Энн Вулф

Мост длиной в любовь

1

Я помню…

Нет, те несколько дней я вообще вспоминаю смутно. Помню только, что очень хотела уехать, что подумывала даже продать свою крошечную квартирку на окраине города, что очень удивилась, когда ко мне заглянул совершенно обычный человек с совершенно безумным предложением: принять участие в реалити-шоу, которое будет проходить на каком-то острове… Название острова и хотя бы приблизительные координаты дать он мне отказался, сославшись на главное условие шоу: его участники не должны знать, куда им предстоит отправиться.

Кажется, менеджера, предложившего мне этот безумный проект, звали Дагласом Скоттом, и я, наверное, была полной дурой, когда уже на следующий день приехала в офис — небольшое помещение, расположенное в одном из крупных бизнес-центров, — и подписала контракт с продюсером шоу, вроде бы его звали Фортеси или Форсети — этого я уже не помню.

Помню, что быстро собралась, упаковала свои нехитрые пожитки в чемоданчик, отправила по электронной почте несколько писем и уже через три часа поднялась на трап частного самолета, по слухам принадлежавшего продюсеру реалити-шоу «Остров Обновленных».

Все, что было дальше, я не смогу забыть никогда, но, для того чтобы мой рассказ был хоть сколько-нибудь последовательным, начну я, пожалуй, именно с самолета. Ведь там я познакомилась с теми, с кем потом провела то самое незабываемое время, полное тревог, страхов, отчаяния, смутных надежд, любви, — в общем, всего того, о чем невозможно рассказать в двух словах…

— Дорогая, может, вам попросить у стюардессы плед?

Подумав, что вопрос обращен не ко мне, я продолжила созерцать иллюминатор и делать вид, что все происходящее за его стеклом безумно меня интересует.

— Милая, вы меня не слышите? — настойчиво напомнила о себе моя соседка.

Мне пришлось оторваться от иллюминатора и повернуться к своей соседке по креслу, которую я, если честно, даже не успела толком разглядеть.

Ею оказалась пожилая женщина с довольно приятным лицом, излучавшим воистину неземное добродушие. Голубые глаза, коротенькое темно-каштановое каре, подчеркивавшее округлости мягкого лица, ласковая улыбка. Бегло рассмотрев соседку, я сразу же вспомнила свою бабушку, и от этого сердце мое кольнула маленькая острая булавочка.

Нужно было как-то объяснить свое молчание, и я ответила:

— Простите, залюбовалась видами внизу. Второй раз в жизни лечу на самолете.

— О, я вас хорошо понимаю, милая, — улыбнулась дружелюбная старушка. — Хотя сама, честно сказать, не очень-то люблю смотреть на землю сверху вниз. Слишком уж я приземленный человек.

Я улыбнулась в ответ.

— Так, может, попросить принести плед? — снова поинтересовалась она, не сводя с меня своих по-детски наивных глаз.

— Зачем? — недоуменно покосилась я на нее.

— Затем, что вы дрожите как кленовый лист, — с искренним сочувствием посмотрела на меня пожилая дама. — Не стоит так волноваться, ведь это всего-навсего шоу.

Я не очень-то легко завязываю новые знакомства, поэтому поначалу решила, что заботливая старушка мало похожа на участницу реалити-шоу. Такие дамы обычно сидят в креслах с мурлычущим котом, устроившимся в ногах, и вяжут теплые шерстяные носки для своих внуков. Но пожилая женщина очень скоро развеяла мои сомнения.

— Я тоже, признаться, поначалу волновалась, мне никогда не доводилось быть участницей шоу, — но знаете, милая, как только самолет взмыл ввысь, мои страхи и сомнения мгновенно выветрились из головы. Вы знаете, что по этому поводу пишет Апдайк?

Я отрицательно покачала головой. Джон Апдайк никогда не был моим любимым автором, и я прочла у него всего лишь один роман, который моя настойчивая мама, как бы случайно, оставила у меня на столе. Кажется, он назывался «Давай поженимся».

— «Все мы — изгнанники, нуждающиеся в освежающей ванне иррационального», — многозначительно изрекла старушка.

Я не менее многозначительно улыбнулась.

— Вы считаете реалити-шоу чем-то иррациональным?

— Я считаю, что нужно относиться к нему как к забавному приключению, не более того, — улыбнулась пожилая дама. — Мне приятно, что я еще не настолько устарела, чтобы пускаться в подобные авантюры.

— Да, это здорово, — кивнула я, вспомнив о первой ассоциации, которая пришла мне в голову при виде этой дамы.

— Здорово? Да это просто супер! — раздался голос, и в проеме между спинками кресел показалась кудрявая белокурая головка. На очаровательном личике сияла счастливая улыбка. — Я сама вначале перетрусила, хотя мне это уже не впервой. Мне уже приходилось сниматься в телешоу, я даже вела одну молодежную программу. Но перед реалити я почему-то разволновалась, как зеленая девчонка.

Зеленой девчонкой это голливудское чудо, по всей видимости, считало меня. Впрочем, я не почувствовала себя оскорбленной. Хорошенькая соседка показалась мне скорее потешной обезьянкой, нежели заслуживающей внимания молодой особой.

— Все дело в необычности шоу, — донесся комментарий соседа блондинки. — Мы ведь даже не знаем, куда нас занесет.

— На необитаемый остров, — раздалось откуда-то сзади.

Все разом покосились на кресло, изрекшее эту фразу. Мне удалось разглядеть молодого человека, чья многозначительная улыбка напоминала не то улыбку провидца, не то насмешку великого плута.

— Откуда вы знаете? — распахнула свои огромные глаза блондинка. — Вы что, из администрации?

Молодой и, надо сказать, довольно привлекательный человек, уверенно кивнул.

— Да, я помощник продюсера, который только что разболтал большой секрет.

— И что вам теперь за это будет? — с деланым испугом округлила глаза блондинка.

Молодой человек пожал плечами.

— Не знаю, возможно, отстранят от проведения шоу. А может быть, и нет, если вы будете молчать.

— Мы будем молчать, как морские окуни, — уверила его моя соседка.

— Как мертвецы, — внес свою лепту сосед блондинки.

Он тоже высунулся из-за спинки своего кресла, предоставив сидящим позади него возможность себя рассмотреть. Это был уже немолодой мужчина, лет сорока, с довольно интересным, но каким-то напряженным лицом, в котором читалось не то волнение, не то предвкушение чего-то волнующего.

— Может, вы еще что-нибудь нам расскажете? — поинтересовался мужчина у молодого человека, представившегося помощником продюсера.

Тот встревоженно оглядел наши любопытные лица и снова покачал головой, на этот раз отрицательно.

— Я и так сказал вам слишком много. Остальное вы узнаете, когда мы прилетим.

— Необитаемый остров… — пробормотала блондинка. — Божечки мои, а там хотя бы будет гостиница? Как мне укладывать волосы? Что, если там не будет электричества? А как принимать душ? Неужели в море? Да у меня всю кожу стянет так, что на лице появятся морщины.

Помощник администратора продолжил сидеть с невозмутимым лицом. Кажется, его мало трогал неподдельный испуг блондинки.

— Может, вы перестанете трещать? — раздался голос с ряда кресел, расположенных параллельно нашим. — У меня голова опухла от вашей болтовни.

Я видела всех, кто садился в самолет, но, поглощенная своими раздумьями, никого не рассматривала. Теперь мне представилась такая возможность, и я уже не собиралась ее упускать.

Раздраженный господин оказался маленьким сухощавым пожилым человеком с холодными глазами и довольно выразительной саркастической усмешкой, игравшей на губах. Рядом с ним сидела женщина неопределенного возраста, погрузившаяся в изучение какой-то довольно большой по размерам книги, и, судя по выражению ее лица, глубокой по содержанию. Но больше всего мое внимание привлекла не эта колоритная для реалити-шоу парочка, а третий субъект, сидевший в гордом одиночестве.

Сказать по правде, я никогда не относила себя к особенно веселым и оптимистичным личностям, но этот тип был по-настоящему мрачным. Его лицо не оживляли ни потухшие темные глаза цвета высохшего грецкого ореха, ни улыбка, которая, казалось, была так же не свойственна этому лицу, как не свойственно солнцу появляться во время грозы. Мне трудно было даже определить, сколько лет этому мужчине: диапазон моих предположений колебался от тридцати до сорока. Лоб этого субъекта, пересеченный между густых бровей глубокой складкой, был тяжело нахмурен, крупные губы сомкнуты.

Ему, казалось, было совершенно безразлично, кто и о чем болтает в этом самолете, на трап которого он поднялся исключительно потому, что был слишком погружен в себя, чтобы разбираться, куда идти или лететь.

На секунду я подумала, что внешность этого угрюмого человека полностью выражает мое внутреннее состояние, но чуть позже поняла, что это не так. Даже погруженная в глубокую депрессию, я все еще интересовалась жизнью и людьми. А он, этот странный молчаливый мужчина, кажется, давным-давно потерял интерес ко всему, что его окружало.

Зачем он здесь? — подумала я, но тут же была вовлечена в перепалку, которую устроили между собой моя соседка — как выяснилось позже, ее звали мисс Мажеттой Спаулер — и ворчливый старичок, имя которого оставалось тайной до окончания нашего полета.

— Скажите-ка, милая, — обратилась ко мне возмущенная мисс Спаулер, — разве люди, которым придется долгое время провести вместе, не должны лучше узнать друг друга?

Я отвлеклась от объекта своих пристальных наблюдений и рассеянно кивнула.

— Разве им не нужно для этого говорить друг с другом? — продолжила мисс Спаулер, очевидно решив использовать меня в качестве посредника в споре.

— Конечно, нужно, — смущенно пробормотала я.

— Разве они не должны быть дружелюбными друг с другом?

— Должны.

— Тогда почему… — Мисс Спаулер, судя по всему, собралась сделать вывод из своих вопросов и полученных на них куцых и вымученных ответов, но старичок, чье лицо исказила почти что свирепая гримаса, грубо перебил ее:

— Послушайте, вы, мисс Дружелюбие, — повысив тон, обратился он к Мажетте, — ваше общение и узнавание давят мне на барабанные перепонки. Что вам непонятно?

— Не следует так говорить с пожилой леди, сэр, — вмешался сосед блондинки. — И вообще, с леди так говорить не стоит.

— К тому же, — насмешливо покосился на старичка помощник продюсера, — если наша компания вас не устраивает, вы всегда можете уйти.

Блондинка хмыкнула, я улыбнулась, представив как старый ворчун вытаскивает из сумки мэрипоппинсовский зонтик, окидывает спутников недовольным взглядом, открывает дверцу и улетает в серые облака. Сам старичок, бросив пренебрежительное «тоже мне, шутник», обиженно отвернулся и, что самое главное, отстал от нашей шумной компании.

Мой взгляд невольно вернулся к объекту, за которым я пристально наблюдала несколько минут назад.

Угрюмый тип не удостоил спорщиков ни единым взглядом. Его глаза по-прежнему были обращены в себя, а сам он — погружен в мрачные раздумья. Убедившись в том, что незнакомцу совершенно неинтересно все, что происходит в самолете, я хотела было продолжить наблюдение за своими соседями, но вдруг заметила, что за угрюмым мужчиной сидит еще один предположительный участник реалити-шоу.

Это был молодой человек лет двадцати семи. Его глаза были закрыты, и вначале я подумала, что он спит. Но какое-то уж слишком сосредоточенное и напряженное выражение лица, посадка — он буквально вжался в спинку кресла, словно боялся соскользнуть с него как бумажный листок, — все это навело меня на определенные подозрения относительно девятого члена нашего экипажа. Понаблюдав за ним еще немного, я приняла решение поделиться своими сомнениями с нашей компанией.

Мажетта Спаулер как раз пыталась выяснить у помощника продюсера — его звали Клеманс Стархейм, — какие именно испытания выпадут на долю участников шоу. Клеманс отшучивался как мог, но правды не говорил. Я не тешила себя надеждой, что натиск Мажетты заставит его быть чуть более откровенным, и была почти уверена, что в первый раз он оговорился неспроста.

Впрочем, в тот момент меня волновал куда более важный вопрос, поэтому я вежливо попросила прощения у мисс Спаулер за вмешательство в разговор. Мажетта благосклонно приняла извинения, а блондинка покосилась на меня едва ли не с презрением. Все остальные просто молча посмотрели в мою сторону, пытаясь понять, отчего эта молчунья решила вдруг заговорить.

— Мне кажется странным, — переборов смущение, заметила я, — что вон тот молодой человек, — я указала рукой на его кресло, — спит так, словно его сиденье утыкано булавками.

— Ничего себе, фантазия, — усмехнулся Карл Рэдклиф, сосед блондинки, которую звали Лив, что, судя по всему, было сокращением от Оливия. — Да это вам, а не мне нужно писать сценарии для фильмов ужасов.

— Вы пишете сценарии для фильмов? — большие глаза Лив Такер загорелись как две лампочки.

Я поняла, что, если Лив продолжит свои расспросы, меня никто не услышит, поэтому мне пришлось довольно настойчиво напомнить о себе.

— Послушайте, мне кажется, ему плохо. Пусть я прослыву фантазеркой, но, думаю, лучше убедиться в том, что с ним все в порядке.

— Кому тут плохо? — услышала я глухой и немного хриплый голос. Он принадлежал тому угрюмому типу, за которым я так долго наблюдала.

Я покосилась на его кресло и поймала на себе встревоженный взгляд глаз цвета потемневшего от времени грецкого ореха. Не совру, если скажу, что этот взгляд обжег меня и даже немного напугал.

— Мужчине… э-э… который сидит за вами, — запинаясь пробормотала я. — У него… такое странное выражение лица.

Дослушивать мои сбивчивые объяснения угрюмый тип не стал. Он поднялся со своего кресла и приземлился рядом со спящим.

— Эй, мистер, как вас там, будь оно неладно, — донеслось до нас хриплое бормотание угрюмого типа. — С вами все в порядке или мне стоит проверить ваш пульс?

От такого обращения молодой человек опешил. Он открыл глаза и изумленно посмотрел на своего мрачного невесть откуда взявшегося соседа.

— С вами все в порядке? — снова поинтересовался мужчина. — Я не из праздного любопытства спрашиваю, можете мне поверить. Я врач.

— Врач? — Молодой человек вздохнул с облегчением. — Вроде бы все… Только…

— Что только?

— Я чертовски боюсь высоты.

— Вы пили снотворное?

— Нет, я выпил немного виски.

— Это хуже. — Лицо новоявленного доктора еще больше омрачилось. — Ну да ладно, у меня есть препарат, который сочетается с алкоголем.

— Сочетается? — недоверчиво покосился на него молодой человек.

— Вы уж мне поверьте, — сердито кивнул доктор и, вернувшись на свое место, открыл довольно внушительный чемодан, лежавший все это время под креслом.

— Попробую, — пробормотал молодой человек и снова плотно закрыл глаза.

Все это время мои разговорчивые соседи молчали. Первой заговорила мисс Спаулер, которая была приятно удивлена тем, что на борту оказался врач. Она пыталась разговорить мрачного эскулапа, но тот, не обращая на нее никакого внимания, продолжил тщательно осматривать чемодан.

— Да, как видно, с молчунами и ворчунами нам повезло, — пожала плечами Мажетта, явно оскорбленная таким поведением. — Что ж, Клеманс, — покосилась она на молодого человека из администрации, — надеюсь, ваши люди знали, что делали, когда подбирали состав реалити-шоу.

— Едва ли они руководствовались гуманистическими соображениями, — усмехнулся Клеманс. — Шоу на то и шоу, чтобы обывателям было интересно его смотреть.

— Обнадеживающее заявление, — хмыкнул сценарист. — Впрочем, лично я ничего другого и не ожидал.

— Я, например, совершенно не поняла, кто и как будет определять победителя, — покосилась на своих соседей Лив. — Обычно побеждает тот, кто выполняет задания лучше всех, или тот, кто больше всего понравился зрителям.

— Как объяснили мне, — робко вставила я, — «Остров Обновленных» — шоу нового формата и не вписывается в рамки обычного реалити. Поэтому и победителя будут выбирать по неизвестным нам критериям.

Лив смерила меня довольно пренебрежительным взглядом — мол, посмотрите, кто это у нас заговорил, — и вопросительно посмотрела на Клеманса. На лице того снова появилась загадочная улыбка. Мне показалось, что в глубине души он относится к Лив с той же иронией, с какой восприняла ее я, и это, надо заметить, вызвало у меня симпатию к этому человеку.

— Эта мисс, — доброжелательно улыбнулся мне Клеманс, — простите, я до сих пор не знаю вашего имени…

— Диана Притчард, — выдавила я, а потом добавила: — Но лучше просто Ди.

— Так вот, Ди все верно сказала. «Остров Обновленных» — реалити-шоу нового, нестандартного формата. Вы уже и сами заметили, что подбор участников проходил не совсем обычно. Поэтому можно ожидать чего угодно. Вплоть до того, что победит тот, кто по вашим меркам проиграл. Впрочем, это уже исключительно мои домыслы, — небрежно улыбнулся он Лив.

Лив одарила его почти тем же взглядом, которым наградила и меня, и на некоторое время смолкла. Мы с Клемансом, напротив, разговорились. В его озорных глазах мне постоянно чудилась не то насмешка, не то хорошо скрываемое лукавство. И все же он мне понравился. В нем была живость, ясность ума и умение судить о людях трезво, не умаляя ни их достоинств, ни недостатков.

Мне этого качества всегда не хватало. Я или обожествляла или ненавидела. Проще говоря, я привыкла идеализировать людей, а если мои идеалы падали с пьедесталов, то… этим идеалам оставалось лишь посочувствовать.

Между тем наш мрачный эскулап дал своему молодому пациенту таблетку, приняв которую, тот уснул и, надо сказать, весьма громко захрапел. Кое-кто из нас, подозреваю, проклял доктора, но вслух это сделать не решился, а потому ограничился несколькими неприязненными взглядами в сторону молодого человека, выдававшего пронзительные рулады, и в сторону самого доктора.

Мисс Спаулер проявила человеколюбие и терпение: она не только посочувствовала бедолаге, который страдал от страха высоты, но и предложила мне воспользоваться своей запасной парой берушей, если я захочу поспать.

От берушей я отказалась, но старушка заставила красивую стюардессу принести мне плед, а заодно и бокал глинтвейна, который согреет мои «оледеневшие члены и наполнит душу блаженным спокойствием». Не знаю, как насчет спокойствия, но через полчаса я уже спала. И видела сон о том, как купаюсь в море, волны которого угрожающе растут прямо над моей маленькой рыжей головой…

2

Проснулась я оттого, что кто-то легонько потряс меня за плечо. Я открыла глаза и увидела умиленное лицо Мажетты Спаулер.

— Пора просыпаться, моя дорогая, — ласково прощебетала она, так что я снова вспомнила свою бабушку. — Нам сообщили о скорой посадке.

— Так быстро? — удивленно уставила я свои сонные глаза на пожилую женщину.

— Вы просто долго спали, Ди, — улыбнулась мне Мажетта. — Надеюсь, выспались?

— Пока не знаю, — призналась я.

— Есть не хотите?

— Нет, не могу есть сразу после сна.

— Напрасно, — покачала головой Мажетта. — Кто знает, когда еще нам удастся перекусить.

— Не пугайте меня, мисс Спаулер, — раздался из-за спинки кресла голос Лив. — Я и так с ужасом предвкушаю посадку. Боженьки мои, куда же нас занесет?!

— Скоро узнаем, — мрачно хмыкнул Карл Рэдклиф.

В его мрачном смешке мне померещился недобрый знак. Я выпростала руки из-под теплого пледа, в который укуталась едва ли не с головой, и с тоской вспомнила аромат глинтвейна, полноправно царивший на бабушкиной кухне в дни моих приездов. Глупо было вспоминать бабушку и ее глинтвейн перед приземлением на необитаемый остров, но в тот момент я чуть было не расплакалась от ощущения собственной никчемности, ненужности и неуместности в этих обстоятельствах.

С трудом сдержав слезы, я почувствовала на себе тяжелый пристальный взгляд. Мне не хватило духу обернуться, чтобы взглянуть в глаза тому, кто так на меня смотрел. Впрочем, ощущение того, что за мной наблюдают, довольно быстро прошло, потому что Мажетта снова принялась засыпать меня вопросами.

Через полчаса наш крылатый дилижанс опустился с небес на землю. Не скажу, что я почувствовала себя увереннее, да и приземление сложно было назвать гладким. Взлетно-посадочная полоса, как видно, не была предусмотрена в том месте, куда мы прилетели.

Ничего удивительного, утешила себя я, остров-то необитаемый.

Выбравшись из самолета, наша честная компания осмотрелась. Уже смеркалось, и остров, поросший куцей северной растительностью, обволокло лилово-розовой сумеречной дымкой. Справа от нас виднелась кромка моря или океана, впившегося сталью в изрезанную волнами береговую полосу. Слева виднелись очертания причудливых скал. На выступе одной из них красовался замок. Моя близорукость не позволила мне определить, старинный он на самом деле или просто-напросто стилизованный под старину.

Большинство моих спутников, казалось, было огорошено видом того места, куда нас занесло. Блондинка Лив немедленно сообщила всем, что ужасно замерзла, и тут же получила желаемый эффект: молодой человек, проспавший весь полет из-за боязни высоты, вытащил из сумки толстый вязаный свитер и протянул его девушке.

Я тоже замерзла — с океана тянуло вечерней свежестью, — но предпочла скромно промолчать и открыть свой чемодан на колесах, чтобы найти теплую одежду. Пилот помахал нам рукой, и пропеллеры самолета снова загудели.

Когда рокот пропеллеров стих в наших ушах, мы все посмотрели друг на друга. Не знаю, что читалось на моем лице, но чего только я не увидела на лицах остальных участников реалити! Лив на сей раз от вполне естественного испуга открыла рот; сценарист Карл Рэдклиф горько усмехался, словно в предчувствии беды; Спящий принц — как я окрестила молодого человека, боявшегося высоты, — закусил губу и растерянно оглядывал след, оставленный скрывшимся в облаках самолетом; Клеманс, помощник продюсера, казался воплощением спокойствия. Суровый доктор по-прежнему был мрачным, и я подумала, что ему совершенно безразлично, сидит ли он в собственной гостиной или стоит на земле, куда, возможно, давным-давно не ступала нога человека.

Первой тягостное молчание прервала Мажетта, которая, хоть и была обеспокоена не меньше остальных, лучше всех понимала, как важно проявить оптимизм в таких обстоятельствах.

— Наконец-то мы прилетели, — с улыбкой констатировала она и многозначительно посмотрела на Клеманса. — Скажите-ка, Клем, ваши правила позволяют вам объяснить команде, куда ей теперь нужно двигаться?

Клеманс отрицательно покачал головой.

— Это должны решать сами участники.

— Ну вот, — хмуро покосилась на него Лив, уже успевшая натянуть на себя мужской свитер, который, надо сказать, премило сидел на ее точеной фигурке, — вы вообще хоть что-нибудь можете рассказать?

— Могу, — улыбнулся Клеманс. — Я знаю много анекдотов. Хотите, расскажу вам о блондинке, попавшей на необитаемый остров?

— С меня хватит, — раздраженно фыркнул вечно всем недовольный старичок. — Давайте уже что-нибудь решим, раз мы команда.

— А кто сказал, что мы команда? — язвительно покосился на него Карл Рэдклиф.

На сей раз не выдержала я. Если едва приземлившись, эти люди уже начинают ссориться, что же будет дальше?

— Послушайте, — храбро обратилась я к своим спутникам. — Там, на скале, есть замок, — моя рука скользнула по панораме скал. — Насколько я успела заметить, это единственное пригодное для жилья место, во всяком случае единственное, что можно увидеть отсюда. Ведь не зря же нас высадили именно здесь? Может быть, стоит дойти до замка и осмотреться?

— Замок? — хмыкнула Лив, не глядя в мою сторону. — По-моему, кто-то начитался романтических книжек. В этой развалине наверняка холодно и пыльно. И паутина висит на стенах. Не думаю, что нас хотели поселить в этом убежище для крыс.

— У вас есть предложения получше? — ехидно покосился на нее Клеманс. — Может, заночуем на побережье? Там по крайней мере не будет паутины.

— А почему бы не пойти в замок? — поддержала меня мисс Спаулер. — Может, по дороге мы найдем что-нибудь более пригодное для жилья.

— Отличная идея, — улыбнулся Карл. — Жаль только, мне не разрешили взять с собой камеру. Я давно подумывал о карьере режиссера триллеров.

— Может, проголосуем? — раздался высокий красивый голос.

Все разом обернулись в ту сторону, где находился его источник.

Заговорила до сих пор молчавшая дама неопределенного возраста, изучавшая во время полета огромный талмуд, содержание которого до сих пор оставалось для меня загадкой.

— Проголосуем? — уставился на нее ворчливый старичок. — Может, леди предложит нам кинуть жребий?

— Можно и жребий, — неуверенно отозвалась женщина. — Кстати, меня зовут Грейс Митчелл.

— Очень приятно, Джад Оснас, — представился старичок, выражение лица которого вовсе не говорило о том, что ему и в самом деле приятно.

— Лилланд Тиглер, — напомнил о своем существовании Спящий принц. — Мне тоже кажется, что идея с замком самая разумная.

Краем глаза я заметила, что, пока мы решаем вопрос о крыше над головой, наш мрачный эскулап собирает свои нехитрые пожитки. Закинув на спину походный рюкзак и подхватив в руки два чемодана, он, не говоря никому ни слова, быстрым шагом направился в сторону замка.

— Эй, мистер! Мистер доктор! — окликнул мужчину Лилланд. — Куда же вы?!

Тот замедлил шаг и обернулся. На его лице было все то же мрачновато-сосредоточенное выражение.

— Фэрроуз. Грэм Фэрроуз, — глухим голосом сообщил он. — Скоро стемнеет. Тогда тут и черта не разглядишь. Если хотите переночевать под крышей, добро пожаловать в замок. Лично я туда и направляюсь. — Он отвернулся и зашагал вперед, к замку.

Что за мрачный тип? — снова подумала я, но не могла не отметить, что он поступил куда разумнее, чем все остальные спорщики. Пока мы выясняли бы, к какому способу принять решение лучше прибегнуть — голосованию или жеребьевке, — темнота накрыла бы и скалы, и замок. Я решительно схватила ручку своего чемодана.

— Мистер Фэрроуз прав — в темноте мы не найдем дороги, — объявила я своим спутникам. — Думаю, нам лучше обойтись без жеребьевки и последовать его примеру.

— Кто-то назначил его предводителем? — недовольно покосился на меня Карл Рэдклиф.

— Нет, но он врач, и всем нам может понадобиться его помощь, — спокойно ответила я. — Надеюсь, конечно, что этого не произойдет.

— Вы, как знаете, а я пойду с Ди, — немного подумав, ответила Мажетта. — И вообще, нам лучше держаться вместе.

Очень скоро наша отнюдь не дружная команда, образовав вереницу, направилась за Грэмом Фэрроузом в замок. Он не оборачивался, и я почему-то подумала, что этот угрюмый эскулап даже не сомневается в том, что все мы следуем за ним, как крысы за дудочкой Нильса.

До замка оказалось не так уж и далеко, во всяком случае мистеру Фэрроузу удалось выбрать самый короткий путь, благодаря которому мы оказались у высоких каменных стен, еще не успев как следует устать.

И только Лив, вздумавшая надеть в путешествие сапожки на высоком каблуке, всю дорогу жаловалась на «отвратительный климат» и «ужасную дорогу». Лилланд Тиглер благородно взял на себя миссию утешителя этой капризной красотки и даже забрал у нее чемодан, набитый, как я подозревала, кучей красивых, но совершенно бесполезных в подобных условиях вещей.

Замок действительно оказался старинной постройкой. Он был не таким огромным, каким виделся издалека, но даже вблизи производил довольно внушительное впечатление. Если честно, мне стало жутко, когда мы прошли под сводами широкой арки, миновали просторный двор и, поднявшись по высоким ступеням, застыли перед дверью, где уже ждал нас мистер Фэрроуз.

— Вы пробовали ее открыть? — поинтересовался у доктора Карл.

— Нет, я все это время ею любовался, — угрюмо пошутил доктор. — У меня нет ключа. Может, кто-то из присутствующих похвастается его наличием?

Все дружно покачали головами и вопросительно уставились на Клеманса, стоявшего рядом со мной.

— Ничего об этом не знаю, — спокойно ответил тот.

Лив взорвалась.

— Да какого же черта, Клем?! У меня ноги отваливаются! Я устала, я хочу спать! Да все, в конце концов, хотят спать! Неужели вы оставите нас здесь умирать в первый же день съемок?! Это что, правила шоу?!

— Откуда я знаю о правилах шоу? — не меняя выражения лица, ответил Клеманс. — Я такой же участник, как и все вы.

— Что? — уставилась на него Лив Такер.

— Но вы же говорили… — испуганно пробормотала мисс Спаулер.

— Вы что, нас обманули? — нахмурился Карл.

— Да уж, веселенькая история, — хмыкнул Лилланд Тиглер. — Выходит, здесь нет никого, кто объяснил бы нам, что делать дальше.

Дама без возраста, Грейс Митчелл, печально покачала головой.

— Я не наврал, — заступился за себя Клеманс. — Я просто пошутил, а вы мне поверили. Это был розыгрыш.

— Розыгрыш?! — Личико Лив побагровело бы, если бы не густой слой загара, полученного, по всей видимости, в солярии. — Вы что, спятили, Клеманс?!

— Если бы мы знали, что вы не из администрации, то хотя бы задали пару вопросов пилоту, который доставил нас на остров, — осуждающе покачала головой Мажетта.

— Не думаю, что пилот знал ответы на ваши вопросы, — усмехнулся Клеманс. — Если бы нам хотели дать хоть какие-нибудь инструкции, то их дали бы еще на земле.

— Думаю, Клем прав, — поддержала я его, хотя мне самой не слишком-то понравился его розыгрыш. — Видно, нам придется самим открыть эту дверь.

— С вашими хрупкими ручками мы попадем в этот замок через год, — пробурчал Джад Оснас и ударил кулаком по двери. — Эй, есть кто там?!

— Едва ли вас кто-то слышит, мистер Оснас, — отозвался Грэм Фэрроуз. — Разве что крысы, которых так боится мисс Такер. Пойду поищу запасной вход. Кто-нибудь хочет составить мне компанию?

С угрюмым эскулапом отправился провинившийся Клеманс. На нашу дрожащую от холода и страха компанию надвинулась темнота. Я вытащила из кармана джинсов фонарик и осветила им крыльцо. Фонарь, конечно, не мог нас согреть, но по крайней мере мы могли видеть, что происходит вокруг.

Лилланд Тиглер, как выяснилось, тоже запасся фонарем. Теперь у нас было два фонаря, запертая дверь и блондинка, безутешно оплакивавшая свою так рано закончившуюся жизнь.

Однако Фэрроуз и Клеманс, как выяснилось, не без пользы провели время. Им удалось отыскать открытый черный ход, которым наша компания немедленно воспользовалась.

— Когда-то через него входили слуги, — сообщила нам все это время молчавшая Грейс и снова углубилась в свои размышления.

Больше никто из нас не проронил ни слова. Подозреваю, что в этот момент каждый из нас пытался представить себе, как выглядит внутри эта мрачноватая старинная постройка.

Не знаю, что именно рисовало воображение моих спутников, но я представляла себе запустение и разруху. Об электричестве в старинном замке нечего было и думать, о водопроводе, скорее всего, тоже. Мой приятель и коллега по работе снабдил меня спальным мешком, поэтому я могла не переживать хотя бы по поводу кровати.

Лив, которой пришла в голову та же мысль, немедленно поспешила ее озвучить. Лилланд снова принялся ее успокаивать, а мистер Оснас сообщил, что от ее нытья у него скоро лопнет терпение.

Мы прошли по темному сырому коридору и наконец-то оказались в большом просторном зале. Я осветила фонариком мебель, которой было обставлено это помещение, и пришла к выводу, что незадолго до нас в замок наведывались гости: на деревянных поверхностях не было ни пылинки.

— Значит, мы на верном пути, — заявила мисс Спаулер, обнадеженная моим заявлением. — Кому еще пришло бы в голову прибирать в старом замке? Только организаторам шоу. Значит, они уже побывали здесь.

— Надеюсь, вы правы, Мажетта, — немного ожила Лив. — Ди, посветите на стены. Может, тут найдутся свечи или факелы.

Я выполнила просьбу Лив, и не напрасно, потому что, к нашей огромной радости, на обшарпанных стенах замка обнаружились вполне современные выключатели.

— Свет! — взвизгнула Лив и немедленно нажала на одну из кнопок.

Под потолком загорелось несколько ярких ламп, сделанных в форме факелов. В порыве радости Лив кинулась на шею Лилланду, а все остальные принялись рассматривать свое новое обиталище, которое при свете ламп оказалось довольно уютным и вполне пригодным для житья.

Мажетта тут же потащила меня на поиски кухни, но я, отговорившись тем, что ничегошеньки не понимаю в готовке, вытащила из чемодана бутылку воды и дорожный стаканчик.

— Кто-нибудь хочет пить? — поинтересовалась я у тех, кто не пожелал составить Мажетте компанию в поисках кухни.

На мою бутылку накинулись с такой жадностью, словно мы прилетели на остров часов шесть-семь назад. Впрочем, то, что эта земля была островом, я уже начала сомневаться: розыгрыш Клеманса и таинственность организаторов шоу позволяли предполагать, что островом может оказаться кусок земли, соединенный с материком тонким перешейком.

Лишь один человек обделил мою бутылку вниманием — Грэм Фэрроуз. У него вполне мог оказаться и свой собственный запас воды, но я из вежливости предложила ему свой стаканчик.

— Не хотите? — поинтересовалась я без улыбки, но довольно дружелюбно.

Он одарил меня весьма странным взглядом и отрицательно покачал головой.

