Дэвис Френсис
Таинственный Восток
Френсис ДЭВИС
ТАИНСТВЕННЫЙ ВОСТОК
Анонс
Отправившись лечить свои любовные раны на Багамские острова, Карен Ист, популярная манекенщица одного из нью-йоркских агентств моделей, и не подозревала, чем обернется для нее этот легкомысленный поступок. Неприемлемый для фотомодели загар помог обрести ей настоящую любовь и в корне изменил ее жизнь...
Для широкого круга читателей.
Глава 1
Существовали две вещи, которые Карен никогда не ожидала услышать от Эйлин. Первая: "Ты слишком худая". Другая: "Я сожалею". Карен безмолвно сидела, уставившись на Эйлин, нервно барабанящую пальцами по стулу.
- Я сожалею, - снова сказала Эйлин, - пожалуйста, прими мои извинения, дорогая. Боюсь, я немного вспылила вчера. - Она сдернула свои очки-половинки. - Нет, позволь мне быть до конца честной. Я поступила, как дурочка, и я признаю это.
- Ладно, - сказала Карен, обретя наконец голос, - не буду спорить. - Я была вне себя от злости. Не очень-то приятно услышать от тебя, что я самая тупая манекенщица из всех, кого ты когда-либо знала, а затем оказаться выброшенной из кабинета без малейшей возможности объясниться.
Зрелище униженной Эйлин Лорд несколько приподняло настроение Карен.
Эйлин вертела в руках и разглядывала свои очки.
- Я уже поняла это и очень сожалею. Искренне сожалею. Но попробуй взглянуть на ситуацию моими глазами. Сейчас июнь. Все охотятся за зимними моделями, а ты внезапно объявляешься - после двух месяцев отсутствия - с солнечным загаром! - Когда она выкрикнула последние слова, ее вчерашний гнев снова вырвался наружу. - И не с легким загаром, который оттенял бы нежный цвет твоего лица и подчеркивал чудесные белокурые волосы. О, нет! Ты, Мэри Карен Ист <Восток (англ.)>, являешься сюда с кожей цвета.., цвета... - Она в отчаянии оглядела комнату в поисках подходящего сравнения. - Цвета книжного шкафа из тика! - Она выдохнула с удовлетворением.
- Совсем я не такая темная! - запротестовала Карен, подняв руку и критически разглядывая свою кожу. - Я думаю, что это скорее кофейный цвет, мокко со сливками.
- Так где же тебя носило?
- Абако.
- Багамские острова? - фыркнула Эйлин. - Кто же отправляется на Багамы в это время года? Карен с вызовом мотнула головой.
- Я отправилась. И валялась на частном пляже в Абако, обдумывая свою жизнь.
- Пыталась забыть Артура?
- Да... Каждый день, валяясь на пляже в Абако, я думала: "Не нужно было делать этого - Эйлин убьет меня". Но солнце выплавляло боль из моих костей, а долгие ночи в одиночестве исцеляли сердце. Я пообещала себе, что останусь здесь до тех пор, пока не разберусь, почему мужчины всегда разочаровывали меня и что по этому поводу следует предпринять.
- Подумай, Карен, подумай. - Голос Эйлин звучал льстиво и моляще. - Ну как я могу заботиться о твоей карьере, когда ты ведешь себя таким образом? Ты занимаешь здесь особое место. Я рассчитывала именно на тебя, когда давала ответ нашего агентства Катрин Денев, а теперь, когда ты наконец соизволила объявиться, ты - коричневая.
- Загар скоро сойдет. Эйлин. Это наша семейная черта. Мы все быстро бледнеем, правда. Вот увидишь.
Сочетание раздражения и льстивости в Эйлин заставляло Карен нервничать. Она видела, что Эйлин что-то нужно, но не могла определить, что именно.
Эйлин откинулась, надела свои очки и окинула Карен оценивающим холодным взглядом.
- Ты загорала в купальнике или без?
- Без.
- Загар сплошной? Никаких полосок?
- Сплошной.
Придя, по-видимому, к какому-то решению, Эйлин сдвинула очки на лоб и сказал:
- Что скажешь, если я сообщу тебе, что Эрик Сондерсен сейчас в Нью-Йорке и пробудет здесь шесть месяцев?
- Тот Сондерсен из Копенгагена, который фотографирует все эти роскошные скандинавские меха?
Эйлин кивнула.
- Он снял здесь студию, как раз пока ты отсутствовала. Его пригласили сделать фотографии для американских питомников норок. Когда об этом прослышали импортеры шелка, их агентство уговорило Эрика снять и их шелка. Он звонил мне вчера днем, спрашивал, нет ли другой модели для съемок шелка, индианки, но обе мои индианки заняты. Шанта завтра снимается в рекламе масла для ванн, а Джасманти в Ванкувере. Я всю ночь не спала после его звонка.
Каре; могла этому поверить. Эйлин Лорд добилась для своего агентства моделей славы лучшего в Нью-Йорке, потому что всегда могла подобрать самую подходящую манекенщицу для любой работы. О том, чтобы отказать клиенту, не могло быть и речи. Карен сочувственно хмыкнула.
- И тут меня осенило, - продолжала Эйлин, - под утро... - Жужжание интеркома не дало ей закончить рассказ. Нахмурившись, она потянулась к трубке. - Он уже здесь? Но еще слишком рано, за это время я не успела... - зажав ладонью микрофон, она шепнула Карен:
- Сондерсен уже здесь! - и уже снова в трубку:
- Попросите мистера Сондерсена подождать. Скажите, что приглашу его через десять минут.
Она выскользнула из-за своего стола, взяла Карен за запястье, заставила подняться и приказала:
- Пошли со мной!
Эйлин втолкнула Карен в туалетную комнату, усадила рывком на диванчик перед зеркалом и повелительно произнесла:
- Не спрашивай ни о чем. У нас слишком мало времени. - Она выбрала подходящий карандаш для бровей и подчернила выгоревшие брови Карен. - Придумай какое-нибудь индийское имя, и поживее.
В голосе Эйлин слышалось нетерпение.
- Не знаю ни одного индийского имени, - замахала на нее руками Карен.
- Думай!
- Индира. Индира Ганди.
- Побольше туши, - бормотала Эйлин. - Слава Богу, у тебя карие глаза. Добавив еще краски, она продолжила:
- Индира. Ладно. Сойдет. Но фамилия Ганди не подходит. Постой, как называется тот магазин, где я покупаю специи и кари? Сингх. Индира Сингх. Она чуть отодвинулась и, взяв Карен за подбородок, повернула ее лицо сначала в одну, потом в другую сторону. - Итак, дорогая, ты теперь Индира Сингх. - Она порылась в комоде, вытащила оттуда шелковый цветастый шарф и ловко накинула его на голову Карен так, чтобы скрыть ее белокурые волосы.
Карен отшатнулась, схватила Эйлин за обе руки, чтобы угомонить, и сказала:
- Эйлин, ты сошла с ума. Я не собираюсь быть индианкой. Не могу я быть индианкой.
Эйлин попыталась вырваться, но Карен держала ее крепко.
Эйлин закрыла глаза, сделала глубокий вдох, потом медленно выдохнула и взглянула Карен прямо в глаза.
- Карен, я говорила тебе, что у меня в каталоге только две индианки и обе сейчас отсутствуют. Ты что, не понимаешь? Эрик Сондерсен ждет за дверью, и он уверен, что я предоставлю ему индианку.
Ее голос поднялся на высокую ноту, близкую к истерике.
- Мое агентство никогда не отпускало клиента восвояси из-за отсутствия модели. Никогда!
- Но, Эйлин...
- С твоим загаром и с помощью соответствующего грима ты справишься! - Она вырвала наконец свои руки. - Я нахожу, что ты выглядишь великолепно.
- Но это же не маскарад. Эйлин, к тому же я не знаю об Индии самых элементарных вещей.
- Неужели ты думаешь, что датчане, которые сидят где-то там, на макушке Европы, окруженные снегами и фьордами, полными селедок, что-то знают об Индии. Если мы сможем обмануть его на пять минут сегодня утром, то все, что нам потребуется, это покрасить твои волосы и брови в черный цвет.
- Перекрасить мои волосы? Эйлин!
- Взгляни в зеркало. Что ты видишь? Карен взглянула. Она увидела загорелую Катрин Денев в гриме для исполнения арии в "Лакме".
- Но это никогда не сработает! - шептала она, отчаянно мотая головой, пока Эйлин выводила ее в кабинет и усаживала спиной к свету.
- Подожди! - вскричала Карен, когда Эйлин потянулась к трубке. - Я не могу говорить на хинди.
- Шанта и Джасманти тоже не могут, дорогая. Они обе выросли в Бронксе. Нэнси! - произнесла она в трубку. - Мы готовы, присылайте его. - И она поспешила к двери.
Напряженно вцепившись обеими руками в кресло, Карен смотрела на дверь и спрашивала себя, как это она позволила Эйлин втянуть ее в эту авантюру. Никто на свете - даже датчанин - никогда не примет ее за индианку. Все это просто смешно. Глядя озабоченно, как Эйлин открывает дверь, она вся напряглась, но потом расслабилась. Эйлин разговаривала, кажется, с другой моделью, мужчиной, который пытался втиснуться за всегда настороженной Нэнси и застрял в дверях.
Что ж, в своем роде он очень хорош, подумала она профессионально. Суровое, слегка угловатое лицо, чувственный рот - для фотографа трудное сочетание, но очень эффектное, если получается. Такой же блондин, как и Карен, много выше шести футов росту, он походил на викинга, воина, чьи мужественные черты были смягчены долгим пребыванием на теплом всепрощающем юге. И ей понравилась его манера одеваться. На нем был элегантный костюм из голубоватого полотна в елочку и открытая рубашка цвета лимонных леденцов. Она подумала о том, как ее восхищают мужчины, которые достаточно уверены в своей мужественности, чтобы носить одежды пастельных тонов, но тут в горле у нее пересохло. Эйлиц никогда не имела дело с мужчинами-манекенщиками. Только с женщинами.
Он что-то объяснял Эйлин о каких-то дополнительных фотографиях для людей, занимающихся шелком, и хотя Карен не могла разобрать все, что он говорил, она услышала достаточно, чтобы оценить его глубокий голос и превосходный, с присутствием британской утонченности, английский. Глаза его были серые, как, по крайней мере, казалось с такого расстояния. Он откашлялся, пытаясь проглотить сухой комок в горле.
Не переставая говорить, мужчина поднял голову и встретил ее взгляд. И тут же замер на середине фразы, уставившись на нее поверх головы Эйлин. Его глаза широко раскрылись, и, не обращая уже внимания на то, что ему говорила Эйлин, он шагнул вперед. Карен, которая уже успела разглядеть, что глаза его, как она и предполагала, серые - цвета мягкого весеннего дождя и туманных фьордов, вдруг отчетливо ощутила глупость своего положения. По коже ее пробежал холодок смущения, она опустила глаза и воззрилась на свои сцепившиеся от напряжения руки.
Мужчина наклонился, протянул ей руку и мягким голосом сказал:
- Потупленные глаза так выразительны. Природная застенчивость Востока, к сожалению, это то, чего так мало в нашей западной культуре. Не так ли? Моя фамилия Сондерсен.
Для нее оказалось не так-то просто отказаться принять его руку.
Карен заставила свои пальцы не задрожать от его прикосновения, а затем быстро их отдернула. Она подняла глаза. Разглядывать его через густо намазанные черные ресницы было все равно, что глядеть сквозь частую изгородь. Мужчина улыбался. У него был широкий рот, губы не полные, но поразительно яркие. Это был рот, привыкший улыбаться, его уголки изгибались как бы сами собой.
- Эрик Сондерсен, - повторил он.
- Это Индира Сингх, - с беспокойством сказала Эйлин.
- Очаровательна, - сказал будущий фотограф Карен..
Не решаясь произнести ни слова, она чувствовала, что тонет в манящем тумане его глаз.
- Пройдитесь, пожалуйста, - сказал Эрик Сондерсен, блеснув глазами.
Карен осторожно прошлась от своего кресла до двери, размышляя, меняют ли его глаза цвет в зависимости от настроения. Ведь датчане, кажется, угрюмые? Она дотронулась до двери.
"Открывай дверь и беги! - приказала она себе. - Удирай отсюда!" Но вместо Этого она медленно повернулась и пошла к нему, размышляя, темнеют ли его глаза, когда он занимается любовью.
- Превосходно! - выдохнул он. - Абсолютное совершенство! Вы, как мечта древней спящей Индии, пробуждающейся к современной жизни.
- Я?
- Позвольте мне взглянуть на форму вашей головы. - Он потянулся к шарфу, скрывающему ее белокурые волосы.
- Только не сейчас! - вскрикнула она, ее руки сами по себе вскинулись к голове. - Я.., у меня.., я только что из бассейна, и мои волосы не в порядке, - поспешно выпалила она.
Он издал несколько звуков зычным баритоном, который заставил ее подумать об охотничьих рогах и длинных лодках викингов.
- Понимаю, - сказал он, улыбнувшись. - Вы завтра не заняты?
- Нет, нет! Не занята! - пискнула Эйлин.
- Тогда завтра. В восемь часов. И я уверен, что это не случайное стечение обстоятельств, мисс Индира, что именно вы ожидали здесь меня.
- Не случайное? - выговорила Эйлин.
- Нет, мисс Лорд. Это карма <Карма (санскрит - деяние) - одно из основных понятий индийских религий. В широком смысле - сумма совершенных поступков живого существа, определяющая характер его нового рождения, перевоплощения. В узком смысле - судьба.>. С этими словами он повернулся на каблуках и вышел.
Глава 2
Эйлин тяжело облокотилась на свой стол, в то время как Карен задумчиво смотрела на закрытую дверь, словно надеясь, что улыбка Сондерсена, подобно улыбке Чеширского Кота <Чеширский Кот - персонаж знаменитой книги Л. Кэролла "Алиса в Стране Чудес". Этот кот умел улыбаться, и, когда он время от времени исчезал, его улыбка еще долго оставалась висеть в воздухе.>, все еще висит в воздухе. Эйлин заговорила первая.
- Я говорила тебе, что сработает. Сейчас все, что тебе необходимо, это покрасить волосы с величайшим качеством. Кроме того, для усиления эффекта завтра явишься в его студию в сари.
- Но это безумие, я не могу.., не могу...
- Конечно же можешь. Разве ты не видела его лицо, когда он смотрел на тебя? Он выглядел так, будто встретил девушку своей мечты.
- Ты преувеличиваешь.
- Он впал в транс, он был восхищен, он ошалел.
- Ты так думаешь? Да, он в самом деле выглядел довольным. Но это еще не основание полагать, что наш маскарад удастся.
- Конечно удастся. Смотри, он с самого начала поверил, что ты настоящая индианка. Он обманулся сам! Думай об этом, как об актерской работе. Разве ты не хочешь играть на сцене? Каждая модель мечтает о роли. - Голос Эйлин снова поднялся на отчаянную высоту.
- Нет, - безжалостно отрезала Карен. - Никогда я не мечтала играть. Когда же наконец до тебя дойдет, что я не Катрин Денев? - Она почувствовала себя так, словно провалилась в кроличью дыру Алисы. - Кроме того, меня узнают! добавила она неубедительно.
- Карен, никто тебя не узнает, ты же знаешь, что это будет за фото: целые акры восхитительно подсвеченной ткани, а модель не в фокусе, в темном углу с тенью на лице. Ты в данном случае будешь всего лишь живой подставкой. Они же рекламируют свою продукцию, а не тебя. - Глаза Эйлин сузились. - Я обещала Сондерсену модель. Модель-индианку. И ты единственная, кого я смогла достать. - Ее голос стал тяжелым и угрожающим.
Карен, знала, что любая манекенщица, имевшая несчастье подвести Эйлин Лорд, в лучшем случае устраивалась куда-нибудь машинисткой или стенографисткой, но карьера фотомодели для нее заканчивалась навсегда.
- Ладно, - сказала наконец Карен. Она знала, что не обучится стенографии, даже если от этого будет зависеть ее жизнь.
Эйлин протянула ей листок бумаги.
- Это адрес Элги. Он окрашивает волосы лучше всех в этом городе. Я уже объяснила ему, что нам надо, и он ожидает тебя.
Она деликатно сложила ладони перед грудью, словно собираясь молиться. Потом наклонилась, как для благословения.
- Мир, Индира! - Она сладко улыбнулась. - Это карма.
Ничего не ответив, Карен пулей вылетела наружу, с адресом Элги, зажатым в руке.
Пройдя три квартала, Карен ощутила, что происходит что-то не то. Она не могла определить, что именно ее беспокоит, но что-то определенно было не так. И лишь остановившись у витрины магазина и увидев в стекле свое отражение, она, кажется, поняла, в чем дело. На нее больше не обращали внимания. Высокая индианка в цветастом шарфе и темных очках, в которую превратилась Карен Ист, выглядела экзотически, но не более того. Индира Сингх была частичкой толпы.
Впервые с тех пор, как Карен исполнилось шестнадцать, никто из мужчин на переполненной улице не повернул головы в ее сторону. Ни одни мужские глаза не попытались встретиться с ней взглядом, ничьи губы не причмокнули в восхищении. Казалось, она стала невидимкой.
Карей ускорила шаг. Неожиданное открытие взбудоражило ее воображение. И все время, пока она шла к Элги и пока он колдовал над ее головой, прядь за прядью окрашивая ее льняные волосы в глубокий черный цвет, она прокручивала в мозгу одну идею.
Проводя время в одиночестве в Абако, Карен все время размышляла над тем, что она назвала для себя "Моя Проблема". Мужчины никогда не пытаются узнать, кто она есть на самом деле, реагируя только на ослепительную внешность. Так, думала она, можно быть очарованным хрусталем винного бокала и даже не попробовать вина. С этой мыслью нелегко было смириться. Для своих поклонников она лишь объект - драгоценная блондинка, завоеванный приз. Я только выгляжу как Катрин Денев, но внутри я Анни Холл, всегда хотелось крикнуть ей. Но теперь, сказала себе Карен, все должно измениться. Кто сказал, что старое вино нельзя разливать в новые бутылки? Она сделает это, пока не сошел загар. Она будет встречать новых людей, и сама станет новой...
Щебетание Элги нарушило ход ее мыслей.
- Вы должны приходить ко мне раз в неделю, дорогая, чтобы я подкрашивал корни отросших волос. И внимание, постоянное внимание. В этом секрет, чтобы перекрашивание никогда не было обнаружено. А теперь, если хотите перекрасить остальные свои волосы...
- Остальные?
- Ну, вы же понимаете. - Он сделал неопределенный жест. - Там внизу... Но лучше не надо. Эти препараты токсичны. Я, правда, применял их для некоторых женщин, которые хотели быть полностью блондинками, но вам я бы не советовал.
- Никогда! - ужаснувшись, воскликнула Карен.
- Очень разумно. И ни о чем не беспокойтесь, ваш секрет умрет вместе со мной. - Он поправил последнюю прядь. - Ну, что вы скажете, Карен?
Она уставилась на женщину в зеркале, чьи черные брови дугами вздымались над карими глазами, иссиня-черные блестящие волосы падали до плеч.
- Карен? - спросил он встревоженно. - Называйте меня Индирой, - сказала она, улыбаясь своему отражению.
Глава 3
В тот самый момент, когда Карен вошла в студию Эрика Сондерсена, она уже знала, что здесь все не так. Не было неистовой суматохи людей из рекламных агентств, говорящих одновременно, не было нервного художественного редактора со стопкой композиционных набросков в руках, с карманами, набитыми маркировочными фломастерами, ни группы встревоженных представителей шелковых компаний, ни служителей, переходящих от группы к группе, разнося кофе и булочки.
В дальнем углу два ассистента ставили свет, в то время как третий разматывал поток двойного кабеля по полу. Карен осторожно прошла через студию, перешагивая через кабель, огибая рулоны бумаги для задников, увертываясь от подставок для софитов и штативов и отодвигая целые ворохи шелка.
"Что же все-таки происходит?" - размышляла она при этом. И тут ее озарило. Она должна была сразу понять, что что-то фальшивое было в том, как Эйлин сказала ей, что Сондерсен сам нанимает ее, - будто что-то недоговаривала. Фотографы не нанимают моделей! Этим занимаются рекламные агентства и их клиенты. Фотографы только делают снимки.., если только это не датские фотографы. Может быть, он нанял ее, чтобы снять датскую "голубую картину"? <"Голубые фильмы" - порнографические фильмы, первыми их стали свободно снимать именно в Дании.> Эрика Сондерсена нигде не видно. Где же он тогда?
Человек, разматывавший кабель, обернулся и оказался Эриком Сондерсеном. На нем были табачного цвета французские брюки из шелкового вельвета в рубчик и сливового цвета майка с рукавчиками, которая свободно обрисовывала его мускулистую грудь. От левого плеча к правому майку украшала надпись Helsingor. Хельсингор? - удивилась она. Должно быть, Эльсингор, замок Гамлета.
- А где все? - нервно спросила Карен. Он улыбнулся с таинственным видом, отчего она разнервничалась еще больше.
- Больше никого не будет, - сказал он, подтверждая ее худшие опасения. Эти снимки я делаю для себя.
- Не понимаю, - солгала она. На самом деле она все прекрасно понимала и уже повернулась, чтобы вовремя броситься к двери. Но он повернулся вместе с ней, загородив ей обратный путь. С учетом его веса, рассчитывала она, ее спасет только проворство.
- Дело в том, что клиенты и их агентства оставались очень довольны моими снимками, но я сам нет. Модели были никудышные, словно пластмассовые. Я хотел бы чего-то более экзотического. Вот почему сегодня снимаю вас. А завтра весь этот шелк заберут.
Ничего подобного Карен раньше не слыхивала.
- Вы хотите сказать, что собираетесь пойти на риск, снимая под собственную ответственность? Клиент не заказывал вам эти дополнительные снимки?
- Да. Если фотографии окажутся такими, какими я надеюсь их увидеть, пошлю их им. Если же нет, - он пожал плечами и улыбнулся, - я по крайней мере сам буду доволен.
- Но кто оплатит мою работу? - Этот вопрос, определенно, должен был быть первым, заданным Эйлин.
Он мягко улыбнулся.
- Если им понравятся мои снимки, они заплатят, если нет, я заплачу. Мисс Лорд также будет удовлетворена. Ну, а теперь начнем. Да, раздевалка вон за той дверью, - сказал он, указывая на дальнюю стену. - Там уже костюмерша с вашей одеждой, гримерша и парикмахер. Скажите им, что я буду готов приступить к работе через два часа.
Карен почувствовала Облегчение, оказавшись в знакомой обстановке раздевалки. Пока ее причесывали, переодевали, опрыскивали лаком, приводили в порядок, обращали внимание на все детали, чтобы доведенное до совершенства лицо не изменилось перед камерой, она про себя улыбалась. Ей не о чем было беспокоиться. Никто никогда не увидит снимков, которые Эрик Сондерсен сделает сегодня утром. Неловко, конечно, что он взвалил на себя рее расходы, но никто никогда не увидит Карен Ист в этом отвратительном виде индианки. Фотографы могут работать на свой риск в Копенгагене, но уж, определенно, не в Нью-Йорке. Она наперед знала судьбу съемки - она станет просто пустой забавой.
Костюмерша одела ее в полупрозрачное белое сари, отделанное по краю золотой каймой, просвечивающее, как дым. Замысловатые золотые кольца были вдеты в мочки ее ушей, унизали пальцы и голые ступни. Ряды тяжелых золотых браслетов украсили руки, золотая сетка покрыла голову, единственный рубин размером в ноготь ее большого пальца сверкал во лбу, словно полыхающий глаз. Когда она осмотрела свое отражение в зеркале, у нее перехватило дыхание. Глаза, как огромные черные озера, волосы - черные, как ночь, завитками спадающие на плечи, губы - алые, как вишни. Перед ней была индийская богиня любви.
- Невероятно! - сказала костюмерша.
- Изумительно! - сказала девушка-гример.
- Вы похожи на Форт Нокс! <Форт Нокс - места хранения золотого запаса США, в переносном смысле - сокровищница.> - сказала парикмахерша.
- Внутри которого ничего нет, - прошептала Карен, выходя из комнаты величавой походкой и с осанкой богини.
Они работали вместе под жаркими лучами софитов. Карен меняла позу за позой, чтобы лучше показать роскошные шуршащие шелка, забыв обо всем, что ее окружало - о лампах, о проворных ассистентах. Она видела только Эрика. Эрика бегающего, Эрика скорчившегося у камер, Эрика командующего: "Согни колено! Подними подбородок! Руку назад!" Ее позы следовали в ритме затвора его камеры, а тело мгновенно разворачивалось и вертелось на его голос. Ни с кем другим не работалось так непринужденно. Она абсолютно точно угадывала, когда он хочет, чтобы она выдвинула ногу вперед, когда - чтобы откинула голову назад. Карен доставляло истинное наслаждение чувствовать, как нежнейший шелк, словно вода, течет сквозь ее пальцы. Разматывая рулон за рулоном, она то обвертывала шелк вокруг себя, то куталась в него, словно в меха, а Эрик все повторял: "Еще! Еще! Еще!" И ее сердце, ее дыхание, самое ее существо следовали ритму этого "Е-ще! Е-ще! Е-ще!", и уже кровь приливала и стучала в ее ушах.
Наконец, когда он крикнул: "Выключить свет! Я кончил!" - она словно очнулась от сна. Казалось невероятным, что они закончили, хотя студийные часы показывали, что прошло три часа.
Полностью выдохшаяся, Карен снимала кремом гриш в опустевшей раздевалке. Костюмерша уже упаковала сари, пересчитала все кольца и браслеты и унесла их куда-то. Эрик постучал два раза в дверь и вошел. Его майка насквозь промокла от пота, пот блестел на его шее, белокурые влажные волосы прилипли ко лбу. Но глаза сияли, и Карен почувствовала, как ее сердце трепещет так же, как только что в ее руках трепетали все эти шелка.
Эрик стоял за креслом и разговаривал с ее отражением в зеркале.
- Индира, вы чудо! - сказал он с энтузиазмом, немного искажавшим его правильный английский выговор. - Я никогда еще не работал с такой моделью, как вы. По сравнению с вами все они, как мебель. Но вы... Вы абсолютно точно угадываете, что мне нужно. Как вам это удается?
- Не знаю. Просто чувствую, чего именно вы от меня ждете. - Ей казалось, что сердце теперь бьется так громко, что он может его услышать. В надежде обрести хладнокровие она стала пересчитывать лампочки, окружавшие зеркало. Хорошо хоть, что есть возможность напрямую не встречать взгляд этих чудесных серых глаз. Разговаривая с его отражением в зеркале, она как бы увеличивала дистанцию между ними.
- Должно быть, восточная интуиция, - сказал он задумчиво, потом хлопнул себя по лбу. - Ну конечно же! Вы же, наверное, занимались йогой. Вот что так Обостряет ваше восприятие. - Он придвинулся и положил руки ей на плечи. Они были горячими и тяжелыми, и ее ноздри уловили его запах - пьянящую смесь пота, дикого чебреца и еще чего-то, что заставило Карен подумать о волнах, с грохотом разбивающихся о скалы фьордов. Сердце ее продолжало гулко биться.
- Йогой? - Она едва не поперхнулась. Он с энтузиазмом кивнул.
- Да. Я, конечно, никогда бы не стал ее фанатиком, но с удовольствием попробовал бы. Там, правда, есть сложные позиции, которые, мне кажется, я никогда бы не смог исполнить. Может быть, вы смогли бы помочь мне?
Про себя Карен подумала, что с удовольствием попробовала бы с ним две или три позиции, но о йоге она не знает почти ничего, если не считать, что когда-то брала у Жанни, своей подруги, книгу о хатка-йоге, но так и не удосужилась ее прочитать.
- Сложные позиции требуют величайшего контроля духа и тела, так же как и простые, - только и могла ответить она, надеясь, что это прозвучит достаточно убедительно. И тут же снова стала считать лампочки.
- Секрет, по-видимому, в том, чтобы полностью отдаться этому, да? Как мы только что это делали здесь, в студии.
Давление его рук усилилось, сильные пальцы спустились к ее грудям.
- Это было...
- Потрясающе, - прошептала Карен. На этот раз она не оторвала взгляд от его глаз. Они стали темнее. Она была уверена в этом.
- Да, так и было. Как будто занимаешься любовью. Да?
Это надо прекратить, сказала она себе. Съемка закончилась. Сондерсен получил свои кадры. Нужно сказать ему правду, иначе одна ложь повлечет за собой другую, и тогда этому конца не будет. Карен сжала руки так, что ногти впились в ладони, потом медленно встала и повернулась к нему лицом, но так, что между ними оставался стул.
- Я должна сказать вам кое-что, мистер Сондерсен.
Он поднял стул и поставил его ей за спину.
- Не так, не так. Вы должны произнести Sondersen. Следите за моими губами. По-датски звук дп произносится похоже на ей по-французски. Как в слове blue. Вы должны сложить губы, чтобы произнести "у", но произносите "ю".
Карен сложила губы и постаралась как можно лучше произнести:
- Ю.., ю... Сундерсен... Он покачал головой.
- Еще раз.
- Ю, - произнесла она, сложив губы, как он.
- Милая Индира, - прошептал он, его губы коснулись ее губ так нежно, словно свежее дуновение апрельского воздуха. - Ваш рот как плод граната, он обещает сочные и тайные наслаждения.
Она попыталась отступить назад, забыв, что за спиной стоит стул. Чуть не споткнувшись, Карен схватилась за его спинку.
- Но вы же знаете, не все обещания исполняются.
- Не все, но гранат - символ надежды. - Приблизившись, ой накрыл губами ее рот. Сердце Карен словно перестало биться. Его губы говорили ей, что они знают все об обещаниях, его язык намекал на тайные наслаждения, а охватившие ее руки объявляли, что ее надежда находится в них.
Он целовал ее так, словно верил, что она богиня любви и он совершает обряд поклонения ее губам. Воображение Карен воспламенялось. Она видела себя с Эриком в потаенном саду, воздух был насыщен жасмином и сандалом, журчащий фонтан плескался среди роз. Она лежала на шелковых подушках, а Эрик, темным силуэтом выделяясь на фоне голубого, как ляпис-лазурь, неба, наклонился над ней, и солнце превращало волосы викинга в сияющее золото.
Он погрузил лицо в ее волосы, шепча:
- Милая Индира, я теряю голову от этой черной копны... Каким сладким будет забвение.
В дверь вежливо постучали, и его ассистент позвал:
- Извини, Эрик, но ты опаздываешь на встречу.
- Да, - откликнулся он, тряхнув головой так, словно приходил в себя от сна. Потом сказал, обращаясь к Карен:
- Мы можем с вами поужинать вечером? Она чувствовала волнение и возбуждение.
- О, я не могу, я...
- Тогда пообедаем завтра, ладно? - Приоткрыв рот, он тяжело дышал.
Это звучало уже безопаснее. Она кивнула.
- Я хочу так много узнать о вас, задать вам множество вопросов. Я уже говорил с моей секретаршей, и она сказала мне, что самое лучшее заведение - у Мохана.
Карен почувствовала, как сердце ее уходит в пятки. Она знала этот индийский ресторан. Там, увидев ее рядом с настоящими индусами, он сразу поймет, что она - подделка. И в этот момент Карен поняла, что не хочет, чтобы он обнаружил это. Позднее. Быть может, на следующей неделе. Она найдет другое время, чтобы сказать ему - при более благоприятных обстоятельствах.
- Мы можем пойти куда-нибудь еще? - спросила она наконец.
- Только не говорите мне, что вы не любите индийскую еду! - Он засмеялся, и его глаза загорелись от этого глупого предположения.
- О, конечно люблю. Но вы же знаете, какая строгая диета у моделей. Если мы туда пойдем, то я не удержусь от соблазна и...
- Никто не обладает иммунитетом к соблазнам. Скажите, Индира, а что соблазняет вас?
Она подозревала, что он знает ответ на этот вопрос, поэтому ответила так:
- Замечательные салаты готовят в "Фармер Фреш".
- Тогда пойдем туда. - Его глаза снова потемнели, и она могла видеть свое отражение в его зрачках.
"Ну, почему я должна была встретить тебя в качестве Индиры? - подумала она. - Почему я не могла встретить тебя сама по себе? Ох, Эйлин, я готова убить тебя!"
- Я буду там, - сказала она, отводя глаза.
- До завтра, - сказал он, дотронулся кончиками пальцев до ее губ и ушел.
Дело было не в том, как он выглядел, решила она уже сидя в машине, и даже не в том, как целовал ее. Все заключалось в том, как он говорил. Ну кто когда-нибудь слышал, чтобы мужчина говорил: "Ваш рот, как плод граната" или "сладкое забвение"? Возможно, это происходило потому, что он в голове должен был делать перевод, но ей нравилось это. Однако было бы опасно, если бы их отношения вышли за рамки чисто профессиональных. Когда Карен думала о своей клятве вырваться наружу и встретить новых людей - она, конечно, имела в виду мужчин, но преимущественно загорелых брюнетов, и уж никак не ожидала, что выставит себя в виде Индиры Сингх. Она знала, что самое умное, самое благоразумное - отменить свидание.
- Но когда это я проявляла благоразумие? - произнесла она вслух.
- Вы меня о чем-то спросили, леди? - обернулся к ней водитель такси.
"вместо ответа Карен попросила его остановиться на углу возле маленького базарчика. Беспокойство пробуждало в ней голод, а кризисные ситуации делали обжорой. Эрика она классифицировала как кризис категории "A-I".
В ее планы в связи с этим входило накупить побольше овощей и фруктов, огромную коробку с картофельными чипсами, а также целую пинту кофе Хааген-Даэс. Для облегчения своей совести Карен все же прихватила и упаковку таблеток для похудения.
Как и все манекенщицы, Карен грезила о еде, как узники мечтают о свободе. Ее сны были заполнены свиными ребрышками в красном соусе с жареным по-деревенски картофелем, шоколадными пирожными с грецкими орехами, салатами, посыпанными базиликом и румяными меренгами, политыми сверху сбитыми сливками. Каждый раз, когда ее совесть модели заставляла отказаться от спагетти в пользу пустого супа, она обещала себе, что в тот день, когда с профессией манекенщицы будет покончено, она начнет есть - и не будет останавливаться шесть месяцев подряд!
Оказавшись дома, она взяла коробку с чипсами и уселась в свое любимое кресло, чтобы немного поразмышлять. Однако ее мысли прервал телефонный звонок.
- Я только что разговаривала с Эриком Сондерсеном, - сказала Эйлин.
- Он Сюндерсен, - сказала Карен, ухмыльнувшись в трубку. - Ей как в blue, Сюндерсен. - И сунула в рот чипе.
- Ладно. Он сказал, что съемка прошла очень хорошо. Что это за звук? Жуешь сельдерей?
- Обожаю сельдерей. - Карен обтерла салфеткой масляные пальцы.
- Хорошая девочка. Кстати, Эрик сказал, что завтра обедает с тобой.
- Я как раз подумываю, чтобы отказаться.
- Не делай этого. Кроме того, похоже, он увлекся тобой.
- Он увлечен не мной, он увлечен Индирой. Эйлин, Эрик и в самом деле думает, что я индианка.
- Это именно то, чего мы хотим, дорогуша. Так что сиди тихо и жди, может быть, он еще раз закажет тебя. Это скоро прояснится.
Карен повесила трубку. "Закажет еще раз!" - повторила она, кинув на кофейный столик коробку с чипсами и целеустремленно направляясь к холодильнику, чтобы достать из него мороженое.
Глава 4
- Я не знаю, как объяснить вам, - сказал Эрик за обедом на следующий день, - но мне поразительно интересно работать с вами.
- Вероятно, я выгляжу очень экзотичной.., для датчанина. - Карен уже сама ощущала себя экзотичной, и это начало доставлять ей удовольствие.
- Мальчиком я зачитывался Киплингом. Знаете, конечно, "Книгу джунглей", "Ким", "Такие вот рассказы". Потом, когда стал немного старше, это уже были "Простые рассказы с холмов". - Он ухмыльнулся, глаза его засветились удовольствием. - Я прямо-таки замучил мою бедную маму, маршируя вокруг дома и непрерывно декламируя "Дунга Дин".
Карен рассмеялась, представив, как Эрик с шапкой соломенных волос, голенастый, расхаживает с важным видом и декламирует стихи.
- Они звучали так чудесно, - сознался он. - Я бесстрашно выслеживал бенгальских тигров на задах нашего сада и охотился на них в кустарниках. Эрик улыбнулся, вспоминая, каким он был мальчиком, и Карен невольно улыбнулась в ответ. Его неотразимая улыбка превратилась в мальчишескую ухмылку, широкую и счастливую. Он наклонился, вглядываясь в ее лицо, словно решая, можно ли спокойно довериться ей. Карен тоже наклонилась. - Всякий раз, когда я чего-то пугался, я повторял названия этих далеких городов - Бангалор, Бомбей, Лукнов, Пуна, Мадрас, Дели, Джайпур, Мадурай - как заклятие от злых духов. - Его глаза приглашали ее разделить эти давно забытые грезы, которые еще сохраняли над ним свою власть.
- Этот ваш талисман помогал вам?
