Киззард. — Ваша правда. Была у меня такая идея, Рич. — Он улыбнулся, и его молочно-белые глаза скрылись в складках кожи. — Была и… осталась.

— Тогда я сразу вам посоветую, кому предложить товар. Покупателя зовут Линкольн Пауэл. И, правда, к сожалению, не знаю, чем он будет вам платить.

— Чем бы он ни платил, от Пауэла мне ничего не нужно, — отрезал Киззард.

— Не я, так он, Кено. Нас только двое в аукционе. Я назначил цену. Теперь слово за вами.

— По рукам, — решился Киззард.

— Отлично, — сказал Рич. — Теперь послушайте меня. Прежде всего вам нужно найти одну девушку. Гм имя Барбара де Куртнэ.

— Убийство? Так и знал, — сказал Киззард, угрюмо кивнув головой.

— У вас есть возражения?

Киззард пересыпал из руки в руку звонкие золотые монеты и помотал головой.

— Найти ее необходимо. Вчера вечером она выскочила из Бомон Хауза, и ни одна душа не знает, где она сейчас. Найдите мне ее, Кено. Найдите прежде, чем до нее доберется полиция.

Киззард кивнул.

— Ей лет двадцать пять. Рост — немного выше среднего. Вес приблизительно фунтов сто двадцать. Стройная фигура. Тонкая талия. Длинные ноги…

Жирные губы жадно улыбнулись. Блеснули мертвенно-белые глаза.

— Волосы желтые. Глаза черные. Овал лица — сердцевидный. Полные губы, нос с горбинкой… Запоминающееся лицо. На нее посмотришь — словно электричеством ударит.

— Одежда?

— Когда я ее видел в последний раз, на ней был шелковый халатик. Белый, полупрозрачный… как заиндевевшее окно. Ни туфель, ни чулок, ни драгоценностей, ни шляпы. Она была как ненормальная… вылетела из дома, и след простыл. Разыщите ее и доставьте мне. — Что-то заставило его добавить: — В полной сохранности, понятно?

— Такой товар без утруски? Будьте человеком, Рич. — Киззард облизал свои жирные губы. — Не получится это у вас. У нее не получится.

— Найдите ее, не теряя времени, и все получится. Сто «кусков» — приз за скорость доставки.

— Мне, наверное, придется перерыть все наше городское «дно».

— Ну что ж. Обшарьте все публичные дома, притоны и «малины». Включите в дело тайную сигнальную сеть. За мной не пропадет. Только без лишних разговоров. Мне нужна девушка, и больше ничего. Понятно?

Продолжая позвякивать золотом, Киззард кивнул:

— Я вас понял.

Внезапно Рич, перегнувшись через стол, стукнул ребром ладони по жирным рукам Киззарда. Соверены звякнули и раскатились по всем четырем углам.

— Только не вздумайте меня дурачить, — пригрозил Рич. — Мне очень нужна эта девушка.

ГЛАВА VIII

Сражение длится семь дней.

Всю неделю наносятся и отражаются удары, броски наталкиваются на оборону, но все эти стычки происходят на поверхности, в то время как в самых глубинах взбаламученных вод безмолвно, как акулы, кружат Пауэл и Огастес Тэйт, дожидаясь, когда начнется настоящая борьба.

Переодетый в штатское начальник патруля считал, что всего лучше захватить противника врасплох. Он подстерег Марию Бомон в театре во время антракта и, к ужасу ее спутников, вдруг заорал:

— Знаю я ваши штуки! Бы в сговоре с убийцей. У вас все подстроено. Иначе для чего бы вы затеяли игру в «Сардинки»? А ну выкладывайте все как есть!

Золоченая Мумия взвизгнула и убежала. Недотепа ринулся за ней в погоню, не подозревая, что в этот момент его тщательно и глубоко прощупывают.

Тэйт Ричу: Полисмен говорил правду. В его отделе Марию считают сообщницей убийцы.

Рич Тэйту: Очень хорошо. Бросим ее на съедение волкам. Пусть полисмены заберут ее.

И в результате мадам Бомон осталась без защиты. Убежищем она избрала не что иное, как биржу — главный источник доходов семейства Бомон. Там ее и обнаружил через три часа ретивый начальник патруля и препроводил в мясорубку, называемую Отделом Прощупывания Побуждений. Он не знал, что, спрашивая Марию, начальник отдела переговаривался с сидевшим в смежной комнате Пауэлом.

Пауэл своим секретарям: Она нашла эту игру в старинной книге, подаренной ей Ричем.

Книга, возможно, куплена в «Столетии». У них бывает такой товар. Сообщить всем агентам. Купил ли он книгу случайно? Проверить также Грэхема, оценщика. Выяснить, как получилось, что единственный в книге удобочитаемый текст оказался описанием игры в «Сардинки». Старый Моз все это пожелает знать. И наконец, где девушка?

Переодетый в штатское автоинспектор был сторонником обходных маневров. Явившись в аудиокнижный магазин «Столетие», он стал канючить:

— Мне нужны старые книги с описанием различных игр. Что-нибудь вроде той, которую у вас спрашивал на той неделе мой закадычный друг Бен Рич.

Тэйт Ричу: Прощупывание показало, что их интересует купленная вами для Марии книга.

Рич Тэйту: Там все шито-крыто. Пусть проверяют. А и займусь вплотную поисками этой девушки.

Служащие магазина «Столетие» так обстоятельно отвечали на деликатные расспросы Недотепы, что почти все покупатели, потеряв терпение, ушли. Остался лишь один: сидя в углу, он увлекся прослушиванием музыкальной записи и не заметил, что рядом с ним нет никого из продавцов. Никто не знал, что слух Джексона Бека был совершенно невосприимчив к музыке.

Пауэл секретарям: По всей вероятности, Рич нашел эту книгу случайно. Наткнулся на нее, когда искал подарок для Марии Бомон. Сообщить всем агентам. И где эта девушка?

На совещании в рекламном агентстве, занятом распространением прыгунов «Монарха»: «Единственный в своем роде семейный аэромобиль» — Рич выдвинул новую программу рекламирования.

— Вы обратили внимание, — сказал он, — что люди всегда очеловечивают окружающие их предметы. Наделяют их человеческими чертами. Придумывают им ласковые прозвища да и обращаются с ними как с комнатными животными. Покупатель охотней приобретает прыгуна, если тот внушит ему приязнь. Ему плевать на мощность и на скорость. Он хочет любить свою машину.

— Есть, мистер Рич. Учтем.

— Нашего прыгуна нужно очеловечить, — продолжал Рич. — Объявим конкурс на звание «прекрасной покровительницы прыгунов Монарха». Тогда в воображении наших покупателей и машина как бы будет олицетворять свою прекрасную покровительницу.

— Великолепно! — вскричал руководитель агентства. — Мистер Рич, это идея глобального размаха. Нам с нашими идейками до вас, что до небес.

— Немедля приступите и поискам прекрасной покровительницы прыгунов. Включите в дело всех продавцов и коммивояжеров. Прочешите весь город. Мне эта девушка представляется так: лет около двадцати пяти. Рост выше среднего, вес фунтов сто двадцать. Хорошо сложена. Обаятельна.

— Есть, мистер Рич. Учтем.

— Пусть она будет блондинка с темными глазами. Полные губы. Красивый нос. Вот тут я набросал ее воображаемый портрет. Ознакомьтесь, размножьте и передайте вашим огольцам. Того, кто найдет такую девушку, как я задумал, ожидает повышение.

Тэйт Ричу: Я прощупал полицейских. Они собираются подослать в «Монарх» своего человека, чтобы выявить связи между вашими и оценщиком Грэхемом.

Рич Тэйту: Пусть их. Связи между нами нет, к тому же Грэхем укатил из города. Нечего сказать, додумались! Я считал Пауэла умнее. Очевидно, я его переоценивал.

Переодетый в штатское сержант в порыве служебного рвения решил прибегнуть к услугам пластической хирургии. Не теряя времени, он обзавелся новенькой физиономией монгольского типа и устроился на службу в бухгалтерию фирмы «Монарх», где рассчитывал обнаружить финансовую зависимость, связывающую оценщика Грэхема с Ричем. Ему и в голову не приходило, что его намерение было сразу же прощупано начальником отдела найма, который сообщил об этом выше, а «выше» только усмехнулись.

Пауэл секретарям: Наш остолоп пытался разыскать следы взяточничества среди финансовых отчетов «Монарха». Это заставит Рича потерять к нам уважение на пятьдесят процентов и соответственно сделает его на пятьдесят процентов уязвимее. Сообщить всем агентам. Где девушка?

На заседании редакционной коллегии «Ауэр», единственной на земле ежечасной газеты (двадцать четыре выпуска в сутки), Рич объявил о новом благотворительном начинании «Монарха».

— Мы назовем его «Убежище», — объявил он. — Мы предлагаем помощь, уход и пристанище миллионам несчастных этого города, попавшим в беду. Если вы лишились крова, потерпели банкротство, стали жертвой шантажа или мошенничества… Если вы чего-либо боитесь и не знаете, куда обратиться… Если вы в отчаянии… Вспомните об «Убежище».

— Потрясающий почин, — сказал главный редактор, — но вы ухлопаете на него уйму денег. Зачем вам это?

— Для рекламы, — огрызнулся Рич. — Напечатать в ближайшем же выпуске. Ясно?

Рич вышел из редакции, спустился на улицу и вошел в кабину видеофона-автомата. Он позвонил в Зал Отдыха и дал подробные распоряжения Эллери Уэсту.

— Пусть в каждой конторе «Убежища» сидит ваш человек. Немедленно пересылать мне описание и фото всех просителей! Вы слышите, Эллери? Тотчас же пересылать, ни секундой позже!

— Я ни о чем не спрашиваю, Бен, но сожалею, что не могу вас прощупать.

— Я, кажется, вызвал ваше подозрение? — вспыхнул Рич.

— Нет, просто любопытство.

— Боритесь с ним, оно к добру не приведет.

Когда Рич вышел из кабинки, какой-то нескладный субъект ринулся к нему как одержимый.

— О, мистер Рич! Что за счастливая случайность! Я только что услышал об «Убежище» и как раз подумал, что интервью с инициатором этой восхитительной новой кампании представляет большой человеческий интерес для…

Счастливая случайность! Чудаковатый тип был знаменитый эспер-репортер из «Индастриэл критик». Наверное, выследил его и… Ах ты, камбала, не вобла! Смотри в оба! Смотри в оба!

— Мне нечего вам сообщить, — промямлил Рич. — Три, два, раз, а ну еще! Три четыре — горячо!

— Какие воспоминания детства породили в вашем сердце острую жажду…

«И когда сказал «четыре», получил синяк под глаз…

— Был у вас в жизни случай, когда вы не знали, куда обратиться? Вам угрожала смерть, убийство? Или, может…

Ах ты, камбала, не вобла! Смотри в оба! Смотри в оба!

В этот момент к стоянке подлетел общественный прыгун. Рич нырнул в него и скрылся.

Тэйт Ричу: Полиция всерьез занялась поисками Грэхема. Вся их лаборатория ищет оценщика. Не знаю, что там взбрело Пауэлу в голову, но он явно взял фальшивый след. По-моему, наш коэффициент безопасности возрастает.

Рич Тэйту: Мы сможем чувствовать себя спокойно только тогда, когда найдем девушку.

Маркус Грэхем скрылся в неизвестном направлении, задав немало хлопот шести недоделанным роботам-следопытам. Их недоделанные создатели ринулись каждый вслед за своим детищем в разные части солнечной системы. Маркус Грэхем тем временем прибыл на Ганимед, где на аукционе антикварных книг, проводимом с бешеной скоростью щупачом-аукционщиком, его застукал Пауэл. Примитивные старинные книги, распродававшиеся с аукциона, были получены из библиотеки «Дрейка», обширного поместья, унаследованного Беном Ричем от матери. Их появление на книжном рынке явилось полной неожиданностью.

Пауэл побеседовал с Грэхемом в фойе аукциона, расположенного против хрустальной стены космического порта. Вокруг простиралась арктическая тундра Ганимеда, и почти все черное небо заполнял перепоясанный красновато-коричневый силуэт Юпитера. Затем Пауэл отправился обратно на Землю, и за две недели пути чары красотки-стюардессы заставили Нечестивого Эйба проявить себя не с лучшей стороны. Пауэл вернулся в свою штаб-квартиру в довольно подавленном настроении, и Фигли, Мигли и Провернулл скабрезно перемигивались.

Пауэл секретарям: Номер пустой. Не знаю, для чего понадобилось Ричу спроваживать оценщика на Ганимед.

Бек Пауэлу: Что выяснилось насчет книги?

Пауэл Беку: Рич купил ее, отослал на оценку и преподнес в подарок. Книга была в скверном состоянии, поэтому единственной игрой, которую могла выбрать Мария, оказались «Сардинки». Для Моза этого, конечно, недостаточно. Уж я — то знаю, как работают мозговые извилины этой машины. Вот черт!

И где, наконец, девушка?

Трое переодетых в штатское агентов один за другим попытались подъехать к мисс Даффи Уиг, один за другим были разбиты наголову и с позором удалились. Тогда за дело принялся сам Пауэл и, встретившись с мисс Уиг на «бале» 4000, совершенно очаровал ее.

Пауэл сотрудникам: Я говорил с Эллери Уэстом из «Монарха», и он подтверждает показания мисс Уиг. Уэст и в самом доле жаловался Ричу на картежников. Похоже, что Рич случайно подцепил этот мыслеблок, когда заказывал антикартежные куплеты. Что выяснено о штуковине, которой Рич заколдовал охрану? И где эта девушка?

В ответ на злобные нападки и насмешки прессы комиссар Крэбб устроил пресс-конференцию для избранного круга журналистов, которым сообщил, что криминалистическими лабораториями разработана новая техника расследования. Это позволит, сказал комиссар Крэбб, справиться с делом де Куртнэ в двадцать четыре часа. Фотографический анализ зрительного пурпура, находящегося в глазу покойника, позволит воспроизвести портрет убийцы. Ученые, работающие над проблемой родопсина, будут опрошены полицией.

Рич, которому совсем не улыбалось, чтобы допросу полицейских подвергся Уилсон Джордан, физиолог, создавший для «Монарха» ионизатор родопсина, позвонил Кено Киззарду и попросил помочь ему выманить доктора за пределы планеты. Чтобы это осуществить, Рич изобрел одну уловку.

— У меня есть именье на Каллисто, — сказал он. — Я ликвидирую свое право владения и подстрою так, что юридически Джордан сможет претендовать на него.

— А я его об этом извещу? — брюзгливо спросил Киззард.

— Нет, лучше действовать не так открыто, Кено. Чтобы не наследить, сделаем так: вы позвоните Джордану, притворившись, что хотите нагреть на этом деле руки. А остальное пусть он выясняет сам.

Вскоре после этого разговора Уилсону Джордану позвонил какой-то неизвестный и с деланным равнодушием брюзгливым голосом спросил, не продаст ли доктор Джордан по умеренной цене свою долю поместья «Дрейк» на Каллисто. Брюзгливый голос показался подозрительным доктору Джордану, отродясь не слыхавшему о поместье «Дрейк», и он позвонил своему адвокату. Так он узнал, что только что сделался претендентом на полмиллиона кредиток. Через час ошеломленный физиолог вылетел на Каллисто.

Пауэл секретарям: Одного мы спугнули. Думаю, что именно от Джордана мы сможем узнать все связанное с родопсином. Доктор Джордан единственный из ученых, работающих в области глазной физиологии, который скрылся после заявления, сделанного на пресс-конференции комиссаром Крэббом. Передайте Беку приказ разыскать Джордана на Каллисто и все выяснить. Что слышно о девушке?

Между тем давно уже неприметно включилась в работу вторая линия операции «Недотепа и Ловкач». В то время, когда Рич, посмеиваясь, наблюдал за перипетиями панического бегства Марии, из юридического одела «Монарха» весьма искусно выманили на Марс молодого способного адвоката и втихомолку придержали его там, предъявив устарелое, но не утратившее законной силы обвинение в безнравственности. Служебные обязанности молодого юриста выполнял тем временем двойник, с которым они были схожи как две капли воды.

Тейт Ричу: Проверьте ваш юридический отдел. Не могу прощупать, что там происходит, но дело нечисто. Это опасно.

Под предлогом текущей проверки Рич пригласил эспер-инспектора-1 по определению квалифицированности кадров и установил подмену. Тогда он обратился к Кено Киззарду. Слепой крупье сыскал субъекта, который тут же подал в суд жалобу на способного молодого юриста за злоупотребление служебным положением. Так безболезненно и благовидно была пресечена связь двойника с «Монархом».

Пауэл секретарям: А, черт! Снова опростоволосились. Рич захлопывает у нас прямо перед носом все двери. Продолжаем операцию «Недотепа и Ловкач». Узнайте, кто добывает для него сведения, и, кстати, узнайте наконец, где эта девушка.

Пока переодетый в штатское сержант с благоприобретенной азиатской физиономией рылся в бухгалтерских отчетах «Монарха», в лабораторию компании вернулся из больницы пострадавший во время взрыва сотрудник. Он возвратился на неделю раньше срока, и хотя был весь в бинтах, стремился поскорее приступить к работе. Добрый старый «монархистский» дух.

Тейт Ричу: Я наконец их раскусил. Пауэл не так глуп. Он ведет расследование по двум линиям параллельно. Не обращайте внимания на ту, что заметна. Следите за скрытой. Я прощупал, что с больницей что-то нечисто. Проверьте.

Рич проверил. Проверка заняла три дня, а затеи он снова позвонил Кено Киззарду. Сразу же после этого в лабораторию «Монарха» наведались взломщики, которые унесли с собой на 50 тысяч кредиток лабораторной платины, перевернув вверх дном и приведя в негодность секретный отдел. Вскоре выяснилось, что забинтованный энтузиаст-лаборант оказался самозванцем, его разоблачили и как сообщника грабителей передали в руки полиции.

Пауэл сотрудникам: Иными словами, нам не удалось доказать, что Рич ваял ионизатор родопсина из своей собственной лаборатории. Ума не приложу, как ему удалось разловкачить нашего Ловкача? Обе наши линии слежки перекрыты. И где, наконец, девушка?

В то время как Рич потешался над нелепой погоней роботов за Маркусом Грэхемом, дирекция «Монарха» приветствовала континентального налогового инспектора, эспера-2, давно уже собиравшегося обследовать документацию компании «Монарх. Предприятия общественного пользования, инкорпорейтид». В числе помощников инспектора была щупачка, состоявшая при шефе в качестве «негра», — она писала для него отчеты. Эта особа привыкла выполнять специальные задания… главным образом задания полиции.

Тэйт Ричу: Помощники нашего инспектора не вызывают у меня доверия. Будьте осторожней.

Рич злорадно усмехнулся и передал помощникам инспектора открытую документацию. После этого он отправил своего старшего шифровальщика Хэссопа в обещанный отпуск на Космическую Ривьеру. Хэссоп любезно согласился прихватить с собой среди обычных фотопринадлежностей маленькую кассету с проявленной пленкой. В кассете содержалась секретная документация «Монарха», помещенная в термоизоляционную оболочку. Чтобы не испортить запись, пленку следовало вынимать совершенно особым способом. Единственный запасной экземпляр пленки находился в доме Рича, в его недоступном сейфе.

Пауэл сотрудникам: Пожалуй, это конец. Но все-таки пошлите вслед за Хэссопом два хвоста — Ловкача и Недотепу. Возможно, он увез с собой серьезные улики, и Рич, наверно, позаботился, чтобы они не попали и нам в руки. Полный провал, скажу я вам. Старина Моз наверняка скажет то же самое. Да вы и сами видите. Силы небесные! Куда же, наконец, девалась чертова девчонка?

Как на анатомической схеме кровеносной системы, где артерии нарисованы красным, а вены — синим, по городу раскинулись две сети заброшенная Пауэлом и заброшенная Ричем. Ректорат Эспер Лиги сообщил приметы Барбары де Куртнэ инструкторам и студентам, те передали их своим друзьям, затем друзьям друзей, знакомым, сослуживцам. Из казино Киззарда запрос пошел гулять от крупье к игрокам, к шулерам и к гангстерам, к мелким воришкам, к хулиганам и жуликам и их дружкам, еще не успевшим перешагнуть грани закона.

В пятницу утром Фред Дил, эспер-3, проснулся, встал, принял душ, позавтракал и отправился на службу. Он работал старшим дежурным по этажу в Межпланетном банке на Мейден-Лейн, обменивающем марсианскую валюту. На станции пневматической дороги Фред задержался, чтобы купить сезонку, и перекинулся словцом с девушкой из справочного, эспер-3, которая сообщила ему о поисках Барбары де Куртнэ. Ее телепатически переданный портрет запечатлелся в его памяти как моментальный фотоснимок — головка, обрамленная кредитными билетами.

В пятницу же утром Сним Ази проснулся, разбуженный громкими воплями: хозяйка дома Чука Фруд требовала, чтобы Сним заплатил наконец за квартиру.

— Да отстань ты, Чука, — отругивался Сним. — Мало, что ли, ты гребешь монет с этой своей желтоволосой психой, которую ты намедни подцепила? Этот наш рэкет с привидениями в подвале — чистые золотые прииски. Чего ж ты от меня-то хочешь?

Чука Фруд возразила на это, что а) девушка с желтыми волосами совсем не сумасшедшая, она настоящий медиум; б) сама она (Чука) не занимается рэкетом, она гадалка с патентом; в) если он (Сним) не рассчитается сегодня же за кров и хлеб, которыми бесплатно пользовался полтора месяца, то она (Чука) сумеет предсказать его судьбу без всяких затруднений. Сним вылетит на улицу.

Сним вылез из постели и, так как был уже одет, сразу отправился в город раздобыть несколько кредиток. Было еще слишком рано для того, чтобы идти в казино к Киззарду и пытаться что-то выклянчить у более удачливых клиентов. Сним хотел проехать «зайцем» на «пневматичке», но щупач-кондуктор его выгнал, и пришлось идти пешком. До ссудной кассы Джерри Черча был порядочный конец, зато в кассе лежало заложенное Снимом золотое карманное пианино, украшенное жемчужинками, и он надеялся упросить Джерри выплатить ему еще хоть соверен в счет залога.

Черч куда-то ушел по делу, а приказчик ничего не мог сделать для Снима. Они немного поболтали. Сним поплакался приказчику на старую каргу хозяйку — сама купается в деньгах с тех пор, как завернула этот свой новый гадальный рэкет с призраками, да еще его пытается доить. Толстокожий приказчик не раскошелился даже на чашку кофе. Сним ушел.

Когда в кассу ненадолго заглянул Джерри Черч, весь день как безумный колесивший по городу в поисках Барбары де Куртнэ, приказчик рассказал ему о посещении Снима и об их разговоре. То, чего приказчик не смог рассказать, Черч прощупал. Чуть не свалившись в обморок, он с трудом добрел до телефона и позвонил Ричу. Рича нигде не было. Черч судорожно перевел дыхание и позвонил Кено Киззарду.

Снима тем временем начинало охватывать чувство отчаяния. Оно и натолкнуло его на шальную мысль — попытать счастья в каком-нибудь банке. Сним поплелся на Мейден-Лейн. Будучи человеком недалеким, он избрал полем своей деятельности Межпланетный банк, где обменивалась марсианская валюта. Банк выглядел старомодным и провинциальным. Сним не знал, что только очень богатые и могущественные учреждения могут позвонить себе иметь неказистый вид.

Сним вошел в банк, пересек заполненный людьми центральный зал, направляясь к конторкам, которые длинным рядом выстроились против касс, и потихоньку стащил толстую пачку бланков и авторучку. Когда Сним выходил из банка, Фред Дил мельком взглянул на него и небрежно махнул рукой своим подручным.

— Видали поганца? — Он указал на Снима, проскользнувшего через главный вход. — Этот тип собирается провернуть махинацию с «перерасчетом».

— Задержать его, Фред?

— А что толку? Не выйдет у нас, он полезет куда-то еще. Пока не вмешивайтесь. Возьмем его с поличным, тогда хоть будет за что его притянуть. Пусть отдохнет, голубчик. В Кингстоне места хватит.

Не подозревая об этом разговоре, Сним притаился у входа в банк, внимательно наблюдая за кассами. У кассы Z стоял какой-то важный господин. Кассир вручал ему крупные пачки бумажных денег. Вот бы эту «рыбку» ему на крючок. Сним торопливо сбросил пиджак, закатал рукава рубахи и сунул ручку за ухо.

Когда «рыбка», пересчитывая деньги, выплыла из банка, Сним незаметно подкрался сзади и тронул свою жертву за плечо.

— Извините, сэр, — заговорил он бойко. — Я из отдела Z. Боюсь, что наш кассир по ошибке обсчитал вас. Вы, может быть, вернетесь, чтобы мы произвели пересчет? — Помахивая пачкой бланков, Сним грациозно вымел деньги из-под «рыбкиного» плавника и повернулся ко входу в банк. Пожалуйте сюда, сэр, — пригласил он услужливо. — Вам недодали целую сотню кредиток.

Когда удивленный вкладчик двинулся следом за ним, Сним деловито прошмыгнул в зал и, смешавшись с толпой, направился к боковому выходу. Он бы наверняка успел благополучно смыться, прежде чем «рыбка» уразумела, что попалась на удочку. Но тут вдруг чья-то грубая рука сграбастала Снима за шиворот, резко крутнула, и он оказался лицом к лицу с дежурным по этажу. В одно мгновение в смятенном сознании Снима промелькнули потасовка, побег, взятка, суд. Кингстонский госпиталь, старая сука Чука Фруд со своей желтоволосой призрачной девкой, карманное пианино и тот ротозей, у которого он его свистнул. Потом он скис и расплакался.

Щупач-дежурный отшвырнул его к другому служащему в форме и закричал:

— Подержите-ка его, ребята! Ну, братцы, я разбогател!

— За этого огарка полагается награда, Фред?

— Не за него. 3а то, что у него в башке. Я иду звонить в Лигу.

В конце дня в пятницу, почти в один и тот же момент Бен Рич и Линкольн Пауэл получили совершенно одинаковое сообщение: девушку, соответствующую описанию Барбары де Куртнэ, можно найти у гадалки Чуки Фруд 99, Бастион Уэст Сайд.

ГЛАВА IX

Знаменитый Бастион Уэст Сайд, последний оплот американцев во время осады Нью-Йорка, решено было сохранить в качестве памятника войны. Десять акров изувеченной земли должны были до скончания веков служить горькой эпитафией безумству, породившему последнюю войну. Но последняя война, как водится, оказалась предпоследней, и мало-помалу бездомный люд заселил и приспособил для жилья руины, превратив разрушенные здания и выжженные переулки Бастиона Уэст Сайд в какие-то фантастические трущобы.

Номер 99 представлял собой выпотрошенное помещение керамической фабрики. Снаряды, рвавшиеся один за другим среди многотысячного скопления синтетической керамики, расплавили сосуды и расплескали вокруг яркую радужную массу, превратив внутренность дома в подобие лунного кратера. В каменные стены вплавились желтые, ярко-красные, фиолетовые, бирюзовые и бурые гигантские кляксы. Извергнутые из дверей и оков оранжевые, малиновые и пурпурные струи исполосовали размашистыми мазками ближние мостовые и развалины. Это здание и стало Радужным Домом Чуки Фруд.

Верхние этажи кое-как починили, настроили перегородок и превратили эту часть здания в составленный из множества каморок лабиринт, такой запутанный и сложный, что ориентироваться в нем могла лишь Чука, да и та порою путалась. Ловить здесь кого-нибудь было совершенно безнадежным делом, так как, перебираясь из ячейки в ячейку, беглец мог о легкостью скрываться от своих преследователей до тех пор, пока у них не кончится терпение. Эта необычность планировки ежегодно приносила Чуке немалый доход.

Нижние этажи были отведены под знаменитый «Парадиз», куда стекались люди, наделенные всеми возможными пороками, и где их принимал квалифицированный консультант, который за достаточную сумму находил способ удовлетворить всех алчущих, а временами изобретал и новые пороки для пресыщенных. Но самой доходной частью предприятия являлся подвальный этаж дома, где жила Чука Фруд.

Обстрелы, превратившие здание в радужный кратер, растопили всю имевшуюся на заводе керамику, металл, пластик и стекло. Расплавленная смесь просачивалась с этажа на этаж и наконец скопилась в подвале, где залила весь пол и, затвердев, образовала светящуюся кристаллическую массу, откликающуюся странным ноющим звуком на каждое движение и шум.

Путь к Бастиону был небезопасен, но игра стоила свеч. Вы пробирались по кривым переулкам, пока не натыкались на оранжевую полосу, зигзагами устремлявшуюся к дверям Радужного Дома Чуки. У порога вас встречал чопорный мужчина в парадном костюме двадцатого века и спрашивал: «Парадиз или предсказание, сэр?» Если вы отвечали: «Предсказание», вас вели к двери какого-то склепа, взимали огромную плату и вручали фосфорную свечу. Дерзка ее в поднятой руке, вы спускались по крутой каменной лестнице. У основания лестница круто поворачивала, и вашим глазам представал длинный и широкий сводчатый погреб, залитый озером поющего огня.

Вы ступали на поверхность озера. Она была гладкой и скользкой. Под поверхностью мягко искрились и мерцали сполохи северного сияния. Кристаллическая гладь озера отзывалась на каждый шаг приглушенными мелодичными аккордами, которые долго трепетали в воздухе, подобно тому как разливается звон бронзовых колокольчиков. Даже если вы сидели неподвижно, озеро продолжало петь, откликаясь на вибрации, доносившиеся с отдаленных улиц.

На каменных скамьях, расположенных вдоль стен, уже дожидались другие клиенты, каждый с фосфорной свечой в руке. Они сидели присмиревшие, испуганные, и у зрителя внезапно возникала мысль, что они похожи на святых — окружены сиянием, и каждое их движение сопровождает музыка. Свечи сияли как звезды в морозную ночь.

Жгучая, трепещущая тишина захватывала вас, и вы ждали молча, пока не раздавался звон серебряного колокола. Он повторялся вновь и вновь, озеро откликалось на этот звон мелодией и переливами внезапно сделавшихся ослепительно яркими сполохов. И вот в каскаде пламенеющей мелодии в подвал входила Чука Фруд и направлялась на середину озера.

— И тут иллюзия кончается, — пробормотал Линкольн Пауэл.

Лицо у Чуки было грубое: толстый нос, пустые глава, бесформенный рот. Яркие сполохи, которые пробегали по ее лицу и фигуре, плотно закутанной в какую-то хламиду, не могли скрыть того, что старуха при всем своем незаурядном честолюбии, изобретательности и жадности совершенно лишена проницательности и чутья.

«Может, она хоть играть умеет», — подумал Пауэл.

Чука остановилась на середине озера — вульгарная трущобная Медуза — и задрала вверх руки, должно быть стараясь вложить в этот жест мистическую властность.

«Нет, и играть не умеет», — заключил Пауэл.

— Я пришла сюды, — хриплым голосом нараспев завела Чука, — чтобы помочь вам заглянуть в глубину ваших сердец. Все вы пришли сюды из-за того, что чего-то хочете. Пусть заглянет к себе в сердце и та, что хочет… — Чука замялась, потом продолжала: — Хочет отомстить человеку с Марса по имени Зерлен… и тот, кто хочет иметь любовь с красноглазой женщиной с Каллисто… и тот, кто хочет получить все кредитки богатого дядюшки из Парижа… и тот…

— Вот так номер! Бабка-то щупачка!

Чука оцепенела, разинув рот.

— Ты принимаешь мои мысли, так ведь, Чука Фруд?

От испуга ее телепатический отклик был бессвязным, отрывочным. Чука явно никогда не тренировала свой природный дар.

— Чево?.. Как?.. Это который… ты?

Очень тщательно, словно общаясь с третьеступенным младенцем, Пауэл проскандировал:

— Имя: Линкольн Пауэл. Занятие: префект полиции. Намерение: допросить девушку по имени Барбара де Куртнэ. Я слышал, что она участвует в твоем представлении.

Пауэл мысленно передал изображение девушки.

Чука сделала жалкую попытку заблокироваться.

— Уйди отсюда. Вон! Уходи вон! Уйди! Уйди вон! Вон…

— Почему ты не явилась в Лигу? Почему не общаешься со своими?

— Вон отсюда! Уходи! Щупач! Пошел вон!

— Ты тоже щупачка. Отчего ты не пришла к нам учиться? Разве это жизнь? Шаманство… Заглядываешь разным дуракам в мозги и изображаешь гадалку. У нас для тебя нашлась бы настоящая работа, Чука.

— Настоящие деньги?

Пауэл подавил закипевшее в нем раздражение. Он сердился не на Чуку. Его возмущала безрассудная сила эволюции, которая наделяла людей все большим могуществом, не освобождая их от пороков, мешающих воспользоваться этим могуществом.

— Мы поговорим об этом позже, Чука. Где девушка?

— Нету. Никакой девушки нету.

— Не глупи. Прощупаем твоих клиентов вместе. Вот, например, этот старый козел, помешанный на красноглазой… — Пауэл осторожно его исследовал. — Он здесь уже бывал. Он знает, когда появится Барбара де Куртнэ. Ты наряжаешь ее в платье с блестками. Она должна здесь появиться через полчаса. Ему приятно на нее смотреть. Когда ока тут появляется, его в жар бросает. Ее платье распахивается, обнажая тело, и ему это нравится. Она…

— Он ненормальный. Я никогда…

— Теперь женщина, с которой так по-свински обошелся человек по имени Зерлен. Она не раз видела девушку. Она ей верит. Ома ждет ее. Где эта девушка, Чука?

— Нету!

— А, понятно! Наверху. Где именно наверху? Не пробуй заслоняться, я прощупываю глубже. Ты не можешь наврать первому… Ага, так, так… Четвертая комната влево от поворота. Ну и запутанный же у тебя лабиринт! А ну-ка еще раз для верности…

Беспомощная и униженная, Чука вдруг завопила:

— Пошел вон отсюда, чертов фараон! Убирайся!

— Не нужно сердиться, — сказал Пауэл. — Я ухожу.

Он встал и вышел.

Весь этот телепатический допрос длился одну секунду, именно ту секунду, в учение которой Рич, спускавшийся в подвальный этаж, передвинулся с восемнадцатой до двадцатой ступеньки. Рич услышал яростный вопль Чуки и ответ Пауэла. Он тут же повернулся и побежал наверх.

Проскользнув мимо привратника, он сунул ему в руку соверен и прошипел:

— Меня здесь не было. Понятно?

— У нас здесь никогда никого не бывает, мистер Рви.

Рич торопливо обошел «Парадиз». Ах ты камбала, не вобла! Смотри в оба! Смотри в оба! Не обращая внимания на девиц, которые резными способами пытались соблазнить его, Рич добрался до видеотелефона-автомата и набрал ВД-12, 232. На экране появилась встревоженная физиономия Черча.

— Ну что там, Бен?

— Мы погорели. Здесь Пауэл.

— Боже мой!

— Куда девался Киззард?

— Разве он не с вами?

— Я не могу его найти.

— Мне казалось, что он там, в подвале… Он…

— В подвале только что был Пауэл и прощупал Чуку. В том, что там не было Киззарда, можете не сомневаться. Где его черти носят?

— Не знаю, Бен. Они с женой ушли в…

— Слушайте, Джерри. Пауэл, наверное, узнал, где девушка. Но, если постараться, я бы сумел опередить его минут на пять. Я рассчитывал, что мне поможет Киззард. Но его нигде нет — ни в подвале, ни в «Парадизе».

— Значит, он наверху, в «крольчатнике».

— Как раз туда я и хотел подняться. Кстати, вы не знаете кратчайший путь к «крольчатнику»? Мне нужно оказаться там раньше Пауэла.

— Если Пауэл прощупал Чуку, то ему известен и кратчайший путь.

— Наверно, да. Хотя чем черт не шутит! Все его мысли были сосредоточены на девушке. Я, пожалуй, рискну…

— Тогда слушайте. За парадной лестницей есть мраморный барельеф. Поверните голову женщины, изображенной на барельефе, направо. Тела раздвинутся, и вы увидите дверь пневматического лифта.

— Прекрасно.

Рич отключил «видео», вышел из кабины и побежал к парадной лестнице. Спустившись по мраморным ступенькам, он нашел барельеф, торопливо повернул голову женщины, и тела на барельефе плавно разомкнулись. Показалась стальная дверца. На ней была укреплена вертикальная панель с кнопками. Рич нажал верхнюю, распахнул дверь и шагнул в открытую шахту. Тотчас в его подошвы ударилась выскочившая снизу металлическая плита и сжатый воздух со свистом подбросил его на восемь этажей вверх. Магнитный тормоз удерживал плиту, пока Рич открывал дверь шахты и выходил из лифта.

Он оказался в коридоре, который шел влево от лифта, с наклоном вверх примерно в тридцать градусов. Пол был устлан брезентом. На потолке то вспыхивали, то гасли радоновые шарики. В коридор выходило много дверей, все без номеров.

— Киззард! — крикнул Рич.

Ответа не было.

— Кено Киззард!

Опять молчание.

Рич побежал по коридору и где-то в середине наугад толкнулся в одну из дверей. За дверью оказалась узкая комнатушка, вся занятая овальной гидропатической кроватью. Рич споткнулся о край кровати и упал. Он пополз по пенистому матрасу к противоположной двери, толкнул ее и кубарем скатился за порог. Рич оказался на площадке лестницы, ведущей вниз к круглому холлу, в который выходило несколько дверей. Он торопливо сбежал вниз и остановился, шумно дыша и растерянно глядя на окружающие его двери.

— Киззард! — закричал он снова. — Кено Киззард!

Кто-то невнятно отозвался. Резко повернувшись, Рич бросился к двери и, распахнув ее, чуть не налетел на женщину с красными, как у альбиноски, глазами — результат пластической операции. Она ни с того ни с сего расхохоталась, потом подняла кулаки и ударила его по лицу. Растерянный, он заморгал, попятился и, наверное, нащупал ручку не той двери, через которую вошел, а какой-то другой, поскольку очутился теперь уже не в холле. Его ноги увязли в толстом и мягком, как стеганое одеяло, пластике. Рич растянулся навзничь, успев захлопнуть дверь, и так больно ударился головой о край изразцовой печки, что все поплыло у него перед глазами.

Когда его зрение прояснилось, он увидел прямо перед собой разъяренную физиономию Чуки Фруд.

— Какого черта ты вломился ко мне в комнату? — пронзительно заорала Чука.

Рич быстро вскочил.