— Благодарю, мисс Притчард. — Надо же, он запомнил мою фамилию! Но как официально, бог мой! — Вы как будто знали, куда ехали. Фонарик, запас питьевой воды. Не удивлюсь, если у вас в чемодане окажутся хлеб, консервы и палатка.

— Вы слишком высокого мнения обо мне, — немного смутившись, ответила я. — Я, конечно, взяла с собой немного еды и теплую одежду, но в остальном ничего особенного.

Мистер Фэрроуз, как мне показалось, посмотрел на меня изучающе. Кто, впрочем, не изучал друг друга в этот роковой для всех нас день!

Мажетта сделала величайшее открытие: они с Лив не только нашли кухню, но и обнаружили довольно солидные запасы провизии. В замке каким-то чудесным образом обнаружился холодильник, забитый свежим и замороженным мясом и колбасами, а в шкафах — надо сказать, весьма современных для старинной постройки — нашлись всевозможные крупы, макаронные изделия, специи, консервы и пакеты с готовыми супами, требовавшими лишь разведения горячей водой.

Лив была воистину на седьмом небе от счастья, когда не без помощи Лилланда, ходившего за ней хвостом, обнаружила в одной из комнат, располагавшихся на первом этаже, ванную и душевую кабинку.

Я собралась было отправиться на поиски уютного уголка для ночлега, но, увы, меня привлекли к процессу приготовления еды.

Правда, Мажетта очень скоро пожалела о своем решении и, поняв, что от меня мало толку, продолжила колдовать на кухне в компании Грейс Митчелл, которую болтливой старушке удалось разговорить.

Мне не очень-то хотелось блуждать по замку одной — честно говоря, я порядочно боюсь темноты, — поэтому я решила предложить Клемансу составить мне компанию. Но наш шутник как под землю провалился, и мне пришлось отправиться на поиски укромного уголка в гордом одиночестве.

Выйдя из зала, в котором расположилась наша честная компания, я направила фонарик на стены в поисках чего-то похожего на искусственные факелы, уже обнаруженные нами. Но меня ожидало разочарование: по всей видимости, факелы были предусмотрены лишь в самой большой комнате. Мне пришлось пробираться по тусклому свету фонарика, и очень скоро я начала жалеть, что вообще отправилась в это жутковатое путешествие.

Никакой паутины, вопреки предположениям Лив, на стенах не было, да и крысы не сновали по углам. Однако темные стены замка, казалось, источали какую-то мрачную энергетику, от которой у меня, если честно, волоски отстали от тела на вполне ощутимое расстояние.

Одно в этой ситуации могло меня радовать: из-за необычности, неординарности того, что происходило со мной в этот день, все мои прошлые тревоги и печали немного изгладились из памяти. Я, конечно, вспоминала о Дике Хантоне, но он казался мне таким далеким, таким недосягаемым, что все мои чувства к нему можно было расценивать как иллюзию, которой, впрочем, они и были.

Наконец луч фонарика уткнулся в какую-то дверь. Я остановилась и после недолгих раздумий осторожно потянула за широкое бронзовое кольцо, продетое в ноздри льва или волка — мне толком не удалось разглядеть. Из комнаты пахнуло не сыростью и плесенью, а удивительной свежестью.

Видно, организаторы побывали и здесь, подумала я и осторожно вошла в комнату.

Луч фонарика скользнул по стенам, заставленным мебелью, по зеркалу в старинной раме, и тут… Тут я увидела до боли знакомое лицо, от одного вида которого у меня пересохло в горле. Ноги стали ватными, колени затряслись. Руки непроизвольно разжались и выпустили фонарик. Мне хотелось крикнуть, но я не могла.

Лицо в зеркале, разумеется, не было моим отражением. Конечно, я не могу назвать себя писаной красавицей, но я не настолько некрасива, чтобы испугаться вида собственного лица.

Мне захотелось выбежать из комнаты, но ноги так же плохо слушались меня, как и язык. Страх сковал меня так сильно, что мне начало казаться, будто тело превратилось в камень. Со стороны коридора до меня донеслись шаги, но я не знала, кому именно они принадлежат, что напугало меня еще сильнее.

Мне повезло: шаги принадлежали мистеру Фэрроузу. Голос у него был довольно своеобразный, поэтому я уже научилась отличать его от других голосов.

— Мисс Притчард, зачем вы ходите одна? — довольно сердито поинтересовался он.

Оправившись от испуга, я подумала, что не стоит рассказывать о виденном мною ни Грэму Фэрроузу, ни кому-то другому. Еще не хватало, чтобы команда сочла меня сумасшедшей. Мало кто поверит в то, что я видела призрак, к тому же не простой призрак, а знакомый мне призрак, невесть откуда появившийся в комнате старинного замка.

Кроме того, я вполне допускала, что все это мне попросту померещилось. Нервы, усталость, страхи — благодатная почва для возникновения галлюцинаций.

— Я искала комнату, где можно лечь спать, — собравшись с духом, ответила я.

— По всей видимости, нашли?

— Нет! — вырвалось у меня, и я поспешила загладить свой резкий ответ: — То есть мне не очень понравилась эта комната.

— Обыкновенная комната, — мрачно констатировал Фэрроуз, обведя стены фонарем. — Организаторы неплохо поработали перед нашим приездом. А вот и выключатель. — Он включил свет, и мрачная комната превратилась во вполне уютную спальню с небольшим комодом, стоявшим под зеркалами, в которых мне совсем еще недавно померещился призрак.

— Если она вам не нравится, уверен, ее с радостью займет мисс Такер, — усмехнулся Грэм.

— Пусть занимает. — Я почувствовала облегчение — комната по-прежнему не внушала мне доверия. — Я могу обойтись и чем-нибудь попроще.

— Вы во всем привыкли довольствоваться малым? — Грэм Фэрроуз пристально посмотрел на меня.

Я подумала, что его забавляет мое смущение, поэтому ответила чересчур резко:

— Нет, только в том, что не является для меня важным. Мне все равно, где спать, а вам разве нет, мистер Фэрроуз?

Он молча направился к двери. Похоже, он понял, что я с самого начала угадала его настрой. Никакой вины за собой я не чувствовала. Сказать по правде, это меня даже удивило. Я всегда боялась обидеть человека резким словом или поступком, поэтому мне нередко приходилось чувствовать себя виноватой.

Я вышла следом за Грэмом, который все то время, что мы шествовали по темному коридору, не вымолвил ни слова. Не могу сказать, что меня это очень задело, тем более, когда мы вернулись в зал, мое внимание привлекло побледневшее и осунувшееся лицо Клеманса. Похоже, странное выражение на его лице никто, кроме меня, не заметил, поэтому я подошла к нему и осторожно поинтересовалась, куда он пропал и что увидел.

Клеманс Стархейм отреагировал на мой вопрос довольно странно. Он вздрогнул и еще больше побледнел.

— Что с вами? — Я испугалась не меньше его самого. — Может быть, вам плохо после полета?

Клеманс покачал головой, чем окончательно поставил меня в тупик. Правда, у меня в голове мелькнуло кое-какое подозрение, но оно было до того нелепым, что я поспешила отогнать его от себя.

— Не волнуйтесь за меня, Ди, — немного помолчав, шепнул мне Клеманс. — Все в порядке. Просто… просто постарайтесь не бродить по замку в одиночестве.

Я пристально посмотрела на Клеманса, но он отвел глаза. Неужели мои подозрения небезосновательны? Нет, не может быть.

Стряпня, приготовленная Мажеттой и Грейс, оказалась очень даже вкусной. Тушенное в винном соусе мясо, спагетти с сыром и специями — я, позабывшая обо всех своих тревогах, уплетала еду за обе щеки. Лив Такер сидела на диете, поэтому ограничилась небольшой порцией мяса. Остальные, судя по всему, были в таком же восторге от еды, как и я.

Исключение составил лишь Фэрроуз: он вяло поковырял в своей тарелке и, съев пару кусочков мяса, больше не притронулся ни к чему, кроме собственного стакана, в котором плескалась жидкость, судя по цвету не имевшая к воде никакого отношения.

Наевшись, все принялись обсуждать странное начало съемок, которых, по сути, не было. Да, для нас подготовили дом, но куда же подевалась съемочная группа? Клеманс, немного пришедший в себя после прогулки по замку, предположил, что телевизионщики приедут на следующий день и с удовольствием заснимут наши перепуганные лица.

Лив заметила, что никогда в жизни не сталкивалась с подобной манерой снимать шоу, а Мажетта лишь развела руками: она и представления не имела, как создаются телевизионные шоу.

После ужина неугомонная Мажетта начала искать себе компанию для мытья посуды. Я чувствовала себя немного виноватой из-за того, что не смогла помочь ей с ужином, поэтому вызвалась в качестве добровольца. Клеманс Стархейм сообщил, что составит мне компанию, тем самым позволив мисс Спаулер наконец-то отдохнуть.

Я была благодарна ему за этот широкий жест: мне не улыбалась перспектива болтать с любопытной и немного навязчивой старушкой, которой не терпелось вызнать все подробности моей личной жизни.

Вооружившись двумя большими подносами, заставленными грязной посудой, мы с Клемансом двинулись исполнять свой гражданский долг, а остальные отправились на поиски комнат для ночлега. Если честно, мне бы хотелось получить подтверждение тому, что я не сошла с ума, но, откровенно говоря, меня одолевали сомнения в том, что кто-то из участников шоу столкнется с моим призраком.

— Чем ты занимаешься, Ди? — поинтересовался у меня Клеманс, ловко подхватывая вымытые мною тарелки и вытирая их большим цветастым полотенцем.

— Мытьем посуды, — хмыкнув, ответила я.

— Я не такой идиот, чтобы задавать вопросы о столь очевидных вещах, — улыбнулся мне он. — Чем ты вообще занимаешься? Где работаешь, чем живешь?

Чем я живу? О, если бы я сама могла ответить себе на этот вопрос… Последние два года я жила мыслями о Дике Хантоне, но стоит ли говорить об этом моему новому знакомому?

Я смыла пену с тарелки из небьющегося стекла и протянула тарелку Клемансу.

— Работаю учителем в младшей школе. Вот, пожалуй, ответ на оба твоих вопроса. Чем еще может жить учитель? Только проблемами своих учеников. Ни на что другое времени просто не остается, — в шутливом ключе ответила я.

— Ты вовсе не так проста, какой пытаешься казаться, — в тон мне ответил Клеманс. — По тебе сразу видно, что ты куда интереснее, чем Лив Такер.

— Спасибо, конечно, — немного смутилась я, — но немного странно — сравнивать меня с Лив. Она совершенно другая.

— Ага, — весело кивнул Клеманс, — пустая, как эта тарелка. — Он покрутил перед моим носом только что протертой тарелкой, и мы оба рассмеялись.

Этот молодой человек нравился мне все больше, и я вряд ли преувеличила, решив, что тоже нравлюсь ему.

— Подозреваю, что Лив Такер взяли в шоу исключительно потому, что она типичный образчик гламурной блондинки, которая обязана присутствовать во всех реалити. Организаторы не ошиблись — она тут же увлекла своей белозубой улыбкой и длинными ножками Лилланда Тиглера.

— Не суди ее строго, — улыбнулась я Клемансу. — Без Лилланда ей пришлось бы несладко. Кто еще стал бы возиться с ее чемоданами и утешать в трудную минуту? Впрочем, Лилланду надо отдать должное: пока он справляется со своей задачей на вполне профессиональном уровне.

Клеманс хмыкнул.

— Наверное, я тебя разочарую, — немного помолчав, сообщил он мне. — Я абсолютно ничем и никем не занятое существо. Качусь по жизни, как оторванное от телеги колесо. А ведь мои богатенькие предки возлагали на меня большие надежды.

— Ты их не оправдал? — покосилась я на Клеманса, заподозрив, что он решил разыграть меня.

— Разумеется, — небрежно бросил он. — Сменил кучу работ — ни на одной не удержался. Впрочем, ни одна из них меня не увлекала. Растерял всех друзей. Я даже не закончил института, хотя мой отец приложил к этому максимум усилий. А когда я заявил родителям, что собираюсь участвовать в реалити-шоу, мать едва не хватил удар, а отец сказал, что не оставит мне ни цента.

— Довольно смело с твоей стороны, — не без ехидства заметила я. — Ты думаешь, он сдержит обещание?

— Если честно, мне на это плевать, — улыбнулся Клеманс. — Я никогда не жил на его деньги, поэтому все папашины угрозы для меня пустой звук. Я рад, что не стал таким, как он, а с другой стороны, я не рад тому, каким я стал. Наверное, поэтому я здесь. А ты?

— Что — я?

— Почему ты здесь, Ди?

Я молча продолжила оттирать жирную сковородку. Возможно, Клеманс и был со мной откровенен, но мне не хотелось отвечать ему тем же. Слишком уж свежо было в памяти то, что я так сильно желала забыть. Слишком уж трудно было говорить об этом. Да и зачем?

— Все ясно, — без тени обиды констатировал Клеманс. — Не хочешь делиться, не хочешь вспоминать. Я не настаиваю. Если честно, я немного приврал насчет родителей. Не так уж они и богаты, да и я не так уж и несчастен. Наверное…

Если у Клеманса Стархейма и была девушка, то ей, как я подозревала, приходилось несладко. Отфильтровывать правду от его фантазий было довольно трудно. Клеманс говорил чистую правду — он не врал. Просто его, если можно так выразиться, заносило. Почему и зачем, подозреваю, не знал и сам Клеманс Стархейм. Его странности притягивали к нему людей, но одновременно и отталкивали. Да, я не ошиблась. Клеманс Стархейм был очень интересным человеком.

Наша команда, подобревшая после сытного ужина, отыскала в замке девять комнат, которые тут же принялась делить. Мы с Клемансом, занятые мытьем посуды и разговорами, не успели принять участия в этом занимательном действе, а потому нам достались те комнаты, которые не пожелали взять остальные участники реалити.

Кстати, Фэрроуз не ошибся, когда предположил, что Лив выберет ту самую комнату, на которую первой наткнулась я. Это известие меня обрадовало. Мне не хотелось там ни при каких условиях. Я готова была заночевать даже в зале, лишь бы мне не пришлось спать в той комнате, где мне привиделся призрак…

Почти вся команда разбрелась по своим углам, кроме Грэма Фэрроуза и Джада Оснаса. Как выяснилось во время ужина, оба они оказались не простыми участниками шоу: Фэрроуза взяли в качестве доктора, а Оснаса — в качестве штатного фотографа. Оба они имели право участвовать в шоу, но вполне могли и не принимать в нем участия — проще говоря, выбор оставался за ними. Это еще раз убедило всех собравшихся в том, что формат реалити-шоу, в которое мы попали, действительно необычный.

Однако никто из нас не знал, насколько необычными будут испытания, которые нам еще предстоит выдержать…

3

Ночь, к счастью, я провела спокойно. Впервые за долгое время мне удалось по-настоящему выспаться. Жаль только, что первой моей мыслью после того, как я проснулась, была мысль о Дике Хантоне. Впрочем, я и раньше предполагала, что не смогу забыть о нем так легко…

Выудив из неразобранного чемодана свежие джинсы, футболку и толстый вязаный свитер, я побежала в душ.

Слава богу, мне удалось опередить Лив Такер, чье возмущенное фырканье донеслось до меня уже из-за закрытой двери. Я подозревала, что эта особа проведет в ванной не меньше часа, в то время как мое омовение занимало обычно не дольше пятнадцати минут.

Может быть, Лив была права и девушке в двадцать пять лет стоит следить за собой больше, чем это делала я, но, если честно, мне казалось, что моя короткая жизнь дана мне не для того, чтобы часами выбирать одежду и по полдня тратить на косметические процедуры, способствующие тому, чтобы воспрепятствовать появлению морщин на моей отнюдь не драгоценной коже.

Приняв душ, я услышала уже знакомый голос Мажетты, которая, судя по всему, собралась осчастливить нас завтраком. Есть мне не хотелось, помогать Мажетте по кухне — еще меньше, поэтому я, прихватив плащ, собралась на утреннюю прогулку по острову.

Однако едва я дотронулась до дверной ручки, как стены замка содрогнулись от такого яростного вопля, что кожа на моем теле покрылась мурашками. Мажетта, белая, как мука для блинчиков, выскочила из кухни.

— Ди! — умоляюще вскинулась она на меня. — Что случилось?!

— Это не я, — покачала я головой. — Кажется, это Лив.

— Лив?!

Мы со старушкой переглянулись и наперегонки рванули к ванной комнате. Мажетта заколотила по двери маленькими кулачками, а я изо всех сил дернула ручку.

— Лив, открой! Это мы, Ди и Мажетта!

— Сейчас, — раздался из-за двери поникший голос.

Через пару минут дверь открылась. Боженьки мои! — как сказала бы сама Лив Такер. Личико, которое еще вчера было таким свежим и хорошеньким, несмотря на усталость, предстало перед нами порядочно отекшим и покрытым красными пятнами.

Я настолько растерялась, что не нашла, что сказать. Увидев нашу реакцию, Лив расплакалась. Мажетта принялась утешать ее, а я судорожно пыталась понять, что такого могло произойти с Лив Такер этой ночью. В голове у меня снова всплыло мое привидение, и я даже почувствовала себя виновной в том, что не предупредила Лив, которая, правда, вряд ли прислушалась бы к моим словам.

— Милая моя, поверьте, все обойдется, бормотала Мажетта, ласково поглаживая Лив по обесцвеченным волосам. — Не плачьте, все это временно. Ваш организм, наверное, привыкает к новому климату.

— У нас есть врач, — напомнила я. — Думаю, тебе надо обратиться к мистеру Фэрроузу.

— Ни за что, — сквозь слезы пробормотала Лив и тряхнула золотыми волосами. — Я пойду к себе и вообще не выйду из комнаты, пока все это не сойдет.

— Только не в комнату! — вырвалось у меня, и я тут же поймала на себе удивленные взгляды обеих женщин.

— Почему? — с подозрением покосилась на меня Лив.

Я никогда не умела и не любила врать, но на этот раз вдохновенно принялась сочинять на ходу — уроки Клеманса Стархейма не прошли даром.

— Скорее всего, там плохо вытерли пыль, а у тебя, Лив, наверное, на нее аллергия.

— Аллергия на пыль? — вскинулась на меня Лив. — Но у меня никогда ее не было.

— Могла и появиться, — снова соврала я. — Ты же сама вчера говорила, что смертельно устала и плохо себя чувствуешь. Ослабленный организм особенно восприимчив к аллергенам. Тебе лучше сразу пойти к мистеру Фэрроузу, Лив, — закончила я свою тираду.

— Что случилось? — донесся из коридора полусонный голос Лилланда. — Лив, с тобой все в порядке?

— О нет! — взвизгнула Лив и, буквально вытолкав нас с Мажеттой из ванной, захлопнула дверь.

От воплей Лив проснулся не только Лилланд. Очень скоро узкое пространство коридора заполонила кучка мужчин. Единственным, кто мог помочь Лив, был доктор Фэрроуз, но именно его, как назло, не было.

Я не знала, какую комнату он занял, поэтому попросила Джада Оснаса разбудить нашего угрюмого эскулапа.

— Почему это я? — пробубнил сонный старичок. — Пускай молодые побегают.

— Я схожу, — с готовностью бросил Лилланд и пулей полетел по коридору.

Остальные принялись обсуждать беду, случившуюся с Лив, но я сочла за благо промолчать о жутком происшествии в комнате. Заслышав на лестнице в правом крыле коридора тяжелые шаги Грэма Фэрроуза, я поняла, что моя миссия окончена, и, проскользнув между Мажеттой и Джадом, предприняла вторую попытку прогуляться.

Однако и вторая моя попытка потерпела фиаско. Едва я открыла дверь и вдохнула свежий морской воздух, как заметила на каменных плитах оброненный — так мне показалось вначале — кем-то конверт.

Естественно, распечатывать его я не стала и ограничилась тем, что прочитала, кому адресовано письмо. На конверте крупными буквами было написано: «Всем участникам реалити-шоу „Остров Обновленных“».

Недоумевая относительно содержимого конверта, я вновь закрыла дверь и направилась в зал, где все до сих пор обсуждали несчастье, которое случилось с Лив. Фэрроуза и самой виновницы бурных дебатов нигде не было видно, из чего я сделала вывод, что доктор и его пациентка отправились в более подходящее для осмотра место.

— Это лежало под дверью. — Я потрясла конвертом перед собравшимися в зале. — Письмо для участников «Острова Обновленных».

— Дайте-ка мне, — потянулся за конвертом Карл Рэдклиф, но я прижала конверт к груди. На лице сценариста появилось разочарование, смешанное с возмущением.

— Всем участникам, Карл, — напомнила я. — Думаю, мы должны дождаться Лив и мистера Фэрроуза.

— Почему бы не открыть его сейчас? — раздраженно поинтересовался у меня Карл. — Остальным зачитаем, когда они вернутся.

— Умерьте свое любопытство, Карл, — осадил его Клеманс. — Сказано всем — значит всем.

— На вашем месте, господин шутник, я бы вообще молчал, — сквозь зубы процедил Карл Рэдклиф.

— Да будет вам, Карл, — заступилась за Клеманса Мажетта. — Кто старое помянет, тому глаз вон.

— Вполне достойно триллера, не так ли, мистер Рэдклиф? — насмешливо поинтересовался у сценариста Клеманс.

Карл ничего не ответил, но его лицо выражало явное недовольство нашим поведением.

В гостиную зашла, точнее вплыла, Грейс Митчелл. Теперь я потихоньку начала понимать, что у нее все-таки есть возраст. Ей было около тридцати пяти, и, надо сказать, до сих пор она удачно скрывала не только возраст, но и достоинства своей внешности. Теперь, в бледно-голубом пеньюаре с романтическими цветами, вышитыми на широких рукавах, она выглядела более чем эффектно. Мне показалось, что Карл Рэдклиф даже перестал злиться на нас, когда увидел это новоявленное чудо.

— Доброе утро, — поздоровалась со всеми Грейс своим красивым, хоть и немного сонным голосом. — Почему у вас такие лица, господа? Что-то случилось?

— Случилось, — кивнул Карл Рэдклиф, и, глядя на него, я не смогла сдержать улыбку. Нижнюю челюсть нашего сценариста нужно было срочно отрывать от пола и приставлять к верхней. — У нас… э-э… два чрезвычайных происшествия.

— Каких же? — вскинув на него огромные сердоликовые очи, поинтересовалась Грейс.

— Э-э… — многообещающе начал Карл. — У Лив Такер опухло лицо, а еще нам принесли конверт…

Клеманс не выдержал и засмеялся. Мажетта осуждающе покосилась на молодого человека. Я спрятала улыбку за рукавом широкого плаща. Никогда не думала, что мужчину можно сделать таким смиренным и косноязычным барашком всего за две минуты.

Пока Карл Рэдклиф на своем странном диалекте, состоявшем преимущественно из загадочного слова «э-э», объяснялся с Грейс Митчелл, в зал вернулся Фэрроуз вместе со своей пациенткой, которой полегчало не только физически, но и, судя по всему, морально. Отек немного сошел, количество красных разводов на лице уменьшилось. По всей видимости, наш лекарь нашел чудо-снадобье, облегчившее муки Лив.

Лилланд вскочил с небольшого диванчика и усадил на него предмет своих неустанных забот. Лив почти не смотрела на него, но зато весьма странно косилась на доктора, отчего, если честно, я почувствовала себя неловко и поспешила напомнить всем о своей находке.

— Кто будет открывать? — поинтересовался Джад.

Я пожала плечами.

— Не знаю. Мне кажется, это не так уж и важно. Можете открыть сами. — Я протянула ему конверт.

Джад взял конверт так, словно этот кусок бумаги являлся редким музейным экспонатом, и принялся открывать его с таким трепетом, будто раздевал возлюбленную.

— Скорее, мистер Оснас, завтрак остынет, — поторопила его Мажетта.

— Не страшно, разогреете еще раз, — недовольно буркнул старикан.

— Скорее вы останетесь без завтрака, — заявила оскорбленная до глубины души Мажетта. — Тоже мне, нашли кухарку.

— Будет вам, — успокоила обоих Грейс. — Я думаю, что завтрак не остынет, если мистер Оснас воспользуется ножом.

— Ладно уж, давайте…

Фэрроуз, ни слова не говоря, извлек из кармана маленький складной ножик и протянул его Джаду. Конверт наконец-то был вскрыт. На лице Оснаса появилось недоуменное выражение.

— Ну же, не томите, Джад, — снова поторопила его Мажетта, и на этот раз старичок не стал ей возражать.

К всеобщему удивлению, письмо представляло собой стишок.

Все молча уставились на Джада Оснаса так, словно он сам сочинил этот странный стишок. Карл Рэдклиф добрался наконец до вожделенного послания, прочитал его про себя и нахмурился. Листок со стишком пошел по рукам.

— Мило, ничего не скажешь, — улыбнулся Клеманс. — Вам не понравился мой розыгрыш, но теперь, я думаю, у вас будет возможность оценить розыгрыши организаторов шоу. Насколько я понимаю, сами они не собираются осчастливить нас своим появлением.

— Что-то я не пойму, — тряхнула белокурой головкой Лив Такер. — А как же тогда они будут нас снимать?

— Не имею представления, — пожал плечами Клеманс. — Впрочем, на вашем месте, мисс Такер, я бы обрадовался этому.

Лив вспыхнула, и на ее смуглом лице снова появилось несколько красных пятен. Я с трудом удержалась от смешка, хотя шуточка Клеманса была довольно грубой.

— И вам не стыдно, молодой человек? — с укором покосилась на него Мажетта.

— Я бы на вашем месте помолчал, Клеманс, — угрожающе посмотрел на шутника Лилланд. — Не ровен час и ваше лицо может украсить какое-нибудь нежелательное пятно.

— У меня нет аллергии на кулаки, — беззаботно улыбнулся Клеманс.

Не знаю, играл он или нет, но его лицо не выражало ни малейшего волнения по поводу угрозы Лилланда, который с такой силой сжал кулаки, что они стали не менее красными, чем пятна на лице Лив.

Я хотела вмешаться в этот спор, грозивший вылиться в драку, но меня опередил до сих пор угрюмо молчавший Фэрроуз:

— Может, угомонитесь уже? — мрачно поинтересовался он. — У меня нет ни малейшего желания лечить раны, полученные по молодости и глупости. Так что, будьте добры, потрудитесь обойтись без мордобоя.

Клеманс бросил в сторону доктора удивленный взгляд и ничего не ответил. Лилланд тоже промолчал, но, как мне показалось, слова доктора взбесили его еще больше.

Я попросила у Грейс листок с посланием и принялась внимательно его изучать.

Послание казалось странным, но не лишенным смысла. Похоже, с нами играли в какую-то игру. Судя по тому что мы так и не увидели ни ведущего шоу, ни телевизионщиков, ответ на вопрос мы должны были дать самостоятельно, без подсказок. Впрочем, в стишке говорилось о подсказке, которую дает нам загадочный «он».

Еще раз вчитавшись в стишок, я поняла, о чем шла речь.

— Это ключ, — сообщила я собравшимся.

— Что? — раздалось сразу несколько голосов.

— В этом стихотворении загадка, — высказала я свое, как мне показалось, вполне логичное предположение. — Мы должны угадать предмет, который нам нужно отыскать. Этот предмет — ключ. «Он болтается на связке» — ну что еще может болтаться на связке, кроме ключа? «Сам является ответом, сам подсказку нам дает» — видимо, когда мы найдем этот ключ, нам зададут еще одну загадку. «Он — на камешке нагретом, где прохладный водоем» — насколько я понимаю, здесь нам намекают на то место, где нужно искать ключ.

— Ничего себе, подсказочка! — возмущенно уставилась на меня Лив. — Мы что, должны бродить по этому острову с утра до ночи в поисках дурацкого водоема и камня?

— Думаю, здесь не так много водоемов, — предположила я. — Иначе загадка была бы лишена смысла.

— Бред какой-то, — покачал головой Лилланд. — Вам все это не кажется странным?

— Реалити-шоу нового формата, — усмехнулся Клеманс. — Все мы знали, на что идем.

— По-моему, Ди сделала вполне логичное предположение, — поддержала меня Грейс. — Нас отправляют на поиски ключа, как сказочных героев. По всей видимости, все реалити будет построено на подобных загадках. Может, оно и задумано как сказка? Вам не приходило в голову, почему для шоу выбрали девять участников? — Грейс обвела собравшихся внимательным взглядом. Все молчали, потому что до этого момента никому не приходило в голову размышлять о такой мелочи, как количество участников. — А, между прочим, девять — священное число в скандинавской мифологии.

— А при чем здесь эта ваша скандинавская мифология? — с ехидной усмешкой полюбопытствовала Лив, едва ли имевшая представление о том, что такое мифология, тем более скандинавская.

— Возможно потому, что мы с вами находимся на севере, — задумчиво ответила за Грейс Мажетта. — Может быть, на каком-то из островов, неподалеку от Норвегии. Во всяком случае, климат этого места весьма похож на климат Скандинавии, о которой говорит Грейс. Подозреваю, что если мы прогуляемся по побережью, то увидим фьорды.

— Что-что? — переспросила Лив.

— Фьорды, — принялась объяснять Мажетта, — это узкие и глубокие извилистые морские заливы с очень крутыми скалистыми берегами.

— Откуда такие познания в области географии? — насмешливо поинтересовался Джад Оснас.

— Мои родители большую часть жизни посвятили исследованиями климата и почвы, — сдержав недовольство, вызванное его пренебрежительным тоном, ответила Мажетта. — Когда меня не с кем было оставить, я ездила с ними в экспедиции. Как только мы сюда прилетели, я сразу заподозрила, что мы неподалеку от Норвегии. Но я не стала озвучивать свои предположения, поскольку до сих пор в этом не уверена.

— Вот и молчали бы дальше, — пробурчал Оснас, но Грейс его перебила:

— Так вот, если предположить, что наш остров находится в Скандинавии, то выбор девяти участников вполне очевиден. С точки зрения зрителей и организаторов шоу, мы сказочные — или мифологические, если угодно, — персонажи, которые преодолевают трудности, посланные им свыше.

— Выходит, продюсер и его помощники что-то вроде богов? — усмехнулся Клеманс.

— Быть может, — задумчиво ответила Грейс.

— Маленькая неувязочка, — вмешался Лилланд. — Пускай нас всего девять, но участников-то семь. Доктор и фотограф не в счет.

— Меня зовут Джад Оснас, — огрызнулся старичок.

— Хорошо, Джад Оснас и Грэм Фэрроуз не в счет. Они могут и не участвовать, если не захотят. И потом, Лив права: если это шоу, то кто нас будет снимать? Где, в конце концов, съемочная группа?

— Может быть, нас решили снимать только тогда, когда мы будем разгадывать загадки организаторов? — робко предположила я. — Если кто-то доставил нам это послание, значит, на острове мы не одни.

— И как вы себе это представляете? — криво усмехнулся Джад. — Съемочная группа расползлась по острову, замаскированная под кустарники?

— Да и вообще-то кому будет интересно смотреть такое шоу? — поддержала старичка Лив. — Телезрителя гораздо больше интересуют отношения между участниками, нежели какие-то там поиски неизвестно чего.

— Теперь понятно, почему вы так вцепились в Лилланда, — с небрежной улыбкой бросил Клеманс.

— На что это ты намекаешь?! — взвился Лилланд.

— Стойте, погодите! — поспешила вмешаться я. — Так мы вообще ничего не найдем и не выясним. Давайте попробуем найти то, что от нас требуют, а там, может быть, организаторы смилостивятся над нами и покажут нам свои лица.

— Сомневаюсь, — мрачно ответствовал Грэм Фэрроуз. — Подозреваю, что они спрятали камеры в замке, а мы попросту их не заметили. Так что не советую вам печалиться, мисс Такер, — без тени улыбки посмотрел он на Лив. — Будут у вас и зрители, и поклонники.

Лив, похоже, польстило упоминание о поклонниках, поэтому она подарила Фэрроузу ослепительную улыбку, от которой он, впрочем, и не думал таять.

Наконец споры и раздоры остались позади, и мы, спокойно позавтракав, приняли решение отправиться на поиски ключа. Лив, не проглотившая за утро ни крошки — Фэрроуз посоветовал ей воздержаться от приема пищи до вечера, — заявила, что ей необходим час на то, чтобы привести себя в «божеский вид».

Сам Фэрроуз после некоторых колебаний решил пойти вместе с нашей группой. Насколько я поняла, принимать участия в шоу он не собирался, как и фотограф Джад Оснас, заявивший, что «подобными глупостями занимаются только идиоты».

Это заявление вызвало бурный протест со стороны Мажетты Спаулер, итогом которого стал новый виток перебранки. К счастью, причин опасаться, что эти двое передерутся между собой, не было, поэтому я все-таки решила выбраться наконец из замка и подышать свежим воздухом в одиночестве.

Одиночество мое длилось недолго. Следом за мной из замка выбрался Клеманс, которому, судя по всему, не меньше меня надоело слушать ворчание Оснаса и ждать, пока ее величество Лив Такер соизволит припудрить свой носик и нацепить сапоги из последней коллекции Дольче и Габбаны.

— Ди! — окликнул меня он.

Я уже успела миновать арку и, отыскав удобный выступ, не без удивления обнаружила, что волны плещутся прямо под той скалой, которая является основанием замка. Вчера в сумерках никто из нас этого не заметил. Открытие приятно удивило меня. Я заметила удобную тропинку, ведущую вниз, к морю, и уже собиралась спуститься к воде, когда до меня донесся окрик Клеманса.

— Смотри, здесь океан! — весело крикнула я ему и услышала, как мой голос со звоном разбился о прибрежные скалы.

Клеманс улыбнулся мне в ответ. Его большие красивые глаза слегка сощурились от солнечных лучей. На тонких, неровно очерченных губах заиграла приятная улыбка.

Мое сердце забилось чуть сильнее обычного: издалека Клем напомнил мне Дика Хантона. Но Дик был лет на пять старше моего нового знакомого, да и сходство было мимолетным.