- О, да! - засмеялся он. - Ни один злой дух никогда не проникал в мою постель. - Глаза Эрика весело блеснули, затем он снова стал серьезным. - Но даже когда я вырос, я не перестал мечтать об Индии. Когда-нибудь я туда отправлюсь.
- Но почему вы этого не сделали раньше?
- Возможно, я опасался, что реальная Индия не уживется со страной моих грез. - Он опустил взгляд на свои руки, густые светлые ресницы прикрыли его глаза, а когда он снова взглянул на нее, Карен поняла, что самой легкой вещью в мире будет погрузиться в эти серые глубины и никогда не выныривать из них. Она хотела еще расспросить его об этой детской мечте, но официант как раз принес их обед.
Карен тоскливым взором обвела содержащий миллионы калорий жирный голландский соус, в котором тонул предназначенный Эрику кусок отварного лосося, и прозрачное озерко растопленного масла рядом с артишоками. Но тут же, передернув плечами, взяла себя в руки и стала выжимать лимон на свой салат без заправки.
- Что-нибудь не так? - спросил он внимательно.
Она отложила выжатый лимон.
- Мне кажется, я мечтаю о еде так же, как мальчишки мечтают об Индии. Это крест, который несут все модели.
- Мои любимый овощ - артишок, - сказал он, подцепив листик и опуская его в масло. - Замечательное создание природы. Я люблю обдирать его листочек за листочком и обнажить мякоть собственными зубами. - Он улыбнулся Карен, зажав своими превосходными зубами последний листик. На один безумный момент она представила, как эти зубы нежно охватывают ее соски, и тут же поспешно отхлебнула воды со льдом, дабы охладить возбужденные мысли. - А затем, продолжал он, - когда снят последний листик, что я обнаруживаю?
- Что? - спросила она, загипнотизированная его зубами, его ртом, его озорными глазами. - Что же вы находите?
- Сердце! Нежную вогнутую чашечку, защищенную мягкой трепетной подушечкой. Это скрытое сокровище твердо, но мясисто.., и я пытаюсь овладеть им очень, очень медленно.., растягивая удовольствие так долго, как это только возможно, и каждый кусочек сдабриваю маслом.
Он взглянул на нее полузакрытыми глазами и облизнул губы.
Карен почувствовала, как вспыхнула под загаром. Она подумала о том, что слышала многое, но никто еще не пытался подступиться к ней с помощью артишока. Она вытерла свои сразу увлажнившиеся ладони салфеткой, пробормотала что-то о лимонном Соке, но подумала о том, что ему, кажется, нравится снимать ее листья и добираться до ее потаенной сердцевины.
И словно откликаясь на эти мысли, Эрик хитро улыбнулся и слизнул масло с кончиков своих пальцев.
- А что вы любите на самом деле, Индира? Что вы скрываете за вашей маской совершенной индийской богини?
Она улыбнулась ему колдовской, томной улыбкой.
- Тайны Востока открываются только истинно верующим. Артишоки, конечно, люблю. Он наклонился к ней.
- Тогда расскажите мне побольше. Когда вы одни в вашей благовонной палате, вы слушаете рэгтайм или рок?
- На самом деле я люблю Рахманинова.
- Ах, как романтично. Что может возбуждать больше, чем женщина, которая сочетает индийский мистицизм с западным романтизмом? - Он смотрел на ее лицо некоторое время, потом мягко сказал:
- А вы изучали это возвышенное наставление по любви "Камасутру"?
- Нет, но я читала Китса. - Она села очень прямо и скрестила ноги.
Его глаза затуманились, и он сказал:
- Может, Зубин Мехта ваш любимый дирижер?
- Сейджи Осава.
- Еще более таинственно. Однако неожиданное всегда можно ожидать, не так ли говорится в Гите?
- Возможно, - сказала она безмятежно. Карен и понятия не имела, о чем идет речь, но ей нравилось, как Эрик говорил.
- Превосходный ответ, - сказал он радостно. - Я собирался пригласить вас на концерт ситарной <Струнный инструмент с длинным грифом и металлическими струнами, распространенный в Северной Индии.> музыки завтра вечером в Интернациональный Институт, но теперь думаю, что лучше вам самой выбирать. Что бы доставило вам удовольствие?
- Я не могу пойти с вами завтра. Сожалею, но по четвергам мы встречаемся нашей группой. Эрик понимающе кивнул.
- С другими соотечественницами-индианками? Наверное, пьете чай, грызете сладости и разговариваете о родине?
Карен стало забавно от мысли рассказать ему о своих подругах - таких же трех моделях, как и она сама, которые помогали друг другу в тяжелые минуты и радовались вместе в хорошие времена. На самом деле, как не уставала повторять ее подруга Жанни, они поддерживали друг друга в надежде в один прекрасный день найти своего мужчину. Но Карен только сказала:
- Увы, мы не едим сладости. - Это было сущей правдой. Они ограничивали себя сырыми овощами и минеральной водой.
- Может быть, в пятницу? - спросил он с надеждой.
Требовалось время, чтобы подумать. Тут дело было не в желании встретиться с ним - для этого было уже слишком поздно. Или все же следует добиваться его любым доступным способом? Надо рассказать о нем подругам. Они всегда обсуждали свои отношения с мужчинами. Карен улыбнулась про себя. Эта проблема загонит их в тупик. Она подняла глаза и увидела, что Эрик улыбается ей. Сейчас его глаза имели цвет сережек на вербе, а взгляд был таким нежным, что сердце Карен снова затрепетало.
- Позвоните мне в пятницу, - сказала она, улыбнувшись, - пожалуйста.
Подруга Карен Жанни жила в старом, выложенном красным камнем доме вблизи Риверсайд-Драйв. Откликнувшись на звонок Карен в дверь вечером в четверг, она распахнула ее, улыбнулась вежливо и, указав рукой на лестницу, сказала:
- Должно быть, вы ищите квартиру мистера Чандра, он живет двумя этажами выше.
- Жанни, это я! - вскрикнула Карен, прыснув от смеха.
- Бог ты мой! Карен! Что с тобой! И почему твои волосы черны, как уголь? Схватив ее за руку, она втащила Карен в гостиную.
- Клэр! Взгляни только на Карен. Я даже не узнала ее!
Клэр вскрикнула и даже уронила морковку, которую жевала.
- Эйлин Лорд убьет тебя, это точно! Она уже знает, что ты сожгла себя, как головешка? А что ты сделала со своими волосами? И с бровями? - Клэр рухнула в кресло, потом добавила:
- Должно быть, скрываешься от Ардуоуса Артура. Но кто теперь наймет тебя с таким загаром.
- Нужно выпить, - заявила Жанни, доставая бутылку белого вина. - А теперь расскажи-ка нам обо всем, - потребовала она, протягивая Карен стакан.
- Но еще нет Хелен, - запротестовала Карен, - не хотелось бы все повторять дважды. Давайте подождем. - Жанни и Клэр застонали. - Ладно, можете считать, что я обманщица. А пока выкладывайте мне ваши новости.
- Ладно, - начала Жанни с недовольной гримаской, - моя самая большая новость - я нашла другого Вильяма.
- А как же твой предыдущий Вильям, - спросила Карен, - тот, что танцует в Балетном Театре?
Клэр рассмеялась:
- Этот тоже, конечно, танцовщик, но из Балета Нью-Йорк-Сити. Жанни называет их Вильям Первый и Вильям Второй.
Страсть Жанни к танцовщикам стала легендой среди ее друзей. Талантливая балерина, чья карьера была жестоко оборвана повреждением коленной чашечки, в свои двадцать пять лет она была самой молодой в их группе. Наделенная кожей белой и нежной, как итальянский алебастр, поразительно красивой спиной и плечами, она была нарасхват, когда требовалась модель для демонстрации вечерних туалетов и платьев для коктейлей.
- Валяйте, - сказала, защищаясь Жанни, - но это очень удобно. Я всегда могу иметь под рукой одного Вильяма, когда другой на гастролях.
Карен повернулась к Клэр:
- А как твоя коллекция предложений? Карен знала, что Клэр коллекционирует предложения выйти замуж, как другие женщины коллекционируют граненый хрусталь или тарелки, выпущенные в единичных экземплярах. С азартом настоящего коллекционера Клэр добивалась улучшения списка, вычеркивая одних и добавляя других. В свои тридцать четыре, с шелковыми каштановыми волосами, яркая, она воплощала длинноногую, атлетическую американскую женскую красоту и производила сенсацию во всем, - начиная от модных лыжных костюмов до костюмов для подводного плавания.
- С тех пор как ты уехала, - сказала Клэр, - я свела их число до трех. Ее голубые глаза сузились, губы задумчиво вытянулись. - По моей шкале от одного до десяти баллов литературный агент опустился до пяти. Слишком угнетает, когда такой восхитительный сексуальный мужчина берет тебя за руки и говорит: "Выходи за меня замуж, я только что продал бестселлер будущего года". При этом он не ждет ответа. Он говорит:
"Я принес рукопись. Ты должна ее прочитать. Это нечто вдохновенное". Затем садится рядом с тобой, чтобы быть уверенным, что ты читаешь какую-нибудь "Как излечить ишиас за тридцать дней". Брр...
- А парень из рекламного агентства еще котируется? - спросила Жанни.
- Опустился до шести. Он был забавен, когда работал с теннисными ракетками и лыжами, но потом его сместили на шипованные шины и аккумуляторы... В самом деле, кого интересуют протекторы и кислота для аккумуляторов?
- Ну, и кто же третий в твоем списке? - спросила Карен.
- Ax. - Фарфорово-голубые глаза Клэр блеснули. - Этот по моей шкале набирает девять баллов. Ричард юрист в какой-то жутко секретной комиссии при мэре, поэтому он не может говорить о своей работе вообще. Так что мы говорим с ним только о старых фильмах и.., обо мне. Это восхитительно!
Жанни засмеялась и подлила всем еще немного вина. Карен, посмеиваясь в тон ей, подтолкнула Клэр и шепнула:
- Уж не случилось ли что-нибудь с Хелен?
- Не беспокойся, Хелен всегда опаздывает, - сказала Жанни. - Давай пока расскажу тебе, какую замечательную массажистку я нашла. Она изумительно делает массаж ног.
От массажа ног они перешли к балетным классам, потом к каше из восьми разных круп, которую Жанни нашла в магазинчике здоровой пищи на Пятьдесят седьмой улице, и наконец к новому рецепту Клэр приготовления супа из кресса водяного. К этому времени блюдо с сырыми овощами - морковками, цветной капустой, пучками влажной зелени и томатами - было опустошено.
- Я могла бы убить сейчас кого-нибудь за пиццу, - вздохнула Карен.
Жанни извлекла кусочек цветной капусты из своих волос и сказала:
- Лучше расскажи о своем превращении. Хелен, очевидно, уже не придет, а я не могу больше выдержать ни минуты. Эйлин знает? Как с твоей работой?
- Я уже закончила одну работу, - сказала Карен. - В новом облике.
И она рассказала, как со скоростью смерча ей пришлось превратиться в Индиру Сингх, чтобы фотографироваться у неотразимого Эрика Сондерсена.
- А я думала, что он холоден, как айсберг, - сказала Жанни, - и не дружелюбен, как ледник. Он снимал меня в прошлом месяце в норковом палантине.
- Ты полагаешь, Сондерсен и в самом деле поверил, что ты индианка? спросила Клэр. - Неужто это возможно?
- Я же поверила, - возразила Жанни, - так почему он не должен поверить?
Клэр, как всегда самая щепетильная, сказала:
- Как ты можешь так поступать с ним, какое бы он ни произвел на тебя впечатление? Кроме того, ты же ничего не знаешь об Индии. Ты же Мэри Карен Ист из Манкато, штат Миннесота.
- На самом деле моя фамилия Истмен <По-английски означает "восточный человек">. - Карен пожала плечами. - Я сократила ее. Эрик знает немногим больше. Его голова забита детскими впечатлениями от Редьярда Киплинга. - Она рассказала девушкам о своем разговоре с ним во время вчерашнего обеда. Потом попыталась описать им абсолютно новые, невероятно чувственные ощущения, которые испытала во время съемки. Однако о поцелуях в раздевалке она решила не рассказывать, упомянув лишь о словах Эрика, что их работа вдвоем была для него почти тем же, что и занятие любовью. Жанни при этом покачала головой.
- Со мной ничего похожего не случалось. Должно быть, ты в самом деле ошеломила его.
- Каждый из них ошеломил другого, - поправила ее Клэр. - И что же ты теперь собираешься делать? Скажешь ему, кем являешься на самом деле?
- Не уверена, - созналась Карен.
- Нет! - запротестовала Жанни. - Только не это!
- А ты не думаешь, что я иначе не смогу? - спросила Карен.
- Подождите, подождите! - заявила Клэр, помахав им обеим своей великолепной рукой. - Мы же сами всегда говорили, что мужчины никогда не интересуются тем, что у нас внутри. Их заботит только наша внешняя оболочка.
- Самое обидное, - сказала Клэр, - что я в конце концов уже научилась чувствовать себя в ладу со своей внешней, как ты называешь это, оболочкой, но мужчины все равно обращаются со мной, как с блондинкой, которая может всего лишь производить впечатление. Я для них не друг, а своего рода символ власти или чего-то в этом роде.
- Ты для них просто дорогая вещь, как "роллс-ройс", - зло сказала Клэр, а не личность. Карен произнесла задумчиво:
- Может быть, потому, что Эрик весь был в деле, но мне кажется, он смотрит на Индиру иначе.
Клэр внимательно разглядывала Карен, откинувшись и склонив голову.
- Если Эрик Сондерсен думает, что ты Индира Как-Там-Ее-Фамилия, он, определенно, ухаживает не за тобой. И это твой шанс, Карен, быть самой собой с мужчиной, глаза которого не ослеплены совершенством сказочной блондинки.
- Если вдуматься, - протянула Жанни, - все это ужасно рискованно. Не думаю, чтобы у меня хватило духа действовать так же. Что если вы оба все это выдумали, а потом он опомнится?
- Что ж... - Карен колебалась. - Конечно, я должна сказать ему прежде, чем все зайдет слишком далеко. Надо лишь найти подходящий момент. Как всегда говорит Хелен, нужно только установить, кем и чем рискуешь.
Все замолчали. Потом Клэр сказала:
- Так оно и есть. Жизнь только тогда насыщенна, когда ты рискуешь. Карен, а что ты думаешь по этому поводу?
Карен засмеялась и взмахнула своими черными ресницами:
- А кто-нибудь из нас когда-нибудь знал какого-либо датчанина?
Глава 5
Карен сидела на полу под утренним солнцем, вытянув перед собой ноги. Медленно согнув правое колено, она подняла правую ногу и перенесла ее через левую, опустив ступню на пол и подтянув как можно ближе к левому бедру. Получилось не так уж плохо. Оперевшись на правую руку, она попыталась через правое колено обхватить левой рукой левое колено. Затем постаралась медленно развернуться вправо так, чтобы увидеть свою правую руку за собой.
Ужасно, подумала Карен. Очевидно, существуют особые тела для йоги... Она попыталась вернуть голову в прежнее положение, но не смогла даже шевельнуть ею. Книга, которую она взяла у Жанни, лежала раскрытая на полу где-то неподалеку от ее левой ноги, но ее голова отказывалась повернуться. Я могу оказаться запертой в этой позе на несколько дней, подумала она в отчаянии. Раздавшийся телефонный звонок заставил Карен вздрогнуть да так, что поддерживающая ее правая нога расслабилась, и она рухнула на пол сплошным узлом из рук и ног. Довольная этим, она поползла на четвереньках по полу и дотянулась до трубки после пятого звонка.
- Хотел уже повесить трубку, - послышался голос Эрика, - мне показалось, что я могу помешать вашей утренней медитации.
- О, не-е-т, - счастливо выдохнула она, - я занималась простыми упражнениями. - Она подтянула ногой к себе книжку. - Вам известна "ардхи матсуендрасана"? - Она потерла затекшую шею.
- Конечно! Разве это не чудесный способ расслабиться и придать бодрость всему телу? - Слава Богу, он не стал дожидаться ответа. - Я уже переговорил с мисс Лорд. Она сказала, что сегодня вы не заняты. Если я приеду к вам домой, поможете мне усовершенствовать мою "ардхи матсуендрасану"? Где вы живете?
- На Ист-Сайд, - ответила она неопределенно, - возле парка.
- Я тоже свободен и решил, что мы можем провести этот день вместе.
Перед ее глазами зажглись предостерегающие огни, завыли сирены, зазвонили колокола. Она не была той женщиной, что могла помочь Эрику усовершенствовать его йогу. И возможно, ему не следует приходить в ее квартиру. Достаточно только представить, как он спрашивает привратника, где находится квартира мисс Сингх, а привратник отвечает, что в этом доме такая не живет.
- Индира, вы меня слышите?
- Почему бы нам не встретиться перед музеем Метрополитен? Вы знаете, где это?
- О, да. Я уже посетил девятнадцать музеев, осталось побывать еще в восемнадцати.
- Не знала, что здесь их так много. Дайте мне час. - Она хотела полежать тридцать минут под солнечной лампой, которую она одолжила. Ей показалось, что этим утром она выглядит немного бледнее.
Едва Карен пересекла Пятую авеню, как увидела Эрика, сидящего на ступеньках музея. Он был полностью поглощен созерцанием мима с напудренным лицом, развлекающего группу любопытных своими напряженными попытками забраться на невидимую стену. Выражение лица Эрика было совершенно очаровательно, и сердце ее глухо дрогнуло. Что за славный парень! Она поднялась по ступенькам и села рядом с ним. Ее кожа горела и немного была воспалена от солнечной лампы.
Эрик окинул ее критическим взглядом.
- Может быть, это игра света, но вы выглядите гораздо румянее, чем в среду.
- Правда? Тогда я уверена, что все дело в освещении. Нью-йоркцы всегда отмечают, что солнце в верхней части города розовее, чем в центре, и в Ист-Сайде ярче, чем в Вест-Сайде. Возможно, это как то связано с загрязнением воздуха.
Он со скептическим выражением поскреб подбородок и сказал:
- Очень странный город.
- Надо принимать его таким, какой он есть, - ответила она по возможности беззаботно.
- В таком случае вы должны быть моим гидом. - Его серые глаза словно танцевали. - Вот мы, два путешественника из далеких земель, высадились на чужом берегу, да? - Сочный баритон Эрика разносился по ступеням, а сам он сильной, властной рукой обнял ее и привлек к себе. - Да, вы будете моим гидом, - сказал он счастливым голосом, поднимая ее на ноги. - Я почти забыл сказать вам - я послал ваши снимки в агентство. Они приняли их даже лучше, чем я ожидал.
- Они их используют? - спросила с тревогой Карен.
Он покачал головой.
- Может быть и нет. Им не хватает воображения.
Она попыталась не выказать своего облегчения, но в душе ликовала. Он прав: эти агентства всегда старались проявить осторожность.
- Ладно, - сказала она весело, - не хотите ли еще раз посетить этот музей? - Ей хотелось поскорее скрыться от солнца. Было бы ужасно, если бы появилась разница между линией загара и закрытой частью кожи.
Но он поднял голову к небу, глубоко вдохнул свежий воздух и сказал:
- Сегодня слишком хороший день, чтобы провести его в духоте музея. Пойдемте погуляем по парку. Я уже видел статую Ханса Кристиана Андерсена. Знаете, на какой сказке там раскрыта книга? - Карен вынуждена была сознаться, что не знает. - "Гадкий Утенок"! Я специально залезал, чтобы посмотреть! похвастался он с мальчишеской гордостью.
Когда они шли парком, Карен чувствовала приятное возбуждение. Шум уличного движения уступил место щебетанию птиц и возгласам детей, носящихся по лужайкам. Запахи молодой травы и клевера напоминали ей о доме, а воздух казался ярким, горячим и счастливым.
- Надеюсь, что вы не воспримете мои слова как критику, - сказал Эрик, - но я изумлен, что вы говорите на таком американизированном, таком разговорном английском.
- Я здесь обучалась, - ответила она вполне честно. - А вы, наоборот, произносите слова, как англичане.
- Большинство датских учителей, преподающих английский в школе, получали образование в Англии. Но как случилось, что молодая женщина, достойная находиться во дворце раджи, училась в Америке и работает в Нью-Йорке?
- Вы можете сказать кисмет <Кисмет - судьба (турец.).>, или карма. - Она улыбнулась своей самой загадочной улыбкой, выругав себя молча за то, что не подготовила заранее ответы на вопросы, которые могла предвидеть с его стороны.
Он остановился посреди тропинки, взял обе ее руки в ладони и мягко сказал:
- Я хочу знать о вас все. Разве не было начертано, что тот, кто ищет сердцевину красоты...
- ..найдет тайну, - закончила она. - Совершенное знание не дается никому. Он улыбнулся восхищенно.
- Это, конечно, правда. Но разве запрещено стремиться? Когда-нибудь я открою все, что только можно узнать о вас. Вы увидите, я очень терпеливый и целеустремленный человек. А теперь, если не хотите рассказывать о себе, расскажите об Индии.
Некоторое время они гуляли в молчании. Карен смотрела на озеро, воображая, что на его поверхности отражается Тадж-Махал. Затем, стараясь, чтобы ее голос звучал беззаботно и мечтательно, произнесла:
- Об этом можно говорить так много. Индия такая огромная, такая разная, такая древняя. Я не знаю даже, с чего и начать. - Она попыталась, чтобы ее слова звучали торжественно. - Индия непостижима. Ее можно воспринять только опытом.
Эрик задумчиво вздохнул.
- Расскажите лучше мне о Дании, - сказала она весело. Быть индианкой оказалось легче, чем она ожидала. Все, что требовалось, это держаться начеку и не поддаваться панике, и выглядеть достаточно таинственно. Эрик был так легковерен. Как говорится, в той фразе, которую повторяют в театре? Готовность отказаться от недоверия? Эрик был как раз такой - готовый принять все, чему нельзя верить.
Засмеявшись, он сказал:
- На всей земле нет другой страны, которая была бы так непохожа на Индию. Дания крошечная, а не огромная, однородная, а не разнообразная, ее легко познать. Я сам из столицы, Копенгагена.
- Я слышала, что ваши зимы ужасны. - На самом деле Карен не могла представить, чтобы где-нибудь существовали места с зимами хуже, чем в Манкато, но там, дома, миннесотцы любили хвастаться, какие у них бывают ужасные снежные бури. Она предполагала, что Эрик тоже такой.
Эрик добродушно улыбнулся.
- Это вы слышали о Норвегии и Финляндии. Данию, как и Англию, обогревает Гольфстрим. У нас очень редко бывают зимой морозы. Вот почему кататься на лыжах мы отправляемся в Норвегию. Вы когда-нибудь катались на лыжах? Должно быть, снег и лыжи кажутся вам чем-то очень странным.
- Мне нравится снег, но Эйлин Лорд ненавидит саму идею, чтобы кто-нибудь из нас подвергал себя риску. Поэтому я всего пару раз каталась на лыжах. Это было пугающе, но весело.
Он ободряюще положил руку ей на плечо, и она почувствовала, что прислонилась к нему так, словно это было самое естественное дело на свете. Как легко было с ним, как просто.
- Если я еще буду здесь, когда выпадет снег, я дам вам несколько уроков. Секрет владения лыжами заключается в движении ваших бедер. - Его рука скользнула по ее спине и легко задержалась на бедре, и тепло от его руки сразу пробежало по всему ее телу, как огонь. - Ваши бедра великолепно подходят для лыж - упругие и крутые. Я покажу, как надо ими двигать.
Она вскинула голову, чтобы взглянуть на него, ее щека касалась его бархатистого замшевого пиджака, его глаза смеялись ей сверху.
- Что вы имели в виду, когда сказали: "Если я еще буду здесь, когда выпадет снег"?
- Моя работа позволяет мне задержаться до ноября.
Разочарованное "ох" было все, что она могла выговорить. Значит, не будет чудесных уик-эндов с Эриком на лыжах? Но руки Эрика все еще обнимали ее талию, солнце все еще одаривало парк золотым светом, перед ними расстилались целые акры лужаек, а до ноября, подумала она, еще очень долго.
Он внезапно остановился на полушаге и вдохнул воздух.
- Что это за чудесный аромат? Карен фыркнула:
- Хатдогс?! Вон они продаются прямо перед нами.
- Я их еще не пробовал. Это, кажется, сосиски? - Он торопливо направился по траве к продавцу, но Карен удержала его.
- Только не с уличной тележки - их начинка, словно из мокрых газет.
- Я очень люблю сосиски, - восторженно заявил он и передернул плечами, что указывало на его стремление настоять на своем.
- Я была бы никуда не годным гидом, если бы не отвела вас туда, где вы могли бы попробовать настоящую еду, и я знаю такое место. Это на Колумбус-авеню. Доверьтесь мне, - добавила она и повела его через парк.
Уголки его глаз растянулись в улыбке.
- Иду, Индира, иду.
Когда Эрик придерживал для Карен дверь "Деликатесов от Менни", им пришлось пройти мимо стоявших на тротуаре четверых мужчин, о чем-то спорящих. Карен закрыла лицо руками и притворно чихнула. Она знала их всех, а с одним встречалась. Все они были из офиса "АВС-Ньюс" <Отдел новостей Американской радиовещательной компании (АВС).>, который располагался всего в четырех кварталах отсюда. Входя поспешно внутрь, Карен ругала себя за то, что не надела солнцезащитные очки. Но это было трудно - все время помнить, что ее могут узнать, она не умела никогда интриговать. Уходить было уже слишком поздно. Карен стремительно кинулась к одному из излюбленных столиков Роба, рассчитывая уловить его взгляд раньше, чем он успеет что-либо сказать.
Она смотрела в спину Роба, желая, чтобы он обернулся, но когда он сделал это, его глаза были совершенно пусты. Роб отвернулся, очевидно, озадаченный, потом взглянул через плечо и ухмыльнулся. Она не ответила на его улыбку, но посмотрела выразительно на Эрика, чье внимание было целиком поглощено рядами колбас, висящих над прилавками. Тогда Карен незаметно покачала головой. Роб кивнул два раза и подмигнул. Какое счастье, что большинство официантов Нью-Йорка - безработные актеры, мгновенно реагирующие на любой знак.
Тощий Роб, надув щеки, пересек зал катящейся походкой полного коротышки с толстыми бедрами и подал им меню, сохраняя на лице маску конспиратора. Карен снова изобразила сдержанное чихание, чтобы не расхохотаться. Ей хотелось, чтобы Клэр видела этот спектакль. Он был прямо-таки Орсон Уэллес в роли Гарри Лайма в "Третьем мужчине".
- Да? - Драматическая пауза. - Ваш заказ, сэр? - У Роба были интонации загробного баса-баритона Уэллса. Он разговаривал с Эриком, но краем глаза наблюдал за Карен. Если он подмигнет, она рассмеется, она знала это и для верности так сжала кулачки, что ногти впились в ладони.
- Пусть закажет леди, - сказал Эрик. - Выберите за меня, Индира.
У Роба глаза полезли на лоб.
Карен сделала заказ. Горячие хатдогс с картофельным салатом и пиво для Эрика, свой любимый куриный суп для себя. Не вымолвив ни слова, не поведя бровью. Род записал заказ.
Эрик перегнулся через стол и прокашлялся. Потом сказал:
- Индира, я знаю, что вы найдете мои слова странными, но это правда. Вы первый человек, быть с которым для меня доставляет удовольствие впервые со дня моего приезда в этот город. Его глаза были такими искренними, такими ранимыми, что у нее сдавило в груди. Он потянулся через стол и взял ее руку, и все напряжение растаяло от этого сладкого, нежного пожатия. Такая простая вещь дотронуться до ее руки, но ей стало так тепло, она даже почувствовала головокружение. Карен обвела взглядом зал и, пожалела всех других женщин, потому что только ее руку держал Эрик.
Ее внимание привлекла смеющаяся парочка. Мужчина был интересен и смугл, его спутница стройная и светлая, как сама Карен, ее роскошные белокурые волосы спадали на плечи расплавленным золотом.
- Разве она не прелестна? - сказала Карен, кивнув в сторону пары. Знаменитая, нью-йоркская красавица.
Эрик проследил за ее взглядом. Потом многозначительно покачал головой.
- Слишком бледная, бесцветная. В ней нет вашего внутреннего огня.
- Но разве ее волосы вы не находите совершенно роскошными? Они похожи на пшеницу.
- Пшеницу? На солому! Никакого цвета. Она как мучной пудинг, ни вкуса, ни запаха. - Давление его руки усилилось. - Вот вы цвета золота, потемневшего от пламени, оттененного древней мудростью. Индира, я всегда мечтал, что полюблю такую женщину, как вы, индийскую женщину.
- Но я не индийская женщина, - сказала она, не подумав. - Я имею в виду, в смысле культуры. Я скорее американская женщина в индийском теле.
Эрик наклонился к ней, глаза его горели энтузиазмом.
- Да, да! Вот что так обворожительно в вас. Неожиданное сочетание двух Индир. Вы воплощаете абсолютную тайну, единство противоположностей - инь и янь. Вы, Индира, олицетворение моей мечты.
Подтекст этих слов вызвал у нее такое головокружение, что Карен вынуждена была закрыть глаза. Она чувствовала, как будто находится на краю крутого обрыва, и этот край осыпается у нее под ногами. Она попробовала ухватиться за спасительную банальность:
- Жизнь полна неожиданностей, все меняется. Мне кажется, ошибочно возлагать свои надежды на кого-то, кого вы совсем не знаете...
Он улыбнулся в ответ и сказал;
- Вы читали Китса? Помните "Падение Хипериона"?
- На самом деле, - призналась она пристыженно, - я никогда не подвигалась дальше "Оды греческой урне".
- Ките сказал: "Каждый человек, чья душа не прах, имеет видения". Это очень опасно, Индира, разрушать людские видения...
- Почему? - спросила она резко. - Все мечты когда-нибудь разрушаются, сталкиваясь с реальностью.
- Мечта создает свою собственную реальность, потому что она проистекает из самой могучей силы на свете - романтического воображения. Вы можете пытаться, но вы никогда не разрушите ее, если мечтатель действительно верит в нее. - Его глаза сверкнули страстной убежденностью, и Карен бросилась в них сломя голову, в ослепительном свободном падении.
Они шли вдоль Колумбус-авеню, ее коричневая рука в его большой светлой покоилась уютно, словно ядро орешка в свой скорлупе.
Когда он обернулся, выискивая разрыв в уличном движении, она обнаружила, что его шея сзади покрыта золотистым пушком и целой россыпью веснушек, и ее сердце почему-то беспричинно дважды вздрогнуло. К тому времени, когда они дошли до поворота, она поняла, что напевает про себя, и решила, что в старой песенке ошибка. Правильно петь так: "Солнечный свет становится тобой, он начинается с твоих волос".
Они брели, заглядывая в окна магазинов. Эрик своим глазом фотографа видел такие вещи, которые она раньше никогда не замечала: поток солнечных лучей, освещающий ворох старинной узорчатой ткани во всех оттенках - от лиловато-розового до клюквенного, поврежденную вывеску, на которой сохранилось слово "...затачиваем". Он заставляет меня чувствовать, подумала она. Он сам словно затачивает мою жизнь.
Из-за угла с диким воплем вылетел мальчишка на роликах и устремился прямо на них. Эрик мгновенно прижал ее к себе и прикрыл от налетающего сорванца. Тот, смеясь и кудахтая, промчался мимо, едва не задев их.
- Эти мальчишки совсем обезумели! - выдохнула она.
- Они всего лишь дети, - мягко заметил он. Жанни говорила, что Эрик похож на айсберг, но Эрик, который все еще прижимал ее к себе, защищал ее своим телом, который целовал ее и говорил, что она похожа на плод граната, этот Эрик был мечтателем. Она чувствовала твердую силу в державших ее так бережно руках и биение его сердца, пробивавшегося сквозь одежду, словно между ними не было вообще никакой преграды.
- Взгляните, - сказал он, освободив ее из своих рук и подтолкнув к витрине за ее спиной. - Они будут чудесно выглядеть на фоне ваших волос. - Эрик указал на пару тонко исполненных серег в виде гроздей крохотных золотых колокольчиков. - Вам нравится?
- Очень милы, - согласилась она.
- Хотите, я куплю их для вас? - Фраза прозвучала как вежливый вопрос, но по его тону Карен поняла, что он действительно намерен купить их.
- Вы не должны этого делать. Я не могу принять такой подарок. Это было бы не правильно.
Эрик почесал свой подбородок и спросил осторожно.
- Это нарушает какие-то традиции? Разве в Индии считается табу принять...
- О, нет. Просто я недостаточно знакома с вами, чтобы принять подарок такой стоимости.
- Но, Индира, мы оба знаем, что время относительно. Каждое мгновение содержит в себе и наше прошлое, и наше будущее. Кто может утверждать, что мы не знали друг друга в предыдущей жизни?
Она должна была признать, что этими словами он обезоружил ее.
- Пойдемте, - настойчиво сказал он и, положив руку ей чуть ниже талии, втолкнул в магазин. - Чудесно! - воскликнул он, когда она вдела серьги в мочки ушей. Одного взгляда в зеркало было достаточно, чтобы убедиться, насколько они шли к ее загорелой коже и черным волосам.
- Замечательно! - сказал он.
- Как будет по-датски "благодарю вас"?
- Так, - пробормотал он и легонько качнул золотые колокольчики, так что они зазвенели, - Tusind Tak.
- Tusind Tak, - повторила она и кивнула головой чуть-чуть, но достаточно, чтобы сохранить их нежный перезвон.
Эрик захохотал, и глубокий, бронзовый раскат его смеха вызвал ответный золотой перезвон.
- Теперь вы моя Принцесса Колокольчиков.
Свою неспешную прогулку они завершили болтовней о Нью-Йорке и обсуждением своих рабочих проблем, схожих, как оказалось, в обеих странах. Маленькие колокольчики звенели при каждом шаге, и они смеялись в ответ на этот звон. Эрик нашел свободный столик в кафе на тротуаре напротив Линкольн-Центра и заказал кофе, сказав:
- Должен признаться, что существует четыре вещи, без которых мы, датчане, не можем жить: кофе, живительная влага, смех и любовь.
- Именно в таком порядке? - ухмыльнувшись, Карен сделала глоток. - А я думала, что все датчане меланхоличные и погруженные в раздумья, - поддразнила она, - как Гамлет.
- Вы помните мою майку их Хельсингора? - Он провел рукой по своему лицу, и оно превратилось в мрачную маску. Бросив на нее острый и грозный взгляд, он продекламировал:
- At vocre eller ikke were.
- Что это значит?
- "Быть или не быть". Мы стали много зловреднее со времен Шекспира. В сущности, Гамлет был англичанином, а вовсе не датчанином. Это англичане всегда меланхоличны. Поэтому-то они такие умные комедианты. Да?
Он опустил голову к чашке, и ее пальцы вцепились в блюдце, так захотелось ей взлохматить эти упругие белокурые кудри, покрывавшие его голову, словно шлем из кованого золота. Чтобы дотронуться до них, было достаточно протянуть руку, но она не могла позволить себе сделать это.
Легкий ветерок ворошил, путал эти кудри, прикоснуться к которым у Карен не хватало смелости. И тогда она подумала: если я не могу сделать этого, может быть, Индира может. Эта мысль столь изумила ее, что она откинула резко назад голову и громко рассмеялась, отчего зазвенели колокольчики в ее ушах.
Эрик поднял голову. Неожиданно его глаза сузились, и, склонив голову набок, он взглянул на нее таким взглядом, какого она у него никогда раньше не видела.
- Поверните голову налево, пожалуйста, - резко сказал он. Она автоматически сделала это, колокольчики вновь звякнули. Он ударил рукой по столу. - Да! Вот как вы должны быть освещены. Так, как сейчас на вас светит солнце. И ваши скулы выглядят так нежно, так необыкновенно красиво, вас надо фотографировать в чем-то таком, чтобы как можно четче проступала их нежность и ранимость. В чем-то очень американском.
Его глаза блестели от возбуждения.
- Немедленно! Вы должны немедленно ехать со мной в студию.
- О, но я не могу. Не сейчас. Я...
- Можете!
И, опять обхватив ее чуть ниже талии, он потащил ее к такси,
Глава 6
- Не так, не так, - бормотал Эрик, проводя ее сквозь пустую студию. - Вас надо фотографировать вопреки вашему типажу, одевать тоже вопреки типажу.
Он раскрыл дверь раздевалки.
- Не понимаю, как я это сразу не понял. И ключевой свет должен быть отсюда. - Он поднял руку над головой, чтобы показать, откуда должен падать свет. - Ждите здесь. Я принесу одежду.
- А что не так с моим типажем? - спросила она вдогонку, но он уже исчез. Однако прежде, чем она успела собраться с мыслями, он вернулся.
- Вот, - сказал Эрик, сбросив ей на руки ворох одежды.
Карен посмотрела поверх нее на Эрика.
- Откуда это?
- Из шкафа. Моя квартира находится на другой половине этого лофта <Дорогая квартира или студия в больших американских городах занимает целиком перестроенное чердачное помещение, имеет выход на крышу, где часто устраивается зимний сад, солярий и пр.>.
- Но тут плиссированная рубашка и шорты для бега?
