Элда Мингер

Ритмы ночи

Пролог

— Ой-ой-ой! Смотрите, девочки, какая люстра! — Звонкий, восторженный голос Лауры Гордон постепенно сошел на шепот — она, как завороженная, не могла оторвать глаз от множества переливающихся, подрагивающих хрустальных подвесок. Хитер Грей чуть не налетела на свою подругу: тоже, задрав голову, восхищалась гигантской люстрой, этой сверкающей массой. Замыкавшая шествие Мэг Прескотт — она изучала на ходу путеводитель — не сдержала улыбки, услышав в голосах подруг столько неподдельного детского восторга.

Все три девушки — Лаура, Хитер и Мэг — были неразлучны со школьной скамьи, с того времени, как вместе учились в высшей школе[1] в городке Блу-Спрюс, штат Колорадо. Теперь же Мэг работала в солнечном Лос-Анджелесе, поэтому Хитер и Лаура наскребли немного деньжат и полетели к подружке — покутить и подурачиться ровно семь дней. Сейчас середина февраля, но погода все равно прелесть! Как здорово распрощаться на время с холодным снегом, скользким льдом и колючим зимним ветром Скалистых гор! Ради такого удовольствия и денег не жалко. Мэг решила устроить девочкам настоящий праздник. Они уже побывали в Диснейленде, совершили экскурсию по городу и в Голливуд, по Мелроуз-авеню и в Малибу. Устали, конечно, и больше всего — от впечатлений.

«В нашем отеле останавливались многие кинозвезды», — прочитала Мэг в своем испещренном пометками путеводителе и подавила зевок. Всю ночь накануне, почти до четырех утра, они дурачились в блюз-клубе на Сансет-бульвар. «Здесь жили Лоренс Оливье и Вивьен Ли. И Элизабет Тейлор…»

— Ух, вот это я обожаю! — Лаура махнула в сторону роскошной вазы в восточном стиле на блестящем черном постаменте. Отбросив со лба прядь золотисто-рыжих волос, она принялась искать в сумке фотоаппарат. — Мэг, встань-ка вот сюда! Надо, чтоб ты была в кадре.

Мэг, отдав путеводитель Хитер, молча подчинилась. Сразу поняла: ее наисовременнейший «кэжьюэл»[2] — обрезанные джинсы, экстравагантная красно-белая гавайская блуза и плетенные из алых ремней сумка и обувь — будет здорово контрастировать с элегантными, плавными линиями дорогой вазы. Отличная фотография получится!

Лаура несколько раз подряд щелкнула маленьким автоматическим фотоаппаратом. Ей нравилось изображать типичную туристку среди такого шикарного окружения. Она поставила Хитер и Мэг у стилизованного, с завитками «модерн» шезлонга. И конечно же, Лаура уговорила запечатлеть Мэг под этой потрясающей хрустальной люстрой. Затем Лаура несколько раз сфотографировала огромный бассейн с кристально чистой голубой водой, сверкающие белизной кабинки для переодевания, прелестный бар. Хитер, с коротко подстриженными темно-каштановыми волосами и серыми глазами, выглядела, пожалуй, самой оживленной. А вот Лаура не очень-то рвалась позировать — больше снимала подруг.

Тут и там среди буйной растительности возвышались пальмы, придавая пейзажу фантастический вид. Радовали глаз невероятно ровные изумрудно-зеленые газоны с разноцветными брызгами диковинных тропических цветов, наполнявших воздух густым ароматом. Чирикали птички, жужжали пчелы… Мэг, оглядываясь кругом, все не могла поверить: неужели они в центре Лос-Анджелеса, точнее, в Беверли-Хиллз? Отель — как зеленый оазис посреди пустынного города.

— Вот это жизнь! — В голосе Лауры прозвучала почтительность, зеленые глаза сияли восторгом. — Все на свете отдала бы, чтобы стать по-настоящему богатой!

— Девочки, смотрите-ка — чье-то платье на стуле! — прошептала Хитер, подталкивая локтем Мэг.

В это обычное утро своего семидневного отпуска — они и не спали почти ночью, понадеявшись на кофе да на энергию молодости, — девушки пели, смеялись, обменивались шутками. Хотелось впитать в себя как можно больше столь легкой, свободной жизни.

У Мэг появилось вдруг желание совершить нечто экстравагантное — ну, например, надеть вот это платье, кем-то оставленное на стуле, и сфотографироваться. Классная карточка получится, будет потом над чем посмеяться!

— Ну-ка, Мэг, надень! — подзадорила Лаура. Мэг не из тех, кто робеет. Она оглянулась по сторонам: в бассейне плескались всего несколько человек. О платье явно забыли — вон рядом еще стакан из-под мартини стоит.

— Давай! — шепотом, но энергично подначила ее Хитер.

Будто черт ее подтолкнул: Мэг схватила платье — какой мягкий, бархатистый махровый ворс! — и в одно мгновение натянула. Ни блуза, ни шорты, ни сандалии не выглядывали из-под снежно-белой каймы — только пальцы ног с огненно-алыми ноготками. Точь-в-точь в тон бусам на шее, но к платью бусы явно не подходят — не тот вырез.

— Сними ты это украшение! — крикнула Лаура, уже приготовившись щелкнуть.

— Слушаюсь, мэм! — И, стащив с шеи бусы, Мэг бросила их Хитер.

Та ловко поймала их и со смехом надела на себя.

— И… еще очки! — не переставая хохотать, еле выговорила Хитер. — Потрясающе выйдет!

Мэг небрежно села в шезлонг — с таким видом, словно ничто на свете ее не волнует, — и, повернувшись к подругам, одарила их сверкающей улыбкой. Подняла стакан с мартини (тост за «красивую жизнь»), другую руку запустила в короткие, взъерошенные русые волосы и, улыбаясь, посмотрела прямо в фотоаппарат, немного приподняв одну бровь — как будто говорила: «Повеселимся, а?»

Конечно же, она и предположить не могла, какую роль это фото сыграет в ее жизни.

Глава первая

С того яркого, беззаботного дня прошло три года и четыре месяца. Кафе Даффи гудело; в маленьком уютном баре аппетитно пахло пивом и жаренным на решетке мясом. В пятницу здесь всегда подают суп из ребрышек. Кафе сегодня снято для празднования встречи выпускников, но Билл Даффи оставил свое традиционное меню неизменным — оно уникально, больше нигде такого нет.

Никто особенно и не спорил, где проводить вечер встречи. Конечно, у Даффи: самое подходящее место для тусовки в таком маленьком городке, как Блу-Спрюс, штат Колорадо. Мэг Прескотт открыла дверь — в нос ударил густой дух сигаретного дыма. Она, вообще-то, давно уже не курила, да и привыкла в Лос-Анджелесе к таким ресторанам, где подают здоровую пищу, но все равно, Даффи — это родной дом. Воспоминания о счастливых деньках нахлынули на нее. Вскоре она, однако, нахмурилась. И Хитер и Лаура какие-то сегодня загадочные. Само по себе это, может быть, и нормально — такой уж день, но все равно — что-то не так. Утром, когда Мэг разговаривала с ними по телефону из номера отеля, в голосе и той, и другой, было что-то необычное. Инстинкт редко ее подводил, и сейчас она чувствовала, что надо быть… осторожной, что ли, внимательной.

Все три подруги были любительницы розыгрышей. Школьные учителя их жили в постоянной тревоге — опасались: вот-вот опять что-нибудь выкинут. Мэг готова поклясться, что слышала вздох облегчения, когда они втроем, — вместе, как обычно, — поднимались на сцену, чтобы получить выпускные дипломы. Это было десять лет назад.

А сегодня она беспокоится: уж не приготовили ли девчонки что-нибудь для нее самой? С них станется! Ничего плохого, конечно, особого ущерба эти шутки не нанесут. Что-нибудь такое… легонькое, чтоб все потом смеялись, и не один год. Как тот маленький отпуск, к примеру, и как те фотографии. Мэг окинула взглядом зал. Лаура прислала ей целую кипу — живо запечатленная неделя клоунад и шуток там, в Южной Калифорнии. Она от души смеялась, рассматривая их, особенно тот снимок, в отеле «Беверли-Хиллз», где она в чужом платье. Она даже прикнопила несколько фотографий на стенку над компьютером.

Осмотрев зал из конца в конец, она заметила, что все взгляды устремлены на нее. Так, спокойно… в чем дело? Одежда ее в порядке: на ней черные джинсы в обтяжку и черный топик, ботинки тоже черные. Этакая Линда Гамильтон из «Терминатора-2». Девушка не промах, а пришла просто потанцевать, повеселиться. Она и сама разыграет, кого хочешь.

Темные очки ей, конечно, к лицу в такой упаковке, но здесь, в полумраке, это уже перебор — снимем. Ей хотелось выглядеть сегодня очень эффектно и от души забыться, вернуться в прошлое вместе со своими одноклассниками. Ей так нужно быть уверенной в своей привлекательности! По меркам Блу-Спрюс она достигла грандиозного успеха: написала книгу, опубликовала и продала весь тираж. Один роман вышел, но что дальше? Кто может сказать, ждет ли ее удача на этом пути? Из всех сидящих здесь она одна понимает, что за десять лет после окончания школы ничего существенного не добилась, и даже не уверена, последуют ли за первой книгой другие.

Маме и это понравилось бы… Думая об Антонии Прескотт, Мэг не испытывала нежных чувств, нет. Мать всегда старалась подогнать ее под какие-то невероятные стандарты, постоянно повторяя, что она не такая, как все в Блу-Спрюс. Лучше — имела она в виду.

Время, проведенное в этом «городе бездельников», как Антония называла Блу-Спрюс, можно считать потерянным. Антония Прескотт не уставала утверждать, что ей крупно не повезло, когда судьба занесла ее в маленький колорадский городишко, да еще с дочерью. Просто у нее не было тогда никакой возможности уехать в более приличное место. Их старый «БМВ» уже отказывался служить, да и сама Антония выдохлась вконец. В Блу-Спрюс остановились, потому, что матери Мэг нужно было время, чтобы оправиться после очередного развода. Но как только она нашла себе нового кандидата на супружество — тут же, задалась целью переехать в Манхэттен. «Цивилизация!» — лаконично объясняла она, разводя руками.

Сейчас, в Блу-Спрюс, стоя в дверях кафе Даффи, Мэг оставалось лишь надеяться, что одноклассники прочно забыли ее мать. Но обычно в маленьких городках у людей цепкая память… Разнервничавшись от воспоминаний, она запустила пятерню в свои короткие светло-русые волосы. Дорого ей обошелся этот цвет шевелюры и укладка, но овчинка явно стоила выделки: прическа выглядит сейчас не как из парикмахерской, а будто ее обладательница, только что с пляжа, где лежала, глядя на волны, а ветерок трепал ей волосы.

Все еще нервничая, Мэг непроизвольно дотронулась до бриллиантовой серьги в мочке левого уха. Эти серьги с бриллиантами, по полкарата каждый, — единственная экстраординарная вещь, которую она позволила себе купить, когда вышла ее первая книга. Наверное, и последняя: ее писательская карьера в последние три года явно буксовала.

Когда она, упаковав в свой старенький джип все пожитки, включая двух котов и Слагго (помесь мопса с кем-то), катила в Лос-Анджелес, ей было страшно, но она рассчитывала на успех, собиралась сыграть по-крупному — сделать писательскую карьеру. Ей удалось издать одну книгу, — о чем многие только мечтают, — но она начинала осознавать, что перспективы на продолжение неважные.

Однако никто здесь не должен этого знать! Ее линия поведения — улыбаться, с ученым видом кивать головой и слушать, что ей расскажут о себе другие; скромно говорить: «Да, я распродала весь тираж» — и молиться Богу, чтобы никто не поинтересовался: а когда выйдет следующая книга?

Мэг опять стала играть серьгами — нервная привычка. «Успокойся, успокойся!» — мягко велела она себе. Сделала глубокий вдох, сосредоточилась и чуть не задохнулась от табачного дыма, слоями плавающего в воздухе…

Да, выглядит она восхитительно, роскошно! Так думал Дэниел Уиллет, стоя в полумраке у бара и наблюдая за Мэг Прескотт. Признаться честно, он пришел сюда только из-за нее — ведь, строго говоря, Дэниел не принадлежал к числу одноклассников, собравшихся здесь. Школу он окончил двумя годами раньше, сразу подался на ферму своего отца, там и работал все годы. И работает до сих пор, и живет там. Рассказывать ему, собственно, не о чем — ни занимательных историй, ни приключений. Впрочем, он выжил и неплохо сводит концы с концами.

А Мэг он просто хотел увидеть еще раз. Только увидеть и снова за работу. Тогда, давно, от одного взгляда на эту девушку внутри у него что-то переворачивалось, в горле вставал комок — особенно когда она улыбалась своей яркой, солнечной улыбкой. И этот ее лучистый, задорный смех… Она так и не смогла приручить свой смех, сделать его «как у леди». Он всегда вырывался из нее, откуда-то из глубины существа — словно живой родник чистой воды. Дэниел так любил, когда она смеялась. Слышал этот смех в коридоре, во время перемены, — и всегда улыбался сам себе. Смеялась она часто — открыто, беззаботно…

И вот после окончания школы двинула на Запад — за славой и карьерой. Чего, в конце концов и добилась — он краем уха слышал здешние разговоры. Дошли до него и слухи о каких-то ходивших по рукам фотографиях. Хотел посмотреть, но так был занят на своем ранчо — все как-то не удавалось. Он рад за нее, очень рад! Если кто и заслуживает успеха, так это Мэг: у нее такое доброе, отзывчивое сердце — приехала на десятилетие выпуска сюда, в маленький захолустный городок. Другие, кому повезло, как ей, сочли бы это событие незначительным, мелким и никогда бы не потащились в какой-то там Блу-Спрюс.

Подойти, заговорить с ней — нет, он не смеет. Неловко — на людях, в шумной компании. И вообще по складу характера он одиночка. У него к ней сильное, глубокое чувство, но об этом никто никогда не узнает. Когда его младший брат Алек стал встречаться с ней, это его убило. Все в его семье любили ее, даже мать, а ведь она была очень непростой по характеру. Мэг и Алека время от времени видели вместе, в течение почти двух лет. И все это время он как в агонии наблюдал за ними: как они встречались, флиртовали, смеялись, уединялись в конюшне целоваться, а может быть, кто знает… Больно вспоминать, но он… он любил их обоих. И потому только смотрел и ждал.

Мэг победила на весеннем конкурсе рассказов, проводившемся среди подростков, — первое место: пятьсот долларов и публикация в осеннем выпуске журнала. Для Блу-Спрюс эта новость стала действительно большим событием. Самым сенсационным, если не считать давнишнего случая с Мартой, женой Джейка Будайна, которая клялась, что ее похитили инопланетяне и держали у себя какое-то время.

Дэниел, узнав об успехе Мэг, понял, что, даже если Алек и Мэг расстанутся, он никогда не сможет с ней сойтись. Потому что она одна из тех, кто принадлежит всему миру. За два дня до того, как она уехала, он видел ее в магазине — она с кем-то разговаривала в нескольких шагах от него. Он только поздоровался кивком головы, а она подошла и стала рассказывать ему о своей мечте — до сих пор помнит он каждое слово этого разговора. Спросила тогда, есть ли у него мечта. Никого, кроме Мэг, это и не интересовало: все считали его счастливцем — ведь ему досталось хозяйство отца, которое тот оставил семье. Самое смешное, что он поделился с ней своей мечтой: рассказал об арабских скакунах — он без ума от этой породы, завести бы на своей ферме две-три лошади! Как они выбегают на пастбище: сильные, грациозные шеи, выгнутые дугой, точеные копыта звонко ударяют о землю… Только посмотреть — и можно умереть спокойно.

Она улыбнулась тогда ему своими прекрасными синими глазами — как только он в них не утонул, не растворился? Такие глаза способны преследовать мужчину до конца его дней. Взяв его за локоть, убедила, что верит: его мечта сбудется! И уехала.

Долго бродил он тогда в одиночестве, только собаки плелись за ним, как и хозяин, понуро наклонив головы. Все сокрушался: почему у него не хватило смелости сказать ей о своих чувствах? Потом понял, что у него нет прав на нее: она полна жизни, планов, проектов; она так талантлива! Ей ли быть женой фермера — он и просить не смел. Эти руки, умные, с хрупкими, артистическими пальчиками, станут красными, иссеченными, огрубеют. Возможно, и пыталась бы она писать в свободное время, — о своей тяжелой жизни, — но книги ее так никогда и не были бы закончены.

Позднее, в продуктовом магазине, он услышал об ее успехе, о том, что весь тираж разошелся. И тогда он, отложив дела на ферме, два с половиной часа гнал машину в Денвер, нашел книжный магазин, вошел — простой ковбой, явно не читатель, среди чистеньких, интеллигентных граждан. Конечно, ему было не по себе. Нашел ее книгу, внимательно рассмотрел фото на обложке: она сфотографировалась с мопсом Слагго в руках, — наверно, самая некрасивая собака в мире. Дэниел вез книгу домой так бережно, будто страницы были не из бумаги, а из чистого золота. Читал и перечитывал за эти годы столько раз, что сбился со счета; каждый раз глубоко переживал описанные события, каждый раз удивлялся, как много Мэг видела своими синими глазами.

Роман был о фермерской династии с несчастливой судьбой. Четыре брата, сестра, властная, деспотичная мать и мягкий, сострадательный умирающий отец. Персонаж, которого она назвала Мэттью, старший сын, принес свою жизнь в жертву остальным членам семьи. Он поступил так, как считал правильным, и нашел свое счастье. Сильные, берущие за сердце слова; живые, эмоциональные образы.

Его потряс этот роман. Перечитывая его вновь и вновь, он стал узнавать в образах этих суровых людей себя и своих братьев — Алека, Брэтта и Джо. Стал видеть свою ферму, своих собак и лошадей; чувствовать знакомые запахи, слышать привычные звуки. Его тяжелую, до хруста в спине, убивающую душу работу Мэг хорошо поняла. И как горы и земля становятся частью человеческой души. И как переживаешь одиночество, пустоту и безысходное отчаяние. А в самом конце приходит, и остается с тобой, и побеждает вера в жизнь.

Отпустить Мэг опять? Невыносимо больно! Он пойдет на вечер встречи — просто взглянуть на нее. Всегда ею гордился и будет жить дальше с тем же ощущением.

— Мэг! Не может быть! Это ты? — Крупная блондинка с матовыми, выжженными волосами вдруг появилась будто из-под земли. Мэг прочитала имя «Сьюзи», написанное неровными, жирными буквами, и только затем узнала Сьюзи Ландор, которая сидела в классе позади нее и стояла рядом в школьном хоре.

— Сьюзи, как здорово, что ты здесь! — Мэг была вполне искренна — они так часто смеялись вместе, стольких разыграли!

— Тебе надо прицепить значок со своим именем, — начала Сьюзи, — и еще…

Мэг вспомнила: ведь имя Сьюзен фигурировало в анкетах, разосланных всем участникам сегодняшнего вечера.

— Так это ты все организовала — поверить не могу! Вот молодец!

Сьюзи просияла.

— Да, Кев и я — мы решили собрать всю нашу компашку. Так здорово было в школе — помнишь?

— Ты и Кевин? Кевин Брекман?

— Я теперь Сьюзи Брекман.

— Как замечательно! Вы же в школе дрались все время!

— Мы и сейчас деремся. Отличное средство не стареть. — Сьюзи показала на конец бара.

За стойкой, уткнувшись в отпечатанный на компьютере список, сидел упитанный мужчина, осанистый, уже с пролысинами. Перед ним, на стойке — коробка с нагрудными именными карточками.

— Кев! — Сьюзи прямо лопалась от восторга. — Кев, смотри, кто здесь!

— Черт возьми, быть не может! — Кев протянул руку и дружески поздоровался с Мэг. Затем, как будто передумав, широко улыбнулся, притянул ее к себе и обнял. — Вот не думал, что ты у нас появишься!

— Почему бы и не появиться? — Мэг приняла от Сьюзи нагрудную карточку со своим именем и фотографией и, взглянув на маленькое фото, расхохоталась. Длинные прямые волосы, светящиеся восторгом глаза, лукавая, задорная улыбка. Такая она здесь юная…

— Ну… как бы… — Сьюзи, очень взволнованная, не находила слов, но быстро взяла себя в руки. — Я имею в виду — как ты там живешь, в Калифорнии?

— А-а-а… я и… мой большой дом?

Сьюзи восторженно взглянула на мужа, потом опять на Мэг.

— Знаешь, это здорово, что ты можешь вот так, запросто, шутить на эту тему. Я так рада… Когда услышала об этом… то подумала, ты, может быть, очень переменилась.

— Не-е-ет… Только не я!

Самое время, наверно, рассказать о книге, о том, как быстро она разошлась. Странно, как меняются люди вокруг, когда тебе удается издать и продать плод своего труда — книгу. Большинство собравшихся здесь, похоже, ожидали, что она превратится в ненароком разбогатевшую, высокомерную особу, станет грешить снобизмом. С самого начала Мэг дала себе слово, что этого никогда не случится. На чванство, она уже насмотрелась вдоволь — хватит с нее собственной матери! Были и такие, что млели от подобострастия — решили, видно, что первая книга приносит миллионы долларов. Хорошо бы, если б так… Не надо тревожиться о будущем, размышлять долгими ночами, как заработать на жизнь.

— Эй! — улыбнулась она и Кевину, и Сьюзи одновременно. — Я, вообще-то, когда надеваю джинсы, вставляю сначала одну ногу, потом другую. Как все нормальные люди.

Сьюзи рассмеялась. Мэг прицепила нагрудную карточку. Вечер встречи выпускников начался.

— Мэг нас убьет! — пробормотала Лаура, вглядываясь через лобовое стекло машины в мигающую неоновую вывеску: «Даффи», «Даффи», «Даффи».

— Да она поймет, — отозвалась Хитер, но голос ее звучал не очень-то уверенно.

— Она нас никогда не простит! — подвела итог Лаура.

— Ну и что же нам — торчать всю ночь в машине? — Хитер тяжело вздохнула, открыла дверь «тойоты» и так и осталась сидеть в машине с открытой дверью. — Да это как-то само собой вышло из-под контроля.

Девушки помолчали. Первой заговорила Лаура:

— Но это ее жизнь, Хитер. Может, она сочтет, что все не так уж смешно.

— Не думаю — Мэг поймет, она любит розыгрыши. — Хитер опять убеждала то ли себя, то ли подругу.

Лаура открыла дверцу со своей, водительской стороны.

— Ладно, идем — посмотрим, что будет.

Мэг с трудом протолкалась к бару, заказала пиво, повернулась — и увидела Дэниела Уиллета, направляющегося прямо к ней. Бурная, непосредственная радость охватила все ее существо. Он подошел и сел рядом с ней. Она улыбнулась, глядя в его серые глаза.

— Привет, Ковбой!

Хорошее прозвище — он на него никогда не обижался.

— Эй, Синеглазка! — откликнулся Дэниел.

А он неплохо смотрится! Серые, колючие, настороженные глаза — будто постоянно готов к неожиданностям, к опасности. Но сегодня в глубине этих глаз светится что-то доброе. Он ей всегда нравился, даже очень. И он счастлив ее видеть, да-да, она заметила это и рада этому. Когда-то, лет в тринадцать, она была сильно им увлечена, но он считал ее странной, чудаковатой. Она встречалась время от времени с его братом Алеком, два года, пока училась в последних классах. Дэниела она не интересовала, вот и стала встречаться с его братом, чтобы хоть так видеть его почаще. Ей хотелось знать его мир, его интересы, чем он живет, почему сразу после уроков вскакивает на подножку школьного автобуса и уезжает. Позднее сменил автобус на побитый, старый пикап, но все равно уезжал так же. Кожа у него, какая обветренная, — конечно, большую часть времени Дэниел проводит под открытым небом. Но, как ни странно, это ему идет, даже придает какую-то сексуальную привлекательность, как Роберту Редфорду. Морщинки в уголках глаз, — должно быть, от смеха. Волосы темно-каштановые, рост за метр восемьдесят. Про таких мужчин говорят: «Высокий, красивый брюнет». Тогда, в юности, он не выглядел так привлекательно.

— Так лошади-то, о которых ты мечтал, есть у тебя сейчас? — спросила она и сейчас же увидела удовольствие, даже радость в его глазах.

Он достал из бумажника несколько фотографий и молча протянул ей. Арабские скакуны на снимках были так грациозны, что у нее дух перехватило.

— Как красиво, Господи! — выдохнула Мэг. Он промолчал — не было необходимости говорить.

Она долго любовалась, и было на что: гордый изгиб шеи, чуть приподнятый хвост, большие, блестящие умные глаза.

— Ты, наверно, гордишься ими? — Она бережно сложила и вернула фотографии.

— Да. Горжусь. И тобой горжусь тоже.

— О! — только и могла произнести она: слова эти взволновали ее. Может быть, неискренность, лесть? Она не в силах даже начать второй роман, а ее считают знаменитой писательницей. — Не надо мной гордиться!

— А я горжусь — серьезно! И мы все — тоже.

— Спасибо. — Смущенная, Мэг отвела взор. Наступило неловкое молчание.

— Как поживает твоя мать? — спросила она, чтобы что-то сказать: ее, если честно, это не занимало. Эрна Уиллет, с ее злобным характером, обращалась с сыновьями властно, деспотично.

— Она умерла. Несколько лет назад.

— Мне очень жаль. — Слова застряли у нее в горле, потому что это была неправда.

— Время пришло, наверное.

Очень типично для Дэниела: какая-то сила в его взгляде, уверенность, что он готов встретить невзгоды, которые других свалят в один день.

— А Брэтт?

Это безопасная территория — его братья: он искренне любил их. Когда мать особенно им докучала, братья Уиллет собирались вместе.

— Летчик, летает из Денвера. Иногда заезжает навестить меня.

— Здорово! — Брэтт был любимец семьи — отчаянный парень. — А Джо?

— Женился, дети родились — две девочки. Живет в Нью-Мехико. Занимается компьютерами.

— Он всегда, еще с детства, интересовался компьютерами. А как у Алека дела?

— Помолвлен с девушкой из Атланты. Они живут во Флагстаффе.

Мэг заметила, что он ждет, как она отреагирует.

— Вот и славно!

— Сожалений нет? — Он чуть улыбался, глядя на нее сверху вниз.

— Алек? Я и Алек? — Мэг засмеялась и тотчас увидела по его глазам, что он доволен. — Не-е-ет… Правда, мы встречались, время от времени года два. Но… не-е-ет. Думаю, мы убили бы друг друга, если бы решились на что-нибудь более серьезное. Хотя… у меня иногда возникала мысль… стать вроде… членом вашей семьи: знаешь — суетиться по хозяйству, готовить, например, для вас обеды, испечь пирожное, ну и все такое.

— Мне это было бы по душе.

Она поняла — Дэниел не шутит. К горлу вдруг подступил комок, все слова куда-то исчезли. Опять они замолчали. На этот раз он пришел на выручку:

— Я прочитал твою книгу.

— Прочитал? — Она не скрыла, что это ей приятно.

— Даже некоторые главы читал вслух Хантеру.

Лицо ее приняло озадаченное выражение, и он пояснил:

— Это собака, овчарка. Ну, не совсем чистой породы… Он всегда за всем охотится[3], вот я и назвал его так. — Дэниел прокашлялся и опять стал застенчивым, как всегда. — Здорово у тебя получилось — как ты описала своих героев.

Непонятные чувства вдруг захлестнули ее.

— Спасибо. Я сама влюблена в этих людей… которых выдумала. Да и вся эта история мне очень нравится.

— Да, я имею в виду твоих героев. Хотя… они как настоящие люди.

— Понимаю… я знаю, что ты имеешь в виду.

— Мэг Прескотт! Только посмотрите на эту маленькую леди из Анджелеса! Дай-ка я тебя поцелую.

Чьи-то руки заключили ее в объятия, и, прежде чем успела опомниться, она получила чей-то громкий поцелуй прямо в губы. Она наверняка упала бы с высокого стула, если бы не сильная рука Дэниела — он поддержал ее за талию.

— Бруно! — Мэг глотала воздух, будто только что вынырнула из воды. — Бруно! Ну, ты и медведь!

Бруно Дельгадо весил не меньше центнера. Длинные черные волосы, как и десять лет назад, заплетены в косичку, словно хвост у пони; поверх линялых джинсов свешивается живот. Футболка с какими-то черепами, цепями и ножами…

Она обожала Бруно.

— Во! Мы и не думали, что ты приедешь! — заорал он. — А как же твои важные дела в Калифорнии?

Мэг мгновенно представила свою маленькую двухкомнатную квартирку с голыми оштукатуренными стенами — она снимала ее в квартале Лаурель, в Западном Голливуде, — и чуть не рассмеялась. Люди Бог знает что нафантазируют, если удается всего лишь продать роман.

— Да брось ты, Бруно, какие дела! Я такая же, как и все вокруг.

— «Как и все вокруг»? — Бруно отыскал глазами Билла Даффи и жестом позвал его. — Что, ребята, будете пить?

Мэг все еще чувствовала теплое прикосновение руки Дэниела на своей талии, и ей хорошо было оттого, что он не убирает ее. Ей нравилось тепло его руки, само его присутствие.

— Может быть, еще пива? — предложила Мэг.

— Немного можно, — поддержал Дэниел.

— А мне текилы[4]. Слушай, Мэг, если я доберусь до Калифорнии, можно мне переночевать в твоей усадьбе?

— В моей… в чем?..

— В твоей усадьбе. В твоем большом доме. Ну, в том, что на фотокарточках.

Она ничего не понимала. Бруно только ухмыльнулся недоуменному выражению ее лица и резко щелкнул пальцами прямо у нее перед носом.

— Привет! Бассейн… люстра… лужайки… Ну, сама знаешь.

Она машинально просунула руку обратно — туда, где была рука Дэниела, — и ощутила его ладонь — большую, теплую, мозолистую.

— Мой дом… В моем… большом доме?..

— Ну да, в том, что в Беверли-Хиллз, номер… сама знаешь какой.

Когда Билл Даффи поставил перед Бруно стакан с текилой, Мэг залпом выпила водку, со стуком поставила пустой стакан на стойку и, не выпуская своей руки из ладони Дэниела, — надежная опора, — медленно окинула взором всех, кто расположился у бара.

Хитер и Лаура притаились в углу, с опаской поглядывая на нее. Хитер, в шортах и розовом топе, сидела смирно, с озабоченным выражением лица. Лаура, с длинными волосами, собранными в высоко стянутый хвост на затылке, в выцветших джинсах и зеленой футболке, все время почему-то ерзала на месте. Вот Хитер еле заметно махнула Мэг рукой, быстро-быстро шевеля пальцами, — видимо, подавала какой-то знак. Вид у них обеих был очень виноватый.

— Джентльмены, — Мэг эти недомолвки уже довели до белого каления, — извините меня, я отойду на минуту — мне нужно поговорить с подругами.

Выяснение отношений состоялось в дальнем конце женского туалета, в просторной кабине для инвалидов.

— Мэг, ты извини нас, извини! — с искренним раскаянием повторяла Лаура.

Она и Хитер стояли у двери кабины, а Мэг сидела верхом на крышке унитаза, с локтями на коленях, спрятав лицо в ладонях.

— О-о-о, нет, только не это! — стонала она приглушенным голосом. — Как я выйду отсюда, как посмотрю им всем в глаза? Нет, я не могу, не могу!

Кем она только не работала в Лос-Анджелесе — если б они знали!

Официанткой, рассыльной в книжном магазине, барменшей… Даже клоуном была несколько лет на детских праздниках в Беверли-Хиллз. Все так же уткнув лицо в ладони, Мэг безучастно наблюдала, как Хитер и Лаура тихонько шепчутся, о чем-то договариваются.

— Деньги сводят людей с ума, — проговорила она, наконец тихо.

— Мэг, послушай… — обратилась к ней Лаура. — Все началось как шутка. Мы вернулись; ну, я взяла фотографии на работу и всем показала. Минни, маникюрша, спрашивает про отель, не твой ли это дом. Говорю — нет. А она опять и опять… Похоже, ей хотелось, чтоб это был твой дом, — понимаешь?

— Все правда, так и было, — поддержала Хитер. — Ну, а посмотрели фотографии — эта история сочинилась, как бы сама собой.

— Да, сама собой, — поддакнула Лаура.

— Всем, видно, доставляет удовольствие думать о тебе, что ты там, в Анджелесе… что у тебя слуги, большие телевизоры… все такое…

— Собственный бар у того бассейна…

— Вечеринки с Томом Крузом…

— С Томом Крузом?! — взвизгнула Мэг и опять закрыла лицо руками и завыла от отчаяния.

— И… и со Стингом. Ну, а я… познакомилась со Стингом… — Последние слова Хитер произнесла уже шепотом.

Мэг подумала, что ее подруги, как нашкодившие детишки: знают, что их ждет наказание, и трясутся.

— Ну, кто еще там был?

— Всякие знаменитости… ну, Сильвестр Сталлоне, например. В «Планете Голливуд», в Вегасе.

— В Вегасе? В Лас-Вегасе?

Молчание.

