Современный норвежский детектив Радуга Москва 1986

Элла Гриффитс

Неизвестный партнер

Я благодарю директора Свейна Мюре, А/О «Самтраффик», Осло, за его исчерпывающую информацию о международных трейлерных перевозках, за модель трейлера, которую он мне предоставил и которая вдохновляла меня, пока я писала эту книгу, за карты, документы и, главное, за его ИНТЕРЕС к моей работе.

Действующие лица и события здесь вымышленные. Правда, несколько раз я поддалась искушению и назвала существующие фирмы, но только для того, чтобы придать достоверность моей истории. Надеюсь, мне это простится.

Автор

1

– Харри? Какими судьбами?

Четыре человека, которые играли в покер в салоне парома, идущего из Ларвика в Фредериксхавн, подняли головы как по команде.

– Венке? – Харри Халворсен, по прозвищу Слон, неуклюже поднялся с места. – А ты-то сама что здесь делаешь? – Не дожидаясь ответа, он повернулся к своим спутникам. – Познакомься с моими друзьями. Это Трюгве Лиен. Рядом с ним Рогер Гюндерсен. И третий Халвор Бертелсен.

Один за другим они протягивали ей руки, и она каждый раз повторяла:

– Венке Ларсен.

Мужчины освободили для Венке место за своим столиком и спросили, что она будет пить.

– То же, что и вы. – Венке кивнула на пивные бутылки и стопки с водкой. – И, пожалуй, бутерброд с креветками.

Она была очень высокая и тонкая, даже худая, но выглядела красивой и хорошо сложенной. У нее были правильные черты лица и стройные длинные ноги – это первое, что бросалось в глаза. Прямые темные волосы Венке были коротко подстрижены. Карие, чуть раскосые глаза. Когда она улыбалась, в лице у нее появлялось что-то восточное. Ярко-зеленый бархатный костюм, черные туфли на толстой каучуковой подошве. На плече – черная, весьма вместительная сумка.

На столике появилось пиво и бутерброды.

– Значит, тебе интересно, куда я держу путь? – спросила Венке у Харри и, оглянувшись по сторонам, словно обняв взглядом весь паром, принялась за бутерброд с креветками. – Хочу попасть в Италию. Надеюсь, мне это удастся.

– А почему может не удаться? – удивился Лиен.

– Понимаешь, мне придется «голосовать»… – Венке отхлебнула пива. – На паром-то у меня есть билет, а вот дальше… – Она пожала плечами.

– А зачем тебе в Италию? – спросил Харри.

– Это моя тайна, – загадочно ответила Венке.

Лиен рассеянно собрал карты, сложил их в коробку ri сунул в карман пиджака. Девушка как девушка, вполне приличная. Такие вроде на дорогах не голосуют. Да и вид у нее явно обеспеченный.

– Я видела на пароме огромные фургоны. Это ваши? – Венке покончила с бутербродом и закурила длинную сигарету с фильтром.

Слон кивнул. Свое прозвище он получил за то, что был около двух метров ростом и весил сто тридцать килограммов. Будь он килограммов на пятьдесят полегче, его можно было бы назвать даже красивым. Черные волнистые волосы, темные густые брови. Синие глаза, доверчиво глядящие на собеседника. Губы его почти всегда были сложены в довольную улыбку. Он не был женат, и его друзья были уверены, что он на всю жизнь так и останется холостяком. По крайней мере не женится, пока жива его мать. Харри был болезненно привязан к матери, бодрой семидесятидвухлетней женщине, которая держалась словно ей всего сорок, а ее сын – еще ребенок, а не сорокадвухлетний великан.

– Вы далеко едете?

– В Бриндизи, – ответил Халвор Бертелсен.

– Какое совпадение! – Венке даже засмеялась. – Значит, вы тоже в Италию?

Лиен утвердительно хмыкнул.

– А что вы везете?

– Макулатуру, – быстро ответил Слон.

– Макулатуру? – Венке не на шутку удивилась.

Слон только кивнул в ответ.

– Неужели в Италии кому-то нужна ваша макулатура?

– Выходит, нужна, – заметил Гюндерсен.

Хороша макулатура! – подумал каждый про себя, но именно так они были обязаны отвечать, если кто-нибудь вопреки ожиданиям проявит интерес к их грузу.

На самом деле фирма «Инт-Транс», в которой они работали, по заказу Оружейного завода в Конгсберге должна была доставить экспедиционной фирме «Джеронтони» в Бриндизи графопостроители с компьютерным управлением и патентные права на них. Оттуда путь графопостроителей лежал в Бейрут и Стамбул. Общая стоимость всего груза была семнадцать миллионов двести тысяч норвежских крон.

– А мне бы только до Милана добраться, – вздохнула Венке.

Все четверо промолчали.

– Ну-ка, достань свои карты! – Венке улыбнулась Лиену. – Давайте сыграем!

Лиен неуверенно взглянул на Слона.

– Венке любит перекинуться в покер, – объяснил Слон товарищам и повернулся к ней: – Раз ты собираешься «голосовать», значит, с деньгами у тебя не густо, так я понимаю? Будем играть на спички?

– Если б мы были с тобой вдвоем, мы бы сыграли на раздевание. – Венке засмеялась. – Но так как нас много, придется играть на спички.

Вот увидишь, все пройдет как по маслу! Никто и не заподозрит, что мы заранее договорились. Только держись так, будто мы с тобой некоторое время не встречались.

Но Слон был никудышный актер. Он старался изо всех сил, но у него ничего не получалось, и он сам прекрасно это понимал.

– Ты поосторожней, а то ребята бог знает что о тебе подумают. – Ничего более подходящего с ходу ему в голову не пришло.

Венке только засмеялась в ответ, и Лиен вынул из кармана карты, а Гюндерсен отправился покупать сразу несколько коробков спичек.

Вон оно как, девица желает играть в покер, думал Бертелсен. Не повезло ей, что они играют на спички, а то могла бы пополнить свою дорожную кассу.

Ничего себе, ехать в Италию, голосуя на дорогах! Наверняка едет к мужчине…

Сколько, интересно, ей лет?

Уж никак не больше тридцати.

Вещи на ней дорогие. Видно, что за собой она следит. И такая девушка голосует, чтобы доехать до Италии? Этого Бертелсен никак не мог взять в толк.

А если она попросится с ними? Они со Слоном едут на пару, а она вроде бы его близкая приятельница…

Бертелсен не знал, как быть. Во время рейсов им случалось подвозить девиц, которые потом расплачивались натурой.

Но Венке не похожа на тех дешевок.

Странно, что Слон никогда не говорил о ней. Она же ему нравится, это ясно!

А он не из тех, кто скрытничает, у него всегда душа нараспашку!..

– Я видела на днях твою мать, – обратилась Венке к Слону, внимательно разглядывая свои карты. – Скажи ей, чтобы всегда носила синий цвет, ей очень идет.

Откуда она знает, что у матери синее пальто и такая же шляпа?

– Хорошо, передам.

– Я видела ее на Сумсгате. И сразу поняла, что она была у фру Торкилдсен. Хотя, может, я и ошиблась.

Фру Торкилдсен? Но откуда же ей известно, что фру Торкилдсен закадычная подруга матери?

– Правильно, мать была у нее в гостях, – спокойно ответил Слон, однако на душе у него было тревожно. – Они дружат с незапамятных времен.

– Я знаю.

– Твой ход, – нетерпеливо перебил их Бертелсен.

– Иду, иду. – Руки у Слона дрожали, и он ничего не мог с этим поделать. – Пожалуйста.

Но выиграла Венке.

Стоял октябрь, паром сильно качало, однако Венке как будто не замечала этого. Ее занимал только покер. Игра становилась жаркой. Правда, не для нее. Хотя и играли всего лишь на спички.

– Так до какого места вы меня довезете?

Она не спросила, возьмут ли они ее вообще. Это как бы подразумевалось само собой.

Слон взглянул на Бертелсена.

– Я не знаю, – промямлил Бертелсен. – Немного подвезем, скажем так.

– Не похоже, чтобы это доставило тебе удовольствие, – заметила Венке, сосредоточенно глядя в карты.

– Просто Бертелсен имел в виду, что наши машины отнюдь не отель на колесах, – сказал Слон.

– Как будто я не понимаю. Но я могу несколько дней обойтись без комфорта, лишь бы знать, что меня подвезут.

Гюндерсен прищурил светло-карие глаза. Похоже, что Слон заранее сговорился с этой девицей. Столько совпадений, даже подозрительно – сперва они едут на одном и том же пароме, потом оказывается, что Венке тоже нужно в Италию.

Лиен первый нарушил молчание.

– Я иду спать, – зевая, сказал он.

– И я тоже. – Гюндерсен поднялся.

Бертелсен последовал их примеру. Венке и Слон остались одни.

– Слушай, откуда ты знаешь, что моя мать купила себе синее пальто и шляпу и что она дружит с фру Торкилдсен? – спросил Слон.

В раскосых глазах Венке мелькнула улыбка.

– Что с тобой, Харри? Да ведь ты сам рассказал мне об этом! Неужели не помнишь?

– Я? Когда же? – Он нахмурился.

– В один из наших первых вечеров! Правда, ты выпил лишнего, но я не думала, что ты не понимаешь, о чем говоришь.

Действительно, раза два ему случилось перепить в ее обществе. Их знакомство было слишком неожиданным для него. Он никогда не пользовался успехом у шикарных девушек, а уж Венке была самой шикарной из всех, каких он видел. Лишние килограммы всегда стояли преградой между Харри и Великой Любовью. Он знал свое место и привык довольствоваться не особенно разборчивыми девицами. Немудрено, что тут он опрокинул лишнюю рюмку. Алкоголь придавал мужества, заставляя верить, что счастье наконец-то улыбнулось ему.

– Только не рассказывай никому про нас, – попросила Венке в первый же вечер их знакомства. – Для меня все это так неожиданно. Давай сохраним в тайне нашу любовь. Это будет наша с тобой великая тайна. Ведь мы еще не знаем, чем все у нас кончится.

Венке могла и не просить его об этом, он и сам не стал бы рассказывать о ней товарищам. Вдруг все закончится ничем. Да они же засмеют его! Он прекрасно понимал, что они ни за что не поверят, будто такая красотка могла его полюбить. Все знали, что женщины даже не смотрят в его сторону.

– Ну, не настолько же я был пьян, чтобы у меня совсем память отшибло, – возразил он и тут же сдался, поняв, что именно так оно и было. – Ладно, давай забудем об этом.

И все-таки в глубине души у него затаилась тревога. Он только не мог понять, чем она вызвана.

– Как ты думаешь, разрешат они мне доехать с вами до Фоджи? Я сказала, что мне нужно только до Милана, чтобы не напугать их, но ведь от Милана до Фоджи еще очень далеко. Правда, у меня есть немного денег, но…

– Не волнуйся. Деньгами я тебя выручу, если понадобится. Но только я, как и раньше, считаю, что было бы умнее рассказать им всю правду.

Венке рассмеялась.

– Ох, Харри, Харри, иногда ты мне кажешься таким недалеким! Что, по-твоему, подумают обо мне твои товарищи, если я скажу им, что еду к тете Вере, которая лежит при смерти и с которой я уже много лет не поддерживала никаких отношений? Да они сразу поймут, что она женщина богатая, и сочтут меня искательницей легкой наживы.

– Ты могла бы рассказать им все как есть: что сестра твоего отца вышла замуж за богача, уехала к нему в Италию и порвала со своей семьей, которая вдруг стала для нее недостаточно хороша. Но теперь, на пороге смерти, она раскаялась и пригласила тебя приехать к ней.

– Гм! – Венке задумчиво глядела в одну точку. – Люди легче верят дурному, чем хорошему, ты и сам это знаешь.

– Зато теперь они будут считать, что ты едешь в Италию к любовнику.

– Ну, знаешь, Харри! – Глаза ее метали молнии. – Неужели ты думаешь, будто кому-нибудь придет в голову, что я могу унизиться до того, чтобы отправиться в чужую страну на свидание к человеку, который не в состоянии оплатить мне дорогу! Для меня оскорбительна даже мысль об этом!

Харри покачал головой.

– Не бойся! Этого они не подумают!

– Мы с тобой тысячу раз обсуждали наш план, пока не пришли к окончательному решению. Давай больше не будем говорить об этом.

– Я просто обалдел, когда ты сказала, что едешь в Милан!

– Мне вдруг стало страшно, и я брякнула первое, что пришло в голову.

– А как ты собираешься объяснить им, почему вместо Фоджи вдруг назвала Милан?

– Не знаю.

– Да пойми ты, ведь они решат, что тебе вообще не нужно в Италию. Что мы с тобой обо всем сговорились и теперь ломаем комедию… Они не такие дураки, как ты думаешь. Если они поймут, что к чему, можешь не сомневаться: Италии тебе не видать как своих ушей… – Харри умолк на полуслове и беспомощно уставился на Венке.

– Значит, обычно ты изобретаешь какой-нибудь хитрый предлог, когда берешь в поездку девушку?

– Обычно?

– Да, обычно! Недаром ты боишься, что твои друзья заподозрят, будто ты что-то скрываешь!

– Обычно я не беру с собой девушек! Никогда в жизни этого не делал!

– Тогда тебе и опасаться нечего! – сказала она и прибавила, помолчав: – Бьюсь об заклад, что твои друзья этим не брезговали!

– Зачем же везти девушек с собой, если их и в дороге навалом! – Харри простодушно улыбнулся.

– Ты хочешь сказать, что вы подбираете девушек по пути? I see![1]

– Нет, Венке, наш план никуда не годится! Ничего у нас не получится!

– Не бойся! Я что-нибудь придумаю!

– Только сперва посоветуйся со мной, а уж потом объявляй им. Чтобы не получилось, как с Миланом!

– Это я тебе обещаю, – мягко сказала она, и Харри сразу оттаял. – Пойдем и мы спать.

2

Да, трейлеры мало походили на первоклассные отели, скорее это были две крепости на колесах. Общая длина тягача с прицепом достигала пятнадцати метров, ширина – двух с половиной. Марка «мерседес». Один такой трейлер весил восемнадцать тонн, оба были новенькие, выпущенные меньше года назад. С сервоуправлением. Руль двигался так легко, что его можно было повернуть одним пальцем. На этот раз машины шли полупорожняком, чтобы иметь возможность развивать предельную скорость. Графопостроители не тяжелы – груз каждого прицепа не превышал пяти с половиной тонн. Трейлеры все время шли на большой скорости. Таможенник из Драммена съездил в Конгсберг и там, на месте, запломбировал ценный груз.

Слон с Бертелсеном ехали впереди, Гюндерсен с Лиеном – немного поодаль, чтобы не блокировать шоссе для других машин. Они подъезжали к Крусо. Машину вел Слон. Бертелсен сидел рядом и по обыкновению разглагольствовал на разные темы. Венке спала сзади.

– Странные люди, – говорил он. – Не понимают, что сыр, к примеру, тоже весьма ценный груз. Никому не приходит в голову подсчитать, сколько стоит двадцать тонн сыру. Как будто в Италии не может быть спроса на норвежский сыр! Или на косилки. Или на сборные дома.

– М-м-м…

Они ездили вместе уже пять лет и хорошо знали друг друга.

– Ты давно знаком с Венке? – неожиданно спросил Бертелсен.

Слона, который знал, что такие разглагольствования – только вступление к разговору о том, что действительно интересует Бертелсена, его вопрос не застал врасплох.

– Не очень, – неопределенно ответил он.

Не очень?

Он был знаком с нею ровно двадцать восемь дней!

Она подошла к нему на улице, ее раскосые глаза светились улыбкой.

– Привет, Харри! Помнишь меня?

Он не помнил и честно в этом признался.

– А помнишь Пера Ларсена, с которым ты играл в футбол?

Да ведь он не играл в футбол уже двадцать пять лет!

– Такой тощий заморыш с черными лохматыми волосами. Он всегда начинал заикаться, когда волновался.

ТЕПЕРЬ Харри вспомнил Пера Ларсена.

– А я его сестра! – Она засмеялась. – Только раньше я была толстухой. Поэтому, наверно, ты и не обращал на меня внимания.

– Зато я был в два раза тоньше. Даже не понимаю, как ты меня узнала?

– А у тебя глаза не изменились! – твердо сказала она. – Мне всегда нравились твои глаза, только ты об этом не знал.

– Почему ты никогда не говорил мне о Венке и вообще о том, что у тебя есть девушка?

– Потому… – Слон замолчал, сделав вид, что поглощен дорогой. – Потому, что не знал, надолго ли это.

Старайся не врать без нужды, подумал он, и ему показалось, что он смотрит на себя со стороны чужим критическим взглядом.

– Надолго ли? – Голос Бертелсена звучал невесело, глаза тоже были невеселые. – Кто знает, когда это надолго, а когда ненадолго? Я же рассказал тебе о Кари, когда мы с ней еще и не думали о помолвке.

– Ты – другое дело, – возразил Слон. – Ты мог сколько влезет менять и выбирать девушек, а я нет. И ты это знаешь не хуже меня. И вдруг у меня появляется такая девушка, как Венке… Она слишком хороша для меня… Впрочем, все это было так недолго. Я удивился не меньше вашего, когда она подошла к нам на пароме.

– Значит, она не знала, что ты едешь в Италию?

Слон прикинулся рассерженным.

– Да пошел ты!.. Неужели я мог взять кого-то с собой, не предупредив вас?

Бертелсен задумался.

– Я то же самое сказал Гюндерсену. Что на тебя это не похоже.

– Гюндерсену?

– Ну да, мы с ним сегодня поговорили. С глазу на глаз. Он сказал, что ему кажется, будто вы с Венке… Ну, ты сам понимаешь…

Бертелсен выглядел смущенным.

– Вот сволочи!

– Да ты сам посуди, как еще объяснить ее появление на пароме?

– Но я же был поражен не меньше вашего! Неужели вы этого не заметили? – В голосе Слона послышалось раздражение.

– Изобразить можно что угодно, сам знаешь.

Слон фыркнул:

– Хорошего же вы обо мне мнения!

– Черт побери! Да что же тут такого удивительного? И дураку ясно, что вы неравнодушны друг к другу. Только надо было предупредить, что ты возьмешь с собой девушку.

– Да говорю же тебе, это случайность, и ничего больше!

– Ладно, ладно, я не хотел тебя обидеть.

Слон успокоился.

– Значит, мир?

– Мир!

После некоторого колебания Слон сказал:

– Вообще-то Венке едет не в Милан. Ей нужно в Фоджу.

Бертелсен удивился:

– Почему же тогда она попросилась только до Милана?

– Побоялась, что Фоджа слишком далеко и ее вообще не возьмут.

– Фоджа, говоришь? А что ей там понадобилось, в этой Фодже?

– Там живет ее тетка. Сестра отца. Она вышла замуж за богача… за владельца обувных фабрик. Он умер, а тетка жива… Впрочем, ей тоже, кажется, осталось недолго… Пока все было в порядке, тетка стыдилась своей бедной норвежской родни и в общем-то порвала с нею. А вот теперь, заболев, старуха расчувствовалась и попросила Венке приехать в Италию. Но прислать денег на билет она не сообразила.

– Стыдилась своей родни? – Бертелсен покачал головой, в голосе его звучало презрение. – Стыдилась! Бывают же такие люди! – Он помолчал и добавил: – Жаль девку!

Слон кивнул.

– Она что, не работает?

– Вообще-то она оформитель витрин.

– Так в чем же дело?…

– У нее нет диплома. А на одних способностях далеко не уедешь.

– Это верно, без диплома худо. – Бертелсен вздохнул. – Счастливцы, у кого он есть! Стал бы я водить трейлеры, будь у меня диплом! Ладно, поможем Венке. Пусть едет с нами, куда ей нужно. Что нам стоит проехать через Фоджу.

– А как на это посмотрят остальные?

– Мы с тобой едем на пару. Верно? И если я сказал «порядок», значит, так и будет. А остальных это не касается.

Наша взяла, наша взяла…

– Ты настоящий друг, Бертелсен! А если ты надумаешь… – Слон не успел закончить предложения.

– Мне в этой поездке никакие забавы не нужны, – перебил его Бертелсен. – И вообще, теперь, когда есть Малыш… Надеюсь, ты меня понимаешь?

– Думаю, да.

Бертелсен немного смущенно сбоку поглядел на Слона.

– Когда есть сын, на все смотришь уже иначе… Каждому приятно, чтобы сын его уважал. И я тоже хочу честно смотреть ему в глаза. Не дай бог, еще подцепишь что-нибудь! – Он даже вздрогнул при этой мысли. – Кари сразу подаст на развод, а тогда ребенка мне не видать… Так что, к черту все эти забавы! Мне без семьи жизни нет, можешь поверить. И Кари я люблю. Только бы ее мамаша оставила нас в покое. А то приходит каждый день и во все сует свой нос.

– Так ты бы поговорил с ней!

– Кари жалеет старуху. Кроме нее, у матери никого нет. Правда, теперь Кари и сама понимает, что так дальше продолжаться не может. Имею же я право быть хозяином у себя в доме? Кари положит конец ее вмешательствам. Это она обещала мне перед отъездом.

– У всех свои заботы, – рассеянно пробормотал Слон.

Он вздрогнул, когда Бертелсен вдруг произнес:

– Неужели она не может подыскать себе какое-нибудь другое занятие?

– В ее-то годы?

– Какие же это годы? Разве Венке старуха? – Бертелсен был изумлен.

– Венке? А я думал, ты говоришь о своей теще! – Слон улыбнулся. – Нет, Венке всего тридцать четыре, до старухи ей еще далеко. Просто ничем другим, кроме оформления витрин, она заниматься не хочет.

– На что же она тогда живет?

– Время от времени ей подворачивается какая-нибудь работа. Потом у нее есть богатая кузина, которая чем-то занимается в Англии, и в ее отсутствие Венке живет в ее квартире. А квартирка – шик, доложу я тебе! У меня просто челюсть отвисла, когда я пришел туда первый раз!

В тот день, когда они познакомились, Слон, к собственному удивлению, пригласил Венке в кафе. Пока они пили кофе, он всячески старался выпытать у нее, почему она подошла к нему на улице.

– Такой характер. Сперва делаю, а потом думаю. Вообще-то у меня сегодня было очень скверно на душе, и вдруг я увидела тебя, ну и все получилось как-то само собой. А тебя что, шокирует мое поведение?

– Нисколько, иначе я не пригласил бы тебя пить кофе.

Потом они пошли к ней домой. «Дом» оказался великолепной четырехкомнатной квартирой в новом здании на Киркевейен. Шикарные диваны и кресла, на которые было страшно присесть. Картины – непонятные пятна – в дорогих рамах. Медный столик со стеклянной столешницей, а на нем серебряный кувшин с живыми цветами. Хрустальная люстра. Целая стена книг в кожаных переплетах. Цветной телевизор с огромным экраном и изящный кассетный магнитофон с приемником. Слон ступил на мягкий ковер, и ему показалось, что он куда-то провалился.

– Ты что, миллионерша?

Она засмеялась.

– Это все чужое, моего тут нет ничего.

И она рассказала ему про свою богатую кузину, которая была занята в Англии какими-то исследованиями. Он так и не понял, чем занимается в Англии кузина Венке, но ему было приятно, что Венке тут ничего не принадлежит.

Она открыла бар и спросила, что он будет пить. Бар был битком набит бутылками, Слону показалось, что он попал в небольшой винный магазин. Они немного выпили, а потом Венке поджарила мясо, к которому подала красное вино.

В десять вечера Слон был уже не в состоянии добраться до своего дома.

– Должна же она пить и есть, как все люди, ну и вообще. Даровая квартира – это, конечно, здорово, но ведь существуют еще и другие расходы.

– Я же сказал, что время от времени она работает, – недовольно ответил Слон.

– Оформителем витрин?

– К чему ты клонишь? – подозрительно спросил Слон.

– Я-а?… – протянул Бертелсен. – Да ни к чему. Просто мне интересно, может ли человек прожить, если не соглашается заниматься ничем, кроме оформления витрин?

– Она их и оформляет, по договорам.

Слона встревожила внезапная мысль: неужели оформитель витрин, работая время от времени по договору, зарабатывает такую прорву денег, что может позволить себе иметь битком набитый бар? Покупать новые дорогие платья. ОЧЕНЬ ДОРОГИЕ. И так жить все время?

У Слона появилось чувство, будто он что-то забыл и никак не может вспомнить.

– Ты не говори Гюндерсену, что я тебе сказал, – смущенно попросил Бертелсен. – Не люблю распускать сплетни и никогда этим не занимался. С Гюндерсеном я знаком еще дольше, чем с тобой… Ну, да ты и сам понимаешь.

– Ладно, Бертелсен, но при одном условии: ты как бы между прочим расскажешь ребятам все, что я рассказал тебе. Объяснишь, что мы с тобой говорили о Венке, это естественно.

Впереди показался Крусо. Они остановились на площадке для отдыха, чтобы дождаться вторую машину. Пока они ждали, проснулась Венке. Она терла заспанные глаза. Волосы у нее взъерошились. На губах играла улыбка.

– Я спала очень долго, да? – виновато спросила она. Слон смотрел на нее с обожанием.

Никогда еще она не казалась ему столь желанной, и не случайно. Венке выглядела такой молодой, такой невинной, что невольно хотелось защитить ее.

Такое же впечатление она, должно быть, произвела и на Бертелсена, он ласково улыбнулся ей.

– Слон мне все доложил, – по-отечески мягко сказал Бертелсен, раньше он говорил с нею совсем другим тоном. – Что касается меня, то я не возражаю, можешь ехать с нами до самой Фоджи.

– Правда? Большое спасибо! – В порыве благодарности она, к удивлению обоих, бросилась Бертелсену на шею.

И Бертелсен, известный волокита, как будто растерялся и не знал, как выйти из этого щекотливого положения.

Не будь Слон так ревнив, его бы это позабавило.

Так же внезапно Венке отпустила Бертелсена и повернулась к Слону.

– Ты замечательный парень, Харри!

В это время на площадку въехал второй трейлер.

– Мечтаю о добром датском ужине, ящике пива и бутылочке «Ольборгера», – сказал Лиен с голодным видом, впрочем, голодным он выглядел всегда, наверно из-за неестественной худобы. – А потом завалиться на мягкую постель. До чего же я устал!

Гюндерсен подозрительно посмотрел на Бертелсена и на Слона, потом на Венке, наконец взгляд его остановился на Бертелсене. Но он так ничего и не сказал.

Они уже много раз бывали в Крусо и знали, где здесь лучше всего припарковать свои огромные машины. Покончив с этим, они направились в «Смеющуюся кошку», в которой обычно останавливались, если не ночевали в машинах.

Здесь их ждали номера, ужин и пиво.

А Слона и кое-что еще.

3

Наутро Слон встал с тяжелой головой и попросил Бертелсена первым сесть за руль. Завтрак Слона состоял из трех таблеток от изжоги и пяти чашек обжигающе горячего, хотя и не очень крепкого кофе. Вопреки жизненному опыту он рассчитывал через четыре часа быть уже в форме.

Лиен в своей машине тоже не рвался за руль. И Гюндерсен добровольно вызвался первым вести машину. Он тоже был не особенно бодр, однако чувствовал себя явно лучше, чем Лиен.

Одна только Венке как ни в чем не бывало съела за завтраком большую порцию яичницы с беконом, рогалики, сдобную булочку и выпила несколько чашек кофе.

Слон решил вздремнуть. Венке одобрила это и, проворно взобравшись в кабину, уселась рядом с Бертелсеном.

– Должно быть, приятно водить трейлеры, – заметила она, когда все двенадцать колес пришли в движение. – Какой у трейлера размер покрышки?

– Двадцать дюймов, – проворчал Бертелсен, обходя молчанием ее первое замечание.

«Приятно водить трейлеры» – нашла удовольствие, подумал он и вздохнул. А ведь есть такие, которые считают, будто на водителей трейлеров деньги сыплются, как из рога изобилия. Семьдесят, восемьдесят, девяносто, даже сто тысяч крон в год – разве в наши дни это деньги? Заработок целиком и полностью зависит от условий, которые ты себе выторгуешь, благодаря своему опыту, нахальству и удаче. Сам-то он на твердом окладе, но восемьдесят семь тысяч в год – капля в море для того, кто хочет приобрести приличное жилье. После рождения Малыша Кари ему все уши прожужжала о том, что надо перебраться в другую квартиру, где ребенку будет лучше.

– Я и понятия не имела, что для переезда из одной страны в другую требуется столько документов, – сказала Венке после долгого молчания, рассеянно перелистывая пачку бумаг, лежавшую на щитке приборов. Она говорила тихо, словно размышляла вслух. – Вообще-то я никогда не ездила таким способом, – прибавила она и посмотрела на Бертелсена.

– Тут нет ничего сложного. Норвежский таможенник уже запломбировал наш груз. – Какой именно груз, Бертелсен уточнять не стал.

– А где же пломба? – удивилась Венке.

Бертелсен усмехнулся.

– А ты видела проволоку, которая протянута вокруг контейнеров? Она-то и означает, что груз запломбирован. Проволока прикреплена прозрачной пластиковой лентой, так что сразу можно заметить, трогал ее кто-нибудь или нет.

– Гм. – Венке достала из кармана пакетик жевательной резины. – Хочешь?

Он взял одну штуку и сунул в рот.

– Когда мы пересекаем датскую границу – мы ее пересекли во Фредериксхавне, – мы попадаем в район Общего рынка. Ты не заметила, что датский таможенник тоже поставил свою пломбу на нашу проволоку?

Венке покачала головой.

– Таким образом они заново опломбировали наш груз и выдали нам Т-визу. – Догадавшись, какой сейчас последует вопрос, он опередил его. – Т-виза – это документ, дающий право на транзитный проезд, не знаю, как он называется по-настоящему. С этой визой мы беспрепятственно проедем через все страны, входящие в Общий рынок. Конечно, нас могут проверить, но это уже пустяки.

– Я не понимаю, почему столько забот из-за какой-то макулатуры?

Раскосые глаза Венке уставились на Бертелсена.

– Значит, для кого-то это важно.

– Где же вы взяли столько макулатуры?

Бертелсен ответил первое, что пришло на ум:

– В Драмменском объединении бумажных фабрик.

– Угу. – Венке задумчиво выплюнула жевательную резину в обертку, открыла окно и выбросила комок на дорогу.

В воздухе висела изморось. Венке вздрогнула и закрыла окно.

– Фу, как противно, зима без снега!

– Ну, меня ты допросила по всей форме, – вдруг сказал Бертелсен. – Теперь моя очередь. Скажи, у тебя есть виза на проезд через ГДР?

Венке испуганно посмотрела на него.

– Зачем? Разве вы едете в Италию через ГДР?

– А почему бы и нет?

– Разве так ездят?

– А почему бы нам так не проехать? Там, между прочим, тоже хорошие шоссе.

Он испытал почти садистское удовольствие, немного помучив ее. Отчего так? – удивился он про себя. Конечно, как у всякого человека, у Бертелсена было много слабостей и недостатков, но до сих пор он даже не подозревал, что способен на такую зловредность.

– Но ведь на этот раз вы не поедете через Восточную Германию?

– Не поедем, твое счастье, – коротко бросил он.

– Каким же путем мы поедем?

– Через Гамбург, Ганновер, Гёттинген, Кассель… – Он искренне порадовался, что груз у них не тяжелый: возле Касселя их ждали неприятные крутые холмы. – Вюрцбург, Нюрнберг, Мюнхен, Инсбрук. В Бреннере будет таможенный досмотр… Вот где продажные шкуры! Взятки там берет всякий кому не лень, даже таможенники. К тому же у них там чуть не каждый день забастовки. – Бертелсен фыркнул. – Не понимаю, как люди по доброй воле могут ехать в Италию!

– Я еду не по доброй воле.

– Да я не о тебе, – сварливо заметил он.

Одной рукой Бертелсен свернул себе самокрутку, не отрывая глаз от дороги.

– Хочешь мои сигареты?

– Предпочитаю самокрутки.

Венке достала пачку длинных сигарет с фильтром и закурила; затянувшись, она выпустила облако дыма на ветровое стекло.

– Чем ближе мы подъезжаем к Италии, тем больше я трушу.

– Знаешь, нас всех интересует один вопрос. – Бертелсен закурил свою самокрутку и скользнул взглядом по Венке. – Почему ты решила ехать в Италию таким способом?

– Нет денег на билет!

– И не у кого занять?

– А я не люблю занимать. Если возможно, стараюсь ни от кого не зависеть.

– Учти, в Милан мы не поедем.

– Я знаю.

– Зачем же ты сказала, что едешь в Милан?

Венке с упреком посмотрела на Бертелсена.

– Разве Слон тебе ничего не объяснил?

Бертелсен вздохнул.

– Так это правда, что тебя ждет в Фодже больная тетка?

– Что ты хочешь этим сказать? – резко спросила она.

Прежде чем ответить, Бертелсен глубоко затянулся.

– Сегодня ночью я проснулся и почему-то подумал о тебе. Мне показалось, что ты сказала, будто едешь в Италию, думая, что мы едем только в ФРГ. Ты хорошо знаешь Слона, и для тебя не секрет, что мы часто бываем в ФРГ. Вот ты и решила: скажу – Милан и доеду с ними, куда мне нужно.

– Вот, значит, какого ты обо мне мнения! Выходит, я – такая корыстная дрянь… – Она умолкла, как будто ей не хватало слов.

– Take it coolly.[2] Ничего удивительного, если мы тебе не доверяем и пытаемся в тебе разобраться. Слон ни разу не возил с собой девушек. Он и словечком не обмолвился, что у него вообще есть девушка. И вдруг ты появляешься на пароме…

Бертелсен отпустил руль и сделал правой рукой выразительный жест. Недокуренная самокрутка словно прилипла у него в углу рта. Потом он снова положил руку на руль и покачал головой.

– Все это так непонятно, что… – Он даже не стал заканчивать фразу.

– Ты веришь в судьбу? – Венке больше не сердилась, она как будто поддразнивала его. – Я, например, верю. Во всяком случае, теперь. – Она снова стала серьезной. – Нам со Слоном было очень хорошо вместе… впрочем, это неважно и касается только нас двоих. Иногда мне хотелось позвонить ему, а у него возникало желание позвонить мне, но у нас обоих никогда не хватало смелости. Потому-то и странно, что случай так неожиданно свел нас на пароме. – Она смотрела прямо перед собой и чему-то улыбалась.

– Слушай, Венке, мы со Слоном работаем вместе уже пять лет, он мой товарищ, смотри берегись, если ты его обманешь!

– Я не собираюсь его обманывать. Я хоть сейчас готова выйти за него замуж, если только он сменит работу. Мне не хотелось бы, чтобы мой муж то и дело уезжал из дому на несколько дней.

– Вот и Кари, моя жена, тоже недовольна, что я все время в разъездах.

– Еще бы, она небось сидит и трясется, как бы с тобой чего не случилось. И пока тебя нет, у нее все валится из рук.

– Это точно, – согласился Бертелсен. – Особенно ей не по себе без меня с тех пор, как у нас появился Малыш. Ему всего три месяца, а он у нас уже самый главный!

Бертелсен сунул руку в боковой карман и вынул бумажник. Расстегнув его одним пальцем, он попросил Венке достать оттуда фотографии. Красивые, цветные фотографии на матовой бумаге. Первый снимок был сделан, когда Малышу было всего несколько часов, последний – за неделю до отъезда Бертелсена. Малыш в постельке, возле которой стоят гордые родители. Малыш и Кари в разных вариациях.

– Какой хорошенький! – восхитилась Венке. – И жена у тебя такая симпатичная!

Бертелсен тут же разразился длинным монологом о Малыше.

Он замолчал, когда подошло время обедать. Было видно, что Бертелсен хорошо знает местность, по которой они проезжали, и потому так ловко рассчитал время, что закончил свой рассказ, когда они подъехали к тому месту, где обычно останавливались отдохнуть.

Им пришлось довольно долго ждать вторую машину. Когда трейлер Гюндерсена и Лиена наконец подъехал к стоянке, предназначенной для таких крупных машин, и остановился рядом с первым, выяснилась причина задержки. Лиену было так плохо, что в пути им пришлось несколько раз останавливаться, чтобы он мог прийти в себя и глотнуть свежего воздуха. Он и сейчас еще был весь зеленый. Гюндерсен злился.

– На этот раз нам ничего не останется от Steuer, – досадовал он. – Наоборот, еще с нас сдерут. Вот увидите.

– А что такое Steuer? – поинтересовалась Венке.

– Это своего рода дорожный налог, – объяснил ей Слон. – За каждый день, что мы едем по этому чертову шоссе, мы выкладываем по тридцать марок. Всю сумму платим сразу, когда пересекаем границу, и, само собой, нам дается квитанция. А когда мы покидаем ФРГ, делается перерасчет. И, как правило, нам всегда возвращают немного денег.

Он старался говорить спокойно и неторопливо, чтобы никто не догадался, что ему так же плохо, как Лиену. Слон понимал Гюндерсена, но сочувствие его было на стороне Лиена. Не так-то просто вести такую махину, когда твоя голова вот-вот лопнет.

Всей гурьбой они вошли в кафетерий, который носил романтическое название «Der goldene Hirsch» – «Золотой олень». Настроение у всех было скверное. Они молча выстроились в очередь у прилавка, привычно ставя тарелки на подносы. Даже Венке не проронила ни слова. Слон попросил ее найти свободный столик, пока он расплатится за них обоих. Она ушла в дальний угол и заняла стол на пятерых.

Когда они расселись, Гюндерсен сердито посмотрел на Лиена.

– Думаю, ты сумеешь найти оправдание всем нашим остановкам. И не надейся, на мотор я валить не стану, он работает как часы.

– А зачем вам докладывать про все ваши остановки? – спросила Венке, которой хотелось всех успокоить и примирить.

Гюндерсен фыркнул:

– А мы и не будем докладывать, за нас это сделает регистратор движения.

– Регистратор движения? – удивилась Венке. – Не понимаю…

– Регистратор движения – это такой хитрый счетчик на щитке приборов, – объяснил ей Слон. – Он автоматически фиксирует весь наш путь: скорость, остановки, время – и все это с точностью до секунды. Фирма «Кинцле»!

Неожиданно гнев Гюндерсена обрушился на Слона.

– Ты что, переводчик? Или Дельфийский оракул? Думаешь, я сам не в состоянии отвечать на вопросы?

Тяжелый кулак Слона поднялся над столом. Его глубокий вздох был похож на стон.

– Вы с Лиеном пара… – со злостью бросил Гюндерсен.

– В прошлую поездку ты и сам был не лучше! – возмущенно напомнил ему Бертелсен.

– Зря мы останавливались в Крусо, – проворчал Лиен. – Конечно, я сам виноват, ведь это я предложил там остановиться, но мне так захотелось чего-нибудь вкусненького. – Он с мольбой переводил взгляд с одного на другого. – Вы не должны были соглашаться! Вы же знаете, как на меня действуют остановки в Дании!

– Тридцать с лишним миль за весь день! – От злости Гюндерсен с трудом выговаривал слова. – Можно еще наверстать упущенное, но ехать придется так, будто за тобой гонится сам черт. И учти, я больше не буду один вести машину, хватит!

– Ребята, ребята! – вмешалась Венке. – На вас все смотрят!

– Да пошли они к черту! – побагровев, рявкнул Гюндерсен.

Однако после третьей кружки баварского он смягчился. К тому же Würstchen[3] и картофельное пюре были превосходные. А он страшно проголодался и устал за этот перегон.

По дороге к машинам Венке подошла к Гюндерсену и, улыбаясь, предложила:

– Ты можешь сказать, что Лиен застудил себе мочевой пузырь.

– При чем здесь мочевой пузырь? – Гюндерсен с недоумением уставился на нее.

– А этим вы оправдаете все свои остановки.

Гюндерсен вздохнул и покачал головой.

– Ладно, не волнуйся. Мы что-нибудь придумаем.

Один за другим трейлеры подъехали к заправке.

Каждый бак вмещал восемьсот литров горючего. За одну милю трейлер расходовал примерно четыре с половиной литра.

Лиен, решивший сесть за руль и, хоть тресни, вести машину, изрядно удивился, когда Гюндерсен сказал, что часа два он еще посидит за рулем.

– Ты слыхал, Харри? – Венке была поражена.

– Я знал, что этим кончится, – невозмутимо ответил Слон. – Гюндерсен помнит, что он в долгу перед Лиеном за прошлую поездку.

– И вы каждый раз так накидываетесь друг на друга?

– А что тут такого? Ведь никто из нас этого всерьез не принимает. Вести трейлер – каторжный труд, вот мы и срываемся иногда. Можно сказать, что это наш профессиональный жаргон.

– Странный жаргон, – заметила Венке. – Такого я еще не слыхала.

– Ну так что, едем мы или нет? – спросил Бертелсен. – Может, вы намерены сперва взять небольшой отпуск?

Вскоре их крепость снова выехала на шоссе, теперь за рулем сидел Слон, рядом с ним Венке. Бертелсен улегся сзади на койку и наверняка тут же уснул, сморенный тяжелой дорогой, нескончаемым потоком машин и пивом.

– О чем вы говорили с Бертелсеном?

– Харри! Неужели ты ревнуешь?

Он заметил ее насмешливую улыбку и не на шутку рассердился.

– Он к тебе приставал, да?

– Ты бы это сразу увидел, – спокойно ответила она.

– Каким образом? – растерялся Слон.

– Да по его лицу! Я бы его всего исцарапала, если б он дал волю рукам. Неужели ты думаешь, что я позволю кому попало лапать меня? Я же его вообще не знаю! – Голос у нее был злой. – Мог бы избавить меня от таких подозрений! – Она отвернулась и стала смотреть в окно.

Но со МНОЮ-то она переспала в первый же вечер!

Правда, Слон был в таком состоянии, что не мог уехать домой. Но разве не сама Венке и виновата в этом? Как только его рюмка пустела, Венке снова наполняла ее. Ему даже казалось, что он делал слабые попытки помешать ей, ведь у него не было обыкновения напиваться в первый же день знакомства. Но как бы там ни было, а в десять вечера он уже едва стоял на ногах.

О том, чтобы уехать на такси, не могло быть и речи, он был не в состоянии даже набрать свой номер телефона, чтобы предупредить мать.

Венке сама раздела его; вытянувшись во всю длину, он лежал на ее широкой постели. Это, как ни странно, он еще помнил, но потом он уснул. И спал как убитый. Под утро он проснулся от жажды, и сразу же рядом оказалась Венке с рюмкой виски в руке. Ей пришлось держать рюмку, пока он пил. Слон пришел в себя только после третьей рюмки чистого виски. И все это время Венке сидела на краю постели совершенно голая.

А потом… Потом она прямо-таки набросилась на него! Так почему бы ей не наброситься на Бертелсена, который гораздо привлекательнее, моложе и, уж конечно, куда более опытный любовник, чем он?

– Эй, Харри, ты что молчишь?

Он вздрогнул.

– О чем ты задумался?

Он не ответил, разве не ясно, что он думает только о ней?

Она погладила его по щеке.

– Я тебя люблю, – нежно сказала она, – но сержусь, когда ты начинаешь скверно думать обо мне. Я тогда не верю, что ты тоже любишь меня.

4

– Мне кажется, что мы едем уже целую вечность, – пожаловалась Венке.

В эту пятницу она выглядела измученной и усталой. Было одиннадцать часов вечера, стояла кромешная тьма.

– Сколько раз тебе повторять, что ЕТА в Бриндизи – десять ноль-ноль в субботу двадцать второго октября? – раздраженно сказал Бертелсен.

Венке понятия не имела, что значит ЕТА, пока Бертелсен не объяснил ей, что ЕТА – это Expected Time of Arrival или предполагаемое время прибытия. Так же как ETD – Expected Time of Departure или предполагаемое время отъезда.

– Я понимаю, что тебе не терпится поскорее попасть к своей тетушке, – продолжал Бертелсен тем же тоном. – Как, кстати, ее фамилия?

– Кантани.

– Если она и в самом деле так богата, как ты говоришь, почему бы нам не остановиться у нее в Фодже? Привели бы себя в порядок, поели и покатили дальше в Бриндизи?

Венке нахмурилась.

– Дело в том, что я ее почти не знаю. Она вышла замуж и уехала в Италию, когда мне было семь или восемь лет. С тех пор мы не виделись. Насколько мне известно, она живет в замке, но в Италии столько замков, что, наверно, в этом нет ничего особенного, это вам не Норвегия. И, конечно, у нее есть прислуга. А раз так, уж как-нибудь нас там накормят.

– Ты только не считай, что ты в долгу перед нами, – быстро сказал Слон. – Напротив. Твое общество доставило нам удовольствие. Правда, Бертелсен, нам было очень приятно?

Бертелсен не ответил.

– А вот ему вовсе не было приятно, – грустно заметила Венке.

– Он просто замечтался, – утешил ее Слон, но в душе он кипел от гнева. Ведь Бертелсен видит, как устала Венке, непривычная к таким поездкам. Что ему стоит быть с нею помягче. Осталось уже совсем немного!