— Где она? — спросил он.

— Катись отсюда к дьяволу, Бен Рич!

— Я спрашиваю, где она? Где Барбара де Куртнэ? Куда ты ее спрятала?

Чука взвизгнула:

— Магда!

В комнату вошла красноглазая. Она держала в руке нейронный дезинтегратор. Женщина все еще хохотала, но ее рука не шевелилась, и пистолет, нацеленный прямо в голову Рича, ни разу не дрогнул.

— Пошел вон отсюда! — повторила Чука.

— Мне нужна эта девушка, Чука. Я должен увидеть ее прежде, чем до нее доберется Пауэл. Где она?

— Магда, выстави его отсюда! — завизжала Чука.

Рич тыльной стороной ладони ударил Магду по глазам.

Она упала, выронила пистолет и судорожно задергалась в углу, продолжая смеяться. Даже не глянув в ее сторону, Рич поднял пистолет и приставил его к виску Чуки.

— Где девушка?

— Пошел ты к черту, ты…

Рич сдвинул курок до первой отметки. На нервную систему Чуки обрушилось низкочастотное излучение. Старуха одеревенела, затряслась, ее кожа заблестела от пота. И все же она продолжала отрицательно качать головой. Рич передвинул курок к следующей отметке. Теперь все тело Чуки колотила мучительная, лихорадочная дрожь. Ее глаза полезли из орбит. Она глухо урчала, как замученное животное. Рич продержал ее так пять минут и отпустил курок.

— Третья отметка — смерть, — сказал он. — Там стоит большая буква «С». Мне ведь на все наплевать, Чука. Если я не найду девушку, Разрушение неминуемо. Так где она?

Чука была почти полностью парализована.

— Там… за дверью, — проскрипела она. — Четвертая комната… за поворотом.

Рич выпустил ее, и старуха свалилась на пол. Выскочив из спальни, Рич увидел винтовую лестницу, поднялся вверх, повернул влево, отсчитал три двери и остановился перед четвертой. Он прислушался на миг. За дверью было тихо. Толкнув дверь, он вошел в комнату. Он увидел пустую кровать, туалетный столик, пустой шкаф и один-единственный стул.

— Одурачили! А, чтоб вам! — крикнул он.

Он подошел к кровати. Казалось, ею никто не пользовался. Шкафом тоже. Однако, прежде чем уйти, Рич потянул к себе средний ящик. В нем оказался шелковый, серебрящийся, как иней, халатик и испещренный пятнами стальной предмет, похожий на какой-то зловещий цветок. Это был револьвер, орудие убийства.

— Господи! — прошептал он. — Господи боже мой!

Он схватил револьвер и оглядел его. В барабане по-прежнему лежали холостые патроны. Тот, что вышиб затылок Крэя де Куртнэ, все еще оставался на месте, прижатый ударником.

— С Разрушением пока что можно погодить, — пробормотал Рич. — Дудки! Клянусь богом, вам до меня не добраться.

Он сложил нож-револьвер и спрятал в карман. В это мгновение до него издали донесся смех… брюзгливый, поганенький смех. Это смеялся Киззард.

Рич быстро направился к винтовой лестнице и, прислушавшись, пошел туда, откуда доносился смех. Он увидел нишу и в ней обитую плюшем дверь на медных петлях. Дверь была широко открыта. Рич вошел, держа наготове нейронный дезинтегратор с курком, поставленным на большое «С». Послышалось шипение сжатого воздуха, и дверь затворилась.

Рич оказался в маленькой круглой комнате. Ее стены и потолок были обтянуты черным бархатом, но сквозь прозрачный хрустальный пол отлично можно было разглядеть будуар, находившийся этажом нимбе. Чука пользовалась этой комнаткой, чтобы наблюдать за посетителями «Парадиза».

В будуаре в мягком кресле сидел Киззард, его невидящие глаза блестели, он держал па коленях Барбару де Куртнэ. На девушке было причудливое одеяние с блестками и большим разрезом. Ее желтые волосы были гладко причесаны, глубокие темные глаза смотрели безмятежно, она сидела смирно, не замечая грубых ласк крупье.

Возле стены стояла маленькая увядшая женщина с измученным лицом. Это была жена Киззарда.

Рич выругался и поднял пистолет. Из нейронного пистолета можно убить и сквозь хрустальный пол. Из него можно убить сквозь что угодно. И сейчас он это сделает. В этот момент в будуар вошел Пауэл.

Женщина сразу же его увидела. Со страшным криком «Кено, спасайся! Беги!» она бросилась к Пауэлу и вцепилась в него, стараясь выцарапать ему глаза.

Потом она споткнулась и упала. Падая, она, наверное, лишилась сознания, потому что так и осталась лежать на полу, совершенно неподвижная. Киззард встал было с девушкой на руках, вытаращив свои слепые глаза, и тут Рич с ужасом понял, что женщина упала не случайно: Киззард тоже, не успев и шагу сделать, свалился. Девушка выпала из его рук и опустилась в кресло. Пауэл, несомненно, применил какой-то телепатический прием, и в первый раз за время их единоборства Рич почувствовал, что боится Пауэла… боится самым примитивным образом. Он снова поднял пистолет, целясь на этот раз в голову Пауэла, направлявшегося к креслу.

— Здравствуйте, мисс де Куртнэ, — сказал Пауэл.

— До свиданья, мистер Пауэл, — пробурчал Рич, стараясь унять дрожь в руке, держащей дезинтегратор.

— Как вы себя чувствуете, мисс де Куртнэ? — спросил Пауэл, и, так как девушка молчала, он нагнулся и, внимательно посмотрев ей в лицо, встретил ее безмятежный, ничего не выражавший взгляд. Он тронул ее за руку и повторил:

— Как вы себя чувствуете, мисс де Куртнэ? Мисс де Куртнэ! Вам нужна помощь?

При слове «помощь» девушка выпрямилась в кресле и замерла, как бы прислушиваясь. Потом соскочила на пол. Она пробежала мимо Пауэла, внезапно остановилась и сделала такое движение, будто хватается за ручку двери. Она повернула ручку, распахнула воображаемую дверь и бросилась вперед. Ее желтые волосы разметались, темные глаза расширились от испуга — ударом молнии сверкнувшая дикая краса.

— Папа! — закричала она. — О боже мой! Папа!

Она кинулась вперед, но вдруг остановилась как вкопанная, шагнула назад, потом, вскрикнула, попробовала забежать сбоку. Отскочив, будто спасаясь от удара, она заметалась, отчаянно крича:

— Нет! Не надо! Ради всего святого! Папа!

Потом она снова вернулась на то же место и пыталась вырваться из невидимых рук, которые ее удерживали. Она боролась и кричала, все время глядя в одну точку прямо перед собой, и вдруг замерла, прижав к ушам ладони, как будто рядом с ней раздался нестерпимо громкий шум. Она упала на колени и, застонав как от боли, поползла по полу. Потом остановилась, прильнула к чему-то невидимому, лежащему на полу, и застыла молча, а ее лицо вновь стало кукольно безмятежным и мертвым.

Рич понял, что все это значит, и похолодел. Девушка только что воспроизвела всю сцену гибели своего еще. Воспроизвела ее для Пауэла. И если Пауэл сумел прочесть все остальное…

Пауэл подошел к девушке и поднял ее. Она встала грациозно, как танцовщица, безмятежно, как Сомнамбула. Поддерживая девушку, Пауэл повел ее к дверям. Они не видели Рича, не знали, что он держит их на мушке, а он выжидал удобного момента. Один выстрел, и ему уж ничто не грозит. Пауэл открыл дверь, потом внезапно повернул девушку, прижал к себе и посмотрел вверх. У Рича перехватило дыхание.

— Ну чего же вы? — крикнул Пауэл. — Стреляйте, мишень хоть куда. Сразу избавитесь от обоих. Стреляйте, чего там!

Краска гнева залила его худое лицо. Над темными глазами хмурились черные густые брови. С полминуты он в упор глядел на невидимого ему Рича, глядел дерзко, зло, без страха. Потом Рич опустил глаза и отвернулся, пряча лицо от взгляда человека, который не мог его видеть.

Пауэл вывел девушку — она была все так же послушна — из комнаты, тихо прикрыл за собой дверь, и Рич понял, что упустил шанс на спасение. Он был теперь на полпути к Разрушению.

ГЛАВА X

Представьте себе испорченный фотоаппарат, который постоянно воспроизводит один кадр — тот самый кадр, фиксируя который аппарат поломался. Представьте себе исковерканный записывающий кристалл, который повторяет лишь одну музыкальную фразу, ужасную, незабываемую фразу.

— У нее состояние навязчивых воспоминаний, — так объяснил, сидя в гостиной у Пауэла, доктор Джимс из Кингстонского госпиталя внимательно слушавшим его Пауэлу и Мари Нойес. — Она реагирует только на ключевое слово «помощь» и воспроизводит сцену, с которой для нее связано какое-то ужасное воспоминание…

— Смерть отца, — сказал Пауэл.

— О? Тогда понятно. Что же касается остального… кататония.

— Это неизлечимо? — спросила Мэри Нойес.

Молодой доктор Джимс взглянул на Мэри с удивлением и возмущением. Хоть он и не был щупачом, но в Кингстонском госпитале считался одним ив самых способных молодых ученых и был фанатически предан науке.

— В наше время, в наши дни? Сейчас нет ничего неизлечимого, мисс Нойес, за исключением физической смерти, но и над этой проблемой уже начали работать у вас в Кингстоне. Исследуя смерть с симптоматической точки зрения, мы приходим к выводу…

— В другой раз, доктор, — перебил Пауэл. — Сегодня лекция не состоится. Прежде всего дело. Как, по-вашему, могу я работать с этой девушкой?

— Каким образом?

— Обследовать ее телепатически.

Джимс задумался.

— А почему бы нет? Я лечу ее методом D?j??prouv?. Вам это не должно помешать.

— Метод D?j??prouv?? — переспросила Мэри.

— Величайшее изобретение, — взволнованно объяснил Джимс. — Его автор — Гарт, один из ваших щупачей. Больной впадает в кататонию. Это бегство. Уход от действительности. Его сознание противится конфликту между окружающей реальностью и тем, что заложено в его подсознании. Отсюда стремление не существовать, перечеркнуть весь свой жизненный опыт, вернуться к зачаточному состоянию. Вы меня понимаете?

Мэри кивнула:

— Пока да.

— Отлично. D?j??prouv? — старинный термин, введенный в употребление психиатрами в девятнадцатом веке. Буквально он означает: нечто уже пережитое, испытанное. Многие больные так горячо чего-то хотят, что в конце концов им и впрямь начинает казаться, будто они сделали или испытали то, к чему стремятся все их помыслы. Это понятно?

— Постойте, — неуверенно сказала Мэри. — Выходит, я…

— Ну вот, представьте себе, например, — оживленно перебил Джимс, что вас одолевает жгучее желание… э-э, скажем, сделаться женой мистера Пауэла и матерью его детей. Так?

Мари вспыхнула и принужденно ответила:

— Так.

Пауэлу в этот момент ужасно захотелось вздуть доброжелательного нескладеху доктора.

— Так, — в блаженном неведении продолжал распространяться Джимс, утратив равновесие, вы можете вообразить себе, что вышли замуж за Пауэла и родили ему троих детей. Это и будет D?j??prouv?. Наш метод состоит в том, что мы синтезируем для пациента искусственное D?j??prouv?. Например, помогаем сознанию этой девушки осуществить кататоническое стремление бежать от действительности. Желаемое делается реальным. Мы возвращаем ее разум назад к зачаточному состоянию и не препятствуем ей ощущать себя только что рожденной к новой жизни. Понятно?

— Понятно.

Мэри уже овладела собой и даже попыталась улыбнуться.

— Что же касается сознания, то пациент вторично, хотя и в ускоренном темпе, проходит через все стадии развития. Младенчество, детство, отрочество и, наконец, зрелость.

— Вы хотите сказать, что Барбара де Куртнэ превратится в младенца… будет снова учиться говорить… ходить?

— Именно так. На все это уйдет около трех недель. К тому времени как ее сознание достигнет уровня, соответствующего ее возрасту, она уже будет готова к восприятию реальности, от которой пытается сейчас спастись. Как говорится, созреет для этого. Но, как я уже объяснял, все эти перемены затронут лишь ее сознание. Глубже все останется без изменений. Вы можете обследовать ее телепатически. Беда лишь в том, что под влиянием шока там, в глубине, все перепутано. Вам нелегко будет докопаться до того, что вас интересует. Но, конечно, вы специалист. Рано или поздно какой-то ключ вы подберете.

Доктор Джимс вдруг встал.

— Мне пора, — он направился к выходу. — Счастлив был помочь вам. Я всегда очень рад, если ко мне обращаются эсперы. Мне совершенно непонятна эта враждебность к вашему брату, которая с некоторых пор начала распространяться…

Доктор вышел.

— Гм-м. Многозначительное заявление под занавес.

— Что ты имеешь в виду, Линк?

— Наш могущественный приятель Бен Рич… ведь это он поддерживает антиэсперовскую кампанию. Весь этот вздор — щупачи держатся особняком, им нельзя доверять, они не патриоты, устраивают межпланетные заговоры, едят детей, которых похищают у нетелепатов, и прочее.

— Какая гадость! И при этом тот же Рич поддерживает Союз Эспер-патриотов. Отвратительный, опасный человек.

— Опасный, но не отвратительный. В нем есть обаяние, Мэри, и это делает его вдвойне опасным. Обычно ведь считается, что у злодея должен быть и вид злодейский. Что ж, надеюсь, мы все же успеем вовремя обезвредить его. Приведи сюда Барбару, Мэри.

Мари сходила на второй этаж за девушкой и, введя ее в гостиную, усадила на возвышение возле стены. Барбара села, невозмутимая, как статуя. Мэри переодела ее в голубой трикотажный спортивный костюм, зачесала назад белокурые волосы и подвязала их голубой лентой. Чистенькая и опрятная, Барбара напоминала красивую восковую куклу.

— Снаружи все прелестно, зато внутри… Мерзавец Рич!

— Что еще он устроил?

— Я уже говорил тебе, Мари. Там, в «крольчатнике» у Чуки, когда я нащупал Рича, спрятавшегося на верхнем этаже, я решил преподнести ему тот же подарок, который перед этим сгоряча выдал Киззарду с женой…

— А что ты сделал с Киззардом?

— Это у нас называется ОНШ — «основательный неврошок». Зайди как-нибудь в лабораторию, и мы тебе покажем. Одна из наших последних новинок. Если ты будешь держать экзамен на первую ступень, тебе придется это освоить. Похоже на нейронный дезинтегратор, но психогенного характера.

— Это смертельно?

— Ты забыла Завет Эспера? Конечно, нет.

— А ты сквозь пол нащупал Рича? Как это удалось тебе?

— Телепатическое отражение. Между темной комнатой и будуаром были открытые акустические каналы. Рич этого не учел. Я уловил его телепатемы и, клянусь честью, всей душой надеялся, что он рискнет пальнуть. Его выстрел я предупредим бы добрым ОНШ и с блеском бы вошел в историю криминалистики.

— Почему же он не выстрелил?

— Не знаю, Мэри, право, не знаю. Он считал, что у него есть предостаточно причин, чтобы убить нас Считал, что сам он в полной безопасности. Он не подозревал о неврошоке, хотя видел, как упали супруги Киззард, и это его ошеломило… И все же он не смог выстрелить в нас.

— Боялся?

— Рич не трус. Он не боялся. Не мог, и все. Не знаю почему. Возможно, в следующий раз все сложится иначе. Поэтому я и оставил Барбару де Куртнэ у себя. Здесь ей ничто не угрожает.

— В Кингстонском госпитале ей тоже ничто не угрожало бы.

— Да, но там нет условий, нужных для работы, которую я должен проделать.

— ?

— В ее больном сознании завязла сцена убийства со всеми подробностями… Мне нужно по кусочкам выудить ее, и тогда Рич будет у меня в руках.

Мари встала.

— Мэри Нойес удаляется.

— Сядь, голубка моя. Зачем, по-твоему, я тебя пригласил? Ты будешь жить здесь вместе с этой девушкой. Ее нельзя оставлять одну. Вы можете поселиться в моей спальне, а я переберусь в кабинет.

— Линк, постой, не тарахти так. Тебя что-то смущает. Сейчас попробую отыскать щелочку в этом мыслеизвержении.

— Знаешь что…

— Ага! Не пускаете, мистер Пауэл? — Мэри засмеялись. — Тогда все ясно. Я понадобилась вам в качестве компаньонки. Викторианское слово, верно? Но ты и сам такой же, Линк. Типичный анахронизм.

Клевета. Меня считают очень современным в самых пижонских кругах.

А что это за образ промелькнул там? Батюшки, да ведь это рыцари Круглого стола. Сэр Галахад Пауэл. А глубже еще что-то спрятано. Я… — Мэри вдруг перестала смеяться и побледнела.

— Что ты там откопала?

— Лучше не спрашивай.

— Ну, полно, Мэри.

— Забудь об этом, Линк. И не пытайся выщупать. Если ты сам не разобрался, то не стоит узнавать от постороннего лица. Тем паче от меня.

Он посмотрел на нее с любопытством, потом пожал плечами.

— Хорошо. В таком случае приступим к делу.

Он повернулся к Барбаре де Куртнэ и сказал:

— Помощь, Барбара.

Она тотчас же выпрямилась и замерла, как бы прислушиваясь, а он осторожно исследовал ее ощущения… Прикосновение постельного белья… издали донесся голос.

— Чей голос, Барбара?

Она откликнулась из подсознания:

— Кто это спрашивает?

— Твой друг, Барбара.

— Тут никого нет. Я одна, совсем одна.

Одна, совсем одна она стремительно пробежала по коридору, распахнула дверь, влетела в багряно-золотую комнату и увидела…

— Что, Барбара?

— Человек. Двое людей.

— Кто они?

— Уйди. Прошу тебя, уйди. Мне неприятно слышать эти голоса. Один кричит. Он так страшно кричит.

Она и сама закричала, в ужасе шарахнувшись от кого-то, кто хотел схватить ее и оттащить от отца. Она увернулась и забежала сбоку…

— Что делает твой отец, Барбара?

— Он… Постой… Откуда ты? Тебя здесь нет. Нас только трое здесь. Мы с отцом и… — кто-то третий, кто схватил ее и держит. Его лицо промелькнуло на миг и исчезло. Ничего не видно.

— Вглядись еще раз, Барбара. У него гладкие волосы. Большие глаза. Тонкий орлиный нос. Тонкие чувственные губы, похожие на шрам. Это тот человек, Барбара? Вот и я его подробно описал. Он это?

— Да. Да. Да.

И все исчезло.

Девушка стояла на коленях, безмятежная, неживая, как кукла.

Пауэл вытер с лица пот и отвел Барбару к возвышению у стены. Он был потрясен, измучен… сильней, чем она. Истерическое состояние служило для девушки как бы амортизатором. У Пауэла не было такого амортизатора. Незащищенный, неприкрытый, он принял на себя ее испуг, панику, боль.

— Это был Бен Рич, Мэри. Ты тоже успела его разглядеть?

— Линк, я оставалась там недолго. Не могла, сил не хватило.

— Это был он, вне всякого сомнения. Но мне неясно, как Бен Рич убил ее отца. Чем он его убил? Почему старик не защищался? Придется повторить все слова. Жаль мучить бедняжку…

— А мне жаль смотреть, как мучаешься ты.

— Что поделаешь.

Он глубоко вздохнул и сказал:

— Помощь, Барбара.

Девушка снова выпрямилась и прислушалась. Он тут же принялся ей подсказывать:

— Потихоньку, дорогая моя. Не надо спешить. У нас много времени.

— Снова ты?

— Ты меня помнишь, Барбара?

— Нет. Нет. Я не знаю тебя. Уходи.

— Но я ведь часть тебя. Вот мы вдвоем бежим по коридору. Ты видишь? Вместе открываем дверь. Вместе все гораздо легче. Мы друг другу помогаем.

— Мы?

— Да, Барбара, мы, нас двое — ты и я.

— Отчего же ты сейчас не помогаешь мне?

— Чем я могу тебе помочь?

— Посмотри на отца! Помоги мне его остановить. Останови его. Останови. Что же ты не кричишь? Кричи! Меня никто не слышит! Бога ради, помоги мне!

И вдруг она опять опустилась на колени, безмятежная, неживая, как кукла.

Почувствовав, как кто-то тянет его за руку, Пауэл понял, что сам он последовал примеру Барбары. Распростертое на полу тело медленно исчезло. Исчезла комната, похожая на орхидею. Мэри Нойес пыталась его погонять.

— На этот раз ты выдохся первым, — сказала она жестко.

Пауэл покачал головой. Он наклонился к Барбаре де Куртнэ, но не сумел помочь ей. Он упал.

— Очень хорошо, сэр Галахад. Поостыньте немного.

Мэри поставила девушку на ноги и отвела к возвышению. Потом вернулась и Пауэлу.

— Теперь могу помочь тебе. Как по-твоему, я парень что надо?

— Ты очень мужественный человек, я бы это так назвал. Но не трать на меня времени, потому что мне сейчас нужно собраться не с силами, а с мыслями. Обнаружился неприятный сюрприз.

— Что ты нащупал?

— Де Куртнэ хотел, чтобы его убили.

— Как так?

— Да уж так. Он хотел умереть. Насколько я могу понять, он, возможно, даже сам и покончил с собой в присутствии Рича. Воспоминания Барбары очень невнятны. Этот вопрос надо выяснить. Я должен поговорить с врачом де Куртнэ.

— Он лечился у Сэма Экинса. Сэм и Салли несколько дней назад вернулись на Венеру.

— Тогда я должен вылететь туда же. Я успею на десятичасовой звездолет? Вызови такси.

Сам Экинс, эспер-1, доктор медицины, получал тысячу кредиток за час психоанализа. Всему свету было известно, что Сэм зарабатывает два миллиона кредитом в год, зато мало кто знал, сколько сил и здоровья растрачивает он на неимущих пациентов, которых лечит бесплатно. Сэм был одним из самых преданных борцов за осуществление перспективного воспитательного плана Лиги, убежденных в том, что телепатические способности не редкое свойство, что они присущи каждому живому организму и их можно развить путем упражнений.

Вот почему дом Сэма, расположенный в безводной пустыне неподалеку от Венусбурга, кишмя кишел неудачниками. Сэм призывал всех малоимущих переложить свои заботы на его плечи и, изыскивая способы помочь своим подопечным, одновременно силился раздуть в каждом из них телепатическую искру. Рассуждал он просто. Если исходить из того, что телепатические способности можно развить, упражняя не натренированные прежде мускулы, напрашивается вывод, что большинство людей оказались жертвой собственной лени или отсутствия благоприятных обстоятельств. Когда же человек попал в беду, лень для него недопустимая роскошь; и Сэм старался предоставить этим людям возможность поупражняться и проявить себя.

В результате он выявлял среди своих подшефных около двух процентов скрытых эсперов, то есть меньше, чем отбиралось в среднем в приемной Института Эспер Лиги. Сэма это не обескураживало.

Пауэл разыскал его в саду, где доктор Экинс, полагая, что занимается прополкой, безжалостно расправлялся с представителями местной флоры. Одновременно он беседовал с целой толпой пациентов, которые с унылым видом следовали за ним по пятам. Как всегда на Венере, было облачно, и яркий свет рассеивался, пробиваясь сквозь облака. Лысая голова Сэма отливала розовым. Он сердито покрикивал и на растения, и на людей.

— Чушь! Никакая это не светящаяся трава, а самый настоящий сорняк. Что я, по-вашему, сорняка не узнаю? Дайте тяпку, Бернард.

Низенький человечек в черном протянул ему тяпку и сказал:

— Меля зовут Уолтер, доктор Экинс.

— И в этом вся наша беда, — буркнул Экинс, извлекая из земли упругий красный клубень. Тот судорожно бросался из одной цветовой гаммы в другую и жалобно пищал, из чего следовало, что это не сорняк и не светящаяся трава, а совершенно фантастическое порождение природы — венерианский вербейник.

Экинс с неодобрением его разглядывал. Затем грозно посмотрел на человечка в черном.

— Семантическое бегство, Бернард. Вы ориентируетесь не на существо явления, а на ярлык. В этом и состоит ваше бегство от реальности. От чего вы скрываетесь, Бернард?

— Я надеялся, что вы мне скажете это, доктор Экинс, — отозвался Уолтер.

Пауэл не торопился сообщать о своем присутствии, любуясь этим зрелищем. Оно напоминало патриархальную библейскую сцену. Раздражительный мессия Сэм, окруженный толпой смиренных учеников. Вокруг поблескивала испещренная кристалликами кварца каменистая почва, и во все стороны ползли пятнистые сухие растения. Над головой раскаленный перламутровый купол; а вдали, на сколько хватает глаз, красные, пурпурные и фиолетовые пустоши планеты.

…Экинс негодующе бросил Уолтеру-Бернарду:

— Вы напоминаете мне нашу рыжую. Кстати, где эта квазикуртизанка?

Хорошенькая рыжеволосая девушка пробралась вперед и жеманно произнесла:

— Я здесь, доктор Экинс.

— Я вижу, вы взыграли духом. Ярлычок, которым я вас наделил, для этого не основание, — хмуро осадил ее доктор и продолжил на телепатической волне: — Вы от себя в восторге только потому, что вы женщина, так ведь? В этом смысл вашего существования. — «Я женщина, — говорите вы себе, — и оттого желанна для мужчин. Я знаю, что если бы я позволила, тысячи мужчин обладали бы мною, и я довольна. Это сознание делает меня реальной». Вздор! Вам не удастся спрятаться от действительности за рассуждениями такого рода. Секс не выдумка. И жизнь не выдумка. Не возводите девственность в апофеоз.

Ожидая ответа, Экинс сердито взглянул на девицу, но она молчала и только строила глазки. Сэм не выдержал:

— Неужели ни один из вас не слышал моих слов?

— Я слышал, господин учитель.

— Линкольн Пауэл! Каким ветром вас занесло сюда? Откуда вы?

— С Земли. Я приехал за консультацией, Сэм, и времени у меня в обрез. Хочу успеть вылететь следующим звездолетом.

— Отчего же вы не позвонили по межпланетной?

— Это было бы слишком сложно, Сэм. У меня к вам конфиденциальный разговор. В связи с делом де Куртнэ.

— О! А! Гм! Прекрасно. Идите в дом и выпейте чего-нибудь, через минуту я к вам присоединюсь. — Сам гаркнул во всю телепатическую мочь. — САЛЛИ! ГОСТИ!

Один из его паствы неожиданно вздрогнул, и Сэм пришел в ажиотаж:

— Вы услышали, говорите, услышали?

— Я ничего не слышал, сэр.

— Неправда. Вы только что приняли телепатическое сообщение.

— Нет, доктор Экинс.

— Отчего же вы дернулись?

— Меня укусил комар.

— Это выдумки! — загремел Экинс. — В моем саду нет комаров. Вы слышали, как я кричал жене. — И Сам пошел напролом: — ВЫ ВСЕ МЕНЯ ОТЛИЧНО СЛЫШИТЕ. НЕ ОТРИЦАЙТЕ ЭТОГО. ВЕДЬ ВЫ ХОТИТЕ, ЧТОБЫ Я ВАМ ПОМОГ. ОТВЕЧАЙТЕ МНЕ! БЫСТРЕЙ!

Пауэл нашел Салли Экинс в просторной и прохладной гостиной с открытым потолком. На Венере нет дождей, а пластиковый купол вполне достаточная защита от нестерпимого блеска, излучаемого небосводом в течение семисотчасового венерианского дня. Когда же вступит в свои права семисотчасовая леденящая ночь, Экинсы сложат вещи и вернутся в утепленный городской блок в Венусбурге. На Венере вся жизнь расписана по тридцатидневным циклам.

Сэм влетел в гостиную и залпом выпил большую кружку ледяной воды.

— Десять кредиток коту под хвост на нашем черном рынке, — бросил он Пауэлу. — Вам это известно? У нас на Венере есть черный рынок, где торгуют водой. Интересно, о чем думает полиция? Не обижайтесь, Линк. Я знаю, что это вне вашей компетенции. Что вы хотели узнать о де Куртнэ?

Пауэл рассказал о своих затруднениях. Картину гибели де Куртнэ, судя по горячечным воспоминаниям его дочери, можно представить себе двояко. Рич либо убил де Куртнэ, либо же просто был свидетелем его самоубийства. Старый Моз потребует, чтобы в этот пункт была внесена ясность.

— Понятно. Я выбрал бы второй вариант. У де Куртнэ была тяга к самоубийству.

— Тяга к самоубийству? Как это понять?

— Он находился в состоянии тяжелой депрессии. Его приспособительный баланс нарушился. Он регрессировал на почве эмоционального истощения и был на грани самоуничтожения. Опасаясь рокового исхода, я бросил все дела и последовал за ним на Землю.

— М-м-да… это удар. Значит, он был способен продырявить себе голову?

— Что? Продырявить голову?

— Конечно. Вот фотоснимок. Мы еще не знаем, каким оружием он пользовался, но…

— Постойте-ка. В таком случае я смогу дать вам более определенный ответ. Если де Куртнэ умер таким образом, то это не самоубийство.

— Почему?

— А потому, что его внимание было фиксировано на отравлении. Он решил отравиться наркотиком. Вы не знаете самоубийц, Линк. Выбрав способ умертвить себя, они от него никогда не откажутся. Де Куртнэ, конечно, был убит.

— Поменяемся ролями, Сэм. Скажите, почему де Куртнэ решил прибегнуть именно к яду?

— Я вижу, вы шутник. Если бы я это знал, он бы остался в живых. Меня очень опечалила вся эта история, Пауэл. Из-за Рича все мои труды пошли прахом. Я мог бы спасти де Куртнэ…

— И вы не догадываетесь, что послужило причиной его депрессии?

— Кое-какие догадки у меня были. Де Куртнэ испытывал глубокое сознание вины.

— Перед кем?

— Перед своим ребенком.

— Перед Барбарой? Каким образом? Почему?

— Я не знаю. Ему не давали покоя какие-то непонятные иррациональные символы… одиночество… заброшенность, позор… отвращение… трусость. Вот все, что я знаю. Я еще только собирался заняться этим.

— Возможно ли, что Рич каким-то образом узнал об этом обстоятельстве и решил использовать его для осуществления своих планов? Старый Моз непременно найдет тут повод для придирки, когда мы представим дело в суд.

— Рич мог догадываться… Хотя нет. Исключено. Вот если бы ему помогал очень умелый…

— Минутку, Сэм. У вас что-то запрятано где-то там глубже. Как бы мне…

— Валяйте добирайтесь. Я перед вами весь как на ладони.

— Не старайтесь мне помочь. Вы еще больше все запутали. Постойте-ка… что-то связанное с развлечением… вечеринка… разговор во время вечеринки… у меня. В прошлом месяце. Гас Тэйт, ваш коллега, хотел посоветоваться по поводу пациента с аналогичным заболеванием. — Пауэл так огорчился, что заговорил вслух: — Что прикажете делать с этим субъектом?

— О ком вы говорите?

— Гас Тэйт был в Бомон Хаузе в ту ночь, когда убили де Куртнэ. Он пришел вместе с Ричем, но я все же надеялся…

— Линк, этого не может быть!

— Я тоже так считал, но против фактов не попрешь. Малютка Гас Тэйт оказался тем самым «умелым помощником», который подстраховывал Рича и подготовил почву для убийства. Он выудил из вас все, что вы знаете, и сообщил убийце. Как видно, ему наплевать на клятву Эспера.

— А заодно и на Разрушение, — яростно произнес Экинс.

Из холла позвала Салли:

— Линк! Видеофон.

— Что за черт? Никто, кроме Мэри, не знает, где я. Не случилось ли чего с дочкой де Куртнэ?

Пауэл бегом заторопился к нише, где стоял видеофон. Еще издали он увидел на экране лицо Бека. Лейтенант тоже заметил его и возбужденно замахал рукой. Он начал говорить прежде, чем Пауэл мог его услышать.

— …сообщила мне, куда звонить. Рад, что успел перехватить вас, босс. У нас только двадцать шесть часов.

— Одну минуту. Рассказывайте по порядку, Джекс.

— Доктор Уилсон Джордан, тот, что занимался родопсином, вернулся на Землю с Каллисто. По милости Рича он теперь богатый человек. Я, разумеется, последовал за ним. Он оформит свои права, приведет дала в порядок, и уже через двадцать шесть часов новоиспеченный землевладелец махнет обратно на Каллисто. Если вы хотите что-нибудь от него узнать, я вам советую поторопиться.

— А он согласен дать показания?

— Был бы он согласен, я не стал бы вам звонить по межпланетной. Нет, босс. Он очень признателен Ричу, который (цитирую) «так благородно отступился от своих собственных притязаний» в пользу доктора Джордана и во имя справедливости. Так что я вам советую поскорее вернуться на Землю и лично заняться им.

— А это, — сказал Пауэл, — наша лаборатория, доктор Джордан.

На доктора лаборатория произвела большое впечатление. Для исследовательских работ был отведен целый этаж здания Института Лиги. Помещение лаборатории представляло собой круглый зал около тысячи футов в диаметре, увенчанный куполом из двух слоев поляризованного кварца, который позволял менять освещение от предельно яркого до полной темноты. Сейчас, в полдень, солнечный свет был приглушен так, что столы и скамьи, серебряную и хрустальную аппаратуру и сотрудников в комбинезонах озаряло мягкое розоватое сияние.

— Хотите осмотреть лабораторию? — любезно предложил Пауэл.

— Вообще-то я спешу, мистер Пауэл, но… — Джордан колебался.

— Я понимаю. И все же нам так нужен ваш совет. Мы вам будем бесконечно благодарны даже за небольшую консультацию.

— Если речь идет о де Куртнэ… — начал Джордан.

— О ком? Ах да, это убийство. Что это вам пришло в голову?

— Меня выслеживали, — мрачно пояснил Джордан.

— Доктор Джордан, поверьте мне, мы ждем от вас научной консультации, а не сведений об убийстве. Что для ученого убийства? У нас иные интересы.

Джордан слегка оттаял.

— Вполне с вами согласен. Достаточно взглянуть на вашу лабораторию, чтобы убедиться в этом.

— Так пойдемте? — Пауэл взял Джордана под руку. Одновременно он оповестил всех сотрудников лаборатории: Прошу внимания, щупачи! Готовится розыгрыш.

Нетелепату трудно было бы представить себе, какой гам внезапно поднялся в тихой и чинной лаборатории. Сквозь град ехидных образов пробился хриплый выкрик одного остряка: «А кто украл погоду, Пауэл?» Вопрос относился к малоизвестному эпизоду из деятельности Нечестивого Эйба. В чем состоял сам эпизод, ни разу никому не удалось прощупать, зато было замечено, что упоминание об этом случае всегда вгоняет Пауэла в краску. Покраснел он и сейчас под беззвучный гогот остальных.

— Нет, щупачи, это дело серьезное. Исход всей моей работы зависит от того, что мне удастся выудить из этого человека.

Веселье тотчас стихло.

— Это доктор Уилсон Джордан, — сообщил Пауэл. — Он специализировался в области физиологии зрения и располагает сведениями, которые мне желательно от него получить. Пусть он почувствует себя метром среди желторотых новичков. Изобретите какие-нибудь несуществующие проблемы и взывайте о помощи. Заставьте его заговорить.

Они подходили поодиночке, по двое и целыми группами. Рыжеволосый изобретатель, занятый проблемой транзистора, воспроизводящего телепатемы, смиренно попросил доктора просветить его. Поделились своими затруднениями две хорошенькие девушки, поглощенные головоломным исследованием, — они пытались определить возможность телепатического общения на расстоянии. Группа японцев, изучавших экстрасенсорный узел — центр телепатической восприимчивости, — с вежливым пришепетыванием настойчиво осаждала доктора Джордана.

В час дня Пауэл сказал:

— Прошу извинения, доктор, но указанный вами срок подошел к концу… вас ждут дела.

— Ничего, ничего, неважно, — отмахнулся Джордан. — Так вот, милейший доктор, если вы попробуете разделить оптическую…

Через полчаса Пауэл напомнил снова:

— Уже половина второго, доктор Джордан. Вы вылетаете в пять. Право же…

— У меня еще уйма времени. Уйма… Звездолеты, знаете ли, как женщины. Ни на одном из них свет клином не сошелся. Беда в том, дорогой сэр, что в вашем замечательном исследовании есть существенное упущение. Вы ни разу не попробовали исследовать узел жизни с помощью витальных красителей. Я посоветовал бы вам…

В два часа был сервирован ленч, не помешавший пиршеству умов.

В два тридцать раскрасневшийся от приятного возбуждения доктор Джордан признался, что ему претит мысль о роскошной жизни на Каллисто. Там нет ученых. Не с кем поговорить.

Разве там мыслимо что-либо хоть отдаленно напоминающее этот блистательный коллоквиум?

В три часа он без утайки поведал Пауэлу, как ему досталось это проклятое поместье. Сперва им, кажется, владел Крэй де Куртнэ. Старому Ричу (отцу Бена), наверное, каким-то образом удалось оттяпать поместье, и он записал его на имя жены. После ее смерти поместье перешло к сыну. Ворюгу Бена Рича, видно, мучила совесть, коль скоро он передоверил решение дела крючкам-юристам, а те, петляя в дебрях закона, неожиданно обнаружили, что имение принадлежит Уилсону Джордану.

— И конечно, это далеко не единственное, что есть на совести у Рича, — сказал Джордан. — Чего я только не нагляделся, когда работал на него! Но финансисты ведь все жулики. Разве не так?

— На мой взгляд, вы несправедливы к Бену Ричу, — с благородным беспристрастием возразил Пауэл. — В нем многое достойно восхищения.

— О, конечно, конечно, — торопливо согласился Джордан. — Совесть у него все же есть, и это, право, восхитительно. Мне не хотелось бы дать ему повод подумать, будто я…

— Разумеется, — Пауэл с заговорщицким видом одарил Джордана пленительной улыбкой. — То, что как ученые мы можем порицать, нам приходится хвалить как светским людям.

— Мы друг друга понимаем, — сказал Джордан, с чувством пожимая Пауэлу руку.

В четыре часа доктор Джордан уведомил осчастливленного японца, что с радостью передаст самую секретную часть своей работы по зрительному пурпуру этим славным юношам, чтобы помочь им в исследованиях, над которыми они трудятся. Он вручает факел грядущему поколению. Его глаза увлажнились, голос срывался от волнения, и он двадцать минут подробно объяснял принцип ионизатора, разработанного им для «Монарха».