— А Элвис случайно с нами не тусовался? — Ей уже было жаль несчастных девчонок, но она хотела знать всю правду, до конца.

Лаура глубоко вздохнула и повесила голову.

— Говори!

— Ты повезла нас…

— В Лас-Вегас?

— В Лас-Вегас. Мы на самолете полетели. На премьеру. Сталлоне послал тебе билеты: прочитал твой роман и загорелся его экранизировать.

— Сильвестр Сталлоне собирался играть Мэттью? Моего Мэттью? Ковбоя из Колорадо? — Мэг не могла говорить — она была в ярости. Однако сумела погасить свой гнев. — Продолжай.

— Ты нас посадила на самолет и увезла в Вегас.

— В свой собственный реактивный самолет, так ведь?

— Нет, мы не такие уж глупые!

Мэг уставилась на них долгим злым взглядом. Обе смутились: одна стала разглядывать что-то на потолке, другая на полу под ногами.

— Я сказала… мы сказали, что ты одолжила самолет у одного актера.

— О Господи!

Все это было бы смешно, если б речь не шла о ее собственной жизни. Глупее ситуации и не придумаешь.

— Мне надо выбраться отсюда, — пробормотала Мэг, нервно запустив пятерню в волосы.

Она вспомнила, что накануне вымыла волосы специальным гелем. А теперь еще вспотела — волосы наверняка будут торчать, как у клоуна. Но ее это уже не волновало.

— Нет, подожди, тебе нельзя уходить…

— Мне надо выбраться отсюда! — Она распахнула дверь кабинки и размашистым шагом вышла из туалета.

Подруги благоразумно остались.

Дэниел видел, как Мэг вошла в женский туалет с подругами, и обратил внимание на ее вид, когда она вышла. Понял — она в смятении, произошло нечто невообразимое. По лицу Мэг всегда можно было читать, как по книге. Он направился к ней — спросить, что произошло, и, если надо, помочь. Она, будто прочитав его мысли, бросилась к нему и прыгнула, обвив его руками и ногами.

— Увези меня отсюда, Ковбой! — горячо прошептала ему в самое ухо.

— Да, мэм! — с великой готовностью он поднял ее на руки и, не оглядываясь, размеренным шагом направился к двери — на улицу, в летнюю теплую, ароматную ночь.

Глава вторая

— Я законченная неудачница! — объявила Мэг, лежа на походном спальном мешке в кузове машины Дэниела — новенького черного пикапа. Заложив руки за голову, она уставилась в небо, на звезды. — Самая настоящая неудачница.

Дэниел решил помолчать — пусть выговорится: он чувствовал, что ей это необходимо. А он лучше послушает.

Покинув кафе Даффи, они отыскали пикап Дэниела на стоянке и уже выезжали на дорогу, но тут им устроили засаду: Бруно, жестикулируя бутылкой текилы, принудил их остановиться. Бутылку он протянул Мэг.

— Лучшее лекарство от всех проблем! — Хитренько на них посмотрев, он поплелся обратно в кафе, тряся жирным брюхом.

Сейчас эта самая бутылка — правда, содержимое уменьшилось на несколько хороших глотков — стояла между ними. Дэниел лежал, растянувшись, подперев подбородок ладонью, и смотрел на Мэг. Он расстелил в кузове пикапа два спальных мешка — можно лежать, удобно развалившись, и смотреть на звезды: тент снят. Дэниел не думал о том, что будет дальше. Слушать Мэг он готов вечность; он и не рассчитывал, что останется наедине с ней.

— Неудачница! — опять пробормотала она и потянулась за бутылкой.

Дэниел незаметно отодвинул ее, чтобы Мэг не смогла достать, раньше она так не прикладывалась. Не думал он, что в Лос-Анджелесе у нее появились какие-то дурные привычки, просто, видно, перенервничала сегодня. Что-то у них там случилось, у подруг состоялся неприятный разговор в туалете. Он не пытался ни прикоснуться к ней, ни придвинуться: понимал — ей нужно выпустить пар, освободиться от чего-то. Ему дорога ее доверчивость, то, что она сейчас, не скрываясь, говорит ему о себе. Это не дурацкий треп в магазине, это искренне. Мэг всегда отличалась прямотой и на жизнь смотрела серьезно.

— Неудачница… — Смешно икнув, она закрыла глаза. — Эту неудачницу зовут Мэг.

— Зачем ты называешь себя неудачницей — ты ведь кое-что сделала: написала книгу, издала…

Она снова икнула, села и уткнулась головой ему в плечо.

— Скажи это моим издателям! — Она нервно рассмеялась. — Можешь им позвонить.

Дэниел бережно обнял ее. Ей плохо — это ясно. Надо выспросить ее обо всем.

— Что у вас там произошло?

— Где?

— Ну, сегодня. Ты веселилась, у тебя было хорошее настроение, и вдруг…

Она не ответила. Он чувствовал — колеблется.

— Мэг? Это «что-то» произошло в туалете?

— Ну да…

— Не хочешь мне рассказать?

— Неудобно как-то. — Она закрыла глаза и придвинулась к нему ближе. — Как хорошо!..

Он ощущал то же. Ему бы, конечно, больше хотелось, чтобы это их уединение не было подогрето текилой, и еще — он представлял ее у себя дома, на ранчо, много раз представлял, хотя знал, что этого никогда не случится.

— Они хорошие ребята. — Он махнул рукой куда-то в пространство, но ясно — имеет в виду ребят из школы.

— А-а-а… нет, это не то, что ты думаешь. Мне там было очень весело. Это все потому, что я не люблю, когда врут.

— Про что?

— Про то, что у меня такой успех.

Опять она о том же! Успех или неудача — Дэниел знал достаточно о прошлом Мэг, о ее матери: эта женщина до сих пор жива в ее сознании и все еще действует на нее. Но сегодня что-то другое тяготит Мэг. Как же ей помочь?

— Но у тебя и правда успех — прекрасная книга!

— Просто счастливая случайность — мне повезло, и все!

Несколько мгновений он размышлял, потом тоже сел, взял ее крепкими руками за плечи, отстранил от себя, посмотрел в глаза.

— Ты ведь знаешь, успех бывает разный. Одно дело — что люди думают о тебе. Другое — что ты сама о себе думаешь. Ты согласна?

Мэг только судорожно вздохнула. Они сидели, опершись спинами о заднюю стену кабины. Над ними простиралось бескрайнее звездное небо.

— Знаешь, я думала: продам одну книгу, и дальше все пойдет как по маслу, — заговорила она наконец. — А потом… потом все стало разваливаться.

Дэниел слушал ее не перебивая, затаив дыхание.

— Вернулась я сюда, — продолжала она, — и вижу: все одноклассники добились какого-то успеха в жизни. Женились, вышли замуж, родили детей, обзавелись домами. А у меня… ничего.

— А там тебя никто не ждет? — Ему не хотелось затрагивать личное, тем более, что Мэг так ранима. Но это ему нужно знать.

— Нет, никто не ждет. Ноль! Большой жирный ноль. И здесь тоже…

— Ты слишком… категорично все оцениваешь.

— Да нет. — Она повернулась к нему лицом. Какие синие у нее глаза… немного косят… она так близко, и эти глаза в лунном свете прекрасны, обворожительны! Машина стоит на берегу озера — они так часто переплывали его в юности. Вдали темнеют горы. Мириады звезд поблескивают в черном бархатном небе. Хорошее место он выбрал — тихое, вдали от шоссе. Не годится, чтобы кто-нибудь помешал их уединению, испортил бесценные мгновения. Может быть, в другой раз им доведется встретиться через годы, через десятки лет… И думать не хочется, что она уедет.

— А я тебе говорю — нельзя так строго, Мэг. — Он помолчал, тщательно подбирая слова — это было ему свойственно, он вообще не отличался многословием. — Кто знает, что ждет его в жизни? Женитьба не гарантирует счастья. Да и дети тоже. И даже самая потрясающая на свете работа. Счастье — более тонкая материя.

— Ты был счастлив, Дэниел? Я имею в виду в школе, в старших классах? Почему ты каждый день запрыгивал в автобус в три часа? Никогда не оставался поиграть в бейсбол, сделать газету?

— А не было выбора, Мэг. Я ведь старший, отец болел.

— И ты принес себя в жертву своим братьям, чтобы у них была нормальная жизнь? Чтобы делали, что хотят, проводили время, как хотят и чтобы их миновала судьба фермеров? — Она перешла на шепот. — И чтобы они могли уехать от матери?

Ответом ей было молчание — довольно долгое.

— Я был старше Алека, — молвил Дэниел наконец, видимо считая, что этим все сказано.

— Всего на год! — Ей будто хотелось побудить его к дальнейшей откровенности.

— Да, — еле слышно прошептал он, — я это сделал для них.

Мэг смотрела ему прямо в глаза.

— Я всегда хотела знать о тебе все, Ковбой! Много о тебе думала, когда мы учились в школе. Почему ты ушел так рано, чем занимаешься, о чем думаешь…

— Мэг…

— Что чувствуешь… Чего хочешь, в чем нуждаешься…

— Мэг, я не мог и…

— Когда писала о Мэттью — подсознательно стремилась узнать все это о тебе — через Мэттью.

Дэниел, как будто знал, что там, на тридцатой странице, она взяла часть его самого, кусок его сердца и облекла в слова. Это должно бы его взбесить, но ничего подобного нет. Сердиться на Мэг он не в силах.

— Я не могу выбросить тебя из головы! — прошептала она и тут же отвела взгляд, как будто осознав, что сказала слишком много.

Инстинкт подсказывал Дэниелу: даже если Мэг и не думает принадлежать ему навсегда — она хочет, по крайней мере не упустить короткого отрезка времени, когда они вместе. Но прежде чем он успел пошевелиться, она встала.

— Черт побери! Ты тут возишься со мной, а мог бы приятно провести время с какой-нибудь девочкой в Блу-Спрюс. — Она запустила пальцы в шевелюру и, глядя на Дэниела сверху вниз хитро сощуренными глазами, осведомилась: — Ты почему не женился?

Вместо ответа, он молча взял ее за лодыжку и потянул к себе. Она пошатнулась и чуть не упала, глаза ее округлились от удивления. Молча, они не сводили взора друг с друга.

— Нет, ни за что! — выдохнула, наконец Мэг.

— Да! — проговорил он безапелляционно. Она пристально смотрела на него, стараясь прочесть его мысли, удостовериться, что не ошибается в его намерениях.

— Да! Да! — настойчиво, теперь шепотом повторил он.

Для себя Дэниел твердо решил: прежде чем наступит утро, он будет близок с ней. Сколько он мечтал об этом — нескончаемо долгими зимами на ранчо. Все еще крепко держа ее ногу, он ждал — ответит ли, подаст ли знак. Мэг молчала, не шевелилась. Он ослабил нажим и стал тихонько, перебирая пальцами, продвигаться вверх, потом снова вниз, к колену, будто гладил своих арабских лошадей. Искусство здесь заключалось в том, чтобы, лаская, управлять лошадью, подчинить ее своей воле, не сломив ее духа. А у Мэг тоже есть этот дух, этот норов, и, наверно, потому-то он так любит ее и ждет так долго. Потому-то никогда не просил ее ждать его, остаться в Блу-Спрюс. Что она будет делать? По ее глазам он видел: она хочет, чтобы это произошло, — хочет так же, как он. Ему нужно ее согласие, шаг навстречу с ее стороны.

Мэг сделала этот шаг. У Дэниела пересохло во рту, когда она незаметно взялась за нижнюю кромку черного легкого топика и одним движением скинула его через голову, обнажив полные, прекрасные груди. Нестерпимо хочется прикоснуться, ощутить, как теплое, трепещущее тело оживает под его пальцами…

— Искупаемся без одежды, Ковбой?

— Слушаюсь, Синеглазка! — Не расшнуровывая, он сбросил ботинки и встал перед ней.

Она уже расстегнула пуговицы джинсов и взялась за молнию, но он движением руки остановил ее:

— Я сам!

Раздевать ее — все равно, что распаковывать маленький, дорогой, изящный подарок. Стянув вниз джинсы, она опустилась на колени, и он стал целовать ее мягкий живот. Ногой она отбросила ненавистную одежду, и Дэниел просунул пальцы под резинку тонких, плотно облегающих трусиков и резко сдернул их вниз. Ему показалось, что он оглушен: это прекраснее любого эротического видения — Мэг, теплая, желанная… Всем телом, всем существом своим она говорит ему, что думала о нем и ждала встречи с ним — как и он думал и мечтал о ней.

Он подавил в себе желание положить ее на спальный мешок и соединиться с ней быстро, сейчас. Это жгучее, почти непреодолимое чувство надо унять. Пусть ей будет хорошо с ним, чтобы она отвечала, чтобы испытала радость, наслаждение. Он понял, что ее интимный опыт несравнимо беднее, чем у него.

— Подожди! — шепнул он ей на ухо.

Расстегнул широкий спальный мешок, бережно опустил на него Мэг, накрыл ее обнаженное тело другим спальным мешком. Сбросил рубашку, джинсы, плавки. Потом сам пролез под верхний мешок и, ощутив тепло ее тела, обнял и прижал ее к себе. Голова закружилась. Мэг такая податливая, нежная, гладкая, пахнет какими-то диковинными цветами… Этот удивительный аромат принадлежит только ей, и никому больше… Он поцеловал нежную, теплую кожу у основания шеи, потом ключицу, потом щеку, бровь и стал спускаться ниже, ниже. Дух захватывало; сильнейшее, дикое, нежное желание охватило его. Она покорна его рукам, не сопротивляется, но он ощущает, как неуемный огонь разгорается и в ней. Время будто остановилось. Еще, еще целовать ее!.. Он не может ни о чем думать, сознание подавлено чувственностью.

— Дэниел! — шептала она, обвивая руками его шею. — Дэниел!

Его имя слетало с ее губ на выдохе, еле слышно; полные, горячие груди упруго прижимались к его груди. Уже не владея собой, все более подчиняясь желанию, он двигался вниз, накрыв одну ее обворожительную грудь ладонью, а сосочек другой — губами. Она сладострастно постанывала, слабо извиваясь в его руках, но он крепко держал ее, чувствуя ее вкус, страстно желая ее. Инстинкт подсказывал ему: именно так это у них и должно произойти. Никакой застенчивости из-за того, что в первый раз, никакого смущения. Они пришли к себе домой, встретились после долгой разлуки. Он стал ласкать другую грудь, целовал живот, продвигаясь все ниже, вдыхая ее аромат. Она напряглась немного, как будто не уверенная, как поступить, и он вернулся, обнял ее, снова принялся целовать. Еще, еще… пока не почувствовал, как она тает в его руках, сдается — теперь она позволит ему все…

Дэниел сдерживал себя лишь значительным усилием воли. Он любил ее и не желал причинить боль чрезмерной силой собственной страсти. В какой-то момент он даже остановился, дав ей время осознать, что происходит и что должно произойти.

Едва дотрагиваясь, он стал гладить ее спину — от самой шеи до ягодиц, ощущая прелесть нежной кожи, стараясь запомнить, впитать в себя каждый миллиметр этого восхитительного тела, каждый ее звук, каждый сладостный стон… Она, конечно, не останется здесь, в Блу-Спрюс, но сейчас он даст ей столько наслаждения, сколько она пожелает.

Ему показалось, что она уснула. Но вдруг ее пальцы осторожно, пугливо стали ощупывать его грудь. Она провела ладонями по заросшей верхней ее части, по плоским соскам; он улыбнулся. Рука Мэг медленно поползла вниз по его животу — у него перехватило дыхание. Она хочет прикоснуться, узнать его до того, как он войдет в ее тело. И она знает: если попросит его остановиться — он так и сделает, даже если напряжение будет причинять ему неимоверную физическую боль. Дэниелу так нужна разрядка, но он остановится по одному ее взгляду, по малейшему знаку, едва заметному признаку сомнения. Но Мэг не подала знака. Сердце его уже готово выскочить из грудной клетки — он почувствовал ее пальцы…

— О-о!.. — еле слышно, шепотом протянула она.

Дэниел улыбнулся этому удивленному возгласу. Ощущения почти сводили его с ума, но он позволил Мэг закончить свои исследования. Он понял: она хочет, чтобы он вошел в нее, он нужен ей.

У него были женщины, но он никого не любил, хотя почти ко всем хорошо относился. И никогда ничего ни одной не обещал. Ни одна не могла сравниться с Мэг…

Он так боится обидеть ее! Она, должно быть, сожмется, замкнется в себе. Он ведь фермер, имеющий дело с животными, он их выращивает и знает тонкости полового акта во всех его фазах. Ей нужно время — нельзя спешить.

— Мэг! — шепнул он, целуя ее.

— Ммм?..

— Ты можешь остановить меня в любой момент.

— Это несправедливо! — прошептала она.

— Не хочу, чтобы ты боялась.

— Я… не боюсь.

Он помолчал.

— Совсем немного, — выдохнула она ему в ухо.

Он догадался, что она стесняется. Ее тело такое живое, чувственное, так ждет его прикосновений. Она немного боится. Очень хочется, чтобы ей было хорошо. С ней совсем не так, как с другими…

— Нужно лечь на бок, — сказал он ласково, поглаживая ее, чтобы успокоить.

Она подчинилась, посмотрев на него доверчивыми глазами. Он лег рядом, положив ладонь на ее ягодицу.

Он берег ее, и это помогало ему сохранить контроль над своими действиями. Он ощутил, как она открылась вокруг него, ощутил, как нежные, чувствительные мышцы расслабились, позволив ему войти, а затем обхватили его плотным кольцом. Это как агония. Он слышал быстрые, мягкие вздохи, когда мышцы ее замыкались вокруг его плоти.

— О-о-о! — выдохнула она.

Он прикусил губу, сконцентрировавшись на том, чтобы доставить Мэг максимальное удовольствие, и продвинулся дальше — медленно, осторожно, нежно. Она застонала. Теперь, по-настоящему войдя в нее, он крепко взял ее руками за бедра, принуждая принять его еще глубже.

У нее наступил бурный оргазм, она громко вскрикнула. Затем, через несколько секунд, повернулась, вцепившись ему в плечи так, что ногти вонзились в кожу, заставила его лечь на нее сверху и снова войти. Блаженство — полное, наивысшее блаженство… Она вцепилась в него сильнее, чем прежде. Он откинулся назад. Сильные толчки… еще… еще… неустанно продолжался эротический ночной ритм… Она снова застонала — эти глухие, низкие звуки выходили будто из самого нутра. Он прижался щекой к ее волосам и уже не мог себя контролировать. Сейчас он не в силах был бы остановиться, если б даже захотел…

Когда он медленно отпустил ее, стыдясь столь быстрой разрядки, ему хотелось лишь одного — чтобы это никогда не кончалось! Обнимать, целовать, любить ее всегда, вечно! Он так жаждал ее, а кульминация оказалась такой короткой…

Мэг уютно положила голову ему на плечо. Он не смог бы пошевелиться или вымолвить слово, даже если б от этого зависела его жизнь. Он целовал ее шею, вдыхал мягкий аромат волос. А затем незаметно уснул.

Глаза ее открылись минут через сорок. Она потянулась, поморщилась, улыбнулась. От выпитой текилы даже голова не болела. Она с благодарностью подумала, что Дэниел, как истинный джентльмен, пил вместе с ней. Будь они трезвыми, вряд ли бы у них так получилось.

Но теперь — что было, то было! Она высвободилась из его объятий и принялась разглядывать его лицо — такое спокойное, расслабленное, без тени эмоций. Это не столько от сна, сколько от того, что произошло между ними. Столько энергии он потратил — эмоции били, как лава из вулкана. Глядя на него, Мэг вспоминала мельчайшие подробности. Она не испытывала ни стыда, ни раскаяния: давно знает Дэниела, много лет, и всегда ее подсознательно тянуло к нему. Их внезапная близость в кузове его пикапа, должно быть, просто следствие взаимной симпатии. Она прильнула к нему, поцеловала в кончик носа и стала наблюдать за его медленным пробуждением, шепча:

— Спишь?.. Спишь?.. — Рука ее скользнула вниз.

Дэниел тотчас проснулся, его темно-серые глаза горели той же страстью, он нежно, с ласковой угрозой улыбался ей, наконец, прошептал на ухо:

— Не играй, а то придется расплачиваться!

Она тихонько смеялась, довольная.

— Ты сама… меня… побуждаешь, Синеглазка…

— А я… не знаю, как еще яснее…

— Тогда, держись, на этот раз будет долгая скачка! — предупредил он с бессознательной уверенностью сильного мужчины.

Она дрожала в сладостном предвкушении, ни о чем не думая, ничего не ощущая, кроме этого.

— Тебе не холодно? — Дэниел, неверно истолковав ее состояние, осторожно натянул ей на плечи спальный мешок: в Колорадо даже летом ночи бывают прохладные.

— С тобой, нет.

— Хочешь, вернемся на ранчо.

Она представила себе долгий, неспешный любовный марафон: ее спина ощущает не холодный кузов машины, а легкое прикосновение чистых простынь. А потом она попросит его лечь на спину… Спальный мешок сполз с ее плеч, от холода затвердели соски.

Там, на его ранчо, они вдвоем и больше никого, полное уединение. Теплая, мягкая, широкая удобная кровать — выдумывай что угодно.

И, самое главное, горячая ванна — она ей так пригодится, когда этой бурной ночи придет конец…

Дэниел, как всегда, будто прочел ее мысли. Он энергично вскочил с их импровизированного ложа, забрался в кабину и завел двигатель. Вернулся, поднял ее на руки и, прямо в спальном мешке, усадил в кабину и включил обогреватель. Мэг блаженствовала, подставив лицо и руки потоку теплого воздуха — порядком-таки продрогла в кузове.

В боковое зеркало с водительской стороны она с улыбкой наблюдала, как он бодро натягивает джинсы, приводит себя в порядок, собирает ее одежду… Вот он уже на водительском сиденье — включил заднюю передачу, отъехал от озера и стал выруливать на шоссе.

Она накрыла ладонью его твердую, крепкую руку.

— А мы так и не искупались раздетыми. Вот было бы здорово…

— Так еще искупаемся, — помолчав, посулил Дэниел, не отводя глаз от дороги.

— Обещаешь?

Он бросил на нее быстрый взгляд и у нее сладко заныло где-то внутри: столько уверенной, мужественной силы излучали его темно-серые глаза.

— Можешь рассчитывать.

Глава третья

При лунном свете дом Уиллета выглядел совершенно по-другому, не так, как она его помнила. Наконец Мэг сообразила, что это ей не кажется — просто перед ней был действительно другой дом.

— Дэниел? — позвала она, еще не придумав, что сказать, — так приятно произносить его имя.

Все то же самое: постройки, конюшни; тот же вид на горы, но сам дом…

— Я снес старый четыре года назад, — негромко объяснил он, опять будто услышав, о чем она думает.

Дэниел припарковал пикап у конюшни, и сейчас они сидели на скамье рядом с его новым домом. Мэг дивилась, как живописно повис над крышей, на фоне черного, полного звезд безоблачного неба огромный сияющий диск луны. Дом ей понравился — одноэтажный, какой-то… располагающий. Она попыталась вспомнить очертания старого дома — двухэтажного, викторианского и не смогла. Неужели Дэниел решил снести старый дом, только чтобы заглушить неприятные воспоминания? Спрашивать она не стала — зачем портить ему настроение. Как он смеялся над ее попытками одеться в кабине пикапа, на ходу! Невольно улыбнувшись, Мэг пробормотала:

— Мы, как парочка малолеток.

Дэниел рассмеялся, и она вслед за ним. Сейчас, разглядывая дом, ей хотелось задать ему так много вопросов… Но она чувствовала — еще не время.

— Хочешь посмотреть дом внутри?

Мэг поняла, о чем он: останется она или увезти ее в город, в какой-нибудь мотель. Подумала и решила:

— Ну да, конечно, хочу! — И пошла за хозяином к переднему входу.

Поскрипывал гравий под ногами. Собака, радостно размахивая хвостом и высунув язык, выбежала из темноты и стала ластиться к Дэниелу.

— Хантер! — неуверенно окликнула она. Та подбежала, всем телом выражая услужливость. Мэг погладила пса — даже при свете луны видно, какие добрые у него глаза. Прибежали еще две собаки — обе небольшие, дворняжки, одна прихрамывает. Мэг вопросительно посмотрела на Дэниела.

— Понимаешь, у шоссе подобрал — сначала одного пса, потом другого. У Дигера вокруг шеи была намотана колючая проволока. А Молли, думаю, выбросили из машины: сломанную ногу так и не удалось вылечить как следует.

Мэг вспомнила: ведь Дэниел в школе мечтал стать ветеринаром — вечно возился с животными, да и на ранчо ухаживал за скотиной. Она обратила внимание, что черно-белая Молли сторонится ее: не доверяет, видно, все крутится возле хозяина, напрашиваясь на ласку. Мэг представила себе, как Дэниел сначала перевязал ногу, прежде чем везти к ветеринару, а потом выхаживал собаку.

— Симпатичная псина. — Дэниел кивнул на Молли. — Надо впустить ее в дом — пусть к тебе привыкнет.

Поднялись вверх по ступеням. Последний раз Мэг была в доме Уиллетов незадолго до окончания школы. То было старое викторианское здание, беспорядочно заполненное старинными и просто ветхими вещами — даже на широком крыльце стояли стулья, скамейки, столы, валялся всякий хлам. Кухонные шкафы переполнены, большой стол в обеденной комнате покрыт пылью.

Беспорядок этот отражал, видимо, сумятицу в голове Эрны Уиллет. Мать Дэниела, женщина непостоянная, несобранная, жила в своем замкнутом мирке, и реальность доходила до нее в виде редких, отрывочных сведений и образов. Чисто и прибрано было лишь в сараях, курятнике да в конюшне.

Войдя и оглядевшись, Мэг сразу поняла: этот дом Дэниел строил для себя. Радость и облегчение нахлынули на нее, когда она поняла, что он не женат. Для нее, наверно, было бы нелегким испытанием познакомиться с миссис Дэниел Уиллет. Дом сразу внушает входящему чувство умиротворенности, домашнего тепла и уюта. Не так у ее собственной матери в просторной, холодноватой квартире в Манхэттене.

Прихожая вела в большую гостиную, справа к ней примыкала кухня, — хотя и в углу, она не создавала впечатления тесной. Длинная, широкая барная стойка накрыта как стол, в центре сияет затейливо украшенный шоколадный торт. Дэниел умеет печь торт? Невероятно! Даже у Эрны не хватало времени для, как она это называла, «затейливой кулинарии». Обычная еда в их доме — мясо с картошкой, насколько она помнит. Он перехватил ее изумленный взгляд.

— Это Бетти Сью пекла, соседка. Приносит мне иногда что-нибудь вкусное — в обмен на яйца.

Ну, что за народ мужчины! Бетти Сью приходит сюда, скорее всего, не только за яйцами — ее интересует еще кое-что. Но вслух Мэг ничего не сказала.

Огромный камин в гостиной, занимал чуть ли не половину стены; по обе стороны от пола до потолка располагались стеллажи, плотно заставленные книгами. Два уютных диванчика, один против другого, несколько стульев в таком же стиле. На одном диванчике — турецкий ковер, на другом — шерстяное покрывало с пейзажем, изображающим живописный уголок Колорадо. Прямо у камина расстелен добротный, плотно сплетенный из лоскутов ткани половичок, — вероятно, для собак: все три сразу развалились на нем, довольно позевывая.

С улыбкой обходя гостиную, Мэг чувствовала на себе взгляд Дэниела. Ее заинтересовали книги на полках: в основном по сельскому хозяйству, животноводству, но попадалась и беллетристика: кое-что — ее любимых авторов. Мелькнула знакомая яркая обложка — ее роман! Она остановилась.

— Мне бы хотелось, чтобы ты подписала ее. — Дэниел незаметно подошел сзади и положил руку ей на плечо.

— Подпишу. — Она накрыла его ладонь своей. — Подумать надо.

— Придумай что-нибудь такое… — И он отошел.

Не хочет ей мешать знакомиться с домом, поняла Мэг. Одна дверь вела, видимо, в цокольный этаж или в гараж; другая — в главную, приемную гостиную: здесь массивная, комфортная мебель, тоже большой камин. Она представила себе, как холодными зимними вечерами Дэниел сидит около него — один, со своими собаками. Уютно здесь, наверно, особенно после того, как наработаешься на морозе. Она обернулась: Дэниел стоял, положив руку на каминную полку.

— Можно я посмотрю другие комнаты?

— А я пока приготовлю кофе, — кивнул он.

Мэг прошла по коридору, заглянула в одну, потом в другую спальню: это, конечно, комнаты для гостей — просто, удобно. Голубой, зеленый и коричневый — цвета природы.

А вот и маленький кабинетик хозяина: стол, книги, компьютер. Здесь он занимается делами, разбирает счета… На стенах этой комнатки, в аккуратных рамках, — фотографии братьев. Джо с женой и двумя дочурками. Брэтт у самолета, с растрепанными от ветра волосами, улыбающийся. Алек с девушкой, — наверно, та, из Атланты, с кем он обручился. Арабские скакуны. Эрна — фото на документ. Несколько фотографий Боба Уиллета, отца Дэниела.

Сильный был человек; жизнь его окончилась, когда пьяный водитель врезался в его грузовик. Это случилось ночью, Боб возвращался домой из города. Эрна осталась одна с четырьмя озорными мальчишками на ранчо, к которому душа у нее не лежала.

Фотография Молли, с озлобленной мордой, кудрявая шерсть в мыльной пене, — видно, Дэниел решил искупать ее и сфотографировал; профиль Хантера; крупный план Дигера.

О Боже, ее собственное фото! У загона для лошадей, с Алеком. Ей здесь всего шестнадцать: длинные волосы, подвязанные красным, свободно падают на плечи. У обоих пятнышки белой краски на лицах: Алек делает вид, будто хочет мазнуть ее по лицу, а она сопротивляется. Воспоминания перенесли ее в тот день, когда они помогали красить забор загона у конюшни. Балагур Брэтт притащил фотоаппарат и запечатлел их в смешной момент. А вот Алек не сохранил фотографию…

Она поспешно покинула кабинет, как будто боялась, что ее застигнут за рассматриванием чего-то очень личного, интимного. Дальше по коридору его спальня. Здесь все похоже на Дэниела: широкая, красивая кровать из дуба теплого, золотистого цвета. Стеганое лоскутное одеяло: сочетание цветов — темно-красное, синее, серое — подобрано с таким вкусом. На какое-то мгновение она заподозрила, что Бетти Сью и впрямь посещает этот дом не только, чтобы принести торт и забрать свежие куриные яйца… Но нет, Мэг отбросила эту мысль.

Дэниел аккуратный, скромный, серьезный мужчина. Все на местах, спальня теплая, домашняя. Одно окно выходит на сарай: утром эту комнату затопляет солнечный свет. Все окна в доме большие, светлые, а не маленькие, запыленные, вечно закрытые, как в старом их обиталище.

Мэг еще раз посмотрела на кровать: не разделить ли ее сегодня ночью с Дэниелом? Сейчас двадцать три минуты двенадцатого. От Даффи они удрали сразу, как началась встреча, — в семь. Так много, кажется, времени провели на берегу озера, а еще даже не полночь.

Уютная кровать манит… Мэг поймала себя на мысли, что ей вовсе не хочется никуда уезжать, остаться бы в этом доме навсегда! Пришлось прибегнуть к самовнушению: «Успокойся! Эти мысли оттого, что тебе нужно принять трудное решение. А здесь выгодно спрятаться на некоторое время с Дэниелом, поиграть в любовь, а потом, глядишь, все наладится».

С этой мыслью она быстрыми шагами отправилась на кухню, где Дэниел уже приготовил кофе.

Шоколадный торт оказался неописуемо хорош.

— Как ты думаешь, автор даст мне рецепт? — Мэг подобрала с тарелки последние кусочки лакомства, — с удовольствием еще бы съела, но этого нельзя себе позволять.

— А ты умеешь печь торт?! — изумился теперь Дэниел.

Мэг рассмеялась.

— Меня, вообще-то, учили кое-что готовить.

— Да я… вовсе не то имею в виду. — Он был заметно смущен.

— Знаю, знаю. Я вовсе и не обиделась. Просто торт очень вкусный — необычный.

— Так и передам.

— Дэниел, а ведь Бетти Сью не придет в восторг от твоего сообщения, что другая женщина наедине с тобой, в твоем доме, наслаждалась поздно ночью ее тортом. Улавливаешь?

Он так рассмеялся, что чуть не пролил кофе.

— Мэг… ох! Да Бетти замужем за Доналдом Херликаем, и у них четверо детей — две девочки и двое мальчиков-близнецов.

— О-о-о! — Теперь пришла очередь смутиться Мэг.

Я ревную! Не могу себе в этом признаться, но ревную его к этой Бетти Сью, хотя бы потому, что она живет неподалеку и может печь ему шоколадные торты. Но надо спасать ситуацию. И Мэг как ни в чем не бывало, предложила:

— Должно быть, яйца уж такие свежие…

Вместо ответа он рассмеялся и отрезал ей еще кусок.