Как глупо, подумала я. И все-таки как приятно было хотя бы на мгновение почувствовать себя счастливой.

Клеманс подошел ко мне, и Дик Хантон растворился в прозрачном воздухе. Сказать по правде, я не очень-то огорчилась, снова увидев Клеманса. Он не прилагал никаких усилий, чтобы меня очаровать, и мне это нравилось. Нам было хорошо вдвоем, и, как мне казалось, ни он, ни я не собирались задумываться о том, почему нам хорошо вместе и сколько это «хорошо» будет продолжаться.

— У тебя красивые волосы, — заметил Клеманс, когда подошел к выступу скалы. — Рыжие, как солнце.

Мне бы следовало смутиться, но я почему-то не смутилась. Здесь я чувствовала себя куда более уверенно, чем в городе, где постоянно тушевалась, смущалась, извинялась и никогда не могла сказать толком, что меня волнует или беспокоит.

— Рыжие, как апельсин — так говорила моя бабушка, — улыбнулась я Клему.

— Сбежала от перебранок? — полюбопытствовал он, оглядывая сизо-серые волны, плескавшиеся под нами.

— Сбежала, — кивнула я. — Правда, мне с самого утра хотелось прогуляться. Но сначала Лив огласила своим воплем окрестности, а потом я нашла этот конверт.

— Ди… — Клеманс посмотрел на меня с какой-то не свойственной ему мрачностью, — у тебя нет ощущения, что что-то идет не так?

— Есть, но это не удивительно, — улыбнулась я. — Для меня все это — странный эксперимент, на который я решилась только потому, что была в отчаянии…

Мой ответ, по всей видимости, его не устроил. Немного помолчав, Клеманс решил задать свой вопрос по-другому:

— У тебя нет дурных предчувствий? Нет ощущения, что что-то должно произойти?

— Не знаю, Клем, — растерялась я. — Да, все это странно. Но ты ведь и сам говорил: мы знали, на что идем. У меня действительно было предчувствие, еще тогда, в самолете, а потом… — Я замолчала, подумав, что все же не стоит посвящать Клеманса в то, в чем я сама не была уверена. К тому же из-за арки показался Фэрроуз, а при нем мне меньше всего хотелось вести с Клемансом душещипательные разговоры.

Увидев нас с Клемом, доктор, как мне показалось, нахмурился, хотя по его вечно угрюмому лицу трудно было сказать, доволен он чем-то или недоволен, поэтому я списала все на свою мнительность.

Наконец ее высочество Лив появилась перед нами во всем блеске своей красоты. С ее лица наконец-то спала припухлость, да и красные пятна заметно побледнели. Но если все вышеперечисленное могло только радовать, то ее одежда у нас с Клемансом вызвала приступ смеха, который мы оба постарались сдержать.

Наша королева снова нацепила высоченные каблуки, к которым прилагалась мини-юбка и обтягивающий джемпер. Поверх этого великолепия был накинут оглушительно-розовый прозрачный плащ, от которого даже у меня зарябило в глазах.

Правда, Лилланду ее наряд пришелся по вкусу, да и Карл Рэдклиф отвесил ей пару неуклюжих комплиментов. Последнего, впрочем, куда больше интересовала Грейс Митчелл, которая, как выяснилось, читала в университете лекции по истории религии и параллельно писала работы о роли мифа в современной культуре. Рэдклифа куда больше интересовали легенды о средневековых вампирах, ведьмах и прочей нечисти, поэтому он то и дело пытался повернуть разговор в это русло.

Наши поиски грозили превратиться в увлекательную прогулку по солнечному острову, если бы не Фэрроуз, поспешивший вернуть всех нас с небес на грешную землю.

— Если мне не изменяет память, вы отправились искать какой-то там ключ. Нам с мистером Оснасом не очень-то хочется весь день таскаться за вами по острову. Поэтому, уж будьте добры, определитесь, куда вы все-таки пойдете.

— А мы и сами не знаем, — бодро заявила Мажетта. — Нам нужно найти прохладный водоем, а рядом с ним — горячий камень. Если бы кто-нибудь из нас имел хоть какое-то представление о том, где тут может находиться водоем, то, думаю, мистер Фэрроуз, мы тут же определились бы с направлением. В сложившейся же ситуации, боюсь, нам придется брести наугад.

— Вы куда-то спешите, мистер Фэрроуз? — полюбопытствовал Лилланд, задетый тем, что его оторвали от приятного разговора с весьма привлекательной для него особой.

— Я никуда не спешу, — спокойно ответил Грэм. — И вполне могу остаться в замке. Но тогда и вы останетесь без человека, который может оказать медицинскую помощь.

— Уж лучше остаться без доктора, чем всю дорогу чувствовать, что тебя куда-то торопят, — заметила Мажетта. — Впрочем, — поспешила добавить она, — мистер Фэрроуз прав: нам нужно понять, куда двигаться. Нагретых солнцем камней здесь, подозреваю, довольно много. Поэтому наша задача — отыскать озеро. Думаю, мы должны направиться в глубь острова.

— В глубь острова — понятие растяжимое, мисс Спаулер, — констатировал Карл. — Вчера мы вроде бы углубились, а море, как выяснилось, совсем рядом.

— Может быть, нам разделиться? — предложила я. — Одна группа пойдет на запад, другая — на восток.

— Нет, это плохая идея, я вам скажу, — перебил меня Грэм. — Кто-нибудь обязательно заблудится, и одному богу известно, сколько времени и сил уйдет на поиски.

— Но остров не такой уж и большой, — возразила ему Мажетта. — К тому же у нас есть отличный ориентир — замок.

— Люди умудряются потеряться в маленьком лесу, а вы говорите об острове, — хмуро покосился на нее Фэрроуз. — Не забывайте, это не город. У нас нет никакой возможности связаться друг с другом.

— Что-то я не пойму, вы доктор или участник шоу? — раздраженно поинтересовался у Фэрроуза Карл. — По-моему, вы отказались от участия, так что права голоса не имеете. Все решает команда. Не так ли, мисс Спаулер?

— Так, — с сомнением в голосе ответила старушка. — Но, мне кажется, решение должны принимать все, кто попал на остров. Ведь мы ответственны друг за друга.

— Послушайте, — вмешалась я, утомленная очередным спором, — давайте выберем хоть какое-нибудь направление, иначе мы будем выяснять, кто прав, до самой темноты. Нужно решать подобные вопросы всеобщим голосованием, как вчера предложила Грейс.

— Согласен, — кивнул Клеманс. — А вот и первый вопрос на повестке дня: кто согласен решать насущные проблемы общим голосованием?

Все, кроме Фэрроуза, рассмеялись. Потом мы наконец-то проголосовали и определились, что не станем разбиваться на группы. Второе голосование определило направление, в котором мы будем двигаться. Все это было страшно утомительно, но затратило куда меньше времени и нервов, чем бессмысленные споры.

Итак, решение было принято и мы наконец-то двинулись в путь…

4

Поиски загадочного водоема, надо сказать, оказались не такими уж долгими, как мы предполагали.

Мы обогнули скалу, на которой горделиво возвышался наш замок. Взобраться на нее никто не решился, к тому же Лилланд, испытывавший неодолимый страх перед высотой, услышав наши разговоры о подъеме, выразил такой категорический протест, что больше никто и в шутку об этом не вспоминал.

Неподалеку от крутого края скал мы и нашли наше озеро: оно располагалось в низине, а нагретый солнцем камень, о котором вещало нам стихотворение, находился на небольшом холмике, прямо над озером, и действительно был освещен ярким полуденным солнцем.

Поднявшись на холм, мы сразу же увидели ключ. Он оказался невероятно большим, размером с охотничий нож, и его покрывал толстый слой ржавчины. Ручка ключа была украшена затейливым литьем, а заостренное основание под резьбой представляло собой подобие клинка.

Карл Рэдклиф, очевидно чтобы продемонстрировать Грейс свою ловкость и отвагу, первым схватил ключ и тут же, вскрикнув, уронил его на камень. Ключ со звоном стукнулся о камень и упал в густую траву. Джад Оснас не растерялся и сделал несколько снимков, запечатлев неловкую попытку Карла.

— Зачем вы снимаете? — недовольно поинтересовался у фотографа Карл, дуя на обожженные пальцы: ключ, как видно, довольно долго лежал на солнцепеке. — Нашли время.

— Вообще-то я фотограф, — напомнил Оснас. — И мне за это неплохо платят. Моя задача — снимать яркие моменты, вот я и снимаю.

Грэм Фэрроуз наклонился и поднял ключ.

— Он порядочно заржавел, — сказала Мажетта, рассмотрев диковинную находку.

— Фи, я даже его в руки не возьму, — поморщилась Лив. — И что нам теперь с ним делать? — уставилась она на меня так, словно я должна была знать ответ на все вопросы.

— Не знаю, — честно ответила я. — В стишке говорилось о какой-то подсказке. Может, где-нибудь под камнем для нас оставили еще одно послание?

Клеманс, Лилланд и Карл приподняли большой гладкий валун. Но, увы, ни под камнем, ни на камне никакого послания обнаружено не было. Мы с Мажеттой пошарили в траве, однако и там ничего не нашли.

— Может, завтра нам подбросят еще одно письмо? — предположила Мажетта.

Грейс, внимательно разглядывавшая ключ, задумчиво покачала головой.

— Сомневаюсь. Мне кажется, дело в ключе. Если он и есть подсказка, значит, мы должны найти дверь, которую этот ключ откроет.

— Что это должна быть за дверь? — воззрилась Лив Такер вначале на ключ, а затем на Грейс. — Размером с наш замок?

— Не обязательно, — ответила Грейс. — Дверь может быть маленькой, а вот замок — большим.

— Кстати, мы ведь еще толком не осмотрели замок, — напомнила Мажетта. — Кто знает, вдруг этот ключ открывает одну из комнат?

— Для начала неплохо бы его очистить, — заметила я. — С таким слоем ржавчины он никакую дверь не откроет. Правда, обычная вода едва ли поможет.

— У меня есть раствор, — сообщил, не глядя на меня, Грэм Фэрроуз, — который справится с этим налетом.

— Отлично, — кивнула Лив. — Только я, хоть убейте, не стану возиться с этим ключом.

— Решайте сами, — мрачно бросил Грэм.

— Снова голосовать? — вздохнула Грейс.

— Я сама этим займусь, — пообещала я и поймала на себе несколько благодарных взглядов.

— Можешь рассчитывать на мою помощь, — подмигнул мне Клеманс, присевший на корточки рядом с камнем.

— Раз уж мы сюда пришли, то, может, спустимся к водоему и устроим небольшой пикник? — предложила Мажетта. — Я захватила корзинку с сандвичами.

— А я — немного вина, — признался Клеманс.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Грэм. — Вино я не пью, но, если кто желает, у меня есть виски.

Лив Такер идея с пикником не очень-то понравилась: берег озера был каменистым, а девушка очень боялась поцарапать свои красивые сапожки.

— Не ждите, что мы все откажемся перекусить у озера из-за того, что вы нацепили каблуки, — проворчал Оснас, и в глубине души я была абсолютно с ним согласна.

Лилланд посмотрел на Лив своим преданно-собачьим взглядом и пообещал, что отнесет ее вниз на руках. Лив снова засияла яркой звездой на нашем пасмурном небосклоне, и мы спустились вниз, к прохладной воде.

Озеро было удивительно прозрачным — такого чистого водоема мне никогда не доводилось видеть. Под серо-зеленой тканью воды мелькали блестки рыбьей чешуи.

— Надо было взять с собой удочку, — пошутил Клеманс. — Наловили бы рыбки на ужин.

— Терпеть не могу рыбу, — недовольно скривилась Лив. — У меня аллергия на некоторые виды, а еще и на креветки.

— Аллергия на рыбу? — покосился на нее Фэрроуз. — Вам надо было сказать об этом раньше. Ваше утреннее состояние вполне могло быть вызвано тем, что во вчерашний ужин кто-то добавил морепродукты.

Мажетта, которая пыталась аккуратно разложить на прибрежных камнях одноразовую скатерть, поспешила заступиться за свою стряпню:

— Неправда, мы не готовили ни рыбы, ни креветок. Грейс подтвердит. Мы готовили спагетти, мясо и добавили к этому всего лишь зелень и специи. Откуда там взяться рыбе?

— Может быть, соус? — предположил Грэм.

— Вы сами-то хоть пробовали то, что мы наготовили? — раздраженно поинтересовалась старушка, разложив несколько камней по краям скатерти, чтобы та не улетела.

Доктор отрицательно покачал головой.

— Заметно. Зачем, спрашивается, к мясу и пасте соус из морепродуктов?

— Простите, не хотел вас задеть, — холодно отозвался Фэрроуз и уселся на один из валунов, которых было много на берегу озера. — Пытаюсь найти причину, которая вызвала аллергию у мисс Такер, только и всего.

Мы с удовольствием съели сандвичи, приготовленные Мажеттой, и запили их вином. От свежего воздуха, вина и еды все повеселели и расслабились.

Я не была исключением. Впервые за долгое время ко мне начал возвращаться вкус к жизни, и я уже не жалела о том, что согласилась на эту удивительную поездку.

Мы с Клемансом прошлись вдоль кромки воды, и я заметила небольшую пещеру на другом берегу озера. Мне захотелось заглянуть туда, о чем я сообщила своему спутнику, но остальная часть нашей группы решила, что пора возвращаться в замок, поэтому осуществить свое намерение мне не удалось.

На обратном пути случилось то, что, наверное, должно было случиться: Лив Такер споткнулась о какой-то камень и, упав, подвернула ногу. Первым к красавице-блондинке подлетел Лилланд. Он так суетился вокруг нее и так причитал, что Джад посоветовал доктору дать ему успокоительное.

Вместо этого наш мрачный эскулап осмотрел ногу Лив и, к счастью, не нашел никаких серьезных повреждений.

— У вас немного растянуты связки, — сообщил он заплаканной девушке. — Я сделаю все необходимое, но вам лучше не опираться на поврежденную ногу.

Лилланд Тиглер конечно же заявил, что отнесет Лив в замок на руках. Он честно принялся выполнять свое обещание, но посередине пути так выдохся, что на него было жалко смотреть. Первым не выдержал Фэрроуз. Посоветовав Лив впредь надевать на прогулки что-нибудь более удобное, чем «каблук размером с Эйфелеву башню», он забрал у Лилланда его драгоценную ношу.

Лив такая перемена партнеров явно пришлась по душе, и от этого, сказать по правде, я испытала довольно странное чувство, разумного объяснения которому так и не нашла. Мне показалось, что Фэрроуз взвалил на себя эту ношу вовсе не из гуманистических соображений, и эта мысль почему-то неприятно меня удивила.

Лив что-то весело щебетала на ухо доктору, по-прежнему холодному как мраморная глыба; Карл Рэдклиф пытался увлечь Грейс разговорами о своих планах относительно проектов новых фильмов; мы с Клемансом болтали о каких-то пустяках, а Мажетта и Джад Оснас по своей уже сложившейся привычке выясняли друг с другом отношения. В общем, обратный путь обошелся без приключений, если, конечно, не считать того, что уже произошло с Лив Такер.

Когда мы вернулись, я попросила у Фэрроуза обещанный раствор и принялась очищать от ржавчины нашу находку. Наросты отходили тяжело, и за час нам с Клемансом удалось очистить лишь верхнюю часть ключа, оказавшуюся не просто кольцом, а настоящим произведением искусства.

Кольцо обвивал змей с широко распахнутой пастью и длинным высунутым из пасти языком. Глаза змея были украшены какими-то камнями, но ни я, ни Клеманс не разбирались в камнях, а потому не смогли бы отличить их от обыкновенных стекляшек.

Устав от долгой утомительной работы и надышавшись отвратительно пахнущим раствором, я решила устроить себе перерыв и спуститься к побережью. Клеманс охотно согласился составить мне компанию, но, увы, неугомонная Мажетта нашла для него другое занятие, в результате чего мой несостоявшийся спутник отправился чистить картошку.

Сумерки накрыли остров лиловым полотном. Залюбовавшись восхитительным закатом, я во время спуска едва не повторила героический подвиг Лив Такер. В отличие от красавицы-блондинки спасать меня было некому, а потому я предпочла внимательно смотреть себе под ноги, чтобы не упасть.

Спустившись к берегу, я первым делом подошла к воде. Море было спокойным, лишь небольшие зеленые волны с тихим стуком ударялись о прибрежные скалы.

Как красиво… Я попыталась мечтательно улыбнуться, но, увы, воспоминания о Дике настигали меня именно тогда, когда я оставалась в одиночестве.

— Дик, — тихо пробормотала я волнам. — Дик Хантон, знаешь ли ты, где я теперь?

Имело ли это значение? Не знаю. Но тогда я мучительно желала открыть свою тайну хотя бы этим волнам, этому морю, этим скалам.

Внезапно неподалеку от скалы я заметила силуэт человека в темно-синей накидке. Решив, что кто-то из участников последовал моему примеру и отправился на вечернюю прогулку, я крикнула:

— Эй, присоединяйтесь!

Фигура в накидке или плаще — я так и не смогла толком рассмотреть — замерла и медленно обернулась. Никогда и ни о чем я не жалела так сильно, как о своей попытке ее окликнуть.

Боже мой, это лицо… Я тряхнула головой, чтобы рассеять наваждение, но оно не исчезало. Это лицо, которое Я еще вчера видела в зеркале, в той самой комнате… Это мертвенно-бледное лицо, так похожее на…

Мне показалось, что фигура двинулась ко мне, и нервы мои сдали. Я громко закричала и побежала к тропинке между камнями, ведущей наверх, к замку. Взбираться по крутому склону было гораздо сложнее, чем спускаться с него: из-под моих ног то и дело сыпался песок и мелкие камешки, но я боялась не столько падения, сколько того, что фигура в синем нагонит меня и я увижу это мертвенно-бледное лицо вблизи.

Поднявшись, я позволила себе обернуться. Меня никто не преследовал. Фигура в синем исчезла, словно действительно была плодом моего воспаленного воображения. Осталось только надеяться, что мой вопль не услышали в замке.

Отдышавшись, я повернула к арке. Судя по тому, что никто не вышел из замка, мои крики не были услышаны. Меня это несколько успокоило, потому что в историю с призраком никто бы не поверил и мне пришлось бы снова лгать и изворачиваться, чтобы объяснить свое нелепое поведение.

Уединившись в комнате, которую мы с Клемансом заняли, чтобы очистить ключ, я попыталась здраво осмыслить все, что со мной произошло.

Может быть, на самом деле я видела вовсе не призрак, а кого-то из организаторов шоу, а знакомые черты лица дорисовало воображение? Но кого же тогда мои глаза узрели в зеркале той комнаты, где поселилась Лив Такер? Если бы в зеркале отражался человек, то он бы никуда не исчез, когда Грэм Фэрроуз включил свет.

Господи, что за наваждение! — подумала я, и до меня донесся робкий стук в дверь.

— Войдите, — сказала я, придав своему голосу спокойствие.

В комнату, превращенную мной и Клемом в настоящую мастерскую, медленно вплыла Грейс.

— Мажетта зовет всех ужинать, — сообщила она своим высоким, красивым, но ничуть не высокомерным голосом.

Я так надышалась этим раствором, что мне и есть не хочется, — соврала я. — Надеюсь, никто не обидится, если я не выйду к ужину?

— Мажетта огорчится, если вы не отведаете ее кулинарного шедевра, — с улыбкой произнесла Грейс. — Ну как, у вас что-нибудь получается? Клеманс сказал, что верхняя часть ключа чудо как хороша… Можно я взгляну? — И, не дождавшись моего ответа, она устремилась к столу, застеленному пакетами и заваленному рыжими от ржавчины тряпками, среди которых лежал наполовину очищенный ключ. — Йормунганд! — восхищенно воскликнула Грейс и потянулась к ключу.

Честно говоря, я не совсем поняла, было ли это ругательством или же загадочное слово означало наивысшее восхищение увиденным.

— Что вы сказали? — на всякий случай решила уточнить я.

— Это же Йормунганд, — пролепетала Грейс, ласково погладив высунутый литым змеем язык.

— Йормунд… — попыталась выговорить я и запнулась.

Грейс поняла мое замешательство и, продолжая поглаживать змеиную голову, пустилась в объяснения:

— Йормунганд — чудовищный змей, персонаж скандинавской мифологии. Он — порождение коварного бога Локи и великанши Ангрбоды. Змей Йормунганд, по скандинавским поверьям, опоясывал своим телом всю землю. Ему было предначертано сыграть особую роль в битве при Рагнареке — конце света. Страшный змей поразил Тора — бога неба и войны, — торжественно изрекла Грейс.

Не такой уж он и страшный, если вы так им любуетесь, подумала я, поняв, что запомнить хотя бы одно из перечисленных Грейс имен мне не под силу.

— А вы уверены, что это тот самый ваш Йомур… — Я снова запнулась.

— Йормунганд, — мягко закончила за меня Грейс. — Да, я уверена, — кивнула она. — Мне доводилось видеть много его изображений.

— Значит, все, что вы говорили о девяти участниках…

— Все сходится, едва ли это случайность, — кивнула Грейс. — Число «девять» в верованиях скандинавов имело особое значение. Подозреваю, загадка, которую мы должны разгадать, связана с каким-то мифом или поверьем.

— Да уж, — покосившись на ключ, вздохнула я. — Выходит, и вы здесь не просто так.

— О чем это вы, Ди? — внимательно посмотрела на меня Грейс.

— У нас есть доктор, фотограф, — принялась объяснять я, — замечательный повар в лице Мажетты Спаулер, есть человек, разбирающийся в мифологии, то есть вы, Грейс, есть красивая девица, уже мелькавшая на телевидении, которая привлекает к себе внимание, и влюбленный в нее кавалер. Есть даже сценарист, который в конечном итоге напишет сценарий или сам снимет фильм об этом реалити-шоу. Одного я не могу понять: зачем в «Остров Обновленных» взяли меня и Клеманса Стархейма?

— У вас странная логика, Ди, — покачала головой Грейс. — С чего вы взяли, что нас всех отбирали по какому-то принципу?

— Спросите хотя бы Лив, — грустно улыбнулась я. — Перед тем как определиться с участниками, обычно проводят кастинг. В нашем случае кастинга не было. Нас всех выбрали — так, во всяком случае, сказали мне — по принципу лотереи. Если бы я не купила диски в том магазине…

— Я все это знаю, — перебила меня Грейс. — Поэтому меня и удивляет, что вы говорите о выборе. Никакого выбора не было — всего лишь случайные покупатели в гипермаркете «Санрайз».

— Вы не верите в судьбу, Грейс? — Я устало скользнула глазами по ключу, который она до сих пор поглаживала кончиками пальцев.

— Если я пишу трактаты о мифологии, это еще не значит, что я непременно должна верить в судьбу, — усмехнулась Грейс. — Пойдемте ужинать, Ди. Это всего лишь реалити-шоу, хоть и немного странное.

— Немного?! — вскинулась я на Грейс.

— Вам станет легче, если я скажу «очень странное»?

— Мне стало бы легче, если бы я поняла, что тут происходит, — пробормотала я и, бросив на стол скомканную тряпку, направилась следом за Грейс Митчелл.

Новость о чудесном змее Йормунганде, украшающем ручку ключа, обсуждалась куда чаще, чем растянутые связки Лив. Последняя надеялась, что снова станет центром всеобщего внимания, и была весьма огорчена тем, что ее ожидания не оправдались.

Я тоже была огорчена, но совершенно по другой причине: странные видения не выходили у меня из головы. Одна лишь мысль о том, что они повторятся, приводила меня в трепет. Мне даже подумалось, что я напрасно не обратилась за советом к доктору Фэрроузу, но, еще раз окинув взглядом его мрачное лицо, я все-таки пришла к выводу, что наш эскулап лечит скорее тела, нежели души. А в моем случае в лечении нуждалась именно душа.

Клеманс заметил, что со мной что-то не так, но не стал терзать меня вопросами, лишь бросил со свойственной ему небрежностью, что я могу поделиться с ним всем, что меня тревожит. Я была благодарна ему за поддержку. В последнее время он стал для меня очень важным человеком.

За разговором выяснилась еще одна любопытная подробность: Лилланд Тиглер оказался журналистом, пишущим статьи для одного очень известного журнала. Он проболтался об этом случайно, и Мажетта тут же подвергла его допросу с пристрастием.

Оказалось, что редактор журнала отпустил своего подчиненного лишь на том условии, что тот напишет о реалити-шоу «Остров Обновленных» подробную и интересную статью.

— Ты уже начал ее писать, Лилланд? — оживилась Лив Такер.

— Да. — Он посмотрел на нее таким взглядом, что Лив могла предположить — и, мне показалось, небезосновательно, — что центральной участницей шоу в статье будет именно она. — Я уже кое-что набросал. Правда, из-за того, что с нами нет ни съемочной группы, ни ведущего, мои наброски похожи на сюжет для триллера.

— О, это по моей части, — просиял Карл Рэдклиф и выудил из кармана пузырек с какими-то таблетками. — Я и сам подумываю снять что-нибудь страшное, но при этом жизненное, такое, чтобы зрителю стало еще страшнее.

— По-моему, современного человека очень трудно напугать, — пожала плечами Грейс. — Главные жупелы для нынешней молодежи: начальство, увольнение и кризис. Больше, пожалуй, она ничего не боится.

— Я, конечно, не юная девушка, — поспешила я заступиться за молодежь, — но, мне кажется, вы горячитесь, Грейс. Не все зациклены на работе и деньгах. Многие боятся одиночества, страдают оттого, что рядом с ними нет близких людей.

— Да вы, как я погляжу, весьма романтичная особа, — рассмеялся Карл Рэдклиф, засовывая в рот маленькую таблетку и запивая ее водой. — Неудивительно, что вы оказались в этом сумасшедшем шоу.

— Что вы принимаете? — перебил его Грэм Фэрроуз, уставившись на пузырек с таблетками, который Карл поставил рядом со своей тарелкой.

— Простите? — недоуменно воззрился на доктора Карл.

— Для чего вам таблетки? — не меняя выражения лица, уточнил доктор.

Во взгляде самого Карла явственно прочиталось желание послать Фэрроуза ко всем чертям, и только присутствие за столом Грейс отвратило его от первоначального решения.

— Зачем вам это знать, Грэм? — сухо поинтересовался он.

— Странный вопрос, Карл. Я в некоторой степени отвечаю за всех, кто принимает участие в шоу.

— Эти таблетки выписал мой личный врач.

— Боюсь, Карл, что теперь я ваш личный врач, — мрачно усмехнулся Фэрроуз. Улыбался он редко, но, когда улыбался, у меня по коже пробегал холодок и я всякий раз радовалась тому, что до сих пор не обратилась к этому суровому эскулапу.

Карл Рэдклиф обвел присутствующих выразительным взглядом и ехидно заявил:

— Простите, дамы и господа, что я объявляю это во время общего застолья, но меня к тому вынуждает наш многоуважаемый доктор. У меня хронический гастрит, и поэтому я принимаю таблетки, облегчающие работу желудка.

— Спасибо за честный ответ, — снова усмехнулся Фэрроуз и, не сказав больше ни слова, отпил из своего стакана, в котором, насколько я успела заметить, плескался виски.

Мытья посуды, которое взяла за привычку поручать нам с Клемансом Мажетта, мне на этот раз удалось избежать. Я вернулась в свою маленькую мастерскую и продолжила чистить ключ.

Около двенадцати ночи ко мне заглянул Клеманс и сообщил, что поиски комнаты с замком, к которому мог бы подойти «чудесный ключик», не увенчались успехом. Поиски решено было продолжить утром, когда в замке будет достаточно светло, ведь организаторы шоу не то не успели, не то нарочно не озаботились освещением коридоров.

Клеманс предложил мне помочь с чисткой ключа, но я сообщила ему, что уже собираюсь спать, поэтому он пожелал мне спокойной ночи и направился к себе.

— Спокойной ночи, — сонно пробормотала я, разглядывая плоды своего труда. — Хорошо бы она и правда была спокойной.

5

Я как в воду глядела: вторая ночь, которую мы провели в замке, стала для некоторых из нас настоящим кошмаром.

Во втором часу, когда я уже успела сходить в душ и положить свою тяжелую от паров раствора голову на подушку, из коридора донеслись странные звуки. Я, хоть и закрыла дверь на щеколду, насторожилась и прислушалась. Кроме тихих медленных шагов из коридора раздавалось какое-то бессвязное бормотание.

Кто бы это мог быть? — испуганно подумала я, привстав на своей кровати. Может, кому-то не спится?

Утешив себя этим предположением, я снова улеглась на кровать, но шорохи шагов и бормотание только усилились: полуночник брел как раз мимо моей комнаты. Повинуясь непонятному порыву, я поднялась с кровати, метнулась к двери и прильнула ухом к замочной скважине.

До меня донеслись обрывки бессвязных фраз: «не зовите», «уйдите от меня», «я туда не пойду». Голос, как мне показалось, принадлежал Лилланду Тиглеру. Я хотела было открыть дверь и поинтересоваться, что же такого случилось с Лилландом, но тут до меня донесся еще один голос, сухой и скрипучий, как плохо смазанная дверь, который, если я, конечно, правильно расслышала, предлагал Лилланду идти вперед и не останавливаться.

У меня мелькнула мысль, что второй голос принадлежит Оснасу, но я тут же ее отмела. С какой это стати не слишком-то общительному Джаду Оснасу предлагать Лилланду куда-то идти?

Кто же тогда говорит с молодым человеком? — подумала я и напрягла слух, чтобы как следует расслышать загадочный голос. Но голоса стихли, а звук медленных шагов по-прежнему раздавался в пустом коридоре.

Нет, тут что-то неладно, подумала я. А вдруг Лилланду плохо и ему понадобилась помощь?

Мне было жутко выходить в коридор, наполненный шагами и странными голосами, но я все же решила перебороть страх и, схватив фонарик, лежавший на прикроватной тумбочке, выскочила в коридор.

Передо мной предстала довольно странная картина. Лилланд Тиглер — я не ошиблась, это был именно он — медленно, слегка раскачиваясь, как пьяный, брел по коридору. Кроме него, в коридоре никого не было. Я посветила фонариком в ту сторону, куда он направлялся, но и там не мелькнуло ни тени. Фонарик осветил лишь проем окна, в которое были вставлены витражные стекла.

Но зачем, спрашивается, Лилланду Тиглеру в столь поздний час понадобилось идти к окну? Это с его-то панической боязнью высоты? Впрочем, подумала я, мы все равно расположились на первом этаже. На первом? Я вспомнила крутую скалу и спуск к морю, куда вполне могло выходить это не обследованное нами окно. Мысль о том, что Лилланд шагает навстречу неминуемой гибели, пронзила меня электрическим разрядом, и тут мне по-настоящему стало страшно.

— Лилланд! — крикнула я, но он не обернулся. — Лилланд, куда ты?! — крикнула я еще громче, хотя он должен был отлично расслышать и первый мой крик.

Судя по всему, сознание Лилланда спало в отличие от его тела, которое упорно стремилось к проклятому окну.

— Лилланд! — снова заголосила я и, поняв, что все мои попытки докричаться до него пустая трата времени, бросилась к нему.

Лилланд Тиглер действительно спал — он не видел меня и упрямо продолжал идти вперед. Я встала у него на пути, я даже толкнула его, ущипнула его за руку, но он никак не реагировал на мое довольно агрессивное поведение.

Увидев, что Лилланд всего в нескольких шагах от злополучного окна, я хотела было позвать на помощь, но тут из мглы коридора вынырнула чья-то тень. Я узнала эту высокую гибкую тень и была ей несказанно рада. Тень принадлежала доктору Фэрроузу.

— Слава богу! — едва не плача, крикнула я. — Помогите, мистер Фэрроуз! Он спит и не понимает, что перед ним окно!

Грэм Фэрроуз в два прыжка очутился рядом с Лилландом и схватил его за кисть своей крепкой рукой. Развернув спящего к себе, Фэрроуз отвесил ему пару увесистых затрещин, от которых лично я проснулась бы и снова потеряла бы сознание.

Лилланд открыл глаза. На его лице появилось выражение испуга и недоумения.

— Где я? Что вы тут делаете? — уставился он на доктора.

— С удовольствием спросил бы вас о том же, — спокойно ответил Фэрроуз. — Вы что, лунатик, Лилланд?

Лилланд потер глаза руками и снова посмотрел на своего спасителя, на этот раз куда более осмысленным взглядом.

— Да, — кивнул он. — Такое со мной уже было. Не думал, что это повторится. Мне казалось… мне снилось, что какой-то голос приказывает мне, чтобы я вышел из комнаты, а потом шел все время вперед.

О, Лилланд, это тебе не приснилось, холодея от ужаса, подумала я. Ведь мы с тобой слышали один и тот же голос… Только поверит ли мне Фэрроуз, когда я расскажу ему правду?

— Конечно, это вам снилось, — подтвердил мои подозрения доктор. — Лунатиков часто кто-то зовет во сне. А теперь вам лучше снова лечь спать. Я дам вам кое-какие таблетки, которые вас успокоят, и вы больше не будете бродить по ночам.

Лилланд, ошарашенный случившимся, покорно мотнул головой. Грэм Фэрроуз направился в свою комнату и очень скоро вышел из нее с маленьким пузырьком в руках.

— Не больше одной таблетки, мистер Тиглер, — сурово заметил он.

— Спасибо вам, мистер Фэрроуз, — искренне поблагодарил доктора молодой человек.

— Спасибо скажете, когда мы выберемся отсюда, — мрачно констатировал доктор, и, честно говоря, даже я, привыкнув к его юмору, усомнилась в том, что он сейчас шутит.

Лилланд ничего не ответил. Зажав пузырек с таблетками в кулаке, он уныло побрел в свою комнату. Мы с Фэрроузом осветили лица друг друга своими фонарями.

— Как вы тут оказались? — холодно поинтересовался у меня доктор.