- Точно! Этот контраст еще больше подчеркнет хрупкость и нежность вашего лица. Он сунул руки в карманы брюк.
- Только никаких запонок, заверните манжеты. Воротник нараспашку. Ни чулок, ни туфель - я хочу, чтобы вы были с голыми ногами и ступнями. Серьги оставьте. А я пошел ставить свет.
- Но у меня нет с собой нужной косметики, - запротестовала Карен, - моя не годится для студийной съемки, она только для повседневных нужд.
- Не имеет значения, - бросил он, закрывая за собой дверь.
Карен развернула шорты для бега - они были не больше обеденной салфетки. Никогда раньше она не надевала мужские вещи, даже рубашки своего брата, а мысль о том, что она надевает что-то, прилегавшее к телу Эрика, заставила ее задрожать.
Она сняла свою одежду и надела шелковые голубые шорты Эрика. Они были такими мягкими, такими невесомыми, так нежно ласкали ее ноги. Она скользнула в его рубашку, расправила плечи и ухмыльнулась своему отражению - нужны две Карен, чтобы заполнить рубашку. Она попыталась принять атлетическую позу, но зеркало немедленно сообщило ей, что она выглядит глупо. Карен никогда не демонстрировала спортивную одежду. Если Эрик хочет, чтобы что-то получилось, ему придется самому ставить позы.
Эрик возился с бесконечной простыней бледно-серой бумаги для задника, пытаясь так ее приладить, чтобы она покрывала одну стену и без излома спускалась на пол студии. В одних носках он отбежал назад, хмуро поглядывая на свой экспонометр. В небесном бестеневом сиянии нижних софитов он выглядел окутанным таинственным ровным туманом. Карен обтерла подошвы своих ног полотенцем и шагнула в этот серый туман. Это было все равно, что прыгнуть из аэроплана в величественные облака. Она ощутила легкое головокружение.
Он опустил свой прибор и критично оглядел ее.
- Пожалуйста, снимите бусы. Я хочу, чтобы ваше горло было более открытым и чтобы были видны линии грудей.
Карен сняла бусы и протянула их ему в ладонь, а он сунул их в карман. Фотографы , говорили ев водобные вещи по сто раз на день, но сейчас все было как-то иначе. Серые глаза Эрика, казалось, были частью этого облака, в котором они стояли.
- Я никогда не позировала раньше в таком костюме и немного боюсь, - нервно сказала она. Он покачал головой и усмехнулся.
- Я снимаю не костюм, Индира, а вас. Не беспокойтесь, я покажу вам позу.
Он ввел ее в центр серого облака, потом, согнувшись, попятился назад.
- Не пытайтесь "продавать" эту одежду, пусть она будет как есть. Понятно? Мне нужен характер.
Он схватил камеру со стола и начал щелкать затвором, наклоняясь то в одну сторону, то в другую, выпрямляясь, приближаясь все ближе и командуя на ходу: "Повернитесь. Наклонитесь. Хорошо. Отставьте правую ногу... Дальше, дальше, так". Он рявкал, льстил, рычал: "Хорошо! Уберите плечо! Глаза на меня! Прекрасно! Оближите губы! Так!"
К арен потеряла всякое представление о времени и пространстве. Ее воля испарилась, словно дым, она могла только подчиняться его голосу. Его команды были ее волей.
- Опустите руки! Повернитесь направо, левую ладонь поставьте против стены. Замрите! Отбросьте волосы, я хочу видеть их завитки. Хорошо. Еще! Еще! Еще!
Он диктовал позы все быстрее и быстрее, подгонял, уговаривал, двигался вместе с ней. Ей казалось, что они уподоблены танцорам, захваченным безумным движением - всеми этими поворотами, наклонами, выпадами до полного изнеможения.
- Прижмитесь к стене, поверните голову направо, закиньте правую руку за голову, уберите локоть, теперь плечи. Нет, нет, вот так. - Он опустил камеру на пол и прижал ее плечи к стене. - Назад... Еще... - Его руки с силой сжали ее плечи, большими пальцами придавливая ключицы.
Карен слышала, как он глубоко вздохнул, она повернула к нему свое лицо и увидела голод в его глазах. Что-то странное случилось с ее собственным дыханием, а когда его руки медленно и нежно скользнули по ее бокам к бедрам, она вообще перестала дышать.
- Индира, - прошептал он неожиданно хриплым и прерывистым голосом. Индира, ты самое прекрасное существо, которое я когда-либо видел. Я обожаю тебя. - Его руки стиснули ее бедра, а когда он прижался к ней, ее тело само подалось, изогнулось ему навстречу, выдавая тайный голод, и жар его плоти передался ей.
- О, Эрик, - только и смогла вымолвить она, когда он прижимался к ней все сильнее и сильнее, и она погрузила пальцы в его золотые волосы, и в ушах ее зазвенели колокольчики.
- Принцесса Колокольчиков, - прошептал он, покрывая поцелуями ее волосы. Потом его губы коснулись ее губ, это было как дуновение ветерка, не более. Потом еще одно прикосновение, нежное, как мечта о любви.
Она словно растворилась в своих ощущениях, все ее нервы пылали. Потом его губы нашли ее в поцелуе такой нежности, такой сладости и восторга, что она слабо качнулась к нему, сама обхватила его, чтобы не упасть. Она настолько утратила себя в переживаемом восторге, что выпала из времени и пространства. Она принадлежала ему.
Его поцелуи, казалось, длились часы. Постепенно, с томной медлительностью, едва ощутимой, давление их все возрастало, пока ее губы не раскрылись навстречу ему, а ее язык не встретился с его языком. И в этот же момент его нежные руки настойчиво сомкнулись на ее грудях, словно поймали две взлетающие птицы. Карен ощутила, как напряглись ее соски, как отвердели они под его ладонями. Жадно припав губами друг к другу, они опустились вниз по стене, и она только тогда вдруг осознала, что каким-то образом оказалась без рубашки.
- Моя принцесса, - шептал он, а затем чуть отстранился, чтобы взглянуть на ее груди, - я каждую ночь мечтал ощутить твое великолепное смуглое тело в своих руках. Как сейчас, в свете этих ламп... В снах я глядел, и глядел... Он ласкал ее плечи и груди, и она знала, что в мире нет ничего, чего бы она желала больше, чем его прикосновений. Она смотрела в его глаза и знала, что на всем свете нет ничего прекрасней этих голодных серых глаз. Когда он целовал ее шею, она знала, что он никогда не попросит больше, чем она пожелает дать сама. И когда он целовал ее груди, она знала, что нет ничего, чего бы она не отдала ему. Его нежность сокрушила все ее барьеры, его благородство смело всю ее защиту. Его голод разжег ее собственный.
- Моя дорогая, - шептал он в ее влажные груди, - я должен видеть всю тебя, - с этими словами его руки опустились к шортам.
- Нет! Эрик, нет! - вскрикнула она и, схватив его руки, подняла их к груди. Сердце ее бешено заколотилось. Как она могла забыть?
- Но я должен видеть тебя, дорогая! Я должен видеть всю тебя!
Карен почувствовала, что от ее враз вспотевшей спины намокла бумага задника. Еще один миг, и он бы узнал, что она блондинка.
- Ах, эта роса любви, - сказал он мечтательно, проводя руками по ее вспотевшему торсу.
Карен села, снова отняла от своих бедер ищущее руки и сказала:
- - Эрик, я должна тебе кое-что рассказать.
Он коснулся языком серьги в ее правом ухе, чтобы колокольчик звякнул.
- Рассказывай, дорогая принцесса. - И чуть прикусил ее за шею.
- Пожалуйста, Эрик, выслушай меня. Если я что-то значу для тебя, я надеюсь, постараешься ронять.
- Я хочу понять о тебе все. - Он ласкал ее бедра, а она была не в состоянии контролировать его руки.
- Эрик, прекрати! Дело в том, что я не могу заниматься любовью при дневном свете. Ни при каком свете, а только в темноте. В абсолютной темноте.
- Но тогда я не смогу видеть тебя.
- Извини, Эрик, но такая уж я есть.
- Но, Индира, - молил он, - я никогда не занимался любовь в женщиной, которую не мог видеть. Я должен видеть тебя. - Нет, Эрик, нет.
- - - Но твои груди словно пара голубей трепещут в моих ладонях - голодных голубей, с маленькими розовыми ротиками, умоляющими, чтобы их накормили. - И он целовал их, и дразнил их, пока она не застонала от наслаждения. Ее чувства напряглись до предела. - Пожалуйста, Эрик, - вскричала Карен. Она знала, что не сможет дальше удерживать его, - пожалуйста, остановись.
Он в отчаянии обвел взглядом ослепительно освещенную студию.
- Моя спальная залита солнцем. Где же тогда?
- Может быть, темная комната для проявки?
- Пошли, - скомандовал он, поднял ее на ноги и поспешно повел через студию к лаборатории. Они прошли сквозь занавешенную дверь, потом сквозь вторую, очутившись наконец в мире острых запахов химикатов, где можно было лишь угадывать в слабых очертаниях предметов высокие увеличители, ванночки и банки с проявителями.
- Выключи! - потребовала Карен, указав на источник защитного янтарно-красного света. Он щелкнул выключателем, и они погрузились в абсолютный мрак. Осторожно, на ощупь Эрик подвел ее к тому, что в темноте было похоже на старую походную кровать, и посадил ее, как она предполагала, на угол.
- Пусть это будет нашим секретным садом, дорогая Индира. - Когда он говорил, его губы касались ее губ. - Здесь ты будешь и моим солнцем, и моей луной.
Карен никогда не находилась в такой абсолютной тьме, как сейчас, и это придало ей храбрости. Она чувствовала, что Индира способна совершать вещи, на какие никогда бы не решилась Карен. Она ощутила в себе вожделение, которого никогда не испытывала раньше. Темнота, как крепкое, опьяняющее вино, воспламеняло все ее чувства. Остались только прикосновения и звуки. Она слышала, как внизу по улице прогрохотал грузовик, как опустился лифт, как где-то в здании играло радио, как часы в лаборатории отбивают свой ритм. Еще она слышала шелест одежды Эрика, когда он снимал ее с себя, слышала его дыхание, и как оно становилось все чаще и чаще. Потом услышала, как его сердце бьется в одном ритме с ее собственным, и вдруг руки Эрика, его рот оказались повсюду, беря ее, раскрывая ее, призывая ее.
Звук льющейся воды в раковине для промывки отпечатков звучал в ее ушах плеском струй в фонтане, когда Эрик покрывал поцелуями ее лицо. Она была уверена, что слышит аромат сандалового дерева и жасмина. Ее жаждущие груди затерялись в его больших, ублажающих руках, и она стонала, когда он обучал ее новым, секретным наслаждениям. Реки желаний заливали все ее клетки, ее сердце билось, как водопад, посылая журчащие бурные ручьи вплоть до кончиков ее пальцев.
- Индира, - выдохнул он, охватывая ее бедра своими бедрами. - Ты воплощение всего самого прекрасного, что только может быть в женщине. Ты тайное совершенство моих самых пылких желаний. Ты, как неограненный рубин, твой скрытый блеск ждет, когда его освободит резец гранильщика. - И она задрожала от этих слов, которые разожгли в ней скрытый пожар. Он погрузил лицо в ее волосы, шепча:
- Твои волосы - это черная, обольщающая сеть любви, твои щеки гладкие, как драгоценный камень, твои губы, как два плода.
Она ахнула, когда он опять взял ее грудь.
- Твои вздохи подобны шепоту дымки тумана в Долине Кашмира, а твои груди в темноте подобны зрелым сливам, которые умоляют меня, чтобы я Съел их.
Карен желала высказать ему, как чудесно ей с ним, но вожделение мешало подобрать нужные слова, зато тело само говорило за нее. Она скользнула ладонями по его сильной, гладкой спине, ощутив под пальцами бугристость мускулов. Его плоть была такой твердой, ее трогать было все равно, что пытаться ущипнуть пленку, туго натянутую на нагретый солнце камень.
Темнота стала ее любовником, ее демоническим любовником. Это было все равно, что отдаваться самой природе. Темнота была везде, и Эрик был темнотой. Она терялась, растворялась в нем, утратив всякую ориентацию. Тело Эрика стало для нее единственной реальностью, ее сущностью, ее осью. Эрик был над ней и под ней, вокруг нее и внутри нее, он брал ее и возносил ее. Она отдавала всю себя его силе, которая поднимала ее на пылающую арку желания, и его страсти, бросающей ее во вновь обретенное вожделение. Его нежность и его искушенность пробуждали в ней вулкан желаний. Карен и Эрик - они мчались рядом, как две звезды, расплавившиеся в ярком ослепляющем пламени. Они стали одной планетой, несущейся сквозь космические вихри к самому краю вселенной.
Прижимая ее к себе, Эрик баюкал ее:
- В этом мире нет женщины, - говорил он, нежно поглаживая пальцами ее спину, - которая могла бы сделать меня таким счастливым, каким сделала меня ты. - И он поцеловал ее с бесконечной нежностью.
Карен ткнулась носом в его плечо.
- Многие люди верят, что для каждого человека в мире существует один единственный человек, предназначенный только для него. Ты веришь, что это правда?
- Не знаю. А ты?
Карен провела рукой по его плотному бедру. Под ее ладонью напряглись мускулы. Она улыбнулась в темноте.
- Конечно! Этот человек может оказаться парнем, живущим в соседнем доме, но он может оказаться и в удалении за десять тысяч миль. В таком случае, возможно, ты его никогда и не встретишь. И это очень печально. Ты можешь путешествовать из Нью-Йорка в Альбукеркс <Город в штате Нью-Мексико.> и пролетать прямо над его головой, но шансы встретить, возможно, всего один к десяти миллионам.
- Значит, ты веришь в это?
- Полагаю, что верю. Я думаю даже, что этот человек, нужный человек, заполняет какие-то пустующие места в тебе самом, как в головоломке только с половиной кусочков - причем отсутствуют самые важные, из серединки, не с краев. Так вот, когда ты встречаешь этого человека, а он и есть эти самые кусочки, то, неожиданно становишься чем-то законченным и цельным.
- Какая очаровательная идея. - Он откинул локон с ее лица и поцеловал в щеку.
Темнота придала ей храбрости. В роли Индиры она стала дерзкой.
- Ты заставил меня так чувствовать - цельной, когда все кусочки на своих местах. О, Эрик, я испытываю восхитительное чувство, что мне никогда больше не придется печалиться по поводу того, что, может быть, я когда-то и пролетала над этим человеком, но так и не встретилась с ним.
Где-то внутри его зародился смех, показавшийся ей ударом колокола в темноте.
- Не смейся, я говорю серьезно. - И она дернула завиток волос на его груди.
Руки Эрика теснее сомкнулись вокруг нее.
- Способность дать радость, так же как и любовь, - это великий дар.
Карен обхватила руками его спину, получая удовольствие от той силы, которую чувствовала под своими пальцами. Она откинула со лба длинные пряди, и вокруг ее головы разлетелись искры - разряды статического электричества.
- Вот видишь? - радостно вскричал он. - Ты излучаешь свой собственный свет!
Она снова тряхнула головой, так что волосы опять упали ей на лицо, а потом медленно провела длинными прядями по его лицу, шее, потом вниз, по широкой груди, осыпая искрами его живот и длинные ноги до самых ступней, а потом обратно, оставляя за ними сноп танцующих огоньков.
- Еще! - простонал он. - Еще! Еще! - Когда он наконец схватил ее за бедра, его руки были крепки, как железо. - Ты моя богиня любви и огня! Подожги меня, возьми меня! - И темнота вокруг них превратилась в бесконечную череду сверкающих звезд.
Карен лежала в кольце его спящих рук и дивилась страсти, что он пробудил в ней, наслаждению, которое он дал ей, секретному саду, созданному им для ее блаженства. Нет, подумала она, для блаженства Индиры. А потом подумала: а какая, собственно, разница? В темноте я и она одно и то же. А потом Карен погрузилась в сон.
Разбудил ее шум лифта. Эрик все еще безмятежно спал, его левая рука нежно покоилась на том месте, взглянуть куда она ему не позволила. Осторожно подняв его кисть, настолько, чтобы суметь разобрать светящиеся стрелки, Карен взглянула на часы. Была почти половина пятого утра. Она поцеловала его сонный рот, осторожно выскользнула из-под его руки, встала с кровати и неуверенно зашагала в сторону, как она полагала, двери, стараясь ничего не задеть по пути, и все же неосторожно ударилась о шкаф, пытаясь нащупать дверную ручку. Эрик, хотя и хмыкнул во сне, но остался недвижим. Карен между тем пришлось развернуться и двинуться в другом направлении. Ладно, маленькое развлечение, подумала она, улыбнувшись, и лизнула ушибленное место. Благополучно миновав увеличители, она наконец-то нашла ручку, затем прошла первую дверь, вторую, и в конце концов, перебежав наискосок студию, очутилась в раздевалке возле своей одежды.
Надо оставить записку, подумала она. Ужасно, конечно, оставлять его вот так, но что еще ей оставалось делать? Она разыскала в сумочке блокнот и ручку и быстро написала:
"Эрик.
Страсть, которая возникает с ночными соловьями, убывает с наступлением рассвета. Но не отчаивайся, ибо так же уверенно, как восходит солнце, снова возвращается и ночь".
Во всяком случае она надеялась, что так и будет. Она подписала записку просто "И", поставила ее на ребро возле его камеры и тихо закрыла за собой дверь студии.
Улицы были пусты и гулки и принадлежали лишь ей одной. В своем счастье Карен готова была обнять сама себя. "Я люблю!" - сообщила она прыгающему и клюющему голубю у ее ног. Она исполнила быстрый пируэт, и птица взмыла в воздух. "Люблю!" - крикнула она ласточкам, гнездящимся на серых скалах зданий. "Люблю!" - пела она, в то время как ее сердце высоко взлетало навстречу розовым облакам, тающим под лучами восходящего солнца. Бриз с Ист-Ривер намекал ей на близость моря, и оно само, абрикосовое, светлеющее лимонными просветами, обещало ясный и жаркий день. В воздухе уже дрожало марево. И далеко, как только она могла видеть вдоль улицы, все светофоры одновременно мигнули желтым, прежде чем через секунду загореться красным.
Потом на небе показалось солнце, окрашивая верхушки небоскребов золотом, сверкающим так же, как сережки, звенящие в ее ушах. Карен чувствовала, словно какая-то часть ее самой взлетает куда-то высоко к блестящим шпилям и глядит оттуда на одинокую фигурку, с руками, обнимающими воображаемого Эрика, танцующую на ходу под аккомпанемент многозвучного клацания открываемых навстречу утреннему солнцу ставней магазинов.
- O-hayo gozaimasi, - позвал владелец базарчика фруктов "Киото". - Dansi ha? - спросил он, улыбаясь и поворачиваясь возле пирамидки из апельсинов.
Она поставила свои ступни в твердую третью позицию и поклоном выразила свое согласие, потом заявила: "Я влюблена!" - и широко раскинула руки.
- Yoro shii, - сказал он, улыбаясь и кланяясь в ответ. - Dazo, - и вручил ей апельсин.
Карен подбросила апельсин в воздух и поймала: "Спасибо вам, большое спасибо!" Снова поклонилась и продолжила свой танец по улице.
Карен взглянула на свою смуглую руку, держащую яркий оранжевый апельсин. Нужно рассказать Эрику всю правду. И как можно быстрее. Она проткнула кожуру ногтем большого пальца, очистила ее и отбросила прочь. Но просто так об этом не расскажешь, только когда он будет в подходящем настроении, чтобы принять эту правду. Может быть, пригласить его на ужин, приготовить что-нибудь совершенно сказочное, а потом выложить все как есть между главным блюдом и десертом?
По семейной легенде Истменов сестра ее бабушки по материнской линии Энид завоевала своего будущего мужа Нильса своим запеченным, предварительно замаринованным, мясом. Он сделал ей предложение даже раньше, чем она попотчевала его своим тортом с клубникой. Но Нильс был норвежцем из Миннеаполиса, и то, что возымело действие на него, могло не произвести никакого впечатления на датчанина из Копенгагена. Конечно, бабушка Энид до сих пор не раскрыла секрет своего запеченного мяса, но может быть, Карен удастся убедить ее, что ей требуются неотложные меры для преодоления критической ситуации.
Вкуснейшее мясо и клубничная начинка торта так явственно предстали перед ее глазами, что она сошла с кромки тротуара и едва не задела проезжающее мимо такси.
- Эй, леди, вы спите или что? - крикнул ей шофер.
- Не сплю, но вижу сон! - ответила она.
- Вам в верхний город?
Карен осмотрелась и с изумлением обнаружила, что она уже на Тридцать шестой улице.
- Да, спасибо. - Она села в кабину и назвала водителю адрес.
Карен влетела в дверь своей квартиры словно на крыльях, швырнула сумку в кресло, кинулась к телефону и, напевая под нос от возбуждения, позвонила Клэр.
- Это я, Карен, - выкрикнула она, как только услышала сонное бормотание подруги. - Я влюблена, Клэр. По-настоящему. До сих пор я думала, что любовь это что-то такое, что приходит только к другим, удачливым, людям, как в кино. Так чудесно, что невозможно поверить! Я влюблена, Клэр. Клэр? Клэр?
- Карен, - пробормотала Клэр, - который час?
- Не знаю.., почти пять тридцать, полагаю. Сегодня восхитительный день. Взошло солнце, птицы поют, свесив набок головки и...
- Ты знаешь, что такое друг?
- Друг? Конечно, знаю. Настоящий друг тот, кому можно позвонить в пять тридцать утра, потому что с ума сходишь от счастья и влюблена, и он выслушает тебя.
- А я отправляюсь спать, - пробормотала Клэр и повесила трубку.
- Ну и спи! - Карен рассмеялась в трубку. - Проспишь такой замечательный день! - Она поставила на магнитофон любимую кассету - Фобе Сноу - и начала танцевать по кухне под "Женщину создает любовь". - "Броунис!" <Шоколадные пирожные с орехами.> - пела она под музыку, - Бро-бро-бро-у-у-у-ни-нис! Ту-дум-ту-дум-ту-дум!" - Прищелкивая пальцами, она размешала готовое шоколадное тесто, сунула сковородку в микроволновую печь и кинулась под душ.
С еще горячими коржиками в тарелке и кружкой кофе Карен сидела на диване в гостиной, когда позвонила Клэр.
- Я тебя не разбудила? - Голос Клэр звучал осторожно и предусмотрительно.
- Нет конечно же, но мне показалось, что ты снова улеглась спать.
- Значит, ты действительно звонила мне. Проснувшись пять минут назад, я подумала, что все это было во сне. - Она прокашлялась. - Карен, но кто это?
- Разве я тебе не сказала? Эрик, конечно.
- Господи, спаси и помилуй. Ты влюбилась в него или Индира?
- Обе! - с триумфом ответила Карен. Голос Клэр понизился до заговорщического шепота:
- Он сейчас у тебя?
- Конечно, нет. Он сейчас у себя, дорогая, и, вероятно, спит, а я здесь один на один с тарелкой броунис, не чувствуя при этом ни капельки вины.
- Броунис едят, когда любовь проходит. А он тебя любит?
- Он этого не говорил.
- А ты сказала ему правду про себя?
- Пока нет, но собираюсь. Скоро.
- Ладно, молчу. Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь. Правда, сейчас твой голос звучит так легкомысленно, что сомневаюсь, помнишь ли ты свое настоящее имя.
- Ты права, Клэр, - сказала Карен и слизнула коричневую крошку с пальца.
Она налила себе еще одну кружку кофе, свернулась клубочком возле окна и стала смотреть в парк. Будь умницей, говорила она себе. Ты должна найти способ сказать ему эту правду. Разум требовал от нее сделать это, но сердце трепетало в груди, молило с удвоенной силой при каждом ударе: не сейчас, не сейчас, не сейчас.
- Гадкая трусиха, - сказала она вслух, но не могла даже расслышать свой голос из-за гулкого биения сердца.
Она вспомнила его руки, его пальцы, его поцелуи, вспомнила силу движений его бедер, его горячее дыхание в темноте, его рот, наполняющие ее жизнью так, что каждая клетка, каждая молекула, каждый атом ее тела, казалось, звенел и взрывался. Никогда не смогу заснуть, подумала она, и тут же провалилась в глубокий сон.
Телефонный звонок пробился сквозь ее сон, и она неуклюже сползла с дивана, чтобы ответить.
- Что происходит? - спросила Эйлин. - Эрик Сондерсен чуть свет разбудил меня, чтобы узнать твой адрес.
Сердце Карен подпрыгнуло.
- Ты ему сказала?
- Конечно, нет! Но он прислал сюда, в офис, пять дюжин белых роз. Четыре дюжины для тебя и одну мне. Что происходит, Карен?
Карен не могла удержаться от смеха. Она должна была приложить пальцы ко рту, чтобы восстановить способность говорить.
- Эйлин, ты знаешь, что такое любовь?
- Да-а-а... - с явным неодобрением протянула Эйлин. - Любовь - это потеря времени, а потеря времени - это потеря денег. Верно? Возможно, любовь это и то, что заставляет нормальную, разумную девушку сходить с ума и мчаться на Багамы, чтобы там забыться. Карен застонала.
- Нет... Это был острый приступ запоздалой юности.
- А на этот раз?
- На этот раз - настоящее, я только что поняла. Любовь подчиняет твою жизнь человеку, который может изменить тебя, и тебя не тревожит, как он это делает. Эйлин, пришли, пожалуйста, мне эти розы.
Голос Эйлин опустился до встревоженного контральто.
- Я никогда не вмешиваюсь в личную жизнь моих девушек, но не забывай, что у тебя контракт со мной, Карен Ист.
- Знаю.. Но разве твой контракт связывает Индиру Сингх? Пришли эти розы, Эйлин.
Эйфория Карен завяла много раньше роз. Она вспыхивала каждый раз, когда вспоминала, как танцевала на улице, обещая себе при каждом шаге, что расскажет Эрику правду, когда наступит подходящий момент. Она сделала несколько попыток, но каждый раз подходящий момент каким-то образом превращался в неподходящий, и она была вынуждена прикусывать язычок. Точно так же она не сказала Эрику, что любит его, ждала, что он признается первым. И всегда в глубине ее мозга, раздражая, как этикетка на воротнике накрахмаленной блузки, вертелся вопрос: а меня ли он любит?
- Ты сегодня кажешься очень задумчивой, - сказал ей Эрик, переводя ее через поток машин на Бродвее в спокойный уголок, называемый Даффи-Сквер. Карен подсказала ему, что именно здесь нью-йоркцы обычно покупают театральные билеты за полцены, а Эрик, жадный до всего, что делают местные жители, захотел присоединиться к очереди. Очередь несколько продвинулась вперед, когда стоявшие перед ними две полные блондинки среднего возраста затеяли спор о том, сколько раз они смотрели "Кордебалет".
- Почему ты притихла? - Улыбаясь, он взял ее за подбородок и повернул к себе.
- Сегодня я выбросила твои чудесные розы.
- Только и всего? Я пришлю еще. - Его палец скользнул по щеке, потом дальше, к шее, под волосы. - Я рассчитывал, что ты пригласишь меня в свою квартиру взглянуть на них. - Его серые глаза потемнели до цвета графита.
Невозможно было отмахнуться от соблазнительности его слов, или обещаний, выдаваемых выражением глаз. У Карен перехватило дыхание.
- О, Эрик, ты знаешь, как бы я хотела пригласить тебя...
- Да? - Его веки опустились и наполовину прикрыли глаза, которые были полны желания. Она вздохнула.
- Но не сейчас.
- О... - Его рука упала, и он повернулся в сторону очереди.
Карен схватила и сжала его руку.
- Мы ведь по-настоящему еще не знаем хорошо друг друга, верно? Эрик взглянул на Карен:
- Когда ты была в моих объятиях, мне казалось, что я знал тебя всегда.
Она смотрела ему прямо в лицо, но тут почувствовала, что обе блондинки повернули головы в их сторону и прислушиваются. Очередь теперь продвигалась быстро, и она положила ладонь на его руку.
- Знаешь, я чувствовала то же самое.
- Заполненная, ты тогда сказала. Помнишь, ты сказала, что я заставил тебя чувствовать себя заполненной и цельной. - В его голосе слышалось волнение.
- Да, конечно. Так было со мной и с тобой тоже. И все же я думаю, что мы должны лучше узнать друг друга.., раньше, чем...
- ..снова заняться любовью! - произнес он громко.
- Никогда не слышал шоу под таким названием, приятель, - сказал мужчина за окошком кассы, обращаясь к Эрику. - Может быть, возьмете на что-нибудь другое?
Эрик повернулся к Карен.
- Может быть, "Поглупевший ради любви"? - робко сказала Карен. - Кажется, это о Дуге Фербенксе.
- Все, что ты скажешь, - произнес Эрик, расплывшись в широкой улыбке, все, что ты скажешь. Ты увидишь, что я очень понятливый.
Чудесные летние дни пролетали, как степной ветер, когда она и Эрик вместе изучали Нью-Йорк, открывая город друг для друга. Она узнала, что любимым блюдом Эрика были совсем непопулярные среди датчан спагетти сорта карбонара, а любимым напитком - аквавит <Сорт скандинавской водки, настроенной на зернышках тмина.>, запиваемый карлсбергским пивом. Однажды вечером она повела его на "Богему", поставленную на открытом воздухе в Центральном парке, и видела, как его лицо стало в последнем акте рассеянным и тревожным. Когда Мими умерла, он стиснул кулаки и по щеке его скатилась слеза. Сердце у нее сжалось.
А в другой раз, перед тем как пойти на фильм Ингмара Бергмана, он сказал ей, что его любимая кинозвезда - Хельга Лювергрен. Она никогда не слышала этого имени, тогда он назвал ей несколько фильмов, датских или шведских - она не могла разобрать чьих, - и съел все булочки с изюмом.
Трогательным было и их посещение собрания Филдинга, когда они остановились в восхищении перед обнаженной Рубенса, пощипывающей виноградную гроздь. Откровенная сексуальность картины ошеломительно возбудила тогда Карен, а Эрик выбрал этот момент для того, чтобы шепнуть ей на ухо, что он бы предпочел на завтрак виноградный сок, кофе, рогалики и сыр.
Она также узнала, что ему нравятся американские народные песни, что он и его два брата владеют большим летним домом на одном из островов у побережья Дании, что он планирует жениться до того, как ему исполнится сорок, и что он хочет иметь четверых детей. Но при всем при том она так и не узнала, любит ли он ее. Он вел себя, как влюбленный мужчина, но не говорил ей об этом.
Вместо этого он постоянно задавал ей вопросы, выпытывал ее жизненные планы, которых, если честно, у нее не было.
- Как долго ты планируешь продолжать свою карьеру? - спросил он ее однажды в полдень, когда они в Блумингдейле ждали, пока миниатюрная продавщица заворачивала выбранные Эриком спортивные рубашки. Ему нравилось брать ее с собой за покупками. Он говорил, что это придает ему уверенности. - Ты ведь не сможешь всегда быть моделью.
- Ты не должен говорить мне это, - простонала она. - День, когда я взгляну на себя в зеркало и увижу первую морщинку на лице, станет днем, когда я уволюсь. Я хочу уйти с достоинством.
- И что ты будешь делать потом?
- Я об этом по-настоящему еще не думала.
- А чем бы тебе хотелось заняться?
- Мне бы хотелось сделать массу вещей. Прежде всего я хотела бы шесть месяцев подряд есть. Затем я хотела бы проделать все те вещи, которые Эйлин нам не позволяет, потому что они слишком опасны.
Его ладонь на ее руке стала тяжелой от участия.
- Опасные?
- Ну да, например, полет на воздушном шаре. Мне бы ужасно хотелось испробовать все те ощущения, что заставляют людей еще и еще подниматься на них. Потом я хотела бы научиться ездить на мотоцикле.
- Ты? На мотоцикле?
- А почему бы нет? Несколько раз я брала у моей подруги Шарлотты ее скутер. Замечательный желтый "Веспа" по имени Мэриголд. И я прекрасно управляла им. Или дельтаплан. Так чудесно - парить в воздухе. Чувствуешь себя при этом таким свободным...
- Ты шутишь!
- Еще я хочу научиться хорошо кататься на лыжах. Спуститься на плоту по Колорадо-Ривер. Мне бы хотелось...
- Индира, ну будь же разумной! Я понимаю, что после работы у Эйлин ты рвешься к свободе, но ты вовсе не атлет. Скорее всего ты просто погибнешь в первый же день - кроме хождения на лыжах, конечно. Неужто нет более безопасных вещей, которыми бы ты хотела заняться? Ты могла бы сделать вторую карьеру, не занимаясь опасными делами.
- Может быть, буду писать статьи о моих приключениях.
- А ты когда-нибудь писала что-нибудь? Что-нибудь вообще?
- Письмо в "Роллинг Стоун", когда убили Джона Леннона.
- Они его напечатали?
- Нет.
- Они не напечатали и мое тоже, дорогая, - сказала продавщица, вручая Эрику его пакет.
Когда они шли вдоль Пятьдесят девятой улицы, Эрик продолжал настаивать:
- Но ты должна серьезно подумать о своем будущем. Разве ты никогда не строила планов на свою остальную жизнь? На те дни, что настанут после того, как появятся морщинки, после того, как "чемпион повесит на гвоздь свои перчатки"? Есть такое выражение, да? - произнес он с гордостью, как всегда, когда находил возможность продемонстрировать новый американизм. - И разве ты никогда не строила никаких фантазий на будущее? Какой ты видишь себя через двадцать лет? Какие твои самые потаенные мечты на этот счет?
Он остановился перед витриной магазина с телевизорами. Через его плечо она могла видеть очередную порцию дневных несчастий сразу на двенадцати каналах.
- Жизнь полна ошибок, Эрик. Я не могу загадывать так далеко вперед. Я принимаю каждый день, когда он наступает.
Он взял ее руки в свои.
- Но ты должна планировать.
- Зачем? Каждый день - это сюрприз. Всегда происходит что-то интересное. Ты слишком прямолинеен, Эрик. Ты должен довериться своему кисмету, своей карме. Я же не планировала встретить тебя?
- Дорогая, ты неисправима. Вот почему я обожаю тебя. - И он стал страстно целовать ее прямо на Пятьдесят девятой улице, прямо перед грубыми покупателями и ворчащими женщинами с сумками. В какой-то момент она подумала, что, может быть, это самая подходящая минута, чтобы рассказать ему все, но что-то удержало ее. Ее интуиция снова говорила ей - пока не надо.
Однажды утром позвонила Эйлин, коротко сказала:
- Надеюсь, что скоро ты будешь готова приступить к работе. Твой загар уже сошел?
- Нет, - призналась Карен, - еще не совсем.
- Не совсем? Что это значит? Сошел или не сошел? В каком ты состоянии?
Карен взглянула на свои длинные пальцы: загар на них выделялся очень заметно на фоне белой телефонной трубки. Контраст был такой очевидный, как если бы коричневые виноградные лозы спускались по освещенной солнцем стене.
- Он еще не сошел, Эйлин.., я все еще встречаюсь с Эриком и...
- Ты встречаешься с ним, Карен, или Индира встречается с ним?
- Индира.
В трубке настало молчание, затем она услышала, как что-то щелкнуло. Удивленная, она выжидала.
- Слышала? - спросила Эйлин. Ее голос поднялся на пол-октавы. - Это я откупорила свой флакон с валиумом <Популярный в США транквилизатор.>. Я это сделала в первый раз за последние три месяца. - Она гневно фыркнула. - Карен, каждый день, что ты не работаешь, ты теряешь деньги. Большие деньги. Кроме того, мы теряем большие деньги. Ты зацепила крохотную удачу вне моего агентства, дорогая, а теперь топчешь свою карьеру. Это неразумное поведение, Карен.
- Но я же говорю тебе, что влюблена.
- Это не дает тебе повода вести себя, как Мата Хари. Почему ты не хочешь встретиться с моим доктором? Уверена, что он может помочь тебе.
- Я не больна. Эйлин. Я влюблена.
- Неважно. Прими мой совет, дорогая, скажи ему правду. Скажи сегодня. Чем дольше ты выжидаешь, тем труднее будет вам обоим. А если ты будешь по-прежнему прятать голову в песок, вообще окажется слишком поздно, и раньше, чем ты поймешь это.
Эйлин продолжала настаивать, всячески понуждая Карен собраться с духом, и Карен наконец решила: когда он скажет, что любит меня, пообещала она себе, в тот же самый момент я расскажу ему, что я Карен Ист.
Жанни, Клэр и Хелен - все они согласились, когда она обсудила свою проблему с ними, что дело лишь за тем, чтобы создать подходящую романтическую обстановку, и тогда, конечно, нужные слова сами сорвутся с уст Эрика.
