Эрин Хантер

«Первые испытания»

Глава I

КАЛЛИК

— Это случилось в стародавние времена, когда никаких медведей на Земле еще не было. Замерзшее море вдруг взорвалось, разлетелось на множество осколков, и крошечные кусочки льда рассеялись по черному небу. В каждой из этих льдинок живет душа медведя, и если ты будешь добрым, храбрым и смелым, твой дух когда-нибудь присоединится к ним…

Свернувшись возле маминой задней лапы, Каллик слушала знакомую с детства легенду. Ее брат Таккик лежал рядом и барабанил лапами по снежной стене берлоги. Он всегда изнемогал от скуки, когда погода заставляла их подолгу оставаться внутри.

— Если вы внимательно посмотрите на небо, — продолжала мама, — то найдете на нем фигуру Большой Медведицы, сложенную из ярких звезд. Мы называем ее Силалюк. Большая Медведица вечно бегает вокруг Путеводной Звезды.

— Зачем она бегает? — спросила Каллик. Она знала ответ, но в этом месте всегда задавала свой вопрос.

— Она спасается от погони, — понизив голос, ответила Ниса. — Трое свирепых охотников преследовали Медведицу, и звали их Малиновка, Синица и Кукша. Много лун они охотились за Большой Медведицей, целое лето гонялись они за ней, до самого последнего дня Знойного Неба. Когда тепло стало покидать землю, охотники все-таки настигли Медведицу.

Они окружили ее с трех сторон, подняли свои острые копья и нанесли ей смертельные удары. Кровь из сердца Большой Медведицы хлынула на землю, и всюду, куда падали алые капли, деревья окрасились в золото и пурпур. Несколько капель крови брызнули на грудку Малиновки, и с тех пор у всех малиновок красные грудки.

— И Большая Медведица умерла? — шепотом спросил Таккик.

— Умерла, — кивнула Ниса, и Каллик невольно поежилась. Она всегда пугалась, когда история подходила к этому месту.

А мать продолжала:

— Долго тянутся холодные месяцы Снежного Неба, и все это время тело Силалюк лежит под толстым льдом. Но вновь наступает пора Знойного Неба, тает лед, исчезает снег, и дух великой медведицы, воскреснув, взлетает на небо. Но снова трое охотников начинают свою жестокую охоту, и все повторяется вновь.

Каллик уткнулась носом в мягкую белую шерсть матери.

Стены берлоги плавно изгибались, смыкаясь где-то над ее головой, так что получалось уютное убежище из снега, которого Каллик почти не видела в темноте, хотя он и лежал в двух лапах от ее черного носа.

Снаружи свирепый ветер с воем носился надо льдом, задувая тонкие струйки холодного воздуха через узкий проход прямо в берлогу. Как хорошо, что сегодня им не пришлось вылезать наружу!

Здесь, в берлоге, было тепло и уютно. Наверное, у небесной медведицы Силалюк нет ни мамы, ни брата, и ей негде укрыться от ветра в непогоду…

Бедная медведица! Если бы у нее была семья и дом, ей не пришлось бы вечно убегать от охотников. Каллик знала, что мама будет защищать ее от всех страхов и несчастий, пока она не вырастет большой и сильной и не сможет сама постоять за себя.

И тут Таккик шлепнул ее по носу своей толстой пушистой лапой и захихикал:

— Каллик трусишка!

Она видела, как блестят в темноте его глаза.

— И вовсе нет!

— Каллик боится Малиновку и Кукшу! Думает, они придут за ней в берлогу! — с веселым урчанием продолжал Таккик.

— А вот и неправда! — прорычала Каллик, зарываясь когтями в снег. — Я вовсе не этого боюсь!

— Ага, призналась, что боишься! Так я и знал! — захохотал ее брат.

Ниса ласково дотронулась мохнатой щекой до щеки дочери.

— Чего ты испугалась, глупышка? Ты ведь много раз слышала эту сказку о Большой Медведице?

— Я знаю, — вздохнула Каллик. — Просто я вот о чем подумала… Снежное Небо ведь когда-нибудь закончится, правильно? Снег и лед растают, настанет пора Знойного Неба. Но тогда мы не сможем охотиться и будем голодать! Так ведь всегда бывает, правда?

Мать так тяжело вздохнула, что ее огромные плечи всколыхнулись под белоснежной шкурой.

— Что ты такое придумала, звездочка? — прошептала она, дотрагиваясь носом до носа Каллик. — Я совсем не хотела тебя пугать. Ты просто никогда не видела поры Знойного Неба, вот и выдумываешь всякие страхи. На самом деле все не так страшно. Мы выживем и не умрем с голоду, даже если нам придется какое-то время питаться травой и ягодами.

— Что такое трава и ягоды? — спросила Каллик.

Таккик сморщил нос и фыркнул:

— Это так же вкусно, как тюлени?

— Нет, — покачала головой Ниса, — но на свете есть вещи поважнее вкуса. Трава и ягоды позволят нам выжить в голодную пору. Когда мы доберемся до земли, я покажу вам, как они выглядят.

Она замолчала, и некоторое время в берлоге не было слышно ничего, кроме воя ветра, бьющегося в снежные стены.

Каллик прижалась поближе к теплому боку матери.

— Тебе грустно? — прошептала она.

Ниса снова дотронулась до нее носом.

— Не бойся, — повторила она, но на этот раз в материнском голосе прозвучала решимость. — Вспомни сказку о Большой Медведице. Что бы ни случилось, лед и снег снова вернутся на землю, и Силалюк вновь поднимется на лапы. Раз она смогла уцелеть, то и мы с вами сможем.

— Я где угодно могу уцелеть! — похвастался Таккик, распушив шерсть. — Я могу охотиться на моржей! Я переплыву океан! Я буду драться со всеми медведями, которых мы встретим по дороге!

— Ну конечно, милый, так все и будет. А теперь постарайся уснуть, — проурчала мать.

Таккик свернулся клубочком и поглубже зарылся в снег возле матери, а Каллик положила голову на материнский бок и закрыла глаза. Мама права: ей нечего бояться. Пока у нее есть семья, она всегда будет в тепле и в безопасности, как сейчас.

Каллик проснулась от странной тишины. Слабый свет просачивался сквозь снежные стены, бросая голубые и розовые тени на спящих брата и мать.

Сначала Каллик подумала, что ей в уши забился снег и даже как следует потрясла головой, но тут Ниса заворчала во сне, и маленькая медведица догадалась, что тишина наступила оттого, что бушевавший снаружи буран наконец утих.

— Эй, сопя, — сказала она, тычась носом в нос брата. — Вставай! Буран прошел.

Таккик сонно поднял голову. Шерсть на одной его щеке примялась от долгого сна, отчего мордочка стала выглядеть кособокой. Каллик так и покатилась со смеху.

— Просыпайся, толстый ленивый тюлень! — проурчала она, отсмеявшись. — Пошли поиграем снаружи.

— Пошли! — вскочил Таккик.

— Кто это разрешил вам выходить? — строго спросила мать, не открывая глаз.

Каллик так и подпрыгнула от неожиданности. Она была уверена, что мать еще спит, и надеялась потихоньку выбраться из берлоги.

— Мы недалеко, — пообещала она. — Мы будем около берлоги! Ну, пожалуйста, мамочка!

Ниса вздохнула, и шерсть у нее на спине всколыхнулась, будто по ней пробежал ветерок.

— Лучше пойдем все вместе, — решила она и, поднявшись на тяжелые лапы, осторожно развернулась в тесной берлоге, отодвинув обоих малышей в сторону. Опасливо принюхиваясь, медведица побрела по узкому туннелю, сметая боками нанесенный за несколько ночей снег.

Каллик посмотрела на напряженные задние лапы матери и поняла, что та не на шутку чем-то обеспокоена.

— Не понимаю, почему она так осторожничает? — шепотом пожаловалась она брату. — Ведь мы, белые медведи, самые огромные и самые страшные звери на льду! Кто может на нас напасть?

— Еще более крупный и еще более страшный белый медведь, тюленеголовая! — снисходительно ответил брат. — Ты никогда не замечала, какая ты маленькая и жалкая?

— Может быть, ростом я меньше тебя, — мгновенно ощетинилась Каллик, — зато я свирепее!

— Давай проверим! — обрадовался Таккик, когда мать наконец выбралась наружу. Он бросился за ней, кубарем скатился по покатому туннелю и плюхнулся в сугроб.

Каллик помчалась следом. Холодный комок снега плюхнулся ей на нос, когда, подбежав к выходу, она высунула любопытный нос наружу.

Ноздри приятно защекотал холодный свежий воздух, пахнущий рыбой, льдом и далекими тучами. Остатки сна будто лапой сняло, и Каллик мигом повеселела. Ее настоящее место было здесь, во льдах, а не в тесноте темной берлоги. Она весело сбросила на Таккика груду снега, а тот с воплем отпрыгнул в сторону.

Вскоре они уже гонялись друг за другом вокруг берлоги, а потом Каллик нырнула в глубокий снег и принялась быстро расшвыривать его своими длинными когтями, полной грудью вдыхая искристую прохладу.

Ниса уселась рядом с детьми, то и дело оглядываясь по сторонам и настороженно принюхиваясь.

— Сейчас я тебя достану! — угрожающе прорычал Таккик, бросаясь животом на снег. — Я ужасный свирепый морж, я плыву за тобой по океану!

С этими словами он пополз вперед, молотя лапами по снегу.

Каллик хотела отпрыгнуть, но Таккик оказался быстрее. Он плюхнулся на нее сверху, и вскоре они уже катались по снегу, визжа и рыча от удовольствия, пока Каллик, наконец, не вырвалась на свободу.

— Ага! — торжествующе крикнула она.

— Рррр! — зарычал брат. — Теперь морж по-настоящему рассердился! — И он принялся обеими лапами расшвыривать снег, мгновенно запорошив сидевшую рядом мать.

— Осторожнее! — недовольно проворчала та и, схватив Таккика огромной лапой, вытолкала его на землю. — Хватит барахтаться в снегу. Пора отправляться на поиски еды.

— Ура, ура! — завопила Каллик, кувыркаясь вокруг материнских лап. Они ничего не ели с самого начала бурана, а это было целых два рассвета тому назад, поэтому урчание в животе у Каллик успешно заглушало рычание огромного свирепого моржа.

Они двинулись по льду. Солнце скрылось за обрывками серых туч, которые на глазах становились все толще и тяжелее, а потом превратились в клубы серого тумана, мгновенно проглотившего окрестности.

Вокруг царила мертвая тишина, нарушаемая лишь скрипом снега под медвежьими лапами. Однажды с высоты донесся пронзительный птичий крик, и Каллик с любопытством подняла голову, но не увидела ничего, кроме клубящегося тумана.

— Почему такие тучи? — пожаловался Таккик, остановившись, чтобы потереть лапой глаза.

— Это хорошо, малыш, — проурчала Ниса, обнюхивая лед. — Туман скрывает охотников, и наша дичь не увидит, как мы к ней подбираемся.

— Но я хочу видеть, куда иду! — заупрямился Таккик. — Я не люблю ходить в тумане. Сыро, скучно и ничего не видно!

— А мне нравится туман, — возразила Каллик, с жадностью вдыхая густой влажный воздух.

— Если хочешь, я повезу тебя на спине, — предложила сыну Ниса, подталкивая его мордой. Таккик с радостью вскарабкался на мать, вцепившись когтями в ее густой белый мех. Потом он растянулся на широкой материнской спине и, торжествующе поглядывая на сестру, продолжил путь верхом.

Каллик любила такую погоду. Ей нравилось вынюхивать резкий холод льда под плотной и сырой завесой тумана. Нравилось, когда едва заметное дыхание океана приносило с собой запахи рыбы, соли и далекого песка, напоминая о том, что лежит под толщей льда. Она посмотрела на мать и увидела, что та тоже задрала нос и принюхивается. Каллик знала, что мать тщательно пропускает сквозь себя запахи, выискивая след, который приведет их к пище.

— Нюхайте! — велела детям Ниса. — Попытайтесь найти что-нибудь, кроме запаха льда и снега.

Таккик лишь глубже зарылся в материнскую шерсть, зато Каллик попыталась подражать матери. Она запрокинула голову назад и с шумом повела носом. Чтобы стать взрослой, нужно научиться всему, что умеет Ниса… Конечно, повзрослеет она еще не скоро, пройдет целая пора Знойного Неба и снова наступит Снежное Небо, прежде чем Каллик сможет сама заботиться о себе.

— Некоторые медведи могут учуять запах через все небо, — пояснила Ниса. — Они идут за ним до самого края неба, потом до нового края, и еще дальше.

Калик тут же пообещала себе, что когда-нибудь у нее тоже будет такой нюх.

Ниса подняла голову и пошла быстрее, а ленивый Таккик поглубже зарылся когтями в ее мех, чтобы не свалиться.

Вскоре Каллик поняла, куда так торопится ее мать. Посреди льда темнело круглое отверстие.

У Каллик задрожало в животе. Она знала, что это такое.

«Тюлени!»

Ниса опустила нос к самому льду и тщательно обнюхала края отверстия. Каллик последовала ее примеру и потыкалась своим носом всюду, где прошелся материнский. Ей даже показалось, будто она тоже учуяла слабый запах тюленя. Должно быть, это одно из отверстий, через которые тюлени дышат, прежде чем снова нырнуть в ледяную воду.

— Тюлени ужасно глупые, — заметил Таккик, свесив голову с материнской спины. — Зачем они живут в воде, если не могут в ней дышать? Пусть бы жили на льду, как белые медведи!

— Тогда нам было бы очень просто их увидеть и поймать, а они этого не хотят! — предположила Каллик.

— Тихо! — прикрикнула на них мать. — Сосредоточьтесь. Чувствуете запах тюленя?

— Я, кажется, чувствую, — заявила Каллик. Ей был знаком тюлений запах — шерстяной, жирный, гораздо более густой, чем у рыбы. У нее даже слюнки потекли, когда она почуяла его.

— Отлично, — проворчала Ниса, опускаясь возле полыньи. — Таккик, слезай на лед и ложись рядом с сестрой. — Таккик послушно скатился вниз и растянулся рядом с Каллик. — А теперь — ни звука! — понизив голос, приказала Ниса. — Не шевелитесь и лежите молча!

Каллик и Таккик повиновались. Они уже делали так раньше и знали, как себя вести.

Давно, когда они охотились в первый раз, Таккик быстро устал и принялся зевать и вертеться на льду. Тогда Ниса как следует отшлепала его и отругала, объяснив, что шум отпугивает тюленей, а другой еды у них не будет еще много-много дней. С тех пор оба малыша вели себя не хуже матери.

Каллик не сводила глаз с круглой лунки, уши у нее стояли торчком, черный нос подрагивал, следя за малейшими изменениями в воздухе.

Легкий ветерок гнал снежные вихри по льду, а туман продолжал сгущаться, так что у Каллик вся шерсть стала тяжелой и влажной.

Время шло, и постепенно ее стало охватывать беспокойство. Сколько же мама собирается сидеть возле черной лунки, ожидая, когда тюлень высунет голову наружу? Холод льда начал потихоньку заползать под густую шерсть Каллик. Она изо всех сил старалась подавить дрожь, ведь даже самые слабые колебания могли передаться по льду и предупредить тюленей о подстерегающей их опасности.

Она уставилась на лед по краям лунки. Черная вода тихонько лизала зубчатые края. Даже не верится, что эта глубокая темная вода лежит под Каллик, в медвежьем хвосте от ее носа, под толстой шкурой льда. Лед такой крепкий и толстый, неужели когда-нибудь он растает?

Под толщей льда скользили призрачные тени, порой принимавшие очертания огромных пузырей или стремительных вихрей. Странное дело, вдалеке лед казался ослепительно-белым, но чем ближе, тем прозрачнее он становился, и под ним можно было разглядеть разные картины.

Иногда Каллик думала, что во льду кто-то живет. Вот сейчас прямо под ее лапами раскачивался большой темный пузырь. Каллик, не отрываясь, смотрела на него и представляла, что это душа белого медведя, навечно замурованная в холодной толще льда. Наверное, эта душа не сумела взлететь на небо, вот и осталась на земле.

Таккик привалился к ней и тоже поглядел на пузырь.

— Знаешь, что мама говорит? — еле слышно прошептал он. — Эти тени подо льдом на самом деле не тени, а мертвые медведи! И сейчас они смотрят на тебя… своими мертвыми глазами.

— Я ни капельки не боюсь, — отрезала Каллик. — Они же во льду, а значит, не могут выбраться и напасть на меня!

— Сейчас не могут, а вот когда лед растает, — зловещим шепотом ответил Таккик.

— Тихо! — проворчала Ниса, не отрывая глаз от лунки. Таккик мгновенно умолк, положив голову на лапы. Веки его стали медленно закрываться, и вскоре он уже спал.

Каллик тоже клевала носом, но мужественно боролась с дремотой, чтобы не пропустить появление тюленя. И еще она боялась заснуть рядом с мертвым медведем, который таинственно колыхался под ее лапами. Она согнула и разогнула лапы, чтобы отогнать дремоту.

Внезапно раздался громкий всплеск, и Каллик увидела прямо перед собой гладкую серую голову. Она не успела даже разглядеть темные пятна на шкуре тюленя, как Ниса уже нырнула мордой в лунку. Одним стремительным движением она ухватила тюленя за голову и выбросила его из воды. Испуганное животное забилось на льду, но один удар могучей медвежьей лапы навсегда успокоил его.

Каллик во все глаза смотрела на мать. Неужели когда-нибудь она тоже сможет так быстро ловить тюленей?

Ниса распорола брюхо тюленю и поблагодарила ледяных духов за хорошую охоту. Медвежата уселись рядом с ней и принялись за еду. Каллик зажмурилась, вдыхая теплый аромат только что убитого мяса и жирной шкуры, которую можно долго-долго с удовольствием жевать… Она глубоко вонзила зубы в мясо и оторвала огромный кусок. Только сейчас она поняла, как же проголодалась!

Внезапно Ниса подняла голову и вздыбила шерсть.

Каллик немедленно оставила еду и повела носом. Огромный белый медведь выступил из тумана и неуклюже приближался к ним. Его желтоватая шерсть была перепачкана снегом, а каждая лапа была больше головы Каллик. Медведь шел прямо к их тюленю, глухо рыча и шипя на ходу.

Таккик ощетинился, но Ниса быстро отпихнула его лапой в сторону.

— Держись рядом со мной, — рявкнула она. — Уходим отсюда.

Она резко развернулась и побежала прочь, гоня медвежат перед собой. Каллик неслась изо всех сил, сердце ее бешено колотилось. Вдруг этому гигантскому медведю не хватит одного тюленя, и он погонится за ней?

Когда они взбегали вверх по снежному холму, Каллик быстро оглянулась и с облегчением увидела, что медведь и не думает преследовать их. Он стоял над убитым тюленем и жадно пожирал его.

— Это нечестно! — захныкала Каллик. — Это был наш тюлень!

— Я знаю, — вздохнула Ниса. Она шла медленно, как будто лапы ее вдруг отяжелели.

— Почему мы должны уступать этому ленивому медведю своего тюленя? Ведь это ты выследила и поймала его? — не унималась Каллик.

— Этот медведь тоже хочет есть, как и мы с вами, — ответила Ниса. — Когда тюленей мало, медведям приходится драться за каждый кусок еды. Никогда не доверяйте незнакомым медведям, детки. Мы с вами должны держаться вместе, потому что никто другой о нас не позаботится.

Каллик и Таккик угрюмо переглянулись. Каллик решила, что будет всегда заботиться о маме и брате. Она встречала очень мало чужих медведей, но все они были огромные, злые и страшные, очень похожие на этого противного великана, который только что отнял их еду. Наверное, белые медведи вообще недружелюбные создания. Может быть, во льдах не принято дружить.

— Мы не пропадем, если будем держаться вместе, — продолжала Ниса. — Еду всегда можно раздобыть, нужно только знать, где ее искать, и запастись терпением. Так что перестаньте беспокоиться, мои хорошие. Я буду заботиться о вас до тех пор, пока вы не сможете сами добывать себе еду.

Она повернула голову влево и спросила:

— Чуете?

Каллик повела носом и чуть не запрыгала от радости. Она учуяла запах! Только это был не тюлень, а что-то другое… Запах более рыбный, чем у тюленя, но не рыба. Что же это?

— Кто бы это мог быть? — тихонько спросила она у Таккика. Тот уткнул нос в снег, словно выслеживал кого-то, но потом вдруг прыгнул вперед и пришлепнул к земле падающую снежинку. Каллик задрала мордочку вверх и увидела, что снова начался снегопад. Ее брат весело гонялся за снежинками, не обращая никакого внимания на материнские слова.

— Таккик, ты будешь слушать маму? — разозлилась Каллик. — Когда-нибудь тебе придется охотиться самому!

— Слушаюсь, командирша, — буркнул Таккик, смешно поводя носом из стороны в сторону.

— Пошли скорее, — скомандовала Ниса. — И постарайтесь не шуметь.

Медвежата потрусили по льду следом за матерью, стараясь ступать как можно тише. Странно, но запах оставался на месте и не удалялся от них.

— Почему он не убегает? — не выдержала Каллик. — Он не знает, что мы идем?

— Есть много способов одурачить дичь, — пояснила мать. — Например, можно попробовать скрыть свой запах. Идите сюда, — приказала она, останавливаясь возле узкой полоски воды, темневшей в подтаявшем льду.

Медвежата прыгнули в воду следом за Нисой и поплыли.

— Фу, у меня вся шкура мокрая, — проворчал Таккик, когда они выбрались из воды с другой стороны лунки.

— Зато дичь не почует, как мы к ней подкрадемся, — ответила мать.

— И этот здоровенный старый медведь не сможет нас выследить, да? — уточнила Каллик.

— Ну конечно, — улыбнулась мать, дотрагиваясь носом до ее носа.

С каждым шагом резкий аромат рыбы становился все сильнее, и вскоре Каллик стала различать примешивающиеся к нему запахи соли, крови и далекого океана. Вскоре она увидела темную гору, возвышавшуюся надо льдом. Сначала Каллик приняла ее за гигантского тюленя, но подойдя поближе, поняла, что перед ней дохлый кит. Бока исполина были покрыты глубокими отметинами когтей, повсюду зияли дыры от вырванных клыками огромных кусков мяса. Весь снег кругом был красным от крови.

— Серый кит, — пояснила Ниса. — Какой-то медведь убил его и вытащил на лед.

Каллик, разинув рот, смотрела на кита. Каким же сильным нужно быть, чтобы победить такого огромного кита и вытащить его из воды! Охотник как следует полакомился своей добычей, но несмотря на это на костях осталось достаточно мяса для того, чтобы досыта накормить еще трех медведей. Каллик жадно вытянула мордочку и ухватила зубами здоровенный кусок мяса.

Но Ниса с такой силой толкнула ее в бок, что Каллик выронила мясо.

— А где благодарность духам льда? — мягко напомнила мать. — Никогда не забывайте о том, что вы всего лишь часть большого мира! — Ниса наклонила голову и прикоснулась носом ко льду. — Спасибо вам, духи льда, за то, что привели нас к этому мясу, — прошептала она.

Каллик и Таккик повторили за ней нужные слова, а потом с радостным урчанием принялись за еду.

К ночи туман рассеялся, и звезды ослепительно засверкали в черном небе. Каллик лениво растянулась на льду, она была сыта, и полный живот приятно согревал тело. Брат и мама лежали рядом. Ночь была тихая, даже слабый ветерок не шевелил густую шерсть на медвежьих спинах, и море подо льдом молчало.

— Мам? — сонно позвала Каллик. — Расскажи мне еще раз про души, которые живут подо льдом.

Таккик тихонько захихикал, но Ниса очень серьезно погладила дочь носом.

— Когда белый медведь умирает, — неторопливо начала она, — его душа уходит под лед. Она погружается все глубже и глубже, пока не превратится в тень, изредка пробегающую по поверхности льда. Но ты не должна бояться душ, звездочка моя. Они всегда рядом, и они помогут тебе. Если ты будешь хорошей медведицей, они позаботятся о тебе и помогут найти еду и убежище.

— Лучше ты заботься обо мне, — поежилась Каллик.

— Я тоже буду, — пообещала мать.

— А откуда берутся льдинки на небе? — спросила Каллик, задирая нос к черному небу. — Это ведь тоже души медведей?

— Когда лед тает, — объяснила Ниса, — души медведей освобождаются и взлетают на крыльях ветров в небеса, где превращаются в звезды. Оттуда они тоже смотрят на нас и помогают нам в наших делах.

— А вон та звезда, она кто? — подал голос Таккик. — Она самая яркая на всем небе, однажды я даже днем ее видел. И еще я заметил, что она никогда не двигается и всегда стоит на своем месте.

— Это Путеводная Звезда, — ответила Ниса.

— Почему Путеводная?

— Потому что если ты пойдешь за ней, — торжественно проговорила Ниса, — она приведет тебя в далекий край, где никогда не тает лед.

— Никогда? — ахнула Каллик. — Значит, там не бывает Знойного Неба? И медведи там могут круглый год охотиться на тюленей?

— Там не тает лед и не наступает Знойное Небо, там медведи никогда не едят ягоды, не покидают льда и не живут на земле, — подтвердила Ниса. — Там души медведей танцуют от радости под вечным льдом, а небо полыхает разноцветными огнями.

— Так почему мы не идем туда? — удивился Таккик. — Если там так замечательно, то что мы делаем здесь?

Каллик кивнула. У нее загудели лапы от желания немедленно вскочить и без устали мчаться в это сказочное место, где они всегда будут жить в сытости и безопасности.

— Это слишком далеко, — зевнула Ниса. — Нам туда не дойти. — Ее черные блестящие глаза были устремлены куда-то вдаль, и маленькие серебряные луны плыли в их таинственной глубине. — Но может быть, когда-нибудь нам придется отправиться туда…

— Правда? Когда? — встрепенулась Каллик, но мать положила голову на лапы и ничего не ответила. Каллик сразу поняла, что Ниса не хочет больше разговаривать.

Свернувшись в пушистый комок возле материнского бока, она стала смотреть на сверкающий под луной лед, и не заметила, как уснула. Этой ночью Каллик приснились души медведей. Они вылетели из-подо льда и закружились в прекрасном танце. Лапы у них были легче шерсти на медвежьей шкуре, они кувыркались, скользили и носились над заснеженным льдом.

На следующее утро Каллик проснулась от громкого скрипа. Сначала ей показалось, будто совсем рядом зевает огромный медведь или свирепый ветер завывает надо льдом, но воздух был тих, а странный звук доносился не с неба, а откуда-то из-подо льда. Мать уже проснулась и, задрав нос, кружила вокруг.

Каллик встала и отряхнулась. Шерсть ее отяжелела от влаги, а воздух как-то странно переменился. Ночью, когда она засыпала, он был холодными чистым, а теперь стал сырым и теплым… Каллик повернулась к безмятежно сопевшему брату и пихнула его носом.

— Моржи! Моржи нападают! — взвыл Таккик, резко вскакивая на лапы и бросаясь на сестру. Ниса с рычанием повернулась к медвежатам, но тут же успокоилась, увидев, что они просто играют.

— Тише, — проворчала она. — Таккик, ты ведешь себя, как глупый дикий гусь. Сейчас не время для игр. Нужно торопиться.

С этими словами она, не оглядываясь, зашагала вперед, и медвежата послушно заковыляли за ней. Мать явно была не в духе, и Каллик не на шутку встревожилась. Почему Ниса сказала, что сейчас не время играть? До сих пор она только радовалась, когда они с Таккиком возились в снегу!

Вскоре странный скрип раздался вновь. Ниса остановилась и повертела головой, ища источник звука. Каллик показалось, будто кто-то громко стонет или зевает прямо у них под лапами. Судя по всему, мама знала, что происходит, и ей это очень не нравилось.

Внезапно раздался громкий треск, сопровождаемый жутким свистом, и лед под лапами Каллик угрожающе накренился. От неожиданности она упала и покатилась по льду, который почему-то перестал быть ровным, а превратился в отвесный склон, круто сбегающий прямо в черную воду. Каллик испуганно завизжала и замахала лапами, когти ее беспомощно скользили по гладкой поверхности льда.

Но тут огромная лапа сгребла ее за шиворот и снова поставила на ровный лед. Каллик снова шлепнулась на брюхо, а мать оттащила ее от трещины, подальше от черных волн, жадно лижущих края новой полыньи.

— Ух ты! — восторженно завопил Таккик. — Лед раскололся пополам! Я уж испугался, что море сейчас проглотит тебя, и я никогда больше тебя не увижу!

Ниса свирепо зарычала. Каллик покрутила головой и увидела, что лед прямо перед ними раскололся на два огромных куска, которые стремительно удалялись друг от друга.

— Неужели уже началось? — пробормотала Ниса. — Но мы ведь почти не пожили на льду! Как мы сможем выжить на земле, если так мало охотились? — Она понеслась вдоль зубчатого края льда, рыча на волны, плещущие ей на лапы.

— Мама! — тоненько заскулила Каллик. — Что случилось? Настало Знойное Небо?

— Для Знойного Неба еще слишком рано, — ответила Ниса. — Но с каждым годом таянье льда начинается все раньше и раньше. У нас остается все меньше времени на охоту! — пробормотала она и сердито фыркнула. — Так больше продолжаться не может!

— Что же мы будем делать? — спросила Каллик. — Что будет с нами, если лед растает раньше срока?

Ниса только зарычала и ударила лапой по краю льда.

— Надо перебираться на землю? — деловито спросил Таккик. — Кажется, так поступают все медведи, когда лед тает?

— Нет, — вскинула морду Ниса. — Мы должны продолжать охотиться, иначе нам не пережить долгую голодную пору Знойного Неба.

— Но… — начала было Каллик, но вдруг замолчала, глядя на бурлящую воду и сломанный лед. Страшная мысль заставила ее похолодеть. Что если лед растает прежде, чем они успеют перебраться на землю?

— Надо идти, — вздохнула Ниса. — Мы не можем пока уйти на землю, потому что умрем с голоду, если не накопим жира на льду.

Она побрела по белому льду, а Таккик поспешно посеменил за ней следом. Каллик на миг задержалась у края льдины, глядя на черную воду.

Она смотрела на отколовшуюся льдину, которая уплывала все дальше и дальше, и думала. Далеко ли отсюда до земли? Смогут ли они добраться до берега по льду? И что будет с ними… если лед закончится слишком рано?

Глава II

ЛУСА

— А это Луса, наша самая маленькая черная медведица, ей всего пять месяцев. Она родилась здесь, в этом зоопарке. Черные медведи — их еще называют барибалами — отличаются очень красивым, густым и блестящим мехом. Шерсть у таких медведей на самом деле бывает самых разных оттенков, от шоколадного до желтовато-серого, но не зря имя нашей Лусы на языке индейцев чокто означает «черная». Присмотритесь повнимательнее, вы не найдете на ее черной шерстке ни единого пятнышка другого цвета. А это ее мама Аша, и папа Кинг.

К сожалению, все североамериканские медведи страдают от изменений климата. В целом черным медведям повезло больше, чем белым или гризли, но нам все равно нередко приходится спасать их из беды. Кинга, к примеру, мы нашли на краю леса. Он умер бы с голоду, если бы мы не привезли его сюда. А Луса никогда не знала другой жизни, кроме зоопарка, она с детства привыкла к людям и чувствует себя здесь в полной безопасности.

На прутьях решетки и редкой траве вольера лежал снег, но в воздухе еще пахло осенью, и несколько поздних крокусов храбро высовывали лиловые головки из земли.

Луса стояла на задних лапах и, едва заметно шевеля ушами, разглядывала группку плосколицых, стоявших на самом верхнем барьере вольера. Несколько плосколицых детенышей перегнулись через ограждение, показывали на нее пальцами и весело щебетали высокими птичьими голосами. Луса почти ничего не понимала из рассказа гида, но знала, что на языке плосколицых ее зовут Луса. Так называли ее те, кто приносит в вольер еду, а значит, гид рассказывал посетителям именно о ней. Ветерок приносил Лусе странный запах плосколицых: теплый молочный дух, покрытый сверху каким-то резким, почти цветочным ароматом. Высокие голоса плосколицых неприятно резали слух, зато смех у них был очень приятный.

Луса опустилась на все четыре лапы и направилась в ту часть вольера, где росли три высоких дерева и никогда не гниющее бревно. Это место Луса называла Лесом. Здесь она остановилась, снова встала на задние лапы и замахала в воздухе передними, чтобы привлечь внимание плосколицых. Убедившись, что все они повернулись к ней, она вскочила на бревно, пробежала по нему и тяжело шмякнулась на землю с другого конца.

Как она и рассчитывала, плосколицые радостно запыхтели, а гид перегнулся через перила и протянул Лусе грушу. Пришлось снова встать на задние лапы и вытянуться во весь рост, чтобы достать фрукт.

— Как видите, в нашем зоопарке Луса ведет себя точно так же, как ее сородичи в дикой природе. Все медведи встают на задние лапы и вытягиваются, чтобы доставать с дерева фрукты, орехи, ягоды и мед, — стрекотал гид.

Луса взяла грушу в лапы и принялась грызть. Внезапно на плечо ей легла чья-то лапа. Судя по размеру лапы, это не был кто-то из старших, поэтому у Лусы были все шансы отстоять свою добычу. Она коротко рявкнула, накрыла грушу лапой и повернула голову. Перед ней стоял Йог, медвежонок из ее вольера.

Йогу был уже год, но родился он не в этом вольере. Он как-то упоминал о другом зоопарке, где жила его мама, но почти ничего не помнил о том времени. Йог был почти такой же черный, как Луса, только с белым пятнышком на груди.

Йог громко засопел, встал на задние лапы и угрожающе повис над Лусой.

— Поделись сейчас же! — прорычал он. — Дай кусочек!

— Обойдешься, — отрезала Луса. — Это мое!

Она поспешно затолкала в рот остатки груши и помчалась по вольеру. Плосколицые вверху защебетали и захихикали, когда Йог бросился догонять ее.

Луса вскарабкалась на Гору, возвышавшуюся в задней части вольера. Гора состояла из четырех больших валунов, и Луса прыгала по ней гораздо лучше, чем Йог. Она слышала, как Йог сопит и пыхтит, пытаясь влезть на высокий камень. Луса насмешливо зарычала, перепрыгнула на последний валун и кубарем скатилась прямо на спину своему отцу, дремавшему на солнышке.

— Р-ррр, в чем дело? — пробормотал Кинг. В следующий миг Йог тоже скатился со скалы и врезался в спящего. Огромный черный медведь с ревом вскочил на ноги.

— Пошли вон отсюда! — заорал он, награждая обоих медвежат увесистыми шлепками. — Быстро!

Перепуганный Йог со всех лап бросился к Ограде, с другой стороны которой сидел старый гризли. Давясь от смеха, Луса побежала следом за ним.

— Как ты можешь смеяться? — спросил Йог, поворачиваясь к ней. Шерсть его стояла горой от страха. — Твой отец просто жуткий!

— Да, он ужас какой здоровенный, — согласилась Луса. — И ревет очень громко. По мне, лучше бы укусил, чем так кричать.

— Не говори о том, чего не знаешь, — резонно возразил Йог. — Он же никогда тебя не кусал! По крайней мере, пока…

— Да не стал бы он нас кусать, — засмеялась Луса. — Просто мы его напугали. Понимаешь, он плохо слышит и, наверное, не заметил, как мы подбежали.

Луса была рада, что Йог забыл про злополучную грушу. Пользуясь случаем, она уселась возле Ограды, с удовольствием дожевала сладкое угощение, а потом слизала языком сок с лап.

— Как бы там ни было, но я больше никогда не осмелюсь его побеспокоить, — пробормотал Йог. — Ладно, давай поглядим на белых медведей!

Луса кивнула. Она была рада, что от остальных медведей их отделяет холодная и крепкая паутина Ограды. Ей нравилось жить вместе со своими черными сородичами, но она слегка побаивалась большого бурого гризли и огромных белых медведей. Они были гораздо больше ее, а их оглушительный рев не раз будил ее среди ночи.

— Это мысль, — решила она и вдруг увидела приближавшуюся к ним Ашу.

— Я вам покажу, как беспокоить Кинга, тем более, когда он отдыхает! — заворчала мать.

— Мы вовсе его не беспокоили! — начала оправдываться Луса.

— Держитесь от него подальше и не ищите неприятностей на свои головы, — оборвала ее Аша.

— Не хочу я смотреть на белых медведей, — обиженно сказала Луса, поворачиваясь к Йогу. — Они скучные. Давай лучше спрячемся в Пещере.

Они побежали в дальний угол вольера, где широкий карниз из белого камня нависал над убегающей в темноту тропинкой.

Луса и Йог забрались под карниз и принялись возиться в темном холодке, стараясь убрать лапы подальше от света. Обоим пришлось скрючиться в три погибли, но вот, наконец, они замерли неподвижно.

— Тише! — прошептала Луса. — Гризли идет по лесу!

— Он ищет нас, — еще тише пробормотал Йог. — Он хочет найти нас и вытащить из укрытия своими огромными кривыми когтями.

— Но если мы будем сидеть тихо-тихо, он нас не заметит, — выдохнула Луса.

— Кто первый пошевелится, тот проиграл! — быстро добавил Йог.

— Договорились, — буркнула Луса, утыкаясь подбородком в лапы. — Я все равно выиграю.

Они замолчали. Луса постаралась полностью расслабить мышцы. Она чувствовала, как ветерок ласково обдувает ее нос и уши. Она чувствовала запахи всех медведей в вольере и могла с точностью сказать, чем они занимаются.

Аша деловито обнюхивала подножие стены, выискивая, не уронили ли плосколицые что-нибудь вкусненькое. Кинг дремал на солнышке, а Стела чесала бока о ствол дерева.

В соседнем вольере один из огромных белых медведей плавал кругами по своему бассейну, от одной груды камней до другой. Луса знала, что белые медведи могут часами предаваться этому занятию. Они были еще менее дружелюбными, чем гризли, который жил сам по себе и почти не разговаривал с соседями. Луса даже не знала, как зовут белых медведей.

Целыми днями они либо сидели на своем каменном островке, либо плескались в ледяной воде, не обращая никакого внимания на медведей справа и слева от своего вольера. Впрочем, Лусу это вполне устраивало. Белые медведи были почти в три раза крупнее ее матери, и порой Лусе казалось, что они гораздо с большим удовольствием пообедали бы маленьким черным медвежонком, чем огромными кусками мяса, которые им каждый день перебрасывали через стену плосколицые.

И тут у Лусы зачесался нос. Она так задумалась о белых медведях, что совсем забыла о споре с Йогом, поэтому вытянула лапу и почесалась.

— Ага! — завопил Йог, вскакивая на лапы. — Пошевелилась, пошевелилась! Я выиграл!

— Подумаешь, — пробурчала Луса, чувствуя себя последней дурочкой. — Это не считается, понял? И вообще, если бы гризли меня заметил, я бы влезла на дерево. Уж на деревья-то я карабкаюсь лучше, чем этот старый бурый медведь!

— Пойдем к Стелле, попросим ее рассказать нам сказку про Медвежье Дерево? — загорелся Йог.

Медвежата выкатились из-под каменного навеса и помчались к Стелле. Эта медведица была старше их, но моложе Кинга, и она знала множество интересных историй про медвежью жизнь в дикой природе, хотя сама никогда там не жила.

Стелла тоже прибыла сюда из другого зоопарка, где старшие медведи рассказали ей много всего про дикую жизнь. Шерсть у Стеллы была не черная, как у Йога и Лусы, а бурая, с рыжеватым отливом.

— Стелла! Стелла! — хором завопили медвежата.

— Расскажи сказку про то, как медведь превратился в самое высокое дерево! — крикнул Йог.

— Пожалуйста, — прибавила Луса.

Старшая медведица фыркнула и села на землю.

Потом она подняла передние лапы, запрокинула морду и принюхалась.

— Чувствуете запах леса? — негромко спросила Стелла.

Медвежата тоже задрали вверх носы и раздули ноздри. Миллионы запахов окружили Лусу. Весь зоопарк был наводнен плосколицыми.

Луса чувствовала восхитительные запахи их пищи и острый, немного цветочный аромат, исходящий от их разноцветных шкурок. А еще вокруг пахло незнакомыми животными. Луса никогда не видела этих зверей, но знала, что они тоже живые, ведь запахи их постоянно перемещались, а значит, животные бегали по своими вольерам. Ей очень хотелось бы посмотреть на них, узнать, дружелюбные они или злобные. Еще в воздухе пахло какой-то растительностью, но Луса не знала, лес это или просто деревья.

— Наверное, — первым ответил Йог. — Я что-то такое чувствую.

— С твоим-то носом? — засмеялась Луса.

— Давным-давно, — начала Стелла, не обращая внимания на их слова, — вся земля здесь была покрыта лесом, и медведи свободно бродили по ней, куда им захочется.

— А что случилось потом? — перебила ее Луса. — Почему тут больше нет леса?

— Потому что плосколицые пришли сюда и все испортили, — объяснила Стелла. — Но лес остался, только теперь он очень далеко отсюда, там, где нашли Кинга.

— Расскажи про лес, — попросил Йог. — Какой он?

— Там повсюду, куда ни взглянешь, растут деревья. Лес такой огромный, что ни один медведь, даже самый сильный, не сможет за целый день добежать до его края!

— Даже гризли? — уточнила Луса. Она слышала, что гризли бегают очень быстро, хотя по соседскому медведю этого не скажешь. Он целыми днями валялся на боку и тихонько ворчал.

— Даже гризли, — подтвердила Стелла. — И в каждом дереве леса живет душа медведя.

— Неужели на свете так много медведей? — ахнула Луса.

— Раньше было очень много. Один из этих медведей жил здесь, в этом самом вольере. Это было давно, вас тогда и на свете не было.

— И что с ним случилось? — спросил Йог.

— Он стал старым, очень-очень старым. Он был намного старше Кинга. Морда его посерела от старости, и кости его скрипели при ходьбе, как ветки дряхлого дерева под порывами ветра.

— Как его звали?

Стелла ненадолго задумалась и почесала лапой за ухом.

— Его звали Старый Медведь, — сказала наконец Стелла, и Лусе показалось, будто она только что придумала это странное имя. — Но однажды мы вышли за утренней едой, и увидели, что он лежит под своим любимым деревом. Обычно он целыми днями сидел под ним, но в это утро Старый Медведь лежал на земле. Мы подошли к нему. Мы потрогали его лапами и носами, но он даже не шелохнулся. И запах его стал другим. Он умер.

Луса и Йог поежились, стряхивая неприятный холодок с шерсти.

— Потом пришли плосколицые и унесли его прочь, но мы все чувствовали, что дух Старого Медведя все еще остается в вольере. Целый день он, как ветерок, носился вокруг нас, так что шерсть у нас вставала дыбом, а когти леденели от страха. А когда солнце стало опускаться за край вольера, мы увидели кое-что необычное на коре самого высокого дерева в Лесу.

— Что же? — спросил Йог, широко раскрывая глаза.

— На коре появилась морда медведя, — ответила Стелла. — Можешь сам ее увидеть, она на той стороне ствола, что смотрит на Горы. Мы сразу поняли, что дух Старого Медведя переселился в дерево.

Луса и Йог молча уставились на самое высокое дерево. Интересно, дух Старого Медведя сейчас тоже смотрит на них? Луса робко поежилась. Честно говоря, ей вовсе не хотелось бы оказаться в дереве. Что там делать? Гораздо веселее, если у тебя есть нос, чтобы нюхать, и лапы, чтобы бегать!

— Пойдем, посмотрим на морду? — предложила она Йогу, и первая понеслась к дереву.

Медвежата обошли вокруг ствола, не сводя глаз с корявых наростов коры. Наконец Луса остановилась и, встав на задние лапы, уставилась на ствол.

— Кажется, я нашла! — прорычала она. — Я вижу морду!

Йог встал рядом с ней и наклонил голову.

— А я ничего не вижу, — проворчал он.

— Да вот же она! — воскликнула Луса, указывая лапой. — Вот, смотри, это один глаз, а это второй. — Она наклонилась вперед, чтобы ткнуть лапой в небольшое черное пятнышко, похожее на круглый медвежий нос, и вдруг нос зашевелился!

— Он живой! — вскрикнула Луса, отпрыгивая назад. — Старый Медведь хочет вылезти из дерева!

С бешено колотящимся сердцем она отбежала еще дальше и помчалась к груде камней. На бегу Луса обернулась — и застыла от изумления. Йог катался по земле, едва дыша от смеха.

— Что тебя так развеселило? — зарычала Луса.

— Это ж-жук! — давясь от смеха, выговорил Йог. — Ты убежала от жука!

— Ой… — Луса уселась и смущенно облизала лапы. — Так я и знала!

Из затруднительного положения ее вызволили громкие голоса, выкрикивавшие медвежьи имена на языке плосколицых.

Двое кормителей уже стояли у ограды, держа в лапах вечернюю еду для медведей. Йог со всех лап бросился к плосколицым, довольно урча на бегу. Остальные медведи последовали за ним.

Кинг тоже медленно поднялся на лапы и нехотя поплелся к ограде. Он всегда ел последним, и все знали, что ему нужно оставить мягкие фрукты, потому что Кинг был самым большим и самым старым медведем в Яме.

Луса порылась носом в ягодах, выбирая себе что-нибудь повкуснее. Один из кормителей издал воркующий звук и почесал ей спину своей длинной палкой. Луса радостно опрокинулась на землю, подставляя ему бока. Утром она отлично поела и нисколько не проголодалась, поэтому не спешила набрасываться на еду.

Когда плосколицые ушли кормить гризли, Йог нашел в куче гнилое яблоко и пододвинул его носом Лусе.

— Фу, — скривилась Луса, отбрасывая угощение. — Спасибо, я не ем гнилые яблоки.

— Что за безобразие? — проворчала Стелла. — К еде следует относиться с уважением.

— Разве мы не оказываем уважение еде, когда едим ее? — весело спросила Луса.

Стелла и раньше донимала их своими нотациями по поводу «уважительного отношения к пище», но Луса никак не могла взять в толк, какое отношение имеют благородные духи медведей к кускам подгнивших фруктов, которые плосколицые в изобилии высыпают в вольеры.

— Ко всему в природе следует относиться с уважением, — наставительно произнесла Стелла, — даже к тому, что вы кладете в рот. Кто знает, может быть, в этом плоде заключена душа медведя?

— Нет, только не это! — в притворном ужасе завопила Луса. — Я чуть не съела душу медведя! О нет, я больше никогда не стану есть яблоки!

С этими словами она отбежала от кучи и пошла к бревну. Стелла и Йог громко рассмеялись ей вслед.

Солнце зашло, и на небе показались первые звезды, но их было почти не видно за резким оранжевым светом, льющимся из фонарей, развешенных плосколицыми.

Кинг ушел к груде камней, где он спал каждую ночь. Остальные медведи предпочитали берлоги из белого камня, устроенные в задней части вольера, потому что там можно было спать спокойно, не боясь проснуться среди ночи под холодным дождем. Но Кинг не мог спать взаперти. Аша однажды объяснила Лусе, что Кингу не нравятся ровные стены и острые углы, и еще он боится оказаться запертым.

Честно говоря, Луса ничего не поняла из материнских объяснений. В каменной берлоге всегда было тихо и тепло. Снаружи доносилось ворчание гризли и рычание белых медведей, а над ухом всю ночь напролет жужжали многочисленные насекомые.

Луса перевернулась на спину и посмотрела в небо сквозь твердый прозрачный квадрат, устроенный прямо посередине крыши. Маленькая яркая звезда была на своем месте, она всегда оставалась там, словно днем и ночью наблюдала на Лусой с высоты небес. Луса никогда не видела никаких других звезд, кроме этой неподвижной сияющей точки.

— Послушай, Стелла, — задумчиво спросила Луса. — Ты знаешь что-нибудь об этой звезде?

— Это Арктур, Медвежья Звезда или Медвежья Хранительница, — сонно ответила Стелла. — Она никогда не двигается. Как и мы все, она нашла себе хорошее место и осталась там навсегда.

— Расскажи еще! — попросил Йог. — Это душа медведя?

— Что за глупости? — проворчала Стелла. — Души медведей живут в деревьях! Но мама когда-то рассказывала мне сказку о маленькой черной медведице, которая живет на небесах.

— Медведица? На небе? — ахнула Луса.

— Угу, — Стелла наморщила нос, стараясь вспомнить эту историю. — Яркая звезда горит на хвосте у этой медведицы, но там, в небе живет еще одна огромная бурая медведица, которая хочет забрать себе Арктур. Большая медведица охотится за малой, но никак не может поймать звезду, потому что черная медведица все время от нее убегает. Всем известно, что черные медведи очень умные, хотя они и меньше других.

— Значит, малая медведица хранит эту звезду? — спросила польщенная Луса. Ей очень понравилась сказка. Она знала, что тоже вырастет умной и шустрой, гораздо умнее Йога или глупого старого гризли из соседнего вольера.

Но Стелла уже уснула и громко сопела носом. Йог облизывал лапы, выкусывая застрявшие между когтей остатки фруктов.

Лусе совсем не хотелось спать. Она встала, вышла наружу и задрала голову, в надежде увидеть, как Большая и Малая Медведицы бегают друг за другом по черному небу.

Но сколько она ни всматривалась, она так и не увидела никаких других звезд, кроме сверкающего Арктура.

Луса поднялась на задние лапы и застыла, запрокинув голову. Так они и смотрели друг на друга — маленькая черная медведица Луса и небесный Медвежий Хранитель.

Глава III

ТОКЛО

Токло лежал в высокой траве. Вокруг него тихо шелестели деревья, легкий ветерок перебирал его косматую бурую шерсть.

Токло открыл пасть и вдохнул мускусный запах дичи. Заслышав хруст сосновых иголок, он насторожил уши и замедлил дыхание, так что вскоре оно почти растворилось в шепоте ветра. Затем, с молниеносной быстротой Токло рванулся вперед и вонзил когти в тело кролика. Зверек взвизгнул и забился, пытаясь вырваться, но длинные и острые когти гризли уже пронзили его шкуру и прижали к земле. С голодным рычанием медвежонок впился зубами в шею кролика.

— Токло! Токло, быстрее!

Материнский голос вернул его в реальность. Токло оторвался от бревна, которое только что представлялось ему пойманным кроликом, и поднял голову.

Прямо на него несся огнезверь!

Токло со всех лап бросился назад, на травяной склон, а страшный огнезверь с ревом промчался в каких-нибудь двух лапах от него, забрызгав бурую медвежью шерсть липкой грязью из лужи. Миг спустя он уже скрылся вдали, оставив после себя черный вонючий хвост дыма.

— Мерзость! — прорычал Токло, потирая лапами мордочку. Отвратительный смрад огнезверя чувствовался в носу и на языке, и на миг Токло показалось, будто в мире не осталось никаких других запахов, кроме гари и дыма.

— Ах ты несносный медвежонок! — Мать подбежала к сыну и отвесила ему такую увесистую оплеуху, что у Токло в ушах зазвенело. — Сколько раз тебе говорить, чтобы бы держался подальше от Черной Тропы? Да ты ведь едва не погиб!

— Я мог напугать огнезверя и прогнать его! — пробурчал обиженный Токло. — Я вырабатываю свирепую морду, видела? — Он вскочил на задние лапы и зарычал, обнажив острые белые клыки.

— Огнезвери ничего не боятся, дурачок, — сердито оборвала его Ока. — И ты никогда не вырастешь таким большим, как они, так что никогда тебе их не победить.

Токло промолчал, но про себя подумал, что все равно попробует. Только бы ему вырасти огромным-преогромным! Тогда никто не будет командовать им, ругать или заставлять есть одуванчики.

Сегодня он с раннего утра бродил с матерью по долине, но так и остался голодным. Пора Скачущей рыбы уже началась, но на земле между горами все еще лежали сугробы, издалека похожие на груды белого меха. Кое-где снег уже растаял, обнажив клочки влажной земли с редкими кустиками травы, усеянной ветреницей и одуванчиками.

— И почему ты не можешь быть таким же милым и послушным, как твой братик? — ворчала Ока, кивая на младшего сына, свернувшегося клубочком под деревом.

— Послушный он, как же! — фыркнул Токло. — Он просто хилый, вот и все.

— Тоби болен! — рявкнула мать. — Ему нужна еда. Иди-ка, набери брату одуванчиков, и сам поешь. Все лучше, чем носиться по Черной Тропе, как слепой олень!

— Но я не люблю одуванчики! — захныкал Токло. — Они все какие-то расплющенные, грязные, воняют дымом и железом. Фу! — Он с отвращением поскреб лапой нос и снова подумал о кролике.

— В нашем положении выбирать не приходится, — ответила Ока, разрывая снег своими тяжелыми когтями. — В это время года еды совсем мало, так что и одуванчики сгодятся. А кто много привередничает, тот умрет с голоду.

Токло пренебрежительно фыркнул. Все это неправда! Вялый Тоби без возражений лопает все, что ему дают, но сил у него куда меньше, чем у Токло. Значит, быть разборчивым вовсе не так уж плохо. И вообще, непонятно, что такое творится с этим Тоби? Целыми днями он только и делает, что лежит, да охает.

Токло сорвал пучок одуванчиков и подошел к брату. Сырая трава под деревом неприятно щекотала его лапы.

— Вот, Тоби, поешь, — сказал Токло. — Если не будешь есть, то у тебя опять не хватит сил, чтобы идти, а мама опять будет ругать меня за то, что я тебя не покормил.

Тоби поднял веки и посмотрел на брата круглыми темно-коричневыми глазами. Потом прижал передние лапы к земле и, пошатываясь, поднялся. Склонившись над одуванчиками, он взял в пасть стебель и принялся с усилием жевать, как будто это был камень.

Токло вздохнул. Сколько он себя помнил, Тоби всегда был таким жалким. Он был слишком слабым, слишком маленьким и вечно усталым, поэтому не годился ни на что интересное. Охотиться он тоже не умел, а значит, не мог себя прокормить. Бороться не мог. Да что там бороться, он ходил-то медленнее улитки!

«Если бы мы с мамой были вдвоем, — подумал Токло, стараясь впихнуть в себя одуванчик, — мы бы помчались через горы, ловили бы кроликов и ели все, что захочется!»

Ему даже жарко стало от негодования. Тоби был всего лишь обузой, так с какой стати мама постоянно носится с ним, да еще ставит его в пример? Это несправедливо! Токло вырастет и станет настоящим медведем! Когда он станет большим, то будет заботиться о маме и о брате.

Ока устало подошла к ним и принюхалась, не сводя настороженного взгляда с Черной Тропы. Едва заметное содрогание земли под лапами предупреждало о приближении еще одного огнезверя.

— Пойдем, — вздохнула мать. — Здесь мы уже все одуванчики съели.

Наконец-то! Токло радостно заухал и помчался вверх по склону холма в лес. Его давно дразнили и манили запахи предгорий. В долине, где они жили с матерью и братом, слишком сильно пахло плосколицыми и их огнезверями.

— Токло! — резко окликнула его мать. — Иди сюда сейчас же! Мы пойдем вон туда.

Медвежонок даже съежился от разочарования.

— Но, мама! — захныкал он. — Я хочу в горы, я там поймаю козу! Вот честное слово поймаю, только разреши мне попробовать.

— Тоби не сможет подняться по этому склону, — отрезала Ока. — Кроме того, для него в горах сейчас слишком холодно. Мы останемся в долине до тех пор, пока не растает снег, а потом потихоньку пойдем в горы.

Токло встал на задние лапы и в отчаянии стал бить себя лапами по ушам. Это было несправедливо! И все из-за глупого Тоби! Всегда все из-за него!

— Давайте пройдем вдоль Черной Тропы, — сказала Ока. — Может быть, кто-нибудь из огнезверей оставил какую-нибудь еду.

— Отлично! — просиял Токло и помчался к тропе. Ему было приятно чувствовать, что он ведет всех за собой и принимает решения, пусть даже на самом деле это было вовсе не так.

Ока пошла за ним. Тоби она пустила впереди себя и через каждые два шага подталкивала его носом. Токло остановился в тени деревьев, стараясь держаться на расстоянии хорошего прыжка от Черной Тропы. Он никогда не видел, чтобы огнезвери сворачивали со своей тропы на траву, но ведь они запросто могут сделать это, если захотят?

Рев и вой проносящихся мимо огнезверей болью отдавались в ушах. Запахи дичи полностью исчезли, звуки леса утонули в грохоте.

Токло сник. А он-то рассчитывал услышать под снегом шорох и возню, от которых пасть наполняется слюной и сердце начинает биться быстрее! Но тут для него не было ничего интересного.