Эта холодность и неприязнь, которую буквально источали его тон и вид, едва не вывели меня из себя.

— Как?! — впилась я в него негодующим взглядом. — А вы бы могли смогли спокойно лежать в теплой кровати, если бы по коридору бродил человек и бормотал что-то бессвязное под вашей дверью?

— У вас чуткий слух, мисс Притчард. Я услышал только ваши крики. Странно, что никто, кроме меня, не проснулся. Впрочем, я уже давно страдаю от бессонницы.

Похоже, доктор не лгал. Выглядел он и впрямь не лучшим образом: тяжелые мешки под глазами, красная сетка вокруг радужки и этот измученный взгляд…

— Хотите виски? — неожиданно предложил он мне.

— Виски? — От такого резкого перехода я опешила и растерялась.

— Ну да, виски. Подозреваю, вы перепугались куда больше, чем я. Мне и не такое пришлось повидать на своем веку.

— Честно говоря, я никогда не пила виски, — призналась я.

— Надо же когда-то попробовать. Я не предлагаю вам напиваться, мисс Притчард. Всего лишь снять стресс.

Вместо ответа я кивнула, и мы направились в сторону зала, по соседству с которым располагалась кухня.

Грэм Фэрроуз поставил на стол свою флягу, кивком головы велел мне сесть, а сам открыл дверцу холодильника.

— Чем будете закусывать, мисс Притчард? — донесся из-за дверцы холодильника его голос.

— Я же говорила, что никогда не пила виски, — набравшись храбрости, ответила я. — Так что выбор за вами, мистер Фэрроуз.

— Тогда я посоветовал бы вам мясо. Оно довольно жирное. Выпивку всегда лучше закусывать чем-то жирным. Надеюсь, вы не дрожите за свою фигуру, мисс Притчард?

— Нет, это прерогатива мисс Такер.

Из-за дверцы раздался звук, похожий на смешок. Вскоре Фэрроуз закрыл холодильник и выложил на стол кусок окорока и блюдо с остатками овощей. Вытащив из кармана нож, доктор расправился с окороком, куски которого выложил на блюдо и поставил передо мной. Проделав эти манипуляции, он извлек из шкафа два стаканчика и разлил по ним виски. Мне он налил в два раза меньше, чем себе.

— Виски пьют небольшими глотками, — сообщил он, протянув мне стаканчик. — Я не мастер говорить тосты, мисс Притчард.

— Что ж, придется говорить мне, — подняв свой стаканчик, произнесла я. — За то, чтобы таких ночей, как эта, больше не повторялось!

— За будущее не пьют, мисс Притчард.

— Я не суеверна, мистер Фэрроуз.

— Ой ли? — Грэм пристально посмотрел на меня, и мне показалось, что эти глаза цвета потемневшего грецкого ореха видят меня насквозь. — А я решил, что вы, напротив, пугливы и суеверны.

— С чего вы это взяли? — вскинулась я на доктора.

— У вас очень выразительный взгляд. Он выдает вас, когда вы волнуетесь или тревожитесь.

Интересно, когда Фэрроуз успел это заметить? — мелькнуло у меня.

— Мой, как вы выразились, выразительный взгляд еще не говорит о том, что я суеверна.

— Я видел ваше лицо в той комнате. Вы явно чего-то испугались. Вы боитесь темноты, мисс Притчард?

Я отрицательно покачала головой и уже десять раз пожалела о том, что решила составить компанию этому человеку, обладавшему, надо сказать, довольно тяжелой энергетикой.

Впрочем, виски был отличным поводом избежать ответа. Я сделала глоток и почувствовала, как горячая волна прокатилась по горлу и скользнула вниз с намерением спалить мне пищевод. Закашлявшись, я устремила на Фэрроуза смущенный взгляд.

— Ничего, это пройдет, — невозмутимо ответил он моему взгляду, поддел кусок окорока вилкой и протянул его мне. — Не забудьте закусить.

Ну что за черствый человек? Я задыхаюсь от этой огненной жидкости, а он твердит мне о закуске. Интересно, все врачи такие холодные и равнодушные люди?

Взяв, однако, протянутый кусок мяса, я принялась энергично зажевывать пожар во рту.

— Может, нальете мне воды или сока?

Грэм покачал головой.

— Нет, мисс Притчард. Виски нужно закусывать. И вообще запивать алкоголь вредно.

— Ну конечно, вы же в ответе за всех участников шоу, — вырвалось у меня.

Фэрроуз, как мне показалось, ничуть не обиделся на то, что я иронизировала над его собственными словами. Он залпом осушил половину своей порции виски и, поймав мой удивленный взгляд, объяснил:

— Я уже давно привык к этому напитку. Для меня виски что-то вроде лекарства. Как таблетки для Лилланда Тиглера.

— Скорее не таблетки, а микстура, — хмыкнула я и попыталась сделать еще один глоток обжигающей жидкости.

— Микстура, если хотите.

— И давно вы так лечитесь?

— Около трех лет.

— От чего, если не секрет? — полюбопытствовала я.

— Как и большинство — от одиночества. Вы ведь и сами говорили об этом сегодня…

— Да, и Карл Рэдклиф заявил, что я романтичная особа.

— А вы и есть романтичная особа, — без тени улыбки подтвердил Фэрроуз.

— Это вы тоже поняли по моему взгляду? — не без ехидства поинтересовалась я.

Грэм осушил оставшийся виски и внимательно на меня посмотрел.

— Это я понял еще тогда, когда увидел ваше тоскующее личико в самолете. Вы ведь кого-то оставили там, в другой жизни, не так ли, мисс Притчард?

На этот раз ему удалось смутить меня не на шутку. Я отхлебнула еще немного виски. На этот раз жидкость показалась мне не такой уж обжигающей, может быть оттого, что мое лицо горело, как картошка, извлеченная из печки.

— Значит, я не ошибся, — кивнул он.

— Какая разница, ошиблись вы или нет. Думаю, у каждого из нас есть свои тайны и совсем не обязательно посвящать в них первого встречного.

— Вы правы — необязательно. Да я ведь и не просил вас вываливать на меня душещипательную историю о неразделенной любви.

Очень даже разделенной, хотела ответить я, но сочла за благо перевести разговор в другое русло.

— Скажите, мистер Фэрроуз, — начала я, когда доктор разлил по стаканчикам вторую порцию виски, — у вас не возникало ощущения, что в замке… происходит что-то странное?

— Странное? — мрачно усмехнулся доктор. — Если бы я не успел немного вас узнать, то после этого вопроса счел бы вас бледной копией Лив Такер.

— С чего бы это? — недовольно посмотрела я на него. Его заявление — мягко говоря, невежливое — здорово меня задело.

— С того, что ответ на ваш вопрос очевиден. Само по себе реалити-шоу, в котором мы имели глупость принять участие, более чем странное.

— Это понятно, — отмахнулась я, затаив все же обиду на него за «бледную копию». — Но я сейчас говорю не о шоу, а о замке. Вы не замечали… — я запнулась, подбирая слова, — чего-нибудь необычного, иррационального.

— Иррационального? — снова усмехнулся он. — Разве только то, что для нас провели освещение везде, кроме коридоров замка. Если вы говорите о происшествии с Лилландом Тиглером, то, спешу вас разочаровать, в нем нет ничего иррационального: лунатизмом страдают не только в замках, мисс Притчард.

— Я в этом и не сомневалась, мистер Фэрроуз, — раздраженно заметила я. — Ладно, забудьте о моем вопросе.

Глаза Фэрроуза изучающе скользнули по моему лицу, и я поняла, что мне так просто не отделаться от этого на удивление любопытного типа.

— Забудьте? Нет, мисс Притчард, забывать я не умею. Зачем вообще говорить, если ты не запоминаешь слова, сказанные собеседником?

— А если собеседник сам хочет, чтобы о его словах забыли?

— Какой тогда смысл имели его откровения?

— Может быть, он признался в чем-то, но потом раскаялся в сделанном признании. — Наша беседа начала меня забавлять. Фэрроуза, похоже, тоже.

На его лице появилось блеклое подобие улыбки — пожалуй, впервые за все время нашего знакомства этот человек сделал попытку улыбнуться.

— Может быть, но не лучше ли хорошенько обдумать свое признание, нежели жалеть потом о сказанном?

— Вот поэтому я и не делаю никаких признаний, — вырвалось у меня.

— Но вы ведь хотели их сделать?

— Нет, — покачала я головой и отхлебнула виски. — Я не была уверена.

— Жаль, — без особого сожаления в голосе заметил Фэрроуз. — Кто знает, вдруг я смог бы оказаться вам полезен.

Я окинула мрачное лицо доктора беглым взглядом и остановилась на его глазах. Несмотря на спокойный и даже несколько безразличный тон, которым говорил со мной Грэм Фэрроуз, взгляд его был внимательным и серьезным. В нем не было ни тени того равнодушия, которое звучало в его голосе.

На секунду я даже подумала, что мне стоит рассказать ему обо всем, что я видела в стенах замка и на побережье, рассказать о том, что не только Лилланд Тиглер слышал голос, который заставил его подойти к окну. Но, честно говоря, я так и не решилась. Грэм Фэрроуз — и это следовало из всего нашего разговора — был закоренелым материалистом, и вся его помощь заключалась бы, скорее всего, в том, что он дал бы мне флакончик с таблетками, теми, которые назначил Лилланду.

Фэрроуз понял, что я спасовала, и не стал утомлять меня дальнейшими расспросами. Он снова сухо посоветовал мне не забывать о закуске, и не зря — от двух небольших порций виски я умудрилась порядочно захмелеть.

Не знаю, то ли хмель так сильно ударил мне в голову, то ли доктор и вправду оказался вовсе не таким уж тяжелым типом, каким я воображала, но дальнейшая наша беседа протекала если не в теплой, то по крайней мере не в напряженной обстановке.

Я бегло рассказала Грэму о себе: о том, что работаю учительницей младших классов в школе, о том, что детишки, мои ученики, любят меня настолько, что чуть было не отказались посещать занятия после того, как я заявила, что беру отпуск за свой счет на неопределенный срок.

Рассказала и о том, что у меня есть мать и бабушка. Что с первой у меня сложные отношения, а вторую я очень сильно люблю и больше всего сейчас скучаю именно по ней.

Рассказала о том, что я действительно одинока, что никогда не была замужем и даже не представляю себе, что это такое — жить с мужчиной.

Рассказала и о своем отце, с которым познакомилась лишь тогда, когда мне исполнилось восемнадцать. О том, как отвергла любую возможность общения с ним и заявила, что отец, осмелившийся показаться на глаза своей дочери только тогда, когда она повзрослела, мне не нужен.

Кое о чем я, разумеется, умолчала. Умолчала о глубочайшем чувстве вины из-за случившегося с моим отцом, умолчала о длительном и ни к чему не приведшем романе с Диком Хантоном, о нашем расставании, инициатором которого была я сама.

Мои откровения ничуть не покоробили Грэма Фэрроуза, не вызвали у него иронической усмешки. Он слушал меня внимательно, изредка кивал и почти не перебивал. Лучшего слушателя сложно было бы представить, но…

Это «но» все время настораживало меня в нем. Он казался безэмоциональным, даже холодным, и только его глаза выдавали интерес и внимание к собеседнику.

Сам доктор рассказал о себе очень немного. Говорил он коротко, сухо, больше о фактах своей биографии, нежели об отношении к тому, что с ним происходило.

Я узнала, что он работает врачом много лет, однако в его карьере был довольно продолжительный перерыв: почти два года у него не было практики. Что именно заставило его бросить любимую работу, Грэм Фэрроуз объяснить не захотел, но я поняла — в его жизни случилось нечто весьма значительное и даже трагичное.

У меня нет привычки лезть людям в душу, а потому я не стала пытать доктора, как сделала бы это Мажетта Спаулер. Мне показалось, он не ждал от меня меньшего, и эта мысль приятно согрела душу.

— А если мы захотим уехать с острова, — начала я, когда мы снова вернулись к теме шоу, — отказаться от участия в реалити? Как вы думаете, мистер Фэрроуз, дадут ли нам такую возможность? И как ее получить, если мы ни разу не видели никого из организаторов?

— Не знаю, — мрачно покачал головой доктор, который, кстати, захмелел куда меньше моего, хотя выпил гораздо больше, — спросите что полегче, мисс Притчард. Иногда у меня возникает ощущение, что мы попали в западню.

— В западню? — икнув и смущенно прикрыв рот ладонью, переспросила я.

— Да, в западню, — кивнул Фэрроуз, и длинные пряди его пепельных волос рассыпались по впалым щекам. — У нас нет ни самолета, ни лодки. А ведь это остров, мисс Притчард. Нам с него никак не выбраться.

— Вы уверены, что это остров? Может быть, он все-таки соединяется с землей перешейком?

— В отличие от вас, мисс Притчард, я внимательно смотрел в иллюминатор, когда нам объявили о посадке. Земля, где нас высадили, остров. И до материка нам даже на лодке трудно будет доплыть. Что же касается организаторов шоу… Сомневаюсь, что они пойдут нам навстречу. У меня такое чувство, что эти хитрые бестии намерены вытянуть из нас все жилы, выпить все соки. Они успокоятся лишь тогда, когда мы, бледные, согбенные и упавшие духом, взмолимся о пощаде. Разве не в этом смысл шоу? Впрочем, это только мои догадки. Как обстоят дела на самом деле, ведают только эти люди, возомнившие себя богами.

— А как насчет камер? Может, нам стоит их найти?

— Пока в этом нет никакого смысла. Единственное, что я бы сделал, так это провел бы освещение в коридорах замка.

— Разве это возможно?

— Возможно, если разбираться в электрике. Скорее всего — насколько мне позволяют судить мои небогатые познания в физике, — на острове установлен автономный источник питания, который подает нам электричество. Мы ведь не видели здесь ни проводов, ни линий электропередачи. Насколько я могу судить, такой источник весьма дорогое удовольствие. Правда мне куда проще определить симптомы болезни, нежели понять принцип, по которому ток течет по проводам.

— Кто знает, вдруг среди нас окажется человек, который разбирается в электричестве?

— Кто, Лив Такер? — криво усмехнулся доктор. — Нет, мисс Притчард, не окажется. И я даже объясню вам почему. Организаторы шоу преследовали определенную цель, когда решили не освещать коридоры замка. А если у них была цель, вряд ли они стали бы приглашать участника, который может исправить эту «недоработку».

— Вы тоже думаете, что это не случайно? — тревожным шепотом спросила я.

— Что именно?

— Выбор участников.

— Я в этом не сомневаюсь. Вся эта ахинея насчет покупок в гипермаркете — чистой воды вранье. Они знали, кого берут.

— Зачем тогда взяли меня?

— Вы достаточно собранны, умеете логически мыслить, — немного подумав, ответил Фэрроуз. — К тому же в вас есть энтузиазм и задор, которого не хватает многим участникам. Вы, хоть и не блещете красотой, как мисс Такер, довольно интересный человек.

Да уж, комплименты Фэрроуза ставили меня в тупик.

— Перестаньте сравнивать меня с Лив Таккер! — не выдержав, возмутилась я. — Может, я и не девушка с обложки, но во мне, знаете ли, тоже есть очарование. — Я тут же пожалела о сказанном. Конечно, если бы не несколько порций виски, я бы пропустила слова Фэрроуза мимо ушей.

Увидев мое неподдельное возмущение, доктор улыбнулся с таким откровенным сарказмом, что я почувствовала себя полной идиоткой.

— Простите, мисс Притчард, я никоим образом не пытался умалить ваше очарование. Просто привык говорить, что думаю. А думаю я, что ваша внешность далека от идеала, хотя и есть в вас что-то очень притягательное. Во всяком случае, я уверен, что Клеманс Стархейм неспроста увивается за вами.

— О, какой вы наблюдательный! — еще больше оскорбилась я. — Мне тоже показалось, что вы не из простого человеколюбия взялись помогать Лилланду, когда он нес мисс Такер к замку.

Грэм Фэрроуз заметно помрачнел. Мне показалось, эти слова огорчили его и возмутили. Но я вовсе не чувствовала за собой вины: если он позволяет себе говорить о моей внешности то, что думает, чем я хуже?

— Да, мисс Такер очень яркая особа, — немного подумав, заметил доктор. — Вполне естественно, что ее внешность разжигает в мужчинах огонь.

— Вы собрались сгореть в этом Пожаре? — отхлебнув виски, поинтересовалась я.

— А вы порядочно набрались, мисс Притчард, — констатировал Фэрроуз, оглядев мою фигурку, съежившуюся на стуле. — По-моему, нам обоим пора спать. Кстати, уже начало светать.

Признаюсь, мне не очень-то понравилась идея Фэрроуза, к тому же я хотела услышать ответ на свой вопрос, но остатки моего трезвого рассудка подсказывали мне, что он прав.

Мы разошлись по комнатам около половины шестого, но я еще долго не могла сомкнуть глаз.

Призрак на побережье, случай, произошедший с Лилландом, беседа с Фэрроузом, оказавшимся вовсе не таким уж жутким типом, как я представляла, — все это перемешалось в моей голове, а мне так хотелось разложить по полочкам каждое событие…

Заснула я лишь тогда, когда лучи восходящего солнца коснулись моей подушки. Перед тем как провалиться в глубокий сон, я успела подумать, что ни разу за сегодняшнюю ночь не вспомнила о Дике Хантоне.

6

— Ди, боже мой, не знала, что вы такая соня! — раздался голос над самым моим ухом.

Я немедленно открыла глаза и увидела склонившуюся над моей постелью Мажетту Спаулер, как обычно бодрую и полную сил, что трудно было сказать обо мне. Я чувствовала себя чертовски разбитой. Мне было не понятно, как пожилая дама оказалась в моей комнате, но, окончательно проснувшись, я вспомнила, что после посиделок на кухне позабыла закрыть дверь на щеколду.

— Вставайте, милая моя, а то проспите завтрак, — сообщила Мажетта. По всей видимости, добрая старушка считала, что без еды человек не может ни мыслить, ни существовать. — Я стучала, стучала, но вы не открывали, — принялась объяснять она. — После того что случилось с Лилландом, я страшно перепугалась за вас и решилась войти в комнату. Надеюсь, вы на меня не обижаетесь, Ди?

— Нет, — покачала я тяжелой головой, которая тут же зазвенела множеством колокольчиков. — Мажетта, у вас случайно нет таблетки от головной боли?

— Я почти не пью таблеток, Ди, — ответила Мажетта. — Надо спросить у доктора. С его стороны не очень осмотрительно было так вас напоить.

— Он не поил. — Я попыталась снова замотать головой, но на этот раз ее содержимое тряхнул такой электрический разряд, что у меня на глаза навернулись слезы. — Мне просто надо было снять стресс, — переборов боль, продолжила я оправдывать доктора. — А раньше я никогда не пила виски.

— Не надо было и начинать, — укоризненно покачала головой Мажетта, отчего еще больше напомнила мне мою бабушку, когда та сердилась.

Фэрроуз говорил вчера прямо противоположные вещи, но я не решилась сказать об этом мисс Спаулер, которая и без того осуждала его поведение.

— Не волнуйтесь, я сейчас встану. Мне еще нужно закончить с ключом.

— С ключом?! — всплеснула руками Мажетта. — Да вы с ума сошли, Ди! Дышать раствором с головной болью! Даже не думайте об этом. Я попрошу Клеманса закончить работу.

— Нет уж, — упрямо и довольно резко заявила я. — Обещала — значит сделаю.

Мажетту удивил мой решительный тон, и возражать она не стала. Через пять минут на моем столе стоял поднос со стаканом воды и — хвала Фэрроузу! — лежала таблетка от головной боли. Выпив таблетку, я набросила халат поверх фланелевой пижамы, взяла полотенце и направилась в душ. В это время Мажетта уже стучала в двери второй «сони» — Лив Такер.

Выбравшись из душа и переодевшись, я направилась в зал, где вовсю обсуждали уже не ночное приключение Лилланда, а проблемы Лив Такер, лицо которой снова отекло и покрылось красными разводами.

— Что вы добавляете в свою стряпню, мисс Спаулер? — допытывался у нашего повара Фэрроуз. — Я же ясно сказал — никаких морепродуктов, никакой рыбы.

— Но я ничего такого и не готовила, — едва не плача, оправдывалась Мажетта. — Свинина, запеченная с черносливом, картофель… — принялась перечислять она, но Грейс Митчелл ее перебила:

— Действительно, никакой рыбы не было, мистер Фэрроуз. Я видела все, что добавляет в свои блюда Мажетта.

Грэм Фэрроуз воздел очи к небу и повернулся к молчавшей Лив, в глазах которой стояли слезы отчаяния.

— Может, вы еще о чем-нибудь забыли мне рассказать, мисс Такер?

Лив молча покачала головой и, закрыв лицо руками, заплакала. Лилланд Тиглер, бледный и понурый после ночных событий, принялся ласково гладить ее по волосам.

— Ну вот что… — тряхнул своей длинной гривой доктор. — Пусть мисс Спаулер и мисс Митчелл меня простят, но мы поступим следующим образом: ужин сегодня приготовит кто-нибудь другой.

Мажетту явно оскорбило это заявление, и только благоговение перед доктором удержало ее от желания возмутиться.

— Вы думаете, кто-нибудь еще в нашей компании лентяев и разгильдяев умеет готовить? — ехидно покосился на доктора Клеманс, который, к моему удивлению, встретил меня довольно холодно и даже не поздоровался.

— Это не мои трудности, — покачал головой Фэрроуз. — Повара назначайте сами. Я пропишу мисс Такер определенную диету, которую ей нужно будет соблюдать, пока она не пойдет на поправку. Комнату мисс Такер нужно как следует вымыть, а постельное белье — сменить. Я бы даже посоветовал ей поселиться в другой комнате: как знать, может быть, аллергию вызывает особая краска, которой покрыты обои в том месте, где она спит.

Мне меньше всего хотелось ночевать в той комнате, которую заняла Лив, но человеколюбие одержало верх над страхом, и я уже готова была предложить ей свою комнату, но меня выручил Лилланд.

— Лив может переехать ко мне, — сообщил собравшимся он, и на влюбленного журналиста тут же устремились удивленные, обескураженные, исполненные любопытства взгляды.

Даже Лив перестала плакать и недоуменно уставилась на своего поклонника.

До Лилланда наконец дошло, что он выразился весьма двусмысленно. Он густо покраснел и поспешил объясниться:

— Я хотел сказать, что Лив может занять мою комнату, а я перееду в ту, что занимает она.

— Вовремя уточнил, — не удержался Клеманс. — А то мы было подумали, что наше мистическое реалити-шоу разбавит элемент эротики.

— Заткнись! — зарычал на него побагровевший Лилланд и сжал кулаки. — Заткнись, Клеманс, иначе я запихну тебе твои слова…

— Вы что, с ума посходили?! — вскричала разгневанная Мажетта. — Только этого нам не хватало! Одумайтесь, молодые люди! Как вы себя ведете?! И это при дамах!

— Оставьте их, мисс Спаулер, — махнул рукой Карл Рэдклиф. — Пусть себе бесятся, пока еще молоды.

— Пусть бесятся, — сурово кивнул Фэрроуз, в чьих глазах я прочитала едва ли не гнев. — Пусть хоть поубивают друг друга, но только тогда, когда мы выберемся с чертового острова и этой парочке идиотов будут вправлять мозги в прямом смысле слова другие доктора.

Вся эта тирада была произнесена спокойно и даже равнодушно, вполне в духе Грэма Фэрроуза. Однако его слова возымели должное действие: пыл Лилланда немного поутих.

Я и раньше замечала, что Грэм, хоть и не являлся участником шоу, в нужный момент умел оказать влияние на членов нашей, увы, далеко не всегда дружелюбно настроенной по отношению друг к другу команды. Доктора трудно — пожалуй, даже невозможно — было назвать харизматиком, но суровость и уверенность в собственной правоте позволяли ему добиться от людей того, чего не смог бы получить от них даже самый талантливый манипулятор.

Конфликт был исчерпан, но, увы, поварами путем уже привычного голосования команда назначила меня и Клеманса Стархейма. Надо сказать, Клеманс не выразил по этому поводу особого восторга. Мне показалось, что он вообще не хочет смотреть в мою сторону. Это странное поведение требовало объяснений, которых я намерена была добиться.

Правда, объяснения с Клемансом пришлось отложить: мне нужно было до конца отчистить ключ, а остальным участникам — продолжить поиски двери с огромным замком.

Шесть часов утомительной работы с лихвой компенсировал конечный результат: ключ был практически чист и блестел как новенький. Под змеем с непроизносимым именем, обвившим кольцо ключа, на стержне красовалось раскидистое литое дерево, которое я поначалу приняла за ржавый нарост.

Надо было показать это дерево Грейс Митчелл, но я решила вначале закончить работу. Мне осталось отчистить немного ржавчины под резьбой, на остром кончике ключа, и я принялась энергично тереть этот кончик раствором.

К моему огромному удивлению, кончик ключа неожиданно начал откручиваться. Поначалу я испугалась, что сломала ключ, но вскоре поняла, что этот удивительный предмет имеет небольшой тайничок. Открутив острый кончик, я обнаружила в полом стержне свернутый в трубочку листок бумаги.

Сгорая от нетерпения, я выбежала из комнаты и крикнула остальным, чтобы они взглянули на ключ. Ответом мне было несколько недовольных возгласов, но через некоторое время в нашей маленькой «мастерской» собрались все участники шоу, включая доктора и фотографа.

— И что же такого вы хотите нам показать, дорогая Ди? — насмешливо воззрился на меня Карл Рэдклиф.

— Наша находка вовсе не обыкновенный ключ, — гордо объявила я.

— Только не говори, что это замаскированный вантуз, — небрежно перебил меня Клеманс.

— Если вам скучно, — раздраженно покосилась я на обоих, — можете не слушать. Только, будьте добры, не мешайте остальным.

— Умолкаю, — бросил Клеманс и принялся разглядывать носки своих пыльных ботинок.

Подавив обиду и недоумение, вызванное поведением Клеманса, я рассказала собравшимся о том, что нашла в ключе тайничок.

Грейс, от взгляда которой не укрылось литое дерево, немедленно изрекла еще одно непроизносимое название. Кажется, оно звучало примерно так: «Иггдрасиль». Как объяснила Грейс, в скандинавской мифологии так называли мировое дерево, объединявшее между собой несколько миров. Этот экскурс в мифологию, безусловно, был безумно интересен, однако всем не терпелось узнать, что за письмо лежит в обнаруженном мною тайнике.

Дрожавшими от волнения руками я взяла заветный ключ и хорошенько его встряхнула. Из тайника вывалился скрученный листок, который мне со всеобщего согласия позволили развернуть и зачитать.

Листок — если честно, в моей голове мелькало подобное предположение — содержал очередное стихотворное послание, которое я зачитала вслух:

— Весьма содержательно и поэтично, — отозвался Клеманс, когда я замолчала.

— Поэтично это или нет, — заметила Мажетта, — но мы, по всей видимости, упустили что-то очень важное.

— Жизненно важное, надо полагать? — язвительно полюбопытствовал Клеманс, пребывавший с самого утра в дурном настроении.

— Хватит острить, молодой человек! — осадила его Мажетта. — Что скажете, мои дорогие?

«Дорогие» взяли паузу для раздумья, и второе загадочное послание пошло по рукам.

Первой решила высказаться я:

— Если они пишут, что ключ показал нам, куда идти, то можно предположить, что он указывал какое-то направление. Видимо, неподалеку от места, где мы его нашли, было еще что-то, чего мы попросту не заметили.

— Дверь? — спросила, как всегда задумчивая, Грейс.

— Но там не было никакой двери, — проворчал Джад Оснас, вытащив из кармана пачку сигарет.

— Даже не думайте здесь курить, — погрозила ему пальцем Мажетта. — Травите себя — воля ваша. Но пожалейте других.

Этот спор, уже не единожды возникавший между парочкой забавных стариков, снова грозил перерасти в бурю.

— Господа, — вмешалась Грейс, — а может, нам стоит искать вовсе не дверь?

— А зачем тогда дурацкий ключ? — поинтересовалась Лив, лицо которой стараниями Фэрроуза потихоньку приобретало прежний вид и цвет. — Неужели мы его чистили только для того, чтобы прочесть этот бред?

— Мы? — не удержался от насмешки Клеманс. — Ты, Лив, безусловно, больше всех поучаствовала в процессе.

— Ну хватит! — прикрикнула на молодого человека Мажетта. — Если вы не прекратите язвить и острить, мы вас дисквалифицируем, Клеманс.

— Каким же это образом, позвольте вас спросить?

— Голосованием, дорогой мой.

— Прекрасно, голосуйте, — невозмутимо ответил Клеманс. — Скоро вы начнете голосовать перед тем, как садиться за стол. Кто первым сядет ужинать? Давайте проголосуем!

— Лучше послушаем Грейс, — мягко перебила я разошедшегося Клеманса. — Она ведь так и не успела ничего сказать.

— Я сделала предположение, только и всего, — пожала плечами Грейс. — Ключ вполне может оказаться всего одним из предметов, которые мы найдем, выполняя задания. А потом нам придется решать какую-нибудь затейливую головоломку. Одно я могу сказать точно, господа: наша головоломка как-то связана со скандинавскими мифами.

— Вечно вы со своими мифами, — фыркнул Джад Оснас и склонился над ключом, чтобы его сфотографировать. — Если бы дело было в мифах, вас одну бы отправили на этот остров. Что тогда разгадывать остальным?

— Неправда, — заступился Карл за Грейс. — Каждый вносит в поиски свою лепту.

— Хотелось бы знать, какую лепту внесли вы? — снова встрял в разговор Клеманс Стархейм.

— Клеманс, вы невыносимы, — осуждающе покосилась на него Грейс. — Вы как бог Локи. Он вечно над всеми подшучивал и строил козни.

— Что ж, Грейс, спасибо за комплимент. Быть Локи, судя по вашим словам, не так уж плохо.

— О, вы не знаете, как он закончил, — скептически усмехнулась Грейс. — Его приковали цепями к скале, а над лицом у него висела ядовитая змея, чей яд, капавший из пасти, причинял ему невыносимые страдания. Его жене, Сигюн, пришлось постоянно сидеть рядом с мужем и держать чашу над его лицом. Но чаша переполнялась…

— Какие ужасы вы рассказываете, Грейс, — покачала головой Мажетта. — Клеманс, конечно, достоин осуждения, но не до такой же степени. Он образумится, а мы не станем приковывать его к скале. Правда, Клеманс?

Клеманс только хмыкнул в ответ. Мне показалось, его забавляет реакция окружающих на его далеко не всегда невинные шутки, и, сказать по правде, меня это начинало злить.

Карл Рэдклиф пожаловался на то, что чувствует себя персонажем в компьютерной игре: не прошел уровень — добро пожаловать на предыдущий. Отчасти я была с ним согласна. Уровень мы не прошли, а потому, как было сказано в стишке, нам пришлось брести туда, где мы уже бывали.

Озеро снова встретило нас соленой прохладой, а холм — зеленью, радовавшей глаз. Разумеется, никто не мог вспомнить, как именно лежал ключ, когда мы его нашли. Карл, который обжег себе пальцы, утверждал, что острый конец ключа указывал в сторону замка и скал. Мажетта уверяла, что верхняя часть ключа «смотрела» на солнце, а нижняя — на водоем. Я, честно говоря, забыла, как именно лежал ключ, но зато мне отчетливо вспоминалась пещера на той стороне озера, что находилась напротив холма. Эту пещеру мы с Клемансом так и не успели осмотреть.

Упрямцы могли спорить целую вечность — тем более в спор вступил Джад Оснас, — поэтому я решила, что от меня все равно будет мало толку, и спустилась к озеру.

Обогнув водоем, я добралась до небольшой пещеры, перед которой остановилась как вкопанная: прямо на входе виднелся отпечаток гигантской человеческой ноги, причем эпитет «гигантская» полностью соответствовал действительным размерам отпечатка.

Кто мог оставить подобный след? — испуганно разглядывая отпечаток, подумала я. Это что, шутка? Или розыгрыш в духе Клеманса Стархейма? Или очередная головоломка, которую подбросили нам организаторы шоу?

— Ди! — позвали меня с холма Мажетта и Грейс Митчелл. — Возвращайтесь, мы вас потеряли!

— Нет, это вы идите сюда! — закричала я в ответ. — Тут кое-что страшно любопытное!

Действительно, след, оставленный огромной ногой, был страшным и любопытным одновременно. Вскоре к пещере подтянулась вся группа. Не хватало только Клеманса, который умудрился снова рассориться со всеми и не пожелал спуститься с холма.

Увидев то, что так сильно меня поразило, наша группа окончательно растерялась. Впечатлительная Лив даже вскрикнула и уткнулась лицом в плечо, которое с готовностью подставил ей Лилланд.

Один только Фэрроуз осмелился зайти в пещеру, чтобы как следует рассмотреть след. За ним нерешительно направился Джад Оснас. Он быстро сделал несколько снимков и вышел.

— Хотела бы я знать, какой размер оно носит, — пробормотала Лив, немного пришедшая в себя. — Трехсотый? Представьте себе только, сколько кожи ушло бы на такую обувь!

Несмотря на свою недалекость, Лив, однако, обладала недюжинным воображением. Размер обуви великана, оставившего свой след в пещере, волновал меня меньше всего.

— Постойте-ка… — меня вдруг осенила неожиданная догадка, — пещера-то совсем маленькая…

— И что? — покосилась на меня Лив.

— А то, — продолжил за меня Фэрроуз, выбравшийся из пещеры, — что существо с такой ногой здесь просто не поместилось бы. Этот след оставлен не человеком, скажу я вам.

— А кем же тогда? — поинтересовалась Мажетта.

— Скорее всего, его умело нарисовали, — ответил ей Грэм, стряхивая с рук мелкие кусочки глины. — Этот след всего лишь мистификация. А вы что скажете, Грейс? — покосился он на вечно задумчивую леди с красивым голосом. — Вы ведь у нас специалист по мифам?