Однажды днем они плыли со Стэйтен-Айленд-Ферри так, чтобы Эрик мог увидеть линию горизонта на Аппер-Бэй <Имеется в виду паром, который ходит от Манхеттена на остров Стэйтен-Айленд через залив Аппер-Бэй. Отсюда открывается поразительный вид на горизонте на небоскребы Манхеттена. Обязательный маршрут для всех приезжих.>. Они стояли возле поручней, он обнимал ее сзади и прижимал к себе. Ветер развевал густые белокурые волосы золотыми прядями, и она снова подумала, как похож он на викинга-воителя. Он указал на колоссальные двойные башни Всемирного Торгового Центра, вздымающиеся в небо над всеми остальными зданиями, и пробормотал что-то вроде "башни Или-ум". Она спросила его, не является ли этот Или-ум большим универсальным магазином в Копенгагене? Эрик бурно захохотал и прижал ее к себе так, что она вскрикнула. Потом он стал целовать ее глаза, волосы, губы, пока она не ослабела так, что наверняка выпала бы за борт, если бы он не держал ее так крепко, и, прежде чем сообразила, что делает, она пригласила его на ужин.
Она знала, что если снова окажется в его объятиях, то умрет.
- Пойдем ко мне, - сказал он настойчиво, - или ты все еще думаешь, что мы знаем друг друга недостаточно, чтобы снова навестить мою темную комнату? спросил он ее, должно быть, в пятнадцатый раз. Он прижал Карен к перилам и стал покрывать поцелуями ее шею. Она почувствовала обжигающее тепло его тела, и у нее все заныло в томлении ожидания.
- Нет, Эрик, - сказала она в пятнадцатый раз, - не теперь.
Темная комната была слишком опасным местом. Если там не было непроявленных пленок, он в любой момент мог включить свет.
- Завтра вечером мы пойдем ужинать ко мне, - неожиданно у нее пересохло горло. - Я.., я снимаю квартиру у моей приятельницы Карен Ист. Карен уехала в кругосветный круиз, - добавила она, когда паром резко качнуло. Она дала ему адрес и сказала строго:
- Пересдача квартиры строго запрещается в этом доме, поэтому обещай мне, что спросишь Карен Ист у привратника, иначе у меня будут большие неприятности.
- Все, что угодно, - сказал он, покусывая ее ухо. - Все, что угодно, Карен Ист, - повторил он. Потом его губы накрыли ее рот и дали еще одно обещание.
Глава 7
Весь следующий день Карен металась в приготовлениях. Она ходила в магазин за продуктами, покупала вина и все тащила домой сама, в нетерпении не полагаясь на посыльных. Она также сходила в магазин принадлежностей для дома, сняв размеры окон своей спальни и заказав светонепроницаемые и легкозадергиваемые шторы, которые ей тут же и нарезали. Затем она напомнила себе, что надо сменить лампочки в люстре над потолком, так как по крайней мере одна из них перегорела. Затем она очистила овощи, вымыла салат и зелень, завернула их в полотенце и сунула в холодильник, чтобы они стали хрустящими. Потом повесила свои новые шторы, но решив, что все же сбоку может проникать свет, даже когда они опущены, стала искать свой скрепкосшиватель. Но тут вспомнила, что не спрятала все приметы присутствия Карен, которые могли бы вывести на Индиру. С почтой все было в порядке - вполне логично, что она могла собирать почту для Карен, - но надо было убрать все фотографии Карен, всю ее косметику для блондинки, старые номера "Вог" и ультрафиолетовую лампу!
Лампа была отправлена в глубины стенного шкафа. В несколько больших магазинных пакетов она еле-еле запихала все остальное.
Держи себя в руках, говорила она себе, сохраняй спокойствие! Поставив в духовку курицу запекаться, Карен вынула десертный торт от Делицции из холодильника, чтобы он не был слишком холодным, и положила "Асти Спуманте" в холодильник, чтобы оно не было слишком теплым. Держа руку на дверце, она размышляла, не подать ли на десерт что-нибудь еще. Ладно, решила она и захлопнула холодильник. Потом взяла сумки, ключи, вошла в лифт и спустилась в цокольный этаж, который всегда вызывал у нее отвращение - она была убеждена, что здесь полно мышей, хотя ни разу не видела ни одной, - и положила сумки в свою кладовую поверх сундуков.
Вернувшись на кухню, она полила жиром запекающуюся курицу и решила, что грибы могут подождать, пока она примет душ. Она приняла душ, осторожно скрепила внизу и с боков свои новые шторы, задернула занавеси и оделась, затем выдернула вилку телефона из розетки возле прикроватного столика и перенесла его на кухню, там подключив. Потом еще раз полила жиром курицу и стала запекать грибы.
Закончив все приготовления, Карен прошлась еще раз по всей квартире и убедилась, что все в порядке. Она чувствовала себя театральным режиссером, проверяющим все детали перед поднятием занавеса и началом представления. Гостиная выглядела прекрасно, обеденный стол тоже отлично смотрелся. На кухне не было слишком большого беспорядка, а спальня - ах, в спальне было теперь так же темно, как в лабораторной темной комнате.
Она ясно видела, как все произойдет. При свете мерцающих свечей они, уютно пристроившись вдвоем на диване, разделят последнее вино. А когда зайдет солнце и стемнеет, начнут заниматься любовью, интенсивность которой будет возрастать по мере наступления вечера. Потом она поведет его в спальню, в дверях они остановятся, чтобы обменяться тысячью поцелуев. Переступив порог, она закроет дверь и проведет его к постели, они медленно опустятся на кровать, и она будет пытаться разглядеть его лицо в полной темноте, но оно останется невидимым, так же спасительно невидимой будет и она. Они проведут еще одну прекрасную ночь 8 любви, но без света. Свет! Она забыла о люстре под потолком спальни!
Карен спрыгнула с дивана с такой поспешностью, что у нее закружилась голова. Чтобы добраться до лампочек люстры, нужно было принести складной стул из кухни, но, когда она пыталась протащить его в трехдюймовое пространство между плитой и столом, зазвенел дверной звонок. Она взглянула на часы. Ну что стоило ему немного опоздать? Он пришел не в назначенное время, а чуть раньше. Она поставила стул на место. Ладно, как-нибудь можно будет проделать это позже. Она скажет ему, что сожгла ужин, и он вынужден будет увезти ее куда-нибудь ужинать. Звонок снова зазвонил. Уныло опустив плечи, она медленно пошла к двери. "Вино!" - с облегчением подумала она. Она пошлет его за вином. Она распахнула дверь.
- Эрик, - начала она, - ты бы... Но он, бросив пакеты на кресло в холле, схватил ее в объятия и закрыл рот поцелуем.
- Я так счастлив быть здесь. - Он снова прижал ее и захлопнул за собой дверь.
Она закрылась бесповоротно, и он уже погрузил руки в ее волосы и покрывал поцелуями ее лицо. Колени Карен подкосились, как она и предвидела. Все именно так, как она надеялась, если бы только...
- Это тебе, моя дорогая, - сказал он искренне, разворачивая дюжину белых роз.
- Как ты заботлив, - заметила она, обнаружив две охлажденные и запотевшие бутылки белого бургундского.
Он взял бутылки и, нюхая, повел носом в сторону кухни.
- Превосходно! - воскликнул он, безошибочно найдя кухню и сунув нос в духовку, лишив ее возможности соврать, что она сожгла ужин. - Начнем с вина, продолжал он, срывая с горлышка зеленую печать. - Почему ты так долго выжидала, чтобы пригласить меня? - заключительным финалом этих слов стал звук вылетевшей пробки.
Карен не могла придумать никакого ответа, поэтому отвернулась от него и снова полила курицу.
- Захвати вино, - сказала она, выпрямляясь, - и я покажу тебе вид из окна. - Она привела его к окнам, выходящим на Пятую авеню. - Разве отсюда не чудесный вид на Центральный парк? Отсюда можно увидеть, вон, чуть правее, музей Метрополитен.
- Прошу простить меня, - сказал он, глядя ей прямо в глаза над краем бокала, - но сегодня вечером вы единственная достопримечательность, которую я хочу видеть.
Сердце Карен совершило маленькое сумасшедшее сальто-мортале, и ей стоило больших нервов удержаться от желания сказать ему, каким восхитительным и сексуальным он ей кажется. Никакой вид на свете не мог бы сравниться с видом Эрика, таким безупречным в его соломенного цвета полотняном костюме и голубоватой, цвета льда, рубашке. Конечно, она предпочла бы увидеть Эрика без одежды вообще. Она дико вспыхнула от этой мысли, но понадеялась, что он не заметит этого под ее загаром.
- Твои глаза поразительно сверкают сегодня вечером. Они как темные озера, в которых отражается свет звезд. - Он взял ее руку и покрыл ладонь поцелуями, раздувая поток бурлящей жизни.
Переборов желание закинуть руки ему за шею, она пробормотала:
- Я в самом деле должна заняться нашим ужином, - и поспешила вернуться на кухню. Все развивается слишком быстро. Она высунула голову из кухни и крикнула:
- Почему бы тебе не поставить какую-нибудь музыку? - Это дало бы ей время притащить стул в спальню. Она досчитала до пятнадцати, чтобы он успел заняться стереопроигрывателем, затем выволокла стул, на цыпочках пошла в холл и оттуда в спальню.
С бьющимся сердцем она закрыла за собой дверь, включила сверкающую люстру под потолком и попыталась вспомнить, какую часть стула надо раскладывать первой. Или его надо как-то толкнуть? Она выбрала эту вещь, потому что в сложенном виде она занимала мало места в ее крошечном пространстве, но стул был сконструирован со всем злобным коварством полотняной садовой мебели, и, как она ни дергала его то вверх, то вниз, он не желал раскрыться. Проклиная все на свете, она сражалась с ним добрые пять минут, а потом, плюнув на все, запихнула под кровать. Нужно придумать что-то другое.
Когда они наконец сели ужинать, Эрик сказал:
- Я пытаюсь дедуктивным методом, судя по вещам, которые вижу вокруг тебя, сделать выводы о твоей подруге Карен Ист.
- Правда? - нервно сказала она. - Возьми немного масла.
- Ты ее хорошо знаешь?
- Близко. Ты не нальешь мне еще вина? Пожалуйста.
Он подлил ей вина и произнес:
- Итак, сейчас, точно как Шерлок Холмс, я опишу тебе, к какому выводу пришел относительно этой Карен Ист. А ты скажешь мне, в чем я прав.
Ее аппетит сразу улетучился. Курица приобрела вкус страниц из телефонного справочника. Она попробовала весело рассмеяться, но это прозвучало весьма безжизненно.
Эрик прожевал ложку зеленых бобов, запил их глотком вина и улыбнулся.
- Начну с самого очевидного. - Он обвел взглядом гостиную. - Вон с той старой зеленой банки. Поскольку на ней написано красивыми золотыми буквами "Мука", я думал, что она содержит муку.
- Это эмалированная пятидесятифунтовая банка для муки. Такая есть на каждой американской кухне, когда женщины пекут что-то сами.
- А ты заглядывала внутрь? Я заглянул. Она вся набита газетными и журнальными вырезками - одни кулинарные рецепты. Должно быть, тысячи рецептов.
Так и есть. Это был урожай на будущее - великолепные блюда, от которых толстеешь, - Карен обещала себе, что когда-нибудь все их перепробует. Коробка была почти полна. После всех этих салатов и йогурта, порций курицы в три унции она готовилась к тому дню, когда сможет есть все, что вздумается. Поваренные книги были поэтому выстроены по всем стенам ее кухни и внизу, в кладовке. Серые эмалированные котелки и медные луженые сковороды свисали полукругом с крючьев на потолке над плитой. В сделанных вручную глиняных кувшинах и кружках стояли деревянные ложки, потемневшие от времени, и пучки сияющих стальных лопаточек и язычков.
Эрик тем временем продолжал:
- Я заметил, что соотношение поваренных книг ко всем другим равно двадцати к одному. Далее я заметил, что здесь такое количество всяких кухонных принадлежностей, что их хватило бы, чтобы открыть ресторан. И... - он наклонился вперед и, подложив руки под подбородок, оперся на них, - ..все эти вещи старые и бывшие в употреблении.
Это была правда. Она никогда не покупала новых вещей. Она любила ходить по магазинам всякого старья и выискивала кастрюли, в которых когда-то булькала перловая похлебка или тушилось мясо на двенадцать человек, и шумовки, которыми снимали коричневую пену с океанов куриного супа. Она думала об этих вещах, как находящихся на отдыхе и ожидающих, когда их снова вернут к жизни.
- Итак, - сказал он, поднеся палец к носу, - из преклонного возраста и долгого использования кухонных принадлежностей я делаю вывод, что Карен Ист унаследовала свою семейную кухонную утварь. Из размеров всех этих кофейников, кастрюль и сковородок я заключаю, что это, конечно, была очень большая семья. Возможно, семья фермера, а? Из наличия поваренных книг я заключаю, что она продолжает готовить, но ушла далеко вперед в сравнении с семейными традициями. Но самый интересный ключ к пониманию ее дали мне рецепты в банке из-под муки.
- Ключ? - Его заключения звучали весьма логично, но он ударил в зеро <Ударил в зеро, т.е. в ноль, промахнулся. Здесь героиня пользуется терминами популярной в США игры в крикет.>.
- О, да. Они не рассортированы, не классифицированы, не разложены в каком-то порядке. Очевидно, ими еще не пользовались. О чем это говорит?
- Что у нее не было еще возможности воспользоваться ими?
- Вот именно! А что, мой дорогой Ватсон, может помешать женщине, которая интересуется готовкой так, что сохраняет и использует все эти старые вещи и владеет сотнями поваренных книг?
Карен покачала головой.
- Она соблюдает диету! - с триумфом воскликнул он. - Ваша подруга Карен, должно быть, весит фунтов триста. Я прав? И врачи ради ее здоровья и направили ее в этот круиз? Она ходит вперевалку, да? - И он раскатисто захохотал.
- Это очень зло!
- Ха! Но я знаю, что прав.
Карен убрала со стола и подала десерт. Сейчас не время рассказывать ему правду. Нет. Определенно не сейчас. Пусть себе думает, что Карен Ист толстуха. Карен почувствовала легкое угрызение совести, но только легкое.
Пока они разговаривали, сгустились сумерки. Оранжевый диск солнца драматично повис над Гудзон-Ривер, а затем глупо скользнул в сторону и спустился к Нью-Джерси. Темнота подступала, а Карен и Эрик все еще болтали. Мерцающие свечи отбрасывали на стену за спиной Эрика его колыхающуюся тень. Его плечи казались на ней шириной в девять футов. Карен все болтала, оттягивая момент, о котором по-настоящему только и думала, тот момент, когда Эрик возьмет ее в свои руки, а она должна будет сказать ему:
"Нет, только не сегодня".
Неожиданно он отодвинул стул, встал над столом и заграбастал ее в свои объятия раньше, чем она успела запротестовать.
- Дорогая Индира, - пробормотал он, коснувшись губами ее щеки, - я так долго ждал этого момента. Я боялся, что он никогда не наступит. - Его руки, его чудесные руки скользнули вниз, легли на ее талию сзади.
- Я тоже, - согласилась она раньше, чем вспомнила, что этот момент сегодня не должен был состояться.
- Мы снова создадим наш секретный сад, и в темноте нашей тайной ночи ты явишь мне свое волшебство. - Он погрузил руку в ее волосы и жадно прильнул к ее губам.
Ее разум требовал оттолкнуться от него, но тело :
- нет. И отвечая ему, изогнувшись навстречу ему, она растворилась полностью в его тени.
- Выпьем шампанского, - выдохнула она, - чудного, хорошего шампанского. Итальянского. Я сейчас принесу бутылку, и ты откроешь.
Карен пришла в кухню и бессильно прислонилась к стене. Она вся дрожала, ее тело горело. Трепетали даже волосы. Она повернула холодный кран и ополоснула лицо, затем достала ванночку со льдом и приложила кубик к дрожащим запястьям и пылающим щекам. Должен же найтись хоть один уголок, в котором можно без страха заняться любовью. Но единственным местом, приходящим ей на ум, был шкаф <Стенной встроенный одежный шкаф в американских домах представляет собой, в сущности, небольшую темную комнату с полками и вешалками.> в холле, весь забитый вещами. Она вытерла лицо полотенцем и отнесла вино Эрику.
Своими сильными пальцами он вышиб пробку с сильным хлопком и разлил вино по бокалам.
- Значит, вот на что ты похожа - сказал он, вручая ей бокал с пенящимся итальянским вином. - Когда я обнимал тебя, я чувствовал, как страсть закипает в тебе, как пузырьки в шампанском. Я мог чувствовать ту силу, которую ты сдерживала, чтобы она не вырвалась наружу.
Свечи догорели, и на какой-то момент Карен подумала, что, может быть, в конце концов будет достаточно темно, но, когда ее глаза привыкли к серой мгле, она поняла, что темнота все же недостаточна. Лицо Эрика отблескивало слоновой костью и золотом в свете уличных огней, глаза его сверкали в сумерках.
Он взял из ее рук бокал, снова заключил ее в объятия и опустился вместе с ней на диван.
- Индира, дорогая, - бормотал он, - ты отравила меня. Твои поцелуи пьянят сильнее вина. Позволь мне напиться, Индира. Позволь мне выпить из фонтана твоих губ.
Он приник к ее губам и пил их до тех пор, пока она поняла, что сейчас сойдет с ума от желания. Она должна сделать что-нибудь.
- Дорогой, - сказала она, когда наконец чуть высвободилась и смогла перевести дух, - ты не будешь возражать, если я переоденусь во что-нибудь более удобное? - Не дожидаясь ответа, она направилась в спальню, бросив ему на ходу:
- Можешь пока еще немного выпить. - Она проскочила холл, включила свет, заперла дверь и подтащила свое кресло-качалку - единственную прочную вещь в комнате - под люстру, скинула туфли и встала на сиденье, отчаянно цепляясь за спинку, в то время как кресло начало раскачиваться взад-вперед, словно взбесившаяся лошадь. Сердце ее бешено билось, когда она пыталась удержать равновесие. Потянувшись так высоко, как только могла достать, она уцепилась за латунный набалдашник, который держал абажур. Ее пальцам все же недоставало каких-нибудь трех дюймов. Нужно было чем-то воспользоваться, чтобы достичь цели.
Крепко держась обеими руками за спинку, она спустилась на пол, порылась в шкафу среди коробок с обувью, пока не нашла свою старую пишущую машинку в футляре. Ее вес придал ей уверенности, когда она положила ее на сиденье кресла. Снова взявшись за спинку, она залезла сначала на кресло, а потом на футляр. Кресло снова закачалось, но теперь она чувствовала себя уже более спокойно.
- Представь, что ты катаешься на лыжах, - прошептала она себе. - Думай, что ты на лыжах! - И она выпрямилась.
Ухватив латунный набалдашник, она трижды повернула его прежде, чем ее мозг зафиксировал то, что уже знали пальцы: набалдашник горячий.
О, черт! Она замахала рукой и прижала обожженные пальцы к губам. Конечно, горячий, ведь свет был включен. Когда Карен дунула на пальцы, кресло качнулось и поехало куда-то. Она попыталась схватиться за его спинку, но ей это не удалось. Она метнулась в другую сторону, и футляр выскочил из-под ног, сбросив ее на пол.
- С тобой все в порядке? - послышался голос Эрика из-за двери. - Отвечай, Индира! Все в порядке?
Она была не в состоянии ответить. Она не могла сделать даже вдоха. Вытащив из-под себя одну руку, Карен едва столкнула со своего живота что-то, по весу напоминающее гору Рушмор. Машинка со стуком свалилась на пол. А люстра под потолком светила прямо ей в глаза, словно посылая ослепляющее возмездие. Она закрыла глаза.
- Индира, отзовись! - просил Эрик, дергая дверную ручку.
- Со мной все в порядке, - откликнулась она слабым голосом.
- Я должен войти! - крикнул он.
- Моя каталка, - захныкала она, но он уже влетел в комнату, сорвав замок.
- Что случилось, дорогая? - Он освободил ее руку и обе ноги из-под кресла и осторожно ощупал всю, проверяя, не переломала ли она себе кости, спрашивая при каждом нажиме пальцами:
- Здесь не больно? А здесь? - Потом он посмотрел ей в глаза, нахмурившись. - Ты не ударилась головой? И что ты делала с этим креслом? А это что, пишущая машинка?
Она проигнорировала последние два вопроса.
- С моей головой все в порядке, честно, но что-то не так с правым коленом. Кажется, на него упало кресло.
- Вот это ты чувствуешь?
- Нет. А что я должна чувствовать?
- Я ущипнул тебя за пятку. Думаю, надо вызвать врача.
- О, нет, нет. Я в порядке.
В ее колене что-то словно пульсировало, и она немедленно вспомнила свою подругу Жанни, чья карьера в балете была прервана травмой хряща. Карен почувствовала тошноту.
Эрик осторожно ощупал ее колено.
- А я говорю, что нужно вызвать врача, - твердо заявил он.
- Пожалуйста, Эрик! - сказала она, стиснув зубы. - Не волнуйся.
Мысленно она уже видела, как Эрик везет ее в больницу Ленокс-Хилл и говорит клерку в приемном покое, что она Индира Сингх, в то время как он, не веря своим глазам, вертит в руках карточку Голубого Креста <Один из видов страхового медобслуживания.> на имя Карен Ист.
- Не дави на меня, - добавила она. Впервые с того момента, как Эрик нашел ее на полу, он улыбнулся.
- Разве не было написано, что разгневанная женщина подобна горящему дворцу, пылающее пламя которого не может погасить ни один мужчина?
- Так оно и есть, - слабо согласилась она.
- Лед. Вот что тебе нужно. - Он взял ее на руки и нежно уложил в кровать. - У тебя есть пузырь для льда?
- Где-то в бельевом шкафу. - И она махнула рукой в сторону холла.
Эрик нежно поцеловал ее, откинув волосы с ее лица.
- Не волнуйся, дорогая. Лыжники все знают о коленях.
Карен попробовала пошевелить пальцами. Они послушались, но колено словно наполнилось битым стеклом.
Вот что бывает, когда позволяешь себе врать, мстительно упрекнула она сама себя.
Эрик забинтовал колено лентой полотна, оторванного от кухонного полотенца, а другой полоской прибинтовал к колену пузырь со льдом, затем подложил под колено подушку. Каждые двадцать минут он снимал лед и давал колену согреться, потом снова клал лед. Было ужасно холодно, но боль уже можно было выносить. Через час Карен уже чувствовала себя значительно лучше. Она даже смогла слегка сгибать колено под бинтом.
- Бедняжка Индира, - сказал он, целуя ее в щеку и лохматя ей волосы. Восьми часов такой процедуры бывает вполне достаточно, если нет ничего серьезного. Но если утром ты не сможешь ходить, я заберу тебя в больницу, даже если для этого придется взвалить тебя на плечо и снести туда. А теперь поспи. Давай, я помогу надеть тебе ночную рубашку, или что там у тебя?
- Нет! - Она прижала руки к груди. - Просто помоги мне дойти до туалета. Поддерживаемая крепкой рукой Эрика, она добралась до шкафа, где взяла короткое трико, а затем до ванной. Он поцеловал ее в лоб и оставил склоненной над раковиной.
- Кликни меня, когда будешь готова, помогу тебе добраться обратно до кровати.
Сейчас, когда она стояла, колену стало хуже. Она проглотила две таблетки аспирина, сняла с себя одежду и натянула черное трико. "Готова!" - крикнула она после того, как критично оглядела себя в зеркале и убедилась, что ничего из-под него не видно. Карен открыла дверь и задохнулась. Эрик преспокойно стоял, прислонившись к стене и допивая остатки шампанского. На нем не было никакой одежды, кроме белых трусиков-бикини. По размеру они были не больше запоздалой мысли.
- Что ты делаешь? - вскрикнула она. Она впервые видела его раздетым, и он выглядел просто великолепно. Теперь она могла воочию видеть все те места, до которых она дотрагивалась, которые ласкала, места, которые она с таким наслаждением целовала. Эти воспоминания заставили ее задрожать, но она не могла оторвать от него глаз. Она могла смотреть на него бесконечно.
- Я буду спать рядом с тобой. Я поставил будильник на интервал в двадцать минут, чтобы заниматься твоим коленом. - Он обнял ее за талию. - Пошли, обопрись на меня. Ты вся дрожишь от боли.
- Нет, - честно ответила она.
Когда Эрик осторожно уложил ее, подсунув подушку под ее колено, а на само колено пристроил лед, он выключил свет и улегся рядом с ней, бережно держа ее в своих объятиях. Свет из холла пробивался полоской к ногам кровати. Он ласкал ее, заботливо устраивал поудобнее, пока она ни погрузилась в смутный, тревожный сон, сознавая только, что о ней заботятся, нежно заботятся.
Холл был залит ярким солнцем, когда Карен снова открыла глаза. Она спустила ноги на край кровати, ожидая, что почувствует сейчас боль. Это было чудо, но она ощутила, что с коленом все в порядке. Под бинтами она обнаружила вполне нормальные контуры. Она-то ожидала, что колено будет выглядеть, как перезрелое авокадо, а на ощупь восприниматься, как старая картофелина, забытая на дне ящика. Уже готовая заплясать, она наступила на ногу, но боли не было. Лыжники все знают о коленях, сказала она себе. Этот лыжник понимает не только в коленях, подумала она, взглянув, как он спит в ее постели. Он знает, как устроиться удобно.
Не зная, какую кнопку на его часах следует нажать, чтобы выключить будильник, она сняла их с его руки и засунула в ящик шкафа между своими свитерами. Дорогой мой бедняжка, подумала она. Он заслужил свой сон. Сегодня вечером получит еще вознаграждение. Она едва была в состоянии дождаться этого вечера.
Глава 8
- Это ужасно! - заявил Эрик в тот вечер. Капли пота стекали с его лба по щекам и скулам. Его белокурые волосы слиплись от пота в темные пряди и прилипли к голове. - Что, в Нью-Йорке всегда так в августе?
- Здесь очень влажно, - ответила Карен. Они сидели в голубых сумерках за столиком в открытом кафе на тротуаре напротив Линкольн-Центра, где когда-то впервые пили кофе вместе, и потягивали охлажденный чай. Так уж сложилось, что это кафе стало "их местом".
Эрик разгрыз кубик льда.
- Я, кажется, должен пересмотреть свои взгляды на жизнь в Индии, не так ли?
Он дал знак официанту принести им еще по стакану.
- В рассказах Киплинга жара никогда не выглядит такой серьезной. Но, должно быть, здешняя жара сравнима только с той, что бывает в Калькутте. Ты видела сегодняшний "Тайме"? Там напечатана фотография человека в Кинге...
- В Куинс <Непереводимая игра слов. Район Нью-Йорка Куинс пишется и произносится так же, как производное от слова "королева". Кинге - производное от слова "король". Получается что-то вроде того, что иностранец Эрик по ошибке назвал район "У короля" вместо "У королевы".>...
- ..человека в Куинс, который жарит яичницу на крыше своего "понтиака". Карен пожала плечами.
- Они печатают эту фотографию каждое лето. Меня это не впечатляет так, как тебя.
Сама Индира, подумала она, не чувствовала бы, что ей слишком жарко, если бы выросла в Манкато, штат Миннесота, где зимние ветры из Дакоты со скоростью шестьдесят миль в час бьют в ваше лицо тысячами острых иголок ледяных кристаллов. А как хорошо было бы очутиться вместе с Эриком в снегах.
Эрик одним глотком проглотил свой чай; кубики льда звякнули о стекло, когда он поставил свой стакан на стол.
- Ты сидишь с каким-то отсутствующим видом, и давно, Индира. О чем ты думаешь?
- О тебе, - призналась она. - Никто не заботился обо мне так, как это делал ты прошлой ночью, по крайней мере с тех пор, как я болела ветрянкой.
- Ветрянка... - Он задумчиво провел большим пальцем по запотевшей стенке своего стакана, словно стирая с него какие-то письмена. - Мне трудно представить тебя ребенком, болеющим ветрянкой. Почему ты всегда скрываешь от меня историю твоей семьи, твоего прошлого, ничего не рассказываешь об Индии?
- Но, Эрик, я же говорила тебе, что училась в школе здесь и прожила большую часть своей жизни здесь. Мой дом в Нью-Йорке.
Может быть, оттого что наступили сумерки, но его глаза неожиданно показались ей очень большими и очень темными.
- Значит, ты не намереваешься вернуться в Индию?
- Нет, Эрик, не собираюсь. Его глаза сверкнули в сгустившихся сумерках, и он улыбнулся сам себе со вздохом облегчения.
- Может быть, теперь ты мне расскажешь, почему полезла на кресло прошлым вечером?
- Ну ладно, расскажу. В этом нет ничего таинственного. Я пыталась прогнать одну огромную муху. Разве тебя не раздражает, когда такая жужжит у лампы?
Эрик взял ее руку и нежно поцеловал пальчики.
- Какое почтение к жизни, - удивился он. - Милая Индира, кажется, все жители сейчас покинули город. Половина галерей закрыта до сентября. Если твое колено больше не беспокоит тебя, почему бы нам не поехать на Файер-Айленд на несколько дней? Мы могли бы купаться целыми днями. - Его глаза блеснули лукаво. - А по ночам могли бы заниматься любовью на пляже под звездами.
Она покачала головой.
- У меня есть идея получше. Почему бы нам не остаться здесь. Есть одно место, куда я хочу пригласить тебя вечером, это особое место. - Она схватила его за руку. - Оно понравится тебе больше, чем Файер-Айленд.
Он кинул кусочек льда в рот и спросил, разгрызая его:
- А там будет прохладно?
- Не совсем, но не думаю, что ты будешь разочарован.
Эрик хрустел кусочком льда.
- Если там не будет прохладно... - произнес он с сомнением.
- Доверься мне. Я поставлю мой кондиционер на иглу <Эскимосская хижина из оледеневшего снега.>, и если тебе все же будет слишком жарко, сможешь снять свою одежду.
Захохотав и проглотив свой лед, Эрик швырнул на стол несколько долларов.
- Тогда едем! - И он махнул проезжавшему такси.
- Не так скоро, - остановила его Карен. - Для начала я должна представить тебе несколько чисто американских развлечений, я их специально приберегла для тебя.
Эрик перестал жестикулировать, рука его так и повисла в воздухе.
- Ты самое большое развлечение, какое только могло мне сниться, - сказал он, другой рукой привлекая ее к себе. - Ты как миф, который становится все более и более прекрасным с каждым пересказом. Ты...
- Эй, парень, ты хочешь такси или не хочешь? - ухмыльнулся им водитель в раскрытое окошко.
- Нам нужно такси, - ответила Карен и дала ему адрес на Юниверсити-Плэйс.
Карен и Эрик вошли в раскрытые двери под последний гитарный аккорд и разразившиеся аплодисменты. "Блитейл Флай" был одним из немногих оставшихся в стране клубов народной песни, и потому, казалось, сюда набились все ее поклонники восточнее Аппалачей. Эрик высмотрел два свободных места за столиком на шестерых и пробился туда сквозь толпу.
Тоненькая белокурая девушка, бледная, как мамалыга, играла на цимбалах и пела песни гор Блю Ридж. Ирландец с лицом херувима пел об утраченной славе сладким скорбным тенором.
- Это чудесно! - Эрик стукнул возбужденно рукой по столу, глаза его горели восторгом, - Я зияла, что тебе понравится. Это называется хутенаннп <Собрание, встреча исполнителей народных песен; им часто подпевает вся аудитория.>.
- Хутенанни, ага! Два веснушчатых музыканта с банджо исполняли пару забористых песен погонщиков из Арканзаса. Потом один аккомпанировал другому, пока тот пел "Дженни, моя дорогуша".
Эрик повернулся к Карен.
- Почему бы тебе не спеть что-нибудь?
- О, я не могу. - Она заерзала на стуле. - Я бы не смогла выйти на сцену. За миллион не смогла бы.
- Для этого только нужно набраться немного храбрости, - подзуживал он.
- В моем теле нет ни косточки храбрости. А если все дело в храбрости, почему бы тебе не спеть?
- Ага! - провозгласил мужчина-гора, сидящий рядом с Эриком. Поначалу Карен приняла его за фермера, выращивающего картофель на Лонг-Айленд, но сейчас подумала, что, судя по отутюженным, как лезвие ножа, складкам его брюк, он скорее биржевой брокер. - Спойте для вашей девушки!
- Для моей девушки, - повторил Эрик, вставая. Одним прыжком он очутился на маленькой эстраде, схватил микрофон и сощурился под светом софитов. Он прокашлялся, и в микрофонах раздалось громыхание грома. Все засмеялись, а он сказал:
- Я не умею играть ни на одном инструменте, но я спою, ладно? Я буду петь очень старую датскую народную песню. По-английски в ее названии не слишком много смысла. Она называется "Кирстен наполняет печку". - Это вызвало приветствия и снова смех. Он улыбнулся собравшимся и поднял руку, призывая к тишине. - По-настоящему же это означает "Кирстен похитила мое сердце".
Он нашел взглядом ее глаза и запел богатым, красивым баритоном. И не имело значения, что пел он по-датски; Карен понимала каждое слово. И каждое слово означало любовь. Его глаза, которые видели во всем зале только ее одну, были такими добрыми и мечтательными. Она надеялась, что песня содержит сотню строф, и он знает их все. Ее сердце парило, и она слушала так поглощенно, что могла бы спеть каждую ноту. Она могла бы спеть даже по-датски.
Карен стояла, когда он вернулся к столу, провожаемый шумными аплодисментами.
- О, Эрик, я люблю тебя, - сказала она, когда он смял ее в объятиях, давай поедем домой.
- Я люблю тебя, Индира. Я не знаю, почему ждал так долго, чтобы сказать тебе это.
Они стояли возле окон ее гостиной, глядя в окутанный ночью парк, его ограды светились мириадами лампочек, лужайки терялись в темноте. Эрик обнимал ее одной рукой, а кончиками пальцев другой дотрагивался до ее щеки, словно ласкал ее впервые.
- Я люблю тебя, - снова сказал он странным голосом; хриплым от восхищения.
- И, я так люблю тебя! - Карен прижала к щеке его руку. - Так люблю! - Она чувствовала, что вся ,ее жизнь обратилась в этот момент в какую-то нереальную субстанцию. С Эриком все было возможно. Она видела, как ее надежды и мечты распространяются за бескрайние горизонты, все страхи испаряются, оставляя лишь один.
Внизу на улице ее внимание привлек вспыхнувший красный глаз светофора, и она дала клятву, что, когда зажжется зеленый, она скажет ему. Она прижала его ладонь к своим губам, прежде чем взглянуть на него.
- Дорогой, Ты бы любил меня, если бы.., если бы я была кем-то другим?
- Любовь моя, как ты можешь быть кем-то другим?
Она взглянула на светофор. Там все еще горел красный.
- Моя Принцесса Колокольчиков, - промурлыкал он, прижимая ее к себе. Она растаяла сразу, словно карамель. - Моя самая дорогая.
Если другой свет и загорелся, то она его не увидела.
- Это кисмет, - вздохнула она, когда Эрик остановился в дверях спальни, чтобы покрыть ее лицо тысячью поцелуев.
- Да, моя богиня любви, - прошептал он, когда она лежала обнаженная в его объятиях, защищенная по крайней мере от любого света. - Это кисмет, - выдохнул он в ее груди.
Я скажу ему все утром, пообещала она себе, погружая пальцы в его волосы.
Он любит меня! Эрик любит меня! Эта мысль заставила Карен проснуться словно от удара грома. Она знала, что правильнее всего дождаться наступления утра. Определенно это было бы самое подходящее время. Она чувствовала это в самом воздухе, в самих своих костях. Это было то утро, когда она скажет ему правду. Но не без кофе. Никто не может ожидать, что ему сообщат какую-либо правду без чашки кофе. Это значило бы хотеть слишком многого и от того, кто говорит, и от, того, кому говорят, как бы сильно они ни любили друг друга. Она выскользнула из постели, подошла к, своему ящику за трико, натянула его и пошла на кухню готовить кофе.
Карен налила кофе Эрику и задержалась у кухонного столика; прихлебывая из своей чашки и заранее готовя подходящие фразы. Однако она подпрыгнула, когда у самого ее локтя резко зазвонил телефон.
- Что ты делаешь? - загадочным голосом спросила Эйлин.
- Твои тревоги остались позади. Эйлин, - весело заявила она. - Я готова рассказать Эрику всю правду об Индире. Не могу тебе передать, какой груз спал с моей души теперь, когда наконец я решилась сделать это. У меня такое чувство, что с моей груди снят тяжелый камень или что-то вроде этого. И в самом деле я сейчас как раз собираюсь разбудить его и...
- Нет! - завопила Эйлин. - Не смей этого делать!
- Почему нет? Ты же умоляла меня сделать это с июня, и я собираюсь наконец избавиться от этого загара. Ты не можешь и представить, как он осложняет мою жизнь.
- Разве Эрик не сказал тебе кое-что?
- Только, что он любит меня. Чего мне еще желать? - Она потрогала его чашку, кофе был еще горячий.
Эйлин прочистила горло.
- Карен, передо мной лежит сигнальный номер "Вог" и поверь мне, ты выглядишь сенсацией. Эти ребята шелкового бизнеса напечатали четыре полосы твоих фотографий. Это изумительно! Они разослали пакеты снимков во все газеты и информационные агентства. Реклама в субботу будет напечатана в "Тайме Мэгэзин", и "Вумен'с Виир", и в "Космо". Увеличенные фотографии будут размещены на автобусных остановках! И это только начало, чувствую своими старыми слабыми костями.