– От Фоджи до Бриндизи двести двенадцать километров, – заговорил Слон после долгого молчания. – Может, лучше сперва заехать к «Джеронтони», сдать груз, а потом найти какое-нибудь местечко, отдохнуть, привести себя в порядок и предстать перед тетушкой Венке уже похожими на людей.

– Еще неизвестно, удастся ли вам вообще увидеть ее, – задумчиво проговорила Венке. – Если она действительно так серьезно больна, вряд ли она сможет принять незнакомых людей. Ради нее вам не стоит приводить себя в порядок.

– Пожалуй, ты права, – согласился Слон после некоторого раздумья. – Тогда не лучше ли тебе отправиться туда одной? Ты и так робеешь, а тут еще мы на твою голову.

– Конечно, мне страшно, – призналась Венке. – Так страшно, что меня даже мутит. Может, ваше присутствие, наоборот, поддержит меня.

– Ты скажешь! – воскликнул Бертелсен. – А вообще-то я не прочь побывать в настоящем замке, – прибавил он.

– Мне самой не терпится поскорее его увидеть! – призналась Венке.

Она сказала Слону, что у нее есть обратный билет на паром, и он во что бы то ни стало хотел купить ей билет из Италии до Фредериксхавна. Но она отказалась. Тогда он решил потихоньку положить деньги ей в сумку. Только к деньгам надо приложить записку, а то еще обидится. Она ведь очень гордая, а он больше всего на свете боялся навлечь на себя ее гнев. Но и допустить, чтобы его девушка голосовала на обратном пути, он тоже не мог. Харри не очень-то разбирался в делах наследства, знал только, что скоро это не делается. А Венке не собиралась сидеть в Фодже, пока будет длиться эта волокита. Может, она рассчитывает на аванс в счет наследства? Ведь она единственная законная наследница Веры Кантани. Нет, на всякий случай он положит ей в сумку немного денег.

Почувствовав, что его клонит ко сну, Слон откинулся на жесткую спинку сиденья. Отыскав руку Венке, он закрыл глаза.

– Скоро Пескара, – сказал Бертелсен.

Слон встрепенулся, после недолгого сна он чувствовал себя бодрее.

– Давайте сделаем остановку, – предложила Венке.

– Зачем? – спросил Бертелсен.

– Мне надо позвонить тете. Не могу же я нагрянуть к ней без предупреждения, да еще в сопровождении четырех кавалеров!

– Ты знаешь ее номер? – зачем-то спросил Слон.

Венке кивнула.

– А по-итальянски ты говоришь? – спросил Бертелсен, бросив на нее косой взгляд.

– Несколько фраз я выучила, – ответила она. – Сказать скажу, а вот то, что мне будут говорить, боюсь, не пойму.

– Да, английского в Италии никто не знает, на это нечего рассчитывать, – заметил Бертелсен, сам не знавший ни одного языка, кроме норвежского, да и тот с грехом пополам. – Что же ты станешь делать, если они тебя не поймут?

– Когда не поймут, тогда и буду думать. А сейчас мне и без того тошно.

В тот вечер на шоссе Е-2 было довольно оживленно. То и дело их ослеплял свет встречных фар. Чувствовалось, что они приближаются к Бриндизи, крупному узловому пункту Южной Италии.

Было прохладно. Венке надела тонкую шерстяную кофточку поверх цветастого шелкового платья, в которое она нарядилась, как только они миновали итальянскую границу. Черные туфли на каучуке уступили место «золотым» босоножкам на высоком каблуке. Ступни и пальцы у Венке были очень красивые. Ногти на ногах и на руках были покрыты лаком под цвет помады.

Венке бил озноб, но, когда Слон взял ее за руку, рука оказалась влажной от пота.

– Господи, уж не заболела ли ты?

Венке покачала головой.

Он потрогал ее лоб. Лоб тоже был влажный.

– Да у тебя температура! Ты больна!

– Раз температура, значит, больна! – резонно заметил Бертелсен.

– Заткнись! – беззлобно бросил Слон. – Венке, если у тебя что-нибудь болит, ты должна сказать мне об этом!

– Может, у нее аппендицит? – равнодушно предположил Бертелсен.

– Да нет же, у меня ничего не болит!

Во всяком случае, это не аппендицит, аппендикс у нее уже вырезан. Слон сам видел шов.

– Перемена климата. Необычная еда, – спокойно продолжал Бертелсен.

– Да замолчишь ты когда-нибудь или нет! – Слон начал терять терпение. – Венке, тебе нужно к врачу! Вдруг это какой-нибудь вирус…

– Не говори глупостей, Харри! Просто я очень нервничаю.

Она достала из сумки флакон с одеколоном, который Слон купил ей в ФРГ. Это был самый маленький флакончик во всем магазине и единственный, который она разрешила ему ей подарить. А ему хотелось накупить ей всего: новую сумку, туфли, блузку, которой она восхищалась на витрине, смешную шапочку, приглянувшуюся ей, и еще тысячу вещей, но Венке разрешила ему купить только этот флакончик, стоивший пять с половиной марок. Странная девушка. Слон первый раз видел, чтобы девушка отказывалась от подарков.

– А чего ты так нервничаешь? Люди старятся и умирают, это естественно. К тому же свою тетку ты почти не знаешь, чего тебе о ней горевать. – Слон, как мог, старался успокоить Венке.

Когда все это останется уже позади, я до конца жизни буду заботиться о ней. Буду ей опорой и защитой.

А как обрадуется мама!

Больше она не будет приставать ко мне, чтобы я женился.

У нее будут внуки!

Венке сказала, что хочет иметь не меньше двоих детей.

Ради Венке я постараюсь найти другую работу, чтобы не уезжать от нее надолго.

– А может, Венке нервничает оттого, что на самом деле ее тетка живет вовсе не в замке?

Резкий ответ вертелся у Слона на языке, но он сдержался. Бертелсен так говорит просто от зависти. Сам он живет в старой развалюхе без канализации, без ванны, уборная во дворе. Вот его и заело, что кто-то живет в замке.

Не доезжая до Пескары, они остановились на стоянке для трейлеров. Слон с Венке направились к телефонной будке.

– А ты сможешь разобраться в итальянской телефонной книге? А монеток у тебя хватит?

Раскосые глаза Венке озарились улыбкой.

– Спасибо, Харри, спасибо! У меня все есть.

Он встал поодаль, чтобы не стеснять ее во время разговора. Однако глаз с будки не спускал ни на минуту. Он стоял в тени, но возле будки горел фонарь. К будке подошел какой-то подозрительный тип, и Слон весь подобрался, но тот прошел мимо, даже не взглянув на Венке. И все-таки Слон подошел поближе к будке, чтобы в случае нужды сразу прийти Венке на помощь. Губы Венке шевелились, значит, она дозвонилась. Вот она достала из сумки блокнотик и что-то записала. Потом бросила в автомат еще несколько монет и продолжала разговаривать. Слона вдруг поразила мысль, как Венке может так долго говорить, если по-итальянски она знает всего несколько фраз. Или ей повезло и в замке кто-то говорил по-английски?

Когда Венке наконец вышла из будки, вид у нее был такой несчастный, будто тетка ее уже умерла. В таком случае им нельзя ехать в замок вместе с Венке.

Поэтому он был немало удивлен, когда Венке сказала, что беседовала с теткиной сиделкой и та на свой страх и риск пригласила в замок всех пятерых. Состояние Веры Кантани немного улучшилось. Появилась крохотная надежда, что неотвратимый конец отодвинулся. Но это была только временная отсрочка.

Они вернулись к Бертелсену. Второй трейлер уже тоже приехал на стоянку. Все трое что-то горячо обсуждали.

– Мы все приглашены к госпоже Кантани! – объявил Слон и с видом собственника похлопал Венке по плечу. – Венке записала, как нам проехать к замку. На двадцать седьмом километре от Сан-Северо есть поворот налево.

Там висит дорожный указатель с надписью: «Castello di Cantani», так что мы не заблудимся. Для тех, кто не понимает, объясняю: Castello по-итальянски значит «замок» или «крепость». – Произнося последние слова, он в упор смотрел на Бертелсена.

– Вот это да! – воскликнул Гюндерсен.

Лиен с почтением посмотрел на Венке. Бертелсен сплюнул и отвернулся.

– А наши машины пройдут по той дороге, она не узкая? – спросил Лиен.

– Может, она и узковата, – ответила Венке. – Но она частная, и, насколько я понимаю, в это время суток но ней никто не ездит.

– И все это тебе объяснили по-итальянски и ты поняла? – Светло-карие глаза Гюндерсена подозрительно смотрели на Венке.

– Я разговаривала с сиделкой по-английски.

Они расселись но машинам и, уже не отставая друг от друга, проехали восемь километров от Пескары до Франковиллы. Потом – двенадцать километров до Ортоны, сорок пять – до Васто, двадцать семь – до Термоли и наконец пятьдесят три километра по совершенно пустому шоссе Е-2 до Сан-Северо.

– Италия спит, – пошутил Бертелсен.

– Похоже на то, – отозвался Слон.

Венке промолчала, она сидела между ними как неживая и мрачно смотрела на дорогу. Слон хотел взять ее за руку, но Венке ее убрала. Бедняга, ну чего она так волнуется? Ведь только что ей сказали, что тетке пусть ненадолго, но стало лучше и что их там ждут!

– Почему ты сказала, что тебе нужно в Фоджу, если тетка твоя живет посередине между Фоджей и Сан-Северо? – спросил Бертелсен. – От Сан-Северо до Фоджи пятьдесят четыре километра, а ты говоришь, что нам надо свернуть на двадцать седьмом. Так ведь, Слон, правильно я говорю? – Он повернулся к Харри.

– Письмо адвокатской фирмы, в котором меня от имени тети Веры просили приехать как можно скорее, пришло из Фоджи. Поэтому я и решила, что она живет в Фодже. Фирма просила меня позвонить по этому номеру, как только я буду знать точное время своего прибытия. – Венке взглянула на часы. – Ничего себе, уже почти половина второго!

– Значит, мы прибудем на место в четверть или в половине третьего, – заметил Слон. – Не больно-то красиво вваливаться к чужим людям среди ночи!

– В Италии ложатся поздно. – Венке закусила губу. – Не могу же я снова звонить им и говорить, что сегодня мы не приедем, ведь они уже ждут нас.

– Если мы не попадем туда сегодня, мы уже никогда там не побываем, – сказал Бертелсен. – Мы должны соблюдать график. Нам придется выехать из замка на рассвете, чтобы вовремя успеть в Бриндизи. Слава богу, шоссе хорошее.

– Значит, ночевать мы в замке не будем? – пробормотал Слон.

Никто ему не ответил.

Они нашли нужный поворот и медленно съехали с шоссе.

– А ведь дорога и в самом деле узковата! – воскликнул Бертелсен, ему стоило большого труда вести машину. – Далеко нам так ехать?

– До самого замка.

Бертелсен присвистнул.

– Зато попадешь в высшее общество! – утешил его Слон, радуясь, что еще на остановке в Пескаре надел новый пиджак. – Мать в обморок упадет, когда я расскажу ей, что меня принимали в настоящем замке! Интересно, слуги у них ходят в белых перчатках?

Минут пять они медленно и осторожно ехали по узкой дороге. Неожиданно впереди вынырнули два человека в зеленой форме и в шапках, похожих на пилотки. Они были вооружены автоматами.

– Это еще что такое? – испуганно спросил Бертелсен.

– Должно быть, сторожа! – успокоил его Слон.

Сторожа знаками велели им остановиться и выйти из машины. Сзади остановился трейлер Гюндерсена и Лиена, им тоже приказали выйти.

Откуда ни возьмись появились еще два человека в такой же форме.

– Наверно, хотят проверить наши документы, – предположил Лиен, но голос у него дрожал.

Часы показывали без двадцати пяти три, на дороге было темно и пусто.

Краткая команда прорезала тишину. Словно в страшном сне Слон увидел, как упал сраженный пулей Гюндерсен, потом Лиен и наконец Бертелсен, успевший крикнуть:

– Это не сторожа!..

Внезапно Слон вспомнил то, что пытался вспомнить всю дорогу: мать купила себе синее пальто и шляпу за три дня до его отъезда. Он никак не мог рассказать Венке об этой покупке в одну из их первых встреч!

Откуда же она узнала про это? И про то, что мать дружит с фру Торкилдсен?

В тот же миг он увидел испуганные глаза Венке, услышал, как она что-то крикнула по-итальянски.

Потом она упала, на лице у нее застыло удивленное выражение, словно она не предполагала, что и ее тоже ждет смерть.

Пули Слон не заметил.

Он просто провалился в пустоту.

5

В субботу 22 октября Рудольф Нильсен, старший инспектор уголовной полиции, Главное управление которой находится на Виктория-Террассе, ездил за покупками в город со своей женой Магдой. Магда уже не помнила, когда он в последний раз оказывал ей подобную честь, и потому приготовилась извлечь из этой поездки как можно больше удовольствия.

– Зачем нам полотенца? – воскликнул Рудольф, когда Магда подвела его к одному из крупных универмагов, в дверях которого была давка.

– А может, мы найдем здесь что-нибудь дешевое! – возбужденно ответила она, и Рудольф сразу увидел, как купюры одна за другой покидают его бумажник. – И мне нужна скатерть для нового стола!

– Новый стол точно такого же размера, как старый!

– Ну и что, новый стол требует новой скатерти!

Ни Рудольф, ни Магда не отличались изящным телосложением. Он чувствовал, как его кидает и швыряет в бесконечном потоке людей – мужчин и женщин, стариков и молодых, толстых и худых, добродушных и сердитых.

– Настоящий Техас! – с отчаянием воскликнул он.

– Откуда ты знаешь, ты никогда не был в Америке, – откликнулась Магда, возвышаясь над шляпкой полной пожилой дамы, которую совсем затолкали. – Между прочим, – продолжала она, не обращая внимания на многочисленных слушателей, – Нильс обзавелся подружкой.

Мужчина лет шестидесяти с редкими седыми волосами, романтично развевающимися у него на затылке всякий раз, как он кивал головой, а кивал он беспрестанно, с интересом посмотрел на Магду. Он, конечно, понял, что Нильс – это ее сын и наследник и, наверно, надеялся услышать пикантные подробности.

А старший инспектор тем временем пытался уловить связь между новой скатертью и подружкой Нильса.

– Я лучше постою здесь, – смирившись, сказал он и остановился возле зеркала неподалеку от входа.

Со своего наблюдательного поста он видел, как его пышная Магда с поразительной ловкостью скользит среди толпы. Вот она набросилась на полку с хваталками для кастрюль. Он покачал головой. Магда, не торопясь, выбрала пять или шесть штук. Держа их в руке, она подошла к полке, на которой грудой были навалены столовые салфетки всех цветов радуги. Выудив из этой груды три голубоватые и четыре коричневые салфетки, она вернулась к Рудольфу.

– Посмотри. Они такие дешевые…

– Я знаю, сколько они стоят, – мягко, но решительно перебил ее Рудольф. – Расплатись, и мы уходим отсюда.

Найти свободную продавщицу оказалось не так-то просто. Магда ждала минут десять. Потом она встала в очередь в кассу.

Наконец она подошла к Рудольфу; терпение его было на исходе и чуть не лопнуло, когда она объявила, что теперь ей хочется дань-цинь-дань. Он сдержанно спросил, в своем ли она уме, но оказалось, что Магда имела в виду китайский ресторан. Не зная названий китайских блюд, она произнесла первые попавшиеся слова, надеясь, что он со своей сообразительностью поймет ее с полуслова.

Они отправились в «Пекин-хауз» в Вике, где им подали свинину во фритюре и молодые побеги бамбука, а к ним довольно безвкусный соус и рис, показавшийся Рудольфу переваренным.

– Почему говорят «молодые побеги»? – спросил Рудольф, осторожно поливая свою порцию соусом. – По-моему, старых побегов и не бывает, это уже обыкновенные бамбуковые палки.

– Иногда я перестаю тебя понимать!

Магда огорченно покачала головой, и он про себя отметил, что счет стал 1:1.

Свинину они запивали жасминовым чаем, Магда мужественно нахваливала чай, но после обеда непоследовательно заказала себе кофе.

Расплатившись, Рудольф протянул Магде счет.

– Сохрани этот сувенир себе на память!

Выходя из ресторана, Магда спросила:

– Ты читал про одну женщину, которая пять недель питалась только кашей, хлебом и картофелем? Она похудела на восемь килограммов!

– Не может быть!..

– Мы начнем с понедельника.

– Значит, будем есть только кашу, хлеб и картошку?

Магда решительно кивнула.

– По-моему, ты совсем недавно заявила, что каши, хлеба и картофеля в нашем меню больше никогда не будет?

– Век живи, век учись, – неопределенно бросила Магда, и разговор был окончен.

Они пошли на Виктория-Террассе, где еще утром.

Рудольф поставил машину на своей служебной стоянке. Со вздохом облегчения он положил покупки в багажник. Часы показывали десять минут третьего.

– Пожалуй, на всякий случай я загляну в Управление. Подождешь меня в машине или поднимешься вместе со мной?

– Я уж как-нибудь сама доберусь до дому, – подозрительно миролюбиво сказала Магда. – Вдруг тебе придется задержаться. – И добавила как бы между прочим: – Я, наверно, навещу Турид. У нее нога в гипсе, и она не выходит из дому.

– Милосердная самаритянка, – пошутил Рудольф.

Входя в Управление, Рудольф улыбался. Он прекрасно понимал, почему Магда решила навестить подругу. Ей не терпелось рассказать о китайском ресторане. И он готов был поклясться, что больше всего Магда будет расхваливать жасминовый чай. Он видел Магду насквозь, может, потому и был так горячо к ней привязан.

Дежурным инспектором был сегодня Карстен Нильсен, брат Рудольфа, и Рудольф первым делом зашел к нему.

– Наконец-то ты нашелся! Я уже четверть часа звоню тебе, и никто не отвечает. Я думал, что ты сегодня решил отдыхать и отсыпаться.

– Магда уговорила меня поехать с нею в город. Думаю, я теперь не скоро соглашусь повторить такую поездку. Всюду сутолока и толчея! А зачем ты меня искал?

– Албректсен хочет, чтобы ты взялся за одно дело.

Албректсен был начальником их отдела.

– За одно дело?

Карстен кивнул.

– Звонил директор Бек, экспедиционная фирма «Инт-Транс». Он в панике. Думает, что в Италии пропали два его трейлера.

– Сразу два? – Рудольф широко раскрыл глаза. – Да это кто-нибудь спьяну решил нас разыграть!

– К сожалению, нет. Директор оставил свой телефон. Я его проверил по телефонной книге. Все точно. Потом я позвонил на коммутатор и попросил соединить меня с директором Беком. Он тут же ответил. Я обещал, что наш человек приедет, как только сможет. Потом я разговаривал с Албректсеном, он считает, что это дело как нарочно придумано для тебя.

Рудольф иронически усмехнулся.

– Только этого мне в субботу и не хватало для полного счастья! Какой там у него телефон? Я ему позвоню. Ты как считаешь, он действительно боится, что потерял машины, или там что-нибудь еще? Он уверен, что они пропали?

– Насколько я понял, пока он просто беспокоится о машинах.

– Но ведь машины не сами собой попали в Италию?

– Конечно, нет. Только под конец разговора выяснилось, что вместе с машинами пропали четверо его лучших водителей. Стоимость груза исчислялась во много миллионов крон, точно он мне не сказал, и не сказал, какой именно груз они везли.

– Все верно – на первом месте деньги, – заметил Рудольф и ушел к себе в кабинет.

6

Экспедиционная фирма «Инт-Транс» помещалась в старом здании в восточной части Осло. Из-за унылого вида улицы здание не производило внушительного впечатления, но стоило войти в подъезд и подняться на второй этаж, как впечатление сразу менялось.

Старший инспектор Рудольф Нильсен переступил порог большой приемной, стены которой были покрыты резными палисандровыми панелями, на полу от стены до стены лежал голубоватый ковер. Приемную разделял невысокий барьер, тоже из палисандра, покрытый сверху мрамором.

В субботу, как всегда, в приемной никого не было, но Рудольф заметил звонок, скромно прятавшийся за большой керамической вазой с цветами, которым было не суждено дожить до понедельника. Они как-то не вязались со всей обстановкой приемной. Рудольф нажал кнопку, и где-то далеко раздался тихий звонок.

В приемную вошел молодой человек. Ему было не больше тридцати, волосы и борода у него были ярко-рыжие.

– К отцу? – спросил он, с улыбкой оглядывая Рудольфа. – Полиция? Отец! – крикнул он негромко, и тут же в дверях, которые до сих пор были закрыты, появился человек в элегантном костюме.

– Не надо так кричать, Уле! – раздраженно сказал он и только потом обратился к Рудольфу: – Я Фриц Бек. Вы из полиции?

Рудольф пожал ему руку, представился и предъявил свое удостоверение.

– Сюда, пожалуйста! – Директор Бек первым направился к двери, из которой только что появился, прошел по длинному и широкому коридору и остановился перед массивной дверью с медной дощечкой. Открыв дверь, он отступил в сторону, пропуская Рудольфа в свой кабинет – святая святых этой фирмы.

Здесь также преобладал палисандр, но Рудольф уже успел привыкнуть к этой породе дерева. Его заинтересовали карты, висевшие на одной стене, книги, занимавшие другую, и картины, украшавшие третью. Особое внимание он обратил на большую безвкусную картину, на которой была изображена молодая обнаженная женщина, написанная тусклыми синими и зелеными мазками.

Само собой разумеется, что в подобном кабинете обычный, пусть даже очень большой, письменный стол казался бы неуместным. Поэтому Рудольфа нисколько не удивило, что директорский письменный стол имел форму человеческих почек, а ножки его заканчивались серебряными или посеребренными копытцами. Из выдолбленной колоды, украшавшей стол, тянули головки свежие тюльпаны.

– Инспектор, я просто в отчаянии, и это еще мягко сказано. Они должны были прибыть на место сегодня в десять ноль-ноль. А их не было там и в половине второго. – Директор вынул из серебряного портсигара сигарету, вспомнив о хорошем тоне, он протянул портсигар Рудольфу, но тот вежливо отказался.

Тогда директор закурил сам, несколько раз глубоко затянулся и продолжал:

– Наверняка что-то случилось, иначе они бы уже давным-давно были на месте!

Рудольф взглянул на часы.

– Но ведь трейлеры задержались всего на пять с половиной часов.

Он был немало раздражен. Такая пустяковая задержка, а он должен жертвовать своей свободной субботой ради этого эгоцентричного человека, который одет так безупречно, что смотреть противно! Рудольф уже приподнялся со слишком глубокого и слишком удобного кресла, обтянутого черной свиной кожей, но Бек движением руки заставил его снова сесть.

– Вы, очевидно, плохо знакомы с нашим делом, инспектор?

– Я с ним вообще не знаком. Я даже не знаю толком, что такое прицеп или, скажем, чем отличается прицеп от полуприцепа.

Бек подошел к книжной полке, нажал кнопку, и полка с книгами отодвинулась в сторону, открывая бутылки, стоявшие на фоне освещенного зеркала.

– Что вы будете пить? Виски? Водку? Джин?

– Спасибо, ничего. Я за рулем.

Бек с изумлением поглядел на него:

– Разве кто-нибудь может задержать офицера полиции?

Рудольф вместо ответа пожал плечами.

– Надеюсь, вы не будете против, если я выпью рюмочку?

Ему бы следовало сказать: выпью еще одну рюмочку, подумал Рудольф, отрицательно покачав головой.

Налив себе виски с содовой, Бек выдвинул ящик стола и достал модель полуприцепа.

– Две вот такие машины, – сказал он. – Длина пятнадцать метров, вес – восемнадцать тонн. И вы хотите убедить меня, будто такая махина может бесследно раствориться в воздухе! Я уверен, произошло какое-то несчастье!

– Я вас не понимаю! Ведь они задержались всего на несколько часов, – сказал Рудольф. – Что значат несколько часов при такой дальней поездке!.. Между прочим, откуда вы знаете, может быть, теперь они уже прибыли на место?

– Нет. Около двух часов мы получили телекс от «Джеронтони». Нас просили подтвердить ЕТА. Мы тут же ответили, подтвердив, что наши машины должны были прибыть в Бриндизи в десять ноль-ноль. При этом мы попросили, как только машины придут, поставить нас в известность. Пока никакого сообщения от них не поступало. – Директор сделал глоток виски. – В нашем деле самое главное – это время. Даже самое незначительное опоздание может повлечь за собой столько проблем и расходов, что подумать страшно.

– Если не ошибаюсь, трейлеры ехали вместе? Предположим, у одного из них забарахлил мотор и машинам пришлось остановиться. Бывают повреждения, которые быстро не исправишь. Может, шоферам показалось, что они смогут самостоятельно устранить повреждение, и потому они не потрудились сообщить об этом.

– Это исключено! – Бек выразительно посмотрел на Рудольфа. – Если бы у них случилось какое-нибудь повреждение, они бы, во всяком случае, предупредили «Джеронтони». «Джеронтони» – крупнейшая экспедиционная фирма Италии. Мы уже много лет с нею сотрудничаем. Они бы непременно поставили нас в известность!

– Да, видно, что-то случилось, – согласился Рудольф.

– Я тоже так думаю, – мрачно сказал Бек. – Но вместо сообщения о случившемся мы получили от «Джеронтони» только телекс, о котором я вам уже говорил.

– А как вы сами думаете, что могло случиться с двумя такими большими машинами?

– Их могли похитить!

– Вы шутите!

– Ничуть. Разве вы не знаете, что в Италии было похищено. больше десятка трейлеров?

– Но где можно спрятать трейлер длиной пятнадцать метров? Мне это кажется невероятным!

– Мы пользуемся трейлерами марки «мерседес». Немецких трейлеров марки «мерседес», «M. A. H.» или других полно на дорогах южной Европы. Нам бы давно следовало перейти на «вольво», «еканию» или… – Словно не отдавая себе отчета в том, что делает, директор снова поднес рюмку к губам. – А так – несколько ведер краски, новые номера…

– Какого цвета ваши машины?

– У нас все трейлеры бежевые. А название фирмы написано белыми буквами. Мой девиз – скромность!

Прежде чем Рудольф успел что-либо ответить, в комнату вошла молодая женщина.

– Перестань, папа! Ты прекрасно знаешь, что никто не поверит в твою скромность, пока ты будешь окружать себя такими вульгарными украшениями!

Не смутившись появлением дочери, так же как и ее словами, Бек представил ее Рудольфу.

– Инспектор Нильсен, это моя дочь Лиллиан Бек, мы зовем ее Лилле.[4]

– Папины обычные шуточки, но я привыкла и к ним, и к нему. – Она приветливо улыбнулась. – Я пришла сообщить, что от «Джеронтони» получен новый телекс. Трейлеры еще не прибыли.

Лиллиан Бек, очень высокая и стройная женщина, была одета удивительно старомодно, на ней не было ни одного украшения, кроме золотого медальона на массивной цепочке.

– Они ждут ответа, – сказала Лиллиан.

– Господи, ну что мы можем ответить! Нам известно не больше, чем им!

– Значит, подождем с ответом?

– Да, Лилле, давай еще немного подождем.

– А что везли ваши машины? – спросил Рудольф.

– Графопостроители. С патентными правами, – ответила Лиллиан прежде, чем ее отец успел открыть рот. – Оба трейлера шли в Бриндизи. Оттуда груз одного из них должен был направиться в Стамбул, а другого – в Бейрут, но это уже дело «Джеронтони». Как только груз будет доставлен в Бриндизи, мы за него больше не отвечаем.

– Ценность?

– Семнадцать миллионов двести тысяч норвежских крон, – ответила Лиллиан, не спуская с Рудольфа глаз. – Изготовитель – Оружейный завод в Конгсберге. Фирма «Джеронтони» с отчаяния направила телекс и в Конгсберг, что весьма осложнило наше положение.

Эти слова заставили директора Бека снова искать утешения в баре.

– Для того чтобы вы могли нам помочь, вам, наверно, необходимо получить некоторые дополнительные сведения? – спросила Лиллиан Рудольфа. – Я могу рассказать вам все гораздо лучше, чем отец. Давайте пройдем в мой кабинет, он тут рядом…

Кабинеты были расположены, бок о бок, но если кабинет Бека отличался вульгарностью, то обстановка в кабинете Лиллиан была сугубо деловая: большой письменный стол, отвечавший своему назначению, несколько стульев, низкий ореховый столик для посетителей, скромные льняные шторы, шкаф с архивом, полки, уставленные папками, несколько акварелей в рамках и четыре рисунка углем, прикрепленные кнопками прямо к обоям, а главное – удобное для работы освещение. На низком столике у окна стоял красный термос-кофейник с белыми и желтыми цветами.

– Выпьете кофе?

– Спасибо, с удовольствием.

Он сел и отметил, что стулья в кабинете очень удобные.

– Хотите со сливками? Только у меня сухие.

– Спасибо, не нужно.

Лиллиан села напротив, серьезно посмотрела на Рудольфа и сказала:

– Мы с отцом закадычные друзья. Правда, это не мешает нам ссориться по пустякам, но ненадолго. Наша фирма – смысл всей его жизни. Мама развелась с ним пять лет назад и живет теперь в Канаде со своим вторым мужем. Мы не поддерживаем никаких отношений друг с другом. Уле – тот рыжеволосый молодой человек, которого вы уже видели, – мой брат, он скоро окончит факультет психологии. Уле называет нашу фирму паршивой лавочкой, хотя без денег, приносимых этой лавочкой, он вряд ли смог бы получить образование. Он не из тех, кто способен сам заработать себе на учение или взять для этого ссуду, с тем чтобы потом самостоятельно ее выплатить. Как видите, я не питаю особой нежности к своему брату. Да, впрочем, и отец тоже, хотя и старается убедить себя в обратном. Он очень разочарован, что Уле, когда придет время, не возглавит его фирму. Это придется сделать мне. К счастью, отцу еще только шестьдесят, так что… – Она пожала плечами и сделала глоток кофе.

– А я думал, он моложе.

Она улыбнулась, и Рудольф заметил у нее на левой щеке небольшую ямочку.

– Ему все идет на пользу! – Она снова стала серьезной. – Отец из кожи вон лезет, чтобы показать всем, какой он богатый. Не обращайте на это внимания. И несмотря на свой кабинет – вы сами видели, какой у него вкус, – он замечательный знаток своего дела. Я это говорю не потому, что он мой отец. Все, что касается перевозок, он знает досконально, и, уж если он бьет тревогу, значит, для этого есть все основания. У него интуиция. Вам это может показаться смешным, но до сих пор интуиция ни разу не подводила его. Несколько лет назад он вдруг забеспокоился, почувствовав, что случилось какое-то несчастье. Я, признаюсь, тогда посмеялась над ним. А он был прав! Действительно случилось несчастье. Наш трейлер потерпел аварию. Шофер погиб. Трейлер не сразу нашли. Мы считали, что он в ФРГ, а он упал в реку в Норвегии. Мы ничего не предпринимали, его обнаружили случайно. Я была уверена, что отец просто паникует, и по моей вине мы сидели сложа руки. Это дело уже давно расследовано, не будем на нем задерживаться. У шофера в пути случился удар, и трейлер слетел в реку. Наверно, шофер уже чувствовал себя неважно, потому что свернул с шоссе на пустынный проселок, там-то и случилась авария.

– Другими словами, вы хотите сказать, что разделяете опасения своего отца и тоже считаете, что ваши трейлеры похищены?

Она кивнула.

Рудольф помолчал.

– Вам, наверно, известно, что в Италии сейчас очень… неспокойно? – спросила она.

– Да, но… похищение трейлеров!

– Не забывайте, общая стоимость груза семнадцать миллионов двести тысяч крон!

– Я знаю, и все-таки…

– Конечно, все было застраховано, – заметила она таким тоном, как будто отвечала на заданный вопрос. – Но с машинами было четыре водителя. Шоферы высшего класса. Смелые, надежные и порядочные люди, которые работают у нас уже много лет. Какова их судьба? У нас есть договоренность с водителями, и, если в пути что-то случается, они непременно связываются с нами. По вечерам фирма закрыта, но они знают, куда можно звонить в любое время суток. Они не звонили» Поэтому мы, естественно, и не беспокоились. Я думаю, у них все было в порядке, пока неожиданно что-то не случилось.

. – Сколько человек знало о том, что они везли в Италию такой ценный груз?

– Наверно, все сотрудники фирмы, – задумчиво проговорила Лиллиан. – А сколько человек знало об этом в Конгсберге, я сказать не могу. Мы там имеем дело только с господином Исаксеном, но он мог рассказать об этом кому-нибудь еще… Этого я, к сожалению, не знаю.

– А сколько человек работает у вас в фирме?

– Тридцать два, из них восемь постоянных водителей. Кроме того, шесть водителей работают у нас нештатно, мы приглашаем их, когда нужно.

– Наверно, неосмотрительно допускать, чтобы столько людей знало о таком ценном грузе?

– Конечно, неосмотрительно! Но в тайне этого не сохранить. У нас коммутатор. У нас служащие, которые оформляют документы. Ясно, что об этом шли разговоры. И в отделах. И в нашем кафетерии. Никто не придавал этому значения, ведь разговоры велись между сотрудниками фирмы, так сказать – в своей семье. А потом одна рассказала мужу, другой – жене или невесте, вот и пошло гулять по городу. Какая уж тут тайна! – Лиллиан тяжело вздохнула. – Разумеется, мы пытаемся хранить все в тайне, но это бесполезно. Мы не раз убеждались в этом. Условно мы называли их груз макулатурой. Но вы представляете себе, как приятно произнести цифру семнадцать миллионов двести тысяч крон? У водителей как будто нимб вокруг головы появляется… Между прочим, на обратном пути они должны были привезти из ФРГ очень дорогую электронную аппаратуру для Норвежского радио. – Она снова вздохнула. – Нет, такие сведения просачиваются, невзирая ни на какие меры предосторожности.

– Фрекен Бек, покажите мне, пожалуйста, список ваших сотрудников, как штатных, так и нештатных. Кроме того, мне нужен очень подробный маршрут этих двух трейлеров. И еще, сообщите мне полные данные о господине Исаксене, номер телефона и адрес завода в Конгсберге, а также назовите всех, кто, по вашему мнению, представляет интерес в связи с этим делом.

Через несколько минут, получив необходимые сведения, Рудольф собрался уходить.

– Я буду здесь всю ночь, – сказала Лиллиан. – У нас тут есть хорошая кухня и битком набитый холодильник, так что не жалейте меня. Если мне сообщат, что трейлеры прибыли в Бриндизи, я немедленно свяжусь с вами. Но я настроена далеко не оптимистично.

7

Вечером, в четверть десятого, заведующему отделом Албректсену позвонил direttore di polizia, dottore[5] Луиджи Кантагалли. Сперва он обрушил на Албректсена поток общепринятых любезностей, а потом перешел к делу.

– Экспедиционная фирма «Джеронтони» в Бриндизи обратилась к итальянской полиции в связи с исчезновением двух норвежских трейлеров. Прежде чем предпринять какие-либо расследования, полиция должна была убедиться, что трейлеры действительно пересекли итальянскую границу. Этот факт подтвержден. Трейлеры пересекли границу 21 октября в пятницу в одиннадцать часов утра. Таможенники обратили на них особое внимание, во-первых, потому, что трейлеры везли такой ценный груз, а во-вторых, потому, что женщина в. кабине одного из трейлеров была molto simpatica.[6]

– Женщина? – вскричал Албректсен. – Я не ослышался, вы действительно сказали «женщина»?

– Si, si,[7] – подтвердил Кантагалли. – Четверо мужчин и одна женщина.

– Норвежка?

– Si, si!

– Вы в этом уверены?

– Positivo,[8].

Последовала долгая тирада. Из нее явствовало, что один poliziotto, то есть полицейский, обратил на нее особое внимание. Он как раз зашел в отделение таможни, чтобы поболтать с другом. Увидев женщину с красным паспортом в руке, он еще подумал, что прошли те времена, когда все северные женщины были блондинками. Эта норвежка была такая темноволосая, что вполне могла бы сойти за итальянку.

Кантагалли сообщил также, что они ведут интенсивное расследование.

– Как вам, должно быть, известно, у нас в Италии похищено десять трейлеров, – мрачно сказал он. – Мы отметили на карте места, где они были похищены. Что случилось с вашими Трейлерами, нам пока не известно, но мы исходим из того, что их постигла та же участь. Нам срочно нужны все сведения, какими вы располагаете: фотографии водителей, женщины, если только это возможно, – словом, все, что может помочь нам при расследовании. Ведь если так будет продолжаться, вскоре уже ни одна иностранная экспедиционная фирма не решится направлять в Италию свои трейлеры. Наша печальная слава уже облетела весь мир, и это отнюдь не облегчает наше положение. Поэтому мы будем весьма признательны, если норвежская полиция окажет нам незамедлительную помощь.

– Это я вам обещаю, – сказал Албректсен и положил трубку.

Потом он вытер лоб, на котором выступила испарина.

В десять минут одиннадцатого на Виктория-Террассе забили тревогу.

Старший инспектор Рудольф Нильсен позвонил Лиллиан Бек, он хотел убедиться, что она по-прежнему находится у себя в кабинете. Рудольф коротко рассказал ей о случившемся. Она глубоко вздохнула и, задержав дыхание, с трудом проговорила:

– Значит, с ними была женщина? Наверно, они посадили ее по пути. Отсюда они уехали вчетвером, и я не знала, что с ними поедет кто-то еще.

– Я сейчас к вам приеду. У вас подъезд заперт?

– Да, но я буду смотреть в окно. Когда примерно вас ждать?

– Через пятнадцать минут.

Он положил трубку.

Карстен, слушавший этот разговор, огорченно покачал головой.

– Каким образом могут бесследно исчезнуть два трейлера и пять человек?

– Женщину они могли захватить по пути и ссадить до того, как их похитили, если, конечно, их похитили. Мне это кажется настолько невероятным, что я еще не привык к этой мысли.

Братья были удивительно не похожи друг на друга. Несмотря на одинаковый рост, Рудольф из-за своей полноты казался значительно ниже худого Карстена. Рудольф, закончивший гимназию сразу после войны – что указывает на его возраст, – был на два года старше брата. Он был почти лысый и почти безбровый, тогда как у Карстена была густая черная шевелюра и очень густые темные брови.

Их мать, которая когда-то все свое свободное время посвящала чтению стихов знаменитого рабочего поэта,[9] не только назвала своего первенца его именем, но и дала ему прозвище – Рулле, что значит Круглый. В детстве Рудольф был тощий и длинный, однако со временем он прибавил в весе, и тогда прилипшее к нему прозвище стало все больше и больше тяготить его.

Среди документов, которые Лиллиан Бек передала Рудольфу еще днем, была черно-белая фотография, сделанная в апреле на торжествах по поводу тридцатилетия фирмы «Инт-Транс». В фотолаборатории полиции изображение каждого, кто был снят на этой фотографии, пересняли и увеличили, один комплект фотографий остался в лаборатории, второй Рудольф взял себе.

С помощью другой фотографии, полученной от Лиллиан, которая шутки ради сфотографировала шоферов, когда они из-за чего-то спорили возле машин, он нашел в пачке фотографий четырех пропавших водителей. Вообще снимок, сделанный Лиллиан, получился неудачный и мог пригодиться только для этой цели.

С обратной стороны каждой фотографии, врученной Рудольфу в лаборатории, в левом верхнем углу шариковой ручкой был написан номер. Рудольф попросил Карстена проследить, чтобы фотографии шоферов были немедленно отправлены фототелеграфом шведской, датской, немецкой, австрийской и итальянской полиции, а также в Интерпол и на таможенные пункты, через которые должны были проехать трейлеры. Одновременно срочно передавалось подробное описание трейлеров и подробная опись перевозимого груза.

Пока Карстен этим занимался, Рудольф позвонил Албректсену.

– Фотографии у меня. Ни одна из женщин, которые были на празднике по поводу юбилея фирмы, не могла бы произвести сильное впечатление на мужчину, тем более на итальянца. Сейчас мы с Карстеном едем к фрекен Бек. Вполне возможно, что на празднике присутствовали не все. По-моему, она хорошо знает каждого сотрудника фирмы, и, надеюсь, мы получим от нее дополнительные сведения.

– Хотел бы я знать, каким временем мы располагаем и когда «грифы» накинутся на нас? – мрачно сказал Албректсен, имея в виду прессу. – Свяжись со мной, как только побеседуешь с фрекен Бек. И не забудь отправить фототелеграфом… – Он неожиданно умолк.

– Карстен уже все отправил, – поспешил сказать Рудольф.

– Прекрасно.

Они одновременно положили трубки, и через минуту Рудольф с Карстеном уже вышли из кабинета.

Погода стояла отвратительная, хотя для осени не холодная, был туман и моросил дождь. Садясь в машину, Рудольф поднял воротник плаща и громко чихнул.

– Ну вот! – недовольно буркнул он. – Как осень, так насморк, черт бы его побрал. Все некстати! Такого сложного дела у нас еще не было.

– От простуды хорошо помогает лук, сваренный в молоке, – добродушно посоветовал брату Карстен. – Лук не ешь, а молоко процеди и выпей. – Он снова сделался серьезным. – Если трейлеры действительно похищены, то водители, скорей всего, убиты. Трудно себе представить, что кто-то станет долго держать в плену четырех взрослых сильных мужчин. Избавиться от четырех трупов – дело нехитрое, а вот как, скажи, можно избавиться от двух пятнадцатиметровых трейлеров?

Лиллиан Бек ждала их у подъезда. Она нисколько не удивилась, увидев двух полицейских вместо одного.

– Отец очень переживает, – пожаловалась Лиллиан, сама она выглядела усталой и бледной. – Я жду его с минуты на минуту.

Не успели они сесть, как приехал директор Бек. На нем, как и прежде, был безупречный костюм, только на этот раз темный, белая рубашка и темно-серый галстук из натурального шелка. Лицо у Бека было огорченное, голос осип, словно он долго кричал, что, впрочем, было вполне возможно.

– Это ужасно! – произнес он вместо приветствия. – Я разговаривал с Бертелли. Он возглавляет фирму «Джеронтони». После вашего ухода я разговаривал с ним четыре раза. – Он посмотрел на Рудольфа красными воспаленными глазами. – Связь почему-то была плохая, и мне приходилось кричать, и каждый разговор длился не меньше пятнадцати минут. Вот я и сорвал голос. Кроме того, я три раза разговаривал с Исаксеном из Конгсберга. – Директор грустно опустился на стул. – Мне даже подумать страшно о возможных последствиях!

– А о чем же ты еще думаешь, если не о последствиях? – добродушно заметила дочь. – Возьми себя в руки, я сейчас сварю тебе кофе. – Она обернулась к полицейским. – Может, и вы тоже выпьете по чашечке?

Они с благодарностью согласились. Лиллиан вышла, чтобы набрать воды, и, только когда кофейник уже стоял на плитке и она тоже подсела к низкому столику, Рудольф достал и разложил перед ними все фотографии.

Отец с дочерью склонились над ними, называя каждого и давая ему характеристику. Карстен записывал их слова на обратной стороне фотографий.

– Все эти люди присутствовали на юбилее вашей фирмы, который состоялся в апреле, господин Бек.

– Вполне возможно, – рассеянно согласился Бек, но тут же взял себя в руки. – Это было так давно… – как бы извиняясь, сказал он и с удивлением перевел взгляд с Рудольфа на Карстена. – Я что-то не понимаю… Какое отношение юбилей фирмы имеет к похищению трейлеров?

– Папа, я тебе не все сказала по телефону. Я сказала, что итальянская полиция расследует это дело, исходя из того, что трейлеры похищены, но не сказала, что с водителями была женщина.

– Женщина? – Бек словно в первый раз услышал это слово.

– Да, – быстро вмешался Рудольф. – И единственное, что про нее может сказать итальянская полиция, – она брюнетка и похожа на итальянку. Однако они уверены, что она норвежка. Во всяком случае, эта женщина ехала по норвежскому паспорту, – поправился он.

– Нет ли среди ваших сотрудниц женщины с такой внешностью? Или среди жен ваших сотрудников, их невест… Словом, кого угодно, кто имеет хотя бы отдаленное отношение к вашей фирме. Красивая женщина неизвестного возраста, но, по-видимому, молодая, иначе на нее вряд ли обратил бы внимание итальянец, – сказал Карстен.

Бек с дочерью обменялись взглядом.

– Женщина, похожая на итальянку? И такая красивая, что на нее обращают внимание? – переспросила Лиллиан Бек и отрицательно покачала головой. – Нет. Я лично такой не знаю.

– Я тоже, – заверил их Бек.

– Ладно. – Рудольф снова чихнул и продолжал, многозначительно взглянув на брата: – Теперь расскажите нам все, что вам известно о семейных обстоятельствах каждого из этих водителей.

Бек с дочерью опять обменялись долгим взглядом.