— Могу предположить, что след принадлежит йотуну. — Грейс наконец осмелилась подойти к пещере и оглядеть вблизи отпечаток гигантской ноги. — Точнее, те, кто его нарисовал, дали нам очередную подсказку.

— Кому-кому? — хихикнула Лив, которую страшно забавляли словечки, которыми сыпала мисс Митчелл.

— Йотуны — великаны в скандинавской мифологии, к которой, насколько я помню, кое-кто не хотел относиться серьезно, — не без иронии заметила Грейс. — Зачем здесь этот след — не спрашивайте, я и сама не знаю. Он может быть связан с ключом, но это совершенно не обязательно. След — очередная головоломка, которую мы должны разгадать.

— Ну так разгадывайте, — фыркнул Джад Оснас. — Иначе мы век будем торчать на этом острове! — Он извлек из кармана пачку сигарет и нервно закурил, не обратив внимания на взгляд, которым буквально испепелила его Мажетта.

Что и говорить, задания, выдуманные для нас организаторами шоу, оказались вовсе не такими уж простыми, как мы предполагали. Когда впечатления от увиденного улеглись, Фэрроуз предложил вернуться в замок.

Я посмотрела на холм, где одиноко сидел забытый всеми Локи-Клеманс. Меня, конечно, порядочно раздражали его выходки, но я подозревала, что за ними стоит что-то более серьезное, чем желание кому-то досадить. Возможно, на Клеманса нахлынули неприятные воспоминания; возможно, его что-то угнетало и тревожило. Решив, что будет несправедливо отвернуться от своего нового друга в трудную минуту, я объявила всем, что вернусь за Клемансом и мы вместе догоним остальных участников.

Мое заявление было принято достаточно лояльно, однако я все же почувствовала на себе один едва ли не обвиняющий взгляд. Взгляд, как ни странно, принадлежал Грэму Фэрроузу. Меня это удивило, потому что на моей памяти Клеманс ни разу не задел доктора и не оскорбил его. Фэрроуз был, пожалуй, единственным человеком, которого Клеманс не изводил своими язвительными замечаниями.

С чего бы доктору осуждать меня? — подумала я, но, списав все на свое богатое воображение, решила не мучить себя поисками ответа на этот вопрос.

Когда я поднялась на холм, Клеманс поприветствовал меня грустной улыбкой.

— Ну что, похож я на Локи, прикованного к скале?

— Еще как, — кивнула я. — Не хватает только змеи с ядом, текущим из пасти.

— А ты стала бы держать чашу над моим лицом? — поинтересовался Клеманс, и мне показалось, что он не шутит.

Я смутилась, а потому сама поспешила отшутиться:

— Только из человеколюбия, Клеманс Стархейм. Мне показалось, сегодня вы исправно напрашивались на наказание.

На губах Клеманса снова заиграла грустная и немного ироничная улыбка.

— Знаю, мисс Справедливость. Я заслужил всеобщее порицание. Ты сердишься на меня?

— Подозреваю, у тебя были причины так себя вести, — уклончиво ответила я и внимательно посмотрела на Клеманса. — Что-то случилось?

Клеманс повернул лицо к лучам заходящего солнца.

— Случилось. И не только сегодня. Знаешь сказку о пастухе и волках? — неожиданно спросил он.

— Ты о чем?

— О той самой сказке, где пастух постоянно кричал «Волки, волки!», а никаких волков не было. И когда эти самые волки действительно пришли, его крикам уже никто не поверил.

— Клем, что случилось? — не на шутку встревожилась я и присела на траву рядом с камнем, на котором сидел Клеманс.

— Ди, не думаю, что ты при всей своей чуткости станешь выслушивать бред сумасшедшего, — ответил он, не поворачивая ко мне лица.

— Я не обещаю, что поверю всему, что ты скажешь, — честно ответила я. — Но обещаю, что ни одна живая душа не узнает о нашем разговоре.

— По крайней мере искренне, — усмехнулся Клеманс и наконец-то повернулся ко мне. Я ожидала увидеть в его глазах что угодно, но только не страх, неподдельный, настоящий страх, который затаился в них. — А что бы ты сказала, Ди, если бы услышала, что я видел призрак?

— Что?! — Я уставилась на него во все глаза. — Призрак?

— Так я и знал, — горько усмехнулся Клеманс, истолковав мою реакцию как недоверие к своим словам. — Волки, волки…

— Погоди, Клем, ты не понял, — тяжело сглотнув, перебила его я. — Я ведь тоже видела призрак.

— Брось меня разыгрывать, это не твоя стихия.

— Клянусь тебе, Клем. Честное слово! Господи, — вымучила я улыбку, — ведь клясться должен ты, а не я.

— И правда, — улыбнулся Клеманс. — Мне казалось, я схожу с ума, Ди. Но я не думал, что ты сходишь с ума вместе со мной.

Его лицо, озаренное лучами заходящего солнца, снова напомнило мне лицо Дика Хантона. Я попыталась отделаться от навязчивой мысли, но это оказалось не так-то просто. Она превращалась в наваждение, которое невозможно было прогнать.

Клеманс молча смотрел на меня, и я не имела представления о том, что творится сейчас в его голове. Мне казалось, из его глаз исчезло обычное лукавство: взгляд сделался мягким и ласковым, по-детски наивным. Я почувствовала, как рука Клеманса добралась до моей руки, и ласковые прикосновения его пальцев были мне приятны. Разум подсказывал мне, что лучше прекратить все это прямо сейчас, но почему-то я никак не могла заставить себя оттолкнуть его руку. Ласки становились все более настойчивыми — его рука скользила все выше и выше, вверх, к моему плечу, а через несколько секунд уже ласково поглаживала шею, укутанную широкой горловиной свитера.

Я уже не видела лица Клеманса — в поле зрения остались лишь его глаза, такие знакомые, такие любимые… Эти глаза, с мыслью о которых я просыпалась столько дней и ночей подряд… Ты мой, только мой, хотелось прошептать мне, и мои глаза закрылись сами собой.

Клеманс принял это за сигнал к действию и приблизил свое лицо к моему. Я почувствовала тепло, которого уже так долго не было в моей жизни. Да, мне хотелось, чтобы он поцеловал меня, чтобы его руки запутались в моих волосах, чтобы его горячее дыхание обожгло мои щеки, виски, губы… Мне безумно хотелось вернуть то, что я потеряла, а точнее, получить то, чего у меня на самом деле никогда не было. Я не отдавала отчета в своих действиях, я утратила контроль над чувствами. Мои плотно сомкнутые глаза видели только одного человека, и, увы, Клеманс им не был. Но его близость, его тепло, его нежные прикосновения усыпляли мой рассудок и заставляли меня принимать желаемое за действительное.

И лишь когда руки Клеманса спустились к моей талии и скользнули под свитер, когда его губы впились в мои обжигающим страстным поцелуем, я наконец очнулась…

Господи, что же ты делаешь! — донесся до меня отчаянный голос рассудка. Это не Дик Хантон, это Клеманс! Ты сделаешь больно и себе, и ему!

— Хватит, Клем, — пробормотала я и вырвалась из его объятий.

Он посмотрел на меня с удивлением. В его глазах читалось горячее желание.

— Прости меня, — покачала головой я. — Мне не хотелось… То есть мне хотелось, но это было бы неправильно.

— Неправильно? — недоуменно уставился на меня Клеманс. — Не вижу ничего неправильного в том, что мужчину и женщину влечет друг к другу. И не просто влечет…

— Все не так, Клем, — потупив глаза, перебила его я. — Ты нравишься мне, но не настолько, чтобы я…

— Переспала со мной? — взволнованно поинтересовался Клеманс. — Неужели ты думаешь, что мне пришло в голову… Нет, Ди, честное слово, я не стал бы. Мне просто хотелось обнять тебя, дать тебе немного тепла.

— Спасибо. — Его ответ меня успокоил. — Тебе это удалось. Только… только…

— Хочешь сказать, что повторения не будет?

— Да, — кивнула я, не глядя на Клеманса, — повторения не будет. Это не нужно ни мне, ни тебе.

— Ты можешь говорить за себя, — спокойно ответил он. — Но не стоит решать за меня. И не думай, что я обиделся. Хотя, если честно, приревновал тебя сегодня к Фэрроузу.

— С чего это? — остолбенело уставилась я на Клеманса.

Он лукаво улыбнулся, однако, вопреки сказанным им словам, в его глазах промелькнула тень обиды.

— Услышал о твоем ночном приключении. — Клеманс многозначительно замолчал.

— Приключении? — сердито покосилась я на него. — Ничего себе, приключение. Я такого страху натерпелась, Клем, что ты даже представить себе не можешь.

— Еще как могу, Ди. Я же говорил о своих видениях.

— Ну да, — кивнула я. — Извини. В общем, хочу тебе сказать, что между мной и доктором ничего не было. Он помог разбудить Лилланда, а потом предложил снять стресс и выпить виски. Мы пили виски и болтали о жизни, только и всего.

— Только и всего? — хмыкнул Клем. — Болтать о жизни с Грэмом Фэрроузом — это уже много чего. Ты видела хотя бы одного человека, с которым этот мрачный тип стал бы откровенничать?

— Да он и со мной не слишком-то откровенничал, Клем, — ответила я и поспешила сменить тему: — Мы вообще-то говорили с тобой не о докторе, а о наших привидениях. Кстати, что касается ночного происшествия… Я отчетливо слышала, что бредущего по коридору Лилланда звал какой-то голос. А когда я вышла из своей комнаты, в коридоре, кроме Лилланда, никого не было. Потом, когда Грэм разбудил его, Лилланд сказал, что ему мерещился какой-то голос. Но мне не хватило смелости признаться, что я эти бормотания тоже слышала.

Клеманс посмотрел на меня взглядом затравленного зверька. Таким я не видела его еще ни разу.

— Ты говорила, что тоже видела призрак. Когда? Как он выглядел?

Мне пришлось рассказать Клемансу о том, что я видела в комнате Лив Такер и на побережье. Единственное, в чем я так и не смогла признаться, — это чей именно призрак явил мне свое обличье. Нет, причина моего молчания крылась вовсе не в недоверии. Мне было безумно трудно рассказывать о том, что, хоть и произошло много лет назад, оставило в моей душе гигантский след, подобный следу, обнаруженному нами в пещере на берегу озера.

Клеманс рассказал мне не менее жуткую историю. Его призрак — лица призрака Клеманс не смог разглядеть, поскольку оно было закрыто капюшоном плаща, — встретился ему в первый же вечер нашего прибытия на остров.

Клеманс, как выяснилось, боявшийся призраков с самого детства, с того дня, как умер его дедушка, решил, что повредился рассудком. Вчерашней ночью призрак явился ему снова. Он бродил по комнате, которую Клем забыл запереть, и даже коснулся своей рукой изголовья кровати, на которой лежал скованный страхом молодой человек. Клеманс не мог ни пошевелиться, ни закричать, — о, как мне это было знакомо! — до того был напуган…

Поговорить с кем-то из участников о своем видении он так и не решился. Сказка о волках прочно засела в его голове, и он был уверен, что его слова никто не примет всерьез…

Все, что происходило с нами на острове, сложно было назвать случайностью, и Клеманс был солидарен со мной в этом вопросе. Однако его версия происходящего удивила и даже испугала меня: он считал, что организаторы шоу подослали нам подсадную утку в лице доктора Фэрроуза, который опаивал участников наркотическими препаратами, вызывавшими галлюцинации, или подсыпал в пищу снадобья, провоцировавшие аллергическую реакцию, которую мы наблюдали у Лив Такер.

Я поспешила уверить Клема в том, что его версия не выдерживает критики. Галлюцинации не могут видеть или слышать одновременно два человека, а ведь мы с Лилландом оба слышали зловещий голос, повелевавший спящему идти вперед.

К тому же, принимая наркотические препараты, мы все чувствовали бы физическое недомогание, которого ни у меня — за исключением, конечно, сегодняшнего утра, когда я испытывала вполне объяснимую головную боль, — ни у Лилланда, ни у самого Клеманса не наблюдалось.

Что касается страданий Лив Такер, то зачем их провоцировать организаторам шоу? Напротив, им куда более интересно показывать зрителю ее хорошенькое личико, которое так пленило Лилланда Тиглера.

Кроме всего прочего, я была искренне убеждена в том, что Грэм Фэрроуз, несмотря на свой тяжелый характер и угрюмый вид, не способен на такие ужасные поступки. Конечно, с этим можно было поспорить, чем и занялся Клеманс, но уже начало смеркаться, поэтому мы прекратили спор и поспешили вернуться в замок, где за нас наверняка уже начали беспокоиться…

Несмотря на речь в защиту Грэма Фэрроуза, которую я произнесла перед Клемансом, маленький червячок сомнения все же заполз в мою душу, растревоженную последними событиями.

Я внимательно присмотрелась к поведению доктора. Оно было не более странным, чем всегда. Мне показалось, что Грэм Фэрроуз стал более холоден со мной, но разве хотя бы раз, кроме той ночи, которую мы провели за флягой, наполненной виски, и беседами о жизни, он демонстрировал ко мне какой-то особенный интерес? Едва ли. Во всяком случае, этого интереса я не замечала.

Холодность Фэрроуза, как это ни странно, задела меня куда сильнее, чем я могла предположить. Мысль о том, что я значу для него не больше, чем остальные участники шоу, вызывала во мне обиду и даже горечь. Эти странные чувства, которых я совершенно не ожидала испытать по отношению к мало знакомому человеку, удивили и даже напугали меня. Если бы не то, что случилось на холме, я бы рассказала обо всем Клемансу и, возможно, спросила бы, что он думает о моих странных чувствах. Но мне показалось, что именно его я больше всего обижу своей откровенностью.

Впрочем, дела куда более прозаического характера очень скоро вытеснили из моей головы мысли о докторе. Нам с Клемансом предстояло приготовить ужин, но ни я, ни он ровным счетом ничего не понимали в тонкостях поварского мастерства. Порядочно проголодавшейся команде участников пришлось довольствоваться недоваренными макаронами с мясом, напоминавшим подошву резинового сапога — моим произведением кулинарного искусства, — и салатом из порезанных огромными кусками овощей — кулинарного шедевра Клеманса.

Вполне естественно, что свой дебют в качестве поваров мы с треском провалили. Наша стряпня подверглась жуткой критике, и даже Мажетта Спаулер, которая благородно пыталась за нас заступиться, не спасла меня и Клеманса от шуточек и насмешек. Больше всего рвала и метала Лив Такер. Овсянка, которую порекомендовал ей на ужин доктор, прилипла ко дну кастрюли, и мне с трудом удалось выковырять то, что не успело пригореть.

Выслушав все эти порицания, мы с Клемансом, ко всеобщему ликованию, отказались от почетной должности поваров, на которую после общего голосования немедленно вернули Мажетту Спаулер и Грейс Митчелл. Наш ужин конечно же не стал от этого вкуснее, однако забрезжившая надежда на хороший завтрак немного оживила собравшихся за столом.

Обсуждение сегодняшней находки так ни к чему и не привело. Огромный след, который я обнаружила в пещере, никак не увязывался с ключом, найденным на холме. Оставалось лишь надеяться, что организаторы дадут нам еще одну подсказку или Грейс, пообещавшая хорошенько подумать над этой головоломкой, отыщет какое-то разумное объяснение нашим находкам.

На этот раз я почти не принимала участия в общем разговоре — мне было тоскливо и тревожно. То же самое, по всей видимости, испытывал и Клеманс, на которого к тому же дулось большинство участников шоу. Насколько я поняла, Клеманс не привык извиняться — для меня он сделал исключение, — и эта черта, разумеется, не делала его привлекательнее в глазах окружающих.

Грэм Фэрроуз, за которым я исподтишка наблюдала, как всегда молчал и потягивал виски из своего стакана. К еде он почти не притронулся, что, впрочем, было неудивительно: я ни разу не замечала, чтобы доктор ел с аппетитом. Но зато и критики в адрес нашей с Клемом стряпни я не услышала.

Мне снова вспомнился разговор на холме. Мог ли Фэрроуз и впрямь оказаться подсадной уткой, засланной к нам организаторами шоу, обладавшими, если верить предположениям Клеманса, весьма изощренной фантазией? Весы моих размышлений колебались то в одну, то в другую сторону.

Сказать по правде, меня саму порядочно раздражало то, что я никак не могла решить окончательно: считаю ли я Фэрроуза порядочным человеком или все же склоняюсь к мысли, что он способен на подлость. Я всегда старалась оценивать людей согласно собственному мнению, но тогда почему слова Клеманса оказали на меня большое влияние?

Впрочем, уже позже я подумала, что куда больше, чем подозрения Клеманса, на меня повлияло то, что происходило со всеми нами. Слишком уж странным и зловещим был старый замок, слишком уж непонятным было поведение тех, кому пришла в голову мысль снять подобное шоу. Слишком уж подозрительным казалось то, что происходило со мной, Клемансом, Лив и Лилландом.

Все было слишком, и это угнетало нас и заставляло искать угрозу там, где на самом деле ее могло и не быть.

Новая ночь приготовила для нас очередное испытание…

Я проснулась от жуткого, истошного вопля, огласившего стены замка. Сложно было понять, кому именно принадлежал крик, но этот крик разбудил всех, кто в этот час мирно дремал в своих кроватях.

Все выбежали из своих комнат и увидели в коридоре Мажетту Спаулер, лицо которой было перекошено от ужаса. Она пыталась что-то нам сказать, но вместо слов с ее языка срывались лишь непонятные звуки. Ужас, который пришлось пережить несчастной старушке, по всей видимости, оказался настолько сильным, что она не могла вымолвить ни слова.

Я сразу заподозрила, что Мажетта могла столкнуться с тем, с чем уже сталкивались мы с Клемансом, поэтому не замедлила спросить ее, не призрак ли увидела она в своей комнате.

Она отрицательно покачала головой и ткнула пальцем в сторону своей двери. Моему вопросу, к счастью, никто не придал особого значения. Мужчины — все, кроме доктора, — сразу же направились в комнату Мажетты. Остальные, включая меня, принялись успокаивать перепуганную старушку, но Фэрроуз в довольно резкой форме попросил нас помолчать.

Признаюсь, его заявление заставило меня насторожиться.

— Почему, мистер Фэрроуз? — с вызовом спросила я доктора.

— Потому что своими дурацкими вопросами вы только мешаете ей прийти в себя, — ответил он, даже не посмотрев в мою сторону.

— Но мисс Спаулер нужна поддержка.

— Если вся ваша поддержка заключается в том, чтобы помешать ей успокоиться, то она прекрасно обойдется и без нее. Если хотите помочь, принесите воды и сбегайте за моей аптечкой. Она лежит на тумбочке, рядом с кроватью.

Мне ничего не оставалось, как подчиниться. А что я еще могла сказать человеку, который не хотел даже смотреть в мою сторону?

Я зашла в комнату к доктору и поняла, что не ошиблась в своих предположениях относительно того, что ему было совершенно безразлично, в каком месте он окажется. Его до сих пор не разобранные вещи стояли возле двери, а пепельница — кстати, я ни разу не замечала, чтобы Фэрроуз курил, — была полна окурков. В комнате стоял сильный запах табака.

Бегло осмотрев пристанище — мне трудно было подобрать другое слово для названия этой комнаты — нашего мрачного эскулапа, я взяла аптечку и побежала за водой.

К тому моменту, как я выполнила все поручения Фэрроуза, Клеманс, Лилланд, Карл и Джад закончили осмотр комнаты Мажетты. В руках у Клеманса я заметила большую банку и направила на нее фонарик.

— Господи! — вырвалось у меня. Руки мои дрогнули, и стакан с водой едва не упал на пол. — Откуда это взялось?!

В банке, которую держал Клеманс, сидел большой мохнатый паук, один вид которого вызывал непреодолимое отвращение.

— Мы нашли его в постели Мажетты, — с плохо сдерживаемой дрожью в голосе ответил Лилланд. — Он сидел прямо на одеяле. Спасибо Клемансу, — кивнул он в сторону своего недавнего недруга. — Никто, кроме него, не отважился поймать эту тварь.

— Надо его сфотографировать, — пробормотал Джад и ушел к себе за фотоаппаратом.

Я мельком покосилась на Фэрроуза, который извлек из аптечки очередное чудо-снадобье и, забрав у меня стакан с водой, протянул его Мажетте.

— Выпейте, мисс Спаулер. Это немного вас успокоит.

— Что вы ей даете? — довольно резко спросила я и с той же бесцеремонностью, с которой доктор забрал у меня стакан с водой, вырвала из его рук белый флакончик.

На нем было написано название, которое я с трудом прочитала и конечно же не запомнила. Жаль, что, кроме доктора, среди нас никто не разбирался в лекарствах.

— Всего лишь легкое успокоительное, — ответил Грэм, не выразив по поводу моего жеста ни малейшего недовольства. — У мисс Спаулер шок, ей нужно успокоиться. Сейчас она не может говорить, но это пройдет. Не беспокойтесь, я позабочусь о ней и дождусь, пока ей не станет лучше. Думаю, все остальные могут лечь спать.

— Спать?! — истерически хмыкнула Лив, — Вы думаете, после такого можно уснуть? А что, если у каждого из нас в постели сидит по здоровенному тарантулу?

— Не впадайте в панику, мисс Такер, — холодно ответил ей Грэм. — И не заражайте ею остальных. Я не знаю, как этот паук оказался в спальне мисс Спаулер, но, уверен, что это чистая случайность.

— Как же, случайность, — пробормотал Карл. Все это время его рука крепко сжимала руку Грейс. — Слишком много случайностей, вам не кажется, доктор? Вчера — Лилланд, сегодня — Мажетта. Очень странные совпадения.

— А я согласен с Карлом, мистер Фэрроуз, — пристально посмотрел на доктора Клеманс. — Если честно, это шоу начинает мне напоминать один из детективов Агаты Кристи.

— «Десять негритят»! — рассмеялся Карл и хлопнул себя по лбу. — Черт возьми, Клем, это ведь я должен был так пошутить! Правда у нас тут всего лишь девять негритят. Может быть, десятый притаился где-то на острове?

Я лучше остальных понимала, что Клеманс не шутит. Но возражать Карлу не стала. В одном Грэм был абсолютно прав: ни к чему хорошему паника не приведет.

Наконец все разбрелись по комнатам, а доктор повел бледную и до сих пор не проронившую ни слова Мажетту в зал. Я тоже вернулась к себе, но не смогла заставить себя лечь в постель. В отличие от Лив я не боялась обнаружить в кровати тарантула — меня беспокоило то, что происходило в зале.

Не выдержав, я накинула теплый халат и, освещая себе путь фонариком, отправилась в зал. Вопреки моим ожиданиям Грэм не стал возмущаться, что я нарушаю покой его пациентки. Он даже не спросил меня, почему я решила составить компанию ему и Мажетте.

— Будете виски, мисс Притчард? — последовал вопрос, когда я уселась на стул, что стоял напротив дивана, на который доктор устроил Мажетту.

Я кивнула.

— Только совсем немного. Прошлые возлияния закончились адской головной болью.

— Мне ли не знать. Посидите с мисс Спаулер, а я принесу посуду. Только, умоляю, пока никаких расспросов.

Я снова кивнула. Грэм Фэрроуз умоляет? Это что-то новенькое. Говорить с Мажеттой я действительно не стала. Было видно, что старушке не до разговоров. Обычно бодрая, веселая и жизнерадостная, она сидела на диване с потухшим взглядом и лицом, которое казалось обескровленным. Ее голова была откинута на спинку дивана, а глаза устремлены в пустоту. Одно утешало — выражение неподдельного ужаса исчезло с ее лица.

— Не беспокойтесь, это пройдет, — ободрил меня Грэм, который вернулся со стаканчиками и порезанным на крупные ломтики сыром. — Увы, это все, что можно есть. Ваши с Клемансом кулинарные изыски, разумеется, не в счет.

— Спасибо на добром слове, — мрачно хмыкнула я. — Сегодня мы с Клемом многое узнали о своих способностях.

— Ерунда, — небрежно бросил Грэм, протягивая мне стакан. — Умение приготовить вкусную еду не самое главное в жизни.

— А как же то, что женщина должна уметь готовить? — оживилась я.

— Никак, — пожал плечами он. — Если самый главный талант женщины ублажать желудок своей второй половины, то кому она интересна?

— А если это дополнительное приложение к остальным талантам? — не без лукавства полюбопытствовала я.

— Что ж, неплохо, но совсем не обязательно.

Я снова перевела взгляд на Мажетту. Она оставалась совершенно безучастной ко всему, что происходило вокруг. Это меня пугало. Сердце сжималось при виде того, во что страх превратил эту хоть и немолодую, но полную сил и энергии женщину.

— Мисс Притчард, не мучайте себя, — перехватил мой взгляд Грэм. — Лекарство скоро подействует. Сейчас мы, как это ни странно, можем помочь ей только тем, что не будем обращать на нее внимания. Так легче пережить стресс. Главное — она знает, что мы рядом.

Странно, но мне показалось, что его глаза излучают тепло. Тепло и сочувствие, чего я никак не ожидала от этого мужчины, привыкшего куда больше заботиться о человеческих телах, нежели о душах. Грэм Фэрроуз смотрел на меня таким участливым и теплым взглядом, что я готова была провалиться сквозь землю от стыда за свои недавние подозрения.

Как я могла подумать о нем плохо? Ведь этот человек помогал всем, кто нуждался в его помощи. Он пытался разобраться в том, что происходит с Лив, решил проблему Лилланда, а теперь караулит покой Мажетты, хотя вполне мог бы дать ей успокоительное и отправить ее восвояси.

— Что-то не так, мисс Притчард? — поинтересовался Грэм, заметив мой чересчур внимательный взгляд, устремленный на него. — Я снова сказал то, что вам не понравилось?

— Нет, — покачала я головой. — На этот раз дело во мне…

— И конечно же вы снова не станете делиться со мной своими сомнениями, чтобы потом не пожалеть об этом.

— Вам станет легче, если я поделюсь ими с вами?

— Мне станет легче, если вы впредь не будете оскорблять меня подозрениями.

— Так вы догадались? — изумленно спросила я.

— А кто бы не догадался? Вы следили за мной весь вечер, вырвали флакончик с таблетками из рук, а теперь пришли сюда, чтобы убедиться, что я не причиню вреда мисс Спаулер.

— Грэм… мистер Фэрроуз… — взволнованно залепетала я и густо покраснела. — Мне жаль… мне очень стыдно… Я не имела права даже подозревать…

Фэрроуз махнул рукой и сделал основательный глоток виски.

— Обидно лишь то, что вы не сами до этого додумались, — продолжил он, отставив стакан и вытерев рот ладонью. — Мне казалось, что Клеманс Стархейм не имеет на вас такого сильного влияния.

Мне не хотелось выдавать Клема, но обмануть Грэма Фэрроуза было трудно.

— Я уже признала свою неправоту. Клем не виноват. Есть кое-что, из-за чего мне иногда кажется, что я схожу с ума. Вот тогда и начинаются нелепые домыслы и подозрения… — Я замолчала и, не осмеливаясь взглянуть в глаза Грэму, принялась изучать пестрый ковер, устилавший пол в зале.

— Вы спросили мисс Спаулер о каком-то призраке…

Его слова заставили меня вздрогнуть.

— …и мне сразу вспомнилось ваше лицо в той комнате — в комнате Лив Такер. Ваше сумасшествие связано с этим видением?

Я молча кивнула.

— Видение повторялось?

Я снова кивнула, по-прежнему глядя в пол.

— И конечно же мне не стоит предлагать вам успокоительное — вы подумаете, что я хочу причинить вам вред.

— Но я же извинилась! — вырвалось у меня, и я снова встретилась взглядом с глазами цвета грецкого ореха. В них не было обиды или злобы. Они смотрели на меня внимательно, но не изучали. Кажется, эти глаза уже изучили меня достаточно, чтобы понимать, что именно руководит моими словами и поступками. Это и пугало, и восхищало одновременно — я не понимала, какое чувство сильнее.

— Не злитесь, меня иногда заносит, как и вашего друга, мистера Стархейма, — спокойно отреагировал на мой возглас Грэм. — На что похожи ваши видения, мисс Притчард? Что это? Смерть с косой, бледный вампир или женщина со старинного портрета?

— Иронизируете? — зло спросила я.

— Ничуть. Всего лишь перебираю то, с чем сталкивался. Я не психиатр, но слышал кое-какие истории из практики моих коллег. На всякий случай не обижайтесь, мисс Притчард, ведь я не назвал вас сумасшедшей. Просто пытаюсь понять, что с вами происходит. Так на что же похож ваш призрак?

— На моего отца, — тихо ответила я.

— Вашего отца?

— Моего покойного отца. — Я снова уткнулась взглядом в ковер и продолжила: — Меня воспитывали мама и бабушка. Отец, узнав о беременности матери, уехал из города, и много лет о нем никто ничего не знал. Когда мне исполнилось восемнадцать, отец неожиданно вернулся и заявил, что хочет увидеть своего ребенка. Он даже не знал, какого я пола, представьте себе, мистер Фэрроуз. «Ребенок» встретился с ним, но только для того чтобы высказать все, что накопилось в его душе за эти долгие годы. Проще говоря, я смешала своего отца с грязью. Я сказала ему все, что думаю о таких мерзавцах, как он. Я назвала его полным ничтожеством и заявила, что не хочу иметь с ним никаких дел. Отец был настолько потрясен моими словами, что после нашей встречи его отвезли на «скорой» в больницу, где он и скончался. Конечно, я не знала, что у него больное сердце, но это меня не оправдывает. В общем, мистер Фэрроуз, с моего злополучного восемнадцатилетия меня преследует чувство вины. Я никак не могу забыть о том, что случилось. Мне жаль отца, несмотря на то что я говорила в тот момент именно то, что думала. Призрак его никогда раньше мне не являлся. Я увидела его только здесь, на этом проклятом острове. Увидела и поняла, что этот призрак — моя больная совесть, мое второе «я», которое никогда не простит себе смерти отца. Я даже обратилась к психоаналитику, но все было тщетно. На какое-то время мне стало легче, но потом снова нахлынуло чувство вины, к которому примешивалась боль от мысли, что этот человек мог искренне раскаиваться в содеянном.

На мои глаза навернулись слезы, но в этот момент мне было безразлично, что думает обо мне Грэм Фэрроуз. Но, когда я почувствовала, как его ладонь мягко касается моих волос и задевает мою щеку, я поняла, что мне это далеко не безразлично. Я уже не могла сказать, что думала о ком-то другом. Нет, признаюсь, я думала только о Грэме Фэрроузе, который совершенно непостижимым для меня образом превратился из доктора в мужчину. В мужчину, чьи прикосновения пробуждали во мне сумасшедшую нежность. В мужчину, которому я смогла довериться. В мужчину, чей поцелуй я приняла бы как самый дорогой подарок. Подарок судьбы. Или случая. Как знать?

Грэм осторожно коснулся моего подбородка и повернул к себе мое заплаканное лицо. Я жадно вчитывалась в его глаза, пытаясь понять, сделает ли он то, чего в тот миг я так страстно желала. На секунду мне показалось, что его глаза, еще совсем недавно казавшиеся мне лишенными жизни, осветила яркая вспышка. Мне почудилось, что его красивые большие губы оживают в улыбке и тянутся к моим губам. И в это мгновение я не думала ни о ком другом, только о докторе, моем докторе, мрачном и странном, ласковом и нежном, — полной противоположности самому себе.

Лицо Грэма приблизилось к моему. Ну что ты медлишь?! Поцелуй же меня! Конечно, я ни за что бы не осмелилась произнести это вслух. Но он, кажется, не собирался целовать меня. Грэм глядел в мои глаза, и только ему самому было ведомо, что именно он хочет в них увидеть.

— Вам уже лучше, мисс Притчард? — Этот вопрос буквально швырнул меня с небес на землю.

Я почувствовала себя человеком, которого выкинули из самолета, не проверив наличие парашюта. Надо сказать, Грэм Фэрроуз выбрал весьма странный способ излечить меня от страданий. Я слышала, что поцелуи продлевают жизнь, но ведь он даже не поцеловал меня!

— Да, мне уже лучше, — пролепетала я и попыталась собрать по осколкам свое разрозненное сознание.

Что это было? Сиюминутное влечение или настоящее сильное чувство? У меня не было возможности раздумывать об этом тогда. Мне снова пришлось отвести взгляд от Грэма, иначе он неизбежно прочитал бы все мои мысли. Жаль, что я так и не научилась читать по глазам то, что люди действительно думают и чувствуют…

— Мисс Притчард, я… — Грэм Фэрроуз не успел закончить фразу.

Чудо, ради которого мы оба сидели в этом зале, наконец-то свершилось: наша добрая старушка начала подавать признаки жизни. Вначале она выпрямилась, затем внимательно посмотрела на нас с доктором, а потом произнесла:

— По-моему, мне приснился кошмар.

После этой фразы мы с Грэмом услышали подробный пересказ «страшного сна», который видела Мажетта. Оказалось, что наша старушка панически боится пауков. Этот страх — арахнофобия — преследовал мисс Спаулер едва ли не всю жизнь. И даже визиты к психоаналитику не спасли несчастную женщину от ужаса перед пауками.

Маленькая Мажетта приехала на ферму к бабушке, где решила исследовать погреб. В погребе ей на плечо уселся огромный паук — девочка замерла от страха и не могла даже пошевелиться. Паук пополз по ее руке, Мажетта закричала, и на крик прибежали взрослые.

Страшная сказка в общем-то закончилась хорошо, но с тех пор Мажетта Спаулер частенько возвращалась к ней в кошмарных снах, а при виде даже самых маленьких пауков испытывала такой панический ужас, что мало кто из тех, кто хорошо ее знал, рискнул хотя бы произнести при ней слово «паук».

Стоит ли говорить о том, какой шок испытала несчастная женщина, когда увидела на своем одеяле огромного мохнатого паука, которого позже Клеманс Стархейм поймал с помощью обыкновенной банки?