- О, Боже! Не могу поверить! Но почему он ничего не сказал мне!
- Карен, не принимай близко к сердцу. Я хочу, чтобы ты пришла к двум часам в офис обсудить все это. Перед нами открываются бесконечные возможности - если только мы правильно разыграем наши карты.
Рассерженная тем, что Эрик ничего не рассказал ей, не предупредил, а только утопил еще глубже в том маскараде, с которым она была уже готова порвать, Карен вылила его кофе в мойку.
- Черт с ним, - сказала она, бессильно стукнув кулачком по раковине, черт бы их побрал, эти снимки! Конечно же, они купили их. И что теперь я должна делать?
- Гуд морген, любовь моя. С кем ты тут разговариваешь?
В дверях появился Эрик, его короткие трусики были красными, как сигнальный флаг.
- Эйлин, - сказала она сквозь стиснутые зубы. - Я разговаривала с Эйлин. Почему ты не сказал мне, что агентство купило фотографии, что ты сделал? Почему не сказал, что реклама имела успех? Ох, Эрик!
Ну как могла она объяснить ему, что этого не должно было случиться? Он выглядел таким изумительным и потрясенным ее вспышкой, что она почувствовала себя еще более несчастной.
- Я хотел сделать тебе сюрприз, любовь моя. Вся кампания развернется за неделю. Я уже заказал столик в "Литепии", чтобы отметить успех. Разве тебя это не радует? - Он привлек ее к себе и взлохматил ей волосы. - Я видел материалы для распространения - ты выглядишь настоящей красавицей, дорогая. И это только начало для нас, любовь моя. Вот увидишь. Как только другие рекламные агентства увидят эти снимки, все они начнут охотиться за тобой.
- За нами, - поправила она. - Никто не сможет так меня фотографировать, как ты.
- Ты права! - Он закружил ее в вальсе по кухне. - Мы образуем самую великую команду со времен Ноэля Коварда и Гертруды Лоуренс.
- Саймона и Гарфункеля.
- Со времен Юлю Линблада и Густы Энгстрем. - Он снова закружил ее и звонко поцеловал.
- А это кто такие?
- Артисты-канатоходцы, как ваш "Летающий" Уоллендас.
- Никаких интервью, Эйлин, я не буду давать никаких интервью. Никаких.
- Как скажешь, Карен, - согласилась Эйлин, переходя к следующему пункту в своих записях, что показалось Карен подозрительным.
Когда Карен пыталась возразить, что сейчас не время расширять ее маскарад в качестве Индиры, а наоборот, нужно покончить с ним, пока он не вышел из-под контроля, Эйлин улыбнулась ей той улыбкой, с помощью которой можно было бы продать зубной пасты больше, чем с любой другой улыбкой в мире. И с вкрадчивостью торговца змеиным жиром она подчеркнула, что все те клиенты, которые будут приглашать Индиру, будут также приглашать для съемок и Эрика.
- Ты должна сейчас думать не только о своей карьере, но также и о карьере Эрика. Нельзя быть эгоистичной, моя дорогая. Только подумай, что это может означать для его будущего, - она так и произнесла это слово, словно отливая его заглавными буквами. - Он, конечно, и сейчас занимает высокое положение, но этот успех сможет поднять его на самую вершину.
- Но как насчет нашего будущего? Эрика и моего? Мы любим друг друга, Эйлин.
- И почему бы вам не любить друг друга? Два влюбленных молодых человека это так естественно!
- Мне помнится, ты говорила, что любовь - потеря времени.
- Вы исключение, которое лишь подтверждает правило. Не цепляйся к моим словам.
- Я не цепляюсь. Я хочу, чтобы мы строили наши отношения на более прочном фундаменте, на честности и взаимном доверии. А я чувствую, что иду по высоко натянутому канату и что меня тошнит от высоты.
Она потерла свое колено.
- Карен, ты мечтательница... Попомни мои слова, очень немногие взаимоотношения зиждятся на доверии. А что с твоим коленом? Что-то не в порядке?
Карен отрицательно покачала головой. Эйлин снова заглянула в свои заметки.
- Утром мы говорили с "Арахисовым маслом Пеппи"...
- Ненавижу арахисовое масло. Не думала, что ты хочешь, чтобы я занималась чем-то, кроме классической роскошной рекламы.
- Они пытаются поднять свой имидж и согласны хорошо заплатить, просят, чтобы ты и Эрик помогли им.
Для Эрика, сказала себе Карен, я делаю это для Эрика.
- .."Блю Бутс" запускают новую линию изысканной ковбойской обуви. Они заплатят по высшему разряду, если ты и Эрик согласитесь надевать их обувь на те приемы с коктейлями, которые они будут давать...
- Ковбойские сапоги? Я? Индира в ковбойских сапогах?
- Ты будешь великолепно смотреться в этих новых образцах. Всю свою кампанию они строят на лозунге: "Ты не можешь быть ковбоем, если не любишь "Блю".
Карен едва не подпрыгнула в своем кресле.
- О, Господи!
- И "Хэвенли Флэворс" хотят, чтобы ты рекламировала их новый сорт чая на травах.
- Я должна буду пить его? Единственный чай, который я люблю, это "Ред Зингер".
- Нет, нет, ты совсем не должна пить его. Ты просто должна сделать вид перед камерой, что обожаешь его. Он называется "Спокойной ночи, дорогая". Предполагается, что он помогает заснуть.
- Правда? А что в него входит?
- Ромашка, кора вишневого дерева, какой-то золотой корень, я всего не помню.
- Я слышала, что этот корень пробуждает сладострастие.
- Не будь дурочкой. Таких не существует. Кроме того, я пробовала этот чай несколько дней назад и мгновенно заснула.
Для Эрика, повторила про себя Карен, я делаю это для Эрика.
Глава 9
Дни Карен превратились в какую-то сумасшедшую гонку. Времени катастрофически не хватало. Съемки с Эриком начинались ранним утром. А ей приходилось еще выкраивать время, чтобы загорать под лампой и поспевать к всегда" ожидающему ее Элги, который поддерживал блестящий, как антрацит, черный цвет ее волос и бровей. Отнимали время и посещения балетного класса, которые были необходимы для поддержания себя в форме, а еще и встречи с друзьями. Однако, на то, чтобы побыть с Эриком, времени никогда не оставалось.
После того как кампания рекламы шелка приобрела общенациональный характер, казалось, уже никто не мог продать свой продукт без Индиры и Эрика. Ее фотографировали пьющей колу, танцующей в обуви от "Блю Бутс", носящей джинсы, улыбающейся с бокалом белого вина. Фотографии Индиры появились на рекламных щитах и автобусах. Агент по подбору актеров для кинофильмов спрашивал, брала ли она когда-нибудь уроки актерского мастерства и не хотела бы сняться в эпизоде в "Ладье любви". Это было все равно что проснуться однажды утром и обнаружить, что весь мир сошел с ума. Каждая девочка-подросток, которой было достаточно лет, чтобы потратить свои карманные деньги на косметику, превращала себя в Индиру, обзаведясь по крайней мере одним сари и пятьюдесятью фунтами всяких браслетов для рук и ног. Индира стала объектом поклонения, хотя Карен с ее жизнью понятия не имела, что, собственно, она должна воплощать.
Эрик, казалось, был весьма смущен триумфом, но Карен - откровенно напугана Куда бы она ни шла, ее останавливали на улицах, чтобы взять автограф или интервью. На Эн-би-си хотели, чтобы она выступала в их "Ежедневном шоу", с Эй-би-си приглашали в "Ночную линию". Жанни однажды позвонила сообщить, что Индира теперь настоящая знаменитость: она попала в воскресный кроссворд "Тайме": двадцать три по вертикали - шелковое очарование, одиннадцать букв.
Съемки для "Спокойной ночи, дорогая" начались с деревянных тарелок с нарезанными ломтиками хлеба и лососиной, кофе и того самого чая. Карен попробовала чай и нашла, что он вовсе не плох. Ей даже понравился этот легкий вишневый аромат и приятный розовый цвет.
- А он хорош, - сказала она второй ассистентке из компании. - Но если он способствует засыпанию, стоит ли нам пить его сейчас?
- На самом деле он никому не помогает заснуть, - откровенно призналась ассистентка, отхлебывая свой кофе. - Всего лишь сила внушения. Как только вы говорите людям, что этот чай не содержит кофеина, они сразу соглашаются, что он помогает им засыпать. Люди верят чему угодно. - И она цинично рассмеялась.
Карен придвинулась к ней поближе:
- А это правда, что говорят о "золотом" корне, - спросила она робко, ..что он.., и в самом деле заставляет острее чувствовать секс?
- О, Господи, нет, конечно. Вы можете кормить им даже вашу бабушку.
Они снимали большую часть дня. Эрик и его ассистенты работали не покладая рук, ставили и меняли свет, пытаясь уловить пар, подымающийся из чашки в руках Карен, и бились над этим до изнеможения. Когда наконец все закончилось и костюмерша унесла драгоценности и костюмы, Карен натянула сапоги от "Блю Бутс", которые она и Эрик должны были надевать на приемы с коктейлями - в этот вечер "Блю" устраивал как раз такой прием, - и вернулась обратно в опустевшую студию.
Эрик стоял над разоренным, подносом и ел лососину, беря ее с подноса прямо пальцами.
- Ну что, поймала меня на месте преступления? - спросил он, ухмыльнувшись. - У меня слабость к лососине.
- У меня тоже. - Карен взяла кусочек с его пальцев. - Как вкусно! - Она засмеялась от удовольствия. - Но слишком соленая. А чего-нибудь попить осталось?
- Кофе кончился, но полно чая. - Он налил ей чашку и допил свою. Приходилось пить и похуже. - Он снова наполнил чашки. Эрик обошел длинный стол и собрал кусочки лососины с нетронутых бутербродов, не обращая внимания на сыр, начавший уже сохнуть и загибаться по краям.
Они стояли рядом, подчищали тарелки с лососиной и запивали ее чаем.
- Я могу есть лососину в любое время, - сказала Карен.
- Я тоже.
Карен переступила с ноги на ногу и поморщилась.
- В этих сапогах чувствуешь себя совсем не так, как когда в них только снимаешься. А как твои?
Эрик посмотрел вниз и приподнялся несколько раз на пальцах.
- Жмут, - сказал он, вздрогнув. - Когда носишь такие вещи, ты уже вроде и не настоящий мужчина, а просто дурак. Ковбои, наверное, потому и забияки, что у них все время болят ноги.
- Сбросим их, как только прием закончится, верно?
Эрик положил руки ей на плечи, и его глаза потемнели каким-то колдовским образом, что ей всегда очень нравилось.
- А нам обязательно надо идти туда? Почему бы не отправиться к тебе и не взять еще лососины?
- После, дорогой, как только освободимся. Его поцелуи обещали тысячи наслаждений впереди.
- Эрик, - неожиданно окликнул его появившийся откуда-то ассистент, машина пришла. Эрик повернулся к нему.
- Машина? Какая машина?
- Из-за толчеи и нахалов-репортеров из "Блю Бутс" послали лимузин с телохранителем, чтобы отвезти вас в "Пьер-Отель". Там на улице уже поджидает толпа.
- Это когда-нибудь кончится? - вырвалось у Карен, когда они сели в лифт. Эрик для безопасности взял ее в кольцо из собственных рук. Она благодарно прильнула к его груди.
- Должно быть, все сошли с ума от жары. Ты знаешь, что мы главная тема колонок в газетах? Постоянные компаньоны, как они говорят.
- Потрясающе, - согласился Эрик. - Ты вдруг стала общественным достоянием, как поп-певица.
Дверь лифта раздвинулась, и их встретил телохранитель.
- Нам лучше бегом, - сказал он, весь уже в напряжении. Телохранитель был ниже Карен, но его плечи были настолько широки, что он едва бы прошел в дверь. - Держитесь за мной и ни в коем случае не останавливайтесь.
Эрик взял Карен за руку, и они рванули из дверей, пробиваясь сквозь орущую толпу зевак. Автомобиль затормозил возле них, так что они очутились точно возле задней дверцы.
- Так мне больше нравится, - сказал Эрик, вытягивая в машине свои длинные ноги в сапогах.
- Хм-м... - согласилась она. - Хоть их не слышно. Ненавижу эти вопли. Посмотри, какие чудесные цветы. - Она указала ему на серебряные вазы у дверцы. - И эта кожаная обивка пахнет так сексуально, что аромат можно разливать по бутылкам.
Эрик нагнулся, чтобы закрыть стекло, отделяющее салон от водителя, а Карен поудобнее откинулась на спинку сиденья, кожаная обивка которого на ощупь была как живая. Эрик обнял ее за плечи.
. - Дорогая, - сказал он мягко, - я испытываю изумительное чувство. Чувствую себя, словно.., словно... - Он сделал паузу, не находя слов.
- Эрик! Я знаю, что ты имеешь в виду. Я тоже это испытываю. Как будто я могу ощущать каждый дюйм твоего тела.., словно ты уже сжимаешь меня в своих руках.., но ведь мы едва касаемся друг друга.
- Очень странно, - пробормотал он. Его грохочущий баритон опустился до баса-профундо.
- Поцелуй меня! - попросила она и жадно потянулась к его губам, а он страстно сжал ее в объятиях. Это был один-единственный поцелуй, но он длился всю дорогу до "Пьер-Отеля".
Стеклянная перегородка опустилась, и телохранитель крикнул:
- Пора!
И сломя голову они кинулись к спасительному холлу по проходу, образованному в толпе двумя рядами полицейских.
- Ну его к черту, этот прием, - сказал Эрик, тяжело дыша, - пойду сниму нам номер. Если я не займусь с тобой любовью в ближайшие пять минут, то не отвечаю за последствия.
- Я знаю, я точно знаю, что ты имеешь в виду. Иди. - Но она не могла отпустить его. - Еще один поцелуй.
- Никогда ничего подобного не чувствовал раньше. Жди меня здесь.
- Я тоже не испытывала ничего подобного. Поспеши! - подтолкнула она его, ущипнув там, где, как она надеялась, никто не сможет увидеть синяк.
Эрик помчался по степенному холлу, словно голенастый кролик.
- Мисс Сингх! - вдруг раздался чей-то дружелюбный голос прямо рядом с ней. - Что вы здесь делаете? - Это был Харви, служащий из агентства, ведущий дело "Блю Бутс". - Мы ждем вас внутри.
И он так крепко стиснул пальцами ее руку, что она решила, что ей угрожает нарушение циркуляции крови на месяц.
- Но я не могу, - воскликнула она, - я имею в виду, не сейчас. Харви сиял:
- О, о мистере Сондерсене можете не беспокоиться. Мистер Блю сам представляет сейчас его гостям. Идемте сюда...
И она увидела, как Эрика по холлу волочит к месту приема целый взвод менеджеров компании "Блю". Он повернулся в дверях, и она поймала его взгляд. Эрик выглядел так, будто кто-то только что убил его собаку.
Разочарованная, она последовала за Харви, который ввел ее в толпу, где только один человек не носил сапоги "Блю Бутс" - женщина, у которой одна нога была в гипсе. В ее руке откуда-то появилась выпивка. Это была ее выпивка. В прошлом месяце все пили из высоких стаканов розоватую, с фруктовым запахом бурду, названную "Индира Слинг" <Слинг - амер, коктейль на основе джина с добавлением мускатного ореха. В "Индиру Слинг" (по звучанию похоже на Сингх) вместо муската введен сок лайма - разновидности лимона.> - одна унция тернового джина на высокий стакан содовой, сок из половины лайма и несколько капель вермута. Карен потеряла Эрика из виду, пыталась, но не могла его разыскать. Она хотела обойти весь зал, чтобы найти его, но Харви представлял ей все больше и больше людей. К ней подошел с приветствием и сам мистер Блю. Безостановочно вспыхивали блицы. Она вынуждена была оставить автограф "Индира" на страничках записных книжек, визитных карточках, на обороте долларовых банкнот, на шести манжетах рубашек и на одной гипсовой повязке.
Потом она увидела Эрика, его взлохмаченные золотые волосы возвышались над всеми лысыми или тщательно причесанными головами. О, как ей хотелось запустить руки в гущу этих волос! О, как она хотела... И тут она заметила, что он отчаянно семафорит у боковой двери с надписью "Только для персонала". Заметив, что она уловила его сигнал, он открыл дверь и исчез за ней. Несколько секунд хватило, чтобы ускользнуть от Харви и пробиться сквозь толпу к этой двери. Она присоединилась к Эрику на лестнице.
- Дорогая, - прошептал он, прижимая ее к себе, - как ты себя чувствуешь?
- Чудесно и непонятно! Поцелуй меня, дорогой! - Они целовались с такой страстью, словно в последний раз. - Ты достал номер? - задыхаясь, спросила она. - У тебя есть ключ?
- У них нет ни одного свободного номера! - простонал он. - Можешь себе представить? Из-за какой-то там конференции.
- Тогда ко мне, быстро! - хихикнула она. - :
А то, похоже, меня просто захлестнут волны. - И ее переполнило столь сильное желание, что она прильнула к нему, чтобы хотя бы коснуться его. Бывают отливы и...
- Приливы! - закончил он, жадно целуя ее рот. - Помчались!
Они прогромыхали каблуками сапог по лестнице, миновали зеленые служебные коридоры, пока наконец не нашли выхода на улицу. Через несколько мгновений они уже были в такси и ехали на ее квартиру. Они обнимались так страстно, как только позволяли законы поведения в общественном транспорте.
Он оторвал свои губы от ее рта:
- Сколько минут еще ехать? Она выглянула в окно:
- Может быть, четыре минуты или пять. Поцелуй меня! Он застонал:
- Я уверен, что мы уже едем десять минут. Водитель, нельзя ли побыстрее?
- Сожалею, приятель. Почему бы вам не начать отсчитывать всех президентов?
- Но я не знаю всех ваших президентов! - Эрик закрыл глаза и, держа ее за руку, хриплым шепотом начал: водород, гелий, литий, бериллий...
- Что ты бормочешь?
- Те! Я пытаюсь вспомнить периодическую таблицу: углерод, азот, кислород...
Когда он добрался до меди, они подъехали к дому. Эрик сунул водителю комок кредиток, и они помчались к лифту.
- Перестань подталкивать меня, - взмолилась она, - я и так никак не попаду ключом в замочную скважину.
Оказавшись внутри, он прижал ее к двери, прижался к ней всем телом, его руки спешили и требовали ответа. Наконец и она запустила пальцы в его густые, взъерошенные волосы, сжавшись отчаянно в ответной дрожи. Она уже чувствовала себя на пике страсти, хотя знала, что они находятся еще только у подножия. Ее разум помутился от тех ощущений, что должны были прийти на настоящем пике. Она почувствовала, как его пальцы расстегивают ремень на ее джинсах.
- Не здесь! - вскричала Карен, потянув в спальню. Она закрыла дверь, заключив Себя в безопасную, все укрывающую темноту. Они упали вдвоем на кровать, слившись в самом жарком, какой только мог быть, поцелуе.
- Дай мне хоть на секунду перевести дыхание, - взмолилась она, приподнявшись, чтобы хватить немного воздуха. Она слышала, как Эрик скатился с края кровати. Кровать вздрогнула, и она услышала, как он выругался, как ей показалось, на четырех различных языках.
- Что случилось, Эрик?
- Не могу сбросить эти проклятые сапоги! - заорал он в ярости. - И не могу стянуть джинсы, пока не избавлюсь от Сапог. О, черт!
Она села и стала стягивать свои.
- Мои тоже не снимаются! Мы так долго простояли на этом чертовом приеме, что наши ноги отекли. Помоги мне, Эрик! Сними с меня, а я сниму с тебя!
Эрик вытянул ее ногу, захватил каблук сапога и спросил:
- Готова?
- Готова!
Наконец они свалились вместе посреди кровати в сплетении рук, ног, хохоте, поцелуев и неподатливых сапог.
- Индира? - Голос Эрика раздался где-то возле ее колен. Он звучал довольно слабо. - Как ты себя чувствуешь?
Карен тщательно взвесила свой ответ. Вопрос показался ей очень серьезным и потому требовал взвешенного ответа. Она лежала лицом к потолку, чувствуя себя такой легкой, такой счастливой.
- Эрик, я чувствую себя такой опьяненной и такой свободной.., как выпущенный из рук воздушный шарик в ветреный день. Свободной и полной ликования.., свободополной.., и ликованияполной.., и доброполной.., и снаполной...
- Я.., думаю.., мы.., спать...
- Спокойной.., ночи.., дорогой...
- Что случилось? - прорычал Эрик на следующее утро.
Карен не могла ничего вспомнить о том, что было после съемок. Она спала как убитая. Она попробовала пошевелить ногами. Они были какими-то странно тяжелыми. Карен села и похлопала себя по бедрам.
- Я все еще одета! - Сначала она вспомнила о сапогах, потом в памяти всплыло и все остальное. Она упала головой на подушку и закрыла лицо руками. Это, должно быть, из-за того странного чая, который мы пили.
Эрик застонал.
- Ты меня достаточно любишь, дорогая, чтобы отнести мою голову на кухню и влить в мое горло немного грейпфрутового сока и кофе? Мне кажется, что у меня на зубах лапландские рукавицы.
Она поцеловала его в лоб и откинула назад его спутанные волосы.
- Я так и сделаю.
- Это будет великим актом милосердия. А потом принеси ее назад и очень осторожно положи на подушку.
Карен сняла с себя сапоги и джинсы. Потом отворила дверь в холл, так, чтобы видеть Эрика, сбрасывающего свои сапоги и расстегивающего свой ремень. - Спасибо, добрая госпожа, - пробормотал он.
Она поцеловала его в ухо.
- Отдохни, пока я сварю кофе. Я позову тебя, когда все будет готово. Хочешь что-нибудь еще?
- Тебя, моя дорогая. Немедленно после сока и кофе. Если только моя голова не отвалится.
- Я принесу тебе аспирин.
Приготовив аспирин и поставив вариться кофе, она открыла холодильник и обнаружила, что у нее нет грейпфрутового сока. Однако она находила его таким кислым, что одна только мысль о нем вызывала у нее слюну. Но Эрик настаивал, что это единственная вещь, которая могла очищать его горло от нью-йоркской копоти.
- Я выйду, - сказала она, надевая брюки и рубашку. Но он уже мычал во сне, - чтобы найти для моего любимого грейпфрутовый сок, - пропела она, вытаскивая из шкафа пару сандалий. - Скоро вернусь, дорогой. - Она нагнулась, чтобы поцеловать Эрика в шершавую щеку. - Скоро вернусь, любовь моя.
Воздух обрушился на Карен, как лапа монстра, обжигающая и влажная. Идти сквозь него было все равно что сквозь горячее суфле. Пот стекал с ее плеч и сбегал по спине, собираясь на талии в лужицы. Стиснув зубы, она направилась в сторону Лексйнгтрн-авеню, где у Гристед продавался свеженадавленный сок, который Эрик особенно любил. И он, кстати, наверняка захочет съесть несколько свежих бриошей, добавила она про себя.
Она купила полгаллона грейпфрутового сока и три бриоша - два для Эрика и один для себя - и, прижимая к потной груди восхитительно холодную бутылку сока, поспешила обратно сквозь миазмы жары и смог. Карен надеялась, что Эрик еще спит. Она любила открывать по утрам дверь в спальню, так, чтобы мягкий свет из холла падал наискосок на кровать, а потом вносить поднос с завтраком на двоих и снова закрывать дверь, и слушать, как Эрик ворчит на нее из-за ее застенчивости, когда снимает с нее в темноте трико и слизывает масло с ее пальцев. Она ускорила шаги, ей оставалось пройти всего один блок.
- Вот она! - раздался вопль, который прозвучал, словно кто-то царапал ногтями по грифельной доске. К ней кинулась ватага девчонок, протягивая блокноты для автографов. Все они были одеты в сари, их глаза подведены краской для век, латунные браслеты звенели при каждом движении. Из-за угла вслед за первой высыпала еще одна группа. Карен кинулась к двери и навалилась на нее всем телом. Дверь была заперта.
- Ин-ди-ра! Ин-ди-ра! - скандировали они, сгрудившись вокруг нее. Подпишите, Индира! - грязная рука сунула ей в одну руку блокнот и втиснула ручку в другую.
Карен подписала и попросила:
- У меня нет времени подписать больше, я спешу.
Но в руку ей был уже сунут еще один блокнот, и еще один, и еще, и девочки все кричали: "Ин-ди-ра! Ин-ди-ра!". Она вспомнила ужасные фотографии рокзвезд, растерзанных их поклонниками, и вся задрожала так, что выронила ручку на землю.
- Я должна идти, - запротестовала она, едва не плача от расстройства.
Но толпа поклонниц все прибывала и прибывала. Они назойливо тянулись к ней.
- Я видела тебя вчера вечером в новостях!
- Подпиши мне!
- Не толкайся, Линда! Подпиши мне!
- Помогите! - закричала Карен, когда из-за поворота показался белый грузовик, но водитель только взглянул безмятежно. В это время вперед выскочил репортер, сопровождаемый мужчиной с миниатюрной телевизионной камерой на плече.
- Сюда, Индира, взгляни сюда! - крикнул телеоператор.
- Телевидение! - завизжали совсем обезумевшие девчонки.
- Помогите, пожалуйста, помогите мне! - молила Карен, в голосе ее звучал настоящий ужас. Замелькали вспышки блицев, и она уже не могла ничего видеть в глазах ее расплывались красные круги. Жадные руки вцеплялись в нее, хватали за плечи, за волосы, за лицо. Она попыталась вывернуться и услышала отвратительный звук разбившегося стекла - холодный сок побежал по ее ногам. А они уже рвали на ней одежду.
Господи, мелькало у нее в мозгу, они свалят меня сейчас прямо на осколки разбитой бутылки.
- Прочь от меня! - закричала она. - Подите прочь! Отпустите меня!
Неожиданно какая-то сила, как ураган, ворвалась в беснующуюся толпу, и вопящие девчонки полетели во все стороны, словно зерно из-под молотилки. Опустив голову, вобрав ее в плечи, Эрик врезался в толпу, словно разъяренный бык. Карен увидела яркую вспышку, и тут же фотограф сложился пополам, когда Эрик въехал ему локтем в живот.
- Это тот швед! - услышала она крик репортера, когда Эрик охватил ее своими спасительными руками и выволок из вопящей толпы.
Все, что она помнила, - это как она лежала на диване в гостиной, а Эрик обтирал ее лицо прохладным полотенцем и шептал настойчиво:
- О, моя Индира, моя дорогая. С тобой все в порядке? Скажи мне, все в порядке? Они ничего не повредили тебе? Ужасно, эти маленькие мерзавки порвали твою одежду. Я убил бы их! С тобой все в порядке?
- Мне кажется, они затоптали бы меня до смерти, если бы не ты. Никогда в жизни я не испытывала такого страха. О, Эрик, - всхлипнула она, - я разлила твой сок. - У нее хлынули слезы.
Он сжал ее в своих объятиях, гладил и гладил по волосам, пока она не перестала плакать, и не исчезла потихоньку ужасная Тяжесть в груди.
- - Как ты нашел меня? - спросила Карен, икая, прижавшись к его залитой ее слезами рубашке.
- Я проснулся от того, что почувствовал себя как-то тревожно, и пошел искать тебя. Карен вытерла глаза.
- Знаешь, сейчас это звучит глупо, но, когда я была совсем молоденькой, я часто мечтала стать знаменитой и чтобы, где бы я ни появлялась, люди меня узнавали. Я и вообразить не могла, что это может оказаться вот так.
- У меня есть теория, с чего весь этот ажиотаж начался. Я думал, что это просто летнее сумасшествие, каприз, который пройдет так же быстро, как загар, но после сегодняшнего я уже в этом не уверен. - Он поскреб свой подбородок. Пожалуйста, пойми меня правильно, но в эти последние несколько недель я не один раз искренне желал, чтобы ты оказалась кем-нибудь другим.
- И я тоже! А кем бы ты хотел, чтобы я была?
- Кем-то, кого мне не нужно было бы делить со всем миром. С кем-то, на кого не нападала бы на улицах толпа безумных поклонниц и безумных репортеров.
- Меня все это пугает, Эрик, по-настоящему пугает.
- Меня это тоже пугает. - Он снова обнял ее, прижал к себе и долго молчал. Потом произнес:
- Бедняжка, моя дорогая. В чем ты нуждаешься, чтобы быть в безопасности на людях, так это стать неузнаваемой.
Карен, ополчилась на эту мысль:
- И что ты предлагаешь? Чтобы я ходила в маске или натягивала на лицо нейлоновый , чулок?
Эрик засмеялся и поцеловал ее нежно:
- Как, по-твоему, ты будешь выглядеть в белокуром парике?
Жанни и Клэр суматошно вошли в дверь, споря в унисон. Лица их выражали напряженную озабоченность. Жанни оживленно обняла Карен, а потом, продолжая держать ее за руки, отступила на шаг и оглядела внимательно с головы до ног.
- С тобой все в порядке? Клэр тоже взяла Карен за руку:
- Мы видели тебя в вечерних новостях. Оператор снял всю эту ужасную сцену.
- И как Эрик спас тебя, - добавила Жанни. - Мы звонили тебе весь последний час. С тобой действительно все о'кей?
- Мне ничего не сделали, только очень напугали. Было страшно, как никогда раньше. И Эрик отключил телефон.
- Он еще здесь? - шепотом спросила Жанни, оглянувшись через плечо. Карен улыбнулась.
- Сегодня вечером он снимает на девяносто четвертом пирсе моды на лайнере. Пошли в гостиную, я открою вино.
- За Эрика-Спасителя, - сказала Клэр, подняв свой бокал. Все выпили. Должно быть, это ужасно, попасть в такую переделку.
Карен вздохнула.
- Начинаю себя чувствовать чем-то средним между Жакки Онассис и королевой мыла. Жанни хихикнула в свой бокал. - А что Эрик думает обо всей этой шумихе? Карен покачала головой.
- Он не очень-то ей рад сейчас, это я могу точно сказать. Сегодня утром он предложил мне носить белокурый парик.
- О, нет! - закричала Жанни. Клэр, которая пристально разглядывала Карен, сказала:
- Ты его по-настоящему любишь? - Это был не вопрос, а констатация факта.
- По-настоящему не то слово. Полностью, целиком, навсегда - так будет точнее. Он чудесный! - Она захлебнулась от радости. - И он тоже любит меня. И говорит мне об этом в самом романтическом духе. Совсем как в кино. - Она задохнулась от счастья.
Жанни придвинулась к Карен, ее глаза блестели от предвкушения:
- А как он сказал тебе об этом?
- Я повела его в "Блю-Тэйл Флай", и он перед всеми людьми спел мне датскую народную песню, которая была на самом деле объяснением в любви. - От воспоминания по всему ее телу пробежала дрожь. - Он был совсем как Ив Монтан.
- Везет же некоторым, - простонала Клэр.
Она поставила свой бокал на кофейный столик, опустила руки на колени и сказала:
- Мы ведь знаем друг друга много-много лет, не так ли?
- Так.
- Хорошо, тогда я просто умираю, так хочу узнать одну вещь, я не обижусь, если ты ответишь мне, что это не мое дело.
Карен чувствовала, как вспыхнули ее щеки.
- Можешь Меня даже не спрашивать, я тебе и так отвечу. Мы занимаемся любовью только в полной темноте, как в тоннеле метро, когда гаснет свет.
- Но это мешает вам обоим, разве не так? - спросила Жанни, - Это означает, что ты никогда не видела его.
- Всего его - нет. Но я пыталась, - сказала она со смехом. - Однажды утром, когда он пошел в ванную принять душ и побриться, я пробралась в холл и подсмотрела в замочную скважину.
- Не может быть! - воскликнула Клэр.
- И что ты увидела? - жадно прошептала Жанни.
. - Он чистил зубы над раковиной, и стоял ко мне спиной, и был завернут по пояс в одно из моих больших зеленых полотенец. Он великолепно выглядел, со всеми его веснушками, обсыпавшими его широченные плечи, а когда он стал снимать полотенце... Жанни облизнула губы.
- И что?
- Честно скажу, он обладает самой сексуальной попкой, какую я только видела у мужчин или статуй. Потом он медленно повернулся ко мне и...
- И? - подтолкнула ее Клэр.
- Он накинул полотенце на дверную ручку, И все, что я видела, это массу зеленой ткани, и я сожгла все тосты.
- Ты меня глубоко разочаровала, - махнула на нее Жанни, откинувшись на спинку дивана. - Давайте выпьем еще немного вина.
Карен, улыбаясь, наполнила бокалы. Она не собиралась рассказывать им о последней попытке. Это было слишком интимно. Эрик принес на ее квартиру все свои спортивные принадлежности, чтобы можно было бегать по Центральному парку до наступления всеподминающей жары. Однажды утром, когда он вернулся с пробежки в майке, прилипшей к груди, и с каплями пота, сбегающими по ногам, она поймала его в свои объятия, возбужденная блестящим влажным телом. Она стянула ему майку через голову и запустила жадные пальцы по его плечам и груди и вниз, к пояснице. Он был жарким, как печка.
- Мне нужно под душ, - сказал он, покусывая ее шею, но не выпуская из своих рук.
- Позже, - шепнула она, когда его губы разыскали ее, и она засунула руки в его шорты и стала считать молча.., раз.., два...
Но на счете три он сграбастал, ее на руки, отнес в спальню, почти швырнул на кровать и с криком "Моя тигрица!" захлопнул дверь, от чего все погрузилось в темноту.
- Дорогой, - сказала она, - я не подозревала, что ты такой стеснительный. А я думала, что датчане раскованны...
- Это ты спутала со шведами.
- А что же ты тогда все время тосковал о "Камасутре"?
- Я могу описать наизусть сто пятьдесят шесть позиций...
- Сто пятьдесят шесть?
- Да! Конечно, это не значит, что я использовал их все.
- Сколько же ты опробовал?
- Моя тигрица, - снова сказал он, покусывая подъем ее ноги, - я тебе покажу сейчас сто тридцать семь ладно? - И он поцеловал ее под коленом.
- Да!
- Извини, Жанни, - сказала Карен, - что ты сказала?
- Я сказала, как долго может так продолжаться? Скрываться в темноте и все такое? А если тебя разоблачат? Вот о чем я все время думаю.
- И как ты думаешь, что скажет Эрик, когда это произойдет? - добавила Клэр.
Карен нервно теребила сережку.
- Если честно, не могу и представить. Все это зашло гораздо дальше, чем кто-либо мог предположить. В самом начале, когда до меня впервые дошло, что я влюблена в Эрика, это было все, чего я хотела. Я и не ожидала, что из этого получится что-либо большее. Я думала, конечно, о том, как чудесно было бы, если бы он любил меня тоже, но я никогда не надеялась, что он действительно полюбит. И ни о чем не заботилась. Я была счастлива уже от того, что была с ним. Этого было достаточно.
- О, Карен, - простонала Клэр, - но ты не можешь любить кого-то и ни на что не надеяться. Это неестественно. Не может быть любовь без ожидания. Ведь ваши взаимоотношения - это ведь не то, что ты ожидала?
- Нет, не совсем. Это в сто тридцать семь раз лучше!
Когда Карен проводила их, сердечно поблагодарив за участие и выслушав настойчивые уговоры не оставаться одной, она сполоснула фужеры и стала размышлять над своей самой гнетущей проблемой.
Эрик был прав - она нуждалась в маскировке. Но какая маскировка в состоянии сделать ее невидимкой? Она не могла носить что-нибудь столь простое, как джинсы и майки с рукавчиками. Эрик уже фотографировал ее в джинсах и сапогах "Блю Бутс", так что этот маскарад не удастся. Карен закрыла глаза и вообразила себя идущей по Пятой авеню. Кто все эти люди, которых она видела каждый день, но никогда не обращала на них внимания? Она представила себе их всех, никогда не дожидавшихся переключения светофора, а еще посыльных на их велосипедах, мчащихся грациозно через пробки уличного движения.
- Вот это мне надо! - воскликнула она, подкинув стакан и едва не уронив его в своем возбуждении. И она схватила телефонный справочник...
Глава 10
- Это одна из наших наиболее популярных моделей, - сказал ошеломленный мистер Силтцер из "Форменной одежды" на Йорк-авеню. У него был неприятный льстивый голос измученного водителя автобуса.
Карен стояла рядом с примерочной, закутавшись в старую накидку от дождя и капюшон.
- Это хорошо для лета, прочная ткань, полиэстер и хлопок. Прохладная, не мнется. Коричневого цвета, грязи не видно.
Силтцер погладил облаченную в форму ногу манекена с гордостью портного Людовика XIV, предлагающего золотую парчу, и искоса посмотрел на Карен:
- Скажите, а вы не с телевидения? Карен вздрогнула.
- О, нет! Я не имею ничего общего с телевидением, поверьте мне.
Силтцер глубокомысленно подергал себя за мочку уха.
- Да, а выглядите вы так, как будто работаете там.
Он еще раз похлопал по ноге.
- Это все только мужских размеров. Вы знаете ваши размеры рубашки и брюк?
- Боюсь, что нет. - Ей не хотелось чувствовать себя так, как будто она провалилась на экзамене, но ее уверенность явно шла на убыль.
