Мркес Гбриэль Грсия
Огорчение для троих сомнбул
Гбриэль Грси Мркес
Огорчение для троих сомнбул
И вот он теперь тм, покинутя, в дльнем углу дом. Кто-то скзл нм - еще до того, кк мы принесли ее вещи: одежду, еще хрнящую лесной дух, невесомую обувь для плохой погоды, - что он не сможет привыкнуть к неторопливой жизни, без вкус и зпх, где смое привлектельное - это жесткое, будто из кмня и извести, одиночество, которое двит ей н плечи. Кто-то скзл нм - и мы вспомнили об этом, когд прошло уже много времени, - что когд-то у нее тоже было детство. Возможно, тогд мы просто не поверили скзнному. Но сейчс, видя, кк он сидит в углу, глядя удивленными глзми и приложив плец к губм, пожлуй, поняли, что у нее и впрвду когд-то было детство, что он знл недолговечную прохлду дождя и что в солнечные дни от нее, кк это ни стрнно, пдл тень.
Во все это - и во многое другое - мы поверили в тот вечер, когд поняли, что, несмотря н ее пугющую слитность с низшим миром, он полностью очеловечен. Мы поняли это, когд он, будто у нее внутри рзбилось что-то стеклянное, нчл издвть тревожные крики; он звл нс, кждого по имени, звл сквозь слезы, пок мы все не сели рядом с ней; мы стли петь и хлопть в лдоши, кк будто этот шум мог склеить рзбитое стекло. Только тогд мы и поверили, что у нее когд-то было детство. Получется, что блгодря ее крикм нм что-то открылось; вспомнилось дерево и глубокя рек, когд он поднялсь и, немного нклонившись вперед, не зкрывя лицо передником, не высморквшись, все еще со слезми, скзл нм:
- Я никогд больше не буду улыбться.
Мы молч, все втроем, вышли в птио, может быть, потому, что нс одолевли одни и те же мысли. Может, мысли о том, что не стоит зжигть в доме свет. Ей хотелось побыть одной - быть может, посидеть в темном углу, последний рз зплетя косу, - кжется, это было единственное, что уцелело в ней из прежней жизни после того, кк он стл зверем.
В птио, окруженные тучми нсекомых, мы сели, чтобы подумть о ней. Мы и рньше тк делли. Мы, можно скзть, делли это кждый день н протяжении всех нших жизней.
Однко т ночь отличлсь от других: он скзл тогд , что никогд больше не будет улыбться, и мы, тк хорошо ее знвшие, поверили, что кошмрный сонстнет явью. Мы сидели, обрзовв треугольник, предствляя себе, что в его середине он - нечто бстрктное, неспособное дже слушть бесчисленное множество тикющих чсов, отмеряющий четкий, до секунды, ритм, который обрщл ее в тлен. "Если бы у нс достло смелости желть ей смерти", - подумли мы все одновременно. Но мы тк любили ее безобрзную и леденящую душу, подобную жлкому соединению нших скрытых недосттков.
Мы выросли двно, много лет нзд. Он, однко, был еще стрше нс. И этой ночью он могл сидеть вместе с нми, чувствуя ровный пульс звезд, в окружении крепких сыновей. Он был бы увжемой сеньорой, если бы вышл змуж з добропорядочного буржу или стл бы подругой достойного человек. Но он привыкл жить в одном измерении - подобня прямой линии, нверное, потому, что ее пороки и добродетели невозможно было увидеть в профиль. Мы узнли об этом уже несколько лет нзд. Мы - однжды утром вств с постели дже не удивились, когд увидели, что он совершенно неподвижно лежит в птио и грызет землю. Он тогд улыбнулсь и посмотрел н нс; он выпл из окн второго этж н жесткую глину птио и остлсь лежть, несгибемя и твердя, уткнувшись лицом в грязь. Позже мы поняли: единственное, что остлось неизменным, - это стрх перед рсстоянием, естественный ужс перед пустотой. Мы подняли ее, придерживя з плечи. Он был не одеревенеля, кк нм покзлось внчле. Ноборот, все в ней было мягким, подтливым, будто у еще не остывшего покойник.