В пять часов доктор Джордан прибыл на аэроскутере на космодром. Доктора провожал весь штат сотрудников лаборатории. Они усыпали его каюту цветами и подарками. Они засыпали его самого бурными изъявлениями благодарности, и когда, набирая скорость, звездолет устремился к четвертому спутнику Юпитера, доктор ощущал приятное сознание, что он принес пользу науке и ни единым словом не нанес вреда своему щедрому и благородному патрону, мистеру Бенджамену Ричу.

В гостиной Барбара старательно училась ползать. Ее недавно покормили, и она перемазалась в желтке.

— Та-та-та-та-та-та, — говорила она. — Тата.

— Мэри! Мэри! Где же ты? Иди скорей сюда. Она говорит!

— Не может быть! — Мэра вбежала в комнату. — Что она сказала?

— Она назвала меня «папа».

— Тата, — сказала Барбара. — Та-та-та-та-та-та.

Мэри облила его презрением.

— Ишь что придумал. Ничего она не говорит, просто лопочет: «Та-та-та».

Мэри направилась в кухню.

— Она хотела сказать «папа». Она ведь еще маленькая, и ей трудно выговаривать слова.

Пауэл наклонился к Барбаре:

— Скажи «папа», детка. Папа. Папа. Скажи «па-па».

— Та-та, — милым детским голоском протяжно отозвалась Барбара.

Пауэл капитулировал. Минуя уровень сознания, он, как прежде, обратился к подсознанию:

— Здравствуй, Барбара.

— Это снова ты?

— Ты меня помнишь?

— Не знаю.

— Конечно, помнишь. Я тот малый, что без спросу лазит к тебе в душу, чтобы помочь тебе унять ее смятение.

— Значит, нас только двое?

— Только двое. Ты знаешь, кто ты? Хочешь, я расскажу тебе, как получилось, что ты совсем одна и бесконечно далека от всех?

— Я ничего не знаю. Расскажи.

— Слушай, милое мое дитя, когда-то давным-давно все это с тобой уже было — тогда ты тоже просто-напросто существовала. Потом ты родилась. У тебя была мать, был отец. Ты выросла и стала красивой, стройной, грациозной девушкой с белокурыми волосами и темными глазами. Ты прилетела с Марса на Землю вместе с отцом, и вы…

— Неправда. Кроме тебя, нет никого другого. Нас только двое в темноте.

— Нет, Барбара, у тебя был отец.

— Никого у меня не было. Никого нет.

— Прости, милая. Мне очень жаль, но мы опять должны пройти через эту муку. Мне нужно кое-что узнать.

— Нет. Нет, прошу тебя. Нас с тобой только двое. Дух, миленький, прошу тебя, не надо.

— Мы и будем вдвоем. Иди сюда, моя хорошая. Твой отец в другой комнате… в комнате, похожей ни цветок… и вдруг мы слышим…

Пауэл глубоко вздохнул и крикнул:

— Помощь, Барбара! Помощь!

И они замерли, напряженно прислушиваясь. Прикосновение постельного белья. Холодный пол под босыми ногами… нескончаемый коридор… а потом, добежав до комнаты, похожей на орхидею, они врываются в дверь, с криком шарахаются прочь от страшного Бена Рича, который что-то прикладывает к губам отца. Что он к ним приложился Задержи этот образ. Сфотографируй. О господи! Как ужасен был этот приглушенный взрыв! Голова проломлена, и тот, который вызывает столько нежности, почтения, любви, неестественно скорчившись, падает на пол, и сердце надрывается от боли, и нужно доползти и выхватить из помертвевших губ этот зловещий стальной цветок…

— Встань, Линк! Ты с ума сошел!

Мари Нойес, возмущенная и негодующая, силилась поставить его на ноги.

— Идиот! Тебя нельзя оставить даже на минуту.

— Я очень долго простоял здесь на коленях, Мэри?

— Не меньше получаса. Вхожу из кухни, и нате вам, любуйтесь!

— Ты знаешь, Мэри, я нашел то, что искал. Это был револьвер. Старинное огнестрельное оружие. Я его очень отчетливо видел. Вот, взгляни…

— М-м-м. Это и есть револьвер?

— Да.

— Где Рич мог его достать? В музее?

— Сомневаюсь. Я хочу рискнуть, попробую одним выстрелом убить двух зайцев. Пожалуйста, стань так, чтобы тебя не было видно на экране.

Подойдя к видеофону, Пауэл набрал ВД-12, 232. Почти тотчас на экране возникло перекошенное лицо Черча.

— Привет, Джерри.

— Здравствуйте… Пауэл.

Черч держался крайне настороженно.

— Гас Тэйт покупал у вас какой-то револьвер?

— Револьвер?

— Да, огнестрельное оружие. Образца двадцатого столетия. Тот самый, что был пущен в ход при убийстве де Куртнэ.

— Не покупал.

— Неправда. Джерри, я уверен, что убийца — Гас Тэйт. Мне казалось, что пистолет приобретен у вас. Я сейчас приеду к вам и покажу, как выглядит тот револьвер, а вы мне скажете, прав я или нет. — Поколебавшись, Пауэл тихо, но веско добавил: — Вы нам очень поможете, Джерри, и я буду чрезвычайно признателен. Чрезвычайно. Ждите меня. Я буду у вас через полчаса.

Пауэл отключил видеофон. Взглянул на Мэри. Образ подмигивающего глаза.

— За полчаса малютка Гас должен успеть домчаться до ссудной кассы Черча.

— Но почему вдруг Гас? Я думала, Бен Рич… — Мэри перехватила схему, в общих чертах составленную Пауэлом для себя еще в доме Экинсов.

— Ага, понятно. Ловушка и для Тэйта, и для Черча сразу. Черч продал Ричу револьвер.

— Возможно. Наверняка, конечно, знать нельзя. И все-таки ссудная касса — это почти то же, что музей.

— Ну а Тэйт, выходит, помогал Ричу осуществить убийство? Не могу поверить.

— В этом почти нет сомнений.

— Ты хочешь натравить двух этих щупачей друг на друга?

— И обоих на Рича. В качестве следователей мы потерпели полный крах. Попробую их общупачить.

— Но если ты не сможешь натравить этих двоих па Рича? Что, если они сразу вызовут его в ломбард?

— Его нет в городе. Мы его выманили. Запугали Кено Киззарда так, что он кинулся в бега, а Рич пытается его перехватить, пока Кено не проболтался.

— Да ты и правда жулик, Линк. Держу пари, что не кто иной, как ты, украл погоду.

— Нет, — ответил он, — не я, а Нечестивый Эйб.

Покраснев, он поцеловал Мэри, поцеловал Барбару, снова покраснел и, сконфуженный, вышел из дома.

ГЛАВА XI

В ссудной кассе было темно. Горела только лампа на прилавке, отбрасывая круг неяркого света. В световом пятне время от времени появлялись лица и руки трех собеседников, то наклонявшихся друг к другу в пылу разговора, то распрямлявшихся и тут же исчезавших в темноте.

— Нет, — твердо сказал Пауэл. — Я не намерен вас прощупывать. Мне нужен откровенный разговор. Вам двоим как щупачам может показаться обидным, что я обращаюсь к вам вслух, но я поступаю так в знак доверия. Я не могу одновременно разговаривать и прощупывать.

— Ой ли? — сказал Тэйт, и в круге света появилось настороженное личико гнома. — Вы и не на такие фокусы способны.

— Только не сейчас. Если угодно, проверьте. И хочу поговорить с вами в открытую. Вы сами знаете, я веду следствие по делу об убийстве. Прощупывание мне здесь не поможет.

— Что вам нужно, Пауэл? — вмешался Черч.

— Вы продали револьвер Гасу Тэйту?

— Ничего подобного, — ответил Тэйт.

— Тогда зачем вы здесь?

— Вам кажется, я должен был оставить без внимания ваше чудовищное обвинение?

— Черч вызвал вас сюда, так как продал вам револьвер и отлично знает, как он был использован.

В круге возникло лицо Черча.

— Никаких револьверов я не продавал и понятия не имею, кто и как ими пользовался: съели?!

— Съел, — ответил, усмехнувшись, Пауэл. — Я сам прекрасно знаю, что вы не продавали револьвера Гасу. Вы его продали Бену Ричу.

В световом круге снова появилась физиономия Тэйта:

— Тогда почему же вы…

— Почему? — Пауэл пристально взглянул ему в глаза. — Мне нужно было вызвать вас сюда для разговора. Но подождите минуту. Я закончу с Джерри. Он повернулся к Черчу. — В вашей кассе был револьвер. Не могло не быть. Рич пришел сюда за ним. Единственное место, куда он мог прийти. Вы с ним уже обделывали делишки. Я не забыл ваших упражнений на бирже…

— Будьте вы прокляты! — выкрикнул Черч.

— В результате этих упражнений вы и вылетели вон из Лиги, — продолжал Пауэл. — Рискнули всем и потеряли все только потому, что Рич вас попросил покопаться в мыслях у четырех биржевиков и сообщить ему, что вы узнаете. Он нажил миллион и пальцем не пошевельнув, просто нашел дегенерата щупача, готового к услугам.

— Он заплатил мне за услугу! — крикнул Черч.

— А я вас просто-напросто прошу ответить на вопрос о револьвере.

— Чем вы заплатите?

— Не глупите, Джерри. Я вас выставил из Лиги, потому что я ханжа и чистоплюй, ведь так? Стану ли я вступать в сомнительные сделки?

— Значит, вы ничего не обещаете?

— Ничего. Доверьтесь мне, рискните ответить честно. Только никаких посулов вы от меня не дождетесь.

— А от других дождался, — пробормотал Черч.

— Вот как? Должно быть, от Бена Рича. Обещать-то он горазд. Вот выполняет не всегда. Ну что ж, решайте, кому довериться — мне или Ричу… Так что вы знаете о револьвере?

Черч откинулся назад, и голова его скрылась в тени. Немного погодя из темноты раздался его голос:

— Никаких револьверов я не продавал и понятия не имею, кто и как ими пользовался. Вот вам мои честные и беспристрастные показания.

— Спасибо, Джерри. — Пауэл с улыбкой пожал плечами и повернулся к Тэйту. — Я хочу задать вам только один вопрос, Гас. Мы не будем говорить о том, что вы сообщник Бена Рича… что по его заданию вы расспрашивали Сэма Экинса о де Куртнэ… не будем говорить о том, что вы отправились вместе с Ричем на вечеринку в Бомон Хауз, где прикрывали его и блокировали, и что такие же услуги вы продолжаете ему оказывать…

— Одну минуту…

— Не паникуйте, Гас. Я лишь одно хочу узнать: правильно ли я угадал, чем Рич вас купил. Деньгами вас не подкупишь — вы слишком много зарабатываете. Не подкупишь и положением — вы достигли самых вершин. Власть — вот что он вам предложил. Я не ошибся?

Тэйт судорожно его прощупывал и, натыкаясь на спокойную уверенность Пауэла, приходил все в большее и большее волнение. Когда же он убедился, что Пауэл знает о его вине, нимало в ней не сомневается и даже не удивлен, его волнение перешло в панику. Он заразил ею и Черча. Пауэл на это и рассчитывал, чтобы использовать их смятение в нужный момент.

— Рич мог предложить вам власть в своем мире, в мире бизнеса, рассуждал между тем Пауэл, — но это сомнительно. Он вряд ли поступился бы частью своего могущества, да и вам оно ни к чему. Скорее он вам предложил власть в мире эсперов. Может он это осуществить? Он финансирует Союз эспер-патриотов. Наверное, он собирался действовать через Союз… устроить переворот? Сделать вас диктатором Эспер Лиги? Возможно, вы уже состоите в Союзе.

— Слушайте, Пауэл…

— Таковы мои предположения, Гас, — сухо сказал Пауэл, — и что-то мне подсказывает, что я сумею их подтвердить. Неужели вы вообразили, что мы позволим вам с Ричем так запросто уничтожить Лигу?

— Вам не удастся доказать…

— Что доказать?

— Ваши обвинения голословны. Я…

— Вы недоумок. Разве вы никогда не видели, как у нас судят щупачей? Мы не прибегаем к судебной процедуре, состоящей в том, что все клянутся говорить правду, а присяжным нужно выяснить, кто же все-таки врет. У нас это иначе, крошка Гас. Вас будет инспектировать комиссия, а состоит она только из эсперов первой ступени. Вы тоже первый, Гас. Пожалуй, вам удастся блокировать двоих… Возможно, и троих. Но не всех же. Говорю вам, вы погибли.

— Погодите, Пауэл, прошу вас… погодите! — Бесстрастное личико манекена передергивалось от ужаса. — Лига принимает во внимание, если виновный признает свою вину. Если он добровольно сознается в ней. Я вам все расскажу. Все до последнего слова. Сам не знаю, что на меня нашло. Но сейчас я выздоровел. Скажите это в Лиге. Когда имеешь дело с таким психопатом, как Рич, то невозможно сохранить свою индивидуальность. Вы невольно себя с ним отождествляете. Но сейчас с этим покончено. Так и скажите в Лиге. Читайте, вот вам вся история. Он жаловался на кошмары, в которых ему снился Человек Без Лица. Он…

— Он к вам пришел в качестве пациента?

— Да. Так он заманил меня в ловушку. Принудил стать его сообщником! Но это уже позади. Скажите в Лиге, что я с вами. Я от него отрекаюсь. Я расскажу вам все чистосердечно. Пусть Черч будет свидетелем…

— Не буду я свидетелем! — крикнул Черч. — Трус паршивый! После того, как Бен Рич обещал…

— Да заткнитесь вы. По-вашему, я хочу стать на всю жизнь отщепенцем вроде вас? Слуга покорный. Только такой сумасшедший, как вы, мог с ним спутаться. А я пока еще в своем уме.

— Вы ничтожество и трус. Надеетесь, что спасете свою шкуру? Надеетесь…

— Плевать мне на все! — взвизгнул Тэйт. — Пропадать, так хоть не в одиночку. Я сперва утоплю Рича. Я приду в суд свидетелем и сделаю там все, что сумею, чтобы помочь вам, Пауэл. Скажите это в Лиге, Линк. Скажите им…

— Ни в какой суд вы не пойдете! — рявкнул Пауэл.

— Как так?

— Вас воспитала Лига. Вы пока что состоите в ней. Слыхали вы когда-нибудь, чтобы щупач донес на пациента?

— Но у меня ведь все улики!

— Ну и что? Пусть и останутся при вас. А я не допущу, чтобы щупач трепался на суде и марал честь своих собратьев.

— Но если вы не уличите Рича, вы рискуете своим местом.

— Пес с ним. Мне было бы жаль расстаться со своей работой, жаль упустить Рича, но такой ценой я платить не собираюсь. При ясном солнышке легко не сбиться с курса, а в ненастье — гораздо трудней. Вы не устояли против непогоды, Гас. И глядите теперь, до чего докатились!

— Но я хочу помочь вам, Пауэл.

— Вы мне не можете помочь. Во всяком случае, не такой ценой.

— Но я же сообщник убийцы! — крикнул Тэйт. — По-вашему, этично отпускать меня подобру-поздорову? По-вашему…

— Смотрите на него, — засмеялся Пауэл. — Ишь как он рвется навстречу Разрушению! Нет, Гас. Мы вас возьмем вместе с Ричем. Но я его разоблачу, не прибегая к вашей помощи. Я сыграю так, чтобы не нарушить Клятву Эспера.

Пауэл повернулся и вышел из светового круга, скрывшись в темноте. Приближаясь к входным дверям, он ждал: возьмет ли Черч приманку? Вся эта сцена была разыграна лишь для него, чтобы в последнюю секунду… За крючок пока никто не дергал.

Когда Пауэл распахнул дверь и в комнату хлынул с улицы холодный серебристый свет, Черч вдруг окликнул его:

— Погодите-на!

Темный силуэт Пауэла замер на пороге:

— Да?

— О чем это вы толковали Тэйту?

— О Клятве Эспера. Вам следовало бы ее помнить.

— Дайте-ка мне вас прощупать.

— Валяйте. Я открыт.

Пауэл снял почти все блоки. То, чего Черчу знать не следовало, было тщательно замаскировано и затемнено тангенциальными ассоциациями и калейдоскопом телепатем, в которых эсперу второй ступени было не под силу разобраться.

— Не знаю, — произнес наконец Черч. — Сам не знаю, как быть.

— О чем вы, Джерри? Объясните вслух — я ведь вас сейчас не прощупываю.

— Да обо всей этой истории с револьвером. Бог вас знает. Хоть вы ханжа и чистоплюй, а может, мне и в самом деле следовало бы довериться вам.

— Вот этот разговор мне уже по душе. Вы помните, я вам сказал, что ничего не обещаю?

— Помню. Но, может быть, вы из таких, с кем и не нужно загодя сговариваться. Может быть, мое горе в том и состоит, что я всегда старался сторговаться загодя и не…

В это мгновение недремлющий локатор Пауэла уловил на улице смерть. Мгновенно отскочив назад, Пауэл захлопнул дверь.

— Не стойте на полу! Скорей куда-нибудь взбирайтесь!

В три больших шага оказавшись у прилавка, Пауэл вспрыгнул на него.

— Сюда, ко мне! Джерри! Гас! Живей же, дурни!

Комната затряслась противной тошнотворной дрожью: вибрация усиливалась, наращивая темп. Пауэл сбросил ногой лампу. Свет погас.

— Прыгайте вверх и цепляйтесь за люстру. Это гармонический дезинтегратор. Прыгайте!

Судорожно глотнув воздух, Черч прыгнул вверх, в темноту. Пауэл схватил Тэйта за руку; рука дрожала.

— Боитесь не допрыгнуть, Гас? Высоковато для вас… Вытяните руки, я вас подброшу.

Он кинул Тэйта вверх и следом прыгнул сам. Вцепившись в стальные паучьи лапы люстры, Тэйт, Пауэл и Черч повисли в воздухе, спасаясь от смертоносной вибрации, которая создавала гармонию распада во всем, что находилось на полу или с ним соприкасалось. Стекло, металл, камень, пластик… все это со скрежетом разлеталось на куски. Слышно было, как потрескивает пол, глухо рокочет потолок. Тэйт застонал.

— Держитесь крепче, Гас. Это наемные убийцы Киззарда. Отчаянная шайка. Один раз чуть было меня не укокошили.

У Тэйта отключилось сознание. Он автоматически продолжал цепляться за люстру, но его связи с окружающим все больше и больше терялись, и Пауэл, почувствовав это, обратился к подсознанию.

— Держаться! Держаться! Держаться! Не отпускать! Не отпускать! Не отпускать!

В подсознании Тэйта так явственно обозначилась обреченность, что Пауэл понял: никакими мерами Лига не смогла бы уже спасти его. Он неуклонно двигался навстречу гибели. Последние остатки чувства самосохранения иссякли, руки маленького щупача разжались, и он упал на пол. Вибрация затихла сразу после того, как, глухо шмякнувшись об пол, распалось тело. Черч тоже слышал этот звук и вскрикнул.

— Тише, Джерри! Еще не кончено. Держитесь.

— В-вы это слышали? Вы слышали ЕГО?

— Слышал. Мы еще в опасности. Держитесь!

Дверь ссудной кассы приоткрылась. Острый, как бритва, луч пробежал по полу. Задержавшись на три секунды там, где размазалось страшное месиво, луч мигнул и исчез. Дверь закрылась.

— Отлично, Джерри. Эти молодчики опять решили, что со мной разделались. Теперь вопите на здоровье.

— Я не могу спрыгнуть, Пауэл. Я не могу на это наступить…

— Еще бы, Джерри, я вас понимаю.

Повиснув на одной руке, Пауэл схватил другой Черча за плечо и подтолкнул к прилавку. Черч спрыгнул. Пауэл последовал за ним. Их обоих мутило.

— Так вы говорите, что это кто-то из молодчиков Киззарда?

— Конечно. У него целая банда психопатов. Не успеем выловить и спровадить в Кингстон одних, а Киззард уже подбирает новых. Он их приманивает наркотиками.

— Но что они имеют против вас?

— Неужели не ясно, Джерри? Они работают на Бена. А Бен начал паниковать.

— Бен? Бен Рич? Но ведь они явились в мою кассу. Я мог здесь оказаться.

— Вы и оказались здесь. Что это меняет, скажите на милость?

— Как что меняет? Рич не позволил бы им подвергать мою жизнь опасности.

— Вы в этом уверены? — Образ улыбающейся кошки.

Черч остолбенел. Потом вдруг вскрикнул, охваченный яростью:

— Ах сукин сын! Ах распроклятый сукин сын!

— Не стоит горячиться, Джерри. Рич спасает собственную жизнь. Едва ли от него можно ждать сейчас особой щепетильности.

— Ну что же, если он спасает свою жизнь, то я займусь спасением своей, и пусть не жалуется на меня, подлец… Готовьтесь, Пауэл. Я ничего не утаю, коль скоро уж я раскололся.

После страшной гибели Тэйта, беседы с Черчем и очередного посещения полиции приятно было, возвратясь домой, встретить белокурую озорницу малышку. В правой руке у Барбары был черный карандаш, в левой — красный. Высунув язык и скосив темные глаза от усердия, она что-то старательно малевала на стенах.

— Бэри! — строго воскликнул Пауэл. — Ты что это делаешь?

— Рисоваю картиноцки, — отозвалась Барбара, — славные картиноцки для папы.

— Спасибо, душенька, — сказал он. — Превосходная идея. Теперь пойди сюда и посиди с папой.

— Не-е, — ответила она, продолжая рисовать.

— Ты моя девочка?

— Дя.

— А разве моя девочка бывает непослушной? Мэри спутается папу.

Барбара взвесила в уме этот довод.

— Дя, — ответила она, сунула карандаши в карман и села рядом с Пауэлом на тахту, взяв его за руки своими выпачканными в мелу ручонками.

— Право же, Барбара, — пробормотал он, — твоя шепелявость начинает меня беспокоить. Может быть, тебе нужно надеть пластиночку на зубы?

Он сказал это полусерьезно. Как-то забывалось, то рядом с ним сидит взрослая девушка. Он заглянул в темные глубокие глава, сверкающие и пустые, как не наполненный вином бокал.

Медленно пробираясь сквозь верхние слои ее сознания, он приближался к густо затянутому покровом туч взбаламученному подсознанию. Слабый проблеск света там, за тучами, одинокий и трогательный, стал уже чем-то мил ему. Но сейчас его встретил не робкий проблеск, а острие луча, который мог бы исходить разве что от пышущей грозным жаром новой звезды.

— Здравствуй, Барбара. Ты, кажется…

Откликом был такой взрыв страсти, что Пауэл поспешно отступил.

— Эй, Мэри! — крикнул он. — Скорей сюда!

Из кухни выскочила Мэри Нойес.

— Новые осложнения?

— Пока еще нет. Но скоро будут. Наша пациентка пошла на поправку.

— Я не заметила в ней перемен.

— Загляни вместе со мной внутрь. В ней ожили глубокие инстинкты. Где-то в самой, в самой глубине. Мне чуть мозги не выжгло.

— А при чем тут я? Потребовалась компаньонка? Охранять секреты девичьего сердца?

— Ты шутишь? Это меня нужно охранить. Протянуть руку помощи.

— Барбара держит тебя за обе руки.

— Я выразился фигурально, — Пауэл смущенно посмотрел на спокойное кукольное личико, прохладные пальцы, вяло прикасавшиеся к его рукам. — Ну, пошли.

Снова вглубь по темным переходам к пылающему в ней — к пылающему в каждом из людей — горнилу, вечному источнику душевных сил и психической энергии; безжалостной, безрассудной, алчной. Он чувствовал, как Мэри Нойес на цыпочках пробирается следом за вам. На этот раз он остановился поодаль.

— Привет, Барбара.

— Убирайся!

— Это же я, дух.

Его полоснуло ненавистью.

— Ты меня помнишь?

Ненависть перешла в смятение, потом прихлынула жаркая волна страсти.

— Линк, спасайся, пока не поздно. Затянет в омут, потом не вырвешься.

— Мне нужно кое-что найти.

— Что ты найдешь? Там только страсть и смерть, во всей своей неприкрытой примитивности.

— Я хочу узнать об ее отношениях с отцом. Почему он чувствовал себя виноватым перед ней?

— Делай как знаешь. Я ухожу.

Новая вспышка. Мэри убежала.

То отходя, то приближаясь, Пауэл двинулся в поход, настороженный и собранный, как электрик, который ищет среда нескольких оголенных проводов один — обесточенный. Где-то близко полыхнул разряд. Пауэл потянулся в ту сторону, отступил, оглушенный, и сразу почувствовал, как его облепил покров инстинкта самосохранения. Собравшись с духом, он погрузился в водоворот ее ассоциаций и начал их классифицировать. Вокруг бушевал такой хаос энергии, что Пауэлу не без усилия удалось оградить свое сознание от внешних воздействий.

Сигнализация соматических клеток — топливо всего этого котла. Реакции несметных биллионов клеток; их органические вопли; приглушенное гудение мышечных тонов; циркуляция крови и колебаний ее кислотности; все это пенилось и бурлило в неустойчивом равновесии, составлявшем душевный мир девушки. То тут, то там проскальзывали искаженные образы, полусимволы, незавершенные ассоциативные связи… Ионизированные атомы мысли.

Вот это вроде бы напоминает взрывной согласный звук… Пауэл проследил его до буквы «п»… и до сенсорной ассоциации с поцелуем, а дальше путем перекрестной связи перешел к сосательному рефлексу грудного младенца, к младенческим воспоминаниям о… матери? Нет, о кормилице. Сюда же вкраплено общение с родителями — отрицательная величина. Мать со знаком минус. Пауэла чуть не опалила вспышка детской обиды и гнева (комплекс заброшенности), но ему удалось уклониться. Снова подобрав «п», он подыскал соотносящееся с ним «па», потом «папа» и в конце концов «отец».

Неожиданно он оказался лицом к лицу с самим собой.

Уставившись на этот образ, Пауэл только ценою огромных усилий сумел удержаться на грани вменяемости.

— Да кто же ты такой, черт тебя побери?

С чарующей улыбкой образ скрылся.

«П»… «па»… «папа»… «Отец». Жар преданности и любви, связанных с… Он снова оказался лицом к лицу со своим образом. На этот раз он обнаженный, могучий; он излучает ток желания и любви; он протягивает руки.

Я потерялся. Ты сбиваешь меня с толку.

Образ исчез. Влюбилась она в меня, что ли?

— Здравствуй, дух.

Так вот, оказывается, какой видит себя Барбара, — умилительно карикатурной: белесые патлы, темные кляксы глаз, угловатая, нескладная фигура… Образ расплылся… и снова неудержимым потоком хлынул, обрушился, все вытеснил собой Пауэл — могучий и нежный защитник. На сей раз он не отступил перед своим двойником. Стиснул зубы, но удержался и принялся его разглядывать. Образ оказался двуликим: спереди, как в зеркале, он видел свое лицо: а сзади — лицо де Куртнэ. Сверкнула цепь двойных ассоциаций: бог Янус, двойник, копия, парный, соединенный и вдруг… Рич? Невозмож… Да, в самом деле, Бен Рич и карикатурный образ Барбары срослись боками, как сиамские близнецы. Брат и сестра. Барбара и Бен. Единство крови. Единство…

— Линк!

Оклик раздался где-то очень далеко. Непонятно откуда.

— Линкольн!

Пусть немного погодит. С этим Ричем придется…

— Линкольн Пауэл! Я здесь, идиот!

— Мэри?

— Не могу тебя найти.

— Через несколько минут буду с тобой.

— Линк, я уже третий раз пытаюсь тебя обнаружить. Если ты сейчас не выйдешь, ты пропал.

— Третий раз?

— За три часа. Линк, ну пожалуйста… пока я еще в силах.

Он начал выбираться на поверхность. Но не мог сообразить, куда он должен двигаться. Вокруг бесновался вневременной и внепространственный хаос. Снова появился образ Барбары де Куртнэ, на этот раз — карикатура на эротичную сирену.

— Здравствуй, дух.

— Линкольн, богом тебя заклинаю!

Он заметался было в панике, потом взяла свое щупаческая выучка. Автоматически он выполнял все, что требовалось для осуществления «отхода». В строгой последовательности захлопывались блоки; каждый заслон — шаг назад, все ближе к свету. На середине пути он ощутил, что Мари рядом с ним. Она его сопровождала до самого конца, до тех пор, пока он вновь не оказался у себя в гостиной, рядом с Барбарой. Словно обжегшись, Пауэл отпустил ее руки.

— Мэри, я обнаружил какую-то загадочную связь между ней и Беном Ричем. Они каким-то образом…

Мэри держала намоченное в холодной воде полотенце. Размахнувшись, она больно хлопнула им Пауэла по лицу. Только тогда он понял, что трясется, как в ознобе.

— Вся трудность в том… Понимаешь, пытаться по кусочкам воссоздать целое из обрывков сенсорных сигналов — это все равно что пробовать осуществить химический анализ, находясь в середине солнца.

Снова удар полотенцем.

— И в том и в другом случае ты имеешь дело не с элементами, а с расщепленными частицами… — Пауэл увернулся от очередного удара полотенцем и внимательно посмотрел на Барбару. — Подумай, Мэри, бедняжка, кажется, в меня влюбилась.

Образ подмигивающей горлицы.

— Серьезно. Я там все время натыкался на себя.

— Да ну? А за собой ты ничего не замечаешь?

— Я тебя не понял.

— Чем объясняется, скажи мне, твой отказ послать ее в Кингстонский госпиталь? — спросила Мэри. — Чем ты объяснишь эти телепатические экскурсы, столь регулярно проводимые по два раза в день? И для чего тебе вдруг понадобилась компаньонка? Я вам скажу, что это значит, мистер Пауэл.

— Что же?

— То, что ты в нее влюблен. Влюблен еще с тех нор, когда увидел ее в доме Чуки Фруд.

— Мэри!

Вспыхнув, она бросила ему в лицо яркое комплексное изображение: он сам и Барбара, и то, что Мэри подглядела несколько дней назад… то, что заставило ее побледнеть от ревности и гнева. Пауэл знал, что она не ошиблась.

— Мэри, милая…

— Не беспокойся обо мне. На меня наплевать. Послушай, ты в нее влюбился, а она ведь не щупачка. Мало того, она помешанная. Что ты в ней любишь? Ее лицо? Инстинкты? Какую часть от целого составляет предмет твоей страсти? Одну десятую? А остальные девять? Ты уверен, что ты их полюбишь? Будь ты проклят! И зачем я тебя вытащила, лучше бы ты сгинул там, в дебрях ее подсознания.

Мэри отвернулась и заплакала.

— Мэри, я умоляю тебя…

— Заткнись, — сказала она, всхлипывая. — Будь ты проклят! Тебе звонили. Из полиции. Ты должен срочно вылететь на Космическую Ривьеру. Там Бен Рич, он куда-то исчез. Одним словом, ты им нужен позарез. Ты нужен всем. Как видишь, я не исключение.

ГЛАВА XII

Пауэл уже десять лет не бывал на Космической Ривьере. Усевшись в полицейский аэроскутер, который прибыл, чтобы снять его с борта «Холиди Куин», роскошного космического лайнера, Пауэл с любопытством смотрел вниз, разглядывая порт и раскинувшуюся за ним панораму. То, что он видел, больше всего напоминало шитое серебром и золотом лоскутное одеяло. И, как всегда в эти минуты он улыбнулся, представив себе сцену, которую его воображение рисовало ему каждый раз, когда он приближался к этому космическому курорту. Он вообразил себе, как исследуют Космическую Ривьеру, случайно натолкнувшись на нее во время путешествия, какие-нибудь первопроходцы из отдаленной галактики, сивые и серьезные диковинные создания. Как ни пытался он представить себе, что же они напишут в своих отчетах, ему это никогда не удавалось.

— Это уж работка для Нечестивого Эйба, — пробормотал он.

Ривьера начала свое существование больше столетии тому назад, когда некий энтузиаст, помешанный на культе здоровья, создал для своей цели небольшой, всего полмили в диаметре, искусственный астероид — плоское блюдечко в космическом пространстве. Он нарастил на этом блюдечке коллоидную воздушную полусферу, установил атмосферный генератор и стал основателем колонии. За сотню с лишним лет в космическом пространстве вокруг блюдечка вырос целый пиршественный стол, занявший сотни миль. Каждый новый владелец участка просто-напросто добавлял к общему столу очередную милю, наращивал над ней атмосферу, и дело было сделано. К тому времени, когда специалисты, спохватившись, посоветовали придать Космической Ривьере более удобную и экономную шарообразную форму, сделать это было уже невозможно. Колония просто продолжала размножаться.

Скутер вошел в вираж, и под лучами солнца сотни полусфер заискрились в темно-синем космосе как мыльные пузыри. В центре находился все еще функционирующий пансионат, построенный на участке основателя колонии. Вокруг были отели, луна-парки, санатории, лечебницы и даже кладбище. Со стороны Юпитера располагалась гигантская пятидеситимильная полусфера, покрывавшая Заповедник Космической Ривьеры. Здесь посетитель получал с каждой квадратной мили куда больше природы и погоды, чем на любой естественно образовавшейся планеты.

— Слушаю вас, — сказал Пауэл.

Сержант полиции, волнуясь, начал рассказывать.

— Мы все делали по инструкции. Выпустили за Хэссопом Недотепу. Ловкач шел следом. Потом девушка Рича выловила Недотепу…

— О, так это девушка его выловила?

— Ага… Бедовая такая красоточка, зовут Даффи Уиг.

— Вот дьявольщина! — вспыхнул Пауэл. Сержант поглядел на него с удивлением. — Как же так, я сам ее допрашивал, и хоть бы… — он осекся. Выходит, и я сел в калошу. Да послужит мой пример вам уроком. Если имеешь дело с красивой девушкой… — Он не договорил и потряс головой.

— Так вот, значит, — продолжил свой рассказ сержант, — девушка выловила Недотепу, а едва только взялся за дело Ловкач, как Рича принесла нелегкая сюда.

— На чем он вылетел?

— На собственной яхте. В космосе с ними произошла авария. Всю носовую часть вмяло внутрь. То ли на метеор они налетели, то ли на оставленный командой звездолет. На яхте один убитый и трое раненых, в том числе Рич. Его доставили в больницу, и мы считали, что хоть некоторое время он там пролежит. Но не успели мы оглянуться, как он исчез. Хэссоп тоже пропал. Я хватаю щупача-переводчика со знанием четырех языков, ищем, ищем — все впустую.

— А где вещи Хэссопа?

— Они тоже исчезли.

— Черт те что! Нам просто необходимо взять его с вещами. Только тогда мы сможем выяснить мотив. Ведь Хэссоп старший шифровальщик «Монарха». Нам необходимо узнать у него содержание последней телеграммы, отправленной Ричем Краю де Куртнэ, и ответ…

— В понедельник, за два дня до убийства?

— Да. Возможно, именно этот обмен телеграммами и подтолкнул его к преступлению. К тому же не исключено, что Хэссоп захватил с собой финансовые отчеты фирмы. Они могли бы помочь суду узнать причину, из-за которой Ричу так приспичило расправиться с де Куртнэ.

— А… какую, к примеру, причину?

— В «Монархе» поговаривают, что де Куртнэ совершенно припер Рича и стенке.

— А вы уже выяснили обстоятельства и способ убийства?

— И да и нет. Джерри Черч мне выложил все, что знал, но тут сложная механика. Мы можем рассказать, при каких обстоятельствах произошло убийство. Наши доводы сочтут достаточными, если при этом будут изложены мотив и способ убийства. Способ описать мы можем. И суд будет удовлетворен, если мы прибавим к этому мотив и обстоятельства. То же самое и с мотивом. Это похоже на три шеста, которые подпирают вигвам. Каждый из них поддерживает два остальных. Но ни один не держится сам по себе. Вот такие же установки у старикашки Моза. И вот почему нам так нужен Хэссоп.

— Они ведь здесь, на Ривьере. Хоть за это я могу поручиться.

— Не стоит вешать голову из-за того, что Рич вас одурачил. Он многих одурачивал. Меня в том числе.

Сержант угрюмо кивнул головой.

— Буду искать сразу обоих — и Хэссопа и Рича, — сказал Пауэл, когда скутер проскользнул в воздушный шлюз. — Но сначала мне хотелось бы проверить один свой домысел. Покажите мне труп.

— Чей труп?

— Человека, который погиб во время катастрофы на аэрояхте.

В полицейском морге на воздушной подушке лежал замороженный изувеченный труп мужчины с очень белой кожей и огненно-рыжей бородой.

— Так, так, — негромко сказал Пауэл. — Кено Киззард.

— Вы его знаете?

— Да. Он работал на Рича, но оказался слишком дошлым. Теперь можно не сомневаться, что авария на яхте произошла не случайно, она была подстроена для того, чтобы замаскировать убийство.

— Да, но как же это! — вскрикнул полисмен. — Двое других тоже опасно ранены. Рич, может быть, и симулировал. Допустим. Но ведь и яхта погибла, а потом те двое…

— Те двое ранены. И погибла яхта. Ну и что ж из этого? Зато Киззард теперь уже наверняка не проболтается, а Ричу только этого и надо. Это его работа. Нам, правда, сроду не удастся доказать его вину, но нам это и ни к чему, если мы найдем Хэссопа. Мы тогда и так сможем спровадить нашего дружка на Разрушение.

Раскрашенный в яркий спортивный костюм (в этом сезоне на Космической Ривьере было модно наносить одежду краской из пульверизатора) Пауэл пустился в стремительное турне по мыльным пузырям… «Отель Виктория», «Отель Спортсмена», «Магический», «Родина на Чужбине», «Новый Нью-Трепльсберг», «Марсианин» (очень шикарный), «Венусбург» (форменный бардак) и десятки других… В поисках незабвенных старинных друзей Пауэл перезнакомился со множеством народу и на шести языках описывал приметы Хэссопа и Рича, одновременно осторожно прощупывая собеседника. Убедившись, что собеседник вполне ясно представил себе и того и другого, Пауэл ждал ответа. Все отвечали одно и то же. Нет, не видел. Их ни разу никто не видел.

Со щупачами было легче… На Космической Ривьере работали и отдыхали целые сонмы щупачей… но и от них было не больше толку.

Традиционный сбор в Солнечном Реймсе… сотни коленопреклоненных фанатиков радостным пением приветствуют Празднество Летнего Утра. Результат поисков все тот же. Гонки в Марсе-на-Чужбине. Парусники скачут по воде, как с силой брошенные каменщики. Результат тот же. Санаторий при лечебнице пластической хирургии… сотни забинтованных лиц и тел. Результат поисков тот же. Летное поле. Результат тот же. Горячие серные ключи, Белые серные ключи, Черные серные ключи… Результат все тот же.