Он оглядел ее тренированным взглядом, выбрал светло-коричневую рубашку и темно-коричневые брюки и проводил в примерочную.
- Мы можем подогнать брюки, если вы подождете.
- Я вам очень признательна. Мне хотелось бы сразу же надеть их.
К тому времени, когда вернулся Силтцер с мелом, Карен чувствовала себя уже увереннее. В зеркале она выглядела обнадеживающе непримечательной и совершенно неузнаваемой. Когда с брюками было закончено, она застегнула ремень.
- Как вы думаете, я могу идти без галстука? Силтцер пристально посмотрел ей в глаза.
- Голубушка, этого никто не заметит. Он осторожно дотронулся до ее руки, и черты его лица приняли выражение преданной собаки.
- Не будете ли вы возражать, если я спрошу вас: почему такая красивая леди, как вы, покупает эту уродливую форму?
- Это маскировка, - призналась она. - Хочу стать неузнаваемой. Он отступил назад.
- Если вы не в ладах с законом.., - Нет, нет. Ничего похожего, - заверила она его. - Честно.
- Маскировка, - с сомнением повторил он. - А за кого вы собираетесь себя выдавать? Впрочем, в любом случае, если вам нужна маскировка, вы не можете обойтись лишь парой темных брюк и рубашкой.
- - Не могу?
- Нужна бутафория. - Он приподнялся и опустился на каблуках, хихикнув от энтузиазма. - Прежде всего нужны символы, которые бы указывали, на кого вы работаете. Он порылся в ящике.
- Вот! - светясь счастьем сказал он, извлекая два ярко вышитых лоскутка. "Фигелз Флауэрз". Вот этот нашивается на левый карман рубашки, а вот этот - на кепку.
- Кепку?
Но он уже тащил ее к прилавку с головными уборами.
- Я думала, что просто завяжу волосы в хвост. Простой резинкой, - добавила она жалобно.
- Семь и одна восьмая, - настаивал он, протягивая ей кепку для примерки. Вот видите, подходит. Я знал, что прав. Подождите еще несколько минут, и мы пришьем эти эмблемы.
- А Фигел не будут возражать?
- Не беспокойтесь, дорогуша. Это мой зять Джоэл. Он работает на Семидесятой, здесь, за углом. Вы пойдете туда и скажете, что вам нужна пустая коробка из-под цветов. Передайте, что Сай Силтцер сказал, чтобы он не запрашивал с вас больше пятидесяти центов. И скажите, что нужна длинная. Из, тех, что он использует под розы.
К удовольствию Карен, Джоэл Фигел пришел в такой восторг от того, как на ней сидит форма, украшенная на кармане и кепке эмблемами, что не только отдал ей коробку даром, но и настоял на том, чтобы к правому карману рубашки была приколота желтая чайная роза.
- Что-нибудь не так? - вежливо спросил он, когда Карен задержалась у двери.
Одной рукой она поддерживала трехфутовую зеленую коробку из-под роз, слегка разбухшую от вещей, в которые Карен была одета, когда пришла к Силтцеру, другой рукой она вертела ручку двери.
- Все так, спасибо. Со мной все в порядке. Однако голос ее вибрировал, а ноги дрожали. Все было не так. Карен казалось, что все ее сумасшедшие поклонницы сидели где-то на Семидесятой улице, поджидая ее в засаде. Она передернула плечами. Или теперь, или никогда, сказала она себе, широко распахнула дверь и вышла на улицу, чувствуя себя как Кастер, выехавший навстречу Маленькому Снежному барану.
Ее сердце сильно билось, и она промчалась первые несколько кварталов так, как будто за ней гнались. За каждой дверью, казалось, скрывается поклонник или репортер. Добравшись до Третьей авеню, Карен почувствовала себя уже спокойнее. Никто за ней не бежал, никто не набрасывался на нее, а когда она пересекла Лексингтон и направилась к Парк-авеню, то почувствовала себя почти беспечно. Никто ее не замечал, никто ее не разглядывал. Она стала невидимкой. Она была в безопасности.
Карен опоздала всего лишь на пять минут. Движение в городе было угрожающим. Эрик прищурился, посмотрел на нее и ринулся к обочине, у которой она остановилась. Она нажала на газ, двигатель загудел, как разъяренная оса; Карен подмигнула.
- Забирайся, мой мальчик.
Эрик украдкой посмотрел по сторонам.
- Что ты здесь делаешь? Да еще на мотороллере? Я думал, что ты будешь, на лимузине. Тебя кто-нибудь видел?
Карен рассмеялась.
- Меня видели все, и не видел никто.
- Не время для загадок. И почему ты одета как посыльный?
Она рассказала ему о Сае Силтцере и о магазине форменной одежды.
- Все как в сказке Ханса Кристиана Андерсена: как только я надела волшебный костюм посыльного, так тут же стала невидимкой.
- Но дорогая, - сказал он, приподнимая форменную кепку, чтобы как следует ее поцеловать, - а не кажется ли тебе, что этот ярко-желтый мотороллер с прикрученной к багажнику коробкой для роз длиной в три фута слишком заметен?
- Это атрибуты, дорогой. Чтобы придать костюму достоверность. Залезай.
Эрик медленно обошел гудящий мотороллер, постучал носком ботинка по его маленьким толстым шинам, на его лице появилась мальчишеская усмешка.
- Мне всегда хотелось покататься на чем-нибудь подобном. Как он работает? Это сцепление? А с какой скоростью он может ехать?
Карен в двух словах все объяснила.
- Здесь нет ничего сложного. Он похож на велосипед с мотором.
- Где ты взяла его?
- Ее. Это Мэриголд. Я заняла ее у Шарлотты.
Карен могла поклясться, что Эрик умирал от желания сесть за руль.
- Будь моим гостем, - сказала она, соскальзывая по длинному сиденью назад, чтобы дать ему место впереди себя.
Он попробовал нажать на газ и довольно усмехнулся, услышав, как отозвался жужжанием мотороллер.
- Держись, - сказал он через плечо. - Держись крепче!
Ей не нужно было напоминать об этом. Смеясь, она крепко обхватила его руками за талию и прижалась к спине.
- Чудесно! - прокричала она ему в ухо. Эрик один раз спокойно объехал квартал, потом припал к мотороллеру и помчался на полной скорости, на которую тот был способен.
Карен сорвала с себя кепку, засунув ее между их телами, припала щекой к его плечу. Он счастливо носился по улицам туда и обратно, как челнок. По своему собственному опыту Карен знала, что предельная скорость Мэриголд сорок пять миль в час, но сейчас ей казалось, что скорость никак не меньше шестидесяти пяти.
- Полегче, ковбой! - прокричала она на ветер и, обхватив его бедра своими, еще крепче вцепилась в него.
- Это еще не быстро! - засмеялся он через плечо, совершая безрассудный поворот на Восьмую авеню. С трудом вписавшись между такси и автобусом № 10, Эрик мчался теперь к Колумбус-авеню, желтым мячиком рассекая движение. Карен зажмурила глаза и не открыла их до тех пор, пока не почувствовала, что ветер доносит запахи травы и деревьев. Она поняла, что они в Центральном парке.
- Забудь о моих словах, что я хочу покататься на мотоцикле, - сказала она ему. - Теперь я понимаю, что мне хочется более простых вещей. Планерам, по крайней мере, не нужно беспокоиться о дорожном движении.
Эрик замедлил движение и осмотрелся.
- Время обедать. А Мэриголд добавила мне аппетита.
Она поцеловала его сзади в шею.
- Если учесть, как мы сейчас одеты, дорогой, то мы не обедаем. Мы едим.
Он нажал на газ, взлетев по Восточной Семьдесят второй улице и остановился перед большой голубой палаткой Ла Перрона.
Карен сжалась у него за спиной.
- Я не могу пойти туда в такой одежде. А у тебя нет пиджака и галстука. И я, наверное, растрепанна. Эрик, будь благоразумен.
Он элегантно слез с мотороллера. Его глаза сверкали, когда он помогал слезть ей. Приподняв презрительно бровь, он посмотрел на кончик своего носа и ласково сказал:
- Это дело вкуса, да?
Затем подмигнул и взял ее за руку.
Они вместе посмотрели на швейцара, похожего в своих безукоризненно белых одеждах на адмирала. Он по-царски спустился со ступеней от входа и пересек улицу так, как будто это была палуба его корабля. Его лицо выражало лишь легкое любопытство.
Эрик посмотрел на него с любезной улыбкой.
- Не будете ли вы так любезны припарковать вот это для меня, пожалуйста.
Он уронил ключи от мотороллера в руку швейцара с такой элегантностью, как будто это были ключи от "роллс-ройса". Он добавил к ключу банкнот, отвязал зеленую цветочную коробку и взял ее под левую руку.
Швейцар поднес два пальца к своей фуражке.
- Конечно, сэр. - И поспешил вверх по ступеням, чтобы открыть им дверь.
- Пойдем, дорогая, - пробормотал Эрик Карен, взяв ее под руку.
- Вы сумасшедший, Эрик Сондерсен, - прошептала она уголком рта. - Вы сумасшедший, как сойка.
Глядя прямо перед собой, он похлопал ее по руке.
Оказавшись внутри, он столь грациозно кивнул метрдотелю, как будто раздавал благословения.
- Сэр? - спросил метрдотель, с благодарностью принимая благословение вместе с банкнотом, который Эрик вложил в его ладонь.
- Мне потребуется пиджак и галстук, - сказал Эрик. - Сороковой, длинный. Не приглядите вот за этим, пока мы здесь будем? - Он протянул метрдотелю длинную зеленую коробку. - Я сейчас буду, - сказал он Карен и исчез за дверью, на которой было написано "ДЖЕНТЛЬМЕНЫ".
Карен спаслась за дверью "ЛЕДИ" и попала в умелые руки серебристоволосого ангела, имя которого оказалось Перл и чьи голубые глаза сияли, когда она отвинчивала крышку с флакона очищающего крема, протягивала Карен коробочку с салфетками и говорила:
- Дорогуша, вы выглядите так, как будто прилетели на помеле.
Карен слабо улыбнулась. Через десять минут она, наконец, сняла с лица всю грязь после поездки, расчесала волосы, подкрасилась и с чувством грусти выбросила в корзину для мусора то, что осталось от розы мистера Фигела. И лишь тогда она заметила, что Перл пристально смотрит на нее, как будто припоминая, где она могла ее видеть. Карен бросила в блюдце Перл чаевые, которых, как она надеялась, будет достаточно для того, чтобы вызвать амнезию.
Ее ожидал преобразившийся Эрик. Его золотистые, теперь причесанные, волосы блестели над его отмытым и слегка обветренным лицом, и на нем элегантно сидел синий пиджак. Ее сердце радостно подпрыгнуло, и она подумала: он любит меня, Эрик любит меня! Он поймал ее за руку и повел в зал. Карен не отваживалась посмотреть на других обедающих. Воспользовавшись намеком Эрика, она смотрела на дальнюю стену все время, пока следовала за метрдотелем к их столику, и шагала за ним с тем преувеличенным высокомерием, которое она обычно напускала на себя, демонстрируя платья Перьенны или Марселины. Подбородок поднят, бедра опущены, она проплыла через комнату на облаке презрения.
- Ты видишь? - сказал Эрик, когда они сели за стол. - Никто тебя не заметил.
Она решила ничего не говорить ему о Перл. Она осторожно осмотрела богато оборудованный зал. Ни одна голова не повернулась. Никаких взглядов исподтишка. Карен не могла решить, приносило ли то, что на них не обращают внимания, облегчение или это усиливало раздражение. Комната была наполнена низким, не меняющимся гулом спокойного разговора, сопровождающимся музыкальным звоном серебряных ножей и фарфора. Она счастливо вздохнула.
- Все-таки облегчение, - заметила она.
- Ты присоединишься ко мне и съешь что-нибудь или, как обычно, ограничишься салатом?
Карен была не уверена, было ли это реакцией на чопорную атмосферу зала или на ее анонимность, а может быть, на то и другое вместе, но Карен чувствовал такое озорное веселье, что сказала:
- Пусть у нас будет желтый обед в честь Мэриголд, без которой этого вечера никогда бы не было.
- Ну конечно, - согласился Эрик, шаловливо рассмеявшись. - Но к желтому обеду должно быть шампанское.
Он подозвал официанта, который подошел к нему с толстым, как "Унесенные ветром", списком вин. Эрик отодвинул его в сторону.
- Blessenger 53, пожалуйста. Официант мягко улыбнулся и с трогательной искренностью сказал:
- Прекрасный выбор, сэр. И тут же испарился.
Эрик наклонился над столом, в его серых глазах плясал смех.
- Он законченный мошенник.
- Правда? А мне показалось, что он заслуживает доверия. А как ты догадался?
- Потому что нет таких виноградников. - Он коснулся губ пальцем. - Это мой тест. Тест Сондерсена на честность. Если бы он хорошо знал свою работу, он непременно заметил бы, что никогда не слышал о Blessenger 53. Если же он обманщик, он примет заказ, а потом вернется и скажет, что у них этого нет. А вот и он идет.
- Мне очень жаль, сэр, но в прошлом месяце мы продали последнюю бутылку Blessenger, и у нас еще не было возможности пополнить запасы.
- Понимаю, - важно сказал Эрик. - В этом случае нам, пожалуйста, Faittinger 57.
Карен и Эрик прятали улыбки за меню. Они вместе просматривали страницы, выбирали, обсуждали, наконец соглашались.
Эрик сделал заказ.
- Мы решили выбрать желтый обед, - признался он официанту, выражение лица которого говорило о том, то его ничто не может удивить, а меньше всего заказ обеда по цвету. - Мы начнем с жареного датского желтого перца, затем попросим суп-пюре из сладкого желтого гороха и грибов, пропустим блюда из рыбы и закажем цыпленка, приправленного кари с шафрановым рисом, а на десерт - суфле Grand Mamier.
Расплачиваться за все это придется двумя неделями сельдерея и йогурта, но сегодня ей было все равно. Этот вечер особенный.
- За Мэриголд, - произнес Эрик, поднимая свой бокал.
Карен дотронулся своим бокалом до его, и хрусталь откликнулся приятным неземным звуком.
- За Мэриголд!
Он протянул свою руку через стол и положил на ее руку.
- Я люблю тебя, дражайшая Индира.
Он сжал ее руку и улыбнулся, глядя ей в глаза.
- На земле нет еще одной такой женщины, которая, невзирая на то что ее могли обнаружить орды поклонников и фотографов, приехала ко мне на желтом мотороллере, а потом сказала, что я сумасшедший как...?
- Сойка. Но самый сумасшедший поступок - выбор этого ресторана.
- О! - Он улыбнулся и отпил глоток вина. - Это потому, что мне нравится бросать вызов.
И действительно, он выглядел таким ярким, таким живым на фоне всех других мужчин в зале. Он положительно был переполнен безрассудством.
Все время, пока им подавали яркий желтый перец, суп и желтого, как лютики, цыпленка, они парили на облаке счастья, наслаждались неземным настроением, пенящимся шампанским и тихим смехом. Она была столь необычайно счастлива, что, казалось, вокруг все светилось, как будто их любовь и счастье могли сами излучать этот свет.
- Это так поразительно, - сказал он, - что хитросплетения моей жизни привели меня к этому моменту, в это место, к твоей руке, лежащей в моей.
Он взял ее руку и прижал к губам.
- Я знаю, - сказала она от чистого сердца. - Я чувствую сейчас то же самое, дорогой.
- Я думаю, что не может быть никаких сомнений в том, что мы предназначены друг для друга. - Он опять поймал ее руку. - Ну, а теперь ешь свое суфле, пока оно не опало.
- Я собираюсь заплатить за все это, - сказала она счастливо, поднимая вилку. Внезапно она почувствовал странное колющее давление на кожу и покалывание в голове. Она положила вилку.
- Что случилось? Яичная скорлупа?
- Кто-то разглядывает меня. Я это чувствую. - Она говорила мягко, опустив лицо к тарелке, осторожно и быстро оглядывая зал из-под ресниц. Она посмотрела через плечо Эрика. Там, через три стола от них, сидел Артур. Пылкий Артур! Артур, от которого она уехала в Абако, чтобы все забыть. Кажется, это было так давно и происходило в другой жизни.
- Там человек, которого я знала.., очень давно, - прошептала она.
- Он уже узнал тебя?
- Нет еще.
Артур нахмурился от усилия вспомнить такое знакомое лицо, но никак не мог вспомнить, где видел его в последний раз. Карен сдвинула свой стул на два дюйма влево, и нахмуренное лицо Артура исчезло за обеспокоенным лицом Эрика. Она почувствовала себя в безопасности, но понимала, что это кажущаяся безопасность страуса. Как долго он еще будет сбит с толку ее черными волосами и бровями? По крайней мере ей придется проходить мимо него, чтобы выйти из ресторана. Выход за его спиной.
- Он тебя сейчас видит?
- Нет, он за твоей спиной. Но это не может продолжаться долго.
Он похлопал ее по руке.
- Ты не должна падать духом. Самое худшее, что он может сделать, это сообщить прессе, что ты сегодня вечером обедала здесь. Это не так уж и плохо.
Дорогой, подумала она, ты не знаешь и половины всего.
- Если хочешь, я могу загородить тебя своим телом, когда будем выходить. Я оплачу счет, потом мы вместе встанем. Ты повернешься и пойдешь прямо в фойе, а я последую за тобой, чтобы обеспечить прикрытие.
Он медленно повернул голову, разыскивая глазами официанта.
- Ты уверена, что никто не видел, как ты сюда приехала?
- Я никого не заметила. А что?
- Он в фойе.
- Кто?
Кулаки Эрика сжались на столе.
- Этот педераст! Тот, который вчера утром лез со своей камерой к тебе в лицо. Сейчас он разговаривает с метрдотелем, а еще пять минут назад его здесь не было.
Она бросила быстрый взгляд через плечо. Это, должно быть, усердная Перл, решив заработать еще немного денег, сообщила прессе о своем открытии.
- Что будем делать? Мы же в ловушке.
- Мы не можем раствориться в воздухе, но попробуем исчезнуть через черный ход. Так что придется выбирать: фотограф при входе или человек за моей спиной?
Ей с трудом верилось, что Артур может вскочить на ноги и крикнуть: "Карен, что ты с собой .сделала?"
- Если он не узнал тебя до сих пор, можно надеяться, что и не узнает, но решать тебе.
Это было все равно что решить, что лучше: сломанная нога или неделя земляных работ. Может быть, если она пойдет быстро, у Артура не будет возможности как следует ее разглядеть. И кроме того, ей не хочется, чтобы опять в завтрашних газетах появились фотографии Эрика и Индиры, которые будут возбуждать любопытство ее неистовых поклонников.
- Ты пойдешь передо мной, и мы постараемся проникнуть через черный ход. Ты знаешь, где он?
- Должно быть, нужно пройти через кухню, - сказал Эрик, подзывая официанта. Он оплатил счет, прибавив значительные чаевые, но, когда официант протянул руку за деньгами, Эрик положил свою руку сверху.
- Мы можем выйти через кухню? - спросил он официанта.
Долгим взглядом официант посмотрел на деньги.
- Прошу прощения, сэр, но санитарная служба запрещает подобные вещи, шеф-повар убьет меня, если я позволю посетителю хотя бы одним носком ступить за дверь кухни.
Эрик положил сверху еще один двадцатидолларовый банкнот, и легкая улыбка глубочайшего сожаления на лице официанта сменилась на улыбку соучастия. Пачка купюр исчезла в его кармане.
- Я поговорю с шеф-поваром, сэр. Карен проследила за ним глазами, как он входил в дверь кухни. Она старалась оставаться спокойной, но ее руки дрожали. Она спрятала их на коленях.
- Не волнуйся, - сказал Эрик, спокойно допивая свое шампанское. - Я помогу тебе выбраться. - Его щеки покрылись румянцем от возбуждения.
Карен комкала на коленях салфетку.
- Тебе нравится все это, не правда ли? Тебе нравится ощущение опасности.
- Конечно, - сказал он, усмехаясь. Вернулся официант.
- Вы можете воспользоваться служебным входом, сэр. Не последуете ли вы за мной?
- Мы справимся сами.
Он протянул официанту еще одну купюру.
- Для швейцара, пожалуйста. Передайте ему, чтобы он подогнал к служебному входу желтый мотороллер как можно быстрее.
Он обернулся к Карен:
- Готова?
Карен глубоко вздохнула, медленно выдохнула и кивнула.
Эрик отодвинул стул.
- Следуй за мной. - Он повернулся и зашагал в сторону Артура и кухни.
Глядя прямо вперед и выпрямив спину, Карен старалась приладиться к шагу Эрика, она шла так близко, что почти касалась его спины. Дверь кухни оказалась значительно дальше, чем она это себе представляла, все было значительно труднее. Артур, она это заметила, быстро выглянув из-за плеча Эрика, смотрел в другую сторону, разговаривая с мужчиной слева.
Продолжай разговаривать, мысленно пожелала она ему, продолжай разговаривать!
Именно в тот момент, когда она проходила мимо его стола, Артур посмотрел вверх и слегка приподнялся со стула, на его лице отразилось замешательство. Карен быстро отвернулась, прикрыла лицо руками и чихнула. Раньше это срабатывало.
- Будь здорова! - сказал Эрик, придерживая дверь кухни.
- Спасибо! - с благодарностью сказала она, и дверь захлопнулась за ними.
Шум кухни тяжело ударил ей в грудь. Это было все равно что стоять на платформе в метро, когда два поезда проходят по туннелю одновременно. Даже пол вибрировал. Кухня была в два раза больше обеденного зала, а ее блестящие, выкрашенные в белый цвет стены отражали звуки от одной стены к другой, перемешивали их, взбивали и подбрасывали мощным потоком к потолку. Металлические кастрюли звякали о металлические горелки плит. Стальные миски звенели на металлических столах. Стучали ножи. Колотили деревянные молотки. Повара кричали на, помощников, помощники на своих помощников, и все вместе кричали на официантов, которые отвечали тем же. Из своего безопасного укрытия за спиной Эрика Карен увидела шеф-повара прежде, чем он заметил их. Он весь был просто забинтован в белое. Безукоризненно белым шарфом было обмотано его горло, его важный колпак самодовольно громоздился у него на голове, он стоял на носочках и кричал что-то в ухо молодому человеку, который честно чистил кастрюлю. Даже вместе со своим колпаком шеф-повар едва доставал до плеча Эрику.
Он отвернулся от плиты и, заметив Эрика и Карен, приложил сложенные руки ко рту и прокричал как в рупор:
- Silence! Nous avons les invites. En voila asser! Тотчас же волна шума упала до делового бормотания.
Карен схватила Эрика за руку и повисла на нем.
- Нам нужно бежать?
Эрик стоял на своем месте, в то время как шеф приближался к ним, вытирая свои розовые ручки о безукоризненно белый фартук, по его сияющему лицу разливалась широкая улыбка, на его лбу блестели капельки пота.
- Проходите! Проходите! - Он протянул розовую руку каждому из них. - Я Жан-Клод Ремо, chefde cuisine.
Он наклонился к ручке Карен прежде, чем она смогла что-то сказать.
- Я уже и не помню, когда кто-то приходил посмотреть мою кухню. Комплименты из зала - это очень хорошо, но ничто не может сравниться с личной благодарностью. Я вам очень за это признателен. Ну, что бы вы хотели посмотреть сначала? Кондитерские изделия? - улыбнулся он Карен. - Дамы всегда интересуются patisserie. - С дружеским подмигиванием он повернулся к Эрику. У меня превосходный кондитер, Антон. Я украл его из Paul Bocuse. - Он кивнул в сторону светловолосого гиганта, который был похож на нападающего из "Миннесота Викингз".
Пальцы Антона, которые были почти такими же, как запястье Карен, терпеливо создавали цветы лаванды из сахарной глазури. Он посмотрел на них, гордо улыбнулся и аккуратненько добавил еще один лепесток.
Эрик начал было:
- Это очень любезно с вашей стороны, но боюсь, что нам нужно идти...
- Конечно, - прожурчал шеф, - вас больше интересует приготовление дичи.
Он провел их через кухню, не замолкая ни на минуту.
- Вот здесь шотландские куропатки. Молодой человек на высокой табуретке аккуратно нанизывал на стержень пару несчастных птиц.
- Мы вообще-то спешим, - попыталась еще раз вмешаться Карен.
Невзирая на их протесты, маленький человечек провел их по своим владениям, указывая на жемчужную красоту рыбного филе, на свежесть овощей, на загадочность соусов.
- Послушайте, - твердо сказал Эрик. - Где...
- А это мясной прилавок. Вы непременно должны увидеть хранилище. - Он даже похлопал в ладоши от предвкушения. - Мы подвешиваем все наше мясо и дичь, признался он, ведя их вниз по коридору. Он усмехнулся сам себе.
- Смотри! - прошептала Карен Эрику, кивнув на красную табличку "ВЫХОД" в конце коридора.
Эрик понимающе улыбнулся. Шеф тем временем открыл дверь хранилища. Оттуда пахнуло прохладой.
- После вас, - сказал он, давая им дорогу.
- После вас, - галантно настаивал Эрик, отступив в сторону, чтобы пропустить шефа. Тот шагнул в хранилище.
- На стеллажах слева...
Эрик мягко притворил за ним дверь.
- Быстро! - подтолкнул он Карен, хватая ее за руку. Они побежали к выходу, выскочили на улицу.
В мерцающем свете уличных огней Мэриголд сверкала, как сказочная японская хризантема. Рядом с ней танцевал служащий под музыку, которая лилась из радио на его плече.
- Быстро! - сказал Эрик, скинул пиджак и галстук и сунул их в руку служащему.
Карен взобралась на мотороллер. Она озабоченно оглядывала улицу.
- Я не вижу фотографа. По крайней мере пока. Эрик повернул ключ зажигания. Мотор ожил, и они помчались к повороту.
- Эй! - раздался голос с пешеходной дорожки.
Они оба автоматически повернули головы, и их встретила вспышка фотокамеры.
- Нагни голову! - прокричал Эрик через плечо, выводя мотороллер на максимальную скорость, Мэриголд устремилась вниз по безлюдной улице, огни светили им в спину, и казалось, что они пытаются догнать свою собственную тень.
Они оставили Мэриголд в гараже у Шарлотты и два квартала крались к черному ходу дома, где жила Карен. Она, открыв рот наблюдала, как Эрик отпирает служебный вход.
- Где ты достал этот ключ? Даже у жильцов нет ключа от этой двери.
- Я подкупил управляющего как раз для такого случая, - самодовольно пояснил он, оглядывая подвал. - Как нам отсюда выбраться?
- Следуй за мной. - Она провела его через подвал, отводя глаза от того места, где были припрятаны хозяйственные сумки, свидетельствовавшие о ее другой, более простой жизни.
Когда они вошли в квартиру, она упала в его объятия.
- Думаю, что больше мне не вынести, - произнесла она, задыхаясь.
Теперь, когда они были дома, она дрожала, как осиновый лист, сердце выпрыгивало из груди.
- Все было так чудесно, а потом... Эрик крепко прижал ее к себе, гладил ее волосы, успокаивая ее. Когда он вот так был рядом с ней, она чувствовала себя в полной безопасности. Его объятия были самым безопасным местом, которое она знала. Он нежно поцеловал ее.
- Ну, теперь лучше?
Ее сердце перестало прыгать.
- Думаю, да, - вздохнула она. - Эрик, скажи мне правду. Тебе ведь действительно понравился наш побег из кухни, правда? Тебе понравилось, что ты перехитрил Артура и того фотографа?
Он снова поцеловал ее.
- Да, понравилось.
- Ну, а я была напугана. И мне не хотелось бы, чтобы тебя все это так восхищало и возбуждало.
- Любой мужчина получил бы удовольствие от состязания, но есть вещи, которые меня волнуют значительно больше. - Его руки гладили ее по спине, прижимали ее бедра. - Пойдем в постель. Мне завтра утром нужно уйти очень рано.
- Как рано? - Ее руки скользнули в задние карманы его брюк. Она почувствовала, как под ее пальцами напряглись все его мускулы.
- В пять часов. - Его бедра прижались к ее.
- Тебе очень нужно?
- У меня завтра ранняя съемка. - Он покусывал ее подбородок.
- А я думала, как чудесно будет позавтракать вместе в постели. - Ее язык исследовал его ухо.
- В постель! - прорычал он, уже расстегнув ее рубашку и скользнув под нее рукой. Она потерлась щекой о его плечо.
- Знаешь, дорогой, если тот фотограф успел снять нас на Мэриголд и если они напечатают фотографии, значит, моя маскировка под посыльного уничтожена.
Он расстегнул ее бюстгальтер, привычно дернув за застежку.
- Не беспокойся, я что-нибудь придумаю.
Глава 11
Карен лежала и загорала под лампой, намазывая себя маслом какао и поворачиваясь, как цыпленок. Она мурлыкала "Укрытие" Ричи Идена и вспоминала приключения прошлого вечера. Форма тогда казалась ей чудесной идеей. Самой замечательной маскировкой из всех маскировок. Да, ей потребовалось все ее мужество, чтобы быть Индирой. Но ее отвага, она это теперь знала, не черпалась из бездонного колодца, не подпитывалась неиссякающими подземными источниками, как у Эрика. Нет. Ее отвага была как слабый, медленно бьющий ручеек; ее хватало на один маленький ковшик в день.
Телефонный звонок прогнал ее дрему. Однако трубка, когда она попыталась взять ее, выскользнула из намазанной маслом руки, и, пока Карен пыталась поднять ее полотенцем с пола. Эйлин уже почти выговорилась:
- ..газеты? И что ты наконец делала в Ле Перроне в форме посыльного, скажи ради Бога?
- Старалась перехитрить поклонников и средства массовой информации. Карен выключила лампу и осмотрела свои руки.
- Перехитрить их? Моя дорогая, но это же работа.
Карен понюхала свою руку. Она пахла как закусочная. У нее заурчало в желудке.
- Послушай, Эйлин, во что превратилась моя жизнь? Это все равно что быть в списке ФБР "Разыскиваются особо опасные преступники".
- Такова цена популярности, моя дорогая. Мне уже звонили из агентства, которое представляет производителя форменной одежды. Они хотят, чтобы ты рекламировала их новую линию. И, конечно же, им нужны фотографии Эрика. А агентство, представляющее производителя мотороллеров...
- Этому когда-нибудь придет конец? - простонала Карен в отчаянии.
- Искренне надеюсь, что нет, - фыркнула Эйлин. - У меня три мешка с корреспонденцией для тебя. Пришлось нанять еще трех служащих, которые ничего не делают, только отвечают на письма и просьбы прислать твою фотографию.
- Эйлин, я лучше позвоню Эрику. - Карен вытерла лицо и руки, удивляясь, как это ей пришло в голову убеждать Эрика, что, чтобы быть в безопасности, нужно спрятаться.
Но прежде, чем она успела набрать его номер, он позвонил ей сам.
- Ты видела снимок?
- Нет, но Эйлин только что рассказала о его появлении в газетах. Она считает великолепной всю эту ужасную рекламу. Каждый раз, когда они печатают мою фотографию, она открывает еще один счет.
- Я собираюсь покончить со всем этим, - со страстью сказал он.
- Именно об этом я и хотела с тобой поговорить.
- Твоя частная жизнь должна снова стать только твоей.
- Именно этого я и хочу.
- Ты будешь иметь возможность ходить, куда тебе захочется. Куда нам захочется. Внезапно она почувствовала озноб.
- Это совсем не то, что я имела в виду. Как я могу ходить, куда захочу?
- Увидишь. Я буду у тебя в семь.
- Что ты собираешься делать? - нервно спросила она.
Засмеявшись, он ответил:
- Где лучше всего спрятать яйцо?
- Спрятать яйцо? В траве, наверное?
- Нет, моя дорогая. В коробке с одиннадцатью другими яйцами.
Остаток дня Карен провела в мучениях, пытаясь угадать, на что еще окажется способным Эрик. Чтобы успокоить нервы, она решила что-то разобрать, свалила в кучу на полу все рецепты и постаралась сосредоточиться на их сортировке. Годами откладывая эту работу, теперь она сидела на полу, скрестив ноги, окруженная газетными вырезками, и озадаченно разглядывала каждую, перечитывая по несколько раз. Почему она когда-то решила, что ей, например, может понадобиться рецепт тушеного языка? В это время раздался звонок в дверь.
Карен подлетела к двери, разбросав при этом все рецепты.
- Не думала, что уже так поздно, - сказала она, открывая дверь. - Эрик! У нее перехватило дыхание. - Что с тобой?
Его красивые светлые волосы стали рыжими, а над верхней губой, когда он говорил, шевелились громадные рыжие усы. Кроме того, Эрик был облачен в пиджак для обеда, а в руке держал большую плоскую коробку.
Эрик пошлепал по своей рыжей голове.
- Тебе нравится моя маскировка? - он ухмыльнулся. - Это парик.
Он положил коробку на стул и притянул к себе Карен.
- Тебе нравятся усы?
- Я поражена. Этого я ожидала меньше всего. - Она дотронулась пальцем до похожих на проволоку усов. - На чем они держатся? - Она откинулась в его руках назад, с сомнением разглядывая их. - Они, наверное, вызывают зуд.
- Так и есть. Я истратил целую бутылочку резинового клея, чтобы приклеить их. - Он высвободил одну руку, чтобы аккуратно почесать с краю. - Мне говорили, что некоторые женщины находят усы очень привлекательными. Давай попробуем.
Это было вовсе не сексуально, это было ужасно - одна знакомая губа и целый куст щетины.
- Все равно что поцеловать старую варежку. - Карен потерла губы. Дорогой, что все это значит? И почему на тебе этот пиджак? И что ты там говорил о том, чтобы спрятать яйцо?
Взяв обе ее руки в свои, он подвел ее к дивану, и, когда они сидели колено к колену, объяснил:
- Мы не можем жить, как узники. И в то же время не хочу, чтобы нас преследовали на улицах. - Эрик со злостью хлопнул себя по колену. - Мы не.., преследуемые звери. Если нельзя свободно выйти и развлекаться, как хочется, то для чего же тогда столько работать? Что за жизнь мы ведем?
- Но мне нравится быть дома. Все было чудесно прошлым вечером, но у нас не было особого выбора. Почему бы не позвонить в Lade Lotus и не попросить прислать сюда китайскую еду?
- Опять? О, нет. Хватит скрываться. - Его глаза блестели от возбуждения. Пресса тебя создала, но можно заставить ее забыть тебя.
- Не думаю, что мне это нравится. Да и как можно заставить прессу сделать что-то?
- Пойми, Индира - всего лишь дитя средств массовой информации. Индира Сингх, Пылкая Принцесса Пенджаба. - Он набросал в воздухе заголовок. - Куда она ходит? Что делает днем?
- И ночью.
- Что ест на завтрак?
- И спит ли обнаженная?
- Они действительно спрашивали тебя об этом? Бедняжка. Они писали о тебе всю эту ерунду.
- О нас, - поправила она его. - Мы теперь занимаем на страницах газет места больше, чем когда-либо. Ты теперь мой близкий друг.
- Да! Неужели ты не понимаешь? Они пишут о нас потому, что видят нас. Если мы могли бы стать невидимыми, если бы могли исчезнуть...
- Именно поэтому я и была вчера в форменной одежде.
- Но это было неверной маскировкой. Следуя моему плану, мы исчезнем, и с сумасшедшими преследованиями будет покончено. Они умрут, как умирает огонь, когда нет топлива. Для прессы ты будешь недосягаема.
- Я не знаю, дорогой. Элвис годами был недосягаем, но до сих пор появляются всякие рассказы о нем.
- Да, но разыскать его они не могут. Карен закатила глаза и застонала. Он невинно усмехнулся.
- Эрик, все, что ты говоришь, слишком хорошо для того, чтобы быть правдой. И как ты собираешься сделать меня невидимой?
Он взял ее за подбородок.
- Я ругаю себя за то, что опубликовал все те фотографии, где ты в ковбойской одежде.
- Это не твоя вина. Ты снимал для заказчиков. И кроме того, я никогда не носила индийской одежды.
- Вот именно! В городе люди ожидают видеть тебя одетой как типичную нью-йоркскую модель, потому что ты всегда так одета. Но теперь... - Он указал на плоскую коробку. - Теперь ты будешь одета, как индианка.
У нее стали влажными ладони. Она крепко сжала руки.
- Я не могу выйти в сари. Я просто не могу. Я буду выделяться.
- Ерунда! На Манхеттене десятки тысяч индианок. Разве ты не видишь? Это именно тот костюм, в котором тебя никто не ожидает увидеть.
- Но Эрик... - Эрик был ее опорой. Эрик был ее спасением. Как сказать ему, что она скорее умрет, чем выйдет в люди в сари?
- Я принес тебе три сари, - гордо сообщил он и почесал свою верхнюю губу. - Вечером выходим в город.
Ее сердце упало.
- Куда?
Он скрестил руки и хитро подмигнул ей.
- Это мой секрет. Одевайся. У задней двери нас ждет такси.
- Куда мы едем? - нервно спросила она, поправляя складки на сари. Такси направлялось на юг на Лексингтон-авеню.
Эрик гордился собой, был самодоволен от возбуждения.
- Там, где ты будешь похожа на всех остальных, никто тебя не заметит, и мы сможем отдохнуть и повеселиться, как все обыкновенные люди.