– Слон живет с матерью, – начала Лиллиан. – Это прозвище Харри Халворсена. Его прозвали Слоном за то, что он очень большой и толстый. Но он на это не сердится. Я вообще не знаю другого столь невозмутимого и уравновешенного человека.

Воцарилось долгое молчание. Лиллиан внимательно посмотрела на отца, и он почти незаметно кивнул ей, чтобы она продолжала.

– Бертелсен женат, несколько месяцев назад у них родился сын. Он был сам не свой от радости. Угощал всех направо и налево шоколадом и сигаретами, и с лица у него не сходила глупая улыбка. Мы всегда считали его неисправимым донжуаном, но с того дня его будто подменили. Теперь это серьезный и положительный семьянин.

– Ты знаешь их всех лучше, чем я, Лилле, вот и рассказывай! – Беку явно было не по себе, оттого что почь не спускала с него вопросительного взгляда.

– Трюгве Лиен живет вместе с больным братом. О Лиене я почти ничего не знаю. Не знаю даже, чем болен его браг. Рогер Гюндерсен, насколько мне известно, несколько лет тому назад развелся и живет один.

– И вдруг какая-то женщина!.. – Бек пожал плечами. – Нет, это не укладывается у меня в голове. Конечно, я знаю, что водители по пути берут пассажиров, но не могу поверить, чтобы один из них захватил с собой подружку из Осло. Вы вспомните, в каких условиях им приходится ехать. Они все время на глазах друг у друга. Нет, наверняка эта женщина – случайная попутчица!

– Которая случайно тоже едет по норвежскому паспорту? – спросил Рудольф, тщетно пытаясь не чихнуть, отчего его ирония осталась незамеченной.

– Наверно, ваши водители ночуют иногда по дороге в гостиницах и пансионах? – неожиданно спросил Карстен.

– Да, к сожалению. Они пользуются любым предлогом, лишь бы не ночевать в машине, – ответил Бек.

– Слон к их числу не относится, – с упреком сказала Лиллиан.

– Ты права, Лилле, но ведь не исключено, что один раз и ему захотелось отдохнуть по-человечески. Тем более что Лиен как раз из тех, кто не станет ночевать в машине, если есть возможность провести ночь с комфортом. Предположим, Лиен…

– Папа! Старший по рейсу у них Слон. Лиен может уговаривать его сколько угодно, но это бесполезно.

– А что, если по неизвестной нам причине Слон все-таки позволил уговорить себя?

– Ладно, – вмешался Карстен. – Наверно, у ваших водителей есть какие-то определенные места, где они останавливаются, если не хотят ночевать в машине?

Бек кивнул.

– Лиллиан может вам дать список таких мест.

– Их очень много, список будет большой, – сухо заметила Лиллиан. – Можно, я приготовлю его к утру?

– К сожалению, он нам понадобится сегодня вечером, – твердо сказал Рудольф.

– Тогда побеседуйте с отцом, пока я пишу, – покорно согласилась Лиллиан. – Мне надо найти все адреса и телефоны, на это потребуется время.

– Укажите только те места, где ночуют водители, следующие по этому маршруту, – объяснил Карстен. – Неужели их так много?

– Конечно, есть такие места, которые они предпочитают другим. Но жизнь у водителей трейлеров однообразна. И уж если они решили ночевать не в машине, они выберут любое новое место в надежде на новые впечатления. – Бек криво усмехнулся. – Ну а если на сцене появляются женщины, часто они-то и решают, где остановиться на ночлег. Главное, чтобы поблизости была подходящая для трейлеров стоянка. – Он снова стал серьезным. – Однако ни один из наших водителей ни при каких обстоятельствах не позволит себе опоздать в пункт назначения. У нашей фирмы хорошая репутация.

– Может быть, их старший, этот Слон, как вы его зовете, встретил девушку и…

Директор Бек перебил Карстена:

– Это исключено! Слон не привлекает женщин. Ему сорок два года, и он никогда не женится хотя бы по той причине, что вряд ли найдется женщина, которая согласится жить с такой тушей. Если бы вы его видели, вам не пришла бы в голову подобная мысль.

Этот разговор не давал никаких результатов. И потому Рудольф вздохнул с облегчением, когда Лиллиан принесла список. Он и правда был внушительный.

– Водителям разрешается поступать так, как им удобнее. При желании они могут сделать остановку рано вечером и потом продолжать путь уже ночью. Или, наоборот, остановиться поздно и на следующий день позже отправиться в путь. Это зависит от них. Главное, прибыть на место в точно назначенное время.

Говоря это, Лиллиан смотрела на Карстена.

Он тоже внимательно изучал ее, как изучал всех женщин «подходящего» возраста с тех пор, как от него ушла жена, предпочтя ему своего коллегу-учителя.

Лиллиан нравилась Карстену.

8

Было уже двадцать минут первого, когда Рудольф и Карстен вернулись к себе на Виктория-Террассе. Они зашли в кабинет начальника отдела Албректсена и доложили ему все, что узнали. Через десять минут Рудольф уже звонил в полицию Крусо, а Карстен – в те две гостиницы, которые в списке Лиллиан значились первыми. Если та женщина ночевала с водителями в Крусо, можно считать, что она ехала с ними с самого начала рейса.

Рудольф беседовал по телефону с полицейским инспектором Трампе из Крусо, когда Карстен зашел к нему в кабинет и положил перед ним записку.

«Смеющаяся кошка», – прочел Рудольф и вопросительно посмотрел на брата.

– Они ночевали в этой гостинице, – шепотом объяснил Карстен, – водители и женщина. В ночь со среды на четверг. Ее зовут Венке Ларсен. Во всяком случае, в книге приезжих она значится под таким именем.

Некоторое время Рудольф молча слушал инспектора Трампе, потом сказал:

– Пока мы с вами беседовали, мне сообщили, что эти водители и женщина по имени Венке Ларсен ночевали в гостинице «Смеющаяся кошка» с девятнадцатого на двадцатое октября. Хорошо бы вы как можно быстрее расспросили хозяина этой гостиницы. Разумеется, мы тоже пошлем туда своего человека, и, очевидно, уже сегодня утром.

Снова наступило молчание – Рудольф слушал инспектора Трампе.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы в «Смеющейся кошке» нам был оставлен номер, начиная с завтрашнего вечера. Он нам понадобится на одну, самое большее, на две ночи. На чье имя? – Рудольф на минуту задумался. – На имя нашего инспектора Лейфа Роботтена, – сказал он и кивнул, как бы убеждая самого себя: да, лучше всего, если поедет Роботтен. – Сказать по буквам? – Он произнес фамилию по буквам и прибавил с улыбкой – очевидно, датский инспектор извинился, что не разобрал фамилию: – Норвежцы тоже не понимают, откуда взялась такая фамилия. Они связывают ее с «роботом», но, если верить Роботтену, это древненорвежское имя. Да, да, древненорвежское!

– По-моему, Роботтен называл его исконно норвежским, – поправил Карстен брата, когда тот положил трубку.

– Древненорвежское или исконно норвежское, какая разница! – отмахнулся Рудольф. – Исконно норвежское не может не быть древненорвежским.

Он снова поднял трубку и позвонил Лейфу Роботтену. Тот еще не спал. Он только недавно вернулся домой с дежурства, но, как бы поздно он ни ложился, он всегда немного читал перед сном, чтобы, по его выражению, «дать пищу душе». Обычно он читал пьесы. В этот вечер Роботтен уже в который раз перечитывал Ибсена.

– Приготовься, – сказал ему Рудольф. – Завтра утром ты летишь в Крусо. На твое имя заказан номер в гостинице «Смеющаяся кошка». Наши четверо друзей и их подруга ночевали там со среды на четверг. Позвони мне, как только доберешься туда. В Крусо свяжешься с инспектором Трампе.

Они поговорили еще немного.

Наконец Рудольф дал отбой.

– Позаботься о билете для Роботтена, – сказал он брату. – А после можешь идти домой. Я, во всяком случае, ухожу. Завтра встречаемся в восемь. Думаю, нас ждет нелегкое утро.

– Другими словами, нас ждет приятное воскресенье, – с усмешкой заметил Карстен.

В воскресенье в половине восьмого Рудольф запер машину и тяжелым шагом вошел в здание на Виктория-Террассе. Он поднялся по лестнице, прошел мимо отделов хищений, экономики, пожаров, несчастных случаев, транспортных средств и наконец добрался до своего кабинета в отделе особо опасных преступлений. Он повесил плащ на круглую вешалку, принесенную им из дома, и бросил на нее мокрую шляпу. Потом сел за письменный стол, чтобы позвонить Карстену, но тот неожиданно появился в дверях.

– Я услыхал, что ты пришел, – сказал Карстен. – Пока новостей нет. Роботтен отправился в Данию. Это все. Надеюсь, он там что-нибудь разузнает. Какие у нас планы на сегодня?

– Мы с тобой навестим родственников водителей. А Орвик и Харалдсен займутся другими служащими «Инт-Транс».

В понедельник отдел экономики должен был произвести тщательное расследование, чтобы выяснить, как обстоят дела в этой фирме.

– А что Исаксен?

– Им займется инспектор Миккелсен из Конгсберга. Пойдем, Карстен.

Рудольф с Карстеном застали фру Халворсен дома, в ее уютной квартире на Гардевейен в Мариенлюсте. Она собиралась уходить, хотя еще не было и половины десятого.

– Что-нибудь с Харри? – испуганно спросила она, как только они объяснили, что пришли из полиции.

– Боюсь, что да, – с глубоким сочувствием ответил Рудольф.

Он рассказал, что трейлеры не прибыли в Бриндизи и что полиция нескольких стран ведет расследование.

– Но разве могут бесследно исчезнуть сразу два трейлера? – удивилась мать Харри; не снимая пальто, она села в гостиной вместе с полицейскими.

– Похоже, что они все-таки исчезли, – ответил Карстен.

– Фру Халворсен, вы знали, что повезет ваш сын в этом рейсе?

– Конечно! – ответила она, не задумываясь и не сводя глаз с Рудольфа.

– Что именно? – Рудольф не мог скрыть своего удивления, он заметил, что Карстен тоже весь напрягся. – Что он должен был везти?

– Макулатуру. – Фру Халворсен поджала красиво очерченные губы, помада и лак на ногтях были одинакового бледно-розового цвета. – Хорошо, что еще есть страны, которые принимают от нас макулатуру, – сказала она, рассматривая свои руки, которые выглядели так, словно она никогда не занималась домашней работой.

Какие у нее детские руки, подумал Карстен.

– Ходят разговоры, что в скором времени собираются отказаться от сбора макулатуры. Что же тогда будет?

Рудольф заметил, как по лицу брата скользнула улыбка.

– Значит, они везли макулатуру? – Рудольф записал несколько слов в записной книжке. – А как ваш сын относился к этому рейсу, так же как ко всем или иначе?

Она с удивлением подняла на него глаза.

– Он говорил о нем не больше, чем о всех остальных, если вас это интересует. Ведь это его работа, инспектор. Она его кормит.

– А он не говорил вам, что собирается взять с собой в Италию какую-нибудь подружку?

– Подружку? – Она даже рот раскрыла от удивления. – Но у Харри нет никакой подружки! Я вас не понимаю…

– Вы хотите сказать, что не знаете, есть ли у вашего сына подружка? – мягко поправил ее Рудольф.

– Если бы у него была подружка, я бы знала об этом! – с раздражением сказала она. – У Харри нет от меня секретов!

– Может быть, он встретил женщину, которая ему наконец-то понравилась? – вставил Карстен. – Как-никак, Фру Халворсен, а вашему сыну уже сорок два года!

– Я прекрасно понимаю, на что вы намекаете. – Она серьезно посмотрела на него. – Но если я говорю, что у Харри нет от меня секретов, значит, их нет! Если бы он познакомился с девушкой, я бы знала об этом. Я только и мечтаю, чтобы Харри женился, чтобы у него родились дети, тогда у него появится свой, независимый от меня мир. До сих пор бедному Харри не везло, и с каждым годом надежд становится все меньше и меньше. Это понятно. Кому нужен уже немолодой мужчина? Наверно, мне не суждено понянчить внуков, – грустно закончила она.

На улице было пасмурно, и в гостиной царил полумрак. Словно только что заметив это, она встала и зажгла настольную лампу.

– Нам сообщили, и это подтвердилось, что с ними ехала какая-то женщина, – сказал Рудольф. – В датской гостинице она была записана под именем Венке Ларсен. Это вам ни о чем не говорит?

– Нет, – коротко и решительно ответила она.

– Вы знакомы с теми тремя водителями, которые ехали в этом рейсе вместе с вашим сыном? – Карстена так привлекали ее маленькие руки, что он с трудом оторвал от них глаза и посмотрел фру Халворсен в лицо. – Бывал ли кто-нибудь из них у вас дома?

– Конечно. Этот дом точно так же принадлежит Харри, как и мне, – ответила она. – Да, они бывают у Харри. И довольно часто. Они, видите ли, любят играть в покер, и им очень удобно собираться у нас. Я предоставляю квартиру в их полное распоряжение и ухожу к своей близкой подруге, которая живет здесь по соседству. Я и сейчас собиралась навестить ее. Между прочим, надо ей позвонить, что я задерживаюсь.

Она вышла из комнаты.

– Видишь, она считает, что он вез макулатуру, – тихо сказал Рудольф. – Сам-то он прекрасно знал, что повезет. И если он скрыл это от матери, можно предположить, что у него были от нее и другие тайны.

– Неужели ты думаешь, что мать не заметила бы, если б он влюбился настолько, что даже пригласил девушку поехать с ним в Италию?

– Все зависит от того, как хорошо он умеет притворяться. Впрочем, любовь тут ни при чем. Он мог где угодно встретить эту Венке и понять, что она из тех, которые согласны на все. И тогда, может быть, главным образом для того, чтобы произвести впечатление на своих приятелей, он пригласил ее съездить с ним в Италию. Пусть он не привлекал женщин, но все-таки он мужчина и как-никак живой человек. Конечно, в таком случае он бы ничего не сказал мамочке о своей затее!

– Ясно, что мать мечтала не о такой девушке для своего Харри. Но мне интересно…

Рудольф так и не узнал, что интересно Карстену, – в гостиную вернулась фру Халворсен, она была уже без пальто. Присев на кончик стула, она со страхом и надеждой посмотрела на них.

– Что вы можете нам рассказать, к примеру, о Халворе Бертелсене? – опросил Рудольф.

– Сначала он мне очень не нравился, – призналась она – у него было как будто все, чего не хватало Харри. Он менял девушек как перчатки. Каждый раз, когда я видела Бертелсена, он как бы напоминал мне о том, что Харри неудачник. Но вот он женился, и с ним произошла поразительная перемена. Он стал спокойнее, словно повзрослел и остепенился. Потом его жена забеременела. Она была всего на третьем месяце, когда он уже рассказал мне об этом. Он так радовался, что я невольно изменила свое мнение о нем. Наконец она родила. Господи, как он был счастлив! Он чуть с ума не сошел от радости. И, знаете, теперь из них троих я его люблю больше всех.

– И Харри, наверное, тоже, ведь он предпочитает ездить с ним в паре? Правда?

Она кивнула.

– Харри такой добрый. Он ни о ком плохо не говорит. Вы бы от него ничего не добились, если бы спросили, который из троих нравится ему больше всего. Но поскольку он почти всегда ездит с Бертелсеном…

Рудольф заглянул в свою записную книжку.

– А что вы можете сказать о Трюгве Лиене?

– Лиена мне всегда жалко, – ответила она после долгого молчания. – Он живет вместе с братом. Брата зовут Эдвард, он не показывается никому на глаза. Лицо у него изуродовано темно-фиолетовым родимым пятном. К тому же он родился без нёба, кажется, это называется волчья пасть, и с заячьей губой. Говорит он так невнятно, что, кроме Трюгве, его почти никто не понимает. Мало того, из-за какой-то кожной болезни он почти облысел. Трюгве купил ему парик, но… – Она пожала плечами. – При всех своих болезнях брат Трюгве панически боится врачей, так что вы сами понимаете. Из-за брата Трюгве даже не женился.

– И это все вам рассказал сам Лиен?

– Я видела Эдварда, – ответила она и прикусила губу. – Это настоящий тиран!

– А что вы можете нам рассказать о Рогере Гюндерсене?

Фру Халворсен долго собиралась с мыслями.

– Он мне напоминает кошку, – наконец проговорила она. – Наверно, потому, что у него желтые глаза. Ну, не совсем желтые, а желтоватые. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? И походка у него не такая, как у всех. Он не идет, а скользит. Крадется. Не знаю, как иначе это назвать.

– Он разведен?

– Да.

– Как вы считаете, мог ли кто-нибудь из них троих взять с собой в Италию подругу?

– Только не Бертелсен, – быстро ответила она. – Может быть, Трюгве Лиен?… Ведь он буквально в рабстве у своего брата. Рогер? Может быть… Нет, я не знаю.

– Не говорил ли вам Харри, что у одного из них есть подруга – высокая, стройная брюнетка, похожая на итальянку?

– Нет. Харри вообще мало говорит о них. Разве что о каких-нибудь пустяках. Он не любит сплетничать.

– Необыкновенный человек! – пробормотал Карстен так тихо, что его услышал только Рудольф.

– У Харри есть друзья, кроме них? – поинтересовался Рудольф.

– У него очень много знакомых, – ответила фру Халворсен, сплетя пальцы.

Она похожа на фарфоровую статуэтку, подумал Карстен. Седые блестящие волосы мягкими локонами обрамляли ее маленькое личико, коже которого могла позавидовать тридцатилетняя женщина.

– Ну, во-первых, Алберт, Алберт Арнесен, они знают друг друга с пятилетнего возраста. У Алберта небольшая посредническая фирма. «Стекло и керамика». – Фру Халворсен продиктовала адрес. – Во-вторых, Коре, то есть Коре Вик. Он работает на складе акционерной компании «Радио». Некоторое время Харри часто встречался с Эйнаром, но это было уже давно. Харри и Эйнар одногодки. Несколько лет назад Эйнар познакомился с девушкой, и с тех пор у него уже нет времени на встречи с Харри.

– Как фамилия Эйнара?

– Квале.

– А чем он занимается?

– Шофер, работает на пивоваренном заводе, кажется в Рингнесе, но я не уверена.

Рудольф встал. Вслед за ним поднялся и Карстен.

– Большое спасибо, фру Халворсен. Как только мы что-нибудь узнаем о Харри, мы сразу же сообщим вам.

Она с мольбой взглянула на Рудольфа.

– Как вы думаете… Харри жив?

– Пока ничего не известно, фру Халворсен, – ответил Карстен и осторожно положил руку ей на плечо.

– Если Харри даст о себе знать, немедленно сообщите нам. Попросите его позвонить и в «Инт-Транс», и в полицию. – Рудольф написал свою фамилию и номер телефона на листке, вырванном из записной книжки, и протянул ей.

– А я вам дам номер телефона фру Торкилдсен, – решила она. – Если вы не застанете меня дома, я могу быть только у нее.

Не успели братья сесть в машину, как Рудольфа вызвали по рации.

Венке Ларсен плыла на пароме из Ларвика до Фредериксхавна вместе с четырьмя водителями.

Несмотря на то что в это время года паромы ходят почти пустые, она заказала билет за три недели.

Она указала несуществующий адрес в Беруме и дала номер телефона, который изменился четыре года назад: 53-18-94. Теперь у этого абонента номер 12-09-37. Абонент – капитан Ронем и его жена, писательница Алисе Мейер Ронем.

– Понятно, – сказал Рудольф. – Мы съездим к ним, как только опросим всех здесь, в городе.

– Хотел бы я знать, не играет ли Венке Ларсен главную роль в этой драме, – пробормотал Карстен.

– Не думаю, – отмахнулся Рудольф. – Скорей всего, это одна из тех девиц, которые любят ездить на попутных машинах. Таких много, сам знаешь.

– Но если она участвовала в этой операции, – задумчиво проговорил Карстен, – и если она уже сыграла свою роль…

– То, скорей всего, уже не числится среди живых, – спокойно закончил Рудольф.

9

В ночь на воскресенье инспектор Лейф Роботтен спал всего три с половиной часа. Тем не менее, когда он встал, принял душ и вышел на кухню в коричневом махровом халате, он был полон бодрости и энергии.

Завтрак его состоял из грейпфрутового сока, трех чашек кофе и двух бутербродов с сыром.

Убрав со стола грязную посуду, он пошел в спальню и оделся для поездки в Данию.

На аэродром он приехал в такси. Несмотря на воскресенье, ранний час и октябрь месяц, там было многолюдно: Целый экипаж какого-то судна ждал своего самолета. Многие моряки выглядели совсем юными, как будто отправлялись в свой первый рейс, хотя на самом деле они, наверно, не были новичками. Сдав багаж, они разбились на группы, весело болтая, смеясь и задирая друг друга.

У Роботтена сжалось сердце. Когда-то и он был таким же юным и тоже отправлялся в свой первый рейс. Он сбежал из дому из-за того, что родители часто ссорились. Казалось, эти ссоры должны неминуемо кончиться разводом, и семнадцатилетний Лейф сбежал из дому, который родители превратили в сущий ад. Как ни странно, но именно его безрассудное бегство заставило их опомниться. С тех пор в доме воцарился мир и терпимое отношение друг к другу. По крайней мере с виду.

Народу в самолете было немного. Рядом с Роботтеном было два свободных места. Скорее по привычке, чем от желания читать, он вынул мольеровского «Мизантропа» в переводе Андре Бьерке. Книгу он приобрел, когда она вышла в 1957 году, и с тех пор перечитывал каждые пять лет. Каким бы транспортом он ни ехал – поездом, самолетом или пароходом, – Роботтен всегда брал в дорогу книги. Он давно обнаружил, что книга или журнал лучше всего удерживают попутчиков на расстоянии. Чего нельзя сказать про газеты. Но сейчас он сидел в одиночестве, никто не мешал ему размышлять, и раскрытая книга праздно лежала у него на коленях.

Два тяжелых трейлера с грузом, оцененным в много миллионов крон…

Таинственная женщина, о которой ничего не известно…

Четыре сильных, опытных, надежных водителя…

«Инт-Транс» – одна из крупнейших экспедиционных фирм Норвегии…

Оружейный завод в Конгсберге…

Промышленный шпионаж?

Самолет летел на высоте десять тысяч метров. Под ним лежали облака, позолоченные холодным солнцем. Роботтен выглянул в окно и долго смотрел вниз. Он любил летать. Ему всегда казалось, что в самолете все земное его уже не касается. Он чувствовал себя свободным. И мог быть самим собой, хорошим или плохим – неважно.

Оторвавшись от окна, он оглядел салон. Кое у кого из моряков была с собой водка. Теперь они разговаривали более громко. Он понял, что в Копенгагене они пересядут на самолет, летящий в Гамбург.

Более двадцати двух лет назад Роботтен отправился в свой первый рейс. В самолете он познакомился с машинистом, который был на десять лет старше его, у машиниста тоже была с собой водка. Его звали Карл. Фамилию Роботтен уже не помнил. Карл угостил Роботтена водкой, и Роботтен выпил только потому, что ему не хотелось ударить лицом в грязь. Как же ему потом было плохо! Слава богу, он только один раз сходил в море. И слава богу, что на борту он удержался и не пил. Такому молоденькому легко стать алкоголиком.

Роботтена не интересовали беспошлинные товары, продающиеся в самолете. Он должен вернуться в Осло, как только выполнит задание. Тогда, пожалуй, он воспользуется случаем и купит себе туалетную воду для бритья, а матери – флакончик духов.

Колеса самолета коснулись посадочной полосы, и самолет сильно тряхнуло. Роботтен, пристегнутый ремнем, покорно ждал, пока самолет не замер на месте. Потом он достал свой плащ, лежавший на полке над сиденьем, взял чемодан и двинулся к выходу.

Чемодан из свиной кожи был невелик, в нем лежала пижама, легкий халат, который Роботтен называл «монашеской рясой» за грязно-зеленый цвет и толстый шнур вместо пояса, домашние туфли, туалетные принадлежности и одна рубашка. Для такой короткой поездки Роботтену больше ничего и не требовалось.

Он быстро прошел таможенный досмотр и вышел на улицу, где его ждала полицейская машина без каких-либо опознавательных знаков. В Копенгагене, как всегда, свирепствовал ветер. Роботтен плотнее запахнул плащ и порадовался, что на голове у него нет шапки.

Инспектор Клауссен заметил Роботтена и, улыбаясь, пошел ему навстречу. Они были ровесники, но Роботтену Клауссен казался немного моложе из-за рыжих волос и открытого мальчишеского лица. Им уже приходилось работать вместе, и с тех пор их связывала крепкая дружба.

– Что это вы там у себя на Севере выдумали? – пошутил Клауссен, когда они шли к машине. – Я настоял, чтобы тебя поручили мне. Вообще-то у меня сегодня выходной, но к нам в гости придут родители моей жены… – Он подмигнул с видом заговорщика.

Потом уже Клауссен признался, что тесть и теща у него замечательные люди, но он их терпеть не может.

В присутствии Клауссена у Роботтена сразу поднялось настроение. Клауссен был первоклассный следователь. Несмотря на рыжие волосы, которые многие считают признаком бурного темперамента, он был спокойный, уравновешенный человек, и редко кому удавалось вывести его из себя.

Трейлеры могут подождать. Прежде всего друзьям необходимо поесть. Ничего не изменится, если они покинут Копенгаген на час или два позже назначенного времени. Клауссен договорился, что в Крусо их доставят на вертолете. Так будет быстрее. А сейчас они пойдут завтракать.

Клауссен привел Роботтена в плохо освещенный погребок, где тесно жались друг к другу десять столиков. Скатерти в красную и белую клетку. Затейливые кованые подсвечники с красными стеариновыми свечами. Большие пепельницы с рекламой «кьянти».

– Ну, – сказал Клауссен. – С чего начнем?

– Как обычно. – Роботтен улыбнулся и оглядел тесный зал.

Кроме него и Клауссена, в погребке было всего четыре посетителя: за одним столиком трое стариков и за столиком в углу – одинокая женщина, которая грустно смотрела на стоящую перед ней кружку пива. Старики молча играли в покер и потягивали пиво. Когда их кружки пустели, на столе откуда ни возьмись появлялись новые, хотя никто их как будто не заказывал. Завсегдатаи, решил про себя Роботтен. Он перевел взгляд на женщину, которая по-прежнему не спускала глаз с кружки, но не пила.

– Я, пожалуй, закажу мясо по-татарски, – сказал Клауссен и положил меню на стол. Оно было довольно потертое и захватанное грязными руками, кто-то умудрился даже облить его соусом.

– Надеюсь, они подают его с хреном? – Роботтен подозрительно огляделся.

– Не беспокойся, готовят здесь замечательно, – успокоил его Клауссен и, понизив голос, добавил: – Я тут убиваю сразу двух зайцев. Видишь вон ту женщину? Она жила с человеком, которого мы взяли неделю назад в связи с делом об укрывательстве краденого и убийстве. Против нее нет никаких улик, но мы не спускаем с нее глаз ни днем ни ночью. До сих пор нам не удалось установить, поддерживает ли она с кем-нибудь связь. Однако значительная часть похищенных вещей так и не найдена, а нам надо их найти.

– А те трое?

– Обычные алкоголики, живут на пособие, – равнодушно ответил Клауссен. – Теперь ты расскажи мне все, что тебе известно об этих трейлерах.

И Роботтен стал рассказывать.

– Как видишь, нам известно немного, – закончил он свой рассказ.

– И вы бросили жребий, кому ехать в Данию, и выпало тебе? – пошутил Клауссен.

Роботтен улыбнулся:

– Не совсем так, но ехать выпало мне.

– Старик, наверное, рвет и мечет? Клауссен имел в виду Тюгесена, начальника уголовной полиции Осло, которого все за глаза называли Стариком.

– Пока нет, но, если мы будем копаться, его прорвет. Ты знаешь, как он боится прессы. Своим страхом он заразил и Албректсена, а тот в свою очередь пытается заразить им всех нас.

– Ну, журналисты – это известные разбойники! – с сердцем заметил Клауссен.

Принесли мясо. Их обслуживал сам хозяин – дородный человек в черном костюме, повязанный большим и не совсем чистым фартуком. По собственному почину он поставил на столик две бутылки пива «Туборг» и две стопки с ледяной водкой.

– Я вижу, ты здесь тоже завсегдатай? – весело спросил Роботтен.

– Разве ты не знаешь, что полицию всюду уважают?

– Выходит, он знает, кто ты?

– А как же! И та женщина в углу тоже знает, и те трое.

– И ты думаешь, что кто-нибудь решится заговорить с этой женщиной в твоем присутствии?

– Конечно, нет! Просто я хочу ей напомнить о нашем существовании. А кроме того, здесь кормят вкусно и недорого.

После мяса они заказали кофе и яблочный пирог, который Клауссен особенно рекомендовал. Он не позволил Роботтену платить по счету.

– Ты будешь платить, когда я приеду в Осло, – засмеялся он. – Иначе я там не сведу концы с концами! После полутора часов, проведенных в темном погребке, октябрьский день показался им не таким уж пасмурным. Но ветер был по-прежнему сильный.

Клауссен закурил манильскую сигару и сел за руль. По пути на местный аэродром, где их ждал полицейский вертолет, они почти не разговаривали.

– Погода сегодня не очень летная, – заметил Клауссен уже на аэродроме. – Хорошо, что Вагн – опытный летчик.

Вагн оказался худым светловолосым парнем лет тридцати.

– А я вас заждался! Не знал, что и подумать, – сказал он после того, как Клауссен познакомил его с Роботтеном. – Уже целых полчаса жду!

Но в голосе у него не слышалось ни жалобы, ни укора.

– Небось читал какой-нибудь вестерн и радовался, что нас нет, – сказал Клауссен и первым поднялся в вертолет. – Что обещает метеослужба?

– Ничего хорошего, но как-нибудь долетим. Правда, опоздаем.

– А нам долго лететь? – спросил Клауссен.

– Вообще до Крусо два часа лету, но сегодня нам почти все время придется лететь против ветра. Словом, долетим – увидим.

– Во всяком случае, «Смеющаяся кошка» от нас не улетит, – спокойно сказал Клауссен, пристегивая ремень. – Но ты приготовься к тому, что тебя ждет не увеселительная прогулка. Я много раз летал в такую погоду, и мне всегда казалось, что лучше десять раз подряд прокатиться на «американских горах» у нас в Тиволи, чем летать на вертолете. Это при том, что меня мутит от одного вида вагончиков этого чертова аттракциона! Ненавижу летать.

Полет оказался еще более тяжелым, чем опасался Клауссен. Из одной воздушной ямы они проваливались в другую. Роботтену казалось, что они совершенно беззащитны перед разгневанными богами неба. Неудивительно, что он испытал облегчение, когда Вагн хладнокровно объявил им, что собирается совершить посадку, как только это окажется возможным. Они приземлились недалеко от Коллинга.

– Здесь я поставлю свою телегу и заночую, – сказал Вагн. – Надеюсь, завтра погода будет получше. А вы отсюда до Крусо можете доехать на машине. Шоссе Е-три – дорога надежная.

Из-за рыжих волос лицо Клауссена казалось совсем зеленым. Наконец-то его ослабевшие ноги коснулись земли. Он сделал несколько осторожных шажков, словно хотел убедиться, что под ногами у него действительно твердая почва.

– Возьмем такси, – решил он. – Конечно, можно воспользоваться помощью полиции Коллинга, но я думаю, мы обойдемся своими силами. Ты как считаешь?

– Как хочешь, Педер.

Только без двадцати шесть Клауссен и Роботтен добрались до «Смеющейся кошки». Хозяин гостиницы, Серен Ёргенсен, был высокий и худой; по мнению Роботтена, его внешность никак не соответствовала образу хозяина датской харчевни. Темноволосый, он был похож на южанина, хотя и говорил на чистом датском языке.

Фру Ёргенсен, напротив, была невысокая, пышнотелая женщина в клетчатой шотландской юбке и белой шелковой блузке. Глядя на нее, Роботтен наконец почувствовал, что он в Дании.

Посещение датской полиции, да еще в сопровождении норвежского следователя, не привело в восторг хозяина и хозяйку. Им ничего не рассказали, кроме того, что пятеро их бывших постояльцев считаются пропавшими.

Объяснить их исчезновение было трудно, в «Смеющейся кошке» они вели себя как ни в чем не бывало. Приехали все вместе, и каждый снял себе одноместный номер. Вернее, фру Ларсен получила двухместный номер, потому что все одноместные были уже заняты, но платила она за него как за одноместный.

За ужином гости выпили много пива и водки, а потом разошлись по своим номерам. Чем они там занимались, ни господин Ёргенсен, ни его тучная маленькая супруга сказать не могли. Пока все тихо и спокойно, хозяева не вмешиваются в дела постояльцев.

На другой день гости позавтракали в половине седьмого утра и уехали задолго до того, как встали все остальные.

Кто оплатил счет фру Ларсен?

По правде говоря, им это неизвестно. Счета были оплачены. А больше они ничего не знают.

Их не интересовало, с кем из водителей ехала фру Ларсен. Это не их дело. Их дело – гостиница. И точка. Эти водители уже не первый раз останавливались у них, но тогда они были без женщины. Фру Ёргенсен, которая, очевидно, уже давно смирилась с мыслью, что больше никогда не сможет носить модные платья, тем не менее не перестала интересоваться модой. Поэтому она сумела подробно описать, как была одета Венке Ларсен, и отметить, что та пользовалась французскими духами Cotys L'Aimant. Этот запах фру Ёргенсен отличала от всех остальных. Она тоже душилась этими духами. Первый раз в жизни Серен Ёргенсен преподнес ей духи на прошлое рождество, и она берегла их как зеницу ока. Она явно не надеялась, что он когда-нибудь еще раз подарит ей такие дорогие духи.

Полиция может осмотреть номера, которые занимали водители. Только нужно подождать до завтра. Сейчас эти номера заняты. После отъезда тех водителей эти номера снимали уже новые постояльцы: одни – с четверга на пятницу, другие – с пятницы на субботу и третьи – с субботы на воскресенье. Теперь эти номера освободятся только утром в понедельник. Потому что, как сказала фру Ёргенсен, «Крусо не то место, где человек задержится, не имея на это серьезной причины».

В гостевой карточке, которую заполнила Венке Ларсен, значилось, что она разведенная. Поэтому Ёргенсены и величали ее фру Ларсен. В карточке был записан ее норвежский адрес: Хильдревейен 27, Берум, а в графе «куда направляется» был указан почтовый адрес: «Манцини для Венке Ларсен, Виа Венерди, 144, Милан». В графе «профессия» стояло: оформитель витрин.

Клауссен присвистнул:

– Виа Венерди? Венерди значит «пятница». Интуиция подсказывает мне, что такой улицы в Милане нет.

– А мне, – устало сказал Роботтен, – интуиция подсказывает, что в Беруме нет Хильдревейен. Если бы эта Венке Ларсен действительно жила в Беруме, она написала бы только индекс и место, например: 1344 Хаслум. Я позвоню в Управление и расскажу, что ничего интересного мы не обнаружили.

Фру Ёргенсен без возражений одолжила им гостевую карточку.

– Почерк, конечно, изменен, – заметил Педер Клауссен. – Ты звони, а потом мы поужинаем. Чувствуешь, как вкусно пахнет свининой с печеными яблоками?

10

Кари Бертелсен открыла Рудольфу с Карстеном. На ней были узкие джинсы – таких узких им еще видеть не приходилось, – очень свободный красный свитер с высоким воротом и толстые вязаные носки.

– Полиция? – испугалась она, когда они назвали себя. – А что вам от меня нужно?

– Кто там? – послышался из комнаты властный голос.

– Это полиция, мама!

– Полиция?

На пороге появилась обладательница властного голоса, тоже в брюках и в свитере с высоким воротником. Мать с дочерью были очень похожи друг на друга, правда, мать была значительно выше и полнее. Рудольф прикинул, что матери, наверно, лет пятьдесят, а дочери – тридцать.

Их пригласили в гостиную. Эта уютная и светлая комната никак не вязалась с убогим видом дома, который из-за ветхости в недалеком будущем должны были снести. Бертелсены приложили немало сил, чтобы их гостиная приобрела такой вид. Безмолвное одобрение Рудольфа не укрылось от внимательного взгляда Кари.

– Да, нам пришлось много потрудиться, – сказала она. – Когда мы сюда въехали, тут было совсем не так. Но… объясните, пожалуйста, зачем вы сюда пришли? Что-нибудь случилось с Халвором?

Рудольф не успел ответить, как раздался громкий плач ребенка. Кари тут же убежала. – Бедный малыш, у него болит животик, – сказала Дагмар Борг, мать Кари. – Наглотался воздуху и никак не может срыгнуть. Скажите правду, с Халвором случилось какое-нибудь несчастье?

– Пока неизвестно, фру Борг, – мягко ответил Рудольф: эта сторона службы всегда очень тяготила его.

В гостиную вернулась Кари с ребенком на руках; осторожно покачивая его, она села на стул.

Рудольф рассказал им, что трейлеры до сих пор не прибыли в Бриндизи, о судьбе водителей ничего не известно.

Смертельно побледнев, фру Борг положила руку на плечо дочери.

– Что же могло с ними случиться? – дрожащим голосом спросила она.

– Это мы и пытаемся выяснить, – ответил Карстен, которому тоже было не по себе. Как хорошо, что рядом с Кари Бертелсен была мать!

Рудольф с Карстеном недолго оставались у них. Они ушли, не узнав ничего интересного. Кари Бертелсен не знала ни одной женщины, которая подходила бы под описание Венке Ларсен. Она никогда не слыхала ни о какой Венке и вообще ни о ком, кто носил бы фамилию Ларсен. Бертелсен ни разу не звонил домой из этого рейса. Но она не волновалась. У них не было заведено, чтобы он непременно звонил домой. Да, Кари Бертелсен прекрасно знала, что на этот раз повезет ее муж: макулатуру.

От Бертелсенов, живших в Волеренге, Рудольф с Карстеном поехали в Сагене, чтобы поговорить с Эдвардом Лиеном. Им пришлось ждать минут десять, прежде чем он решил открыть дверь – все-таки этого требовала полиция!

В прихожей было темно. В гостиной горела одинокая неяркая лампа. Рудольф обратил внимание, что ни в прихожей, ни в гостиной не было ни одного зеркала. Но когда его глаза привыкли к полумраку и он разглядел лицо Эдварда Лиена, он понял причину. Такой безобразной и отталкивающей внешности ему еще не приходилось видеть. Он с трудом скрыл свое отвращение. Эдвард Лиен заговорил, и Рудольф почувствовал тошноту. И не только потому, что понять речь Эдварда было почти невозможно. И не потому, что изо рта у него летела слюна, когда он пытался что-то сказать. А потому, что от его гнилых зубов, которые, очевидно, никогда не знали зубного врача, шел резкий, отвратительный запах.

Лиен не пригласил их сесть, но сам уселся в потертое красное кресло, где лежали три диванные подушки, судя по виду служившие долго и честно. От вышивки уже не осталось и следа, швы во многих местах расползлись. На спинке кресла висело покрывало из цветных вязаных квадратиков, сшитых черной шерстью.

Рудольф без приглашения сел на стул с высокой спинкой, стоявший у обеденного стола. Карстен последовал его примеру. Лиен достал трубку и набил ее табаком. Карстен закурил сигарету. На этот раз Рудольф был даже рад, что находится в обществе курильщиков. Он бросил курить три года назад. Вначале ему было трудно, но постепенно потребность в никотине прошла. Даже наоборот. Появилась нездоровая чувствительность к табаку – табачный дым стал вызывать у него приступ кашля. Но в этом спертом воздухе, пропахшем потом, грязью и гнилью, табачный дым был ему даже приятен.

Эдвард Лиен не знал, была ли у его брата связь с какой-нибудь женщиной. Он предполагал, что была, но сам Трюгве никогда об этом не упоминал. Поэтому Эдвард не мог ответить на вопрос, была ли среди знакомых брата девушка, похожая на итальянку.

– Он всегда радуется, когда уезжает, – с горечью сказал Эдвард. – А когда возвращается, бывает мрачен и почти не разговаривает со мной. Конечно, я для него обуза. Он никогда не жалуется, но ведь я сам понимаю. Только я не виноват, что таким уродился.

– Врачи теперь делают чудеса, – сказал Карстен, глядя в глаза Эдварда, которые светились неукротимой ненавистью.

– Я не лягу под нож! – Голос Эдварда дрогнул. – Не надо мне никаких операций!

– А вам известно, что на этот раз ваш брат вез в Италию? – быстро спросил Рудольф, чтобы переменить тему разговора, неприятного для Лиена.

– Засекреченные графопостроители с компьютерным управлением, изготовленные на Оружейном заводе в Конгсберге, – ответил Эдвард, обнажив в злорадной улыбке гнилые корешки зубов. – Я знаю, всем говорилось, будто они везут макулатуру. Но мне брат доверяет. Дальше меня это не идет. Ведь я не разговариваю с посторонними.

Взгляд Карстена скользнул по телефону, стоявшему у одного из окон.

– Нет, я никогда не звоню, и никто не звонит мне, – ответил Эдвард на безмолвный вопрос Карстена. – Только Трюгве звонит иногда, но очень редко.

Рудольф с Карстеном вышли на улицу.

– Меня так и подмывало поднять шторы и открыть окна, – сказал Рудольф.

– Меня тоже, – признался Карстен. – Какая нездоровая обстановка! По-моему, он слегка тронулся.

– Интересно, может, и фру Халворсен, и Кари Бертелсен тоже знают, что везли трейлеры в Италию, только не говорят об этом? Велели им отвечать, что трейлеры везли макулатуру, вот они так и отвечают.

– Если они это знали, то безусловно уже доверили сию тайну ближайшим друзьям и знакомым. Мне кажется, я так и слышу эти разговоры. – Карстен помолчал. – Нет, я их не упрекаю. Просто мне известно, что хранить тайны – дело нелегкое.

11

Из Сагене Рудольф с Карстеном поехали на Фрогнервейен. Зная, что Рогер Гюндерсен живет один, они были уверены, что никого там не застанут. Но по пути в Берум решили для порядка все-таки навестить его квартиру.

Они позвонили три раза и уже собрались уходить ни с чем, как вдруг дверь соседней квартиры отворилась и старая женщина близоруко уставилась на них.

– Она уехала, – сообщила старушка.

– Кто «она»? – в один голос спросили Рудольф и Карстен.

– Сестра Гюндерсена. А разве вы не к ней? Сам Гюндерсен сейчас находится в дальнем рейсе.

На дощечке, прибитой к ее двери, было написано: Стенстад.

– Мы из уголовной полиции, фру Стенстад, – сказал Рудольф и предъявил свое удостоверение. – Можно задать вам несколько вопросов?

– Из уголовной полиции? Конечно, конечно! Заходите, пожалуйста!

Они устроились в ее уютной, но чересчур заставленной гостиной.

– Просто не верится, что ко мне пришли из уголовной полиции! – восторженно воскликнула старушка. – Я уже так давно не имела с ней дела!

Карстен с Рудольфом переглянулись.

– Разрешите предложить вам по чашечке кофе?

– Большое спасибо, не беспокойтесь ради нас! – быстро ответил Рудольф.

– Какое же это беспокойство! Для такой старухи, как я, любое посещение – подарок судьбы. В декабре мне стукнет восемьдесят пять!

– Вот уж никогда бы не сказал! – изумился Карстен.

– Значит, зеркало меня не обманывает, – кокетливо улыбнулась старушка. – Сейчас я вскипячу воду для кофе. Я пью растворимый. Надеюсь, вы против него не возражаете?

Конечно, они не возражали.

– Почему вы сказали, что уже давно не имели дела с уголовной полицией? – поинтересовался Рудольф.

– Потому что в юности я влюбилась в молодого полицейского и вышла за него замуж. Постепенно он поднимался по служебной лестнице и закончил службу начальником отдела уголовной полиции. Может, вы о нем слышали?

Да, его фамилия была им знакома.

– Все это очень приятно, – сказал Рудольф, – но вернемся к сестре Гюндерсена…

– А разве с ней что-нибудь случилось? – Фру Стенстад наморщила лоб. – Неужели она совершила преступление? Или сам Гюндерсен?…

Она не договорила.

– Вам известно, где сейчас Гюндерсен?

– Думаю, что где-нибудь по пути в Норвегию, – ответила она.

– И откуда же он возвращается?

– Вот что, молодые люди, – строго сказала старушка. – Я вам ничего не скажу про своих соседей, если вы не объясните мне, в чем их подозревают. Гюндерсен ведет тихий, безобидный образ жизни. Приходится ли ему сестрой эта девушка, которая живет с ним, или нет, нас с вами не касается. Вы согласны? Правда, если она ему действительно сестра, то надо признаться, что у него слишком много сестер, да и братьев тоже. Но пока у него не пьют и не скандалят, меня их дела не трогают.

– Гюндерсен исчез, – сказал Рудольф. – К сожалению, пока нам больше ничего не известно.

– Как исчез? Вы хотите сказать, что где-то там в Европе он бросил свою машину и сбежал?