Они долго брели вдоль дороги, когда Ока вдруг тявкнула, привлекая внимание сына. Токло обернулся и увидел, что она стоит возле трупа какого-то животного, валявшегося возле самой Черной Тропы. Токло прошел мимо него, потому что эта гадость не пахла ни дичью, ни едой.

Он послушно сбежал вниз по склону и подошел к матери, чтобы помочь ей оттащить дохлого оленя подальше от дороги. Он с содроганием вцепился в мертвое тело и едва не зарычал от отвращения, когда смерзшееся мясо скрипнуло под его зубами. Когда они отволокли оленя под дерево, Токло торопливо разжал пасть и вытер лапами язык.

— Мерзость, — прорычал он.

— Любой еде надо радоваться, — отрезала мать. — Тоби, малыш, откуси кусочек.

Маленький медвежонок равнодушно оторвал зубами кусочек мяса и проглотил его.

Токло попробовал сделать то же самое. Он впился в заднюю лапу оленя, но оторвать кусок смерзшегося мертвого мяса оказалось не так-то просто. Наконец, он все-таки отгрыз шмат мяса, но так и не сумел заставить себя проглотить его. Токло выплюнул кусок и сел.

— Не могу! — крикнул он, поворачиваясь спиной к оленю. — В жизни не пробовал такой омерзительной, гнусной, вонючей и невкусной пакости.

— Токло! — зарычала Ока. — Прекрати капризничать! Великие Водяные Духи, да что же это за медвежонок? Ты медведь или белка?

— Медведь! — огрызнулся Токло.

— Тогда ешь, как медведь! — отрезала Ока. — Или не ешь вовсе, упрашивать не стану!

Токло сердито царапнул землю. Мама говорит неправду!

Медведи это не едят, это еда падальщиков, вроде росомах. Настоящие медведи не питаются дохлой дичью, убитой неизвестно кем! Настоящие сильные медведи охотятся на коз, кроликов и другую дичь, они рвут добычу своими длинными когтями, сильными лапами и острыми зубами. Настоящие медведи идут, куда хотят, а не таскают за собой никчемный клочок меха, вроде этого противного Тоби!

Нет, Токло не станет есть этого воняющего падалью оленя. Пусть Тоби ест эту гадость, хотя он вряд ли сможет проглотить больше двух кусочков. Токло отошел к ближайшему дереву и уселся под ним, потирая лапой нос и громко ворча, чтобы мама и братец слышали, как он сердит и недоволен.

Прошло всего два месяца с тех пор, как Ока вывела своих медвежат из родовой берлоги, и с тех пор они кружили вверх и вниз по долине, переходя от одной поляны к другой.

Сначала долина казалась Токло огромной, но вскоре она ему надоела, и он стал чувствовать себя запертым. Горы, со всех сторон окружавшие равнину, лишь усиливали это чувство. Мясо им перепадало редко, чаще всего приходилось довольствоваться всякой зеленью, муравьями и корнями, которые медведи с легкостью выкапывали из земли своими длинными когтями.

Мама всегда старалась держаться поближе к Черной Тропе, которая проходила как раз посередине долины. Еще одна дорога шла по горам сверху, она называлась Серебряная Тропа, была намного тверже Черной и блестела гораздо ярче. По ней пробегали огнезвери другой породы, более крупные и длинные. Мама называла их змеезверями, потому что они носились по узкой Серебряной Тропе, как огромные рычащие змеи, издавая оглушительный свист и дикое уханье.

Токло знал, в каком месте обе Тропы пересекаются. Это было там, где они с мамой однажды нашли россыпи зерна. Груды зерна возвышались на земле, приготовленные для угощения медведей. Токло ужасно не нравился грохот змеезверей, но зерно пришлось ему по вкусу, и он тогда как следует насытился.

Он пошевелил ушами. Издалека донесся долгий, печальный звук. Токло сразу узнал его, он знал, что если идти на этот звук, то придешь к месту пересечения троп.

— Мама! — завопил он, вскакивая с земли и бросаясь по снегу к матери. Она устало повернулась к нему, не вынимая когтей из мертвого тела оленя.

— Помнишь, как мы нашли россыпи зерна? — спросил Токло. — Мне кажется, мы сейчас неподалеку от того места. Я могу отыскать его снова.

— Токло, — покачала головой Ока. — Того зерна давным-давно уже нет.

— Я знаю, — не стал спорить Токло, — но может быть, там уже насыпали другое? Может быть, там полно еды? Почему бы не проверить?

Токло весь дрожал от нетерпения. Ему до смерти надоело постоянно получать отказ и вести жалкую жизнь, на которую их обрекала болезнь Тоби. Сейчас он придумал отличный план и не собирался уступать.

К его удивлению, Ока долго задумчиво смотрела на него, и ее длинная бурая шерсть слегка шевелилась на плечах. Наконец, она нагнула морду к Тоби, торопливо обнюхала его, а потом посмотрела на старшего сына.

— Хорошо, Токло, — сказала она. — Веди.

Токло вскарабкался на невысокий горный склон, увидел бегущий внизу Серебряный Путь и почувствовал, как сердце у него просто раздувается от гордости. Он нашел! Он привел их! Он сам нашел дорогу к хорошему источнику пищи, как настоящий взрослый гризли!

Когда они еще сидели под снегом в родовой берлоге, Ока часто рассказывала им с Тоби разные истории из своей жизни. Однажды мама рассказала им об одном олене-карибу, которого она три дня выслеживала по глубокому снегу, пока не измотала настолько, что он не мог больше от нее убегать. Тогда она убила его, и его мяса хватило ей на несколько дней.

Еще мама часто рассказывала о местах, где камни и снег с диким рычанием скатывались с высоких гор. На таких горных завалах мама часто ловила белок в пору Скачущей рыбы. У Токло даже в животе заурчало от мысли о свежем беличьем мясе. Он потряс головой, стараясь отогнать ненужные мечтания. Зерно тоже сгодится.

Вообще-то, они тоже могли бы поохотиться в горах, но Токло не решался второй раз просить маму об этом. Он уже знал, что это бессмысленно, и что в лучшем случае он снова услышит в ответ: «Тоби с этим не справится. Матерям с медвежатами приходится довольствоваться малым. Только взрослые медведи могут ходить, куда им захочется».

Токло просто не мог дождаться, когда же он наконец станет взрослым медведем. Тогда он будет охотиться, будет убивать столько дичи, чтобы досыта накормить мать и брата. Он оглянулся на Тоби, вяло ковылявшего вверх. Ока ласково дотрагивалась подбородком до его макушки, подгоняя вперед. Почему мама так носится с ним? Тоби никогда не будет настоящим охотником! Никогда он не станет таким сильным и ловким, как Токло!

И тут Токло учуял запах зерна и со всех лап припустил вниз по склону впереди всех. Добравшись до кучи крошечных желтых семян, он ринулся в нее и принялся жадно чавкать, не дожидаясь мамы и Тоби. Живот его был как пустая пещера. В этот раз зерно было гораздо суше и какое-то пыльное на вкус, но Токло было все равно. Это было все равно лучше, чем гнилое мясо оленя, убитого огнезверями.

Тоби и Ока сунули носы в кучу и принялись жевать рассыпавшееся зерно. И тут земля задрожала под лапами Токло, и медвежонок припал ухом к земле, чтобы получше прислушаться. Лапы у него затряслись, и он отпрыгнул назад и, запрокинув голову, смотрел на змеезверей, несущихся вдоль Серебряного Пути. Грохот дребезжащих лапок железного зверя оглушил его. Когда шум стих вдали, он услышал кое-что еще — треск веток под чьими-то тяжелыми лапами. Токло зарычал и обернулся.

Огромный самец гризли шел прямо к ним. Он был вдвое крупнее Оки, на боку у него был рваный шрам, глаза горели злобным огнем. Увидев едоков, он не ускорил шаг, а угрожающе двинулся прямо на них, словно заранее знал, что медведица с медвежатами не станет с ним драться.

— Пошли, Токло! — рявкнула Ока. — Пора идти! — Токло даже опомниться не успел, а она была уже на середине холма, подгоняя Тоби впереди себя.

— Я еще не поел! — возмутился Токло.

— Иди сюда немедленно!

Он потрусил к матери вдоль Серебряного Пути, который злорадно жалил ему лапы своим ледяным холодом. Они рысью взбежали по заснеженному склону и домчались до опушки леса.

Там Токло уселся и посмотрел назад. Гризли уже влез в кучу и обеими лапами заталкивал зерно в рот. Токло даже зашипел от злости.

Несправедливо убегать без боя! Несправедливо, что он еще маленький, намного меньше и слабее этого наглого гризли! Он, Токло, сам нашел дорогу к Серебряному Пути, значит, это было его зерно! Он должен был наесться досыта!

Почему Ока не заступилась за них? Почему она не стала спорить с гризли и не прогнала его прочь? Вот если бы она побольше дралась и поменьше ворчала, им не приходилось бесконечно таскаться по долине в поисках еды!

Токло покосился на маму. Ока нервно расхаживала взад-вперед, негромко рычала и потряхивала головой. Токло со вздохом отвернулся, поднялся на заснеженный склон и уселся рядом с Тоби.

Судя по всему, Ока была в ярости. Может быть, она хочет вернуться и подраться с большим гризли? У Токло даже лапы загудели от радости. Он тоже будет сражаться вместе с мамой! Наконец-то его когти пригодятся для настоящего дела, не все же им грязь месить!

И тут Ока резко обернулась к сыновьям.

— Что вы за медведи! — прорычала она. — Шкура да кости!

Токло изумленно разинул пасть. Можно подумать, он виноват в том, что растет таким тощим!

— Шкура да кости, — повторила мать. — Живете на зерне да одуванчиках! Вам нужно свежее мясо.

Токло хотел было крикнуть: «А я что говорил?», но вовремя прикусил язык. Глаза у мамы горели таким бешенством, что он не решился открывать рот. Мало ли, что ей в голову придет! Вдруг она захочет скормить его младшему брату?

«А что, вполне может! — с горечью подумал Токло. — Она что хочешь может сделать, лишь бы спасти своего драгоценного Тоби!»

Ока в ярости царапала когтями снег, она вырывала с корнем пучки травы и разбрасывала их во все стороны. Шерсть у Токло зашевелилась от страха. Зачем мама рвет траву? Что она хочет с ней делать? Неужели собирается заставить его съесть эту гадость?

Наконец, Ока остановилась, и устало посмотрела на сыновей. Потом тяжело вздохнула и опустилась в снег под деревом.

— Нужно идти в горы, — еле слышно сказала она. Тоби и Токло переглянулись.

На этот раз даже безучастный ко всему Тоби насторожил уши.

— В горы? — переспросил Токло. Но она же сама сегодня утром сказала, что они не могут пойти в горы из-за Тоби?

— Там, вверху, течет река, — продолжала Ока. — Широкая река, в ней полно лососей. Мы с вами будем питаться рыбой, а не травой и зерном. Оставаться здесь дольше нельзя, иначе вы у меня умрете с голоду.

Токло едва сдержался, чтобы не завопить от восторга. Но почему мама совсем не радуется? Она выглядит такой встревоженной, как будто задумала что-то опасное. Но ведь она никогда еще не предлагала им ничего лучше этого!

Их ждет чудесное путешествие в горы, они пойдут по незнакомым землям, увидят большую реку и посмотрят, что там за лосось такой. Ока столько рассказывала им об этой толстой, сочной рыбе, которая так и выпрыгивает из воды прямо в пасть…

Наконец-то мама поумнела и приняла правильное решение! Очень скоро он будет ловить в реке лосося, как настоящий медведь гризли!

Глава IV

КАЛЛИК

Каллик отошла от края льдины и побрела за матерью, не сводя глаз со странных теней и пузырей воздуха, проплывавших под поверхностью льда. За ее спиной громко булькала вода, и Каллик шла и думала — что происходит с душами медведей, когда лед вдруг резко раскалывается на куски, вместо того чтобы медленно таять? Может быть, души уплывают в море и плавают там, вместе с тюленями?

Она хотела спросить маму, но чувствовала, что сейчас не лучшее время проявлять любознательность. Ниса настороженно шагала вперед, то и дело она останавливалась, ощупывала лапой лед и приникала к нему носом, вынюхивая признаки таянья.

Таккик тоже притих и молча трусил за Нисой. Он даже за снежинками перестал гоняться и ни разу не попросился к маме на спину.

Так они шли целый день, но тюленей нигде не было видно. Ниса объяснила детям, что в пору ледохода лунки попадаются гораздо реже, ведь когда лед трескается на куски, тюленям больше не нужно проделывать себе отверстия для дыхания, они могут спокойно дышать прямо в воде.

Неожиданно мама остановилась, и Каллик затаила дыхание. Неужели лед снова треснул, и они все сейчас свалятся прямо в воду?

Ниса коротко рявкнула и со всех лап бросилась бежать, вытянув вперед морду. Каллик и Таккик удивленно переглянулись и помчались за ней. Возле небольшого сугроба Ниса вдруг остановилась и принялась принюхиваться.

Каллик разочарованно повесила нос. Подумаешь, сугроб! Она-то думала, мама нашла что-нибудь вкусное…

Ниса опустилась на задние лапы и ударила передними по сугробу. Потом снова взметнула свои тяжелые лапищи, и снова обрушила их на снежный холмик. Каллик изумленно тявкнула, когда из сугроба вдруг выкатились два крошечных пушистых комочка. Это были бельки, детеныши тюленя. Ниса быстро прикончила обоих, и медвежата, торопливо пробормотав положенные слова благодарности, набросились на еду.

— Это родовая берлога тюленей, — пояснила Ниса, кивая окровавленной мордой на снег. — Маленькие бельки не могут жить в воде, поэтому мамаши закапывают их в кучу снега на льду, а сами охотятся за рыбой в море.

Насытившись, Каллик сразу почувствовала себя лучше. Теперь пора Знойного Неба нисколько ее не пугала, она не сомневалась, что все будет хорошо. Мама, как всегда, что-нибудь придумает и позаботится о них с Таккиком.

Сытый Таккик схватил оторванный плавник одного из бельков и запустил его по снегу прямо в лапы Каллик. Она весело отшвырнула плавник обратно, и медвежата принялись гоняться друг за другом.

— А ну прекратите! — рявкнула Ниса. — Уважайте свою дичь, малыши. Помните, что эту пищу нам подарили духи льда.

Не успела она договорить, как над ближайшим сугробом вдруг выросли морды двух молодых самцов-медведей. Оба они были на целое Знойное Небо старше Каллик и Таккика, и почти в два раза крупнее. Оскалив зубы, медведи зарычали и бросились к мертвым белькам.

— Уходим, быстро! — скомандовала Ниса. — Боюсь, они не единственные, кто учуял запах нашей с вами добычи.

Они бросились бежать по белому льду. Внезапно Ниса подняла голову и предостерегающе зарычала — еще один огромный медведь появился с той стороны, где встает солнце. Пришлось свернуть в сторону, чтобы избежать встречи. Страх и волнение придали Каллик сил, однако она нисколько не боялась. Она знала, что рядом с мамой и братом ей не грозит никакая опасность, поэтому ей было весело нестись по снегу, слушая свист ветра в ушах и грохот льда под их тяжелыми лапами.

Пока у нее есть семья — ей нечего бояться.

Каллик чувствовала, что каждый день, проведенный на льду, делает ее крупнее и сильнее. Днем воздух ощутимо теплел, а ночью Каллик искала в небе Путеводную Звезду и отмечала, как меняется луна — сначала она росла и округлялась, как упитанный белек, а потом начала съеживаться, пока не превратилась в тоненькую шерстинку, едва заметную на черном небе.

Однажды Ниса заметила на льду молодого тюленя, гревшего бока на солнышке. Она пошевелила ушами, подзывая к себе медвежат, и они бесшумно поползли к добыче. Когда они подошли совсем близко, Ниса пихнула Таккика носом и прошептала:

— Только тихо! Делай все так, как я тебя учила.

Таккик молча кивнул и, ставя одну лапу перед другой, начал еле слышно продвигаться к добыче. Каллик застыла, затаив дыхание. Неужели ее брат сейчас поймает свою первую дичь?

Тюлень поднял голову и заметил крадущегося к нему медвежонка. С испуганным тявканьем он забил плавниками и заскользил к зияющей во льду лунке. Каллик даже подпрыгнула от волнения. Уйдет! Уйдет же!

Таккик бросился вперед, но разве он мог успеть на своих коротких лапках? Ниса сорвалась с места, в мгновение ока очутилась возле тюленя и схватила его когтями как раз в тот момент, когда он уже спрыгнул в лунку. Она втянула свою добычу обратно на лед, впилась зубами в горло и как следует встряхнула.

— Ура! — заурчала Каллик, бросаясь к матери. — Ты его поймала! Вот здорово, ну просто чудо!

Таккик сердито зарылся лапами в снег и пробурчал:

— Я его почти схватил!

— Конечно, — кивнула Каллик. — Я бы ни за что не смогла подкрасться к нему так близко!

— Вы оба еще только начинаете учиться, — проурчала Ниса. — Вы будете отличными охотниками, вот увидите!

Наевшись досыта, Каллик блаженно растянулась на льду. Солнце припекало так сильно, что ей хотелось сбросить свою тяжелую шерсть и толстую шкуру, чтобы хоть немного остудиться. Какая невыносимая жара, кажется, будто каждый волосок на голове пылает огнем! Она заворочалась, стараясь поглубже зарыться в прохладный снег. Таккик и Ниса тоже тяжело пыхтели, пытаясь уснуть на солнцепеке. Нет, такая пора была Каллик совсем не по вкусу! Если Знойное Небо еще жарче, то она расплавится, как кусок льда!

Облегчение пришло только после того, как солнце скатилось за край неба. Ночью было заметно прохладнее, и Каллик было радостно смотреть на сверкающие ледяные точки, усеявшие черное небо над ее головой. Снег и лед сияли под луной, разбегаясь во все стороны, до самого горизонта.

— Завтра мы с вами покинем лед, — вздохнула Ниса.

Каллик положила голову на материнскую лапу и сонно спросила:

— Так скоро? Разве нельзя остаться здесь подольше?

— Это слишком опасно, — грустно ответила Ниса. — Мы должны перебраться на берег до того, как лед растает.

— А какая она, земля? — спросил Таккик. — Снег там глубже, чем здесь?

— Да что ты! — буркнула Ниса. — Там есть такие места, где снега и вовсе нет.

Каллик непонимающе разинула пасть.

«Что же там есть, раз нет снега?»

— Там повсюду вода?

— Нет. Там есть земля, глина, камни, скалы и трава. Что такое земля? Она похожа на снег, только бурый и не холодный. И еще она никогда не кончается, сколько бы вы ее ни раскапывали. Про траву сложнее объяснить. Это такие зеленые усы, они растут из земли и их можно съесть, если больше нечем набить живот.

— А как это — зеленые? — спросила Каллик.

Ниса помолчала, задумчиво морща нос.

— Зеленый цвет есть в цвете моря, — сказала она наконец. — Он похож на синий, только другой. Да что тут говорить, сами увидите!

— А другие медведи там тоже живут? — задал главный вопрос Таккик. — И тюлени? И гуси?

— Там много таких зверей, которых вы никогда не видели, — ответила Ниса. — Например, на земле водятся песцы. Это такие зверьки, ростом поменьше бельков, с острыми длинными носами и шкуркой цвета тумана. Еще там есть бобры с длинными плоскими хвостами и длинными плоскими зубами. Там пасутся северные олени карибу, они огромные и путешествуют с места на место большими стадами. У них длинные костяные лапы, а у некоторых еще и рога на голове.

— Что такое… — начала было Каллик.

— Рога похожи на длинные когти, только растут они не на лапах, а прямо на голове, — пояснила Ниса.

Каллик клацнула зубами. Она была потрясена и чуть-чуть напугана. Что это за земля такая?

Что там за звери с плоскими зубами? И что за странные существа, с когтями на голове? Да еще какие-то непонятные усы, растущие прямо из бурого снега?

Честно говоря, что-то ей расхотелось перебираться на эту землю!

Всю ночь Каллик снились странные сны про бурый снег и страшных зверей. Она с облегчением вздохнула, когда на рассвете мама разбудила их, хотя и не привыкла вставать так рано.

— Нужно идти, — решительно объявила Ниса. — Мы должны как можно быстрее добраться до земли.

— Я есть хочу! — захныкал Таккик. — Хочу пожевать тюленьей шкурки.

— Нет времени на охоту, — рявкнула Ниса. Она быстро подняла обоих медвежат и погнала их по снегу, да так быстро, что они едва поспевали бежать на своих коротеньких лапах. Каллик слышала, как лед зловеще скрипит под ними, а в некоторых местах он угрожающе прогибался и казался совсем тонким. Она теснее прижалась к маме и постаралась не думать о том, что будет, если они не сумеют перебраться на землю.

И тут Таккик взвыл от ужаса. Каллик обернулась и увидела, как брат скрылся в черной реке, внезапно появившейся в двух шагах от них. С громким треском лед ушел у нее из-под лап и опрокинулся куда-то вниз. В последний момент Каллик успела уцепиться когтями за скользкую льдину, но тут же завизжала от страха, увидев, как Таккик беспомощно молотит лапами по воде, стараясь держать нос на поверхности.

Кривая трещина, подобно чудовищному когтю, прорезала льдину, и та раскололась пополам, а медведи очутились в маленьком море с островком-льдиной посередине. Все произошло так быстро, что Каллик даже опомниться не успела. Только что они шли по твердому льду — и вот уже барахтаются в черной воде!

Ниса прыгнула в воду и схватила Таккика зубами за шкирку. Каллик стояла на своем островке и, дрожа от страха, смотрела, как мама подплывает к большой плавучей льдине и втаскивает туда Таккика. Некоторое время он лежал неподвижно, потом с усилием приподнял голову и отряхнулся, подбросив в воздух радугу сверкающих на солнце капель.

— Иди сюда, Каллик! — позвала Ниса. — Плыви к нам.

— Ты хочешь, чтобы я слезла в воду? — испуганно сглотнула Каллик. — Сама?

— Плыви, я тебе говорю! — прикрикнула мать. — Тут совсем близко.

Каллик обнюхала край льдины. Море было холодное, от него остро пахло солью и рыбой. Каллик шлепнула лапой по воде и тут же с ужасом отскочила назад. Раньше она никогда не забиралась в воду, разве что изредка приходилось переходить вброд узкие каналы между глыбами льда. Вода была непохожа на лед и казалась опасной. Как она удержится на поверхности? И еще эти духи умерших медведей… Неужели она будет плыть прямо сквозь них?

— Каллик, плыви сюда немедленно! — закричала Ниса. — Нам нужно как можно скорее перебраться на землю!

Каллик понимала, что ей придется быть храброй. Не стоять же на этой льдине, пока она не растает! Нет, что бы ни случилось, а она должна быть с мамой и братом. Каллик набрала в грудь побольше воздуха, зажмурилась и с оглушительным плеском прыгнула в воду.

Резкая соленая вода хлынула ей в нос. Каллик инстинктивно разинула пасть, чтобы вздохнуть, но вместо воздуха глотнула полную пасть воды. Она забила лапами, закашлялась — и еще больше наглоталась морской соли. Каллик бешено замолотила лапами, вынырнула на поверхность и, высунув над водой нос, как следует вздохнула, но тут вода снова накрыла ее с головой.

«Я справлюсь! — беззвучно крикнула она. — Я смогу доплыть, потому что меня ждет мама, и еще нужно доказать Таккику, что я ничем не хуже его!»

Плыть приходилось против мощного течения, которое изо всех сил старалось вернуть Каллик обратно на только что оставленный островок. Она так яростно работала лапами, что почти ничего не видела перед собой. Пенные брызги застилали глаза, а нос так жгло от соленой воды, что Каллик не чувствовала никаких запахов. Но она все равно упрямо плыла вперед. Она ничего не слышала из-за плеска волн, но знала, что Таккик и Ниса подбадривают ее криками. Наконец, мама ухватила ее зубами за шкирку и втянула на лед.

Каллик судорожно глотнула воздух, как следует отряхнулась и поплотнее прижалась к Таккику, который по-прежнему лежал на льду. Как ни холодна была вода, но очутиться под ветром с промокшей насквозь шерстью оказалось еще холоднее.

— Ненавижу плавать! — шепнул ей на ухо Таккик. — Гадость!

— Лучше убегать от большого медведя, чем лезть в воду, — согласилась Каллик.

— И все-таки нам придется вплавь добираться до земли, — со вздохом сказала мать, услышавшая их разговор. Медвежата в ужасе уставились на нее. — Не волнуйтесь, плыть придется недолго и только в тех случаях, когда другого пути не будет, — объяснила Ниса. — А в промежутках будем отдыхать.

— И это всегда так? — спросила Каллик. — Каждый раз в пору Таянья Льда приходится так плавать?

Ниса ответила не сразу. Она долго молча смотрела на дочь, а потом нежно уткнулась носом в ее щеку.

— Нет, так бывает не всегда, — сказала она. — Обычно мы успеваем подойти к земле гораздо ближе, и плыть приходится совсем немного. Но теперь будет по-другому, и вы справитесь. Если будете держаться возле меня и делать все, что я говорю, то очень скоро мы с вами будем на земле.

Каллик зарылась носом в материнскую шерсть, потом приподнялась и обняла маму передними лапами за шею.

— Я никуда от тебя не отойду, — шепнула она ей на ухо.

— И всегда будешь слушаться? — засмеялась Ниса. — Клянешься именем Большой Медведицы? — Она ласково потрепала лапой Таккика и подняла его со льда. — Ну все, медвежатки. Видите вон там впереди большую глыбу льда? Мы с вами идем туда. Будьте умниками, будьте храбрецами и не отставайте от мамы.

Она встала, встряхнулась и спустилась к самой воде. Небольшая льдина, на которой они все стояли, немедленно накренилась под тяжестью медведицы, и Каллик пришлось снова вцепиться когтями в лед. У нее кружилась голова и слегка подташнивало от качки.

— Ух ты! — завопил Таккик, широко расставляя лапы, чтобы не свалиться. — Смотри, Каллик, как здорово! Качает из стороны в сторону, как будто едешь на маминой спине!

— Ничуть не похоже, — мрачно ответила Каллик. — Ты не забыл, что здесь можно утонуть, если свалишься?

— Не утонем, не бойся, — отмахнулся Таккик, подбегая к краю льдины. Ниса уже нырнула в воду и теперь решительно гребла лапами вперед. — Я буду тебя защищать. Пусть мы еще маленькие, но нас же двое!

— Это точно, — кивнула Каллик, заметно повеселев. Она решительно подошла к краю, прыгнула в воду и лихорадочно забила лапами.

Таккик сжался в белый пушистый комок и с громким плеском скатился вниз, обдав сестру фонтаном брызг.

— Осторожнее! — взвизгнула Каллик.

— Ты бы все равно промокла! — пробасил брат. — Я просто помог тебе!

— Вот я сейчас тебе помогу! — угрожающе зарычала Каллик, загребая лапой воду.

Она успела как следует обрызгать Таккика, но тут течение ухватило ее за шерсть и с силой потянуло назад, так что пришлось забыть о баловстве и как следует заработать лапами, чтобы не отстать от мамы.

К тому времени, когда они добрались до следующей льдины, лапы у Каллик отваливались от усталости. Она невольно вспомнила про медведицу Силалюк и вздохнула. Теперь она понимала, как мучается бедняжка, обреченная вечно бегать вокруг Путеводной Звезды!

Каллик ухватилась за край льдины передними лапами и бешено замолотила в воде задними, пытаясь подтянуться. Мама снова подхватила ее сверху и втянула наверх. Очутившись на льду, Каллик тут же развернулась и, вцепившись зубами в шерсть Таккика, помогла ему залезть.

Ниса блаженно растянулась рядом с медвежатами и довольно заурчала.

— Вот видите, как все просто? Вы у меня плаваете, как тюлени!

Однако Каллик заметила, что мама вся дрожит, и отчего-то ей показалось, что это вовсе не от холода.

Слава Большой Медведице, эта льдина была гораздо больше предыдущей! Правда, здесь приходилось идти по снегу, но это было гораздо проще, чем плыть. Вот только небо совсем не нравилось Каллик… Оно было серым и мрачным, и Каллик впервые за все это время пожалела о том, что нет солнца. Ледяной ветер пронизывал насквозь, казалось, чьи-то маленькие острые зубки вцеплялись в шерстинки на промокшей шкуре Каллик и немилосердно тянули их во все стороны. Она низко-низко наклонила голову, чтобы ветер не дул в нос, и прижалась боком к материнскому боку. Таккик прильнул к маме с другой стороны, и так они шли, делясь друг с другом своим теплом.

Каллик не сразу заметила, как солнце окончательно скрылось в тучах и низкие облака повисли над самым льдом. Она повела носом и убедилась, что тучи не несут в себе снег. Для снега было слишком тепло, хотя сама Каллик никакого тепла не чувствовала. Значит, облака дождевые, а это гораздо хуже, чем снег. Каллик только однажды видела дождь, но хорошо запомнила, что от него все вокруг становится скользким, и лед начинает таять быстрее. Кроме того, идти под дождем было гораздо труднее, чем в снегопад.

Уже вечерело, когда Ниса остановилась перед очередной широкой полосой воды. Она принюхалась и уставилась на голубоватый лед, сверкающий на другой стороне воды. Каллик посмотрела в ту же сторону, и сердце у нее испуганно екнуло. Лед был слишком далеко, даже дойти до него посуху заняло бы времени не меньше, чем потребуется трем медведям, чтобы съесть целого тюленя до последнего кусочка! А ведь им придется плыть…

— Мама, давай не поплывем туда! — заплакала Каллик. — Давай лучше пойдем по льду в другую сторону!

— Но нам не нужно в другую сторону, — покачала головой Ниса. — Земля там. Разве ты не чувствуешь ее запах?

Каллик потянула носом, но не почуяла ничего, кроме соленого запаха воды.

— Я устала, мама!

— Я тоже, — поддержал Таккик. — Давай немного полежим, пока мои лапы отдохнут.

— Я перевезу вас на тот берег по одному, — сказала Ниса. — Держитесь возле меня, я помогу вам. Ничего не бойтесь, все будет хорошо.

Каллик понимала, что должна быть смелой. Маме придется три раза проделать этот долгий путь, чтобы перевезти их с Таккиком на другой берег, а значит, они тоже должны быть сильными и не хныкать по пустякам.

— Иди первая, — буркнул Таккик и плюхнулся на лед, положив голову на лапы.

— Ладно, — согласилась Каллик. — Я смогу. Я знаю, что смогу.

— Я горжусь тобой, — прошептала Ниса, и ее теплое дыхание согрело ухо Каллик. — Как только мы доберемся до земли, все будет хорошо, вот увидишь.

Они снова прыгнули в воду. Каллик весело взвизгнула — такой огромный плеск они устроили вдвоем с мамой. Она пыталась подражать материнским размеренным движениям, но вода постоянно заливалась ей в нос, так что то и дело приходилось кашлять и отплевываться.

Повсюду, куда ни посмотри, тянулось черное пространство воды. Волны плескались вокруг, скрывая из виду далекую полоску льда. Несколько раз голова Нисы тоже пропадала за пенным гребнем. Внезапно у Каллик от страха похолодели когти. В ноздри ей ударил незнакомый запах, от которого кровь застыла в жилах. Она сразу почувствовала близость злобы, острых зубов и неумолимой жестокости.

Каллик забилась в воде и лихорадочно замолотила лапами, пытаясь рассмотреть, что же это такое. Вот оно! Огромный черный плавник стремительно разрезал воду, он мчался прямо к ней и приближался гораздо быстрее, чем могла плыть маленькая Каллик.

Ниса оглушительно зарычала, и Каллик ясно услышала в ее крике страх, смешанный с яростью.

— Косатка! — взревела мать. — Плыви, Каллик! Плыви изо всех сил!

Каллик еще быстрее заработала лапами, но только взбаламутила воду. Здесь не было ничего, что могло бы придать ей сил — ни твердого льда, от которого так удобно отталкиваться лапами, ни снеговых вихрей, со свистом проносящихся мимо. Она беспомощно барахталась в ледяной черной воде.

Еще несколько плавников появились следом за первым.

— Быстрее, Каллик! — надрывалась мать. — Быстрее!

— Мама! — донесся до них испуганный крик Таккика. — Каллик! Что случилось?

Ниса кругами плавала вокруг Каллик и царапала когтями наседающих косаток. Внезапно вода вокруг Каллик забурлила, и сразу несколько косаток врезались головами в тело Нисы. Затем они замолотили по медведице хвостами, так что она беспомощно перевернулась на спину.

— Мама! — закричала Каллик. Мир перед ее глазами исчез, вокруг бешено мелькали черные и белые пятна.

— Плыви!

Ниса с силой боднула Каллик головой и снова с рычанием обернулась к косаткам. Каллик успела увидеть разинутую пасть с желтыми зубами, и маленькие, холодно поблескивавшие глазки.

Она плакала от страха и усталости, но продолжала плыть. Она плыла и плакала, плакала и плыла. Она не знала, в какую сторону плывет, и что ждет ее впереди — спасительный берег или открытое море.

Внезапно она ударилась носом во что-то твердое. Каллик раскрыла глаза и ахнула. Лед! Она доплыла до другого берега! Каллик вцепилась когтями в льдину и забила задними лапами, пытаясь подтянуться. Но лапы у нее онемели от усталости, а мокрая шкура тащила вниз.

— Помогите! — взвизгнула она, крепче хватаясь за лед. — Кто-нибудь, помогите мне!

И тут, словно дух, посланный Большой Медведицей, рядом с ней очутилась мама. Плеснула остро-пахнущая волна, а потом мама поднырнула под лед и вытолкнула Каллик на поверхность. Каллик кубарем выкатилась на лед и обернулась, протягивая лапы к маме.

— Вылезай оттуда, вылезай! — закричала она.

Но мамины лапы уже соскользнули с края льдины и исчезли в воде. Мама уходила от нее, уплывала все дальше и дальше, и вот уже бурлящая вода снова сомкнулась над ее головой, и черные плавники вновь очутились рядом.

— Мама! — закричала Каллик. Ниса продолжала сражаться, когти ее оставляли глубокие раны на блестящих боках косаток, но врагов было слишком много. Волны, выплескивавшиеся на льдину, окрасились розовым, они пачкали белые лапы Каллик, и мерзко пахли солью, кровью и страхом.

Каллик наклонилась над краем льдины и вытянула шею.

— Мама! Плыви сюда, мама! Цепляйся за меня, я тебя вытащу!

Какая-то косатка высунулась из воды и хлестнула Каллик хвостом. Каллик шлепнулась на лед и кубарем покатилась прочь, отлетев на несколько шагов от края льдины. Несколько мгновений она лежала неподвижно, оцепенев от боли. Внизу, прямо под ней, раздавались глухие удары, приглушенный рев и щелканье зубов.

Когда Каллик очнулась, ее поразила тишина. Вокруг не было слышно ни рева, ни плеска. Косатки исчезли.

И Ниса тоже.

— Мама! — раздался откуда-то издалека отчаянный крик. — Мама! Каллик! Мама!

Таккик! Он зовет их с другого берега! Каллик подняла голову, пытаясь разглядеть его. Но облака опустились совсем низко, и брат с сестрой не смогли увидеть друг друга. Каллик попыталась подняться на лапы и позвать Таккика, но силы оставили ее. Она открыла пасть, но оттуда не вылетело ни звука.

«Я здесь, Таккик! Я здесь! Я жива!»

— Не бросайте меня! — плакал маленький Таккик. — Мама, вернись! Каллик, ты где?

Каллик зажмурилась и попыталась подняться. Но тело не слушалось ее, и лапы даже не шелохнулись.

Поднявшийся ветер с воем и стонами швырял дождь со снегом на мокрую шкуру Каллик. Она слышала, как Таккик еще несколько раз позвал ее, а потом крики его стали удаляться. Он бежал обратно, к дальнему краю льдины, и вскоре исчез в снежных вихрях.

И Каллик ничем не могла ему помочь.

Она свернулась клубочком и провалилась в белую пустоту.

Глава V

ЛУСА

— Спорим, ты не сможешь забраться сюда? — крикнул Йог, вскарабкавшись на следующую ветку.

— Смогу! — крикнула Луса и, вцепившись когтями в кору, подтянулась на передних лапах. Йог был крупнее и сильнее, но Луса ни за что не хотела уступать ему.

Солнце ярко светило сквозь усеянные почками ветки, бросая зеленоватые тени на медвежат. Вдоль вершины стены, как обычно, стояла целая толпа плосколицых. Они показывали руками вниз и громко кричали, и запах странной еды висел над ними, как облако.

Внизу, на земле, дремали в тенечке Кинг и Аша. Кинг спал беспокойно, он то и дело открывал глаза и встряхивал головой, недовольно поглядывая на медвежат, будто опасаясь, что они свалятся с дерева прямо ему на голову.

Йог поспешно полез выше, обсыпав Лусу целым дождем чешуек коры.

— Ух ты, отсюда виден весь вольер с гризли! — крикнул он. — Твой любимый мишка тоже тут!

— Нет у меня никаких любимых мишек, — буркнула Луса. — Я вообще не люблю гризли. Они слишком здоровые и злющие, мне такие не нравятся.

— Да уж, особенно Ворчун, — согласился Йог, кивая на старого гризли, который один занимал просторный вольер по ту сторону Ограды. Медвежата еще ни разу не разговаривали с этим медведем, поэтому не знали его настоящего имени, но между собой прозвали гризли Ворчуном за старость и сварливый характер. — Гляди, он катается на спине по земле. Кажется, ему это нравится.

Луса тоже хотела взглянуть на старого гризли. Она изо всех сил вцепилась в ствол когтями задних лап и ухватилась передними лапами за ветку. Теперь можно было подтянуться повыше, но почему же у нее ничего не получается? Она пробовала снова и снова, но все было безуспешно.

— Х-рррпф, — послышалось снизу, но Луса была слишком поглощена своим занятием, чтобы отвлекаться.

— Х-РРРРРПФ! — раздалось еще громче, и Луса с опаской покосилась через плечо. Ее отец стоял на задних лапах, опираясь передними о ствол.

— Все в порядке, я не упаду! — крикнула Луса. Сопя от усердия, она попробовала еще разок, и обхватила ветку всеми четырьмя лапами.

— Так ты никогда не доберешься до вершины, — пробурчал Кинг. — Ты не лезешь, а ползешь, как улитка.

— Ну и что! — пропыхтела Луса. — Я ведь только учусь. — Она уже вскарабкалась животом на ветку и теперь отдыхала, свесив вниз все четыре лапы.

— Ты чересчур робеешь, — пояснил отец. — Гораздо легче забираться вверх несколькими сильными рывками, раз-два — и готово. Обхвати ствол передними лапами и отталкивайся задними, как если бы ты лежала на земле. Понимаешь?

Луса не сомневалась, что папа предложил ей прекрасный способ свалиться с дерева и сломать себе шею, но не посмела возразить. Дело в том, что папа давал ей советы очень редко и только в самых исключительных случаях.

— А это безопасно? — на всякий случай уточнила она.

— Безопасно! — пренебрежительно фыркнул Кинг. — Черные медведи лазают по деревьям лучше всех лесных зверей! Поверь мне, Луса, — никто из нас никогда не падает с дерева. Никто — даже трусоватые маленькие медвежата, — проворчал он себе под нос, снова опускаясь на все четыре лапы.

Луса снова посмотрела вверх, на вершину дерева, где тонкие-претонкие веточки весело раскачивались на фоне голубого неба с белыми барашками облаков.

Йогу уже наскучило лазанье, и он спускался вниз, на ходу царапая когтями кору в поисках насекомых.

«Черные медведи лазают по деревьям лучше всех лесных зверей! — подумала про себя Луса. — Мы никогда не падаем с дерева…»

Немного приободрившись, Луса снова поднялась и вцепилась когтями в кору. Потом сделала глубокий вдох, покрепче уперлась задними лапами в ствол и стремительно рванулась вверх.

К своему огромному удивлению, в мгновение ока она очутилась почти на середине дерева. Дрожа от восторга, Луса подтянулась еще разок, потом еще — и стремительно полезла вверх по стволу. Она не остановилась и тогда, когда очутилась на самой верхней ветке, до которой добрался Йог. Луса продолжила свой путь, взбираясь все выше и выше, пока вдруг не увидела, что ветки кончились. Она добралась до самой вершины дерева.

«Я на самой макушке!» — Луса уселась на ветку и обхватила лапами ствол, громко сопя от усталости и счастья. Как же высоко она забралась! Черные медведи внизу казались отсюда маленькими, как гусеницы. С вершины ей были видны не только собственный вольер, но и ямы соседей — гризли и белых медведей.

Но и это было еще не все. Отсюда она впервые увидела то, что лежит за медвежатником. Серая тропинка петлями огибала несколько других вольеров, большая часть которых тоже была обнесена Оградой. Чуть поодаль Луса разглядела каких-то мелких зверьков, немного похожих на плосколицых, только поменьше ростом, волосатых и с длинными хвостами. Один из таких зверьков болтался в воздухе, держась одной лапой за ветку, и судя по его безмятежной позе, мог провисеть так до ночи.

Еще дальше виднелся большой бассейн с водой. Луса никогда в жизни не видела столько воды в одном месте, и ей сразу захотелось прыгнуть туда и как следует поплескаться. В воде жили птицы; по крайней мере, Луса после долгих раздумий решила считать их птицами, несмотря на короткие крылышки и невероятно длинные тощие ноги, которые были длиннее самой Лусы, даже если она встанет на задние лапы. Птицы были ярко-розовые, с изогнутыми клювами, многие из них стояли на одной ноге. Может быть, они одноногие?

Тут внимание Лусы привлек оглушительный рев, совсем непохожий на обычное медвежье рычание. Она повернула голову в сторону высокой груды серых камней, поросшей деревцами и чахлыми кустиками. Лусе уже приходилось слышать этот рев раньше, но до сих пор она и понятия не имела, кому он принадлежит.

Теперь же она ясно увидела, что на одном из плоских серых камней лежит какое-то четверолапое животное с длинным хвостом. Животное было золотого цвета с толстыми черными полосами на шкуре, а когда зевало, то показывало окружающим огромную пасть с острыми, как у медведя, зубами.

Сколько же тут всяких странных созданий! А ведь Луса видела далеко не все, ведь серые дорожки разбегались во все стороны, а горизонт оказался гораздо дальше, чем казалось со дна медвежатника. От других медведей Луса слышала, что где-то за стенами медвежатника есть Леса и Горы. Но только сейчас она вдруг по-настоящему поняла, сколько разных зверей населяют эти края и как огромен окружающий мир.

Луса еще раз потянула носом, вдыхая смесь незнакомых и непонятных запахов. Потом спустилась с дерева и со всех лап помчалась к Стелле, стараясь удержать в голове все, что увидела.

— Стелла! — завопила Луса, вскарабкавшись на спину спящей медведице. Стелла охнула от неожиданности и проснулась. Шерсть у нее была теплой от солнца, в косматой шубе запутались травинки.

— Стелла, ну просыпайся же, скорее! — кричала Луса. — Скажи, что это за зверь такой — желтый, как папайя, с черными полосками, огромными клыками и рычит? И что за розовые голенастые птицы с тощими ногами? И какие звери висят на ветках? У них еще такие гадкие хвосты, похожие на червяков, только гораздо длиннее? Эти звери — медведи? Они могут говорить по-медвежьи? Ты их видела?

— Да успокойся ты, не спеши, — пробурчала Стелла, сонно покачивая головой. Потом почесала себя лапой за ухом и внимательно посмотрела на Лусу: — Где ты все это увидела? Неужели забралась на макушку Медвежьего Дерева?

— Забралась! — завопила Луса и перекувыркнулась через лапы сидящей Стеллы. — Я была высоко-высоко и увидела всех этих зверей! Кто они, ты знаешь? Знаешь?

— Знаю, — ответила Стелла. — Рычащие кошки — это тигры, а розовые птицы — фламинго.

— Фла-мин-го, — повторила Луса, стараясь запомнить непривычное слово.

— Маленькие хвостатые зверьки зовутся обезьянами, — продолжала Стелла. — Но если хочешь узнать побольше обо всех этих существах, тебе лучше расспросить Кинга. Он жил на воле, а значит, мог встретить их в природе.

Луса с любопытством посмотрела на Стеллу. Добрая медведица очень любила рассказывать разные истории, но сейчас она впервые признала, что Кинг знает больше, чем она сама.

Отец Лусы лакал воду из неглубокого каменного бассейна возле стены, но услышав шаги дочери, стремительно обернулся и уставился на нее.

— Привет, папа, — сказала Луса, тычась носом в его щеку. — Видел, как я высоко залезла? Я молодец?

— Я же тебе сразу сказал, что ты сможешь, — прогудел Кинг и снова наклонился над бассейном. Длинный язык его ритмично замелькал над водой.

— Папочка, ты бы не мог рассказать мне, что за жизнь на воле? — попросила Луса. — С верхушки дерева я увидела кругом много разных странных зверей. Стелла сказала, что это обезьяны, тигры и фла-мин-го. Скажи, ты когда-нибудь встречал тигров и обезьян?

— Нет, — рявкнул Кинг. — Не встречал. И рассказывать мне нечего.

— Но… разве у тебя нет никаких интересных историй из твоей дикой жизни?

— Нет, — отрезал Кинг и, не оборачиваясь, побрел к Горам. Луса посеменила следом, стараясь ни на шаг не отставать от отца.

— А про большую воду ты знаешь? — не унималась она. — Ты видел ее? Ты когда-нибудь залезал в большую воду и стоял там, как фла-мин-го? А плавать ты умеешь?

Кинг поднялся на задние лапы и грозно замахал в воздухе передними.

— Черные медведи плавают, как рыбы, лазают по деревьям, как обезьяны, и бегают, как тигры. Мы — короли всего леса. Мы можем все, и никто не сравнится с нами!

Он снова опустился на четыре лапы и поглядел на Лусу, да так сердито, что она невольно сжалась в комочек.

— Прекрати расспрашивать меня о вольной жизни! — прорычал отец. — Ты никогда не жила в природе и никогда не будешь там жить, а раз так, то незачем тебе знать, что это такое. Нечего зря душу травить. Оставь меня в покое.

С этими словами он вскочил на ближайший камень и уселся спиной к Лусе.

Луса уныло отошла и, обогнув Горы, влезла в Пещеру. Свернувшись клубочком под белым каменным выступом, она стала думать.

Ей было немного не по себе. Выходит, Кингу совсем не нравится здесь? До сих пор Медвежатник всегда казался Лусе просторным, но теперь она вдруг поняла, что он маленький, как миска для воды. Она хотела узнать, что за мир лежит за каменным рвом, за вольерами с незнакомыми зверями, высокими Оградами и серыми тропинками. Хотела увидеть настоящий лес и настоящие горы.

Чей-то холодный черный нос ткнулся ей в бок, и Луса подняла голову. Мама Аша прижалась щекой к макушке дочери и проурчала:

— Не грусти, ежевичка. Я видела, как ты забралась на самую верхушку дерева! Ты у меня молодец. Не обращай внимания на Кинга.

— Я просто хотела узнать кое-что, — обиженно всхлипнула Луса. — Я только спросила про тигров и обезьян, а он на меня нарычал!

— Я понимаю, — закивала Аша. — Но постарайся и ты понять Кинга. Он вообще не очень любит разговаривать. Он совсем не похож на тебя.

— Он сказал, что черные медведи — короли всего леса!

— Так оно и есть, — подтвердила Аша. — Мы не такие яркие и красивые, как тигры и фламинго, мы никогда не поднимаем столько шума, сколько обезьяны, мы не бросаемся в глаза, и поэтому не сразу заметно, насколько мы сильны и могучи. Но нам нравится быть незаметными, мы сами хотим, чтобы все оставили нас в покое. Ты же заметила, что Кингу только этого и надо? На воле он привык жить сам по себе, он ищет одиночества. Ему не нужна дружба с другими медведями.

— А мне нужна, — вздохнула Луса, опуская голову на мамину лапу.

— И это правильно, потому что ты родилась здесь, — кивнула Аша, отгоняя муху своей тяжелой когтистой лапой. — Но если бы ты жила на воле, как Кинг, ты бы тоже научилась держаться подальше от других медведей. Порой встреча с ними может обернуться гибелью.

— Правда? — ахнула Луса.

— Хочешь посмотреть, какова жизнь на воле? — неожиданно спросила мама.

— Конечно! — подскочила Луса. Неужели мама сейчас выведет ее из Медвежатника? Но почему она никогда не говорила, что отсюда есть выход?

— Иди за мной, только тихо, — приказала Аша. Она выползла из пещеры, потом вскарабкалась на Горы и пошла в Лес. Луса старалась идти точно по маминым следам, но у нее плохо получалось, потому что шаги у нее были намного короче, чем у Аши. Всю дорогу она шла молча, не сводя глаз с лоснящейся на солнце черной маминой шкуры.

— Стой, — шепнула Аша, задирая нос. — Тихо. Большой тигр идет сюда!

Луса обиженно приподняла губу.

— Но мы никуда не ушли! Мы все еще в Медвежатнике.

— А ты представь, что мы с тобой стоим в густом темном лесу, где под каждым деревом притаились опасные дикие звери, — шепнула ей на ухо мама. — Ну, чувствуешь тигра?

Луса склонила голову и принюхалась. В самом деле, к ним приближался какой-то запах. Только это был никакой не тигр, а Йог! Спрятавшись в траве, мама с дочкой следили, как медвежонок прошел совсем рядом с ними и принялся царапать когтями ограду. Луса едва сдержалась, чтобы не фыркнуть со смеху. Она честно старалась представить себя в лесу, но разве этот увалень Йог похож на опасного дикого зверя?

Внезапно в Горах что-то шевельнулось. Это Кинг встал на лапы и с наслаждением потянулся.

— Чужой медведь! — крикнула Аша. — На дерево, быстрее!

Она бросилась в заросли и с неожиданной ловкостью взлетела вверх по стволу. Луса последовала за ней. Она видела, что ее мама карабкается вверх именно так, как учил Кинг, двигаясь большими быстрыми толчками. Но сейчас и у Лусы дело пошло гораздо лучше, чем в первый раз. Игра пришлась ей по вкусу. Это мама здорово придумала — представлять, будто их Медвежатник на самом деле дикий лес!

Интересно, в настоящем диком лесу жизнь всегда такая интересная? Луса уселась на ветку рядом с мамой и посмотрела вниз. Может быть, Кинг все-таки ошибся? Кто знает, вдруг в один прекрасный день она все-таки выберется отсюда в большой мир? Почему бы ей тоже не пожить немного на воле?

Глава VI

ТОКЛО

Золотые и алые полосы заката горели на небе, и черные тени, похожие на грузных медведей, медленно расползались по лесу. Приближалась ночь, и маленький Токло возился на сосновых иглах, представляя, будто ловит рыбу.

— Ага! — прорычал он, подпрыгивая. — Попалась! — Он зарылся в снег, потом метнулся в сторону и одним ударом лапы накрыл сразу целую кучу иголок. — И ты тоже попалась!

— Тише, — простонал Тоби. — Уши болят.

Он лежал на том же самом месте, куда беспомощно рухнул после бегства от кучи зерна. Токло презрительно посмотрел на него и отвернулся. Вот бы у него был брат, с которым можно поиграть! Он часто видел, как медвежата гризли возятся и борются друг с другом. Это не только весело, но и полезно, потому что можно научиться правильно драться. Но Тоби постоянно усталый, у него вечно что-нибудь болит, и мама просит оставить его в покое.

Мама деловито рыла им берлогу в заснеженном склоне холма, разбрасывая во все стороны комья земли и сухие листья. Берлога получалась неглубокая, зато там можно будет теснее прижаться друг к другу и согреться. Токло видел, что мама заметно успокоилась после того, как приняла решение идти в горы. Это было хорошо. Он не любил, когда Ока рычала на него и на Тоби и в бешенстве рвала траву.

— Сегодня ляжем спать пораньше, — сказала мама. — Нужно как следует отдохнуть перед долгим переходом.

Тоби послушно кивнул и теснее прижался к материнскому боку, но Токло нетерпеливо пихнул маму лапой и спросил:

— Ты научишь меня ловить лосося?

— Научу, — фыркнула Ока. — Только учти, что это совсем не похоже на то, что ты тут вытворял. Не нужно ни скакать, ни рычать. Пасть лучше держать закрытой, а то рыбы тебя услышат и уплывут.

— А как же надо?

— Сначала нужно войти в воду на мелководье, — начала рассказывать Ока. — Стой спиной к течению. Очень скоро ты увидишь, как лосось плывет мимо тебя. Тут важно не спешить и стоять спокойно. Если у тебя хватит терпения, глупая рыба поплывет прямо тебе в лапы. Вот тут нужно действовать быстро! Если не будешь медлить, — тут Ока шлепнула Токло лапой, но совсем не больно, будто играя, — то поймаешь рыбку.

— Обязательно поймаю! — воскликнул Токло. — Я буду самым быстрым медведем! Я наловлю рыбы больше, чем все медведи на реке!

«И уж, конечно, больше, чем Тоби!»

— Это уж как захотят водяные духи, — покачала головой Ока. — Знай, что они не любят хвастунов, особенно таких, которые не относятся к ним с должным почтением.

— А мы увидим водяных духов? — дрожащим голоском прошептал Тоби. Ока много раз рассказывала им с Токло о том, что души умерших медведей уходят в реки и озера, где вечно гоняются за лососем, которым питались при жизни. Но до сих пор медвежата ни разу не встречали такой большой и глубокой реки, где могли бы обитать духи.

— Все не так просто, малыш, — ласково проурчала Ока, а Токло мгновенно насупился и отвернулся. Ему не нравилось, что мамин голос всегда становится таким нежным и добрым, когда она обращается к Тоби. — Духи умерших всегда пребывают рядом с нами, в любой момент они могут заговорить с тобой, если захотят.

— Я помню! — воскликнул Токло. — Их надо благодарить, и тогда они придут на помощь.

— Правильно, — кивнула Ока. — Если они разгневаются, то могут послать на реку высокие волны, и тогда ты никакой рыбы не поймаешь. Но если они будут к тебе добры… если ты им понравишься… они приведут лосося прямо тебе в лапы.

— А как… — начал Токло.

— Все, хватит вопросов, — оборвала его Ока. Она дотронулась носом до шкуры Тоби и тщательно обнюхала его шерсть. Глаза медвежонка были закрыты, и он еле слышно сопел.

Токло понял, что мама хочет, чтобы он замолчал и не мешал Тоби спать. Ну и пусть! Даже это не могло испортить ему настроения. Завтра они отправятся в горы!

Далеко впереди, сквозь стволы деревьев виден был ослепительно сверкающий лед. С самого рассвета медведи взбирались по лесистым предгорьям вверх, к самой вершине. Отсюда уже можно было разглядеть голые, скалистые склоны горы, где деревья росли совсем редко, а зелень заменяли низкие колючие кусты и клочки мха.

Токло оглянулся на Оку и Тоби, которые неторопливо шли по лесу за ним следом. Вот Ока остановилась, разрыла носом землю и выкопала оттуда что-то съедобное для Тоби. Токло с утра ничего не ел, кроме нескольких листиков клевера, но он был слишком взбудоражен, чтобы думать о еде. Забыв обо всем, он помчался в сторону солнца и выскочил на широкий, залитый светом, луг. Отсюда было уже недалеко до скал, за которыми начинались настоящие горы!

Через какое-то время мама и брат догнали Токло, и Ока, поднявшись на задние лапы, принюхалась.

— Ну-ка, пойдем быстрее, — проворчала она, снова опускаясь на все четыре лапы.

Они пошли через луг. Сегодня даже Тоби не отставал, он старался держаться поближе к маме и всего несколько раз споткнулся на ходу. Вскоре трава под лапами Токло сменилась острыми камнями. Медведи вскарабкались на небольшой выступ и увидели перед собой вздымающуюся ввысь громаду камней и снега.

Снег здесь оказался гораздо глубже, чем думал Токло, а слабенький Тоби сразу же провалился в глубокий сугроб. Он тут же захныкал и принялся беспомощно размахивать лапами, пока Ока не подошла и не вытащила его за шиворот на твердую землю. Токло тоже с большим трудом перелезал через обледеневшие камни, хотя и старался не подавать виду. В мерзлую скользкую землю никак не получалось вцепиться когтями, поэтому вместо ловких прыжков с камня на камень пришлось некрасиво скользить и съезжать.

Но все это пустяки! Токло нравилось лезть вверх, подставлять спину припекающему солнцу и знать, что с каждым шагом он оставляет позади противных змеезверей и огнезверей с их жуткими запахами и отвратительными криками. Здесь, наверху, ветер перебирал его шерсть, приносил с собой запахи дичи, снега и незнакомых медведей. Солнечные лучи пекли его спину, и мускулы растягивались как-то по-новому, потому что он учился подниматься и лазать по горам, как настоящий медведь!