— Ты, может быть, пойдешь спать в другую комнату? — осведомился Дэниел.

Мэг стояла в его спальне, задумчиво уставясь на кровать. С тортом и кофе они покончили, теперь предстояло решить вопрос о ночлеге.

— Нет.

— Ты уверена, Синеглазка?

— Нет.

— По крайней мере, откровенно…

Она повернулась к нему, посмотрела прямо в глаза.

— Я просто, как бы сказать… Это случилось так быстро…

— Понял. — Дэниел направился к двери. — Сейчас приготовлю постель в соседней комнате.

— Нет. Мне хочется, вообще-то… Не могли бы мы…

Он ждал так терпеливо, что сердце ее разрывалось.

— Мне бы хотелось… — еле слышно выдавила она из себя, — спать с тобой…

— …Но никакого секса, так? — закончил он за нее.

Она посмотрела на него неуверенным взглядом.

— Это что, так ужасно? Я, наверно, буду как… недоступная приманка для тебя?

— Правильно я понял — тебе хочется замедлить ход событий, но все равно быть рядом?

— Да, именно.

— Отлично, Синеглазка.

Присев на краешек кровати, она ждала, пока он искал для нее в шкафу ночную рубашку. Не нашел ничего подходящего и предложил ей свою пижаму.

— Пойду переоденусь в ванной. — И Мэг вышла.

Когда она вернулась, Дэниел уже лежал под одеялом; полумрак комнаты рассеивала лишь единственная неяркая настольная лампа на тумбе у кровати. Пижамная куртка Дэниела чуть-чуть не доходила ей до колен, и она чувствовала себя вполне комфортно. Дэниел человек слова. Если пообещал — ему можно доверять.

— Порядок! — светло и спокойно улыбнулась она, скользнула под одеяло, взбила подушку, легла на спину и, не в силах встретиться с ним глазами, уставилась в потолок.

Впрочем, Дэниел тут же выключил свет. На несколько минут воцарилось молчание. Потом Мэг прошептала нерешительно:

— А знаешь, я всегда представляла, как это все у нас будет…

— Что, Мэг?

— Ну, как я буду спать с тобой.

— Так ведь я тоже.

— Неужели правда?

— Все время, еще со школы.

— Да, Ковбой. Сколько времени мы с тобой упустили…

— Как-нибудь точно подсчитаю сколько. — Он улыбался в темноте, она это почувствовала. — Синеглазка, ты можешь подвинуться ближе, я не кусаюсь. И… ничего не буду предпринимать, обещаю.

— Хмм… — Она подумала немного. — А… что на тебе надето?

— Трусы и… носки.

— Носки? — Мэг прыснула: такой сексуальный мужчина и в одних носках (о трусах она не подумала), вот забавно!

— У меня иногда ноги мерзнут. — И он засмеялся, услышав ее реакцию. — Хотя там, в машине, мне было тепло до кончиков пальцев. И вообще все было… тепло.

— Даже горячо ты хочешь сказать? — Она придвинулась ближе. — Дал слово держись. Ты надежный, я знаю.

— Можешь не сомневаться.

Так хорошо лежать, прижавшись к нему. Ощущать тепло его тела; жесткие волосы на груди; это восхитительное местечко на плече, куда очень удобно положить голову.

— Я рада, что это, наконец случилось, — выдохнула она еле слышно. Веки ее отяжелели — ужасно хочется спать.

— И я тоже, милая.

Произнес он эти слова или ей почудилось, когда она погружалась в сон?

Мэг проснулась через несколько часов: Дэниел спал, ритмично посапывая. Никогда еще, кажется, ей не спалось так уютно и сладко, как сейчас, в обнимку с Дэниелом. Она лежала на боку, повернувшись к нему спиной, а он, прижавшись к ней животом, обнял ее сзади. Тело его излучало тепло, и она прижималась к нему все теснее, с радостью и нежностью чувствуя его руки вокруг своего тела, его мускулистые ноги, переплетенные с ее, свою голову на его плече…

Она осторожно повернулась и легла на спину. Дэниел спал. Она откинулась немного, чтобы лучше рассмотреть его лицо.

Когда-то, очень давно, так больно было расстаться с ним, выехать на своем джипе из Блу-Спрюс на шоссе, ведущее в Лос-Анджелес. Если б не его мать, не все эти сплетни, которые ей годами нашептывали об этой семье, наверно, она согласилась бы стать женой хозяина ранчо.

Мэг закрыла глаза. Она лукавит сама с собой, даже в мыслях. Нет, она всегда хотела увидеть мир, ее тянуло туда, где бурлит жизнь. И она добилась своего. Но сейчас, в доме Дэниела, лежа в его объятиях, она не представляла себе лучшего места на свете. От чего же она убегала?

Дэниел вздохнул и, притянув ее к себе, обнял еще крепче. Мэг отметила про себя, что даже подсознательно, во сне, он хочет ее. Она придвинулась ближе, поцеловала его в шею, вдохнула его запах, ощутила его чистое мужское тепло. Еще поцеловала, едва прикоснувшись губами. Ее рассмешило недовольно-удивленное выражение его лица, когда он стал просыпаться.

— Мэг? — пробормотал он спросонья.

— Забудь свое обещание! — прошептала она, касаясь его губ.

— Мэг, я…

— Я передумала. Забудь свое обещание! — все так же, шепотом, повторила она, прижимаясь к нему.

Он тихонько застонал от ее прикосновений. Она улыбалась и целовала его… Вдруг он просунул язык ей между губами, и она стала тонуть… То было ее последнее сознательное ощущение, потому что он накрыл ее тело своим, и началось то медленное, долгое, о чем она мечтала тогда в кузове машины…

Он проснулся, как и все фермеры, едва занялся рассвет. Солнце уже выставило свой край над горизонтом, и первые, неяркие лучи его коснулись земли. Как хорошо, что Мэг с ним, подумал он. Потом ему пришло в голову, что надо держать свои чувства под контролем, иначе он опять потеряет ее.

Вот она, лежит рядом, он чувствует тепло ее тела. Это больше того, на что он смел надеяться. Удивительно красивый, нежный изгиб груди. Солнце заиграло в ее светло-русых волосах: чудный, живой цвет. И какие темные, густые ресницы спят на щеках… От вчерашней косметики не осталось и следа, но лицо ее от этого еще прекраснее. Вчера она набросила его куртку после душа и сразу забралась к нему, под одеяло. Ему всегда нравилась эта ее непосредственность, смелость, с которой она встречала перемены в жизни. Нет, лежать вот так рядом с ней, оставаясь неподвижным, — мучение, изощренная пытка.

Он ведь ничего не знает о ее жизни в Лос-Анджелесе: может быть, какой-нибудь мужчина разбил ее сердце, плохо с ней обошелся. Он догадывался, зачем она уехала — испытать себя, попробовать, на что способна, попытаться высоко взлететь, освободившись от всех пут… И ей удалось!

Комната постепенно наполнялась светом. Никогда не задавался он вопросом, какого типа женщин предпочитает, но сейчас, обнимая Мэг, понял: она, как раз та, что ему нужна. Ведь все эти долгие годы он подсознательно сравнивал с ней каждую женщину, которая оказывалась в сфере его внимания. Эта маленькая блондинка, полная огня, заражавшая сверстников веселыми, сумасбродными идеями, покорила его сердце, когда он был еще мальчишкой. Никто, в его глазах, не мог с ней сравниться. Необычная, не такая, как все, яркая, она очень выделялась среди жителей маленького городка, и все в округе знали ее. Может быть, и потому, что мать ее ворвалась в Блу-Спрюс шумно, как ветер, купила самый большой дом на Мейн-стрит. Надо было видеть, как она сметала все на своем пути в местных магазинчиках, требуя к себе немедленного, безоговорочного внимания. Ничего подобного здесь раньше не видали.

Только что из Манхэттена, недавно разведенная, решительно настроенная начать новую жизнь, женщина эта притащила юную дочь в крошечный городок у подножия Скалистых гор. Мэг в тот год предстояло перейти в высшую школу — в девятый класс.

Дэниел улыбнулся, вспоминая, как он впервые познакомился с Мэг. Учитель попросил передать Алеку — пусть придет в класс. Дэниел шагал через футбольное поле, торопясь застать брата, пока тот не ушел домой. На игровой площадке раздавалась шумная возня и сопение. Подойдя поближе, Дэниел увидел: Хэл Эверт — все в городке его боялись — остервенело тычет Пита Кеннингхейма лицом в грязь. Маленький Пит был далеко не ровня здоровенному Эверту. И местечко такое укромное — никто не увидит… Дэниел поспешил на подмогу и как раз в этот момент кто-то прыгнул Хэлу на загривок и принялся изо всех сил его колотить, крича:

— Отпусти его сейчас же! Отпусти, дурак!

Вот это да — голос был женский! Только сейчас Дэниел разглядел длинные светло-русые волосы, затянутую в джинсы хрупкую девичью фигурку. Ей ведь самой нужна защита! Хэл бросил Пита и повернулся к Мэг — вид как у разъяренной гориллы, по инерции размахивает руками. Но и девчонка, не переставая, молотила его своими маленькими кулачками. К тому времени, как подоспел Дэниел и оттащил от нее громилу, Мэг уже успела получить несколько хороших тумаков. Хэл опять, как бык, пошел на нее, но Дэниел загородил ему дорогу.

— Не лезь не в свое дело! — прошипел драчун, вытирая кровь с уголков губ.

— Этот пацан вдвое меньше тебя! А она — девчонка! — Сердце Дэниела билось с удвоенной частотой, но он не отступал.

Отец всегда учил его биться за свое до последнего и заступаться за слабых. Вот, как раз тот случай, когда отцовская наука пригодилась.

— Уйди с дороги! — прорычал Хэл, — его бешеные глаза сверкали ненавистью. — Щас эта пацанка у меня получит! Будет помнить!

— Нет!

И они покатились по земле, как два сцепившихся насмерть пса. Разнял их учитель физкультуры, и вскоре все четверо — Хэл, Пит, Дэниел и Мэг — сидели в кабинете директора, мистера Ходжмана. Учитель рассказал, что видел, директор стал размышлять, что предпринять.

— Пусть придут ваши родители — всех четверых, — спокойным голосом сказал он через несколько секунд.

Хэл с вызывающим, высокомерным видом скрестил ноги. Все знали, что отца его не придется долго искать — всегда околачивается в баре на окраине города. Только вряд ли директор добьется, чтоб он пришел в школу. А если и придет — ему и дела нет, как сын учится, какие у него проблемы.

Первым явился отец Пита — нервный, взвинченный человек. Тут же набросился на сына, ругал его на чем свет стоит и время от времени поглядывал на остальных — Мэг, Дэниела и Хэла. Потом увел мальчика домой.

Следующим пришел Боб Уиллет. У Дэниела всегда слезы наворачивались на глазах, когда он вспоминал отца, и на этот раз тоже. В поношенных джинсах, избитых, грубых ботинках, клетчатой рубахе и в видавшей виды кожаной куртке, неспешно вошел он в кабинет директора в тот холодный осенний день.

— Мистер Уиллет, ваш сын Дэниел… — начал директор Ходжман, торопясь высказать свое отношение к происшедшему.

— Мне бы хотелось поговорить с Дэниелом, если не возражаете, — прервал Боб.

Дэниел почувствовал спокойную уверенность отца, и у него сразу стало легче на душе. Он все коротко рассказал ему, стараясь передать точно, как было, и уже в середине рассказа отец одобрительно положил ему руку на плечо, как бы говоря: «Вот и ладно! Я на твоей стороне. Мы ведь одна семья и вместе все решим, любую проблему».

— Ну, что ж, — обратился Боб Уиллет к директору, — здесь, по-моему, какое-то недоразумение: мой мальчик вел себя как надо, как я и ожидал. Хэл бил слабого мальчишку, а потом даже набросился на девочку. Дэниел заступился, и я его поведение одобряю.

— Но, мистер Уиллет, мы не разрешаем драться на территории школы.

— Понимаю, согласен. Но как, по-вашему, должен был поступить Дэниел? Пройти мимо, сделать вид, будто ничего не видит?

Директора явно смутил этот вопрос.

— Он говорил Хэлу, что не желает драться, — продолжал отец Дэниела. — Но не мог же он оставить девочку и слабого мальчишку без защиты.

Мистер Ходжман задумался — явно затруднялся с ответом. В этот момент в кабинет вошла Антония Прескотт, и Дэниел стал с любопытством разглядывать мать Мэг. Красивая, но холодная; дорогая одежда, такая же косметика, в ушах поблескивают серьги с бриллиантами; волосы собраны в элегантный пучок на затылке; ледяные зеленые глаза.

— Мэг! — тоном безразличного осуждения начала миссис Прескотт.

Дэниел увидел, как Мэг, бросив быстрый взгляд на мать, тут же потупила голову, уставившись в кафельный пол.

— Ах, Мэг! Драться — разве это достойное поведение для такой девочки, как ты?

Щеки Мэг запылали огнем.

— Есть у тебя, что сказать в свою защиту?

— Нет, мама.

Дэниелу тогда стало больно за нее — эти два слова Мэг прошептала почти неслышно.

Антония с царственным видом взглянула на директора, будто желая выразить возмущение, что ее отвлекают от важных дел по таким пустякам.

— Поступайте, как считаете нужным. — Она гордо встряхнула изящной головой. — Иногда я сама не знаю, что с ней делать. — И она вышла из кабинета — волнующе взметнулись полы прекрасной шубы, в воздухе остался шлейф тонких духов.

А Мэг все смотрела в пол, себе под ноги.

— Ну, что ж… — Директор прокашлялся, сделал небольшую паузу и вынес наконец свой вердикт: — Все четверо будут оставаться после уроков. В течение двух недель.

— Мне Дэниел нужен дома, — возразил Боб Уиллет.

— Тогда, как же вы предлагаете мне поступить? — раздраженно осведомился директор.

Дэниел с интересом наблюдал за отцом. Тот подумал немного и предложил:

— Оставьте младшего мальчика без наказания, он и так достаточно получил. Фактически ведь он не участвовал в драке.

— Справедливо, — кивнул директор.

— И позвольте мне брать Дэниела, Мэг и Хэла с собой на ранчо после школы — примерно с неделю: пусть там поработают и выпустят часть лишней энергии.

Директор колебался.

— Сомневаюсь, поймут ли они что-нибудь, — продолжал Боб, — если будут после уроков скучать в классе, уставившись в окно.

Дэниел уже гордился своим отцом.

— Я им дам такую работу, что они задумаются над своим поведением.

— Хорошо, я не возражаю — пусть будет так. Директору явно пришлось по душе, что отец Дэниела взял на себя часть ответственности за решение.

После этого, каждый день, в три часа, отец стал заезжать за ребятами на своем помятом, старом пикапе. Он давал Мэг и Хэлу работу и, пока они ее выполняли, читал им наставления, но вполне практические. Дэниел находил себе дело сам.

— Кое-что стали понимать! — поделился он с Дэниелом однажды, когда они вдвоем мыли руки перед ужином. — Каждый по-своему, но стали понимать.

И правда, работа на ранчо оказывала благотворное влияние на Хэла, этого озлобленного подростка: он, видимо, понятия не имел, куда несет его судьба и как ему строить свое будущее. После окончания школы Боб Уиллет помог ему найти работу на соседнем ранчо, в двух часах езды от Блу-Спрюс. Для Хэла было чрезвычайно важно, что на новом месте никто не знал, что его отец пьет, и вообще откуда он родом. Он начал новую жизнь, будто с нуля. Хэл приезжал в Блу-Спрюс на похороны Боба Уиллета, а когда хоронили его отца, так и не появился.

А Мэг была просто влюблена в семью Уиллетов, особенно в Алека. Когда она приезжала на ранчо, всегда слышались смех и шутки, затевались всяческие проказы. Но был у Мэг и какой-то камень на душе. Боб Уиллет несколько вечеров разговаривал с ней о чем-то, никто так и не узнал о чем, хотя Дэниел догадывался — о ее матери. Однажды он увидел невзначай, как Мэг плачет навзрыд, уткнувшись его отцу в плечо.

Она тоже была на похоронах Боба Уиллета. Мать ее решила не ходить, а Мэг пришла: прошагала двенадцать кварталов пешком, в сильную метель, но все-таки добралась до похоронного бюро Нэвина. И переживала горе так же глубоко, как все члены семьи.

Мысли Дэниела вернулись в настоящее — влажный собачий нос ткнулся ему в плечо. Повернув голову, он увидел добрые, умные глаза Хантера; пес будто говорил: «Мы что же, работать не пойдем сегодня?»

Осторожно, чтобы не разбудить Мэг, Дэниел вылез из-под одеяла. Не так-то просто далась ей эта поездка в Блу-Спрюс. Да и сегодня тяжелый будет денек: вечером Мэг собирается в Кантри-клуб (второй день встречи выпускников), а завтра на барбекю (третий день). Пусть она отоспится. А он пока поработает, потом примет душ и посмотрит, встала ли она. Если к тому времени проснется, он приготовит ей завтрак.

Два дня впереди. А что дальше? Этого Дэниел не знал. Женщина, в которую он влюбился по уши, когда ему еще было шестнадцать, спит в его доме, в его постели. Она пленила его сердце еще тогда, в юности. Сейчас ему уже тридцать — взрослый, опытный человек. Но он не представляет, как поступить, как сказать ей… попросить, чтобы осталась у него, с ним. И есть ли у него право просить ее об этом?

Глава четвертая

Мэг спала глубоким сном — ей ничего не снилось. Разбудил ее телефон на тумбочке у кровати. Она моментально открыла глаза: незнакомая, залитая солнцем комната… Лишь через несколько секунд Мэг поняла, где находится. После четвертого звонка она взяла трубку.

— Да? — отбросила волосы со лба, зевнула.

— Не убивай нас! — прошептал знакомый голос.

Хитер!

— Мэг, мы приходили в твой мотель и прождали там несколько часов, но так тебя и не дождались. — Это Лаура, по параллельному телефону. — Мы подумали, что ты, может быть, уехала куда-нибудь с Дэниелом, но мы не знали…

Что она спала с Дэниелом — это ее личное дело, никого не касается. Она и не подумает об этом говорить.

— Да я уснула тут, у него на кушетке. — Она громко зевнула — пусть услышат. — Притащил меня, должно быть, сонную в комнату для гостей и положил на кушетку.

— О-о-о! — В голосе Хитер отчетливо слышалось разочарование. — А я бы на твоем месте, если б мне так повезло — провести ночь с Дэниелом, — обязательно решилась бы на что-нибудь более серьезное.

— Хмм… — Мэг выдержала паузу: опять ее подружки что-то задумали.

— Ты… ты не передумала пойти сегодня в Кантри-клуб? — спросила Лаура.

— Обязательно пойду! — Мэг села на кровати, решившись все им честно рассказать о вчерашнем. Антонии Прескотт она бы ни за что не сказала правду!

— В самом деле? — Теперь голос Хитер звучал озабоченно.

— Да, пойду, — Мэг глубоко вздохнула. — И чтобы к моему приходу все было чисто! Никакого вранья!

— Ну, Мэг… Так нельзя, Мэг!

— Можно! И нужно! — Краешком глаза Мэг увидела в окно, что к дому идет Дэниел, а три собаки прыгают у его ног. — Так, девушки, мне нужно идти. У меня завтрак с Дэниелом. Кроме того, через полтора часа я должна быть в городе. Давайте я сама вам позвоню… хотя нет, лучше соберемся у Лауры. Идет?

Молчание.

— Ну, так как же?

— Да, — выдавила наконец Лаура.

Мэг могла побиться об заклад: девушки вовсе не рады, что она собирается рассказать жителям Блу-Спрюс правду.

— Мне надо идти. — Мэг повесила трубку и направилась в ванную.

По шуму воды в ванной Дэниел понял, что Мэг принимает душ, и остановился, не пошел в спальню. Недаром он вырос в доме, где жили трое братьев: каждый должен иной раз остаться наедине с собой. Щелкнув пальцами, он развернулся на месте, позвал собак и направился на кухню — напечь горку блинчиков на завтрак, что он задумал еще на рассвете.

Душ прелесть! Мэг неподвижно стояла, с наслаждением ощущая, как теплые струи воды стекают по ее телу. Хоть они с Дэниелом не устраивали сексуальных марафонов и их любовь этой ночью прошла без каких-либо крайностей, нежно, спокойно, все равно — вода, как бы лечила ее тело, пораженное любовной страстью.

Она набрала в ладонь шампуня и намылила волосы. Если уж попытаться подобрать правильный эпитет для того, что произошло между ними ночью, так это «подробный». Дэниел все делал очень подробно, тщательно. На ее теле не осталось ни одного уголка, который бы он не исследовал. Как будто они оба долго, очень долго ждали этой ночи, обрели, наконец друг друга, слились в объятии и осуществили все давние мечты и фантазии сразу. У-ух!

Улыбнувшись своим мыслям, она подставила голову под сильные, теплые струи и принялась намыливать тело, наслаждаясь ласковым потоком.

Она так давно хотела соединиться с Дэниелом! Но реальная близость, когда она трепетала в его объятиях, в его постели, ощущала рядом его тело и принимала его тело в себя, — все оказалось намного сильнее, ярче, чем в самой буйной эротической фантазии.

Она уехала из Блу-Спрюс девственницей, потому что единственный мужчина, с которым она хотела лечь в постель, был Дэниел. И она потеряла девственность лишь через два года. Ее первым любовником стал телевизионный сценарист — до этого они встречались почти год, познакомившись на какой-то презентации в Санта-Монике. С первого взгляда Мэг решила тогда, что время ее пришло. Но с ним было совсем не так, как с Дэниелом, и сравнить нельзя…

Она выключила воду и встала на толстый, мягкий коврик. Укуталась в большую махровую простыню и принялась вытирать волосы. Тело хранит свою собственную мудрость. Если прислушаться, оно говорит, что с Дэниелом все было как надо. Как с родным, близким человеком: никакого смущения, заминок, неуверенности, — нырнули оба, как дельфины в океан. Мэг повесила полотенце и присела на краешек ванны.

А что же теперь?

Закрыв глаза, стала вспоминать, что ей предстоит в следующие сорок восемь часов. Больше всего сейчас хочется, чтобы Дэниел утащил ее снова в постель и не выпускал из своей уютной спальни хоть целую неделю.

Во второй раз получилось лучше, потому что каким-то шестым чувством оба предугадывали, как все произойдет. Он не рвался вперед, не было и открытия «новой земли», как в первый раз. Они любили друг друга долго, неспешно, но страстно и горячо; море желаний, общее тепло и уют постели… Ему удалось главное — она почувствовала себя любимой, лелеемой, желанной; он так много дал ей — отдал всего себя, и она ответила тем же. Странное, неожиданное сознание: до него, до этой ночи у нее никого и не было, она и не представляла, что это такое — близость, растворение в любимом. А уж в сердце действительно никого не было.

Она быстро оделась, причесалась, взглянула на себя в зеркало: никакой косметики — бархатистая, свежая кожа; глаза искрятся счастьем, на губах блуждает легкая, загадочная улыбка… Скорее бы увидеть Дэниела.

Когда она вышла к нему на кухню — сразу приметила: у него дыхание перехватило. А он вдруг уяснил в этот момент, что всегда мысленно представлял Мэг здесь, на ранчо, хозяйкой этого дома. Она делит с ним не только ложе, но еду, и смех, и разговоры… Эта мысль так глубоко его поразила, что он и слова не смог вымолвить, пока она, сияя улыбкой, усаживалась напротив него за накрытый к завтраку стол.

— Привет, Дэниел!

Сказать бы ей, что он сейчас чувствует, но он не из тех, у кого язык хорошо подвешен. Выразить близкому, что-то серьезное вот так, вдруг, это не для него. Дэниел только улыбнулся в ответ на ее бездумную, счастливую улыбку и поставил перед ней тарелку с блинчиками, масло, кленовый сироп и апельсиновый сок. Мэг с удовольствием подцепила блинчик, намазала маслом.

— Вот это вкуснотища! — пробормотала она с полным ртом.

Дэниел, рассмеявшись, положил на свою тарелку стопку блинчиков и принялся есть.

— Ммм… Где это ты так научился? Настоящий повар!

— Да ведь с голоду бы тут умер, если б не научился кое-чему. — Он намазал блинчик маслом и полил сиропом. — А блинчики я люблю! — И посмотрел на Молли. — И она тоже.

— Можно ей дать? — Мэг опустила руку с завернутым блинчиком.

Ей нравится, он видел, наблюдать борьбу чувств на собачьей морде: Молли хотелось взять блинчик, но она боялась. Наконец, резко рванувшись, выхватила лакомство из руки Мэг.

— Здорово! Мне потребовалось куда больше времени, чтобы научить ее есть с рук.

— Ну, ты сделал работу — научил, а я пользуюсь результатом. — И она вновь обратилась к блинчикам.

Мэг получает от еды явное удовольствие — отсутствием аппетита, видно, не страдает. Это ему по душе. Она и в любви такая же — любит с радостью, с энтузиазмом. Но куда только все идет? Веса в ней не больше пятидесяти килограммов.

Не уяснил он как следует, ждет ли ее кто-нибудь в Лос-Анджелесе; не его это дело. Она, вообще-то, сама ему сказала вчера, что никто не ждет, но маловероятно, что у такой красивой женщины нет ни одного всерьез влюбленного в нее мужчины. А может быть, и нескольких… Если он не встретил никакого сопротивления, чем другие хуже? Надолго ли все это между ними? Может, ей просто хотелось удовлетворить любопытство, копившееся годами? Получить свежие впечатления, перед тем как вернуться на Западное побережье? Хотя не похоже, с другой стороны. Когда он вошел в ее теплое, ждущее тело — будто оказался дома, в том единственном месте на земле, куда всегда стремился. А, что она испытывала? Те же чувства? Он не знает, а спросить не посмеет.

Его дела другие: объездить дикую лошадь, вычистить конюшню, управиться с разъяренным быком в весенний брачный период; бросив мимолетный взгляд в небо, определить силу и направление ветра — будет ли дождь. Всему этому научил его отец, как и многому другому. Он вырос с младшими братьями, под строгим присмотром матери, и никто никогда из них не выражал свои чувства словами.

Кажется, труднее всего на свете говорить об этом с Мэг, да и неизвестно, получит ли он ответ, даже если решится открыть ей свое сердце. Он всегда много работал, сколько себя помнил, и не знает, как можно жить иначе. Но по сердцу ли ей придется этот уголок земли неподалеку от Блу-Спрюс, который он возделал своими руками? Не скучно ли здесь покажется? Размышляя, Дэниел поглощал блинчики, отвечал на вопросы Мэг и просто любовался ею. С ней так легко — она любящая, дающая, живая, радуется в жизни каждому пустяку.

Знать бы, что она думает о нем, нравится ли он ей. Но от одной мысли о том, что нужно высказать все это словами, у него сжималось все внутри.

На тарелке остался один блинчик. Дэниел аккуратно собрал им масло в тарелке, отдал блинчик Молли и заявил Мэг, что готов отвезти ее в город.

По дороге в мотель она, не переставая думала, что могло так резко изменить настроение Дэниела. Вот он был с ней и вдруг пропал. Сидит рядом, за рулем, но его нет. Садились завтракать — был с ней. А закончили завтрак — исчез куда-то. Будто огромная железная заслонка опустилась между ними. И Дэниел чувствовал этот внезапный разлад, но не в его силах что-нибудь изменить.

Может, он уже жалеет о том, что произошло между ними, думала она. Все было слишком ярко, необычно хорошо. И ему кажется, что прежняя дружба ценнее, чище, а теперь… Она так быстро уступила ему!

Когда он сказал, что отвезет ее в город, Мэг молча села в машину и все ждала, что он что-нибудь скажет ей. Но он так и молчал до самого мотеля на Свит-Брайер-стрит.

— Ну что ж… — улыбнулась она ему, а сама только и подумала, что будет делать, если он просто протянет руку на прощание. — Ну что ж…

Она вышла из машины, хлопнула дверцей, спокойным, ровным, безразличным шагом направилась к дверям мотеля: только бы не споткнуться, не разреветься… Знай она, что интимная близость разрушит все между ними, что хранилось долгие годы… Слезы все же затуманили взор. Господи, только бы не споткнуться!

— Мэг! — вдруг услышала она. Он идет за ней!

Дэниел взял ее за руку и притянул к себе, так что она уткнулась лицом в его рубашку.

— Мэг! — прошептал он опять, как-то неуверенно.

— Что, Дэниел? — Только бы из носу не потекло! Не хватало еще достать платок и вытереть нос.

Он хочет что-то сказать, видимо, подыскивает слова. Не нашел, только обнял ее одной рукой за плечо, развернул и повел в мотель.

— Какая комната?

— Двенадцать.

Дэниел взял ключ с ее ладони, открыл дверь, бережно подтолкнул ее внутрь. Она не понимала, что у него на уме. Может, так сожалеет, что… Почему бы прямо не спросить?

— Дэниел, — начала она, не в силах унять дрожь в голосе, и прошла к комоду взять носовой платок, — ты жалеешь о том, что случилось между нами?

Какое непонятное выражение в его темно-серых глазах. Недоверие, скепсис? Что ж, ответ получен, — комок, стоявший в горле, стал отступать.

— Нет, — выдавил он наконец.

Глаза тревожные, полные страха, как у теленка, загнанного в угол, которого готовятся клеймить каленым железом. Ей вдруг стало жаль его — какое-то женское чутье подсказало: ему сейчас плохо. В семье Уиллетов не принято было выказывать свои эмоции, особенно после смерти отца.

— Все в порядке, Дэниел!

Мэг высморкалась, выбросила бумажный платок в мусорную корзину, повернулась, обняла его и тесно к нему прижалась.

Никогда еще в жизни ему не было так хорошо, так отрадно. И в то же время он чувствовал себя как-то неуютно. Когда ехали сюда, он все мучился: надо ей сказать… но что, как?.. Он же видит — она страдает, и он тому причина. И опять только шепнул ей на ухо:

— Мэг!

Он так и не знал, что говорить, назвал ее имя просто потому, что ему это очень приятно. Стоял, держал ее в своих объятиях и молчал. Ему так хорошо сейчас с ней, так удобно она расположилась в его руках, будто принадлежит ему навсегда. У него нет сомнения: он любит ее и хочет, чтобы она осталась с ним. Но будет ли достаточно Мэг того, что он в состоянии предложить? Они стояли обнявшись очень долго, время, казалось, остановилось… Наконец Мэг сделала неуверенную попытку высвободиться, и Дэниел отступил назад.

— Я ни о чем не жалею. — Он смотрел на нее сверху вниз. Потом поднял руку, погладил ее по волосам, нежно провел пальцами по щеке.

— И я тоже нет! — прошептала она.

— Так ты… — ему трудно давались слова, он сделал над собой усилие, — ты идешь сегодня вечером?

— Да-а, хочу пойти.

— Не нужен тебе сопровождающий, чтобы не было скучно?

— Да, пригодился бы кто-нибудь. — Ее синие глаза засияли вдруг озорным блеском.

— А когда?

— Может, в шесть встретимся прямо там? Прежде чем собраться за столом, ребята хотят сфотографироваться все вместе.

— Хорошо! — Он повернулся и пошел к своему пикапу: судя по походке, настроение у него резко улучшилось.

Прежде чем пойти на сегодняшний вечер, Мэг рассчитывала сделать одно дело — уладить отношения с Хитер и Лаурой. Не теряя времени, Мэг быстро переоделась, — обрезанные джинсы, кроссовки, розовая майка, — схватила со стола ключи от взятой напрокат машины, вышла из мотеля и покатила к дому Лауры.

Дом подруги располагался в двух шагах от Мейн-стрит, в длинном ряду таких же домов, задними окнами выходящих на длинное озеро, которое полукольцом охватывало город. Достался он ей от покойной бабушки, и Лаура потратила массу времени и усилий, чтобы благоустроить и украсить и сам дом, и территорию вокруг него. Только эти заботы и спасали ее после развода.

Припарковывая машину на аккуратной стоянке возле дома, Мэг мысленно восхищалась Лаурой. Во-первых, она окончила двухгодичный местный колледж; затем пережила это ужасное замужество — почти четыре года. Сразу после развода умерла ее бабушка, оставив ей в наследство дом у озера, кое-какое имущество и небольшую сумму денег. Лауре пришлось полностью перестраивать свою жизнь, с самого основания. Работая как проклятая с утра до ночи, она умудрилась еще окончить школу парикмахеров и открыть свой салон. Он занимал теперь весь первый этаж ее большого, в викторианском стиле, дома плюс огромную открытую веранду вокруг всего первого этажа.

Лаура любила плетеную мебель и зеленые растения, дорогие вышитые коврики, кружевные накидки и салфетки ручной работы, живые цветы. Она не только держала салон красоты, но каждое воскресенье, в 4 часа, собирала местных женщин, друзей, клиентов на «чайные приемы». Так ее салон стал своеобразным — и самым любимым — женским клубом в Блу-Спрюс. «Моя миссия в жизни, — призналась она как-то Мэг в телефонном разговоре, — помогать женщинам понять, как они прекрасны. И не только внешне, но и внутренне».