Обескураженный Пауэл свернул наконец на кладбище «Рассветный Луч». Оно напоминало английский парк — украшены флагами дорожки, дубы, ясени и вязы и маленькие газончики ярко-зеленой травы. Слышна приглушенная музыка, это в укромно расположенных павильонах пиликают струнные квартеты роботов. Пауэл уже не мог сдержать улыбку.

В центре кладбища находилась очень добросовестно воспроизведенная копия собора Парижской богоматери. На соборе аккуратная табличка: «Наша славная шотландская часовенка». Одна из химер елейным голосом зычно вещала: В НАШЕЙ СЛАВНОЙ ШОТЛАНДСКОЙ ЧАСОВЕНКЕ ВЫ УВИДИТЕ ДЕЙСТВО РОБОТОВ, КОТОРЫЕ РАЗЫГРЫВАЮТ ДРАМУ БОГОВ. МОИСЕЙ НА ГОРЕ СИНАЙСКОЙ, РАСПЯТИЕ ХРИСТА, МАГОМЕД И ГОРА, ЛАО ЦЗЕ И ЛУНА, ОТКРОВЕНИЕ МЭРИ БЕЙКЕР ЭДДИ, ВО3НЕСЕНИЕ ГОСПОДА НАШЕГО БУДДЫ, ЯВЛЕНИЕ ИСТИННОГО И ЕДИНОГО БОГА ГАЛАКТИКИ… Пауза и чуть более деловито: ВВИДУ БЛАГОЧЕСТИВОГО ХАРАКТЕРА ДЕЙСТВА ВХОД ТОЛЬКО ПО БИЛЕТАМ. БИЛЕТЫ МОЖНО ПРИОБРЕСТИ У БЕЙЛИФА. Пауза, и уже новый голос, умоляющий и оскорбленный: ПРОСЬБА КО ВСЕМ БОГОМОЛЬЦАМ, ПРОСЬБА КО ВСЕМ БОГОМОЛЬЦАМ… НЕ РАЗГОВАРИВАТЬ И НЕ СМЕЯТЬСЯ ГРОМКО. Затем щелчок, и другая камера принялась вещать на другом языке. Пауэл расхохотался.

— Как вам не стыдно, — сказала стоявшая сзади девушка.

Не оборачиваясь, он ответил:

— Извините. В самом деле, ясно сказано: не разговаривать и не смеяться громко. А вам не кажется, — что это уморительнейшая… — И вдруг, узнав знакомые телепатемы, Пауэл быстро обернулся. Перед ним стояла Даффи Уиг.

— Даффи? Ну и ну! — сказал он.

Сердитое лицо девушки на миг стало растерянным, но тут же его осветила улыбка:

— Мистер Пауэл! — воскликнула она. — Неотразимый сыщик. Вы помните, за вами танец.

— И извинение, — добавил Пауэл.

— Прелестно. Хоть одно. Мне их столько задолжали! За что же в данном случае?

— Я вас недооценил.

— К этому мне не привыкать, — взяв Пауэла под руку, Даффи повлекла его за собой по дорожке. — Ну, скажите же, благодаря чему восторжествовала справедливость? Вы на меня внимательнее взглянули и…

— …осознал, что вы умнее всех остальных работающих на Бена Рича.

— Я умна. Я в самом деле выполняла кое-какую работу для Бена… однако в вашем комплименте мне послышались минорные полутона. Намекните, что вас опечалило?

— Наш хвост за Хэссопом.

— Пожалуйста, чуть поотчетливее ритм.

— Вы сорвали наш хвост. Поздравляю с удачей.

— А-а, я поняла. У вас есть лошадь — Хэссоп. В жеребячьем возрасте несчастный случай лишил Хэссопа его лучшего украшения, и тогда вы заменили его хвост искусственным, который…

— Плохо, Даффи, никуда не годно. Придумайте что-нибудь поумней.

— Знаете, что я скажу вам, чудо-мальчик: дайте полный ток, хватит темнить. — Ее задорная мордочка повернулась к Пауэлу с полусерьезной, полунасмешливой миной. — Что вы такое городите?

— Сейчас все объясню, прямо по буквам. У нас был хвост за Хэссопом. Хвост — это соглядатай, шпион, тайный агент, которому поручено повсюду следовать и наблюдать за подозреваемым…

— Усекла. А что такое Хэссоп?

— Хэссоп работает у Рича. Он его старший шифровальщик.

— И что я сделала с вашим шпионом?

— Выполняя инструкцию, полученную от Рича, вы очаровали нашего агента, вскружили ему голову, довели до того, что, забыв служебный долг, он целыми днями торчал с вами у рояля, а затем…

— Стойте! — резко перебила Даффи. — Я его знаю. Такой поганчик. Ну, ну, ну! Так он был полисмен?

— Право же, Даффи…

— Я задала вопрос.

— Да, он был полисмен.

— И следил за Хэссопом?

— Верно.

— Хэссоп… это такой белесый? Волосы и глаза будто пылью присыпаны? Глаза голубые?

Пауэл кивнул.

— Мерзавец, — прошептала Даффи. — Подлый мерзавец. А вы, значит, считаете, что я из тех, кто делает для него грязную работу? — яростно повернулась она и Пауэлу. — Вот оно что! Эх вы… щупач называется!

Так вот, послушайте, что я вам скажу. Рич попросил меня оказать ему услугу. Сказал, что этот человек обдумывает очень интересный музыкальный код. Мол, не возьмусь ли я его проинспектировать? Ну как мне было догадаться, что это какой-то там хвост? Как я могла узнать, что ваш агент вздумает выдавать себя за музыканта?

— То есть вы утверждаете, что Рич вас обманул? — удивился Пауэл.

— А что ж еще? — вскипела Даффи. Я своих мыслей не таю, прощупывайте. Если бы Рич не был сейчас в Заповеднике, то вы легко бы убедились…

— Стоп! — нетерпеливо перебил Пауэл. Проникнув за барьер ее сознания, он за десять секунд четко и исчерпывающе обследовал ее. Затем он бросился бежать.

— Э-эй! — крикнула Даффи. — Каково решение присяжных?

— Выдать вам медаль, — не останавливаясь, отозвался Пауэл. — Я пришпилю вам ее лично, как только спасу чью-нибудь жизнь.

— Зачем мне чья-то жизнь? Мне нужны вы.

— Это ваш недостаток, Даффи. Вам нужны все.

— Кто-о-о-о?

— Все-э-э-э.

ПРОСЬБА НЕ РАЗГОВАРИВАТЬ И НЕ СМЕЯТЬСЯ ГРОМКО!

Пауэл нашел сержанта в местном театре «Глобус», где великолепная эспер-актриса своей игрой волновала тысячи сердец. Трудно сказать, в чем состояла главная прелесть исполнения — в отточенной ли сценической технике или в телепатической чуткости, с какой артистка откликалась на реакцию публики, но во всем зале только один человек остался равнодушным. То был сержант полиции, который угрюмо и методично оглядывал одно за другим лица зрителей. Пауэл взял его за руку и вывел из театра.

— Он в Заповеднике, — сообщил Пауэл сержанту. — Там же вместе с ним и Хэссоп. И там же вещи Хэссопа. Очень ловко все придумано. Человек только что побывал в катастрофе, и ему хочется развлечься, отдохнуть. Едет он, конечно, не один, а со спутником. Они опередили нас на восемь часов.

— Заповедник? М-м-да… — задумчиво пробормотал сержант. — Две с половиной тысячи квадратных миль, до отказа набитых такой прорвой флоры, фауны, рельефов и климатов, какой нигде больше не увидишь, даже если проживешь три жизни.

— Вы считаете вероятным, что Хэссоп может там погибнуть (если он уже не погиб)?

— Я гроша ломаного не дам за его голову.

— Чтобы спасти беднягу, нам придется взять вертолет и немедленно вылететь.

Сержант откашлялся.

— Кгм… На территории Заповедника не разрешается пользоваться механическим транспортом.

— Но это же особый случай. Старикашка Моз непременно потребует к себе Хэссопа.

— Тогда пусть ваша чертова машина уломает нашу мэрию. Недельки через три-четыре вы, может быть, получите специальное разрешение.

— К тому времени от Хэссопа и костей не останется. Ну, а если применить телепатический радар или сонар? Мы могли бы определить телепатемы Хэссопа и…

— Кгм… — снова откашлялся сержант. — Никакие приборы, за исключением кино- и фотокамер, не допускаются на территорию Заповедника.

— Послушайте, что за чертовня творится в этом вашем знаменитом Заповеднике?

— Заповедник сулит встречу со стопроцентно девственной природой для тех, у кого шило в заднем месте. Все там делается на свой риск. Опасность придает экскурсии еще более большую пикантность. Вы боретесь со стихией. Боретесь с дикими зверями. Вы вновь становитесь примитивным и обновленным. Так говорят рекламные объявления.

— И что там делают туристы: трут чурки одну о другую?

— Несомненно. Вы путешествуете пешим ходом. Припасы тащите на себе. А чтобы вас не слопали медведи, нужно захватить непроницаемый защитный барьер. Если вам нужен огонь, разведите костер. Рыбку поудить — опять же делайте все сами. Честное состязание с природой. А на тот случай, если она вас победит, вы должны, пока живы, выдать расписку.

— Как же нам искать Хэссопа?

— Подмахнуть расписку и двинуться в путь.

— Вдвоем? Обшарить две с половиной тысячи квадратных миль этой первозданной географии? Сколько патрульных вы можете для меня выделить?

— Человек десять.

— То есть по двести пятьдесят квадратных миль на душу. Вы шутите.

— Может быть, вы сумеете уговорить наше правление… хотя нет, вы и собрать-то их всех вместе сможете не раньше чем через неделю. Впрочем, стойте! Не сумели бы вы их объединить телепатическим путем? Послать какие-нибудь аварийные сигналы, что ли? Как там у вас, щупачей, это делается?

— Вашего брата мы только прощупываем. А что-либо передать мы можем лишь друг другу… Стоп! Ага, вот это уже идея!

— Что за идея?

— Человеческий организм не считается прибором?

— Пока нет.

— И не относится к плодам цивилизации.

— Это точно.

— В таком случае мне нужно как можно скорей кое с кем договориться, и я отбуду в Заповедник с персональным радаром.

Следствием осенившей Пауэла идеи явилось то, что знаменитый адвокат во время щекотливейших переговоров в роскошном, как все на Ривьере, зале заседаний внезапно ощутил непреодолимую тягу к природе. То же чувство овладело секретарем известного писателя, арбитром по вопросам семейного права, консультантом отдела найма при Объединенной Ассоциации Отелей, специалистом по технической эстетике, председателем Вселенского Комитета Жалоб, главным кибернетиком Титана, секретарем Совета Политической Психологии, двумя членами кабинета министров, пятью парламентскими лидерами и десятками других работающих и отдыхающих на Ривьере эсперов.

Длинной вереницей входили они в ворота Заповедника, объединенные ощущением праздничной приподнятости и взаимосвязанности. Те, кто заблаговременно получили сообщение по тайной сети, успели переодеться. Остальные не успели: контролеры, занятые проверкой багажа туристов, с изумлением проводили глазами безумца, который прошествовал в ворота с рюкзаком на спине и при всех дипломатических регалиях. Затем все как один поклонники природы имели при себе большие карты Заповедника, тщательно разбитые на секторы.

Быстрым шагом они разошлись во все стороны миниатюрного искусственного континента. Воздух как бы гудел, насыщенный телепатемами; все сообщения и замечания пробегали по контурам живого радара, сходясь к его центральной точке, к Пауэлу.

— Путь закрыт. Передо мной гора.

— Тут снег. Ну и метель!

— Болота и (фу, дрянь!) москиты в моем секторе.

— Стоп. Линк! Впереди люди. Сектор двадцать один.

— Дайте мне на них взглянуть.

— Пожалуйста.

— К сожалению, не то.

— Впереди люди, Линк. Сектор девять.

— Перешлите их изображение.

— Держите.

— Нет. Не то.

— Впереди люди, Линк. Сектор семнадцать.

— Дайте изображение.

— А, черт! Это медведь.

— Не удирайте! Действуйте дипломатично!

— Впереди люди, Линк. Сектор двенадцать.

— Дайте изображение.

— Получите.

— Опять не то.

— Вот это да!

— Метель?

— Нет. Льет как из ведра.

— Впереди люди, Линк. Сектор сорок один.

— Дайте изображение.

— Пожалуйста.

— Не они.

— Линк, объясните, как лазят по пальмам.

— Перехватывайте ствол руками и ногами и взбирайтесь вверх.

— Мне нужно вниз, а не вверх.

— А как вы попали наверх, ваша честь?

— Не знаю. Спросите у носорога, которого я встретил возле этой пальмы.

— Впереди люди, Линк. Сектор тридцать семь.

— Перешлите их изображение.

— Держите.

— Не годится.

— Впереди люди, Линк. Сектор шестьдесят.

— Гоните их изображение.

— Пожалуйста…

— Шагайте мимо.

— Долго нам еще тут странствовать?

— Они опередили нас по меньшей мере на восемь часов.

— Нет, щупачи, поправка. Они взяли старт на восемь часов раньше нас, но это не значит, что нас разделяет восемь часов пути.

— Нельзя ли попонятней, Линк?

— Ричи не обязательно забираться в глубь Заповедника. Он мог и поближе к воротам облюбовать удобное местечко.

— Удобное для чего?

— Для убийства.

— Простите. Как уговорить дикую кошку, чтобы она вас не сожрала?

— Прибегните к политической психологии.

— Прибегните к защитному барьеру, мистер секретарь.

— Впереди люди, Линк. Сектор один.

— Дайте их изображение, мистер главный кибернетик.

— Пожалуйста.

— Пройдите мимо, сэр. Это Рич и Хэссоп.

— ЧТО?!

— Без паники. Не привлекайте к себе внимания. Спокойно проходите мимо. Когда скроетесь из поля зрения, сверните к сектору два. Всем возвратиться к воротам и разойтись по домам. Тысяча благодарностей. С этой минуты я начинаю действовать на свой риск.

— Возьмите нас в долю, Линк.

— Не выйдет. Здесь нужна ювелирная работа. Рич не должен знать, что я похитил Хэссопа. Все будет выглядеть естественно, закономерно и не вызовет подозрений. Так сказать, кража без взлома.

— И совершите ее, конечно вы.

— Кто украл погоду, Пауэл?

Шаркая вспышка смущения догнала направлявшихся к воротам эсперов.

Облюбованная Ричем квадратная миля представляла собой густые заболоченные, насыщенные влажными испарениями джунгли. Когда спустилась темнота, Пауэл медленно пополз к костру, который Рич разложил на поляне у небольшого озерца. Вода кишела крокодилами, гиппопотамами и водяными. На земле и на деревьях тоже бурлила жизнь. Экологи Заповедника употребили немало усилия, чтобы совместить и сосредоточить максимум живности на крохотном клочке земли. И поскольку их усилия увенчались блестящим успехом, непроницаемый защитный барьер Рича работал с максимальной нагрузкой.

Пауэл слышал, как попискивают, ударяясь о барьер, москиты, как со щелчком отскакивают от невидимой стены более крупные насекомые. Он не рискнул установить свой собственный барьер: защитные барьеры слегка гудят, работая, а у Бена Рича острый слух. Пауэл подобрался поближе к костру и стал прощупывать.

Хэссоп был спокоен и беспечен; ему слегка кружила голову дружба могущественного шефа, слегка пьянила мысль, что в его коробке с пленками хранится судьба Бена Рича. Рич лихорадочно мастерил огромный самодельный лук, обдумывая, как подстроить «несчастный случай» и устранить Хэссопа. Этот лук и лежавший рядом с Ричем на земле пучок стрел с закаленными на огне остриями съели восемь часов, на которые он опередил Пауэла. Но для того чтобы подстроить несчастный случай на охоте, нужно охотиться.

Пауэл встал на колени и подполз поближе, нацелив все свои чувства на восприятие Рича. Он замер как вкопанный, когда в сознании Рича звякнул сигнал тревоги. Рич, который только что доделал лук, вскочил и, напряженно вглядываясь в темноту, прицелился.

— Что случилось, Бен? — шепотом спросил Хэссоп.

— Не знаю. Там что-то есть.

— Вот страсть-то. Но ведь у нас барьер.

— Да, я о нем все забываю.

Он снова сел на землю и поворошил костер. Рич не забыл о барьере, но недремлющий инстинкт убийцы смутно и в то же время настойчиво предупреждал его… Пауэлу оставалось только удивляться изощренной чуткости человеческого сознания. Он опять прощупал Рича. Тот, как всегда, когда чувствовал приближение опасности, машинально прикрылся привычным блоком: И когда сказал «четыре», получил синяк под глаз. Три, четыре, три, два, раз!

Глубже бушевал водоворот. Все острей желание убить… убить немедленно и беспощадно… и уж после позаботиться о том, чтобы придать убийству видимость несчастного случая.

Стараясь не глядеть на Хэссопа, Рич взял лук. Ему не терпелось поскорее выпустить смертоносную стрелу. Пауэл двинулся вперед. Но не успел Рич пройти и десяти футов, как новый сигнал тревоги заставил его вскочить на ноги. Выхватив из костра горящее полено, он запустил им в темноту, туда, где скрывался Пауэл. Рич так быстро принял и осуществил свое решение, что Пауэл не успел его предугадать. Пылающая головня наверняка бы угодила в Пауэла, если бы не защитный барьер, о котором забыл Рич. На лету наткнувшись на преграду, полено упало на землю.

— А-а! — крикнул Рич и вдруг повернулся к Хэссопу.

— Да что случилось, Бен?

Вместо ответа Рич прицелился в Хэссопа, так туго натянув тетиву, что тупой конец стрелы коснулся мочки его уха.

Хэссоп испуганно вскочил.

— Бен, осторожнее! Вы можете в меня попасть!

Рич выстрелил, но Хэссоп неожиданно метнулся в сторону, и стрела пролетела мимо.

— Бен! Да что вы там…

Внезапно Хэссоп все понял. С приглушенным криком он побежал прочь от костра и от Рича, который положил уже новую стрелу на тетиву. Хэссоп, с разбегу врезавшись в барьер, отлетел назад. Стрела, просвистевшая над самым его плечом, тоже уткнулась в барьер.

— Бен! — взвизгнул Хэссоп.

— У, сукин сын! — прохрипел Рич, еще раз заряжая лук.

Пауэл был уже возле барьера. Но он не мог проникнуть внутрь. Хэссоп с визгом метался у дальней стены, а Рич на него надвигался, держа перед собою лук. Вторично налетев на невидимую стену барьера, Хэссоп упал, пополз на четвереньках, потом встал на ноги и, словно загнанная крыса, шмыгнул в сторону от неотступно преследующего его Рича.

— Боже мой! — прошептал Пауэл и отступил в темноту. Нужно было что-то предпринять и предпринять немедленно. В ушах у него гудело от набегавшего волнами ропота и рева, которыми джунгли откликнулись на вопли Хэссопа. Пауэл весь обратился в телепатическую восприимчивость. Слепой страх, слепой гнев, слепые инстинкты — вот все, что его окружало. Бегемоты, тяжелые, тупые… Глухие, злобные, голодные крокодилы… Огромные водяные, свирепые как носороги, которых они вдвое превышали размером. Издали долетают приглушенные расстоянием телепатические сигналы слонов, вапити, гигантских кошек.

— Ну, была, не была, — решился Пауэл. — Попробую взломать барьер. Другого пути нет.

Он задвинул все блоки, пригнал их впритирку и, оставив выход только для сообщения эмоций, начал передавать: страх, страх, ужас, страх… Он посылал самые примитивные эмоции из всего ряда… Страх. Страх. Ужас. Страх. СТРАХ — БЕГСТВО — УЖАС. СТРАХ — БЕГСТВО — УЖАС — БЕЖАТЬ!

Во всех гнездах, пискнув, пробудились птицы. На птичий писк жалобным воплем отозвались обезьяны, и тысячи ветвей заколыхались под телами четвероруких беглецов. На озерце послышался нестройный залп громких чавкающих взрывов — то вытаскивали из прибрежной отмели охваченные слепым ужасом бегемоты. Стонала земля под ногами слонов, которые бежали в панике и оглашали джунгли пронзительным трубным ревом. Рич услыхал все это и застыл на месте, забыв о Хэссопе, который, плача и крича, все еще продолжал метаться между стенами барьера.

Бегемоты первыми наткнулись на барьер. За ними следовали гигантские водяные и крокодилы. Затем подоспели слоны. А дальше на барьер с тяжелым топотом обрушились стада зебр, гну, вапити. История Заповедника еще не знала такого массового бегства животных. Не мудрено, что и создатели непроницаемого защитного барьера не предусмотрели возможности столь интенсивного напора. Барьер рухнул с пронзительным скрежетом, будто кто-то резал ножницами стекло.

Бегемоты раскидали и затоптали костер. Пробравшись в темноте к ополоумевшему от ужаса Хэссопу, Пауэл схватил его за руку и потащил к краю поляны, где были сложены вещи. Удар копыта чуть не сбил Пауэла с ног, но он не выпустил Хэссопа и вскоре обнаружил драгоценную коробку с пленкой. В кромешной, напоенной страхом тьме Пауэл различал телепатемы бегущих в панике животных, и ему удалось выбраться, таща за собой Хэссопа, из середины живого потока. Спрятавшись за широким стволом тукового дерева, он приостановился, чтобы отдышаться и спрятать в карман коробку. Хэссоп все еще всхлипывал. Затем Пауэл поймал телепатемы Рича — тот стоял прижавшись спиной к дереву всего лишь в сотне футов и сжимал оцепеневшими руками лук и стрелы. Он был растерян, взбешен, перепуган… и пока что невредим. Больше всего на свете Пауэлу хотелось сберечь его в целости и сохранности для Разрушения.

Отцепив свой собственный защитный барьер, Пауэл швырнул его через поляну к выжженной костром проплешине, где Ричу уже нетрудно было бы его найти. Потом он повернулся и повел к воротам покорно следовавшего за ним шифровальщика.

ГЛАВА XIII

Дело Рича можно было наконец передать окружному прокурору. Пауэл надеялся, что оно достаточно подготовлено и для того, чтобы им мог заняться толстокожий скептик, ненасытный пожиратель фактов, старикашка Моз.

Пауэл и его сотрудники собрались в кабинете Моза. В середине кабинета стоял круглый стол. На столе находился прозрачный макет Бомон Хауза, населенный миниатюрными андроидами. Сотрудники лаборатории, изготовляя модели, изображающие главных действующих лиц, превзошли себя. Крохотные Рич, Тэйт, Мария Бомон и другие передвигались по макету, воспроизводя все особенности походки оригиналов. Рядом с макетом на столе лежала кипа документов, подготовленных для Моза сотрудниками парапсихологического отдела.

Сам «старикашка» занимал всю окружность стены своего гигантского круглого кабинета. Помаргивали и мерцали холодным блеском его многочисленные глаза. Гудели и жужжали многочисленные блоки памяти. Конус рта чуть приоткрылся, словно в изумлении перед человеческой глупостью. Многочисленные руки-рычаги застыли над рулоном перфорированной ленты, готовые сразу же вслед за получением данных отстучать логический вывод. Моз, он же Мозаичный Следственный компьютер окружной прокуратуры, держал в страхе всех сотрудников полиции, контролируя и оценивая каждое их действие, решение и заключение.

— Сперва не будем беспокоить Моза, — сказал Пауэл прокурору. Включим модели и посмотрим, насколько точно их действия совпадут с имеющимся у пас графиком. У ваших сотрудников есть таблицы времени. Сверяйтесь с ними: если наши куклы что-нибудь сделают не так, дайте знать, и мы выбросим макет на помойку.

Он кивнул де Сантису, вспыльчивому заведующему лабораторией, и тот, сдерживая раздражение, спросил:

— Один к одному?

— Нет, это слишком быстро. Сделайте один к двум. Вдвое медленней нормальной скорости движения.

— При таком темпе андроиды выглядит неестественно, — вскипел де Сантис. — Их не смогут оценить. Мы как проклятые вкалывали две недели…

— Не тревожьтесь. Мы повосхищаемся ими потом.

Употребив титаническое усилие воли, де Сантис сдержался, затем нажал на кнопку. В макете зажегся свет, и куклы ожили. Возник звуковой фон, в котором угадывались музыка, смех, разговоры. В главном зале Бомон Хауза пневматическая модель Марии медленно взобралась на помост, держа крохотный томик в руках.

— Это происходило в одиннадцать ноль девять, — пояснил Пауэл сотрудникам прокуратуры. — Следите за часами над макетом. Они, как и модели, будут работать в два раза медленней обычного.

Все умолкли и затаив дыхание следили за сценой, на которой андроиды воспроизводили события рокового вечера. Вновь, как и тогда, Мария Бомон, стоя на помосте в главном зале, прочитала объяснение к игре в «Сардинки». Свет стал меркнуть и погас. Бен Рич осторожно пробрался из главного зала в концертный, повернул направо, поднялся по ступенькам в картинную галерею, через бронзовую дверцу проник в прихожую брачных покоев, оглушил охрану и вошел в багряно-золотую комнату в форме цветка.

И снова Рич там встретил де Куртнэ, подошел к нему вплотную, вытащил из кармана нож-револьвер и лезвием разомкнул челюсти старика, который и не пробовал сопротивляться. Снова резко распахнулась дверь, впустив Барбару де Куртнэ в белом, искрящемся, как иней, халатике. Снова она все пыталась подбежать к отцу, а Рич никак не мог ее поймать, а потом вдруг выстрелил в рот де Куртнэ и пробил ему череп.

— Подлинные кадры, — шепотом сообщил Пауэл. — Я раздобыл этот материал, прощупывая ее подсознание.

Барбара подползла к телу отца, вынула револьвер и неожиданно выбежала из комнаты. Рич бросился за ней вслед, но не сумел ее найти в темном доме, и девушка через парадный вход проскользнула на улицу. Затем Рич встретил Тэйта, и они оба, сделав вид, что играют в «Сардинки», проследовали в просмотровый зал. Драма закончилась, когда толпа испуганных гостей, ворвавшись в брачные покои, окружила бездыханное тело старика. Куклы застыли в неподвижности, являя собой причудливую живую картину в миниатюре.

Наступила длинная пауза; сотрудники прокуратуры обдумывали увиденное.

— Ну вот, — сказал Пауэл. — Происходило это так. А сейчас давайте вручим наши данные Мозу и посмотрим, что он думает. Сначала — замысел. Вы ведь не станете отрицать, что игра в «Сардинки» предоставила Ричу отличную возможность осуществить его замысел.

— Как мог Рич знать, что там будут играть в «Сардинки»? — буркнул прокурор.

— Рич купил книгу и послал ее Марии Бомон. Он это сделал неспроста.

— Как мог он предугадать, какую игру выберут?

— Он знал, что Мария любит игры. А игра в «Сардинки» была единственной во всем томике, объяснение к которой осталось удобочитаемым.

— Ну, не знаю, — прокурор почесал голову. — Моза не так-то легко убедить. Подайте этот материал. Вреда не будет.

Дверь с грохотом распахнулась, и в кабинет прошествовал комиссар Крэбб с таким видом, словно он командовал парадом.

— Господин префект Пауэл, — произнес он официальным тоном.

— Господин комиссар?

— Мне стало известно, сэр, что вы пытаетесь при помощи этой машины обвинить моего друга Бена Рича в гнусном и вероломном убийстве Крэя де Куртнэ. Мистер Пауэл, ваши намерения абсурдны. Бен Рич один из наших самых уважаемых и выдающихся сограждан. Кроме того, сэр, я никогда не одобрял тенденции передоверять решение важных вопросов электронному мозгу. Избиратели доверили вам пост префекта, чтобы вы работали своей головой, а не пресмыкались…

Пауэл кивнул Беку, и тот начал вставлять перфокарты.

— Вы совершенно правы, комиссар, — ответил Пауэл. — Теперь коснемся обстоятельств. Первое: скажите-ка, де Сантис, каким образом Рич оглушил охрану?

— К тому же, господа… — продолжил Крэбб.

— Ионизатором родопсина, — резко отчеканил де Сантис. Он достал пластмассовую горошину и перебросил Пауэлу, который продемонстрировал ее всем остальным. — Человек по фамилии Джордан придумал эту штуку для частной полиции Рича. У меня есть эмпирическая формула изготовления ионизатора, которую можно ввести в компьютер, а также созданный в нашей лаборатории образец. Не желает ли кто-нибудь его испытать?

Прокурор не проявил энтузиазма.

— В этом нет необходимости. Моз и без испытаний может сделать вывод.

— И в связи с этим, господа… — подводил итог Крэбб.

— Нет уж, позвольте, — с деланной приветливостью возразил де Сантис. — Не увидев собственными глазами, вы нам не поверите. Это совсем не больно. Вы всего-навсего становитесь non compos на каких-нибудь шесть или семь…

Шарик начал расползаться в пальцах Пауэла. Яркая вспышка голубого пламени метнулась Крэббу прямо в нос. Комиссар умолк на полуслове и свалился как пустой мешок. Пауэл в ужасе озирался.

— Силы небесные! — воскликнул он. — Что я наделал? Эта горошина сама растаяла в моей руке. — И, повернувшись к де Сантису, строго сказал: Слишком тонкая оболочка, де Сантис. Полюбуйтесь, что вы натворили с комиссаром.

— Я натворил?

— Передайте эти материалы Мозу, — вмешался прокурор, стараясь говорить бесстрастно и сухо. — Такие данные он примет.

Тело комиссара бережно уложили в глубокое кресло.

— Итак, об обстоятельствах убийства, джентльмены, — продолжал Пауэл. — Вот, не угодно ли взглянуть? Рука быстрее глаза. — Он продемонстрировал собравшимся револьвер из музея полиции. Вынул патроны, затем из одного вытащил пулю. — Именно так поступил Рич с револьвером, полученным им накануне убийства от Джерри Черча. Он сделал вид, что обезвредил револьвер. Ложное алиби.

— Кой черт ложное? Револьвер действительно не может выстрелить. Это показания Черча?

— Да. Там у вас записано.

— Тогда даже не стоит беспокоить Моза, — прокурор брезгливо отшвырнул бумаги. — У вас нет улик.

— Улики есть.

— Разве можно убить холостым патроном? В вашем протоколе не сказано, что Рич вторично зарядил патрон.

— Он его не заряжал.

— Что правда, то правда, — едко вставил де Сантис. — Ни в ране, ни в комнате мы не нашли ничего похожего на пулю. Ничего!

— Нашли, любезнейший. Только мы не сразу сообразили, что к чему.

— Не было там ничего! — крикнул де Сантис.

— Полноте, де Сантис, ведь вы сами и нашли то, что помогло мне подобрать ключ. Помните комочек глазури во рту де Куртнэ? Вспомнили? А в желудке не оказалось никаких следов печенья.

Встретив изумленный взгляд де Сантиса, Пауэл усмехнулся. Он взял пипетку и наполнил водой сделанную из глазури капсулу. Затем он вставил ее в гильзу патрона и зарядил револьвер. Установив на краю стола деревянную панельку, Пауэл прицелился и нажал на курок. Последовал негромкий, как бы приглушенный звук взрыва, и панелька разлетелась на куски.

— Бог мой… да как же это? — вскрикнул прокурор. — Неужели там была только вода?

Он начал перебирать кусочки дерева.

— Вода, и больше ничего, — ответил Пауэл. — Из револьвера можно выстрелить не пулей, а просто унцией воды. Причем начальная скорость будет достаточно велика для того, чтобы вышибить человеку затылок, если вы стреляли в мягкое небо. Вот почему Ричу было необходимо выстрелить своей жертве в рот. Вот почему мы ничего другого не нашли. Там ничего и не было.

— Передайте это Мозу, — слабым голосом произнес прокурор. — Честное слово, Пауэл, я начинаю верить, что мы наскребем достаточно улик.

— Прекрасно. И последнее — мотив. Изучив финансовые отчеты «Монарха», мы пришли к выводу, что де Куртнэ загнал Рича в тупик. Рич не мог одолеть конкурента, и ему оставалось только сделаться его компаньоном. Он предложил де Куртнэ объединить капиталы, но тот отказался. Тогда Рич убил де Куртнэ. Наши выводы вам кажутся логичными?

— Вполне. Вот только покажутся ли они логичными старику Мозу? Суньте все это ему, и поглядим.

Они вставили в компьютер оставшиеся перфокарты, хорошенько раззадорили «старика», сразу включив его на максимальную мощность, и Моз принялся за дело.

Он сосредоточенно мигнул. В нем что-то тихо заурчало. Послышалось прерывистое сопение. Пауэл и остальные со все возрастающим нетерпением ждали ответа. Внезапно Моз икнул. Раздался тихий звон: «Динь-динь-динь-динь-динь», и руки-рычаги начали колотить по чистой ленте.

С РАЗРЕШЕНИЯ СУДА, — ответил Моз. — СОГЛАСНО ХОДАТАЙСТВУ НЕУМЫШЛЕННИКОВ И ВОЗРАЖЕНИЮ ПРОТИВНОЙ СТОРОНЫ, ПОДПИСИ. СЕ. ПРЕЦЕДЕНТ: ХЭЙ прот. КОГОУЗА И РЕШЕНИЕ СУДА ПО ДЕЛУ ШЕЛЛИ.

— Что это он? — Пауэл вопросительно взглянул на Бека.

— Резвится.

— Нашел время!

— С ним это иногда случается. Попробуем еще раз.

Они снова вставили в компьютер перфокарты и добрых пять минут подзадоривали «старика».

И опять Моз заморгал, засопел, опять внутри у него заурчало, а Пауэл и все остальные, встревоженные, ждали ответа. Чтобы узнать этот ответ, десятки людей напряженно трудились целый месяц. Но вот застучали по перфоленте руки-рычаги.

РЕЗЮМЕ 921, 088. СЕКЦИЯ С-1. МОТИВ, — сказал Моз. — НЕДОСТАТОЧНО ПОДТВЕРЖДЕНЫ ДОКУМЕНТАЦИЕЙ ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ МОТИВЫ ПРЕСТУПЛЕНИЯ. ШТАТ КФ прот. ХАНРАХАНА И ПОСЛЕДУЮЩИЙ РЯД ПРЕЦЕДЕНТОВ.

— Эмоциональные мотивы? — растерялся Пауэл. — Что он, ополоумел? Да ведь тут корыстные мотивы. Бек, проверьте секцию С-1.

Бек проверил.

— Там все в порядке.

— Попытаемся снова.

Компьютер запросили в третий раз, и на сей раз он ответил во существу:

РЕЗЮМЕ 921, 089. СЕКЦИЯ С-1. МОТИВ. НЕДОСТАТОЧНО ПОДТВЕРЖДЕНЫ ДОКУМЕНТАЦИЕЙ КОРЫСТНЫЕ МОТИВЫ ПРЕСТУПЛЕНИЯ. ШТАТ КФ прот. РОЙЯЛ 1197 ВЕРХ. СУД 388.

— Вы как следует подготовили материалы для С-1? — спросил Пауэл.

— Мы сделали все, что сумели, — отозвался Бек.

— Простите, — Пауэл повернулся к остальным. — Нам с Беком придется переброситься несколькими мыслями. Надеюсь, вы не возражаете. — Он обратился к Беку.

— Ну-ка уберите блоки, Джексон, дайте мне взглянуть. Что-то уклончивое померещилось мне в вашем последнем ответе. А ну-ка мы…

— Честное слово, Линк, я представления не имею…

— Если бы вы имели представление, это была бы уже не уклончивость, а просто ложь. А ну-кась. А-а… Конечно! Дурень. Вы считаете себя виновным в том, что не готова расшифровка.

— Дело в том, — пояснил Пауэл, обращаясь вслух ко всем сидящим в кабинете, — что у Бека среди подготовленных им материалов недостает одной мелочи. Хэссоп и наши шифровальщики сейчас пытаются раскодировать личный код Рича. Пока же нам известно лишь, что Рич предложил слияние капиталов и получил отказ. Подлинный текст предложения и отказа нами еще не получен. Их-то и требует Моз. Въедливый старикан.

— Если вы не раскодировали код, откуда вам известно, это Рич делал такое предложение и получил отказ? — спросил прокурор.

— Я узнал это от самого Рича через посредство Гаса Тэйта. Тэйт успел мне это сообщить за несколько секунд до своей гибели. Знаете, что мы сделаем, Бек? Добавьте к перфокарте предположительные данные. Что думает Моз о нашем деле, если допустить (а мы это вправе сделать), что имеющиеся у нас сведения об обмене телеграммами подтвердятся?

Бек от руки перфорировал карту, присоединил ее к основному материалу и снова вставил в компьютер. Моз к этому времени уже разгулялся, и ответ последовал через 30 секунд. «РЕЗЮМЕ 921, 088. С ДОПУСКОМ ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ ВЕРОЯТНАЯ ДОКАЗУЕМОСТЬ 97, 0099 ПРОЦЕНТА».

Сотрудники Пауэла заулыбались и с облегчением перевели дух. Пауэл оторвал ленту и широким галантным жестом вручил прокурору.

— Прошу принять дело, господин окружной прокурор. Как видите, в полном ажуре.

— Ну и ну! — воскликнул прокурор. — Подумать только, девяносто семь процентов. Да у нас и девяноста ни разу не набегало за все время моей службы. Семидесяти были рады. Девяносто семь процентов… И против кого? Самого Бена Рича! — Он ошеломленно оглядел своих сотрудников. — Ну и в историю мы с вами влипли.

Дверь открылась, в комнату, размахивая какими-то листками, вбежали двое вспотевших, запыхавшихся людей.

— А вот и шифр, — сказал Пауэл. — Раздолбали, значит, наконец?

— Раздолбали, — отозвались шифровальщики. — И код раздолбали, и вас. Все ваше дело раздолбали вдребезги.

— Как? Что вы мелете?

— Рич укокошил да Куртнэ из-за того, что тот не захотел с ним объединяться, так мы считали? Ему во что бы то ни стало нужно было избавиться от старика, ведь так? Черта с два!

Бек тихо застонал.

В шифровке, которую Рич отправил де Куртнэ, стояло: YYJI TTED RRCB AALK QQBA. А это значит: ПРЕДЛАГАЮ СЛИЯНИЕ НАШИХ КАПИТАЛОВ НА НАЧАЛАХ РАВНОГО УЧАСТИЯ В ДОЛЕ.