К счастью, успокоительное подействовало, шок прошел, и теперь старушка чувствовала себя гораздо лучше. Правда, она наотрез отказалась возвращаться в свою комнату, поэтому мы с Фэрроузом уложили ее на мою кровать.

Дождавшись, когда Мажетта уснет, я вернулась в зал и, свернувшись калачиком на диване, наконец-то заснула сама. А утром, когда меня разбудило уже ставшее привычным нытье Лив Такер, я не без удивления обнаружила, что укрыта теплым одеялом, пропахшим табачным дымом…

7

Увы, паршивый ужин, за который нас с Клемансом непременно закидали бы тухлыми помидорами, если бы эти самые помидоры были в наличии, ничем не помог Лив Такер: утром она обнаружила в зеркале все те же симптомы, с которыми просыпалась все время, что провела на острове.

Винить было некого — я не добавляла в овсянку Лив ничего, кроме щепотки соли. Грэм Фэрроуз поинтересовался, не выбросила ли я остатки каши. К счастью, мне не удалось отмыть пригоревшую кастрюлю, и я залила ее горячей водой, в которой плавали скукоженные комочки овсянки.

Доктор — после нашего вчерашнего разговора он ничуть не изменился ко мне — конфисковал у меня кастрюлю и во всеуслышание объявил, что разберется, в чем дело.

Переезд Лив в комнату Лилланда тоже оказался бессмысленным. Может быть, дело действительно в замке? — подумала я, но у Фэрроуза, по всей видимости, были на этот счет свои соображения, потому что, быстро сжевав один из поджаренных Грейс тостов, он прихватил кастрюльку с остатками каши и заперся в своей комнате.

Клеманс снова умудрился испортить всем и без того невеселое настроение. На этот раз его жертвой стал Карл Рэдклиф: наш шутник подложил ему вместо завтрака прикрытую крышкой тарелку с пауком, который всю ночь просидел в банке в комнате Клеманса.

Карл завопил так, словно к нему явилось чудище из его же собственных сценариев. Тарелка была отброшена на другой конец стола, а паук, еще никому не причинивший вреда, полетел в блюдо с горячими тостами.

К счастью, всего этого не видела мисс Спаулер: в этот момент она жарила на кухне яичницу с беконом. Несчастного паука вытащил из тостов сам Клеманс, но есть после этого хлеб, разумеется, никто не захотел.

— Вы, по-моему, спятили, молодой человек! — придя в себя и вскочив со стула, закричал на Клеманса Карл Рэдклиф. — Вам что, мало случившегося с Мажеттой?! Вы задумали всех свести с ума?! А может быть, это вы подложили ей паука в постель?!

— Карл, успокойся. — Грейс попыталась взять его за руку, но он грубо вырвал свою руку и снова заорал на Клеманса:

— Вы, по-моему, еще не выросли, молодой человек! Такие шутки достойны десятилетнего мальчишки!

— Я думал, вы это оцените, Карл. — Клеманс, как обычно, сделал невозмутимое лицо. — Подозреваю, что сценарии, которые вы пишете, не менее ужасны, чем завтрак с тарантулом.

— Что?! — окончательно рассвирепел от этой двусмысленной шутки Карл. — Да что вы себе позволяете?!

— Я всего лишь хотел дать вам новые впечатления, толчок для творчества.

— Их и без того достаточно на этом чертовом острове, дьявол вас побери!

— Да успокойтесь вы оба! — не выдержала я. — Клеманс, тебе лучше извиниться — шутка и правда отвратительная. Если бы здесь была Мажетта, доктору Фэрроузу снова пришлось бы несколько часов приводить ее в чувство.

— Ты так беспокоишься о докторе Фэрроузе? — язвительно поинтересовался у меня Клеманс.

— Я беспокоюсь обо всех, — раздраженно ответила я. — И о тебе в том числе, хотя ты и доставляешь всем одни неприятности.

— Какие от меня неприятности? — усмехнулся Клеманс. — Разве это из-за меня у мисс Такер аллергия? Разве я заставил мистера Тиглера бродить по ночам? Разве я подложил этого паука в кровать мисс Спаулер? Конечно, Карл волен обвинять меня в чем угодно, но я этого не делал.

— Ты извинишься? — внимательно посмотрела я на Клеманса.

Тот отрицательно покачал головой.

— Я не виноват в том, что у кого-то плохо с чувством юмора.

— А, по-моему, у кого-то плохо с головой, — бросила Лив Такер. — Тебя, Клеманс, правда, надо дис… дис…

— Дисквалифицировать, — подсказал ей Джад Оснас.

— Вот именно, — важно кивнула Лив.

Я умоляюще оглядела собравшихся.

— Послушайте, давайте не будем вымещать друг на друге злобу. Мы все обеспокоены тем, что происходит. У всех нервы взвинчены до предела. Но это еще не повод кричать друг на друга, угрожать и обвинять.

— Вы-то чем обеспокоены, Ди? — недовольно, но уже без злобы в голосе проворчал Карл Рэдклиф. — Вас по крайней мере не потчуют на завтрак пауками.

— Поверьте, у меня тоже есть причины для беспокойства, — грустно улыбнулась я Карлу. — Конечно, Клеманс пошутил глупо и не смешно, но пусть это останется на его совести.

Будь Клеманс Стархейм глупее, он мог бы на меня обидеться. Но он хорошо понимал, что я выступаю буфером между ним и остальными участниками. В глубине души он был мне благодарен, хотя виду конечно же не подал.

Это немного сближало его с доктором Фэрроузом. Тот тоже тщательно скрывал, что относится ко мне с куда большим интересом, нежели ко всем другим участникам. Или я, как всегда, идеализировала человека, которым серьезно увлеклась?

Попытки объяснить чувство, охватившее меня вчерашней ночью, привели к неожиданному выводу: это чувство, которое показалось мне таким внезапным, возникло гораздо раньше, чем я начала отдавать себе в нем отчет. Мой интерес к Грэму Фэрроузу проявился еще в начале нашего знакомства. Этот интерес пустил корни глубоко в моей душе и потихоньку разрастался, пока не превратился в большое дерево — Иггдрасиль, выражаясь терминологией Грейс Митчелл.

Я все время пристально наблюдала за доктором и даже умудрилась приревновать его к Лив Такер, когда он понес ее в замок на руках. Я то восхищалась им, то подозревала в чем-то. И вот наконец поняла, что он мне далеко не безразличен.

Это откровение, если честно, не слишком меня обрадовало. Во-первых, я была почти уверена, что Грэм Фэрроуз — нас разделяло не меньше десяти лет разницы в возрасте — испытывает ко мне скорее отеческие чувства, нежели страсть, которую я вообразила вчерашней ночью. Во-вторых, мне показалось довольно странным, что я, не успев забыть Дика Хантона, уже увлеклась другим мужчиной. И если Клеманс, с которым я так горячо целовалась на холме, был возвращением к прошлому, то Грэм Фэрроуз открывал в моей жизни новые и отнюдь не безоблачные горизонты.

Хорошенько поразмыслив, я пришла к выводу, что должна как можно реже общаться с доктором. Не дай-то бог, полюбив этого человека, я снова сделаю себя глубоко несчастной. К тому же я даже не знала, есть ли у Грэма Фэрроуза вторая половина. Да, он говорил, что одинок. Но разве не может быть одиноким человек, связанный семейными узами или длительными отношениями? Я ведь уже хорошо знала, что может.

Результаты эксперимента, проведенного Грэмом Фэрроузом, прозвучали подобно грому среди нашего далеко не ясного неба: соль, оставленная нам организаторами шоу, содержала в себе мельчайшие частицы хитина, то есть именно того компонента, который вызывал аллергию у Лив Такер.

Это не могло быть простым совпадением: Лив вспомнила, что, заполняя анкету для принятия участия в шоу, написала в графе «болезни» о своей аллергии на морепродукты и рыбу. Я тоже вспомнила, что в анкете был ряд вопросов, посвященных заболеваниям, но, поскольку у меня не было никаких особенных причин волноваться о своем физическом здоровье, никаких записей в этом пункте делать мне не пришлось.

Как это ни странно, доктор Фэрроуз, которому по логике вещей должны были передать информацию о заболеваниях участников, никаких сведений от организаторов не получил.

— Мне ни слова не сказали об анкете, — мрачно сообщил он нам. — Этот менеджер, Даглас Скотт, сказал, что все участники здоровы. Я спросил, проходили ли вы специальную комиссию, и он ответил мне, что участники прошли медицинский осмотр. Надо было быть полным идиотом, чтобы ему поверить. — Грэм стиснул зубы и замолчал.

Я поняла, что он злится на себя, что чувствует себя виноватым. Мне так хотелось ободрить его, но, как назло, ни одного слова не приходило в голову. К счастью, Мажетта Спаулер со свойственным ей оптимизмом поспешила ободрить доктора:

— Не стоит винить себя, мистер Фэрроуз. Мы все оказались весьма недальновидными. Во всем, что с нами сейчас происходит, виновны только мы сами.

— Мисс Спаулер права, — кивнул Карл Рэдклиф. — Мы были безрассудными глупцами, когда ввязались в эту авантюру. Шоу нового формата, — иронично усмехнулся он. — Клем прав — это шоу надо было назвать не «Остров Обновленных», а «Девять негритят».

— Но ведь мы все пока живы, — робко отозвалась я с уголка дивана.

— Хорошее уточнение — пока, — покосилась на меня Лив Такер. — Если эти психи насыпали в соль… как его…

— Хитин, — хмуро подсказал Грэм.

— Если они насыпали в соль хитин, то могут и в овсянку добавить мышьяк.

— Давайте не будем паниковать и попробуем рассуждать логически, — предложила собравшимся Мажетта. — Если бы организаторы шоу планировали на острове кровавое действо, то уж точно не хитин оказался бы в баночке с солью. И потом, если хорошо подумать, зачем это им нужно? Это противозаконно, и вряд ли такую программу станут транслировать по телевидению.

— Мало ли извращенцев, которые захотят на такое посмотреть? — покосилась на Мажетту Лив. — Это нам сказали, что шоу покажут по телевидению, а кому оно понадобилось на самом деле, мы не знаем.

— И все-таки, мне кажется, история с солью — обыкновенное совпадение, — настаивала на своем Мажетта.

— И с пауком тоже? — поинтересовался у нее Лилланд.

Лицо Мажетты исказила гримаса ужаса и отвращения, но она быстро взяла себя в руки.

— Но я не писала о своей арахнофобии в анкете, — возразила она Лилланду. — Организаторы не могли о ней знать.

— Даже если все, что с нами происходит, считать совпадением, — вмешался в разговор Клеманс, — наше пребывание на этом острове лишено какого бы то ни было смысла. Никто не может разобраться в головоломке, которую нам подбросили. Никому не понятно, чего от нас хотят и что мы получим, даже если отгадаем эту дурацкую загадку. Может быть, нам стоит дать понять психам, которые придумали это шоу, что мы хотим убраться с острова?

— Хотела бы я знать как? — хмыкнула Лив. — Ты видел хотя бы одного из них?

— Нет, — покачал головой Клеманс, — но ведь они нашли способ с нами связаться. Значит, на острове мы не одни.

— К тому же в замке установлены камеры, — напомнила я.

— Где? — Лив обвела зал выразительным взглядом. — Ты видишь хотя бы одну?

— Скрытые камеры, — уточнила я. — Ты ведь сама говорила, что без камер шоу лишено смысла. Так и есть: кому мы нужны, если никто не видит того, что с нами происходит?

— В конце концов, можно оставить им письмо, — поддержала нас с Клемансом Мажетта. — Ведь они оставляют нам свои послания. Напишем, что мы отказываемся от участия в шоу. И что больше не будем решать их загадки.

— Если бы все было так просто, мисс Спаулер, — отозвался Фэрроуз.

Я знала, что Грэм с самого начала разделял мое беспокойство, и поняла, что теперь он не на шутку встревожен.

— В любом случае у нас нет других вариантов, — продолжил он. — Давайте оставим письмо, попробуем найти камеры. А заодно пройдемся по побережью: вдруг удастся найти что-то, на чем можно уплыть с этого чертова острова.

— Плот, например, — хмыкнул Карл Рэдклиф. — Кто-нибудь из нас знает, как добраться до материка?

— По-вашему, лучше торчать на этом острове и ждать, пока нас всех сведут с ума? — неожиданно поддержал доктора Клеманс. — Нет уж, мне не хочется быть жертвенной овцой.

— При чем тут овца?

— А кого обычно приносят в жертву богам? — усмехнулся Клеманс. — Если верить Грейс Митчелл, те, кто устроил весь этот спектакль, именно ими себя и считают.

— Давайте голосовать, — изрек Джад Оснас и нервно покрутил в руках сигарету, которую так и не осмелился прикурить в присутствии Мажетты.

Через несколько минут наши дальнейшие действия были определены общим голосованием. Единственным человеком, который хотел задержаться на острове, была, как это ни странно, Грейс Митчелл, которая все еще не оставила надежды разгадать головоломку с ключом и гигантским следом. Ее голос, конечно, ничего не мог изменить, и Грейс не стала оспаривать общее решение.

Грэм и Джад взяли на себя труд отыскать камеры, которые, по их предположению, были установлены в зале, где мы чаще всего собирались все вместе, на кухне и в комнатах. Я робко напомнила Фэрроузу, что отсутствие света в коридорах замка вовсе не исключает наличия в них камер, и он пообещал принять мои слова к сведению.

Мне показалось, Грэм почувствовал, что я в последнее время начала его избегать, и сам не слишком стремился к общению со мной. Этот факт должен был меня обрадовать, но вместо этого я чувствовала себя угнетенной. Может быть, вопреки принятому решению мне хотелось, чтобы доктор оказался более настойчивым? Может, я надеялась, что он спросит меня, чем вызвано мое поведение?

Но ничего подобного, судя по всему, Грэм делать не собирался. Он не игнорировал меня, нет, просто я перестала ловить на себе его взгляд, который совсем недавно называла тяжелым и мрачным. Мне не хватало этого взгляда. И я так часто думала о Грэме, что мне казалось, мысли о нем скоро окончательно вытеснят из моей головы воспоминания о Дике Хантоне.

Увы, радоваться новому чувству у меня не было никаких причин. Я снова ощущала ту пустоту, то одиночество, с которыми прилетела на этот остров. «Остров Обновленных» — сколько горькой иронии было в этом названии. Разве я чувствовала себя обновленной? Нет, скорее вернувшейся к тем проблемам, от которых так хотела сбежать.

Я пыталась радоваться хотя бы тому, что призрак отца перестал меня преследовать. Клеманса тоже не донимали жуткие видения. Хотелось надеяться, что этот кошмар закончился, но что-то подсказывало мне, что самое главное испытание еще впереди…

Пока Грэм Фэрроуз и Джад Оснас занимались тщательным осмотром стен на первом этаже замка, я взяла на себя труд написать ультиматум, адресованный организаторам шоу.

Письмо, надо сказать, далось не без труда, и мне пришлось несколько раз его переписывать.

Первый вариант не понравился Джаду Оснасу, поскольку он нашел его слишком уж мягким. Второй в пух и прах раскритиковал Карл Рэдклиф, которому показалось, что тон письма показывает, как сильно мы все напуганы. Против третьего варианта — надо сказать, я написала его в весьма ироничном ключе, потому что была порядочно раздражена критикой двух предыдущих, — забастовала Мажетта, заявив, что организаторы шоу сочтут его шуткой участников.

Как я и предполагала, был принят второй вариант. Карлу осталось только написать послание самому, но он был слишком занят тем, что постоянно мешал Грейс искать решение головоломки, которое наша ученая дама надеялась найти в своей мудрой книге о скандинавских мифах.

Рожденное в муках письмо было запечатано в конверт, который нашелся у Лив — она хранила в нем деньги, которые наивно полагала потратить на острове, — и положено на пороге, в том месте, где я нашла первое послание с загадкой.

Усилия Грэма и Джада пока не увенчались успехом. Остальные мужчины решили последовать совету Фэрроуза и попробовать отыскать на побережье лодку. Эта идея, конечно, у многих вызывала скепсис, но нам все равно было нечего делать, а время шло и запас провизии, состав которой подвергался теперь внимательному досмотру доктора, уменьшался.

8

Мне не хотелось весь день торчать в замке — компанией Лив Такер я вдохновлялась не больше, чем желанием Мажетты обучить меня премудростям кулинарного мастерства, — поэтому, когда Клеманс предложил мне отправиться на поиски лодки вместе с остальными участниками, я ответила радостным согласием.

Ответ на наше воззвание к организаторам шоу так и не пришел — письмо, над которым я так долго корпела, мокло под дождем в том самом месте, где мы его оставили.

Погода выдалась прескверная: остров заливало дождем уже второй день, а волны с такой силой бились ночью о скалы, что мне чудилось, будто моя кровать качается, как койка на корабле.

Услышав о том, что я решила принять участие в поисках лодки, Грэм, как мне показалось, несколько омрачился. Я допускала, что мое богатое воображение может выдавать желаемое за действительное, однако в его взгляде, устремленном на меня, я все же прочитала признаки недовольства.

— Одевайтесь теплее, — в своей обычной мрачной манере бросил он мне. — На побережье очень холодно.

Я скользнула по его лицу внимательным взглядом. Ничто не выдавало в нем особенного интереса к моей персоне. Казалось, его слова — совет внимательного доктора, не более того. Но тень беспокойства, промелькнувшая в его взгляде, подсказала мне, что мои предположения не лишены смысла. Грэм действительно волновался за меня, но причина этого волнения могла крыться всего лишь в симпатии ко мне как к человеку, который был ему чуть более приятен, нежели остальные участники.

Придя к этому неутешительному выводу, я пообещала Грэму, что непременно последую его совету, и понуро побрела в свою комнату, на ходу ругая себя за то, что снова дала волю своим фантазиям.

Ну с чего я взяла, что Грэм увлечен мною так же сильно, как я увлеклась им? С чего возомнила, что он видит во мне женщину? Ведь он уже в первом нашем доверительном разговоре ясно дал мне понять, что мои внешние данные, мягко говоря, далеки от идеала. Грэм Фэрроуз считал меня интересной и забавной собеседницей — едва ли я могла рассчитывать на нечто большее. И все-таки рассчитывала…

Последовав совету своего сурового эскулапа, я натянула поверх толстого свитера свой непромокаемый плащ, повязала на шею шерстяной шарф и вышла из замка. Осталось дождаться только Лилланда, который никак не мог расстаться с объектом своего обожания: он так трогательно сжимал маленькую ручку Лив Такер в своей руке, что я посчитала бестактным торопить его и мысленно вздохнула, потому что от Грэма Фэрроуза мне едва ли удастся дождаться проявления подобных чувств.

Надо сказать, причин для нытья у Лив стало гораздо меньше: с тех пор как доктор отдал нашим поварам соль, которую благоразумно взял с собой в путешествие, и начал следить за продуктами питания, аллергия перестала донимать ее.

Наконец Лилланд выбрался из замка и мы направились вдоль побережья. Первое время все любовались суровым северным морем, серыми вспененными волнами, фьордами, изрезавшими берег причудливым кружевным узором, скалами, угрюмо возвышавшимися над подернутыми сединой головами волн. Но дождь и ветер усиливались, пейзаж был довольно однообразным, поэтому очень скоро нам наскучило созерцание местных красот, к тому же все мы порядочно замерзли.

За три часа нам не удалось обойти и половины острова, который действительно выглядел так, словно на него уже много веков не ступала нога человека. Неподалеку от побережья мы увидели небольшие постройки: это были полуразвалившиеся рыбацкие хижины.

В одну из таких хижин Клеманс предложил нам заглянуть, чтобы ненадолго укрыться от дождя и ветра, а заодно перекусить теми продуктами, что собрала нам в дорогу заботливая Мажетта.

Клацая зубами от холода, мы добрели до хижины. Дверь была перекошена, крыша порядочно обветшала. Над потолком висели деревянные балки с крючьями, на которых когда-то, возможно, висели связки с рыбацким уловом. И все же в этом неуютном доме было теплее, чем на улице. По крайней мере ветер не бил нам в лицо и не пробирался своими ледяными лапами под одежду.

Клеманс открыл сумку с провизией, и все мы возблагодарили Мажетту Спаулер за заботу: в пластиковых контейнерах оказались двойные сандвичи с тунцом, а в термосе — густая наваристая похлебка.

— Как хорошо, что хоть кто-то из нас умеет готовить, — пробормотал довольный Лилланд, вдыхая вкусный запах горячей похлебки.

— Не просто готовить, друг мой, а творить, — заметил Карл, которого изрядно ободрил запах еды. — То, что делают Мажетта и Грейс, настоящее произведение искусства, а мы с вами — те, кто удостоился чести его вкушать.

— Бог ты мой, какие речи! — рассмеялся Клеманс, протягивая мне крышку от термоса, наполненную похлебкой, и ложку. — Каким поэтичным сделал вас голод, Карл.

— Вовсе не голод, — миролюбиво отозвался Карл, посматривая голодными глазами на крышку, из которой я хлебала суп. — Это искреннее восхищение чужими способностями.

— А я так и не научилась готовить, — призналась я и, передав крышку с похлебкой Карлу, принялась за сандвич. — Мои мама и бабушка были великолепными хозяйками, но, как видите, по наследству это не передается.

— А жаль, — заметил Карл, проглотив ложку супа и зажмурившись от удовольствия. — Не знаю, как остальные, а я бы никогда не смог жить с женщиной, которая не умеет готовить. Я корплю над своими сценариями двадцать четыре часа в сутки — мне некогда отвлекаться на пустяки. Я бы, наверное, давно уже умер от голода, если бы не моя домработница.

— На пустяки? — хмыкнула я. — А как же «шедевр», «произведение искусства»? Вы же сами говорили, Карл? Разве это пустяки?

— Ну, — стушевался Карл, которого мне удалось загнать в тупик. — Вы сравниваете несопоставимые вещи, Ди. Пища для ума и для тела не одно и то же.

— Что же будет с вами, создателями пищи для ума, если те, кто занимается «пустяками», плюнет на свой скучный труд и тоже увлечется возвышенными материями? — ехидно полюбопытствовал Клеманс.

— Талант дается не всем, — многозначительно изрек Карл, налив в опустевшую крышку похлебку и передав ее Клемансу. — Поэтому кто-то творит, а кто-то способствует созданию шедевров.

— Ох уже эти творческие люди, — вздохнула я. — Честно говоря, меня вполне устраивает кусок остывшей пиццы, который я успеваю перехватить в школьной столовой. Наверное потому, что я вовсе не творческая личность.

— Творчество творчеством, но что мы будем делать дальше? — прервал нашу беседу Лилланд. — Скоро совсем стемнеет, да и погода не располагает к прогулкам. Мне кажется, надо возвращаться в замок. Мы все равно уже ничего не найдем.

— Да, пожалуй, ты прав, — кивнул Клеманс. — Пора возвращаться. Честно говоря, идея доктора и вправду оказалась не самой лучшей. Если на острове и есть рыбацкие лодки, то они обветшали не меньше, чем эти хижины. Конечно, такую лодку можно было бы залатать, но, боюсь, наше путешествие закончится на первом же рифе.

Лилланд съел свою порцию супа и сообщил, что хочет осмотреть другие хижины. Разморенные едой, мы решили отпустить Лилланда одного, а сами еще немного посидеть в тепле. К тому же у Карла заболел живот, и ему снова пришлось принять свои таблетки.

Через некоторое время Лилланд вернулся. Вид у него был взволнованный.

— Что-то случилось? — насторожилась я.

— Пойдемте, я кое-что хочу вам показать, — сообщил он.

Мы уложили в сумку термос, остатки сандвичей и вышли за ним. Ветер снова принялся хлестать нас по щекам мокрыми от дождя ладонями.

Лилланд привел нас к одной из хижин, той, что стояла почти на самом краю скалы, и указал на причудливую каменную конструкцию, которую мы не сразу заметили. Из скалы торчала каменная кладка, словно уходившая в небо и напоминавшая недостроенный мост.

— Что это? — спросил Клеманс.

— Если бы я знал, — пробормотал Лилланд. — Похоже на мост, который кто-то не достроил.

— Похоже, — кивнул Карл. — Только зачем он здесь? Что ему соединять?

— Может, он должен был соединять две скалы, — предположила я.

— Да, но где вы видите вторую скалу?

— Нигде, — посмотрев вперед сквозь пелену дождя, ответила я. — Загадочная конструкция. Может, это вовсе не мост?

— У меня больше нет предположений, — пожал плечами Карл. — А чего вы так разволновались, Лилланд? Штуковина, конечно, странная, но мало ли странных вещей мы видели на этом острове.

Лилланд немного помолчал — он словно не решался в чем-то признаться, — а потом произнес:

— Когда я очутился рядом с этим мостом, то отчетливо слышал пение.

— Что слышали? — уставился на него Карл.

— Пение, — повторил Лилланд. — Негромкое пение. Мне показалось, что где-то рядом поет женщина. Я ее окликнул, но она не отозвалась. Я обошел хижину, но никого не увидел. Пение не прекращалось, и мне, честно говоря, стало не по себе. Я надеялся, что вы тоже услышите это пение, но, когда мы подошли к мосту, оно уже стихло.

— Наверное, вам почудилось, Лилланд, — попытался улыбнуться Карл, хотя было заметно, что все происходящее ему совершенно не нравится. — Или ветер гудел в расщелинах скалы, а вам показалось, что кто-то поет.

— Нет, — покачал головой Лилланд. — Я отчетливо слышал какие-то слова на непонятном языке. Кажется, кажется… нет, не помню. Я никогда не слышал такого чудного языка.

— Забудьте об этом, — посоветовал Карл. — Мы все слишком встревожены тем, что происходит, вот и мерещится всякая чушь. Пора возвращаться в замок, путь все-таки неблизкий.

Мы тронулись в обратный путь. Лилланд всю дорогу молчал. Мне показалось, происшествие его расстроило и взволновало.

Еще бы! Мы с Клемансом, понимавшие его лучше, чем кто-либо другой, многозначительно переглянулись. Остров подбрасывал нам все больше загадок, но не давал ни одной подсказки.

Дорогой я думала о Грэме Фэрроузе, по которому за день умудрилась соскучиться. Вряд ли он испытывал похожие чувства…

Содрогаясь от порывов яростного ветра, я мечтала о том, чтобы его сильные руки прижали меня к себе, обняли и согрели. Глупые мечты глупой девчонки, которой, между прочим, исполнилось двадцать пять лет. Впрочем, сколько бы я ни отчитывала себя за свои наивные фантазии, легче мне от этого не становилось.

В конце нашего пути мои ноги вымокли до такой степени, что это несколько утихомирило мой пыл и я уже мечтала лишь о том, как бы поскорее добраться до замка и выпить чего-нибудь горячего.

Мое состояние бросилось в глаза Карлу, и он даже сделал мне комплимент, сказав, что я держусь с «поразительным мужеством». В ответ я улыбнулась посиневшими от холода губами и зашагала дальше.

— Боженьки мои! — испуганно вскрикнула Лив, посмотрев на меня своими широко распахнутыми глазами.

Если эту девушку поразило что-то, кроме изменений в собственной внешности, значит, дела мои были и вправду плохи.

Чувствовала себя я, надо сказать, достаточно странно: перед глазами мелькали разноцветные круги, а в горле саднило и першило так, словно я наелась острого перца.

— Милая, зачем же вы с ними пошли?! — всплеснула руками Мажетта и стащила с меня плащ. — Вам нужно немедленно согреться. Лив, возьмите на кухне таз и налейте в него горячей воды. Надо позвать доктора.

— Нет, не надо доктора, — горячо запротестовала я.

Мажетту удивил мой протест, но она истолковала его по-своему.

— Ди, дорогая, вы уже большая девочка и не должны бояться докторов.

— Я нормально себя чувствую, — залепетала я. — Не зачем отвлекать мистера Фэрроуза от дел из-за какой-то ерунды.

Мажетта не стала меня слушать и послала Клеманса за доктором, а сама тем временем отвела меня в зал и укутала толстым одеялом. Закутанная в него, как в кокон, я сидела и только глупо хлопала глазами, глядя на людей, крутившихся вокруг меня.

Лив принесла таз с горячей водой, в который мне было приказано опустить ноги. Мажетта сделала для меня стакан глинтвейна, за что я была ей очень признательна. Клеманс привел ко мне доктора Фэрроуза, и я почувствовала себя ужасно неловко, представив, как глупо выгляжу.

Однако на его лице не промелькнуло ни тени насмешки, когда он увидел засунутый в таз кокон, из которого торчали одни глаза.

— Со мной все в порядке, — пробормотала я, опустив одеяло, которое Мажетта натянула мне до самых ушей.

— Позвольте мне самому решать, насколько вы здоровы, — сухо заметил Грэм и протянул мне термометр. — Для начала измерьте температуру, а дальше будем думать, что с вами делать.

Я послушно взяла протянутый градусник, но все-таки осмелилась заметить, что после глинтвейна мне стало значительно лучше.

— Не надо бояться доктора, — влезла в разговор Мажетта. — Он знает, что для тебя лучше.

Я обреченно вздохнула. Если бы Мажетта знала, что мое беспокойство связано вовсе не с боязнью лечиться.

Температуру, поднявшуюся у меня, потребовалось срочно сбивать. Мне показалось, Грэм Фэрроуз слишком уж обеспокоился моим состоянием.

— Подумаешь, обычная простуда, — вяло заметила я из своего кокона. — Зачем ее лечить? Она и сама пройдет.

— Мисс Притчард, — сурово посмотрел на меня Грэм и поднес к моему рту ложку с какой-то микстурой. — Делайте то, что я вам говорю. Пейте.

Закрыв глаза, я проглотила содержимое ложки. Оно было отвратительно горьким, и я закашлялась. Грэм протянул мне кружку с водой.

— Запивайте.

Мою температуру запросто собьет ваш холодный тон, хотела сказать я ему, но ограничилась тем, что сделала глоток воды.

— Мисс Спаулер, заварите для нашей любительницы прогулок под дождем два пакета этой травы и проследите, чтобы она не забыла прополоскать горло. Надеюсь, все обойдется. Через час вам придется еще раз измерить температуру, мисс Притчард, — снова повернулся он ко мне.

Я согласно кивнула.

— Вам лучше лечь и поспать, — уже мягче заметил он.

— Нет, я не хочу торчать одна в своей комнате, — умоляюще посмотрела я на него.

— Хочешь, я составлю тебе компанию? — поинтересовался Клеманс, сидевший рядом со мной.

Грэм Фэрроуз слегка нахмурился — или мне показалось? — и благосклонно разрешил мне остаться в зале, но только с условием, что я буду все время находиться под одеялом.

— И не вздумайте вставать, иначе я живо отправлю вас к себе, — строго предупредил он. — Вы и так уже достаточно погуляли сегодня. Кстати, — покосился он на Клеманса, — вам удалось что-нибудь найти?

— Кое-что удалось, — ответил Клеманс — Но к лодке это никакого отношения не имеет.

— И что же это?

— Черт его знает, — пожал плечами Клеманс. — Похоже на недостроенный мост. Думаю рассказать о нашем походе, когда мы все соберемся за ужином.

— Конечно, — кивнул доктор. — У нас тоже нет новостей. Если где-то и установлены камеры, то они спрятаны так хорошо, что мы с Джадом их не увидели.

— А куда подевалась Грейс? — поинтересовался вошедший в зал Карл Рэдклиф. — Мажетта сказала, что она у себя, но в ее комнате пусто.

— Загляните в ту комнату, где я чистила ключ, — посоветовала я Карлу. — Кажется, Грейс облюбовала ее для чтения.

— Спасибо, — бросил Карл и вышел из зала.

Очень скоро меня сморил сон, и я даже не заметила, как уснула прямо на диванчике. Разбудили меня громкие и нервные голоса. Я проснулась в тревоге, поняв, что снова что-то случилось.

Подозрения мои оправдались: куда-то запропастилась Грейс Митчелл. Ни в одной из комнат на первом этаже ее не было. Выяснилось, что Мажетта в последний раз видела Грейс перед тем, как мы отправились к морю. Наша ученая дама ушла читать книгу, а Мажетта, увлекшись делами житейскими, совершенно позабыла о ней.

— Нет, я, конечно, о ней вспоминала, — оправдывалась Мажетта, — но мне не хотелось ее отвлекать. К тому же Лив составила мне компанию.

— Успокойтесь, мисс Спаулер, вас никто не винит, — обратился к ней доктор Фэрроуз. — Мы не смотрели на других этажах. Может быть, мисс Митчелл забрела туда?

— Что ей там делать? — спросил Карл, на лице которого было написано отчаяние. — Одной, в темноте?

— Не знаю, — покачал головой Грэм. — Но считаю, что прежде чем поднимать панику, нужно осмотреть замок.

— Наверное, вы правы, — кивнул Карл. — Кто пойдет со мной?

Когда Карл, Клеманс и Лилланд вышли из зала, доктор повернулся ко мне. Я хотела было снова закрыть глаза, но не успела — Грэм заметил, что я не сплю.

— Как вы себя чувствуете, мисс Притчард?

— Не знаю, — поежилась я не то от холода, не то от его взгляда. — Меня немного знобит.

— Немного? Да вы стучите зубами, как приговоренный к смертной казни.

— Хорошенькое сравнение, — укоризненно покосилась на доктора Мажетта. — Вы говорили, что ей нужно дать полоскание?

— Да, — кивнул Фэрроуз. — А потом мы снова измерим температуру. Дайте ваш лоб.

Я послушно подняла голову, и он ощупал мой лоб. Не то рука у него была такой холодной, не то мой лоб таким горячим, но от его прикосновения меня стало знобить еще сильнее.

Мажетта заставила меня прополоскать горло каким-то травяным отваром, но лучше мне не стало. Напротив, к ознобу, головокружению и саднящему горлу прибавилась еще головная боль. Грэм снова дал мне микстуру и попросил Мажетту приготовить горячее питье.

— Несите к ней в комнату! — крикнул он вдогонку Мажетте. — Она будет у себя.