Заметив палку, торчащую посреди заснеженной полянки, Токло с радостным урчанием подбежал к ней, обхватил зубами и изо всех сил потряс.

— Ррррр! — рычал он, не разжимая пасти. — Мам, я поймал лосося!

— Правда? — спросила мама, поворачиваясь к нему. — Ну что ж, тогда держи его крепче, потому что я слыхала, будто эта рыба… — заговорила она, медленно приближаясь к Токло, — …бывает очень-очень скользкой! — С этими словами она вдруг прыгнула, выхватила палку из лап Токло и помчалась прочь.

— Стой! — завопил Токло, бросаясь в погоню. Догнав маму, он вскочил ей на спину и замолотил лапами по бокам. Они покатились по снегу, пытаясь отнять друг у друга палку-лосося. Бурная радость переполняла Токло, он был счастлив до самых кончиков ушей, до самых когтей! Раньше мама никогда с ним не играла. Токло знал, что она борется с ним вполсилы, чтобы не поранить, и от этого ему было еще приятнее и веселее.

— Ага! — с торжеством крикнул он, отнимая палку. — Мой лосось! Я победил!

— Посмотрим, посмотрим, — усмехнулась мама и погналась за ним.

— Мама! — раздался из-под высокой скалы тоненький голосок Тоби. — Мама, мне очень плохо.

Ока остановилась на бегу, взметнув целый фонтан снега, который тут же запорошил спину Токло. Когда он стряхнул с себя сугроб, мама уже стояла над Тоби и обнюхивала его. Токло с досадой отряхнул лапой уши и поплелся к скале. Он был уверен, что Тоби нарочно привлекает к себе внимание. Плохо ему! Да когда ему бывает хорошо? Неужели нельзя хоть немного посидеть спокойно и не портить другим веселье?

— Нужно идти, — сказала Ока. Токло сразу заметил, что голос ее звучит совсем по-другому, как будто мама чем-то напугана и рассержена. — Мы должны подняться в горы до наступления темноты. Идем!

Она помогла Тоби подняться и нависла над ним, как тень, поддерживая на каждом шагу.

И тут Токло вдруг понял, что от Тоби как-то странно пахнет. Резкий гнилостный запах исходил от его шерсти, а глаза будто подернулись мутной пленкой и смотрели рассеянно. Токло еще раз принюхался и отошел подальше.

— Я не могу, — всхлипнул Тоби и упал плашмя на землю, закрыв нос дрожащими лапами.

— Ты можешь, Тоби, милый, — горячо зашептала Ока. Теперь голос ее звучал ласково, как всегда, когда она разговаривала с Тоби. — Еще чуть-чуть. Вставай, мой хороший, и сделай шажок. Сначала один, потом еще один, вот мы и дойдем… Путешествие — это совсем не страшно, это всего лишь много-много маленьких шагов. Ты же можешь сделать один шаг, правда?

— Нееет! — простонал Тоби.

Токло вздохнул. Так они никогда никуда не дойдут! И тут в голову ему пришла одна очень хорошая мысль. Если они все равно остаются тут на какое-то время, то можно… Он сорвался с места, схватил в зубы палку-лосося и помчался к маме.

— Ой-ой! — весело закричал он на бегу. — Он вырывается! — Он запрокинул голову и подбросил палку в воздух. В следующий миг она звонко ударилась о мерзлую землю у ног Оки.

— Не сейчас, Токло! — с раздражением крикнула мать. — Мы и так потеряли очень много времени. Пойми, мы должны засветло добраться до горной реки! Нашел время баловаться!

Шерсть у Токло встала дыбом от огорчения. Ну вот, теперь мама сердится на него! И снова во всем виноват этот гадкий Тоби!

— Ну же, мой хороший, — шептала Ока на ушко Тоби. — Маленький мой, будь храбрым, ради меня. Залезай ко мне на спину, я понесу тебя.

— Хорошо, — еле слышно ответил Тоби. Он с усилием поднялся, забрался на спину Оки и остался лежать, как палый лист.

Токло презрительно фыркнул и отвернулся. Интересно, понесет ли мама его, Токло, если он начнет ныть и капризничать? Пожалуй, нет. Ну конечно, она ведь любит одного только Тоби, а до Токло ей и дела нет!

Ока быстро пошла вперед, и Токло побежал за ней, стараясь не слушать ласковой воркотни, которой мама ободряла своего больного медвежонка.

Подъем в горы вдруг перестал быть веселым приключением. Ветер больше не нес с собой теплые, любопытные запахи; он стал холодным и резким, обещая скорое приближение тьмы и снегопада. Солнце опускалось к краю неба, а тени с каждым шагом становились все длиннее и подкрадывались к лапам Токло, как бесплотные водяные духи.

Лапы у него замерзли и устали, когти горели от бесконечного цепляния за камни, У него даже плечи разболелись от изнеможения, но мама продолжала упрямо идти вперед, ловко перепрыгивая через участки льда и острые камни, слишком высокие для коротеньких лап Токло.

Солнце почти скрылось за горизонтом, когда Токло остановился.

— Мама! — позвал он. Ока обернулась, но не остановилась, продолжая подниматься вверх по заснеженному склону. — Когда мы остановимся, мама?

— Мы не можем останавливаться, — ответила она, перепрыгивая с камня на камень.

«Никогда? — с ужасом подумал Токло. Но не могут же они идти всю ночь! Голова у него кружилась от усталости, и он боялся, что в темноте не удержится на лапах и свалится вниз… а мама этого даже не заметит. — У нее есть Тоби, а я ей совсем не нужен!» — с горечью подумал он.

Токло глубоко вздохнул, собрал последние остатки сил и начал карабкаться на склон следом за матерью. Снег был такой глубокий, что он почти плыл через белые сугробы, почти не чувствуя лап от холода. Наконец, он догнал Оку, забежал вперед и остановился, преградив ей дорогу.

— Хватит, Токло! — зарычала Ока. — Я же сказала, что теперь не время для игр!

— Я не хочу играть! — ответил Токло. — Я хочу отдохнуть. Мы лезем вверх целый день, с самого рассвета.

— Но мы еще не пришли, — возразила Ока. — Мы должны добраться до реки.

— Я не могу дальше идти.

— Твой брат может, значит, и ты сможешь, — отрезала Ока.

— Мой брат?! — Токло просто ушам своим не верил. Она что, смеется над ним? — Да ты с полудня несешь его на себе! Он же ничего не делает, он просто лежит!

Токло встал на задние лапы и протянул обе передние матери. Черные кожаные подушечки были сплошь покрыты порезами и ссадинами, одна лапа кровоточила.

Ока обнюхала его лапы и посмотрела на небо. Токло показалось, будто она впервые заметила, что наступил вечер, и на небо высыпали звезды. Ока повернула голову и потрогала носом Тоби.

— Холодно, — пролепетал тот, зарываясь мордой в ее шерсть.

— Хорошо, — сдалась Ока. — Давайте поищем берлогу на ночь.

У Токло даже лапы подкосились от облегчения. Он повертел головой и увидел неглубокую пещерку под скалой.

— Вот эта подойдет? — спросил он.

Ока одобрительно заурчала и побрела к выбранному месту. Тоби безвольно соскользнул с ее спины на кучу мха у подножия скалы. Здесь он свернулся и закрыл глаза, а Ока склонилась над ним и стала вылизывать ему ушки.

Токло устало опустился рядом. Ему казалось, что пятки у него превратились в глыбы льда, холодной тяжестью висящие на лапах. Токло задрал морду к небу и посмотрел на одинокую звезду, горящую ярче всех остальных.

— Хотел бы я превратиться в эту звездочку, — прошептал он, поворачиваясь к маме. — Она, наверное, никогда не устает!

Ока тоже посмотрела в небо и вздохнула.

— Не надо о таком думать, — сказала она. — В этой звезде заточен дух очень плохого медведя. Другие звери посадили его туда, и теперь вечно бегают вокруг него и дразнят. Он не свободен, как мы с вами, а обречен на вечное заточение.

«Я тоже не чувствую себя свободным», — подумал Токло, глядя на еле дышащего Тоби.

— Что же такого натворил этот медведь? — спросил он.

— Не слушался маму, — пробурчала Ока, шлепнув его лапой по уху. — Иди-ка, набери веток.

Она подрыла снег и землю с боков Тоби, так что получилась неглубокая берлога. Токло подобрал с земли несколько веток, чтобы навалить сверху. Он особенно не искал, но все-таки собрал немного сухих ягод. Токло честно принес ягоды маме и брату, хотя живот у него рычал и урчал, как настоящий взрослый медведь. Ока даже спасибо ему не сказала, просто взяла ягоды и скормила их все Тоби. Но когда они все забились в берлогу, и Токло робко положил подбородок на мохнатое мамино плечо, она глубоко вздохнула, но не отстранилась.

Когда Токло проснулся, тусклый сумрачный свет просачивался сквозь наваленные сверху ветки и кучи снега. Он поморгал, не понимая, отчего это ему так холодно и неприятно. Дело было совсем не в жесткой земле под боком. Что-то было не так.

Токло повернулся на другой бок и увидел, что брат лежит у него за спиной, подвернув лапы под грудь. Когда Токло завозился, Тоби прижал лапы к мордочке, провел по щекам, а потом снова замер. Дыхание его было частым и поверхностным, и пахло у него из пасти как-то странно.

Токло повел носом в его сторону и почуял все тот же резкий запах, который заметил еще вчера. Шерсть у Тоби была холодной, еще холоднее, чем у Токло вчера вечером. И тут Токло вдруг с ужасом понял, что глаза у брата широко открыты. Токло ждал, что Тоби что-нибудь скажет, но брат молчал. Глаза его затуманились, как будто он видел перед собой пелену облаков, а не Токло.

— Тоби! — шепотом позвал Токло. Уши брата даже не шевельнулись. Токло осторожно вытянул лапу и дотронулся до плеча Тоби. С братом творилось что-то очень странное. Сначала он часто-часто задышал, а потом дыхание его вдруг стало замедляться.

— Тоби! — снова позвал Токло. — Тоби, ты уходишь в реку? Ты превращаешься в водяного духа?

Ответа не было. Токло было страшно, но при этом его разбирало любопытство. Неужели он сейчас увидит, как медведь превращается в духа?

Внезапно Тоби судорожно вздохнул и затих. Токло быстро отдернул лапу, сел и обнюхал Тоби. Запах был все тот же, резкий и гнилостный, но что-то в нем как будто исчезло. Глаза Тоби были закрыты.

Он был мертв.

Что теперь делать? Никакого духа Токло так и не увидел. Может быть, он уже ушел в реку? Или никуда не ушел, а прячется у Тоби в шерсти? Токло потолкал Тоби лапой, но дух все равно не вылетел.

И тут за спиной у него что-то шевельнулось, и Токло даже подпрыгнул от страха. Но это была всего лишь мама. Ока проснулась, потрясла головой и встала. Она сонно огляделась по сторонам и вдруг увидела Тоби.

С громким криком она отпихнула Токло в сторону и наклонилась над мертвым медвежонком.

Страшный стон вырвался из груди медведицы, она поднялась на задние лапы и, задрав морду в небо, громко зарычала от горя и ярости. Ее крик эхом облетел скалы и зазвенел в ушах Токло; он испуганно съежился возле маминых лап и накрыл лапами голову, боясь, что камни сейчас посыплются на них сверху.

Ока снова упала на все четыре лапы и с грозным рычанием набросилась на Токло.

— Почему ты не разбудил меня? Почему? Как ты мог просто дать ему умереть?

— Я… — растерялся Токло. — Но я… Я ничего не делал! То есть я не знал, что тут можно сделать!

— Ты мог бы разбудить меня! — простонала мать. — Почему ты этого не сделал? — Она снова страшно завыла, она готова была в своей ярости сокрушить все скалы вокруг, все деревья и само небо. — Почему вы отняли его у меня? Почему вы отнимаете у меня всех моих медвежат? Почему они должны умирать? Чем они прогневили вас?

Она упала на снег рядом с Тоби, зарылась носом в его шерсть и стала толкать его лапами, словно хотела заставить подняться.

— Я даже не попрощалась с ним! — плакала она. — Мой бедный медвежонок, бедный малыш, он умер один, совсем один…

Голос ее оборвался, и Ока зашептала так тихо, что Токло ничего не мог расслышать. Он отошел в сторону и уселся на краю берлоги, дожидаясь, когда мама встанет, и они пойдут дальше. Она ведь не забыла, что они идут к реке?

Он уныло сгорбился, и шерсть у него встала дыбом от жалости к самому себе. Почему мама так разозлилась на него? Что он такого сделал? Разве он виноват, что не родился слабым и неприспособленным к жизни? Неужели мама не видит, что он хочет о ней заботиться, да только она ему не позволяет? Почему она говорит, что водяные духи забрали всех ее медвежат? Ведь он, Токло, еще жив! Неужели он совсем-совсем ничего для нее не значит? Тоби сейчас, наверное, плавает в реке вместе с лососями… Там ему уж точно лучше, чем на земле, где он только и делал, что мерз, плакал, голодал и жаловался. А раз для Тоби так лучше, то и для них с мамой тоже.

Тем временем свет разгорался над горами, яркие отсветы зажглись на снегу, а верхушки гор окрасились ослепительным белым золотом. Ока, как поваленное дерево, лежала рядом с Тоби. Токло недовольно пошевелился. Она что, целый день собирается тут пролежать? Когда же они пойдут в горы?

Время шло, но Ока по-прежнему не шевелилась. Когда солнце прошло половину пути до верхушки неба, Токло робко поднялся и подошел к матери.

— Мама? — позвал он. Она не ответила, не открыла глаз и даже ухом не повела в его сторону. — Мам? — повторил медвежонок. — Когда мы пойдем к реке?

Ока медленно подняла голову, повернулась к Токло и устало опустила подбородок на лапы.

— Тоби уже никогда не попадет к реке, — еле слышно прошептала она. — Не надо ему было умирать здесь!

Токло подождал, не прибавит ли она еще что-нибудь. Но мама снова замолчала, и тогда он спросил:

— А как же мы?

— Мы опоздали! — сипло проскрежетала Ока. — Это мы виноваты в том, что он умер, и водные духи уже никогда его не найдут!

Глава VII

КАЛЛИК

Ночью ветер стих, и Каллик очутилась одна в тихом и пустом мире. Тьма над ее головой была усеяна сверкающими холодными искорками, а лед под лапами опасно прогибался под ее тяжестью, как будто вода пыталась вырваться из-под него на свободу.

Мамы больше нет. Каллик никак не могла в это поверить. Разве Ниса может умереть?

Лапы у Каллик постепенно оживали, она уже могла пошевелить ими, но продолжала лежать на льду. Зачем вставать? Зачем шевелиться? Ей все равно некуда идти. Она осталась совсем одна.

Высоко в небе она видела призрачные очертания медведицы Силалюк, бегающей вокруг Путеводной Звезды. Наверное, Малиновка, Кукша и Синица были злыми касатками птичьего мира, они долго выслеживали и гнали бедную медведицу, а потом набросились на нее, убили и расклевали, оставив одни косточки? Горе снова стиснуло сердце Каллик, и она уткнулась носом в снег. Где сейчас дух ее мамы? Неужели он тоже ушел под воду и плавает там теперь, среди теней?

Каллик не знала, сколько пролежала на льду. Она чувствовала, как сердце ее стучит все медленнее и медленнее, а тело постепенно замерзает. Она смутно слышала, как ветер с воем гонит по льду снег и заметает ее спину. Может быть, если она пролежит тут долго-долго, снег укроет ее совсем, превратит в белый сугроб, и она исчезнет навсегда… как мама.

Сквозь завывание ветра доносился тихий плеск воды и потрескивание льда. Рррраааххх, — скрипел лед. Ооооох… Скрррр… Может быть, это ледяные духи оплакивают ее маму?

Бррраааат, — шептал лед. Таккииииик…

Каллик пошевелила ушами.

Таааа…ккииииик, — снова прошептал лед.

Каллик подняла голову и уставилась перед собой. Ей показалось, будто она услышала голос мамы. Тени качались и плескались подо льдом, а потом откуда-то снизу медленно всплыла фигура. На миг Каллик показалось, будто она видит перед собой маму, но потом фигура исчезла, и пузырьки воздуха рассыпались подо льдом, сверкая при свете луны.

«Таккик!» Каллик вспомнила, как ее брат с криком убегал куда-то в туман. Он был жив… и тоже остался совсем один, как и она! Только ему гораздо хуже, потому что он думает, будто Каллик погибла. После смерти Нисы у Каллик не осталось на свете никого, кроме брата. Она должна выжить и найти его. Она нужна ему — ничуть не меньше, чем он ей!

Каллик рывком поднялась на лапы и стряхнула с себя огромный сугроб снега. Кости у нее ныли от усталости и сильно болела задняя лапа, которой она ударилась о лед, когда косатка отшвырнула ее от края льдины. Каллик вздрогнула. Что если косатки все еще рыщут под водой, поджидая еще одну — гораздо более легкую! — добычу?

Она снова легла на живот и стала ждать рассвета, то и дело проваливаясь в тяжелый сон, где ее преследовали оскаленные пасти, стремительные плавники и холодная вода, окрашивающая лапы в розовый цвет.

Наконец первые лучи солнца упали на лед, оживив унылый заснеженный пейзаж. Каллик поразилась, увидев сколько воды окружает ее со всех сторон. Мама была права, лед таял очень быстро. К счастью, выступ, на котором вчера остался ее брат, никуда не исчез за ночь, и огромная полоса воды перед ним тоже не стала меньше. Если она хочет разыскать Таккика, ей придется плыть обратно!

Каллик внимательно осмотрела воду, выискивая черные плавники косаток. Потом сделала несколько глубоких вдохов и снова уставилась на воду, чтобы окончательно убедиться в том, что хищных тварей нигде нет.

— Ледяные духи, миленькие, — шепотом попросила она. — Пожалуйста, помогите мне!

Волны лениво плескались возле ее лап, и Каллик почудилось, будто в их тихом лепете она снова услышала далекий голос матери. «Ради Таккика!» — подумала она и, зажмурившись, оттолкнулась от льдины и прыгнула в воду.

Ледяная вода захлестнула ее с головой, так что Каллик едва не захлебнулась. Откашлявшись, она начала бешено работать лапами, пытаясь как можно скорее переплыть широкий канал. Наконец она ударилась передней лапой обо что-то твердое и крепко вцепилась когтями в толстый край льдины. И тут ее охватил страх. Каллик вспомнила, что до сих пор никогда не вылезала на лед самостоятельно, ей всегда помогали Таккик или Ниса. Где же ей взять силы, чтобы выбраться из воды?

Она судорожно забила в воде задними лапами. Наверное, ее белая шерсть сияет, как луна на черной воде! Киты-убийцы заметят ее издалека и приплывут сюда! Что если они уже подбираются к ней под водой? И прямо сейчас, когда она беспомощно барахтается в воде, уже раскрывают свои огромные пасти, чтобы вцепиться зубами в ее задние лапы и утащить на дно!

— Мама! — взвизгнула Каллик. — Мама, помоги мне!

Она рванулась вперед и еще крепче вцепилась передними лапами в лед. Потом напрягла все силы, подтянулась и, рывком поднявшись над водой, тяжело рухнула грудью на лед. Теперь осталось только втянуть задние лапы.

Несколько мгновений Каллик лежала без сил, тяжело дыша. Неужели так будет каждый раз? Как же она доберется до земли? Вот если бы рядом был другой медведь, который помог бы ей. Ну конечно, ей нужен Таккик! Тревога за брата подбросила ее с льдины, и Каллик помчалась вдоль ее края в ту сторону, где вчера скрылся брат.

Она шла и думала, куда же убежал Таккик и не случилось ли с ним какой беды. Таккик был таким беззаботным, все бы ему играть и шалить! Он постоянно отвлекался на всякие пустяки и редко прислушивался к тому, чему учила их Ниса. Да и сама Каллик не слишком много запомнила из маминых уроков! Им обоим еще столькому нужно было научиться, они слишком рано остались одни на свете! Каллик пошла быстрее, торопясь отыскать брата. По крайней мере, вдвоем им будет легче выжить!

Солнце еще только-только поднялось над горизонтом, когда Каллик подошла к краю льдины и увидела перед собой полоску воды. Дальше ее брат мог перебраться только вплавь.

На этот раз она долго не решалась прыгнуть в воду, помня о том, как тяжело будет вылезать на лед. Наконец все-таки прыгнула и тут же столкнулась с новой трудностью. Течение здесь оказалось гораздо сильнее, чем раньше, но Каллик только сжала зубы и еще быстрее заработала лапами. Страх и решимость гнали ее вперед. Она совсем выбилась из сил, но все же сумела выбраться на лед и заставила себя продолжить путь.

Это был очень долгий и очень трудный день. Лед дрожал и прогибался под лапами Калик. Несколько раз он обламывался прямо под ней, и тогда Каллик проваливалась в ледяную воду, и острые обломки льдин больно впивались ей в бока. Часто ей приходилось вылезать на плавучие льдины размером не больше спины взрослого медведя. Такие льдины обычно переворачивались под ее тяжестью, и Каллик отправлялась вплавь на поиски следующей опоры.

Очень редко льдины проплывали так близко, что можно было перепрыгнуть с одной на другую, чаще всего Каллик приходилось плыть среди них. Она знала, что теряет время, подолгу выискивая в воде черные плавники косаток, но что она могла поделать, если в ушах у нее до сих пор звучали последние крики погибающей Нисы? Они с Таккиком остались совсем одни на свете. Она должна была выжить — ради себя и ради него.

Солнце неумолимо поднималось на вершину неба и припекало все сильнее, так что вскоре Каллик стала изнемогать от жары. Теперь она с наслаждением ныряла в холодную воду, радуясь возможности хоть немного остудиться.

Но не только забота о брате гнала ее вперед. Она должна была перебраться на землю до того, как лед совсем растает. Каллик шла и шла, но никакой земли не было видно, а значит, она все еще была так от нее далеко, что вплавь до земли было не добраться.

Хорошо еще, что она знала, в какую сторону идти! Мама не зря научила ее узнавать запахи земли в сыром дыхании ветра, и теперь Каллик уверенно полагалась на свой нюх. Странные запахи смешивались и переплетались между собой, но все они так сильно отличались от привычного Каллик мира льда, снега и черной воды, что она ни за что не спутала бы их ни с чем другим. Хорошо бы Таккик тоже понял это и шел в ту же сторону! Может быть, он уже добрался до земли… но что он будет там делать?

Брат с сестрой ничего не знали о правилах выживания на земле. Ниса должна была научить их этому и охранять, пока они не смогут сами позаботиться о себе.

Каллик зажмурилась и приказала себе не думать о маме. Сейчас ей нужно разыскать брата, а уж потом они что-нибудь придумают.

Спустились сумерки, но Каллик продолжала упрямо идти вперед, пока лапы не отказались нести ее. Тогда она остановилась на самой толстой льдине и проспала до рассвета. Утро следующего дня выдалось до отвращения ярким и солнечным. Каллик ненавидела солнце за то, что оно несет с собой жару и пожирает лед.

В животе у нее урчало от голода, но она упрямо шла вперед, то и дело поскальзываясь на мокром льду и проваливаясь в воду. Ее широкие лапы, самой природой предназначенные для ходьбы по гладкой поверхности, настолько онемели от усталости, что каждый шаг отдавался в них болью. Каллик чувствовала, что земля уже совсем рядом, поскольку крупные льдины попадались ей все реже, а полосы стремительно бегущей воды становились все шире.

Шерсть у Каллик промокла насквозь, но она не обращала на это внимания. Несколько раз она видела каких-то больших птиц, которые плавали в воде и летали надо льдом. Птицы были белые и серые, цвета снежного неба, и они издавали пронзительные крики, от которых звенело в ушах.

К концу дня Каллик совсем изнемогла от голода и усталости. Заходящее солнце разлило надо льдом алое сияние, и вдруг Каллик заметила на горизонте белого медведя.

— Таккик! — закричала она и бросилась бежать по снегу. — Таккик!

Медведь обернулся и зарычал, и Каллик ясно увидела его красную от крови пасть и валявшуюся у лап тушу мертвого тюленя. Нет, этот медведь был гораздо крупнее Таккика, наверное, он видел прошлую пору Знойного Неба! Он был такой большой, такой сильный и злой, готовый когтями защищать свою добычу!

Каллик резко остановилась, потом развернулась и побежала прочь. Она не оглядывалась назад до тех пор, пока не добежала до следующей полосы воды. Здесь она остановилась и с облегчением поняла, что медведь и не думал преследовать ее. Но зрелище убитого тюленя пробудило в ней страшный голод, и Каллик больше не могла думать ни о чем, кроме еды.

Она доплыла до следующей льдины, вскарабкалась на нее и повела носом, выискивая запах, прочно впечатавшийся в ее память. Вскоре она отыскала круглую лунку, из которой пахло тюленем. Каллик тщательно обнюхала лунку, как всегда делала мама. Она помнила, что Ниса ложилась возле лунки и долго-долго терпеливо ждала. Что ж, так она и сделает! По крайней мере, как следует отдохнет, пока будет ждать.

Каллик плюхнулась животом на лед, положила голову на вытянутые передние лапы и замерла, не сводя глаз с лунки. Усталость и голод не давали ей уснуть. Страх пропустить появление тюленя заставлял держать глаза открытыми, хотя время текло ужасно медленно, и Каллик порой казалось, что она уже целую ночь сидит над лункой.

Внезапно гладкая мокрая голова высунулась из воды прямо перед носом Каллик. Жесткие усы тюленя топорщились и шевелились от его шумного дыхания. Каллик прыгнула вперед, вытянув когти и готовясь схватить тюленя за бока. Она широко разинула пасть, чтобы поскорее сомкнуть ее на теле своей добычи.

Но ее лапы схватили только воздух, а зубы клацнули друг об друга. Она не успела. Тюлень уплыл.

Каллик легла и уткнулась носом в лед. Наверное, ей лучше сдаться. Пусть ледяные духи заберут ее и отнесут к маме. А как же Таккик? Нет, она должна выжить, чтобы отыскать его и больше никогда с ним не разлучаться!

Каллик устало поднялась и побрела к полоске воды. Она снова переплыла на большую льдину, вылезла и с опаской пошла вперед, то и дело останавливаясь и настороженно поводя носом, чтобы вовремя учуять, нет ли поблизости страшного белого медведя. Ночь стояла тихая, и Каллик чудилось, будто скрип ее шагов оглушительным эхом разносится над спящим морем. Но к счастью, вокруг все оставалось спокойно, и страшный медведь ее не услышал.

Каллик нашла обглоданную тушу тюленя и стала обнюхивать лед в поисках объедков. Большой медведь оставил после себя всего несколько крошечных кусочков, но Каллик обрадовалась и этому. Разумеется, это не вкусная шкурка и не нежный белый жир, но все-таки лучше, чем ничего. Каллик с жадностью набросилась на еду и мгновенно проглотила все без остатка. Скудный ужин немного приглушил ее голод и придал сил.

Каллик слишком боялась новой встречи с медведем, поэтому не стала задерживаться возле обглоданных тюленьих костей. Покончив с едой, она хорошенько принюхалась и снова пустилась в путь, стараясь подальше обходить все места, где пахло медведями. Она шла, шла и шла, и прилегла отдохнуть только тогда, когда луна поднялась на самую вершину черного неба.

Наутро Каллик открыла глаза и сразу заметила, что ровная полоса впереди, где небо встречалось с землей, стала совсем другой. Размытая серая линия, похожая на след огромного когтя, прочертила горизонт. Каллик села и уставилась перед собой, задумчиво почесывая ухо. Сначала ей показалось, будто это надвигается снежная туча, но серая полоса не двигалась. И тут ее осенило. «Земля!»

Каллик принюхалась. Незнакомые запахи тоже усилились, и их стало гораздо больше. Воздух был пропитан теплой сыростью, а лед покрылся слоем талой воды, и капли со звоном падали с края льдины в море. Каллик вскочила на лапы и помчалась в сторону серой линии, высоко задрав нос, чтобы распробовать побольше новых запахов.

Теперь она уже понимала, что часть этих запахов принадлежит каким-то незнакомым животным: она различала тяжелый, мускусный аромат шерсти и трепещущих крыльев, резкий дух охоты, опасности, крови и страха, близость хищников и дичи. Остальные запахи были свежими и совсем непонятными, Каллик никогда раньше не встречала ничего подобного.

Она переплыла еще три полосы воды, и теперь земля была видна совсем отчетливо. Она оказалась серой, твердой и грубой, похожей на острые выступы ледника, только темной. В небе над землей кружили птицы, и Каллик долго смотрела на них. За всю свою жизнь она никогда не видела столько птиц. Их было столько же, сколько ледяных звездочек на ночном небе!

Птицы громко кричали и хлопали крыльями, ныряли в воду за рыбой или чистили перышки в скалах.

Каллик поежилась. Чем она будет питаться на земле? Тюлени там не водятся… Будь она постарше, она бы наверняка могла бы ловить птиц, но что ей делать теперь? Как она узнает, что можно есть, а чего нельзя? Каллик вспомнила мамины рассказы о траве и ягодах и снова уставилась на землю, но сколько ни всматривалась, так и не заметила там никаких «зеленых усов». Сможет ли она найти их, когда вылезет на сушу?

Она снова пошла вперед, и с каждым шагом скалы впереди становились все выше и ближе. Наконец, Каллик дошла до места, где кончался лед. Дальше расстилалась черная вода, а за ней лежала земля. Значит, она вышла к тому месту, куда вела их мама. Ниса! Думала ли она, что Каллик сможет сама найти дорогу сюда?

Каллик прыгнула в воду и заработала лапами. Волны подхватили ее, пихнули вперед — и тут же оттащили назад. Они были сильнее всего на свете, сильнее даже маминых лап, и Каллик никак не могла с ними справиться.

— Духи белых медведей! — крикнула она, кашляя и выплевывая хлынувшую в пасть воду. — Если вы еще не растаяли и не взлетели на небо, если вы еще плаваете в воде, пожалуйста, помогите мне!

Огромные плавучие льдины били ее в бока, но Каллик упрямо плыла на скалы. Она была уже совсем рядом, когда огромная волна вдруг подхватила ее и швырнула прямо на скалу. Каллик взвизгнула от боли и судорожно заскребла когтями, пытаясь уцепиться за камень, но следующая волна с легкостью оторвала ее от скалы и, накрыв с головой, поволокла обратно в море.

Соленая вода обожгла горло Каллик, но она отчаянно рванулась вперед, цепляясь когтями за все попадавшиеся на пути камни, пока не смогла встать на все четыре лапы.

«Нет уж, теперь я ни за что не умру! — мысленно крикнула она. — Таккик, наверное, ждет меня на земле! Может быть, он совсем рядом».

Собрав все силы, она вскарабкалась на вершину большого камня и, тяжело отдуваясь, выпрямилась. Отдохнув, она перепрыгнула на соседнюю скалу, а потом долго брела по камням. Внезапно лапы у нее увязли в мокрых мелких камешках, и Каллик поняла, что это и есть земля, о которой рассказывала мама.

Она отряхнула шерсть от воды и глубоко вздохнула.

Она все-таки добралась до земли.

Глава VIII

ЛУСА

Вечером пошел снег, и земля в вольере сразу же раскисла и неприятно зачавкала между когтями. Луса перед ужином немного повозилась с Йогом и мигом перепачкалась в грязи, а когда медвежата наперегонки бросились к еде, за ними потянулись длинные полосы взбаламученной слякоти.

Луса недовольно отряхнулась, пытаясь сбросить с шерсти хотя бы часть грязи. Потом подбежала к маме, отдыхавшей под самым высоким деревом. Вот уже несколько дней Аша ела совсем мало и заметно похудела. Луса зарылась носом в материнскую шерсть и со страхом заметила, как потускнела и свалялась всегда густая и лоснящаяся шкура медведицы.

— Мама? — шепотом спросила она. — Ты здорова?

— Я вспоминаю об озере с водой, — медленно ответила Аша, открывая глаза. — Где оно? Только что было здесь… там еще были другие медведи и маленький медвежонок… кажется, его звали Бен.

— О чем ты говоришь, мама? — испуганно вскрикнула Луса. — Здесь никогда не было никакого озера! И Бена никакого нет. Что случилось, мама?

— Она вспоминает о том зоопарке, где жила раньше, — пояснила Стелла, подходя к ним.

— Почему? — не поняла Луса. — Разве ей здесь больше не нравится?

Аша прижала лапы к морде и посмотрела на Лусу.

— Кто ты такая? — спросила она. — Ты похожа на меня. А где остальные?

— Мама, я же твоя дочка! Разве ты меня не помнишь? — чуть не плача, воскликнула Луса.

— Она просто устала, — успокоила ее Стелла. — Дадим ей поспать.

— Может, пойдешь в берлогу? — спросила маму Луса. Приближалась ночь, а спать за каменными стенами гораздо теплее, чем снаружи. Луса похлопала маму по лапе и повторила: — Пойдем внутрь. Пора спать.

Аша снова закрыла лапами морду, забормотала что-то неразборчивое и отстранилась от Лусы.

— Кажется, она хочет спать здесь, — заметила Стелла, направляясь к берлоге. — Что ж, давай оставим ее в покое.

— Что с ней такое? — пролепетала Луса.

— Я уверена, что все будет хорошо. Если она заболела, плосколицые заберут ее и вылечат.

— Правда? — повеселела Луса. — Они умеют лечить?

— Уметь-то они умеют, вот только иногда они забирают медведя из вольера и больше не возвращают его обратно, — пробормотала себе под нос Стелла. — Вот уж не знаю, что происходит с такими медведями.

Луса нетерпеливо поскребла когтями пол.

— А когда такое случалось?

— Один раз это было, когда я уже жила здесь, — со вздохом сказала Стелла. — Но тот медведь был очень болен, мы все думали, что дух его уже готов отправиться в деревья… — Тут она заметила перепуганный взгляд Лусы и поспешно прибавила: — Не волнуйся, не надо думать о плохом! Твоя мама молодая и сильная. Может быть, ей просто захотелось поспать на воздухе, как твоему папе.

Луса посмотрела на Кинга и еще больше перепугалась. Даже здоровенный закаленный Кинг не лег спать в холодную слякоть, а отыскал большой плоский камень и развалился на вершине, свесив вниз могучие лапы.

— Давай спать, — проурчала Стелла, подталкивая Лусу носом. — Я уверена, что завтра утром твоя мама будет прежней.

Всю ночь Луса не сомкнула глаз. Ее мучила тревога за маму, ей было пусто и холодно без теплого бока Аши, к которому так приятно прижаться бочком. Как только в Медвежатнике начало светать, Луса вскочила, отряхнулась и побежала к выходу из берлоги. Аша лежала на том же месте и в той же позе. Казалось, она даже не пошевелилась с вечера.

Луса не знала, что делать. За всю ее жизнь в Медвежатнике никогда не случалось ничего подобного. Почему медведи болеют? И как Аша сможет поправиться? Для Лусы Аша была все равно что огромные камни Гор — всегда рядом, всегда одна и та же. Теперь она вдруг изменилась — и Лусе показалось, будто сама земля уходит у нее из-под лап.

Может быть, маме станет лучше, если она что-нибудь съест? Луса взяла немного фруктов, оставленных для медведей кормильцами, и отнесла их маме.

— Мама? — позвала она, роняя спелые фрукты перед носом Аши.

— Луса… — прошептала мама, прижимая обе передние лапы к животу. Луса с облегчением перевела дух. Мама узнала ее! Наверное, она чувствует себя лучше, чем вчера!

— Ты здорова, мама? — спросила она и, наклонившись, пододвинула носом фрукты поближе к Аше. — Я принесла тебе поесть.

Аша со стоном уронила морду в грязь. Шерсть ее была перепачкана глиной и снегом, но огромная медведица даже не пыталась отряхнуться. Она не подняла голову и не повернулась к принесенным фруктам. В животе у нее громко урчало.

Маме не лучше! Ей стало хуже!

Тем временем кормильцы уже собрались возле ограды и смотрели вниз. Луса подбежала к ним и встала на задние лапы, пытаясь привлечь внимание плосколицых. Как объяснить им, что мама заболела?

Один из плосколицых засмеялся и бросил Лусе фрукт. Она разочарованно опустилась на землю. Что взять с плосколицых! Они никогда не понимали, чего она от них хочет! Луса принялась было за угощение, но тут же отбросила его и вернулась к маме.

Может быть, если как следует постараться… Она вернулась к краю вольера, встала на задние лапы, в упор посмотрела на кормильцев и снова отбежала к маме. Она повторила это несколько раз, громко щелкая зубами, чтобы показать, как она напугана.

Плосколицые зашумели, указывая то на нее, то на Ашу. Потом заговорили негромкими, встревоженными голосами, которые показались Лусе похожими на шелест листьев в ветвях. Наконец, кормильцы открыли дверь в стене, вошли внутрь и, ласково приговаривая что-то, приблизились к Аше.

Потом в Медвежатник вошел высокий плосколицый, которого Луса никогда раньше не видела. Ну и странный же это был тип! На лице у него росла косматая серая шерсть, на носу сидели две блестящие круглые штуковины, а сменная шкура его была зеленого цвета. Странный плосколицый держал в руке длинную черную с бурым палку. Луса повела носом — и сморщилась от отвращения. От палки пахло как от Ограды, только запах был более темным, теплым и дымным.

Кормильцы принесли в вольер длинные шесты и большой куль какого-то сетчатого материала, который, когда его развернули, превратился в маленькую Ограду. Плосколицые поставили шесты вокруг Аши и быстро накрыли ее маленькой Оградой. Луса не сразу поняла, что они делают, а когда увидела, было уже поздно. Теперь она не могла подойти к маме. Аша осталась одна в новой Ограде!

Луса хотела порвать сетку когтями и пробраться к маме, но один из кормильцев отогнал ее прочь. Зачем они это делают? Почему не разрешают ей быть рядом с мамой?

Луса отбежала в сторону и быстро вскарабкалась на дерево. Устроившись на ветке прямо над маминой головой, она могла видеть все, что происходит внутри маленькой Ограды. Высокий плосколицый вошел туда и наставил на Ашу свою длинную черную палку.

Раздался громкий хлопок, что-то вылетело из палки и воткнулось прямо в маму. Аша коротко рыкнула, а потом медленно закрыла глаза.

— Мама! Мама! — закричала перепуганная Луса.

Но Аша не отвечала.

Луса начала спускаться вниз, но тут в вольер ворвалось что-то очень громкое и рычащее, и она снова взлетела на свою ветку. Это что-то было ужасно. Оно рычало, изрыгало дым и поднимало такой шум, что все медведи в страхе бросились в дальний конец вольера. Луса догадалась, что видит перед собой одного из огнезверей, о которых когда-то рассказывал Кинг. Несколько раз, сидя на верхушке дерева, она наблюдала, как огнезвери бегают по дорожкам, но до сих пор они никогда не подходили так близко, чтобы она могла почуять исходящий от них запах металла и гари.

Кормильцы обступили Ашу со всех сторон и с усилием перекатили ее на большую плоскую шкуру цвета неба и блестящую, как вода. Потом ухватились за края шкуры, с трудом подняли огромную медведицу и положили на странную тележку на колесах, которую выкатили из огнезверя.

С громким ревом огнезверь выскочил в широко распахнутые задние ворота Медвежатника. Луса скатилась вниз с дерева и бросилась к дверям.

— Мама!

Двери захлопнулись перед ее носом, но Луса поднялась на задние лапы и стала царапать стену.

— Мама! Не уходи! Постойте, прошу вас! Не забирайте ее!

— Тише, успокойся, — подбежала к ней Стелла. — Они просто хотят ей помочь.

— Помочь? — прорыдала Луса. — Разве ты не видела, что они только что сделали? Этот косматый плосколицый выстрелил в нее чем-то! — Она снова замолотила лапами по стене. — Что если он убил ее? Они забрали ее навсегда, и я больше никогда ее не увижу!

— Луса, немедленно прекрати эти глупости! — раздался низкий густой голос за ее спиной. Луса испуганно упала на все четыре лапы и обернулась к отцу. Под суровым взглядом Кинга она вдруг почувствовала себя совсем маленькой и глупой. — Из-за чего весь этот шум? — прорычал Кинг. — Ты только посмотри, как ты напугала Йога!

Луса покосилась через плечо и увидела, что Йог, сгорбившись, сидит в дальнем углу вольера и мрачно копается лапами в грязи.

— Но как же мама? — пролепетала она. — Она поправится?

— Поживем, увидим, — ответил Кинг. — Обычно заболевшие медведи через несколько дней возвращаются обратно.

— А если она не вернется?

— Тогда мы поймем, что плосколицые не смогли вылечить ее, — рявкнул Кинг. — Но я своими глазами видел, как плосколицые поднимали на лапы других медведей. Вон того гризли, например, — он кивнул на Ворчуна, дремавшего в соседнем вольере. — Он три дня ничего не ел, и плосколицые увезли его отсюда, но уже через несколько рассветов он вернулся обратно, живой и здоровый. С тех пор лопает за десятерых.

— Но как они это делают? — прошептала Луса. — Что будет с моей мамой?

Кинг пожал плечами, так что рябь пробежала по его мохнатой спине.

— Кто может знать, что на уме у плосколицых? Я не знаю даже, зачем они держат нас здесь, не говоря уже о том, что им за дело до больных медведей и почему они их лечат! Какой толк ломать над этим голову? — он поскреб себя за ухом и отошел.

Луса с грустью уставилась на запертые двери. Стены Медвежатника больше не казались ей уютным убежищем. Теперь она видела в них крепкую и жестокую преграду, за которой ее удерживали насильно. Она хотела знать, что происходит снаружи. Она хотела быть рядом с Ашей, пока та болеет, но ее не пускали! Как же она может узнать, что происходит с мамой?

Что если плосколицые забрали ее маму навсегда?

Глава IX

ТОКЛО

Крупинки льда застревали у Токло между когтей, но он упрямо разбрасывал лапами снег, выискивая хоть что-нибудь съедобное. Багровое солнце медленно опускалось за деревья, а налетевший ледяной ветер пронизывал шерсть, так что медвежонок весь трясся от холода.

За весь день Ока больше не произнесла ни слова и не пошевелилась. Она лежала рядом с Тоби до самого вечера. Токло уже давно понял, что им придется провести здесь еще одну ночь, но его голодный желудок никак не хотел с этим смириться. Лосось же совсем рядом! Всего один дневной переход отделял их от еды и от долгожданной сытости.

Что если мама больше не встанет? Неужели она будет держать его тут до тех пор, пока он не умрет от голода, и его дух не уйдет в воду следом за Тоби? Почему она не хочет понять, что иметь одного живого медвежонка все же лучше, чем потерять обоих? И даже лучше, чем иметь двоих, но одного здорового, а второго — полумертвого. Теперь они смогут быстрее идти и лучше заботиться друг о друге.

Он наткнулся на что-то мягкое и, быстро разбросав снег, вытащил клочок мха. Мох был сырой и склизкий, он расползался в лапах, но Токло с жадностью проглотил его. Потом зачерпнул целую горсть и отнес маме, которая все так же неподвижно лежала под грудой веток.

— Я принес тебе немного мха, — прошептал Токло, пододвигая угощение поближе к ее морде. Ока даже глаза не открыла. Она словно оцепенела, обхватив обеими лапами щуплое и безжизненное тельце Тоби. Токло улегся рядом и стал робко подползать на животе поближе к маме, пока шерсть его не коснулась ее сгорбленной спины. Ока не шевелилась, поэтому Токло опустил морду на лапы, закрыл глаза и провалился в беспокойный сон.

Проснулся он от того, что Ока пошевелилась. Токло испуганно вскочил на лапы и увидел, что первые лучи солнца уже пробиваются сквозь серые тучи.

Ока немного постояла в молчании, потом склонила голову и еще раз обнюхала Тоби.

— Пора идти, — глухо произнесла она.

Токло чуть не завопил от радости. Значит, он все-таки не умрет здесь, рядом с братом!

— К реке? — спросил он.

— Но сначала нужно совершить ритуал земли, — сказала Ока, будто не слыша его слов. Она повернула голову и увидела мох, который вчера принес ей Токло.

— Отлично, — пробормотала Ока. — Как раз то, что нужно.

Она взяла мох в пасть и положила его на тело Тоби. Потом, повесив голову, молча пошла прочь, с трудом переставляя лапы. Токло пошел следом за мамой. Он ничего не понимал, но приставать с расспросами не осмеливался.

Ока порылась мордой в снегу и вытащила несколько веток и немного земли. Потом сгребла кучу сухих листьев, отнесла все это в берлогу и тоже положила сверху на Тоби.

Токло в растерянности следил за мамой. Может быть, если он поможет ей, они поскорее покончат с этим делом и отправятся в горы? Вздохнув, он тоже стал собирать землю и ветки и носить их в берлогу, и через какое-то время они с мамой полностью засыпали тело Тоби.

Тогда Ока подняла голову и заговорила густым и глубоким голосом:

— Духи земли! Я вверяю вам этого невинного медвежонка, которого мы звали Тоби. Позаботьтесь о нем. Согрейте его теплом своей шерсти, защитите его. Помогите ему найти путь через камни и землю к чистой воде, что течет в глубокой глубине, позвольте ему вступить в круг медведей, населяющих эту реку, и пусть он вечно плавает там вместе с ними!

Ока помолчала, и Токло испуганно подумал, уж не хочет ли мама, чтобы он тоже что-то сказал. Но Ока лишь вытянула лапу и крест-накрест перечеркнула когтями землю возле тела умершего. Потом, не говоря ни слова, она повернулась и вышла из пещеры в горы.

Токло нерешительно переминался с лапы на лапу. Ему не хотелось оставлять Тоби здесь. Он ткнулся носом в холодную шерсть брата и прошептал:

— Тоби, ты меня слышишь? Мы уходим в горы. Я знаю, ты тоже должен туда попасть. Знаешь, что я придумал? Ты иди тихонечко за мной, ладно? Я приведу тебя к реке.

С этими словами он отошел и потряс головой, сбрасывая запутавшиеся в шерсти листья. Потом подскочил, выбежал из пещеры и бросился догонять маму, которая быстро шагала вверх по камням. Ока не проронила ни слова, и Токло тоже молчал, напуганный ее странным видом и отсутствующим взглядом.

Был уже полдень, когда Токло впервые расслышал в воздухе что-то необычное. Это был быстрый, веселый звук, полный жизни, радости и сверкания, совсем как теплый дождик, шелестевший над долиной.

— Это река? — не выдержал он. — Мы почти пришли, да? Скоро мы будем ловить лосося? Ой, скорее бы! Вот увидишь, мама, я поймаю много-много рыбы, больше всех!

Они миновали заснеженный склон и теперь шагали по густому сосновому бору, мимо усыпанных цветами полянок. Впереди в тусклом дневном свете сверкала река — широкий, стремительный поток воды, бурлящий в каменистых берегах. Токло помчался вперед, поскальзываясь на скользких сосновых иглах, усыпавших крутой склон.

И тут он увидел медведей.

Медведи переходили вброд реку, глядя на бегущую воду. Медведи валялись на спине, плескались в воде, шлепали лапами. Медведи бродили вдоль берега и бегали по мелководью, их мокрая шерсть топорщилась и стояла дыбом.

Токло никогда не видел так много медведей сразу. Какие же они огромные! Почти все они были крупнее Оки, и уж конечно, намного больше маленького Токло. Он замедлил шаг и остановился на краю леса, поджидая мать.

Вместе они вышли на солнце из прохладной тени сосен и побрели по длинному галечному берегу вдоль реки. Токло не нравились взгляды, которые бросали на него другие медведи. Они выглядели… голодными. Один медведь, здоровенный сильный самец, стоя в воде на задних лапах, пожирал глазами приближающихся Оку и Токло. Что за страшный зверь! Никогда еще Токло не приходилось видеть таких длинных острых когтей и такого огромного загривка за плечами. Шерсть у медведя потемнела от воды, с морды капало, как будто самец только что нырял за рыбой. Он не сводил с Токло тяжелого взгляда своих маленьких коричневых глаз.

Когда Ока и Токло подошли ближе, самец опустился на четыре лапы, вразвалку вышел на берег и остановился, преградив им дорогу. Ока остановилась, а Токло спрятался за ее задней лапой, стараясь не смотреть в глаза страшному гризли.

— Уйди с дороги, — резко сказала Ока.

— Как тебя зовут, красотка? — пророкотал медведь.

— Не твое дело! — рявкнула Ока.

— А меня — Шотека! — представился медведь, пропустив мимо ушей ее грубость.

— Мне наплевать, — грозно оскалилась Ока. — Убирайся с дороги! Это не твоя территория, здесь все медведи равны. В реке хватит рыбы на всех.

Шотека устремил тяжелый взгляд на Токло.

— Меня не рыба интересует, красавица, — прорычал он. — Сдается мне, этот дармоед уже слишком большой, чтобы ходить с мамочкой!

— Неправда! — возмущенно пискнул Токло. Он знал, что медвежата остаются с матерью по меньшей мере две поры Прыгающей Рыбы. Он, конечно, очень хотел поскорее вырасти и жить своим умом, но понимал, что еще не скоро сможет сам о себе заботиться.

Самец поднял голову и с вызовом посмотрел на Оку.

— Когда же ты сможешь от него отделаться? Такому здоровому медведю пора искать собственную территорию! А ты снова станешь свободна, милашка!

— Мы пришли сюда за рыбой, — ответила Ока. — Так что иди, откуда пришел.

— В реке нет рыбы, — захохотал Шотека.

— Хватит болтать попусту! — разъярилась Ока. — Уж не думаешь ли ты, что мы поверим твоим россказням? В реке всегда есть рыба!

Она решительно шагнула вперед, и самец нехотя отступил, и галька с шорохом покатилась из-под его когтей. Токло испуганно потрусил за мамой, стараясь держаться поближе к ее лапам.

И тут Шотека бросился на него. Гнилостное дыхание огромного зверя опалило морду медвежонку, совсем рядом перед собой он увидел острые зубы и горящие злобой глаза. Токло оцепенел. Неужели большой медведь собирается его съесть?

Но Ока уже была рядом. Она поднялась на задние лапы во весь рост и, взревев, ударила самца когтями. Насмерть перепуганный Токло поспешно спрятался за маму, а Шотека сразу растерял всю свою наглость. Он отступил назад, а потом бросился удирать по мелководью, с шумом разбрызгивая воду. Остальные медведи тоже начали рычать.

Токло своими ушами слышал, как один из них одобрительно сказал, что никому не посоветует становиться между матерью и ее медвежонком. Токло приосанился и распушился от гордости и облегчения. У него самая сильная мама на свете! Теперь уж никто не осмелиться приставать к ним! Но приятнее всего было то, что мама все-таки заступилась за него, хотя он и не был ее любимчиком Тоби.

Ока молча вошла в воду и ускорила шаг, чтобы как можно дальше отойти от Шотеки. Токло бросился следом и едва не взвизгнул от неожиданности, ступив в ледяную воду. Течение здесь было гораздо сильнее, чем в низовьях. В этой реке чувствовалась сила, и Токло решил про себя, что в ней, наверное, плавают духи мертвых медведей. Гладкие круглые камушки гремели под его лапами, а речная муть, поднимаясь со дна, облаком колыхалась вокруг лап.

Токло в восторге подпрыгнул и обдал маму брызгами. Он был готов приступить к рыбалке! Вон, чуть дальше по течению, какой-то медведь уже схватил в пасть здоровенную рыбу, а та сверкает и бьется на солнце! Остальные медведи со всех сторон обступили удачливого рыболова, словно никак не могли решить, стоит ли силой отнимать у него добычу или нет.

Но Ока и думать забыла о рыбалке! Судя по ее устало сгорбленным плечам и медленной походке, она потеряла всякий интерес к рыбе. Ока смотрела в воду и еле слышно шептала что-то. Токло даже плескаться перестал, чтобы расслышать, что она говорит.

— Будь осторожен, малыш, — шептала Ока. — Тебе предстоит долгий путь, — она уронила голову и почти коснулась носом быстро бегущей воды. — Присмотрите за ним, водяные духи! Умоляю вас, сжальтесь над ним! Посмотрите, какой он маленький и слабый, он у меня совсем не привык быть один…

Ну конечно! Она опять говорила о Тоби!

Токло тоже опустил голову и впился глазами в проносящиеся на глубине тени. Ну и где тут водяные духи? Но сколько ни вглядывался Токло, он так и не увидел ничего, кроме собственного дрожащего отражения, да камешков на дне. А где же медвежьи морды, густая шерсть или острые когти, взрывающие глинистое дно? Тут одна вода!

— Мам, я не вижу никакого Тоби, — сказал он. Может быть, Тоби не захотел пойти с ним к реке и остался в той берлоге? Нет-нет, это было бы слишком ужасно, даже думать о таком не хочется! — Как ты думаешь, он уже здесь? Может быть, он еще в пути?

Ока с рычанием обернулась к нему.

— Да что ты знаешь о смерти?! — рявкнула она. — Глупый гадкий медвежонок! Ты вообще ничего не понимаешь, так что помалкивай!

Токло испуганно отшатнулся. Мама была несправедлива к нему! Как он может что-то узнать, если она ничего ему не объясняет? Конечно, он почти ничего не знает о смерти… Сколько он себя помнит, Ока всегда суетилась вокруг Тоби и почти не обращала внимание на него, Токло. Так что она сама виновата в том, что он до сих пор остается глупым медвежонком!

Токло побрел к давно облюбованному им местечку между двумя скалами. Река здесь слегка разливалась, образуя нечто вроде небольшого озерца. Здесь было глубже, чем в реке, и вода доставала Токло почти до живота.

Пусть мама делает, что хочет! Если ей нравится разговаривать с рекой, он не станет ей мешать. Не хочет учить его ловить рыбу — и не надо! Он сам научится. Токло огляделся по сторонам и заметил красивую золотисто-бурую медведицу, которая, как ему показалось, могла научить его этому делу. Медведица склонилась над водой и пристально смотрела куда-то вниз. Внезапно она рванулась вперед и вскочила в воду обеими передними лапами. Токло показалось, что медведица не смогла с первого раза схватить свою добычу, потому что она еще несколько раз ударила лапами по воде, а потом забегала кругами, подняв целый дождь сверкающих брызг. В конце концов, медведица вылезла на берег с зажатым в пасти лососем. Вода ручьями стекала с ее шкуры, но медведица не обращала на это никакого внимания. Она с опаской покосилась на других медведей, уселась к ним спиной и торопливо съела свою добычу, пока никто не заметил.

У Токло даже слюнки потекли. Подумаешь, он тоже так сможет! Он тоже сумеет быть терпеливым, быстрым, решительным… разве нет? Токло вошел в воду и завертелся, выискивая наиболее удобное местечко. Наконец он повернулся спиной к течению и широко расставил лапы, пропуская под собой воду.

Ему казалось, что он ждал целую вечность. У него уже в глазах зарябило от долгого смотрения в воду. Токло не терпелось разглядеть темный силуэт рыбы, стремительно проплывающей между его лапами, но он не видел ничего, кроме яркой солнечной ряби на волнах.

Внезапно что-то темное метнулось совсем близко от него. Токло мгновенно прыгнул — и с оглушительным плеском упад на пузо, зарывшись когтями в песчаное дно.

Но Токло не успел огорчиться. Стоило ему оторвать лапы от галечного берега, как течение подхватило его и поволокло вниз. Он испуганно завизжал, когда река стремительно проносила его мимо мамы и незнакомых медведей, но Ока была так поглощена разговором с водяными духами, что даже головы не повернула в его сторону, а чужие медведи лишь с любопытством проводили его взглядом.

Токло замахал лапами и вдруг заметил огромного гризли, поджидавшего его на скале чуть ниже по течению. Ужасный Шотека с усмешкой смотрел, как Токло подплывает все ближе и ближе к нему…

— Мама! — завизжал Токло. — Спаси меня!

Он попытался вытянуть лапы и ухватиться когтями за гальку, но только воды наглотался. Вынырнув на поверхность, Токло судорожно разинул пасть, чтобы набрать воздуха, и в тот же миг врезался в огромные, как стволы деревьев, лапы самца-гризли. Две чудовищные лапы схватили его за бока и окунули с головой под воду.

Токло задержал дыхание и судорожно замахал лапами, пытаясь оцарапать врага когтями. В какой-то момент он ударился задними лапами о дно реки и резко вынырнул на поверхность, успев глотнуть воздуха, прежде чем ужасный гризли снова утянул его вниз. Вода хлынула Токло в нос, заполнила пасть и уши. Он хотел укусить или оцарапать удерживающие его лапы, но силы его стремительно таяли, в глазах потемнело, и движения стали затихать.