Дом ее, обставленный в стиле рубежа веков, был очарователен. Мэг прошлась по дорожкам садика, восхищаясь анютиными глазками, пионами, куртинами роз по обе стороны выложенной крупным плоским камнем дорожки, и только потом, поднявшись на красивое крыльцо, позвонила у парадного входа. Тоненько, нежно звякнул звонок-колокольчик. Несколько прелестных женских головок повернулись в ее сторону, когда она вошла в залитый солнцем салон.

— Привет! — Маникюрша Минни Ольсен, миниатюрная женщина, похожая на симпатичную маленькую мышку, с мягкими каштановыми волосами и светлыми, робкими глазами, улыбалась ей застенчивой улыбкой. — Мэг, как хорошо, что ты пришла!

— Здравствуй, Минни! — Мэг обняла ее. Минни так и зарделась от радости. — О, Минни, какие у тебя ногти, чудо!

Минни все знали, как первоклассную маникюршу — она работала интересно, с выдумкой. Сегодня ее ногти были дивного темно-пурпурного цвета, с тонкой золотистой линией по краям.

— Лак «Пикабу», а сверху — «Голден диггерз делайт». До вечера я еще переделаю — придумаю что-нибудь другое. Может быть, «Пуэбло плам» или «Гранд тетон топаз». Хочешь, и тебе сделаю маникюр к вечеру?

— Не-ет, спасибо, Минни. — Мэг инстинктивно спрятала руки в карманы джинсов — рабочие руки, привыкшие к клавишам компьютера. — Вообще-то, я пришла повидать Лауру.

— А-а… она наверху, с Хитер. — Лицо Минни приобрело озабоченное выражение. — У нее голова сильно болит. Плохо себя чувствует.

И неудивительно, подумала Мэг.

— Ну, я тогда только поднимусь к ней и поздороваюсь.

— Понимаешь, она сказала, что собирается отдохнуть…

— Она ждет меня, Минни, мы договорились встретиться. — Мэг взяла ее за локоть.

— А-а-а… Ну, тогда иди. А я тебе хочу сказать, у тебя бездна вкуса. Эта люстра в холле твоего особняка…

Мэг прикусила губу и мысленно сосчитала до десяти — ей надо подняться наверх спокойной. Лауру и Хитер она нашла в главной, парадной спальне, выходящей окнами на улицу. Лаура полулежала на шикарной бронзовой кровати, под сине-серо-розовым покрывалом, с мокрым полотенцем на лбу. Хитер нервно ходила из угла в угол. Как только Мэг переступила порог, обе замолчали.

— Здравствуйте, девочки, доброе утро! Неужели я настолько опасна, что вы спрятались от меня на втором этаже?

— Просто плохо себя чувствую… — простонала Лаура.

— Мы и правда глупо поступили, — покаялась Хитер.

— Да-а… Придется тебе вечером еще раз встретиться со всем классом, — пробубнила слабым голосом Лаура.

— Тебе, наверно, приз приготовили, — как самой преуспевающей из всех, — довершила начатое Хитер.

Как красиво! Важная персона возвращается домой и получает приз. Неплохой сюжет для романа. Вот только в жизни так не бывает, ехидно подумала Мэг.

— Ладно, пусть так. Пусть дадут мне этот приз. А я, перед тем как уехать, отдам его Сьюзи и Кевину. И расскажу правду всем.

— А, что ты волнуешься? По меркам Блу-Спрюс ты и впрямь добилась большого успеха. Взять хотя бы, что твой роман опубликован.

— Это большое достижение! — поддержала Лаура, широко открывая глаза и высовываясь из-под влажного полотенца.

— Этим вранье не оправдать, девочки, — тихо возразила Мэг.

Некоторое время они все молча смотрели друг на друга. Потом Мэг прошла по комнате к окну, взяла с кресла-качалки плюшевого медвежонка и уселась в кресло, посадив мишку на колени.

— Я вернулась специально, чтобы развеять эти слухи, — сообщила она. — Не могу я уехать в Лос-Анджелес, оставив здесь такой букет вранья.

Лаура заплакала. Мэг встала, посадила медвежонка обратно в кресло-качалку, подошла и опустилась на кровать рядом с Лаурой, взяв ее за руку.

— Мы, вообще-то, пытались рассказать правду… — начала Лаура сквозь слезы.

— Знаю-знаю, — утешила ее Мэг. — Мне отлично известно, как рождаются сплетни в Блу-Спрюс. И как быстро распространяются.

— Дело в том, Мэг… понимаешь, они сами хотят в это верить, — стала объяснять Хитер. — Когда Минни представляет себе твою жизнь — да она просто счастлива.

— А одна моя клиентка сказала как-то: «Хоть одна уехала из города и ее мечты осуществились».

Да-а… об этом Мэг не думала. Придется ей говорить экспромтом и открыто — обо всем, что у нее на душе. Хватит!

— Дело в том, девочки, что я чувствую себя не на своем месте потому, что все это вранье отделяет меня от остальных. Я среди всех как чужая.

— Я знала, знала, что так случится! — Лаура разрыдалась. — Такие вещи и в школе на тебя так же действовали! Прости меня, Мэг!

Что ж, несмотря на эту глупость, Хитер и Лаура ее лучшие подруги. Они привязаны к ней, знают про ее давние беды, стычки с матерью. Та методично вдалбливала ей в голову: будь «не хуже людей», находи общий язык со всеми в этом Богом забытом колорадском городке. Сама-то Антония Прескотт рассматривала себя как личность над толпой — «над массой», как она говорила. И всегда старалась внушить дочери, что та лучше других. Теперь, через десять лет после окончания школы, это чувство изолированности от сверстников до сих пор не оставило Мэг.

— Ладно, вы так уж не расстраивайтесь! Постараюсь объяснить, что это недоразумение. Чтобы все знали: тут никто ни в чем не виноват.

Зазвонил телефон. Лаура, справившись с собой и вытерев нос, взяла трубку.

— Слушаю! А-а, Сьюзи! Да, я уже готова. Приду обязательно. Мэг? Да, она тоже придет. Что? Специальный приз?

Мэг закрыла глаза и опять мысленно сосчитала до десяти.

— Конечно… думаю, Мэг захочет… Нет, не думаю… Что, вы специально ездили в Денвер?

Мэг в ужасе закрыла лицо руками. Хитер перехватила у Лауры трубку.

— Привет, Сьюзи! Уверена — Мэг будет просто счастлива! Нет, не скажу, конечно. Сюрприз есть сюрприз. — Она подошла к Мэг и дружески положила ей руку на плечо.

Теперь на выручку пришла Лаура.

— Это опять я, Сью. И я горжусь… До вечера, дорогая! — Повесила трубку, глубоко вздохнула и робко подступила к Мэг: — Ты прямо сегодня все расскажешь?

Мэг молчала, думала, как быть. Это, конечно, ужасно и даже, пожалуй, слишком эффектно рассказать правду во время дружеской встречи. У нее-то достанет сил разрушить эти глупые фантазии одним махом раз и навсегда!

— Не сегодня, — успокоила она подруг после долгой паузы. — Но я должна уехать чистой, без вранья.

— Может, тебе лучше улететь прямо сейчас? — неуверенно предложила Хитер.

— Может быть, — серьезно согласилась Мэг. — А то придется уворачиваться от тухлых яиц и помидоров.

Они дружно рассмеялись и всем сразу стало легче.

Возвращаясь на ранчо, Дэниел все время думал, как сделать, чтобы Мэг поняла: он влюблен в нее, и влюблен хорошей, чистой любовью. Она значит для него очень много.

В отношениях мужчин и женщин, даже в таком маленьком городке, как Блу-Спрюс, в последние годы многое изменилось. Мораль сильно пошатнулась: люди просто жили вместе, жены изменяли мужьям, мужья женам. Дэниел считал, что это плохо, грязно. Его чувство к Мэг выше, он хочет с ней отношений другого уровня.

Надо дать ей какой-то знак — пусть правильно поймет, как он к ней относится.

Вот мысль — он знает, что надо сделать! И Дэниел направился к цветочному магазину Бетти, на углу Центральной и Третьей улиц. К небольшому, уютному магазинчику примыкала просторная оранжерея. Бетти Бикман, дама под семьдесят, мать семерых детей, слыла в городе женщиной мудрой в житейских делах и с добрым сердцем, на нее можно положиться.

Когда Дэниел вошел в магазин, там уже вовсю действовали однокашники. Ребята выбирали цветы в петлицу; женщины раздумывали, какие букеты им подойдут. Бетти, оформляя очередную цветочную композицию, бросила на Дэниела вопросительный взгляд, означающий: «И вам цветы?» — на что тот утвердительно кивнул и принялся разгуливать по магазину, озирая красочные панно из сухих цветов и множество ваз разнообразных форм и размеров на полках и на полу, с цветами. Каких только тут не было!.. Об ароматах и говорить нечего.

Наконец магазин опустел; Дэниел подошел к прилавку.

— Чем могу вам помочь, Дэниел?

На него приветливо смотрела Бетти, высокая, худощавая; строгое лицо, большие карие глаза; мягкие, густые волосы, красиво подернутые сединой, собраны в классический узел; серо-голубая блуза из тонкого хлопка, комбинезон из плотного и неожиданно красные сапожки на каблучках.

— Цветы очень дорогой для меня женщине. Что-нибудь романтическое. Что-то такое, что обязательно понравится.

Бетти задумалась.

— Какая она из себя?

— Веселая. Оптимистка. Умная.

— И вы влюблены в нее по уши?

Дэниел не отрицал.

— Да. — Он решил, что этой женщине можно довериться. В глубине души он не возражал бы против такой матери сильной, уравновешенной, с добрым сердцем.

— Если бы она была цветком…

— Маргаритка! Но…

— Понимаю. Вы хотите подарить ей что-нибудь получше маргариток.

— Разумеется!

— Ну, что ж… — Бетти задумалась на мгновение, — насколько я знаю жизнь, маргаритки — из тех, кого я знаю, — хотят выглядеть розами. Вы следите за ходом моей мысли?

Растерянному покупателю оставалось только подтвердить.

— Теперь нужно решить какого цвета розы.

— А вы что порекомендуете?

— Давайте лучше выберем.

Розы у нее были изумительные: желтые, белые, оранжево-розовые; густого, насыщенного красного цвета и темные, почти черные; красные с пурпурным оттенком. Такие прекрасные, что дух захватывало.

— У меня глаза разбегаются, Бетти.

— На вашем месте, — она улыбнулась, — я подарила бы классическую дюжину роз. Темно-темно-красных; очень душистых, их аромат заполнит все помещение.

Он представил: вот Мэг входит в свою скучноватую комнату в отеле, увидит цветы на столе, ощутит дивный аромат и подумает о нем. Единственное, что сделает его счастливым, почти так, как если бы он был там, рядом с ней.

— Хорошо, пусть розы.

— Немного зелени, конечно…

— Да-да, миссис Бетти.

— …и одну маргаритку в самую середину букета. Знает ваша дама, что вы ассоциируете ее с маргариткой?

Мгновенно мысль его вернулась в прошлое: только однажды он подарил ей цветы. Набрал полевых, большую охапку, и отдал ей в самый обычный день. Тогда у нее, он видел, была глубокая депрессия. Алек потом сказал ему, что Мэг не выбрасывала этот букет, пока цветы не превратились в сухие, темные, тонкие палочки…

— Очень хорошо, миссис Бетти.

— Пусть букет будет немного необычным. — Бетти извлекла потрясающую маргаритку и поместила ее в середину букета. — Немного сбивает гармонию, если вы понимаете, о чем я.

Дэниел кивнул и выписал чек за цветы и за доставку.

— Куда доставить?

— Мотель «Аспен». Свит-Браейр-стрит.

— Какой номер?

— Двенадцать.

Бетти улыбнулась.

— Какое имя написать?

Дэниел колебался.

— Может быть… Мэг Прескотт? Как я слышала, эта милая девушка вернулась, она сейчас в городе.

Взгляд у Бетти такой добрый, ей он скажет.

— Да, верно.

— Рада это слышать. — И больше ничего не сказала.

Дэниел поблагодарил и радостно зашагал к своему пикапу, чрезвычайно довольный, что все так удачно получилось.

Бетти, поставив локти на прилавок и подперев подбородок руками, провожала его взглядом. Машина выехала со стоянки и завернула за угол. Бетти перевела взгляд на букет.

— Время, Дэниел, — самое время, дорогой.

Глава пятая

Мэг, Лаура и Хитер обедали на заднем крыльце, за одним из столов, здесь обычно собирались гости Лауры на воскресный чай. Покончив с куриным салатом, зелеными бобами из огорода и домашним лимонадом, девушки сидели молча, любуясь бликами предвечернего солнца на поверхности озера.

— Пожалуй, приму я этот приз. — Мэг отпила лимонаду из высокого стакана и откинулась на спинку плетеного стула. — Но с собой в Лос-Анджелес не повезу, может, задержусь еще на некоторое время, ну, скажем, на неделю. У меня будет время пообедать с Сьюзи и все ей объяснить.

— Другими словами, смешать нас с грязью, — отреагировала Лаура, отодвигая тарелку с салатом, и перевела взгляд на Хитер. Та срезала в саду розы, составляя букет.

— Ни в чем я тебя не обвиняю: — Мэг хотелось успокоить подругу. — Это получилось… само собой. Неплохо мы тогда подурачились?

Лаура через силу улыбнулась, но тут же опять опечалилась.

— Я тобой просто восхищаюсь, Мэг!

— Почему бы это?

— Потому что ты принимаешь жизнь такой, какая она есть. — Лаура играла упавшим лепестком розы — букет стоял на столе. — Ты провела ночь у Дэниела. Даже если у вас ничего не было, ты можешь ему доверять.

Мэг знала, что и через четыре года после развода у Лауры проблемы с мужчинами — она видеть никого не хочет. Развод ее ужасен: все в Блу-Спрюс знали, что Джек убежал с барменшей. А Лаура так любила его!

— Мы с Дэниелом давно дружим.

— А вы с ним не задавались вопросом, что случится, если вы пересечете эту черту? Что будет, если переспите?

— Задавались, — признала она.

Нет, она еще ни с кем не готова говорить на эту тему. Думает постоянно, с того момента, как он оставил ее у мотеля. Как пройдет сегодняшняя ночь, после встречи одноклассников в Кантри-клубе? Она-то знает, чего ждет. Если б и он знал…

— Тебя слишком долго здесь не было, Мэг! — вздохнула Лаура. — Ты, по-моему, не представляешь себе, что ты значишь для этого города. Особенно для женщин. Многих из нас больше привлекает такая судьба, как у тебя, чем обычное замужество здесь, в Блу-Спрюс. Многие хотят быть свободными — вот как ты. Но я… я не такая.

— Всему свое время. Подожди, великий целитель, твое еще придет, — обнадежила ее Мэг.

— Мое время прошло уже — два года. И до сих пор не могу вырваться из этого болота.

— А я верю, что у тебя все сложится дальше удачно. — Мэг прикрыла глаза ладонью, высматривая Хитер. — А как Хитер?

— Встречается с одним парнем. Познакомилась восемь месяцев назад. Он приезжает из Денвера по выходным.

— Хороший парень?

— Очень хороший.

Мэг, перегнувшись через стол, взяла ее за руку. Она понимала подругу: та многого добилась в жизни, но настоящая ее мечта — найти хорошего мужика и создать семью — остается неисполненной.

— Лаура, в мире есть мужчина, который подходит тебе идеально. Он создан специально для тебя. Когда будешь готова его принять — он обязательно появится!

Лаура улыбнулась.

— Твоей маме надо было назвать тебя Солнышко.

— Солнышко Прескотт… Хмм… Забавно смотрелось бы на обложке книги.

И они обе озорно рассмеялись.

Вернувшись в мотель и открыв дверь, Мэг почувствовала чудесный аромат роз — какой букет! Восторженная радость затопила все ее существо — это от него, от Дэниела! Бросив спортивную сумку на огромную кровать, она поспешила посмотреть, что на карточке, видневшейся среди веток зелени. Единственное слово — «Дэниел». И не его почерком. Больше ничего, ни слова…

В школе Дэниел был очень немногословен, это она хорошо помнит. Сидел всегда тихо, учился хорошо. Сразу после уроков уезжал домой. Единственное место, где он не замыкался в себе, — это дома, на ранчо. Дэниел очень походил на отца: Боб тоже был такой — неразговорчив, хотя и мог сказать правильные, веские слова, когда нужно. Мэг дважды приходилось полагаться на него, когда ее отношения с матерью становились невыносимыми. Их долгие разговоры, происходившие в амбаре, где Боб работал, помогли ей понять свою мать и выбрать верное направление в жизни. Теперь она с радостью узнавала эту немногословную силу и в Дэниеле.

Тут только Мэг заметила маленькую маргаритку, спрятавшуюся между прекрасными темно-красными бутонами. Как хорошо! Дэниел помнит, что она больше всего любит полевые цветы! Букет, который он собрал для нее в то лето, она поместила в вазу на подоконнике в своей комнате, окно выходило на Мейн-стрит. Букет стоял долго, пока совсем не засох. Мать (она всегда находила повод порыться в ее комнате) однажды наткнулась на него и выбросила. Мэг, однако, успела до этого засушить два цветка — они и сейчас хранятся у нее, в одной из многочисленных тетрадей для записей.

Она никогда не разговаривала с матерью о Дэниеле, интуитивно чувствуя, что та враждебно отнесется к этой дружбе, да и вообще не одобрит знакомства с Уиллетами. «Это просто никуда не годится!» — возмущенно заявляла она всякий раз, услышав, что дочь общается с этим семейством. Мэг в таких случаях не реагировала: продолжала молча есть, читать, делать домашние задания, в общем, заниматься своим делом.

В последние два года перед окончанием школы она просто игнорировала ее требования, предпочитая уходить из дома. Нашла в городе работу на неполный день — не столько для денег, сколько чтобы скрыться куда-то после школы. Старалась не сердить, не раздражать ее, давно поняв: хоть они и родные по крови, но, в сущности, такие разные, будто не с одной планеты, — особенно когда речь идет о том, что считать важным в жизни.

После окончания школы Мэг сняла в банке деньги, накопленные по крохам за несколько лет, — пятьсот долларов за опубликованный конкурсный рассказ да кое-что за два года работы в аптеке, — и уехала.

Она никогда не оборачивалась назад. Не взяла ни цента у матери, хотя заставляла себя звонить ей раз в две недели, в воскресенье. Разговор всегда продолжался ровно десять минут независимо от того, было ли у Мэг желание говорить, а у Антонии слушать. Самые длинные минуты в ее жизни.

Только однажды ей захотелось услышать слово одобрения от матери, когда вышел ее роман. В тот день, получив авторские экземпляры, она вложила один в толстый пакет и отправила по почте Антонии Прескотт, в ее современную, шикарную квартиру в Манхэттене.

В следующее воскресенье в соответствии со сложившимся расписанием позвонила матери, но о своей книге — интересная или скучная — не услышала ни слова. Не знала даже, удосужилась ли та прочесть. Возможно, полюбопытствовала рассмотреть обложку, фотографию на титуле, с собакой (язык наружу, морда счастливая), и, конечно же, раскритиковала. А-а, выбросить надо это все из головы! Ничего эти воспоминания не дадут, кроме депрессии.

Мэг подошла к широкому, почти во всю стену, окну и подняла штору — заходящее солнце осветило комнату. Она перенесла букет на столик у окна, и чудесные розы, маленькая маргаритка в центре будто ожили, заиграли мириадами оттенков. Вот так лучше — хватит о прошлом! Нужно обдумать кое-что поважнее, сегодняшний вечер с Дэниелом. Им предстоит столько сказать друг другу!

Ровно в шесть, немного нервничая, полный ожидания, Дэниел постучал в дверь. Она сразу открыла, он вошел, увидел цветы на столике у окна, перевел взгляд на Мэг и обомлел. Она обворожительна: маленькое черное платье, короткое, подчеркивает стройную фигуру, выделяет высокую грудь; бриллианты сверкают в ушах… Дэниел и слова не смог вымолвить — так она его ослепила.

Зато Мэг удалось заранее очнуться от пут прошлого и вернуться к действительности.

— О, какой ты сегодня красивый!

Хорошо хоть машину успел помыть! — пронеслось у него в голове. Не дело, конечно, везти Мэг на встречу с одноклассниками в пикапе, надо было взять напрокат красивый автомобиль. Переодеться ему, правда, тоже удалось: этот темно-серый костюм он надевал очень редко; классический стиль всегда в моде.

— Спасибо, Мэг, а ты… ты просто замечательно выглядишь! — Во рту пересохло, язык не поворачивается.

— Спасибо, Дэниел.

«Замечательно»… Какое-то корявое слово он нашел. Да она блистает, как яркая звезда! И что-то в ней сегодня новое; он даже не понимает что.

— Твои волосы… как-то по-другому.

— Нравится?

— Да-а, очень!

Она придвинулась к нему близко и прошептала в самое ухо:

— Не робей, Дэниел! Мы с тобой в порядке!

Горьковатый аромат духов окутал его, почти одурманил, напомнив запах ее тела.

— Мне надо кое-что прояснить сегодня, вот я и решила одеться попроще.

И лицо у нее сегодня какое-то другое: совсем мало косметики, светлая губная помада. Она такая… незащищенная, ожидающая…

— Ты опасаешься чего-то сегодня, Синеглазка?

Она колебалась — сказать «да» или «нет»?

— Нет, ничего! К тебе это, во всяком случае, не имеет отношения. — И, улыбнувшись, Мэг взяла его под руку. — Спасибо за цветы в петлицу. Откуда ты знаешь, что я люблю орхидеи?

О чем это она? Дэниел благоразумно пропустил ее слова мимо ушей. Мэг подошла к маленькому холодильнику в углу и вынула белую коробку: три маленькие белые орхидеи, украшенные атласными пурпурно-белыми листочками — цвет команды высшей школы Блу-Спрюс. Бетти — вот хитрюга! Она явно вознамерилась подогреть их роман. Что ж, он ей очень благодарен. Только вот никак не удается приколоть цветы к пиджаку. Пришлось Мэг помочь ему. Она так чудесно улыбнулась при этом, что ему показалось озарила всю комнату.

— Спасибо, Дэниел! Ты такой предусмотрительный. И такой романтичный!

Они вышли, и Дэниел закрыл дверь, мысленно вознося благодарность Бетти за то, что их сегодняшний вечер вдвоем начался так удачно.

Кантри-клуб Хандлмана по случаю праздника был украшен на славу: вдоль всего фронтона со стороны дороги красовались пурпурно-белые шары и яркий лозунг: «Добро пожаловать, выпускники!»

Когда они оказались внутри, Мэг сразу же оттащили от Дэниела — фотограф собирал группу, чтобы сделать общую фотографию класса. Он уже отщелкал несколько кадров, но вынужден был фотографировать снова и снова: кто-то закрыл глаза, кто-то посмотрел в другую сторону и, кроме того, подходили все новые ребята. То и дело раздавались взрывы смеха.

— Последний раз! — крикнул Уилбур Гранаки, городской фотограф.

— Поставьте Мэг в середину! — закричал кто-то из группы.

Дэниел видел, что Мэг заколебалась на секунду, но из группы кричали все настойчивее, и она уселась, наконец впереди всех, прямо на траву.

— Широкая улыбка! — крикнул Уилбур.

«Дзз… дзз…» — пропищал фотоаппарат. Сделав несколько кадров, Уилбур махнул рукой: расходитесь, мол.

— Прошу! Прошу! — приглашала Сьюзи, красная и потная от возбуждения.

Все повалили внутрь, смеясь и подзадоривая друг друга. Дэниел с трудом отыскал Мэг: она разговаривала с одноклассницей, дочь которой собиралась посвятить себя писательской или журналистской карьере. Мэг давала женщине толковые, дельные советы, особенно убеждала: пусть девушка обязательно учится работать на компьютере — без этого не обойтись. Потом она достала из своей маленькой черной вечерней сумочки визитную карточку и протянула собеседнице. Дэниел понял: ее домашний телефон в Лос-Анджелесе.

— Если у Минди возникнут какие-то вопросы, пусть позвонит мне. Лучше вечером.

Разнообразие блюд и закусок поражало воображение. Баранина на косточках, окорока, буженина, копчености всех видов, колбасы, разная рыба, картофель с чесночным соусом. Для вегетарианцев были приготовлены все мыслимые овощи в нашинкованном виде, огромное количество салатов и несколько горячих овощных закусок. Хлеба три сорта. Открытый бар с напитками: алкогольными, пивом, кока-колой, лимонадами. Отдельный, десертный стол ломился от огромных произведений кондитерского искусства: целых шесть тортов, из них три шоколадных. В середине красовался круглый слоеный торт, с целым письмом — поздравлением выпускникам на поверхности: коричневым по белому крему.

Да, Сьюзи и Кевин превзошли себя, думал Дэниел. Он стоял рядом с Мэг, незаметно держа ее за руку, и разглядывал удивительные торты. Мэг в это время разговаривала с юношей из обслуживающего персонала (они в ряд стояли за стойкой), объясняя ему, что ей хочется отведать, и успевая при этом расспрашивать о разных подробностях местной жизни. Мэг всегда предпочитает разговаривать. Дэниел отметил про себя, что она любит общаться и в беседе проявляет неподдельный интерес к собеседнику. Он едва удержался от смеха, когда, вместо того чтобы предложить на выбор одно из двух — грибной соус «бургунди» или соус с хреном, — официант сказал:

— Попробуйте и то и другое, прошу вас!

— Спасибо, Эдуарде — И Мэг, с тарелкой в руках, повернулась к Дэниелу.

Эдуардо сразу сообразил — эти двое вместе — и предложил Дэниелу тот же вариант; Дэниел не возражал. Вместе с Мэг, держа тарелки в руках, они осмотрели зал — море белых столиков вокруг танцевальной площадки — в поисках свободного места.

— Сюда! — услышал он и, обернувшись на голос, увидел: Сьюзи машет им рукой, указывая на два места рядом с собой.

— Пойдем? — спросил он Мэг.

И они согласно кивнули Сьюзи. Вскоре к ним присоединилась Хитер и ее знакомый из Чикаго, Доналд; потом еще одна пара — близкие друзья Сьюзи и Кевина.

— Как я рада, что вы сели за этот столик! — весело щебетала Сьюзи, слегка касаясь руки Мэг. — Жду не дождусь, когда ты расскажешь мне о своей жизни в Лос-Анджелесе!

— Да пусть Мэг поест сначала! — умерил ее пыл практичный, рассудительный муж.

— Конечно, конечно! Но все равно не отпущу, пока не расскажет!

Дэниел чувствовал — Мэг почему-то напряглась и напряжение нарастает. Незаметно, под столом, он взял ее руку и пожал — Мэг посмотрела на него глазами, полными благодарности. Как видно, этот простой жест очень важен для нее, он ее успокоил. Он немного подержал ее руку в своей, и Мэг вернулась к еде.

Дэниел больше слушал, почти не принимая участия в беседе. В конце концов, он выпускник школы, а не класса, он окончил школу двумя годами раньше. Все в городке знают о нем все: что он получил в наследство от отца ранчо, работает на нем, кое-чего добился за эти годы.

Звезда за этим столом Мэг, и ему хотелось, чтобы она сияла. Он не спеша ел бараньи ребрышки и смотрел на нее: она почему-то нервничает, наэлектризована, сидит как на иголках. Впрочем, это, скорее, черта характера. Глаза ее блестят, она все время улыбается, но он-то видит, что ее не покидает чувство тревоги. У него на ранчо, с ним, она совсем другая — милая, спокойная.

То с одного, то с другого конца стола сыпались вопросы; многие подходили из дальних углов, только чтобы сказать Мэг, как интересна и сильна ее книга. Она, Мэг, настоящая знаменитость, единственный талант, вышедший из Блу-Спрюс. Все в маленьком городке гордятся ею — это ясно.

— И все-таки, что тебе показалось самым впечатляющим в Лос-Анджелесе, — спросил Кевин, уже сидя за кофе с тортом, землетрясение или смог?

— Не слушай его, Мэг! — вклинилась Сьюзи, пренебрежительно махнув рукой в сторону мужа. — Он считает, что везде побывал и все знает, а на самом деле всего-то раз летал на компьютерную конференцию в Анахайм.

— Да, да… С тех пор жена не может мне простить, что я не взял ее с собой, все в Диснейленде хотела побывать.

— Что касается землетрясения, я лично почувствовала только один удар, да и то не сильный. Смог приходит и уходит, зимой его почти нет… Мне, вообще-то, надо подумать.

— Отстаньте от нее! — вступилась Хитер. — Дайте человеку поесть!

Дэниел положил руку на спинку ее стула. Он все еще чувствовал в ней какое-то сильное внутреннее напряжение и не понимал, в чем причина. Все однокашники — ребята из ее класса и из параллельных — просто обожают ее, сомнений нет. Она уехала из города искать приключений, завоевывать мир и победила. Как и он, все считают: написать даже один роман, издать его — это куда больше, чем каждый из сидящих здесь сделал за свою жизнь.

— Хорошо! — Мэг подчистила и кусок шоколадного торта, и кусочек белого слоеного. — Пожалуй, самое, на мой взгляд, интересное в Лос-Анджелесе, когда город не спит, а не спит он никогда. В первые годы моим любимым занятием было походить по книжным магазинам — в любое время суток, — поговорить с кем-то за чашечкой кофе. Море информации! Море возможностей! Любые формы обучения — чему угодно. Актерское мастерство, журналистика, писательское дело, музыка — все что хотите. Все ремесла, какие только есть на свете! Всегда есть чем заняться, чему учиться…

Дэниел вспомнил тот день, когда гнал машину в Денвер, в книжный магазин, и нашел там ее книгу. Каким чужим он чувствовал себя в этом книжном магазине, с маленьким кафе в уголке! Он сидел за крошечным столиком, пил кофе и ел миндальное пирожное, и хотел только одного — поскорее попасть в свою конюшню, к своим арабским лошадям! Он чужой в мире Мэг — это он твердо знает. Но сейчас, слушая ее рассказ о Лос-Анджелесе, Дэниел опять стал прикидывать: а может быть, и он прижился бы, если бы уехал, предположим, вместе с ней завоевывать эту планету? Но одна мысль, вовсе невыносимая, пришла ему в голову: Мэг, не исключено, будет стесняться его компании, чувствовать себя с ним неуютно…

Усилием воли Дэниел заставил себя прислушаться к разговору, отвлечься от всех своих предположений. За столом оживленно беседовали, смеялись, задавали вопросы, узнавали друг друга, вспоминали. Подходили от других столиков и надолго задерживались рядом с Мэг — она стала центром всеобщего внимания. Кажется, вечер встречи выпускников превращается в вечер встречи с Мэг Прескотт…

Заиграл небольшой оркестр, и толпа вокруг их столика стала рассеиваться. Солист всех поприветствовал и объявил: сегодня они исполнят песни в стиле «ретро» — пусть собравшиеся ощутят прошлое, то время, когда учились в старших классах. Барабанщик задал ритм, и музыканты начали «Yesterday» — медленную, всеми любимую песню «Битлз». Дэниел сжал руку Мэг.

— Потанцуем?

— С удовольствием, дорогой.

Он повел ее в центр, на танцевальную площадку. А ведь они никогда не танцевали, ни разу. Несколько пар присоединились к ним. Обнять бы ее покрепче, прижать к себе… Но он старался держаться к ней не очень близко. А еще лучше — взять на руки, унести в пикап и отвезти к себе на ранчо. Но нельзя, надо вести себя скромно, стоять в сторонке: сегодня ее вечер, она его заслужила.

— Все в порядке, Мэг?

— Сейчас да, ничего.

Он сократил расстояние между ними, положил руку ей на плечо, а потом они уже танцевали, почти обнявшись. Если судить по взглядам, которые на них бросали, телефонные линии сегодня раскалятся докрасна. Но ему было все равно — так хорошо быть рядом с Мэг! Постепенно напряжение, которое он чувствовал весь вечер, стало отпускать ее.

— Когда ты хочешь уехать? — спросила она. Сердце его заколотилось.

— Как скажешь, Мэг.

— Тогда еще немного и поедем.

Они танцевали еще три танца подряд, потом вернулись к своему столику: там, с озабоченным лицом, сидела одна Хитер.

— Лаура не пришла! — прошептала она Мэг, когда Дэниел усадил ее.

— Почему не знаешь?

— Я ее искала, спросила Сьюзи. Говорит не видела: ни когда фотографировались, ни позже. И вообще ее никто не видел.

— Только этого не хватало! — вздохнула Мэг, переглянувшись с Дэниелом. — Надо ее найти!

Он заметил, что она не на шутку встревожена.

— Ты сначала свой приз получи, а то Сьюзи кондрашка хватит! — предупредила страшным шепотом Хитер и, увидев своего друга Донадда, — он подходил к столику, — откинулась на спинку стула и состроила мечтательно-грустную гримаску.

— Ты ей звонила? — еле слышно спросила Мэг.

— Не берет трубку.

Мэг, повернувшись к Дэниелу, взяла его за руку.

— Что ты думаешь делать? — спросил он.

— Беспокоюсь я за нее. В последнее время она в ужасной депрессии.