– Вы знали, куда он едет? – спросил Карстен.

– Кажется, в Италию. Честно говоря, я пропустила это мимо ушей. Ведь он постоянно куда-то ездит. То в ФРГ, то в Италию. А то в Австрию или в Бельгию.

– Он вам не говорил, что он повезет на этот раз? Она покачала головой.

– Почему бы он стал рассказывать мне об этом? Мы хоть и соседи, но очень мало общаемся друг с другом.

– А вы не заметили в его поведении чего-нибудь необычного? Может, он был чем-то напуган или взволнован? Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?

– Нет, он был такой же, как всегда. Мы с ним случайно встретились в прошлое воскресенье и немного поговорили. Он сказал, что собирается в Италию, и спросил, что мне оттуда привезти. Я сказала, что, если у него найдется местечко, пусть привезет бутылку «стреги» – это такой ликер. Я была бы ему очень благодарна. Ликер я просила к рождеству, и Гюндерсен даже записал, чтобы не забыть.

– Он часто привозил вам что-нибудь из своих поездок?

– Нет. Редко. И, разумеется, я всегда возвращала ему деньги, – поспешно прибавила она.

– В этом мы не сомневаемся, – заверил ее Рудольф.

– Он говорил, что это услуга за услугу.

– Что вы хотите этим сказать? – поинтересовался Карстен.

– А то, что иногда я тоже оказывала ему мелкие услуги. Он, бедняга, всегда в разъездах, его почти никогда нет дома. А возвращается он такой усталый, что спит по четырнадцать часов в сутки. Честное слово. И кроме того, мне все равно нечего делать.

– Какие же услуги вы ему оказывали? – с любопытством спросил Рудольф.

– Понимаете, он – член читательской цепочки. Правда, я не знаю, когда он успевает читать, у него нет времени даже на то, чтобы вовремя передать книгу следующему читателю. Тут-то он и прибегает к моей помощи. Он отдает мне книгу в аккуратном пакете, и я, когда бываю в центре, передаю ее кому следует. Пустяковая услуга. Книги всегда бывают маленькие.

– А почему он не посылает их по почте? – спросил Карстен, многозначительно взглянув на Рудольфа.

– Боится, чтобы книги не попортились, – не задумываясь, ответила она.

– И часто вы оказываете ему подобные услуги?

– Нет. Примерно, раз в месяц.

– И кому же вы передавали эти книги, фру Стенстад?

– Каждый раз новому человеку! – Она улыбнулась. – Странный порядок, правда? Но он мне все объяснил. Дело в том, что разных читателей интересуют разные книги. Или кто-нибудь из них не успеет прочесть книгу к сроку. Тогда ее отдают другому и первый получит ее уже после того, как она освободится. По-моему, это очень разумно.

– Когда вы в последний раз передавали его книгу?

Она задумалась.

– Недели три назад. Уже давно. Тогда я передала книгу портье в гостинице «Стар-отель». А в начале сентября – кассирше в универсаме на Майорстюен.

– А сейчас он не просил вас передать кому-нибудь книгу?

– Нет. – Она покачала головой. – Зачем? Ведь у него живет сестра, которая может выполнять его поручения.

– Но вы же сами сказали, что она уехала, – напомнил Карстен.

– Да, в Стокгольм, но всего на несколько дней. Она журналистка и пишет для какого-то еженедельника.

– Она давно живет у Гюндерсена?

– Недели две, не больше. Они никогда не живут у него подолгу.

Рудольф, который все время делал пометки в записной книжке, внимательно посмотрел на нее.

– А фру Гюндерсен вы здесь когда-нибудь видели?

– Нет, он развелся до того, как поселился здесь.

– Я вижу, вы о многом беседовали со своим соседом и с его гостями?

Она улыбнулась.

– У человека есть потребность с кем-нибудь поговорить. А я, по их мнению, так стара, что мне можно рассказать все что угодно. Ведь ничего не изменится, буду я знать их секреты или нет.

Рудольф вдруг обнаружил, что опустошил все блюдо с печеньем. Ему всегда хотелось есть. Он не мог обходиться минимальным количеством калорий, на котором настаивала Магда. Если она действительно начнет кормить его только кашей, картошкой и хлебом, он по крайней мере будет есть досыта!

– У вас такое вкусное печенье, фру Стенстад, – смущенно сказал он. – Я не мог оторваться.

– Мне приятно, когда гости съедают все, что им дают, – добродушно сказала она. – Сейчас я принесу еще.

Она приподнялась, но Рудольф движением руки заставил ее снова сесть.

– Нет, нет, большое спасибо, я уже сыт! – Он помолчал. – Давайте вернемся к читательской цепочке Гюндерсена. Не могли бы вы вспомнить всех, кому передавали книги?

– Это очень просто, у меня записаны все фамилии. Я не хотела, чтобы потом меня могли упрекнуть, будто книги Гюндерсена не попали по назначению.

– Вы разрешите мне записать их фамилии?

– Зачем? Какой интерес может представлять для вас читательская цепочка Гюндерсена?

– А вдруг кто-нибудь из этой цепочки поможет нам найти его?

– Но, может, ему этого вовсе не хочется? Почему вы его разыскиваете? Он совершил преступление?

– Фру Стенстад, – серьезно сказал Рудольф, – исчез не один Гюндерсен. Вместе с ним исчезли еще три водителя. И два трейлера. Мы подозреваем, что за этим кроется какое-то преступление.

– Почему же вы сразу не сказали мне об этом? – взволнованно воскликнула она. – Вы потеряли столько времени!

Она принесла свою записную книжку, и Рудольф списал даты и фамилии людей, которых она посещала. Потом он спросил, знал ли Гюндерсен об этих записях.

– Что вы, как можно! Я записывала на всякий случай, чтобы гарантировать себя от возможных неприятностей. Гюндерсен обиделся бы, если б узнал, что у меня все записано. Не дай бог, он счел бы, что я сую нос в его личную жизнь! Умоляю, не говорите ему того, что я вам тут рассказала. Все-таки я не зря была замужем за работником уголовной полиции! – кокетливо сказала она.

Но Рудольф не стал ничего обещать ей.

– Большое вам спасибо, фру Стенстад. Если вам когда-нибудь понадобится… – он чуть не сказал «помощь», но вовремя спохватился, – с кем-нибудь побеседовать, – он тепло улыбнулся, – о чем угодно, позвоните по этому телефону и спросите меня. – Он быстро написал свою фамилию и номера телефонов, служебного и домашнего. – Звоните в любое время суток, – прибавил он.

– Большое спасибо. Вы очень внимательны. Я по опыту знаю, что следователи, как правило, добрые люди. Покойный Стенстад тоже был очень добрый и благородный человек.

Она долго стояла на пороге своей квартиры и махала им вслед.

– Ты подумай, использовать такую старушку в качестве связного, – задумчиво сказал Карстен, когда они вышли на улицу. – А ведь именно так и было. Ты согласен?

– Во всяком случае, ни в какой читательской цепочке Гюндерсен не состоял, это ясно, – ответил Рудольф. – По-моему, отделу наркотиков придется начать новое следствие. И, наверно, на этот раз не очень сложное.

– Это хорошо, Рудольф. Мне кажется, что нам придется забрать у них часть людей. Мы им помогаем, когда нужно, а теперь они должны будут помочь нам. Похищение трейлеров! Это похоже на сон!

12

Особняк Ронемов находился между Беккестюа и Гьённесом. Темный, пропитанный смолой, большой дом был обращен верандой на Берумсвейен. Веранда занимала весь фасад, с задней стороны дома был небольшой балкон.

Алисе Мейер Ронем сама отворила дверь. Она нетерпеливо посмотрела сперва на Рудольфа, потом на Карстена.

– Меня не интересуют ни мормоны, ни свидетели Иеговы, – сказала она и уже хотела захлопнуть дверь у них перед носом, но Рудольф остановил ее.

– Мы из уголовной полиции, фру Ронем. Я старший инспектор Рудольф Нильсен. А это инспектор Карстен Нильсен. Нам необходимо побеседовать с вами.

Они предъявили свои удостоверения.

Она немного растерялась: воскресенье, половина четвертого, а она еще не успела одеться. Из-под короткого клетчатого халата виднелась голубая шелковая пижама. Фру Ронем провела рукой по своим светлым крашеным волосам с африканской завивкой и сказала, извиняясь, но в то же время с вызовом:

– Я работала, не вставая, с семи утра. Заходите, пожалуйста, и извините за беспорядок.

Они прошли в большую угловую гостиную. Возле двери стоял диван и кресла, обитые темно-синей тканью с крупным узором, рядом с ними – стереосистема с четырьмя динамиками, стоявшими на полу. На темном дубовом столе лежала стопка кассет, пять низких полок тоже были уставлены кассетами.

Пианино, ноты. Газеты на круглом стуле возле пианино. Одна газета упала на пол, и никто не потрудился поднять ее.

Фру Ронем пригласила их сесть на кушетку, обитую желтым шелком, рядом стояли такие же кресла.

– Ну, так чему же я обязана посещением уголовной полиции? – поинтересовалась она.

– Знакома ли вам женщина по имени Венке Ларсен? – спросил Рудольф.

– Венке Ларсен? – Она задумалась. – По-моему, нет. Но я могла просто забыть, ведь мне приходится общаться со множеством людей. Художественные выставки, всякие собрания, встречи – и не только в Союзе писателей. Как хоть она выглядит, эта Венке Ларсен? И почему вас интересует, знакома ли я с ней?

– Мы знаем только, что она высокая, худая и похожа на итальянку. Лет ей примерно тридцать. Понимаете, три недели назад, заказывая билет на паром, идущий в Данию, она указала ваш прежний номер телефона: 53-18-94.

– Наш старый номер? Странно! Он у нас изменился четыре года назад.

Фру Ронем достала из кармана халата пачку сигарет и красную зажигалку. Когда она прикуривала, Рудольф обратил внимание, что ногти у нее коротко острижены и не покрыты лаком. Карстен, заядлый курильщик, с облегчением последовал ее примеру.

– Мой муж уехал за английскими газетами. Он, вернется с минуты на минуту. Только сомневаюсь, чтобы он знал эту Венке Ларсен. Он постоянно в плавании и редко бывает дома. Сейчас у него отпуск, но через две недели он снова уходит в море. Поговорите с ним. Мальчики тоже вот-вот вернутся.

Она замолчала и уже почти ничего не говорила, пока не хлопнула входная дверь. В гостиную вбежал забавный щенок немецкой овчарки и кинулся к фру Ронем. Следом за щенком вошел капитан Ронем – рослый человек лет шестидесяти, с седыми волосами, подстриженными «ежиком», и короткой бородкой. Он удивленно посмотрел на гостей, но ничего не сказал.

– Это из уголовной полиции, – объяснила фру Ронем и представила мужчин друг другу. – Они интересуются, не знаем ли мы женщину по имени Венке Ларсен. Я лично такой не знаю, а ты?

– Я тоже. А кто она такая?

– Она указала наш старый номер телефона, когда заказывала билет в Данию. Он у нас сменился четыре года назад.

– Непонятно! – Капитан сел и положил на стол несколько датских газет. – Английские придут только завтра. – В его голосе звучало разочарование.

– Сегодня тебе все равно не до газет, – сказала фру Ронем. – Скоро к нам придут, и у тебя не будет времени ими заниматься. – Она объяснила Рудольфу и Карстену: – Мой муж страстный болельщик футбола. Он играет в английское спортлото.

– Ладно. Неважно, во что я играю, – довольно резко перебил ее капитан Ронем. – А почему вас интересует эта Венке Ларсен?

– Потому, что она исчезла, – ответил Карстен.

– К сожалению, мы с женой ничем вам помочь не можем. – Капитан явно хотел поскорее избавиться от них. – Наверно, она, кроме телефона, указала еще и адрес?

– Да, только несуществующий, – ответил Рудольф.

– Значит, она не хочет, чтобы ее нашли!

– Резонно, – согласился Рудольф. – И тем не менее нам надо ее найти.

Вернулись «мальчики». Каю, более высокому и светловолосому, было тридцать два года, Мартину – тридцать.

Венке Ларсен?

Нет, такая им неизвестна. Они первый раз слышали это имя и не могли понять, почему она дала именно их телефон.

– Может быть, все это чистая случайность, – сказала фру Ронем. – Ведь адрес, который она указала, тоже вымышленный. Взяла и написала первые шесть цифр, какие пришли в голову. По-моему, невозможно придумать номер телефона, какого ни у кого нет или не было. Я сталкивалась с этой проблемой, на всякий случай я использую семизначные номера, именно потому, что таких у нас не бывает. Представляете себе, какой может подняться крик, если кто-нибудь из читателей, вдруг обнаружит в детективном рассказе или, хуже того, в романе свой номер телефона?

– У вас уже четыре года другой номер, – сказал Карстен. – Постарайтесь вспомнить, может быть, вы имели с ней дело четыре года назад или еще раньше? Может, она перепечатывала вашу рукопись?…

– Нет, – перебила его фру Ронем. – Свои рукописи я перепечатываю сама, потому что еще раз правлю во время перепечатки. Машинистка этого сделать не может.

– Фру Ронем, вы часто выступаете в печати. Может, четыре года назад у вас брали интервью по телефону? – предположил Карстен.

Она немного растерялась.

– Это не исключено, но что-то я не припомню, чтобы у меня брала интервью какая-нибудь Венке Ларсен.

– А разве она работает в газете? – спросил капитан Ронем. – Ведь существуют архивы газетных статей. Поищите там.

– К сожалению, нам про нее ничего не известно, – сказал Карстен, мрачно глядя в пол. – Про газету мне пришло в голову случайно. – Он погасил сигарету в белой фарфоровой пепельнице с золотым ободком.

– С чем пришли, с тем и ушли, – заметил Рудольф, когда они снова сели в машину. – Я чуть не рассмеялся, когда ты предположил, что эта дамочка может быть журналисткой.

– А почему бы и нет? Точно мы про нее знаем только одно: никаких витрин она не оформляет.

– Ну нет, мы знаем и еще кое-что. Знаем, например, что у нее есть воображение.

– Или было, – сказал Карстен, и последнее слово осталось за ним.

13

От Ронемов Рудольф с Карстеном поехали на Холмен-куллосен, Лингестиген,12. Здесь в большом особняке с внутренним двориком жила семья директора Бека. Дом удобно расположился на покатом склоне, откуда открывался великолепный вид.

На звонок вышел Уле. Его как будто удивил их приход.

– Отец в конторе, а сестра спит. Она не ложилась всю ночь.

– Можно войти? – Не дожидаясь приглашения, Рудольф вошел в просторный холл.

– Я же сказал: отец в конторе, а сестра спит, – повторил Уле.

– Тогда придется поговорить с тобой.

– Но я же ничего не знаю, кроме того, что трейлеры не пришли на место.

– Тебе знакомо имя – Венке Ларсен?

– Венке Ларсен? Психолог?

– Она что, тоже изучает психологию? – вырвалось у Карстена.

– Не знаю, – ответил Уле. – Я просто подумал, что, раз вы о ней спрашиваете, значит, это кто-нибудь из наших студентов. Но я мало кого знаю. Теперь психологией интересуются все кому не лень.

– Про нее известно, что она высокая, худая и похожа на итальянку, – устало сказал Рудольф. Он уже раскаивался, что съел столько печенья у фру Стенстад. Во рту был противный сладковатый привкус, и теперь он мечтал о куске наперченного жареного мяса.

Уле рассмеялся.

– Я уже слышал о таинственной женщине, только не знал, как ее зовут. Интересно, кому из водителей пришла в голову идея…

Его высокомерный тон разозлил и Рудольфа и Карстена.

– Правильно! Водителям вообще надо запретить иметь дело с женщинами! – Карстен зажег сигарету, руки у него слегка дрожали от злости.

Рудольф вспомнил слова Лиллиан: «Уле – тот рыжеволосый молодой человек, которого вы уже видели, – мой брат, он скоро окончит факультет психологии. Уле называет нашу фирму паршивой лавочкой, хотя без денег, приносимых этой лавочкой, он вряд ли смог бы получить образование. Он не из тех, кто способен сам заработать себе на учение или взять для этого ссуду, с тем чтобы потом самостоятельно не выплатить».

– Нам известно, что Венке Ларсен плыла на пароме из Ларвика в Фредериксхавн вместе с вашими водителями. Известно, что она ехала с ними до Крусо и ночевала в той же самой гостинице.

– Видите, как все просто! – воскликнул Уле с видом всезнайки. – Девица отправилась в путь, полагаясь на удачу. На пароме она познакомилась с водителями и уговорила их взять ее с собой. Ясно, что они ночевали в одной гостинице – должна же она была расплатиться за услугу! К тому же она, как видно, и дальше собиралась ехать вместе с ними. Вот и все объяснение!

– Жаль, что нам в свое время не довелось изучать психологию! – сказал Карстен, не скрывая насмешки. – Подумать только, как просто можно распутать даже самое сложное дело!

– Придется нам жить чужим умом, Карстен, – быстро перебил его Рудольф. – И поблагодарим Уле за его желание прийти нам на помощь. – Он тоже не скрывал иронии.

Уле растерянно переводил взгляд с одного на другого.

– А вы точно знаете, что она живет в Норвегии? Если она живет здесь, значит, у нее есть какой-то адрес?

– А кто тебе сказал, что у нее нет адреса? – сухо спросил Карстен.

– Тогда зачем вы пришли к нам? Почему бы вам не отправиться прямо по ее адресу?

– А кто тебе сказал, что мы там не были? – подхватил Рудольф.

– Ну и что же?

Рудольф сделал вид, что не слышал вопроса.

– Она указала телефон, который изменился четыре года назад!

– Правда? – Уле совсем растерялся. – А кому она его дала?

– Агентству по предварительной продаже билетов, когда заказывала билет на паром, – холодно сказал Рудольф.

– Зачем? Ведь телефон оставляют лишь в тех случаях, когда все билеты проданы и человек может рассчитывать только на «горящий» билет? А осенью всегда есть свободные места. Нет, я решительно ничего не понимаю!

– Мы только что заезжали к людям, которым раньше принадлежал указанный ею номер.

– Кто же это?

– Некто Ронемы. Они живут в Серуме, – ответил Рудольф.

– Ронемы? – воскликнул Уле. – Уж не Кай ли с Мартином?

– Ты их знаешь?…

– Еще бы! Это же мои близкие друзья! Но они-то какое отношение имеют ко всему этому делу?

– Ты давно их знаешь?

– С детства. – Уле разволновался, глаза у него горели. – Фру Ронем дружила с моей матерью. Наши родители часто встречались. Но потом мать уехала в Канаду… Теперь из нашей семьи только я бываю у Ронемов, а Кай с Мартином приходят ко мне, когда я дома один. Раз в неделю мы с ними играем в теннис, а по субботам после обеда иногда играем в гольф. – Уле покачал головой. – Но все-таки я не понимаю… А Ронемы ее знают?

– Похоже, что нет, – ответил Рудольф.

Дверь в гостиную отворилась, и вошла Лиллиан. На ней была широкая длинная юбка, сшитая из материи, напоминавшей мешковину, и длинная блуза – и то и другое было явно приобретено в магазине художественных промыслов. Воротник блузы был застегнут бронзовой брошью, сделанной в виде снежинки. На ногах – деревянные сабо.

– Я услышала знакомые голоса, – сказала Лиллиан, быстро подойдя к ним. – Какие новости? Мне приснилось или вы действительно говорили о Ронемах? – взволнованно спросила она.

Карстен объяснил ей, в чем дело.

– Теперь я окончательно ничего не понимаю! – воскликнула Лиллиан, садясь рядом с ним. – Наверно, Венке написала первые пришедшие в голову цифры, и случайно это оказался старый номер Ронемов. Иначе я не могу этого объяснить. Ронемы встали на сторону матери, и мы с отцом больше не поддерживаем с ними отношений, но они очень хорошие люди. Фру Ронем – женщина со странностями. Нельзя безнаказанно с утра до вечера, неделю за неделей писать только про убийства. Для нее ее персонажи реальнее, чем живые люди, которые ее окружают.

– А может, она так запуталась в действительности, что совершила какое-нибудь преступление? – шутливо предположил Уле.

Лиллиан игнорировала его замечание.

– Самого Ронема я знаю хуже, его почти никогда нет дома. Но могу вас заверить: никто из них не способен совершить какой-нибудь предосудительный поступок. Это очень хорошие, порядочные люди, они даже близко не подпустят к себе особу вроде Венке Ларсен!

– Откуда ты знаешь, какая она? – возмутился Уле.

– Знаю! Я достаточно долго работаю в нашей фирме и представляю себе, какого сорта девиц подбирают водители на шоссе. К водителям у меня нет претензий. А вот девицы – другое дело! – Она вдруг спохватилась. – Простите, я погорячилась. Это все нервы.

– Кстати, о том водителе, у которого случился удар и который погиб вместе с машиной… – начал Рудольф и осекся, увидев, что Уле вздрогнул.

– Признайся, сестрица, ты твердо решила устроить как можно больше шуму? – ядовито спросил Уле. – Зачем тебе понадобилось извлекать на свет эту забытую историю? Кто, кроме тебя, мог рассказать о Свендберге?

– Просто я вспомнила тот случай, когда говорила, что отца никогда не обманывают его предчувствия.

– А какое дело полиции до его предчувствий? Никаких сверхъестественных предчувствий и не требовалось, чтобы предсказать, какой именно конец рано или поздно ждет Свендберга. Так и случилось. И этого следовало ожидать. Вспомни его образ жизни. Он пил как сапожник!

– Только не за рулем, – возразила Лиллиан.

– Это тебе неизвестно. Ты с ним в кабине не сидела.

– И ты тоже.

– Ну и что? Зато есть люди, которые его видели. В тот день, когда случилось несчастье, он был сильно с похмелья. Анализ крови показал, что он принял лошадиную дозу снотворного – рестенила. Ты сама знаешь, что он останавливался в пути, чтобы немного развлечься.

– Это никому не известно!

– А дамские трусики, которые нашли в щитке приборов? – Уле с вызовом посмотрел на сестру.

– Кто знает, когда их туда засунули!

– А как ты объяснишь, что пломба была сорвана? Наверно, это лесная нечисть копалась в грузе?

– Не понимаю, чего ты так горячишься? – Лиллиан внимательно наблюдала за братом. – Ведь ты всегда заявляешь, что дела фирмы тебе безразличны!

– Но наше доброе имя и наша репутация мне далеко не безразличны! – Уле потерял самообладание.

– А что вез Свендберг? – спросил Рудольф, когда в перепалке между братом и сестрой возникла небольшая пауза.

– Макулатуру, – тихо ответила Лиллиан. – Вообще он должен был везти косилки. Но за час до отправления он пришел ко мне и умолял не посылать его в этот рейс. Сказал, что ему приснился дурной сон. Он был очень суеверный. К счастью, все легко уладилось. Другой водитель, Лауритцен, должен был везти макулатуру. Он охотно поменялся со Свендбергом. Все произошло так быстро, что никто ничего не заметил. Но у меня к вам просьба… – Она с мольбой посмотрела сперва на Рудольфа, потом на Карстена. – Нам удалось замять это дело. Свендберг пользовался хорошей репутацией. У него остались жена и пятеро малолетних детей… Ради них…

– Как по-твоему, есть какая-нибудь связь между пропавшими трейлерами и трейлером Свендберга? – спросил Рудольф у брата по дороге в Управление. – Может, его нарочно напоили, чтобы вывести из строя, а потом украсть косилки? Предположим, для этой цели использовали девушку. Каким-то образом ей удалось дать ему рестенил, и он заснул. Тогда явились ее сообщники, сорвали пломбу и, к своему великому разочарованию, обнаружили, что Свендберг везет макулатуру. Свендберг спал как убитый. В ярости из-за своего промаха, а также опасаясь, как бы Свендберг не выдал их, они пустили трейлер в реку вместе с водителем. Что ты думаешь о такой версии?

– Звучит вполне убедительно, – задумчиво ответил Карстен. – Может, это была генеральная репетиция в ожидании более ценного груза? Так, по-твоему, в тот раз действовала та же самая Венке Ларсен?

– Трудно сказать. Подними дело Свендберга, Карстен, и поскорее доложи мне, что там произошло.

– О'кей! – Карстен умолк. – А все-таки странно, что этот Свендберг так перетрусил, – вдруг сказал он. – В его сон я не верю. Скорей всего, ему что-то стало известно.

Они подъехали к Управлению, и Рудольф поставил машину на стоянку. Перед дверью кабинета Рудольфа они задержались, продолжая свой разговор. Вдруг они услыхали частые телефонные звонки. Рудольф вбежал в кабинет.

Звонил Роботтен.

Рудольф сосредоточенно слушал его минут десять.

– Спасибо, – сказал он наконец. – Я свяжусь с миланской полицией. Посмотрим, что они нам скажут по поводу этого адреса. У тебя паспорт с собой? Хорошо. Я позвоню тебе завтра утром до девяти. Возможно, тебе придется поехать дальше, в Милан. Надеюсь, ты не против?

Едва он повесил трубку, как к нему вошли инспектора Oгe Орвик и Харалд Харалдсен. Они по списку опросили всех служащих фирмы «Инт-Транс», но ничего интересного не узнали. Теперь им предстояло писать рапорт. Оба выглядели усталыми.

– Рапорт подождет до завтра, – решил Рудольф и зевнул, прикрыв рот рукой. – Идите домой и отдыхайте. Хватит с вас на сегодня.

Потом он позвонил Карстену.

– Слушай, ведь мы с тобой так и не обедали! Надеюсь, ты не откажешься от жаркого в Театральном кафе? – Он засмеялся. – Я так и думал. Жду тебя через пять минут.

В десять тридцать две позвонил главный следователь миланской полиции Франко Франкоболло. Он подтвердил, что улица, названная Венке Ларсен, в Милане существует, но никакой Манцини по тому адресу не живет. И насколько им удалось выяснить, никогда не жил. В том доме живут только двое пожилых людей, сторож и его жена. Они прожили там тридцать пять лет. Первый этаж занимает небольшой букинистический магазин. На втором расположено несколько кабинетов, принадлежащих одной римской фирме. Обычно эти кабинеты пустуют. Третий этаж снимает фирма, изготовляющая сувениры. Она вот-вот обанкротится. Вообще дом довольно захудалый. На прощание Франкоболло обещал отправить Рудольфу все сведения срочным письмом.

Ровно через полчаса – в две минуты одиннадцатого – позвонил Луиджи Кантагалли, начальник полиции Бриндизи. Он сказал, что водителей нашли. Трое из них мертвы, четвертый, в котором с помощью фотографии опознали Харри Халворсена, находится в больнице. У него прострелена грудь, правое плечо, левая нога и правая ступня. А также задет висок. Просто un miracolo unico,[10] что он вообще остался жив. В данную минуту он лежит на операционном столе. И нет никакой гарантии, что он выживет. Положение очень, очень серьезное.

Гюндерсен, Лиен и Бертелсен убиты выстрелом в голову. Можно считать, что их смерть наступила мгновенно.

Трейлеры еще не найдены.

Не обнаружена также и женщина, ехавшая с водителями.

14

Рудольф положил трубку, он был подавлен. Трое убиты. Четвертый – при смерти. А что с женщиной? Может, она тоже убита? Но почему в таком случае ее не нашли вместе с остальными? И куда делись трейлеры?

Харри Слон жив, и Кантагалли назвал это «невероятным чудом». Действительно, как могли убийцы промахнуться, ведь он такая удобная мишень.

Рудольф подумал о Кари Бертелсен. Мысленно он увидел ее с ребенком на руках. Вспомнил, как мать бережно положила руку на плечо дочери. Всем своим существом он ощутил их тревогу. Такие милые, порядочные люди – его охватила бессильная ярость. Сколько они приложили трудов, чтобы превратить убогую квартиру в убогом доме в светлое и уютное жилище!

А Эдвард Лиен, этот несчастный урод, который обрек себя на пожизненное заключение за спущенными шторами? Что с ним будет? Кто о нем позаботится? Ведь есть ему надо при любых обстоятельствах! А он не выходит из дому…

А Гюндерсен со всеми своими сестрами!

Между прочим, Гюндерсен…

Рудольф вспомнил про список, который лежал у него в кармане. Он достал его и положил перед собой на стол.

Читательская цепочка?

Рудольф не верил, что Гюндерсен состоял в читательской цепочке из любви к литературе. Впрочем, он его совершенно не знал. Можно предположить – хотя и трудно, – что Гюндерсен понимал, как одинока фру Стенстад. И давал ей эти поручения, чтобы она чувствовала себя полезной.

У следователей профессиональная привычка – верить худшему и действовать исходя из этого. Зато как приятно бывает узнать, что ты ошибся!

Рудольф пошел в копировальную и снял на «ксероксе» две копии списка. Сам список он спрятал в сейф. Одну копию взял себе, а другую вложил в большой желтый конверт, предназначенный для внутреннего пользования, сопроводил ее короткой запиской на имя Ларсвеена, начальника отдела наркотиков, и положил конверт в папку с надписью «Для передачи».

Только после этого он пошел к начальнику отдела Албректсену. Теперь он был в состоянии спокойным голосом доложить ему о трагических событиях.

Слушая рассказ Рудольфа, Албректсен с недоверием смотрел на него.

– Убиты? – тихо проговорил он, когда Рудольф умолк. – Трое мертвых и один при смерти? Господи, что за дело ты нам послал?

Он поднял трубку и позвонил домой начальнику Управления Тюгесену. Немногословный, как всегда, тот обещал приехать через двадцать минут.

– Тебе придется съездить к фру Халворсен и сообщить ей про сына, – сказал Албректсен, пока они ждали Тюгесена. – А я возьму на себя фру Бертелсен и Эдварда Лиена. Ничего не случится, если они узнают эту новость завтра утром. Но главное, Рудольф, тебе надо поехать в Бриндизи, и чем скорее ты туда попадешь, тем лучше. Гюнхилд позаботится о билете. Я ее предупрежу.

Зазвонил телефон. Тюгесен уже ждал их в своем кабинете. Рудольф невольно взглянул на часы. От Рёа до Виктория-Террассе Тюгесен доехал за восемнадцать минут.

Рудольф повторил все, что узнал от Кантагалли. Сам Рудольф неплохо говорил по-английски, но Кантагалли английский знал слабо. К тому же ему мешал его южный темперамент. Рудольфу приходилось по нескольку раз переспрашивать одно и то же.

– Кажется, констебль Дален говорит по-итальянски? – спросил Тюгесен, который необъяснимым образом знал все обо всех. – Пусть она позвонит Кантагалли. И попросите ее записать разговор на пленку, чтобы ничего не упустить.

К счастью, Фрида Дален была на дежурстве. Она тут же явилась к Тюгесену, и разговор велся из его кабинета. Как и все остальные сотрудники Управления, Фрида Дален питала глубокое уважение к своему начальнику, и ее смущало, что ей приходится разговаривать на чужом языке в его присутствии. Когда десятиминутный разговор закончился, она с облегчением положила трубку.

– Перепиши разговор и сразу же принеси его нам, – распорядился Тюгесен. – А что вам с Карстеном удалось обнаружить за сегодня? – спросил он у Рудольфа после ее ухода.

Рудольф доложил о том, кого они посетили.

– Карстен пишет рапорт, – сказал он.

– Прекрасно. – Тюгесен повернулся к Албректсену. – Позаботься, чтобы в квартирах водителей был произведен тщательный обыск. Разузнайте все об их материальных условиях. Гюндерсен вполне мог заниматься прибыльным побочным бизнесом – доставал наркотики в своих заграничных поездках и потом сбывал их в Осло. Не исключено также, что он – по доброй воле или по принуждению – играл определенную роль в похищении трейлеров. В данном случае работа водителя – прекрасная ширма. Тогда, значит, торговля наркотиками, если он ею промышлял, была его основным бизнесом. Надо учесть все возможности. Их квартиры должны все время находиться под наблюдением. Получите разрешение на прослушивание телефонных разговоров. Сообщите в «Инт-Транс» о том, что случилось. Следите за Ронемами. Мне уже не кажется случайностью, что эта Венке Ларсен дала номер их телефона. Только не понимаю, почему старый, а не новый. Но уверен, что это неспроста. Ознакомьтесь внимательно с историей гибели трейлера, которая случилась два года назад. Разузнайте все про семью погибшего водителя – кажется, его фамилия была Свендберг? – не появилось ли у них после его смерти много денег, что он собой представлял – словом, выясните все, что возможно, о нем и его близких.

– Где я возьму столько людей! – Албректсен был в отчаянии.

– Я распоряжусь, чтобы другие отделы направили тебе столько людей, сколько потребуется.

Албректсен вздохнул с облегчением.

– Рудольф завтра улетает в Бриндизи, – сказал он. – Я лично займусь фру Бертелсен и братом Трюгве Лиена. Сегодня вечером Рудольф съездит к фру Халворсен и поговорит с нею.

– Как раз это я и хотел предложить, – сказал Тюгесен. – Уже поздно. – Было без пяти одиннадцать. – Я думаю, ей захочется увидеть сына. В таком случае, Рудольф, лучше всего, чтобы она поехала вместе с тобой. Позвони нам после разговора с нею. Как думаешь, осилит она такую поездку?

– По-моему, да. Она очень энергичная женщина, – ответил Рудольф.

– Что касается Милана, – Тюгесен на мгновение умолк, глядя в потолок, – мне кажется, нам следует попросить миланскую полицию заняться этим делом. У них наверняка больше людей, чем у нас. Они там на месте, им и карты в руки. Я, например, считаю, что Венке Ларсен не случайно указала именно тот адрес. Полиция говорит, что Манцини там никогда не жил. Но ведь улица и дом существуют! Думаю, что Венке Ларсен действовала по специально разработанному плану, и нам надо в нем разобраться.

– А что делать с Роботтеном? – спросил Рудольф. – Ехать ему в Милан или нет? Я обещал позвонить ему завтра до девяти утра.

– Позвони и скажи, чтобы скорей возвращался домой. Он нам нужен здесь, – решил Тюгесен.

– Я сам ему позвоню, – сказал Албректсен. – Пусть Рудольф лучше съездит к фру Халворсен.

– А что нам делать с прессой? – Тюгесен помрачнел. – Сохранить это в тайне нам не удастся. Нужно решить, что мы им скажем. – Он посмотрел на Рудольфа. – А ты не теряй времени и поезжай к фру Халворсен.

Когда Рудольф был уже у двери, раздался телефонный звонок.

– Что? «Афтенпостен»? – рявкнул Тюгесен. – Ваш римский корреспондент? Пишут все итальянские газеты? – Он прикрыл трубку рукой. – Господи! Уже началось! – шепнул он Албректсену и снял руку. – Да, да, я вас слушаю. Нет, в настоящее время мне нечего вам сказать. Завтра мы дадим пресс-конференцию, и вы все узнаете.

Трубка с грохотом упала на рычаг.

Рудольф тихонько прикрыл за собой дверь.

15

В семь часов утра Рудольф и фру Халворсен были уже на аэродроме Форнебю. Самолет вылетал без четверти восемь, но она настояла на том, чтобы они приехали заблаговременно.

– Я чувствую, что Харри выживет, – с глубоким убеждением сказала она.

Она уже не меньше пяти раз произнесла эту фразу с тех пор, как накануне вечером узнала, что Харри тяжело ранен.

Рудольф понимал, что это самовнушение, но тем не менее ответил:

– Будем надеяться.

У Рудольфа был с собой его старый верный портфель и небольшой чемоданчик, у фру Халворсен – светло-коричневый фибровый чемодан, которому, по ее словом, было уже тридцать лет. Один замок был сломан, и фру Халворсен стянула чемодан кожаным ремнем сына. Судя по длине ремня, талия у Харри была весьма внушительного объема.

Фру Халворсен была в синем пальто и синей шляпе. Красный шарфик в белый горошек. Черные уличные туфли. Черные кожаные перчатки. Большая черная сумка из мягкой кожи.

Рудольф мысленно проклинал забастовку на аэродроме в Бриндизи – из-за нее им от Рима придется ехать поездом, а значит, они прибудут в Бриндизи позже, чем он рассчитывал. Да и фру Халворсен будет тяжела такая поездка, как бы бодро она ни держалась.

Они первыми прошли паспортный контроль. Рудольф усадал фру Халворсен на диван и принес ей кофе. От еды она отказалась. Он долго смотрел на венскую сдобу, но все-таки поборол искушение.

– Пойду куплю газет, – сказал он. – Вам ничего не нужно?

Она от всего отказалась.

Уже издали он увидал крупные заголовки:

«В Италии похищены норвежские трейлеры».

«Норвежская трагедия в Италии».

«Убиты четыре норвежских водителя».

Рудольф запасся пачкой газет и вернулся к фру Халворсен.

– Надеюсь, фру Бертелсен узнает эту новость не из газет! – сказал он.

– Что пишут о Харри? – тревожно спросила фру Халворсен.

– Фамилия в газете не указана. Написано только, что раненый находится в крайне тяжелом состоянии.

– Значит, он все-таки жив!

Был жив, когда эта новость дошла до прессы, подумал Рудольф, но промолчал.

– Я не спала всю ночь. – Фру Халворсен говорила так тихо, что он с трудом разбирал ее слова. – Всю ночь я думала о Халворе, Трюгве и Рогере. И еще об Эдварде. Что с ним теперь будет? Я рада, что у Кари есть мать, которая ей поможет. Но бедный малыш будет расти без отца! – У нее задрожали губы. – Халвор, Трюгве и Рогер, они были… – Она всхлипнула. – Они были мне как сыновья! – Ей удалось взять себя в руки. – Слава богу, что Харри жив!

Они первыми поднялись на борт самолета. Рудольф проверил, чтобы ремень крепко обхватывал маленькую, но подвижную старушку, которая без пальто показалась ему еще меньше. Пристегивая свой пояс, он заметил, что она сложила руки, откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. Рудольф понял, что она молится. И что молится она не о благополучном приземлении в Дании, а о том, чтобы Харри выжил. Ему стало неловко. Он не привык находиться рядом с людьми, которые общаются непосредственно с богом.

Без четверти восемь их самолет приземлился в Копенгагене. Через сорок пять минут самолет итальянской авиакомпании поднялся в воздух и взял курс на Рим. Фру Халворсен летела впервые в жизни. Тем не менее она нисколько не волновалась. Когда смуглая стюардесса с длинными черными волосами принесла им завтрак, фру Халворсен съела почти все, что ей дали. Правда, Рудольф все время занимал ее разговором.

Ровно в двенадцать самолет приземлился в Риме. Рудольф позаботился, чтобы они побыстрее прошли паспортный контроль и таможенный досмотр, потом взял такси и велел шоферу ехать на Il Termini – Центральный вокзал. Они торопились на il rapido – скорый поезд, который уходил в 13.48. К счастью, они ехали без пересадок. Кантагалли должен был встречать их в Бриндизи в 21.45.

Поездка оказалась долгой и утомительной. Рудольф дважды сопровождал фру Халворсен в вагон-ресторан. Но теперь она уже ничего не ела, только пила кофе. Чем ближе они подъезжали к цели своего путешествия, тем заметнее она нервничала. Все чаще и чаще она складывала руки, закрывала глаза и молилась.

Было очень жарко, фру Халворсен сняла пальто и осталась в тонком шерстяном платье с длинными рукавами, но все равно она чувствовала себя неважно.

– Я не взяла с собой ни одного летнего платья, – пожаловалась она. – Помню, однажды в сентябре Харри так мерз в Италии, что ему приходилось брать в постель по две грелки! А ведь теперь уже октябрь!

– Если жара не спадет, вы сможете купить себе летнее платье в Бриндизи, – успокоил ее Рудольф.

Она промолчала.

Когда они приехали, было уже темно и немного прохладно. Кантагалли был в полной форме, он поцеловал маленькую детскую ручку фру Халворсен, с достоинством пожал ладонь Рудольфу и горячо заговорил, помогая себе мимикой и жестикуляцией.

– Узнайте у него, как себя чувствует Харри! – попросила Фру Халворсен, потянув Рудольфа за рукав.

Рудольф спросил. Харри был жив, но состояние его продолжало оставаться крайне тяжелым. Операция прошла удачно, раненый помещен в отделение реанимации, где ему предстоит пробыть довольно долго, если он, конечно, выживет.

Все это Рудольф перевел фру Халворсен. Она не спускала глаз с его губ, боясь пропустить хоть одно слово.

– Слава богу! – Она прикусила губу, глаза у нее заблестели. – Он отвезет нас к Харри?

– Да, мы сейчас поедем прямо в больницу, – ответил Кантагалли на вопрос Рудольфа. – Я звонил туда перед тем, как ехать на вокзал, синьор 'алворсен еще не приходил в сознание. Но я позаботился, чтобы синьора 'алворсен хотя бы увидела своего сына. Один из врачей, которые его оперировали, ждет вас и ответит на все ваши вопросы. Очевидно, вы захотите поговорить с ним? – Последние слова относились к Рудольфу. – Потом я отвезу вас в «Альберго континентале». Это небольшой, но очень хороший отель, он расположен совсем близко от больницы Святой Марии Магдалины. Я позволил себе заказать для нас ужин. Сегодня вы мои гости. А после ужина я дам вам полный отчет о том, что мы проделали. Надеюсь, мой план не противоречит вашим желаниям? – учтиво закончил он.

– Нисколько, – с благодарностью ответил Рудольф.

По дороге в больницу они почти не разговаривали. Фру Халворсен вся сжалась и стала еще меньше, она сидела, сложив руки и глядя перед собой. Рудольф желал только одного: чтобы Харри дожил до их приезда.

Сбавив ход, машина въехала в массивные каменные ворота и остановилась у ближайшего из шести зданий, которые все вместе и являлись больницей Святой Марии Магдалины.

Рудольф взял фру Халворсен под руку и больше не отпускал ее. Они поднялись по широким каменным ступеням. Кантагалли распахнул перед ними дверь.

– С вашего разрешения я пройду вперед и предупрежу сестру Терезу. Она вызовет доктора Вардани.

– А что нам делать теперь? – испугалась фру Халворсен, увидев, что Кантагалли быстрыми мелкими шажками удаляется от них по коридору.

Рудольф объяснил ей, куда он ушел.

– Я так боюсь! – дрожащим голосом жалобно прошептала она. – Пожалуйста, не оставляйте меня!

Вместо ответа он крепко сжал ее руку.

Через несколько минут Кантагалли вернулся в сопровождении сестры Терезы и доктора Вардани. Он представил собравшихся друг другу. Все вместе они пошли по длинному коридору. В больнице было очень тихо, и их шаги гулко раздавались среди пустых стен.

Перед одной из закрытых дверей они остановились.

– Нас очень много, – сказал Кантагалли. – Лучше всего, синьор Нильсен, чтобы вы зашли вместе с синьорой ‘алворсен. Сестра Тереза проводит вас.

Шесть из десяти кроватей были заняты. На самой дальней лежал Харри. К груди и к вискам у него были прикреплены провода. У левой руки стояла капельница. Он был весь забинтован и дышал с трудом.

Фру Халворсен оглядела сына. Потом на цыпочках подошла к кровати, склонилась над ним и поцеловала в обе щеки.

– Харри! – прошептала она, из глаз у нее текли слезы. – Харри! Это я. Мама.

Веки у Харри дрогнули.

– Это я, мама, – плача, повторила фру Халворсен. – Мама здесь, с тобой, Харри, сыночек!

Губы Харри шевельнулись, но он ничего не сказал. И все-таки Рудольф был уверен, что он беззвучно произнес «мама».

Фру Халворсен тоже заметила это.

– Вы видели? – Она повернула к Рудольфу залитое слезами лицо. – Видели? Он хотел сказать «мама»!

Рудольф кивнул.

– Сыночек мой! Родной мой!

Харри открыл глаза.

– Мама? – словно вздох, слетело у него с губ.

Мама? Что она здесь делает? Где я?

Или это сон? Я болен? Умираю? Господи, где я?

Синее пальто…

Синяя шляпа…

Голос Венке…

Все поплыло у него перед глазами. Стены грозно надвинулись, но тут же отступили. Голова закружилась. Горло сдавило удушье.

– Харри!

Это был голос матери.

Но у Харри не было сил открыть глаза.

– Харри! Это мама! Я с тобой!

– Угу, – шепнул он.

И заснул.

– Он заснуть, – сказала сестра Тереза на ломаном английском.

Она вывела их из реанимационной палаты и осторожно прикрыла дверь.

– Доктор, синьор 'алворсен на мгновение пришел в себя! Он узнал свою мать! – радостно сообщила она, когда они подошли к врачу и Кантагалли.

– Вот лекарство, которое ему было необходимо, – сказал врач на безупречном английском языке. Рудольф перевел его слова. Фру Халворсен вытерла глаза, высморкалась и наконец улыбнулась.

– Харри выживет! Теперь я в этом уверена. Слава богу, слава богу! – И, не обращая внимания на присутствие посторонних, она сложила руки и на секунду закрыла глаза.

Рудольф в смущении отвернулся. Но врача это не смутило.