«Ну вот, Тоби, теперь я тоже иду к тебе», — пронеслось у него в голове. Лепет реки вдруг стал оглушительным, в ушах загрохотало, словно все водяные духи обступили Токло и громко кричали на него.

И вот когда Токло уже готов был уйти к духам, тяжесть, удерживавшая его под водой, внезапно исчезла. Токло вылетел на поверхность, с хрипом ловя пастью воздух. Он нащупал лапами твердые камни, выбрался на мелководье и без сил упал, растянувшись на животе. Словно сквозь сон Токло видел, как его мама выгоняет Шотеку из воды. Она рычала и гнала грозного самца, пасть ее была оскалена, страшные когти со свистом разрезали воздух. Шотека со злобным рычанием выскочил на берег и скрылся за деревьями.

Токло с трудом поднялся на лапы. Он все еще дрожал и со свистом втягивал в себя воздух. Ока медленно развернулась, подошла к берегу реки и молча уставилась на Токло. Мокрая шерсть облепляла ее тощее тело, так что все кости торчали наружу.

— Прости, мама, — жалобно пролепетал медвежонок. — Прости, я виноват… Я хотел сам поймать рыбу. Честное слово, мамочка, я больше никогда не буду так делать! Обещаю.

Но Ока даже не приблизилась к нему. Она смотрела куда-то сквозь Токло, будто видела за его спиной что-то гораздо более важное. Медвежонок оцепенел, лапы его будто вросли в берег. Почему мама так смотрит на него? Почему не подойдет его утешить? Ведь он только что едва не утонул!

Когда Ока наконец заговорила, голос ее прозвучал хрипло и отстраненно.

— Напрасно я сделала это, — сказала она. — Я не выдержу, если оба медвежонка умрут у меня на глазах. Так уже было раньше, но я не хочу, чтобы это повторилось еще раз.

— Мама… — начал Токло. Он уже знал, что раньше у мамы были другие медвежата, но они все умерли совсем маленькими. Но ведь он-то совсем другой! Он сильный, крепкий — настоящий боец! Разве мама не видит, какой он выносливый? Почему она совсем в него не верит?

— Убирайся прочь! — закричала на него Ока. — Убирайся отсюда! Мы все равно умрем здесь, в этих горах! Если тебе суждено умереть, так сделай это подальше от меня, чтобы глаза мои этого не видели! Уходи и не смей возвращаться!

Сгорбившись, она повернулась спиной к оцепеневшему Токло и пошла прочь, а маленький медвежонок остался на берегу совсем один.

Глава Х

КАЛЛИК

На земле оказалось еще более тоскливо и одиноко, чем на льду. Все здесь было по-другому. Вместо холодного мягкого снега под лапами гремели твердые острые камни. Каллик чувствовала себя тяжелой и неуклюжей, лапы у нее то и дело проваливались между камней, и пахло вокруг очень нехорошо.

Груды камней кончились, за ними потянулась длинная полоса разноцветной грязи, простиравшейся в обе стороны от берега. Впереди, в противоположной стороне от моря, земля вздымалась в небо, на высоту нескольких взрослых медведей, а потом так же резко падала вниз. На гребне склона виднелись какие-то непонятные и разноцветные пятна, но с такого расстояния Каллик не удавалось рассмотреть их получше.

Может быть, забраться туда и как следует оглядеться? Вдруг оттуда она увидит Таккика?

Исцарапанные подошвы горели огнем, намокшая шерсть тяжестью пригибала к земле, но Каллик упрямо переставляла лапы, оставляя за спиной океан. Постепенно цепочка следов протянулась у нее за спиной, совсем как на снегу, но только здесь песок и грязь забивались под когти и пачкали шерсть, а когда Каллик попыталась облизать лапу, то больно ободрала себе язык.

У подножия утеса Каллик повернула и пошла вдоль каменной стены, высматривая, где можно подняться наверх. Она попробовала в одном месте, но мягкая земля осыпалась под ее тяжестью, а уцепиться оказалось не за что. Каллик пошла дальше и, наконец, нашла более-менее пологий склон, начинавшийся за грудой огромных камней, по которым можно было забраться наверх.

Каллик пыхтела, сопела и фыркала от напряжения; она вся перемазалась в грязи, но все-таки забралась на вершину горы. Даже отсюда был слышен могучий гул волн, разбивавшихся о каменистый берег. Рев моря был гораздо громче завываний ветра над заснеженными просторами. Вот бы здесь была мама! Тогда Каллик зарылась бы носом в ее густую шерсть, и никакой шум был бы ей нипочем! Чем дальше она отходила от моря, тем тяжелее было у нее на душе. Она уже не слышала привычного шепота водяных духов, сопровождавших ее подо льдом, и с каждым шагом все дальше и дальше уходила от мамы… Тем временем начало темнеть. Нужно было отыскать какое-нибудь укромное место, чтобы устроиться на ночлег и набраться сил для следующего дня.

Впереди показались непонятные прямые звери, они были высокие-превысокие, гораздо выше любого медведя, даже если он встанет на задние лапы. Каллик робко подошла ближе, опасаясь, как бы звери не прыгнули на нее, но они оставались неподвижны. Кажется, они вообще не могли шевелиться, потому что лапы их глубоко утопали в земле. Каллик принюхалась и узнала тот резкий свежий запах, который уловила еще на льду.

Она встала на задние лапы и положила передние на твердое неподвижное тело высокого зверя. По форме он был похож на мамину переднюю лапу, только гораздо шире и высотой до неба. И еще зверь был коричневый, как грязь под лапами. Снизу он был большой и прямой, а наверху из него торчали многочисленные длинные лапы, утыканные чем-то вроде перьев. Перья были незнакомого цвета, Каллик никогда такого не видела, хотя в оттенках морской воды встречались похожие цвета. Может быть, это и есть тот самый «зеленый цвет», о котором говорила мама?

Каллик снова опустилась на все четыре лапы и обошла странного зверя кругом. Ага, вот и зеленые усы, лезущие прямо из земли!

«Это трава!» — изумилась Каллик. Вот странно, она представляла ее совсем по-другому. Каллик задрала голову и еще раз обнюхала высокого зверя. Он пах, как трава — чем-то живым, но не мясом, а землей, дождем и небом. Мама говорила, что именно так пахнут растения. Значит, это, наверное, дерево.

Мир вокруг начал потихоньку проясняться, и Каллик немного повеселела. Мама много раз рассказывала им о земле, а значит, теперь нужно связать ее рассказы с тем, что видишь перед собой.

Каллик еще раз обошла дерево кругом и заметила небольшое отверстие в том месте, где дерево утопало лапами в земле. Кажется, мама называла эти нижние лапы корнями? Каллик протиснулась между двумя корнями и очутилась в небольшой норе с земляными стенами, чем-то похожей на снежные берлоги, которые когда-то строила мама. Лучшего места для ночлега и пожелать было нельзя! Даже если какой-нибудь большой злой медведь отыщет ее здесь, он ни за что не пролезет между корнями в берлогу!

Каллик поскребла когтями земляные стенки и расширила нору, чтобы можно было устроиться поудобнее. Ей не нравилась сыпучая бурая земля, не нравилось чувствовать ее на своих лапах и белоснежной шерсти, но она уже понимала, что с этим придется мириться до самого конца поры Знойного Неба.

Каллик свернулась клубочком и положила морду на лапы. Ледяные точки высыпали на темное небо, а прямо над головой Каллик засверкала ослепительная Путеводная Звезда. Эта звезда утешила Каллик. Пусть она осталась совсем одна, пусть ледяные духи покинули ее до самого конца Знойного Неба, но Путеводная Звезда всегда останется с ней! Каллик вспомнила легенду о прекрасном месте, где никогда не тает лед и вечно танцуют счастливые медведи. Если Путеводная Звезда может привести медведей даже туда, то неужели ей не под силу привести ее к Таккику?

Каллик сонно закрыла глаза и уснула, не додумав своей мысли.

Ясным утром следующего дня Каллик проснулась бодрой и сильной. Она вылезла из своей берложки и запрокинула голову. Высокие деревья обступили ее со всех сторон и тихо шептали, словно духи медведей подо льдом, а солнце ослепительно сияло с высоты небес, наполняя разноцветными красками окружающий мир. Вот бы гордилась мама, если бы узнала, что ее маленькая Каллик сумела сама добраться до этих мест! Где бы ни была сейчас Ниса, пусть не тревожится — Каллик отыщет своего брата и позаботится о нем!

— Я его найду, честное слово, — прошептала она. — Мы выживем!

В ответ на ее слова в животе у нее громко заурчало, как будто голодный желудок решил напомнить своей хозяйке о еде.

— Знаю, знаю, дружок, — засмеялась Каллик. — Давай посмотрим, что тут годится в пищу.

Она знала, что на земле тюлени не водятся, зато здесь можно есть ягоды, траву и некоторые другие растения. Каллик обнюхала траву под лапами и с усилием вырвала целый пучок.

Трава пахла горечью и землей, а на вкус была еще хуже. Ничего похожего на аппетитную мягкость тюленьего мяса или жира!

— Фу, пакость! — скривилась Каллик и выплюнула траву. Нет, это она возьмет в пасть только если будет умирать с голоду!

Отряхнувшись, она бодро побежала в ту сторону, откуда доносился шум волн. По пути Каллик то и дело останавливалась и принюхивалась, выискивая запах чего-нибудь съедобного.

Но неожиданно в ноздри ей ударил знакомый запах. Белый медведь! Неужели Таккик? Забыв о еде, Каллик помчалась вперед, чтобы получше осмотреться.

Но когда она остановилась на краю скалы, откуда был виден весь берег в обе стороны, ее постигло жестокое разочарование. Очень далеко, возле самого горизонта, по берегу лениво брел огромный белый медведь. Он был слишком огромен, чтобы быть Таккиком. Но может быть, если она потихоньку пойдет следом за этим медведем, ей удастся полакомиться остатками пойманной им дичи? Каллик задумалась, нервно переступая с лапы на лапу. Вообще-то, приближаться к такому огромному зверю было очень опасно. Мама предупреждала, что голодные белые медведи часто убивают беспомощных медвежат.

Каллик в нерешительности попятилась назад, но тут внимание ее привлекло какое-то движение на берегу. Там был еще один белый медведь, и он тоже шел в ту же сторону! Оба медведя были довольно упитанными и держались отдельно друг от друга. Но почему же они идут в одну сторону?

Может быть, они путешествуют к тому месту, куда раньше всего приходит лед? Ниса когда-то рассказывала, что все белые медведи долго идут вдоль берега моря, а потом собираются в одном месте и ждут появления льда. Значит, она, Каллик, тоже должна отправиться в ту же сторону, только нужно держаться подальше от больших медведей.

— Прошу тебя, милая Силалюк! — прошептала Каллик, — укажи путь моему брату Таккику, чтобы мы встретились там, где соберутся все медведи!

Только бы Таккик не забыл рассказы Нисы о месте, куда приходит лед! Только бы он сумел перебраться на землю… С вершины, на которой стояла Каллик, был хорошо виден весь залив. Ветер гнал рябь по огромному простору океана, и птицы с пронзительными криками кружили в вышине.

Каллик решила не спускаться вниз, а идти прямо по вершине, чтобы лучше видеть весь берег. Так она сможет издалека заметить приближающихся медведей.

Она шла целый день и пугливо пряталась среди камней, если вдруг впереди показывался какой-нибудь медведь. За весь день она так и не нашла ни одного оброненного кусочка еды, ни одного обглоданного скелета, так что пришлось все-таки пожевать ненавистную траву, стараясь не обращать внимания на горечь. Резкий запах «зелени» вскоре привел ее в тенистое место, где деревья росли очень часто. Наверное, это был «лес», если Каллик правильно запомнила слово. Здесь под деревьями росло много маленьких, густых деревьев, причем на многих из них росли какие-то непонятные круглые разноцветные шарики. Каллик остановилась и заморгала. Может быть, это «ягоды»? Некоторые шарики были черными, как ее кожаный нос, другие — красные, цвета крови. Интересно, на вкус они как мясо или лучше? Ягоды пахли приятно, но Каллик все равно не решалась их попробовать.

Откуда ей знать съедобные они или нет? Вдруг у нее живот заболит?

В ответ на ее сомнения в животе заурчало так громко, что Каллик все-таки решилась. Лучше попробовать, чем умереть с голоду! Она осторожно взяла зубами одну ягодку, потянула и оторвала. Что ж, совсем неплохо! На вкус ягода оказалась сладкой, совсем не похожей на мясо, но гораздо лучше травы. Каллик снова повеселела. Теперь пора Знойного Неба уже не казалась ей такой страшной.

Но вскоре выяснилось, что у ягод есть один, но очень большой, недостаток. Они были маленькие. Даже если собрать все ягоды во всем лесу, то это все равно будет меньше тюленя. Каллик объела все ягодки со всех кустов, но все равно не наелась, а только чуть-чуть приободрилась. Морда ее была перепачкана красным соком, когти слипались, но в голове прояснилось, и она уже без прежнего ужаса думала о предстоящем путешествии. Может, Таккик тоже найдет ягоды и научится их есть?

На ночь Каллик отыскала себе тесное укрытие в груде камней. Здесь было холоднее, чем под корнями дерева, и намного ближе к океану, поэтому слышно было, как волны с грохотом бьются о скалы. Каллик не сразу удалось уснуть под этот шум, поэтому она беспокойно ворочалась, думая о Таккике. Когда первые лучи солнца пробились сквозь трещины в камнях, Каллик выбралась из своего убежища и снова отправилась в путь.

Она с любопытством отметила, что с каждым днем все больше растительности вылезает из земли и из длинных лап деревьев. Иногда по пути ей попадались облачка легкой пыли, сильно пахнущей растениями. Облачка висели над землей или носились по ветру, и Каллик громко чихала и обливалась слезами от этой душистой пыли. Снег таял на глазах, и мокрая земля противно чавкала под лапами, просачиваясь между когтями.

По дороге Каллик питалась ягодами, а однажды ей попались обглоданные кости с кусками мяса. Каллик не знала, чьи это были кости, она никогда не встречала такого животного, и мясо у него на вкус было странное, без привычного привкуса рыбы и соли. Тем не менее, Каллик дочиста обглодала кости и осталась довольна.

Потом она продолжила путь, продолжая внимательно присматриваться к окружавшему ее миру и пытаясь подобрать к нему подходящие слова.

Однажды ей повстречался очень грязный, топкий и мокрый участок земли. Каллик порылась в памяти и решила, что ей, должно быть, повстречалось «болото». Идти по болоту оказалось очень непросто, нужно было постоянно смотреть под лапы, выискивая сухие участки, поэтому Каллик не заметила, как впереди показалось стадо животных. Она вздрогнула только тогда, когда услышала громкое фырканье.

Каллик вскинула голову и испуганно отпрянула. Перед ней были гигантские звери. Они были не плотные и тяжелые, как медведи, а высоченные и на четырех длинных кожаных лапах. У зверей была короткая бурая шерсть и длинные, раскачивающиеся из стороны в сторону, морды. Но больше всего поразило Каллик то, что у некоторых зверей прямо из головы торчали длинные изогнутые когти!

«Карибу!» — вспомнила Каллик. Северные олени!

Она завороженно смотрела на оленей. Большая часть их невозмутимо щипала траву, не обращая никакого внимания на Каллик. Лишь несколько оленей подняли головы и посмотрели на нее, однако без особого интереса. Каллик пятилась до тех пор, пока не очутилась в густом кустарнике и, далеко обогнув стадо оленей, продолжила путь.

К вечеру, когда золотистый свет пролился на землю, Каллик вышла к небольшому озеру. Она осторожно спустилась по скользкому глинистому берегу и склонилась над водой, чтобы попить. И вдруг земля возле ее лапы шевельнулась. Каллик поперхнулась и застыла, вытаращив глаза. Непонятное что-то снова пошевелилось, а потом подпрыгнуло.

Каллик даже не успела понять, что делает. Лапа ее сама собой взметнулась вверх и обрушилась на прыгучее животное, придавив его к земле. Каллик вонзила когти в мягкое тельце, и оно, в последний раз вздрогнув, обмякло.

Убила или нет? Каллик опустила голову и принюхалась, не спеша поднимать лапу. Убила! Теперь можно было как следует рассмотреть свою добычу. Под лапой у Каллик оказалось маленькое, меньше ее лапы, животное. У животного были две короткие лапки и две длинные, с перепонками на конце. Оно было скользкое и бугристое, с гладкой кожей, похожей на рыбью и тюленью одновременно. Каллик осторожно перевернула животное лапой. Спинка у него была зеленовато-бурая, а брюшко белое. Два выпученных глаза торчали над головой, а наклонившись поближе, Каллик разглядела прячущийся в широкой пасти длинный язык.

На вкус животное оказалось довольно интересным. Мясо у него было чем-то похоже на тюленину, только не такое жирное и волокнистое. Каллик с жадностью прикончила свою добычу. Послевкусие показалось ей довольно странным, но все-таки это было лучше, чем ягоды. Она обошла пруд в поисках других съедобных тварей, но больше ничего не нашла. Тогда Каллик попробовала поискать их в земле и даже разбросала когтями мокрую глину у воды, но только напрасно перепачкалась. Что ж, значит, не судьба. Может быть, впереди ей встретится еще один пруд?

С каждым днем становилось все теплее, и Каллик изнывала под своей толстой меховой шкурой. Несколько дней стояла такая жара, что она не могла выйти из своей берлоги. Она неподвижно лежала в тени под густыми ветками, стараясь не шевелиться, чтобы не потревожить прохладу. Она даже уснуть не могла, потому что земля была сырая, а над мордой с противным жужжанием кружили насекомые. Каллик не знала, комары это или мухи, но помнила, что мама ненавидела и тех, и других.

Каждый день Каллик думала о Таккике и спрашивала себя, жив ли он? Помнит ли то, чему учила их мама?

Однажды утром Каллик наткнулась на странную берлогу, вокруг которой пахло незнакомым зверем. Берлога была большая, с прямыми плоскими стенами из мертвых деревьев и на высоких деревянных же ногах, торчавших из раскисшей влажной земли. Из берлоги сильно пахло незнакомой едой, однако жилище выглядело необитаемым.

Каллик обошла странную берлогу кругом и внимательно принюхалась, но входа не было видно. Тогда она уткнулась носом в землю и медленно пошла кругом во второй раз, выискивая следы.

Ага! В мокрой земле обнаружилась неглубокая ямка, а в ней лежали два крапчатых бурых яйца! За время своего путешествия Каллик несколько раз видела яйца, но до сих пор ей ни разу не удавалось до них добраться. Но теперь-то она точно своего не упустит! Каллик не сомневалась в том, что яйца съедобные. Если можно есть бельков, из которых вырастают тюлени, то почему бы не полакомиться будущими птичками? Ведь птиц-то точно есть можно!

Каллик распласталась на земле, как учила мама, и медленно поползла вперед, стараясь не шуметь. Она представила, как хрустнет скорлупа под ее жадными зубами и сглотнула голодную слюну. Каллик подползала все ближе и ближе, восхитительный вкус свежих яиц был уже совсем рядом…

И тут сверху раздался сердитый крик. Каллик даже вздрогнуть не успела, как какая-то птица плюхнулась ей прямо на голову и принялась больно клевать и хлестать крыльями. Сердце у Каллик провалилось в пятки от страха. Шерсть ее встала дыбом, она попыталась стряхнуть с себя птицу — да где там! Птица ненадолго взлетела с ее головы, а потом снова бросилась в бой, растопырив когти. Острый клюв забарабанил Каллик по голове, когти полоснули по морде, едва не задев глаза.

Каллик позорно бросилась бежать. Свирепая птица преследовала ее по болоту до самого леса и отстала только тогда, когда Каллик зарылась в кучу валежника.

Каллик свернулась в тугой клубок и закрыла глаза. Вдалеке раздавались возмущенные крики злой птицы, которая вернулась в свое гнездо, но все еще не могла успокоиться после недавней схватки. Каллик чувствовала себя совсем несчастной. Она не смогла поймать даже два яйца, лежавших на земле прямо под ее носом! Как же она будет охотиться на настоящую дичь? Нет, земля совсем не нравилась Каллик. Здесь все не так, все слишком странно и страшно. Ее родина на льду, где духи умерших медведей указывают путь живым и холодный ветер играет в шерсти.

Может быть, ей лучше отправиться за Путеводной Звездой в то чудесное место, где никогда не тает лед, и души медведей разноцветными огнями танцуют над замерзшим океаном? Пусть это очень далеко, но даже самый длинный и трудный путь лучше здешней грязи, жары, голода и страха. Может быть, Таккик тоже пойдет туда? Может быть, это единственное место на свете, где белые медведи могут жить в безопасности!

Глава XI

ЛУСА

Прошло четыре ночи, и наутро пятого дня Луса принялась нетерпеливо бегать по вольеру. Вот интересно, как медведи болеют на воле? По крайней мере, на воле Луса была бы рядом с мамой и знала бы, что с ней такое. Она бы не томилась за каменными стенами, откуда нет никакого выхода и спасения!

Внезапно сзади, за большими воротами, раздался громкий рев. Луса так и подскочила от неожиданности, а потом помчалась к дверям, на ходу втягивая в себя воздух. Пахло металлом и гарью — значит, приехал огнезверь и привез с собой Ашу!

Двери широко распахнулись, и в Медвежатник вкатили тяжелую клетку. Один из плосколицых отпер дверь, и Аша выбралась наружу, щурясь от яркого солнца и сонно покачивая головой.

— Мама! — крикнула Луса, бросаясь к ней. Она запрыгала вокруг Аши, пытаясь достать носом до ее носа. — Ты живая! Ты здоровая!

— Ну конечно, глупышка, — зевнула Аша.

— Хочешь есть? — засуетилась Луса. — Я сберегла для тебя самые вкусные ягоды. Это было не так-то просто, я еле удержалась, чтобы не съесть их сама! Но Стелла сказала, что ты скоро вернешься, и тогда я пообещала Медвежьей Хранительнице, что буду хорошей и не трону ягоды до твоего возвращения, и я их не тронула… Я хорошая, правда?

— Очень хорошая, — проурчала Аша и улеглась на земле между двумя большими камнями, подставив спину солнцу. Йог и Стелла подбежали к ней.

— Где ты была? — спросил Йог. — И что там было?

— Ты видела лес? — спросила Стелла.

Кинг тоже подошел к Аше и грубо растолкал остальных медведей.

— А ну расступитесь! — прорычал он. — Ишь, навалились, дышать мешаете. — Он склонил свою тяжелую голову и тщательно обнюхал Ашу, глубоко зарываясь носом в ее шерсть. — Выглядишь здоровой, — буркнул он.

— Я отлично себя чувствую! — ответила Аша.

— Мама! — завопила Луса, приплясывая возле медведицы. — Мы хотим знать все-все, что с тобой было! Расскажи, где ты была и что видела! Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

— Все было так странно, — сонно ответила Аша. — Я проснулась в клетке, похожей на ту, в которой они привезли меня сюда. Клетка стояла в берлоге у плосколицых, там были такие прямые стены, вроде как в нашем Медвежатнике, только еще прямее и без всяких дверей. Я чувствовала себя очень странно, будто проснулась от долгого сна и отяжелела. Я не могла пошевелить ни лапой, ни головой, совсем обессилела.

— Ты испугалась? — спросил Йог, испуганно поблескивая глазами.

— Нет, — протянула Аша. — Мне казалось, будто я сплю. Помню, как долго лежала и смотрела в потолок. И еще я много спала, и видела во сне лес, и реку, и ягоды на кустах… много ягод, целые тысячи.

— Что такое тысячи? — спросила Луса.

— Это значит — очень много, — объяснила Стелла. — Даже больше, чем очень много… Короче, так говорят, когда чего-нибудь так много, что нужно особое слово.

— Понятно, — хитро прищурилась Луса. — Теперь я буду говорить, что у Йога тысячи блох!

— Неправда! — завопил Йог. — И вовсе не тысячи!

Луса так и покатилась со смеху и едва успела увернуться от тяжелой лапы Йога.

— А что было потом? — спросила Стелла, не обращая внимания на развеселившихся медвежат.

— Потом пришел тот мохнатый плосколицый в зеленой шкуре, — вспомнила Аша.

— Терпеть его не могу! — перебила Луса, снова прислушиваясь к разговору.

— Нет, он был добр ко мне, — покачала головой мама.

— Зачем же тогда он стрелял в тебя? — сердито спросила Луса.

— Чего не знаю, того не знаю, — ответила Аша. — Но это было совсем не больно… Меня просто что-то ужалило, и я сразу уснула. Значит, он не сделал мне ничего плохого?

— Кто его знает! — недоверчиво фыркнула Луса.

— А когда у меня перестало болеть внутри и мне снова захотелось есть, плосколицые затолкали меня в эту клетку и привезли сюда, — закончила свой рассказ Аша.

— Ты видела тигров? — с жадностью спросила Луса. — А фла-мин-го?

— Видела! — оживилась Аша. — Там было много самых разных животных, я впервые видела их так близко. Почти все они сидели за Оградой, совсем как здесь у нас. Там был один очень чудной зверь с длинными-предлинными ногами и длиннющей шеей, он был такой высокий, что мог достать пастью до верхушки самого большого дерева в нашем Лесу.

— Не может быть! — ахнула Луса. — Разве это возможно?

— Может быть, такая шея вырастает, если долго тянуться за разными ягодами? — предположил Йог. — Вот если ты, Луса, будешь почаще выпрашивать фрукты у плосколицых, у тебя тоже будет шея до самого неба!

— А еще я видела огромного серого зверя с носом до самой земли, — перебила их Аша. — Уши у него были размером с нашу лоханку для воды, а по обеим сторонам носа торчали два огромных клыка, похожих на изогнутые когти.

Луса попыталась представить себе этого диковинного зверя, но не смогла. Как нос может свисать до самой земли? Она украдкой потрогала лапой свой блестящий черный нос и засопела.

— Место, где мы жили, было обнесено высокой Оградой, — продолжала вспоминать Аша. — За оградой все было хорошо — там жили звери, росла трава и деревья, разбегались в разные стороны серые тропинки. Зато с другой стороны Ограды начиналась ужасная жизнь. Тропинки там были шире нашего Медвежатника, и по ним с ревом носились огнезвери. В жизни своей я никогда не видела столько огнезверей, и век бы мне еще такого не видеть! За дорогами торчали берлоги плосколицых. Они похожи на нашу каменную берлогу, только гораздо больше.

— Но зачем плосколицым такие большие берлоги? — не поняла Луса. — Они же гораздо меньше нас!

— Не знаю, — вздохнула Аша. — Может быть, у них там внутри растут деревья и насыпаны груды камней? Может, плосколицые не только спят в своих берлогах, но и по деревьям там лазают?

Йог задумчиво поскреб задней лапой за ухом.

— Или они держат там огнезверей! Тогда им нужно очень много места.

Но тут в разговор вмешался молчавший до сих пор Кинг. Для начала он пренебрежительно фыркнули покачал головой, а потом сказал:

— Мне однажды довелось сунуть нос в одну такую берлогу, и вот что я вам скажу. Эти плосколицые делают запасы, как белки или сороки. Берлоги у них доверху набиты едой, а еще они собирают разные блестящие безделушки, которые совсем не годятся в пищу.

— Зачем? — в который раз спросила Луса.

— Откуда мне знать? — рявкнул Кинг. — Всем известно, что у плосколицых нет ума, мало ли что им может прийти в голову?

Аша улеглась поудобнее, задрала голову и посмотрела на пышные белые облачка, проплывавшие в голубом небе над головами медведей.

— А еще дальше, — еле слышно прошептала она, — за широкими дорогами, за каменными берлогами и огнезверями… были горы. Огромные горы, такие высокие, что наши камни по сравнению с ними просто песчинки. На вершинах гор лежит белый снег, а склоны поросли темными лесами… Ах, видели бы вы эти леса! Наши маленькие деревья утонули в них, как капля тонет в озере. — Аша замолчала, потом вздохнула и сказала: — Это было очень красиво.

Кинг поднялся на задние лапы, выпрямился во весь свой огромный рот, и сердито прорычал:

— Довольно болтать о всяких пустяках! Чтобы я больше не слышал таких разговоров в нашем вольере. У нас здесь и горы есть, и деревья, и довольно с нас. Нечего мечтать о том, чего никогда не будет.

— Но ведь ты раньше жил в горах? — не выдержала Луса. — Ты когда-нибудь поднимался к самой вершине, туда, где лежит снег?

— Видишь, что ты натворила? — зарычал Кинг на Ашу. — Я сказал — никаких больше разговоров о том, что лежит за Оградой! Если я услышу еще хоть слово, вам всем не поздоровится, — рявкнул он и, развернувшись, зашагал прочь. Он был так зол, что густая шерсть его торчала во все стороны.

Луса с любопытством проводила отца взглядом. Почему он так злится, стоит кому-то заговорить о большом мире за Оградой? Луса подождала, пока Кинг устроится в дальнем углу вольера, и шепотом спросила маму:

— Расскажи еще про горы! Ну пожалуйста, я тебя о-очень прошу.

Но Аша уже спала, посвистывая большим кожаным носом. Луса потыкала ее лапой, но мама даже не пошевелилась.

Тогда Луса уселась и стала ждать. Разговор еще не окончен, что бы там ни говорил папа. Она хотела побольше узнать о большом вольном мире, и она узнает… так или иначе.

Глава XII

ТОКЛО

Токло ничего не понимал. Грусть, испуг и растерянность попеременно накатывали на него, как волны на берег. Он посмотрел на других медведей. Почти все они были заняты ловлей рыбы, но некоторые провожали глазами его маму, удалявшуюся прочь от Токло.

Ока, не оглядываясь, дошла до большой скалы, вскарабкалась на нее и села спиной к Токло, устало сгорбив плечи. Она вела себя так, будто никакого Токло здесь вообще не было! Но что случилось? Если он больше не нужен маме, то почему она только что спасла его от гризли? И почему так рассердилась? Разве он виноват в том, что большой злой медведь хотел его убить?

Токло был еле жив от страха и усталости. Вот уже несколько дней в животе у него было пусто, он проделал трудный путь в горы и едва не погиб под водой. Сколько несчастий может выдержать маленький медвежонок? А река беспечно журчала и плескалась у его лап, брызгалась ледяными каплями на шкуру. Поднялся ветер, небо быстро затянулось серыми облаками, и мир вокруг стал серым и холодным. Токло посмотрел на заснеженные горные вершины, вздымавшиеся над лесом, и вдруг почувствовал себя совсем маленьким и одиноким. Почему он должен быть так несчастен? Он только что потерял брата, а теперь и мама бросает его!

— Мама! — в отчаянии крикнул он. — Прости меня! Прости, я больше так не буду.

Но Ока даже не обернулась. Она покачала головой и опустила подбородок на камень.

«Вот ты как? — подумал Токло. — Ладно, тогда ты мне тоже не нужна! Обойдусь и без тебя!»

Он отвернулся от мамы, вошел в реку и побрел на другой берег. Здесь он отыскал большой плоский камень, с которого была отлично видна Ока, улегся на него и стал ждать.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Ока встала со своей скалы. Увидев это, Токло встрепенулся и сел. Он не сомневался, что мама сейчас подойдет к нему, приласкает и попросит прощения. Но Ока даже не посмотрела в его сторону. Она сошла в воду и стала расхаживать взад-вперед вдоль берега, что-то тихо бормоча себе под нос. Какой-то медведь, увлеченный ловлей, неосторожно приблизился к Оке и взбаламутил воду, пытаясь поймать рыбу. Ока обернулась и свирепо зарычала на него, так что несчастный отбежал в сторону и бросился наутек вниз по течению.

Холодок пробежал по спине Токло. Почему мама ведет себя так странно?

Ока вдруг принялась кружиться вокруг себя, будто хотела поймать свой короткий хвост, а потом резко остановилась и плюхнулась в воду. Она была совсем одна, все медведи, не сговариваясь, отошли на безопасное расстояние и занялись своими делами, не обращая внимания на странную медведицу. И все-таки Ока запрокинула голову в небо и громко зарычала, как рычат медведи, когда на них нападают.

Наконец Ока устала и замолчала. Она легла в воду и уронила голову на лапы. Токло стоял и смотрел, как поднимается и опадает шерсть на ее боках в такт дыханию. Потом он снова уселся на скалу и повернулся к маме спиной. Он больше не станет на нее смотреть. Если маме на него наплевать, то ему тоже безразлично, как она там. Он просто посидит тут и подождет, когда она успокоится и вернется к нему. Она извинится, погладит его лапой и покажет, как ловить рыбу.

Солнце медленно опускалось за горы, а Токло все лежал на своем камне и ждал. Потом алые сумерки потекли над долиной, и Токло уже начал клевать носом, как вдруг услышал хруст гальки под чьими-то тяжелыми лапами. Надежда огромной рыбой встрепенулась в его груди, когда он увидел бредущую к нему большую медведицу… но тут же умерла, потому что это была не мама. Токло посмотрел через реку и увидел, что Ока по-прежнему лежит в воде.

Огромная медведица подошла ближе и с любопытством обнюхала медвежонка.

— Почему ты один, малыш? — ласково проворчала она. — Где твоя мама?

Токло не хотелось рассказывать ей о том, что мама не хочет его видеть. Он как можно беспечнее мотнул головой и сказал:

— Я жду, когда сюда приплывет лосось! Я ловлю рыбу, как все остальные медведи.

В ответ большая медведица с грустью посмотрела на него и сказала:

— Лосось больше не приходит сюда. Духи медведей очень разгневаны.

«Духи медведей? — подумал про себя Токло. Такие, как Тоби? Неужели Тоби рассердился на меня? Может быть, он тоже винит меня в своей смерти?»

— А на что они гневаются? — испуганно спросил он.

— Всему виной плосколицые, — прорычала медведица. — Говорят, они построили в верховьях реки какую-то большую запруду, и лосось не может пробиться к нам.

Токло знал, что такое запруда. Он видел, как бобры построили такую запруду в долине, с другой стороны гор. Какой это был прекрасный день, когда они повстречали бобров! Тоби тогда чувствовал себя гораздо лучше, и они даже немного поиграли в реке, а Ока поймала им зайца на обед. Тоска царапнула сердце Токло, когда он вспомнил об этом.

Медведица наклонила свою большую голову и ласково посмотрела на него, словно почувствовала его печаль.

— Где твоя мама, малыш? — проурчала она. — Я отведу тебя к ней.

Токло сполз с камня, вошел в воду и нехотя кивнул головой на Оку, лежавшую на мелководье возле другого берега реки.

— Скорее возвращайся к маме, а то она будет беспокоиться, — посоветовала медведица.

«Как бы мне этого хотелось!» — с горечью подумал про себя Токло. Тем временем медведица уже вошла в воду, собираясь проводить его к маме.

— Я побегу! — быстро заверил ее Токло. Он не хотел, чтобы эта добрая медведица видела, как странно ведет себя его мама. — Я сам дойду!

— Вот и умница, — прогудела медведица. — Удачи вам!

Она ласково дотронулась носом до щеки Токло, а потом повернулась и пошла своей дорогой. Токло с тоской смотрел ей вслед. Почему чужая медведица отнеслась к нему добрее, чем мама? Почему Ока даже не смотрит в его сторону, не ищет его и несколько не беспокоится, не стряслось ли с ним беды? Почему она не гладит его носом?

Он сердито зашлепал по холодной воде. На этот раз он был гораздо внимательнее и шел осторожно, крепко цепляясь когтями за камни. Ока даже не шелохнулась, когда он подошел ближе, и Токло испугался, что она сейчас зарычит на него, как рычала днем на чужого медведя. Он молча поднялся на берег и лег на песке, устроившись как можно ближе к маме.

Холод усилился, и вот уже первые снежинки закружились перед носом Токло. Медвежонок поежился и снова посмотрел на маму. Как бы ему хотелось сейчас прижаться к ее мохнатому теплому боку! Он уже почти забыл, как это делается, ведь после смерти Тоби мама не подпускала его к себе. Токло опустил подбородок на лапы и стал смотреть на Оку. Она спала, но сон ее был беспокоен, она то и дело вздрагивала и рычала на кого-то. Токло видел, как сжимаются и разжимаются ее огромные лапы, словно во сне Ока с кем-то сражалась и терзала обидчика когтями.

Токло было страшно видеть маму такой. Это было все равно, как если бы деревья в лесу отряхнули бы землю с корней и принялись расхаживать по берегу или река развернулась бы в своем течении и потекла вверх в горы. Мама должна защищать его, быть большой и сильной, учить его быть медведем. Она не должна прогонять от себя своего медвежонка!

Так он лежал и думал, пока не устал от своих тяжелых мыслей и не уснул.

Токло снилось, что он лежит под землей. Он огляделся по сторонам и удивленно вытаращил глаза, когда понял, что снова очутился в родильной берлоге. Земляные стены смыкались над его головой, ему было тепло и уютно. Тоби тоже был здесь. Он лежал рядом с Токло и без устали открывал и закрывал пасть, словно проверял, как она действует.

Вокруг пахло рыхлой землей. Запах мха и прелой листвы щекотал ноздри. Токло сморщил нос, чихнул — и проснулся. Он открыл глаза и увидел над собой маму. Значит, она все-таки пришла! Вот только почему ему так тяжело, будто что-то давит ему на грудь? И тут Токло с ужасом понял, что он засыпан сверху землей и листьями. Ока стояла над ним и, прикрыв глаза, что-то бормотала…

— Помогите ему пройти сквозь камни и землю к чистой воде, что течет в глубокой глубине, примите его в круг медведей… — шептала Ока.

«Она совершает над ним погребальный ритуал!»

Токло в ужасе вскочил и отряхнул шерсть от земли.

— Мама! — взвизгнул он. — Перестань, мама! Я живой, ты видишь? Я не умер!

Ока открыла глаза и рассеянно посмотрела сквозь него, как будто он был чистой водой. Потом отшатнулась, словно не ожидала того, что Токло поднимется.

— Мама! — чуть не плача, пролепетал он. — Посмотри на меня, я ведь живой! Я не умер.

Но Ока недобро сощурила глаза и оскалилась.

— Ты должен быть мертв! — прорычала она.

Токло испуганно отпрянул и вдруг заметил знак, начертанный на земле перед его лапами. Он сразу узнал его. Точно такой же крест Ока нацарапала когтями перед мертвым телом Тоби. Зачем она сделала это? Вдруг духи земли теперь будут считать его мертвым и придут за ним, чтобы увести под землю? А что будет, если он умрет в каком-нибудь другом месте? Что если духи никогда не найдут его, потому что будут искать возле знака?

— Убирайся прочь! — грозно взревела Ока. — Тебе здесь больше нечего делать!

— Но… Ты ведь моя мама! — беспомощно прошептал Токло.

— Врешь! — закричала Ока. — У меня нет медвежат. Убирайся! — И она бросилась на него, выставив вперед страшные свои когти.

Токло поджал хвост и бросился бежать. Он бежал без оглядки, не останавливаясь, пока не очутился далеко за деревьями. Только тут он обернулся назад и увидел, что Ока стоит на задних лапах и ревет, запрокинув пасть к черному небу. Глаза у нее сверкали безумным огнем и вся она была словно чужая, Токло никогда не видел ее такой. Это больше не была его мама.

Значит, со смертью Тоби он потерял не только брата. Наверное, мама так горевала о своем любимце, что дух ее слишком далеко зашел в черную реку следом за духом Тоби и не смог найти дорогу обратно…

И тогда Токло побежал в лес. Он бежал и бежал, он хотел оказаться как можно дальше от незнакомой страшной медведицы, ревущей на берегу.

«Все медвежата когда-нибудь покидают своих матерей!» — твердил он себе на бегу. Это была правда, но мама-медведица никогда не бросает свое дитя так рано, не научив как следует охотиться и добывать себе другое пропитание.

— Ничего, я сам всему научусь! — громко крикнул Токло. — Научусь охотиться, и драться, и жить сам по себе! И никто мне не нужен, — всхлипнул он. — Мама все равно ничему меня не учила. Может быть, мне будет лучше жить одному… Теперь я могу идти, куда захочу, и сам принимать решения. Наверное, я навсегда поселюсь в горах, подальше от вонючих дорог и орущих огнезверей.

Так он бежал и тихо шептал себе под нос, а небо над его головой постепенно светлело, оживляя деревья и землю под лапами, и вот уже теплый ветерок ласково погладил шерсть Токло. Ветерок принес с собой весть о том, что земля просыпается от спячки и наступает пора Прыгающей Рыбы, он окутал Токло запахами перемен и пробуждающейся зелени.

Что ж, отныне он будет жить один. Если какой-то медвежонок и может выжить без материнской заботы — так это Токло. Он сумеет, он справится.

У него просто нет другого выхода.

Глава XIII

КАЛЛИК

Голод безжалостно глодал желудок Каллик, а лапы ее дрожали от усталости. Длинные ночные тени уползали прочь по мокрой траве, и солнце показалось над самым краем неба. Высоко над головой Каллик протянулись белые полосы облаков, как будто какой-то огромный небесный медведь в ярости расцарапал небо своими длинными когтями.

Каллик подошла к тощему дереву, одиноко торчавшему над голой унылой землей, и уселась передохнуть. Путеводная Звезда, как всегда, ослепительно сверкала в небесах. Вот уже несколько дней Каллик шла за ней, стараясь держаться как можно ближе к берегу; даже когда ей приходилось идти по высокому горному склону или сильно удаляться от моря, чтобы обойти заболоченные участки, она всегда чувствовала доносящийся с залива запах воды и соли.

Маленькая ледяная точка сверкала в небе над ее головой, напоминая о Нисе и Таккике. Может быть, ее брат сейчас тоже глядит на эту звезду. Путеводная Звезда манила Каллик, звала за собой, и порой маленькой медведице казалось, будто она чувствует далекий запах чудесного края, где никогда не тает лед. Она верила, что непременно найдет эту землю, ведь Таккик, наверное, тоже ищет ее. Каллик устало поднялась и снова побрела за гаснущим светом звезды. Болотистая земля громко чавкала и хлюпала под ее лапами. Грязь просачивалась между когтей, и Каллик ежилась от отвращения, мечтая снова очутиться на чистом снегу и почувствовать под лапами надежную твердость белого льда, скрывающего океан.

Каллик долго брела по болоту, то и дело оступаясь и проваливаясь лапами в липкую жижу. Она остановилась только один раз, чтобы съесть немного травы, но эта жалкая еда нисколько не утолила ее голода. Каллик так устала, что чуть не прошла мимо маленького комочка бурого меха, выглядывавшего из высокой травы. К счастью, налетевший ветерок всколыхнул траву и раздвинул стебли, так что еда оказалась прямо перед носом Каллик.

Каллик прыгнула — и только когда когти ее сомкнулись вокруг добычи, она поняла, что поймала кролика, причем, уже давно мертвого. Трудно было сказать, как давно он умер, Каллик была слишком голодна, чтобы размышлять над этим.

— Спасибо вам, ледяные духи, — пробормотала она, разрывая когтями шкуру зверька. — Где бы вы ни были сейчас, все равно спасибо.

Она с жадностью набросилась на кролика и вскоре почувствовала, как лапы ее вновь наполнились силой. Когда с едой было покончено, Каллик услышала громкие крики, доносящиеся со стороны берега. Она немедленно вскочила и побежала к морю. И тут она увидела птиц. Никогда в жизни Каллик не видела такого скопления пернатых, птицы были повсюду, они летали в небе, плавали по воде и скакали по песку, оставляя за собой цепочку маленьких следов. Уток и чибисов Каллик уже видела раньше, а большие птицы с длинными шеями были, наверное, гуси, о которых рассказывала мама.

Около полудня Каллик заметила трех чибисов, которые яростно дрались за рыбу. Серебристая тушка рыбки валялась на песке, а птицы с громкими криками наскакивали друг на друга. Пока один чибис стоял прямо над рыбой и отгонял всех, кто пытался к ней приблизиться, сбоку подскочил шустрый соперник и ухватил клювом добычу. В тот же миг третий чибис схватил рыбу за хвост и потянул к себе.

Каллик присела и прыгнула вперед. С радостным воплем она рухнула прямо на чибиса и всей тяжестью прижала его к земле.

Неужели это ей не снится? Она сама поймала живую дичь! Каллик быстро прокусила чибису шею, чтобы он не вырвался у нее из лап. Несколькими ловкими движениями она содрала с птицы перья и вгрызлась зубами в мясо, так что хрупкие косточки затрещали на зубах.

Теперь даже полуденный зной был ей не страшен, потому что впервые за долгое время она была сыта. Радостная и довольная, Каллик побрела по песку, поглядывая на птиц, которые кружились над водой или ныряли в волны за рыбой. Вскоре впереди показался зеленый кустарник, а еще дальше встала стена леса.

Еще через несколько шагов впереди послышалось журчание, запахло свежей водой. Каллик бросилась бегом и вдруг увидела перед собой широкую реку, которая, прорезая болото и песчаный берег, впадала в море. Река была глубокая, с быстрым течением, и такая широкая, что понадобилось бы несколько медведей, растянувшихся во весь рост, чтобы достать до другого ее берега. Каллик в растерянности остановилась на топком берегу.

Опять плыть?! А она-то надеялась, что ей теперь до самого края вечного льда не придется лезть в воду! Сам вид бегущей воды заставлял ее дрожать, напоминая о страшных криках Нисы и нападении косаток. Но другого пути, кажется, не было.

Стиснув зубы, Каллик прошла по крупному песку и осторожно ступила в реку. Через несколько шагов вода дошла ей до носа, и тогда Каллик принялась барахтаться в ледяной воде, яростно работая лапами. И тут она с ужасом поняла, что ее уносит в море. Она старалась изо всех сил, но мощь течения неумолимо тащила ее прочь от берега.

Каллик и опомниться не успела, как ее вынесло в залив, больно швырнув на острый камень. Здесь течение заметно ослабло, и Каллик понемногу пришла в себя. Она плавала в заливе, на расстоянии нескольких медведей от берега. Каллик принялась энергично грести передними лапами к земле, руля задними.

И тут в воде что-то мелькнуло. Чья-то огромная серая тень прорезала воду совсем рядом с Каллик.

Ужас парализовал ее. Теперь она видела, что серые животные окружили ее со всех сторон! Их было слишком много, они не дадут ей доплыть до берега! Она едва не закричала, вспомнив острые черные плавники и длинные хищные зубы косаток.

Внезапно в воздух взлетела сильная струя воды, и соленые брызги хлынули на голову перепуганной Каллик. В следующий миг из воды показалась круглая мокрая голова, и Каллик непонимающе захлопала глазами. Перед ней был совсем не дельфин-убийца, а обычный серый дельфин. Он приветливо просвистел что-то Каллик, и тут же рядом с ним вынырнул еще один небольшой дельфинчик. Оба принялись свистеть и скрипеть, поглядывая на Каллик, словно удивлялись, как она очутилась так далеко от берега.

Потом один из дельфинов нырнул, снова вынырнул и обрызгал Каллик водой. Второй описал круг вокруг Каллик, быстро работая плавниками. Она успела подумать, что несмотря на свой нелепый внешний вид, дельфины двигаются в воде с поразительной ловкостью и изяществом. Рядом с ними Каллик казалась себе неуклюжей и неповоротливой.

Всю дорогу до берега дельфины плавали вокруг Каллик, так что у нее даже голова закружилась. Когда ее выбросило в море, она была слишком напугана, чтобы думать и чувствовать, но теперь с удовольствием заметила, как приятно плыть в ледяной воде после мучительной жары и бесконечных переходов по грязи и каменистой земле. Каллик с наслаждением ворочалась с боку на бок, погружала голову под воду и поднимала тучи брызг, отчего дельфины начинали свистеть еще громче. Она чувствовала себя бодрой и легкой, она знала, что вода смыла с ее шерсти многодневный слой грязи и пыли. Вода пахла льдом, этот холодный свежий запах был полон обещаний. Однако никакого льда поблизости не было видно, повсюду, куда ни посмотри, до самого края неба, катились волны.

Каллик почувствовала под лапами песок и, упершись когтями, выбралась на берег. Большой дельфин громко засвистел, а двое маленьких высоко подпрыгнули над водой, нырнули и поплыли к остальным. Каллик долго с тоской смотрела им вслед. Их было много, они могли играть вместе, им было весело! А ей больше не с кем играть, и заботиться тоже не о ком. Она так и не нашла Таккика.

Каллик слишком устала, чтобы продолжать путь. Она немного прошла вдоль берега и набрела на неглубокую пещерку в одной из скал. Каллик забралась внутрь и принялась копать когтями песок, пока не получилась уютная норка, в которой можно было свернуться клубочком. Отсюда ей было видно море. Каллик долго смотрела на волны, а потом незаметно для себя снова вспомнила о духах льда и, уже засыпая, думала о том, куда они деваются, когда тает лед. Где сейчас дух ее мамы? Все еще плавает в воде или взлетел на небо, чтобы стать звездой и смотреть с высоты на Каллик?

На следующий день она снова отправилась в путь. Каллик заметила, что берег стал меняться. Теперь ей все чаще встречались большие скалы, а уже привычный песок сменился галькой и большими круглыми камнями. Вскоре после подъема солнца она увидела впереди высокий утес, который так далеко вдавался в берег, что скрывал от взгляда его продолжение.

Когда Каллик подошла к скале ближе, в нос ей ударил сырой тяжелый запах, и в тот же миг впереди послышались странные звуки, как будто кто-то невидимый ворчал и фыркал за скалой. Каллик пошла медленнее, гадая, кто бы там мог быть. Может, лучше к ним не приближаться? Звуки стали громче и протяженнее, казалось, будто множество медведей сидят за скалой и стонут от боли.

Каллик вскарабкалась на край утеса, круто обрывавшегося в море. Встав поудобнее, она посмотрела вниз и увидела, что берег в этом месте изгибается, образуя небольшой залив, со всех сторон огражденный скалами.

На песке залива лежали громадные и чудовищно толстые звери. Они лежали на брюхе, поэтому Каллик не сразу поняла, что у них нет лап, и передвигаются они на коротких передних ластах. Никогда еще Каллик не видела таких безобразных созданий! Два огромных желтых клыка свисали у зверей прямо из нижней губы, крошечные глазки прятались глубоко в складках шкуры, а широкую морду покрывала жесткая щетина.

Но может, эти звери добрые, как дельфины? Они ведь такие толстые и неповоротливые, что вряд ли могут быть опасными. Каллик спрыгнула со скалы и побежала в бухту. Поначалу безобразные звери не обращали на нее никакого внимания, но когда Каллик подошла ближе, некоторые повернули головы и уставились на нее.

Внезапно один из зверей, лежавших ближе всех к Каллик, с громким тявканьем бросился на нее, так что складки жира затряслись на его толстых боках. Страшные клыки рассекли воздух в шерстинке от носа Каллик. Взвизгнув от ужаса, Каллик бросилась в сторону скалы, страх придал ей сил. Она вихрем взлетела на вершину скалы и, не останавливаясь, помчалась прочь от моря.

Она бежала изо всех сил, и ужас подстегивал ее лапы. Ей все время виделись страшные желтые клыки, готовые вонзиться в ее белую шкуру. Вдруг Таккик тоже наткнулся на этих ужасных зверей? Каллик задрала моду к небу, она знала, что Путеводная Звезда по-прежнему здесь, хотя ее и не видно при свете дня.

«Духи льда, прошу вас, защитите Таккика! — шепотом взмолилась Каллик. — Помогите ему идти за Путеводной Звездой и скажите, что я всюду ищу его. Скажите Таккику, чтобы он берег себя и оставался в живых до тех пор, пока мы не встретимся. Пожалуйста, помогите ему!»

Глава XIV

ЛУСА

Луса наморщила нос. Сегодня в воздухе появилось что-то новое, и это что-то заставляло ее приплясывать на месте. Медвежатник оставался прежним, но Луса чувствовала, как все вокруг нее растет и изменяется. С каждым днем в небе появлялось все больше и больше птиц. Иногда Луса садилась на землю и смотрела на птиц, мечтая отправиться вслед за ними в неизвестные края.

— Времена меняются, черничка, — объяснила ей Стелла. — Холодная Земля заканчивается, наступает первая в твоей жизни пора Листьев. В это время у медведей на воле появляется новая еда. Но мы с тобой этого не заметим, ведь плосколицые хорошо кормят нас и в пору Холодной Земли. Здесь мы в безопасности, и новая пора не сулит нам никаких перемен. Ты привыкнешь, малышка. А теперь беги и поиграй с Йогом. Он тоже беспокоится, видишь? Объясни ему все, что я тебе рассказала.

Но Луса вовсе не думала, что Йога что-то тревожит. Этот толстокожий медвежонок даже ни разу не забрался на вершину Медвежьего Дерева, чтобы посмотреть, что делается за Оградой! Но Лусе не хотелось скучать и сидеть в одиночестве, поэтому она побежала к Йогу.

Они играли в Горах, прыгая вниз и снова забираясь на камни, когда Луса вдруг услышала громкое жужжание и лязганье дверей в вольере, где жили гризли. Позабыв про Йога, Луса спрыгнула со скалы, подбежала к Ограде и прижала нос к холодной сетке.

— Эй, Луса! — закричал Йог. — Куда ты ушла? А как же наша игра?

— Иди сюда, дуралей! — позвала его Луса. — Ворчуну привезли товарища!

В воздухе запахло гарью, и огнезверь с громким урчанием вполз на середину вольера. Из брюха у него выкатили клетку, точно такую же, в которой однажды увезли Ашу. В клетке темнела какая-то груда косматого бурого меха.

Луса никогда еще не видела, как медведей привозят в вольер. Она встала на задние лапы, зацепилась когтями за Ограду и вытянулась, чтобы лучше видеть. Из огнезверя выскочили двое кормильцев, морды и лапы у них были закутаны в дополнительный слой шкуры. Они открыли сетчатую дверь и вытащили оттуда блестящую кожу, на которой лежала незнакомая медведица. Потом они опустили медведицу на землю и вытянули из-под нее кожу.

Новая медведица спала, бока ее ритмично вздымались и опадали. Она была очень худая, со свалявшейся шерстью и глубокими царапинами на морде. Луса непонимающе покачала головой. Что могло довести медведицу до такого жалкого состояния? Может быть, она с кем-то дралась? Если это так, то драка, несомненно, закончилась не в ее пользу.

Ворчун встал и подошел к своей новой соседке. Он мрачно обнюхал ее, фыркнул, а потом поплелся обратно в свой угол и уселся на землю, что-то недовольно ворча себе под нос.

— Мне кажется, Ворчун совсем не обрадовался, — сказала Луса, оборачиваясь к Йогу.

— Может, он боится, как бы она не слопала всю его еду, — предположил Йог. — Видела, какая она тощая? Наверное, ужасно голодная.

— Как ты думаешь, откуда она взялась? — спросила Луса. — Мне кажется, она дикая! Может быть, она пришла из леса или с гор? Неужели она всю жизнь прожила на воле? Как ты думаешь, она встречала тигров, слонов и фламинго?

— Откуда я знаю? — фыркнул Йог. — Да мне и неинтересно. Подумаешь, медведица!

Он повернулся спиной к Ограде и вразвалку пошел к миске, чтобы проверить, не осталось ли там чего-нибудь вкусного.

Но Луса никак не могла успокоиться. Она подбежала к Медвежьему Дереву и вскарабкалась по стволу на длинную ветку, которая тянулась над самой Оградой, позволяя видеть все, что происходит в вольере гризли.

Медведица спала очень долго. Луса неподвижно лежала на ветке и ждала, разглядывая странную гостью. У нее было столько вопросов! Впервые она видела перед собой настоящую дикую медведицу!

Лусе казалось, что прошла целая вечность, прежде чем медведица пошевелилась. Луса тут же уселась на своей ветке. Она проснулась? Гризли перевернулась на другой бок и поджала лапы. Глаза ее все еще были закрыты, но пасть шевелилась, словно она разговаривала сама с собой. Луса слезла с дерева, подбежала к Ограде и насторожила уши, чтобы расслышать тихий шепот медведицы.

Ей показалось, будто медведица повторяет какое-то странное слово. «Тоби». Иногда она произносила это слово тихо, иногда почти рычала. Потом медведица вдруг жалобно охнула и прошептала:

— Токло!

Луса ничего не понимала. Может быть, эта медведица говорит на каком-то другом, не медвежьем, языке? Но на язык плосколицых ее слова тоже были не похожи… И тут Луса услышала, как медведица отчетливо произнесла: горы. Лапы гризли взметнулись вверх и замолотили по воздуху, как будто она куда-то бежала во сне.

— Река… — шептала медведица. — К реке, к реке… Осторожнее… Токло… Тоби…

Шепот ее вдруг оборвался, лапы беспомощно упали. Она снова провалилась в глубокий сон.