— Может быть, попросить Сьюзи повременить с вручением награды?

— Может быть. Но дело в том… она не знает, что я в курсе насчет приза. Я была у Лауры, когда она ей позвонила. И Мэг вкратце рассказала Дэниелу, что ребята приготовили для нее приз и Сьюзи специально ездила в Денвер, чтобы выбрать что-то необычное.

— Посиди здесь секунду. — Он незаметно для других пожал ей руку. — Думаю, мы найдем выход. — Встал из-за стола, окинул взглядом зал, отыскал Сьюзи, разговаривавшую с кем-то у десертного стола, и направился в ее сторону.

— Сьюзи, у Мэг небольшая проблема. Нам нужно сейчас же съездить, навестить подругу. Но мы обязательно вернемся.

У Сьюзи даже рот округлился от замешательства.

— Это что-нибудь серьезное?

— Пока неизвестно… Да нет, не думаю. Просто надо съездить побыстрее.

— Но вы обязательно вернетесь?

— Конечно, часа через полтора.

Сьюзи принялась что-то подсчитывать в уме.

— Хорошо. Но если придется задержаться, обязательно позвоните.

— Ладно.

Он вернулся к их столику и шепнул Мэг на ухо:

— Пошли!

— Но, Дэниел…

— Я обо всем уже договорился.

— Спасибо, Дэниел. — Она встала.

И он, обняв ее за талию, повлек к выходу.

— Вы не насовсем уезжаете? — кто-то вцепился Дэниелу в локоть.

По длинным ногтям и предельно короткой юбке он узнал Минни Ольсен.

— Не уезжайте!

— Да мы ненадолго. — Дэниел осторожно высвободился из цепких рук маникюрши.

Впервые за этот вечер он понял, какой груз возложен на Мэг, от нее требуют невозможного. По иронии судьбы она как бы воплотила все их мечты, стала символом выпуска — добилась того, чего не смог добиться ни один из них.

В плотных рядах автомобилей на автостоянке они нашли свой пикап, и Дэниел, не теряя ни секунды, стал выруливать на шоссе. Озабоченное выражение на лице Мэг заставило его прибавить скорость.

— Может быть, я еще чем-нибудь смогу помочь, Мэг?

— Не оставляй меня одну, Дэниел! Пожалуйста, не оставляй меня одну!

Он молча поцеловал ей руку.

Глава шестая

В доме Лауры не светилось ни одно окно — большой дом был погружен в кромешную тьму. По выложенной камнями дорожке они медленно пошли к крыльцу главного входа. Цветы по обеим сторонам дорожки, освещенные лунным светом, казались частью сюрреалистического пейзажа.

Мэг шла немного впереди и достигла ступенек первой. Она взбежала на крыльцо и трижды громко постучала в дверь. Ответа не последовало.

Она постучала снова, громче, уже зная, что результат будет тот же. Если Лаура дома, она услышала бы. Значит, не хочет откликаться. Вряд ли она решилась на что-то ужасное, но наверняка ей плохо.

— Давай попробуем через заднюю дверь! — шепнула она Дэниелу.

Пошли по широкой веранде вокруг дома и, еще не дойдя до задней двери, увидели Лауру: она сидела, поджав ноги, в плетеном кресле, накрывшись вышитой шерстяной накидкой и уставившись на лунную дорожку на озере.

— Привет, Лаура! — Мэг села в плетеное кресло напротив.

Дэниел устроился в плетеном кресле чуть поодаль. Он понимал: им нужно поговорить с глазу на глаз, но Мэг важно, чтобы он был рядом, поддерживал ее своим присутствием.

— Эй, Лаура! — окликнула Мэг.

Лаура, не изменив позы, продолжала смотреть на озеро, и Мэг поняла, что она не настроена удовлетворять чье-либо любопытство.

— Я просто не могла, Мэг, — наконец выдавила Лаура.

— Понимаю. — Мэг взяла ее руку и пожала.

— Не могла я пойти туда. Улыбаться, смеяться, делать вид, что все прекрасно, а на самом деле вовсе не прекрасно. И не на что надеяться…

Не совсем подходящий момент для банальных утешений. О муже ее, Джеке, Мэг знала только, что он относился к Лауре плохо — попросту потребительски, и к ней, и вообще к жизни. Все в городе знали это — все, кроме Лауры. Она считает и себя виноватой, что осталась одна. Нетрудно поставить себя на ее место: каково ей находиться среди счастливых одноклассников — у каждого семья, дети, счастливый дом, где любовь и смех, тепло и уют…

— Привет, Дэниел! — вдруг ни с того ни с сего сказала Лаура. — Спасибо, что привел Мэг.

— Может быть, я вам мешаю, Лаура?

— Нет. Мне нечего от тебя скрывать.

Мэг не знала, что делать, как успокоить подругу. Они уже не один раз обсуждали ее развод по телефону. Пожалуй, самое лучшее сейчас — слушать, как Лаура рассказывает о своей драме снова и снова, и молчать. И не позволять себе сказать о Джеке то, что думает о нем она. Он был мужем Лауры, и она любит его до сих пор.

Она всегда умела терпеливо слушать. Устроила тогда отпуск для Хитер и Лауры в Лос-Анджелесе, выслала им деньги на авиабилеты из своего аванса. В какой-то мере это помогло: та неделя отдыха в Лос-Анджелесе стала для Лауры мощной моральной поддержкой. А сейчас Мэг не может найти слов — бесполезно. Она посмотрела на Дэниела, как бы ища поддержки. Тот встал, молча подошел к Лауре, сел в плетеное кресло рядом с ней.

— Бывает, что, когда муж изменяет жене, это не имеет к ней никакого отношения, — мягко, спокойно начал он.

Лаура взглянула на него, и на лице ее, освещенном лунным светом, было такое страдание, в глазах такая беззащитность, что у Мэг комок встал в горле.

— За что?! Что я сделала?! — Лаура вдруг разрыдалась.

— Ничего ты не сделала, ни в чем ты не виновата. — Дэниел произнес это после солидной паузы, дал ей выплакаться. — Джек просто не мог совладать с собой. Какая-то часть его была неуправляемой.

Мэг затаила дыхание. Лаура смотрела на Дэниела, как на спасителя. Что он сказал ей такого сверхъестественного? Да ничего. Правду!

— Да, так и было, — наконец прошептала она. — Так и было! Его несло, а он не мог противиться. Как ты думаешь… — Лаура замолчала, видимо, ей трудно было выговорить эти слова, — Дэниел, как ты думаешь, любил он меня когда-нибудь?

— Конечно, любил! Всеми силами души. «Любил… всеми силами души»…

Мэг мысленно перенеслась на годы назад: зимний день, теплый амбар на ранчо у подножия Скалистых гор. Рядом мужчина, которого она хотела бы видеть своим отцом. Она — плачущая девочка-подросток — уткнулась носом ему в плечо. Отец Дэниела сказал ей примерно те же слова о ее матери и в конечном счете спас Мэг жизнь. Помог реально взглянуть на свою мать: просто зацикленная на своей рушащейся судьбе женщина. Он развенчал в Мэг чувство отрицания, попытки сопротивления, надежду, что когда-нибудь все пойдет на лад. Эта ложная надежда уничтожала, разрушала ее психику, чуть не сломила волю. Он помог ей найти выход, подсказал, как справиться с болью и жить дальше.

Мэг покачала головой, вот наваждение: Боб Уиллет как живой стоит здесь, на веранде дома Лауры… Что это за странные звуки? Да это Лаура шмыгает носом, положив голову на плечо Дэниела. Он сумел-таки поддержать ее подругу, вселить в нее какие-то силы, как отец его поддержал тогда ее, Мэг. Боб Уиллет жив в том смысле, что оставил лучшую часть себя в сыне — во всех сыновьях, но особенно в Дэниеле. Из него получится прекрасный отец… От этой мысли у нее что-то сжалось в груди. Лаура внезапно перестала плакать, успокоилась, шепнула:

— Мне так стыдно…

— Нечего тебе стыдиться! Как можно стыдиться любви?

— Ну что, — Лаура явно воспряла духом, — получила ты свой приз?

— Нет еще, — осторожно сказала Мэг: она и сама вновь почувствовала нарастающее волнение. — Надо вернуться и получить.

— Поехали с нами! — предложил Дэниел. Лаура колебалась, не в силах решиться.

— Тебе там будет лучше!

— Десерт умопомрачительный! — поддержала Мэг.

— Ну… пожалуй. Тогда я быстро! — решилась Лаура.

— В нашем распоряжении ровно тридцать восемь минут. — Дэниел посмотрел на часы. — Если соберешься за двадцать, успеем.

Лаура бросилась переодеваться, волоча за собой вышитую накидку. На втором этаже зажегся свет, дом как будто ожил. Мэг взяла Дэниела под руку.

— Твой отец гордился бы тобой, если бы был жив, Дэниел.

* * *

— Для нашей одноклассницы, которая приехала на эту встречу из самой дальней точки, этот приз! Синди Уитенберг! Она приехала сюда из Шотландии!

Гром аплодисментов. Мэг, Дэниел и Кевин протискивались сквозь плотные ряды однокашников, столпившихся у подиума. Дэниел сделал знак Кевину, пославшему записку на подиум Сьюзи, которая вела церемонию награждения.

Официанты уже вкатывали столы с тем, что осталось от тортов, и с кофе на середину танцевальной площадки, чтобы желающие подкрепились перед отъездом.

Дэниел с Мэг и Лаурой подошли к крайнему столику. Мэг с гордостью смотрела на подругу. Лаура была просто очень хороша в своем темно-синем, вышитом бисером наряде; ее прекрасные золотисто-рыжие волосы были эффектно собраны в причудливый узел. Долгие семестры в школе красоты не прошли даром. Кто поверил бы, что всего полчаса назад она рыдала и жаловалась на судьбу?

— Мы приготовили сегодня специальный приз, — продолжала церемонию Сьюзи. — Очень редко бывает, что выпускник школы становится знаменитостью в масштабе всей страны. — Сьюзи загадочно улыбнулась, мол, самое интересное напоследок, и сделала небольшую паузу. — Думаю, все вы знаете, о ком идет речь. Эта наша однокашница прославит Блу-Спрюс, может быть, на весь мир!

Все бурно зааплодировали. Сьюзи подождала, когда зал утихнет.

— Конечно, вы ее знаете. А если не знаете, так последние несколько лет прожили в пещере! — Она глубоко вздохнула, и ее черное атласное платье ответило эффектными переливами. — Я познакомилась с Мэг Прескотт в девятом классе, мы мучились с ней вместе… извините, учились у миссис Хетч… Да-да, той самой, что домоводство…

Взрыв смеха прокатился по всему залу.

— И, скажу вам, я была без ума от известных всем вам брусничных кексов! И сидели мы с ней бок о бок в школьном хоре, и, по секрету, никто не мог так уморить нас всех со смеху или устроить остроумный розыгрыш, как Мэг Прескотт.

И эти слова были встречены дружным смехом. Сьюзи терпеливо ждала, когда смех утихнет.

— Если говорить серьезно, Мэг сама не представляет, как ее присутствие здесь повлияло на всех нас. Вы все со мной согласитесь, что, когда человек достигает такого успеха, как Мэг, его в Блу-Спрюс и калачом не заманишь.

Эти слова были встречены молча — все слушали.

— Прочитала и я ее книгу, и так она мне понравилась! Думаю, Мэг Прескотт редкий драгоценный камень. Человек уникальный, неповторимый, такие в этом мире не каждый день рождаются. И я горжусь, что мне выпала сегодня честь пригласить Мэг сюда, на этот подиум, и вручить ей приз, предназначенный самому преуспевающему выпускнику.

Мэг чуть не оглохла от грома аплодисментов. В животе что-то сжалось, к горлу подступил комок.

— Иди, Мэг, надо идти!

Только через несколько секунд она сообразила, что сказал ей Дэниел.

— Стой здесь, не уходи! — шепнула она ему на ухо. — Не уходи, ладно? — И направилась к подиуму.

Преодолев нескончаемо долгий путь через всю танцевальную площадку, и взобравшись на подиум, она почувствовала, что ничего не видит: яркий свет софитов слепил глаза. Немного привыкнув к нему, она стала различать лица внизу. Потом она не могла вспомнить, о чем говорила, только, что вот ее настоящая награда. Приз, который ей вручила Сьюзи, чем-то напоминал «Оскара», но это был не маленький лысый человек, а красивая, покрытая золотом статуэтка грациозной женщины, в мантии, с гусиным пером в правой руке.

Восторженные крики, гром аплодисментов ошеломили Мэг, когда она протискивалась сквозь сплошную массу аплодирующих.

— Молодец, Мэг!

— Так держать, Прескотт!

— Мы всегда знали, что ты крутая!

— Мы рады, что ты победила!

— Вот это здорово!

Она увидела, что Дэниел пробирается к ней сквозь толпу, и его улыбка действительно успокоила ее.

— Дэниел! Увези меня отсюда! Не могу больше! — взмолилась она, когда они наконец оказались рядом.

Дэниел, поняв ее состояние, перебросился несколькими словами с Лаурой, взял Мэг за руку и, как буксир тащит сквозь льдины легкое суденышко, повел через толпу к выходу.

Они сидели в кабине пикапа на автостоянке у мотеля. Мэг сбросила туфли на высоком каблуке. Приз помещался на сиденье, между ними.

— Это что, всегда так будет? — поинтересовался Дэниел.

— Что я убегаю от своих одноклассников? Спроси лучше завтра, после пикника. Это последняя встреча.

Он засмеялся.

— Дэниел, почему я не такая, как все?

— А ты что же, стремишься быть как все?

— Да пожалуй, так проще.

— Нет, ты нравишься мне какая есть.

Она посмотрела ему прямо в глаза. Сейчас или никогда!

— Ты мне тоже. Зайдешь?

Дэниел колебался недолго.

Лучше бы она сразу после этого вечера уехала на свое Западное побережье, в свою налаженную, накатанную, проторенную жизнь. Как тогда, когда они в первый раз были близки, душа его разрывалась оттого, что он знал: она должна уехать. Только сейчас ему больно вдвойне. Не ожидал он этого — ни тогда, ни теперь: оба раза — как-то не ко времени. В ту ночь, в пятницу, оба слишком много выпили. Она сняла тогда всю одежду. А во второй раз, в его постели, всю не успела. Оба раза она была инициатором.

Наутро после бурной ночи, проведенной вместе, когда он проснулся и она лежала у него на плече, он осознал, что нужно положить этому конец. Отношения их становятся все интимнее, он привязывается к ней, но в один прекрасный момент она уйдет, а ему что делать? Молча смотреть ей вслед?.. Просить ее остаться?.. Несправедливо. Эмоциональный тупик… Но он умеет владеть собой, даже когда ему больно.

Дэниел открыл перед Мэг дверь и вошел первым, знаком приглашая ее следовать за собой. Он испытал блаженное чувство: первая ее реакция на аромат роз. Мэг вынула орхидеи у него из петлицы, аккуратно уложила в коробку и поставила в холодильник. Сохранит, наверно, на память… И он бы сохранил.

Призу Мэг уделила куда меньше внимания — равнодушно поставила его на телевизор и будто забыла.

Он не стал задавать вопросов: если уж Мэг решилась что-то сказать, он подождет. А решила молчать, что ж, это не его дело.

— Выпьешь что-нибудь? У меня в холодильнике сок и тоник.

— Нет. Мне надо… мне надо идти, Мэг.

Он увидел боль в ее глазах и пожалел об этих словах. Надо быть сильным, защищать ее и себя, их чувство.

— Мне кажется, я знаю, почему ты хочешь уйти.

Дэниел замер.

— Тебе известно, что я самозванка?

Он стоял не шевелясь, не в силах выговорить ни слова. О чем это она?

— Да я о всей этой возне с призом. Не уверена, Дэниел, знаешь ли ты… тут, в городе, ходили по рукам несколько фотографий.

— Слышал что-то…

— Так вот, это все вранье!

— Что — все?

— Что у меня громадный особняк и я богачка.

— Мэг…

— Эти фотографии — фальшивка. Хочу, чтобы ты знал, — мне невыносима даже мысль о том, чтобы солгать тебе, даже ненароком.

— Мэг, я…

— Я слышала, что ты говорил Лауре сегодня. Ты такой честный, Дэниел, открытый. А я нет. Не очень честная, я имею в виду. Правда, я и не думала никому лгать. Когда Лаура фотографировала, у меня и в мыслях не было…

Он все еще не понимал, о чем она, и пытался возразить.

Но Мэг спешила выговориться: стала рассказывать все — об отеле на Сансет-бульвар в Беверли-Хиллз и что они почти не спали, ложились уже под утро, пили много кофе… О чужом платье, о своем мгновенном настроении, когда надела его, о фотографиях…

— …И Лаура к тому же была в сильнейшей депрессии после развода. Вот я и подумала: пусть они обе приедут ко мне на неделю. Отдохнем, подурачимся, может, и развеется…

— Мэг, ты…

— Но все пошло не так. Когда я приехала в город через несколько лет, к тому времени…

— Дорогая, пожалуйста…

— К тому времени мне уже никто не поверил бы. — И она разрыдалась — слезы так и брызнули из глаз.

— Мэг, дорогая… — Он взял ее на руки и понес к широкой, в полкомнаты, кровати. Усадил на краешек, присел рядом.

Она уткнулась носом ему в колени и все никак не могла успокоиться.

Он еще не видел ее в таком отчаянии, такой беззащитной — невыносимо, когда Мэг так плохо. Ее боль — это его боль. Ему оставалось только ждать, когда она выплачется. Он все еще не знал, что делать, как помочь, положил ей руку на плечо и стал ждать. Что бы ни случилось, он останется с ней. Она, наконец затихла. Затем вдруг прижалась к нему, тесно обнимая обеими руками.

— Дэниел?

— А-а…

— Ты меня ненавидишь?

— Ну, что ты!

— Считаешь самозванкой?

— Нет, конечно.

— Как ты думаешь, — она вздохнула, — я заслужила эту награду?

— Разумеется.

— Ты, правда так думаешь? Почему?

— У тебя прекрасная книга, Синеглазка. — Он легонько поцеловал ее в висок и осторожно высвободился из ее объятий. — Дай-ка я уложу тебя спать. Утром тебе станет легче, утро вечера мудренее.

— Я рада, что мы… поговорили… — прошептала она, пока он расстегивал молнию ее короткого, облегающего черного платья.

— И я тоже. — Он, вообще-то, и не понял, о чем был разговор, но, похоже, ей лучше, это главное.

Он снял с нее платье, тщетно стараясь не замечать ее очаровательной женственности, подчеркнутой ажурным, полупрозрачным черным бюстгальтером и такими же крошечными трусиками. Еще на ней остались только тончайшие, в какую-то точечку черные чулки.

— Ложись-ка, ложись! — тихим, успокаивающим голосом говорил он. Скорее спрятать это соблазнительное, горячее тело под одеяло, не видеть его!

— Подожди секунду. — Она отвернулась, расстегнула бюстгальтер, сняла.

Ну, это уж слишком! У него во рту пересохло. Мэг села на краешек кровати и по одному стянула чулочки. А это так просто издевательство… Кто же такое вытерпит! Дэниел поспешно уложил ее под одеяло и быстренько отошел. У-ух!.. Он направился к двери, но, не успев сделать и двух шагов, услышал какой-то звук, какое-то движение… обернулся, спросил:

— Что, Мэг?

— Нет, ничего. Все нормально, Дэниел. Иногда случается, когда у меня стресс.

Теперь он уже ни за что не оставит ее одну. Дурак, поступает неосторожно! Он вернулся к ней, но, стоило ему увидеть боль в глазах Мэг, как желание оставило его.

— Синеглазка, что с тобой?

— Шея… Больно, когда двигаюсь. Растяжение, наверное…

— А что же делать? Как помочь?..

— Тепло нужно. У меня в чемодане электрическая грелка.

Переворошив все вещи, он нашел наконец, на самом дне, электрическую грелку; включил, не дыша положил ей под шею; взял ее за руку.

— Сейчас лучше. — Она глубоко вздохнула, дыхание стало спокойным и ровным.

Он сидел на стуле у изголовья кровати, держа ее за руку, уже минут десять. Мэг спит? Он тихонько встал.

— Ковбой? — услышал он приглушенный голос. — Почему ты не хочешь меня?

Дэниел опять сел на стул — ноги его не слушались.

— Синеглазка, не то чтобы я не хочу… Дело в том… Не знаю, как тебе объяснить… — Он понятия не имел, как объяснить ей все, что передумал и перечувствовал.

— Да, очень сложно, — тихим, бархатным голосом согласилась она. — Это не имеет ничего общего с желанием или нежеланием, я понимаю. Тебе просто трудно все мне… передать, что у тебя у голове. — Она подумала. — Ты не мог бы сделать мне одолжение, Дэниел?

— Все что угодно, дорогая.

— Ты не мог бы… спать со мной сегодня? Только спать, я обещаю. У меня и в мыслях сейчас ничего больше нет.

— Конечно, — без колебаний ответил он. Она лежала с закрытыми глазами, пока он проверял, заперта ли дверь, выключал свет, везде, кроме ванной; оставил дверь в ванную немного приоткрытой — пусть луч чуть освещает комнату. Проделывая все это, он быстро соображал: собаки и лошади обойдутся до утра. Для собак есть специальный вход в дом; впрочем, они будут спать наверняка в конюшне, а заслышав шум машины, выскочат встречать хозяина. Воды и сухого корма у них вдосталь. Лошадей он кормил перед тем, как уехал на вечер. Утром рано приедет на ранчо — они и не заметят, что ночью хозяина не было дома.

Одна мысль, что он будет спать вместе, рядом с ней, прижав ее к себе, наполняла его счастьем. Вот только пикап его увидят у мотеля — повод для сплетен! Ему-то, в конце концов, дела нет, кто что думает. Единственное, что имеет значение, Мэг рядом с ним, они вместе!

Он быстро разделся, аккуратно сложил свои вещи на стул у кровати и тихо лег под одеяло. Осторожно, чтобы не причинить ей боли, просунул руку ей под голову, обнял ее. Опять это чувство полного комфорта, домашнего уюта наполнило все его существо. Она улыбнулась, не открывая глаз.

— Я здесь, с тобой! — шепнул он ей на ухо. — Ложись поближе, если хочешь.

Она без звука придвинулась к нему. Дэниел смотрел на ее чистый профиль, пухлые губы, — она все улыбалась, не открывая глаз, — видимо, боль отпустила.

Наверно, я ей в самом деле нужен, подумал Дэниел и с этой мыслью, обнимая Мэг, погрузился в глубокий, счастливый сон: этот день, с его волнениями и неожиданностями, здорово утомил и его.

Он открыл глаза до рассвета — привычка вставать очень рано, чтобы присмотреть за животными, взяла свое. Комната все так же погружена во тьму, лишь тонкая полоска света из ванной разбивает мрак. Стараясь не потревожить Мэг, он высвободил руку из-под ее шеи и встал. Здесь удивительно тепло, босиком он прошел в туалет и в ванную. Потом быстро, привычными движениями, приготовил кофе в кофеварке с эмблемой мотеля — кофе Мэг принесла отменный. Налил себе чашку и пил не спеша, поглядывая на спящую Мэг.

Он любит ее всем сердцем, до боли, инстинктивно чувствует, что никого не сможет так любить, ни одна другая женщина не будет значить для него так много. А она уезжает, опять он потеряет ее. «Однако ты ведь и не просил ее остаться».

Дэниел отбросил прочь эту мысль — пусть Мэг будет свободна. В те юношеские времена, в девятнадцать лет, он ничего не мог ей предложить, кроме своей любви. Даже теперь, в тридцать, имея собственное ранчо у подножия Скалистых гор, он не уверен, достаточно ли этого. К тому же многие грани ее характера еще для него загадка.

Она повернулась на другой бок, одеяло сползло, обнажив ее обворожительную грудь. Это моментально отозвалось в его теле сильным напряжением. С Мэг всегда так, в этом отношении проблем с ней нет. Он отпил кофе, попытался рассуждать рационально: не надо поддаваться эмоциям. Напрасно, ничего у него не получилось, ведь перед ним Мэг.

Ей снилось, что он обнимает ее, целует, что они одно, и вдруг сон этот стал превращаться в реальность. В полусне она почувствовала, как он просунул руку ей под трусики и стал их медленно стягивать, не переставая целовать ее. Она спала и не спала. Ей было так хорошо, что она решила не открывать глаз: пусть это будет сон.

Как бы во сне она и приняла его, вздыхая и постанывая. Непередаваемо прекрасно ощущение, когда он наполняет собою ее тело… Она обняла его за плечи, стараясь прижаться к нему как можно теснее, до самой глубины ощутить его. Когда она с Дэниелом в постели, когда их тела сливаются воедино у нее одно желание: чтобы он не уходил, чтобы это продолжалось…

Он повернулся на бок, увлекая ее за собой, обхватив руками за шею, притянул к себе, чтобы целовать, и целовал, целовал до головокружения.

И пока они были вместе, он смотрел ей в лицо, не стесняясь, смотрел, как на нем отображаются блаженство и страдание, радость и боль. И только потом позволил себе расслабиться.

Мэг вдруг, без всякой причины, захотелось разрыдаться, прижать его к себе и не отпускать никогда. Переполненная чувствами, только что пережитым взрывом страсти, не в силах говорить, Мэг неподвижно лежала, закрыв глаза.

Слышала, как Дэниел ходил по комнате, отыскивая свою одежду и одеваясь. Вот он направился к двери… остановился у порога. Она чувствовала его нерешительность — уходить или остаться? Жуткий, волнующий до самых глубин существа момент, когда и он, и она на равных, могут молчать или сказать нечто…

Он открыл дверь… вышел… закрыл дверь за собой. Мэг неподвижно лежала на постели, на которой они только что были вместе, а теперь она осталась одна. Ужасные мысли проносились в ее голове одна за другой, если не остановить их, они заведут ее слишком далеко. Но она уже не в силах их остановить. Здесь, на смятых ими обоими простынях, она представляла: Дэниел приезжает к себе на ранчо — один; завтракает в одиночестве; идет делать свою нескончаемую работу… И вдруг она разрыдалась. Отчего она не могла себе объяснить: без причины, просто так. Плакала, пока не кончились слезы. Потом свернулась калачиком на огромной постели, еще хранившей запах Дэниела, и уснула.

Но в тот момент, когда засыпала, в голове у нее молнией пронеслась мысль, что вряд ли она сможет теперь жить без него.

Глава седьмая

Когда Мэг проснулась, шея у нее еще немного болела. Приняв горячий душ, она почувствовала себя намного лучше, боль как будто прошла. Теперь надо упаковаться, выписаться из мотеля, перебраться в одну из гостевых комнат в доме Лауры и… пожалуй, остаться здесь еще на неделю.

Она уже звонила домой, в Лос-Анджелес, подруге, которая во время ее отсутствия жила в ее квартире: поливала цветы, кормила двух ее котов и Слагго. Слагго — пес в годах, солидный, и Мэг не хотелось никому его отдавать, даже временно. Маленький мопс терпеть не мог, когда его запирали в клетке. У него сложились свои привычки, и он не любил их нарушать. Если он целый день лежал, посапывая, на солнышке, это устраивало и его, и Мэг.

Все предусмотрено, вполне можно провести в Блу-Спрюс еще неделю. Празднование десятилетнего юбилея окончания школы почти кончилось. Остался только пикник сегодня ближе к вечеру, затем обед со Сьюзи на неделе (визит благодарности за приз), и все! Но главный вопрос: что делать с Дэниелом? Что он сделает с ней? Что с ними обоими станется?

Она зашла в крошечный кафетерий при мотеле, заказала кофе и тосты с корицей и изюмом (чтоб завернули с собой), вернулась к себе и стала укладываться. Все сборы заняли десять минут. Затем — времени всего девятый час — достала компьютер-ноутбук, включила и, глядя на цветной экран, задумалась.

Нужно иметь определенное мужество, чтобы отсылать романы в неизвестность, в никуда, не имея никакой уверенности, что их опубликуют, особенно сейчас, когда и второй, и третий романы отклонены. Следующий — над ним она сейчас работает — придется, если она хочет видеть его изданным, сделать более «коммерческим». И за это она его заранее ненавидит.

У нее хватило мужества писать о семье Дэниела. Сможет ли она написать о своей семье?

Мэг, уставившись на экран, старалась понять, откуда пришла эта идея. «Стоящая мысль! — словно шепнул ей кто-то. — Подарок судьбы». Вероятно, именно повинуясь голосу подсознания, она приняла решение приехать сюда, в Блу-Спрюс, где ее корни. Она стремилась к той бесстрашной девочке, которую потеряла где-то по пути. Идея дразнила, мучила, интриговала и пугала. «Возьмись! Мать не прочитает книгу в любом случае. Не прочитала первую — не будет ей дела и до этой».

Мэг выключила компьютер, положила в кожаный чехол-сумку, достала из этой же сумки большой блокнот с желтыми страницами и черную ручку и бросила их на кровать. Записывать идеи и обыгрывать сюжет романа на компьютере — нет, это пока еще не для нее. Воспоминания захлестнули, перенесли в прошлое. В Блу-Спрюс они приехали потому, что ее мать сбежала от бывшего мужа. Городок этот сильно отличался от других мест, где они с матерью жили, и Мэг долго не могла понять чем. Мать пряталась, боялась дикого, непостоянного характера того, от кого ушла, опасалась его гнева.

Антония Прескотт обладала одной выдающейся чертой: все свои проблемы рассчитывала решить раз и навсегда с помощью талантов и способностей близкого мужчины. Она даже не пыталась применить или развить свои собственные возможности. Правда, один талант она активно проявляла с необычайной быстротой, и не без толку, тратить деньги своих мужей.

Когда нашелся очередной состоятельный мужчина, желающий жениться на ней и переместить ее в сравнительно легкую и приятную жизнь, а именно в Манхэттен, она не теряла времени даром.

Для Мэг этот день стал по страшному памятным. Придя однажды домой, она застала мать в элегантном дорожном костюме, при полном макияже; в прихожей стояли чемоданы.

— Тебе уже восемнадцать, ты вот-вот окончишь школу, — быстро проговорила она, не успела дочь переступить порог; разговор вела исключительно Антония. — Мне нет смысла оставаться больше здесь. — Мартин меня забирает, хочет, чтобы я была с ним. За квартиру уплачено до конца месяца. Потом найдешь себе другое жилье.

Вот так это произошло. Здравствуй, Манхэттен, и прощайте, материнские обязанности! Антония исчезла, оставив за собой облако дорогих духов. Мэг видела из окна, как она села в такси, рванула и все…

Мэг оцепенело осталась сидеть в гостиной. Она так бежала домой — сказать, что ей поручено произносить речь на церемонии по случаю окончания школы! Мэг была так счастлива… пока — пока не увидела эти гнусные чемоданы.

Вечером того же дня, когда опустились сумерки, она не выдержала и позвонила Лауре, но говорить не смогла, только расплакалась в трубку. Лаура, поняв, в чем дело, приехала к ней и увезла к себе в дом: бабушка велела жить у нас, с нами, пока не надумаешь, что делать дальше. Поступок матери стал, собственно говоря, главной причиной, почему Мэг загорелась ехать в Лос-Анджелес. Но осознала она это через много лет.

Сейчас Мэг, волнуясь и горя, думала об одном, как выразить все это на бумаге, как передать… Она открыла колпачок ручки и уперлась взглядом в желтый линованный блокнот.

«Это произошло давно, в дни юности…» Тонкий голосок нашептывал ей, что писать, указывая путь, как стрелка компаса. Мэг вдруг отчетливо поняла: пусть она никогда и не опубликует то, что сейчас напишет, все равно, пришла пора все вспомнить, оживить, а там видно будет… Она писала не останавливаясь.

Дэниел накормил собак и лошадей и пошел в дом, приготовить завтрак и себе. Сварил на скорую руку овсяную кашу с изюмом и корицей, кофе. Если этого не хватит, поджарит яйца. Но жарить что-то не хотелось… Вообще ничего не хотелось. Без Мэг завтрак не завтрак, жизнь пуста. Он даже не знал почему. Просто ему нравится смотреть, как она сидит за стойкой бара, как солнечные лучи играют в ее волосах. Он любуется ее заразительной улыбкой. Даже тем, как она ест, зачерпывая ложкой столько, будто это последняя еда в жизни.

Он не спеша доел овсянку. Отдал несколько последних изюмин жадно наблюдавшей за ним Молли и задумался. Последняя встреча выпускников сегодня — барбекю в Общественном центре, у озера. Они с Мэг не договаривались отправиться туда вместе, но он ведь может ей позвонить.