– Si, grazie a Dio! – сказал он и перевел на английский: – Благодарение господу! – А потом добавил: – Сейчас пока рано делать прогнозы. Но у меня появилась надежда, что он выкарабкается. Честно говоря, еще сегодня днем я в это не верил.

Рудольф отвел врача в сторону, хотя знал, что фру Халворсен не понимает по-английски.

– Как вы считаете, если он выживет, он оправится или останется инвалидом? – спросил он.

– Об этом тоже рано говорить, – ответил доктор Вардани. – Мы не знаем, когда он был ранен и сколько времени пролежал без сознания. Очевидно, он был ранен тогда же, когда были убиты остальные. Экспертиза показала, что они были убиты в ночь на субботу, от часа до пяти. А это значит, что синьор 'алворсен находился без сознания почти трое суток.

– Не понимаю, как получилось, что он остался жив? Ведь все остальные были убиты с одного выстрела.

– Да, с одного выстрела, – согласился доктор Вардани. – В голову. Но в каждом сидело по несколько пуль. Ваши водители попали под настоящий перекрестный огонь. Синьору 'алворсену повезло потому… – И он пустился в подробные объяснения из области анатомии и баллистики.

– Я бываю в больнице каждый день с утра до позднего вечера, – сказал он на прощание. – Если я вам понадоблюсь, пожалуйста, приходите. Дежурная сестра сообщит вам, если в состоянии синьора 'алворсена наступит изменение.

В «Альберго континентале» их ждал глава экспедиционной фирмы «Джеронтони» синьор Бертелли с букетом цветов. Он был чуть-чуть выше фру Халворсен, но не полнее ее. Рудольф дал бы ему пятьдесят с лишним.

Синьор Бертелли сказал, что синьорина Бек просила передать синьоре 'алворсен эти цветы. Синьорина Бек выражает сожаление, что узнала о намерении синьоры 'алворсен отправиться в Италию уже после ее отъезда. Само собой разумеется, что поездка синьоры 'алворсен в Италию и все расходы в связи с ее пребыванием в Бриндизи, сколько бы она тут ни пробыла, будут оплачены фирмой «Инт-Транс». Кроме того, синьор Бертелли имеет честь передать синьоре 'алворсен чек от имени синьорины Бек. Если синьоре 'алворсен не хватит этих денег, синьор Бертелли уполномочен снабдить ее необходимой ей суммой. Синьорина Бек собирается в ближайшее время сама приехать в Италию. До того времени она поручила синьору Бертелли позаботиться о том, чтобы синьор 'алворсен был устроен с максимальным комфортом. Как только ему разрешат покинуть отделение реанимации, его поместят в отдельную палату. Все расходы берет на себя фирма «Инт-Транс».

Фру Халворсен с недоумением теребила в руках чек, сумма была выписана в лирах. От большого количества нулей у нее зарябило в глазах.

– Синьора 'алворсен, распишитесь, пожалуйста, в получении чека.

– Теперь вы сможете купить себе и летнее платье и все, что захотите, – сказал Рудольф старушке. – Эта сумма соответствует пяти тысячам крон.

– Но… но я не могу принять эти деньги, – заикаясь, проговорила фру Халворсен.

– В чем дело? – забеспокоился синьор Бертелли. – Синьора 'алворсен считает, что этого мало?

– Успокойся, Джино! – засмеялся Кантагалли. – Это не твои деньги. Что тебе мешает удвоить или утроить эту сумму?

– Вы не поняли, – резко перебил его Рудольф. – Фру Халворсен считает, что не имеет права принять эти деньги!

– Почему? – Итальянцы в изумлении переглянулись.

– Смотрите, фру Халворсен. Вы должны расписаться на этой пунктирной линии, – сказал Рудольф. – А завтра утром мы пойдем с вами в банк.

Дрожащей рукой фру Халворсен вывела свою фамилию, и Бертелли с явным облегчением распрощался с ними.

16

Кантагалли заказал роскошный ужин, который начался с frutti di mare.[11] За ними последовало филе, пирожные из пломбира, несколько сортов сыра и наконец фрукты. К ужину было подано фирменное вино. Рудольф с радостью наблюдал, с каким аппетитом ест фру Халворсен. Время от времени она улыбалась своим мыслям. С непривычки к вину и от усталости она чуть не уснула за столом. Когда подали кофе, она извинилась и попросила разрешения удалиться. Ей очень хочется узнать обо всем, что случилось с Харри, но сегодня у нее уже нет сил.

Они остались одни, и Кантагалли заказал к кофе коньяк.

– А ведь мы могли и по сей день не найти ваших водителей, – сказал Кантагалли, закуривая сигару. – Их обнаружили только благодаря II Duca, то есть герцогу Контарини. Ваши водители были убиты в его владениях, эта земля уже очень давно принадлежит семье герцога. У них огромные угодья, и та часть, где были найдены трупы и синьор 'алворсен, уже много лет не возделывается. Вскоре после войны один из кузенов герцога построил там себе ателье. Он был скульптором и человеком со странностями. Он же и проложил дорогу от теперешнего шоссе Е-два до самого ателье. Много лет он прожил там в полном, уединении. Поговаривали, будто он не в своем уме, но я в это не верю. Как бы там ни было, но он умер, и ателье пришло в запустение. Герцог уехал в Америку. Там он познакомился с одним скульптором, американцем итальянского происхождения, и предложил ему пользоваться ателье, сколько тому заблагорассудится. Скульптор, конечно же, с радостью согласился. Герцог вернулся домой, чтобы заблаговременно подготовить ателье к приезду американца. Он взял с собой несколько человек, и они поехали в ателье – вот так и нашли ваших водителей. Владения герцога лежат между Сан-Северо и Фоджей. Синьора 'алворсена привезли в Бриндизи потому, что на всем Адриатическом побережье только больница Святой Марии Магдалины оснащена новейшей аппаратурой. Так же как и здешняя полиция.

– Короче говоря, можно предположить, что убийцы были хорошо знакомы с местностью?

Кантагалли пожал плечами.

– Трудно сказать. Скорей всего, тут действовала крупная организация. Любой местный житель мог сообщить им все подробности о владениях герцога. Мы ведем расследование вместе с полицией Сан-Северо и Фоджи. Нам удалось найти следы, по которым видно, где трейлеры свернули с шоссе Е-два и поехали по узкой дороге, ведущей к ателье. Нашли мы и место, где трейлеры были остановлены. Рисунок протектора соответствует рисунку, который вы нам прислали. Нашли мы и следы сапог. И патронные гильзы. И пули – одни упали на землю, другие застряли в деревьях. Что еще? Спичечный коробок. Расческу! Две пуговицы. Если на то пошло, это не так уж мало, и тем не менее мы ни на шаг не продвинулись в своем расследовании.

– А какие пуговицы?

– Маленькая белая пуговка от рубашки и пуговица от дешевого пиджака. К сожалению, они не представляют никакого интереса.

– А собак не пробовали?

– Конечно! Между прочим, поиски во владениях герцога продолжаются и сейчас. Мы обязаны расследовать это страшное дело до конца. У нас похищено уже десять трейлеров, а с вашими двумя – двенадцать. Для Италии это трагедия!

– Вы считаете, что все это дело рук одной и той же организации?

Кантагалли снова пожал плечами.

– Не исключено.

– Но конкретно вы никого не подозреваете?

Кантагалли осушил рюмку, поставил ее на стол, стряхнул пепел с сигары и, наклонившись, заглянул Рудольфу в глаза.

– Подозреваем… – Он понизил голос, хотя в ресторане не было никого, кроме них. – La Famiglia[12]… La Mafia.[13] – Но мы боимся говорить об этом вслух. И вы тоже забудьте все, что я вам сказал. Мы не знаем, кто причастен к La Famiglia, и это чрезвычайно затрудняет нашу работу. Кто поручится, что тихий и добропорядочный Бертелли не является одним из них, может быть даже главарем? Мы знаем, что мафия достигла уже и Норвегии, но у нас нет доказательств.

Кантагалли попросил счет, расписался на нем и вернул худому сутулому кельнеру с желтушечным лицом. В счет он вложил крупную купюру.

Прощаясь, Кантагалли предупредил Рудольфа:

– Будьте осторожны, следите за тем, кому и что вы говорите, ispettore![14] Официант, который нас обслуживал, портье в гостинице, цветочница, что всегда торгует на этом углу, продавцы газет, кондукторы автобусов, сестры, врачи – любой может оказаться членом… семьи! Откуда вы знаете, может, и я тоже один из них! – Кантагалли улыбнулся, однако глаза у него оставались серьезными. – Желаю приятных сновидений!

Он повернулся на каблуках и, не оглядываясь, вышел через вращающуюся дверь.

17

Во вторник Рудольф проснулся ни свет ни заря и больше не мог уснуть. Он вышел на балкон и долго смотрел на спящий город. Мысли его были дома, с Магдой и Нильсом. С Карстеном, Албректсеном и другими сотрудниками Управления на Виктория-Террассе. Он гадал, когда прилетит в Италию Лиллиан Бек и как теперь сложится жизнь у Кари Бертелсен и Эдварда Лиена.

В половине седьмого он достал записную книжку, нашел телефон больницы Святой Марии Магдалины и позвонил.

Ему ответили, что ночь у синьора 'алворсена прошла спокойно. Сейчас он бодрствует, сознание у него относительно ясное, но действие шока еще не прошло. Мать и синьор Нильсен могут посетить его в любое время, но лучше после одиннадцати. После обхода врача.

Рудольф не спеша принял горячую ванну, потом долго стоял под душем. Не спеша побрился. И так же не спеша оделся. Он ненавидел подобные «окна» – время, которое никак нельзя использовать. Когда он курил, эти «окна» не казались ему такими долгими и тягостными, как теперь.

Не находя себе места, он снова вышел на балкон, сел и попытался сосредоточиться. Зазвонил телефон, и Рудольф вздрогнул, взглянул на часы. Половина восьмого.

Звонил Кантагалли. Он вежливо осведомился, не разбудил ли он Рудольфа.

– Нет, я уже давно проснулся, – ответил Рудольф и поблагодарил Кантагалли за вчерашний вечер.

– Я звонил в больницу, – сказал Кантагалли. – В четверть двенадцатого мы сможем поговорить с синьором 'алворсеном. На всякий случай я привезу с собой переводчика, возможно, синьор 'алворсен будет в состоянии дать нам показания. Вас устраивает, если я приеду за вами и за синьорой 'алворсен ровно в одиннадцать?

Рудольф положил трубку и задумался о переводчике Кантагалли. Вчера вечером за кофе с коньяком Кантагалли сказал, что хотел бы присутствовать при разговоре Рудольфа с Харри, но о переводчике речи не было.

Видно, Кантагалли доверяет Рудольфу не больше, чем Рудольф ему.

Днем больница выглядела гораздо приветливее. Длинная высокая стена, окружающая всю территорию больницы, густо заросла бугенвиллеей. Цветы были мелкие и невзрачные, зато большие листья всех оттенков красного и лилового радовали глаз. Фру Халворсен была в превосходном настроении – ее сын пошел на поправку. Она даже поинтересовалась, можно ли ей захватить с собой в Осло два отросточка бугенвиллеи. Один – для себя, другой – для фру Торкилдсен. Рудольф сомневался в такой возможности. Ему казалось, что из-за границы не разрешается ввозить никакие растения. Но это можно узнать.

Кантагалли был молчалив. Он привез с собой переводчика. Это была немолодая норвежка, которая уже двадцать пять лет жила в Италии – Маргит Тартани, но, как она сказала, здесь все зовут ее Марией. У нее было шестеро детей. Старшему тридцать лет, младшему – десять. Ее муж работал в фирме «Джеронтони», так что она была осведомлена обо всех печальных событиях. В Норвегии у нее не осталось никаких родственников, и новости оттуда ее нисколько не интересовали. Она уже так давно не говорила по-норвежски, что порой с трудом подыскивала нужные слова. Одета она была красиво и со вкусом и вообще производила впечатление состоятельной женщины, но выглядела усталой и подавленной. Она немного оживлялась, только когда говорила с Кантагалли по-итальянски.

Харри все еще лежал в реанимации, но теперь его кровать стояла еще дальше от кроватей других больных. Ее загородили ширмой, чтобы посетители могли без помех разговаривать с ним.

Фру Халворсен наклонилась и поцеловала его в лоб.

– Сыночек мой! – Голос у нее больше не дрожал, глаза сияли. – Слава богу, что ты жив!

– Мама! – По щекам у него скатились две большие слезы.

– Меня зовут Рудольф Нильсен, я старший инспектор уголовной полиции Осло, – сказал Рудольф и представил Кантагалли и Маргит Тартани. – У нас с собой магнитофоны. Ты отвечай, но не очень напрягайся. – Рудольф невольно перешел на «ты». – Мы можем прийти и попозже. Главное, чтобы ты поскорее набрался сил для поездки домой.

– Мама!

– Я останусь здесь, Харри, пока ты не сможешь уехать домой. Мы уедем вместе. Фрекен Бек оплатит мое пребывание здесь, она взяла на себя все расходы. Пусть тебя это не беспокоит.

– Венке!

Рудольф насторожился.

– Расскажи нам о ней!

– Ее убили…

Кантагалли и Маргит Тартани быстро обменялись какими-то словами. Наверно, Кантагалли поинтересовался, что сказал Харри, решил Рудольф. Вопрос Маргит подтвердил его догадку:

– А кто стрелял? – спросила она.

– Маленькие… зеленые… в таких странных шапках. – Харри вновь пережил случившееся, он вдруг побледнел. – Пить…

Ему дали воды.

– Сколько их было? – спросил Рудольф.

– Четверо… кажется… Темно…

– Это ты взял Венке с собой в поездку?

Харри закрыл глаза и долго лежал, не отвечая. Наконец он открыл глаза и произнес так тихо, что они с трудом разобрали его слова:

– Она ехала… к своей умирающей… тетке. Вера… – Он покачал головой и тут же застонал от боли.

– Вера, а фамилия?

– Кан-та-ни… – Он умолк на мгновение. – Замок…

Мы свернули… там указатель…

– Указатель? – быстро спросил Рудольф. – Что на нем было написано?

– Ка… Кастелло… ди… Кантани… – с трудом ответил Харри.

– Вам известен такой указатель? – по-английски спросил Рудольф у Кантагалли после того, как Маргит перевела тому последние слова Харри.

– Нет, – коротко ответил Кантагалли.

– Но, Харри! Почему ты мне не сказал, что у тебя есть знакомая по имени Венке? – Фру Халворсен была возмущена.

– Где ты с ней познакомился? – спросил Рудольф.

Через силу, часто останавливаясь, Харри рассказал, как она сама подошла к нему на улице и сказала, что она сестра Пера Ларсена, с которым он в юности играл в футбол. Он пригласил ее в кафе. Потом они пошли к ней. Это было месяц тому назад, чуть больше. Она попросила взять ее в Италию. Там у нее умирала тетка, которая хотела, чтобы Венке приехала к ней. Но у Венке не было денег на билет. Поэтому они с Харри договорились, что как бы случайно встретятся на пароме.

– Трейлеры, – прошептал Харри. – Что с ними?

– Пока неизвестно, – ответил Рудольф. – Ты не помнишь точно, когда Венке попросила тебя взять ее с собой?

Это Харри хорошо помнил.

– Через две недели после того, как мы познакомились.

– Ты уже знал, что поедешь в Италию?

– Нет. Но я часто сюда езжу.

– А тебя не удивило, что Венке решила ждать твоего очередного рейса в Италию, хотя тетя ее лежала при смерти?

– Нет. Я о тетке и не думал. Я думал только о Венке… что мы с ней… А Бек вскоре после этого сказал, что мы поедем в Италию.

– А он сказал тебе, что вы туда повезете?

– Нет.

– Когда ты это узнал?

– За день до отъезда.

– И сообщил об этом Венке?

– Нет! Ведь это служебная тайна!

– А разве она не спрашивала, что вы везете?

– Нет. Она думала только о том, чтобы проехать с нами как можно дальше. – Он закрыл глаза, через минуту он открыл их, в них блестели слезы. – Это… моя вина… Она погибла… – Губы у него дрожали. – Мы… мы хотели пожениться!

– Ты собирался жениться на девушке, с которой был знаком всего один месяц?! – воскликнула фру Халворсен. – На девушке, которую ты даже ни разу не пригласил домой? Харри, почему ты не познакомил меня с ней?

– Не будем сейчас утомлять этим Харри, фру Халворсен. Он вам все расскажет, когда наберется сил. А пока нам надо выяснить более важные вопросы.

– Простите, – извинилась она. – Я забыла, что обещала не мешать вам.

Рудольф спросил у Харри, где жила Венке. Харри назвал адрес.

– Только там на двери написано не Ларсен, а Бранд. Венке жила в квартире своей кузины, которая работает в Англии.

Все это время сидевшая неподалеку сестра наблюдала за состоянием Харри по импульсам на мониторе. Наконец она подошла и сказала, что больному надо отдохнуть. Он слишком разволновался. Вечером они могут навестить его еще раз. Но лучше всего отложить разговор на завтра.

Рудольф зашел в кабинет врача. Доктор Вардани был доволен своим пациентом.

– Если ничего не изменится, его уже сегодня можно будет перевести в отдельную палату.

Не доезжая до гостиницы, Маргит Тартани попрощалась с ними, она сказала, что у нее дела в городе. Рудольф вместе с фру Халворсен зашел в банк и помог ей получить по чеку деньги.

– Чем вы собираетесь заняться, пока меня не будет? – спросил он. – Я вам советую, если пойдете в город, оставьте часть денег на хранение у портье. Не надо носить с собой такую крупную сумму.

– Нет, я никуда не пойду, я хочу отдохнуть у себя в номере.

– Что собирается делать синьора 'алворсен? – поинтересовался Кантагалли.

– Будет отдыхать у себя в номере.

– Хорошо. Спросите у нее, пожалуйста, когда ей принести ленч и когда – обед. Я распоряжусь, чтобы ей все подали в номер.

Они договорились, что ленч фру Халворсен подадут в два часа, а обед – в восемь.

– И помните, фру Халворсен, ваша дверь все время должна быть заперта, – внушал ей Рудольф, провожая ее в номер. – Не открывайте никому, кроме слуги, который принесет вам еду. Я подожду, пока не услышу, что вы заперлись на ключ.

18

От Бриндизи до Фоджи было двести двенадцать километров, и еще двадцать семь километров до поворота, где трейлеры свернули с шоссе Е-2. Машину вел опытный водитель, дорога была прекрасная. Все двести тридцать девять километров они проехали меньше чем за три часа и без двадцати четыре были уже на месте.

– Не понимаю, про какой указатель он говорил, – сказал Кантагалли. – Всю жизнь живу в Италии. Двадцать пять лет в Бриндизи. Но про Кастелло ди Кантани слышу впервые.

– Без указателя им эту дорогу было бы не найти, – твердо сказал Рудольф и начал тщательно осматривать землю на месте поворота. В конце концов он обнаружил углубление, похожее на заполненное землей отверстие. Откинув башмаком листья, он наклонился и начал пальцами осторожно разгребать землю.

– Вы думаете, что указатель стоял здесь? – спросил Кантагалли, легко опускаясь на корточки.

– Во всяком случае, здесь была воткнута палка или шест.

– Возможно. – Кантагалли поднялся, стряхнул землю и долго вытирал руки белоснежным носовым платком. – Но еще неизвестно, когда здесь стоял этот предполагаемый указатель.

Шестеро полицейских в форме обследовали место, на котором были найдены трупы водителей и раненый Харри.

– Как видите, мы работаем очень тщательно, – сказал Кантагалли. – И тем не менее до сих пор не обнаружили ничего, что указывало бы на присутствие здесь женщины. Синьор 'алворсен убежден, что она была убита вместе со всеми, значит, убийцы по неизвестной нам причине забрали ее труп. Рано или поздно он все равно обнаружится. Только не понимаю, зачем им понадобилось его уносить.

– Может, для того, чтобы ввести полицию в заблуждение?

Кантагалли хмыкнул.

– Это не так легко. – Он вдруг улыбнулся. – Вам, наверное, хочется увидеть ателье скульптора?

– Да, конечно.

Всю дорогу от Бриндизи Рудольфа не покидало неприятное чувство: в показаниях Харри была какая-то неувязка. Но какая, Рудольф сообразить не мог. Встревоженный этим, он вслед за Кантагалли прошел двести метров до ателье и осмотрел серое каменное здание.

– Как видите, если бы герцог не пообещал ателье американскому скульптору, – Кантагалли сделал выразительный жест, – синьора 'алворсена не было бы сегодня в живых!

Ателье было обставлено по-спартански. Кантагалли внимательно следил за взглядом Рудольфа.

– К приезду гостя герцог здесь все переделает. Можете не сомневаться.

Воздух в ателье был спертый. Выйдя на улицу, Рудольф с наслаждением вздохнул. Было пасмурно, но тепло.

– Может быть, ваши люди нашли еще что-нибудь после того, как вы получили последнее донесение?

– Нет, – мрачно ответил Кантагалли. – Тут действовали профессионалы. Они охотились за трейлерами, это ясно. Трупы лежали нетронутые. Бумажники, деньги, часы – все было оставлено при них. Если бы преступники дали себе труд обобрать покойников, они бы непременно обнаружили, что синьор 'алворсен еще жив.

– Я все-таки не понимаю, где можно спрятать два трейлера?

– Я тоже. Усиленные поиски ведутся сейчас по всей Южной Италии. Очевидно, трейлеры уже успели перекрасить. Не исключено также, что они находятся за пределами страны. Я в это не верю, но мы должны учитывать все возможности.

– Вы обследовали все владения герцога?

– Si. Naturalmente.[15] Хотя мы точно определили место, где трейлеры были задержаны.

В семь вечера они покинули место преступления и заехали в Фоджу, где пообедали в маленьком уютном ресторанчике, который назывался «La Tentazione». Кантагалли объяснил, что это слово означает «соблазн», еда здесь действительно выглядела соблазнительной.

Ровно в девять они выехали из Фоджи в Бриндизи. По дороге они обсуждали вопросы, связанные с перевозкой трупов в Норвегию. Рудольф сказал, что они с фру Халворсен останутся в Бриндизи, пока Харри не поправится настолько, что сможет перенести перелет до Осло. Кантагалли пообещал держать Рудольфа в курсе всех дел и просил в свою очередь сообщать ему, какие новости будут поступать с Виктория-Террассе.

Они расстались возле отеля «Альберго континентале» без двадцати пяти двенадцать, и Рудольф уже предвкушал, как сейчас ляжет спать. Он мельком подумал о фру Халворсен. Наверно, она хорошо отдохнула за сегодняшний день.

В вестибюле он испуганно остановился.

– Наконец-то! – воскликнула Лиллиан Бек, бросившись к нему навстречу. – Я думала, вы никогда не вернетесь!

– А вы-то когда сюда приехали? – удивился он. – Я не знал, что вы приезжаете сегодня.

– Я приехала в начале десятого. К счастью для всех нас, и особенно для фру Халворсен. В отеле я сразу же спросила про вас. Мне сказали, что вас нет, а фру Халворсен у себя в номере. Я поднялась и постучала. Никто не ответил. В конце концов я попросила портье открыть мне ее номер. Фру Халворсен была без сознания, она сидела за столом, на котором стоял недоеденный обед. Ее увезла «скорая помощь». Я сама ездила с ней в больницу. Ей сделали промывание желудка. Содержимое взято на анализ. Врач считает, что ее отравили, поэтому остатки обеда отправлены в лабораторию полиции.

– Отравили? Вы хотите сказать, что кто-то намеренно пытался отравить фру Халворсен? – недоверчиво спросил Рудольф.

Лиллиан кивнула.

– Я так поняла врача. – Она помолчала. – Есть и другие плохие новости.

– Харри умер? – быстро спросил Рудольф.

– Нет, но мог умереть.

– Когда мы утром с ним разговаривали, он чувствовал себя хорошо. Врач надеялся, что его смогут перевести в отдельную палату.

– Его и перевели. Но, видно, кто-то твердо решил его убить. Убийцы вскарабкались по наружной стене, через открытое окно проникли в палату и пытались задушить Харри его же собственной подушкой, но в это время в палату вбежала сестра. Насколько я поняла, она ничего не слышала, но ей вдруг что-то почудилось, и она бросилась в палату. Убийцам удалось скрыться. У Харри шок, и его снова перевели в реанимацию. Пятнадцать минут назад я звонила в больницу, и мне сказали, что Харри, для его положения, чувствует себя неплохо.

– В какое время на него напали?

– Около одиннадцати. Я была в больнице, пока мне не сказали, что жизнь фру Халворсен вне опасности. Мне обещали позвонить, если ее состояние ухудшится. Я взяла у портье ключ от своего номера, и тут он попросил меня поговорить вместо вас по телефону, поскольку я, так сказать, из той же группы. Звонил врач, который ведет Харри, доктор Вар… не помню его фамилии…

– Вардани.

– Правильно, Вардани. Он рассказал мне, что случилось с Харри, и просил, чтобы вы позвонили ему сразу, как вернетесь.

– Сейчас позвоню. – Рудольф подошел к открытому телефону-автомату, который стоял в вестибюле.

Лиллиан слышала, как он по-английски спросил у врача, уж не живет ли тот в больнице. Потом Рудольф заговорил про Харри.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Если Кантагалли разрешит, мы завтра же попытаемся увезти его домой.

– А как же фру Халворсен? – напомнила ему Лиллиан, когда Рудольф снова подошел к ней. – Вы про нее не забыли?

– Нет, не забыл. – Рудольф покачал головой: двое носилок с больными и три гроба с покойниками! Он вздрогнул. Если пассажиры узнают, они откажутся лететь этим рейсом. Правда, узнать это трудно. Гробы погрузят в багажное отделение задолго до отправки самолета.

– Вы ели что-нибудь? – спросил он у Лиллиан, чтобы переменить тему разговора. – Как я понимаю, забастовка на аэродроме в Бриндизи уже кончилась? А нам с фру Халворсен пришлось ехать из Рима на поезде. Очень долгое и утомительное путешествие.

Есть Лиллиан не хотела.

– Тогда ложитесь спать. Я чувствую, что завтра нас ждет трудный день.

Неожиданно Лиллиан заплакала.

– Я уже хотела дать телеграмму, что не приеду! Тогда бы фру Халворсен наверняка погибла.

Рудольф насторожился.

– А что могло помешать вашей поездке?

– В воскресенье вечером отец и Уле опять страшно поссорились. Как в прошлом месяце. Тогда они чуть не набросились друг на друга с кулаками. Я просто боялась оставить их одних!

– Из-за чего же они поссорились?

– Все из-за того же. Из-за денег. Все всегда упирается в деньги. Отец сердится, что Уле не хочет работать. Изучение психологии он не считает стоящим делом. К тому же Уле учится уже очень давно и конца этому не видно. В январе ему стукнет тридцать. А Уле обвиняет отца в скупости. Я думала, что их раздоры уже кончились: в прошлом месяце, после той ужасной ссоры, Уле сказал, что больше не будет приставать к отцу. Я тогда вздохнула с облегчением. Правда, Уле уже не первый раз давал такие обещания, но я ему поверила. Он как-то изменился. Стал более уверенным в себе. Конечно, слова он не сдержал, вышла отвратительная сцена, Уле даже крикнул отцу, что тот своей скупостью довел мать и она сбежала из дому. Хуже он ничего не мог придумать. Отец весь побагровел. Потом побелел как полотно. Сперва я боялась, что у него будет удар. Потом – что он убьет Уле. Он схватил тяжелый бронзовый подсвечник и замахнулся им. Уле испугался и убежал. Вечером он позвонил мне и сказал, что несколько дней поживет не дома. Отец немного успокоился, и я решила лететь.

Они поднялись на второй этаж.

– Я не хотела надоедать вам с нашими семейными дрязгами, да вот, видите, не выдержала, – всхлипнула Лиллиан. – Я живу как на вулкане, у меня уже нет сил. И когда вечером я нашла фру Халворсен…

– У тебя есть какое-нибудь снотворное? – Рудольф дружески похлопал ее по плечу. – Ничего, что я перешел на «ты»?

Лиллиан кивнула.

– У меня есть какие-то таблетки. Ты извини, что я так распустилась. У тебя и без меня хватает забот.

– Ничего страшного. А теперь ложись и постарайся уснуть.

Второй раз за этот день Рудольф стоял у двери и ждал, пока в замке повернется ключ. Только после этого он ушел к себе.

Принимая душ, он вдруг сообразил, что именно в словах Харри весь день тревожило его; Харри сказал, что когда-то играл в футбол с братом Венке, Пером Ларсеном. Но в гостевой карточке Венке написала, что она разведена! Правда, она могла выйти замуж за своего однофамильца. Или после развода взять свою девичью фамилию.

Нужно было дать задание Карстену, чтобы он еще раз опросил всех друзей Харри. Карстен должен был это сделать в тот день, когда Рудольф вылетел в Италию. Но тогда они не знали про Пера Ларсена.

Рудольф лег, и мыслями его завладел Кантагалли. Из-за него Рудольф непростительно долго задержался на дороге, где были найдены трупы. Он же настоял на том, чтобы пообедать в Фодже, причем явно не спешил закончить обед.

Мы могли бы вернуться в Бриндизи около девяти, подумал Рудольф, произведя в уме нехитрый арифметический расчет.

А вдруг Кантагалли умышленно тянул время?

Рудольф заснул.

19

В среду Рудольф тоже проснулся очень рано. Он принял ванну, побрился, оделся и позвонил в больницу. Ему сказали, что ночь у фру Халворсен прошла спокойно. Он может навестить ее в любое время после девяти.

Положив трубку, Рудольф написал на фирменной бумаге отеля: «Вернусь в десять. Жди», вложил записку в конверт с витиеватой надписью «Альберго континентале», надписал фамилию Лиллиан, отдал портье письмо и ключ и вышел на улицу, залитую прохладным солнечным светом.

На углу цветочница уже заняла свой пост, Рудольф невольно вспомнил о словах Кантагалли. Если действительно он здесь со всех сторон окружен мафией, то лучше всего позвонить в Норвегию с телеграфа.

Он вздохнул с облегчением, убедившись, что дежурная на телеграфе говорит по-английски, и даже лучше, чем он. Его быстро соединили с Карстеном.

– Я ждал, что ты позвонишь вчера, – упрекнул его Карстен, не дав ему сказать ни слова.

– Вчера меня целый день не было в городе. А теперь слушай!..

– Вот сволочи! – вырвалось у Карстена, когда Рудольф закончил свой рассказ. – Эти парни прут напролом. Возвращайся скорее домой. Между прочим, мы здесь тоже времени не теряем, хотя пресса все равно обвиняет нас в медлительности. Можешь себе представить нашу пресс-конференцию! Старик в ярости. Албректсен в ярости. Все в ярости. В квартире Гюндерсена ничего не нашли. Фру Холме вернулась вчера из Стокгольма. Она действительно его сестра. Помнишь список, который нам дала соседка Гюндерсена? Никакой читательской цепочкой там и не пахло. Портье в «Стар-отеле» так растерялся, что поведал нам кое-что интересное. Взяли всех, кроме кассирши из универсама, собственно, она не кассирша, а временно работала там одну неделю. Как тебе понравится, если я скажу, что дома у Эдварда Лиена мы нашли ам… Ты меня понял?

Амфетамин?

– Да, да, понял! Продолжай!

– В диванных подушках!

Рудольф живо представил себе грязные диванные подушки с разлохматившейся вышивкой и лопнувшими швами.

– Он впал в буйство. Три человека с трудом удерживали его, пока четвертый вызывал «скорую».

– А похоже на то, что главным был Гюндерсен?

– Трудно сказать. Но брата своего друга он, безусловно, снабжал, это точно.

– Может, всю операцию организовал Эдвард?

– Сомневаюсь. Он никогда не выходил из дому.

– Это проверено?

– Да. Соседи по дому – люди любопытные и к тому же все поздно ложатся спать. Они в один голос заявили, что не видели его уже много лет. Телефонная станция подтвердила, что за последние годы с этого телефона ни разу не звонили. И никаких гостей. Эдвард вообще ни с кем не общался. Пенсию он получал на почте. Мы там были. Эдвард дал брату доверенность на получение пенсии. Эта доверенность лежит на почте.

– Значит, один раз Эдвард все-таки выходил, когда оформлял свою доверенность, – заметил Рудольф. – Как думаешь, что еще могло заставлять его выходить из дому? Мне уже не верится, что он такой домосед, каким прикидывается.

– Это мы проверим, не беспокойся! Между прочим, небезызвестный тебе Уле переехал вчера к Каю и Мартину Ронемам. Во всяком случае, он прибыл туда вчера вечером с тяжелым чемоданом и с тех пор не выходил из дому.

– Ладно. Я позвоню тебе, как только что-нибудь выяснится насчет нашего отъезда, – сказал Рудольф и уже собирался дать отбой.

– Подожди! – крикнул Карстен. – Если не забудешь, передай от меня привет Лиллиан Бек, – равнодушно сказал он и положил трубку.

После телеграфа Рудольф взял такси и поехал в больницу Святой Марии Магдалины.

Там он прежде всего попросил разрешения повидать Харри. Сестра замялась:

– У него сейчас синьор Кантагалли. Может, вы немного подождете? – Она предложила ему сесть. – Я думаю, синьор Кантагалли уже скоро уйдет. Он беседует с больным… – она сверила свои часы с большими стенными часами, – уже сорок пять минут.

Ну и хитрец же этот Кантагалли!

– А можно мне тем временем проведать синьору Халворсен?

Он чуть не произнес ее фамилию на итальянский лад, проглотив начальное «х».

– Третий этаж, палата триста четырнадцатая.

Рудольф поблагодарил, поднялся по лестнице и, борясь с одышкой, остановился перед дверью с табличкой «314». Нет, тому, кто хочет похудеть, в Италии нечего делать: спагетти, равиоли, лазанья, пицца…

Фру Халворсен сидела в постели. Увидев Рудольфа, она радостно улыбнулась.

– Почему я здесь? Что со мной? Я ничего не помню. – Она обеими руками сжала его руку. – Я отравилась, да?

– Вы отравились, – ответил он. – А как вы сейчас себя чувствуете?

– Превосходно!

– Что вы вчера делали в мое отсутствие? Расскажите мне все по порядку.

– Ничего особенного. Я легла спать и спала, пока меня не разбудил стук в дверь. Мне принесли целый поднос еды. Я выпила немного вина. – Она взглянула на Рудольфа. – Может, мне от него стало так плохо?

– А потом? – спросил Рудольф, не отвечая на ее вопрос.

– Я плотно поела и выпила две рюмки вина. После еды я почувствовала такую усталость, что снова легла. И спала до семи. Когда я проснулась, у меня сильно кружилась голова. У меня так бывает, если я пересплю. Я умылась холодной водой, и это меня освежило. Потом я увидела, что у меня помялось платье, и решила переодеться. Только переоделась, в дверь опять постучали – принесли обед. Господи, чего там только не было! И мясо, и рыба, и овощи, и грибы, и салат, и… Прямо как в сказке. Горячие блюда были закрыты крышками. А какой милый официант принес мне обед! Он даже немного говорил по-шведски. Все знал о Харри! Он так тепло расспрашивал меня, как Харри себя чувствует. Я ему сказала, что Харри, слава богу, поправляется и скоро его, очевидно, переведут в отдельную палату. Может, даже уже перевели. Он очень сокрушался, что невеста Харри убита. «Она вовсе не была его невестой, – возразила я. – Кто же обручается с девушкой, которую знает всего месяц!» Он стал говорить про великую любовь. Я ему не возражала, эти итальянцы такие странные. Но мне стало интересно, откуда он все знает про Харри. Я спросила у него, и он сказал, что все это ему рассказала одна сестра, которая работает в больнице Святой Марии Магдалины. Еще он сказал мне, что два года жил в Швеции, работал там официантом. Он жил и в Норвегии, но очень недолго. Потом он вытащил бутылку, обернутую салфеткой. В другой салфетке у него были две рюмки. «Меня зовут Дино, – сказал он. – Не откажитесь выпить с простым итальянским официантом, мне хочется выпить с вами за здоровье Харри». Он стал наливать вино и нечаянно облил рюмки. Помню, он попросил разрешения воспользоваться моей ванной, чтобы вымыть их. Мне это показалось странным. Я спросила, нельзя ли их просто вытереть салфеткой, но он хотел непременно вымыть. «Все нужно делать как полагается», – сказал он. Он вымыл рюмки, и мы чокнулись. Мне не хотелось пить, но я боялась его обидеть. Вино оказалось невкусным. «Зато оно очень полезное», – сказал Дино и велел мне есть, пока еда не остыла. Он ушел, и я принялась за еду. Мне было Гак любопытно открывать одну крышку за другой! Никогда в жизни я не ела таких вкусных вещей. Я уже предвкушала, как расскажу об этом обеде фру Торкилдсен. А потом… Что случилось потом, я уже не помню. Я пришла в себя только в больнице.

– Давайте забудем об этом! – Рудольф улыбнулся, чтобы успокоить ее. – Харри чувствует себя хорошо, ему уже можно ехать домой. Сегодня мы вылетаем. Но сперва я хочу воочию убедиться, что он в состоянии перенести такое путешествие.

– Он уже настолько здоров? – обрадовалась фру Халворсен.

Рудольф кивнул. Кто знает, что еще ждет Харри, если мы не увезем его домой? – с горечью подумал он.

– Пожалуйста, зайдите ко мне после того, как навестите его, – попросила она. – Расскажете мне, как он выглядит.

Рудольф ушел, дав обещание еще раз зайти к ней. В коридоре он остановил сестру.

– Могу я поговорить с доктором Вардани?

– Сейчас узнаю.

Он остался ждать у двери в палату фру Халворсен. Через несколько минут сестра вернулась в сопровождении врача. Рудольф отвел его в сторону и в двух словах рассказал все, что узнал от фру Халворсен.

– Распорядитесь, пожалуйста, чтобы у фру Халворсен все время дежурили две сиделки, – попросил он.

– И это надолго? – растерялся доктор Вардани. – У нас и так не хватает персонала. Ни врачей, ни сестер. Вот я и сижу здесь с утра до вечера.

– То мне говорят, что это лучшая больница на всем Адриатическом побережье, то вдруг выясняется, что у вас не хватает персонала. Как увязать одно с другим?

– Почему лучшая? – Вардани наморщил лоб. – В этой части Италии много больниц гораздо лучше, чем наша.

– Если верить Кантагалли, таких больниц нет, – сказал Рудольф. – Именно потому, что эта больница оборудована новейшей аппаратурой, Харри Халворсена и привезли сюда, хотя он был найден посередине между Сан-Северо и Фоджей.

– Вовсе не поэтому, а потому, что Кантагалли любит выступать в роли Il padrone – господина, владыки, который держит в своих руках все нити. Бертелли побежал к своему доброму другу Кантагалли и поведал ему о своем несчастье: исчезли два трейлера вместе с грузом. Кантагалли забил тревогу и потребовал, чтобы его держали в курсе дела. Узнав, что найдены три трупа и раненый и что полиция Фоджи считает, будто это и есть те самые исчезнувшие водители, Кантагалли добился, чтобы их тут же перевезли в Бриндизи. Их еще не привезли, а он уже выступил перед прессой. Он любит выступать с заявлениями. Любит, когда его портреты красуются на первой полосе газеты. Опытнейший direttore di polizia и т. д. и т. п.

Значит, это мы Кантагалли обязаны тем, что «грифы» набросились на нас так скоро! – с трудом сдерживая гнев, подумал Рудольф. Доктор Вардани, по-видимому, неправильно истолковал его молчание.

– Можете передать Кантагалли мои слова! Я за них отвечаю. Да он сам мне все это и рассказал, если не прямо, то косвенно.

– Нет, нет, меня заботит только одно – благополучно доставить домой фру Халворсен и ее сына.

– Меня тоже это заботит. Потому я и сказал Кантагалли, что хорошо бы отправить их уже сегодня. Я опасаюсь повторения вчерашней истории. Не могу понять, как это случилось! Но норвежцы очень живучи, правда?

– Этого я не знаю, – чистосердечно признался Рудольф.

Получив от Вардани обещание, что у фру Халворсен будут дежурить две сиделки, Рудольф спустился вниз, где встретил Кантагалли и Маргит Тартани. Оба прятали от него глаза. Даже странно, с каким упорством она избегает встречаться со мной взглядом, подумал Рудольф.

– Теперь, я полагаю, моя очередь беседовать с Харри Халворсеном? – сухо спросил он.

– Не возражаю! Надеюсь, вы не забыли, что я тоже веду следствие? – так же сдержанно ответил Кантагалли.

– Но разве мое присутствие помешало бы вашему разговору?

– Здесь Италия, синьор Нильсен! Но давайте не будем ссориться. Мой секретарь уже распорядился относительно вашего отъезда. Доктор Вардани подготовит синьора 'алворсена. Гробы доставили нам уйму хлопот, но я понимаю: родственникам хочется похоронить своих близких в Норвегии. Гробы будут отправлены с тем же самолетом. Самолет вылетает в тринадцать десять. Пересадка в Риме и в Копенгагене. В двадцать два двадцать вы будете дома.

– Быстро вы все организовали! – невольно вырвалось у Рудольфа.

По лицу Кантагалли мелькнула тень улыбки.

– Итальянцы тоже умеют работать… если это необходимо!

– Вы прекрасно знаете, что я имел в виду!

– У меня такой юмор, scusi![16] – Кантагалли поклонился. – Я уже беседовал с синьорой 'алворсен, и она мне все рассказала о Дино. Думаю, вы мне поверите, что в «Альберго континентале» нет официанта но имени Дино? И никто из их служащих не говорит по-шведски. Официанта, который вез обед синьоре 'алворсен, ударили сзади по голове, заткнули ему рот и заперли в чулане. Его нашли горничные, когда пришли делать уборку. Мы его допросили, но он ничего не помнил. Он был в тяжелом состоянии и почти не мог говорить.

– Вам не кажется странным, что напавший только ударил официанта, а не убил его?

Кантагалли пожал плечами.

– Может быть. А разве не странно, что этот так называемый Дино не убил синьору 'алворсен? Когда я беседовал с синьором 'арри 'алворсеном, мне позвонили туда из лаборатории. В остатках еды не найдено ничего подозрительного, но анализ содержимого желудка показал, что синьора 'алворсен приняла большую дозу сильного снотворного, это был миропан. Она непременно скончалась бы, если бы ее не нашли так быстро. – И Кантагалли начал излагать свои планы на этот день. – Я лично займусь этим делом, – заверил он Рудольфа.

– Спасибо, – сухо сказал Рудольф.

Он ничего не мог с собой поделать. Теперь, когда Вардани объяснил ему, что представляет собой Кантагалли, Рудольф не moi– относиться к нему по-прежнему. Он не выносил в людях тщеславия и самодовольства, особенно в работниках полиции.

– К сожалению, меня призывают дела, – сказал Кантагалли. – Но я взял на себя смелость заказать для вас такси. Ровно в двенадцать я заеду за вами в гостиницу.

Рудольф случайно взглянул на Маргит Тартани, странное выражение мелькнуло в ее глазах и тут же пропало. Что это было: злорадство, злоба, страх?

– Счастливого пути! – кивнула она ему.

Харри не мог описать людей, которые пытались его задушить, но их было двое, это точно. Он чувствовал себя бодрым и радовался предстоящему возвращению домой. И все-таки Рудольф решил не рассказывать ему о покушении на его мать, пока не станет ясно, что жизнь Харри находится вне опасности.

Верный своему обещанию, Рудольф перед уходом заглянул к фру Халворсен. В ее палате уже находились две сиделки, поглощенные чтением. Он сказал, что в час дня они вылетают домой, и она снова заверила его, что чувствует себя прекрасно. Она и выглядела прекрасно, эта удивительная женщина.

– Замечательно! – Некоторое время Рудольф молча смотрел на нее. – А почему вы мне не сказали, что Кантагалли с переводчицей беседовали с вами до моего прихода?

– Господи! – испугалась она. – Но ведь я считала, что это вы их ко мне послали! Я допустила какую-нибудь оплошность?

– Нет, нет, – успокоил ее Рудольф. – Думаю, вам следует сейчас одеться. Кантагалли лично заедет за вами и привезет вас в отель, а оттуда мы все вместе поедем на аэродром. Ваш сын летит тем же самолетом. Скоро мы опять будем дома!

Он спустился к ждавшему его такси, счетчик был включен. Доехав до отеля, Рудольф хотел расплатиться, но шофер сказал, что с ним уже расплатились.

Опять Кантагалли!

Из своего номера Рудольф заказал разговор с Карстеном. Теперь он не опасался, что их могут подслушать, – он должен был лишь сообщить, когда они прилетят, и попросить Карстена, чтобы приготовили санитарную машину, которая отвезет Харри прямо в больницу.

На этот раз он не забыл дать Карстену указание, чтобы он еще раз проверил всех друзей Харри в связи с Пером Ларсеном.

– На твоем месте я бы остался в Италии. У нас тут такое творится! – на прощание сказал ему Карстен.

Потом Рудольф набрал номер Лиллиан, она ответила после первого же звонка.