Карен знала, что такого места нет. Она осмотрелась вокруг. Они ехали по Сорок четвертой улице, потом въехали на Юнайтед Нейшнз Плаза, где, увидев флаги перед зданием Секретариата, Карен попыталась угадать.
- Мы ведь не туда собираемся, правда? Скажи мне, что нет.
Он рассмеялся, наблюдая ее изумление.
- Нет, но в ресторан поблизости. Она откинулась назад, пока он расплачивался с водителем, не желая покидать свое убежище в такси. Ей не хотелось доводить все это до конца, но она не видела выхода, разве что изобразить приступ, но едва ли это будет правдоподобно. Эрик, казалось, был доволен собой чрезвычайно. Его проделка вызывала у него восторг и трепет конспирации. Он, наверное, думает, что он Ким Киплинг, подумала она. Она была испугана. У нее схватывало желудок.
- Пойдем, - сказал Эрик, протягивая руку в такси, чтобы помочь ей выйти. Ее рука дрожала.
- Не бойся, - мягко сказал он.
Карен оглядела зал ресторана, борясь с желанием спрятаться за широкой спиной своего друга. Она насчитала восемь индианок в сари и трех японок в кимоно. Тут были мужчины в тюрбанах и бурнусах и даже в кафтанах. Она вся напряглась. Как возможно выдержать испытание рядом с настоящими индианками? Настоящие индианки зальются смехом, они будут хихикать за их спиной и подталкивать своих мужей. На негнущихся ногах Карен прошла к столику, слыша лишь бормотание на различных языках. Она обессиленно опустилась на стул, чувствуя себя так, как будто прошла сотню миль.
- Вот видишь? - сказал Эрик. - Здесь ты всего лишь еще одно хорошенькое лицо. Еще одно яйцо, - добавил он, смеясь.
Напряжение у нее внутри постепенно исчезло. Обед прошел как в волшебном тумане. Никогда раньше она не чувствовала себя ближе к нему, она его обожала. Ей нравилось его самообладание, его уверенность в себе. Но ресторан постепенно пустел, а ей не хотелось испытывать удачу. Карен обреченно простонала, когда он заказал к кофе бренди. Это означало по крайней мере еще тридцать минут. Но наблюдая, как он смакует бренди, она потеряла чувство времени. Она думала, как она любит форму его рук - у него такая большая широкая ладонь, а пальцы сильные и в то же время такие нежные. Ей нравилось, как выступает его подбородок и как приподняты кверху уголки его рта, скрытые сейчас рыжими усами, а когда он не мог удержаться от того, чтобы почесать края, она улыбалась и думала, как он ей дорог.
Эрик прихлебывал бренди и качал головой.
- Не понимаю страсти этой страны к назойливости. Откуда у этих людей такое желание знать все о других? И почему очень многие здесь так охотно раскрывают себя? Почему все так жадны до лести и почему поклонники так безумны в своем обожании, так готовы любить своих кумиров?
- Не знаю.
- Ты просто модель, которая выполняет свою работу. Зачем же так настойчиво вмешиваться в твою частную жизнь? Нашу частную жизнь. Такого никогда бы не случилось в Дании.
- Я и не пытаюсь понять это. Все это так мелко и незначительно. Мы просто самые обыкновенные люди.
Он допил бренди.
- Ты готова?
- Да! Это был чудесный вечер, дорогой! Хотелось бы, чтобы он длился вечно. Улыбаясь, он взял ее руку.
- Я сделаю все, чтобы он продолжался. Он прижал ее пальцы к своим губам.
- Пообещай мне, что ты избавишься от этой щетины над губой.
Он обвел глазами зал.
- Это лишь для окружающих.
Внезапно ее страх от того, что она находится в этом ресторане, сменился страхом от того, что ей придется его покинуть.
- Не могли бы мы остаться здесь еще ненадолго? - Она сказала это очень обычно, но он умел читать ее мысли.
- Ты боишься уйти? Боишься, что тебя поджидают фотографы?
- Думаю, да. Так чудесно быть невидимкой.
- Пойдем. - Эрик встал. Казалось, он сумел подзадорить ее.
Карен позволила ему поднять себя на ноги.
- Если на улице есть фотографы, мы их одурачим. Дураки заслуживают того, чтобы их обманывали.
Карен схватила его за руку, прежде чем выйти из двери, но даже тогда она чувствовала себя как маленькое и напуганное существо, которое выглядывает из своей норки, чтобы понюхать воздух и понять, нет ли поблизости хищников. Она стояла замерзшая, пытаясь совладать с собой, принюхиваясь к Восточной Реке.
Эрик обнял ее за плечи и притянул к себе.
- Мы все еще невидимки.
И она увидела, что он прав. По улицам прогуливались люди, группами выходившие из близлежащих ресторанов, они разговаривали, жестикулировали, спорили на различных языках, которые журчали и струились в ночном воздухе. Но никто не замечал рыжеволосого мужчину и его спутницу. В дверях не поджидали фотографы, не щелкали вдоль тротуара мини-камеры, за кустами не прятались поклонники. Они были в безопасности. Но для одного вечера с Карен было достаточно. Она с готовностью прыгнула в первое же такси, которое остановилось.
- Поехали, - позвала она его, - давай поедем домой.
Позже, ночью, когда ее тело было одурманено любовью, а ее ноги были еще переплетены с его ногами, борясь со сном, который грозил их разлучить, она сказала:
- Мне жаль, что это так больно.
- Ничего, все будет в порядке. - Он прижался к ее щеке.
- Надо было воспользоваться увлажняющим кремом.
- Просто я не сделал все так, как следовало бы по инструкции.
- Не стоило отдирать их как пластырь. Нужно было спиртом растворить клей. Бедняжка. - Она покрыла его верхнюю губу нежными поцелуями. - Больно?
- Только когда я смеюсь, моя дорогая. Только когда смеюсь.
- Карен? - Голос Эйлин был мягким.
- Хорошо, что ты позвонила. Эйлин. Я приняла решение. Начиная с завтрашнего дня я участвую только в показах высокой моды или нигде. С меня достаточно ботинок, каш для завтрака, орехового масла и сверхъестественного чая. Особенно сверхъестественного чая. Никаких униформ и мотороллеров. Ничего, что привлекло бы этих сумасшедших поклонников. Буду показывать одежду, модели дизайнеров и ничего, кроме этого.
- Конечно, моя дорогая. Как скажешь.
- Правда? Именно так?
- У меня премилые новости, дорогая. - Ее голос был приторным.
- Не думаю, чтобы мне хотелось их услышать.
- Мы только что получили заявку от Госдепартамента...
- Кто это мы?..
- Они предложили нам сотрудничество в любой форме. В целях международных отношений, ты понимаешь.
- Сотрудничество с кем. Эйлин? Заканчивай.
- Индийское правительство посылает в Нью-Йорк торговую делегацию. Кстати, они прибывают в пятницу.
- Но какое отношение это имеет к нам?
- Их консульское управление в Нью-Йорке сообщило им о твоей известности в этой стране, о том, как много ты сделала для Индии и Америки, и они просили устроить встречу именно с тобой.
- Нет.
- Индийское консульское управление устраивает прием - ты и торговая делегация будете почетными гостями...
- Нет!
- ..это будет в понедельник после их приезда. Потом, во вторник вечером.., обед в честь...
- Нет!
- Карен! Как ты можешь отказываться?
- Очень просто. Нет! Я могу повторить это по-датски.
- Но ты должна это сделать в интересах твоей страны.
- Нет. Единственное, что я слышу, это голос жадности. Дикие лошади не способны затащить меня в комнату, где будет полно настоящих индусов. Я очень хорошо прочувствовала все прошлым вечером, и уж поверь мне, это ужасно.
- Но что же ответить Вашингтону? Что ответить консульскому управлению? Что делать с торговой делегацией?
- Скажи им, что Индира.., удалилась от мира в поисках истины.
Эйлин даже задохнулась.
- Да ты что?
- И можешь сказать им еще, что Индира никогда не вернется. Все, Эйми. Кончено.
- Кончено? Что ты имеешь "в виду, говоря "кончено"? Куда ты уезжаешь? Эйлин завопила, ее голос срывался от отчаяния. - Карен?!
Карен оборвала разговор. Она сразу же позвонила Клэр. Клэр можно доверять, она сохранит секрет, и кроме того, у Клэр был дом в Майне.
Глава 12
У Карен было два способа сообщить Эрику о том, что Индиры больше не существует. Первый способ - упаковать чемоданы и позвонить ему из аэропорта. Второй, смелый, - встретиться лицом к лицу и рассказать, взяв его большие теплые руки, глядя в его большие серые глаза, что, несмотря на то что она любит его, любит даже помимо своей воли, ей нужно время, чтобы побыть одной. Время, чтобы осмыслить свою жизнь. Он, вероятно, сожмет ее в объятиях, будет просить ее остаться, и от ее решимости не останется и следа. Однако, с другой стороны, он может и не сжать ее в объятиях. Он может заподозрить что-то неладное. И ей придется рассказать ему всю правду. Карен легко могла представить боль в его глазах, страдание в его голосе. А она может вынести все, кроме страдания Эрика. Нет. Она скажет ему правду, только когда вред будет минимален.
Карен никогда не притворялась перед собой, что это будет просто. В глубине души она считала, что такой разговор будет похож на поединок - но она собиралась приложить все усилия к тому, чтобы самой выбрать оружие. А не так, когда все словно сговорились, чтобы загнать ее в угол. Остается первый, трусливый, но единственно возможный способ.
- Эрик, дорогой, это Индира. Я звоню из Ла Гардиа.
- Аэропорт Ла Гардиа?
- Эрик, любовь моя, я знаю, ты скажешь, что я поступаю ужасно импульсивно, но я решила уехать.
- Уехать?
- Полагаю, настало время обдумать свою жизнь и... - Она запнулась.
- Ты хочешь сказать, что отбываешь в поисках истины?
- Да. Эрик, я понимаю, что поступаю плохо, не поговорив с тобой заранее о своем решении, но...
- Индира, дорогая моя, после всего того, что ты перенесла в течение последних нескольких недель, как я могу обвинять тебя в импульсивности? Это в твоем характере. Кто знает это лучше, чем я? Индира, я думаю, что ты приняла правильное решение.
- Правда?
- Я думаю, ты извлечешь из этого пользу. Несколько недель созерцания и йоги, умеренной жизни, и ты почувствуешь себя новой женщиной.
Кажется, американцы называют это "выстроить цеплят в ряд"?
- Уток в ряд, - автоматически поправила она.
- Это даст тебе силы на месяцы вперед. Эйлин определенно проглядела тебя.
Он помолчал несколько секунд, а потом спросил:
- И кто твой гуру? Ты можешь дать мне номер своего телефона? Тебе будет разрешено отвечать на звонки?
- Мне нужно бежать, Эрик. Объявили мой рейс. Я люблю тебя, дорогой. Я позвоню тебе.
- Я тоже люблю тебя, обожаемая Индира, мое сокровище, моя мечта.
Его слова звучали у нее в ушах всю дорогу до Бангора. Она снова и снова повторяла их про себя, они были для нее как заклинание от страха. Она знала, что все будет хорошо. Это было делом времени и терпения.
Дом Клэр расположился среди неряшливых сосен, спиной к лесам, фасад смотрел на залив, окна были иссечены солеными ветрами. Карен поставила сумки с продуктами на сосновый стол и достала из багажника чемоданы. Она даже не думала, что так устала.
"Безопасность! - громко сказала она. - Наконец-то в безопасности". "Безопасность", - прошелестел дующий с моря ветер. "Безопасность", - вздохнули ели, покачивая ветвями. Она распаковала вещи, приняла душ и открыла банку с консервами. Эрик прав. Поскольку Индира исчезла с глаз публики, все прекратится. Сначала ее отъезд произведет фурор, но потом шум затихнет. Нет ничего скучнее, чем вчерашние новости. Однако напряжение последних дней, тревога последних недель и месяцев потребовали от нее массу нервных затрат.
Совершенно измотанная, она упала на кровать и стала слушать убаюкивающий шелест волн. Здесь так мирно. Дом, где когда-то жил Эрик с братьями, наверное, похож на этот, думала она. Карен перевернулась, вытянув свои длинные ноги к краю кровати. Они все еще болели после тесного самолета. Через окно около кровати была видна подернутая дымкой луна, которая скользила между облаками, напоминающими корабли викингов. Удивительно спокойно и тихо: ни шума транспорта, ни городского гвалта, ни огней рекламы. Она свернулась калачиком. Так тихо, лишь волны разбиваются о скалы перед домом. Посвежел ветерок. Карен вытянулась на спине, сцепив руки за головой.
Как было бы чудесно, если бы рядом с ней был Эрик! Эта мысль проносилась у нее в уме, как яркая птица. Она слушала тишину. Скрип в лесу за домом заставил ее сердце подпрыгнуть. Медведи? Она знала кошмарные истории о медведях Новой Англии. Их никогда не ожидаешь, они всегда ужасны. Крыша застонала под усиливающимся ветром. Кто-то пробежал у нее над головой. Маленькие животные возились в темноте. И вдруг на задней веранде раздалось., ужасное царапание, от которого останавливалось сердце. Карен выпрыгнула из кровати, включила везде свет: сад за домом был освещен. Она осторожно выглянула. Никого. Веранда была пуста. Но из кустов на нее пристально смотрели четыре желтых глаза, слишком маленькие для медведей, и находились они слишком близко к земле конечно, это могли быть очень маленькие медведи, и они могли лежать на земле. Карен отошла от двери, но оставила сад освещенным.
Часы в гостиной показывали час ночи. Она сняла телефонную трубку, потом положила ее. Где-то в елях прокричала ночная птица. Карен набрала номер Эрика. Телефон прозвенел пятнадцать раз, но никто не ответил. Где он мог быть? В городе? Это было не в его стиле. Он был мужчиной не того типа, так ведь? Она приготовила себе чашку кофе и ходила по гостиной, стараясь успокоиться, но кофе, черный и крепкий, лишь еще сильнее напоминал ей об Эрике. Его едкий аромат напоминал ей об Эрике. Все напоминало ей об Эрике. А больше всего ей напоминала об Эрике ее собственная коричневая рука, в которой была чашка.
Она снова набрала его номер.
- Индира! - Его голос был громким от изумления. - Ты переменила свое решение? Откуда ты звонишь?
- Ах, Эрик, я так скучаю по тебе. Я не могу заснуть, не услышав твой голос. Я еле передвигаю ноги. Думаю, что это на нервной почве. А где ты был? Я тебе звонила и звонила.
- В лаборатории, печатал. - Его голос потускнел и стал жестким. - А твой гуру знает, что ты не спишь? Плохое начало, моя дорогая. Искать истину :
- дело серьезное, и ты должна быть предана ему.
Она жаждала его успокаивающих объятий.
Что в этом мире заставило ее думать, что она сможет обойтись без него? Истина? Просветление? Посветлеть должен лишь ее загар. Она останется здесь до тех пор, пока он не сойдет, и ни на день дольше.
- Я предана лишь тебе, мой дорогой.
- Ты знаешь, что я люблю тебя, - нежно сказал он. - Ну, а теперь постарайся уснуть. Ты должна приготовиться к длинному дню медитации. Ты никогда не говорила мне, где...
- Спокойной ночи, дорогой. Я теперь чувствую себя значительно лучше.
Клэр позвонила на следующее утро.
- Ну, у тебя все в порядке? Нашла все, что тебе нужно?
- Все в порядке, - отозвалась Карен, потом добавила безразличным голосом:
- Удивляюсь, почему ты не упоминала о медведях в лесах вокруг твоего дома.
- Медведи? - Клэр рассмеялась слишком беззаботно для человека, вокруг дома которого бродят свирепые медведи.
- Смейся, но кто-то скребся на веранде прошлой ночью. Перепугал меня до полусмерти. А когда я выглянула, то увидела ужасные сверкающие глаза...
- Еноты! - прохрипела Клэр. - Это всего лишь еноты. Клади на крышку мусорного бака большой камень, и все будет в порядке.
Шли дни, загар светлел. Одиночество и оторванность от всех заставили Карен покинуть дом и отправиться в город в поисках чего-нибудь, что отвлекло бы ее от Эрика. Она скучала по нему так, что это даже нельзя было назвать внутренней болью. Это был голод - ужасный, сводящий с ума. Со времени своего приезда сюда она ни разу не взглянула на листья салата. Карен готовила себе три раза в день и успокаивала себя тем, что это морской воздух вызывает такой аппетит.
Перечитав все, что было в доме, она отправилась в город на поиски библиотеки. Несмотря на то что бояться было нечего, ее ночи были плохими.
- Приезжая? - спросила мисс Пинквит. К ее бордовой кофте была прикреплена табличка:
"Главный библиотекарь". Насколько могла понять Карен, мисс Пинквит была единственным библиотекарем. Она взглянула на Карен водянистыми голубыми глазами. - Вы здесь надолго?
- Ненадолго. - Карен благожелательно относилась к местным жителям, которые считали всех приезжих странными. Поколение ее матери все еще говорило о женщинах Миннеаполиса, как о "легкомысленных". Она записала в регистрационную книгу мисс Пинквит шесть книг.
Губы мисс Пинквит сжались в тонкую линию, а на щеках выступили красные пятна.
- Только четыре книги. Такова наша политика с момента основания. - Она втянула в себя пыльный воздух. Даже в конце лета в библиотеке пахло плесенью и сырыми шерстяными носками.
Карен перечитала названия книг, пытаясь решить, от каких отказаться.
Мисс Пинквит просматривала список вместе с ней.
- Дания? Вы интересуетесь Данией? Сама идея почитать о Дании казалась Карен успокоительной.
- Да, да, интересуюсь. Можно сказать, это стало моей страстью.
- Мой брат, Орин, женился на датчанке. Очень приятная женщина. Они живут на пути к Фрипорту. - Она ткнула большим пальцем в воздух над правым плечом. Вы собираетесь в Данию?
- Да нет. Я просто хочу почитать о ней.., по личным причинам.
Мисс Пинквит криво улыбнулась, как будто она этим никогда не занималась.
- Исследование? - Она выглядела почти многообещающе.
- Я думаю, что можно сказать и так, да.
- Ну, в таком случае, я думаю, что мы можем нарушить правила, если это исследование. - Она выдала все шесть книг. - Вам стоит подумать о поездке туда. В Данию. Орин и Хельга были там дважды. - Она наклонилась вперед и добавила доверительно:
- А знаете, люди и сейчас могут пожениться в замке Гамлета? Разве это не романтично?
- Очень. - Карен внезапно представила Эрика в его полосатых брюках и футболке с надписью на груди Helsinger.
- А знаете ли вы, что Эриксон высадился на этих берегах в одиннадцатом веке? Он был сыном Эрика Рыжего. Мой отец написал чудесную книгу об этом. "История Пинквита об исследованиях викингов в Новой Англии", в трех томах. Может быть, вы слышали о ней.
- Боюсь, что нет, - глуповато ответила Карен.
- Я приготовлю их для вас к следующему разу.
Карен поблагодарила мисс Пинквит за доброту и швырнула книги в машину. Она купила омара, влажного и жирного; моллюсков, полдюжины початков местной кукурузы - по западным понятиям достаточно жалких, но свежих, прямо с поля; и персиковый пирог. После чего она отправилась домой вместе с омаром в коробке.
- Надеюсь, у тебя достаточно еды, - сказал Эрик, когда она позвонила ему вечером. Карен усмехнулась в трубку:
- Тебе не стоит беспокоиться, дорогой. Здесь полно всего, чтобы поднять настроение.
- Эйлин замучила меня вопросами. Она хуже инквизитора. Я рад, что ты не сказала мне, где находишься. Мне не пришлось лгать, когда я говорил, что не знаю, где тебя найти. И не говори мне сейчас, я не хочу этого знать.
- Не буду, обещаю.
- Я так скучаю по тебе, моя принцесса. Ее сердце переворачивалось, и закололо в глазах. Она моргнула и сказала:
- Я тоже скучаю по тебе, мой дорогой.
- Я проснулся в середине ночи и понял, что тебя нет рядом со мной. А потом вспомнил, как приятно чувствовать в своих руках твои груди, вспоминал чудесные дразнящие движения твоих бедер перед тем, как я...
- Перед тем, как что? - переспросила она. При воспоминании о его руках она почувствовала покалывание в грудях, ее соски напряглись при воспоминании о его губах.
- Ах, Индира, - прошептал он.
- Эрик, - простонала она, приподнимаясь на стуле.
- Я, пожалуй, повешу трубку и пойду приму холодный душ. Из-за тебя мне, наверное, часто придется принимать холодный душ. А я его ненавижу.
- А у тебя не будет другой женщины, пока меня нет? - спросила она тонким голосом.
- Индира! Как ты можешь думать о подобных вещах? Ты же знаешь, что я люблю тебя. Я сохраню себя до твоего возвращения.
Эта мысль заставила ее задрожать от ожидания.
Они еще долго разговаривали, пока Эрик не сказал:
- Я вешаю трубку.
- Да.., я люблю тебя, дорогой.
- Я люблю тебя, Индира. Ах, Индира... Я не могу повесить трубку, пока этого не сделаешь ты. - Его голос был полон любви. - Ты вешаешь трубку?
- Ах, Эрик... - Любовь, которую она почувствовала в его голосе, заставила ее плавиться изнутри, она чувствовала, что в любой момент может растаять на своем стуле.
Еще через двадцать минут Карен сказала:
- Я собираюсь пожелать тебе спокойной ночи, дорогой. Мне тоже нужен холодный душ.
- Я буду думать о тебе, принимая его. Я буду думать о том, как бы я взял мыло и.., послушай, а - ведь мы никогда не принимали душ вместе.
- Ну, - продолжала она болтать, - просто мы.., м-м-м.., скромны.
- Сейчас я бы побежал по Уолл-стрит голым, если бы знал, что ты ждешь меня на другом конце.
- Я бы все отдала, чтобы увидеть это!
- Все?
- Ну... - Она зажала телефонную трубку между подбородком и плечом и крепко обняла себя, чувствуя при этом на себе тяжелое мускулистое тело Эрика.
Часом позже они наконец пожелали друг другу спокойной ночи. Карен не стала принимать холодный душ, она просто очень долго стояла под душем и намыливала себя очень, очень медленно, представляя, что рядом с ней Эрик. Потом она отрезала себе еще один кусок персикового пирога и съела его, стоя у окна гостиной в своем длинном голубом халате, пристально вглядываясь в темное море.
Через неделю опять позвонила Клэр.
- Ну, как там твой загар? Побледнела?
- Чудесно. Все проходит даже быстрее, чем я надеялась. Я не отваживаюсь выходить днем из дома не будучи абсолютно уверенной в том, что защищена одеждой от солнца с головы до ног. И то выхожу лишь для того, чтобы купить еды и порыться в книгах мисс Пинквит.
- Она давала тебе читать книгу ее отца?
- Длинная, не правда ли? - засмеялась К арен.
- Все в Браннен Бей должны притворяться, что читали ее.
- Что нового в городе? Я не читала газет с тех пор, как уехала, а единственный канал, который я могу смотреть по твоему телевизору, канадский.
- Земля слухами полнится. Некоторые обозреватели культуры наотрез отказываются верить, что ты исчезла из мира.
- Где же, они думают, я нахожусь?
- Одни поговаривают, что ты сбежала с бразильским плейбоем... Карен захихикала.
- Другие убеждены, что ты скрываешься в Нью-Гэмпшире с Сэлинджером. Карен закашлялась.
- А что же все те, которые преследовали меня?
- Все проходит, ты же знаешь. Они теперь сходят с ума по певцу, у которого голос, как у спившейся женщины. Он разъезжает на позолоченном пикапе. Подумай, что ты пропускаешь! Когда ты вернешься?
- Еще пара недель, и буду в порядке.
- К тому времени Индира будет полностью забыта. Последний раз статья о тебе была на шестой странице.
Карен прокричала с радостным облегчением.
- Ах, Клэр, это самая приятная новость с тех пор, как я здесь.
- Эйлин вся в раздражении, как ты понимаешь.
Карен очень живо могла представить Эйлин, сидящую за письменным столом.
- Мне почти что жаль ее, - сообщила она. - Она зажата в капкане своей собственной вины и одновременно жертва своей жадности.
Клэр возразила:
- Ты слишком великодушна, Карен. Эйлин - волчица в одежде от Шанель. Она посылала меня на съемку с Эриком. - Внезапно голос Клэр зазвучал слишком бодро, как обычно разговаривают с безнадежно больными. В таком голосе слишком много жизни.
- Клэр, ты хочешь мне что-то сказать? - нервно спросила Карен. Заканчивай.
- Ты знаешь, что Эрик покрыл все стены своей квартиры фотографиями Индиры? Некоторые из них, должно быть, шесть футов высоты.
- Не знаю. А что ты делала в квартире Эрика?
- Ничего. Когда он узнал, что я тебя знаю, он хотел все время говорить об Индире. Мы выпили вместе после съемки, и я многое выслушала.
- Но ведь ты ничего ему не сказала, да?
- Конечно, нет. Мы с тобой связаны одной веревочкой, не так ли? А кроме того, у меня не было такой возможности, правда. Он бормотал и бормотал в течение двух часов.
Карен почувствовала, как внутри у нее разливается тепло.
- Правда?
- Когда ты позировала в мужской рубашке и шортах? Они очень идут тебе - и очень соблазнительны.
- Месяцы тому назад, а кажется, что годы. Что он говорил? - Она старалась сдержать свое нетерпение.
- Больше всего он говорил о том, что вы делали вместе. Он страшно скучает по тебе. Карен, что вы делали тем вечером, когда ты выпала из качалки в твоей спальне? Я не верю, что ты взобралась на нее, спасаясь от ночной бабочки.
- Я хотела вывернуть лампочки, - жалко сказала Карен, потом улыбнулась, вспомнив о нежной любви Эрика той ночью.
- Он не может дождаться тебя.
- Я не могу дождаться момента, когда вернусь.
- Но, Карен, кто же вернется? Ты или Индира? - Я все еще думаю над этим.
Карен не могла заставить себя сказать Эрику, что Индира никогда, никогда не вернется. Не по телефону, во всяком случае. Нужно найти какой-то другой способ сообщить ему это; она целыми днями думала об этом, перебирая в уме всевозможные варианты. Она хотела сообщить ему это постепенно, мягко.
Разговаривая с ним в последний раз, она сказала, что собирается жить в полном уединении некоторое время. Ей необходимо время на одиночество и медитацию.
- Это означает, что ты не будешь мне звонить? - спросил он. - У нас не будет возможности разговаривать?
- Да, боюсь, что так. Это будет трудно, но это единственный путь. - Она старалась говорить так, как будто уже отвлеклась от всего земного.
- Внутренняя жизнь очень важна, - заметил он. В его голосе не было удивления. - Я думаю, что в результате произойдет что-то чудесное, подобное тому, как гусеница может завернуть себя в кокон и выйти из него бабочкой.
Она точно знала, что произойдет - из Индиры вылупится Карен.
- Иногда получаются уродливые, бледные мотыльки.
- Да. Ну а я говорю о тех, из которых получаются бабочки. Внутри они, наверное, остаются такими же, как ты думаешь?
- Да, только у них появляются красивые крылья и крошечные лапки...
- Не думаю, что у бабочек есть ножки...
- Ну хорошо, по крайней мере роскошные крылья. Но ведь меняется только их внешность. Я хочу сказать, разве ты стал бы меньше любить бабочку, если до того любил гусеницу?
- Возможно, если бы я вообще любил гусениц. Индира, о чем ты говоришь? Она попробовала иной путь.
- Эрик, ты веришь в перевоплощение?
- Если ты говоришь о том, что мы потом будем пчелами или бабочками, то нет, не верю.
- Мой гуру говорит, что у каждого из нас где-нибудь есть двойник. Это человек, который абсолютно такой же, как мы. Как ты думаешь, это возможно?
- Все возможно, - отозвался он. - Но нигде не может быть такой, как ты. Ты уникальна.
- Возможно, нам не скоро удастся опять поговорить, мой дорогой, но я хочу, чтобы ты помнил: я люблю тебя. - Помимо воли ее глаза наполнились слезами.
Голос Эрика звучал мрачно.
- Будь мужественна, моя дорогая. Поиски самой себя могут оказаться опасными. Будь храброй, моя любовь.
И к ее изумлению, он, не добавив больше ни слова, повесил трубку.
Карен увидела настоящую себя в зеркале ванной через несколько дней. Она была рада видеть, что почти на дюйм отрасли ее светлые волосы, но при более тщательном разглядывании своего лица ее радость померкла. Загар, который покрывал ее кожу драгоценной позолотой, затушевывал все недостатки. Теперь, когда он почти полностью сошел, стали видны крошечные морщинки вокруг глаз. Когда она отступила на шаг от зеркала, они стали незаметными, но фотокамера, она это знала, непременно заметит их. Камера видит все.
Карен отвернулась от зеркала и долго стояла, уставившись на море. Западный ветер разрывал пену на волнах, когда они, голубовато-зеленые с кружевом, накатывали на берег.
- Все кончено! - громко сказала она, и ветер ей ответил, хлопая рамами. Она прижалась лбом к холодному стеклу. Она должна была сказать Эрику, что оставляет работу модели, когда была еще в порядке. - К черту все! - сказала она волнам. - Я всегда говорила, что я не Катрин Денев!
Она позвонила Клэр.
- Возвращаюсь домой, - сказала она.
- И что собираешься делать?
- Я сама отвечаю за свою собственную жизнь, вот и все. Возвращаюсь в Нью-Йорк как Карен.
Клэр протяжно свистнула.
- Когда думаешь об этом - а у меня было достаточно времени, чтобы подумать, - то понимаешь, что фантазия Эрика о его любви к индианке ничуть не удивительнее отношения ко мне мужчин, когда я была блондинкой. Если Эрик действительно любит меня, он будет любить меня как Карен.
- Карен, - мягко возразила Клэр, - а что, если ты ошибаешься?
- Тогда он любит не меня, тогда он влюблен в свои собственные мечты. И есть только один способ выяснить это.
Глава 13
По дороге в Нью-Йорк Карен не могла думать не о чем другом, как только о встрече с Эриком. Она видела все так ясно. Она позвонит ему и скажет, что она подруга Индиры, Карен Ист, и что ей необходимо поговорить с ним. Он тотчас же пригласит ее к себе в студию. Потом, когда она войдет, он будет ошеломлен. А что, если он потеряет сознание от шока? Нет, Эрик вряд ли способен упасть в обморок. Скорей уж он разозлится. Да, более вероятно. Но когда она все объяснит - как Эйлин втянула ее в эту авантюру, - он простит ее.
Когда самолет пошел на посадку в Ла Гардиа, она все еще представляла свое возвращение. Эрик откроет ей дверь, его лицо бледно, мягкие серые глаза широко открыты от недоверия. Он оглядит ее с головы до ног, а потом непроизвольно протянет руку и дотронется до ее лица, как будто она привидение.
"Индира? Это ты? Это действительно ты?" - спросит он, а потом заключит ее в объятия и скажет, что очень скучал, очень любит ее и не может жить без нее.
Она расскажет ему, что не могла жить без него, и он поклянется ей в своей неумирающей любви и доверии. Доверии? Как он может ей доверять после всего того, что она сделала?
А может быть, он будет в ярости, в такой ярости, что откажется даже разговаривать с ней. Что же тогда делать? Вместо того чтобы заключать ее в объятия, он, например, скажет: "Я не из тех мужчин, с которыми можно играть в подобные игры. Я возмущен тем, что ты сделала, возмущен этим маскарадом. Ужасно возмущен. Уходи! Не желаю больше тебя видеть!"
Потом она будет молить о прощении и говорить, как она любит его и не может жить без него. И его сердце смягчится. Она обнимет его, прижмется к нему и будет шептать ему на ухо слова любви, и он перестанет злиться, когда она покроет его лицо тысячей поцелуев.
К тому времени, когда Карен добралась до своей квартиры, она была измучена предположениями. Она решила, что следует выяснить точку зрения мужчины на эту проблему, обсудить все это с Элги. Мужчины никогда не реагируют так, как ожидаешь.
Элги работал, стараясь вернуть ее волосам и бровям прежний натуральный цвет, а она рассказывала ему о своих планах.
Элги нахмурился.
- Карен, ты хочешь знать мое мнение, честно?
- Да. Именно поэтому я тебе все и рассказала.
- Карен, дорогая, если бы я был влюблен в человека, который поступил со мной так, как ты с Эриком, я был бы очень зол. Я бы...
- Так я и думаю, что он будет зол. Я готова к этому. Я хочу узнать другое, смог бы ты пережить это? Злость, я имею в виду, а не любовь.
- Чем больше я был бы влюблен, тем злее я был бы. Ты действительно думаешь, что он страстно, до умопомрачения тебя любит?
- Да, я знаю это.
- Тогда он, возможно, убьет тебя.
Карен позвонила Клэр, которая спросила:
- Когда ты вернулась? Ты уже обесцветилась?
- Вернулась вчера вечером. Весь день просидела у Элги, чтобы опять превратиться в блондинку.
- Как ты выглядишь?
- Похожа на себя - на ту, что была раньше.
- Эрик знает, что ты вернулась? Ты уже разговаривала с ним? Что ты теперь собираешься делать?
- Именно об этом я и хотела с тобой поговорить. Клэр, Элги сказал, что на месте Эрика убил бы меня, когда узнал бы всю правду.
Клэр нервно рассмеялась.
- Элги склонен к преувеличениям. Не думаю, что Эрик уж очень будет злиться. Хочешь, пойду к нему вместе с тобой? По-моему, неплохая идея. Лучше, если рядом с тобой кто-то будет, когда вы встретитесь. Я буду выполнять роль буфера.
- Миротворца.
- Что-то в этом роде.
Идеальное решение. Карен почувствовала себя лучше.
- Будешь меня морально поддерживать. Клэр, мне кажется, что я напугана до смерти и не в силах встретиться с ним один на один.
- Слушай, - успокаивала ее Клэр, - относись к этому спокойнее. Я дважды работала с Эриком с тех пор, как ты уехала. Позвоню ему и спрошу, нельзя ли прийти поговорить с ним, неважно о чем, а придем мы вместе. Когда Эрик откроет дверь, я буду стоять между вами. Братство навсегда! Ну, как звучит?
- Великолепно, - с облегчением вздохнула Карен.
- Позвоню ему прямо сейчас, а потом перезвоню тебе.
Через пять минут Клэр перезвонила.
- Все в порядке. Он будет ждать меня завтра в шесть. Встретимся в пять тридцать в кафетерии на углу Шестой авеню и Тринадцатой.
Кафетерий был переполнен, было шумно. Поднимался пар от аппарата, где варился кофе, звенели чашки, гудели голоса, все это нервировало Карен. Клэр нигде не было видно. Карен нашла свободный столик и заказала двойной кофе, но сколько бы она ни размешивала в нем сахар, по вкусу он напоминал ей желчь или древесную кору. Она взяла дольку лимона, нервно повозила ее по блюдцу вперед и назад, пока не разорвала на две половинки. Кусочки плавали на маслянистой поверхности кофе. У нее застыли пальцы на ногах. Начали замерзать ноги. Теперь она уверена, что весь ее план - ужасная ошибка. Нужно было все рассказать ему еще много недель назад. Она не должна была позволять зайти всему этому так далеко. Но он так любил Индиру, а она так любила Эрика...
- Карен! - окликнула ее Клэр, чмокнула подругу в щеку и уселась на сиденье напротив.
- Дай-ка мне посмотреть на тебя. Вот теперь это действительно ты. Какое облегчение видеть твой прежний бледный облик. Теперь могу признаться, что никак не могла привыкнуть к тебе черной и золотистой. Для меня ты всегда оставалась серебряной. - Глаза Клэр сузились, и одна бровь сардонически поползла вверх. - А ты прибавила в весе, не так ли? Зная тебя, не удивлена. Наверное, съела всех омаров в Майне. Как кофе?
- На вкус, как желчь и кора, - мрачно сообщила Карен.
- Не унывай. Все будет хорошо. Вот посмотришь. Тебе не о чем беспокоиться, раз мы вместе. Даже мрачному датчанину не справиться с двумя женщинами.
- Он не мрачный, - запротестовала Карен. - Эрик даже не бывает грустным. Она почувствовала, как у нее перехватило горло. - Ох, Клэр, он самый добрый, нежный, дорогой...
- Не забудь сказать, сексуальный.
- Самый сексуальный мужчина на земле. А я так ужасно с ним поступила, он возненавидит меня. Он определенно будет чувствовать ко мне отвращение.
- Не плачь, Карен. Косметика потечет. Неважно, будет ли он зол, это не продлится долго. Если он любит тебя, он переживет обиду. И простит. Ну, а теперь пойдем, пока ты не начала биться головой о стену.
Когда они поднимались на лифте в студию Эрика, Клэр положила руку на плечо Карен и ободряюще сжала его.
Карен сказала:
- Почему ты не спросишь, желаю ли я выкурить последнюю сигарету и не завязать ли мне глаза?
- Мужество и еще раз мужество, - поддержала ее Клэр. - И, схватив безжизненную руку Карен в свою, она зашагала к двери Эрика.