А собственно, зачем? Только оттянет неизбежное: она, наверно, уедет сразу после этой встречи, ну чуть позже. Не исключено, что сама позвонит, перед тем как уехать, скажет: «Хорошо бы повидаться, Дэниел. В следующий раз встретимся не скоро, только когда соберусь приехать». Нет, вряд ли Мэг так скажет. А приедет, это несомненно. Он увидел ее потайную, скрытую от чужих глаз сторону, когда она рассказывала о городе, в который влюблена: книжные магазины, общение, любые возможности для тех, кто хочет учиться дальше, приобрести профессию. Город, который никогда не спит… Восторг в ее синих глазах…

А он всегда встает на рассвете и работает так, что уже к десяти вечера готов свалиться и заснуть мертвым сном. И все же он давно задумал желанное: Мэг приезжает в Блу-Спрюс, они женятся. Но ведь он понимает теперь, что однажды вечером он придет домой, она посмотрит на него этими синими глазами и он увидит в них разочарование и скуку вместо былой радости. А признаться в этом она побоится…

Есть и другой вариант: он едет с ней в Лос-Анджелес. Уже через несколько недель она с нежеланием берет его на встречи в свой художественный кружок, со своими высокоумными друзьями, потому что он чужой среди них. Мэг такая общительная, быстрая, живая; такая любопытная, ей все надо знать. Как маленькая серая кошка, что была у него в детстве, всегда активная, игривая, до всего ей дело… Но нет! Мэг ни на кого не похожа — изящная, красивая, как бабочка, и так же трудно ее поймать.

Он встал, подошел к раковине, принялся мыть посуду. Из окна кухни увидел, как Молли и Дигер пробираются, принюхиваясь, вдоль огородного забора — кролика, видно, почуяли среди грядок. Кто-то легонько толкнул его в ногу: Хантер смотрит на него снизу вверх.

— Пошли, — позвал он его.

Пес так и понесся вслед за ним вниз по лестнице, перескакивая через несколько ступеней. Дэниел сел на крыльце, с кружкой кофе в руках. Собака устроилась рядом. Работа подождет несколько минут.

— Вот такие дела, — объяснил он псу, почесывая его большое темно-серое ухо. — Хочу, чтоб она приехала сюда, а попросить не могу. Пусть сама выразит желание. — Он помолчал, глядя в добрые коричневые собачьи глаза. — Мэг есть Мэг: сама не знает, чего хочет. Витает в облаках. Ей не нужно, чтобы я что-то решал за нее.

Хантер вместо ответа лизнул ему руку.

— Она давно хотела уехать отсюда. — Он почесал собаке другое ухо. — В конце концов, нашла место, где она такая же, как все.

Хантер тяжело вздохнул, будто сочувствуя, и улегся, притиснувшись лохматым боком к ноге хозяина.

— Я так давно люблю ее…

Хантер положил голову хозяину на колено.

— Эти две ночи, как подарок. Каждое утро думаешь: все, хватит, больше и не нужно ничего. А потом опять скучаю по ней… — Он почесал лохматый собачий затылок и глотнул кофе: остыл, но все равно вкусный. — Поговорить бы с ней обо всем этом, с ней легко, она такая простая, милая. Эта черта характера мне очень в ней нравится. — Он засмеялся, поставил кружку с кофе на ступеньку. — Правда, если я сам не завязан морским узлом. — Он допил кофе и посмотрел на горы: сколько воспоминаний хранит эта земля и хороших, и не очень. Об отце, о матери, о братьях; о детстве, когда все они бегали в коротких штанишках; потом, подростками, работали вместе; о том, как отец учил их быть мужчинами.

Потом это ужасное время, когда убили отца. Дэниел ушел в дальнее поле и долго стоял, глядя в неподвижное, холодное зимнее небо, он был разбит, уничтожен. Но отчетливо понял тогда, что он отныне старший в семье, на нем мужская ответственность за всех. Он обладал достаточной уверенностью в себе: может понять, что угодно и справиться со всем, кроме необузданной властности и злобности своей матери. Впоследствии, когда она умерла, он понял и эти ее черты.

Сильно переживал он отъезд своих братьев — они уехали один за другим. А потом и мать умерла. И тогда он решил снести старый дом и построить на его месте новый — создать его и наполнить новыми, добрыми воспоминаниями. А получилось так, что жизнь его в этом прекрасном доме стала одинокой, отшельнической. Он так благодарен Мэг — она показала ему, какой может быть настоящая жизнь. Вид гор навеял печальные мысли: скоро придет долгая, холодная зима — совсем тоскливо, хоть вой волком. Теперь, когда он знает Мэг близко, ему ясно, мимо чего он проходит, что теряет каждый день.

— Надо было поступить, как те ребята из кино, сграбастать ее и увезти! — поведал он Хантеру.

Тот ответил — лизнул ему руку.

— Неплохая идея, а-а?

Пес задрал голову и подвыл.

— Хотя и не в моем вкусе. Можно, вообще-то, позвонить ей, а потом заехать и на барбекю. Последняя встреча выпуска.

Хантер без энтузиазма махнул несколько раз хвостом.

— Как тебе идея, нравится?

Хвост замотался сильнее.

— Мне тоже. — Он похлопал пса по спине, взял пустую кружку и направился в дом.

Мэг приехала к Лауре в одиннадцать. Все вещи лежали в багажнике взятой напрокат машины.

— Последняя комната направо, в конце коридора. — Лаура вытащила из машины сумку. — Белье только что поменяла. — Другой рукой она бережно взяла вчерашний приз.

— Ты на встречу-то пойдешь сегодня? — спросила Мэг.

— Обязательно. Ты знаешь, о чем мы говорили вчера, когда ты уехала? Оказывается, не я одна разведенная — таких много очень.

Они тащили вещи наверх и разговаривали. Комнатка, предназначенная Мэг, была вся в золотисто-желтых тонах. В вазе на подоконнике — садовые фиалки, огромный раскидистый клен под окном отбрасывал на стены ажурную тень.

Мэг присела на прелестно убранную кровать: две пуховые подушки в розовых кружевных наволочках, покрывало — целое панно из огромных, ярких цветов, с бордюром.

— Как это все красиво, Лаура!

— Сама все делаю в свободное время.

— Какая же ты умница! И сколько у тебя вкуса! — Мэг обняла подругу. — Спасибо тебе! Последние дни были у меня… не такими простыми. Это гнездышко просто чудо!

— Рада, что тебе нравится. Кстати: тебе вовсе не обязательно наносить визиты вежливости в салон, развлекать кого-то разговорами, отдыхай. Там вон есть стол раскладной в стене, так что устанавливай компьютер, работай, или валяйся на кровати, или иди в душ, или сиди на веранде и смотри на озеро, в общем, чувствуй себя как дома.

— Ох, спасибо огромное!

Мэг перехватила удивленный взгляд Лауры на букет роз, лежавший сверху на большом пакете, — цветы она захватила сюда с собой из мотеля. После длинной паузы Лаура посмотрела на подругу особым, «понимающим» взглядом.

— Надеюсь, мы не будем сейчас обсуждать мои отношения с Дэниелом.

— Конечно, нет. Откровенно говоря, не понимаю, что между вами происходит. — Лаура еще раз осмотрела комнату. — Все как будто в порядке. Пусть тебе будет здесь удобно. Вот ключи от комнаты. Если у вас с Дэниелом сложится удачно — все в твоем распоряжении, можешь мне не докладывать. Еду найдешь в холодильнике, приятного аппетита.

— Спасибо тебе, Лаура.

— Конечно, это не Лос-Анджелес, но…

— Да куда лучше, дорогая!

Мэг работала около часа, потом приняла душ и переоделась для вечера: джинсы, синяя футболка — все просто, пикник ведь. Когда она стояла у зеркала и причесывалась, раздался телефонный звонок; пошла было к аппарату, но услышала, что на первом этаже Лаура уже говорит по параллельному аппарату.

— Мэг? Она здесь. Ты тоже приедешь, Дэниел?

Мэг спустилась на первый этаж и взяла трубку, сердце ее колотилось от волнения. Делать вид, что совершенно спокойна? С Дэниелом это не пройдет — он уже ее понял. Границу они уже переступили две ночи назад, и теперь у нее чувство, что она летит неизвестно куда в кромешной тьме…

— Привет, Дэниел!

— Привет. — Он смущенно прокашлялся. — Извини, что побеспокоил в такой поздний час, но… дело в том, что я не сразу тебя нашел.

— Это ты меня извини. Надо было дать телефонограмму на твой автоответчик.

Молчание на другом конце провода. Она пожалела о своих словах, но поздно: у Дэниела нет автоответчика, незачем его заводить.

— Я, наверно, поставлю автоответчик.

— Не надо мне было этого говорить, Дэниел.

— Да ладно! Ты уж чересчур строга к себе, как я посмотрю.

Она не знала, что на это ответить. Лаура молча смотрела на нее испуганными глазами.

— Подожди минуту, пожалуйста. — И Мэг, не прерывая связи, побежала вверх по ступеням: надо поговорить с Дэниелом наедине.

Влетев в свою комнату, она схватила трубку и плюхнулась на стоящий рядом стул у окна, выходящего на озеро.

— Дэниел, извини меня за вчерашний вечер.

— Не понимаю, о чем ты, за что просишь тебя извинить.

— Это я настояла, чтобы… ну…

— Тогда зачем же я звоню тебе, прошу пойти со мной на сегодняшний вечер?

— А потом что? — Слова эти выскочили прежде, чем она успела подумать.

— Потом… потом, я так думаю, ты вернешься в Лос-Анджелес, домой.

Ну вот, он произнес это. Теперь их жизни не соединятся, подумала Мэг. Но он сказал так тихо, так искренне… Нет, он не играет, не притворяется, просто не хочет ее обидеть. Взгляд ее застыл на месте, она прикусила губу; секундная заминка и она заставила себя продолжать:

— А что, если я скажу тебе, что не собираюсь уезжать сразу после сегодняшней встречи?

В ответ молчание. Обдумывает он, что услышал?

— На какое время ты планируешь остаться?

Тонкая нить надежды прозвучала в его голосе; сердце ее забилось.

— Может быть, еще на неделю. Там посмотрим.

— Очень рад.

Она глубоко вздохнула.

— Может быть, сходим на сегодняшнюю встречу вместе?

Общественный центр Блу-Спрюс был украшен большим пурпурно-белым флагом. Уже на подъезде к автомобильной стоянке Мэг и Дэниел уловили чудесный аромат жареного мяса. Мэг предлагала Лауре ее подвезти, но та настояла, что поедет в своем автомобиле. Опять, как и в прошлый раз, посмотрела на нее «понимающим» взглядом, прошептала ей на ухо: «Я думаю, вам надо побыть вдвоем. И если я правильно все понимаю, ты сегодня ночевать не приедешь». Мэг спорить не стала.

И на этот раз Сьюзи просто наизнанку выворачивалась, чтобы угодить всем собравшимся. Повара городского ресторанчика готовили цыплят «гриль», а Даффи жарил свои знаменитые свиные ребрышки. Сьюзи договорилась и с Доном, поваром «драйв-ин»[5]: пусть придет и приготовит свою коронную корейку, а еще итальянские колбаски с французскими булочками — «хот-дог» высшего класса!

Были заготовлены несколько огромных соусниц с разными соусами. Сьюзи объявила всем, что каждый может выбирать, что пожелает: курицу, свиные ребрышки, корейку в булочке или все вместе.

— Да я так сразу сколько килограмм прибавлю! — запротестовала Лаура.

— Ну, так попробуй всего понемногу! — рассмеялась Сьюзи и, взяв Лауру и Мэг под руки, шепнула: — Вот будет пятнадцатилетний юбилей и целью жизни поставлю, но добьюсь, чтоб быть такой же, как вы обе. — Подумала немного и поправилась: — То есть, как каждая из вас в отдельности. А сейчас, к сожалению, я как вы обе.

— Сьюзи, ты не такая уж полная, — заметила Мэг.

— Ой, дорогуша моя, конечно, приятно это слышать от тебя, но поработать есть над чем. Лаура, я, наверно, зайду в твой салон на следующей неделе: хочу привести в порядок прическу. Тут кто-то из ребят, с кем я недавно обнималась, просто разрушил ее. Мэг, открой свой секрет, как ты сохраняешь такую фигуру? Я видела: ты ешь с таким аппетитом, ну… как водитель грузовика, и всю неделю, а в весе ничуть не прибавила!

— У Мэг все калории сгорают, когда она обдумывает сюжеты своих романов! — объяснил Кевин. Он подошел к Сьюзи и обнял ее. — А вообще, сегодня такой день, что нужно забыть все диеты.

— Я готова! — заявила Мэг, настроенная пообщаться, повеселиться и поесть.

Держа тарелки в руках, они с Дэниелом двигались вдоль столов, уставленных снедью. Сначала огромное разнообразие закусок, маринадов; потом салаты: овощные, мясные, комбинированные; за ними гарниры, фасоль в горшочках; мясо всех видов: курица, свиные ребрышки, говядина и редкие блюда тушеная корейка и итальянские колбаски.

Мэг наконец сделала выбор, не обращая внимания, что Дэниел посмеивается, наблюдая за ней.

— Я хочу корейку и итальянскую колбаску в одной большой булочке, и еще туда ребрышко, и еще куриную ножку. И, пожалуйста, хорошенько полейте коричневым мясным соусом.

— Неужели все это в тебя войдет? — поразилась Сьюзи.

Дэниел только засмеялся.

— Не сомневайтесь! — серьезно заверил он.

— Сьюзи, это твое призвание! — определила Хитер. — Тебе надо открывать свой ресторан!

Сьюзи сияла под дружный смех окружающих. Теперь нужно выбрать гарнир. Мэг даже остановилась, тут стоит хорошенько подумать. Тушеная фасоль, маринованные грибы, макароны с сыром; салат из сырой моркови, капусты и лука; запеченный картофель с приправой. А вот и хлеб: французская сдобная булочка с масленой коркой, луковый пирог на сметане.

— У нее глаза разбегаются! — воскликнул Кевин.

Мэг только улыбнулась.

— Не могли бы вы дать мне еще одну тарелку, и побольше, — я хочу положить себе каждого гарнира понемногу. Все так аппетитно — хочу все попробовать.

— Мэг идет на рекорд! — воскликнул кто-то.

— Ты все это должна съесть, или придется тебя в угол поставить! — Бруно округлил глаза. Он даже подошел поближе, чтобы лучше видеть. Сегодня он одет точно как и в пятницу, у Даффи: выцветшие джинсы и футболка с изображением мотоцикла «харлей-дэвидсон».

Мэг одарила его взглядом, который стоил ста страниц текста, и Лаура рассмеялась. Сьюзи тоже подошла поближе.

— Оставь место для десерта — торты просто объедение. Да еще мороженое будет. На столах — лимонад из холодильника. Может, мы все сядем вон там? — Она указала на ближайший белый раскладной столик — один из многих — под огромным натянутым тентом.

Мэг вопросительно посмотрела на Дэниела, но тот только пожал плечами, будто говоря: «Как хочешь, решай сама».

— Ну конечно, Сьюзи.

— Здорово! Тут несколько наших девочек принесли с собой твою книгу, чтобы ты… ну, если есть время…

— Конечно, подпишу.

Никогда еще вокруг Дэниела не было столько всякой еды. А есть что-то совсем не хотелось. Так, значит, Мэг остается в Блу-Спрюс еще на неделю… еще семь дней. А он думал, что она уедет сегодня вечером. Или, по крайней мере завтра утром. Накладывая себе еду на тарелку, он не упускал ее из виду. Держит в руках две тарелки да еще высокий стакан лимонада. Неплохой обедик! А около нее все останавливаются, у многих в руках ее книга — и в мягкой обложке, и в переплете.

Мэг подолгу разговаривает с каждым, и пишет не просто «С наилучшими пожеланиями», а подробно, с душой — каждому что-то свое. Книги принесут домой, поставят на видное место — на книжную или каминную полку, может быть, даже в сервант, в шкаф-буфет. В Блу-Спрюс не каждый день встретишь автора, издавшего книгу, да еще с которым вместе учился.

— Эй, ребята, дайте вы ей поесть! — прикрикнул Бруно, когда прошло уже минут двадцать непрерывной раздачи автографов.

Вот молодец, подумал Дэниел, ему бы самому сказать эти слова.

— Слабо ей всем подписать!

— Это что, вызов? — откликнулась Мэг.

В толпе вокруг опять засмеялись. Она демонстративно взяла вилку и принялась есть. Окружившие ее начали по одному расходиться. Прошло минут пятнадцать; Дэниел удивлялся про себя: как это в женщину таких миниатюрных размеров входит столько еды!

— Как вкусно, просто слов нет! — приговаривала она. — Такого вкусного жаркого уже несколько лет не ела!

— А в блюз-кафе? — напомнил Бруно.

— Нет, там не так! — Мэг откусила сандвич с корейкой и колбасой.

Над столиками стоял веселый гомон: смеялись, вспоминали школьные дни. Мэг опять подписывала, подписывала… Некоторые привели с собой детей, те бегали и резвились. Атмосфера царила самая непринужденная.

Мэг засмотрелась на какую-то прелестную девчушку, и Дэниел перехватил ее взгляд. Интересно, думал он, хочет она детей? Из нее получилась бы хорошая мать: она такая добрая, сострадательная, и чувство юмора у нее есть, и интерес ко всему на свете. Он знал, что такое расти с матерью, которая равнодушна к тому, что важно детям. С Мэг можно заводить столько детей, сколько получится, и мальчиков, и девочек, все будут ухожены и накормлены, всех умоет и всем вытрет слезы, на всех у нее хватит любви…

От этих фантазий даже кольнуло в сердце. Он вспомнил их близость — он ведь даже не позаботился о ней! И ее не спросил, предохраняется ли она.

С Мэг все по-другому, несравнимо: ему кажется сейчас, что, кроме Мэг, у него и не было никого — настолько мелочно, серо это было с другими женщинами.

Он незаметно наблюдал за ней: радуется всему, как ребенок, опять это ее день.

Солнце садилось за верхушки деревьев. Подали десерт: мороженое с кружочками банана, посыпанное шоколадной или ванильной пудрой; свежие персики; целый букет экзотических сиропов; ломтики бананов на большом блюде; нарезанные кокосы и орехи кешью — все это с мороженым. Домашняя выпечка — печенье, шоколадные чипсы, арахисовые пирожные. Лето в Блу-Спрюс — это еще и домашние брусничные пирожки, на стол водрузили поднос с пятью разновидностями.

С гор подул прохладный ветерок. Мэг и Дэниел, вместе с группой однокашников, встали из-за стола и пересели в легкие раскладные стулья на берегу озера. Все разговаривали, вспоминали, и никому не хотелось, чтобы этот вечер кончился. Всех ждала обычная, повседневная работа, привычная жизнь, и этот юбилей — для многих десятилетний — вскоре станет лишь далеким, счастливым воспоминанием.

Дети бегали по лужайке у озера, а родители уже начали собираться. Дэниел и Бруно помогали складывать стулья и заносить в помещение. Ребята постарше играли на газоне, который тянулся до самого Общественного центра. Мэг наблюдала, как ее бывший одноклассник, отец двоих детей, с видимым усилием прервал какой-то интересный разговор своих сыновей со сверстниками, подталкивал их к машине.

Хороший был денек! Но, если быть с самой собой совсем откровенной, она рада, что все кончилось. Еще семь дней в Блу-Спрюс: во что выльются их отношения с Дэниелом? Она не станет использовать секс, чтобы ускорить развязку. Пусть все идет само собой. Странное дело: она ведь знает — он хочет быть с ней, но чувствует — его что-то сдерживает. А что — ей неведомо.

Глаза после такой обильной еды закрываются сами собой, да и усталость сказывается: три дня такой активной жизни. Ох, как спать хочется!..

— Да это, как я погляжу, наша знаменитая богачка!

Мэг открыла глаза: Пола!.. Только этого недоставало!

Глава восьмая

Сидя в шезлонге, в полудремоте, Мэг с опаской разглядывала свою недоброжелательницу: красная физиономия, мутные глаза… Пьяна, как всегда. И где только успела? На столах было лишь пиво. С собой, наверно, захватила. Под глазами темные круги, на левой части лица припухлость; от носа к уголкам тонких, опущенных вниз губ идут глубокие складки. Да, неважно Пола выглядит — постоянное пьянство и курение никому не идут на пользу. Да и злые мысли — их нетрудно прочитать на этом опухшем лице — старят. В школе была самой злой девчонкой, а когда выросла, прибавилась еще и мстительность. Она проклинала весь мир за то, как с ней обошлась жизнь, но палец о палец не ударила, чтобы себе помочь.

— Ну, что молчишь?! Будешь говорить? — рыкнула Пола, уперев руки в толстые бока и глядя на нее сверху вниз заплывшими, злыми глазками.

— Нет, не буду. — Мэг решила не поддаваться на провокации.

— А я хочу кое-что узнать!

— Пола, пожалуйста… — взмолилась Сьюзи. Пола искоса зыркнула на нее.

— Исчезни! — И опять прицепилась к Мэг: — Я хочу знать, кто ты такая — припорхнула сюда с таким видом, будто это твой собственный город! Воображаешь, что вернулась сюда и тебя здесь все ждут?!

— Пола, хватит! — Сьюзи била нервная дрожь.

Мэг поняла — придется что-то делать, и немедленно. Этот трехдневный праздник организован так здорово, и все благодаря Сьюзи. Нельзя, чтобы впечатление было испорчено из-за какой-то озлобленной, пьяной дурехи.

— Пола?.. — спокойно проговорила она. Разъяренная, та моментально переключилась, готовая к бою.

— Пола, тебе нужна я, а не Сьюзи. — Мэг легко встала с шезлонга, стараясь не волноваться и дышать ровно.

— Это ты правильно сказала!

— Ладно. Давай-ка отойдем вон туда, — и Мэг кивком головы указала на берег озера. — Не стоит портить людям настроение. Это наше личное дело.

— Пойдем! — рявкнула Пола.

Мэг намеренно направилась к дальнему берегу пруда, держа приставалу в поле зрения.

— Пахнет потасовкой! — Бруно, приложив ладонь ко лбу, вглядывался в две удаляющиеся фигуры.

— Что такое? — Дэниел поставил стулья, которые складывал, и стремглав бросился вслед за Полой и Мэг.

— Я не хочу с тобой драться, Пола! — медленно, отчетливо проговорила Мэг.

— «Я не хочу с тобой драться, Пола!» — передразнила та, выговаривая эти слова совсем иначе, будто они вызваны страхом.

Мэг, не обращая на это внимания, продолжала:

— Даю тебе возможность просто повернуться и уйти. Никто не заподозрит тебя в малодушии. Наоборот, все будут уважать за то, что выбрала мирный исход.

— Ты… и твоя красивая трепотня… — Пола криво усмехнулась, но улыбка так и не тронула ее покрасневших глаз. — Я получу кайф, когда буду тебя бить!

Мэг, зорко следя за движениями Полы, встала в боевую стойку. В это мгновение Дэниел был уже в нескольких метрах…

Об этом событии в Блу-Спрюс долго еще потом говорили. Пола набросилась на Мэг, как разъяренный носорог. Мэг отступила, нанесла два сильных, точных удара, рукой и ногой… Все произошло в долю секунды. Никто не сдвинулся с места, не вымолвил ни слова, когда Пола, будто трехтонная бомба, плюхнулась в воду, подняв тучу брызг. И только когда она, отчаянно барахтаясь и шлепая ладонями по поверхности, стала тонуть, несколько мужчин бросились ее спасать. Не так-то просто оказалось вытащить эту тушу на берег. Подбежал Дэниел.

— Мэг! — Он схватил ее, притянул к себе. Она уткнула голову ему в плечо, ее била нервная дрожь.

— Это не я начала, Дэниел.

Он почему-то вспомнил ее мать, когда она вошла в кабинет директора, и как он познакомился с Мэг.

— Я знаю, что не ты, Синеглазка.

— Она… ненавидит меня, не знаю за что.

Мэг посмотрела на озеро, где двое пожарных и шериф вытаскивали Полу, а она зыркала в сторону Мэг ненавидящими глазками.

— Мне кажется, нам пора уходить отсюда, — осторожно проговорил Дэниел.

— Нет уж, пусть она уйдет.

Он держал Мэг в объятиях, пока она не перестала дрожать. Шериф уводил промокшую Полу — ее ждала патрульная машина. Вдруг получившая отпор задира принялась ругаться непотребными словами да еще рваться куда-то. Пришлось надеть на нее наручники и затолкать в задний отсек машины. Включив мигалку, Стив поехал мимо озера, мимо Общественного центра — к полицейскому участку.

— Хороший был денек, но подошел к концу, — заключил Кевин, незаметно появившийся сзади. — Я всегда знал, что этот класс дружный.

— Извините меня, — обратилась Мэг почему-то к Кевину.

— За что? Эта язва давно заслуживала хорошую трепку.

— Как это у вас здорово получилось! — воскликнул рыжий мальчишка, задрав кверху веснушчатую мордашку. — Надо же в озеро сбросили. Вы все-таки… девушка, а она-то в пять раз больше!

— Я училась каратэ.

— Здорово! Как Бэтман, — подумав немного, определил мальчишка.

— Нет. Как женщина-кошка, — улыбнулась Мэг.

— Точно! Вот это клёво!

— Брайан, иди-ка сюда! — окликнула его мать.

— Клёво у вас получилось! — еще раз восхищенно оценил мальчик и убежал.

— Подаешь пример детям? — шутливо заметил Бруно.

Мэг незаметно пожала руку Дэниелу.

— Теперь самое время уезжать, а, Мэг?

О том, что сделал потом Дэниел, в Блу-Спрюс говорили так же долго, как о падении Полы в озеро, а иной раз вспоминают и до сих пор. Он поднял Мэг на руки и понес — на глазах у всех — вниз по заросшему травой холму, мимо Общественного центра к автомобильной стоянке, где их ждал его видавший виды пикап.

Она лежала у него на руках, не произнося ни звука. Заговорили они, лишь когда прошли полпути.

— Я думаю да, — вдруг вымолвила она так тихо, что он еле расслышал.

— Что — да, Мэг?

— Что это становится привычкой. — И она заплакала.

— Не надо, дорогая, не надо!

Дэниел усадил ее на переднее пассажирское сиденье, дал свой носовой платок, завел машину и поехал в сторону ранчо.

— Что мы здесь будем делать? — спросила она, когда он, подъехав к дому, выключил зажигание.

— Я подумал, что ты…

— Что я опять попаду в какие-нибудь неприятности, если ты не будешь за мной присматривать?

Он глубоко вздохнул — она, видно, до сих пор расстроена этим эпизодом с Полой. Что та ей наговорила? Мэг явно напугана. Может, подсознательно надеялась на него — он ведь был рядом, — что он станет вместо нее объектом гнева Полы. Что ж, надо ей помочь выбраться из этого состояния.

— Да нет, Мэг, я не то имел в виду. Ведь ты хочешь отключиться от всего на какое-то время, отдохнуть, расслабиться.

Она закрыла глаза, и он почти почувствовал борьбу в ее душе. Прошла целая минута, прежде чем она заговорила:

— Ну, хорошо, Дэниел. Может быть, чашку кофе, пирожок — из тех, что тебе женщины приносят.

— Да, Мэг, пойдем.

— А потом я домой поеду.

— Как скажешь, Синеглазка.

— Сразу после кофе. Только кофе, ничего больше.

— Все по твоему желанию.

— Спасибо, Дэниел. — Она вышла из пикапа и направилась к главному входу.

Он шел чуть позади, не желая упустить возможность полюбоваться ее походкой и длинными ногами в выцветших, обрезанных джинсах.

До кофе они так и не добрались.

Когда взошли на крыльцо, Мэг еще сердилась, как раздраженная молодая кошка, и он чувствовал ее состояние. Переступив порог, она повернулась к нему.

— Дэниел, не понимаю я!

— Что не понимаешь? — Он прошел на кухню и насыпал прыгающим от нетерпения собакам сухой корм.

— Почему ты не хочешь лечь со мной в постель?

Он бросил пластиковый совок обратно в мешок с собачьим кормом, закрыл за собой дверь, посмотрел ей прямо в глаза.

Мэг стояла, уставившись в пол.

— Ну? — Она скрестила руки на груди. — Что-то не так со мной? Почему ты меня не хочешь?

— Ты все неправильно понимаешь, Синеглазка. — Он глубоко вздохнул. — Я так давно хочу тебя — с шестнадцати лет. Мысли, что крутились у меня в голове… понимаешь? За такое сажают в тюрьму.

Она поморщилась, закрыв глаза, будто ее ударили в лицо. А у него было такое чувство, будто он открыл, наконец коробку, которую слишком долго держал закрытой — не решался. Слишком долго молчал, держал все в себе, и сейчас, начав говорить, не мог остановиться.

— Я ревновал тебя к своему брату все эти годы: у него, видишь ли, хватало смелости пригласить тебя погулять, а у меня нет. Все думал: что я могу предложить такой девушке, как ты? Да ничего. У меня и времени-то не было, всегда работал по хозяйству.

Она смотрела на него испуганными, широко раскрытыми глазами. Он вдруг усомнился, правильно ли поступает. Зачем выпаливать все это сразу — всю правду? А что, если она изменит свое решение и улетит не через неделю, а сегодня же?

— Ты думаешь, эти две ночи, которые мы провели вместе, — все, что мне нужно? Синеглазка, я бредил тобой после того, как ты уехала, — каждый день, каждую минуту, постоянно: в постели, в конюшне, под душем… — Ему не хватало воздуха, он задыхался от волнения. — Ни одна из тех картин, что я представлял себе, и в сравнение не идет с тем, что у нас было. Моя бы воля — закрыл бы тебя на замок и спал бы с тобой каждую ночь напролет, до утра. — Он опять глубоко вздохнул и тряхнул головой от переполнявших его чувств. И тут увидел, что она улыбается. Подошел к ней ближе. — Иди, садись в машину!

— Нет!

— Иди, я сказал!

Она не двинулась с места.

— Не надо меня дразнить, Синеглазка, ты ведь знаешь, что может произойти.

Она утвердительно кивнула головой и тоже посмотрела ему прямо в глаза.

Как тихо у него в доме — только часы тикают да собаки жуют корм на кухне. В душе Дэниела происходила отчаянная борьба: ему надо уйти, а он не может. Он уже чувствует, что эта битва обречена на провал. Как отойти от нее, когда она притягивает его как магнит! Еще раз ляжет с ней в постель — вообще не сможет ее отпустить. Ему невыносима мысль, что придется просить, умолять ее остаться с ним.

— Пожалуйста! — прошептал он с мольбой. — Уходи, Мэг!

— Не могу. Ты мне нужен, Дэниел.

Эти слова, как удар молотом по голове. Он уставился на нее широко раскрытыми глазами.

— Ты так мне нужен, Дэниел! Мне очень плохо без тебя.

Ее глаза… она говорит правду. И он сдался.

Наконец-то она открыла то, что давно таилось в глубине сознания: Дэниел ее друг, самый лучший, давний друг. И в этот момент, когда он приблизился к ней, она вдруг испытала леденящий страх. Она раздразнила его, он сейчас просто охваченный желанием мужчина, который уже не владеет собой…

Но он поднял ее на руки — и эта мысль, как и все другие, покрылась туманной пеленой, отдалилась, стала неважной. Он принес ее в спальню, бросил поперек широкой кровати, быстрыми, лихорадочными движениями стал раздевать ее: кроссовки, джинсы, футболка, трусики — он все это отбрасывал. Холодный воздух охватил обнаженное тело. Звук упавших джинсов — Мэг еле заметно приоткрыла глаза: снял футболку — какая прекрасная мускулистая грудь… Она опустила веки.

Вот он уже рядом с ней… Внутри нее… Без предупреждения, без подготовки. Не надо никакой подготовки — она и так ждала его, давно, была готова и ждала. Приняла сразу, выгнулась, как змея, чтобы он вошел глубже, был в ней весь, без остатка. Вцепившись в его бедра, яростно толкала его в себя. Еще! Опять закрыла глаза, почувствовав его приглушенный стон. Потом все ее чувства спутались. Они так хотели друг друга, так истосковались, что не было никаких слов.

Он пришел к завершению так же быстро, как и она, сразу после нее. Она была так поглощена, захвачена, что не слышала его глухого рычания, затем вскрика, как под пыткой. В тишине он безвольно уткнулся ей носом в основание шеи и больше не шевелился.

Она проснулась в его постели и не могла вспомнить, как оказалась под одеялом, легла вдоль кровати. Видимо, Дэниел уложил ее сонную. Он спал рядом, тихонько посапывая. За окном кромешная тьма. Она лежит на его мощной руке, а другой рукой он крепко обнимает ее, будто боится, что она исчезнет…

Она лежала и думала: что же будет дальше? Единственное, в чем она была уверена, — все теперь будет по-другому. Как прежде просто не может быть. Все изменилось. А как по-другому она не знает. Но то, что было, — ушло навсегда. Они не смогут жить порознь, они теперь принадлежат друг другу. Чем быстрее Дэниел поймет это, тем лучше для них обоих.

Вряд ли из нее получится образцовая фермерская жена — иллюзий нет. Это тяжелый, возможно, даже непосильный труд. Ну что ж, Дэниел ее всему научит. Она желает помогать ему во всем, что он делает здесь, на ранчо, хоть немного облегчить его тяжелую ношу. Она станет для него источником комфорта, уюта, тепла, любви…

Насколько она понимает, для Дэниела фермерская работа всегда в охотку, она ему по душе. В этом он пошел в отца: любит землю, животных; ему нравится выращивать овощи, смотреть, как цветут, набирают силу растения. Вообще по нраву работать на свежем воздухе. Представить только его в офисе, за письменным столом, — нет, невозможно! Он спокойный, с понятием, знает, как вести себя с людьми. И для нее он теперь центр вселенной. Да не теперь — в сущности, давно, со школы.