– Я решила, что случилось еще какое-нибудь несчастье! – Она была испугана и сердита. – Скоро уже одиннадцать!

– Прошу прощения, у меня было трудное утро. Кантагалли заедет за нами в двенадцать. Самолет вылетает в тринадцать десять. Успеешь упаковать вещи?

– Ты надо мной смеешься? Я их еще не распаковала!

– Прости, я не подумал об этом. – Голос его потеплел. – Карстен просил передать тебе горячий привет.

20

Кантагалли прибыл в «Альберго континентале» ровно в двенадцать. Он был, как всегда, в форме, на груди красовалось множество медалей. По дороге на аэродром они почти не разговаривали. Фру Халворсен радовалась возвращению домой. Лиллиан Бек эта перспектива радовала гораздо меньше.

– Уле переехал к Ронемам. – Рудольф решил заранее сообщить Лиллиан эту новость.

– Я так и думала. – Она мрачно смотрела на дорогу. – Он всегда у них спасается от домашних неприятностей. Это еще одна причина, почему я не хочу иметь с ними дела. Если бы они не облегчали ему жизнь, он бы не позволил себе так распускаться. Иногда мне кажется, что их дом он считает своим главным домом, а наш – второстепенным. Так было и при матери. А после ее отъезда в Канаду Уле почти не жил дома.

– Какая досада, я не успел показать вам наш Замок, – вдруг сказал Кантагалли.

– Как-нибудь в другой раз, – пробурчал Рудольф. – Может, мы встретимся при более благоприятных обстоятельствах. – Но в этом он сомневался – для него Бриндизи теперь всегда будет ассоциироваться с покойниками и больницами. – Вы первый раз расследуете дело, связанное с Норвегией?

Кантагалли кивнул.

– Впрочем, не совсем так. Когда-то я разбирал одно дело, затрагивающее норвежские интересы. Но это было очень давно. Оно касалось одной пароходной компании, и все уладилось с помощью переписки.

– Значит, вы первый раз прибегли к помощи норвежского переводчика? – невинно спросил Рудольф. Он умышленно перевел разговор на Маргит Тартани.

– Да. Я совершенно забыл, что Мария норвежка, это один из моих людей предложил мне воспользоваться ее услугами.

– Она, по-видимому, уже совсем не чувствует себя норвежкой?

– Конечно, синьор Нильсен! Ведь у нее здесь семья – муж и дети. Вся ее жизнь прошла в Бриндизи. Сами подумайте, шестеро детей! Вернее даже, семеро – она вместе со своими детьми вырастила и воспитала племянницу, дочь покойной сестры. Вот кто настоящая северная красавица – высокая, стройная, белокурая! (О-ля-ля! – прибавил его взгляд, и Рудольф про себя усмехнулся.) Мария очень занята, она отказалась, когда я попросил ее об этой услуге. Однако положение у меня было безвыходное, и она в конце концов согласилась. Но без всякого удовольствия, поверьте мне.

– Кажется, мы приехали, – заметил Рудольф, выглянув в окно.

Машина остановилась.

Галантно склонившись, Кантагалли поцеловал руку фру Халворсен, потом – Лиллиан Бек. И долго тряс руку Рудольфу.

– Будем держать связь, – сказал он. – Надеюсь, перелет вас не утомит. Ни о чем не тревожьтесь, я обо всем распорядился. Arrividerla,[17] синьор Нильсен. Мне было очень приятно познакомиться с вами.

Arrividerla, подумал Рудольф, когда самолет поднялся на высоту десять тысяч метров. Далеко внизу под толстым слоем облаков лежал Бриндизи. Рудольф не видел города, да и не хотел его видеть. Не до свидания, а прощай навсегда, думал он.

Он вздрогнул, когда фру Халворсен проговорила у самого его уха:

– Не понимаю, как норвежка могла согласиться прожить всю жизнь на чужбине! Я даже спросила ее об этом. И знаете, она ответила, что ей никогда не хотелось вернуться в Норвегию! Ей нравится в Италии. Я поинтересовалась, не стала ли она католичкой, но оказалось, она приняла католичество еще в Норвегии. Тогда я спросила, не посещала ли она в Осло церковь святого Улава. Она так посмотрела на меня, что я даже испугалась: вдруг мой вопрос слишком нескромен. Поэтому я рассказала ей про фру Торкилдсен.

– Если не ошибаюсь, вы говорите о Маргит Тартани?

– Конечно, – удивленно ответила фру Халворсен.

– А при чем же тут фру Торкилдсен? – Теперь уже удивился Рудольф.

– Понимаете, когда фру Торкилдсен тридцать лет назад осталась вдовой, она потеряла всякую опору в жизни. Ей было за сорок. Детей у нее не было, с детьми ей было бы легче. Они с Торкилдсеном жили, душа в душу. Когда он скоропостижно скончался, ей показалось, что жизнь кончена. Она совсем растерялась. Мой муж был еще жив. Это был прекрасный, чуткий человек. Он понял, как ей тяжело, и не возражал, чтобы я уделяла ей внимание. Больше года каждое воскресенье мы ходили с ней в католическую церковь. Наверно, она собиралась перейти в католичество. Потом мой муж умер. И я уже не могла ходить с нею в церковь, потому что не хотела оставлять Харри одного. Но к тому времени она как будто потеряла интерес к католицизму. Все это я и рассказала Маргит Тартани, чтобы она поняла, почему я спросила, не посещала ли она в Осло церковь святого Улава. Возможно, мы не раз видели друг друга, даже не подозревая об этом! За тридцать лет люди сильно меняются, сказала я, но все-таки двадцатилетние меняются больше, чем сорокалетние. Может, она помнит меня? Но она ответила, что никогда не думает о прошлом. Она забыла Норвегию и все, что с ней связано. И перевела разговор на другую тему.

– Когда же вы успели поговорить с ней? – Рудольф опять удивился.

– После того, как мы были у Харри, пока вы беседовали с врачом. Понимаете, мне было очень не по себе, потому что я не понимала, о чем идет речь. Ведь я не знаю ни английского, ни итальянского. Вот я и заговорила с Маргит Тартани, она-то норвежка!

– Была норвежкой, – заметил Рудольф, – но уже очень давно.

– Я бы не могла жить в чужой стране! – Фру Халворсен покачала головой. – Ни за что!

– Все люди разные, и это хорошо.

– Вы правы, – пробормотала фру Халворсен и закрыла глаза.

Рудольф мысленно повторил свой разговор с Маргит Тартани – они беседовали по пути в больницу Святой Марии Магдалины.

– Вы давно живете в Италии?

– Больше двадцати пяти лет.

– И вам здесь нравится?

– Думаю, что мне нигде не жилось бы лучше, чем здесь.

– Климат здесь, безусловно, лучше, чем в Норвегии.

– Я имела в виду не климат. Здесь моя семья. Мой дом.

– У вас есть дети?

– Шестеро!

– Шестеро? Вот это да! И сколько же им лет?

– Старшему скоро тридцать, младшему – десять.

Интересно, сколько лет точно она живет в Италии?

Если старшему скоро тридцать, значит, она замужем тридцать один год, самое меньшее. А где они жили до того, как поселились в Бриндизи? Если бы они с самого начала жили в Бриндизи, она сказала бы, что они живут тут не «больше двадцати пяти лет», а «больше тридцати». Можно ли считать случайностью, что фру Халворсен пытались отравить после того, как она «допросила» Маргит Тартани?

После этого «допроса» Маргит и к нему стала относиться иначе.

Рудольф решил сразу же по возвращении домой навести справки о прошлом Маргит Тартани. Если ее брак был зарегистрирован в Осло и если там же родился ее старший сын, узнать о ее прошлом будет нетрудно.

Он откинулся в кресле, расслабился и закрыл глаза.

Через несколько минут он уже спал.

21

Самолет приземлился в Форнебю точно в 22.30. «Скорая помощь» ждала, чтобы отвезти Харри в больницу «Уллевол». Рудольф проводил носилки до машины и, только когда машина уехала, провел своих спутниц через паспортный контроль.

Карстен и Харалдсен ждали их в зале.

– Тяжелая поездка? – спросил Карстен Рудольфа, но смотрел он на Лиллиан.

– Конечно, тяжелая, две пересадки. И в Риме и в Каструпе пришлось ждать самолета. Но вообще-то все прошло гладко.

– Мы здесь с машинами, – сказал Карстен. – Харалдсен отвезет фру Халворсен и фрекен Бек. А мне поручено немедленно доставить тебя в Управление.

– Я могу взять такси! – сказала Лиллиан.

– И я тоже! – поддержала ее фру Халворсен.

– Зачем, если экипаж вас уже ждет? – засмеялся Карстен.

Фру Халворсен была в замешательстве.

– А на вашей машине есть надпись «Полиция»? – испуганно спросила она.

– Нет, нет, – заверил ее Карстен.

– Тогда большое спасибо. – Фру Халворсен открыла сумочку и достала потертый бумажник. – Фрекен Бек, я еще не успела поблагодарить вас за деньги. Разрешите сделать это сейчас. Большое спасибо и возьмите их назад. Я ими так и не воспользовалась.

Лиллиан отшатнулась.

– Фру Халворсен, это ваши деньги! Я их не возьму. В банке вам их обменяют на норвежские кроны.

– Но я не могу принять у вас эти деньги!

– Вы просто обязаны их принять. Давайте больше не говорить на эту тему.

– В таком случае большое спасибо, фрекен Бек! – И фру Халворсен протянула руку, но Лиллиан сделала вид, что не заметила этого.

– Спасибо тебе за все, – сказал она Рудольфу. – Идемте, фру Халворсен. Пора ехать. – Она взяла фру Халворсен под руку и пошла с нею к выходу.

Фру Халворсен была так взволнована, что забыла попрощаться с Рудольфом. Он улыбнулся. Пять тысяч! Небось фру Халворсен чувствует себя сейчас миллионершей.

Рудольф с Карстеном сели в машину, и Карстен включил мотор.

– Здесь у нас столько всего случилось за время твоего отсутствия, хотя и не сравнить с тем, что пришлось пережить тебе. Во-первых, этот футболист. С тех пор как Харри играл в футбол, прошло уже очень много времени. Поэтому я решил сперва поговорить с Албертом Арнесеном – «Стекло и керамика», – они с Харри дружили с пятилетнего возраста. Я поехал к нему в контору. Он сразу вспомнил этого Пера Ларсена и объяснил, где я могу его найти. Ларсен работает продавцом в канцелярском магазине. Я поехал туда, подождал, пока он отпустит очередного покупателя, и…

– И Пер Ларсен сказал тебе, что у него не было никакой сестры! – перебил его Рудольф.

– Точно! В самое яблочко!

– Я же тебе говорил, как Харри познакомился с Венке. Тот, кто заставил ее подойти к нему на улице, прекрасно знал, что у Пера Ларсена не было никакой сестры!

– За ним установлено наблюдение. Кроме того, мы наблюдаем за Коре Виком и Эйнаром Квале. Старик сейчас щедр на людей. Дает нам столько, сколько нужно. Правда, такого дельца у нас еще не было. – Карстен резко затормозил перед кошкой, перебегавшей дорогу. – Какое впечатление произвел на тебя Харри?

– Трудно сказать. Я с ним почти не разговаривал. Но мне до сих пор непонятно, как можно было промазать, стреляя в такую мишень! Странно и то, что убийцы уехали, не проверив, мертвы ли их жертвы. Впрочем, было темно и они очень спешили. Во всяком случае, Кантагалли сказал, что трупы были не тронуты. Часы, бумажники с деньгами – все было на месте.

– Если Харри участвовал в этом заговоре, они нарочно промазали, когда стреляли в него.

– Думаешь, они рискнули бы оставить его в живых? Гораздо безопаснее заставить его умолкнуть раз и навсегда. Ведь он не умер по чистой случайности.

– Да, грязное дело, ничего не скажешь!

– В отношении Харри много неясного, – задумчиво сказал Рудольф. – Преступники, которые пробрались в больницу, не успели его задушить. Но, может, у них и не было такой цели? Может, все это было инсценировано только для меня? Или это было предупреждение ему? Имел ли тот неизвестный Дино намерение убить фру Халворсен? Ведь если бы ее не нашли, она бы так и не проснулась. Никто не знал, что Лиллиан приедет во вторник вечером. А фру Халворсен нашла именно она. Или предполагалось, что фру Халворсен «обнаружит» тот, кто придет, чтобы унести остатки обеда? В отношении Харри я уверен только в одном: он искренне любит свою мать. Поэтому не исключено, что покушение на фру Халворсен тоже было задумано как предупреждение Харри. Как она могла не заметить, что сам Дино вина не пил?

– Если этот таинственный Дино хотел ее убить, зачем ему понадобилось прибегать к снотворному? А если бы она отказалась с ним выпить?

– Между прочим, если это предупреждение Харри, то он о нем так и не знает. Мы решили до приезда домой не говорить ему об этом.

– Может быть, Харри в Осло для них более опасен, чем в Бриндизи?

– К сожалению, пока что мы не можем ответить ни на один из этих вопросов, – сказал Рудольф. – Понимаешь, у меня такое чувство, что я, сам того не зная, располагаю какими-то очень важными сведениями. Кстати, вы были в квартире Венке?

– Да. Мы с Харалдсеном поехали в тот дом на Киркевейен. Нашли дверь с табличкой «Бранд», позвонили и очень долго ждали. Наконец нам открыл какой-то тип, он был босиком, и голова у него была замотана полотенцем. Впустил он нас с явной неохотой. Сказал, что был в отъезде и что квартира в его отсутствие стояла пустая. Он не знает никакой Венке. У него нет ни одной знакомой, которая была бы высокая, худая и похожа на итальянку. К нашему сообщению о том, что в его отсутствие у него в квартире жила женщина, которую к тому же посещал любовник, он отнесся очень недоверчиво. Случайно у него с головы соскользнуло полотенце и… Угадай, что мы увидели?

– Голый череп?

Широко улыбаясь, Карстен повернулся к брату.

– На этот раз, Рулле, ты промазал! Волосы у него были накручены на бигуди! Он увидел, что его тайна раскрыта, и это выбило его из равновесия. По крайней мере он признался, что раньше оставлял ключи от квартиры своим приятельницам. Потом они их ему возвращали. Но кто мог поручиться, что одна из них не сделала себе запасного ключа? Если так, то это было сделано без его ведома. Увы, увы, он нам ничем не может помочь. Он служит в фирме «Ксерокс». Мы продолжаем собирать о нем сведения. Это поручено Орвику и Роботтену.

– Фирма «Ксерокс»? Как же ему разрешили уехать так надолго?

– Я тоже спросил его об этом. Он сказал, что у него был двухмесячный отпуск после операции по поводу язвы желудка. Это подтвердилось, он не солгал. Потом мы беседовали с управляющим домом. Управляющий у них без ноги, ходит на протезе. Сказал, что поднимается в квартиры только в том случае, если его просят что-нибудь отремонтировать. Поэтому он не знал, уезжал ли Бранд и жила ли в его квартире какая-нибудь женщина. По его тону было ясно, что ему наплевать, чем занимаются жильцы, лишь бы они не спалили дом. Ни один человек во всем доме ничего не знает ни о какой Венке Ларсен.

Карстен поставил машину на стоянку, и они вместе вошли в Управление на Виктория-Террассе, поднялись по лестнице и предстали перед начальником отдела Албректсеном.

– Я рад, что ты вернулся, – сказал Албректсен. – Что, туго пришлось?

Рудольф через силу улыбнулся.

– Не то слово!

– Ну, давай докладывай!

Рудольф повторил все, что уже рассказал Карстену.

– Я тоже буду присутствовать при разговоре с Харри завтра утром, – решил Албректсен.

Рудольф взглянул на Карстена.

– Я тебе не сказал: Кантагалли высказал предположение, что это работа мафии. Но мне хочется думать, что он ошибся.

Карстен тихонько присвистнул.

– Да, нам известно, что эта организация действует уже во многих странах, даже в Норвегии есть ее представители. Правда, до сих пор мы обнаружили только Тико. Помнишь, несколько лет назад мы передали его итальянской полиции?

Рудольф рассказал о Маргит Тартани и своих домыслах, связанных с нею. Албректсен и Карстен с интересом слушали его.

– Подозрительная история, – сказал Албректсен. – Постарайтесь разузнать об этой женщине все, что возможно. – Он взглянул на часы и встал. – Скоро двенадцать, сегодня мы опять задержались. Пора по домам. Если бы я работал как все, по восемь часов пять раз в неделю, я бы считал, что у меня отпуск. – Он улыбнулся.

22

В четверг, 27 октября, без десяти девять Рудольфу принесли срочное письмо от главного следователя миланской полиции Франко Франкоболло. Франкоболло подтверждал все сказанное им по телефону относительно лиц, живших на Виа Венерди, 144.

Пока Рудольф читал письмо, позвонил сам Франкоболло. Он сказал, что уже после отправки письма ему стали известны новые обстоятельства. Владелец букинистического магазина признался, что некоторые покупатели пользуются адресом его магазина, если почему-либо не хотят давать свой. Его задача заключалась в том, чтобы хранить почту, пока ее не заберут; за это он получал небольшое вознаграждение. Среди его клиентов был человек по имени Джузеппе Манцини. Где этот Манцини живет, владелец магазина не знает. Во всяком случае, он утверждает, что адреса клиентов ему неизвестны. Они сами забирают свою почту. До сих пор с этим не было никаких недоразумений. И с полицией также.

– Этот прием нам хорошо известен, – сказал Франкоболло, – кажется, по-английски это называется «accommodation adtress».[18] Синьор Тедески, владелец магазина, сказал, что Манцини очень мал ростом, худой и лет ему примерно пятьдесят пять. Крометого, синьору Тедески показалось, что Манцини уроженец Южной Италии, хотя тот и старался говорить «по-римски». Я понял, что Манцини приезжает к нему в самое неопределенное время, но не чаще трех раз в год. Адресом Тедески он пользуется с 1972 года.

Рудольф положил трубку и задумался. Маленького роста, худой, пятьдесят с лишним… Южная Италия.

Он вдруг мысленно увидел перед собой Бертелли. Бертелли был не намного выше, чем фру Халворсен, и такой же худой.

Ему тоже пятьдесят с лишним…

Рудольф заказал разговор с Кантагалли, его соединили через пять минут. Как можно короче он рассказал Кантагалли все, что узнал от Франкоболло.

– Признаться, я сразу подумал о синьоре Бертелли, – сказал Рудольф. – Будьте добры, достаньте, пожалуйста, фотографию Бертелли и для нас, и для Франкоболло. Нам надо убедиться, что он не Манцини…

– Синьор Нильсен, дорогой! – воскликнул Кантагалли. – Неужели вы подозреваете синьора Бертелли? Его фирма понесла такие убытки! Подумайте о его репутации! – Кантагалли тяжело вздохнул. – Неужели вы не понимаете, что его гнев обрушится на меня?

– Очень сожалею, но нам необходимо как можно скорее получить фотографию синьора Бертелли!

– Сделаю все, что в моих силах, – грустно сказал Кантагалли и, не попрощавшись, положил трубку.

Рудольф зашел к Албректсену, тот говорил по телефону.

– Да, Роботтен. Ты, Орвик и Харалдсен займетесь Маргит Тартани. Втроем вы быстро соберете о ней все данные. Рудольф, Карстен и я едем в больницу «Уллевол». – Он положил трубку. – Ты слышал, что я сказал, Рудольф? Сразу же и отправимся. Не возражаешь?

– Я позову Карстена, – сказал Рудольф и вышел.

В машине по дороге в больницу Рудольф рассказал о письме Франкоболло и о разговоре с ним.

– Потом я позвонил Кантагалли. Его возмутила моя просьба прислать нам фотографию Бертелли. Но он обещал сделать все, что от него зависит.

– Насколько я понимаю, фирма «Джеронтони» пользуется хорошей репутацией? – Албректсен взглянул на Рудольфа, и тот кивком подтвердил его слова. – Бек, во всяком случае, отзывается о ней очень хорошо. Финансовое положение фирмы «Инт-Транс» тоже не внушает никаких подозрений.

–: Это было только предположение… – сказал Рудольф.

– Кстати, об «Инт-Транс», – перебил его Карстен. – Мне только что стало известно, что Крошка Уле снова вернулся домой. В половине восьмого утра он покинул особняк Ронемов. В десять минут девятого он был на Холменкуллосене. Почему он так долго ехал, я не понимаю, ведь это рядом.

Когда в палату вошли Рудольф, Карстен и Албректсен, Харри дремал; при звуке их шагов он быстро открыл глаза. Рудольф представил ему вошедших и спросил, как он себя чувствует.

– Сильная слабость, но вообще-то лучше, чем вчера, – ответил Харри.

– Значит, сможешь дать нам более подробные показания?

Харри взглянул на Рудольфа и кивнул. Очевидно, ему было уже не больно шевелить головой, он даже улыбнулся.

Карстен установил магнитофон на тумбочке возле кровати. Харри с интересом наблюдал за его манипуляциями.

– Готово, начали, – сказал Карстен, нажав какие-то кнопки.

– Тебе не кажется подозрительным, что Венке подошла к тебе на улице? – спросил Рудольф.

– Нет.

– И то, что у вас сразу же завязались интимные отношения?

– Нет. Она жаловалась на одиночество. Я тоже был одинок. Все получилось само собой.

– А ты знаешь, что у Пера Ларсена нет сестры?

Харри вздрогнул.

– Как нет? Но… но… Нет, я не понимаю.

– Венке жила в квартире, которая принадлежит мужчине. Его фамилия Бранд. Он, уезжал на два месяца и уверяет, что все это время квартира стояла пустая.

– Но… а двоюродная сестра в Англии?

– Такой не существует.

– Как же Венке попала в эту квартиру? Значит, Бранд оставил ей ключ? А почему?

– Бранд утверждает, что не знает никакой высокой женщины, похожей на итальянку.

Харри облизнул губы.

– Теперь я окончательно ничего не понимаю, – с трудом проговорил он.

– В Бриндизи ты сказал, что Венке попросила, чтобы ты взял ее с собой в Италию. То есть ты не сам ее пригласил, так? Еще ты сказал, что она попросила тебя об этом, когда вы были знакомы всего две недели. Тогда ты еще не знал, что поедешь в Бриндизи.

– Правильно.

– Тебя не удивляет, что она знала то, чего не знал ты? – без передышки продолжал Рудольф.

– Нет. – Харри закрыл глаза, но тут же снова открыл их. – Она не называла Бриндизи. Она только сказала, что хочет поехать со мной, когда я в следующий раз поеду в Италию.

– А почему, ты поинтересовался?

– Да. Она сказала, что… любит меня. – Харри проглотил комок в горле. – И про тетю Веру, которая была тяжело больна и просила Венке приехать к ней… А денег на билет не прислала… Вот Венке и хотела поехать со мной. Я ей сказал, что мои товарищи ни за что не согласятся, чтобы я взял с собой девушку. А она сказала, что не надо им ничего говорить. Мы можем сделать вид, будто случайно встретились на пароме.

– На пароме? – быстро переспросил Рудольф. – Ты уверен, что она именно так и сказала?

– Да. А что?

– А вам случается ездить в Италию через Швецию?

– Конечно. Тогда мы плывем на пароме из Хельсингборга в Хельсингёр. Но в этот раз нам было неудобно ехать через Швецию. Мы отправлялись из Конгсберга, поэтому нам было ближе плыть на пароме из Ларвика в Фредериксхавн.

– А когда вы договаривались с Венке, ты знал, что вы повезете продукцию Оружейного завода в Конгсберге?

– Нет. Не знал.

– Как думаешь, откуда Венке могла об этом узнать?

– Венке? А она этого не знала.

– Нет, знала. Она заказала себе билет на паром из Ларвика за три недели до вашего отъезда.

– У нее уже был билет на паром, когда она попросила взять ее с собой в Италию? Тогда, выходит, она действительно знала, что мы повезем! – Харри помолчал. – Ведь если бы мы отправлялись не из Конгсберга, мы бы непременно поехали через Швецию.

– Скажи, Харри, ты правда ни в чем не замешан или только притворяешься? Предупреждаю тебя: мы все равно докопаемся до истины и, если ты окажешься соучастником, тебя ждет пожизненное заключение. Убиты три человека. И я думаю прежде всего о них. А потом уже о трейлерах.

– Нет! Нет! Я ничего не знаю! – воскликнул Харри, пытаясь сесть, но тут же бессильно упал обратно на подушку. – Ведь это мои товарищи! Я видел, как их застрелили! Я видел, как застрелили Венке!

– Хорошо, будем считать, что ты невиновен, пока не доказано обратное, – сказал Рудольф сурово. – А теперь вспомни свои встречи с Венке. Она никогда не упоминала об «Инт-Транс»?

– Нет.

– Когда ты сказал ей, что работаешь в этой фирме?

– В первый день знакомства. Она спросила, где я работаю. Я и сказал. И поинтересовался, где работает она. Она сказала, что она оформитель витрин. Работает по договорам.

– Ты можешь описать квартиру, в которую она тебя приводила?

– Конечно! Я никогда в жизни не видел такой роскоши. Я бывал дома у Беков, у них тоже очень красиво, но все же не так. – И Харри начал описывать толстые ковры, кресла, диваны, картины.

Карстен кивнул.

– Все точно.

– Два человека пытались тебя задушить, когда ты лежал в больнице Святой Марии Магдалины.

Харри промолчал, но стиснул зубы.

– В Бриндизи ты нам не смог их описать. А сейчас можешь?

– Нет. Я уже засыпал, когда они вошли в палату. Все произошло так быстро.

– А перед тем кто-то пытался отравить твою мать.

– Маму? – Харри опять хотел сесть, и снова голова его бессильно упала на подушку. – Маму? Маму! Почему никто не сказал мне об этом?

– Мы решили не говорить тебе, пока ты хоть немного не окрепнешь. Твоей матери сделали промывание желудка. Сейчас она совершенно здорова. Но все могло кончиться трагически. Прошу тебя, расскажи все, что тебе известно, все, что ты еще не рассказал нам. А то, боюсь, кому-нибудь придет в голову заставить тебя или твою мать умолкнуть навеки. Если ты замешан в этом деле, вам обоим угрожает серьезная опасность.

– Я же сказал, я ничего не знаю! – взмолился Харри, растерянно оглядывая всех по очереди. – Честное слово!

– Ладно, Харри. Расскажи теперь о вашей поездке. С той минуты, когда Венке Ларсен подошла к вам на пароме.

И Харри начал рассказывать. О «Смеющейся кошке». О том, где по пути они останавливались поесть и как долго задерживались в том или другом месте. О том, как Венке звонила по телефону из автомата недалеко от Пескары. О том, что она все больше нервничала по мере приближения к Фодже. Об их разговоре в машине. О дорожном указателе с надписью «Castello di Cantani»…

Харри закрыл глаза.

– Вот там… – проговорил он с закрытыми глазами. – Там… все и случилось! Маленькие человечки в зеленой форме… Выстрелы… Гюндерсен… Лиен… Бертелсен… Венке что-то крикнула… В нее тоже выстрелили… Она испугалась… Даже как будто удивилась… А потом… больше я ничего не помню…

– Что она крикнула?

Харри ответил не сразу: мысленно он снова переживал те минуты.

– Не знаю, – сказал он наконец. – По-моему… по-моему, она крикнула что-то… по-итальянски.

– А она знала итальянский?

– Нет, говорила, что не знает.

– А как она говорила по-норвежски, как жители Осло или на диалекте?

– Как все в Осло, как говорят образованные люди.

Карстен достал пачку фотографий, которые ему дали в паспортном отделе. Все эти женщины в течение последних десяти лет получали заграничные паспорта или обновляли их. Харри просмотрел все фотографии. Просмотрел еще раз. Венке среди них не было.

Потом Карстен показал ему фотографии женщин, попавшие за это же время в уголовную картотеку. Среди них Венке тоже не оказалось.

– Если ты вспомнишь что-нибудь еще, сразу же сообщи полицейскому, который будет дежурить возле твоей палаты, – сказал Албректсен, собираясь уходить. – Можешь позвонить сестре, и она пришлет его к тебе. Или просто окликни его. Его фамилия Смебю. Он будет заходить к тебе каждые пятнадцать минут.

– Кари… – пробормотал Харри. – Эдвард… что с ними будет?

– Сам понимаешь, каково им сейчас, – ответил Рудольф. – Кстати, что тебе известно о Гюндерсене и наркотиках?

– Как вы об этом узнали? – удивился Харри.

– Давай выкладывай все, что знаешь, – велел Албректсен.

– Гюндерсен убит. Значит, теперь можно все рассказать, – прошептал Харри.

– Тебе же будет хуже, если ты этого не сделаешь, – предупредил его Рудольф.

– Он привозил очень мало. Немного по сходной цене он продавал Лиену, ведь они дружили. А остальное сбывал на сторону, чтобы свести концы с концами. Трюгве хорошо зарабатывал, но все равно ему было не по карману платить полную цену. Это ясно.

– А кому еще Гюндерсен продавал наркотики?

– Не знаю.

– А Бертелсен тоже знал, чем промышляет Гюндерсен?

– Мы все это знали. Трюгве только потому и ездил в рейсы, чтобы иметь возможность покупать наркотики. Он ненавидел эту работу.

– Где Гюндерсен доставал наркотики? – спросил Карстен.

– У него были связи в Дании, ФРГ и Италии. Больше мы ничего не знали. Случалось, мы приезжали в какой-нибудь город, и он уходил куда-то один. Он так уходил во многих городах, наверно для того, чтобы мы не догадались, где именно он запасся товаром. Он занимался этим только ради Трюгве…

– А каким образом Эдвард. стал наркоманом? – поинтересовался Рудольф. – Ведь он никогда не выходит из дому. Сам он не мог доставать себе наркотики.

– У Трюгве была не жизнь, а сущий ад, – медленно проговорил Харри. – Однажды Рогер предложил, чтобы он дал Эдварду какой-то наркотик. С этого все и началось. Что теперь будет с Эдвардом?… Кто его будет снабжать наркотиками?…

– Когда он стал наркоманом?

– Не помню. Года два назад, а может, и три.

– И никто из вас не считал, что Гюндерсен совершает преступление, снабжая его наркотиками? И что он совершает преступление, продавая наркотики другим людям?

– Он ведь не наживался на этом! Продавал кое-кому, чтобы иметь возможность по дешевке снабжать Трюгве.

– И ты в это веришь?

– Да!

– Не понимаю, Харри, ты на самом деле такой глупый или только прикидываешься дурачком?

Харри не ответил.

– Если ты считаешь, что можно торговать наркотиками, то почему нельзя похитить два трейлера, убив при этом трех водителей?

Харри с укоризной посмотрел на Рудольфа.

– Но это же мои товарищи! Слышите? Убиты мои товарищи!

Допрос кончился. Харри проводил их до двери грустным взглядом. В коридоре Карстен сказал с чувством:

– Глуп как пробка! Мы никогда не покончим с торговлей наркотиками, пока есть такие, как Харри.

– Те, кто организовали это похищение, не случайно использовали именно его! – заметил Рудольф. – Потому я и думаю, что главные заправилы сидят у нас в Осло.

23

В кабинете Рудольфа ждали Роботтен, Орвик и Харалдсен. По их лицам он сразу увидел, что у них есть интересные новости.

– Это оказалось даже слишком легко, – пожаловался Роботтен.

– Слава богу, что не все трудно, – коротко ответил Рудольф.

Он вдруг вспомнил о старой фру Стенстад. За ней установлено наблюдение. Кто знает, как велика банда, торгующая наркотиками, но, если кто-нибудь из них решит расправиться с «осведомительницей», его непременно задержат. Надо при первой же возможности навестить ее, подумал Рудольф.

– Маргит Поулсен была обвенчана с Луиджи Тартани двадцать второго июня сорок восьмого года. Двадцать второго сентября того же года она благополучно разрешилась мальчиком.

– Ты хочешь сказать, что она вышла замуж на шестом месяце беременности?

– Верно.

– И к тому же за итальянца?

– Тоже верно.

– Странно. – Рудольф покачал головой.

– Пятого июля пятьдесят четвертого года она родила еще одного мальчика, – продолжал Роботтен. – А первого февраля пятьдесят пятого года вся семья покинула Норвегию. Мы знаем, где она работала после окончания школы вплоть до самого замужества. А также где она жила – ей часто приходилось переезжать с места на место. Она и ее сестра Верит, которая была на два года старше Маргит, вели, можно сказать, кочевой образ жизни – они выросли в детском доме…

– А я был уверен, что у нее не было никаких родственников! Рассказывай подробнее, не в том телеграфном стиле, которым вы пишете свои донесения!

– Начнем в хронологическом порядке, – предложил Роботтен. – Приготовься к сюрпризу, Рудольф!

– Харалдсен поехал по тем адресам, где жила Маргит, чтобы расспросить, не помнит ли ее кто-нибудь, – начал Орвик. – А я обошел три фирмы, где она работала. В первой фирме она работала курьером. Я там беседовал с человеком по фамилии Рюд. Он запомнил Маргит, потому что она начала у них работать как раз в тот день, когда у него умерла старшая дочь. Маргит очень напоминала ему дочь, поэтому он даже обрадовался, когда она от них ушла. Следующая фирма, которую я посетил, десять лет назад сменила владельца. Там никто не помнил ни Маргит, ни кем она у них работала. В третьей фирме, изготовляющей конторское оборудование, меня направили к начальнице отдела, фру Мюггерюд. Она прекрасно помнила Маргит. «Ее интересовали только мужчины! – сказала фру Мюггерюд. – Она вешалась на любого. К счастью, я больше никогда не встречала таких, как она! Одно время я подозревала, что она вскружила голову Бьярне, моему покойному мужу. Но он быстро раскусил ее. Я уже тогда работала в фирме и могла наблюдать за всем, что происходит. Иначе… иначе даже не знаю, чем бы все кончилось. Мой муж был бабник, а Маргит – очень хороша собой, хоть и немного вульгарна. Одевалась она всегда вызывающе, словом, ей не хватало воспитания. Она бегала за директором и даже добилась для себя некоторых привилегий. Маргит была самой обыкновенной служащей, но держала себя так, будто она по меньшей мере личный секретарь директора и его правая рука. Он был женат, но это не имело для нее никакого значения. Кончилось все, как и должно было кончиться. Она оказалась в интересном положении. Живот растет и растет, а обручального кольца все нет! Неожиданно она исчезла, не сказав никому ни слова. Мы просто умирали от любопытства! Представляете себе, как мы были удивлены, когда узнали, что она вышла замуж за итальянца, с которым только что познакомилась!» Я, конечно, спросил, откуда им было известно, что Маргит только что познакомилась с итальянцем. Оказалось, что кто-то из служащих фирмы был знаком с кем-то, кто в свою очередь жил в том же доме, что и этот итальянец. «О таких вещах всегда становится известно, – сказала фру Мюггерюд. – Шила в мешке не утаишь». И хотя все это произошло много лет назад, ее неприязнь к Маргит была по-прежнему велика. Я уже собрался уходить, как она вдруг сказала: «Но до чего ж она была ловкая баба! Этого у нее не отнимешь. Думаю, что Фрицу Беку пришлось изрядно раскошелиться!» Я так и подскочил. «Фрицу Беку? – спросил я. – Откуда вы знаете, что отцом ее ребенка был именно он?» Она посмотрела на меня как на слабоумного. «Да потому, что в то время она крутила только с ним! Он звонил ей каждый день, и она ходила с сияющими глазами. Фриц то, Фриц се, мы с Фрицем поженимся. Но Фриц не пожелал разводиться!» Вот и все, – закончил свой рассказ Орвик.

– Фриц Бек? – Рудольф не сводил с Орвика глаз. – Фриц Бек? – повторил он.

– Я же предупредил, что тебя ждет сюрприз! – Роботтен добродушно улыбнулся. – А теперь пусть Харалдсен похвастается своим уловом.

– Но сперва вызовите на допрос Бека.

– Бек от нас не уйдет, – сказал Роботтен. – Наберись терпения, Рудольф. У нас есть еще один сюрприз для тебя. Начинай, Харалдсен!

Харалдсен достал длинный список, с которым сверялся во время рассказа. Он проехал по восьми адресам. Три дома, в которых жила Маргит, теперь снесены. Два других перестроены в соответствии с новыми требованиями. Старым жильцам, которые могли помнить Маргит, пришлось переехать, так как перестроенные квартиры оказались им не по карману. Харалдсен признался, что потерял было надежду, но в шестом месте ему повезло. Некая фру Лоне, уже пожилая дама, прекрасно помнила Маргит Поулсен. Она очень жалела Маргит, потому что Маргит была сирота. Маргит очень хотелось добиться успеха в жизни, и фру Лоне всячески старалась помочь ей. В частности, фру Лоне, которая в ту пору была энергичной сорокалетней женщиной, диктовала Маргит, когда та упражнялась в машинописи на портативной машинке господина Лоне. «Очень красивая и милая девушка», – сказала о ней фру Лоне…

– Переходи к главному! – перебил его Роботтен. – Разве ты не видишь, что терпение Рудольфа вот-вот лопнет?

Харалдсен продолжал.

В седьмом месте он беседовал с другой пожилой дамой, которая тоже хорошо помнила Маргит, но была о ней несколько иного мнения.

– Ее возмущало фривольное поведение тогдашней молодежи, – сказал Харалдсен, позволив себе чуть-чуть улыбнуться. – Маргит, по выражению этой дамы, была весьма ветреным созданием, и потому дама вздохнула с облегчением, когда Маргит переехала к своей сестре, которая как раз в то время родила дочь, хотя в браке не состояла! И наконец, в последнем месте я беседовал с третьей старой дамой, которая считала, что со стороны Маргит было очень благородно переехать к сестре, «попавшей в беду». Она прекрасно помнила, что это было в сорок пятом году, то есть тридцать два года назад, потому что как раз в тот год она овдовела. Только что кончилась война, но это уже не так важно.

– Давай главное! – Роботтен раздраженно тряхнул головой.

Не обращая внимания на Роботтена, Харалдсен не спеша продолжал свой рассказ:

– Маргит поселилась вместе с сестрой, но вскоре старая дама разочаровалась в ней. Дело в том, что сестра Маргит заболела, и тогда Маргит отбила у сестры ее дружка. Старая дама пожаловалась на это хозяину дома, но хозяин не стал вмешиваться – он сам был неравнодушен к Маргит. В конце концов Маргит забеременела. Для больной сестры это была последняя капля – однажды ночью она заснула и больше не проснулась. – Харалдсен сделал паузу. – Это точно. Берит Поулсен умерла. Я проверял. Она похоронена на кладбище Нурдре.

Подождав, чтобы его слова полностью дошли до сознания Рудольфа, Харалдсен снова заговорил:

– Вскоре Маргит вышла замуж за итальянца, и они куда-то переехали – иностранец, Маргит и ее племянница. Старая дама не знала ни нового адреса Маргит, ни того, как сложилась в дальнейшем ее жизнь. Но не скрывает, что ей было бы любопытно это узнать.

– Выходит, Фриц Бек – отец и дочери Берит, и сына Маргит? – медленно проговорил Рудольф.

– Выходит, так, – ответил Харалдсен.

Зазвонил телефон. Это была фру Халворсен.

– Я прочитала в телефонной книге, что к больным пускают с шести до без четверти семь. Нельзя ли мне раньше повидать Харри?

– Конечно, можно.

Рудольф объяснил ей, как пройти в отделение, где лежит Харри.

– Кто у нас ведет наблюдение за фру Халворсен? – спросил он, положив трубку.

– Фрида Дален и Инголф Бьерке, каждый на своей машине.

– Хорошо. Теперь идемте к Албректсену.

24

Раздался звонок. Сердито хмыкнув, Албректсен взял трубку.

– У меня совещание, – строго сказал он. – Я просил не беспокоить меня! – После короткого молчания, он проговорил уже другим тоном: – Кто? Что? Соедините меня с ней! – Прикрыв рукой трубку, он тихо объяснил присутствующим: – Это Лиллиан Бек. – И убрал руку. – Добрый день, фрекен Бек. Так что же случилось? И когда вы это обнаружили? Полчаса назад? Почему же вы не позвонили мне сразу? А, понимаю! Держите с нами связь все время.

Он оглядел присутствующих:

– Бек пропал. Может быть, «пропал» не совсем подходящее слово, но он ушел из дому, ничего не сказав, и Лиллиан боится, как бы с ним чего не случилось. В последнее время он был очень мрачный.

– Ты хочешь сказать, что она боится, как бы он не покончил жизнь самоубийством? – спросил Рудольф. – А как, интересно, ему удалось уйти? Я думал, что за его домом и за фирмой «Инт-Транс» ведется наблюдение?

– Ведется, – мрачно ответил Албректсен. – А где Карстен?

– Поехал к Ронемам, – сказал Роботтен. – Он должен выяснить, знакомы ли они с Брандом или с кем-нибудь из его друзей. Потом он собирался заехать в «Ксерокс» и поговорить с начальником Бранда. А также и с самим Брандом. Карстен решил слегка нажать на него, чтобы он дал более толковые показания. Карстен сказал, что вы с ним считаете, будто Бранд знает больше, чем говорит.

– Это верно, – согласился Рудольф. – Никто не поселится в чужой квартире, если у него нет стопроцентной уверенности, что он может безнаказанно в ней находиться. Бранд отказался дать список своих знакомых. Ясно? Мы держим его под наблюдением. Сейчас он снова вышел на работу. Это заставит его быть более покладистым. Кому нравится, чтобы о нем ходили всякие темные слухи.

– Если человек хочет спрятаться, самое лучшее место – современные большие дома, где жильцы не знают друг друга, – заметил Орвик.

– Бек и его дети уверяют, что не знали Бранда и не бывали в том доме, где он живет, – сказал Рудольф. – Но это еще надо проверить.

– Харалдсен, передай по рации всем нашим машинам об исчезновении Бека, – распорядился Албректсен. – Автомобиль Бека стоит в гараже. Если он и ездит сейчас на машине, то не на своей. Проверьте во всех прокатных фирмах, не брал ли Бек машины. Надо выяснить, было ли его бегство подготовлено заранее.

Харалдсен ушел, и совещание продолжалось без него.

– Вызови всех, кто помнит Маргит Поулсен-Тартани, – распорядился Албректсен, обращаясь к Рудольфу. – Поторопи Кантагалли. Нам надо знать точно, не является ли Бертелли тем человеком, который называл себя Манцини. Кроме того, нам нужен список всех друзей семьи Бек – и самого директора, и его сына, и дочери. Пусть наши люди побеседуют с ними. Лиллиан, должно быть, не зря тревожится за отца, если она нам позвонила. Его надо найти как можно скорее.

– Хорошо. – Рудольф встал. – Теперь Беку известно, что мы вышли на Маргит Тартани и узнаем о нем всю правду, – задумчиво сказал он, собираясь уходить. – Но, с другой стороны, он не единственный, кто имеет внебрачных детей от двух сестер. Если, конечно, это так. Мне интересно, неужели Бек бежал, опасаясь только этого разоблачения?

– А ты сам как считаешь? – Албректсен внимательно посмотрел на Рудольфа. – Что еще могло бы заставить его скрыться, как по-твоему?

Рудольф мысленно представил себе Лиллиан. Вот она плачет. Вот рассказывает о ссорах между отцом и Уле. Он вспомнил Уле, который не желал работать, а только тянул с отца деньги. Уле обвинял отца в скупости, хотя отец предоставил ему возможность быть вечным студентом, не знающим материальных забот. Во всяком случае, Рудольф именно так представлял себе их отношения. Уле называл отцовскую фирму паршивой лавочкой, но вымогал у отца, сколько хотел. И все ему было мало. Он жил вместе с отцом и сестрой и имел доступ ко всем делам фирмы. Молодой человек, он вполне мог быть знаком с Венке и вместе с ней подготовить крупную операцию. Как он рассердился на Лиллиан, когда узнал, что она рассказала полиции о водителе трейлера Свендберге! Лиллиан сама призналась Рудольфу, что разрешила водителям поменяться рейсами, в результате чего Свендберг повез макулатуру, а не дорогие косилки. И никто, кроме Лиллиан, не знал об этом в течение нескольких часов. Подозрительно, что Уле был так хорошо осведомлен о последних часах жизни Свендберга – рестенил, дамские трусики. Об этом никогда не печаталось в газетах. Правда, наверно, не раз говорилось дома у Бека. Но злость Уле, сразу бросающаяся в глаза… Что это, уж не горечь ли при мысли об ускользнувшей добыче?

– Так как ты считаешь? – нетерпеливо спросил Албректсен.

– По-моему, если бы Бек подозревал, что его сын принимал участие в похищении трейлеров, он бы покончил с собой, – ответил Рудольф. – Несмотря на грехи молодости, на дорогостоящую вульгарность, с какой он обставил свой кабинет, я уверен: Бек живет только ради своей семьи и своей фирмы. В сущности, он очень одинокий человек. Мне по крайней мере так показалось. Поэтому, если Уле… Да, я уверен, Бек не перенес бы, если бы оказалось, что Уле замешан в это дело.