— Черт возьми! Да ведь и я то же самое говорю. А де Куртнэ ответил: WWHG, то есть отказался. Рич сообщил об этом Тэйту, а Тэйт — мне.

— Де Куртнэ ему ответил WWHG, что означает: ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПРИНЯТО.

— Вранье!

— А вот и не вранье. WWHG — ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПРИНЯТО. Именно тот ответ, который был нужен Ричу. Получив такую телеграмму, Рич должен был пылинки с де Куртнэ сдувать. Вы не сможете убедить ни один суд в солнечной системе, что у Рича были причины убить де Куртнэ. Лопнуло ваше дело.

С полминуты Пауэл простоял неподвижно, стиснув зубы, сжав кулаки. Лицо его подергивалось. Внезапно он повернулся к макету, вынул фигурку Рича и свернул ей голову. Потом подошел к Мозу, вырвал перфорированную ленту, свернул ее в комок и швырнул через всю комнату. Решительным шагом Пауэл направился и креслу, где возлежал Крэбб, и изо всех сил саданул ногой в сиденье. К ужасу зрителей, кресло перевернулось и вместе с комиссаром грохнулось на пол.

— А, чтоб ему пусто было! Вечно торчит в кресле! — срывающимся голосом крикнул Пауэл и выбежал за дверь.

ГЛАВА XIV

Удар! Взрыв! Дверь камеры настежь! Где-то там, снаружи, во тьме, ждет свобода и полет в неизведанное.

Но кто это? Кто стоит там за дверью? Боже милостивый! Человек Без Лица! Притаился. Глядит. Огромный. Безмолвный. Страшный. Бежать! Спасаться! Улететь!

Он летит в космосе… Как спокойно чувствуешь себя в этом пустом уединенном космокаре, опоясанном серебряной полосой, который устремляется в глубины неизведанного… Люк! Он открывается. Но этого не может быть. На космокаре нет никого, а крышка люка открывается медленно, зловеще… Боже мой! Человек Без Лица! Притаился. Огромный. Безмолвный…

Но я же невиновен, ваша честь. Невиновен. Вам никогда не доказать моей вины, а я буду бесконечно опротестовывать приговор, без конца опротестовывать, пусть даже я оглохну от грохота вашего судейского молотка, и… О господи! Там на скамье. В парике и в мантии. Человек без лица. Притаился. Глядит. Воплощение возмездия…

Грохот молотка все глуше. Да это вовсе и не молоток. Это постукивают костяшками пальцев. Кто-то негромко стучит в дверь каюты. Снаружи слышится голос стюарда:

— Мы над Нью-Йорком, мистер Рич. Через час посадка. Мистер Рич, мы уже над Нью-Йорком.

Костяшки пальцев продолжают барабанить в дверь.

Наконец Рич обретает дар речи.

— Ладно, — говорит он хрипло. — Я вас слышу.

Стюард ушел. Рич выбрался из своей жидкой гидропатической постели и почувствовал, что у него подкашиваются ноги. В конце концов, цепляясь руками за стену и кляня себя последними словами, он встал, вое еще полный только что пережитого ужаса, прошел в ванную, побрился, принял душ, паровую и воздушную ванны. Его все еще покачивало. Войдя в нишу для массажа, он нажал кнопку с надписью «Ионизированная соль». Тотчас пульверизаторы рассыпали по его коже два фунта ароматного порошка, щелкнули рычажки электромассажа, готовые приняться за дело. Но тут вдруг Рич решил, что было бы неплохо выпить кофе. Он вышел из ниши, чтобы вызвать стюарда, и в это мгновение в нише послышался глухой взрыв.

Что-то с силой оттолкнуло Рича, и он упал ничком на пол. Град крохотных острых осколков осыпал его спину. Он вскочил, бросился в спальню, схватил саквояж и, затравленно озираясь, начал рыться в нем, разыскивая разрывные баллоны, которые всегда носил с собой.

Потом он взял себя в руки и тут же почувствовал, как щиплет спину попавшая в порезы соль, как сочится из ранок кровь. И еще он почувствовал, что его больше не бьет озноб. Он вернулся в ванную, выключил систему электромассажа и осмотрел то, что осталось в нише. Судя по всему, ночью кто-то похитил у него из саквояжа разрывные баллоны и заложил их под массажные рычажки. Пустая гильза одного из баллонов валялась на полу возле ниши. Его спасло чудо. Еще какая-нибудь доля секунды… Но кто, кто мог подстроить этот взрыв?

Он самым внимательным образом осмотрел дверь. Замок открывал, по-видимому, мастер своего дела. Нигде не осталось даже маленькой царапинки. Но кто он, этот террорист? И зачем ему было устраивать покушение?

— Сукин сын! — прорычал Рич.

Не позволяя себе поддаться панике, он вернулся в ванную, смыл соль и кровь, опрыскал спину коагулянтом, оделся, выпил кофе и лишь после этого спустился в досмотровый зал. Выдержав там яростную стычку с таможенниками-щупачами (Получил синяк под глаз! Три, четыре. Три, два, раз!), он перешел на борт принадлежащего его фирме авиаскутера, который поджидал его, чтобы доставить в город.

Из кабины скутера он связался с Башней «Монарха». На экране возникло лицо секретарши.

— Узнали что-нибудь новое о Хэссопе? — спросил Рич.

— Нет, мистер Рич. Ничего нового с тех пор, как вы звонили нам с Ривьеры.

— Дайте мне зал отдыха.

На экране замерцала елочка фона, затем появился сверкающий хромированной мебелью зал. Бородатый, похожий на ученого Уэст старательно подшивал в пластиковые папки листки с машинописным текстом. Он поднял голову и улыбнулся.

— Хэлло, Бен!

— Чему это вы радуетесь, Эллери? — хмуро сказал Рич. — Где черти носят этого Хэссопа? Уж вам-то следовало бы…

— Это больше не моя забота, Бен.

— Что вы болтаете?

Уэст показал папки.

— Вот закругляюсь, как видите. Это история моей карьеры на службе фирмы «Монарх. Предприятия общественного пользования». Для ваших архивов. Означенная карьера завершилась сегодня в девять часов утра.

— Что?

— Ну да. Я давно предупреждал вас. По решению Лиги я наконец освобожден от службы в вашей фирме. Лига находит, что методы промышленного шпионажа вашей компании неэтичны.

— Послушайте, Эллери, вы не можете бросить меня сейчас. Вы мне до смерти нужны, я просто в тупике. Сегодня утром на звездолете кто-то подсунул мне мину. Я чудом спасся. Я должен узнать, чьих рук это дело. А для этого мне нужен щупач.

— Мне очень жаль, Бен.

— Вам не обязательно работать для «Монарха». Я заключу с вами персональный контракт на предмет частной службы. Как с Брином.

— Брин? Второступенный? Психоаналист?

— Да. Мой психоаналист.

— Уже не ваш.

— Что?

Уэст кивнул.

— Сегодня объявлено постановление покончить с частной практикой. Она снижает полезную отдачу эсперов. Мы должны посвятить себя тому, чтобы приносить максимальную пользу максимальному количеству людей. Вот почему вы лишились Брина.

— Это все Пауэл! — крикнул Рич. — Откапывает на мусорной свалке всевозможные гнусные щупаческие увертки и все, чтобы прищучить меня. Старается пристегнуть мне дело де Куртнэ, подлый щупач! Все…

— Не сотрясайте понапрасну воздух, Бен. Пауэл не имеет к этому никакого отношения. Расстанемся по-хорошему, а? Мы с вами всегда отлично ладили. Так расстанемся же по-доброму. Что вы сказали?

— Сказал, чтобы вы катились ко всем чертям! — рявкнул Рич и выключил видеофон. Затем точно таким же тоном он бросил капитану скутера:

— Ко мне домой.

Рич ворвался в свой изящный фешенебельный особняк, построенный на крыше гигантского небоскреба, пробудив, как пробуждал уж не раз, страх и ненависть в сердцах слуг. Он запустил саквояжем в камердинера и направился в комнаты, отведенные Брину. Они были пусты. Суховатая записка на столе извещала Рича о том ее, о чем он только что узнал от Уэста. Рич широкими сердитыми шагами направился в свои покои, подошел к видеофону и набрал номер Гаса Тэйта. На пустом экране вспыхнула надпись:

ПРИЕМА НЕТ.

Рич изумленно поглядел на надпись, отключил видеофон и набрал номер Джерри Черча. И снова на чистом экране появилась надпись:

ЛОМБАРД ЗАКРЫТ.

Рич злобно щелкнул тумблером и начал неуверенно расхаживать по кабинету, затем, направившись к сейфу, мерцавшему в углу, настроил его на временную фазу и, когда появились ячейки, протянул руку, чтобы взять маленький красный конверт, лежавший в левом верхнем углу. Коснувшись конверта рукой, он услышал негромкий щелчок. И тут же, пригнувшись, метнулся в сторону.

Из сейфа вырвалась слепящая вспышка пламени, затем раздался мощный взрыв. Что-то больно толкнуло Рича в левый бок. Пролетев через весь кабинет, он ударился о стену. Посыпался град осколков. С большим трудом ему удалось встать на ноги. Ошеломленный, разъяренный, свирепо что-то рыча, он принялся срывать с себя изодранный пиджак, чтобы выяснить, насколько сильно его покалечило. Он обнаружил множество ран от осколков, а мучительная боль в боку свидетельствовала о том, что сломано по крайней мере одно ребро.

Услыхав, что слуги бегут к нему по коридору, он заорал:

— Никому не входить! Слышите вы? Никому. Все оставайтесь на месте.

Спотыкаясь об обломки, он начал разбирать то, что осталось от сейфа. Вот нейронный дезинтегратор, отнятый им у красноглазой помощницы Чуки Фруд. А вот зловещий стальной цветок, тот самый нож-револьвер, которым был убит де Куртнэ. В обойме остались четыре нестреляных патрона с наполненными водой ампулами из глазури. Он сунул то и другое в карман (к этому времени он успел переодеться), взял из стола новый запас разрывных баллонов и выбежал из комнаты, даже не взглянув в сторону изумленных слуг.

Спускаясь к гаражу, расположенному в подвале, Рич ругался последними словами. Ругаясь, он сунул в щель автоматического вызова аэромобилей ключ от своего маленького личного прыгуна и стал ждать. В это время в гараж вошел один из жильцов небоскреба. Остановившись поодаль, он с любопытством поглядывал на Рича. Наконец прыгун вынырнул из хранилища с ключом, торчащим в дверце. Рич повернул ключ, рывком распахнул дверцу и уже собрался сесть в кабину, когда до его слуха донесся тихий звук, похожий на шипение воздуха, вырывающегося из проколотого баллона. Рич бросился ничком на землю. В ту же секунду в прыгуне взорвался бак. К счастью, обошлось без пожара. Вырвался лишь мощный гейзер горючего, и во все стороны полетели обломки искореженного металла. Рич со всей быстротой, на какую был способен, пополз к выходу, кое-как добрался до лестницы и сломя голову бросился вон из гаража.

Вот и улица. Растерзанный, окровавленный, провонявший креозотом, он остановился и как безумный стал озираться во сторонам в надежде поймать общественного прыгуна. Прыгунов-автоматов не было, но ему удалось остановить аэромобиль с водителем.

— Куда? — спросил шофер.

Рич с некоторым даже изумлением взглянул на свою окровавленную, запятнанную жирными пятнами одежду и хриплым, срывающимся голосом приказан:

— К Чуке Фруд!

Одним прыжком такси перенесло его к Бастиону Уэст, 99.

Не обращая внимания на протесты швейцара, Рич протиснулся в дом, пронесся через приемную мимо негодующего секретаря и высоко оплачиваемого консультанта Чуки Фруд и вломился в личный кабинет гадалки. Кабинет представлял собой комнату в викторианском стиле с захватанными стеклянными лампами, пышными диванами и конторкой на роликах. За конторкой в подозрительного вида халате сидела Чука. Недоверие, написанное на ее лице вначале, сменил испуг.

— Господь с вами, Рич! — воскликнула она.

— Ну вот я и пришел, Чука, — сказал он хрипло. — Можно начинать игру. Но прежде чем нам начать партию, давай-ка пустим пробный шар. Этот дезинтегратор однажды уже помог мне объясниться с тобой. Сейчас у меня появилась охота попробовать еще разок. И виновата в этом ты сама.

Старуха выскочила из-за конторки и завизжала:

— Магда!

Рич схватил ее за руку и отшвырнул в противоположный конец комнаты. В следующий момент в кабинет влетела красноглазая телохранительница. Но Рич поджидал ее. Подскочив сзади, он ударил ее ребром ладони по шее и, когда женщина ничком повалилась на пол, наступил ей на спину.

— Ну, рассказывай-ка все начистоту. Зачем ты подкладываешь мне мины? — крикнул он Чуке, не обращая внимания на возню распластавшейся на полу красноглазой, которая, стараясь освободиться, извивалась всем телом и царапала его ногу.

— О чем вы говорите? — взвизгнула Чука.

— И у тебя хватает наглости об этом спрашивать! Ты умеешь читать мысли. Вот и прочитай по этим кровавым пятнам, негодяйка ты этакая! Я три раза был на волосок от смерти. Не может же мне без конца везти!

— Никак не возьму в толк, о чем это вы, Рич. Не пойму я, о чем вы толкуете…

— Я толкую о смерти, Чука, о большом «С», которое обозначает смерть. Недавно я вошел к тебе силой, увел отсюда эту девчонку, дочь де Куртнэ, задал хорошую трепку твоей подружке, да и самой тебе досталось. Вот ты в отместку и пытаешься меня ухлопать, подсовываешь мины-сюрпризы. Ведь так?

Старуха растерянно потрясла головой.

— Ты мне подсунула уже три штуки. Одну на космическом лайнере, который вез меня с Ривьеры. Вторую в моем кабинете. Третью — в аэромобиль. Сколько ты мне их еще подкинешь, а, Чука?

— Это не я, Рич. Помогите мне встать. Я…

— Кроме тебя, некому. Узнаю тебя по хватке. А потом кто еще, кроме тебя, станет мараться с разной шпаной, нанимать уголовников? Нет, все улики против тебя. Кончай темнить. — Он снял дезинтегратор с предохранителя. — Некогда мне рассусоливать с тобой. Еще не хватало тратить время на задрипанную старую бесовку и ее вампиров…

— Господи помилуй! — завопила Чука. — Да за каким же дьяволом стала бы я с вами враждовать? Ну, поколобродили вы малость в доме. Ну, Магда от вас схлопотала. Так не от вас же первого. Да и не от последнего. Так зачем мне, пораскиньте-ка мозгами…

— Я уже пораскинул. Если не ты, то кто же?

— Кено Киззард. Он тоже шпану нанимает. Я слыхала, вы с ним…

— Киззард вышел из игры. Он мертв. Еще кто?

— Может, Черч?

— Черч на такое не решится, кишка тонка. А решился бы, так сделал бы это десять лет назад. Кто еще?

— А мне почем знать? Сотни людей вас ненавидят.

— Не сотни, а тысячи, но кто мог влезть в мой сейф, подобрать комбинацию?..

— Может, ее никто и не подбирал, комбинацию-то вашу. Может, не в сейф, а в голову к вам кто залез, прощупал комбинацию…

— Прощупал?

— А что? Хоть бы Черч. Почем вы знаете, тонка у него кишка или нет? Или еще какой щупач, кому не терпится упрятать вас в могилу.

— Боже мой! — прошептал Рич. — Боже мой, ну конечно.

— Черч?

— Нет. Пауэл.

— Фараон?

— Да, Пауэл, конечно же! Его святошеское прохиндейство. Линкольн Пауэл! — злобные восклицания хлынули потоком. — А, черт! Пауэл! Сукин сын проклятущий, вот за что принялся. Увидел, что честным путем меня не одолеть. Не сумел доказать свои обвинения, так мины мне подкладывает!

— Да вы что, рехнулись?

— Рехнулся? А за каким дьяволом он забрал у меня Эллери Уэста и Брина? Знал, негодяй, что только какой-нибудь щупач сумел бы мне помочь защититься от его мин-сюрпризов. Нет, это Пауэл.

— Но он же полицейский, Рич. Сам ведь в полиции служит!

— Ну и что из того, что служит? — крикнул Рич. — А чем это может ему помешать? Еще удобнее. Кто его заподозрит? Ловкий ход. На его месте я бы сан так поступил. Ну хорошо же!.. Я в долгу не останусь. Такой ему подложу сюрпризец!..

Он пинком отшвырнул красноглазую, подошел к Чуке, рывком поставил ее на ноги.

— Звони Пауэлу.

— Чего?

— Звони, говорю, Пауэлу сейчас же! — заорал он. — Линкольну Пауэлу. Домой. Скажи, чтоб сию минуту шел сюда.

— Нет, Рич…

Он схватил ее за ворот и встряхнул, как мешок.

— Слушай меня, дура набитая. Бастион Уэст принадлежит картелю де Куртнэ. Сейчас, когда старик де Куртнэ умер, его картель станет моим и Бастион моим. Теперь я буду хозяином этого дома. Твоим хозяином, Чука. Хочешь остаться при своем доме? Звони Пауэлу.

Она уставилась на его багровое лицо, кое-как прощупала его и хоть с трудом, но сообразила, что он говорит правду.

— А что я ему скажу?

— Постой-ка… минутку. — Рич подумал, потом вынул из кармана нож-револьвер и сунул его в руки гадалке. — Покажи ему эту штуковину. Скажи, что дочка де Куртнэ оставила это здесь.

— А что это?

— Пистолет, которым убит де Куртнэ.

— Ох… как же так?..

Рич засмеялся.

— Все равно никакой пользы ему от этой штуки не будет. К тому времени, когда этот пистолет окажется у него в руках, я подложу ему мину. Позвони ему. Покажи ему револьвер. Замани сюда.

Он подтолкнул Чуку к видеофону, а сам встал рядом, однако так, чтобы его изображение не попало на экран, и многозначительно взвесил на руке дезинтегратор. Чука поняла угрозу.

Она набрала номер Пауэла. На экране появилась Мэри Нойес, выслушала Чуку и пошла звать Пауэла. Он тут же подошел к видеофону. Худое лицо префекта осунулось, под темными глазами лежали глубокие черные тени.

— Я… У меня тут кое-чего есть. Мистер Пауэл, может, для вас нужное, — запинаясь, начала Чука. — Вот давеча нашла. Эта девушка, что вы увели отсюдова… Она оставила.

— Что оставила?

— Да револьвер, из которого отца ее… ухлопали…

— Не может быть! — лицо Пауэла внезапно оживилось. — Покажи.

Чука продемонстрировала нож-револьвер.

— Клянусь небом, это он! — воскликнул Пауэл. — Может, мне и в самом деле наконец-то повезет. Никуда не уходи, слышишь, Чука? Я прибуду так быстро, как только сможет домчать меня прыгун.

Экран погас. Так сжав зубы, что во рту появился вкус крови, Рич бросился к выходу, вылетел из Радужного Дома, разыскал свободный прыгун-автомат, сунул в щель монету в полкредитки, отпер дверцу а ввалился в кабину. С оглушительным свистом прыгун свечой взмыл вверх, ударился о карниз тридцатого этажа и чуть не перевернулся. У Рича промелькнула смутная мысль, что в таком состоянии, пожалуй не рекомендуется ни садиться за штурвал, ни заниматься подкладыванием мин. Однако эту мысль тотчас перебила другая: «Не ломай себе голову, ничего не пытайся рассчитывать. Предоставь все инстинкту. Ты убийца. Прирожденный убийца. Нужно просто выждать время и убить».

Сделав над собой огромное усилие, он повел прыгун в Гудсон Рамп, благополучно долетел до места и начал снижаться, борясь с буйными и неустойчивыми ветрами, которые всегда дуют над Норт Ривер. Он уже почти приземлился, когда, движимый все тем же инстинктом убийцы, снова резко поднял машину, потом бросил ее вниз и сел в садике за домом Пауэла, угробив прыгуна. Инстинкт подсказал ему, что при посадке нужно разбить аэромобиль. Зачем? Этого он еще не знал. Толчком распахнув смятую дверцу кабины, он услышал записанный на пленку голос: «Прошу внимания. Вы ответственны за все повреждения, нанесенные этому летательному аппарату. Пожалуйста, сообщите ваше имя и адрес. Если мы окажемся вынужденными разыскивать вас, вам придется оплатить расходы, связанные с розысками. Заранее благодарим».

— На здоровье, — проворчал Рич. — Надеюсь, это будет не единственное «повреждение», за которое я окажусь «ответственным»…

Он нырнул под ветви густо разросшихся кустов форситии и стал ждать, держа наготове дезинтегратор. Через несколько секунд он понял, для чего нужно было разбивать аэромобиль. Из дома вышла девушка — та, что подходила к видеофону, — и побежала через сад к разбитому прыгуну. Рич ждал. Кроме девушки, из дома никто не вышел. Значит, она одна. Рич начал выбираться из кустов, но девушка повернулась в его сторону раньше, чем зашелестели ветки. Щупачка! Он передвинул спусковой крючок на первую отметку. Тело девушки вздрогнуло и словно одеревенело. Теперь она была беспомощна.

В тот момент, когда Рич собирался перевести спусковой крючок к большому «С», инстинкт опять остановил его. Он вдруг придумал, каким образом подложить Пауэлу мину. Девушку следовало убить в доме, а не в саду, баллоны со взрывчаткой вложить в ее тело и оставить этот сюрприз для Пауэла. По смуглому лицу девушки градом катился пот, желваки на скулах судорожно подергивались. Рич взял ее под руку и повел в дом. Она шла как заводная, переступая негнущимися ногами.

Втащив девушку в дом, Рич через кухню провел ее в гостиную и пихнул на широкий плетеный шезлонг. Он чувствовал, как отчаянно она сопротивляется, хотя мускулы совершенно не повиновались ей. Рич злобно усмехнулся, наклонился к ней и крепко поцеловал в губы.

— Мой сердечный привет Пауэлу, — сказал он и отступил на шаг, поднимая дезинтегратор. Но тут же опустил его.

За ним кто-то наблюдал.

Он машинально обернулся, окинул беглым взглядом комнату. Она была пуста.

— Ваши телепатические выкрутасы, а, щупачка? — спросил он, повернувшись к Мэри Нойес.

Он снова поднял дезинтегратор и опять опустил его.

На него кто-то смотрел.

На этот раз Рич, крадучись, обошел гостиную, заглядывая за все стулья, открывая дверцы стенных шкафов. В комнате никого не было. Он осмотрел кухню, ванную. Никого. Возвратившись в гостиную, он вдруг подумал, что надо бы сходить и на второй этаж, подошел к лестнице, поднял ногу, собираясь взобраться наверх, и вдруг замер, не успев опустить ее на ступеньку, словно оглушенный внезапным ударом.

Он не ошибся, за ним и вправду наблюдали.

Она была на лестничной площадке наверху и, как ребенок, стоя на коленях, заглядывала сквозь перила вниз. Она и одета была как ребенок, в колготки, зачесанные назад волосы перевязаны ленточкой. Она разглядывала его с озорным и по-детски лукавым выражением лица. Барбара де Куртнэ.

— Хэлло, — сказала она.

Он почувствовал, что его бьет дрожь.

— Я Бари, — сказала она.

Он поманил ее.

Она сразу же встала и, крепко держась за перила, начала осторожно спускаться.

— Мне не разрешают сходить вниз, — доверительно сказала она. — Вы папин друг?

Рич судорожно глотнул воздух.

— Я… — пробормотал он срывающимся голосом, — я…

Она продолжала лепетать:

— Папе пришлось уйти. Но он скоро вернется. Он мне обещал. Если я буду хорошей девочкой, он мне подарок принесет. Я стараюсь, правда. Но это ужасно трудно. А вы хороший?

— Ваш отец? Ве-ве-вернется? Ваш отец?

Она кивнула.

— А во что вы играли с тетей Мэри? Вы ее поцеловали, я видела. Папа меня тоже целует. Мне это нравится. А тете Мэри понравилось? — Она доверчиво взяла его за руку. — Когда я вырасту большая, я выйду за папу замуж и всегда буду его девочкой. А у вас есть девочка?

Рич повернул ее лицом к себе и заглянул ей в глаза.

— Что ты мне голову морочишь? — хрипло спросил он. — Думаешь, меня так просто обвести вокруг пальцами Что ты рассказала Пауэлу?

— Он мой папа, — сказала девушка. — А когда я его спрашиваю, почему нас с ним по-разному зовут, он такой чудной-чудной делается. А тебя как зовут?

— Отвечай! — заорал Рич. — Я тебя спрашиваю, что ты ему сказала? Кого ты хочешь провести этим кривляньем? Ну, отвечай.

Она растерянно взглянула на него и заплакала. Потом попробовала вырваться из его рук, но не смогла.

— Уйди! — кричала она, всхлипывая. — Отпусти!

— Ты мне ответишь?

— Отпусти!

Он приволок ее в гостиную, бросил в шезлонг рядом с Мэри Нойес, которая еще не оправилась от действия дезинтегратора, отступил назад и нацелил на них свое оружие. Внезапно Барбара приподнялась и замерла, как бы прислушиваясь к чему-то. Ребячливое выражение исчезло с ее лица, теперь оно было страдальческим и напряженным. Она спустила ноги, спрыгнула с кресла, как спрыгивают с постели, и побежала. Потом на секунду остановилась, сделала таков движение, будто открывает дверь, и снова бросилась вперед. Ее желтые волосы разметались, темные глаза расширились от страха — ударом молнии сверкнувшая дикая краса.

— Папа! — закричала она. — О боже мой! Папа!

У Рича замерло сердце. Она бежала к нему. Он шагнул навстречу, чтобы схватить ее. Она остановилась, отступила, метнулась влево и побежала, полукругом огибая комнату, отчаянно крича и все время глядя в одну точку.

— Нет! — кричала она. — Нет! Не надо! Ради всего святого! Отец!

Рич бросился ей наперерез. На сей раз ему удалось схватить девушку, хотя она кричала и отчаянно вырывалась. Сам он тоже что-то кричал. Вдруг, словно оцепенев, Барбара замерла и прижала к ушам ладони. Рич увидел себя в орхидейной комнате Бомон Хауза. Он услышал выстрел, увидел, как из затылка де Куртнэ вылетел страшный кровавый сгусток. И вдруг почувствовал, как все его тело свело судорогой, и он не смог удержать девушку. Барбара упала на колени, поползла по полу, и он увидел, как она прильнула к застывшему телу старика.

Рич с усилием глотнул воздух, чтобы привести себя в чувство. Сжав кулаки, он так сильно ударил костяшками пальцев друг о друга, что стало больно. Наконец шум в ушах немного утих, и он медленно направился и Барбаре, пытаясь собраться с мыслями и на ходу перестроить свой план. Он никак не мог предположить, что здесь окажется свидетельница. Мерзавец Пауэл! Девчонку придется убить. Успеет он убить двоих за… Нет. Никого он не собирается убивать. Он хочет подложить мину. Паршивец Тэйт. Стоп! Он ведь сейчас не в Бомон Хаузе. Он на…

— Гудсон Рамп, 33, - с порога подсказал Пауэл.

Рич быстро оглянулся, машинально пригнувшись и перебросив дезинтегратор под локоть левой руки, как его научили бандиты Кено Киззарда.

Пауэл шагнул в сторону.

— Не вздумайте стрелять! — сказал он резко.

— Сукин сын! — заорал Рич, машинально повернувшись к Пауэлу. На какое-то мгновенье тот оказался прямо перед дулом дезинтегратора, но снова быстро отступил в сторону. — Щупач проклятый! Сволочь, доходяга…

Пауэл сделал вид, будто собирается броситься влево, а сам одним прыжком подскочил к Ричу и нанес ему резкий удар в локтевой нервный узел. Дезинтегратор упал на пол. Оставшись безоружным, Рич бросился врукопашную. Он дубасил Пауэла кулаками, царапался, бодался, осыпая его площадной руганью. Пауэл ответил тремя молниеносными ударами — по шее у основания черепа, в солнечное сплетение и в пах. В результате у Рича была полностью блокирована деятельность нервного позвоночного столба. Он грузно свалился на пол. Из носу у него потекла струйка крови, тело сотрясали позывы к рвоте.

— А ты думал, ты один умеешь драться? — с усмешкой сказал Пауэл.

Он подошел к Барбаре де Куртнэ, все еще стоявшей на коленях, и помог ей подняться.

— Ну как ты, Барбара? — спросил он.

— Хэлло, папа. Мне снился страшный сон.

— Я знаю, детка. Мне пришлось все так устроить, чтобы проучить этого здоровенного дуралея.

— Поцелуй меня.

Он поцеловал ее в лоб.

— Ну и быстро же ты растешь! — сказал он с улыбкой. — Вчера еще лепетала как совсем маленький ребенок, а сегодня…

— А я нарочно так расту. Потому что ты обещал, что подождешь, когда я стану большая.

— Раз обещал, значит, так и сделаю. Можешь сама забраться на второй этаж или отнести тебя на ручках, как вчера?

— Я сама могу.

— Вот и умница. Беги наверх.

Она подошла к лестнице, крепко уцепилась за перила и начала взбираться наверх. На последней ступеньке она быстро обернулась, показала Ричу язык и скрылась. Пауэл подошел к Мэри Нойес, пощупал пульс и поудобнее усадил в шезлонге.

— Первая отметка, так? — сквозь зубы, произнес он, обращаясь к Ричу. — Это мучительно, но через час она полностью придет в себя. — Он подошел к распростертому на полу Ричу, посмотрел на него сверху вниз. Его измученное лицо потемнело от гнева. — Мне следовало бы рассчитаться с вами за Мэри, но что толку? — сказал он. — Разве такому, как вы, что-нибудь объяснишь? Хоть кол на голове теши…

— Убейте меня, — простонал Рич. — Или убейте, или подымите. Но тогда уж, клянусь богом, я сам вас убью.

Пауэл поднял дезинтегратор и искоса взглянул на Рича.

— Попытайтесь немного пошевелить мускулами. Шоковое состояние длится не больше нескольких секунд. — Он сел, держа дезинтегратор на коленях. Да, с этой вылазкой вам явно не повезло. Уже через пять минут после того, как я вышел из дому, мне стало ясно, что меня выманили обманом. Чука, конечно, действовала по вашему наущению.

— Обманом! Сам ты обманщик! — крикнул Рич. — И ты, и этика твоя, и все твои высокопарные рассуждения — все обман. И все вы со своими…

— Чука сказала, что из этого револьвера был убит де Куртнэ, невозмутимо продолжал Пауэл. — Стреляли-то, конечно, из этого револьвера, но вот чем стреляли, никто не знает… кроме нас с вами. Я сразу же вернулся, и вот… Однако что-то долго вы не поднимаетесь. Пожалуй, слишком долго. Ну, попробуйте-ка встать. Вы уже можете это сделать.

Рич, пошатываясь и тяжело дыша, поднялся на ноги. Внезапно он быстро сунул руку в карман и вытащил разрывной баллон. В ту же секунду Пауэл откинулся на спинку кресла, толкнул Рича в грудь каблуком и выбил баллон у него из руки. Рич навзничь рухнул на диван.

— И когда же наконец все вы усвоите, что не в ваших силах захватить врасплох щупача? — сказал Пауэл. Он подошел к валявшемуся на полу баллону и поднял его. — А вы, я вижу, вооружились до зубов. И ведете себя скорее как непойманный преступник, а не свободный человек. Заметьте, я не говорю «невинный человек», я говорю «свободный».

— А надолго ли я свободен? — процедил сквозь зубы Рич. — О виновности или невиновности я тоже не говорю. Но свободен-то надолго ли?

— Навсегда, — ответил Пауэл. — Ах, какое роскошное обвинительное заключение было у меня против вас! Все сходилось тютельку в тютельку, все факты. Окончательно я их проверил сейчас, когда увидел вас здесь, с Барбарой. Все укладывалось в схему, все факты, кроме одного. И из-за этого-то одного фактика все наши усилия пошли прахом. Вы свободный человек, Рич. Дело против вас прекращено.

Рич вытаращил на него глаза.

— Прекращено?

— Ну да. Обвинение не доказано. Я сел в лужу. Теперь можете разоружаться, Рич. Займитесь своими делами. Вас никто больше не побеспокоит.

— Врешь! Опять щупаческие фокусы. Ты мне не вкручивай…

— Да ничего подобного. Вот послушайте, я вам все расскажу. Я знаю о вас все. Я знаю, какой суммой вы подкупили Гаса Тэйта. Что обещали Джерри Черчу. Каким образом нашли эту игру в «Сардинки». Как применили изобретенные доктором Джорданом капсулы. Знаю, что вы проделали с револьверными патронами: чтобы отвести от себя обвинение, вы вынули из них пули, а потом с помощью унции воды снова сделали смертоносными. Как видите, я собрал неопровержимую цепь улик. Я выяснил все — и способ убийства, и обстоятельства. Одного я не знал — мотива. Суду надо было представить обоснованный мотив преступления, и сделать это я не сумел. Вот почему вы оказались на свободе.

— Врешь!

— Разумеется, я мог бы предъявить вам обвинение в три, что вы ворвались ко мне в дом с явным намерением совершить убийство. Но это было бы несолидно — все равно что стрелять из игрушечного пугача, сделав осечку из пушки. К тому же вы наверняка бы выкрутились и на этот раз. Ведь мои единственные свидетели — щупачка и больная девушка.

— Ты лгун, — отрезал Рич. — Ты лицемер. Ты брехливый щупач. Какой осел тебе поверит? Кто станет слушать твои байки? Не было у тебя никаких доказательств. Ничего не было! Я разбил тебя по всем пунктам. Вот почему ты подбрасываешь мне эти мины-сюрпризы. Вот почему ты… — Внезапно Рич замолчал и стукнул себя кулаком по лбу. — Так это же, наверное, и есть твоя самая главная мина. А я сдуру на нее напоролся. Ну и остолоп же я! Ну и…

— Заткнитесь! — резко оборвал его Пауэл. — Я не могу прощупывать человека, у которого мысли прыгают, как зайцы. Что еще за мины-сюрпризы? Продумайте это как следует.

Рич ехидно рассмеялся.

— Будто ты сам не знаешь. В каюте космического лайнера. У меня в сейфе. В прыгуне…

Почти целую минуту Пауэл сосредоточенно прощупывал мысли Рича, впитывал их, классифицировал, разбирал. Неожиданно лицо его побледнело, сердце гулко заколотилось в груди.

— Боже мой! — воскликнул он и, вскочив, заметался по комнате. — Боже мой! Так вот в чем дело!.. Тогда все понятно… Старикашка Моз был прав. Эмоциональные мотивы, а мы-то решили, что он дурачится. И этот образ в виде сиамских близнецов среди глубинных инстинктов Барбары… И ощущение вины, терзавшее де Куртнэ… Не удивительно, что Рич не смог убить нас в доме Чуки. Да, но теперь уже речь не об убийстве! Что там убийство? Все это серьезнее. Много серьезнее. И очень опасно… Более, чем я когда-либо воображал себе.

Он замолчал, повернулся к Ричу и с ненавистью посмотрел на него.

— Если бы я мог убить вас, — крикнул он, — я бы свернул вам шею собственными руками! Я разорвал бы вас па куски, развесил бы их на Галактической Виселице, и вся Вселенная благословила бы меня. Да знаете ли вы, как вы опасны? Впрочем, что с вами говорить! Разве знает чума, сколько гибели она несете Разве смерть действует сознательно?

Рич молчал и только изумленно таращил на Пауэла глаза. Префект с досадой мотнул головой.

— Какой смысл вас спрашивать, — пробормотал он. — Вы не знаете, о чем я говорю. И никогда не узнаете.

Он подошел к буфету, достал две ампулы бренди и засунул их Ричу в рот. Рич попытался их выплюнуть, но Пауэл сжал его челюсти.

— Проглотите их, — сказал он повелительно. — Мне нужно, чтобы вы очухались и выслушали меня. Может быть, чтобы успокоиться, вам нужен какой-нибудь наркотик?

Рич поперхнулся бренди, что-то злобно забормотал и стал отплевываться. Пауэлу пришлось встряхнуть его, чтобы утихомирить.

— Слушайте, Рич, — сказал он. — Я со всей прямотой обрисую вам ту сторону дела, которую вы в состоянии уразуметь. Обвинение с вас снято. Сейчас, когда я узнал от вас об этих минах-сюрпризах, я понял, что иначе и быть не могло. Знай я о них раньше, я бы и не подумал начинать расследование. Я наплевал бы на свои принципы и просто убил вас. Постарайтесь же понять все, что я вам скажу.

Рич перестал плеваться.

— Мне не удалось выяснить мотив совершенного вами преступления. Это была единственная прореха в проделанной мною работе. Когда вы предложили де Куртнэ слияние капиталов, он согласился. В своей шифровке он написал WWHG. Это согласие. У вас не было причины убивать его. Наоборот.

Рич побледнел. Его мысли метались в бешеном водовороте.

— Нет. Нет. Неправда. WWHG — это отказ. Он отказался. Отказался!

— Согласился.

— Да нет же. Мерзавец отверг мое предложение. Он…

— Он принял ваше предложение. Когда я узнал, что де Куртнэ согласился на ваше предложение, я понял, что проиграл. Я знал, что суд не примет нашего обвинительного заключения. Но мне и в голову не приходило подбрасывать вам мины. Я не взламывал замок в вашей каюте на космическом лайнере. Я не подкладывал вам баллонов со взрывчаткой. Я вовсе не тот человек, который хотел вашей смерти. Тот, кто старается вас убить, потому и намеревается это сделать, что знает: я для вас не опасен. Ни я, ни Разрушение. Он всегда знал то, что я открыл только сейчас. Он всегда знал, что вы смертельный враг всего нашего будущего.

Рич пытался заговорить, но не смог. Пошатываясь, он поднялся наконец с дивана и спросил:

— Да кто же это? Кто он? Кто?

— Ваш старинный враг, Рич. Человек, от которого вам не спастись. Вам не убежать от него, не спрятаться… и, молю бога, чтобы вам и впредь не удалось укрыться от него.

— Кто же это, Пауэл? КТО ОН ТАКОЙ?

— Человек Без Лица.

Рич хрипло вскрикнул, как раненый зверь, повернулся и, спотыкаясь, вышел из дому.

ГЛАВА XV

Смотри в оба! Смотри в оба! И когда сказал «четыре»… Смотри в оба! Смотри в оба! И когда сказал «четыре»…

— Заткнись! — крикнул Рич. Три, два, раз! А ну еще! Три, четыре — горячо!