Луса ничего не понимала, и это еще сильнее раздразнило в ней любопытство. Если медведица говорила о горах и реке, значит, она попала сюда из дикого мира. Лучше подождать, когда она проснется, и попробовать расспросить ее обо всем.

Ждать пробуждения медведицы пришлось почти целый день. Луса устала ждать у Ограды и снова полезла на дерево. Потом ей пришло в голову попробовать спуститься с него головой вперед, но это оказалось делом непростым. Луса глубоко впивалась в кору когтями, а Йог устроился на камне и давал ей множество советов, оказавшихся совершенно бесполезными.

— Да брось ты и прыгай вниз! — закричал он, когда ему наскучила вся эта затея. — Может, ты сможешь полететь!

Луса пропустила его слова мимо ушей. Кому интересны его дурацкие замечания! Йог хоть и был старше ее на несколько месяцев, но лазать не любил, и Луса уже давно превзошла его в ловкости.

И тут раздался свирепый медвежий рев. От неожиданности Луса вздрогнула и едва не выпустила ветку, но в последний момент успела ухватиться когтями за дерево. Пыхтя от натуги, она прижалась к ветке. Никогда прежде она не слышала такого сердитого и злобного рева. Кинг рычал редко, но всегда грозно и требовательно. Ворчун рычал обиженно и раздраженно. Но это был совершенно другой рев. Это рычала новая медведица.

Луса быстро поползла по ветке и заглянула в соседний вольер. Новая медведица бегала взад-вперед по вольеру, бросаясь на Ограду. Время от времени вставала на задние лапы, скребла передними по задней стене и страшно ревела.

Ворчун явно перепугался. Он тоже вскочил на задние лапы и затравленно переводил глаза с медведицы на плосколицых, облепивших решетку.

Йог вихрем слетел со своего камня и вскарабкался на дерево. Он вытаращил глаза и весь дрожал, как лист под сильным ветром.

— Она сумасшедшая! — пробормотал он.

— А мне кажется, она грустит, — возразила Луса. — Может быть, ей одиноко?

— Одиноко? — хмыкнул Йог. — Говорю тебе, у нее пчелы в голове!

— Ей нужен друг, — объявила Луса.

— Если бы она хотела с кем-нибудь подружиться, она бы так не орала!

— Откуда ты знаешь? — фыркнула Луса. — Может быть, я с ней подружусь.

— Ха-ха! — пошевелил ушами Йог. — Да она и говорить с тобой не захочет. А если ты попытаешься, то будешь еще глупее, чем она.

— Посмотрим, кто из нас глупый, — заявила Луса и улеглась на ветку, чтобы лучше видеть бушующую гризли.

Наконец, медведица выдохлась. Она перестала бегать и бросаться на решетку и повалилась на землю, тяжело дыша от усталости.

— Ну, я пошла, — объявила Луса, садясь.

— Иди, если хочешь, чтобы тебе расцарапали нос, — проворчал Йог.

Луса слезла с дерева и пошла к Ограде, за которой сидела медведица. Она шла осторожно, стараясь не шуметь. Гризли повернула голову и увидела подходящую Лусу. Она наклонила голову и предостерегающе рявкнула, но Луса не поняла, гонят ее или нет.

— Здравствуйте, — сказала она, взволнованно переступая с лапы на лапу. — Меня зовут Луса. А вы кто такая?

Медведица вздохнула и закрыла глаза. Луса подождала немного, но ответа так и не последовало, поэтому она разочарованно повернулась обратно к дереву.

— Ока, — прорычала медведица. Луса так и подпрыгнула от неожиданности. Значит, гостья понимает медвежью речь и может говорить!

Луса плотнее прижалась к Ограде и вежливо сказала:

— Добро пожаловать в Медвежатник, Ока. — Осмелев, она встала на задние лапы и повела носом, стараясь угадать, чем пахнет от Оки. — Откуда вы? Вы жили в дикой природе? Вы были в горах? А лес вы видели?

Но Ока отвернулась от нее и закрыла голову лапами.

— Я же говорил, что она не хочет ни с кем дружить! — торжествующе крикнул с ветки Йог.

— Извините, если я не вовремя, — сказала Луса, отходя от Ограды. — Но знайте, что если вам захочется поговорить, я всегда буду здесь.

«Где же мне еще быть?» — мрачно подумала она.

Ока проспала весь остаток дня, а на ночь осталась снаружи и не пошла в пещеру вместе с Ворчуном. На следующее утро Ока рычала и стонала в дальнем конце своего вольера. Иногда она бросалась на дерево, росшее в задней части клетки, полосовала когтями кору и свирепо грызла ветки. Луса очень встревожилась, потому что в дереве жили духи умерших медведей, которым могло не понравиться такое обращение. Хорошо бы Ока не поранила их своими лапами!

Днем Луса играла с Йогом и каталась по земле, веселя плосколицых. Это был первый теплый день с начала Листьев, и плосколицые привели с собой целые стаи детей, которые громко щебетали и показывали лапами на Лусу. В этот день Луса выпросила угощение у троих плосколицых сразу, и чувствовала себя самой умной медведицей на свете.

— Ночью будет дождь, — сказала Стелла, когда они ели перед сном. — Чувствуете, какая сырость в воздухе? Просто дышать нечем.

Луса принюхалась. Стелла была права. Откуда ни возьмись приползли тяжелые тучи, а в небе то и дело что-то сухо потрескивало.

— Если пойдет дождь, Ока пойдет спать в пещеру? — спросила она, беспокойно поглядывая на соседний вольер.

— Кто такая Ока? — удивилась Стелла.

— Новая медведица гризли, — объяснила Луса. — В эту ночь она спала снаружи, но если начнется гроза…

— Какое тебе дело до гризли, черничка? — перебила ее Стелла. — Пусть спит, где хочет, под дождем или под солнцем.

Но Лусе было дело до Оки! Сразу после наступления темноты на землю обрушился ливень. Лежа в своей сухой и теплой берлоге, Луса видела сгорбленную фигуру большой медведицы. Ока сидела в углу, возле Ограды, где не было ни деревьев, ни крыши, под которыми можно было бы спрятаться от дождя.

Всю ночь дождь стучал по крыше, и Лусе снились сны об одинокой грустной медведице. Она проснулась незадолго до рассвета и сразу поняла, что дождь кончился. Йог растянулся поперек берлоги, накрыв лапой голову. Осторожно, стараясь никого не разбудить, Луса выбралась наружу.

Птицы уже начали свою перекличку в ветвях, а умытый дождем воздух был свежим и чистым, каким бывают только самые вкусные фрукты, пока Йог на них не наступит. Небо было по-прежнему затянуто тучами, но розовые лучи поднимающегося солнца уже пробивались сквозь плотную завесу, предвещая ясный день.

Ока лежала в том самом углу, где Луса говорила с ней в первый раз. Воздух был по-утреннему свеж, и от мокрой шерсти медведицы поднимался пар.

Луса робко приблизилась, и Ока даже не шевельнулась, чтобы отойти. Луса уселась возле Ограды и склонила голову набок, разглядывая медведицу.

— Вы всю ночь оставались под дождем? — спросила она. — Вы не боитесь промокнуть?

Ока закрыла глаза и ничего не ответила.

— Наверное, вы привыкли к дождям, — продолжала Луса. — Когда вы жили в горах, вас часто мочил дождь, да?

Ока и на этот раз промолчала.

— Как бы я хотела попасть на волю! — продолжала Луса. — Я хотела бы увидеть лес и поймать дичь!

Ока фыркнула, и Луса даже подпрыгнула от неожиданности.

— Там нет никакой дичи! — прорычала гризли. Глаза ее сверкнули яростным злым огнем. — Там нечего есть.

— Но как же можно жить без еды? — растерянно переспросила Луса. — Я всегда думала, что на воле еды полным-полно…

— Я привыкла, — проворчала Ока. — Ловила рыбу… Все медведи этим занимались, больше в горах есть все равно нечего.

— Что такое река? — спросила Луса.

— Как бы тебе сказать… Это такой длинный язык воды, который катится по горам, по холмам, через леса и долины. В этой воде живет рыба.

— Знаете, я никогда в жизни не пробовала рыбу, — смущенно призналась Луса. — Но я видела, что ее иногда приносят Ворчуну. Белые медведи тоже едят рыбу, поэтому я знаю, как она пахнет… Не очень хорошо пахнет, — она сморщила нос.

— Не говори о том, чего не пробовала! — буркнула Ока, не открывая глаз. — Все гризли очень любят рыбу… Токло ел бы ее с удовольствием! Он и ловить бы быстро выучился, ведь он такой ловкий… может быть, он и сейчас… но я не знаю, — забормотала она и вдруг резко замолчала.

— Кто такой Токло? — осторожно спросила Луса.

— Тоби… — прошептала Ока. Она повернулась на бок и положила морду на мокрую землю. — Почему ты покинул нас? Прости меня за то, что я не смогла раздобыть для тебя достаточно еды, но ты же видел, как я старалась! Неужели ты не мог продержаться еще хоть немножко?

— Кто такие Токло и Тоби? — повторила Луса и поднялась на задние лапы, уцепившись когтями за Ограду. — Ока, ну пожалуйста, расскажи мне про них!

Но Ока, казалось, даже не слышала ее.

— Тоби, малыш… Ты даже не представляешь, что мне пришлось сделать, — шептала Ока, не глядя на маленькую медведицу. — Ты не знаешь, что я сделала с бедным Токло… Я должна была так поступить с ним, чтобы выжить. Я хотела жить! А потом я бродила вокруг берлог плосколицых, питалась объедками из твердых холодных баков, бегала от огнезверей… — Страшная дрожь сотрясла все тело Оки, и она с мукой простонала: — Токло! Я так виновата перед тобой, Токло!

После этого она закрыла глаза и затихла. Луса в смятении смотрела на большую медведицу. Она совсем не хотела ее расстраивать, она просто пришла поболтать о жизни на природе! Луса медленно опустилась на все четыре лапы и отошла от Ограды. Теперь она знала, что Ока очень несчастна, и что с ней случилась какая-то страшная беда.

Луса так боялась расстроить Оку, что до конца дня больше не приближалась к ее вольеру. Но на следующий день Ока продолжала неподвижно лежать возле Ограды, и в конце концов Луса не выдержала и решила попробовать завязать разговор снова. Может быть, Оке хочется разделить с кем-нибудь свои печальные воспоминания? Может, ей станет лучше, если она расскажет обо всем Лусе?

Солнце высоко стояло в небе, Стелла и Йог дремали под Горой, поэтому никто не мог помешать Лусе. Она слезла со своего дерева, подошла к Ограде и принялась расхаживать взад-вперед, ожидая, что Ока ее окликнет. Но медведица даже не смотрела в ее сторону, и Лусе пришлось возобновить свою беготню.

И тут Ока что-то негромко буркнула себе под нос. Луса немедленно остановилась. Это было явно не «привет», однако и не «убирайся прочь немедленно!» Луса подбежала поближе и прижалась носом к прутьям.

— Здравствуйте, Ока! — поздоровалась она. — Как вы себя чувствуете?

Медведица моргнула и снова что-то пробурчала.

— Здесь не так уж плохо, правда? — Луса очень старалась быть любезной. — Я знаю, Ворчун может показаться немного… ворчливым, зато с нашей стороны Ограды все очень дружелюбные, честное медвежье. Видите того громадного медведя, который лакает воду из миски? Это мой папа, его зовут Кинг. Моя мама Аша спит в берлоге. Вот этого ленивого мохнатого толстяка зовут Йог, он мой лучший друг. Он вам понравится, он славный, но иногда бывает ужасно противным.

Ока пошевелила ушами, давая понять, что слушает. Она нехотя поднялась, уселась перед Оградой и рассеянно провела когтями по земле.

— Знаете, Ока, — затараторила воодушевленная ее вниманием Луса, — мой папа Кинг тоже попал сюда из дикой природы. Но он не хочет рассказывать мне про горы, понимаете? Он всегда сердится, если кто-то при нем заговаривает о горах… А мама говорит, что горы совсем рядом с нашим Медвежатником, она своими глазами их видела. Скажите, вы тоже жили в горах, прежде чем попали сюда?

— На свете много гор, — очень тихо ответила Ока, и Лусе пришлось напрячь слух, чтобы расслышать ее. — Я прошла много… очень много гор… Они поймали меня на горе, которая похожа на медвежью морду. Снег никогда не тает на ее вершине… Холодный снег… очень мерзнут лапы… Токло! Бедный, бедный Токло…

— А что вы еще видели? — осторожно спросила Луса.

— Там была река, — отозвалась медведица, рассеянно глядя куда-то в небо. — Долгий путь… Я шла, шла и шла, а потом набрела на пересохшее место, по которому когда-то протекала река, и побрела по нему. Очень долгий путь… Три озера на краю мертвого леса.

— Мертвый лес, вы сказали? — в страхе пролепетала Луса. — А почему он умер? Кто его убил?

— Огонь, падающий с неба, — прошептала Ока, словно разговаривала сама с собой. — Этот огонь ревет громче медведя.

— Я знаю про такой огонь! — вскричала Луса. — Я видела его в тучах! Он такой громкий, такой страшный, что у меня даже уши разболелись от его рева. Но я никогда не видела, чтобы он спрыгивал с неба на землю… Неужели такое бывает?

— Бывает, — кивнула Ока. — Стоит такому огню дотронуться до дерева, как оно вспыхивает. С одного дерева огонь перепрыгивает на другое, и вот уже весь лес пылает до небес.

Луса в ужасе смотрела на медведицу.

— Деревья сгорают? — прошептала она. — Но этого не может быть! Куда же деваются духи? Ведь в деревьях живут духи мертвых медведей…

— Что ты сказала? — с неожиданной яростью взревела Ока. — Да что ты знаешь о мертвых медведях?! Зачем ты пристаешь ко мне со своими расспросами? Убирайся прочь!

Крупная дрожь сотрясала худое тело медведицы. С громким ревом она вскочила и со всех лап бросилась прочь от Лусы, в самый дальний угол своего вольера.

— Я не хотела! — взвизгнула перепуганная Луса. — Простите меня, я совсем не хотела вас обидеть!

— Успокойся, глупышка, — проурчала Аша из-за ее спины. — Ты ни в чем не виновата. Эта медведица очень несчастна, но ты здесь ни при чем.

Но слова матери нисколько не утешили Лусу. Ей было жалко Оку, и она хотела ей помочь, только не знала, как…

Этой ночью Луса видела странные сны. Ей снилось, будто она бегает по ледяной реке, а вокруг нее плещутся и прыгают серебристые рыбы. Высоко над ее головой в небе с криками носились птицы, а из туч полыхал огонь. Ветер перебирал черную шерсть Лусы, а деревья звали ее к себе голосами давно умерших гималайских медведей.

Она проснулась среди ночи и уже не смогла уснуть, растревоженная жарой и беспокойством. Впервые берлога показалась Лусе невыносимо тесной, стены обступали ее со всех сторон. Луса торопливо выбралась наружу, но и тут ей было не по себе. Ей нужно было больше места, чтобы как следует побегать и размять лапы. Ей нужны были новые деревья для лазанья — деревья с незнакомой корой и ветками, чтобы забираться на них было трудно и интересно. Ей хотелось съесть что-нибудь новенькое и поймать дичь собственными лапами.

Луса забралась на большой камень и стала смотреть в медленно светлеющее небо. Зачем эти камни называют Горами? Это неправильно, теперь Луса знала, что горы совсем не такие. Она запрокинула голову и поискала на небе Арктур, который называют еще Медвежьей Звездой или Медвежьей Хранительницей. Арктур ярко и ровно сиял с высоты небес. Интересно, он смотрит только на диких медведей или иногда замечает и ее, Лусу?

— Я знаю, о чем ты думаешь, — прогудел низкий голос за ее спиной. Луса поспешно обернулась и кубарем скатилась со скалы прямо под лапы Кинга. Отец сидел на задних лапах и тоже смотрел на Арктур.

— Правда? — спросила Луса. — Значит, ты тоже чувствуешь это?

— Так уж заведено, — буркнул Кинг. — Все медведи теряют голову, когда приходит пора Листьев. Но мне не нравится, как ты бегаешь по вольеру и ловишь носом ветер. Эта соседская гризли забивает тебе голову всякими глупостями!

— Нет, она тут ни при чем! — заступилась за Оку Луса. — Она просто рассказала мне про жизнь на воле.

— Тебе не надо об этом знать! — грозно пророкотал Кинг. Он встал и направился прочь, но на полпути остановился и снова обернулся к дочери: — Я запрещаю тебе приближаться к этой медведице.

— Но, папа… — начала Луса.

— Не спорь со мной! — оборвал Кинг.

Он отошел к дереву и принялся чесаться боком о кору. Луса, онемев, смотрела на отца.

Это было несправедливо! Почему он запрещает ей слушать рассказы Оки?

И тут из берлоги показалась темная фигура мамы. Луса сразу поняла, что Аша слышала их разговор и хочет что-то сказать.

— Отец прав, малышка, — проурчала Аша, прижимаясь щекой к боку дочери. Она лизнула Лусу в нос и добавила: — Держись подальше от этой медведицы.

— Но почему? — спросила Луса, забираясь к маме на колени. Устроившись поудобнее, она зарылась мордой в густую шерсть Аши и закрыла глаза.

— Потому что она больна, — ответила Аша. — Когда мать теряет своих медвежат, у нее может разбиться сердце, и тогда она сама не знает, что говорит.

«Медвежата! — внезапно догадалась Луса. — Так вот кто такие Тоби и Токло!»

Но Ока не говорила о Токло, как о мертвом… Может быть, он еще жив?

— Теперь ты понимаешь, как опасно жить на воле, — продолжала Аша. — У медведей за Оградой нет будущего. Нам повезло, малышка. Здесь мы всегда сыты, всегда накормлены и живем в безопасности. Плосколицые заботятся о нас, — с этими словами мама потерлась мордой о морду Лусы. — Я и думать не хочу о дикой жизни! Не хочу, чтобы мне пришлось бы самой добывать еду и кормить тебя, как этой бедной гризли. — Аша зябко поежилась от такой мысли и спихнула Лусу с коленей на землю.

— Слушайся отца, малышка, — ласково проворчала она. — Ты сразу повеселеешь, когда перестанешь забивать голову всякой чепухой и думать о воле.

Она повернулась и ушла обратно в берлогу. Луса проводила маму взглядом, а потом снова посмотрела в небо на звезду Арктур. Разве можно перестать думать о воле? Тем более сейчас, когда ветер приносит с собой будоражащие запахи пробуждения и роста? Луса подошла к самому высокому дереву и забралась на его верхушку. Там она устроилась на ветке и задрала морду к Медвежьей Хранительнице.

— Я знаю, ты меня слышишь, — горячо зашептала Луса. — Я знаю, ты меня понимаешь, а вот мама с папой ни капельки не понимают! Если ты… если ты можешь… если ты в силах как-нибудь устроить, чтобы… чтобы я хоть одним глазком посмотрела на вольную жизнь, то сделай так. Пожалуйста, прошу тебя! Мне очень нужно самой узнать, хорошо там или плохо!

Луса моргнула, и ей почудилось, будто далекая звезда тоже подмигнула ей в ответ.

Глава XV

ТОКЛО

У Токло урчало в животе. Вот уже несколько дней он питался одним мхом, который ему удавалось соскрести с корней деревьев. Он не раз пробовал ловить рыбу, но в реке ее почти не осталось, а та, что была, слишком быстро плавала.

Снег быстро таял и смешивался с землей в грязную хлюпающую кашу, в которой вязли когти и мокли лапы. Река стремительно неслась мимо, кипела вокруг высоких черных скал и ревела, не умолкая ни днем, ни ночью, ничуть не лучше Черной Тропы.

Токло почуял запах еды и задрал нос, принюхиваясь. Запах доносился из-за деревьев, росших чуть выше по течению, на вершине крутого берегового вала.

Токло начал взбираться по обледенелым скалам, глубоко впиваясь когтями в трещины, чтобы не поскользнуться. Острые обломки камней впивались ему в подошвы, цеплялись за шерсть, но медвежонок упрямо преодолел последний уступ и очутился под деревьями. Толстый слой сосновых игл покрывал землю, заглушая терпкий запах зелени, к которому примешивался головокружительный аромат близкой дичи. Токло опустил нос к земле, принюхался и пошел по запаху до того места, где четыре дерева росли так плотно друг другу, что соприкасались стволами. Густо переплетенные ветки деревьев не пропускали солнечный свет, поэтому у корней все еще лежал снег.

Токло осторожно шагнул ближе. Запах остался на месте, значит, дичь не заметила приближения медведя. Когда запах очутился у Токло прямо перед носом, он оттолкнулся задними лапами и бросился под деревья. Он шлепнул обеими лапами и принялся яростно разбрасывать в сторону комья земли вместе со снегом. Вскоре лапы его наткнулись на нечто новое, непохожее ни на снег, ни на землю. Пасть у Токло наполнилась слюной, он всхлипнул и торопливо разбросал снег. Перед ним лежали две белки, горностай и еще несколько зверьков, которых он никогда не видел прежде. Судя по виду, зверьки были убиты совсем недавно, и у Токло даже голова закружилась от восхитительного запаха свежего мяса.

Он перевернул лапой горностая и увидел отметины когтей на брюхе у зверька. Токло снова принюхался и на этот раз учуял под запахом дичи слабый, но отчетливый след медведя. Наверное, этот медведь был сыт, поэтому закопал свою добычу до лучших времен. Токло даже в жар бросило от зависти. Это несправедливо! Почему одни голодают, а кто-то так объедается, что прячет на потом такую дичь!

«Конечно, его-то мама не бросала одного в горах! Его, наверное, учили охотиться!» — подумал Токло.

Он воровато огляделся по сторонам и снова принюхался. Чужого медведя нигде не было видно. То-то он разозлится, когда узнает, что кто-то украл его добычу… Мама не раз говорила, что чужую дичь ни в коем случае нельзя брать.

«Да какое мне дело до того, что она говорила? Она бросила меня, ей наплевать, жив я или умер! Значит, и мне тоже наплевать на ее запреты! Что хочу, то и делаю, и никто мне не указ!»

Токло с голодным урчанием впился зубами в теплое беличье мясо. Он чувствовал, как с каждым куском к нему возвращаются силы, а мысли об Оке тают, как снег на солнце.

Он ел, ел и ел, пока не насытился. После этого Токло забросал оставшуюся дичь землей и снегом. Он хотел выровнять землю лапой, чтобы захоронка выглядела нетронутой, но побоялся оставить свой запах. Он так перепугался, что нашел какие-то пахучие листья и разбросал их вокруг припрятанной дичи, чтобы сбить с толку хозяина. Может быть, медведь и не заметит, что кто-то хозяйничал на его территории?

После еды Токло заметно повеселел и с новыми силами бросился в лес. Ничего, он тоже обзаведется своей территорией, когда подрастет! А сейчас ему нужно просто выжить, искать еду и держаться подальше от других медведей, особенно больших и сердитых. Когда он вырастет, никто не посмеет перейти ему дорогу, но пока придется вести себя осторожно.

Токло бодро шагал в горы. Через каждые несколько шагов он настораживал уши и прислушивался, не идет ли за ним грозный медведь, обнаруживший пропажу дичи. Токло так боялся погони, что старался не идти по мокрой земле, чтобы не оставлять следов. Это оказалось совсем нетрудно, поскольку чем выше он забирался в горы, тем чаще попадались ему обширные участки, покрытые мерзлым, даже не начавшим таять, снегом.

Здесь было заметно холоднее. Сильный ветер пробирался под шерсть, выжимал слезы из глаз. Токло с пыхтением карабкался на склон, усыпанный обломками огромных камней, когда вдруг увидел впереди себя чей-то темный силуэт, полускрытый за деревьями. Токло испуганно юркнул за ближайшую скалу и замер.

Судя по запаху, это был тот самый большой медведь, у которого он украл дичь. У незнакомого медведя были широкие плечи и вымазанная грязью шерсть. Токло оцепенел, он знал, что даже едва заметное движение не укроется от взгляда маленьких медвежьих глазок, а хруст ветки под лапой может стоить ему жизни. К счастью, ветер дул в нос медвежонку, относя его запах вниз, в сторону реки.

Токло сжался в комочек, надеясь, что скала укроет его от глаз большого зверя. Внезапно ветер стих, и в наступившей тишине вдруг оглушительно заверещала какая-то глупая птица, словно хотела крикнуть медведю: «Вот он, воришка! Хватай его!»

Сердце Токло бешено заколотилось. Он увидел, как медведь медленно поднялся на задние лапы и повел носом.

«Пожалуйста, не находи меня! — взмолился медвежонок. — Прошу тебя, иди своей дорогой!»

Не выдержав муки ожидания, Токло с беззвучным воплем уткнулся мордой в лапы, ожидая, что сейчас тяжелая лапа с размаху обрушится ему на спину.

Он ждал долго, но ничего не случилось. Тогда Токло открыл глаза и увидел, как большой медведь спускается с горы к реке. Он не заметил съежившегося за скалой медвежонка!

«Только бы он не направлялся к своим припрятанным запасам!» — подумал Токло, со всех лап бросаясь в другую сторону.

Яркий солнечный свет хлынул из-за стволов деревьев, и Токло выскочил в широкую долину. Золотое тепло окружило его со всех сторон, и на миг медвежонку почудилось, будто он выбежал прямо на солнце. Он поморгал, привыкая к ослепительному свету. Токло стоял в поле желтых цветов, словно в озере расплавленного солнечного сияния. Желтый цвет одновременно будоражил и успокаивал его, словно обещание удачи. Вдалеке, за лугом, в небо вздымалась огромная гора. Токло молча смотрел на нее. Гора была похожа на голову большого медведя, который, задрав нос к небесам и широко разинув пасть, рычал на медленно садящееся солнце.

Токло опустил нос и понюхал желтые цветы. Странные какие… Стебельки совсем без листьев, только желтая головка свисает с макушки. Цветы пахли свежо и резко, гораздо сильнее и вкуснее, чем одуванчики, которыми мама пичкала его на Черной Тропе. Но еще более вкусный запах доносился снизу, откуда-то из-под стеблей.

Недолго думая, Токло вонзил когти в землю и выкопал цветок. Стебель заканчивался круглым белым клубнем. Токло оторвал его, бросил на землю и начал есть. Клубень приятно хрустнул под его зубами, а потом во рту у медвежонка стало сладко жечь и пощипывать. Токло с удовольствием дожевал и вырвал из земли еще один стебель.

Сытый и довольный, он неторопливо отошел к деревьям, где лежала узкая полоска снега. Ночь спустилась на луг, приглушив яркое сияние цветов, и первые звезды начали зажигаться на темнеющем небе. Токло выкопал в снегу неглубокую берложку с высокими стенами, которые защитили бы его от пронзительного ночного ветра. Потом он забрался внутрь, свернулся поудобнее и стал смотреть на звезды.

Самая яркая звезда была на своем месте, прямо над его головой, и чем гуще становилась тьма, тем ярче сияла она, посылая свой свет Токло. Мама однажды сказала, что в этой звезде заключена душа плохого медведя, которого прогнали другие звери.

«Бедняга!» — вздохнул Токло. Он-то знал, каково это, когда тебя прогоняют! Звезда была одинока, она была одна во всем небе, совсем как маленький Токло. Но зато звезда была сильной. Ей не нужны были другие звезды, чтобы выжить. Она плывет своей дорогой по огромному небу, как Токло, который ходит своей дорогой по огромным горам.

Глаза его закрылись, и он провалился в сон. Ему чудилось, будто звезда зовет его с высоты небес.

— Выше нос, Токло! — шептала звезда. — Будь сильным, как я! — звенела она.

Этой ночью ему приснилось, будто он шагает по багровым тучам прямо в небо. Во сне он посмотрел на свою шерсть и увидел, что она переливается серебристым светом. И тогда Токло понял, что он тоже стал звездой. В небе было холодно, незнакомые звери перешептывались где-то рядом, но Токло надменно задрал нос к луне. Он не знал, за что его превратили в звезду, но гордился собой и всем, что сделал. Он один и всегда будет один, потому что он самый сильный.

Глава XVI

КАЛЛИК

Вихри смрадного ветра набросились на Каллик, они растрепали ее шерсть и обожгли глаза. Она наклонила голову, пытаясь пройти вперед, но тут из-за холма послышалось оглушительное рычание, и у Каллик подкосились лапы. Кто бы там ни был, он был намного опаснее стаи моржей и пах гораздо страшнее, каким-то ненастоящим, горелым, мерзким и удушливым запахом.

Скалистая стена, спускавшаяся к берегу, закончилась высоким утесом, да таким крутым, что Каллик никак не могла вскарабкаться по его отвесному склону. Пришлось снова подняться в горы и попытаться обогнуть препятствие.

Каллик плюхнулась на землю и поползла к вершине горы. Отсюда она увидела плоскую белую дорогу с непривычно прямыми краями. Дорога убегала к самому краю неба. За ней тянулись ряды берлог, очень похожих на ту, что повстречалась Каллик несколько дней назад. Все берлоги стояли на крепких прямых лапах, у них были плоские стены и острые крыши.

Вдали снова послышался рев, и в тот миг какое-то вонючее орущее животное промчалось по дороге и скрылось вдали, оставив после себя хвост зловонного дыма.

Каллик мучительно закашлялась, безуспешно пытаясь втянуть носом воздух. Мерзкий запах обжег ее глотку и ноздри. Мама когда-то говорила, что на свете есть только один зверь сильнее и страшнее белого медведя, и зовут его «огнезверь». Ниса сказала, что медведями он не питается, но Каллик не слишком этому поверила. Кто его знает… такого!

На клочке травы перед одной из берлог играли трое странных зверьков. Они ходили на двух лапах, и шерсть у них была разноцветная, как перья у птиц. Зверьки не понравились Каллик. Они были слишком малы, чтобы представлять опасность, но слишком велики для дичи. Интересно, на кого они больше похожи, на птиц или на медведей? Чтобы ответить на этот вопрос, зверьков нужно было обнюхать, но Каллик не решалась к ним приближаться. Зверьки гонялись друг за другом или возились на земле, и Каллик было грустно смотреть на них. Они были вместе, а она была совсем одна на свете.

Когда Каллик чуть-чуть привыкла к мерзкому смраду, она учуяла за ним гораздо более приятные, жирные и солоноватые запахи, от которых ей сразу захотелось есть. Запахи доносились из-за каменной дороги. Каллик вскочила и потрусила вниз по склону горы, вытянув вперед свой чуткий черный нос. Здесь было столько разных запахов, что она никак не могла отличить старые от новых, тем более что смрад черной дороги заглушал все вокруг.

Каллик перевела дух и выскочила на дорогу. «Какая странная тропинка, гладкая и каменистая одновременно!» — подумала она, со всех лап бросаясь вперед. Каллик оставалось всего несколько медведей до спасительного края дороги, когда странная земля вдруг задрожала под ее лапами. Каллик обернулась — и увидела несущегося на нее огнезверя.

С диким воем Каллик помчалась вперед, упала, перекувырнулась через голову и со всего размаха влетела в колючий куст на другой стороне дороги. Огнезверь с ревом промчался у нее за спиной. Каллик вскочила и в ужасе бросилась бежать, не разбирая пути. Она бежала через кусты и изгороди, пока не врезалась в новую преграду. Перед ней было что-то невысокое, белое, сделанное из дерева… Больше всего это было похоже на рощицу одинаковых голых деревьев, без листьев и веток. В панике Каллик снесла сразу несколько деревцев и выскочила на небольшую лужайку, поросшую непривычно короткой свежей травкой.

И тут из ближайшей берлоги раздался оглушительный визг. Насмерть перепуганная Каллик бросилась обратно, к спасительному пролому в деревянной роще. Она выбежала в жидкий лесок, начинавшийся сразу за каменными берлогами, и бросилась в косматый куст, ветки которого спускались до самой земли. Каллик подползла под куст и лежала там, дрожа всем телом, пока не поверила, что никто за ней не гонится.

Тогда она опустила морду на лапы. Крупная дрожь сотрясала ее тело, как будто она только что выбралась из бушующего холодного моря. В эту ночь Каллик долго не могла уснуть, а когда наконец провалилась в сон, то до самого утра видела кошмары, в которых странные люди с грозными криками и воплями гнали ее прочь со своей земли.

И вдруг в этом вопящем, орущем, разноцветном хаосе Каллик увидела свою маму. Белая, как снег, Ниса стояла на другой стороне дороги. Ниса пристально посмотрела в глаза Каллик, а потом повернулась и пошла прочь. Она шла, а земля за ее спиной превращалась в лед. Холодная голубоватая тишина разливалась из-под ее лап и волнами расстилалась до самого края неба. Каллик стояла, не в силах пошевелиться, и смотрела, как мама все дальше и дальше уходит от нее по льду.

Калик проснулась на рассвете и с облегчением поняла, что на дороге стало тише. Она понюхала воздух, вскочила и со всех лап помчалась через каменную тропу. На этот раз все обошлось, и ни один огнезверь не выскочил на нее из засады. Каллик перебралась на другую сторону и побежала вверх по склону холма, пока не достигла вершины, нависшей над водой.

Она до крови расцарапала себе лапы о твердую поверхность каменной дороги, шерсть ее посерела от пыли, висевшей над этим страшным местом, в носу щипало от смрада. Горло саднило от сухого едкого воздуха, а беспощадное солнце пропекало ее густую шерсть насквозь и больно жалило черный кожаный нос. Каллик было невыносимо жарко.

Она набрела на полоску сухой земли, поросшей редкой сухой травой и низкорослыми кустиками без листьев. Каллик попыталась пожевать траву, но колючие листья больно царапали язык и горло. Она повела носом в поисках воды и с облегчением уловила в воздухе влажный запах. Каллик снова побрела по сухой земле и вскоре вышла к неглубокому оврагу, по дну которого бежал ручей. Она спустилась вниз и подошла к краю воды.

И замерла, не веря своим глазам.

Незнакомый белый медведь лениво валялся в воде неподалеку от того места, где стояла Каллик.

Это был молодой медведь, всего на одну или две поры Знойного Неба старше Каллик. С виду он был не такой крупный, как виденные ею раньше медведи, но все равно намного больше Каллик, несмотря на свою худобу и изможденный вид.

Медведь лежал на брюхе и нежился в прохладной воде. Каллик поспешно отступила назад, чтобы медведь не успел ее заметить. Но предательская ветка громко хрустнула у нее под лапой, и Каллик замерла, испуганно вытаращив глаза.

Медведь поднял голову и посмотрел на нее своими маленькими черными глазками. Каллик сделала еще один шаг назад, но тут медведь встал и отряхнулся, забрызгав ее с головы до когтей. Каллик хотела сорваться с места и убежать, но тут медведь заговорил:

— Не трусь, — проворчал он. — Я тебя не съем. Пей сколько влезет.

— Спасибо, — выдавила Каллик и не узнала своего голоса. Она так давно ни с кем не говорила, что почти отвыкла от слов.

Она подошла к ручью и снова посмотрела на незнакомого медведя. Тот не шелохнулся, и тогда Каллик опустила голову и быстро напилась.

Медведь молча стоял и смотрел на нее. Каллик нерешительно переступила с лапы на лапу. Ей очень хотелось заговорить с ним, но она боялась. С другой стороны, медведь до сих пор не сделал ей ничего плохого, и может быть, он не рассердится, если она спросит его про Таккика?

— Здравствуйте, — осторожно начала Каллик. — Меня зовут Каллик.

— Хмммм, — заворчал медведь. Каллик терпеливо ждала. Наконец, после долгого молчания, медведь буркнул: — Пурнак.

— Вы один? — спросила Каллик. Она была так счастлива, что наконец-то говорит с настоящим белым медведем, что уже не могла сдерживаться. Слова сыпались из нее, как камни с горы. — А я вот совсем одна. Мою маму убили косатки, и я потеряла брата… Я не знаю, где он, но все равно ищу его. — Она видела, что Пурнак склонил голову и внимательно слушает ее. — Это было так ужасно, вы не представляете! — беспомощно продолжала Каллик. — Мы с мамой были в воде, когда на нас напали косатки. Мама вытолкнула меня на лед, а они утащили ее… Больше я никогда ее не видела. А мой брат куда-то убежал, и теперь он тоже совсем один, но я должна найти его…

— Печальная история, — буркнул Пурнак. — Но здесь такое часто случается. Мир жесток. Любой из здешних медведей расскажет тебе похожую историю.

— Вы говорите о здешних медведях? — непонимающе повторила Каллик. — Значит, вы встречали тут много медведей?

Пурнак с откровенным удивлением посмотрел на нее.

— Да ты что, не знаешь, куда попала? Посмотри вон туда! — он кивнул носом на другой берег оврага. Каллик вошла в воду и поднялась по пыльному склону на вершину.

Вся земля до самого края неба была усеяна белыми медведями! Никогда в жизни Каллик не видела столько медведей сразу. Их было больше, чем когтей у нее на лапах! Медведи держались на отдалении друг от друга, но при этом не отходили далеко от моря. Все они были тощие, усталые и изможденные.

Столько медведей в одном месте! Может быть, Таккик тоже здесь?

Глава XVII

ЛУСА

Это случилось теплым солнечным утром, почти через месяц после появления Оки. Целая стая плосколицых толпилась на стене и наблюдала за медведями. Луса забралась на Медвежье дерево и рассеянно слушала их щебетание. Она растянулась на ветке, свесив лапы, и подставила солнцу свою блестящую черную шерстку. Плосколицые раздражали ее. В этот день они шумели еще больше, чем обычно.

И тут двери в стене начали медленно открываться. Луса повернула голову и посмотрела в вольер, где жили гризли. Ока с раннего утра царапала когтями дерево. Время от времени она прерывала свое занятие и начинала оглушительно реветь. Она до того запугала Ворчуна, что тот забился в дальний угол вольера и тихо бурчал себе под нос, беспомощно глядя на уничтожение своего бедного дерева. Луса не знала, что так огорчило медведицу, но сегодня она выглядела еще более несчастной, чем обычно.

В вольер вошел кормилец с полной корзиной рыбы. Луса узнала этого плосколицего: когда она была совсем маленькой, он часто приносил ей еду и даже пару раз возился с ней на песке.

Ока повернула голову на звук хлопнувшей двери, насторожила уши и сощурила глаза. Она выглядела так, будто заметила лакомую дичь. Луса похолодела. Она села на своей ветке и тявкнула, стараясь предупредить кормильца, но тот беспечно повернулся спиной к Оке и поставил корзину на землю.

И тут Ока прыгнула. Луса и моргнуть не успела, как медведица перебежала через вольер и набросилась на плосколицего. Он вскрикнул и упал, а Ока прижала его лапами к земле. Плосколицый взметнул лапы, пытаясь оттолкнуть медведицу, но тут огромная оскаленная пасть распахнулась прямо перед его лицом, а огромные когти полоснули по груди.

Луса переползла на ствол дерева, крепко обхватила его лапами и уткнулась мордой в кору. Она слышала истошные крики столпившихся на стене плосколицых. Но еще страшнее и громче были вопли надрывавшегося от боли кормильца. Казалось, этим жутким крикам не будет конца.

Наконец оглушительно лязгнула дверь. Луса обернулась и увидела, как еще один кормилец ворвался в вольер. В руках у него была металлическая палка, которую он наставил на Оку. Раздался громкий хлопок. Ока бросила лежавшего на земле кормильца и с ревом повернулась к вошедшему, взметнув страшные когтистые лапы. Но не успела Луса испугаться, что обезумевшая медведица сейчас задерет и второго плосколицего, как Ока вдруг остановилась и покачнулась. Она моргнула, потрясла головой и во весь рост грянулась оземь, подняв тучу песка и пыли.

Второй кормилец бросился к распростертому на земле плосколицему, следом за ним в вольер вбежали и другие. Они обступили лежащего и стали зажимать его раны чем-то мягким, похожим на белоснежный мех, но кровь продолжала сочиться у них между пальцев и капать на песок. Все громко кричали, а потом Луса увидела, как кормильцы прогоняют со стены зрителей.

Она еще крепче прижалась к дереву, клацая зубами от страха. Луса никогда не видела, чтобы медведи бросались на плосколицых, как на дичь. Она не понимала, почему Ока повела себя с такой дикой жестокостью. Значит, Кинг и Аша были все-таки правы, когда говорили, что эта медведица не в своем уме.

Плосколицые переложили раненого кормильца на туго натянутую белую шкуру и вынесли его из вольера. Еще двое остались рядом со спящей Окой и стали о чем-то переговариваться между собой, качая головами.

Луса слезла с дерева и побежала к Аше и Стелле. Медведицы сидели под скалой и испуганно смотрели в соседний вольер.

— Зачем она сделала такое? — закричала Луса, бросаясь к маме. Она зарылась мордой в материнскую шерсть, а Аша ласково похлопала ее лапой по голове.

— Все хорошо, ежевичка, — проурчала Аша. — Все закончилось.

— Я всегда говорила, что эта гризли сумасшедшая! — вздохнула Стелла, сокрушенно качая головой.

— А плосколицые не могут ее вылечить? — спросила Луса, поднимая морду к Аше. — Так же, как они вылечили тебя?

Стелла и Аша замолчали и переглянулись.

— Я помню тут жил когда-то один белый медведь, — наконец, проговорила Стелла. — Это было очень давно, я тогда только-только попала сюда. Так вот, этот медведь задрал одного кормильца.

— И что с ним случилось? — прошептала Луса.

— Плосколицые увели его из вольера, — ответила Стелла. — И больше никто его не видел.

Луса всхлипнула и заревела.

— Не плачь, — быстро заговорила Аша. — Мы пока не знаем, что будет с Окой, поэтому нечего заранее оплакивать ее!

— Может быть, они снова выпустят ее на волю? — с надеждой спросила Луса.

— Это вряд ли, — грустно вздохнула Стелла. — Ты сама видишь, какая она несчастная и озлобленная. На воле ей лучше не будет, это уж точно. Думаю, кормильцы это тоже понимают. Если ее выпустить, она может напасть на других плосколицых, кому это нужно?

Луса подползла к дальнему краю Ограды и до самого вечера лежала там, наблюдая за спящей Окой. Когда стемнело, Ока заворчала и, пошатываясь, поднялась на лапы. Она медленно обвела глазами вольер и, посмотрев на Ограду, увидела Лусу.

Гризли подошла ближе и плюхнулась на землю, уронив морду на лапы. Потом тяжело вздохнула. Луса тоже воздохнула. Она не знала, как начать разговор.

После долгого молчания Ока вдруг прижалась мордой к Ограде и прорычала:

— Все хорошо. Я помню, что сделала.

— Помните? — пролепетала Луса.

Гризли вытянула когти и посмотрела на пятна засохшей крови, покрывавшей ее бурую шерсть.

— Я была зла, — просто сказала она. — Я злилась на себя — за то, что потеряла Токло, на плосколицых — за то, что держат меня здесь. Я была зла на весь свет. Сама не знаю, что на меня нашло. — Она замолчала и снова посмотрела на Лусу. — Теперь они отправят меня в долгий сон, да?

— Я… я не знаю, — прошептала Луса.

— Все хорошо, — снова сказала Ока. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. — Мне все равно нечем больше жить. И здесь я больше не могу оставаться. Там я, по крайней мере, буду рядом с Тоби…

Луса легла на песок и всхлипнула. Больше всего на свете ей хотелось сейчас броситься к Оке и зарыться носом в ее шерсть.

— Я останусь с тобой, — пообещала она. — Я буду лежать тут до тех пор, пока они не придут…

— Спасибо, — проворчала Ока.

В полном молчании они лежали по обе стороны Ограды. Луса слышала, как Кинг сердито рычит на Ашу, но ни капельки не испугалась. Она знала, что мама ее поймет и позволит остаться с гризли.

Когда звезды рассыпались по небу, Луса подняла голову и поискала глазами Арктур. Яркая звезда ослепительно сияла с тусклого неба, обесцвеченного оранжевыми огнями.

— Медвежья Хранительница смотрит на нас с небес, — сказала она вслух.

Ока тоже подняла голову, посмотрела на звезду и недовольно буркнула:

— Не люблю ее. Это самая грустная звезда во всем небе.

— Почему? — удивилась Луса.

— Потому что это не звезда, а дух очень плохого медведя, творившего страшные дела. В наказание его дух заточили в самом холодном и одиноком месте, которое только можно было отыскать. С тех пор он и сидит там, совсем один… как я.

— Но эта звезда совсем не одинока! — попыталась утешить ее Луса. — На небе много разных зверей, там есть с кем поговорить и поиграть. Отсюда их плохо видно из-за фонарей, но Стелла рассказывала, что их там тысячи. А раз так, то никто не может быть совсем один. Вот как мы с вами — я здесь, а значит, вы не одна!

— Я рада, что ты здесь, — проурчала Ока.

— Как вы думаете, вы попадете на небо? — спросила Луса. — Я раньше думала, что духи медведей становятся деревьями. Может быть, вы станете деревом? Хорошо бы вы выросли на моей стороне Ограды, тогда я смогла бы забираться на вас, и мы бы всегда дружили…

— Нет, гризли не превращаются в деревья, — покачала головой Ока. — Мой дух отправится искать Великую Лососевую Реку, а потом уплывет в море. Не волнуйся за меня, малышка! — Теперь голос медведицы звучал так ласково, что у Лусы снова слезы навернулись на глаза. — Я готова к долгому сну. Я жду его… Он принесет мне покой.

Она снова надолго замолчала.

— Что такое лосось? — спросила Луса. Ее пугало молчание Оки, и она просто хотела заставить ее заговорить. — И что за река? Это такое место?

— Лосось — это такая рыба, — рассеянно ответила Ока. — Серебристая скользкая рыба, самая вкусная на свете.

— Лучше черники?

Ока ворчливо рассмеялась.

— Гораздо лучше! — она подняла голову и уставилась куда-то вдаль. — Токло тоже любил чернику. Но лосось понравился бы ему гораздо больше. Почему, почему у меня не хватило сил остаться с ним? — Она застонала в бессильной муке и полоснула себя когтями по морде.

— Расскажите мне про Токло, — попросила Луса. Она понимала, что это ее последняя возможность узнать о том, что случилось с медвежатами Оки.

— Я бросила его, — сипло ответила Ока. — Я не знаю, жив он или умер. Он был таким храбрым, сильным… таким хорошим… гораздо лучше меня. Я знаю, что если он выживет, то станет великим медведем. Но он такой маленький… такой одинокий, совсем один на свете! И это моя вина, я предала его…

Голос Оки сорвался на жалобный рев, и она снова принялась раздирать себе когтями морду, оставляя длинные кровавые царапины вдоль щек.

— Малыш! — плакала Ока. — Бедный мой маленький медвежонок! Как я могла тебя бросить? Как я могла прогнать тебя?

Луса онемела от страха. Ока обезумела от горя, и терзала себя, не чувствуя боли. Но что могла сделать Луса?

— Я уверена, что Токло выживет, — робко сказала она. — Судя по вашим словам, он сможет позаботиться о себе. С ним все будет хорошо!

— Нет, не будет! — провыла Ока. — Он совсем маленький… еще младше тебя, а ты-то ни за что не выжила бы одна в лесу!

— Неправда! — обиделась Луса. — Я бы выжила!

Ока насмешливо фыркнула и перестала царапать себе щеки. Она снова опустилась на землю и уткнулась лбом в лапы.

— Тебе лучше жить здесь, в сытости и безопасности, — пробурчала она. — У тебя есть мама, она заботится о тебе и никогда тебя не бросит. Ты просто не представляешь, что такое дикая жизнь!

— Но я хочу узнать! — вскричала Луса. Перед ее глазами снова замелькали странные и прекрасные картины, вот уже столько ночей снившиеся ей во сне, — бесконечные темные леса, солнечные лучи, пробивающиеся сквозь ветви, струи дождя, хлещущие по густой листве… Разве не там ее настоящая родина?

— Ты никогда этого не узнаешь, потому что тебя держат здесь взаперти. А мой Токло скитается по горам, мерзнет и голодает… Совсем один, маленький, беспомощный. Я пыталась разыскать его, честное слово, я его искала! Но все напрасно. Наверное, его дух уже давно ушел в Великую Лососевую Реку. Теперь он никогда не узнает, как я жалею о том, что сделала! Он никогда не узнает, что я любила его так же сильно, как Тоби!

В голосе Оки было такое отчаяние, что Луса не могла этого выдержать. Никто не должен так страдать! Почему эта несчастная медведица должна отправиться в долгий сон, так и не успев отыскать своего медвежонка? Неужели Токло так никогда и не узнает, что мама любила его?

— Ока! — заплакала Луса, бросаясь к Ограде и прижимаясь мокрым носом к прутьям. — Слушай меня, Ока. Я уйду на волю. Я разыщу твоего Токло и расскажу ему, что ты всегда его любила. Иди с миром в Лососевую Реку, там тебя ждет Тоби. Не тревожься ни о чем. Я позабочусь о Токло.

Огромная медведица молча подняла глаза на Лусу, и обе они замолчали, глядя друг на друга. Слова были не нужны.

«Я найду Токло, обещаю!» — беззвучно поклялась Луса.

Глава XVIII

ТОКЛО

Токло разбудил длинный острый коготь. Он моргнул и потер лапой заспанные глаза. Сначала ему показалось, будто это мама будит его, но потом он вспомнил, что Ока бросила его у реки. Он испуганно вскочил — и задрожал от страха.

Перед ним стоял тот самый здоровенный медведь, у которого Токло накануне украл дичь. Длинный шрам пересекал его морду, а маленькие глазки смотрели настороженно и недружелюбно.

— Что ты тут делаешь, мелочь? — прорычал медведь.

— Я…я… — залепетал Токло.

— Откуда ты пришел? Оттуда? — взревел он, кивая тяжелой головой в сторону леса, где Токло набрел на припрятанную дичь.

— Нет! — солгал Токло. — Я спустился с горы, во-он оттуда! — он кивнул дрожащим носом на склон. — А в тот лес я вообще не заходил.

— Попробуй только зайди, — прорычал медведь. — Там моя территория! — Он поднялся на задние лапы и встал над Токло во весь свой огромный рост. — Видишь отметины на дереве? — Он указал лапой на глубокие царапины, избороздившие кору. — Это значит, что тут мое место.

— Очень хорошо, — покорно кивнул Токло. — Я этого не знал, простите.

— Убирайся, откуда пришел, — рявкнул медведь, снова опускаясь на четыре лапы. — Тебе тут делать нечего… И другим тоже тут делать нечего, потому что тут живу я!

Не переставая ворчать, медведь побрел в сторону леса, а Токло поспешно бросился на луг и оттуда смотрел на удаляющегося зверя, пока тот не скрылся за деревьями.

Солнце поднялось выше, согрев землю под лапами медвежонка. Пора Прыгающей Рыбы все-таки наступила! Токло весело потрусил в горы, питаясь сочными клубнями по дороге. Конечно, на вкус они были похуже белки или зайца, зато прибавляли сил и помогали быстрее переставлять лапы, что было немаловажно на случай новой встречи с голодными медведями, которые не любят делиться своими запасами с не менее голодными медвежатами.

Воздух вокруг него был полон ароматами дичи, мелкие зверьки копошились среди цветов и молодой травы. Ближе к вечеру Токло набрел на вкусно пахнущую нору. Он остановился перед входом и прислушался. Совсем рядом с отверстием кто-то тихо возился, и от этих звуков у Токло заурчало в животе от голода. Сомнений не было, в норе сидел кролик!

Пыхтя от нетерпения, Токло запустил лапу в нору и раскидал землю, но шустрый кролик выскочил совсем в другом месте и бросился наутек, громко колотя лапами по мерзлой земле.

Живот Токло обиженно зарычал, но медвежонку пришлось лечь спать голодным. Целую ночь ему снилось, как он терзает зубами нежное кроличье мясо.

Миновало три дня. Токло продолжал подниматься по склону горы. Он старался держаться поближе к лугам и обходить стороной густые леса, населенные недружелюбными гризли. Токло задумчиво брел на поиски воды, когда какой-то кролик выскочил из кустов прямо у него перед носом. Увидев медвежонка, кролик испуганно шарахнулся в сторону и помчался вверх по склону невысокого холма. Токло погнался за ним. Лапы его громко стучали по земле, ветер свистел в ушах и трепал его шерсть, как траву на лугу.

На вершине холма кролик юркнул в нору, и Токло резко остановился. Он стоял на краю узкой тропинки, похожей на след огромного медвежьего когтя. По обеим сторонам ее торчали деревья и заметенные снегом камни, но сама тропинка весело щетинилась зелеными побегами, особенно яркими на фоне голых деревьев. Зеленая полоска убегала вниз со склона и упиралась в груду камней и поваленных, разбитых в щепы, деревьев. Казалось, будто какой-то чудовищный медведь сломал все деревья на вершине горы и сбросил их вниз.

Токло догадался, что видит перед собой следы схода лавины, о которых столько рассказывала Ока. Он испуганно повертел головой, ожидая, что сейчас на голову ему обрушится целый кусок горы.

— Всегда слушай птиц, — сказала тогда Ока. — Они предупредят тебя. Если вдруг ты окажешься в горах и не услышишь вокруг птичьего пения — беги оттуда со всех лап.

Токло пошевелил ушами. Птицы трещали, пели и щебетали со всех сторон, а значит, ему ничто не угрожало. Он перевел дух и принюхался. Зеленая полоска земли призывно пахла цветами, и медвежонок кубарем скатился по склону, чтобы как следует заняться поисками пищи.

Он медленно брел вдоль полоски, тщательно обнюхивая стебли и вырывая когтями съедобные корешки. Токло так увлекся своим занятием, что не отрывал носа от земли и, завернув за высокий серый камень, врезался в бок здоровенному гризли.

— Грррр! — взревел медведь, вставая на задние лапы. — Убирайся отсюда, убирайся!

Токло взвизгнул от страха и отскочил в сторону.

— Но я ведь не мешаю вам! — в отчаянии крикнул он. — Здесь хватит корней и клубней для всех!

— Вот как ты заговорил? — заревел гризли. — Ах ты дерзкий, непослушный медвежонок! Убирайся отсюда, пока я с тебя шкуру не спустил.

— Но почему я должен уходить?! — заплакал Токло. Он устал от того, что все гонят его прочь. Неужели вся земля в горах поделена между большими медведями, а ему и шагу нельзя ступить?

— Предгорья не место для медвежат! — надменно процедил большой гризли. — Убирайся вниз, в долину. Здесь место для сильных медведей, понял?

С этими словами он размахнулся и с силой ударил Токло когтистой лапой в бок. Медвежонок взвизгнул от боли и с воем помчался вниз по склону. Он падал, спотыкался и бежал, чувствуя на себе торжествующий взгляд злого медведя.

Токло остановился у самого конца тропинки и привалился боком к скале, переводя дух. Это нечестно! Почему он совсем один? Почему у него нет мамы, которая сейчас надавала бы оплеух этому наглому гризли и досыта накормила бы Токло? Он слышал, как гризли грозно ревел на вершине, поэтому печально побрел вниз, в сторону леса. Пустой живот его жалобно урчал, и Токло хотелось выть вместе с ним.

Вскоре он услышал впереди рев огнезверей и понял, что подошел к Черной Тропе, похожей на ту, что проходила через долину, где он когда-то жил с Тоби и Окой. Так оно и оказалась. Новая долина пахла, как старая — плосколицыми, гарью, металлом и гнилью — только горы вокруг нее были другие. Через долину протекала река, и Токло догадался, это приток той реки, от которой он ушел в горы. Токло побрел по течению, и вскоре запах огнезверей вывел его к Черной Тропе.

В траве возле дороги валялось что-то непонятное. Оно воняло падалью, но Токло сразу понял, что это не дохлый зверь. Скорее это было похоже на гнилые объедки, завернутые в тонкую шкуру без меха. Шкура легко порвалась под когтями медвежонка, и пахучее содержимое ее высыпалось на землю. Токло сделал шаг назад, сморщил нос и попытался разобраться в мешанине запахов. Неужели ему наконец-то повезло, и среди этого зловонного мусора найдется хоть что-то съедобное?

Он отыскал несколько костей с кусками обгрызенного мяса и жадно съел и то, и другое, громко хрустя костями. Потом ему попалась какая-то холодная штуковина, похожая на прогнивший изнутри пенек, на дне которого лежало что-то сладкое. Токло сунул в отверстие свой длинный язык и начал лизать. Это было совсем неплохо! Он вытянул язык еще дальше, чтобы добраться до остатков липкой сладости, но тут совсем рядом с ним послышался рев огнезверя. Токло подпрыгнул от неожиданности и больно расцарапал щеку об острый металлический край. Кожа лопнула и разошлась, и Токло взвизгнул от новой боли. Как будто мало ему кровоточащего бока, расцарапанного гризли!