– При первой же возможности надо будет еще раз поговорить с ним, – вздохнул Албректсен.

Некоторое время все молчали.

– Давайте вернемся к Маргит Тартани, – сказал Албректсен. – Что нам известно про ее мужа? Рудольф, ты знаешь, как он выглядит?

– Нет. Я его не видел.

– Может, он и есть Манцини? А? Наверно, Бертелли не единственный итальянец, про которого можно сказать, что он невысокий, худой и темноволосый? Когда будешь разговаривать с Кантагалли, попроси его прислать нам фототелеграфом фотографию Тартани. И нам, и в Милан. Надо поскорее кончать это дело.

Албректсен поднялся в знак того, что совещание закрыто.

25

Виноград, подумала фру Халворсен, вдруг Харри захочется винограду. И что-нибудь почитать. «Дагбладет» и «Вердене ганг».

Она прошла по Сумсгате и, свернув за банком в переулок, вышла на Киркевейен к магазину, в котором много лет была постоянной покупательницей.

Через несколько минут она вышла из магазина с большим пакетом всевозможных лакомств и пошла по Киркевейен. На перекрестке ей пришлось задержаться из-за красного света. Фру Халворсен не терпелось поскорей попасть в больницу.

Несмотря на большую территорию, занимаемую больницей, фру Халворсен без труда нашла нужный корпус.

Молодая, хорошенькая сестра, которую звали Анной, попросила ее подождать – сперва надо позвонить в отделение. Позвонить? Фру Халворсен занервничала. Она даже не села на предложенный ей стул.

Может быть, Харри хуже? Может, он уже…

Фру Халворсен пришлось поставить пакет и белоснежным платком вытереть повлажневшие руки. Она вся покрылась холодным потом.

Разговор длился долго. Но вот сестра Анна с улыбкой обернулась к фру Халворсен и сказала, что сейчас сестра Биттен проводит ее к Харри.

Сестра Биттен оказалась тоже недурной, но не такой хорошенькой и не такой молоденькой, как сестра Анна.

– Идемте со мной, фру Халворсен.

– Что с Харри? Ему стало хуже?

– Нет, нет, не волнуйтесь, фру Халворсен! Он чувствует себя прекрасно. С чего вы взяли, что ему хуже?

– А почему вы так долго говорили по телефону?

Сестра Биттен рассмеялась:

– Потому, что мы его охраняем!

Фру Халворсен вздохнула с облегчением и поспешила вслед за сестрой Биттен. Какой-то парень в белых брюках и в белом халате прокатил мимо них каталку с грязным бельем. Они с сестрой Биттен весело приветствовали друг друга. Он свернул за угол и подъехал к лифту, находящемуся почти напротив палаты Харри.

Возле палаты дежурил констебль Смебю, он не проявил никакого интереса к парню, но улыбнулся сестре Биттен и фру Халворсен.

– Мать Харри пришла навестить его, – весело сказала сестра Биттен. – Заходите, пожалуйста, фру Халворсен. Я вас подожду здесь.

С бьющимся сердцем фру Халворсен вошла к сыну. Через четверть часа она вышла из палаты, глаза ее сияли. Сестра Биттен проводила ее по коридору, а Смебю углубился в ковбойский роман.

Через десять минут к палате подошла новая сестра. Смебю видел ее первый раз.

– На Западном фронте без перемен? – спросила она.

Он посмотрел на жетон с именем, приколотый к ее халату. Сестра Рут.

– Только что у него была мать.

– Прекрасно. Кто ее провожал?

– Сестра Биттен.

– Хорошо. Помните, посторонних не впускать. Больной находится под особой охраной.

Она вошла в палату и прикрыла за собой дверь.

Как будто я не знаю, для чего меня здесь поставили, обиженно подумал Смебю, снова берясь за книгу.

Харри читал «Дагбладет». Когда к нему подошла сестра, он оторвался от газеты. Эту сестру он видел первый раз.

– Меня зовут Рут. – Глаза у нее были зеленые. Волосы рыжие. – Я должна измерить тебе температуру и сделать укол витамина. – Она картавила, как картавят все бергенцы.

Чем-то она напомнила ему Венке. Наверно, тем, что глаза у нее тоже были немного раскосые.

И такой же узкий нос…

Скулы…

Походка…

Он пытался убедить себя, что этого не может быть. Венке погибла. Ее убили у него на глазах.

Щиколотки…

Он еще в первый день обратил внимание на щиколотки Венке – такие тонкие, как только они выдерживали тяжесть ее стройного, длинного тела!

У сестры Рут щиколотки были такие же, как у Венке.

Она сунула ему в рот градусник, взглянула на часы и начала готовить шприц.

Улыбка!

Только теперь он заметил, что– между передними зубами у нее такая же щелка, как у Венке!

Он хотел крикнуть «Венке!», но ему помешал градусник. Он не успел его выплюнуть и не успел поднять руки. Одна была в гипсе. Другая – прижата к кровати его же собственным туловищем.

Он почувствовал укол – игла вошла в руку. Это не витамин, в ужасе подумал Харри. Это смерть! И это Венке!

Больше он ни о чем не успел подумать.

Сестра Рут немного помедлила у постели Харри и спокойно вышла из палаты, прикрыв за собой дверь.

– Противная погода! – бросила она, проходя мимо Смебю, который в знак согласия кивнул головой. – Не могу дождаться снега. – Она подошла к лифту.

– О себе я этого не скажу, – заметил Смебю. – У меня не гнется колено. А если не ходишь на лыжах… – Он выразительно пожал плечами.

– Да, конечно. – Она вошла в лифт.

Смебю продолжал читать.

Вскоре он услышал, что лифт остановился. Из него вышел тот же парень, который вез на каталке грязное белье и с которым Смебю разговаривал меньше часа назад.

– Хорошо вам в полиции, – сказал он Смебю, покачав головой. – Целый день сиди себе да читай! А вот я… – Он вздохнул.

– Ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что я каждый день так отдыхаю. Спокойное дежурство – редкость. Но, честно говоря, мне этот покой не по душе. Я предпочитаю бурные события. – Он тоже вздохнул. – Ненавижу бездействие!

– Долго бездействовать, конечно, скучно. – Парень улыбнулся. – Ну, мне пора! А то не успею переделать всех дел! Мое дежурство кончается… – Он взглянул на часы. – Через два часа сорок минут. Пока!

Фрида Дален и Инголф Бьерке сидели каждый в своей машине и тоже скучали. Приходили и уходили сестры, иногда они шли парами, болтали, смеялись… Врачи… Все было тихо и спокойно.

Какой-то парень в белом халате выкатил из здания каталку с грязным бельем. Только что вошел с нею – и уже обратно! Видно, такая работа. Парень подошел к небольшому фургону, стоявшему у черного хода. Фрида находилась к нему ближе, чем Инголф. Поэтому только она заметила, что парень шевелит губами, словно говорит сам с собой. На лице у него появилось радостное выражение.

Фрида опустила маленький театральный бинокль и вызвала по рации Инголфа.

– Подозрительный парень, – сказала она. – Надо за ним последить!

– А ты подойди к нему под каким-нибудь предлогом. – Инголф считал, что Фриде везде мерещатся опасности. – Попроси у него спичку или еще что-нибудь… Скажи, что ждешь подругу… Словом, придумай сама!

Фрида вылезла из машины и ленивой походкой, не спеша направилась к парню – стройная, невысокая девушка в красных бархатных брюках и замшевой куртке на меху, длинные светлые волосы, серые глаза, густые ресницы, черные без помощи туши. Подойдя к парню почти вплотную, она весело сказала:

– Привет! Дай мне, пожалуйста, пару спичек, коробок у меня есть…

Парень вздрогнул.

– У меня только зажигалка. – Он захлопнул заднюю дверцу своего фургона и быстро прошел к кабине.

– Ну так дай мне прикурить! – Она взяла сигарету в рот и, не спуская с него глаз, пошла за ним к кабине.

– Извини, спешу!

Он бросился на сиденье. Через секунду фургон на полной скорости уже мчался к воротам больницы.

Инголф, который с интересом наблюдал за этой сценой, поехал за ним. Фрида кинулась к своей машине, дала газ и покатила следом за Инголфом.

Выехав из ворот, фургон, не остановившись, проехал на красный свет. Резко свернув направо, он миновал перекресток, снова на красный свет, и понесся по Киркевейен. На перекрестке Киркевейен – Сумсгате он чуть не столкнулся с пикапом «вольво» и продолжал мчаться, не обращая внимания на светофоры, до самой Майорстюен. Там он свернул на Сёркедалсвейен и повысил скорость до ста километров, хотя здесь висел знак, ограничивающий скорость до шестидесяти.

– Сечас я вызову Рудольфа, – сказал Инголф Фриде по радиотелефону. – Что за бес вселился в этого парня? Можно подумать, что его телега набита наркотиками!

На перекрестке у Сместада светофор не работал. Водители ориентировались только по мигающему желтому свету. Скопилось много машин, но фургон нагло проложил себе дорогу и выехал на шоссе Уллерн.

– Вот черт! – выругался Инголф, когда желтый «фиат» преградил ему путь. Он так резко засигналил, что все водители, в том числе и водитель желтого «фиата», на мгновение остановились. Инголф проскочил перекресток, Фрида не отставала от него.

Фургон намного опередил их, но Инголф, стиснув зубы, выжимал из машины все, что мог. Он заметил, что постепенно приближается к фургону. Фрида тоже изо всех сил жала на газ, и с каждой секундой расстояние между ними сокращалось.

У моста Бьёрнслетта фургон во второй раз чуть не столкнулся с встречной машиной. Но в третий раз его водителю уже не удалось отделаться легким испугом – на перекрестке Беккестюа он врезался во встречный автобус.

Инголф выскочил из машины и бросился к фургону. Водителя зажало между рулем и спинкой сиденья.

– Гитте, журналистка, – простонал он. – Обещала десять тысяч… – Он потерял сознание.

Рудольф предупредил ближайшие полицейские посты, и через несколько минут на перекресток прибыло сразу пять машин. Фрида сбегала на бензоколонку и вызвала из Берума «скорую». Вокруг автобуса и фургона стала собираться толпа.

– Порядок? – спросил Инголф у Фриды, она кивнула.

Он открыл заднюю дверцу фургона, и в то же мгновение из груды грязного белья выбралась женщина в форме сестры милосердия и бросилась к платформе Беккестюа, гда только что остановился поезд, идущий в Кулсос.

– Держите ее! – Инголф кинулся в погоню.

Вместе с ним побежали два молодых констебля. Они быстро обогнали его. Длинноногий двадцатитрехлетний Якоб Карлсен первый схватил женщину за руку. Она дралась, вырывалась и даже пыталась кусаться, но подоспевший констебль Рёндал схватил ее за вторую руку. С большим трудом они потащили ее назад. Она сопротивлялась изо всех сил.

Толпа вокруг автобуса и фургона росла. Тут были и пассажиры, которые ехали в автобусе. Люди неохотно подчинились приказу полиции отступить на некоторое расстояние. Никто не хотел терять свое место в «первом ряду».

И тут произошло событие, которого не предвидел никто, даже задержанная женщина. Констебли и женщина были уже на перекрестке, когда им навстречу на средней скорости выехал красный «фольксваген». Из него грянуло два выстрела: одна пуля попала женщине в левое плечо, другая – в живот.

Две полицейские машины бросились в погоню за «фольксвагеном». Инголф тут же позвонил Рудольфу и сообщил о случившемся.

– Жди меня в больнице в Беруме, – приказал Рудольф и положил трубку.

Сразу же после Инголфа ему позвонил Смебю из больницы «Уллевол».

– Халворсен умер, – взволнованно сказал он. – Только что сестра Биттен зашла к нему в палату и нашла его мертвым. Доктор Вилсе считает, что его убили. Я не понимаю, как это могло случиться, я никуда не отлучался и посторонние к нему не заходили. Только врач и сестры…

Сестры…

– Кто последний заходил к нему? – спросил Рудольф. – Случайно, не сестра Рут?

– Да-а… Откуда ты знаешь?

– Она уже у нас. Она такая же сестра, как я главный врач. Приезжай в Управление и напиши донесение Роботтену. Попроси доктора Вилсе подождать в больнице, пока не придет Карстен.

Рудольф положил трубку со вздохом, похожим на стон.

В Берумской больнице Рудольфа встретила целая делегация: Инголф Бьерке, Фрида Дален и четверо полицейских, которые бросились в погоню за красным «фольксвагеном».

– Он вылетел на маленький мост возле Стабекка. Там переезд через железную дорогу, – сказал один из полицейских. – Скорость была больше ста двадцати. На дорогу выскочил мальчишка на велосипеде. Тот, в «фольксвагене», хотел объехать его…

К ним подошел врач.

– Эрик Бюен, – представился он, протягивая Рудольфу руку.

Рудольф назвал свою фамилию и спросил, нельзя ли ему взглянуть на погибшего водителя «фольксвагена».

– Вернее, на то, что от него осталось. Пожалуйста. Идемте со мной.

– Подождите меня здесь, – приказал Рудольф, уходя с доктором Бюеном.

Лицо у погибшего пострадало очень сильно, но, несмотря на повреждения и явные следы пластической операции, Рудольф все-таки узнал этого человека. Волосы у него были седые. А когда Рудольф видел его в прошлый раз, он еще не был седым.

– Тико, – прошептал Рудольф. – Да это Тико!

– Вы его знаете? – удивился врач.

Рудольф молча кивнул. Вот, значит, какой конец ждал этого члена мафии, действовавшего в Норвегии! Когда же Тико вернулся в Осло? И под каким именем?

Рудольф подумал о Кантагалли: надо сообщить ему о гибели Тико.

– А как себя чувствуют та женщина и водитель фургона?

– Состояние Яна Халверсона вполне удовлетворительное. Он отделался переломом трех ребер. И все. Что касается женщины… – Доктор помедлил. – Ее состояние крайне тяжелое. В данную минуту она находится на операционном столе. – Он пожал плечами. – Она была в парике. Голова у нее выбрита наголо. Но по корням волос можно судить, что она брюнетка. В глаза у нее были вставлены зеленые контактные линзы. Настоящий цвет глаз – карий. – Доктор вопросительно взглянул на Рудольфа. – Ее разыскивают?

– По-моему, нет, – ответил Рудольф. – Можно мне поговорить с Халверсоном?

– Конечно.

Ян Халверсон негодовал:

– Я работаю в больнице «Уллевол» уже больше двух лет, но с моей зарплаты не разжиреешь! Гитте предложила мне десять тысяч, чтобы я помог ей проникнуть к Харри Халворсену. Ей хотелось получить у него интервью для итальянской газеты «Оджи». Что в этом плохого? Просто забавно. Обычный журналистский прием. Я пошел в ближайший киоск и проверил, есть ли в Италии такая газета. Оказалось, есть.

– Это ты достал ей белый халат?

– Нет, у нее был свой.

– Халворсен умер, – глядя ему в глаза, сказал Рудольф.

– Умер? Отчего?

– Его убили. Наверно, твоя подруга, эта самая Гитте, журналистка.

– Но я-то тут при чем! – Ян Халверсон побледнел. – Выпустите меня отсюда!

– Где ты с ней познакомился?

– Вчера, на работе, она сама подошла ко мне. Я садился в фургон, а она подошла и спросила, не хочу ли я заработать за один час десять тысяч. Причем в рабочее время! Я ей не поверил, не привык я, чтобы деньги сами шли ко мне в руки. Тогда она объяснила, кто она и что ей нужно. После работы я пошел в киоск и убедился, что такая газета существует. Сегодня рано утром она снова появилась у больницы и спросила, принимаю ли я ее предложение. Я сказал, что принимаю, и получил пять тысяч в задаток. Остальное я должен был получить после интервью. Деньги лежат у меня в бумажнике! – вызывающе сказал он и снова заметался. – Отпустите меня! Я ничего не сделал!

– Не спеши, Халверсон, свободы тебе пока не видать. Увяз ты крепко. Даже если она выживет… – Рудольф покачал головой. – Неужели ты думаешь, что она подтвердит рассказанную тобой историю? Пять тысяч в твоем бумажнике вообще ничего не доказывают. Ты и сам это понимаешь. Выход у тебя один – рассказать все, что ты знаешь о женщине, которая назвалась Гитте. Как ее фамилия?

– Абрахамсен. – Халверсона била дрожь. Только сейчас он осознал свое положение.

– А где она живет?

Халверсон сглотнул.

– Она не говорила. Это было ни к чему. Она сказала, что сама свяжется со мной.

Рудольф послал за Инголфом Бьерке.

Когда Яна Халверсона уводили, он плакал, как ребенок.

– Отпустите меня! Я ничего не сделал! – без конца повторял он.

– Значит, эта женщина брюнетка? Интересно. Ее описание во многом совпадает с известными нам приметами Венке Ларсен. Надо ее сейчас же сфотографировать, чтобы обратиться в Интерпол и в полицию тех стран, через которые она проезжала. Ёргенсены, хозяева «Смеющейся кошки», наверно, раньше всех вам скажут, останавливалась ли у них эта женщина под именем Венке Ларсен…

Албректсена перебил телефонный звонок. Директор Бек хотел с ним встретиться. Он звонил из автомата.

– Приходите немедленно, – сказал Албректсен и положил трубку. – Хотелось бы мне знать, каким образом ему удалось проскользнуть незамеченным мимо наших людей!

Объяснилось все очень просто. В доме директора Бека, под гостиной, расположенной в полуподвальном этаже, было устроено убежище. Попадали туда через люк в полу. Люк был прикрыт ковром, сверху стоял телевизор. Убежище было довольно большое и имело два выхода в сад, замаскированных цветочными клумбами. Бек воспользовался тем выходом, который был ближе к участку соседей; оттуда он прошел на станцию, где у него стоял велосипед.

Велосипед?

Рудольф внимательно оглядел Бека – старомодные брюки-гольф, теплая куртка. О таком средстве передвижения, как велосипед, Рудольф и не подумал. Проверка фирм, выдающих напрокат автомобили, не дала никаких результатов. Оказывается, велосипед…

– Весь день я ездил на велосипеде, исколесил все окрестности Осло, – рассказывал Бек, сидя в кабинете Албректсена. – Честно говоря, я не мог придумать, что мне делать. Я оказался в очень трудном положении. Должен признаться, что у меня есть двое внебрачных детей.

– Мы знаем, – сказал Рудольф. – У вас есть дочь от Берит Поулсен и сын от Маргит Поулсен-Тартани.

– Как вы об этом узнали? – Бек растерялся.

– У нас свои методы.

– Понимаете, после рождения Лиллиан мою жену, Огот, словно подменили. Вот я…

– Это касается только вас лично, – перебил его Рудольф. – Нас интересуют ваши поступки, а не причины, которые их вызвали.

– По тем временам я выплатил Маргит очень большую сумму. – Бек облизнул губы. – И письменно признал детей своими. От нее же я потребовал расписку в получении денег. Кроме того, я попросил у нее письменное обязательство никогда никому не говорить о моем отцовстве. В этом она мне отказала. Но дала обещание, разумеется письменно, хранить тайну, пока я жив. Она сказала, что не может лишать детей их права на наследство. Мне пришлось с этим согласиться. Иначе она бы тут же выложила все Огот… – Он вздохнул.

Помолчав немного, Бек продолжал свой рассказ:

– Маргит вышла замуж за итальянца. Луиджи Тартани. Он был, как говорится, блудным сыном древнего аристократического семейства. Насколько мне известно, сейчас он опять в милости у своих родных и даже сделал блестящую карьеру. Годы шли, я почти забыл обо всем, как вдруг в семьдесят первом году незадолго до рождества я получил от нее письмо с требованием дополнительной суммы. В противном случае она расскажет моей семье всю правду. Мне оставалось только подчиниться. Вымогательство? Безусловно. Но что мне было делать?

– А вам известно, что вымогательство карается законом?

Бек взглянул на Албректсена и кивнул.

– Сколько же вы ей заплатили? – спросил Албректсен.

– Начиная с того времени, я платил в среднем по двадцать пять тысяч крон в год.

– Каким образом вы переводили эти деньги?

– Я их не переводил! Я покупал бриллианты и разные драгоценные камни. Ежегодно я ездил в Италию и отправлял их… на почтовый ящик, который она абонировала в Бриндизи.

– Где вы покупали бриллианты?

– В Амстердаме. Чеки я, естественно, не мог хранить у себя, поэтому, к сожалению, не могу точно сказать, в каких магазинах я их покупал.

– А где письмо с требованием денег?

– Неужели вы не понимаете, что я не мог хранить у себя такое письмо? – Бек с обидой взглянул на Рудольфа, задавшего столь глупый вопрос. – Я потому сразу обратился в полицию, что мне стало ясно: Маргит проведала о предстоящей перевозке графопостроителей Оружейного завода в Конгсберге. Ей, наверно, казалось, что она получила от меня еще слишком мало денег, и она решила сорвать самый большой куш в своей жизни. Это очень напугало меня. Ведь Луиджи Тартани – правая рука Бертелли!

– А что вы можете рассказать о деле Свендберга?

Бек вздрогнул.

– Вы правы. Я об этом тоже подумал. Подозреваю, что и тогда не обошлось без Маргит. Но никаких доказательств у меня не было. Разве я мог пойти. в полицию и сказать, что подозреваю женщину? Это же немыслимо! Вы бы решили, что я сумасшедший. – Он помолчал. – Я отдаю себе полный отчет в том, что признался в занятиях контрабандой. Но это моя единственная вина! Можете конфисковать все мое состояние, можете посадить меня в тюрьму, только разберитесь в истории с этими трейлерами! Мне давно следовало во всем признаться! Но врач, который в тот раз производил вскрытие, сказал, что Свендберг умер от удара… О господи, что я наделал!..

Албректсен с презрением посмотрел на Бека и попросил Рудольфа объяснить, что случилось со Свендбергом. Когда Рудольф закончил рассказ, Бек был бледен как полотно, казалось, самообладание вот-вот изменит ему.

– Я умываю руки! – со стоном воскликнул он, и в самом деле ломая руки, словно был охвачен сильным волнением. – Я признался, что покупал за границей бриллианты. Что незаконно вывозил валюту. Но убийство!.. Помилуйте! Неужели вы не понимаете, что я не имею никакого отношения к этим убийствам! Наверно, за ними стоит какая-нибудь крупная организация, небось и Маргит только угрозами втянули в это дело. Сама бы она никогда не пошла на убийство!

В кабинете воцарилась мертвая тишина.

– Я понимаю, что Лиллиан и Уле должны узнать о… о моих внебрачных детях, – медленно сказал Бек. – Если можно, я сам расскажу им об этом. Они должны узнать все от меня, а не от вас, это их право.

– Где живет ваша бывшая жена?

– В Канаде. Больше я ничего про нее не знаю. Каждый месяц я перевожу на ее счет в Оттаве две тысячи канадских долларов. Счет открыт на ее девичье имя – Огот Краг. Я писал ей на банк, но ответа не получил. Сожалею, но больше ничем не могу вам помочь… С другой стороны… – Он нерешительно замолчал. – Мне бы хотелось, чтобы вы ее не трогали. В последнее время у нее было неважно с нервами. Она не виновата в том, что я стал жертвой вымогательства.

– Сейчас, пока перепечатывают ваши показания, мы съездим с вами в Берумскую больницу, – решил Албректсен. – Может быть, вы узнаете женщину, которую сегодня чуть не убили.

Бек тяжело вздохнул, но промолчал. В больнице при виде раненой у него на лице не выразилось ничего, кроме отвращения.

– Нет, не знаю! – ответил он на прямой вопрос Рудольфа.

У раненой дежурили двое полицейских – мужчина и женщина. Окна были зарешечены. На столе приготовлен магнитофон.

– Уведите меня отсюда, – слабым голосом попросил Бек. – Мне сейчас станет дурно! Я никогда в жизни не видел бритых женщин!

Рудольф как будто хотел что-то сказать, но промолчал. Так, ни слова не говоря, они вернулись на Виктория-Террассе.

Не успели они войти в кабинет, как им сообщили, что убит Бранд.

Пуля попала ему между глаз.

26

Бранда обнаружили Роботтен и Орвик. Они приехали за ним, чтобы отвезти его в Берумскую больницу – в надежде, что он поможет установить личность раненой женщины. На их звонок никто не открыл, тогда они разыскали дворника, и тот нехотя открыл им квартиру Бранда.

В квартире царил разгром. Все подушки были вспороты, диван, кресла и матрас – тоже. На полу валялись разорванные картины. Ящики шкафов были вынуты и навалены горой. Ковер искромсан. Этот вандализм свидетельствовал о том, что поиски оказались безуспешными.

Судя по всему, Бранда застрелили, когда он вышел из ванной в спальню. Он лежал в пижаме и в халате возле своей постели. Лицо было обращено к потолку, все вокруг залито кровью. Накрученные на бигуди волосы Бранда придавали этому зрелищу оттенок трагического гротеска.

– Как только ты дал нам его адрес, мы сразу же произвели у него обыск, – сказал Карстен Рудольфу. – Но ничего не нашли. Неужели за это короткое время он успел с кем-то связаться? Ведь мы не спускали с него глаз. И тем не менее кто-то заподозрил, что у Бранда в доме что-то хранится. Должно быть, этот кто-то – а может, это был и не один человек – догадывался, что мы следим за Брандом. Если они все же решились на такой шаг, значит, они были уверены, что у Бранда хранится нечто важное.

. – Что бы это ни было, оно могло находиться здесь все время. При первом обыске мы чего-то недоглядели, – угрюмо сказал Рудольф.

Судебный врач, доктор My, не мог сказать точно, когда наступила смерть, На этот вопрос можно будет ответить только после вскрытия, которому доктор My придавал решающее значение. Однако по настоянию Албректсена доктор нехотя сказал, что, по его мнению, смерть наступила часов пять назад.

В квартире Бранда начался новый обыск, на этот раз он производился более тщательно. Даже телевизор и приемник были разобраны по винтику.

– Может, он прятал его прямо на виду, где никому не придет в голову искать? Ну-ка, пошевелим мозгами! Что, скорей всего, могли искать убийцы? Список фамилий? – Рудольф перевел взгляд с одного на другого. – Не исключено, – ответил он самому себе и продолжал рассуждать: – В таком случае к чему эти фамилии имеют отношение, к трейлерам или к торговле наркотиками, которой занимался Гюндерсен? Или это звенья одной и той же цепи?

Его взгляд случайно упал на телефон.

– А телефонную книгу смотрели? – спросил он у полицейских, которые методически продолжали обыск.

– Конечно.

– Гм. – Рудольф взял книгу и начал листать.

В ней не оказалось ни записей, ни проколов. Каждую страницу он разглядывал на свет. Ничего Г И вдруг… Он поднес книгу к настольной лампе и снова стал внимательно изучать каждую страницу. Номера некоторых страниц были отмечены крохотными проколотыми точками… Или ему это кажется? К счастью, он всегда имел при себе небольшую лупу.

– Что-нибудь нашел? – спросил Албректсен.

– Похоже на то. – Рудольф разглядывал в лупу номера телефонов на тех страницах, которые были отмечены незаметными проколами. Неожиданно он вскрикнул.

Албректсен взял у него лупу и долго изучал страницу, которая так заинтересовала Рудольфа.

– Нужно иметь превосходное зрение, чтобы найти все эти отметки, – заметил он. – Пусть Фрида Дален поработает над всей книгой!

– В прошлый раз мы просмотрели всю книгу, – сказал один из полицейских. – В ней не было ни одного прокола. Я лично смотрел ее и наверняка бы их обнаружил.

– Возможно, Бранд сделал их уже после обыска, – задумчиво сказал Карстен. – Это подтверждает, что у Бранда был список фамилий. Он мог храниться у него либо дома, либо в конторе. – Карстен пробежал глазами фамилии на букву «Б». – Нет, Бек не отмечен. Давайте не спешить с выводами.

В половине второго ночи Албректсен, Рудольф и Карстен покинули квартиру Бранда на Киркевейен, однако обыск там еще продолжался.

– Бигуди, говоришь? – спросила Магда, когда Рудольф ночью рассказал ей о случившемся. – Теперь это обычное явление. В наши дни мужчины делают себе перманент, красят волосы… – Она пожала плечами. – Мне все-таки не верится, что он играл главную роль в этой истории. Он уехал на юг, и это оказалось кстати – можно было воспользоваться его пустой квартирой. Не будь ее, они бы отыскали для Венке Ларсен другое прибежище. Так или иначе все вертится вокруг нее. Чтобы похитить трейлеры, нужно было под каким-то предлогом заставить шоферов свернуть с шоссе. Приглашение в замок как нельзя лучше подходило для этой цели.

– А как она узнала, что Харри играл в футбол с Пером Ларсеном чуть ли не четверть века назад?

– Вот уж не думала, что ты так наивен! Пер Ларсен – очень распространенное имя, она могла смело им воспользоваться. К тому же ваш Харри не был избалован вниманием женщин – он без труда убедил себя, что помнит Пера Ларсена. Ему было очень лестно, что сестра Пера за столько лет не забыла его.

– Может быть, и так, Магда. Но ведь она должна была быть уверена, что Харри больше не поддерживает знакомства с Пером Ларсеном.

– А хоть бы и поддерживал! В таком случае она сказала бы, что она сестра другого Пера Ларсена. Жонглируя таким расхожим именем, она ничем не рисковала.

– А почему в гостинице она записалась как фру Ларсен?

Магда улыбнулась.

– Я тоже подумала об этом. Предположим, она боялась, что дело сорвется. И тогда, если ее станут допрашивать, она бы отрицала, что выдала себя за сестру mПера Ларсена. Фамилия Ларсен у нее по мужу! Загляните в гостевую карточку «Смеющейся кошки»!

Рудольф долго смотрел на жену. Как мало общего эта Магда имела с той женщиной, которая в субботу суетилась в универмаге, а потом обедала в китайском ресторане. Уже не первый раз она вот так, незаметно, помогала ему. Рудольф почувствовал угрызения совести. Невесело ей с ним живется! Никогда никаких развлечений. Если они и беседуют, то только о его работе или о Нильсе. И почти никогда о ней.

Рудольф погладил ее руку.

– Ты у меня молодец! – растроганно сказал он.

На него это было не похоже, но ведь со дня похищения трейлеров он почти не спал.

27

На другой день, в пятницу, в половине восьмого утра пришло сообщение из полиции города Крусо: Ёргенсены, владельцы гостиницы «Смеющаяся кошка», считали, что раненая женщина, лежащая в Берумской больнице, очень похожа на Венке Ларсен. Стопроцентной уверенности у них не было, но они почти не сомневались, что это она.

В восемь Рудольф позвонил доктору Бюену и узнал, что состояние раненой по-прежнему остается очень тяжелым.

В девять ему позвонил доктор My и усталым голосом доложил, что Бранд был убит вчера во второй половине дня, примерно от четырех до шести.

– У него в организме обнаружено небольшое количество амфетамина, – сказал доктор. – Кажется, Гюндерсен тоже промышлял амфетамином?

Доктор My великолепно знал, чем промышлял Гюндерсен. Рудольф неопределенно хмыкнул – врач судебно-медицинской экспертизы мог истолковать этот звук по своему усмотрению.

Фрида Дален продолжала изучение телефонной книги. Неожиданно позвонил главный следователь миланской полиции Франко Франкоболло и сообщил, что они разыскали человека, который называл себя Манцини.

– Его настоящая фамилия Донати, – сказал Франко Франкоболло. – Мы подозреваем, что он связан с мафией, но никаких улик против него у нас нет. Тедески, владелец букинистического магазина на Виа Венерди, 144, подтвердил, что Донати и есть Манцини, но Донати обвинил Тедески во лжи и пригрозил ему. Тедески вдруг заюлил, но я уверен, что Донати – это и есть Манцини.

– Донати? А он-то каким боком связан с этим делом? – в отчаянии воскликнул Рудольф.

– Пока неизвестно! – весело сказал Франкоболло. – Но мы распутаем этот клубок, синьор Нильсен, можете не сомневаться!

Рудольф позвонил Кантагалли и попросил, кроме прочих, прислать ему фотографию племянницы Маргит Тартани.

– Теперь уже вам нужны фотографии всех членов этой семьи? – Кантагалли был недоволен. – В чем вы подозреваете Катрину?

– Чего ты привязался к этим Тартани? – спросил Карстен, слышавший весь разговор.

– Сам не знаю, – честно признался Рудольф. – Но если Маргит Тартани вымогала у Бека деньги, значит, не исключено, что ее племянница тоже принимала в этом участие.

– Почему «если»? Ты в этом не уверен?

– Я ни в чем не уверен, Карстен. Это-то меня и злит!

Неожиданно Рудольф вспомнил, что говорил Кантагалли про племянницу Маргит Тартани: высокая, белокурая, красивая, словом – о-ля-ля! Нет, она никак не могла быть той женщиной, что лежала сейчас в Берумской больнице. Правда, раненая обрита наголо, но корни-то волос у нее темные.

Почему он вообще заинтересовался племянницей Маргит Тартани?

Потому, что Маргит Тартани, может быть случайно, погладила его против шерсти?

Или потому, что она, если верить Беку, занималась вымогательством?

Рудольф не мог в этом разобраться. Он слишком устал.

Неужели мысль о ней подсознательно тревожила его все эти дни?

Его размышления прервал звонок Кантагалли. В заброшенной каменоломне обнаружены норвежские трейлеры. Правда, без контейнеров.

– Кто знает, может быть, груз находится сейчас на пути в Албанию, – сказал Кантагалли.

– Почему в Албанию? – Рудольф потер лоб.

– А почему бы и нет? Между прочим, – вдруг сухо сказал Кантагалли, – племянницы Маргит сейчас в Бриндизи нет, она уехала. Не то на Сицилию, не то в Тунис. Не знаю. Маргит ужасно рассердилась, когда я попросил у нее фотографию Катрины, даже поинтересовалась, не сошел ли я с ума. Однако фотографию я все-таки достал и уже вам выслал. Только не фототелеграфом, а почтой. Через несколько дней она будет у вас, и вы получите о Катрине самое полное представление. Она прекрасна, синьор Нильсен. И душа у нее такая же прекрасная. Вы допускаете серьезную ошибку…

– Я еще ни в чем ее не обвинил! – перебил его Рудольф. – Я только попросил вас прислать нам ее фотографию!

– Можно подумать, что Кантагалли влюблен в племянницу Маргит Тартани, – заметил Карстен, когда Рудольф наконец повесил трубку.

– Как знать? Может, и влюблен.

– Разве Кантагалли не женат?

– Наверно, нет, – равнодушно ответил Рудольф. – Он моложе нас с тобой и ни разу не упоминал, что у него есть жена. Впрочем, может, именно потому, что женат.

– Ладно, какое нам до этого дело! – сказал Карстен. – Я звонил в Берумскую больницу. Состояние по-прежнему тяжелое. Мы разослали фототелеграфом фотографии нашей неизвестной чуть ли не по всему свету: в полиции, муниципалитеты, редакции газет, аэропорты и бог знает куда еще – не только в Норвегии, но и в Дании, ФРГ, Австрии, Италии, а также в Интерпол. Попутно мы сообщили, что она могла носить парики любого цвета, с короткими или длинными волосами, и вставлять в глаза контактные линзы тоже любого цвета. Кроме того, мы разослали повсюду фотографии Тико, с сединой и без седины, до и после пластической операции.

– Но все-таки мы дали промах, – заметил Рудольф. – Нам следовало сразу арестовать Бранда.

– Мы надеялись, что он выведет нас на остальных. Скрыться он не мог – мы следили за ним и днем, и ночью.

– Но убили его, можно сказать, у нас на глазах.

Братья замолчали. Карстен первый нарушил молчание:

– Думаешь, эта сестра Рут…

Они еще раз просмотрели фотографии всех, кто посещал дом Бранда на Киркевейен, особенно те, которые были сделаны в день убийства.

– Никто из этих людей не числится в наших картотеках, – сказал Карстен. – Большая часть – жильцы этого дома. Мы показывали им фотографии, но, естественно, никто никого не знает. Опрос еще продолжается. Однако больших надежд я не питаю.

Рудольф посмотрел на часы.

– С минуты на минуту придут Лиллиан и Уле. Халверсон и Бек скоро предстанут перед судом.

– Детям Бека пришлось немало пережить. Сначала – исчезновение папаши, потом – его арест. Они, наверно, еще в себя не пришли от шока.

– Так или иначе, а они сейчас явятся.

Рудольф оказался прав.

Встреча Бека с детьми произвела на всех тягостное впечатление.

Дрожащим, старческим голосом Бек рассказал им о том, что у него в Италии есть двое внебрачных детей. Он искал всевозможные оправдания «грехам молодости».

Уле недоверчиво смотрел на отца. Лицо Лиллиан было непроницаемо.

– Вот уже несколько лет Маргит Тартани вымогает у меня крупные суммы!

– Этого не может быть!.. – Лиллиан не договорила, зажав руками рот, ненависть в ее взгляде уступила место настороженности.

– Чего не может быть? – тут же спросил Албректсен.

– Нет, ничего… я хотела сказать… я думала, что отец умнее…

– Я платил ей не деньгами, а драгоценностями, – быстро сказал Бек. – Я признался в спекуляции валютой и незаконном вывозе драгоценных камней, главным образом бриллиантов. Это мне инкриминируется, и за это меня будут судить. – Он взглянул на часы. – Сейчас меня уведут. Умоляю вас, простите меня! Я поддался этому вымогательству только ради вашего спокойствия!

Уле и Лиллиан молча не сводили с отца глаз. Потом Лиллиан взяла брата за руку.

– Пойдем, Уле!

– Подождите! – в отчаянии крикнул Бек. – Не уходите!

Но они ушли.

Бека и Яна Халверсона заключили в тюрьму под следствие на четыре недели без права переписки и свиданий.

В пятницу, во второй половине дня, Рудольф позвонил Кантагалли и попросил его допросить Маргит Тартани в связи с обвинением в вымогательстве и шантаже.

– Вы там окончательно сошли с ума! – раздраженно сказал Кантагалли. – Я знаю Марию много лет. Это исключительно порядочный человек. И вдруг вы заявляете, будто отец ее первого ребенка не Луиджи Тартани, а директор Бек! И к тому же обвиняете ее в вымогательстве бриллиантов и шантаже. Да это же абсурд!

– Улик у нас нет, – признался Рудольф. – Поэтому действуйте очень осторожно. Выясните для начала, есть ли у нее в Бриндизи почтовый ящик.

– Это ничем не обоснованное преследование!

– Не забывайте, Кантагалли, в вашей стране похищено двенадцать трейлеров!

– И вы считаете, что Мария к этому причастна?

– Мы должны помогать друг другу, – вкрадчиво сказал Рудольф. – Бек сам сказал, что Маргит Тартани, по-видимому, сочла, что он присылает ей недостаточно, и потому, располагая планами перевозок, организовала похищение наших трейлеров.

– Какая глупость! – ледяным тоном сказал Кантагалли. – К счастью, я давно знаю Марию, и она поймет, что я-то ни в чем ее не подозреваю. Но если вы будете продолжать действовать в том же духе, синьор Нильсен, вы добьетесь того, что я стану persona non grata[19] во всей Южной Италии! – Он на мгновение замолчал. – Неизвестная пришла в сознание?

– Перед нашим разговором я справлялся в больнице о ее состоянии. Мне сказали, что наметилось некоторое улучшение. Надеюсь, она выкарабкается.

– Ну что ж, прекрасно. Я поговорю с Марией. Но сегодня пятница, и я вряд ли свяжусь с ней раньше понедельника. Семья Тартани проводит уикенд за городом.

– Это очень срочно… – Рудольфа прервал приход Карстена, который положил перед ним записку: «Неизвестная пришла в сознание». – Алло! – крикнул он в трубку. – Мне только что сообщили, что неизвестная пришла в сознание.

– Я позвоню вам при первой возможности! – прямо-таки рявкнул Кантагалли и бросил трубку.

Они снова пересмотрели фотографии всех, кто за эти дни входил или выходил из дома Бранда. Снова опросили жильцов, не знают ли они кого-нибудь из сфотографированных. Два или три человека в первый раз остались неопрошенными. Но это по-прежнему не дало никаких результатов.

– Не мог же кто-нибудь из жильцов дома убить Бранда! – в конце концов сказал Карстен.

– Почему? Теоретически это возможно, – с раздражением ответил Рудольф. – Но с такой же вероятностью его мог убить и кто-нибудь другой, кого мы не подозреваем, так же как жильцов дома. – Рудольф вздохнул. – Ты вызвал на сегодня фру Мюггерюд? Так, кажется, фамилия женщины, с которой разговаривал Орвик? И фру Лоне? С нею, если не ошибаюсь, беседовал Харалдсен. А как фамилия женщины, которую он опрашивал последней?

– Фру Бакке. Ее фамилия записана в донесении. Они придут завтра утром одна за другой: фру Мюггерюд в десять часов, фру Лоне в одиннадцать и фру Бакке в двенадцать.

В субботу фру Мюггерюд была в Управлении уже в половине десятого. Она, по-видимому, чувствовала себя примадонной, играющей главную роль в знаменитой опере. В чем обвиняли Маргит, она не знала, но не сомневалась, что в чем-нибудь очень серьезном. И рвалась помочь полиции.

– Может, вы помните, с кем из сотрудниц она дружила? – спросил Рудольф, когда фру Мюггерюд перевела дух после длинного монолога, посвященного этой ужасной Маргит Поулсен.

Фру Мюггерюд задумалась.

– По-моему, она дружила со Стиной… Как же ее фамилия? Стина… Стина… А, вспомнила! Ёргенсен! – с торжеством произнесла она. – Стина Ёргенсен. Она работала у нас недолго. Уволилась вскоре после Маргит. Но почему вас это интересует? Маргит совершила какое-нибудь преступление?

Они предвидели этот вопрос.

– Об этом нам ничего не известно, – ответил Рудольф.

Фру Мюггерюд была разочарована.

– А почему же вас интересует ее прошлое?

– Наша работа в основном состоит из разных формальностей, – уклончиво ответил Албректсен.

Через полчаса фру Мюггерюд, обманутая в своих лучших чувствах, покинула кабинет Албректсена.

– Карстен, поручи Харалдсену найти и допросить эту Стину Ёргенсен, – распорядился Албректсен. – Фру Мюггерюд так ненавидит Маргит, что ее показания нельзя принимать всерьез.

– Даже спустя столько лет! – Карстен покачал головой.

– Вот именно! Если бы это было не так давно, нам было бы намного легче работать! – посетовал Рудольф. – Если нам удастся найти Стину Ёргенсен, может, мы и узнаем от нее кое-что новое. Женщины любят делиться с подругами своими тайнами.

Позвонил доктор My.

– Харри Халворсен умер от внутривенного вливания павулона, – сообщил он. – Этот препарат действует наподобие яда кураре. Он имеется только у анестезиологов. Я выяснял в больнице «Уллевол»: у них этот препарат хранится под замком. А вот за границей его иногда хранят в незапертых шкафах и холодильниках.

Албректсен, Рудольф и Карстен долго молча глядели друг на друга.

В назначенное время пришла фру Лоне. Она ничего не добавила к тому, что уже сказала.

И фру Бакке тоже.

В ту же субботу, в два часа дня, Фрида Дален вручила им аккуратно отпечатанный список лиц, отмеченных в телефонной книге Бранда. Албректсен, Рудольф и Карстен внимательно прочли все фамилии, но ни одна из них не была им знакома. Один экземпляр списка отправили в картотеку, другой – Ларсвеену, начальнику отдела наркотиков.

– Я съезжу к Лиллиан Бек, – сказал Рудольф. – По-моему, она рассказала нам еще не все. Потом заеду в Берумскую больницу. А уже после этого – домой.

Дверь открыл Уле.

– Опять вы? – воскликнул он, узнав Рудольфа. – Может, уже хватит? Нам с Лиллиан больше нечего сообщить вам.

– Позвольте мне хотя бы войти, – добродушно сказал Рудольф.

Уле неохотно посторонился, пропуская Рудольфа в прихожую.

– Сестра просто убита этой историей с отцом, – сказал он.

Лиллиан сидела в гостиной с нераскрытой книгой в руках.

– Я больше не могу, – пожаловалась она. – Ради бога, давай отложим разговор до понедельника! – Она с мольбой посмотрела на Рудольфа.

– Будто я такой уж мучитель! – сказал Рудольф. – Но мне надо получить ответ на несколько вопросов. Во-первых… – Он посмотрел на Лиллиан, которая ответила ему невидящим взглядом. – Что означало твое вчерашнее восклицание «Этого не может быть!»? Что ты имела в виду? Ведь не то, что твой отец поддался на вымогательства?

– Я уже все сказала.

– Допустим. Второй вопрос тоже к тебе. Скажи, когда ты узнала, что у твоего отца есть в Италии внебрачные дети?

– Я уже все сказала.

– Ладно, вернемся к нашему делу.

– Так ты знала об этом? – Уле был поражен.

Лиллиан сделала вид, будто не слыхала его вопроса.

– Мне необходим адрес вашей матери в Канаде, – сказал Рудольф.