— Богом тебя заклинаю! Заткнись! Три четыре — горячо! Ах ты, камбала, не вобла, Смотри в оба!

— Ты должен все обдумать. Почему ты не думаешь? Что с тобой? Думай же! Смотри в оба…

— Он лгал. Ты знаешь, что он лгал. Ты ведь сразу все понял: это и была его самая главная мина-сюрприз. WWHG — отказ! Конечно же, отказ. Но для чего же он врал? Чем это может ему помочь? И когда сказал «четыре»…

— Человек Без Лица… Брин мог рассказать о нем. И Гас Тэйт тоже мог. Думай же! Получил синяк под глаз…

— Да его ведь нет, этого Человека Без Лица. Это сон. Ночной кошмар! Три, четыре…

— А мины? Откуда взялись мины? Сейчас я был в его руках. Почему он не разделался со мной? Он сказал, что я свободен. Что он замышляет? Думай же! Три, два, раз!

Кто-то тронул его за плечо.

— Мистер Рич.

— А?

— Мистер Рич?

— А? Кто это?

Мало-помалу расплывчатые тени вокруг него приобрели форму: он увидел, что хлещет дождь, а сам он лежит на боку, зарывшись щекой в грязь, поджав колени и обхватив их руками. Он промок до нитки. Рядом печально шелестели мокрые ветки деревьев. Кто-то наклонился над ним.

— Кто это?

— Гален Червил, мистер Рич.

— А?

— Гален Червил, сэр. Мы познакомились на балу у Марии Бомон. Не пора ли мне оказать обещанную вам услугу, мистер Рич?

— Не прощупывайте меня! — крикнул Рич.

— Что вы, мистер Рич! Мы ведь обычно не… — Молодой Червил вдруг осекся. — Вы знаете, что я щупач? Откуда? Вы бы встали, сэр.

Он взял Рича за руку и потянул, пытаясь помочь ему подняться. Тот со стоном выдернул руку. Тогда молодой Червил взял его под мышки, поставил на ноги и с изумлением заглянул в его перепуганное лицо.

— Вас избили, мистер Рич?

— А? Нет. Нет…

— Несчастный случай, сэр?

— Да нет же. Я… О бог ты мой, — вдруг взорвался Рич, — катитесь-ка вы к черту!

— Да, конечно, сэр. Мне просто показалось, что вам нужна помощь, а ведь за мной обещанная услуга, но…

— Постойте, — перебил Рич. — Идите сюда. — Обхватив ствол дерева, он привалился к нему, тяжело и хрипло дыша. В конце концов ему удалось выпрямиться, и он уставился на Червила воспаленными главами. — Вы и в самом деле намерены оказать мне услугу?

— Конечно, мистер Рич.

— И ни о чем меня не спрашивать? И не болтать потом?

— Разумеется, мистер Рич.

— Речь идет об убийстве, Червил. Я хочу выяснить, кто покушается на мою жизнь. Можете вы оказать мне эту услугу? Прощупаете для меня одного человека, которого я вам укажу?

— Но мне кажется… тут уж скорее полиция…

— Полиция? — Рич истерически расхохотался, но тут же мучительная боль в сломанном ребре заставила его замолчать. — Именно полицейского-то я и прошу для меня прощупать, Червил. Очень важного полицейского. Их комиссара. Вот так. — Он отпустил ствол и, качнувшись, уцепился за Червила. — Я намерен навестить моего друга комиссара и задать ему несколько вопросов. А вас прошу при сем присутствовать и сказать мне потом всю правду. Пойдете вы со мной к Крэббу, прощупаете его? А сделав это, согласны тут же все забыть? А? Согласны?

— Да, мистер Рич… я согласен.

— Вот как? Честный щупач? Впервые вижу. Ну что ж, идемте. Быстрей, быстрей!

Скорчившись от боли, Рич заковылял по площади. Червил последовал за ним, ошеломленный силой ярости этого человека, которая влекла его вперед, несмотря на лихорадку и боль. В управлении полиции Рич, как разъяренный бык, прорвался сквозь заслон дежурных и клерков и, окровавленный, грязный, вломился в отделанный серебром и черным деревом изысканный кабинет комиссара Крэбба.

— Боже мой, Рич! — Крэбб помертвел от ужаса. — Это вы, это и в самом деле вы, Бен Рич!

— Сядьте, Червил, — сказал Рич. — Да, я, а кто же еще? — Он повернулся к Крэббу. — Вот, полюбуйтесь. Я наполовину мертвец, Крэбб. Вот это красное — это кровь. Все остальное — грязь. Славный у меня денек сегодня. Можно сказать, выдающийся день… Хотелось бы мне знать, где все это время черти носили полицию? Где ошивается ваш ангел во плоти, ваш префект Пауэл? Где ваши…

— Постойте, Бен, почему мертвец, о чем вы толкуете?

— Я толкую о том, что сегодня меня три раза чуть не убили. Этот юноша, — Рич показал на Червила, — этот юноша нашел меня лежащим на земле, причем я больше походил на труп, чем на живого человека. Да посмотрите в конце концов на меня, только посмотрите!

— Вы говорите, чуть не убили? — Крэбб гневно грохнул кулаком по столу. — Я так и думал. Этот Пауэл просто болван. Не нужно было его слушать. Тот самый человек, который убил де Куртнэ, сейчас пытается убить вас.

Рич незаметно для комиссара сделал яростный знак Червилу.

— Говорил же я Пауэлу, что вы невиновны. Но он и слушать не хотел, продолжал Крэбб. — Даже когда этот чертов агрегат у окружного прокурора сказал ему, что вы невиновны, он и тогда не хотел слушать.

— Значит, компьютер сказал, что я невиновен?

— Ну конечно. Против вас нет никаких улик. Да никогда и не было. И согласно нашему священному Биллю о правах вас самого надлежит защищать от убийцы как любого честного гражданина. Я немедленно этим займусь. — Крэбб грозно направился к двери. — И, думается мне, что теперь-то уж я заставлю замолчать мистера Пауэла! Не уходите, Бен. Я хочу с вами поговорить по поводу вашей поддержки на выборах в сенат солнечной системы.

Дверь распахнулась, потом захлопнулась. У Рича все плыло перед глазами, и ему пришлось сделать усилие, чтобы не упасть в обморок. Три Червила смотрели на него.

— Ну, — тихо пробормотал Рич. — Ну?

— Он сказал вам правду, мистер Рич.

— Обо мне? О Пауэле?

— Да как вам сказать… — Червил замялся, пытаясь поточнее сформулировать ответ.

— Ну чего ты тянешь, стервец? — простонал Рич. — Ты думаешь, у меня нервы железные — все могут выдержать?

— О вас он сказал правду, — быстро произнес Червил. — Следственный компьютер отказался санкционировать возбуждение против вас дела по обвинению в убийстве де Куртнэ. Мистеру Пауэлу пришлось отказаться от расследования, и… ну, словом, его могут даже уволить.

— Это правда? — Рич, пошатываясь, подошел к юноше и схватил его за плечи. — Это правда, Червил? Я обелен? Я могу снова заняться делами? Меня больше не будут тревожить?

— Против вас ничего нет, мистер Рич. Вы имеете полную возможность снова заняться делами. Никто вас не потревожит.

Рич торжествующе расхохотался. От смеха боль в изломанном, избитом теле стала такой нестерпимо острой, что он застонал и на глазах у него выступили слезы. Но он взял себя в руки, миновал Червила и вышел из кабинета. Когда, хромая, но по-прежнему надменный, он ковылял по коридорам управления, окровавленный, грязный, хохочущий и стонущий, он напоминал неандертальца. Для полноты картины не хватало только оленьей туши у него на плечах или торжественно влекомого позади пещерного медведя.

«Для полноты картины мне не хватает головы префекта, — усмехнувшись, подумал он. — Велю набить из нее чучело и повесить на стену. А картелем де Куртнэ набью себе карманы. Тоже для полноты картины. Дайте мне время, и, клянусь богом, я для полноты картины вставлю в рамочку всю Галактику!»

Он миновал стальной портал управления и немного постоял на ступеньках, глядя тяжелым взглядом на залитые дождем улицы, на сияющие светом кварталы увеселительного центра по ту сторону площади, покрытые одним прозрачным куполом, на ярко освещенные витрины магазинов, где уже начиналась оживленная вечерняя торговля, на возвышавшиеся на заднем плане двухсотэтажные башни деловых зданий и связывавшую эти гигантские кубы кружевную сеть воздушных трасс, на мерцающие фары прыгунов, которые, как красноглазые кузнечики, сновали вверх и вниз в темноте.

— И все вы будете моими! — закричал он, воздев руки, словно желая обхватить всю Вселенную. — Все будет моим! И тела, и страсти, и души.

Неожиданно взгляд его упал на высокую зловещую фигуру. Незнакомец переходил площадь, украдкой следя за ним. Рожденная из черных теней, эта фигура блестела, осыпанная, будто драгоценными каменьями, капельками дождя. Она приближалась к нему, безмолвная, страшная… Человек Без Лица.

Раздался придушенный крик. Железные нервы не выдержали. Как высохшее дерево Рич рухнул на землю.

Без одной минуты девять. В кабинете президента Цуна собрались десять из пятнадцати членов Совета Эспер Лиги. Они собрались для того, чтобы обсудить дело чрезвычайной важности. В одну минуту десятого решение было принято и заседание объявлено закрытым. Вот что произошло за эти 120 эспер-секунд.

Стук председательского молотка.

Циферблат часов.

Часовая стрелка на 9.

Минутная на 59.

Секундная на 60.

ЭКСТРЕННОЕ ЗАСЕДАНИЕ.

«Обсудить предложение Линкольна Пауэла о массовом катексисе. Роль живого проводника латентной энергии при осуществлении массового катексиса Пауэл берет на себя».

(Всеобщее оцепенение).

ЦУН. Я полагаю, вы шутите, Пауэл. Как вы можете выдвигать такое предложение? Что за причина заставляет вас предлагать осуществление столь экстраординарной и опаской для вас меры?

ПАУЭЛ. Нечаянное открытие, сделанное мною в процессе следствия по делу де Куртнэ. Мне бы хотелось представить вам его на рассмотрение.

(Члены Совета знакомятся с открытием Пауэла).

ПАУЭЛ. Все вы знаете, что Рич наш самый опасный враг. Он поддерживает клеветническую антиэсперовскую кампанию. Если его не остановить, то нам грозит участь, которой не раз подвергалось гонимое меньшинство.

ЭКИНС. Весьма вероятно.

ПАУЭЛ. Кроме того, он поддерживает Лигу Эспер-патриотов. Если не удастся помешать деятельности этой организации, мы, возможно, будем ввергнуты в гражданскую войну и навеки увязнем в трясине междоусобицы.

ФРАНЬОН. И это верно.

ПАУЭЛ. Но, как вы только что убедились, это еще не все. Рич в самом ближайшем будущем займет главенствующее положение в Галактике. Станет связующим звеном между известным нам прошлым и еще не определившимся будущим. Очень скоро его личность подвергнется радикальной перестройке. Дорога каждая секунда. Если, прежде чем я доберусь до него, он сумеет перестроиться и все увидеть в новом свете, он станет неуязвимым для нас, станет неподвластным существующей ныне реальности и смертельным врагом как ее самой, так и всех признанных в этой реальности истин.

ЭКИНС. Вы, право же, преувеличиваете, Пауэл.

ПАУЭЛ. Вы находите? Вглядитесь вместе со мной в эту схему. Обратите внимание на положение Рича в пространстве и времени. Разве его убеждения не станут убеждениями всего мира? Иными словами, разве мир не примет его реальность? Разве может он, обладая столь исключительным сочетанием могущества, энергии и интеллекта, не привести нас к полной гибели?

(Собравшиеся убеждаются, что он прав).

ЦУН. Это, конечно, так. И тем не менее мне не хотелось бы санкционировать проведение массового катексиса. Как вы помните, осуществление этой меры каждый раз влекло за собой гибель живого проводника энергии. Мы слишком ценим вас, Пауэл, чтобы позволить вам погибнуть.

ПАУЭЛ. Вы должны мне разрешить пойти на риск. Ведь Рич принадлежит к числу тех немногих, кто имеет возможность ниспровергнуть все мировые основы. Он еще дитя, но очень скоро повзрослеет. И вся наша реальность: эсперы, нетелепаты, жизнь, Земля, солнечная система, сама Вселенная — вся наша реальность существует лишь до его пробуждения. Мы не можем позволить ему пробудиться для этой искаженной реальности. Я прошу проголосовать за мое предложение.

ФРАНЬОН. Вы просите нас проголосовать за вашу гибель.

ПАУЭЛ. Альтернатива такова: либо моя смерть, либо гибель всего, что существует в настоящее время. Я прошу проголосовать за мое предложение.

ЭКИНС. Пусть себе Рич пробуждается когда угодно. Он не застанет нас врасплох. Мы сразимся с ним в любое время.

ПАУЭЛ. Я прошу, я требую проголосовать за мое предложение.

Предложение принято.

Совещание закончено.

Циферблат часов.

Часовая стрелка на 9.

Минутная на 01.

Секундная на Разрушении.

Часом позже Пауэл пришел домой. К этому времени он написал завещание, расплатился по счетам, подписал нужные бумаги, привел в порядок все свои дела. В Лиге царило глубокое уныние. Такое же уныние встретило его и дома. Мэри Нойес прочитала все, едва он появился в дверях.

— Линк!

— Замнем. Это было необходимо.

— Но…

— Я, может быть, еще останусь в живых. Да, чуть не забыл. Лаборатории желательно произвести вскрытие мозга сразу же после моей смерти… если я умру. Я подписал все, что нужно, но если возникнут какие-либо затруднения, помоги им. Они хотели бы получить тело еще до того, как оно окоченеет. Если труп не сохранится полностью, то хотя бы голову. Проследи за этим, ладно?

— Линк!

— Прости. Ну а теперь сложи-ка вещи и отвези нашу малютку в Кингстонский госпиталь. Для нее небезопасно оставаться тут.

— Она уже не малютка. Она…

Мэри повернулась и побежала вверх по лестнице, оставляя за собой знакомый сенсорный импульс: снег/мята/тюльпаны/тафта, смешанный сейчас с ужасом и со слезами. Пауэл вздохнул, но тут же улыбнулся: наверху, на лестничной площадке появилась девочка-подросток и с восхитительно небрежным и в то же время величественным видом начала спускаться вниз. Она была одета в платье, на лице — отрепетированное изумление. На полдороге она остановилась, чтобы дать ему возможность оценить и туалет и позу.

— О! Мистер Пауэл, не так ли?

— Он самый. Доброе утро, Барбара.

— Что привело вас сегодня к нашему скромному очагу? — легонько прикасаясь кончинами пальцев к перилам, Барбара снова двинулась вниз, но на последней ступеньке споткнулась. — О-ой! — взвизгнула она. — Пим!

Пауэл подхватил ее.

— Пам, — сказал он.

— Бим.

— Бам.

Она подняла на него глаза.

— Стойте здесь, не двигайтесь. Я сейчас спущусь снова. Спорим, на этот раз все будет в порядке.

— Спорим, что нет.

Барбара повернулась, взбежала наверх и опять остановилась в важной позе на верхней ступеньке.

— Дорогой мистер Пауэл, вы, наверно, считаете меня ужасно ветреной. Барбара начала торжественно спускаться по ступенькам. — Вам придется переглядеть свое мнение обо мне. Я уже не такая маленькая, как вчера. Я очень повзрослела. Теперь вы должны обращаться со мной как со взрослой. Она благополучно преодолела последнюю ступеньку и вопросительно посмотрела на Пауэла. — Переглядеть? Я правильно говорю?

— Я бы сказал, пересмотреть.

— Я думала, что смотреть, что глядеть — все равно.

Она вдруг засмеялась, толкнула его в кресло и плюхнулась ему на колени. Пауэл застонал.

— Ой, Барбара! Что ты делаешь? Ты ведь теперь не такая уж маленькая и не такая уж легонькая.

— Слушай, — сказала она. — Что это я вдруг придумала, будто ты мне отец?

— Чем тебе плох такой отец?

— Нет, ты скажи честно. Совсем-совсем честно.

— А как же еще?

— Как ты ко мне относишься — как отец? Ведь я к тебе отношусь совсем не как дочка.

— Да ну? Как же ты ко мне относишься?

— Раньше ты ответь. Я первая спросила.

— Я отношусь к тебе как любящий и покорный сын.

— Да нет, по правде.

— Я решил быть почтительным сыном для каждой женщины до тех пор, пока Вулкан не займет надлежащего места в содружестве планет.

Она покраснела от досады и спрыгнула с колен.

— Я хотела, чтобы ты серьезно со мной поговорил, потому что мне нужен совет. А ты…

— Ну ладно, прости, Барбара. Что же такое у тебя случилось?

Она опустилась рядом с ним на колени и взяла его за руку.

— Я и сама не понимаю. Все у меня перепуталось.

— Что перепуталось?

С пугающей прямотой юности она посмотрела ему в глаза.

— Ты знаешь что.

Помолчав, он кивнул.

— Да, знаю.

— И у тебя все так же путано. Я знаю.

— Да, Барбара. И у меня.

— Это нехорошо?

Он поднялся с кресла и, расстроенный, начал ходить по комнате.

— Нет, Барбара, не то чтобы нехорошо, а… преждевременно.

— Расскажи мне об этом.

— Рассказать? Ну что же, пожалуй… Я бы это так определил. Мы с тобой — целых четыре человека. Два человека — ты, два — я.

— Как это?

— Ты заболела, милая. Чтобы вылечить тебя, нам пришлось превратить тебя в ребенка и ждать, когда ты снова вырастешь. Вот так и получились две Барбары. Взрослая — где-то внутри, а снаружи — ребенок.

— Ну а ты?

— Я — двое взрослых. Один из них Пауэл, то есть я сам. Второй же член Совета Эспер Лиги.

— А что это такое?

— Ну, это неважно. Важно то, что из-за этой моей половины все у нас и спуталось. Бог знает, может быть, из двух моих «я» это меньше всего взрослое. Я не знаю.

Она обдумала его снова и медленно произнесла:

— А вот скажи, когда я отношусь к тебе не так, как дочь, это… какая половина?

— Не знаю, Барбара.

— Нет, нет, ты знаешь. Почему же ты не хочешь мне сказать? — Она подошла к нему и обняла за шею — взрослая женщина и в то же время ребенок. — Если в этом нет плохого, то почему же ты не скажешь мне? Если я люблю тебя…

— Новое дело, теперь мы вдруг заговорили о любви.

— Да ведь мы о ней и говорили. Все время. Разве нет? Я люблю тебя, а ты меня. Ведь правда?

— Ну вот, дождался! — в отчаянии подумал Пауэл. — Что же теперь делать? Признать правду?

— Да. — Ответ донесся с лестницы. Сверху спускалась Мэри с саквояжем в руке. — Да, признать правду, Линк.

— Но она же не щупачка!

— Забудь об этом! Она женщина и любит тебя. А ты любишь ее. Линк, ты будешь горько каяться, если упустишь…

— Что я упущу? Возможность завести роман, если останусь жив? Ведь другое невозможно. Ты знаешь, что Лига не разрешает нам вступать в брак с нетелепатами.

— Она пойдет на это. Она с радостью пойдет на это. Уж кто-кто, а я — то могу это предсказать.

— Ну а если я умру? Что ей останется? Полувоспоминание полулюбви?

— Нет, Барбара, — сказал он. — Ты ошиблась. Это совсем не то.

— Нет, — твердо ответила она. — Я не ошиблась. Нет.

— Ошиблась, Барбара. В тебе говорит твоя ребяческая половина. Это ребенок вообразил себя влюбленным, ребенок, а не женщина.

— Ребенок вырастет и станет женщиной.

— И к тому времени меня забудет.

— Ты не позволишь ей забыть.

— Почему?

— Потому что ты чувствуешь то же, что я. Я это знаю.

Пауэл рассмеялся.

— Ох, дитя, дитя! Отчего ты вообразила себе, будто я люблю именно тебя? Да вовсе нет. Нет этого и не было.

— Есть!

— Открой же глаза, Барбара. Посмотри повнимательней на меня. На Мэри. Ты ведь так повзрослела. Как же ты не поймешь? Неужели я должен объяснять тебе то, что и так очевидно?

— Линк, господь с тобой!

— Прости меня, Мэри. Как видишь, пришлось все-таки за тебя зацепиться.

— Мы с тобой прощаемся… может быть, навсегда… и в такой момент мне еще это нужно вынести? Разве мало я намучилась?

— Ну-ну, не надо, милая, не надо.

Барбара внимательно посмотрела на Мэри, потом на Пауэла и медленно покачала головой.

— Ты лжешь.

— Вот как? Ну-на взгляни на меня. — Он положил руки ей на плечи и посмотрел ей в глаза. Нечестивый Эйб пришел ему на выручку. Он смотрел на Барбару с отцовской снисходительностью, чуть насмешливо и добродушно. Взгляни же на меня.

— Нет! — крикнула она. — Твое лицо лжет. Оно… оно противное. Я его ненавижу! — Она расплакалась и, всхлипывая, проговорила: — Раз так, уходи. Чего же ты не уходишь?

— Мы с тобой уходим, Барбара, — сказала Мэри. Она подошла к девушке, взяла ее за руку и повела к дверям.

— Мэри, вас ждет прыгун.

— А я жду тебя. Жду всегда. И я, и Червилы, и Экинс, и Джордан, и… и… и… и… и… и… и… и…

— Я знаю. Знаю. Я всех вас люблю. Всех вас целую. Да хранит вас…

Образ четырехлистного клевера, кроличьих лап, лошадиных подков.

Непристойный ответный образ Пауэла, который вылезает из нечистот, усыпанный бриллиантами.

Слабый смех.

Последнее прощание.

Он стоял на пороге, насвистывая какой-то жалобный замысловатый мотивчик и глядя вслед прыгуну, который уходил в стальную голубизну неба, на север, к Кингстонскому госпиталю. Он чувствовал себя словно выжатый лимон. И немного гордился собой из-за того, что решил принести себя в жертву. И жгуче стыдился этой гордости. Им овладела легкая, прозрачная печаль. Может быть, взять крупинку никотинового калия и взвинтить себя до психоза? Впрочем, на кой черт ему все это нужно? Вот он раскинулся перед ним, этот огромный сволочной город, где из семнадцати с половиной миллионов душ нет ни одной, которая болела бы за него. Вот он…

Пришел первый импульс. Тонкая струйка латентной энергии. Он отчетливо ощутил ее и взглянул на часы. Двадцать минут одиннадцатого. Уже? Так скоро? Отлично. Значит, пора готовиться.

Он вернулся в дом, взбежал вверх по лестнице в свою туалетную комнату. Импульсы прилетали как первые редкие капли дождя перед бурей. Впитывая эти крохотные капельки латентной энергии, он чувствовал, как набухает, пополняясь, его запас душевных сил. Он сменил костюм, одевшись для любой погоды, и…

Импульсы уже не сыпались отдельными капельками, они моросили, как частый дождик, обмывая его, наполняя сознание лихорадочным ознобом, который неожиданно перемежался эмоциональными вспышками. И… Ах да, питательные капсулы. Вот о чем надо думать. Питательные. Питательные. Питательные! Он сбегал вниз, в кухню. Нашел пластмассовый футляр, вскрыл его и проглотил дюжину капсул.

Энергия прибывала теперь потоками. Струйки латентной энергии от каждого эспера в городе сливались в ручейки, ручейки — в реку, в бушующий водоворотом океан массового катексиса, направленного к Пауэлу, настроенного на Пауэла. Он снял все блоки и впитывал этот поток. Его нервная система супергетеродировала и свистела, и турбина, с невыносимым воем вращавшаяся в его сознании, крутилась все быстрей и быстрей.

Он уже не дома, он бродит по улицам, слепой, глухой, бесчувственный ко всему, погруженный в эту бурлящую массу латентной энергии. Подобно тому как парусник, оказавшись в объятиях тайфуна, стремится использовать для своего спасения само безумие урагана, так и Пауэл стремился поглотить, впитать в себя этот ужасающий поток, с тем чтобы в нужный момент израсходовать латентную энергию, все до капли катексировать ее и направить на Разрушение Рича, пока еще не поздно, еще не поздно, не поздно, не поздно, не поздно…

ГЛАВА XVI

УНИЧТОЖИТЬ ПУТАНИЦУ.

СЛОМАТЬ ЛАБИРИНТ.

ЛИКВИДИРОВАТЬ ГОЛОВОЛОМКУ.

(X2? Y3 d! Пространство d! Время).

РАССЕЯТЬ

(ДЕЙСТВИЯ, ФОРМУЛЫ, МНОЖИТЕЛИ, ДРОБИ, СТЕПЕНИ, ЭКСПОНЕНТЫ, РАДИКАЛЫ, ТОЖДЕСТВА, УРАВНЕНИЯ, ПРОГРЕССИИ, ВАРИАЦИИ, ПЕРЕСТАНОВКИ, ДЕТЕРМИНАНТЫ И РЕШЕНИЯ).

ВЫЧЕРКНУТЬ

(ЭЛЕКТРОН, ПРОТОН, НЕЙТРОН, МЕЗОН И ФОТОН).

СТЕРЕТЬ

(КЭЛИ, ХОНСОНА, ЛИЛИЕНТАЛЯ, ШАНУТА, ЛАНГЛЕЯ, РАЙТА, ТЭРНБУЛА и СиЭРСОНА).

ИСКОРЕНИТЬ.

(ТУМАННОСТИ, СКОПЛЕНИЯ, БИНАРНЫЕ СИСТЕМЫ, ОСНОВНУЮ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ЗВЕЗД И БЕЛЫХ КАРЛИКОВ).

РАЗМЕТАТЬ

(РЫБ, АМФИБИЙ, ПТИЦ, МЛЕКОПИТАЮЩИХ И ЧЕЛОВЕКА).

УНИЧТОЖИТЬ.

СЛОМАТЬ.

ЛИКВИДИРОВАТЬ.

РАССЕЯТЬ.

ВЫЧЕРКНУТЬ ВСЕ УРАВНЕНИЯ.

БЕСКОНЕЧНОСТЬ РАВНА НУЛЮ.

КОНЕЦ…

— …конец чему? — крикнул Рич. — Чему конец? — Он старался подняться, отталкивая от себя одеяло и чьи-то руки. — Чему конец?

— Конец кошмарам, — сказала Даффи Уиг.

— Кто это?

— И Даффи.

Рич открыл глаза. Замысловато убранная спаленка, замысловатая кровать, застланная на старинный манер, крахмальным бельем и одеялами. Даффи Уиг, свежая, чистенькая, прохладная, упирается руками ему в плечи, пытаясь уложить его на подушки.

— Я сплю, — сказал Рич. — Сплю и хочу проснуться.

— Вот и славно. Положи голову на подушку, и ты увидишь новый сон.

Рич лег.

— Я уже просыпался, — сказал он хмуро. — Впервые в жизни полностью проснулся. Я слышал… Не знаю, как это назвать. Бесконечность и ничто. Что-то важное. Настоящее! Потом уснул и оказался здесь.

— Маленькое уточнение, — сказала Даффи. — Не уснул, а проснулся.

— Я сплю! — крикнул Рич. Он сел. — Послушай, впрысни-ка мне что-нибудь. Ну, опиум, гашиш, сомнар, летете… Мне нужно проснуться, Даффи. Мне нужно вернуться к реальности.

Даффи наклонилась к нему и крепко поцеловала в губы.

— Ну а это как? Реально?

— Пойми. Все, что было до сих пор, мне только чудилось… галлюцинация. Я должен перестроиться, должен увидеть все в новом свете, новыми глазами. Пока не поздно, Даффи. Пока еще не поздно, не поздно, не поздно…

Даффи всплеснула руками.

— Вылечили, называется! — воскликнула она. — Сперва негодяй-доктор напугал тебя до обморока. Потом поклялся, что ты пошел на поправку. И вдруг на тебе: совсем, оказывается, с ума сошел. — Нагнувшись над кроватью, Даффи строго погрозила пальцем. — Еще слово, сэр, и я вызову Кингстон.

— Что? Как ты сказала?

— Кингстонский госпиталь. Туда забирают таких мальчиков, как ты.

— Я не о том. Кто напугал меня до обморока?

— Мой приятель доктор.

— На площади перед зданием полиции?

— Именно там.

— Ты уверена?

— Мы вместе с ним тебя искали. Твой слуга сообщил мне о взрыве, и я испугалась. Мы с доктором едва успели.

— Ты видела его лицо?

— Ну еще бы.

— На что оно было похоже?

— Лицо как лицо. Два глаза. Две губы. Два уха. Один нос. Три подбородка. Слушай, Бен, если ты взялся за прежний репертуар насчет яви, сна, реальности и бесконечности, то номер не пройдет.

— Значит, ты привезла меня сюда, когда я потерял сознание?

— Конечно. Разве могла я упустить единственную возможность залучить тебя в свою постель?

Рич усмехнулся. И успокоенный, сказал ей:

— Ну ладно, Даффи, теперь можешь меня поцеловать.

— Мистер Рич, я уже целовала вас. Или это происходило, когда вы бодрствовали?

— Забудь об этом. Страшный сон, и больше ничего. — Он вдруг расхохотался. — Стоит ли тревожиться о страшных снах. В моих руках весь мир. Так пусть будут и сны в придачу. Даффи, ты когда-то, помнится, просила, чтобы я затащил тебя в сточную канаву?

— Детский каприз. Я надеялась попасть в заслуживающее интереса общество.

— Скажи, какая тебе нужна канава, и ты получишь ее. Золотую… бриллиантовую? Может быть, от Земли до Марса? Пожалуйста. Или ты хочешь, чтобы я превратил в сточную канаву всю солнечную систему? Сделаем. Пустяк! Захочешь, я Галактику в помойку превращу. — Он ткнул себя пальцем в грудь. — Хочешь взглянуть на бога? Вот он перед тобой. Любуйся.

— Очень мил. Какая скромность в грозный час похмелья!

— Ты думаешь, я пьян? Да, я, конечно, пьян. — Рич спустил с кровати ноги и, слегка пошатываясь, встал. Даффи тут же подошла и обвила его рукой свою талию, чтобы его поддерживать. — Как мне не быть пьяным? Я одолел де Куртнэ. Я одолел Пауэла. Мне всего сорок. Еще шесть десятков лет я буду владеть миром. Да, всем этим проклятущим миром, Даффи!

Он двинулся по комнате, слегка опираясь на Даффи. Пройтись по ее спальне было все равно что совершить прогулку в знойный мир ее эротических представлений. Щупач-декоратор при оформлении комнаты полностью воспроизвел душевные порывы девушки.

— Даффи, хочешь основать вместе со мной династию?

— А как их основывают?

— Я тебе расскажу. Чтобы основать династию Бена Рича, нужно прежде всего выйти за него замуж. Потом…

— С меня достаточно начала.

— Потом родить ему детей. Мальчиков. Десятки мальчиков.

— Нет, девочек. И только троих.

— И ты увидишь, как Бен Рич приберет к рукам картель де Куртнэ и соединит со своей фирмой. А всех своих врагов он опрокинет… вот так! Рич с размаху ударил ногой во туалетному столику. Столик перевернулся, и размещенные в его округлых выпуклостях и впадинках хрустальные флакончики свалились и рассыпались мелкими осколками по полу.

— После того как «Монарх» и картель де Куртнэ станут «Рич инкорпорейтид», ты увидишь, как я слопаю остальных… мелкую сошку. Кейз и Амбрел с Венеры. Проглочены! — Рич ударом кулака сломал сделанную в виде торса тумбочку. — Юнайтед Транзэкшнз на Марсе. Смяты в лепешку и съедены. — Он сокрушил изящный хрупкий стул. — Трест ГКИ на Ганимеде, Каллисто и Ио… Химическая и Атомная Промышленность Титана… Ну а там уж остается шушера: злопыхатели, клеветники, Лига щупачей, моралисты, патриоты… Всех слопал! Слопал! Слопал! — Он колотил ладонью по мраморной обнаженной фигурке, пока она не отломилась от пьедестала и не слетела на пол.

— Чудачок. — Даффи повисла у него на шее. — Что ты зря расходуешь энергию? Если так уж руки чешутся, возьмись за меня.

Он приподнял ее и стал трясти, пока она не взвизгнула.

— Весь мир проглочу по кусочкам, пусть даже они окажутся со всячинкой — иные сладкие… как ты; а от иных будет разить; я всех их слопаю. — Он рассмеялся и прижал Даффи к себе. — Я не знаю, как и что там заведено у богов, зато знаю, что по вкусу мне. Мы расколотим все вдребезги, а потом построим то, что требуется нам. Нам с тобой и нашей династии.

Он поднес ее к окну, сорвал гардины, с грохотом высадил пинком оконный переплет. Бархатная тьма укутала город. Только вдоль улиц и воздушных трасс мерцали огоньки да по временам из черноты выпрыгивали багровые глаза какого-нибудь прыгуна. Дождь перестал, и тонкий бледный месяц повис на небосводе. Сквозь приторный запах разлитых по полу духов в комнату ворвался ночной ветер.

— Эй вы там! — крикнул Рич. — Слышите меня? Вы… спящие и видящие сны. Теперь уж вам другие сны будут сниться — мои сны. Теперь…

Внезапно он замолчал. Он разжал руки. Даффи выскользнула из его рун и встала с ним рядом. Ухватившись за края оконного проема, он высунулся как можно дальше в темноту и, задрав голову, посмотрел вверх. Когда он снова втянул голову в комнату, его лицо выражало растерянность.

— Звезды, — запинаясь, выговорил он. — Куда исчезли звезды?

— Что исчезло? — удивилась Даффи.

— Звезды, — повторил Рич. Он боязливо указал рукой на небо. — Звезды куда-то девались. Все до одной.

Даффи с любопытством посмотрела на него.

— Что, ты говоришь, пропало?

— Звезды! — крикнул он. — Взгляни на небо. Там совсем нет звезд. И созвездия исчезли. Большая и Малая Медведицы. Кассиопея. Дракон. Пегас. Все куда-то подевались! Только месяц торчит! Гляди!

— Все так же, как всегда, — сказала Даффи.

— Нет, не так же! А где звезды?

— Какие звезды?

— Я не знаю, как они называются… Полярная звезда и… Вега… и… кой дьявол их упомнит? Я не астроном. Но что произошло? Что случилось со звездами?

— А что такое звезды? — спросила Даффи.

Рич схватил ее за плечи и со злостью встряхнул.

— Это солнца. Кипящие, сверкающие светом солнца. Их тысячи… миллионы сияют в ночи. Что с тобой? Как ты не понимаешь? В космосе катастрофа. Исчезли звезды!

Даффи покачала головой. Она смотрела на него с ужасом.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Бен. Я не понимаю, о чем ты говорить.

Он оттолкнул ее, выбежал из комнаты, бросился в ванную и заперся там. Он наспех принял душ и начал одеваться. Даффи, которая все время колотила в дверь и уговаривала его не глупить, вдруг замолчала. Он услышал, как она, понизив голос, говорит с кем-то в Кингстонском госпитале.

— Пусть расскажет им про звезды, — пробурчал Рич, чувствуя, как в нем поднимаются злость и ужас.

Закончив туалет, он вышел. Даффи поспешно отключила «видео» и повернулась к нему.

— Бен… — начала она.

— Жди меня здесь, — сказал он резко. — Пока я не узнаю.

— О чем ты хочешь узнавать?

— О звездах! — гаркнул он. — Из царства бога всемогущего исчезли звезды!

Он выскочил на лестничную площадку и торопливо сбежал вниз. На пустынном тротуаре он приостановился и снова посмотрел на небо. Луна была. Кроме луны, сверкала еще одинокая красная точка — Марс. И еще одна Юпитер. И больше ничего. Чернота. Чернота. Чернота. Непроглядная, зловещая, пугающая чернота нависла над его головой, и казалось, что она жмет на него, давит, мешает вздохнуть.

Продолжая глядеть вверх, он побежал. Сворачивая за угол, он налетел на какую-то женщину, и та упала. Он помог ей встать.

— Дурак безглазый! — взвизгнула она, отряхивая и приводя в порядок украшавшие ее перья. Потом вдруг вкрадчиво:

— Скучаем, капитан?

Рич взял ее за руку. Он указал на небо.

— Посмотри. Звезды исчезли. Ты ведь заметила? Звезд нет.

— Чего нет?

— Звезд. А ты разве не видишь? Исчезли звезды.

— Я не пойму, про чего такое ты говоришь, капитан. Айда ко мне! Уж у меня погуляем!

Он вырвался из ее цепких лап и убежал. Через полквартала он увидел нишу с видеофоном-автоматом. Рич вошел и набрал номер справочного. Экран осветился, и голос робота сказал:

— Спрашивайте.

— Что случилось со звездами? — спросил Рич. — Когда это случилось? Их исчезновение, наверное, уже заметили. Чем его можно объяснить?

Щелчок, пауза, затем еще щелчок.

— Повторите, пожалуйста, слово по буквам.

— Звезда! — заорал Рич. — З-В-Е-З-Д-А. Звезда!

Щелчок, пауза, щелчок.

— Имя существительное или наречие?

— Существительное, черт бы вас побрал!

Щелчок, пауза, щелчок.

— У нас нет информации под названной вами рубрикой, — сообщил записанный на пленку голос.

Рич выругался, но тут же усилием воли взял себя в руки.

— Где находится ближайшая к городу обсерватория?

— Будьте любезны сообщить, о каком городе идет речь.

— Об этом. О Нью-Йорке.

Щелчок, пауза, щелчок.

— Лунная обсерватория Кротонского парка находится в тридцати милях к северу от города. Вы можете доезжать туда рейсовым прыгуном. Северная координата 227. Лунная обсерватория была основана в две тысячи…

Рич со злостью отключил видеофон.

— Нет информации под этой рубрикой. Ну-ну! С ума, что ли, они сошли?

Он помчался по улице в поисках рейсового прыгуна. Завидев аэротакси, Рич помахал рукой, и машина к нему спикировала.

— Северная координата двести двадцать семь, — отрывисто бросил он, входя в кабину. — Тридцать миль от города. Обсерватория.

— Плата за рейс по повышенному тарифу, — сказал шофер.

— Согласен. Ну, скорей!

Машина взмыла в воздух. Минут пять Рич сдерживался, но наконец не вытерпел и с напускной небрежностью сказал:

— Вы обратили внимание на небо?

— А что такое, мистер?

— Звезды исчезли.

Водитель выдавил из себя вежливый смешок.

— Я и не думал шутить, — сказал Рич. — Действительно исчезли звезды.