— Нет, я не пойду к себе, — просипела я из-под одеяла. — Я хочу дождаться, когда вернется Грейс. И я не останусь одна.

— Черт подери, мисс Притчард! — не на шутку разозлился Грэм. — Вы понимаете, что больны?

— У меня всего лишь температура.

— Вы не оставляете мне выбора.

Грэм Фэрроуз склонился надо мной, и я не успела опомниться, как его большие руки заграбастали меня вместе с одеялом. Кажется, я даже пыталась сопротивляться, хотя сил у меня уже не было. Этот деспот и тиран собрался отнести меня наверх и оставить в одиночестве.

— Мистер Фэрроуз, доктор, — проскулила я. — Пожалуйста, я не хочу оставаться одна.

— Не беспокойтесь, я посижу с вами. Только когда выясню, что с Грейс Митчелл все в порядке.

Его слова немного утешили меня, и я расслабилась. Пока он нес меня по коридору, я вдыхала запах его кожи. И, хотя мой нос почти ничего не чувствовал, мне казалось, от него исходит аромат эфирного масла пихты или сосны. Если бы он знал, о чем я думаю в этот момент, то, наверное, сурово взглянул бы на меня своими глазами цвета грецкого ореха, которых я, впрочем, все равно не разглядела бы в темноте.

Грэм донес меня до комнаты, нащупал выключатель, зажег свет и, положив мое малоподвижное тело на кровать, заботливо подоткнул под него одеяло.

— Постарайтесь уснуть, — тихо произнес он, присев на краешек моей кровати.

— Вы уходите? — испуганно спросила я.

— Я найду Грейс и вернусь к вам. Вы же хотите убедиться в том, что с ней все в порядке?

Я кивнула. Мне и в самом деле было не по себе от ее исчезновения.

— Но вы вернетесь?

— Конечно, вернусь. — На его лице появилось что-то, похожее на улыбку.

Наверное, я забавляю его, подумала я. Плачу как маленький ребенок, боюсь остаться в одиночестве.

Грэм поднялся с моей кровати, зажег над кроватью ночник и вышел из комнаты. Минуты, которые прошли после его ухода, показались мне вечностью. Предметы расплывались перед глазами, комната качалась как лодка.

Я хотела закрыть глаза, но мне было страшно уснуть. Из головы не шел призрак, не шло пение, которое Лилланд услышал возле недостроенного моста на скале, не шло исчезновение Грейс. Меня лихорадило не то от болезни, не то от страха. Не то от того, что единственный мужчина, который мог меня согреть, ушел и до сих пор не вернулся.

Не будь эгоисткой! — отчитывала я себя. Подумай о Грейс. Что, если с ней что-то случилось? А ты лежишь тут и упиваешься собственными страданиями.

Закрыв глаза, я подумала, что Грэм прав и мне лучше уснуть. Но стоило мне провалиться в дремоту, как дверь в мою комнату тихонько приоткрылась.

— Грэм? — Я открыла глаза и огляделась, но в комнате никого не было. Мне снова стало страшно. Что это было? Может быть, бред моего воспаленного воображения, а может быть, нечто куда более опасное.

Господи, когда же ты вернешься? — мысленно воззвала я к Грэму Фэрроузу. Но, увы, его все не было. И мне оставалось только одно: надежда на то, что он выполнит свое обещание и вернется.

9

Грэм Фэрроуз оказался человеком слова, в чем, сказать по правде, я и не сомневалась. Прошло около получаса, и дверь в мою комнату открылась, но на этот раз не робко, а довольно решительно.

— Вы еще не спите? — поинтересовался он, снова заняв место на краешке моей кровати.

— Нет, я не смогла уснуть. Вы нашли Грейс?

— Нашли, — помрачнев, кивнул Грэм.

— С ней что-то случилось? — Я поднялась с кровати, но он повелительно взглянул на меня и проворчал:

— Пожалуйста, не вскакивайте, мисс Притчард. С ней уже все в порядке, но она сильно напугана. Мисс Митчелл решила еще раз осмотреть замок, чтобы найти дверь, к которой подходит тот ключ, что мы нашли у озера. И попала в ловушку. Дверь одной из комнат, кстати сказать, не тронутой организаторами шоу, захлопнулась за ней. Грейс не могла выбраться, начала кричать, но то, что происходит на третьем этаже, не слышно на первом. Ее охватила паника. Кстати, вы знали, что Грейс страдает клаустрофобией? Она проходила курс лечения у психоаналитика, но результаты оказались не такими уж впечатляющими.

Я отрицательно покачала головой и спросила:

— А в анкете она писала об этом?

— Да, — кивнул Грэм. — Грейс указала это в анкете. Но вы и сами уже знаете, что анкета ко мне в руки не попала.

— Послушайте, мистер Фэрроуз, — громким шепотом заговорила я, потому что слова давались мне с большим трудом — казалось, что мое горло сдавили огненными клещами. — Вам не кажется… не кажется, что кто-то — а точнее, мы все — знает, кто, пытается играть на наших страхах?

— Не похоже, — покачал головой Грэм. — Вы не писали в анкете о своем отце, а мисс Спаулер не указывала, что панически боится пауков. Нет, едва ли. Хотя меня уже сложно чем-то удивить. Вы все еще боитесь оставаться одна?

— А вы хотите уйти?

На его лице снова промелькнуло подобие улыбки.

— Нет, не хочу. Буду сидеть как истукан до самого утра, пока время призраков не пройдет.

— Я вообще-то говорила серьезно, — немного обидевшись, прошептала я.

— Я и не думал шутить. Останусь у вас — если, конечно, не понадоблюсь кому-то еще — сколько потребуется.

— Спасибо, — с благодарностью посмотрев на него, прошептала я.

— Сипите вы порядочно, — констатировал Фэрроуз. — Ну ничего, это пройдет. Главное, чтобы к утру у вас, мисс Притчард, стал жар.

В комнату постучали. Мажетта принесла мне графин, наполненный горячим морсом.

— Как ты, милая? — Она подошла к моей кровати и ласково погладила меня по голове.

— В порядке, — улыбнулась я ей. — Мне уже лучше, честное слово. Наверное, микстура помогла.

Конечно, вовсе не микстура оказала на меня столь положительное воздействие, но Мажетту мой ответ вполне устроил.

— Тебе нужно поесть. Хочешь, я принесу что-нибудь вкусненькое? — немедленно захлопотала она.

— Спасибо, мне ничего не хочется. Горло болит.

— Ну хотя бы кусочек.

— Не стоит, мисс Спаулер, — заступился за меня Грэм. — Ей сейчас нужно пить, а есть совсем не обязательно. Наверстает упущенное, когда поправится.

— А вы-то сами пойдете ужинать? — поинтересовалась Мажетта. — Только и съели, что тост на завтрак.

— Нет, я еще побуду с мисс Притчард. Ей может понадобиться моя помощь.

— Тогда я принесу вам… — начала было Мажетта.

Однако Грэм, которому не терпелось избавиться наконец от не в меру заботливой старушки, сообщил, что поужинает позже, после того как уснет больная.

Мажетта, которой так и не удалось накормить ни меня, ни Фэрроуза, разочарованно вздохнула и, пожелав мне скорейшего выздоровления и спокойной ночи, вышла из комнаты.

— Прекрасная женщина, но уж больно навязчивая, — констатировал Фэрроуз, когда Мажетта закрыла за собой дверь. — Ужасно не люблю, когда меня пытаются напичкать едой против моего желания.

— Я тоже, — кивнула я. — А мисс Спаулер напоминает мне мою бабушку. Такая же заботливая, суетливая и…

— Я кое-что забыл вам сказать, — перебил меня Грэм. — Грейс Митчелл, услышав о том, что вы нашли мост, вспомнила одну старинную норвежскую легенду. Один великан, имени его я не вспомню — об этом лучше спросите Грейс, — влюбился в какую-то ультру или ульдру. Короче говоря, насколько я понял, в какую-то норвежскую нимфу. Она жила на соседнем острове, и этот великан строил мост, который позволил бы влюбленным без хлопот приходить друг к другу. Но норвежские великаны превращались в камень, если на них падал хоть один солнечный луч. И однажды рассвет застал великана за работой. Он превратился в камень, а мост между ним и его любимой так и не был достроен. Вот такая грустная история, мисс Притчард.

— И правда грустная, — кивнула я, подумав, что легенда о норвежском великане не только грустная, но и безумно романтичная. — Значит, Грейс думает, что тот след в пещере — намек на великана, который строил мост? Но тогда при чем тут ключ?

— Увы, на этот вопрос мисс Митчелл ответить пока не смогла. Она хочет сама отправиться туда, где вы вчера были. Не знаю, правда, имеет ли это смысл. Мы ведь решили дать организаторам шоу понять, что не будем разгадывать их загадки.

— Грейс считает, что, когда мы найдем ответ, они отпустят нас с острова.

— Если бы так, мисс Притчард. Они даже не удосужились прочесть письмо.

— Может быть, они его не увидели?

— Пытаетесь успокоить себя? Похвально. Только вы не хуже меня понимаете, что на острове мы не одни и за нами пристально следят. Неужели вы думаете, что кто-то вбухал такие средства — я имею в виду даже не перестройку замка, а автономный источник питания, который обеспечивает свет и нагрев воды, — только для того, чтобы предоставить нам заниматься на этом острове самодеятельностью? Нет, нас контролируют. Они знают о каждом нашем шаге и, скорее всего, слышат каждое наше слово.

— Неужели Лив права и мы попали в ловушку каких-то извращенцев? — мрачно поинтересовалась я.

— Мисс Такер, конечно, умом не блещет. Но то, что она сказала, мне кажется очень близким к истине. Шоу могло быть заказано людьми обеспеченными, у которых много своих причуд. А те, кто его снимает, могут иметь лишь косвенное отношение к телевидению. Нам надо хорошенько просмотреть контракты, которые мы заключили с продюсером шоу. Свой, к сожалению, я с собой не взял.

— Я тоже, — огорченно вздохнула я. — Сказать по правде, я толком его и не читала.

— Такое чувство, что они на это и рассчитывали, — продолжил Грэм. — Набрали кучку беспомощных и безрассудных идиотов. Мы не смогли ни разобраться с электричеством, ни найти камер. Мы даже уплыть отсюда не можем, потому что никто из нас не знает, как построить лодку. Что говорить, я даже не потребовал у этого менеджера данных медицинского осмотра, хотя обязан был это сделать.

— Мистер Фэрроуз, — умоляюще посмотрела на него я. Мне становилось страшно, когда он, такой твердый и суровый, начинал обвинять себя во всех бедах, которые случились с нами. — Пожалуйста, я прошу вас, не мучайте себя. Нельзя исправить того, что было…

— И это говорите мне вы? — горько усмехнувшись, посмотрел на меня он. — Я не хочу вас обидеть, Ди, но вы ведь тоже живете с постоянным чувством вины.

— Я пытаюсь от него избавиться, — спокойно ответила я.

— А по-моему, вы, как и я, сбежали от этого чувства.

— Не только от него, — покачала я головой.

— Я подозревал, — невозмутимо ответил он на мое признание. — И даже намекал. Но тогда вы не захотели ничего мне рассказать…

— Тогда мне было больно об этом говорить. И тогда я вас почти не знала.

— Теперь что-то изменилось?

— Да, — кивнула я, стараясь увильнуть от пристального взгляда Грэма. — Многое изменилось. И я изменилась тоже. У меня был роман с женатым мужчиной, мистер Фэрроуз. В свое оправдание скажу, что я даже не подозревала о его семейном статусе. Он не обманывал, нет. Просто скрывал. Говорил, что глубоко несчастен, рассказывал о своем одиночестве. Нет, у нас не было ничего такого, потому что… потому что не было. Были романтические встречи, прогулки под луной. В общем, как сказал бы Карл Рэдклиф, безумно романтичная особа мисс Притчард по уши увязла в любовной чепухе. Но однажды ко мне в школу пришла его жена, несчастная измученная женщина, и попросила не разрушать семью, которую она пытается спасти. Я тогда думала, что умру от стыда и горечи. Конечно, с ним, с Диком Хантоном, я больше не встречалась. Только послала ему эсэмэску, в которой попросила впредь не искать со мной встреч.

— Вы и в этом себя вините? — печально спросил меня Грэм, и мне показалось, что он вовсе не считает меня непроходимой идиоткой, которой в тот момент я чувствовал себя.

— Немного, — призналась я. — Мне стыдно. Стыдно за свою наивность, стыдно перед той женщиной. Утешает только то, что у нас с Диком был скорее платонический роман. А в чем вы вините себя, Грэм?

Теперь я могла поднять глаза и посмотреть на то, как меняется его лицо. Мне давно уже хотелось назвать его по имени, без официально-холодного «мистер», и в том, как прозвучало его имя, произнесенное моими устами, была особая прелесть.

Грэм… Он так смотрел на меня в тот миг, что я поняла — мой вопрос не был услышан. Грэм услышал свое имя, которое сорвалось с моих уст, и, похоже, для него оно тоже звучало по-особенному. Я думала, сейчас он скажет что-нибудь своим спокойным голосом и исправит неловкое молчание, воцарившееся между нами. Но он молчал, и только его красивые глубокие глаза горели таким светом, какого я еще не видела.

Как вышло, что его лицо оказалось возле моего, я до сих пор не помню. Не помню я и того, кто первый позволил себе коснуться губами губ другого. Но я отчетливо помню, как мои горячие от желания и болезненного жара губы коснулись его губ, не менее горячих и страстных.

Грэм уже не казался мне холодной и неприступной скалой — он был жарким, как раскаленный от солнца песок, порывистым, как ветер, и бесконечно желанным.

Мои руки обвились вокруг его шеи, а пальцы запутались в густых волосах. От Грэма пахло соснами и медом — я вдыхала его запах и задыхалась от счастья. Его руки путешествовали по моей спине, и я чувствовала такую сладкую слабость, что каждая клеточка моего тела плавилась, как воск под лучами палящего солнца. Грэм был настойчивым и нежным, сильным и ласковым, внимательным и небрежным одновременно. Моя голова кружилась, но не потому, что я была больна, — это карусель любви подхватила меня и понесла на бешеной скорости.

Да, в тот миг я поняла, что люблю Грэма Фэрроуза. Люблю с такой неистовой, бешеной силой, что мое сердце слишком мало, чтобы вместить в себя это огромное чувство. Люблю и не чувствую никакой Вины, потому что любовь всегда права.

Наконец Грэм оторвался от моих губ и позволил мне перевести дыхание. Как назло, меня разобрал страшный кашель, и я ничего не могла сказать своему любимому доктору в течение нескольких минут.

Когда я наконец откашлялась, Грэм протянул мне кружку с горячим морсом. Я сделала несколько глотков, а потом осмелилась поднять свой взгляд на мужчину, с которым только что так жарко целовалась.

— Плохой из меня доктор, — покачал он головой. — Мало того что я целуюсь со своей пациенткой, так еще и не могу облегчить ее страдания.

— По-моему, это было удивительно эффективное лекарство, — осмелилась я возразить своим сиплым голоском. — Мне стало гораздо лучше.

На лице Грэма забрезжила ласковая улыбка. Он улыбался так редко, что я почувствовала облегчение: у меня оставались сомнения в том, что этот поцелуй с его стороны не был короткой вспышкой влечения.

— Как ты, Ди? — спросил он.

Голос у него всегда был глухим и чуть хрипловатым, но в тот момент хрипотца усилилась. Едва ли я смогла бы заразить своего доктора простудой после одного-единственного поцелуя, поэтому вполне логично было предположить, что голос Грэма хрипел от волнения. Да, это меня тоже обрадовало. Теперь меня радовало все в поведении моего доктора, что имело хотя бы какое-то отношение к моей скромной персоне.

— Ты о чем? О моей простуде или о чем-то другом? — шутливо поинтересовалась я, усаживаясь на кровати.

Было видно, что он колеблется. С одной стороны, ему хотелось приказать мне: «А ну-ка, ложитесь, мисс Притчард!». С другой — ему хотелось быть со мной мягким и говорить вовсе не о моей болезни. Я же, шальная, сумасшедшая от счастья, нагло пользовалась своим новым положением и забавлялась над своим доктором, которого влюбленность сделала таким милым и нелепым.

— Я обо всем. — Грэм потянулся к моей руке, теребившей одеяло, и сжал ее в своей. — Мне важно все, что с тобой связано. И, конечно, важно знать, что ты ко мне чувствуешь.

— Какой же вы недогадливый, господин доктор, — игриво покачала я головой. — Неужели вы до сих пор ничего не поняли?

— Ди, мне не до шуток, — укоризненно посмотрел он на меня. — Для меня все это очень серьезно. Надеюсь, и для тебя тоже.

Если бы он знал, какую радость я испытала, услышав эти слова!

— Для меня тоже, Грэм, — ответила я. — Мне казалось, ты мог заметить это и раньше.

— Раньше я замечал только то, что ты прекрасно чувствуешь себя в компании мистера Стархейма, — не очень-то ласково покосился на меня Грэм. — И мне казалось…

— Напрасно казалось, — перебила я своего ревнивого доктора. — Да, мне нравится Клеманс. И он чем-то напоминает мне Дика Хантона, того мужчину, о котором я говорила, но это уже в прошлом. Нас с Клемом связывает лишь дружба.

— Ты уверена, что он тоже относится к тебе как к другу? — не унимался Грэм.

— Вообще-то мы с ним поговорили об этом. И пришли к выводу, что нам обоим не нужно переходить черту.

— Черту? — многозначительно посмотрел на меня Грэм, ожидая продолжения.

Я нервно поерзала на своей кровати и даже почувствовала, что меня снова бросает в жар.

— Я имею в виду ту черту, которая отделяет дружеские отношения от отношений более близких.

— Более близких?

Выразительный взгляд и многозначительный вид Грэма окончательно меня смутили. Я уже не знала, как объяснить ему эту, на мой взгляд, очевидную вещь.

— Грэм, меня не влечет к Клемансу, если ты об этом, — не выдержала я. — Мне нужен совершенно другой человек. И этого человека я полюбила всем сердцем.

— А ты уверена, что полюбила? Что твои чувства не страсть, не влечение, не попытка забыться?

— Да, Грэм, я уверена, — кивнула я и, опустив глаза, добавила: — Надеюсь, этот человек тоже уверен в своих чувствах.

— Этот человек, — немного помолчав, начал Грэм, — долго сомневался в себе. Он слишком тщательно все взвешивал, он колебался. Его уже предавали, и он обжегся однажды больно и сильно. И в тот момент, когда он предавался отчаянию, ему пришлось выдержать еще одно испытание. А он его не выдержал. И боялся не выдержать снова.

— Ты говоришь загадками, Грэм, — тревожно посмотрела я на него. — Я не могу тебя понять. Хотя очень хочу этого.

— Ты права, Ди, — мрачно кивнул Грэм. — Ты была права в том, что не рассказывала о своем чувстве, пока оно сжигало тебя изнутри. Мне тоже нужно успокоиться, и тогда я смогу рассказать. Ведь за мной тоже много лет тащится этот длинный плащ вины. А мне так хочется его снять…

— Ты сможешь, я уверена, — горячо прошептала я и уткнулась лицом в его плечо. — О этот запах сосен и меда! Я была уверена, вдвоем мы сможем со всем справиться, все пережить. Лишь бы Грэм был рядом всегда. Лишь бы никуда не уходил, не оставлял меня.

Только голова моя стала совсем тяжелой, а жар раскалил тело так, словно я сидела на солнцепеке. Мне стало дурно, а дальше… Дальше я провалилась в какое-то забытье, но до меня по-прежнему доносился запах сосен и меда…

10

Признаюсь, в детстве я любила болеть. Родные относились ко мне с особенным теплом. Строгая мама становилась мягче и кормила из ложечки теплым мороженым, напоминавшим вкусный крем для торта. Заботливая бабушка пекла мои любимые пирожки с ежевичным вареньем и варила горячий шоколад. По дому витал запах анисовой микстуры и маминых духов, которыми мне разрешали пользоваться лишь тогда, когда я болела.

Повзрослев, я переехала в маленькую квартирку, принадлежавшую когда-то бабушке, и болеть стало куда менее приятно. В аптеку приходилось бегать самой, а врача я вызывала лишь тогда, когда мне было совсем плохо. Никто не пек любимых пирожков, не кормил мороженым из ложечки, не позволял пользоваться любимыми духами. Болезнь в одиночестве — самое тягостное, что только может случиться с человеком.

В этот раз я болела совершенно иначе. Я впала в какую-то глубокую дремоту и не могла открыть глаза даже тогда, когда слышала голоса вокруг себя. Меня то сотрясал озноб, то бросало в жар. Я чувствовала, как чьи-то заботливые руки переворачивают меня, меняют постельное белье, укрывают теплым одеялом. Мне давали какие-то лекарства, и я, вдыхая вовсе не запах микстуры, а знакомый аромат сосен и меда, хотела прошептать «Грэм», но не могла.

Мне снились какие-то сны, мерещились хорошо знакомые лица, грезилось, что я нахожусь вовсе не в комнате, а на залитом утреннем солнцем росистом лугу. Я плавала в море, где добродушный змей с именем, которое когда-то называла Грейс, катал меня на своей спине. Я видела, как добрый великан строит мост, а его возлюбленная машет ему с другого берега зеленым платком.

Сны были обрывочными, но яркими и очень красивыми. И все-таки мне страшно хотелось проснуться, чтобы увидеть любимое лицо человека, который — я знала, я чувствовала — все это время был со мной рядом.

И однажды утром я наконец открыла глаза.

Грэм Фэрроуз сидел на моей кровати, словно никуда и не уходил. Заметив его задумчивый и мрачный взгляд, устремленный куда-то сквозь меня, я испугалась, что все, произошедшее между нами той ночью, было всего-навсего одним из моих ярких снов.

Но потом он увидел меня, понял, что я очнулась, и лицо его начало оживать на глазах. Так, наверное, оживали каменные изваяния в мифах. Так, наверное, ожил бы тот великан, что строил мост для своей возлюбленной. Мост длиной в любовь.

Лицо Грэма менялось: глаза цвета потемневшего грецкого ореха посветлели до оттенка прозрачно-янтарной смолы; крупные губы, сухие, как земля, выжженная солнцем, растянулись в свежей молодой улыбке; морщины на суровом и мрачном челе разгладились. Мне показалось, что он стал моложе лет на десять.

— Грэм, сколько тебе лет? — спросила я и, только спросив, поняла, как глупо в такую минуту задавать подобный вопрос.

Но Грэм, похоже, не находил мои слова глупыми. Он погладил меня по щеке теплыми пальцами и тихо произнес:

— Тридцать. А ты думала, я тебе в отцы гожусь?

— Извини, — прошептала я. — Сама не знаю, что несу.

— Все в порядке, — снова улыбнулся мне Грэм. — Мне плевать, как я выгляжу. Лишь бы ты меня любила.

— О, мне все равно, как ты выглядишь, — утешила я Грэма и, поймав его руку, коснулась ее губами. — Самое главное, свет в твоих глазах и улыбка на твоем лице.

— Ди, я так испугался за тебя, — пробормотал Грэм. — Конечно, я знал, что ты поправишься. Но одна мысль о том, что я тебя потеряю, сводила меня с ума.

— Все уже позади, и ты никогда меня не потеряешь.

Грэм тяжело вздохнул. Мне показалось, он хотел что-то сказать, но решил отложить этот разговор на потом. Я не стала настаивать. Меня переполняло счастье оттого, что он рядом и что все, случившееся между нами, мне не приснилось.

— Грэм… — с тихой нежностью прошептала я. — Что, Ди?

— Поцелуй меня.

Он склонился над моим лицом. Его крупные губы вначале коснулись моей шеи, потом начали осторожно подбираться к щеке, а затем добрались до моих губ. Я сладко застонала, почувствовав, как его язык скользнул по моим губам и проник между ними.

Этот поцелуй был безумно нежным. Грэм словно боялся причинить мне боль. Он целовал и ласкал меня, будто я была едва распустившимся весенним цветком, хрупким и сонным, пробужденным лучиками ласкового солнца. Пальцы Грэма блуждали по моей щеке, по моим плечам, по моему телу, раскрывшемуся ему навстречу, словно лепестки цветка навстречу солнцу.

На секунду в голове у меня промелькнула мысль, что я снова вижу сон, и мне даже пришлось открыть зажмуренные глаза, чтобы понять — Грэм, целующий меня, так же реален, как и дрожь, охватившая все мое тело.

Увы, Мажетта, беспокоившаяся за меня едва ли не меньше, чем мой любимый доктор, нарушила наше уединение.

Грэм подпрыгнул на кровати, словно его ударило электрическим разрядом, а я натянула на нос сбившееся одеяло. В общем, к тому моменту, как Мажетта и Грейс вплыли в комнату и принялись радостно щебетать о том, как это здорово, что я наконец-то пришла в себя, мы с Грэмом успели принять вид, приличествующий ситуации.

Разумеется, заботливой старушке не терпелось меня накормить, и при мысли о еде на этот раз я почувствовала нешуточный голод. Неудивительно — как выяснилось позже, я провела в мире своих ярких снов почти двое суток и все это время, разумеется, ничего не ела.

Я изъявила желание пойти в зал, чтобы позавтракать вместе со всеми, и чуть было не поссорилась со своим милым, но от этого не менее суровым доктором, который хотел заставить меня еще один день проваляться в постели.

Грэм, по всей видимости, еще не понял, с кем имеет дело: я оказалась ужасно упрямой, так что ему снова пришлось — и не скажу, что это ему не понравилось, — нести меня на руках.

К общему столу я пожаловала как королева — меня внесли в зал, усадили на диван и укутали конечно же не мантией, а одеялом.

— Добилась все-таки своего, — шепнул мне Грэм, но я знала, что он ни капельки не сердится. Мне так хотелось поцеловать эту небритую колючую щеку, скользнувшую по моей щеке, что я с трудом заставила себя сдержаться.

Все были обрадованы моим возвращением в мир живых. Клеманс, стиснувший меня в объятиях — к счастью, он не заметил яростного взгляда, устремленного на него Грэмом, — заявил, что обязательно напьется по поводу моего выздоровления.

Но, несмотря на общее радушие, я чувствовала, что что-то не так. Мои друзья были чем-то встревожены и опечалены. Что-то случилось, но я не сразу поняла, что именно. Страшная догадка озарила меня, когда я увидела покрасневшие глаза Лив и пустовавшее рядом с ней место.

Лилланд! Меня обожгло холодом. Я еще раз посмотрела на Лив, но она опустила глаза в нетронутую тарелку с едой. Мне стало страшно, но я не отважилась на расспросы за столом. Да и остальные молчали, по всей видимости не желая лишний раз делать больно и без того отчаявшейся Лив.

Когда мы позавтракали, я шепнула Грэму, что хочу поговорить с ним наедине. Он все понял и отнес меня в мою комнату. Я пыталась сопротивляться — мои ноги шевелились и прекрасно смогли бы ходить, — но Грэм оказался не меньшим упрямцем, чем его непослушная пациентка.

— Что с Лилландом? — спросила я его, когда он отнес меня в комнату и уложил в постель.

— Прости, хотел выбрать время, чтобы сказать тебе, но не успел. Случились две очень странные истории. Той ночью, когда ты заболела, Карл Рэдклиф и Лилланд Тиглер перепутали свои таблетки. Оба забыли пузырьки на столе, а потом кто-то из них взял таблетки другого. Лилланд обнаружил ошибку первым. Он пришел ко мне, бледный как смерть, и сказал, что Карл принял таблетки, которые я прописал ему, Лилланду. С учетом того что у Карла в последнее время усилились боли в желудке, он принял ударную дозу препаратов. Мы вовремя спохватились. Карл уже уснул, но таблетки не успели полностью усвоиться организмом. Грейс была в панике, сказала, что Карл больше всего боялся умереть во сне. Я сделал Рэдклифу промывание желудка, и он, к счастью, пришел в себя. Это была ужасная ночка, мы думали, что сойдем с ума. Когда Карлу полегчало, все разбрелись по комнатам, а я вернулся к тебе и уснул, сидя на твоей кровати. Все бы ничего, но утром мы обнаружили, что Лилланд исчез. Мы искали его по всему замку, кричали, проверили все комнаты, но его нигде не было. Все его вещи остались на своих местах. Даже хроника событий — его незаконченная статья — осталась лежать нетронутой. И только осмотрев весь замок, мы обнаружили, что окно, к которому он шел той ночью, когда ты пыталась остановить его, было распахнуто настежь.

— Он разбился?! — вскрикнула я.

Грэм сжал мою руку и продолжил:

— Мы спустились к морю и осмотрели ту часть берега, что находится под окном. Ни тела Лилланда, ни крови. Есть шанс, что нас просто хотели напугать. Возможно, Лилланд жив, его где-то держат, а от нас ждут разгадки проклятой головоломки. Грейс по-прежнему считает, что нужно вернуться к мосту, который нашел Лилланд. Она говорит, что его исчезновение может быть связано с легендой. Ульдра, ради которой строил свой мост великан, по норвежским поверьям, прекрасная женщина, которая заманивала своим пением одиноких путников. Конечно, глупо думать, что какая-то ульдра заманила Лилланда в окно, но, возможно, создатели шоу пытались обыграть и эту легенду.

— Чертовы психи! — сквозь слезы пробормотала я. — Бедная Лив…

— Да уж, Лив даже мне стало жалко, — признался Грэм. — Она не находит себе места и все время плачет. Я дал ей успокоительное, а что толку? Скоро вся наша команда будет сидеть на седативах, только вряд ли они помогут нам выбраться с острова.

— А контракты? — поинтересовалась я. — Вы смотрели контракты, заключенные с продюсером шоу?

— Будь оно неладно, — пробормотал Грэм и с благодарностью посмотрел на меня. — Если бы не ты, я и вовсе не вспомнил бы о них. Конечно, их надо найти. Может, мы поймем, с кем имеем дело.

— Кстати, Грэм, а Карл Рэдклиф ничего не писал о своем страхе в анкете?

— Нет, — покачал головой Грэм. — Я сразу это выяснил. Карл делился своим страхом только с психоаналитиком.

— И Грейс, — напомнила я.

— И Грейс, — кивнул Грэм. — Но ей он рассказал об этом лишь после того, как она провела целый день, запертая в комнате.

— Что же нам делать? — посмотрела я на Грэма, словно он один мог знать ответ на мучивший всех вопрос.

— Пока действовать по плану Грейс, — мрачно ответил он. — Сейчас нам ничего другого не остается. Ди… — Грэм пристально посмотрел на меня, и, мне показалось, в его глазах застыл страх. — Обещай, что будешь очень осторожной.

— Обещаю, Грэм.

Тех, кто захватил с собой контракты, заключенные с компанией, взявшей на себя обязательства по организации шоу, оказалось всего четверо: Мажетта Спаулер, Карл Рэдклиф, Лив Такер, по чистой случайности бросившая его в дорожную сумку, и Джад Оснас. Внимательно прочитав все контракты, мы не нашли в них ничего, что могло бы нас насторожить.

Обо всех участниках должны были позаботиться организаторы шоу, которые клятвенно заверяли, что не нанесут никакого ущерба нашему здоровью. Конечно, контракты могли оказаться липовыми — среди нас не было никого, кто разбирался бы в букве закона, — но, так или иначе, их изучение нам ничего не дало.

Компания, отвечавшая за проведение реалити-шоу и нашу безопасность, называлась каким-то совершенно невыразительным словом, а вот имя продюсера шоу показалось кое-кому хорошо знакомым.

— Мистер Форсети! — воскликнула Грейс, чем сразу привлекла к себе общее внимание. Она вскочила из-за стола, заваленного разобранными на листочки контрактами. Вид у нее был такой взволнованный, что мы уж было решили, будто Форсети — это кто-то из ее друзей или родственников. — Господи, да как же я сразу не догадалась!

— Грейс, успокойся. — Карл не на шутку перепугался и, взяв ее за руку, снова усадил на стул. — Хочешь, я принесу тебе воды?

Грейс отрицательно покачала головой.

— Милая, кто этот Форсети? Ты его знаешь?

— Нет, — пробормотала Грейс. — То есть да. Если бы я внимательно читала контракт с самого начала, то, наверное, обратила бы внимание на это имя…

— Так ты его знаешь или нет? — продолжал допытываться Карл, а мы все, как зачарованные, смотрели на Грейс.

— Форсети вовсе не человек, — наконец изрекла она, и эта фраза окончательно поставила нас в тупик. — Он бог. Бог справедливости и правосудия.

— Конечно же в скандинавской мифологии, — хмыкнул Клеманс, но в его насмешке уже не было прежнего лукавства. Скорее она была горькой.

Грейс ответила коротким кивком головы.

— Вот вам и «девять негритят», — оглядел собравшихся Клеманс. — Если кто-нибудь помнит, то у Агаты Кристи главным мстителем оказался судья. Не знаю, полегчает ли кому-то от этой новости, но судить нас будет бог. Бог справедливости и правосудия.

— Судить, но по какому праву? — внимательно посмотрела на него Мажетта. — И за что?

— Все вопросы к мистеру Форсети, — ответил Клеманс. — Это ведь его замысел.

— Бред какой-то, — всхлипнула Лив, на лице которой появилось выражение настоящего ужаса. — Похоже, мы точно попались на крючок какого-то маньяка. Да я в своей жизни и цента не украла и…

— Справедливости и правосудия, — задумчиво перебила ее Грейс. — Не думаю, что нас хотят судить за преступления против буквы закона.

— Тогда за что? — поинтересовался Джад, теребивший в руках незажженную сигарету.

— Я не знаю, — покачала головой Грейс, и мне показалось, что в ее глазах появились страх и боль одновременно. — Возможно, за нравственные преступления, которые мы совершили против своей совести.