– Я уже все сказала.

– Не надо повторяться.

– У меня нет адреса матери, – твердо заявил Уле. – Я уверен, что у Лиллиан его тоже нет.

– Очень жаль. Боюсь, мне придется попросить у вас ее фотографию, чтобы мы могли разыскать ее по нашим каналам.

– Но ведь мама не имеет к этому никакого отношения! Она наконец-то счастлива! – Губы у Лиллиан задрожали. – Умоляю, не трогайте ее!

Казалось, еще немного, и Лиллиан не выдержит. Уле был в ярости.

– Скорей всего, мы даже не воспользуемся этой фотографией, – уже мягче сказал Рудольф. – В понедельник я свяжусь с полицией Оттавы и попрошу найти адрес фру Бек через ее банк. Канадская полиция, конечно, попросит у нас фотографию, но…

– У нас не сохранилось ни одной маминой фотографии, – перебила его Лиллиан.

– Я вынужден просить вас обоих дать официальные показания. – Рудольф начал терять терпение. – Вы можете отказаться дать показания полиции, но на суде вам придется ответить на эти вопросы.

– На суде? – Ничего не понимая, Уле уставился на него. – На каком суде?

Лиллиан неожиданно разрыдалась.

– Не надо! Не плачь! – Уле положил руку ей на плечо и метнул на Рудольфа гневный взгляд.

Лиллиан стряхнула с себя его руку.

– Уле, мне надо поговорить с инспектором Нильсеном наедине! – Она всхлипнула.

Ей пришлось трижды повторить свою просьбу, прежде чем Уле нехотя покинул гостиную.

– Мама не в Канаде, – угрюмо сказала Лиллиан, когда они с Рудольфом остались вдвоем. – Но об этом никто не знает: ни отец, ни Уле, ни Ронемы – никто. Она содержится в частной клинике под Бергеном. Дорогая частная клиника для людей, страдающих алкоголизмом и неврозами. Это отец довел ее до такого состояния. Единственное, чего я хочу, чтобы ни отец, ни Уле, вообще ни один человек из тех, кто знал ее красивой, умной и веселой, не увидел, во что она превратилась теперь. Я навещаю ее, когда у меня бывает такая возможность, но об этом никто не догадывается. Иногда она меня узнает. А иногда принимает за свою мать, за врача или за подругу, которая давным-давно умерла.

Рудольф был потрясен.

– Но что же все-таки означало твое «Этого не может быть!»?

Лиллиан перебила его:

– Да ведь отец так и не порвал с Маргит Тартани! Если бы ты знал, как я ее ненавижу! Это страшный человек! – Лиллиан вытерла глаза, высморкалась и продолжала: – Однажды в день моего рождения – мне тогда исполнился двадцать один год – я нашла мать напившейся до бесчувствия. Первый раз я видела ее по-настоящему пьяной. Отец и мать могли иногда выпить по рюмке, но так… Сперва я разозлилась. Сейчас придут гости, а мать лежит одетая на постели и еле ворочает языком. Я заставила ее выпить крепкого кофе. Постепенно она пришла в себя. С ней уже можно было разговаривать. Вот тогда-то она и рассказала мне про этих сестер Поулсен, которые обе родили от отца. Она знала про них все эти годы. Но она очень любила отца и никогда, даже намеком, не дала ему понять, что ей все известно.

– Каким же образом ей стало это известно?

– Рассказала приятельница, которая в свою очередь дружила с приятельницей сестер Поулсен. Мама никогда не называла мне ни одного имени, тут я ничем не могу тебе помочь. Честное слово! До того дня, когда я нашла ее пьяной, она считала, что с сестрами Поулсен все кончено. Но в этот день она была в городе и встретила там одну знакомую, которая за что-то недолюбливала мать и с радостью воспользовалась возможностью сделать ей больно. Наверно, она просто завидовала, что мать богата, а ей приходится тянуть лямку на службе. Так по крайней мере считала мать. Она ее даже оправдывала. Эта знакомая рассказала, что она переписывается с Маргит Поулсен-Тартани, которая до сих пор состоит в связи с нашим отцом! Мама ей не поверила. Тогда эта низкая женщина достала из сумочки письмо, которое, видно, давно носила с собой. Она дала маме его прочесть. Из письма явствовало, что «старая любовь…» и т. д. и т. п. Дома у нас всегда был полный бар. Маме ничего не стоило напиться. День рождения был отменен. Мама заперлась в своей комнате и не хотела ни с кем разговаривать.

Когда она наконец вышла, ее как будто подменили. И начались бесконечные хождения от одного врача к другому в поисках все более сильных транквилизаторов. Она продолжала пить. Она так наловчилась прятать бутылки, что я никогда не могла их найти. Отец сердился. Мама молчала. Он начал все чаще ездить в Италию. Это называлось «деловые поездки». Но мы-то с мамой знали, куда он. ездит! Я поручила частному детективу следить за отцом. Он продолжал встречаться с Маргит Тартани. – Лиллиан снова всхлипнула. – Иногда Маргит Тартани сама приезжала в Норвегию, чтобы повидаться с отцом. Уж не знаю, что она при этом говорила своему мужу. Но она приезжала в Осло! И у нее хватало наглости звонить не только к нам домой, но и к Ронемам.

– Когда это было? – быстро спросил Рудольф.

– Лет пять или шесть назад.

– Значит, у них был еще старый телефон?

Лиллиан кивнула.

– Маме становилось все хуже и хуже. И я решила: так дальше продолжаться не может! Как ни странно, мне удалось уговорить ее разъехаться с отцом. Целый год она провела на Канарских островах под присмотром сиделки. Она так хотела поправиться! Ее состояние действительно начало улучшаться. Когда она вернулась в Осло, мы с ней поехали в Канаду и там открыли в банке счет на ее имя. Потом мы вернулись в Норвегию и проехали прямо в Берген, где у меня уже была договоренность с частной клиникой. Мама слушалась меня, как ребенок, – ей очень хотелось поправиться. Но увы! Мне пришлось порвать с Ронемами – я боялась проговориться. Остальное ты знаешь. Можешь проверить и убедиться, что я говорю правду. Но, ради бога, будь тактичен с мамой! Она еле держится!

– Теперь мне все ясно: ты хотела сказать, что Маргит Тартани не могла вымогать деньги у твоего отца, потому что они поддерживали прежние отношения.

– Да, – почти беззвучно ответила Лиллиан. – И я не понимаю, почему он вдруг обвинил ее в вымогательстве? Ведь это глупо, правда? И почему он признался в спекуляции валютой и тайном провозе бриллиантов?

– Этого я тоже не понимаю, – признался Рудольф. – Скажи, как тебе удается разыгрывать любящую дочь? Ведь тебе приходится притворяться каждый день – и перед отцом, и перец братом!

– Я очень люблю маму, – не задумываясь ответила Лиллиан. – И «Инт-Транс», – тихо добавила она.

– Ронемы могут подтвердить, что Маргит Тартани звонила к ним, чтобы поговорить с отцом?

Лиллиан кивнула.

– Да. Фру Ронем это подтвердит. Она сама мне рассказала, что однажды, когда отец был у них, ему позвонила женщина по имени Маргит Тартани. Фру Ронем было известно, что родители не ладят между собой, и она, зная, что я на стороне матери, спросила у меня, известно ли мне это имя. Я ответила, что у отца с этой женщиной сугубо деловые отношения. Фру Ронем очень удивилась – конечно, она мне не поверила.

По пути в Берумскую больницу Рудольф заехал к фру Ронем, чтобы поговорить с нею с глазу на глаз.

– Да, верно, – с легким удивлением сказала она. – Я совсем забыла. Это было так давно. А она имеет отношение к этой истории?

– Пока трудно сказать. Но я буду вам признателен, если этот разговор останется между нами.

– Не беспокойтесь, господин Нильсен. – Она произнесла это так просто и твердо, что Рудольф не сомневался: фру Ронем сдержит свое слово.

В Берумской больнице ему сказали, что раненой требуется полный покой, и попросили приехать завтра, предварительно позвонив.

На другой день Рудольф позвонил доктору Бюену и узнал, что больной стало хуже.

– Позвоните завтра, – посоветовал ему доктор Бюен.

29

В воскресенье Рудольф летал в Берген и беседовал с главным врачом частной клиники, в которой содержалась фру Огот Бек. Врач подтвердил, что фру Бек провела в клинике пять лет и ни разу не покидала ее. Фру Бек никто не навещает, кроме дочери, которая приезжает раз в два месяца. По телефону ей тоже никто не звонит, за исключением дочери, дочь звонит ей два раза в неделю.

Рудольф встретился и с самой фру Бек, но разговор не получился. Видимо, у фру Бек был один из ее «трудных дней» – она витала так далеко, что к ней бесполезно было обращаться.

С аэродрома Форнебю Рудольф собирался поехать прямо домой. Все-таки воскресенье, выходной день. Но свидание с фру Бек выбило его из колеи. Он отправился в Управление, где на столе его ждала записка:

«Стина Лёвберг, в девичестве Ёргенсен, похоронена на кладбище Вестре Окер двадцать пять лет назад».

Записка была подписана Харалдсеном.

Раздался телефонный звонок. Дежурный сообщил, что звонит какой-то человек, который в истерике утверждает, будто обнаружил труп.

– Один труп? – цинично пошутил Рудольф. – Соедините меня с ним.

– Моя фамилия Арнтсен, Оскар Арнтсен. Я управляющий домом на Грювенгвейен, одиннадцать, – сказал дрожащий голос, как только Рудольф представился. – Четверть часа назад ко мне пришла одна дама и сказала, что тревожится за свою подругу, фру Лехманн, которая живет в моем доме. Она боялась, что с фру Лехманн что-нибудь случилось. По ее настоянию я открыл дверь в квартиру фру Лехманн, и мы вошли в прихожую. – Рудольф слышал, как он сглотнул. – Запах был ужасный. Фру Лехманн, совершенно одетая, лежала на постели. По-моему, она умерла уже давно.

– Фру Лехманн? – быстро переспросил Рудольф: это имя как будто попадалось ему в списке, который составила Фрида Дален по телефонной книге Бранда. – Подождите у телефона, Арнтсен. – Рудольф открыл шкаф и нашел список. – Гертруда Лехманн?

‹ – Разве вы ее знаете? – Несмотря на волнение, Арнтсен очень удивился.

– Сейчас мы приедем к вам, тогда и поговорим, – перебил его Рудольф. – Та дама еще у вас?

– Да, я звоню из своей квартиры на первом этаже. А фру Лехманн живет… ее квартира на третьем, – заикаясь, проговорил Арнтсен.

– Оставайтесь у себя до нашего прибытия.

Рудольф положил трубку и пошел в кабинет Албректсена, но не застал его. Он позвонил дежурному и узнал, что Албректсен уехал домой больше часа назад. Карстен тоже. Рудольф позвонил Албректсену домой и сказал, что начинает операцию.

– Карстен поедет со мной, если только я застану его дома, – закончил он.

– Я тоже сейчас приеду. Как ты сказал, Грювенгвейен, одиннадцать?

Карстен оказался дома.

– Дай мне хотя бы поесть, Рулле! Поезжай вперед, я не задержусь. Грювенгвейен, одиннадцать?

Рудольф обошел кабинеты, проверяя, кто задержался на службе в этот воскресный вечер. Он нашел только Oге Орвика, который при виде Рудольфа поспешно сунул что-то в ящик стола. Однако Рудольф успел разглядеть, что это пачка билетов спортлото. Он велел Орвику позвонить доктору My и в технический отдел.

– Кроме того, постарайся разыскать Роботтена и Харалдсена и потом приезжай сам. Я поехал.

По дороге на Грювенгвейен он вспомнил о Магде. Надо бы позвонить ей. Правда, он не сказал ей, в какое время прилетит из Бергена, значит, она не волнуется.

Арнтсен оказался крепким невысоким человеком, ему было за пятьдесят. Женщину, которая плакала у него в комнате, звали Клара Виндалсму, она была очень красива, несмотря на явные признаки старой девы.

– В четверг вечером я ждала фру Лехманн к себе, – сказала фрекен Виндалсму, – но она не пришла, и я подумала, что она забыла о нашем уговоре. Я ей позвонила, мне никто не ответил. Я звонила всю пятницу и вчера тоже. В конце концов я встревожилась и решила попросить управляющего открыть мне квартиру, если сама фру Лехманн не откроет. Так мы ее и нашли…

– Арнтсен, когда вы в последний раз видели фру Лехманн?

– В четверг, часа в два или в три. Она куда-то шла, а я возвращался домой. Мы только кивнули друг другу. Она вообще была неразговорчива.

– А вы, фрекен Виндалсму, когда вы последний раз разговаривали с фру Лехманн?

– Во вторник. Мы с нею обедали в Театральном кафе.

– Вы не заметили в ней чего-нибудь необычного?

– Нет.

– Что вы знаете о господине Лехманне?

– Фру Лехманн была разведена. И насколько мне известно, уже давно живет одна.

Фрекен Виндалсму стоило больших трудов сохранять спокойствие.

– Арнтсен, можно фрекен Виндалсму побудет у вас, пока вы проводите меня в квартиру фру Лехманн?

– Конечно!

– У нас могут возникнуть к вам обоим еще кое-какие вопросы. – Рудольф пристально посмотрел на управляющего. – Скажите, а вы не заметили чего-нибудь подозрительного?

– Нет.

– Неужели Гертруду убили? – Фрекен Виндалсму в страхе посмотрела на Рудольфа.

– Этого я еще не знаю.

Вскоре после того, как управляющий впустил Рудольфа в квартиру фру Лехманн, туда прибыли специалисты по отпечаткам пальцев, сотрудники химического и технического отделов со своим оборудованием и, наконец, раздраженный доктор My, который грозил пожаловаться на Рудольфа в Инспекцию по охране труда.

– Орвик оторвал меня от работы над сложнейшей статьей.

Доктор My постоянно писал статьи, которые высоко ценились европейскими и американскими специалистами.

Окна в квартире были открыты настежь, однако запах все равно стоял невыносимый.

– Смерть наступила несколько дней назад, – сухо констатировал доктор My, – но вы могли обнаружить труп только в воскресенье!

Приехал Албректсен, а вслед за ним Карстен, Роботтен и Орвик.

– Сейчас я здесь не нужен, – сказал Рудольф, пытаясь не дышать. – Я спущусь к управляющему и фрекен Виндалсму, побеседую с ними. Завтра мы вызовем их на официальный допрос. Потом я вернусь в Управление. Хочу кое-что проверить.

Арнтсен сообщил, что фру Лехманн жила в доме восемь лет, никаких жалоб на нее никогда не было.

Фрекен Виндалсму не могла назвать точного возраста Гертруды Лехманн, но считала, что ей около пятидесяти. В течение трех лет, что они были знакомы, фру Лехманн нигде не работала. Фрекен Виндалсму думала, что ее обеспечивает бывший муж. Такие вопросы они никогда не обсуждали.

Рудольф попросил фрекен Виндалсму прийти завтра в Управление к девяти утра, а Арнтсена – на час позже.

Вернувшись на Виктория-Террассе, он первым делом стал разглядывать фотографии, грудой лежащие у него на столе. Особое внимание он обратил на фотографии людей, посетивших дом Бранда в день убийства. Несмотря на то, что смерть сильно изменила черты фру Лехманн, лицо ее показалось Рудольфу знакомым.

Чутье не подвело его. Фру Лехманн – нет, он не ошибся – в прошлый четверг заходила в дом Бранда, как раз в этот день его и убили.

Рудольф взял телефонную книгу и позвонил Албректсену, который все еще был в квартире фру Лехманн. Потом он попытался дозвониться до Ларсвеена, начальника отдела наркотиков, но безуспешно. Написав ему короткую записку, Рудольф оставил ее у него на письменном столе и наконец поехал домой.

30

Ночью Рудольф никак не мог заснуть. Часы пробили час, два, три. Устав ворочаться с боку на бок, он встал и хотел тихонько выйти в гостиную, но Магда проснулась.

– Я все время ломаю себе голову над одним вопросом, – признался он, когда Магда поинтересовалась, что с ним происходит. – Знаешь, я никак не могу поверить, чтобы у шестидесятилетнего мужчины столько лет продолжался роман с замужней женщиной, матерью шестерых детей. Я понимаю, если б она была молодая. Возьми, например, Карстена. Ему пятьдесят, но на женщину старше тридцати пяти он и смотреть не станет. Я видел Маргит Тартани. Ничего привлекательного в ней нет. И еще. Если Бек все эти годы так любил Маргит, почему он вдруг решил обвинить ее в вымогательстве? У него нет никаких доказательств, что она оказывала на него давление. Он даже не помнит, где в Амстердаме покупал бриллианты на десятки тысяч крон! Ты можешь мне объяснить, для чего он вообще признался в спекуляции валютой и незаконном провозе драгоценностей?

– Я разогрею тебе молока, Рулле. Ночью ты все равно ни до чего не додумаешься.

От теплого молока Рудольф не отказался. Он пошел с Магдой на кухню и подождал, пока она налила ему в кружку горячего молока. Потом они вернулись в гостиную.

– Знаешь, что мне это напомнило? – снова заговорил Рудольф. – Один человек привез из Лас-Пальмаса целый чемодан водки и сигарет. На таможне он признался таможеннику, что везет с собой лишний блок сигарет. Ему предложили уплатить за них пошлину, на что он покорно согласился. И таким образом благополучно провез весь незаконный груз.

– Что же, по-твоему, Бек хочет скрыть от вас при помощи такого маневра?

– Вот этого я и не знаю! Я не сомневаюсь, что все эти годы Бек и Маргит Тартани поддерживали какие-то отношения, но не верю, что между ними была любовная связь. Значит, это были деловые отношения?

– Не одно, так другое, – сдержанно заметила Магда. – В их родственную привязанность друг к другу ты, наверно, не веришь?

Несмотря на усталость, Рудольф улыбнулся.

– Бек знал, что мы прилетели в Осло вечером в среду. Лиллиан безусловно рассказала ему, что Харри Халворсен помещен в больницу «Уллевол». Я не сомневаюсь, что его должны были убить вместе с остальными водителями. Он чудом остался жив. Тогда они предприняли попытку задушить его в больнице Святой Марии Магдалины. Фру Халворсен тоже хотели убить. Если бы не приезд Лиллиан, ее уже не было бы в живых. Сама понимаешь, я не стал бы заходить к ней, вернувшись из Фоджи около двенадцати.

– А зачем им понадобилось убивать фру Халворсен? – спросила Магда.

– Возможно, она знает что-то, сама того не подозревая. А это важно для раскрытия всего дела.

– Надеюсь, Рулле, вы ее охраняете?

– Конечно. Но вот Бранд. Почему его убили только в прошлый четверг? Почему не сразу, когда стало известно, что Харри Халворсен жив? Означает ли это, что Бранд был оставлен в живых только потому, что чем-то пригрозил им? Например, что передаст нам список фамилий?… Предположим, его квартиру обшарили еще в среду, пока он был на работе. Это его напугало, и в четверг он решил остаться дома. На работе он не был, это проверено. Он позвонил и сказал, что заболел. Наверно, он был хорошо знаком с фру Лехманн, если не побоялся впустить ее в квартиру? Какие у них были отношения? Предположим, у нее был список всей цепочки. Или сети. Или организации, это как угодно. Она принесла его с собой и сама сделала отметки в телефонной книге Бранда. В том, как они сделаны, чувствуется женская рука…

– Подумаешь! Бранд тоже накручивал волосы на бигуди, – напомнила Магда.

Не обратив внимания на эти слова, Рудольф продолжал рассуждать:

– Если отметки в телефонной книге сделала фру Лехманн, причем уже после того, как в квартире Бранда был учинен разгром, наверно, она считала, что это каким-то образом застрахует ее жизнь. В списке значится двадцать один человек. Ларсвеен говорит, что это очень много. Отмечены только городские телефоны и ни одного пригородного. Никто из тех, кого посещала фру Стенстад, в списке Бранда не значится.

– Ну хорошо, а при чем тут трейлеры? – вставая, спросила Магда. – Ладно, ты как хочешь, а я ложусь!

– Я тоже! – Рудольф допил молоко и поставил кружку на стол.

Магда права. При чем здесь трейлеры?

31

В понедельник утром Рудольф обнаружил у себя в кабинете записку от Карстена. Было всего десять минут девятого, Карстен уже уехал беседовать с Лауритценом, тем самым шофером, который два года назад поменялся рейсом со Свендбергом. Лауритцен только в воскресенье вечером вернулся домой из длительного рейса.

Рудольф принес себе чашку кофе и по дороге посмотрел на себя в зеркало. Глаза воспалены. Вид усталый. Так и должно быть – он спал не больше двух часов.

Все утренние газеты писали о пропавших трейлерах. С фотографий на Рудольфа глядели Бранд и Тико. Газеты призывали читателей сообщить в ближайшее отделение полиции, если они располагают какими-либо сведениями об этих людях.

Чтобы прогнать сонливость, Рудольф принес себе еще чашку кофе. Пока он пил, к нему пришел Ларсвеен, начальник отдела наркотиков, со вчерашним списком.

– Ну, Рудольф, дело закрутилось. Каждому по этому списку мы показываем фотографии людей, побывавших в доме Бранда. Одновременно проверяем, нет ли среди них этих сфотографированных. Лица, получавшие наркотики от Гюндерсена через старую фру Стенстад, подвергаются новой проверке. Их тоже знакомят с фотографиями. В квартире фру Лехманн ничего не нашли. Если Бранда застрелила она, значит, ей удалось избавиться от оружия. Звонил My, обещал до обеда написать заключение. Экспертиза показала, что фру Лехманн тоже умерла от павулона. Доктор My прежде всего сделал проверку на этот яд. Поэтому так быстро получен результат.

Позвонил дежурный. Пришла фрекен Виндалсму, немного раньше назначенного срока. Ларсвеен ушел.

Фрекен Виндалсму рассказала, что познакомилась с фру Лехманн во время туристской поездки в Лас-Пальмас. У них оказалось так много общих интересов, что их дружба сохранилась и после поездки. Фрекен Виндалсму до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что фру Лехманн нет в живых.

Они обе были горячие поклонницы театра, любили оперу. Встречались раза три или четыре в неделю.

Фрекен Виндалсму не знала ни откуда приехала фру Лехманн, ни ее девичьей фамилии. Как звали ее мужа, она тоже не знала.

В общем, она знала не так уж много.

А управляющий Арнтсен – и того меньше.

Фотография племянницы Маргит Тартани не пришла с утренней почтой. Рудольф уже знал об этом к тому времени, когда ему позвонил Кантагалли.

– Прошу прощения, синьор Нильсен. В пятницу моя секретарша заболела и отпросилась домой, но я был уверен, что она успела отослать вам фотографию Катрины. Сегодня она вышла на работу, и я, к своему ужасу, увидел у нее неотправленную фотографию. Я сейчас же лично высылаю ее вам. Срочной почтой. Как у вас дела?

– Постепенно все начинает проясняться. – Рудольф рассказал Кантагалли про Бека. – Я не верю его признаниям в спекуляции валютой и вывозе бриллиантов. Мне все больше и больше кажется, что таким образом он хочет прикрыть другое, более крупное преступление. Не верю я, что Маргит Тартани шантажировала его.

– Наконец-то! – радостно воскликнул Кантагалли. – Я чувствую, у вас начинают открываться глаза. Между прочим, как себя чувствует ваша раненая?

– Я навещу ее после обеда. – Рудольф рассказал Кантагалли о фру Лехманн. – У нас тут повальная эпидемия убийств. Самое удивительное, что, расследуя дело о пропавших трейлерах, мы то и дело сталкиваемся с чем-то очень похожим на организованный привоз и сбыт наркотиков. Я прихожу к мысли, что одно связано с другим. Вспомните, Тико пытался застрелить женщину, которая убила Халворсена! О Тико я вам уже рассказывал. Он организовал у нас сбыт наркотиков. Мы знали, что он состоит в той организации, о которой вы говорили мне в Бриндизи. В свое время мы испытали огромное облегчение, когда он, отсидев свой срок, покинул Норвегию. Когда и каким образом он снова вернулся в Осло, нам еще неизвестно.

– Почему вы считаете, что он имел отношение к этому делу, синьор Нильсен? Его могли использовать просто как наемного убийцу.

– Разумеется! – Рудольф помолчал. – Мне кажется, нас ослепила стоимость груза, который везли трейлеры. Семнадцать миллионов двести тысяч крон – огромные деньги, однако в наши дни это не такая уж астрономическая цифра. Вы согласны? А что, если похитители трейлеров вообще охотились не за грузом, а за водителями?

– За водителями? – Кантагалли растерялся. – Помилуйте, синьор Нильсен, разве для того, чтобы убрать неудобных людей, обязательно похищать трейлеры? Можно придумать более простой способ.

– Конечно, можно, – согласился Рудольф. – Но для отвода глаз…

– А зачем вообще кому-то понадобилось убивать четырех водителей?

– Халворсен успел рассказать нам, что все они знали о побочном бизнесе Гюндерсена. Каким-то образом Гюндерсену удалось внушить своим товарищам, что через его руки проходит очень незначительное количество наркотиков. Но если представить себе, что эта контрабанда имела большой размах? И при этом кто-то обнаружил, что трое товарищей Гюндерсена посвящены во все? Этого достаточно, чтобы Гюндерсен был обречен. Ведь он лишился доверия!

– Но это уже совершенно новый взгляд на дело, – медленно, взвешивая каждое слово, произнес Кантагалли.

– Если все обстояло именно так, поведение Бека легко понять. Возможно, он боится, что его убьют. В таком случае он предпочел тюрьму смерти!

– Но почему ваши трейлеры были похищены именно в Италии? Не понимаю, зачем впутали в это дело мою страну?

– Наверно, потому, что в Италии уже было похищено десять трейлеров.

– Какой циничный расчет, правда?

– Безусловно. Но мы с вами знаем, что торговлей наркотиками занимаются только циничные люди. За последние годы в Норвегию переправлено наркотиков на много миллионов крон. Те семнадцать миллионов двести тысяч крон, которые так поразили наше воображение, лишь капля в море по сравнению с тем, что эти люди наживают на несчастье других. Графопостроители тут, скорей всего, ни при чем. Трейлеры похитили бы, даже если б они везли просто макулатуру!

– Невероятно!..

– Кстати, их уже подняли из каменоломни?

– Тягачи да, а контейнеры похищены.

– Надеюсь, тягачи не оставлены без присмотра?

– Они заперты в гараже «Джеронтони».

– Хорошо бы вы их осмотрели. Меня интересует, нет ли в них тайников, куда можно было бы прятать наркотики.

– Naturalmente! Но, по-моему, это нелогично. Если бы в тягачах были тайники, преступники сожгли бы тягачи!

– Возможно, вы правы. Но посмотреть все равно надо. А что касается фотографии племянницы Маргит Тартани, можете ее не присылать. Я решил сам приехать в Бриндизи и лично побеседовать с синьорой Тартани. Она все еще не знает, где сейчас находится ее племянница?

– Нет, – угрюмо буркнул Кантагалли, но тут же оживился. – Я рад, что вы решили приехать, синьор Нильсен. Вы понимаете, мне крайне неприятно по долгу службы допрашивать своих друзей. Мария наверняка не откажется побеседовать с вами. И тогда вы убедитесь, что она не имеет никакого отношения к этому преступлению. Когда вы приедете?

– Постараюсь завтра вечером. Будьте добры, закажите мне номер в «Альберго континентале».

– С удовольствием. На какой срок?

– На три-четыре дня. Дольше я вряд ли смогу пробыть у вас. – Рудольф помолчал. – Так вы распорядитесь, чтобы тягачи обследовали уже сегодня? Мне не терпится узнать результат. Я сейчас позвоню в Милан Франкоболло, расскажу ему свои предположения и попрошу его разузнать о Донати все, что возможно.

– Я все для вас сделаю, синьор Нильсен. A domani sera![20]

Через полчаса Рудольф уже беседовал с главным следователем миланской полиции, тот выслушал его, не перебивая.

– Очень интересно, – сказал он наконец. – Между прочим, я пришел к такому же выводу, и главным образом потому, что в этом замешан Донати.

– Видно, ваш Донати известная личность?

– Почему вы так решили?

– Так мне показалось. Я только что беседовал с Кантагалли из Бриндизи. Кстати, я завтра туда вылетаю. Если я вам понадоблюсь, вы найдете меня в отеле «Альберго континентале». Я сказал Кантагалли, что собираюсь просить вас серьезно прощупать этого Донати. Кантагалли даже не спросил меня, кто это такой, из чего я заключил, что Кантагалли знает либо его, либо о нем.

– Знакомству с Донати я не завидую. – Франкоболло отрывисто засмеялся. – Счастливого путешествия!

Они попрощались.

Карстен вернулся недовольный.

– Я думал, что уже никогда не разделаюсь с этим Лауритценом! Мы с ним проговорили несколько часов, и только перед самым уходом мне удалось из него вытянуть, что в тот день, когда Свендберг должен был везти косилки, он был с похмелья и побоялся взять на себя ответственность за ценный груз. Лауритцен считает, что Свендбергу захотелось поспать и он свернул с дороги. Пока он спал, кто-то набрел на его машину и решил обчистить контейнеры. Ведь мало кто знает, что макулатуру тоже вывозят за границу. Все думают, что трейлеры везут только ценные грузы. Больше я ничего не узнал, хотя и угробил несколько часов.

В тот же понедельник без пяти пять, когда Рудольф уже собирался покинуть свой кабинет, зазвонил телефон.

– Говорит фру Шёгрен. Только что мне стало известно одно обстоятельство, которое я должна немедленно сообщить полиции. Но не по телефону!

– Где вы живете, фру Шёгрен? – спросил Рудольф, невольно вздохнув, но тут же у него на лице появилось озабоченное выражение. – Через двадцать минут буду.

Фру Шёгрен жила в том же доме, где Бранд.

И даже на том же этаже.

Рудольф доехал до Киркевейен за пятнадцать минут, поставил машину в переулке и вбежал в подъезд. Фру Шёгрен встретила его на площадке у лифта. Она была высокая и такая худая, что это ее портило. На вид ей было около пятидесяти.

– Это касается не меня, а мамы, – шепотом сказала она. – Брат привез ее ко мне всего час назад. Вот уже два года, как мы поместили отца в клинику для хроников, и с тех пор мама живет то у брата, то у меня. Только что она ездила с братом в Данию и потому не читала норвежских газет. Она не знала, что Бранд… умер.

Рудольф выразительно посмотрел на открытую дверь квартиры, но фру Шёгрен не заметила его взгляда.

– Моя мама еще очень бодрая женщина, – продолжала рассказывать фру Шёгрен, стоя на площадке. – Вернувшись домой, она первым делом захотела узнать все новости. И конечно, я рассказала ей о Бранде. «Ну и дела!» – воскликнула она. Мама всегда так выражает свое удивление. И тогда она рассказала мне…

Рудольф выжидающе смотрел на фру Шёгрен. Она как будто не знала, с чего начать.

– Сегодня я отпросилась с работы, потому что не знала точно, когда приезжает мама. Они ездили в Данию на машине…

– Я вас слушаю.

– Так вот, однажды, когда я была на работе, к нам пришел Бранд. Мама была одна. Он сказал ей, что уезжает, и попросил об одолжении: ему в наследство досталось кое-какое серебро и он боится оставлять его в пустой квартире. Поэтому он просил маму взять это серебро на хранение, пока он не вернется. Мама по своей доброте, конечно, не могла отказать. Но Бранд просил ее не говорить об этом никому, даже мне! Узнав, что Бранд умер, мама тут же вспомнила о серебре. Она бросилась в свою комнату и принесла портфель Бранда. Такой старый портфель… Перед отъездом он купил себе «дипломат»… Портфель заперт. Я положила его на стол в гостиной. Пожалуйста, простите мою маму!

Через пять минут Рудольф по требованию старой дамы написал ей расписку в получении портфеля Бранда.

Через семнадцать минут он был уже в кабинете Албректсена.

Под нетерпеливыми взглядами Албректсена, Карстена, Роботтена, Орвика, Харалдсена и других Рудольф вскрыл портфель.

Серебро оказалось героином!

Поздно вечером Ларсвеен, начальник отдела наркотиков, позвонил Рудольфу домой.

– Анализ показал, что это чистый героин. Один килограмм восемьсот пятьдесят граммов!

32

На другой вечер Кантагалли встретил Рудольфа на аэродроме. Рудольф впервые увидел его в штатском. На нем были светло-серые брюки, розовая рубашка с расстегнутой верхней пуговкой и новые сандалии, надетые прямо на босу ногу. По сравнению с загорелым лицом и смуглой волосатой грудью ноги казались неестественно белыми.

– Рад вас видеть, синьор Нильсен! – с такой горячностью воскликнул Кантагалли, что Рудольф испугался, как бы он не бросился его обнимать.

Но Кантагалли лишь схватил руку Рудольфа и выразительно ее пожал.

– Прекрасные новости! – Он так и сиял. – Однако… – он огляделся по сторонам, – не здесь и не сейчас! Я позволил себе заказать нам ужин, который подадут в ваш номер. Вы, конечно, понимаете, что предварительно я тщательно осмотрел весь номер. Не хочу, чтобы наш разговор был записан какой-нибудь подслушивающей аппаратурой. Излишняя осторожность никогда не вредит.

Кантагалли выглядел гораздо моложе, чем в прошлый раз. Держался свободно. Как победитель. Высокомерие слетело с него. Он был как мальчишка.

Рудольф поддался его настроению. Первый раз после пропажи трейлеров у него было так легко на душе.

Кантагалли сам вел машину. Они ехали вдвоем.

– Это моя машина, – сказал Кантагалли. – Но о делах мы все-таки поговорим не здесь, а в вашем номере.

Рудольф с улыбкой откинулся на спинку сиденья, ему не терпелось узнать приятные новости. Кантагалли вел машину уверенно и быстро, это не мешало ему болтать о всяких пустяках, в том числе он выразил надежду, что на этот раз непременно покажет Рудольфу Замок. Как только они приехали в отель, Кантагалли распорядился, чтобы им сразу же подали ужин.

– Вы, наверно, хотите сначала умыться после дороги? – спросил он, когда официант удалился. – А я тем временем приготовлю нам выпить за встречу!

Рудольф ушел в ванную и долго ополаскивал лицо холодной водой. В комнате его уже ждало виски с содовой. Он сел, и Кантагалли поднял свой стакан:

– Alia vostra salute,[21] синьор Нильсен! Benvenuto a Brindisi![22]

Рудольф с улыбкой тоже поднял стакан. Украдкой он взглянул на часы. Десять минут одиннадцатого. Долго еще Кантагалли намерен испытывать его терпение?

– Начнем с омаров! – Кантагалли сам разложил еду по тарелкам и налил в бокалы белое вино. – Расскажите мне, как поживает наша бритая подруга. – Он скривился. – Бритая женщина! Это же карикатура! Вы ее еще не допрашивали?

– Нет. – Рудольф отпил немного вина. – Вчера у нас была неплохая находка. Мы нашли почти два килограмма чистого героина!

Кантагалли присвистнул.

– Вот это да! Как же вы его нашли!

Рудольф рассказал ему всю историю.

– Гм! Неплохо! И это вас окончательно убедило, что все сводится к контрабанде наркотиками? – Кантагалли позволил себе улыбнуться. – Боюсь, я не смогу разделить вашу уверенность. Хотя бы по той причине, что я нашел организатора похищения с итальянской стороны. Он утверждает, что они охотились именно за графопостроителями.

– А как тягачи? Вы их уже проверили?

– После такого признания я счел, что в этом нет необходимости.

– И кто же это… организатор?

– Бертелли!

– Что же заставило его признаться в похищении?

– Достаточно было сказать, что вы едете в Бриндизи.

Рудольф был совершенно сбит с толку.

– Но ведь несколько дней назад я тоже был здесь!

– Да, но тогда директор Бек был еще на свободе.

– Значит, главным организатором с норвежской стороны был Бек?

Кантагалли кивнул. Он переменил тарелки.

– Божественное мясо! Надеюсь, вы любите не сильно прожаренное?

– Да-да. Спасибо. А что Маргит Тартани?

На мгновение взгляд Кантагалли омрачился, но тут же снова стал ясным.

– Я сказал ей, что директор Бек представил доказательства, будто она в течение нескольких лет вымогала у него драгоценности. И когда я к тому же сообщил ей, что вы сегодня прилетаете в Бриндизи, чтобы лично допросить ее, она не выдержала и призналась во всем.

Рудольф был ошеломлен:

– Вот это новости! Но не могли же они только вдвоем все организовать!

Кантагалли понизил голос:

– Мафия! Пока я еще не знаю, каким образом Мария оказалась связанной с La Famiglia. To, что с нею связан Бертелли, меня не удивляет. Это известный дурак. – Кантагалли наполнил бокалы красным вином. – Нам следовало заказать шампанское. У нас сегодня праздник!

– Спасибо! Я и так уже выпил больше, чем нужно. – Рудольф чувствовал легкое опьянение.

– За ваше здоровье! – Кантагалли поднял бокал.

– И за ваше! – Рудольф отставил свой бокал и вернулся к интересующему его разговору. – Я все-таки не понимаю. Мне всегда казалось, что мафиозо неуловимы.

– Для Луиджи Кантагалли нет ничего невозможного!

Кантагалли снова налил вина.

– Спасибо. Мне, пожалуй, пора остановиться. Я не привык много пить.

– Забудьте про свои привычки. Сегодня мы наслаждаемся жизнью. Как-никак мы с вами празднуем победу! Но я что-то чересчур расхвастался своими подвигами. Расскажите мне, что делается у вас на севере?

– Я не отказался бы от кофе.

– Сейчас подадут. А пока, пожалуйста, десерт. Сыр? Фрукты?

– Благодарю вас, мне только кофе.

– С коньяком! – Кантагалли налил Рудольфу коньяк прежде, чем тот успел отказаться. – Коньяк помогает думать. Я всегда это говорю.

– Сейчас мне уже ничто не поможет! – признался Рудольф.

Ему вдруг очень захотелось спать.

– Мы говорили с вами о бритой женщине. Как вы считаете, она выживет?

– Непременно! И когда поймет, что нам про нее известно, я думаю, она сама все расскажет. И кто поручил ей убить Халворсена, и какую роль играли во всем Тико и фру Лехманн. – Рудольф давно уже не чувствовал себя таким оптимистом. – Мы убеждены, что это она ехала с водителями трейлеров. Так что придется ей рассказать и про это похищение. Я по-прежнему считаю, что контрабанда наркотиков играла в похищении не последнюю роль. Никак не могу избавиться от этой мысли. Вчера я разговаривал с Франкоболло, и он признался, что тоже…

Рудольфа окутал блаженный мрак.

33

В среду ровно в двенадцать сорок Рудольф проснулся от громких голосов, смеха и звона бокалов. Он приоткрыл глаза и увидел незнакомых людей. Рудольф не сразу сообразил, где он и что произошло. Постепенно события предыдущего дня ожили в его памяти. Рудольф попытался сесть, но этого ему делать не следовало. Все поплыло у него перед глазами, и он со стоном уронил голову на подушку.

– Проснулся! – весело воскликнул кто-то. – Наконец-то!

Грузный человек пододвинул стул к постели Рудольфа и уселся рядом с ним.

– Как вы себя чувствуете?

– Хуже не бывает!

Незнакомец расхохотался.

– Я Франко Франкоболло! До сих пор я имел удовольствие слышать ваш голос только по телефону. Рад познакомиться с вами, синьор Нильсен. Вы долго спали, хотя и не совсем спокойно. Мы все время наблюдали за вами. – Он кивнул в сторону трех мужчин и одной женщины. – Мои коллеги из Милана. – Он представил их по именам, которые Рудольф тут же забыл. – Мы отмечаем одно событие, но вам, по-моему, сегодня не до вина. Сейчас мы дадим вам стакан «фернет бранка» и вы сразу почувствуете себя бодрее!

– Какое же событие вы отмечаете?

– С вашей легкой руки мы значительно продвинулись в одном деле, на которое потратили не один год. Это надо отпраздновать!

– С моей легкой руки? – Рудольф вздохнул. – Я вчера позорно заснул во время разговора с Кантагалли. Правда, я не привык пить и две недели почти не спал, – добавил он в свое оправдание.

Франкоболло подал ему стакан «фернет бранка».

– Выпейте, вам станет лучше.

– А как вы оказались в Бриндизи?

– Из-за вас! Благодаря вам мы подцепили здоровенную рыбину!

– Да, Бертелли! Кто бы мог подумать?

– Забудьте все, что вам вчера наговорил Кантагалли. Он хотел напоить вас до бесчувствия, и это ему удалось. В вашем вине был метридан. Это снотворное в сочетании с алкоголем может свалить надолго и более крепкого человека, чем вы.

Рудольф был потрясен.

– Напоить меня? О господи! Теперь я начинаю кое-что понимать! Но зачем ему это понадобилось?

– Хотел узнать, насколько успешно ведется следствие в Норвегии. Поняв, что петля затягивается, он решил бежать. План побега был подготовлен заранее, но Кантагалли откладывал побег до последней минуты.

– Откуда вам это известно?

– Мы находились в соседнем номере, синьор Нильсен. Весь ваш разговор с Кантагалли записан на пленку. Мы заняли номер вчера утром и следили за каждым шагом Кантагалли. Нам было известно, что перед вашим приездом он самым тщательным образом осмотрел весь номер. Когда он уехал на аэродром встречать вас, мы принялись за работу. Успели даже установить небольшую камеру! – гордо сказал Франкоболло.

– Я вас не совсем понимаю. Чего испугался Кантагалли? Ведь следствие в Норвегии почти не сдвинулось с места!

– Но Катрина Монтефиори жива! Вы сами сказали, что она расскажет все, как только немного оправится.

Рудольф наморщил лоб.

– Я говорил о бритой женщине. Мы не знаем, кто она. Во всяком случае, не племянница Маргит Тартани, потому что она брюнетка.

– Это и есть Катрина Монтефиори.

– Не может быть. В прошлый раз Кантагалли сказал мне, что племянница Маргит Тартани настоящая северная красавица: высокая, стройная, белокурая!

– Он просто хотел ввести вас в заблуждение. Маргит Тартани так боится за свою племянницу, что хоть сейчас готова дать показания. Она ее любит больше, чем родных детей. Сама мне в этом призналась. Не удивляйтесь!

– Но, синьор Франкоболло…

– Зовите меня просто Франко!

– Хорошо… Спасибо… Я еще плохо соображаю. Куда хотел бежать Кантагалли? Откуда вы столько знаете о Маргит Тартани?

– Выпейте еще «фернет бранка»! – добродушно засмеялся Франкоболло, но тут же стал серьезным. – Мне следовало давно вам сказать, что я вообще-то работаю в римской уголовной полиции. Четыре года назад меня откомандировали в Милан, чтобы прощупать Кантагалли. Нам было известно, что наркотики поступают с Востока через Турцию и Грецию в Бриндизи. Из Бриндизи их переправляли дальше. В Амстердам. В Копенгаген. Но мы не могли понять, каким образом это делалось. У нас крепло убеждение, что тут замешан Кантагалли, но улик против него не было. Время от времени мы устанавливали за ним наблюдение, но безрезультатно. Вчера вы спросили у него, распорядился ли он, чтобы осмотрели тягачи. Сегодня утром мы сами их осмотрели. Под капотами двигателей мы обнаружили металлические ящички, неизвестно для чего предназначенные. В них было очень удобно перевозить наркотики.

– Значит, цель похищения трейлеров – убийство водителей?

– Несомненно! – Франкоболло встал. – Я хотел налить вам еще «фернет бранка» и заболтался. Это на меня похоже! – Он подал Рудольфу стакан с темным горьковатым напитком и сказал: – Могу поклясться, что вы сейчас ломаете себе голову над множеством вопросов. Не надо! Лучше порадуйтесь нашим успехам. Я вам уже сказал, что потратил на это дело не один год, и считал, что потрачу еще столько же. Лишь бы схватить Кантагалли с поличным!.. И вдруг нам помогает, кто бы вы думали, норвежский следователь!

Рудольф чуть не вскочил с постели.

– При чем тут я? Объясните же наконец! Что я такого сделал? Ничего не понимаю!

Франкоболло долго и пристально смотрел на него.

– Вы подали мне мысль, синьор Нильсен. Вчера по телефону вы мне сказали, что поставили Кантагалли в известность о том, что хотите попросить меня вплотную заняться Донати. Он не спросил вас, кто такой Донати, и на этом основании вы сделали вывод, что Донати личность известная. Помните наш разговор? Я же из всего этого сделал другой вывод и серьезно взялся за Донати, который очень быстро во всем признался… А теперь прервем наш разговор. Вам нужно принять ванну и поесть. Нам с вами предстоит еще долго работать вместе. – Франкоболло посмотрел на часы. – Я заказал для вас билет на самолет. Он вылетает в три десять.

– Значит, я и на этот раз не увижу Замка?

– Что вы сказали? Я не понял.

– Ничего особенного.

Рудольф улыбнулся.