Когд мы повернули ее лицом к солнцу - словно поствили перед зерклом, - глз ее были широко открыты, рот выпчкн землей, погребльный привкус которой, должно быть, был ей известен. Он оглядел нс потухшим, бесполым взглядом, от которого создлось ощущение - я держл ее н рукх, - что ее будто нет. Кто-то скзл нм, что он умерл; но остлсь ее холодня, спокойня улыбк - он всегд тк улыблсь, когд по ночм бродил без сн по дому. Он скзл, что не понимет, кк добрлсь до птио. Скзл, что ей стло жрко, что он услышл нзойдивое, пронзительное стрекотние сверчк, который, кк ей кзлось -тк он скзл,- хочет рзрушить стену ее комнты, и что, прижвшись щекой к цементному полу, он готов был вспомнить все воскресные молитвы.
Однко мы знли, что он не могл вспомнить ни одной молитвы, поскольку мы уже знли, что он двно потерял предствление о времени, и тут он скзл, что уснул, поддерживя стену комнты изнутри, тогд кк сверчок толкл ее снружи, и что он глубоко спл, когд кто-то, взяв ее з плечи, отодвинул стену и повернул ее лицом к солнцу.
В ту ночь, сидя в птио, мы поняли, что он уже не будет улыбться. Может быть, нм зрнее стло горько от ее рвнодушной серьезности, ее своевольной и необъяснимой привычки жить в углу. Нм стло горько, кк в тот день, когд мы впервые увидели, что он сидит в углу, вот кк сейчс; и мы услышли, кк он говорит, что не будет больше бродить по дому. Снчл мы не поверили ей, мы столько месяцев подряд видели, кк он ходит по комнтм в любое время суток, держ голову прямо и опустив плечи, не остнвливясь и никогд не уствя. По ночм мы слышли неясный шорох ее шгов, когд он проходил меж двух мрков, и случлсь, не рз, леж в кровти, мысленно следили з ней по всему дому. Однжды он скзл, что когд-то видел сверчк внутри круглого зеркл, погруженного, утопленного в его твердую прозрчность, и что он проникл внутрь стеклянной поверхности, чтобы достть его. Мы не поняли, что он хотел этим скзть, но смогли убедиться, что одежд н ней мокря и прилипет к телу, будто он только что куплсь в пруду. Не нйдя объяснения этому, мы решили покончить с нсекомыми в доме: уничтожить причину мучившего ее нвждения.
Мы вымыли стены, велели подрезть кустрник в птио, и получилось тк, будто мы счистили грязь с тишины ночи. Но мы уже не слышли, кк он ходит, кк говорит о сверчкх, - до того дня, когд, поев в последний рз, он оглядел всех нс, сел, не отрывя от нс взгляд, н цементный пол и скзл нм :"Я буду сидеть здесь"; и мы содрогнулись, потому что увидели, кк он стновится чем-то, что очень сильно похоже н смерть.
С тех пор прошло много времени, и мы уже привыкли видеть ее сидящей тм, н полу, с нполовину рсплетенной косой, будто он рсплетл ее, уйдя в свое одиночество, и тм зтерялсь, несмотря н то, что был нм видн.тИ потому мы поняли, что он больше никогд не будет улыбться; он скзл это тк же уверенно и убежденно, кк когд-то - что он уже не будет ходить. У нс появилсь уверенность, что пройдет немного времени и он скжет нм: "Я больше не буду видеть"или "Я больше не буду слышть", и мы бы поняли тогд, что в ней достточно человеческого, чтобы по собственной воле погсить свою жизнь, и что одновременно оргны чувств откзывют ей, один з другим, и тк будет до того дня, когд мы нйдем ее прислонившуюся к стене, будто он зснул впервые в жизни; может быть, это произойдет еще нескоро, но мы трое, сидя в птио, хотели в ту ночь услышть ее пронзительный и неумолчный плч, похожий н звон бьющегося стекл, чтобы хоть тешить себя иллюзией, что в доме родился ребенок (он или он). Нм хотелось верить, что он родилсь еще рз.