Он бросил объедки и побежал в лес, стараясь уйти как можно дальше от дороги. Теплая соленая кровь капала с его щеки. Наконец, Токло нашел одинокий сугроб и с плачем сунул морду в холодный снег. Когда нос онемел от холода, он вытащил его обратно и принялся копать себе берлогу. Потом улегся в мелкой ямке, уткнулся носом в рыхлую теплую землю и вдыхал чистые свежие запахи новой зелени, пока не уснул.

На следующий день огнезвери вели себя потише, и Токло даже расслышал плеск бегущей через лес реки. Он пошел на звук, добрался до берега и осторожно вошел в воду. Эта река была гораздо мельче, уже и быстрее той, на которой он пытался ловить рыбу с мамой. И берега у нее были песчаные и сыпучие, а вовсе не из мелких камешков. Токло встал спиной к течению и стал смотреть на тени и отражения, танцующие на сверкающей поверхности воды. Он надеялся услышать голоса духов, но слышал лишь плеск и журчание воды, кипевшей вокруг его лап.

Внезапно что-то серебристое скользнуло между его лап и устремилось вниз по течению. Токло так удивился, что не успел задуматься, а просто прыгнул. Он плюхнулся животом в воду и насквозь промочил шерсть, но скользкая рыба ловко вывернулась из его лап и уплыла.

«И все-таки я почти сцапал ее!» — подумал Токло. Он поспешно встал и стал ждать следующую рыбу. Прошло очень много времени, прежде чем он снова заметил проблеск серебристой спинки и прыгнул в воду. Все повторилось снова — падение на пузо и полная пасть воды. Токло встал и потряс головой. После каждого падения вода попадала ему в глаза, так что он какое-то время ничего не видел. Он понимал, что делает что-то не так, но не знал, как нужно.

Токло пытался поймать рыбу до конца дня. Самое обидное, что ее здесь было полно: не успевал он в очередной раз подняться из воды с пустыми лапами, как новая рыба, словно дразнясь, проплывала мимо него. Но Токло не везло. Наконец, мокрый и несчастный, он выбрался из реки и уселся на камень, обиженно глядя на воду.

Шустрые рыбы беспечно сновали под водой, и Токло хотелось выть от досады. Ему казалось, что рыбы беззвучно смеются над ним, словно знают, что он все равно ничего не может им сделать.

— Спасибо вам, речные духи, — прорычал он сквозь зубы. — Пользы от вас, как от рыбы шерсти. Неужели нельзя хоть разок сделать что-нибудь полезное, например, послать рыбку мне в лапы? Но где вам! Бессмысленные и бесполезные создания, вот вы кто такие. Хуже вас только черные медведи. И кто только их придумал? Ленивые, сонные, с беличьими мордами, а мозгов, как у самого глупого лосося!

Но река не обращала внимания на его ворчание и продолжала свой беспечный бег. Токло встал и пошел по течению, держась возле берега. Вода куда-то спешила, то и дело в ней вскипали лохматые волны, и пенные брызги разлетались во все стороны.

«Интересно, куда это она так торопится?» — подумал Токло. И духи медведей тоже туда бегут? Им-то зачем стараться? Мама говорила, что духи умерших медведей плывут вниз по реке, пока не достигают самого конца. Там их поглощает вечное забвение, и сама память об этих медведях навсегда уходит из мира живых.

«Если это правда, то Тоби туда еще не добрался», — подумал Токло. Он до сих пор не забыл своего брата, хотя хотел бы. Каждый раз, когда Токло вспоминал жалкое тельце брата, неподвижно лежащее на полу пещеры, он начинал с жаром убеждать себя, что вовсе не хочет, чтобы Тоби сейчас был здесь. Тоби был такой слабенький, он вечно хныкал, постоянно болел и еле переставлял лапы. Нет, пусть лучше поскорее плывет вниз по реке, чтобы Токло мог навсегда забыть о нем!

Мысли его прервал громкий шум впереди. Токло насторожился. Повернувшись спиной к реке, он быстро вскарабкался на берег и шмыгнул в кусты. Потом осторожно вытянул шею из-за ветвей и посмотрел на реку. Внизу, примерно в трех медведях от того места, где он сидел, стояла медведица гризли с тремя медвежатами. Медвежата боролись и плескались в реке, стараясь утянуть друг друга под воду.

— Угомонитесь, озорники, — беззлобно заворчала на них мать. — Сейчас не время для игр, мы пришли сюда учиться. Смотрите на меня.

Самый крупный медвежонок послушно уселся рядом с мамой, но двое маленьких переглянулись и принялись с визгом плескать в него водой.

— Хватит! — пробасил медвежонок.

— СИДЕТЬ! — рявкнула мама, и шалуны мгновенно притихли, во все глаза глядя на нее.

— Смотрите внимательно, что я буду делать, — объявила медведица. Она вошла в реку и остановилась возле двух больших камней, которые перегораживали течение и направляли сильный поток прямо в лапы медведице. Она стояла и ждала, опустив голову к самой воде. Внезапно медведица прыгнула, а когда голова ее снова показалась над водой, в зубах у нее была зажата толстая блестящая рыба. Медведица с силой встряхнула рыбу, чтобы та перестала биться, и бросила ее на берег своим медвежатам.

— Самое главное, правильно рассчитать свой прыжок, — назидательно проурчала она, вылезая из воды. — Никогда не прыгайте на то место, где увидели рыбу. Прыгайте туда, где она будет в следующий момент. Понятно? Не торопитесь, хорошенько все рассчитайте, потому что, как только вы прыгнете, вода хлынет вам в морду и вам придется полагаться только на силу и быстроту своих лап.

Токло смущенно пошевелил ушами. Оказывается, он все делал неправильно! Неудивительно, что за целый день он не сумел поймать ни одной рыбы… Токло сердито выпятил губу. Откуда же ему было знать, как нужно делать? Ока ничему его не научила!

Медвежата с шумом вбежали в реку и принялись за дело. Самый маленький медвежонок просто уселся на камни и молотил лапами по воде. Токло пренебрежительно фыркнул. У этого недоростка явно не хватало терпения! Он прыгал в воду без всякого размышления, поднимая тучи брызг.

Зато самый крупный медвежонок будто оцепенел, не отрывая взгляда от воды. Токло стал ждать вместе с ним, чувствуя, как каждая шерстинка на его шкуре дрожит от напряжения. Когда медвежонок прыгнул и тут же вынырнул из воды с зажатой в пасти рыбой, Токло едва сдержался, чтобы не зареветь от восторга. Медвежонок поймал рыбу! Это возможно!

— Отлично, Фочик, — проурчала мама-медведица. — Великолепный прыжок! Ты у меня умница.

— Ух ты! — рявкнула сестра Фочика, бросаясь к брату. — Выходит, ты не такой уж косолапый, как я всегда думала!

— Спасибо, Айлен, — заурчал маленький медведь.

Токло внимательно смотрел, как Фочик вытаскивает рыбу из воды, крепко держа ее когтями за бока. Он выбросил ее на камни недалеко от воды и остановился рядом, любуясь своим уловом. Токло задумчиво прищурился. Он мог бы украсть эту рыбу. Медвежата ему не страшны, они младше и слабее, и он запросто с ним справится. Вот мама-медведица — это другое дело, но она стоит далеко от берега и не успеет догнать его. Видимо, эта семейка не очень-то голодает, раз не набрасывается на еду сразу… Подумаешь, одна рыбешка! Да мама-медведица сейчас наловит им кучу таких! А вот у Токло нет мамы, поэтому ему рыба нужнее.

Он осторожно пополз через кустарник и вскоре очутился в одном медведе от берега. Айлин кружила возле своего удачливого брата и хныкала:

— Дай мне кусочек! Ну пожалуйста! Ну хоть попробовать.

— Поймай свою и пробуй, сколько хочешь, — добродушно проворчал медвежонок. — Это совсем нетрудно, вот увидишь. У тебя получится.

— Конечно, получится! Но мне нужно набраться сил для охоты. Дай мне кусочек, братик!

Фочик повернул голову и отпихнул сестру в сторону. И тут Токло выскочил из кустов и схватил зубами рыбу.

— Эй, ты! — завопила Айлен. — А ну отдай! Это наше!

— Мама! — басом закричал Фочик.

Токло бросился вверх по склону, но Айлен погналась за ним.

— Паршивый воришка, мерзкий барсучий нос! — вопила она. — Как тебе не стыдно? Да ты стервятник, а не медведь! Верни рыбу, мерзкий падальщик!

Все это было очень обидно, но запах лосося кружил голову Токло, и он продолжал бежать. Потом за спиной его раздался оглушительный треск веток и сучьев, и он понял, что мама-медведица пришла на помощь своим детям. Сердце у Токло бешено заколотилось, в глазах потемнело. Как долго он сможет удирать от взрослой медведицы? Она бегает гораздо быстрее любого медвежонка! Он ловко нырнул под низко свисавшую ветку, но тут же поскользнулся на куче прелой листвы и кубарем покатился по земле, теряя драгоценные мгновения.

Наконец он вскочил на лапы и, покосившись назад, вихрем помчался дальше. Мама-медведица уже настигала его, пасть ее была широко разинута, розовый язык болтался во все стороны. Увидев Токло, она оглушительно заревела:

— Это наше место! Только мы можем ловить здесь рыбу!

Токло совсем выбился из сил. Он больше не мог бежать. Что будет, если он остановится? Может быть, мама-медведица просто заберет у него рыбу и вернется на реку? Или набросится на него, как тот злобный гризли в горах, разорвет ему когтями живот и бросит умирать на куче сухих листьев? Дыхание хриплыми стонами вырывалось у него из груди, кровь бешено стучала в ушах. Он чувствовал, как лапы его сами собой замедляют бег, а тяжелый лосось пригибает шею к земле.

Токло остановился и замер, покорно ожидая, когда тяжелая лапа обрушится ему на голову.

Но ничего этого не произошло. Токло подождал еще, а потом обернулся, не выпуская лосося из пасти. Мама-медведица стояла в нескольких шагах от него, под невысоким деревцем с маленькими, свернутыми в трубочку, листочками.

— Это моя территория! — прорычала она. — Держись от нас подальше!

Токло ничего не ответил. Лапы у него тряслись от усталости, он был не в силах сделать ни шагу. Он просто стоял и ждал, когда медведица подойдет к нему и отнимет рыбу. Но она не сделала этого. Она сердито фыркнула, повернулась к нему спиной и побежала в сторону реки. Токло повалился на сухие листья и долго лежал так, жадно хватая пастью воздух. Медведица не собиралась убивать его. Она просто хотела прогнать его со своей территории. Он жив. И у него есть рыба…

Этой ночью Токло впервые лег спать сытым. Он крепко спал в берлоге под корнями высокого дерева, и на этот раз ему не приснился ни мертвый Тоби, ни обезумевшая Ока, гонящая его прочь от себя. Он не испытывал никакого стыда за кражу рыбы. Он просто крепко спал, как спит всякий сытый и усталый медвежонок.

Глава XIX

КАЛЛИК

Каллик смотрела на море белых медведей. Таккик мог быть среди них, ей уже казалось, будто она чувствует его запах. Но она никак не могла решиться спуститься вниз и пройти рядом. Кажется, они даже не разговаривали друг другом, и каждый держался так, будто был на берегу один. Может, они и на нее не станут обращать внимания?

Пока она так размышляла, один большой косматый медведь с глубокими шрамами на морде подошел к самому краю моря и уставился на волны.

— Почему вы покинули нас? — заревел он. — Где вы, духи льда? Вы нужны нам! Почему вы нас бросили?

Каллик испуганно присела. Ей совсем не понравился этот горластый медведь. Ледяные духи только еще сильнее рассердятся, если так на них кричать!

Пурнак вскарабкался на холм и остановился рядом с ней, деловито счищая глину с когтей.

— Что это такое? — робко спросила его Каллик. — Зачем эти медведи собрались здесь?

— А где им еще собираться? — удивился Пурнак. — Каждый год, в пору Знойного Неба, мы приходим на этот берег. Здесь мы ждем, когда море опять замерзнет. Отсюда мы отправляемся в долгий путь к месту, куда раньше всего приходит лед.

— Значит, все медведи путешествуют вместе? — радостно ахнула Каллик. Она просто поверить не могла, что все так хорошо устраивается.

— Не совсем, — покачал мордой Пурнак. — Мы не держимся вместе, но и не нападаем друг на друга… Понимаешь, в эту пору и так тяжело приходится, тут не до драк.

Каллик поняла, что он предостерегает ее от чрезмерных ожиданий, но ей все равно стало спокойнее на душе. Она больше не будет одна, она пойдет за другими медведями, которые знают дорогу. Наблюдая за ними, она научится добывать себе пропитание, а может, иногда полакомится их брошенными объедками. Рядом с другими медведями она не будет бояться косаток и других опасных существ, подстерегающих ее на пути.

Пурнак стал спускаться по склону на берег. Каллик поспешно догнала его и засеменила рядом. Но Пурнак вдруг остановился, обернулся к ней и грозно оскалил пасть.

— Держись от меня подальше! — прорычал он. — Мы путешествуем вместе, но каждый сам по себе, поняла? У меня и без тебя хлопот хватает. Тут самому бы с голоду не подохнуть, не хватало еще таскать за собой безмозглого медвежонка!

Каллик с обидой посмотрела на него.

— Я вовсе не собиралась таскаться за вами, — поспешно выпалила она. — Я просто иду в ту же сторону.

— Вот и славно, — буркнул медведь. — И помни — здесь каждый за себя.

Он повернулся к ней спиной и, не оборачиваясь, продолжил путь.

Каллик осталась стоять, ожидая, когда он отойдет подальше. Серые с белым птицы прыгали по кромке прибоя, пронзительно визжали и хлопали крыльями. Похоже, они нисколько не боялись белых медведей и расхаживали у них прямо перед носом, подбирая с песка обрывки водорослей и прочий мусор.

Каллик медленно спустилась вниз и пошла мимо медведей, глубоко проваливаясь лапами в мокрый песок. Она пристально осматривала каждого медведя, стараясь делать это не слишком вызывающе. Большинство медведей неподвижно лежали на песке, не обращая внимания на назойливых мух, которые стаями кружились у них над головами. Некоторые лениво жевали колючую зеленую траву.

Солнечные лучи дрожали в теплом влажном воздухе, липкая жара тяжелой шкурой расстилалась над берегом, прижимая медведей к земле. Каллик подошла к высоким камням и заметила двух медвежат, боровшихся в песке. Сердце у нее ликующе забилось, но радость мгновенно угасла, как только Каллик подошла ближе. Оба медвежонка оказались намного старше и крупнее Таккика.

У взрослых медведей играть не было сил. Судя по глубоким отпечаткам в песке, они уже много дней лежали на одном и том же месте. Каллик догадалась, что медведи берегут силы для долгого перехода, ведь в дороге далеко не всегда удастся поесть и отдохнуть.

Громкий смех за спиной заставил Каллик обернуться. Два медвежонка весело прыгали и кувыркались возле воды. Один из них схватил в пасть клубок водорослей и бросился наутек, а брат пустился за ним в погоню. Крупная медведица сердито зарычала на шалунов, и медвежата послушно вернулись к ней. Она ласково потрепала обоих своей тяжелой лапой и улеглась на песок, чтобы медвежата могли лазить по ее боку. У Каллик защипало в глазах. Она моргнула, сердито мотнула головой, отгоняя воспоминания о маме и Таккике, и пошла дальше.

Возле очередной кучки спящих медведей она заметила еще одного медвежонка. Он шлепал лапами по воде и шевелил ушами, наслаждаясь громким плеском. Каллик замерла. Такое развлечение было как раз в духе Таккика! Он все время играл и использовал для игры все, что попадалось ему под лапы… Неужели она нашла его?

Каллик побежала вперед, высоко задрав нос, чтобы втянуть в себя запах. Нет, Таккик пах совсем по-другому… От этого медвежонка пахло деревьями и грязью, а не рыбой и снегом, но может быть, так всегда бывает, когда долго живешь на земле?

— Таккик? — окликнула его Каллик. Медвежонок поднял голову и посмотрел на нее. — Таккик! — взвизгнула она, бросаясь к нему.

Внезапно перед глазами ее выросла стена белого меха, и Каллик врезалась в эту стену головой. Огромная белая медведица поднялась на задние лапы, свирепо оскалила пасть и зарычала:

— Оставь в покое моего медвежонка!

Каллик упала на песок и закрыла голову лапами, не в силах выдавить ни слова. Медведица снова опустилась на четыре лапы, развернулась и погнала своего медвежонка от воды. Теперь Каллик ясно видела, что уши у медвежонка были совсем не такие, как у Таккика. Она так скучала по брату, так хотела его разыскать, что невольно видела его в каждом белом малыше. Но Таккика здесь не было.

Каллик молча брела среди чужих медведей, и с каждым шагом лапы ее становились все тяжелее и тяжелее. Все медвежата подходящего роста и возраста путешествовали вместе со своими мамами. Одиноких медвежат на этом берегу вообще не было.

Внезапно из-за невысокой земляной насыпи послышалось какое-то странное рычание. Каллик остановилась и насторожила уши. Чудовищно огромное существо показалось над самым гребнем насыпи и со страшным рыком помчалось прямо к медведям. Каллик затравленно обернулась, но остальные медведи продолжали спокойно лежать, даже не поворачиваясь к странному зверю. Каллик решила, что тоже не будет трусить, и останется на месте.

Теперь она могла получше рассмотреть непонятное создание. Оно было немного похоже на огнезверя, которого Каллик повстречала на каменной тропе: он бегал на таких же круглых черных лапах и издавал похожий отвратительный запах гари и горячего металла. Однако этот зверь был намного больше ростом и напоминал огромный кусок льда. Каллик присмотрелась повнимательнее — и сдавленно ахнула. В боках у этого зверя были норы, в которых сидели двулапые существа! Что же это такое? Неужели этот зверь их всех съел? Но почему же тогда они живые? Каллик ясно видела, что двулапые звери двигаются и указывают на медведей. Судя по их мордам, они нисколько не боялись сидеть в животе у огнезверя, им это даже нравилось.

Каллик снова обернулась к морю. Может быть, кто-нибудь из медведей знает, в чем тут дело? Она заметила Пурнака, жевавшего траву рядом с другими медведями, но побоялась его беспокоить. Вдруг он снова зарычит на нее? Каллик повертела головой и увидела молодую медведицу, лежавшую на боку в тени высокого камня. На вид медведица была всего на несколько сезонов старше Каллик, и выглядела она вполне миролюбиво. Может быть, она не станет рычать на маленькую Каллик?

— Простите пожалуйста, — вежливо сказала Каллик, подходя к медведице. — Мне очень неудобно вас беспокоить, но… Вы позволите задать вам один вопрос?

Медведица открыла глаза и что-то буркнула себе под нос. Каллик решила расценить это как разрешение.

— Вы не могли бы объяснить мне, что это такое? — спросила она, кивая носом на белого зверя на круглых черных лапах. — Если я не ошибаюсь, это и есть огнезверь? А что за звери сидят в нем? Вы не знаете, кто они такие?

Медведица тяжело вздохнула.

— Вот поэтому-то я и не собираюсь заводить медвежат! — процедила она. — Вечно они задают глупые вопросы! Вот что, крошка, — нехотя проворчала медведица. — Тот, что побольше — это огнезверь. Но ты его не бойся, он приходит сюда только для того, чтобы смотреть на нас. А еще он носит в себе мягколапых — это такие двуногие звери, которые рождаются на свет без когтей. Мягколапые забираются огнезверю в брюхо, и он таскает их сюда, чтобы полюбоваться на нас.

— Вот оно что, — протянула Каллик. — Никогда бы не подумала! Значит, мягколапые совсем не опасны? Какой вред может причинить тот, у кого даже когтей нет?

— Ха-ха-ха, — насмешливо процедила медведица. — Думаешь, самая умная, да? А ты никогда не слышала про огненную палку?

Каллик отрицательно помотала головой.

— Если ты когда-нибудь увидишь, что мягколапый наставляет на тебя длинную палку — беги со всех лап, беги из последних сил, пока не окажешься в безопасности, — посоветовала медведица. — На свете нет ничего страшнее этой палки. Она издает звук, похожий на треск льда, но она опаснее стаи разъяренных моржей, потому что может убить медведя даже издалека. И никакие когти тебе не помогут, ясно?

Каллик задрожала. Как можно убить кого-то, даже не прикоснувшись к нему? Она снова посмотрела на белого огнезверя и беззаботных мягколапых, выглядывавших из дырок на его боках. Кажется, палок у них не было, зато они размахивали лапами и указывали на нее. Каллик это не понравилось. Мягколапые нервировали ее.

— Огромное спасибо вам за помощь, — сказала она медведице, но та ничего не ответила и перевернулась на другой бок.

Каллик побрела к морю, но белый огнезверь, кажется, задумал преследовать ее. Когда Каллик останавливалась, он тоже останавливался. Когда она шла вперед, он медленно полз за ней следом. Каллик решила броситься бежать, но тут произошло нечто такое, что лапы у нее приросли к песку.

Сначала со стороны берега послышался оглушительный рев. Огромный медведь, который совсем недавно кричал на духов льда, поднялся во весь свой огромный рост и в ярости замахал в воздухе передними лапами. Потом он плюхнулся на все четыре лапы и помчался по берегу, по камням и колючей траве — прямо на огнезверя. Очутившись рядом со зверем, он опустил голову и всем телом ударил его в белоснежный бок. Раздался гулкий звон. Огнезверь покачнулся, но не упал. Тогда разъяренный белый медведь снова поднялся на задние лапы и ударил врага в бок, когти его с отвратительным скрежетом проползли по боку огнезверя. Каллик невольно сморщилась и закрыла глаза. Когда она снова открыла их, то увидела, что огнезверь остался невредим, а у медведя остался всего один коготь, на месте остальных зияли кровавые ямы. В воздухе резко запахло кровью.

Огнезверь не стал драться. Он просто развернулся и быстро пополз обратно, оставляя на песке глубокие длинные борозды. Раненый медведь рухнул на землю и громко завыл.

Некоторые медведи лениво поднялись со своих мест и побрели в ту же сторону, куда уходил огнезверь. Никто из них даже не посмотрел на раненого. Каллик в растерянности посмотрела вслед уходящим. Может быть, ей тоже надо идти за ними? Она повертела головой и вдруг заметила Пурнака, который стоял около ручья и жадно лакал воду.

— Здравствуйте еще раз, — сказала Каллик. Медведь повернул голову и свирепо посмотрел на нее. — Не сердитесь, я вовсе не собираюсь за вами ходить! — поспешно объяснила Каллик. — Я просто хотела спросить, куда идти дальше. Я вижу, что некоторые медведи идут в ту сторону…

— Да ладно, спрашивай! — великодушно кивнул Пурнак. — Если идти в ту сторону, то выйдешь к берлогам мягколапых. — Он поколебался, а потом добавил: — Если повезет, там можно найти еду, только это опасное дело. Надо остерегаться мягколапых.

— А вы туда пойдете? — спросила Каллик.

Пурнак сгорбился и смущенно посмотрел на свои лапы.

— Не знаю… Не решил еще.

Каллик догадалась, что Пурнак лжет, потому что не хочет, чтобы она увязалась за ним следом.

— Спасибо большое, — сказала она.

— Гррр, — пробурчал медведь, снова поворачиваясь к ручью.

Каллик пошла к морю. Она шагала, не оглядываясь, делая вид, что и думать забыла о Пурнаке. Когда впереди показались высокие камни, она спряталась за них и стала наблюдать за Пурнаком. Напившись, он перешел ручей и решительно зашагал в ту же сторону, куда уполз огнезверь.

Каллик выбралась из своего укрытия и пошла за ним следом, стараясь держаться на расстоянии. Ей во что бы то ни стало нужно было добраться до берлог мягколапых и разыскать какую-нибудь еду. Может быть, Таккик тоже придет туда?

Глава XX

ЛУСА

Луса лежала у Ограды и смотрела, как кормильцы уносят Оку. Сначала они заставили ее уснуть при помощи своей хлопающей палки, которой они когда-то усыпили Ашу. Луса знала, что больше никогда не увидит Оку. Она не плакала. Она надеялась, что несчастная медведица скоро встретится со своим Тоби.

У Лусы шевелилась шерсть при одной мысли об обещании, которое она дала Оке. Она не представляла, как выберется из Медвежатника, как будет жить в дикой природе и где найдет Токло. Но она знала, что должна будет сделать это. Бедный Токло остался совсем один на свете, и если она не найдет его, он никогда не узнает, что мама любила его и всегда помнила о нем. Во что бы то ни стало Луса должна была рассказать ему правду.

— Как хорошо стало без этой чокнутой гризли! — сказал Йог, вырастая за спиной Лусы. — Я рад, что ее больше нет.

— А я — нет, — резко оборвала его Луса. — Ока была не чокнутая. Просто в ее жизни было слишком много горя.

— Пффф! — фыркнул Йог. — Ладно, как скажешь! Может быть, теперь ты забудешь все эти глупости про жизнь на воле и будешь играть со мной, как раньше?

— На свете есть вещи поважнее игр, — наставительно сказала Луса.

— Это какие же? — насмешливо спросил Йог и посмотрел на нее с откровенной жалостью, как на чокнутую. — Лежать носом в облака и мечтать о местах, в которые все равно никогда не попадешь?

— Но я должна туда попасть! — закричала Луса. — Я обещала Оке, понимаешь? Я должна выбраться из Медвежатника, уйти в горы и найти Токло, медвежонка Оки.

Йог закатил глаза и насмешливо захрюкал.

— В жизни не слышал ничего смешнее! Крошка Луса одна-одинешенька в дикой природе! Спешите видеть — чудеса выживания!

— Хватит смеяться! — заревела Луса. — Я смогу выжить на воле, понял? И еще я разыщу Токло и позабочусь о нем, слышал? Вот увидишь!

Йог в недоумении уставился на нее.

— Да ты что, серьезно? — пробормотал он. — Ух ты! А я и не знал, что медвежье сумасшествие заразно. Стелла! Иди сюда!

Молодая медведица встала со своего места под деревом и подошла к медвежатам.

— Мне очень жаль, — прогудела она и погладила Лусу носом. — Она ведь была твоей подругой.

Луса хотела что-то сказать, но Йог опередил ее:

— Ты слышала? Луса хочет сбежать из Медвежатника! Ха-ха-ха! Нет, ты представляешь? Маленькая Луса бредет по темному лесу! Луса карабкается на огромные деревья. Луса собирает в лесу ягоды! Ой, сейчас лопну со смеху! — Он повалился на спину и захрюкал от смеха, болтая лапами в воздухе.

— Да замолчи ты! — заорала на него Луса. — Это не смешно, неужели тебе не понятно?

— Что здесь происходит? — спросила Аша, вылезая из берлоги.

— Луса покидает нас! — надрывался Йог. — Она уходит в дикую природу! Она решила, что сможет выжить без кормильцев. Луса, ты точно чокнутая! Ты не забыла, что на воле недостаточно сплясать, чтобы получить грушу?

— Твой отец был абсолютно прав, дорогая, — вздохнула Аша, печально глядя на дочь. — Вот что бывает, когда наслушаешься безумных рассказов! Эта гризли забила тебе голову чепухой.

— Это не чепуха! — со слезами на глазах закричала Луса и, повернувшись спиной к медведям, побежала к своему дереву. Цепляясь когтями за кору, она стремительно поднялась к самой вершине. Может, отсюда она увидит выход из Медвежатника. По крайней мере, тут она сможет побыть одна и не слушать медведей, которые в один голос твердят, что она никогда не выберется отсюда, не разыщет Токло и не сдержит слово, данное Оке.

Луса просидела на дереве до самого вечера. Целый день она грустно смотрела на тропинки, огибавшие Медвежатник и другие вольеры. Ей хотелось заглянуть за самую высокую Ограду, которая окружала зверинец, чтобы понять, как выбраться отсюда, но к сожалению, с дерева ничего такого нельзя было разглядеть. К вечеру настроение у Лусы совсем испортилось. Теперь она ясно видела, что выбраться из Медвежатника невозможно. Когда спустились сумерки, мама Аша подошла к дереву и позвала дочь:

— Луса! Иди ужинать.

В животе у Лусы заурчало, и она вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего утра. Ей вовсе не хотелось спускаться к остальным, но голод оказался сильнее досады и гордости.

Луса слезла на землю, и Аша положила перед ней целую горсть черники.

— Спасибо, — буркнула Луса, слизывая ягоды. Приятная сладость разлилась по небу, и она сразу почувствовала себя лучше.

— Я понимаю, как тебе грустно, — негромко сказала Аша. — Всегда тяжело терять друзей, а тут еще это ужасное утреннее происшествие. Сейчас тебе кажется, будто нет ничего лучше жизни на свободе, но поверь мне, это совсем не так!

— Ничего ты не понимаешь! — горько проворчала Луса. — Это не моя прихоть! Я пообещала Лусе, что найду ее медвежонка.

Аша грустно покачала головой.

— Но ты даже не знаешь, как огромен мир за Оградой. Ты никогда не смогла бы разыскать там маленького медвежонка… И потом, отсюда все равно нельзя выбраться, — Аша кивнула носом на Ограду, со всех сторон окружавшую вольер.

— Знаю, — буркнула Луса. — Но ты сама говорила, что черные медведи лучше всех на свете лазают по деревьям. Должен быть какой-то выход!

— Пожалуйста, не говори этого при отце, — вздохнула Аша. — Он придет в ярость, если услышит.

После ужина Луса пошла искать Кинга. Пока папа не узнал о ее планах, можно было попытаться вытянуть из него побольше сведений о дикой природе. Огромный медведь сидел на камне и терзал когтями сочное яблоко. Луса подошла и села рядом. Она никак не могла придумать, как бы расспросить Кинга, чтобы он ни о чем не догадался. Наконец, она почесала лапой за ухом и протянула:

— Вот я не пойму, почему все говорят, будто на воле тяжело жить? Разве там еда не растет на деревьях? А если так, то там ее должно быть еще больше чем здесь, только подбирай!

Кинг громко запыхтел.

— Ты просто не понимаешь, о чем говоришь! Еду на воле найти очень трудно, она попадается редко. Но даже если ты что-то найдешь, нужно трижды подумать, можно ли это брать и с кем придется иметь дело.

— Как это? — не поняла Луса.

— А вот так! — проворчал Кинг, кивая на Медвежье дерево. — Ты когда-нибудь смотрела внимательно на кору дерева?

Луса отрицательно помотала головой. Тогда Кинг встал и вразвалку подошел к дереву.

— Вот, гляди, — пробурчал он, поднимаясь на задние лапы и хлопая когтистой передней лапой по коре. — Видишь эти царапины?

Луса пригляделась и увидела глубокие борозды, прочертившие ствол в том месте, куда указывал отец. Странно, что она до сих пор никогда их не замечала!

— Если на воле ты увидишь такие отметины, — продолжал Кинг, — будь очень осторожна. Это значит, что ты вошла на территорию взрослого черного медведя. А такой медведь совсем не обрадуется, если медвежата будут воровать его добычу.

— Ой, — еле слышно прошептала Луса.

— А еще на воле живут гризли. Эти твари в два счета порвут тебя в клочья, словно ты не медведь, а кролик какой-нибудь. Говорю тебе, там опасность подстерегает за каждым кустом. Дикая природа не место для домашних медвежат, вроде тебя.

— Но как же медвежата там выживают? — спросила Луса. Отец вел себя так дружелюбно, что она уже не боялась расспрашивать его.

Раскатистое рычание исторглось из глотки огромного медведя.

— Мы умеем то, чего не умеют гризли, — хвастливо прогудел он. — Мы лазаем по деревьям. Погляди на свои когти.

Луса подняла переднюю лапу и внимательно уставилась на нее.

— Видишь, как они изогнуты? А у гризли когти прямые, как палки. У гризли когти предназначены для копания в земле, а не для лазанья. Так что медвежата черных медведей на воле держатся возле деревьев и забираются на них в случае малейшей опасности. Но разве это жизнь? Бедняги пугаются малейшего шума и почти все детство проводят на деревьях. Кому это понравится?

В это время Стелла, отдыхавшая под деревом с другой стороны, подняла голову и сказала:

— Зато на деревьях тоже можно найти еду. Лучшая еда — это мед с Жужжащего Дерева.

— Ты-то откуда знаешь? — проворчал Кинг.

— Слышала! — ответила Стелла. — Жужжащее Дерево громко жужжит и больно жалит всех, кто к нему приближается. Но кто не испугается боли, тому достанется самое сладкое и душистое лакомство, намного вкуснее черники. Эта сладость хранится внутри Жужжащего Дерева, и ее можно черпать лапой.

Кинг презрительно фыркнул и пошел прочь от дерева.

— Постой! — бросилась за ним Луса. — Я хочу узнать побольше!

— Зачем? — заревел Кинг. — Ты никогда не увидишь Жужжащего Дерева, никогда не попробуешь меда и не убежишь от гризли! Ты всю жизнь проживешь в этой клетке, и будь довольна тем, что имеешь!

С этими словами он снова ушел в свой угол и уселся спиной к остальным медведям. Луса вздохнула. Теперь к Кингу нескоро можно будет подойти с расспросами… Ну что ж, все-таки она кое-что узнала.

Несколько следующих дней Луса вертелась возле двери в стене Медвежатника. Это был единственный путь, ведущий на волю, нужно только улучить момент, когда дверь откроется, и выскользнуть наружу.

— Что ты делаешь, Луса? — прохныкал Йог, пихая ее носом. — Пойдем, поиграем!

— Нет, — отрезала Луса, не сводя глаз с двери.

— Ты все еще думаешь сбежать? Может быть, хочешь перелететь через стену, как птичка?

Луса пропустила его шуточки мимо ушей, но Йог не отходил от нее. Он бегал кругами около двери и встревоженно поглядывал на Лусу.

— Ты правда хочешь попробовать? Но как? Что ты задумала?

— Так я тебе и сказала! — огрызнулась Луса.

— А вдруг я смогу тебе помочь?

— Хаха-ха! — отчеканила Луса. — Без тебя обойдусь.

Йог сгорбился и тихо отошел от нее.

Внезапно Луса услышала знакомое лязганье двери. Она вскочила с земли и вытянула шею. Дверь медленно приоткрылась, в проеме показался один из кормильцев. Еще немножечко… еще капельку… еще… пора!

Луса прыгнула. Она оттолкнулась лапами от земли и рванулась вперед, в открывшуюся щель между стеной и дверью.

В тот же миг острая боль пронзила ее до костей. Луса опрокинулась на спину и увидела над собой кормильца с палкой в лапе. Он снова направил палку на Лусу, но она поспешно вскочила и отбежала в сторону, чтобы он ее не ужалил. Кормилец вышел обратно и закрыл за собой дверь.

Луса села и поскребла когтями по земле. Она была разочарована и озадачена. Кормилец ничем не выстрелил в нее из палки, как это было с Ашей и Окой, он просто сделал ей больно. Она глубоко вонзила когти в землю. Если единственный выход из вольера лежит через эту дверь, значит, ей придется придумать какой-то другой способ пробраться в нее!

На следующее утро Луса лежала под деревом и не шевелилась. Когда Аша попробовала накормить ее, Луса оттолкнула еду и со стоном прижала лапы к животу. Она хорошо помнила, как вела себя мама, когда заболела. Жалобно хныча, она уткнулась носом в лапы и закрыла глаза.

Аша и Стелла целый день хлопотали над Лусой, пытаясь помочь ей. Лусе было стыдно их обманывать, но ведь она дала слово Оке! Аша и Стелла быстро утешатся, а бедный Токло сейчас бродит совсем один по огромному миру!

Ночь Луса провела снаружи, и до утра не сомкнула глаз, дрожа от холода и незнакомых звуков, доносившихся из-за стены. Тучи закрыли небо и спрятали Арктур. Лусе было не по себе. Куда подевалась Медвежья Хранительница? Смотрит ли она на нее? Будет ли заботиться о ней, если она уйдет на волю?

Весь следующий день она снова ничего не ела, и другие медведи не на шутку забеспокоились. Йог подошел к Лусе и ткнул ее носом.

— Вставай, Луса, — жалобно попросил он. — Прости, что дразнил тебя. Пойдем, поиграем в Горах?

— Я плохо себя чувствую, — пролепетала Луса и на этот раз почти не солгала. Она так проголодалась, что ей казалось, будто живот у нее превратился в огромную пустую пещеру, пожирающую ее изнутри.

Наконец, дверь в стене снова со скрипом отворилось, пропуская внутрь двоих кормильцев. Они внимательно осмотрели Лусу, долго перебирали ее шерсть и светили фонарем в глаза. Потом к ней подошел уже знакомый кормилец в зеленой шкуре и с мохнатым лицом. Луса насторожилась. Что если он сейчас усыпит ее своей палкой, и она никогда больше не проснется? Она закрыла глаза, чтобы не видеть, как кормилец приближается к ней. Она думала об Оке и Токло. Она нужна Токло, а значит, должна быть храброй.

Послышался тихий хлопок, и Луса невольно дернулась от щекотки в боку. Она открыла глаза и увидела, что мама смотрит на нее с Гор. Луса подняла лапу, чтобы помахать ей на прощание, но лапа ее со стуком упала на землю. Странная тяжесть сковала тело. Глаза сами собой закрылись, и Луса провалилась в темноту.

Ей снилось, будто она плывет по Великой Лососевой реке. Сверкающая вода струилась вокруг Лусы, но шерсть ее почему-то оставалась сухой. Огромные серебряные черничины проплывали мимо нее, Луса пыталась схватить их, но странные ягоды выскальзывали из ее лап. Стояла ночь, но река сверкала ослепительным светом, а в черном небе было столько звезд, сколько Луса никогда в жизни не видела.

Невиданные животные бродили среди этих звезд. Луса узнала тигра, фламинго и обезьяну, но остальные были ей незнакомы. Был здесь и странный зверь с длинной шеей и серый великан с болтающимся до земли носом, о которых рассказывала мама. Незнакомые звери кивали Лусе головами и раскачивались из стороны в сторону.

Луса попыталась пошевелить лапами, но они были будто чужие. Тогда она в страхе подняла морду к звездам и завыла, прося о помощи… и вдруг увидела Арктур. Медвежья Хранительница ярко сияла над самой ее головой. Вот звезда подмигнула Лусе, и маленькая медведица улыбнулась ей в ответ. Ей казалось, будто звезда становится все больше и больше, словно спускается к ней с небес. Может быть, она умирает и превращается в дерево?

Постепенно Луса поняла, что не спит, а лежит на спине с открытыми глазами и смотрит на теплый желтый шар, свисавший с крыши каменной берлоги плосколицых. Пол в берлоге был холодный и твердый, а вместо стен холодно блестели металлические прутья. Значит, они посадили ее в клетку… Луса с усилием поднялась на лапы. Тело плохо слушалось ее, голова кружилась, а шерсть вдруг показалась страшно тяжелой. Луса была одна в просторной берлоге, со всех сторон ее окружали неприятные блестящие предметы. Судя по запаху, плосколицые были где-то неподалеку. Неба отсюда не было видно, но Луса чувствовала, что сейчас ночь, а значит, она проспала целый день.

Луса обошла свою клетку и тщательно обнюхала каждый уголок, пока не отыскала дверь, из которой торчала короткая металлическая штуковина. Что будет, если вытащить эту железку? Луса потрогала ее лапами, обхватила когтями и потрясла. Дверь оставалась запертой. Тогда Луса попыталась просунуть нос сквозь прутья и ухватиться зубами за торчащий с другой стороны кончик железки. Холодный металл отвратительно вонял, от него болели зубы, но железка вдруг поддалась под зубами Лусы. Она втянула нос обратно и помогла себе лапами.

Что-то тихо лязгнуло — и дверь распахнулась. Луса растерянно уставилась на нее. Получилось!

Она робко шагнула наружу. Пол снаружи оказался скользкий, как вода, выложенный ровными белыми квадратами. Луса с трудом переставляла отяжелевшие лапы, подошвы ее разъезжались на скользких квадратах, но она быстро догадалась прижаться боком к ближайшей стене. Так она дошла до следующей двери и остановилась. Дальше идти было некуда. Что делать? Ей не хотелось ждать, когда какой-нибудь плосколицый откроет дверь… Можно, конечно, еще разок попытать счастья и попробовать выскочить наружу, но Луса слишком хорошо помнила о кусающей палке, чтобы рисковать.

Она огляделась по сторонам. Свежий ветерок защекотал ее ноздри, принес запах незнакомых зверей и горелой еды плосколицых. Откуда тут ветер? Луса встала на задние лапы и повертела головой, ища источник запахов. Вот оно! В дальнем конце комнаты темнело открытое окно, расположенное очень высоко от пола. На разъезжающихся лапах Луса доковыляла до окошка и вскарабкалась на сверкающий стол цвета корзинок, в которых кормильцы приносили им в вольер пищу. Неожиданно когти ее соскользнули с гладкой поверхности стола, и Луса едва не шлепнулась вниз, но в последний момент повисла на передних лапах. С громким пыхтением она забросила заднюю лапу на стол и снова влезла наверх.

Но на этом неприятности ее не закончились. Влезая, она случайно задела задней лапой высокую башню ящиков. Башня с грохотом рухнула на пол, и Луса в ужасе схватилась лапами за голову. Шум был такой, будто упал целый лес! Неужели все пропало? Луса осторожно просунула голову в открытое окно. Отверстие было очень узкое, и ей пришлось немало попыхтеть, чтобы просунуть в него плечи, потом передние лапы, а за ними и задние. А потом Луса неожиданно для себя полетела вниз. Она не успела даже как следует испугаться, как ударилась лапами об упругие ветки куста и кубарем покатилась по земле.

Луса вскочила и опрометью кинулась в ближайшую тень. Она помнила, что мама рассказывала о высокой стене, окружавшей все вольеры. А еще Аша говорила, что черные медведи могут ходить очень-очень тихо. Луса вспомнила мамины уроки и бесшумно двинулась вперед, внимательно глядя себе под лапы.

Волны восторга и страха прокатывались по ее шкуре, морда дрожала. Сколько тут было новых запахов! А звуки, звуки… Со всех сторон слышалось рычание, сопение и хрюканье, к ним примешивались далекие звуки из мира плосколицых. В кромешной тьме нос и уши были намного полезнее глаз, поэтому Луса махнула лапой на зрение и полностью положилась на обоняние и слух.

На тропинке показались двое плосколицых. Они шли слишком тихо для плосколицых, но Луса издалека услышала низкое мурлыканье их голосов и ритмичный звук шагов. Она метнулась за высокую металлическую берлогу, из которой сильно пахло гнилью. Некоторые запахи показались голодной Лусе на редкость соблазнительными, и живот ее требовательно зарычал, требуя еды. К сожалению, у нее не было времени рыться в помойке.

Плосколицые прошли мимо, не заметив ее. Когда они скрылись из виду, Луса побежала дальше, стараясь ступать по земле и не скрести когтями по твердому покрытию дорожки. Вскоре она заметила впереди высокую Ограду. За ней тянулись высокие берлоги плосколицых, освещенные огненными шарами. Перед берлогами лежала широкая дорога, от которой ответвлялись более мелкие и узкие дорожки.

Луса покрутила головой во все стороны и принюхалась. Вокруг было столько запахов плосколицых, что прошла целая вечность, прежде чем Луса убедилась, что рядом никого нет и никто не крадется за ней следом. Тогда она подошла к ограде, взялась когтями за металлическую паутину и полезла вверх.

Она карабкалась и думала о медведях, которые оставались в вольере. Наверное, она больше никогда их не увидит, никогда не будет кувыркаться на песке вместе с Йогом, играть в охоту на дичь с Ашей или слушать рассказы Стеллы. Она больше никогда не услышит из-за Ограды сварливое ворчание Ворчуна. Сердце у нее бешено заколотилось, лапы задрожали, и Луса крепче вцепилась в прутья, чтобы не свалиться. Правильно ли она поступает? Она покидает свою семью, своих лучших друзей, все, что знает и любит в жизни, ради слова, данного почти незнакомой медведице!

Но потом она подумала о Токло, который бродит сейчас где-то в горах или в мертвом лесу, о котором рассказывала Ока. Она представила себе одинокого медвежонка, который думает, будто мама ненавидела его. Луса вспомнила последние слова Оки и поняла, что сделает все на свете, но сдержит свое обещание.

Когда она долезла до верха Ограды, тучи расступились и на небе показалась звезда Арктур. Луса приободрилась. Никто из ее семьи никогда не испытает таких приключений. Они проживут всю свою жизнь за одними и теми же стенами, среди одних и тех же деревьев, среди ненастоящих «гор». А Лусу ждут чудеса. Она отправляется открывать новый мир.

Ей было очень страшно, но Медвежья Хранительница смотрела на нее с высоты небес, и Луса знала, что никогда не будет одна.

Глава XXI

ТОКЛО

Токло остановился перевести дух. Он еле дышал от усталости. Весь снег около реки уже растаял, и солнце припекало его бурую шкуру. Порой солнце становилось настолько невыносимым, что Токло прятался под ветвистыми деревьями и лежал в теньке, пережидая самый зной.

Временами он спасался от жары в реке и с наслаждением шлепал лапами по прохладной воде. Теперь он знал, что река тоже бывает разная. Порой она лениво петляла среди высоких деревьев, а иногда очертя голову неслась по узкому ущелью среди острых скал и песчаных берегов. Токло решил идти вдоль реки до дальнего края долин и обогнуть гору, с которой его прогнал злой гризли. Его не покидало ощущение, будто дух Тоби тоже плывет в этой реке, а значит, они путешествуют вместе. Наверное, Тоби захнычет, если Токло пойдет другим путем. Он и при жизни был такой, у него никогда не хватало сил быть одному. Была у Токло и другая причина держаться поближе к воде. Он уже понял, что реки считаются общей территорией, поэтому никто не станет гнать его отсюда.

Вскоре река привела его в долину, окруженную крутыми заснеженными горами. Вдалеке возвышалась уже знакомая Токло гора, похожая на медвежью морду. Она была выше всех остальных гор и гордо задирала нос в небо, словно хотела понюхать облака. В этой долине сильно пахло съедобными корнями и ягодами, а вместо привычных лесных деревьев здесь росли заросли кустарника и широкие полосы сочной зеленой травы. Откуда-то издалека доносились незнакомые запахи и странные звуки, похожие на птичье чириканье, только басовитее. Токло вскарабкался на груду камней и увидел впереди Черную Тропу, перекинутую через реку.

Там, под Черной Тропой, Токло заметил стаю незнакомых животных. Они были немного похожи на медведей, вставших на задние лапы, но гораздо меньше ростом. Нижние лапы у них были тонкие и совсем без шерсти, а шкуры не черные и не бурые, а гладкие и пестрые, цвета ягод, листьев или цветов. У непонятных животных были бледные гладкие и плоские морды, а жидкая шерсть росла только на макушке.

Некоторые звери сидели на четырехногих деревянных пеньках перед плоскими деревянными пеньками побольше, тоже на четырех лапах. От больших пеньков неслись восхитительные запахи, наверное, там лежала какая-то еда, потому что странные звери то и дело подносили к пастям какие-то кусочки и с аппетитом работали челюстями. Токло сглотнул голодную слюну. Нельзя ли украсть у них что-нибудь съедобное?

С виду звери были маленькими и жалкими, а значит, с ними легко будет справиться… хотя, скунсы тоже когда-то казались Токло легкой добычей. Теперь-то он научился обходить стороной этих мелких черно-белых зверьков, умевших выпускать чудовищную вонь. В первый раз Токло чуть не упал замертво, а потом шерсть у него несколько дней отвратительно смердела, так что глаза слезились, и он ничего не мог унюхать.

Кто их знает, этих незнакомых зверей! Токло не нравилось, что их так много, и они такие шумные. Не зря же они ведут себя так, будто никого не боятся? Вдруг у них какие-нибудь скрытые когти или огромные клыки? Но хуже всего было то, что этих странных животных охранял большой огнезверь. Он стоял на тропинке возле Черной Тропы и смотрел на животных своими круглыми светящимися глазами. Бока его сияли, как вечернее небо. Огнезверь вел себя на удивление тихо: не рычал и не выпускал клубов зловонного дыма. Токло замер, испугавшись, что зверь учуял его запах. Он ждал очень долго, но зверь так и не шелохнулся, и тогда Токло понял, что он сидит просто так, а не в засаде.

Токло с опаской спустился в долину, стараясь держаться подальше от Черной Тропы. К счастью, тропа оказалась не очень шумная, огнезвери пробегали по ней редко, зато странные плоскомордые животные встречались все чаще и чаще. Они сновали взад-вперед вдоль тропы или играли, держась рядом со своими огнезверями.

Для ночлега Токло облюбовал себе старое дерево с огромными корнями, под которыми выкопал себе отличную берлогу с крепкими стенками. Земля в долине была мягкая и жирная, и когти входили в нее легко, как в воду. Токло лег спать довольный собой и, засыпая, думал, не поселиться ли насовсем в этой долине. Еды здесь было много, а теплый ветерок так ласково перебирал его густую шерстку, что Токло чувствовал себя почти счастливым.

Паф! Паф! Паф!

Токло вскочил, оглушенный. Бледный серый рассвет медленно просачивался сквозь ветви дерева над его берлогой.

Снова раздались звуки, похожие на отчетливые хлопки, и громкое эхо облетело долину. Токло повел носом и почувствовал резкий, удушливый запах дыма и нагретого металла. С другой стороны долины послышались голоса плосколицых животных, они были похожи на их вчерашнее чириканье, но теперь звучали намного громче и грубее.

Токло поглубже забился в свою берлогу, вжался в землю и зажмурил глаза. Хлопки продолжались, потом к ним присоединился далекий собачий лай. Токло только один раз в жизни видел собак, и то очень давно, когда был совсем маленьким. Они с мамой и Тоби шли тогда через лес и вдруг увидели двух собак. Токло хотел получше их рассмотреть, но мама, как всегда, торопилась в другую сторону, поэтому он запомнил лишь то, что собаки похожи на волков и громко тявкают.

Когда солнце высоко поднялось над землей, Токло выбрался из своей берлоги и набрал черники с ближайшего кустика. Но он так и не смог заставить себя съесть ягоды. В воздухе чувствовалось нехорошее напряжение, в животе у Токло тоскливо заныло от предчувствия близкой опасности. Он не знал, что ему угрожает, но ему было страшно.

Ночь принесла с собой мертвую тишину. Токло долго не мог уснуть и провалился в тяжелый сон когда луна уже высоко стояла над верхушками деревьев. Этой ночью ему снова снилось, что он стал одинокой звездой, но на этот раз свирепые звери гонялись за ним по всему небу, издавая громкие хлопки и выпуская дым из ноздрей.

Он проснулся на рассвете с бешено колотящимся сердцем. Нет, хватит с него этой долины! Неспроста он до сих пор не встретил тут ни одного гризли, наверное, все медведи обходят это опасное место стороной. Надо было сразу догадаться, что здешняя благодать подозрительно пахнет. Токло выбрался из берлоги и втянул в себя свежий утренний воздух. Горы молчали, влажный ветер приятно холодил нос. Токло был слишком напуган, чтобы думать о еде, ему хотелось как можно скорее выбраться из этой страшной долины.

На опушке леса он остановился и посмотрел на гору, похожую на медвежью морду. Может быть, пойти в ту сторону, исследовать дальний край долины? Токло нерешительно побрел к реке. Солнце выглянуло из-за гор, озарив заснеженные вершины, но этим утром Токло не радовался теплу. Он брел, низко свесив голову, уныло прислушиваясь к ворчанию своего пустого живота.

Громкий крик разорвал тишину, и Токло испуганно вскинул голову.

— Помогите! Нет!

Затем послышались хриплые и сердитые голоса плосколицых. Токло упал на землю и закрыл лапами глаза. Может быть, они не заметят его и пройдут мимо? Он тихо пополз по палой листве и спрятался под густой куст.

Грубые голоса неумолимо приближались, и в следующий миг Токло увидел мчащегося прямо на него маленького медвежонка гризли. За ним бежали сразу четверо плосколицых в ярких шкурах цвета красных ягод и рыжего пламени. Медвежонок резко остановился перед кустом, под которым прятался Токло, и затравленно огляделся. Двое плосколицых подошли ближе и наставили на медвежонка длинные черные палки.

— Не надо! — проскулил маленький гризли. — Перестаньте!

Один из плосколицых подобрал с земли камень и швырнул в медвежонка. Камень просвистел мимо, угодил в куст и больно ударил Токло в плечо. И тут Токло совершил самую большую ошибку в своей жизни — тоненько взвизгнул от боли и неожиданности.

В тот же миг все плосколицые, сипло затявкали друг другу и направили свои палки на куст. Теперь они знали, что Токло сидит там, поэтому прятаться больше не было смысла. Токло выскочил из куста, едва не сбив с лап ошалевшего от ужаса медвежонка.

— Побежали! — заорал он, бросаясь вверх по склону в сторону леса. Медвежонок помчался за ним. Сзади послышалось громкое паф, а следом тоненький, захлебывающийся визг. Токло обернулся и увидел, как облачка дыма расцветают на концах длинных палок.

Паф! Паф! Ветки деревьев дрожали от грохота металлических палок. Происходило что-то ужасное, но Токло по-прежнему ничего не понимал. Лапы сами несли его по камням и сучьям, через кусты и поваленные деревья. Сзади слышалось тявканье собак и громкие крики плосколицых, которые с треском неслись через кусты следом за медвежатами.

Послышался еще один хлопок, и маленький гризли вдруг взвыл от боли и кубарем покатился по земле. Кровь брызнула из его плеча.

— Вставай! — заорал Токло. Он рывком поднял медвежонка на лапы, и они снова побежали вперед так быстро, как только мог раненый. Токло с тоской смотрел на капли крови, падающие на листья, и слышал неумолимо приближающиеся голоса плосколицых.

Он пытался собраться и подумать. Он понимал, что собаки очень быстро найдут их по кровавому следу, и тогда все будет кончено.

— Сюда! — крикнул он, бросаясь направо, где пробегал небольшой ручеек, ответвлявшийся от большой реки. Ручеек спускался к подножию горы, где сочные луга сменялись каменистой равниной. Токло насторожил уши и помчался на звук бегущей воды. Внезапно деревья перед ним расступились, и медвежата очутились на вершине скалистого обрыва, на дне которого сверкал быстрый поток. Они бросились вниз, спотыкаясь на камнях. Токло с размаху ударился лапой об острый камень и оторвал коготь, но даже не остановился, чтобы зализать рану. Нужно было во что бы то ни стало поскорее добраться до воды, которая скроет их запах.

У ручья медвежонок заколебался, но Токло с силой пихнул его в воду.

— Иди же! — умоляюще прохрипел он.

Но бежать по воде вверх по течению оказалось невозможно. Камешки рассыпались под лапами, сильнее течение тянуло назад, норовило сбить с лап. Оставалось надеяться только на то, что собаки потеряют их след и не догадаются, куда побежали медвежата.

Сзади послышался собачий вой, полный бессильной злобы.

«Очень хорошо! — подумал Токло. — Значит, все-таки сбились со следа».

Медвежата бежали, пока вой не стих вдали, а потом выбрались из ручья и отряхнулись от воды. Они стояли на дне ущелья с крутыми скалистыми склонами. Раненый медвежонок тяжело дышал, голова его склонилась к самой земле, кровь еще сильнее хлестала из плеча. Токло понял, что бежать дальше он не сможет.

Он огляделся по сторонам и заметил черное отверстие, зиявшее на одном из склонов ущелья. В пещеру вела узкая каменистая дорожка. Токло подтолкнул раненого к тропинке и почти втащил его наверх, всю дорогу подталкивая носом. Черная дыра оказалась входом в тесную пещерку с песчаным полом, где с трудом могли разместиться двое медвежат.

Раненый ввалился внутрь и рухнул на пол, бока его мучительно вздымались и опадали.

Токло задержался у входа, прислушиваясь. Все оставалось спокойно, не было слышно ни плосколицых, ни собак, ни сухого щелканья страшных палок. Кажется, они в безопасности! Впрочем, Токло и так был бы в безопасности, если б не этот безмозглый медвежонок! И как его только угораздило вывести собак и плосколицых прямо на куст, в котором сидел Токло?

Токло свирепо повернулся к раненому и зарычал:

— О чем ты думал? Ты что, не знаешь, что от плосколицых нужно держаться подальше? Или у тебя нос зарос землей, и ты не почувствовал их запах?

Медвежонок зарылся носом в лапы и задрожал.

— В чем дело? — рявкнул Токло. — Может быть, они продырявили тебе язык своими металлическими палками?

Медвежонок крепко зажмурился и ничего не ответил.