— А не шутите, так говорите поясней, — сказал шофер. — Что это еще за чертовщина — звезды?

Рич позеленел от ярости, но не успел он рта раскрыть, как так и пошло на посадку и приземлилось неподалеку от здания под куполообразной крышей. Сердито бросив: «Подождите меня», Рич побежал через газон к низкому каменному портику.

Дверь была приоткрыта. Он вошел в обсерваторию и услышал тихий скрип поворотного механизма, вращающего купол, и негромкое тиканье часов. В обсерватории было темно, только светился циферблат часов. Работал двенадцатидюймовый рефрактор. Рич смутно различил фигуру наблюдателя, склонившегося над окуляром телескопа. Взвинченный и напряженный, нервно вздрагивая от слишком громкого звука собственных шагов, Рич направился к этому человеку через полутемный прохладный вал.

— Послушайте, — начал он тихо. — Мне неудобно вас беспокоить, но я убежден, что уж вы-то не могли этого не заметить. Звезды — ваш бизнес. Вы ведь заметили, верно? Исчезли звезды. Все до одной. Что с ними случилось? Почему никто не говорит об этом и даже притворяются, что так было всегда? Подумать только! Звезды! Мы себе и не представляли, что можно жить без звезд. И вдруг их нет. Что с ними случилось? Куда они делись?

Наблюдатель медленно выпрямился и повернулся к Ричу.

— Звезд не существует, — сказал он.

Это был Человек Без Лица.

Рич вскрикнул. Повернулся, побежал. Он выскочил за дверь, потом вниз по ступенькам и опрометью помчался через газон к такси. С разбегу ударившись о хрустальную стенку кабины, он не удержался на ногах и рухнул на колени рядом с прыгуном. Шофер помог ему подняться.

— Вам нехорошо, Мак?

— Не знаю, — жалобно ответил Рич. — Я просто ничего не понимаю.

— Дело, конечно, хозяйское, — сказал шофер. — Только на вашем месте я сходил бы к щупачу. У вас и разговор психованный.

— Насчет звезд?

— Ага.

Рич вдруг схватил его за руку.

— Послушайте, — сказал он. — Я Бен Рич. Бен Рич из «Монарха».

— Да, Мак. Я узнал вас.

— Хорошо. Вы знаете, что за услугу я могу отплатить чем угодно. Деньги… Новая работа… Все, что вы захотите…

— Вы ничем не можете мне отплатить, Мак. Я уже побывал в Кингстоне, и меня там подвинтили.

— Тем лучше. Честный человек. Вы согласитесь мне помочь из христианских или еще каких-нибудь там добрых чувств?

— Конечно, Мак.

— Войдите в это здание. Посмотрите на человека за телескопом. Хорошенько посмотрите. А потом опишите его мне.

Шофер ушел и через пять минут вернулся.

— Ну?

— Старикан как старикан, Мак. Лет примерно шестидесяти. Лысый, на лице морщины. Уши оттопыренные, а подбородок этакий, как говорят, безвольный. Ну вроде стесанный.

— Это никто… никто, — прошептал Рич.

— Чего?

— Да, насчет звезд, — сказал вдруг Рич. — Вы что же, никогда о них не слышались И никогда не видели их? Совсем не представляете себе, о чем я говорю?

— Не.

— Господи! — простонал Рич. — Боже милостивый!

— Главное, не тушуйтесь, Мак, — шофер изо всех сил хлопнул его по спине. — Я вот что вам расскажу. В Кингстоне разного наслушался. Ну, скажем, так бывает: просыпаетесь вы утром, и вдруг у вас заскок. Он у вас только-только, так сказать, прорезался, а вам-то кажется, что так мол, всегда было. Ну… кгм… например, будто люди раньше были одноглазые, и вдруг ни с того ни с сего у всех стало по два глаза.

Рич с неожиданным интересом взглянул на шофера.

— И начинаете вы бегать да орать: «Люди добрые, с чего это вдруг все стали двуглазые?» Вам отвечают: «Всегда были двуглавые». А вы кричите: «Ни черта, я точно помню, что у каждого был только один глаз!» И сами в это верите, вот ведь в чем штука. Черт те сколько времени с вами провозятся, пока не вышибут у вас этот заскок. — Шофер снова хлопнул его по спине. На то похоже, Мак, что у вас с этими звездами такой же выверт, как у тех, что с одним глазом.

— Один глаз, — забормотал Рич. — Два глаза. Три, четыре… Три, четыре…

— Чего?

— Я не знаю. Не знаю. Я так измотался за последний месяц, что… Может быть… вы и правы. Но…

— Так вас в Кингстон отвезти?

— Нет!

— Тут, что ли, останетесь и будете канючить про свои звезды?

Рич вдруг крикнул:

— Плевать мне на них!

Страх сменился бурной вспышкой ярости. Рич снова ощутил прилив энергии и сил и вскочил в кабину.

— Мне принадлежит весь мир. Не глупо ли оплакивать потерю нескольких жалких заблуждений?

— Вот это по-нашему, Мак. Куда?

— В королевский дворец.

— Который?

Рич рассмеялся.

— К «Монарху», — сказал он и, пока не показался силуэт Башни «Монарха», словно парившей в утренних лучах, он продолжал покатываться со смеху. Но в этом смехе слышались истерические нотки.

Управление работало круглосуточно, и служащие, приступившие к работе в полночь, сонливо добивали последний, восьмой час ночной смены. Хотя весь этот месяц Рич редко появлялся здесь, служащим была хорошо известна его манера сваливаться словно снег на голову, и они без труда переключались на третью скорость. Когда он подошел к столу, туда уже подоспели и секретарши, принесшие сведения по самым неотложным делам.

— С этим успеется, — буркнул Рич. — Позвать сюда всех начальников отделов и инспекторов! Я должен сделать сообщение.

Оживление, царившее в Башне «Монарха», успокоило его и возвратило в привычную колею. Он снова чувствовал себя живым, реальным. Да ведь все то, что окружает его здесь, и есть единственная настоящая реальность — спешка, толкотня, звонки сигнального нумератора, приглушенные голоса, отдающие распоряжения, и быстро заполнивший кабинет поток перепуганных служащих.

— Как всем вам известно, — начал Рич, медленно расхаживая перед сотрудниками и бросая по временам внимательный взгляд на их лица, — наша фирма вела острую, смертельную борьбу с картелем де Куртнэ. Месяц назад Крэй де Куртнэ был убит. В связи с этим возникли некоторые затруднения, которые в настоящее время полностью ликвидированы. Могу порадовать вас сообщением, что путь перед нами теперь открыт. Мы можем заняться осуществлением плана «двойное А», то есть присоединением к «Монарху» предприятий картеля де Куртнэ.

Он сделал паузу, предполагая, что на это сообщение отзовется возбужденный ропот голосов. Но отклика не последовало.

— Кое-кто из вас, возможно, — сказал он, — не представляет себе весь размах и значение наших новых перспектив. Я постараюсь изложить это подоходчивее. Те, кто сейчас являются инспекторами городов, станут инспекторами континентов. Континентальные инспектора возглавят спутники. А те, в чьем подчинении сейчас спутники, будут инспектировать планеты. Отныне «Монарх» господствует во всей солнечной системе. Мы теперь должны мыслить в масштабах солнечной системы. Все мы теперь…

Рич замялся, его тревожили озадаченные взгляды слушателей. Оглядевшись, он остановил глаза на старшей секретарше.

— В чем, черт возьми, делом — проворчал он. — Вы узнали что-то, о чем я еще не слыхал? Плохие новости?

— Н-нет, мистер Рич.

— Тогда что у вас не слава богу? Случилось то, чего мы все давно ждем. Чем вы недовольны?

— Мы… я… — запинаясь, пролепетала секретарша. — Простите, сэр, но я н-не пойму, о ч-чем вы говорите.

— О картеле де Куртнэ.

— Я… я н-никогда не слыхала о такой организации, мистер Рич, сэр. Я… мы… — секретарша огляделась, как бы ища поддержки. К изумлению Рича, весь его штат недоуменно затряс головами…

— Картель де Куртнэ на Марсе! — крикнул Рич.

— Где, сэр?

— На Марсе. Марс! М-А-Р-С. Одна из десяти планет. Четвертая от Солнца. — И, чувствуя, как его снова охватывает ужас, Рич бессвязно завопил: — Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн. Марс! Марс! Марс! Сто сорок один миллион миль от солнца! Марс!

Но служащие лишь качали головами. Прошел какой-то шепоток, и все они стали потихоньку пятиться от Рича. Он бросился к секретаршам и выхватил у них из рук пачки бумаг.

— Здесь у вас сотни записей насчет картеля де Куртнэ на Марсе. Бог ты мой, как им не быть, когда мы уже десять лет воюем с де Куртнэ. Когда…

Он судорожно перебирал бумаги, расшвыривая куда придется листки, так что в конторе поднялся настоящий бумажный вихрь. Ни в одном из документов не упоминались ни картель де Куртнэ, ни Марс. Не было там также никаких упоминаний о Венере, Юпитере, Луне и прочих планетах и спутниках.

— Негодяйки, лгуньи! — крикнул Рич. — Ну смотрите. Я вам сейчас свои собственные записи покажу. У меня их сотни в столе. Вот глядите…

Рич бросился к столу и стал рывками выдвигать ящики. Внезапно раздался оглушительный взрыв. Стол разлетелся вдребезги. На служащих посыпались щепки и куски дерева, а крышка стола мощным броском, как рука великана, отшвырнула Рича к самому окну.

— Человек Без Лица! — крикнул Рич. — Великий боже! — Он потряс головой и с упорством одержимого опять вернулся к тому, что казалось ему самым важным. — Где архивы! Я вам в архивах покажу… Де Куртнэ, и Марс, и все прочее. Я и ему покажу… Человеку Без Лица… Пошли!

Выбежав из кабинета, он бросился в подвал, где располагались архивы. Он опорожнял полку за полкой, расшвыривая бумаги, горстями высыпал кристаллы памяти, старинные магнитофонные записи, микрофильмы, молекулярные фотокопии. Нигде ни одного упоминания ни о Марсе, ни о Крэе де Куртнэ. Нигде ни слова о Венере, Юпитере, Меркурии, об астероидах и спутниках.

А тем временем шум все усиливался, раздавались звонки сигнального нумератора, резкие, повелительные голоса. Служащие в панике носились по этажам; в подвал, где хранились архивы, рысцой вбежали трое плечистых джентльменов, дежуривших в зале отдыха. Их привела исцарапанная осколками секретарша.

— У нас нет другого выхода! Просто нет другого выхода! — убеждала она их. — Всю ответственность я беру на себя!

— А ну, спокойненько, мистер Рич, спокойненько, спокойненько, приговаривали они свистящим полушепотом, как конюхи, успокаивающие норовистого жеребца. — Полегче, мистер Рич, полегче.

— Пошли вон, сукины дети!

— Легче, сэр. Все будет в порядке, сэр.

Плечистые джентльмены продолжали медленно подступать к Ричу. Между тем наверху стоял дым коромыслом. Звенели звонки, слышались голоса: «Кто его врач? Нужно вызвать врача! Да позвоните же в Кингстон! А полицию известили? Хотя нет, не надо. Лучше без огласки. Позвоните же наконец в юридический отдел, слышите? Больницы уже открыты?»

Хрипло дыша, Рич швырнул под ноги плечистым джентльменам огромную кипу бумаг, пригнул голову, как разъяренный бык, и, могучим рывком протаранив порядки осаждавших, выбежал в боковой коридор и метнулся к пневматическому лифту. Открылась дверь. Он нажал кнопку с надписью «Научный центр, 57-й этаж», вступил в воздушный шлюз и, взлетев к месту назначения, покинул кабину.

Здесь находилась лаборатория и библиотека. Весь этаж был погружен в темноту. Служащие скорее всего решили, что он поднялся из подвала на тот этаж, где был выход на улицу. Если так, то у него есть время. Все еще тяжело дыша, он пробежал в лабораторию, влетел в библиотеку и, щелкнув выключателем, подошел к справочному пульту. Перед креслом пульта была укреплена приподнятая, как чертежная доска, пластина замороженного кристалла. Рядом с ней находилась панель со множеством кнопок.

Рич сел и нажал кнопку с надписью «Включ.». Пластина осветилась, и в динамике над его головой записанный на пленку голос произнес:

— Тема?

Рич надавил на кнопку «НАУКА».

— Раздел?

Рич нажал кнопку «АСТРОНОМИЯ».

— Вопрос?

— Вселенная.

Щелчок — пауза — щелчок.

— Термин «Вселенная» в общефизическом аспекте включает всю существующую материю.

— Что подразумевается под всей существующей материей?

Щелчок — пауза — щелчок.

— Массы материи разной величины от элементарного атома вплоть до крупнейших скоплений, известных астрономам.

— Каковы крупнейшие скопления материи, известные астрономам? спросил Рич и нажал кнопку «ГРАФИЧЕСКОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ».

Щелчок — пауза — щелчок.

— Солнце.

На хрустальной пластине возникло изображение солнца.

— Ну а остальные? Например, звезды?

Щелчок — пауза — щелчок.

— Звезд не существует.

— А планеты?

Щелчок — пауза — щелчок.

— Существует Земля.

Появилось изображение вращающегося земного шара.

— Ну а другие планеты? Марс? Юпитер? Сатурн…

Щелчок — пауза — щелчок.

— Других планет не существует.

— А Луна?

Щелчок — пауза — щелчок.

— Луны не существует.

Рич глубоко вздохнул, его трясло.

— Попробуем еще раз. Возвратимся к Солнцу.

На хрустальной пластине снова возникло Солнце.

— Солнце — величайшее скопление материи, известное астрономам, начал записанный на пленку голос.

Внезапно он замолчал.

Щелчок — пауза — щелчок.

Изображение Солнца стало медленно тускнеть. Голос сказал:

— Солнца не существует.

Модель исчезла, и лишь остаточное изображение маячило на пластине, глядя на Рича, безмолвное, страшное… Человек Без Лица.

Рич застонал. Он вскочил на ноги, опрокинул стул. Потом схватил его и запустил им в страшное видение. Потом он повернулся и неверными шагами выбежал из библиотеки в лабораторию, а оттуда в коридор. У пневматического вертикального лифта он надавил на кнопку «УЛИЦА». Дверь открылась, он ввалился внутрь и слетел пятьюдесятью семью этажами ниже, в главный зал научного центра «Монарха».

Зал был полон народу — скоро должна была начаться утренняя смена. Проталкиваясь сквозь толпу, Рич ловил любопытные взгляды, направленные на его окровавленное лицо. Вдруг он заметил, что к нему приближаются с разных сторон полдюжины людей, одетых в форму охраны «Монарха». Он бросился бежать, прошмыгнул через вращающиеся двери и вылетел на улицу. Но, очутившись на тротуаре, он застыл на месте, будто перед носом у него выросла стена из раскаленного добела железа. Солнца не было.

Горели уличные фонари; в небе мерцали воздушные трассы; мимо проносились фары прыгунов; ослепительным светом сверкали витрины… А вверху — ничего… ничего, кроме глубокой, черной, неизмеримой бесконечности.

— Солнце! — крикнул Рич. — Где Солнце?

Он указал рукой на небо. Служащие окидывали его подозрительными взглядами и проходили мимо. Ни один из них даже не взглянул вверх.

— Солнце! Где же Солнце? Неужели вы не понимаете, вы, идиоты? Исчезло солнце! — Рич хватал их за руки и, потрясая кулаком, указывал на небо. Потом, увидев, что из вращающихся дверей уже выбегают первые охранники, он пустился наутек.

Добравшись до угла, он проворно свернул направо и единым духом промчался через ярко освещенный, полный покупателей пассаж. Сразу же за пассажем был вход в вертикальную «пневматичку», которая вела к воздушной трассе. Рич успел проскочить в дверь и, когда она задвигалась, оглянувшись, увидел своих преследователей всего в нескольких шагах. Затем он, как мяч, свечой взлетел на семидесятиэтажную высоту и оказался на воздушной трассе.

Тут была расположена электромобильная стоянка, полого спускавшаяся к фасаду Башни «Монарха» и соединенная с воздушной трассой подъездной дорогой. Рич бросился к стоянке, швырнул несколько кредиток служителю, вскочил в аэромобиль и нажал кнопку пуска. Машина двинулась. В конце подъездной дороги он нажал кнопку «Налево». Аэромобиль свернул налево и покатил по трассе. Система управления в этих аэромобилях была очень проста. На щите находилось всего несколько кнопок: «Налево», «Направо», «Пуск», «Стоп». Все управление машиной производилось автоматически. Электромобили этого типа предназначались только для езды по воздушным трассам. Сев в такую машину, вы могли часами кружить над городом как белка в колесе.

Электромобиль не требовал внимания. Рич ехал и попеременно поглядывал то назад, то вверх, на небо. Солнца нет, а им и горя мало, словно его никогда и не было. Вдруг он похолодел. А что, если и это такой же заскок, как у тех, что считают людей одноглазыми? Неожиданно машина замедлила ход, а затем и вовсе остановилась. Рич застрял посредине воздушной трассы, между Башней «Монарха» и колоссальным «Визиофон энд Визиограф Билдинг».

Он принялся лихорадочно нажимать на все кнопки. Безрезультатно! Тогда он выскочил и поднял задний капот, чтобы проверить, не испортилось ли контактное реле. Вдали на трассе показались бегущие к нему охранники. Тут только Рич понял, в чем дело. Аэромобиль питался энергией, посылаемой со стоянки. Добравшись до стоянки, охранники приказали прекратить подачу энергии в его электромобиль и побежали за ним вдогонку. Рич бросил бесполезную теперь машину и что было духу помчался к «ВВ Билдинг».

Трасса проходила по тоннелю, пронизывавшему здание «ВВ Билдинг». Вдоль тоннеля располагались магазины, рестораны, театр… Кстати, там помещалось и бюро путешествий! Это выход. Быстро купить билет, занять одноместную капсулу… Затем его забросят на какую-нибудь взлетную площадку… Ведь ему нужно совсем немного времени, чтобы перестроиться, взглянуть на все новыми глазами… А в Париже у него свой дом. Ловко увертываясь от автомобилей, он пересек тоннель и вбежал в бюро.

Бюро путешествий напоминало небольшой банк. Короткая стойка, окошко, защищенное решеткой и взломонепроницаемым пластиком. Рич подошел к окошку, вынул из кармана деньги. Отсчитав несколько кредиток, он подтолкнул их к решетке.

— Билет до Парижа, — сказал он. — Сдачу оставьте себе. Где у вас капсулы? Живо, любезный! Живо!

— Париж? — переспросил кассир. — Какой Париж? У нас нет никакого Парижа.

Рич всмотрелся в человека за полупрозрачным пластиком. За окном маячил, глядя на него, молчаливый, страшный… Человек Без Лица. Ричу показалось, что голова его вот-вот лопнет, сердце бешено колотилось. Он раза два бестолково повернулся на месте, наконец увидел дверь и выбежал наружу. Спотыкаясь как слепой, он ринулся назад к трассе, сделал слабую попытку увернуться от приближающегося автомобиля и погрузился во тьму, плотно окутавшую его со всех сторон.

УНИЧТОЖИТЬ

СЛОМАТЬ

ЛИКВИДИРОВАТЬ

РАССЕЯТЬ

(МИНЕРАЛОГИЮ, ПЕТРОЛОГИЮ, ГЕОЛОГИЮ, ФИЗИОГРАФИЮ)

РАЗМЕТАТЬ

(МЕТЕОРОЛОГИЮ, ГИДРОЛОГИЮ, СЕЙСМОЛОГИЮ)

СТЕРЕТЬ

(x2 y3d: Пространство (d: Время)

ВЫЧЕРКНУТЬ.

ТЕМОЙ ЯВЛЯЕТСЯ…

— …что является?

ТЕМОЙ ЯВЛЯЕТСЯ…

— …является что? Что? ЧТО?

Чья-то рука прикрыла ему рот. Рич открыл глаза. Он находился в маленькой комнатке с кафельными стенами, наверное, в медпункте при полицейском участке. Он лежал на белом столе, который окружали охранники, трое полицейских в форме и еще какие-то люди. Все они старательно что-то записывали в блокноты, бормоча себе под нос и смущенно пожимая плечами.

Незнакомец отнял руку от губ Рича и наклонился к нему.

— Все будет хорошо, — сказал он мягко. — Не волнуйтесь. Я врач.

— Щупач?

— Что?

— Вы не щупач? Мне нужен щупач, мне нужен кто-нибудь, кто бы влез мне в башку и подтвердил, что я прав. Бог ты мой? Мне это нужно до зарезу. За ценой я не постою…

— Что ему нужно? — спросил полисмен.

— Я не знаю. Он сказал «щупач». — Врач повернулся к Ричу. — Что это значит? Объясните нам, пожалуйста. Что значит «щупач?»

— Это эспер. Тот, кто читает мысли.

Доктор улыбнулся.

— Фантазирует. Разыгрывает бодрячка. Больные часто ведут себя так. Делают вид, что катастрофа их не испугала. Мы называем это юмором висельника.

— Послушайте, — взмолился Рич, — приподнимите меня. Я должен кое-что сказать.

Ему помогли приподняться.

— Меня зовут Бен Рич, — сказал он, обращаясь к полицейским. — Бен Рич из «Монарха». Вы, конечно, слышали обо мне. Я хочу сделать признание. Но я признаюсь лично Линкольну Пауэлу, полицейскому префекту. Доставьте меня к нему.

— Кто такой Пауэл?

— И в чем вы хотите признаться?

— В убийстве де Куртнэ. Месяц тому назад я убил Крэя де Куртнэ. Это произошло в доме Марии Бомон. Скажите Пауэлу. Я убил де Куртнэ.

Полицейские удивленно переглянулись. Один из них не торопясь поплелся в угол к старомодному телефону.

— Капитан? У нас тут один тип. Называет себя Беном Ричем из «Монарха». Хочет сделать признание какому-то префекту по фамилии Пауэл. Говорит, в прошлом месяце кокнул какого-то малого, которого знали Крэй де Куртнэ. — Полицейский помолчал и обратился к Ричу: — Как пишется эта фамилия?

— Де Куртнэ! Маленькое «дэ», потом «е», потом отдельно заглавная «ка», «у», «эр», «то», «эн», «э».

Полисмен продиктовал фамилию по буквам и стал ждать. Некоторое время спустя он усмехнулся и повесил трубку.

— Все наврал, — сказал он и положил блокнот в карман.

— Послушайте… — начал Рич.

— Как он, в порядке? — спросил полисмен у врача, не оборачиваясь к Ричу.

— Небольшой шок, а вообще он в норме.

— Да слушайте же! — крикнул Рич.

Полисмен рывком поставил его на ноги, подтолкнул к дверям.

— Порядок, приятель. Катись!

— Вы должны меня выслушать. И…

— Нет, приятель, это ты меня выслушай. В полиции нету никакого Линкольна Пауэла. В книге происшествий не зарегистрировано убийство этого твоего де Куртнэ. Понял? Так что проваливай подобру-поздорову. Заливать можешь в другом месте, — и он вытолкнул Рича на улицу.

Тротуар выглядел странно. Он был весь вздыблен, словно изрытый пневматическим молотком. Рич споткнулся, но кое-как удержался на ногах и застыл, безгласный, растерянный. Темнота сгустилась еще больше… вечная темнота. Лишь кое-где горели редкие фонари. Воздушные трассы исчезли. Не видно было прыгунов. Даже горизонт стал не сплошным — в нем появились проломы.

— Я болен, — простонал Рич. — Я болен. Помогите…

Прижимая руки к животу, пошатываясь, он побрел по разбитому тротуару.

— Прыгун! — вопил он не своим голосом. — Прыгун! Такси! Да есть ли кто живой в этом забытом богом городе? Где вы все попрятались? Такси!

Ничего.

— Я болен… болен. Мне нужно домой. Я заболел. — Он снова заорал: Слышит меня кто-нибудь? Я болен. Помогите… По-мо-ги-те!..

Никакого ответа.

Рич застонал, потом вдруг захихикал бессмысленно и жалобно. Срывающимся голосом он запел: Три, два, раз… А ну еще! Три, четыре — горячо. Ах ты, камбала, не вобла, Смотри в оба! Смотри в оба!..

— Да где же вы все? Мария! — чуть не плача, позвал он. — Мария, включи свет! Ма-а-ри-и-ия! Да прекрати ты эту дурацкую игру в «Сардинки»!

Он споткнулся.

— Где ты? — кричал Рич. — Вернись, умоляю, вернись! Я тут совсем один!

Безмолвие.

Он искал Парк Саут, 9, вглядывался в темноту, не покажется ли особняк Бомонов, дом, где встретил свою гибель де Куртнэ. Как успокоительно было бы встретить «старую прилестницу» Марию!

Безмолвие.

Мрачная, холодная пустыня. Черное небо. Все чужое вокруг. Пусто.

Безмолвие и пустота.

Рич крикнул. Одинокий хриплый крик, крик злобы и страха.

Безмолвие. Даже эхо не откликнулось.

— Ради бога! — кричал он. — Ради бога! Верните все обратно! Куда все девалось? Одно пространство, одно пространство!..

Из пустоты проступила и выросла зловещая гигантская фигура. Она родилась из черных теней. Рич смотрел на нее, оцепенев. Она маячила перед ним, безмолвная, страшная… Человек Без Лица. Внезапно он заговорил:

— Нет пространства. Ничего нет.

Рич услышал пронзительный крик. Это кричал он сам. Услышал оглушительный грохот. То билось его сердце. Он бежал нездешней, неземной тропой, проложенной в пустоте, где не было ни жизни, ни пространства, бежал, пока еще не поздно, пока еще не поздно, еще не поздно, пока еще есть время, еще есть время, время…

И на полном бегу наткнулся на фигуру, рожденную из черных теней, на Человека Без Лица. Человек Без Лица сказал:

— Времени не существует. Ничего нет.

Рич отпрянул. Повернулся. Упал. Теряя последние силы, он полз сквозь вечную пустоту и визжал:

— Пауэл! Даффи! Киззард! Тэйт! О господи! Где вы все? Где все? Ради бога!..

И опять перед ним возник Человек Без Лица.

— Бога не существует, — сказал он. — Ничего нет.

Теперь уже невозможно было спастись бегством. Остались лишь антибесконечность — бесконечность со знаком минус, и Рич, и Человек Без Лица. Намертво вмерзнув в это триединство, Рич поднял наконец глаза и посмотрел прямо в лицо своему смертельному врагу, от которого он не смог спастись, тому, кто преследовал его в ночных кошмарах… тому, кто разрушил всю его жизнь…

Это был…

Он сам.

Де Куртнэ.

Они оба.

Их лица сливались в одно. Бен де Куртнэ — Крэй Рич. Де Куртнэ — Рич. Де — Р.

Он не мог говорить. Не мог шевельнуться. Ведь не существовало ни времени, ни пространства, ни материи. Только умирающая мысль.

— Отец?

— И сын.

— Ты — это я?

— Мы — это мы.

— Отец и сын?

— Да.

— Я не могу понять… Что случилось?

— Ты проиграл игру.

— Игру в «Сардинки»?

— Нет. Глобальную игру.

— Но я же выиграл. Я выиграл. Ведь мне принадлежала вся Галактика, до последней песчинки…

— Потому ты и проиграл. Мы проиграли.

— Что мы проиграли?

— Возможность выжить.

— Я ничего не понимаю. Не могу понять.

— Зато это понимает моя половина. Ты бы тоже понял это, Бен, если бы ты не отторгнул меня от себя.

— Что же тебя отторгло?

— Все, что есть в тебе извращенного, испорченного, дурного.

— И это говоришь ты? Ты… предатель, пытавшийся меня убить?

— Я это делал без гнева, Бен. Делал лишь для того, чтобы сокрушить тебя прежде, чем ты сокрушишь нас. Чтобы выжить. Чтобы помочь тебе проиграть Галактику и выиграть игру, Бен.

— Что за игра? Ты назвал ее глобальной?

— Да. Это головоломка. Вселенная — это лабиринт, путаница, головоломка, которую мы должны решить. Все галактики, звезды, солнце, планеты… весь мир, каким мы его знали. Мы с тобой были единственной реальностью. Все остальное вымысел… куклы, марионетки, бутафория, комедиантство. Нам с тобой предстояло разгадать воображаемую реальность.

— Мне это удалось. Я завладел ею.

— Но не сумел решить головоломки. Решение мы так и не узнаем, но это ни террор, ни воровство, ни ненависть, ни похоть, ни убийство, ни насилие. Ты не решил головоломку, и все уничтожено, развеяно…

— А что же стало с нами?

— Уничтожены и мы. Я пробовал предупредить тебя. Остановить. Но мы не выдержали испытания.

— Но почему же? Почему? Кто мы такие? Что мы собой представляем?

— Кто знает? Разве зерно, которому не удалось упасть на добрую почву, знает, кем и чем оно стало бы? Не все ли нам равно, кто мы и что? Мы проиграли. Испытаниям конец. Конец и нам.

— Нет!

— Возможно, Бен, если бы мы решили головоломку, все осталось бы реальностью. Но дело сделано. Реальность превратилась в утраченную возможность. И вот мы проснулись, чтобы упасть в ничто.

— Мы еще вернемся. Мы попытаемся снова…

— Назад возврата нет. Конец.

— Мы что-нибудь придумаем. Ведь можно же что-нибудь придумать!

— Ничего нельзя придумать. Конец.

Все было кончено.

Теперь… Разрушение.

ГЛАВА XVII

Их обоих нашли на следующее утро почти в центре острова, в парке, откуда открывался вид на старый гарлемский канал. Оба всю ночь блуждали по улицам и воздушным трассам, не видя ничего вокруг и все же медленно и неуклонно приближаясь друг к другу, как две намагниченные иглы.

Пауэл, скрестив ноги, сидел на влажном дерне. Лицо его осунулось и потемнело, дыхание почти угасло, пульс едва прослушивался, но руки, будто железные тиски, все еще сжимали свернувшегося в тугой ком Рича.

Пауэла немедленно отвезли в его особнячок на Гудзон Рэмп, где, установив круглосуточное дежурство, его усердно принялись выхаживать все сотрудники лаборатории при институте Эспер Лиги, донельзя обрадованные этим первым в истории успешным завершением Массового катексиса. С Ричем не было нужды спешить. В должное время и с соблюдением необходимых формальностей его, по-прежнему недвижимого, доставили в Кингстонский госпиталь на предмет Разрушения.

Прошло семь дней.

На восьмой Пауэл встал, принял душ, оделся, выиграл сражение со своими «сиделками» и вышел из дому. Заскочив по дороге к «Сюкре и Си», он вышел оттуда с неким таинственным большим пакетом, после чего направился в полицейское управление, чтобы лично доложить комиссару Крэббу об окончании дела. Однако, прежде чем подняться в кабинет шефа, он заглянул к Джексону Беку.

— Привет, Джекс.

— Здра (и бедст) вия желаю.

— Бедствия?

— Я заключил пари на пятьдесят кредиток, что вас продержат в постели до среды.

— Проиграли. Как отнесся Моз к нашей версии мотива преступления?

— Поддержал руками и ногами. Заседание длилось всего час. Рича уже готовят к Разрушению.

— Отлично. Ну я пошел наверх. Постараюсь все это растол-ко-вать комиссару Крэббу.

— Что это у вас под мышкой?

— Подарок.

— Для меня?

— Сегодня не для вас. Пока, Джекс. Примите мои наилучшие помышления.

Пауэл поднялся вверх, постучал в дверь отделанного серебром и черным деревом кабинета и, услышав повелительный голос: «Войдите!», отворил дверь. Крэбб был должным образом внимателен, но сух. Дело де Куртнэ не способствовало улучшению его отношений с Пауэлом. А заключительный эпизод явился последней каплей.

— Это был на редкость сложный случай, сэр, — тактично начал Пауэл. Никто из нас ничего не понимал, и никого нельзя винить. Видите ли, комиссар, даже сам Рич не отдавал себе отчета, по какой причине он убил де Куртнэ. Единственным, кто попал в точку, был наш следственный компьютер, но мы тогда решили, что он дурачится.

— Этот агрегат? Он понял?

— Да, сэр. Когда мы в первый раз снабдили его информацией, компьютер дал ответ, что недостаточно подтверждены документацией эмоциональные мотивы преступления. Мы же все предполагали, что преступление совершено из корыстных соображений. Кстати, так же думал и Рич. Само собой, мы решили, что компьютер чудит, и запросили у него вторичного расчета, подтверждавшего нашу версию об убийстве с корыстными целями. И тем самым укрепились в ошибке.

— А чертов агрегат, значит, был прав?

— Да, комиссар. Прав. Рич сам себя уверил, что причина убийства — его финансовые взаимоотношения с де Куртнэ. Так он бессознательно скрывал от себя истинный, эмоциональный мотив преступления. Как вы знаете, он предложил де Куртнэ слияние капиталов. Тот согласился. Но подсознательный импульс толкнул Рича к тому, чтобы неправильно расшифровать ответ. Иначе он не мог. Он не мог не верить, что убивает ради денег.

— Почему?

— Потому что он не мог признать действительным подлинный мотив убийства.

— И этот мотив?.. В чем же он заключался?

— Де Куртнэ был его отцом.

— Что? — изумился Крэбб. — Его отцом? И свою плоть и кровь?..

— Да, сэр. Мы все это могли узнать гораздо раньше, но не сообразили… поскольку и сам Рич не осознавал этого. Вот, к примеру, это поместье на Каллисто, которым Рич пожертвовал, чтобы удалить доктора Джордана за пределы Земли. Рич унаследовал его от матери, а та, в свою очередь, получила поместье в дар от де Куртнэ. Мы предполагали, что еще старый Рич каким-то образом оттягал его у де Куртнэ и передал жене. Оказывается, ничего подобного. Де Куртнэ сам подарил его своей возлюбленной — матери Рича, когда узнал, что она ждет от него ребенка. Рич и родился там. Джексон Бек все это выяснил, когда мы подобрали к делу ключ.

Крэбб открыл было рот, потом снова сжал губы.

— Мы много чего проглядели. Например, тягу де Куртнэ к самоубийству на почве острого ощущения своей вины перед кем-то, покинутым им. Он ведь и впрямь покинул сына. Это его мучило. Затем не обратили внимания на проглянувший среди первичных инстинктов Барбары де Куртнэ образ ее самой и Бена Рича в виде полублизнецов. Она каким-то образом знала, что он ее сводный брат. Да ведь и Рич не смог убить Барбару в доме у Чуки Фруд. Инстинктивно он тоже все знал. Отца за то, что тот отверг его, он ненавидел и хотел уничтожить, а вот заставить себя причинить вред сестре не смог.

— Так когда же вы докопались до сути?

— Уже после того, как дело было прекращено, сэр. Когда Рич на меня напустился, обвиняя в том, что я ему подбрасываю мины-сюрпризы.

— Да, он говорил, что это делаете вы. Он… но, постойте, Пауэл, если не вы, то кто же этим занимался?

— Сам Рич, сэр.

— Рич?

— Да. Он убил отца. Сделал то, на что толкала его ненависть. Но его суперэго, его подсознание не позволяло ему оставаться безнаказанным после столь ужасного преступления. Так как полиция, по всей видимости, оказалась не в состоянии покарать его, то его собственная совесть взяла на себя миссию палача, воплотившись в образ, преследовавший Рича в его ночных кошмарах — в образ Человека Без Лица.

— Человека Без Лица?

— Да, комиссар. Это был символ истинной взаимосвязи Рича и де Куртнэ. И так как Рич был не в состоянии увидеть правду, признать, что де Куртнэ его отец, человек этот был без лица. Когда Рич пришел к решению убить своего отца, ему начала сниться эта безликая фигура. Она не давала ему покоя. Человек Без Лица сперва символизировал угрозу наказания за преступный замысел, а позже стал и самой карой за убийство.

— И значит, мины-сюрпризы?..

— Именно так, комиссар. Его совесть требовала, чтобы за преступлением последовала заслуженная кара. Но поскольку у Рича ни разу не возникла мысль, что он убил своего отца, он мог наказать себя лишь бессознательно. Рич подкладывал себе все эти мины, сам не понимая, что делает… как лунатик, во сне или днем в минуты бегства от реальности, в краткие периоды беспамятства. Ухищрения психического аппарата неисчерпаемы.

— Но если Рич и сам не подозревал обо всем этом, как вам удалось докопаться до сути дела, Пауэл?

— В том-то и дело, сэр. В этом была вся трудность. Рич был настроен к нам враждебно, в то время как для обследований такого рода требуется полное содействие субъекта. К тому же на обследование уходит несколько месяцев, а у нас не было времени. Рич, оправившись от целого ряда свалившихся на него потрясений, вполне мог перестроиться, взглянуть на все новыми глазами и стать для нас неуязвимым. Это было опасно, поскольку он обладал возможностью вывернуть наизнанку всю солнечную систему. Он принадлежал к тем редким ниспровергателям мировых основ, в чьих силах было разрушить все наше общественное здание и создать новое общество, на свой лад.

Крэбб кивнул.

— И он почти добился цели. Истории известны такого рода деятели. Они — связующее звено между прошлым и будущим. Если им позволить войти в силу, то человечество окажется прикованным к ужасному завтра.

— Как же вы поступили?

— Прибегли к массовому катексису, как мы его называем. Не так-то просто объяснить, в чем он заключается, но я все же попробую. Психический комплекс каждого человека, то, что называют душевными силами, состоит из двух видов энергии — резервной, или, как мы говорим, латентной, и расходуемой. Латентная энергия скрыта в глубине нашей души как неприкосновенный запас. Расходуемую энергию мы тратим в своей повседневной психической и мыслительной деятельности. Латентную энергию большинство людей расходует крайне редко и в очень малом количестве — ничтожную ее долю.

— Понятно.

— Когда Эспер Лига прибегает к массовому катексису, каждый эспер раскрывает, если так можно выразиться, свою душу и пересылает все запасы своей латентной энергии в общий фонд. Воспользуется этой энергией один-единственный эспер, у которого из латентной она станет расходуемой. Если он сумеет распорядиться ею, он сможет проделать титаническую работу. Однако операция эта и трудна, и крайне опасна. Выполнить ее — это примерно то же, что отправиться на Луну, вставив себе динамитную шапку в… э… словом, лететь на динамитной шашке.

Крэбб вдруг ухмыльнулся.

— Жаль, что я не щупач, — сказал он. — Хотелось бы мне знать, как вы на самом деле представляете себе этот полет на Луну.

— Вы уже представили, сэр, — усмехнулся в ответ Пауэл.