Я вспомнила о призраке. Вот оно, возмездие. И тут же почувствовала, как чья-то теплая, большая и крепкая рука сжала мою руку. Я знала, кто стоит за моей спиной, и ощутила, как ледяной страх, обложивший душу, отступил. Самым страшным для меня наказанием было одиночество. А я была не одинока — со мной был мой доктор, мой Грэм…

Слова Грейс, конечно, потрясли всех, но, как это ни странно, мы, наверное, впервые за все время пребывания на острове почувствовали себя не просто командой, а единым целым. Поэтому план, который выдвинул доктор, был принят единогласно.

План был не слишком-то затейливым, но по крайней мере хоть как-то определял наши действия. Во-первых, мы, как и предлагала Грейс, должны были разыскать мост и сделать последнюю попытку решить дурацкую головоломку. Если решение не будет найдено или по какой-то другой причине нам не вернут пропавшего Лилланда, часть нашей группы закроется в надежно защищенном от нежданных гостей замке, а другая часть, вооружившись тем, что найдется в замке, отправится на поиски журналиста.

Грэм рассчитывал отыскать автономный источник питания, обеспечивавший замок электричеством. Он был почти уверен, что за работой этого агрегата должен следить специально нанятый человек, с помощью которого можно выйти на организаторов шоу.

Последняя часть плана, признаюсь, беспокоила меня больше всего: я была уверена, что Грэм пойдет разыскивать Лилланда и наверняка потребует, чтобы я осталась в замке. Конечно, я не могла этого допустить, но спорить пока не стала. В конце концов, оставалась еще надежда, что Лилланда вернут, если нам удастся разгадать головоломку.

За окнами замка забрезжили первые солнечные лучи, и мы тронулись в поход. Мне показалось, что на этот раз мы дошли до заброшенных и обветшалых рыбацких хижин куда быстрее, чем в предыдущий. Впрочем, это можно было легко объяснить: погода выдалась ясной и солнечной, а в первый раз нам пришлось проделать этот путь под холодным дождем.

Я еще чувствовала слабость после болезни, но присутствие Грэма творило со мной настоящие чудеса: когда он смотрел на меня своим ясным, хоть и немного тревожным взглядом, мне казалось, что я не иду, а лечу по побережью.

Грейс внимательно осмотрела мост, но, увы, ничего примечательного в нем не нашла. Да, он мог быть связан с легендой о великане, но до сих пор не было понятно, для чего нам подбросили ключ.

— У этих психов настоящая гигантомания, — в шутку заметил Клеманс. — Огромный ключ, огромный след. Видно, у кого-то из них комплекс маленького человека.

— Грейс, а может, ключ принадлежал великану? — предположила я. — И где-нибудь неподалеку есть гигантская дверь?

— В легенде об этом ни слова не сказано, — покачала головой Грейс. — Но, кто знает, вдруг мы найдем и дверь.

Часть нашей группы направилась осматривать рыбацкие хижины, а другая часть спустилась к побережью. Очень скоро мы с Грэмом, забравшиеся в одну из полуразрушенных хижин, услышали внизу громкие крики. Грэм схватил меня за руку — в последнее время он постоянно следил за тем, чтобы я не ускользала из его поля зрения, — и мы спустились к остальным.

Каменную дверь, спрятавшуюся за большим валуном, удалось обнаружить Джаду Оснасу. Эта конструкция, по всей видимости, закрывала углубление в скале. Нельзя сказать, чтобы дверь была большой, но замок, который на нее повесили, имел внушительные размеры. К счастью, Карл Рэдклиф взял на себя труд нести ключ, который мы на всякий случай решили захватить с собой.

Нас всех лихорадило от волнения. Разгадка была совсем близко. Карл повернул огромный ключ в замочной скважине, Клеманс снял открытый замок, а потом мужчинам пришлось всем вместе подналечь, чтобы отворить тяжелую дверь.

Увы, надеждам, которыми тешил себя каждый из нас, не суждено было сбыться. Маленькая пещера таила в себе вовсе не разгадку нашей головоломки. Она скрывала в себе куда более страшную тайну — тело Лилланда Тиглера…

Жуткое, невероятное открытие, сделанное нами в пещере, настолько потрясло всех участников, что кое-кто даже упал в обморок. Как это ни странно, сознание потеряла вовсе не Лив. Чувств лишился Джад Оснас, который, как выяснилось, панически боялся мертвецов, потому что его ныне покойный дед жил и работал в похоронном бюро.

Мои предположения относительно наших страхов, на которых играли в этом чудовищном шоу, стали настолько очевидными, что я не могла больше молчать и рассказала всем собравшимся о том, что видела и слышала на этом странном острове. Клеманс, которому уже нечего было терять, решил поддержать меня и поведал свою историю о встречах с призраком.

Выяснилось, что с каждым участником на этом острове случилось то, чего он больше всего боялся: Лив, страшно переживавшая за свою внешность, несколько дней просыпалась с обезображенным аллергией лицом; Клеманс, напуганный в детстве мыслями о смерти и призраках, столкнулся с ними в первый же день своего пребывания на острове; Мажетта Спаулер, смертельно боявшаяся пауков, проснулась в одной постели с тарантулом; Лилланд, испытывавший страх перед высотой, в конечном итоге выпал из окна замка; Грейс, страдавшая клаустрофобией, целый день просидела в запертом помещении; Карл чуть было не умер той смертью, что его так пугала, и спасся исключительно благодаря Лилланду и доктору; Джад Оснас не только увидел мертвеца, но и узнал в нем своего хорошего знакомого. Что касается меня, то я никогда не испытывала потаенных страхов и единственное, что могло меня напугать, это призрак моего отца, призрак моей совести.

Всех взволновал вопрос — чего же боится доктор, о чьих страхах никто до сих пор ничего не слышал. Грэм долго думал, прежде чем ответить, и, лишь когда моя рука нащупала под столом его руку, он наконец сделал признание.

Мой милый и добрый доктор боялся собственной беспомощности. Его пугало, что он не сможет помочь человеку, который нуждается в его помощи. Грэм боялся, что по его вине кто-нибудь умрет. И еще он сходил с ума от мысли — но об этом я узнала чуть позже, — что одним из его пациентов станет близкий и дорогой ему человек.

Осталось лишь понять, кто играет на наших страхах и как организаторы шоу узнали о том, что большинство из нас так тщательно скрывало от окружающих? Ответ нашелся тогда, когда Карл Рэдклиф назвал имя психоаналитика, к которому регулярно обращался за помощью. Услышав имя Джонатана Багвилла, Лив Такер забилась в припадке истерического смеха. Я бы с радостью последовала ее примеру, если бы мне не пришлось бежать за стаканом холодной воды, а Грэму — потчевать несчастную очередной таблеткой успокоительного.

Оказалось, что Джонатана Багвилла посещали все «девять негритят». Кто мог предположить, что этот человек, давший клятву не разглашать откровения своих пациентов, сыграет с нами такую страшную шутку?

— Интересно, сколько ему заплатили организаторы, — сказал Клеманс. — Лично я помню, что за свои сеансы он брал неплохие деньги. Правда, мой отец готов был заплатить ему вдвое больше, лишь бы я образумился и встал на путь истинный.

— Да, в более идиотской ситуации я не оказывался ни разу, — признался Джад Оснас. — Заплатить психоаналитику за то, чтобы со мной случился самый страшный кошмар в моей жизни…

— Думаю, он рассказал не только о наших страхах, — сообщила Грейс Митчелл. — Если речь идет о правосудии и справедливости, то все наши неблаговидные поступки организаторам тоже известны.

— Да уж, — кивнул Карл. — Плохо дело. Не знаю, как у вас, а у меня есть свой скелет в шкафу.

— Что ж, карты на стол, — мрачно усмехнулся Грэм. — Терять нам уже нечего, зато по крайней мере мы поймем, имеют ли право судить нас эти всемогущие боги.

Карл Рэдклиф. Дело № 1

До того как начать писать сценарии к фильмам ужасов, был режиссером в одном малоизвестном театре. Отказал дать одной из актрис, немолодой женщине, роль первого плана. Та, глубоко оскорбленная и решившая, что дело в ее возрасте, собралась уйти из театра, но тем же вечером умерла от сердечного приступа. Карл Рэдклиф мучается чувством вины до сих пор, из театра ушел сразу после смерти актрисы.

Грейс Митчелл. Дело № 2

Довольно высокомерно отказала предложившему руку и сердце кавалеру. Молодой мужчина от избытка чувств перебрал с алкоголем и угодил прямо под несшийся на всех парах автомобиль. Грейс Митчелл до сих пор винит себя в случившемся. Замуж с тех пор не вышла, детей не имеет.

Джад Оснас. Дело № 3

Воспитывал свою дочь в одиночестве. Всегда был очень строгим и требовательным отцом. Дочь вышла замуж за первого, кто сделал ей предложение, и ушла из дому. Ее брак — полная катастрофа, с отцом она не поддерживает никаких связей. Джад только недавно начал сознавать, что сломал дочери жизнь, но надеется, что ему удастся вымолить у нее прощение.

Мажетта Спаулер. Дело № 4

Одна из тех сумасшедших мамаш, которые превращают своих сыновей в безвольных созданий. Вечно пыталась контролировать сына, страшно ревновала его к потенциальным невестам. Сын так и не женился, а Мажетта слишком поздно поняла свою ошибку. Она уже не собирается искать ему идеальную жену, но надеется, что кто-нибудь все-таки позаботится о «ее сокровище». Осознала свою вину лишь недавно, но надеется, что все еще не поздно исправить.

Оливия Такер. Дело № 5

В одном из телевизионных шоу подвинула конкурентку, сломав перед выступлением ее микрофон. Девушка оказалась приезжей и, потеряв работу, осталась на улице без средств к существованию. Оливия не знает ничего о ее дальнейшей судьбе и лишь на острове задумалась о том, какой вред причинила другому человеку своим, мягко говоря, неблаговидным поступком. Глубоко раскаивается в содеянном.

Лилланд Тиглер. Дело № 6

История умалчивает о том, в чем виновен ныне покойный Лилланд Тиглер.

Клеманс Стархейм. Дело № 7

Одна из его «невинных» шуток во время мальчишника расстроила свадьбу лучшего друга. Потеряв невесту, друг бросил работу, продал дом и уехал из города. Клеманс Стархейм пытался навести о нем справки, но так ничего и не выяснил. Степень своей вины осознал только на острове. Испытывает глубокое раскаяние и надеется, что впредь сможет сдерживать свое неуемное чувство юмора. Если, конечно, выберется с острова.

Грэм Фэрроуз. Дело № 8

Был женат и, казалось, счастлив в браке. Когда жена сообщила ему о том, что уходит к его лучшему другу, страшно запил. Во время его запоя бывшая, но все еще горячо любимая жена попала в больницу с серьезной травмой. Грэм Фэрроуз в подобном состоянии оперировать жену отказался, поэтому женщину доверили менее опытному доктору. Жена Грэма скончалась во время операции. Фэрроуз ушел из больницы и год не работал по специальности. Глубоко раскаивается в том, что случилось. Но сознание того, что алкоголь не решит всех его проблем, пришло только на острове. Считает, что обязан спастись сам и спасти других.

Диана Притчард. Дело № 9

Винит себя в смерти своего отца. Впрочем, ваша честь, об этом вы уже знаете.

11

Тело нашего погибшего друга мы, согласившись с предложением Карла, решили оставить в пещере, к которой отнесли цветы, собранные Лив и Мажеттой на холме возле озера. Смерть Лилланда и все, что мы теперь знали друг о друге, объединило нас и подтолкнуло к решительным действиям.

Грэм и Джад продолжили поиск камер и действительно обнаружили небольшое отверстие в стене под потолком в зале, откуда все это время на нас смотрел глазок камеры. Когда Грэм с фотографом попытались сломать стену, оказалось, что на кирпич, из которого был построен замок, строители положили слой легкого и тонкого материала, позволившего оставить место для установки скрытой камеры.

Материал был безжалостно отодран — в прослойке между кирпичом и фальшивой стеной удалось найти целых три камеры. Еще одна камера была найдена в коридоре, и, как выяснилось уже вечером, в каждой комнате находилось по одной хорошо замаскированной камере.

Остальная команда, за исключением Клеманса, который помогал Грэму и Джазу была занята подготовкой к обороне замка.

С побережья были принесены камни, которые мы сложили на втором этаже рядом с окнами. Полночи нам всем пришлось провести за изготовлением самодельных катапульт: Карл, наблюдавший за съемками какого-то фильма по своему сценарию, видел, как делают нечто подобное.

Глубокой ночью мы все обнаружили себя среди ужасного погрома: большинство кроватей было сломано — из деталей мы делали катапульты, — по комнатам и в зале валялись куски фальшивых стен. Под дверями возле центрального и черного хода была натянута проволока, которую Грэм и Джад извлекли из проводов, подведенных к камерам.

Помощи ждать было неоткуда — связаться с миром за пределами острова у нас не было никакой возможности. Но мы не собирались сдаваться и умирать, как жертвенные агнцы. Мы были намерены биться до конца, отомстить за Лилланда и доказать этим «богам правосудия», что им не так-то просто будет расправиться с нами, простыми и грешными смертными.

Приготовившись таким образом, мы все же решили лечь и хотя бы немного поспать. Мы знали, что те, кто заманил нас в эту ловушку, находятся на острове — иначе кто бы наблюдал за тем, что происходит в замке, — и не сомневались, что наше поведение не останется безнаказанным. Поэтому кому-то следовало нести вахту и караулить наш сон. Этим кем-то вызвался быть Грэм Фэрроуз.

Конечно, я не могла оставить своего дорогого доктора, и мы с ним устроили подобие романтического ужина: поставили посреди всеобщего разгрома несколько свечек, захваченных Грэмом в путешествие, и два бокала, наполненных остывшим зеленым чаем. Чай заварила для нас Мажетта, которая божилась, что он бодрит не хуже, чем кофе.

Рядом с Грэмом я не испытывала страха. Мой любимый доктор вселял в меня уверенность в себе и силу. Правда, мне казалось, что сам Грэм боится, но теперь я хорошо понимала, чем вызван его страх.

— Грэм, со мной ничего не случится, — уверила я его, подняв бокал с зеленым чаем. — Я знаю, что за будущее не пьют, и все-таки давай выпьем за то, что мы вернемся. Мы все вернемся в ту жизнь, от которой бежали.

— Не в ту, от которой бежали, а в другую, новую жизнь, — поправил меня Грэм. — Мы вернемся в другую жизнь другими людьми.

Я знала, Грэм не так уж уверен в том, что нам удастся выбраться с острова, но он не хотел пугать меня своими сомнениями и старался поддержать мою веру в то, что все закончится хорошо. Это было так великодушно — я ведь и сама прекрасно знала, что наши шансы спастись практически равны нулю, — и сила Грэма заставляла меня проникаться к нему еще большим уважением. Он был по-настоящему сильным человеком. Может быть, Грэм не знал, что с нами станется, но по крайней мере намерен был сделать все, чтобы мы спаслись.

Мне не нравилась его идея отправиться на поиски организаторов шоу, и я не хотела, чтобы Грэм оставлял меня в замке, поэтому считала необходимым поговорить с ним об этом.

Грэм услышал мои слова, но был непреклонен.

— Нет, Ди, я не возьму тебя с собой, даже не проси об этом, — заявил он, посмотрев на меня своими потемневшими глазами. — Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.

— А обо мне ты подумал? — раздраженно поинтересовалась я. — Я ведь тоже люблю тебя и буду сходить с ума от страха за твою жизнь. И потом, — немного мягче продолжила я, — неужели ты думаешь, что в замке безопаснее? Конечно, мы сделали все, что могли, но разве этого будет достаточно, если сюда придут люди с оружием?

— Ди… — В его голосе я услышала такую пронзительную боль, что сердце мое сжалось. — Ради бога…

— Но ведь я права, Грэм. Внутри не менее опасно, чем снаружи. Давай не будем обманывать друг друга.

— Я не обманываю, — покачал головой Грэм и поставил на ковер бокал с зеленым чаем. — Я просто хочу тебя уберечь.

— Так позволь мне пойти с тобой. Ты будешь знать, что я рядом, и нам обоим будет легче.

— Ди, прошу тебя… — Грэм придвинулся ко мне.

Я почувствовала на своей щеке его теплое дыхание, от которого внутри у меня вспорхнула тысяча бабочек. Остров, наше неопределенное — или вполне определенное? — будущее отошли на задний план. Я уже не могла думать ни о ком, кроме Грэма. Он осторожно коснулся губами кончика моего уха, а затем его губы скользнули по виску к моим глазам.

Внезапно меня обожгла мысль о том, что, возможно, это последние часы, которые мы с Грэмом проводим вместе. Кто знает, что будет завтра? Будем ли мы живы, сможем ли спастись? Вдруг сегодняшняя ночь наш последний шанс? Последняя возможность закончить мост, который мы, как и тот великан, никогда не сможем достроить?

Я порывисто обняла Грэма, впилась в его губы поцелуем. Поначалу его удивила моя страстность, но потом он, словно догадавшись, что со мной происходит, ответил мне с той же пылкостью. Пока мы лихорадочно целовались, я добралась до пуговиц на темно-синей рубашке Грэма и принялась их расстегивать. Он облегчил мне задачу, разорвав рубашку, а потом, осторожно сняв с меня колючий свитер, внимательно посмотрел мне в глаза и тихо спросил:

— Ты уверена, Ди? Я могу ждать, сколько ты захочешь.

— Я не хочу ждать, — прошептала я и прильнула губами к его обнаженному плечу.

У нас не было времени ждать. У нас не было шансов спастись. Но ни Грэм, ни я уже не думали об этом, когда наши дыхания смешались, а тела сплелись друг с другом. Я полностью отдалась во власть охватившей меня страсти, полностью доверилась Грэму, который был таким нежным, что я почти не чувствовала боли, когда наши тела и души слились в одно целое…

— Ди, просыпайся! — Голос Грэма звучал резко и властно.

Толком не проснувшись, я вскочила с кровати и сразу поняла — что-то случилось.

— Кто-то пробрался в замок? — продирая заспанные глаза, спросила я.

— Нет, Ди, — покачал головой взволнованный Грэм. — Я еще не знаю, в чем дело, но к острову прибыл катер. Мне послышался шум, и я выглянул в то злополучное окно, из которого выпал Лилланд. Людей пока не видно, но я не сомневаюсь, они появятся.

— Катер?! — радостно вскрикнула я и тут же поняла, почему у Грэма такой обеспокоенный вид.

Катер вовсе не означал нашего спасения. Может быть, на остров прибыла подмога для тех, кто уже расправился с Лилландом…

— Ди, слушай меня внимательно. — Грэм обнял меня за плечи и посмотрел мне прямо в глаза. — Сейчас ты пойдешь и разбудишь всех остальных. Вы соберетесь в зале и дождетесь меня. Если через час я не вернусь, значит, на этом катере вовсе не случайные люди. Вы знаете, что делать тогда.

— Нет, — покачала я головой, и на мои глаза навернулись слезы — Ты один не пойдешь. Мы пойдем все вместе.

— Ди, нашу толпу обязательно заметят. Я пойду один, а ты должна предупредить остальных. Время не ждет. Если на катере приплыли случайные путешественники, то нам нужно как можно скорее заручиться их поддержкой.

— А если нет? — всхлипнула я, вытирая слезы, предательски текущие по моим щекам. — Если нет, я вернусь обратно. Ди, я сделаю все, чтобы остаться незамеченным.

— Грэм… — сквозь слезы прошептала я.

Он вытер мои мокрые от слез щеки своими губами и крепко поцеловал меня. На его лице снова появилась улыбка, но в этой улыбке было столько горечи, что я с трудом сдержала рыдания, подкатившие к горлу.

— Ди, я люблю тебя.

— И я люблю тебя, Грэм.

— Я могу на тебя рассчитывать?

Я кивнула. Грэм махнул мне рукой и, перебравшись через проволоку, натянутую у входа, открыл дверь и вышел из замка. Вытирая слезы, снова полившиеся из глаз, я затворила за ним дверь и побежала выполнять обещанное. Через пятнадцать минут все, сонные и встревоженные, собрались в зале. Я коротко объяснила, в чем дело, и сообщила, что ухожу следом за Грэмом.

— Ты спятила, Ди! — вскинулся на меня Клеманс. — Даже не думай об этом. Грэм знает, что делает, к тому же он не хотел, чтобы ты с ним пошла.

— Мне все равно, — решительно заявила я. — Я пойду за ним.

— Ди, Клеманс прав, — вмешалась Мажетта. — Ты должна дождаться Грэма здесь. Я хорошо понимаю твои чувства, но…

Мне было слишком дорого время, чтобы слушать их уговоры. Я побежала к выходу, даже не надев плаща. Клеманс метнулся за мной, но споткнулся о натянутую проволоку. Вдогон мне раздались крики, но я уже ничего не слышала. Мне нужно было убедиться в том, что с Грэмом все в порядке. Остальное меня уже не волновало.

Осторожно выглянув из-за арки, я убедилась, что возле ворот замка никого нет, и двинулась к тропинке, ведущей к побережью. Я надеялась, что увижу Грэма, но берег казался абсолютно пустынным — и только большой белоснежный катер качался на мягких волнах.

Господи, где же он?! Меня захлестнуло отчаяние. Я побежала к катеру, уже не боясь, что кто-то может меня заметить. Мне было все равно, что будет со мной — без Грэма моя жизнь была лишена какого бы то ни было смысла. Страх стучал в моих висках, и на этот раз я боялась не за себя, а за него.

Вместо трапа с катера была спущена веревочная лестница. Я забралась в воду и полезла наверх. На палубе Грэма не было.

Уже не в силах сдерживаться, я громко позвала:

— Грэм!

— Ди! — услышала я в ответ и похолодела.

Голос принадлежал вовсе не Грэму. Этот голос был мне знаком, но я уже не думала услышать его когда бы то ни было. Голос принадлежал… Лилланду Тиглеру.

Если бы на моем месте оказался Джад Оснас, он, наверное, снова упал бы в обморок. Я, признаюсь, сделала бы то же самое, но обмороки не моя слабость. На палубу кто-то поднимался, и я не имела представления, кого или что увижу перед собой.

Грэм исчез, а Лилланд воскрес, мелькнуло у меня в голове. Я была близка к истерике, меня трясло, как в ознобе, когда на палубу поднялся… мой любимый доктор, следом за которым вышел живой и невредимый Лилланд Тиглер.

— Грэм! — Я бросилась в его объятия. — Лилланд жив?!

— Да, — ответил Грэм.

На его лице я прочитала выражение облегчения, недоумения и растерянности. Похоже, он и сам не понял, что именно произошло. В руках он сжимал белый конверт, который протянул мне, когда я наконец перестала душить его в объятиях.

— Лилланд отдал мне это письмо, — произнес Грэм. — И сказал, что в нем все ответы на наши вопросы.

— Надо сказать остальным, — пробормотала я, глядя то на Грэма, то на внезапно воскресшего Лилланда, и тут же услышала голоса — наши друзья не смогли усидеть в замке и отправились следом за нами.

К счастью, на этот раз никто не упал в обморок. Правда, радость Лив, которая то плакала, то заливалась истерическим смехом и которую Лилланд тщетно пытался успокоить, полностью компенсировала отсутствие потерявших сознание.

Когда мы все немного пришли в себя от шока, я вскрыла конверт и развернула письмо, адресованное участникам реалити-шоу «Остров Обновленных», и вслух прочитала:

— «Я долго пытался придумать обращение, но ни одно из слов, пришедших мне в голову, не соответствовало действительности.

Вас невозможно назвать участниками шоу, ведь вы не участники, потому что никакого реалити-шоу на самом деле не было. Вас невозможно назвать командой, ведь вы гораздо больше, чем команда. Вас можно назвать обновленными, это так. Поэтому я обращаюсь к вам:

Дорогие мои обновленные!

Мне есть за что попросить у вас прощения, и я надеюсь, что буду прощен. Прошу прощения за то, что свой эксперимент я решил поставить именно на вас. Ведь я, как вы все уже догадались, хорошо знаю каждого из вас, наслышан о ваших страхах и о том глубоком чувстве вины, которое, как мне казалось, мешало вам наслаждаться жизнью и делало вас безумно одинокими людьми. Или, напротив, вы не сознавали своей вины, а потому не могли исправить сделанных ошибок и стать счастливыми.

Об эксперименте, который был назван „Лечение страхом“, я раздумывал много лет. Суть его заключалась в том, чтобы как следует встряхнуть человека и заставить его посмотреть на жизнь новыми глазами.

Однако встряска, если человек знает о ней заранее, не может дать желаемого эффекта, не заставит глубоко и серьезно задуматься о своих проблемах, о своей жизни. Поэтому я и решился на столь безрассудный и даже жестокий поступок: собрать в одну группу людей, страдающих от одной и той же психологической проблемы, и, не предупреждая их об этом, заставить пережить сильную эмоциональную встряску.

Разумеется, это требовало серьезных финансовых вливаний, поэтому мой проект откладывался на неопределенное время. Однако мне посчастливилось познакомиться с человеком, который согласился финансировать этот эксперимент, но лишь с тем условием, что в нем примет участие его сын, хорошо знакомый вам Клеманс Стархейм.

Я согласился и начал думать над тем, как подтолкнуть людей к эксперименту, не раскрывая перед ними своих карт.

Популярные нынче телепрограммы навели меня на мысль использовать в качестве приманки реалити-шоу. В городе нет ни одного человека, кто хотя бы раз не заглядывал в гипермаркет „Санрайз“, и я предположил, что выбор участников можно облечь в форму лотереи, якобы разыгранной организаторами шоу при участии гипермаркета.

В качестве поля для эксперимента мы с мистером Эдвардом Стархеймом выбрали этот остров, на котором красовался старинный замок. С замком, конечно, пришлось повозиться, но через несколько месяцев он уже был готов к приему гостей.

На острове, как верно заметил доктор Фэрроуз, мы с Эдвардом Стархеймом решили установить автономный источник питания, который мог подавать электричество, нагревать воду и обеспечивать работу видеокамер, ведь я должен был неусыпно следить за вами, чтобы в случае чего вмешаться и помочь.

Я долго раздумывал о том, какие задания должны выполнять участники этого якобы шоу, и вспомнил, что одна из моих пациенток и потенциальных кандидатур на участие в эксперименте — Грейс Митчелл — прекрасно разбирается в скандинавской мифологии, которую я решил использовать в своих загадках-головоломках.

У меня не было полной уверенности в том, что вы все согласитесь на участие в шоу, ведь кто-то из вас мог бы отказаться. Впрочем, уже хорошо зная вас, я не сомневался — все вы хотите сбежать от своих проблем, от своего чувства вины хотя бы на какое-то время. Тем не менее я решил подстраховаться и сделал список второго состава участников на тот случай, если кто-то из вас все-таки откажется от поездки.

Грэма Фэрроуза и Джада Оснаса уговорить принять участие в шоу можно было лишь одним способом — предложить интересную и требующую особого подхода работу, что я и сделал, разумеется не без помощи „менеджера“ Дагласа Скотта, актера, приглашенного одним моим приятелем, которого вы уже хорошо знаете.

Конечно, мне нужны были помощники, которые не только информировали бы меня о непредвиденных ситуациях, но и помогали бы эти ситуации создавать. Этими помощниками стали Лилланд Тиглер — студент-психолог, которого мне порекомендовал один из моих коллег, и Карл Рэдклиф — сценарист, мой хороший знакомый, мечтавший самостоятельно снять триллер по мотивам реальных событий.

Заручившись вашим согласием, мы с мистером Эдвардом Стархеймом отправили вас на остров. Обо всем, что происходило дальше, вы уже знаете.

Карл Рэдклиф и Лилланд Тиглер исправно помогали мне воплощать в жизнь ваши самые большие страхи. Что же касается Лилланда, то могу сказать, что его увлечение мисс Такер не было мною запланировано, поэтому ему было довольно трудно изображать покойника, зная о том, что любимая женщина будет в отчаянии, когда обнаружит в пещере его хладный труп…

Карлу Рэдклифу тоже было не очень-то легко ужиться с мыслью о том, что Грейс Митчелл, которой он не на шутку увлекся, придется просидеть целый день в запертой комнате. Ноя пообещал ему, что буду неусыпно наблюдать за состоянием Грейс и, если это будет необходимо, вмешаюсь в эксперимент.

Труднее всего оказалось со страхами отважной школьной учительницы мисс Притчард. Ее страх носил скорее абстрактный характер. Поэтому мне — да простит меня мисс Притчард! — пришлось воспользоваться фотографией ее отца, которую я когда-то попросил Диану принести на наш сеанс.

Именно эта старенькая фотокарточка помогла загримировать Карла Рэдклифа и сделать из него призрак, который мисс Притчард увидела в зеркале и на побережье моря. Не удивляйтесь, мисс Притчард, Карлу не составило труда проскользнуть в потайную дверь, которую рабочие сделали в стене, и скрыться до того, как доктор Фэрроуз включил в комнате свет.

Что касается самого мистера Фэрроуза, то пугать его даже не пришлось. То, что происходило на его глазах, то, в чем он участвовал каждый день, давало ему такую встряску, что я подивился его силе духа и выдержке.

Да, мне, циничному врачу, способному на такой чудовищный эксперимент, нет оправдания. Поэтому я прошу у вас прощения, но, если вы сочтете, что я достоин осуждения за свой поступок, что ж — вы вправе подать на меня в суд.

И все-таки, мои дорогие обновленные, я не жалею о том, что сделал. Я уверен, что волнения и тревоги, которые вы пережили на этом острове, не прошли даром.

Все вы стали другими людьми. Людьми, которые понимают и принимают свои ошибки. Людьми, которые признают свою вину, а не упиваются ею. Людьми, которые сделают все, чтобы не повторить этих ошибок впредь. Проще говоря, людьми.

С бесконечным уважением и любовью ко всем,

мистер Форсети, он же Джонатан Багвилл».

Эпилог

На остров мы с Грэмом приезжаем раз в год, каждое лето. Эдвард Стархейм любезно предоставляет нашей дружной компании свой личный самолет, которого, впрочем, очень скоро будет маловато, чтобы вместить всех нас.

Мажетта Спаулер и Джад Оснас уже подумывают путешествовать на остров со своими внуками.

Пока мисс Спаулер находилась на острове, «ее сокровище» успело воспользоваться своей свободой, и старушка не только примирилась с выбором сына, но и, как выяснилось, смогла быть вполне сносной свекровью.

Джад Оснас, вернувшись с острова, разыскал свою дочь и предложил ей вернуться домой. Изумленная дочь поначалу отказалась принять это предложение, но, увидев, что отец искренне просит ее об этом, все-таки ушла от мужа. К тому же сам Джад оставил свой дом и переехал к Мажетте Спаулер — единственной женщине, готовой терпеть его вредный характер и дурную привычку крутить в руках сигарету.

Вскоре дочка мистера Оснаса развелась с первым мужем и вышла замуж за замечательного молодого человека, который не заставил своего ворчливого тестя долго дожидаться внуков.

Лив Такер родила своего первенца уже через восемь с половиной месяцев после возвращения из нашей знаменательной поездки. Мы не стали задавать бестактных вопросов Лилланду, ограничившись лишь поздравлениями и подарками. Свадьбу Лив и Лилланд сыграли уже после рождения первенца — миссис Тиглер в обычной своей манере заявила, что не хочет выглядеть на свадебных фото жирной коровой.

Карл Рэдклиф и Грейс Митчелл решили подождать с детьми, поскольку оба они люди творческие и постоянно заняты вопросами, имеющими к обыденности мало отношения. Карлу удалось снять фильм, посвященный нашим приключениям, и он имел успех. Грейс по-прежнему увлеченно пишет книги, посвященные различным верованиям. На этот раз она увлеклась полинезийской мифологией, и я не исключаю, что нашу компанию в один прекрасный день занесет на Муреа или Бора-Бора.

Клеманс Стархейм… О нем мне, пожалуй, писать сложнее всего.

Предположения Грэма относительно того, что Клем питает ко мне не только дружескую симпатию, вскоре подтвердились. Когда мы вернулись с острова, Клеманс поспешил заговорить со мной о Грэме Фэрроузе. Что я могла ему сказать? Конечно, чистую правду. И хотя она ранила моего друга, он все же нашел в себе силы порадоваться за меня.

С мистером Эдвардом Стархеймом, отцом Клеманса, мы познакомились сразу по возвращении с острова. Он закатил по этому случаю огромный банкет, но Клеманс согласился принять в нем участие лишь после того, как заставил отца извиниться перед нами за все, что нам пришлось пережить в ходе эксперимента Джонатана Багвилла.

Что касается глупых шуток, то Клеманса вряд ли что-то исправит. К счастью, он встретил девушку, которая обладает чувством юмора не менее странным, чем его собственное. Мы с Грэмом от души смеялись, представляя себе, как любимая Клеманса подкладывает ему на подушку имитацию зажженной сигареты, а он приносит ей на завтрак тарелку со взбитыми сливками и своим любимым пауком, которого забрал с собой с острова.

Подавать в суд на психоаналитика Джонатана Багвилла мы, хорошенько подумав, не стали. Конечно, его поступок заслуживал порицания, но разве мы в конечном итоге не получили приз, обещанный в начале путешествия? Если бы не «Остров Обновленных», кто знает, как сложилась бы наша дальнейшая жизнь… Поэтому мы ограничились тем, что взяли с нашего «бога правосудия» обещание, что участники его нового проекта будут предупреждены о том, что это эксперимент.

Грэм, мой любимый доктор, возобновил свою врачебную практику. Он бросил пить и клянется, что скоро выбросит из своих потайных мест все сигареты. Его взяли в солидную клинику, где он пропадает целыми днями. Я стараюсь не скучать, да и можно ли соскучиться на моей работе?

Когда я вернулась из поездки, дети были обрадованы так, что едва не задушили меня в объятиях. Конечно, от меня требовали рассказа о моем путешествии. И тогда я рассказала легенду о норвежском великане, который строил мост для своей возлюбленной и превратился в камень.

Легенда показалась детям очень грустной, но я сказала, что на самом деле великан обязательно оживет, потому что нашлись уже те, кто сможет достроить за него мост. Огромный мост длиной в любовь…

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.