— Отлично, — процедил Токло, выходя из пещеры. — Спасибо, я знаю, что чуть не погиб, спасая тебя. Не беспокойся, это пустяки. На здоровье.

Он взобрался на вершину высокой скалы, где среди голых камней и колючих кустов росло несколько пушистых желтых одуванчиков. В животе у него снова заурчало от голода, и Токло с жадностью набросился на цветы. Солнце еще не прошло до середины неба, так что если он как следует подкрепится, то может до наступления темноты добраться до другого края долины.

И тут он почувствовал запах кролика. Токло замер и весь превратился в нюх, а потом медленно пошел к пучку сухих веток, со временем обещавших превратиться в густой зеленый куст. Он был на расстоянии вытянутой лапы от куста, когда оттуда вдруг выскочил пушистый комок бурого меха.

Токло прыгнул.

Есть! Когти его вонзились в мягкую плоть, он схватил кролика зубами и бешено затряс, пока не убедился, что зверек уже мертв. Тогда он с жадностью оторвал огромный кусок теплого мяса и проглотил его целиком, урча от наслаждения.

Внезапно перед глазами его встал тощий медвежонок, валявшийся в луже крови на полу пещеры.

— Я ничего ему не должен, — сказал он себе. — Он едва не убил меня.

И все-таки этот медвежонок чем-то напоминал ему Тоби, он был такой же слабый, измученный и несчастный… только теперь Токло мог поделиться с ним едой.

Он со вздохом взял в зубы кролика и поволок его к краю утеса. Теплое тельце билось о его лапы, когда он спускался по каменистой тропике в пещеру.

— Я нашел еду, — пробурчал он, бросая кролика возле медвежонка.

Но тот повернулся к Токло спиной и ничего не сказал.

— Ладно, как хочешь, — хмыкнул Токло. — Мне больше достанется.

«Что за странный медвежонок? — подумал он про себя. — Тоби хоть разговаривал!»

Токло откусил огромный кусок кролика и начал жевать. Он хотел доесть все до конца, но тут взгляд его упал на торчащие ребра медвежонка, выпиравшие из-под жидкого меха. Токло с сердитым рычанием швырнул ему остатки кролика.

— Ешь, — процедил он.

Он понял, что слишком устал, чтобы идти куда-то. Лапы у него болели от беготни по камням, шерсть до сих пор не высохла, ему было холодно и противно. Но идти на поиски другого убежища Токло тоже не хотелось. Пусть эта пещера тесная, зато в ней тепло и сухо, и другими медведями не пахнет.

«Надеюсь, этот слабак не выцарапает мне ночью глаза! — хмыкнул про себя Токло и свернулся клубочком, прижавшись спиной к костлявой спине медвежонка. Это вдруг напомнило ему брата, и Токло едва не завыл от непонятной грусти. — Глупый слабый Тоби!» — вздохнул Токло, отгоняя неприятные воспоминания. Он еще долго ворочался, а потом уснул.

Когда он проснулся, в пещере было темно. Спина незнакомого медвежонка больше не прижималась к его спине. Токло открыл глаза и огляделся, не понимая, куда подевался раненый.

На полу пещеры, глядя на Токло круглыми темными глазами, сидел плосколицый медвежонок. Маленького гризли нигде не было видно.

Токло вскочил на лапы и зарычал.

— Где он? Что ты с ним сделал?

Молодой плосколицый отшатнулся и схватился за плечо. Струйка крови стекала из круглой ранки на его голой кожаной лапе. А потом плосколицый протянул Токло свою другую лапу — маленькую, коричневую, кожаную лапу без когтей.

— Мир, — проговорил плосколицый на языке медведей. — Я твой друг.

Глава XXII

КАЛЛИК

Пурнак целый день шел по следам белого огнезверя, лишь изредка останавливаясь, чтобы поесть или попить. Каллик еле переставляла лапы, но упрямо продолжала идти вперед, стараясь держаться на безопасном расстоянии от старшего медведя. Круглая луна уже высоко поднялась на безоблачное небо, когда Пурнак, наконец, остановился перед первой попавшейся ямой в земле и улегся на ночлег. Каллик, пошатываясь, отошла к голому кусту и упала в мокрую грязь. Она надеялась, что Пурнак слишком устал, чтобы запутывать следы, а значит не станет возвращаться обратно и не найдет ее здесь. Она слишком устала, чтобы убегать.

Каллик проснулась на рассвете, когда первые розовые облака показались над краем неба. Она выбралась из-под куста и чуть не завыла от отчаяния. Пурнака нигде не было! Неглубокая рытвина, в которой он спал, была пуста. Может быть, он учуял ее запах и нарочно встал пораньше, чтобы она не смогла его догнать?

Каллик в панике завертела головой, но никаких других медведей вокруг тоже не было видно. Она была совсем одна, на незнакомой территории! Как же теперь она разыщет это прекрасное место, где есть еда и куда, может быть, пришел Таккик? Каллик подошла к яме, где накануне спал Пурнак, и тщательно обнюхала ее, выискивая запах медведя. Наконец, ей удалось поймать едва уловимый след, уводящий прочь от моря, на склон высокого холма. Каллик потрогала носом песок. Яма еще хранила тепло медведя, а значит, Пурнак ушел совсем недавно, и можно попытаться его догнать.

Каллик бросилась вверх по склону, с шумом ломая хрупкие сухие папоротники. На вершине она остановилась и невольно охнула. Внизу, прямо под ее лапами возвышались берлоги плосколицых. Их было много… очень много, больше, чем ягод на кусте черники. В берлогах горели желтые огни, похожие на маленькие солнца, а над крышами поднимались облачка дыма. Возле некоторых берлог стояли наготове блестящие огнезвери.

Каллик было страшно стоять так близко к мягколапым с их ужасными палками, которыми можно издалека убить медведя, но запахи еды, доносящиеся из берлог, лишали ее разума. Теплая, свежая еда… мясо! Она уже забыла, когда в последний раз ела что-то, кроме травы. У Каллик закружилась голова, лапы ее подкашивались, ей казалось, будто в животе у нее разверзлась бездонная яма, готовая проглотить все вокруг.

Каллик бросилась вниз по склону и выскочила на каменную тропинку, ведущую к берлогам. И тут она услышала несколько громких хлопков. Смертельные палки!

Каллик оцепенела и зажмурилась. Сердце ее бешено колотилось, она ждала неизбежной боли.

— Мама! — беззвучно шептала она. — Мама, спаси меня! Духи льда, пожалуйста, помогите!

Сердце ее продолжало отстукивать удары, и Каллик вдруг поняла, что она до сих пор жива и невредима. Может быть, это ей только кажется? Она осторожно повела носом и убедилась, что кровью не пахнет.

Тогда Каллик открыла глаза и огляделась. Мягколапых нигде не было видно. Каллик робко шагнула вперед — и тут же подпрыгнула от ужаса, потому что хлопки возобновились. Но и на этот раз с ней ничего не случилось, эти звуки не причиняли ей ни малейшего вреда. Может быть, плосколицые издают такие хлопки всякий раз, когда кто-то пытается приблизиться к их берлогам? Или им просто нравятся громкие звуки, не зря же они так любят своих ревущих огнезверей? А может быть, они хотят отпугнуть зверей?

«Если это так, то меня они не испугают!» — решила Каллик. Она была слишком голодна, чтобы ее можно было обратить в бегство безобидным шумом.

Каллик пошла по жесткой каменной тропинке, неприятно царапавшей ее кожаные подошвы. Внезапно в одной из берлог что-то громко клацнуло, и Каллик опрометью кинулась прочь с дорожки и спряталась под ближайший куст. Сидя в своем укрытии, она увидела, как высокий мягколапый вышел из своей берлоги и забрался в брюхо огнезверю. Блестящий зверь с рычанием проснулся и отбежал от берлоги, развернулся и помчался по каменной тропинке.

Следом стали просыпаться и другие огнезвери. Каллик слышала, как мягколапые шевелятся и щебечут в своих берлогах. Она чувствовала запахи злобных, похожих на волков, животных, которые любят держаться поближе к мягколапым. Но хуже всего было то, что эти животные вдруг начали истошно выть и тявкать, как будто тоже учуяли ее запах.

Каллик отошла в тень за кустами и вскоре обнаружила еще одну каменную тропинку, которая привела ее на каменную поляну позади берлоги плосколицых. Здесь стояла целая стая огнезверей, но Каллик быстро догадалась, что все они спят. За берлогой мягколапых возвышались три огромных ящика, в два раза выше Каллик, из которых оглушительно пахло прогнившей едой и непонятными вещами из мира плосколицых. Каллик протиснулась между баком и стеной берлоги. Там было темно и тесно, зато никто не мог увидеть ее снаружи. Доносившиеся из бака ароматы сводили ее с ума, но на этот раз страх оказался сильнее голода, и Каллик плотнее сжалась в комок, надеясь, что огнезвери не сумеют учуять ее запах.

Она просидела в своем укрытии до самого вечера, вздрагивая от каждого звука и шороха. Дважды она слышала, как плосколицые выходят из своей берлоги и бросают что-то в бак; каждый раз это сопровождалось оглушительным лязганьем, от которого у Каллик будто что-то взрывалось в голове. Огнезвери ревели на каменной поляне и со всех сторон от нее, они носились туда-сюда, привозя и увозя все новых и новых плосколицых, которые входили в каменную берлогу и выносили оттуда странно пахнущие свертки.

Несколько раз Каллик проваливалась в беспокойный сон, и тогда ей снилось, будто она рвет зубами толстых тюленей, и восхитительный мягкий жир стекает по ее глотке. Она как раз хотела откусить еще кусочек, когда тюлень вдруг вырвался у нее из лап и заскользил по льду. Каллик бросилась за ним в погоню, но больно ударилась носом о холодный металл и проснулась. Вокруг головокружительно пахло едой, запах шипящего горячего жира щекотал ноздри. У Каллик закружилась голова, живот ее взревел от голода. Она больше не могла терпеть. Она должна была во что бы то ни стало найти, откуда так пахнет.

Каллик вылезла из-за контейнеров и пошла на запах, как учила ее мама. Она шла мимо тропинок и каменных берлог, стараясь держаться в тени. Это было не так-то просто, потому что на этой территории повсюду сияли солнечные шары, они росли прямо вдоль дороги, на высоких прямых деревьях без веток и листьев.

Но стоило Каллик добраться до берлоги, из которой доносился головокружительный запах, как она немедленно насторожилась. Здесь пахло еще одним медведем! Каллик юркнула за большой контейнер и стала ждать. Вскоре на тропинку вышла худая медведица с грязной всклокоченной шерстью. Она подошла к каменной берлоге, просунула нос в широкое отверстие и вошла внутрь. Каллик зашипела от злости и выскочила из своего укрытия. Это была ее добыча!

Она подбежала к берлоге, сунула нос в раскрытую дверь и обнаружила за ней небольшое помещение, пахнущее самой разной едой. Незнакомая медведица стояла на задних лапах и рычала на щуплого мягколапого. Тот громко закричал и бросил в медведицу чем-то твердым. Дальше начался настоящий переполох. Что-то твердое с грохотом поскакало по полу, медведица взревела еще громче, и в берлогу вбежала целая стая мягколапых.

Каллик вертела головой во все стороны, живот ее ревел так громко, что заглушал крики плосколицых. И тут она заметила самое главное. На небольшом выступе прямо над ее головой лежал огромный кусок кроваво-красного мяса. «Вот оно!»

Каллик встала на задние лапы и принялась рвать мясо когтями, заталкивая в рот огромные куски. Она забыла обо всем на свете, сейчас ее интересовало только мясо, нежное прекрасное мясо, теплое мясо, которое так приятно заполняло ее воющий от голода живот…

Грохот разорвал воздух, и тощая медведица с шумом повалилась на землю. Струйки крови быстро побежали по полу к Каллик, и она брезгливо отдернула лапу. Кровь была теплая и липкая, и внезапно Каллик вспомнила, как алая вода плескалась у ее лап, окрашивая ее шерсть розовым. Она задрала голову и увидела в нескольких шагах от себя еще одного мягколапого.

Мягколапый наставил на нее свою смертельную палку.

Глава XXIII

ЛУСА

Луса шлепнулась на землю под Оградой и больно ушибла лапы о твердую тропинку плосколицых. Некоторое время она полежала, обнюхивая землю и размышляя, в какую сторону идти.

Земля вдруг под ее лапами задрожала, и Луса насторожила уши, пытаясь установить источник звука. Рокот нарастал, и внезапно два чудовищных горящих глаза выскочили из темноты и помчались прямо на Лусу. Облако дыма и гари неслось следом, рев стал оглушительным. Луса отпрыгнула в сторону и прижалась спиной к ограде, спрятав морду в лапах. Она дрожала всем телом и ждала, что огромный зверь сейчас набросится на нее и проглотит. Потом сердце ее постепенно успокоилось, и Луса догадалась, что это был огнезверь — более крупный и более шумный зверь из породы тех, что возят кормильцев по зверинцу.

Неужели огнезвери живут и в дикой природе? Не хотелось бы перейти им дорогу! Страшно представить, что они могут сделать с маленькой Лусой, если разозлятся.

Луса выбежала на широкую полоску травы перед берлогами плосколицых и сразу почувствовала себя лучше. Как приятно чувствовать под лапами щекочущее прикосновение мягкой зелени! Она остановилась, чтобы оглядеться. Вдоль каменной тропы стояли яркие огненные шары, они бросали на землю широкие круги света и загоняли тьму в дальние углы. Пожалуй, на тропинку лучше не выходить, там ее сразу заметят. Луса не боялась плосколицых: она знала, что они ее любят и всегда покормят, если она с ними поиграет. Но если плосколицые ее найдут, они могут снова усыпить ее из своей палки и отнести обратно в Медвежатник. Луса понимала, что сбежать во второй раз будет гораздо сложнее.

Одна из тропинок показалась Лусе более темной, чем остальные, и она пошла по ней, стараясь держаться поближе к оградам. Она уже миновала несколько берлог, когда услышала приближающиеся голоса плосколицых. Луса резко обернулась. Рядом с ней возвышалась деревянная изгородь, примерно в два ее роста высотой. Луса перелезла через нее и плюхнулась на траву с другой стороны. Теперь ограда оказалась со всех сторон, совсем как в вольере. Луса перебежала через засеянную травой полянку и перелезла через изгородь в другом месте.

Но здесь тоже со всех сторон возвышались ограды. Луса начала нервничать. Она думала, что окажется на свободе, а тут одни ограды и вольеры, совсем как в Медвежатнике!

И тут за спиной ее кто-то пронзительно завизжал, так что Луса подскочила от испуга. Она обернулась и увидела какого-то мелкого зверька, сидевшего перед дверью в берлогу плосколицых. Рыжая шерсть зверька стояла дыбом, он выгибал дугой спину и грозно помахивал поднятым в воздух хвостом. Луса хотела как следует рассмотреть его, но он зашипел и снова завизжал, обнажив два ряда маленьких острых зубов.

Луса с улыбкой посмотрела на храброго зверька. Он был совсем маленький, она могла бы запросто прихлопнуть его одной лапой, если бы захотела. Луса тихонько отошла в сторону, перелезла через ограду и попала в следующий огороженный участок.

Здесь тоже жил зверь, но совсем другой. Ростом он был намного больше первого и не шипел, а громко и страшно лаял сиплым простуженным голосом. Завидев Лусу, он оскалил слюнявую пасть и с лаем бросился на незваную гостью. В первый момент Луса оцепенела, завороженно глядя на сверкающие белые клыки и болтающийся розовый язык страшного зверя. Зверь мчался со всех лап, но не добежав каких-нибудь двух прыжков до Лусы вдруг резко остановился и с визгом отпрянул назад.

Длинная цепь туго натянулась за спиной зверя и не пускала его вперед. Зверь в бешенстве рвался с цепи, махал лапами перед мордой Лусы и заливался оглушительным лаем.

Это глупое животное раздражало Лусу. Она поднялась на задние лапы и прорычала:

— Отстань от меня!

Она не была уверена в том, что зверь поймет ее слова, но тот вдруг притих и молча улегся на землю, позволив ей уйти.

Следующая ограда привела Лусу к небольшому озеру, блестевшему посреди травяной лужайки. Луса осторожно пошла к воде. Может быть, это и есть одно из тех озер, о которых говорила Ока? Но почему тогда оно такое маленькое? Луса подошла еще ближе и поняла, что дно у озера не из земли, а из твердого белого камня, как в берлоге у нее в вольере.

Луса наклонила морду к воде и принюхалась, размышляя, можно ли отсюда попить. Резкий запах отпугивал ее, но Луса все-таки вытянула язык и осторожно лизнула воду.

«Фу, гадость!» Отплевавшись, она вытерла язык лапой. Это было совсем не похоже на настоящую воду. Значит, это не может быть озеро, о котором говорила Ока. К тому же, Ока рассказывала о трех озерах, а тут только одно. Луса перелезла через очередную Ограду и радостно заурчала. Изгороди кончились. Теперь она стояла посреди большого темного мира, и широкая дорога лежала прямо у нее под лапами. Луса запрокинула голову и поискала в небе звезду Арктур.

Но что это? Там, впереди, на фоне неба виднелась огромная черная гора, похожая на медвежью голову! Эта была та самая гора, о которой говорила Ока. Ну и огромная! Наверное, в десять или даже двенадцать раз больше самого большого камня в медвежатнике. Раз гора такая большая, значит, она очень близко, и Луса быстро до нее доберется. Путешествие оказалось намного проще, чем она предполагала! Луса еще раз посмотрела на гору. Медвежья Хранительница сияла над самой горой, словно ждала маленькую медведицу.

Луса бежала всю ночь, бросаясь в тень при каждом приближении плосколицых или огнезверей. Она шла, шла и шла; вот уже солнце начало подниматься над землей, но гора нисколько не стала ближе. Луса совсем выбилась из сил. При свете дня плосколицые могли легко заметить ее, а значит, нужно было срочно позаботиться о ночлеге. Луса еще немного прошла вдоль дороги, а потом заметила утопавшую в зелени изгородь. Где есть кусты и деревья, там всегда можно спрятаться. Луса перелезла через изгородь и шлепнулась в небольшой садик, густо заросший кустами и плющом, обвивавшим листья и ветви.

Луса прокралась в самый заброшенный уголок сада, подальше от каменой берлоги плосколицых. Здесь она отыскала уютное местечко, где три куста росли так тесно друг к другу, что ветки их переплетались. Луса плюхнулась на живот, вползла в тесное местечко между кустами и выбросила оттуда несколько горстей земли, чтобы устроиться поудобнее.

Наконец, она легла и тут же почувствовала смертельную усталость. Луса со вздохом положила морду на лапы и провалилась в глубокий сон.

Ее разбудило сердитое ворчание собственного живота. Никогда в жизни Луса не испытывала такого жуткого голода, ей казалось, будто какой-то свирепый зверь выскребает ее желудок своей огромной когтистой лапой. Она торопливо высунула нос в темный сад и принюхалась, нет ли поблизости опасности. Ни плосколицыми, ни огнезверями не пахло, но совсем рядом пахло кое-чем другим… очень и очень соблазнительным.

Луса выбралась из куста, и нос повел ее через запущенный сад к берлоге плосколицых. Запах доносился из двух больших баков возле стены, очень похожих на те, в которых кормильцы приносили медведям еду. Луса бесшумно подошла ближе, уперлась передними лапами в край бака и сунула морду внутрь. Волна восхитительных, странных и пугающих запахав ударила ей в нос. Луса разбросала носом что-то хрустящее, отодвинула что-то острое и твердое и добралась до мяса. Оно было не очень вкусное и попахивало тухлятиной, но выбирать не приходилось. На самом дне бака Луса отыскала несколько переспелых бананов и куски хлеба, но чтобы добраться до них, пришлось перегнуться животом через край бака.

Внезапно бак с грохотом опрокинулся, и содержимое его разлетелось во все стороны. Луса подняла голову и увидела, как в берлоге вспыхнул свет. Потом раздался голос плосколицего. Голос не понравился Лусе, судя по всему, плосколицый не был в восторге от того, что она порылась в его баке.

Луса опрометью кинулась к изгороди, перелезла через нее и бросилась бежать по дороге. Она неслась во весь дух и ни разу не остановилась, пока не оставила заросший сад далеко позади.

Только тогда она пошла помедленнее и огляделась. Оказалось, что возле каждой берлоги плосколицых стояли уже знакомые ей серебристые баки. Луса подошла к ним, обнюхала каждый и отыскала бак, возле которого не было огнезверей. Тогда она осторожно поднялась на задние лапы и сунула нос внутрь. Объедки были завернуты в тонкую белую шкуру, но Луса легко разорвала ее когтями, и целая куча блестящих, хрустящих и смятых отбросов хлынула в бак. Луса перегнулась через край бака и принялась рыться лапами в куче.

Через какое-то время она разочарованно выбралась обратно. Некоторые съедобности оказались просто ужасны. Один раз Луса надкусила какой-то черный комок, но тут же выплюнула его обратно и потом долго терла лапами язык, чтобы избавиться от мерзкого вкуса. Зато потом ей попались короткие и толстые картофельные палочки, густо посыпанные солью и сладко пахнущие жиром. Луса проглотила их в один миг и потом дочиста облизала лапы. В жизни она не ела ничего вкуснее этого!

На следующее утро она забрела в небольшой парк, где густые кусты спрятали ее от назойливых плосколицых детенышей, которые целый день бегали и пищали птичьими голосами. С наступлением ночи Луса снова отправилась в путь к горе в виде медвежьей морды, и шла, пока не кончились силы, прячась от плосколицых, ярких огней, тявкающих животных и рычащих огнезверей. Идти было легко, прятаться еще легче. Если это и есть жизнь в дикой природе, то непонятно, почему Кинг так не любил говорить о ней? Здесь же все так просто! Луса сразу во всем разобралась и быстро научилась находить еду и укромные местечки для ночлега.

На третью ночь Луса проснулась и поняла, что погода изменилась. Тяжелые тучи низко повисли над землей, и весь мир закутался в туман. Не было видно ни звезд, ни горы, Луса с трудом различала собственные лапы. Влажный воздух сразу осел на шерсти, капли усеяли морду. Луса побоялась отправляться в путь, не видя ни горы, ни Арктура, поэтому поглубже зарылась в берлогу под корнями дерева и стала ждать, когда небо прояснится.

Под утро туман пролился дождем, и бедная Луса вымокла до костей. Только к вечеру, когда тучи немного рассеялись, она осмелилась высунуть нос из своего укрытия и с радостью увидела величественный силуэт горы на фоне быстро темнеющего неба. Луса поспешно пустилась в путь и вскоре подошла к краю новой тропы плосколицых, которая была гораздо шире всех, встречавшихся ей раньше. От тропы сильно пахло огнезверями, которые то и дело пробегали по ней в обе стороны.

Луса поежилась. Эта тропа была территорией огнезверей. Она задумчиво походила туда-сюда, несколько раз принюхалась и поскребла когтями твердую землю дороги. Путь к медвежьей горе лежал через эту дорогу, вот только как это сделать? Может быть, безопаснее всего будет пойти вдоль дороги и поискать безопасное место для перехода?

Луса зашагала вперед, бросаясь в кусты при каждом приближении огнезверя. Сначала огнезверей было очень много, но с наступлением ночи они пробегали все реже и реже.

Луна стояла на самой вершине неба, а низкие тучи клочьями паутины разлетелись во все стороны, когда Луса учуяла запах еды. В эту ночь она совсем ничего не ела, потому что берлоги вдоль тропы были слишком ярко освещены, и она боялась к ним приближаться. Но этот запах раздавался где-то совсем рядом. Луса встала на задние лапы и как следует принюхалась.

Запах доносился с тропы! Луса встала на все четыре лапы и прошла вперед, пока не заметила какой-то сверток, валявшийся посреди дороги. Луса снова повела носом и задрожала. Пахло вкусными картофельными палочками, которые она попробовала недавно!

Но не страшно ли лезть за ними на тропу? Вообще-то, огнезверей уже давно не было… Может быть, они все ушли спать?

Луса робко ступила лапой на тропу. Она постояла, вся дрожа, но вокруг все было тихо, и только легкий ветерок колыхал остатки тумана. Луса сделала один шажок, потом еще один, а потом бросилась бежать к рассыпанной еде. На самом дне смятой картонки оставалось несколько вкусных палочек! Луса выудила их лапой, съела и сунула морду в картонку, чтобы слизать соль.

Рраааааааааааааааааааааааааааааммммм!

Огромный огнезверь несся прямо на нее, сверкая грозными глазами.

Луса едва успела отбежать к другому краю дороги, и огнезверь промчался мимо нее. Она упала в траву, и тут почувствовала, как в лапу ее вонзилось что-то острое. Скуля от боли, она дохромала до куста, уселась и поднесла переднюю лапу к носу, чтобы получше рассмотреть. В подушечку воткнулась что-то острее и блестящее, кровь тонкой струйкой сочилась из ранки. Луса заморгала, испуганно глядя на лапу. Что же это такое? Не шип, но очень острое… И причиняет боль!

Она сидела и растерянно качала головой. Что же теперь делать? Что сделал бы Кинг? Или Ока?

Они бы не струсили. Они бы вылечили себя и пошли дальше.

Луса взялась зубами за блестящую занозу и вытащила ее из лапы. В тот же миг из ранки хлынула кровь, и у Лусы потемнело в глазах. Она тряхнула головой, крепко стиснула зубы и принялась зализывать лапу. Постепенно кровь пошла медленнее, а потом и вовсе остановилась, и Луса сразу почувствовала себя лучше. Но когда она попыталась встать, ее снова полоснула боль. Было ясно, что идти дальше она не сможет. Значит, придется найти какое-то укрытие и пересидеть там, пока не заживет лапа.

Прихрамывая, она вышла из куста и поплелась к широкой травяной лужайке, зеленевшей возле тропы. Место, конечно, было слишком открытое, зато высокая трава скрывала Лусу с головой, а возле изгороди росли три дерева. Луса залезла под корни, улеглась и принялась вылизывать свою несчастную лапу.

Прошло долгих три дня, прежде чем она снова смогла идти. Все эти дни она пролежала в своем убежище, слушая рев и топот проносящихся мимо огнезверей. Луса боялась огнезверей. Может быть, они злятся на нее за то, что она украла еду на их территории? Вдруг они вынюхают ее запах и бросятся искать ее под деревьями?

К счастью, огнезвери ее не потревожили, а плосколицые редко заглядывали в этот уголок своей территории. Несколько раз в траве пробегали лохматые рычащие звери, но они чувствовали запах медведицы и старались держаться подальше от ее укрытия. За три дня Луса очень ослабела от голода и боли.

«Все стало плохо!» Как она доберется до медвежьей горы и пойдет на поиски Токло, если она даже из-под дерева выбраться не может? Единственным ее утешением была звезда Арктур, приветливо сиявшая с небесной выси. По ночам Луса смотрела на звезду и верила, что медвежья Хранительница не оставит ее в беде.

Но на третью ночь небо обложили тучи, и Луса не увидела ни одной звезды. Она села, запрокинула голову и стала смотреть в то место, где всегда сияла Медвежья Хранительница. Луса не видела звезду, но знала, что смотрит в правильную сторону. Ей казалось, будто какая-то сила притягивает ее туда. Внезапно тучи расступились, и ослепительный Арктур засверкал на темном небе. В следующий миг звезда снова исчезла, но Луса уже увидела все, что ей было нужно. Теперь она никогда не потеряет звезду Арктур, а значит, никогда не собьется с пути.

Луса встала и попробовала наступить на больную лапу. Боль еще чувствовалась, но Луса все-таки заставила себя сделать несколько шагов и поняла, что может идти, хотя и медленнее, чем обычно. Теперь она знала, где находится Арктур, и ей не терпелось отправиться в путь. Луса перелезла через изгородь и заковыляла в сторону медвежьей горы. Вскоре пошел мелкий дождик, и воздух наполнился ароматами свежей зелени и мокрой земли.

Теперь берлоги плосколицых попадались гораздо реже, а участки леса и травы между ними стали намного длиннее. Чем дальше Луса отходила от дороги, тем слабее слышалось рычание огнезверей. Сначала Луса обрадовалась этому, но вскоре поняла, что теперь в ее положении появилась новая трудность. Где она будет добывать пищу, когда берлоги плосколицых совсем закончатся?

Дождь прекратился только перед рассветом, и Луса звонко чихнула, отряхивая промокшую шерсть. Со всех сторон ее обступали радостные запахи зелени и пробуждающейся жизни, и впервые за эти дни ей не нужно было долго искать укромное место для ночлега. Но Лусе хотелось есть. Злосчастные картофельные палочки, подобранные на дороге, были ее единственной едой за эти три дня, поэтому неудивительно, Лусу слегка пошатывало от слабости.

Она устало добрела до ближайшей берлоги плосколицых. В розовато-серых предутренних сумерках все выглядело мирно и безмятежно. Внутри было темно и тихо, свет в окнах не горел. Берлогу и небольшую лужайку перед ней окружала высокая изгородь, обсаженная деревьями.

Луса перелезла через ограду и стала шарить за берлогой. Вскоре чуткий нос привел ее к знакомому серебристому баку, плотно закрытому тяжелой крышкой. Луса подцепила когтями край крышки и сбросила ее на землю. Луса сама не ожидала, что получится такой грохот, но в берлоге никто не завозился. Наверное, плосколицые ушли на охоту! — решила Луса, зарываясь носом в содержимое бака. Ага, вот и белая шкурка, набитая всякими отбросами! Луса разорвала сверток и высыпала его содержимое на землю, чтобы как следует обнюхать.

И тут что-то громко загрохотало у нее за спиной. Луса обернулась и увидела маленького плосколицего детеныша, похожего на тех, что приходили полюбоваться на нее в Медвежатник. Может быть, если она ему спляшет, он бросит ей банан или грушу? Луса с шумом сглотнула слюну, вспомнив о чернике. Не долго думая, она поднялась на задние лапы и помахала передними в воздухе.

Плосколицый детеныш завизжал.

Луса испуганно плюхнулась на четыре лапы. Детеныш так надрывался, что у нее в ушах зазвенело. Дверь в берлогу с грохотом распахнулась, и на пороге появился большой плосколицый самец. Он тоже начал орать и размахивать лапами, как безумный. Потом в одной руке его появилась длинная металлическая палка, похожая на ту, которой бородатый кормилец усыплял больных медведей.

Луса вовсе не хотела спать, поэтому повернулась и бросилась наутек. Огромным прыжком она подскочила к ограде, вцепилась когтями в дерево, вскарабкалась наверх и перекинула заднюю лапу через верхнюю планку. Внезапно за ее спиной раздался оглушительный грохот, и верхняя доска на ограде разлетелась в мелкие щепки. От испуга Луса потеряла равновесие и тяжело рухнула на землю. В глазах у нее почернело от боли, но она заставила себя встать и поковыляла в лес. Она толком не поняла, что произошло, но одно было несомненно — если бы металлическая палка попала в нее, а не в изгородь, то бедная Луса тоже разлетелась бы на кусочки.

Она набрела на неглубокую ложбинку между двумя деревьями и повалилась в нее, дрожа от пережитого ужаса. Ей хотелось бы никогда не вылезать отсюда. Путешествие оказалось совсем не таким, как она представляла! Может быть, Кинг был прав, и ей было бы лучше навсегда остаться в Медвежатнике? Но в глубине души Луса знала, что с наступлением темноты она снова пустится в путь. Ей нужно попасть в лес и дойти до горы. Скорее бы оказаться в настоящей дикой природе, подальше от огнезверей и плосколицых! Луса понимала, что там ее тоже ждут опасности, но вряд ли они будут страшнее металлических палок и ревущих огнезверей.

Она проспала весь день, а вечером заставила себя вылезти из ямы. Впереди, в нескольких медведях от нее, светились окна еще одной берлоги, но Луса не осмелилась лезть туда. Она решила идти в лес и искать еду там.

Луса устало брела под деревьями, низко свесив голову. Дойдя до дороги, она остановилась и посмотрела на небо. Изумленный вздох вырвался из ее груди. Сколько звезд! Луса даже не знала, что на небе бывает так много звезд, ведь до сих оранжевые огненные шары скрывали их от ее глаз. Но теперь все небо полыхало и переливалось мерцающим сиянием, и даже самые маленькие звездочки были отчетливо видны в густой черноте ночи.

— Тысячи звезд, — прошептала Луса.

Теперь она поняла, о чем рассказывала им Стелла. Она своими глазами увидела маленького черного медвежонка со звездой Арктур на хвосте, и большого гризли, который гнался за малышом по огромному небу. Маленький медвежонок был очень храбрым, и Луса тоже не будет бояться.

Она пошла вдоль дороги, не сводя глаз с темного силуэта горы. Она шла через участки короткой травы, вдоль жидких рощиц и мимо притихших берлог плосколицых. Она шла всю ночь. Когда первые полосы золотого света протянулись над горизонтом, Луса перешла через последнюю каменную тропу и увидела прямо перед собой склон высокой горы.

Впереди расстилался огромный лес, он взбирался вверх по горе и зубчатой каймой темнел на фоне светлеющего неба. Деревья тут тоже были невиданные — чудовищно огромные, великанские, перед которыми Медвежье Дерево показалось бы жалким прутиком. Глядя на такие деревья можно было поверить, что в них переселяются духи умерших медведей. Лусе даже показалось, что она слышит их тихий шепот в шелесте листвы.

Она села на камень у края леса.

— Это я, Луса, — тихо сказала она духам деревьев. — Я пришла.

Глава XXIV

ТОКЛО

Токло в растерянности смотрел на детеныша плосколицых. Он разговаривал на языке медведей!

— Помоги мне, пожалуйста, — сказал плосколицый. — Я не причиню тебе зла.

Пещера эхом повторила странные слова, никогда еще не вылетавшие из пасти плосколицего.

— Чего тебе надо? — прорычал Токло. — Где медвежонок?

— Это я, — ответил незнакомец, прижимая лапу к раненому плечу. — Я… я изменился за ночь. Пожалуйста, мне нужны целебные травы.

Только теперь Токло заметил, что лапы у плосколицего дрожат, а морда совсем побелела. Он хрипло дышал, а голос его все время обрывался, словно у него не хватало сил выговорить слово.

— Травы? — переспросил Токло. — Зачем тебе травы?

Он ни капли не верил в дурацкие бредни про превращение медвежонка в плосколицего, однако, у обоих раны были в одном и том же месте, вот что странно…

— Сок этих листьев помогает заживлять раны. Пожалуйста, принеси мне их, — умоляюще простонал плосколицый. — Высокие растения… с желтыми цветами… Листья у них длинные и темные, зубчатые по краям. Умоляю тебя, принеси мне… — Гримаса боли исказила его голую морду. — Иначе я умру.

Токло попятился к выходу из пещеры. Он еще не решил, стоит ли возвращаться сюда, но ему очень не нравился нехороший запах, исходивший от плосколицего. Запах напоминал ему о Тоби, а Токло не хотел еще раз столкнуться со смертью, пусть даже со смертью плосколицего. Может, принести ему эти листья и убежать куда подальше?

Он медленно побрел вверх по склону, постоянно оглядываясь по сторонам в надежде увидеть настоящего медвежонка гризли. Может быть, он выбрался из пещеры, пока Токло спал? Но почему тогда нигде нет ни отпечатков его лап, ни запаха? Не мог же он исчезнуть бесследно?

Взобравшись на луг, Токло остановился возле груды камней и принюхался. Все было спокойно, ни плосколицыми, ни их собаками нигде не пахло. Над лугом стояла тишина, нарушаемая лишь жужжанием шмелей, да отдаленным рычанием огнезверей. Токло полностью положился на свой нос, и вскоре запах привел его к берегу реки, где росли как раз такие цветы, о которых говорил плосколицый. Токло перекусил несколько стебельков, подавив желание выкопать корешки и как следует подкрепиться.

«Ничего, если этот плосколицый будет меня раздражать, я его самого съем, — решил он про себя. — Интересно, едят ли гризли плосколицых? Наверное, все-таки нет, мама никогда о таком не рассказывала».

Токло крепко взял растения в пасть и пошел обратно. На вкус стебли оказались нестерпимо горькими, и Токло очень боялся ненароком проглотить жгучий сок. Когда он вошел в пещеру, плосколицый сидел, привалившись к стене, ребра его судорожно вздымались и опадали, глаза были закрыты, дыхание сиплыми толчками вырывалось из груди. Может быть, он умирает?

Токло бросил охапку растений перед плосколицым.

— Эти? — грубо спросил он.

Плосколицый открыл глаза и с усилием кивнул. Потом взял один из стеблей своей маленькой мягкой лапкой и принялся обрывать листья. Токло пристально следил за его движениями. Оказалось, что лапа у плосколицего рассечена на пять длинных кусочков, каждый из которых мог двигаться отдельно от остальных. Токло с недоумением посмотрел на свою тяжелую плоскую лапу, заканчивавшуюся длинными прямыми когтями. Такой лапой удобнее выкапывать корешки и разрывать шкуру пойманной дичи, чем брать и хватать всякую мелочь.

— Как тебя зовут? — спросил плосколицый, собирая листья в кучку.

— Токло.

— А меня Уджурак, — сказал плосколицый. Он положил оторванные листья в рот, морщась, разжевал их в зеленую кашицу, а потом снова выплюнул в лапу и размазал по ране. Токло невольно сморщил нос.

И тут Уджурак сделал нечто еще более странное. Он протянул Токло свою маленькую голую лапу, на которой осталось еще немного зеленой жвачки.

— У тебя морда расцарапана, — сказал плосколицый. — Смажь.

— Еще чего! — буркнул Токло. — Без твоей помощи обойдусь.

— Поверь мне, это очень полезно. Быстрее заживет. — Уджурак быстро наклонился вперед и размазал свою зеленую гадость по носу опешившего от неожиданности Токло.

Медвежонок возмущенно отпрыгнул, но тут же почувствовал, как пульсирующая боль исчезла и приятный холодок растекся по носу. Токло удивленно хмыкнул и подставил Уджураку нос, чтобы тот смазал его как следует. Закончив с лечением, Уджурак устало привалился спиной к стене и закрыл глаза. Вскоре дыхание его стало ровным и тихим, и Токло понял, что плосколицый уснул.

Ну что ж, значит, пора уходить. Уджурак не умер и, кажется, не собирался умирать. Наверное, лучше всего уйти прямо сейчас и забыть об этом странном плосколицем. Тихо, чтобы не разбудить Уджурака, Токло выбрался из пещеры и снова побрел в долину. Он перешел луг и спустился к реке. Теперь он знает, как ловить рыбу, и навсегда забудет о вкусе травы.

Токло вошел в реку и стал ждать. Вот она! Серебристая молния скользнула между его расставленными лапами. Токло понял, куда плывет рыба, наметил место, где она вот-вот будет — и прыгнул, положившись на точность своих лап.

Когти его вонзились в упругую плоть. Токло торопливо опустил голову и впился зубами в трепещущее чешуйчатое тело. Потом торжествующе высунул голову и с силой затряс рыбу, пока она не перестала биться.

Он поймал лосося!

Токло вышел на берег и бросил рыбу на галечный берег. Потом прижал ее одной лапой и оторвал зубами огромный кусок. Это было невероятно вкусно. Даже украденный накануне лосось показался Токло намного хуже этого.

Внезапно Токло насторожил уши. Кто-то шел к нему сквозь кусты. Он немедленно вскочил на задние лапы и зарычал, готовый защищать свою добычу. Ветки хрустнули совсем рядом с берегом, и на гальку вышел давешний медвежонок гризли. Токло сразу узнал его. Это был тот самый медвежонок, которого он спас сегодня утром!

— Это ты? — ахнул Токло.

— Я, — ответил медвежонок. — Спасибо за травы.

Токло перевел взгляд на плечо медвежонка и увидел пятно подсохшей зеленой кашицы.

— Это тебя плосколицый намазал? — растерянно спросил он.

— Ты о ком? О человеческом детеныше? — уточнил медвежонок. — Да это же я и был! Ты что, забыл? Это я, Уджурак!

Токло захлопал глазами.

— Ты же медведь!

— Это я теперь медведь, — вздохнул маленький гризли и уселся на камни. Потом посмотрел на моргающего Токло и пояснил: — Просто, я не всегда медведь. Я и сам не знаю, кто я на самом деле. То ли медведь, то ли человек, то ли еще кто.

Он снова вздохнул и печально сгорбился. Токло задумчиво склонил голову набок. Интересно, каково это — превращаться в кого-нибудь? Честно говоря, Токло вовсе не хотелось бы проверить это на своей шкуре. Ему и медведем было хорошо.

— Ну ладно, теперь-то ты медведь, — буркнул он, чтобы хоть что-то сказать. Он никак не мог до конца поверить этому маленькому гризли. Может быть, он просто дурачит его? Вдруг он повстречал плосколицего детеныша, и тот намазал ему плечо своей зеленой жвачкой? Но почему тогда у них раны на одном и том же месте? И глаза у медвежонка уж больно честные, круглые…

Токло оторвал половину рыбины и кинул медвежонку. Уджурак с благодарностью кивнул и принялся за еду. Токло быстро покончил со своей долей и снова уставился на медвежонка. Вообще-то, он не рассчитывал снова его увидеть, ему было довольно знать, что раненый выжил.

— Ладно, я пошел, — сказал он. — Пока.

— Постой! — вскрикнул Уджурак, торопливо вскакивая с камня. — Ты куда идешь?

Токло глубоко вонзил когти в песок и объявил:

— Подальше от других медведей.

Он снова представил себе медвежью звезду, которая живет на небе сама по себе, вдалеке от остальных звезд. Он тоже хотел быть таким, а больше ему ничего не было нужно.

— Вообще-то, я тоже туда иду, — неожиданно сказал Уджурак. — Но я не знаю, как туда добраться. Я знаю только, что путь туда отмечен следом небесного огня.

Токло снова склонил голову набок. Небесный огонь? Что еще за чепуха! Очевидно, у этого гризли пчелы в мозгах!

— Вот и хорошо, — равнодушно ответил он. — Удачи тебе.

— Неужели ты ничего не понял? — воскликнул Уджурак. — Мы должны идти вместе! Мы будем помогать друг другу в пути и вместе найдем это место.

Токло посмотрел на Уджурака. Плечи у него были тощие, лапы такие, словно он долгие месяцы бродил по заснеженным скалам. Внезапно Токло вспомнил Тоби. Если бросить этого Уджурака, он умрет, как Тоби… Но Токло хотел путешествовать один, зачем ему связываться с полуживым медвежонком, о котором придется постоянно заботиться? К тому же этот медвежонок явно сумасшедший, раз продолжает твердить, что умеет превращаться в плосколицего!

— Где твоя мама? — строго спросил Токло.

— Я уже давно совсем один, — ответил Уджурак. — Пожалуйста, помоги мне найти то место… Это очень важно, честное слово.

Токло снова вспомнил щуплое тельце Тоби, полузасыпанное землей и листьями. Он подумал о своей матери, которая сошла с ума от горя после смерти Тоби. Мама не любила Токло и не захотела о нем заботиться, она бросила его совсем одного… Нет, он не сможет поступить с Уджураком так. Он не такой, как Ока!

— Ладно, — сердито пробурчал Токло. — Пойдем пока вместе. Только учти, я не пойду с тобой до того места, где огонь сходит с неба.

Что он забыл в этом странном краю? Он хочет жить в укромных долинах, рядом с реками, полными рыбы.

Уджурак вскочил на лапы и тут же сморщился от боли в плече.

— Спасибо тебе! Пойдем скорее!

С этими словами он сорвался с места и помчался прочь от реки, даже не оглянувшись на Токло. Мелкие камешки дождем брызнули из-под его лап, один из них больно щелкнул Токло по носу.

Токло вздохнул и потер ушибленное место. Во что он ввязался?

Глава XXV

КАЛЛИК

Мягколапый опустил палку и что-то закричал. Еще один мягколапый, с густо поросшей мехом мордой, шагнул вперед и наставил на Каллик еще одну палку. Что-то больно царапнуло Каллик по боку. Она взвизгнула и отпрыгнула, прижав лапу к саднящему боку. Вообще-то, болело не очень сильно. Может быть, это были не те палки, о которых предупреждала ее медведица?

Внезапно мир в глазах Каллик покачнулся и стал расплываться. Сознание ее таяло, как лед под солнцем. Туман заколыхался перед ней, и Каллик с усилием заморгала, стараясь не засыпать. Неужели она умирает? Нет, она не хочет умереть здесь, вдали от льда!

Но она уже не могла бороться с навалившейся тяжестью. Лапы у Каллик подогнулись, и она бессильно соскользнула на пол. Глаза ее медленно закрылись, и она провалилась во тьму.

Когда Каллик снова открыла глаза, вокруг нее все было белым и блестело, будто лед. Но это был не снег и не лед. Это было что-то другое, холодное, твердое и нехорошее. Каллик потерла лапами глаза. Отовсюду сильно пахло другими медведями. Она потрясла головой, чтобы прекратилось противное жужжание в ушах. Медведи громко кричали друг на друга, звали кого-то, умоляли о помощи.

Каллик села и смутно огляделась по сторонам. Что это так громко лязгает рядом с ней? И откуда доносится этот противный запах? Каллик принюхалась. Запах исходил от нее! Вся ее шерсть была перемазана чем-то липким и вонючим. У Каллик даже глаза заслезились от этого запаха. И во рту чувствовался какой-то странный привкус.

Где она?

Каллик встала, и пошатнулась от слабости. Она шагнула вперед и увидела, что со всех сторон ее окружают твердые серые прутья. За прутьями виднелась огромная берлога. Каллик скользнула взглядом по прямым белым стенам и высокой крыше, терявшейся высоко над ее головой. Потом снова посмотрела вниз и увидела множество других белых медведей, сидевших за такими же серыми прутьями.

Мягколапые расхаживали между прутьями и разглядывали медведей. Некоторые держали в руках длинные палки, и Каллик испуганно шарахнулась в угол, уткнувшись носом в лапы. Она ждала, что палка снова ужалит ее.

Но мягколапые прошли мимо нее, не причинив ей никакого вреда. Рядом с Каллик за прутьями сидел огромный старый медведь. Он бегал взад-вперед по своей тесной берлоге и оглушительно ревел.

— Мы все умрем! Лед никогда не вернется, и мы умрем с голоду!

— Неправда! — не выдержала Каллик. — Лед вернется, он всегда возвращается. Так моя мама говорила, а она знала!

Но обезумевший медведь словно не слышал ее и продолжал бесноваться.

— Все медведи во всем мире умрут с голоду! — выл он.

— Вечный лед…

— Он никогда не тает…

— Мы должны идти туда…

Странный шепот пролетел по рядам запертых медведей, прошелестел рядом с Каллик, как снег, несомый ветром по льду. Неужели медведи говорят о том самом месте, куда ведет Путеводная Звезда? О блаженном прибежище, где никогда не тает лед?

— Вечный лед? — вскрикнула Каллик. — Вы говорите о том месте, где танцуют духи умерших медведей? О месте, в которое ведет Путеводная Звезда?

— Слишком долгий путь… — прошептал один из медведей, и никто больше не ответил на крик Каллик. Может быть, они вообще не понимают, о чем говорят? Несчастные медведи настолько обезумели от голода и страха, что уже не разговаривали друг с другом, а только бессвязно бормотали каждый сам с собой.

Внезапно послышалось громкое лязганье, и Каллик увидела, что к ней направляются сразу двое мягколапых. Она забилась в самый дальний угол и прижалась спиной к холодным прутьям. В этом страшном месте некуда было спрятаться. Она была вся на виду и совсем беззащитна. Мягколапые подходили все ближе и ближе, а потом развернулись и пошли к клетке с безумным старым медведем. Мягколапый самец ткнул чем-то в клетку, и Каллик услышала короткий шипящий звук.

Она прильнула к прутьям, пытаясь рассмотреть, что происходит. Мягколапые постояли немного, а потом открыли дверь и вытащили наружу безвольно обмякшее тело старого медведя.

Каллик в ужасе заскулила. Мягколапые убили его! Наверное, они убьют их всех! Она схватилась лапами за прутья и закричала:

— Мама! — Паника охватила ее, она выла, плакала и изо всех сил колотила лапами по прутьям. — Мама, мама, помоги мне, пожалуйста! Спаси меня!

Она должна была выбраться отсюда! Только бы выломать эти прутья или протиснуться сквозь них, только бы… слепой ужас охватил ее, и она, уже не соображая, что делает, снова и снова бросалась на клетку.

Наконец силы оставили Каллик. Она упала на пол и затряслась, судорожно хватая ртом воздух. Прутья клетки не прогнулись ни на коготь.

— Так отсюда не выйдешь, — сказал кто-то совсем рядом с ней. — Если хочешь когда-нибудь выбраться на свободу, то побереги силы.

Каллик подняла голову. Большая взрослая медведица смотрела на нее сквозь прутья. Она была примерно того же возраста, что и Ниса, и хотя голос ее звучал устало и почти сердито, глаза смотрели сочувственно.

— Эти клетки нельзя сломать, — продолжала медведица. — Поверь мне, я много раз видела, как большие сильные медведи пытались сделать это, да только лапы себе разбивали в кровь.

— Вы кто? — спросила Каллик.

Медведица помолчала, а потом негромко ответила:

— Меня зовут Нанук.

— А меня — Каллик. Где мы?

— В берлоге у мягколапых. Они привозят сюда всех медведей, которых ловят возле своих берлог.

— Что они хотят с нами сделать? — заплакала Каллик.

— Не плачь, — проурчала Нанук. — Я уже бывала тут раньше и знаю, что бояться нечего. Они подержат нас тут немного, а потом отвезут обратно на лед. Все будет хорошо, нужно только потерпеть и не делать глупостей.

Каллик приободрилась и с надеждой посмотрела на большую медведицу.

— Скажите пожалуйста, вы случайно не встречали одинокого медвежонка, похожего на меня? Его зовут Таккик, он мой брат. Он чуть-чуть побольше меня и ходит вразвалку, вот так, — она вскочила и широко расставила лапы. — Мы потеряли друг друга, когда наша мама погибла. С тех пор я все ищу его, и никак не могу найти…

Нанук печально покачала головой.

— В этот сезон я вообще не встречала никаких медвежат, ты первая. Давно я не припомню такой голодной поры Знойного неба! Твой брат, наверное, умер.

— Нет! — вскрикнула Каллик. — Он не умер! Я в это не верю! Он сильный, гораздо сильнее меня! Если я не умерла, то он и подавно выжил.

Медведица пристально посмотрела на Каллик и вздохнула.

— Надеюсь, ты права, — тихо сказала она.

Тут снова послышалось уже знакомое лязганье, и Каллик увидела двух мягколапых. Она метнулась в дальний угол клетки и больно ободрала бок о прутья. Только теперь она заметила, как поредела ее когда-то густая шерсть, ребра выступили наружу и цеплялись за стены. Мягколапые подошли ближе, открыли ее клетку, но загородили выход.

— Нанук! — в панике взвизгнула Каллик. — Что они делают?

— Стой спокойно, — проворчала Нанук. — Драться с ними все равно бесполезно.

Мягколапый самец вдруг взмахнул лапами и бросил на голову Каллик что-то тяжелое и плотное. Оно было скользкое, как тюленья шкура, и цвета ясного неба. Каллик запуталась под ним и бессильно забилась, а мягколапый обхватил ее лапами и прижал к полу.

— Что они ДЕЛАЮТ? — вопила Каллик, обезумев от ужаса. — Перестаньте, ПЕРЕСТАНЬТЕ, хватит!

Мягколапая самка взяла целую горсть какой-то вонючей грязи и принялась втирать ее в шерсть Каллик. Запах был знакомый, эта была та самая липкая гадость, которую Каллик еще раньше почувствовала на своей шкуре. Каллик так брыкалась, что вонючая мазь попала ей в глаза, от чего у нее брызнули слезы.

Наконец, мучители отпустили ее и сняли с нее скользкую кожу. Каллик свернулась на полу, вся дрожа от только что пережитого ужаса. Слезы катились из ее глаз. Запах душил ее, царапал горло, она пыталась стереть его с морды, но как это сделать перепачканными лапами?

— Ш-шш, Калик, успокойся. Мягколапые всегда делают глупости, на то они и мягколапые, — ласково проурчала Нанук. — Они ведь не сделали тебе больно, правда?

И тут мягколапые сделали очень странную вещь. Они потянули за какую-то палку в стене, и прутья между клетками Каллик и Нанук вдруг поднялись в воздух, так что большая и маленькая медведицы очутились в одном просторном помещении.

Теперь Каллик смогла как следует обнюхать Нанук. Запах медведицы был совсем не похож на теплый, милый запах Нисы, от нее пахло голодом, страхом и гнилыми отбросами.

— Зачем они перепачкали меня какой-то грязью? — снова захныкала Каллик.

— Чтобы спрятать от меня твой запах, — предположила Ниса. — Они надеются, что я приму тебя за своего медвежонка, и буду заботиться о тебе, когда мы снова вернемся на лед. Ох уж эти мягколапые! Мозгов у них не больше, чем у льдины! Думают, они единственные звери, которые умеют разговаривать друг с другом. Ты — не мой медвежонок и никогда им не станешь!

— А где ваши медвежата? — спросила Каллик. — Что с ними случилось?

Глаза Нанук затуманились, она отвернулась и беспокойно переступила с лапы на лапу.

— Я не хочу говорить об этом.

Каллик посмотрела на ее бессильно сгорбленные плечи и все поняла. Она чувствовала горе, прижимавшее Нанук к земле, запах этого горя был сильнее вони липкой грязи на ее шерсти. Она вытянула шею и дотронулась дрожащим носом до носа Нанук. Потом закрыла глаза и легла на пол.

Нанук легла рядом с ней, и Каллик прижалась боком к ее боку.

— Я знаю, что ты не мой детеныш, — проурчала Нанук. — А я не твоя мама. Но теперь мы с тобой будем вместе.

И Каллик уснула. В эту ночь, впервые после смерти мамы, она чувствовала себя в безопасности.

Глава XXVI

ЛУСА

Золотые лучи солнца пробивались сквозь листву, бросали пятнистые зеленые тени на лесную землю. Теплый ветерок шелестел в кронах деревьев, а где-то неподалеку раздавалось журчание ручейка и доносился запах ягод.

Луса медленно шла по лесу, полной грудью вдыхая душистый свежий воздух. Она уже успела забыть, как приятно подставлять спину теплому солнцу и погружать когти в рыхлую, сырую после дождя землю.

Деревья вокруг были незнакомые. По пути Луса несколько раз останавливалась, вставала на задние лапы и внимательно осматривала высокие и твердые стволы с огромными раскидистыми ветками и сильными корнями. Деревья были чем-то похожи на больших медведей, и Луса снова вспомнила рассказы Стеллы о медвежьих душах.

Луса опустилась на четыре лапы и заметила чуть поодаль странное дерево, непохожее на все другие. В отличие от своих исполинских соседей, оно было маленькое и все усыпано красивыми белыми цветами. Казалось, будто небесные звезды превратились в цветы и рассыпались по веткам. Луса подумала, что хотела бы после смерти превратиться в такое красивое дерево. Это гораздо лучше, чем плыть по реке, как Ока и Тоби.

Потом она заметила маленькие красные ягодки, свисавшие с ветвей дерева. Луса поспешно поднялась на задние лапы и взяла пастью ягоду. Сладкий сок брызнул ей в рот, а шкурка приятно пощекотала язык. Это было гораздо вкуснее отбросов, которыми она так долго питалась! Это было даже немножко лучше соленой картошки.

Внезапно за спиной у Лусы громко захрустели ветки. Сердце ее замерло от страха, и она, не раздумывая, вскарабкалась по стволу дерева и спряталась среди цветов, крепко обхватив лапами ветку.

На поляну выбежало огромное четвероногое животное. Длинные ветки росли у него из головы, а шкура была усеяна бурыми пятнами, похожими на камешки в ручье. Животное остановилось под деревом, нервно поводя головой. Оно стояло прямо под веткой, на которой сидела Луса, и она могла бы спрыгнуть ему прямо на спину, если бы захотела. Разумеется, у нее не было ни малейшего желания делать такую глупость. Она чувствовала страх животного, и этот страх заставлял ее еще сильнее вцепляться когтями в кору. Наконец, странный зверь бросился в сторону и скрылся за деревьями.

Луса не спешила слезать на землю. Здесь, на дереве, она чувствовала себя в безопасности. Она сорвала еще несколько ягод и съела их. Запах цветов, листьев и смолы приятно щекотал ее глотку. Луса потянулась за новой ягодкой, и вдруг замерла с протянутой лапой.