Впервые между ними установился контакт.

— Нам было необходимо, — продолжил Пауэл, — столкнуть Рича с Человеком Без Лица. Ведь мы могли узнать правду только после того, как ее узнает сан Рич. Используя весь фонд латентной энергии, я вызвал у Рича самые обычные, элементарные невротические представления — иллюзию, будто только он один реален в этом мире.

— Хм, обычные… нечего сказать обычные!

— О, самые обычные, сэр. Такая иллюзия — один из самых тривиальных методов бегства от действительности. Когда жизнь становится вам невмоготу, вы спасаетесь от ее тягот, вообразив себе, что все ваши беды всего лишь выдумки, гигантская мистификация. Рич уже носил в себе зародыш этой иллюзии. Я просто интенсифицировал ее. В последнее время жизнь ему и впрямь стала невмоготу, и я заставил его поверить, что Вселенная — обман, головоломка. Затем постепенно на его глазах я уничтожил весь окружавший его мир, разобрал головоломку на части и оставил его наедине с Человеком Без Лица. Тогда он впервые взглянул на него открытыми глазами, узнал в нем себя, узнал отца… и мы все поняли.

Пауэл взял сверток, встал со стула. Крэбб тоже вышел из-за стола и, дружески придерживая Пауэла рукой за плечо, проводил его до двери.

— Вы проделали феноменальную работу, Пауэл. Поистине феноменальную. Я просто не нахожу слов. Это, наверно, замечательно — быть эспером.

— И замечательно и страшно, сэр.

— Вы все, наверно, очень счастливы.

— Счастливы? — Пауэл задержался у двери и взглянул на Крэбба. — Были бы вы счастливы, комиссар, если бы вам пришлось всю жизнь провести в больнице?

— Как в больнице?

— Да, именно там мы все и живем. В психиатрической лечебнице. Без надежды на бегство, на избавление. Так что радуйтесь, что вы не эспер, сэр. Радуйтесь, что вам видна лишь внешность человека. Радуйтесь, что вам не приходится видеть ненависти, ревности, злобы, боли. Радуйтесь, что вам не часто открывается страшная сущность человека. Мир будет чудесным местом, когда все люди станут телепатами и освободятся от пороков, от всех аномалий… А до тех пор радуйтесь своей слепоте.

Он вышел из управления полиции, взял прыгуна и понесся на север к Кингстонскому госпиталю. Сидя в кабине со свертком на коленах, он любовался величественным видом Гудзонской долины и насвистывал какой-то замысловатый мотив. Только раз он улыбнулся и пробормотал: «Подумать только, мне все же удалось просветить хоть немного Крэбба! Теперь остается только стабилизировать наши отношения. И главное, с сегодняшнего дня он будет сочувствовать щупачам и относиться к нам дружески».

Внизу, постепенно развертываясь, показалась великолепная панорама Кингстонского госпиталя — солярии, бассейны, сады, спортивные площадки, коттеджи, клиники… Весь архитектурный ансамбль госпиталя был спроектирован в изысканном неоклассическом стиле. Прыгун пошел на посадку. Пауэл уже различал отдельные фигуры — сестер, врачей, пациентов. Загорелые, оживленные, они веселились, играли. Пауэл вспомнил о предупредительных мерах Правительственного Совета, которые тот должен был принять, справедливо опасаясь, как бы Кингстон не превратился в модный курорт: слишком много жаждущих развлечения богатых бездельников стремились туда попасть, симулируя различные заболевания.

Справившись в комнате посетителей, где найти Барбару де Куртнэ, Пауэл отправился в указанном направлении. Он очень ослабел за последние дни, но сейчас его так и подмывало перемахнуть через изгородь, взобраться на ворота или пуститься бегом по дорожке. Ему не терпелось поскорее задать Барбаре вопрос, не дававший ему покоя с самого утра, с того момента, когда, очнувшись после недельного оцепенения, он почувствовал, что в силах подняться.

Они увидели друг друга одновременно. Их разделял широкий газон, примыкавший к великолепному саду и каменным террасам. Барбара замахала рукой и бросилась к нему прямо по траве. Он тоже побежал ей навстречу. И вдруг их охватило смущение. Они остановились в нескольких шагах друг от друга и впустили глаза.

— Хэлло, — сказала она.

— Хэлло, Барбара.

— Я… — начала она. — Давайте пройдем в тень, ладно?

Они повернули к террасе. Пауэл краем глаза взглянул на девушку. Она снова вернулась к жизни, такой он ее еще не видел. Прежним в ней оставалось только знакомое ему озорное выражение лица, лукавая мина сорванца-мальчишки, которую он считал следствием лечения но методу D?j??prouv?. Она вся светилась пленительным веселым озорством. И в то же время была взрослой. Взрослой девушкой, незнакомой ему.

— Сегодня вечером меня выписывают, — сказала Барбара.

— Я знаю.

— Я так благодарна вам за все, что вы…

— Пожалуйста, не говорите этого.

— За все, что вы для меня сделали, — твердо закончила Барбара.

Они сели на каменную скамью.

— Я хочу, чтобы вы знали, как я вам благодарна, — сказала она, серьезно взглянув на него.

— Ради бога, Барбара, пожалуйста, не нужно. Вы меня просто пугаете.

— В самом деле?

— И вас так близко знал, когда вы… как бы это сказаться… были ребенком. А теперь…

— Теперь я снова взрослая.

— Да.

— И нам нужно как следует познакомиться. — Она приветливо улыбнулась. — Ну, скажем, завтра за чаем в пять часов?

— В пять часов?..

— Попросту. Смокинга не нужно.

— Послушайте, — в отчаянии начал Пауэл. — Я много раз помогал вам одеваться. И причесываться, и зубы чистить.

Барбара небрежно махнула рукой.

— Ваше поведение за столом было ниже всякой критики. Вы любили рыбу и терпеть не могли баранину. Однажды вы запустили бараньей котлетой мне в глаз.

— Это было сто лет назад, мистер Пауэл.

— Всего лишь две недели, мисс де Куртнэ.

Она величественно поднялась.

— Право же, мистер Пауэл, мне кажется, нам следует прервать нашу беседу. Ваша склонность к хронографическим инсинуациям… — Она остановилась, посмотрела на него, и опять выглянул сорванец-мальчишка. Хронографические? — переспросила она.

Пауэл выронил пакет и сжал девушку в объятиях.

— Мистер Пауэл, мистер Пауэл, мистер Пауэл, — шептала она. — Здрасте, мистер Пауэл.

— Бог ты мой, Барбара… Бэри, милая. А я — то уж решил, что ты это серьезно.

— Вот тебе расплата за то, что сделал меня взрослой.

— Ты всегда была злопамятным ребенком.

— А ты придирой. — Барбара отклонилась назад и посмотрела на него. Какой же ты на самом деле? Какие мы оба? Успеем мы узнать друг друга?

— Успеем?

— Прежде чем… Не, не могу сказать. Лучше прочитай у меня в мыслях.

— Так нельзя, моя хорошая. Скажи сама.

— Мэри Нойес мне рассказала. Все рассказала.

— О! Вот как?

Барбара кивнула.

— Но мне все равно. Все равно. Она права. Я на все решусь. Даже если ты не можешь на мне жениться…

Он засмеялся. Его радостное возбуждение вот-вот готово било хлынуть через край.

— Ни на что ты не должна решаться, — сказал он. — Сядь. Я хочу задать тебе один вопрос.

Она села к нему на колени.

— Вернемся еще раз к той ночи, — сказал он.

— В Бомон Хаузе?

Он кивнул.

— Мне трудно говорить об этом.

— Это займет меньше минуты. Ну а теперь представь: ты в постели, спишь. Потом вдруг просыпаешься и стремглав бежишь в ту комнату. Ты помнишь остальное…

— Да.

— Всего один вопрос. Тебя разбудил крик. Что за крик?

— Ты сам знаешь.

— Я знаю, но хочу, чтобы ты сказала. Скажи вслух.

— А что, если у меня… А если опять будет припадок?

— Не будет. Говори.

Она долго молчала, потом тихо проговорила: «На помощь, Барбара!»

Он кивнул.

— Кто это кричал?

— Как кто? Ну, конечно… — девушка вдруг замолчала.

— Кричал не Бен Рич. Зачем ему было звать на помощь? Он в ней не нуждался. Кто же кричал?

— Мой… мой отец.

— Но он не мог говорить, Барбара! У него был рак горла, он и слова не мог вымолвить.

— Я услыхала его.

— Нет, приняла телепатему.

Она вскинула на него глаза. Потом покачала головой.

— Нет, я…

— Ты приняла телепатему, — мягко повторил Пауэл. — Ты скрытый эспер. Отец позвал тебя телепатически. Если бы я не был таким ослом и не сосредоточил все мысли на Риче, то давно бы уже догадался. Когда ты жила у меня, ты бессознательно прощупывала и меня и Мэри.

Барбара все не могла усвоить эту мысль.

— Ты меня любишь? — вдруг спросил он.

— Люблю, конечно, — тихо отозвалась она, — только, по-моему, ты выдаешь желаемое…

— Кто это спрашивал?

— О чем?

— Любишь ли ты меня?

— Да ведь ты сам только что… — она запнулась, но все-таки попробовала договорить. — Ты сказал… т-ты…

— Я ничего не говорил. Теперь ты поняла? Вот почему нам не нужно ни на что решаться.

Прошло, казалось, несколько секунд, а на самом деле добрых полчаса, когда страшный грохот на террасе над их головами заставил их отстраниться друг от друга и с удивлением взглянуть вверх. На каменной стене появилось какое-то голое существо. Некоторое время оно стояло, что-то невнятно бормоча, взвизгивая и подергиваясь всем телом, потом низвергнулось вниз, скатилось по клумбам цветника и плюхнулось на газон, дергаясь, как гальванизированная лягушка и крича истошным голосом. Это был Бен Рич, почти неузнаваемый, полуразрушенный.

Пауэл быстро повернул Барбару к нему спиной и прижал к себе.

— Ты по-прежнему моя девочка? — проговорил он, взяв ее за подбородок.

Она кивнула.

— Я не хочу, чтобы ты видела это. Это не опасно, но тебе не нужно на это смотреть. Беги-ка в павильон и подожди меня там. Будь умницей, ладно? Отлично. Ну, беги, скорей!

Она схватила его руку, быстро поцеловала и, ни разу не оглянувшись, перебежала черве газон. Пауэл проводил ее глазами и, когда она скрылась, повернулся к Ричу.

Когда в Кингстонском госпитале человека подвергают Разрушению, то разрушают всю его психику. В результате серии осмотических инъекций разрушение начинается с самых верхних пластов сознания, корковых слоев, постепенно продвигаясь вглубь, размыкая все циклы, стирая все виды памяти, истребляя все накопленное психикой со дня рождения. И по мере того как пласт за пластом стирается мироощущение пациента, каждая клетка, возвращая свою долю энергии, превращает его тело во вздрагивающий клубок, в водоворот распада.

Но не в этом боль, не в этом ужас Разрушения. Самое страшное состоит в том, что сознание не покидает человека, что, в то время как стирают душу, разум сознает свою медленную, движущуюся вспять смерть, сознает, что в конце концов тоже исчезнет, и ждет нового рождения, и прощается с жизнью, и скорбит на собственных нескончаемых похоронах. В мигающих, вздрагивающих глазах Бена Рича Пауэл увидел это сознание своей гибели, и боль, и трагическое отчаяние.

— Как это он умудрился отсюда сверзиться? Что его связанным, что ли, держать? — Над стеной террасы появилась голова доктора Джимса. — О, здравствуйте, Пауэл. Вот ваш приятель. Вы его помните?

— Очень живо.

Обернувшись назад, Джимс распорядился:

— Пройдите на газон и подберите его. Я с него теперь глаз не спущу. Он повернулся к Пауэлу. — На редкость энергичный малый, прямо бурлит весь. Мы возлагаем на него большие надежды.

Рич пронзительно завизжал и дернулся.

— Как проходит Разрушение?

— Великолепно. У него такой запас жизненных сил, что хватит на что угодно. Мы воздействуем на него по ускоренной системе. Через год он должен быть готов к новому рождению.

— Я жду этого с нетерпением. Нам нужны такие люди, как Рич. Жаль было бы его лишиться.

— Лишиться? Каким образом? Не думаете же вы, что такой пустяк, как это его падение со стены…

— Нет, я имею в виду совсем другое. Три или четыре сотни лет назад наш брат полицейский ловил людей, подобных Ричу, только для того, чтобы предать их смерти. Это называлось смертная казнь.

— Вы шутите.

— Честное скаутское.

— Но это же бессмыслица! Если у человека хватило смелости в таланта, чтобы переть против общества, он, несомненно, незауряден. Его нужно ценить. Исправьте его и превратите в положительную величину. Зачем его уничтожать? Если мы станем разбрасываться такими людьми, так у нас, чего доброго, останутся одни овцы.

— Не знаю. Может быть, в те времена им и нужны были овцы.

На газон рысцой примчались санитары, подняли Рича, поставили на ноги. Он кричал и вырывался. Мягко и искусно утихомиривая его с помощью особых приемов кингстонского дзю-до, они быстро проверили, нет ли у него переломов или растяжения, и, удостоверившись, что все в порядке, повели его прочь.

— Одну минутку, — окликнул их Пауэл. Он взял со скамьи таинственный сверток и развернул его. Это была коробка конфет, одна из самых великолепных, какие только продавались у «Сюкре и Си». Пауэл подошел к разрушаемому человеку и протянул ему коробку.

— Вот вам подарок, Бен. Возьмите.

Голое существо угрюмо уставилось сперва на Пауэла, потом на коробку. Наконец две неловкие руки неуклюже вытянулись вперед и взяли подарок.

— Фу ты черт, валандаюсь с ним как нянюшка, — сердито буркнул себе под нос Пауэл. — Все мы няньки в этом сумасшедшем мире. Стоит ли он того?

И вдруг из клубившегося в Риче хаоса вспышкой вырвалось:

— Пауэл — щупач — Пауэл — друг — Пауэл — друг…

Это было так внезапно, так неожиданно, так наэлектризовано жаркой благодарностью, что Пауэла словно залило горячей волной, и к глазам подступили слезы. Он попробовал улыбнуться, потом молча повернулся и зашагал через газон к павильону, где ждала его Барбара.

— Слушайте, — восклицал он, исполненный ликования, — слушайте, вы, нетелепаты! Вы должны узнать это. Должны это понять. Вы должны смести барьеры. Сорвать покровы. Мы видим истину, которая вам не видна. Мы видим, что в человеке нет ничего, кроме любви и верности, мужества и доброты, самоотверженности и благородства. Все остальное — это лишь барьер, воздвигнутый вашей слепотой. Настанет день, когда не останется преград, разделяющих наши умы и сердца.

В бесконечной Вселенной не существовало ничего неповторимого и нового. Странный случай, миг чудесный, поразительное совпадение событий, обстоятельств и взаимоотношений — все это уже не раз бывало на планете, оборачивающейся вокруг светила, Галактика которого девятикратно возрождалась заново каждые двести миллионов лет. В мире была радость. Радость придет вновь…

ПОДКОП ПОД ПЕРИМЕТР

На одном из научных конгрессов какой-то физик в полемическом задоре воскликнул: «Если в один прекрасный миг Вселенная уменьшится в тысячу раз, то никто этого не заметит!» — «В самом деле? — с улыбкой возразил на это Эйнштейн. — Мне так кажется, что первыми заметят подобную перемену мясники, поскольку отяжелевшие вдруг мясные туши сорвутся с крюков».

Вселенная, в которой жил герой романа Альфреда Бестера «Человек Вез Лица» мультимиллиардер Рич, катастрофически сжимается. Она устремляется к точке, беднея с каждым мигом и теряя присущие ей свойства. И никто, в том числе, видимо, мясники, не заметил, что исчезли звезды. Никто, кроме Рича, который бежит, подгоняемый ужасом, и мир смыкается вокруг него, как стены в рассказе «Колодец и маятник» Эдгара По.

Страшная, неожиданная развязка…

А все началось с того, что в одну из ночей, наполненную неотвязным, тоскливым шорохом никогда не затихающих автострад, в гидропатическую постель мультимиллиардера Рича проник безликий призрак. Обычно ночные кошмары заканчиваются тем, что спящий вскрикивает и пробуждается. Так оно, собственно, случилось и на этот раз. Видимо, Рич, как всякий нормальный человек, вскоре забыл бы пугающее сновидение, не повторись оно ближайшей ночью. А затем и последующей. Упорство безликого визитера, который не оставлял свою жертву даже днем, например во время легкой дремы в уютном кресле воздушного лайнера, потребовало ответных мер…

Настойчивость и регулярность тени отца Гамлета, как мы знаем, дали толчок драматическим событиям, которые потрясли Датское королевство. Но призрак, преследовавший Рича, хранил безмолвие и, как это явствует из самого названия романа Альфреда Бестера, чертами, характеризующими конкретную личность, не обладал. Вполне естественно поэтому, что Рич обратился к специалистам, призванным расшифровывать смутные влечения подсознания.

Именно это и послужило завязкой событий, которые разыгрались на фоне некоего технотронного, постиндустриального общества, сохранившего, однако, типичные черты самого звериного современного монополизма.

«Десятилетие, в котором начались космические полеты, — пишет влиятельный западногерманский журнал «Шпигель», — и впервые человеку было пересажено чужое сердце, в котором был разгадан механизм человеческой наследственности и была установлена армия электронно-вычислительных рабов, все же не было таким уж золотым, если к его концу самая могущественная индустриальная страна земного шара сотрясается до основания от волнений и насилия; миллионы юношей и девушек участвуют в акциях протеста или пытаются забыться в снах, навеваемых гашишем и марихуаной».

Весьма симптоматичное признание. Наивные чаяния, что научно-технической прогресс, подобно чудодейственному компасу, проведет старый добрый корабль капитализма через все рифы и мели, развеялись. Успехи программы «Аполло» не отразились на войне во Вьетнаме, синтез первого гена не снял проблем негритянского гетто, электронно-вычислительные машины третьего поколения не уберегли валютную систему капиталистического мира от потрясений. Одним словом, победы науки и торжество техники не излечили социальные язвы. Скорее напротив — еще сильнее растравили их. На фоне блистательных побед человеческого разума яснее и обнаженнее предстали противоречия между трудом и капиталом. Недаром журналист Р.Винтер назвал свою нашумевшую книгу о современной американской действительности «Кошмары Америки».

Именно эти кошмары среди белого дня, именно эти трагические коллизии повседневности заставили многих западных футурологов пересмотреть свои прогнозы, отбросить ставшие традиционными представления о «неограниченном прогрессе», «научно-техническом чуде» и даже о «безбрежной свободе личности». Мы все чаще читаем, что личная свобода будет ограничена все более жестокими рамками. Прогресс техники дает правительству для этого весьма широкие возможности. Ведь уже сейчас электроника практически свела на нет частную жизнь рядового американца. Доверительный разговор ретранслирует передатчик в виде маслины вашего коктейля, выстреленные и бесшумно прилипшие к раме вашего окна. ЭВМ опознают и выбирают для записи ваш голос. Вас видят и фотографируют сквозь шторы — все это уже давно перестало быть атрибутами антиутопий.

В романе Бестера действуют люди, наделенные экстрасенсорным восприятием, способные «прощупать» человеческое сознание, память, смутные, потаенные инстинкты. Это, несомненно, фантастический элемент. Но даже он не делает окружающее Рича общество более открытым, чем, скажем, напичканный электроникой. Нью-Йорк или Лос-Анджелес. При этом нужно учесть и наложенное автором на щупачей ограничение — профессиональную тайну. Такого ограничения нет ни у ФБР, ни у частных сыскных агентов, ни у агентов промышленного шпионажа. Напротив, их профессиональный долг как раз предписывает продажу чужих тайн!

Мысль о том, что искусство вообще является зеркалом общества, а фантастика может быть уподоблена зеркалу параболическому, вряд ли поразит чье-либо воображение. Уже по самой своей природе фантастике свойственно гиперболизировать реальность, собирать ее отраженный свет в яркий фокус своей преднамеренной кривизны.

И в этом смысле современная американская фантастика излучает направленный поток напряженности и страха. Страх разлит в обществе, в один голос говорят нам и Альфред Бестер, и Гарри Гаррисон.

Источников для страха более чем достаточно. Бесконечные гробы, которые доставляют прилетающие из Вьетнама транспортные самолеты, неуверенность в завтрашнем дне, девальвация доллара, безработица, волнения в негритянских кварталах, рост преступности, неверие в завтрашний день. Еще каких-нибудь десять лет назад мессии постиндустриализма слагали панегирик научному прогрессу. Ныне им чудится в машинном гуле цоканье копыт «коня Бледного». Что провидят они в грядущем? Прежде всего технологический конвейер, с которого «сходят» младенцы, чьи гены несут искусственно запрограммированную информацию: пол, характер, внешность, интеллектуальный уровень. С одной ленты в руки счастливых (?) родителей (?) поступают будущие «сверхлюди», с другой — «недочеловеки», пригодные лишь для решения «ограниченных» задач. И это, увы не Фантастика. Смутные кошмары, которые лишь мерещились Брэдбери в шестидесятых годах, обернулись реальностью в семидесятых. Пожарные-поджигатели, ставшие символом присущего капитализму отчуждения, уже плохо вписывались в реально подступающий мир сплошной кибернетизации. К тому же призрак надвигающейся иерархической олигархии и несвободы стал приобретать все более конкретные и осязаемые черты. Поэтому и появилась «Система» — страшная технократическая организация, механическую бесчеловечность которой с разных сторон показали такие разные писатели, как Стефан Крейн и Курт Воннегут.

Американским фантастам удалось создать некий совокупный мир, в котором зерна реальной, сегодняшней угрозы дали страшные всходы. И на тех же «пурпурных полях» проросли робкие всходы.

Каков же этот воображаемый мир?

Внимание! Внимание! Внимание!

Осуществилось то, о чем веками мечтали лучшие люди Земли! Отныне для человека нет ничего невозможного!

Все подвластно ему: время, пространство, живая и неживая природа. Мыслью своей вы способны двигать предметы. Сидя у себя в кресле, сможете перенестись в любую точку земного шара. Легким усилием воли проникнуть в потаенные мысли собеседника. Вам не страшны болезни и катастрофы, ибо всемогущая «аптечка» мгновенно ставит диагноз и тут оке вылечивает. Если же за долгую вечность вам наскучит ваша оболочка, вы сумеете легко ее обменять. Ничего не стоит вообще стереть или оке пересадить вашу индивидуальность в чужое тело. В принципе это не труднее, чем прочесть чужие мысли. Разве это не гарантирует вам безопасность? Вообще все, что мучило ранее человечество, отошло в область предания. Конец неудачам в личной жизни. Несчастная любовь и мучения ревности останутся только в шекспировских пьесах. Выбор брачного партнера объективно и безошибочно свершит электронный прибор. Но если вы влюблены в себя, как Нарцисс, то ничего не стоит размножить вас в любом числе абсолютно идентичных копий. Такое умножение личности и сознания абсолютно необходимо, чтобы поспеть всюду. Спешите! Спешите! Спешите!!! Даже вечности не хватит, чтобы побывать во всех эпохах, посетить далекие миры и перепробовать все человеческие занятия. А это явно стоит проделать. Тем более что от вас не потребуют особых затрат энергии. Временной экран раздвинет стены вашего жилища, а новой профессией можно обзавестись во сне. Не из одного лишь праздного любопытства захотите вы сменить свое занятие. Разве не пожелаете вы воскресить хотя бы одного из тех несчастных, которые умерли до наступления нашей эры научно-технического благоденствия? Или вам не захочется обзавестись настоящим живым бронтозавром, птеродактилем, диплодоком? Ведь кажется, что вам доступно все, абсолютно все!

Но ест, вам осточертеет и это и густая скука повседневности скует ваше сердце, приступайте к фокусам с четвертым измерением. Исчезайте, появляйтесь, печатайте копии людей и предметов, веселитесь от души. Когда же надоест и настоящее, и будущее, и полеты в пространствах, вы сможете не просто углубиться в прошлое, но и как угодно изменить его. Все в вашей воле. Вы отныне больше, чем бог. По своему капризу вы сможете отменить грядущее или же просто зачеркнуть любую историческую эпоху.

В самом деле. Тот же Рич, обращаясь к Даффи, говорит: «Скажи, какая тебе нужна канава, и ты получишь ее — Золотую… бриллиантовую? Может быть, от Земли до Марса? Пожалуйста! Или ты хочешь, чтобы я превратил в сточную канаву всю солнечную систему? Сделаем. Пустяк! Захочешь, я Галактику в помойку превращу… Хочешь взглянуть на бога? Вот он, перед тобой». И это не пустое бахвальство. Это откровение «от капитала», ликующая песня буржуазного всемогущества. Но это странное всемогущество порабощенных.

Но может ли гарантировать вам фирма «Совокупное будущее американской НФ» счастье? И от всего этого всемогущества остается горький осадок тоски и протеста. Это сложный комплекс, и он нуждается в обстоятельном анализе, а подчас и в расшифровке.

Есть привычная цепь: мечта — изобретение — воплощение. Но в мире ричей она не работает, в ней что-то неблагополучно. Что и говорить, не совсем ладно идут дела в самом этом мире, на фоне которого пытаемся разглядеть мы звенья цепи. С мечтой и созданием вроде бы все о’кэй, но как только дело доходит до воплощения — стоп! Свершение не приносит счастья ни самим создателям, ни людям, среди которых они живут. Напротив, по следам почти всех фантастических новинок уныло бредет печаль. А за плечами одиночек творцов проглядывает тень безносой костлявой старухи. Что же случилось с миром, если в нем так извращаются лучшие человеческие мечты? Почему этот мир не хочет ничего нового, даже если оно зовется глупым именем Счастье и смешной кличкой Всемогущество?

Посмотрим, что объединяет оба произведения этого сборника.

«Неукротимая планета» и «Человек Без Лица» рисуют миры, «обогащенные» телепатическим компонентом. Но телепатия здесь отнюдь не самоцель. И у Бестера, и у Гаррисона речь идет не столько о «сверхчувственном восприятии», сколько о взаимопонимании, доброй воле, непредубежденности. Это особенно ясно видно на фоне безумной планеты Пирр.

Но разве уже сегодня Нью-Йорк, Токио, Лондон не задыхаются в ядовитом тумане? Разве проблемы Пирра не их проблемы? Тысячи реактивных самолетов отравляют атмосферу свищом и высокоактивными продуктами распада, которые грозят уничтожить защищающий землю от космической радиации озоновый экран. Повышение фона радиации уже обрекло на смерть какой-то (одного из 100 тысяч или далее из 10 тысяч) процент будущих граждан Земли. Инсектициды проникли в Мировой океан и добрались уже до Антарктиды, потоки нефти заливают пляжи, реки превратились в стоки нечистот. Так, может быть, стоит задуматься, остановиться, прекратить безумный научно-промышленный бег? А то как бы в самом деле Земля не стала помойкой.

В завуалированной, но достаточно конкретной форме этот вопрос и ставит Гарри Гаррисон. Причем находит на него ответ. Его экологическая программа прямо перекликается с современными воззрениями на проблему среды обитания. Американский писатель ясно говорит о том, что не прогресс сам по себе виновен в ошибках и неудачах. Напротив, только еще более глубокое проникновение в сложную систему взаимосвязей природы позволит найти правильное, гармоничное решение. При плановом ведении хозяйства, при иной общественной системе многие из этих проблем вообще не встают или же решаются сравнительно просто.

Мы еще не умеем управлять климатом, и нам далеко не всегда удается избежать загрязнения среды обитания. Мы даже не знаем еще всех последствий повышения фона радиации. Но самые пессимистические прогнозы дают цифру возможных потерь несравненно меньшую, чём тысячи и тысячи спасенных мужчин и женщин, которыё живут и трудятся бок о бок с нами только потому, что рентгеновские лучи остановили роковое течение неизлечимых недавно болезней. Речь, Таким образом, идет о самом важном: о жизни и здоровье.

Ни на одном рубеже науки остановка немыслима. Нет таких завоеваний, которые позволили бы человеку почить на лаврах и вкушать заслуженный отдых. Антибиотики, которые избавили нас от опустошительных эпидемий, привели к возникновению нечувствительных к ним вирусов. Поэтому стоит лишь ослабить бдительность, и на мир обрушится какой-нибудь совсем новый губительный мор. Поэтому Только сохранение статус-кво требует все больших и больших затрат. А ведь надо идти дальше…

Наука избавила мир от опустошительных эпидемий, резко снизила смертность и увеличила продолжительность жизни, она дала в руки человека могучие орудия воздействия на окружающий мир. Она же подсказала ему и тот минимальный комплекс мер, с помощью которых можно предотвратить гибель среды обитания. Будущее окружающей нас природы могло бы выглядеть вполне безмятежным.

Но имеем ли мы право воспевать мощь науки, не думая о негативных аспектах ее стремительного полета? Можем ли мы после Хиросимы разделять прекраснодушные восторги авторов утопических романов прошлого? Отсюда и проистекают тревога и напряженность, присущие произведениям Бестера и Гаррисона.

Прекрасно написанный, острый и увлекательный роман Бестера завершает традиционный для американской массовой литературы хэппиэнд. Но писатель не решил поставленных им же самим проблем. С гибелью де Куртнэ и уничтожением личности Рича не умер их жестокий мир. Новая схватка новых монополистов — и идея превращения галактики в выгребную яму может выгореть. И не Пауэлу, продолжателю традиций честных шерифов дальнего Запада, помешать этому. Более того, Бестер сам оке подорвал миропорядок своего гипотетического общества будущего. Разве все его щупачи остаются верными профессиональному долгу? Этике, наконец? Напротив, мы видели, как метры высшего класса продавали за соответствующую мзду принципы своей корпорации, святая святых своей Лиги. И это понятно, ибо мир Бестера — всего лишь слепок с реального мира продажных политиканов, слепой продажной Фемиды. Поэтому мы не очень-то верим в мудрость кибера Моза и честность его жрецов. Рич оплатил избирательную кампанию комиссара Крэбба, но Крэбб, несмотря на первоначальные подозрения на его счет, остается верен долгу. Это тоже стереотип американских развлекательных фильмов. Во насколько правдиво описывает он реальную ситуацию? Недавний скандал в нью-йоркской полиции продемонстрировал перед веем миром чудовищную коррупцию, царящую в среде «копов», их взаимосвязь с гангстерским синдикатом. Бестер не мое этого не знать. Отсюда очевидная неубедительность некоторых его решений. Отход от правды мстит за себя художественной недостоверностью. Мы не можем стать на точку зрения того же Пауэла, что «открытость» сознания и подсознания приведет к полному взаимопониманию и социальной гармонии. Мы знаем, что никакие, пусть даже самые сказочные, чудеса и изобретения не способны привести к социальному обновлению, как не способны они снять классовую борьбу с повестки дня.

Но нам близки и понятны чаяния Бестера. Его роман дышит надеждой на светлое будущее человечества, зовет человека к нравственному совершенству.

Естественно, мы не можем принять его прекраснодушные мечты о переустройстве мира путем одного лишь духовного совершенствования. Слабость позиций А. Бестера налицо. Он хотя и не затушевывает острые социальные и политические противоречия своей модели мира, но как бы отодвигает их на второй план. Тем не менее Бестер с талантом поистине выдающимся нарисовал образ современного капиталистического хищника, далеко не простой, не однозначный образ. Его Рич не карикатура, это сильная, в чем-то привлекательная и очень сложная натура. Он быстр, резок и красив, как только может быть красив и резок опасный хищник. Бестер вскрывает перед нами кромешную тьму подсознания своего героя, и мы обнаруживаем там не только жажду наживы, не только зло во имя зла, но и не проросшие зерна великодушия, честность и смелость. Рич являет нам себя в разных ракурсах и в разных ситуациях. В последних главах, где катастрофически сужается вокруг него вселенная, которую он готов был превратить в сточную канаву, мы даже испытываем к нему невольную жалость. Тем более что Бестер устами Пауэла намекает нам на иное будущее, уготованное телесной оболочке, которая еще минуту назад звалась Ричем. Но, как навязчивый лейтмотив, вроде «Три, четыре. Три, два, раз…», не утихает мысленный голос Рича:

«Не ломай голову, не пытайся рассчитывать. Предоставь все инстинкту. Ты убийца. Прирожденный убийца. Нужно просто выждать время и убить».

Художник оказался сильнее мыслителя. Художественная логика романа убеждает нас в том, что будущее в романе Бестера, несмотря на трансгалактический размах, является социальной копией современной Америки. И никакая телепатия не способна оградить его от преступления, изначально присущего самой природе капитализма. Вольно или невольно Бестер нам это показал. Причем с мастерством большого писателя.

Бестер и Гаррисон попытались с помощью «телепатической новинки» обуздать ад, царящий в душе хищника-олигарха, и ад, бушующий ядовитым пламенем на непокорной планете. И здесь обнаженно проявилась стихийная диалектика, тесное единство противоположных начал. На городе за периметром непокорной планеты Пирр, как, скажем, на каком-нибудь из реальных городов американского Юга, стоит клеймо ненависти. Ненависть порождена страхом, хотя пирряне — эти космические спартанцы с манерами техасских ковбоев — вроде бы ничего не боятся и в любой момент готовы умереть. Медленно, шаг за шагом, Гаррисон развенчивает своих спартанцев. Новоявленный аргонавт с символической кличкой Язон, пережив не очень убедительную трансмутацию из профессионального игрока в миссионера разума и доброй воли, слой за слоем снимает с города за периметром дешевую романтическую позолоту. Король оказывается голым, хотя и остается при нем вездесущий револьвер, превратившийся в неотъемлемую часть тела. Но разве в Далласе, городе ненависти, где был убит президент Кеннеди, нет обычая таскать пистолет в заднем кармане? Но разве в Претории или Иоганнесбурге девочек не обучают стрельбе по мишеням, поразительно напоминающим черный курчавый профиль? Это горькие плоды ненависти, взращенной на почве нетерпимости, удобренной страхом, обильно политой кровью.

В условном, фантастическом мире Гаррисона Пирр — далекая, затерянная колония — скорее исключение, чем правило среди бесчисленных, заселенных людьми планет. Но нарочитая наивность Язона и заранее заданная «твердокаменностъ» Керка, Меты и других пиррян вскоре не оставляют и нам места для сомнений по поводу истинного адреса политической сатиры Гаррисона. В ней есть явные художественные просчеты, надуманная полярность «корчевщиков» и «жестянщиков», противоречивость фантастических посылок, пародийная случайность некоторых эпизодов — вроде взрыва атомного заряда в пещере. И тем не менее повесть «Неукротимая планета» воспринимается именно как политическая сатира с конкретным социальным адресом. Пирряне Гаррисона нетерпимы, лишены чувства юмора, им чуждо не только сомнение, но и простая человеческая жалость. По сути, это киборги, снабженные безотказным оружием, но с малость ограниченным кругозором. И чтобы поставить последнюю точку над «и», автор возлагает на них прямую ответственность за гибель среды обитания. Но война, объявленная природе, не может быть выиграна. Мы знаем, что травы и птицы, рыбы и дожди возвращают назад бездумно выпущенные пестициды, ртуть, кадмий и серу. В человеческие легкие, кровь, кости. Не случайно именно ведущие страны капиталистического мира ощутили на себе катастрофические последствия хищнической эксплуатации природных богатств. Позиция Гаррисона поэтому вполне понятна. Гаррисон взывает к разуму, гармонии, миру. Его пирряне как будто бы начинают прозревать, но это прозрение на краю пропасти, где каждый неверный шаг грозит катастрофой.

Гаррисон ясно сознает всю сложность затронутой им проблемы. А ведь именно в игнорировании этой диалектической сложности и коренится основная слабость аргументации современных обличителей бесчеловечной науки.

Но та же диалектика не позволяет нам просто отмахнуться от их доводов. Более того, мы должны признать и реальность опасностей, которые несет с собой развитие науки и техники. Весь вопрос только в том, коренятся ли эти опасности в самой природе научно-технической революции или в чем-то ином.

История давно сказала свое веское слово по поводу событий, связанных с взрывом атомной бомбы. Но зловещий отсвет этого взрыва лег сначала на физиков, потом на ученых вообще. Событие это позволило Сноу сказать: «Весь остальной мир напуган как их достижениями — научными открытиями и изобретениями, так и возможными последствиями их открытий. В результате люди начинают страшиться самих ученых, почитая их существенно отличными от всех остальных людей».

Но ученые, очевидно, не отличаются в основном от других людей. Они, во всяком случае, не хуже других людей. Право, нет никаких оснований доверять ученым больше или меньше, чем скажем, юристам, которые становятся министрами, сенаторами и конгрессменами. Вот и получается, что на самом деле в основе столь распространенного на Западе недоверия к пауке лежит недоверие к обществу. В этой связи мы можем воспринимать заключительные сцены «Неукротимой планеты» почти как символику. Не взрыв атомного заряда в пещере становится причиной ожесточенного штурма периметра, а сам периметр, точнее, волчьи законы, по которым живут — создавшие его люди.

Нет нужды повторять, что научно-техническая революция несет человечеству величайшее благо и поистине фантастическое могущество. Завоевания науки неизмеримо расширили власть человека над природой. И если кому-то на Западе они внушают страх, то виной тому не ученые, а социально-политические недуги.

Еремей Парнов

ОБ АВТОРАХ

Гарри ГАРРИСОН родился в 1925 году в Стэмфорде, штат Коннектикут. В годы второй Мировой войны служил в армии. В литературе дебютировал как автор вестернов. Но известность ему принесли его научно-фантастические Произведения. Западная критика называет его одним на самых интересных и строптивых фантастов США. Острые сюжеты сочетаются в его романах с социальной, политической сатирой, направленной прежде всего на милитаризм. Ив последних произведений Гарри Гаррисона наиболее известны романы «Билл — галактический герой» и «Подвиньтесь! Подвиньтесь!»

Повесть «Неукротимая планета» — первая часть трилогии о Язоне динАльте.

Альфред БЕСТЕР родился в 1913 году, живет в Нью-Йорке. Американский драматург, пишет сценарии для радио и телевидения. Работает в жанре фантастики с 1939 года, является автором двух фантастических романов: «Человек Без Лица», «Тигр! Тигр!» и примерно тридцати фантастических рассказов. Многие его произведения посвящены путешествиям во времени, но, пожалуй, главная тема его произведений — психология человека, телепатия.

Роман «Человек Без Лица» удостоен в США многих премий, присуждаемых авторам за лучшие научно-фантастические произведения.