Она снова отыскала глазами свою книгу на полке. Пришла мысль написать для Дэниела — только вот какие слова? Например: «Дэниелу. Я люблю тебя, всегда любила»…

Он пошевелился, его шершавая, мозолистая рука поползла вверх, к ее груди, и Мэг сбилась с мысли. Погладил ее грудь со всех сторон, взял в ладони снизу, медленно провел пальцем по соску… У нее перехватило дыхание. Он опять провел рукой, пробормотал что-то во сне… Она улыбнулась, вздохнула, и опять мысли пошли чередой. Как много она потеряет, если уедет от Дэниела. Все отношения прекратятся, прервутся. Его руки, обнимающие ее; его рука у нее на груди, то, как он смотрит на нее, думая, что она не замечает; радость в его темно-серых глазах, когда он входит в комнату и видит ее…

Сколько она знает его — он всегда был серьезным, молчаливым. В школе ей нравилось рассмешить его, хотя это было очень непросто вызвать радость, улыбку в его глазах. Бывало, в такие минуты он посмотрит — у нее дыхание перехватит от волнения. Всегда была уверена — он и не догадывается, как много для нее значит.

Она опять медленно, глубоко вздохнула и тесно прижалась к Дэниелу. Кажется, она все о нем знает, а он о ней. Они выросли вместе. Да, он самый старый и самый лучший ее друг. Ведь они с матерью долго не задерживались на одном месте. В Блу-Спрюс прожили дольше всего. Эти годы, в старших классах, дали ей возможность пустить корни здесь, в этом маленьком городке. Хотя иногда ей казалось, что она нигде надолго не остановится.

И все-таки и она, и он знали, что не смогут преодолеть определенного барьера в своих отношениях, переступить какую-то невидимую черту, — до сегодняшней ночи. Сейчас все по-другому — от этой ночи уже не убежишь. Они переступили черту. Не будь этой ночи, она уехала бы в Лос-Анджелес, нашла бы там себе, может быть, другого…

Эта ее двухкомнатная квартира в Анджелесе… Она так устала жить одна; есть одна, смотреть в будущее одна. За последние несколько месяцев она поняла, что ей нужен спутник жизни, очень нужен! Кто-то близкий, с кем можно всем поделиться. Но каждый раз кардинальный вопрос — кто? — рушил все ее планы. В своем воображении она видела Дэниела, его одного.

Ей до боли ясно, что повлечет за собой такое ее решение. Прощай, ее город, — с книжными магазинами, с ночным Лос-Анджелесом, с самообразованием, — и здравствуй, Блу-Спрюс! Опять жить в этом краю, ведь к нему так прикипело сердце Дэниела! Наверно, и с этим можно справиться: книги заказать по почте, материалы для исследования тоже. Интернет под руками. Десять лет — большой срок, многое изменилось, мир стал теснее. Ничего, она справится, она сильная! Хочет быть с Дэниелом, с любимым, — справится!

Единственное, чего она боялась, не решаясь признаться самой себе: если Дэниел решит соединить с ней свою судьбу, над ним, возможно, будут смеяться. Он — человек, сросшийся с этой землей. Боба Уиллета все любили и уважали; его род обитал здесь с незапамятных времен. А они с матерью — совсем наоборот: прилетели сюда каких-то четырнадцать лет назад. В маленьком городке таких людей считают чужаками. Чтобы стать местным, здесь должны жить несколько поколений; пустить корни. К тому же все еще помнят едкие замечания, что отпускала ее мать по поводу местного уклада и давних традиций. Отношение Антонии Прескотт к городку и его жителям не нравилось никому, а меньше всего — Мэг. У маленьких городков длинная память. К ней самой относятся примерно так же, как к ее матери. Когда они вдвоем ходили по магазинам, она часто перехватывала взгляды, означающие примерно: «Нет, эти не наши, не из нашего города». Антония, впрочем, и не думала возражать.

Дэниел, кажется, давно мог бы жениться, например, на Бетти Сью и родить с ней четверых или пятерых детей. Но не женился…

В Лос-Анджелесе Мэг распрощалась со многими иллюзиями, особенно когда столкнулась лицом к лицу с издательским бизнесом. Она теперь видела мир, как он есть, без прикрас, не строила себе иллюзий относительно того, как к ней относятся жители Блу-Спрюс, во всяком случае, большинство: маленькая, пустая балаболка с идиотскими идеями в голове; потом — странноватая молодая женщина, которой не сидится на месте. Что Мэг никогда не могла понять — почему местные жители считают, что у нее другие потребности и желания? Да нет, все мы одинаковые внутри: те же страхи и заботы, те же радости…

Как ей отрадно сейчас чувство милого, домашнего уюта, которое она испытывает в объятиях Дэниела. Вот, кстати, еще одна простая идея для ее нового романа, глубоко ею прочувствованная: какими бы странными ни казались наши действия окружающим, в конце концов все мы хотим одного и того же.

Эта мысль показалась ей очень важной, и она осторожно высвободилась из объятий Дэниела, встала, не смущаясь своей наготы, подошла к столику — там ее толстый блокнот — и стала писать.

Дэниел медленно пробуждался от какого-то слабого, поскрипывающего звука. Потянулся, открыл глаза… Мэг, обнаженная, стоит и пишет. Полностью поглощена своим занятием, ничего не замечает. Несколько долгих секунд он просто любовался ею. Наконец она почувствовала его взгляд и подняла глаза.

— Привет. — Рука ее замедлила движения, замерла.

— Пиши, пиши, — тихо сказал он ей. — Пиши, Мэг.

Перо снова побежало по бумаге.

— Я сейчас, скоро.

— Пиши, пиши, — повторил он. — Там у меня в комнате компьютер есть, если надо…

— Нет… Сейчас, я быстро… Просто кое-какие мысли пришли в голову.

Он лежал, подперев подбородок руками, и смотрел на нее. Интуицией, сердцем своим он всегда чувствовал: Мэг не такая, как все, и никогда не будет такой, как все. И спасибо, Господи, что она такая. Он любит ее такой, какая она есть, — каждую черточку, каждую морщинку, родинку, волосок… Наконец-то она положила блокнот и ручку. Дэниел только сейчас осознал, что любит разглядывать линии ее спины, грациозный изгиб шеи. Не вставая, он выключил свет, и она бросилась в его объятия.

— Что это ты писала? Если, конечно, не секрет.

— Да всякие идеи записывала. Что-то вроде… понимаешь: как будто все время было непонятно и вдруг поняла, увидела все связи, зависимости.

— Для новой книги?

— Ну да. Хотела просто представить себе, как это будет выглядеть.

— Сейчас?

— Да, вот в голову пришло, когда проснулась.

Он поцеловал ее в висок, мысленно восхищаясь ею: умница какая!

— Устала?

— Нет, милый. Ты что-то хочешь сказать?

Да, он хотел бы рассказать ей обо всех своих тревогах. Как он любит ее, как всегда будет любить; как сильно ее желает. Но он не мог найти слов, смущался, — не умел делиться такими потаенными мыслями. Как ей объяснить, что невыносимо трудно обнимать ее и оставаться неподвижным… И опять, в который раз, Дэниел пожалел, что у него не было сестер. Они с братьями только и знали, что гоготать, энергии хоть отбавляй! Мать постоянно сидела в доме, выходила очень редко; шуток не любила. Один отец знал, что ей сказать и когда. А Дэниел этого не умел. Единственное, что он знал сейчас наверняка, — что он чувствует к Мэг. Но словами сказать не получается.

— Дэниел… — неуверенно, еле слышно произнесла она.

Вместо ответа он только крепче прижал ее к себе, в темноте губами нашел ее губы и провалился в горячий туман. Ближе, ближе… Она тихонько вздохнула, слабея в его объятиях. Он целовал ее еще и еще… Она была уже под ним. Дэниел приподнялся на локтях, чтобы не затруднять ее дыхание, и опять целовал, целовал… Лоб, щеки, шею, губы… Опять почувствовал дикое, неуемное, пульсирующее желание — такое вызывает в нем только эта женщина. Желание и что-то еще: внутри, в сердце… Чувство росло, требовало выхода.

— Мэг, — прошептал он, — я люблю тебя!

Глава девятая

Он чувствовал, что она отвечает: мышцы ее напряглись, а дыхание стало глубже. Она придвинулась к нему еще ближе; он охватил ее лицо ладонями, погрузил пальцы в волосы и целовал, целовал, медленно, крепко… пусть это не кончается…. Когда он произнес признание, что-то освободилось в нем. Даже если она уедет — отныне будет знать. Он давно хотел ей это сказать, и теперь у него появились силы, чтобы выразить хранившееся в сердце так долго.

Возбуждение захватывало его всего, без остатка. Ее губы тесно прижаты к его губам… еще, еще… Не надо больше ничего говорить, и ему не нужно ответных слов — просто нужно было сказать, после невыносимо болезненной, невыносимо долгой разлуки.

Он уже выразил свои чувства — гораздо раньше: своим телом, ритмами ночи, когда они любили друг друга. Разве тело менее красноречиво, чем слова? Своими поцелуями, прикосновениями, ласками он говорил о том же. Вечером, когда в порыве страсти он бросил ее поперек кровати и сорвал одежду, их совокупление было диким, неистовым, сумасшедшим. Но здесь, в его постели, на переломе ночи, он неторопливо упивался любовью. Если уж говорить примитивным языком — он должен пометить ее, сделать своей, рассмотреть каждый уголок ее тела, дотронуться, лизнуть, поцеловать…

Он медленно двинулся вниз и, даже когда она, вцепившись ему рукой в волосы, не пускала его дальше, даже когда застонала, не остановился. Ее грудь — это тепло, и мягкость, и наполненность, и упругость, и чувственность. Быстрые вздохи и стоны еще больше возбуждали его, когда он взял головокружительно нежные соски, сначала один, а потом второй, губами.

Она мягко, страстно постанывала в темной спальне, не чувствуя, как сильно тянет и треплет его за волосы, держится за них. Чувственность ее уже перехлестывает через край… Но он не остановился, не смог, — двинулся вниз, целуя, лаская, дотрагиваясь, поглаживая.

Крепко взялся с обеих сторон за ее бедра и устремился ниже — к самому сокровенному женскому, к его теплу и влаге, обещающим блаженство. Она не сопротивлялась — по прикосновению его руки ноги ее раздвинулись как бы сами собой. Он вошел в нее, чтобы наслаждаться самому и дать наслаждение ей. Все убыстряя ритм, Дэниел чувствовал, что она не вынесет больше. Он не станет ждать — ближе, ближе к ней… вместе с ней… быть внутри ее тела… Его желание — чтобы она была счастлива.

Голова ее закинута, глаза закрыты… Она принадлежит ему, он ее не отпустит! А теперь он ничего не чувствует, не может даже пошевелиться. Сердце бьется — его или ее?

Прошло несколько минут, сознание стало постепенно возвращаться. Он ощутил тяжесть на своем плече и понял вдруг: Мэг плачет…

Не нужны и неуместны сейчас никакие слова. Он только крепче обнял ее — пусть поплачет. Произошло не только физическое расслабление, а будто стена сокрушилась. Слишком долго они общались, стоя по разные стороны стены. Держа ее в своих объятиях, он гладил и целовал ее волосы. Наконец Мэг, все еще всхлипывая время от времени, уснула. Дэниел лег лицом к ней и тоже стал засыпать — с миром и удовлетворенностью в сердце. Наконец-то она принадлежит ему, стала частью его.

Мэг оставалась на ранчо еще два дня. Позвонила Лауре, что задержится, но за вещами к ней не поехала — они не нужны: почти все это время они провели в постели, за исключением коротких промежутков, когда Дэниел вставал, чтобы покормить лошадей, собак, коз и кур.

Здесь, в его доме, она сдалась, забыла все, что ее сковывало. Дэниел же почувствовал любовный голод, копившийся годами, — он удивил его самого, но не напугал Мэг. Ее тоже не покидала жажда любви: она ждала его каждый раз и никогда не уставала. Они любили друг друга чуть не все сорок восемь часов — с такой ненасытностью, будто оба только сейчас открыли для себя всю радость любовных отношений.

За эти сорок восемь часов она была разная: смешливая и задиристая — улыбалась заразительной улыбкой и смеялась от всей души; иногда грустила, раза два плакала — просто так, неизвестно отчего; страстная, настойчивая, когда требовала удовлетворения; замкнутая, молчаливая и не в меру разговорчивая. Мэг отлично говорила, умела выразить словами самые сложные мысли и затаенные чувства. Дэниел любил ее слушать. Она рассказывала ему о своих ощущениях во время акта любви — что ей нравится и от чего она в восторге; что чувствует в самые интимные моменты. Иногда его смущали чересчур откровенные ее высказывания, но в то же время он жалел, что сам не может найти слов, чтобы выразить свои чувства.

Мэг привыкла оперировать словами — умно, красиво, рассказ ее звучал складно, как песня; словами она оживляла целые образы. Дэниел отвечал ей безмолвно: дотрагивался, гладил или проводил медленно ладонями вдоль спины вниз, так что она начинала постанывать от страсти.

Он старался, как мог: приносил ей еду в постель, кормил ее с ложечки. Боясь шелохнуться, долго лежал неподвижно, оберегая ее сон. Лелеял эту прекрасную, яркую, как африканская бабочка, женщину, которую любил.

— О чем ты думаешь? — спросила его однажды Мэг, когда они лежали недвижно, утомленные любовью.

Она неторопливо ела персик, положив ему голову на грудь, а он время от времени слизывал с ее губ сок. С непосредственностью ребенка она предложила ему откусить от этого сочного фрукта, а потом смеялась над выражением его лица: он не хотел персик — он хотел ее. Стал отнимать персик — она, заливаясь смехом, не отдавала. Наконец оказался верхом на ней, а обе ее руки, с персиком в одной, крепко держал у нее над головой.

— Мне так хорошо… Я даже не знаю, как это сказать… — шепнул он.

Ее лицо тоже светилось счастьем.

— И мне, и мне… — она приподнялась, поцеловала его в кончик носа. — Но все равно отдай мой персик!

— Хмм… — Ему нравилось дразнить ее, любоваться ее улыбкой.

— Отдай, отдай! — настойчиво прошептала она, легонько кусая его в мочку уха.

— А что взамен?

— А что ты еще не получил?

На лице ее было столько негодования, что он не удержался от смеха. Вслед за ним и она рассмеялась. Пока спорили, персик упал на пол, и Молли с аппетитом его съела. Дэниел принес из кухни еще два сочных ароматных плода, очистил и по кусочкам скормил Мэг, которая, задорно улыбаясь, не сводила с него глаз. Вот такой — лежащей с этой очаровательной улыбкой среди измятых подушек, совершенно обнаженной, с персиком, — и запомнится она ему навсегда, до конца дней, подумал он про себя.

— Я хочу показать тебе звезды, — вдруг сказал он однажды ночью.

— А ты знаешь звезды?

Дэниел только засмеялся в ответ, сел на кровати, стал натягивать джинсы, а ей предложил свой купальный халат.

— Ты это серьезно? — Мэг облачилась в просторный синий махровый халат.

— Тебя это увлечет, правда, это интересно. У меня на заднем крыльце установлен телескоп. Сегодня как раз отличная погода для наблюдений.

Погоду он отмечал каждый день — многолетняя привычка, как и у его отца. Не погиб бы, старик бы делал это до конца своих дней. Дэниел и не покидая дома знал, что сегодня ясно и звезды на небе прекрасно видны. Они вышли на заднее крыльцо, и Мэг, взглянув в окуляр телескопа, ахнула от изумления: мириады звезд, бездонное черное небо… Никогда ей не приходилось наблюдать такое.

— А можно увидеть Луну? — прошептала она заворожено.

— Конечно, дорогая. — Дэниел настроил телескоп. — А почему ты шепотом разговариваешь?

— Не знаю даже… Наверно, потому, что на небо смотрю. Оно такое… страшно громадное!

Он отступил на шаг и жестом пригласил ее к окуляру.

— Знаешь, когда я смотрю на звезды — всегда вспоминаю свою жизнь.

Согнув босые ноги в коленках, Мэг заглянула в окуляр.

— О Боже! Вот это зрелище! — опять шепотом изумилась она.

Он улыбнулся и подвинул телескоп так, чтобы она увидела яркую звезду, располагавшуюся отдельно от других.

— Здорово! Просто потрясающе!

Дэниел молча стоял с ней рядом. Отдал бы ей все звезды на небе, если б мог. А что он реально мог дать ей? Только самого себя да ранчо в придачу. Он уже начинал надеяться, что она примет и эти скромные его дары.

— Хочешь еще посмотреть?

— Конечно, хочу, очень!

Дэниел направил свой довольно сильный телескоп на Луну: она в три четверти, сияет среди мерцающих звезд. Все-таки нигде больше на земле нет такого удивительного неба, как в Колорадо, решил в этот момент Дэниел.

— Посмотри-ка! — Он опять отступил от окуляра.

Мэг прильнула и долго смотрела, не в силах оторваться. Дэниел все менял для нее угол зрения, и ей не надоедало. А он рассказывал ей о звездах, о дальних мирах и галактиках. Так прошло часа два, и Мэг, казалось, и не думала отрываться от изучения Луны. Но Дэниел уже скучал по ней — он нежно отогнул борт халата, пробежал пальцами по ее груди, погладил ногу выше колена.

— Дэниел, это не входит в программу астрономического образования.

— Это ты так считаешь. — Он уже целовал ее. — Но ведь я… дотрагиваюсь до твоего небесного тела… стало быть, это относится к астрономии.

— Вот как ты стал красноречив. — Она рассмеялась.

Дэниел поднял ее на руки и унес в дом.

На этот раз они сделали остановку на кухне. Он приготовил кофе, положил на небольшое блюдо несколько шоколадных пирожных с орехами и все это унес в гостиную. За окном стояла уже темная ночь, и дом казался кораблем в открытом океане. Они пили кофе и разговаривали, собаки лежали у их ног. Мэг было так уютно, так славно, она и думать не желала о завтрашнем дне — что будет, то будет.

— Какое красивое блюдо! — заметила она, любуясь ярко-синей, разрисованной фарфоровой поверхностью. — По-моему, не совсем в твоем вкусе.

— От матери осталось.

Она молчала, ожидая, что он продолжит. Такое блюдо, насколько она помнит, и не во вкусе Эрны Уиллет.

— Когда я сносил старый дом, — медленно начал Дэниел, — наверху, на чердаке, нашел много всяких коробок и несколько сундуков с домашним скарбом. Перенес их в сарай, а когда дом был закончен, стал перетаскивать сюда. — Он умолк.

Мэг терпеливо ждала, зная его привычку тщательно подбирать слова.

— Но в основном все это старое имущество я перетащил в гараж — вон та дверь, около кухни. Как-то зимой, когда делать было нечего, — по одной коробке. И сундуки тоже — сначала один, потом второй. Все перебрал, хлам выбросил, что можно починить — починил; что-то раздал. Многое отмывать, отчищать пришлось. — Он отпил кофе.

Она тоже сделала глоток, потянулась за пирожным. Испекла их одна женщина, по имени Гринни, — она совсем недавно переехала в Блу-Спрюс. Несмотря на некоторое предубеждение ко всем знакомым Дэниела женского пола, пришлось признать, что пирожные необычайно вкусные.

— Так вот, — продолжал Дэниел, — я там нашел несколько фотоальбомов и дневники матери. Подумал: ее уже нет, можно прочитать. И прочитал. А на фотографиях увидел другую маму — ту, которую запомнил, когда был ребенком. Какое-то время — совсем недолго — она все же была здесь счастлива. Но все равно чего-то боялась. Не нравилось ей жить на ранчо. Все в те годы было по-другому. Понимаешь — женщина изолирована от внешнего мира, скучала, тосковала…

— Очень даже понимаю, — осторожно откликнулась Мэг.

Дэниел никогда еще так много не говорил. Интуиция подсказывала ей, что он слишком долго держал все это в себе и ей первой рассказывает. Давно надо было с кем-то поделиться — теперь ему станет легче.

— У нее были тяжелые роды — мы с братьями нелегко ей дались.

— О, Дэниел!

— Один ребенок родился мертвым, между Джо и Брэттом. Девочка.

Она закрыла глаза, не перебивала.

— Это подкосило ее, конечно. Она писала в дневнике, что, если б жила в городе, доктор помог бы. А здесь — зима, самое вьюжное время, дороги занесены. Отец помогал, как мог. И вот ребенок родился мертвым. — Лицо Дэниела посуровело, в глазах застыла горечь прошлого. — Кажется, именно тогда это и нашло на нее. Эти записи в дневнике… разные они, иногда даже невозможно понять, о чем. Хотел даже попросить тебя… если у тебя найдется время…

— Конечно, Дэниел, я посмотрю. А потом мы с тобой поговорим об этом.

Они помолчали некоторое время.

— Еще ребенком я видел, понимал, что-то ее мучает. Не знал я тогда, что. Не понимал, почему она не делает все то, что другие матери. Оказывается, не могла.

— Твой отец любил ее, — неуверенно проговорила Мэг.

— Да, любил. Всегда был на ее стороне… — Он замолчал.

Она догадывалась, что он собирается сказать, знала, что произошло, когда умер Боб Уиллет. Об этом Алек ей рассказывал.

— Мать была не очень сильной женщиной. Не всем дано быть сильными.

Мэг всем существом чувствовала — надо помочь ему выговориться, не привык он к таким излияниям.

— Алек рассказывал мне, Дэниел, — она накрыла его руку своей ладонью, — она иной раз упрекала отца… и тебя. А когда не стало отца — вы ей сделались как чужие.

— Теперь я думаю, — медленно, с трудом произнес Дэниел, — если б она была уверена в себе, что она сможет прожить одна, — ушла бы с ранчо и никогда бы не вернулась.

Что могла Мэг сказать на это? Что правда, то правда.

— Может быть, если б она действительно ушла, для вас для всех было бы лучше.

Он вздохнул, прикрыл глаза свободной рукой, откинулся на спинку стула.

Мэг молчала, не убирала своей руки: ему тяжело сейчас, — может, разрыдался бы, будь он один. Сердце ее так и рвалось, — как поддержать его, как помочь?..

Наконец он овладел собой, выпрямился, отпил кофе.

— Я сам все организовал тогда, зимой. И на следующее лето тоже сам все сделал. Сказал Алеку, Джо и Брэтту — пусть возьмут себе что-нибудь из вещей матери, на память.

Мэг, поколебавшись, спросила:

— И что же? Взяли они что-нибудь?

— Кое-что взяли, особенно Джо. Какие-то вещи он забрал — для своего дома, для своих девочек… чтобы, ну… создать атмосферу своей семьи, что ли. Не уверен, правда, что он рассказал жене.

— А в дневники они заглядывали?

— Не-ет. Это — нет.

Мэг задумалась: все братья Дэниела, все трое Уиллетов, подались из города, оставив здесь, на ранчо, свои воспоминания. Хотя нет, поправила она себя, воспоминания так просто не оставишь, они прилипают к человеку навсегда, на всю жизнь.

— А сейчас, Дэниел, как ты сейчас к ней относишься? — решилась она задать вопрос и отодвинулась — ему сейчас нужна дистанция.

— Что-то со мной произошло, когда я прочитал эти дневники. Понял вроде ее лучше. Мать была… кусачка.

— Кто-о?

— Ну, когда с собакой долгое время плохо обращались, били, например, — так она потом никого не подпускает. Или подпускает только на определенное расстояние. Ни с кем не вступает в контакт. А окажется загнанной в угол — бросится на любого, даже на того, кто ее кормил года два. И это в ней трудно изменить.

Мэг непроизвольно скосила глаза на собак, мирно спящих на коврике у камина. Дэниел перехватил взгляд и, казалось, прочитал ее мысли.

— Молли всегда любили. Вот она и переступила через свой страх, доверилась мне.

Мэг согласно кивнула.

— А у меня… был отец. Ты представить себе не можешь, как я ему благодарен. И судьбе благодарен за такого отца.

— Знаю, — еле слышно подтвердила она. — Я тоже его любила. — Она отпила кофе, потому что во рту у нее пересохло. — Ты знаешь, Дэниел, он мне стал так симпатичен с первой минуты, как я его увидела.

— Он очень хорошо к тебе относился.

— Правда? — Она, конечно, и сама знала, но как приятно услышать это из уст Дэниела.

— Отец знаешь что говорил? Ты, как фейерверк. Так тебя и называл — мисс Фейерверк.

Мэг улыбнулась — этого она не знала.

— И у матери тоже поднималось настроение, когда ты приходила.

— Она казалась мне такой одинокой…

— Слышал я, как однажды ночью они разговаривали с отцом: она говорила — твоей матери повезло, что у нее такая дочь.

Эти слова вызвали у Мэг целый поток мучительных воспоминаний, но вслух она ничего не сказала, не желая, чтобы разговор пошел в этом направлении.

— Ты очень помогла нам всем, Мэг. Всей нашей семье.

Она поставила чашку с кофе, села ему на колено, обвила руками его шею, положила голову ему на плечо.

— А мне… мне всегда хотелось переехать к вам: печь вам пироги, мыть полы, убираться в доме, в общем, помогать. — Она помолчала немного. — Дэниел, я понимала, что твоей матери плохо. Но если бы она могла изменить себя — так бы и сделала. Не была бы тогда такой несчастливой. Она и хотела… и боялась. Не знала как…

Дэниел так крепко обнял ее, что ей трудно стало дышать. То, что она хотела ему сейчас сказать, совсем уж не укладывалось в голове, но она решила все-таки освободиться от этого.

— Моя мать — она могла, но не хотела. Она не желала, чтобы я была рядом с ней. Я много об этом думала. Мне кажется, я появилась на свет по ошибке. Или, возможно, она считала, что риск моего появления на свет стоит отнести на счет моего отца.

— А что с ним случилось, Мэг?

— Он ушел от нас, когда я была совсем маленькой. Не хотел больше нас видеть. Он ждал мальчика.

— Он тебе так и сказал?

— Да, когда мы с ним однажды поссорились. Я была трудным ребенком, Дэниел.

— Думаю, и мать говорила тебе что-нибудь подобное.

— И не раз. — Она удобнее устроилась у него на коленях. — Я долго не могла понять, почему она такая, — на протяжении стольких лет. Пока твой отец не объяснил мне.

— Да, Мэг. Он любил людей такими, какие они есть. Он умел понимать, прощать недостатки.

— Замечательный он был человек. Вся моя книга, в сущности, о нем. О… обо всех вас. Вы даже не представляете, какое влияние вы все — ваша семья — оказали на меня.

— Ты ее простила, Мэг?

Она поняла, кого он имеет в виду.

— Н… не думаю… Нет… Еще нет.

Он притянул ее к себе, положил подбородок ей на макушку.

— Знаю, что должна это сделать рано или поздно.

— Не знаю, что и сказать. Она ведь, наверно, не ведет дневников.

Весь в отца, думала Мэг. Такой же прямой. Когда человеку надо помочь — лечит правдой.

— Может быть, напишешь об этом книгу, а, Мэг?

— Может быть. — Она даже не удивилась, что он угадал ее намерение: иногда ей казалось, что они могут угадывать и мысли друг друга.

Они замолчали; так хорошо было сидеть рядом и молчать…

Утром, когда Мэг хорошо выспалась и отдохнула, Дэниел устроил ей нечто вроде экскурсии по ранчо и показал трех своих арабских скакунов. Она мысленно восхитилась умными, грациозными животными. Их дикий, необузданный нрав (теперь несколько укрощенный), умные, влажные глаза привели ее в восторг. Две черно-белые козы рассмешили своими озорными прыжками; курам она бросила корм.

Потом отправились купаться; пруд был собственностью Дэниела. Солнце, хотя и стояло в зените, светило ласково. Мэг сбросила одежду.

— Хорошо, что Джо и Брэтта нет поблизости, а то стащили бы мои вещички.

— Они что — говорили тебе об этом?

— Ты, я смотрю, совсем не знаешь семейных секретов, — озорно поддразнила она, вскинув брови, и с визгом бросилась в воду.

Даже в такой жаркий день вода в пруду была так холодна, что у Мэг перехватило дыхание. Дэниел, бросившийся в воду вслед за ней, схватил ее за талию и нырнул, увлекая и ее под воду.

— У-уф! — фыркнула она, когда они вынырнули на поверхность. — Так нечестно!

— Честно, честно! — Он поцеловал ее.

— Я думала, холодная вода оказывает на мужчин успокаивающее действие.

— Когда ты рядом — нет.

Она весело рассмеялась и принялась брызгать в него водой, еще и еще… Наконец он схватил ее за руку и вытащил на берег, где заранее расстелил шерстяное одеяло.

— Ты маленькая язычница, — определил он.

— Ты так думаешь? — Мэг растянулась на одеяле, подставляя тело солнцу и теплому ветерку и прислонившись к Дэниелу. Просто лежала, касаясь его боком, и думала теперь о том, что будет дальше.

— Слушай-ка! — вдруг задиристо проговорила она. — Мы с тобой… в кровати; в амбаре; под душем; на полу. — И метнула в него шаловливо-проказливый взгляд. — А у пруда?

— Нет проблем. Я — великий импровизатор!

Она засмеялась.

— А на крыльце?

— День только начинается, Синеглазка.

Они смеялись и болтали. Ели завтрак, который вместе готовили на кухне. Хантер приехал с ними в багажнике и сейчас выпрашивал лакомые куски. Когда завтрак был съеден, Мэг опять растянулась на одеяле, чувствуя на себе упорный взгляд Дэниела.

— Мэг… — тихо произнес он.

Она молча смотрела в его ставшие тревожными темно-серые глаза.

— Мэг, не уезжай до конца недели! Останься!

— Хорошо, Дэниел.

Она обрадовалась, что он попросил ее остаться: сама хотела заговорить об этом, но как-то неудобно было. Она не уезжала бы никуда до конца своей жизни, если б он попросил. Но что-то удерживает его. Она чувствовала, что это, почти знала.

— Хорошо, — пообещала она еще раз и обняла его за шею.

Глава десятая

«Останься»… Что означает это слово? В среду утром Мэг размышляла об этом, колдуя над тестом для шоколадного торта. Лаура, как истинная подруга, обещала заехать. Мэг звонила ей накануне: пусть приедет на ланч, а заодно захватит ее вещи, потому, что сама она останется у Дэниела до конца недели.

— Ты, может, скажешь мне все-таки, что с тобой происходит? — не удержалась Лаура.

— Что я могу сказать, если сама толком ничего не знаю. — Мэг быстро переменила тему разговора: — Ты мне лучше скажи рецепт шоколадного торта, как его твоя бабушка делала.

— Да, это самый вкусный на свете торт! — похвасталась Лаура и подробно все изложила.

Мэг прикинула, что продуктов, которые есть у Дэниела в шкафу, для теста хватит; купить в городе вафельные коржи и шоколадную крошку — это после ланча. Она так увлеклась приготовлением теста, что не слышала, как вошел Дэниел.

— Синеглазка! А я думал, что эту книгу тебе надо написать к определенному сроку.

Дэниел достал из холодильника яблочный сок, налил себе стакан и, перегнувшись через стойку бара, смотрел, что она делает. Вид у Мэг, как… у пьяной: нос в муке; яростно колотит кулаками по тесту, будто сражается с диким зверем.

— Я и не перестаю работать над своим новым романом — в голове. Вот занимаюсь этим и одновременно думаю: подбираю варианты, выстраиваю сюжетную линию. А то застряла что-то на середине — тяжело идет — и решила переменить вид деятельности, это обычно помогает.

Дэниел молча кивнул. Если б она говорила на суахили, понял бы, пожалуй, не больше. Но ей так нравится — пусть. Главное, она согласилась остаться до конца недели. Попросить ее остаться навсегда?..

— Эй! — непроизвольно вылетело у нее, когда он направился к двери. — Дэниел, я тут решила съездить в город с Лаурой и Хитер после ланча. И со Сьюзи, конечно. Я там не задержусь.

— Тебе, может быть, помочь собрать вещи?

— Нет, я сама. Хотя я, честно говоря, уже привыкла к этим джинсам и футболке. — И она покрутилась перед ним, как манекенщица на подиуме.

Трусиков и бюстгальтера на ней не было — она стирала их каждый вечер, и эти части ее туалета сушились в ванной комнате. Когда Дэниел натыкался на них взглядом, он испытывал волнение.

— Мне тоже так нравится, — улыбнулся он. — У меня, кстати, собачий корм кончается. Не могла бы ты привезти сорокафунтовый мешок — их продают в продуктовых магазинах.

— Ну, конечно! — Сморщив нос, Мэг заглянула в большую плошку, где взбивала тесто.

— Ты, что это делаешь, а?

— Торт, шоколадный.

— Мой любимый.

— Знаю.

Он заглянул в плошку.

— А где же шоколад?

— Это потом, в последнюю очередь. Шоколадную крошку куплю в городе. И вафельные коржи тоже. Здесь кое-чего не хватает для выпечки.