Черный медведь смотрел на нее со ствола дерева. Оцепенев от ужаса, Луса молча смотрела на него. Она не помнила, сколько времени они просидели так, глядя друг на друга. Наконец, Луса протянула дрожащую лапу и раздвинула листья, чтобы лучше разглядеть незнакомца. И тут же с облегчением расхохоталась. Верно говорят, что у страха глаза велики! То, что она приняла за медвежью морду, оказалось всего лишь причудливыми наростами и выступами коры!

— Здравствуйте, — прошептала Луса, прижимаясь щекой к стволу. — Наверное, вы раньше были черным медведем?

Выходит, Стелла все-таки была права. Лусе было приятно думать, что медвежий дух смотрит на нее и знает о ней. Так она чувствовала себя не такой одинокой.

Она еще немного посидела на дереве, с наслаждением подставляя бока припекающему солнышку. Потом вежливо попрощалась с духом и слезла на землю. «Может быть, я скоро повстречаю другого духа», — сказала она сама себе и насторожила уши, чтобы определить, откуда доносится журчание воды.

Вскоре она уже шлепала по мелководью, и гладкие, как яйца, камушки весело шуршали под ее шагами. Ледяная вода остудила и успокоила ее бедные лапы, содранные в кровь после долгого путешествия по твердым тропам плосколицых. Отдохнув и напившись, Луса решила идти следом за рекой. Она видела, что берега медленно поднимаются к отрогам медвежьей горы, а значит, река приведет ее в те места, о которых говорила Ока… Приведет-то приведет, но что она будет делать дальше? Луса уже сейчас видела, что лес оказался гораздо больше, чем она могла себе представить. Даже если она заберется на верхушку самого высокого дерева, она все равно не увидит, где он кончается. Как же она отыщет там Токло?

Остаток дня Луса провела на реке, а с утра снова отправилась в путь. Она шла целый день, прячась в прохладной тени деревьев. На третий день река вдруг перестала карабкаться на склон горы, а сделала широкий поворот и побежала в лес. Луса уселась на берегу, свесив лапы в воду. Что теперь делать? Выходит, напрасно она доверилась реке? Нужно было прямиком лезть на гору и искать Токло! Ей не хотелось покидать реку, веселое журчание которой скрашивало ее одиночество и вселяло надежду на то, что все закончится хорошо. Река была ее другом, и Лусе было тяжело с ней расстаться. Наконец, она со вздохом поднялась и побрела в лес, чувствуя себя совсем одинокой и несчастной.

Дни становились длиннее и жарче, земля под лапами все круче поднималась вверх. За время путешествия Луса еще сильнее полюбила деревья, ведь они укрывали ее от зноя днем и давали прибежище ночью. В лесу она чувствовала себя в безопасности, но всегда помнила об осторожности. Ночью она забиралась на деревья и спала в ветвях, где ей были не страшны ни волки, ни гризли, ни случайно забредшие в лес плосколицые.

На шестой день путешествия Луса взобралась на высокое плато, нависавшее над деревьями. Она подошла к самому краю и невольно ахнула.

Целый мир расстилался внизу под ее лапами. Луса села и стала смотреть. Вдали, там, где небо касалось земли, висели легкие розовые облака. Отсюда виден был даже край леса, только разве до него дойдешь? Луса покачала головой и печально вздохнула. Наверное, она будет идти туда до первого снега! Где-то там, где виднеются узкие полоски дорог и силуэты каменных берлог, лежал ее Медвежатник. Может быть, ее семья сейчас тоже смотрит на медвежью гору и думает о ней?

Луса виновато понурила голову, и одиночество всколыхнулось в ней, как вода в реке. Она надеялась, что ее семья не очень тоскует о ней. Наверное, они догадались, что она не умерла, а просто сбежала. Луса вспомнила, как она сходила с ума от тревоги, когда плосколицые забрали с собой заболевшую Ашу… Но ведь медведи могут подслушать разговоры плосколицых кормильцев и догадаться, что случилось с Лусой. Они ведь знали, что она давно задумала уйти на волю! Интересно, сильно ли сердится на нее Кинг? Неужели он никогда ее не простит?

Луса снова вздохнула и вдруг услышала какой-то странный шум, раздававшийся совсем рядом с тем местом, где она сидела. Это было похоже на жужжание целой кучи мух. Луса встала и как следует принюхалась. Пахло чем-то сладким… таким сладким, что у Лусы слюнки потекли. Может быть, здесь растет Жужжащее Дерево, о котором рассказывала Стелла?

Луса торопливо бросилась на звук и в недоумении остановилась перед самым обычным деревом, на первый взгляд ничем не отличавшимся от всех остальных деревьев. В стволе дерева, примерно на высоте головы Лусы, виднелось глубокое дупло. Какие-то мохнатые жуки стаями влетали и вылетали из этого дупла, ползали по коре. Это были пчелы, Луса видела их в Медвежатнике, они любили садиться на мятые фрукты. Ну что ж, пчелы — это всего лишь пчелы! Луса встала на задние лапы, уцепилась когтями за низко растущую ветку, подтянулась — и сунула морду в черное дупло. Потом вытянула язык и лизнула что-то теплое, липкое… и сладкое, ох, до чего же сладкое!

Жужжание стало громче, и Луса на миг испугалась, уж не разозлилось ли на нее дерево. И тут целая туча пчел вылетела из дупла и ринулась на Лусу. «Ой, ой-ой!» Только теперь Луса поняла, что Стелла ошибалась — это совсем не дерево жужжало и больно жалило тех, кто лазает в него за медом! Это были пчелы. Они жужжали, как разъяренные огнезвери и больно кололи Лусу своими острыми жалами.

— Ой! — завопила Луса, размахивая лапами. — Ой, перестаньте! Хватит, слышите?

Но вкус меда был сильнее боли, и Луса снова засунула морду в дупло. Она ела, ела и ела, не обращая внимания на боль укусов и жужжание разгневанных пчел, и оторвалась только тогда, когда почувствовала, что больше в нее не влезет.

Она тяжело оторвалась от дерева и вразвалку пошла прочь. Морда у нее горела от укусов, но живот был полон до отказа. До конца дня она чувствовала во рту липкую золотистую сладость, и в конце концов решила, что ради меда можно и потерпеть.

Вечером, когда легкий туман стал расползаться с предгорий в долину, Луса заметила на одном из деревьев глубокие отметины когтей. Она встала на задние лапы и тщательно осмотрела царапины, нанесенные чьей-то огромной лапой высоко-высоко над ее головой. Луса попыталась вспомнить, что Кинг рассказывал про такие отметины, но ее отвлек сильный запах черники, доносившийся из-под дерева. Луса опустилась на землю, подбежала к кустику и быстро объела его дочиста.

Рядом рос еще один кустик, а за ним еще один, и Луса принялась с урчанием набивать живот ягодами. В лесу быстро темнело, первые звезды уже зажглись на небе, а значит, скоро нужно будет искать место для ночлега…

Луса остановилась перед кустом с острыми колючками на ветках. Куст был усеян очень заманчивыми черными ягодками, вот только как достать их, чтобы не поцарапать искусанную пчелами морду? Может быть, подтянуть ветку лапой, а уж потом объесть….

Сердитое рычание прервало ее мысли. Луса подпрыгнула от неожиданности, обернулась — и очутилась нос к носу с огромным гризли. Ужас пронзил ее, лапы приросли к земле.

— Воруешь на МОЕЙ территории?! — заревел медведь и с такой силой пихнул Лусу, что она кубарем покатилась по земле. Но этого гризли показалось мало. Он поднялся во весь свой чудовищный рост и навис над распростертой на земле Лусой. Она увидела распахнутую красную пасть, острые длинные зубы и злобные маленькие глазки, сверкающие из-под спутанной бурой шерсти.

— П-простите, — пролепетала Луса, вскакивая с земли. — Я не хотела…

Медведь с ревом опрокинул ее и с силой прижал лапой к земле. Острые когти ужасного зверя глубоко впились в шкуру Лусы, и она вдруг почувствовала, что не может вздохнуть. Медведь склонился над ней и прошептал, обдавая ее гнилостным дыханием своей ужасной пасти:

— Выходит, ты теперь моя добыча!

Глава XXVII

ТОКЛО

Зябкий ночной ветер перебирал шерсть Токло, но он не замечал холода. Он смотрел на одинокую звезду, сиявшую в небе между двумя высокими утесами. Наверное, она сейчас смеется над ним… Эх ты, гордый, независимый Токло! Хвастался, что будешь жить один, а сам посадил себе на загривок глупого рыбоголового слабака по имени Уджурак!

Маленький медвежонок поспешно вывел Токло из долины и весь день уверенно семенил впереди, как будто твердо знал, куда идти. Зачем же тогда он говорил, что не знает дороги? Сейчас была уже глубокая ночь, но странный медвежонок и не думал останавливаться. Токло поскользнулся на осыпи щебня, и мелкие камешки с грохотом покатились вниз по склону. И тут Токло не выдержал. Он злился на собственную неуклюжесть, его бесило то, что он целый день покорно плетется следом за Уджураком, вместо того, чтобы идти своей дорогой. Хватит с него! Он остановился и оскалил зубы.

— Что случилось? — бросился к нему Уджурак. Он обежал вокруг Токло и смешно высунул язык, словно хотел поиграть, но Токло отстранился. Он совсем не знал этого медвежонка и не доверял ему, с какой стати он станет с ним играть? Неизвестно еще, кто он такой… Вдруг он и правда плосколицый? Начнешь с таким бороться, а он вдруг превратится, и в лапах у тебя окажется скользкий противный плосколицый. Фу, гадость какая!

— Куда ты идешь? — ворчливо спросил Токло. — Я думал, мы должны подниматься на гору, пока не дойдем до следующей долины. В верховьях охота лучше, и плосколицых там нет, я хочу там обосноваться.

— Ну конечно, — легко согласился Уджурак. — Хочешь, пойдем через гору? Вообще-то, я иду на звезду, но ведь можно идти за ней и по склону горы.

С этими словами он задрал морду в небо, и Токло с невольным раздражением понял, что Уджурак говорит о его одинокой звезде.

— Значит, ты идешь за этой звездой? — проворчал он. — Почему именно за ней?

— Не знаю, — признался Уджурак. — Я просто чувствую, что так надо. Из всех звезд на небе только она зовет меня за собой.

Токло почувствовал укол ревности. Это была его звезда, и он не собирался делить ее ни с кем на свете.

— Ладно, об этом мы еще поговорим, а сейчас надо устраиваться на ночлег. Мне нравится вон то место, между двумя камнями.

— Лучше не придумать! — легко согласился Уджурак, пошевелив ушами. Токло молча подошел к камням и улегся на сухую землю между ними. Сворачиваясь клубочком, он вдруг заметил, что теперь ему требуется немного больше места, чем раньше, когда он спал в берлоге вместе с Тоби. Выходит, он незаметно для себя подрос!

Уджурак устроился рядом и положил подбородок на переднюю лапу Токло, словно они были братьями, рожденными в одной берлоге. Пока Токло размышлял, спихнуть его или оставить в покое, Уджурак закрыл глаза и уснул.

— Отлично, — процедил Токло. Он поднял голову и нашел в небе сверкающую одинокую звезду. Это его звезда, и всегда будет только его — одинокая, гордая и сильная. Как только Токло увидит, что Уджурак и без него не пропадет, он бросит его и снова будет жить сам по себе.

Когда Токло проснулся, было уже светло, и утреннее тепло просачивалось сквозь щель между камнями. Токло перевернулся на спину и как следует потянулся. Во рту у него все пересохло, а шкура странно отяжелела, будто он целый день таскал на спине еще одного медвежонка…

Еще одного медвежонка? Токло поспешно открыл глаза и поискал Уджурака. Куда подевался этот глупый медвежонок? Токло сел и почесал лапой нос. А вдруг он опять превратился в плосколицего?

Словно в ответ на его сомнения послышался шорох мелких камней, и Уджурак просунул голову в щель между камнями. Токло перевел дух — по крайней мере, его странный попутчик остался медведем! Может быть, Уджурак просто немного чокнутый, вот и придумывает всякие глупости? Ну кто поверит, что плосколицый и гризли могут жить в одном и том же медвежонке?

— Чего тебе? — грубо спросил Токло.

— Ничего, — улыбнулся Уджурак. — Я просто проснулся рано и решил поискать червяков или еще какую-нибудь еду. Корешки тоже бывают вкусные, правда?

— Ничего умнее не придумал, как рыть прямо под камнем? — проворчал Токло, вылезая на солнышко. — А что если бы он свалился мне на голову?

«Я ворчу на него, совсем как Ока», — невольно подумал он, и ему вдруг стало стыдно.

— Ой, не говори так! — ахнул Уджурак, и с неподдельным ужасом посмотрел на скалу, будто увидел под ней лежащего Токло с расплющенной головой. — Прости меня, я не подумал!

Токло только фыркнул и побрел вдоль гребня горы. Отсюда видны были зеленые луга следующей долины, а дальше вздымались горы, высокие и горбатые, как спины гигантских медведей. Токло даже язык высунул и заскреб когтями по земле от нетерпения. Только бы там была хорошая река!

Уджурак подошел к нему.

— Почему ты один? — спросил он, забегая вперед. — Где твоя мама?

Токло помедлил с ответом. Он не хотел рассказывать медвежонку печальную историю о своей матери, или о брате, который умер далеко отсюда.

— Это долгая история, — буркнул он. — А ты-то сам откуда взялся?

— Я точно не знаю… но маму я помню, — с готовностью ответил Уджурак. — Она была большая и добрая, и мне было очень хорошо спать у нее под боком.

— Значит, ты все-таки медведь, — решил Токло. — Плосколицые так себя не ведут.

— Может быть, ведут? — предположил Уджурак. — Со своими детенышами?

Они подошли к самому краю горы, и перед ними открылась прекрасная долина. Густые деревья зеленой волной взбегали по склонам к заснеженным вершинам. Токло принюхался и учуял запах медведя-гризли. Он насторожился и начал осторожно спускаться к деревьям с другой стороны, чтобы избежать нежелательной встречи.

Уджурак вдруг зажмурился и начал раскачивать головой из стороны в сторону.

— А теперь ты что делаешь? — недовольно проворчал Токло.

— Ищу звезду, — ответил Уджурак, не открывая глаз. — Хочу убедиться, что мы идем правильным путем, — добавил он и задрал морду к небу.

Токло с размаху ударил лапой по большой ветке, валявшейся на земле, и стал смотреть, как она прыгает вниз по склону. Неужели Уджурак знает, где его звезда? Даже днем? Это нечестно! И ужасно глупо.

— Все хорошо! — нарушил его размышления Уджурак. — Ты прав, мы идем в нужную сторону.

— Без тебя знаю, — проворчал Токло. Разумеется, этот пустоголовый медвежонок выбирает дорогу, полагаясь на всякие глупости, вроде подсказок невидимых звезд! Разве ему придет в голову проверить, нет ли поблизости злобных гризли или другой опасности? Ох, пропадет он без Токло…

— Где была твоя родовая берлога? — спросил Уджурак, набрав полную пасть сочной травы. — У тебя были братья или сестры? Тебе нравится быть одному или ты скучаешь по родным?

— Не слишком ли много вопросов? — скривился Токло.

— Но мне же интересно! — отозвался Уджурак.

Токло решил воспользоваться старым приемом и закрыть Уджураку пасть собственным вопросом.

— Ты когда начал превращаться? — спросил он. Они уже подошли к первым деревьям, и Токло надеялся, что вскоре впереди покажется река или ручей, и можно будет вволю напиться и остудить лапы.

— Не помню, — ответил Уджурак. — Давно, наверное.

Внезапно впереди послышалось громкое хлопанье крыльев, и из ближайшего куста вылетела огромная черная птица.

— Тьфу, хвост куницы, — взвыл Токло. — Если бы мы знали, что он тут сидит, мы бы его сцапали!

Он повернулся к Уджураку и с ужасом увидел, что медвежонок как-то странно дрожит, дергаясь и извиваясь всем телом.

— Да не трусь ты, эти птицы не кусаются, — грубовато приободрил его Токло.

Но лапы медвежонка вдруг расползлись в разные стороны, а потом на глазах у Токло шерсть Уджурака вдруг стала врастать в кожу, а на месте ее появились блестящие черные перья. Медвежонок снова затрясся всем телом, рухнул на землю и съежился, его передние лапы превратились в крылья, а задние стали тощими птичьими ногами. В следующий миг Уджурак исчез, а на его месте очутился черный дрозд, как две сосновых иголки похожий на того, что недавно вылетел из куста.

Токло вытаращил глаза и разинул пасть.

— Бааак? — спросил дрозд и, склонив головку, посмотрел на Токло блестящим круглым глазом. — Баааак?

— О, мед и лососи! — пробормотал Токло. — Что ты натворил, куницеголовый? Немедленно превращайся обратно!

— Кавааак, — заметил дрозд и запрыгал по земле к лапам Токло.

— Уджурак, мы зря теряем время! — прорычал Токло и пихнул дрозда своим черным носом. — Превращайся в медвежонка, я тебе сказал! Хватит ерундой заниматься.

— Бак-ква-бак, — прокричал дрозд и взмыл в воздух, громко хлопая крыльями.

Токло только лапой махнул. Ну, и что дальше? Он вздохнул и покачал головой. Придется, видно, ждать, пока этот глупый Уджурак превратится обратно. Может быть, в лесу тоже найдется какая-нибудь еда? Токло побрел под деревьями, разбрасывая лапами сухие листья. По дороге ему попалось несколько вкусных корешков и целая россыпь орехов, так что к тому времени, когда глупый дрозд, налетавшись, спустился на землю, Токло лежал в теньке и сыто урчал, поглаживая набитый живот.

Дрозд уселся на кучу валежника, а потом принялся кататься по земле, и крылья его с каждым мгновением становились все длиннее и пушистее. Перья осыпались с него, как во время линьки, и на месте разинутого клюва вдруг появилась лукавая мордочка Уджурака. Наконец, медвежонок подкатился к Токло и, тяжело дыша, уселся у его лап.

— Ну? — проворчал Токло. — Напрыгался?

— Это… просто ужас какой-то, — пропыхтел Уджурак. — Я раньше никогда не был птицей!

— Ну, теперь побывал. Теперь мы можем идти?

— Я думал, что умру, — пожаловался Уджурак и с силой отряхнулся. — Я так испугался, так испугался! Я же не знал, когда превращусь обратно в медведя и превращусь ли вообще. Но больше всего я боялся, что начну превращаться прямо в воздухе, и разобьюсь насмерть. Представляешь?

— Но все же обошлось, — равнодушно заметил Токло.

— Я просто вовремя почувствовал, — пояснил Уджурак, блестя глазами. — Я почуял, что ко мне возвращается мое медвежество, и понял, что надо немедленно приземляться. Бррр, — поежился он. — Ох, ну и натерпелся я страху!

— Так зачем тогда ты вообще это затеял? — рассердился Токло. — Кто тебя просил превращаться в дрозда?

— Но я же не нарочно! — пролепетал Уджурак и удивленно посмотрел на него. — Это само происходит… Обычно, когда я пугаюсь или волнуюсь.

Токло пренебрежительно фыркнул.

— По-моему, все это чепуха! Не бывает так, чтобы ничего нельзя было сделать. Надо научиться как-то управлять собой.

— Наверное, — легко согласился Уджурак.

Они снова пустились в путь. Токло очень торопился, чтобы наверстать потерянное время. Уджурак сначала молча трусил за ним следом, но потом не выдержал, забежал вперед и крикнул, озорно сверкая глазами:

— А все-таки, летать здорово!

— Верю, — кивнул Токло. — Только больше этого не делай, ладно? Напрягись и скажи себе: не хочу превращаться!

Уджурак уныло кивнул, и Токло стало его жалко.

— Ладно, расскажи, как летал, — снисходительно предложил он.

— Это было чудесно! Я видел все вокруг — и горы, и ту долину, из которой мы пришли, и реки, и другие долины! Я стал таким легким, таким воздушным, я летел по небу, как опавший лист по ветру… А какой там сильный ветер! Мне даже возвращаться не хотелось, казалось, я могу вечно плыть по небу, как по океану.

Токло вполуха слушал его трескотню, а сам внимательно осматривался по сторонам. Как, скажите, он может защищать их от опасностей, если Уджурак будет без предупреждения делать такие глупости? Он принюхался и внезапно уловил знакомый запах.

— Чувствую реку, — крикнул он, перебивая болтовню Уджурака. — Хорошая река, рыбная. Пошли скорее, сейчас еще рано, другие медведи еще спят, так что мы с тобой будем одни на реке!

Он не выдержал и со всех лап помчался к реке, а Уджурак, позабыв о своих россказнях, побежал за ним следом.

Река оказалась широкой и мелкой, с широкими земляными наносами посередине. Токло чувствовал сильные запахи других медведей, но на влажном песке не было никаких следов, из чего Токло заключил, что остальные гризли ловят рыбу у изгиба реки, где виднелись густые кроны деревьев.

— Стой здесь, — велел он Уджураку. — Я пойду ловить лосося.

Уджурак послушно уселся на берегу и стал ждать.

Токо вышел на середину реки и первым делом как следует напился, наслаждаясь ледяной свежестью чистой воды. Течение здесь было медленное, но приглядевшись, Токло заметил знакомые серебристые проблески около дна. Не сводя глаз с воды, он пробрел вверх по течению.

Вот она! Ослепительно сверкнула чешуя, скользнуло упругое тело, и Токло нырнул, от нетерпения забыв о том, что метить нужно не туда, где увидел рыбу, а в то место, где она должна оказаться в следующий миг. Лапы его ударились о камни, брызги полетели в морду.

— Чуть-чуть не поймал! — крикнул с берега Уджурак. — Можно я тоже попробую? Ну пожалуйста!

— Замолчи! — сердито рявкнул Токло, снова вставая спиной к течению. На этот раз ожидание затянулось, и вскоре у Токло заныли плечи и стало щипать глаза от напряжения. Попробовал бы Уджурак постоять столько, не шевелясь и не сводя взгляда с речного дна!

— Смотри, вон она! — взвизгнул Уджурак над самым ухом Токло.

Токло так и подскочил от неожиданности и с ревом свалился в воду, подняв целую тучу брызг. Он был вне себя от ярости, но больше всего его бесило то, что малыш сумел незаметно подкрасться к нему так близко.

— Прости, пожалуйста, — пролепетал Уджурак. — Я не хотел тебя напугать! Я просто хотел посмотреть, как ты это делаешь.

— Великие Духи Воды! — взревел Токло, отряхиваясь. — Отойди подальше и смотри на здоровье, только с закрытой пастью!

— Хорошо, — закивал Уджурак. — Честное слово, я больше тебе не помешаю, вот увидишь! — Он послушно затрусил на берег и уселся там, обхватив лапами морду.

Сердито ворча, Токло вернулся на свое место. Этот глупый медвежонок распугал ему всю рыбу в реке своими глупыми выходками! Но что это? Серебристорозовая рыба плыла прямо в лапы Токло! Он присел и рассчитал место, где она окажется в следующий миг. На этот раз ошибки не будет!

— Ага! — оглушительно завопил Уджурак. — Попалась!

И он вбежал в воду всеми четырьмя лапами, подняв тучу брызг. Лосось метнулся в сторону, а на Токло обрушился целый каскад воды, так что он на миг оглох и ослеп от брызг.

— Уджурак! — в бешенстве заревел Токло, отряхивая лапами морду. — Ты тупой, как черный медведь! — Он потряс головой и открыл глаза.

Уджурак исчез.

— ЧТО? — зарычал Токло и обернулся на берег. — Уджурак! Немедленно превращайся в медведя, ты СЛЫШИШЬ?

Что-то скользнуло возле его лап, и Токло инстинктивно напрягся, приготовившись к прыжку. Но когда когти его уже готовы были вонзиться в серебристые бока рыбы, страшная мысль мелькнула у него в голове: а что если это Уджурак?

— Нет, этого не может быть! — пробормотал он. И что теперь делать? Получается, он не может ловить рыбу, пока не найдет Уджурака? — Вот сейчас съем тебя, тогда будешь знать! — в бешенстве закричал Токло.

Он выбрался на берег и сердито затряс головой, чтобы вылить воду из ушей. Когда слух вернулся к нему, он услышал голоса, раздававшиеся чуть ниже по течению.

Нет, только не это! Там ловят рыбу другие гризли!

— Нет! — закричал Токло, бросаясь вдоль берега. Сразу за поворотом река разливалась, образуя небольшой залив, окруженный деревьями. Двое гризли стояли в реке, в недоумении глядя на медвежонка, с воплями выбежавшего из кустов.

— Не ешьте этого лосося! — в отчаянии крикнул Токло, чувствуя, как жаркая волна стыда накрывает его с головой. Эти медведи примут его за сумасшедшего!

— Что это он такое говорит? — спросила самка-гризли.

— Да я несколько дней ничего не ел! — заревел самец. — Если я поймаю рыбу, то кто помешает мне съесть ее?

— Такой большой медвежонок, а не знаешь, что река общая, — проворчала медведица. — Оставь нас в покое!

Токло лихорадочно соображал, сколько времени понадобится Уджураку-лососю, чтобы доплыть до этой заводи. Гризли были большие и сильные, с ними не справишься… Что же делать? И тут его осенило.

— Рыба ядовитая! — крикнул он. — Не ешьте ее, вы отравитесь!

Медведица недоверчиво сощурила глаза:

— Откуда ты знаешь?

Токло понурился и напустил на себя несчастный вид.

— Потому что это моя мама отравилась! — захныкал он. — Разве вы не видите, что я совсем один? Мама поймала лосося в этой реке, и ей стало очень-очень плохо… а потом она умерла! — жалобно всхлипнул Токло. Он так увлекся, что почти поверил в собственную ложь.

Самка гризли с ревом встала на задние лапы.

— Она ловила рыбу в этой реке? Ты уверен?

Токло горячо закивал.

— Из этой, из этой! Ой, это было так страшно, просто ужас. Сначала живот у нее стал твердый, как камень, потом появился какой-то странный запах, и маму стало рвать, и все рвало и рвало без конца. А потом она еще немножко полежала, и все стонала… Так и померла.

Медведица поспешно вышла из реки, но медведь все еще с сомнением смотрел на воду, словно никак не мог поверить в слова Токло.

— Может быть, лосось тут ни при чем, — невинно заметил Токло. — Может быть, мама другим чем-нибудь отравилась. Вот вы съешьте лосося и проверьте.

Медведь оглушительно заревел, плюхнулся на четыре лапы и опрометью выскочил из реки.

— Лучше не пробовать, — проворчал он, проходя мимо Токло. — Но если я вернусь и увижу, что ты тут лакомишься свежей рыбкой…

— Честное слово, не увидите, — заверил его Токло.

— Спасибо, что предупредил, малыш, — кивнула ему медведица, и оба гризли с ворчанием скрылись за деревьями. Токло подождал, когда шаги их стихнут вдали, и упал на песок. Сердце его колотилось так сильно, что он боялся, как бы оно совсем не выскочило из груди. Он никак не мог до конца поверить в то, что произошло. Он только что обманул и прогнал двух взрослых гризли!

Вода неподалеку от берега вдруг бешено всколыхнулась, и из нее показалась мохнатая медвежья морда. Токло сел и стал смотреть. Вот из реки высунулись тощие плечи и мокрая спина с блестящими плавниками, которые растаяли на глазах, превратившись в дрожащие худые лапы. Через несколько мгновений Уджурак, фыркая и кашляя, выбрался на берег.

Токло молча смотрел на него.

Бока Уджурака тяжело вздымались, дыхание хрипло вырывалось из груди. Он испуганно посмотрел на Токло и вжал голову в плечи.

— Я… я не хотел. Прости меня, пожалуйста, — запинаясь, пролепетал он.

— Меня чуть не порвали два голодных гризли, — мрачно сообщил ему Токло. — Если бы я их не прогнал, они бы сейчас доедали тебя, недоумка.

— Ой, — сдавленно пискнул Уджурак, оседая на песок. — Спасибо тебе, Токло! Как здорово, что мы с тобой решили идти вместе, правда? Я сразу понял, что ты будешь отличным попутчиком!

— Я вижу, у тебя и правда пчелы в голове, — вздохнул Токло. — Ну так вот что я тебе скажу. Наверное, ты слишком много времени провел бабочкой, лососем или плосколицым, но медведем ты быть так и не научился. Мозгов у тебя, как у новорожденного. Дальше я с тобой не пойду. Мне это не нравится. Это слишком опасно.

Костлявые плечи Уджурака беспомощно поникли, он затравленно посмотрел на Токло и выдавил:

— Но… я думал, мы с тобой друзья.

— Друзья не превращаются в лосося и не подвергают друзей смертельной опасности, — холодно отрезал Токло. — Я чуть не погиб из-за твоих выходок, с меня хватит. Теперь ты сам по себе.

Он развернулся и пошел в лес, чувствуя на себе несчастный взгляд Уджурака. Токло стиснул зубы и заставил себя не оборачиваться. Он был одиноким медведем! Он не нуждается в попутчиках.

Токло пошел по следу двух взрослых гризли и вскоре добрался до спуска в долину. Здесь он остановился, снова вернулся в лес и бродил там до самых сумерек. Когда голубое небо стало медленно наливаться пурпуром, в небо вышла одинокая звезда. Она сияла ярко, словно ночью, и Токло невольно подумал, что Уджурак, наверное, тоже смотрит на нее сейчас.

Может, посмотреть, как он там? Не напали ли на него те двое гризли?

Токло повернулся и побрел через лес на звук реки. Горы над его головой медленно чернели, растворяясь в ночном небе, а стволы деревьев призрачно светились под луной. Токло вышел к реке и пошел вдоль берега к заводи. Может быть, Уджурак еще не успел далеко отойти от воды и не забрался в горы?

Выйдя из-за поворота реки, Токло увидел на берегу маленький темный комочек. Что-то вдруг толкнуло его в грудь, и он со всех лап бросился к медвежонку.

Уджурак спал. Бока его мерно поднимались и опадали, черный нос тихонько посапывал во сне. Несколько упавших листьев пристали к его шерсти, а на боках и лапах виднелись комочки подсохшей грязи. Токло долго смотрел на спящего, вспоминая другого маленького медвежонка, засыпанного землей и листьями.

Нет, он не мог бросить Уджурака одного. Удивительно, как этот медвежонок вообще еще жив! Без Токло его завтра же растопчут, убьют или, чего доброго, съедят, ведь он совершенно беззащитен. Не хватало еще, чтобы дух Уджурака преследовал Токло, как преследует его во сне и в памяти дух Тоби!

Токло со вздохом улегся на песке рядом с Уджураком и прижался спиной к его спине. Уджурак что-то радостно пролепетал во сне и плотнее придвинулся к нему.

Токло посмотрел на звезду, одиноко сиявшую сквозь ветви деревьев.

— Да знаю я, знаю, — виновато прошептал он. — Но это же ненадолго. Вот он научится сам заботиться о себе, и я уйду.

Глава XXVIII

КАЛЛИК

Каллик приоткрыла глаза. Она лежала рядом с медведицей Нанук, уткнувшись носом в ее шерсть. Конечно, это было не так хорошо, как на льду, но все равно лучше, чем скитаться по земле, по крайней мере, лапы у Каллик поджили и уже не так болели. Хорошо бы еще мягколапые дали им хоть немножко поесть!

— Каллик, — прошептала Нанук. — Просыпайся. Пора идти.

Каллик моргнула и потерла лапой глаза. Теперь она тоже услышала приближающиеся шаги мягколапых. Она села и стала смотреть. На этот раз мягколапых было очень много, и они несли с собой палки, сети и еще какие-то непонятные предметы.

— Не бойся, — прошептала Нанук. — Они сейчас усыпят нас, но не навсегда. Когда мы заснем, они отвезут нас к тому месту, куда раньше всего приходит лед.

— Они отвезут нас на лед? — ахнула Каллик, вскакивая на лапы.

— Они оставят нас у края залива, далеко-далеко отсюда, — кивнула Нанук. — Там мы будем ждать, когда вернется лед.

Каллик решила, что будет смелой, но когда плосколицые приблизились к их клетке, она взвизгнула и уткнулась мордой в шерсть Нанук.

— Я боюсь, — заплакала она. — Вдруг мы никогда не проснемся? Или они отвезут нас очень далеко, и я никогда не смогу найти Таккика? — она умоляюще посмотрела на Нанук. — Как ты думаешь, вдруг он тоже придет туда?

— Конечно, придет, — вздохнула Нанук и погладила Каллик носом по макушке. — Не бойся. Просто закрой глаза и думай про лед. Думай о том, как будешь есть тюленей, бегать по белому снегу и играть со своим братом всю ночь напролет, а огромные звезды будут сиять вам с черного неба.

Каллик затаила дыхание и стала ждать острого укуса в бок. Это оказалось больно, но не так, как в прошлый раз. Засыпая, она думала о Таккике. Будет ли он ждать ее на берегу, когда она проснется?

Каллик открыла глаза. Холодный ветер трепал ее шерсть. Она лежала под животом у Нанук, запутанная в плотную сеть. Что-то было не так… Здесь было слишком ветрено, и Каллик сильно качало, будто на волнах. Что-то рычало и гремело у нее над головой, так что сеть дрожала. Каллик подняла голову и увидела над собой белое брюхо огромной птицы. Крылья у этой птицы почему-то вертелись по кругу, издавая пронзительный тарахтящий звук.

Каллик посмотрела вниз, и сердце у нее остановилось. Земля была далеко-далеко под ними! Птица тащила их по небу!

Каллик в ужасе завизжала и забилась в сети, царапая когтями толстые веревки. Ветер бросал ей в лицо пригоршни ледяного дождя со снегом.

— Ш-шш, — раздался у нее над ухом спокойный голос Нанук. Огромная лапа медведицы легла на спину дрожащей Каллик и плотнее прижала ее к теплому медвежьему животу. — Успокойся. Птица несет нас на лед. Так и надо, все будет хорошо.

— Но мы же летим! — заревела Каллик, не слушая ее. — Медведи не летают! Мне холодно, и мы очень высоко… Я не хочу так, не хочу!

— Успокойся, — ласково проурчала Нанук. — Перестань брыкаться и принюхайся. Чувствуешь?

Каллик на миг притихла и подставила нос порывам мокрого ветра.

— Пахнет льдом! — растеряно пролепетала она. — Пахнет домом…

— Вот видишь? Мы летим домой. Все будет хорошо, малышка.

Каллик зарылась лбом в шерсть Нанук и приказала себе не думать о том, что они летят высоко над землей. Ветер становился сильнее, и сеть бешено раскачивалась во все стороны. В воздухе чувствовалось приближение грозы, дождь замерзал на лету, и вскоре мокрая шерсть Каллик обледенела.

— Можно я останусь с тобой, когда мы прилетим? — прошептала Каллик, с трудом разжимая онемевшие губы.

Нанук положила лапу ей на бок и тихонько похлопала.

— Ну конечно.

Каллик сама не заметила, как снова уснула. Проснулась она от того, что сеть резко накренилась, и Нанук всей тяжестью навалилась на нее сверху. Ветер стих, зато весь мир вокруг вдруг стал густым, белым и пушистым. Их проглотила туча!

— Это туман, — проурчала Нанук. — Мы уже совсем близко.

Каллик посмотрела вниз. Земли не было видно, только вихри тумана колыхались в воздухе, и рокочущий шум птичьих крыльев доносился будто сквозь густую шерсть. Судя по прерывистому звуку, птице не нравилось лететь через туман. Птица тяжело дышала, крылья ее то и дело взвизгивали и клацали. Каллик подняла глаза, и шерсть ее встала дыбом. Происходило что-то очень плохое.

Внезапно крылья накренились, а потом полностью остановились, и птица нырнула носом вниз. Потом ветер оглушительно завыл в ушах Лусы, и земля стала стремительно приближаться. Но даже большие птицы не могут летать так быстро! Каллик завизжала и спрятала голову в шерсти Нанук, чтобы не видеть летящую ей навстречу землю. Она слышала, как бешено колотится сердце большой медведицы, и чувствовала, как та все сильнее и сильнее прижимает ее к себе.

— Что случилось? — закричала Каллик.

Но Нанук ничего не ответила. Раздался оглушительный грохот, небо полыхнуло оранжевым, и огромная птица вдруг загорелась прямо в воздухе. Каллик обдало жаром, а потом они с силой рухнули на землю, и наступила ночь.

Когда Каллик очнулась, она не сразу поняла, почему шерсть у нее мокрая насквозь, словно она всю ночь пролежала под дождем. Какая-то тяжесть прижимала ее к земле, мешая вздохнуть полной грудью. Может быть, она снова попала в свою родовую пещеру, к Нисе и Таккику? Но тут в ноздри ей ударил резкий запах горелого металла, и Каллик все вспомнила.

— Нанук! — взвизгнула она, торопливо вылезая из-под бока медведицы. — Нанук, ты цела? — Она разорвала лапами сеть, отбросила в сторону обрывки и добралась до морды Нанук. Глаза медведицы были закрыты, а шерсть была пугающе холодной.

— Нанук! — в смертельном ужасе заскулила Каллик. — Проснись, Нанук! Это же я, Каллик!

Медведица слабо пошевелилась, повернула голову и мучительно закашлялась. Алая струйка крови потекла на землю из уголка ее пасти.

— Нанук, ты ранена! — взвизгнула Каллик. — Что мне делать?

Нанук открыла мутные глаза и с усилием посмотрела на Каллик.

— Ищи своего брата, — хрипло выдохнула она, но тут новый приступ кашля сотряс ее тело, и лужица крови начала растекаться по земле.

— Нет, я хочу остаться с тобой! Мы вместе пойдем искать Таккика.

— Я не могу пойти с тобой, — простонала Нанук. — Будь сильной, малышка. Ты сильная, ты гораздо сильнее… чем думаешь. У тебя все будет хорошо.

— Но как же ты?

— Мне пришло время уходить к ледяным духам, — прошептала Нанук и со вздохом уронила голову на землю. — Иди без меня. Найди место, где никогда не тает лед и где духи умерших медведей танцуют в разноцветном небе.

— Это не сказка? — ахнула Каллик. — Такое место правда есть?

— Правда, — еле слышно прошептала Нанук и закрыла глаза. — Я точно знаю…

Голос ее зазвучал совсем тихо, а потом и вовсе стих, заглушенный свистом ветра.

— Постой! — в отчаянии крикнула Каллик. — Откуда ты знаешь? Прошу тебя, скажи мне еще что-нибудь! Нанук, миленькая, ну не умирай!

Она потрясла Нанук лапами, пытаясь приподнять, но Нанук была тяжелой и холодной, как снег. Бока ее больше не раздувались, и дыхание не вырывалось из пасти.

Каллик всхлипнула и уткнулась носом в холодную шерсть Нанук.

— Я никогда тебя не забуду, — прошептала она, глотая слезы. — Спасибо тебе за все!

Потом она отошла и освободила лапы от остатков порванной паутины. В воздухе колыхался черный дым, удушливо пахло горелым металлом. Огромная птица валялась чуть поодаль, она сплющилась и треснула пополам, как разбитый молнией ствол дерева. Огонь лениво лизал ее бока.

Каллик бросилась прочь. Она не знала, куда бежит, ей просто хотелось очутиться как можно дальше от горящей птицы и белого тела Нанук, неподвижно лежавшего рядом с ней.

— Прощай, Нанук, — шептала она на бегу. — Я дойду до края Вечного Льда. И может быть, там, среди танцующих духов, я снова встречу тебя.

Глава XXIX

ЛУСА

Луса завизжала, да так громко, что гризли вздрогнул и на миг отпрянул, убрав лапу. Этого ей и было нужно. Луса стремительно отпрыгнула в сторону и бросилась в густой куст, не обращая внимания на острые колючки, больно впивавшиеся в ее шкуру. Она выскочила с другой стороны куста, подбежала к ближайшему дереву и полезла наверх, да так быстро, что ветки и листья замелькали перед ее глазами. Из рассказов Кинга она знала, что гризли не умеют лазать по деревьям, поэтому горячо поблагодарила духов деревьев за то, что родилась черной медведицей.

— А ну, слезай немедленно! — возмущенно заревел большой гризли, подбегая к дереву. Луса крепче обхватила лапами ствол и закрыла глаза.

— Слезай вниз, и я разорву тебя на клочки! — бушевал внизу гризли. — Я тебе покажу, как заходить на чужую территорию! Навек запомнишь, как связываться с гризли! Я сдеру с тебя шкуру, а потом вырву когтями сердце!

Луса хотела закрыть уши, чтобы не слышать эти страшные угрозы, но не могла оторвать лапы от ствола. Она так сильно дрожала, что ветка под ней ходила ходуном. Почему этот ужасный медведь не оставит ее в покое?

«Может, он голодный, как Ока? — неуверенно подумала она. — Но меня-то ему ни за что не съесть! Лучше уж я умру от голода на этом дереве, чем спущусь к нему в лапы».

Спустилась ночь, но гризли никуда не ушел. Он рычал и расхаживал взад-вперед под деревом, время от времени поднимаясь на задние лапы и в ярости царапая когтями кору. Луна почти дошла до макушки неба, когда гризли в последний раз встал во весь рост и проревел:

— Держись от меня подальше!

Потом он опустился на четыре лапы и скрылся в темных зарослях.

Но Луса не решилась спуститься на землю. До самого утра она просидела на ветке, не сводя глаз с темневших внизу кустов. Только на рассвете она набралась храбрости принюхаться и убедилась, что ее страшный враг ушел. Тогда она осторожно спустилась с дерева и опрометью кинулась бежать из этого места. Лучше она обойдет этот лес стороной и будет добираться до горы в два раза дольше, но ничто не заставит ее снова зайти на территорию медведя гризли!

Наверное, безопаснее будет путешествовать по ночам. Когда территория злого гризли осталась далеко позади, Луса облюбовала себе высокое дерево и проспала на нем до самого вечера. Добывать еду в темноте оказалось намного труднее, чем днем, зато теперь Луса чувствовала себя в большей безопасности. С каждой ночью она все выше и выше поднималась в гору, и ей казалось, что с каждым шагом облака становятся все ближе.

Наконец она добралась до самой вершины и, обогнув кучу камней, очутилась на широкой плоской площадке, над которой уже не было ничего, кроме неба. Бескрайняя земля расстилалась во все стороны под лапами Лусы. Она устроилась на ночлег в неглубокой пещерке между скалами и долго смотрела на далекие огни в берлогах плосколицых. Огни были похожи на рассыпанные по земле звезды. Мир оказался таким огромным… намного больше, чем она представляла себе. Почему Ока не сказала ей этого?

Луса отчаянно тосковала по теплу Аши, по рассказам Стеллы и ворчанию Кинга. Ей хотелось повозиться с Йогом и даже поплясать перед плосколицыми, выпрашивая банан или грушу. Как-то там поживает ее семья? Скучают ли они о Лусе? Помнят ли о ней? Она никогда этого не узнает, потому что никогда больше не вернется в Медвежатник… Луса положила голову на лапы и тоскливо вздохнула. Огромная равнодушная луна плыла по небу над ее головой, а Лусе было холодно и до слез одиноко.

Через несколько дней она дошла до первого озера. Луса была еле жива от голода и усталости, но при виде большой воды, похожей на жидкий звездный свет, налитый в гигантскую миску, ее охватила бурная радость. С веселым визгом Луса сбежала с берега в воду. Она плескалась, кувыркалась и шлепала лапами, она смыла с себя всю пыль и грязь и с наслаждением отмочила в воде свои сбитые в кровь подошвы. Серебристая рыбка проплыла мимо нее, и Луса с визгом погналась за ней, подняв тучи брызг.

Она вволю напилась, а потом медленно побрела по воде вперед, и вскоре дошла до такого места, где лапы ее не доставали до дна. Тут Лусу ждало еще одно радостное открытие — оказывается, она умела плавать! Вот бы Йог был здесь! С ним тут было бы гораздо веселее, чем одной… Ну ничего, скоро она разыщет Токло, и уже никогда не будет одна. Интересно, Токло любит плавать или нет? Если нет, то она его научит, и ему тоже понравится.

Луса прожила на озерах целых три дня. Целыми днями она плескалась в воде и объедалась ягодами, которых здесь было видимо-невидимо. Она была счастлива немного передохнуть после долгого путешествия, ведь неизвестно, когда ей снова предоставится такая возможность.

За третьим по счету озером начинался мертвый лес, о котором рассказывала Ока. Это было самое страшное место в ее путешествии, даже страшнее дорог с ревущими огнезверями. От деревьев остались одни пустые черные оболочки, под которыми не было ни травы, ни ягод. Толстый слой пепла покрывал землю, а обгоревшие ветки громко хрустели под лапами Лусы, и треск этот зловеще разносился в мертвой тишине леса.

Эта тишина пугала сильнее всего. Здесь не было слышно ни пения птиц, ни шороха мелких зверьков в траве. Не шуршала трава, не шелестели листья, лишь изредка поскрипывали ветки, да ветер свистел в безжизненных ветвях. Луса содрогалась от страха при мысли о духах деревьев. Ей казалось, будто они все еще здесь, намертво цепляются невидимыми когтями в место своей второй смерти. Но теперь они были совсем не добрыми, напротив, они со злобным вниманием следили за каждым шагом Лусы, будто хотели, чтобы она заблудилась и навсегда осталась здесь.

Луса не осмелилась спать в этом лесу. Она шла всю ночь и половину следующего дня и наконец вышла к руслу пересохшей реки. Она с облегчением сбежала вниз и пошла по потрескавшемуся от сухости дну, оставляя за спиной зловещий лес.

Только на следующий день она увидела впереди зеленые листья деревьев. Луса бросилась вперед, жадно высматривая все новые и новые признаки жизни. Казалось, будто лес вокруг нее медленно пробуждался от сна. За зелеными кустами вставали живые деревья, в густых кронах которых перешептывались под ветром духи медведей. Луса отыскала небольшой овражек под корнями высокого дерева и повалилась туда, чувствуя, что больше не может сделать ни шагу. Лапы ее горели огнем, шерсть почернела от гари, глаза слезились. Большой нарост на коре немного напоминал добрую морду Стеллы, и прежде чем провалиться в сон, Луса погладила его слабеющей лапой.

— Спокойной ночи, Стелла…

Горькое одиночество снова сдавило ей грудь. Разве могла она представить, что поиски Токло окажутся такими долгими? Может быть, она никогда не найдет его… Луса вспомнила огромные просторы, развернувшиеся перед ней с вершины горы. Дикий мир оказался слишком большим. Как могла Ока поверить, что Луса сумеет отыскать в нем маленького медвежонка? Наверное, ей просто очень хотелось в это верить… Нет, не найти ей Токло. Видно, придется как-то научиться выживать одной.

Глава XXX

ТОКЛО

Чей-то холодный нос настойчиво тыкался в шерсть спящего Токло. Медвежонок зарычал и открыл глаза.

— Ты вернулся! — завизжал Уджурак. Солнце пробивалось сквозь листву деревьев, сверкало на волнах реки.

— Вернулся, — пробурчал Токло. — Но я уйду, если ты не будешь стараться быть медведем. Я не желаю иметь дело с лососями, плосколицыми или птицами.

Уджурак пустился в пляс от радости, смешно подбрасывая задние лапы.

— Я постараюсь! — пообещал он.

«Очень на это надеюсь», — хмуро подумал Токло.

Они вышли из леса и перебрались на усеянный яркими цветами луг. Огромная гора, как гигантский гризли, возвышалась впереди. Когда медвежата вышли из-за деревьев, Токло учуял в воздухе какую-то вонь. Он быстро огляделся и заметил на земле клочок белой шерсти. Он тщательно обнюхал шерсть, и с шумом сглотнул слюну. В животе у него громко заурчало. Это была снежная коза!

— Сюда, — приказал он Уджураку, бросаясь в траву.

Медвежонок бросил копаться в земле и бросился вдогонку за своим старшим другом. Токло полностью положился на свой нюх, и вскоре запах привел его к извилистой тропинке, петлявшей среди кустов. Здесь Токло обнаружил обглоданные ветки и полуобгрызанные листья, совсем недавно послужившие завтраком снежной козе. Затем запах привел его к новой тропинке, круто поднимавшейся вверх по склону горной вершины.

Токло подошел к краю тропинки и огляделся. Гора круто вздымалась ввысь, вонзая остроконечную вершину в голубое небо. Там, в неприступной вышине, проплывали белые облака, похожие на шерсть снежной козы. Токло опустил глаза и стал смотреть на склон.

— Смотри! — прошептал он Уджураку. Белоснежная фигура мелькнула среди камней прямо над головами медвежат. Это была снежная коза… и она их не заметила! Она спокойно стояла и щипала травку, пробивавшуюся между камнями.

Токло стал карабкаться по тропинке, но когти его то и дело соскальзывали с камней. Бесшумно подобраться к козе было невозможно! Снежная коза вскинула голову и, не переставая жевать, посмотрела на Токло своими черными выпуклыми глазами. В следующий миг она с неожиданной прытью отскочила в сторону и бросилась наутек, ловко перепрыгивая через камни. Токло сокрушенно взвыл.

— Давай догоним ее! — завопил Уджурак.

Токло кивнул и помчался за козой. Ему до смерти надоело жевать траву и корни, он стосковался по теплому мясу. Острые камни больно впивались ему в лапы, но он продолжал бежать вперед. Уджурак давно отстал, и Токло надеялся, что у малыша хватит ума не потеряться среди камней.

Снежная коза перелетела через высокий камень и бросилась бежать по узкому гребню скалы. Токло побежал за ней, но через несколько шагов в страхе остановился. Коза стояла на самом краю отвесной скалы. Зеленый луг лежал далеко внизу: так далеко, что цветов не было видно, все сливалось в зеленоватую дымку. Токло и не заметил, как забрался на такую высоту. Он невольно поежился, представив, как долго будет лететь вниз, если вдруг поскользнется.

Теперь от козы его отделяло не больше трех медведей. Коза настороженно смотрела на своего преследователя, постукивая копытцем по камню.

«Она ведь не сумасшедшая, вниз прыгать не станет?» — подумал Токло. Коза была так близко, что он слышал, как толчками бьетсяу нее в горле. Вот бы прыгнуть, впиться зубами ей в глотку и вырвать жизнь. Тогда они с Уджураком наедятся на несколько дней…

Но Токло тоже не был сумасшедшим, чтобы так рисковать. Он понимал, что в горах коза чувствует себя гораздо увереннее, чем он. Токло с ненавистью посмотрел на недоступную дичь. Он был голоден, он устал от погони, но придется, видно, поворачивать обратно.

Пронзительный крик раздался в небе над его головой. Токло поднял голову и увидел огромного золотого орла, который камнем падал вниз, нацелив на козу свои страшные изогнутые когти. В следующий миг он вонзил когти в спину козы и спихнул ее с края утеса. Коза заблеяла от страха, потом ноги у нее подогнулись, и она покатилась вниз, ударяясь о скалы, пока не рухнула на плоский камень, торчавший на середине склона.

Токло опрометью бросился вниз, перепрыгивая с камня на камень. Однако орел оказался быстрее, и когда Токло, задыхаясь, выскочил на плоскую площадку, огромная птица уже сидела на теле мертвой козы. С торжествующим клекотом орел вонзил клюв в свою добычу и вырвал кусок мяса.

— Пошел отсюда! — заорал Токло. — Это моя дичь! А ну, убирайся!

Он подскочил к козе, встал на задние лапы и заревел, пытаясь запугать непрошеного помощника.

Орел задрожал, и целый дождь золотых перьев вдруг просыпался к лапам Токло. Черная шерсть вылезла на птичьей спине, а крылья съежились, превратившись в короткие лапы. В следующий миг рядом с козой стоял Уджурак — целый, невредимый, и весьма довольный собой.

— Ты видел? — захлебываясь от радости, завопил он. — Я сам выбрал, в кого мне превратиться! Я сделал полезное дело! Я убил для нас дичь.

— Хммм, — протянул Токло. — Здорово, ничего не скажешь.

Уджурак снова повернулся к козе, вонзил в нее когти и оторвал клок шкуры.

— Просто не могу поверить в то, что у меня все получилось! — без умолку трещал он. — Сначала я побежал за тобой, а потом подумал: давай-ка я лучше превращусь в кого-нибудь, кто умеет хорошо охотиться. И я превратился, представляешь? Вот это да! Со мной первый раз такое!

Токло настороженно посмотрел на Уджурака и буркнул:

— Ишь, расхвастался! Вообще-то, мне больше нравится, когда ты медведь.

Прохладный ветерок гулял по густому лесу, заставляя листья пускаться в пляс. Спускался вечер, и во влажном воздухе чувствовалось приближение дождя. Токло было не по себе. Он боялся небесного огня и хотел поскорее найти какое-нибудь хорошее сухое укрытие, чтобы переждать в нем ночь и грозу.

К тому же его тревожил непонятный запах, доносившийся откуда-то из-за деревьев. Пахло чем-то странным, как будто пеплом или горелым деревом. К счастью, источник запаха находился в стороне от их пути, потому что Токло ни за что на свете не хотел бы приближаться к нему.

Внезапно какой-то маленький зверек выскочил из-под куста прямо перед носом у медвежат. Кролик! Токло напрягся, но тут за его спиной раздался испуганный крик Уджурака. Токло резко обернулся и увидел, как на голове у медвежонка вдруг выросли два длинных пушистых уха, а короткие задние лапы вытянулись, превратившись в сильные кроличьи ноги.

— Не смей! — закричал Токло, но было уже поздно. Уджурак превратился в кролика — и на этот раз совсем не нарочно! — Стой, где стоишь! — приказал Токло, но Уджурак-кролик уже бросился в кусты следом за своим настоящим собратом. Токло вздохнул, глядя на прыгающий в траве белый хвостик. Ну ладно, придется на какое-то время отказаться от крольчатины!

И тут поблизости раздалось голодное рычание. Шерсть у Токло встала дыбом от страха. Здесь есть другие медведи!

Он опрометью бросился в кусты, выскочил на поляну и увидел кролика, оцепеневшего от страха возле густого куста. Прямо перед ним стояла какая-то тощая черная медведица, ростом почти вдвое меньше Токло. С первого взгляда было видно, что она еле жива от голода и готова проглотить все что угодно, в том числе и Уджурака-кролика.

— Не смей! — заревел Токло и выскочил на поляну. Он бросился на черную медведицу, свалил ее с лап и прижал к земле. Она отчаянно сопротивлялась и даже несколько раз больно куснула его за лапу. Честно сказать, Токло не ожидал от этой полуживой замарашки такой прыти.

— Ты не тронешь этого кролика! — прорычал он.

— Ладно, ешь его сам! — пискнула она. — Я не знала, что он твой! — Она яростно замахала лапами и расцарапала Токло морду.

— Ах, ты так! — обозлился он и навалился на нее сверху, прижав лапы к земле.

— Подожди! Постой!

Токло обернулся и увидел, что кролик уже превратился обратно в медвежонка. Уджурак стоял на задних лапах и отчаянно размахивал в воздухе передними.

— Не обижай ее! — жалобно попросил он. — Смотри, какая она жалкая и тощая. Она, наверное, уже забыла, когда ела в последний раз. Отпусти ее, Токло, пожалуйста.

Черная медведица вдруг перестала вырываться. Токло посмотрел на нее и увидел, что медведица глядит на него огромными изумленными глазами.

— Ты — Токло? — пролепетала она.

— Ну да, — буркнул он.

Черная медведица выбралась из-под него и поднялась на лапы.

— Меня зовут Луса, — сказала она. — Я тебя ищу.

ПРИМЕЧАНИЕ

В книге действуют три вида медведей: белые, гризли и черные медведи (барибалы).

Белые:

Ниса — мама-медведица.

Каллик — одна из главных героинь, медвежонок.

Таккик — брат Каллик.

Нанук — большая белая медведица, с которой Каллик познакомилась во время скитаний по земле.

Пурнак — сердитый белый медведь, встретившийся Каллик на земле.

Гризли:

Ока — тощая, изможденная мама-гризли.

Тоби — медвежонок, сын Оки. Слабый, полуживой.

Токло — медвежонок, второй сын Оки. Сильный, крепкий и любознательный.

Уджурак — самый странный персонаж. Волшебный медвежонок-гризли, который может превращаться во всех живых существ: человека, рыбу, птицу, бабочку.

Шотека — большой и злой самец-гризли, едва не утопивший Токло в реке.

Черные медведи (барибалы):

Луса — медвежонок. Дочь Аши и Кинга. Родилась в зоопарке, но убежала в дикую природу. Угольно-черная, без единого бурого пятнышка.

Аша — медведица, мать Лусы.

Кинг — огромный ворчливый медведь, отец Лусы.

Йог — лучший друг Лусы по вольеру в зоопарке. Тоже черный, но с белым пятнышком на груди.

Стелла — медведица, постарше Лусы и Йога, живет в одном вольере с ними. Шерсть у нее не черная, как у Лусы, а бурая, с рыжеватым отливом.