- Готова? - спросила она Карен. Карен глубоко вздохнула.
- Не совсем.
Клэр нажала на кнопку звонка.
- Клэр! - воскликнул улыбающийся Эрик, открыв дверь. - Как приятно снова видеть тебя. А это... - Он переводил взгляд с одной женщины на другую, ожидая, когда его представят, рассматривая Карен с вежливым любопытством, не более того, с каким любой фотограф отреагировал бы на появление красивой женщины.
Карен бросила вопросительный взгляд на Клэр, у которой, казалось, отнялся язык.
- Карен Ист, - прокаркала она наконец.
- Сондерсен, - представился он, протягивая руку. - Эрик Сондерсен. Ну конечно! - продолжал он, энергично пожимая ее руку. - Вы подруга Индиры, которая разрешила воспользоваться своей квартирой. Заходите. Хотите что-нибудь выпить?
Он посторонился, чтобы дать им пройти. Обе в изумлении уставились друг на друга широко открытыми глазами в полном онемении.
Карен сразу же отметила, что, как и передавала ей Клэр, все стены были увешаны огромными фотографиями Индиры с той роковой съемки. Впервые она осознала, что они ее так и не закончили. Вместо этого они занимались любовью.., самый первый раз.
Эрик принес херес, уселся в кресло и, повернувшись к Карен, улыбаясь, произнес:
- Скажите, мисс Ист, как ваше путешествие вокруг света?
- Долгое, очень долгое.
- Должен сказать, вы намного тоньше, чем я ожидал.
Клэр выглядела озадаченной, но прихлебывала херес в полном молчании, переводя глаза с одного лица на другое, как будто следила за теннисной партией.
- А где вам понравилось больше всего? Вы посетили Индию? Нет? Какая жалость, - он повернулся к Клэр:
- А у вас есть какие-нибудь известия от Индиры? Я уже давно, не говорил с ней.
Клэр откашлялась, очевидно, для того, чтобы собраться с мыслями, прежде чем ответить.
Эрик заметил:
- Как вы спокойны, мисс Ист.
- Пожалуйста, зовите меня Карен, - настойчиво попросила она, залпом проглатывая херес. Почему он не узнал ее?
Эрик улыбнулся ей своей чудесной сексуальной улыбкой, которая, как она раньше думала, была предназначена лишь одной Индире, а его красивые серые глаза сверкали и танцевали, когда он вновь наполнял ее бокал.
Рука дрожала, когда она протянула ему бокал, и она вспомнила, как она дрожала, когда они впервые встретились с ним - в офисе Эйлин.
Его глаза буравили ее насквозь, она была уверена, что он ясно видит ее затылок. Карен почувствовала, как вино потекло по ее пальцам.
- Прошу прощения, - сказала она.
- О, это моя вина, - запротестовал он.
- Нет, это я держала бокал не так, как следовало бы, - настаивала она. Наверное, я выпила слишком много кофе.
- В Дании, - начал он, протягивая ей салфетку, - нет такого понятия, как выпить слишком много кофе.
Он несколько мгновений изучал ее лицо. Это был беспристрастный, профессиональный взгляд.
- Думаю, вам так часто приходилось слышать подобное, что это стало утомительным, мисс И...
- Карен.
- Карен. Но, понимаете, говорю вам как фотограф, я просто поражен, как вы похожи на... Ну, наконец-то, подумала она, собираясь с силами.
- ..молодую Симону Синьоре. Клэр коротко хохотнула, подавившись хересом.
- Многие люди, - заметила она, справившись с приступом смеха, - отмечали, что Карен и Индира похожи друг на друга.
Эрик скептически поднял бровь, продолжая рассматривать Карен.
Она ждала, с трудом сдерживая восклицание "Ага!", когда он согласится с этим.
Эрик искоса смотрел на нее, поджав губы. Затем наклонил в сторону голову, покусывая изнутри щеку.
- Нет, - сказал он наконец. - Я этого не нахожу. Прежде всего, Клэр, у Индиры более тонкая кость. - Он помахал перед собой в воздухе руками, обрисовывая большими пальцами строение костей лица Индиры. - И уголки ее глаз слегка приподняты вверх. Линия подбородка острее, изгиб шеи более выразителен. Я все это говорю вовсе не для того, чтобы умалить ваши достоинства. - Он протянул свою руку и успокаивающе похлопал Карен по руке, так, как того заслуживают те, кто всегда стоит на втором месте.
- Да будь я проклята! - воскликнула Клэр.
- Возможно, - глубокомысленно произнес Эрик, - сходство, как и красота, зависит от того, кто оценивает.
- Возможно, - согласилась Клэр, покачав головой.
Карен просто оцепенела. Все было не так, как она ожидала. Эрик не был зол. Не был ни ироничен, ни язвителен. Казалось, он был абсолютно искренним. Он просто не знал ее. Может быть, из-за освещения? При другом освещении он поймет, что она - это Индира. Симона Синьоре! Она не так уж сильно прибавила в весе! Ну, десять-двенадцать фунтов. Это же ничто для модели.
Эрик взглянул на часы.
- Почему бы нам всем вместе не пообедать?
- Было бы неплохо, - сказала, не подумав, Карен.
- Боюсь, я не смогу, - одновременно с ней произнесла Клэр. - Я обедаю с Ричардом. Мы еще раз хотим посмотреть Beau Geste. - Она натянуто театрально улыбнулась Карен и нарочито посмотрела на часы. - Ах, Боже мой! Я уже опаздываю. Прошу прощения, дорогие, но мне пора. - Она схватила свою сумку и устремилась к двери.
Карен вскочила.
- Клэр! Пожалуйста...
- Да, Клэр, - сказал Эрик, провожая ее до двери, - ты так и не сказала, о чем хотела поговорить со мной, а вот я хотел поговорить с тобой об Индире.
- В другой раз, - пробормотала Клэр, исчезая за дверью. - Поговори об Индире с Карен. Она знает ее лучше, чем любой из нас.
И она ушла, а Карен осталась наедине с Эриком.
Он расположился в кресле, подперев голову рукой, и стал пристально разглядывать Карен. Он совсем не изменился. Стал чуть более загорелым, чем был до ее отъезда, но все так же блестели его глаза, его рот был все таким же привлекательным, а на голове по-прежнему была копна светлых кудрей. В то время как он смотрел на нее, его глаза темнели, и вот раздался разбирающий сердце грустный вздох.
- Я так сильно скучаю по Индире. Как вы думаете, она вернется?
- Кто может знать это наверняка? Должно быть, все же из-за освещения, продолжала размышлять Карен. Не буду ничего говорить ему. Пусть все увидит сам.
- Не возражаете, если я пересяду вон туда? - Она пересекла комнату у него перед глазами и уселась на пустой стул, который до этого занимала Клэр. Здесь свет будет падать на другую сторону ее лица, более удачно. Она приподняла подбородок и притворилась, будто что-то разглядывает в противоположном углу комнаты.
Эрик качал головой, думая о чем-то своем, почти не замечая ее, глубоко погруженный в свой собственный мир.
Но наконец он поднял глаза и сказал:
- Пообедаете со мной, несмотря на то что Клэр отказалась? Буду очень вам благодарен. Мне хочется поговорить с кем-нибудь об Индире. Я скучаю по ней до умопомрачения.
- Буду рада, - отозвалась Карен. Обед должен совершить чудо. Она предложит какое-нибудь место, где Эрик и Индира вместе наслаждались каким-нибудь особенно запоминающимся блюдом, и когда он там ее увидит, то сразу же почувствует связь.
- Я очень соскучилась по супу из цыпленка, что подают у Менни. Менни подойдет?
- Индира и я любили ходить туда. "Именно то, что нужно!" - сказала она про себя.
Он закусил губу.
- Это не совсем то место, куда мне хотелось бы пойти пообедать, но если вы желаете, тогда, конечно, мы пойдем в любом случае.
У Менни Карен выбрала столик на двоих у окна, откуда можно было наблюдать за заходом солнца. В его квартире было слишком темно. Может быть, нужно было больше света, естественного света. Она поискала глазами Роба, но его нигде не было видно. Можно вздохнуть с облегчением - меньше беспокойства.
Заказ у Эрика принял официант, которого она не знала.
Эрик повернулся к ней со словами:
- Когда Индира впервые привела меня сюда, мы сидели вон за тем столиком. А очень бледная светловолосая женщина сидела как раз там, где сидите сейчас вы.
- Да? - ободряюще произнесла она.
- Да нет, ничего особенного. Просто грустно вспоминать все это. Индира спросила меня, нахожу ли я эту женщину красивой, и была очень удивлена, когда я ответил, что нет. Но я действительно равнодушен к блондинкам. - Его глаза быстро, как язычок змеи, скользнули по ней. - Прошу прощения, я не хотел быть грубым. Может быть, так происходит потому, что я сам блондин.
- Я понимаю, что противоположности притягиваются. Но ведь это лишь внешность, не правда ли? Она же не отражает внутреннего содержания человека.
- О, с моей точки зрения, именно внешность и отражает внутреннее содержание. Так же, как многие люди утверждают, что глаза - это зеркало души. Возьмем, например, ваши глаза.
- Да? - нетерпеливо отозвалась она, стараясь поймать и удержать его взгляд, но он быстро отвел глаза в сторону.
- Глаза Индиры были искренние и доверчивые. Ваши же полны коварства и зла.
Ну, это уже просто нелепо! Коварные? Что он имеет в виду, говоря о коварстве? Она подняла глаза и увидела, что к ним приближается Роб с заказом на подносе. Итак, он здесь, но кто же он теперь? Он казался теперь очень высоким и жилистым. Щеки запали, подбородок приподнят вверх, аристократично, почти нагло, одна бровь иронично наползает на лоб. Когда он записывал их первый заказ, его руки были мягкими и пухлыми, теперь они стали костлявыми и научились грациозно и элегантно расставлять суп и сандвичи.
- Будьте осторожны, сэр, - предостерег Роб Эрика. Теперь у него был низкий тенор, интонации стали, бесспорно, британскими. Его взгляд скользнул в сторону Карен. - Ужасно жарко.
Эрик озадаченно посмотрел на Роба. Роб ловко, как караульный, крутанулся на одном каблуке и удалился. Эрик заметил:
- Очень странный город. - Затем поднял свой бокал. - Ваше здоровье! Впервые за весь вечер его голос звучал бодро.
- Ваше здоровье! - ответила Карен с самой обаятельной улыбкой. Она отпила глоток пива. Почему она заказала пиво? Она же ненавидит его.
- У меня есть план, - сказал Эрик, наклоняясь к ней через стол и понижая голос.
- Какой план? - на какую-то долю секунды она поймала его взгляд, прежде чем он успел отвести глаза. - План чего?
- План спасения Индиры. Но я не знаю, где она. - Его голос надломился от отчаяния. Он пристально смотрел на свои руки. - Вы можете мне помочь ее найти? - Он чертил указательным пальцем круги по рассыпавшейся на столе соли.
- Нет, Эрик, не могу. - Она положила свою бледную руку на его загорелую. Наконец-то он был темнее, чем она.
- Я спрашивал Клэр, но она клянется, что не знает, где Индира. А подруга Индиры Жанни, - вы ее знаете? От нее вообще нет никакой пользы. - Он провел пальцами по волосам. - С кем я только ни беседовал, но как я могу спасти ее, если не знаю, где она? Карен, она впустую тратит свою жизнь. - Он отодвинул в сторону тарелку и уставился на их столик.
- Вы не собираетесь покончить с этим? - Она указала на нетронутый сандвич. Сама она умирала с голода.
Эрик передал ей свою тарелку.
- Сначала я думал, что она поступила правильно, уехав. Вы не представляете, какой невыносимой была ее жизнь здесь. Помимо всего прочего, я думал, что ее поиски мира имели величайшее значение.
- Но теперь вы в этом не уверены?
- Теперь я знаю, что все это ошибка. Если бы она хотела изменить свою жизнь, ей следовало бы давным-давно вернуться, сразу после того, как о ней стали забывать. Ведь ее жизнь здесь. Здесь. Где бы она ни была сейчас, она убежала от нее.
- Возможно, Индира не так сильна, как вы. Может быть, ей нужно больше времени, чтобы все обдумать, определить, что же она хочет от жизни.
- Если бы она любила меня, она бы вернулась, - раздраженно сказал он.
"И что же мне ответить на это?" - спросила себя Карен. Это еще хуже, чем оказаться в сумасшедшем доме. Карен подозвала Роба. Она была все еще голодна и заказала ватрушку.
- Ватрушку? - с недоверием повторил Роб, выкатив глаза. - Мисс Скарлетт, у вас уже никогда не будет талии в семнадцать дюймов.
- Кто этот человек? - спросил сильно удивленный Эрик. Впервые с тех пор, как она вернулась из Майна, Карен рассмеялась.
Когда они прогуливались по парку, направляясь к дому Карен, Эрик сказал:
- Индира говорила, что она, возможно, встретит меня лишь в другой жизни. Не хочу верить в это, не могу так долго ждать.
У Карен возникло неловкое чувство, что на протяжении последнего часа Эрик читал ей лекцию. Вот и сейчас он упорно продолжал показывать ей различные места в парке, где они с Индирой бывали вместе.
- Мы сидели вот под этим кленом и рассуждали о любви. - Он указал на дерево. - Однажды воскресным утром мы запускали змеев вот на этом лугу.
Эрик загрустил, вспоминая все это.
- Мне рассказывать, что еще мы делали? Она очень хорошо знала, что они тогда делали. Западный ветер поднял змеев так высоко в небо, что в это трудно было поверить, они держали их за самые кончики нитей, и, не говоря ни слова, связали змеев вместе и отпустили, а те поднимались все выше, пока не исчезли из виду в высоких стремительных облаках. Карен обернулась, чтобы посмотреть на него, и заметила, что он наблюдает за ней краешком глаза.
- Не надо рассказывать мне об этом, - твердо сказала она. - Мне кажется, это слишком личное.
Ей было неприятно слушать, что он вот так рассказывает об Индире. Как будто он предавал тайны их любви.
- Могу ли я вам признаться кое в чем?
- Да! - Она с готовностью подалась в его сторону.
Он с задумчивым видом взял себя за подбородок. Ей был так знаком этот жест.
- Съемки Индиры были самым волнующим событием в моей жизни. После Индиры все другие модели казались мне не более чем живыми объектами в костюмах. Без нее моя работа стала механической, пустой, скучной. Я думаю - как это говорится? - я выгорел.
Она кивнула.
- Да, выгорел и собираюсь вернуться в Копенгаген, как только все здесь закончу.
Его слова все меняли. Придется действовать быстро.
- А когда вы все здесь заканчиваете? - Ее руки и ноги похолодели.
- Закончу работу по договору, потом смогу уехать в любое время.
Он посмотрел ей в глаза и отвел взгляд. Уголки его рта дрогнули, он провел рукой по лицу и прокашлялся.
- Мне нужно что-то, что возбуждало бы меня, нужно, чтобы ко мне вернулся интерес к жизни. Но это в будущем. Я хочу поговорить с вами о настоящем.
- Очень рада слышать это, потому что... Он взял ее руку и повернулся к ней.
- Вы хорошо знали Индиру?
- Очень близко. - Впервые за весь вечер он дотронулся до нее. Может быть, это и есть начало. - Я хочу сказать вам...
- Когда я познакомился с ней, - продолжал он, не слушая ее, - я - признаю это - был увлечен ею из-за моих собственных фантазий об Индии. Но вскоре я обнаружил, что она прожила в этой стране так долго, что в ней не осталось ничего индийского.
- Это плохо?
- Сначала это поразило меня. Но через некоторое время я понял, что такое сочетание абсолютно неотразимо. Я спрашивал себя, что бы Индира делала - как это говорят американцы - окажись она в моей шкуре?
- И что же она делала бы?
- Она сделала бы то, что подсказывало ей сердце. - Для убедительности он схватил ее руку.
- А что вам подсказывает ваше сердце? - Ее собственное сердце стучало как тамтам.
Он смотрел ей в глаза, не отводя их, и она осознала, что всего лишь во второй раз со времени ее возвращения Эрик действительно смотрит ей в глаза.
Он крепко сжал ее руку.
- Я не остановлюсь ни перед чем, чтобы найти ее. Я решил рассказать всю нашу историю прессе. Как вы думаете, это поможет.., выкурить ее?
Она отняла руку.
- Индира не будет вам благодарна за это, я вам это обещаю.
Когда они дошли до его квартиры, она повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. Она могла поклясться, что на секунду в них промелькнула тень прошлого, и исчезла. Ах, если бы она могла остаться хотя бы на час с ним наедине!
- Вы не подниметесь? - предложила она. - Я могу сварить кофе.
Он посмотрел в сторону, покачал головой.
- Здесь слишком много воспоминаний, дорогих для меня. Я не хочу встречаться с ними. Но я хотел бы снова встретиться с вами. Приходите завтра в шесть в мою студию.
Объединенные силы всей полиции не смогли бы удержать ее.
- Думаю, что смогу, - сказала она как можно равнодушнее. - Эрик, а вы серьезно обдумываете план спасения Индиры, собираетесь похитить ее?
- Абсолютно, - ответил он, отворачиваясь.
- Но, Эрик, - крикнула она ему вслед, - чего вы собираетесь достичь похищением Индиры?
- Достичь? - откликнулся он. - Я собираюсь увезти ее в Копенгаген.
- Если найдете ее? - выкрикнула она, но он уже был слишком далеко, чтобы слышать.
Когда Карен отпирала дверь, она услышала, что звонит телефон.
- Ну, что случилось, когда он все понял? - спросила Клэр, в ее голосе слышалось нетерпение.
- Он ничего не понял, - созналась Карен.
- Но ты рассказала ему?
- Я ничего ему не рассказала. Ждала, что он сам все обнаружит. Кроме того, как я могла рассказывать такое, поедая сандвичи? А он говорил только об Индире, только о ней, я была уже близка к тому, чтобы завопить.
- Ты говоришь о ней, как о третьем лице.
- Именно это я сегодня и почувствовала. Она и есть другой человек. Но я не могу больше ждать, Клэр. Он планирует крайние меры.
Клэр нервно хихикнула:
- Крайние меры?
- Он собирается рассказать нашу историю прессе, собирается похитить Индиру. Он похож на сумасшедшего.
- Что же ты собираешься делать?
- Все ему рассказать. Абсолютно все.., рискну.
Глава 14
Карен не могла дождаться шести часов и явилась в студию Эрика в три минуты шестого.
- Туда нельзя, - попытался остановить ее помощник Эрика. - Эрик хочет закончить съемку. Она и так затянулась.
- Мне тоже нужно кое-что закончить, - ответила Карен, отстраняя его от двери.
Обычная обстановка работы студии: кто-то просто болтает, кто-то спорит, волнуется, и лишь один или двое наблюдают за съемкой.
Карен подошла к краю съемочной площадки. Эрик бился, стараясь вызвать хоть какую-то искру жизни на лице семнадцатилетней девушки с массой солнечных волос и огромными изумрудно-зелеными глазами. Мадемуазель с обложки, автоматически отметила Карен. Ей потребовался лишь один взгляд, чтобы понять, что у этой Солнечной мисс никогда не будет морщинок вокруг глаз. Держу пари, она лишь нюхает свой завтрак, подумала Карен.
- Эрик! - позвала она, но он был так занят, что не слышал ее.
- Я хочу увидеть любовь в твоих глазах, возбуждение, жизнь, - убеждал он девушку. Она смотрела на Эрика рыбьими глазами.
- Любовь, - умолял он ее, - любовь и веселье. Есть же что-нибудь, что ты любишь? Твой щенок? Твой котенок?
Рыбий взгляд не менялся. Он в отчаянии навел на нее камеру.
- Ну, хорошо, смочи губы и думай о Малибу.
- Эрик! - снова позвала Карен, сложив руки рупором у рта, как будто она кричала против ветра. - Мне нужно поговорить с тобой.
Он обернулся, щурясь на свет.
- Перерыв, - крикнул он съемочной группе. Потом повернулся к Солнечной мисс:
- Мы попробуем еще раз, хорошо? После отдыха.
Свет выключили. Он отдал камеру помощнику и подошел к Карен. На нем была бордовая футболка, которую она так любила.
- Я еще работаю, - сказал он с раздражением. - Вы пришли почти на час раньше. Что важного вы собираетесь сообщить мне?
- Можем мы поговорить наедине? - Она посмотрела на людей вокруг, которые уставились на нее с надеждой увидеть что-то волнующее. - Может быть, в темной комнате?
- Как хотите. - Его голос был абсолютно бесцветным, ничего не выражающим. Он провел ее в лабораторию. Внутри он зажег тусклую желтую лампочку, все окрасилось янтарным светом.
Карен глубоко вздохнула. Трусливые дни миновали.
- Я Индира! - произнесла она гордо и смело. - Правда, я Индира!
Его глаза сузились, он внимательно рассматривал ее, разминая свой подбородок.
- Ерунда! - сказал он наконец.
- Но это правда! - с недоумением сказала она. - Ты должен мне верить!
- Вздор! Карен, я понимаю, что ты пытаешься каким-то глупым способом, без сомнения следуя добрым порывам, возместить мне потерю Индиры, но не можешь же ты серьезно думать, что ты.., ты... - Он очертил рукой жест, оглядывая ее с головы до ног, - ., что ты моя Индира. Я не до такой степени сумасшедший.
- Но я Индира! - настаивала она, от отчаяния у нее перехватило горло. Все это началось, когда я вернулась в Нью-Йорк с темным загаром, а Эйлин как раз требовалась модель для тебя, индийская модель и... Черт возьми, Эрик! Я Индира! - Она обняла его за шею и крепко поцеловала его.
- Неплохо, правда, неплохо. - Он поджал губы, рассматривая поцелуи, как пробу незнакомого вина. Он улыбнулся и извиняющимся тоном добавил:
- Должен сказать, Индира целовалась лучше. И она была тоньше.
Карен даже задохнулась от ярости.
- Неужели? Одну минутку. - Она отвернулась, открыла сумочку, достала из нее золотые серьги и надела их.
- Вот, - сказала она, поворачиваясь к нему и качая головой так, чтобы колокольчики на серьгах зазвенели.
Эрик мягко улыбнулся, взял ее за руку и пожал с выражением утешения и симпатии.
- Я не возражаю против того, чтобы ты носила их. Приятно знать, что Индира, когда отказалась ото всего земного, подарила их подруге, которой доверяла.
- Давай попробуем поцеловаться еще раз, - сказала она, придвигаясь к нему и зарываясь руками в его волосы. Сначала он держался стойко, принимая ее поцелуй. Затем его рот ожил, его руки обняли ее как обычно - одной рукой он нежно поглаживал ее от плеча до талии. Она придвинулась еще ближе, дрожа от удовольствия и возбуждения, его объятия стали крепче. Его тело говорило о том, что оно знает правду. Его бедра, которые так крепко прижались к ней, знали. Его руки, которые гладили ее, знали. Его губы знали. Почему же не знала его голова?
За дверью покашлял помощник Эрика.
- Все ждут, Эрик. Эрик отпустил ее.
- Поговорим позже. - Он задыхался. - Я закончу к шести. - Он повернулся на каблуках и вышел.
Карен не нужен был этот неясный свет, чтобы найти старую раскладушку, она прекрасно помнила, где она. Она погладила рукой покрывало и постаралась вообразить, как однажды чудесной ночью эта комната была их волшебным садом. Но ей не удавалось это. Одной. Без Эрика не было чудес. В ее жизни больше никогда не будет ничего чудесного без Эрика.
Она долгое время сидела очень тихо и думала об Эрике. И чем больше она о нем думала, тем больше убеждалась в том, что Эрик страдает какой-то манией. Жанни знала бы, как это назвать. Она слышала рассказы о людях, которые думали, что они слепые, хотя они могли прекрасно видеть. Или о людях, которые верили, что у них парализованы руки, когда все было в порядке. Если Эрик не узнает ее теперь, так это только потому, что какая-то часть его мозга до такой степени переполнена любимым образом Индиры, что он становится слепым, парализованным. Парализованным любовью.
И это моя вина, думала она. Может быть, это всегда случается с датчанами, когда разрушается их любовь. Не сошел ли с ума Гамлет из-за любви к Офелии? Однако Офелия не могла помочь Гамлету, потому что упала в озеро и не умела плавать. Но я могу помочь Эрику. Я единственная, кто способен привести его в чувство.
- Чего я жду? - громко спросила она и вышла из комнаты, чтобы найти его.
Съемка только что закончилась. Солнечная мисс шла переодеваться, ее губы были зло сжаты. Помощники Эрика выключали освещение. Эрик одиноко стоял у стола, записывая что-то в блокнот. Карен терпеливо ждала, когда он закончит.
Студия опустела.
Она нежно положила свою ладонь на его руку.
- Когда у тебя будет время? - спросила она ласково.
- Позже. - Он оторвался от записей и перевел глаза с Карен на часы. - Я сейчас пообещал интервью "Новостям".
- Ты? Интервью? Не верю этому. - Ее Эрик никогда не стал бы давать интервью телевидению.
- Они уже здесь! - прокричал помощник Эрика.
Появилась съемочная группа с телевидения и начала расставлять оборудование.
Два стула были поставлены на то самое место, где Эрик только что производил съемки. Молодая женщина, похожая на темную копию Солнечной мисс, села на один из стульев и стала просматривать свои записи.
- Привет, я Чак, - сказал молодой кинооператор. Он был в джинсах и футболке, а в его правом ухе было сразу две серьги с бриллиантами. На шее у него были намотаны провода. - Вы сядете вот сюда, - сказал он Эрику, указывая на стул. - Рядом с Тиффани.
- Зачем тебе это нужно? - спросила Карен Эрика. Потом она почувствовала, что его рука сжала ее руку железными тисками.
- Принесите еще один стул, пожалуйста, - произнес Эрик. - Мисс Ист должна появиться вместе со мной.
- Нет, нет, ни в коем случае, - завопила Карен. - О чем ты говоришь? Я лучше посмотрю. Иди один, а я буду стоять рядом с Чаком. Иди, - умоляла она.
Он сжал ее руку почти до боли.
- Пойдем, - повторил он, дотащив ее до стула и усадив рядом с Тиффани. Сам Эрик сел справа от Карен, продолжая держать ее за руку, пока устанавливали микрофоны. Они сидели тесным кружком, глядя в камеру.
- Привет, я Тиффани, - сказала брюнетка, улыбаясь Эрику так, как обычно улыбалась Эйлин, - всеми шестьюдесятью четырьмя зубами. Даже ее десны улыбались. - Кто это? - Она кивнула на Карен, но разговаривала с Эриком. - Мне ни о ком больше не сообщали.
- Друг, - ответил Эрик, - Карен Ист. Глаза Тиффани широко открылись.
- Сама Карен Ист? Самая популярная модель прошлого года? Ах, как волнующе.
- Не для меня, - пробормотала Карен.
- Одним выстрелом можно убить двух зайцев. - Тиффани захлопала в маленькие ладоши.
К ним подошел Чак с камерой, его бриллианты сверкали.
- Готова, Тифф?
- Представьте, что Чакли здесь нет, - сказала Тифф Карен и Эрику. Она облизала губы и улыбнулась в камеру.
- Начали, - сказал Чак.
- Я Тиффани Вишневски из Нью-Йорка. Сегодня вечером со мной в студии известный всему миру фотограф Эрик Сондерсен, чье лицо, если не имя - ха! знакомо каждому в Америке, потому что он близкий друг, - она подмигнула в камеру, - легендарной Индиры Сингх.
Карен все еще пыталась выдернуть руку, но пальцы Эрика были как стальные наручники. Он отказывался смотреть в глаза ей, зато невозмутимо смотрел на Тиффани.
Тиффани завершала процедуру представления...
- ..ну, а теперь потрясающие откровения об Индире.
Когда она сказала потрясающие, ее руки изобразили жест застенчивости, которым нимфа защищает себя от разыгравшегося купидона, бросающего в нее землянику; все ее записи разлетелись по полу.
- Время идет, Тифф, - напомнил Чак. Карен повернулась к Эрику.
- Какие откровения? Что ты делаешь? Но Эрик только улыбался. Он наблюдал, как Тиффани собирает свои листочки. Он не выпускал руку Карен, чтобы помочь. Он все так же крепко сжимал ее.
- Эрик, пожалуйста, - попросила она. - Я не хочу участвовать в этом.
- Готова, Тифф? - спросил Чак. Тиффани опять нацепила на себя улыбку.
- Начали.
- Мы здесь, чтобы узнать об Индире, - сообщила Тиффани камере. - Все вы помните ее стремительный взлет к славе и ев, внезапное решение отказаться от роскошной жизни и уйти в монастырь. - Она повернулась к Эрику. - Вы можете сказать нам, почему Индира решила стать монахиней?
- Она не ушла в монастырь, - терпеливо объяснил Эрик. - Она отправилась в ашрам, место уединения. Индира занимается йогой. Там они обучаются.
- Девочки и мальчики, - светло сказала Тиффани.
- Мужчины и женщины, - отозвался Эрик.
- И как вы к этому относитесь?
- Философски.
Карен, сама того не желая, рассмеялась.
Чак захихикал.
Тиффани сказала:
- Известно ваше отрицательное отношение к гласности. Почему же вы согласились на это интервью?
Эрик откашлялся и заговорил голосом человека, который тщательно подготовился к своему выступлению.
- В надежде на то, что Индира увидит или услышит мое выступление и вернется ко мне. Или кто-то, кто знает, где она находится, пойдет мне навстречу и свяжется со мной.
- Сегодня с нами в студии еще и Карен Ист, известная фотомодель и друг Эрика. Ну, не счастливый ли он мужчина: у него такие ошеломительные друзья. Она повернулась к Эрику, поедая его глазами.
Тиффани улыбнулась Карен:
- А какую роль играете вы в поисках Индиры? Карен не могла ответить, что она и есть Индира, - во всяком случае, не на телевидении, перед лицом Бога и всех агентств, которые нанимали Индиру для рекламы, доверяя ей. Могут ли они упрятать ее в тюрьму, если узнают, что она выдавала себя за другую? Придется ли ей провести в этом случае остаток жизни в сером платье за шитьем мешков для почты? Разрешат ли ей воспользоваться наперстком ее бабушки?
Тиффани ожидала ответа, улыбка застыла на ее лице.
Чак подмигнул Карен.
- Я не буду говорить, - сказала Карен. Нет закона, который утверждал бы, что кто-то обязан выступать на телевидении. Она не под присягой.
- Прошу прощения? - переспросила Тиффани, изумленно на нее глядя.
- Она сказала, что не будет говорить, - пояснил Эрик.
- Вы подруга Индиры? - упрямо повторила Тиффани.
- Можно сказать и так, - согласилась Карен. Она не собиралась заходить слишком далеко.
Тиффани попыталась еще раз.
- Не скажете ли вы нам, как одна из самых известных фотомоделей...
- Я больше не модель, - возразила Карен, - я удалилась от дел.
- Удалилась? - воскликнул Эрик, приподнявшись со стула.
Карен усадила его на место.
Тиффани повернула свои улыбающиеся зубы к камере.
- Вы плышите это сервыми, я имела в виду, слышите первыми. О, Господи!
- Продолжай, Тифф, - попросил Чак. - Говори свободнее.
Эрик изучал Карен из-под полуопущенных ресниц и мял свой подбородок свободной рукой.
Карен вежливо улыбнулась и наблюдала за тем, как Тиффани повторяет предыдущую реплику.
- Продолжаем, - сказал Чак. Тиффани улыбнулась в камеру.
- Вы услышали это здесь первыми. - Она повернулась к Карен. - Вы уходите потому, что будете помогать Эрику в поисках Индиры?
Эрик поймал руку Карен и наклонился к ней, его губы были приоткрыты, в глазах плясал подавляемый смех.
Он знает, сказала она себе. Он давно знает. Он вовсе не сумасшедший. Он все это делал нарочно. Парализован любовью, о, Боже!
Карен уже не знала, чего ей хочется: смеяться от облегчения или упасть ему на грудь и поцеловать его - прямо здесь, перед камерой и съемочной группой. Карен разговаривала с Тиффани, но ее глаза не отрываясь смотрели на Эрика.
- Я много думала перед тем, как решила уйти, вы понимаете. Это не скоропалительное решение.
Она повернулась и посмотрела прямо в камеру. Она видела, что Чак меняет фокус, чтобы снять ее крупным планом. Она дала ему время.
- Я решила принять предложение Эрика Сондерсена и выйти за него замуж.
- Его предложение? Но я думала... - Тиффани поперхнулась и замолчала.
- Вы думали, что у Эрика и Индиры особенные отношения.
Тиффани безмолвно кивнула.
- Так и есть. А я решила примкнуть к его гарему.
- Достаточно! - сказал Чак. - Все, Тиф.
Поехали обратно на склад.
Карен повернулась к Эрику.
Он держал ее руку так крепко, как никогда. Он откинулся на стуле, вытянув перед собой свои длинные ноги. Его лицо представляло собой загадочную маску, но уголки рта сложились в хитрую лисью усмешку.
- Мой гарем?
Кончиком языка он осторожно облизал губы, продолжая улыбаться, но больше ничего не было сказано, пока съемочная группа с телевидения собирала аппаратуру. Потом все ушли. Они остались одни.
Эрик потянул Карен за руку, поднял со стула и подтянул к себе. Он соединил колени.
- Садись, - сказал он, усаживая ее к себе на колени. - Я хочу поговорить с тобой о своем гареме.
- Чудесные колени, - сказала она, опускаясь на его бедра. - Но жесткие.
Он обвил ее руками, крепко прижал к своей груди и сладострастно улыбнулся.
Карен похлопала его по груди.
- Почему ты не сказал мне, что все знаешь? Сначала я подумала, что сошла с ума, а потом подумала, что сошел с ума ты.
Он подмигнул ей.
- Ты решила, что в этом есть немного и твоей вины, ja?
- Ja, - машинально повторила она. - Как давно ты узнал обо всем?
Он потрогал ее серьги пальцем, чтобы заставить их зазвенеть.
- Вскоре после того, как ты уехала. Где ты жила на самом деле?
- В доме Клэр в Майне. А как ты узнал?
- Я наткнулся на твои фотографии в старом номере "Вог". Такая бледная, такая светловолосая. - Он потерся рукой о ее щеку. - Ты выглядела как негатив Индиры. Как кусочек пленки в лаборатории. Ни один фотограф не пропустил бы этого.
- Но почему же ты ничего мне не сказал? Мы разговаривали часами, когда я была в Майне, а ты никогда не обмолвился ни единым словом.
- Потому что я был зол. Как ты думаешь, я должен был себя вести, когда узнал обо всем?
- Постарайся понять, дорогой. - Она чертила пальцем по его подбородку. - С первого же дня, когда все это началось, я готовилась к моменту, когда надо будет посмотреть в лицо тебе и твоей злости. Я продолжала оставаться Индирой только потому, что боялась потерять тебя. В твоих фантазиях так много места было отведено Индии... Я хотела все рассказать тебе в первый же день, прямо здесь, после съемки. Но потом ты поцеловал меня, и я не смогла заставить себя это сделать.., а потом я просто ждала удобного случая, подходящего момента. Я знала, что, если скажу все тебе в подходящий момент и так, как нужно, ты не будешь сильно злиться на меня, может быть, немножко, но потом все это пройдет, и у нас все будет хорошо.., но каждый раз что-то случалось... Я так люблю тебя, мой дорогой...
Он остановил поток ее слов поцелуями, бормоча:
- Помолчи, дорогая.
Потом он сказал:
- Ты говорила правду, когда заявила, что выйдешь за меня замуж?
- Конечно. - Она поцеловала его в кончик подбородка.
- А разве я делал предложение? - Он шлепнул ее по колену, и она почувствовала покалывание в ногах.
- Всякий раз, когда занимался со мной любовью.
- Смешно, но не помню, чтобы я что-то предлагал.
- Это потому, что твоя голова была забита фантазиями, а предлагало твое тело.
- Ах, так вот что, оказывается, оно делало. - Он поглаживал ее колени, скользнув руками между ними.
- О, да. - Она покусывала мочку его уха.
- Когда я впервые увидел тебя, я понял, что в тебе воплотились все мои мечты последних лет.
Потом, когда ты уехала, я понял, что влюблен не в созданную моим воображением Индиру. Я люблю тебя, Карен.
Эрик поглаживал внутреннюю сторону ее бедра, и все ее тело до макушки пронизывали вспышки.
- Настоящую тебя. И неважно, как тебя зовут.
Он ухмыльнулся и сказал:
- И все же трудно поверить, что Индира никогда ко мне не вернется.
- Индира может приходить к тебе в любое время, как только захочешь. Все, что нам нужно будет сделать, это выключить свет.
Эрик засмеялся, его губы были около ее шеи.
- У меня будет две возлюбленных? Днем - моя серебряная Карен, а ночью моя знойная Индира.
Свободной рукой он поддерживал ее затылок и жадно целовал ее. Ее тело трепетало рядом с ним, сердце колотилось.
Потом он произнес:
- Интересно, будешь ли ты такой же совершенной любовницей, как Индира? Никто лучше Индиры не знал, что мне нравится больше всего.
- Ты забываешь, - возразила она ему, сжимая коленями его руку. - Индира научила меня всему.