— Сьюзи, твоя прическа просто прелесть! — восхитилась Мэг.

— Спасибо, — отозвалась Лаура. — Я здорово рисковала, когда взялась за эту работу.

Мэг еще раз оценивающе осмотрела голову Сьюзи — та сидела напротив, за маленьким столом на крыльце дома. Лаура уже заканчивала стрижку, на полу валялись срезанные волосы.

Сьюзи сейчас лет на пять моложе выглядит: волосы, по всем правилам обработанные кондиционером, уже не напоминают взъерошенную солому, да и медно-золотистый цвет очень ей к лицу. Лаура подводила ей брови, а Минни обрабатывала ногти.

— Я прямо как девочка стала! — Сьюзи повернулась к Мэг. — Что у вас там с Дэниелом? Слухи распространяются по городу со скоростью урагана.

— Да ничего. Мы… мы не…

— Брось ты, Мэг! — сухо перебила ее Хитер. — Его пикап видели у мотеля. — Этот слух ворвался в кафе Даффи, как смерч, к одиннадцати часам.

Мэг откинулась на спинку стула; надо что-то врать.

— Он просто навестил меня в мотеле — у меня шея разболелась. Помог найти электрогрелку, ну и… какое-то время, естественно, у меня побыл.

Сьюзи саркастически улыбнулась.

— Должно быть, сильно прихватило… шею-то. Геллерман видела, как он отъезжал от мотеля в пять утра, — она как раз протирала столы в кафетерии.

Только сейчас Мэг припомнила: ведь кафетерий в мотеле работает круглосуточно, а большие окна выходят как раз на автостоянку. Вот черт!

— Ну и что-о ж… — протянула она, сделала паузу и прокашлялась. — Он действительно провел со мной ночь. Но ничего у нас не было.

В конце концов, это правда: в субботу ночью между ними действительно ничего не было — они просто улеглись спать, как добропорядочные супруги.

— Да неужели? — прервала ее на полуслове Сьюзи с разочарованным видом.

— Вы знаете, — вступила Хитер, — я ей верю: Дэниел — один из немногих оставшихся джентльменов в Блу-Спрюс.

— А тебе, я слышала, — обратилась Сьюзи к Хитер, — пришлось притащить парня из самого Денвера. Как у вас дела-то?

— Отлично! Завтра уезжаем на несколько дней.

— Везет людям! Куда?

— В Лас-Вегас — какая-то компьютерная конференция или что-то в этом роде. Я там никогда не была, мне интересно.

Мэг в душе порадовалась за Хитер. Самая тихая, скромная из них и сверхчувствительная: ненавидит конфликты, все готова отдать, лишь бы не ссориться.

Хитер одевается с безукоризненным вкусом; работает менеджером в местном банке; у нее и свой счет. Пожалуй, она единственная из всех знакомых Мэг в Блу-Спрюс, кто всегда сводит концы с концами, хотя никто ей не помогает. Жизнь ее течет ровно — не сравнить с теми взлетами и падениями, что достаются на долю ей, Мэг.

— Знаете, девушки, — Сьюзи небрежно поправила новую прическу, словно носила ее сто лет, — я люблю слушать о ваших амурных приключениях! У меня самой что? Какие радости? Пицца на двоих, да билетик на видео в Мэрфи вместе с Кевином, пока дети спят, — вот и все.

— А что, здорово! — позавидовала Лаура. — Мужик у тебя, Сьюзи, что надо!

— Ничего, мне нравится.

Девушки продолжали ужинать, болтая в таком же духе. Через некоторое время Хитер и Лаура, будто сговорившись, встали из-за стола и куда-то ушли. Мэг осталась наедине со Сьюзи. Пришло время выложить ей всю правду.

— Сьюзи, мне нужно сказать тебе что-то очень важное.

Сьюзи даже подалась вперед — вся внимание.

— Если это о Дэниеле — обещаю: ни одна душа не узнает! Иногда лучше рассказать кому-нибудь, чем держать в себе.

Странно, но Мэг мысленно согласилась с ней. Сьюзи не любительница посплетничать, ей бы можно довериться…

— Нет, это не о Дэниеле. Это о призе.

Сьюзи задумалась на минуту, что-то соображая; затем вдруг расцвела.

— Хороший приз получился, да? Эта маленькая женщина с гусиным пером! Я столько там всяких статуэток перебрала, пока нашла эту. По-моему, лучше и не придумаешь, а?

— Сьюзи, я не могу принять этот подарок.

— Что-о? Почему это? — Вид у Сьюзи стал такой убитый, будто весь мир рушился у нее на глазах. — Мэг, послушай, так нельзя…

— Сьюзи, — Мэг взяла ее за руку, — я тебе доверяю, и ты должна выслушать, что я тебе сейчас скажу. Кому-нибудь расскажешь — так я вернусь и разыщу тебя!

Сьюзи согласно кивнула. Мэг коротко поведала ей всю правду: о каникулах, которые они себе устроили; о фотографиях, сделанных Лаурой; о слухах, которые стали распространяться сами собой; о своем несуществующем особняке; о неудаче со вторым романом. Наконец, о том, что эта двойная жизнь для нее невыносима.

— Это ужа-асно! — посочувствовала Сьюзи. — Эти типы, в Нью-Йорке, просто дураки!

— Спасибо. Но не кажется ли тебе, что взять этот приз с собой домой — с моей стороны нечестно?

Реакция Сьюзи — молчание — удивила Мэг. Откинувшись на спинку стула, она принялась наблюдать за озером — пусть Сьюзи подумает. Наконец та заговорила спокойно:

— Почему же? Я думаю, это вполне честно.

— Но Сьюзи…

— Послушай меня, Мэг. Я постараюсь объяснить как на духу… чтобы ты поняла, как много для меня значишь. За Кевина я вышла сразу после школы. — Сьюзи пододвинула стул поближе к Мэг. — И сделала этот шаг, в основном, чтобы уехать из своего дома. У меня двое детей, и я готова поклясться: никогда не обращалась с ними так, как мой отец обращался со мной. Не хочу сказать, что я сожалею о своем выборе: я люблю Кевина, и я люблю своих детей.

— Я знаю, — отозвалась Мэг.

— Но иногда… понимаешь, для женщины здесь не очень-то подходящее место. Ну, я работаю… Но в конце месяца денег всегда не хватает… Мне кажется, мало времени провожу с детьми… — Она сделала паузу. — Это, как бы… когда я вышла замуж — будто рассталась с кем-то. Хоть и вышла по своему желанию. У меня нет внутри того огня, что горит в твоей душе, Мэг. Но я хочу, чтобы ты продолжала делать то, что делаешь. Ради всех нас. — Сьюзи перевела взгляд на подругу. — Понимаешь, о чем я говорю?

— Конечно, Сьюзи.

— То, чем женщина занимается… этого никто не замечает, не ценит. Это как бы, само собой разумеется. Или люди не понимают, как это важно. Но когда я прочитала твою книгу, я узнала всех, кто населяет ее. Мне показалось — я стала жить их жизнью… — Она остановилась. — Ох, я тут болтаю, болтаю…

Несмотря на путаную речь Сьюзи, Мэг отлично понимала, что та имеет в виду. Да и то, что подруге ее тоже, как и Дэниелу, нужно выговориться. Поэтому она просто сидела и слушала не перебивая.

— Ощущение такое, будто я их всех давно знаю, — продолжала Сьюзи. — Знаю, через что прошел Мэттью, от чего ему пришлось отказаться. Он это сделал, потому что у него была цель, и, в конце концов, он победил. И я поселилась, как бы внутри него, посреди его борьбы, его мыслей, — значит, и я победила. Как ты считаешь?

Мэг закивала.

— Вот! Так как же ты смеешь сидеть здесь и толковать, что ты неудачница?! Если б даже ты, кроме этой книги, ничего другого не написала — уже хватит! А не увезешь этот приз с собой — я… я тресну тебя им по башке!

— Не стоит, — мягко прозвучал голос Лауры, они с Хитер незаметно подошли к Мэг со спины. — Возьмет, возьмет!

— Вообще-то мне повезло, — подвела итог Мэг после небольшой паузы. — Какие у меня подруги!

На городском рынке Мэг купила шоколадную крошку и вафельные коржи. А еще, металлическую корзинку с ручкой для приготовления попкорна и коробку деликатесного полуфабриката попкорна. В магазине видеофильмов по карточке Дэниела взяла напрокат комедию. Если залечь часов в десять, можно посмотреть весь фильм до конца. Потом она заехала в продовольственный магазин Майка.

Тот уже вез на тележке сорокафунтовый мешок с сухим кормом для собак, а Мэг доставала кредитную карточку, как вдруг услышала голос позади себя:

— Эта девица окрутит парня в два счета и привяжет к себе! Боб Уиллет был мужик не промах, а вот сыну его надо держать ухо востро.

Мэг застыла на несколько секунд, не в силах пошевелиться, и все же трясущимися руками протянула Майку кредитную карточку. Она пропустит эти злые слова мимо ушей, сделает вид, что не слышит… Привыкла, вообще-то, к такому, хоть в Лос-Анджелесе это не проявлялось в столь открытой форме. Ну, а здесь, в Блу-Спрюс, это случалось частенько.

— Марта, остынь! — раздался усталый мужской голос.

Джейк Будайн — Мэг узнала его: очень хороший, порядочный человек. Но вот не повезло ему, женился на этой своенравной, злобной особе. Вторая Пола, только еще и сварливая вдобавок.

— Но это же правда! — не унималась она. — Спросите кого хотите! Приехала, словно она королева. Окрутит самого лучшего парня, а потом ищи-свищи! Уедет, разобьет сердце бедняжке! Она и раньше так делала.

— Марта, прошу тебя…

Мэг забрала у Майка кредитную карточку, попросила его донести мешок с кормом до машины, и пошла к выходу.

— Такая же, как мамочка! Правильно говорят — яблоко от яблони недалеко падает!

Слезы затуманили ей глаза. Мэг пыталась успокоить себя: Марта Будайн несчастная женщина, вот и все; выливает свою злобу на первого встречного, а тут, к несчастью, новенькая оказалась рядом.

— Не обращай на нее внимания, Мэг! — Майк проводил Мэг до машины и уложил мешок с кормом на заднее сиденье. — Она со всеми так. Больше всего бедному Джейку достается.

— Спасибо, Майк.

Она завела машину и стала выруливать на шоссе, ведущее к ранчо Дэниела, вытирая на ходу слезы.

Бетти Бикман не выдержала:

— Марта! Ты — жалкая старая дура!

— Что-о?!

— А то-о! Каждый, у кого есть глаза, знает, что эти двое влюблены друг в друга со школьных лет! Какого же черта ты… какое тебе дело? Зачем гадости говоришь?!

— Она ему не пара!

— Прекрасная пара! Самая подходящая пара! А ты… вымой свой поганый рот мылом и больше не говори таких вещей!

— Ее мать…

— Ее мать не имеет к ней никакого отношения! Не знаю, что у тебя там было с Антонией Прескотт, но если еще раз услышу, что ты плохо говоришь о Мэг, — смотри!

— Джейк! — взвизгнула Марта. — Почему ты позволяешь так со мной разговаривать?

Джейк улыбнулся, пожал плечами.

— Но это правда. Не надо путать девушку с ее матерью — она совсем другая.

Марта фыркнула и как ураган вылетела из магазина. Джейк спокойно расплатился и направился к своему пикапу. Бетти в это время пошла к телефону-автомату в углу. И, набирая номер Дэниела, думала: иногда любви нужен не только букет цветов, а еще и поддержка, рука помощи.

Мэг тихо вошла в дом и поставила два больших полиэтиленовых пакета с продуктами на барную стойку. Дэниел, — он сидел у камина, — заслышав шаги, бросился встречать Мэг.

— Мэг! Ну как, вкусный ужин будет?

— Замечательный! — с напряжением в голосе ответила она.

Он уже знал причину: когда он кормил собак, позвонила Бетти, рассказала о сцене в магазине.

Марта Будайн стервозная баба, и все! Но Мэг, ясно, вернулась в расстроенных чувствах.

— Случилось что-нибудь, дорогая?

— Нет, — ответила она, глядя ему в глаза и натянуто улыбаясь. — А у тебя?

Он отступил на шаг, чтобы получше ее разглядеть.

— У меня все в порядке. Хорошая сеточка для попкорна, — заметил он, наблюдая, как она выкладывает все из сумок.

— Я подумала, что мы могли бы посмотреть сегодня фильм. Взяла напрокат одну кассету. Ты не против?

— Нет, конечно. — Он будто шел по минному полю. — Я вытащил суп из холодильника на ужин. Как, пойдет? Или ты что-нибудь другое хочешь? Можно разморозить пару бифштексов.

— Суп — годится. — Мэг вышла на крыльцо. Дэниел понял, что на душе у нее тяжело и она пока не находит сил с собой справиться.

Никогда ты здесь не приживешься. Люди не забудут… думала Мэг. Такое у нее настроение было, когда распрощалась со Сьюзи… Этот инцидент в магазине, как дубиной по голове; обидно… Говорить об этом Дэниелу? Неужели все в городе так же думают? Сын Боба Уиллета здесь, в Блу-Спрюс, — высший слой общества. А она — выскочка, да еще мать у нее — Антония Прескотт…

Мэг медленно шла мимо крыльца, глядя в сторону гор. Темнеет; интересно наблюдать игру света над огромными утесами. Какая могучая, дивная природа… Как всегда при виде этой величественной красоты, она немного успокоилась. Уже не в первый раз по приезде сюда возникает затруднительная ситуация. Люди в городе будут, наверно, удивлены, когда узнают ее и поймут, что между ней и ее матерью нет почти ничего общего. Ее мать… То, что Мэг хотела забыть, о чем поклялась себе не думать, опять предстало перед ней во всей неприглядности.

Вскоре после выхода в свет первого романа Мэг полетела в Нью-Йорк, чтобы встретиться с редактором и обсудить перспективы своей карьеры, как начинающего писателя. Заодно она рассчитывала повидаться с матерью — давно не разговаривала с ней по телефону. Не надеясь получить от нее приглашение, решила, набравшись нахальства, сама заглянуть. Не очень вежливо, конечно…

Антония жила в Ист-Энде. Мэг позвонила, вышел привратник. Она объяснила, кто она и к кому, и привратник, сообщив Антонии о гостье и получив ответ, наконец, пропустил ее. В просторном, шикарном лифте Мэг поднялась на двадцать седьмой этаж. Антония уже стояла, ожидая ее, в дверях своей огромной, богато обставленной квартиры. Выглядела она отлично: эффектно одета; как всегда, дорогая, тщательная косметика; со вкусом подобранные украшения. Неожиданным приездом дочери была явно недовольна. Долго, молча разглядывала Мэг, потом все же пригласила войти.

Сейчас Мэг могла припомнить лишь обрывки разговора — короткого, сухого. Мать не предложила ей даже кока-колы, не говоря уже о том, чтобы сесть поудобнее. Ни намека на то, чтобы Мэг осталась хотя бы на несколько дней. Из просторного фойе прошли сразу в гостиную, с окнами на Сентрал-парк. Старинная мебель; дорогие антикварные вазы; драгоценные безделушки; тонкой работы книжные полки; маленькие грациозные столики; широкая каменная полка над огромным камином. И масса фотографий в изящных серебряных рамках. Вот Мартин, муж Антонии, — солидный господин с густыми седыми волосами и пронизывающими синими глазами; знакомые, друзья — на фоне красивых пейзажей. Напрасно Мэг искала глазами свою фотографию — любую, в любом возрасте: ее не было. И вдруг она догадалась…

— Ты не… твой муж не знает обо мне! — с утвердительной, а не с вопросительной интонацией произнесла она.

Антония и бровью не повела, ответила бесстрастно:

— Нет, не знает.

Мэг потом, сколько ни старалась, не могла вспомнить, как вышла из квартиры, попрощалась или нет и какие слова они еще говорили — она и Антония. Помнит только, как вскочила в лифт, как замелькали цифры на табло — номера этажей… Прошмыгнула мимо привратника, не ответив на его доброжелательное приветствие. Пробежав полквартала, поймала такси, что в Нью-Йорке почти невозможно. «Не сказала ему обо мне — боялась потерять кормушку!»…

— Куда? — спросил водитель.

— Все равно. Подальше отсюда.

Минут через двадцать, увидев впереди кафетерий, вышла на слякотный, покрытый тающим снегом асфальт, ощутила влажное, туманное тепло кафетерия…

Хозяйка, пожилая женщина, посмотрев на нее и, видимо, поняв ее состояние, молча, быстро проводила в угловую кабинку.

— Чаю! — попросила Мэг тихим, надломленным голосом, прокашлялась и, стараясь выглядеть невозмутимой, добавила: — Сначала чаю.

Посетителей всего несколько человек. Сидя в этой обтянутой виниловой пленкой кабинке и глядя на улицу, где опять сыпал снег, она поняла, что, возможно, это была ее последняя встреча с матерью. Звонить ей она больше не будет.

Дэниел вышел на крыльцо, и у него сжалось сердце, когда он увидел ее: Мэг словно угасла. Последние лучи солнца вот-вот исчезнут за горами. Он-то думал постоять рядом с ней, полюбоваться закатом… Нет, ей, видно, не до того, пусть побудет наедине с собой…

Они поели суп на кухне, поставили попкорн и лежа стали смотреть картину. Он обнял ее, она положила голову ему на плечо, но ее будто не было здесь. Огонь исчез из ее черт. Позднее, когда она уснула, грустная мысль пришла ему в голову: может быть, она и не приживется здесь. Есть люди, которые ничего не забывают.

О том, чтобы тронуть ее, не может быть и речи: она так расстроена, что он страшился даже мысли об этом. Не дай Бог, разрыдается, станет рассказывать об этом дурацком эпизоде в магазине. Пусть лучше попробует забыть. Сегодня он думал о том, чтобы предложить ей остаться навсегда: законный брак, дети. Он почти решился — утром, когда у нее нос был в муке… Теперь же, обнимая Мэг, чтобы не потревожить ее сон, он понял то, о чем Бетти своим звонком напомнила ему: как много ей придется принести в жертву, если он попросит ее стать его женой.

На следующее утро настойчивый телефонный звонок вытащил Мэг из глубокого сна.

— Ты там еще сидишь? — спросила Лаура.

— Я там еще лежу! — Мэг пыталась сориентироваться: где это она находится? Утро не самое лучшее время дня, это уж точно.

— Приготовься к сногсшибательной новости!.. Хитер сбежала! Ее мама с ума сходит!

— Хитер? Сбежала? — Мэг быстренько проснулась. — В Лас-Вегас? С Доналдом?

— Точно! Ужасно! Совсем недавно все вместе сидели за столом…

Мэг улыбнулась, села, свесила ноги с кровати и запустила пятерню в волосы, чтобы сосредоточиться.

— Молодец! У нее хватило духу, а у меня — нет.

— Я тоже так думаю.

После обеда кончился картридж во взятом напрокат принтере.

— Я скоро вернусь, — сказала она Дэниелу. — Мне надо съездить в город — купить картридж. Тебе захватить что-нибудь?

— Нет, вроде бы все есть.

Она уже догадывалась, что он все знает. Ну что ж, надо пересилить себя и поговорить, когда вернется. Что-то надо решать, и скорее.

В магазине она встретила Минни — та выбирала поздравительную открытку для дня рождения.

— Минни! — Мэг была искренне рада ее видеть. — Как живешь? Какие у тебя ногти красивые!

— А-а… Это вишневый цвет. Приходи, и тебе сделаю. — Минни замешкалась, — видно, хотела еще что-то спросить, но не посмела. — Ты не поможешь мне выбрать открытку, Мэг? У тебя такой исключительный вкус! Этот твой дом — он такой красивый…

— У меня нет дома, Минни. И никогда не было.

— Как? — Вид у нее был совершенно растерянный. — Но я видела фотографии…

— Отель «Беверли-Хиллз», Сансет-бульвар. Красивое место, но для меня дороговато.

В этот момент Мэг уже решила, что не останется в Блу-Спрюс. Она все равно, что идет по натянутому канату: нельзя останавливаться — надо двигаться вперед. Она не вернется, и все! Так что можно разрушить красивый фасад — ее дом, ее красивая, роскошная жизнь…

— Но, Мэг…

— Это отель, Минни. Там живут многие. А у меня двухкомнатная квартира в Западном Голливуде.

— Но ведь ты написала книгу…

— Да. И получила довольно вшивый гонорар. А вторую книгу не смогла выпустить.

— Но, Мэг…

И тут она увидела: Лаура и Хитер были правы — люди не желают расставаться с мечтой, со своими иллюзиями. Минни так хочется, чтобы она и впрямь жила в фешенебельном особняке, — и все тут.

— Нет дома, Минни, нет. И никогда не было, и никогда не будет!

— Э-э-э, Бруно знает лучше! Ба-да-бинг, ба-да-бэнг, ба-да-бум! Ты сделаешь Дэниела Уиллета самым счастливым человеком, Мэг!

Они сидели с Бруно в кафе Даффи и потягивали мягкое, золотистое пиво.

— Да он влюблен в тебя со школы! Ты что, не знала? — Он почесал в затылке. — Я разве неправду говорю?

— Бруно, ты в этом уверен?

— Уверен? Каждая собака в городе знает, а ты говоришь — уверен. Единственное, почему он не сделал предложение, — ну, я так считаю — не хочет тебя связывать. Тянуть назад. Мешать твоему большому успеху.

— Да это было просто… ну, влечение. Он сам мне говорил.

— Может, конечно, начаться как влечение, но у такого парня, как Дэниел, обернется любовью… буквально через час. Или через два.

— О Боже! — Она отпила немного пива.

— Почему, ты думаешь, он сидел вот на этом самом табурете в прошлую пятницу? А-а? Когда он окончил школу совсем в другой год? А-а? Чтобы посмотреть, как дурачится наш класс? А-а? Нет! — Бруно сильно хлопнул по стойке.

Слова Бруно кое-что прояснили у Мэг в голове.

— Бруно, а как ты поступил бы на моем месте?

— На твоем месте? Тебе надо остаться с этим парнем, выйти за него замуж, завести парочку детишек. И написать еще одну книгу — вот как надо поступить на твоем месте!

Глава одиннадцатая

Дэниелу пришлось закрыть Молли и Дигера в гараже: в погоне за кроликом они перетоптали весь огород. Опустились сумерки. Он стоял в конюшне, глядя в маленькое оконце. Лошади накормлены, куры, козы тоже. Насыпал корму и невесть откуда взявшемуся черному котенку, который устроил себе жилище на тюках сена. Единственное, чего он опасался, чтобы это не оказалась кошка: принесет котят, а что с ними делать?

Мэг еще не приехала… Он уселся на тюки с сеном. Подошел Хантер и сел рядом; Дэниел принялся чесать его черно-белое ухо. Кругом тишина, только лошади время от времени всхрапывают да переступают копытами.

Вдруг Хантер повернул голову. Мэг?.. Дэниел подошел к окну: она, в тех же джинсах и том же темно-красном свитере. Но что-то в ее облике другое: волосы немного всклокочены, глаза как-то неестественно блестят, а тушь на ресницах растеклась… Дэниел вышел из конюшни и направился к Мэг. Подойдя поближе, остановился: только сейчас увидел, что она беззвучно плачет… Вид уставший, измученный, будто прошла много миль пешком.

— Дэниел, — тихо начала она, глядя ему прямо в глаза, — ты должен… так нельзя… Я никогда тебя не брошу, Ковбой! Зачем ты хотел, чтоб я уехала?

Он не мог говорить, только кивнул. Обнять бы ее, поднять на руки, унести домой… в дом… Нет, без Мэг это не дом! Пусто, скучно… Его дом оживет, только когда она будет жить здесь! Она, кажется, не в силах сдержать эмоций.

— Я не знаю… — прошептала она. — Бруно сказал мне… как ты ко мне относишься. Я видела, что у тебя влечение ко мне как к женщине. И у меня тоже… Но я не знала, что…

— Не уверен я, получится ли, Мэг. Ты можешь попробовать остаться, но… Я не знаю…

Она запустила пятерню в волосы; капельки пота выступили у нее на лбу.

— Ты слышал, что случилось в магазине?

— Да.

— Я, я немного странная, Дэниел…

— Что ты, нисколько! — Ему трудно было говорить, в горле пересохло. Он подошел к ней. — Нет, ты вовсе не странная, Мэг.

— Дэниел, это все неправда, что они говорят обо мне.

— Да я знаю. Я очень горжусь тобой.

— Да? — Она засунула руки в карманы, потом вытащила одну руку, стала крутить пальцы. — Спасибо.

Он хотел сказать, что больше всего на свете хочет, чтобы она осталась с ним, но она опередила его, прошептав еле слышно:

— Ты знаешь, Дэниел, я, наверно, не смогу уйти от тебя.

Дэниел потерял дар речи — смотрел на нее и молчал. И опять она опередила его:

— Я очень одинока, Дэниел. Все думают, что я так здорово провожу время в Лос-Анджелесе, наслаждаюсь жизнью… На самом деле мне иной раз так тошно и одиноко, что я ничего не могу делать. Иногда просто выхожу на улицу в надежде познакомиться с каким-нибудь мужчиной и не могу. Потому, что единственный, с кем я хочу быть, ты. А ты не хочешь, чтоб я осталась у тебя.

Он закрыл руками глаза — боялся, что слезы потекут. Наконец овладел собой, опустил руки. Теперь ничто их не разделяет!

— Дэниел… — прошептала она, делая несколько маленьких шагов, которые все же разделяли их; почти дотронулась до него… и опустила глаза.

Эти пряди ее русых волос, такие беззащитные…

— Дэниел, ты должен сам попросить меня, я должна знать! — шепотом, но настойчиво проговорила она.

Он понял, о чем надо ее попросить, и молчал, разрывался: одна часть его хотела это произнести, вторая приказывала молчать. Слишком долго уже длится это тяжкое молчание. Она стояла не двигаясь; минута, другая… Затем повернулась и пошла.

— Мэг! — Он не узнал своего голоса.

Завыл Хантер. Мэг остановилась, не поворачиваясь.

— Мэг, я… Пожалуйста, Мэг…

Он видел, что она идет через силу, приказывает себе уйти. Все ее существо стремится остаться здесь. Но она все равно уйдет, если он будет молчать, он знал это.

— Не уходи, Мэг!

Она наклонила голову, и он увидел эти прелестные ершистые волоски под затылком, которые так любил целовать.

— Мэг! — Он подошел и положил руку ей на плечо.

Она стояла, отвернув от него лицо; плечи ее тряслись. Вдруг повернулась, легкая, как тростинка, уперлась кулачками ему в грудь.

— Говори! Я хочу это слышать!

Он обнял ее так крепко, что сам испугался.

— Оставайся со мной! — прошептал он, и слезы потекли у него из глаз.

Она, молча обняла его за шею, и он лицом утонул в ее волосах.

— Будь моей женой! — выдохнул он. Она несколько раз кивнула:

— Да, да!

— Не оставляй меня, Мэг!

— Никогда, Дэниел!

Поздно ночью, осторожно выскользнув из-под одеяла, она подошла к книжной полке у камина, достала свою книгу и быстро вернулась в постель, под теплое одеяло. Нащупав ручку на тумбочке, включила настольную лампу: на самую слабую яркость. Открыла титульную страницу… Она уже знала, что написать: «Дэниелу. Я люблю тебя давно — всю жизнь. Я так благодарна судьбе, что мы снова вместе». Закрыла книгу, тихо положила на тумбочку. Прижалась к Дэниелу, положив ему голову на плечо, и он, не просыпаясь, обнял ее. Она знала: теперь это ее место, она будет просыпаться здесь до конца своей жизни. Потянулась выключить настольную лампу и только тут заметила, что глаза его чуть приоткрыты.

— Я тебя разбудила?

Он отрицательно помотал головой.

— Дай-ка мне книжку!

Он прочел надпись, и, как ни старался скрыть свои чувства, она ясно видела: очень взволнован. Дэниел выключил свет, и она опять пристроилась у него на плече. Теперь слышно было, как бьется его сердце.

— Хочу, чтобы ты знала, — шепнул он ей на ухо, — что я бережливый мужчина. Скопил кое-какие деньги, так что мы можем завести экономку, чтобы у тебя оставалось побольше времени для твоей работы.

— Дэниел…

— Не спорь со мной, Синеглазка. — Он взял ее руку и стал перебирать пальцы. — Я хочу, чтобы эти пальчики печатали… Писали.

— Меняли пеленки…

Он замер; включил свет, посмотрел на нее. По выражению его темно-серых глаз она поняла, что говорить ничего не надо, кроме…

— По одному, — опередила она его, — мальчика и девочку. — И посмотрела на него озорным взглядом. — Возможно, будут близнецы. У моих предков по материнской линии это заведено. Ты не знал?

Дэниел откинулся на подушку и засмеялся.

Эпилог

Прошло три года.

— Все готово! — крикнула Мэг из кухни.

В этот июньский день впервые за долгие годы все четверо братьев собрались вместе. Впрочем, и повод серьезный: не каждый день дочке Дэниела — Эмили исполняется один год.

Мэг осторожно несла на крыльцо белый слоеный торт — со светло-розовым кремом, разноцветными искорками, изображениями разных животных, марширующих по кругу, и большой розовой свечой в центре. Увидев Дэниела, держащего Эмили на своих сильных руках, она широко, радостно улыбнулась. Их дочка такая красивая в атласном белом платье, которое ей сшила Лаура.

Год назад, когда доктор сообщил им с Дэниелом, что у них родилась девочка, она была просто в панике. А что, если он хотел мальчика? Он, вероятно, понял ее опасения: наклонился, нежно поцеловал ее и прошептал:

— У нас, Уиллетов, и так все мальчишки. Я так счастлив, что девочка! Такая красивая!

Эмили и впрямь красавица! Как завидит отца — сразу улыбается. Мэг своим женским сердцем чувствовала, что, когда родилась дочь, они стали одной крепкой семьей.

Собаки, — Хантер, Дигер, Молли и новый щенок, дворняжка, которую Дэниел подобрал в городе, — крутились под ногами, радостно виляя хвостами. Мопс Слагго — Мэг привезла его из Лос-Анджелеса — грелся в лучах солнца на полянке. Вид у него был очень довольный.

Мэг пригласила на семейный праздник и своих друзей: Хитер с Доналдом, Сьюзи с Кевином и Лауру — она еще незамужняя, но встречается с хорошим, серьезным молодым парнем по имени Скотт, и она привела его с собой. Пришла и соседка Бетти Сью, с мужем и детьми. Дэниел пригласил Бетти Бикман с мужем Гэлом — они принесли столько цветов, что не хватало ваз. Пришел и Бруно Дельгадо, в своих неизменных джинсах и футболке с нарисованными на груди черепом и скрещенными костями.

Все дружно запели: «С днем рождения, Эмили…», а виновница торжества не могла оторвать глазки от свечи в центре торта. Брэтт снимал все на видео.

— Надо загадать желание для Эмили. — Мэг передала дочку Дэниелу.

Он подумал немного и задул свечу.

Поздно вечером, когда гости разъехались по домам или улеглись спать, и Эмили уснула в своей кроватке, с верным Хантером у порога, — Мэг села на ступеньки крыльца. Слагго развалился у ее ног, а два кота лежали рядом на стуле. Мэг смотрела на звезды. Она особенно любила свой дом в такое время: знакомые звуки — совы и мыши, опоссумы и еноты… Листья шелестят, воздух напоен ароматом трав и цветов, стрекочут кузнечики, квакают лягушки в пруду.

Ей не нужно оборачиваться, чтобы посмотреть, кто пришел: это Дэниел, ее муж. Он сел рядом на ступеньку, легко приподнял жену, посадил себе на колени.

— Один год… — задумчиво сказал он.

— Да, так быстро… Просто не верится. — Она придвинулась к нему поближе. — Что ты загадал для нее?

— Любовь и счастье — на всю ее жизнь. А ты что загадала?

— Чтобы мы все всегда были так же счастливы, как сейчас.

Он притянул ее к себе, уткнувшись подбородком ей в макушку.

— Ты счастлива, Мэг?

Она знала: Дэниел до сих пор беспокоится, что она скучает по своей жизни в Лос-Анджелесе. Раз в два-три месяца они обязательно ездили в Денвер — закупить книги, журналы, хороший кофе и игрушки для Эмили.

Мэг упорно продолжала писать. Ее очередной роман, тот самый, что она начала тогда в мотеле, должен выйти весной. Но ничто на свете — даже ее писательство — не сравнится для нее с любовью вот этого прекрасного, доброго и сильного человека, с возможностью воспитывать их детей — здесь, у подножия Скалистых гор, под необъятным звездным небом, на родной земле.

— Ты счастлива, Синеглазка?

— Да, Дэниел, я счастлива.

КОНЕЦ

Внимание!

Данный текст предназначен только для ознакомления. После ознакомления его следует незамедлительно удалить. Сохраняя этот текст, Вы несете ответственность, предусмотренную действующим законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме ознакомления запрещено. Публикация этого текста не преследует никакой коммерческой выгоды. Данный текст является рекламой соответствующих бумажных изданий. Все права на исходный материал принадлежат соответствующим организациям и частным лицам